Спору нет! Светлана Волкова
        Когда на кону стоит квартира в самом центре города, становится не до сантиментов. Ни ей, ни ему. Объявляется холивар! Без пощады и правил. Пока оба не попадут в плен собственных чувств, пока холодные души не согреет любовь .
        Спору нет!
        Виктория Волкова Filicsata
        Пролог
        Снег, лежащий шапками на вершинах, заботливо укутывал сопки. Пар гейзеров поднимался из ущелий и зыбким маревом просачивался по долине. Величественная картина. Денис Цесаркин поднялся на самую высокую сопку и почувствовал, как дух захватывает от восторга. Стоило, ей-богу стоило бросить все к чертям собачьим и приехать на Камчатку. Хотелось закричать со всей дури. И он уже кашлянул, прочищая горло для громкого утробного рыка, но в этот момент в кармане запищал сотовый. Проклятье, появилсядоступ к сети на самой высокой точке.
        – Да, мам, – протянул он в трубку, пытаясь сохранить элементарную вежливость. – Привет.
        Из динамика послышались причитания, крик, а затем и плач. Впрочем, как и всегда, любые разговоры заканчивались склокой. Но в этот раз он и слова не произнес. Не успел.
        – Подожди, – спокойно прервал он маменькины вопли. – Ничего не пойму, что случилось?
        Он бросил взгляд в сторону своих товарищей, вслед за ним поднявшихся на обзорную площадку. Кое-кто косился неприязненно, а кто-то разглядывал с любопытством. И лишь одна Санька взирала жалостливо и заботливо.
        «Ну вот опять, – красноречиво говорил ее взгляд. – Нигде тебе, Денчик, не укрыться от своей семьи».
        – Я ж тебе и говорю! – взвилась мать в трубке. – Мы к нотариусу пришли, чтобы дедушкино наследство оформить, а ничего нет, представляешь? Нам ничего не полагается! Нам, его дочерям!
        – Почему так? – удивился Денис, прекрасно зная, что других наследников у деда нет. – Он квартиру продал, что ли?
        – Если бы, – застонала мать в трубку. – Он женился! Сразу,как бабушка умерла! И теперь эта гадина, его жена, наследует все! А мы с Юлькой можем идти на паперть!
        Денису хотелось уточнить, что дед еще при своей жизни каждой дочери помог построить дом и купить машину, но на квартиру-то тоже рассчитывали. В самом центре города, в роскошном особняке послевоенной постройки. Дом с колоннами и барельефами. И сама квартира – шесть комнат и три балкона– представляла великую ценность. Цесаркину приходилось неоднократно слышал, как мать с сестрой под рюмочку делят свое будущее наследство.
        – Еще полгода со дня смерти не прошло, можно оспорить, – попытался он успокоить мать. – Я вернусь…
        – Господи, ты как не слышишь меня! -взмолилась мать. – Он же-ни-лся! Понимаешь? И жена – наследница первой очереди, а мы так… погулять вышли!
        – Мам, – Цесаркин снова постарался взять инициативу в разговоре. – Мам, я приеду, разберемся…
        -Я хочу, чтобы ты немедленно вернулся в город и поднял связи. Моего отца опутала какая-то мошенница. Нужно завести уголовное дело и засадить эту мерзавку! Напиши заявление, мы с Юлькой подпишем и на этой неделе подадим в полицию. Давай завтра встретимся…
        – Мам, я на Камчатке, – успел вставить фразу Денис. – Вернусь только через две недели…
        – Ну, конечно, – истерично хмыкнула мать. – На Камчатке! Почему, когда в семье большие проблемы, ты сбегаешь?
        Он только открыл рот, чтобы опровергнуть каждое слово этой нелепой лжи, как в трубке пошли гудки отбоя.
        «Вот и славненько», – про себя пробормотал Денис и быстро набрал эсэмэску старшему брату:
        «Что там случилось, бро? На ком женился наш дед? Найди инфу на дамочку».
        Он перевел взгляд на сопки, на небо, полное кудлатых облаков, и постарался отвлечься от дурных новостей.
        «Не забыть бы выключить сотовый»,– в сердцах напомнил он сам себе, и телефон тут же завибрировал, напоминая хозяину о пришедшем сообщении.
        «Нина Александровна Тарантуль, 35 лет, работает коммерческим директором, воспитывает сына 7 лет, брак с дедом оформлен 3 года назад».
        Денис на автомате отправил эсэмэску товарищу по университету, приписав от себя:
        «Кирилл, пробей мне эту гражданку. Буду должен».
        «Все, -приказал он сам себе. –Теперь отдых. Смотри по сторонам, вдыхай воздух таинственной Камчатки».
        Но восторг от увиденного куда-то испарился, а радость иссякла.
        «Что же получается? – мысленно поинтересовался Цесаркин. –Дедок-то наш, праведник хренов, женился на молодайке в год, когда умерла бабушка? Вот же рог моржовый!»
        Нина брела среди прилавков и терпеливо слушала нытье сына.
        – Мам, – ныл Ромка. – Купи мороженое! А когда мы на море пойдем? Мам! Ну мам!
        – Я предлагала тебе остаться с Аржановскими. Сейчас бы играл на пляже. Ты сам не захотел, – серьезно заметила Нина, не любившая сюсюканье.
        – Мне с ними скучно! С тобой хочу!
        – А я давно мечтала здесь погулять…
        – Среди всякого старья? Ну пойдем отсюда, мам! Мы уже нагулялись, – и запрыгал от нетерпения.
        Нина с грустью осмотрела огромный блошиный рынок, расположившийся в Пьяцца Марина, и тяжело вздохнула.
        – Старье, говоришь? – пробормотала она чуть слышно и повернула к выходу, не в силах объяснять, что среди этого богатства она готова бродить до самого вечера. Рассматривать старинные печати, листать потрепанные книжки у букинистов. Можно ничего не покупать, а лишь вдыхать запах истории, трепетно притрагиваться ладонью к случайно уцелевшей живой памяти.
        – Ладно, уговорил, – пробормотала Нина, прекрасно понимая, что сын не даст ей насладиться походом на барахолку. – Пойдем есть мороженое.
        А про себя решила, что придет завтра утром сама и побродит в одиночестве.
        Ромка повеселел и уже предвкушал, как через несколько минут они купят мороженое на площади. Джеллатто! Самое вкусное мороженое в мире.
        Но уже около самого выхода она притормозила, а потом уж и подавно застыла на месте.. Небольшая лакированная шкатулка-комод, украшенная замысловатой инкрустацией и резьбой. Нина поняла, что влюбилась с первого взгляда. Невозможно пройти мимо, и никогда не забыть.
        – Кванта коста? – поинтересовалась она у миниатюрной старушки-итальянки, одетой в черное и с седой дулькой на затылке. Хозяйка шкатулки внимательно посмотрела на саму Нину, перевела взгляд на Ромку. Улыбнулась радостно и подмигнула мальчику.
        – Сто евро, – назначила цену, перемежая английские и итальянские слова.
        Шкатулка явно стоила дороже. Поэтому, не торгуясь, Нина кивнула и тут же принялась рыться в кошельке. Но денег под расчет не нашла. Пришлось достать двести евро. Надеясь, что у старушки найдется сдача, Нина протянула купюру. Бабулька запричитала и что-то залопотала по-своему, но Нина не поняла ни словечка. Зато догадалась, что у хозяйки просто нет денег.
        – Она предлагает вам взять еще что-нибудь, – перевел проходивший мимо турист.
        Нина растерянно осмотрела весь скарб, лежавший на прилавке: старый фотоаппарат, тарелки с трещинами, аляповатый морской пейзаж в кривой рамке и вазу цветного стекла с мутными узорами.
        – Вазу, – нетерпеливо предложила она. – Я возьму вазу!
        Старуха улыбнулась и, приложив пальцы к губам, радостно причмокнула.
        – Брависсимо, сеньора! – улыбнулась она, торопливо засовывая удачно сбагренное барахло в объемные черные пакеты, оказавшиеся неимоверно тяжелыми. Взмахнув рукой, Нина остановила такси, выкрикнула название отеля и, засунув в машину понурого Ромку, уселась рядом, бережно прижимая к груди драгоценные покупки.
        Глава 1.
        – Да вы бы видели, как мы проходили таможню! – вскинулась коротко стриженная брюнетка. –Арахна опять накупила всякого барахла у местных сумасшедших. И мы замерли в ожидании шоу. Ну как в Барселоне…
        – Да ладно, Настя! – перебила Нина. – Все же обошлось. И в Барселоне, и в Палермо.
        – Ну как обошлось, – хохотнула Настя. – В Барселоне вызывали эксперта и продержали тебя до самого вылета.
        – Поэтому в Палермо я подстраховалась, – хмыкнула Нина, и ее слова утонули в дружном хохоте.
        Человек за соседним столом бросил взгляд на ту, что назвали Арахной.
        Не красавица, но очень хорошенькая блондинка. И,вопреки расхожим суждениям и анекдотам, он пару раз наткнулся на проницательный взгляд умных глаз. Черное платье выигрышно обтягивало фигуру. Пришлось даже мысленно пожалеть разнесчастного таможенника, представив дамочку в белой майке с глубоким декольте. И стрингах.
        «Фу ты ну ты, море ясное! – раздраженно подумал Денис Цесаркин, притаившийся в тени огромного фикуса. – Чем бы еще заняться вечером пятницы, как не раздевать взглядом «бабулю» и слушать дурацкие разговоры ее подруг».
        Прошедший месяц ничего не прояснил ни с наследством, ни с обстоятельствами женитьбы деда. Всю нужную информацию Денис получил еще на Камчатке и, сумрачно вглядываясь в алые полосы заката на Толбачике, листал в ноуте отчет Кирилла. Добропорядочная гражданка, нигде не подкопаешься! Живет с сыном в двухкомнатной квартире, доставшейся ей после развода с первым мужем, родители остались в Тарнаусе, маленьком городке неподалеку. Там же Нина Тарантуль выросла, закончила школу и вышла замуж за местного, родила ребенка. Даже учась в университете, умудрялась жить дома, а не в общежитии. Любит печь пироги, интересуется искусством, курит… Но за это не привлекают. Даже самим фактом соблазнения пожилого человека никого сейчас не удивишь. Именитые актеры и композиторы, певцы и режиссеры. А чем же плох доктор наук, профессор Иван Алексеевич Крутояров? Тоже в модной струе оказался. В полиции даже слушать не захотели. Поэтому пришлось самому вступать в борьбу. Для начала с помощью друзей удалось взломать страницу «Вконтакте» . Оттуда и стало известно место и время девичника.
        – Так вот, – продолжала Настя. – Мы с Элкой сразу предупредили: давай в этот раз без происшествий. Короче, нам уезжать, все собрались в холле гостиницы, только Нина с Ромкой задерживаются. В отеле столпотворение. Немцы, итальянцы. И тут открываются дверцы лифта и появляется Арахна. Та-да-ам! Майка на тонких бретельках и декольте до пупа.Легли все! Несколько голландцев сразу превратились в соляные столбы.Немцев жены под руки уводили. Водитель дорогой еле справился с управлением, все пялился в зеркало заднего вида. А потом и таможенникам досталось. Первый выпучил глаза и молча отошел в сторону…
        – Аж перекрестился украдкой, – встряла в разговор платиновая блондинка.
        – Он в паспорте прочел мою фамилию как Тарантул и отскочил в шоке. Думал, что я его укушу прямо в зоне досмотра. А вот второй уже растекся лужицей.
        – Так или иначе, но декольте сработало на отлично, – снова принялась рассказывать брюнетка. – Мужик на лицо уже не смотрел, понимаете?
        Остальная компания, кивнув, расхохоталась.
        – На багаж тоже.
        – Что и требовалось! – смеясь, фыркнула Нина, закинув ногу за ногу и болтая красной туфлей с огромной шпилькой.
        Денис, как завороженный, уставился на высокий подъем и круглую идеальную пятку.
        – А хоть мужик ничего? – подал голос кто-то из девиц.
        – Кто? – уточнила Нина пренебрежительно. – Таможенник, что ли?
        – Ну да, – хором подхватили подруги.
        – Маленький, ростом с сидячую собаку. Мне по пояс, – рассмеялась Нина. – Весь потный, взгляд сальный. – Она, деланно содрогнувшись, сморщила нос.
        Денис почувствовал приступ злости.
        «Охотница за головами и скальпами, мать вашу. Для любой ничтожной выгоды пытается кого-то соблазнить. Где же ты, деда Ваня, повстречал эту крокодилицу? Обвела она тебя вокруг пальца. Как таможенника, сантехника или садовника».
        Он снова искоса глянул в сторону развеселой компании. Официант с большого подноса деловито выставлял на столе закуски и основное блюдо с горкой шашлыка. Шутя по-свойски, разлил вино по бокалам.
        Девицы одновременно накинулись на мясо, растащив все куски по тарелкам. А «бабуля», отрезав большой кусок, впилась в него зубами.
        – Как это можно есть?– поморщилась Санька, проповедующая веганство. – Сплошные канцерогены, брр… Поедательницы трупов, какой ужас! Даже смотреть тошно.
        – Да, малыш, – пробормотал Денис. – Самому противно.
        И повернулся к девицам спиной, дабы случайно не выдать свои чувства. А когда снова воззрился на развеселую компанию, Нина Тарантуль прямо руками доставала с подноса ломтики маринованного лука.
        – Первобытные существа, – прошипела Санька, раздраженно рассматривая «бабулю» и ее подруг.
        – Ну-ну, зая, – постарался успокоить ее Денис. – Не обращай внимания. – Он, обняв любимую за плечи, поцеловал в висок. Санька уставилась на него раскосыми карими глазами и, отбросив назад иссиня-черные волосы, с детской непосредственностью поинтересовалась:
        – Денечка, а что такое «Арахна»?
        – Паук в переводе с латыни, – тут же объяснил Цесаркин, в который раз поражаясь Санькиной дремучести. Сколько бы он ни заводился и ни объяснял дорогой девочке, что нужно читать книги, в ответ всегда получал убийственную фразу:
        – Мне не мешает!
        – Паук в переводе с латыни, – тут же объяснил Цесаркин, в который раз поражаясь Санькиной дремучести. Сколько бы он ни заводился и ни объяснял дорогой девочке, что нужно читать книги, в ответ всегда получал убийственную фразу:
        – Мне не мешает!
        За то время, что они жили вместе, а это без малого год, Александра не прочла ни одной книги, не посмотрела ни одного познавательного фильма. Зато увлекалась йогой, медитировала, ела сырые овощи и фрукты. Да и Дениса подсадила на веганство. Впрочем,в последнем он и сам не видел ничего плохого.
        – Ручки-ножки стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть? – раздалось от соседнего стола.
        И пять рук потянулись друг к другу бокалами.
        – За нас красивых, за них богатых, – проскрежетала толстая бабенка, сидевшая в самом углу и не замеченная Денисом раньше.
        Он почувствовал, как теряет терпение.
        – Отвратительные бабы, – пробормотала Санька. – Ужасно вульгарные! Ни стыда, ни совести. Давай уйдем?
        Но Денис мотнул головой.
        – Подожди минутку, – пробормотал он и снова уставился на «бабулину» точеную ногу, слегка раскачивающую висящую на носке туфлю. Шпилька, как маятник, ходила из стороны в сторону. – Врага нужно знать в лицо, – объяснил он Саньке затянувшуюся паузу и, почувствовав, как останавливается дыхание, резко встал и отправился к витрине с пирожными.
        – Без глютена и лактозы есть что-нибудь? – поинтересовался хрипло и,чтобы отвести взгляд, прилипший к ненавистной ноги и шпильке, уставился на суфле, обильно украшенное глянцевыми вишнями. Красиво!
        Почувствовал, как набухло в горле. Да и не только там.
        «Святые яйца бабуина, что ж это делается», – сам себя обругал Цесаркин за такую реакцию организма и, расплатившись за странный морковный десерт, вернулся к Саньке.
        «Бабуля» не обратила на него никакого внимания. Все так же заливисто смеялась с подругами и болтала ногой. А потом вообще туфли скинула. Так и валялись они под стулом, напоминая Денису красные бакены, плавающие в море недалеко от берега.
        «Осторожно, за буйки не заплывать!» – строго подсказал внутренний голос, только кто б его слушал.
        – Мужик с тебя глаз не сводит, – пробормотала Элка, кивая на высокого крепкого шатена с аккуратной бородкой, зависающего около витрины с десертами. – Как у тебя получается?
        – Да я ничего не делаю, – возмутилась Нина. – Даже не заметила ничего! – Она, искоса глянув в сторону Цесаркина, поморщилась. – Гнусь какая-то.
        – Вроде ничего мужик. Весь такой спортивный, интеллигентный. Тебе бы подошел, – пробормотала подружка.
        Нина резко мотнула головой в сторону.
        – Почему нет? – удивилась Элка.
        – По определению, – задушевно прошептала Нина. – Человек пригласил свою девушку в ресторан, а сам весь вечер пялится на нас. Подонок…
        Уже поздно вечером, в такси, Элка воззрилась на нее пьяненькими глазками и, обдавая винными парами, поинтересовалась:
        – Что происходит, Нинуль? Ты вся на нервах.
        – Все нормально, – отмахнулась Нина.
        – Глаза печальные, – задумчиво пробормотала Элка, подружка с детского сада. – Сильная ты. Я так не могу, вот бросил меня Артем, до сих пор ночами реву.
        – МРОТ мне в рот, – выругалась Нина. – Пойдем, исцелю тебя. – И потащила брыкающуюся Элку из остановившейся у подъезда машины.
        – Эй, девочки, а как же Тарнаус? – обалдело поинтересовался таксист.
        – Передумали, дядя,– хмыкнула Нина. Водитель,тяжело вздохнув, принялся искать новый заказ.
        – Это хорошо, что ты меня оставила, – скулила в лифте Элка. – Я тебе на уши приседать не буду... Мне просто так горько одной в пустую квартиру возвращаться.
        – У меня бутылка коньяка. «Отард» называется. У него цена как городской номер телефона.
        – А зачем такой дорогой покупала? – не поняла Элка
        – Клиент подарил. Сейчас выпьем, все проблемы испарятся и жизнь заиграет новыми красками. Гарантирую, – хмыкнула Нина, доставая ключи от квартиры.И остановилась как вкопанная. В углу, около соседней квартиры, поджав куцый огузок, сидела Фиби. Самый маленький из йоркширских терьеров. И дрожала, словно под током. Нина подхватила любимую собаку, не понимая, как та выбралась из закрытой квартиры.
        «Наверное, незаметно выбежала, когда я уходила, – подумала она и тут же одернула себя. – Не может быть!»
        И одновременно с Элкой заметила приоткрытую дверь в тамбур.
        – Не ходи туда, – жалобно проблеяла подружка. У Нины еще теплилась надежда, что приходил Ромкин отец поменять розетки и случайно выпустил Фиби.
        – Ерунда, – фыркнула громко и с порога уставилась на распахнутую дверь в квартиру.
        Даже с лестничной площадки виднелись вываленные вещи вперемешку с распоротыми подушками и битой посудой. Нина перевела взгляд влево на шкаф-купе с зеркальными дверями. Одна створка отломанной валялась сбоку, а вот в другой, сиротливо стоящей посредине шкафа, отражалась темная коренастая фигура. Кто-то с нескрываемой злобой выбрасывал детские вещи и игрушки из Ромкиного шкафчика.
        На мгновенье Нина застыла на месте.
        – Бежим, – прошептала вдруг протрезвевшая Элка и, схватив подругу за руку, бросилась к лифту. Благо тот в поздний час никому не понадобился. Такси все еще стояло во дворе. Видимо, за прошедшие пять минут водитель так и не нашел выгодный заказ. Сил хватило только распахнуть дверь и плюхнуться на сиденье.
        – В Тарнаус, – выдохнула Элка. – Быстрее.
        – Что, передумали, девочки? – улыбнулся таксист.
        – Ага, – хором заверили пассажирки и замолчали.
        – Вы что, собаку украли? – хохотнул таксист. Но его ответом не удостоили.
        Нина чмокнула Фибку в темечко, а та попыталась забраться хозяйке под пиджак. Но теплая ладонь хозяйки прошлась медленно по собачьей спинке. И малышка успокоилась.
        – Ты хоть понимаешь, что происходит? – прошептала Элка, когда машина вывернула на трассу.
        – Конечно, – раздраженно бросила Нина. – Это родственники Ивана Алексеевича мстят. Он предупреждал, что придется нелегко, но я и не думала, что они опустятся до такой низости.
        – Твари, – рубанула Элка. – Нужно полицию вызвать.
        – Завтра, – буркнула Нина и, понимая, что поздним приходом только перебудит родителей и сына, добавила: – Я переночую у тебя, не хочу своих среди ночи беспокоить.
        – Конечно, – тут же согласилась Элка. – Коньяка с эффектом радуги у меня нет, зато дяди Васина самогонка имеется.
        Почти до рассвета они просидели на кухне, тщетно пытаясь понять, зачем врываться в чужую квартиру и там устраивать погром.
        – Хоть бы детские вещи пожалели, – тяжело вздохнула Нина и в изнеможении опустила голову на руки. Тотчас к ней прилезла Фиби, решив лизнуть хозяйку в лицо.
        Нина отмахнулась от нее и попробовала спустить собаку с колен. Но та заскулила и сидеть на полу не пожелала.
        – А знаешь, – вдруг вскинулась Нина. – На первый взгляд, семейство Крутояровых очень приличное. Интелли-гхентное, – закашлялась она. – А на деле оказались хуже бандитов.
        – Я не понимаю, зачем все громить? – ужаснулась Элка, накрыв пухлые щеки не менее пухлыми ладонями.
        – Акция устрашения, – хмыкнула Нина. – Пытаются так надавить на меня. Думают, я испугаюсь и перепишу на них квартиру.
        – А ты?
        – Квартира на Московской принадлежит мне по праву. Точка, – твердо заявила Нина. – Пусть попробуют сунуться. Дадим отпор!
        – Отомстим за погром! – пьяно хохотнула Элка.
        – Нет, – покачала головой Нина. – Нужно убедиться, что это дело рук Крутояровых.
        – Но…
        – Пойми, Элка, вариантов множество. Могли подростки пробраться в квартиру,или воры что-то искали и не нашли. Говорят, они так делают, – всплакнула Нина. – Но я ставлю на семейство Ивана Алексеевича. Только дождусь следующего раза. Тогда станет понятно, совпадение или нападение. – Она нервно хохотнула и уставилась на подругу. – Ты меня знаешь, Элка, я без боя не дамся!
        Подружка разлила по рюмкам мутную жидкость.
        – Давай, за победу! – прошептала она заговорщицки. А потом затянула в голос:
        – Вставай, страна огромная…
        Нина бросилась подпевать, испугав Фиби. Собака наконец соскочила с колен и ушла в коридор на постилку, где без задних ног дрых Элкин ротвейлер Джон.
        Элкин Джон. Еще полгода назад казалось смешно, а сейчас – нет.
        Нина, споткнувшись на полуслове, разрыдалась.
        – Не реви, рыба моя, – пробормотала сердобольная Элка и, обняв подругу, разревелась сама.
        Вернувшись домой, Денис сразу же позвонил старшему брату.
        – Костик, нужно что-то делать с этой алчной щукой! Дамочка точно охмурила нашего деда. У меня теперь сомнений не осталось.
        – Не переживай, малыш, – хохотнул Костя. – Пока ты ножками по Камчатке сучил, твой большой брат принял меры.
        – Какие? – напрягся Денис.
        – Ты не хочешь этого знать, – буркнул брат.
        – Помни об Уголовном кодексе, бро, – хмыкнул Денис. – Это я тебе как юрист напоминаю.
        – Небольшая акция устрашения не помешает, – хохотнул Костя. – Чтобы «бабушка» на лаврах не почивала. Глядишь, и вернет награбленное.
        – Нет. Даже не надейся, – осадил брата Денис. – Хотя попробуй к ней подкатить. Она уверена в своей неотразимости. Марго Робби, мать твою!
        – А кстати, похожа, – нехотя признал брат и тут же пробормотал: – Идея хорошая, и я – мастер пикапа, но она меня в лицо знает. Я же к ней в офис приезжал.
        Денис сдержался, чтобы не выругаться. В офис приезжал – мягко сказано. Костик, как торнадо, ворвался в кабинет к Арахне и устроил там скандал. А она посмотрела на него большими зелеными глазами и, не вымолвив ни слова, вызвала охрану, сдавшую большого брата в полицию.
        – А ты не хочешь попробовать, малыш? – пропел Костя. – Она тебя в глаза не видела. И может, вообще не знает о твоем существовании.
        – Ты чего? Я пас, – тут же пошел на попятную Денис.
        – Твоя маленькая дурочка ничего не узнает и даже не догадается, – продолжал гнуть свое брат.
        – Я подумаю, – перебил Денис и нажал на кнопку отбоя.
        Он долго ворочался от бессонницы.
        – Выпей воды с медом, – сквозь сон посоветовала Санька.
        Но и это снадобье не помогло. Засыпая, Цесаркин снова и снова видел тонкие точеные щиколотки и ступни с высоким подъемом. Он скользил ладонью вверх и тут же просыпался, ругая себя последними словами. Денис сел на кровати, потер голову, пытаясь отогнать навязчивые думки. И поймал сам себя на мысли, что никогда не придавал Санькиным ножкам такое значение. Намереваясь их поцеловать, он метнулся к дальней стороне кровати и, предвкушая легкое безумство, бережно приподнял покрывало. Но плоскостопие и маленький размер сделали ступни любимой похожими на косые чурбачки, словно у хоббита.
        – Ты чего, Денечка? -пробормотала Александра, проснувшись.
        – Ты раскрылась, я укутал ноги, – тут же нашелся Денис и, обняв Саньку, принялся размышлять о своем везении. Когда тебя любят просто так, без всякого расчета и стяжательства.
        Глава 2.
        Нина снова мысленно стояла на пороге своей разгромленной квартиры и в который раз ругала себя, что струсила и не вошла внутрь.
        «Почему сбежала? Почему не вызвала сразу полицию? Испугалась, что попадется кое-кто из новых родственников?»
        Она вспомнила, как отъезжая, глянула на окна своей квартиры. На кухне и в детской горел свет. «Ничего не боитесь и страху не ведаете? – мысленно обратилась она к семейке деда Вани. – Ну погодите! Больше я вам спуску не дам!»
        Когда к ней под бок пришла Фиби, Нина принялась размышлять, что делать дальше с разгромленной квартирой. Снова ремонтировать? Игрушки Ромке купить новые, чтобы не заметил пропажу? Или все-таки рассказать? Придумать версию про бурю или страшную драку Бэтмена с Терминатором? От горьких мыслей ее отвлек храп. Фиби, маленькая тщедушная собачка, храпела, как здоровенный мужик. Хозяйка усмехнулась и переложила собаку в ноги. Сразу сделалось тепло и уютно, словно Нина оказалась в полной безопасности. Она бросила взгляд на окно, где уже забрезжил рассвет и, уткнувшись в подушку, провалилась в тревожный короткий сон. А очнулась от того, что кто-то водил шершавым языком по ее носу. Поморщившись от досады, Нина пощупала рукой в изголовье и привычным движением убрала с подушки собаку. И тут ощутила, что ей в ребра упирается чья-то сильная спина, больно давя на позвоночник. Она замерла, пытаясь вспомнить, с кем собственно уснула вчера в одной кровати. А ни с кем! С того самого момента, как развелась с Мишкой. Ни-ко-го! Да и заночевала она у Элки. Нина постаралась повернуться и посмотреть, кто же примостился
рядом. Но сзади послышалось утробное рычание.
        – Джон, – фыркнула она, сталкивая собаку с дивана. – Тебя еще тут не хватало.
        Элкин Джон зевнул протяжно, оглашая окрестности низким ревом, и потащился к себе на половик. Следом, спрыгнув с дивана словно горная коза, потрусила верная Фиби.
        На шум из своей спальни притащилась заспанная Элка.
        – А чего ты возмущаешься? – удивилась она, убирая с лица спутанные пряди. – Джоник всегда на этом диване спит.
        – Ты постелила мне на собачьем месте? – оскорбилась Нина. – Уж лучше тогда на коврике в прихожей…
        – Это диван для гостей. А когда он свободен, там спит Джонни. Я его гонять уже устала.
        Нина в изумлении уставилась на подругу.
        – Тебя бы саму кто погонял, – пробормотала она, вставая.
        – Сейчас овсянку кипятком залью, подтягивайся на кухню, – велела Элка и гордо удалилась.
        Нина собиралась сразу пойти к своим, благо родители живут в доме напротив. А там мама уже напекла оладьи и папа по случаю выходного дня варит кофе. Она словно почувствовала густой аромат арабики и решила прощаться с Элкой, как на столе зазвонил сотовый.
        – Нина Александровна, – бодро поздоровался незнакомый мужчина. – Пост охраны беспокоит…
        Она вошла на кухню и сразу рухнула на первый попавшийся стул, потянулась к полупустой пачке сигарет, но из-за дрожащих пальцев не смогла прикурить.
        – Что случилось? – изумленно уставилась на нее Элка, потом подхватилась с места, накапала в стакан валерьянки, заставила выпить.
        – Звонили с работы. Этой ночью неизвестные разгромили мой кабинет. Разбили монитор и выломали жесткий диск.
        – Что же теперь делать? – растерянно пробормотала подружка.
        – Сейчас поеду в офис, потом в полицию, подам заявление, – поморщилась Нина. – Ничего никому прощать не собираюсь. Это точно не подростки, не воры. Остается семейка Адамс.
        В кабинете творилось что-то невообразимое. На полу вперемешку валялись документы, сброшенные с рабочего стола чьей-то равнодушной рукой. Нина аккуратно переступила через монитор с отбитой подставкой и в немом изумлении уставилась на пустые горшки Лечуза с выпотрошенным содержимым. От вида поломанных цветов хотелось зареветь во все горло. Но она крепко сжала кулаки – аж почувствовала, как ногти впиваются в ладони. И перевела взгляд в дальний угол, где валялись покалеченные рамы с разбитыми стеклами. Нагнулась, собираясь вытащить из горы мусора любимые акварели. Три картонных листа удалось достать, не повредив, а вот четвертый оказался согнут чуть ли не пополам.
        – Ничего святого нет у людей, – пробормотала Нина сквозь слезы. – Выродки полосатые!
        – Вы знаете, кто это сотворил? – строго воззрился на нее капитан полиции, составляющий протокол.
        – Понятия не имею, – раздраженно бросила Нина.
        – Даже не догадываетесь, кому так помешали? – ухмыльнулся он.
        – Представьте себе, – отмахнулась она и, услышав, как в коридоре зацокали каблуки, вышла навстречу.
        Вера Юрьевна – генеральный директор гобеленовой фабрики и единственный собственник – в изумлении застыла на пороге.
        – Камеры смотрели? Удалось распознать лица визитеров? – нетерпеливо поинтересовалась она у начальника службы безопасности, топтавшегося неподалеку. – Как, вообще, посторонние проникли на территорию? Смотри, Калиткин, если хоть один эскиз окажется у конкурентов, взашей выгоню и не пожалею!
        – Да…я… – пролепетал тот в свое оправдание, потирая крупный морщинистый лоб, но, не дослушав, Вера уже покинула Нинин кабинет и направилась в свой.
        – Тарантуль, ты там долго столбом стоять собираешься? – строго поинтересовалась она. – Зайди!
        Нина как на заклание прошествовала в кабинет директора, ломая голову, с чего бы начать разговор.
        Но Верочка внимательно оглядела ее глазками-буравчиками и бросила, словно диагноз поставила:
        – Это твои «внучки» веселятся?
        – Да, ваша честь, – пробормотала Нина.– Больше некому.
        Вера кивнула, и прямые тонкие волосы, выкрашенные в иссиня-черный, качнулись в сторону, будто шторки. По лицу, накачанному ботоксом, Нина прочесть эмоции не смогла.
        – Ты понимаешь, что происходит? – резко осведомилась Вера.
        – Костя Цесаркин пытается меня запугать, – пролепетала Нина. – Помните, скандалил тут?
        Директриса кивнула, на лице снова не отразилось ни единой эмоции.
        «Будто с египетским сфинксом разговариваю», – подумала Нина, а вслух заметила:
        – У меня и квартира разгромлена. Рано утром соседи по тамбуру приехали из деревни, вызвали полицию. Так что я по пути в офис заехала. Все разбито, разрушено. Даже Ромкины игрушки поломаны.
        Пухлые губы начальницы изогнулись в улыбке, и тотчас же толстый палец силой ткнул в столешницу.
        – Мы же этого так не оставим, правда?
        – Я сдаваться не собираюсь, – вскинулась Нина.
        – Полиции сообщила? – хмыкнула Вера. – Пусть с ним побеседуют…
        – Вот именно – побеседуют! – будто раненая вскинулась Нина. – Он же не сам все громил. Нанял кого-то. Полиция даже искать никого не станет. Попробуй доказать связь! А Костик еще меня за клевету привлечет. И уж точно мне ущерб никто не компенсирует.
        – Большой урон? – поинтересовалась начальница. – Что украли?
        – Да у меня и брать-то нечего. Пара золотых колец и браслеты. Все на месте. Денег лишних не водится. Я же ипотеку плачу. Просто все испорчено. Абсолютно все!
        – Может, ищут что-то?
        – Пусть мне расскажут, я тоже поищу, – зло хмыкнула Нина.
        – Что думаешь предпринять?– осведомилась Вера.
        – Мне жить негде, ремонт станет дорогим удовольствием. Да и наверняка затянется. Это первое, – Нина загнула палец. – А вот второе, родственники Ивана Алексеевича ломать свое имущество вряд ли пожелают. Поэтому я решила жить на Московской!
        – Когда переедешь? – строго уточнила Верочка.
        – Да хоть завтра. Сегодня вечером выставка у знакомого художника, умолял не пройти мимо. А вот завтра переселюсь.
        – Грегуар Гарш? – усмехнулась Вера. – Я видела вывеску .
        – Хотите пойти, Вера Юрьевна? – участливо поинтересовалась Нина. – У меня есть лишний билет.
        – Не люблю концептуальное искусство ни в каком его проявлении. А в живописи тем более. Избави господи меня от этого видения! – Она в притворном ужасе передернула плечами и добавила с ехидной улыбкой: – Но тебе не помешает.
        Нина удивленно глянула на начальницу, задержала взгляд на цветастом строгом платье и молочных жемчужных серьгах. А потом снова столкнулась с глазками-буравчиками.
        – Я ж и говорю, – как для умственно отсталой, повторила Верочка. – Пусть лучше снятся художественные кошмары, чем подробности сегодняшних художеств.
        – Значит, придется купить платье, – через силу улыбнулась Нина, оценив шутку руководства. – У меня дома все вещи порваны.
        – В понедельник выпишем тебе материальную помощь, – пообещала начальница.
        – Хорошо бы, – пролепетала Нина и на негнущихся ногах спустилась вниз на подземную стоянку. Ее автомобиль Киа Рио одиноко стоял на парковке в самом дальнем углу. Но и с такого расстояния Нина заметила, что у ее девочки неладно с обувкой. Все четыре колеса оказались жестоко проколоты в нескольких местах. А от капота к багажнику шла тонкая серебристая царапина, будто разрезающая вишневую машинку на части. Нина на автомате отключила сигнализацию и, открыв дверцу, плюхнулась на сиденье. Больше сдерживаться не имело смысла. И, отвернувшись от пустующей стоянки, храбрая Нина Тарантуль расплакалась.
        Сколько она проревела, Нина не помнила, но резкий стук в боковое стекло заставил утереть глаза и встретить новую неприятность.
        Капитан полиции участливо всматривался, что же происходит внутри машины.
        – Не помешал? – осведомился, как только Нина вышла навстречу.
        – Нисколечко, – соврала она, надеясь, что он сразу уйдет.
        – А я решил, что вы из железобетона, – протянул он с усмешкой. – А вы, оказывается, и плакать умеете.
        – Ошибаетесь, – пробурчала Нина, отворачиваясь от непрошенного гостя и меньше всего желая слышать его смех.
        – Может быть, – протянул капитан, – я не большой спец по дамским штучкам. Наверное, сейчас в моде мэйк-ап «дохлая панда», а мне неизвестно…
        Нина охнула: пока ревела, размазала всю тушь вокруг глаз.
        – Вон и машину всю покорежили, – всплеснула она руками. – Шины спустили, бок поцарапали.
        – Вот я и спрашиваю, кому вы так могли насолить?
        – Многим, – хмыкнула Нина. – Список большой и постоянно пополняется!
        – А самые злостные недоброжелатели?
        – Да кто угодно!– ушла от прямого ответа Нина. – Маньяк, исходящий слюной на мои фотки в социальных сетях, конкуренты фабрики, у которых удалось отбить заказ.
        На глаза снова навернулись слезы.
        – Не плачьте, – добродушно попросил капитан. – Я найду ваших маньяков и конкурентов.
        – Спасибо большое, – прониклась порывом капитана Нина. – А как вас зовут? Ну в смысле, – она смутилась. – Если мне придется искать вас в отделении.
        – Синебоков Егор Владимирович, – представился он и, порывшись в кармане, протянул слегка помятую визитку.
        – Там два телефона, оба со мной и днем и ночью.
        – Спасибо, – повторила Нина и, заметив на пальце золотой ободок, поинтересовалась тихонько: – Зачем вы это делаете?
        – Работа такая, – хмыкнул капитан. – И терпеть не могу, когда третируют женщин.
        Денис обожал сложные заказы и всегда с охотой брался за самые трудные. Вот и сейчас, рассматривая материалы дела, он понимал, что процесс затянется. А значит, принесет ему немало золотых тугриков. Хватит, чтобы через полгода съездить с Санькой на Килиманджаро. Ну и по Европе осенью погулять. Но идея с Африкой показалась обалденной. Проехать на джипе по парку Серенгети, а после взойти на самый высокий вулкан в мире.
        – Килиманджаро, Килиманджаро, сойду с ума от любовного жара, – дурачась, пропел Цесаркин и снова уставился в монитор. Его новый клиент разводился с женой и делил совместный бизнес. Не табуретки и кастрюльки, а крупную фабрику. С приличным оборотом и, самое главное, с землей в собственности, находящейся в пределах старого города. Лакомый кусок. Клиента фабрика не интересовала.
        – Пусть забирает и проваливает к чертям, – горячился бывший супруг в офисе. – Мне земля нужна! В аренду сдам или продам. До конца жизни хватит.
        «Землю – крестьянам, фабрики – рабочим», – пробурчал про себя Денис и принялся составлять иск, прекрасно понимая, что кроме корпоративного и семейного права прибавляется еще и авторское.
        – Люблю свою работу, – пробормотал он. Но даже шапку иска не успел набрать, как в комнату с балкона зашла Герда, его любимая собака породы родезийский риджбек, и внимательно уставилась на хозяина.
        – Гулять хочешь? – уточнил у нее Денис и дождался, когда она метнулась в коридор и принесла в зубах поводок. Конечно, такой умнице, как Герда, поводок не требовался. Но чего ни сделаешь для успокоения окружающих!
        Дневная духота еще буйствовала в городе. Но в парке веяло прохладой и на аллейках попадались лишь редкие прохожие. Ни родителей с колясками, ни обжимающихся парочек.
        Цесаркин, сняв поводок, разрешил Герде побегать, но его строгая собака глянула укоризненно и пошла рядом ровным шагом, как когда-то учили. Проходившая мимо пара пенсионеров даже остановилась. Он в пиджаке и галстуке, она в длинном платье и шляпке. Занятные старики!
        – А что это за порода такая? – удивленно поинтересовалась женщина. А потом даже переспросила:– Как? Как?
        Денис спокойно показал на ридж, тонкую полоску шерсти, идущую вдоль позвоночника с растущей в другом направлении шерстью.
        – Хорошая собака, – заметил мужчина.– Серьезная.
        Герда снова глянула на хозяина с укоризной и побежала вперед.
        «Ну что же ты? – словно говорил ее взгляд. – Мы же гулять пришли!»
        Пришлось попрощаться с милыми стариками и пойти следом. Но прежде чем завернуть за угол, Денис глянул вслед удаляющейся паре. Его новые знакомцы брели по дорожке, взявшись за руки.
        «Повезло им, – ощутил небольшой укол зависти Цесаркин. – Не всем такое дано! – И тут же перебил сам себя: – Мало у кого так жизнь складывается, чтобы вместе идти до самой смерти. Рука в руке. В близком окружении только бабушка с дедом. – Денис внутренне поморщился. – Деда, миленький, – взмолился он, – что же ты наделал?»
        В голове Цесаркина не укладывалось, как дед, его заслуженный дед, смог променять замечательную бабушку Таню на какую-то вульгарную девицу. Бродил ли он с ней в парке, взявшись за руку? Водил в ресторан обедать? Жил ли с ней вместе в одной квартире?
        «Стоп! Нужно найти свидетелей. Понять, откуда на нашу голову свалилась Нина Тарантуль. Где с ней познакомился дед? Приходила ли она к нему в гости? Или он к ней отлучался? Жили они вместе или встречались по праздникам? Знакомил ли деда Ваня молодую жену со своими друзьями? Ездили вместе в отпуск? А вот если ничего раскопать не удастся, появится возможность признать брак фиктивным и вернуть квартиру обратно».
        Денис рассеянно глянул вперед, аллея вывела на большой пустырь. И Герда, как маленькая, принялась таскать взад-вперед огромную ветку, почти дерево. Цесаркин нашел палочку стандартных размеров и забросил на край поля. И его важная и степенная собака со всех ног кинулась следом. Так и играли, пока в кармане Дениса не зазвонил сотовый.
        Катерина. Двоюродная сестра.
        – Да, Катюшка, – весело поприветствовал кузину Цесаркин. А в ответ услышал рыдания.
        – Стой, погоди, ничего не понял, – взмолился он, чувствуя, как от плача спина покрывается холодным потом. – Катя, давай по существу, – попросил он, теряя терпение.
        – Я же тебе говорю, – выкрикнула сестра. – Антон меня бросил, понимаешь?
        – Найдешь другого, – хмыкнул Цесаркин. – Я с ним даже разговаривать не собираюсь. Противный тип.
        – Да никто тебя и не просит! – завелась сестрица. – Он по своим каналам пробил, что квартира на Московской не перешла по наследству этой проститутке, а дед оформил дарственную! Сразу, как женился на ней!
        – Что? – опешил Денис. – Как оформил?
        – Свадебный подарок, наверное. Он подарил ей нашу хату через три дня после бракосочетания. Офигительно, правда?
        – А Антон твой тут при чем? – изумился Цесаркин. – Он какое отношение имеет к нашему наследству?
        – Думал, что и ему перепадет, – снова зарыдала сестра.
        – Катька, так это к лучшему, – рассмеялся Денис. – Найдешь другого, бескорыстного!
        – Такие все повымерли после татаро-монгольского ига, – отрезала сестра и отключилась.
        «Отлично, уже какие-то Антоны на квартиру нацелились», – разозлился Цесаркин мысленно.
        Он вытащил палку из пасти Герды и снова замахнулся, чтобы швырнуть ее подальше. И чуть от досады не врезал этой дубиной себе по лбу.
        «Вот же идиот! – выругался он. – Что там Катька несла про дарственную?»
        Денис набрал номер подружки по университету и попросил выяснить, на каком основании состоялся переход права собственности. Через полчаса пришел ответ.
        «Дарственная!»
        «Космический Экибастуз, – снова ругнулся Цесаркин. – Чертова прохиндейка отрезала все пути законно вернуть квартиру настоящим наследникам. Что же, красавица, пеняй на себя!»
        Когда позвонил старший брат, Денис один за другим прорабатывал план возмездия, но так ничего и не придумал. А выходить за рамки Уголовного кодекса не решился.
        – Да, бро, – вздохнул Цесаркин. – Я весь внимание.
        – Спишь, поди, малыш? – пророкотал старший брат.
        – С Гердой гуляю, – понуро возвестил Денис. – А до этого иск писал. Работу взял на дом.
        – Так твоя дурочка не любит, – хмыкнул Костя.
        – У нее сегодня йога весь день, – отчитался Цесаркин. – Потом к матери поедет. Вот я и решил поработать.
        – Яга ушла на йогу! Яга ушла, Яге дорогу!– хохоча продекламировал Костик древние как мир стишата собственного сочинения и тут же оживился. – Так ты холостой сегодня? Составь компанию, а? У меня два билета на выставку. Нужно интервью у художника взять. Я там один долго не выдержу. А у Лизки токсикоз…
        – Поздравляю, – радостно ухмыльнулся Денис. – Мама знает?
        – Да, – отмахнулся брат. – Сказала, что ей только этого сейчас и не хватало, представляешь?
        – Как никто другой, – ехидно заверил старшего брата младший.
        – Так вот, Лизка после встречи с матушкой лежит пластом и прикидывается дохлой. А мне кровь из носу нужно интервью. Шеф уже ножкой топал, что давно у нас ничего эксклюзивненького.
        Пойдем со мной. Не дай пропасть старшему брату, малыш!
        – А что за художник, бро? – уточнил напоследок Цесаркин.
        – Некто Грегуар Гарш. Новый Пикассо или Кандинский. Очень концептуальненько!
        Глава 3.
        На выставку, разместившуюся в старом купеческом особняке, они заявились рано. Костик, для солидности надевший на себя белый костюм и розовую рубашку, решил осмотреться на местности, мысленно настроиться на волну художника. Денис не возражал. Он ленивопрошел мимо первого ряда картин, искоса глянул на какие-то плохо выписанные фигурки, пробормотал: "Мазня!" и отправился в ресторан на второй этаж. Занял столик на выходящем в холл балконе и, заказав шампанское, принялся праздно осматривать публику.
        Художник– толстый мордатый старик, в бандане и берцах, обнимался с друзьями и приближенными. Какие-то тетки неопределенного возраста кивали на откровенную халтуру в дорогих рамах и важно переговаривались между собой.
        Кичливый официант в тужурке камергера гордо поставил перед Денисом бокал шампанского исразу удалился, обдав волной презрения странного клиента, посмевшего заявиться в святая святых в джинсах и в простой белой рубашке. Цесаркин мысленно усмехнулся.
        "Если бы я заказал ведро черной икры, этот стяжатель чаевых улыбнулся бы?"
        Захотелось подозвать милейшего и сделать заказ. А потом при отказе посетовать, что же это за ресторан такой!
        Он отвлекся лишь на пару минут и чуть не пропустил момент, когда в зал вошла Нина Тарантуль. Спокойно, не озираясь по сторонам, прошествовала прямо к Грегуару и утонула в его объятиях.
        Денис почувствовал, как внутри все закипает от злости. Тонкая ладонь бабули прошлась по щеке художника, а голова с хвостом на самой макушке лишь на миг прикоснулась к плечу Гарша.
        "Еще одна жертва, – сразу определил Денис. – Интересно, как быстро она его обкрутит?"
        Денис залпом, будто водку, вылил шампанское в рот и быстро спустился в зал, намереваясь понаблюдать за бабулей поближе.
        Сначала он следил издалека, как Нина непринужденно болтает с какой-то иссушенной, словно мумия, дамой в малиновой чалме, радушно здоровается со стариком в черном берете. И дедок расплывается в улыбке и целует ручки.
        "Прям рай для любительницы наживы", – раздраженно проворчал про себя Денис. Он оглянулся по сторонам в поисках брата и заметил, как тот пытается протиснуться через толпу к Грегуару Гаршу.
        "Это надолго", – хмыкнул про себя Цесаркин-младший и от нечего делать снова принялся разглядывать экспозицию.
        Он направился в дальний зал и с удивлением обнаружил, что его заинтересовали более поздние картины Грегуара Гарша. Полотна, усыпанные маленькими фигурками людей, животных и каких-то предметов, всецело захватили его. Хотелось рассматривать и рассматривать густонаселенные картины, удивляясь, как художник удачно подмечает тонкие и порой незаметные нюансы жизни.
        Рядом кто-то осторожно кашлянул и, оглянувшись, Денис увидел мумию в чалме.
        – Не правда ли, достойные работы?– хитро улыбаясь, осведомилась старушка.
        – Интересные, – согласился Денис. – Только я где-то читал, что Грегуара Гарша сравнивают с Кандинским. А эти его работы больше напоминают Брейгеля...
        – Читали? Где же написана такая глупость? – Она расстроено всплеснула ручками и, найдя кого-то в толпе, поманила тоненькой лапкой.
        Оказалось, Нину Тарантуль.
        – Нунечка,– проворковала она, цепляясь за "бабулю". – Вот молодой человек читал, что Гришеньку нашего опять сравнивают с Кандинским. Это уже ни в какие ворота не лезет.
        – Где такое написано?– вскинулась Нина, глянув в упор на Дениса.
        – Могу рассказать за чашкой кофе, – тут же нашелся Цесаркин. – Говорят, здесь варят изумительный кофе. Я угощаю.
        Дамы переглянулись между собой. И Цесаркин заметил легкую усмешку на лице мумии, словно она одна знала какой-то секрет и не собиралась ни с кем делиться.
        – Не беспокойся, Белочка, – заверила ее Нина и, обернувшись к новому знакомому, кивнула. – Что ж, ради истины о Кандинском и Гарше я готова.
        И важно прошествовала на второй этаж. Денис поплелся следом, откровенно пялясь на воздушное белое платье в мелкий черный горох, выгодно подчеркивающее достоинства хозяйки, на все те же красные туфли на стройных ногах и на выстриженный под ноль затылок с замысловатой татуировкой. Но больше всего Цесаркина привлек мелкий ежик волос, обрамляющий местами разноцветный рисунок, тянувшийся вниз по шее. Денису захотелось дотронуться ладонью до мягкой шерстки, провести пальцами по искусно наколотым рунам. Он даже мысленно отдернул руку, заставляя себя держаться в рамках приличия. Нина уселась за тот же столик, где перед этим сидел Цесаркин, и, обратившись к подлетевшему официанту, попросила:
        – Как всегда, Игорек. И счет раздельный с этим господином.
        – А вам что? Опять шампанское? – немножко дерзко осведомился "Игорек".
        – Кофе, черный без сахара, и отдельно стакан воды, – отрезал Цесаркин и радужно улыбнулся своей спутнице. – Давайте знакомиться. Я – Роман, не женат, у меня свой строительный бизнес, – на голубом глазу соврал он.
        – Нина Александровна, -сухо кивнула "бабуля" и добавила холодно:– Так где вы читали о сравнении Гарша с Кандинским?
        – Уже не помню, – принялся лгать Денис. – Да и какая разница? – Он улыбнулся самой яркой из своих улыбок, пытаясь обаять строптивую красавицу.
        – Разница есть и большая, – как первокласснику, принялась вкрадчиво объяснять Нина. -Грегуар рисует в уникальной технике, больше похожей на Босха и Брейгеля, а вот Кандинский и Дали -совсем из другой оперы. Вот художник и нервничает от безграмотности писак, решивших заработать себе на кусочек хлеба с маслом.
        - Все крутятся как умеют, – пробормотал Денис. – Может быть, после выставки сходим куда-нибудь, Нина Александровна? – весело предложил он. – Развеемся...
        – Это только после кремации, – с усмешкой бросила она, переведя взгляд на подоспевшего официанта.
        – А? – поперхнулся Цесаркин, а потом добавил, натянуто улыбаясь: – Смешная шутка.
        "Игорек" поставил перед Денисом мелкую, словно мензурка, чашечку кофе и стакан воды, а Нине – прозрачную пузатую чашку с зеленым месивом и трубочкой, затем потянулся к стоявшему на столе подсвечнику, намереваясь зажечь свечи.
        – Это лишнее, – остановила его Нина. Официант удалился, недовольно покосившись на Цесаркина.
        – Я слушаю вас, Денис Олегович, – натужно вздохнула Нина. – Какая нужда заставила вас искать моего общества?
        Цесаркин поперхнулся кофе и чуть не выплескал его на белую рубашку.
        – Только не врите, пожалуйста, – жалостливо попросила Нина.
        – Я никогда не вру, – обиженно пробурчал Денис.
        – За те пятнадцать минут, что вы навязались мне в компанию, вы не сказали ни слова правды.
        – Вы узнали меня? Откуда?
        – Будучи женой вашего деда, рассматривала семейные альбомы. И ваши фотки в телефоне он показывал.
        – Показывал? – фыркнул Денис. – Небось сами рылись.
        – Поверьте, Денис Олегович, – задушевно проговорила Нина. – Многим людям претит ложь, доносы и погромы. Уважающий себя человек никогда не ворвется в чужую квартиру и уж точно не станет рыться в телефоне.
        – Надеюсь, вы хоть себя не относите к этой группе. С вашими методами... Обвели бедного деда вокруг пальца.
        – Иван Алексеевич сам предложил выйти за него замуж, – отрезала Нина. – И вас это не касается. Попробуйте отнестись с уважением к его воле.
        – Ну конечно! – тихо свирепея, вскинулся Цесаркин. – Кто бы говорил!
        – Уж точно не вы, – бросила Нина. – Вот вы лично вообще родственными чувствами не обременены. Когда Коржевская померла, вы не сочли нужным даже на похороны прийти...
        – Я тогда находился в Новой Зеландии, – пробубнил Денис, не понимая, почему она назвала бабушку девичьей фамилией. – Никак не успевал...
        – А когда ушел Иван Алексеевич, – Нина осенила себя крестом, – вас тоже где-то носило.
        – В Мексике. Но это ничего не значит. Я любил их.
        – Если быть точным, любили их имущество, – вынесла приговор Нина. – Ни разу не зашли в гости, не поинтересовались здоровьем. Даже когда Иван Алексеевич звал вас в гости, вы целый месяц кормили его обещаниями. А ведь он хотел пригласить вас на нашу свадьбу. Но вас опять где-то носило. Кажется, ездили в Москву в арбитраж. А приехав, даже не удосужились позвонить деду. А он сильно переживал. Потом попал в больницу. И,кроме меня, его там никто не навещал. Вся ваша дружная семья тут же оказалась занята куда более важными делами. Что угодно, только не внимание к деду. Где вы были, когда его оперировали? Хоть бы гнилой апельсин принесли. Никого! Врачам и сиделкам платила я. Бедный, никому не нужный старик. Зато как наследство делить, так вся стая подхватилась и перешла в наступление.
        – Я ничего не знал, – изумленно вытаращился Цесаркин. – Его смерть стала для меня неожиданностью.
        – Конечно, – с издевкой фыркнула Нина. – Человеку-то всего восемьдесят пять. Еще жить да жить. А тут такой нежданчик – ласты склеил не вовремя!
        – Вы не имеете права со мной так разговаривать, – не выдержал Денис, прекрасно понимая, что она права. Ему показалось, что Нина его сейчас пришпилит гневной отповедью. Но она провела пальцами по литой бронзе подсвечника, словно пытаясь прочесть что-то по азбуке Брайля. Задумчиво посмотрела на Цесаркина и пробормотала:
        – Извините. Меня это совершенно не касается, – пробормотала она и сурово добавила: – Ваши акции устрашения ни к чему не приведут. Квартиру вы не получите, это дело принципа, а вот срок – запросто.
        – Что вы несете? -вскинулся Денис, наблюдая, как ее руки снова заскользили по ножке подсвечника. И сразу осекся, вспомнив, чем сегодня хвалился брат.
        – Прощайте, – бросила она, поднимаясь.
        – До встречи, -на автомате буркнул он.
        – Любая встреча с вами или вашими родственниками возможна только в суде или в полиции, – отрезала Тарантуль и гордо удалилась.
        Из ресторана Нина сразу спустилась в холл. И вовремя. Она издали заметила, как Грегуару, дяде Грише Горшкову, что-то увлеченно рассказывает знакомая фигура. Невысокого роста, с пивным животом и совершенно лысой башкой. Константин Цесаркин.
        "Нет, младший брат гораздо красивее, – мрачно подумалось Нине. – Не знала б, растеклась бы лужицей. Хотя оба подонки. Даже Ромкины вещи и игрушки не пожалели. А он и расплакался из-за своих сокровищ. Не поверил ни единому слову про Бэтмена и Терминатора. Это Цесаркины врут, как дышат, а тебя, Тарантуль, на лжи поймал семилетний ребенок".
        Вот и пришлось днем оббежать все магазины и купить вещи на первое время, игрушки и все школьное приданое взамен прежнему, старательно выбранному Ромкой и купленное задолго до начала учебного года. Нина сжала зубы, пытаясь успокоиться. Вздохнула глубоко и с деланным интересом принялась рассматривать знакомые с детства картины. От любимого занятия ее отвлек окрик.
        – Искусство не ваша тема, хороший мой,– громыхнул на весь зал Грегуар Гарш, беря под руку незадачливого журналиста. – Пишите о том, в чем разбираетесь. Про содержимое детских горшков, например. Про трусы звезд. Но не лапайте грязными пальцами то, что уже записано на скрижалях вечности! Не вспоминайте всуе великих художников! Какой вам Кандинский «Вася»? Вы же его от Шагала отличить не сможете. Или от Пикассо.
        – Смогу и запросто, – с присущим ему апломбом лихо заверил Костик, пытаясь вырваться из захвата Грегуара.
        Тот ослабил хватку, но руку Цесаркина не отпустил и, выразительно глянув на администратора, худую девицу, подстриженную под мальчика, попросил:
        – Алечка, пожалуйста! Давайте устроим шоу. Господин журналист против простого посетителя выставки. Десять картин.
        – Авангард?– уточнила она.
        – Просто современное искусство. Победителю я вручу приз. Если победит господин журналист, – Гарш внимательно посмотрел на притихшего Костика, – я дам ему большое интервью, а если его оппонент – денежный приз от себя лично. А вот если победит дружба, пойду напьюсь. Условия понятны?
        Костик бодро кивнул, а публика зааплодировала.
        "Куда же он лезет, – недовольно пробормотал про себя Денис. – Что он может распознать кроме Джоконды Леонардо?! Заведомо провальная затея. Сейчас себя дураком выставит".
        Между тем Гарш придирчиво оглядел зал и заорал во все горло:
        – Девушка! Вы! Очень вас прошу!– и указал на Нину Тарантуль.
        К чести бабули, заметил Денис, она покраснела и принялась отнекиваться. Но Гаршу удалось настоять на своем. И Нина заняла место рядом с Костиком. Но даже головы не повернула в сторону нового родственника.
        На огромном двустороннем экране, подвешенном к потолку, замелькали картины. Сначала появились какие-то коричневые обрубки на синем фоне. Брат попытался скабрезно пошутить, но администратор резко оборвала его:
        – Без сортирных шуток, пожалуйста!
        Костик раздраженно передернул плечами.
        – Не знаете, – постановила Алечка и повернулась к Нине.
        – "Купальщицы" Пикассо, – улыбнулась бабуля.
        Денис с ужасом наблюдал, как Нина, уверенно набирая очки, сыплет фамилиями и названиям.
        Они выходили с выставки под улюлюканье толпы.
        – Ну погоди, придурок, – пробормотал Костик.– Я тебе устрою. Так распишу под хохлому.
        Денис недовольно крякнул.
        – Но ты же не назвал правильно ни одной картины. Перепутал Шагала с Бабелем...
        – Это неважно, малыш! Главное, тЭма. И Гарш, сам того не подозревая, мне ее дал. Да еще и с нашей бабулей знакомство водит. Попал мужик.
        – Она намекала, что ты перегибаешь палку со своими акциями. Угрожала судом и полицией.
        – Ты с ней беседовал? – напряженно уточнил Костик. – Когда? – Он даже остановился посредине улицы и уставился на младшего брата с немым укором.
        – Хотел познакомиться поближе, – хмыкнул Денис. – Но она меня узнала.
        – Хорошо подготовилась, сволочь, – гневно сплюнул на землю старший брат.
        – Не очень-то заводись, – предупредил Денис. – Она все-таки женщина…
        – Немного проучил, но это на пользу. Может, станет чуть сговорчивей, – наигранно рассмеялся Костик. – Это ты у нас, малыш, в белых перчатках. А придет старший брат и вынесет за тебя гуано.
        – Очень тебя прошу, не трогай ее больше. У нее ребенок маленький. Давай действовать законными методами.
        – Понравилась кралечка? Очаровала? – поинтересовался брат язвительно.
        – Нет, просто она во многом права. Мы все забросили деда. Вот ты когда его в последний раз навещал?
        – Малыш, малыш, ну какая разница. Я не смог, ты уезжал, мать ходила или Юлька. Ты пойми, эта ехидна хочет нас перессорить между собой. Если все факты сопоставить, то выяснится, что дед вообще без внимания ни дня не оставался. Я больше чем уверен, что все обстоит именно так.
        – А как тогда объяснить, что для нас его женитьба стала сюрпризом?
        – Ее интриги, что же еще? Прошу тебя, не заморачивайся на бабуле! Отобрать у нее квартиру и выйти чистеньким все равно не удастся! Придется запачкать свой белый макинтош!
        Денис во все глаза уставился на брата, стоявшего посреди улицы. Костик громко возмущался и размахивал руками, распугивая последних прохожих, спешащих домой в столь поздний час. Из-за угла показалась поливальная машина, бодрой струей расчищающая дорогу от дневного мусора. Большая часть грязи смывалась в ливневку, а малая доля оседала на тротуар слякотным дождем, создавая мелкие лужицы.
        Денис попробовал предупредить брата, но Костик лишь отмахнулся от него.
        – Тебе меня не переспорить, малыш! – оборвал он младшего брата. А следом пресек попытку взять за рукав. Сзади посигналили. Видимо, водитель поливалки оказался адекватным человеком. Но Костик вошел в раж. Он что-то кричал о мерзкой бабуле. О том, что сам переспит с ней, а потом задушит.
        – Да, это грязь, малыш, – назидательно повторил он младшему брату, отошедшему немного в сторону. – Я знаю, что говорю!
        В этот момент водитель поливальной машины дал по газам, да еще прибавил напор струи, обливая старшего Цесаркина с ног до головы, предварительно обрызгав мелкодисперсной, словно аэрозоль, грязью.
        Денис силился не рассмеяться, но не сдержался и закатился от смеха.
        – Ты прав, бро! Знаешь, о чем говоришь! – расхохотался он.
        – Чего ржешь? – грубо процедил Константин. Он чертыхаясь доковылял до машины. С трудом открыв багажник, разделся до трусов и швырнул испорченные тряпки внутрь. Сел в ауди и дал по газам, совершенно забыв о младшем брате. Денис оглянулся по сторонам, намереваясь остановить или вызвать такси, но потом решил, что до Санькиного дома отсюда рукой подать, и отправился гулять по ночным улицам, стараясь вспомнить каждую деталь разговора с бабулей. Но ему снова мерещилась татуировка с рунами, дразнящая и заманчивая, и рука, в медленном танце двигающаяся по подсвечнику. Взад, вперед. Туда и обратно. Денис аж запыхтел от накатившей реакции. Он запретил себе думать о Нине Тарантуль, постарался забыть о ней. Но какая-то бабулина фраза, сильно удивившая его в разговоре, и теперь не давала покоя, только он никак не мог сообразить, что именно.
        Глава 4.
        Из окна кабинета администратора Грегуар Гарш наблюдал за братьями Цесаркиными. Даже сквозь приоткрытую створку отлично услышал воинственную речь Костика.
        – Возмездие, ниспосланное Вселенной, – усмехнулся он, искренне радуясь тому, как мокрый и злой Константин отряхивается от воды и грязи.
        – Как шелудивая собака, честное слово, – хрипло заметила Нина, забрав из рук администратора прикорнувшую Фиби.
        – Выродки. Что старший, что младший, – насупился Грегуар. – Ты точно решила въехать в эту квартиру? Можешь у нас пожить.
        – Не хочу стеснять вас с Белочкой, – хмыкнула Нина. – У родителей места много, и они просто мечтают, чтобы я вернулась в Тарнаус. Но нет! Никому не позволю себя запугивать.
        – Они на многое способны. Слышала, как этот неуч вопил, что распишет меня под хохлому?
        – Цесаркин просто не знает, что хохлома – это старинный промысел росписи по дереву. Вот и городит всякую чушь. Не обращай внимания.
        – Еще чего, – фыркнул Гарш. – Я Валерчику позвоню. Этот дурень у него работает. – Художник снова насупил седые брови и бросил сердито: – А вот тебе бы не стоило ввязываться в затяжную драку. Не женское это дело. Продай хату и живи спокойно.
        – Ты еще не понял, с кем мы имеем дело? – вскинулась Нина. – В семействе Крутояровых был только один порядочный человек. Угадай кто?
        – А младший брат?
        – Он гораздо лучше гения журналистики. Но врет как дышит. Вероятно, издержки профессии.
        – Что намерена предпринять?
        – Сегодня переночую. Завтра днем перевезу вещи. Месяц-другой поживу. Квартира все равно стоит пустая.
        – Я могу тебя как-то переубедить?
        – Нет, – Нина решительно мотнула головой. – Война объявлена, дядя Гриша! Мне отступать нельзя. – Она чмокнула обалдевшего художника в щеку и выскочила из кабинета.
        – Холива-а-ар! – мысленно жалея, что сейчас не принято наносить на лицо боевую раскраску, пропела она громко в пустом коридоре. А Фиби испуганно глянула на хозяйку.
        Оставшись в одиночестве, Грегуар Гарш достал из кармана пиджака, висевшего на вешалке, плоскую фляжку и, открутив крышку, запрокинул содержимое в рот. Горло тут же обожгло живительной влагой.
        Одного глотка хватило, чтобы успокоиться. Гарш потянул со стола сотовый и быстро набрал знакомый номер.
        – Привет, Марин, – бросил он в трубку. – Как Сашка? Спит уже?
        Трубно уныло забубнила в ответ, подробно рассказывая о состоянии больного друга.
        -Я беспокоюсь о Нуньке, – вставил Гарш, как только собеседница замолчала, переводя дух. – Мне довелось общаться с одним из Крутояровских родственников. Те еще ублюдки. И я прекрасно знаю, о чем говорю. Такие чистенькие мальчики, не понимающие, что творят. – Он осекся, не желая сильно пугать жену друга.
        – Я знаю, – пробормотала она. – А Сашка еще больше... Если Нина решила сражаться до конца, это ее право. Сейчас все, Гриша, кричат о карме и родовых отработках. Не верю я в эту чушь. Но вот характер человека закладывается в семье. И личный пример близких тоже воспитывает. Нунька права, непозволительно вытирать об нас ноги. А еще больший грех смириться и воспринимать эти погромы как должное. Терпеть на глазах у ребенка.
        – Сашка знает?
        – Да, – хмыкнула Марина. – Пытался отговорить. Но она его убедила. Сказала, что продаст эту распроклятую хату, а деньги потратим на Сашино лечение. На Германию хватит.
        – Я подставлю плечо, если что...
        – Спасибо, – пробормотала Марина. – Что бы мы без тебя делали, Гришенька...
        Попрощавшись, Грегуар повернулся к окну и уставился на небольшую лужу, где несколько минут назад стоял Костя Цесаркин.
        – Растаял, как злая Бастинда, – усмехнулся Гарш и снова ткнул в телефон толстым, как сарделька, пальцем.
        – Ты кого мне прислал? – громыхнул на весь кабинет, когда ему ответили. – Наглый профан! Морда зажравшаяся. Ничего не сечет в искусстве, а пыжится, словно умный! Таких борзописцев в проруби топить надо, как только они из люльки ручонки к клавиатуре потянут.
        Собеседник принялся оправдываться. Долго, занудливо и подобострастно.
        – Валерка, делай что хочешь, только близко ко мне этого урода не подпускай. Я ведь добрый-добрый, а могу, как Томагавков, со всей дури в нос съездить... Что? Не знаешь новое дарование? Недавно выкатилось на нашу голову! Поэт это...Какой-какой? Дерьмовый, Валера! Но восходящая звезда!
        И когда трубка что-то яростно запричитала, Грегуар добавил шутя:
        – Не знаешь, так узнай!
        Денис, сердитый и голодный, брел по ярко освещенным улицам, не замечая кричащих вывесок, распахнутых дверей ресторанов и нарядной публики, выходившей из театра. Широкий проспект сменился узким тротуаром, где с трудом могли разойтись два человека. Пройдя мимо центральной больницы, Цесаркин свернул в темный проулок, дабы поскорее срезать дорогу к дому. Конечно, он разозлился. На Грегуара Гарша, изящно и незатейливо втоптавшего Костика по самые помидоры, да и старший брат раздражал самоуверенностью, граничащей с наглостью. Неужели не хватило сил отказаться от этого дурацкого арт-шоу?
        «Знай и люби Пикассо! – ехидно фыркнул Денис и заметил себе под нос: – А с другой стороны, так тебе и надо, бро! Кинул младшенького посреди дороги. Все маме расскажу!»
        Цесаркин, криво усмехнувшись, пнул ногой маленький камушек. Тот запрыгал по брусчатке бульвара и замер около кадки с фикусом, прикрывавшем распахнутые окна маленького незнакомого ресторана. «Стейк-чего-то там-Хаус» – прочитал Денис на вывеске. Он собрался уже пройти мимо, мысленно кляня авантюристку и мошенницу Нину Тарантуль, посмевшую отчитать его, как малолетнего дурака, когда желание попинать камешек до конца бульвара пересилило здравый смысл. Благо до проспекта оставалось всего пять кварталов. Цесаркин подошел к кадке, намереваясь носком ноги отбросить «футбольный мяч» в сторону, когда увидел сразу за фикусом, в небольшом уютном эркере, парочку. Александра, его дорогая Санька, бесхитростная девочка без особых запросов, сидела за столиком с каким-то незнакомым мужиком. Нет, она-то мужика явно знала. Не вырывалась из его объятий и даже хихикая вкушала с его вилки сочный,в меру прожаренный стейк. Денис почувствовал, как рот начал наполняться слюной. Хотя, минуточку! Санька – убежденная вегетарианка и мясо? Оксюморон! «Наверное, обознался», – сам себя утешил Цесаркин. Он отошел в сторону и, став
в тень козырька наглухо закрытого заведения, набрал номер любимой. И тут же тихий переулок разбудила трель звонка.
        – Да, милый, – проворковала трубка со стереоэффектом.
        Со своего места Денис прекрасно увидел недовольную гримасу подружки, в одночасье ставшей чужим человеком.
        – Где ты? – поинтересовался вполголоса.
        – Встречаюсь с одноклассниками, – бодро соврала Александра.
        – А… – пробормотал Цесаркин, наблюдая, как рука Санькиного спутника забирается под цветастый подол и оглаживает тонкую коленку.
        – Твоего кавалера в каждом классе на второй год оставляли? – равнодушно хмыкнул Денис.
        – Какого кавалера? – в ужасе пролепетала Санька и строго осведомилась:– Ты выпил?
        – Я абсолютно трезв. Развлекайся, милая, – пренебрежительно заметил он, наблюдая за ее испуганным личиком. Александра оттолкнула руку кавалера и осмотрелась по сторонам. – Не давай себя хватать, моя лапочка, – пропел Цесаркин.
        – Что за пошлятина, Денечка? – попробовала отчитать его Санька.
        – Это Высоцкий, милая, – хмыкнул Цесаркин и, выйдя из укрытия, помахал на прощание рукой. – Ключи оставлю у консьержки, – бросил между прочим.
        – Подожди, – вскрикнула Санька. – Я тебе все объясню.
        – Не стоит, милая. Давай без драм, – равнодушно пробормотал Денис, нажимая на кнопку отбоя. – Прощай!
        – Ну и провались ты пропадом, Цесаркин! – Александра выскочила из ресторана и, приняв воинственную позу, орала на всю улицу. – Проваливай! Что с тебя взять? Ты даже квартиру умудрился профукать!
        Он развернулся и удивленно уставился на нее.
        – Ты жила со мной из-за квартиры деда? Ну ты даешь, – обалдел Денис, даже не зная, плакать ему или смеяться. – Пока, Шурка, – махнул он рукой, прекрасно зная, что она терпеть не может, когда кто-то ее так зовет.
        Он завернул за угол и оказался на проспекте, освещенном как днем.
        «Из тьмы да в полдень», – буркнул про себя Цесаркин и, заметив автобус на остановке, запрыгнул в закрывающиеся двери. И, глядя на медленно проплывающие за окном фонари и парки, Денис вошел в приложение сбербанка и быстро заблокировал свои карты, отданные Саньке на мелкие расходы.
        «Ибо не фиг», – мысленно предупредил он и снова ткнул в знакомый контакт.
        – Мам, вы дома? – поинтересовался он у родительницы и быстро добавил: – Мы с Гердой сейчас к вам приедем. Я ушел от Шурки.
        – Дени-ис! – вскрикнула мамаша. – Тебя сейчас поселить негде. Тем более с Гердой. У тебя есть своя комната на Московской, езжай туда. А меня аллергия на собак, забыл?
