Саша, Саня, Шура Дарья Волкова
        Саня - специалист в области спутникового интернета с жизненным принципом - «Первым делом, первым делом самолеты». У Саши за плечами болезненный развод и один на двоих, уже формально чужих друг другу людей, ребенок. Саня - трехкратный чемпион федерального округа по триатлону. У Саши после развода жизнь трещит по швам. Их встреча началась с того, что он увидел ее голой, а закончилась, конечно, в постели. А дальше им пришлось разбираться с последствиями того, что они натворили.В общем, как поется в одной лирической песне - «Просто встретились два одиночества, развели на дороге костер, а костер разгораться не хочет...» А потом - вспышка, пламя, взрыв. Любовь, свадьба, дом, дети, собака.
        Дарья Волкова
        Саша, Саня, Шура
        Аннотация
        Саня - специалист в области спутникового интернета с жизненным принципом - «Первым делом, первым делом самолеты». У Саши за плечами болезненный развод и один на двоих, уже формально чужих друг другу людей, ребенок. Саня - трехкратный чемпион федерального округа по триатлону. У Саши после развода жизнь трещит по швам. Их встреча началась с того, что он увидел ее голой, а закончилась, конечно, в постели. А дальше им пришлось разбираться с последствиями того, что они натворили.В общем, как поется в одной лирической песне - «Просто встретились два одиночества, развели на дороге костер, а костер разгораться не хочет...» А потом - вспышка, пламя, взрыв. Любовь, свадьба, дом, дети, собака.
        Глава 1. Не успела Саня оглянуться, как дурочкой стала.
        В камине весело горел огонь и создавал уют. Как создавали его и солидные тяжёлые столы и стулья темного дерева, обитые кожей диваны и кирпичные стены. В углу большого помещения призывно поблескивал бутылками и носами пивных кранов бар. А слева, в открытый проем гостеприимно расстелил зеленое сукно бильярдный стол.
        В помещении было тихо. Лишь потрескивали поленья в камине. Да периодически раздавались мерные шлепающие звуки.
        Издавал их человек. Высокий, мощного телосложения и задумчивого вида, облаченный в футболку и свободные шорты до колена, он мерил шагами пространство кают-компании. Именно его ноги, обутые в сланцы, издавали этот мерный шлепающий звук.
        Второй человек в помещении, занятый до того камином, наконец, удовлетворился тем, как разгорелся огонь, приставил кочергу к каминной стенке и обернулся.
        - Сашка, прекрати мельтешить, у меня от твоего чпоканья уже в голове тоже что-то чпокает.
        Человек, к которому обратились, сделал еще несколько чпокающих шагов, замер, заложив руки за спину. И произнес ровно.
        - Поскольку бабы мне не дают, я хожу в сланцах. Чтобы хотя бы звук не забывать.
        Человек у камина после небольшой паузы заливисто расхохотался.
        - Нет, Сашка, это не тебе бабы не дают, это ты бабам не даешь!
        - От перемены мест слагаемых… - зевнул Саша и со вкусом потянулся. - Пойду я, Ген, спать. Все равно делать нечего.
        - Как это - нечего? - Геннадий встал с дивана и прошел туда, где виднелось зелёное сукно. Вернулся он уже с инвентарем. - Я Волобуев, вот мой кий! Давай партеечку, а, Сашка?
        - Нет, - проявил неуступчивость Александр. - Я - спать. Спится у тебя тут исключительно хорошо. Воздух волшебный, что ли.
        - Ну иди, спи, - Геннадий задумчиво почесал кием в затылке и вернул его на месте. - А мне еще Санчеса ждать. Что-то… - озабоченно посмотрел на часы на стене. - Что-то долго нет.
        Саша поднялся по лестнице на второй этаж, стихли его шаги. Геннадий в очередной раз взял телефон, набрал номер. Абонент не доступен. Значит, Санька уже вне зоны покрытия сотовой связи. Может, рация сможет достать? И словно в ответ на его беспокойные тревожные мысли рация, стоящая на барной стойке, ожила. Ожила великолепным отборным русским матом.
        ***
        Женская рука с тонким запястьем, опоясанным черным пластиковым ремешком спортивных часов, со всей силы саданула по рулю. Клаксон взревел, но слышать его могли тут разве что птички да лисички.
        - Генрих, мать твою Гертруду!
        - Кстати, Гертруда Карловна передавала тебе привет, - радостно отозвались из рации.
        - Генри, не переводи разговор! Какого ты не сказал, что тут уже зима?! - девушка за рулем еще раз тоскливо оглядела расстилавшееся перед ней белое пространство. - Я взлетаю на последний перевал, а там - снег! А я на лете*, между прочим!
        - Санечка, я сам не знал! - принялась бойко оправдываться рация. - Я приехал еще посуху. А три часа назад резко задуло, похолодало, прилетела туча и разгрузилась. Это же горы, ты понимаешь. Тут все быстро.
        Саня вздохнула и еще раз выругалась - уже безо всякого запала.
        - Ну давай, я эвакуатор вызову из Макарьево? - между тем деловито приложил Гена. - Тимоха, эвакуаторщик, на ходу, буквально сегодня мне звонил. Часа через полтора приедет за тобой, а, Сань?
        - Вот только на эвакуаторах я еще не ездила! - огрызнулась Саня. В рации раздался звук хлопнувшей двери.
        Саня вышла на разведку. Сквозь тонкие подошвы кед выпавший снег холодил ступни. Но его было немного, да и температура все же выше нуля. Девушка смотрела вниз. Начинает темнеть. Огней Генкиной турбазы, конечно, не видно - до нее еще километров тридцать пять дороги, извилистой, как график сложной функции. Саня передёрнула плечами в нейлоновой курточке. В городе еще осень, яркая, желтая, солнечная. А здесь уже в лицо дышит зима.
        Еще раз хлопнула дверь, и рация снова ожила.
        - Попробую сползти. Пока не совсем стемнело.
        - Сань, давай без героизма, - заныл Геннадий. - Дождись Тимоху, так лучше будет.
        - У меня полный привод, сползем.
        - Санька! Ну вот почему ты как человек не можешь, а?
        - Ты за меня переживаешь или за оборудование? - фыркнула девушка и уперлась ногой в педаль тормоза. - Не дрейфь, довезу твои железки в целости и сохранности.
        - Ладно, тогда я пошел растапливать фурако**.
        - И глинта свари!
        - Обижаешь, дитя мое, уже настаивается.
        - Ну все тогда. Благослови, падре.
        - Аккуратнее, Сань.
        - Буду.
        И синий кроссовер медленно тронулся вниз с перевала в присыпанную первым снегом долину.
        ***
        - Ну я в тебе и не сомневался, крошка.
        - Генри, не льсти! И не мельчи!
        - По второй?
        - И по третьей сразу!
        - Была у меня одна дама очень романтичной профессии - нарколог…
        - Не начинай! - рассмеялась Саня, вытягивая свои длинные ноги к камину. - Если бы ты был со мной на этом спуске - ты б сейчас хлестал из горла.
        - Понимаю, - согласился Геннадий. А потом сунул под нос девушке блюдце с нарезанным яблочком. - Но ты все ж закусывай.
        После того, как Саня согрелась, поела не только яблоко и рассказала все свои дорожные приключения, друзья отправились осматривать помещение базы отдыха.
        - Слушай, ну ты тут колоссальный объем работ провернул, - Саня проводит рукой по краю бильярдного стола. - Я в положительном шоке. Как твои инвесторы - довольны?
        - Инвестор никогда не бывает доволен, это азы менеджмента, - хмыкнул Гена.
        - Персонал уже подобрал?
        - Да, осталось закрыть по мелочи - одной горничной не хватает да разнорабочего надо бы еще одного.
        - К открытию готов?
        - Ну вот вы с электриком мне за выходные свет и интернет до ума доведете и можно народ запускать. У меня, собственно, ноябрь на шестьдесят процентов уже выкуплен.
        - Главное, чтобы снег не подвел.
        - Этот никогда не подводит.
        Друзья вернулись в кают-компанию и устроились на диванчике у камина.
        - Саня, девочка моя… - мужские пальцы зарылись в мягкие светлые волосы.
        - Ой, как мне не нравится твой тон, Геннадий, - девушка, тем не менее, милостиво позволяла гладить себе голову, даже склонила в сторону шею. - Нутром чую - сейчас будешь вспоминать, как ты в детстве сажал меня на горшок и вытирал мне жопу.
        - Какая же ты неромантичная, девочка моя.
        - Твое воспитание, Геннадий!
        Геннадий расхохотался.
        - С этим не поспоришь. Слушай, Сань, ну ты же без меня все тут знаешь, была раз пять, где и что - все прекрасно помнишь, да?
        - Знаю и помню, - Саня подняла голову со спинки дивана. - К чему клонишь, Генрих?
        - Так я тогда поеду, а? У меня там это… дела… в городе.
        Саня несколько секунд изучала друга взглядом красивых голубых прозрачных и очень проницательных глаз.
        - У тебя новая баба, - вынесла она вердикт. И потянулась за хайболом.
        - Она не баба!
        - Она фея, ага, - Саня сделала глоток. - Генка, сколько раз ты влипал в неприятности из-за своего неугомонного либидо?
        - Я делаю выводы и учусь! - принялся оправдываться Геннадий.
        - По крайней мере, она не замужняя?
        - Нет! Гертрудой Карловной клянусь!
        - Ну хорошо, - Саня сделал еще глоток. Спиртное начало оказывать свое действие и сделало обычно несговорчивую девушку более мягкой и уступчивой. Это было только начало удивительных трансформаций нынешнего вечера, но Саня об этом пока не знала.
        - Только это… Сань…
        Голос друга детства и своего в доску парня Генки Брауна был столь несвойственно ему нерешителен, что Саня отставила стакан.
        - Чего? Все белье надо перегладить перед заездом гостей?!
        - Да не, белье все у кастелянши готово, - отмахнулся Геннадий. - Ты это… Сашку заберёшь на обратной дороге, ага? А то он со мной приехал.
        - Сашка? Какой Саш…. - Саня наморщила лоб. - А, это электрик который?
        - Он самый.
        - Заберу, не вопрос, - беспечно согласилась Саня. Положила голову обратно на спинку дивана и блаженно зажмурилась. - Все, вали, пока я добрая и не передумала. - А потом резко открыла глаза и приподняла голову. - Ты как поедешь-то? Или ты переобутый?
        - Переобутый.
        - Ну все тогда, лети, голубь, - Саня снова вернула голову на прежнее место. - Не мешай мне надираться на лоне природы и в одиночестве.
        Однако Геннадий не спешил воспользоваться щедрым разрешением, вставать с дивана и идти собираться. Саня лениво открыла один глаз и обнаружила на лице управляющего комплексом крайне виноватое выражение.
        - Чего еще?
        - Сань, его в Белоярск надо…
        Сане пришлось открывать глаза, садиться и материться.
        - Двести километров крюк, Генри!
        - Должен буду, Санечка!
        - Ты мне и так должен!
        - Вот! - клятвенно прижал лапки к груди Гена. - Приеду - первым же делом тебе деньги оставшиеся перечислю.
        - Вот говорили мне умные люди - не делай бизнес с друзьями…
        - Санечка, ну будь другом, ну очень надо… - заныл Геннадий.
        - Вот и какой ты друг после этого? - вздохнула Саня. - Деньгами покупаешь дружеские услуги?
        - Ну давай я тебе что-нибудь сделаю хорошее, а? - Генка подвинулся вплотную. - Фирменный куни хочешь?
        - Типун тебе на язык!
        - Так он только мешать будет - типун-то. Хотя…
        - Все, вон с глаз моих! - фыркнула Саня. - Вижу - тебе точно надо, все мысли об одном.
        - Люблю тебя, Санечка, сил нет как! - чмокнул Гена свою подругу детства в румяную от близости камина и виски щеку. - Все, помчал.
        - Погоди, - передумала Саня. - У меня два вопроса.
        - Давай.
        - Этот электрик когда мне все сделает, чтобы я могла работать?
        - Завтра к обеду все будет - Сашка мужик исполнительный.
        - Тогда вопрос номер два - где он?
        - Оболенский-то? Дрыхнет, - рассмеялся Гена. - Умаялся в городе да в дороге человек.
        - Электрик Оболенский… - протянула Саня, прикладываясь к бокалу. - Как романтично, - и замурлыкала. - Сантехник Голицын, подайте… ммм…. что там у сантехников бывает…. ну ладно, пусть будут патроны, монтер Оболенский, надеть ордена…
        - Я смотрю, ты в форме, дитя мое, - расхохотался Гена, вставая.
        - Я вообще без формы, падре. Как амеба, - Саня прикрыла глаза. - И предупреждаю, любвеобильный ты мой - я имею большие виды на твой бар.
        - Имей, - рассмеялся Гена. - Альказельцер лежит на том же месте.
        - Вот спасибо, добрый человек, - пробормотала Саня. - Давай, исчезай уже.
        - Исчезаю.
        ***
        Саня смотрела вслед исчезающим в темноте красным габаритам. Вот, наконец, понемногу утихая, совсем перестал слышаться звук автомобильного двигателя. И накатила тишина - глухая, первозданная, могучая. Саня запрокинула голову. Банально, но факт - небо здесь другое. И звезды. Они не ближе. Они просто здесь видны. И пелена спадает с глаз. А главное - с души.
        За этим она сюда и приехала. Скинуть лишнее, перезагрузить мозг. Выдохнуть.
        Саня вдохнула холодного, пахнущий сыростью и снегом воздуха и пошла инспектировать фурако. Но сначала завернула в бар.
        ***
        Спустя час Саня могла с уверенностью констатировать - с поставленной задачей она справилась. Лишнее - скинулось. Саня в первозданной наготе нежилась в горячей воде, периодически выныривая на край купели, чтобы остыть. И чтобы глотнуть глинта, в который Саня для аромата добавила коньяк. Вышло вкусно. А, главное, голову выключило. Наконец-то. И капитально.
        И где-то далеко остался шумный суетливый город, пробки, воздух с выхлопными газами, звонки, проблемы, клиенты-идиоты и партнеры-сволочи. Все слезло. И осталось только огромное темное небо с россыпью звезд, едва угадываемые очертания леса вокруг, а выше - уже невидимые, но чуемые - горы. И кувшин глинтвейна, в который для вкуса и убойности добавлен французский коньяк. Запрокинув голову на бортик и глядя на яркие звезды, Саня отчетливо поняла - это стоило того, чтобы сползать на летней резине с присыпанного первым снегом перевала, обливаясь потом и матерясь.
        В общем, в душе Сани воцарились мир, гармония и покой. В который вдруг нагло вторглась окружающая действительность.
        Вторглась звуком.
        За Саниной спиной открылась, а потом закрылась дверь на задний двор.
        Из живых существ здесь только электрик Оболенский и, возможно, медведи. У которых, может быть, осенняя депрессия, биполярочка и бессонница. Но Саня оптимистично поставила на первый вариант.
        - Александр? - вопросительно произнесла Саня. Вышло отчего-то хрипло и томно. Саня развеселилась. Вытащила из воды руку и, не оборачиваясь, помахала ею. - Добрый вечер.
        - Добрый, - раздалось после паузы приятным, низким, немного хриплым и очень мужским голосом.
        Мир и гармония в Саниной душе вдруг уступили место жгучему интересу. А все потому, что вода горячая, глинтвейн вкусный, коньяк крепкий, а голос - низкий и приятный. Прямо до мурашек. Или от порыва холодного воздуха по шее мурашки?
        А вдруг, ну вдруг - не только голос? А все остальное тоже? Ну и что, что электрик? Саня не была снобом. Да и вообще, в современном мире без электричества никуда. Главное, чтобы человек был хороший. И чтобы высоченный. И с плечами. И чтобы попа была упругая. Да, у Сани были высокие требования к внешним данным. Которым она, между прочим, со своей стороны, соответствовала. Спортивное прошлое давало себя знать. Может быть, только плечи чуть мускулистее, чем положено иметь девушкам, зато все остальное - высший класс. Саня это знала, безо всякого кокетства, просто как факт. Как и то, что к ее отточенной фигуре и вполне симпатичной физиономии прилагался довольно сложный характер. Ибо, как известно, нет в мире совершенства.
        - Прекрасный вечер, вы не находите, Александр? - Саня решила продолжить светскую беседу.
        Ответом ей стало неопределённое хмыканье. Жаль. Голос-то приятный. И тут приятный голос задал вопрос.
        - А где Геннадий?
        - Геннадий? - переспросила Саня. Ей с каждым словом становилось все веселее. Давало себя знать промилле в крови. Алкоголь Санин организм переносил вполне сносно - поэтому и могла себе позволить время от времени отключение головы таким вот проверенным дедовским способом. А вот нейроны головного мозга на алкоголь реагировали непредсказуемо. И в стройной эффектной блондинке мог проснуться кто угодно - алкаш Валера, знающий стопицот похабных анекдотов, или грустный и брошенный пес Хатико. А сегодня, похоже, проснулась шальная императрица. Которая сейчас тем же томным голосом ответила на заданный вопрос: - А Геннадий уехал.
        - Как?!
        - Молча. У него дела в городе. Оставил вас на мое попечение. Велел меня во всем слушаться и исполнять все мои капризы.
        Тишина в ответ была достаточно красноречивой. А Сане становилось все веселее и веселее. Поэтому она великодушно снизошла до человеческих объяснений.
        - Вы, Александр, завтра доделаете электрику. Я настрою спутниковый интернет и вай-фай - и все. Мы садимся в машину, и я отвожу вас в Белоярск. Ясно?
        - Ясно.
        Ответ прозвучал так, что Саня вдруг отчетливо почувствовала, что сейчас снова услышит звук открывшейся и закрывшейся двери.
        - Александр, а вы не желаете присоединиться? - Саня изобразила по водной глади вполне приличную волну. - Водичка исключительная.
        - Спасибо, не хочу.
        - Стесняетесь голой девушки?
        - Просто не хочу.
        Сказал - как отрезал.
        Да он не знает, от чего отказывается! А она не знает, кого уговаривает. Может, и не стоит он ни слова больше. Учитывая Санино фирменное везение, у электрика Оболенского наверняка залысины, пузо и общий вид человека, измученного нарзаном. В общем, хватит разговаривать с ним спиной.
        И шальная императрица Александра Первая обернулась.
        В кои-то веки везение повернулось к Сане лицом, а не как обычно.
        Спасибо! Мой любимый цвет, мой любимый размер.
        Такие габариты ее друг, Генрих Браун, бывший старше ее на три года и ниже на тринадцать сантиметров, называл «шифоньер с антресолями». Сам Генка своего совсем не шифоньерского роста нисколько не стеснялся и не комплексовал, утверждая, что он в корень пошел. Ну да не о Генке сейчас речь.
        Саня оперлась локтями о борт купели и разглядывала… шифоньер. Метр девяносто в высоту точно есть, антресоли - шикарные, широченные, вместительные. Лицо… нормальное лицо. Матушка природа, когда это лицо делала, использовала минимум самых простых инструментов, поэтому получилось без изысков. Но вполне симпатично. Хороший открытый лоб, немного глубоко посаженные глаза, зато уверенный крепкий подбородок и нос без выкрутасов, простой и ровный. В общем, фигура - отпад, лицо - вполне. Портила картину только одна вещь. Точнее, две. Отвисшая челюсть и выражение глаз.
        Электрик Оболенский смотрел на Саню ошарашенно. Это если сказать мягко. А если как есть - так практически с ужасом. Саня опустила глаза. Ах, да. Она высунулась из воды практически по пояс, и грудь виднелась над краем купели. Ну так красивая же грудь!
        - Так вот вы какой, корнэт Оболенский…
        - Терпеть не могу эту идиотскую песню, - отчеканил «корнэт». Кажется, он справился с первым шоком, и теперь удивление на его лице уступило место хмурому выражению.
        - Хорошо, не буду петь, - покладисто согласилась Саня. Она опустилась в воду чуть ниже. Во-первых, грудь мерзнет. Во-вторых, мужчина нервный. - Так что смело залезайте.
        Он смотрел на нее все так же мрачно.
        - Спасибо, я не большой поклонник принятия ванн на улице в плюс пять по Цельсию, - он повел своими великолепными плечами в темно-оранжевой флиске.
        - А вы пробовали? - вкрадчиво поинтересовалась Саня. В ней пробудился он. Нет, пока не тот он. Пока - спортивный азарт. Побуждающий любой ценой добиться своего.
        - Не пробовал и не хочется, - Александр Оболенский - явно сама неуступчивость и несговорчивость.
        - Вы просто боитесь, что я начну к вам приставать, верно? - самым что ни на есть светским тоном поинтересовалась Саня. Оболенский открыл рот, но что сказать, видимо, не придумал. Поэтому снова закрыл. А Саня продолжила. - Не переживайте, Саша, у нас как в сказке про Золушку. До полуночи я совершенна безопасна.
        - Там вроде как-то иначе было - в той сказке.
        - Признаю - я не сильна в сказках, - Саня беспечно махнула рукой, а потом, протянув ее, взяла с подставки стакан и сделала щедрый глоток. Оболенский наблюдал за ее действиями с явным интересом. И с некоторой опаской. - Но сути это не меняет. До двенадцати вы можете совершенно не переживать за свою невинность и смело поплескаться со мной.
        - За мою… - он прокашлялся. - Что?
        - За ваш благоуханный цветок невинности, - Саня понятия не имела, откуда берется в ее голове вся эта чушь, но с большим удовольствием ее несла. - Я могу даже закрыть глаза, чтобы не смущать вашу наготу.
        Он некоторое время молча смотрел на нее. Потом перевел взгляд на кувшин с глинтвейном, на бутылку коньяка, красовавшиеся на подставке рядом с купелью.
        - Все ясно, - он изобразил кивок, не посрамивший бы любого корнета. - Хорошего вечера.
        Развернулся и пошел к двери.
        У Сани кровь прилила к щекам. И это не горячая вода и не алкоголь. Тоже мне, нашелся тут… руссо туристо, облико морале… Больно надо… Ну и вали… только настроение испортил. И тишину.
        Она тоже повернулась к нему спиной, прижалась лопатками к мокрому теплому дереву. За спиной щелкнул замок.
        - Трус.
        Замок щелкнул еще раз. Ушел или нет?! Да какая к черту разница? Саня, не оборачиваясь, протянула руку за стаканом. Шарила - и все никак не могла нащупать. Пока ей стакан не сунули прямо в руку.
        А когда на борт купели легла мужская рука - Саня зажмурилась. Как и обещала. Но совсем не поэтому.
        ***
        Он разделся. Совсем - это было видно сквозь воду по одному краткому взгляду. Но и только - Саня не могла себе позволить пялиться на его пах долго. Кажется, она вообще резко протрезвела. Добивалась, чтобы он разделся и влез к ней в воду. Добилась. Дальше что?
        Не чувствуя вкуса, Саня допила содержимое стакана и отправила его на полку. Александр, устроившийся напротив, лег затылком на бортик, раскинул по нему же руки и прикрыл глаза.
        - А тут и правда здорово, - протянул он - почти мечтательно.
        Да кто бы спорил!
        Вот такой, запрокинувший лицо к небу и закинувший руки на края купели, он казался прекрасным, как языческий бог.
        Четкая линия челюсти, мощная шея, крутой изгиб ключиц и широкая грудь. Мышцы на плечах и руках поднялись валами. Все такое мужское, что прямо запах тестостерона в воздухе витает.
        И Саня поняла, что влипла. Что вот сейчас бы выскочить из купели - и дать деру в свой номер, и там закрыться на всякий случай. Но этого не будет. Алкоголь, ноги ватные, в голове туман, и взгляда оторвать от мужчины напротив - невозможно. И что-то шальная императрица притихла.
        Ох, не к добру…
        Александр поднял голову, только хотел что-то сказать - и поморщился.
        - Что случилось? - Саня не узнавала свой голос. Если до этого он звучал томно, то сейчас… Низко и еще как-то.
        - Шея, - все так же морщась, ответил он.
        - Затекла?
        - Уже неделю ноет.
        - Давай, сделаю массаж.
        Неизвестно, кого эти слова изумили больше.
        - Не думай, я умею, - с удивлением слышала Саня собственный голос. - Меня массажист сборной учил - и даже хвалил. Говорил, что у меня руки правильные.
        К Александру вернулся все тот же взгляд - настороженный и с опаской. Да кого же черта он так Саню боится?!
        Неожиданная мысль, содержащая ответ, вдруг пришла в голову. Женатый, наверное. Ну, точно. Ему тогда реально не по фен-шую с голой девкой в одной лохани плескаться. Снова накатило окно просветления - и Саня бросила быстрый взгляд на руку. Кольца не было. И последовавшее от этого чувство облегчения было таким сильным, что…
        …что…
        В общем, шальная императрица притихла не зря. Готовилась.
        Саня стремительной русалкой взлетела на борт купели, устроилась удобнее, широко развела ноги и приглашающе шлёпнула себя по бедру.
        - Сюда садись, передо мной, спиной. Шейно-воротниковая зона как раз доступна так будет, именно то, что нужно.
        По разгоряченной розовой коже стекали капли воды, и от нее начинал потихоньку подниматься пар. Взгляд Александра двигался снизу вверх.
        Да, сначала он посмотрел именно туда. И временный проблеск сознания, оравшего «Сведи ноги!» - застрял в этом взгляде. Саня под ним словно окаменела. Потом он поднимался выше, и она его буквально чувствовала. Как взгляд Александра двигался по животу, груди, наконец, к лицу. И тут она, наконец, увидела, что у Саши серые глаза.
        А потом, вызвав в фурако настоящее цунами, он двинулся к ней, развернулся спиной и устроился на скамейке между ее ног.
        - Хорошо. Спасибо. Давай.
        Давай. Давай, блин! А у Сани кружится голова - от перепада температур и от глинтвейна с коньяком. А, там еще был до этого виски. Ох мать моя, шальная императрица…
        Глава 2. А без мыла что за мытьё! Так, намокание!
        Но отступать было поздно. И некуда. Разве что свалиться назад, на холодную землю, присыпанную хлопьями снега и сырыми листьями. Но на это тоже надо решиться, а ее, решимости - нет. И, едва слышно вздохнув, Саня положила руки на горячие мокрые плечи. С каждой стороны, наверное, по три ее ладони можно в ряд поставить. Нет, глаза лучше закрыть и сквозь зубы шептать, вспоминая азы массажа. Эта нехитрая терапия помогает. Легчает. И шальная императрица снова притихла. Хотя это, скорее всего, снова не к добру.
        Саня приходит в себя настолько, что замечает, что плечи под ее руками - шикарные, широченные - и при этом совершенно каменные. При таком тонусе мышц и ей не промять, и ему - больно будет.
        - Саш, - она наклонилась к самому уху. - Не напрягай мышцы. Расслабься.
        Вместо желаемого эффекта вздрогнули оба. Он - от ее шепота. Она - от того, как ее грудь куснулась его горячей влажной спины. И это катастрофа.
        - Не сопротивляйся. Позволь мне…
        Это же она про массаж. Про массаж же, да? Да?!
        - Да… - шепчет он. И вдруг откидывается назад, еще ближе, ввинчиваясь своими широченными плечами между широко раздвинутых женских бедер.
        Как Саня не упала в этот момент с бортика на землю - это отдельный вопрос. Голова предательски все сильнее кружилась, пальцы слушались плохо и, кажется, дрожали. А Саша решил подлить масла на сковороду Саниных мучений. И начал тихонько постанывать от удовольствия. Мышцы и в самом деле под руками стали мягкие и пластичные. Но теперь уже у Сани не доставало сил, чтобы их разминать. Потому что другого хотелось. Гладить. Целовать. И прочее, и прочее, и прочее.
        Конец Саниным мучениям положил климат. Она просто-напросто замерзла. Сначала, разогретая горячей водой, она не чувствовала холода. Потом вообще стало не до температуры окружающей среды. Но природа взяла свое. И к дрожи пальцев добавилась дрожь всего тела, покрывшегося гусиной кожей. Именно в этот момент снова проснулась шальная императрица. Как всегда, чтоб ее, вовремя!
        - Подвинься, - Саня легонько толкнула мужское плечо. Саша, разомлевший от массажа, послушно сдвинулся к краю скамьи. И Саня скользнула в образовавшийся зазор.
        А вот теперь случилась настоящая катастрофа. Женское тело скользнуло вдоль мужского, грудью, животом, лоном - вдоль спины. И горячая вода тут же заструилась водоворотами вокруг них. Ноги оказались раздвинутыми еще шире. Саня, зажатая между стеной бочки и мужчиной, всем телом чувствовала его - большого, горячего. И словно окаменевшего.
        Да, блин, я сама в шоке. Но вот теперь деваться было уже точно - совершенно некуда. Разве что утопиться. С горя, от стыда или еще по какой-то надуманной причине. Но вместо этого Саня легла щекой на широкую спину. И обняла руками, прижав раскрытые ладони к мужской груди.
        Вот и все. Карты на столе. Выкручивайтесь, как хотите, корнет.
        Он выкрутился. Вывернулся из ее рук, резко развернулся и… И поцеловал.
        Так Саню никогда не целовали. Властно. Может быть, даже грубо. И как-то по-хозяйски. Словно имел на это все права, причем исключительные. Причем не только на поцелуи.
        И причем таковые права, оказывается, были не только у него на Саню. Но и у нее - на Сашу. Их языки хозяйничали поочерёдно во рту друг у друга, руки тоже не простаивали.
        Катастрофа превратилась в сумасшедший дом. Оба пациента сорвались с катушек одновременно. От их горячих ласк вода начала выплескиваться через край, но они этого не замечали. Только горячая вода, два влажных и горячих тела и жажда друг друга.
        Дело кончилось тем, что Саша не удержался на скользкой и довольно узкой скамейке. И, выпустив Саню, с головой ушел под воду. Вынырнул, отфыркиваясь.
        - Мы так утонем.
        - Мы уже утонули.
        - Еще не совсем, - он приблизил свое лицо к ней, поцеловал - влажно и все так же по-хозяйски. И совершенно неожиданным для такого крупного человека и даже изящным движением перемахнул через борт купели. - Иди ко мне на руки.
        Теперь Санина очередь смотреть на него, голого, с поднимающимся от кожи паром. Она честно пытается смотреть ему в лицо. И молчит.
        - Да, точно, - Саша протягивает руку и сдергивает со стоящей рядом вешалки белый банный халат. - Так ты замерзнешь. Иди сюда, я приму и укутаю.
        - Нет, - Саня отрицательно качает головой.
        - Поздно говорить «нет», - мужские губы трогает усмешка. Не мягкая - упрямая. А девушка в фурако встает во весь свой прекрасный модельный рост.
        - Саша, ты мокрый. У тебя ноги мокрые. Ты можешь поскользнуться, и мы грохнемся оба.
        После паузы он кивает. Протягивает ей руку.
        - Тогда давай сама. Выходи скорей, пока не замерзла.
        - Я уже замерзла, - она подходит к краю купели, и он принимает ее в расправленный халат, окутывает им и мягко опускает на землю.
        - Сейчас согрею.
        И, взяв за руку, быстро ведет к двери на задний двор. По дороге они успели три раза поцеловаться, но все же вспомнили, что дверь надо запереть. На второй этаж - бегом.
        - К тебе или ко мне?
        - Похрен!
        - У тебя в номере кровать двуспальная?
        - Нет, четыре одноместных шконки.
        - Тогда в мой номер!
        Снова целуясь, они ввалились в Санин номер. Упал халат, упало полотенце, две человека упали на кровать. Но ненадолго.
        - Саша!
        - Что?! - тихим рыком, поцелуи спускаются по шее вниз.
        - Саша, подожди меня, я сейчас.
        - Куда?! - уже громким рыком.
        - Надо!
        Вздохнул. И разжал руки. И Саня, не тратя время на то, чтобы прикрыть наготу, помчалась вниз, на первый этаж. Про себя молясь, чтобы презервативы были там же, где и альказельцер.
        Генка не подвел. Стратегический запас имелся. Схватив первую попавшуюся пачку, Саня бегом помчалась обратно наверх. Сердце колотилось в бешеном ритме, отстукивая:
        Если остановиться - то сейчас.
        Ты придешь - а его там нет.
        Он передумал.
        Ты передумай.
        Со сбившимся дыханием она влетела в номер и остановилась, тяжело дыша. Саша сидел, абсолютно нагой, откинувшись на изголовье кровати. И молча смотрел на нее.
        Никогда бы не подумала, что от волнения может подташнивать…
        Саня медленно подняла руку, демонстрируя принесенное.
        - Хорошая девочка, - хрипло пророкотал Саша. - Запасливая. - Он оторвал свою спину от изголовья кровати и сел на пятки. Похлопал по матрасу рядом. - Иди сюда вместе со своим запасом.
        У кровати Саня остановилась. Последние проблески чего-то, что еще противостояло душному чаду вожделения, заставили замереть. Замер и Саша. А потом протянул руку и коснулся кожи под ее грудью.
        - Ты такая красивая, что я глазам своим не верю…
        Он легко потянул ее за руку - и Саня упала. На белые сатиновые простыни под власть мужских жадных рук и губ.
        А Саша принялся прикосновениями доказывать свой постулат. Сначала он самим кончиками пальцев скользил по груди, словно проверяя, насколько идеальна сфера. Потом накрыл всей ладонью, словно примеряя себе в руку. Но сменил руки - губами. Ими тоже долго водил, исследуя изгиб. Коснулся кончиком языка затвердевших сосков, пробуя на вкус.
        Оторвался, тяжело дыша. И выдохнул:
        - Невероятна…
        Это его пальцы были невероятны, когда вернулись и сжали. На этом все, что Саня знал о сексе, закончилось. И началась терра инкогнита.
        Он долго играл с ее грудью и сосками - сжимал самые вершинки, щипал, оттягивал, покручивал - а потом лизал и дул. И что-то еще делал - но она уже не понимала, что именно. Играл так, словно никуда не торопился. Лишь на Санины хриплые стоны реагировал судорожными вздохами. И, вдоволь наигравшись, спустился ниже.
        Ноги, разумеется, раздвинулись сами собой, и широкая мужская ладонь скользнула туда без препятствий. И сквозь гул звенящего желания Саня едва расслышала тихое и восхищенное:
        - Ух ты…
        Чем он там восхищался, Саня не представляла. Она могла только приподнимать бедра, уже совершенно неосознанно подталкивая его к определённым действиям - только не очень представляла, каким. Но когда его пальцы без лишних движений скользнули внутрь - сразу поняла, чего хочет. И начала часто и яростно сама нанизывать себе на эти пальцы. Саша что-то коротко и хрипло рыкнул и пригвоздил ее за плечи к постели левой рукой. А правая его рука замерла. И только Санины бедра быстро двигались как челнок вперед и назад, высекая, добывая себе наслаждение. А потом Саша поменял положение пальцев, и вот большой уже сверху, прижимает упругую и влажную плоть, два внутри, и ее движения становятся совсем быстрыми, сил не хватает даже на стоны, она только хватает воздух ртом и…
        … и ее еще потряхивает от пережитого бурного наслаждения, когда пальцы сменяются членом.
        ***
        Только состояние полнейшего отупения, накрывшее Саню после двух ошеломительных оргазмов, объяснило то, что она сказала, еще сбито дыша ему в грудь. А сказала она:
        - Спасибо…
        - Тебе, правда, понравилось?
        Неуверенный, нерешительный тон решительно не вязался с мужчиной, который лежал рядом. Не соответствовал его уверенным губами и руками, точным действиям и прикосновением. Он же математически точно знал, что и как нужно делать, чтобы Саше стало хорошо. Очень хорошо. И теперь… сомнения?
        - Мне было очень хорошо, - прошептала Саня в порыве алкогольной - ну да, спишем на него, - искренности. - Мне никогда не было так хорошо.
        - Правда? - Саша даже поднялся на локте, и Сане тоже пришлось поднимать голову. Они смотрели друг другу в глаза. Он и правда ждал ее ответа. Очень ждал.
        - Правда, - зато Саня вдруг почувствовала себя уверенной, как никогда. Коснулась губами упругих мужских. - Неужели ты это не заметил?
        Неуверенность исчезла, ей на смену пришла улыбка - уже самодовольная.
        - Ты такая… - он снова лег головой на подушку, увлекая Саню за собой. - Такая…. Черт!
        - Что случилось?
        Саша снова подскочил.
        - Черт, как я мог?! Как я мог забыть!
        Так. Так. Паника. Паника. Отставить панику!
        - Что ты забыл?
        - Я идиот…. - простонал он. А потом аккуратно взял Саню за плечи. - Прости меня, а?
        - За что?! - не выдержала Саня.
        Он прижался своим лбом к ее.
        - Я даже не спросил, как тебя зовут…
        В ответ Саня могла только выдать всхлип пополам со смешком.
        - Скажешь?
        - Саша…
        - Да, Саша, виноват, но у Саши есть оправдание - Саша обалдел от твоей красоты.
        - Меня зовут - Саша.
        Того, что они будут хохотать спустя пять минут после кульминации, ни он, ни она не ожидали. Но хохотали.
        - Значит, тезки?
        - Ага, - на лице Сани еще играла улыбка, и от нее на щеках образовались задорные и одновременно завораживающие ямочки.
        - Как бы нам не запутаться? - изобразил серьезные размышления Саша.
        - Меня раньше называли Ася, но я терпеть не могу это имя. Сейчас, чаще всего - Саня. Генка зовет Санчесом.
        - Ну а я - Саша, без вариантов, - рассмеялся он. И снова притянул к себе девушку. - Вот и разобрались. - А потом рука его скользнула вдоль спины до ягодиц. - Какая же ты все-таки… невероятная… Са-неч-ка…
        - Это ты невероятный, - под его рукой, словно по волшебству, снова просыпались те самые желания, которые, кажется, не так давно были удовлетворены. Дважды! - Скажи мне, только честно, есть, наверное, какие-то курсы, и ты их наверняка оканчивал - где учат делать вот это вот… блин, я все время забываю это слово. Что-то среднее между куницей и экспеллиармусом.
        Саша снова рассмеялся - но мягко, бархатно.
        - Ку-ни-лин-гус.
        - Вот, оно! Ты оканчивал такие курсы, признавайся!
        - Не пойму, с чего такие подозрения, - он навис над ней. - Строго говоря, я этого и не делал. Ты мне не дала. Ты, между прочим, все сама сделала. Так что мне пора исправляться.
        - Саша…
        - Саша все сделает как надо, хотя курсов… - тепло выдохнул ей в живот, - не оканчивал.
        Про курсы, он, очевидно, соврал. Иначе как… откуда… Абсолютно идеально, шаг за шагом, поцелуем за поцелуем, где надо быстро, где надо - медленно, сильно и нежно, снаружи и внутри.
        Головокружительно. Саня не представляла, что в мире существует такое наслаждение. Что ее тело способно так чувствовать. Это вообще была не Саня. Кто-то другой родился сегодня ночью на этих белых сатиновых простынях под сильными и умелыми руками.
        И сейчас эти руки крепко сжимали ее, пока сам Саша мерно и глубоко двигался в ней. И, задыхаясь, повторял.
        - Невероятная… просто невероятная…
        Глава 3. Надо меньше пачкаться. И вообще, некоторые языком умываются...
        Утром следующего дня Саня Егорова пожалела о том, что не страдает алкогольным беспамятством. И похмельным синдромом тоже.
        Она проснулась в одиночестве. Но воспоминания о том, как и с кем она провела минувшую ночь, тут же явились по ее душу. И Саня резко села на кровати. Да, одна. Она принялась судорожно озираться в слабой надежде, что все это был сон.
        Увы.
        На тумбочке валяется разодранная - такое впечатление, что зубами - пачка презервативов. А вот использованных - не видно. Выкинул, значит. И бутылка воды стоит там же, рядом с презервативами.
        Заботливый, однако.
        Саня медленно пила воду и пыталась смириться с произошедшим. Раздавшийся где-то за дверью, в отдалении металлический лязг заставил ее вздрогнуть. И облиться. Звук, как Саня безошибочно определила, издала стремянка. Ее либо складывали, либо раскладывали. Всплыли в памяти Генкины слова: «Сашка мужик ответственный, к обеду все сделает». Саня потянулась к телефону. Уже одиннадцать скоро. Нормально она проспала! А человек вон уже работает вовсю.
        Человек. Саня даже мысленно боялась назвать его по имени. Словно отгораживалась. Господи… Она со стоном ткнулась в подушку лицом.
        Зашибись приехала поработать. Вместо этого надралась как свинья и переспала с человеком, которого видела в первый раз в жизни. Да уж, гуляй, шальная императрица. На все, как говорится… деньги. Саня снова застонала. И потом еще. И даже кулаком саданула по второй подушке. И на этом рефлексию признала исполненной. Стони - не стони, сделанного уже не вернуть. Значит, что? Правильно, надо идти в душ.
        Саня подняла валяющийся на полу махровый халат. Вспомнила протянутые руки. И голос, говорящий: «Приму и укутаю». Ой, ну как ему теперь в глаза смотреть?! А ведь придётся.
        Саня осторожно выглянула за дверь номера. В длинном коридоре в обе стороны было пусто. А из дальнего левого конца доносилось приглушенное пение. Кто-то явно напевал за работой. Саня вдруг отчетливо представила, как он стоит на стремянке, что-то прикручивает и напевает под нос. Улыбнулась. И тут же скомандовала себе: «Марш в душ!»
        ***
        Надо все с себя смыть. Вымыть голову. И, может быть, суметь как-то смириться с произошедшим. И придумать, как себя вести.
        Ничего из этого сделать Сане не дали. Ну, разве что успела зубы почистить и голову вымыть. А потом по спине потянуло холодом и тут же сзади к ней прижалось горячее голое мужское тело.
        - Саша!
        - Ну конечно я, кто же еще, - он ткнулся в изгиб плеча губами, руки по-хозяйски накрыли грудь, в ягодицы упирался твердый член. Все как прошлой ночью. Мамочки…
        - Саша…
        - Я побрился… - губы, руки, член - он всем всеми частями тела двигался вдоль Сани, терся об нее, губами по шее, руками по груди, членом по ягодицам. И шептал, рождая поток мурашек везде: - Не хочу тебя поцарапать, Санечка.
