Не грусти Людмила Волок
        Все смешалось в жизни Тины. Конфликт с начальником угрожает перерасти в ее увольнение. Муж, и без того не слишком хороший, приводит в дом любовницу. Вдобавок ко всему она чуть не утонула! Но кто знает — может, именно несчастный случай поможет вернуть в ее жизнь любовь и удачу?
        Людмила Волок
        Не грусти!
        Романтическая комедия
        Любые совпадения имен и событий, описанных в романе, с реальностью имеют ровно столько же общего, сколько у любого воспоминания — с фантазиями, что не может быть ни наказуемым, ни преследуемым, ни осуждаемым
        Глава 1
        Ну-ну, еще немного… Семнадцать, восемнадцать, хух, де-е-вятнадцать… Нет, на часы смотреть не буду. Я тут торчу уже, наверное, последние десять лет. Двадцать два, двадцать три. Д-двадцать четыре! Потолок у них, гляди-ка, белый какой. Хоть бы трещинка какая была, зараза. Я бы за нее взглядиком зацепилась и пыхтела себе. А так — ни сучка ни задоринки. Что такое, интересно, эта задоринка? Надо в словаре посмотреть. Или у тети Аси спросить. Она наверняка знает. И, кстати, безо всяких задоринок держит себя в ежовых рукавицах — давно уже за шестьдесят стукнуло, а талия — как в юности, осиная. Двадцать, блин, семь! Еще триста ведер, Буратино, и золотой ключик у нас в кармане. Тридцать, все, не могу больше!!!
        —Тина, не ленись, продолжай, — Лена, инструктор по фитнесу с непроницаемым, как у агента ФБР, лицом, склоняется надо мной и приподнимает мои дрожащие ноги на чертовом тренажере.
        —Ах, — это все, что я в состоянии ответить.
        Но потом, собравшись с силами, все-таки продолжаю:
        —Я тебя ненавижу, Лена. Ты инквизитор.
        —А у меня прабабка санитаркой на фронте была. Так она потом родным рассказывала, что раненых нельзя было жалеть, а то раскиснут, и потом операцию не перенесут под анестезией из стакана спирта, — доверительно делится истоками благородной жестокости инструкторша. И, взмахнув собранными в высокий хвост волосами, уносит свое идеальное тело к следующей жертве.
        На часах — восемнадцать ноль девять. Господи, я тут только девять минут, а уже хочется сбежать. С четвертого-то занятия! Похоже, мой третий за последние два года подход к моделированию фигуры, как и прежде, грозит провалом. Я здесь уже, можно сказать, старожил, и мне, наверное, положена скидка от клуба. Как самому верному члену.
        Собрав остатки жалкой воли, плетусь к следующему тренажеру и начинаю истязать себя при помощи очередного инструмента пыток. Интересно, что заставляет людей выбирать профессию инструктора по фитнесу? Неземная любовь к спорту? Стремление сделать всех стройными и гибкими? Каждый день — одно и то же, никакого разнообразия, всплесков эмоций, напряжения мысли, в конце концов. То ли дело — моя любимая работа! Сплошное первое, второе и третье. Я тружусь на почетной должности завотделом писем в популярном еженедельнике «Мой город». Если вы хотя бы представите, о чем в нашу редакцию пишут граждане (особенно когда коммунальные службы отключают воду или не торопятся убирать снежные завалы), то вы мне сразу поверите. Особенно насчет всплесков эмоций.
        Может, прикинуться, что у меня голова болит? Наверное, Лена угадывает эти трусливые мысли и снова материализуется возле меня, как воплощенная воля:
        —Чего стоим, тренажер зря занимаем? А ну, хватит хандрить, ноги в руки — и двигайся давай. Кстати, недавно америкосы вычислили: если начать заниматься спортом, а потом бросить, то вес набираешь очень быстро, и с каждым разом его все труднее сбрасывать, — злорадно сообщает она мне очередную новость из мира ученых, которые транжирят деньги американских налогоплательщиков на исследование разной ерунды, вроде этой. Лучше бы накупили на эти средства пончиков для голодающих детей Африки. Они и без всякого фитнеса растолстеть не могут при всем желании.
        —Ну, Лен, если бы это было правдой, то я уже бы набрала килограммов двадцать, — возмущаюсь я. Потому что набрала всего три. О чем, кстати, Лене знать совсем необязательно.
        —А сколько сбросила за две недели? — прищурившись, интересуется она. Да, с интеллектом я погорячилась: в его недостатке моему инструктору не откажешь.
        —Ты же понимаешь… В тридцать шесть уже не так легко похудеть, как в двадцать пять! — я стараюсь придать твердости своему голосу, со всей присущей мне искренностью глядя в глаза инструктора.
        За новый период истязаний я не сбросила, честно говоря, ни грамма. Есть шальное подозрение, что виноваты в этом не годы, а шоколадные батончики, которыми я закусываю ежевечерний просмотр «Игры престолов». Чтобы как-то уравновесить положительными эмоциями разгулявшуюся фантазию этого маньяка Джорджа Мартина. Как только герой тебе полюбился, ты привыкаешь к нему, как к родному, и вдруг- бац! Герой уже помирает мученической смертью. А поскольку сериал от сезона к сезону становится все депрессивнее, то и эндорфинов (в виде сладостей, естественно) мне требуется все больше, чтобы одолеть очередную серию. Логично? Конечно, логично. Не придерешься. Но Лене и об этой моей железной логической цепочке знать совершенно не нужно. Господи, у меня накопилось столько секретов от инструктора по фитнесу, как у разгульной жены от мужа-домостроевца!
        —Ладно, знаю я твои годы… Наверное, диета к чертям полетела. Ну все, работай, а то так и проходишь всю жизнь в 42-ом размере, — скептически заявляет она.
        А потом, чтобы добить меня окончательно, язвительно добавляет:
        —Если, конечно, не переползешь в 44-ый.
        Лена свое дело знает — что правда, то правда. Этот контрольный выстрел помог мне собраться с силами и таки дотянуть тренировку до конца. Все это изнурительное время перед моим мысленным взором представали шоколадные батончики любимых марок. Я вспоминала восхитительный вкус конфет и десертов. И мысленно со всем этим изобилием прощалась.
        Прощай, нежное пралине из шоколада с тертым миндалем; прощайте, молочная помадка, и ты — воздушный эклер с заварным кремом. При мысли о том, что придется расстаться со шварцвальдским тортом и паннакоттой, на глаза навернулись слезы, и я завертела педалями велотренажера с удвоенной энергией. Потом дала отставку даже диетическому йогуртному тортику, и с церемонией погребения любви к сладкому на сегодня было покончено. Здравствуй, кефир!
        Уставшая, но гордая от осознания своих заслуг, выползла на улицу и плюхнулась в машину. А есть ли кефир в холодильнике? Мой сын Левушка в летнем лагере, на него продуктами я не запасалась, а Максим, мой муж, кисломолочных напитков не любит. Ему пиво предпочтительнее.
        Поставив машину на стоянку, купила кефир в магазинчике возле дома. Решение наконец-то вернуться к 38-му размеру крепло с каждой минутой, и в квартиру я вошла в самом бойком расположении духа. В прихожей было слышно слабое бубнение комментатора: Максик смотрел футбол.
        Я заглянула в гостиную: в одной руке муж яростно сжимал банку пива, во второй была зажата какая-то вонючая гадость «к пиву» — то ли вобла, то ли кальмарина. Он этой рукой-кальмариной размахивал и стонущим голосом матерился, взывая к незадачливому игроку:
        —Ну что ж ты,…! Да…! Как можно мимо ворот…! Когда такой,…, момент!..!..!..!
        Кстати, в такие,…, моменты за Макса становилось стыдно. Меня всегда поражала глубина горя болельщиков из-за каких-то игровых эпизодов. Да и вообще, любой фанатизм — признак ограниченности, а футбольный фанатизм — так тем более. Словосочетание же «игра миллионов» меня вообще коробит. Эти миллионы в футбол, что ли, играют? Нет, лежа на диване смотрят. Это — зрелище миллионов. Причем каждый раз одно и то же. Игра миллионов в смысле бизнеса — тогда да, конечно…
        Стоя в дверном проеме, я помахала мужу:
        —Привет!
        Он едва оторвался от телевизора, чтобы буркнуть:
        —Ага, да, привет, не мешай, футбол смотрю.
        И в этот момент забили гол. Кто кому, я, конечно, не поняла, но Макс пришел в ярость:
        —Да что ж это такое, а?! Ну что ты меня постоянно отвлекаешь?! Говорю же, футбол смотрю! Вот, из-за тебя гол пропустил!!!
        Он схватил с журнального столика сигареты, зажигалку и умчался на балкон. Закуривать расстройство психики.
        Я развернулась и отправилась переодеваться. Уже стоя в душе под струями теплой воды, думала о том, что пора что-то решать с Максом. Пора расставаться. Эту мысль я думала уже года три, но никак не могла додумать до конца.
        Ранний период наших отношений, период красивенных ухаживаний, дикой страсти и неуемных признаний холеричного Максика со временем сменился сумрачной эпохой тоже холеричных выступлений мужа по любому поводу. Я пыталась это оправдывать его перманентными проблемами в бизнесе, но в конце концов поняла, что он просто псих, и чтобы сохранить свои нервы в целости и сохранности, я должна поскорее с ним расстаться. Но как это сделать — не представляла. У нас была общая роскошная квартира, и Максик даже слышать не желал о ее продаже. При этом уверял, что любит меня безумно, но я злая и его все время мучаю. Мучаю я Макса приблизительно как в анекдоте: «У меня не жена, а пила: все время пилит и пилит. Вот, казалось бы, праздник, 1 мая, все нарядные и веселые, а она уже с утра задолбала — разбери елку да разбери елку!»
        Конечно, можно было идти к адвокату, делить имущество и так далее, но как только я начинала думать о разводе, мысли путались. Максик, в принципе, неплохой человек, надежный и все такое. К моему личному сыну Левке относится хорошо — со школы забирает, а в хорошем настроении может даже с математикой помочь. Ну, псих… Если его не трогать, то сидит себе и сидит, не беспокоит. Потом я додумывала свою печальную думу до коварного вопроса: «А ты его любишь?» И тут система давала сбой. Потому что Макса я давно уже не любила, а вот свою квартиру обожала, причем страстно. А на новое жилье, отдельное от Максима, денег попросту не было.
        Выпив свой кефир, я завалилась с книжкой на диван, стараясь не думать о приятном. Приятное в данный момент олицетворяла нераспечатанная коробка «птичьего молока», покоившаяся в моей прикроватной тумбочке со вчерашнего дня. И тут я вспомнила, что есть еще одна приятность, даже две. Первая — что послезавтра Левка возвращается из лагеря. А вторая — что завтра суббота, и я встречаюсь с Дашкой, моей любимой подругой.
        Эти два положительных момента ближайшего будущего позволили забыть на время о проблеме под названием «Максим», и читать увлекательный детектив до того сладостного момента, когда пойму, кто убийца. Или пока не усну.
        Глава 2
        Дашка младше меня на восемь лет, но это не мешает нам понимать друг друга даже без слов. Наверное, объединяет нас чувство юмора, которое спасает даже в самые тягостные моменты.
        Мне иногда кажется, что главная героиня романов Робски хронически списывается с Дашки. С той лишь разницей, что Даша не нюхает кокаин. Она его презирает. А если бы не презирала, то нюхала бы и ни у кого даже не спрашивала: подругу можно помещать в лондонский музей мер и весов под стеклянный колпак, снабдив табличкой «Эталон самодостаточности».
        Мы договариваемся встретиться в Гидропарке. Дашкина молодость заводит меня, и я тоже делаюсь веселой и бесшабашной. Мне нравится мой короткий стрейчевый сарафан (возможно, слишком короткий для моей весовой категории), и моя распатланная грива, и легкомысленный рюкзак.
        —Идем на другой пляж, там все нормальные люди купаются, — уводит в сторону от благоустроенного чуть ли не до стерильности модного пляжа с бассейном, что выглядит слегка нелепым на берегу речки.
        Миновав ряд машин, мы сворачиваем на неприметную тропинку в диких зарослях каких-то кустов.
        —Дашка, а правильной ли дорогой мы идем? Меня терзают смутные сомненья…
        —Не боись. Мне это место вчера Олег показал, они с друзьями тут всегда купаются.
        —Ну, если Олег… Тогда ладно.
        Олег — новый Дашкин кавалер, она о нем говорит с придыханием и трепетом. Надеюсь, он того стоит! В смысле, Дашкиного трепета и придыхания.
        Наконец, пробравшись по узкой извилистой тропе сквозь дикие заросли, мы выходим к совершенно фантастическому месту! Глубокая заводь, обрамленная зарослями ив, и спускающийся к прозрачной воде небольшой чистенький песочный пляж в центре мегаполиса казались нереальными.
        —Ух ты, — с уважением произнесла я. Доверие к не знакомому пока Олегу крепло с каждой минутой.
        —Так я ж тебе говорила, — ухмыльнулась Дашка, бросила на песок сумку и принялась стаскивать с себя шорты и майку.
        Я огляделась. Отдыхающих было мало, только небольшая группа молодых людей с любопытством разглядывали нас.
        Пытаясь не обращать внимания на эти взгляды, я сняла сарафан и сразу ринулась в воду. Что-что, а плавать я люблю! Это единственный вид физической нагрузки, который не вызывает у меня негативных эмоций.
        Вода была теплой и ласковой. Отплыв подальше от пляжа, я в полнейшем упоении предалась любимому занятию.
        Внезапно ногу свело судорогой. Вернее, сначала я даже не поняла, что случилось, просто нога отказалась мне повиноваться. Потом я заметила, что отплыла от берега достаточно далеко, а ко мне приближается с бешеной скоростью катер. Охваченная внезапным ужасом, я начала махать руками, пытаясь остановить стремительное судно, и… ушла под воду.

… Дальнейшее, естественно, вспомнить не могу, так как была утопшей. Ну, почти утопшей. Находилась на грани жизни и смерти, можно сказать. Очнулась уже лежа на песочке, в окружении встревоженных пляжников. В горле немилосердно саднило, а Дашка брызгала мне в лицо водой, наливая ее в ладошку из бутылки.
        —Дашка, я ж только что из воды, — прохрипела я. — Думаешь, мне ее было мало?
        —Ну ты меня и напугала, подруга! — игнорируя мое справедливое замечание, сообщила Дашка. — Вот твой герой.
        И показала пальцем на невысокого худенького брюнета с бородкой «а-ля эспаньолка», или как там ее называют. Ну, когда это еще не борода, но уже и не брутально-сексуальная трехдневная щетина.
        Однако на «героя» герой явно не тянул; под указующим перстом Дашки смутился и тихо признался:
        —Добрый день.
        Я с любопытством разглядывала своего спасителя, недоумевая, как он меня тащил по суше. В воде-то я была легкой, хоть и утопшей. А вот на суше наш разрыв в весе составлял килограммов десять, если не больше. В мою пользу. Наверное, ему помогал весь мужской состав отдыхающих. Надо будет потом у Дашки подробности разузнать. Зато теперь я могу точно всем рассказывать, что меня мужчины носили на руках — в буквальном смысле!
        —Не такой уж он и добрый, — не согласилась я.
        Парень улыбнулся:
        —Я Дмитрий.
        —Очень приятно. Тина, — церемонно ответила я. Интересно, как мне его отблагодарить за чудесное спасение? Угостить обедом? Или пивом? Или дать сто долларов?
        —Большое спасибо, Дмитрий, что спасли меня, — сказала я.
        —А в ее лице — будущее отечественной журналистики! — радостно добавила Дашка.

«Ну не такое уж и будущее — в тридцать шесть-то лет», — добавила я мысленно. Но об этом никому знать не обязательно. Тем более, что я всегда выглядела явно моложе своего возраста.
        —О, так мы почти коллеги, — обрадовался брюнет.
        —Что значит почти? — почему-то я заподозрила подвох.
        —Я дизайнер, — сказал Дмитрий. — В журнале «Интерьер плюс».
        —Ага, — с уважением произнесла я. Не то чтобы меня сильно интересовали интерьеры (тем более каждый месяц, в соответствии с периодичностью выхода этого, в общем-то, совершенно бесполезного на мой взгляд журнала). Просто это издание пару раз попадалось мне на глаза, и дизайн у него был что надо.
        Но на этом беседа как-то увяла, потому что истинных ценителей интерьеров среди собравшихся не нашлось.
        —Вот что в жизни может внезапно произойти. Например, можно утонуть, — начала я рассуждать, когда все потихоньку разошлись по своим облюбованным местечкам на пляже, а мы с Дашкой остались одни на своем покрывале.
        —Да, — глубокомысленно произнесла подруга.
        —Дашка, если я умру, слушай мое завещание: никакого похоронного марша. Хоронить под «Хевен’з дорз», только не Боба Дилана, а под кавер Ганс энд Роузез… Обещаешь?
        —Почему это ты вдруг умрешь? — с подозрением в голосе поинтересовалась Дашка.
        —Наверное, придется… Все умирают. И со мной это случится раньше, потому что я старше тебя.
        —Не факт, что раньше, — засомневалась Дашка. — Может, меня впереди ждет жизнь, полная тревог и лишений.
        —А у меня она уже сейчас такая, — вступила я в соревнование на тему «чья судьба горше».
        —Неправда, — не сдавалась Дашка. — У тебя Левка есть, а он очень позитивный. При таком сыне судьба неудачной быть не может.
        С этим нельзя было не согласиться. Левка у меня и в самом деле классный. Хоть родила я его десять лет назад, можно сказать, случайно от бывшего однокурсника Артема. После встречи выпускников мы с ним почему-то решили, что составим счастье друг друга. Через пару месяцев, правда, поняли: не, не составим. И разбежались. Зато создали замечательного Левку, за что теперь я Артему даже благодарна. И не злюсь на него совсем: узнав о беременности, он даже сделал мне предложение руки и сердца. Я сдуру согласилась — не расти же ребеночку сироткой. Но брак с Артемом оказался еще хуже, чем перспектива стать матерью-одиночкой, и мы быстренько развелись еще до родов. Теперь Артем периодически возит Левку в живописное село к своим родителям, чтобы приобщить к истокам. Приобщенный Лева неизменно радуется визитам — там речка, и сад, и свобода, потому что испытывающие странный комплекс вины дедушка с бабушкой Левку балуют до невозможности.
        Но, несмотря на решающий фактор счастливого материнства, состязание я все равно продолжила. Такой уж упрямый характер.
        —Да ты мне просто завидуешь, — фыркнула я. — Потому что у меня будет на похоронах Ганс энд Роузез, а у тебя еще неизвестно, что. Может, унылый духовой оркестр. Никакого веселья!
        —Девчонки, вы странные, — осмелился наконец озвучить общую мысль один из парней, скучающих неподалеку.
        —Мне тоже больше нравится кавер Ганс энд Роузез, — внезапно подал голос герой дня, то есть Дмитрий. — Более мощный вокал.
        —Ага, — снова с уважением подтвердила я.
        Но нет. Даже общая любовь к року не могла нас сблизить настолько, чтобы я могла забыть о пропасти между нами весом в десять кило. В мою пользу.
        —Дашка, — зашипела я на ухо подруге, — а ты не могла попросить вон того высокого блондина, чтобы именно он меня спасал?!
        —Да ты не представляешь, что тут творилось, — взмахнув рукой, прошептала в ответ Даша. — Катер в сторону, слава богу, в последний момент свернул, а то бы тебе Ганс энд Роузез играли уже сегодня.
        —А никто о моем последнем желании тогда бы не узнал, — капризно воспротивилась я мрачной перспективе.
        —Короче, тут все запаниковали, вопить начали, только Дима без лишних слов в воду бросился. Некогда было выбирать! — продолжала шептать Дашка.
        —Ах, он уже Дима?! У тебя же Олег есть!
        —Кто бы говорил! — фыркнула подруга и перешла на нормальную речь: — На себя посмотри. И так уже второй раз замужем.
        —Вопрос — за каким замужем, — философски пробормотала я. — Давай уже уходить — что-то мне купаться расхотелось…
        Мы быстренько собрались и направились в летнее кафе перекусить. Спаситель даже не попросил мой номер телефона, что странно. Он ведь держал меня в своих руках почти голой (купальник не считается)! И бездыханной. Хотя, если честно, не очень то и хотелось. Тот высокий блондин — совсем другое дело…
        В кафе людей было немного, и мы расположились с комфортом — за угловым столиком с видом на залив. Впрочем, тут все столики были с видом на залив: совсем рядом несла свои спокойные воды широкая река. Но сейчас, созерцая эти воды, я мысленно вздрагивала.