        – Не вопрос, мам, – хмыкнул Цесаркин, ругая про себя этот ужасный день, старшего брата, любовницу, эксцентричную мамашу и Нину Тарантуль с колдовскими глазами.
        «Ведьма самая настоящая», – подумалось ему. Как узнал о ней, так вся жизнь и полетела вверх тормашками.
        Денис вернулся в квартиру, где вместе с Санькой прожил последние пять лет. Валялся тут вместе с ней на диване, мечтал о будущем: поездки, большой дом за городом. Пара детишек. Только сейчас до него дошла непреложная истина. Слишком часто в разговоре упоминалась квартира на Московской. Хватит ли доли в общем наследстве, чтобы возвести коробку? Или придется продавать соседнюю квартиру, выкупленную отцом и подаренную Денису?
        – Конечно, продадим и мою, – заверил тогда Саньку Цесаркин. – Обе квартиры соединили в одну. Бабушка полжизни мечтала ее выкупить. А когда подвернулся случай, отец с матерью уже разводились. Но он сдержал слово, купил, только записал на меня.
        – А почему не на тебя и Костика? – подивилась любовница. И Денис вспомнил, как она смотрела на него влюбленным и наивным взглядом.
        – Бро получил «десятку». Его машина тогда больше интересовала. А квартиру продавали дешево, срочная продажа. Да и после соседа алкаша туда другие покупатели войти побоялись. Бабушка потом долго ругалась, пока ремонт шел.
        Теперь, кидая как попало собственные вещи в дорожную сумку, Денис корил себя последними словами.
        «Как? Вот как я мог не заметить явный интерес к моей собственности?!»
        Он с трудом застегнул змейку.
        «Не густо, – хмыкнул про себя, осматривая туго набитый баул. – Спасибо этому дому, пойдем к другому!»
        И, надев Герде поводок, быстро вышел из квартиры, нечаянно громко хлопнув дверью. И сам вздрогнул от грохота.
        – Одна дверь закрылась, – недовольно объяснил он Герде, усаживая ее в машину. – Другая откроется.
        Цесаркин дал по газам и уже через несколько минут входил втемную, казавшуюся заброшенной, квартиру на Московской.
        Нина Тарантуль, услышав, как хлопнула входная дверь, встрепенулась. В углу дивана закопошилась Фиби и тут же спряталась под махровое покрывало.
        «Внимание, опасность»,– насторожилась хозяйка, прекрасно зная, что йорки заливисто лают только при мнимых угрозах. Она подскочила с постели и, схватив со стола большое каменное яблоко, вытесанное из хризолита, тихо подкралась к двери. Там, в коридоре, кто-то скинул легкую обувку, затем по-хозяйски швырнул на пол что-то тяжелое и, смеясь, велел:
        – Пошли, Герда, покажу твое новое место!
        Этот голос Нина узнала сразу. Невозможно ошибиться!
        «Цесаркин Денис Олегович, – отметила она про себя. – Самовлюбленный владелец дальнего чулана и двух коридоров».
        Она хотела тихо запереть дверь и даже плавно повела защелкой, но в самый последний момент замок предательски клацнул. Тарантуль досадливо поморщилась и вернулась в постель, про себя решив, что нужно заново разделить обе квартиры. При имеющихся документах вопрос становился чисто техническим. Нина принялась гадать, надолго ли заявился совладелец жилья. Да еще и собаку приволок. «Неужели бледная поганка – его невеста, с неохотой пробующая морковное суфле и с гримаской отставляющая его в сторону, выгнала этого святого человека? Ай-ай-ай! – Но тут Нина одернула саму себя. – Он приехал насовсем? Только его тут и не хватало!»
        Она прикинула в уме разные варианты, как бы побыстрее выкурить из квартиры нежеланного соседа, но, так ничего и не придумав, отбросила в сторону глупые мысли.
        «Я тут ненадолго, – самой себе заметила она. – Нужно выставить на продажу эту квартиру. А деньги отдать отцу на лечение!»
        Нина попыталась уснуть, но из-за того, что кто-то чужой нахально бродил по дому, сон не шел. Она решительно встала с кровати и, накинув шелковый халат, вышла навстречу к незваному гостю.
        Денис деловито прошагал в свою комнату, не желая вторгаться на территорию врага. Пока не время. Как юрист, он прекрасно понимал, что ни в коем случае нельзя давать лишний козырь Арахне. Поэтому заселение в любую из дедовых комнат отменялось. А вот использование по назначению кухни и санузла бабуля запретить не может. Сервитут, знаете ли. Цесаркин пересек широкую кухню, подойдя к белой фанерной двери ровно в тот момент, когда «бабуля» вышла из своей комнаты. Послышались шаги в коридоре, а следом цоканье когтей по паркету. Герда насторожилась и зарычала. И тут же весь дом огласился пронзительным лаем мелкой противной собачонки. Она влетела на кухню раньше хозяйки и враждебно зарычала на любимицу Дениса. Герда просто обалдела от напора маленького хамоватого йорка.
        – Угомоните свою левретку, – пренебрежительно велел Цесаркин, строго воззрившись на Нину. – Сейчас весь дом на уши поставит.
        – Все из-за вас, – фыркнула Тарантуль. – Пробираетесь в дом, словно вор.
        – Имею право, – пробурчал Денис, сверля злыми глазами саму Нину и ее крысу, по какому-то недоразумению научившуюся лаять.
        «Бабуля», уловив момент, когда собачье недоразумение со звонким лаем пробегало мимо, наяривая круги вокруг Герды, подхватила на руки свою недоразвитую псину. Заворковала, запричитала, заохала.
        – Фиби, девочка!
        Цесаркин усмехнулся про себя:
        «Фиби Буффе, мать вашу!»
        И уже собрался открыть дверь в комнату, позвать Герду, зачарованно разглядывающую новых соседей, когда Нина Тарантуль протянула ладонь к его собаке. Денис не заметил в ее взгляде даже толики страха. Словно они знали друг друга сто лет и сейчас подошли поздороваться.
        Денис, поборов в себе искушение дать команду «фас!», застыл как вкопанный, когда его собака серьезной породы вытянула шею, как малолетний щенок, подставляя холодный и мокрый нос во вражескую руку.
        – Какая же ты хорошая, – пробормотала Нина, гладя большую темно-коричневую морду. Умные глаза собаки чуть прикрылись, хвост вильнул пару раз. Герда всем своим видом показывала, как ей приятно общение с Арахной.
        «И ты, Брут!» – хотелось заорать Цесаркину. Он тяжело вздохнул, желая, чтобы День Предательства закончился побыстрее и, повернувшись к вероломной любимице, велел:
        – Пойдем к себе, Герда!
        Денис рывком потянул на себя хлипкую дверь. Слишком резко. И тут же ему на голову посыпались какие-то кульки с вещами и коробки со старыми пожелтевшими брошюрами. Научные труды бабушки и деда. Он успел отскочить в сторону и в недоумении уставился на открывшийся натюрморт. Вся комната… Да какая там комната?! Комнатушка! Оказалась заставлена домашним скарбом, более двадцати лет назад вышедшим из строя. Поломанные стулья, шкафы, коробки со старыми книгами и прочим барахлом – все перемежалось друг с другом и казалось погребенным под слоем пыли и грязи. Хотя некоторые вещи, поломанные и грязные, кто-то добрый сложил в огромные кульки, занявшие все свободное пространство и без того маленькой комнатенки.
        – Что это? – изумленно вскинулся Денис.
        – Ваша собственность, – хмыкнула Нина. – Чулан Коржевской.
        И, развернувшись, гордо проследовала к себе. Цесаркин вновь оторопело застыл, наблюдая, как шлейф длинного шелкового халата жемчужного цвета благородными складками стелился по полу. Денис жадно оглядел удаляющуюся женщину. И снова рассердился сам на себя. Даже локтем в раздражении двинул, попав по старой картонной коробке, набитой журналами, и приводя в движение огромный эмалированный таз, вместивший в своем нутре полчища стаканов и рюмок из мутного стекла. Вся эта неустойчивая конструкция заскользила вниз. Цесаркин попробовал остановить лавину, подставив на пути следования коробки свой собственный бок. Даже наклонился чуть-чуть, чтобы плечом придержать таз. Но тот без препятствий проехал по белой рубашке Дениса, оставив около воротника ржавый жирный след, и грохнулся на вымощенный плиткой пол. На кухню тотчас же вернулась Нина. Он заметил испуганный взгляд, быстро сменившийся циничной улыбочкой.
        – Браво, – усмехнулась Арахна.
        Хорошо хоть Фиби-Буффе на руках помешала ей зааплодировать.
        – Спокойной ночи, – холодно бросила "бабуля" и ушла к себе в комнату. Снова щелкнул замок.
        Денис, сумрачно глянув на недоумевающую Герду, потрепал ее по шее.
        – Испугалась, девочка? – усмехнулся он и добавил с укоризной: – Ты же смелая собака!
        – Ну да, – словно сказал ее взгляд. – Но где наш новый дом? Ты же обещал!
        – Потерпи, – пробормотал Цесаркин. – Сейчас весь хлам на помойку вынесу, и обоснуемся на ночлег. А завтра я все куплю.
        Круглые коричневые глаза Герды печально осмотрели коридор, где только что прошла новая знакомая.
        – Может быть, с ней? – красноречиво говорил растерянный собачий взгляд. – Красивая женщина не станет спать в хламовнике. Иди туда...
        – Даже не проси, – сердито буркнул хозяин. – Это наш враг. А ты еще ластилась, предательница...
        Заскулив, она глянула на него осуждающе и устроилась под обеденным столом, давая понять, что имеет собственное мнение и не согласна с хозяином.
        Денис в ужасе оглядел кухню: по полу валялись осколки вперемежку с журналами и какими-то крупами.
        – Картина маслом, – чуть слышно фыркнул он и, велев Герде отойти подальше, принялся убирать мусор. Набив под завязку найденные в ящике мешки для мусора, он оглядел комнатушку, превращенную в чулан, и подхватил еще старый шкафчик, расчищая себе дорогу к заветному дивану с продавленными пружинами.
        "Сегодня и на нем переночую, – решил Цесаркин, открывая нараспашку окно. – А завтра перетащу любой другой. Может, из дедушкиного кабинета".
        Он резво подхватил мусор и понесся вниз к бакам. Но по возвращении стало понятно, что одним разом не отделаешься. Пришлось сходить еще и еще раз. Цесаркин просто представить не мог, что его мать и тетка, разбирая вещи после смерти бабушки, не стали ничего выкидывать, а все сложили в чулане, где теперь предстояло жить.
        Через пару часов ему удалось расчистить проход к дивану и освободить само проваленное ложе. Оставалось искупаться и лечь спать. Он выставил на кухню какой-то старый чемодан и, соорудив из бабкиного драпового пальто ложе для собаки, позвал, присвистнув:
        – Герда!
        Глава 5.
        – Герда!– Денис снова позвал собаку, но бесполезно. Никто не прибежал, не потерся об ноги. Цесаркин в нарастающей панике оббежал всю квартиру. Заглянул в бабушкину комнату, до сих пор хранившую запах ее любимых духов–«Красной Москвы». Затем распахнул дверь в гостиную, где накрытые простынями плюшевые диваны мигом напомнили могильные холмы, запорошенные снегом. Денис отпрянул в сторону и в два шага пересек коридор, оказавшись в бывшей детской, абсолютно пустой комнате.
        «Где же ты, Герда?» – мысленно осведомился у собаки Цесаркин, потирая затылок.
        Оставались еще библиотека и столовая. Но в последней расположилась Арахна, а дверь в библиотеку всегда запиралась на ключ. Цесаркин на секунду даже застыл от догадки, что собака не смогла бы самостоятельно войти в закрытые комнаты в незнакомом доме, а вот выскочить следом в распахнутую входную дверь запросто!
        «Фу ты ну ты, море ясное!» – про себя выругался Денис и добавил еще парочку крепких выражений и, запретив себе переживать раньше времени, подхватил валявшийся на сумке поводок и бросился на улицу. Он выбежал во двор и попытался вглядеться в темноту.
        – Герда!– снова окликнул собаку. – Герда!
        Ему показалось какое–то мимолетное движение в деревянной беседке в дальнем конце двора. Цесаркин кинулся туда, но лишь вспугнул тискавшуюся парочку.
        «Хорошо хоть не в самый ответственный момент я к ним ворвался, – мысленно хмыкнул Денис, извинившись перед двумя влюбленными оленями. Длинные конечности, острые локти. И глаза, растерянные и испуганные. – Испугались, что сообщу маме с папой, – догадался он и досадливо пробурчал про себя: – Что ж родители их не гоняют?»
        Цесаркин раздраженно глянул на часы. Половина второго.
        «Куда же ты делась, моя собака?» – отчаянно вскинулся он, злясь на себя, что на минуту отвлекся от поисков. И что есть духу ринулся в соседние дворы. Выскочив к детскому саду, Денис обнаружил дыру в заборе. Герда никогда не славилась любовью к загулам, но все случается в первый раз. Оглядев ограждение из кривых, с облупившейся краской, прутьев, Цесаркин, вспомнив, как в детстве легко перескакивал через этот самый забор, решил повторить. Он поставил ногу на металлическую полосу, связывающую воедино все колченогие прутья, и попытался перемахнуть, на миг ощутив себя восьмилетним мальчишкой. Но затрещавшие по швам джинсы оказались против этой затеи. Денис всмотрелся в непроглядную тьму, превратившую деревья, детские веранды и горки в единое целое, и снова позвал собаку. Бесполезно! Понимая, что пробраться внутрь не получится, он бросился бежать вдоль забора, но и это не дало результатов.
        «Где ты, девочка? – снова воззвал к любимице Цесаркин. – Одна, в чужом районе!»
        Решив завтра с утра продолжить поиски, он понуро поплелся домой. Если старый бабкин чулан можно было назвать его новым домом. Перед самым подъездом Денис оглянулся по сторонам и в отчаянии заорал:
        – Герда!
        В соседнем подъезде открылось одно из окон, и пьяный мужской голос пригрозил:
        – Вали на фиг к Снежной королеве, Кай! Сейчас спущусь, все зубы пересчитаю!
        В этот момент на третьем этаже, прямо над его головой, распахнулась балконная дверь и из комнаты, прозванной бабушкой «столовой», выскочила большая коричневая собака, просунула морду между прутьями, внимательно глянула на Дениса и громко гавкнула. Всего один раз, словно говоря: «Я здесь. Где тебя носит, хозяин?»
        – Вы там совсем обалдели?! – закричали откуда–то сверху.
        Денис, мысленно отмахнувшись от дурацких воплей, взлетел на свой этаж и, напоминая себе Кинг–Конга, яростно ворвался в квартиру.
        Герда как ни в чем не бывало восседала посреди коридора, а дверь к бабуле оказалась заперта изнутри.
        – Пойдем спать, вероломная собака, – пробормотал вымотанный Цесаркин и, потрепав Герду по холке, побрел к себе в чулан. Она, поджав хвост, потащилась следом. И с полувздохом–полустоном улеглась на новую постилку.
        Остаток ночи Денис проворочался на неудобном жестком диване, стоявшем здесь с незапамятных времен. Цесаркин вспомнил, как давным–давно бабушка с дедом ругались между собой – выкинуть «топчанчик» или нет. Денис словно заново увидел кухню, где с самого утра пахло сдобой, бабушку в красном переднике, надетом поверх темно–синего платья, с аккуратной стрижкой и завитыми на мелкие папильотки волосами. А рядом насупленный дед в шелковой полосатой пижаме и с неизменным журналом «Наука и жизнь» в нервных узловатых пальцах. И он сам, Дениска Цесаркин, сидит между стариками и ест свежую, чуть теплую ватрушку, запивая ее молоком. Сколько же лет прошло? Денис почувствовал, как в душе закипает злость на эту чертову куклу, Нину Тарантуль. Арахна, блин!
        Почему же так распорядилась судьба, что он – наследник Крутояровых – должен ютиться в чулане, а эта алчная гадина дрыхнуть на велюровом диване? Да еще Герду приманила. Выставила дураком в глазах собаки.
        Цесаркин тяжело вздохнул, и снизу эхом ответила Герда.
        «Не раскисай», – сам себе наказал Денис, поймав себя на мысли, что расставание с Шуркой далось ему легко, а вот мнимая пропажа собаки заставила поволноваться.
        Он постарался сосредоточиться на работе, но в который раз мысли перекатились на предательство близких – маменьки, Шурки и даже Герды. Денис запретил себе плохо думать о матери и Герде. Во всем виноват только один человек. Арахна ей имя!
        «Трахни в бок меня медуза», – выругался он, снова представив тонкую шею бабули и шелковую ткань, мягко стелящуюся по плечам и груди. Цесаркин мысленно шагнул к Нине почти вплотную и аккуратно ладонью провел по нежной коже, отвел в сторону русые пряди и погладил ежик волос на затылке, а затем медленно принялся развязывать пояс, запутавшись пальцами в тонкой ткани. Денис потянулся к манившей его женщине, мечтая отодвинуть в сторону шелк, холодящий пальцы, и коснуться горячей кожи. Но привередливая Арахна отступила в сторону, он всем телом двинулся следом… И свалился с «топчанчика». Хорошо хоть не на голову Герде. Собака жалостливо глянула на него, словно говоря:«Предлагала же пойти спать к новым знакомым. Там удобнее и веселее!»
        –Даже не проси, – рыкнул в ответ Цусаркин и, обидевшись на Герду, отвернулся к стене и уснул.
        Проснулся он поздним утром и сразу понял, что находится в квартире один. Подошел к двери в столовую, заглянул внутрь. Как будто никто и не спал этой ночью. Никаких улик типа брошенного на стул пеньюара или разбросанных по углам тапочек. Он обернулся и осмотрел прихожую. Есть! Бледно–розовые тапки, Шурка называла такой цвет нюдовым, притаились на полке. Цесаркин, быстро вернувшись, взглядом обшарил кухню. Арахна никуда и не думала съезжать. В углу, недалеко от мойки, одиноко маячили две миниатюрных тарелочки, словно из набора игрушечной посудки. Столовый сервиз Фиби–Буффе, собачьего недоразумения.
        По привычке Денис залез в шкафчик и, пошарив взглядом по полкам, выудил зубочистки.
        – Вас то, родимые, мне и надо, – хмыкнул он недобро и, заглянув в чулан, убедился, что Герда на месте. Она приподняла голову и, недовольно рыкнув, завалилась спать дальше.
        «Вот и правильно, – мысленно фыркнул Денис. – Свидетели мне не нужны!»
        Он вернулся обратно к двери в столовую и, внимательно осмотрев дверной замок, точным движением воткнул зубочистку в узкое отверстие, напрочь заклинив металлический язычок. Потом аккуратно отрезал ножом никому не нужный конец тонкой деревяшки и отправился к себе писать иск. Воскресный день не предвещал никаких встреч и развлечений. Цесаркин прогулялся по парку с собакой, потом забрал в кафе заказанные роллы и после обеда, смахнув пыль со старого журнального столика и разложив на нем материалы дела, принялся за работу.
        Антон Анатольевич Рогинский, прозванный друзьями АнтАнтом, разводился со своей женой после сорока лет совместной жизни. И если не скальп несчастной жены, то хотя бы все нажитое во время брака стремился получить в личное пользование. Что там жена и дочка, если все заработал он сам, вот этими натруженными руками!
        Цесаркин вспомнил «мозолистые» ладони заказчика – холеного мужика лет шестидесяти с тщательно закрашенной сединой и кольцами на безымянных пальцах. На правой руке – перстень с крупным темно–синим сапфиром, а на левой – замысловатое, по краям обрамленное бриллиантами кольцо с набитыми по кругу золотыми цифрами, сверкающимина черном фоне.
        – Чем больше удастся отжать, тем выше твой гонорар, – отрезал на прощание Рогинский, автоматически потирая кольцо с цифрами и, заметив взгляд адвоката, серьезно пояснил:
        – Когда это кольцо в Париже купил, так сразу пруха поперла. Я его на ночь в сейф прячу. Дважды забыл надеть, так один раз евро скакнуло, а второй – в обэп вызвали.
        – Тогда лучше не снимать, – улыбнулся Цесаркин. – Такие риски. – И шутя добавил: – А где в Париже покупали? Я б смотался.
        Рогинский хохотнул, давая понять, что ему шутка понравилась, и, погрозив пальцем, направился к выходу.
        Денис особо не верил байкам о кольце, но доподлинно знал, что товары из-за бугра АнтАнт завозил под видом гуманитарной помощи, практически не платя пошлины и НДС. Состояние Рогинского, подлежащее разделу, включало пакет акций банка, входящего в пятерку региона, розничную сеть магазинов постельного белья, фабрику «Милый дом», завод строительных материалов, несколько гектаров леса и свиную ферму. И все бы ничего, а только фабрика, магазины и лес оказались записаны на тещу. И вот тут начиналось самое интересное. Лес жена, вот глупая женщина, отдавала и так, магазины предлагала поделить поровну, а вот фабрику категорически не захотела включать в общее имущество. Этот номер мог пройти с любым другим мужиком, но только не с АнтАнтом. Он по мировому соглашению забрал лес и магазины, а теперь требовал фабрику.
        «Не на того напала, голубушка», – хохотнул про себя Цесаркин и почесал затылок, пытаясь понять, как и чем надавить на строптивую разведенку. Время от времени он отвлекался от ноутбука, задумчиво глядел в окно на стайку воробьев, расположившихся на стоявшем неподалеку тополе, и рассуждал, где же носит Нину Тарантуль. Но вот в замке повернулся ключ и по паркету зацокали собачьи когти.
        «Фиби–Буффе не приходит одна», – под нос себе пробормотал Цесаркин.
        Герда, насторожившись, выглянула на кухню.
        – Ты куда? – недовольно пробурчал Денис, и собака тотчас вернулась обратно, виляя хвостом, словно говоря: «А что? Я ничего…»
        Он услышал на кухне знакомые шаги, и тут же на всю квартиру запахло жареной картошкой и мясом. Денис, съевший за целый день только сет роллов, почувствовал острый приступ голода. Нестерпимо захотелось мяса. Отбивную или кусок шашлыка. Хоть что–нибудь! Цесаркин попробовал убедить себя, что растительная пища гораздо полезней и в фасоли содержится белка… не сосчитать. Но упрямый организм не хотел ничего знать про белки и углеводы, а нагло требовал мяса. Даже не курицу с индейкой, а кусок хорошо прожаренного стейка. Или на худой конец отбивной.
        «И если вдуматься, что там за стенкой в холодильнике… Нет, нельзя, – оборвал он свои мясные фантазии.– Мясо вредно, от него происходит гниение в желудке. Подумай о несчастных животных, умерщвленных ради твоей прихоти… Их все равно уже забили, – перебил внутренний голос. – Если не ты, то кто–то другой обязательно съест, – подначил он совесть Цесаркина.– Пойди посмотри! Арахна что–то ставила в холодильник. Можно взять один маленький кусочек. Всего один. В качестве платы за моральные издержки и издевательства».
        Денис напряженно прислушался. В душе лилась вода. Мадам Тарантуль принимала омовения перед сном.
        «Она ничего не заметит», – подначил он сам себя и тут же оказался около холодильника. Быстро открыл дверцу и уставился на прозрачные пластмассовые судочки, составленные друг на друга. В одном бултыхалось что–то темно–красное, похожее на борщ, в другом лежала жареная картошка и сквозь стенку даже виднелся румяный бок шампиньона. А в третьем, стоящем на верху пирамиды, просматривались пласты мяса и плавленого сыра. Мясо по-французски! Цесаркин попытался вспомнить, когда ел это блюдо. Получалось, еще до жизни с Шуркой. В какой–то прежней, давно забытой жизни.
        «Открой, посмотри, – скомандовал внутренний голос. – Просто посмотри. Уйми приступ мясной лихорадки!»
        Денис потянулся к судочку и, быстро открыв, залюбовался ровными кусками мяса, зажаренными с сыром и помидорами. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы сосчитать каждый кусок. Всего пять!
        «Если взять один, она и не заметит. Вон тот, сбоку, самый маленький», – промелькнула шальная мысль. Проснувшаяся совесть попыталась урезонить, но Цесаркин, приказав ей молчать, выудил двумя пальцами понравившийся кусок и, запихнув его в рот, захлопнул холодильник и, вернувшись в чулан, поймал на себе осуждающий взгляд Герды.
        – Молчи, – пробубнил он с набитым ртом и, взяв со стола бутылку с водой, принялся жадно пить.
        Перед сном Нина попробовала закрыть дверь на замок – маленькую задвижку, входящую в один комплект с ручкой, черненой под бронзу. Не получилось.
        «Да что же это такое?» – в сердцах подумала Арахна и снова попробовала провернуть заветную защелку. Никак.
        «Что ж, и ежу ясно, кто тут постарался, – хмыкнула про себя Нина.– Ни дня без гадости. Прям девиз семейства Крутояровых». Она глянула на часы, понимая, что в половину первого ночи звать кого–то на помощь уже поздно.
        Пришлось расстелить постель и улечься спать с открытой дверью.
        «Ну не придушит же он меня? – мысленно озадачилась Нина, представив, как на цыпочках Денис Цесаркин с подушкой или гарротой крадется к ней в комнату. – Глупости!» – отмахнулась она и, спихнув на пол надоедливую Фибку, вздумавшую облизать хозяйке лицо, закрыла глаза.
        Сон не шел. Слишком нервным выдалось воскресенье. Нина вспомнила, как утром вместе с Элкой и Настей выносила из порушенной квартиры мусор: мебель и вещи, еще пару дней назад радовавшие хозяйку. А теперь придется заново покупать абсолютно все. Знала бы, в первый раз затарилась бы дешевым ширпотребом. А так выбирала самое лучшее, на что запал глаз. Мишка, намбер ван в списке мужей, тоже приезжал ненадолго, пока новая супружница не хватилась. Помог вынести расколотый на части платяной шкаф и разбитый телевизор. А потом смущаясь оставил деньги.
        – На, – протянул увесистую пачку пятитысячных купюр. – Это на обустройство.
        – Много что–то, – возразила она. – Половины хватит. Жена тебя заругает.
        – Она не знает об этих деньгах, – серьезно отмахнулся бывший муж. – А тебе сейчас нужнее. Бери, Нунька! Тут все-таки и мой сын живет.
        Нина, тяжело вздохнув, положила деньги в сумочку и велела испуганной Фиби, сидящей на подоконнике:
        – Сторожи!
        Михаил рассмеялся.
        – В этом ты вся! Любую неприятность обращаешь в шутку. Моя жена повесилась бы на люстре от такого погрома... Жалею, что тебя бросил и с ней сошелся. Если вернусь, пустишь?
        – Нет, Ломакин, поезд ушел, – слабо улыбнулась она. – Той женщине ты нужнее. И ее детям тоже. Спасибо, что не забываешь нас с Ромкой, но обратной дороги нет, – твердо поставила точку в разговоре.
        – Прости, – прошептал он, легко касаясь губами ее виска. – Никогда мне не вымолить прощения!
        – Я не держу на тебя зла, – отмахнулась она, поправляя ему вихор на макушке. – Береги себя, Мишка!
        Когда за бывшим закрылась дверь, а следом и подруги разошлись по своим делам, Нина, примостившись рядом с Фиби, пересчитала деньги. Четыреста пятьдесят пять тысяч.
        «На ремонт хватит и мебель», – решила про себя Нина и, тут же позвонив знакомому прорабу СанСанычу, принялась в черных красках расписывать разрушенную квартиру, изо всех сил надеясь, что тот сжалится над ней и возьмет ее квартиру в работу без всякой очереди.
        – Мысли материальны! – пропела она тихонько, положив трубку, и принялась быстро собираться.
        Сан Саныч не только сжалился, но и предложил съездить в Леруа Мерлен за строительными материалами. А потом еще подвез в Тарнаус. Остаток дня она вместе с Ромкой собирала пазлы, наблюдала, как в парке ее сын и собака гоняют голубей, варила отцу куриный супчик и от всех этих простых и незамысловатых дел испытывала тихую радость.
        «Так бы жить и жить», – с горечью подумала она, прекрасно понимая, что родилась под другими звездами и должна хлебнуть сполна. Сначала вранье и измену мужа, а теперь вот безудержную ненависть семейства Цесаркиных. Хотя еслиположить руку на сердце, то именно она должна ненавидеть всю эту поганую семейку. Но на самом деле вместо ненависти и злобы испытывала лишь отвращение и брезгливость.
        Нина, сморгнув слезы, велела себе думать о чем-нибудь приятном. Она мысленно представила, как гуляет по улицам Палермо, а потом в порту любуется многоэтажными белоснежными красавцами–лайнерами, курсирующими по Средиземному морю. Нина словно перенеслась на широкий проспект, мельком глянула на театр, расположившийся на площади. Кажется, там снимали третьего «Крестного отца» и на его ступеньках погиб хитроумный Майкл Карлеоне. Она мысленно свернула в сторону и оказалась в маленьком уютном кафе. И будто воочию увидела знакомого мордатого официанта, чмокающего пухлыми жирными губами толстые пальцы и орущего «Белиссимо!». И тут же перед самым носом замелькали круассаны, канноли , пицца, аранчини.
        «Хрен редьки не слаще», – поморщилась Нина, сглотнув. И понимая, что с такими мыслями успокоиться невозможно, а вот возбудить аппетит запросто, она уселась на постели, размышляя: то ли пойти доесть оставшуюся жареную картошку, то ли почитать книжку, раз заснуть все равно не удастся. Послышался слабый скрип, и, испугавшись, она воззрилась на открывающуюся дверь. Может, Цесаркины решили устранить ее физически? Нина перевела дух, лихорадочно соображая, что предпринять. Но в этот момент с тапок хозяйки радостно подскочила Фиби и засеменила к двери. В свете дворового фонаря, падающего как раз на дубовые створки, показался сначала кожаный нос, а затем любопытная морда Герды. Фиби подбежала к выглядывающей из коридора подруге, а та, словно получив приглашение, бочком втерлась в комнату.
        «Ай молодца, господин Цесаркин, – про себя усмехнулась Нина, догадавшись, что Денис специально заблокировал замок, чтобы в любой момент призвать к себе Герду, пресекая нежелательное общение. – Вы, конечно, против. Но у вашей собаки другое мнение!»
        Глава 6.
        Остаток ночи Цесаркин ворочался на «топчанчике»,ругая себя последними словами, что так и не принес в комнатушку диван из кабинета деда. Да еще съеденное наспех мясо по-французски вызвало изжогу, не дающую заснуть. Стоило закрыть глаза, как в полудреме виделась вилка с насаженным стейком. И он лично подносил его ко рту Нины Тарантуль, а она, улыбаясь, плотоядно впивалась зубами в кусок хорошо прожаренной говядины. Денис аж подскочил на месте.
        "Фу ты ну ты, море ясное! – раздосадованно подумал он.– Совсем меня "бабуля" с толку сбила! Стейк ела глупая Шурка, удачно притворявшаяся вегетарианкой, а привиделась Арахна".
        Цесаркин решительно отмахнулся от навязчивых видений и, поняв, что заснуть не удастся, принялся думать,как же все-таки угодить Рогинскому. Но постепенно мысли перешли на семейные отношения.
        "Уж лучше в это гуано вообще не вступать, – мысленно поморщился он. – Или рога наставят, как Шурка, или имущество попытаются оттяпать. – Цесаркин про себя прикинул, как бы у супружницы Рогинского выманить землю под фабрикой. Нужно взять ее за живое. Найти ту самую болевую точку и надавить. А потом предложить сделку!"
        Денис уснул, так и не придумав, что может послужить предметом торга, и проснулся, услышав, как в столовой кто-то прыгает.
        "Мадам Тарантуль занимается зарядкой",– фыркнул он про себя и принялся быстро одеваться, разумно решив, что толочься рядом с Арахной не в силах. Нужно постараться, чтобы ее не задушить. Зато принять душ и выпить смузи можно в спортивном клубе. Цесаркин, подхватив заранее сложенную спортивную сумку, оставленную с вечера на кухне, направился к выходу. В дверях прислушался. Прыжки прекратились.
        Тотчас же в коридор прибежали собаки. Герда посмотрела внимательно, словно говорила:
        "Куда же ты? Сейчас начнется самое интересное!"
        – Знаю, -пробурчал Цесаркин, представляя Нину в мокрой от пота майке, поэтому распахнул дверь и скомандовал:
        – Гулять, Герда!
        Денис живо спустился вниз, понимая, что с сегодняшнего дня придется ходить в спортзал с удвоенной силой. Отсутствие тренировок в последний месяц не пошло на пользу. Даже сумка казалась неимоверно тяжелой. Он закинул неподъемный баул в багажник и, подождав, пока Герда отметит близлежащие кусты, осведомился строго:
        -Вернешься к подружке или со мной поедешь?
        Собака, завиляв хвостом, радостно потрусила к подъезду. Денис влетел на этаж и, распахнув дверь, запустил в квартиру вероломную Герду.
        – До вечера, дорогая, – бросил он своей любимице. Но в этот момент в коридор в шортах и коротком топе вышла Нина Тарантуль и, лучезарно улыбнувшись, проворковала:
        – Как скажешь, кошкуль!
        Цесаркин негодующе глянул на нее и, круто развернувшись, чуть не врезался в соседку Аделаиду Петровну. Он пробормотал дежурное "здрасси" и кинулся вниз, краем уха услышав, как старая курица здоровается с Арахной.
        "Вот! Вот с кем поговорить нужно!" – сам себе попенял Денис.
        Он долго тренировался, пытаясь за один раз восстановить былую форму.
        – Да все у тебя нормально, – отмахнулся на его жалобы тренер. – Подумаешь,месяц!
        – Не поверишь, Серый, еле сегодня сумку поднял!
        – Витамины попей, – хмыкнул тренер и отправился наставлять молоденькую красотку, тщетно пытавшуюся сделать гиперэкстензию.
        После тренировки и душа Цесаркин ввалился в кафетерий и, велев себе раз и навсегда забыть о мясе, заказал на завтрак суфле из спаржи и смузи из авокадо и шпината. Бросил сумку на пол, собираясь устроиться за столиком у окна и с высоты десятого этажа наблюдать, как солнечные лучи скользят по крышам близлежащих зданий и щекочут верхушки деревьев. Но звук, гулкий и протяжный, словно набат колокола, заставил его насторожиться.
        "В сумке только тряпье и кроссовки", – заверил он сам себя и тряхнул баул снова. И опять услышал лязг металла. Цесаркин, осторожно поставив сумку на плетеное креслице, принялся рыться в необъятном чреве спортивного чувала, наощупь определяя свое нехитрое барахло. Но неожиданно пальцы налетели на что-то твердое. И Денис даже почувствовал легкую боль от такого столкновения. Но яростное удивление, закипевшее внутри, только придало силы. Он откинул вещи в сторону и,наклонившись над сумкой, напоролся взглядом на две старые чугунные крышки от гусятниц, аккуратно сложенные друг в друга.
        «Ну погоди, красавица! Зайчик мой дорогой, погоди! Я тебе отомщу!» – усмехнулся Цесаркин, кляня в душе Нину Тарантуль, посмевшую влезть в его сумку.
        «Сам-то хорош, мясо сожрал, замок поломал, – попенял ему внутренний голос. – Она и отомстила!»
        Денис наслаждаясь ел суфле и размышлял, как бы еще отомстить несносной бабуле. За окном поднималось солнце, медленно приближаясь к зениту, и выходить на душную улицу Цесаркину не хотелось. Он поморщился от мысли, что его ждет работа и привередливый заказчик и, допив смузи, поспешил к выходу. Звонок брата отвлек Дениса от плана мести номер один, когда он заходил в лифт.
        – Статья получилась, закачаешься! – не поздоровавшись,принялся хвастаться Костик. – Шеф обещал эксклюзив сделать, поэтому даже тебе не могу дать прочесть. Даже не проси, – хохотнул брат, а Денис скривился, как от зубной боли. Хвастливые речи Костика он терпеть не мог.
        – Это следующая ступень в эволюции! – орал в трубку брат, захлебываясь от восторга. – Главному статья так понравилась, что он мне еще одно интервью поручил. Поэт Томагавков. Слышал о таком?
        – Да, – усмехнулся Денис. – У него совершенно отпадные стихи. Не пойми о чем. Я читал в каком-то журнале…
        – Где? – резко перебил Костя. – Припомни, пожалуйста!
        – Наверное, в самолете. Знаешь, там выдают бортовые журналы…
        – А-а… – досадливо протянул Константин. – Эти нам не конкуренты.
        – Дурацкие стихи, бро. Словно человек не понимает, о чем пишет… там что-то было про загипсованное море. Бред!
        – Много ты понимаешь? – усмехнулся старший и продекламировал:
        – Море, загипсованное небом,
        Часто снится душными ночами.
        Рано утром я иду за хлебом
        С рюкзаком холщевым за плечами.
        – У? Каково? – переспросил тут же. – Мне нравится! А тебе?
        – Разве что в твоем исполнении, – хохотнул Денис, усаживаясь в машину. Говорить брату о гусятницах в сумке Цесаркин не пожелал. Засмеет и потом станет вспоминать при каждом удобном случае. – Только ты, прежде чем встречаться с этим поэтом Хреновым, узнай о нем хотя бы.
        – Да зачем? Я его стишата прочел, достаточно! Мне еще вот это понравилось:
        -Я черпаю вдохновенье в тучах,
        Что клубятся низко над Монбланом.
        Под зонтом гулять намного лучше.
        Все идет по плану, то есть с планом.
        – Чушь собачья! – отмахнулся Денис и предупредил строго: – Все, бро, мне работать надо.
        Попрощавшись, он рванул в офис, по пути набирая Рогинского. Разговор с братом натолкнул его на весьма интересные мысли.
        – Доброе утро, Антон Анатольевич, -вежливо начал Цесаркин и сразу перешел к делу: – Авторские права на эскизы и товарный знак на изделия кому принадлежат?
        – Мы ничего не оформляли, – пробурчал АнтАнт.
        – Тогда нужно это сделать незамедлительно и подать в суд за нарушение авторских прав, – тут же встрял Цесаркин.
        – Ай молоток, – хохотнул довольный заказчик. – Найди хорошего патентоведа, не обижу.
        – Запросто, – хмыкнул Денис, ужасно довольный собой.
        В обеденный перерыв Нина договорилась встретиться с СанСанычем на квартире, чтобы определиться с объемом работ. Но, войдя в свое собственное жилище, она испытала ужас. Казалось, сейчас из детской снова покажется человек в маске и нападет на нее. Нина прошлась по пустым комнатам, пытаясь успокоиться. Вышла на балкон вдохнуть свежего воздуха и хоть как-то привести мысли в порядок. Не помогло.
        – Ты чего, Нинок? – обеспокоился прораб, выходя следом. Закурил тонкую дамскую сигаретку и, словно оправдываясь, пояснил: – Никак вот бросить не могу. Хоть такие пока курю, а электронные вообще не понимаю.
        – Что-то мне страшно, – пожаловалась Нина. – Получается, злоумышленник легко справился с замками. А была бы я дома, то и со мной тоже. И с Ромкой. – Она всхлипнула, стараясь сдержаться. – Я тут даже находиться не могу. Мне в вашем присутствии не по себе, а одной ночевать вдвойне страшно.
        – Так давай я к тебе перееду, Нинок, – добродушно подмигнул Сан Саныч.
        Нина улыбнулась собеседнику. Внимательно вгляделась в морщинистый лоб и усталые глаза. Зато фигура как у молодого парня. Крепок, подтянут и выглядит как ровесник Дениса Цесаркина, хотя наверняка старше.
        "Сколько ему?" – впервые за многие годы знакомства задалась вопросом Нина, а потом махнула небрежно.
        – Я теперь долго замуж не выйду, Сан Саныч.
        – Из-за отца? – вскинулся он. – Я мог бы помочь.
        – Никто не может. Даже Мишка, – состроила гримаску она и добавила уже серьезно: – Но большое вам спасибо за поддержку. Пойду я. – Она развернулась, чтобы уйти, но прораб остановил ее.
        – Так мы же не решили, на каком проекте остановимся, – удивился он внезапной перемене.
        – Я тут жить не хочу, – вынесла вердикт Нина. – Поэтому все по минимуму.
        Она выскочила на улицу и понеслась по проспекту, даже не подумав воспользоваться общественным транспортом.
        "Получается, что единственное место, где Цесаркины побоятся со мной разделаться, это квартира на Московской. Там на них сразу подозрение падет. А в новой все равно жить не хочется. Поэтому или продам ее, или пущу квартирантов", – думала дорогой она. А потом увидела в конце квартала торговый центр. И зашла в магазин игрушек купить Ромке "Лего". Покупка конструктора немножко развеселила Нину, и, таща огромный пакет с вожделенной сыном коробкой, она лениво брела по галерее и рассматривала в витринах платья и блузочки. Нина покосилась на часы.
        "Зайти уже не получится. Времени в обрез. Да и только в субботу платье купила", – пресекла она попытки собственного шопинга, но у самого выхода заметила лавку с яркой вывеской "Чумовые приколы". Нина шагнула внутрь, даже не понимая, что именно ее тут привлекло. И уставилась на ряды странного товара. Страшные зеленые маски Фионы, Человека-паука и Гая Фокса. Нина усмехнулась про себя и осмотрелась по сторонам.
        – Масочки – чистый латекс, -лысоватый продавец тут же подскочил к ней в надежде втюхать свой товар.
        – Да я только посмотреть, – предупредила она.
        – А все так говорят, – продавец поднял палец и оглядел ее внимательно. – У нас и банкноты имеются. На праздник, на день рождения...
        – Нет, – замотала головой Нина, искренне не понимая, зачем покупать нарезанную бумагу.
        – А вот гляньте на страшные приколы. Мухи, пауки, отрезанные пальцы...
        – А это что? – Нина в изумлении показала на странные кучки в ярких упаковках.
        – «Веселые какашки»! – засмеялся продавец, подмигивая. – Абсолютно безвредная вещь. Можно даже на тарелочку положить.
        Нина внутренне отшатнулась, но тут же покраснела от внезапной шальной мысли.
        "Можно и в судок положить", – хмыкнула она про себя и,вздохнув полной грудью, сделала заказ.
        – Ну вот, а говорили, что вам неинтересно, – довольно заметил продавец, вручая Нине небольшой туго набитый пакет. – Желаю хорошо повеселиться, – хохотнул он вслед.
        "Всенепременно, – мысленно фыркнула Тарантуль. – Веселья час и боль разлуки готов делить с тобой всегда-а", – мысленно пропела она и зашагала по уходившему в горку проспекту к видневшемуся вдали бизнес-центру, где располагался офис компании.
        – К вам посетитель, Нина Александровна, – проворковала секретарша Анечка, стоило Тарантуль показаться в дверях, и махнула рукой в сторону копошившегося в телефоне Синебокова.
        – Простите, если заставила ждать, – пробормотала Нина, открывая дверь кабинета и кидая покупки на первый попавшийся стул.
        Капитан Синебоков плюхнулся без приглашения на другой и устало заявил:
        – В нашем распоряжении оказались записи с видеокамер, развешанных здесь, в центре, и около вашего дома.Сможете опознать злоумышленников?
        – Постараюсь, – передернула плечом Нина, в глубине души надеясь, чтобы люди,устроившие погром в ее офисе, оказались незнакомцами.
        – Флешку можно в компьютер вставить? – поинтересовался капитан, передавая Нине маленький пластмассовый паровозик с болтающейся на подвеске клубничкой из бисера.
        – Маскируетесь, -усмехнулась она.
        – Жена флешку в поезде купила. А дочка брелок сплела. Мне в подарок, – добродушно улыбнулся Синебоков, и сразу стало ясно, что у капитана Синебокова отличная и любящая семья.
        "Хоть от чужого тепла погреться", – горько заметила сама себе Нина и тут же перевела взгляд на экран, где уже мелькали знакомые и не очень лица.
        – Посмотрите внимательно, – официально попросил Синебоков.
        – Я и так вам скажу, – рассерженно кинула Нина. – Вот этот справа, – она ткнула пальцем в экран. – Константин Цесаркин, а второго я не знаю.
        – Зато его засекли камеры около вашего дома. Наверняка подельник. Надеюсь, мы сможем доказать причастность господина Цесаркина как заказчика.
        – У нас его в офисе многие видели, – пробормотала Нина. – Даже Вера Юрьевна может опознать или Калиткин наш. Он этого героя лично из моего кабинета выводил.
        Она собралась еще добавить к рассказу подробностей, как из офиса фабрики выносили тело Цесаркина старшего, но дверь кабинета распахнулась и на пороге застыла Верочка.
        Нина заметила неестественно бледное лицо и тревогу, выплескивающуюся из глаз начальницы.
        – Аська пропала, – выдохнула она. – Нет ни на квартире, ни у подружек. И телефон молчит.
        – Где пропала? – тут же включился в разговор Синебоков. – Когда последний раз видели или говорили с ней?
        – Вчера, – Вера как подкошенная рухнула на стул, заломила пальцы. – Она в Питере живет. Учится там. Вчера с ней говорила. А сегодня телефон не отвечает, а квартирная хозяйка заявила, что Аська месяц назад съехала.
        – Дело молодое, – хмыкнул капитан. – Еще объявится!– И уточнил деловито: – Вы Цесаркина знаете, опознать сможете?
        – Конечно, – печально махнула толстой ладошкой Верочка и, взглянув на экран, поморщилась. – Да, это он. Подтверждаю. Пусть возмещает ущерб!
        – Документы готовим, уголовное дело по факту порчи имущества уже возбуждено по нескольким статьям. Обязательно привлечем его к ответственности.
        Вера, словно глядя сквозь капитана, кивнула.
        – Как же мне найти Аську? Не случилось бы беды!
        – А что ваш муж говорит? – осторожно поинтересовалась Нина, прекрасно зная, что Вера с супругом давно живут раздельно.
        – Он уверен, что это наш с дочкой спектакль, чтобы вытрясти из него побольше денег. Идиот!
        – Через три дня, если девочка не объявится, подавайте заявление в полицию, – предупредил капитан. – Там быстро найдут.
        Нине почудилось, что он собирался добавить"живую или мертвую", но сдержался. По коже прошел мороз от страшных версий, что могло случиться с Аськой в чужом городе...
        – Может, в "ЛизуАлерт" обратиться, – пролепетала Нина. – Пусть добровольцы подключатся.
        Вера решительно мотнула головой.
        – Нет, наш папаня наймет детектива в Питере. Хоть это удалось у него выпросить.
        Вера встала и на негнущихся ногах пошла к себе. Нине хотелось побежать следом, утешить, но в кабинете еще находился майор, лихорадочно заполняющий какую-то форму, а в сумке зашелся трелью сотовый. И,судя по мелодии, звонил бывший муж.
        – Да, Миш, – ответила она на автомате.
        – Нунька, – пробасил Ломакин. – Я тут у матери в Тарнаусе пару дней поживу. Можно Ромку заберу с ночевкой?
        – Возьми, – разрешила Нина и поспешно добавила, помня о пропавшей Аське:– Только глаз с него не спускай, пожалуйста!
        И, нажав на кнопку отбоя, с ужасом поняла, что, если что-то случится с сыном, она просто умрет в одночасье. Но как бы ни сложилась их с Ломакиным совместная жизнь, она твердо знала с первого класса, что за своих близких Мишка готов на все. Только как же это получилось, что она сама, Нина Тарантуль, оказалась неинтересна Мише Ломакину?
        "Красивая и смелая дорогу перешла, – фыркнула она про себя, прекрасно зная,что та самая женщина некрасива и неумна".
        Нина запретила себе думать о вероломстве мужа и, отряхнувшись от грустных мыслей, расписалась в протоколе у Синебокова. А потом вызвала к себе подчиненных и устроила нагоняй за низкие продажи. Лишь после собрания она поняла, что так и не попрощалась с душкой-капитаном.
        – Он сразу ушел? – поинтересовалась она у Анечки.
        – Да, – беспечно кивнула секретарь. – Мы все в его бумажках расписались.
        – Надеюсь, этого придурка арестуют, – пробормотала Нина. – Совсем распоясался.
        Довольный Синебоков вернулся в отделение и сразу отправился к своему непосредственному начальнику.
        – Вот, Кирюха, не зря я в офис к пострадавшей съездил! – заявил он торжественно и бросил на стол майору Кольцову стопку документов. -Готовь документы на арест. Этот придурок, мать его, опасен для общества!
        – Возьми с полки пирожок, – хохотнул шеф. – Там два, твой посредине. – А потом серьезно заметил: – Хорошая работа, Егор.
        Когда за капитаном Синебоковым закрылась дверь, майор Кольцов быстро нажал в трубке на недавний вызов.
        – Денис, – злобно рыкнул он на Цесаркина. – Вы там с братом совсем с ума посходили?!
        Глава 7.
        По дороге домой Цесаркину позвонила мать. Запричитала-заохала.
        – Ты, оказывается, с этой гадиной в одной квартире живешь. И у вас там мир, дружба, фестиваль, – тяжело вздохнула она. – Как же так вышло, сыночек?
        – Мне жить негде, – буркнул Денис раздраженно. Прекрасно, совершенно прекрасно! Его же еще и предателем выставили. – Ты меня к себе не пустила, помнишь?
        – Я не могу обитать с собакой в одном помещении, – пафосно заявила мать. – Но тебя никто не просит любезничать с этой наглой девицей. Она еще и твою часть заграбастает, вот увидишь!
        Денис, прекрасно понимая, откуда подул ветер обид и подозрений, бросил упрямо:
        – Квартиру вы с Юлей сами профукали. Вспомни, сколько раз со дня смерти бабушки ты посещала деда?
        – Мы с ним поссорились на похоронах, – затараторила мать. – К нему Юля должна была ходить.
        – Мама моя дорогая, – хмыкнул Цесаркин. – Делать или собираться сделать – не одно и то же. А зная твою сестру, я больше чем уверен, что все ее посещения сосчитаю на пальцах одной руки.
        – А ты сам? – вскинулась родительница. – Адвокат дьявола! Вместо того чтобы помочь заполучить обратно наше имущество, нас еще и обвиняешь!
        – Обвиняет прокурор, – хохотнул Денис. – А я собираюсь выяснить причины такого роскошного дедушкиного подарка и причины его женитьбы, и если там найдется криминал, то Тарантуль сядет, можешь быть уверена. Но пока истина на ее стороне.
        – Ты! – взвилась мамаша. – Ты не смеешь...
        – Ладно, мам, пока, у меня встреча, – солгал Цесаркин. – Люди ждут.
        – Подожди, – цыкнула она. – Я звонила по делу. У бабы Вари день рождения в субботу. Юбилей. Постарайся приехать. Только без собаки и новой знакомой.
        – Яволь, – буркнул Денис и отключился.
        Зайдя в подъезд, он поднялся на этаж выше и позвонил в дверь к Аделаиде Петровне.
        – Я только на минутку, – заявил с порога и засиделся на целый час. Попивая чаек с прошлогодним вареньем, Денис много чего узнал о людях, живущих в подъезде. Кто пьет, кого отец бросил и как Семен Ефимыч из семнадцатой квартиры борется с болячками при помощи кофейных клизм. Очень познавательно! Наконец Цесаркин не выдержал и напрямую поинтересовался Ниной:
        – Вы помните, как она здесь появилась, Аделаида Петровна?
        – Ну конечно, Денисочка, – вкрадчиво прошептала старуха, поправляя голубые волосы.
        «Мальвина, блин!» – про себя выругался Цесаркин, глядя на белые пухлые щеки собеседницы.
        – Незадолго до смерти Татьяны Андреевны. Где-то за полгода. Бабушка ваша с ней в парке на скамеечке сидела. Беседовали о чем-то. А меня увидели, замолчали обе. Вернее, покойница знак Ниночке дала, та и осеклась на полуслове. Потом она в дом приходила с мужчиной каким-то. Я и подумала, что ваша родственница. А когда у Ивана Алексеевича после смерти Татьяны Андреевны полюбопытствовала... – Старуха замолчала, протягивая кусочек колбаски толстому рыжему коту.
        – Сейчас покормлю тебя, Васенька, – заворковала она над наглым кошаком.
        Цесаркин нетерпеливо кашлянул.
        – И что вам дедушка ответил? – уточнил он.
        – Заявил, что Нина – его внучка... И только сегодня Лерочка сообщила, что он женился на Нине этой и квартиру ей отписал. Ужас-то какой! – Аделаида всплеснула руками, собираясь дальше поносить деда.
        – Это его воля, – крякнул Денис и направился к выходу.
        – Только она ему никакая не внучка, – бросила вслед старуха. – Смысл ему на внучке жениться? Он бы ее просто включил в завещание. Мужики все врать горазды, стоит только кусок свежего мяса рядом увидать да руки к нему протянуть. Вот и дедушка ваш не исключение. Все вы одним миром мазаны, – вздохнула она, провожая Цесаркина. Денис счел за благо удалиться, пока противная старуха не переключилась на своего вероломного мужа, бросившего ее ради ее же подружки.
        Он как ошпаренный выскочил на лестничную площадку и понесся к себе, пытаясь понять, какая из версий кажется ему наиболее привлекательной. Жена деда или двоюродная сестра?
        – Кто вы, доктор Зорге? – пробурчал Цесаркин себе под нос и чуть не врезался в велосипед. Двое подростков с великами отпрянули в сторону, прошептав извинения. Денис кивнул и уже собирался пройти мимо, как мальчишка поинтересовался, добродушно улыбаясь:
        – Нашлась собака ваша?
        – А? – недоумевающе уставился на него Цесаркин, пытаясь вспомнить, чей это родственник и откуда знает о Герде.
        – Мы с вами ночью в беседке ночью встречались, помните?
        – А! – кивнул Денис. – Нашлась красавица. А вы тут живете постоянно или квартиру снимаете?
        – Живем, в двадцать девятой, – подтвердили «дети».
        А мальчик заметил гордо:
        – Это нам родители на свадьбу подарили. А сами за город переехали.
        Денис про себя посчитал, в какой квартире обитают его новые знакомые. Оказалось, такой же «чуланчик», как и его собственный, только двумя этажами выше.
        – Я – Димка, а это Настя – моя жена, – солидно представился пацан.
        Цесаркин внутренне поморщился.
        «Твою налево. Только из детсада выпустились, а уже поженились. Это ж надо было так себе жизнь испортить!»
        А вслух заметил радушно:
        – А я Денис Олегович, живу в двадцать второй. Можно просто Денис.
        На правах старшего Цесаркин протянул руку мальцу и, не утерпев, поинтересовался:
        – А сколько ж вам лет, супруги?
        – Девятнадцать, – хором ответила парочка и заспешила к себе. Денис внутренне содрогнулся и попытался вспомнить себя в эти годы и тех девчонок, с которыми крутил любовь в университете. Ни на одной из них не хотелось жениться. Ни тогда, ни сейчас.
        Он ввалился в квартиру и сразу же напоролся на сладкую парочку, дремавшую в прихожей. Герда,его умная собака, растянулась по всему коридору, а сверху на ней обосновалась Фиби-Буффе. Недособака первой подняла голову и залаяла, а следом открыла грустные глаза Герда.
        «Ну где тебя носит, хозяин?» – поинтересовалась молча.
        – Вот-вот, – загавкала Фиби. – Безобразие!
        – Пойдем на улицу, Герда, – признал свою неправоту Цесаркин и украдкой заглянул в комнату бабули. Столовая оказалась пуста.
        – Сама ее жду, – заскулила жалобно Фиби.
        Цесаркин усмехнулся про себя и, подхватив поводок, свистнул Герде. Та понеслась вниз по лестнице, а жеманная Фиби горестно засеменила в пустую кухню.
        «Где ты бродишь, Арахна? – мысленно поинтересовался Цесаркин. – Нового дедка обрабатываешь?» – И сам задохнулся от возмущения.
        Всю прогулку по парку он размышлял о жене деда. Но вот думать о Нине как о своей родственнице даже не смог. Словно ком застыл в горле.
        «Ну какая она мне сестра!» – раздраженно подумал Денис, кидая Герде мячик. А уже дома вспомнил, что забыл пакет с продуктами на работе.
        «Фу ты ну ты, море ясное! – рассердился Цесаркин, чувствуя, как уши пухнут от голода. – С нее причитается за долбаные сковородки», – тут же решил он и рванул к холодильнику. Выудил знакомый судок с мясом и быстро открыл крышку, намереваясь съесть всего один кусок. Но ошалело застыл на месте. Оставшиеся три куска мяса по-французски украшали пауки и мухи. Пластмассовые, конечно, но есть стряпню Тарантуль разом расхотелось.
        Цесаркин расхохотался на всю кухню, пугая собак, усевшихся на пороге.
        «Вот же стерва! – восхитился он чувством юмора Нины и открыл следом банку с борщом. Но между едой и крышкой оказалась вставленная тарелка, на которой величественно возлежала круглая куча. – «Веселые какашки», – хмыкнул про себя Денис, понимая, что больше никогда не притронется к бабулиной еде. Он вспомнил, как лет в семнадцать пугал аналогичным сувениром Верку, младшую двоюродную сестру. Эта дурочка верещала как резаная, а потом нажаловалась матери. Ну и ему влетело тогда.
        Денис почувствовал, как внутри закипает злость.
        «Зараза, – хмыкнул он про себя, понимая, что сейчас разобьет что-нибудь от голода. – Жалко ей борща и мяса, а сама квартиру захапала!»
        Цесаркин быстро переодел рубашку и отправился обедать в близлежащий вегетарианский ресторан. Но дурацкая спаржа не понравилась. То ли плохо приготовили, то ли надоела!
        Денис вышел на улицу и, кляня жадную Арахну, поплелся домой, намереваясь все-таки затащить в чулан диван из кабинета деда.
        Он все еще мысленно ругался с Ниной, обвиняя ее во всех своих бедах, когда в голову пришла идея, показавшаяся ему великолепной. Цесаркин рванул к машине и, дав по газам, полетел по сонному городу на другой конец к однокласснику Славке Косолапову.
        Косолапов, нечесаный и немытый, один обитал в огромном частном доме. Может, кто-то бы согласился соседствовать с двумя питонами и одной коброй, но жить рядом с неряшливым от природы Славкой не решился никто. Но Косолапову плевать хотелось на женский пол, и Денис подозревал, что друг так и остался девственником, сосредоточенным на удивительном хобби, в одночасье превратившемся в прибыльную работу. Насколько знал Денис, продажа змей и остальных хладнокровных приносила немалый доход. Цесаркин вспомнил, как внутренне содрогнулся, несколько лет назад впервые увидев, как Косолапов отдирает лапки огромным тараканам и складывает живые тушки по баночкам.
        – Зачем ты это делаешь? – изумился тогда Денис.
        – А чтоб не разбежались, – легко отмахнулся Славка.
        Теперь же, присев на уголок табуретки, Денис равнодушно взирал на похожую экзекуцию, попутно рассказывая про квартиру деда и предательство Шурки. А потом бросил будто невзначай:
        – Насыпь и мне в баночку.
        – Зачем? – изумился Славка.
        – Буду смотреть на них, – удрученно пробурчал Цесаркин. – И понимать, что кому-то гораздо хуже.
        – Бери, – удивленно хмыкнул Косолапов и добавил смеясь: – Мне не жалко!
        Нина вернулась домой поздно вечером. Темные окна квартиры показались ей слепыми из-за яркой иллюминации у соседей. Даже на кухне и в чулане свет не горел.
        «Может, Цесаркин отбыл навсегда? – мысленно понадеялась она. – Испугался приколов из чумовой лавки и сбежал? Хорошо бы… – подумала она и тут же опешила, поняв, что лукавит. – Без Герды станет скучно, – жалостливо добавила она и укорила себя. – Разве дело только в собаке?»
        Она одернула себя, запрещая думать о Денисе как о мужчине. Только как о враге!
        «Дураненой!» – приказала сама себе и, напустив строгий вид, вошла в квартиру, где в коридоре уже ждали два мохнатых чудовища. Фибка и Герда.
        По тому, как стоят в холодильнике судки, Нина поняла, что товарищ сосед заглянул в каждый.
        «Еще бы на лицо его посмотреть», – хмыкнула про себя Арахна и, поняв, что сильно устала за день, сразу постелила постель и отправилась в ванную. Собаки рванули следом и уселись около стиральной машины, с интересом наблюдая, как Нина набирает воду и разводит пену. Принимать ванну при свидетелях, пусть даже и мохнатых, Нина посчитала непристойным. Она распахнула дверь и строго велела:
        – А ну-ка, брысь!
        И, закрывшись перед носом у удивленных животных, улеглась в воду, подложив под голову надувную подушку. Сразу же запиликал сотовый. «Облака, белогривые лошадки». Значит, звонит Ромка.
        Сын принялся рассказывать, как они с папой завтра пойдут в парк. А еще он забрал к бабушке Наде новый конструктор «Лего», а еще…
        – Что ты мне подаришь на день рождения? – поинтересовался Рома без всякого перехода.
        – Ммм, – протянула Нина, делая вид, что задумалась. – Не знаю… А что бы ты хотел? Крокодила – носорога? Обезьяну – бегемота?
        – Мама-а! Не дразнись, – засмеялся сыночек. – Ну скажи, что?
        – Не скажу, – хмыкнула она. – Давай вместе песенку споем или стишок мне расскажи.
        – Не хочу стишок, – пробурчал Ромка.
        – Значит, поем, – решила Нина.
        – Папа, а ты подпевать будешь? – тут же осведомился у отца мальчик и, получив утвердительный ответ, переключил телефон на громкую связь.
        – Песня какая? – откуда-то издалека поинтересовался Мишка.
        – Давайте про трусов, – предложил Ромка.
        – Трус не играет в хоккей? – уточнила Нина и затянула первый куплет. Ей из трубки вторили Ромка с Михаилом.
        Денис вернулся домой с полными пакетами еды. Пришлось заехать в круглосуточный супермаркет. И, увидев в коридоре верных подруг, карауливших около запертой двери в ванную,все понял. Из ванной комнаты доносилось пение. Денис прислушался. Слов не разобрать.
        «Пой, ласточка, пой», – хмыкнул про себя Цесаркин и, насыпав корма Герде, с удивлением заметил, как нахальная Фибби-Буффе подскочила к миске и принялась грызть сухой корм. Отгонять собачонку Денис поленился, а тихонько прошмыгнул в апартаменты Тарантуль. Наткнулся взглядом на постель, расстеленную на диване, быстро выпростал из кармана Славкину баночку. И с чувством выполненного долга отправился на кухню и, достав из кулька котлеты из моркови, демонстративно уселся лицом к двери, предвкушая крики и вопли Арахны, беготню собак и даже приезд МЧС.
        Когда щелкнул замок, Цесаркин увлеченно уминал морковную котлету, политую странным соусом из шпината. Дверь ванной распахнулась, и через минуту в клубах пара в коридор величественно выплыла сама Арахна. Он застыл с вилкой в руке от такого зрелища: шелковый халат волочился по полу. Цесаркин уставился на тонкую шею и выбритый затылок с татуировкой, а потом перевел взгляд на волосы, замотанные на темечке в привычную дульку. Нина весело трещала по телефону и, казалось, даже не заметила его присутствия. А Денису захотелось пойти следом и, впившись в губы требовательным поцелуем, упасть с красавицей на постель, нетерпеливо стащить халат, провести ладонью по легкому пушку на бритом затылке. Прижать строптивую девицу к себе.
        Цесаркин поморщился, осознавая, что именно сейчас следует дать самому себе хороший пендель, раз и навсегда перестав фантазировать о бабуле.
        Герда, закончив есть, отправилась к себе на лежанку, а собачье недоразумение Фиби – Буффе, мигом запрыгнув на стул, стоявший рядом с Цесаркиным, потянулась мордочкой к тарелке Дениса. Не унюхав ничего съедобного, смерила его недовольным взглядом и унеслась к хозяйке. Захлопнулась дверь, и Цесаркин приготовился к кульминации Марлезонского балета.
        Поболтав с сыном, Нина мечтала лишь об одном: завалиться спать, чтобы до утра никто не беспокоил. День на работе выдался не самый легкий, а приезд капитана Синебокова и опознание старшего Цесаркина усугубили ситуацию, трудно привыкнуть к мысли, что родной внук Ивана Алексеевича оказался полным ничтожеством. Второй, конечно, красавец, но далеко не ушел. Просто поумней и на рожон не лезет. Она уже подошла к постели и принялась развязывать пояс на халате, как заметила, что лежащая сверху махровая простыня странным образом шевелится. Нина аж зажмурилась от неожиданности.
        «Может, уже к окулисту пора», – сама себя подначила она, аккуратно приподнимая розовую махрушку. И чуть не закричала от ужаса.
        По кипенно-белой простыне прыгали огромные черные тараканы без лапок. Зрелище не для слабонервных. Нина глубоко вздохнула, умоляя саму себя не закричать. Перевела дух и задумалась, что предпринять.
        «Нет уж, – мысленно обратилась она к Цесаркину. – Я не дам вам насладиться моими криками. Никой паники. Сейчас что-нибудь придумаю». Она подбежала к комоду и принялась там рыться, пока в старой коробке для рукоделия не отыскала большой медицинский пинцет.
        «Годится!» – решила Нина, дрожащими руками хватая со стола хрустальную вазу.
        Честно говоря, до возвращения домой Нина весь вечер жалела, что поддалась невесть откуда взявшемуся куражу и разложила приколы по судочкам с едой.
        «Но, во-первых, я высыпала сувенирчики в свою посуду, – сама себе заметила Нина. – Во-вторых, нечего есть чужую еду!»
        Не то чтобы она пожалела кусок мяса или тарелку борща. Попроси Денис, и она б дала! Но противно, что братья Цесаркины не ведают границ и считают себя королями мира. Поэтому, заскочив домой сразу после работы, она выгуляла Фибку возле дома, съела половину борща и, присыпав мясо «мухами» и «пауками», помчалась в Тарнаус к родителям. Подменить маму, в кое веки решившую пойти на день рождения к подружке. Хотя папа и не нуждался в постоянной сиделке, но каждый в семье понимал, что сердечный приступ или повторный инфаркт может случиться в любой момент и очень важно вовремя вызвать скорую, оказать первую помощь.
        – Испеки шарлотку, – попросил отец, стоило матери выйти за порог. Нина взболтала яйца с мукой, залила смесью порезанные яблоки, смешанные с корицей, и сунула незатейливую стряпню в духовку. Она не торопясь заварила чай. И, слушая ворчание отца по поводу ее последних приобретений, уселась напротив. Из своей комнаты прибежал Ромка, хвастаясь собранной из «Лего» игрушкой, а потом на запах шарлотки заявился и Ломакин. Приехал за сыном, да так и застрял до позднего вечера. Как в старые добрые времена, они чаевничали и болтали о разном.
        – Шкатулка сильно потертая, – принялся объяснять отец. – Но очень интересно выполнена. Тонкая работа. Да и сохранилась хорошо.
        – А какой год изготовления? – подал голос Мишка, жуя четвертый кусок шарлотки.
        – Судя по стилю, а это каталонский модерн в чистом виде, год так девятьсот десятый или двенадцатый. Самый расцвет.
        – Дорогая? – снова осведомился бывший зять.
        – Ну как дорогая, Миш? – переспросил отец, и Нина заметила, как он насупил брови, а в зеленых глазах промелькнул огонь недовольства. Отец зачесал назад седые волосы и замолчал на минуту, подбирая слова. А Нина всматривалась в родное лицо. Впалые щеки, поникшие плечи, тонкие длинные пальцы настоящего художника. Отец всю жизнь посвятил реставрации, много лет подряд реставрируя дворцы и музеи. А после инфаркта занялся восстановлением предметов быта, превращая их в настоящие арт-объекты. Вот и шкатулочка из Палермо подверглась сперва тщательному осмотру, а затем и чистке. Перестала походить на радость старьевщика.
        – Все имеет свою цену, Александр Петрович, – промямлил Мишка, заметив, что пауза затянулась.
        – Сейчас ей цена от силы тысяча рублей, – усмехнулся отец. – Нунька, а ты ее за сколько купила?
        Нина быстренько в уме умножила пятьдесят долларов, приходящиеся на шкатулку, на курс ЦБ, поняла, что получила сумму в три раза больше, и неопределенно хмыкнула.
        – Я не помню, пап. – А потом, заметив, как сын приготовился ее опровергнуть, добавила быстро: – Обожаю модерн! Если покупателей не найдется, я эту вещицу себе заберу.
        Отец расхохотался, понимая, что дочь хитрит, и,внимательно глянув на свою любимицу, пробурчал тихонько:
        – Покупатель всегда найдется, Нунечка. Я тогда шкатулку отреставрирую и тебе на день рождения подарю.
        – А мне? Что подаришь мне? – оживился Ромка. – У меня уже скоро...
        – Как же скоро? – усмехнулся дед. – В феврале. А у мамы твоей в ноябре.
        – Ты список составил? – поддел сына Мишка, щекоча худющие мальчишеские ребрышки.
        – Пойдем, я тебе покажу кое-что, – бросил отец и, развернув инвалидное кресло, направился в мастерскую. Мишка, ухватив сына за щиколотки, взвалил брыкающегося Ромку себе на спину и отправился за бывшем тестем.
        Нина улыбнулась, наблюдая, как сын пытается вырваться из крепкого отцовского захвата, И решила не идти со всей компанией в мастерскую, прекрасно зная, чем сейчас примется хвастаться отец – иконой, что привез Грегуар Гарш для оценки. Да и находиться с бывшим мужем в одном помещении не хотелось. Она мыла чашки, как наяву, представляя выражение лица Дениса Цесаркина, вздумавшего полакомиться мяском или схомячить тарелку ее борща. Сюрприз! Она рассмеялась про себя и, поставив посуду на место, подошла к окну и, отодвинув штору, в изумлении уставилась на перекошенное от злости лицо незнакомца. Человек пробормотал какие-то ругательства и, спрыгнув в кусты, скрылся в темноте. Нина бросилась к входной двери, проверила, закрыта ли она. А потом, отдышавшись, неспешно прошла в мастерскую отца и попросила бывшего мужа:
        – Ты не мог бы отвезти меня в город?
        Теперь, аккуратно пинцетом перекладывая в хрустальную вазу кишащих в постели насекомых, Нина с ужасом поняла, что видела незнакомца, заглядывавшего в окна родительского дома. Видела именно сегодня на записи, что принес Синебоков. Подельник Цесаркина.
        – Эти люди ни перед чем не остановятся. Но и меня им не запугать, – мысленно процедила Нина и, собрав всех тараканов, величественно вышла на кухню. Денис Цесаркин все еще печально чах над своими оранжевыми котлетами. Увидев соседку, он пробормотал какие-то извинения, но Арахна поставила перед ним на стол бабушкину салатницу, на две трети наполненную тараканами, и, улыбнувшись резиновой улыбкой, заявила торжественно:
        – Это вам!
        Глава 8.
        Цесаркин не знал, то ли ему плакать, то ли смеяться. Арахна в распахнутом халате влетела на кухню воинственной валькирией и, вручив ему суперприз, удалилась. А он старался изо всех сил не пялиться на ее грудь, вольготно вздымающуюся под тоненькой ночной рубашкой.
        "Обзорчик что надо", – мысленно усмехнулся Денис, отводя глаза. Он попытался что-то сказать, но Нина, смерив его негодующим взглядом, ушла к себе, а следом бросились и собаки.
        – Вернись, – велел своей любимице Цесаркин.
        "Как ты мог?" – пристыдила его Герда. Ее мелкая подруженция даже зарычала, дрожа маленьким тельцем, а потом понеслась со всех ног в закрывающуюся дверь.
        Денису пришлось набрать в салатницу воды и смыть содержимое в унитаз.
        "Потому что дурак", -ответил он про себя на вопрос Герды и отправился на боковую, а утром проснулся от удушливого запаха дихлофоса.
        – Что вы натворили? – ошалело осведомился он у Арахны, с респиратором на носу и баллончиком в руке расхаживающей по кухне. – Собакам вредно дышать этой дрянью, могут отравиться.
        – Они на застекленном балконе, – отмахнулась Нина. – Уже погуляли. А в квартире необходимо провести дезинфекцию. Просто рассадник насекомых!
        – А вы не пробовали отстегнуть яйца? – ощерился Цесаркин. – Хотя бы на время...
        – Они у меня стальные, – жестко отрезала Нина и, зайдя к нему в чуланчик, попрыскала там не пойми куда.
        – Что вы себе позволяете? – рявкнул он, сжимая кулаки.
        – Не больше, чем вы! – фыркнула она. – А уж до вашего брата мне точно далеко. И я добром прошу его остановиться. Еще одна выходка – и пусть пеняет на себя. Даже вы ему не поможете, господин адвокат!
        – Хватит нас шантажировать! – вскрикнул Денис. – Как вам удалось обработать бабушку и деда?
        – Вы намекаете, что я и Коржевскую на себе женила? – хмыкнула Нина. – Уверяю вас, я традиционной ориентации, а вот про вашу бабку не уверена.