        Все, что родилось в ее голове за сегодняшнее утро - тут же утекло вместе с водой в слив. Саня вывернулась и поцеловала. Щеки и подбородок - действительно, в отличие от вчерашнего дня, гладко выбриты. А вчера был немного колючий. Но губы и язык - все так же охрененно сладки и умелы, как вчера. Как же хорошо, что это был не сон.
        Они снова целовались как умалишённые. Словно не было этой ночи. И голод, жажда, страсть - все вчерашнее, еще не удовлетворенное. И не спишешь ни на шальную императрицу, ни на алкоголь. Сегодня ты трезвая. Это твои, твои собственные желания. Потребность в этом мужчине, такая, что кружится голова и снова подташнивает. И желания просыпаются такие, о каких раньше в себе не подозревала.
        Медленно скользя губами вдоль мужской груди, Саня опустилась на колени. Так вот ты какой… И совсем не похож на Сигизмунда.
        Добрый и надежный товарищ Генка Браун, бывший ей и другом, и даже в какой-то мере старшим братом, года примерно три назад в порыве душевной щедрости сделал Сане на день рождения подарок. «Такого тебе точно никто не подарит», - так сопроводил он свой дар. Тут было не поспорить. Подарком значился курс по оральному сексу и прилагавшее к нему учебное пособие - розовый член на присосках. Когда Саня проржалась, подарок был наречен Сигизмундом. Генка даже потом пару раз, сам давясь смехом, но старательно делая строгое лицо, спрашивал, причем публично, при посторонних - как, мол, дела у Сигизмунда. И добавлял - правда, уже приватно - что он так кует ее будущее личное счастье. Дескать, будущий Санин муж ему спасибо скажет. В итоге, спасибо сказал совсем другой человек.
        Видео-урок Саня дальше третьей минуты не осилила. Сигизмунда попробовала к губам поднести - но и только. Непонятно - то ли ржать, то ли сейчас стошнит. И подарок был убран в дальний угол шкафа. И пролежал там ровно до тех пор, как к Сане не приехала мама. Мама наезжала примерно раз в год, иногда чаще, дважды - проверить, как живет не тужит взрослая и единственная дочь. Охала, что опять похудела, готовила еду, делала генеральную уборку в Саниной однокомнатной квартире-студии. И вот как раз во время уборки был извлечен на свет белый Сигизмунд.
        Отношения у Сани с мамой были прекрасные. Самые что ни на есть доверительные. И после первой неловкости они посмеялись. Еще посмеялись. И в итоге Сигизмунд сменил хозяйку. И, судя по всему, благодарность Генка Браун должен был получить от Саниного отчима. Но Саня решила, что Генка без этой благодарности обойдётся.
        ***
        А теперь вот… То, что вызывало приступ смеха пополам с тошнотой… В общем, в реальности все оказалось совсем не так. И вызывает совсем иные чувства и желания.
        Наклонить голову. Коснуться губами. Услышать над головой свистящий выдох и почувствовать движение навстречу. И ждать этого движения, и губы открыть. И принять. И делать все то же, что он ночью. И вдруг понять, почему он так кайфовал от этого, и самой ловить кайф. От всего. От стонов, от сильных пальцев в своих мокрых волосах, от коротких движений мужских бедер навстречу.
        От того, как шлепнулись звонко его ягодицы о кафель, когда Саша резко отстранился. Как поднимал ее за руку и тащил по коридору, и как тоже звонко шлепали их босые мокрые ступни по полу. И как мокрые они упали на смятые простыни.
        И как его руки снова пригвоздили ее за плечи к постели. И снова пальцы оказались внутри, и Саша шепнул:
        - Давай сама, как вчера, девочка моя. Давай… сама об мои пальцы. Двигайся.
        Ей не надо было повторять дважды. Тело помнило, как получить наслаждение от этого мужчины. Бедра начали двигаться сами, Сашины губы снова начали играть в игру с ее сосками. И снова ошеломительный всплеск удовольствия, а потом еще один - уже с ним.
        А потом - истома - и медленная карусель вернувшихся в голову мыслей.
        Господи, неужели кто-то вот так и живет. С таким фейерверками в жизни на постоянной основе. А Саня столько лет... псу под хвост… вот как это бывает… как же есть хочется, а…
        Последнюю ее мысль Саша словно прочёл.
        - Я кашу сварил. Гречневую. И сыра с колбасой нарезал. Ты не голодная?
        Саня медленно повернула голову.
        Он же красивый. Как она вчера не заметила? Не просто шикарное тело, но и лицо. Как она не заметила, какой он красивый? Совершенно изумительные серые глаза и мягкая улыбка. Саня протянула руку и неосознанно коснулась его щеки.
        - Очень…
        - Тогда давай, вставай! - он легко потерся о ее руку и сам последовал своему совету. Встал и начал одеваться. И тело просто шикарное…
        - Саш, ты каким спортом занимался?
        - А? - он обернулся, уже надевший спортивные штаны. - Да так, то одно, то другое, переезжали часто. Бокс, дзюдо. Даже на беговых лыжах недолго отметился. А что?
        - Ничего. У тебя фигура отпаданая, - честно созналась Саня. Мысли все еще путались, и ответственность за то, что говорила, Саня нести отказывалась.
        Саша хмыкнул и улыбнулся. Судя по улыбке, слова ее ему польстили. А потом натянул футболку и шагнул к двери.
        - Латте будешь? Я там кофемашину наконец-то в разум привел.
        - Буду, - счастливо выдохнула Саня.
        Он ушел. А она еще какое-то время лежала на кровати и смотрела в потолок. Из всех мыслей в голове осталась только одна.
        Ну разве так бывает в жизни?
        ***
        Каша действительно была сварена, колбаса и сыр порезаны, и латте налит в кружку. Сашу она застала в дверях.
        - Я сейчас обесточу минут на десять. Ты как раз позавтракаешь. А потом все будет готово, и ты сможешь начать работать.
        - Хорошо, - кивнула Саня. Как могла невозмутимо. И ее невозмутимость тут же испарилась, потому что Саша, проходя дальше, мимоходом огладил ее пятую точку.
        Нет, к такому жизнь Саню Егорову точно не готовила!
        Отношения у Сани с мужчинами не складывалась. По одной простой причине - Саня была перфекционистом. То есть, любила, чтобы все было идеально. А идеально - это значит, по ее.
        «Санька, Санька, - вздыхал ее отец, когда Саня приезжала к нему погостить. - Что ж ты в мать-то характером не уродилась? Вот она золотая женщина!»
        Санины родители разошлись, когда девочке было одиннадцать. Развод родителей она перенесла относительно легко - хотя, конечно, многое не могла понять и долго думала - почему папа и мама не могут быть вместе. Но потом, уже став взрослой, не могла понять другого - как они вообще столько прожили вместе, и почему мать не ушла от отца раньше. Нет, Саня любила обоих родителей. И, к их чести надо сказать, что они оба смогли сохранить нормальные отношения после развода и никогда не говорили дурно друг о друге. Просто ее отец вообще не был создан для семейной жизни.
        Да, бабник. Умница, балагур, душа любой компании. Но в домашнем быту превращался в неприятного типа, которого наличие семьи сковывало по рукам и ногам. Мама как-то сказала уже взрослой дочери: «Это мое упрямство, Сань. Я ведь видела, какой он. Но была уверена, что смогу его переделать. Запомни одно, доченька - мужчину переделать невозможно. Или люби его такого, какой он есть. Или не связывайся с ним».
        Значит, отец был не совсем прав. Кое-что у Сани в характере от матери было. Например, упрямство. А внешне она была копией отца. Высокая, светловолосая, голубоглазая, ловкая и способная к спорту. Вот чего ей не достоялось от отца - так это его обаяния и способности очаровывать и ладить с людьми.
        Саня людей не любила. Особенно когда они поступали не так, как ей надо, не правильно. А делали они это регулярно. И это ужасно бесило. «Юношеский максимализм, - хмыкал отец. - С возрастом пройдет». Не проходил. Саня просто имела такой характер - жесткий, бескомпромиссный. Так относилась к людям. Так же относилась и к себе. Она на практике применяла правило, сформулированное ее отцом: « Если хочешь выиграть, есть два пути. В совершенстве изучи правила и выигрывай по ним. Либо придумай свои правила». Саня играла по своим правилам и выигрывала - тому способствовала мозги, трудолюбие и дисциплинированность. А тех, кого эти правила не устраивали, просто без сожалений вычеркивала из своей жизни.
        «Ты же так останешься одна», - вздыхала теперь уже мама. А Саня лишь пожимала плечами и цитировала то самое стихотворение Омара Хайяма. Она не понимала, что плохого в том, чтобы быть одной. Поэтому свой круг общения Саня ограничивала очень точно. И была четкая градация на своих и чужих. Своим прощалось все, со своими можно не претворяться. С чужими Саня носила маску. Разную, по обстоятельствам. Но от этого дико уставала. И так хотелось время от времени спрятаться ото всех, скинуть с себя все маски и…
        И, вот, вчера, например. Саня вздрогнула. Так, она за мыслями успела вылакать латте. Но не притронулась к еде. А завтракать надо обязательно. Каша остыла, но не подогреть - здание пока обесточено. Человеком, с которым Саня….
        Интересно, это у нее от матери или от отца? Наверное, от отца. Он же бабник. И в Сане вчера это вдруг проснулось. Она принялась яростно выскребать пенку из высокого бокала.
        Приехать по работе к другу - даже, можно сказать, лучшему другу! - чтобы помочь ему и заодно отдохнуть от людей. Нажраться. И заняться сексом с первым встречным. Интересно, в жизни отца были такие эпизоды? Наверняка. Но мужчину такие подвиги красят, а вот женщину… Здравствуй, двойная мораль.
        Мигнул и загорелся свет. Пиликнула кофемашина, из открытого проема кухни было слышно, как загудели холодильники. И спустя несколько секунд в проеме лестницы на второй этаж появился Саша.
        - Ну все, я тут дела окончил, пойду в гараж, там проводку надо посмотреть. А ты почему не ешь? - он подошел к столу кают-компании, где Саня пыталась привести свои мысли в порядок. - Невкусно?
        - Вкусно, - растерянно ответила Саня. Она так и не смогла себя подготовить. И понять - как с ним общаться.
        Саша подошел и сел рядом на диванчик. Отвел от шеи ее волосы, наклонился к ней. Саня замерла, едва дыша. А он со вздохом откинулся на спинку.
        - Ясно. Уже жалеешь.
        Это был сказано таким голосом, что Саня резко обернулась к нему. И с удивлением поняла, что он…
        В общем, рефлексирует и сомневается тут не она одна. Но все же трусливо ответила вопросом на вопрос.
        - А ты?
        Он медленно покачал головой. Но губы были уже упрямо поджаты. А Сане вдруг так захотелось вернуть улыбку. И услышать: «Са-неч-ка».
        - И я, - услышал она свой тихий голос. И, выругав себя за трусость, прижалась к крепкому плечу. Саше этого хватило, чтобы упрямо поджатые губы смягчились, его рука обняла ее за плечи, а губы прижались к макушке. - Я просто… Ты уже работаешь, и я себя настраиваю… на рабочий процесс.
        - Это да, - Саша облегчённо рассмеялся. - Геннадий же на нас рассчитывает.
        Имя «Геннадий» он произнёс со смачным фрикативным «гхэ», и вот они уже смеются. Вместе.
        Саша встал.
        - Сделать тебе еще латте перед работой?
        Как от такого предложения отказаться? Саня доедала остывшую гречку и любовалась широкоплечей фигурой у кофемашины за стойкой бара.
        ***
        В гараж Саша ушел далеко не сразу. Увидев, как Саня взялась разбирать коробки с оборудованием, тут же оттеснил ее в сторону. А узнав, что она собирается лезть на крышу, продемонстрировал ей вульгарную фигу. Саня не знала, то ли радоваться такому помощнику, то ли…
        - Саш, я сто раз это делала, давай, я сама.
        - На крышу я тебя не пущу!
        Таким командным тоном с Саней никогда никто не разговаривал. Она даже растерялась.
        - Пошли, - он подхватил две коробки сразу. - Будешь командовать.
        - Саша… - она растерянно пошла следом. - Ты же можешь упасть, я-то привычная…
        - Я? - он резко остановился и повернулся к ней. - Упасть? Девочка моя, я на кошках на столбы лазил, с крыши я точно не упаду.
        В его словах и тоне было столько откровенного мужского самодовольства, что Саня не нашлась, что сказать.
        Ну, в общем-то, и правильно сделала. Оборудование Саша установил быстро, четко и правильно. Правда, она стояла внизу и переживала. Но он действительно двигался очень ловко, чего не ожидалось от его крупной фигуры.
        Потом они все же занялись каждый своим делом. Саша пошел в гараж, а Саня - в Генкин кабинет.
        Там профессионал в Сане все же взял верх над девушкой в растрепанных чувствах. И она весьма продуктивно поработала. Когда Саша заглянул в кабинет, за окном уже стемнело.
        - На ужин котлеты и рис. И салат овощной. Нет возражений?
        - Ты точно настоящий? - Саня откинулась на спинку кресла. И только сейчас поняла, как затекла спина.
        - Я еще и баню растопил, - похвастался Саша. Выглядел он и в самом деле страшно довольным. - Ты долго ещё будешь работать?
        Сана посмотрела на экран монитора.
        - Двадцать минут.
        - Тогда через полчаса жду тебя в бане. А ужин потом.
        ***
        До ужина дело дошло не скоро. А думать и рефлексировать по поводу произошедшего у Сани так и не вышло. Потому что стоило ей увидеть его, в одной лишь простыне вокруг бедер. Стоило ему перехватить ее взгляд….
        Простыни полетели на пол, Саня невесть откуда взявшимся уверенным движением закинула ногу Саше на бедро - а потом и обе, когда он подхватил ее под ягодицы. А потом упал на скамейку и устроил на себе сверху. Оказывается, быть сверху - это крайне увлекательно. С учетом того, что запасливый Саша прихватил в карман банного халата ту самую разодранную пачку. В которой кое-что еще оставалось. К утру следующего дня она почти опустела.
        Они занимались сексом в бане. Потом все же попарились, вымылись и поужинали. А потом устроились у камина. И там, глядя затуманенными глазами на то, как языки пламени лижут дрова, Саня чувствовала, как точно так же Сашин язык лижет ее женское естество. Горячо… Ее стоны эхом множились в просторном помещении кают-компании.
        Саня прекратила думать, совсем. Только чувствовала. Как никогда в жизни. Наверное, когда на человека обрушивается внезапно такое чувственное наслаждение, то ни на что другое не останется времени и сил.
        ***
        Утро встретило их моросящим дождем. Все следы налета зимы исчезли. Лес стоял раздетый от листвы, совсем голый, готовый к приходу зимы. Картина эта была, прямо скажем, безрадостная. И Саня, ее наблюдавшая, тоже была погружена в мысли не самые радужные.
        Саша был где-то внизу, готовил завтрак. Он проснулся первым. На самом деле, проснулась первая Саня. Часа два назад. Хотела встать, но Саша так крепко ее обнимал. И от этого было так тепло и хорошо… И она снова заснула. А когда проснулась, его уже не было. Только иногда слышалось, как Саша ходит внизу, на первом этаже.
        Саня повернулась к зеркалу на стене. Волосы растрепаны, глаза какие-то странные. Реальная жизнь потихоньку вторгалась обратно, тянула к себе. И Саня не знала, как и с чем ей туда возвращаться. Отсюда.
        Где смятая постель, почти пустая пачка презервативов и полная голова воспоминаний, с которыми непонятно, что делать.
        В душ она решила не ходить. Во избежание. И впервые в жизни пожалела, что не курит. Сейчас вот очень бы помогло, наверное, покурить в окно и подумать. Может, хоть так бы думалось?
        ***
        Целый час они потратили на то, чтобы ликвидировать следы своего пребывания: убрать раскиданные полотенца и простыни, презервативы, вымыть посуду. Саня оставила на столе у Генки записку с инструкцией и паролями - на всякий случай. Дверь запер Саша.
        Когда они уже грузились в машину, позвонил Браун.
        - Ну что, как?
        - Все так.
        - Саня!
        - Я все сделала, Саша тоже.
        - Поладили?
        - Да.
        Саша покосился на нее, пристегивая ремень. Саня чувствовала, как стремительно портится настроение.
        - Ген, мы отъезжаем. Если ты просто проконтролировать…
        - Да, муся моя, я просто узнать. Хорошей дороги, будь аккуратна, не пугай Оболенского своей манерой езды.
        - Да, папочка.
        И машина тронулась с места.
        Генка как в воду глядел. Саша явно не одобрял манеру езды - даже один раз, похоже, собрался что-то сказать по поводу обгона - но передумал. А Саня не могла удержать в себе детское желание сделать все назло. Когда молчание стало невыносимым, Саня включила музыку. Ну хоть плейлист ее Саше понравился, он даже мурлыкал что-то в такт, не отрываясь от своего телефона. С кем-то переписывался. А Санино настроение падало все ниже и ниже с каждым километром, отделяющим ее от базы отдыха «Лосиная грива».
        Глава 4. Гена работал в зоопарке крокодилом
        - Тебя куда?
        - Ты можешь высадить меня на остановке, вон, слева. Я сам доберусь.
        - Говори адрес.
        - Ну, может, тебе неудобно, и ты живешь совсем в другом районе, - Саша проявлял странное упрямство. Словно нарочно решил еще больше испортить ей настроение. Хотя дальше уже просто некуда.
        - Я живу в другом городе. Адрес говори!
        - Как в другом?! - он резко привернулся к Сане. - В каком?
        - В Красногорске.
        - И ты из-за меня… такой крюк… специально… - Саша не сводил с нее буравящего взгляда.
        - Гена попросил.
        - Понятно, - вдруг совершенно бесцветно. - Ясно. Гена попросил.
        - Ты адрес скажешь или мне гадать?
        Сказал. С таким видом, словно сообщает пароль от сейфа, где деньги лежат.
        Попрощался коротко и сухо. Два слова и кивок. Дверь машины закрыл аккуратно и, закинув рюкзак на плечо, быстро зашагал к подъезду яркой новостройки.
        Синий кроссовер резко тронулся места. И вот тех, кто были два дня так близко, что ближе не бывает - разделяют метры, десятки, сотни. Километры, десятки, сотни.
        А она, идиотка, до последнего надеялась, что он попросит ее номер телефона…
        ***
        На половине дороги Саню нагнал вновь начавшийся буран. И междугородняя трасса сразу превратилась в аттракцион со смертельным риском. Едва поймав машину на свежеобразованной наледи, Саня выругалась и решила не рисковать. Лучше переночевать на трассе и доехать завтра - в надежде, что завтра погода улучшится. Чем играть в игры со смертью.
        В машине было холодно, печку включать слишком часто Саня не рисковала - запас бензина был не очень большой. Спала плохо, часто просыпалась. Утром, едва начало светать, пошел дождь и через час лед на дороге был смыт. Можно ехать.
        По возвращении Саня завалилась отсыпаться - долго и тупо, забив на все дела. А проснулась с дикой болью в горле. Здравствуй, ангина, привет от холодной ночи в машине. Ну и от плескания в фурако с нарушением санэпидрежима.
        Хуже боли в горле была только боль в голове. Глоталось с огромным усилием, все лимфоузлы вздулись. Хотелось только спать и пить теплое. Саня отчиталась начальству о возвращении, предупредила, что заболела, и отключила телефон. И трое суток пролежала в полузабытьи. Потом еще долго приходила в себя, перебарывала страшенную слабость после трех суток на антибиотиках и чае.
        Разочарование от того, что один широкоплечий сероглазый тип не соизволил поинтересоваться ее номером телефона, на фоне этого угасло.
        А потом… потом неожиданно вернулось. Когда позвонил Браун.
        - Котенька моя, ты болеешь?
        - Кто сказал?
        - Гертруда Карловна. А ей - ЛисаветКириллна.
        Их матери дружили очень давно, со времени их с Генкой детства. И сарафанное радио между ними работает бесперебойно.
        - Я уже в норме.
        - А голос сипит.
        - Генка, выключи папочку.
        - Хорошо, - рассмеялся Браун. - Ты к нам не собираешься?
        - Зачем? - подозрительно поинтересовалась Саня. - Что-то не работает?
        - Все работает как часы, в лучших традициях Александры Егоровой, - рассмеялся Генка. - Просто я соскучился.
        - Мягко стелешь, Геннадий… - ответно рассмеялась Саня. Закашлялась. А потом вдруг… хотя слова «вдруг» было редким гостем в Саниной жизни… но именно вдруг - спросила: - А дай мне телефон Оболенского.
        - Зачем?
        - Затем.
        - Не дам.
        Саня отняла телефон от лица, словно не поверила тому, что услышала. А потом вернула его на место.
        - Гена… В смысле?
        - Ты с ним переспала?
        Саня глубоко вздохнула. Внутри сами собой стали рождаться слова для гневной отповеди.
        - Я взрослая женщина, и сплю, с кем хочу!
        - Он тебе не подходит.
        Саня еще раз повторила маневр с телефоном. Что вообще происходит?!
        - Это кто так сказал?
        - Это я так сказал.
        - Генри-и-их…
        - Молчи и слушай. Сашка мужик хороший. Я его лет десять уже знаю. Надежный, порядочный, имеет свой бизнес.
        - Ты же говорил, что он - электрик! - Саня не знала, чем возмущаться. И уцепилась за последние слова.
        - Электрик, - не сбивался с менторского тона и гнул свою линию Генка. - Он факультет электроэнергетики в нашем политехе заканчивал… ну или как это теперь называется, я забыл! Сашка руками работать любит, поэтому ему в удовольствие приехать ко мне и проводами пошебуршать. А так у него своя фирма, электрикой занимаются. Наш новый торговый центр на Первомайке они электричеством обвязывали. Так что бизнес у него не мелкий.
        - Хрен с ним, с его бизнесом! Если он такой чудесный, то почему…
        - Заткнись и слушай, - повторил Гена. - Он полгода назад развелся. Из этих шести месяцев он четыре месяца бухал по-черному. Его жена бросила, понимаешь? А он ее до сих пор любит. И сын там остался. Вот и весь расклад, Александра Игоревна.
        Саня молчала. Переваривала.
        Не переваривалось.
        - Я в упор не понимаю, что он в своей Ирочке нашел, что так по ней убивается, - негромко продолжил Гена. - По мне так, ни кожи, ни рожи. И характер стервозный. Но для Сашки на ней свет клином сошелся. Бывает такие мужики, знаешь. Однолюбы. Так что, Сань, для твоего же блага…
        - Я поняла, - резко произнесла она. - Проехали.
        После телефонного разговора у нее почему-то дрожали руки. Никогда в жизни до этого дня у нее не дрожали руки!
        Понятно, почему телефон не взял. Там Ирочка. А Санечка - это так, кверху жопой два дня подрать - и забыть.
        Саня почувствовала, что в глазах закипают злые слезы, и начала яростно моргать. И плакала она уже черт знает сколько времени назад.
        Так все! Как она Генке сказала: про-е-ха-ли!
        Но собственная команда не давалась к исполнению. Саня никак не могла перестать прокручивать все. Жар их близости, его заботу, завтрак и латте, собственное бурное наслаждение, его опытные губы и руки, шепот и ласковые слова. И как обнимал крепко, засыпая. А там, оказывается, есть Ирочка. Любимая женщина.
        Саня представила, как позвонила бы ему - если б Генка вдруг и правда дал его номер. Привет, это Саня, с которой ты… проводку делал? Охрененно, да.
        А с другой стороны - ну и что, что там есть Ирочка. Он же тебе ничего не обещал, ровным счетом ни-че-го. Трахал хорошо, качественно, с душой. И на этом - всё. Считай, что он задал тебе ориентир, по которому можно будет теперь всех мужиков равнять.
        Саня сердито шмыгнула носом. Не взял номер телефон. Значит, ничего не нужно ему от тебя. Приехал домой и сразу все забыл. Ну и правильно. Все правильно. И Саня так же сделает. Ей тоже от Оболенского ничего не нужно. И баста!
        ***
        - Какие люди - и без охраны! - Александр Оболенский встал из-за стола навстречу своему визитеру. - Генка, ты куда-то совсем пропал!
        Мужчины обменялись крепкими рукопожатиями, и Геннадий даже согласился на кофе.
        - Да был мимо, вот и заскочил. Разговор есть. Проконсультируй меня, - Гена припал к кофе.
        - Не вопрос, - Александр вольготно откинулся в кресле. - О чем пойдет разговор?
        - О дизельных генераторах.
        - О, это очень увлекательная тема, - ухмыльнулся Саша. - Спрашивай.
        Разговор на очень увлекательную тему занял у мужчин примерно полчаса, после чего Гена стал прощаться. Но хозяин кабинета перевел разговор на еще одну - тоже очень для него лично интересную тему.
        - Ген, а дай мне телефон Сани.
        - Какие-такие сани? - срочно прикинулся непонимающим Браун.
        - Саня, которая тебе интернет в «Лосиной гриве» делала.
        - Тоже интернет надо сделать? - после паузы хмыкнул Гена.
        - Вроде того.
        - А вот не дам.
        - Это еще почему?
        - Потому.
        - Не аргумент.
        - А трехкратный чемпион федерального округа по триатлону - аргумент? - неожиданно раздражённо фыркнул Гена. - Она на «Айрон мэн» засматривалась, да не сложилось. Но это реально девчонка из стали, понимаешь?
        - И что?
        - И то! - передразнил собеседника Геннадий. - Сашка, ты знаешь, я тебе очень уважаю. И даже, наверное, люблю. Но вспомни себя еще три месяца назад…
        - Это в прошлом, - Александр скрипнул зубами. - Ты же знаешь, я если решение принял - то все. А я принял.
        - Я очень рад, что ты с водкой завязал. Но с Саней тебе ловить нечего.
        - Давай, это мы без тебя решим, а?
        - Вот и решайте без меня! - огрызнулся Гена и встал. - У нее характер пацанский, она тебе в рот смотреть не будет, и терпеть, как ты сохнешь по Ирочке - тоже.
        - Не трогай Иру!
        - Вот! - Гена обличительно ткнул пальцем в грудь Оболенскому. - Я не трогаю Иру, а ты не трогаешь Саню, договорились?
        Александр смотрела на Геннадия исподлобья. А потом нехотя кивнул. Но, несмотря на разговор на повышенных тонах, руки на прощание мужчины друг другу пожали.
        Глава 5. При звуках индийской флейты теряет волю...
        Во всем был виноват Роммель. Санин непосредственный начальник, а точнее, если высказаться пафосно, старший партнер по бизнесу - Ромка Ротермель. Везло, в общем, ей на немцев. Генрих Браун, Роман Ротермель. На самом деле, очень славные ребята, с которыми удобно работать - надежные, порядочные. Но в этот раз Рома подложил Сане свинью. И отправил ее на конференцию в Белоярск. По спутниковому интернету и прочей ереси - по Ромкиному меткому выражению. Нет, все это было нужное, и полезное, и …
        … и в Белоярске живет Саша.
        До которого ей нет никакого дела. И ему до Сани нет никакого дела. Да и вообще, город-миллионник, Саня отсидит на конференции, пообщается там с нужными людьми, пообедает, потом сядет на верного железного коня и…
        Она знает его адрес. Она помнит этот чёртов новый микрорайон, словно сама его проектировала. И… боже, ну как же так… ну зачем мы туда едем… выезд из города в другом направлении… навигатор, что ты творишь… и вот, знакомый красно-оранжевый дом, неотличимый в числе других таких же красно-оранжевых и жёлто-коричневых. Ой, она просто посидит. И чай в термосе остался, и зерновые батончики с собой в дорогу взяла, и орешки в контейнере. И ничего из этого не лезет в горло. А Саня не сводит взгляда с подъезда. Да сколько ж тут можно сидеть?!
        Так, все, домой. Домой, домой, не дури.
        Именно в этот момент из-за угла показалась знакомая широкоплечая фигура. И Саня тут же юркнула вниз, пытаясь спрятаться под рулевой колонкой. Но было уже поздно.
        ***
        Саша шел домой из супермаркета. Шел пешком. Давно он пешком не ходил из магазина с продуктами, раньше все на машине и в выходные дни - капитальные закупки. А теперь - машины нет, да и покупок совершать не нужно столько - ему одному, без семьи, много не надо. Семьи нет, машины нет, дома тоже нет - съемная квартира. Но жалость к себе - этап, слава богу, пройденный. А вот какой следующий - непонятно. Он почти повернул к подъезду, и тут боковым зрением заметил…
        Да быть этого не может. Знакомый синий кроссовер с боксом на крыше. Не веря своим глазам, Саша сделал несколько шагов в направлении машины. И увидел водителя. Надо же… Не показалось. Именно в этот момент у пакета порвалась ручка, и все содержимое рухнуло на землю. А дверь синего кроссовера распахнулась.
        ***
        - Привет.
        - Привет.
        Они стояли и смотрели друг на друга. А вокруг их ног россыпью валялись продукты - батон, молоко, пачка пельменей, упаковка печенья. Бутылка водки.
        Первым отвел глаза Саша.
        - Из чего они только эти пакеты делают, - буркнул неловко. - Хуже бумаги.
        - У меня рюкзак в машине, можно туда сложить, - негромко предложила Саня. - Если… в гости пригласишь, конечно.
        Его выражение лица было непроницаемым.
        - Давай рюкзак, видишь же, печенье купил, как знал, что будут гости. А это, - Саша поднял вместе с печеньем бутылку водки, - для обезжиривания. Сыну квадрокоптер чиню.
        Саня неуверенно кивнула, доставая из машины рюкзак и вытряхивая оттуда все лишнее. Вдвоем они сложили покупки, и Саша закинул рюкзак себе на плечо.
        - Пойдем.
        Саня поплелась за ним. Надо было жать на газ, как только его увидела. Не надо было вообще к его дому приезжать. Не надо было вообще в Белоярск ехать. Не надо было ехать в «Лосиную гриву» тогда, в октябре!
        Подъезд оказался чистым, просторным, даже уютным - видимо, в новом доме и жильцы подобрались чистоплотные. А вот квартира оказалась весьма скромной - однокомнатная, с минимум мебели и, тем не менее, со следами беспорядка.
        - Извини, я гостей не ждал, - буркнул Саша, снимая с плеч рюкзак, а потом крутку.
        - Ты уж определись - ждал ты или нет, а то у подъезда говорил другое, - огрызнулась Саня. Ее неловкость нарастала в геометрической прогрессии. Хотелось забрать рюкзак, вытряхнуть все на пол и уйти, хлопнув дверью. Или даже плюнуть на рюкзак. Нет, все-таки жаль, хорошая вещь, двести евро.
        - Давай куртку, - вторгся в Санины размышления Сашин голос. Ну вот, уже и крутку отобрали. Теперь точно придется пить чай.
        На кухне они молчали. Саша молча раскладывал продукты. Саня молча смотрела в окно. Чтобы не пялиться на обстановку. Кухня как кухня, слегка… ну, может и не слегка… запущенная… Хотя чего ждать от мужика, который живет один… от мужика после развода… В голове зазвучал голос Брауна… Господи, ну зачем она приехала?!
        - Вот, - Саня вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла кружка, белая, с синим логотипом, рекламная. На столе стояла тарелка с печеньем, а сам стол был чисто вытерт. А хозяин квартиры устроился напротив нее, с другой, но похожей кружкой.
        Смотреть в окно уже хватит, разглядывать кухню - все еще неловко. И Саня, собравшись с духом, посмотрела на мужчину напротив.
        Здесь, в городе, он выглядел старше. Ему явно хорошо за тридцать, или даже, может быть, под сорок. В углах губ залегли неуступчивые складки, под глазами тени, серая рубашка и джинсы, часы на запястье. Взрослый уставший мужик. Совсем не похожий на веселого беззаботного Сашу, с которым она…
        - Любишь курабье? - Саша кивнул на тарелку.
        - Нет, спасибо, я вообще мучное не очень.
        - Может, ты и чай черный не очень?
        - Да, я больше травяной люблю.
        - Ну извини!
        - Ничего. Спасибо, мне пора, - резко, решившись, встала. И так же резко вышла - благо, пространство кухни это позволило, да и сидела она у входа. Но Саша нагнал ее в прихожей. Его рука потянула на себя куртку, которую Саня снимала с крючка.
        - Зачем ты приехала?
        Очень удобно, что она стоит спиной. Саня несколько раз моргнула. В конце концов, тушь водостойкая и не должна потечь. Ей бы главное с голосом совладать. И что-то соврать убедительно и быстро - про конференцию, про Ромку. Про то, что заблудилась, про… да про что же?!
        - Соскучилась…
        - Правда? - он отпустил куртку и как-то вдруг оказался рядом, так, что его выдох почти ощутимым прикосновением прошелся по шее.
        - Нет, неправда! - это мука какая-то! И она резко оборачивается. Все к черту, надо просто в глаза посмотреть! Чтобы сам послал к черту. Чтобы ампутировать это раз и навсегда.
        - Правда… - потрясенно выдыхает Саша. И в следующую секунду ей можно уже не переживать, что он заметит ее слезы - Саша крепко прижимает ее голову к своему плечу. И другой рукой прижимает ее к себе всю. - Я тоже... ужасно просто… соскучился.
        Черт, Саша, ну кто из нас самый взрослый и умный?! Саня хотела поднять голову, но он ей не дал - прижимал крепко. Зато ей было отлично слышно, как колотится его сердце. Бух-бух, бух-бух, бух-бух. Спрашивать пришлось туда же, в район сердца.
        - А почему… тогда… ты не попросил у меня номер телефона?
        - А сам не знаю, почему, - шумно выдохнул Саша. - Вот сколько себя спрашивал - не поверишь, не мог объяснить. Хотел ведь. И… черт его знает… А потом у Генки спрашивал - а он… не дал.
        Вот тут Саня все же смогла преодолеть давление его рук и поднять голову:
        - Спрашивал? И ты тоже?!
        - И ты? - у него совершенно ошалевшая улыбка. И куда делись неуступчивые складки в уголках губ. И куда исчезли тени под глазами?
        - Что он тебе сказал?!
        - Что… что ты слишком хороша для такого потрёпанного жизнью типа как я.
        - Болван!
        - Зато я хорошо делаю куни.
        - Я не про тебя! - Саня одновременно смеется и заливается горячим румянцем.
        - А тебе он что сказал про меня?
        - Неважно, - бормочет Саня.
        - Ну а раз неважно… - куртка остается висеть на вешалке, чай - стыть в чашках, а курабье бакинское остается нетронутым до поры на тарелке. Пока хозяин квартиры и его гостья жадно целуются в прихожей.
        ***
        Если бы он знал, что она приедет, он бы устроил накануне генеральную уборку. Если бы он знал… Если бы он мог предположить…
        Но к беспочвенным фантазиям Александр Оболенский никогда не был склонен. Наверное, именно поэтому его тогда так шибануло - в «Лосиной гриве». Пятнадцать лет ухнувшего в унитаз полгода назад брака не подготовили его к… такому.
        К обнаженной девушке в горячей купели на заднем дворе гостиничного корпуса. Как он тогда не споткнулся, не упал, как говорить смог - непонятно. Потому что когда ты сбегаешь из города к хорошему другу - сбегаешь в попытке сбежать от себя, от своей, покатившейся под откос жизни, от своих сомнений, от пустоты - то последнее, что ты рассчитываешь увидеть - вот это.
        Вот ЭТО.
        Под шатром темного с россыпью звёзд неба, в воде, от которой поднимался пар, сидела девушка. И выглядела она так, будто мира вокруг - с сотовой связью, выхлопными газами, трансокеанскими перелетами и социальными сетями - не существовало. Пепельные волосы, потемневшие у кончиков, широко распахнутые голубые глаза, как резцом изваянные плечи. Идеальной формы и грудь и соски, аккурат над верхним краем бочки.
        И голос. У нее он хрипловатый и… и… Саша чувствовал себя в тот момент идиотом. Полным идиотом. Полнейшим идиотом с эрекцией.
        Впервые за почти год он почувствовала ЧТО-ТО. Что-то, отличное от тоски и безысходности.
        И это было только начало.
        Кто бы ему сказал, что голая дева в бочке с горячей водой под звёздным небом - это только начало….
        Когда она взлетела на бортик бочки и развела ноги - вот тут наступил полный…
        Полнейший Сашкин личный Апофегей.
        Пятнадцать лет он был женат на одной женщине. Он был верен ей. Более того, он вообще не знал других женщин, они были друг у друга первыми, Ира была его единственной женщиной. Он думал - единственной на всю жизнь, и был не против этого. Да мало ли что он думал…
        В общем, жизнь его к такому не готовила. К тому, что прекрасная обнаженная девушка вынырнет перед ним из купели с горячей водой. И раздвинет ноги.
        Он же женатый мужик. Пусть и с приставкой «экс». Но женщину он видел.
        А получается, что нет.
        Такой красивой - никогда. Ира, прости. И чтобы ноги раздвинула и можно вот так посмотреть в женское естество - никогда.
        А там так красиво… что просто вышибает дух. По крайней мере, Саше в тот момент отшибло все. Кроме простейших животных инстинктов. И как он не снасильничал над ней прямо там, под звёздным небом - это вопрос вопросов.
        Но удержаться - сил не было. Да и желания не было. Точнее как раз желание было. Да это даже желанием назвать был нельзя. Какая-то дикая первобытная жажда, горячая и всепоглощающая, как лесной пожар. В котором сгорает все. Саша и предположить не мог, что способен на такой пожар.
        И все потому, что она была рядом. Совсем другая. Словно… Нет, слов не находилось.
        Он был женат пятнадцать лет. Он и предположить не мог, что женщина может быть… такой.
        Не такой, как он привык. По молодости у них с Ирой было еще кое-как. Хотя Саше было постоянно мало. И хотелось большего - и чаще, и чтобы она отдавалась, а не терпела. Думал, он что-то не так делает, старался. Прелюдии по полчаса, его вопросы: «Тебе так хорошо?», « А тут приятно?», «А как надо?». Иногда Александру казалось, что ее оргазм нужен ему больше, чем Ире. Кончала она только от языка, да и то не каждый раз. А чаще всего сердито отпихивала со словами - «Все, я больше не хочу. Давай побыстрее». И давал побыстрее, потому что хотелось же все равно. А потом беременность, родился сын, и все стало еще сложнее. То ей больно. То грудь ноет. Терпел. Но даже когда сын подрос, и уже не должно быть ни «больно», ни «ноет» - радость в интимную жизнь так и не вернулась. Даже та небольшая, что была до Ириной беременности. Ну и ладно. Не сексом единым жив человек, в конце концов. У них семья, дом построили, у Саши работа ладится, сын подрастает и радует. А что до того, что секс раз в месяц и это реально похоже на супружеский долг - однообразно и в виде одолжения…. Ну, не может быть все хорошо в жизни.
        Оказалось, что и не было все хорошо, и образцовый брак треснул. Без предупреждения, внезапно. И потонул, как «Титаник».
        А спустя десять месяцев после того разговора, когда жена ему сообщила, что все не так, как он себе представлял - так вот, спустя десять месяцев после этого разговора и спустя полгода после получения документов о разводе Александр Оболенский наконец изменил жене. И как изменил…
        Тридцать пять лет ему уже стукнуло. Пятнадцать лет женат был. И не представлял, что близость с женщиной бывает такой. Обжигающей, сладострастной, сбивающей дыхание. И что женщина может быть такой.
        Красивой. Жаркой. Готовой. Желающей близости. Он не мог описать одним словом - какой. Когда она ластится и тянется к твоим рукам. Когда сама целует. Когда дрожит и стонет от твоих прикосновений. Когда хочет тебя и не стесняется показать. Да какое там стесняется…
        Когда она сама насаживалась на его пальцы, а он заворожённо смотрел. Как это все происходит. И поверить не мог, что так бывает в жизни. Что сама… и так кайфует… только от рук… а если…
        Этих «а если…» потом за два набралось столько, что… Саше казалось, что он за все пятнадцать лет семейной жизни не получал столько наслаждения, сколько за эти два дня. Да что там говорить… Александру Оболенскому впервые в жизни сделали минет. И это было такое запредельное наслаждение - смотреть на нее, на коленях, ее губы, собственная плоть, и ты просто стоишь и смотришь. Как это все происходит. И откуда-то дурацкая мысль - так не бывает. Не бывает такого наслаждения. А оно все накатывает и накатывает на тебя, опровергая твои трусливые мысли. И мало ее рта, мало ее коленопреклонения, и хочется взять быстро, сильно и слышать хриплые стоны, и чтобы ногти ее впивались тебе в плечи, спину и ягодицы. И кончить вместе.
        Такое, оказывается, тоже бывает.
        И чего только не бывает. Бывает девушка сверху - и тут просто глаза можно сломать - пока пялишься на такую красоту. И бывает сзади, оказывается - и можно волосы на кулак намотать безо всяких возражений с ее стороны. И у камина ее разложить на диванчике и вылизать всю - так тоже бывает.
        В общем, за эти два дня Сашка Оболенский узнал о сексе столько, сколько не знал за всю свою жизнь.
        И не только секс был умопомрачительный. Уютная она. Уютная, чтобы просто сидеть вместе и молчать. Что было совершенно странно для людей, которые познакомились вот совсем недавно. И большую часть времени провели, занимаясь сексом. Но вот поди ж ты…
        Как все испортилось - Саша так и не смог понять. Началось все, кажется, с того момента, когда они подошли к ее машине. Хорошая у нее машина, недешёвая. Нет, у Сашки была лучше, но он ее оставил Ире. А теперь он оказался в положении пассажира, и это почему-то кольнуло. А потом звонок Генки и что-то в ее тоне… кольнуло еще раз - а что за отношения у Сани с Брауном? Дальше - больше. Водит она хорошо, но слишком агрессивно. Для женщины - слишком агрессивно. Но сказать так и не решился ничего, чувствуя пятой точкой, что нарвётся на отповедь. И это только добавляло мрачности. Слишком красивая. Слишком уверенная в себе. Слишком… В Александре Егоровой было всего слишком. Слишком для тридцатипятилетнего разведенного мужика. На хрен ему такие приключения.