        Подруга о моем душевном смятении говорить не желала, как и жалеть меня.
        —Слушай, и долго ты со своим Максом мучиться собираешься? Что ж это у вас за семья такая? — вопрошала Дашка.
        —А у нас с ним и не семья вовсе. И даже не любовь. У нас симбиоз, — поучительно произношу я, тщательно разрезая листик салата на восемь скучных кусочков. — Нам вдвоем удобно. Правда, мне с ним плохо, но без него — трудно… Вот поди выбери — что хуже?
        Я задумалась. Нужно поставить перед собой цель. Чтобы не отвлекаться на печальные мысли о неудачной личной жизни. Вот, например, — похудение. Худеть мне все-таки надо… Тем более, что вчера я дала себе очередной обет — не больше тысячи килокалорий в день.
        Дашка поднимает печальные глаза над бокалом пива:
        —Тина, я посмотрела, как ест моя мама… Фитнес — это еще не все, главное — питание. Мама так аккуратно ест!
        Дашка с сожалением посмотрела на королевскую креветку и брезгливо отправила ее в рот.
        Дашкина мама, рассудительная, умная и стройная Ольга Сергеевна, последние семь лет ведет жизнь преуспевающего юриста во Франции, и, когда она приезжает в гости к дочери, та снова начинает худеть. Ну нельзя же не соответствовать!
        Расставаясь с подругой, я подумала: хватит вести счет неудачам. Мой стакан наполовину полон! Вот у меня есть, например, верная, остроумная, великолепная Дашка. И никакие мужья не смогут наши отношения испортить. Потому что мужчины приходят и уходят, а любимая подруга остается!
        Глава 3
        Утро воскресенья выдалось солнечным и приятным, как и положено правильному июньскому утру. Пора было выдвигаться за Левкой — забирать его из летнего загородного лагеря. Я быстренько привела себя в порядок и была готова к встрече с мечтой, как говорилось в одной рекламе шампуня от перхоти. Хотя моя унылая «мечта» уже стояла в ванной, разглядывая в зеркале волосы в своем носу.
        —Когда вернешься? — спросил Максим, поворачивая к зерцалу свой орлиный профиль.
        —Думаю, не раньше четырех. Пока мы Левкины вещи соберем, пока доедем до города… А он потом захочет пиццу и кино… Наверно, к четырем не управимся, будем вечером, после шести, — уверенно сообщила я и отправилась за сыном.
        Эх, знала бы, как закончится этот денек, пообещала бы перезвонить за час до приезда!

* * *
        Ехать было сравнительно недалеко — всего сорок минут от окружной дороги, и это было чрезвычайно удобно: я могла мотаться к отдыхающему ребенку в любое время. Сын, правда, не очень приветствовал мои ежедневные наскоки, поэтому приходилось держать свою горячую материнскую любовь в узде. Так что последнюю неделю мы только созванивались, и соскучилась я за Левкой страшно. Теперь моя маленькая «рено» мчалась к загородному дачному поселку, где среди высоких сосен на берегу озера расположился небольшой авторский детский лагерь. Сын отдыхал здесь уже минувшим летом и был счастлив. Он так и сказал, когда мы его забирали: «Я полностью счастлив! Только несчастлив, что уезжаю».
        Я свернула на подъездную дорогу, припарковала машину на небольшой стоянке среди высоченных сосен (здесь все было среди высоченных сосен), и отправилась за Левой. Сына я обнаружила недалеко от спального корпуса в стайке ребят, оживленно рассматривающих дохлую ящерицу. Пришлось отвлечь его от увлекательного зрелища:
        —Левка, привет!
        К моему изумлению, Левка не испытал особой радости от моего появления. Он не спеша подошел ко мне и сдержанно проговорил:
        —Привет, ма.
        —Ну что, едем домой? — теряясь в догадках, начала я увлекать сына к корпусу — собирать вещи.
        —Тут такое дело… — начал Левка издалека. — Ребята… Ну мои друзья… Остаются на вторую смену. Я тоже хочу! — выпалил он и в ожидании моей реакции уставился на меня своими доверчивыми глазищами.
        Что мне было делать?! Конечно, пришлось сдаться. Тут сын, наконец, обнаружил радость.
        —Ты теперь полностью счастлив? — спросила я, проплатив в бухгалтерии очередные три недели Левкиного отдыха (он, конечно, пошел за мной — проконтролировать, чтобы я вдруг не передумала).
        —Полностью, полностью счастлив! — сообщил ребенок, поспешно обнял меня и радостно умчался жить свое детство с друзьями. Никуда не деться — сын взрослеет, и скоро придется смириться с тем, что друзья важнее родителей.
        Мне стало грустно. Я немного прошлась по аллейкам примыкающего к лагерю огромного парка-заповедника, полюбовалась соснами и понаблюдала за белками. Домой не слишком хотелось возвращаться — еще даже утро не закончилось, и мне светила перспектива весь день провести с Максом. То есть с моей большой нерешенной проблемой неудачной личной жизни…
        Я медленно ехала по полупустой дороге и думала о том, что в своих личных проблемах виновата сама. Ведь когда и второй муж не оправдывает надежд, наверное, пора менять себя. На иную, которая вперед этих надежд будет полыхать чувством, а не банально строить планы и видеть только горизонт, не поднимаясь ни взглядом, ни мыслью выше доступной линии. Тем более, воображаемой.
        Для начала, нужно выходить замуж по любви и, что не менее важно, по уму — хорошенько взвешивая, каким твой избранник окажется в будущем мужем, другом, отцом, добытчиком… А не за первого встречного более-менее приличного парня, который позвал замуж.
        Но по любви не вышло. Может, потому, что она была слишком большая, слишком нереальная, слишком больно мне было любить его…
        Артем. Другой Артем. Вернее, первый… Возможно, я и замуж вышла за Артема-однокурсника из-за его имени. Чтобы хоть какая-то нить связывала меня с Артемом-первым. Даже когда я произносила это имя — Артем — замирала, испытывая счастье. Артем, счастье мое, — острое, сладкое, судорога сердца. Где-то я читала, что инфаркты чаще случаются от перехлестывающих через край позитивных эмоций, чем от негативных. Потому что несчастье закаляет, а счастье делает человека беззащитным…
        Тогда мне казалось, что умирать уже не страшно: после Артема.
        Теперь бы я так, конечно, не сказала. У меня теперь Левка есть.
        А тогда мне было двадцать три, я — веселая, бесшабашная пятикурсница университета с роскошной фигурой, длинными волосами синего цвета и легкой «блядинкой», как говорит моя старшая и любимая подруга Вита.
        —Тинка, идем на дискотеку, — зовет Вита из соседнего двора, когда я приезжаю на каникулы к маме. Непонятно, что Вита делает в нашем унылом поселке, потому что у нее — интеллект, остроумие и неестественно яркие, восхитительные синие глаза. Непонятно также, зачем Вита ходит на дискотеки, потому что у нее горб, и хотя парни с удовольствием проводят с Витой время (с ней интересно) и охотно спят (потому что Вита, влюбляясь, всегда радостно дарит свое тело, а влюбляется она часто), но танцевать стесняются. Из-за горба.
        Но Вите на это наплевать. Она просто любит танцы. И музыку. Музыку особенно. И еще вдобавок у местного ди-джея обнаружился на редкость хороший музыкальный вкус (по нашим с Витой понятиям), на дискотеках крутил исключительно рок, и мы выплясывали как сумасшедшие под Бон Джови и Кисс.
        Я сократила свое банальное имя Валентина до Тины, и теперь мои однокурсники удивляются, когда в общагу приезжает кто-нибудь из друзей моей прежней жизни. И говорят мне: «Валя». Правда, злобничает только Зося: «Аа-а-а, так ты у нас, оказывается, ВА-ЛЯ. Совсем никакая не Тина…» Мне становится стыдно, словно я что-то украла. Словно это было раньше Зосино имя, а я его присвоила себе. Но на Зосю нельзя обижаться, потому что уже на первом курсе ясно, что Зося будет из нас всех самая несчастная.
        Но Вита сразу начала называть меня Тиной. И в тот раз, когда она приехала ко мне в гости, серьезно сказала соседкам по комнате:
        —Тина всегда была Тиной. С самого рожденья. А если кто и называл ее Валей, то это были их личные проблемы.
        Расставив все точки над «i», мы отправляемся с Витой в оперный театр. И именно тогда я встречаю Артема.
        Он легко запрыгнул на подножку отправляющегося от остановки переполненного троллейбуса, в котором мы с Витой ехали на встречу с прекрасным, то есть на «Лебединое озеро». Ухватился одной рукой за поручень, а второй придержал за локоть пошатнувшуюся от резкого толчка троллейбуса бабульку. Бабулька умилилась:
        —Спасибо, сынок!
        —Не за что, — великодушно ответил незнакомец. Потом встретился со мной взглядом, перебросил через плечо свой ярко-желтый галстук и сказал:
        —Здравствуй.
        Я в изумлении уставилась на парня. Выглядел он что надо: не слишком высокий, ладный, фигура — фантастическая, короткие вьющиеся светлые волосы, а глаза… Боже, что это были за глаза! Они смеялись и приглашали с собой. Прикид у парня был, правда, странноватый, но стильный: джинсы, кеды, белая рубашка, уже упомянутый галстук ядовитого цвета и серый вельветовый пиджак. Но мне было наплевать на его наряд, я не могла оторваться от его глаз и молчала, как истукан, целую остановку. Он некоторое время рассматривал меня с интересом; потом улыбнулся и сказал:
        —Не грусти!
        Я тоже улыбнулась — что мне оставалось делать! Не грустить же?
        —Нам скоро выходить? — спросила у меня Вита.
        —Не знаю, — пожала я плечами. И продолжила молчать. Парень тоже молчал. И мне захотелось ехать в этом троллейбусе бесконечно, кружа по городу, держась взглядом за эти глаза и не бояться упасть.
        —Мы не пропустим остановку? — подруга начинала нервничать.
        —Оперный театр — следующая, — вдруг вежливо сообщил незнакомец.
        —А откуда вам известно, что нам нужно именно в оперный? — удивилась Вита.
        —Ну, во-первых, вы нарядные и красивые. Во-вторых, через полчаса начало спектакля. А в-третьих, я тоже туда иду! — тоже весело закончил он.
        Троллейбус снова дернулся и остановился. Парень взял меня за руку, и я покорно отдала ее, беспомощно оглянувшись на подругу. Та улыбнулась и подмигнула. Покинув наконец душный транспорт, мы втроем направились к зданию театра.
        —Мне нужно встретить родственников в фойе — они из Мурманска приехали на несколько дней в гости, и на меня возложена почетная культурно-массовая миссия, — незнакомец принялся сообщать подробности своего похода в оперный, как ни в чем не бывало. Словно мы были знакомы уже сто лет.
        —Тогда пока? — полуутвердительно, полувопросительно сказала Вита, искоса посматривая на меня.
        Я запаниковала. Какое «пока»?! И, между прочим, моя рука по-прежнему была в руке парня. Извлекать ее я не собиралась. А куда ж я без руки пойду?
        —Почему пока? — словно прочитал он мои мысли. — Встретимся после спектакля, хорошо? Я буду тут, на этом самом месте!
        У меня хватило сил только кивнуть. Голова кружилась так, словно я только что полчаса наблюдала фейерверк.
        —Тинка, ты чего? — шепотом спросила Вита, когда мы расположились на своих местах.
        —Не знаю… Просто он мне очень понравился, — призналась я. — Думаю, что он — той самый…
        —В смысле — тот самый?
        —Ну, единственный и все такое…
        —С ума сошла? Какой единственный — ты его впервые в жизни видишь! Может, он проходимец какой-то! — резонно принялась увещевать подруга.
        —Я не знаю. Но чувствую! — тихо сказала я.
        Но тут на нас зашикали соседи, желающие слушать Чайковского, а не мои откровения. А я еле дождалась финальных аккордов, бросила на ходу Вите: «Пожалуйста, доберись в общежитие сама — ты же помнишь дорогу?», и умчалась в фойе, замирая от страха, опережая сдержанный поток зрителей, выходящих из зала. А вдруг он не придет? Вдруг это было просто шуткой?
        Я думала, что прибуду к пункту назначения первой и буду одиноко маячить у стены, сгорая от стыда и печали. Но все еще не знакомый, но уже странно близкий парень стоял возле колонны, с невесть откуда взявшимися желтыми розами в руке, которые он мне тут же с улыбкой протянул.
        Пытаясь успокоить сбившееся дыхание, я подошла к нему, взяла розы и, наконец, сказала:
        —Здравствуй.
        Мы прогуляли всю ночь по городу, разговаривая взахлеб, и когда на рассвете, наконец, добрели до университетского студгородка, я вдруг вспомнила, что мы не сообщили друг другу кое-что важное.
        —Меня зовут Тина, — серьезно сказала я.
        —Артем, — ответил новый знакомый.
        И поселился в моем сердце навсегда. По крайней мере, живет там уже тринадцать лет, десять месяцев и четырнадцать дней.

… Мы расстались спустя полгода из-за глупой ссоры — я давно забыла, что послужило к ней поводом. Полгода восхитительных свиданий, сумасшедшей радости, переполнявшего ощущения полного, совершенного счастья закончились в один миг — мы поссорились, а на следующий день Артему надо было уезжать на практику от политехнического института, где он учился на четвертом курсе. Я же через две недели получила диплом и отправилась по направлению как молодой специалист на три года поднимать провинциальную прессу. А потом вернулась в свой город, пришла на встречу выпускников и повстречала другого Артема… Дальше вы знаете.
        С Артемом-первым мы так и не встретились. Хотя можно было бы запросто разыскать его — мы ведь жили в одном городе! Но ни он, ни я не сделали самого главного, первого, шага. Каждый новый день, каждый год отдалял нас друг от друга. И я могла лишь вспоминать о своем необыкновенном счастье пастернаковским «ты здесь, мы в воздухе одном, твое присутствие — как город, как тихий Киев за окном, что сном борим, но не поборот»…
        Я вспоминала о нем так, словно знала: мы встретимся обязательно. Потому что спустя тринадцать лет, десять месяцев и четырнадцать дней я все еще любила его.
        Глава 4
        Дома ждал сюрприз: оказалось, лифт не работает. Изнемогая от жары и пыхтя, как паровоз, я еле доползла за свой шестой этаж, открыла дверь и наконец вздохнула с облегчением: слава климат-конролю! Сняла босоножки и даже застонала от удовольствия. И вдруг услышала какой-то шум в глубине квартиры.
        Я похолодела. И поняла смысл выражения «волосы встали дыбом». Лихорадочно обвела прихожую взглядом в поисках холодного оружия, и тут — о счастье, свекровь моя Наина Ивановна, я тебя люблю! — узрела на полке хрустальный рог. Сей предмет интерьера сталинских времен Наина Ивановна зачем-то приволокла нам в подарок, а я все никак не могу выбросить — Максик почему-то ревностно его охраняет. Может, это тайная семейная реликвия, в которой сосредоточена мужская сила его рода?
        Эти сумбурные мысли в моей голове проносились со скоростью молнии, пока я, воображая себя бесшумным ниндзя, с рогом наперевес подбиралась к двери спальни. Не факт, правда, что вор (а кто же еще?) прятался именно там, подбиралась чисто интуитивно — просто спальня была ближе всего.
        И вот когда сердце от страха готово было выпрыгнуть из груди, я храбро рванула дверь на себя.
        Упс.
        На кровати возлежал Максик. В неглиже. Но под простыней. Рядом, кутаясь в другую простыню, маячила неизвестная мне черноволосая мадам. «Хоть и худая, зато слишком костлявая», — успела злорадно подумать я, прежде чем заорать:
        —Ах ты, подонок!
        И замахнулась рогом.
        В глазах Максика отразился ужас. Брюнетка заверещала:
        —Макс, она нас убъет! Ты правду говорил, что она ненормальная!
        Меня аж затрусило от злости:
        —Ах ты ж гадина! Так вы меня еще и обсуждали! На моих простынях!!!
        Глаза мои налились кровью — по крайней мере, я так думаю, потому что смотреться в зеркало было некогда. Волосы вздыбились пуще прежнего, а из ноздрей, думаю, повалил дым. Стремительнее рыси я бросилась через кровать к брюнетке и дернула за свою простыню. Она вцепилась в нее мертвой хваткой, но не тут-то было.
        —Ха-ха-ха! — сардонически захохотала я. Вот где пригодились мои лишние килограммы, взлелеянные на нежном пралине и эклерах! Потому что перевес оказался явно на моей стороне. Я дернула посильнее — и мадам предстала предо мной, как лист перед травой, дрожа своим худосочным нагим телом и всхлипывая от ужаса.
        —Вон! — заорала я, для убедительности размахивая рогом перед лицом соперницы. Та метнулась к своим шмоткам, которые валялись эротической кучкой на кресле рядом с кроватью.
        —Ну нет, сучка! Вон из моего дома! — и, не отдав врагу ни пяди одежды (можно так сказать? Нельзя? Но было именно так: ни пяди! Врагу! Так что оставим, как есть), подталкивая рогом в худосочную спину, вытолкала заразу в коридор.
        Та пыталась, конечно, упираться. Но я, напирая на нее своим видным торсом, не переставала излагать свои аргументы:
        —А будешь знать, шалава, как в койку к чужим мужьям прыгать! Счас голая по городу пойдешь, а на тебя будут лить смолу и забрасывать перьями!!!
        Мадам задрожала пуще прежнего — видно, решила, что я на почве стресса рехнулась окончательно.
        Тут с тыла раздалось блеяние Максика (ну наконец-то!):
        —Дорогая…
        Я развернулась (при этом, умница, рог от спины мадам не убрала), и спросила ехидно:
        —Это ты к кому обращаешься? Ко мне или к ней?
        —К тебе, конечно, Тиночка…
        В это время он уже был почти рядом, укутанный в простыню, как римский патриций.
        —Это не то, что ты думаешь… У нас с ней ничего не было…Ты отдай мне рог… Все-таки мамин подарок…
        —Ах, ничего? — вдруг решила вступиться за свою честь мадам. — Кто говорил, что уже почти разведен? — взвизгнула брюнетка.
        Мне ее даже жалко стало.
        —О! Так мы разводимся! А я и не знала! — с веселым удивлением произнесла я и рванула простыню с Максика. — Выметайся, гад, вместе со своей лахудрой, а не то разобью подарок твоей мамочки об твою козлиную башку!!!
        И так, видно, ловко я вымахивала рогом перед их лицами, что — о радость! — мне удалось из квартиры вытолкать обоих в чем мать родила, и даже дверь захлопнуть. Все же понимая, что победу праздновать рано, я открыла глазок и прильнула к двери.
        Мадам нервно топталась на месте, пытаясь прикрыть руками то причинное место, то сиськи. Я аж фыркнула — могла бы и не прятать свой нулевой размер! Максик решил снова быть мужчиной и начал гнусавить в дверную щель:
        —Тина, прости, я так виноват, я все объясню… Тина, дай одежду… И ключи от машины… Или хотя бы ключи… Тинка, будь человеком!
        Я решила ковать железо, пока горячо.
        —Квартиру мне оставишь?
        —С ума сошла! Мы ее вместе покупали!
        —Да ты скупердяй! Мало того, что изменил, так еще теперь хочешь меня, одинокую мать, по миру пустить?
        Тут открылась дверь соседней квартиры, и на сцене, то есть на лестничной клетке нарисовалось еще одно действующее лицо — наш сосед Сергей Филиппович, респектабельный мужчина в расцвете лет, интеллигентный до кончиков ногтей адвокат. Он явно шел на шум, но развернувшаяся перед его взором картина потрясла адвоката до глубины души.
        Необычайно изумленный Сергей Филиппович все же попытался овладеть собой и произнес:
        —Максим, здравствуйте… Э… Вижу, вы попали в стесненные обстоятельства? — пытался демонстрировать хорошие манеры сосед и при этом не пялиться на тощий зад Максовой лахудры.
        —Ладно, согласен! — проорал Максик мне в щель, игнорируя соседа. — Одежду выноси!
        —Так не пойдет! — Закричала я в ответ. — Сергей Филиппович, мне Максик квартиру хочет подарить, а можете прямо сейчас бумаги оформить?