        Денис аж взвился от возмущения.
        – Вы! – и не смог дальше вымолвить ни слова.
        – Извините, – нахально протянула Арахна. – У меня нет времени слушать ваше мычание. Вы и в суде не можете пары слов связать?
        Она быстро прошла к себе, и через несколько минут Денис услышал, как за ней хлопнула входная дверь.
        "Гореть тебе в аду", – пожелал на дорожку Цесаркин и, напялив на автомате костюм, открыл окна во всей квартире. Он прошел на балкон в бывшей спальне бабушки и, вызволив оттуда Герду, под лай лохматой крысицы вывел ее на лестничную площадку. Поднялся двумя этажами выше и, когда Димка Карпов открыл дверь, попросил сердобольным голосом:
        – Дим, можно у вас до трех часов Герду оставить? У нас в квартире воняет дихлофосом, а собаке вредно...
        – Заметно, – повел носом мальчишка и добавил серьезно: – Конечно, пусть остается!
        – Герда, будь умницей, – предупредил собаку Денис. – Я только в арбитраж смотаюсь и вернусь за тобой!
        Цесаркин уже засобирался откланяться, как Димка, сбиваясь на шепот, пробормотал смущаясь:
        – Денис... А вы можете одолжить до конца недели пятьсот рублей? Насте денег на телефон положить нужно, а то заблокировали за неуплату.
        Цесаркин радушно кивнул и, выудив из кармана пятисотку, передал Димке.
        – Отдашь, когда сможешь, – подмигнул он и строго предупредил: – Только на дурь не тратить!
        – Не, – замотал головой сосед. – Мы с женой не употребляем!
        Из машины Денис позвонил брату и осведомился недовольно:
        – Ты опять на тропе войны, бро? Я же просил оставить Арахну в покое...
        – Малыш, ну какая война? – проблеял Костик. – Все в рамках закона... Только на мелкое хулиганство тянет. А за это не привлекают.
        – А она считает иначе, – перебил его Денис и сразу понял, что ошибся.
        – Она? Вы там уже беседуете, голубочки? – ехидно поддел брат. – Хотя, малыш, это правильный путь. Коли удастся на ней поджениться, сразу полквартиры наши!
        – Не мели чушь! – рассердился Цесаркин и, припарковавшись около областного арбитража, отключил телефон.
        Все еще сердясь на брата, он взбежал по лестнице на второй этаж, не обратив внимания на странные взгляды охраны на входе и пренебрежительную гримаску секретаря судьи.
        "Точно Коська за моей спиной козни строит, да еще и врет мне!" -в сердцах подумал Денис, заходя в кабинет.
        – Здрасьте, Анна Филипповна, – улыбнулся он во все тридцать два судье. – Я за маленькой консультацией.
        И, усевшись напротив, удивился недоуменному взгляду пожилой дамы, всегда доброжелательной и вежливой. Она закашлялась и громко позвала помощницу:
        – Открой окно, Лена, – рявкнула, как только секретарь показалась на пороге. – Дышать нечем!
        Беседа заняла не более пяти минут.
        – Потом придешь, Денис Олегович, – отмахнулась от его вопросов судья. И когда он, собрав бумаги, направился к выходу, осведомилась ехидно:
        – Откуда ты сегодня к нам пожаловал? Из ассенизационного обоза холерного барака?
        – Что? – не понял Денис.
        – От тебя обычно пахнет элитным парфюмом, Цесаркин, а сегодня дихлофосом несет. Вот я иинтересуюсь, может, ты где подрабатываешь?
        – Да у нас дома нашествие огромных африканских тараканов, – всплеснул руками Денис и сам себе поверил. – Спасу нет. Сегодня травили, а я раньше уйти не успел. Вот и попал.
        – Да, сейчас какой только гадости ни привозят, – поддакнула судья, посмотрев благосклонно. – Все, Денис, уходи, – взмолилась она. – Тут уж точно насекомых нет.
        Цесаркин выскочил из здания суда, будто следом неслись все демоны ада – Голод, Холод, Война и Арахна во главе войска – и сразу поехал домой мыться и менять одежду.
        Он с редким остервенением мутузил себя мочалкой и раза три помыл голову, а потом, переодевшись в спортивный костюм, завалявшийся в чуланном шкафу с незапамятных студенческих времен, отправился в магазин за новым гардеробом.
        В старых трениках и потертой майке Цесаркин самому себе казался гопником и боялся, что в магазин его просто не пустят. Он уже прокручивал в голове кадр из незабвенной "Красотки", когда ее отшили из крутого бутика, но на его, Цесаркино, счастье продавцы любимого бренда его узнали и даже обрадовались внезапно свалившейся удаче одеть постоянного клиента с ног до головы. Он купил с хорошей скидкой летний серо-голубой костюм, галстук в тон, пару белых рубашек и туфли из перфорированной белой кожи.
        – Как жених, – радостно проворковала продавщица, а заметив недовольный взгляд клиента, добавила быстро: – Скоро осеннюю коллекцию завезут, приходите.
        Цесаркин, бросив на заднее сиденье многочисленные пакеты, в новом прикиде сразу отправился в офис к Рогинскому.
        – У меня такое чувство, будто кто-то сливает информацию, – пожаловался АнтАнт, потирая широкой ладонью массивную шею.
        – Есть прецеденты? – насторожился Денис.
        – Нет, – отмахнулся клиент. – Просто чуйка! Да и женушка моя с дочкой какую-то игру затеяли.
        – А вы?
        – Нанял детектива. Но и для тебя задание есть.
        Денис насторожился, показывая работодателю, что он весь –внимание.
        – Смотри сюда, – пробурчал АнтАнт, ткнув пальцем в разложенный на столе чертеж генплана.
        Цесаркин вгляделся в плохо прочерченные линии неоднократно скопированного генерального плана центра города.
        – Вот, – палец Рогинского словно пришпилил небольшой квадратик в самом дальнем углу. – Фабрика, будь она неладна. А это, – АнтАнт, взяв карандаш, обвел три малюсеньких прямоугольника, расположившихся по краям. – Чужая земля. Нет, она, конечно, наша, – расхохотался Рогинский. – Просто в свое время участок выкупали частями и записывали на всяких родственников, чтобы платить меньше налогов. Поэтому основная часть, – карандаш заскользил по самой большой фигуре, – записана на тещу, банан ей в зубы! А вот эта мелочевка – на моего племянника-инвалида. Он, конечно, на здоровье не жалуется, но справочку нужную в кармане имеет, – гаденько захихикал АнтАнт. – Вот и думаю, как собственники соседних участков могут заблокировать работу основному.
        – А что там находится? – Денис сосредоточенно ткнул пальцем в каждый из квадратиков.
        – Да ерунда всякая, – усмехнулся АнтАнт. – Ничего стоящего! Мы их потом выкупили, когда фабрика уже вовсю работала. Собирались еще цех построить, да не сложилось…
        «Знаю, как у тебя не сложилось, – мысленно хмыкнул Цесаркин. – Видел пару раз. С длинными ногами и в короткой юбке».
        Он откашлялся, пытаясь занять затянувшуюся паузу и, задумчиво глянув на клиента, предложил:
        – Я бы съездил туда. Хочу осмотреться на месте. По генплану мало что поймешь.
        – Поезжай, – великодушно разрешил заказчик. – Могу кого-нибудь в сопровождение выделить.
        – Ни в коем случае, – предостерег Денис. – Пока никто не знает, что я на вас работаю, а если заметят около фабрики вместе с вашими подручными, сразу догадаются.
        – Логично, – пробурчал АнтАнт. – Тут ехать минут пять. Потом вернешься?
        – Не знаю, – пожал плечами Цесаркин, внезапно вспомнив о Герде, оставленной у соседей. Но разве такое скажешь заказчику? Не поймет. Поэтому пришлось соврать. – Мне еще в прокуратуру заехать нужно.
        Он добрался до фабрики только через полчаса, терпеливо преодолевая многочисленные пробки. И, кинув машину около смешной цветочной лавки, стилизованной под телегу, отправился к гобеленовой фабрике, расположившейся через дорогу напротив. Цесаркин пересек парковку для клиентов и даже полюбовался на странный, раскрашенный по бокам автомобильчик. По дверям и капоту красного киа рио распускались белые ромашки, а кое-где виднелись и божьи коровки.
        «Прикольно, – про себя отметил забавную машинку Цесаркин. – Но,скорее всего, под этой красотой скрыли какой-то дефект. И зря. Лучше перекрасить. Хотя хозяйка, должно быть, блондинка и ей невдомек, чем это чревато».
        Денис, косясь на здание бизнес-центра, прилепленное к фабрике видневшимся в конце квартала стеклянным переходом, обошел стороной и, запрыгнув на бетонный парапет, отделяющий производство от городской суеты, решил пройти по нему как можно дальше. С небольшой высоты открывался прекрасный вид на территорию фабрики. Забор, призванный закрыть от нежеланных взоров имущество госпожи Рогинской, остался где-то внизу, и теперь сам Денис находился на уровне примерно второго этажа. Цесаркин, прекрасно понимая, что скоро прибежит охрана фабрики, осмотрелся по сторонам. Со стороны забора высота пандуса составляла примерно два метра, а вот со стороны дороги и газона -гораздо меньше. И в случае опасности можно легко спрыгнуть на зеленую травку и, поднявшись на тротуар, вернуться к машине.
        «Путь к отступлению намечен», – сам себе доложил Цесаркин и принялся разглядывать территорию, пытаясь понять, к чему можно прицепиться в хозяйственном споре. Внутренний двор поразил чистотой и порядком. Никаких ветошей, летающих на ветру, или куч мусора. Туда-сюда сновали погрузчики да бегали какие-то люди с бумагами. То ли клиенты, то ли синие воротнички. Лишь старая облупленная хибара в самом центре двора портила впечатление.
        «Интересно», – хмыкнул про себя Цесаркин и прошел еще немного, оказавшись напротив стеклянного перехода, соединяющего фабрику и заводоуправление.
        Денис словно замер на месте, прекрасно понимая, что нашел зацепку.
        «Вот оно! – сам себя похвалил он за решение осмотреться на месте. – Земля под переходом, изуродованная вбитыми в грунт стойками, принадлежала племяннику-инвалиду. – Тут договором аренды вряд ли отделаешься, – подумал Цесаркин, внутренне ликуя. – Вот он, шанс вмешаться в работу фабрики и заблокировать ее деятельность». Прикидывая последствия такого варианта, Денис засмотрелся на сверкающие от чистоты окна переходной галереи и мысленно крякнул:
        «Придется сносить!»
        А потом инстинктивно перевел взгляд на движение внутри подвесного коридора. Из здания фабрики в стеклянную галерею выскочила молодая женщина в шифоновом платье, просвечивающем на солнце. Она напомнила Денису Нину Тарантуль. Гордо посаженная голова с высоким хвостом изнакомое платье.
        «Ты совсем помешался на Арахне, – сам себя отчитал Цесаркин. – Везде она мерещится!» Но пришлось на полуслове прекратить внутренние нотации. Девушка, почувствовав, что на нее смотрят, сначала просто покосилась на стоявшего на парапете мужчину, а потом остановилась, пристально вглядываясь.
        «Трахни в бок меня медуза!» – мысленно выругался Цесаркин. Чуть выше него,отделенная лишь стеклом и расстоянием в десяток метров, застыла пораженная Нина Тарантуль. До невозможности красивая и растерянная.
        Денис на какой-то миг почувствовал себя гордым рыцарем, прибывшим издалека за своей нареченной, томящейся во вражеском замке. И тут же пресек глупые мысли. Конечно, замок, то есть фабрика, оставался вражеской территорией, и на прекрасную принцессу Нина тянула, но вот насчет невесты уже перебор. Никогда им не стать даже друзьями. А жаль! Сама по себе Арахна оказалась самой интересной из всех знакомых женщин. Да и самой красивой тоже. Он уставился на подсвеченную солнцем фигуру, любуясь точеными ногами и округлыми бедрами, отчетливо просматривающимися через ставшую прозрачной ткань. А потом застыл на месте, пораженный смущением на лице Арахны. Но вот она словно пришла в себя и, раздраженно топнув ногой, удалилась.
        Цесаркин, радостно рассмеявшись в голос, спрыгнул с пандуса на газон и поспешил к машине. Он легко спускался с небольшого склона, весело прокручивая в голове неожиданную встречу. Поравнявшись с цветочной «телегой», Цесаркин небрежно щелкнул сигнализацией, и серебристый Галендваген пронзительно пискнул в ответ.
        – Молодой человек, – окликнула Дениса маленькая щуплая продавщица. – Купите своей девушке цветы!
        – Обойдется, – пробурчал он себе под нос и дал по газам.
        – Вот козел, – незлобливо всплеснула руками продавщица, глядя вслед удаляющейся машине с черной разъяренной пантерой, красующейся на запаске.
        Весь путь до офиса Денис злился. На себя. На Шурку, на Нину. Почему-то,когда предложили купить букет, он, отмахнувшись, подумал о Шурке, а представил Нину. И снова увидел ее растерянное лицо.
        «Похоже, мадам Тарантуль на время отстегнула свои стальные яйца», – мысленно усмехнулся он. И тут же понял, что Нина вовсе не алчная щука, а принципиальна до мозга костей.
        «Зачем ей понадобилось выходить замуж за деда? Почему он никому не представил Нину как свою жену? Такие люди, как Арахна, не станут тратить даже год своей жизни на ухаживания за чужим стариком,дабы заполучить его собственность. Нужно узнать всю подноготную этой странной женщины и понять наконец, с кем мы имеем дело!»
        «Что это было? – у самой себя поинтересовалась Нина. – Что случилось, моя хорошая, что ты изволила застыть аки соляной столб, увидев придурашливого внука? Тоже мне, нашлась жена Лота», – мысленно усмехнулась она, силясь прогнать куда подальше образ Дениса Цесаркина, стоявшего на парапете в серо-голубых, идеально отглаженных брюках и белой рубашке.
        «Красивый черт, – про себя сокрушалась она. – Но не по твою душу! Во-первых, он враг, а во-вторых, родственник Кости Цесаркина и прочих неадекватных личностей. А в – третьих, – попробовал вмешаться внутренний голос. – В-третьих – тоже враг», – прервала диалог Нина и попробовала сосредоточиться на работе. Итак, клиенты из Новосибирска прислали рекламацию на партию гобеленов из серии «Города мира». Как получилось, что на мозаиках венецианского собора Сан-Марко вдруг оказались черные, а не золотые нитки? И сам собор теперь смотрелся словно сарай какой, а не главный храм Дожей. Нина с самого утра ругалась с техническим директором, лично бегала в цех смотреть на нитки в станке и, так и не поняв ничего, поспешила к себе, по дороге хладнокровно решив повесить все издержки за брак на производство и отдел закупок. И только эта дурацкая встреча с Цесаркиным вывела ее из себя. Заставила затрепетать сердечко, надежно спрятанное под толстой броней равнодушия и цинизма. Глубоко вздохнув, на ватных ногах, Нина ввалилась в комнату отдыха для випов и рухнула в кресло. Потянулась к лежавшей на столе пачке и, достав
сигарету, прикурила. Потом, затянувшись, словно в последний раз, она сунула пахитоску на край пепельницы и, тяжело поднявшись, дохромала до кухонной зоны и, поставив чашку в кофемашину, ткнула в заветную блестящую кнопку. Со стрекотом и гулом из чрева аппарата полилась черная ароматная жидкость. Нина, вернувшись с чашкой к столу, снова затянулась сигаретой, предварительно смахнув серый столбик пепла в золоченую фарфоровую вазочку, пристроенную Верой под пепельницу. Вообще, вся комната отдыха казалась неким будуаром. Плюшевые кресла и диванчик в стиле ампир – с позолоченными ножками и подлокотниками и сиреневой обивкой, столик на кургузых витых ножках да массажное кресло, позволяющее расслабить в течение тяжелого трудового дня затекшую шею или прихватившую спину. Отштукатуренные стены с псевдоколоннами и лепниной, картины с подсветкой создавали ощущение салонности и куртуазности, за что Нина недолюбливала комнату отдыха и заходила сюда лишь поболтать с Верочкой. Нина снова затянулась сигаретой, пытаясь взять себя в руки, потом через силу глотнула кофе из маленькой чашки. Эспрессо обжег горло, а на
глазах выступили слезы.
        "Прекрати, – самой себе скомандовала Нина. – Дураненой!"
        И неожиданно расплакалась, словно несмышленая малышка.
        – Вот ты где! – послышался сзади голос Веры Юрьевны, начальницы и старшей подруги. – А я тебя по всей фабрике ищу... – Она запнулась на полуслове.– Что случилось, Нина? – И обеспокоенно плюхнулась в соседнее кресло.
        – Достали меня эти Цесаркины, – будто маленькая, пожаловалась Нина. – Один следит денно и нощно, пришлось вчера вечером звонить Синебокову, а второй норовит кипятка налить за шиворот. Сейчас вон вдоль забора околачивался.
        – Который из них? – бросила Вера, закуривая.
        – Денис Олегович собственной персоной гуляли по нашему пандусу и тянули шею в сторону фабрики, – хмыкнула Нина, промокая салфеткой глаза.
        – Так это по мою душу, – отмахнулась Вера Юрьевна. – Антону земля под фабрикой понадобилась, и он нанял какого-то адвоката в голубом костюме.
        – Тогда точно Цесаркин, – пробубнила Нина, допивая кофе. – Про костюм не знаю, а вот брюки на нем серо-голубые. Может, выйти у тети Ани из цветочной лавки спросить? Она могла марку машины заметить.
        – Не надо, и так понятно. А где стояло это юное дарование? Куда смотрело? – ехидно уточнила Вера.
        – Около галереи, – отрапортовала Нина и с сомнением добавила: – Неужели землю под ней затребуют обратно?
        – Умно, – криво усмехнулась Вера Юрьевна. – Я бы и сама так сыграла.
        – Вы и сыграли, – подмигнула Нина и рассмеялась сквозь слезы.
        – Я немножко предвосхитила события, – фыркнула Рогинская. – Теперь посмотрим, что мой муж предпримет дальше...
        – У него в рукаве всего один туз и джокер, – заметила Нина, намекая на оставшиеся два участка.
        – И тех нет, – процедила Верочка. – Я с Рогинским тридцать лет прожила и знаю как облупленного. Неужели он думает, что я не смогу просчитать его шаги? – И, строго глянув на повеселевшую Нину, скомандовала:– Подъем, Тарантуль! Нас ждут великие дела!
        Глава 9.
        Уже из машины Денис позвонил знакомому налоговику и напросился подъехать в инспекцию, а потом тупо пялился в монитор, не понимая, зачем Нине понадобилось проворачивать подобную аферу. Терпеть рядом постороннего старика! И все из-за квартиры? Да у нее самой в собственности имелась квартира, на родителях висели дом и творческая мастерская в Тарнаусе, и к тому же мать числилась среди учредителей семейной гостиницы в Сочи.
        «Как ни крути, а наследница всего достояния одна – Арахна Тарантульевна, – мысленно заметил Денис. – Неужели так легко деньги текли в карман, что она не удержалась? А с другой стороны, баба Таня и Нина, оказывается, знакомы. Может, тут собака порылась? Нужно аккуратно расспросить единственного свидетеля», – мысленно заметил Денис, решив в субботу обязательно посетить юбилей бабушки Вари. Они с бабой Таней – родные сестры и всегда дружили, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. И Татьяна Андреевна могла поделиться с сестрой какой-то информацией.
        Цесаркин вернулся домой и, сразу забрав от соседей Герду, отправился в парк. Его важная и степенная собака носилась вокруг, как щенок, и преданно заглядывала в глаза.
        – Ты решила, что я бросил тебя? – хмыкнул Денис и потрепал Герду за холку.
        – Знаю, – с укором посмотрела на него собака. – Только там Фиби одна.
        – Это вражеский лазутчик, – предупредил Цесаркин собаку и собрался уже кинуть ей мяч, как зазвонил сотовый. Незнакомый номер.
        Денису внезапно показалось, что это звонит Нина. Попросит погулять с Фиби-Буффе или проверить, выключила ли она утюг. Или...
        – Да, – бодро ответил он, сам от себя не ожидая такой прыти.
        – Денечка, это я, – жалобно проблеяла Шурка. – Давай встретимся, поговорим?
        – О чем? – жестко оборвал Цесаркин нежные трели. – Я занят. Да и говорить не о чем.
        – Ты все не так понял, – пробормотала она. – Пожалуйста!
        – Нет, я сказал, – отрезал Денис. – Пока, Шурка, и не звони мне больше!
        В отвратительном настроении он вернулся домой, так и не поиграв с Гердой. И, открыв дверь в квартиру, обомлел. Около столовой на скамейке спиной к двери сидел огромный патлатый мужик.
        – Вы кто? – ошалело уставился на непрошеного гостя Цесаркин.
        – Я-то? – хмыкнул детина, обернувшись. – Меня Нина Александровна прислала. Замки врезать.
        Денис обреченно махнул рукой, наблюдая, как дубовую лакированную дверь корежат дрелью. Он прошел на кухню, где другой мужик делал какие-то замеры.
        – Что тут происходит? – рявкнул Денис, удивившись собственной агрессии.
        – Так... это, – человек потер лысину и воззрился на него недобро. – Нина Александровна велела стену соорудить. От соседа огородиться.– И, видимо, поняв, что перед ним стоит тот самый сосед, напрягся. – А в чем дело?
        – Перегородку можно только с моего письменного согласия возвести, а я его не давал. Пока все юридические формальности не решатся, любые постройки тут отменяются. Ясно?
        Мужик кивнул и, пошептавшись с напарником, поставившим наконец проклятый замок, удалился.
        От охватившей злости Цесаркину хотелось ударить кулаком в стену со всей дури или разбить что-нибудь. Он выглянул на застекленный балкон, выходивший в небольшой скверик, и так увлекся своими мыслями, что чуть не наступил на Фиби. Собака радостно залаяла и запрыгала вокруг. Денис, поддавшись непонятному инстинкту, неожиданно для себя поднял ее на руки и воззрился в наивные чернющие глаза. Маленькая нахалка внимательно оглядела нового друга, а потом со всех щедрот собачьего сердечка лизнула Дениса в лицо.
        -Фу, зараза, – рассмеялся он и, спустив недособаку с рук, отправился в ванную умываться. И только когда Денис подставил руки под струю теплой воды, наблюдая, как ладони заполняются прозрачной влагой, до него дошло, что не злость охватила его, а самый настоящий страх и отчаяние только от одной мысли, что Нина исчезнет из его жизни. И он уже не увидит ее в халате или в шортах, не ощутит то спонтанное единение, что возникло между ними, несмотря на вражду.
        «Эх, Арахна, ну зачем ты окрутила деда Ваню? Чего тебе не хватало?»–досадливо подумал он, понимая, что никогда уже не получит ответ на этот вопрос. Не стать для этой непокорной женщины любимым мужчиной. Мысль обожгла. И обидела. Цесаркин снова напомнил себе, что нужно узнать хоть какие-то подробности у бабы Вари и, быстро засунув в рот морковную котлету, ринулся прочь из дома за мало-мальски ценным подарком для зловредной старушки.
        Первым делом Денис купил павловопосадский платок в первом попавшемся магазине. А затем велюровую лежанку для противного сибирского кота, еще котенком подравшего Цесаркина лет так пятнадцать назад.
        «Должны понравиться», – мысленно решил Цесаркин, и, закинув пакеты в машину, поглядел на часы.
        «Времени вагон, - заметил он про себя. И собрался было заехать к брату высказать тет-а-тет все, что думает об его выходках, как в сотовом замигало сообщение от Рогинского:
        «Можешь приехать в офис?»
        «Да»,– тут же отбил Денис и покатил в сторону, противоположную от дома бро.
        – У тебя в Питере знакомые в органах есть? – без предисловий начал АнтАнт. – Дочка у меня потерялась, а потом нашлась неожиданно. Сдается, крутит она мне пейсы вместе с мамашей. Два сапога пара.
        Денис всмотрелся в гладковыбритое лицо заказчика. Никаких пейсов не наблюдалось.
        «Стало быть, и крутить нечего», – усмехнулся он про себя. А вслух добавил:
        – Вы же там детектива наняли, – уточнил Денис.
        – Этот идиот утверждает, что Аська в Сестрорецке у подружки. И все хорошо. А я звонил в университет, сказали, что она документы забрала и уехала домой.
        – Странно, – пробормотал Цесаркин. – Я свяжусь с приятелем, может, он отправит в Сестрорецк кого-нибудь. На месте проверит.
        – Вот это и правильно, – крякнул Рогинский и, приспустив на переносице очки в тонкой золотой оправе, воззрился на своего адвоката. – Ты на фабрику ездил? Что придумал?
        – Земля под переходной галереей на кого оформлена? – вопросом на вопрос ответил Цесаркин.
        – На Кольку, моего племянника, а что?
        – Вот давайте ее попробуем очистить от всякого рода строений, – усмехнулся Денис. – И еще бы хорошо там иметь засланного казачка. Подкупить кого-то из замов или секретаршу.
        – Не получится, – поморщился Рогинский. – Ленка – Веркина секретарша – ненавидит меня. Юрист и безопасник тоже. Есть еще Нинка. Красива как картинка, – едко усмехнулся АнтАнт. – С ней у нас открытой вражды нет, но она больно принципиальная. Идейная зараза. Против Веры точно не пойдет.
        – Деньги всем нужны, – хмыкнул Денис. – Предложим сумму, от которой она не сможет отказаться…
        – Нет, – мотнул головой АнтАнт. – Говорю же тебе, за идею она. Деньги ей особо не нужны. Бывший хорошо себя чувствует. Больше меня гребет. Здорово Нинке помогает. Не понимаю, чего она вообще работает.
        – Зачем же она с ним развелась?
        – Говорю же, принципиальная. Застала его с бабой какой-то и не простила. Мы ее тут все уговаривали, ни в какую. Сразу на развод подала. – Рогинский отмахнулся. – Бог с ней! Лучше расскажи, что задумал!
        – Я же и говорю, – пробубнил Денис. – Потребовать землицу под переходом. Пусть все стойки уберут на фиг...
        – Так он же рухнет, – усмехнулся Рогинский.
        – Мы этого добиваемся, – хмыкнул Цесаркин. – Для начала выделим в натуре нашу долю и обнесем забором. Тут нам никто не указ.
        – А как же сервитут? – усомнился АнтАнт.
        – Никак, – лениво отрезал Денис. – Собственник давал разрешение, чтобы через его участок шел переход? В письменном виде есть?
        – Конечно, нет, – разулыбался Рогинский. – Для себя строили, нигде не оформляли.
        – Значит, самозахват и самозастрой. Бодрыми колоннами идем в суд.
        – А ты голова, – уважительно заметил АнтАнт.
        – Обращайтесь! – самодовольно осклабился Денис. Они долго сидели в кабинете Рогинского. Строили планы на будущее, да и просто травили анекдоты. Через стеклянные стены Цесаркин краем глаза заметил, как постепенно по домам расходится народ.
        – Офисный планктон относит до хаты, – пренебрежительно пробурчал Рогинский, наливая Денису виски в пузатый стакан. Цесаркин пьяненько хохотнул.
        – Машину придется у вас на стоянке оставить.
        – Так никуда не денется, все под охраной, – пролаял АнтАнт, откусывая большой кусок от сотворенного секретаршей нарядного бутерброда с семгой и огурцом.
        Поздно вечером хорошо принявшего на грудь Цесаркина прямо к дому подвезли на личной машине АнтАнта. Он бодро прошел через детскую площадку к своему подъезду и около самого крыльца заметил знакомую машину, припаркованную на его личном месте. Киа Рио с курочками и синичками по обоим бокам.
        «Ступа Арахны», – фыркнул про себя Денис и, поднимаясь по лестнице, придумал план отмщения за поганый дихлофос и занятое место на парковке. Он забежал на свою часть квартиры, но отправился не к себе в чуланчик, а в узенький темный коридор, переделанный из части бывшего санузла. Влез в громоздкий шкаф, вместе со всем содержимым уныло ожидающий отправку на свалку, и по старой памяти выдвинул нижний ящик с ненужным скарбом. Выудив оттуда два амбарных замка, завалявшихся с незапамятных времен, Цесаркин резко закрыл хлипкие дверцы, собираясь бежать вниз во двор, как неожиданно сверху на него свалилась коробка с рукоделием.
        «Трахни в бок меня медуза!» – выругался он, на короткий миг задумавшись, что делать со всеми этими бантами и лентами. Не будь Денис пьян, то подобная идея вряд ли посетила бы его воспаленное воображение, а так он, криво усмехнувшись, окинул недобрым глазом кучу лоскутов и лент и, выудив два грязно-белых банта, лет двадцать назад украшавших голову сестры Верки, опрометью бросился обратно во двор, на ходу стуча громоздкими замками.
        Нина проснулась от топота в коридоре и звяканья металла.
        «Что он там затеял?» – раздраженно подумала она и, услышав удаляющиеся шаги на лестнице, вышла на балкон и чуть не задохнулась от возмущения. Цесаркин, держа в руках что-то непонятное, носился вокруг ее машины, присматриваясь к дверям. Нина уже собралась крикнуть ему, что сейчас вызовет полицию, как успешный адвокат Денис Олегович Цесаркин, нехорошо улыбаясь, прицепил один за другим огромные навесные замки на ручки дверей, а затем принялся завязывать мятые банты.
        «Идиот!» – усмехнулась про себя Нина и тихонько вышла в коридор. Хотелось найти на кухне чугунную сковородку или скалку и встретить дорогого соседушку.
        «Забью же на смерть», – саму себя предупредила Нина, на автомате открывая ящик комода, примостившегося в коридоре и пристроенного к таким же древним обувной полке и вешалке. Она быстро осмотрела содержимое ящика и, хитро улыбнувшись, пробормотала:
        «Ну держись, кошкуль!»
        И быстро юркнула к себе, чтобы поднимавшийся на тяжелых ногах Цесаркин не заметил ее.
        Полночи Нина ворочалась и думала, кого утром позвать на помощь. То ли Сан Саныча с автогеном, то ли знакомого слесаря из Тарнауса. Ни один из этих вариантов ее не устраивал. Рано утром, так ничего и не придумав, она вызвала такси, мечтая сразу о двух вещах. Во-первых, выпить чашку кофе, сваренного в турке. Эдакий глоток нефти, чудодейственным образом вправляющий мозги и открывающий глаза. А во-вторых, все-таки наведаться к соседу, прихватив скалку… Или сковородку!
        Денис с чувством выполненного долга вернулся в свою комнатенку и завалился спать, кляня последними словами себя, что так надрался без повода, Рогинского, что пил не пьянея, и Арахну, будь она неладна, что явилась в яркий и красочный сон Дениса Цесаркина в откровенном неглиже и принялась танцевать около шеста. Она кружилась словно на карусели, и Денису на странный миг показалось, что он летит вместе с Ниной вверх, подчиняясь движению, закручивающемуся в тугую спираль. Он обнял ее, и она вплотную прижалась к нему. И Цесаркин, словно наяву, услышал ее дыхание, ощутил кожей легкое дуновение около ключицы. Или все-таки наяву? Хотя слабо верилось, чтобы такая чистоплюйка, как Арахна, решила бы осчастливить среди ночи полузнакомого пьяного мужика, презентовавшего прошлым вечером горсть африканских или все-таки аргентинских тараканов. Денис аж затаил дыхание, понимая, что рядом кто-то спит. Он осторожно провел по спине. И мысленно рассмеялся, когда пальцы прошлись по грубому риджу.
        – Герда, твою мать! Никому-то я больше не нужен, – сокрушенно пробормотал Цесаркин, но сталкивать на пол свою любимицу не посмел. Тихонько оглаживая ее по хребту, он дал себе слово завтра извиниться перед бабулей, самому открыть злосчастные замки и под любым предлогом пригласить Арахну куда-нибудь в ресторан, чтобы спокойно поговорить.
        Но утром он проспал. И открыть замки не успел. Денис выглянул в окно, Киа Рио стояла на том же месте, украшенная замками. Вот только банты кто-то снял.
        – Небось сама Арахна постаралась, – усмехнулся Цесаркин, искренне сожалея, что не удалось увидеть удивленное лицо дамочки и услышать ее недовольные возгласы. Он надолго застрял в душе, наслаждаясь тишиной пустой квартиры и струями горячей воды, молотившими по темечку и плечам. Хорошо!
        Но, вывалившись из душа,Денис случайно глянул на часы и понял, что опаздывает. Времени не оставалось. Лишь пятнадцать минут, чтобы напялить на себя джинсы и майку, задать корму Герде и быстренько вывести ее в ближайший сквер. А потом пулей лететь через весь центр в Управление кадастра, где уже договорился со знакомой о встрече по делам Рогинского. Вопрос АнтАнта Цесаркин посчитал важным и конфиденциальным, поэтому решил не посылать помощницу, а смотаться лично. Он зашел вместе с Гердой в квартиру и, окинув выбежавшую в коридор Фиби-Буффе сумрачным взглядом, схватил портфель, намереваясь выйти. Но словно неведомая сила притянула его обратно. Цесаркин, гуманитарий до мозга костей, знал из курса физики только один закон Ньютона – действие равно противодействию. И сейчас сработал именно он. Портфель переместился на прежние позиции и занял свое первоначальное место. И тут Денис заметил, что через кольцо крепления ручки к портфелю проходит толстый жгут арматуры, заканчивающийся красным нарядным сердечком с маленькой скважинкой под миниатюрный ключик.
        – Замок, твою мать! – выругался вслух Цесаркин, не обращая внимания на двух дам собачьего происхождения. – Думала меня напугать, Арахна Тарантульевна? – хмуро осведомился Денис и, скинув с ног кроссовки, бросился к старому шкафу, точно зная, что в его глубинах хранятся ножницы по металлу.
        Память его не обманула, и в самом нижнем отделении, где у деда Ивана хранился инструмент, обнаружились ножницы. Большие, пыльные, с ржавыми ручками. Зато с широкими рабочими поверхностями, сверкающими остриями, будто акульи зубы. В два шага Денис вернулся обратно и, вызвав такси, сосредоточился на стальном жгуте, заводя его внутрь инструмента. Один щелчок -и портфель оказался свободен. Цесаркин, отбросив в сторону испорченный замок, усмехнулся.
        – С кем связалась, девочка? – хмыкнул он, победно глянув на обеих собак, с интересом наблюдавших за его действиями. – Не на того нарвалась, маленькая дурочка! – объяснил он Фиби и Герде расстановку сил. Но собакевны приняли его доводы без энтузиазма и потрусили на кухню. Есть или спать… Какая разница!
        Тут же запиликал сотовый. Пришло такси. И Денис, сунув ноги в новые мокасины, купленные вчера с большой скидкой, схватил портфель и помчался к выходу.
        Он вернулся в офис ближе к обеду. Усталый и вымотанный. Оказалось, что участок племянника инвалида обременен обязательствами перед третьими лицами. Одним словом, глупый Колька взял под него заем у частного лица и деньги обратно не вернул. Всего-то три миллиона! И не трудно догадаться, кто же ссудил деньжат бывшему родственнику. Вера Юрьевна Рогинская. И теперь медленно и верно участок переходил в собственность бывшей АнтАнта.
        – А у нас еще сюрпризы есть, – хмыкнул Цесаркин, чувствуя ужасную тяжесть в ногах. Ступни словно кто опалил огнем.
        «Отек хренов», – выругался мысленно Денис и после долгих раздумий позвонил матери.
        Осведомился лениво о предстоящем юбилее.
        – Тетя Варя уже готовится, – предупредила мать. – Не вздумай отвертеться!
        Денис и не собирался:
        – Посмотрим, как буду чувствовать, – предупредил он мать и тут же добавил серьезно: – У меня ноги сильно отекли.
        – Пил? – сурово поинтересовалась родительница.
        – Да немного, – хмыкнул Цесаркин. – Такого никогда не было.
        – Все случается в первый раз, Денечка, – отрезала мать и посоветовала выпить верошпирон. – Это у тебя проблемы с лимфой. А значит, в организме идет воспалительный процесс. Заезжай ко мне после работы, я тебе дам препаратов. Природный антиоксидант и антибиотик. Месяц пропьешь, полегчает.
        – Ага, – согласился Цесаркин, прекрасная зная, что мамаша оседлала своего любимого конька – здоровье. Не имея никакого медицинского образования, она давала советы всем подряд и даже врачам, вела в Инстраграмм блог «Сами – своими руками», где словом и делом исцеляла своих подписчиков. Денис как-то открыл ее страницу и обомлел, мать советовала наивным людям от всех болезней носить по двенадцать часов носки, наполненные сырым, мелко порезанным луком.
        – Какая-то ерунда, мам, – заметил тогда Цесаркин. – Ничем такое снадобье не поможет.
        – Но и вреда не нанесет, – усмехнулась родительница. – На ступне много активных точек, плюс эффект плацебо.
        – На ступне много активных точек, – словно подслушав его мысли, повторила мать. – Сними носки и хорошенько разомни ступни руками, а потом потри уши…
        – Руки не мыть? – встрял Денис.
        – Вечно ты со своими шуточками, – фыркнула мать. – Я стольким людям помогла. А собственные дети – два идиота! – отрезала она и отключилась.
        Цесаркин, прекрасно зная, что любой разговор именно так и заканчивается, кинул трубку на стол и попытался сосредоточиться на апелляции по давно затянувшемуся судебному процессу. Но не смог, ноги жгло невыносимо. Да еще мягкие и тонкие мокасины начали натирать около мизинцев. Денис тяжело поднялся и прихрамывая доковылял до двери, заперся на замок и, плюхнувшись на разлапистый кожаный диван, стоявший особняком в его кабинете, с величайшим наслаждением снял дурацкие туфли и носки. Он улегся на диван с босыми ногами и сам не заметил, как задремал. Ему снова привиделась Арахна, привязывающая его к кровати и извивающаяся над ним, будто наяву. Яркий сон закончился, не начавшись. Трель телефона вывела Дениса из царства Морфея так быстро, что в первую минуту он не сразу понял, где находится. Подхватил трубку, рявкнув угрожающе:
        – Да!
        – Ты чего такой злой, малыш? – осведомился старший брат. – Случилось чего?
        – Все нормуль, бро, – заверил Денис.
        – Давай пообедаем вместе, – предложил Костик. – Где-то через час в «Данае».
        Денис согласился и, посмотрев на часы, решил, что времени у него вагон. Благо кафе, так любимое братом, находилось в соседнем здании. Цесаркин босыми ногами прошлепал к столу и принялся редактировать с горем пополам составленный документ. Но сон, разбередивший душу, врезался в память, и стоило прикрыть глаза, как снова появлялась Арахна и манила к себе. Скользила обнаженным телом по его торсу, выгибалась в его объятиях и лезла целоваться.
        «Фу тыну ты, море ясное! – в сердцах выругался Цесаркин, отгоняя от себя надоедливую девицу. – Вот же ведьма!»
        Он вернулся к дивану и, решив прогуляться, дабы избавиться от непрошенных фантазий, быстро натянул носки и обулся. А вернувшись к рабочему столу за телефоном, осознал, что ноги снова припекает.
        Денис плюхнулся в кресло, скинул злосчастные тапки, в глубине души подозревая, что нечистый на руку производитель поставил вместо кожаных искусственные стельки.
        «Пойду на принцип, – в душе заранее расстроился Цесаркин, – отвезу в Роспотребнадзор. Пусть проведут экспертизу! А потом в суд подам!»
        Он заглянул внутрь несчастного мокасина и обомлел, увидев аккуратно вложенную тонкую войлочную стельку.
        «Арахна!» – в сердцах крякнул он и расхохотался, понимая, что пристегнутый к обувнице портфель послужил отвлекающим маневром.
        «Трахни в бок меня медуза, – выругался Денис про себя, восхищаясь бабулей. – Теперь мой ход, девушка! Чем же мне тебя удивить, а?»
        Глава 10.
        – Утро, конечно, не самое доброе время. Но сегодня что-то неприятностей выше крыши, – недовольно пробурчала себе под нос Нина, входя в офис. Уже издалека слышались крики из Верочкиного кабинета. А в ответ ей неслись вопли финансового директора, по совместительству родной сестры Рогинской.
        – Ты! Я же просила! – снова завелась Вера Юрьевна. – Как ты могла, Люся?
        Мало того, что полночи коту под хвост из-за шалостей Цесаркина, а утром пришлось на каблуках тащиться в горку пешком пять кварталов, так еще и скандал в офисе.
        Она внимательно оглядела притихших сотрудников, спрятавшихся за мониторами в опен-офисе. Потом перевела удивленный взор на секретаршу Леночку, с деланным равнодушием поливающую цветы.
        – Что там? – напряженно поинтересовалась Нина. – Что случилось?
        – Опять в одинаковых платьях пришли, – одними губами прошелестела секретарь, подойдя поближе. – Накупят шмотья точь-в-точь…
        – Так есть же график, – охнула Нина. – По четным дням – Вера, по нечетным – Люся.
        – Людмила Юрьевна нарушила условие. Вот Вера и ругается. Теперь весь день гонять будет, – сокрушенно добавила Лена. – А я первая на раздачу. Может, попробуете разнять? – осведомилась она невинно.
        – Нет, – отрезала Нина. – Нет времени! – И быстренько юркнула в свой кабинет. Кинула сумку, включила компьютер и на всех парах понеслась на фабрику, рассчитывая отсидеться у технологов. Она выскочила в подвесную галерею, безотчетно бросив взгляд на видневшийся внизу парапет в надежде увидеть там…
        – Глупости все, – одернула себя Тарантуль и заспешила прочь. – Вот навязался на мою голову! – пробурчала она чуть слышно и поджала губы.
        «Вот странная ты, Нина, – принялась отчитывать саму себя голосом покойной бабули. – Человек тебе доброго слова не сказал, обвинил во всех грехах, тараканов в постель подложил. А ты, девка дурная, о нем еще мечтаешь! – Нина вздохнула тяжело, а потом добавила дедовым басом: – Любовь зла, полюбишь и козла!»
        – Вот именно, козла, – фыркнула она, а затем осеклась. – Никого я не люблю… Кроме Ромки и родителей.
        – Ты еще собаку Файку приплети, – в сердцах отрезала бабуля. – Как есть влюбилась!
        – Нет, – отмахнулась Нина и, дабы прекратить дискуссию в голове, позвонила сыну.
        – Так и до психушки недалеко, – саму себя предупредила Тарантуль и ласково проворковала сопевшему в трубку Ромке: – Доброе утро, сыночек!
        Но спокойный и сдержанный ребенок вдруг зашмыгал носом и расплакался.
        – Ты почему плачешь? – забеспокоилась Нина. – А ну, рассказывай!
        – Бабушка Зоя назвала меня дебильчиком. Это плохое слово! Почему она так сказала?
        – Не обращай внимания, Ромулька, – попыталась утешить сына. – Бабушка просто…
        И сама задумалась.
        «Просто что? Чокнулась? Пышет злобой? Или все вместе?»
        – Она просто устала, сыночек. Или оговорилась, – затараторила Нина. – А там бабушка Маня по тебе скучает. И дедушка. Сейчас папу твоего попрошу, пусть тебя к ним отведет. А я вечером приеду…
        – Папа в город уехал. По работе. А тут тетя Тамара и бабушка Зоя. Я хотел сырник со сметаной на завтрак, а она дала мне молочный суп и назвала дебильчиком! – Ромка снова заплакал.
        – Ну подожди, малыш, – попросила Нина, проклиная в душе бывшую свекровь, пожалевшую для внука сырника. – Подожди, я сейчас что-нибудь придумаю!
        – Забери меня к себе, пожалуйста! – заныл сын. – Я не хочу с бабушками жить, я с тобой хочу!
        – Да ты всего как неделю у бабушки Мани гостишь, – изумилась Нина. – А у Зои только со вчерашнего дня.
        – Мама, нет! Я к тебе хочу! – заревел Ромка.
        – Сыночек, я обещаю, – поклялась Нина, понимая, что в такой ситуации объяснять что-то невозможно.
        Вдалеке послышались голоса.
        – Все, мам. Бабушка Зоя идет. Опять меня поругает!
        – Собирай свои вещи и игрушки, – велела Нина. – Сейчас за тобой бабушка Маня придет.
        Представляя своего ненаглядного ребенка в застенках гестапо, Нина бросилась звонить матери.
        – Мама, пожалуйста! – заныла она, как только что Ромка.
        – Конечно, сейчас пойду, – успокоила ее мать. – Но, Нина, завтра мы с отцом в больницу поедем на обследование.
        -Да, я помню, мам, – тут же согласилась Нина. – Я его вечером заберу обязательно…
        – А как же, – забеспокоилась мать.
        – Он скучает по мне, суслик маленький, – тяжело вздохнула Нина. – Ладно, что-нибудь придумаю…
        И она весь день, отвлекаясь от работы, старалась изобрести велосипед. Как поселиться вдвоем в квартире из шести комнат?
        – Неразрешимая задача, компот мне в рот, – пробурчала Нина, в который раз лихорадочно соображая, где именно устроить детскую. И, не придумав ничего лучше, решила прорубить дверь из столовой в соседнюю комнату, стоявшую абсолютно пустой.
        – Все равно, пока Ромка маленький… Да и сама квартира напоминает больше коммунальную. – И, вспомнив о вынужденном соседстве, Нина поморщилась.
        «Надеюсь, Денис Олегович, вы не причините вред моему ребенку, – мысленно обратилась она к Цесаркину и тут же зло заметила: – Ага, как же! Это же родной брат Костика и внук Коржевской! От кого ты ждешь благородства?– И сразу перебила саму себя:– Денис не такой…»
        – О чем мечтает мой коммерческий директор? – ехидно осведомилась Вера Юрьевна, заходя в кабинет.
        – Ромку нужно забирать, с машины замки снимать…
        – Какие еще замки? – насторожилась Вера, садясь на маленький двухместный диванчик, приткнувшийся около окна.
        – Амбарные, – хмыкнула Нина. – Опытный адвокат в голубом костюме мне вчера ночью на Кийку привесил. Теперь бы их убрать как-то.
        – А чего раздумываешь? Вон Калиткину дай команду. Он и замки снимет, и машину к фабрике пригонит. Все равно от безделья мается. Порнуху целый день смотрит.
        – Точно?
        – Про порно? Ну конечно! Мне же Ванятка, сисадмин наш, каждую неделю докладывает. Ты, например, в рабочее время в интернете не зависаешь. А если ходишь в перерыв, так только на Асос за шмотками.
        – Старший брат следит за тобой, – хохотнула Нина, прекрасно зная, что на любом предприятии в обязанности системного администратора входит отслеживать трафик.
        – Сестра, – отрезала Вера и засобиралась к Калиткину. – Сейчас поймаю, уволю на фиг!
        – Вера Юрьевна, – взмолилась Нина, пожалев разнесчастного начбеза. – Люся в таком же платье пришла?
        – Ну да, – отмахнулась Вера. – Ходим теперь как близняшки! Эта же дурочка все за мной повторяет.
        – А сотрудники пугаются, Вера Юрьевна, – хмыкнула Нина и заторопилась к выходу, чтобы первой зайти в кабинет к Калиткину.
        – Евгений Николаевич, помогите, пожалуйста! На мою машину хулиганы замки привесили, – елейно попросила она, выпучив глаза. Предупредить Калитку[a1] никак не получалось, сзади, топоча каблуками, неслась Вера. Но начальник контрразведки все и так понял. Принял задумчивый вид, быстро переключив что-то в компьютере.
        – Постараюсь, Нина Александровна, – солидно заметил он. – Что-то срочное? А то я тут списания бензина проверяю. Слишком много тратят наши водители…
        – Что-то накопал? – строго воззрилась на него Вера, степенно входя в комнатушку, выделенную начбезу под кабинет.
        – А вот смотрите, – Калиткин явно обрадовался зрителям. – Вот два чека, приколотых к одному путевому листу. Время заправки отличается на две минуты…
        – Ну и что? – хмыкнула Вера. – Подумаешь!
        – Так вот, Вера Юрьевна, – гнул свое начбез. – Эти самые заправки находятся на расстоянии двадцати километров друг от друга. – Значит, один чек подложный!
        – Скорее всего, оба, – разозлилась Рогинская и бодро направилась к начальнику транспортного отдела.
        – Поехали, – подмигнул Калиткин. – Она сейчас всех полканов на бедного Иваниди спустит. А мы смоемся. Только скажи, тебе с шоу замки снимать или по-тихому?
        Нина на минуту задумалась. Наверняка[a2] кто-то из соседей видел, как Цесаркин кружил вокруг ее машины.
        – А давайте с шоу, Евгений Николаевич, – душевно попросила она.
        – Яволь, мадам, – хмыкнул начбез и принялся звонить знакомому командиру подразделения специального назначения.
        [a1]Кличка или описка?
        [a2]Наверняка без запятой употребляется
        Подъехав к дому, Нина сразу прошмыгнула в подъезд, и немного позже из окна наблюдала, как с сиреной во двор врывается омоновский автобус, как из него выскакивают молодые ребята в касках и бронежилетах, с автоматами наперевес, и становятся плотным кольцом вокруг ее машины. А из подъехавшего следом микроавтобуса Мерседес выходят солидные парни с металлоискателями.
        – Что же это происходит? – пугливо осведомилась Аделаида Петровна у Калиткина, важно стоявшего с портфелем в сторонке. Черные очки, ежик седых волос и крепкая шкафообразная фигура с потрохами выдавали в нем работника силового ведомства. Эдак в звании полковника. Конечно же, суматошная соседка, с недавних пор презрительно смотревшая Нине вслед, приняла начбеза фабрики за руководителя операции.
        – Проходите, гражданка, не останавливайтесь, – сухо «предупредил» Калиткин.
        – Машину заминировали? – не смогла удержаться от расспросов Аделаида.
        – Паспорт давайте, – строго потребовал Калиткин.
        – Это еще зачем? – испугалась соседка.
        – Сейчас в отделение вас отправим. Препятствуете проведению операции, – отрезал вошедший в роль начбез.
        Нина со своего балкона видела, как Аделаида, резко развернувшись, на всех парах потрусила домой, а ее вечно напудренное лицо перекосило от испуга.
        «Интересно, что же такое Калиткин выдал, что бабку так проняло? – мысленно отметила Нина. – Не забыть бы спросить!»
        Силясь не расхохотаться, она наклонилась к Герде и потрепала ее по холке.
        – Вот твой хозяин удумал, – пробормотала Нина. – Как это называется?
        Умнейшая собака опустила глаза, словно стыдясь за Дениса, а потом понеслась к себе на лежанку, всем видом показывая, что она предана именно этому глупому человеку, своему хозяину.
        По звонку Калиткина Нина спустилась вниз, и начбез громко оповестил на весь двор, что сейчас отвезет ее в управу для дачи показаний.
        – Кто желал вам смерти, Нина Александровна? – пророкотал он, словно иерихонская труба.
        – Не знаю, – проблеяла Нина, усаживаясь в Мерседес, а двое спецназовцев вызвались отогнать ее машину. Настоящие герои!
        – Ну вот, а ты боялась, -фыркнул Калиткин, входя в офис. – Все получилось в лучшем виде. Твоего злоумышленника соседи сами найдут и на газоне закопают.
        – Сомневаюсь я в их способностях, – отмахнулась Нина и, вернувшись в свой кабинет, позвонила Элке.
        – Ты на работе, мать? – устало осведомилась вместо приветствия.
        – Ну да, на проклятых галерах, – хохотнула Элка. – А что? С чем еще сравнить работу в рекламном агентстве?
        – Помнишь, вы в прошлом году для борьбы с автохамами постер печатали? – осторожно поинтересовалась Нина.
        – С кошаком, что ли? – хмыкнула подружка.
        – Ага, – рассмеялась Нина. – Хочу заказ сделать. Картинка та же, только сам постер круглый и на липкой основе. Я его одному человеку на запаску приклею.
        – Это жестко, Нинок, – аккуратно предостерегла Элка.
        – Да так и надо! – вскинулась Нина. – Меня этот Цесаркин достал.
        – Это тот, что тебе квартиру разгромил? – серьезно уточнила Элла.
        – Его брат. Тоже недоумок. Пакостит по мелочам, иногда даже смешно...
        – Он симпатичный? – оживилась Элка.
        – Да... – задумчиво протянула Нина и тут же одернула себя. – Ты его видела. В кафе на меня глазел.
        – Тот, что с морковным десертом вокруг нас бегал? – встрепенулась Элла. – Косил лиловым глазом?
        – Ага.
        – Странная встреча, не находишь? – насупилась подружка. – Очень подозрительно.
        – А я даже не задумывалась об этом, – понуро пробормотала Нина. – Но ты права, на случайность не похоже.
        – Поменяй-ка, душа моя, пароли «вконтакте» и в почте, – слезно попросила Элка. – А я тебе к концу дня твой заказ подготовлю.
        – Я заеду, – заверила Нина. – И тебя домой отвезу. Мне в Тарнаус нужно.
        – С ночевкой? – хмыкнула радостно Элка. – Приходи вечером поболтать...
        – Не-е, – протянула печально Нина. – Ромку заберу и сразу обратно.
        К сожалению, этим планам не суждено было сбыться. Уже поздно вечером, выезжая из Тарнауса на развязку, ведущую к трассе, она глянула в зеркало заднего вида. Мишкин Рэндж маячил сзади, как приклеенный.
        – Еще один навязался на мою голову, – тихо пробурчала Нина и перевела взгляд на заднее сиденье, где, свернувшись в клубок, спал сыночек.
        – Солнышко мое, – умилилась Нина, чувствуя, как тепло разливается по телу. – Мальчик мой родненький. – И тут же вспомнила перекошенное лицо свекрови, прибежавшей выяснять отношения.
        – Мне с вами разговаривать не о чем, – отрезала она тогда. – А с Мишей мы решим, как оградить сына от вашего влияния.
        – Хорошо, что он тебя бросил, дрянь манерная, и на Томочке женился, – зло осклабилась Мишкина мать.
        – Конечно, хорошо, Зоя Федоровна, – с улыбкой согласилась Нина. – Просто счастье, что вы теперь мне никто.
        Зойка ахнула, не ожидав отпора, и, виляя жирной задницей, поспешила со двора. Примерно через час прискакал понурый Ломакин. Он даже не пытался оправдать мать. А только бубнил на ухо:
        – Ты же понимаешь, Нин!
        Заглядывал в глаза да убирал назад непослушные вихры. Мишка тихой сапой так и остался. Сначала на ужин, а затем и до позднего вечера. Вызвался даже проводить до дома. Так и ехали кавалькадой. Но оказавшись во дворе на Московской, Нина порадовалась, что не стала гнать бывшего мужа.
        На пассажирском сидении рядом с водителем встрепенулась сонная Фиби.
        – Тихо, – цыкнула на любимицу Нина и, оббежав машину, попробовала разбудить Ромку. Но сыночек, наигравшись за целый день, спал как убитый. Рядом припарковался Рэндж Ломакина.
        – Давай я его на этаж подниму, – поставил перед фактом бывший и, аккуратно подхватив сына, замер, ожидая, когда Нина возьмет Фибку и закроет машину.
        – А ты свой автобус не запираешь? – осторожно уточнила Нина.
        – А кому он сдался, – хмыкнул Ломакин, любовно оглядывая последнюю модель японского автопрома, а затем серьезно заметил: – Кто тронет, потом костей не соберет. Ты же знаешь...
        – Ага, – кивнула Нина и заспешила вперед, гадая в душе, натравить ли бывшего на братьев Цесаркиных или не стоит.
        «Не стану Косте-выродку уподобляться, а с Денисом сама справлюсь», – решила она, открывая входную дверь.
        – Клади на диван, – махнула рукой в сторону своей комнаты. Михаил, на ходу разувшись, отнес сына на широкое велюровое ложе, доставшееся в наследство от Крутояровых.
        – Хорошая хата, – заявил Ломакин, оглядывая новую собственность бывшей жены. – Очень круто! Молодец, Нинка! Горжусь тобой! Справедливость все-таки восторжествовала!
        – Миш, не надо, – предостерегла Нина. – Нет нужды об этом болтать.
        – Все равно ты молодец. – Ломакин неуклюже чмокнул бывшую жену в висок и засобирался домой.
        Закрыв за ним дверь, Нина уселась на краешек дивана, где уже минут десять притворялся спящим самый лучший мальчик на свете, и тихонечко позвала.
        – Теперь, маленькая хитрушка, можешь открыть глаза. Папа уехал.
        – Уехал? – разочарованно протянул сын. – А я думал, вы помиритесь!
        – Рома, – предупредила Нина. – Тебя любят и папа, и мама, и это главное.
        – Папа тебя тоже любит. А бабушка Зоя – нет. Она тебя называет мерзавкой, а меня дебильчиком.
        – Не обращай внимания, мой хороший, – затормошила сына Нина. – Давай мыть ноги, чистить зубы и спать. Поздно уже.
        Ища в сумке Ромкину зубную щетку, Нина махнула в сторону ванной и туалета.
        – Иди пока … Там выключатель низко, ты дотянешься, – предупредила она. Сын понуро поплелся в туалет, захлопнул за собой дверь. А потом с визгом выскочил обратно, выключил свет и снова забежал, хлопая дверью.
        – Да что же это такое? – поинтересовалась Нина, напустив на себя строгость. Она вышла в коридор и столкнулась с выбегающим из туалета сыном.
        – Мама! – таинственно прошептал Ромка. – Там инопланетяне в унитазе! Посмотри.
        – Ага, и Бэтмен из вентиляции выглядывает, – пробормотала Нина, заходя в темный санузел. И остолбенела, когда распахнутый зев фаянсового трона неожиданно загорелся бирюзовым свечением.
        «Кот мне в рот, – мысленно выругалась Нина. – Цесаркин – придурок, зашла бы сама, точно умерла бы на месте!»
        – Там разные цвета! – восторженно затараторил Ромка. – Давай выйдем и зайдем! Мама, пожалуйста!
        Пришлось включиться в игру сына и вперед него выскочить в коридор. Затем вернуться. Теперь сияло зеленым. Потом красненьким. Когда же снова появилось бирюзовое свечение, Нина, улыбаясь, осведомилась у Ромки:
        – Ты хоть пописать успел, маленький уфолог?
        Сын, на минуту задержав дыхание, потупился.
        – Испугался? – догадалась мать.
        – Немножко, – пробормотал Ромка и уткнулся лицом ей в живот. – Я подумал, что, если там инопланетяне, они меня утащат.
        Нина прижала сына к себе, потрепала по взъерошенным, как у отца, волосам и, заглянув в лицо своему маленькому глупому сыну, спокойно объяснила:
        – Ромулька, это прибор такой, реагирующий на движение. А подсветка, чтобы ночью основной свет не включать.
        А про себя подумала: «Цесаркин, поганый идиот! Я тебе устрою».
        И, уложив сына спать, тихо выскользнула из квартиры.
        Глава 11.
        Этим утром Цесаркин проснулся рано, хоть допоздна караулил Арахну. Он увещевал сам себя, что засиделся до полуночи, читая Комментарий к Гражданскому кодексу, но на самом деле не терпелось услышать, как же вскрикнет бабуля, увидев сияющий унитаз. Денису даже представлялось, что она в ярости ринется к нему в комнату, а он сгребет своенравную девицу в охапку и уже не отпустит до утра. Цесаркин на короткий миг ощутил, как его язык раздвигает ее губы и вторгается в рот. Но кто же знал, что Нина Тарантуль вернется домой не одна. Денис вспомнил, как, услышав шум подъехавшей машины, подскочил к окну и через занавеску уставился во двор. Там внизу, прижимая к себе недособаку Фиби-Буффе, стояла Арахна, явно чем-то расстроенная и недовольная. А здоровый патлатый мужик доставал с заднего сидения спящего ребенка. Вот тут бы метнуться кабанчиком в туалет, снять дурацкое устройство и перенести шоу на другой раз, без свидетелей. Но от невесть откуда взявшейся злости он на минуту застыл на месте, словно не подозревал, что в жизни Арахны существует другой мужчина. Денис плюхнулся на кровать и строго-настрого
запретил себе вожделеть... бабулю!
        «Хватит, –приказал он себе. –Вот так и дед Ваня попался!»
        А потом, услышав шаги в коридоре, а после приглушенные голоса, насторожился.
        «Так и есть!»– мысленно поморщился он. Когда хлопнула входная дверь, Цесаркин вернулся к своему наблюдательному пункту. И сквозь занавеску глянул вниз. Там Нинкин бывший, успокаивая кого-то по телефону, усаживался в Рэндж, припаркованный посредине двора.
        «Даже запереть не удосужился», – хмыкнул про себя Цесаркин, заметив, что владелец не щелкнул сигнализацией, а просто сел и уехал.
        «Кто ж ты такой?»–осведомился про себя Денис, внезапно вспомнив рассказы Рогинского о Нинке-картинке и ее бывшем.
        – Действительно, неплохо себя чувствует, –пробормотал чуть слышно Цесаркин. –Наверняка какой-нибудь уголовник. Главарь банды по отъему имущества у слишком доверчивого населения.
        «Сам такой легковерный. Попался в сети к Арахне, –пресек он свои собственные рассуждения. –Хватит уже в игрульки играть! Пора докопаться до истины».
        Денис записал в телефон номер только что отбывшего Рэнджа и вернулся в постель. И даже попытался уснуть, как чуть не подскочил на кровати от радостного возгласа ребенка.
        Потом Арахна со своим чадом хлопали дверями, носились по дому и примерно через час угомонились. Герда, приподняв голову, настороженно посматривала на хозяина, а затем переводила взгляд на дверь, отделяющей ее от веселья.
        –Нет, –покачал головой Денис. –Мы спим.
        Его интеллигентная собака, тяжело вздохнув, положила голову на лапы, но Цесаркин все равно ощущал ее грусть и печаль.
        –Фиби-Буффе тоже не носится, –пояснил Денис. –Сейчас они угомонятся.
        И минут через десять все стихло и его самого склонило в сон, как слабый еле слышный звук заставил встрепенуться и прислушаться. В замке осторожно провернулся ключ, а потом снова хлопнула входная дверь. Кто-то быстро спускался по лестнице.
        – Интересно, что происходит? –напрягся Цесаркин и, натянув спортивные штаны, выскочил в сонную тишину коридора. Денис в два шага оказался около приоткрытой двери. Заглянул в столовую, где на раздвинутом диване спал, раскинув руки, лохматый мальчишка. А в ногах у него примостилась мерзкая крысица Фиби. Собака настороженно приподняла голову и зарычала, если, конечно, этот чахлый звук можно было б так назвать. Цесаркин отступил в темноту и, зайдя на кухню, выглянул в окно.
        Отсюда хорошо виднелась припаркованная под фонарем Киа Рио и сама Арахна, копошащаяся в багажнике.
        «Куда тебя ночью понесло?»– разозлился Цесаркин и уже собрался спуститься вниз для охраны, как Нина Тарантуль достала из недр автомобиля нечто, похожее на тубус,и заспешила по дорожке к воротам, закрывающимдвор от посторонних.
        «Что происходит, эбонит тебе в ухо?!» – снова сам у себя поинтересовался Денис и застыл у окна, намереваясь дождаться возвращения Арахны.
        Но она через несколько минут забежала в подъезд. Цесаркину в свете фонаря удалось разглядеть блуждающую улыбку на ее обычно надменном лице.
        «К мужику бегала, что ли? –зло хмыкнул Денис и тут же отбросил эту идею. –Нет, слишком быстро вернулась».
        Услышав, как снова хлопнули двери и защелкнулись замки–сначала входной двери, а потом уже и в столовую, Цесаркин заснул сном праведника, твердо решив, что именно завтра начнет расследование.
        Он сумрачно осмотрел себя –хорошо, что уснул прямо в трениках –накинул на голый торс майку и помчался с Гердой в парк, подумать, что легкая пробежка не помешает. Ни ему, ни собаке. И только возвращаясь домой, запыхавшийся и красный от внеурочного бега, Денис заметил около своей машины, припаркованной недалеко от ворот, некоторое оживление. Все пенсионеры и кошатницы с недовольным видом оглядывали его Галендваген, а кое-кто требовал вызвать полицию и составить протокол.
        – Вот поселились некоторые на нашу голову! –со скорбной физиономией вещала какая-то незнакомая бабка, державшая в руках пакетик с китти-кэтом.
        Денис, взяв Герду на поводок, подошел поближе и обалдел. Вместо разъяренной Багиры, готовой к прыжку, у него на запаске красовался Шариков из «Собачьего сердца», в руках у него болтался взятый за шею дохлый кошак, а из-за плеча с укором выглядывал профессор Преображенский. Все бы ничего, пережить можно! Но по периметру баннера шла ярко-красная надпись: «Душили-душили и душить будем!», а внизу, словно печать, виднелась другая. «Кошки–зло!»
        Понимая, что ничего другого не остается, Цесаркин протиснулся сквозь толпу и, сорвав злосчастную наклейку, строго поинтересовался:
        – Кто это сделал? Не знаете?
        Каждый из присутствующих сделал вид, что просто проходил мимо, и лишь одна Аделаида Петровна поделилась сомнениями:
        – У нас во дворе орудует банда. Вчера Ниночке машину испортили, сегодня вам.
        – Ага, – сумрачно хмыкнул Цесаркин, направляясь к себе и представляя, как открутит Арахне башку с татуировкой.
        – Да он и испортил, – тут же наябедничал Семен Ефимович, фанат кофейных клизм.
        – Не придумывайте, –вступилась Аделаида Петровна. – Мы Дениса с детства знаем. Это внук Крутояровых. Он никакой не бандит, чтобы взрывчатку подкладывать!
        – Взрывчатку? – изумился Цесаркин, развернувшись. – Точно?
        – Да, – важно закивала головой Аделаида, и этот странный тик передался другим соседям. – Мне об этом полковник сообщил, руководитель операции. Хотел меня в понятые позвать, но я отказалась. Испугалась, что отомстят, –перешла на шепот соседка.
        – Кто? – не понял Денис.
        – Злоумышленники, –одними губами прошелестела Аделаида и, откашлявшись, добавила: – Безобразие!
        – Точно! – согласился Денис. – Куда вообще управляющая компания смотрит? – Он собрался что-то добавить про камеры, но потом, вспомнив, кому на самом деле обязан иллюстрацией из книги Булгакова, решил не митинговать и заторопился к своему подъезду.
        «Душили-душили, –пробормотал он про себя, словно Шариков.–Трахни в бок меня медуза, я за себя не отвечаю!»
        Он стремительно ворвался на кухню и остановился, пытаясь совладать с собственной злостью. За большим столом, с давних пор стоявшим посредине, сидел мальчишка с волосами до плеч и пил что-то из нарядной чашки с Винни-Пухом и Пятачком.
        – Здравствуйте, – радостно поздоровался ребенок, вытирая ладошкой белые кефирные усы.
        – Привет, – заставил себя улыбнуться Цесаркин и тут же перевел взгляд на Арахну, с утра пораньше разделывающую мясо. Нина нарезала кусок корейки натонкие розовые медальоны.
        – Доброе утро, – пробормотала она. И Денис мог поклясться, что впервые услышал от нее хоть какие-то дружелюбные слова. И за это стоило благодарить только мальчика. В присутствии сына Арахна воевать не станет.
        – Доброе, – согласился Цесаркин, понимая, что порыв задушить пропадает втуне. Он собрался уже пройти к себе, когда Нина, открыв ящик стола, принялась там копошиться.
        – Что вы ищете? – поинтересовался он, стараясь сохранить вежливый тон.
        – Молоток, мясо отбить, – буркнула она.
        – Подобную утварь бабушка хранила в нижнем ящике, – любезно сообщил он. И тут же почувствовал, как на душе заскребли кошки.
        «Почему? Почему все имущество досталось Арахне?»
        Нина сунулась в нижний ящик, оказавшийся пустым, и перевела взгляд на сына.
        – Не получится, Рома. Я вечером сделаю.
        – Тогда я стричься пойду с папой, – заявил ребенок, болтая ногами. –Сначала «пальчики», потом парикмахерская! –добавил он довольно.
        – Хорошо, – тут же согласилась Нина и выдохнула азартно.–Договор дороже денег, да?
        Мальчишка радостно кивнул и с восхищением уставился на мать, принявшуюся кулаком отбивать мясо.
        Денис аж засмотрелся на точные и сильные удары.
        «Такую фиг задушишь», – хмыкнул мысленно Цесаркин и отправился к себе собираться на работу.
        – Мама, а наш сосед темноты боится?– невинно осведомился малыш.
        – С чего ты взял? – быстро поинтересовалась Нина.
        – А для чего он тогда в туалете инопланетное устройство поставил?
        «Чтобы свести меня с ума»,–хотелось закричать ей. Но,сдержавшись, она лишь пожала плечами.
        – Сейчас многие ставят, –словно о чем-то обычном, сообщила Нина, начиняя отбивные брынзой.
        – А он любит «пальчики»?
        – Не знаю, –добродушно усмехнулась мать и предупредила:– О человеке, который тебя слышит, нельзя говорить в третьем лице, Ромулька.
        – Я сам спрошу, –решил сын.
        Нина, закрепив зубочистками края, кинула кругленькие «колбаски» на сковородку.
        Цесаркин, услышав вмиг разнесшийся по дому запах жареного мяса, поморщился.
        «Просто пытка какая-то! – вздохнул он.–Нет, у ребенка ты точно красть не станешь, –велел он сам себе, понимая, что ему долго не продержаться без мяса.
        – Нужно нормально питаться, –мысленно воззвал он к голосу разума. –И с Арахной не мешает поквитаться. Сегодня. Сейчас».
        – Ешь быстрее. Сейчас заедем в парикмахерскую, потом погуляешь с отцом в парке. А часа в четыре я тебя заберу, – донеслось из кухни.
        –Отличный план!–согласился Ромка.
        «Скоро уйдут, –решил про себя Цесаркин. –Сейчас приготовятся дурацкие «пальцы», пацан съест один... Максимум час. Что ж, подождем!»
        Но ждать долго не пришлось. Пока Нина с сыном собирались у себя в комнате, Денис рванул к своему любимому шкафу, хранившему внутри целый арсенал для мести. Он поглазел на полки, заваленные разным тряпьем, затемперевел взгляд на самый верх, где до сих пор в пакетах громоздились дедовы меховые шапки моделей «ушанка»и«пирожок», а рядом в пакетах лежали бабушкины платки и песцовая шапочка, с осунувшимся и пожелтевшим мехом. Все это богатство старших Крутояровых оказалось переложено мешочками с лавандой, огромными таблетками с надписью «Антимоль». А посередине полки стояли не до конца закрученные флакончики с остатками ненавистной Денису «Красной Москвы».
        Он вытянул один, где желтая тяжелая жидкость болталась на одну четверть и, дав себе команду не дышать, бросился в маленькую кладовку, примостившуюся по соседству с его чуланчиком и выходившую на кухню, куда Денис заскочил всего лишь на минуту и быстрым движением залил в нутро утюга несколько капель из пресловутой фигурной бутылочки. Потом, нарочито громко попрощавшись с Гердой, довольный собой, отбыл на работу. Дел сегодня особых не предвиделось. И Цесаркин намеревался, поработав в офисе, в честь пятницы слинять пораньше и отправиться в спортзал. Он уже представлял себе, как после кардиотренировок пойдет в бассейн, а оттуда в хамам. Уже почувствовал, как горячий пар согревает косточки. И в этот момент зазвонил сотовый, высвечивая слово из трех букв. «Бро».
        Костик долго и нудно принялся рассказывать, как наконец-то сегодня он идет к Томагавкову брать интервью.
        – Просто чума, а не стихи, малыш! –восторженно заявил брат. – Вот послушай!
        – Вот тут я с тобой согласен. Настоящая чума, –хохотнул младший Цесаркин и перевел разговор на интересовавшую его тему. –У тебя в архивах коны есть? Нужно узнать, кто именно из стариков получил квартиру.
        – Малыш, тут даже заморачиваться не стоит. Давай рассуждать логически. Бабушка наша
        – прекрасный человек была, но и все. Обычная домохозяйка, а дед –профессор. У нее просто звездный час пробил, когда он на ней женился. Она и замуж выскочила, не посмотрела, что у него от первого брака Лерка, мать наша. Быстрее Юльку родила. На всю жизнь себя обеспечила. Из грязи в князи.
        – Да знаю я, –отмахнулся от брата Цесаркин. –Но Арахна, краб ей в печень, считает, что хата ей досталась по праву.
        – Малыш, –простонал Константин.–Ну а что ей говорить? Опоила вашего дедка, выкрутила ему слабые руки?
        – Наверное, ты прав, –хмыкнул Денис и собрался добавить, что Нина и бабушка Таня знали друг друга,как старший брат прервал беседу.