        ***
        Он потом и в самом деле не мог себе объяснить, какое помрачнение рассудка на него напало. Реально кровоснабжение головы нарушилось от двухдневного секс-марафона. Но именно этот марафон не давал покоя. Как же хотелось повторить. Десять месяцев на сухом пайке вдруг резко дали о себе знать. И теперь Сашке хотелось секса. Но не любого. А вот с этой девушкой с пепельными волосами, голубыми глазами, обалденной фигурой и фантастической реакцией на ласку.
        Ответ Брауна на просьбу удивил, даже насторожил. Но упрямое желание найти девушку это только подстегнуло.
        Он нашел ее профиль в соцсетях. Выдохнул - никаких фото с утиными губами и в трусах перед зеркалом. Посты либо про работу, либо про спорт. Но даже под ними - особенно где Саня в спортивной форме - нет-нет да попадались комментарии от мужиков с комплиментами разной степени скабрезности. Сашка скрипнул зубами. Но написать ей не решился. Даже подписаться не решился. Просто молча наблюдал. Правда, большой активности в ее страничках не наблюдалось. И тут она сама… А он после тяжёлого рабочего дня… водка эта для квадрокоптера… в квартире бардак… Саня сердитая, красивая и сердитая… и…
        И все переломилось в один миг. И вот он ее уже целует. Она его целует. Они целуют друг друга и тонут. И плевать на все. И сомнения прочь.
        ***
        - Сашка… - она цепляется за его плечи, словно боится упасть, утонуть, потерять. - Сашка…
        - Давай, моя маленькая, давай, как в прошлый раз, сама на мои пальцы, это так красиво…
        Ответить она уже не может, а только выполняет его просьбу. А у него стучит в голове, не прекращая, отбойный молоток. Это бьется кровь, бьется везде - стучит в висках, долбит в пах, колет в пальцах, на которые нанизывается влажная женская плоть. А он смотрит - насмотреться не может. Даже не предполагал, что это так красиво. Что это так гипнотически завораживающе - смотреть, как женщина неприкрыто получает удовольствие от твоего тела. Пусть и от пальцев. Это только пока.
        А потом… потом взять хочет просто смертельно, но презервативов в его доме не водится. И стон разочарования почти рыком, потому что хочет ее так, как никогда никого не хотел.
        - Что, Сашенька, что? - она обхватывает его лицо ладонями, заглядывает в него затуманенными еще после оргазма глазами. - Что?
        Он может выдать только одно слово, оно не слишком приличное, но короче приличного «презерватив», а длинно говорить не получается.
        - В рюкзаке, во внутреннем кармашке… - шепчет на выдохе она.
        Умница... Какая же умница! Теперь его очередь мчаться за средствами контрацепции. Но он управился очень быстро, гораздо быстрее Сани в прошлый раз.
        Немного остыл. Смог не наброситься. Смог прижать. Впитывая ее теплоту и гладкость.
        - Как ты хочешь? - шалея от запаха ее волос и кожи.
        - Первый раз - ты сверху. Второй - я сверху. Потом ты сзади. Потом…
        - Потом?! - никогда бы не подумал, что будет смеяться. Такое возбуждение - и смех.
        - Не сдюжишь три раза?
        - Допросишься… - опрокидывая и беря. - Так и быть, первые три раза - как хочешь ты. А потом командовать парадом буду я.
        - Договорились… - со стоном выдыхает она. - Ах, Сашенька, как же хорош-ш-шо…
        Хорошо - это не то слово!
        ***
        После трех раз они решили все же поесть.
        - Пельмени будешь?
        Саня наморщила нос.
        - Ну нет у меня разносолов, - виновато вздохнул Александр.
        Она оттерла его от холодильника и провела инспекцию. Тоже вздохнула.
        - Магазин рядом с домом есть?
        - Да, в этом же доме, со стороны улицы.
        - Слушай, сходи, купи фарш. И овощей на салат.
        Сашка шел в магазин и удивлялся тому, как правильно себя при этом чувствовал. Правильно и… хорошо. Да нет, какое хорошо. Зашибись как себя чувствовал.
        ***
        В принципе, Саня была не привередлива в еде. Могла и пельмени магазинные поесть. Но откуда-то взялась и крепла с каждой секундой потребность накормить Сашку нормальной едой. Она не могла понять причины этого. Но почему-то эта не слишком чистая квартира и пустой холодильник вызывали острое чувство жалости. Такое для нее новое, что как с ним справляться, Саня не знала.
        Пока Саша ходил в магазин, она привела в порядок кровать, застелила пледом. На заваленном столе и в самом деле лежал разобранный квадрокоптер и паяльная станция. И Саня тихонько выдохнула. Значит, сказал правду про водку. Саша не производил впечатления пьющего человека, но слова Брауна были правдой, Саня в этом не сомневалась. Щелкнул замок, и она поспешно отступила от стола.
        Саша принес огромный пакет. Там были не только фарш и свежие овощи, но еще и теплый, одуряюще пахнущий багет, пачка творога, колбаса, сыр. И бутылка мартини.
        - Вдруг ты хочешь, - пожал плечами.
        - Не хочу, - ровно ответила Саня. - На тебе салат, на мне котлеты. Вперед, корнет.
        Он рассмеялся, убирая мартини в холодильник. Там эта бутылка и осталась на весь уик-энд.
        ***
        После развода Александр Оболенский резко разлюбил выходные. Особенно субботы. Воскресенье часто бывало занято общением с сыном, а вот суббота… Поэтому и работал часто по субботам. Сначала, конечно, он по субботам пил. Бухал по-черному, если называть вещи своим именами. Прямо вот с вечера пятницы начинал, и всю субботу. Остановился в конце концов только ради сына - когда в одно из воскресений не смог встать и поехать с сыном в цирк, как обещал. После того - как отрезало. Но любить субботы он так и не стал. Старался заранее напридумывать себе дел на субботу, чтобы не оставаться одному. Одиночество его просто выкашивало.
        А теперь в его жизни случилась идеальная суббота. С утренним сексом - не просто сексом, с минетом! А потом Саша пожарил яичницу на двоих - уж что-что, а яичницу он умел готовить вкусную, как надо - с колбаской и помидоркой. Саня его кулинарию нахваливала, и очередь до бакинского курабье - очень вкусного, кстати! - тоже дошла. А потом Саша предложил своей гостье экскурсию.
        - Хочешь, город покажу?
        - Давай! - улыбнулась она.
        А дальше череда приятных сюрпризов продолжилась. Потому что Саня протянула ему ключи от автомобиля. Саша смотрел на ее протянутую ладонь с прямоугольником электронного ключа.
        - Доверяешь мне свою машину?
        - Ну ты же экскурсовод, - пожала плечами Саня. - Я уверена, ты отлично водишь машину.
        - Конечно! - самодовольно фыркнул Саша, открывая центральный замок.
        ***
        - Давно хотел прокатиться на субаре, да все как-то случая не подворачивалось, - Саша наслаждается управлением машины. Господи, как давно он не сидел за рулем. Какой же это кайф…
        - Ну и как? - Саня в пассажирском кресле чувствует себя, судя по ее виду, вполне комфортно. - Как впечатления?
        Он плавно надавил на педаль газа. Восхищенно вздохнул.
        - Тачка - огонь.
        Около двух часов они катались по городу, потом рванули на выезд. В двадцати километрах от Белоярска раскинулся массив национального природного парка. Там и погуляли, и пообедали. И снова погуляли. На обратной дороге Саня уснула. А Саша ехал не торопясь. Наслаждался ощущением хорошей машины под своим управлением, приятной усталостью в ногах и таким забытым чувством довольства жизнью. Покосился на спящую девушку. Пусть отдыхает. У него большие планы на Саню на сегодняшний вечер. Еще бы придумать, что делать с завтрашним днем. Саша вздохнул и решил, что завтра видно будет. Утро вечера мудренее.
        Глава 6. Здоровье-то у меня не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается.
        Завтра началось тоже не с мыслей. А со сладкого утреннего неспешного секса. После которого думалось… Ну вообще не думалось. Сашка лежал на спине, перебирал мягкие шелковистые женские волосы и качественно тупил в потолок. И, кажется, улыбался. Но Саня вернула его на грешную землю. Девушка приподнялась на локте, дунула Саше в нос и поцеловала, когда он наморщился.
        - Я могу выехать в шесть, так что у нас есть еще полдня. Какие будут предложения, корнет Оболенский?
        Нега сползла с Саши. Он вздохнул. Саня его вздох интерпретировала по-своему.
        - Не нравится, что я называют тебя корнетом? Извини. Фамилия у тебя просто шикарная, так и просится подразниться.
        - Да не в фамилии дело, - еще раз вздохнул Александр. - Просто сегодня воскресенье.
        - Я об это догадываюсь, - Саня продолжала дурачиться. А Саша сказал как есть.
        - Я - воскресный папа.
        Улыбка медленно сползла с лица девушки. Она села, прижимая одеяло к груди. И заговорила совсем другим тоном, в котором не было и следа давешней игривости.
        - Да, конечно, я понимаю. Я тогда пойду собираться и… домой поеду.
        - Саня! - он тоже сел и притянул девушку к себе. Она не сопротивлялась. Но и не обнимала в ответ. Замерла в его руках. - Ну Санечка… - запустил пальцы в длинные спутанные, но все равно удивительно гладкие волосы. - Ну ты же понимаешь… не в тебе дело… я бы с удовольствием…
        - Я все понимаю, Саша, - она мягко высвободилась из его рук. - У меня родители были в разводе, я прекрасно понимаю, что такое воскресный папа. Я всегда очень ждала этих встреч. Так что… все в порядке.
        Она встала, все так же завернувшись в одеяло. А вчера утром без стеснения ходила нагая по его квартире. Такого тела, конечно, грех стесняться. А вот сейчас она вцепилась мертвой хваткой в край одеяла. И эта возникшая неловкость Саше ужасно не нравилась. Но как ее преодолеть - он не представлял. И подумать невозможно было, чтобы подвести сына. Но Саня… Ну как ее сейчас отпустить… И время тает…
        - У меня еще с прошлого раза бок не зажил, - неожиданно для себя буркнул Саша. Конечно, сейчас самое время жаловаться! - И сегодня опять - вторая серия.
        - Вторая серия чего? - Саня так и стояла, завернутая в одеяло. Как какая-то древнеримская статуя.
        - Сын у меня хоккеем бредит. Мечтать стать хоккеистом. А жена… бывшая… категорически против, говорит, что это очень опасный вид спорта. Боль там, травма.
        - Спорта без боли и травм не бывает, - фыркнула Саня и едва не обронила одеяло. - Даже шахматист может получить ферзя в нос или доской по голове.
        Саша рассмеялся. Санька все-таки прелесть. А потом посерьезнел, вспомнив о своих перспективах.
        - В общем, сын подбил меня ходить с ним на каток, втайне от матери.
        - Ну классно же! - одобрила Саня.
        - Угу, - хмуро кивнул Саша. - А я как корова на льду - отбил себе все в прошлый раз, что можно.
        - По-моему, ты преувеличиваешь, - Саня закинула угол одеяла на плечо - Ни одного синяка у тебя на теле я не заметила! - и тут же покраснела. Это ужасно мило - такая страстная - и умеет краснеть. А Саня спешно перевела тему. - Так ты что - не умеешь на коньках стоять?
        - Это бесовская выдумка, для инопланетян, у которых ноги как-то иначе устроены! А у меня обычные человеческие ноги. А лед скользкий.
        - Да что ты говоришь! - всплеснула руками Саня. И одеяло все-таки упало. И Саша все-таки вернул девушка на место - на кровать. Прижал к матрасу.
        - Смешно тебе, - напряжение между ними вдруг куда-то делось. Впрочем, ясно куда делось. В пах. - А ты сама-то умеешь?
        - Пф-ф-ф, - Саня закатила глаза, старательно игнорируя то, как Саша прижимается к ней. - Чего там уметь. Я даже беговыми могу!
        - Поехали с нами, - вдруг тихо произнес Саша. И как эта идея раньше ему в голову не пришла?!
        - Ты серьезно? - так же тихо спросила Саня. - Это же ваш… с сыном… день.
        Саша повернул голову и посмотрел на часы на стене.
        - У нас есть два часа. Из дома мы должны выйти через полтора. Так что давай не будем терять времени.
        Она с готовностью ответила на его поцелуй. Вот проблема и решилась - самым наилучшим образом. Утро действительно мудренее вечера.
        ***
        Звонок Иры застал его, как только они отъехали от дома. Саша снова за рулем, и это ему очень нравится. А вот разговаривать с женой - бывшей! - поправил он себя - в присутствии другой девушки, с которой его связывают не пойми какие отношения - это не нравилось. Было непривычно. В жизни Александра всегда была только одна женщина. Он не знал, как правильно себя вести теперь. И ответил потому односложно.
        - Да?
        - Саш, ты скоро приедешь? - быстро отозвалась Ира.
        Он бросил взгляд на приборную панель. Несмотря на то, что вторая серия утреннего секса была еще слаще - и длиннее первой! - они выехали вовремя.
        - Буду в час на «Авангарде», как и договаривались.
        - Слушай, я Шурку на остановке оставила, он тебя подождет, а у меня дела.
        - Хорошо, - Саша растерялся. Он всю голову сломал, как бы так устроить, чтобы Ира с Саней не пересеклись. А Ира, оказывается, решила эту его проблему. Но…
        - Постарайся побыстрее, - так же торопливо произнесла Ира. - На улице прохладно, а Шурка в тонкой куртке.
        Саша представил, как его одиннадцатилетний сын там в минус двенадцать стоит на остановке в тонкой куртке.
        - А ты почему ему разрешила надеть тонкую куртку?
        - Ой, не включай супер-папу! Он нацепил тонкую куртку, которую ты ему подарил в сентябре. Подари сыну пуховик, раз такой умный.
        Так, он опять виноват. В последнее время он все время виноват. Будто это он, Саша, был инициатором всего этого.
        - Ладно, понял, пока.
        Телефон он убрал в карман, наверное, излишне резко. Потому что спустя несколько секунд молчания Саня спросила.
        - Все в порядке?
        - Да. Только нам надо поторопиться.
        - У этой машины спидометр размечен до двухсот двадцати, - Саня пожала плечами. - Дерзай.
        Александр хмыкнул. Досада куда-то делась.
        ***
        - Вон он стоит, - Саша заглушил двигатель, приметив синюю куртку и полосатую шапку сына. - Ты со мной или в машине подождешь?
        - Пойду, - Саня открыла свою дверь. - Надоело сидеть.
        Она немного отстала, поэтому, когда девушка подошла, Саша уже успел наобниматься с сыном.
        - Привет! - радостно произнес сын, с любопытством глядя на подошедшую Саню, и протянул ей руку. - Я Саша.
        Коммуникабельность сына изумляла Сашу. В кого бы, спрашивается? Но Шурка никогда не боялся посторонних людей и легко шел на контакт, сам начинал разговор. Вот и сейчас…
        - Что ты врешь-то! - фыркнула Саня. - Это я - Саша!
        - Но меня так зовут, - растерянно произнёс Шурка. - Это мое имя.
        - Нет, - помотала головой Саня. - Это МОЕ имя!
        Шурка какое-то время разглядывал девушку. А потом широко улыбнулся щербатым ртом - в зубном ряду не доставало двух клыков.
        - Вообще-то, все называют меня Шурой.
        - А меня Саней, - девушка, наконец, пожала протянутую ладошку. - Приятно познакомиться.
        - И мне! - Шурка обернулся к отцу. - А папу все называют Сашей. Или Александром.
        - Я так и думала, - кивнула Саня. - Ну что. Поехали?
        - А ты с нами пойдешь на каток? - тут же заинтересовался Шура.
        - Ага. Если ты не против.
        - Неа, не против, - Шура поправил шапку. - А ты умеешь кататься на коньках?
        - Конечно! Кто же не умеет?
        - Папа, - сын обернулся к Саше, который шел рядом и с непонятными чувствами прислушивался к оживлённому диалогу.
        - Ну, папа твой вообще уникальный человек.
        Шура нахмурился, переваривая эту мысль. И снова вернулся к тому, что его интересовало.
        - А ты хорошо катаешься?
        - Ну… - Саня потерла лоб и тоже поправила шапку - практически Шуркиным жестом. - Беговыми могу, ласточку. И даже пистолетик.
        - Ух ты! Научишь?!
        - Давай, садись в машину, - перевал Саша этот животрепещущий диалог. И поймал себя на том, что улыбается. Он не то чтобы волновался, как сложится общение Сани и Шуры - сын все-таки был лёгким в общении. Но действительность превзошла все ожидания.
        - О, пап, у тебя новая машина?! - Шурка с восторгом смотрел на синий кроссовер. - Классная. Гораздо круче «бэхи»!
        - Молодой человек, садись в машину, у тебя уже нос красный. И это машина Сани.
        Теперь взгляд, которым сын одарил Саню, был полон настоящего неподдельного восхищения.
        Да, это девушка умеет восхищать.
        ***
        В салоне Шурка тут же принялся экзаменовать Саню на предмет хоккея. И нашел в ней благодарного собеседника.
        - А я так хочу научиться. А мама не хочет отдавать меня в секцию - говорит, что будет больно. И травмы. А ты как думаешь, Сань?
        - Я думаю, что мама твоя права. Спорт - это на самом деле боль и травмы.
        - Вот прямо обязательно? - недоверчиво переспросил сын. - Ты сама каким-то спортом занималась?
        Саша кашлянул. Он вспомнил про троекратно чемпионство и «Айрон мэн». Саня покосилась на него и не торопилась с ответом.
        - Саня занималась триатлоном, - ответил за девушку Саша. - И даже имеет чемпионское звание.
        - А что такое триатлон? - тут же навострил уши сын. Всё в спорте, что не касалась хоккея, его мало интересовало. Но не теперь.
        Саня еще раз покосилась на Сашу и непонятно чему улыбнулась. И ответила уже сама.
        - Триатлон - это троеборье. Соревнование на скорость сразу по трем видам спорта - бег, плаванье, велосипед.
        - Ух ты, круто! - выдохнул Шурка. - Ты прямо чемпионка, да? Настоящая?
        - Чемпионка Сибири, - улыбнулась Саня. - И поэтому скажу тебе, Шура, как есть. Было все - и травмы, и боль, и тренировки по два раза в день семь раз в неделю. Ты к этому готов?
        - Да, - ответил сын. Но энтузиазма в его голосе заметно поубавилось.
        - Ты только на словах готов - или прямо по-настоящему готов ковать спортивный характер? И не ныть, что этот суп я не буду, я лучше чипсов поем, уроки я потом сделаю, сейчас лучше в приставку поиграю, кровать потом заправлю, и вообще, зачем ее убирать, если вечером в нее ложиться?
        Пришла очередь Саши удивленно коситься на девушку. Вон как она умеет, оказывается.
        - А это-то тут при чем? - насупился Шурка. - При чем тут уроки и хоккей? И я знаю, что чипсы вредные.
        - При том, что спорта без дисциплины не бывает.
        Шурка сопел и молчал. Но чемпион Сибири его, видимо, сильно впечатлил.
        - Я готов. Правда, готов. Соблюдать... дисциплину.
        - Значит, хоккей тебя дождётся, - улыбнулась Саня. - Ты в каком амплуа хочешь играть?
        - Нападающим!
        - А я бы во вратари пошла, - пожала плечами Саня.
        Шурка несколько секунд переваривал эту информацию.
        - А почему? Ведь это же так круто - забивать шайбу… - начал он и замолчал.
        - Шайбу любой в команде может забить - и форвард, и защитник. И даже сам вратарь. А вот спасти свои ворота, спасти команду - это может только вратарь. Он в команде один. Это уникальный член команды. Самый крутой.
        Шурка замолчал. Он явно открыл для себя какие-то новые перспективы. Саша обернулся к Сане и улыбнулся ей. С его точки зрения, вратарь хорош еще и тем, что в потасовках он все же принимает участие меньше всего. По крайней мере, Саше так казалось. Девушка улыбнулась ему и решила добить Шурку.
        - А еще Доминатор был вратарем.
        - А… эээ..? - замычал Шурка.
        - Ты не знаешь, кто такой Доминатор?
        - Неа.
        - Я тоже не знаю, - честно сознался Саша, въезжая на парковку спортивного комплекса.
        - Доминик Гашек, он же Доминатор! - фыркнула Саня, отстёгивая ремень. - Поисковик вам в помощь!
        ***
        - Слушай, вон та блондиночка, в красненькой куртке, глянь, а? Какие ножки. Я бы вдул.
        Саша резко обернулся. Сзади него, чуть выше, сидела пара великовозрастных балбесов, смотрели на лед и говорили… явно о Сане. Когда Саша обернулся, они замолчали. Один из них начал:
        - Мужик, ты чего… - но второй оказался сообразительней. И пихнул в бок первого.
        - Извините, это ваша… ну… да, понятно… а мы ничего такого…
        Они поспешно собрались и пересели в сторону и на два ряда выше. И принялись обсуждать, судя по лицам, его и Саню. Саша сердито отвернулся к ледовой площадке. И тут же начал улыбаться, едва поймал взглядом красную куртку. И синюю рядом с ней.
        С одной стороны, Саша был очень рад. Что не он корчится сейчас на льду, рискуя каждую секунду отбить себе что-нибудь. А сидит себе спокойно и любуется. Вот Саня сделала вид, что падает - и Шурка тут же принялся ее ловить. Вот они стоят обнявшись. Вот Саня едет на одной ноге, а Шура следом за ней, как будто страхует. Вот они за руки едут беговыми. Вот стоят у бортика, отдыхают, о чем-то разговаривают и смеются. Смотреть на это было очень приятно. Но при этом Саша чувствовал себя чуть ли не стариком на их фоне. А Саня казалось чуть ли не ровесницей Шурки. Он будто сидел и ждал с катка двоих детей. А ведь это не так. И эта девушка, что сейчас дурачится на льду - серьезный специалист в области спутникового интернета, у нее хорошая машина и спортивные достижения. И она невероятно прекрасна в постели. В постели с ним, с Сашей. Но сейчас, глядя на развлекающуюся на льду парочку, Саша не мог отделаться от чувства, что он выгуливает на катке двоих детей.
        ***
        Шурка так вошел во вкус, что с катка они его еле увели. Пообедали в кафе. Причём Шурка, находясь явно под Саниным влиянием, не стал клянчить газировку, а смиренно попросил чай. От мороженого тоже отказался - но это скорее от того, что на льду они намерзлись.
        А потом стал закидывать шары на предмет пойти в кино. Но Саша заметил, как Саня периодически поглядывает на часы.
        - Так, Шурай, Саню нам надо отпустить.
        - Почему?! - на лице сына отразилось искреннее огорчение. Это же огорчение испытывал и Саша, но не считал правильным его демонстрировать. Сын уставился на Саню. - Тебя дома ждут? У тебя свои дети есть?
        Эта мысль неожиданно шибанула Сашу прямо в затылок. А если… это так? Что он знает о Сане? Совсем ничего…
        - У меня даже собаки нет, - рассмеялась Саня.
        - У меня тоже нет, - тут же отозвался Шурка. - А я так хотел. А у мамы аллергия. И у нас рыбки. А они скучные.
        - Сане надо ехать домой, - прервал Саша этот зоологический диспут. - А Саня живет в другом городе.
        - Правда?! - ахнул Шурка. - Значит, ты в следующее воскресенье не поедешь с нами на каток?!
        Саня беспомощно посмотрела на Сашу. Этот беспомощный взгляд так диссонировал с ней, такой уверенной. И при этом что-то сладко екнуло внутри.
        - Не знаю, - наконец произнесла Саня.
        - Ну ладно, - со вздохом принял неизбежное Шурка. - Тогда мы больше не будем тебя задерживать, да, пап?
        - Точно - кивнул Саша.
        - Давайте, я Шуру домой отвезу, - предложила Саня, и никто с ней спорить не стал, вот что удивительно. Единственное, что Саша снова сам сел за руль - так было проще, чем показывать дорогу.
        ***
        - Я тебя подожду? - то ли сказала, то ли спросила Саня. Саша кивнул. Шурка полез обниматься к Сане, и от этого вдруг стало одновременно и горько, и хорошо. Кивнув Сане, Саша взял сына за руку, и они пошли к воротам.
        Это его дом. Дом, который он купил, который сам отделывал. Рядом с которым он сажал деревья, дом, в котором рос его сын. А теперь это - чужой дом. И к этой мысли Саша все еще не мог привыкнуть.
        - Мама, мы дома! - закричал Шурка, едва переступив порог. Спустя несколько секунд наверху лестницы показалась Ира и стала спускаться.
        - Как провёл время? - она взяла у Шурки куртку и повесила на крючок. - Не замерз?
        - Нет! Мы были на… - и тут же осекся. - В кино ходили. С папой и Саней.
        - С каким Саней?
        - Не с каким, а с какой! Саня - это девушка. Папина. Красивая.
        У Саши что-то екнуло на этих словах внутри. Ира медленно к нему повернулась. Шурка умчался по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньку.
        - Са-ня? - медленно повторила Ира. - Ты берешь на встречу с сыном какую-то шлюшку?
        Саша поначалу даже дар речи потерял. А потом почувствовал, как внутри закипает злость. Это было ново. После расставания с Ирой во время всех их встреч он чувствовал только ноющую тоску и боль. А сейчас…
        - С чего такие выводы, позволь спросить? Ты же не знаешь этого человека, даже не видела, - странно, но голос вопреки растущей волне злости звучал ровно.
        - Нормальная девушка не станет вмешиваться в отношения отца и сына! Ты отец, и должен проводить это время с сыном, а не с какой-то девкой!
        Злость не просто закипала. Она вдруг наполнила Сашу всего и уже грозила выплеснуться.
        - Скажи мне, Ира… - он начал медленно, глядя ей в глаза, - а вон там, у двери заднего входа - чьи стоят ботинки?
        - Где?! - она резко обернулась. А Саша сделал пару шагов ей за спину. Наклонился и взял в руки. Это не его ботинки, точно. У Саши сорок пятый, а эти сорок первый. И не Шурки - у Шурки нога еще детская.
        А ведь ему говорили знакомые… разные… несколько раз… что видели Иру с другим мужчиной. И что на его «бэхе» ездит какой-то мужик. А он отмахивался, не верил. А теперь вот…
        Лицо Иры было красноречивее всяких слов. Но она быстро взяла себя в руки.
        - Мы разведены, Оболенский. И моя личная жизнь тебя не касается.
        - Моя тебя - тоже.
        - Но Шура…
        - Хочешь сказать, что Шурка не в курсе, чьи это ботинки? - резко спросил Саша.
        И снова лицо стало красноречивым ответом. Ира даже покраснела.
        - Думаю, мы поняли друг друга, - Саше хотелось еще кое-что сказать жене. Вдруг нашлись слова. Правда, не очень добрые. Но он вспомнил, что его там ждет Саня, которой еще ехать двести пятьдесят километров в другой город по темноте.
        - Саш… - голос Иры нагнал его уже когда он открыл дверь. - Мне деньги нужны…
        - Поговорим в понедельник.
        ***
        - Тебя домой? - Саня старательно делала вид, что все в порядке. И голос спокойный, и ничего особенного будто не произошло. Но сам приезд сюда, и, видимо, его лицо, когда Саша сел в машину, были довольно выразительны. И Саня лишь делала вид, что в порядке.
        - Не надо домой, это на другой конец города. Высади меня на выезде - я сам доберусь.
        - Саша…
        - Пожалуйста, - произнес он с нажимом. - Сделай так, как я прошу.
        Не хватало еще, чтобы Саня из-за него теряла драгоценный час. Темнеет, дело к вечеру, усталость. И завтра понедельник.
        Синий кроссовер притормозил на выезде из коттеджного поселка. Там располагалась остановка.
        Саша повернулся к девушке, но что сказать - так и не придумал. То же самое было утром, когда он не знал, как сказать ей о том, что должен провести день с сыном. Но тогда, утром, все разрешилось самым замечательным образом. А теперь - «дежа вю». И Саня хмурая. Ему не хочется еще одного «дежа вю». И не хочется, чтобы повторилось то их неласковое расставание, которое по его же собственной глупости сделало их чужими на несколько долгих недель. Нельзя этого допустить снова. А, поскольку слов не находилось, то Саша просто подался к девушке - и поцеловал ее - в губы, крепко.
        - Напиши, как доедешь. Я буду волноваться.
        - И ты напиши, как доберешься домой. Я тоже буду волноваться.
        Она улыбается, хотя глаза немного грустные. И Саша не может удержаться - протягивает руку и касается мягкой щеки ладонью.
        - Что обо мне волноваться - я большой взрослый дядя.
        - А я буду, - упрямо повторяет она. И после этих слов снова невозможно удержаться от поцелуя - но уже совсем короткого. И Саша резко отстраняется, а затем открывает дверь.
        - Договорились.
        Глава 7. Не правильно ты, Дядя Федор, бутерброд ешь.
        - Санчес, тебя там, в Белоярске, околдовали, что ли? - таким вопросом огорошил Саню подкравшийся незаметно сзади, со спины Роммель. В ответ Саня сначала только вздрогнула. Потому что мыслями и в самом деле была далеко не в офисе. Именно в Белоярске.
        - Угу, и венец безбрачия наложили, - буркнула Саня, поводя плечом и сбрасывая Ромкину руку.
        - Ты сама себе венец безбрачия, - расхохотался бессердечный Ротермель. - В пятницу забегал Стрыков, очень огорчился, что тебя нет.
        - Вот спасибо тебе, Ромочка, благодетель, что ты меня так своевременно в командировку услал! - картинно прижала руки к груди Саня. - Что, поди, опять с конфетами приходил?
        - От такенная коробка, - заправским рыбацким жестом развел руки Ромка. А потом свел их обратно и сложил на груди. - Ты б уже сориентировала мужчину на местности, Александра Игоревна. Или тебе нравится, что он по тебе сохнет и таскается сюда?
        - Ром, не поверишь, - Саня встала и потянулась. - Прямым текстом ориентировала.
        - Самым прямым? - уточнил Ромка.
        - Прямее не бывает. А вслух на х*й посылать взрослых дядей мне воспитание не позволяет.
        - И то верно, - расхохотался Ромка. - Ну да черт с ним, со Стрыковым. Ты мне вот что скажи, душа моя. Ты там в Белоярске все выходные проторчала, так?
        - Так, - осторожно согласилась Саня.
        - Как город? Понравился? - продолжал допытываться Ротермель.
        - Ну… так… - неопределённо пожала плечами Саня. - Я ж там не в первый раз была. Вроде нечего. А почему ты спрашиваешь?
        - Собираюсь туда расшириться, - уже совершенно серьезно ответил Роман. - Вот и спрашиваю - если что, как ты смотришь, чтобы там поработать. Хотя бы полгода - дело там поставить, людей научить.
        - Ты... серьёзно? - спросила Саня растерянно. Эти Ромкины слова вызвали у нее просто бурю эмоций в душе. Переехать в Белоярк… а там Саша… - А когда планируешь?
        - Серьезнее не бывает, - почти повторил Ромка ее слова. - Планирую, если все будет, как я задумал - после Нового года, а точнее, наверное - февраль. Может быть, начало марта. Так ты как, Сань?
        - Я… я подумаю, ладно?
        - Ладно. И помни - там не будет Стрыкова и его конфет!
        ***
        Всю обратную дорогу домой, и уже в своей квартире, занимаясь обычными домашними делами, Саня прокручивала в голове предложение Роммеля. Хотя, собственно, речь шла даже не о предложении как таковом. А о том, что оно сулило. А сулило оно переезд в Белоярск и более частые встречи с Сашей. Вот, собственно, о нем Саня и думала все это время. Мысли ее перескакивали с одного на другое - в череде воспоминаний и впечатлений минувших выходных. С каких-то бытовых вещей вроде разобранного квадрокоптера - к фразе «Я скучал». От повторения того, что ей казалось, уже не повторится - до нового в их отношениях: знакомства с Шурой. Саня пыталась все это осмыслить, разложить по полочкам, понять и принять. Но неизбежно спотыкалась то на одном, то на другом.
        «Я тоже... ужасно просто… соскучился». От этих слов у нее что-то перевернулось, опрокинулось, рухнуло внутри. А затопило всю каким-то неизведанным ранее чувством - сладким до дрожи. Ты тоже. Ты тоже…
        И все, что было потом, после этих слов - тоже сладко, до дрожи. Саня сначала все никак не могла понять, решить - что это было там, в «Лосиной гриве» - помрачнение рассудка, гормональный сбой или просто раз в жизни такое приключение должно быть у каждой девушки. Но где-то в глубине сидела мысль, что это больше не повторится. А оно повторилось. Стоило ему только произнести эти слова… стоило им поцеловаться - и тот же безумный чувственный пожар охватил их обоих. И не было в этом пожаре места чувству неловкости или стыда, мыслям о неправильности или неприличности. Было только огромное безудержное какое-то наслаждение и никак не утоляемая жажда его.
        Но было и другое. Очень изумившая Саню потребность позаботиться о нем. Это чувство для Сани Егоровой было совершенно новым. В детстве заботились о ней. Когда выросла - стала заботиться о себе сама. Родители ее были еще достаточно активные люди, способные сам устраивать себе жизнь. Опыта постоянных отношений у нее тоже не было. Единственный питомец - алоэ. Колючий, темно-зеленый и устойчивый к стрессам в виде забывчивой хозяйки. «Совсем как ты», - сопроводил этот подарок Роммель. «А чего ж тогда не кактус?», - поддела его Саня. «У алое серединка сочная, мягкая, и оно очень целебное. Прямо как ты», - ответил Ромка. Тогда Саня не нашлась, чем ответить на этот сомнительный комплимент. А сейчас подумала, что какая-то доля истины в словах Ротермеля была. Эта самая сочная мягкая серединка вдруг в Сане Егоровой проснулась. Слова Брауна, оказывается, она не забыла. И про то, что Саша пил после развода - тоже. И теперь все, что подтверждало то, что Саша оставил эту пагубную привычку в прошлом - приносило совершенно неожиданную, необъяснимую радость. И квадрокоптер этот разобранный, для которого и была
куплена водка. И отношения с сыном.
        Последнее Саню ставило в тупик сильнее всего. В ее жизни появился мужчина, который вызывал в девушке огромную гамму совершено новых для нее чувств. И чувств, и мыслей, и явлений. И у этого мужчины есть ребенок. Очень славный.
        Чат с Сашей прочно вошёл в ее жизнь, Утром, днем, вечером перед сном. Фото, голосовые сообщения, текстовые сообщения - обо всем на свете. О своих текущих делах, о погоде за окном, о новостях. Он вдруг вошел в ее жизнь и стал ее частью. С каждым днем, с каждым часом эта часть становилась ширилась, становясь все больше и больше.
        ***
        Шура: Смотри, мама купила.
        Саша только вздохнул, разглядывая на присланное фото.
        Шура: Пап, тебе нравится?
        Розовая рубашка и узкие, похожие на лосины, штаны. Шурка унаследовал Сашин широкий костяк, и вся эта одежда смотрелась на сыне, на Сашин взгляд, до неприличия нелепо. Что за манера одевать пацана так, чтобы он походил не на пацана, а на пародию на девочку?!
        Саша: Тебе самому нравится?
        Шура: Ну вроде да… Мама сказала, что это стильно.
        Саша: Ну раз нравится - отлично.
        Шура: Пап, а Саня с нами в воскресенье на каток пойдет?
        Саша: Она же живёт в другом городе, ты забыл?
        Шура: Ну, я думал, может она в гости приедет.
        Саша: Нет, сынок.
        Шура: Жаль((((
        И Саше было тоже очень жаль. Что эта удивительная девушка сейчас не рядом, что нельзя ее обнять, поехать с ней и сыном на каток и там любоваться, а потом, вечером, раздеть догола и залюбить до беспамятства.
        Но суровая правда жизни такова, что они живут в разных городах. И не наездишься. Да и у самого Александра воскресенья заняты, а каждый раз делить Саню с сыном… Саша до сих пор не был уверен, что поступил правильно тогда. Не в словах Иры было дело - он сомневался, что это было приятно и интересно самой Сане.
        Впрочем, девушка доказывала обратное. Саня несколько раз спрашивал про Шуру - как у него дела, как учится в школе, что нравится из предметов. Такое впечатление, что Шурка ей действительно понравился. Саша усмехнулся. Коммуникабельность сына и его умение ладить с людьми в этот раз превзошли самые смелые ожидания. И этой взаимной симпатии между Саней и сыном Александр был очень рад.
        ***
        - Саша, в это воскресенье за Шурой не приезжай, у нас с ним культурная программа.
        - Повтори еще раз, я не понял? - переспросил Оболенский.
        - Я говорю, что это воскресенье у тебя свободно. Можешь посвятить его своей… - Саша кашлянул. - Этой.
        Необъяснимая антипатия, которую демонстрировала Ира к совершенно незнакомой девушке, Сашу слегка напрягала. Не может же быть это ревностью? Сердце радостно сжалось - но это было мгновение. С чего бы Ире ревновать его к другой, раз она сама захотела, чтобы их брак прекратил свое существование? Непонятно. И неприятно чертовски.
        - Я не спрашиваю тебя, что мне делать. Я спросил, куда вы собрались?
        - В театр.
        - В театр? - недоверчиво уточнил Саша. - С каких это пор Шурка заделался театралом?
        - Надо работать над культурным воспитанием ребенка! - отрезала Ира.
        Ребенок этот бредит хоккеем и просил на Новый гол подарить ему настоящую хоккейную форму. «Я в ней спать буду, как в пижаме!». А его в театр. В розовой рубашке и штанцах-лосинах.
        Однако возражать Саша не стал. Может, и права Ира. И лишним это не будет. Все лучше, чем сидеть за приставкой или на ютубе. А, закончив разговор с Ирой, задумался.
        Сегодня среда. У него наклевываются свободные выходные. И можно сделать то, о чем он мечтает уже три недели.
        Александр снова взял в руки телефон.
        Саша: Я хочу приехать к тебе на выходные. Как ты на это смотришь?
        Саня: Приезжай.
        ***
        Саня сидела на кухне и смотрела на экран смартфона.
        Саня: Приезжай.
        Саша: Ок. Я тогда завтра поточнее информацию скину.
        Саня: Договорились)
        Вот так вот просто. Договорились. До чего они за эти три недели договорились? Да до того, что при мысли о том, что послезавтра его увидит, все внутри превратилось в кисель. В трясущийся, дрожащий и беспомощный кисель.
        Он приедет послезавтра. Наверное, вечером, не раньше. Он приедет… к ней. Жить будет у нее - так же, как она у него три недели назад? Те, трехнедельной давности выходные, вспыхнули пестрой лентой образов в голове. В этой ленте самыми яркими были разнообразные картинки двух обнаженных в постели и почему-то Шура на катке. Господи, что у нее в голове за каша?!
        Саня резко встала. Так. В отличие от Саши она предупреждена заранее. А кто предупрежден - тот вооружен! Значит, сегодня - уборка, а завтра - продумывание меню на два дня и закупка продуктов. И еще надо купить презервативы. И - новый комплект белья. Что-нибудь такое…
        Саня решила, что уборка подождет. И, открыв крышку ноутбука, полезла изучать бельевой ассортимент.
        ***
        Послезавтра… Он увидит ее послезавтра. Правда, до этого момента еще почти двое суток. Зато… зато можно потратить это время с пользой. Саша опустил взгляд, пытаясь с этой точки зрения разглядеть себя. Не удовлетворился ракурсом, встал и подошел к зеркалу, что висело на стене у входа в кабинет и, сложив руки на груди, принялся разглядывать себя. «Чмошник», - по итогам разглядывания вынес себе безжалостный вердикт Саша.
        Одежду ему всегда покупала жена. Когда уходил из дому, не помнил, как собирал вещи, что накидал, не глядя, в сумку. Оставшиеся вещи ему потом собрала Ира, но он так и не заехал за ними. Поэтому ходил в том, что взял, разве что трусы и носки докупил. Собственный внешний вид никогда Сашу особо не интересовал, а в последние десять месяцев он просто старался не смотреться в зеркало. Только когда брился, а брился он поэтому нечасто. Обычно, утром в воскресенье, перед встречей с сыном. Шурке любая растительность на лице отца не нравилась. А так бы Александр и бороду, наверное, отрастил.
        Но сейчас собственное отражение Саша разглядывал пристально. И на что только Санечка внимание обратила? Потрепанный, поношенный, весь какое-то одно сплошное б/у. Саша наклонил голову в одну сторону, в другую, наблюдая, как то же самое делает его отражение. А потом протянул руку, открыл шкаф для верхней одежды, достал и натянул на плечи куртку. Пока Саня от него не сбежала, надо срочно что-то в своем внешнем виде исправить!
        Вечером того же дня Саша снова придирчиво разглядывал себя в зеркало - но уже дома. Тем, что увидел, остался доволен. А так же понял, что Ира ему вещи покупала, руководствуясь примерно такими же принципами, что и для Шурки. То есть - непонятно какими. А совершенно незнакомая девушка-консультант в магазине мужской одежды сделала из Сашки ну если не красавчика, то вполне пристойного на вид мужика. Саша повернулся направо, налево. Джинсы с модными потёртостями и тёмно-красный джемпер из итальянского трикотажа сидели на нем как влитые. Когда ему принесли этот джемпер, Сашка его сразу забраковал.
        - Нет, слишком ярко, я такое не ношу.
        Точнее, ему Ира никогда не покупала таких ярких вещей.
        - А вы примерьте, - сверкнула улыбкой девушка, сунула ему в руки джемпер и задернула шторку примерочной.
        Ну что, примерил. И с удивлением осознал, что такой цвет ему идет.
        - Ну как вам? - раздался из-за шторки веселый голос.
        Сашка не стал отвечать, просто отодвинул в сторону ткань.
        - Ой, как вам хорошо!
        «Это всего лишь маркетинг и стремление продать», - твердо сказал себе Саша. Но дело было в том, что ему самому нравилось то, что он видел в зеркале.
        - Дураки красное любят, - буркнул Саша себе под нос.
        - А умные - носят! - безапелляционно возразила продавец. - Красный - цвет победителей. А вам этот оттенок идет исключительно.
        Саша хмыкнул. Но джемпер в итоге купил. И не только его. Гардероб он себе пополнил капитально, даже белье. Потому что после развода он затарился трусами-носками в гипермаркете - взял что-то дешевое и не глядя. Такое, что теперь штаны снять стыдно - вид у белья за пару месяцев носки сделался совершенно непрезентабельным.