        Тут полку тех, кто считал меня сумасшедшей, прибыло — за счет адвоката. Наверно, чтобы меня успокоить, он приблизился к другой стороне дверного косяка и ласково пророкотал своим бархатным адвокатским голосом с интонациями профессора-психиатра:
        —Валентина, я подтверждаю, как адвокат, что квартира ваша… Мы все сейчас оформим… Вы только одежду верните… Будьте выше этого…
        Ха. Еще чего.
        —Счас принесу, — соврала я на голубом глазу, а сама рванула в кабинет — за документами на квартиру. И ручкой. И листком бумаги. Вернувшись на боевую позицию, приоткрыла дверь (предварительно набросив цепочку) и помахала на всякий случай рогом. Чтобы враг не забыл, что у меня есть оружие.
        Максик содрогнулся.
        —Ну, где одежда? — злобно спросил он. Ага, уже пришел в себя, мерзавец!
        —Не торопись. Вот тебе ручка и бумага, — сунула я в дверной проем письменные принадлежности. — Расписку пиши.
        —Какую расписку?! — завопил муж.
        —Так насчет квартирки, — сладко проворковала я.
        —Пишите, Максим, ведь пообещали, — подтвердил Сергей Филиппович. Странно, что он все еще находился тут. Видно, так и не смог оторвать взгляд от Максовой любовницы.
        Муженьку хватило ума не спорить с адвокатом. Он быстренько соорудил расписку под диктовку соседа и швырнул мне в квартиру.
        —Все правильно? — обратилась я к Сергею Филипповичу.
        —Правильно, — подтвердил он немного испуганно.
        На меня внезапно накатилась смертельная усталость, я решила больше не гневить карму, и сообщила сладкой парочке:
        —Так, у вас две минуты, чтобы добежать вниз. Лифт, кстати, не работает. А вот ровно через две минуты я сброшу ваши шмотки с балкона. И все твое имущество, Максик, сброшу тоже. И чтобы твоей ноги в моей квартире больше не было. Вы же оформите окончательно все документы завтра, Сергей Филиппыч?
        Адвокат интенсивно закивал, и Максик с лахудрой помчались вниз, распугивая по дороге всех наших соседей по подъезду, которых угораздило в это время проходить мимо.
        Но настоящее представление началось, когда я приступила к художественному разбрасыванию одежды мадам и Максового имущества. Они ловили свои шмотки под взглядами и шуточками зевак, которых собиралось все больше и больше. В конце концов, мне стало их даже жалко, особенно мадам: а вдруг он ей и правда жениться обещал? Да еще вдруг женится? Ох и натерпится она… Так что я остановилась и крикнула:
        —Все, спектакль окончен, зрители могут расходиться, остальные вещи я упакую и тебе как-то передам.
        А напоследок не удержалась и добавила:
        —Желаю счастья в личной жизни!
        Потом пошла в душ и яростно и долго мылась, смывая с себя годы жизни с нелюбимым Максом, унижение, злость и отчаяние. Я смотрела, как теплые струи воды стекают по моему телу, пока уже не перестала различать где вода, а где слезы. Такие странные выдались выходные, изменившие жизнь. Может, лучше было вчера утонуть?
        Глава 5
        Как бы мне хотелось иметь легкий характер! Не расстраиваться из-за мелких неприятностей, с легкостью прощать обиды и не замечать чужих ошибок.
        Я не такая. Характер у меня тяжелый — по крайней мере, так считают некоторые окружающие. Мои мама и бывшие мужья — в их числе. Это значит, что я не соглашаюсь с их правилами жизни, а живу исключительно по своим. Если же кого-то они не устраивают — это их проблемы. «Сложная девушка», — вздыхала бабушка всякий раз, когда я доказывала ей, что религия есть опиум для народа, а религия и вера — разные вещи. И вообще, что бог — почти как кот Шредингера: никто не доказал доподлинно, что его нет. И в то же время нет бесспорных аргументов за то, что он есть. И верить в дедушку с седой бородой — наивно, а не верить в высший разум — глупо.
        Очевидно, что я — сложная личность, склонная к рефлексии. Иначе зачем сейчас, вместо того, чтобы радоваться открывшимся перспективам свободной жизни в обожаемой квартире, я тоскливо смотрю в окно, все еще лежа в постели? Хотя уже почти восемь, и я катастрофически опаздываю на работу. Где, кстати, сегодня намечена планерка, и уже через полтора часа нужно быть кровь из носу в офисе. А за окном (некстати думаю я) — прекрасное летнее утро, достойное того, чтобы выйти к нему во всей красе.
        Рывком поднимаюсь с кровати, делаю несколько махов руками и пару наклонов (это моя обычная квази-зарядка) и бегу в душ. Завтрак игнорирую — после совещания можно будет выбежать в соседнее кафе и перекусить. Но вот одеться надо по первому разряду. Потому что после личной драмы лучшее спасение — идеальный внешний вид. А что у меня вчера случилось? Именно личная драма, драматичнее не бывает! Хотя, как ни странно, переживала я не сильно. Ведь, возможно, случившееся было лучшим выходом для меня. Жаль, что самооценка все-таки пострадала: как подлый Максик мог предпочесть мне какую-то тощую девицу?!
        И я надеваю любимый костюм в цветах. Купленный пять килограммов назад. Вы понимаете, как он сидит на мне теперь? Одно неверное движение — и брючки разлетятся во все стороны красочным фейерверком из коттоновых цветов. С веселым треском. Зато в этом костюме у меня осанка — ух! И живот совершенно плоский. Потому что втянуто все — дальше некуда. И мысли о еде кажутся святотатством.
        Легкий макияж, расческа, помада — и отражение в зеркале мне понравилось.

* * *
        Итак, я привела себя в порядок и, как всегда, была готова к встрече с мечтой. Я всегда стараюсь выглядеть так, словно именно сегодня встречу Артема. Дашка говорит, что я одержима прошлым. Но это не так. Я одержима будущим: твердо надеюсь, что в один прекрасный день мы обязательно шагнем навстречу друг другу.
        Правда, мечта о судьбоносной встрече не помешала мне выйти замуж дважды и родить с одним из мужей Левку. Наверное, потому что Артем был не для «замужа». Он был для любви и страсти.
        Когда мы мечтали о будущем, я говорила ему, что хочу делать журналы (и все никак не начну). А он мечтал построить фабрику детских игрушек. Но стал ситцевым магнатом, что тоже не вполне соответствует первоначальному замыслу. И при встрече (я ведь была уверена, что мы обязательно когда-нибудь встретимся!) я спрошу у него:
        —Почему же ты не делаешь детские игрушки?
        А он улыбнется своей легкой, ускользающей, сводящей меня с ума улыбкой и ответит:
        —Потому что я делаю простыни, на которых удобнее всего делать детей, для которых потом можно покупать любые игрушки!
        И потом возьмет меня за руку, мы поженимся в цветущем саду (тут мое разгоряченное воображение проделывало известный финт с монтажом), а затем сделаем на его лучших простынях двоих детей. Мальчика и девочку. И еще у меня все равно уже будет Левка, без Левки я мечтать не могу; иАртем полюбит его, как родного. И будет с ним клеить модельки самолетиков и учить его готовить обеды, пока я буду беременная…

… Скоротав за этими сладкими фантазиями время в пути до работы, на ходу здороваюсь с сотрудниками, а в кабинете включаю компьютер и первым делом набираю в поисковой строке его имя и фамилию. Конечно, аж восемьсот ссылок неожиданны. Ну да, мальчик вырос: глава крупной компании. За столько лет и не такое могло случиться. Все-таки, он подавал большие надежды.
        Теперь интернет на запрос «Артем Туровский» выдает столько страниц, сколько я не написала за всю свою сознательную жизнь.
        Он делает ткани. Вернее, ткани делают рабочие на его фабриках. Но фабрикант — это так неромантично! Мне проще представлять Артема, вдохновенно разрабатывающего образцы свежего ситца, глянцевого шелка, фактурного габардина… Габардин же фактурный?
        —Светка, ты габардин когда-то щупала? — спрашиваю я коллегу и по совместительству подругу, которая трудится со мной в отделе писем и сейчас сидит за соседним столом.
        —Не знаю, — честно отвечает Светка, не отводя взгляда от монитора.
        —А габардин — он какой? — не отстаю я.
        —У гугла спроси, — флегматично советует Светка. Да она просто кладезь советов!
        —Девочки, планерка! — мелодичным голоском напоминает нам секретарша Люся, заглядывая в кабинет. Что характерно — напоминает только нам со Светкой. Наверное, думает, что мы слишком неорганизованны. Правильно думает, потому что я, предавшись своим фантазиям о большой и светлой любви, о чертовой планерке совсем забыла. Судя по бессмысленному выражению Светкиных глаз — она тоже. Наверняка, ищет в интернете новые способы ублажить нестандартные кулинарные запросы своего обожаемого неприлично богатого мужа Ивана. Он позволяет ей все, даже работать (хотя большинству окружающих непонятно, зачем ей при таком муже ходить на службу, но я подругу понимаю), а за это Светка готовит ему еду разных кухонь мира. Каждый день — новое блюдо. Больше ничьей стряпни Иван не признает.
        Постепенно взгляд подруги становится осмысленным, фокусируется на мне, и мы одновременно произносим:
        —Счас придем!
        Люся недоверчиво кивает головой и уходит, а мы прыскаем со смеху и отправляемся в переговорную.

… Наконец, скучное совещание позади. Мы со Светой сидим на открытой террасе чистенького, уютного и (что важно) недорогого кафе «Лакомка» с вкусной едой и приятными официантами. Думаю, расположение рядом с нашей редакцией этого заведения — один из немногочисленных бонусов Вселенной, которые она нехотя раздает. Несмотря на приторное название, мы «Лакомку» искренне любили. Сейчас я смотрю на пушистые кипарисы в кадках, которыми щедро, словно живая изгородь, уставлен периметр террасы; наслаждаюсь уютом плетеного кресла, любуюсь белоснежной скатертью и чистыми приборами, и понимаю, что жизнь прекрасна.
        —Свет, я вчера с Максом рассталась, — улыбаюсь я, когда нам приносят вкуснейший комплексный обед.
        —Что?! — аж поперхнулась обедом подруга. Точнее, не всем обедом, а только салатом.
        —Да с мужем, говорю, рассталась, — буднично повторяю я и уточняю, с аппетитом поглощая салат. — Я его застукала с какой-то тощей лахудрой.
        —Что!? — Светка как застыла с ножом и вилкой наперевес тридцать секунд назад, так и сидит.
        —Ты повторяешься, — прыскаю я. — Застала. С лахудрой. Вчера. И выгнала обоих.
        —Куда?! — внезапно в Светкином лексиконе появляется новое слово.
        —Да на улицу, — взмахиваю неопределенно рукой.
        Наконец, Света прожевывает злосчастный салат, нервно сглатывает, откладывает приборы и, наконец, начинает говорить осознанно:
        —Рассказывай.
        Я рассказываю, и Света начинает вместе со мной хохотать.
        —Знаешь, Макс мне никогда не нравился, — признается она.
        —Мне тоже, — вздыхаю я.
        Мы затихаем, поглощенные обедом, и постепенно переходим к десерту. Только теперь я вспоминаю о двух неприятных вещах. Во-первых, о диете. А во-вторых, что сегодня нужно обязательно сдать от нашего отдела материал на полполосы (то есть на половину страницы) в ближайший номер. Это четыре тысячи знаков. То есть 3 страницы сплошного текста. Забываю о первой проблеме (все равно уже все съедено, завтра, как обычно, начну худеть заново) и сосредотачиваюсь на второй.
        —Свет, нам же материал сдавать срочно. У тебя есть какие-то актуальные письма читателей? Чтобы быстренько чей-то комментарий получить и статью сварганить? На полполосы?
        —Не-а, — виновато мотает головой подруга. Ну да, она ж все утро в интернете просидела, выискивая рецепты кулинарных шедевров для Ивана.
        —Так о чем писать будем? — пытаюсь овладеть ролью строгой начальницы я. Хотя, по хорошему, вспомнить о руководстве нашим отделом из двух человек мне надо было еще в конце минувшей недели, чтобы сейчас не горели сроки.
        —Не знаю… Письма все такие скучные. Тем более, лето. Все более-менее нормальные в этот время года письма в редакцию не пишут — они отдыхают и резвятся.
        —Так, может, придумаем? Письмо? — загораюсь внезапно прекрасной идеей.
        —Супер! Давай!
        Вообще-то, мы и раньше самые интересные вопросы и письма сочиняли сами. Иначе у читателей нашего и без того не слишком интересного еженедельника от скуки бы сводило скулы. В основном мы получали письма с жалобами на начальников, чтобы наша газета выяснила, когда же на предприятии автора письма выплатят зарплату сотрудникам. Про снежные завалы и ремонт канализации я уже упоминала. Еще пишут граждане о плохих дорогах и прочих неотъемлемых от отечественной действительности явлениях. Вот почему никому не приходит в голову спросить у уважаемой редакции, например, когда изобретут наконец эффективные таблетки для похудения? Или есть ли шансы у телескопа Хаббл сфотографировать инопланетян? Или нормально ли радоваться расставанию с мужем, если ты застукала его в постели с дылдой-брюнеткой?
        Не бывает, короче, интересных вопросов. Но сейчас нужен был не просто вопрос, а целая тема «из письма». На три страницы же про телескоп отвечать не будешь. А если начать, то «Мой город» из не слишком интересного вообще превратится в скучный и унылый.
        —Нужно что-то задорное, — словно прочитав мои мысли, сказала Света.
        —Давай отвлечемся, пока кофе пьем, — предложила я. — Играем? Третий — твой, четвертый — мой!
        Мы часто так веселились: смотрели на прохожих, отсчитывая мужчин, словно играли в святочное гадание. Третий прохожий мужского пола считался суженым Светки (неважно, что у нее Ваня есть), а четвертый, соответственно, — моим (я уже как раз, можно сказать, снова в поиске).
        Третьим оказался потасканный мужичок под пятьдесят, в мятом пиджачке. Он с удивлением заметил, что мы, не скрываясь, на него пялимся. Я подняла чашку с капучино, приветствуя его, и подмигнула. Он улыбнулся, расправил плечи и гордо прошествовал дальше. Наверняка, счел себя неотразимым Аполлоном, и сейчас наверняка начнет клеиться к коллеге по работе. Ну что ж, удачи тебе, казанова!
        Но нам нужно было срочно спасать ситуацию. То есть, писать статью.
        —Свет, а давай вроде как создадим партию любителей мужчин.
        —Давай, — легко согласилась подруга. А потом спохватилась: — То есть как это? Какую партию?
        —Помнишь, на заре дикой демократии в нашей стране как-то была партия любителей пива? А потом партия любителей женщин. Давай напишем письмо в редакцию от каких-то тетенек, которые решили создать партию любителей мужчин. ПЛМ.
        —Класс. Мне нравится, — одобрительно сказала Света. — И звучит хорошо. Почти как ПМС.
        Потом она на минуту задумалась и спросила:
        —Так ты действительно хочешь такую партию создать?
        —Нет, конечно. Я просто хочу об этом написать.
        Вот так и рождаются фейки в прессе!
        Мы придумали основные пункты устава и начали сочинять тезисы материалов съезда.
        Внезапно Светка отвлеклась:
        —Смотри: вон, наконец, и четвертый.
        —Кто четвертый? — не поняла я. Потому что тезисов мы успели сочинить только два. Трудная, надо признать, работа!
        —Так мужчина четвертый. Который твой. И почему-то на тебя смотрит. Тинка, да он сама судьба! Интересный какой! — умилилась подруга.
        Я подняла глаза и неожиданно встретилась взглядом с Димой — моим пляжным спасителем. От удивления даже рот раскрыла. Откуда он тут взялся?!
        Герой стоял на аллейке, идущей вдоль кафе, смотрел на меня и улыбался. Но потом, видно, успел прочитать всю игру чувств на моем лице и улыбаться перестал — наверное, решил, что ошибся, и я — это не я. Ну да, я почти голая (купальник не считается), мокрая и утопшая несколько отличаюсь от меня в цветочном костюме, с прической и макияжем.
        Я помахала ему рукой, показывая, что все-таки нет, не ошибся.
        Он подумал мгновение и свернул с аллейки ко входу в «Лакомку».
        —Здравствуй, Тина, — радостно произнес он, подойдя к нашему столику.
        —Привет, — ответила я. — Куда направляешься?
        Светка воззрилась на нас с недоумением.
        —Это Дмитрий, — представила парня подруге. — Он меня спас.
        —От чего? — удивилась Светлана.
        —От воды, — серьезно разъяснила я. — Ну, помнишь, я тебе рассказывала, что чуть не утонула недавно.
        —Направляюсь на собеседование, — сообщил Дмитрий. — Можно присесть с вами?
        —Давай, — почему-то обрадовалась я. Можно подумать, мне чего-то такого от него хотелось!
        Дима сел с нами за столик, заказал стакан сока подошедшему официанту, и уточнил:
        —«Интерьер плюс» закрылся, так что ищу новую работу. В «Моем городе» появилась вакансия арт-директора. Это, правда, газета, но в глянце сейчас с вакансиями вообще туго.
        —Этого можно было ожидать. В смысле, закрытия «Интерьера». В кризис мало кто интерьерами интересуется, — заявила вдруг Светка.
        —Не скажите, — вступился за честь почившего издания его бывший дизайнер. — Прекрасное — оно всегда прекрасно. Даже в кризис.
        —Ну, не знаю, что прекрасного ты сможешь создать в нашем еженедельнике, — фыркнула я.
        —В вашем? — недоуменно спросил Дмитрий.
        —Ну да, я же там работаю. Со Светой вместе. Кстати, это Света, — запоздало сообщила я. — А еженедельник так себе. Главный редактор не слишком профессиональный, и еще меньше творческий. Так что арт-директору придется несладко. Кстати, у нас его и не было никогда! — вдруг вспомнила я важный факт.
        —Мне говорили, планируются какие-то приложения… — начал оправдываться Дима, и мне стало неловко от того, что чуть ли не отбираю у человека кусок хлеба.
        —Ладно, ни пуха тебе, — великодушно сказала я и предложила Диму довести до редакции, чтобы он не потерялся. А то вдруг у него, как и у меня, топографический кретинизм, и он тоже способен заблудиться в трех соснах? А я ведь за него теперь в некоторой степени отвечаю! В смысле, у него в долгу. За свою спасенную жизнь.
        Нам тоже пора было уходить. Обеденный перерыв давно закончился, мы выпили со Светланой по четыре чашки капучино и решили, наконец, вернуться в офис. Светке предстояло сфабриковать коллективное письмо от читательниц о создании ПЛМ, а мне — писать саму статью (это чтобы не терять времени зря).
        Глава 6
        В редакции я первым делом бодро настучала на клавиатуре заголовок: «В столице создана партия любителей мужчин» и озвучила его Светке.
        Она засомневалась:
        —Надо уточнить, что ее именно женщины создали. А то по нынешним сексуально раскрепощенным временам непонятно, кто их любить собирается — женщины или свои же, то есть мужики.
        —Если рассуждать здраво, то нам, бабам, и любить-то некого, — вздохнула я. — Мы уже не верим, что нормальные особи встречаются…
        —Не скажи, — возразила Светка. — Вот я же Ивана встретила!
        —Ну разве что, — проворчала я и изменила заголовок: «Жительницы столицы создали партии любителей мужчин».
        —Не годится, — категорично заявила коллега. — …Цы и…цы идут друг за другом. Плохо. Думай, ты ведь лучший журналист нашей газеты!
        —Не могу, — печально созналась я. — У меня творческий кризис. На фоне личной драмы.
        —Тю, так гениальные вещи создаются именно на фоне личных драм! — патетически заявила Светлана. — Думай давай. А то мое письмо от нашего воображаемого автора Марии Савельевой и ее боевых подруг уже почти готово.
        —Так что мы решаем: будут в партию мужчин принимать или нет? — задала я мучивший меня вопрос.
        —Ну… — неопределенно протянула Светка. — Теоретически… Мы ведь не можем воспрепятствовать зову природы? Если их друг к другу природа зовет?
        —Не можем, — согласилась я. — И правда, мы же не какая-нибудь средневековая инквизиция… Запрещать вступать мужчинам в воображаемую партию…
        —И, кстати, сколько членов озвучить? Сто? Или двести?
        —Этого мало, — я отрицательно замотала головой. — Напиши: «Наша партия уже насчитывает тысячу шестьсот семьдесят два члена».
        Светка радостно кивнула:
        —Гляди-ка, а наше сообщество растет восхитительно стремительными темпами!
        И она принялась бодро стучать на клавиатуре, заканчивая фантастическое письмо.