        – Все, малыш,я около дома Томагавкова. Завтра у бабы Вари свидимся.
        – Счастливо, –буркнул Цесаркин и отключился.Но по дороге в офис заглянул в архив ЗАГСа, а потом в ЖЭК. И если в ЗАГСе удалось обаять молоденькую девчонку и она пообещала найти документы, подтверждающие факт рождения Нины Тарантуль, то в ЖЭКе ждал полный облом. Кабинет паспортистки украшал огромный замок, а на объявлении с указанием часов работы Денису удалось прочитать целый рукописный чат алчущих попасть на прием.
        Цесаркин заявился в офис раздраженный и слегка усталый. Как же надоела эта безалаберность! На прием в паспортный стол не попасть!
        Он вошел в офис, где в приемной его секретарь Галина Андреевна что-то напряженно печатала, а рядом с ней на столе красовалась картонная коробка с логотипом кондитерской, находящейся по соседству.
        Настроение сразу улучшилось.
        – Это у нас по какому поводу? –пропел довольно Цесаркин.
        – Вам доставили. Вон записочка прикреплена:«От благодарных клиентов».
        Цесаркин, глупо улыбнувшись, уставился на половинку листа, где каллиграфическим почерком значилось:
        «Примите этот маленький презент в знак оценки ваших дел и стараний!»
        Денис,передернув плечами, попытался понять, кому из своих заказчиков помог так сильно, что кроме внушительного гонорара ему перепали еще и пирожные. И решив, что пославший сладости обязательно объявится, захватил коробку к себе в кабинет, по пути бросив угрюмой секретарше:
        – Сделайте мне чаю!
        Он вошел в кабинет и, отбросив портфель в сторону, быстро открыл коробку и обомлел.
        Корзиночки с затейливым кремом, тарталетки с разноцветным желе и ягодами! Цесаркин сглотнул слюну от необыкновенной красоты. А еще запах –эдакий микс шоколада и лесных ягод. Полный оболдемон!
        Не дожидаясь секретарши с чаем, он достал из бумажной розетки волован с шоколадным кремом и клубникой и откусил сразу половину пирожного. Денис удивленно воззрился на оставшийся кусок, сохранивший отчетливый прикус зубов. Да и все пирожное оказалось единым целым, а во рту нестерпимо быстро распространился гадкий привкус мыла.
        – Эбонит тебе в ухо! –выругался Денис, выплюнув мыльную массу в урну.–Теперь-то понятно, кто прислал мне этот подарок!
        Он метнулся к кулеру и, набрав полный стакан воды, побежал в санузел полоскать рот.
        – Наверное, что-то перепутали, –обеспокоенно пробормотала секретарь. – Кто бы специально положил мыло ручной работы в коробку из-под пирожных?
        – Мыло? – глупо уставился на нее Цесаркин, не понимая, зачем из мыла делать десерт. – А выглядят как настоящие!
        – Нет, –печально улыбнулась Галина Андреевна. – Сейчас мода такая, делать из разных сортов мыла пирожные и тортики. В интернете полно мастер-классов. И я видела целую лавку в каком-то торговом центре.
        Денис, чувствуя во рту привкус мыла и малиновой отдушки, поморщился.
        – Может, вызвать полицию? – забеспокоилась секретарь. – Такие шутки чреваты…
        Но Цесаркин, отмахнувшись, улыбнулся через силу.
        –Скорее всего, кто-то из моих приятелей повеселился, –хмыкнул он и отправился к себе в кабинет. Лениво потянувшиськ сотовому, обнаружил три пропущенных вызова.
        – Что-то случилось, бро? –осведомился он недовольно.
        – Я в больни-ше, ма-шыш. Прокля-шый поэт шломал мне руку и челюсть!
        – Уже еду! – тут же заверил брата Цесаркин и, подхватив портфель, кинулся на помощь.
        Глава 12.
        Что ни говори, а самая необходимая вещь в доме – утюг!
        В этот раз Нина рассердилась не на шутку. Мало того, что платье одно-единственное придется снова стирать, так еще и в салон опоздали к явному неудовольствию мастера. Хорошо хоть, Настя Аржановская трудилась в «Лайме» директором. Поэтому мужской мастер, улыбаясь слишком радушно, усадила Ромку на приставную кожаную скамейку и протянула между пальцев белокурый локон.
        – Любая девушка позавидует, – радостно возвестила она. А Роман Михайлович напрягся перед неминуемой экзекуцией.
        В процессе стрижки Нина видела, как у сына все ниже и ниже опускаются уголки губ, а на глаза наворачиваются слезы. И решила отойти в сторону, дабы ее впечатлительный сын не расплакался, жалея себя.
        – Опаздываешь, мать, – пробормотала подошедшая Настя. – Хотя на тебя не похоже. Что-то случилось?
        – Сосед утюг испортил. Начала гладить серое платье, такая вонь пошла. Пришлось срочно искать во что переодеться. Сама знаешь, что после погрома у меня вещей не осталось. Хорошо, в машине джинсы и майка валялись. Пока все под паром подержала… Вот и опоздали!
        – Вот же урод! – протянула Настя и, чтобы немного развлечь опечаленную подругу, перевела разговор. – Мы теперь мылом ручной работы торгуем. Любой состав и размер.
        Нина от нечего делать подошла к витрине, где на стеклянных полках кружились настоящие произведения искусства. Прозрачные овалы с фруктами и цветами внутри, озорные ярко-желтые лимоны и зеленые яблоки. Но венцом коллекции стала самая верхняя полка с тортиками и пирожными.
        – Не отличишь, – хмыкнула Настя. – Сама, мимо как пробегаю, съесть хочу.
        – Я спасу тебя, Аржановская, – заявила Нина. – Куплю их все!
        – Зачем тебе столько? – не поняла подружка.
        – Угощу хорошего человека. Он старался, в утюг «Красную Москву» заливал… Только бы упаковку нужную раздобыть…
        – Делов-то, – усмехнулась Настя и скрылась в подсобке. А через минуту вручила Нине картонку с логотипом кондитерской. – Подойдет?
        – Отлично!
        Пока Настя лично складывала «пирожные», Нина зашла в платный ресурс, содержащий любые сведения о юридических лицах или предпринимателях. Обычно Тарантуль пользовалась им, чтобы узнать о финансовом состоянии клиента. Стоило только набрать ненавистные фамилию и имя, как тут же высветилась юридическая контора «Цесаркин и Ко».
        «Цесаркин и Костик», – хмыкнула про себя Нина и быстренько скопировала адрес и телефон. А потом нашла нужный дом на карте. Оказалось, недалеко. Она критически осмотрела себя в зеркале. Потертые джинсы, серая майка поло, видавшие виды балетки.
        «За курьера сойду», – подумала она, решив лично завести посылочку.
        – Не вздумай только сама сунуться, – предостерегла Настя. – С этими юристами шутки плохи. Потом опознают, присудят выплачивать ущерб здоровью.
        -Ты права, – кивнула Нина. – Но что же делать?
        – Оставь у меня. Я сейчас кого-нибудь из учениц отправлю.
        – Спасибо, мать! – Нина приобняла подружку, чмокнула в щеку и поспешила к разрыдавшемуся Ромке.
        – Некрасиво, мама! Ужасная стрижка, – причитал сын, отворачивался от зеркал и утыкался Нине лицом в живот. – Я похож на придурка!
        – Перестань, – одернула его Нина, краем глаза заметив озадаченное лицо парикмахера. – Хорошая стрижка. Все ровненько.
        – Не-е-т, мама! – снова разревелся Ромка.
        – Нормальная стрижка, – раздалось сзади и, повернувшись как ошпаренная, Нина врезалась в бывшего мужа. – Хорошо выглядишь, сынок, – добродушно заметил Ломакин, невзначай огладив по спине бывшую жену.
        – Да? – с сомнением переспросил Ромка. – Тебе нравится?
        – Конечно, – хмыкнул Ломакин, и Нина заметила, как подобрался и заинтересованно поглядывает в их сторону весь коллектив «Лайма». «Сейчас начнется игра на публику и раздача автографов», – раздраженно подумала она и заторопилась к выходу.
        Ее бывший муж и сын поспешили следом.
        – Мама, мы в парк, а потом в пиццерию. Да, папа? – возвестил Ромка, уже забывший о неудачной стрижке.
        – Да, – согласился Ломакин. – Часов до четырех найдем чем заняться. А там у меня дела. Сможешь забрать до этого времени?
        – Я и раньше смогу, – отрезала Нина, даже не подозревая, как недалека от истины. Она проводила взглядом Ломакина и Ромку, похожих друг на друга до невозможности. Одинаковые фигуры, походка, посадка головы. Генетика, вашу мать!
        Может быть, ради Ромки и стоило принять обратно непутевого мужа. Но что толку? У Ломакина все равно появится кто-то на стороне, да и вступать второй раз в ту же зловонную реку ей не хотелось. Чувства к Мишке давно прошли.
        «Рассосалась любовь, испарилась, – мысленно продекламировала она. – Медным тазом давно уж накрылась!» – и сама рассмеялась спонтанным стихам.
        На работе, несмотря на тишину в офисе, чувствовалась напряженность. Словно в соседней комнате лежит покойник и народ не знает, как реагировать. Нина сразу прошла к Верочке, решив, что подобное затишье не к добру, ох не к добру.
        Она заглянула в кабинет начальницы. Никого. По дороге к себе Нина толкнула дверь комнаты отдыха. Вера Юрьевна курила возле окна, а в пепельнице уже собралась гора окурков. Да и губы, зажатые в горькую складку, говорили о внезапно навалившихся проблемах.
        – Что? – выдохнула Нина, входя внутрь.
        – Тебе личное или по работе?
        – И то, и другое, – насторожилась Тарантуль.
        – Во-первых, Аськи нет в Сестрорецке, там только ее айфон. То ли продала, то ли подарила кому-то.
        – А если пробить по симке? – заволновалась Нина.
        – Симка питерская, тут ее никак не пробьешь, – горько усмехнулась Вера.
        – Вы думаете, прячется или украли? – осторожно поинтересовалась Нина.
        – Прячется. Характер показывает. Если бы украли, уже давно бы по поводу выкупа позвонили. Но Антон считает, что это я козни строю. И Аська со мною в сговоре.
        – Антон? – уточнила Нина.
        – Да, утром заезжал на меня поорать. Он просто уверен, что за исчезновением дочери стою я и хочу обнести его как липку. И тут начинается вторая часть неприятностей. В понедельник в одиннадцать он ждет меня у себя конторе, чтобы выставить новые требования. Даже не знаю, что и делать?
        – Возьмите меня с собой, Вера Юрьевна, – предложила Нина. – Может, и я на что сгожусь.
        – А это идея, моя милая, – хитро усмехнувшись, пробормотала Вера. – При тебе Рогинский крыть матом не станет. Уважает тебя, леди!
        Нина с начальницей, переглянувшись, дружно расхохотались.
        – Давай хоть кофе попьем, – предложила Вера и уже направилась к кофемашине, когда у Нины в сумке зазвонил сотовый. Неизвестный номер. Нина нехотя ответила.
        – Да.
        – Нина Александровна, – осведомился знакомый голос. – Капитан Синебоков беспокоит. Роман Михайлович Ломакин вам кем приходится?
        – Сын… – проблеяла в трубку Нина, чувствуя, как ноги становятся ватными. – Что случилось?
        – Приезжайте за ним. Он тут у нас в отделении сидит и всем рассказывает, что коротко стригутся только придурки.
        – О боже, – пробормотала Нина. – Как он у вас оказался? Ромка с отцом в парке гулял.
        – Гражданин Ломакин задержан за нанесение телесных повреждений.
        – О господи, – тяжело вздохнула Нина. – Он прямо в парке подрался, что ли?
        – Нет, с утра успел, – доложил капитан радостно и отключился.
        Денис так и не понял, что же произошло. Со слов стонущего и шепелявившего Костика выходило, что в морду ему поднесли на пустом месте.
        – Даше мяукнуть не успел, ма-шыш, – пожаловался старший брат.
        Поэтому, дабы правильно построить линию защиты, Денис прямо из травмопункта позвонил Кириллу. С Томагавкова уже взяли показания. Он ничего не отрицал, а, наоборот, заявил, что Константин Цесаркин досаждает его семье, наносит урон имуществу, а также заявился лично к нему домой и начал оскорблять. Пришлось принимать меры.
        – Говорят, ты первым начал, бро, – потер затылок Денис. – Оскорбил поэта, третируешь его семью.
        – Глупошти, – скривил недовольную гримасу брат и тут же вскрикнул от боли. – Я же не знал, что этот чудак творит под разными псевдонимами. Лирическую лабуду выдает под именем Томагавкова, блатняк для радио «Шансон» гонит как Гоша Каземирский, а попсу – Ксенофонт Ларин. А я по ошибке назвал его ксенофобом, и он мне тут же закатал, даже не предупредив, – пожаловался на несправедливость жизни Костик. – Это его дурацкая песня про трусы на тесемочке.
        Цесаркин внутренне поморщился, вспомнив раздражавший незамысловатый мотивчик и пошленький припев.
        «Ох, трусы на тесемочке, отказала я Темочке!»
        «Глупость несусветная», – подумалось Денису, а вслух он неожиданно для себя поинтересовался:
        – А как его настоящие имя, фамилия?
        – Михаил Ломакин, – через силу сообщил брат.
        – Тогда все понятно. Бывший муж Нины Тарантуль отплатил тебе за дурацкие акции устрашения.
        – Я же не знал… – пробурчал недовольный Костик.
        – Учи матчасть, бро, – хмыкнул Цесаркин и отправился в отделение полиции, надеясь на месте разрулить ситуацию.
        – Я говорил тебе, – зло осклабился Кирилл. – Я просил тебя хоть немного сбавить обороты. Но кто бы меня слушал! Костик самым умным себя считает?
        – А можно хоть что-нибудь сделать? – пробормотал Денис, читая заявления Тарантуль и Рогинской.
        – Нет. Уже не могу, – вскинулся Кирилл. – Знаешь, кто Ломакина защищает? Белоусов! Уже несется сюда на всех парах.
        Цесаркин поморщился. Белоусов – известный в городе адвокат по уголовным делам – слыл защитником криминального авторитета.
        – А чего он? – поинтересовался Денис. – Вроде Ломакин не его поля ягода.
        – Его, его! Любимый поэт нашей братвы Гоша Каземирский. Твоего брата я тоже на трое суток закрою для выяснения обстоятельств. И скажи спасибо, что сразу не на пятнадцать.
        Благодарить Кирилла Денис не стал, а просто, кивнув, вышел в коридор.
        «Бро – дурак, так влипнуть! Теперь вменят преследование и разбой. Какого черта ему понадобилось крушить все в квартире Нины Тарантуль? А кабинет на фабрике? Да еще машину поцарапал. Идиот! Фрукт эбенового дерева!»
        Цесаркин осмотрелся по сторонам в надежде хоть как-то справиться с желанием вернуться в травмпункт и поломать брату другую руку.
        В дальнем конце пустого коридора одиноко сидел мальчишка лет семи и скучающе водил машинкой по соседнему креслу.
        «Ромка! Нинин сын»,– пронеслось в голове, и Денис, не сомневаясь ни минуты, направился к ребенку.
        – Привет, любитель «пальчиков», – улыбнулся он, усаживаясь рядом. – Кого ждешь?
        – Маму, – пробурчал малыш. – Папу менты повязали. – А потом, глянув с любопытством на нового знакомого, поинтересовался наивно: – А как вы меня узнали с этой уродской стрижкой?
        – Тебя красиво подстригли, – тут же заметил Цесаркин. – Но ты же понимаешь, что для настоящего мужчины стрижка не главное.
        – Ну да, – солидно заметил Ромка и лукаво осведомился: – А вы что тут делаете?
        – По работе приехал. Я – адвокат.
        – А как же ваша собака? Она может одна дома находиться? Вот Фибка наша совершенно разбалованная. Мама ее иногда на работу берет, представляете?
        Денис рассмеялся.
        – Да, балованная. Она у меня чуть полкотлеты не съела. И у Герды иногда в миске подъедает.
        Ромка расхохотался, прикрыв рот рукой.
        – А мама знает, что ты здесь? – мимоходом осведомился Цесаркин.
        – Ага, – кивнул Ромка. – Пока я тут чай с пирожком пил, ей какой-то полицейский сообщил. А потом уже и я позвонил. Только сначала растерялся немножко. Она сейчас приедет.
        Денис кивнул, твердо решив посидеть с мальчишкой до приезда Нины. Взаимная вражда может подождать, когда дело касается ребенка.
        – Дедушка говорит, что это мама Фибку разбаловала, – разоткровенничался Ромка. – А сам Зайку с рук мясом кормит, когда бабушка не видит.
        – Зайку? – не понял Денис.
        – Да, кошку так зовут. Знаете, какая она противная. Меня поцарапала, – мальчик показал на тонкую ссадину на предплечье.
        – А как ты думаешь, почему у зайца уши длинные? – озадачил ребенка Цесаркин.
        – Ну… – Ромка задумался. – Чтобы слышать хорошо… когда волк идет. Или медведь…
        – У зайца в ушах находятся тонкие сосуды. Кровь туда поступает и охлаждается. И уже более прохладная идет по всему телу. Такая система охлаждения.
        – Уши - кондиционеры, – засмеялся, догадавшись, Ромка. И уставился на вошедшую в коридор патлатую грязную цыганку, озиравшуюся по сторонам.
        – Точно! – довольно хмыкнул Цесаркин, отвлекая ребенка. – А у дедушкиной Зайки длинных ушей нет?
        – Она же кошка! – снова захихикал мальчик, отводя взгляд. – Но хитрая! Любит к дедушке в коляску запрыгнуть и вместе с ним ездить.
        – Как барыня, – усмехнулся Цесаркин, краем глаза наблюдая, как ушлая бабенка, оправив многочисленные юбки и фартук, входит в самый дальний кабинет.
        «Отчего же ребенку в кабинете места не нашлось? Тут и так всякий сброд ходит. Мало ли…» – Цесаркин не успел подумать до конца, как в распахнутом проеме, выходящем на лестничную клетку, увидел Нину. Встревоженную, бледную, с взлохмаченными волосами.
        «Небось, бежала всю дорогу», – пронеслось в голове, а взгляд на секунду задержался на груди. Два идеальных полушария вздымались и опускались в такт дыхания. Денис почувствовал дикое желание подойти вплотную, обнять, пригладить распушившиеся волосы. Просто успокоить, прошептав, что все будет хорошо. Цесаркину на миг показалось, что обними он Арахну, и она не стала бы возражать. Слишком растерянная и беззащитная. Ромка, тут же подскочив, уткнулся матери в бок.
        Но сзади на лестнице опять послышалось какое-то движение. И Цесаркин, выглянув за спину Арахны, встретился взглядом с тучным одышливым мужиком.
        – А, Цесаркин! – хохотнул тот. – А я думаю-гадаю, откуда знаю эту фамилию! Это твой родственник, что ли, моего клиента третирует?
        – Брат, – улыбнулся Денис, пожимая мягкую, словно набитую ватой, потную ладонь. – Но его участие еще не доказано.
        – А вот Нинок другого мнения, – хмыкнул Белоусов, заграбастав Арахну в медвежьи объятия. – Только я не пойму, вы двое знакомы, что ли?
        – Живем вместе, – хохотнул Цесаркин, не подумав, и только потом покоился на Нину, ставшую пунцовой.
        – В одной квартире живем, Геннадий Палыч, – пробормотала она.
        – Да хоть и вместе, Нинок, – раскатистым басом возвестил на все отделение Белоусов. – Денис – мужик правильный, адвокат классный, а Ломакина Томка все равно из загребущих лап не выпустит. Он и сам никуда не денется. Слава и бабки – самая сильная наркота! Кто раз попробовал, уже с иглы не слезет.
        – Пусть живет с Томой, – равнодушно процедила Нина и, взяв сына за руку, направилась к лестнице.
        – Родителям привет передавай, – крикнул напоследок Белоусов.
        Арахна кивнула, улыбаясь, и быстро заспешила вниз.
        – А знаешь, откуда взялся псевдоним Томагавков? – усмехнулся Геннадий Палыч, отечески положив ладонь на плечо Цесаркина.
        – Нет, – мотнул головой Денис. Задай этот вопрос кто другой, и Цесаркин не выдержал бы, послал, но нажить врага в лице самого Белоусова, славящегося мстительным характером, да еще при рассмотрении дела, показалось Денису опасным, и, приняв заинтересованный вид, он участливо осведомился: – Расскажите, пожалуйста!
        – Да особо рассказывать нечего. Мишка писал попсовые песни и блатняк, а вот Томке, его новой жене и продюсеру, захотелось еще и лирику. Ну чтобы муж вошел в историю как серьезный поэт. Она долго его доставала. Он не вытерпел, начал писать, чтобы в доме скандалов не было, а псевдоним взял из двух слов «Тома» и «гавкает», вот и получился Томагавков!– Белоусов громко захохотал, и на раскаты смеха из кабинета вышел Кирилл.
        – Добро пожаловать в наш дурдом, Геннадий Палыч, – поприветствовал он Белоусова. – Ваш клиент отказался протокол подписывать, вас ждем.
        – Правильно сделал, – пробурчал, посерьезнев, адвокат и быстро прошел внутрь.
        Кирилл, прикрыв за ним дверь, предупредил чуть слышно:
        – Не уходи пока, за Константином уже группа поехала.
        Цесаркин сам не помнил, как добрался домой. Хотелось спать от усталости, а еще неимоверно поесть. Кусок мяса или спаржу с виноградом!
        «Его» место снова заняла Киа Рио с дурацкой аппликацией по бокам, поэтому пришлось воткнуть Гелендваген около ворот, втайне надеясь, что Арахна не навесит поверх Багиры еще один провокационный постер. Около подъезда Цесаркин по многолетней привычке поднял глаза к своим окнам. Свет горел лишь на кухне. И вместо голода на пару минут Денис почувствовал накатившее раздражение.
        «Сидела б Арахна в своей комнате, не искушала меня. Наверное, жарит мясо или печет. Я точно с ума с голодухи сойду!» – пробурчал он про себя, устало тащась по лестнице и лихорадочно вспоминая, остались ли в холодильнике морковные котлеты.
        Но на кухне никто не стряпал. Зато в углу спали собаки. Герда, вытянув лапы, дрыхла без задних ног. Сверху на ней устроилась балованная недособака Фиби. А по обеденному столу валялись многочисленные деревянные детали и чертеж, ясно указывающий, как из груды разнокалиберных кусков можно собрать машинку или трактор. На все это богатство задумчиво взирала Нина, безуспешно пытавшаяся пристроить то одну, то другую деталь. Напротив нее сидел Ромка и завороженно следил за действиями матери. Увидев возникшего на пороге Цесаркина, радостно воскликнул:
        – А вы умеете собирать конструкторы?
        – Когда-то получалось, – вздохнул Денис, улыбнувшись. И сам себе подивился. Куда-то исчезла усталость. И больше всего захотелось сесть рядом с этой женщиной и ее сыном и собирать машинку или трактор. Или что там у них… без разницы.
        – Кушать будете? – участливо поинтересовалась Нина. – У нас на ужин «пальчики» и пюре. Все еще горячее.
        – Тогда махнемся не глядя, – весело предложил Цесаркин. – Я помогу собрать трактор, а вы меня покормите. Идет?
        Арахна добродушно кивнула, а Ромка завопил во все горло:
        – Ур-а-а! – А потом пробурчал деловито:– Только это не трактор, а мотоцикл.
        Глава 13.
        – А что вы сделали с моей собакой? – с улыбкой поинтересовался Цесаркин, прожевав маленький кусочек мяса.
        Нина с Ромкой переглянулись, как нашкодившие дети.
        – Мы ее в парк взяли, – «покаялась» Нина, решив будь что будет.
        – Герда тоже балованная, – авторитетно заявил Ромка.– Никак не захотела дома оставаться. Мы с мамой только вошли, а она уже сидит в коридоре и смотрит печально.
        – Это она умеет, – весело согласился Денис. – Актриса театра, а не собака.
        – Пришлось идти, – вздохнул Ромка. – Мы с ней наперегонки побегали.
        – А что в это время делала Фиби? – осведомился Цесаркин, уминая остатки «пальчика».
        – Ну как что? – всплеснул руками Ромка. – Рядом с мамой на поводочке шла. А мы с Гердой на школьном стадионе два круга оббежали.
        – И кто кого обогнал? – подначил Ромку Цесаркин.
        – Она быстрее меня бегает, – сокрушенно заметил мальчик и тут же, встрепенувшись, заглянул в пустую тарелку Дениса. – Вы поели? Давайте модель собирать! А потом чай с пирожными пить. Мы с мамой в кондитерскую заходили.
        При слове «пирожные» Денис почувствовал изжогу, а Нина смутилась, но,чтобы скрыть улыбку, быстро подскочила к плите и завозилась там с кастрюльками.
        – Спасибо за ужин, – поблагодарил Денис. – Очень вкусно! Спасли меня от голодной смерти. И особая благодарность от имени Герды. Выручили!
        – Мы ее выручили, – мягко поправила Нина. – Жалко стало. До такого позднего часа она бы не утерпела.
        – Раньше не смог, – коротко бросил Цесаркин, решив не вдаваться в подробности. Да и стоило ли рассказывать Нине, как пришлось врать что-то про срочную командировку бро мающейся токсикозом невестке? Дело, казавшееся поначалу простым мордобоем, грозило перейти в сложные разбирательства. Константин стоял на своем, как памятник на площади, и ни на какие уговоры не поддавался. Старший брат признавал только два факта. Во-первых, назвал Ломакина ксенофобом, а во-вторых, поцарапал Нине Тарантуль кузов машины и проколол покрышки. Организацию погромов Костик всячески отрицал, чем вывел из себя Кирилла Кольцова.
        – Пусть сознается, – проскрежетал зубами Кирилл. – У нас есть съемка, где твой брат с подельником около бизнес-центра разговаривал. А он очень хорошо виден на камерах около дома Тарантуль. Такие совпадения невозможны.
        – Ты сам понимаешь, что это никакое не доказательство. Брат мог закурить дать прохожему или объяснить, как пройти в библиотеку.
        – Сам иди… в библиотеку, – отмахнулся Кольцов. – Мы найдем этого человека, коли твой бро не собирается помогать следствию, – отрезал Кирилл.
        Они заболтались до позднего вечера. Собранный мотоцикл, ведомый Ромкиной рукой, поездил немного по столу, потом по дивану, а затем бравый водитель привалился к матери под бок и уснул. А Денис, заметив в глазах Нины плохоскрываемый интерес, травил байки. Взахлеб рассказывал про университетские приключения и даже вспомнил прапорщика Матвеева, не будь он к ночи помянут. Нина улыбалась и тихонько, чтобы не разбудить задремавшего сына, подхихикивала. Ее ладонь медленно поглаживала худенькие мальчишеские плечики и спину, обтянутую желтой застиранной майкой. Ромка спал, подложив под щеку ладошку, а в углу дрыхли собаки, умаявшись от беготни.
        «Остапа несло», – мысленно хмыкнул Цесаркин и уже приготовился поведать Нине уморительную историю о том, как в армии, а служить в роте разведчиков пришлось целый год, молодой лейтенант Цесаркин со всей дури закатал прапорщику Матвееву ногой в нос.
        «Удар отрабатывал, трахни в бок меня медуза!»
        Но как только Денис издалека начал рассказывать Нине об армейской службе, рядом с ней заворочался Ромка. Уселся на диване и потер глаза, ноя в обыкновенной манере:
        – Мама, хочу чай! Мы же купили пирожные!
        Нина нехотя поднялась, поставила на плиту старый бабушкин чайник и, вынув из холодильника памятную коробку, принялась выкладывать эклеры и буше на большую плоскую тарелку.
        Денис снова ощутил привкус мыла во рту, хотя с момента потребления мыльной закуски прошло почти двенадцать часов. Но организм, твою мать, запомнил этот незамысловатый вкус, превратив реакцию на десерты в условный рефлекс.
        – Берите! Они такие вкусные! – предложил Нинин сын, а она сама, заваривая чай, прикусила губу, силясь не рассмеяться.
        Он поймал себя на мысли, что еле сдерживается, чтобы не зацеловать эту женщину до потери сознания и, подхватив на руки, не уволочь к себе в чуланчик, а там, разложив на узком диване медленно и неторопливо свести ее с ума. И по возможности себя.
        – Вы не любите сладкое?– поинтересовался озадаченно Рома. – Я так люблю! И пирожные, и конфеты!
        – А ходить к стоматологу?– ехидно осведомилась Нина.
        – Мама!– негодующе воскликнул Ромка. – Я не хочу!
        – Две стороны одной медали, – хмыкнула Нина. А Денис, откашлявшись, потянулся за буше и опасливо глянул на Тарантуль. Еще раз отведать мыла ему явно не хотелось.Но Нина, усевшись за стол, взяла точно такое же буше и демонстративно его надкусила.
        Она посмотрела в глаза собеседнику. Никакого подвоха! А Денис не сумел скрыть от нее вздоха облегчения. И, поймав взгляд хитрых глаз, расхохотался. Прекрасная Арахна засмеялась в ответ. Лишь один Ромка непонимающе переводил взгляд с матери на соседа, а потом захихикал вместе со всеми.
        Расходились поздно. И теперь уже Нина с сыном рассказывали Цесаркину о противной кошке Зайке, а потом смешную историю о том, как Ромка, накрывшись огромным одеялом, заснул у себя в детской, а бабушка Марина бегала по всему району его искала. И даже хотела вызвать милицию.
        – А я под одеялом замаскировался, как настоящий разведчик! Меня мама нашла.
        – Когда с работы сорвалась и приехала тебя искать, – печально улыбнулась Нина. – Давай, разведчик, мыться и спать!
        – А вы? – поинтересовался хитрый ребенок.
        – Все идут спать, – строго пресекла Нина дальнейшие уговоры. – Я сейчас посуду помою…
        – Я вымою, – предложил Денис. – Тем более что вы готовили…
        Ему хотелось предложить перейти на «ты», да и просто коснуться Нининой руки, ощутить тепло понравившейся женщины, дурачась чмокнуть в шею, прижать к себе строптивую «бабулю».
        «Не спугни, – сам себе велел Цесаркин. – Двигайся крошечными шажками, а иначе получишь от ворот поворот».
        И, подхватив со стола оставшуюся после чаепития посуду, глянул внимательно на Нину, выпроваживающую сына в ванную. Она вернулась обратно на кухню и принялась убирать продукты в холодильник. Потянулась к эклеру, одиноко лежавшему на тарелке, и наткнулась на руку Цесаркина, крепкую и мокрую. Нина вздрогнула от неожиданности, а потом с удивлением наблюдала, как соседушка берет ее ладонь в свои и медленно и нежно прикасается к ней губами. Нина почувствовала, как внутри нее бьет электрический заряд и голова идет кругом. А Денис, восприняв бездействие дамы как поощрение, обнял ее за шею и, проведя пальцами по выбритому затылку, впился в губы поцелуем. Мягким и требовательным одновременно. В мойке текла вода, ударяя струей по тарелке и посылая десятки мелких брызг на стену и поверхность стола. Но кого бы это интересовало?
        Цесаркин чувствовал, как к нему возвращается жизнь. И в этот самый момент перестало иметь значение прошлое. Отписал дед Нине квартиру – и ладно. Его право! Денис оглаживал тонкую шею, затылок, зарывался ладонью в волосы, а другой рукой крепко прижимал Арахну к себе. И молил, молил бога, чтобы эта женщина, желанная и прекрасная, не оттолкнула прочь.
        Но острый язычок Нины медленно и чувственно оплетал его язык, а плечи расслабились. И сама она словно покоилась в объятиях Дениса, наслаждаясь каждым прикосновением, зажигая тело Цесаркина сумасшедшей, никогда не испытанной страстью.
        Где-то вдали хлопнула дверь, и Ромка громко возвестил об окончании омовений.
        – Мама, ты скоро? – закричал требовательно ребенок, вбегая в кухню. Мать ставила что-то в холодильник, а сосед мыл посуду. Ничего интересного.
        – Ты идешь? – осведомился маленький тиран.
        – Да, Ромулька, – тихо пробормотала Нина, пытаясь стереть с лица шалую улыбку, и, повернув голову в сторону замершего около мойки Цесаркина, пробормотала тихо: – Спокойной ночи…
        – Спокойной, – буркнул Денис, не в силах повернуться.
        «Сладких снов!» – хмыкнул он про себя, не понимая, что он моет, который раз и зачем. Оказалось, одноразовую ложку, неведомым образом попавшую в раковину. Цесаркин, чертыхнувшись, выкинул дурацкую ложку в мусорное ведро и, домыв наконец посуду, отправился к себе.
        Он даже не попытался заснуть, поэтому плюхнулся на неразобранную постель и закрыл глаза. И снова его губы накрывали губы Арахны, а язык, вторгшись в рот, медленно, но решительно двигался в такт с язычком Нины. Снова пальцы прошлись по выбритому затылку, нежно оглаживая легкий пушок. И мысли… Куда-то испарилась давняя вражда, стало наплевать на квартиру. И тот факт, что эта самая женщина обвела деда Ваню вокруг пальца, показался ничтожным и малозначащим.
        «Вот так и попадают в сеть к паучихам», – сам себе назидательно заявил Цесаркин, но понимая, что ничего не может поделать с накатившими чувствами и реакцией организма, стащил с себя ставшие тесными брюки, и отправился в ванную.
        Холодный душ не помог, хотя Денис задержался под ним до тех пор, пока не почувствовал, как уже индевеет спина и плохо сгибаются пальцы. Замерз. Но стоило накинуть на себя полотенце и подумать о прекрасной Арахне, как сознание рисовало обнаженную Нину в его объятиях. Цесаркин поймал себя на мысли, что уже готов тихонько пробраться в столовую и, взяв Нину на руки, утащить к себе в чулан. И там не давать ей спать до самого утра.
        Он принялся лихорадочно растираться полотенцем, попытался переключиться на работу, на завтрашний день рождения бабы Вари и даже на наставления мамаши, без которых завтра ему не спастись. Интересно, что на этот раз? Как лечить гайморит в домашних условиях? Или про ложную щенность у собак?
        «Можно не гадать, мать найдет, чем тебя взбодрить», – мысленно усмехнулся Цесаркин, удивленно понимая, что воспоминания о матушке помогли справиться с непокорной эрекцией. Отпустило маленько.
        Натянув треники, Денис вывалился в коридор, но вместо того, чтобы отправиться к себе, словно школьник, подкрался к Нининой комнате и заглянул, чуть-чуть приоткрыв дверь.
        Нина лежала к нему спиной, обнимая сына. Но даже в темноте Цесаркин разглядел точеную фигуру и тонкую талию. Он попытался побороть желание проскользнуть в столовую и, упав на колени перед кроватью, огладить округлые бедра, почувствовать в ладони тяжесть казавшейся идеальной груди. А потом…
        Денис одернул себя и уже собрался аккуратно прикрыть дверь, как сзади послышались мелкие семенящие шажки, сопровождавшиеся легким цокотом когтей.
        «Фиби-Буффе, твою мать!»
        Недособака подошла почти вплотную к Цесаркину. Ткнулась в щиколотку влажным носом, словно требовала пропустить к хозяйке.
        – Иди, собачье недоразумение, – фыркнул Денис и, прикрыв за преданной Фибкой дверь, привалился к стене. Он пытался понять, что за чепуха с ним происходит. И какого дьявола его с непреодолимой силой тянет к Нине Тарантуль?
        «Приворожила она меня своей стряпней, что ли?» – в сердцах хмыкнул про себя Цесаркин, но тут же отринул такие мысли, прекрасно понимая, что Арахна не станет подмешивать ему в пюре приворотное зелье.
        Пытаясь совладать с рвущими душу эмоциями, Денис бессильно сполз по стене и, прижавшись затылком к немецким обоям, решил воззвать к голосу рассудка. Но похоже мозги отключились полностью.
        «Любовь нечаянно нагрянет», – внезапно пропел в голове хриплый голос Утесова.
        И Цесаркин, сжав кулаки от бессилия, понял, что влюбился. Сильно. До отчаяния. Он прекрасно осознавал, что готов на все ради Нины Тарантуль. Позвать замуж и привязать ее к себе любыми, пусть самыми немыслимыми обетами, построить дом, подарить кольцо с неприлично крупным бриллиантом. Денис, вспомнив остаток на счете, даже мысленно прикинул, хватит ли ему денег на все сразу. Хватит! Лишь бы Нина согласилась. Он собрался было оторвать себя от стены, примыкающей к столовой, и отправиться спать, как вдруг в тишине темного коридора услышал странный звук. В замочную скважину аккуратно вошел ключ и начал поворачиваться замок. Цесаркин пружиной подскочил на ноги и наощупь повторенным много раз движением задвинул тяжелый засов. Широкая полоса стали бесшумно вошла в нужные пазы, надежно пресекая любое вторжение. Следом Денис быстро нащупал выключатель, ответственный за освещение на лестничной клетке. И, включив там свет, приложился глазом к дверному глазку. По площадке заметался мужчина. Нет, лично Цесаркин понятия не имел, кто этот человек. Но без всякого труда опознал в нем того самого подельника брата,
запечатленного камерами около бизнес-центра и во дворе дома Арахны.
        – Что там? – хрипло осведомились сзади.
        – Кто-то пытался открыть нашу дверь, – прошептал Денис, в полшага оказавшись рядом. – Не бойтесь, никто сюда не войдет, – заверил он, сгребая ее в охапку. – Я никому не позволю причинить вам вред.
        – Хотелось бы верить, – тяжело вздохнула Нина, что есть сил пытаясь не разреветься.
        «Я бы тоже, трахни в бок меня медуза, – про себя рыкнул Цесаркин. – Дрых бы у себя в комнате, ни за что бы не услышал, как дверь вскрывают».
        – Не плачь, умоляю тебя, – прошептал он, вытирая слезы с ее щеки. – Не плачь. – И, подхватив на руки, понес Нину к себе в комнату. Она не сопротивлялась, лишь только крепче прижалась к нему.
        Нина и сама не понимала, что происходит. Пьянящий поцелуй на кухне выбил почву из-под ног и пустил по ветру все мысли о Цесаркине как о враге. И Ромкин голос, останавливающий этот сладкий морок, показался набатом. Она долго не могла заснуть. Все никак не получалось справиться со сладкой истомой, овладевшей ею, околдовавшей и опутавшей по рукам и ногам. Нина поймала себя на мысли, что если бы не Ромка, то позволила бы Цесаркину уложить себя в койку. Но останавливал только сын. Негоже заниматься секасом, когда в соседней комнате спит сыночек. Она, тяжело вздохнув, закрыла глаза и попробовала считать овец, баранов и прочих козлов, и уже, кажется,задремала, когда,чуть слышно приоткрыв дверь, Денис запустил Фиби. Нина еле сдержалась, чтобы не подскочить и не броситься ему на шею. Но строго одернула себя. А потом нахальная Фиби долго устраивалась у нее в ногах, не давая сосредоточиться на Денисе, отдаться хотя бы мечтам о ночи любви именно с этим мужчиной. И плевать, что враг! На все плевать.
        Денис подхватил ее на руки и направился к себе. Но по дороге, кляня огромную профессорскую квартиру, решил, что до своего чулана идти ужасно долго, и на всех парах завернул в ванную. Усадил Нину на стиралку и, нависая над ней, попробовал стянуть ночную рубашку.
        – Это пижама, – прошелестела Арахна одними губами и принялась помогать ему. Сама сняла футболку, а воевать с трикотажными шортами предоставила Цесаркину.
        Он, приговаривая какие-то ласковые словечки, осторожно провел по ключице, затем плавно переместил одну ладонь на грудь, упругую, словно мяч. Другую руку положил на затылок. Нина тем временем пыталась стащить с него штаны и царапала бок острыми ноготками.
        – Нина, Ниночка, Нинуля, – бормотал он, словно молитву, покрывая поцелуями ее лицо и шею. Она терлась об него, извиваясь в руках, ни на минуту не останавливаясь. Словно ртуть, находясь все время в движении. И это накаляло страсть, раздувая ее до полного помешательства, когда только одно имело значение. Нетерпеливые поцелуи сменились жаркой схваткой. И Цесаркин даже подивился собственной неистовости. Обоюдное движение в едином ритме. До одури, до фейерверков и бабочек.
        Ему показалось, что на несколько минут он воспарил куда-то ввысь, увлекая за собой Нину, задыхающуюся в его объятиях. И хриплый стон Арахны как лучшая музыка на свете...
        Денис почувствовал, как на него накатывает дикая эйфория.
        «Окончательно крышу снесло», – заметил он про себя, помогая Нине спуститься со стиральной машины. Вероятно, так оно и было, когда целуя Нину в висок, Цесаркин жарко прошептал ей на ухо:
        – Ты – потрясающая. Теперь я понимаю деда!
        Звонкая пощечина отрезвила Цесаркина. Арахна, только-только млеющая в его объятиях, одарила презрительным и холодным взглядом. И, завернувшись в розовое банное полотенце, отрезала, делая паузы между словами:
        – Наш брак с Иваном Алексеевичем не подразумевал интимных отношений.
        Глава 14.
        Денису от нахлынувшей ярости захотелось оторвать себе голову. Как он, известный своей выдержкой адвокат, умудрился ляпнуть такое!
        Цесаркин шагнул к Нине, покаянно склонив голову.
        – Прости, я словно сам не свой, – повинился он, пытаясь ее обнять.
        Но прекрасная Арахна лишь передернула плечом, не позволяя ему даже прикоснуться к себе.
        – Выйдите, пожалуйста, – отстраненно попросила она. И сразу стала холодная и далекая, словно английская аристократка. – Мне нужно одеться.
        Денис кивнул, но не сдвинулся с места.
        – Нина, – пробормотал он. – Пожалуйста!
        – Что вы хотите?– ледяным тоном уточнила она.
        – Все что угодно, – улыбнулся Цесаркин. – Давай вместе примем душ, поговорим о неведомом взломщике, выпьем чаю.
        – Это лишнее, Денис Олегович, – прошептала Нина, отворачиваясь. – Нам вообще не стоило общаться.
        – Глупости говоришь, – пробурчал он, подходя вплотную и притягивая ее к себе. – Я дышать без тебя не смогу. Пожалуйста, поговори со мной.
        – Хорошо, – бросила она, поправляя норовившее слезть полотенце. – Поговорим. Когда-нибудь... А сейчас уходите.
        Денис почувствовал, как его захлестывает паника.
        «Нужно что-то предпринять, и как можно быстрее. Пока красавица не надела непробиваемый панцирь и не спряталась внутри. Еще минута – и Арахна превратится в архелона (гигантскую морскую черепаху мелового периода)!» – мысленно хмыкнул Цесаркин.
        – Обойдешься, Нинуля, – отрезал он. – Никуда я не уйду от тебя. Так и буду болтаться рядом, околдованный.– Денис взял ее за руку, сгреб в охапку и, чмокнув куда-то в ключицу, прошелся губами до самой груди. Легонько потянул полотенце в сторону и, не дожидаясь, когда розовая тряпка упадет на пол, жарко прошептал протестующей Нине на ухо:
        – Не брыкайся, девочка. Сейчас распалишь и меня, и себя. Надевай пижамку и приходи на кухню.
        Нина замерла в немом изумлении.
        «Да что себе позволяет этот человек?!»
        Но губы распухли от поцелуев, а грудь изнывала от прикосновений.
        «Околдовали его, – мысленно фыркнула она. – А сам так и норовит к стенке прижать».
        Нина тяжело вздохнула, понимая, что истосковалась по мужской ласке.
        «Со своими принципами ты всех распугаешь, – саму себя отругала она. – Этот чем тебе не угодил? Ну ляпнул глупость, можно и простить. Зато красивый и целуется сладко!»
        А потом, пока надевала растянутую майку и широкие шорты – фиг кого обольстишь таким нарядом,– пока разбирала пальцами волосы и сворачивала их в незамысловатый узел, поняла, что взболтнула лишнего. Пронырливый господин адвокат обязательно уцепится за ее признание...
        «Что ж, влюбилась ты, Тарантуль, в хитрована, – фыркнула про себя Нина. – Вот и посмотрим, какова ему цена!»
        Она внимательно глянула на свое отражение в зеркале. Глаза как блюдца на пунцовом лице. И, одернув задравшуюся на груди майку, вышла на кухню. А там уже Денис выставил на стол чашки и даже одинокий эклер разрезал на две половинки. В прозрачном пузатом чайнике уже набирала цвет горячая влага, постепенно переходя от янтарного к насыщенному коричневому цвету.
        – Иди ко мне, Нинуль, – то ли велел, то ли попросил Цесаркин и мягко потянул ее за руку. И когда она плюхнулась рядом, тихо заметил:– Прости за бестактность.
        – Ты, ничего не зная, сделал выводы исходя из стандартных условий, – пробормотала Нина, не желая ни обвинять, ни сдаваться без боя.
        «Так расскажи!– хотелось заорать ему. – Я ничего не знаю и дурею от предположений. Как и где вы познакомились с дедом? Зачем ты встречалась с бабушкой Таней? Что совершила такого, что мои старики безропотно отписали тебе квартиру?»
        А вслух сказал:
        – Захочешь, расскажешь. Но я просто счастлив, что ты не делила койку с моим дедушкой.
        – Признаешь в суде брак фиктивным?– лениво поинтересовалась Нина.
        – А зачем?– отмахнулся Цесаркин, нежно касаясь ее руки. – Что за глупое средневековье!
        Она удивленно воззрилась на него.
        – Ничего знать не хочу, – рыкнул Денис, обнимая ее.– Ты моя, и это главное...
        – Не гони гусей по кукурузе, – прошептала Нина, уютно устроившись в его объятиях. – Все очень быстро происходит. Я так не могу. Попридержи коней.
        – Гуси или кони? Ты определись, Нинуля, – тихо рассмеялся Цесаркин, проводя носом по ее виску, и добавил серьезно: – А знаешь, то, что происходит слишком быстро и делает нас счастливыми, и есть работа Судьбы.
        – Сам придумал?– слабо хмыкнула Нина.
        – В Рамаяне написано,– солидно возвестил Цесаркин и склонился к ней с поцелуем, заставляя прекратить ненужный треп и заняться делом.
        «Как же, рука Судьбы!– хотелось закричать Нине. – Она могла бы свести нас как-то иначе! А не усаживать моего отца в инвалидное кресло и не громить все мое имущество! Но, – одернула Тарантуль сама себя, – Денис тут ни при чем. Он ничего не знает и, кроме мелких смешных пакостей, никакого вреда не нанес. Но если таким образом Высшие силы решили нас соединить, то выбрали для этого самый длинный и невероятный путь, сведя сначала Коржевскую с Крутояровым...»
        Она хотела как-то глубокомысленно закончить внутренний диалог, но в голове из-за продолжающегося поцелуя образовалась каша-малаша, непозволившая связно думать.
        Поцелуй сменился жаркими объятиями и последующим посещением ванной.
        Только теперь вместо стиральной машинки плацдармом любви стала древняя ванна на широких львиных лапах. Когда-то давно в детстве в ванне, наполненной до середины водой, счастливые Денис с Котькой пускали уточек и брызгали друг на друга. И вот теперь, занимаясь с Ниной любовью под струями душа и прижимая к себе самую невероятную женщину в мире, Цесаркин осознал, что никогда в своей жизни не был так счастлив и даже не понимал этого.
        «Эйфория на грани безумия», – только и успел подумать он, когда страсть накрыла его с головой, унося в неведомые дали. Денис заставил себя усилием воли спуститься на грешную землю и крепко сжать в руках Арахну, в одночасье ставшую единственной и любимой. Потом, наскоро вытершись, они поняли, что проголодались, и поспешили на кухню опустошать холодильник. В ход пошли морковные котлеты, которые Нина обжарила, завернув в полоски невесть откуда взявшегося бекона. На запах подтянулись сонные собаки, а следом притащился заспанный Ромка.
        – А что это вы тут делаете?– поинтересовался, словно герой из старого детского фильма.
        – Кушать захотелось, – объяснил Денис.
        – Ночью? – удивился ребенок.
        – Ну да, – заверил Цесаркин. – Мне страшный сон приснился. А от страшных снов одно лекарство – хорошенько поесть.
        – А что вам снилось?– захватил наживку мальчишка.
        – Казуар, – прошептал Денис и сделал многозначительную паузу.
        – А кто это? – поинтересовался Ромка, округлив глаза.
        – Злая огромная птица. Потомок динозавров. Может лапой убить человека.
        – Вы все придумали!– засмеялся мальчик. – Нет такой птицы!
        – Есть, – поднял указательный палец Цесаркин.– Живет в Австралии и убивает всех, кто случайно окажется на ее территории.
        – И она вам приснилась, – охнул Ромка.
        – Ну да, – подтвердил Денис. – Я от нее убегал, а она уже почти настигла меня. И тут я вытащил из кармана самурайский меч. А она решила напасть и чуть не ударила меня лапой. Знаешь, такой с огромными когтями. Но я точным ударом отрубил одну лапу, потом другую. Тогда птица казуар попробовала клюнуть меня. Но я успел увернуться и отсек ей голову.
        – А что было потом? – прошептал, завороженно глядя, Ромка.
        – Потом...– Денис задумался. – Суп сварил.
        – И какой он на вкус?– рассмеялась Нина.
        – Куриный лучше, – с видом знатока вставил Цесаркин.
        – Ты как барон Мюнхаузен, Денис, – хмыкнула Нина, как только Ромка отвлекся, завозившись с собаками.
        – Ничего подобного, – фыркнул Цесаркин. – Видел я такой сон... – Только не стал уточнять, что в седьмом классе, прочитав книгу о природе Австралии.
        – Значит, пора питаться нормально, раз во сне ешь суп из казуара, – хохотнула Нина и тут же почувствовала, как под столом ладонь Дениса огладила ее коленку и под прикрытием скатерти с кружевными краями медленно поползла вверх.
        «Отбросить эту нахальную лапу привлечь внимание Ромки», – подумала Нина, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, и решительно встала из-за стола.
        – На выходные какие планы? – ошарашенно осведомился Цесаркин, не ожидая от нее такой прыти.
        – Мы с утра в Сизый Яр собирались, – пробормотала Нина. – Хотелось Ромке показать, как я с парашютом прыгаю. Но вот бессонная ночь все коту под хвост пустила.
        – Если позволите, я бы с вами поехал. Только выспаться нужно и часов в одиннадцать туда заявиться. И заранее предупредить Шаронова.
        Нина с интересом уставилась на него, будто впервые видела.
        «Ой-ла-ла-лей», – внутренне возликовал Денис.
        – Сколько у тебя прыжков? – азартно осведомилась Нина.
        – Порядка двухсот, а у тебя?
        – Восемь, – печально хмыкнула она.
        – Здорово, – возвестил Цесаркин, обрадовавшись. – И собак возьмем. Там потом по полям погулять можно. Я сам позвоню в аэроклуб.
        Нина кивнула, а немного позже, уже засыпая, довольно подумала, что Денис Цесаркин действительно ниспослан ей судьбой.
        «Секс, просто умопомрачительный секс и общие интересы. Неужели два человека могут так идеально подходить друг другу?»
        Денис, вернувшись к себе в чулан, чуть не заехал кулаком по стене. Сдержался. Ему бы сейчас завалиться в постель вместе с Ниной. Прижать к себе, зарыться в волосы носом и впасть в беспокойную дрему. Просыпаясь лишь от нахлынувшей страсти. Снова и снова погружаясь в восхитительную глубину и одновременно взмывая ввысь. А вместо этого приходится в одиночестве валяться на колченогом диване. Даже Герда, собака такая, предпочла спать на кухне. Цесаркин, критически глянув на восставшую плоть, встревоженную мечтами о Нине Тарантуль, мысленно хмыкнул:
        «Спи спокойно, дорогой товарищ. Сегодня тебе ничего не обломится. И так побывал, где и не мечталось».
        Но увещевания воспрявшей духом пиписки эффекта не дали. Понимая, что не уснуть, Денис, тяжело вздохнув, потянулся за ноутбуком. Взгромоздил его себе на колени и вышел в сеть.
        Сначала он нашел стихи Томагавкова и чуть не подпрыгнул от негодования.
        На скрипящем стареньком рыдване
        Жизнь несется мимо по наклонной.
        Я с женой валяюсь на диване,
        Разомлевшей и немножко сонной.
        Воображение сразу нарисовало Нину, порозовевшую от любовной баталии. А рядом ненавистного Мишу Ломакина.
        «Не отпущу ее, пусть поэт хоть башку себе расшибет, – сжав зубы, мысленно заметил Цесаркин. – Пусть со своей Томой живет и наслаждается гавканьем. А Нина – моя!»
        Денис подумал минуту-другую, понимая, что нашел именно ту самую женщину и не отдаст ее уже никогда. Пальцы безотчетно легли на клавиатуру и на автомате вбили фамилию «Тарантуль». Шальная мысль, засевшая в голове, не желала убраться подобру-поздорову.
        «Теперь я понимаю деда. Он влюбился в Нину на старости лет. И бросил все, что имел, к ее ногам. Аферой здесь и не пахнет. Вот только почему Нина утверждает, что квартира досталась ей по праву? Как вдове деда Вани? Сомневаюсь. Должно быть что-то еще!»
        Цесаркин, открыв поисковик, быстро ввел фамилию Тарантуль. Сразу высветились ссылки в социальных сетях на саму Нину и пару раз мелькнули фотографии ее отца. Худое скуластое лицо, выцветшие большие глаза. Александр Петрович Тарантуль – известный реставратор. Цесаркину хватило лишь пары секунд, чтобы пробежать глазами весь список. Ничего нового. Все и так известно. Но затем, поразмыслив, Денис на удачу ввел абсолютно другое имя – Петр Тарантуль – справедливо полагая, что если в истории с квартирой замешаны его дед и бабка, то уж без Нининых родственников точно не обошлось. Тотчас же появилась какая-то выцветшая фотография, запечатлевшая высокого статного мужчину в двубортном пальто и в шляпе. Лица не разобрать, но фотографию сопровождало интервью какого-то известного врача-диетолога, к тому же нутрицевтика. Что означает последнее слово, Цесаркин не знал, но с интересом прочел саму статью, где светило медицины подробно объясняло, какие продукты можно есть, а вот каких лучше в своем рационе не использовать. Денис собрался даже переслать статью матери, но счел за благо этого не делать. Как всегда,
любая тема сведется к тому, что он – неблагодарная скотина, а она – святая женщина, потратившая на воспитание детей всю свою молодость и здоровье. Поэтому Цесаркин отмахнулся от этой идеи и пробежал текст по диагонали, старательно ища нужное имя. И только под конец интервью обнаружил. Знаменитый диетолог-нутрицевтик считал себя учеником Петра Петровича Тарантуля, еще в конце шестидесятых годов разработавшего методики лечения кожных болезней с помощью специальных диет. Травы, диета и витамины.
        «Много ума надо!» – хмыкнул про себя Денис и, тут же поняв, что напал на слабый след, впился глазами в расплывающиеся на экране строки.
        – Почему же широкой публике имя вашего учителя неизвестно? – вопрошал корреспондент.
        – Петр Петрович оказался неудобен системе. И в конце шестидесятых его арестовали за куплю-продажу иностранной валюты. То, что сейчас кажется вполне нормальным явлением, раньше каралось суровым сроком. По всей видимости, кто-то сфабриковал донос, стоивший моему учителю жизни. Он скончался в следственном изоляторе. Раньше царили другие нравы, и человек чести, коим и являлся Петр Петрович, просто не смог вынести позора. Сердце остановилось, и все.
        – Выяснилось, кто мог написать донос?
        – Нет. В архивах, наверное, есть сведения. Но тогда и на анонимки реагировали. Нужно искать кому выгодно. Скорее всего, кто-то из коллег. Но знаете, уже столько времени прошло...
        – И за эти годы никто не разбирался?
        – Абсолютно никто!
        Цесаркин потер затекшую шею, а потом затылок.
        «Даже если предположить, что в этой квартире ранее ответственным квартиросъемщиком значился Петр Петрович Тарантуль, то после его ареста наверняка ее распределили заново. А семья? – мысленно хлопнул себя по лбу Денис. – В квартире бы жили родственники. Обменяли бы на что-то поменьше... Или... Хотя в те годы ОБХСС работало исправно, могли и конфисковать. Нужно выяснить два момента, – сам себе велел Цесаркин. – Во-первых, приходится ли этот самый Петр Петрович Нине родным дедом, если нет, то какова степень родства, а во-вторых, запросить в паспортном столе данные первого квартиросъемщика. Кому на самом деле выдали первый ордер на эту квартиру?»
        Цесаркин поморщился, признавая, что впервые пришла в голову мысль, что дело-то не в самой Арахне, а в ее родственниках.
        «Естественно, Нина не станет рассказывать про деда-валютчика. Для ее родственников дедуль-Тарантуль – великомученик в ореоле святости. А вот уголовное дело в архиве наверняка пылится. У кого бы поклянчить сканы? – мысленно поинтересовался Цесаркин, перебирая в уме всех знакомых, работающих в органах. – Хотя, если повезет, можно найти и в открытом доступе. Выложил же в интернет какой-то идиот уголовное дело о гибели группы Дятлова!»
        Денис еще раз набрал в Яндексе фамилию, имя, отчество предполагаемого Нининого деда. Но остальная информация не соответствовала нужному интервалу времени, а другая просто цитировала новоявленного мессию.
        «Ерунда, – хмыкнул про себя Цесаркин. – Тут точно не из-за квартиры. Да и уголовное дело по одному только доносу в конце шестидесятых уже не заводили. Должны быть весомые улики и свидетельские показания. Так или иначе придется раскопать все. И если дед Нины проживал здесь, а квартиру потом конфисковали, то о каком праве толкует его внучка? Последующие жильцы не виноваты, что кто-то нарушил закон. И уж точно мой деда Ваня никакие доносы не писал. Они могли не знать о существовании друг друга. Тарантуль – врач, а Крутояров – физик. Скорее всего, бабушка общалась с Ниной по каким-то женским делам и познакомила с ней деда. А он влюбился. Никакого криминала. Все законно. Небось старику даже льстило, что такая красавица за него замуж пошла. Ну а Нина явно не дура, чтобы отказываться от шестикомнатной квартиры в центре города. Дают – бери!»
        Денис тяжело вздохнул и, захлопнув ноут, отложил его на журнальный столик.
        «Мать и Юлька сами виноваты. Так и скажу, когда начнутся разборки,– решил про себя Денис. – И на Нине все равно женюсь, пусть хоть вся семья на уши встанет!»
        Откинувшись на подушки, он пропел, подражая Высоцкому:
        -Если вся моя родня
        Будет ей не рада,
        Не пеняйте на меня.
        Я уйду из ста-а-ада-а!
        Цесаркин с чувством выполненного долга начал проваливаться в сладкую дрему, когда внезапно по башке тряхнуло от воспоминания детства. Бабушка Таня собирает в стопочку какие-то бумаги и складывает их в верхний ящик секретера. Широкий, с маленьким замочком.
        «Твою мать, – взвыл про себя Денис. – Она именно там хранила важные документы. И кто знает, что лежит в секретере по сию пору!»
        Денис призвал на помощь всю свою выдержку. Ломиться в бабкину комнату посреди ночи и опять переполошить весь дом он посчитал глупой затеей.
        «Это подождет. А как только Нинуля с Ромкой поедут в Тарнаус, придется освоить навыки взломщика. Кстати, – Цесаркин от досады стукнул себя по колену. – Взломщик! Трахни в бок меня медуза! Нужно завтра заехать к Кольцову и еще раз внимательно посмотреть запись с камер. Кому и зачем понадобилась моя Нина?– мысленно рыкнул Денис, пытаясь найти хоть тонкую связующую нить. Бесполезно! – Зуб даю, что Костик тут не при делах! У него на такие заказы и денег не хватит! Кто же тогда? Должна быть веская причина. Но почему же никто не знает о ней?»
        Цесаркин долго пялился в потолок, надеясь что-то разглядеть во тьме. Но, так и не дождавшись появления подсвеченной неоном надписи, дающей ответы на все поставленные вопросы, забылся тревожным сном. А потом уже утром к нему в чулан прокралась Нина и улеглась сверху. Слегка уперлась ладошками в грудь и принялась ластиться. Провела шаловливым язычком по одной щеке, затем по другой. Игриво чмокнула в нос и оставила влажную дорожку на губах. Чувственно, нежно. Денис почувствовал, как его накрывает волна блаженства. Не просыпаясь, он потянулся к любимой женщине, пытаясь обнять. Но рука прошлась по воздуху, не встретив на своем пути мягкого податливого тела.
        «Сон, всего лишь сон», – уныло поморщился про себя Цесаркин. Но прыткий язычок снова пробежал по его щеке. А потом невзначай коснулся уха. Денис, глупо улыбаясь, с трудом разлепил глаза и в немом изумлении уставился на нахальную недособаку, забравшуюся к нему на грудь и радостно облизывающую его лицо.
        «Фиби-Буффе, твою мать!»
        Глава 15.
        «Какая же ты дура, Тарантуль, – попыталась отругать себя Нина. – Этот человек еще неделю назад презрительно отзывался о тебе, считая первостатейной аферисткой. Подкладывал в постель тараканов и цеплял замки на машину. А ты… А что я? – отозвался на упреки внутренний голос. – Я же тоже в долгу не осталась, и счет вроде в мою пользу. А с другой стороны, проделки Цесаркина даже пакостями не назовешь. И если привлечь на помощь дедушку Фрейда, то наши взаимные проделки можно квалифицировать как заигрывание и флирт. Поэтому дураненой! И плыви по течению!»
        Нина и плыла. С этим мужчиной оказалось очень легко. Денис с утра пораньше позвонил Сергею Шаронову в аэроклуб. И пока Нина и Ромка спали, умудрился сгонять на рынок за свининой и свежими овощами. Он даже не забыл купить молоточек для мяса.
        – С вегетарианством покончено?– улыбнулась Нина, когда Цесаркин принялся расхваливать «пальчики», будто бы ни на что не намекая.
        – Мясо все любят, – глубокомысленно заметил Денис. – А спаржа с морковкой быстро надоедают.
        – Еще осталось научить тебя курить, – фыркнула Нина.
        – Бросай курить, вставай на лыжи, – отмахнулся Цесаркин и, слегка коснувшись ее носа, добавил: – Ты же спортсменка, Тарантуль!
        Он, наклонившись, быстро, но настойчиво поцеловал. Мимолетные касания и поцелуи украдкой разукрасили это утро в радужные тона. Нина поймала себя на том, что улыбается беспрестанно. Ромка, словно почувствовав настроение матери, безнаказанно кормил Фиби со стола, а потом умудрился тайком сунуть оладью Герде.
        Нина просто грелась у камелька, запылавшего прошлой ночью от дикой, почти африканской страсти. Но ничего не загадывала, да и не задумывалась ни о чем. Хотела впитать в себя те чувства абсолютной защищенности и надежности, тихого незатейливого счастья. В глубине души она точно знала, что это блаженство не продлится долго, что не сегодня-завтра поймают подельника Константина Цесаркина и отрицать погромы уже станет невозможным. А спать с адвокатом обвиняемого и надеяться на справедливость – это уже из области фантастики. Да и сама квартира, что в прошлом, что в настоящем, никому не принесла счастья. Лучше продать. Тем более сейчас, когда отцу необходима еще одна операция, а потом еще долгий восстановительный период.
        «Нужно на продажу выставить, – сама себя упрекнула Нина и осознала с грустью, что тогда уж точно рассеется любовь Дениса. – Но пока кипит страсть и зашкаливает нежность, грех прошляпить хоть один поцелуй …Сколько бы ни продлились эти отношения, все мое. И пусть потом пореву украдкой и взвою от незадавшейся жизни и своей неприкаянной судьбы, но пока Денис рядом – он мой, никому не отдам! А заявится его бывшая девица, спущу с лестницы. Еще и Фиби натравлю».
        Нина заплела высокую косу, посмотрелась в зеркало. Тугие джинсы, розовая майка с рваным краем – без особых намеков, но зато эротично. Денис должен оценить. Она мазнула губы прозрачной помадой и поспешила вниз, где в Гелендвагене Цесаркина в детском кресле уже восседал Ромка и объяснял Цесаркину, что у его отца машина самая крутая.
        «Все сам! Без нытья и вопросов переставил кресло из Кийки. Пацан сказал, пацан сделал. И это не два разных пацана», – хмыкнула про себя Тарантуль, забираясь на переднее сиденье рядом с водителем.
        – Ты что такая насупленная? – сразу же обеспокоился Денис, коря себя в душе, что не вышли вместе. Мало ли, может, где-то рядом отирается взломщик, будь он неладен...
        – Хочу на следующей неделе выставить квартиру на продажу, – ляпнула она, кляня себя на чем свет стоит. Уйдет же, дура! Крот тебе в рот! Уйдет!
        Но Цесаркин серьезно посмотрел на нее, а потом кивнул.
        – Пожалуй, это лучший вариант, – медленно заметил он. – Эта дурацкая хата перестанет стоять между нами. Мудрое решение, – добавил он и, не стесняясь Ромки, потянулся к Нине и чмокнул в висок.
        – Ты серьезно? – она обалдело уставилась на него.
        – Абсолютно, мадам, – коротко бросил он и, надев солнцезащитные очки, вырулил со двора.
        Всю дорогу до аэроклуба Денис шутил. И Нине даже показалось, что после ее спонтанного объявления настроение у него явно улучшилось. А когда в клубе один из молодых механиков чуть дольше положенного засмотрелся в глубокий вырез розовой майки, Цесаркин просто положил руку на Нинину талию, давая понять – «Мое! Заглядываться бессмысленно!»
        Недалеко от парковки их встретил сам Шаронов, начальник и хозяин аэроклуба. Высокий, крепкосколоченный мужик, на вид ровесник Цесаркина.
        – У нас новые правила по технике безопасности, – забубнил он, проведя рукой по гладковыбритому затылку. – После недавнего случая, когда девчонка не справилась с управлением и ее занесло на линию электропередач, мы перестали новичков одних отпускать в небо. Только с инструктором...
        – Новички – это те, кто первый раз прыгает? – уточнила Нина, надеясь, что ее-то с восьмью прыжками точно примут за профи.
        – Нет, – отмахнулся Шаронов. – До десятого прыжка.
        Нине хотелось закричать, что это неправильно, потребовать показать документы. Вся поездка коту под хвост из-за этих перестраховщиков.
        Но Денис молча сжал ее ладонь, призывая сдержаться, а потом как ни в чем не бывало поинтересовался у Шаронова:
        – А у твоих инструкторов сколько прыгов?
        – По-разному, – просопел начальник аэроклуба. – У Сашки шестьдесят четыре, а у Вовчика – сто двенадцать.
        – Салаги, – пренебрежительно фыркнул Цесаркин.– Пусть пока на кошках тренируются, а она – он кивнул на Нину,– летит в тандеме со мной.
        – Как пожелаете, – осклабился Шаронов. – Но ответственность несешь сам и все бумаги перед вылетом подпишешь.
        – Лады, – хмыкнул Цесаркин. – Только крыло нам дай. Пусть с куполом самоубийцы прыгают. И я лично парашют уложу, идет?
        – Естественно, – согласился Шаронов и махнул в сторону кубика серого офисного здания. – Идите готовьтесь, – велел он и тут словно заметил Ромку. – А ты, сладкий пирожок, ступай на балкон. Денис тебя проводит. И там на стульчике сиди тихонько. Увидишь, как твои родичи лететь будут.
        – Я не сладкий пирожок, – задохнулся от возмущения Ромка. Он собрался объяснить этому незнакомому суровому мужчине, что его зовут Роман Ломакин и Денис ему никакой не родственник, но в этот момент в машине залаяли собаки. Взрослые отвлеклись и вместо балкона Ромку сопроводили на обычную лавку, опирающуюся на стену офиса.
        – В контору с собаками нельзя, – авторитетно заявил начальник.
        Но Ромке туда и не хотелось. Он уселся на лавку, куда сразу же запрыгнули Фиби и Герда, и принялся внимательно рассматривать небольшие самолеты, распластавшиеся по зеленой траве. Все что угодно, только бы не видеть, как мама любезничает с этим Денисом.
        «Он, конечно, хороший и модель помог собрать, и много всяких историй знает, но папа все равно лучше. Вот только стоит ли ему про соседа рассказывать? Или нет?» – задумался семилетний мальчик и, почесав нос, решил посоветоваться с дедушкой.
        С высоты восьмисот метров Нина заворожено смотрела в иллюминатор на раскинувшиеся внизу поля и поселки, чуть скрытые облачной дымкой.
        – Красота, – прошептала она на ухо Денису. – Как же мне нравится!
        – Просто счастье, что мы с тобой так совпали, – проорал он, стараясь перекричать работающий двигатель и, обняв ее за плечи, обтянутые красным комбинезоном, поцеловал. Нине казалось, что она уже парит, но со стороны раздался приглушенный кашель, и Денис, отстранившись с неохотой, встал и потащил ее за собой. Развернул, как куклу, спиной к себе и методично закрепил ремни, соединяющие их во время полета.
        – Готова, Тарантуль? – уточнил Цесаркин, прижимаясь к Нине.
        Она кивнула.
        – Тогда летим, – пробормотал Денис и, отодвинув ворот комбинезона, даже умудрился чмокнуть ее в шею.
        А потом дверь самолета распахнулась и они, связанные одной нитью, вступили в широкое небо. Голубое и бездонное.
        Как всегда, захватило дух. И Нина, раскинув руки, закричала от радости что есть мочи:
        – Ва-а-у!
        А сзади ей вторил Денис.
        Она, слегка повернувшись, покосилась на оранжевый прямоугольный парашют над их головами, надувшийся от ветра, словно парус.
        Они вопили и радовались как дети, чувствуя, как зашкаливает адреналин и одновременно с ним теплом в душе отзывается счастье. Денис каким-то волшебным образом подергал стропы парашюта, и вместо покрытой низкорослой травкой площадки их отнесло в поле подсолнечника. Где, упав среди огромных цветов, они скатились на мягкую теплую землю и, отцепив парашют и крепления, вцепились друг в друга, как сиамские близнецы.
        – Я бы точно угодила на шоссе, – честно призналась Нина, лежа поверх Цесаркина. – Ты просто талант, – прошептала она восторженно. – И почему я раньше не догадалась? – Она огладила его плечи и неловко клюнула в щеку.
        – Ты удивительная, – млея от ее прикосновений, признался он. – Меня к тебе как магнитом тянет.
        – Меня тоже, – смущенно призналась она, утыкаясь лицом ему в ключицу.
        – Выходи за меня замуж, – попросил он.
        – А может, так замутим? – легкомысленно хмыкнула она.– Легкие отношения. Никаких обязательств.
        – Нет, – недовольно пробурчал Денис и, улыбаясь как Чеширский кот, добавил довольно: – С такой женщиной, как ты, не мутят. Я точно знаю. – А потом, словно найдя для присяжных весомый довод, заметил: – У нас же еще Ромка, Нин. Некрасиво при ребенке по углам шарахаться. Непедагогично!
        – Ты прав, – вздохнула Нина, потрясенная его доводами. – Но это такая авантюра, Цесаркин!
        – Здоровый авантюризм полезен, – хмыкнул Денис и снова полез целоваться.
        – А свадьбу ты когда планируешь? – изумленно поинтересовалась она, отдышавшись от его натиска, и посмотрела ошарашено. Денис увидел, как от изумления у нее расширились глаза, а лицо стало наивным и нежным, как у девочки-подростка.
        – Как можно скорее, – тут же решил он и добавил строго: – Выйдешь?
        Она смущенно рассмеялась, пряча лицо у него на плече. А потом решила: «А что я теряю? Иногда нужно пойти ва-банк, чтобы не упустить свой шанс».
        – Я согласна, – пробормотала она. – Только не знаю, что получится из этой затеи?
        – Все получится, – рыкнул он. – Двоих детей как минимум и ночи, полные огня. Куплю для нас дом или квартиру…
        – Ты уже все распланировал? – удивилась она. – Когда успел?
        – Этой ночью, – отрезал Цесаркин. – Естественно, наши родные воспротивятся, но мы же с тобой не Ромео и Джульетта, как-нибудь выдержим.
        Он, приподнявшись, обхватил ее лицо обеими руками и, увлекая за собой, впился в ее губы своими губами. Нина тихо охнула от такого напора и послушно приоткрыла рот, пропуская внутрь его язык.