        Сашка еще раз хмыкнул - но уже сам себе, сгребая пакеты с покупками со стойки у касс. Вот и дожил ты, Александр Оболенский, до того светлого дня, когда тебя волнует, какие на тебе трусы. Причем, не свежесть белья волнует - за этим Сашка следил, с детства к чистоплотности приучен, да и Ира ему спуску не давал. А теперь еще и цвет и фасон подавай. Остается надеяться, что Саня оценит его старания.
        ***
        Для того, чтобы доехать до Сани, Оболенский воспользовался услугами междугороднего такси. И, глядя на мелькающий за окном темный зимний лес, в очередной раз с тоской вспомнил свою «бэху».
        У них было в семье две машины. Его большой черный «x6» и маленький «Juke» Иры. Обе машины он оставил жене. Теперь, по прошествии времени - не мог понять почему. Почему дом оставил - это понятно. В этом доме будет расти его сын. И машина Ире нужна. А вот вторая… Сашка теперь смутно вспоминал, что были какие-то разговоры про то, что дороги в коттеджном поселке чистят не всегда аккуратно. И после хорошего снегопада выехать можно только на машине с честным полным приводом. Что-то еще про вместимость багажника, какие-то еще аргументы. Саша тогда не очень хорошо понимал, что ему говорят. И он махнул рукой на «бэху». Тут жизнь рухнула к черту, не до машины.
        По работе его возил служебный автомобиль с водителем. А что до личной, вне-рабочей жизни... Не было ее у Саши. Так, не жизнь, маета какая-то. Он, кажется, даже наслаждался - с совершенно несвойственным ему ранее мазохизмом - всеми неудобствами, которые внесло в его некогда упорядоченную жизнь и налаженный быт отсутствие машины и собственного жилья. Квартиру он снимал, причем самую простую, в новостройке. Ел магазинные пельмени и пил водку. Потом водка исчезла из его жизни, а пельмени, неустроенный быт и внешняя неухоженность - остались.
        А теперь Сашка словно проснулся. И, проводив взглядом мелькнувшую в окне заправку, в очередной раз подумал, чем же он, весь побитый и потрепанный, сумел привлечь внимание такой яркой девушки, как Саня.
        ***
        Нервное беспокойство стало одолевать Саню с самого утра пятницы. Беспокойство и чувство сладкого предвкушения, эпицентр которого был где-то в животе, чуть ниже пупка. Как раз там, где начиналась черная прозрачная сетка новых трусиков. Саня перемерила в бутике десять комплектов. И купила в итоге самый пошлый, самый вульгарный, самый прозрачный. Бес в нее вселился, не иначе. Или снова шальная императрица.
        А вот какая ипостась вылизывала накануне до зеркального блеска - вопрос. Внутренняя чистюля, видимо. А внутренняя хозяйка накануне замариновала курицу и овощи - чтобы вечером только на противень выложить - и через час вкусный и полезный ужин готов. А из неполезного - дорогое импортное мороженое, против которого Саня не могла устоять. И все-таки мучное - маффины, из пекарни у дома. И хорошие мясные нарезки - мужчину надо кормить мясом. И сыр хороший - но к сыру Саня и сама была неравнодушна. И фрукты. Только спиртного не купила, даже сомнений не возникло в том, что это не нужно. Саше - не нужно.
        Саня никогда не состояла в отношениях. Ей даже это словосочетание не нравилось. Описывало ли оно то, что происходило между ней и Сашей - да черт его знает. Но состояние нервного ожидания с перебиранием в голове всего - что она сделала, как подготовилась, что и как произойдет, когда Саша приедет - было внове. И отделаться от неровного беспокойства и сосредоточиться на работе у Сани все никак не получалось. Но ей помог Генка Браун. Ведь для этого и существуют друзья - чтобы помогать.
        ***
        - Ну, не ждала? - именно с такими словами к ней в кабинет ввалился Браун.
        - Не ждала! - с улыбкой согласилась Саня, вставая навстречу другу. Они обнялись. - И правда, почему не предупредил, что приедешь?
        - Сам не знал, - с довольным видом Генка плюхнулся за стол, попутно расстегивая куртку. - Ответ о встрече только сегодня с утра получил, ну и рванул по-быстрому, пока не передумали.
        - Успешно встреча прошла?
        - Вполне, - можно было, собственно, и не спрашивать, Геннадий весь так и лучился довольством. - Так что мечи кофе на стол. А может… Ты обедала?
        - Нет, - улыбнулась Саня.
        - Ну тогда пошли, - снова встал на ноги Браун и принялся обратно застёгивать крутку. - За обедом и потрещим.
        ***
        - Слушай, - Браун сыто откинулся на стуле. - А давай замутим чего-нибудь на выходные?
        - Чего замутим? - осторожно переспросила Саня.
        - Да у меня эти выходные свободные, - принялся рассуждать Генка, с каждым словом все больше и больше воодушевляясь. - Раз уж все равно сюда приехал - давай тряхнём стариной! В кино сходим, в клуб закатимся, а? А то, чую, закисла ты на своей порочной тропе ЗОЖа.
        - Слушай, Гена…
        - Красивых девушек надо развлекать! - безапелляционно прервал ее Браун. - Я хочу тебя выгулять и чтобы мне завидовали. Ну, давай, Сань, как в старые добрые времена, а?
        - Генрих, эти старые добрые времена были всего пару раз, - попробовала аккуратно свернуть тему Саня, но фокус не вышел.
        - Зато есть что вспомнить! - расхохотался Генка. - Ну, какое у вас нынче самое модное место, царица моя?
        - Ген, у меня планы на выходные, - созналась Саня, уверовав в серьезность намерений Брауна.
        - Ну так впиши меня в свои планы, делов-то! - фыркнул Браун. - Я за любой кипишь, кроме голодовки!
        - Гена… - Саня многозначительно посмотрела в глаза другу детства. - Я не могу вписать тебя в эти планы. Прости, но до «менаж а труа» я пока не доросла.
        - Вот оно как… - после паузы протянул Генка. - Так, стоп. Кто таков? Почему у меня фейс-контроль не прошел?
        - Именно потому, что он у тебя фейс-контроль не прошёл, - ровно ответила Саня. Им принесли напитки - ей латте, Генке эспрессо.
        Но Браун даже не посмотрел на принесенное. Он сверлил Саню пристальным взглядом. А потом снова откинулся на спинку стула и таки пригубил кофе. И произнес обличительно:
        - Ты все-таки связалась с Оболенским.
        - Генри, я взрослый человек и имею право…
        - Заткнись и слушай!
        - Ты мне это уже говорил!
        - А ты меня ни хрена не послушала! - рявкнул Браун и звякнул чашкой о блюдце. - Так что теперь - сиди и слушай!
        Саня сцепила зубы, но промолчала. Не потому, что ей так сказал Генрих Браун. А потому, что поняла вдруг, что хочет получить дополнительную информацию о Саше.
        - Я Оболенского уже лет восемь знаю, наверное, - начал Генка хмуро. - Мы с ним по работе пересеклись и как-то… прикипели друг к другу. Он отличный мужик. Работящий, неглупый, с понятиями. Отнюдь не бедствующий, хотя ты же знаешь, для меня материальный достаток - не показатель для дружбы, - усмехнулся Генка. - Но Сашка - он просто… милый, понимаешь?
        Саня кивнула. «Милый» - это было любимое словечко Брауна, ничего не имевшее общего с любовными отношениями, а обозначавшее, что к данному человеку Генка испытывал сильнейшую душевную приязнь. Саня для него была даже не милой - миленькой, сказывались годы дружбы от самого горшка. Оказывается, и Саша был тоже Генкиным милым.
        - Он офигенный чувак, правда. С ним и прибухнуть, и поработать, и выручит без вопросов, - продолжал Браун.
        - Гена, если ты поставил себе цель отговорить меня от отношений с Оболенским, то ты выбрал в корне неверный метод, рассказывая о том, какой он офигенный.
        - Заткнись и слушай, - снова неоригинально огрызнулся Генрих. - Сашка чудесный человек, но у него есть один недостаток. Он свою Ирочку любит. До беспамятства и до сих пор. Сечешь?
        Саня хмуро промолчала, размешивая в стакане латте. Она догадывалась, что речь пойдет о Сашиной жене. Что же, ей полезно будет узнать об этом все.
        - Мне этого не понять, - Браун тоже был хмур. - Как можно к одной бабе так присохнуть. Но вот есть такие мужики - однолюбы. Что у них там в мозгах происходит - я вообще не понимаю. Но Оболенский - такой. Ему только одна баба нужна, ему с ней хорошо, и всего хватает. Он же для нее все делал… - Браун сердито звякнул ложечкой о блюдце. - Пахал как проклятый, по-моему, в отпуск сроду не ездил никуда. Ему лучший отдых - в доме, в подвале там у себя с инструментами чем-нибудь пошебуршать. Зато Ира с Шуркой - то Турция, то Таиланд, то Хайнань, то Вьетнам. Ну а как же - ребенку полезно море и солнце. А Сашке подвал полезен с инструментами. Правда, он говорил, что ему в Турциях да Таиландах жарко и душно, и в гамаке под яблоней с книжкой куда как лучше. Может, и так. Да только Ирка за ним была как за каменной стеной. И чего ей не хватало… - Генка покачала головой. И если начал он свой рассказ сердито, то сейчас его тон сменился на задумчивый. Браун словно сам себе вопросы задавал - вопросы, которые его занимали уже какое-то время. И на которые он до сих пор не мог найти ответа. - Знаешь, - он вздохнул,
словно подводя итог каким-то своим размышлениям. - Есть такие бабы, им надо, чтобы их в узде держали. И чуть что - сразу показывали их место. Не хмурь бровь, боярыня, не про тебя речь. Но я знаю, о чем говорю. Вот Ирка Оболенская - она из таких, видать. А Сашка - он добрый. И доверчивый, как олень. Ему же не раз говорили… я… Андрюха Симаков… да неважно… видели Ирочку его с каким-то мужчиной восточной наружности - из таких, знаешь: черные влажные глаза и волосы на груди со спины видно. Она перед самым разводом, видимо, не особо и пряталась уже. Так Сашка Симакову чуть рожу не расквасил за такие намеки, слышать ничего не хотел дурного про свою Ирочку ненаглядную. А она… - Генка еще раз вздохнул, совсем уже невесело - Не знаю, чего в этом с волосами из-за спины есть такого, чего в Сашке не было. Ну не в шерстистости повышенной же дело, правда? Может, конечно, у них там в интиме разлад был, я не знаю, мы такие вопросы не обсуждали, мало ли чего, может, проблемы какие-то у Сашки были… - Саня поперхнулась латте. Это у Саши с интимом проблемы? У Саши?! С его охрененно умелыми руками и языком, с большим и
неутомимым членом - проблемы с интимом?! Видимо, эти вопросы читались у нее на лице, потому что Браун вдруг хохотнул. А Саня почувствовала, что заливается краской. Генка пригубил кофе, поморщился - остыл. - Все ясно, версия провальная. Значит, видимо, дело в том, что Сашка не строил Ирку. Он добрый, ласковый. Да он подкаблучник! - махнул рукой Браун, допивая в один глоток холодный кофе.
        Какое-то время они оба молчали.
        - Знаешь, Ген… - нерешительно произносит Саня, возя в бокале ложкой. Пить остывшее латте совсем не хочется. - Все, что ты мне рассказал… не так уж и ужасно…
        - Саня, ты вроде не дура, включи мозги! - не дает ей докончить Геннадий. - Сашка офигенный мужик, с таким жить - не тужить. Только любит он не тебя. Если тебе с ним только потрахаться - в добрый путь. Но я ж тебя знаю. Ты секс ради секса не признаешь. Саня, я тебе очень прошу - брось, пока не поздно. Не влюбляйся в Оболенского.
        - Ген, я…
        - Я, видимо, непонятно объясняю, - Браун резко отодвинул чашку в сторону и махнул официанту. - Он может тебя очень качественно трахать, допускаю и даже рад за тебя. Но если вдруг его Ирочка только рукой поманит - он побежит к ней. А про тебя - забудет, будто тебя и не было никогда.
        А вот это - по-настоящему больно.
        ***
        После Генка уехал. Уехал и оставил после себе такое смятение в Саниной душе, что утренний раздрай казался теперь почти покоем. Не работалось от слова «совсем». Саня подумывала о том, чтобы уехать домой, но поняла, что там она себя сожрёт сомнениями и ненужными мыслями окончательно. Поэтому Саня собрала себя в кучу, для тонуса поругалась с Роммелем и подбила итоги по двум проектам. Более чем продуктивно для второй половины дня пятницы, когда до приезда человека, которым ты бредишь, остается всего несколько часов.
        Точнее, один час.
        Саша: Подлетное время - час. Ты уже будешь дома?
        Саня: Да.
        Все, время сомнений кончилось. И начнется какое-то другое время. Пора ехать домой, надевать черный прозрачный комплект и выгнать к чёрту все лишние мысли из головы.
        ***
        Он попросил остановиться у ближайшего к Саниному дому торгового центра. Там обязательно должен быть цветочный.
        Цветы Александр дарил жене три раза в год - на день рождения, восьмое марта и годовщину свадьбы. Покупал, потому что так надо. Потому что иначе Ира обидится, а конфликты Александр Оболенский не любил очень. Поэтому букеты выбирал, ориентируясь на цену - ибо иных параметров букетов он не понимал, красоты в них не видел. Вот анютины глазки на клумбе у дома - это красиво. А эти веники в магазине… просто надо выбрать самый большой ценник - и все.
        Но этот подход сейчас Саше показался в корне неправильным. Он не мог представить, как дарит Сане этот пестрый венок, которым впору лошадь в финале заезда чествовать, но уж никак не красивой девушке дарить. Потратив минут пять на размышления в обществе стоявшей чуть поодаль сотрудницы магазина с приклеенной на рот дежурной улыбкой, Саша принял решение.
        - Давайте тридцать красных роз.
        - Тридцать одну, - поправила его продавец. - Надо нечетное количество.
        - Да? - удивился Сашка. - Ну давайте тридцать одну.
        - Вы хотели по количеству лет девушке подарить? - теперь, когда покупатель озвучил свое желание, продавец стала словоохотливой, параллельно собирая букет. - Лентой перевязать?
        - Ну… - буркнул Саша. - Вроде того. И да, перевяжите.
        Уже после, садясь в машину с охапкой роз, Александр раздумывал над тем, сколько же в самом деле Санечке лет. Он понимал, что старше ее. Но вдруг стало интересно - насколько. Ладно, толку ломать голову. Спросит при случае.
        ***
        О Сашином приходе ее оповестил домофон. Счет пошел на минуты. Волнение снова подкатило тошноту. Саня облизнула пересохшие губы, налила и выпила залпом стакан воды. В навалившейся откуда-то тишине оглушительно громко лязгнул на лестничной площадке лифт. И Саня, словно отмерев, кинулась отпирать дверь.
        Первое, что она увидела - красные розы. Огромный букет. Настолько огромный, что даже далеко не миниатюрный Саша за ним слегка терялся. Саня даже не могла перевести взгляд от цветов на его лицо, чуть спрятавшееся за ними.
        Цветы Сане и раньше дарили. Но ей теперь казалось, что нет.
        - Это мне? - спросила тихо. Господи, какой дурацкий вопрос.
        - Да, - тихо и хрипло ответил он.
        И тут снова лязгнуло - на этот раз замок соседской двери. Саня быстро протянула руку - и втащила Сашу вместе с букетом в квартиру.
        - Это соседи, - сказала она почему-то шепотом.
        - Стесняешься меня? - так же шепотом ответил почему-то он.
        - Не хочу ни с кем делить.
        Роскошный букет из тридцати одной алой розы отправился ждать своего часа на тумбочку. Людям было не до него. Они целовались. И не только целовались.
        - Ты постригся?.. - женские пальцы ерошат короткие волосы на затылке.
        - Ага. А у тебя новые духи? - крупные грубоватые мужские пальцы зарываются в светлые пряди.
        - Нет, это из запасов, - женские руки забираются под мягкий итальянский трикотаж. - Тебе идет красный…
        - Спасибо, - бирюзовая женская футболка летит в сторону. Мужчина захлёбывается выдохом, забывая вдохнуть. - А тебе - черный…
        - Нравится? - прижимаясь почти голой грудью - развратная черная сетка - не в счет - к голой мужской груди.
        - Низ такой же? - левая мужская рука обхватывает красивую сильную женскую шею, лаская большим пальцем впадинку у ключицы. Правая бесцеремонно обхватывает женскую ягодицу, обтянутую синими джинсами.
        - Конечно, это же комплект. Хочешь посмотреть?
        - И не только посмотреть.
        И он наконец-то подхватывает ее на руки - как уже не раз порывался, да все не складывалось.
        ***
        Такое Саша видел только в порно. Которое смотрел, тайком от родителей, сопливым мальчишкой в расцвете пубертата. Вот там было на женщинах такое белье - черное, абсолютно прозрачное, ничего не скрывающее, наоборот - подчеркивающее. Соски казались крупнее и темнее и притягивали взгляд, а так же губы и язык. А эти прозрачные трусы - какая-то сводящая с ума инквизиторская выдумка. Вроде бы - что-то надето. Но при этом - видно все. Продольные линии припухшего женского естества, чуть приоткрытого. И сквозь ничего не скрывающую черную сетку видно, как это все влажно поблескивает.
        Возбуждение, которое накрыло Сашу, было и само, кажется, родом из того пубертатного возраста - когда тело не поддается контролю, а эмоции захлёстывают так, что себя не помнишь.
        Чёрную сетку он с Сани снимать не стал. Бюстгальтер сдернул вниз, от чего и без того высокая Санина грудь вдернулась еще выше. И соски торчали поверх сетки так, что Сашка едва успел слизнуть струйку слюни, появившейся в углу рта. Нелепо, но так. Полный рот слюны от этой картины: торчащие соски и поднятая вверх грудь. Часть скопившей в роту слюны Александр израсходовал на то, чтобы намочить это черное и прозрачное - потому что оно снова вернулось на место, и он ласкал Санину грудь прямо через это сетку. Кружево намокло и царапалось, но это только обостряло удовольствие.
        Низ тоже снимать не стал. Это из подростковых прыщавых фантазий вылезло, не иначе - что он натянул черную узкую полоску кружева. Натянул - а потом подтянул вверх, так, что эта черная лента врезалась в пухлость влажной женской темно-розовой плоти. Он потянул еще сильнее вверх. Кружево еще сильнее врезалось. Саня застонала еще громче. А он принялся двигать этим черным кружевом - вправо, влево, по кругу. Саня стонала, дрожала, всхлипывала. А он крутил так и этак узкую полоску черного влажного кружева и смотрел, как черное двигается между розового. Как зачарованный смотрел. Он ласкал эту девушку между ног пальцами, языком. А теперь вот…
        - Сашенька, я так не могу больше…
        И я тоже, маленькая, и я тоже…
        В общем, белье он с нее так и не снял. Вот прямо в нем ее и взял. Снял потом, после первого, короткого и быстрого оргазма. Саня позволяла себя раздевать, размякшая, безвольная, как кукла. И потом молча лежала рядом, прижимаясь плечом к плечу. Молчал и Саша. Молчал и думал.
        Даже в двадцать его так не накрывало. Хотя, может, и накрывало - но такой глубины не было. Так не выворачивало - чтобы всю душу наизнанку, и в мыслях разброд. И в чувствах.
        Чувства. В этом все дело, наверное. Но ведь и к Ире же были чувства. Были? Саша распахнул глаза. С какого момента он стал думать о чувствах к Ире в прошедшем времени? Что ты со мной сделала, Саня?!
        Он покосился на девушку рядом. Она лежала с закрытыми глазами. Светлые пепельные волосы разметались по подушке. Красивая. Гораздо красивее Иры - спокойно понял Саша. И гораздо более чувственная - он это тоже понял совершенно спокойно. Ну как спокойно - едва стоило подумать о чувственном отклике ее тела - и реакция не замедлила себя проявить. Но думать это пока не мешало.
        Близость с Ирой была просто удовлетворением базового инстинкта - понял теперь он. На большее их интимные отношения не тянули. Даже в молодости. Секс с Ирой - это как сухой паек. Потребности организма в калориях, белках, жирах, углеводах удовлетворит. Но не более. А близость с Саней… Даже не знал, с чем сравнить. Саша не был сладкоежкой, но на ум пришел торт - пышный, свежий, сладкий, весь в воздушном креме и с ягодами. Который сам тает во рту.
        Эта девушка - чувственный торт. Только вот кто его испек?
        Возможно, Ира и была суховатой в постели. Но он точно знал, что был единственным у нее. А Саня… С таким темпераментом… Сколько еще мужчин так же сходили с ума от высокой груди и стройных бедер? Сколько ртов вбирали в себя эти отзывчивые на ласку соски? Сколько пальцев раздвигали сочащиеся влагой припухшие складки? Сколько членов входили в ее - узкое же! - лоно?
        Да какая разница, сколько?! Ему достаточно и одного! Того, что кто-то был. До него. И тоже кушал этот торт, слизывал эти сладкие взбитые сливки, сдавливал зубами сладкие ягоды. Кто-то. Кроме него. Это не его личный торт.
        Мысль была такой отрезвляюще горькой, что Саша вдруг сел. А Саня рядом открыла глаза. Красивущие они у нее - светлые, прозрачные, хотя сейчас чуть затуманенные. Ну не может быть, чтобы она на всех смотрела так, как смотрит на него сейчас. Не может! И Саша сгреб девушку, прижал к себе. Она удовлетворенно вздохнула, прижалась щекой к его груди.
        - Довольна ли ты мной, боярыня? - он хотел пошутить, но вышло как-то… двусмысленно.
        Ее ладонь пробралась ему за спину, легла между лопаток.
        - А ты мною? - ответила вопросом на вопрос. И ее голос, в отличие от его, звучал серьезно.
        - Ну, с учетом того, что я завелся от твоего белья как сопливый подросток… - Сашины пальцы начали путешествие вниз от плеча к груди. Думать расхотелось. Тот огонь, что было лишь прибит первым оргазмом, начал снова разгораться. Она слишком красивая. Слишком нежная. У него слишком от нее едет крыша. Чтобы связано - или хоть как-то - думать сейчас. - Даже не знаю, как тебе ответить…
        - Не понравилось? - у нее слегка смущенная улыбка. - Не знаю, какой бес в меня вселился, когда я это белье вчера покупала. Почему-то решила, что это может быть красиво…
        Вчера купила… Для него…Все мысли окончательно капитулировали из Сашкиной головы. Осталось только непонятное чувство стеснения в груди - просто от того, что она рядом. Как говорит. Как смотрит. И предвкушение того, что сейчас снова будет хорошо. Очень хорошо. Не так, как двадцать минут назад, наверное, как-то иначе, но хорошо - точно. Потому что это - Саня. Красивая, нежная, чувственная. А он просто дурак, что позволили себе думать о чем-то дурном. С Ирой вздумал сравнивать. Ира тебе хоть раз, за все пятнадцать лет брака, делала… вот так?
        - Санечка… - вожделение уже почти привычно охватило его всего, без остатка. Превращая и его самого в сладострастное, похотливое животное, способное лишь чувствовать. - С моей стороны будет не слишком большой наглостью кое о чем попросить?… - и он зарылся пальцами в ее волосы.
        - Ты хочешь есть? - неуверенно спросила Саня, прижимаясь к нему.
        - Я хочу твой рот, - прошептала он ей на ухо. И потянул руку вниз. - Вот здесь.
        - О-о-о… - ее ладонь тут же, без промедления обхватила врученное. - Это большая наглость, - пальцы сжались сильнее. - Очень большая… - ладонь стала мерно скользить вверх и вниз. - Огромная, я бы сказала.
        Когда руку сменили губы, Сашка уже ничего не соображал. И только шептать мог, приподнимая бедра навстречу движениям ее рта.
        - Санечка… Санечка… Девочка моя…
        ***
        - А завтра мы поедем кататься на лыжах.
        Если и могло что-то выдернуть Сашу из той сладкой дремы, что охватила его после последовательно нанесенных организму - секса (два раза по оргазму!) и ужина (с одной добавкой и чаем с маффинами!) - то именно вот такая фраза.
        - На лыжах? - переспросил он, спешно пытаясь изгнать из головы сонную дремоту.
        - Да! - Саня, в отличие от него, выглядит как минимум не сонной. - У нас в кедровом бору отличная лыжная база. Ты же говорил, что занимался беговыми лыжами?
        - Занимался, - мозг включался медленно и неохотно. - Но… у меня же ничего нет… Одежды там… не в джинсах же….
        - Там все можно взять в прокат, - Саня легла подбородком ему на грудь и уставилась своими невозможными голубыми глазищами. - Еще отмазки есть?
        - Нет, - улыбнулся Саша и положил ладонь на тонкую женскую поясницу. - Поехали. Я с удовольствием тряхну стариной.
        Саня рассмеялась и легла на его грудь щекой. Положила ладонь на область сердца. Помолчала.
        - Ну, тогда давай спать. Надо отдохнуть перед лыжней.
        - Ну не марафон же мы собрались бежать, - Саша шевельнулся - и быстро опрокинул девушку на постель. - Спать мы будем минут через двадцать… или тридцать... или…
        Уснули они через час. Ради справедливости стоит отметить, что в это час по уже отработанному сценарию вошли еда и секс. Так же ради справедливости стоит отметить, что «уснули» - не совсем верное слово. Отрубились - это точнее.
        ***
        На следующий день погода порадовала безоблачным небом и легким морозцем. Для лыжных прогулок - идеально. Да и вообще до определённого момента идеально было все - не только погода. Могучий бор был прекрасен весь - с его почти черными толстыми шершавыми стволами деревьев, темно-зеленой колючей хвоей и отличным скользким снегом. Лыжня по нему была проложена мастерски, воздух была такой вкусный, что не надышаться. Саша немного запыхался, не без этого. Но что было приятнее прочего во всем этом - что от чемпионки по триатлону он не отставал нисколько. Правда, в состав триатлона лыжи не входят - по крайней мере, в классический. А зимний триатлон Саня назвала извращением. В общем, они накатались и надышались всласть, до приятной истомы и легкого головокружения.
        И позже, сидя в кафе и допивая второй стакана отвара шиповника, Саша думал о том, что вот это - идеальный отдых. Накрутить десяток километров на лыжах по кедровому бору, навернуть борща с пловом, потом пить ароматный, с кислинкой, отвар шиповника и любоваться девушкой, сидящей напротив - с начавшими виться у висов от влажности пепельными волосами, блестящими голубыми глазами и здоровым румянцем во всю щеку. А кому-то лучший отдых вот в это самое чудесное зимнее время - обливаться потом под палящим южно-азиатским солнцем и маяться несварением от местной, мягко говоря, своеобразной пищи. Но вот Ира именно такой отдых любит, Таиланд ей дом родной.
        Словно в ответ на его мысли зазвонил телефон. Ира.
        - Привет, - ответил Саша осторожно. Он до сих пор так и не придумал, как правильно себя вести во время телефонных разговоров с женой в присутствии Сани.
        - Здравствуй, Саша! - бодро, излишне бодро отозвалась жена. - Ты завтра сможешь Шурку прямо с утра забрать, часов в девять?
        - Э-э-э… - ничего вразумительнее Саша поначалу выдать не мог. Потом все же собрался с мыслями. - Ты же сказала, что вы идете… в театр?
        - У меня поменялись планы. Когда тебе Шуру привезти? В девять будет нормально?
        Нормально? Ни хрена это не нормально! Саша почесал в затылке, неосознанно откинувшись на стуле назад. Словно увеличивая дистанцию между собой и Саней.
        - Вообще, сейчас я в другом городе.
        - Ты забыл, что воскресенье - твой день? - фыркнула Ира. - Недолго же тебя хватило на роль примерного отца!
        - Ты же сама сказала мне, что воскресенье у меня свободно!
        - А ты и рад его потратить на… на…
        - На что? - тихо спросил Саша.
        - Я не собираюсь об этом говорить! - отрезала Ира. - Ты заберешь Шурку или слишком для этого занят?
        - Заберу, - сквозь зубы ответил Саша и, не дождавшись ответа, оборвал связь.
        Саня с очень сосредоточенным видом размешивала напиток в кружке. Уже остыл, наверное. Саша кашлянул. Еще буквально пять минут назад они дурачились, обсуждая планы на вторую половину дня. Рассуждали, что лучше: покататься еще или махнуть обратно в город и там уже заехать в магазин, набрать вкусностей и приготовить грандиозный ужин. А после ужина - не менее грандиозный секс. А теперь вот - нет у них никаких планов. И субботы этой тоже нет.
        - Мне надо возвращаться, - Саша не стал тянуть кота за хвост. - Завтра забираю Шурку.
        - С ним что-то случилось? - Саня выглядела и в самом деле обеспокоенной.
        - Нет, просто… Я же воскресный папа, - Саша неловко дернул плечом. - Я тебе говорил.
        - Я помню. Но ты так же говорил, что это воскресенье у тебя свободно.
        - У Иры поменялись планы, - буркнул Саша. А потом решился и поднял взгляд. Они какое-то время молча смотрели друг на друга.
        - Ясно, - кивнула Саня с теперь абсолютно непроницаемым выражением лица. - Поехали в город, тебе же надо рюкзак забрать, верно?
        Саше осталось только кивнуть. Он сам не понимал, как все так вдруг испортилось. Почти так же, как тогда, в «Лосиной гриве».
        По дороге он была занят вопросом трансфера и в очередной раз, с уже довольно сильным раздражением ощутил, как это неудобно и даже нелепо - быть без машины. Особенно если ты всю сознательную жизнь за рулем, и права получил в восемнадцать. А тут - как инвалид просто. И все время зависишь от других людей. От обстоятельств. Зависеть Александр Оболенский не любил, но вдруг понял, что вся его жизнь в последнее время - зависимости. Разные и от разного.
        Неловкость между ним и Саней, появившаяся после звонка Иры, никуда не делась, даже, наоборот, усилилась. И что с ней делать, Саша, и без того не считавший себя мастером коммуникаций, не представлял. Молчание давило почти ощутимо, добавляя миллиметры к ртутному столбу атмосферного давления.
        - Я… - Саша поправил лямку рюкзака. - Я позвоню…или напишу… как доберусь.
        - Хорошо, - спокойно. Безучастно.
        - Напиши, как доедешь. Я буду волноваться.
        - И ты напиши, как доберешься домой. Я тоже буду волноваться.
        - Что обо мне волноваться - я большой взрослый дядя.
        - А я буду.
        Ты больше обо мне не волнуешься, Санечка?
        - Мы… я что-нибудь придумаю… - он снова поправил лямку. - Мы обязательно еще… покатаемся на лыжах.
        - А вдруг у твоей жены опять появятся планы?
        Сашка даже моргнул от неожиданности. А Саня смотрела на него прямым, открытым взглядом. Даже с вызовом смотрела.
        - У всех бывают планы… - проговорил он медленно. - И они могут меняться.
        - А что поменялось у твоей жены? Кто-то заболел? Срочная работа в воскресенье? Что заставило тебя все бросить и вернуться?
        У Александра появились стойкое ощущение, что его то ли допрашивают, то ли упрекают в чем-то. Ни того, ни другого Саша категорически не выносил. Но все-таки старался держать себя в руках - в этом у него был какой-никакой, но все же опыт, пятнадцать лет супружества - это не шутки.
        - Я не спросил, - ответил он с неохотой.
        - Тебе не интересно знать причину, по которой ты вынужден отставить в сторону свои планы и срочно возвращаться? - она спрашивала с инквизиторской методичностью. И с каждым словом Саше это нравилось все меньше и меньше.
        - Я не… - не подбирались слова, ну никак. Все выходило как оправдание. А оправдываться Александр Оболенский тоже очень не любил, хоть и приходилось иногда. - Санечка, не сердись. Мы обязательно все наверстаем… Ну, не злись пожалуйста.
        - Я не злюсь, - она говорила и правда спокойно. И от этого ее спокойствия становилось нехорошо и неспокойно. - Я просто думаю - а если бы она позвонила вчера? Вечером? Когда ты был занят… мной. И моим удовольствием. Тоже бы сорвался? Или все же сначала бы дело закончил? Как говорится: кончил дело - гуляй смело.
        - Не передергивай! - не сдержался и повысил голос Саша.
        - Она тобой манипулирует, как ты не понимаешь?! - Саня тоже не стала сдерживать громкость голоса. - Манипулирует, пользуясь твоей любовью к сыну!
        - Кто дал тебе право так говорить о моей жене?! - тут он уже заорал. - Кто ты такая, чтобы говорить так?!
        - И в самом деле - кто? - вдруг в противовес тихо ответила Саня. Отшагнула в сторону, открыла дверь. - Вон.
        Глава 8. Поздравляю тебя, Шурик, ты - балбес!
        За Шуркой он приехал сам. Из какого-то чувства идиотского, мальчишечьего практически противоречия. Ира сломала ему планы на выходные. Он явится к ней за Шуркой в воскресенье в восемь утра. Ира протестовала, но он не услышал ее возражений - просто поставил перед фактом.
        - Пап, - зевающий и лохматый сын сонно уткнулся ему в бок. - Привет.
        - Привет, чемпион, - Саша потрепал Шурку по макушке и проигнорировал нахмуренные брови жены - она не любила, когда Александр так называл сына. - Ты готов? Позавтракал?
        - Неа, - еще раз смачно зевнул Шурка. - В смысле готов, но не ел.
        Саша посмотрел на Иру.
        - Никак не могла разбудить, - пожала она плечами. - Спал как убитый.
        Да в воскресенье сам бог велел спать как убитому. А ребенка подняли в такую рань… ради чего?
        - Ладно, пошли, - хлопнул сына по плечу. - Такси ждет. Дома накормлю.
        «Если есть чем», - про себя подумал Саша. Ему вчера было не до покупок. Значит, надо будет по дороге заскочить в магазин.
        - Саша, вы не планируйте сегодня ничего на свежем воздухе, - нагнали его слова Иры уже в дверях.
        - Это еще почему? - изумленно обернулся Александр. Нет, перспективе провести день без катка он был очень рад. Но мальчишеское упрямство никак не желало отпускать.
        - Вот почему, - вместо Иры ответит Шурка. И с виноватым видом поднял ногу. Левый ботинок откровенно «просил каши».
        - Чего новые не купили?
        - На него не напасешься! - фыркнула Ира. - По две пары за сезон убивает. Да и некогда мне было, вчера только порвал.
        Шурка открыл рот, чтобы что-то сказать - но промолчал. Саша тоже хотел спросить, чем же так занята его бывшая жена, что не может купить сыну новые зимние ботинки. Но тоже не спросил, а сказал вместо этого другое.
        - Ну купила бы ему «ecco», их ему точно на сезон хватает, не успевает разодрать.
        - Не напасешься каждый год ему «ecco» покупать, - Ира тоже демонстрировала какое-то непонятное упрямство. - У него же нога растет сейчас как сумасшедшая.
        Это было правдой. У Шурки сейчас такой возраст, когда начинается активный рост. К тому же, на Шурке все, что называется, «горело» - и одежда, и, в особенности, обувь. Александр и сам был таким же в детстве. Но это же не повод, чтобы пацан ходил в дырявых ботинках. Тем боле, что…
        - Я даю тебе мало денег?
        Они какие-то время молча смотрели друг на друга.
        - Вот сам и купи ему «ecco».
        ***
        - Папа, как у тебя здорово!
        Саша лишь вздохнул, разбивая яйца на сковородку. Здорово, конечно. В обыкновенной однокомнатной квартире в новостройке, все украшение которой - разноцветные дома вокруг. Ни деревца, ни кустика, так, чахлые клумбы да пестрые детские площадки. Человеческий муравейник. Никакого сравнения с просторным домом в экологически чистом коттеджном поселке. А к дому прилагается участок земли, на котором качели и площадка с баскетбольным кольцом. Про беседку с мангалом и баню даже упоминать отдельно не стоит. А Шурке тут - «здорово».
        - Пап, какие планы? - Шурка устроился за столом и с аппетитом набросился на яичницу.
        - Для начала мы позавтракаем, - Саша разлил кипяток по кружкам, себе с кофе, Шурке - с чаем. - Потом поедем покупать тебе ботинки.
        - А потом? Может, на каток? - без особой надежды спросил Шурка, не донеся вилку до рта.
        - Шур… - Саша вздохнул - У меня спина болит, пожалей отца. Давай лучше… ну, хоть в аэротрубу, что ли. И в кино.
        - Давай, - тоже вздохнув, согласился сын и вернулся к завтраку. - А когда Саня к тебе снова в гости приедет? Она такая классная!
        Саше стоило заметных усилий не выдать своих чувств. Потому что кольнуло внутри, где-то под ребрами, ощутимо. Он сделал глоток кофе, чтобы потянуть время.
        Она не просто классная, сын. Она такая… такая…
        - Я пока не знаю, Шурай. Саня сейчас очень занята, у нее много работы, - пауза и кофе помогли, смог ответить спокойно и уверенно.
        - Жаль, - совсем пригорюнился Шурка. - Слушай, а дай мне ее номер телефона!
        - Зачем?! - едва не поперхнулся кофе Саша.
        - Я хочу с ней поговорить. Про хоккей.
        Ну да, с кем еще про хоккей говорить, если не с ней? Александр представил себе, что подумает и почувствует Саня, если Шурка действительно ей позвонит или напишет. Особенно на фоне того, как они расстались.
        - Это не очень удобно, Шура, - получилось излишне резко.
        - Почему это? - проявил фирменное «оболенское» упрямство сын. - Мне Саня на катке сама сказала: если какие-то вопросы по спорту будут - не стесняйся, обращайся. Она даже сама мне обещала номер телефона дать, но потом забыла. Я, - тут же исправился. - Я забыл взять.
        Однако. Шустрый юноша растет. Не по годам и не по возрасту резвый. Еще двенадцати нет, а уже у красивых девушек телефончики берет. Явно не в отца.
        - Хорошо, давай сначала вопрос с ботинками решим, а потом все остальное, - со вздохом капитулировал Саша. - Ты наелся? Могу еще бутербродов сделать, и печенье есть.
        - Нет, я сытый! - сын повеселел. - Поехали за ботинками!
        - Сначала надо со стола убрать и посуду помыть.
        - Давай я все сделаю, а ты иди собирайся! - подскочил сын и принялся собирать тарелки.
        Вот чудеса-то. И Александр пошел переодеваться.
        ***
        В итоге они купили зимние ботинки «ecco». Такие, какие выбрал сам Шурка. Сын обувью остался доволен, даже сфотографировал прямо там, в магазине, сказав, что покажет фото Сане. Александр лишь тихонько вздохнул.
        До аэротрубы они не добрались, вместо нее закатились на картинг. Шурке там понравилось, да и Саша, смешно сказать, с удовольствием погонял по треку - как оказалось, несмотря на свои габариты, во взрослый карт он-таки смог себя вместить. И снова череда снимков - уже в гоночных комбинезонах и шлемах. «Сане покажу», - радовался сын. А потом добавил: «И одноклассникам! И маме!». А затем подумал и добавил со вздохом: «Хотя маме, наверное, не надо». И, в самом деле, наверное, не надо. Ира не одобряла такого рода забавы. Ведомый все тем же - никак не желающим утихать мальчишеским чувством противоречия - Саша пообещал в следующий раз отвести сына в батутный центр. Стараясь не думать, чем это грозит лично ему. С другой стороны, хуже скользкого и твердого льда на катке хуже быть ничего не может. А вот Саня, наверное, и на батуте может. И на карте.
        Телефон Сани Александр пообещал сыну сбросить в мессенджер. Отвез его домой, проводил до двери, но заходить в дом не стал. Обнял, поцеловал, дождался, когда с Шуркой закроется дверь, гася звонкое «Мам, папа мне новые ботинки купил!».
        Уже у забора обернулся. Дом, просторный, уютный, укутанный снегом, аккуратно расчищенным в сугробы, светящийся теплым светом окон в темноту позднего вечера, показался вдруг совсем чужим. Совершенно. Будто не Александр его когда-то покупал коробкой, отделывал, обустраивал, возился, посвящая ему каждую свободную минуту и каждый лишний рубль. А теперь - это чужой дом. В нем живет его сын, поэтому Саше важно, по-прежнему важно, что дом комфортный и безопасный для проживания. Но и только. А самого Сашу с этим домом теперь не связывает ничего. Словно отпала, наконец, какая-то пуповина.
        Озадаченный - причем, скорее неприятно, чем наоборот, - этим наблюдением Александр Оболенский сел в ожидавшее его такси.
        ***
        Следующие дни - а, точнее, пара недель - прошли у Александра под девизом «НЕ ТАК». Не так было все.
        Нельзя было сказать, что это состояние ему было совсем уж внове. Год назад его жизнь рухнула. Да, он до сих пор думал именно так. Та, прежняя жизнь, где у Саши имелось все, что ему было необходимо - дом, семья - она рухнула. Из-под этих обломков он выкарабкивался долго. Выбрался. И понял, что вместо рухнувшей жизни у него все же началась другая. И в ней все НЕ ТАК. Сначала было никак, а теперь не так.
        Начиная с самого простого. И с самого болезненного одновременно. С чувства вины. Виноватым Саша себя чувствовать не любил. А кто любит, скажите на милость? Именно поэтому он старался избегать малейших конфликтов в семье и работал на опережение. Чтобы у Иры не было повода упрекнуть его в чем-то. Он считал неправильным ссориться с женой, семья - она не для этого. Вот в области работы - тут Александр конфликты очень даже любил. Ну, может, не любил - но не стеснялся ругаться, торговаться, дожимать и отжимать. В делах без жесткости никак, и своим материальным положением он был обязан именно такому, сугубо практическому подходу.
        А в семье должна быть тишь и гладь. Ему самому нетрудно - подарить три раза в год букеты, купить то, что Ира просит, отправить их с Шуркой в очередной раз в очередной Тай, искренне радуясь, что его туда не тащат. И промолчать лишний раз нетрудно, если речь идет о пустяках вроде розовых рубашек для сына. Шурка же не бунтует - а, значит, все в порядке. Хотя, возможно, сын унаследовал Сашину нелюбовь к конфликтам.