        —Тебе бы в ЦРУ работать. Сочинять легенды для разведчиков, создавая им новые личности, — проворчала я и окунулась в муки творчества.
        Спустя примерно час моих страданий дверь в наш кабинет приоткрылась, и на пороге возник Дмитрий собственной персоной, с сияющей улыбкой на своем интеллигентном лице:
        —Дамы, познакомьтесь с новым арт-директором вашего еженедельника!
        —Тебя что, взяли на работу? — поразилась я.
        —Ну да, — пожал плечами Дмитрий. — Я же гений.
        —Да я и не сомневаюсь. Но — так сразу, без конкурентной борьбы, мучительного ожидания результатов собеседования, бессонных ночей…
        Дима озадаченно посмотрел на меня — и засмеялся. Ух ты, да он оценил мое своеобразное чувство юмора!
        —Да, без всего этого. Говорю же — я гений.
        —А чем тебя вообще работа в газете привлекает? — вдруг подала голос Светка. — Пресса же умирает потихоньку. Сейчас диджитал рулит.
        —Но вы ведь тоже здесь почему-то работаете, — возразил Дима.
        —Мы привыкли. И будем на палубе, пока этот корабль не потонет.
        —А мне просто интересно — хочу изучить все возможности полиграфического дизайна, пока он не помер окончательно, — просто разъяснил Дмитрий.
        —Мудрое решение, — согласилась я. — И когда через пятьдесят лет случится техногенная катастрофа, а люди снова заново изобретут книгопечатание и бумагу из древесины, именно ты станешь главным дизайнером всей планеты.
        —Ага, где-то так… — Он посмотрел на меня задумчиво и продолжил, но совсем по другому поводу: — Вообще-то, Тина, я хотел тебе предложить билет на Юрай Хипп. Ты же вроде рок-музыкой интересуешься?
        Светка многозначительно скосила на меня взгляд и уточнила у Дмитрия:
        —А они что, живы до сих пор? Им же приблизительно по триста лет каждому!
        —Конечно, живы, — улыбнулся он. — Да, они все старички, но еще ого-го! Дают сегодня один концерт в Рокер-пабе.
        —Слушай, я бы с радостью, конечно, на этот концерт сходила. Тем более, вечером свободна. Да вообще свободна все вечера ближайшие две недели, пока сын в лагере, — неизвестно зачем уточнила я. — Но сейчас я на мели, а билеты в Рокер-паб стоят сумасшедших денег. Хотя, наверное, даже за эту сумму попасть туда сложно, на такие мероприятия билеты всегда в дефиците…Тем более, на Юрай Хипп. Так что извини, но билет у тебя выкупить не смогу.
        Дима поразился:
        —Зачем выкупать? Я просто так приглашаю.
        Мне стало не по себе. С какой стати?!
        Так и спросила у него:
        —С какой стати?!
        —Да я им сайт переделывал недавно. И афиши давно уже все создаю.
        Светка аж вскочила со своего места:
        —Кому? Юрай Хиппу?
        —Да нет, конечно. Рокер-пабу. Вот они мне иногда билеты дарят в качестве премии.
        Хух. У меня аж отлегло от сердца. Деньги платить не надо, и никаких других способов, чтобы расплачиваться с Дмитрием, изобретать не нужно. Поэтому я с легкостью согласилась:
        —Дима, спасибо! Пойду, конечно. Встречаемся в шесть тридцать у моего дома.
        И сообщила ему свой домашний адрес, а также номер телефона — на всякий случай.
        Ставший почему-то подозрительно радостным Дмитрий, наконец, ушел, и мы со Светланой вернулись к нашему скорбному труду. А вы думали, фальсификация газетной статьи — это легко?!
        Наконец, материал был готов. Назывался он вымученным заголовком «Мужчины, достойные любви» и подзаголовком: «Создательницы партии любителей мужчин уверены, что такие еще остались». Мы ее распечатали, подкололи к фальшивому письму и отнесли в приемную главреда — такие материалы требовалось передавать вместе с документальным подтверждением в виде первоисточника.
        Игорь изучил наш труд, вызвал к себе в кабинет и спросил:
        —Это что, правда? Действительно, авторы письма создали такую партию?
        —А ты — противник гендерного равноправия? — в меру воинственно ответила я вопросом на вопрос.
        Игорь стушевался. Обвинений в расизме и ущемлении прав женщин он почему-то боялся как огня.
        —Нет-нет, конечно, я уважаю права женщин! — как-то слишком убедительно заговорил он.
        —Вот-вот, — продолжала угрожающе наседать я. — Все знают, что ты права женщин уважаешь. А наоборот?
        —В каком смысле? — не понял Игорь.
        —В том смысле, что партия любителей женщин есть. А партии любителей мужчин нет. То есть, не было до этого момента, — поправила я себя. — Ты хочешь сказать, что мужчины хуже женщин?!
        —Нет, конечно! Естественно, не хуже! — Игорь даже засмеялся от облегчения.
        —Хочешь сказать — лучше? — Не отставала я.
        —Да отвяжись, Давыдова! Они мне одинаково все осточертели! Что мужчины, что женщины!
        —Хочешь сказать, ты ксенофоб? Человеконенавистник? — вкрадчиво спросила я. — И как человек с такими взглядами может работать главным редактором в газете для людей?
        Слоган нашего еженедельника и вправду был таким туповато-умильным: «Газета для людей».
        Игорь застонал и устало спросил:
        —Да-да, я понял — это был сарказм. В твоем стиле, Давыдова. Чего вы от меня хотите?
        —Да ты же нас сам вызвал, — отозвалась Света.
        —Я?! А, ну да. Хотел спросить, правда ли, что женщины… — но тут Игорь наткнулся на мой ледяной взгляд и быстренько свернул свою речь: — Короче, статью ставим в ближайший номер, вы свободны!
        Глава 7
        Сдав материал, я решила прогулять остаток дня. Предстояло важное дело: закончить оформление квартиры. Поэтому я быстренько собралась и отправилась к адвокату. Его контора находилась недалеко от нашего дома. Не скажу, что Сергей Филиппович был очень рад меня видеть: кажется, надеялся, что рассудок вернется ко мне и я передумаю втягивать его в свою бурную личную жизнь.
        Но не тут-то было: я смело вошла в его кабинет, поздоровалась, достала из сумочки наши с Максом паспорта, изрядно помятую расписку и сказала:
        —Вот. Оформите, пожалуйста.
        Бедняге ничего не оставалось, как все-таки оформить документы. Наверное, из опасения, что я могу еще и не то вытворить (забегая наперед, скажу, что опасался он не зря).
        На крыльях радости я примчалась домой и начала собираться на концерт.
        Собственно, сборы не заняли особенно много времени — приняла душ, сменила костюм на джинсы и майку, распустила волосы, накрасила заново ресницы и принялась ждать Диму. Это было легко, потому что никаких терзаний по поводу того, что он пригласил меня куда-то, я не испытывала. Ну, пригласил. И что? Мы ведь коллеги. Связанные одним приключением в недавнем прошлом.
        Пока я убеждала себя, что ничего романтического между нами нет и быть не может (хотя почему не может, так и не придумала), телефон запищал: пришла смс-ка. Она гласила: «Уважаемые веснушки! Приглашаю вас и вашу хозяйку на концерт! Надеюсь, вы уже готовы к выходу? Буду через пять минут. Дима».
        Я улыбнулась. Действительно, у меня есть веснушки. В юности я из-за этого сильно переживала — хотелось аристократической бледности утонченного лица. А у меня была крестьянская упитанная мордаха в веснушках. Уж чем я их только ни пыталась извести! И дорогой косметикой, и лимонным соком, и каким-то зверским огуречным лосьоном, изготовленном на каком-то загибающемся отечественном предприятии… Ничего не помогало. Пришлось смириться, привыкнуть к бледно-точечной пигментации своего лица. Да я о ней уже и думать забыла! И тут — на тебе, «веснушки, я вас приглашаю!» Да наш Дмитрий, оказывается, романтик!
        Я обула сандалии, и тут в дверь позвонили. На пороге стоял новоиспеченный коллега. Он был в шлеме, а в руках держал еще один, который и протянул мне:
        —Привет.
        Ого. Он что, повезет меня на концерт на мотоцикле?! Да я со страху окочурюсь, так и не увидев Кена Хенсли!
        —Ты хочешь, чтобы я это надела? — осторожно поинтересовалась я.
        —Ну да! Ты боишься? Не стоит, я езжу очень осторожно и соблюдаю все правила! — начал заверять меня Дима.
        Я приуныла и подумала, что Вселенная таки нашла, чем взять с меня плату за дармовой рок-н-ролл. Моим страхом!
        И вот еще что: зачем мотоцикл покупать, если ездить тихо и по правилам? В моем представлении все городские мотоциклисты — безбашенные придурки, которым не хватает адреналина. И этот образ никак не вязался с интеллигентным, спокойным Димой.
        —А может, на такси поедем? — без особого энтузиазма спросила я.
        —Давай попробуем сначала, Тин? — спросил он с такой надеждой, что я рискнула и, вдохнув побольше воздуха для смелости, кивнула. Произнесли вслух короткое «да» смелости уже не хватило.
        На улице, возле парадного, сверкая всеми своими частями (которым я не знала названья), стоял великолепный мотоцикл. Даже я смогла понять, что он великолепный.
        —Ух ты, — с уважением произнесла я.
        —Поехали? — предложил польщенный Дмитрий. Заметное было, что мое восхищение ему пришлось по душе.
        И мы поехали.
        Я вцепилась в беднягу мертвой хваткой, зажмурилась, и приготовилась к головокружительной гонке.
        Однако все оказалось совершенно не так, как я себе вообразила. Во-первых, не было никакой гонки. Мы плавно двинулись с места (а не сорвались, как бешеные — именно так обычно показывают в кино). Слегка покачиваясь на удобном сиденье, прильнув к своему мотоциклисту, я отдалась движению и ветру, постепенно с изумлением понимая, что испытываю настоящий кайф!
        А во-вторых, Дмитрий оказался вовсе никаким не беднягой. Под футболкой прощупывалось не худосочное тельце с торчащими ребрами (как можно было вообразить), а крепкий и твердый, как железо, торс — он каждый день по пять часов в спортзале проводит, что ли?
        Дима вел мотоцикл, как и обещал — аккуратно и не выпендриваясь на дороге, как пижон, при каждом удобном случае. Терпеть не могу таких: как можно подвергать жизнь свою и окружающих ради самолюбования?
        Но доехали мы быстро, и как раз вовремя: ко всеобщему удивлению, концерт начался без опоздания, и я отдалась во власть любимых, знакомых с детства композиций. Рок слушал мой отец, рок слушала моя мама, — это была музыка их молодости; она звучала в нашем доме с утра до вечера, и разве я могла полюбить что-то другое?
        Когда старички затянули психоделическое «Июльское утро», я уже совсем ушла в нирвану и только одобрительно кивнула, когда Дима поставил передо мной на столик стакан с виски на донышке.
        —Я не знал, что тебе заказать, и решил взять виски! — прокричал он мне на ухо.
        —Отличный выбор для девушки! — радостно прокричала я в ответ. И начала потягивать бодрящий напиток.
        Потом мы отправились танцевать. Энергичные песни сменились непременным рокерским медляком. Когда зазвучала классика, Дима протянул мне руку:
        —Позвольте, Валентина, пригласить вас на танец, — проговорил он мне в самое ухо, немного наклонившись. Я не успела обидеться на «Валентину», потому что его щека прикоснулась к моей, и я отпрянула, словно обожглась.
        —Что ты, — сказал он невпопад, словно испугавшись моего испуга, и нежно прикоснулся к моему лицу.
        Я смутилась. Причем смутилась сильно; неловко протянула ему руку и позволила увлечь себя в самый центр танцпола.
        Танцевал Дима прекрасно. Он уверенно вел меня в толпе топчущихся на месте пар, крепко и то же время нежно держал за талию, пока легенды рока душевно выводили: «Кам бек ту ми!..». Я испытывала насущную необходимость что-то сказать, словно боялась, что, отдавшись танцу, открою свое сердце незваному гостю. А я не могла этого сделать. Там жил Артем — как можно было пускать кого-то в дом моей любви?
        —Ты учился где-то танцевать? — спросила Диму, лишь бы не молчать.
        —Да, — ответил он, снова соприкоснувшись своей щекой с моей. — Все свое сознательное детство танцами занимался.
        И уверенно опрокинул меня на свою руку — ну совсем как в танго. И потом сразу поднял — я даже опомниться не успела. Это было совершенно удивительно, потому что согласно всем законам физики я должна была рухнуть, словно мешок с картошкой, на пол. И он никак не мог меня удержать! Он же не муравей. Только муравей может тащить груз, превышающий его собственный вес. А я по-прежнему весила явно больше Димы. Но он меня удержал, причем с такой легкостью, словно я была невесомой анорексичной балериной.
        Смущенная пуще прежнего, я пыталась снова попасть в такт движению; мой партнер все быстро исправил, снова уверенно повел меня в танце, серьезно глядя мне прямо в глаза.
        Мне казалось, что я немного схожу с ума. Потому что на долю секунды подумала, словно танцую с Артемом…
        Музыка закончилась, я отвернулась и прошла к нашему столику. Оказалось, композиция была последней — музыканты раскланялись, на прощанье потешили публику несколькими знаменитыми рифами, а потом ушли со сцены. Я залпом допила оставшийся виски, протянула Диме его стакан с яблочным соком и спросила:
        —Ты отвезешь меня домой?
        —Конечно. Я ведь тебя пригласил, — ответил он, поставил свой стакан на стол, взял меня за руку и вывел из клуба, умело лавируя между почитателями классики рока, которые, наверное, съехались сюда со всего города: почему-то народу была тьма.
        Уже спустились сумерки, похолодало. Я поежилась, представив, что сейчас придется садиться на мотоцикл и мчаться холодному ветру навстречу. Но мои худшие опасения и в этот раз не оправдались — я плотно прижалась к Диме, снова ощутив приятную упругость его тела. И мне совершенно не было холодно. Даже, я бы сказала, стало жарко. И захотелось ехать так долго-долго. И захотелось это тело погладить… Мешала футболка. Блин, если говорить уж совсем честно, я совершенно не желала выпускать его из своих практически объятий!
        Доехали мы снова быстро. Слишком быстро. Я с сожалением покинула удобное сиденье, но никак не хотела покидать Диму. И внезапно предложила:
        —Не хочешь подняться? У меня дома тоже есть яблочный сок…
        Ничего нелепее он, пожалуй, в своей жизни не слышал. Но, словно и ждал этого приглашения, быстренько поставил свою чудо-машину на подножку и просто ответил:
        —С радостью. Я люблю яблочный сок.
        Но до сока мы не добрались. Потому что мне прямо в коридоре мучительно захотелось снова дотронуться до его тела. И я дотронулась, положив ладонь на его талию.
        Он вспыхнул немедленно, словно зажегся огонь — повернулся ко мне, взял обеими ладонями мое лицо и поцеловал. О господи… Я забыла, что это такое — первый поцелуй с мужчиной. С мужчиной, у которого такое совершенное тело… И, наверное, еще душа, мысли и прочее, но это в тот момент было неважно. Нет, неправда: конечно, важно; но меня очень волновала именно прекрасная оболочка его души.
        Он все целовал и целовал меня, пока я чуть ли не начала терять сознание от желания. Осознав, словно сквозь туман, что мы все еще стоим в коридоре моей квартиры, я увлекла Диму в спальню. Последней осознанной мыслью было воспоминание, что простыни на постели свежие.
        Он был сложен, как Аполлон. Даже невысокий рост не портил это впечатление, потому что все в этом теле было пропорциональным до идеальности.
        —Ты такой красивый, — прошептала я.
        —Ага, — улыбнулся Дима. — Красивее меня здесь только ты…
        Я чувствовала себя красавицей; легкой, стройной, юной. Дима дал мне это чувство — своим восхищением и своей нежностью.
        —Твоя кожа словно шелк, — спустя вечность, сказал он тихо, и осторожно провел кончиками пальцев шелковую линию по моему телу — от макушки до пяток. — Ты, наверное, купаешься в морской пене, или в шампанском, или в молоке молодых буйволиц — как Клеопатра.
        —А ты знаешь, кстати, что Клеопатра была ужасно некрасивой? И не просто дурнушкой, а настоящей уродиной по современным понятиям, — сообщила я, одной фразой угробив всю романтику момента.
        —Знаю, — засмеялся Дима. — Для всех — может быть. Только не для Цезаря. Для него она была красавицей.
        Я ухмыльнулась, и опять свела зарождающуюся было романтику «на нет». Мне не хотелось продолжать в таком же ключе — любовь-морковь и все такое. Если не остановиться — бог знает, к чему это приведет! Я ни к чему такому приходить сейчас не желала. У меня, можно сказать, еще постель после мужа не остыла. Вернее, после мужа и его лахудры. И все же — не тащить ведь сразу в нее, то есть в постель эту самую, нового мужика! Правда, я его уже притащила. И, если честно, секс с ним оказался удивительно классным — не то что с Максом. Даже вспоминать не хотелось. Хотелось опять с Димой…

… Солнце разбудило меня. В буквальном смысле: я проснулась от того, что оно немилосердно слепило глаза. Даже закрытые. И, едва их открыв, пришлось сразу же их закрыть. И все вспомнить.
        Теперь я глаза вообще открывать не буду. Лишь бы не встретиться взглядом с Димой! Ужас какой. Я переспала с парнем на первом свидании. Да это даже не свидание было! Он меня пригласил, потому что билеты на шару достались, а пойти было не с кем. Наверное, не с кем было и ночь провести, а тут я подвернулась.
        Хотя, если рассудить здраво, мне тоже было одиноко. И вчерашний вечер — далеко не самое худшее, что было у меня в жизни за последнее время. Не открывая глаз, я сладко потянулась на кровати, выгибая спину, словно довольная кошка. Вот уж, точно — это станет прекрасным воспоминанием, только и всего. Из серии «вспомнить есть что, а детям рассказать нечего».
        Я осторожно протянула руку на соседнюю половину кровати и провела ревизию: там было пусто. Интересно, где мой вчерашний кавалер? В душе? На кухне, готовит завтрак? Или ему хватило такта уйти, пока я спала? Конечно, мои вчерашние пятьдесят граммов виски — не бутылка водки, чтобы вырубиться мертвецким сном. И все же, спала я очень крепко — даже не слышала, как Дима поднялся.
        Это, конечно, к лучшему. Можно хоть кое-как привести себя в порядок и прошмыгнуть в душ — как минимум, зубы почистить. Вот чего я совершенно не понимаю — так это полного романтики кинематографического утреннего секса с нечищеными зубами. Поэтому я тихонько поднялась и, находясь вне пределов солнечных лучей, смогла наконец открыть глаза.
        На подушке лежала ромашка. Свежая, с огромным цветком, летняя чистая ромашка. Ах, как хорошо! Он утром проснулся и сбегал за цветком! «Молодец какой», — мысленно похвалила я парня. Это хорошо, что он не оставил на подушку какую-нибудь пошлую записку, вроде: «Спасибо за прекрасный вечер!» Обычно к таким посланиям должна прилагаться купюра в пятьдесят долларов. Или сто. В зависимости от щедрости кавалера. Ну и от уровня прекрасности вечера и мастерства дамы, разумеется.
        А тут — ромашка! Набросив халатик, я легко прошмыгнула в ванную. На полке возле зеркала лежала ромашка. Такая же, как в спальне. Ну он вообще умница!
        Я быстренько умылась, приняла душ, расчесала волосы и, сияя улыбкой, вышла на кухню. Там никого не было. Кроме огромного букета ромашек, который стоял в литровой банке с водой посередине кухонного стола.
        Быстро оббежав всю квартиру, я не нашла Диму. Но везде были ромашки — на обеих балконах, в Левкиной комнате, в коридоре, в гостиной. Они были расставлены в вазах и банках (все, что находилось на виду и подходило как емкости для цветов, Дима использовал). Казалось, он скупил все ромашки во всех цветочных ларьках в округе!
        Но самого Димы не было в моей квартире, он ушел, и меня это почему-то расстроило. Хотя еще десять минут назад я мечтала об этом.