        – Я люблю тебя, – выдохнул он, обретя дыхание. – Конечно, будь моя воля, мы бы на часок задержались на этом гостеприимном поле. Но Серега, паникер, сейчас же вышлет машину для поисков. И Ромка разволнуется. Нужно идти. – Цесаркин встал и, подав ей руку, принялся сворачивать парашют, зацепившийся за шершавые листья подсолнечника. Над полем сияло солнце и умные цветы повернули черные головы, полные маслянистых семян, навстречу светилу. Тысячи желтых лепестков трепетали от легкого ветерка. И Денис почувствовал, как его накрывает бешеный восторг. Хотелось подхватить Нину на руки и закричать от счастья. Но он сдержался, понимая, что сейчас не лучший момент.
        – Откуда ты Шаронова знаешь? – поинтересовалась Нина, поднимаясь следом и отряхиваясь от прилипшей кожуры.
        – Вместе служили в роте разведчиков, – неопределенно хмыкнул Цесаркин, обнимая ее.
        – А, – вздохнула разочарованно Нина и замахала руками приближающемуся уазику. – Мы здесь! – закричала она.
        Уже сидя в машине, несшейся к аэродрому, Цесаркин огладил ее руку и ласково прошептал:
        – Во вторник подадим заявление, ладно? А завтра кольцо купим.
        – А как же родственники? – пробормотала она, прижимаясь к нему. – Я твоим точно не понравлюсь.
        – Вот проблема! Я им тоже не нравлюсь, – хмыкнул Денис, сжимая ее руку.
        Остановиться на пикник решили недалеко от Соломенного озера, окруженного с одной стороны густым лесом, а с другой – степью с покореженными оврагами и холмами, покрытыми, как покрывалом, шелковистым ковылем и серебристой полынью. Денис с видом первопроходца выбрал место для лагеря на вершине невысокого холма, откуда открывался прекрасный вид на озеро, да и всю округу.
        Ощущение нереальности ни на минуту не покидало Нину. Как в фантастическом романе про любовь. Вчерашний недоброжелатель, словно по волшебству, превратился в заботливого и нежного возлюбленного. Да и проблема квартиры рассосалась сама собой. Но если положить руку на сердце и отвлечься от этого проклятого имущества на Московской, то разве найдется кто-то лучше Дениса?
        Нина закрыла глаза, подставляя лицо теплым лучикам солнца. Невдалеке сын носился наперегонки с Гердой, а рядом с одного бока примостилась Фиби, не пожелавшая даже шагу ступить со старого клетчатого пледа. С другой стороны блаженно растянулся Цесаркин. Он лежал неподвижно, и со стороны могло показаться, что Денис спит. Но его большой палец выводил на Нининой ладони замысловатые узоры, а оставшиеся четыре нежно фиксировали запястье. От этой изощренной ласки все трепетало внутри, и Нина чувствовала, как по телу разливается горячее желание обладать этим мужчиной. Здесь, сейчас и на веки вечные.
        – Где ты хочешь жить?– лениво пробормотал Цесаркин, не открывая глаз.
        – Что? – не поняла она и повернулась на бок, лицом к нему.
        Денис слегка приоткрыл глаза и хитро улыбнулся.
        – Мы женимся, квартиру ты продаешь, правильно?
        – Ну да, – кивнула Нина, слабо веря в происходящее.
        – Вот я интересуюсь, где мне лучше купить дом или квартиру?
        – А? – обомлела Нина. – Не знаю...
        Денис расхохотался, глядя на ее смущенное лицо. Он скосил глаза в сторону, Ромка взбегал вслед за Гердой на склон соседнего холма.
        И Цесаркин, моментально прикинув, что на пару минут они с Ниной исчезнут из поля зрения мальчика, быстро сгреб в охапку разомлевшую на солнце женщину и поцеловал.
        – Я рассматриваю дом в Тарнаусе или квартиру в центре. Выбирай, где хочешь жить? – предложил Денис, отдышавшись после поцелуя.
        – А ты?– бросила Нина лукаво.
        – Мне все равно, – отмахнулся Цесаркин. – Лишь бы с тобой. А тебе важно учесть всякие моменты. Ромкина школа, поликлиника, детский сад.
        – Мне нравится Тарнаус, – пробормотала она. – А школа у нас английская, с гуманитарным уклоном. Ломакин настоял. У него есть теория, что синусы и косинусы мало кому в жизни пригодились, а язык всем знать нужно и о литературе и искусстве иметь представление. Поэтому школу мы не меняем, и туда все равно, откуда ездить. От родителей и из центра по времени одинаково.
        – Значит, остановимся на Тарнаусе, – решил Денис. – Если есть какие-то пожелания или дом на примете?
        Нине хотелось в азарте закричать:
        «Да, конечно! Дом, где мы жили с Мишкой, Ломакин который год безуспешно пытается его продать. Отличный дом! Построен добротно, все на своих местах, а из окон виднеются парк и озеро. А еще сад и клумбы с розами перед домом».
        Но она сдержалась по двум причинам. Во-первых, неэтично по отношению к Денису предлагать купить тот самый дом, где жила когда-то с другим мужчиной. А во-вторых, жадный Ломакин заломил астрономическую цену и не снижал ее ни на рубль. И каждый потенциальный покупатель цокал языком: «Дом, конечно, хороший, но слишком дорого!» Да и не ведая, какой суммой располагает Цесаркин, ей претило навязывать ему столь дорогую покупку.
        Поэтому она просто пожала плечами и, глядя в медовые глаза любимого, хрипло прошептала:
        – Понятия не имею.
        Денис, хорошо знающий человеческую натуру, догадался, что Нина мысленно взвесила все за и против и от чего-то отказалась. Он навис над ней, пытаясь выяснить, о чем умолчала любимая, но со стороны холма послышался негодующий лай Герды, а вслед за ней Ромка закричал что есть мочи:
        – Идите сюда! Скорее! Скорее!
        Нина в панике неслась к вершине, откуда махал руками и кричал ее сын. Что там произошло? Может, уж или, того хуже, змея? И почему так разрывается Герда?
        «Твою мать, Нина, пока ты милуешься с новым ухажером, сын остался без присмотра», – попеняла она себя голосом Ломакина. Но Денис, подлетевший к Ромке на несколько секунд раньше, успокоил:
        – Все в порядке, Нинуль! Твой сын нашел ежика.
        «Ежик... крот мне в рот! – вздохнула про себя Нина. – Ежик! А я чуть не померла от страха!»
        Она уселась на корточки рядом с сыном и Цесаркиным, с любопытством глянула на большой игольчатый шар, лежащий среди пожухлой травы.
        – Ежик, – повторила вслух, стараясь выровнять дыхание.
        – Мама, давай его к себе возьмем, – попросил Ромка. – Будем молочком поить и кормить яблоками.
        – Нет, – мотнул головой Цесаркин. – Ежи переносят бешенство. Ты его в руки брал?
        Мальчик кивнул.
        – Когда спустимся, нужно дезинфицировать, – мягко велел Денис и добавил серьезно: – А Герда его трогала?
        – Нет, я его сразу на руки взял, – сознался Ромка. – Только он колючий сильно, пришлось положить на землю.
        – Пойдем вниз, – предложил Цесаркин. – А еж отправится по своим делам.
        – Он тут пропадет, – захныкал Ромка.
        – Ни за что!– улыбнулся Денис. – Тут его дом.
        – Но тут нет ни молока, ни яблок, – гнул свое ребенок.
        – Правильно, – согласился Цесаркин. – Но это только в сказках ежи ходят с яблочками на иголках и пьют молоко. На самом деле они едят червяков и личинок. И в условиях города мы его покормить не сможем...
        – Да-а, – расстроившись, протянул мальчик. – Но так хочется...
        – У нас есть Фиби, – начала увещевать сына Нина, – а у Дениса – Герда. Собаки считают ежа законной добычей...
        – Ладно, – согласился Ромка. – Оставим его тут, но с вас один правдивый ответ, ладно?
        Денис удивленно глянул на Нину.
        – Это у нас игра такая, когда задаешь вопрос и тебе должны ответить только правду. Увильнуть или промолчать нельзя.
        – Легко! – рассмеялся Денис. – Я никогда не лгу!
        – Конечно, Роман, – чуть слышно ехидно прошептала Нина. – Никогда.
        Он хмыкнул, радуясь, что она запомнила все подробности их первой встречи, и легонько дернул ее за косу. Ну прямо как школьник. И весь спуск с горы размышлял, о чем именно может серьезно осведомиться первоклассник?
        Вытерев маленькие круглые ладошки аж тремя салфетками, Ромка строго оглядел взрослых и без запинки выдал:
        – Я видел, что вы целовались!
        – Да, ваша честь, – как на суде, подтвердил Цесаркин.
        – Поэтому хочу узнать, какие ваши нар...нам... намерения?
        – Серьезные, – без улыбки ответил Денис. – Я предложил твоей маме выйти за меня замуж, и она согласилась.
        – Так быстро? – взвился мальчик и со слезами добавил:– А как же папа?
        – Может, и быстро, – вздохнул Цесаркин. – Но когда ты станешь взрослым и встретишь свою идеальную девушку, то не захочешь ждать и минуты.
        – Твой папа никуда не денется, – ласково добавила Нина. – Он навсегда останется твоим папой. И мы, твои родители, любим тебя, как и раньше, но у каждого из нас своя жизнь.
        – Ладно, ответ принимается, – кивнул Ромка и, посмотрев на мать жалостливо, без всякого перехода заныл: – Мама, я хочу есть! Давай уже обедать!
        Нина с Денисом принялись наперегонки доставать из сумки нехитрый провиант: пожаренные с утра отбивные, вареные яйца, хлеб и свежие овощи. Но Ромка, проголодавшись, жадно надкусил сначала огурец, потом хлеб, а после потребовал, чтобы мать очистила яйцо.
        – Ну, мама!
        Нина, счищая скорлупу с белого гладкого белкового бока, внимательно посмотрела на сына и задумчиво поинтересовалась:
        – Ты теперь знаешь новое взрослое слово «намерения». Где-то прочитал? Или по телевизору услышал?
        – Нет, – беззаботно пробурчал сын, заедая огурец хлебом. – Дедушка так сказал.
        – Когда? – из чистого любопытства осведомилась Нина.
        – Я утром заметил, что вы целуетесь. И не знал, что мне делать.Вот и позвонил дедушке, когда вы летали. А он объяснил, что если у вас нам… нар… намерения серьезные, то все хорошо. Я сразу решил узнать...
        Нина прикрыла глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Вдохнула, выдохнула, потом перевела растерянный взгляд на Дениса.
        – Будущий прокурор, – хмыкнул Цесаркин, потянувшись за отбивной. – Теперь я полагаю, обеда в Тарнаусе не избежать.
        – Да! – запальчиво воскликнул ребенок. – Дедушка велел завтра приехать!
        «Плот мне в рот», – мысленно выругалась Нина.
        «Трахни в бок меня медуза!» – подумал Цесаркин.
        Глава 16.
        – А-а-а, – нарочито спокойно протянула Нина. – А я думала, мы завтра в зоопарк пойдем…
        -Мама, нет! – забеспокоился ребенок. – Давай завтра в зоопарк! Пожалуйста! А к дедушке потом... как-нибудь.
        – Хорошо, – кивнула Нина.– Я сама с бабушкой договорюсь, когда ей удобно нас принять.
        -Лихо ты разрулила, – усмехнулся Цесаркин, когда они возвращались к машине. – Боишься своей родни?
        – Не особенно, – отмахнулась Нина. – Мои родители здравомыслящие люди. Им наша с Ромкой жизнь небезразлична. Если поймут, что у нас с тобой любовь, то и палки в колеса вставлять не станут.
        – А если нет?
        – Папа будет хмуриться при встрече, а мама смотреть тревожно. Но с советами не полезут.
        – Хорошие у тебя родители, – насупившись, кивнул Денис. – Что не скажешь о моих. Маман вечно на грани истерики, а отец вообще во Владивостоке живет. Раз в три года видимся. Тут не до советов.
        – Ну хоть созваниваетесь? – изумилась Нина.
        – Да, но только по делу. У него уже давно другая семья. И наши с братом дела его мало волнуют.
        – Еще твой брат, – Нина, недовольно усмехнувшись, инстинктивно, словно оберегая, прижала к себе прикорнувшую на руках Фиби. – Пропади он пропадом…
        – Я долго думал этой ночью, – пробормотал Цесаркин и, остановившись посреди тропинки, заграбастал в объятия любимую женщину вместе с ее недособакой. Послышалось недовольное урчание. Фиби-Буффе явно не понравились обнимашки. – Сдается мне, эти погромы не имеют к нему никакого отношения…– заметил в полголоса Денис.
        – Да ну? – фыркнула Нина и, высвободившись из загребущих лап Цесаркина, отвела глаза. Засмотрелась на низкорослые сосенки, растущие на холмах, на кустарники, облепившие края оврагов. Шиповник и боярышник. Сквозь пожухлые листья пробивались красные пятнышки ягод.
        – Сама посуди. – Денис огладил ее по щеке, мягко принуждая посмотреть на него. – У моего брата нет таких денег, чтобы кого-то нанять. Он живет от зарплаты до зарплаты. Частенько занимает у меня, плюс иногда какую джинсу накропает…
        – Что? – не понимая, поморщилась Нина.
        – Заказные статьи, – пояснил Цесаркин. – Изредка ему перепадают такие предложения, но Рождество бывает чаще…
        Нина слабо улыбнулась.
        – Пойдем, – попросила она. – Ромка вперед убежал. Нехорошо его одного оставлять.
        -С ним Герда, – успокоил Цесаркин и, перекинув сумку через плечо, взял Нину за руку. – Вот и сама подумай, с каких шишей Костяну нанимать профессионала…
        – Да ну? – хмыкнула Нина. – Шпана и за копейки все разломает…
        – Ошибаешься, Тарантуль, – усмехнулся Денис. – Шпана неспособна так мастерски вскрывать замки. Прошлой ночью действовал профессионал. А опытный домушник никогда не станет участвовать в погромах. Значит, несколько человек, то есть банда.
        Нина вздрогнула, остановив взгляд на худенькой спине сына, бежавшего впереди с большой коричневой собакой.
        – Тогда кто? – Тарантуль даже остановилась и пристально глянула в глаза новоявленного жениха. – Кто? – повторила она требовательно.
        – Не знаю, – рыкнул Денис. – Но обещаю докопаться до сути. Завтра повешу на лестничной площадке камеры слежения. – Он не стал добавлять, что решил лично поохотиться на таинственного взломщика. Если ветер дует со стороны Ломакина, может узнать Ромка и рассказать отцу, или сама Нина, не подозревая об опасности.
        – Я ничего не понимаю, – растерянно повторила она, наблюдая краем глаза затем, как ее сын перепрыгивает через лежащую на полдороге корягу. И падает, зацепившись ногой за ветку.
        Изо всех сил Нина рванула к нему. Денис не отставал. Первым бросился к ребенку, быстро ощупал руки и ноги и даже надавил на живот.
        – Что болит? – поинтересовался отрывисто.
        – Все, – пробормотал Ромка и закатил глаза. Нина испугалась не на шутку. Она внимательно вгляделась в бледное лицо сына, надеясь, что ребенок разыгрывает их с Денисом. Но нет. Веки даже не шелохнулись.
        – Ромулька, – позвала она тихо, силясь не разреветься. – Ромулька.
        А Денис быстро положил пальцы на тонкую венку на шее, замерил пульс.
        – Все нормально, Нин, – твердо заверил он. – Скорее всего, болевой шок. Посмотри, как щиколотка вздулась.
        Нина глянула на обе тоненьких ножки, безвольно раскинутые по притоптанной траве, и заметила, как на правой ноге, словно по злому волшебству, рос отек, в разы увеличивая маленькую косточку щиколотки.
        – Перелом, – вынес вердикт Цесаркин.
        – Перелом! – захныкал ребенок, обводя несчастными глазами взрослых. – Перелом! Меня папа убьет!
        – Что за глупости? – шикнула Нина на рыдающего сына.– Папа тебя пожалеет.
        – Нет, мама! Он станет смеяться!
        – Нужно срочно в травмопункт, – оборвал никому не нужную перепалку Цесаркин и, подхватив ребенка, бросился к машине.
        Нина, сунув в сумку Фиби, поспешила следом.
        «Ноги-руки все дети ломают, дай бог, чтобы этим все обошлось. Не допусти Господи ничего серьезного», -взмолилась она, в глубине души надеясь, что падение не нанесло урон ее сыну.
        Денис, убрав детское кресло в багажник, умудрился самостоятельно устроить Ромку на заднем сиденье и даже подложил под опухшую ногу белую подушку со значком Мерседеса.
        – Ух ты ж! – восхищенно пробормотал мальчик, укладывая ногу. – А вам ее не жалко?
        – Подушку, что ли? – не понял Цесаркин, а когда Ромка кивнул, заметил улыбаясь:– Мне твою ногу жальче.
        – А папа бы ни за что не дал, – добродушно хмыкнул ребенок.
        – Думаю, ты ошибаешься, – мотнул головой Денис. – Он просто мог растеряться в такой ситуации и забыть. Родителям для своих детей ничего не жалко.
        – Спасибо, – пробормотала Нина, усаживаясь спереди. Рядом у нее в ногах примостилась встревоженная Герда, не сводящая взгляда с Ромки. А вот Фиби, будто горная коза, легко выпрыгнула из Нининых рук и перебралась на заднее сиденье. Улеглась Ромке под бок, ласково лизнула руку.
        – Мама, Фибка лечит меня! – радостно воскликнул мальчик, забыв на минуту о поломанной ноге. Всю дорогу Нина оглядывалась назад, смотрела на сына замутненными от слез глазами и тщательно взвешивала про себя – каковы шансы, что Цесаркин ошибся?
        А Денис гнал Гелендваген по трассе, распугивая по сторонам более медлительных и законопослушных водителей.
        – Тебя оштрафуют, – пробормотала Нина.
        – Подумаешь, – отмахнулся он. – Это цена, Нинуль, что ребенку как можно скорее окажут медицинскую помощь.
        Нина кивнула, растрогавшись.
        – Спасибо тебе!
        И вслед за Ромкой подумала, что Ломакин не стал бы нестись как на пожар и белую подушку бы точно зажал.

* * *
        Переговоры только начались, но Нина чувствовала, что еще немного -и лопнет от злости. Она покосилась на разодетую в пух и прах Рогинскую. Ну вот кто приходит на деловую встречу в кожаной юбке?
        – Она его заводит, – хохотнула Вера Юрьевна по дороге к офису АнтАнта и огладила себя по бедрам. – Я в ней чувствую себя девчонкой.
        Нина не разделяла мнения руководства по этому вопросу. И мысленно сердилась на Веру. Она еще в воскресенье позвонила Рогинской и попросилась остаться дома.
        – Ромка ногу сломал, – всплакнула она в трубку, но мрачный голос начальницы пресек дальнейшие дружеские разговоры.
        – Ну и что? Все дети ломают конечности, а ты мне нужна завтра утром на переговорах с Антошкой. Пожалуйста, приезжай к десяти к нему в офис.
        Нина ощущала, как ее накрывает бессильная злоба.
        – А что делать? Не бросать же работу, в самом-то деле?– заметила она Цесаркину.
        Денис задумался, пытаясь понять, как выбраться из такой дурацкой ситуации. Про себя Нина отметила, что все выходные он был на высоте и делал для нее и сына все возможное и невозможное. Носился с Ромкой по травмопункту, веселил его дома и даже расписывал белый шершавый гипс разноцветными фломастерами. Конечно, без Бэтмена и Терминатора не обошлось. Ромка повизгивал от восторга и горделиво косился на яркие пятна, заполонившие гипс.
        – Давай я возьму его к себе на работу, полежит пару часов в комнате отдыха, а секретарь за ним присмотрит, – предложил Цесаркин.
        – Нет, – слабо мотнула головой Нина. – Я попрошу крестную прийти. Она любит с Ромкой возиться.
        А утром весело наблюдала за смутившимся Денисом, когда, открыв входную дверь заведомо незнакомой крестной, он увидел на пороге бабу Варю.
        – Здрассти, – проблеял он, пропуская родственницу в квартиру. – Какими судьбами?
        – Да вот, – ехидно хмыкнула старуха. – Пришла за своими подарками. Наобещал с три короба, а сам не приехал. На вот, возьми, – она протянула Денису тяжелую сумку.
        – Что это? – изумился он.
        Но баба Варя не удостоила его ответом, а, клюнув Нину в щеку, тут же устремилась в столовую, где на диване валялся Ромка.
        – Как же тебя, суслик, угораздило? – строго осведомилась она. Но мальчик, ни капли не испугавшись грозного тона, радостно засмеялся и потянулся тонкими ручками к бабе Варе.
        – Матильда-а! – радостно завопил он, задирая ногу с разрисованным гипсом. – А у меня перелом!
        Денису с трудом верилось, что грозную Варвару Ивановну кто-то посмел бы назвать Матильдой, и он, обернувшись к Нине, осведомился ошарашенно:– Вы знакомы?
        – Не стой столбом, Денька, - скомандовала бабка. – Неси сумку на кухню. Нунька, я там котлетки принесла, как ты любишь, и оливье. Поставь все в холодильник.
        – Откуда вы друг друга знаете? – снова просипел Цесаркин, не двигаясь с места.
        – Варвара Ивановна – моя фея-крестная, – хихикнула Нина, – и давний друг нашей семьи.
        – А? – только и смог вымолвить Цесаркин.
        – Как говорил Юлиан Тувим, – многозначительно заметила баба Варя, – родственников дает нам судьба, какое счастье, что друзей мы можем выбирать сами. Но к тебе, Денька, это не относится. – Она с улыбкой оглядела племянника и крестницу, для живущих по соседству людей, стоявших слишком близко. – Все, идите уже на свою работу, – заявила она. – У нас с Ромулькой дел полно.
        – Каких, Матильда? Каких?! – азартно воскликнул Ромка, усевшись на кровати.
        – Разноцветное желе нужно сделать, – заговорщицки возвестила баба Варя. – И съесть.
        -Ух ты ж! – радостно завопил Нинин сын.
        – Я и не знал, что наша Варвара Ивановна тебе приходится …Матильдой, – по пути к офису АнтАнта глубокомысленно изрек Цесаркин.
        – Она старше моего папы на два года. Он же детдомовский, а они еще детьми подружились. Папа иногда вспоминает то жуткое время и всегда добавляет, что только благодаря Варваре он выжил. – Нина почувствовала, что сейчас разревется. А Денис, увидев слезы в ее глазах, умудрился на светофоре сжать тонкие пальцы любимой, а потом перевел разговор на тему сегодняшней встречи.
        – АнтАнт точно выдурит фабрику у Веры, – хмыкнул он. – Вот увидишь!
        – Мы готовы к бою, – пробормотала Нина. – Но в силу наших личных планов нам с тобой, Денис, лучше отойти от этих дрязг в сторону. Как думаешь?
        – Ты не лезь, занимайся только продажами, – кивнул Цесаркин. – А мне клиента терять неохота, уж больно лакомый кусок этот процесс. Я скоро женюсь, мне еще дом покупать. Хотя, я тебя уверяю, тут дело не в жадности Рогинского, это какая-то изощренная месть, чем-то досадила ему твоя Вера Юрьевна.
        Нина удивленно хмыкнула, но переубеждать Цесаркина не стала. Может, потом, при случае…
        Подъехав к офису, расположенному в новом высоченном здании, Нина остановилась на крыльце поджидать Веру, а Денис сразу прошел к лифту и поднялся на пятый этаж.
        И вот теперь, сидя за круглым столом в переговорной, Нина хотела сама себе оторвать язык. Вот кто ее просил вмешиваться?! Не адвокат, не близкая подруга. Чтобы скрыть раздражение, она залюбовалась Денисом. В серо-голубом костюме и белоснежной рубашке, он производил впечатление крутого специалиста, а очки в золотой оправе добавляли значимости и солидности. Цесаркин листал какие-то отчеты и, казалось, совсем не заметил прихода другой стороны. Но когда все принялись рассаживаться, Денис оторвался от бумаг и, прихлебывая из стакана минеральную воду, холодно кивнул.
        Переговоры начались с сущей ерунды. Рогинский потребовал платы за использование якобы его собственных товарных знаков. Да еще умудрился сунуть под нос бывшей супружнице какие-то свидетельства. Вера Юрьевна, слегка опешив, глянула на Нину, но та быстро сообщила присутствующим, что предъявленные документы не имею ничего общего с товарными знаками фабрики. Те оформлены на одно из юридических лиц компании лет так десять назад. Поэтому платить никому не требуется.
        – Ничего подобного! – фыркнул АнтАнт, швыряя на стол свеженькие эскизы.
        Пришлось вглядеться, сверяя две похожие картинки.
        «Найди десять отличий называется», – раздраженно подумала Нина и, подняв голову, столкнулась со взглядом АнтАнта, сальным и откровенным.
        Она аж ахнула от негодования. А Рогинский лишь растянул губы в улыбке, такой же гаденькой, как и он сам. Нина, резко отвернувшись, потянулась к одной из бутылочек, стоявших в центре стола.
        – Воды? – предупредительно поинтересовался Цесаркин, и Нина тут же поняла, что Денис в отличие от Веры не пропустил эту дуэль взглядов.
        – Да, пожалуйста, – просипела Нина и удивленно уставилась на любовника, нарочито медленно наливающего воду в свой стакан. Денис пододвинул стакан к ней поближе и бросил кратко:
        – Держи.
        – Спасибо, кошкуль. – Одарила его Нина лучезарной улыбкой.
        Этот показательный демарш не укрылся от Рогинского. Он негодующим взглядом обвел Цесаркина и Тарантуль и пробурчал недоверчиво:
        – Вы знакомы?
        – Живем вместе, – хмыкнул Денис и добавил вкрадчиво:– Скоро поженимся.
        Тут уже и Вера Юрьевна отвлеклась от рассматривания товарных знаков и впилась удивленными близорукими глазами сначала в Нину, а после и в Дениса.
        – А я гадаю, кто же всю информацию Верке сливает! А оказывается, пригрел тут… – зло вскинулся АнтАнт, скривив губы в тонкую складку и, обиженно засопев, добавил:
        – Ты уволен, Денис Олегович. Больше не задерживаю!
        – Хорошо, – кивнул Цесаркин и, вежливо улыбаясь, напомнил: – Аванс не возвращается, Антон Анатольевич. Вы в курсе, я надеюсь.
        – Ты мне не только аванс вернешь, но и еще приплатишь, – пригрозил Рогинский. – Иначе я о твоих махинациях по всему городу слух пущу.
        – А я о ваших – только друзьям за пивом, – холодно заметил Денис, собирая со стола бумаги. – Они у меня в следственном комитете трудятся и очень заинтересуются вашими методами ведения бизнеса.
        Нина изумленно наблюдала за развернувшейся гадкой сценой. Ей не терпелось влезть в перепалку и заверить Антона, что о работе они с Денисом не разговаривали ни разу. Да и сам их роман начался ночью с пятницы на субботу. И уж точно им даже в голову не пришло обсуждать дележ имущества Рогинских. Лучше пусть Антон ищет предателя в другом месте. Но чутьем Нина поняла, что это личная битва Цесаркина и никакого вмешательства он не потерпит. Она с сожалением глядела вслед Денису, покидающему кабинет, когда раздался гневный окрик Верочки:
        – Ты тоже уволена! Мразь! Убирайся вон, и чтобы я тебя даже рядом с фабрикой не видела!
        Денис резко развернулся и напряженно замер, словно приготовился к прыжку. Он наблюдал за каждым движением Нины. Вот она взяла со стола телефон. Оправила шифоновое платье. Потянулась за сумкой и на ватных ногах приблизилась к нему. Цесаркин, взяв под локоток свою невесту, спокойно вывел ее сначала в приемную, а потом и из офиса Рогинского. И только в лифте Нина обалдело пробормотала:
        – Мир перевернулся. Ничего не понимаю.
        – Прости, – покаянно свесил голову Денис, обнимая ее. – Из-за моей выходки…
        – На самом деле, это вопрос времени, – остановила его раскаяния Нина.
        – Она еще может передумать, – попытался успокоить любимую Цесаркин.
        – Она может, я – нет, – отрезала Нина, а потом, словно отмахнувшись от скоропалительного увольнения, проворковала:
        – Ты сегодня утром что-то рассказывал про свой офис…
        Денис не понимая уставился на нее,.
        – У тебя там отдельная комната отдыха, примыкающая к кабинету, и диван, кажется?
        Цесаркин хохотнул и предложил радостно:
        – Поедем в ресторан на Лазурном озере. Там собственный пляж, отдельные домики на берегу. Кухня обалденная и сказочный вид из окна.
        – Хорошо, – кивнула Нина. – Все лучше, чем сидеть в душном офисе в компании Рогинских.
        – Заметано, – чмокнув любимую в лоб, ласково прошептал Цесаркин.
        С высоты пятого этажа Антон Анатольевич Рогинский наблюдал, как его бывший адвокат ведет за руку Нину Тарантуль к своему Гелику, чинно усаживает в машину и сам, как пацан, несется на место водителя. Что-то чувствовалось между этими двумя. Электрические разряды или химия. Та самая любовь, в которую никогда не верилось Рогинскому. Ему захотелось хоть на миг почувствовать, каково это – безоглядно любить кого-то, кроме самого себя…АнтАнт насупившись перевел взгляд на соседнюю высотку, блестевшую и переливающуюся в утренних лучах солнца, и совершенно некстати вспомнил стихи Томагавкова:
        Я стою под сенью небоскребов,
        Лужей растекаясь по асфальту.
        В мире слишком много долбо*бов!
        Я уеду в праздники на Мальту!
        Рогинский, поправив на пальце черненое кольцо с золотыми цифрами, сумрачно покосился на бывшую жену, снова принявшуюся сверять эскизы товарных знаков.
        «Интересно, а Ломакин знает?» – пронеслось у него в голове. АнтАнт почесал затылок, ликуя от потрясающей возможности отомстить незадачливому адвокатишке, а вслух презрительно бросил:
        – Поздравляю, дорогая! Только что ты лишилась лучшего специалиста по продажам. Можешь закрывать фабрику!
        Глава 17.
        Когда-то давно дед объяснял Денису теорию относительности. К большому удивлению Цесаркина, их оказалось две. Специальная и общая. И как запомнилось Денису, Иван Алексеевич пустился в подробный рассказ. Но из полутора часов дедовых объяснений Цесаркин вынес лишь два постулата: скорость света везде одинаковая, и для разных предметов и обстоятельств время может замедляться или идти быстрее. Вот и сейчас, лежа вместе с Ниной на мятых простынях в огромном номере люкс отеля «Лазурного», он наконец понял всю правоту Альберта Эйнштейна. Два часа, проведенные в любовной схватке с любимой женщиной и два часа, потраченные на ведение дел Рогинского, – это совершенно разные отрезки времени. Сиди он сейчас в переговорной АнтАнта, минуты слагались бы в часы значительно дольше, чем сейчас, когда на его груди дремала Нина, разомлевшая и слегка уставшая.
        Денис покосился в окно, являвшее взору красоту Лазурного озера, белесую полоску песчаного пляжа с ярко-желтыми зонтиками и видневшуюся на пригорке рощицу. Святое место!
        Нина легко провела ладонью по его груди, потом животу. А когда шаловливые пальчики побежали ниже, Денис, шутливо рыча, перевернул ее на спину и поцеловал нежно и медленно, словно старался распробовать на вкус.
        Нависнув над Ниной, он попытался губами обхватить большой розовый сосок, нахально поднявшийся над полушарием. Нинуля, томная ото сна, принялась извиваться в его объятиях, легко и приятно царапая коготками спину. Денис вгляделся в ее расслабленное лицо и залюбовался.
        – Какая же ты красивая, – прошептал он, а Нина, улыбаясь счастливо, провела коготками по спине, а потом по ягодицам.
        – Давай же, – хрипло прошептала она. – Скорее!
        – Все, как ты хочешь, дорогая, – пробормотал он и, сгорая от желания, погрузился в теплую негу.
        И двигаясь с любимой в едином сумасшедшем ритме, Денис почувствовал, что ему окончательно сносит башню.
        – Я люблю тебя, Нинка! – прошептал он, задыхаясь от счастья.
        Она молча прижалась к нему, а потом тихо прошептала на ухо:
        – Я тоже, но мне страшно ... Очень.
        – Почему? – рыкнул он, намереваясь тут же победить всех ее врагов. Призрачных и настоящих.
        – Боюсь, что все закончится так же внезапно, как и началось.
        – Не надейся, – хмыкнул он, напирая на нее всем телом. – Ты моя на веки вечные, а я всецело принадлежу тебе.
        – Мне нравится такой подход, – проворковала Нина и собралась еще что-то добавить, как затрезвонил ее сотовый. Закукарекал дурниной.
        – Это Рогинская, – поморщилась она. – Нет желания слушать ее вопли…
        – Никак не пойму, почему она так поступила? – пробормотал Денис, обнимая Нину и нежно целуя ее в висок.
        – Она заметила, как Антон меня разглядывал, – пробурчала недовольно Тарантуль. – Вот и взревновала.
        – А мне показалось, что она не обратила внимания, – раздраженно бросил Цесарки и добавил успокаивающе: – Бог с ними. Отвратительная семейка!
        – Я с ними ладила, но, пожалуй, ты прав. И Антон, и Вера привыкли разбрасываться людьми. Ничего не помнят хорошего. Считают себя великими.
        Нина потянулась к телефону, чтобы выключить звук, и посмотрела на часы.
        – Половина второго, – ужаснулась она. – Матильда, наверное, уже заждалась меня!
        – Сколько? – подскочил Цесаркин. – Мне через сорок минут нужно быть в арбитраже. Нина, быстро собираемся!
        Они подскочили с кровати и, одевшись впопыхах, вывалились из номера, бегом скатились вниз.
        – Расплатись. – Денис протянул Нине карточку. – А я пока выеду с парковки.
        Дорогой Цесаркин гнал как бешеный, но около самого города остановился и тихо велел:
        – Садись за руль, Нина.
        – Зачем? – промямлила она. – Я боюсь.
        – Крути баранку, Тарантуль, – хмыкнул Цесаркин и уже серьезно добавил: – Времени мало. Я не успею тебя отвезти на Московскую. Да и около суда очень трудно припарковаться. Ты меня подвези, а потом я домой пешком дотопаю. Мне еще Костика из СИЗО забирать, только сначала неплохо бы бабу Варю домой отвезти. Вон подарки до сих пор в багажнике болтаются.
        Нина кивнула и пересела за руль.
        – Страшно, – пробормотала Нина.
        – Ничего, – успокоил Денис. – Такая же таратайка, как и у тебя. Руль и педали!
        «Ага, – пробурчала она про себя. – Руль и педали! Вот именно! Даже поцарапать такую страшно. Ломакин ни за что не доверил бы свою «ласточку», – мысленно вздохнула она и, нажав на педаль газа, медленно тронулась.
        Только дома до нее дошел коварный план Цесаркина. Пока Нина управляла Гелендвагеном, она словно забыла о своем увольнении и Вере Рогинской.
        – Что-то долго вы совещались, – фыркнула крестная, невольно напоминая об утреннем инциденте. – Ромулька набаловался и заснул, – прошептала она, пытаясь понять, какие эмоции гложут крестницу.
        – А меня уволили, Матильда, – хмыкнула Нина и, достав из кармана сотовый, обнаружила двадцать четыре пропущенных вызова от Веры Юрьевны и парочку от Антона.
        «Да пошли вы», – мысленно ругнулась Тарантуль, решив никому не перезванивать.
        – Как уволили? – всплеснула руками крестная. – За что?
        – За роман с твоим родственником, – фыркнула Нина и, зайдя на кухню, потянулась к свежеиспеченным пирожкам, накрытым линялым полотенцем.
        – Вкусно, – кивнула Нина. – Люблю твои пирожки с картошкой.
        – Ромулька помогал, – улыбнулась Варвара Ивановна. – Вон с краю его лепки. – Она махнула рукой в сторону кособокой выпечки, лежавшей чуть поодаль. –Потом тебя угостит.
        – Спасибо тебе. – Нина клюнула сухую морщинистую щеку, поправила седую прядь, выбившуюся из строгой дульки. – Давай чаю попьем, Матильдочка! – предложила она, в глубине души надеясь, что крестная не останется равнодушной к вероломному поступку Рогинской и обязательно что-нибудь присоветует.
        – Ты расстроилась? – словно прочитав ее мысли, поинтересовалась крестная и сама себе ответила: – Конечно! О чем я спрашиваю!
        – Да, – просипела Нина, жуя пирожок. – Очень неожиданно. Прям на пустом месте.
        – Самодура твоя Рогинская, – фыркнула Варвара. – А с другой стороны, и правильно, значит, время пришло!
        – Какое время? – не поняла Нина.
        – Такое! – шикнула на нее крестная, наливая чай в белые с голубым узором чашки. –На себя работать не хочешь? Или найдешь нового дядю и примешься в его карманы деньги набивать?
        – Какого дядю? – уставилась на нее Нина. – Я пока даже не знаю, чего хочу. И уж точно пока новую работу искать не собираюсь.
        – Зато я знаю, – вынесла вердикт крестная. – Обожаю, как ты тарелки расписываешь. Думаю, от клиентов отбоя не будет.
        – А что? – заинтересованно вскинулась Нина. – Начать можно с обычных тарелок из ИКЕА, а потом наладить собственное производство посуды. А еще расписные часы или керамическую плитку. Знаешь, фартук над рабочей зоной и мойкой можно было бы украсить орнаментами.
        – Хорошая идея, – кивнула Варвара. – Вот и займись!
        Нина кивнула с набитым ртом.
        – Нужно посмотреть старые эскизы, – согласилась она и к приходу Дениса набросала маленький бизнес-план.
        Цесаркин аж взвыл от восторга, увидев ее рисунки: нежные цветы и бабочки, ветки черемухи и сирени, виноград, вьющийся по периметру блюда, смешные ежики и белки.
        – Ты талант, Нинуля, – восхищенно заметил он и, скрепя сердце, отправился за братом в СИЗО.
        Костик, раздраженный и нервный, уже поглядывал на часы, сидя на ступеньках изолятора, а рядом в машину усаживались Ломакин с Белоусовым. Бывший Нинин муж выглядел словно лохматая нечесаная собака, загулявшая на районе. Он мрачно наблюдал, как Цесаркин паркуется неподалеку, одновременно слушая в трубке неведомого собеседника.
        «Видать, беседа не из приятных», – сразу определил Денис, видя, как чернеет лицо поэта. Да и Белоусов, стоявший рядом, казался нахохлившимся и встревоженным. Цесаркин нутром почувствовал, что разговор касается его самого. Слишком пристально следил за ним Ломакин, будто зверь за добычей. Да и адвокат явно предостерегал клиента не ввязываться в новые неприятности.
        Но все безтолку! Не успел Денис выйти из машины, как Нинин бывший, сунув трубку в карман замызганных штанов, оказался рядом. Попытался заломить руку, прижать к двери Гелека. Но Цесаркин давно заученным движением блокировал нападавшего. Крепко зафиксировал лохматую голову, применив удушающий захват. Поэт негодующе захрипел, не ожидая такой мгновенной реакции. От своей ауди, тяжело переваливаясь, уже бежал Белоусов, а на подмогу Денису несся старший брат.
        – Это… Деня, – пробормотал адвокат, растопырив руки. – Отпусти его. Сам знаешь, человек только вышел. Весь на нервах…
        – А чем я, собственно, обязан такому приему? – холодно осведомился Цесаркин, выпуская Ломакина. Тот, не ожидая столь быстрого освобождения, чуть не упал на асфальт, но в последний момент сумел удержать равновесие и отскочить в сторону.
        – Я тебя, падла, порву, – проревел Михаил. – Только попробуй подойди к моей жене, костей не соберешь!
        – Ты ее сам потерял, придурок, – хмыкнул Денис. – Теперь она моя. Отвянь, Томагавков. Ты променял Нину на деньги и славу. Кто ж тебе виноват!
        – Да я… – снова подскочил к нему разъяренный Ломакин и попытался ударить, но Цесаркин на автомате сунул кулак под дых нападавшему и отступил в сторону.
        – Не зли меня, а то потом тебе только патологоанатом сможет помочь, – предупредил он. – Перестань тянуть лапы к моей женщине. – И повернувшись к брату, велел: – Садись в машину, бро, представление окончено.
        Денис запрыгнул в Гелек вслед за братом. Дал по газам.
        – Я тороплюсь, – предупредил он, собираясь рассказать, что ему еще везти домой бабу Варю, но не успел. Костя глянул негодующе и, будто сплевывая каждое слово, поинтересовался:
        – Это ты на бабуле подженился, малыш?
        – Немного перефразирую твой вопрос, – резко бросил Цесаркин. – Я влюбился в нее и женюсь.
        – Да ты с ума сошел, Денис, – проскрежетал брат, не скрывая ненависти. – Она же аферистка, проститутка и сволочь! Опутала тебя!
        Цесаркин притормозил около тротуара.
        – Выходи, – скомандовал он. – И никогда не смей дурно говорить о моей жене…
        – Да ты чего, малыш? – ошеломленно проблеял Костик. – Это же я! Твой родной брат! А кто она? Та самая гадина, что отобрала у нас квартиру. Ты это понимаешь?
        – Мне все равно, – пробурчал Денис. – Квартира ее, мы с тобой к ней отношения не имеем. А если бы и имели, думаешь, нам бы с тобой хоть что-то досталось? Что? Полтора квадратных метра? Оставь ее в покое. И если выяснится, что погромы ее имущества заказал ты, то нанимай себе другого адвоката. Я тебя из этой задницы доставать не намерен.
        – Тебя опутали, малыш, – печально заметил Костик. – Я не знаю, что там она применила! Гипноз или НЛП? Но ты словно заговоренный какой-то! И ведешь себя странно, – махнул рукой на прощание старший брат и неуклюже выбрался из Гелендвагена. Нарочито громко хлопнул дверью и остановился около обочины. Потом снова открыл дверь и попросил небрежно:
        – Дай стольник на такси. У меня по нулям.
        Денис достал из кармана желтую купюру и протянул брату.
        – Держи.
        – Спасибо.
        Дверца автомобиля захлопнулась, отсекая друг от друга родных людей.
        «Он как не понимает!» – подумал про себя каждый. Денис вывернул на проезжую часть, а Константин долго стоял на перекрестке, пытаясь понять, во что влип младший брат.
        «Все пошло не так, – огорчился про себя Цесаркин и даже стукнул по рулю от досады. Он собирался поговорить с братом чуть позже, имея на руках факты. А получилась какая-то буффонада с двумя клоунами на арене. Цесаркин и Ломакин! Томагавк против Цезаря! – мысленно объявил он голосом душки-конферансье. – Бои без правил! Главный приз – сердце Нины Тарантуль!»
        Денис подрулил к дому и, позвонив бабе Варе, пробурчал, стараясь не обидеть:
        – Выходите, госпожа Матильда. Карета подана!
        Всю дорогу до своего дома баба Варя рассказывала, какой Ромка умный, а Нина талантливая.
        – Повезло тебе, Денька, – добродушно заметила она.
        Цесаркин кивнул и слово за слово напросился на чай, услужливо доставив в квартиру лежанку для кошки и пакет с платком.
        Уплетая салат трехдневной свежести, Денис поинтересовался мимоходом:
        – А как вы с отцом Нины познакомились?
        Бабка оглядела его внимательно, словно взвешивая все за и против, и тихонько пробормотала:
        – Мы же жили все вместе в квартире на Московской.
        Денис аж поперхнулся. Долго кашлял, думая, что ему уже конец пришел от такой новости и злосчастной крошки, попавшей не в то горло.
        Справившись с приступом, Цесаркин залпом выпил стакан компота и уставился на родственницу красными слезящимися глазами.
        – Ничего не понял, Варвара Ивановна. Если можно, расскажите подробно для умственно отсталого родственника.
        Бабка хмыкнула, прочищая горло. Потом решительно встала, налила себе в хрустальную рюмку на тонкой резной ножке коньяк, стоявший на столе, и, словно оправдываясь, кивнула на бутылку:
        – Твоя мать подарила.
        Как будто это все объясняло! Выпила залпом янтарный напиток и, закусив яблочной долькой, отчетливо заявила:
        – Наша с Танькой мама, Янина Карловна, вышла замуж за Сашиного отца. Сашке тогда год исполнился, чуть постарше меня. Это такой брак был… по необходимости… без особой любви. Петр Петрович хозяйку в дом искал и мать для Сашеньки. У него первая жена от перитонита умерла. А наш отец под трактор попал. Вот и встретились два одиночества. Мать решила, что с таким-то мужем будет как за каменной стеной, а сама чуть за тюремными воротами не оказалась. Когда Петра Петровича за валюту посадили, Сашка как сирота в детский дом попал. И мы с мамой каждые выходные его навещать ходили. А после ее смерти я сама бегала. И потом по жизни чем могла помогала. Не по-человечески получилось. Квартира нам досталась, а единственный ребенок Петра Петровича в детский дом угодил. Но тут никто не виноват. Мама после смерти Тарантуля болела сильно, все по больницам лежала. И она Сашу не усыновляла. Сам Петр Петрович не захотел. Считал, что сын должен о своей матери знать и помнить. А оно, видишь, как обернулось…
        Баба Варя снова налила себе коньячка в рюмку.
        – Тебе не предлагаю, – поморщилась она и, утерев салфеткой слезу, одиноко катившуюся по щеке, продолжила:
        – Все по закону, а не по совести получилось. И мама моя все просила, умирая, чтобы я Сашу не оставляла. Да я и без того его бы не бросила. Вот и вся история. – Баба Варя пожала плечами и, подскочив, принялась ставить тарелки в мойку.
        – А дед Ваня, узнав об этом, решил вернуть хату настоящим владельцам? Я так понимаю, квартиру дали Тарантулю, а не деду Ване?
        Варвара кивнула.
        – Иван с Танькой через девять лет только познакомились и поженились. И опять та же ситуация. Вдовец с годовалой дочерью. Но Танька такого жениха не упустила. Мигом охомутала. И для девочки стала настоящей матерью…
        – Карму отрабатывала, – хмыкнул Цесаркин, прекрасно зная, что баба Таня воспитала его мать как родную дочь.
        – Можно и так сказать, – криво улыбнувшись, согласилась Варвара и, глянув на часы, велела: – Поздно уже, Денька. Поезжай домой.
        Денис покорно встал и побрел в прихожую, но,когда потянулся к бабе Варе с прощальным поцелуем, она обхватила его шею руками и зашептала, словно решила поведать самый большой секрет:
        – Береги Нину, Денечка! Береги!
        Денис едва коснулся бабкиной щеки и ляпнул сдуру:
        – Я хотел уголовное дело Петра Петровича запросить, но теперь, пожалуй, не стану людей беспокоить.
        В глазах старухи колыхнулось беспокойство.
        – Это их жизнь! –вскрикнула она. – Никто из ныне живущих не вправе судить то поколение. Они пережили много чего, что вам и в кошмарном сне не привидится. Вот и нечего туда лезть!
        Цесаркин оторопел от такой отповеди и, спускаясь в лифте, задумался.
        «Почему же Варвара так испугалась? Что там еще кроется кроме махинаций с валютой?» – сам у себя осведомился Денис и, решив во что бы то ни стало раздобыть в архиве нужный документ, позвонил отцу.
        Глава 18.
        По дороге на Московскую Денис почувствовал странное беспокойство. То ли от резкого выпада бабы Вари, еле сдержавшей слезы, то ли из-за отключенного отцом телефона.
        «Где же тебя носит, старый бродяга?» – крякнул про себя Цесаркин, заезжая во двор, где прямо по середине, словно памятник неубиенному поэту, торчал черный Рэндж. Пришлось звонить Нине и просить передать трубку гению современной словесности.
        – Да, – недовольно рыкнул Ломакин, не утруждая себя элементарной вежливостью.
        – Слышь, поэт Кукушкин, – небрежно бросил Денис. – Выйди, переставь свой унитаз. Весь двор перегородил.
        – Ща, – отрезал Нинин бывший и нажал на кнопку отбоя.
        Денис, припарковавшись невдалеке от беседки, только направился к дому, когда подъездная дверь распахнулась и во двор вылетела Герда и со всех лап бросилась к хозяину. Следом лениво вразвалочку вышел Ломакин: в сандалиях на босу ногу, в широких спортивных штанах и такой же майке. Из-за распущенных кучерявых волос он напомнил Цесаркину пожилую тетку с растрепанной химией. А Герда, подлетев поближе, стала носиться кругами вокруг Дениса, норовя задеть ногу хозяина и слегка обтерев крепкой спиной офисные брюки.
        – Пойдем, красавица. – Денис, присев на корточки, огладил грациозную лобастую морду, потрепал за ушами. Герда на радостях потянулась к нему, чуть не сбив с ног. В кармане штанов завибрировал сотовый, и Цесаркин, ответив, глянул в сторону балкона, где в цветастом домашнем платье стояла Нина Тарантуль.
        – Прости, Герда учуяла, что ты приехал, и сама выбежала из квартиры. Уж больно ей не терпелось, – словно извиняясь, сообщила она.
        – Все в порядке, Нинуль, – успокоил любимую Цесаркин и, почувствовав, как из-за спины кто-то подходит, резко повернулся.
        И чуть не врезался в Ломакина.
        – Отвали от моей жены, – прохрипел тот с ненавистью в голосе. – Больше повторять не стану.
        – Ты ничего не попутал? – осклабился Цесаркин. – Твоя жена тут явно не живет. Отправляйся к ней. Пусть повоет тебе на ухо, погавкает…
        Ломакин невесело хмыкнул:
        – Похоже, весь город в курсе моей личной жизни.
        – К другим не лезь, и тебе никто лишний раз не напомнит, – пробурчал Цесаркин.– А что, Кукушкин, на чужом поле трава зеленее? – пренебрежительно бросил он, не обращая внимания на изумленный взгляд Ломакина.
        – Какой я тебе Кукушкин? – Мишка взревел возмущенно .
        – Я не Лермонтов, не Пушкин. Я блатной поэт Кукушкин! – недовольно продекламировал Цесаркин и добавил ехидно: – Прям про тебя стихи.
        – Точно! – ударив себя по ляжке, нехотя ухмыльнулся Ломакин и, оглянувшись на балкон, где статуей застыла Нина, пробормотал:
        – Пойдем поговорим?
        – У нас с тобой общих тем нет, – осторожно заметил Цесаркин, желая быстренько прогуляться по парку с Гердой и поскорее вернуться к Нине.
        – Мне про тебя Палыч все рассказал, – невзначай заметил Ломакин.– Ты мужик вроде правильный. Живешь по понятиям.
        – Это смотря какие понятия, – заметил Денис, взяв Герду за ошейник.
        Ломакин дружески расхохотался и, направившись к калитке, столкнулся с каким-то странным парнем, копошащимся в сотовом.
        – Смотри куда прешь!– рыкнул поэт зазевавшемуся человеку. Тот от страха или возмущения не смог вымолвить ни слова, а только во все глаза пялился на Ломакина. Михаил громко выругался, кляня всяких лохов, заполонивших мир, а затем в два шага догнал Дениса и его собаку.
        – Я люблю ее, – высокопарно начал Ломакин без предисловий, лишь только Герда рванула по аллейке. – И собирался вернуться.
        – Ты когда-нибудь поездом ездил? – пробурчал Цесаркин. – На вокзале бывал?
        – Ты это о чем? – не понял Ломакин.
        – Твой поезд простоял на перроне несколько лет, – принялся объяснять Денис. – А ты равнодушно проходил мимо, заглядывал в окна. А вот когда состав тронулся и уже почти отошел от перрона, тебе пришло в голову запрыгнуть в последний вагон. Только поезд вдруг набрал скорость и из доходяги-пассажирского превратился в «Сапсан». Двери закрылись автоматически.
        – Я тебя понял, – пробурчал недовольно Ломакин.
        – А сам чего сопли жевал? – негодующе бросил Цесаркин. – Такую женщину упустил.
        – Мне всегда казалось, что Нина примет меня любого. Вот сделает Томка меня знаменитым, и я шмыг обратно к своей Тарантульке.
        – Да, теперь ты мега популярен, но за все нужно платить. А Нина теперь моя. Заруби себе на носу, или где захочешь.
        Ломакин хмыкнул неопределенно, а потом заявил сердито:
        – Только если узнаю, что вы с братцем спектакль специально устроили, чтобы Нинку этой квартиры лишить, лично прибью.
        – Брат отрицает свою причастность к погромам, – холодно пресек дальнейшие угрозы Денис. Нужно думать, кому Нина могла так насолить...
        – Да только твои родственники остаются. Больше некому. Нина мухи не обидит.
        – Мои тоже отпадают. Нет у них ни денег, ни возможностей творить такой беспредел.
        – Подумаешь, – осклабился Ломакин. – Делов-то шпану нанять!
        – Тебе виднее, – рыкнул Денис и, зло оглядев собеседника, добавил: – А если погромы твоих рук дело, пеняй на себя. Никакой Белоусов не поможет, братва тем более.
        – Да знаю я, что ты крутой перец, – раздраженно пробубнил Ломакин и задумчиво потер башку. – Но если предположить, что твой отмороженный брат только лишь испортил Нинкину машину, то кто же тогда разнес к чертям собачьим хату и кабинет?
        – А я тебе о чем толкую, – возмутился Цесаркин, словно объяснял основы юриспруденции Фиби-Буффе. Он собирался просить Ломакина пробить по своим каналам неведомого погромщика, как в кармане запиликал сотовый.
        – Денис, – просипела в трубку Нина. – Сейчас кто-то позвонил и грязно ругался. А теперь в дверь ломится. Нам с Ромкой страшно.
        Вдалеке послышался вопль младшего Ломакина.
        – Ничего не страшно! Мы сейчас табуретками вооружимся! И ножами! Только вы с папой приходите скорее!
        Цесаркин свистнул собаке и опрометью бросился домой. Рядом около ноги неслась Герда, а сзади шумно дыша поспевал Ломакин. Он последними словами костерил злоумышленников и угрожал придушить их, как дохлых кроликов.
        Зачем нужно душить уже дохлых кроликов, Денис не знал. Да и не задумывался.Лишь мысленно прикинул,на какую статью УК тянет подобное злодеяние, но уже через секунду-другую рванул дверь в подъезд. А там слышались крики и шум борьбы. У Дениса все похолодело внутри, когда он понял, что хриплый голос, умоляющий отпустить, принадлежит Нине.
        Рванув вверх, Цесаркин сам не помнил, как оказался на третьем этаже и уставился в немом изумлении на открывшуюся мизансцену. Картина Репина «Приплыли!» или финал Гоголевского «Ревизора» показались бы детсадовской постановкой. Посредине лестничной клетки,словно девушка с веслом, стояла Вера Юрьевна Рогинская и, крепко держа за руку Настю Карпову, пыталась спуститься вниз. А Нина и перепуганный Димка не давали ей пройти. Тарантуль тянула бывшую начальницу за рукав, а незадачливый сосед пытался перегородить дорогу. Да и сама Настя брыкалась изо всех сил, пытаясь освободиться из железной лапищи Верочки.
        Из соседних квартир кто-то выглядывал, но в свару с женщиной-танком не вступал, просто с любопытством наблюдал, чем дело кончится.
        Цесаркин, переводя дух, застыл на долю секунды на месте, а Ломакин со всей природной наглости сразу влез в самое пекло. Обойдя Дениса, он шагнул к Рогинской и одним движением разжал наманикюренные пальцы. Настя отскочила в сторону, но разъяренная Вера попыталась схватить ее снова и одновременно замахнулась на Ломакина.
        – Так не пойдет, мадам, – добродушно заметил он, поймав рядом с лицом падающую ладонь. – Народное достояние портить никому не позволено.
        Пока Рогинская пыталась объяснить поэту, что он ноль без палочки и прыщ на заднице общества, Нина ловким движением втянула испуганную Настю в квартиру и захлопнула дверь.
        От хлопка, будто от выстрела, вздрогнули все. А Рогинская, придя в себя словно после гипноза, кинулась с кулаками на Димку и Цесаркина.
        – Мадам, мадам, – попытался оттянуть ее Ломакин. – Я понимаю ваше горе. Но Аська уже взрослая и сама решает,с кем ей жить. С вами или с молодым красивым мужиком.
        – Вы все знали! – заорала Рогинская. – И Нинка, сволочь двуличная, тоже! Я дочку по всей стране ищу, а она тут живет по соседствус Тарантуль!
        – Нина понятия не имела, – попытался защитить любимую Цесаркин. – Я общался с ребятами, но только сейчас понял, что Аська Рогинская и Настя Карпова одно и то же лицо.
        – Никакая она не Карпова! – выкрикнула Рогинская. – Не сметь ее так называть! Я аннулирую брак! А ты... – Она вскинула кулак, желая достать Цесаркина. Денис отступил в сторону, не имея привычки бить женщин. Рука Рогинской пролетела мимо, словно праща. Она попыталась еще раз напасть на Дениса, выместить на нем всю злость и ненависть, но сильно вскрикнула и чуть не упала на пол. Ломакин, на правах бывшего друга придержав за локоток, светски осведомился:
        – Все в порядке, мадам?[a1]
        – Эта собака, – заорала Рогинская, тыча пальцем в оскалившуюся Герду. – Укусила меня!
        – Сейчас вызовем скорую, – заявил Ломакин. – Пусть сделают сорок уколов в живот. Собака-то бродячая, может, бешеная.
        Денис чуть не рассмеялся, глядя, как негодующе уставилась на Ромкиного отца Герда, словно говоря:
        «Это тетка бешеная, ты спутал, батя!»
        Цесаркин, взяв за локоть Димку Карпова, пропустил всхлипывающую Рогинскую. Она медленно начала спускаться с лестницы и хотела было вернуться обратно, но крепкая рука Ломакина не позволила ей сделать даже шаг в обратном направлении. И когда за поэтом и страшной женщиной захлопнулась дверь в подъезд, Цесаркин, ткнув пальцем в сотовый, попросил Нину:
        – Открой нам, солнышко!
        На кухне, устремив глаза в одну точку, неподвижно сидела Настя.
        – Она ушла? – поинтересовалась со злостью, бросаясь в объятия к мужу.
        – Ее Герда за задницу укусила, – тут же доложил Димка, обнимая жену, и, будто ни к кому не обращаясь, добавил: – Уезжать нужно. Твоя мать нас здесь нашла, теперь житья не даст.
        Тихонько захихикал испуганный Ромка и прижался к матери. Денису вдруг захотелось плюхнуться рядом с Ниной и ее сыном. Обнять любимую женщину, успокоить ребенка и, попивая чай, просто болтать о пустяках.
        Но понимая, что эти мечты сегодня вряд ли осуществятся, осведомился напряженно:
        – А в чем вообще проблема, граждане молодожены? У вас законный брак? Вы совершеннолетние?
        – Да, мы расписались, -всхлипнула Настя. – Но моя мама терпеть не может Диму. Считает его нищебродом и корыстным человеком. А мы любим друг друга! Она вернется и попытается меня увезти силой. Такое уже случалось. Ей нужен зять олигарх. Меня запрут где-нибудь на Мальте, а тут начнут бракоразводный процесс. Или подставят Димку как-то иначе, вынудив развестись. Она ему уже деньги предлагала.
        – Я отказался, – мотнул головой Карпов и добавил недоуменно: – Как она нас обнаружила? Квартира на мою бабку записана. По месту прописки я давно не появляюсь. А ты вообще в Сестрорецке.
        – Накрылась ваша легенда медным тазом, – пробормотала Нина, обнимая Ромку. И Денис заметил тени у нее под глазами и покусанные губы.
        «А может, и не в Рогинской дело, – подумал он, мысленно решив потом разузнать у Нины о звонке. – Если бы звонила Вера Юрьевна, то Нина бы так и сказала. И уж точно бы не перепугалась».
        – Почему накрылась? – изумилась Настя. – Мы так классно с айфоном придумали. Подружка его с собой взяла. А потом собиралась прихватить в Лондон.
        – Дети, – хмыкнул Цесаркин.
        – Где мы прокололись? – насторожился Димка.
        – АнтАнт звонил в университет, – тихо пробормотала Нина, зябко поежившись.– И Вера приезжала ко мне. Кто же знал, что вы в подъезде столкнетесь.
        – Странно, – чуть слышно хмыкнула Настя. – Вы раньше в гости друг к другу не ходили.
        – Один раз не считается, – отмахнулась Нина. – Нужно придумать, что дальше делать. – Она подошла к окну и воззрилась на Ломакинский Рэндж Ровер, куда после многократных попыток Михаилу удалось впихнуть Рогинскую.
        – Куда он ее тянет? – изумилась Нина.
        – В травмопункт, – хмыкнул Димка и, силясь не рассмеяться, повернулся к Денису. – Герда отомстила за нас.
        – Не знаю, – предостерег Цесаркин, воздев к потолку указательный палец. – Из свидетельских показаний известно, что Веру Юрьевну цапнула чужая собака, случайно забежавшая в подъезд.
        Денис многозначительно глянул на Нину, а Димка уставился на Настю, а потом все дружно расхохотались.
        – Давайте чай пить, – предложила Нина. – Заодно и подумаем, что с вами, конспираторами, делать.
        Она достала из холодильника сырники и принялась заваривать чай.
        – Мама, если узнает, уволит вас, – пробормотала Настя, нервно сминая кружевной край скатерти. – Стоит ли рисковать?
        – Уже уволила, – усмехнулась Нина. – А риск вроде всегда считался благородным делом. – Она поставила на стол пузатый чайник с голубыми цветами и такие же чашки. Достала из шкафчика конфетницу.
        – Знаешь, Ася, все зависит от того, чем вы готовы пожертвовать ради своей любви и ради друг друга? Что способны преодолеть?
        – Нам лишь бы вместе… – пробормотал Димка.
        А Настя добавила:
        – Все остальное не важно.
        Нина потерла виски, закрыла глаза, лишь на несколько минут задумавшись о своей жизни и невольно сравнивая двух мужчин. Бывшего и будущего. Чем жертвовала она ради Ломакина и на что готова ради Дениса Цесаркина?
        – О чем задумалась? – прошептал Денис и, усевшись на широкий подлокотник дивана, обнял ее за плечи.
        – Так… пустяки, – улыбнулась Нина, заглянув в янтарные глаза Цесаркина, и поняла, что пропала навсегда. Влюбила-ась!
        Он, незаметно подмигнув, сжал ее пальцы в своей ладони.
        – Если так, – обратился к парочке молодоженов. – Могу вас во Владивосток отправить.
        – Она нас и там найдет, – обреченно хмыкнула Настя. – Тем более теперь знает, что искать нужно Карпову, а не Рогинскую.
        – На Московской вам тоже оставаться небезопасно, – предостерегла Нина. – Вера не скоро свыкнется.
        Когда через полчаса в квартиру ввалился Ломакин, Настя и Димка пребывали в мрачном унынии.
        Ни к друзьям, ни к родственникам нельзя! Разве что на край света! Или за границу.
        – До конца недели можете в нашем старом доме пожить, – с порога заявил Ломакин. – Потом туда иностранцы заедут. Договор аренды на целый месяц подписали. Уж там-то точно Рогинские вас искать не станут.
        – Нина, плесни чаю, – скомандовал он бывшей жене, но заметив пристальный взгляд Цесаркина, добавил поспешно: – Пожалуйста!
        И, шумно прихлебывая, в красках рассказывал, как привез Веру в больницу и договорился с медсестрой об уколах. Только счел за благо упустить небольшую подробность.
        Воспользовавшись тем, что Веру осматривали в кабинете, откуда доносились ее возмущенные вопли, Ломакин сунул смешливой медсестре в карман пятихатку и слезно попросил:
        – Вы ее мужу позвоните, пожалуйста! Пусть приедет заберет.
        И, не дожидаясь, когда в приемный покой ворвется Рогинский, поспешил уехать.
        «Ты мне про Нинку и Цесаркина сообщил, Антоша. А я в долгу не остался, сдернул тебя на ночь глядя, оторвал от молодки и заставил приехать к нелюбимой жене. Теперь послушаешь жалобы про непутевую дочку и бродячую собаку!»
        Уже поздно ночью или уже ранним утром Денис проснулся от переполнявшей душу тревоги.
        «Нина, Ниночка», – прошептал он, обнимая покрепче любимую женщину. Она нервно дернулась в кольце его рук и, открыв глаза, посмотрела внимательно.
        – Я никак понять не могу, крот мне в рот, – прошелестела она еле слышно. – Почему Рогинской взбрело в голову просить какого-то мужика мне звонить и шипеть в трубку «Готовься, стерва, я иду». А потом притащиться самой. Поступки лишенные всякого смысла.
        – А если это разные люди? И твоя Рогинская не имеет никакого отношения к телефонному террористу? – нахохлился Денис и аж дышать перестал от страшной догадки.
        – Получается, что Вера спугнула злоумышленника? – прочитала его мысли Нина.
        Денис от злости и бессилия сжал кулаки.
        «Трахни в бок меня, медуза, – мысленно рассердился Цесаркин. – Как же мне вычислить этого гада?»
        А вслух поинтересовался:
        – Ты кого-нибудь подозреваешь?
        – Нет, – пробормотал Нина. – Не понимаю, что происходит. И ужасно боюсь. За себя, за Ромку. Тошно от неизвестности.
        – Я не дам тебя в обиду, – рыкнул Денис, целуя ее в лоб.
        Глава 19.
        Ломакин долго возился с многочисленными замками, а потом широко распахнул украшенную кованым узором входную дверь.
        – Проходите, располагайтесь!
        Парочка неловко потопталась на пороге, а потом проследовала внутрь. Аська равнодушно смотрела перед собой, а Димка восторженно обвел взглядом просторный холл, мельком заглянул в кухню, потом в гостиную и аж присвистнул.
        – Роскошно!
        – Ага, – самодовольно улыбнулся Ломакин и добродушно предупредил:– Комнату выбирать не предлагаю. Тут уже все подготовлено к заезду иностранцев. Можете поселиться в гостиной. Я сейчас вам постельное белье принесу.
        Он сразу поднялся на второй этаж, где во встроенном шкафу, притаившемся в конце коридора, лежали комплекты постельного белья, рачительно завернутые домработницей в наволочки. Самым разумным было схватить с полки один из них и бежать к парочке шизокрылых голубей, воркующих или тискающихся на кухне. Но вопреки здравому смыслу Ломакина понесло в спальню. Ту самую супружескую, где когда-то давно занимался любовью с женой, а рядом в кроватке дрых Ромка, тогда еще грудничок. И Нина шептала на ухо:
        – Тише, Миша.
        А ему слышалось какое-то «тише-мише» и очень раздражало. Да и недолго они спали вместе в этой комнате! Ему ж, дураку, хотелось творить! И под этим предлогом Ломакин оставался в кабинете на первом этаже. А там, между сочинением блатных песен и дурацких стишков для попсы, он переписывался с Тамарой. Сначала о творчестве, а потом и о личном. Тогда казалось, что никто, кроме нее, не понимает его душу творца. Нина вообще не желала ничего слушать. Она выносила Ромку на свежий воздух и, пока он спал, умудрялась сажать цветы. Все клумбы во дворе – ее рук дело. К чести сказать, он не дал засохнуть ни одному листику и отмирающие растения, известные своей недолговечностью, велел сразу менять на точно такие же. Может, зря? Но и сегодня Нинкины клумбы радовали глаз и казались живыми коврами. Гобелены, блин! Профдеформация. Но Нина и в декретном отпуске продолжала работать по удаленному доступу и даже умудрялась что-то продавать.
        Ломакин вспомнил, как злился на нее. А она будто не понимала, считая более важным заработать лишнюю копейку, прополоть грядки, разбить клумбы – да все что угодно!– лишь бы не слушать его стихи. А когда он насильно усаживал ее и пытался прочесть что-то новенькое, Тарантуль хохотала и честно заявляла, что слушать дальше не может.
        – Я люблю тебя, – искренне признавалась она. – Но от твоих стихов у меня зуд начинается!
        Первое время он смеялся, ища то место, где особенно свербит от его стихов. Как там у Гоголя? «Что это у вас, прелестная Солоха?»
        Ломакин помнил, как тащил ее в спальню, забывая о стихах.
        А позже, сравнивая с Тамарой, обижался на жену. И эта обида, как злой сорняк, проросла в душе и дала ядовитые всходы. Поднялась отравленными колосьями, что просыпались на благодатную почву новыми семенами ненависти. И этот сад успешно взращивался Тамарой, внимавшей каждому слову. Ласковой, спокойной и услужливой в отличие от вечно спешащей Нины.
        Свою ошибку он понял почти сразу. Как только переспал с Томкой. Но нежный котенок, только что евший с руки, внезапно превратился в мегеру с железной хваткой. Еще был шанс отступить в сторону. Только Ломакину показалось тогда, что вот-вот Томка со своими связями сделает из него знаменитость, и он сразу же порвет с ней, а Нина ничего не узнает. Ага! Его умная и проницательная жена догадалась сразу же и, забрав сына, в тот же день ушла жить к родителям. Благо идти недалеко, всего пару кварталов.
        – Твой поезд ушел, – заявил сегодня Цесаркин. Так оно и было, наверное.
        Ломакин отряхнулся от грустных мыслей и, подойдя к окну, по привычке проверил надежность запоров. А подергав ручки на окне и балконной двери, шагнул в гардеробную.
        Нащупав под полкой кнопку потайной двери, подождал несколько секунд, пока панель отъедет в сторону, затем осмотрел толстую сейфовую дверь, закрывающую собой вход в небольшую тайную комнату. Они с Ниной звали это помещение бомбоубежищем и никому о нем не рассказывали. Когда-то там хранились пара одеял, противогаз и респираторы и стояла складная кровать. Но сейчас «бомбоубежище» пустовало. Ломакин даже знакомому риелтору не удосужился показать тайник, считая эту информацию строго конфиденциальной и собираясь лично привести сюда нового хозяина дома сразу после продажи.
        – Там можно спрятаться на случай пожара, – объяснял он когда-то жене, тыча карандашом в чертеж и указывая на толстые стены и двери, готовые уберечь от любого бедствия и взлома.
        Михаил еще раз дернул круглое колесо хитроумного замка, вспоминая, как обучал жену открывать и закрывать дверь. Быстро и не задумываясь. Нинка нервничала, негодующе фыркала и пропускала последовательность движений. А он примирительно целовал ее. Успокаивал.
        Ломакин аккуратно закрыл панель, надежно оберегающую вход от посторонних взглядов, и, прислонившись лбом к деревянной створке, тяжело вздохнул. Воспоминания, чтоб их, лезли из всех щелей.
        Вот тут, на этой самой кушетке, они с Нинкой занимались любовью, а Ромка – маленький карапуз – сидя в манеже посередине спальни, перебирал игрушки. Михаил вспомнил, как дразня прижималась, а потом всхлипывала в его объятиях жена.
        Ломакин мысленно оборвал сам себя:
        «Достаточно. Еще не хватало перед малолетками опозориться!»
        И уже собрался подумать о чем-нибудь другом, как внезапно понял, что организм никак не отреагировал на горячие воспоминания. Там, ниже пупка, кто-то дернулся разок по старой памяти и успокоился с миром.
        «Прав Цесаркин, мой поезд давно ушел, а я все мечусь по перрону. Хотя как точно знать, где именно мой полустанок и моя женщина? Уж точно не Томка!»
        Ломакин поморщился и, уже выходя из гардеробной, заметил сложенные стопкой старое одеяло и подушки.
        – Заставь дурака, – недовольно пробурчал он, мысленно отругав домработницу. – Тут иностранцы на пороге, а она всякий хлам по полкам разложила!
        Мишка на минуту задумался, решая, куда бы деть барахло. Время поджимало. Он и так задержался. Сначала у Тарантульки, а потом здесь, в их старом доме. Ломакин мысленно хмыкнул.
        – Допроса не миновать. Не иначе как в прошлой жизни Томка служила в НКВД!
        И открыв потайную дверь, быстро побросал внутрь ненужные тряпки. Потом еще раз провел взглядом по полкам и, заметив в углу мини-холодильник с прозрачной дверцей, решил и его припрятать с глаз долой.
        – Нужно его домой забрать и в спальне поставить, – пробурчал Ломакин. – А новые жильцы перебьются! –И, невзирая на перезвон бутылок с водой, перетащил холодильник в потайную комнату.
        – Потом заберу, – хмыкнул про себя, заранее зная, что появится здесь только через месяц, не раньше. Он спустился вниз и, махнув на прощание Аське и ее нищеброду, отбыл.
        А когда уже подъезжал к дому, в голове родились стихи.
        – Я привычно засыпаю с Кантом,
        Ты дарила томик в день рожденья.
        Не смогла ужиться ты с талантом!
        И ушла, забравши вдохновенье.
        Я читал за завтраком Петрарку
        И весьма был расположен к сплину.
        Я забыл Олесю и Тамарку,
        Навсегда запомнив только Нину!
        И Ломакин потянулся за телефоном, чтобы их записать, как поганый мобильник задребезжал-завибрировал. Рогинский. Ничего не оставалось, как ответить:
        – Да, Антош. Как там Вера?