        Впрочем, Ира тоже не была конфликтным человеком. Ну, или Саше так казалось. Или он себя в этом убедил. Но жили же мирно и спокойно! А потом… А теперь… теперь при общении с женой Александр все чаще и чаще замечал раздраженные, даже истеричные интонации. Или они всегда были, и он просто и в самом деле не замечал? Как не замечал многое - если верить тому, что ему говорили знакомые и друзья.
        Саша протянул руку и раздраженно щелкнул кнопкой чайника. Чаю не хотелось, кофе тоже - спать скоро. Но требовалось чем-то занять себя. Пока закипала вода, он взял телефон. Шурка уже два раза напоминал о том, что ему обещали номер Сани. Александр пока отмахивался, ссылаясь на занятость и давая обещания. Но так долго продолжаться не может. Да и сам Саша не был сторонником такой тактики решения вопросов - в виде бессмысленных обещаний. Но что делать - он просто не представлял.
        Саню он обидел. И дело даже не в ее резком, почти грубом «Вон!». И не в тоне, каким это было сказано. И не во взгляде - который лишний раз и вспоминать не хочется. Нет, Саша сам был уверен, внутренне уверен, что сделал неправильно. Нехорошо. И, прихлебывая маленькими глотками и периодически дуя на горячий чай, он позволил - а, может, заставил себя - вернуться в воспоминаниях в ту субботу. Это неприятно, даже болезненно. Но без этого - никак.
        Кто ты такая, чтобы говорить так?!
        Он вдруг осознал отчетливо, что даже если бы захотел - не смог бы придумать слова обиднее. Он понял это, просто представив, что говорит эти слова Ире. Кто ты такая?! И тут же внутренне похолодел. Ире он бы такое никогда не сказал, у него бы просто язык не повернулся.
        А Сане сказал. Показал девушке, что она для него - никто, ничего не значит.
        Но ведь это не так.
        Это Александр осознал так же отчётливо. Она сказала ему холодно и презрительно «Вон!» Тогда он был слишком зол, чтобы ее тон задел. Но сейчас при воспоминании засосало под ложечкой. Он ее оскорбил. Она его выгнала. Дальше что?
        И при мысли, что дальше - ничего, что это была их последняя встреча - стало так тошно и тоскливо, как, наверное, ему было после разрыва с Ирой. Ну что он, проклятый какой-то, что не может с женщинами нормально отношения выстраивать?! А ведь пятнадцать лет был уверен, что умеет. И что все у него в порядке.
        Саша встал и подошел к окну. Оказывается, на улице началась метель. И темные прямоугольники домов с квадратами желтых окон то и дело перечеркивались белыми штрихами. Александр обхватил рукой чашку, впитывая всей ладонью тепло.
        Тепло. Как же его не хватает. Неужели единственный человек, которого Александр сможет искренне обнять, чтобы почувствовать настоящее, живое, человеческое тепло - это сын? Саша переложил кружку в другую руку, чтобы и ее согреть.
        И вспомнил, как засыпал последний раз в Саниной квартире. Как она, нагая, оплела его и сопела в шею. А теперь все твое тепло, Александр Оболенский - кружка с чаем.
        Саша нахмурился. Прошел и вылил остывший чай в раковину. Рефлексия - не его конек. Накосячил - исправляй.
        Но он не представлял - как. Банальными извинениями и букетом цветов тут не отделаешься. Вопрос был гораздо глубже, но именно туда, глубже, Саша лезть боялся. Или пока был не готов.
        Он протянул руку и достал с полки кастрюлю. Сварит себе пельменей, закинет топлива в топку и уснет, обожравшийся и тупой. Это лучше, чем пить водку. И по хрен на то, что от этого растет пузо. Саша и так после развода на водочной диете похудел так, что пришлось новые дырки ремне проковыривать. Зато уснет.
        А завтра… Завтра будет видно. Умение… способность… привычка жить одним днем стала для Александра Оболенского явлением обыкновенным. Жить одним днем. Выживать. Потому что положиться не на кого, и единственное тепло, которое тебе светит - это тепло от кружки с чаем. Или от тазика с пельменями.
        А больше помощи ждать тебе не от кого.
        На следующий день Александр узнал, что помочь ему могут. Генка Браун помог. Ну а разве не для этого существуют друзья?
        ***
        - Санька, ты зачем Стрыкова до нервного тика довела?
        - Хочешь - и тебя доведу?
        - Так, - Ротермель устроился верхом на соседнем стуле. - У нас что - ПМС, ретроградный Меркурий или не с той ноги на метлу села?
        - Что там у вас, Роман Робертович, я не знаю, - Саня медленно обернулась вместе с креслом. - Может, у вас ПМС, я таких интимных подробностей не знаю. А у меня проект горит.
        - А по-моему, у тебя какое-то другое место горит.
        - Р-р-рома!!!
        - Ну порычи на меня, порычи. Можешь даже по морде шлепнуть, я же видел, тебе эти конфеты хотелось Стрыкову по фейсу размазать.
        - Рома, я не шлепну! Не отстанешь - покажу, как мне папа хук слева поставил!
        - Вот не зря говорят - не называйте девочку мужским именем, она вырастет пацаном, - встал Ромка. И ловко увернулся от брошенной в его сторону папки-скоросшивателя. - Если я тебе кофе принесу, каковы шансы, что ты им в меня кинешь?
        - Если принесешь молча - обещаю не кидать.
        - Уф, боярыня сменила гнев на милость! - легко сделал пару шагов назад Ромка. И уже от дверей добавил: - Санька, а ты парнишу своего любишь так же, как сейчас на него дуешься?
        - Р-р-ротер-р-рмель! - в этот раз Сане попалась под руку печать. Ее Роммель безошибочным движением поймал. И скрылся за дверью со словами:
        - Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…
        Какие мы образованные, сдохнуть можно!
        К тому же хочется…
        ***
        Внутри уже который день горело. Который день горело дикой смесью гордости, обиды и еще чего-то, не идентифицируемого.
        Тебя Геночка предупреждал? Предупреждал. И даже не раз. А ты что? А ты, Александра Игоревна, по стопам своей матушки. И ведь мама ее тоже предупреждала.
        «Это мое упрямство, Сань. Я ведь видела, какой он. Но была уверена, что смогу его переделать. Запомни одно, доченька - мужчину переделать невозможно. Или люби его такого, какой он есть. Или не связывайся с ним».
        Невозможно переделать. Это так. Тебе Генка прямым текстом сказал: «Ирочка позовет, и он к ней побежит». А ты что? Не поверила? Не-е-ет, ты, дура великовозрастная, не просто не поверила. Ты думала, что он изменился. Из-за тебя изменился. Из-за ваших отношений.
        Отношения. Ха! С каких это пор секс называют отношениями?!
        Саня с остервенением пнула ни в чем не повинный диван. Встала, пошла на кухню. Руки чем-то занять надо. По дороге, в прихожей, взгляд зацепился за красную куртку. Ту самую, в которой она каталась с Шуркой на катке. А как же знакомство с сыном? Неужели он всех своих… девушек с сыном знакомил?
        Этот самый третий секретный ингредиент вдруг стал жечь особенно сильно.
        Ревность это. Рев-ность.
        К другой убежал. По первому же звонку. Не задумываясь, даже не предполагая иных вариантов помчался - стоило только ей, той, другой, позвонить. От тебя - к другой. И пусть она, эта другая, давно существовала в его жизни - от этого боль меньше не становится. И все наматывается и наматывается на какое-то гадское веретено. Гордость - тебе предпочли другую. Обида - да как он посмел?! Ревность - чем она лучше?! А я думала, ты меня…
        Саня зажала себе рот ладонью. Подышала в нее. А потом схватилась за телефон. Нет, так она точно чокнется. Она уже почти чокнулась. Срочно нужна психологическая реанимация.
        ***
        - Геночка, привет.
        - Так. Что надо?
        - Вот так, значит? - Саня демонстративно изображала веселье, кокетство - все, что угодно, лишь бы не демонстрировать то, что наматывалась на этом внутреннем веретене. - Звонишь лучшему другу, а он…
        - Я Генка. Генри. Геннадий. Генрих. А когда я Геночка, это не к добру. Последний раз я был Геночкой перед ошеломительной лекцией в твоем исполнении - о тотальном вреде бл*дства.
        - Обещаю, никаких лекций!
        - Сделаю вид, что поверил, - хмыкнул Генка. - Тогда излагай свои беды, дитя мое.
        Саня накрутила на палец прядь. Раскрутила. Удивительно все-таки. Обмануть Генку практически невозможно. Беды. Слово-то какое… подходящее.
        - Ген, я хочу к тебе приехать на турбазу в выходные.
        - Одна? - зачем-то уточнил Геннадий.
        - Одна. За-дол-ба-лась я, Ген.
        - Это бывает, - вздохнул Генка. - Только тут дело такое… У меня на ближайшее вот вообще аншлаг полнейший. Все раскуплено.
        - Да ты что?! - ахнула Саня. Она даже забыла на какое-то время о собственных горестях. Саня помнила, какое удручающее впечатление произвела на нее турбаза, когда Саня туда впервые приехала вместе с Геннадием. Порядком обветшавшее наследие советской индустрии туризма и отдыха. И так же она помнила, какое, совсем другое впечатление произвела на нее «Лосиная грива» в октябре. А теперь вот - аншлаг. Все же Генка - большой молодец. Профессионал с большой буквы «Пэ». Эту мысль Саня озвучила вслух.
        - Да ладно, - фыркнул Браун. - Ничего такого особенного я не сделал. Как говорил Архимед: «Дайте мне финансовое плечо и полгода - и я переверну мир!».
        - Архимед - это твой преподаватель по маркетингу?
        - Все, я понял, - вздохнул Геннадий. - Ты даже на шутки не реагируешь. Тебе точно надо развеяться. Приезжай, найду тебе какую-нибудь келью. На крайний случай положу себе под бочок.
        - Серый волчок, а ты помнишь, что я храплю?
        - Ой, единственный раз, когда мы с тобой были в одной постели, нам с тобой обоим сам Архимед велел храпеть!
        - Это точно, - все же рассмеялась Саня. - Ну что, пустишь на постой, добрый человек?
        - Приезжай. Я заодно тебе сброшу список, что мне надо из города привезти.
        - Надеюсь, это не керамическая плитка и не сантехника.
        - Да не, бухла пару коробок. А то у меня тут такая банда французских алканавтов гостит, всю водку выжрали, эстеты хреновы!
        - О, у тебя там есть подходящая компания для выпивки? - непонятно чему вдруг обрадовалась Саня.
        - Французы завтра уезжают, - поспешил разочаровать ее Геннадий. - Но отечественных покорителей синей ракеты - сколько угодно.
        - Ну вот и отлично. Будет с кем.
        - Была у меня одна дама романтичной профессии - нарколог…
        - Ты это уже говорил!
        - И то верно, - вздохнул Геннадий. - Ладно, приезжай. Сань. Жду. Тебя и водку.
        Саня положила телефон на край стола и потянулась к чайнику. Щелкнула кнопкой. Надо занять чем-то руки. Надо перетерпеть несколько дней. А потом она займет себя чем-нибудь. Чем-то, что имеет шанс хотя бы немного перебить, притушить этот горький пожар внутри. Есть несколько средств для этого
        Дорога - Саня любит дорогу, она ее всегда успокаивала.
        Генрих - а ему можно на крайний случай поплакаться в жилетку, пусть даже он будет приговаривать: «А я тебе говорил!».
        Содержимое Генкиного бара. И какая-то компания к ней. Просто чтобы выдернуть себя из этого дурного состояния обиды и тоски. Главное - не вспоминать, чем в прошлый раз кончилась инспекция бара Брауна. Нет, снаряд два рада в одно фурако не попадает.
        Саня смотрела на начавшуюся за окном метель. И думала о том, что все она сделала правильно. Это совсем другое. Не так, как тогда, в октябре.
        Просто дорога, просто компания, просто немного алкоголя. Чтобы остановить это чертово веретено.
        ***
        - Дизель твой приехал.
        - О, Сашка, ты не представляешь, как вовремя! - тут же затараторил Браун. - У меня три раза вчера вырубался генератор, я уж думал все, последний раз - капут, не заведется.
        - Ну все, - усмехнулся Саша. - Кончились твои мучения.
        - Когда поставишь? - тут же принялся за дело Геннадий. - Слушай, а давай вот прямо завтра увезем, а? А то у меня ситуация, сам понимаешь, как на пороховой бочке, а на улице нифига не лето.
        - Ну у тебя ж для тепла котел угольный.
        - А кормить? Да и вообще, зимой сидеть на турбазе в темноте и без теплой еды - люди не за это деньги платят, знаешь ли!
        - Да я же не против, - согласился Александр. - Срочно - так срочно, все понимаю. Сейчас посмотрю, что у меня с транспортом и с монтажниками, и тебе перезвоню. Или… может… это… - Александр задумчиво почесал в затылке. - Слушай, а может, мне самому к тебе поехать? Сам все подключу, запущу. Заодно и проветрюсь.
        - Ну давай, - слегка неуверенно ответил Гена. А потом добавил уже уверенней: - Ты всяко лучше твоих монтажников.
        - Эй! - возмутился Саша. - У меня нормальные ребята работают! Короче, я тут посмотрю, как лучше, и тебя наберу, лады?
        - Лады.
        ***
        Дизель-генератор они привезли в «Лосиную гриву» вдвоем - Александр и водитель, он же электромонтажник. Генрих встречал их на парковке перед административным корпусом.
        - Вот она, моя прелес-с-сть, - довольно ухмыльнулся Браун, отвечая на рукопожатие. - Ну что, давай сразу, пока светло?
        - Да, - согласился Саша. - Ты людей предупредил?
        - Конечно.
        - Ну все тогда, пошли, - Саша махнул рукой водителю, указывая направление, куда нужно везти генератор.
        ***
        Установка компактного современного французского генератора заняла неприлично мало времени. Больше его ушло на демонтаж старого, отслужившего неизвестно сколько лет - Браун сказал, что никаких документов на это чудо советского машиностроения он не нашел, когда принимал хозяйство. Но, судя по всему, ветеран полностью исчерпал свой ресурс.
        Новый генератор вступил в работу еще засветло - солнце только-только коснулось края леса.
        - Ай да Александр, ай да сукин сын! - Браун хлопнул Сашу по плечу. - Любо-дорого с тобой дело иметь.
        - С тобой тоже! - рассмеялся Саша. - Ты платишь вовремя. Слушай… А может я это… А ты когда назад, в город планируешь?
        - В воскресенье после обеда.
        - О! - обрадовался Саша. - Останусь-ка я у тебя, а? А ты меня прихватишь в воскресенье. Добро?
        - А как же воскресный папа?
        - У Шурки олимпиада какая-то. Так что я могу остаться.
        - Ну тогда можно, - немного рассеянно кивнул Гена. - У меня, правда, полным-полна коробочка…
        - Не, если места нет, так и черт с ним, вернусь сейчас.
        - Да все в порядке, найду тебе келью какую-нибудь! - словно стряхнул с себя временное оцепенение Браун. - Отпускай водилу. И, раз уж ты тут… Я с тобой посоветоваться хочу по поводу пары домиков, там… В общем, на месте надо смотреть. Это там, наверху, они самые дальние. Метров пятьсот вверх по склону осилишь?
        - Чего ты меня в пенсионеры записываешь? - фыркнул Саша.
        - Да я не на тебя, а на обувь твою грешу, - отозвался Гена, кивнув на Сашины кроссовки. - Там наверху не чищено.
        - А у тебя не такая же?
        - А у меня валенки есть! - похвастался Генка. - Тут без валенок зимой и резиновых сапог весной и осенью делать нечего по территории. Это постояльцы по дорожкам ходят. А мне в любую дыру надо пролезть. Слушай, а у тебя какой размер ноги, сорок пятый?
        - Сорок шестой, - немного смущенно отозвался Саша.
        - Хорошо тебе, можно дайвингом без ласт заниматься, - со смешком ответил Браун. - О, пойду, спрошу-ка я у Лёньки, у него ласта вроде тоже здоровая, может, тебе его валенки подойдут.
        - Пошли, - кивнула Саша. - Мне бы еще руки помыть. И, это… Может, перекусим чего-нибудь?
        - Я на кухне бутербродов и термос прихвачу, там и поедим, наверху, идет?
        - Идет! - с радостью согласился Саша.
        Валенки разнорабочего Лёньки оказались Саше впору. И, прихватив завернутые в вощеную бумагу бутерброды и термос, двое друзей отправились вверху по склону.
        По дороге Генка рассказывал про проблемы с верхними домиками, излагал версии о причинах этих проблем и предлагал возможные варианты их решения. А Саша в который раз изумлялся Генкиным талантам.
        Генрих Браун был прирожденным менеджером. Сам Александр почитал слово «менеджер» ругательным и синонимом слова «бездельник». Так называются люди, которые ничего толком не умеют. Но бывают и такие, как Браун. Которые умеют все.
        Браун специализировался на раскрутке объектов в сфере туризма и гостиничного бизнеса. Брал нулевые или убыточные проекты - и рождал их заново. Сашка поражался, сколько для этой работы всего надо было знать, уметь, понимать, со сколькими людьми уметь ладить, договариваться, контролировать. Для этого всего нужны совершенно особенные мозги, которые у Генки как раз наличествовали. И совершенно сумасшедшая энергия. Которая у Генки тоже была. Он порой напоминал Саше шаровую молнию - невысокий, крепко сбитый, с подвижным лицом, живыми глазами и большим открытым лбом, плавно переходящим в раннюю лысину, что его совершенно не портило. Геннадий Браун всем своим видом излучал энергию, обаяние и жизнерадостность. И не симпатизировать ему было невозможно, чем он беспардонно пользовался.
        Завершив свое совещание «в верхах» под чай и бутерброды, они уже в сумерках спустились вниз. В корпус вошли с обратной от дороги стороны, через служебный вход. В десятке метров от которого уже дымила печкой фурако, грея воду в ожидании гостей. Непрошеные воспоминания тут же стали всплывать в памяти, и Александр тряхнул головой, прогоняя их. Тоже мне, нашел время.
        Александр с Геннадием прошли через холодный склад, кухню и оказались в коридоре. С одной стороны была лестница на второй этаж, с другой открывалась арка, ведущая в общий холл, который Генка называл кают-компанией. Оттуда слышались голоса, смех, и даже по тому небольшому фрагменту помещения, что просматривался через арку, становилось понятно, что там много людей. Они сидят за столами, что-то едят и что-то пьют, кто-то сидит у камина, а кто-то играет в бильярд. И снова вернулись воспоминания. О том, как несколько месяцев назад в этом помещении были всего два человека. И все поверхности были их - и диваны, столы, и барная стойка, и бильярдный стол. И около камина они тогда…
        - Пошли, покажу твою келью, - дернул Сашу за рукав Браун.
        Может, зря он решил остаться? Все ему тут напоминает о том, что он потерял. Но, ведомый Генкиной рукой, Александр все же пошел дальше.
        Его комната располагалась в самом конце коридора первого этажа и по размерам вполне походила на келью. Уместила она только кровать - слава богу, вполне нормального размера, и тумбочку. На стене были прибита пара полок и крючки для одежды.
        - Извини, чем богат, - пожал плечами Гена. - Реально все битком забито.
        - Мне хватит, - уверил товарища Саша. - Спасибо.
        Оставшись один, Александр распотрошил рюкзак, достал оттуда брошенные по старой привычке на всякий случай чистые трусы и футболку и пошел в душ, который располагался тоже в конце коридора.
        Когда он вернулся в комнату, там было уже темно. Наступил ранний зимний вечер. Саша подошел к окну. Его «келья» выходила окном на лицевую сторону здания, ту, что повернута к дороге. Там, за окном, снова шел снег и присыпал стоящие на парковке автомобили. Саша вел взглядом по длинному ряду машин. И вдруг замер. Практически напротив входа, хорошо освещенный фонарем над дверями, стоял знакомый синий кроссовер с багажником на крыше.
        ***
        Это был тот самый кроссовер. И эта была та самая девушка, его владелица. Саня сидела за длинным столом, занятым большой, шумной и исключительно мужской компанией. Перед девушкой стоял высокий бокал с пенным, и она чему-то заразительно смеялась. Оболенский замер в арке входа.
        Первые несколько секунд он просто любовался. Он, оказывается, соскучиться успел. Да что там соскучиться - стосковался он. И теперь жадно вбирал взглядом знакомые черты - россыпь пепельные волос, румянец на скулах, блеск голубых глаз и зажигательная улыбка. И только потом Саша понял, что веселье за столом имеет откровенно алкогольное происхождение. Вся столешница была уставлена различными напитками - в таре и посуде. Бутылка водки, бутылки с вином, кто-то развлекался портвейном, кто-то - коньяком. И пивные бокалы - со светлым и темным.
        - О, а вот и повелитель тепла и света! - Александра заметили и замахали руками. Среди этой толпы действительно была пара-тройка знакомых лиц. - Твое величество Электричество, иди к нам!
        Он не смотрел на этих знакомых и не знакомых. Он смотрел на нее. Ждал, когда обернется. Когда и она заметит.
        Заметила. Мазнула равнодушным взглядом голубых глаз и отвернулась. И вернулась к оживлённому разговору, который вела с соседом слева. А сосед слева больше, кажется, не слушал Саню, а пялился на ее грудь. На девушке под мягкой футболкой явно нет белья. Саша точно знает, что там, как там все. А этот лысый просто пялится. И представляет, наверное. И чуть ли не захлебывается слюнями!
        Впервые в жизни в Саше проснулось желание ударить незнакомого человека. Драться Сашке доводилось, и часто - в юности навыки, полученные в секции бокса, требовали дать себя проявить. И характер способствовал. Но всегда находился повод. Сейчас же у него чесались кулаки вмазать человеку, которые виновен был только в том, что сидел рядом с не той девушкой. А для Саши она была той. Той самой.
        Она громко рассмеялась, запрокинув голову и обнажив ровные белые зубы. Лысый рядом, кажется, был уже готов начать облизывать всю ее - начиная с длинной сильной шеи. Саша скрипнул зубами и отвернулся.
        - Оболенский! Сашка! Ты куда? Иди сюда, тут водка вкусная!
        Не вкусная она, Александр проверял. Не ответив и даже не обернувшись, Саша прошел в сторону раздачи с кухни, взял тарелку с какой-то едой - и ушел ужинать в свою комнату. Смотреть на это все у него не было никаких сил. И за себя он уже не мог отвечать.
        Саша ел, не чувствуя вкуса. Он вообще не понимал, что в тарелке. Гречка с говядиной, кажется. Или картошка с курицей. Он не понимал вкуса и просто механически жевал и глотал, глядя пустым взглядом в окно. И все равно вздрогнул от едва слышного в его дальней комнате взрыва хохота из кают-компании.
        Веселитесь, голубчики?
        Так, надо пустую посуду отнести.
        В кают-компании был, что называется, дым коромыслом. Бутылок на столе прибыло, и градус веселья повысился. Он первым делом нашел взглядом Саню. Она сидела на прежнем месте, и снова полный бокал пива перед ней - интересно, какой по счету? И тип слева уже явно ее мысленно раздел и поимел во всех возможных позах - судя по масляному взгляду.
        - Оболенский, ты чего ломаешься? - громко прокричал ему кто-то, пока он ставил посуду на поднос. - Новый генератор надо обмыть, а то работать плохо будет. Скажи, Генри?
        Браун стоял у стойки бара, проверял какие-то бумаги. Он поднял взгляд, посмотрел на Сашку - и отчего-то нахмурился. А потом махнул рукой и снова на пару с барменом уткнулся в бумаги.
        - Ну Сашо-о-ок! - кто-то неугомонный испытывал его терпение. Александр терпеть не мог, когда его называли «Сашок». - Иди к нам, с девушкой красивой познакомим. Она тут такие удивительные вещи рассказывает про резиновые члены, да же, Сань?
        Зубами уже скрипеть бесполезно. Надо что-то другое делать. Все нутро его требовало действий, вопило просто.
        - Ну что ты все мои секреты рассказываешь?! - раздался неестественно манерный Санин голос. - Нечего всем подряд мои маленькие тайны выбалтывать.
        Оболенский резко обернулся.
        Они там уже пьяные все. И она тоже. И лысый уже ненавязчиво положил руку на спинку ее стула, и стеклянным взглядом смотрит, как девушка делает глоток пива, а потом медленно слизывает пену с верхней губы.
        Так.
        Все.
        Он успел резко отодвинуть стул, вздернуть Саню за руку, обхватить за талию и закинуть на плечо, прежде чем кто-то что-то понял. Первой реакцией был взрыв хохота. Потом ему всадили кулаком в левую почку. Потом посыпались пьяные комментарии - один другого сальнее и похабнее. А на его спину посыпались отнюдь не слабые удары Саниных хрупких девичьих кулаков. Ничего, у него спина крепкая. И Саша продолжил быстро шагать в сторону своей комнаты.
        Там он безо всякого пиетета бросил свою ношу на кровать и запер дверь. Это он сделать успел. Но когда отвернулся от двери - Саня была уже на ногах.
        Красивая. И злая.
        - Оболенский, ты охренел в край! - прошипела она. - Немедленно выпусти меня отсюда!
        - Я охренел?! - Саша шипеть не умел. Он умел только орать. - А ты не охренела, девочка? Что ты себе позволяешь? Ты ведешь себя как шлюха!
        Спустя секунду Александр Оболенский получил первую в жизни пощечину.
        Больно!
        - Не смей так меня называть!
        - А как это называется?! Сидишь, бухаешь с мужиками, каждый из которых мечтает тебя поиметь?!
        - Почему же мечтает? - вместо шипения теперь издевательски протянула Саня. - Может, среди них есть те, с кем мы уже успели на практике проверить!
        - Ты соображаешь, что говоришь?!
        - Я - вполне! Я взрослая женщина, и имею право спать с тем, с кем хочу.
        У Саши потемнело в глазах.
        - И с кем, из тех, кто там сидел, у тебя уже было?
        - Кроме тебя? - издевательски уточнила она. А ему показалось, что у него в крови адреналин сейчас закипит. Он же думал об этом!
        - Сколько?! - прорычал он. Но она лишь рассмеялась - зло и белозубо.
        - Тебя это не касается. Это мое личное дело! Выпусти!
        - Что, так секса хочется?!
        - Очень!
        В их взаимном крике наступила вдруг пауза - внезапная и звенящая. А потом Саша произнес - уже негромко.
        - Как скажешь.
        И через секунду он резким толчком в плечо уронил девушку обратно на кровать. Но ему снова не дали большой форы - Саня тут же попыталась встать. А он попытался ее прижать к матрасу.
        И у них завязалась самая настоящая потасовка. На стороне Сани было трехкратное чемпионство и прекрасная физическая форма. На Сашиной - преимущество в росте и, главное, весе и тоже в целом неплохая физическая форма и полузабытые начальные навыки дзюдо. Преимуществе в весе и эффект неожиданности все же стали решающими. И спустя пять минут ожесточенной возни Саша смог прижать девушку к кровати, зафиксировал ей руки над головой своими руками, а ноги - своими коленями, поверх и по бокам от ее ног. Слегка придавил, не давая ей шанса лягнуть его в пах. И попытался отдышаться.
        Саня под ним тоже сопела и пыхтела как паровоз.
        - Ну?! - шумно выдохнула она. - Насиловать будешь? Не советую! Когда говорила, что хочу секса - я не тебя имела в виду! Я тебя не хо-чу! Ты мне противен, Оболенский! - Саша молчал. - Только попробуй поцеловать - укушу! Слышишь, Оболенский?! Я не шучу!
        Он снова молчал. И смотрел на нее. Красивая. До одури красивая, растрепанная, горячая. А в крови бьется адреналин. Не меня имела в виду? Не хочешь меня? Противен я тебе? Что же, девочка моя, придется тебе как-то пережить это разочарование. Потому что секс будет со мной.
        Она из-под полуопущенных ресниц наблюдала, как он наклоняется. И Саша нисколько не сомневался, что свою угрозу она выполнит. Укусит. Только он ей такого шанса не даст.
        И, не коснувшись ее лица, он наклонился к груди. И прихватил губами сосок - прямо через ткань футболки.
        - Не смей! - прошипела она.
        Перехватив одной рукой оба ее запястья, второй ладонью Саша запечатал шипящий рот.
        - Ты слишком много говоришь.
        Она попыталась его укусить за ладонь, но не получилось. А у Саши все получалось.
        Он ласкал ее соски, и ткань футболки - очень быстро ставшая мокрой - ему совершенно не мешала. Он прикусывал их прямо через ткань - и тянул вверх. Потом двигался языком - вверх и вниз, вправо и влево, создавая дополнительное трение. И ему потихоньку начинало сносить башню от всего этого. От того, как она беспомощно притихла под ним. От своего тотального контроля над ней. От своей власти.
        Не хотела меня? А теперь? Теперь хочешь?!
        Когда он сильнее прикусил тугую горошину сквозь мокрую ткань - она вздрогнула. И негромко застонала. Он знал, что значат эти стоны. И разжал руки.
        Потом что хотел ее целовать в этот издающий такие сладкие стоны рот, ловить их губами. А пальцы ему нужны совсем для другого. Теперь не зубами, а пальцами сжимать, оттягивать, крутить в разные стороны. И пить, пить ее стоны. И кайфовать от того, как ее трясет, и как она выгибается под ним.
        Не меня хотела, говоришь? А будет по-моему. Потому что ты врешь, девочка моя. Ты меня хочешь. А за вранье надо наказывать.
        Она дрожала, пока он стаскивал с нее одежду. Под футболкой и в самом деле ничего не было, трусы стащил вместе с джинсами. Она нужна ему голая и как можно быстрее.
        Саня смотрела на него совсем дезориентированным взглядом, пока он так же быстро стаскивал одежду с себя. Потом она попыталась сесть, свести колени. Но уже было поздно.
        Он подтянул ее за ногу к себе, перевернул на живот и поддёрнул за бедра вверх, вынуждая встать на четвереньки. Уперся коленом в матрас - и одним махом врубился в нее.
        Влажная. Горячая. Так, как и всегда у них было. Но сейчас - все иначе.
        Потому что Александром овладела какая-то темная злая похоть. Он впервые взял женщину против ее воли, и это что-то сорвало в нем. Ире всегда было достаточно сказать «Не хочу» - и он отступал. Сейчас же…
        Сейчас в момент, когда он закинул Саню себе на плечо, им завладело что-то. Или он стал кем-то. Кем-то иным. И с каждым их гневным словом, с каждым последующим действием в их схватке, в том, что произошло потом - оно только усиливалось. И вот теперь, когда он в одно движение, с громким хлопком врезался в ее тело, левой рукой наматывая на кулак светлые пряди - оно поглотило Сашу целиком. И он полностью утратил контроль над собой, отдавшись этому тягучему засасывающему чувству власти. Вседозволенности. Обладания.
        Где-то на периферии сознания он слышал ее стоны, и это топило окончательно. Ощущение, что в этой игре во власть и подчинение они тонут оба. И он отпустил ее волосы, наклонился и захватил шею борцовским захватом. И прикусил ухо. И упивался ее всхлипами и стонами, звучавшими в странной гармонии со шлёпаньем его бедер о ее ягодицы. Потом отпустил шею, кайфанул от ее покорно и низко опущенной головы с растрепанными светлыми волосами. А затем сжал пальцами ягодицы и принялся за нее всерьез. Не помнил, чтобы когда-то так двигался - не думая ни о чем, только слушая потребности своего тела - размашисто, быстро, яростно. Наблюдая, как это все происходит - как его член выходит почти до конца - и снова входит. Очень приватное и совершенно выносящее остатки разума порно.
        Он перестал что-либо соображать. Вообще. Темнота поглотила его полностью. Он ни о чем не думал, когда размахнулся и со всей силы опустил ладонь на идеальную круглую ягодицу. Саня вздрогнула, вскинула голову, волосы взметнулись светлой волной. А он повторил, и еще, и еще. А потом несколько особо напористых движений - и огненная игла прошила его всего, от эпицентра в паху по всему телу, во всех направлениях до самых кончиков пальцев.
        И Александр Оболенский провалился во тьму окончательно.
        ***
        Лучше бы она плакала. Лучше бы она ругалась. Лучше бы она влепила ему еще с десяток пощечин.
        Но Саня молчала. Он повернул ее к себе, но глаза ее были закрыты. И все слова застряли в горле.
        Он не представлял, что можно сказать после того, что только что произошло. Он даже внутренне боялся назвать это. И до боли хотел, чтобы она открыла глаза. Чтобы сказала хоть что-то. Чтобы хоть какой-то звук. Но она лежала неподвижно и беззвучно. Как кукла. Словно неживая.
        И это было невыносимо.
        Он начал целовать - аккуратно, бережно, нежно. Начал с плеч, руки, перевернул на бок, мягко отодвинул в сторону светлые волосы. Шея, лопатки. Вдоль позвоночника губами. На ягодице - красный след.
        Он урод. Вот, нашлось слово.
        Больше целовать не смог, прижал к своей груди ее спину и гладил по плечу и руке. Гладил долго и молча, пока она не уснула. А после неожиданно уснул сам. Успев перед этим подумать: «Утро вечера мудренее». Один раз эта схеме уже сработала.
        ***
        А во второй раз - нет. Проснулся Александр один. Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить вчерашний вечер - и подскочить на постели.
        Сани в комнате не было.
        Не было и ее вещей - одежды, например. Саша схватил телефон, который показал, что время еще довольно раннее. Начало девятого.
        Повинуясь какому-то непонятному импульсу, он подошел к окну. Чтобы увидеть, как с парковки выезжает знакомый синий кроссовер с багажником на крыше.
        ***
        Она отъехала километров двадцать от последнего перевала - и свернула в уходящий направо расчищенный проселок, который вел в какую-то деревню. По нему машина проехала еще несколько сотен метров, так, чтобы ее не было видно с дороги. И остановилась. Из машины выбралась девушка и пошла в сторону леса, не обращая внимания на забивающийся в ботинки снег. Пройдя шагов двадцать, она остановилась. Обернулась.
        Вон стоит ее машина. Саня купила ее два года назад. Девушка опустила взгляд вниз. Это ее ноги в темно-зеленых штанах и серых ботинках, полных снега. И это ее красные озябшие руки без перчаток.
        Все ее. Но по отдельности. А целиком Александра Егорова себя не узнавала. Потому что то, что произошло с ней накануне - с ней произойти не могло.
        Ее, как какую-то вещь, на глазах у других людей - знакомых людей, между прочим! - утащили на плече. А потом… потом… ох, что было потом…
        Саша резко обернулась и уставилась взглядом в белоснежное поле напротив. Оттуда вдруг задул резкий злой ветер, и от него заслезились глаза. Она часто заморгала, замерзающие слезы закололи глаза.
        Потом… что же было потом… как это назвать…
        Самое ужасное, что теперь, стоя на ледяном ветру в тонкой куртке и чувствуя, как тает снег в ботинках, Саня перестала себя обманывать. Она могла бы это остановить. Она знала, чувствовала, что могла бы. Чуть сильнее сопротивляться. Закричать. Заплакать. Она знала, что могла бы сделать что-то такое, что он бы остановился. Ведь Саша… он не насильник. Он добрый. Просто… он разозлился. Она разозлилась. А потом… потом их ссора как-то незаметно превратилась в игру. В какое-то непонятное притворство. Она притворялась, что не может оказать настоящего сопротивления. Он притворялся, что хочет взять ее силой. И взял. Только она на тот момент уже сама хотела этого.
        Саня передернула плечами, наклонилась, зачерпнула горсть снега, не чувствуя холода. Она никогда не могла про себя такого подумать. Что ей нравится такой секс - на грани принуждения и насилия, грубый, жесткий. И никак не могла бы про себя предположить, что ей понравится, когда ее лупят рукой по заднице. Она и сейчас не могла такое про себя сказать. Дело было не в сексе как таковом, его жесткости и грубости в этот раз. А в Саше. Потому что это Саша. Она хотела его. С той самой секунды, как увидела, хмурого и небритого, в арке кают-компании. До дрожи хотела почувствовать его руки на себе, его дыхание у своей щеки. Чтобы обнял крепко. И чтобы сказал, что ужасно скучал.
        А он сказал ей совсем другие слова. Он назвал ее шлюхой. Он предположил… допустил мысль о том, что она там со всеми… с каждым… Она развернулась, замахнулась - и тугой снежок улетел в сторону темных деревьев.
        А что ты хотела, Александра Игоревна? Вспомни, с чего началось ваше знакомство. Ты перед ним голая ноги раздвинула. Ты потом сама к нему первая приехала. Вспомни, как он тебя бросил и помчался к жене, как только она его позвала. А ведь тебя Генка об этом предупреждал. И так оно и вышло. Любовь, уважение, достойное отношение - это все ей. Неизвестной Ирине. А тебя можно унизить перед другими, уволочь на плече, назвать шлюхой, поставить раком и грубо поиметь. И по заднице заодно отлупить. Без заметного сопротивления с твоей стороны, прошу заметить.
        Саня уткнулась лицом в ледяные мокрые ладони. Вот не зря она так упорно бегала от отношений. Словно боялась. Будто знала.
        Знала интуитивно, что любить - это больно.
        Она еще постояла в тени хмурого леса, пока окончательно не замерзла.
        А потом пошла в машину. Вытерла мокрые руки, лицо. Сняла ботинки и вытряхнула остатки снега из них.
        Нечего себя жалеть, нечего. Ты сама все начала. Ты сама его выбрала. Ты сама ему себя предложила. Тебя предупреждали, а ты не послушала. А теперь - нечего ныть и распускать сопли. Как начала - так и закачивай.
        И точка.
        ***
        Он зачем-то выскочил на улицу - словно собрался бежать следом за машиной. На крыльце стоял Браун, курил и задумчиво смотрел туда, где скрылся, поднимая снежную пыль, синий кроссовер. Обернулся на стук двери, смерил Сашу неприязненным взглядом.
        - Очень хочется дать тебе в морду, - процедил Браун сквозь зубы. - Несмотря на все несоответствие весоростовых показателей.
        Саша промолчал. Он тоже смотрел туда, где исчез в клубах снежной пыли синий кроссовер. Ему очень хотелось закрыть глаза, зажмуриться, крепко-крепко. А когда откроет - машина еще здесь. Пусть даже готовая тронуться. Он успеет. Добежать. Перехватить. Обнять. Что-то сказать. Попросить прощения. Что-то сделать. Поцеловать и не отпускать. И пусть кусается.
        Но когда он открыл глаза, ничего не изменилось. Синего кроссовера уже не было. И чувство необратимости нахлынуло огромной волной. Так было, когда Ира сказала, что хочет развод. Твой привычный мир рушится. Тогда ему тоже хотелось не только глаза закрыть, но и уши заткнуть. Не слышать, не слышать этих слов! Сейчас… сейчас он тоже не хотел, не мог принять случившееся. Но если тогда он долго задавал себе вопросы «За что?» и «Почему?», то теперь… Теперь с ответами на эти вопросы был полный порядок. А он сам - полный мудак.
        - Хочешь - дай, - равнодушно пожал плечами.
        Браун смерил его внимательным и злым взглядом. Выбросил окурок в урну, стоящую слева от входа.
        - Пошли, - бросил коротко. А внутри помещения он махнул рукой в сторону своего кабинета. - Жди меня там.
        Вернулся Браун с бутылкой «Егермейстера» и двумя шотами.
        - В полдевятого утра начинать… - покачал головой Саша.
        - Ой, можно подумать, ты так не делал после развода, - фыркнул Браун, отвинчивая крышку.
        - Нет. В такую рань даже я не пил, - спокойно отозвался Саша. - Тебе же за руль сегодня.
        - А я символически, - отмахнулся Генка и, действительно, в одну рюмку налил на палец, а другую доверху и протянул вторую Саше. Тот, не мешкая, замахнул. Поморщился.
        - Господи, какая дрянь сладкая. Уволь.
        - Не сладкая, а пряная, - Браун пригубил свою и без того микроскопическую порцию. - Ну, чего ты тут вчера за цирк устроил?
        Саша помолчал, крутя в руках пустой шот.
        - Я сейчас тебе вопросы задам, Ген. Несколько. Ты можешь орать, можешь в морду дать. Сдачи не будет. Но только сначала ответь, пожалуйста. Честно ответь.
        Просканировав его внимательным взглядом, Генри кивнул.
        - Валяй.
        Легко сказать - валяй. Александр уже и так столько всего вчера… навалял. А только что он пережил крушение. Потерю. Саша только что осознал важность этой потери. И не хотел думать о том, необратима ли она. Он вообще не хотел думать, но снова уйти во мрак отчаяния не мог себе позволить. Значит, надо искать точку опоры. То, с чего надо начать попытаться все размотать назад. Хотя бы попробовать.
        - Ты хорошо знаешь тех, с кем вчера Саня за столом сидела? - спросил - от волнения вышло резко. Браун посмотрел на него удивленно.
        - Ну, не всех я знаю хорошо. Но шапочно - всех.
        - Со сколькими из них… ну, если ты знаешь… ты можешь знать…. - Саша со стуком поставил шот на стол и докончил на выдохе: - Со сколькими из них она спала?
        Браун откинулся в кресле, с еще более сильным изумлением глядя на Сашу.
        - Нет, удивительно все же… Кажется, хорошо человека знаешь, а он… Как, ну вот как под маской нормального человека мог прятаться такой идиот?!
        - А если без выпендрежа? - огрызнулся Саша.
        - Так ты что… - Генка смотрел на него, по-прежнему будто не веря услышанному. - Ты из ревности вот это вчера… устроил?!
        Саша не выдержал взгляда и отвел глаза. И буркнул что-то, по тону - утвердительное.
        - Ты не идиот… - медленно проговорил Браун. - Ты… ты… ты… - он махнул рукой и налил себе полную рюмку. И выпил залпом.
        - Эй, тебе же за руль!
        - Значит, завтра поедем, - теперь огрызнулся уже Браун. - Или ты меня повезёшь, что тебе одна рюмка? А мне… - Гена налил себе еще и снова залпом выпил… - Мне надо мозг в порядок привести.. Ну ты даёшь… Так! - для ровного счета Гена налил себе третью, потом встал, выглянул в коридор и проорал: - Миша, принеси мне закуси какой-нибудь!