        Я заварила кофе и уселась с чашкой на балконе, вспоминая весь вчерашний вечер, и ночь, и утро… Пришедшая спустя приблизительно час смс-ка меня не удивила: «Дорогие ромашки! Поцелуйте за меня вашу хозяйку!»…
        Побродив некоторое время из угол в угол своей пустой квартиры, я поняла, что заняться мне особенно нечем. Мне хотелось избавиться от становящихся навязчивыми воспоминаний (правда, слишком приятных, чтобы от них избавляться; ив то же время опасно приятных, чтобы начать мечтать о повторении). Пришлось отправиться на тренировку, где без энтузиазма (мягко говоря) промучилась еще час, твердо решив после обеда съездить к Левке в гости. А по дороге завернуть в большой магазин игрушек и выбрать ему суперконструктор в подарок: ведь скоро Левушкин день рожденья!
        Сын родился ярким летним утром 8 августа, рыжеволосый, в мелких светленьких веснушках. Он был словно маленькое солнце, сильный и ласковый. Львенок, — подумала я. Так и назвала. Многие не понимали, почему я дала ребенку такое редкое имя; но для меня других вариантов не существовало.
        Он рос жизнерадостным и добрым мальчишкой. Несмотря на то, что с моим мужем Максимом они сосуществовали словно в параллельных мирах, но все равно как-то умудрялись находить общий язык. В конце концов, сын к нему попросту привык.
        И вот теперь мне предстояло сообщить Левке, что мы с его отчимом разводимся.

… Лева отреагировал на удивление спокойно. Конечно, переживал, но вида не показывал — старался держаться и меня не расстраивать.
        —Ничего, мам. Ты не сильно переживай. Мы и вдвоем нормально жить будем.
        Я обняла его крепко и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Наверное, именно из-за моей какой-то явной жизненной «несерьезности» (как говорила моя мама) мой сын стремительно взрослел. М-да, нет худа без добра…
        Почти все выходные я провела в поездках к Леве, поисках подарка для него и размышлениях о том, как же все-таки теперь изменится наша с сыном жизнь вообще, а также моя неудачная личная жизнь в частности. И очень обрадовалась наступлению новой рабочей недели: можно будет занять мысли чем-то другим. Кроме неудачной личной жизни.
        Глава 8
        Утро в офисе прошло спокойно. Несмотря на Светкины настойчивые расспросы, я не раскололась. То есть, конечно, рассказала, что концерт был прекрасным и все такое, но о страстном продолжении вечера умолчала. Почему-то мне хотелось хранить это в тайне от всех — даже от себя…
        При этом со страхом думала, как вести себя при встрече с Дмитрием. Делать вид, что ничего не произошло? Как в анекдоте: «Девушка, как вас зовут? — Я на улице не знакомлюсь! — Но ведь мы вчера с вами переспали! — А это не повод для знакомства!»
        Или просто избегать встречи, пока все не забудется?…
        Но ужас в том, что мне не хотелось, чтобы все забылось. Мало того, мне хотелось, чтобы все повторилось. Но даже если Дима тоже был не против (в чем я не была уверена), я совершенно не была готова к новым отношениям… Ни с кем, кроме Артема.
        Итак, способ отвлечься был только один: снова предаться грезам об Артеме.
        Я строила планы нашей внезапной встречи. Погрузившись в увлекательный мир наволочек и простыней, жаккарда и бязи, я лихорадочно пытаюсь найти какие-то информационные поводы, чтобы проникнуть в холдинг «ТекСтиль». Но вот в тяжкой конкурентной борьбе покоряю вакантное место главного редактора воображаемого журнала «Хлопок и ситец», а его хозяином оказывается Артем. Начальник отдела кадров знакомит нас, и Артем немеет: в стройной (тут я немножко преувеличила, но в мечтах ведь можно?!), уверенной в себе красотке он вдруг узнает любовь его юности и вообще всей жизни — меня…
        Или нет, лучше так: я создаю журнал «Хлопок и ситец», пишу уникальную концепцию, разрабатываю подробный бизнес-план и являюсь к нему с предложением стать инвестором. Далее Артем немеет… Я не просто стройная (да ладно уже!) красотка, я еще и сражаю его своим зрелым, развившимся дальше некуда интеллектом. Ведь никто раньше не додумывался так углубить и расширить неиссякаемую тему ситца, а тем более хлопка, как я в своей гениальной концепции! Он достает из шкафчика столетний виски и разливает в два стакана с толстым дном. Один протягивает мне нетвердой рукой (конечно, он же волнуется!). И говорит хриплым от волнения голосом:
        —Как я счастлив, что ты пришла…
        Тихо звучит романтичная музыка… Какая-нибудь классика рока… Или баллада… Гарри Мур, например… или лучше Тина Тернер… Не, Бон Джови. Ага, точно — «Олвейс». Ай вил лав ю-у-у, беби-и, оо-лве-е-ейс!
        —За хлопок и ситец? — предлагаю я глубокомысленный тост и таинственно улыбаюсь.
        —За тебя, — говорит он, приближая себя ко мне.
        На этом месте мне стало жарко и дальше мечтать было сложно. Особенно сейчас, потому что мечтала я на совещании. И тут как раз Игорь, наш главный редактор, обратился ко мне:
        —Валентина?
        —Да, я все сдам в срок, — на всякий случай соглашаюсь.
        —Вообще-то, я спрашивал, сколько писем пришло в этом месяце, — вздохнув, повторяет Игорь. Смешной: он считает, что количество писем о чем-то таком важном свидетельствует.
        —Вот я и говорю, что оформлю отчет и сдам его завтра, — пытаюсь выкрутиться.
        —Отчет? — удивляется главный.
        —Ну да, — важничаю я и начинаю фантазировать. — Отчет. По всей форме. Количество писем, темы для статей, вопросы к юристам, вопросы к коммунальщикам и так далее.
        —Молодец, — хвалит меня Игорь. Но я не радуюсь: на самом деле, это он должен бы придумать, какую пользу можно извлекать из нашей почты. А ведь до сих пор все лучшие вопросы в нашей газете составляли мы сами. Как и сочиняли темы для статей.
        Наш главный редактор в недавнем прошлом возглавлял рекламный отдел в одном из регионов нашей необъятной родины. И так хорошо проявил себе на ниве заключения рекламных контрактов, что, когда предыдущий главред ушел на пенсию, учредители посчитали лучшей кандидатурой именно Игоря.
        —Давыдова, зайдешь ко мне после совещания, — говорит Игорь.
        —Прямо сейчас? — невпопад спрашиваю я, гадая, что за срочность. Обычно после совещаний Игорь демонстративно отправлялся на обед с учредителем, демонстрируя ему свою преданность, а нам — свой высокий статус.
        —Ну, через пять минут.
        Выпить кофе с коллегами и злорадно разобрать по косточкам неудачи других отделов я не успевала, поэтому явилась в кабинет к главреду не в лучшем расположении духа.
        —Садись, — гостеприимно показал мне на диван. Это означало, что разговор пойдет о чем-то очень важном. Наверняка о рекламе. Потому что Игорь считал самым важным элементом в любом издании именно рекламу. Впрочем, больше ни в чем он и не разбирался. Но справедливо полагал, что пока газета приносит прибыль — учредители будут им довольны.
        А что сейчас происходит такого важного в рекламном отделе? Да ничего, за исключением того, что отдел лишился отличного копирайтера. А рекламный отдел без копирайтера — все равно, что корабль без штурмана. Что самолет без пилота. Что автомобиль без… ну, в общем, вы поняли. Неужто будет просить меня подставить плечо? Надо быстренько придумать, как можно удачно свое плечо продать.
        Подождав, пока я устроилась с комфортом на мягком диване, Игорь немало меня удивил:
        —Кофе будешь?
        —Буду, конечно.
        Игорь не отличатся любезностью, может, поэтому не успел с коллегами подружиться за те полгода, что работал в новой должности.
        —Ты, вроде, раньше рекламой занималась? — Осторожно начал подбираться к теме разговора Игорь, словно раздумывая при этом, не совершает ли он роковую ошибку.
        —Занималась, — согласилась я, имея в виду свою предыдущую работу копирайтера в небольшом рекламном агентстве.
        —Знаешь, что Таня Клименко в декрет ушла?
        —Ага, — кивнула, отхлебывая принесенный наконец-то секретаршей кофе.
        —А рекламный отдел без копирайтера — что корабль без штурмана, — вдохновенно начал озвучивать мои мысли Игорь. Нежели я это вслух произносила?! Словно в подтверждение моих опасений, главред доверительно сообщил:
        —Это ты когда-то написала — в статье о копирайтинге для журнала «Рекламный менеджмент».
        Точно. Был в моей практике такой эпизод.
        —Клименко грозится на работу выйти уже через полгода. А временного сотрудника найти очень трудно. Походящие кандидаты рассчитывают на постоянное место. На полугодовой контракт соглашаются только вчерашние студенты, — Игорь поморщился, как от зубной боли.
        —Так вот, — продолжил он все с такой же болезненной миной на лице. Видно, необходимость просить меня об услуге хорошего настроения ему не прибавляла. — Не согласишься ли ты некоторое время помогать коллегам?
        —Конкретнее, — холодно произнесла я. За время своего руководства Игорь успел отличиться стремлением к жесткой экономии. Например, нагружая сотрудников дополнительной неоплачиваемой работой, маскируя это под благородную помощь товарищам по работе.
        —Конкретнее — поработать полгодика вместо Клименко.
        —При этом работа в отделе писем все равно останется за мной? — уточнила я.
        —Конечно! — Игорь снова вдохновился. Как-то подозрительно часто, как для раба цифр и счет-фактур, накатывало на него это поэтическое состояние. — Ты же знаешь, что лучше тебя никто не справится с потоком писем от наших дорогих читателей, — тут Игорь принялся мне льстить, и стало окончательно понятно, что прибавку к зарплате он давать мне не планирует.
        —Двойная работа — двойной оклад, — глядя прямо ему в глаза, твердо произнесла я.
        —Не получится, — словно обдает меня ледяной водой Игорь. — Ты же понимаешь, что нужно просто помочь родному коллективу. Ради нашего общего дела.
        Голос его становится мягким и вкрадчивым. Он, наверное, уверен, что я тут же соглашусь. А я смотрю на этого человека, под началом которого провела последние шесть месяцев, и внезапно понимаю, что еще один день на этой работе — и начну стремительно деградировать.
        Когда-то один хороший знакомый, глава крупного телеканала, сказал мне в откровенной беседе (когда я брала у него интервью по просьбе наших читателей):
        —Я давно понял один из секретов успеха: работать можно только под руководством того, кто знает больше тебя в вашей профессии. У кого есть чему учиться! Если начальник не вызывает безусловного уважения, то нужно менять работу и идти учиться к другому руководителю. А когда таких больше не осталось — начинать работать самому.
        Насчет самостоятельного плавания я еще не решила. Но факт, что трудиться дальше под руководством совершенно некомпетентного в журналистике Игоря — подобно профессиональной кончине, открылся передо мной с пугающей ясностью.
        А он все продолжал вещать:
        —… одна команда, и подставить плечо коллеге — святая обязанность каждого члена коллектива.
        —Игорь, наш еженедельник совсем не приносит прибыли? — Внезапно прерываю его вдохновенную речь.
        —Что? — поперхнулся очередной пафосной фразой главред.
        —При-быль, — как полоумному, по слогам повторила я. — У нашей газеты. Есть?
        —Ну да, конечно, есть. Иначе бы ее никто не издавал, — обиженно проговорил он. И, приосанившись, добавил: — Я ведь не зря это место занимаю!
        Доказывать ему, что успешная рекламная деятельность — обязательная и важная, но не единственная составляющая часть успеха действительно хорошего издания, я не стала.
        —И большая? — спросила я.
        —Кто? — снова удивился Игорь, обнаружив свою непроходимую глупость. И как ему верят рекламодатели?
        —Так прибыль же, — я вздохнула.
        —Это тебя не касается, — резко ответил он. — Экономические показатели — закрытая информация.
        —Еще как касается, — возразила я. — Полагаю, исчисляется она достаточно высокими цифрами, судя по твоей новой машине.
        —Да какое право… — Аж задохнулся от возмущения начальник.
        —Да простое право, — передразнила я Игоря, окончательно осознав, что терять мне нечего. — Я своим трудом ежедневно участвую в создании этой самой прибыли. И мои коллеги, наша команда то есть, о которой ты так любишь разглагольствовать, тоже. Но у нас почему-то за четыре года ни разу не было не то что премии, но даже честно заработанной доплаты за дополнительную работу! И та небольшая сумма, которую мне можно было бы доплачивать за выполнение обязанностей копирайтера, вряд ли значительно отразится на размере той самой прибыли…
        Я горько улыбнулась.
        Игорь впал в ступор и только громко сопел — наверное, пытался составить предложение без слов «экономия», «команда», «долг» и «дакактысмеешь».
        В конце концов он выродил половину какой-то сентенции:
        —Ну, если сотрудник отказывается выполнять свою работу…
        Мне внезапно расхотелось с ним спорить. Нам просто не о чем было говорить дальше. Объяснять ему, что свою работу я выполняю, речь идет лишь об оплате дополнительной? Он это и так понимает, но при этом отрицает очевидное. Значит, подлец. А если не понимает и верит в то, что говорит, — то дурак.
        Но мне ни с тем, ни с другим дальше не по пути.
        —Я увольняюсь, — произношу спокойно, и с легким сожалением поднимаюсь с удобного дивана. Выхожу из кабинета, оставив Игоря в полнейшем изумлении стоять посреди комнаты с чашкой кофе в руке. Нет, наверное, все-таки дурак.
        Когда я возвращаюсь к своему рабочему месту, обессилено плюхаюсь на стул и роняю голову на клавиатуру, испуганная Светка подбегает ко мне и начинает причитать:
        —Тина, Тиночка, что Игорь тебе сказал? Вы так долго совещались, я аж извелась вся. Вот бы он тебя наконец своим замом назначил, — глядишь, и газетка бы наша поинтересней стала! — начинает мечтать Света, при этом не переставая гладить меня по голове. — Кофе тебе сделать? Или чаю с плюшкой хочешь?
        Я улыбаюсь и поднимаю голову. Перед моим взором на клавиатуре вырисовывается бессмысленный набор букв и цифр, написанный моей безумной башкой: 76рнг.
        —Светка, знаешь, что ты слишком добрая? Такой доброй быть нельзя. И видеть во всем только хорошее. Съедят, — поучительно говорю я.
        —Кто? — пугается Света.
        —Люди, — обтекаемо продолжаю.
        —Это Игорь!? Он тебя… съел?! — округлившиеся от ужаса Светкины глаза наливаются слезами. — Наехал за что-то? Вот гад некомпетентный!
        Светка отличалась способностью составлять удивительно точные предложения из совершенно не подходящих друг другу слов.
        —Нет, — смеюсь, — скорее, я его…Съела. А потом выплюнула.
        Света смотрит на меня с недоумением. Но, замечая, что я совсем не расстроена, тоже улыбается. И таки заставляет меня выпить чаю с плюшкой. Эх, диета… Мы веселимся, и я принимаю решение пока что ничего не рассказывать подруге: лучше признаюсь в своем бегстве из нашего издательства завтра. А сегодняшний день пусть закончится вкусными, запретными (и от этого еще более сладкими) плюшками.
        Потом я втихомолку пишу заявление и отношу его в отдел кадров. Конечно, говорить, что я совсем не расстроена, — не совсем верно. Потерять в течение недели мужа и работу никому не пожелаешь. Теперь придется искать новых — и работу, и мужа. Я представила себе объявление в газете: «Блондинка с высокими запросами, 36 лет, немного б/у — но все еще в хорошем состоянии, с собственным позитивным десятилетним сыном и роскошной трехкомнатной квартирой в тихом зеленом районе, ищет третьего мужа и пятую работу».
        Бр-р. Придет же в голову такое. Хотя запросы, конечно, надо бы конкретизировать.
        Вот насчет мужа, например, у меня нет совершенно никаких особенных требований. Он даже не обязательно должен быть красивым. В этом смысле у меня нет высоких запросов. Нет ничего хуже мужа-фотомодели. Да и потом, они же почти все геи! Так что у меня и так практически нет шансов. Чтобы я его полюбила всей душой, вполне достаточно быть добрым, великодушным, умным, веселым и социально успешным. А, да, и еще остроумным. Ну и аккуратным — опускать крышку унитаза, не разбрасывать вещи по квартире и всякое такое. Еще, конечно, он должен делить со мной поровну все тяготы быта. Простой помощи по дому недостаточно — мы ведь вместе этим бытом пользуемся. Так что нечего отлынивать. А, и отцом должен быть замечательным. Время с детьми проводить (у нас ведь будут общие дети?), веселиться и учиться вместе с ними. И, само собой, быть внимательным мне: цветы по поводу и без повода, подарки, письма, стихи… Музыка, свечи… Шубы, бриллианты… Новая модная машина, вилла на острове Санторини… Ну да, а что тут такого? Он ведь социально успешный. Это я еще в первой десятке своих требований обозначила!
        К работе тоже нет особых требований. Это не обязательно должна быть должность вице-президента крупного издательского дома (желательно с иностранным капиталом). Нет, конечно! Мне достаточно работать в каком-то приятном глянцевом журнале, с высокой зарплатой, с милыми и адекватными коллегами, с умным, высокопрофессиональным и великодушным начальником. Чтобы он пил кофе с нами по утрам, разрешал свободный график, за ошибки журил ласково и по-отечески, и все время выплачивал бы нам премии. А за рекламу турагентств не брал бы денег, а просил путевки на заграничный отдых для сотрудников.
        М-да. Быть мне, судя по всему, и без мужа, и без работы…
        Глава 9
        Утро следующего дня моей полностью свободной жизни начинается неожиданно хорошо.
        —Тетя Ася приехала! — радостно ору я, потому что таки да: приехала моя любимая тетушка, подруга дней моих суровых, мамина старшая сестра. Вообще-то, она Александра. Но я никак не могла пройти мимо такой удачной рекламной фразы, и дальше страсть к нестандартным сокращениям сделала свое дело. Теперь она тетя Ася — не только для меня, но и для всей семьи. Тетя Александра в конце концов смирилась, и единственное, чего боится — чтобы об этом уменьшительно-ласкательном имечке не прознали ее чопорные коллеги. Потому что тетя Ася — самая интеллигентная из всей нашей не слишком интеллигентной родни.
        Она искусствовед. Причем специализируется на современном искусстве, то есть, что называется, в тренде. Конечно, на заре карьеры она специализировалась на социалистическом реализме, а современное искусство любила тайно, иначе ее карьера закончилась бы в дурдоме. Откровенно говоря, я и сейчас не понимаю, что же такого прекрасного в отрезанных коровьих головах, плавающих в формалине, или в гигантской куче глянцевых пластиковых какашек. То есть, в этом смысле мы с социалистическим реализмом заодно.
        Но тетя Ася, похоже, действительно разбирается в красоте пластиковых какашек. И даже возит выставки за границу, а также привозит выдающихся творцов из-за границы к нам. При этом не оставляет надежды просветить меня. Думаю, сейчас она явилась именно с такой целью: через неделю открывается первая международная биеннале современного искусства в нашем городе, и, согласно тетиной концепции, я там обязана быть.
        Мы обнимаем друг друга прямо на пороге, и я, как всегда, искренне восхищаюсь вслух:
        —Выглядите — отпад! Кофе?
        Тетя Ася царственно кивает: она согласна и с тем, что выглядит отпадно, и с тем, что кофе пить будет. Именно она приучила меня к хорошему кофе да и вообще к правилу: выбирай все только лучшее, а если не можешь себе его позволить — тогда откажись вообще.
        —Кофе какой? — Она проходит за мной на светлую, просторную кухню и удовлетворенно окидывает ее взглядом: моя кухня ей всегда нравилась. Открывает знакомый наизусть шкафчик с чаем и кофе, перебирает коробки и пакетики и выносит вердикт:
        —Будем пить Далмайр, — и протягивает мне пакет.
        Пока я завариваю кофе, тетя Ася распахивает окно и тут же закуривает свои сигареты Трежерер — пачка удовольствия стоит столько, сколько я зарабатываю за два дня тяжкого труда.
        —Ты не представляешь, деточка, сколь от многого приходится отказываться с возрастом, — вздыхает она, выпуская колечко ароматного дыма (приблизительно по доллару за каждое). — Я, например, не могу теперь себе позволить дешевые сигареты и плохой кофе. Это вредно для здоровья пожилых людей, — поучительно произносит она, и мы вместе смеемся. Во-первых, над тем, что она никак не может относиться к пожилым людям, несмотря на ее шестьдесят два года. А во-вторых — над тем, что даже самые хорошие сигареты и самый распрекрасный кофе в неимоверных количествах здоровья тоже никому не прибавляют, но при употреблении качественных продуктов это как-то мало волнует.