        – Звоню поблагодарить, – пробурчал недовольно АнтАнт. – Спасибо, что помог сегодня, Мишаня! А что там за собака на мою жену напала? – невзначай поинтересовался он.
        – А бог ее знает, – небрежно заметил Ломакин. Хоть и не терпелось вломить Цесаркина с его Гердой, но Мишка остановил сам себя.
        «Лично мне никакой выгоды, – пронеслось в голове.– Нинка от Дениса не уйдет. Вон как пялятся друг на друга, искры летят во все стороны, хоть прикуривай! Да и Ромка с ними живет».
        – Просто чужая псина? – уточнил АнтАнт. – Вера считает, что это собака Цесаркина. Я его тогда по шею в землю вгоню.
        -Нет, – отмахнулся Ломакин. – Это бродячий кобель затесался. Вместе с нами вбежал в подъезд.
        – А Вера...
        – Да твоя Вера мало что соображала, – рыкнул Ломакин. – Даже на меня драться кидалась.
        – Ну я понял, – поспешил вставить Рогинский и быстренько попрощался.
        Он прошел на кухню и, порывшись в Веркином холодильнике, выудил полузасохший сыр и полпалки сухой колбасы. Есть хотелось неимоверно. Сколько себя помнил АнтАнт, в минуты раздражения и нервотрепки всегда требовалось пожрать. Он соорудил пару бутербродов и, водрузив их на тарелку, отправился в спальню, где, укрывшись теплым одеялом с головой, стонала ненавистная жена, явно не собиравшаяся становиться бывшей.
        – Будешь? – Рогинский ткнул в ее сторону тарелкой, а в ответ услышал протяжный плач. Любая Ярославна позавидует.
        – Вер? – осторожно позвал он. – Сейчас чаю принесу.
        Она перестала всхлипывать и, убрав с головы одеяло, умоляюще глянула на мужа.
        – Антоша, прошу тебя, – забормотала частя. – Найди Асеньку. Ее проклятая Тарантуль прячет.
        – А что я сделаю? – хмыкнул Рогинский, вернувшись с чаем. – Пей, пей, легче станет.
        – Нина тебе не откажет, – неожиданно заметила Вера. – Если что, пригрози ей.
        Рогинский кивнул.
        – Пей, Верочка, – пророкотал ласково. – Потом поспишь маленько и полегчает.
        Он не стал упоминать, что в высокой кружке кроме заварки разведена таблетка снотворного, специально прихваченная из дома. Звонок Ломакина застал его в ресторане, где он ужинал в полном одиночестве, поругавшись с любовницей. АнтАнт, раздраженно прервав трапезу и рассчитавшись с официантом, принялся последними словами костерить Ломакина. Нашел кому позвонить! А потом замер на месте как вкопанный.
        «Прекрасно, просто прекрасно, – мысленно потер он руки. – Отличный способ попасть в квартиру, где обосновалась бывшая жена».
        Рогинский заехал домой, опрометью бросился к аптечке и, выудив оттуда незапатентованное снотворное, кинулся к машине. Дал по газам, норовя побыстрее приехать в больницу. Молясь дорогой, кабы Верка не вызвала кого из своей родни. Ту же Люську. Но его почти бывшая жена пребывала в ступоре. Сидела и пялилась в одну точку, словно умалишенная.
        «Может, ее в психушку сдать?» – призадумался Рогинский, но решил действовать осторожно. Сперва отвезти домой, дать снотворного и, пока жена спит, достать из сейфа генеральную доверенность, данную ему Верой пару лет назад. То, что нужный документ, позволяющий забрать у жены вообще все, до сих пор находится в сейфе, АнтАнт не сомневался. Во-первых, нутром чувствовал, а во-вторых, прекрасно знал Веру. Она уж точно ни одной бумажки не выкинет. Дура!
        Он заботливо склонился над ней, придерживая кружку.
        – Пей, пей, белочка, – проблеял, как когда-то в молодости.
        Она, глянув на него затравленным взглядом, жалостливо попросила:
        – Не бросай меня, Антошенька. Хочешь, гуляй, но ко мне возвращайся. Я так тебя люблю, что даже к Нине сегодня поехала прощения просить.
        – А Тарантуль тут с какого боку? – удивленно воззрился Рогинский.
        – Ну как же… Вы же... – тихо хмыкнула Вера. – У вас давний роман. Я знаю.
        – С ума сошла? – опешил он. – Да я к твоей Тарантуль пальцем не прикоснулся.
        – Не ври! – попыталась вскрикнуть жена. – Мишка ее бросил, так она около тебя трется. Я терпела до последнего! Но как увидела, что вы переглядываетесь, не удержалась.
        – Нинка хороша, – довольно брякнул Рогинский и даже причмокнул от удовольствия. – Но волевые стильные бабы не в моем вкусе. У меня теперь, знаешь, – решил позлить жену АнтАнт, – девчонки все молоденькие, ласкучие. А лошади со стальными яйцами уже в прошлом. Ты поняла?
        – В прошлом? – резко села на кровати Вера. – Значит, точно что-то было!
        – С Тарантуль ничего, – пояснил Рогинский. – А в прошлом – ты сама. Никогда к тебе не вернусь, поняла?
        Она подслеповато уставилась на него стекленеющими глазами и снова прошептала:
        – Вернись, Антошечка...
        – Не хочу, – поморщился АнтАнт и резко поинтересовался: – Ты мне лучше скажи, кто наплел про меня и Нинку?
        – Известный факт, – пробурчала Вера. – Это все знают. – И устало прикрыла глаза, словно не хотела видеть блудного мужа.
        – Вера, – Антон тихо окликнул ее и, убедившись, что жена спит, поспешил в библиотеку. Хотя эту комнату, сплошь заставленную книжными шкафами, так называла только жена. Только вот книги, подобранные по цвету, достать с полки не получилось бы. Все печатные издания, пронизанные тонкими стальными тросами насквозь, надежно крепились в деревянных стенках, создавая единую нерушимую конструкцию. Сам Рогинский читал мало и никак не возражал против затеи жены, а вот Нина Тарантуль, случайно узнав, в шутку назвала их с Веркой вандалами.
        АнтАнт отмахнулся от глупых мыслей и залез под письменный стол, скрывающий огромный допотопный сейф, купленный еще в девяностые. Набрал старый пароль, который придумал сам в момент покупки, и вуаля! Толстая дверь плавно открылась, обнажая полки с деньгами и небольшой пластиковый ящик с документами. Антон не стал миндальничать. Выгреб все на пол. И даже залез в верхнее небольшое отделение, обычно закрывающееся на миниатюрный ключик, а сейчас открытое нараспашку. Рогинский залез туда, лениво перебрал пальцами массивные кольца и серьги.
        «Жуть», – поморщился про себя, а потом выхватил из общей кучи тонкое колечко с потускневшим от времени изумрудиком. Кольцо матери!
        Не то чтобы Антон тосковал без него, не то чтобы умолял Верку вернуть. Нет! Но забрать мимоходом – святое дело. Он сбегал на кухню за объемным черным кульком и, погрузив туда содержимое сейфа, устало глянул по сторонам.
        «Нет ли камер?» – осведомился он сам у себя и, отмахнувшись от нелепой мысли, подхватил пакет. Взгляд снова упал на книги, пришпиленные к полкам, и опять в голове пронеслось хриплое Тарантульевское «Вандалы!». Рогинский ощутил, как упустил что-то важное. Вера! Что там она молола, засыпая?
        АнтАнт, кинув кулек в коридоре, шагнул обратно в спальню.
        – Вера, – позвал он громко. – Так кто тебе про меня и Нинку наплел?
        Но жена спала. Так показалось сначала. Слишком спокойное лицо и неестественно вывернутая стопа давали понять, что случилась беда. Рогинский на ватных ногах подошел почти вплотную к кровати и затормошил Веру, в одночасье превратившуюся в куклу.
        – Вера… Вера… – проблеял испуганно.
        Затем, взяв себя в руки, осторожно положил пальцы на шею жены. Попытался нащупать пульс. Бесполезно. Он постоял с минуту, решая, что делать. Уйти? Так соседи видели, когда он привез Верку. Восстановить время смерти не составит труда. Усилием воли АнтАнт запихнул в сейф содержимое пакета, а потом, набрав телефон скорой, сбивчиво закричал:
        – Приезжайте скорее! Спасите мою жену!
        «Какой там «спасите», – мысленно содрогнулся Рогинский, тяжело опускаясь в кресло. – Умерла она, умерла!»
        Глава 20.
        – Какой умерла? – вскинулся врач скорой помощи. – Жива твоя супруга. Только в кому впала. Откачаем! А ты, мужик, думай, что она принимала перед этим. Постарайся все лекарства вспомнить.
        Рогинский моргнул, пытаясь сквозь застившие глаза слезы разглядеть огромного лысого мужика, похожего скорее на санитара морга, чем на доктора.
        – Снотворное пила, – растерянно проблеял АнтАнт.
        – Когда? – словно на допросе, рявкнул врач.
        – Да минут сорок назад, – пожал плечами Рогинский.
        – За это время вряд ли подействовало б... Хотя...
        Пока Вере через зонд промывали желудок, АнтАнт смекнул, что если пузырек Веркин и она сама попросила дать ей лекарство, то с него и взятки гладки. В самом крайнем случае впаяют непредумышленное.
        – Сейчас... Сейчас принесу, – суетливо заверил он выходящего из комнаты доктора и пулей выскочил на кухню. А там, отбросив спешку, аккуратно выудил из кармана брюк маленький пузатый флакончик с китайскими иероглифами. Потом сделал вид, что ищет что-то на столе, и с возгласом «Да вот же оно!» бросился обратно. Подобострастно показал врачу.
        – Что за ерунда? – удивился тот, забирая заморское снадобье. – Откуда вы только берете всякую гадость! В интернете, наверное, купили? А теперь вот и пожинаете плоды собственного безумия!
        – Я тут не живу, – быстро заверил Рогинский. – Жене плохо стало, я и приехал. В первый раз это лекарство сегодня увидел, – на голубом глазу соврал АнтАнт.
        – В полиции разберутся, – мотнул лысой башкой врач и скомандовал: – Поехали! Можем потерять!
        В больницу гнали с сиреной, и, пока в реанимации откачивали Веру, приехали полицейские. Антон решил никуда не высовываться, никому не звонить и вообще не делать лишних движений. Он скромненько уселся на лавку около входа в реанимацию и, упершись взглядом в белесый пол, принялся медитировать, найдя под батареей маленькую выбоину и сосредоточившись на ней. Он поднимал глаза только тогда, когда открывалась глухая белая дверь, отделяющая мир живых от ресепшена небесной канцелярии. Пробегала ли сестричка или санитарка тащила мусор, АнтАнт смотрел на них умоляюще, словно просил помочь или хотя бы обнадежить.
        – Передоз, – на ходу бросила вертлявая медсестра. – Говорят, что ее отравили. – Она вытаращила глаза на Рогинского, будто увидела дьявола из преисподней, и, ойкнув, убежала в темноту коридора.
        Антон не знал, куда деваться от накатившей паники.
        «Я же только хотел, чтобы она поспала чуток, – перед самим собой оправдывался он. – Почему же так, Вера?»
        Он заметил в конце коридора складную широкоплечую фигуру полицейского и пригорюнился совсем.
        «Сейчас наденут наручники, и поминай как звали!» – в сердцах подумал он, но насупленный майор уселся рядом, показал красную книжечку, где Рогинский так и не смог разобрать фамилию, имя, отчество, а увидел только звание.
        – Ваша жена склонна к самоубийству? Ранее попытки были?
        – Нет, никогда, – вырвалось у Рогинского.
        – Она выпила несколько таблеток фенозепама. Доза почти критическая.
        – Но где? Когда? – изумился АнтАнт, боясь, что в его снадобье содержатся не только травки-муравки, но и сильнейший психотропный препарат. Хотя от одной таблетки-то!
        – Она, пока вас дожидалась в травмопункте, глотала какие-то таблетки. Медсестры видели, но не придали значения. И в урне нашли пустой пузырек.
        -Да? – не веря своим ушам, уточнил Рогинский. – А как же снотворное, что она дома пила?
        – Китайские таблетки? – фыркнул майор. – Это же просто спрессованный мусор! Ошметки травы, бумаги. Наши эксперты долго смеялись над этим препаратом... Самое ценное там – желатин!
        – Дурят нас, везде дурят, – тяжело вздохнул Рогинский, радуясь, что уцелел в этой истории, и одновременно представляя, как открутит башку медицинскому светилу в частной клинике, всучившему ему по заоблачной цене мягкое, моментально действующее снотворное. Наверное, перистальтику улучшает…
        Когда из реанимации вышел врач, АнтАнт клял себя последними словами за лоховство, а поганую Верку за устроенную трагедию.
        Молодой и бледный врач подошел к нему, устало сел рядом и тихо пробормотал:
        – Откачали.
        – Спасибо, спасибо, доктор, – принялся увещевать Рогинский, между делом засовывая в карман белого халата заранее приготовленные мятые красные купюры.
        – Случай помог, – невесело усмехнулся врач. – Вы ей как снотворное дали таблетку с сорбирующим эффектом. Она и снизила степень отравления. Если бы не это, мы бы не успели.
        Рогинский потер затылок, понимая, что еще задолжал модному эскулапу, и, заглядывая в глаза доктора, попросил жалостливо:
        – Мне бы Верочку увидеть, доктор! Хоть на минутку, а?
        – Не положено, – пробормотал врач, но заметив, как в его карман переместилась еще одна пятитысячная купюра, сменил гнев на милость. – Только на минуту. Больная в сознании.
        АнтАнт на негнущихся ногах прошел в палату интенсивной терапии. Около белой стены моргали разноцветными глазками какие-то приборы. Жена, бледная и осунувшаяся, лежала на застиранных бело-серых простынях. Из руки торчала игла капельницы. Прозрачная трубка, по которой размеренно и медленно сочилось лекарство, показалась Рогинскому червяком, присосавшимся к Вере.
        – Одна минута, – снова предупредил врач и оставил АнтАнта наедине с больной.
        Наклонившись над женой, он понял, что сейчас разревется, как мальчишка.
        – Вера, Верочка, – пробормотал чуть слышно. – Что же ты сотворила, маленькая моя?
        Она чуть заметно мотнула головой и, не разлепляя глаз, что-то тихо пробурчала.
        – Что? – напрягся он, не расслышав.
        – Верни Асеньку, Антоша... – пробормотала она чуть погромче.
        – Обязательно, Вера. Можешь не сомневаться! – заверил Рогинский, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.
        – Спасибо, – кивнула она и, вцепившись пальцами в его руку, попросила:
        – Не бросай меня. Я тебе и Нинку прощу.
        – Не спал я с ней, Вера, – рыкнул Рогинский. – Кто тебе внушил этот бред?
        Жена молчала.
        – Ну! – не выдержал Антон. – Я не двинусь с места, пока не узнаю, – пригрозил он, уставившись на жену. – Аська тем временем за границу смотает.
        Вера молчала, закрыв глаза, и Рогинскому показалось, что она не собирается откровенничать даже в такую минуту.
        – Люся, – неожиданно выдохнула Вера и добавила почти шепотом: – Сестра врать не станет.
        АнтАнт сжал челюсти, чтобы не заорать. Но кричать в реанимации не полагалось, тем паче на больную, только вернувшуюся с того света.
        – Отдыхай, Верочка, – пробормотал он ласково. – Я еще вернусь... Вместе с Аськой.
        Антон выскочил на улицу, еле сдерживая себя. И даже растерялся, не понимая, что делать.
        «Ехать к Нине? Обязательно! Но чуть позже. К Люське и отвинтить поганой родственнице башку?»
        Он запрыгнул в свой джип, припаркованный прямо около ворот больницы, и уже собрался мчаться через весь город, как задумался, вспоминая, когда у них с Верой испортились отношения.
        «До Парижа жили замечательно, – мысленно вздохнул Рогинский. – А потом я сразу улетел в Милан, а вот когда вернулся, Вера уже закусила удила. Придиралась по мелочам, желчно шутила».
        А он не придал значения, свалив все на ее склочный характер.
        – Наверняка жена хвасталась покупками, а может, еще по дурости рассказала сестре о том, как они здорово провели время, – вслух пробурчал АнтАнт, вспоминая, как они беспечно бродили с Верой по Елисейским полям, как, прижавшись друг к другу, катались на маленьком кораблике по Сене, а потом поздно вечером болтали о пустяках на балконе. А вдалеке виднелась Эйфелева башня, сверкающая огнями, словно елка. – Нашла с кем радостью поделиться! – хмыкнул Рогинский. Он терпеть не мог свояченицу – злую и нелюдимую старую деву. – Вот тебе, Верунчик, и радость, – сжав кулаки, хмыкнул АнтАнт. – Отдохнула в Парижике, получи! Ну берегись, сука, – пригрозил Рогинский Люське. – Я тебя на чистую воду выведу. Интересно, что еще ты моей жене наплела?
        И взяв себя в руки, позвонил к родственнице.
        – Совсем с ума сошел? – рявкнула Людмила.
        – Собирайся, коза, – велел Рогинский. – Приеду за тобою к девяти. Вера в реанимации....
        – Это ты ее довел, гаденыш! – взвилась Люська.
        – Полиция разберется, кто кого довел, – спокойно заметил АнтАнт. – Твое дело вовремя засунуть свою жопу в мою машину. Усекла?
        – Да! – выкрикнула свояченица и отключилась.
        Антон, мельком глянув на часы, расположенные на приборной доске, поехал к Нине Тарантуль. Как ни крути, а без нее не обойтись.
        Он ткнул в сотовый, дозваниваясь до своей мнимой любовницы. Но телефон оказался выключен. Набрал Цесаркина, почему-то решив, что парочка не расставалась. Тот же механический голос сообщил об абоненте вне сети.
        Тогда, усмехнувшись, он щелкнул по знакомому контакту. Веркина секретарша Леночка – его бывшая любовница, сразу проворковала в трубку:
        – Да, Антошенька?
        – Где живет Тарантуль? – грубо поинтересовался он вместо приветствия.
        – А то ты не знаешь? – игриво хохотнула Лена, будто не заметив хамовитого тона.
        Рогинский взревел от негодования, прекрасно понимая, что многие в курсе его вымышленного романа.
        – Московская, тридцать пять, – пробормотала Леночка. – Квартира двадцать один.
        – Ага, – пробурчал АнтАнт и отключился.
        Он припарковался около ворот. Пришлось долго сидеть в машине, поджидая, когда кто-нибудь выйдет и откроет злосчастную калитку. Потом также ждал около подъезда. И взбежав на третий этаж, что есть силы затарабанил в дверь от нетерпения.
        – Дурдом какой-то! – пробурчал Денис, подскочив от громкого стука, и, натянув спортивные штаны, кинулся в прихожую.
        «Трахни в бок меня медуза, – мысленно выругался он. – Прибью любого, кто приперся ни свет ни заря!»
        Он предусмотрительно глянул в глазок и, увидев раздраженного Рогинского, нехотя открыл дверь.
        – Горим или кто-то умер? – поинтересовался недовольно.
        – Нина! – заорал Антон, заглядывая Денису через плечо. – Нина! Мне нужно отвезти Аську к Вере!
        – Мы еще спим, – напомнил об элементарной вежливости Денис. – К чему такая спешка?
        Рогинский глянул сквозь него и пренебрежительно заметил:
        – А ты что тут делаешь, Денис Олегович?
        – Подрабатываете в полиции нравов? – ехидно уточнил Цесаркин.
        АнтАнт пристально уставился на него, будто видел впервые. Молодой, поджарый, с рельефным рисунком мышц, Цесаркин даже спросонья казался красавцем. Где уж до него старику Рогинскому?
        Особенно сейчас, когда всю ночь просидел под дверью реанимации. АнтАнт мысленно дернулся, вспомнив, как пялился в дырку в полу, пытаясь взять себя в руки. А в голове роились воспоминания и вставали живыми картинками. День знакомства, когда в колхозе манерная Верка выскочила из дощатого домика, где обосновалась женская половина первого курса, держа на вытянутой руке открытую банку сайры. Сверху плескалось масло, и наивная девчонка собиралась его вылить в траву, но в дверях столкнулась с компанией старшекурсников, проходивших мимо. АнтАнт вспомнил, как протянул руку и одним движением вынул из тонких девичьих пальцев заветные консервы, как возмущенно глянула на него Вера, как захохотал кто-то из друзей.
        – Спасибо, – вежливо бросил Рогинский и прошествовал дальше, как трофей захватив сайру.
        – А … – пролепетала вслед симпатичная первокурсница и даже руку протянула.
        Антону показалось, что она сейчас расплачется, но Вера лишь топнула ногой и удалилась гордо, как герцогиня.
        Рогинский устало потер лицо и воззрился на Нину, вышедшую навстречу в длинном халате.
        «Как там сейчас шутят в интернете? Я бы вдул? – у самого себя поинтересовался АнтАнт и добавил мысленно: – Я бы тоже».
        – Проходите, – поморщился Цесаркин и, дав Нине возможность переодеться, повел незваного гостя на кухню пить чай.
        «В нашей жизни все радости и горести принято запивать чаем. Иногда и что-нибудь покрепче употребляют. Но все равно потом чаевничают», – мысленно усмехнулся Цесаркин, накрывая на стол. Тут же оживились собаки. Фиби-Буффе запрыгнула на стул, вынюхивая что-то вкусное, а Герда, усевшись около хозяина, гипнотизировала его печальным взглядом.
        – Мама! Мама! – раздалось из дальней комнаты.
        – Ребенка нам разбудили, – осуждающе заметил Цесаркин, в душе проклиная АнтАнта.
        «Еще час могли бы поваляться с Ниной, – мысленно всплеснул руками Денис. – И Ромка бы проспал до самого завтрака. А теперь не угомонишь».
        Словно услышав его жалобы, из ванной к сыну метнулась Нина. Уже гладко причесанная, в старых джинсах и майке.
        – Нина! – позвал Рогинский, теряя терпение. – Удели мне несколько минут!
        Она вышла на кухню и, глядя мимо Антона, позвала собак:
        – Идите к Ромке!
        Герда и Фиби кинулись наперегонки в открытую дверь, а Нина, усевшись за стол, пристально посмотрела на Рогинского и холодно поинтересовалась:
        – Что вас привело ко мне в такую рань?
        – Вера в реанимации, просит вернуть Аську! Помоги, а? – взмолился АнтАнт.
        – А какое отношение к вашей семье имею я? – осведомилась она, моментально превращаясь в Арахну.
        – Жена говорит, что ты прячешь нашу дочь, – пробормотал Рогинский.
        – Она много чего говорит, – горько хмыкнула Тарантуль.
        – Вера уверяет, что мы с тобой любовники. Слышала такую новость?
        – Нет, – отрезала Нина. – Но они с Люсей любят строить разные версии и считать их единственно верными. – Она потерла холодеющие пальцы и, на минуту задумавшись, бросила кратко:
        – Бред.
        Денис, заметив, как осунулось лицо любимой, а на глаза навернулись слезы, решил взять инициативу в свои руки. Адвокат он или кто?
        – Что случилось с Верой Юрьевной? – поинтересовался он осторожно, в глубине души надеясь, что дело совершенно не в Герде. От одного собачьего укуса еще никто не умирал!
        – Сердечный приступ, – соврал Рогинский, не желая обсуждать подробности. – Она просит тебя, Нина, – АнтАнт повернул голову к Тарантуль и уставился на нее смурным взглядом. – Пожалуйста, верни нам Асю.
        – Я тут каким боком? – вздохнула Нина. – Но, наверное, смогу помочь. В последний раз. Только больше ко мне не обращайтесь. Ни вы, ни Вера Юрьевна.
        Рогинский кивнул, соглашаясь. А что еще остается делать?
        Нина взяла мобильник и, позвонив бывшему мужу, попросила:
        – Миша, ты сможешь как-нибудь Диме с Асей передать, что Вера Юрьевна в реанимации?
        Ломакин пробубнил что-то нечленораздельное. И Нина, виня себя, тут же извинилась:
        – Прости, что разбудила.
        – Мы давно не спим, – отмахнулся от нее Ломакин. – Спозаранку ругаемся. – Он замолчал на минуту, а потом добавил: – Нунька, не боись, сейчас я к ним смотаюсь и, если они согласятся, к больнице доставлю. Где она лежит?
        Нина молча передала трубку Рогинскому.
        – Мишенька, дорогой, я и сам съезжу, – запричитал Рогинский.
        – Мне по пути, – отрезал Ломакин. – Как поедем обратно, наберу тебя, Антоша.
        Он сердито отбил звонок и раздраженно уставился на большой пакет из «Пятерочки», куда ненавистная Томка сложила все его припасы: три пакета чипсов «Лэйс», кулек сухарей со вкусом чеснока из ближайшей пивнушки, батончики «Баунти», засушенные кальмары и даже пару баночек с пивом. Настоящее пацанское богатство! И одновременно продукты, запрещенные к употреблению.
        «Только здоровая пища в моем доме!» – мысленно передразнил жену Ломакин
        – Как ты мог? – причитала весь вечер Томка и грозилась выкинуть контрабанду на помойку.
        – Как ты могла рыться в моих вещах? – недоумевал Ломакин, твердо зная, как хорошо припрятал свои сокровища.
        – Это мой дом, кстати! – ехидно уточнила Тамара и тут же опомнилась: – Я стараюсь для твоего блага, Майкл.
        Вот это самое «Майкл» давно резало слух, и Ломакин, не выдержав, заперся в комнате, отведенной рачительной хозяйкой под его кабинет. Но назойливая женщина открыла дверь своим ключом и принялась ластиться. Мишке уже самому надоело ссориться, и он полез к Томке с поцелуями, надеясь, что к утру она просто забудет про пакет. Но проснувшись в половину шестого, Тамара огладила его по груди и, невинно улыбаясь, заявила:
        – Всю эту канцерогенную дрянь придется выкинуть.
        Ломакина пружиной подняло с дивана.
        – Какого?! – взревел он и попытался отстоять свое имущество. А перед самым Нунькиным звонком Томка сдалась.
        – Неси куда хочешь, – устало заявила она. – Но только чтобы в моем доме этой гадости не было!
        И теперь после разговора с первой женой Ломакин точно знал, как и где сбережет свою заначку.
        – Прекрасно! – заорал он во все горло и, захватив кулек, выскочил из квартиры, громко хлопнул дверью.
        «Спрячу пока в «бомбоубежище», – решил Ломакин, выезжая со двора. – Пусть пока там полежит. Заберу, когда куплю себе квартиру».
        То, что это вопрос ближайшего времени, Михаил не сомневался.
        «Пора разводиться с Томкой, ишь надумала обыски устраивать. Нина никогда так не поступала!»– поморщившись, подумал он, гоня машину в Тарнаус.
        Глава 21.
        Когда за незваным гостем закрылась дверь, Денис притянул Нину к себе и прошептал успокаивающе:
        – Не думай о Рогинских, любовь моя. Они не достойны даже твоего ногтя.
        – Ужасная история. Как я умудрилась влипнуть? – Она воззрилась на Дениса и тут же добавила: – Может, это Вера стоит за погромами?
        Цесаркин напрягся и, клюнув любимую в темечко, заметил жестко:
        – Если она причастна, то я ее закрою. Никакой Антон не поможет. Это дело для меня дважды личное. Тебя третировали, опозорили моего брата.
        – Он и сам хорош. Приходил ко мне в офис скандалить. Грозился отомстить. Вот, наверное, Рогинская и воспользовалась ситуацией. А может быть, я еще кому-нибудь насолила.
        – Глупости, – мягко перебил ее Цесаркин.
        – Да ну, – невесело усмехнулась Нина. – Вот так живешь себе на свете спокойно и не знаешь, что ходишь в любовницах у старого пердуна.
        – Зато богатого! – хохотнул Денис, пытаясь задрать Нинину футболку. Она негодующе откинула его руку, уже добравшуюся до груди, и запальчиво вскрикнула:
        – А что толку с богатства? Годы, прожитые со стариком, куда девать? На помойку выкинуть? Только из-за денег быть вместе? Не понимаю!
        Цесаркин смолчал, не смея даже в шутку напомнить о ее браке с дедом Ваней.
        «Ясно, что тут не любовь вовсе, а какая-то многоходовая комбинация с возвратом собственности законным владельцам, – подумал Цесаркин и тут же перебил сам себя: – Только вот дед Ваня и баба Таня зачем ввязались в сомнительную, поросшую травой историю про врача-валютчика? Хотя за прошедшие годы вместо травы должны дубы вырасти. И никто никому ничего не обязан! Ни по закону, ни по совести! Отчего же дед Ваня решил иначе?»
        Денис коснулся губами тонкой бархатной кожи над ключицей любимой женщины и пробормотал:
        – Пойдем с собаками погуляем. Извелись все.
        Нина кивнула, освобождаясь из его объятий.
        – Я лучше завтрак приготовлю, – отмахнулась она. – Иди сам.
        И словно услышав его, из Ромкиной комнаты выскочила Фиби и заметалась в прихожей, а следом вышла грустная Герда.
        – Ты не заболела, собака моя? – обеспокоился Цесаркин, дотрагиваясь до влажного носа.
        «Мы всю ночь не спали, службу несли – пожаловалась Герда. – Ребенка охраняли, пока вы по кушетке прыгали! Проснулся бы, отправился на поиски, мы бы залаяли, предупредили!»
        «Вот-вот, – запричитала Фиби. – Безобразие! Ни днем, ни ночью покоя нет!» И затявкала от нетерпения.
        Выйдя с собаками в парк, Денис позвонил сначала Кольцову и попросил проверить причастность Веры Рогинской к погромам. А затем набрал отца, боясь, что ему снова не ответят.
        Но тихий родной голос глухо пробормотал:
        – Привет, Денис. Хорошо, что позвонил. Мне нужна твоя помощь.
        «Мне твоя тоже!» – хотелось закричать Цесаркину, но он, сдержавшись, поинтересовался напряженно:
        – Что случилось, пап? Я тебе не могу дозвониться!
        – Нужно ехать, – пробормотал Цесаркин, вернувшись домой. – У отца проблемы. Он взял взаймы два миллиона, а теперь по документам должен шесть с половиной. Инвестор уже в суд подал. В четверг первое слушание. Нужно успеть ознакомиться с делом.
        – Как такое может быть? – изумилась Нина и добавила поспешно: – Конечно, поезжай!
        Денис быстро открыл сайт авиаперевозчика и купил билеты.
        – Вылет сегодня в двадцать три двадцать, – сообщил он и, хитро глянув на Нину, предложил: – Сегодня вторник, Нинуль. Давай с утра подадим заявление в ЗАГС. Я обещаю вернуться быстро, а ты пока можешь заняться подготовкой к свадьбе. Платье, ресторан... Все, как пожелаешь!Карточку я оставлю.
        – Но...
        – Телефон все время со мной, звони в любое время!
        Они и звонили друг другу. Весь этот проклятый месяц. Даже представить сложно, как Нина скучала по Цесаркину. И только голос, родной, успокаивающий, позволял прожить сутки до следующего телефонного разговора. Нина чувствовала себя постоянно на взводе. Почти сразу после отъезда Дениса позвонила Вера Рогинская. Долго извинялась и плакала. Звала обратно и одновременно рассказывала, что помирилась с дочкой и зятем. Ныла в трубку, что чуть не умерла, наглотавшись таблеток от отчаяния и одиночества.
        – Люська оклеветала всех, кто мне дорог. Хорошо, Антон рядом оказался. Спас меня, – тяжело вздохнула она и тут же без всякого перехода заявила безапелляционно: – Мне нужна твоя помощь, Нина!
        – Я не могу, Вера Юрьевна, – отстраненно отказалась Нина. – У меня Ромка ногу сломал, помните?
        – Ах, это, – поморщилась Рогинская. И Нина словно увидела ее гримаску. – Это не повод терять работу. Приходи. Хватит ломаться как сдобный пряник.
        – Я приняла решение, – заметила Нина и, попрощавшись, нажала на кнопку отбоя.
        За этот месяц ей позвонила почти половина предприятия. И каждый счел своим долгом сообщить, что теперь временно фабрикой управляет Рогинский. Вера следит за финансами, а Люську уволили за утрату доверия. Так и написали в трудовой книжке. И вообще она – завистливая баба – мало, что за Верой все повторяла и покупала одинаковые тряпки, но еще и рассорила такую замечательную семью.
        Нина слушала все эти сплетни вполуха, прекрасно понимая, откуда народ черпает информацию. Антон, скорее всего, вернулся не только в семью и на фабрику, но еще и в постель к секретарше Леночке.
        – Зоопарк какой-то! – разозлилась Нина. – Слава богу, я там уже не работаю.
        Но бывшие коллеги, сначала активно зазывавшие обратно, потом обиделись, посчитав предательницей, бросившей коллектив в трудное время.
        «Крот мне в рот, – мысленно ругнулась Нина. – Не хочу я работать с Рогинскими!»
        Она покосилась на сына, раскрашивающего зеленым фломастером волосы Белоснежке, и сосредоточилась на орнаменте, которым собиралась расписать столовый сервиз. О фабрике даже заикаться пока не приходилось, но небольшая собственная мастерская уже работала и принимала первые заказы. Вот и сейчас Нина вгляделась в рисунок, показавшийся ей незаконченным, но в голове роились тревожные мысли. И все о Цесаркине.
        «Почему он так долго не возвращается?» – у самой себя поинтересовалась она и, чтобы не разреветься, уставилась в атлас растений, подбирая полевые цветы или плоды, чтобы вплести их в обрамление тарелки, но ничего поделать с собой не могла. Нина выскользнула на кухню, а оттуда быстро заскочила в чуланчик Дениса, уткнулась носом в его майку, так и висевшую на стуле. Немного полегчало, но тоска разъедала душу. А к ней примешивалась обида. Нет, не на любимого мужчину! На подруг и родителей.
        «Похоже, на нашу свадьбу никто не придет, – горестно вздохнула она. – Элка с Настей в один голос отговаривают от брака с Цесаркиным. Стращают карой небесной и потерей собственности. Мама смотрит жалостливо и отводит глаза, а отец даже разговаривать перестал, узнав, что сомнительный женишок – внук Ивана Алексеевича».
        «Я не дам себя оплести сплетнями и клеветой», – саму себя предостерегла она мысленно, но в который раз вспоминала, как вчера в кафе горячились подруги, доказывая ей, что Денису выгодно на ней жениться, чтобы заполучить квартиру. Окрутить глупую Нину и бросить с разбитым сердцем.
        – Мы о тебе беспокоимся, – заметила Настя жалостливо. – Забыла,как он тебе гадости делал? И тут влюбился… Ни за что не поверю! Сплошная ложь!
        – Какой смысл? – поинтересовалась она у подружек. – Я продаю квартиру, а Цесаркин собирается купить для нас дом.
        – Слишком скоропалительно он заговорил о свадьбе, – вставила Аржановская, а Элка раздраженно добавила: – Не будь дурой, Тарантуль!
        – Достаточно, – пресекла дальнейшие нравоучения Нина. – Мне пора. Ромка ждет.
        Она вспомнила, как выскочила из кафе и почти бегом помчалась домой, хотя особенно торопиться не стоило. С сыном сидел Ломакин, и они играли в спальный вагон поезда. Игра заключалась в том, что поезд едет, а пассажиры в купе спят. Ромке полагалось дремать у себя на диване, а его папаша устроился внизу на ковре, якобы на нижней полке, и храпел, имитируя гудок поезда. Идиллия! Вот умеет же человек приспосабливаться к любым обстоятельствам. Вместо того, чтобы почитать ребенку, проще завалиться спать. Эх, Ломакин, Ломакин! Но с удивлением Нина осознала, что единственным человеком, кто ее не бросил и не обвинил в этот сложный или ложный период, оказался только бывший муж. Ну и Матильда, конечно!
        «Дураненой», – перед сном велела она самой себе, искренне надеясь, что следующим утром посмотрит на ситуацию другими глазами.
        Но день грядущий принес лишь дождь за окном и щемящую тоску, рвущую душу на части. Денис все еще торчал во Владивостоке, в ожидании очередной экспертизы, и возвращаться пока не собирался. Родители звонили лишь по необходимости и в гости не звали, а на Элку с Настей она обиделась сама.
        Нина снова вздохнула и постаралась сосредоточиться. Нанесла быстрыми штрихами на белую невзрачную тарелку серую и коричневую краски. И сама залюбовалась лохматым седым ковылем. Мазнула зеленым, добавляя тонкие длинные травинки. Набросала немного золотых и серебряных полосок. Получилось лаконично и нежно.
        – Теперь я понимаю Веру Рогинскую, – тихо пробормотала она, нанося рисунок на ободок блюда. – От отчаяния человек способен что угодно сотворить.
        Даже старая присказка «Дураненой» уже не помогала. Нина всхлипнула и, не в силах сдержаться, разревелась. Ромка глянул на нее удивленно и тоже расплакался.
        – Мама, мамочка, – сквозь слезы протянул сын и залез к ней на руки. Из дальней комнаты на шум подтянулись собаки. Фиби, как горная лань, сначала запрыгнула на соседний стул, а потом перебралась на колени к Ромке, а Герда, мудрая и несчастная, просто уткнулась носом Нине в колени. Они так и просидели, изображая живую фигуру «Тоска по Цесаркину», пока в прихожей не раздался звонок.
        – Это папа! – радостно возвестил Ромка, размазывая по щекам слезы. Нина пересадила сына на диван, разогнала собак и, вытирая нос платком, отправилась открывать дверь Ломакину.
        Но на лестничной площадке вместо Михаила стояла невысокая, плотно сбитая чернявая девица. Она недовольно осмотрела Нину глазами-буравчиками и визгливо осведомилась:
        – А Денис дома?
        – Нет, – мотнула головой Нина, смутно узнавая в незваной гостье бывшую подружку Цесаркина.
        – Не обманывайте!– взвилась девица, пытаясь пройти. – Вон его машина во дворе стоит!
        Нина успела загородить ей дорогу.
        – Ах да, – кивнула она, пытаясь вытереть не вовремя потекший нос. – Действительно!
        – Пропустите! – принялась настаивать прыткая девица. – Мне нужно с ним срочно поговорить!
        – Вы беременны? – взяла быка за рога Нина, про себя подумав, что только этого не хватало.
        – Нет, что вы! – искренне перепугалась девица даже мысли о зачатии от Цесаркина и тут же возмутилась: – Как вы смеете?
        – По долгу службы интересуюсь, – отчеканила Нина. – Я из СЭС. В квартиру посторонним заходить нельзя. Идет дезобработка. У гражданина Цесаркина обнаружена редкая форма сифилиса. Передается воздушно-капельным путем. А вам, девушка, надлежит в срочном порядке явиться в поликлинику и сдать мазок на элеутерококки. Подождите, я сейчас скорую вызову!
        – Нет, нет, – пробормотала Шурка и кинулась бежать. – Я сама все сдам!
        Нина захлопнула дверь и привалилась к ней спиной.
        «Дошла до ручки, Тарантуль? – невесело усмехнулась она. – Что ты наговорила этой несчастной девице? Не дай бог, разнесет по городу, что у Дениса сифилис. А он обидится и передумает жениться. Как тогда запоешь? – у самой себя осведомилась Нина. –Да и платье не куплено, ресторан не заказан. – Она задумчиво уставилась на себя в зеркало и застыла, словно впервые увидела опухшие от слез глаза и растрепанные волосы. – Возьми себя в руки, – мысленно приказала она. – Дураненой!»
        Но любимая поговорка, так помогающая справляться в сложных ситуациях, окончательно растеряла свойства волшебного пенделя. Нина в изнеможении опустилась на видавший виды пуфик и заплакала. Неизвестно, сколько времени она бы провела в темном коридоре, но в кармане халата задребезжал сотовый и высветились заветные пять букв – ДЕНИС.
        «Странно, – мысленно отметила Нина. – В это время во Владике глубокая ночь». – Но думать и анализировать времени не осталось.
        – Да! Алло! – вскрикнула она в трубку, вытирая ладонью глаза.
        – Ты плачешь? – тихо осведомился Цесаркин. От его голоса мигом потеплело в груди.
        – Нет, – попыталась бойко соврать Нина. – С чего ты взял?
        – Не знаю, – ласково заметил Денис. – Я крепко спал, а потом почувствовал, что ты в печали...
        – Поревела немного, – созналась она. – Соскучилась по тебе, – и переведя дух, добавила: – Ты когда вернешься, Денис?
        – К концу недели, наверное, – пробормотал он.– Как экспертиза даст заключение... Ты лучше расскажи, чем занимаешься? Платье купила? Что с рестораном?
        – Ничего я не делаю, – повинилась Нина. – Ты вернешься, и мы быстренько все организуем. А может быть, просто сами распишемся? Ромку возьмем, Матильду!
        – А твои родители? Подруги? – насторожился он.
        – Папа на меня обиделся, мама сохраняет нейтралитет, а с девчонками я сама разругалась, – тяжело вздохнула она. – А еще на бывшей работе меня считают предательницей...
        – Сильно переживаешь? – осторожно поинтересовался он.
        – Смотрю на мир философски, – хмыкнула Нина, стараясь не разреветься. – Родители поймут со временем, что ты хороший человек. Подружки тоже, а что думают девушки фабричные – мне наплевать. Только ты возвращайся скорее, ладно? – попросила она, сдерживаясь.
        – Это из-за меня на тебя все напали, – не поинтересовался, а констатировал факт Цесаркин. – Держись там, моя любимая! Ты же боец и яйца у тебя стальные.
        – Я их отстегнула, – всхлипывая, усмехнулась она. – Рядом с тобой мне они не нужны.
        – Не реви, Нинуля, – нежно попросил он. – Я люблю тебя.
        – И я тебя! – разревелась она.
        – Ты лучше расскажи, как продвигается твой проект, – попросил Денис, мысленно проклиная, что оставил Нину и сам умотал на другой край страны.
        – Я подготовила эскизы для первой партии. Приятные орнаменты с растительными мотивами. Получится красивый сервиз. Опытный образец сейчас расписываю.
        – Эскизы для сервизов или сервизы для эскизов? – хохотнул Цесаркин, стараясь развеселить будущую жену.
        Нина слабо рассмеялась и довольно воскликнула:
        – Вот именно!
        А потом в азарте продолжила:
        – Я еще нашла отличного технолога. Хочу выпускать собственную посуду. И по сырью уже с поставщиками договорилась.
        – Умничка, – похвалил Цесаркин и, пока его бизнес-вумен со стальными яйцами снова не принялась реветь, поинтересовался: – А Ромка как? Чем занимается?
        – Гипс завтра снимут, – отрапортовала Нина. – Ему Ломакин купил девичьи раскраски, и теперь ребенок разрисовывает штаны принцев в желтый цвет, а Золушку наградил черными пятками.
        – Все правильно, – расхохотался Денис. – Она же это... сначала в доме прибиралась, потом мешки с крупой перебирала, а затем огород полола, а после на бал поехала. И в сказке ничего не написано, что она руки-ноги помыла. Вот и правильно Ромка рисует!
        Нина расхохоталась.
        – Сколько сейчас у тебя времени? – уточнила она, не желая прощаться.
        – Два часа ночи, – отмахнулся Цесаркин.
        – Поспи, – предложила она. – А проснешься, мы еще поговорим. Я телефон к ладони приклеила!
        Поговорив с Ниной, Денис побрел на кухню попить воды.
        – Что за балаган, сынок? – ворчливо поинтересовался отец, заходя следом. – На ночь телефон лучше отключать.
        – Я сам звонил, – рыкнул Цесаркин. – Моя женщина плачет...
        – Но я слышал звонок, – пробормотал, извиняясь, отец.
        – Это маман, – хмыкнул Цесаркин. – Осведомлялась о моем здоровье. Ей кто-то сообщил, что у меня острая форма сифилиса, передающегося воздушно-капельным путем. Она волнуется.
        – Ее, наверное, разыграли? В самом названии ЗППП зашифрована истина, – пробурчал отец и пошел к себе. А Денис мысленно поблагодарил мать, сообщившую главную новость. Нина плачет! Он постоял минуту в раздумье, а затем осторожно постучал в комнату к отцу.
        – Папа, у тебя в архиве МВД сохранились связи?
        – Пока есть, – кивнул отец, долгие годы проработавший журналистом. – А что такое?
        – Я хочу посмотреть одно уголовное дело, – упрямо заявил Цесаркин.
        Глава 22.
        Во время завтрака, тщательно покрывая пельмени сугробами сметаны, отец поинтересовался осторожно:
        – Чье это уголовное дело? У нас вроде репрессированных в семье не было.
        – Некто Тарантуль Петр Петрович, врач-диетолог, – начал Денис и уже не смог остановиться. Словно черепки, потрескались пельмешки в тарелке, остыл чай, заваренный в прозрачном чайнике. А Денис все говорил и говорил. Не упуская подробностей, но и без особого драматизма.
        – Зачем тебе это, сынок? – поморщился отец. Денис заметил, что глаза, полные и без того тревоги и грусти, светились мудростью и болью.
        – Да ты не понимаешь, пап! – попытался отмахнуться от родителя Цесаркин. – Нужно реабилитировать Нину в глазах матери, Коськи.
        – Обойдутся, – зло хмыкнул отец. – Не стоит из-за этого ярмо надевать на шею.
        – Да почему же ярмо? – не выдержал Денис. – Я и сам хочу докопаться до причин.
        – Послушай меня, – тихо пригрозил отец. – Ты же умный человек, – вздохнул он натужно. – Все понимаешь, а лезешь в пекло. Что там хочешь узнать? В любом случае это пустая затея. Дело может быть никак не связано с квартирой. Встретил дед Ваня молодайку, влюбился. Вот как и ты сейчас.
        – Пап, я хорошо знаю Нину. Она очень принципиальная и не станет ради квартиры выходить замуж.
        – Квартира – конечный результат, – пробурчал отец. – Но если дед Ваня все обставил таким образом, чтобы ни дочери, ни внуки не смогли ничего предпринять…
        – Это и ежу понятно, – хмыкнул Цесаркин обиженно и зачерпнул ложкой остывшее месиво.
        – Согрей, – велел отец. – Или давай я.
        – Пап, – Денис любовно уставился на морщинистое лицо, всмотрелся в мудрые водянистые глаза, когда-то бывшие голубыми, перевел взгляд на тонкие выпирающие ключицы и с горечью усмехнулся про себя:
        «Совсем сдал. Да еще эта история с займом его подкосила. Хорошо хоть, не слег с горя, а додумался позвонить мне».
        – Ты считаешь, что Иван Алексеевич из ума выжил или просто был глупым человеком?
        – Судя по той многоходовке, в нем пропал великий юрист, – хмыкнул Денис, деловито жуя остывшие пельмени.
        – Горячим хоть запей, – поморщился отец и, тяжело поднявшись, принялся заваривать чай. Денис с плохо скрытым удивлением наблюдал, как, щедро засыпав заварки, отец опускает в пузатый прозрачный чайник тонкие спиральки лимонной цедры. Денис терпеть не мог чай с ароматизаторами, пусть даже натуральными. Как за этими спецэффектами распробуешь терпкий тягучий вкус самого напитка? Но предпочел ничего не говорить, помня поговорку про монастырь и устав.
        – Крутояров даже в старости умудрился сохранить светлую голову, – пробормотал отец, усаживаясь за стол.
        – Вы общались? – изумился Денис. – Я даже не догадывался.
        – Я звонил по праздникам, поздравлял. И на любом суде заявлю, что маразмом старик не страдал. Пусть твоя мать оставит эту идею. Я ей не позволю тестя опорочить.
        Денис удивленно воззрился на родителя.
        – Интересный поворот, – передернул плечами он и, наскоро доев, отнес тарелки в мойку. Поставил на стол чайник и чашки. Отец потянулся за вазочкой с пряниками.
        – Вернешься, сходи к нотариусу, – посоветовал отец. – Мне кажется, там еще полно сюрпризов.
        – Ты думаешь?
        – Лера что-то упоминала об особых условиях завещания. Им с Юлей их не озвучили. Да и счета в банке еще на год заморожены.
        Денис почувствовал, как волосы встают дыбом. Даже в паху и в подмышках.
        «Трахни в бок меня медуза, – раздраженно обругал он сам себя. – Незнайка хренов! Натыкали тебя как щенка носом в лужу».
        Он досадливо поморщился, а вслух поинтересовался:
        – Я могу рассчитывать на твою помощь или лучше к Афиногенову обратиться?
        – В этом деле тебе генерал вряд ли поможет. А если действовать официально, то ждет отказ.
        – Почему? – насупился Денис.
        – Во-первых, не прошло еще семьдесят пять лет. Только по истечении этого срока дела передаются в открытый доступ. Такое правило ввели специально для того, чтобы родственники не предъявляли друг другу претензии. А до этого срока тебе выдадут лишь выписку, касающуюся только твоего родственника. Этот Тарантуль тебе кем приходится?
        – Дед жены. Будущей, – скривился Цесаркин, понимая, что отец прав и номер дохлый.
        – А она заинтересована?
        – Категорически против. Если бы сама рассказала…
        – Может, и не знает ничего.
        – А квартира?
        – Дед Ваня мог и влюбиться, – пожал плечами отец. – Женщина красивая. Обычное дело.
        Денис, почувствовав укол ревности, собрался возразить, но в этот момент затрезвонил его сотовый с местной симкой.
        – Да! Алло! – проорал дурниной Цесаркин, а потом замер, словно гончая, учуявшая добычу. – Да, я понял, – закивал головой. – Сейчас приеду!
        – Экспертиза подтвердила мои догадки. Мы победили!– радостно возвестил он и кинулся обниматься к отцу.
        – Ну ты и голова, – Олег Николаевич Цесаркин аж растрогался. На глазах выступили слезы. -Я уже думал, что помру с позором.
        – Элементарно, Ватсон, – хохотнул Денис, сжимая отца в объятиях. Он почувствовал слабое дыхание на своем плече и аж задохнулся от осознания, что отцу скоро семьдесят и он может уйти в любой момент. И времени для общения осталось мало, какие-то крохи. Да еще и расстояние в тысячи километров.
        Дорогой в бюро судебной экспертизы Цесаркину пришла в голову замечательная идея выманить отца на большую землю. Продать маленькую двушку во Владивостоке и купить квартирку неподалеку от них с Ниной. И тогда, прогуливаясь с Гердой, можно хоть каждый день заходить к отцу.
        «Нужно уговорить, – про себя заметил Денис и, получив заключение эксперта, перечитал его прямо на улице. – И все-таки я гений», – мысленно похвалил он сам себя. Хотя прекрасно понимал, что другого способа вывести мошенников на чистую воду у него просто не было. Предыдущая экспертиза подтвердила подлинность подписей и печатей. И если бы не Денис Цесаркин, то судья вынес бы заключение в пользу аферистов. Но Денис ухватился руками и ногами за свидетельские показания отца. Тот утверждал, что договор изначально был распечатан на трех страницах. И практически полностью вмещался на два листа, только реквизиты сторон оказались на другом. Истец же представил в суд иной документ. Шесть листов форматаА4 оказались заполнены текстом с двух сторон. И содержали массу разных невыполнимых условий. Денис уже сталкивался с такой схемой отъема денег у порядочных граждан, поэтому сразу в зале суда затребовал провести экспертизу бумаги. Представитель истца не скрывал торжествующего взгляда. И даже отец смотрел с укоризной.
        – Ты думаешь, это поможет? – скептически поинтересовался отец, опустив и без того сутулые плечи.
        – Обязательно, – заверил его Денис, моля всех святых, чтобы аферисты не оказались слишком искушенными. Но им даже в голову не пришло, что ответчик запросит у эксперта сосчитать количество черных, почти незаметных крапинок, оставляемых принтером на каждом листе. Ждать пришлось долго, а еще дольше согласовывать с истцом личность эксперта. Все местные специалисты оказались отвергнуты по разным причинам, тогда Денису ничего не оставалось, как позвонить знакомым экспертам, работающим с высшим арбитражным судом. И даже выписать специалиста из самой Москвы. Ждали. Долго. Но оно того стоило!
        И сейчас, вчитываясь в каждое слово, Денис точно знал, что они победили. И отец абсолютно прав. Только первая и последняя страницы распечатаны на одном принтере, а остальные листы на другом и значительно позже.
        «Сегодня закончится этот страшный суд, и я улечу к Нине,– словно о несбыточной мечте, подумал Цесаркин и затосковал. Весь месяц она снилась ему, и он просыпался, поначалу спросонья ища ее в пустой кровати. И вспоминая, где находится, мысленно негодовал, точно зная, что застрял здесь надолго. – Герда от радости, наверное, напрудит в коридоре, – усмехнулся он про себя, понимая, что соскучился и по собаке. – Хорошо, что Нина рядом с ней, не так тоскливо. Да еще и Фиби-Буффе рядом», – про себя усмехнулся Денис и уже хотел мысленно обругать Нинину собачонку недособакой или лающей крысой, как внезапно осознал, что ему не терпится увидеть и это мохнатое недоразумение.
        «Моя семья, – улыбнулся он про себя. – Странно, что я никогда так не скучал по матери или по брату. Неговоря уже об отце или деде Ване», – Цесаркин почувствовал немой укор совести и, вернувшись домой, с порога заявил:
        – Поехали со мной, папа. Мы с Ниной купим дом, а ты можешь поселиться в той маленькой квартирке на Московской. Для одного человека она в самый раз. Восстановим перегородку между нашей и дедовой квартирой и готово! Как тебе идея?
        – Не могу, – горько отмахнулся отец. – Мы тут с Катей жили. Каждая безделушка о ней напоминает. И на кладбище я раз в месяц наведываюсь…– Он поморщился, словно от боли, и перевел разговор, слишком радостно воскликнув: – Если мы выиграем суд, я тебя веду в ресторан!
        – Заметано, – улыбнулся Денис. – Заодно и расскажешь, как умудрился попасть в сети к прожженным аферистам.
        – Так Севка порекомендовал к ним обратиться. Сказал, что процент ниже, чем в банке. И вообще, свои люди…
        – А куда делся мой единокровный брат после этих рекомендаций? – сардонически заметил Денис, да еще бровь приподнял.
        – С девушкой в Тайланд укатил, – хмыкнул отец.
        – Странно, – пробурчал Цесаркин себе под нос.
        – Думаешь, он причастен? – осторожно поинтересовался отец.
        – Да не знаю, пап! – отмахнулся Денис. – Те же фаберже, только в профиль! Узнаешь истину, а что толку?
        – То-то и оно, – поддакнул отец. – Только ты это… не лезь глубоко. Уважай память предков. Не стоит копошиться в их секретах. Не твое это дело.
        – Может, ты и прав, – хмыкнул Денис. – Но я хочу жить с любимой женщиной и точно знать, что мои родственники приняли ее. Пока я не докопаюсь до истины, об этом не может быть и речи.
        – Пожалеешь, – предостерег отец.
        – Ладно, не будем ссориться, – примирительно предложил Денис. – Нам в суд только через два часа. Пойду прогуляюсь.
        Он снова оказался на улице и, чувствуя себя неприкаянным, потащился в близлежащую торговую галерею, где бойкие продавцы втюхивали наивным гражданам товары с али-экспресса. Цесаркин, чтобы скоротать время, лениво глазел по сторонам. Он не собирался ничего покупать, пока не заметил в витрине маленькую пудреницу с тучной золотой жабой, примостившейся на крышке. Зеленые глаза чудовища отливали стеклянным блеском, а зажатый в лапах красный цветок из эмали и стразики, приклеенные по периметру, придавали безделушке аляповатый вид.
        Денис усмехнулся про себя, борясь с желанием сфотографировать этот ужас и отправить Нине. Просто так, для смеха. Но продавец, толстый одышливый парень, тут же оказавшийся рядом, принялся нахваливать товар:
        – Хороший телефон, – со знанием дела заметил он. – Без особых наворотов.
        – Телефон? – изумился Денис.
        – Ну да, – кивнул продавец и кинулся демонстрировать товар лицом. Он раскрыл крышку, и Денис увидел маленькие кнопочки и экран.
        – И как кулон носить можно. Я один жене оставил. Вот смотрите! – продавец вдел в пазы обычный черный шнурок, и пудреница, то есть телефон, превратился в кулон.
        – Волшебство, – хмыкнул Цесаркин и решил: – Давайте один, жене подарю. – И мысленно аж замер от восторга.
        «Нина – моя жена!»
        Забрав пакет с незатейливым подарком, Денис покосился на часы.
        «Дома должно быть около восьми вечера. Нужно позвонить Нине».
        Он только полез в карман куртки, как телефон отозвался веселой трелью эсэмэски.
        Цесаркин беззаботно открыл сообщение, втайне надеясь, что Нина внесла задаток за ресторан, но, прочитав, моментально почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он остановился посреди людной галереи и снова пробежал глазами текст.
        «Ветеринарная клиника «Айболит», десять тысяч рублей».
        – Что случилось? – быстро поинтересовался у Нины в вацапе.
        – Какие-то негодяи прострелили ухо Герде. Сейчас зашивают. Приедем домой, я напишу, – тут же откликнулась она.
        – Как вы доберетесь домой? – напечатал Денис. – Давай я попрошу брата вас забрать.
        – Он меня придушит дорогой, – грустный смайл. – Не волнуйся, я уже позвонила Ломакину. Он сейчас на Московской и скоро приедет.
        – Как Герда?
        – Скулит. Я сейчас включу видеозвонок, поддержи ее, пожалуйста!
        Увидев на узком экране свою любимицу, Цесаркин чуть не зарычал от отчаяния. Свежий шов, соединивший порванное ухо, елизаветинский воротник и глаза, полные вселенского горя.
        – Герда, девочка, – тихо позвал Денис, стараясь быстрее выйти на улицу. – Держись, милая!
        Собака, одурманенная наркозом и болью, повела глазами в одну сторону, а потом в другую, силясь найти пропавшего хозяина.
        Денис увидел, как рука Нины прошла по спине, успокаивая его собаку, а потом любимая женщина наклонила лицо прямо к морде и что-то нежно зашептала, указывая на экран телефона:
        – Вот он, смотри, Герда.
        Цесаркин мог поклясться, что увидел, как его собака воспрянула духом, и позвал снова:
        – Герда!
        Собачий взгляд стал осмысленней.
        «Где ты, хозяин? Почему я вижу тебя только в маленькой коробочке? Как ты умудрился туда попасть? Возвращайся скорее».
        – Возвращайся скорее, Денис, – повторила вслед за Гердой Нина. – Нам очень плохо без тебя.
        Где-то в стороне послышался шум и какой-то мужчина громко позвал:
        – Нина?
        Тотчас в комнату заглянул Ломакин. Помахал по-свойски в камеру и, подхватив на руки Герду, направился к выходу.
        – Привет, Цесаркин, – добродушно бросил он, удаляясь из кадра.
        – Я позвоню из дома, – поспешно пробормотала Нина.
        – Я буду в суде, – поморщился Денис. – Через час последнее заседание. А потом прилечу первым же рейсом. Я люблю тебя!
        – Я люблю тебя, – прошептала Нина в ответ.
        Она выскочила на холодную улицу вслед за Ломакиным, аккуратно укладывающего Герду на заднее сиденье своего Рэнджа.
        – Садись уже, – хмыкнул Мишка, заботливо пристегивая вокруг собаки ремни безопасности. – Твой гусь лапчатый когда вернется? – глянув искоса, поинтересовался он.
        – Завтра, – недовольно пробурчала Нина. – Тома опять сердиться на меня станет.
        – Ей полезно, – рыкнул Ломакин и, поддав газу, вылетел на проспект.
        Двое парней, сидевших на лавке возле «Айболита», проводили джип Ломакина с любопытством.
        – Мужик этот все время около нее трется, – хмыкнул один.
        – Он никакой угрозы не представляет и сопротивления не окажет. Обычный хомяк, – поморщился другой.
        – Шеф придумал отличную комбинацию, – пробормотал первый.
        – Да, – задумчиво протянул второй. – Нужно уже что-то решать с этой девкой. Время работает против нас.
        – Главное, в этот раз не облажаться!
        Глава 23.
        Для прощального ужина отец выбрал грузинский ресторан. Денис не возражал, только предупредил, что из ресторана сразу поедет в аэропорт.
        – А я думал, ты еще пару дней погостишь, – опечалился отец.
        Пришлось поведать ему про погромы и покушение на Герду.
        – Никак не пойму, кто за этим стоит, – раздраженно заметил Денис. – Сначала грешил на Коську, но бро только машину ей по доброте душевной испортил, а к погромам не причастен.
        – Это он сам говорит или есть алиби? – насупился отец и, чтобы скрыть напряжение, уставился в меню. – Константин соврет, недорого возьмет. С самого детства, по любому ничтожному поводу.
        – Я помню, – поморщился Денис. – Но есть еще подозреваемые. Прямых улик против них нет, но мотивов полно.
        – Твоя королевна многим досадила? – неопределенно хмыкнул отец и сделал знак официанту. – Подойдите, пожалуйста!
        – Да никому она дорожку не переходила, – отрезал Денис. – Поэтому странно, что и квартира, и офис разрушены почти до основания.А тут еще в собаку в парке стреляли.
        – Может, подростки шалят? – попытался успокоить отец. – Ну знаешь, полно подонков…
        – Нет, там выстрел мастерский. Стрелял профессионал. Задет кончик уха.
        – Случайность, – отмахнулся отец. – Да ты сам пойми, зачем нанимать киллера, чтобы собаке ухо прострелить. Абсурд какой-то!
        – Наверное, ты прав, – пробормотал Денис, уставившись на официанта, подходившего к столику с блюдом шашлыка.– Но как подумаю, что и сама Нина могла оказаться на мушке, оторопь берет.
        – Ты влюбился, – широко улыбнулся отец. – И снова ешь мясо. Эта девушка хорошо влияет на тебя.
        – Не отрицаю, – расхохотался Цесаркин. – Мясо вместе с ней вошло в мою жизнь. Она очень вкусно готовит. Да и всему свое время. Сейчас даже гуру йоги уходят с вегетарианства. Где уж нам, одиноким ковбоям?
        – Езжай к своей красавице, – отмахнулся отец и принялся разливать вино по бокалам.
        От красного вина и горячего, хорошо прожаренного мяса на душе немного полегчало.
        – Приезжай к нам на свадьбу, – в который раз попросил Цесаркин отца. – Если нужно оградить тебя от внимания маман, скажи, обеспечу.
        – Я постараюсь, – кивнул отец. – А там, может, и на рыбалку сходим.
        – Обязательно, – согласился Денис. – Коську с собой возьмем. – Он внутренне поморщился от собственной лжи. С братом еще предстояло помириться. Но об этом отцу знать не полагалось.
        – А лодка надувная есть? – заинтересовался отец, уминая шашлык.
        – Не, – засмеялся Цесаркин. – Надувная уже не катит, пап. Поедем на базу, там у них моторные лодки и домики. С ночевкой в самый раз. На месте есть и котелки, и тарелки. Только снасти свои возьмем.
        – Ага, – кивнул отец и полез в карман пиджака. Достал портмоне.
        Денис напрягся.
        «Расплатиться со мной хочет, что ли? – подумал он раздраженно. – Если хоть что-то предложит в оплату, развернусь и уйду». Он замер, никак не желая подобной развязки.
        Но Олег Николаевич Цесаркин, словно прочитав мысли сына, пристально глянул, ничего не сказав, и принялся что-то искать. Сначала в бумажнике, потом по карманам.
        – Да вот же она, – в сердцах воскликнул он, доставая мятую бумажку.
        Денис почувствовал, как с души падает огромный камень.
        – Вот, держи, – отец протянул листок. – Это контакты человека в информационном центре МВД в Москве. Я позвонил ей, обрисовал ситуацию. Должна помочь.
        – Она? – усмехнулся Денис, хитро глянув на отца. – Кто такая, почему не знаю?
        – Моя давняя любовь, – объяснил отец, даже не скрывая глупую ухмылку, и горделиво добавил: – Полковник, между прочим.
        – Спасибо, – искренне обрадовался Цесаркин. – Но ты же был против, зачем помогаешь?
        – Тут тебе самому решать. Я свое мнение высказал. Но ты попросил, я созвонился. А если передумаешь, она не обидится.
        – До Москвы есть время, – миролюбиво хмыкнул Цесаркин, точно зная, что воспользуется протекцией отца.
        – Когда самолет?
        – В девять вечера, – напомнил Денис.
        – Так что же мы сидим, рассуждаем? – спохватился отец. – А в Москве ты успеешь заехать? Времени хватит?
        – У меня между рейсами интервал пять часов. Специально так взял. Если здесь рейс задержат, чтобы успеть на следующий. Без форс-мажора, должен и к твоей знакомой попасть.
        – Ну и правильно, – согласился отец, подливая вино в бокалы. – Давай за успех выпьем! Такое дело выиграли!
        – Я бы еще попросил суд на этих уродцев завести уголовное дело по статье мошенничество, но раз ты против…
        – Это лишнее, – замотал головой отец. – Ну их! Главное, лишние деньги платить не присудили.
        – Мы их победили, пап,– радостно заметил Цесаркин. – Пьем за победу!
        По дороге в аэропорт Денис усердно гонял по рту жевательную резинку и старался держаться прямо. А усевшись на свое место в самолете, попросил у стюардессы плед и заснул до Иркутска.
        Остаток пути он мучительно думал над словами отца.
        «Может, и нет смысла ворошить прошлое? – про себя поинтересовался Денис и сам себя опроверг: – А что в том деле касается моих родственников? Даже если Петр Петрович женился на прабабке? Что толку? Дед Ваня никаких связей с Тарантулем не имел и, наверное, даже не знал о его существовании. И уж точно донос не писал. Во-первых, в силу характера, во-вторых, отсутствие мотива. А бабке тогда сколько лет было? Шестнадцать или восемнадцать? Варваре – лет пять-шесть. Нет, мои точно не причастны. А про своих Нина и так все знает».
        Он вгляделся в иллюминатор, залюбовался первыми лучами солнца и подсвеченными, словно огненными облаками и задумался.
        «Получается, мои тут вообще ни при чем. Тогда почему дед переписал квартиру на Нину? Чувства не в счет. Нина бы просто свела на нет общение с влюбленным стариком и уж точно бы не стала выманивать у него квартиру. Нужно все-таки глянуть в таинственное дело, чтобы с этой стороны не ждать подвоха. И к нотариусу нужно наведаться. Что там в завещании дед намутил?»
        Решив для себя все насущные проблемы и наметив план действий, Денис Цесаркин с аппетитом пообедал и уснул. Потом проснулся, поужинал и снова уснул.
        Выспавшись за время полета, он скептически оглядел свой помятый вид, сдал в камеру хранения портплед и, успев на аэроэкспресс, рванул в центр. А оттуда в Новые Черемушки. В сером казенном здании предъявил адвокатское удостоверение на посту и чередой длинных коридоров добрался до небольшого светлого кабинета. Хозяйка которого, моложавая красивая женщина с точеными ногами и прекрасной фигурой, радушно встретила Дениса, напоила чаем и невзначай бросила, как же он похож на Олежку в молодости. Просто одно лицо. Цесаркин мысленно усмехнулся, но спорить не стал, всегда считая, что уродился в Крутояровскую породу.
        «На отца, так на отца, – хмыкнул он про себя. – Только с делом ознакомиться дайте!»
        Бывшая пассия отца одарила его материнской улыбкой, доброй и немножко жалостливой, и передвинула через стол две пухлых папки.
        – Читайте, – бросила она. – Только, пожалуйста, ничего не фотографируйте!
        – Конечно, – согласился Денис и покосился на часы, висевшие на противоположной стене. – Мне бы успеть хотя бы по диагонали просмотреть и на самолет не опоздать. Я тут проездом.
        – Я знаю, – кивнула папина знакомая. – Олежка предупредил.
        Цесаркин, чтобы скрыть улыбку, наклонился над документами.
        «Олежка! – мысленно хохотнул он. – Старый конь борозды не портит!»
        Но очень скоро веселье сменилось грустью и жалостью к Нининому деду.
        – Подумаешь, пятьдесят долларов дома хранил, – пробурчал себе под нос Цесаркин. – И это стоило доктору Тарантулю свободы, да и самой жизни.
        «Ужасная трагедия для всей семьи и маленького сына», – про себя отметил Денис и перевернул страницу. Он почувствовал, как в легких застыл воздух на вдохе и тут же потемнело в глазах.
        – Вам плохо? – участливо осведомилась хозяйка кабинета. – Дать воды?
        – Если не затруднит, – вежливо попросил Денис. – После перелета сам не свой. Планировал отдельным приездом в Москву к вам заскочить, но любопытство пересилило.
        – Удовлетворили? – усмехнулась папина бывшая.
        – Кого? – сдуру ляпнул Цесаркин.
        – Любопытство свое, – серьезно поинтересовалась дама в погонах.
        – Да, отчасти. Трудное время было. Многим на пустом месте досталось…
        – Не скажите, – покачала головой хозяйка кабинета. – Велик процент обычной уголовщины. Люди склонны романтизировать своих предков. Проще рассказать историю о политической статье, чем признаться окружающим и самому себе, что бабушка или дед сидели по уголовной статье. Убийства, воровство… Многие приходят сюда в надежде узнать подробности о судьбе репрессированного родственника, а выясняется, что бабушка, будучи кассиром на заводе, взяла всю зарплату рабочих и на эти деньги купила шубу. Ее поймали, посадили за растрату… Или вот Тарантуль ваш. Хранил за каким-то бесом валюту, хотя по закону это было запрещено.
        – Но он же просто хранил, -пролепетал Цесаркин.
        – Наивная отговорка. Вам, как адвокату, непростительно. Сейчас вотзапрещено хранение и сбыт наркотиков и никому не приходит в голову носить в кармане пакетик кокаина. Ведь так?
        – Согласен, – скромно заметил Цесаркин. – Другой вопрос, откуда у советского доктора взялись доллары?
        – Купил, подарили, расплатились, – пожала плечами женщина. – Да мало ли?
        – Конечно, – снова согласился Денис и опять вернулся к изучению дела. Он внимательно прочитал первый том и по диагонали пролистал второй.
        «Только бы она ничего не заподозрила», – сам себя предостерег он. А то догадается, где припрятана бомба замедленного действия, прочтет и доложит «Олежке». Цесаркин специально поцокал языком, читая чьи-то показания и, захлопнув многостраничный сшив, повернулся к хозяйке кабинета.
        – Вы мне очень помогли. Спасибо! – искренне поблагодарил он.
        – Олежке привет передавайте, – закивала женщина.
        «Олежка! – проскрежетал зубами Цесаркин, вываливаясь на свежий воздух. – Трахни в бок меня медуза. Олежка!»
        Он глянул на часы, понимая, что времени до самолета осталось в обрез, и медленно побрел к станции метро, пытаясь прийти в себя и сообразить, что делать дальше.
        «Теперь-то я понимаю, что произошло. Ясно, почему дед отписал квартиру Нине. Но разве стало от этого легче? –поинтересовался он у самого себя. –Что толку, если говорить ничего нельзя. Ни маме, ни Коське и уж тем паче отцу. А Нине и так все известно».
        Цесаркин постоял пару минут около входа в метро, посмотрел на серое, затянутое тучами небо и мысленно поклялся оставить при себе даже сам факт посещения архива. Он достал из портфеля засунутый туда в спешке телефон и позвонил любимой женщине. Хотелось просто услышать ее голос, осознать, что жив и можешь дышать.
        – Как вы там? – только и смог пробормотать в трубку Цесаркин.
        – У нас все отлично, – тут же отрапортовала Нина. – Я жарю отбивные, Ромка раскрашивает хвосты и гривы лошадям моими красками. Теперь у него в книжке сплошной сюр: сказочные кони с золотыми задницами.
        Денис хохотнул.
        – А собаки?
        – Секретничают, но контролируют процесс приготовления отбивных.
        – Правильно делают, – хмыкнул Цесаркин.
        – Ты когда домой? – напряженно поинтересовалась Нина.
        – Уже двигаюсь на регистрацию. Каких-то три с половиной часа -и я дома. Жду не дождусь, когда поцелую тебя…
        – Ой, – пробормотала Нина. – А мы в Тарнаус собирались. Сегодня у моего отца день рождения. Тогда мы быстренько поздравим и сразу обратно, – засуетилась она, не зная, что предпринять.
        – Отец на тебя еще больше обидится, – предупредил Цесаркин и добавил решительно: – Продиктуй адрес, Нина. Я приеду за вами.
        Глава 24.
        Денис только сейчас понял, как соскучился. По теплому южному городу, где только-только начиналась золотая осень. По своей собаке, ходившей за ним по пятам в смешно покачивающемся елизаветинском воротнике, по дурашливой Фиби, норовившей проскочить между ног.