        Спустя пару минут пришёл бармен, невозмутимо поставил на стол тарелку с сыром и орехами и так же невозмутимо удалился. А Генка утроил счет, умял два ломтика сыра и снова заговорил.
        - Сейчас я тебе, друг мой безмозглый Александр, расскажу одну удивительную историю. Нет, сначала предысторию.
        - А без предыстории нельзя?
        - Заткнись и слушай.
        Что делать? Пришлось слушать все, вместе с предысторией, наблюдая, как убывает крепкий немецкий ликер.
        - Мы с Санькой друг друга с детства знаем - в одном доме жили, в университетском, там преподавателям квартиры давали. У Саньки мать на биофаке работала, мой батя на химфаке чалился. Ну и матери наши дружили. Прямо вот сильно дружили. Ну и мы с Санькой тоже. То я у них тусуюсь, то ее у нас оставят. В общем, общее детство, общие игрушки, общие грязные секреты от родителей. Мы же с ней оба - единственные дети в семье. Так что она мне как сестра. А я ей - как брат, наверное. Хотя мамашки наши вынашивали матримониальные планы, не скрою. Ровно до тех пор, пока Санька меня не переросла на голову. Тогда от нас все-таки отстали. А потом отцу моему работу в Белоярске предложили, сразу завкафедрой в нефтехимическом. В общем, разъехались по разным городам, но связь не потеряли - и я приезжал в город, друзья ж там остались, не только Санька. И она ко мне приезжала. А потом Саня в интернет-провайдинг ушла работать - и у нас еще и проекты общие пошли. Вот такие, брат, дела.
        - Увлекательно, - пробормотал Саша. Ему было интересно узнавать новое по Саню. Но гложущую внутри тоску это не утихомиривало, и ощущение, что время безвозвратно уходит, утекает, как вода сквозь пальцы - не покидало.
        - Заткнись и слушай, - повторил свое напутствие Браун, опрокинул очередной шот и захрумкал орешками. А, похрустев, продолжил. - Это была преамбула. Теперь, собственно, амбула. Года два… или два с половиной назад… приехала ко мне Санька в гости. Все чин по чину, с бутылкой мартини и швепсом. Ну мы с ней накатили пару бокальчиков, сидим, за жизнь треплемся - давно не виделись, накопилось новостей. Да нам всегда было о чем поговорить, Санька - она… она миленькая, понимаешь? - Саша не очень уверенно кивнул. - Ну, короче, сидим, пьем мартини, общаемся - культурно отдыхаем, в общем. И тут Саня моя мне говорит: «Гена, у меня к тебе просьба будет». Ну, я такой, не ожидая подвоха, говорю: «Давая, лапа моя, выкладывай, все для тебя сделаю». Ну лапа моя мне и вломила. «Давай, - говорит, - Геночка, переспим». Ну и пока я сидел, как дурак, с открытым ртом, изложила мне суть своего предложение более подробно. Девственность девочке мешать стала, видишь ли. Мол, несовременно это и немодно - в девственницах нынче ходить. И что чем дальше, тем оно несподручнее. А не с кем пока. И достойных доверия мало, пока
встретишь да поймешь. «А мы ж с тобой, Гена, так хорошо знаем друг друга, и я тебе доверяю, да и вообще - ты многоопытный, с тобой не страшно». И так складно рассказывала, что я поверил. И мартини чего-то вдруг в голову ударило. И не только в голову. А Санька раз - и футболку скинула. Ну а у нее там… ну ты сам знаешь… И я думаю - в самом деле, чего нет-то? Девочка сладкая, дурак буду, если откажусь. Такая спелая, ну вот все, прям как я люблю - и грудь литая, и ножки длинные, и попа, и талия. Ну а раз девочка созрела… Чего тут думать - сорви и сожри первым, - Генрих закинул в рот еще один ломтик сыра, отполировал его ликером. - А ты чего набычился, Электрический? Ревнуешь? Погоди, дальше хлеще будет, ты еще самого главного не знаешь. Ой, тебе только кольца в носу не хватает, Оболенский! Ну чисто бык на арене! - расхохотался Браун. Смеялся он неестественно, бутылка «Егермейстера» наполовину уже опустела. Самому Александру было вообще не смеха, но дослушать он теперь точно должен! И Браун, отсмеявшись, продолжил: - В общем, давай мы целоваться. Я завелся. Лифчик с Саньки снял, руку ее себе на ширинку
положил - пусть привыкает. Оболенский, ты так зубы сотрешь в крошку, уймись! Короче, процесс вроде идет. И вдруг… Ну и общем, сам не пойму, как, зачем и почему - но остановился. Вдруг. Прямо вот в процессе. Сам. С четким ощущением, что все это неправильно. Это же Санька! Санька, которую я на санках возил и кашей кормил. С которой мы вдвоем котенка приютили и прятали от родителей по очереди то в нашей квартире, то у Саньки. Чуть родителей с ума не свели, убеждая, что им кажется, что кто-то мяукает. Саня меня от матери прикрывала, когда я любовь крутил напропалую, налево-направо, в ущерб учебе. Я ж ей первые прокладки покупал, потому что Елизавета Кирилловна в командировке тогда была! И на соревнования с ней ездил, болел за нее! А теперь за сиськи ее лапаю. А это уже, бл*дь, инцестом попахивает, и по хрен, что у нас родители разные. Помнишь в «Маугли»: «Мы с тобой одной крови - ты и я!» Это вот прямо про нас с Санькой. В общем, я от нее, она от меня. В угол дивана забилась - и в слезы. «Я не могу, я не могу, я не могу!». Так и я не могу. И сказать-то тоже ничего не могу. Напялил на нее обратно футболку,
сам тоже натянул свою. Налил нам еще по мартини, без швепса-ху*пса.
        - И? - тихо и напряженно спросил Саша.
        - А потом мы еще портвейн открыли. Полирнули коньяком. И уснули. В одной постели и в обнимку, - мстительно добавил Гена. Вздохнул и добавил: - Такого лютого похмелья у меня больше никогда не было. Это все из-за сахара, точно тебе говорю.
        - Да хрен с ним, с сахаром! - рявкнул, не сдержавшись, Саша. - Дальше что было?!
        - А дальше с утреца Санька мне яишенку пожарила, я, превозмогая себя, кофе сварил. Позавтракали. Обнялись, поцеловались. И Саня домой поехала. И больше мы с ней никогда об этом не вспоминали и не говорили.
        Саша протянул руку, подтянул к себе тарелку и принялся жевать.
        - А ну отдай мой закусь, - Браун потянул тарелку на себя. - Тебе лишь бы жрать, чучело бесчувственное.
        Саша лишь что-то буркнул, но тарелку отдал. Генка снова предался ликёрно-сырному чревоугодию. А потом подвел неутешительный итог своему рассказу.
        - Судя по твоей реакции, Санька тебе не девочкой досталась? - Саша лишь неопределённо дернул плечом. - Ну, неудивительно. Санька - она упрямая как черт знает кто. И если чего решила - убьется, но сделает. Значит, все-таки добилась своего. С кем-то. Техническая… эта… как ее… - Генка закашлялся, - дефлорация. А потом ты ей… попался. Эх, Оболенский, Оболенский… Я же тебя предупреждал. Я ведь тебе говорил! - Браун наставил на Сашу обличительный кусок «гауды». - Не лезь к ней, не по тебе девочка! У нее характер и принципы, она в рот тебе заглядывать не будет и сопли о твоей Ирочке терпеть не станет, - Генрих не стал размениваться на шот и прихлебнул ликер прямо из горлышка. Оттер ладонью губы и покачал головой. - Чудные дела творятся. Я сказал: «Ирочка», а ты и бровью не повел. Не орешь, не рычишь, не людей не кидаешься. Ты прозрел, что ли, Генератор ты наш Великомудрый? Ну что ты морщишься? - Генка подсел ближе. - Сашка, я ж пьяный, я тебе сейчас все скажу. Все, как на духу, выложу! Ты хоть понимаешь, что она тебе рогов наставила - еще пока вы женаты были? Что тебя как лоха развели - на дом, машины,
деньги? Сколько ты ей алиментов платишь? На эти деньги детский дом можно содержать, не то, что одного пацана. Которому ты то одно, то другое сам покупаешь! Знаешь, что на «бэхе» твоей какой-то левый мужик ездит?! А ты что? Августин бл*дь блаженный! Александр святой великомученик!
        - Гена, хватит, - поморщился Саша. Но совершенно без прежнего пыла, с каким он обычно всегда реагировал на такие разговоры.
        - Гена, хватит! - передразнил его Браун. - Не хватит! - Генрих долил остатки содержимого зеленой квадратной бутыли себе в рот. - Ирочка тебе рогов приделала, а ты ей в ответ - нимб соорудил. А девочке… чистой девочке, у которой ты, скорее всего, вторым был - ты вчера что устроил?!
        - Эта чистая девочка вчера с мужиками на равных квасила - только в путь! - в последних попытках не скатиться в пропасть самоуничижения огрызнулся Саша.
        - Хочешь, я сейчас Миху позову? - Генка наклонился к Саше и дохнул ему в лицо травяным алкогольным выхлопом. - Бармена. А? Хочешь? У него ж все записано - кто сколько вчера выпил. Она если один бокал допила за вечер - так и хорошо.
        Саша моргнул раз, другой. Вообще-то, он это знал. Внутренне просто знал уже. Он же знал, чувствовал, что Саня - она другая. Не та, которую он придумал в порыве ревности и злости - на себя, на Иру, на жизнь свою непутевую. А та, которая так безоглядно доверилась ему в стылом темном октябре. Ему. Только ему доверилась. А он…
        - Ты дурак, Сашка, - Браун сочувственно похлопал его по плечу. - И в морду тебе давать без толку - все равно не в мальчика наука. Ты обидел вчера хорошего светлого человечка. Ни за что обидел. И живи теперь с этим, потому что она тебя не простит. А я - спать пойду, - Генка встал, сделал пару шагов - и рухнул на стоящий у стены диван. - Если сам не проснусь, в два часа разбудишь! - Гена завозился, устраиваясь поудобнее. - Сволочь ты, Электрический. Я из-за тебя нажрался с утра пораньше…
        Саша смотрел на спину в голубой толстовке. Спустя полминуты раздалось умиротворенное посапывание.
        Александр взял тарелку с сиротливыми остатками Генкиного пира, отнес в бар. Сказал Мише, чтобы шефа не дергали до обеда. А сам пошел искать разнорабочего Лёньку. Потом поднялся к верхним домикам. И до обеда бродил по колено в снегу в валенках с чужой ноги.
        ***
        На обратной дороге они по негласной договоренности не обсуждали свой утренний разговор. Генка на пассажирском сиденье был занят своими менеджерскими делами - кому-то звонил, писал, на кого-то ругался вполголоса. А Саша наслаждался дорогой, дав себе на время отдых от жужжащего роя разномастных мыслей. Он просто не мог уже думать, ему казалось, что голова сейчас лопнет, как переполненный пакет. Ему казалось, что этот пакет набит мусором, но и об этом он будет думать дома, тоже не сейчас. Сейчас Саша наслаждался дорогой и машиной. У Брауна новенький «таурег», со всеми последними модными автомобильными фишками и прибамбасами, и управлять этой машиной - одно удовольствие. Наматывать километр за километром на извилистой дороге, штурмовать перевал за перевалом, смотреть, как проносится слева частокол противолавинной галереи - и больше ни о чем, ни о чем не думать. Разве что о том, что «бэху» он завтра же у Иры заберет.
        Глава 9. Деньги у нас есть. У нас ума не хватает.
        - Саша, что-то случилось? - встревоженная Ира вышла его встречать к входной двери, едва Саша открыл калитку. - Ты ничего толком не сказал, зачем приедешь.
        - Ну ты же все равно дома, - спокойно ответил Александр. - А я приехал за машиной.
        - За какой машиной? - опешила Ира.
        - За своей.
        - Но… Саша… мы же договаривались…
        - Напомни, о чем?
        - Мне нужна машина с большим клиренсом и полным приводом, здесь плохо чистят дороги, - как-то неуверенно ответила Ира.
        - Да? А, по-моему, раньше в посёлке нормально всегда чистили дороги. Но я зашел к соседям, узнал, как этой зимой дело обстоит. Сказали, что вообще проблем не было.
        - А если вдруг…
        - А если вдруг - ты мне позвонишь, и я приеду и отвезу Шурку в школу. Давай ключи, Ир.
        Ира смотрела исподлобья.
        - Зачем тебе машина, Саша?
        - Интересный вопрос, - хмыкнул Оболенский. - А тебе две зачем?
        Ира не ответила. Помолчала.
        - Ир, ну хватит играть в молчанку. Давай ключи, и я поеду.
        - Машины нет, - резко ответила она.
        - Как - нет? - теперь опешил уже Александр. - Ты же не могла ее продать, ПТС у меня.
        - Ничего я не продавала, не говори глупостей, - фыркнула Ира. - Просто сейчас машины в гараже нет.
        - А кто ж на ней уехал? Ты дома, Шурке еще рано за руль.
        - Не ерничай! - огрызнулась Ира. И замолчала под его взглядом.
        - Значит, правда, - протянул Саша. Он и не удивился. Он просто с какого-то момента - сам не понимал, с какого - внутренне это принял. Про другого мужчину у Иры. - Ну что ж. Я приеду завтра, в это же время. Чтобы машина была в гараже. После мойки и с полным баком. Ясно?
        Она снова помолчала.
        - Какой же ты мелочный, Оболенский, - выдохнула Ирина наконец.
        - Я мелочный? Я тебе все оставил после развода!
        - А теперь забираешь!
        - Ну а зачем тебе две машины?
        - Что, Сашенька, девок клеить без крутой тачки не получается? - зло выплюнула Ира.
        - Я же не спрашиваю, кто ездит на моей машине, - спокойно ответил Саша. Он сам поражался своему спокойствию. Но недавние события вдруг очень четко расставили все по своим местам - что важно, а что нет. И тратить время и нервы на пререкания с бывшей женой он не собирался. - У тебя своя жизнь, у меня своя.
        - И в этой новой жизни у тебя новые увлечения, я поняла, - рассмеялась Ира. - И на нас с Шурой у тебя уже ни времени, ни денег нет!
        - На Шурку у меня всегда будут и деньги, и время.
        - Спасибо, что хоть из дома выгоняешь! - Ира его, кажется, не слушала.
        - Не говори глупостей, половина этого дома принадлежит тебе, - все так же спокойно парировал Саша. - Тебе и Шурке. Если хочешь, я оформлю дарственную на свою половину.
        - Правда?
        - Конечно. На Шурку.
        Ира сверлила его напряжённым взглядом. И снова молчала. И Саша продолжил.
        - И, кстати, раз уж у нас разговор об этом зашел. Я определю сумму ежемесячных выплат на Шурку - на текущие расходы. Что-то крупное надо будет - пиши, обсудим. Могу сам ему купить все, что потребуется.
        - Ах вот как ты запел, Сашенька…
        - Я нормально запел, - резко оборвал Саша. Эти глумливые, ранее никогда не слышанные у Иры интонации ему порядком надоели. - Это нормальная практика. Я сначала не понимал, почему ты в суде от алиментов отказалась. А так удобнее, да? Под разными предлогами брать у меня деньги в гораздо большем объеме, да, Ирочка?
        - Оболенский, ты забываешь, что сын живет со мной! - прошипела Ира. - А ты - воскресный папа. Пока еще!
        - А вот этого делать не советую, - отчеканил Александр. - Даже не вздумай говорить Шурке обо мне плохо, настраивать его против меня или, боже упаси, препятствовать моим встречам с сыном.
        - А то что?!
        - А то я позвоню Артему. Или Жене.
        - Твои дружки-юристы…
        - Мои дружки-юристы, - спокойно кивнул Саша. - Которые очень хотели мне помочь с бракоразводным процессом, но я отказался. Возможно, зря. Ну да ладно, что теперь. До завтра. Ира. Завтра, в то же время.
        ***
        Про мойку он ляпнул, конечно, со злости. Потому что, забрав машину у демонстративно молчаливой Иры, он снова поехал на мойку. Заказал комплекс плюс химчистку и уборку багажника. Он не хотел, чтобы хоть что-то напоминало о том, кто ездил на его ласточке. Какой же дурак был, что оставил машину Ире.
        ***
        - Глазам своим не поверила, - в кабинет сначала вплыл бюст, потом живот, а потом все остальное. - Я подъезжаю к офису, смотрю - батюшки-светы, знакомая «бэха»! Как сие понимать, Александр Николаевич?
        - И тебе не кашлять, Вера Павловна, - Саша встал из-за стола навстречу своему бухгалтеру. - От тебя ничего не скроешь.
        - За то отдельно ценима руководством! - Вера Павловна подняла вверх алый наманикюренный палец. - Что, забрал машину у супружницы?
        - Забрал, - согласился Саша.
        - Ай, молодец, - восхитилась Вера Павловна. - За ум, что ли, взялся? Мудрых и опытных людей будешь слушаться?
        - Буду, - снова покладисто согласился Саша. - Слушай, мне с тобой надо посекретничать про наше финансовое положение. Ты отчеты все сдала?
        - Недельку мне дай на все про все, - Вера Павловна уверенным движением выудила из стоящей на столе вазочки карамельку. - До вторника ждешь?
        - Жду.
        - Ну все тогда, жди меня. И я приду! - Вера Павловна затолкала на щеку конфету и так же неторопливо выплыла за дверь.
        ***
        Как мало, оказывается, может быть надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. Хотя бы на короткое время, ненадолго, но все же - счастливым. Достаточно положить руки на руль машины. Своей машины. И поставить ногу на педаль машины - своей машины. И чтобы в кресле рядом сидел сын. Твой сын.
        Не так уж это, если вдуматься, и мало.
        - Это хорошо, что ты снова с машиной, папа, - Шурка пристроил стакан с молочным коктейлем в специальную выемку и деловито зашуршал упаковкой батончика. Какого-то зернового и типа ЗОЖ.
        - Да? - неопределённо отозвался Саша, сосредоточенно выруливая с парковки. Он, если говорить честно, переживал, как это его решение отзовется на Шурке. Но сколько не приглядывался к сыну, никаких тревожащих признаков не обнаружил. - Хорошо. Тебе кино понравилось?
        - Понравилось, - как всегда дипломатично ответил сын. А потом отложил батончик и вздохнул. - Пап, а ты мне так и не дашь телефон Сани, да?
        Теперь пришел Сашин черед вздыхать.
        - Шурай, ты пойми, пожалуйста…
        - Я слишком назойливый, да? И Саня просила не давать мне ее номер?
        Твою ж мать…
        - Нет, что ты! Просто у нее много работы!
        - Угу, - уныло согласился Шурка и снова потянулся за батончиком. Но так и застыл, зажав ярко-красную обертку в руке.
        - Шурай, ты мне веришь? - Саша протянул руку и коснулся плеча сына, пока они встали на светофоре.
        - Конечно.
        - Ну так вот. У Сани действительно очень много работы. Она же специалист по спутниковой связи. И она сейчас настраивает связь в очень отдаленном месте. Ей туда даже нельзя позвонить.
        - Правда?! - ахнуло дитя эпохи мобильного интернета и сотовых телефонов. - А так бывает?! Бывают такие места?
        - Бывают, - кивнул Александр. - Вот и у Сани сейчас так. Но как только она там все сделает и вернется к нормальному режиму работы, то я…
        - Что?! - от былого уныния не осталось и следа, глаза у Шурки горели.
        - То мы с тобой обязательно встретимся с Саней. Не знаю, она к нам приедет, или мы к ней. Но это будет обязательно.
        - Ух ты! - восхитился сын. И тут же снова зашуршал батончиком, отхлебнул коктейль.
        Нехорошо врать. Особенно детям. Но Саша и не врал. Будем считать, что он дал слово. Которое теперь кровь из носу надо сдержать. Только Александр пока даже в общих чертах не представлял, как.
        ***
        - Как генератор работает?
        - Ты сомневаешься в качестве поставляемой продукции? - хмыкнул Браун, откидываясь в кресле.
        - Нет. Просто был рядом, дай, думаю, заскочу, узнаю, как дела.
        - Генератор работает прекрасно. Как часы, - отчеканил Браун. - Спасибо нашему благодетелю Александру Оболенскому!
        - Генка, прекрати дурака валять, - поморщился Саша.
        - Это ты прекрати дурака валять, - огрызнулся Браун. - Говори прямо, зачем приехал.
        Саша вздохнул, потер висок. Вредный Браун не собирался упрощать Александру задачу.
        - Встань, посмотри в окно, - наконец выдал Саша.
        - Ну и чего я там не видел? - Генка исполнил просьбу и встал у окна. - Парковку нашу? Каждый день на нее любуюсь.
        - Смотри внимательней.
        - Ба, знакомые все лица! - воскликнул вдруг Генрих. - Черный бумер, черный бумер…
        - Ты ужасно поешь.
        - Это потому что я трезвый! - не остался в долгу Генка, вернулся на свое место и уставился на Сашу внимательным взглядом. - Ты, никак, вернулся в светлый разум?
        - Вроде того, - буркнул Саша. И, поскольку Браун намеков не понимал и не торопился облегчить ему переход к нужной теме, спросил сам: - Ты с Саней не разговаривал… обо мне?
        - Я с ней вообще не разговаривал, - неохотно ответил Гена. - А уж о тебе - тем более.
        - Вы же с ней типа брат и сестра!
        - Я от своей «сестры» еще в «Лосиной гриве» люлей выхватил - когда рискнул про тебя спросить. Так что к Саньке сейчас лучше под горячую руку не лезть. Пусть остынет. А тебе, Оболенский, знаешь, чего надо?
        Все так и норовят его советами облагодетельствовать!
        - Чего? - снова буркнул Саша.
        - Женись. Найди себе бабу нормальную и женись. Тебе одному категорически быть противопоказано, ты по натуре своей женатик. Вот найти бабенку хорошую и женись. А от Саньки отстань.
        - Угу, - неопределённо отозвался Саша. - Ладно, пошел я. Генератору привет.
        - Обязательно.
        - Да, кстати, скажи мне одну вещь, - обернулся Саша уже в дверях. - Сане сколько лет?
        - Двадцать семь.
        - Это, значит, я ее на восемь лет старше… - задумчиво протянул Саша.
        - С математикой у тебя все в порядке, - хмыкнул Браун. А потом даже привстал от внезапной догадки. - Эй, Оболенский, даже не вздумай. Не вздумай, слышишь меня?!
        - Значит так, - Александр от двери хмуро смотрел на своего друга. - Ты отстаешь от меня с Саней, а я - отстаю от твоего генератора.
        Когда дверь за Оболенским закрылась, Генрих Браун еще долго сидел неподвижно, лишь изредка качая головой своим мыслям.
        ***
        - Пап! Пап! Пап! - у Александра уже кружилась голова от этого постоянного мельтешения сына перед глазами - вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. А с другой стороны, что еще на батуте делать? - А почему ты не прыгаешь?
        - Потому что твой папка весит сто килограмм, и если он прыгнет - он этот батут на себя наденет. Как трусы.
        Шурка рассмеялся.
        - Зря вы так, - отозвался оказавшийся рядом сотрудник батутного центра. - У наших батутов нагрузка до ста двадцати. Прыгайте смело.
        Еще один советчик!
        - Спасибо, я лучше пешком постою.
        Парень, не опознав цитату, пожал плечами и ушел. А Саша остался стоять у края, наблюдая за кувыркающимся сыном. Вот Саня бы точно сейчас скакала на этом батуте вместе с Шуркой. И делала бы сальто какое-нибудь - с нее станется.
        Саня. Саня… Саня-Саня-Саня. Санечка. Что мне с тобой делать? Без тебя-то не получается.
        ***
        - Пап, - сын демонстрирует стабильно хорошее настроение и прекрасный аппетит. И сейчас за обе щеки уплетает блин с курицей и сыром. - Пап, а ты с Саней поженишься?
        Чудом Александру удалось не подавиться. И вообще сохранить невозмутимое выражение лица. Шурка был увлечен блином, но, так и не дождавшись ответа, оторвался от еды и уставился на отца такими же серыми глазами. А ответа у Александра не было. Поэтому он спросил.
        - А ты этого хочешь?
        - Конечно! - как о чем-то само собой разумеющемся ответил сын. - Мы б с ней тогда и на каток, и на батут, и на картинг. - А потом у Шурки проснулось сострадание к отцу и он, усмирив свои эгоистичные интересы, добавил: - И ты будешь не один. А то у мамы есть дядя Азрет, а у тебя никого.
        Сын, даже не поняв, что сказал, снова вернулся к блину. А Саша… А Саша не узнал ничего нового. Кроме, разве что, имени.
        - Тебе он нравится - дядя Азрет? - спросил осторожно, пряча выражение лица за кружкой чая.
        - Он хороший, - промычал сын сквозь блин, несмотря на неоднократные замечания не говорить с полным ртом. - Добрый. И смеется часто. Он мне последний плейстейшн купил, - у Саши возникли некоторые сомнения, на чьи деньги был куплен этот плейстейшн, но он промолчал. - Только он тоже не любит хоккей, - в заключение своего вердикта сын горестно вздохнул.
        - Это хорошо, - неопределённо отозвался Саша. И торопливо пояснил: - Хорошо, что у тебя с ним отношения хорошие.
        - Хорошие, - подтвердил сын. - А с Саней - еще лучше!
        Фирменное Оболенское упрямство. Во всей красе.
        ***
        - Ну что скажешь, царица баланса и королева финансов?
        - Я много чего могу сказать, - Вера Павловна неторопливо разгладила на бедрах юбку. - Только ты мне наперед скажи - зачем тебе деньги нужны. А я уж тогда подумаю, дам тебе или нет.
        - Дашь или нет? - Саша выгнул бровь. - Мои же деньги - и не дашь?
        - Ты, Александр Николаич, бровь на меня не супь, - и не повела своей густой бровью Вера Павловна. - Сколько лет мы с тобой вместе? Десять?
        - Вроде того. Нет, даже больше.
        - Я же тебя и твои дела знаю, как облупленного. И ты мне, Сашка, как сын.
        - Хренассе - сын! Мне скоро тридцать шесть будет!
        - А мне в сентябре сколько шарахнуло - помнишь? - хмыкнула Вера Павловна. - Не было бы у меня такой строгой маменьки, то вполне могла бы такого мальчишку себе заиметь в сыночках.
        Саша не выдержал и расхохотался.
        - Вера Пална, только ты меня можешь мальчишкой называть.
        - Имею право! - Вера снова подняла излюбленным жестом указательный палец - в этот раз черно-золотой. - Поэтому как на духу говори - зачем деньги. На всякую ерунду - не дам!
        Его бухгалтер стерегла финансы фирмы как дракон - золото. Но это был достойный доверия человек безупречной честности.
        - Дом хочу купить, - маскируя неловкость под равнодушие, ответил Александр.
        - Зачем тебе дом? - ахнула Вера Павловна.
        А вот если б он знал - зачем. В последнее время Саша говорил, действовал, принимал решения, руководствуясь мотивами, которые уходили корнями куда-то… куда-то туда, куда он боялся, не мог или не хотел заглядывать. Он поступал так, как необходимо - в этом была внутренняя уверенность. Но зачем и почему это необходимо - не понимал. И разбираться с этим непониманием пока не торопился.
        - Сашенька… - ласково вдруг пропела Вера Павловна. - Ты, никак, девку себе нашел?
        - Чего сразу девку? - почему-то стал отпираться Александр. Сказав себе, что его формулировка не устраивает. Впрочем, «девка» Веры звучала совсем иначе, чем у Иры. Кажется, эти две женщины даже разный смысл в это слово вкладывали. У Иры - презрительный. А у Веры - просто обозначение молодой женщины - немного снисходительное с высоты Вериных «пятьдесят плюс».
        - С того! - рассмеялась Вера. - А я-то, дура слепая, сразу не сообразила. Девки в фирме все с ума сходят, а я все самая последняя… - Вера даже хлопнула себя с досады по монументальным бедрам.
        - Кто с ума сходит? - осторожно спросил Александр.
        - Вся немногочисленная женская часть коллектива! - снова рассмеялась Вера. - Ах, у Александра Николаевича новые джинсы, вы видели, ВераПална? Ой, шеф постригся, ему идет! А какой у него красный лонглслив классный, да? Тьфу, что за слово такое - лонгслив? Кофта, что ли?
        - Не знаю, - оторопело ответил Саша. - Чего, вот прямо так и обсуждают?
        - Святая простота! - уже захохотала Вера. - Помощница моя, Томка, уже и в блондинку выкрасилась, и стрижку новую сделала, и штаны в облипку купила - чтобы жопу во всей красе показывать.
        - Зачем? - поперхнулся Саша.
        - Ты дурак или прикидываешься? - фыркнула Вера Павловна. Встала, прошла к окну, открыла и прикурила добытую из рукава кофточки сигарету. - Да все девки после твоего развода только и ждали, когда на тебя можно сезон брачной охоты открывать. Ну вот. Ты кофту красную купил - значит, сезон охоты на крупную дичь открыт.
        Саша минуту обмозговывал услышанное.
        - Нет, - сказал твёрдо. - Уже закрыт.
        - Ага! - торжествующе воскликнула Вера. - Уже охомутали?
        - Ну… вроде того, - неуверенно ответил Александр.
        - Ты не уверен, охомутали тебя или нет? Сам-то как? Хочешь или нет?
        - Я-то хочу, - неожиданно честно и одновременно уныло ответил Саша. - А вот она…
        - Слепая, что ли? - охнула Вера. - При деньгах, неженатый, видный - чего девке надо? Или ей не нравится, что ты разведённый и дитё имеется? Так ты и троих детей покормишь, было бы из-за чего переживать!
        - Не, у них с Шуркой полный контакт, - мечтательно улыбнулся Саша. Он и предположить не мог, что будет обсуждать Саню - и с кем? Со своим бухгалтером. Пусть и связывают их уже давние и почти дружеские отношения. - Она у меня самостоятельная. И гордая.
        - Ой, этого у них сейчас у всех с избытком! - фыркнула Вера. - Гонора много, а вот ума женского - нету! Молодуха?
        - Двадцать семь, - смущенно отозвался Саша.
        - Ну, мозгов уже должно прибыть, - задумчиво затянулась сигаретой Вера. - Так ей, что ли, дом собрался покупать?
        - Не знаю, - честно вздохнул Саша. - Ей. Наверное. Только как уламывать ее, ума не приложу.
        Вера Павловна докурила молча.
        - Что, успел дел наворотить? - прищурилась проницательно.
        - Успел.
        - Орел! - фыркнула Вера. - Ну ладно, хорош лясы точить. Выбирай дом, Саша. Деньги будут.
        - А если… - Саша не успел доформулировать, Вера Павловна его перебила.
        - А если не уломаешь свою молодуху - скажу Томке, что ты мне признался сам, что она тебе нравится!
        - Не смей! - ужаснулся Александр.
        - Все в твоих руках, Александр Николаевич, - Вера невозмутимо поправила кофточку. - Жду от тебя документы на покупку.
        ***
        Когда восемь лет назад Саша выбирал дом, этого коттеджного поселка еще не было. Иначе Саша непременно купил бы землю именно здесь. Это место было идеально расположено - в противоположной стороне от промышленной зоны Белоярска, на высоком берегу реки, рядом - сосновый бор, от города - не слишком близко, но на машине - пятнадцать минут. И воздух чистый, и красота, и сам поселок спроектирован грамотно. Цены на землю и дома здесь, правда, были соответствующие - кусались и преизрядно. Но - зря он, что ли, пахал, как проклятый, все эти годы? Да и Вера Павловна обещал, если что, перехватиться кредитом - дескать, по средствам им, потянут.
        В общем, выбирай, Александр Николаевич, не мелочись.
        Впрочем, мелочиться Саша не собирался. Но и здоровенный дом с огромной делянкой покупать тоже не планировал - зачем? Все должно быть в меру. Дом, который ему необходим, Саша узнал сразу. На самой окраине коттеджного поселка, на возвышении, за домом начинается бор, а из окон должно быть видно реку.
        - Продается? - Александр обернулся к риелтору. Женщина проследила направление его взгляда, улыбнулась и кивнула.
        - Поедем смотреть?
        - Поедем, - уверенно ответил Саша.
        Вот то, что ему нужно - Александр понял это, едва ступил на дорожку, ведущую к дому. Такое удивительное чувство, когда ты приходишь куда-то, и вдруг тебя настигает чувство, что ты пришел домой. Уже, оказывается, забытое чувство, что у тебя есть дом. Что у тебя МОЖЕТ БЫТЬ дом.
        Но Саша со своей обычной дотошностью все оглядел - и дом, и прилагавшуюся к нему территорию. Придраться было не к чему. Кроме цены.
        По укоренившейся привычке Александр попытался поторговаться. Не очень успешно, удалось сбить только пятьдесят тысяч, но и то - деньги. Потом неожиданно, отбились еще пятьдесят, и на этом - все. Решив не наглеть, Александр дал добро на покупку. Риелтор заметно повеселела.
        - А вы видели, какой здесь чудесный вид на реку?
        - Как его не видеть, вон же он, - Саша махнул рукой в сторону берега.
        - Нет-нет, - рассмеялась женщина. - Это надо видеть. Пойдёмте!
        Кованые перила и каменные ступени делали крутой спуск к реке удобным и безопасным. Узкая полоса между высокими скальными сбросами и водой была расчищена от снега - а судя по всему, здесь и ветром выдувало хорошо - и там стояли несколько добротных деревянных беседок. Береговая линия почти не угадывалась, скрытая под белым снегом, но от того места, где должен был кончаться берег, начинались следы - там была проложена лыжня, уходящая в обе стороны. Дальше, к середине реки, виднелись снегоходные следы. Очевидно, данное место было облюбовано любителями зимнего активного отдыха из числа жителей поселка. Летом же, судя по оборудованным в беседках мангалам, здесь устраивались пикники - для тех, кто хочет пожарить мясо на берегу реки.
        - Здесь купаются? - Саша все больше и больше очаровывался этим местом.
        - Нет, - покачала головой женщина. - Очень крутой берег, почти сразу глубина несколько метров. В другом конце поселка есть еще один спуск к воде, там более пологий берег, там и лодки причаливают, и купаться можно. Но здесь зато рыба ловится! - торжествующе заключила женщина. - Не скажу, какая, я в этом совершенно не разбираюсь. Но мужчины летом рыбачат увлеченно и что-то вытаскивают из воды. Даже большие какие-то рыбы!
        Саша рассеянно кивнул, не отводя взгляда от реки. Это место завораживало его. Дом, в котором они жили с Ирой, был гораздо менее удачно расположен. Но тогда, восемь лет назад, это был прекрасный вариант.
        Женщина рядом переступила с ноги на ногу, вздохнула.
        Ну да, холодает, у реки ветер. И скоро начнет темнеть.
        - Я побуду здесь, - Саша обернулся к риелтору. - А по поводу сделки я к вам завтра в офис приеду. К двум нормально будет?
        - Да, буду ждать! - с облегчением улыбнулась женщина. - Я предупрежу сторожа на выезде, он вам шлагбаум поднимет, чтобы вам из машины не выходить.
        - Спасибо, - кивнул Александр. И какое-то время смотрел, как женщина торопливо поднимается по лестнице. А потом, когда остался один, прошел ко второй справа беседке, стряхнул наметенный снег и устроился на деревянную скамью. Поставил локти на стол, уперся в сплетенные руки подбородком.
        Перед его глазами была белая лента скованной льдом реки, за которой темнел лес. Города - даже очертаний его окраин - отсюда не было видно. Даже если вывернуть голову вправо - не увидишь, там река делает крутой поворот.
        Здесь было тихо и спокойно. А как же здесь хорошо будет летом. Саша прикрыл глаза, но его веки словно стали прозрачными. И точно так же стал прозрачным лед на реке. И Александр увидел мерно текущую речную воду. Летнюю, с бликами солнечных зайчиков. Что будет с ним самим, когда эта река станет такой - укутанной не льдом и снегом, а солнечным светом? Где он будет жить? И - с кем?
        Хотя не стоит загадывать так далеко. Можно посмотреть ближе. Несмотря на то, что сейчас полновластно хозяйничает зима, пройдет месяц или чуть больше - и река пойдет. И что с тобой будет, Александр Оболенский, когда по реке, шурша и перешёптываясь, поползут, налезая друг на друга, льдины? Это будет просто фактом - одним из многочисленных фактов и событий в твоей жизни - что река, разделяющая Белоярск на две половины, вскрылась ото льда? Или ты будешь стоять здесь и на это смотреть собственным глазами? И с кем ты будешь смотреть на то, как плывет по реке лед, знаменуя окончательный приход весны?
        Саша опустил руки на стол, лег на них щекой. И текущая пока подо льдом вода подхватила его мысли и унесла назад, туда, куда он боялся возвращаться.
        Ты обидел вчера хорошего светлого человечка. Ни за что обидел. И живи теперь с этим, потому что она тебя не простит.
        Прав был русский немец из рода пихтинских голендров Генрих-Генка-Генри Браун. Девяносто девять процентов прав. А один процент Саша оставил на «не простит» со знаком вопроса. Потому что без этого одного процента, без вопросительного знака, без надежды - жить дальше совсем невыносимо.
        Саня, Санечка. Чистая, нежная, красивая. Веселая, живая. Такая, что ему с ней рядом дышится легко, в полную грудь. Не надо притворяться, не надо думать над тем, что сказать. Свободно так, будто это с Саней он прожил пятнадцать лет бок о бок.
        Да только понял это Саша только сейчас. Когда… когда успел, по выражению Веры Павловны, дел наворотить.
        Да уж, наворотил - так наворотил. А все его обида и ревность. И ведь не на Саню эти чувства были направлены - понял вдруг Александр. Скованная льдом река, словно какой-то неведомый магнит, притягивала, забирала себе всю шелуху и самообман, которым обычно прикрывают люди собственные не самые благовидные мысли и желания.
        Иру он хотел наказать за все, что она с ним сделала. А наказал Саню.
        Завалил на плечо перед общими знакомыми, унизил этим. А потом оттащил в комнату, запер и там… там… Саша раздвинул в сторону ладони и лег на выстывшее дерево щекой.
        Пусть она и не была против. Потом - точно не была против, и взял он ее готовую, более чем готовую. Да только по началу-то - не хотела. А он заставил хотеть. Значит - все-таки снасильничал. Не берут так женщину, которую ты…
        … щеку леденила столешница, а внутри жгло огнем…
        … без которой ты не знаешь, как дальше существовать. А ты за все это время потом не позвонил, не написал. Потому что стыдно и не знаешь, что сказать.
        И как дальше жить без нее - тоже не знаешь.
        И с этим надо что-то делать. Генка прав - не умеет Саша быть один. И не понимает он всего этого - отношения, встречаться. Он даже в двадцать лет не очень это понимал, и женитьба представлялась ему единственно правильным способом существования с девушкой. Кажется, это очень несовременно, но уж какой есть Александр Оболенский - такой есть. Ему нравится быть женатым. А быть женатым на Сане… внутри снова словно обожгло огнем - пока щека, между тем, медленно, но верно примерзала к столу. Александр представил, что это вот - правда. И они с Саней - муж и жена. И живут в этом доме. И на улице лето, и они сидят в этой беседке летним вечером и смотрят на реку. И говорят о чем-то. Или молчат. И ее голова лежит на его плече.
        Саша поднял голову, не поморщившись на боль в замёрзшей щеке. И, прищурив от поднявшегося ветра глаза, сквозь сгущающиеся сумерки смотрел на белую полосу реки.
        Если хочешь, чтобы это сбылось - делай что-нибудь.
        Не простит она тебя.
        А ты рискни.
        Хочешь эту женщину - добивайся. Только вот с пустыми руками к той, что так нужна, не приходят. Куда ты приведёшь ее? На чем привезешь в ваш дом?
        Теперь на все вопросы у Саши были ответы. Вот что вело его все эти дни, что руководило им. У него есть машина, завтра… завтра будет дом. И теперь можно идти и…
        … и рисковать.
        Всем.
        Накинув на голову капюшон, Александр Оболенский поднялся на ноги, бросил последний взгляд на реку - и пошел к лестнице. На сердце было удивительно покойно и легко.
        Решение принято. Пути назад нет.
        Глава 10. Я почему вредный был? Потому что у меня велосипеда не было!
        Машиной и домом Александр не ограничился. Приняв решение, он принялся действовать так, будто их с Саней брак - вопрос уже решенный. Это было чистой воды безумием, учитывая то, как они расстались при последней встрече. И отсутствие каких-либо контактов после. Но Саша запретил себе думать об ином варианте. Он вообще запретил себе думать. Все было обдумано там, в заметенной снегом беседке на берегу реки. Теперь нужно только действовать - чтобы весной в этой же беседке стоять с Саней и вдвоем слушать ледоход. А иначе… А про иначе он думать не будет.
        Дело дошло до того, что Саша купил себе костюм. Официальный стиль Александр Оболенский не любил, всячески избегал, но все же приходилось иногда надевать на себя официоз - в основном, для общения со всяким чиновничьем. Или если Ира его куда-то тащила, где надо, по ее словам, «выглядеть прилично». И пара костюмов так и осталась там. В прошлой жизни, в прошлом доме. Сразу не забрал - до костюмов ли было? А теперь и не надо. Новый купит.
        Купил. В очередной раз поразился, как чужая незнакомая женщина в магазине может подобрать ему одежду гораздо лучше, чем жена, с которой прожил не один год. Собственное отражение Александру нравилось. В этом костюме можно и в ЗАГС.
        Саша вздохнул. И твёрдо себе велел быть оптимистом.
        И на этой, ничем не подтвержденной оптимистичной волне Сашка поехал… в ювелирный. За кольцами. Вот так вот, ни больше ни меньше. Ну а что? Чтобы уж полный комплект… безумия.
        С кольцом себе проблем не возникло. Выбрал, примерил - все. Со вторым кольцом…. Со вторым кольцом было сложнее. Настолько сложно, что к покупке кольца были привлечены все продавцы салона - числом три - и все находившиеся в наличии покупательницы. По какой-то невероятной, казавшейся Саше совершенно мистической причине все женщины, оказавшиеся в данный момент в магазине, приняли живейшее участие к его проблеме - покупке кольца без примерки и не зная размера.