        Разливаю кофе по чашкам и сажусь напротив тетушки. Она смотрит мне в глаза, театрально вздыхает и произносит:
        —Я слышала, ты рассталась с Максом.
        —Ага, — соглашаюсь я.
        —Это хорошо, — кивает одобрительно тетя Ася. Она про Максика знала все с самого начала и постоянно пыталась меня предупредить, что не бывает хороших мужей-холериков. При этом перевирала цитату из песни группы «Агата Кристи». «Ты будешь с ним все время, «как на войне». Он же припадочный!» Тети Асина интеллигентность не мешала ей выражаться экспрессивно. Такая лексика помогала ей всегда быть исключительно точной в высказываниях.
        —А еще я слышала, ты потеряла работу.
        —Ага, — снова соглашаюсь я. Наверное, мама вчера рассказала новости всей родне. Зря я ей звонила вечером.
        —И что планируешь делать?
        —Искать новую, — уныло отчитываюсь.
        —Что, опять будешь разбирать письма читателей? Или сочинять рекламные слоганы? — подозрительно интересуется тетя Ася. Рекламные слоганы — это она о моей предыдущей работе, с которой мы распрощались к взаимному удовольствию несколько лет назад. Венцом моей карьеры тогда стал гениальный текст о стиральных машинах эконом-класса: «Мы стираем грани между грязным и чистым». Что, в общем-то, выглядело весьма двусмысленным текстом. Но клиенту понравилось.
        —Не нужно ждать. Не нужно искать такое же, как уже потеряла. Просто подними задницу и сделай что-то новое. Сделай сама.
        Тетя Ася многозначительно смотрит мне в глаза — я знаю, что она имеет в виду. Но я никогда не потяну то, что она предлагает. Хотя и очень хочется. Она предлагает мне открыть собственное дело — мне, которая с трудом вспоминает таблицу умножения, и у которой от слов «бухгалтерия», «налоги» и «отчетность» начинает болеть голова.
        —Я наделаю кучу ошибок. Я ничего не знаю. У меня не получится, — уныло лепечу я.
        —Девочка, ты не в силах изменить прошлое, — серьезным тоном говорит тетя Ася. — Но будущее станет таким, каким ты захочешь.
        —Тетя Ася, вы знаете, как я вас люблю, — медленно произношу я, глядя в чашку. — Но мне просто не по силам открыть свой журнал. Я не смогу. Сама.
        —А ты и не будь — сама, — легко говорит она, закуривая очередную ароматную сигарету. — Будь с единомышленниками. С теми, кому доверяешь. И у тебя все получится, потому что ты талантливая и безумная. Именно у таких все всегда получается.
        И я верю ей. Потому что тетя Ася тоже талантливая и немного безумная, и я ее люблю.
        Когда она уходит, чмокнув меня на прощанье в щеку и обдав ароматом своих как всегда изысканных духов, я звоню маме.
        —Мам, ну зачем ты тете Асе рассказала, что я теперь безработная? — спрашиваю немного обиженно.
        —Затем, что больше никто тебе не вставит мозги на место, — грубовато парирует моя родная мать. И она, как всегда, права.
        —Тетушка убеждает меня, что пора открывать свое дело, — вздыхаю я.
        Она молчит в трубку. А потом спрашивает тихо:
        —Ты помнишь, чему я тебя учила в детстве? Ну, главное правило?
        —Не дать поцелуя без любви? — ухмыляюсь я.
        —Нет, — коротко смеется мама. — Хотя, конечно, лучше бы все твои поцелуи были именно с любовью, — грустно добавляет. — Но я о главном правиле жизни…
        И я вспомнила. Вспомнила, как мама, прочитав «Атлант расправил плечи», изводила меня, десятилетнюю сорвиголову, занудными поучениями:
        —Валентина, запомни: что бы ты ни делала, делай это хорошо. Только так можно добиться успеха.
        Я не хотела добиваться успеха. Я хотела играть, и новую куклу, и платье, как у соседской Леночки, и чтобы всегда лето, только один день зима, и чтобы это был Новый год.
        А мама твердила, как заведенная, при каждом удобном случае:
        —Ты почистила зубы, Валентина? Ты сделала это хорошо? Ты же помнишь, все нужно делать хорошо. Что бы ты ни делала.
        —Валентина, ты убрала в своей комнате? Хорошо убрала? Тщательно? Ведь нельзя стать успешным человеком, если не делать все максимально качественно…
        —Ты сделала уроки? Хорошо все выучила? Вспомни, о чем мы с тобой говорили…
        Я искренне недоумевала, как от качества чистки зубов и уборки зависит будущий успех. Вообще-то, я собиралась стать актрисой. И даже в малолетстве знала, что дома у актрис убирает прислуга, а за актрисиными зубами следят лучшие стоматологи. Уроки, кстати, актрисам тоже ни к чему. Тут главное — красота! А я собиралась быть красивой. Такое вот приняла решение.
        Мама же была под впечатлением монументальной книги около месяца, и все это время вдалбливала мне в голову свое железное правило. Надо сказать, кое-чего она все же добилась: я стала параноидальной блюстительницей порядка в быту. Меня как замкнуло где-то на уровне домашнего хозяйства, так до сих пор разомкнуть не может. Что-что, а квартира моя всегда вылизана до блеска.
        —Да, мама, я помню, — после паузы наконец отвечаю я. — Что бы ты ни делала, старайся все делать хорошо…
        —Вот именно, — подхватила мама. — Так что иди и открывай свой журнал. И сделай это… идеально!
        Совершенно неожиданно мамины слова вдохновили меня.
        Да.
        Черт возьми, может, я и в самом деле в состоянии добиться чего-то сама!
        Глава 10
        —Блин, Тинка, ты спятила?! — Светка прямо задыхалась в трубку, так была возмущена.
        —И тебе здравствуй, — зевнула я и посмотрела на часы: ух ты, полдесятого! А я еще в постели, потому что полночи промаялась бессонницей.
        Вчера мне звонил Дима. На работе я умудрилась с ним не встретиться; ана несколько его звонков я попросту не отвечала. Причем это не в моих правилах — игнорировать звонки, даже если знаю, что они несут с собой вопросы и сложности. Я же не ребенок, чтобы прятаться от проблем. И все-таки на Димины звонки не отвечала — просто не знала, что сказать ему. И страшилась того, что он может мне сказать.
        Но вечером, когда одиночество стало таким тягучим и тоскливым, как сырой ноябрьский дождь, я сдалась. И при первых аккордах Калифорникейншз, то есть моего рингтона, сразу сняла трубку.
        —Алло, — произнесла я строгим голосом.
        —Привет, — сказал Дима и просто добавил: — Я очень хочу тебя снова увидеть.
        —Увидеть? — начала по привычке язвить я.
        —Да, — даже по его тону было понятно, что он улыбается. И что моя язвительность совсем его не ранит а, наоборот, забавляет. Наверное, он сразу понял, что она лишь защитная реакция на жестокость внешнего мира. Так сказать, превентивная мера.
        —Прости, — расслабилась я. — Сейчас у меня сложный период. Я позвоню тебе сама — через некоторое время.
        —Завтра? — уточнил он.
        —Не знаю, — честно призналась я. — Может, завтра. Может, через неделю. А может, через месяц. Когда буду готова — я позвоню. И если ты к тому времени все еще будешь желать… меня видеть, то мы встретимся. Ты согласен? — очень тихо спросила я.
        —Я согласен, Тина. И можешь быть уверена: я все еще буду желать этой встречи, когда бы ты ни позвонила.
        —Почему? — поразилась я.
        —Потому что ты необыкновенная. А я так мало тебя знаю. И не успокоюсь, пока не узнаю тебя ближе. Так близко, как могут знать друг друга только родные люди.
        Его искренность меня поразила. Поразила так глубоко, что почти ранила. Мне даже показалось, что из глаз вот-вот потекут слезы.
        Мы попрощались, словно пассажиры «Титаника», и я решила немедленно отправиться спать. Но сон не шел, в голове крутились печальные мысли, и я все время думала о том, правильно ли поступила, оттолкнув хорошего парня, который мне нравится. Уснула только под утро. Мне снился Артем, который наклонялся ко мне и шептал: «Ты необыкновенная»… А когда он отстранялся — то странным образом превращался в Диму.
        В таком кошмаре я провела несколько часов сна. Спала бы и дальше, если бы звонок подруги меня не разбудил. Я же свободна с сегодняшнего дня, на работу идти не нужно. К счастью, Игорь не начал настаивать на двухнедельной отработке. Наверное, понял, что работничек из меня в этот период будет еще тот. Испугался, что напишу какую-нибудь остервенелую ложь, а его потом учредители отругают. Правильно испугался: в гневе я страшна!
        —… Эй! Ты еще там? — испуганно поинтересовалась Светлана. — Тина!
        —Да тут я, тут. Сплю еще, — пришлось признаться.
        —Ага, — успокоилась подруга и приступила к пыткам угрызениями совести. — Так, значит, ты вчера уволилась, поставила всю редакцию на уши, а мне, своей лучшей подруге, ничего не сказала?! И давно ты это планировала?!
        —Да не планировала я ничего, — нехотя призналась я. — Просто Игорь начал навешивать на меня дополнительные обязанности. Копирайтера. И, как всегда, бесплатно. Ну, мне это надоело, и я уволилась.
        —Так просто — взяла и уволилась?! — Изумилась Света.
        —Ну да. Оказывается, экспромт, как говорит моя другая подруга Вита, — святое дело, — хохотнула я. — Экспромтом избавилась от мужа, потом от работы — и оп-ля! — я свободна!
        —Таа-а-ак… — с подозрением в голосе протянула подруга. — И ты точно ни о чем не жалеешь?
        —Не-а, — весело подтвердила я.
        —А обо мне ты подумала? Как я в этом гадюшнике без тебя жить дальше буду?! И вообще, не хочу я с тобой расставаться! Без работы я не пропаду, а новую лучшую подругу поди найди! — несколько экзальтированно выпалила Светка и отключилась.
        Я обессилено откинулась на подушку. Да, она права: расставаться с друзьями всегда печально. Особенно, если вы подружились на работе. Вот так часто бывает: перейдешь на другую службу, и все — дружбе конец. Я не хотела, чтобы нашей дружбе со Светкой пришел конец. Очень я ее любила. Света была нежным пирожным, когда жутко хотелось сладкого; целительным лекарством, когда было больно; теплым лучом солнца, когда было темно и сыро… Словом, хорошая была подруга.
        Поднявшись, наконец, с кровати, я побрела на кухню, засыпала кофе в кофеварку и отправилась в душ. Только-только намылила волосы — как истошно зазвенел дверной звонок. Намотав кое-как тюрбан из полотенца на голову, я набросила халат и побежала к двери, гадая, кого это принесла нелегкая.
        За дверью маячила Светка собственной персоной. Обнаружив, что дверной глазок открылся, она продемонстрировала бутылку текилы и тортик, а затем заорала:
        —Открывай давай! Ты от меня просто так не отделаешься!
        Я быстренько открыла замок и схватила подругу за руку, увлекая в квартиру:
        —Заходи быстренько и не кричи, а то мои соседи и так считают меня с недавних пор буйнопомешанной. Теперь увидят, что ко мне такие же буйнопомешанные таскаться начали, и напишут в милицию заявление, будто я притон открыла.
        —Для буйнопомешанных? — поинтересовалась Света, снимая обувь.
        —Ага, — подтвердила я. И спросила подозрительно: — А ты что, телепортировалась? Ты ж звонила мне всего минут десять назад.
        —Да я уже из такси звонила. По дороге к тебе. Стану я в унылой редакции сидеть, скучные письма в одиночестве разгребать, когда у подруги жизнь рушится, — фыркнула Светка.
        —Да ничего у меня не рушится. Может, как раз наоборот — налаживается. А откуда ты знала, что я дома? Вдруг бы я стояла где-нибудь на мосту, под трагическими порывами ветра? — резонно спросила я.
        —Ну да, под трагическими, — снова фыркнула подруга. — В постели нежишься — где ж тебе еще быть? Мужа выгнала, сын в лагере, с работы ушла. Не жизнь — малина!
        —Ага, только и осталось что притон открыть.
        —Я не против. Все равно, я теперь тоже без работы, — весело сообщила Светка таким тоном, словно только что выиграла в лотерею миллион долларов. Хотя он у нее, правда, и так есть.
        —Ты что, тоже уволилась? — удивилась я.
        —Ну да. Что мне там делать? Без тебя скучно, — уже будничным громким голосом сообщала Света подробности, пока я домывала себя в душе и одевалась. — Игорь, правда, истерил, что я должна что-то там отрабатывать, потому что мы подло бросили отдел на произвол судьбы… Но я позвонила Ваньке, всплакнула чуток — и через пять минут Игореша явился с моей трудовой книжкой, расчетными деньгами и заискивающей улыбочкой.
        —А твой Ванька что, рекламу нам давать собирался? — снова удивилась я. Похоже, было утро удивлений.
        —Да нет, его какой-то партнер дал как-то по глупости. На страницу. Но ты же знаешь Игоря — он в надежде получить еще один рекламный макет мать родную продаст. Тем более, человека с работы в один день уволит. Да ты не стой истуканом, посуду доставай. У тебя что, даже лимонов нет?! — испугалась Светка, роясь в моем холодильнике.
        —Есть, — с готовностью сообщила я, — и даже, кажется, где-то лайм завалялся…
        Наконец, мы нашли несколько лаймов, выдавили сок, обнаружили в шкафчике полбутылки апельсинового ликера, смешали «маргариту» и вышли на мой просторный уютный балкон с плетеными креслами и маленьким столиком — насладиться уникальным моментом. Давненько я не пила алкогольные коктейли в десять утра. Пожалуй, вообще никогда.
        —И что ты собираешься делать дальше? — спросила я после первых глотков божественного напитка.
        —А, не знаю, — отмахнулась Светка. — А ты?
        —Да я вот думаю, наконец, журнал женский открыть, — призналась я. И в этот момент моя призрачная мечта вдруг начала обретать реальные черты.
        —Ух ты! Наконец! Ты же давно этого хотела! Я с тобой! — возликовала Света.
        А потом вдруг всполошилась:
        —Так для этого ж деньги нужны.
        —Ну да. Это единственная проблема. Я как раз над ней думаю.
        Честно говоря, я и о журнале пока что не очень-то думала. Тем более о том, на что его издавать. Мир цифр и инвестиций пугал меня, как бесконечный холодный космос.
        —Эврика! — вскричала Светка, допила залпом свой коктейль и умчалась на кухню за добавкой. Вернулась с шейкером, долила «маргариту» в мой бокал, затем наполнила свой и торжественно произнесла:
        —Давай выпьем за меня. Потому что я знаю, где взять денег.
        —И где же? — ласково поинтересовалась я. Мне уже заранее нравилось все, что предложит Светка. «Маргарита» давала о себе знать. Я поняла, что алкоголь утром — хорошее решение всех проблем. Как говорит один мой знакомый, «с утра выпил — весь день свободен». Но я и так была свободной — теперь, после расставания с Максом и увольнения. Теперь мне хотелось не свободы, а идей. И они были — у моей подруги:
        —У Ваньки! Денег! Да-авай ему позвоним и денег попросим! Ик! — сообщила Светка, осушая второй бокал и демонстрируя первую степень опьянения.
        Мне было тепло, хорошо и весело.
        —Не, у Ва-аньки, ик, не-а, — замотала головой нетрезвая я, пытаясь сохранить остатки ясности разума.
        —Тю, он с радостью даст. Лишь бы я его кормила вовремя. И чтоб под твоим присмотром.
        —Кор…кормила?! Ппод присмотром? Моим? — изумилась я.
        —Да нет, — широко взмахнула рукой Светка, уронив на пол бокал. Он, к счастью, не разбился, а закатился под стол. Мы одновременно полезли за ним и сбили хрупкий столик с ног. — Работ-тала.
        —Еще по кок-телю, что ль? — философски спросила подруга, сидя на полу возле опрокинутого стола.
        —Давай, — согласилась я и потянулась за шейкером. Так, сидя на полу моего балкона, мы начали строить пьяные планы нашего счастливого совместного производственного будущего.
        Мне уже совершенно не было страшно. Мало того — я удивлялась, как это раньше не пришло в голову просто решиться и создать свой журнал? Ведь это на самом деле так просто!
        Я взяла шейкер и поболтала им в воздухе. Посуда была пуста.
        —Светт-туль, что, еще по кок-те-льчику? — нетрезво подмигнула я подруге.
        —Ик! — согласилась та.
        Апельсиновый ликер уже закончился, как и лайм; остались только лимоны. Ну и текила. Пришлось мешать коктейль только из текилы и лимонного сока. И льда.
        Слабо бултыхая шейкером, я вернулась на балкон.
        —А, кстати, канон…канон… каноНИЧЕСКИЙ! О! каононический! Рецепт «маргриты» — это лишь текила и лаймоывы…ывовый сок. Или лимноновый. Во как. — Сообщила я Светке.
        —Горжусь тобой! — с уважением произнесла та. — Каноне…Канони… Канонческий!
        Мы дали друг другу «пять», стукнувшись ладонями, чокнулись, выпили, потягивая, очередной коктейль. Некоторое время сидели молча, наслаждаясь нирваной. Внезапно Светка встрепенулась и неопределенно промычала:
        —М-м-м-м-м… Ва…
        Взяла свой мобильник и нажала кнопку быстрого набора, пытаясь сфокусировать взгляд на аппарате. Затем прижала трубку к уху и застыла, как статуя.
        —Привет, Светик! — неожиданно громко ответила трубка приятным Ванькиным баритоном.
        Светка молчала.
        —Алло! Свет! Я слушаю! — начал волноваться Иван.
        Светка по-прежнему молчала, изо всех сил пытаясь не уронить трубку.
        —Света, с тобой все в порядке?!
        Ту я поняла, что надо приходить ему на помощь. То есть, ей. Ну им обоим, короче. Попыталась выхватить у Светки трубку, чтобы что-что внятное сказать ее мужу, а то она, судя по всему, была явно не в состоянии этого сделать. Но трубку держала цепко. И вдруг зашипела:
        —Ш-ш.
        Я снова попыталась трубку отобрать. Тут Ваня, явно подозревая неладное, закричал:
        —Что там происходит? Света, дорогая, ответь! Тебе плохо?
        Мне, наконец, удалось завладеть трубкой. Я прижала ее к уху. Открыла рот. Но произнести ничего не смогла. Только почему-то повторила:
        —Ш-ш.
        Тут Светка снова встрепенулась, с большим шумом отобрала трубку обратно и неожиданно четко произнесла в микрофон:
        —Деньги.
        Иван уже неистовствовал:
        —О Господи, Света, тебя похитили?! Требуют выкуп! Сволочи, не трогайте мою жену! Ублюдки! — он орал, как резаный. Очень громко. Видно, очень он Светку любит. Я даже позавидовала. Меня так не то что олигарх никогда не любил, но даже припадочный Максик.
        —Не! — громко сообщила я, пытаясь демонстрировать гордость — мол, не надо денег, я сама справлюсь.
        —Света!!! — громко позвал Иван. — Или кто там рядом! Так. Какая сумма вам нужна? Куда везти? Дайте трубку моей жене! — Видно, бизнесмен взял верх над безутешным мужем, и Ваня принялся решать проблему.
        —Жур… — пролепетала Светка. Хотела, наверное, объяснить, зачем деньги. В смысле, что не для выкупа, а для журнала. — Жур…
        —Что? Журналистов созвать? Пресс-конференцию? — волновался Иван.
        Светка отрицательно замотала головой и уронила телефон на пол. Я подняла аппарат и услышала:
        —А-а-а! — выл несчастный Светкин супруг. — Журналист! Ты журналист! И тебя похитили из-за твоей профессиональной деятельности. Гады! Сволочи! Я давно говорил, что журналист — самая опасная профессия в мире. Света! Любимая! Я спасу тебя из их лап!
        Я живо представила, как старушки — божьи одуванчики, основной источник журналистской деятельности нашего отдела писем, атакуют свободу слова, наступая на Светку, размахивающую плакатом «Кто владеет информацией — тот владеет миром!». Мне стало смешно, и я хрюкнула в трубку.
        —Тебя пытают?! — ужаснулся Иван. А затем вдруг его осенило. — Не отключайся!!!
        И куда-то побежал. Это было слышно по топоту ног.