        «Даже по своей машине», – хмыкнул про себя Цесаркин, усевшись на водительское место и огладив подушечками пальцев кожаную оплетку руля.
        Но больше всего он, естественно, тосковал по Нине. Раньше даже представить не мог, что так скрутит от невыносимой боли и одиночества. Нет, конечно, он и раньше влюблялся и всерьез собирался жениться на Александре, но совершенно спокойно обходился без нее и даже радовался этому. С Ниной же с самого первого дня все встало с ног на голову, вытеснило мысли из головы, да и вообще мозговой центр срочно катапультировался в одночасье и поселился в штанах, в аккурат заняв место между ног. Цесаркин вырулил на шоссе и вспомнил, как в первую встречу Нина оглаживала толстую ножку подсвечника, а он, сидя напротив, еле сдержался, чтобы не схватить на руки вероломную красавицу и не запереться с ней в любой подсобке. А там…
        -Выходит, я зря обвинял Нину, – сам себе заметил Цесаркин и, решив больше никогда не поднимать эту тему, по громкой связи набрал будущую жену.
        – Я уже подъезжаю, Нинуль, – пророкотал он в трубку. – Выходи меня встречать.
        – Мы тебе ворота откроем, сразу заезжай внутрь, – скомандовала Нина. – А то у нас какие-то хулиганы завелись на улице. Мне покрышки среди бела дня порезали. Уже не знаю, что и думать…
        – Предоставь это мне, – рыкнул Цесаркин. – Я разберусь.
        Он недовольно покосился на экран навигатора. До Тарнауса оставалось еще семь километров.
        «Успею», – недовольно поморщился Денис и нажал на контакт Кольцова.
        – Как дела, Кирилл? – устало осведомился он, понимая, что начал надоедать старому другу.
        – Никак, – сварливо отмахнулся майор Кольцов. – Мы за месяц проверили все контакты Рогинских. С Веры Юрьевны и ее сестры взяли подписку о невыезде. Пережили жалобу в прокуратуру на противоправные действия, но так ничего и не обнаружили. Только косвенные улики.
        – Ну применил бы методику Вышинского, позволяющую по косвенным признакам опознать виновного.
        – Ага, – отмахнулся Кольцов. – Рогинский так в прокуратуре орал, что мы тридцать седьмой год устраиваем. А пока явных доказательств или свидетельских показаний нет, никто Вере Юрьевне ничего не предъявит и к ответственности не привлечет.
        – Нине сегодня колеса порезали, – просипел Цесаркин в трубку. – А вчера в мою собаку стреляли…
        – Хулиганы, Дэн.
        – А ты не находишь, Кирилл, что как-то слишком много хулиганов вокруг моей женщины крутится?
        – Опачки! – радостно вскрикнул Кольцов. – Уже?! А кто меня месяц назад просил накопать на нее компромат и закрыть ее, а?
        – Не было такого, – хохотнул Цесаркин. – Но теперь я точно знаю, что произошло, и Нина никак не могла повлиять на решение деда.
        – Да? Расскажешь?
        -Тебе некогда, товарищ майор, – хмыкнул Денис. – Тебе еще отморозков ловить. А то они совсем распоясались. В собак стреляют, покрышки режут.
        – Завтра утром приезжай в отделение вместе со своей кралей. Заявление лично у вас приму и побегу по улицам хулиганов ловить.
        – Заметано, – весело согласился Цесаркин, подъезжая к большим красным воротам, открывшимся, как по команде.
        С крыльца в легком платье и с хвостиком, будто девчонка, улыбаясь сбежала Нина. Замахала руками, показывая, чтобы становился под навес, где уже вольготно расположился «Рэндж» Ломакина.
        Цесаркин выскочил из машины, подлетел к любимой. Сгреб в охапку и, вдыхая ее запах – сплошной афродизиак,– потянулся с поцелуем. Медленным и таким сладким. Его руки скользили по тонкому платью, и казалось, он ощущает каждую клеточку, откликающуюся на его ласки. Денис чувствовал, как она млеет в его объятиях,и уже судорожно прикидывал, как побыстрее запихнуть Нину в Гелендваген и на всех парах мчаться в ближайший отель. Где-то далеко хлопнула входная дверь и недовольный женский голос позвал:
        – Нина, ну где вы? Все ждут!
        – Пора, – прошептала она, тяжело вздыхая, высвобождаясь из его объятий. – Пойдем, я тебя с родителями познакомлю. Ты только не бойся. – Она взяла его за руку, как малыша, и повела в дом с огромными панорамными окнами, сиявшими огнями в честь праздника.
        Цесаркин кивнул, прекрасно понимая, что поджилки-то трясутся, и, взяв из машины пакет с подарками, пошел, как на заклание, знакомиться с человеком, которому оказался обязан по гроб жизни. Войдя в столовую, оклеенную полосатыми красно-бежевыми обоями, Денис тут же столкнулся с испытующим взглядом.
        – Папа, мама, это Денис. Я вам про него рассказывала, – скороговоркой представила Нина.
        – А это мой папа, Александр Петрович, – продолжила она. – И мама, Марина Геннадьевна. «Действуй так, будто ты ничего не знаешь», – сам себе подсказал Денис. И сперва раскланялся с будущей тещей, затем протянул руку тестю, немало опасаясь самой непредсказуемой реакции. Но когда в его ладони оказалась слабая рука Нининого отца, мысленно выдохнул.
        «Слава Богу!»
        Он передал пакет будущему тестю, а тот, как мальчишка, сразу полез смотреть подарки.
        – Что там, дедушка, что там? Мне подарили что-нибудь? – подал голос Ромка, пробравшись под столом к деду.
        – Сейчас посмотрим, Ромулька, – кивнул Тарантуль, а Денис мысленно обругал себя, что забыл о подарке ребенку.
        – Вот, – Александр Петрович пристально оглядел присутствующих. – Хоть один нормальный человек принес настоящий мужской подарок. Виски и икра. А то натащат в дом металлических зверей и радуются!
        – Так ты же их собираешь, Мурмуль, – с деланным возмущением выдохнула баба Варя и недовольно глянула на Дениса. – А виски тебе нельзя!
        – Много ты понимаешь, – фыркнул Александр Петрович. – А наркомовские пятьдесят грамм?
        – А кто потом под капельницей стонать будет «спасите-помогите»? – стояла на своем баба Варя.
        – Это хорошо, что ты к нам пришел, – обратился к Цесаркину Тарантуль. – Полный дом бабья. Творят что хотят. Мы уже не выдерживаем.– Он демонстративно обвел взглядом сначала всех тетушек и кумушек, сидевших за столом, а потом со значением посмотрел на внука и бывшего зятя. – Да ты садись, Денис, – пригласил по-свойски и попросил: – Нунька, принеси масло и открывалку. Сейчас внука кавьяром угощу.
        Цесаркин осмотрелся по сторонам, подмечая, что около Михаила два свободных места, но тарелки грязные. Стало быть, бывшей жены и сына. Потом оглянулся на Нину, побежавшую на кухню выполнять поручение отца, и снова перевел глаза на Ломакина.
        – Миша, ты сел на мое место, – твердо заметил Денис. Четко и внятно, как в заседании суда. Ломакин растерялся, но пересел на другой стул, тетки за столом охнули, а тесть одобрительно крякнул.
        Весь вечер Денис под столом сжимал руку Нины и даже есть ничего не мог. Ему казалось, что стоит отпустить ее ладошку, и настоящее развеется как туман. Он опять окажется в папиной квартире во Владивостоке и поймет, что его собственная студия по производству фильмов транслировала сегодня красочный сон. И до самого утра придется таращиться на потолок или в окно и бороться с искушением позвонить Нине и попросить ее заняться виртуальным сексом. А учитывая разницу во времени, даже такой способ становился проблематичным.
        – Вы кушайте, кушайте, – хлопотала над ним будущая теща, а тесть ехидно щурился, находя ситуацию интересной.
        – Дай человеку поесть, – вмешался Тарантуль. – Чего вцепилась в мужика мертвой хваткой?
        Нина шарахнулась в сторону, будто в ужасе, и обидчиво протянула:
        – Папа…
        А Цесаркин счел за благо быстро смести все с тарелки, пока не закричали «Горько!».
        – Вы к нам на свадьбу придете? – взял инициативу в свои руки Денис.
        – А нас никто не приглашал, – весело доложил тесть. – Впервые слышим.
        Цесаркин призвал на помощь остатки выдержки, будто столкнулся со сварливым судьей, и чуть было не ляпнул:
        «К следующему заседанию представим, Ваша честь!»
        А вслух объяснил:
        – Мы еще ресторан не заказывали, поэтому спрашиваем принципиальное согласие.
        – Я тоже буду. Один, – пробурчал Ломакин. – Опять-таки Ромку потом заберу…
        – Без тебя, Ломакин, вода не освятится, – хмыкнул Александр Петрович. – Как пришел к нам в дом в первом классе и перебил все чашки, так до сих пор за порог выставить не можем.
        – Не дождетесь, – захохотал громко Ломакин.
        – И я приду, – прикинулась бедной родственницей баба Варя.
        – Обязательно, – развеселился Денис и подмигнул Нине.
        «А ты боялась, что никто не придет, – мысленно укорил он ее. – Трусиха!»
        «Ты моим понравился, – так же молча ответила Нина. – А вот твои меня терпеть не могут!»
        «Бог с ними, Нинуль», – попытался успокоить ее Цесаркин.
        – Хватит в гляделки играть, – прервал молчаливый диалог Тарантуль. – Пойдем, Денис, я тебе свою мастерскую покажу.
        – Папа-а! – возмутилась Нина. Но Цесаркин, ухватив ее за руку, потянул за собой.
        Он долго разглядывал отреставрированные картины и иконы. И даже восхитился шкатулочкой из Палермо.
        – Мы с дочкой любим блошиные рынки, – повинился Тарантуль. – Там иногда интересные вещи встречаются. А если повезет, то можно найти что-то ценное.
        – Вот смотри, картина, – кивнул он на висящую над столом мазню. – Мы с Нунькой зовем ее «Пикассо». Очень похожа на его пропавшую работу «Художник». Конечно, носили экспертам. Это копия исчезнувшей картины, нарисована в начале шестидесятых. И если учесть, что сама картина пропала в шестьдесят третьем, то и эта мазня стоит денег. Тысяч сто долларов. Я написал в музей Пикассо в Барселоне…
        – А почему именно в Барселоне? – удивился Денис.
        – Так Нунька ее оттуда приволокла, – отмахнулся Александр Петрович. – Еще в неприятности на таможне вляпалась.
        Цесаркин задумчиво посмотрел в сине-черные разводы, через которые проступал наскоро нарисованный профиль. Загляделся на руку, держащую палку, смутно похожую на карандаш.
        «Фу-ты ну-ты, море ясное! – сам себе подивился Денис. – А не здесь ли кроется причина погромов?»
        – Что случилось? – поинтересовался Тарантуль, глядя на застывшего в изумлении гостя. Денис махнул рукой и, покосившись на встревоженную Нину, включил дурака:
        – Такой шедевр может и Ромка нарисовать! В чем же разница между каракулями ребенка и авангардистами?
        – Это тема для цикла лекций, - фыркнула Нина и потащила жениха обратно к столу. А сзади, довольно улыбаясь,ехал в инвалидной коляске Александр Петрович Тарантуль. Нинкин кавалер ему понравился, хоть и приходился внуком Коржевской. Но как говорил отец народов:«Сын за отца не отвечает».
        Уже поздно вечером, вернувшись с Ниной домой– Ромка остался в Тарнаусе,– Денис вместе с собаками шел по темному скверу и лихорадочно раздумывал, что делать дальше. Он-то больше всего опасался личной встречи с родителями Нины. Но те оказались чудесными людьми и приняли его радушно.
        «Ты сам смог бы так? – мысленно осведомился у себя Цесаркин, всматриваясь тяжелым взглядом в черные контуры кустарников, казавшиеся в свете тусклых фонарей притаившимися уродцами. – Вот так просто забыть давние события, ударившие по тебе, как обухом. Забыть и простить. Принять родственника врага, как самого дорогого гостя?»
        На дорожке остановилась и, оглянувшись на Цесаркина, залаяла Фиби.
        – Устала? – хмыкнул Денис и, подняв собачье недоразумение на руки, засунул за пазуху. И тут же влажный шершавый язык прошелся по носу, задел щеку.
        – Фу-ты ну-ты, море ясное, – добродушно выругался Цесаркин. – Сиди спокойно, Фибоначчи, думать мешаешь.
        «Тоже мне мыслитель нашелся, – глянула на него насмешливо собака. – Ты-то здесь при чем? Или жениться передумал?» – Собака посмотрела на него подозрительно и заскулила, подзывая подругу. Прибежавшая Герда глянула с сомнением:
        «Только не говори, что ты собрался бросить Нину из-за каких-то древних бумажек! Не дай старому злу пустить новые всходы!»
        – Ничего я не передумал, – сердито пробурчал Денис. – Быстро домой, сплетницы!
        Уже заходя в подъезд, он покосился в сторону беседки, словно столкнулся с взглядом. Черным и ненавистным.
        Откуда-то из подсознания выплыл образ неведомого погромщика, так и не пойманного полицией.
        «А откуда мы вообще взяли, что этот человек причастен к обоим преступлениям? Как посторонний мог проникнуть в офис фабрики? Открыть квартиру плевое дело. А вот попасть на объект, находящийся под сигнализацией, уже сложнее. Может быть, истинный преступник пустил нас по ложному следу?» – вдруг подумалось Цесаркину. И он, остановившись на первом этаже, набрал номер Кольцова.
        – Аве, Цезарь, – устало хмыкнул в трубку майор, давая понять, что однокурсник и его проблемы достали до печени.
        – Кирюха, – пробубнил в трубку Денис, как только с ним поздоровались. – А ты запрашивал на фабрике данные, кто вечером перед погромом уходил с работы последним и сдавал объект на сигнализацию? Или там у них вахтер караулит? – выпалил Денис, понимая, что последний вариант заведет в тупик.
        – Сдают на пульт охраны, – развеял его сомнения Кольцов. – Утром запрошу сведения. С этого бока мы еще не раскручивали. Хоть и собирались.
        «Ничего вы не собирались!» – хотелось закричать Денису, но он, сдержавшись, заметил невзначай:
        – Я ставлю на Рогинскую, Кирюх! Это в ее стиле в глаза улыбаться, а за спиной гадить.
        – Солидарен с тобой, великий, – саркастически заметил Кольцов. – Завтра исполню все твои поручения. А сейчас я только приперся домой и варю пельмени.
        – Прости, – повинился Цесаркин. – Как-то не подумал.
        – Да ладно,– отмахнулся майор. – Пробьем твою версию. Но утро вечера мудренее.
        «И все-таки я прав», – подумал Денис, бегом поднимаясь по лестнице. Сзади, недовольно сопя, медленно тащилась Герда, в колышущемся из стороны в сторону воротнике.
        – Трудно тебе, моя собака, – пробормотал извиняясь Цесаркин и, как заботливый хозяин, остановился между этажами, поджидая свою любимицу. Он выглянул в широкое подъездное окно. Обвел взглядом темный двор, засмотрелся на беседку, откуда, как по команде, вышли двое парней, один из которых показался знакомым.
        -Трахни в бок меня медуза, – зло просипел Цесаркин, прекрасно понимая, что именно этого человека видел на видеосъемках с камер наблюдения фабрики и той самой незаметной, расположенной около Нининого дома.
        Денис обругал себя за поспешность.
        «Зачем Кольцову звонить среди ночи понадобилось? – попенял он самому себе и тут же нашел оправдание: – Проверка пульта охраны тоже не помешает».
        Цесаркин, пропуская Герду вперед, вошел в прихожую и тут же передал Нине ее собаку.
        – Ей лапы мыть не надо, – хмыкнул он. – Она гуляла мало, а все, что испачкала, об меня вытерла.
        Нина прижалась к нему, попыталась расстегнуть куртку.
        – Что-то вы долго? – пробормотала чуть слышно. – Я заждалась.
        Цесаркин притянул ее к себе и принялся целовать, вторгаясь холодным языком в теплый рот, согревая свою душу рядом с этой женщиной, посланной ему небесами или предками.
        – Я люблю тебя, – прошептал он, подхватывая ее на руки и во весь опор несясь в чуланчик. – Как же я люблю тебя!
        Фиби нетерпеливо соскочила с рук хозяйки и отбежала в сторону. Недовольно гавкнула Герда.
        – Вымой лапы сама, – велел ей Цесаркин, закрывая за собой дверь. Нина захихикала, прижимаясь к нему. И распахивая халат на груди любимой, Денис вдруг подумал, что глупо было бы переживать из-за гнусных поступков покойников, когда любимой женщине грозит опасность.
        Глава 25.
        – А знаешь, мама, – подпрыгивая, поинтересовался Ромка. – У всех животных глаза разные. Ну и у человеков тоже.
        – У людей, Ромулька, – улыбаясь поправила Нина и осведомилась ласково: – Как же разные? У всех круглые…
        – А вот и нет! – смеясь завопил сын. Шедшие впереди Денис и Мишка даже повернулись на эти крики. А потом, как по команде, взмахнули руками и продолжили разговор.
        О чем говорят мужчины, Нина догадывалась. Только самой участвовать в этих разговорах не хотелось. С того момента, как неделю назад, сразу на следующий день после возвращения Дениса, выяснилось, что за погромами стояла Вера Рогинская. Наняла каких-то отморозков разгромить квартиру, а заодно, чтобы никто ничего не заподозрил, и рабочий кабинет в придачу. Она точно знала, что вечером Нина встречается с подругами. Следствию еще предстояло выяснить, каким именно способом вскрыли дверь квартиры. Если Рогинская достала из Нининой сумки, валявшейся в комнате отдыха, ключи и сделала слепок, то в ближайшем будущем Вере Юрьевне маячила серьезная уголовная статья.
        Нина вспомнила, как, соскучившись, они с Денисом не могли оторваться друг от друга и всю ночь, наверстывая упущенное, как шептали друг другу ласковые словечки и целовались яростно. А потом ели на кухне салаты. Прямо из банок.
        Они заснули, когда в окнах замелькали желтоватые блики рассвета, и проснулись через пару часов от заливистой трели мобильника Дениса.
        – Ты в экстрасенсы податься не желаешь? – осведомился весело Кольцов. – Я еще вчера в отдел охраны отправил запрос и сейчас получил ответ.
        – Ну? – прохрипел Денис, прекрасно понимая, что майор нашел зацепку. – Не томи, Кирюха!
        – В тот день на пульт объект не ставили. Я поднял показания Калиткина и выяснил, что последней в тот день с фабрики уходила Рогинская.
        – А кто обнаружил кавардак в кабинете Нины?
        – Тот же Калиткин, – хмыкнул Кольцов. – Он утром снимал фабрику с пульта охраны.
        – Подожди, – запротестовал Цесаркин. – С вечера не ставили, а утром сняли. Это как?
        – Вот тут, Ден, и кроется самое интересное. В три часа ночи кто-то побеспокоился и включил охранную сигнализацию, позвонив на пульт.
        – Рогинская? – довольно хмыкнул Денис.
        – Похоже, что она, – хохотнул Кольцов. – У Калиткина алиби. Он всю Варфоломеевскую ночь просидел в стоматологии. Зуб прихватило. Он еще моему Синебокову жаловался. Но мы заново все проверим. Я думаю пересмотреть видео с камер наблюдения. Может, еще что-нибудь выяснится.
        – Неужели Вера Рогинская? – недоверчиво осведомилась тогда Нина. – Поверить не могу!
        - Пока трудно с доказательной базой, - пробурчал недовольно Цесаркин. – Но Кольцов копает.
        Да и до сих пор Нина так и не смогла свыкнуться с мыслью, что старшая подруга, которую уважала и почитала, как родную мать, на деле оказалась двуличной дрянью. Не может быть! От одной мысли становилось гадко на душе.
        «Рогинский хоть сам с собой честен, – мысленно вздохнула Нина. – А Вера какие цели преследовала? Втерлась в друзья, поддерживала в трудную минуту, сочувствовала, а на самом деле ликовала в душе от содеянного? Не понимаю». Нина вздрогнула, отгоняя от себя ненужные мысли.
        – Так почему разные глаза, Ромулька? – снова поинтересовалась она у сына. А тот уже наклонился за Фиби, недовольно переступающей по холодному тротуару. Герда бежала в авангарде отряда, растянувшегося по дорожке. И Денису приходилось то кликать ее, чтобы далеко не убегала, то оборачиваться к отстающим и суровым взглядом обводить пустующую аллею и кусты вокруг, будто оттуда мог выпрыгнуть злоумышленник и напасть на Нину. Вот глупости! Такие, как Рогинские, в открытую не воюют. Всегда исподтишка.
        – У кошек глаза как вертикальные палочки, у людей и волков – круглые, а у антилоп и коров – горизонтальные. Вот! – торжественно поделился сын новыми знаниями.
        – Зрачки, наверное? – с сомнением уточнила Нина. – А не догадываешься почему?
        Ромка довольно засопел, казалось, что ждал этого вопроса, а потом начал объяснять с горячностью:
        – Это чтобы выжить! Природа так позаботилась. Представляешь?
        – Нет, – хмыкнула Нина, дразня сына. – Расскажи.
        Ромка принялся объяснять что-то о кошках.
        – Они настоящие хищники, мама! Нужно дедушке сказать. Зайка по ночам охотиться может.
        – Да какой из нее охотник, – рассмеялась Нина. – Ей бы спать у дедушки под боком.
        Ромка захихикал в ответ.
        На смех снова повернулись мужчины. Ломакин глянул раздраженно: что плететесь в конце? Догоняйте!
        А Денис счастливо улыбнулся любимой женщине, и Нина точно знала, что так оно и есть.
        «Любовь нечаянно нагрянет», – пел когда-то Утесов. Вот она и пришла нежданно и наполнила каждый день смыслом, теплом и радостью.
        Нина через пуховик дотронулась до золотой жабы, подаренной Денисом по приезду. Цесаркин как Дед Мороз одарил их с Ромкой. Нине – телефон в странном корпусе, больше напоминающем пудреницу или кулончик, а Ромке – очередной конструктор Лего и книжку.
        – Это я во Владике прикупил, – хмыкнул Цесаркин, вручая жабку, и, проведя ладонью по затылку, признался: – Смешной телефон. Я туда уже симку вставил и свой номер вбил.
        Нина вспомнила, как оглядела позолоченную жабу, взирающую на нее огромными зелеными глазами, и поняла, что, наткнись сама в магазине на такой шедевр, прошла бы мимо не задумываясь. А Цесаркину о чем-то мечталось, раз купил ей именно эту жабу, да еще сделал все, чтобы телефон, спрятанный в недрах китайского божества, работал.
        – Личная линия, – пошутила Нина, принимая подарок. – Помнишь, раньше в кабинетах больших начальников стояли такие черные аппараты без диска, для связи с высшим руководством.
        – Точно, – рассмеялся Цесаркин, обнимая ее. – Как же ты здорово придумала!
        И вот теперь, прикасаясь через толстую куртку к жабе, висевшей на прочном шнурке, Нина поймала себя на мысли, что в каждой семье свои драгоценности. У кого-то бриллианты и изумруды, а у нее золотая жаба, привезенная любимым из Владивостока.
        – Кошки – охотники, – продолжал Ромка. – И такие глазищи им просто необходимы, чтобы ночью следить за добычей. А вот у коров и овец зрачок горизонтальный. Знаешь почему?
        – Почему?
        – Чтобы видеть корм и врага. Мама, они врагов из-за спины видят!
        – Где ты это узнал? – лениво поинтересовалась Нина.
        – Мы с Денисом в книжке читали, когда ты заказчице новый сервиз показывала.
        – Молодцы. – Она мысленно воздала хвалу создателю, что ее новый мужчина и сын нашли общий язык. И уж совсем не ожидала, что на почве расследования бывший и будущий муж подружатся. Нина всмотрелась в спины идущих впереди мужчин. Грузный, словно квадратный Ломакин и широкоплечий подтянутый Цесаркин показались ей в темноте словно родными братьями. Шли рядом о чем-то неспешно переговариваясь.
        – Только я никак не пойму, – продолжал болтать Ромка. – У Фибки какие глаза– человеческие или кошачьи?
        – Сейчас посмотрим, – улыбнулась Нина и, забрав у сына дрожащую собачонку в комбинезоне, обеими руками поднесла к лицу. – Какие у тебя глазки, Фибоначчи? – поинтересовалась смеясь хозяйка.
        Добродушная Фиби потянулась было к ней, чтобы облизать лицо. Но Нина отпрянула. Вот радости на морозе ходить с мокрым лицом. Фиби недовольно заурчала.
        – Обойдешься, красавица, – хмыкнула Нина, собираясь засунуть собаку за пазуху. Но в этот момент Фиби завизжала как резаная и забилась в руках.
        – Мама! – закричал перепугавшись Ромка.
        Денис с Мишкой бросились, как по команде, к ним.
        – Что?
        Нина глянула на маленький собачий бок, залитый кровью, и чуть слышно прошептала:
        – Фиби застрелили…
        – Да нет же, – отмахнулся Цесаркин. – Смотри, дышит. – И замер, словно почуяв добычу. А потом бросился не разбирая дороги через кусты. Следом побежали Ломакин и Герда.
        Нина оглядела раненую собаку и, стащив с головы шаль, укутала скулившую Фиби.
        – Нужно к ветеринару, – пробормотала она. – Срочно.
        Она подхватила собаку и вместе с сыном бросилась к проспекту, где мчались машины, спешили люди, и никому не было дела до маленького раненого йорка и его растерянных хозяев.
        Первая попытка сесть в такси, маячившее около остановки, закончилась неудачей. Водитель посчитал, что собака запачкает кровью салон, и не поддался ни на какие уговоры. Даже двойной тариф не помог. Нина уже собралась бежать пять кварталов, когда к ней подошел улыбчивый парень и смущаясь предложил:
        – Я мог бы подвезти без денег. Жалко животное.
        Нина с Ромой переглянулись.
        – Спасибо, – прошептала Нина. – Большое спасибо.
        Уже из клиники, пока Фиби осматривали врачи, она позвонила Денису.
        – Все нормально, – пробормотала она. – Фибку спасут. Пуля засела в мягких тканях, но не задела легкие.
        – Я сейчас приеду, – заверил Денис. – Мы поймали ублюдков. Сейчас сдаем полиции. Я сделаю все, чтобы эти твари сели.
        – Мы тут еще долго просидим, – заметила Нина. – Фибке только ввели наркоз, готовят к операции.
        – А вы?
        – Сидим с Ромулькой в коридоре и молимся, чтобы наша собака осталась в живых.
        Закончив разговор, Нина сунула трубку в карман и уже хотела вернуться к сыну в маленький коридор рядом с операционной, как заметила около стойки администратора Николая, подвозившего их парня. Он радостно замахал руками и направился к ней.
        – Ну как она? – спросил громко. – Выживет?
        Администратор подняла недовольный взгляд на вздумавших орать клиентов. Пришлось выйти на крыльцо.
        – Может, нужно чего? – искренне забеспокоился Николай. – Вы только скажите, я привезу. Потом сочтемся. Жалко собаку. Вот ведь хулиганы распоясались. И не поймают их…
        – Уже нашли, -устало вздохнула Нина. От подобной навязчивости и панибратства ее коробило. Да и Денису не понравится, если рядом обнаружится странный поклонник.
        «Произвела впечатление, мать», – хмыкнула про себя Нина, а вслух бросила нервно:
        – Собаку вылечат. Стрелявших в мою собаку уже поймали. Муж сюда едет, поэтому помощь не требуется. Но я хочу вас отблагодарить.
        Нина полезла в карман, решив дать пареньку тысячу рублей за труды, он как будто понял и замахал руками.
        – Не надо! Не надо!
        Это и отвлекло.
        Она не заметила, как сзади приблизился кто-то и, обхватив ее крепкой рукой за талию, молниеносно всадил шприц в шею.
        Нина почувствовала, что руки и ноги перестали слушаться, и она обмякла в руках у похитителя.
        – Давай ее в машину, быстро, – просипел Николай. – Муж ее сюда едет. И стрелков повязали.
        Они под руки довели свою жертву до зеленого минивэна со знаком «Мерседес» и кинули на заднее сиденье.
        – Все-таки шеф голова, – хмыкнул Николай. – Такой ход с собаками. Сначала одну слегка, а потом и вторую. Вот тут-то и взяли нашу дамочку. – Он покосился назад, где кулем валялась недавно цветущая женщина. А сейчас глаза закатились, язык вывалился и лицо стало мертвенно-серым.
        «Вот и закончилась твоя красота, чертова кукла, – ухмыльнулся он про себя. – Похищение прошло удачно. Шеф заплатит, как и обещал!»
        – Отвозим эту и едем за следующим козлом, – предупредил напарник. – Вот соберем всех до кучи и устроим допрос с пристрастием.
        – А он где?
        – Ждет нас на углу Советской и Ленина.
        – Подозревает что-нибудь?
        – Пока нет. Его же рублем поманили. Да он за бабки готов повеситься.
        – Как и все мы, – нарочито весело фыркнул Николай, снова бросив назад беглый взгляд и про себя заметив, что жертва потеряла сознание. Он на минуту задумался, а потом предложил водителю:
        – Давай и придурка этого с Ленина прихватим, чтобы два раза не ездить. Все равно по пути.
        – Точно, – хмыкнул водитель. – Раньше домой уедем.
        Нина чувствовала, как за несколько минут превратилась в овощ. Руки, ноги, глаза – все отказало от ужасного препарата. Остался только слух, да и мозги работали лихорадочно.
        «Что вкололи, крот мне в рот?»
        «Куда везут?»
        «Что от меня этим упырям надо?»
        Постепенно паника начала отпускать, и в голове появились другие мысли.
        «Нужно слушать внимательно, глядишь, и проговорятся мои преследователи!»
        «Цесаркин, миленький, найди меня!»
        «Ромка, не ной, я жива и относительно здорова. Значит, выберусь!»
        «Может, это розыгрыш… ну как в фильме с Майклом Дугласом. Узнаю, какая сволочь так развлекается, придушу голыми руками. А Цесаркин поможет».
        Но как только машина остановилась и распахнулась дверь, Нина поняла, что она влипла, и влипла по-крупному.
        Человек заглянул внутрь, и пленница уловила запах дешевого парфюма.
        – Я с вами не поеду, – вскричал кто-то нервным голосом. – С этой бомжихой рядом? Вы с ума сошли. Дайте мне денег на такси, и я сам доберусь. Только адрес скажите. Адрес и деньги, понятно?
        Но видимо, он сам не понял, с кем связался. Разом хлопнули обе передних двери. Сначала послышался угрожающий шепот типа «Садись в машину, а то пожалеешь!». Человек попытался вырваться, позвать на помощь, но безуспешно. Нина уловила глухие звуки.
        «Наверное, бьют его»,– пожалев, подумала она, но тут же прониклась ненавистью к вынужденному соседу.
        – Вы, идиоты, – прошипел тот. – Куда вы меня везете? И девка эта грязная! Не хочу я с ней рядом сидеть. Можно пересесть вперед? Меня укачивает, а от нее смердит. Где вы подобрали эту шваль?
        Нина, как и любая женщина, сначала оскорбилась до глубины души, а потом принюхалась. Но то ли обоняние исчезло, то ли типчик с Ленина ее оскорблял просто так. Со страху.
        «А ты думала, что тебя спасут? – у самой себя осведомилась Нина. – Размечталась, глупая Солоха! Хотя этот человек еще там, на Ленина, увидев в машине женщину в бессознательном состоянии, мог бы позвать на помощь. А он струсил. Дурак».
        Глава 26.
        Денис, кляня себя последними словами, даже растерялся поначалу.
        Он влетел в клинику и сразу же отыскал Ромку, растерянно глазевшего по сторонам.
        – А где мама? – спросили они одновременно.
        – Вы ее не встретили в холле? – жалобно поинтересовался мальчик. – Она вышла вам позвонить.
        – Это было полчаса назад, – крякнул Цесаркин и, увидев расстроенное лицо ребенка, скомандовал: – Не реветь! Я сам боюсь.
        Ромка уткнулся ему в плечо и заныл.
        – Может, ее украли?
        – Не придумывай, малыш, – усмехнулся Денис, все еще надеясь, что Нина вышла в туалет, или заболталась с кем-то на другом этаже, или в гардеробе…Он позвонил ей. Но никто не взял трубку. Но сигнал шел, где-то близко. Денис, держа трубку возле уха, молил всех святых, чтобы Нина ему ответила. Но телефон валялся в припорошенной листьями клумбе, и вся территория казалась пустой. Охрана клиники обошла все здание и двор. Нины нигде не было.
        Просмотр камер не дал ничего путного. Две оказались испорчены, а на одну попал паренек, тянувший что-то тяжелое. Но что это или кто это был, рассмотреть не удалось. Происходящее явно не попало в кадр.
        Ни персонал, ни другие клиенты ничего не заметили.
        Вот только стояла рядом блондинка в окровавленном пуховике, а куда делась… так не следили за ней!
        Денис почувствовал, как от страха трясутся колени. Сколько людей во всем мире вот так выходят на минутку и больше не возвращаются! Он мысленно что…
        Цесаркин быстро набрал номер Ломакина и, не вдаваясь в подробности, велел:
        – Миша, приезжай срочно! Нина пропала. Заберешь Ромку. А я к ментам рвану.
        – Как пропала? Нет, вези Ромку к тестю, а я сейчас к братве метнусь. Мы ее живо найдем! – Ломакин отключился, а Денис застыл в изумлении.
        Если Фиби после наркоза можно оставить здесь, Герду он успел завести домой, то что делать с Ромкой? Оставлять дома одного небезопасно. Везти в Тарнаус – волновать деда с бабкой. Оставался третий вариант, сомнительный и беспощадный.
        Цесаркин ткнул в недавний контакт и, как только ему ответили, сразу предупредил:
        – Это важно. Не вздумай отказаться!
        – Что еще на мою голову? – печально вздохнула мать, будто ее вели на пытки.
        – Я сейчас приеду. Не один.
        – Привезешь свою собаку или любовницу-аферистку. Так она и меня квартиры лишит.
        – Мама, Нина пропала, – попытался сдержаться Денис. – Я хочу оставить у тебя ее сына. Мальчик напуган. Пожалуйста, позаботься о нем.
        – Хорошо, – заверила мать нормальным голосом. – Ты думаешь, правда пропала? А может, это какой-то фокус?
        – Нет, – рявкнул Денис. – Во-первых, моя жена не аферистка. И квартира ей досталась по праву. Во-вторых, она хорошая мать и не станет подвергать своего ребенка стрессу. Поэтому хватит болтать. Жди нас.
        Оставалось только на такси доехать до дома и пересесть в Гелендваген.
        По дороге к матери, подмигнув в зеркало заднего вида поникшему Ромке, Денис связался с Кольцовым.
        – Ты же понимаешь, что не прошел положенный срок, у тебя заявление никто не примет.
        – Тогда сам буду искать. Сначала захвачу в заложники Рогинских…
        – Ты думаешь, их рук дело?
        – А ты считаешь, что АнтАнт будет сидеть сложа руки, когда запахло жареным? Ты же сам говорил, что уже есть результаты.
        – Есть улики, но косвенные. Их любой адвокат отобьет в суде. – Кирилл вздохнул натужно и добавил чуть слышно: – Ладно, приезжай в отделение. Только заявление примут от кого-то из родственников, а ты пока никто.
        – Спасибо, что напомнил, – рявкнул Денис и нажал на кнопку отбоя.
        «Сейчас заявление о пропаже могут подать только родители. Я уж точно не в счет», – проскрежетал Цесаркин зубами.
        Он оставил Ромку с матерью, сообразившей выйти к подъезду, и сразу же рванул домой к Шарманову.
        «Нина, Ниночка, Нинуля, дай знак, детка», – мысленно просил он, в то время как старый друг доставал с антресолей камуфляжи какие-то приспособления.
        Нина как в воду канула. Ломакин лично съездил к какому-то авторитету, а теперь сидел напротив и похвалялся, что его из уважения приняли сразу.
        – Никто ничего не знает, – пробурчал Мишка. – Заказов на мою бывшую жену не поступало. Деньги у барыг не занимала. Это не наши бандюки, понимаешь?
        – Ага, что толку? – мрачно бросил Денис.
        – Завтра нужно расклеить фотки, обратиться в Лизу Аллерт. Найдем свидетелей…– пробурчал Шарманов.
        – Ты же понимаешь, что все это лажа? И у нас нет завтра, – отмахнулся Денис и, засунув руки в карманы спортивных штанов, заходил по комнате. Заметался, как раненый тигр.
        Он покосился на часы, висевшие на стенке. Половина второго, твою мать!
        И на удачу позвонил на домашний. Бесполезно. Оставалась еще возможность узнать местонахождение Нины по симке пудреницы. Но преступники могли обнаружить и этот телефон и выкинуть где угодно. Этот вариант оставался последним, и Цесаркин рассчитывал воплотить его в жизнь с помощью Кольцова.
        Он не успел положить трубку в карман, как телефон зазвонил, и на экране высветилось имя абонента «Главком ЦДО»
        Он нажал на кнопку с зеленой трубкой и заорал, сходя с ума от счастья:
        – Да! Нина! Да!
        Потом покосился на Ломакина и нехотя передал ему мобильник.
        Нина пришла в себя в темной комнате. Залезла в карман пуховика в поисках телефона. Ничего. Она машинально провела по груди. Жабка болталась под свитером. Похитители приняли ее за кулон или попросту не заметили. Первым порывом было сразу позвонить Денису, но Нина сдержалась. На затекших ногах она медленно прокралась к окну. Украдкой выглянула и остолбенела.
        – Тарнаус, крот мне в рот, – пробурчала она, медленно останавливая взгляд на высокой крыше, темневшей неподалеку. Огромный дом уже погрузился в сон, только сбоку на первом этаже светились два небольших окошка – мастерская отца.
        – Папа, – прошептала Нина и посмотрела вниз, во двор. Где по бокам росли яблони и вишни, а сбоку примостилась айва. Зато в самом центре красовались две огромные клумбы. Именно такие, как она посадила пять лет назад.
        «Ломакин, дай бог тебе здоровья, – мысленно поморщилась она. – Не дал ни одному цветочку завянуть. – И тут же одернула себя. – Быстро, сматывайся, Тарантуль. Дуй в «бомбоубежище». Она, тяжело ступая, выбралась из комнаты, когда-то бывшей Ромкиной детской, и, держась за стену, побрела в свою спальню, молясь лишь о том, чтобы ее не засекли.
        Ввалившись в соседнюю дверь, она заметила связанного человека, лежавшего на полу. Тот самый хам с улицы Ленина. Он стонал и корчился от боли. Но Нина проковыляла мимо и скрылась в гардеробной. Трясущимися руками нажала на потайные кнопки в панели. Потом, лихорадочно вспоминая последовательность, открыла один за другим замки и, тяжело дыша, вошла внутрь. Снова в таком же порядке пришлось запереть дверь. И упав на какой-то тюк, Нина сняла с шеи драгоценную «пудреницу» и позвонила Денису.
        Она еще раздумывала, как связаться с Ломакиным, но ее бывший и будущий мужья словно не расставались. И после радостного возгласа Дениса она услышала недовольный бас Ломакина.
        – Закрой все двери, Нунька, – посоветовал Михаил, как будто она была дурой.
        – Уже сделано, – пробормотала она, осматриваясь в небольшой каморке.
        – Нет, – пробурчал бывший муж. – Нажми еще кнопку на пульте. Зеленая такая. Сейчас.
        Пришлось встать и, проклиная Ломакина, подойти обратно к двери. Нащупать кнопку, вглядеться в темноте в ее цвет.
        – Зажги светильник, – раздраженно посоветовал Михаил, и она послушно нажала на выключатель. Комната озарилась слабым сиреневым сиянием.
        «И какая кнопка тут зеленая?» – мысленно поинтересовалась Нина у самой себя, а потом нажала наугад.
        – Поздравляю, ты включила вентиляцию, – догадался Ломакин и, вздохнув, добавил: – Зеленая кнопка – вторая слева.
        – Нажала, – отрапортовала она, услышав, как внутри двери заскрежетали запорные механизмы.
        – Умница, – провозгласил Ломакин и самодовольно изрек: – Теперь ложись спать и предоставь взрослым дядям операцию по твоему спасению. В углу пакет, в нем одеяло с подушками. В холодильнике вода. А еще, – он задумался, сдавать ли бывшей жене все явки и пароли. – На самом холодильнике кулек большой из «Пятерочки». Там чипсы, сухарики. Угощайся!
        – Спасибо, Ломакин, – чуть слышно поблагодарила Нина и попросила тихо: – Верни трубку Денису.
        – Я иду за тобой, – рыкнул Цесаркин.– Вместе с Шармановым. Этим ублюдкам мало не покажется.
        – Они похитили еще человека, – предупредила Нина заплетающимся языком. – Мне плохо, Денис. Я спать хочу.
        – Что с тобой? – напрягся он. – Они вкололи тебе что-то?
        – Да, – пробормотала Нина. – До сих пор плохо чувствую ноги, как ватные, и тошнит сильно. Засыпаю на ходу.
        – Нинуля, слышишь меня, родная? – зашептал Цесаркин. – Не спи, пожалуйста! Я сейчас мать попрошу, чтобы говорила с тобой.
        – Она ненавидит меня, – прошелестела одними губами Нина.
        – Глупости, – бросил Цесаркин. – Больше всего на свете она любит лечить людей и болтать. Поэтому вся надежда на нее. Сейчас она перезвонит тебе, ответь, пожалуйста! А мне нужно бежать. – Денис перевел взгляд на Ломакина, делающего странные пассы. – Подожди, Нин, тут Мишка что-то говорит.
        – Там в холодильнике вода и таблетки от похмелья. Пусть примет обязательно!
        Отложив в сторону сотовый, Нина дотащилась до красного холодильника с прозрачной дверцей.
        «Ломакин куркуль! Превратил комнату в хламовник. Но почти все понадобилось. Как знал!»
        Она почувствовала, как кружится голова и, усевшись на пол, чтобы не упасть, прислонилась лбом к дверце холодильника.
        «Нужно выпить лекарство. Это не сложно, – велела она сама себе. – А потом набраться сил и поговорить с будущей свекровью».
        Но сил не осталось, да и адреналин в крови кончился.
        Она положила под спину подушку и, усевшись на одеяло, обняла холодильник, уже не понимая, как она тут оказалась и что нужно обязательно сделать. Где-то рядом трезвонил сотовый, но, засыпая, Нина не обращала на него внимания.
        – Кому ты сдал дом, Михаил Романович? – устало поинтересовался Цесаркин и потер лицо. – Хоть какие-то сведения имеются?
        – Конечно, я сдавал через сайт. Там арендатор вывешивает свой паспорт. Сейчас скачаю.
        Ломакин снова уставился в телефон, а потом заявил, довольный собой:
        – Вот смотри! Риоха Анна Робертовна.
        Цесаркин вскользь глянул в фотографию в паспорте. Молодая красивая девушка. Как она связана с бандитами и где находится сейчас?
        Скан паспорта Денис отправил в полицию Кольцову, а Ломакин – адвокату Белоусову. Но и те, и другие сообщили, что в их картотеках такая не значится.
        Цесаркин снова оказался в тупике, не зная, что предпринять. Да еще Нина перестала отвечать на звонки. Плохо дело.
        – Продолжай звонить, – велел он матери и поинтересовался мимоходом: – Ромка как там?
        – Спит, – доложила Валерия Ивановна. – Такой смышленый мальчик. Мы с ним чудесно пообщались. По-умному.
        – Отлично, – хмыкнул Денис и, поговорив с матерью, перезвонил генералу Афиногенову.
        – Что стряслось, Цезарь? – рыкнула трубка.
        – В доме в Тарнаусе заложников держат. Там и моя невеста. Мы с Шармом сейчас выдвигаемся. Не хотите подсобить?
        Денис услышал кряхтение. Затем генерал откашлялся и пробурчал недовольно:
        – Пришлю группу. Только ты это… там без самодеятельности. Хотя… кому я говорю! Будь на связи, – велел бывший командир и отключился.
        – Он пришлет поддержку, – кивнул Цесаркин Шарманову. – Собираемся. Миша, – Денис повернулся к Ромкиному отцу, копошащемуся в айфоне. – Вспоминай, есть ли какие особенности в доме. Куда идти? И где искать Нину?
        Ломакин недовольно оторвался от гаджета и поманил к себе Цесаркина.
        – Смотри, вот план дома. На втором этаже первая дверь направо – наша бывшая спальня. Там в гардеробной потайная комната. – А потом хлопнул себя по башке. – Твою мать, как я мог забыть!
        И начал лихорадочно тыкать по высветившимся на экране кнопкам.
        Денис не поверил, когда через пару минут загрузилось изображение с камеры.
        Толстый одутловатый мужчина валялся в глубоком кресле и тщательно растирал широкую переносицу.
        – Голова болит, – прошипел Цесаркин. – Ты еще не знаешь, что такое боль.
        – А это вообще кто? – уставился на незнакомца Ломакин. – Я такого не знаю. – Он сделал снимок с экрана и тут же разослал его поклонникам Гоши Каземирского. Да еще написал ниже: «Кто опознает этого козла, заплачу пятьсот евро. Ответ нужен сразу».
        Сразу посыпались эсэмэс-ки, ответ которых сводился к одному.
        «Не знаем такого, братан!»
        – Странно, – стукнул по столу Ломакин. –Никто из братвы не опознал. Хотя с виду – биг босс.
        – Некогда уже выяснять, – пробурчал Цесаркин. – Поехали в Тарнаус. По дороге план придумаем. А там, может, спецназ подтянется.
        Он быстро переоделся в брошенный Шармановым на диван камуфляж и заторопился к выходу, рассовывая по карманам какие-то девайсы.
        Ломакин с любопытством наблюдал, как мажорный господин адвокат вмиг превратился в охотника за головами. Обычно добродушный взгляд стал пронизывающим и цепким, а губы залегли в недобрую складку.
        «Рембо, блин», – хмыкнул про себя Ломакин и побежал к машине следом за двумя бойцами.
        Глава 27.
        Цесаркину даже не представлялось, что штурм дома с заложниками окажется таким невероятным. Во время службы в спецназе им с Шармом приходилось пару раз освобождать людей. То бывший муж и отвратительный отец взял в заложники свою семью и угрожал убить бывшую жену и двоих маленьких детей. И до Дениса, осторожно переступавшего по карнизу, доносился плач испуганного малыша, и только за это хотелось прибить подонка. То ревнивый жених вывел на крышу дома вероломную невесту и обещал убить ее и себя. И Цесаркин снова увидел искаженное болью и отчаянием лицо парнишки, услышал его по-детски наивные доводы и пожалел от всего сердца. И если в первом случае особо не церемонились и, ввалившись в квартиру, разложили преступника «снежинкой» на полу, то на крышу к спятившему влюбленному отправляли переговорщика, и ему удалось убедить мальчишку отпустить из объятий смерти зареванную девчонку и не прыгать самому.
        В этот раз ситуация отличалась и назвать ее дежурной Денис не мог. Из-за Нины, потерявшей сознание от невесть какой гадости, от непонимания, кто стоит за ее похищением, и количества заложников в целом. Пробираясь в «бомбоубежище», Нина видела связанного человека. Но скольких людей удалось захватить бандитам? И самое главное, какую цель они преследуют?
        Денис тупо пялился в лобовое стекло и, под чутким руководством Ломакина, сворачивал на нужных поворотах.
        – На следующем квартале останови, – велел Михаил, доставая из кармана брелок от ворот и ключи.
        – У тебя ключи есть? – выходя из машины, уставился на него Шарманов, уже собравшийся лезть через забор. – А что раньше не сказал?
        – Это же мой дом, – прошипел Ломакин, не понимая удивления Шарма, и, подойдя к воротам, деловито щелкнул брелком. Толстая створка медленно поехала в сторону.
        Первым вошел Михаил, а следом юркнули Цесаркин и Шарманов, моментально слившись с пейзажем.
        Из открытых окон наружу рвался электрический свет, да и входная дверь оказалась нараспашку.
        – Совсем очумели, – пробурчал Ломакин, взбегая по ступенькам. Он собрался войти внутрь, но Цесаркин остановил его и покачал головой.
        – Мы сами, – прошептал он. – Мало ли…
        И войдя в коридор, остолбенел. В распахнутую дверь гостиной хорошо просматривалась сама комната. Высокий потолок, хрустальная люстра, плазма на стене, а в кожаных массивных креслах и на диване спали какие-то люди, совершенно не отдавая себе отчета, что происходит. На журнальном столике валялось оружие и пакеты с белым порошком.
        «Кока! Кока! Кокаин!»– мысленно прокричал Цесаркин, пародируя попугая из старого фильма.
        – Я присмотрю здесь, – подмигнув, прошептал Шарманов. – И Бате позвоню. Где там его люди застряли?
        Денис кивнул и опрометью бросился наверх, краем глаза следя, чтобы Ломакин не отставал.
        – Вторая дверь направо, – пробухтел тот, задыхаясь от забега, и попробовал обогнать Цесаркина. Они ввалились в комнату одновременно и чуть не споткнулись о тело, свернувшееся в позу эмбриона.
        – Вы из полиции? – заплакал человек, приподнимая голову. – Спасите меня!
        – Где женщина? – рыкнул Цесаркин, наклоняясь.
        – Бомжиха? – фыркнул «эмбрион», на минуту перестав рыдать. – Она в гардеробной, наверное, по ящикам роется. Выведите меня отсюда! – И попытался вцепиться в руку Дениса, но тот немного сместил направление, и ладонь, протянутая для помощи, мгновенно превратилась в кулак, тотчас нашедший ухо. «Эмбрион» аж задохнулся от боли.
        – Ну хоть развяжите, – принялся умолять он.– А то я жалобу напишу.
        Цесаркин кинулся прочь, прекрасно понимая, что задержись он хоть на секунду, то непременно ударит еще раз. А отвлекаться на всяких уродов не хотелось. Нина ждет!
        В гардеробной Ломакин уже отпирал бронированную дверь с тонким стальным ободом посередине.
        Колесо влево, колесо вправо, потом нажать код на панели и снова повернуть колесо влево до упора.
        – Вэлкам, – пробормотал глухо, пропуская Дениса вперед. Цесаркин тут же кинулся к Нине. Нащупал пульс, отметил прерывистое дыхание. Он попробовал растормошить любимую, но безрезультатно.
        – Миша, вызывай скорую! – рыкнул он Ломакину и, склонившись над любимой женщиной, зашептал:
        – Нина, Ниночка, Нинуля.
        Он провел ладонью по холодной щеке, убрал с лица прилипшие пряди. А потом, завернув в одеяло, поспешил к выходу, краем глаза отмечая, как следом несется Ломакин, готовый набить морду каждому, кто посмеет сунуться.
        Скулящий «эмбрион» так и валялся на полу. По всей видимости, ему досталось еще и от Мишки. Денису послышались сначала ругательства в адрес «бомжихи», а затем глухой звук, свидетельствующий об ударе. Но судя потому, что Ломакин прикрывал спину, а до этого к «эмбриону» не наклонялся, Цесаркин понял, что Михаил пнул несчастную жертву ногой и даже не подумал развязать.
        «Жди ребят Афиногенова, придурок», – про себя рыкнул Денис, сбегая по лестнице, в конце которой уже стоял Шарманов и жевал бутерброд. А в углу кучей валялись ножи и пистолеты.
        – Что с клиентами? – пробурчал на ходу Денис.
        – Запер в гостиной. Все упились вусмерть. Видать хорошо пошло, половина закуски нетронуто. До утра не проснутся. Интересно, что за мертвое зелье они приняли на грудь?
        Из-за спины хохотнул Ломакин.
        – Если полезли в кладовку, хотя их туда никто не приглашал, там бутыль самогонки. Моя маманя гонит. Сразу с ног валит. Просто идеальное снотворное!
        – Эта? – Шарманов кивнул на стол в кухне, где сиротливо стояла почти пустая огромная бутыль белого стекла.
        – Она, – хмыкнул Ломакин. – Операция «Самоликвидация».
        – Скорая где? – поморщился Денис. – Дорога каждая минута. Поеду сам. Он быстро спустился с крыльца и направился к Гелендвагену, когда сонный поселок разбудило многоголосье сирен.
        Медики приехали одновременно со спецгруппой Афиногенова. Ребята в масках и бронежилетах бросились внутрь дома и принялись надевать наручники на любителей кокаина и киднеппинга. Следом подтянулась полиция, которую не поленился вызвать Ломакин.
        Денис бережно уложил на носилки Нину, а потом коротко бросил доктору:
        – Я– ее муж.
        Тот кивнул, приподнимая веко пострадавшей, и распорядился зычно:
        – Поехали!
        В ранний час машин на улицах города почти не наблюдалось. И от сирены закладывало уши. Но Цесаркин мысленно умолял водителя:«Гони, брат, пожалуйста, гони!»
        Нина словно спала, но Денис понимал, что, скорее всего, она впала в кому. Он чувствовал, как постепенно накатывает страх, сродни панике. Но Цесаркин отогнал трусливые мысли и попытался сосредоточиться на будущем. Представил Нину в свадебном платье, а себя в костюме. И хотя они собирались позвать на свадьбу уйму народа, но Денису виделась тихая церемония. Они с Ниной в пустом зале и регистратор, декламирующий прописные истины.
        «Пусть так, – подумал Денис, вглядываясь в иголку капельницы, торчащую из тонкой синеватой вены. – Лишь бы осталась жива».
        Он погладил прохладную руку и неожиданно для себя понял, что если потеряет Нину, то уже не женится никогда. Да и кто способен заменить Нинулю?
        Цесаркин стиснул зубы, чтобы не расплакаться, как мальчишка, и когда Нину во дворе больницы снова переложили на носилки, упрямо пошел рядом, хотя кто-то из медперсонала попытался его оттеснить.
        Он дошел до двери реанимации, куда его, естественно, не пустили, и, потоптавшись рядом с закрытой дверью, отправился в регистратуру оформлять документы.
        «Хорошо, что Нинин паспорт прихватил!» – сам себя похвалил Цесаркин, вспомнив, как отстегнул поводок с ошейника Герды и на автомате вытащил документ из Нининой сумки, валявшейся в прихожей.
        – Тарантуль? – удивилась смешливая девица с длинными черными стрелками, доходящими почти до ушей. – Точно Тарантуль?
        – Что тут смешного? – рыкнул Цесаркин. – Вас мама не учила, что смеяться над чужими фамилиями некрасиво?
        – Да вы не так поняли, – отмахнулась девица, даже не подумав извиниться. – У нас тут дама одна лежала. Суицидница. Все проклинала какую-то Тарантуль. Девчонки из реанимации думали, что это ведьма из сказки, а оказалось, живой человек. Ой, не могу! – регистратор захихикала снова.
        – Вы угомонитесь, пожалуйста, – предупредил Денис. – А то вам уже недалеко до статьи об оскорблении чести и достоинства. Напридумывали чушь какую-то!
        – Никакая это не чушь! – принялась доказывать девица. – Весь бред про злую Тарантуль наш психиатр на диктофон записал!
        Денис, недовольно отмахнувшись, вернулся к дверям реанимации и, усевшись на колченогую лавку, задумался.
        Он мысленно возвратился в Ломакинский дом, чтобы поквитаться с похитителями Нины.
        «Твари! – Денис до боли сжал кулаки. – Что они ей вкололи? Или это аллергическая реакция? И что вообще хотели от моей жены?»
        От тревожных мыслей его отвлек звонок сотового. Шарм.
        – Прикинь, Цезарь, – пробубнил он в трубку. – Эти придурки – иностранцы. Граждане Испании.
        – А от моей Нины что хотели?
        – Я не понял, – заметил Шарманов. – Хотя вместе с Батей сидел по ту сторону зеркала. – Говорят, что у нее какая-то собственность семейства Риоха. Одна ветвь живет в России, а основная в Барселоне.
        – И для этого нужно было доводить мою жену до полусмерти? – рыкнул Цесаркин. – Шарм, я скоро приеду. Только узнаю, что Нину спасли, и сразу к вам рвану. Ты там слушай все и запоминай.
        – Ага, – фыркнул Шарманов. – Зовите меня диктофоном. Потом с Батей поговоришь. От меня толку мало!
        Денис, пробормотав что-то нечленораздельное, сбросил вызов и нервно зашагал по небольшому коридору.
        «Барселона… Барселона… чтоб тебе скиснуть! – поморщился Цесаркин. – Что Нина могла привезти оттуда? Кажется, мазню, выдаваемую за копию Пикассо».
        Он в растерянности остановился посреди коридора и, немного подумав, позвонил будущему тестю. Но разговор не принес ясности.
        – Я все ее покупки разбираю и тщательно реставрирую, – заверил Александр Петрович. – Если в картине был тайник, он бы обнаружился. Но я тебе, Денис, точно говорю -ничего там нет!
        Цесаркин на минуту задумался. Ситуация казалась безвыходной.
        «Нужно ехать к Афиногенову, а не играть с Шармом в испорченный телефон», – отругал он сам себя и, сделав шаг назад, налетел на смешливую регистраторшу.
        – Осторожнее, – манерно бросила она и протянула вышедшей из отделения медсестре какие-то документы. Денис снова услышал легкий смех и громкий шепот:
        – Тарантуль… представляешь! Тихо ты… мужик этот судом грозится!
        Цесаркин сдержался, чтобы не закричать. И так тошно, но в этот момент до него дошло.
        «Идиот, – обругал он сам себя. – Видать, точно медуза в бок трахнула, как ты и просил. Это же больница скорой помощи. И, наверное, сюда привезли Веру Рогинскую после отравления. Как знать… может, она психиатру поведала о своей маниакальной ненависти?»
        Цесаркин быстро набрал Кольцова.
        – Попробуй взять показания у персонала больницы, – попросил он Кирилла. – Там что-то психиатр записывал. Нужно прижать к ногтю Веру Юрьевну.
        – Что-то мы этот момент упустили из виду, – согласился Кольцов. – Не переживай, отправлю сейчас Синебокова. Он живо всех разговорит!
        Денис собирался что-то ответить, как распахнулась дверь в отделение и навстречу ему вышел коренастый доктор. Устало покрутил головой в поисках родственников.
        – Вы муж Тарантуль? – осведомился басом, никак не вязавшимся с измученным видом.
        – Да, я, – тотчас подлетел Цесаркин. – Как она?
        – Жива и здорова относительно. Ей ввели сильнейший психотропный препарат, превысив дозу. В крови барбитураты. Еще бы немного – и не спасли. Зато сейчас в сознание пришла…
        – А можно к ней? – поинтересовался Денис, набравшись наглости. – Пожалуйста!
        – Только на пять минут, – махнул рукой доктор. – Да и больной пойдет на пользу.
        Денис вошел в палату и обомлел. Нина, бледная и печальная, смотрела куда-то в потолок и даже не заметила его.
        – Нинуля, – позвал Цесаркин и, подлетев к кровати, робко замер. – Нина, пожалуйста.
        Она устало глянула на него, и тут же ее лицо озарила улыбка.
        – Денис, как же долго я ждала тебя!
        Цесаркин наклонился над будущей женой и аккуратно коснулся губами холодных губ любимой.
        – Нинуля, солнышко, – пробормотал чуть слышно, взяв за руку. – Молодец, что нашла силы позвонить.
        – Когда поняла, что нахожусь в своем старом доме, то силы прибавились.
        Он поцеловал тыльную сторону ее ладони и нежно пробормотал:
        – Мы сразу рванули в Тарнаус. Я не мог тебя потерять…
        Глава 28
        «На улице идет дождь, а у нас идет концерт», – раздраженно подумал Цесаркин, сначала заметив капли дождя на оконном стекле, а потом оглядев разномастную публику, собравшуюся в кабинете Афиногенова. Весь этот балаган на казенном языке назывался «очная ставка» и был призван внести ясность в события последних дней. Денис, усевшись рядом с Ниной у самого края стола, с интересом воззрился на дородную женщину с черными вьющимися волосами, объяснявшую высокому начальству, что она лично писала Нине Тарантуль на электронную почту, умоляя продать или вернуть картину. Но, к сожалению, ответа не получила.
        – А откуда у вас мой электронный адрес? – изумилась Нина. – Где вы его взяли?
        Тут в разговор встрял толстый и бледный мужчина в помятом белом костюме – Диего Риоха ди Санчес. Биг-босс после перепоя и русской кутузки выглядел грязным оборванцем. Он не скупился на эмоции и яростно жестикулировал. А переводчик, не успевая вставить даже слово, терпеливо ждал, когда гражданин Испании закончит тираду.
        – Сеньор Риоха объясняет, что картина, предназначенная в подарок кузине Анне, непонятным образом пропала из его спальни. Грабителей удалось выследить на блошином рынке именно в момент покупки. Его люди проследили за вами. Подкупили портье и через него узнали, кто вы и откуда, номер сотового телефона и электронной почты, – бесстрастно заметил переводчик.
        Биг-босс указал толстым пальцем на Нину и, схватившись за голову, продолжил тараторить. Анна Риоха смотрела на него во все глаза, а потом сама взяла слово.
        – Я звонила вам, писала, но вы пренебрегли мной, тогда вмешался Диего.
        – А просто подойти ко мне вы не пробовали? – резко бросила Нина. – Зачем понадобилось громить мою квартиру и офис, портить вещи?
        – Нет, – заверещала Анна. – Ничего подобного. – И возмущенно посмотрев на родственника, бойко перевела ему Нинин вопрос.
        – Ноу! – взвился Диего, замахав руками. – Мы нет! – гордо заявил на русском. – Мы платить тысяча евро!
        – Зато вы похитили Нину Александровну, – оборвал его вопли Цесаркин. – Вкололи ей неизвестный препарат, тем самым нанесли вред здоровью.
        – А вы, собственно, кто? – воинственно уставилась на него Анна.
        – Я – адвокат семьи Тарантуль, – холодно отрезал Цесаркин. – И приложу все усилия, чтобы закрыть вас вместе с дядей!
        – Диего – мой кузен, – нервно бросила Анна. – И я ничего не сделала!
        – Следствие разберется, – остановил базар Афиногенов. – Пожалуйста, подробно опишите картину.
        Риоха снова замахал руками, показывая размеры утерянной семейной реликвии.
        – Там нет ничего стоящего для непосвященного человека, – пролепетала Анна. – Очень похоже на рисунок маленького ребенка.
        – Я могу рисовать как Рембрандт, но мне понадобилась вся жизнь, чтобы научиться рисовать как ребенок, – пробормотала задумчиво Нина и добавила чуть слышно: – Это цитата Пабло Пикассо. – Она перевела взгляд на Диего, потом на Анну и, смущаясь, заметила:– Ваши описания подходят только к одной покупке из Барселоны. Хорошая копия картины «Художник» Пабло Пикассо. Я, безусловно,верну вашу собственность, но удовлетворите мое любопытство. Когда и кем была сделана копия?
        Диего, услышав перевод, задумался на минуту, а потом снова зажестикулировал перед носом переводчика и надулся словно гусь, всем своим видом показывая самодовольство и спесь.
        – Он утверждает, – вставил переводчик, – что рисовал эту картину лично с подлинника, хранящегося у дона Энрике Муньеса, уважаемого человека и шефа Риохи. Сама картина висит в кабинете Энрике, и Диего как-то на спор нарисовал копию.Получилось замечательно, даже сам дон Энрике с трудом отличил от оригинала.
        Риоха закивал головой и, смеясь, добавил что-то.
        – Сеньор утверждает, что выиграл спор только потому, что был пьян.
        – Прекрасно, – заметил лысый человек в синем костюме, сидящий рядом с Афиногеновым. Цесаркин сперва подумал, что это секретарь.
        Но Синий костюм держался строго и властно, и Денис понял, что этот человек носит на своих плечах погоны не ниже подполковника.
        – Вы, господин Риоха, только что в присутствии свидетелей сообщили правоохранительным органам о судьбе картины Пикассо, украденной в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Я, как следователь Интерпола, задерживаю вас до выяснения обстоятельств.
        Услышав перевод, Риоха побледнел и забормотал, испугавшись:
        – Ноу, ноу!
        – Пройдемте, – велел Синий костюм. – Нужно оформить свидетельские показания.
        Денис заметил, как на негнущихся ногах Риоха затопал к выходу, а следом за ним потрусил переводчик.
        – А теперь, Анна Робертовна, расскажите следствию, зачем именно вам понадобилась мазня пьяного кузена, – отчеканил Афиногенов. – Слишком много сил затрачено на ее возвращение. Похищены два человека. Их здоровью нанесен существенный вред. Ладно, Тарантуль, а Пенделюк?
        – Кто? – хохотнул Денис, но поймав грозный взгляд Бати, осекся.
        – Это переводчик. Я наняла его, чтобы помог Диего договориться с Тарантуль. Моего знания языка явно не хватило бы. Но с ним случилась истерика, а Диего – человек нервный, сломал ему руку.
        -Откуда вы знаете? – встрял Цесаркин.
        – Я приезжала в Тарнаус, но девушку доставили без сознания, а переводчик скандалил. Вот кузен и не выдержал. Мне пришлось уехать, договорились продолжить на следующий день, когда девушка очнется.
        – То есть вы знали, что Нину Тарантуль держат в Тарнаусе без ее согласия? – уточнил Цесаркин.
        Анна Риоха скосила глаза на своего адвоката, лысого и потного мужика, но тот только пожал плечами, как бы давая понять, что тебя, голубушка, никто за язык не тянул.
        – Я понятия не имела, что ей сделали инъекцию, – пробормотала она. – Думала, что укачало дорогой, – соврала Риоха.
        – Она не очнулась бы никогда, – зло вставил генерал. – Слава богу, что удалось спасти! Но раз вы не хотите сотрудничать со следствием, придется отправить вас в СИЗО до выяснения обстоятельств дела.
        – Вы не можете... – выдохнула женщина и, закрыв глаза, замерла на минуту, размышляя. А потом, тяжело вздохнув, бросила устало:
        – Ладно... Эта картина – предлог. В ней есть тайник, где спрятан лист пергамента, вырезанный из книги четырнадцатого века. «Инструкция инквизитора». Это и есть настоящая реликвия. Считается, что кто владеет этим листом, получит любовь, счастье и власть.
        – Любовь и счастье не зависят от реликвий, – пробормотала Нина и деловито добавила:– А вы тоже на майские ездили в Барселону?
        – Нет, – поджав губы, процедила Риоха. – Никуда я не ездила. У меня еще нет загранпаспорта. Нужно оформить.
        – Странно, – передернула плечами Нина. – Как же ее вам собирались передать?
        – Почтой, – встрял адвокат Риохи и хмыкнул многозначительно. – Делов-то!
        – Вы уверены, что там есть тайник? – снова влезла с вопросами Нина. – Сама картина написана на картоне, плюс паспарту и рамка. Где там можно спрятать пергамент?
        – Вы можете привезти к нам это произведение искусства? – строго поинтересовался Афиногенов. – Наши эксперты разберутся.
        – Конечно, – кивнула Нина.
        – Только завтра, – бесцеремонно влез Цесаркин.
        – Нет, – мотнул головой Афиногенов. – Сейчас отправлю группу в Тарнаус для изъятия. Ко всем преступлениям испанцев и гражданки Риоха прибавляется еще контрабанда. Полный букет.
        – Я предупрежу отца, – заметила Нина. – Он передаст картину. Не думаю, что после всех волнений и тревог мы захотим оставить в своем доме этот рисунок.
        Они вышли из здания Следственного комитета и пешком побрели по улице, укрывшись широким красочным зонтом от проливного дождя. Денис, обнимая любимую, безмятежно шагал по мокрому тротуару. А Нина, обхватив рукой его талию, крепко прижималась к нему.
        – Странная история, – пробурчал он. – Эти Риоха перехитрили сами себя. Какая нужда прятать пергамент в картину? Завернули бы в полотенце и кинули б в грязное белье, никто бы сроду не нашел. А тут такая история.
        – Мне кажется, меня использовали втемную, – хмыкнула Нина и добавила, задумавшись: – Кто-то знал, что я люблю бродить по барахолкам, и вызвался помочь. Кто-то из моего окружения.
        – Почему ты так считаешь? – пробормотал Цесаркин, чмокая ее в ухо.
        – Да ты сам посуди – встрепенулась Нина. – Бред какой-то! Кто бы позарился на эту мазню? Уж точно не воры. Если крали специалисты по антиквариату, то мазню Диего Риохи отличили бы от Пикассо. А обычные жулики просто не обратили бы внимания.
        – А с кем ты ходила в Барсе на блошиный рынок, любовь моя? – насторожился Денис.
        Нина остановилась посреди улицы и тихо пролепетала:
        – Я приобрела ее не на барахолке, а около отеля. Какой-то мужик бежал за мной, умолял купить.
        – Ты хочешь сказать, что кто-то знакомый тебе сообщил Анне Риоха название отеля, где тебя искать, и снабдил фотографией? И этот человек не обязательно входит в круг твоих знакомых, а может понаслышке знать о твоих пристрастиях и скопировать в соцсетях твое фото.
        – Наверное, ты прав, – кивнула Нина, силясь не разреветься. – Не хочется думать на друзей и знакомых...
        – Вот и не думай, – хмыкнул Цесаркин и заметил глубокомысленно: – Нужно пробить окружение Анны Риоха. Глядишь, и поймаем рыбку в мутной воде. – Он провел ладонью по ее плечу, словно смахивая несуществующую пылинку, а потом, приобняв, впился в губы требовательным поцелуем.
        Кто-то улыбаясь обходил их стороной, а кто-то недовольно бурчал под нос, но Нина и Денис не обращали внимания. Мимо, разбрызгивая по сторонам грязные лужи, пронеслись мальчишки лет десяти-двенадцати и, отбежав на безопасное расстояние, крикнули "Горько!"
        – Спасибо, что напомнили! – радостно усмехнулся им вслед Цесаркин.
        – Как будто ты мог забыть, – фыркнула Нина, обхватив его под руку.
        – Согласны ли вы стать моей женой? – весело осведомился Денис.
        – Вот сейчас придем в ЗАГС, узнаешь, – поддела она.
        – Вероломная, – пробормотал он и добавил серьезно: – Хорошо, что мы не стали переносить регистрацию, а изменили только день торжества.
        – Это ты замечательно придумал, – кивнула Нина.
        – Мне иногда кажется, что я гений, – самодовольно заметил Цесаркин.
        – Иногда, – рассмеялась Нина. – Ключевое слово! Только жаль, что сегодня на регистрации кроме нас никого не будет.
        – Наоборот, – подбодрил ее Денис. – Это наш праздник. Только ты и я. А с родственниками еще успеем.
        В ЗАГСе их расписали в самой обычной комнате, где кроме регистраторши сидело еще четверо женщин.
        – Тут и тут поставьте автографы, пожалуйста, – протянула она бланки. Никакой церемонии, нарядного зала и цветов. Просто и обыденно.
        – Вы согласны?
        – Конечно, согласны!
        Но для Нины регистрация показалась сродни таинству. Росписи и печати, скрепившие их с Денисом союз. Они выскочили под ливень и рассмеялись как дети. Потом, правда, уселись в Гелендваген, заранее припаркованный Цесаркиным за углом, и покатили на Лазурное озеро, где Денис забронировал номер люкс.
        В голову лезла всякая всячина и все та же теория относительности. Цесаркину вспомнилось, как, оказавшись тут с Ниной в первый раз, он ернически думал, что время течет по-разному, будь ты на переговорах или в отеле с девушкой. Сейчас все казалось иначе. И ощущая невесть откуда взявшуюся ответственность именно за эту женщину, пару часов назад ставшую его женой, он испытывал ни с чем не сравнимую нежность и заботу, и уж точно не знал, как угодить. Сам номер отеля по его просьбе украсили цветами и даже в ванной поставили банку с лепестками роз.
        – Боже, как красиво, – прошептала Нина и бросилась к Денису на шею, а потом метнулась к двухместной ванне и, пустив воду, подняла жалюзи, закрывающие большие панорамные окна.
        Денис плохо помнил, что случилось потом. То ли он раздевал жену, то ли она стягивала с него сначала пиджак, а потом и брюки. Но когда зазвонил его сотовый, чудом примостившийся на бортике ванны, Цесаркин с ужасом заметил, что все их вещи раскиданы посреди ванной, а Нинины трусики болтаются на светильнике около зеркала.
        «Все по фэн-шую», – усмехнулся он про себя, вспомнив наставления маман, что красные трусы на люстре обязательно к деньгам.
        Цесаркин потянулся за сотовым, но тот кувыркнулся в руках и плюхнулся в воду, камнем упав на дно.
        – Кто звонил? – лениво поинтересовалась Нина, покоясь в объятиях мужа.