        И перед Александром простерся ряд женских рук - самых разнообразных, больших, маленьких, пухлых, худых, с короткими пальцами и с длинными. Не избежав долгих мучительных раздумий, Саша выбрал руку, которая ему показалась более всего походящей на Санину - и на безымянный палец этой руки и было примерено, а затем куплено кольцо. Саша сердечно поблагодарил всех за участие в его судьбе, но на всякий случай поспешил покинуть помещение, где собралось столько неравнодушных дам.
        Вот и все, в череде безумств поставлена круглая, пустая внутри, золотая точка.
        ***
        - ВераПална, благослови.
        - Троекратно, во имя отчета, баланса и активов - аминь.
        - Ты нормально можешь сказать?!
        - Помни про Томку.
        - А ну тебя!
        - Ладно, не серчай, - сменяет гнев на милость Вера Павловна. Встает и коротко обнимает Сашу, прижимая к объемистому бюсту. - Не дрейфь, все нормально будет. Если что не так пойдет - обнимай, целуй, говори, что любишь. Понял меня отчетливо?
        - Вполне.
        ***
        Машина отмыта, натёрта воском, заправлен полный бак. И даже благословение от суровой, но справедливой, а главное, умудренной жизненным опытом и двумя браками Веры Павловны - получено. Но Саша отчего-то медлил. А потом взял телефон и написал сыну.
        Отец: Поехал за Саней.
        Шурка ответил сразу, будто ждал этого сообщения от отца.
        Сын: Заберешь с собой?
        Отец: Надеюсь.
        Сын: Папа, ты ей цветы купи! Мама всегда после цветов добрая!
        Александр улыбнулся. Дожил. Сын ему советы дает в женском вопросе. Ох, что из него с такими задатками вырастет?
        Отец: Хорошо.
        Саша погасил экран, убрал телефон в подставку.
        Если бы все можно было решить цветами. Или, как советовала Вера, объятьями, поцелуями, словами. Саша не знал, чем и как будет решать поставленную перед собой задачу. Он просто искренне и отчаянно надеялся, что все, что между ним и Саней было до того злополучного дня - все это было не случайно, не зря и у этого есть причина. Настоящая. Самая что ни на есть настоящая.
        Саша достал из кармана коробочку с кольцами - их положили в одну, общую. Может, это и их с Саней тоже… вот так, притянет друг к другу, невзирая на все, что он натворил? Александр не удержался, вынул большее из колец, надел на свой безымянный. Прикрыла глаза, откинувшись затылком на подголовник сиденья. Широкий золотой обод словно не палец обнимал - а его самого. Нет, он, наверное, и в самом деле чокнутый. Но снимать обручальное кольцо не хотелось.
        Он и не стал снимать. Всю дорогу ехал с кольцом на пальце, сняв его только на въезде в город. И когда останавливался на заправке купить себе кофе - чуть ли не перед лицом девушки на кассе махал. Вот, у меня есть обручальное кольцо. Я женат!
        Правда, жена пока не в курсе.
        ***
        У подъезда вестником надежды был припаркован синий кроссовер. Значит, дома. Саша надеялся на это, но увиденное посчитал хорошим знаком. Ему остро нужны были сейчас хорошие знаки. И к подъезду одновременно с ним подошла женщина с ребенком, по виду - с внучкой. Ждать у закрытой двери не пришлось, и это Александр тоже посчитал хорошим знаком. Но больше таких ему не попалось. Хотя весь путь до Саниной двери проделал пешком, проигнорировал лифт. И вот она - ее дверь. И надо нажать на звонок.
        Саша запустил левую руку под пальто, в карман пиджака, нащупал коробку с кольцами. И правой нажал на звонок.
        ***
        Александр Оболенский не считал себя милым обаяшкой - из числа тех, кому рады в любой компании, кого всегда встречают улыбкой. Но все же обычно он в людях вызывал скорее положительные эмоции, чем негативные - если говорить не о деловых, а о человеческих отношениях.
        Но чтобы при виде его люди бросались опрометью прочь - это с Сашей случилось впервые. Едва открыв дверь и увидев его, Саня зажала рот рукой - и кинулась куда-то вбок. Судя по направлению - в туалет. Судя по звукам - ее тошнило.
        Да, цветы в этой мизансцене были бы лишними…
        Поскольку хозяйке квартиры было явно не до него, Александр самостоятельно запер дверь и снял обувь. А тут и Саня из ванной вернулась.
        Выглядела она удручающе. Волосы свисали по краям лица сосульками, темные круги вокруг глаз, запавший рот с опущенными уголками. Все собственные приготовления показались вдруг смешными, ненужными. Наряжался, прихорашивался, как павлин, когда его любимая женщина болеет!
        - Ты была у врача? - он принялся стаскивать с плеч пальто.
        Саня безучастно кивнула, стискивая на груди ворот светло-голубого банного халата. Напрягшаяся кисть казалась хрупкой до стеклянности.
        - Что сказал? Лечение назначил?
        Она снова безразлично кивнула и обессиленно привалилась к стене. Хреново, видимо, назначил!
        - Что говорил? - Саша не слышал, как резко звучал его голос. - Какие перспективы? Когда ты выздоровеешь?
        - Месяцев через восемь.
        Александр замер. Что это за болезнь такая, что восемь месяцев длится? Что это за врач такой?!
        - Так, скажи мне фамилию, кто тебя лечит. Я сейчас… я позвоню… Мы найдем тебе другого. Ну кто так лечит… - Саша бормотал это, доставая телефон и соображая, кому лучше позвонить по медицинскому вопросу. - Сейчас, не переживай, все разрулим. Что за лечение такое, что только через восемь месяцев…
        - Я беременна, Оболенский.
        Эти три слова Саша осмысливал долго. Словно их было не три, а тридцать три. Или триста тридцать три. А потом… потом в голове раздался отчётливый щелчок - будто встал на место последний, самый важный элемент пазла, и вдруг вся картина разом обрела и смысл, и причину, и ясность. Так вот для чего… Дом, машина… Для новой жизни это! Для новой жизни, которую ему подарила эта удивительная девушка, что стояла сейчас, тяжело привалившись к стене и стягивая руками ворот халата.
        И Сашу охватила какая-то первозданная, жгучая, животная радость. До краев заполнила, затопила, разлиться грозила.
        Не сердись, родная, сейчас все будет хорошо!
        - Почему ты не спрашиваешь - от кого, Оболенский? При моем послужном списке можно долго гадать.
        Злится, любимая. Правильно злится. За дело и по месту. Он эти слова заслужил. Но они все равно отскакивали от его блестящей и горячей как солнце радости. Он в одно движение подхватил Саню на руки и шагнул в комнату под ее протестующе-шипящее: «Оболенский, прекрати!».
        Нет уж. Не прекратит. Никогда.
        Кресло в ее комнате солидное, их двоих выдержало. Саня по-прежнему сжимала полы халата. Саша по-прежнему сжимал ее. Вот теперь можно и поговорить.
        - Сань… - он завел за ухо ее мокрую прядь. - Ты ругайся, сколько хочешь. Злись. Ори. Можешь ударить - не убудет с меня. Я все это заслужил. Оправдание у меня одно только. Люблю я тебя. Люблю и жить без тебя не могу.
        Почти как по-писаному, как Вера Павловна научила.
        Саня подняла опущенное и отвернутое в сторону лицо.
        - А как же Ира?
        А вот это уже придется без подсказки Веры Палны отвечать. Но что говорить - Саша знает.
        - Послушай меня, - он говорит негромко и глядя ей прямо в глаза. - Я не могу тебе пообещать, что выброшу Иру из своей жизни, что никогда ее больше не увижу, что мы с ней теперь совершенно чужие друг другу люди. Потому что это будет неправдой. А правда в том, что Ира - мать моего сына. И этого не изменить. Она всегда будет так или иначе присутствовать в моей жизни. Но люблю я - тебя. Понимаешь?!
        Саша говорил вроде бы правильные вещи. Но ему сейчас вдруг показалось - что неубедительно. И Санино лицо - усталое, измученное, с колючими глазами - только подтверждало его подозрения.
        - Скажи, что не любишь Иру, - потребовала она.
        - Я не люблю Иру, - с некоторым удивлением ответил Саша. А он разве не это же сказал только что? - Я тебя люблю, Сань.
        Она отмахнулась от его слов, как от досадливой мухи.
        - Скажи, что я красивее. Нет, скажи, что Ира некрасивая!
        Он несколько секунд внимательно смотрел ей в глаза. А потом спокойно ответил:
        - Ира некрасивая.
        - Скажи, что она дура!
        - Ира - дура.
        Теперь уже она внимательно смотрела ему в глаза. А потом вдруг со стоном уткнулась в ладони.
        - Саша, что ты делаешь?! - простонала она оттуда неразборчиво. - Я веду себя безобразно, гадко, как безмозглая истеричка - а ты мне в этом потакаешь!
        - Ну а как тебе не потакать… - он мягко привлек ее к себе. Остро и инстинктивно чувствуя, что гроза миновала. Впрочем, он бы пережидал эту грозу столько, сколько потребуется. - Как прикажешь быть с тобой иначе, если жить без тебя и правда - никак? А теперь - все, Ляксандра Игоревна, никуда ты от меня не денешься. - И, пока Саня еще порывисто дышала в ладони, ловко выудил из кармана пиджака коробочку, исхитрился не уронить, открыл и первым взял кольцо поменьше. А ну-ка, как у него с везением? Все в порядке с везением! Колечко село как влитое. Свое он надел еще быстрее. И переплел две окольцованные руки. - Ну вот и все. Захомутал.
        - Саша… - она оторвала вторую ладонь от лица и смотрела на их переплетенные руки совершенно ошарашенным взглядом. - Это что же… Это как же… А как ты… Я же никому не говорила, что беременна! Вообще никому! Даже Генке.
        - А ты что, думаешь, я из-за этого приехал, что ли? - Саша крепче прижал к себе добытое счастье. Двойное счастье. - Я за тобой приехал. Каяться. В любви признаваться. И увезти с собой. Я, Сань… - он с другой стороны тоже заправил свободной рукой прядь за ухо. - Я дом нам купил. И машину тоже…. того. В общем, тебя там только не хватает. И… - окончательно осмелев, запустил руку под халат, положил ладонь на теплый гладкий живот. - Тебя и карапуза. - Зарылся лицом в пепельные волосы и прошептал. - Ох, Санька, Санька… За что мне столько счастья за раз, а?
        Она всхлипнула, ткнулась ему в плечо и затихла.
        - Слушай… - услышал разомлевший Саша через несколько секунд удивленное. - Слушай, а меня перестало тошнить… - Александр даже крякнул от неожиданности, а Саня заторопилась с объяснениями. - Ты не понимаешь! У меня токсикоз жуткий, меня даже в больнице хотели класть, я еле отбилась - ненавижу больницы! Но тошнило меня - и утром, и вечером, и в любое время дня и ночи. Есть толком не могла. А сейчас… - Саня зажмурилась, словно прислушиваясь к себе. - Я сейчас не чувствую… чувствую… я чувствую себя хорошо. Прекрасно я себя чувствую!
        - Конечно, прекрасно, - Саша и вторую ладонь просунул под халат. - Малой батьку дождался, все, бунт можно прекращать.
        И тут Саня звонко рассмеялась. Улыбнулся и он.
        - Так что, давай, Санечка, собирай вещи. Домой поедем.
        Она неуступчиво сложила руки на груди. Его были по-прежнему под ее халатом.
        - Вот так вот? Согласия спросить не хочешь? Ответных слов любви не ждешь?
        - Согласие я сам себе оформил, - серьезно ответил Саша. - Отказа не приму. А ответных слов любви жду. Если надо - всю жизнь ждать буду.
        - Да как тебя не любить-то?! - с каким-то отчаянным надрывом воскликнула Саня. Крепко обняла его за шею и прижалась. Сашины ладони покинули свое теплое убежище и так же обняли девушку за спину.
        Вот теперь точно - все. Разве что… Он провел губами по щеке, в одну сторону, в другую. Чуть поверни лицо, милая…
        - Нет-нет! - не успел Саша глазом моргнуть, как она вскочила на ноги.
        - Что значит - нет? - тут же поднялся на ноги он. А Саня торопливо отступила еще на пару шагов. - Какой такой «нет»?!
        - Саша, ты не понимаешь! - снова заторопилась с ответом Саня. - Меня же тошнило. Я тут вообще непонятно в каком… А! - махнула рукой. - В общем, ты тут располагайся, а я в душ.
        - Хорошо, - немного растерянно кивнула Саша. О такой бытовой причине он даже не подумал. Выдохнул тихонько. - Ладно, ага, давай.
        Он проводил ее взглядом до двери в ванную. А там Саня остановилась вдруг и обернулась.
        - Саша... - голос ее звучит как-то растерянно и даже смущенно. - А… А с обручальным кольцом мыться можно? Или его надо снять? Мне… мне не хочется снимать…
        В горле схватилось комком, и ответил он не сразу. Подошел, взял ее руку, покрутил кольцо.
        - Не снимай. Можно с ним.
        Саня неловко кивнула - и скрылась за дверью. А Оболенский, как любой нормальный мужик после стресса, пошел на кухню в поисках добычи - есть хотелось так, что желудок прихватывало.
        ***
        Когда Саня, чистая, благоухающая всем доступным ванной арсеналом средств для поддержания чистоты и красоты, вышла из душа, она застала своего гостя - который внезапно, оказалось, - муж! - в общем, Сашка на кухне пил чай с бутербродами.
        - Ой! - он спешно прожевал остаток бутерброда и запил чаем. - А я тут хозяйничаю у тебя, нечего?
        - Ничего, - улыбнулась Саня.
        - Хочешь, и тебе приготовлю? Или омлет могу - у тебя там яйца есть в холодильнике. Или… Тебе вообще что можно есть? - невесть откуда взялось смущение, и Александр не знал, что с ним делать и куда девать. - Чего ты хочешь, Санечка?
        - Тебя.
        Смущение тут же и испарилось. Халат тоже. А Саша, подхватив самое дорогое, что у него было в жизни, порадовался, что успел перехватить. Потому что в ближайшее время ему будет, слава богу, не до еды!
        ***
        Сквозь полупрозрачный тюль светило яркое послеполуденное и уже почти весеннее солнце. Оно зажигало миллион ярких искорок в ее светлых, сейчас отливающих золотом волосах. И от кожи ее тоже, кажется, исходило какое-то золотистое свечение. Она была такой красивой, что комок из горла перекатился в грудь и там заставлял сердце стучать надсадно, как мотор на предельных оборотах. Потому что это любимая женщина под тобой - нагая и смотрящая тебе в глаза. И нет в мире такого, чего ты для нее не сделаешь.
        Они целовались и ласкались долго - несмотря на общее взаимное нетерпение. А потом Саня вывернулась из его рук и опустилась на четвереньки. Что-то горячо кольнуло внутри - ведь так же он ставил ее в последний раз, когда... И зачем сейчас…
        Но она вытянула перед собой руки, прогнулась в пояснице и тихонько простонала:
        - Хочу так, Сашенька…
        Ну как он ей отказать может? Хочет любимая женщина так - значит, будет так.
        Так, да не так.
        Когда-то давно, в детстве, Саша проводил лето у бабушки и дедушки в деревне. И там городской мальчишка увидел, как бык кроет корову. Ну, точнее, Сашка не знал, что это так называется - это ему потом дед объяснил. Так началось знакомство Александра Оболенского с этой взрослой стороной жизни.
        Вот и сейчас он Саню покрыл. Укрыл. Собой укрыл.
        Казалось бы, поза была той же, что и в предыдущий раз. Но смысл… смысл, наполнение были совершенно иными. Не было удержания за талию, не было ударов мужских бедер о женские ягодицы, не было яростных и грубых толчков. Саша поставил свои прямые руки по обе стороны от ее, согнутых в локтях. Накрыл ее сверху своим телом, укрывая, укутывая, пряча ото всех. Моя, только моя. Прижался, как мог. И двигаться они стали вместе. Он мягко подавался бедрами вперед, словно начиная волну. И она эту волну принимала, принимала и вбирала его в себя дальше, глубже. А потом изумительным плавным движением подавала бедрами назад, отдавая волну назад. И уже он принимал, вжимаясь сильнее в горячее узкое лоно. И снова - он подает, она принимает, она подает, он принимает. Словно единая гладкая сладкая волна качает их.
        Он отводит носом волосы и прижимается губами к уху. Волна обретает звук - мужской низкий голос шепчет в женское ухо то, что предназначено только для двоих, когда они становятся одной волной. Потом слышатся женские всхлипы и бессвязный шепот. Потом - стоны, мужской и женский. А потом все тонет под напором мощной волны сладкой судороги. И в золотистом свете почти весеннего послеполуденного солнца на простынях остаются двое, истомлённых и сплетенных.
        ***
        Саня уже, оказывается, привычным движением уложила ладонь Саше на грудь, уперлась в нее подбородком и принялась смотреть на любимое лицо. Саша лежал с закрытыми глазами и лишь губы его слегка двигались - то ли улыбнуться хочет, то ли сказать что-то, но будто сил не хватает. Так и у нее во всем теле истома такая, что шевелиться не хочется…
        Как мгновенно все переменилось. Еще утром… еще какой-то час назад… Все в ее жизни было совсем-совсем иначе. Последние несколько недель Саниной жизни походили на тягучий утомительный сон. Когда все бессмысленно, в событиях отсутствует логика и ты бессилен - даже в том, чтобы проснуться.
        Когда Саня поняла, что беременна - выбор она никакой не делала. Не было для нее в этой ситуации выбора. Воспитали так, наверное, или еще что-то, но вариант развития событий был один-единственный. А вот детали… детали варьировались. Саня думала о том, чтобы сообщить Александру. Несколько раз выбирала его номер, долго смотрела на экран телефона. Но так и не решилась нажать на зеленую трубочку. Гордость, наверное. Даже не обида - да и было бы на что обижаться. Гордость, гордыня, Санькино проклятие. Не нужно ей ничего от человека, который не уважает ее. Который так позволяет с ней себя вести. Да и что ей от него может быть нужно? Фамилия, отчество и графа «отец» в свидетельстве о рождении ребенка? Деньги? Да ладно. Сама справится, без фамилии, графы и денег.
        И Саня стала готовиться к роли гордой самодостаточной матери. Не матери-одиночки, она себе запретила даже мысленно произносить это слово. И даже искала плюсы в своем положении. Ну а что - папа прав, характер у нее не самый легкий. И мама права. А мама говорила: «Мужик, Сань, он ведь как снег осенью - сегодня выпал, все белое да красивое, а завтра растаял. А ребеночек - он твоя кровиночка, он всегда с тобой». Эта жизненная сентенция, впрочем, не помешала матери второй раз весьма удачно выйти замуж. Может и Саня потом… когда-нибудь… кого-нибудь встретит. А сейчас Саня будет себе ребенка рожать.
        Эта во всех отношениях красивая и благородная концепция разбилась о Санино здоровье. Точнее, о зверский ранний токсикоз. Саня даже не предполагала, что может настолько скверно себя чувствовать. Ей, с ее-то спортивным прошлым, с прекрасным чувством собственного тела все это было внове. Такой вот хреновый новый экспириенс. Саня буквально перестала чувствовать себя человеком. Скорее, какой-то то ли бесформенной тряпочкой, то ли слизнем каким-то. Или сосудом скорбей человеческих. Почти уже нечеловеческих, потому что болеть Саня не любила, не умела и страдала от собственной немощности ужасно. И от одиночества страдала еще сильнее, потому что желание, даже не желание - потребность - чтобы он был рядом, чтобы знал, чтобы разделил и пожалел - она теперь затмевала все. Где там мысли про гордость? Про то, что ей ничего от него не нужно? Что справится сама? Она бы без него справилась. Если бы не любила так сильно. Вот же черт…
        А потом… в один миг… на пороге ее дома появился он… Виновник, можно сказать, ее состояния и… И вдруг словно разом разошлись тучи, прекратился длившийся неделями дождь, появилось солнце - и сразу все засияло, стало светлым и ярким. Правильным. У нее будет ребёнок. У ребёнка будет отец. А у самой Сани есть и будет любимый человек. Он ее - и только ее.
        И теперь Саня любовалась на лицо. Это было лицо любимого мужчины. Самое прекрасное лицо на свете.
        Она дунула ему в лицо, Саша наморщил нос и открыл глаза. Улыбнулся.
        - Я тебя люблю, Александр Оболенский.
        - И я тебя страсть как люблю, Александра Оболенская.
        Теперь уже Саня рассмеялась.
        - Как же у тебя фамилия роскошная. Только ради нее стоило бы за тебя замуж выйти.
        - Вполне себе веская причина, - серьезно согласился Саша, прижимая ее к себе крепче и переплетая пальцы рук. Тихонько, но почему-то совершенно отчетливо звякнули, соприкоснувшись, два обручальных кольца. - Главное, что ты моя жена. А почему - дело десятое.
        Саня не стала отвечать, а просто легла щекой на его грудь. Ни говорить, ни шевелиться не хотелось. Все сказано. Все сделано. Только нега и покой.
        А его рука снова добралась до ее живота.
        - Роди мне дочку, Сань…
        У нее почему-то запершило в горле - так, что пришлось прокашляться.
        - А что, второй сын тебе не нужен?
        - Я все возьму, - он по-прежнему говорил серьезно. - Хоть сына, хоть дочку. Главное, что наш.
        Снова пришлось прокашливаться.
        - Ну… учитывая… при каких обстоятельствах мы нашего зачали… - задумчиво продолжил Саша, - может, и лучше, чтобы парень был. Если ж девчонке что-то в характер передастся… это ж сатана в юбке будет… - Саня еще раз закашлялась, а он вдруг поднял голову, заглянул ей в лицо. Еще крепче сжал переплетённые пальцы. - Прости меня, любовь моя. Прости дурака ревнивого и влюбленного. Никогда больше пальцем тебя… клянусь… лучше руку себе отрублю, но я…
        - Оставь в покое свои руки, - Саня прижала палец к его губам. - Они мне нравятся, и пальцы в том числе. Еще пригодятся. И вообще, знаешь, учитывая мой не самый покладистый характер - у меня теперь есть вопросы к родителям. А именно - к тому, как именно зачали меня, - она рассмеялась, но Саша не поддержал ее веселье.
        - Если дочка на тебя будет похожа всем, в том числе, и характером - я счастлив буду, - он по-прежнему неприлично серьезен. - Любить буду до умопомрачения - и ее, и тебя. И никогда, слышишь, никогда не обижу!
        - Это только на словах легко говорить! - Саня не может больше вести этот серьезный разговор. Иначе расплачется от переполняющих эмоций, а плакать она не хочет. Наплакалась. - Давай-ка, Александр Оболенский, руки за голову!
        Он несколько секунд смотрел на нее - все так же серьезно и сероглазо. А потом закинул руки за голову, положил запястьем одной руки на другую. Но у Сани все равно не получилось обхватить их одной рукой - только двумя. И, глядя в серые серьезные глаза, оседлала бедра. И принялась скользить и тереться. Своей грудью, самыми вершинами - о его густую поросль. И ниже, там, где она уже - еще?! - влажная - о его еще - уже! - твердое.
        - Ну как тебе, Сашенька, нравится так? - с придыханием спросила Саня, прогибаясь, скользя по тому, что ей уже и самой очень хотелось впустить в свое тело. Еще немного, и…
        - Это просто мучение какое-то… - хрипло выдохнул он. Запястья под ее ладонями дрогнули и замерли.
        Замерла и Саня.
        - Правда?
        - Это очень больно - когда не можешь обнять, - тихо ответил он. - Я так без этого измучился, Сань…
        Она охнула, всхлипнула, разжала руки и рухнула на него. Пробираясь ладонями под его шею, под начало спины, прижимаясь.
        - Вот, вот, смотри, я тебя обнимаю! Видишь? Чувствуешь?!
        Его руки крепко и крест-накрест легли на ее спину, скользнули вниз, немного приподняли и двинули женские бедра - и вот они уже одно целое.
        - Вот теперь - чувствую, как обнимаешь. Всесторонне.
        ***
        - Саш, а Шура знает? - Саня пристегивала ремень безопасности.
        Жаркая страсть в постели сменилась ворохом бытовых и иных вопросов. Саша категорически настаивал на скорейшем отъезде. Аргументов и желания отказывать у Сани, собственно, не было. Работа у нее в последнее время встала, Ротермель махнул на нее рукой и мрачно велел беречь себя, и нос не показывать в офис, дескать, грех на свою душу он брать не намерен - не дай бог что случится с ней, бледной до зеленого прямо на работе. А сейчас Саня даже не верила, что ей было так плохо. Теперь она чувствовала себя легкой и звенящей, как воздушный шар. Но события все равно неслись ужасно быстро. Она собирала вещи, а Саша готовил ужин. Чтобы поверить в реальность происходящего, приходилось периодически повторять это вслух. Она выходит замуж. Она переезжает в другой город. У нее будет… пасынок?!
        - Ждет - не дождется, - «бэха» тронулась с места. Санину машину Саша обещал перегнать в самое ближайшее время. Но запретил даже думать о том, чтобы ехать на двух машинах.
        - Чего ждет? - не поняла Саня.
        - Тебя ждет!
        - Правда?! - ахнула Саня.
        Вместо ответа Саша разблокировал экран своего телефона и протянул Сане. Она взяла осторожно. По современным реалиям телефон - это практически твое альтер эго. И дать свой телефон в чужие руки - это очень интимно. Это вам не замуж позвать, это гораздо круче. Это…
        - Читай-читай, - кивнул Саша. - У меня от тебя секретов нет.
        Она выдохнула и начала читать. Успела просмотреть несколько сообщений, а потом в носу защипало, глаза заволокло слезами. Саня положила телефон на подставку между креслами и шмыгнула носом.
        - Эй, ты чего? - забеспокоился Саша. Протянул руку, тронул ее пальцы. - Там же нет ничего обидного. Сань?! Ты чего расстроилась, Санечка?! Обиделась? На что?!
        - Не обиделась я, - Саня смахнула слезы, перегнулась и коснулась немного уже колючей щеки губами. - Люблю я вас, Оболенские, сил не т как.
        - Ну и было бы из-за чего плакать? - он еще раз коснулся ее пальцев, а потом снова вернул руки на руль. - Это же глубоко взаимно.
        Сырым, пахнущим влагой, ветром и переменами мартом по прямой и ровной, как стрела, дороге черная «бэха» мощно и плавно несла двух людей к их новой жизни вдвоем.
        Глава 11. Ну, что я могу сказать? Все мы осень рады! Штроили мы, штроили и наконец поштроили! Да ждравсвуют мы! Ура!
        Из раскрытого окна, как жаром из печи, пахнуло сиренью - сильно, сладко. Кусты сирени - это единственное, что было посажено на этом участке земли, когда Саня с Сашей переехали в дом. Теперь же к сирени под окнами прибавились шиповник вдоль забора, можжевельник у самой двери, две вишни и лиственница. И это Саша только начал. Он всю весну возился на земле, не подпуская Саню близко к работе, оставляя ей лишь роль наблюдателя и критика. А осенью обещал высадить ель и калину.
        Саня вышла на крыльцо. Удивительно, как дом, который в первый приезд показался ей хмурым и неприветливым в своей пустоте, за пару месяцев превратился… в ДОМ. С алой геранью и занавесками на окнах, с еще хрустящим постельным бельем на новой широкой кровати на втором этаже, с теплыми ступенями лестницы и большой удобной кухней.
        И со сладкой пахнущей сиренью под окном.
        Саня вышла на заднее крыльцо. Там пахло не сиренью, а свежеструганным деревом - Саша колдовал над недостроенной баней, доводил ее до ума. Дальше у него по плану была беседка. Саня вдруг некстати вспомнила его неуютную и не слишком чистую квартиру - ту самую, в которой все началось. Ну, почти началось. А потом еще раз обвела взглядом весь участок. Она и предположить не могла, что ей достался такой хозяйственный и домовитый муж.
        Да, с позавчерашнего дня уже точно муж. Теперь она Александра Оболенская официально.
        Пиликнул телефон. Саня разблокировала экран и улыбнулась. Еще один Оболенский на связи.
        Шурка прислал фото итогового табеля. И что это был за табель…
        Шура: Смотри. Ни одной тройки!
        Саня: Чувак, ты офигенно крут!
        Шура: Мама сказала, что если я окончу год без троек, она подумает насчет хоккея!!!
        Тут Саня не выдержала - и позвонила. Шурка ответил сразу, на заднем фоне слышались детские голоса и трель звонка.
        - Ой, я не вовремя, наверное.
        - Нет, все нормально! - радостно затараторил Шурка. - Классный час только что кончился. Все, у меня каникулы!
        - Поздравляю! - от души рассмеялась Саня. - И с каникулами. И с оценками!
        Про себя она отметила, что «подумать насчет» - это еще не твердое обещание, и больше похоже на уловку. Но, может быть, и правда Шуркина мечта сбудется.
        - Ага, спасибо! - так же радостно отозвался Шурка. - Я на эти выходные к вам приеду, ты помнишь?
        - Помню.
        - Сань, - у Шурки голос звенел от переполнявших его радостных эмоций. - А мы с тобой на картинг гонять поедем?
        - Это вряд ли, Шур, - вздохнула Саня. - В смысле, поедем, но гонять ты будешь с папой.
        - Папа не умеет гонять!
        - Ему об это только не говори! - снова рассмеялась Саня. - Шур, я тебе обещаю. Через год мы с тобой устроим гран-при картингового клуба «Адреналин».
        - Договорились! - Шурку сегодня ничто не могло надолго сбить с его ликующего настроения. - Сырных булочек сделаешь в субботу? - потом спохватился. - Пожалуйста!
        - Договорились! - вернула ему слово Саня. Потом они распрощались, Саня убрала телефон в карман джинсов. Тронула слегка колючий можжевельник, похожий на Сашину щетину. И еще раз вздохнула. Не светит ей в ближайшие месяцы ни картинг, ни батут, ни каток. Ей даже работа в ближайшей перспективе уже тоже - не светит. Потому что ее муж, Александр Оболенский - домовитый, хозяйственный параноик и тиран.
        Саня не бросила Ротермеля с его планами расширения в Белоярск. И даже помогла с открытием офиса и обучением персонала - пару недель успела поработать. А потом Саша быстро нашел Ромке грамотного и надежного специалиста Сане на замену, она еще недельку потусовалась в офисе, а потом Рома вежливо поблагодарил ее за помощь, перечислил причитающиеся деньги и сказал, что более не смеет ее отрывать от мужа. Муж же - впрочем, на тот момент еще не муж! - довольно ухмыляясь и игнорируя ее нахмуренные брови, авторитетно заявил, что нечего делать в душном офисе и незачем дышать загазованным воздухом на улицах города, а куда как лучше - дома. Там птички поют, скоро все зацветет, воздух свежий и вообще - войди в мое положение, Санечка, я же о тебе и карапузе беспокоюсь! Ну и кто из них в положении, спрашивается?!
        Впрочем, если рассуждать здраво, то Саша был абсолютно прав. Дома было чудесно. Только поначалу очень не хватало людей. Саша приезжал домой только вечером. Пару раз наезжал с визитом Генка - но лишь пару раз. Нет, днем Сане было чем заняться - дом надо было отмывать, обустраивать, обживать - в общем, дом не просто просил - требовал женской умелой руки. Но все же человеческого общения недоставало. Все Санино общество в течение дня могли составить разве что грузчики, привезшие мебель или еще что-нибудь для дома. Правда, потом Саня познакомилась с Сергеем Ивановичем.
        Когда за спиной раздалось басовитое, протяжное и слегка даже как будто вопросительное «Муррр-мяууу», Саня выронила из рук новую бульонную чашку, которую только что достала из коробки. Саня медленно обернулась. На подоконнике сидел огромный рыжий кот и дружелюбно смотрел на Саню, подрагивая кисточками на кончиках ушей.
        «Это же не рысь…» - пронеслось у Сани в голове. Это оказался соседский мэйн-кун. Спустя пять минут кот чинно и аккуратно ел мелко порезанную печёнку, все так же подрагивая кисточками на ушах, потом милостиво разрешил погладить себя по голове - но недолго! А потом явилась хозяйка кота - соседка по имени Полина, которая жила в доме через дорогу. Тогда-то и выяснилась, что кота зовут не как-нибудь, а Сергей Иванович. Под чай с печеньем Сане даже рассказали предысторию этого дивного имянаречения - в честь дорогого-любимого свекра, который и презентовал невестке и сыну этого «милого котика». На прощанье Полина пригласила запросто заходить к ней, по-соседски, а Сергея Ивановича больше не кормить - а то привыкнет. В гости к соседке Саня заглянула, и не раз. Сергея Ивановича привечала у себя тоже не раз. Откушав печёнки или молока, он любил разлечься на клумбе, посреди тюльпанов и нарциссов, умудрившись при этом не помять ни один цветок.
        По тому же принципу получил имя и лохматый щенок, которого как-то майским вечером притащил домой Шурка. Он часто бывал у них, почти каждые выходные проводил. И в тот вечер он пришел с прогулки с шевелящейся курткой.
        - Мне его дедушка подарил, белый такой, как Дед Мороз! - оправдывался Шурка, пока Саня купала щенка в красном пластмассовом тазу, а Саша выговаривал сыну за то, что он разговаривает с незнакомыми людьми.
        - Ну какой же он незнакомый, - логически возражал Шурка отцу, кутая щенка в полотенце. - Его Федор Федотыч зовут.
        Так в пару к соседскому коту Сергею Ивановичу у Оболенских появился пес Федор Федотыч. Сергей Иванович на приобретение в доме, который он уже считал своим, сначала превентивно фыркнул, сердито тряхнул кисточками на ушах и, подумав, отвесил на всякий случай приобретению оплеуху. А спустя пять минут уже вылизывал щенку светло-коричневые уши посреди тюльпанов. К концу мая Федор Федотыч не оставил от тюльпанов и нарциссов даже воспоминания.
        - Ох, и вымахает он, чует мое сердце, - Саня наблюдала за скачущим по газону вслед за Шуркой щенком.
        - Конечно, вымахает, - Саша подошел сзади и обнял ее. - У Шурки мой костяк.
        - Саша, я про собаку!
        - А, про собаку… Ну и пусть растет, охранником будет. Большому дому - большая собака. Главное, чтобы мамка его с таксой не грешила, а то смешной пес получится.
        Так вот они потихоньку обустраивали дом, сажали деревья и тюльпаны, завели собаку, которая вытоптала эти тюльпаны. В доме слышался детский смех, собачий лай, басовитое «муррр-мяууу», шум шуруповерта и стук молотка. А еще в доме потихоньку и пока незримо росла новая жизнь.
        ***
        Незаметно подкрался июль. Уже июль. Уже не застегиваются на животе любимые джинсы, и теперь Саня ходит преимущественно в легких сарафанах - лето. Жаркое, балующее солнцем, но здесь, за городом, где нет накаленных бетонных домов, пыли и автомобильных выхлопов, жара переносится легко. Всегда можно спрятаться в прохладу дома или спуститься к берегу реки и окунуть ноги в прохладную воду. Теоретически, можно даже искупаться, но Сане, увы, это не разрешают - все тот же хозяйственный и домовитый тиран и параноик. Но, по крайней мере, разрешают купание Шурке - у того спуска к воде, где мелко. После того, как Шурка сдал отцу экзамен по плаванию.
        Саня посмотрела на часы. Уже почти час пополудни, Шурка скоро должен вернуться с речки. Придут вдвоем с Федотычем, веселые, шумные и голодные.
        Однако вернулся Шурка хмурый. Федотыч, уже порядочно подросший и ужасно нескладный, будто почуяв состояние своего друга, тоже брел, понуро повесив уши.
        - Шура, ты голодный? - Саня встречала купальщиков у крыльца. - Иди мой руки, сейчас обедать будем. И отец твой обещал сегодня пораньше приехать с работы.
        - Я не хочу, - буркнул Шура. - За мной скоро мама приедет.
        - Так, - Саня поймала Шуру за ворот зеленой футболки. - Садись за стол и рассказывай, что случилось.
        - Не буду садиться, - мальчик дернул плечом.
        - Значит, стоя рассказывай, - Саня была неумолима.
        Шурка шмыгнул носом.
        - Меня в лагерь отправляют.
        - В какой? - опешила Саня. Про лагерь она слышала впервые.
        - В какой-то для умников! - выпалил Шура. А потом слова из него посыпались в обычном для Шурика темпе. - Нет, я понимаю, если б спортивный! А там что-то про развитие, занятия там какие-то. Сань, зачем мне занятия?! Я весь год в школе занимался, я не хочу, у меня каникулы! Я год без троек кончил, а меня в лагерь для каких-то задротов!
        - Шура, что за слова!
        - Не хочу я туда! - закричал Шурка. - Не хочу!!!
        Саня прижала к себе парнишку, и он сердито засопел ей в плечо, а Саня машинально гладила его по голове. Какая-то мутная история с этим лагерем, если Шурка так реагирует. Интересно, а Саша знает? Что-то сомнительно…
        - А что говорит мама? - осторожно спросила Саня. Все, что касалось бывшей Сашиной жены, давалось ей по-прежнему с усилием. Саня упорно повторяла про себя, что Ирина - неизбежная часть их с Сашей жизни, она мама Шуры, в котором сама Саня души не чаяла, но… Но эмоции так и норовили выйти из-под контроля, как только Ирина появлялась на горизонте или разговор о ней заходил. Вот и теперь - приходилось строго следить за тем, как звучит голос - Шурка очень точно чувствовал Санино настроение. Как и она - Шуркино.
        - А мама с дядей Азретом в Турцию улетают.
        Саня едва сдержала удивленный возглас. Вот это поворот событий. Сама, значит, с любовником… или муж он ей теперь… Саня ничего не хотела знать про бывшую Саши… сама в Турцию, а сына в лагерь?! В Сане стал закипать праведный гнев.
        - А я не хочу с ними! - продолжал жаловаться на несправедливость жизни Шурка. - Скучно там в этой Турции. Море, бассейн, взрослые пьяные, аниматоры тупые.
        - А тебя с собой звали?
        - Ну, - Шурка колупнул угол стола. - А я не хочу в Турцию! А мама сказала, или в Турцию с ними, или в лагерь этот… развивающий.
        Саня сжала зубы. Ну вот опять. Опять она взъелась на Ирину на пустом месте. Хорошо, хоть не успела сказать ничего вслух. Ирина ведь и в самом деле хорошая мать Шурке. Заботится. Вон, в развивающий лагерь устроила - если сын в Турцию с ней лететь не хочет. Еще неизвестно, какой матерью будет сама Саня… И она неосознанно прижала ладонь к животу. О ноги потерся Федотыч и просительно тявкнул.
        - Так, Шурай, давай хотя бы Федотыча накормим, он-то точно голодный.
        - Я на самом деле тоже голодный, - виновато улыбнулся Шура. - Но не знаю… я как про лагерь подумаю…
        - Так, ты давай корми Федотыча, а я налью нам окрошки. Будешь окрошку?
        - На квасе?
        - А то!
        - Буду.
        ***
        - Сань… - умытый Шурка сидел за столом, уже с ложкой в руке. В углу деловито хрустел кормом Федотыч. - Сань, а если я вместо лагеря… у вас две недели поживу? Так можно?
        Саня от холодильника обернулась.
        - Да хоть все лето живи!
        - Ты… не против?
        - Я только «за»! - Саня не удержалась, подошла и чмокнула темноволосую теплую макушку. - И папа твой, я уверена, тоже только «за».
        - А я маме так и сказал! - Шурка со стуком опустил так и не использованную по прямому назначению ложку на стол. - А мама сказала, что я вам мешать буду! Что у папы новая молодая жена и ребёнок скоро родится. И что я тут буду… третий… лишний.
        Саня вздохнула. Строго велела себе следить за тем, что говорить. Напомнила, как буквально только что совершенно незаслуженно дурно подумала об Ирине. А потом присела на корточки перед Шурой.
        - Мама твоя немного… не так оценивает ситуацию. Ты никогда не будешь для нас третьим лишним, Шур. Я… мы будем очень рады, если ты поживешь у нас две или три недели. Сколько захочешь.
        - Правда? - Шурка смотрел на нее такими знакомыми серыми глазами.
        - Правда, - Саня раскинула руки, и Шурка, слетев со стула, уткнулся ей лицом в шею. Еще посопел туда, а потом встал сам и потянул Саню за руку.
        - Ты поговоришь с мамой? Чтобы она оставила меня у вас? - Шурка деловито принялся размешивать сметану в окрошке. Свою миссию он явно считал успешно выполненной. А вот Санины трудности только начинались.
        - Я думаю, это лучше сделать твоему папе…
        - Но мама приедет сейчас!
        - Хорошо, - сдалась Саня. - Я поговорю.
        «По крайней мере, попробую», - поправила себя мысленно Саня.
        Они успели доесть окрошку, когда пиликнул Шуркин телефон. И одновременно раздался протяжный звук автомобильного клаксона. Саня со вздохом поднялась с места.
        - Пойдем? - Шурка смотрел на нее все с той же надеждой.
        - Пойдем, - протянула Саня руку.
        И они пошли.
        ***
        Ирина не перешагнула границы. Она ее никогда не переходила. Всегда останавливалась у ворот, там с сыном прощалась, там ждала Шуру, встречая. Саня недобро говорила себе, что это Ира так напоказ демонстрирует свою якобы деликатность - мол, не посягаю на чужую территорию.
        Вот и сейчас мать ждала Шуру за воротами. Чуть в стороне, чтобы не закрывать проезд, стояла ожидающая ее машина. За рулем сидел тот самый - то ли любовник, то ли муж - в общем, мужчина горячих восточных кровей. Саня глубоко вздохнула, наказывая себе крепко - успокоиться! Ради Шуры.
        - Шура, давай быстрее, пошли в машину!
        - Ирина, добрый день, - Саня сжала пальцы правой руки в кулак. - Может быть, вы пройдёте, - указала левой в открытый проем калитки. - Там удобнее говорить, чем здесь, на дороге.
        - Мы торопимся. Шура, ну что ты стоишь?
        - Пожалуйста, - с нажимом произнесла Саня. - Я бы хотела с вами поговорить… Ирина.
        Женщина смерила Саню долгим взглядом. Потом обернулась к машине, махнула рукой. И все-таки шагнула через порог, осторожно, словно по битому стеклу или раскаленным углям ступая на территорию чужого дома.