        На балконе становилось жарко, и мы переползли вместе с бокалами, остатками текилы и шейкером на ковер в гостиную. В прохладе квартиры и объятиях климат-контроля наступило (как оказалось, временное) легкое отрезвление, и я смогла произнести более-менее членораздельно:
        —Света, я не возьму Ванькиных денег. Я должна сама.
        —И где? — поинтересовалась подруга. Ей говорить было труднее.
        —У рекк-ламодате… дателей.
        —Ну ты воооо…ще! — восхитилась внезапно Светка моей способности к человеческой речи. — Кано…ноно…ич. Ичесскй! Рекла… мо…тели!
        —Ага. Абырвалг! — согласилась я. Сознание собственного могущества вдруг захлестнуло меня с невероятной силой, я порылась в телефонной книжке и набрала номер, заговорщески послав Светке сигнал молчания:
        —Ш-ш. — И прижала палец к губам. Она радостно умолкла.
        —Алло, — отозвалась трубка деловым голосом.
        —Здравствуйте, Елена Григорьевна, — пыхтя, я поднялась с ковра, стала по стойке «смирно» и втянула живот. — Это Тина Давыдова, еженедельник «Мой город».
        —Помню вас, конечно, Тина, — любезно продолжала трубка. — Отличная была работа. До сих пор ставлю цикл ваших статей в пример нашему рекламному отделу. Но пока что никто эту планку не взял.
        —Спасибо, — искренне сказала я. — Теперь вы можете помочь. Ик. Извините. — Я залилась краской от такого конфуза, но бросить трубку не смогла и церемонно продолжила, как всякий глубоко нетрезвый человек, чрезмерно четко выговаривая слова: — Не хотите ли стать инвестором нового женского журнала?
        —Женского журнала? — удивленно переспросила Елена Григорьевна. — Может быть. Подъезжайте завтра, я найду для вас время. Тогда и поговорим.
        Связь разъединилась, я застонала и снова опустилась на пол. Стоять было еще труднее, чем разговаривать. О том, что я только что натворила, думать было лень. Мы смешали остатки текилы со льдом, разлили ее по бокалам и зачем-то набросали льда в шейкер. Лед — это все, что у нас оставалось из ингредиентов коктейля.

…Спецназ ворвался в мою квартиру, когда мы со Светкой, прислонившись друг к другу спинами, сидя на ковре в гостиной, выводили нестройным, но громким дуэтом «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина». При этом Светка дирижировала хрустальным рогом, а я время от времени встряхивала шейкером со льдом, словно маракасом.
        Не знаю, кто изумился больше: бравые спецназовцы — их было человек восемь — или мы с подругой. И тут в полной тишине я произнесла:
        —Моя дверь.
        В смысле, что молодцы взломали мою новую бронированную дверь, и как же теперь моя безопасность? «Мой дом — моя крепость»?
        Тут в квартиру вбежал запыхавшийся Иван. Растолкал спецназовцев и узрел дражайшую половину, сидящую на моем ковре.
        —Они вз!..ломали! Тинкну дверь! — произнесла она обиженно и ткнула пальчиком в молодцев.
        Иван обнимал, тискал и целовал свою жену, обнаружив ее целой и невредимой. Пьяная Светка счастливо смеялась. Спецназовцы молча стояли, переглядываясь, осторожно посмеиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Ванька бормотал сквозь супружеские поцелуи:
        —Я чуть с ума не сошел! Думал, тебя похитили! Ну, из-за деятельности.
        Я снова хрюкнула. Иван взглянул на меня с осуждением и продолжил:
        —А потом дошло, что можно вас запеленговать — телефон же включен!
        Кстати, да — Светкин аппарат до сих пор лежал включенным на балконе.
        —Позвонил, кому надо — и парни быстренько среагировали. Смотри, какая точность у современной аппаратуры: до квадратного метра! — восхитился Ваня.
        Оторвавшись, наконец, от жены, он подошел к парням, пожал каждому руку:
        —Спасибо, ребята. Извините, что так получилось. Я все оплачу. С премией.
        Услышав про премию, спецназовцы расслабились и загалдели:
        —Да ничего, Хорошо, что все живы… — и наконец убрались восвояси.
        А Иван снова обнял Сетку и ласково произнес:
        —Ах ты, проказница…
        И Светка ответила:
        —Ик!
        Глава 11
        Теперь у меня трезвость — норма жизни. Прямо с сегодняшнего дня. Потому что голова болит — ужас. И еще пьяные люди совершают неадекватные поступки, такие, на которые никогда бы не решились в трезвом виде. Даже такие безумные люди, как я.
        Вот что я вчера натворила?! Позвонила Фурманской! Елене Григорьевне! Директору одного из крупнейших предприятий страны, знаменитой «Софиевки», то есть Софиевского фармацевтического завода. И не просто директору — а практически его хозяйке. Или, если говорить совсем правильно — держательнице контрольного пакета акций.
        Да Фурманская сама и создала этот завод — вернее, сделала его таким, каким он есть сегодня. Препараты недорогие, но эффективные и качественные. Когда я писала о них цикл материалов, то получила настоящие удовольствие — и от того, что хвалила действительно хорошие вещи; иот общения с самой Фурманской. А вот вчера — ну надо же было так опозориться!..
        Выбравшись, наконец, со стоном из кровати, в попытках сварить кофе я натыкаюсь на остатки развороченного тортика, который мне вчера принесла возлюбленная подруга вместе с текилой. Лучше бы она обошлась только тортиком… Сдерживая подступающую тошноту, напяливаю халат, собираю объедки в мусорный мешок и выхожу из квартиры, чтобы выбросить его в мусоропровод.
        Ну конечно. По закону подлости, именно такую красотулю — нечесаную, в мятой пижаме, стоящую на лестничной клетке с мусором в руках, — меня и застает внезапный телефонный звонок с номером «Неизвестно». Оказывается, телефон болтался в кармане халата со вчерашнего вечера.
        Ненавижу, когда такое происходит. Я всегда подозреваю подвох, если звонит этот «Неизвестно». Нервно нажимаю кнопку приема вызова и неприветливо говорю:
        —Алло.
        —Здравствуйте, — бодро отвечает мне звонкий женский голос. — Валентина Давыдова?
        —Я Валентина Давыдова, — приходится согласиться.
        —Вам звонят из приемной Елены Григорьевны Фурманской. По поводу встречи.
        Я вся внутренне сжимаюсь. Надежда на то, что хозяйка завода забыла о моем нелепом звонке, тут же растаяла. А трубка бодро продолжала:
        —Удобно ли вам будет подъехать к нам в офис сегодня в тринадцать ноль-ноль?
        —Да, — уныло соглашаюсь я, прощаюсь с секретаршей и, все-таки выбросив остатки тортика, возвращаюсь в квартиру.
        От позора хочется удавиться. И я впадаю в дикую депрессию — наверное, обязательную спутницу такого загула, как был у нас вчера со Светкой. Жизнь кажется такой трудной и безысходной, что я испытываю непреодолимое желание напиться. Вот так, наверное, и становятся алкоголиками. От безысходности вкупе с непреодолимым желанием.
        Я кое-как умываюсь, натягиваю джинсы, футболку и отправляюсь в магазин — купить приблизительно бочку боржоми и хоть какой-то еды.
        —Интересные у вас, Тиночка, друзья. Серьезные, — с опаской произносит Сергей Филиппович, когда мы сталкиваемся с ним возле лифта и приветственно киваем друг другу. С недавних пор он все время говорит со мной с опаской. И чем дальше, тем с большей опаской. Интересно, он вчера видел все «маски-шоу» или частично? Или другие соседи рассказали? Теперь за моей личной жизнью, кажется, пристально следит весь дом. Даже старушки у подъезда умолкают, когда я прохожу. Боятся упустить важную деталь. Ну, типа, вдруг у меня уже рога выросли? И копыта? Или зрачки стали красного цвета?
        Я выхожу из дома, пытаюсь вдохнуть воздух полной грудью — и не могу. Покупаю бутылку воды в киоске возле дома и отправляюсь на прогулку в парк, но депрессия от этого только усиливается.
        Личная жизнь разрушена.
        Работы нет. Жить не на что.
        Вчера я опозорилась, позвонив малознакомому человеку, и начала просить денег на мифический проект, которого нет еще даже на бумаге. Сегодня — буквально через несколько часов — мне придется посмотреть этому человек в глаза.
        А самое, самое ужасное — что рядом со мной нет Артема.
        Всегда, когда на меня накатывала депрессия, я думала, что это — самая большая потеря в жизни.
        Если бы он был рядом, то все проблемы были бы мне нипочем. И, кстати, он запросто дал бы мне денег на журнал — ситец и хлопок всегда были в цене. А он чуть ли не монополист на рынке ситца и хлопка. Ну и, конечно, любил бы меня ничуть не меньше, чем Иван мою подругу Светку.
        На глаза наворачиваются слезы. Я их не вытираю, они катятся по щекам, пока я иду по пустынной аллее парка и упиваюсь своим горем.
        Я одинока. Одна. Со мной рядом нет мужчины, которого я могла бы любить всем сердцем. И, главное, — такого, который бы заслуживал этой любви.
        Аллея заканчивается вместе с парком, и я снова выхожу в город. Иду по кажущейся бесконечной улице. И неотвратимо понимаю, что жизнь была сама собой только те полгода, когда в ней был Артем.
        Что после него вместо любви было лишь отражение жизни других на плоскости моего восприятия.
        Мне хочется войти в подъезд самого высокого дома, подняться на крышу. Подойти к острому краю и осторожно, держась дрожащими руками за парапет, присесть, свесив ноги вниз. Сердце будет сначала гулко стучать о стены пустой грудной клетки, а глаза — натыкаться на туман. Потом я немного успокоюсь. И оторву тело от крыши.
        Но я знаю, что никогда не сделаю этого. Потому что у меня есть Левка. И Светка. И Дашка! И еще есть Вита, которая живет не близко и не далеко, просто вне границ моей повседневности, поэтому виделись мы бог знает сколько лет назад. Но она — есть, несет свою лучистую улыбку каждый день всем, кого встречает, и я не могу так поступить с Витой — чтобы ее улыбка исчезла хотя бы на день. Из-за меня.
        В конце концов, у меня есть друг, который не предаст никогда, которому известны все мои самые сокровенные тайны и самые дерзкие мечты. Друг, который сейчас говорит со мной; ичей голос становится все громче с каждым шагом: «Хватит ныть. Действуй. У тебя все получится».
        Этот человек всегда говорит мне только правду. Потому что этот друг — я сама.
        Как только я разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь обратно к дому, мои слезы высыхают почти мгновенно. По дороге останавливаюсь у палатки с овощами и фруктами и покупаю себе два банана на завтрак. Улыбаюсь продавщице и говорю ей: «Спасибо огромное за такие красивые и свежие бананы!». Она вдруг тоже расцветает, и сразу становится красивее: от улыбки проявляются ямочки на щеках, глаза лучатся теплом, и очередной грядущий день уже не кажется ей каторгой. «На здоровье!» — радостно откликается продавщица, добросовестно отсчитывает мне сдачу и уже первая улыбается следующему покупателю.
        Я спешу домой чуть ли не вприпрыжку. Нужно успеть привести себя в порядок, чтобы выглядеть на все сто. Ведь я встречаюсь с потенциальным инвестором!
        Молотый кофе и оливковое масло. Смешиваю их в небольшой пиале, отправляюсь в ванную и после душа натираю тело этим самодельным оливково-кофейным скрабом. Всегда поражалась удивительному эффекту этого простого средства. Когда смываешь его, кожа становится такой гладкой, нежной и бархатистой, что хочется замурлыкать от удовольствия и ощущения собственной приятности. Чувствуешь себя красавицей, и еще умницей: вот, не поленилась, выполнила программу-минимум по уходу.
        Надеваю простое черное платье (самое дорогое в моем гардеробе), собираю волосы в высокий пучок и крашу ресницы. Выгляжу правильно: сдержанно и по-деловому.
        Затем включаю компьютер — и принимаюсь излагать на экране все свои планы, мысли и желания, связанные с журналом. Затем я распечатаю этот текст; ииз бесплотных мечтаний мой журнал начнет становиться чем-то осязаемым. У меня остается час для того, чтобы перебросить этот мостик от мечты к реальности. Мне страшно становиться на него: он кажется таким ненадежным… Он может рухнуть под моими ногами в любой момент. На секунду зажмуриваю глаза. А потом делаю первый шаг: открываю программу для создания презентаций и нажимаю кнопку «создать новый документ».
        Вперед, Тина!
        Глава 12
        Когда около года назад я познакомилась Фурманской, то моментально в нее влюбилась. А уж работники завода на своего директора чуть ли не молились. Мне нравятся руководители, которых подчиненные не боятся и презирают, а любят и уважают. Тогда они выполняют свои служебные обязанности не только за деньги, а еще и по любви.
        Я бы полюбила Фурманскую уже за одну только бесплатную столовую, где работников кормят вкуснее, чем в некоторых ресторанах. Причем бесплатно. Это хорошо, что я не работаю на Софиевском заводе — с такими обедами мне бы уже никакой фитнес не помог.
        Когда я явилась в директорскую приемную точно в назначенный час, Фурманская тут же вышла мне навстречу — подтянутая, позитивная дама чуть за шестьдесят.
        —Проходите, Тина, — сказала она после приветствия и пригласила меня в кабинет.
        Изрядно волнуясь, я принялась рассказывать о своих планах. Мне хотелось создать женский журнал, но совсем не такой, какими мы привыкли их видеть. В котором бы не было традиционных приблизительно сорока бессмысленных страниц о моде, и еще двадцати — об искусстве макияжа. Ну кто тратит столько времени на моду и макияж, как это предполагают в редакциях женских журналов?
        Может, я жила в своем особенном мире, но мне хотелось писать совсем о других вещах. Или о тех же, но по-другому. Чтобы это имело какой-то практический смысл. Вот какая среднестатистическая девушка в нашей стране будет носиться по городу, чтобы подобрать браслет за триста долларов к туфлям за пятьсот, как это советуют журналы? Или будет наносить двадцать видов теней на веки, чтобы «глаза казались выразительными»? Это похоже на всемирный заговор. И согласно этому заговору, женские журналы готовят девушек к участи безвольных жертв маркетинговой хищности косметических корпораций. Ну и производителей одежды и обуви, разумеется. Короче, формируют потребительское общество, другими словами — «общество потреблятства», как любил выражаться один мой сотрудник Саша, — вот что они формируют!
        Ну, о «потреблятстве» я, конечно, промолчала. Фурманская внимательно выслушала мою пламенную речь и осторожно поинтересовалась:
        —Тина, так какой вы журнал хотите издавать?
        —Так женский же, — успокаиваясь, ответила я.
        —А название какое?
        —«Девичник», — с готовностью выпалила я. Уж что-что, а название было давно придумано, взлелеяно и стало уже родным и близким.
        Я протянула Елене Григорьевне несколько листиков с распечатанной презентацией, которую успела слепить утром по возвращении со своей депрессивной прогулки.
        На первой странице презентации, после напечатанных больших и красивых букв «Журнал «ДЕВИЧНИК», обозначалось следующее:

«ДЛЯ КОГО? Для взрослых женщин, которым скучно читать женские журналы.
        ЧЕМУ УЧИТ? Быть, а не казаться.
        ЧТО ПРЕДЛАГАЕТ? Любить себя такой, какая есть, получать удовольствие от того, что нравится, заниматься тем, что дарит радость.
        ЖУРНАЛ, которые не побуждает женщин к действию (делать карьеру, выщипывать брови, идти на тренинг, бросать мужа, выходить замуж, делать зарядку и т.п.), а ЖУРНАЛ, с которым можно просто расслабиться и от всей души посмеяться!
        Купи «Девичник» — получи два часа релакса! А если ты плохо училась в школе и не умеешь быстро читать, — то и все пять!»
        Дочитав до конца первую страницу, Фурманская подняла на меня глаза, сняла очки и… рассмеялась!
        Я не знала, что и думать.
        —Это кажется несерьезным, несолидным, и, может даже, непрофессиональным…, — заливаясь краской, начала нервничать я. Но чем дальше говорила, тем спокойнее становилась: — Но если я начну говорить о продвижении, целевой аудитории, показателях роста продаж и тому подобных вещах, то это будет ложью. В действительности никто никогда наперед не знает, как будет продаваться тот или иной товар, как потребители его воспримут. Думаю, нужно просто делать то, что нравится…
        Внезапно Фурманская перестала улыбаться и продолжила фразу вместо меня:
        —…и делать это хорошо!
        Я недоуменно уставилась на нее. А она снова улыбнулась — (мне сразу стало легче) — и сказала:
        —Знаешь, что? Я бы такой журнал читала! Ну-ка, рассказывай, как ты его все-таки собираешься продавать. Ну и бюджет нужен, конечно.
        Тут мне стало совсем легко. Оказалось, что слова «бюджет» и «продажи» — совсем не такие страшные, как я думала. Все-таки, более десяти лет работы в прессе многому меня научили. Нужно было только внимательно наблюдать за процессами — что я и делала, хоть и не всегда хотела. Просто процессы проходили у меня перед глазами. И, очевидно, мой критичный, наблюдательный ум (ну да, а какой же еще?) все записывал в долгосрочную память. Это краткосрочная память у меня ни к черту — вечно все забываю. А вот долгосрочная оказалась ого-го!
        Кое-что уже было в презентации. Елена Григорьевна дочитала ее до конца; выслушала меня, а затем произнесла буднично и просто:
        —Хорошо. Я помогу тебе.
        Сначала я не поняла, что это значит. Может, она имела в виду, что вызовет скорую помощь, когда я потеряю сознание от печали и страданий над своей разбитой мечтой?
        Но внезапно мое сознание прояснилось, и я разволновалась так, что даже не смогла сказать «спасибо». У меня просто не было на это сил.
        А Фурманская продолжала:
        —Герои, конечно, любят выставлять себя одиночками, глядя с высоты покоренной вершины на мир. Но это не так.
        Деточка, не верь никому, кто говорит, что взобрался на вершину сам. У каждого был кто-то (и даже не один), кто помогал нести рюкзак, разводил костер и подавал руку, когда герой почти сваливался в пропасть.
        У меня тоже был тот, кто удержал на страховке в последний миг перед катастрофой. И я никогда не забываю, чем обязана этому человеку.
        Так вот, я буду тем, кто даст тебе снаряжение. Это будет отличное снаряжение. Мы подпишем контракт на год, на три полосы в каждый номер. Со скидкой 70 процентов. Это сто восемь тысяч долларов. Я все уже посчитала, исходя из твоего прайса… Всю сумму ты получишь сразу — через неделю после того, как откроешь счет.
        Тебе этого хватит, чтоб начать. А дальше все зависит только от тебя. Будешь ли смотреть на мир сверху вниз?…
        А дальше — уже сама. И учти: тираж каждого номера буду пересчитывать лично, у тебя на складе. Да, и еще: контракт будет генеральным. Эта скидка сохранится за моими брендами для всех твоих проектов. Навсегда. Пока существует моя компания и пока существует твоя.
        Она, наконец, улыбнулась:
        —Плохим бы я была бизнесменом, если бы заключала невыгодные для себя сделки, а?
        И подмигнула мне.
        Не знаю, может, «я будущая» и пожалею о таких грабительских условиях. Но сейчас я готова была целовать ноги моей благодетельнице, не говоря уже о том, чтобы размещать ее фото на обложке, и публиковать хвалебные статьи о ней на каждой странице…Конечно же, это я так пошутила. Потому что на обложках у меня планировались совсем другие образы. И статьи, впрочем, тоже. Но это ничего не значит. Я все равно тут же мысленно поклялась себе выражать признательность Фурманской всю оставшуюся жизнь всеми доступными способами.
        Сто тысяч через неделю!!! И это — не кредит. То есть, конечно, я понимала, что если через пару месяцев журнал заглохнет, мне придется где-то эти деньги искать и отдавать Фурманской. Попасть в долговую яму. Отрабатывать. Мыть полы ее необъятных производственных площадей мне и еще десяти поколениям моих потомков. Но я была готова продать себя и всю свою семью в рабство, потому что это был тот шанс, которого мне не давал никто.
        На улицу я вышла счастливой, ошеломленной и…опустошенной. Приблизительно так я себя чувствовала лишь раз в жизни — когда поступила в университет, о котором мечтала два года. А когда поступила, мечтать какое-то время было не о чем.
        Сейчас мне тоже не о чем было мечтать. Нужно было работать. И я позвонила Светке:
        —Привет!
        —Привет, — грустно согласилась подруга. Она всегда тяжело переносила похмелье.