        – Не заметил, – отмахнулся Денис, доставая со дна айфон.– Если что-то важное, позвонят тебе. А мои клиенты могут подождать и до завтра.
        – А если из полиции? – забеспокоилась она.
        – Тем более, мадам Цесаркина! Нам сейчас не до них.
        Нина тихонечко рассмеялась.
        – Подумать только, Нина Цесаркина, – прошептала она. – Звучит так умиротворенно, а Нина Тарантуль – агрессивно, с напором.
        – Теперь есть кому тебя защитить, – бросил он невзначай. – А почему ты, выходя замуж за Мишку, фамилию не поменяла?
        – Даже в голову не пришло, – хмыкнула Нина. – У нас же роман с восьмого класса средней школы. Тарантуль и Ломакин. Да и Мишка особо не возражал.
        – Не то, что я? – настороженно осведомился Денис, вспоминая, как волновался, когда Нина размашистым почерком заполняла заявление. Он даже затаил дыхание, но она в нужное поле уже вписывала их фамилии – Цесаркин, Цесаркина.
        Денис прижал жену к себе, аккуратно снимая с плеча лепестки роз, и рассеянно воззрился на свинцовую гладь озера. Холодный ветер оборвал листву с деревьев и кое-где повалил позабытые зонтики, а белую полоску пляжа поглотила вода.
        «За окном идет дождь, а у нас идет концерт», – снова пришла на ум избитая фраза. А мысли, как по команде, вернулись к так называемой очной ставке.
        – Почему ты поинтересовалась у Диего, где он видел оригинал картины? – осведомился Денис.
        – Эта работа Пикассо числится среди безвозвратно утерянных шедевров живописи, – принялась объяснять Нина и даже развернулась к мужу, удобно устроившись в кольце его рук. – До сегодняшнего дня считалось, что «Художник» пропал во время авиакатастрофы. Тогда же еще исчезла коллекция бриллиантов. И если небольшой фрагмент картины нашли, то вот ни одного камешка обнаружить не удалось.
        – И если Диего признался, что недавно видел картину у своего босса, то ниточка может привести и к брюликам, – усмехнулся Цесаркин. – Да, попал этот Риоха, как кур в ощип.
        – Совершенно верно, – улыбнулась Нина. – Но если найдут картину, это будет фурор. Из более четырехсот пропавших картин Пикассо почти ничего не удалось обнаружить.
        – Такая плохая раскрываемость, – пробормотал Денис, прокладывая дорожку поцелуев по шее к ключице.
        – Конечно, плохая. Картины воруют по заказу крупных коллекционеров. А потом прячут в хранилищах. Это большая редкость, что неведомый нам Энрике повесил украденную картину у себя в кабинете.
        – А дурачок Риоха ее скопировал… Хотя, Нинуль, – Цесаркин потерся носом об ее затылок. – Мне кажется, что наш Ромка нарисует почти как твой Пикассо, или лучше.
        – Муж, – хрипло пробормотала Нина, прижимаясь к нему. – Хватит болтать.
        – Как скажешь, жена, – хмыкнул Цесаркин и полез целоваться.
        Представитель Анны Робертовны Риохи, сев в машину, наблюдал, как Нина Тарантуль со своим адвокатом, взявшись за руки, переходят дорогу. Заметил радостные улыбки и счастливые лица.
        «Хоть кто-то сегодня счастлив», -равнодушно отметил он про себя и суетливо нажал на клавишу телефона. Ответили сразу.
        – Ну что там? – грубо поинтересовалась женщина. – Как Анька?
        – Закрыли на трое суток, – доложил адвокат.
        – А ты?
        – Эта дура не дала и слова вставить. Все рассказала. Оформили как чистосердечное признание.
        – Ее посадят? – насторожилась трубка.
        – Нет, подарят пятикомнатную квартиру в центре Парижа, – зло бросил адвокат. – Я надеюсь, ты к ее шашням никакого отношения не имеешь?
        – Боже упаси, – заверила женщина. – Я далека от криминала. – А положив трубку, задумалась.
        «Использовать идиотку Тарантуль – моя идея. Теперь главное, чтобы Анька ничего не разболтала… А если и проговорится, то как докажет? Слово к уголовному делу не пришьешь. А свидетелей нет». – Женщина, зло усмехнувшись, отправилась на кухню накрывать стол к ужину.
        Глава 29.
        В эйфории чувств и радостных событий Денис Цесаркин не заметил подвоха. Вместе с Ниной он выбирал фигурки на торт, встречался с организатором свадеб и не сразу понял, что среди пропущенных звонков, высветившихся на высохшем айфоне, большая часть от родственников. Позвонили все. Мать, тетя Юля, двоюродная сестра Катя. И даже бро прислал странное сообщение в вацап: «Горжусь тобой, малыш!». Денис набрал только матушку и, выслушав елейные заверения, что у нее все в порядке и нужно бежать, беспечно повесил трубку. Он даже не успел сообщить маман, что расписался с Ниной.
        «Потом»,– отмахнулся он, сосредоточившись на информации от Кольцова. По сути, в руках полиции имелось чистосердечное признание Рогинской, мстившей Нине Тарантуль. То, что месть эта не имела никакого отношения к реальности, Вера Юрьевна не учитывала, внезапно решив, что муж крутит любовь с ее коммерческим директором и боевой подругой. Цесаркин глубоко задумался, слушая запись беседы. Конечно, Кольцов прав, этот материал нельзя использовать для суда:
        – А доказательства у вас есть? – поинтересовался обеспокоенно врач.
        – О чем вы, доктор? – взвилась Рогинская. И даже на записи Денис услышал истерические нотки в голосе. – Я нутром почувствовала. Снизошло, как озарение. Яснознание, если хотите!
        Цесаркин посмотрел перед собой, остановив взгляд на каменной кладке, украшавшей стену, потом потер лоб и, порывшись в ежедневнике, нашел номер АнтАнта, удаленный из телефона пару месяцев назад.
        Первый звонок на сотовый не дал результата. Рогинский внес ненавистного адвоката в черный список, и первая попытка решить проблему миром провалилась. Денис позвонил в офис и, когда секретарь вкрадчиво поинтересовалась, как представить абонента, Цесаркин нетерпеливо пролаял:
        – Але! Это сантехник из ТСЖ. У соседей прорвало канализацию. Через пятнадцать минут вся квартира превратится в сортир. Пусть ваш шеф срочно едет домой. Иначе я ни за что не отвечаю.
        Глупая курица пролепетала: «Да-да, конечно!» и, бросив трубку на стол, понеслась к Рогинскому.
        Денис услышал ее причитания и вопли АнтАнта, переходящие в отборный мат. Он быстро выскочил из кабинета и за несколько минут доехал до дома, где проживал бывший клиент. Устроился с комфортом на скамеечке, как раз напротив престарелых соседок, гревших кости на осеннем солнышке.
        Рогинский не заставил себя ждать.
        – Я так полагаю, бежать в квартиру мне без надобности, – усмехнулся он, усаживаясь рядом с Цесаркиным.
        – Понятия не имею, – хмыкнул Денис.
        – Что нужно? – просипел Рогинский. Он покосился в сторону старух и, хлопнув Дениса по колену, заявил жизнерадостно:–Пойдем наверх, Денис Олегович! Кофейку попьем с бутерами.
        – Не-а, – отмахнулся Цесаркин. – День-то какой благостный, Антон Анатольевич! Последние солнечные деньки. Обожаю!
        – Ну что ж, -кивнул Рогинский. – Давай посидим. Погреемся. – Он обвел глазами старушек на соседней скамейке. Покивал некоторым и снова буркнул Цесаркину:
        – Какого черта приперся?
        – Терпение, Антон Анатольевич, – хмыкнул Цесаркин. – Я даже не знаю, как слова подобрать для дальнейшей беседы.
        – Шантаж, кажется, уголовно наказуем, – бросил Рогинский.
        – Шантаж предполагает вознаграждение, а мне от вас ничего не надо.
        – Тогда что? – напрягся АнтАнт.
        – Хочу, чтобы вы в моем присутствии прослушали один файл и сделали правильные выводы. – Денис щелкнул по кнопке вацапа, отправляя Рогинскому беседу, записанную у психиатра.
        АнтАнт слушал молча и с каждой минутой багровел все сильнее.
        – Я этого лекаря засудить могу, – пробурчал он.
        – Можете, – легко согласился Денис. – Только себе хуже сделаете. Вера Юрьевна в тяжелом состоянии. И если вы сейчас не примете меры, то как знать, чем обернется ее болезнь. Увидит, что вместо вас с ней осьминог разговаривает, и ширнет вилкой в глаз.
        – Ты думаешь? – с сомнением заметил Рогинский.
        -Уверен, – хмыкнул Денис. – А зная о вашей проблеме, думаю, это наилучший способ ее решения.
        Цесаркин встал и бодро направился к своей машине.
        – Ты хочешь сказать… – догнал его, запыхавшись, Рогинский. – Верку можно признать невменяемой и забрать себе фабрику с землей и всеми потрохами?
        – Это ваше решение, – бросил Денис. – Я лишь беспокоюсь о состоянии Веры Юрьевны. Наверное, вам стоит пообщаться с врачами и самому понять, что лучше для вашей жены.
        – Конечно, – осклабился Рогинский, качаясь от носка к пятке. – Спасибо, Денис!
        – Я вам ничего не сообщил, до чего бы вы сами не догадались, – заметил Цесаркин и, усевшись в Гелендваген, дал по газам. Он взглянул в зеркало заднего вида на замершего, будто перед броском, Рогинского.
        «Теперь, Вера Юрьевна, вы из частной клиники не выйдете. Ваш муж об этом позаботится. А с другой стороны, из-за собственных бредней чуть мою Нину до инфаркта не довела…» – Цесаркин поморщился и остановился около дореволюционного здания красного кирпича, где располагался Следственный комитет.
        – Денис, где ты? – нетерпеливо поинтересовалась Нина. – Уже очная ставка начинается.
        «Опять кордебалет с цирковым медведем», -мысленно хмыкнул Цесаркин и, припарковав машину на стоянке для сотрудников, понесся на третий этаж в конференц-зал.
        «Точно шоу для слабоумных», -про себя пошутил Денис, наблюдая за происходящим будто со стороны. Впрочем, так оно и было. Из-за скопища народа, набившегося в огромную, словно аудитория, комнату. Хорошо, хоть журналистов не позвали. Но сотрудники Интерпола оккупировали половину большого стола посредине кабинета. С другого края – в инвалидной коляске восседал тесть Александр Петрович, а рядом с ним расположилась Нина. Почти впритык к ней сидел Афиногенов, державший ладонь на широком пакете, завернутом бечевой и опечатанном.
        По другую сторону сидели Риоха вместе со своими адвокатами. Судя по костюмам, часам и портфелям, стоили эти парни немало.
        – Итак, приступим, – скомандовал Афиногенов и внимательно глянул на Цесаркина, ютившегося в самом углу.
        Взгляд бывшего шефа говорил только об одном:
        «Нечего опаздывать, Цезарь!»
        «Мне и на галерке хорошо», – мысленно телеграфировал Цесаркин.
        – Приступим, – снова повторил Афиногенов и принялся нудно объяснять, что картину изъяли у отца Нины Тарантуль, опечатали и доставили в следком.
        Потом долго срывали печати и пломбы, скручивали бечевку и, наконец, явили миру жуткий набросок. Неподготовленные охнули и скривились, специалисты одобрительно зацокали языками. Цесаркин не являлся ценителем авангарда и вообще мало понимал, как живопись а-ля ребенок может так высоко цениться. А с другой стороны, ему удалось сохранить серьезное лицо и не вопить на весь кабинет подобно Афиногенову:
        – Из-за этой мазни столько вони?
        Денис видел, как спрятал улыбку тесть, а за ним, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, потупились эксперты.
        – Там ничего нет, – тяжело вздохнула Нина. – Меня на таможне остановили именно из-за этой копии. Ее несколько раз просвечивали, а потом даже пригласили специалиста из музея. И тот подтвердил, что картина не представляет ценности…
        – Мы сейчас разберемся, – крякнул генерал и приказал снять рамку и паспарту. Вскоре на столе валялся лист картона с нарисованным творением господина Риохи, рамка и задняя часть картины. Все по отдельности. Никакого пергамента четырнадцатого века рядом не наблюдалось. Анна Риоха даже напряглась от усердия, пытаясь понять, кто ее обманул и где. Она что-то недовольно шепнула испанскому родственнику, а тот, раздраженно махнув головой, потянулся к рамке и, словно задумавшись, завертел ее в руках. Это не укрылось ни от Интерпола с Афиногеновым, ни от Цесаркина.
        – Позвольте, – учтиво попросил один из сотрудников и, вытащив рамку из пальцев онемевшего Риохи, аккуратно разломил вдоль пополам.
        Денис мог поклясться, что заметил обескураженность на физиономии Диего и злое лицо его кузины. Остальные же присутствующие обмерли, увидев внутри рамки аккуратные пазы со вставленными пластинками. Вся конструкция напоминала пенал. Только слишком узкий и длинный. Созданный непревзойденным умельцем. Очень тонкая работа!
        Полицейский аккуратно потянул пластину, и та легко выехала из паза, явив присутствующим аккуратные выемки, явно предназначенные под камни. Но пустые.
        – Не хотите пояснить? – осведомился один из интерполовцев.
        – Понятия не имею, о чем вы, – пробормотала Анна, а ее кузен закивал.– Мы собирались вернуть дядину работу, – потупившись заметила она. – Я надеюсь, мы можем забрать нашу реликвию?
        – Реликвию? – переспросил Афиногенов. – Лучше расскажите, как пытались провезти контрабанду через Российскую границу.
        Анна и Диего Риоха переглянулись между собой.
        – Меня обманули, – пробормотала Анна по-русски. Диего грязно выругался и виновато глянул на сестру. Пробурчал медленно, чтобы кузина его поняла. Она обескураженно замотала головой. Хотела что-то добавить, но адвокаты зашикали со всех сторон. Диего взял себя в руки, а его сестра еле-еле смогла сдержать слезы. Денис заметил, как его коллега, наклонившись к своей клиентке, тихо и настойчиво что-то внушает. Анна закивала в ответ.
        «Поняла, – усмехнулся про себя Цесаркин. – Фу-ты ну-ты, море ясное! А как нашли бы хоть пергамент, хоть камешки, развеселый испанец и его российская родственница вмиг получили бы серьезные сроки. Контрабанда, хищение в особо крупных». – Денис попытался мысленно прикинуть все статьи уголовного кодекса, подходящие к данной ситуации, но отвлекся на сотовый, зазвонивший в кармане пиджака. Поймав недовольный взгляд Афиногенова, Цесаркин моментально отбил звонок и сосредоточился на беседе. Адвокаты Диего Риохи требовали, чтобы их клиента отправили в Испанию, и именно там бы состоялся суд.
        – Выслать из России? – подумал вслух Афиногенов. – Думаю, вопрос о экстрадиции может быть решен положительно. Вина вашего клиента не доказана, в отличие от Анны Риохи. Именно она арендовала дом, нанимала исполнителей и расплачивалась с ними. Она же от имени брата отдавала приказы выкрасть Тарантуль и Пенделюка. А к Диего Риоха имеются незначительные нарекания со стороны закона, но, полагаю, его суд обяжет выплатить компенсацию ущерба и штрафы.
        Диего разулыбался, слушая перевод, а вот Анна ошарашенно осмотрела присутствующих невидящим взглядом, а потом закричала:
        – Нет! Я расскажу все!
        В этот момент к Нине метнулся Диего. Цесаркин даже поразился его прыти.
        – Сеньора! – заорал он, падая на колени и хватая недавнюю пленницу за запястье, принялся целовать руку. Нина попыталась вырваться, но Диего держал крепко. Она перевела испуганный взгляд на Цесаркина, уже обходившего вокруг стола. И с ужасом заметила, что ее муж настроен серьезно. Последовал легкий тычок в спину, и Диего кулем рухнул на пол.
        – Осторожнее, гражданин испанец, – пробормотал Афиногенов, помогая Риохе подняться. – Что же вы так оступились?
        Он перевел взгляд на своего подопечного, словно показывая, что сейчас не место для кулачного боя. Но Денис склонился над красавицей женой и даже не обратил внимания на сурового взгляда шефа.
        – Как ты, солнышко? – пробормотал он, поглаживая руки любимой. – Риоха не причинил тебе вред?
        – Все обошлось, – прошептала она. – Ты вовремя подоспел.
        Нина скосила глаза на Диего и, почувствовав неподдельный ужас, отвернулась.
        Честно говоря, она видела этого человека впервые, но от понимания, что он ради своей цели ни перед чем не остановится, заставило ее посмотреть правде в глаза.
        «Даже булавки не куплю за границей. Только магнитики на холодильник. А на блошиные рынки даже носа не суну!» – поклялась она самой себе и, глянув на мужа, невинно пробормотала:
        – Ты любишь гулять по барахолкам?
        – Ненавижу, – рыкнул Цесаркин, понимая, что из-за своего увлечения жена чуть не поплатилась жизнью.
        – Я тоже, – прошептала Нина. – Уж лучше в аутлете день провести.
        – Или вообще из номера не выходить, – хмыкнул Цесаркин.
        Расходились поздно. Нину еще несколько раз подробно расспрашивали о покупке картины, потом о парне, подвозившем до ветеринарной клиники и вколовшем ей страшное лекарство. Как Денис понял из постановки вопроса, его так и не нашли. Зато Анна Риоха дала показания против брата, что именно он передал в ее присутствии злосчастную ампулу.
        – Вколи, чтобы не брыкалась, – велел Николаю. Анна перевела.
        Из показаний глуповатой Анны, решившейся спастись, утопив кузена, следовало, что какие-то бриллиантики поместили в лунки внутри рамы, а между паспарту и самой картонкой с сине-черными каракулями разместили лист пергамента.
        – Зачем? – изумился сотрудник Интерпола.
        – Продать в Европе камни и пергамент не удалось. А у моей подруги муж связан с криминалом. Я думала, он поможет. Но кто-то вытащил из тайников наши реликвии. – Она закрыла лицо руками и заревела по-бабьи.
        «Самое ужасное, что из-за этих глупых игр Нина чуть не умерла, – намного позже подумал Цесаркин, ощущая дикий первобытный страх. Он сидел на кухне в Тарнаусе и тупо пялился в чашку с чаем. – Но даже помыслить об этом невыносимо. Осознать, что никогда не обнимешь, не поцелуешь любимую женщину... Наверное, это и пытался объяснить мне отец, не желая съезжать с квартиры, где все вещи напоминали об умершей жене! А я дурак не понял и чуть не потерял».
        Денис отряхнулся от ужаса, окутавшего душу на краткий миг,и, выйдя на веранду, позвонил отцу, чтобы согреть своей любовью. Но долго поговорить не удалось. Из комнаты Цесаркина позвала Нина, а трубка в который раз замигала пропущенным звонком. Один и тот же незнакомый номер. Денис перезвонил, раздражаясь от любопытства, и не успел даже представиться, как трубка добродушно заявила густым баритоном:
        – Денис Олегович, это нотариус Крутоярова вас беспокоит. Не могли бы вы подъехать к нам в контору завтра часа в три дня?
        – А что такое? – изумился Цесаркин.
        – Вскрылись некоторые подробности, – ушел от ответа нотариус и добавил душевно: – Подъезжайте!
        Глава 30.
        Нина пыталась унять накатившую ярость. Подумать только! Просто помыслить! И осознать, откуда прилетели к ней поганые Риохи!
        «Ломакин, сволочь, – ругнулась она про себя. – Флот тебе в рот!»
        Но тут же горечь предательства захлестнула ее с новой силой.
        «Зачем и почему ему понадобилась вовлекать меня в эту темную историю? А может, и не он вовсе? – попробовала уговорить она саму себя и тут же отвергла эту затею. – Но кто еще знает обо мне все и связан с криминалом?»
        Нина заметалась по своей комнате в родительском доме, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, да и боязнь разбудить только-только заснувшего Ромку пересилила. Где-то внизу ждал Денис, а она все никак не могла успокоиться и выйти к нему. Цесаркин считает с ее лица беспокойство и панику, а потом как опытный адвокат выпытает всю подноготную. Нина подошла к окну и воззрилась на видневшуюся высокую крышу бывшего дома.
        «Спасибо, мой хороший, спас меня, – пробормотала она про себя, обращаясь к зданию, и охнула от внезапной мысли. – Все сходится, твою мать!»
        «Неужели Мишка причастен?» – в который раз осведомилась она сначала у красной черепицы, тщательно уложенной на крыше Ломакинского особняка, а потом у кораблика - флюгера. И чуть не разревелась, понимая, что кругом замешан Ломакин. Именно он лучше других знает ее привычки и любовь к барахолкам, именно ему она написала название отеля в Барселоне. На всякий случай. Ну мало ли! Он же встречал ее в аэропорту вместе с Ромкой и, конечно же, точно знал номер и время рейса.
        Нина, понимая, что сейчас разрыдается, быстро выскользнула из комнаты и наткнулась на широкую грудь Цесаркина.
        – Ты чего, Нинуль? – изумился он. – Ромка обидел?
        – Рано ему мать до слез доводить, – пробурчал тесть, выезжая на коляске из своей комнаты, и строго добавил:– Что-то случилось?
        «Дураненой», – сама себе велела Нина и, тяжело вздохнув, решила выложить свои догадки любимым мужчинам. Отцу и мужу.
        – Пойдем в гостиную, – вздохнула она. – Кажется, я поняла, кому пришла идея использовать меня в своих грязных делишках.
        Но ее версия разбилась в прах, как только она вынесла суровый приговор Ломакину.
        – Это не Мишка, – отмахнулся отец.
        А Цесаркин, насупившись, уставился на часы с маятником, стоявшие в углу, помолчал с минуту, что-то обдумывая, а потом скомандовал:
        – Звони ему. Пусть приезжает. Версий можно построить тысячи, а ответ всегда один. И я хочу услышать его от самого Ломакина. Если он не сумасшедший с раздвоением личности, то в подставе замешан кто-то другой. Мишка мне помогал тебя освободить. Хочет дом нам за полцены продать. Тут что-то не так, Нинуля. Давай его спросим. Хуже нет обидеть хорошего человека.
        – Ты думаешь, он признается? – устало бросила она и прикрыла глаза, понимая, что старый привычный мир рушится прямо на глазах. И в нем нет места Рогинской, работе на фабрике и, наверное, Ломакину тоже.
        – Главное – не вопрос, а реакция на него, – пробурчал Цесаркин. – Вот и посмотрим, как станет выкручиваться.
        Ломакин примчался сразу, будто ждал под калиткой.
        – Я к матери заезжал, самогонку в сортир выливали, – с порога отчитался он. – Не дай бог, испанцы эти в суд на меня подадут за ущерб здоровью!
        – А как ты им умудрился дом в аренду сдать? – мимоходом поинтересовался Александр Петрович.
        – Так пока покупателей не нашел, я на букинге и арн-би зарегистрировался, сдавал посуточно. Хоть коммуналку отбил.
        Нина покосилась на бывшего мужа, внезапно осознав, что хлебосольный и радушный Ломакин никогда бы не стал высчитывать копеечные выгоды, если только не поменялся под влиянием Томы.
        «Тамара, крот мне в рот, – мысленно выругалась Нина. – Уж она точно знала про поездки и блошиные рынки, а название отеля могла у Мишки выспросить».
        – Миша, – тихо, но решительно начала она. – Что ты думаешь по поводу Риохи и контрабанды?
        – Тут все просто, – поморщился, как от боли, Ломакин. – Я знал, что ты догадаешься, просто не думал, что так быстро.
        – Тома? – осторожно предположила Нина.
        – Она, – крякнул Ломакин, ударив себя локтем по ноге. – Дурость какая-то! Что хотела? Тебя подставить или разбогатеть, отломив кусочек от Анькиных бриллиантов? Не знаю! – заорал он на весь дом. – Но когда Денька тебя из дома вынес и в скорую паковал, я поклялся поквитаться с твоими врагами.
        – Квитайся, – зло хмыкнул Цесаркин, испытывая истинное облегчение, что Ломакин не виноват. – Но помни про Уголовный кодекс!
        – Для моей второй жены главное – бабки! Поэтому в качестве компенсации я отдаю вам дом за полцены. Нине он всегда нравился, и так как решил уйти от этой злыдни, то покупаю квартиру.
        – Где? Какую? – заинтересовалась она.
        – Твою, на Московской, – заржал Ломакин. – Еще продается?
        – Ну да, – медленно протянула она и растерянно глянула на Цесаркина. – Ты не против, Денис?
        – Против чего? – резко уточнил Цесаркин. – Дом отличный. Если ты согласна в нем жить, я его завтра же куплю на твое имя. А по поводу квартиры – ты мой ответ знаешь.
        – А ты, Денис, не похож на свою родню, – хмыкнул тесть. – Те до сих пор в истерике бьются, что квартира Нине досталась.
        – Мой дед находился в своем уме и твердой памяти, поэтому его волю я оспаривать не собираюсь. Да и за долги моя семья должна заплатить. Просто им об этом ничего не известно.
        – Ты в курсе? – удивился Нинин отец. А сама Нина замерла на месте.
        – Да, – кивнул Цесаркин. – Подлая история. Но если Нина, зная о ней, согласилась выйти за меня замуж, то мне пенять не на что. Единственное, от лица семьи Крутояровых я приношу вам, Александр Петрович, свои искренние извинения. И квартира – это не плата за прегрешения моих предков, а возврат вашей собственности. Для меня важнее моя семья. Я так сильно люблю Нину, что аж дух захватывает.
        Денис развел руками, словно говоря: принимайте меня таким, как есть.
        Он долго страшился сообщить Нине правду, и сейчас, когда тайна, как нарыв, вскрылась, почувствовал, как страх уходит прочь и в душе разливается теплота.
        Нина бросилась к нему через всю комнату и, рыдая, повисла на шее.
        – Я тоже тебя люблю, Денечка, – прошептала она, целуя его.
        – Ох уж эти молодожены! – пробурчал Ломакин. – Поеду я.
        – Провожу тебя, Мишутка, – рассмеялся хозяин дома.
        Нина слышала, как хлопнула сначала дверь в комнату, затем и входная. До нее доносились тихие возгласы родителей, а они с Денисом валялись на диване в гостиной и лениво ласкали друг друга.
        – Мы можем тут заночевать? – тяжело вздыхая, поинтересовался Цесаркин. – Жаль, нам Мишка ключи не оставил от нашего нового дома.
        – Можем, – прошелестела одними губами Нина, утыкаясь ему в ключицу. – Сейчас постелю.
        Часом позже, обнимая сонную жену, Денис обвел глазами девичью спальню: вышитые белые занавески, подушки с лавандой и бантиками. Убежище тургеневской девушки, а не Арахны.
        «Да и какая Нина Арахна? – подумал он в полудреме. – Нежная, гордая, как героиня Тургенева. Только знает себе цену и под паровоз не кидается. Или это не у Тургенева?
        Не-е, тот «Муму» написал. Тогда у него в героях барыня и Герасим с собачонкой! Паровоз у Толстого. А с обрыва кинулась какая-то баба у Островского. Нет, у Островского вроде про сталь. Может, дело происходило в мартеновском цехе? Роман на производственную тему?»
        Цесаркин поморщился от глупых мыслей, и сна как не бывало. Он чмокнул задремавшую Нину в темечко, и уставился на потолок, безуспешно пытаясь понять, почему так активизировались его родственники. Мысленно пробежался по документам, присланным братом на Камчатку. Никакого подвоха. Все оформлено идеально. Но, зная своих близких родственников, решил не обольщаться, а поехать к нотариусу вместе с женой.
        Михаил Ломакин по дороге случайно заехал в биллиардный клуб. Там сгонял в «американку» с друзьями, а потом, аккомпанируя на гитаре, ловко подсунутой хозяином клуба, пел новые песни. Затем на бис старые. А после снова играли в биллиард, пели хором, парились в бане и обливались холодной водой, дергая за веревку огромное деревянное ведро, привязанное высоко над головами. За этими неотложными делами он совершенно позабыл про телефон, валявшийся в кармане сумки. Мишка чувствовал, как внутри него растет свобода, вернее сказать, пробивается сквозь асфальт Томкиных придирок.
        «Стой здесь, иди сюда!»
        Он почесал спутавшиеся патлы и уже собрался отчалить домой, как его окликнули:
        – Михаил Романович!
        Ломакин оглянулся и заметил рядом с хозяином биллиардного клуба-бани-и-ресторана невысокого щуплого мужичка. Гладкая стрижечка, аккуратные брючки.
        – Это мой брат, Георгий, – представил хозяин клуба.
        «Брат!» – поперхнулся про себя Ломакин, узнавая в неказистом мужичке известного продюсера Ямпольского, то и дело мелькавшего на ТВ.
        – Я большой поклонник вашего творчества, – протянул маленькую, чуть больше Ромкиной, ладошку Георгий. – Слежу за вами! – он шутливо погрозил пальчиком.
        – Польщен! Очень польщен! – пробубнил Ломакин, а про себя подумал:
        «Твою мать через опята!»
        – Не хотите ли выпить коньячку? – встрял хозяин клуба. Мишка– хоть убей– не помнил его имени.
        – Не возражаю, – добродушно улыбнулся Ломакин, а Георгий лишь покивал головой.
        Когда в двенадцать часов следующего дня Михаил Ломакин заявился домой, Тома, смерив его уничижительным взглядом, сразу ушла в комнату, бросив зло по пути:
        – Я обзвонила все больницы и морги.
        – А нужно начинать с пивных, – хохотнул Ломакин, заходя следом.
        – Где ты был? – устало бросила она. – Как не пил вроде.
        Михаил мог бы рассказать жене, что проспался в кабинете Артема, так звали хозяина клуба, потом выпил с ним и его братом кофе, поставивший мозги на место. Но Ломакин, хоть и понимал, что прошлая бессонная ночь оказалась в жизни Томы не самой лучшей, не счел нужным извиниться.
        – Ты представляешь, что я пережила? – заломила она руки и снова повторила: – Где тебя носило?
        – Ну… – Ломакин почесал репу и задумался на минуту, а потом выдал:– Я же обещал тебе перед свадьбой незабываемые ночи, помнишь? Вот и сдержал слово.
        – Подонок! – Томка подскочила, пытаясь залепить пощечину. – Где ты был?
        Ломакин отступил в сторону, и жена, пролетев по инерции пару метров, чуть не врезалась в стену.
        – Я-то? – переспросил, сияя как пятак, Ломакин. – С Нинкой бриллианты делили…
        – Так и знала, что они у нее! –выкрикнула Тома и осеклась, понимая, что выдала себя.
        – Нет, милая, – снисходительно бросил Михаил. – Их там и не было. Вот только зачем тебе понадобилось подставлять мать моего сына?
        – Она знает, что это я? -вскинулась Тамара.
        – Догадалась, – поморщился Ломакин.
        – Не понимаю как?
        – Нина заподозрила меня и с присущей ей прямотой спросила. Но я и сам уже догадался, кто такая Риоха. Это же твоя дурная Колымагина. Поменяла фамилию и стала Ри-о-ха. Можно подумать, это ей помогло!
        – А ты-то тут при чем? – мотнула головой Томка. – Дом через сайт сдал.
        – Ты, милая, дурная или прикидываешься? – с издевательской усмешечкой поинтересовался Ломакин.– Если твоя Анька во всеуслышание заявила, что думала сбыть бриллианты через мужа подруги, связанного с криминалом, то ясное дело...
        – У нее полно подруг, – скривилась жена и сразу сделалась некрасивая и старая. – Что это доказывает?
        – Голова, – хмыкнул Ломакин. – Не понимаешь, что ли?
        – Нет, – уставилась на него Томка.
        – Этот же человек должен быть и в окружении Нины. А среди ее знакомых и родных только у меня в той среде полно приятелей.
        – Все просто, – охнула Тома.
        – Да, – отмахнулся Ломакин. – Как ты могла? Что ты себе возомнила? – Он посмотрел задумчиво на молчавшую жену и, отчаявшись получить ответ, бросил: – Хотя... кого я спрашиваю!
        – Это все ты виноват! – заорала Тамара. – Всегда Нина! Везде Нина! На праздники ты едешь к ней! Вечерами у нее пропадаешь! Про деньги вообще молчу.
        – Да, – кивнул Ломакин. – Отчасти моя вина. Но из-за дурацкой ревности не стоило подводить мать моего ребенка под серьезную уголовную статью. И лезть к Нине не стоило!
        – Опять ее защищаешь!
        – Я люблю ее, – рыкнул Ломакин. – Может, уже не как женщину, а как друга, как Ромкину мать, как просто родную душу. – Он помолчал с минуту, уставившись на икону на стене, а потом задумчиво добавил: – А знаешь, за те пять лет, что мы прожили вместе, к тебе я таких чувств не испытывал. Благодарность, наверное, но только не любовь. Даже секс с тобой какой-то механический.
        – Раньше ты убеждал меня в противоположном,– язвительно бросила Тома, поджав губы. – Ты мне всем обязан, Ломакин! Карьерой, баблом! Ты же даже трусы из шкафа самостоятельно достать не можешь. Тебе во всем прислуга нужна!
        – А знаешь, чем ты от Нинки отличаешься? – невесело усмехнулся Ломакин. – Для нее семья – это радость и труд одновременно, но только не унижение собственного достоинства. То, что тебе кажется рабством на галерах, для Нинки – ничего незначащий эпизод.
        – Раньше ты пел другое, – хмыкнула Томка.
        – Да знаю я! – взревел Ломакин.– Тогда хотелось обсуждать только свое творчество, а Нинку от него мутило. Зато тебе нравилось...
        – Я тебя вдохновляла, Мишенька, – жалостливо вставила жена.
        – Зачем? Я не понимаю, зачем ты влезла в авантюру с Риохой? Слава богу, эти бриллианты и прочую дребедень украли еще в Барселоне! О моем сыне ты подумала? Каково ему без матери жить? А знать, что она уголовница?
        – Но я...
        – Заткнись, – отмахнулся Ломакин. – И без тебя тошно! Я чуть под землю не провалился от стыда...
        – Какая нежная фиалка, – всплеснула руками Тома. – Да если бы дело выгорело, ты бы и вникать не стал, откуда у Аньки брюлики! А за свой процент свел бы с нужными людьми.
        – Ты идиотка, – охнул Ломакин, почувствовав, как закололо под лопаткой и одновременно в голове промелькнула страшная по своей простоте мысль.
        «А ведь жена права. Коли брюлики попали в Россию, я бы за свой процент расстарался, а угоди Нина в лапы испанских таможенников, никогда бы не догадался о причастности Томки».
        – Прости меня, Мишенька, – вроде бы ласково пробормотала Тамара, но не подошла к нему, продолжая буравить злым взглядом.
        – Нет, – отмахнулся Ломакин. – Ты меня совсем за тюфяка держишь!
        – А ты и есть тюфяк! Надоела мне твоя Нина! – заорала Тамара. – Нина то. Нина это! Как будто больше нет людей на Земле!
        – Ты знала, что я женат, но все равно влезла в нашу семью, увела меня…
        – А ты что, бычок на веревочке? – вскинулась жена.– Да, увела! Где бы ты был, мальчик, если остался бы с ней?
        – Какая разница, Тома? – тихо заметил Мишка. – Ты хоть понимаешь, что по твоей глупости Нину чуть не посадили в Испании и чуть не убили здесь?
        – Чуть не считается, – хмыкнула Тамара. – Подумаешь! – И потерев ладони одну об другую, добавила самодовольно: – Я придумала изумительный план. Две таможни, испанские бандиты. Кто-то из них поквитался бы за мои слезы. Но Тарантуль вернулась домой, а за картиной приперся идиот Диего. Он, конечно, неразборчив в методах. Твоя бывшая жива и относительно здорова, так что вопрос закрыт.
        – В качестве компенсации я вернул ей наш дом. Это цена твоего плана.
        – Без моего согласия оформил сделку? – уставилась на него разъяренная Томка.
        – Это мое имущество, приобретенное до брака с тобой, – терпеливо объяснил Ломакин и хвастливо добавил: – А еще я купил квартиру!
        – Ту, что она отжала у родственников старика? – уточнила жена.
        – Именно, – хвастливо заявил Ломакин.
        – Сделку признают незаконной без моего согласия, – хмыкнула Тома. – А я против такой недвижимости.
        – К тебе она никакого отношения не имеет, потому как оформлена на Ромку. Оспорить сделку ты не можешь. Нарушишь права ребенка.
        – Убирайся вон! – взвилась Тамара. – Я подаю на развод! Возвращайся к своей Нине и в строительный бизнес! Ищи себе другого продюсера!
        – Уже нашел, – пробурчал Мишка и отправился собирать чемодан. – А к Нине я не смогу вернуться, как бы ни хотелось, – пробурчал он, когда Тома зашла в спальню. – Нунька замуж вышла в прошлую пятницу.
        – Что? – оторопела жена. – Я не знала. Ты не говорил.
        – А что, обязан? – зло вскинулся Ломакин и добавил деловито: – Я ухожу, Тома. Достала.
        – И кто же твой новый продюсер? – с гадливой улыбочкой заявила жена, поставив руки в боки.
        – Георгий Ямпольский, – хмыкнул Михаил, направляясь к выходу, но по пути остановился. Закинул сумку с ноутбуком через плечо, поставил чемодан на итальянский стул с гнутыми ножками. Жена охнула, но ничего не сказала.
        – Ты не любишь людей, Тома, – печально вынес вердикт Ломакин. – Вещи обожаешь, тряпки, а вот людей нет. Относишься к ним как к пешкам. Никому не даешь радости и тепла. Как холодильник, блин! Много полезного, но обнять невозможно. Да и зачем? Но когда к холоду прибавляется яд и ненависть, лучше свалить подобру-поздорову. Только запомни, дорогуша, – Ломакин с силой притянул ее к себе. – Твои многоходовки закончились. Ты, конечно, можешь тренироваться на котиках, но упаси тебя бог навредить Нинке или моему сыну. Я тебя в порошок сотру, поняла?
        Ломакин, подхватив свои баулы, направился к выходу, а Тамара так и осталась стоять посреди коридора. А потом медленно побрела в спальню и рухнула на кровать.
        «Жизнь закончилась. Некуда спешить, некого любить», – пробормотала она про себя, с трудом понимая, что это не красивый оборот речи, а обрушившаяся на голову реальность.
        Глава 31.
        К нотариусу Нина заявилась с Фиби. Выздоравливающую собаку только сегодня выписали из клиники, и она ни за что не хотела отпускать от себя хозяйку. Денис не возражал.
        "Главное, что Нина со мной, – пробурчал он про себя, глядя на тщедушное собачье тельце, завернутое в одеялко, и печальную мордочку.
        – Тебя дома Герда ждет, – подбодрил Цесаркин Фиби. Та оживилась на несколько минут и завертела головой в разные стороны, ища подружку.
        – Красотка, Герда дома, – хмыкнула Нина и добавила невесело, – а может, смотаемся за ней, Денис? Пусть охраняет нас от твоих родственников.
        – Со своей родней я и сам справлюсь, – заверил ее Цесаркин и обнял за плечи, а через пять минут, зайдя в кабинет щекастого развеселого нотариуса, спиной почувствовал враждебность и холодность.
        Его самые близкие люди словно приготовились к бою. Денису они напомнили племя каннибалов, расположившихся вокруг костра и с интересом наблюдающих за наивными туристами, случайно забредшими на исконную территорию. И только баба Варя – Матильда, устроившаяся в сторонке от остальных, искренне улыбнулась.
        – Добрый день! – чересчур приветливо поздоровался Цесаркин, словно мальчик-идиот, радующийся всему на свете.
        Родственники промолчали.
        Мать, скупо улыбнувшись, кивнула, тетка поджала губы, окрашенные ядовито-розовой помадой, сестра сделала вид, что занята телефоном, а старший брат отвернулся к окну и там разглядывал желтые листья, гонимые ветром.
        – Приступим! – возвестил нотариус, уставившись на Фиби.
        – Она вам не помешает, – тут же ледяным голосом заверила Нина.
        Нотариус кивнул и, найдя в пухлом деле какую-то бумажку, откашлявшись, заявил:
        – Завещание Ивана Алексеевича Крутоярова, выбравшего меня своим душеприказчиком, содержит несколько условий. Самым главным из них является неразглашение истинных причин, побудивших Ивана Алексеевича и Татьяну Ивановну Крутояровых передать в дар Тарантуль Нине Александровне объект недвижимости на Московской. По нашим данным, вы, Денис Олегович, – нотариус повернулся и пристально посмотрел на Дениса, – докопались до истины. Это правда?
        Цесаркин бросил быстрый взгляд на торжествующе застывшую мать, затем глянул на улыбавшегося брата и все понял. Его собственная семья использовала младшего глуповатого сына втемную, пытаясь его руками обделать собственные делишки. Он мог отказаться и заявить, что даже понятия не имеет о чем речь. Его визит в Новые Черемушки никак нельзя связать с уголовным делом Петра Петровича. Мало ли зачем адвокат приехал в архив? Но рядом сидела Нина, и врать при ней не хотелось.
        – Да, – кивнул Денис. – Я в курсе, но никто из присутствующих, кроме Нины Александровны, ничего не знает.
        – Не имеет значения, – хохотнул нотариус, словно вся ситуация вызывала только смех и радость, – в завещании Ивана Алексеевича об этом сказано прямо, и трактовать его слова иначе не получится. Поэтому, – он снова откашлялся, – я обязан ознакомить с другими документами.
        Он достал письмо и принялся спокойно и бесстрастно читать.
        Денис мельком глянул на сами листы, испещренные дедовой рукой. Внизу каждой страницы маячила печать и размашистая роспись нотариуса.
        " Ай да деда Ваня! – хмыкнул про себя Цесаркин. – Такой талант крючкотвора пропал!"
        Он покосился на Нину, внимавшую нотариусу и механически поглаживающую по голове незадачливую Фиби.
        А потом сам вслушался в каждое слово, будто в последний раз говорил с дедом.
        " Нам всем кажется, – писал Крутояров, – что прошлые поколения жили в святости, питались амброзией и еще при жизни удостоились причисления к лику святых. Но это не так, мои дорогие! У нас тоже есть скелеты в шкафу, и раз вы здесь собрались, значит, самый главный из них с грохотом вывалился наружу. Денис, я знаю, что кроме тебя некому разрубить этот гордиев узел. Но не могу сказать, что горжусь тобой. Пусть бы неблаговидные поступки близких тебе людей навеки покрылись бы слоем архивной пыли. Не всегда правда облегчает жизнь. Иногда, зная ее, становится еще труднее. Наверняка Лера и ты, Юля, просили Деньку разобраться. Что ж, мои дорогие, это ваш выбор.
        Я могу только догадываться, каким гонениям подверглась Ниночка. Поэтому мы с Таней придумали такой вариант. Женитьба плюс дарственная, чтобы никто из вас не попытался оспорить каждый из документов в отдельности, объявив меня сумасшедшим недееспособным стариком.
        Признаюсь вам, я узнал об этой истории за полгода до ухода на небеса моей любимой и единственной Танечки. И честно говоря, не ожидал. Но кто я такой, чтобы винить молодую девчонку, еще не знавшую жизни? Кто надоумил ее, не знаю, но в возрасте восемнадцати лет Татьяна Ивановна, любящая вас мать и бабушка и моя самая лучшая жена, совершила непростительный проступок. Она написала в НКВД донос на своего отчима Петра Петровича Тарантуля. Она клялась, что лично видела у него доллары, и сочла своим долгом сообщить об этом. Тот факт, что отчим хранил валюту, подтвердился при обыске. И Татьяна Ивановна себя виновной не считала, пока была молода. Со временем она поняла, что хранение жалких пятидесяти долларов и махинации с валютой – совершенно разные вещи, и очень надеялась, что этот нелицеприятный факт ее биографии удастся скрыть. Но не получилось. Сын Петра Петровича, его внучка решили поднять документы и реабилитировать честное имя своего родственника. Вот тут все и вскрылось. Страшно представить, как донос нашей Танечки повлиял на судьбу сына Петра Петровича и на его жизнь. Мальчик, маленький
трехгодовалый ребенок, оказался в детском доме, а его отец, известный врач и ученый, умер от сердечного приступа в следственном изоляторе. Так ничтожный листок бумаги погубил целую семью. Естественно, Нина – внучка Петра Петровича – и его сын хотели только одного: восстановить честное имя близкого человека, желая опубликовать его труды, признанные, кстати, во всем мире и позабытые у нас. Узнав об этом от своей младшей сестры, Татьяна Ивановна, настояла на встрече с Ниной. Больше всего моя жена боялась огласки. И мы на семейном совете в обмен на молчание Александра Петровича и Нины решили вернуть квартиру законным наследникам. Справедливо полагая, что вы, наши дети и внуки, получили блага сполна, а такие долги лучше отдавать при жизни. Мы с Таней опасались, что нам Тарантули откажут. Но Александру Петровичу требовался ряд серьезных операций, и только по этой причине нам удалось уговорить Нину. Татьяна, осознавая, что ей остались считанные дни, поручила это нелегкое дело мне. Я всегда любил только ее одну, и лишь она – моя истинная и единственная жена. Считаю, что никто из вас не вправе посягать на наше
решение и докучать Нине Александровне своими инсинуациями. Костик, тебя первого это касается! Денис, присмотрись к Ниночке. Мне кажется, из вас получится идеальная пара. Прощайте, мои любимые. Всегда ваш Иван Крутояров".
        Когда нотариус закончил читать, в глазах близких Денис заметил растерянность, а Нина плакала, не тая слезы. Фиби, преданная подружка, привстала на лапки, выбравшись из одеялка, и заглядывала хозяйке в лицо, словно говоря: кто тебя обидел?
        – Надеюсь, теперь вы отстанете от моей жены, – тихо просипел Цесаркин.
        – Жены? – оживился нотариус. – Брак оформлен?
        – Еще нет! – закричали одновременно мать и Юлька, а Денис и Нина, кивнули, подтверждая.
        – Тогда прошу еще одну минутку вашего внимания, – обратился он к молодоженам. – А вас не задерживаю.
        – Да ну? – хмыкнула Юля. – Никуда я не пойду. Что еще отписал наш отец этой аферистке?
        – Мы тоже хотим послушать, – заявил Костик за себя и за мать.
        – Не возражаете? – учтиво осведомился адвокат.
        – Абсолютно, – надменно усмехнулся Цесаркин. – У меня нет секретов от близких.
        – Тогда мне придется огласить еще одно завещание, касающееся счетов Ивана Алексеевича Крутоярова.
        Мать и тетка насторожились.
        – Все денежные средства, хранящиеся на банковских счетах, передать Варваре Ивановне Коржевской, за исключением ста пятидесяти тысяч рублей. Эту сумму перечислить в качестве свадебного подарка моему внуку Денису и его жене Нине в случае регистрации брака до тридцать первого декабря сего года.
        – А сколько там? – вскинулась мать.
        – Двести тысяч, – спокойно заметил нотариус.
        – Это что же получается? – заорала мать, а за ней Юлька. – Нам ничего! Варваре – пятьдесят, а этой аферистке опять досталось все? Да я...
        – Мам, успокойся, пожалуйста, – попросил Денис. Но Валерия Ивановна уже пошла в разнос.
        – Она и тебя охмурила, не сомневайся. Такая дрянь нигде выгоды не упустит!
        – Мама, – снова предупредил Денис. – Пожалуйста, перестань!
        – Всего доброго, – холодно попрощалась Нина и, прижав к себе Фиби, направилась к выходу.
        Денис понимал, что нужно бежать следом за женой. Плевать на родственников, но что-то, какая-то нестыковка, не давало покоя. Билась в голове, как в предсмертных судорогах. И, конечно, пока он раздумывал, жена выскочила из кабинета.
        – Да, малыш, – хохотнул Костик.– Ты думал, что самый умный, а поимели тебя.
        – Заткнись, бро, – прошипел Цесаркин, кидаясь следом за Ниной.
        – Замолчите все! – громко велела баба Варя. – И ты, Денис, подожди. Никуда Нина не денется.
        Все уставились на худенькую старушку, поднявшую вверх сухую ладонь и призывавшую замолчать.
        – Татьяна – сестра мне, – тихо начала Варвара. – Но как вы знаете, мы с ней почти всю жизнь враждовали и помирились только незадолго до ее смерти. Эту историю я знала давно. Что-то сама помнила, что-то при мне мать и Танька обсуждали. Одно могу сказать, Ваня обожал Татьяну и сильно приукрасил историю ее доноса....
        – Что там можно приукрасить? – взвился Костик. – И так позор несмываемый! Бабушка -доносчица НКВД!
        – Одну маленькую деталь, – хмыкнула Варвара и хитрым взглядом окинула Дениса. Но он уже догадался сам.
        – Ты полагаешь? – напрягся он.
        – Я точно знаю, – горько хмыкнула Варвара. – И Саша Тарантуль тоже.
        – Погоди, Матильда, – предостерег Цесаркин.
        – О чем вообще речь? Что за птичий язык? И почему наша тетка Матильда? – заорала Юлька.
        – Тетя Юля, пожалуйста, – остановил ее вопли Цесаркин и снова уставился на Варвару. – Ты точно знаешь? Уверена?
        – Конечно! – яростно закричала она. – Не хранил Петр Петрович никаких долларов. Где бы он их взял? Это Танька ему подложила, а потом донос написала!
        – А она где взяла? – отмахнулась мать. – Сама подумай!
        – Мне и думать нечего, – хмыкнула Варвара. – Танька сразу после школы устроилась работать официанткой в ресторан. «Маяк» назывался. Самый дорогой в городе. Там с директором шуры-муры водила. А у него – и валюта, и осетрина, и черная икра! Так что было откуда моей сестре взять доллары! Только директора этого потом ОБХСС арестовал. Громкий процесс был. Все газеты писали. Но, слава богу, Танька уже ушла из ресторана. Поругалась там с кем-то и в ЖЭК секретарем устроилась. А потом и Ивана встретила.
        – Дед из любви к бабушке нам свою версию изложил и сверху пальцем пригрозил, – растерянно пробормотал Костик, – А бабушка наша еще та штучка была!
        – Он любил ее, -всхлипнула мать и добавила с пафосом, – дай бог и вам найти такую любовь, мои сыночки!
        – Я уже встретил, – рыкнул Денис и понесся к выходу.
        Пройдя полквартала, Нина поймала себя на мысли, что у нее сейчас не хватит сил вернуться в квартиру на Московской. Внезапно захотелось поехать в Тарнаус. Обнять отца, прошептать ему на ухо «я люблю тебя, папа!», да и просто сидеть рядом, болтая ни о чем и обо всем сразу. Повинуясь спонтанному порыву, она тут же вызвала такси и отправилась к родителям. От нахлынувшей обиды щипало глаза. Для семьи Цесаркина Нина Тарантуль навсегда останется аферисткой, охомутавшей деда Ваню, а подлая Коржевская – святой великомученицей.
        « И сколько при таком раскладе продлится наш брак с Денисом? – мысленно осведомилась она у самой себя. – Мишкина мать просто меня недолюбливала и тоже приложила руку к нашему разводу. Там была неприязнь, а тут ненависть».
        Нина вытерла слезы тыльной стороной ладони и уткнулась носом в затылок Фиби.
        А приехав домой, сразу рухнула в кровать, злясь на саму себя за бессилие.
        « Иван Алексеевич покривил душой, выставив любимую Танечку маленькой глупышкой, – подумала Нина, и душа заныла от отчаяния. – И деньги эти… Как свадебный подарок много, а как компенсация отцу – слишком мало. Только Леру с Юлей позлить».
        Нина всхлипнула, а потом разревелась, понимая, что их с Денисом брак обречен.
        «От силы год, – предупредила она саму себя. И хоть Цесаркина ведомым не назовешь, но вода и камень точит».
        «Дураненой,– как мантру повторила Нина, коченея от потаенного страха. Но вечно помогавшая присказка ей покоя не принесла. От предчувствия разлуки с Денисом сжималось сердце, не давая сделать полноценный вдох или выдох. – Рано или поздно все повторится, моя дорогая», – гаденько предупредил внутренний голос. Она снова попыталась отмахнуться от глупых мыслей, но в горле засел ком, а из глаз опять полились слезы. И, уткнувшись лицом в подушку, Нина разрыдалась.
        Цесаркин бежал домой не разбирая дороги, и все никак не мог понять, почему на него обиделась Нина. Почему уехала не подождав?
        Но, увидев незамысловатую вывеску неподалеку от дома, Денис остановился, раздумывая, а потом поднялся по шатким ступенькам и открыл дверь в маленький душный зальчик. В самом углу сидел крепкий усатый парень с полностью лысым черепом.
        – Вы можете мне помочь? – обратился к нему Цесаркин.
        – Конечно, – хохотнул тот и кинул на стол каталог. – Выбирайте!
        Баюкая больную руку, Денис вернулся на Московскую, рассчитывая застать Нину дома, но в коридоре его встретила заспанная Герда.
        "Опять облажался, хозяин?" -поинтересовалась она.
        – Ничего я такого не сделал, – попытался отбрехаться Цесаркин, морщась от боли и тупея от нурофена.
        " Вот и плохо, что не сделал", – попеняла Герда и лениво потянулась за поводком.
        – Ладно, моя собака, – пробубнил недовольный Денис. – Будешь моим адвокатом. Поехали, вернем Нину.
        Герда вопросительно глянула на него.
        – Твою подруженцию тоже, – заверил Денис и, погрозив собаке пальцем, прямо в туфлях прошел в комнату бабки. Резко выдвинул ящик с документами и принялся там рыться. Нужный документ нашелся не сразу. Цесаркин пролистал пожелтевшие страницы в обратном порядке. Наткнулся на первую запись: «Принята в ресторан «Маяк» на должность посудомойки». Цесаркин, усмехнувшись невесело, глянул на следующие строки: «Переведена на должность официантки», а следом «Переведена на должность секретаря».
        – Головокружительная карьера, баба Таня, – пробурчал себе под нос Цесаркин, прекрасно понимая, что эти записи в трудовой книжке только подтверждают рассказ Варвары. Он открыл первую страницу и обомлел. В графе фамилия оказалось две зачеркнутых записи. «Коржевская», «Горшкова», а на тыльной стороне обложки значилось, что исправления вносились по смене фамилии, свидетельство о регистрации брака номер…
        – Темная вы лошадка, Татьяна Ивановна, – выдохнул громко Денис, понимая, что образы улыбчивой бабушки в красном фартуке и совдеповской Мата Хари не желают складываться в его голове воедино.
        Денис, кинув обратно бабкину трудовую книжку, со злостью двинул ящик. Тот закрылся со скрипом. Цесаркин аж поморщился от неприятного звука, а потом быстро достал смартфон и в поисковике набрал название ресторана. Среди всякой рекламы вывалилась небольшая статья о событиях пятидесятых годов. Денис пробежал по диагонали текст, сообщавший о «подвигах» директора ресторана «Маяк» Горшкова. Обычный набор преступлений тех лет: хищения, злоупотребления, хранение валюты.
        – А Матильда права! – заявил Цесаркин вбежавшей в комнату и уже изнывающей от нетерпения Герде. – Едем в Тарнаус, моя собака!
        В уютном доме с красной крышей его тепло встретили тесть и теща, а Ромка стукнул кулаком по ноге.
        – Мама наверху плачет, – бесхитростно выкрикнул ребенок, – все из-за тебя!
        И тут же полез обниматься к Герде. Из глубокого кресла показалась настороженная мордочка Фиби. Недособака, освободившись от тряпок, накрывавших ее, громко залаяла. Герда, не спросясь, потрусила к ней. Из другого кресла зашипела старая кудлатая кошка и выгнула спину дугой.
        – О, да тут теперь звериная коалиция! Собаки против Зайки,– рассмеялся тесть, но Денис, не обращая внимания на кошек и собак, уже бежал вверх по лестнице.
        И перевел дух лишь в комнате Нины, где они предыдущей ночью, стараясь не шуметь, занимались любовью.
        Жена лежала, отвернувшись к стене, и тихо всхлипывала.
        – Нинуль, – хрипло позвал Цесаркин, – я соскучился.
        Нина резко развернулась к нему, и Денис, заметив заплаканное лицо и хмурый взгляд любимой женщины, был готов убить всех своих родственников вместе и по отдельности.
        "Трахни в бок меня, медуза, – рыкнул он про себя. – Когда же это кончится?"
        – Что ты хочешь, Денис? – глухо поинтересовалась жена.
        – Ничего, кроме того, что хотел с утра, – хмыкнул Цесаркин, осторожно усаживаясь рядом и, словно раненую, оберегая руку. – Что-то изменилось? – напрягся он.
        – Для меня ничего, – вздохнула Нина. – А ты мог подумать, что я женила тебя на себе из-за денег. Но я, честно, даже не знала о них.
        – Ну, во-первых, – протянул самодовольно Цесаркин,– это я предпринял сто одну попытку, чтобы заполучить тебя в жены. А ты вроде брыкалась вначале, предлагала свободные отношения. Во-вторых, я точно знаю, что ты не станешь из-за каких-то денег связывать себя узами брака.
        – Только из-за квартиры, – печально хмыкнула Нина.
        – Но, учитывая особую подлость бабкиного доноса, считаю, что дед сделал все правильно, – Денис подскочил и заходил по комнате. А потом принялся раздеваться. Стащил с шеи галстук, расстегнул рубашку.
        – Что ты делаешь? – воззрилась на него удивленно Нина.
        – Я устал и хочу поваляться с женой. Пожалей меня, девочка...
        – Что? – переспросила Нина, увидев красное вспухшее пятно на руке мужа.
        – Велели день не мочить, – как маленький насупился он, показывая ей предплечье.
        – Что это? – охнула Нина, вглядываясь сначала в покрасневшую плоть, а затем и в рисунок. На предплечье Цесаркина красовалась точно такая же татуировка, как и у нее на затылке. Древние руны "Любовь" и "Верность" переплетались в затейливом узоре.
        Эпилог
        Пять лет спустя
        За неполные шесть лет Пеппе стал отшельником. Редко выходил на улицу, боясь нарваться на людей Риохи. Хвала интернет-доставкам и торговле онлайн. Он жил в узкой, словно шкаф, мансарде, выходящей окнами на маленький кургузый канальчик, буквально в двух шагах от знаменитого Гранд-канала. Именно в этом месте, где стоял дом, водная улица изгибалась. И получалось, что из окна мансарды в одну створку Пеппе видел величественную магистраль Венеции, а во вторую – узкую протоку и отель «Сант-Анджело», расположившийся на другой стороне. Зарабатывал на жизнь тем, что помогал престарелой тетке управляться с расположившимся на первых двух этажах маленьким хостелом. Нет, к менеджменту его никто не допускал. А вот устранить протечку унитаза, почистить засорившуюся раковину или выбить матрац в каменном, будто колодец, дворе, это всегда, пожалуйста! Пеппе постоянно находился в отеле и чуть что спешил на помощь, ежедневно проклиная тот день, когда польстился на бриллианты Риохи. Содержимое тайника давно сплыло, словно и не было. А вот люди Диего шли по пятам. Правда, шеф не сразу начал погоню, но через полгода после
пропажи прозрачных как слеза камней, земля под ногами загорелась у многих. Спасибо двоюродному брату, что вовремя отвез к своей матери, склочной тетке самого Пеппе. В свободные минуты, а иногда и дни, он бездумно пялился в телевизор или, погасив полностью свет в своей конуре, наблюдал за парочками, поселившимися в номере люкс соседнего роскошного отеля. Огромные стрельчатые окна как раз находились вровень с его подоконником, и если распластаться на старом мраморе, то никакого порно не надо. Вечером, когда с Канала тянуло прохладой, Пеппе продолжал следить, вооружившись старым цейсовским биноклем, доставшимся от теткиного мужа. А иногда, не в силах расстаться со своими «гостями» – так мысленно он называл объекты наблюдений, Пеппе замечал, когда любовники, устав от постельных игр, устремлялись вниз, на улицы старого города, больше походившего на театральные декорации. И тогда Пеппе тоже вступал в игру. Он мог осторожно брести сзади и ловить каждое движение гостей. Вот мужчина обнял женщину и впился в ее губы смачным поцелуем, а вот уже она невзначай огладила его ладонью по заднице. Он вовсе не завидовал
«гостям» и сам не желал завести интрижку. Постоянный страх за жизнь свел на нет его былую мужскую силу. Он просто таскался следом по темным улицам и улыбался, как дурак, глядя на любовные игры абсолютно чужих людей. А если «гости» брали гондолу, то Пеппе сопровождал их на теткиной утлой лодчонке, иногда проплывая мимо, дабы сбить с толку грозного гондольера.
        Парочка, снявшая номер люкс на время нынешнего Карнавала, разительно отличалась от предыдущих. Нет, они,как и все остальные, занимались любовью или принимали ванну, не удосужившись закрыть ставни, наивно полагая, что верхняя часть неказистого здания необитаема. В полумраке соседнего номера любовники с особым усердием мяли простыни или лениво ласкали друг друга. Но за три дня, проведенных в Венеции,эти двое даже ни разу не вышли на улицу. Заказывали еду в номер, любовались с террасы плывущими мимо гондолами, нагруженными глуповатыми людишками в разноцветных нарядах и масках. Зрелище, конечно, завораживающее, но только за долгие годы уже приелось Пеппе и набило оскомину. «Гости» тянули апероль из высоких бокалов и целовались. Пеппе даже показалось, что эти «гости» тоже со стороны наблюдают за веселой публикой, не желая пополнять ее ряды.
        – Там кто-то есть, – передернула плечами Нина. – Я чувствую взгляд.
        Цесаркин, ни слова не говоря, быстро вошел внутрь комнаты, всмотрелся в темное окно с кривыми створками.
        – Да нет там никого, – вернувшись, улыбнулся он жене и уселся рядом, укутав ее поплотнее в толстый плед. – Не замерзла, Нинуль? – заботливо осведомился Денис и чмокнул жену в холодный нос.
        – Немножко, – честно призналась Нина. – Только я отсюда никуда не уйду. Посмотри, какая красота!
        – Скоро уже стемнеет, – пробурчал Цесаркин, потянувшись за бокалом с аперолем. Они сидели на террасе номера люкс и наслаждались закатом, в розоватой дымке которого по воде плыли величественные гондолы, в каждой сидели люди в масках и фантастических нарядах. Джокеры с забавными бубенцами, Дамы в шелках и кружевах, кое-где промелькнули маски с огромными носами Доктора Чумы. Вольто – разноцветные маски горожан и батута, навевающие тревогу белые лица с пустыми глазницами. Отовсюду слышался смех и обрывки итальянских веселых песен, искрящихся, словно пузырьки шампанского в бокале.
        Нина любовалась этой красотой и с нежностью думала о муже.
        – О чем мечтаешь? – поинтересовался Денис три недели назад в преддверии ее дня рождения.
        – О путешествии, – выдохнула она. – Но я так устала, что из номера не хочу выходить.
        – Заметано, – подмигнул Цесаркин и организовал путешествие в Венецию на Карнавал. Выходить никуда не пришлось. Рано утром Нина выбегала на террасу и охотилась за рассветами, пытаясь сфотографировать город в утренней дымке, а вечером нежилась в объятиях мужа, лениво наблюдая за передвижением остроносых изящных лодок и красотой заката.
        Ничего лишнего. Только Гранд Канал, постель и апероль!
        – Слышишь? – внезапно насторожилась она.
        Денис мотнул головой, давая понять, что ничего он не слышит, как неожиданно стукнул себя по колену.
        – Трахни в бок меня медуза, – выругался он. – И тут песни Казимирского! Куда нужно податься, чтобы не слышать этой лабуды? – деланно вздохнул он и прислушался. – Так и есть!
        –Я отбился от рук,
        Я условный мотал!
        Престарелый физрук
        Мне морали читал, – донеслось от Сан-Марко.
        – Вот объясни мне, – хмыкнул Цесаркин, – как Мишке удается с таким надрывом писать абсолютную бессмыслицу? Условный мотал – просто оксюморон! Это я тебе как адвокат говорю.
        – Зато его песни давно на первых местах в чартах, – весело отмахнулась Нина. – Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет!
        Денис расхохотался и снова полез целоваться, давая понять, что творчество Ломакина их совершенно не касается. Но невидимый певец с чувством выводил все ближе и ближе:
        -Рифмы бьются в мозги,
        В горло льется первач,
        Но не видно ни зги,
        Где-то слышится плач.
        Денис, с трудом оторвавшись от жены, подошел к бортику террасы, всмотрелся в сумерки, пытаясь среди десятка гондол различить именно ту, где соотечественник тянул басом нетленные строки Гоши Казимирского. И в этот момент с другой стороны Гранд Канала грянул разноголосый хор:
        -Я зашел на вираж
        И пою невпопад,
        Ощущаю кураж
        Третьи сутки подряд…
        Цесаркин кашлянул и, пробормотав: «Мишка нам не простит!», сам запел с интонацией Ломакина:
        –Я иду на рожон,
        Откровенно хамя,
        Я забуду всех жен,
        Твое имя храня!
        – Гоша! Гоша! – послышалось отовсюду. – Он здесь, на канале!
        – Уходим, Нин, – хмыкнул Цесаркин и, сграбастав жену в охапку, быстро ретировался в номер. Встречаться с Мишкиными поклонниками им с Ниной не хотелось.
        Вжавшись подбородком в холодный подоконник, Пеппе не понял, что сейчас произошло. Кто кому подпевал на чужом языке, и почему «гости» сбежали с террасы? Но в тот момент, когда мужчина подхватил на руки свою женщину, а она, смеясь, запрокинула голову, в свете фонарей Пеппе увидел ее лицо и обомлел. «Гостья» из номера люкс, как сестра-близнец, походила на ту самую дамочку, которой он в Барселоне всучил по просьбе Диего картину с пустым тайником, а потом еще позвонил в аэропорт и сообщил о вывозе достояния Испании. Пеппе мотнул головой, словно отряхиваясь от глупых воспоминаний, и заметался по комнате, хватая самое необходимое, потом тихо спустился по круглой винтовой лестнице и, оказавшись в кабинете хозяйки, рванул на себя ящик бюро из мореного дуба. Один за другим открыл паспорта постояльцев, моля, чтобы хоть кто-нибудь из них оказался соотечественником. А потом, прихватив паспорт гражданина Израиля, бросился вниз к теткиной лодке, доплыл на ней до Стеклянного моста, а там, поймав попутку, доехал до аэропорта, с удивлением обнаружив, что ближайший рейс только в Рио-де-Жанейро.
        «С карнавала на карнавал», – хмыкнул про себя Пеппе, мысленно вознося молитву Мадонне о том, что уберегла и вовремя послала знак, предупреждающий об опасности.
        Оказавшись в номере, Денис вместе с Ниной плюхнулся в постель и нажал на пульт телевизора. Канал, настроенный на российское ТВ, показывал интервью новой знаменитости старому журналисту. Ломакин в белой рубашке и синих джинсах восседал в студии и отвечал на вопросы манерного ведущего.
        – Вы пользуетесь большой популярностью у противоположного пола, – воскликнул журналист. – У вас было несколько жен и множество приписываемых вам романов, кто из них ваша муза?
        – Я не помню никого, кроме первой жены и матери моего сына и той девушки, с которой живу именно сейчас.
        – Интересная трактовка, – хмыкнул журналист и снова осведомился: – А кто все-таки ваша муза?
        – Мать моего сына, – совершенно серьезно заметил Ломакин.
        – Какой ужас! – нарочито громко взвыл Цесаркин, падая на подушки. – С ума сойти, я женился на музе Гоши Казимирского!
        Нина попыталась ущипнуть мужа за живот, но он не позволил, навалившись на нее сверху.
        – Я люблю тебя, – пробормотал Цесаркин. – Пусть Ломакин кусает локти, что потерял свою музу. А я просто счастлив, что успел заполучить тебя в жены. Ты – моя судьба, Нинуля! Единственная на веки вечные.
        – Я тоже тебя люблю, – прошептала Нина.
        Где-то вдалеке зазвонил скайп, прерывая ее признания. Денис чертыхнулся и, подскочив, принялся искать планшет.
        – Вы уже спите? – наивно осведомилась теща, увидев Нину в постели.
        – Рано встали, – смущаясь, пробормотала она, мысленно отмечая, что халат вроде плотно запахнут.
        – С днем рождения, Нунечка, – закричали по ту сторону экрана мама, папа, Ромка, Грегуар Гарш и Матильда. – С днем рождения! Мы пьем за твое здоровье!
        Нина, тяжело сглотнув ком в горле, чуть не расплакалась от избытка чувств. От благодарности и любви к родителям, от вселенской любви к сыну и от дикой привязанности к старым друзьям семьи.
        – Спасибо, спасибо, – бормотала она, улыбаясь сквозь слезы своим близким и искренне жалея, что не может их обнять.
        – А где Катерина? – строго поинтересовался Цесаркин, оглядывая разношерстную компанию, собравшуюся в Тарнаусе.
        – Твоя дочь, – хмыкнул тесть, – опять оккупировала мою мастерскую, играет там в куклы.
        – Одна? – напрягся Цесаркин.
        – Нет, – замахал руками Ромка. – С ней Фиби и Герда. Я недавно заглядывал.
        – У меня есть тост! – провозгласила Варвара, когда сеанс связи с Венецией закончился.
        – Сейчас еще принесу коньяк, – заверил Александр Петрович и вышел из комнаты.
        – Сам ходит, – прошептала Варвара. – Как же это здорово!
        – Операции помогли, – пробормотала Марина, Нинина мать.
        – А еще квартиру от Крутоярова не хотел принимать. Видишь, все на пользу пошло!
        – Человек чести, – тихо заметила Марина. – Не желал с Шельмой связываться.
        Александр Петрович зашел в мастерскую и с улыбкой замер на месте. На широком диване, застеленном стеганым покрывалом, в окружении игрушек спала Катя, его четырехлетняя внучка. А внизу возлежали собаки, тут же приподнявшие головы и словно говорившие: «Обойдешься без коньяка, Александр Петрович, видишь, только угомонилась детка!» Он постоял еще с минуту, любуясь тонкими чертами родного лица и белокурыми локонами, рассыпавшимися по подушке, а потом, слегка прикрыв дверь, отправился обратно на кухню.
        «Когда в молодости я мечтал о красавице-блондинке, спящей в моей мастерской, то картина рисовалась мне в ином свете», – мысленно хохотнул он и, вернувшись к гостям, объявил:
        – Собаки коньяк не дали, заявили, что вредно. А за что ты хотела выпить, Матильда?
        Варвара Ивановна с хитрым прищуром обвела собравшихся взглядом и неожиданно предложила:
        – За мою сестру! Если бы не она, мы бы никогда не подружились!
        – Не хочу я за Шельму пить, – обиженно бросил Грегуар Гарш. – Она сначала на Сашкиного отца донос написала, а потом на моего.
        – А ты сам посуди, Гриша, – хмыкнула Матильда. – Твоего отца и без всякого доноса бы арестовали. Ты бы в детский дом попал, и кто тебя там защитил, кроме Сашки?А так уже на всем готовом!
        – Страшная женщина была, – поморщился Тарантуль, доставая из буфета наливку. – Не хочу даже вспоминать о ней, а вот за нашу дружбу выпью с удовольствием!
        Расходились за полночь, все вспоминали детство и юность.
        -Трудную жизнь мы прожили, – тихо заметил Александр Петрович, – но не благодаря Шельме, а вопреки ее стараниям.
        Проводив гостей, он вернулся в мастерскую, собираясь перенести внучку в детскую.
        – Дедушка, что это у нее в руках? – заметил Ромка, заходя следом.
        – Не знаю, – пробурчал Тарантуль, – тряпка какая-то. Скажи бабушке, пусть приготовит постель для Спящей красавицы. – И когда внук метнулся обратно на кухню, тихо достал из цепких пальчиков тонкий серый лоскут. Хватило пары секунд, чтобы сунуть находку в ящик стола. Бешено заколотилось сердце, и Александр Петрович грузно опустился в кресло. Дождавшись, когда все в доме угомонятся, он достал древний пергамент, странным образом обнаруженный им при реставрации дешевой картины и вытащенный ловкими Катькиными пальчиками из справочника. Вчитался в каждую букву, выполненную замысловатым готическим шрифтом.
        Если коротко, то весь смысл написанного, насколько смог разобрать Тарантуль, сводился к инструкции, как найти ведьму и ее уничтожить. Под первый признак – красавица с зелеными глазами – идеально подходила дочка, а теперь уже и внучка. И если раньше ценность пергамента для истории и искусства возобладала над старым реставратором, то сейчас Александр Петрович встал и тихо прошел в гостиную. Кинул в камин пару поленьев, разжег несколько лучин, и когда огонь заиграл в каменном чреве, бросил туда лист никому ненужной кожи.
        – Гори, гори ясно! – чуть слышно пробормотал он старую детскую присказку.