        Саня заметила взгляд, которым Ирина тут же просканировала все - лужайку, деревья, дом, недостроенную баню. Но выражение ее лица было непроницаемым.
        - Слушай вас.
        Это хорошо, когда тебя слушают. Хорошо бы еще, чтобы услышали.
        - Шура сказал, что вы хотите отправить его на две недели в лагерь, - начала Саня осторожно.
        - И что? - в голосе Ирины тут же послышался вызов.
        - Дело в том, что Шура не хочет ехать в лагерь, - Шурка тут же вынырнул из-под Саниной руки и подтвердил:
        - Не хочу! Мама, ну пожалуйста…
        - Пожалуйста - что? - резко спросила Ирина. - Не ехать в отпуск? Оставить тебя дома одного? Пожалуйста - что?
        - Шура может остаться у нас, - тихо произнесла Саня. - Мы будем только рады.
        Ирина смерила Саню еще одним взглядом. Добрым его назвать было при всем желании нельзя.
        - Вот своего ребенка родите - и про него решайте, что с ним делать!
        Саня почувствовала, как начинают гореть щеки. Она неосознанным движением вдруг прикрыла живот, словно чувствуя исходящую от Ирины незримую угрозу. В ногах потяжелело - это Федотыч уселся у ее ног. И негромко и неумело зарычал.
        - Шура, иди в дом, пожалуйста, - Саня обернулась к мальчику. - Поставь чайник, скоро будем чай пить. И Федотыча с собой забери.
        Ирина сузила глаза, провожая взглядом сына.
        - Вы не имеете никакого права говорить моему ребенку, куда идти и что делать! - отчеканила Ирина, едва Шура скрылся за дверью. - Мужу моему бывшему можете указывать, а мне - нет. Этой мой сын, и я решаю, куда он поедет!
        Саня снова тихонько выдохнула. Ей очень хотелось уйти в дом. Не говорить с Ириной. Или наоборот - наорать на нее и вытолкать вон из своего дома. Но ничего этого сделать было нельзя. А Сане надо как-то учиться вписывать эту женщину в свою жизнь. Ради Шурки, ради Саши, ради себя и ради своего еще не родившегося ребенка.
        - Я на Шуру не имею ровным счетом никаких прав, это правда,- Саня поздравила себя с тем, что говорит спокойно. Вот, так держать! - А вот Саша - имеет. Шура такой же его ребенок, как и ваш. И Саша имеет право голоса. Шура очень не хочет ехать в лагерь, он сегодня едва не плакал, когда рассказывал мне.
        Ирина едва слышно фыркнула. Губы ее презрительно скривились, а Саня вдруг задала себе вопрос: «Неужели Саша и правда когда-то любил эту женщину - невысокую, коренастую, с каким-то нездоровым одутловатым лицом и слишком яркими, неестественного цвета волосами?». И тут же выругала себя, обвинив в предвзятости. Наверное, Ирина была когда-то другой. Наверное, Саня на нее как-то не так смотрит. Ну а как прикажете смотреть на женщину, которая когда-то делила постель с твоим любимым мужчиной?!
        - Я не могу ждать! - безапелляционно заявила Ирина. - У нас времени в обрез.
        - А давайте чаю попьем? - непонятно зачем предложила Саня. - С сырными булочками.
        Ирина посмотрела на нее как на последнюю дурочку. И тут Саня с огромным облегчением увидела, как поехали в сторону автоматические откатные ворота и в их проеме появляется черная «бэха».
        Саша приехал!
        ***
        - Привет. Что-то случилось?- Саша подходил к ним торопливо. Выражение его лица было одновременно встревоженным и растерянным, и он переводил взгляд с одной женщины на другую.
        Со своей бывшей жены на жену нынешнюю.
        На Саню вновь накатило острое желание сбежать в дом. Пусть сами разбираются. По-семейному. Со своим ребенком. Пару раз резко моргнув, Саня обернулась к дому. А там ее встретила прилипшая носом к окну Шуркина физиономия.
        И Саня так же резко обернулась обратно. Это ее дело. Ее семья. Мало ли что Ирина скажет. А Саня озвучит свою позицию.
        - Я предлагаю Ирине оставить у нас Шуру на пару недель, - произнесла Саня негромко, но твёрдо. - Пока она… они… отдыхают в Турции. Шура в Турцию не хочет.
        - Конечно. Вообще не вопрос, пусть остается, - растерянное и одновременно встревоженное выражение не покидало Сашиного лица. - Ему у нас хорошо.
        - Саша, ты не понимаешь… - начала Ирина, и тут Саня уже не выдержала. Она не могла слышать, как эта женщина называла ее мужа по имени!
        - Я пойду в дом, заварю чай. Как закончите, приходите чай пить.
        Пошла она быстро, но не споткнулась.
        ***
        - Ты посмотри, командирша какая… - Ира смотрела Сане вслед. - Туда проходите, сюда проходите.
        Саша подавил безотчетное желание встать перед Ириной, чтобы закрыть Саню от ее взгляда. Вместо этого он спокойно сказал:
        - Так. Ир, объясни мне толком, в чем проблема. Шурка не хочет в Турцию - ну и хрена ли там делать? Пусть у нас поживет, ему у нас и правда нравится.
        - И жене твоей молодой нравится, что тут чужой ребенок будет под ногами болтаться? - желчно переспросила Ирина. Эта желчность в последнее время была постоянно в ее голосе, когда они разговаривали.
        - Сане Шурка не чужой.
        - Вот именно! - закричала вдруг Ира. - Что она к нему лезет?! Зачем добренькую из себя строит?! От Шурки только и слышно - Саня то, Саня се, Саня мне не так говорила, как ты рассказываешь! Она хочет у меня сына забрать! Пусть своего ребенка рожает, а моего не трогает!
        Ирина замолчала, словно задохнувшись. И стояла, тяжело дыша открытым ртом. Сашка тоже был недалек от того, чтобы открыть рот. От удивления.
        - Ир… - начал он осторожно. - Ты чего? Шурка - твой сын. Успокойся. Никто его у тебя не заберет. Ну просто…
        - Она специально его против меня настраивает! - выкрикнула Ирина. А потом вдруг шмыгнула носом. Саша смотрел на нее, не веря. Своим ушам, своим глазам. А потом аккуратно коснулся ее локтя.
        - Ир, ты веришь, что я Шурку люблю?
        - Ты-то, конечно, любишь. А вот она…
        - Ира… - с нажимом повторил Александр. - Я Шурку люблю. Я его отец. А ты - его мать. Я никому, слышишь, никому не позволю, чтобы у моего ребенка отняли мать. Ты слышишь меня? Ты понимаешь?
        Ира некоторое время молча смотрела на него. Потом медленно кивнула. Вытащила носовой платок из сумки, бросила короткий взгляд на дом, отвернулась и уже после этого шумно высморкалась.
        - Ну это же здорово… - Саша говорил негромко, успокаивающе. - И здорово, и правильно. Что у Шуры с Саней хорошие отношения. Саня его и в самом деле очень любит, - Ира шумно выдохнула, и Александр принялся поспешно подбирать новые, другие, убедительные слова. - Но на роль его матери она не претендует. Она ему вроде как… как старшая сестра. Или как… как тетя, понимаешь? Ир, Шурка же тебя любит. Очень. Ты его мать, и это ничего не изменит. Ну, ты чего, Ириш?
        Ира грустно улыбнулась, зажала платок в кулак.
        - А ты не меняешься, Сашка.
        - Поздно мне меняться, уже сорокет накатывает, - рискнул улыбнуться Александр. - Ну что, договорились?
        - Договорились, - вздохнула Ирина. - Шурке тогда вещи надо собрать. Все равно ему надо сейчас со мной уехать. Вещи сам пусть соберет, и я его через пару часов привезу.
        - Хорошо, - с облегчением согласился Саша. - Я ему тогда сейчас скажу, чтобы выходил. Или… зайдешь? Чаю выпьешь? Или, может, не чаю?
        После паузы Ирина немного хрипло рассмеялась.
        - Ты неисправим, Оболенский! Какой чай… - махнула рукой. А потом вдруг совсем другим и тихим голосом сказала: - Я ребенка жду, Саша.
        Вот жизнь-то у него пошла, а? Раз в несколько месяцев он слышит эту фразу. Чудеса прямо какие-то демографические.
        А ведь и вправду чудеса. Александр уже успел, оказывается, за эти месяцы привыкнуть к своему теплому, заново обретенному счастью. К тому, что у него есть дом, где все сделано - ну, или он рано или поздно сделает - по своему вкусу. Точнее, по их с Саней, почти всегда совпадающему вкусу. К тому, что его в этом доме ждут и встречают. К соседскому наглому коту и нескладному и шумному своему псу. К с каждым днем круглеющему Саниному животику, в котором, если УЗИ не врет, растет его дочка - как Саша и хотел.
        В общем, Александр Оболенский был бесстыдно и тотально счастлив. Как и всякому беспардонно счастливому человеку, ему хотелось, чтобы все вокруг были счастливы. А тут такие новости…
        Не думая, что делает, Саша шагнул вперед, широко раскинув руки, и обнял Ирину.
        - Ирка, поздравляю! Я ужасно за тебя рад!
        Ирина замерла в его руках. Потом вдруг коротко прижалась - и сразу отступила.
        - Ох, какой же ты дурак, Сашка…
        - Чего это? - удивился Саша. - Я правда ужасно рад. Я такой счастливый, Ир, ты не представляешь… Даже не думал, что… А тут и Саня, и кроха… И я рад, что и у тебя в жизни все тоже наладилось!
        - И все равно ты дурак, Оболенский, - с какой-то непонятной, но незлой усмешкой ответила Ирина. - Командирша твоя вон в окно смотрит. Как ты тут меня обнимаешь.
        - Чего? - Саша резко обернулся. За стеклом и в самом деле мелькнул женский силуэт. - Вот черт…
        - А я тебе про что? - Ира убрала платок в сумочку. - Беги к ней давай. Шурку мне пришли, а зазнобу свою успокой.
        - Да чего такого-то… Да я же не в том смысле… - у Саши нехорошо засосало под ложечкой.
        - Беги уже! - рассмеялась Ирина. - Бегом беги! Беременных женщин нельзя волновать. Шурке скажи, что я его в машине жду. И еще, Саш…
        - Чего? - он уже успел обернуться и сделать пару шагов к дому.
        - Если ты или твоя… Саня будете возить Шурку на секцию, я не против хоккея.
        - Отлично!
        Новости прямо одна лучше другой! Главное, чтобы Саня теперь никаких глупостей себе не напридумывала. И Саша быстрым шагом пошел к дому.
        ***
        Дома его встретили огромные ожидающие Шуркины глаза и Санина прямая спина. Та-а-ак…
        - Шурай, давай-ка собирайся - и бегом в машину к маме. Вещи дома возьмешь - и она тебя обратно привезёт. На все две недели собирай только!
        - Ур-р-р-ра-а-а-а! - завопила Шурка, а потом колесом - буквально! замелькали в воздухе ноги, потом руки, потом руки-ноги, Саша даже не знал, что сын так умеет - прокатился по комнате, чуть не снес Саню, обнимая - и Саша едва сдержался, что не осадить сына - а Шурка уже ткнулся в отца, потрепал по ушам Федотыча и умчался за дверь.
        - Понятия не имел, что он колесо умеет делать, - Саша растерянно смотрел на дверь, потом перевёл взгляд на окно. Там, за стеклом, было видно, как Шурка добежал до стоящей в проеме калитки Иры, как они обнялись и пошли к машине. Калитка захлопнулась. Саша обернулся. - Не ты, случайно, научила?
        - Почему случайно? - Саня по-прежнему стояла спиной к нему, что-то делала у стола. Что-то совершенно бессмысленное. - Шурка попросил - я научила. Дело-то несложное.
        Саша скрипнул зубами, но смолчал, не стал комментировать. Дело может и несложное. Но не для беременной же женщины. Ох, Санька, Санька…
        - Саня…
        - Есть будешь?
        Он подошел и встал сзади.
        - Сань, посмотри на меня….
        Она обернулась. Смотрела прямо, ровно, перед собой. То ли уже поплакала, то ли сейчас сдерживает слезы - это Сашка так и не научился определять.
        Ну вот, дожили до первых слез и первой семейной размолвки. Как же не хочется… И главное, ну на пустом месте же!
        - Санечка… - со словами у Александра всегда было не очень ловко, и поэтому он просто развел руки и обхватил ими Саню. Прижал жену к себе, упрямую, напряженную, замершую. - Это не то, что ты подумала.
        - А что я подумала?
        - Сань… - он запустил пальцы вглубь густых и немного растрёпанных волос. - Ну Санечка… - Утешительных и хрен знает каких еще слов для успокоения не находилось, и Саша решил просто сказать правду. - Ира беременна. Я, если честно, просто ужасно за нее рад. Потому и обнял. Вот и все. Чтобы поздравить. Да, я дурак, наверное. Но уж какой есть.
        - Правда? - Саня резко подняла голову. - Это правда?!
        - Правда дурак. Уродился таким.
        - Я про Ирину! И ее… беременность.
        - Ну а ты думала - что, меня на романтику потянуло с бывшей женой, что ли? - хмыкнул Саша.
        - Она и в самом деле беременна? - напряженно спросила Саня, проигнорировав его вопрос. - Это правда?
        Саша вглядывался в любимое лицо. Слезы из красивых голубых глаз куда-то мистическим образом исчезли. Саня смотрела требовательно. Командирша. Любимая ревнивая командирша и собственница… И Саша обхватил ее лицо ладонями.
        - Санька, ну нельзя быть такой ревнивой…
        - Почему?!
        - Потому, - рассмеялся вдруг он. - Потому что я тебя люблю. Потому что я твой муж. Я вообще - твой - и больше ничей. Ну, прости меня за этот дурацкий импульсивный поступок, а? Я просто обрадовался за Иру - и ничего больше. Мы же все-таки не чужие друг другу люди и… Ладно, проехали! - он прижал к себе напрягшееся женское тело.
        - Она и в самом деле ждет ребенка? - упрямо переспросила Саня. Но голову на его плечо устроила и потерлась щекой.
        - В самом деле, - подтвердил Александр. - Ну, по крайней мере, мне она так сказала. Не вижу причин, чтобы Ирине врать.
        - Ох… - вздохнула Саня. И вдруг вздрогнула.
        - Что такое? - забеспокоился Саша.
        Саня освободилась от его рук и привалилась поясницей к столешнице.
        - Дочь твоя бунтовать изволит.
        - Дочь моя очень не любит, когда на батю почем зря фыркают! - Саша аккуратно положил ладонь на округлый живот. И с замиранием сердца почувствовал давление - прямо в центр ладони. Не удержался, опустился на колени и прижался губами к голубому тонкому сарафану в мелкую клетку. - Тише, кроха, не буянь. Мама все осознала. Она так больше не будет!
        - Если папа не будет давать маме повода! - упрямо фыркнула сверху Саня. Александр поднял голову. Голубые глаза блестели, а в уголках рта притаилась улыбка. Саша встал на ноги - и подхватил свое упрямое своенравное счастье на руки.
        - Шурка через пару часов вернется. Не будем терять времени.
        - А ты есть не хочешь? - Саня обняла его руками за шею.
        - Я тебя хочу. Пожрать я всегда успею. Не так уж у нас много времени осталось…
        ***
        - Привет! - Саша зажал телефон между плечом и щекой и посмотрел налево. Свободно. Черная «бэха» выскочила на трассу и начала набирать ход. - Я выехал. Через пару часов буду дома. Извини, что задержался, я не виноват, тут эти ослы…
        - Можешь не торопиться, - как-то сухо и чужим голосом ответила Саня.
        Ну вот снова здрастье! Размолвки с Санькой Саша не любил. Да их и не было почти, но если вдруг случались - Александр каждую переносил тяжело. Правда, к концу беременности у Сани, похоже, стали сдавать нервы. Сашка к этому себя готовил, не первый раз отцом становится, терпение тренировал. Но не все и не всегда можно предусмотреть и предугадать. Вот и сейчас… Ну не виноват он. Его задержали эти идиоты в костюмах. И как только таких людей допускают к управлению энергетическими объектами, им, видать, галстук все кровоснабжение головы пережимает.
        - Сань, ты обиделась, что ли? - Саша плавно прибавил газу. - Я через полтора часа приеду, обещаю.
        - Я не обиделась. Я рожаю.
        - Как?!
        - Пока молча. Но это недолго. Все, люблю, целую. Надеюсь, когда приедешь - с дочкой познакомлю.
        Саша ошалело смотрел на телефон в своей руке. Нет, оно, конечно, время пришло уже. Почти… На следующей неделе Саня собиралась сама идти сдаваться в роддом. И вот вам… никогда не было - и вдруг опять.
        Собирая все камеры контроля скорости, черная «бэха» полетела стрелой. А ее водитель в это время нервно и торопливо звонил по телефону.
        - Ирка, как зовут твою подружку, которая нам все время по врачам договаривалась?!
        - Оболенский, ты прервал дневной сон беременной женщины. Ты чудовище.
        - У меня Санька рожает!
        Из трубки послышался зевок.
        - А ты думал, она будет всю жизнь с пузом ходить? Саша, ты как первый раз замужем.
        - Она там рожает!!! - проорал в трубку Александр. - А я тут! Без меня! Я не в городе!
        - А ты ей как-то помогать в этом деле собрался? - послышалось невозмутимое.
        - Ира!!!
        - Ладно, все, я окончательно проснулась, - вздохнула Ирина. - Не ори. Внятно и членораздельно мне объясни, что тебе надо.
        - В какой роддом ее увезли. Поднять на уши там всех. Чтобы… ну… Ира, ты же понимаешь…. Я через полтора часа буду в городе, я…
        - Так, я все поняла. Убирай телефон в карман и езжай аккуратно. Я все сделаю.
        - Ир…
        - Обещаю! Будет информация - перезвоню. И я прошу тебя - аккуратнее, Саш. Моему сыну нужен живой отец, понял?
        - Понял.
        Александр дисциплинированно убрал телефон в карман, как и обещал Ире, и крепче взялся за руль. Не думать ни о чем, только лента дороги, летящая в лицо, мелькающие справа машины, радар-детектор отключен, чтобы не отвлекал своим постоянным писком.
        Телефон пролежал в кармане минут двадцать - и разразился трелью. Спустя секунду, когда Саша поднес трубку к уху, оттуда донесся конспиративный Шуркин шепот:
        - Пап, а это правда, что Саня мне скоро сестренку… того… подарит?.. сделает?.. ну это… родит?
        - Правда, - вздохнул Александр. Он ждал совсем другого звонка, от Иры.
        - А… когда?
        - Не знаю, Шурай. Это не от меня зависит.
        - А ты ей помочь не можешь?
        - Не могу, - еще раз вздохнул Саша, попутно подивившись, какие почти одинаковые фразы произносят мать и сын. Только с совсем разным смыслом.
        - Не можешь? - Шурка, кажется, озадачился фактом, что отец что-то не может. - А почему?
        Саша задумался над ответом, но в это время в трубке раздался другой голос - Иры.
        - Саша, ты тут?
        - Тут, - быстро ответил он.
        - Докладываю. Пятый роддом. На уши поставлены все, у кого есть уши, кроме глухонемого дворника. Роды быстрые, сказали, в течение часа все должно закончиться.
        - Закончиться?! - разом ставшими бесчувственными губами прошептал Саша.
        - Ребенок родится! - рявкнула Ира. - Оболенский, ау! У тебя уже есть ребенок, ты чего!
        Александр что-то промычал невразумительное. Он и сам не понимал, чем и почему его так накрывает. Наверное, все дело в том, что Саша был уверен, что в тот самый момент он будет рядом. А оказалось…
        - Я волнуюсь! - прохрипел Александр в трубку.
        - Ой, Сашка, она молодая, здоровая, родит как нечего делать! - он снова что-то невразумительно замычал. - Нет, вы посмотрите на него, какой нервный! Вот когда Шурка родился, ты с дружками нажрался как свинья! - вдруг припомнила ему былое Ира.
        - Ой, я бы и сейчас… - простонал Саша. Он практически ненавидел себя за это панику, но ничего не мог с собой поделать. Только сильнее давить на педаль газа. Скорее, скорее, скорее.
        - Так, даже не думай! - снова рявкнула на него Ира. - Езжай спокойно. Я беру Шурку, и мы тоже выезжаем.
        - Ира…
        - Он мне весь мозг съел! А я говорю - съел! - это уже явно не ему. А потом снова в трубку. - Встретимся в санпропускнике. Купи цветы, конфеты, коньяк. - И последнее, что услышал Александр перед тем, как связь отключилась, было: - Доведете вы меня, Оболенские. Никакого покоя беременной женщине…
        ***
        Разумеется, на дороге образовались препятствия. Бензовозу приспичило прилечь на бочок прямо на трассе. Проехать было можно, один ряд оставался свободным, но ДПС всех разворачивала в объезд, из-за риска возгорания большегруза.
        Саша ехал и матерился. Ехал и постоянно заглядывал в телефон. Ехал и обливался потом. Ругал себя. Говорил мысленно с Саней.
        Бесконечная какая-то дорога.
        Он не помнил, как покупал цветы, конфеты, коньяк - но все это каким-то мистическим образом оказалось на переднем пассажирском сиденье, когда он парковал машину на стоянке возле роддома номер пять.
        Проходя быстрым шагом сквозь ряды машин, заметил автомобиль Иры. Значит, она здесь. Немного, но полегчало.
        Первым к нему кинулся Шурка.
        - Папа!
        - Держи, - он коротко обнял сына и сунул ему в руки букет и конфеты. Коньяк, при некотором размышлении, не стал ребенку давать, оставил у себя. И вот так, с бутылкой «Хенесси» в руках, шагнул навстречу тяжело вставшей с металлического сиденья Ирине.
        - Молодец, - хмыкнула Ира, кивая на коньяк. - Шестнадцать двадцать семь, три пятьсот двадцать, пятьдесят один.
        - Это чего? - опешил Александр такому обилию цифр.
        - Шестнадцать двадцать семь - время рождения, - Ира взглянула на часики на запястье. - Дочери твоей уже сорок минут отроду. Вес - три килограмма и пятьсот двадцать граммов, рост - пятьдесят один сантиметр. А, да. Девять баллов по шкале Апгар.
        На этих словах Александр Оболенский и осел. Прямо на букет, заботливо устроенный на сиденье Шуркой.
        Подскочил. Шурка принялся спасать букет - расправлять примятую упаковку и ворчать на отца. И тут Сашу наконец отпустило. И на его лице появилась широкая, радостная и несколько бессмысленная улыбка.
        - Значит, все? - выдохнул он.
        - Все, - рассмеялась Ира. - Поздравляю тебя, Сашка, теперь ты отец двух детей!
        Он дурак, конечно, но он снова обнял Иру. И Шурку. Так и стояли втроем, обнявшись. Саша постепенно приходил, по меткому выражению Веры Павловны, в светлый разум.
        - Ир, а к ней можно? - они отшагнули друг от друга, но Шурка жался к отцову боку.
        - Доктор сказал, что спустится и позовёт, как можно будет.
        - Ага, - счастливо выдохнул Александр. - Я подожду.
        - Мы подождем! - тут же встрял Шурка. Саша потрепал сына по голове. И, наконец, смог осмысленно посмотреть на Иру. И поразился, насколько… неважно она выглядела. Лицо одутловатое, в пятнах, дышит тяжело. В первую беременность она была не такой. И Саня не была такой. Или он просто не замечал? А он тут со своими… волнениями-поручениями… ну вот и правда дураком уродился.
        - Как ты? - виновато спросил Александр.
        - Если честно, ужасно, - Ира уперлась ладонью в поясницу, шагнула в сторону сидений и грузно опустилась. Саша сел рядом, а Шурка принялся наматывать нервные круги по холлу, нежно прижимая к груди слегка помятый букет и коробку конфет. - Рожать в тридцать пять лет и в двадцать лет - две большие разницы. Знаешь, - она привалилась плечом к Сашиному плечу, - я вот сейчас даже завидую твоей Сане. Она-то уже отмучилась.
        Саша вздрогнул.
        - Не ссы, Оболенский, все уже кончилось, - Ира похлопала его по руке. - Имя дочери не придумал?
        - Нет, - рассмеялся Саша. - Но одно знаю точно - не Александра. Хотя Шурка настаивал!
        - Он и мне озвучивал такую версию, - ответно рассмеялась Ира.
        - А вы кого ждете? - спросил Саша. Было странно вот так сидеть с бывшей женой, ждать, когда его позовут к жене нынешней, и обсуждать беременность бывшей жены от другого мужчины. Но во всей этой абсурдности, практически мыльно-сериальной, Александр чувствовал себя на удивление комфортно.
        - А тоже дочку - с тобой за компанию. А Азрет сына хочет… Говорит, значит еще будем рожать - чтобы сына. Но что-то я не знаю… - Ира положила руку на живот. - Ладно. Неважно.
        - Ты с этим разберешься.
        - Придется.
        - Кто к Оболенской? - прервал их разговор громкий вопрос.
        Ира вздрогнула, пробормотав: «Господи, Сашка, я все еще реагирую на твою фамилию». А Александр уже вставал. Но первым к доктору подбежал Шурка.
        - Мы!
        Доктор с улыбкой посмотрела на Шурку, потом перевела взгляд на подошедшего Сашу.
        - Что, сразу оба?
        - Да, - кивнула Александр. - Можно?
        - Можно, - кивнула врач.
        - А это вам! - Шурка выступил вперед с букетом и конфетами наперевес.
        - Спасибо! - снова улыбнулась женщина, церемонно принимая протянутое. А потом кивнула Саше - А коньяк отдадите анестезиологу. Пойдёмте.
        Александр слегка растерянно кивнул. И они втроем пошли в лестнице, причем Шурка рванул самым первым.
        - Саша! - окликнула его Ира. Он обернулся. - Я домой поеду, устала, сил нет. Шурку заберешь?
        - Конечно! Спасибо, Ириш, за все! - он помахал рукой Ирине и снова обернулся к лестнице.
        - Саша! - снова окликнула его Ирина. И ему снова пришлось оборачиваться.
        - Что?
        Ирина ничего не сказала. Лишь щелкнула пальцами по шее, а потом многозначительно погрозила ему пальцем. Он рассмеялась, еще раз помахал рукой и поспешил догонять Шурку и врача. Могла бы и не предупреждать. Спиртного не хотелось совсем. Он был и так уже пьян - чем-то гораздо более сильным, чем алкоголь.
        ***
        - Пап… А мы точно сестренку Саней называть не будем? - излюбленным конспиративным шепотом просипел Шурка, когда Саша их нагнал на втором лестничном пролете.
        - Точно, - улыбнулся Саша, глядя на спину в белом халате прямо перед своими глазами.
        - А может тогда… - сын не отступался от своего желания придумать сестре имя. - Ну, если нельзя Саней…тогда… Аней?
        Саша даже сбился на секунду, а потом крепко взял Шурку за руку, и они снова зашагали по ступеням.
        - Мне нравится. Но решать - Сане.
        Шурка кивнул, и они пошли дальше. Знакомиться с новым членом семейства Оболенских.
        Эпилог. Лучший совет всегда неожиданный
        Анечка Оболенская мирно спала в коляске на балконе второго этажа. Всем видам сна юная леди предпочитала сон на свежем воздухе. И даже пятнадцать градусов ниже нуля эту юную леди не смущали - главное, чтобы укутали по погоде.
        - Не понимаю, как можно спать на улице в мороз? - Саша в очередной раз прилип к окну, глядя на обманчиво яркое январское солнце. - Ей точно не холодно?
        - С каких пор минус пятнадцать - это мороз? - пожала плечами Саня. - Но ты можешь накрыть коляску еще одним одеялом.
        Параноик и деспот так и сделал. Еще поторчал на балконе в одной майке и спортивных штанах минуты две, вглядываясь в лицо спящей дочери, но потом все же замерз, вернулся в комнату и влез на кровать, под теплое одеяло.
        - А ну не смей! - взвизгнула Саня, когда ее талию стиснули ледяные руки. Но он уже прижимался - немного холодный с мороза, но все равно ужасно горячий, большой и родной.
        - Я замерз, ну-ка давай, отогревай меня, - шершавая щека прижалась к ее шее. И они замерли вдруг оба.
        - Сашка… - прошептала она тихо, просительно и как-то беспомощно.
        - Да я не в том смысле… - он стал убирать руки. - Ты не думай. Я подожду. Я сколько надо буду ждать.
        - Я уже не могу ждать… - она развернулась, прижалась всем телом, ткнулась носом в родную шею. - Соскучилась ужасно…
        - И ты тоже… - одновременно холодные и горячие руки снова вернулись на талию, прошлись по спине, и от них волной побежали мурашки. - И ты тоже…
        ***
        После Саша еще раз прилип к окну, но Анна Александровна Оболенская не почтила папеньку своим вниманием, она продолжала спать. И ее отец вернулся под бок к разомлевшей и томной супруге. Прижал ее к себе, прикидывая, успеют ли они зайти на второй круг или нет.
        - Саш… - жена погладила его по руке. - Скажи, у меня фигура сильно изменилась? - он молчал. И Саня расширила вопрос: - Я поправилась?
        - Ага, - ляпнул Саша. Ляпнул, конечно, в своем репертуаре, не подумав. Потому что Санина безмятежность тут же и кончилась, и она резко села на кровати, стащив на себя все одеяло.
        - Я так и знала! - Саня шмыгнула носом. - Ну ничего… вот весна начнется. Я бегать буду. Я присмотрела уже - есть такие специальные детские коляски для бега. И питание надо все-таки корректировать, вы с Шуркой меня своими булками совсем с пути сбиваете. А я такая толстая, что уже в зеркало на себя смотреть противно!
        - Санька! - Саша ошарашенно смотрел на жену - невероятно прекрасную с разметавшимися по плечам светлыми волосами, с волнующим изгибом пышной груди, кое-как прикрытой одеялом. А потом, как обычно, не найдя слов, просто дернул ее на себя и всю, как смог, обнял. - Ты с ума сошла! Да ты такая… - его ладонь прошлась по спине, нырнула по талии вбок, легла на живот, Санька попыталась увернуться, но он не позволил, прошелся мягко вверх до груди - а потом снова прижал ее всю к себе. - Санька…. Я от тебя кайфую такой… Ты такая стала… Мягкая… пышная. Тискал бы и тискал, натрогаться не могу.
        - А что, раньше меньше нравилась? - подозрительно поинтересовалась Саня. - Когда худая была?
        Нет, на такие уловки Александр Оболенский больше не попадется, он ветеран семейной жизни и знает, что говорить!
        - И раньше ты мне нравилась, очень! - он прижимал ее к себе и шептал на ухо. - Когда была стройная неутомимая секс-бомба, - Санька попыталась взбрыкнуть, но он ей не дал. - И теперь нравишься - вся такая мягонькая, как хлебушек. Ты теперь мать моего ребенка, и ты, конечно, стала другой. И я тебя люблю - сил нет как.
        Саня помолчала. Потом вздохнула удовлетворённо, словно окончательно поверив ему. Сама прижалась крепко и закинула на него свою все такую же длинную и стройную ногу.
        - Про «сил нет как» - это ты конкретно привираешь, Сашка… - и перед тем, как откинуться на подушки под его жадными поцелуями, успела выдохнуть: - Но коляску для бега ты мне все-таки купи…
        Он и в самом деле не мог ее натрогаться. Шалел от того, какая Саня стала после рождения дочери. От налитой пышной груди, которая прибавила в размере как минимум еще одну единицу. От мягкого животика с ума сходил, и ему плевать было на Санины стенания по поводу пропавших кубиков пресса. Вот от этого мягкого руки же оторвать не возможно! И бедра ее округлившиеся ему нравились безумно. Новая Саня ему до одури нравилась вся! Но поскольку объяснить всего этого Сашка категорически не мог, он просто исцеловал каждый сантиметр нового тела горячо и нежно любимой жены.
        ***
        Саня: Саш, мне машину не отдали. Сказали, что не успевают сегодня все сделать.
        Саша: Я на хрен разнесу этот автосалон по кирпичам! Приеду и рубильник им вырву! Сам поставил - сам и вырву!
        Саня: Эй, грозный повелитель электричества, успокойся! Если ты это сделаешь, кто мне машину завтра отдаст? В общем, я Шурку на такси отвезу на хоккей, мы там с Аней погуляем в парке пару часов, а потом на такси назад.
        Саша: Не вызывай такси обратно - я вас заберу.
        Саня: Ты самый лучший на свете, папа Саша!
        Александр смотрел на переписку и улыбался. Так с улыбкой и поехал дела доделывать. Но мысли его все равно были с ними, с его семьей - с Саней, с Шуркой, с Анечкой.
        Шурка прочно поселился в их доме - вместе со своим сложным переходным возрастом и хоккеем. Впрочем, переходный возраст сына, который сводил с ума Иру и даже в самом Саше вызывал иногда острое, почти непреодолимое желание отвесить Шурке педагогический подзатыльник, совершенно не распространялся на Саню. Вот с Саней Шурка был мил, весел, вежлив. Они о чем-то постоянно шушукались, хихикали. И за то, кто будет держать коляску во время утренних пробежек, еще какое-то время назад каждое утро оглашал ритуальный спор. Аня в этом споре всегда была на стороне брата. Вот, кстати, на Анечку Шуркин переходный возраст тоже совершенно не распространялся. Эти двое обожали друг друга. Саша с замиранием сердца следил за тем, как его сын-лось бегал по лужайке перед домом с Анечкой на плечах. Саша дёргался, порывался выскочить на крыльцо и сдернуть дочь с высоты почти двух метров. Но его каждый раз останавливала Саня. Хотя она тоже волновалась, это было видно. А вот Анечка лишь заливисто хохотала, обозревая мир с недоступной с ее роста, огромной высоты.
        И с Анечкой Шурка тоже шушукался и хихикал. А еще он служил гонцом и курьером между Анечкой и Алиной, передавая девочкам друг от друга какие-то конфеты, браслетики, значки и прочие девчачьи сокровища. Это грань его жизни Александра Оболенского изумляла больше всего. Девочки виделись пару раз, на Шуркин день рождения и еще как-то. Но между ними сразу же возникла сильнейшая душевная приязнь, с которой, сказать по чести, Александр просто не знал, что делать. А Анечка, не вникая особенно в нюансы взаимоотношений между взрослыми, определила Шуркину сестру и в свои сестры тоже. Так и называла ее - «Моя сестренка Алина», показывая всем и каждому фото черноглазой черноволосой Алины. Это было уже, по мнению Саши, явным перебором. Будто Ира никак не хотела исчезать из его жизни. Но с другой стороны, Александр не мог не радоваться тому, как на все это реагировала Саня. С рождением Анечки жена словно успокоилась и что-то для себя окончательно решила по поводу Ирины. Конечно, подругами они не стали - боже сохрани! Но вполне спокойно общались - хотя бы по поводу Шуры, который теперь большей частью жил у них.
Ира была снова беременна - видимо, ее новый муж сумел настоять на своем. Плюс маленькая дочь. Плюс Шурка со своими переходными взбрыками и хоккеем. И теперь именно у их входной двери валялись клюшки и огромная сумка с вратарским обмундированием. И Саша один раз, тихо изумляясь, нечаянно подслушал, как Саня устраивала Шурке нагоняй за то, что он нагрубил матери. Проняла его, и Шурка звонил, и мрачно и сцепив зубы, но извинился перед Ирой.
        В общем, жизнь Александра Оболенского была теперь наполнена довольно странными на первый взгляд обстоятельствами. Но рядом была Саня, и поэтому всем обстоятельствам Сашка смотрел в лицо с улыбкой.
        ***
        Своих Александр увидела сразу - всех троих. Хотя вообще-то их стояло четверо. Саня, Аня, Шура - и четвертый. Очевидно, это был Шуркин тренер. Здоровенный, габаритами даже, наверное, покрупнее самого Саши. Но значительно моложе. Он о чем-то говорил с Саней, периодически поворачивался к стоящему рядом Шурке и хлопал того по плечу. А потом снова оборачивался к Сане и рассказывал, жестикулировал, смеялся, демонстрируя красивые ровные зубы. Интересно, откуда у хоккеиста такие великолепные зубы? Да еще в полном комплекте? И почему ему их еще не повышибали? Александр непроизвольно сжал руку в кулак, когда тренер снова громко засмеялся в ответ на какие-то Санины слова. Он явно получал удовольствие от этого общения.
        Ну так еще бы!
        Упрямая Александра Оболенская таки добилась своего. И вернула себе девичью, дородовую фигуру. Вернулись кубики на пресс. К огромному Сашиному сожалению, грудь тоже вернулась к былому, до-анечкиному размеру. Нет, Саша считал свою жену самой красивой женщиной на свете, невзирая на наличие или отсутствие кубиков пресса и не учитывая, какого размера грудь. Но все-таки в глубине души с некоторой грустью вспомнила этот период, когда Саня была мягкой… до дрожи в его пальцах. И он надеялся, что это еще повторится. Очень надеялся.
        Но сейчас подходил и любовался на обтянутые джинсами стройные бесконечные ноги, россыпь пепельных волосы, гордый разворот плеч и посадку голову. Да, понятно, почему этот белозубый тренер ведет себя как пацан. Ты только не забывай, мальчик, что у этой женщины кольцо на пальце обручальное. Поэтому зубы сильно-то не скаль, а то и проредить недолго.
        Первым Александра заметила Анечка, которая переступала с ноги на ногу между Саней и Шурой. Увидев Сашу, она громко, во всю гулкость коридора, взвизгнула: «Папа!» - и сорвалась с места.
        Сашка широко раскинул руки и смотрел, как к нему бежит его дочь. Аня была точной копией Сани. И, гладя, как она летит к нему, как развиваются за спиной золотистые волосы и сверкают голубые глаза, Александр по-прежнему не верил, что он каким-то невероятным, невозможным, чудесным образом причастен к появлению на свет этого белокурого ангела.
        Аня с разбегу влетела в его руки, и он тут же вознес ее наверх. Как и положено ангелам. И Александр пошел дальше, чувствуя, как его крепко обнимают маленькие руки, и слушая частое чистое дыхание на ухо.
        На лице белозубого, когда Саша подошел, улыбка как-то быстро угасла. А вот Саня, наоборот, широко улыбнулась.
        - А вот и Шурочкин папа! А это Артем… Артем Викторович… тренер Шуры.
        - Оболенский, - перехватив Аню покрепче левой рукой, правую Саша все же протянул парню. Тренер сына все-таки.
        - Очень приятно, - отозвался тот, отвечая на рукопожатие. - Силантьев. Шура очень хорошие результаты показывает, могу только похвалить.
        - Шура такой молодец! - подхватила Саня. Шурка рядом только закатил глаза. Пока не подошел Саша, он явно был доволен похвалами и улыбался. Но сейчас, когда рядом стоял отец, Шурка срочно включил мужика.
        - Да ничего особого я не делаю, - нарочито равнодушно протянул Шурка. - Просто выполняю наставления тренера.
        Тренер стоял рядом, надувшись отважности.
        - Нет, вы посмотрите на него! - рассмеялась Саня. - А кого по итогам сезона назовут лучшим игроком команды?
        Шурка еще раз демонстративно закатил глаза, а потом протянул руки и забрал у Саши Анечку. Она с обожанием обхватила шею брата, который уже почти сравнялся ростом с отцом.
        - Пошли, малая, покажу, как клюшку в руках держать.
        Они пошли в сторону, где валялось Шуркино обмундирование - огромная сумка, на ней сверху форма, коньки, шлем и клюшка.
        Взрослые остались втроем.
        - У вас в самом деле очень одаренный к спорту сын, - кисло произнес тренер. - И физические данные хорошие. Вижу, что есть в кого, - он коротко взглянул на Сашу, а потом обернулся к Сане.
        - Муж у меня очень спортивный человек, - лучезарно улыбнулась Саня.
        - Угу, - мрачно отозвался Александр. «Это тренер сына», - в который раз мысленно повторил себе он.
        - Ну, я пойду, извините, - заторопился вдруг прощаться Артем мать его Викторович. - Дела, дела. Рад был познакомиться, - Саше еще раз пожали руку. Очень, надо сказать, крепко. А потом тренер кивнул Сане. - Всего хорошего, Александра… э-э-э… Игоревна.
        Он ушел быстро. Оболенские остались вдвоем. Со стороны, сбоку доносились восторженные возгласы Анечки, которая бегала с огромной клюшкой от Шурки.
        - Саш, ты чего такой мрачный? - Саня тронула его руку и заглянула мужу в лицо. - Что случилось?
        - Ничего, - так же мрачно отозвался Саша. А потом шумно выдохнул. - Этот Артем Викторович что, не в курсе был, что у тебя муж есть?!
        - Почему, в курсе… - немного растерянно отозвалась Саня. А потом внимательнее вгляделось в его лицо. Ахнула. - Саша…
        - Что - Саша? - так же мрачно и еще неловко ответил Александр. Он чувствовал себя дурак дураком. Но аутотренинг не помогал. Внутренний собственник упорно рычал.
        - Саша… - она вдруг обхватила его лицо ладонями. - Ну нельзя быть таким ревнивым!
        - Почему?!
        - Потому, - рассмеялся вдруг она. - Потому что я тебя люблю. Потому что я твоя жена. Я вообще - твоя - и больше ничья. Есть - и всегда буду. Но если тебе и этого мало… - она привстала на цыпочки, потянулась к его уху и кое-что прошептала ему. Кое-что, что разом выбило у него почву из-под ног. А Саня обернулась и звонко крикнула детям: - Шура, Аня, поехали домой!
        Сын и дочь принялись вдвоем упаковывать Шуркину сумку. А их отец стоял оглушенный.
        - Ну, ты еще не пришёл в себя? - Саня взяла его под руку. - Я вот только не знаю… - она снова прижалась губами к уху, - кто на этот раз будет. Сын у нас уже есть, дочь тоже. Значит, будет просто… человек.
        Впереди шли Шурка и Аня. Сын шагал, закинув на плечо огромную сумку и примеривая свой широкий шаг к Анечкиному. Дочь так и не рассталась с клюшкой. А следом шли супруги Оболенские.
        Абсолютно счастливые/
        Конец