        —Я знаю кое-что, что тебя немедленно взбодрит, — сказала я заговорщицким тоном.
        —И что же это? — без особого интереса спросила страдалица.
        —Завтра у тебя первый рабочий день в какой хочешь должности в редакции журнала «Девичник», — нарочито равнодушно произнесла я.
        —Что?! Это как? — начала пробуждаться к жизни Светка.
        —Я нашла деньги! Мы начинаем работать! Йо-ху!!! — закричала я радостно в трубку, перестав сдерживаться. И даже сделала несколько танцевальных па — прямо на тротуаре, на виду у изумленной публики. Да, я знаю, что демонстрировать бурную радость на людях считается почему-то неприличным. Но мне было все равно, что подумают прохожие. Потому что на смену опустошению уже пришло упоительное чувство победы: я прошла по своему шаткому мостику и не упала. А впереди — широкая дорога. Я знаю, что меня ждет на ней немало испытаний. Но я со всем справлюсь.
        Глава 13
        Офис мы нашли в течение дня. Это были две небольших комнаты с собственным коридорчиком на первом этаже нового бизнес-центра, расположенного по соседству с моим домом. Этот офис никто не хотел арендовать, потому что рядом находилась звукозаписывающая студия. И в эту студию все время ходили какие-то люди в странной одежде, цепях и татуировках. Ну и уходили, соответственно. Словом, наблюдался постоянный движняк. Но мы со Светкой были совсем не против такого соседства, здраво рассудив, что творческие люди всегда могут найти друг с другом общий язык.
        Администратор здания никак не хотел сдавать офис в аренду частному лицу — а мы пока что только так и могли его снять, на собственные сбережения. Потому что никакого юридического лица у нас не было (и, честно говоря, я очень боялась об этом думать — ну, о том, что его придется создавать). Строгий дядечка, чуть ли не прозевывая, смотрел на нас из своего кресла и ждал, когда мы наконец уберемся из его кабинета.
        Я уже было совсем сдалась, представляя, как мы ваяем первый номер журнала на моем балконе. Но Светка меня вдруг изрядно удивила. Она неожиданно изобразила духоту, томно произнеся:
        —Ох, и жарко у вас!
        Затем сняла пиджак, обнаружив под ним свой великолепный бюст в символической обтягивающей майке; порылась в своей необъятной сумке и выудила оттуда подарочную коробку с коллекционным Джеком Дэниэлсом. Потом безмятежно протянула ее моментально воспрявшему ото сна дядечке и сладко проворковала:
        —Примите, пожалуйста, этот скромный презент…
        Ничего себе, скромный! Даже для администратора бизнес-центра этот подарок был очень даже нескромным. Дядечка заезрал в своем кресле, кашлянул и изобразил попытку быть выше коррупции:
        —Ну что вы, это лишнее… Я действительно не имею права…
        —Да, конечно, мы знаем, — сладко продолжала ворковать Светка, расточая на администратора нежнейшую из своих улыбок, медленно подпихивая коробку по столу в направлении начальника. — Мы же ничего не просим противозаконного. Просто пустите нас в наш будущий офис. Мы его арендуем на вполне законных основаниях максимум через две недели — как только документики получим. А сейчас будем как бы к нему присматриваться…
        —А если вдруг проверка? — начал проявлять озабоченность администратор. Похоже, Джек почти склонил чашу весов в нашу пользу.
        —Ну, вы же всегда о проверочках заранее знаете… — как родному, ласково вещала Светка. — А мы же будем журнальчик делать. И реклама, кстати, хорошего виски у нас будет в каждом номере. По бартеру. И французской косметики. У вас ведь есть жена?
        Внезапный вопрос застал администратора врасплох:
        —Жена? Какая жена?
        —Ну, не знаю… — пожала плечами Светка. — Своя собственная. Или чужая. Нам все равно, мы просто с вами бартером поделимся — нам столько косметики ни к чему.
        Внезапно дядечка оживился и решил со Светкой флиртонуть. Он подбоченился, заулыбался и сообщил:
        —Ну вам лично никакая косметика вообще ни к чему, вы и так красивая…
        Я обиженно засопела. Светка наступила мне на ногу (это чтобы я замолчала и взяла себя в руки) и проворковала дальше:
        —Так мы может уже в наш офис въехать…э…?
        —Николай Петрович, — подсказал администратор свое имечко. А потом поспешно себя поправил: — Можно просто Николай.
        —Ну что Коля, даешь нам ключики? — спросила Светка и подмигнула.
        —Идемте, девчата, — вздохнул зардевшийся Коля и повел нас в наш будущий офис.
        Идя по коридору, я не уставала поражаться неожиданно раскрывшимся талантом подруги запросто решать организационные вопросы.
        Конечно, в этом Светке помог ее выдающийся бюст. Они и с Иваном познакомились в модном клубе на концерте Сони Сотник, когда та вопрошала со сцены: «Где мой пятый размер груди?». А Светкин пятый размер оказался рядом с Иваном. Это потом он заметил и ее прекрасные глаза, и ум, и доброту — все не менее выдающееся, чем бюст. Но сначала, конечно, был бюст.
        Вот и Николай пал его жертвой, — принес ключи от нашего офиса и торжественно сообщил:
        —Держите. Желаю удачи в бизнесе! А документики все-таки когда будут? — спросил, протягивая Свете сою визитку.
        И посмотрел на подругу вопросительно. Так, словно меня и не существовало! Я снова восхитилась.
        —Скоро, Коля. Ты заметил — я все делаю быстро, — ухмыльнулась подруга, взяла ключи нежными наманикюренными пальчиками из вспотевших ладоней несчастного администратора и увлекла меня за собой на первый этаж — к офису.
        К нашему изумлению, помещение не было пустым. Посередине небольшой приемной красовался большущий мешок с мусором, рядом — куча каких-то бумаг. У стены одной из комнат стоял перекосившийся диван без ножки, а посередине другой — пошарпанный стол, видавший, наверное, еще расцвет социализма.
        —Да нам номера с мебелью сдали! — обрадовалась я.
        А Света уже деловито выстукивала на мобильнике номер:
        —Коля, ну это снова я. Светлана. Ты нам только что незаконно офис сдал, — сообщила она ненужные подробности. Уверена — он ее до сих пор забыть не мог, и вовсе не из-за офиса.
        —Так вот, у нас тут диван сломан, — продолжала подруга. — И столик не вполне товарного вида. Пришли нам, пожалуйста, кого-то из своих молодцев диван починить. Ну и пара стульев нам бы не помешала. И может у тебя на складе еще несколько столов завалялись… Нету склада? Ах, до чего жаль… я хотела тебя как раз кофе угостить… У нас такой кофе вкусный… Можно сказать, выдающийся… Правда, не сегодня, сегодня мы еще кофеварку не купили. Но купим. И угостим. Попробуешь мебель нам найти, а? Да, и шкафчик, может, какой — для документиков… Ага, тех самых… Ну спасибо, ты такой милый!
        Когда Светка нажала отбой, я приступила к атаке:
        —Блин, ты так запросто флиртуешь с этим дядькой! Тебя словно подменили! Ты об Иване хоть помнишь?!
        —Не трожь святое, — строго ответила Светка. — У меня с посторонними мужиками дальше легкого флирта дело не пойдет, уж будь уверена. Это раньше я почему скромницей была? Потому что у меня с подругой журнала не было. А теперь есть! И все мои действия — в интересах бизнеса.
        —Да тебе в самый раз нашим директором быть, — проворчала я. И тут меня озарило: и в самом деле! Светке я доверяю на все сто. У нее есть к кому обратиться за консультацией и помощью: к мужу, конечно. И только что показала себя как директор с самой лучшей стороны! Даже, можно сказать, со всех своих выдающихся сторон. Во всех смыслах.
        —Знаешь, думаю, что у меня получится, — просто согласилась подруга.
        Пока мы планировали, чем заняться в первую очередь — ехать выбирать кофеварку или нанимать секретаршу, чтобы послать ее выбирать кофеварку, — в дверь постучали. К нам заявились Коля (как же без него), столяр с инструментами и двое грузчиков со шкафом, тремя добротными столами и пятью стульями.
        —Ух ты, — с уважением произнесла Света. — Спасибо, Николай. Теперь давайте знакомиться ближе.
        Но все внезапно вспыхнувшие фантазии администратора, связанные с последней Светкиной фразой, были моментально разрушены следующей:
        —Я директор издательства, и моя фамилия Курганская.
        —Не родственница, случайно, Ивану Курганскому? — поинтересовался Николай.
        —Ближайшая, — кивнула головой Светка. — Жена.
        И печально посмотрела в глаза Николаю. Тот вздохнул и сказал:
        —Ну что ж, в любом случае — рад приветствовать в нашем бизнес-центре.
        И с достоинством удалился. Вскоре ушли и грузчики, и столяр. А мы отправились за кофеваркой.
        Когда чудо-машина была куплена, оставалось нанять самых необходимых сотрудников — секретаршу и дизайнера. Секретарша на данный момент была нужнее, поэтому начали с нее. Мы быстренько тиснули объявление на нескольких сайтах по поиску работы, и уже через час электронный ящик ломился от резюме желающих приступить к работе в нашем офисе.
        Мы решили не откладывать и найти себе помощницу немедленно. Лилю мы полюбили сразу: во-первых, примчалась на собеседование сразу, как только мы о нем заикнулись. Во-вторых, в ее глазах были заметны явные признаки интеллекта. Во- вторых, она закончила филологический факультет (правда, пединститута), и ее навыки можно было использовать для других задач, кроме секретарских. А в третьих, когда мы предложили ей во время собеседования кофе, Лиля сказала:
        —Можно, я сама сделаю. Заодно усвою, какой именно кофе предпочитаете вы.
        Она ловко разобралась со сложной кофе-машиной, напоила нас вкуснейшим напитком, весело рассказала о себе и расположила нас с первой встречи.
        Итак, у нас со Светой, кроме друга, появилась еще и Лиля. Да теперь мы горы свернем!
        Глава 14
        Возвращаясь домой после очередного насыщенного дня, в ларьке возле супермаркета купила орхидею. И хотя комнатных цветов у меня отродясь не было, об орхидеях мечтала всегда. Выбрала самую красивую — белую с сиреневым. По дороге домой решила назвать ее Виолеттой и никогда-никогда не обижать.
        Это было странным поступком — купить цветок. Но, может, именно так я пыталась справиться со страхом. Потому что мне было очень, очень страшно. Открывать собственный бизнес, когда нет никакой стабильности в жизни и никакой поддержки? Была только уверенность в том, что все получится. И Виолетта была с этим согласна.
        Завтра предстоит выполнить множество дел, а сегодня еще придется поработать дома.
        Нужно было начинать работу над пилотным номером — и я начала, придумывая, какой будет рубрика писем от наших дорогих читательниц. Включила ноутбук и настучала: «Лети с приветом, вернись с ответом. Мы понимаем, что в первом номере никаких писем быть не может — сразу будет понятно, что эти «слова читательниц» сочинили мы сами в редакции. Ха-ха, не будь наивной: иные журналы так делают из номера в номер! Но в этот раз мы можем быть честными. Попытались тут нафантазировать, какие нетленки бы мы могли получить… А ты, не долго думая, садись и пиши нам письмо в надежде выиграть приз: например, набор негладящихся наволочек от текстильной фабрики «Суровая нить». Обещаем напечатать любую присланную ерунду. Надеемся, это значительно повысит самооценку других читательниц: многие из них поймут, что они не самые последние дуры!»
        Написала и задумалась: не слишком ли резко? Не обидятся ли трепетные девушки? А потом представила нашу целевую аудиторию и расслабилась: «Девичник» — совсем не для трепетных девушек. Для таких свои романы Тургенев писал. А наш журнал — для ироничных, смелых, веселых и умных. Такие на «дуру» по определению не обидятся — их это только рассмешит!
        И потом решила написать первую статью для нашего журнала на животрепещущую тему — каким женщинам не изменяют мужчины. После недавно пережитого для меня самой эта тема была самой что ни есть животрепещущей. Животрепещущее не бывает!
        Я начала вспоминать все случаи измен, о которых рассказывали подруги. А потом обзвонила знакомых мужчин и провела опрос на тему их отношения к изменам и к любви. В итоге получился реальный шедевр.

«КАКИМ ЖЕНЩИНАМ НЕ ИЗМЕНЯЮТ МУЖЧИНЫ?
        Настоящей красавице Илоне изменил муж. Кстати сказать, невзрачный тип неврастенического склада. Илона же — идеальная женщина, мечта поэта, тракториста и бизнесмена — короче, любого мужика: с ногами, бюстом, роскошной платиновой гривой, с выдающимися кулинарными способностями и крайне покладистым характером. К примеру, убирает Илона в квартире, резво отодвигая мебель с целью провести влажную уборку. Ее драгоценный Андрей с дивана напряженно следит за футбольным матчем. «Андрюшенька, ножки подними — я полы протру», — благоговейно просит Илона. Андрюшенька одолжение, конечно, делает — ножки поднимает, но при этом такое недовольство высказывает… Она же тихо-мирно моет себе дальше, а потом еще и пивка мужу приносит, чтобы от зрелища не отвлекался.
        Словом, вот так она с обожаемого супруга целых пять лет пылинки сдувала, стирала-гладила, дочурку совместно нажитую воспитывала, романтические вечера закатывала, пока он не улетел с такой же невзрачной бухгалтершей на Кипр, а ни в какую не командировку в Тернополь, как обещал.
        Вскрылось все случайно, и прижатый к стенке супруг сознался: да, таки было. «Но почему? — обливаясь слезами, вопрошала прекрасная Илона. — Я ведь так старалась, чтобы тебе было хорошо со мной!» «А мне и было хорошо, — согласился Андрюшик. — Но скучно!»
        К чему приходим, девушки, в результате этой поучительной истории? Да к тому же, к чему привел нас опрос, проведенный среди мужчин разных возрастов на тему «каким женщинам не изменяют мужчины». Этот вопрос попросту поставил их в тупик, потому что таких женщин нет! Они изменяют красивым и не очень, стройным и пухленьким, умным и просто хорошим дамам.
        Принято считать, что существуют так называемые причины измен. Но это не так. Мужчины изменяют просто потому, что подвернулся случай.
        Некоторые авторы утверждают, что иногда женщины сами провоцируют мужчину на измену, приводя в качестве примера набивший оскомину застиранный домашний халат или женское равнодушие к тонкому внутреннему миру супруга. Расслабьтесь, дамы: всю эту наглую ложь придумали сами мужчины, чтобы оправдать свою зоологическую склонность к изменам, заставив нас испытывать комплекс вины. Запомните раз и навсегда: если он изменил, вы не виноваты!
        Они, эти изворотливые существа, всегда найдут способ переложить проблему с больной головы на здоровую. Если в солярий, бассейн и салон красоты вы ходите, как на работу, и достигли абсолютного совершенства во внешнем облике — он может изменить вам, например, с бывшей одноклассницей, которую встретил случайно в супермаркете. И лишь потому, что она его выслушала и не обязывала восторгаться ее красотой каждые пять минут. Если вы слушаете его, открыв рот, по три часа вдень — в строке «причина измены» он напишет: «У моей жены нет собственного мнения. А поговорить?» Вы бросаетесь в библиотеку, чтобы затем сразить его глубиной знаний, и снова мимо. Подлец умудрится согрешить с дамой, которая «не умничает!» Словом, как бы вы ни старались, это может произойти — просто потому, что они такие вот дети природы: хочется банан — сорву банан! И точка. Поэтому разумнее всего склонность к изменам рассматривать всего лишь как один из многочисленных мужских пороков, вроде физиологической неспособности провести настоящую уборку квартиры. Или прискорбному неумению радоваться пятичасовому шопингу.
        Еще женщины уверены, что мужчины изменяют для самоутверждения. Это тоже неправда. Совершая грехопадение, они ни о чем таком высоком и сложном не думают. Им просто тупо хочется секса с той, другой женщиной. То есть, с не-вами.
        Предотвратить измену любимого нельзя, как нельзя предотвратить внезапный снегопад накануне весны или драку в парламенте. Это случается, и все. Конечно, можно попытаться уменьшить риск (как если перестать избирать в парламент идиотов) или последствия (если все-таки до весны закупить снегоуборочную технику).
        Например, можно выбирать себе в спутники жизни парней, наименее склонных к изменам: не ветреных ловеласов, а обстоятельных, спокойных и обожающих вас субъектов. А уже будучи прочно увязшей в этих самых отношениях, можно по горло загрузить возлюбленного делами: например, родить пятерых детей, вынуждая его трудиться на трех работах для обеспечения благосостояния семьи. Можно зажечь его увлекательной идеей постройки загородного дома своими руками (еще лучше — без единого гвоздя). Чем больше разнообразных забот, тем меньше глупых мыслей об адюльтере.
        Однако, увы, все эти мудрые советы иногда опровергаются жизнью. Потому что недавно я встретила Славика, который строит дом на соседней улице. Этот во всех смыслах положительный дядечка, отец троих детей, стесняясь, вел за ручку незнакомую мне прелестницу от остановки сельского автобуса прямиком к своему недостроенному семейному гнездышку. На следующий день их соседка справа сообщила подробности: «Вчера Славка, наверно, на стройку любовницу привозил. Но там такое эхо, что я их развлечения полдня слушала…»
        Коварство Славика не уникально. У него просто было с кем, а теперь еще и стало где. И это совершенно не означает, что он перестал быть отличным семьянином. Теперь у него только одна проблема: он плохо замаскировался.
        И тут, наконец, пора понять нашими сложными женскими мозгами, что они, действительно, не смешивают понятия секса и любви, секса и семьи, секса и обязательств. А, поняв это, мы перестанем мучиться вопросом: прощать ли измену? Потому что на него есть вполне четкий ответ. (Мы говорим, кстати, именно об измене, а не о романе и не о всепоглощающей страсти, случившейся на стороне).
        Если объект изменил демонстративно, выставил напоказ трусы в помаде да еще и агрессивно наступает: «Да ты сама виновата! Запилила уже!», вывод один: он вас не любит, не уважает, не дорожит отношениями. То есть, расставаться не задумываясь, потому что имеем перед собой недостойного вас урода.
        Если же это произошло случайно, однократно и тайно, а он потом терзался и до сих пор искренне раскаивается; если человек в принципе хороший, долг свой знает и вас любит — простите его и живите дальше.
        Есть ли мужчины, которые не изменяют? Есть. Я лично знаю одного — скучный, как справочник по философии, с абсолютно бесполой внешностью. Недавно от него сбежала третья жена. Почему? Думаю, ей просто стало скучно!
        Что делать, если это случилось
        Изолировать детей и прочих родственников и дать выход эмоциям. Плакать. Называть сволочью и гадом. Бить посуду. Требовать бриллиантов и новую шубу. Посмотреть «Подари мне лунный свет» и восхититься прекрасной Андрейченко в главной роли. Снова плакать. Ненавидеть подлеца. Сходить в салон. Купить новое то, на что у него хватило денег: машину, платье или помаду. Уехать отдыхать без него, чтобы разобраться, хотите ли вы жить с ним дальше. И если решили, что оно того стоит — вернувшись, рассказать, как больно вам было, есть и будет всегда, и никуда от этого не деться. Сказать, почему вы решили остаться с ним, но что второго раза ваши отношения не переживут. А потом простить раз и навсегда, без условий, аннексий и контрибуций. Словно вынести приговор о помиловании: окончателен и обжалованию не подлежит.
        Чего делать нельзя
        Нельзя возвращаться к этой болезненной теме, терзая себя и его, бесконечно выясняя подробности и отношения. Нельзя впутывать родственников и знакомых. Не шантажируйте его, заставляя многократно платить по этому счету. Не используйте его вину как аргумент во время ссор. Не отказывайте ему в близости — хотя поначалу будет очень, очень больно, и вы снова будете плакать — но делайте это уже в одиночестве. Не мстите, заводя интрижки с другими мужчинами — уважайте себя. И, пожалуй, не стоит рассказывать об этом подругам… Впрочем, как и о многом другом. Но о подругах — в следующий раз».
        Застолбив последней фразой за собой следующую тему, я поставила точку в статье и смогла с чувством полностью выполненного долга отправиться спать. И уснула чистым и глубоким сном младенца, потому что коварная измена Макса окончательно перестала меня тяготить.
        Глава 15
        Следующие несколько дней прошли в непрерывной суете. Мы всерьез занялись делом, и я наконец-то поверила, что все происходящее — реальность. Конечно, без помощи Светы сделать это было бы намного труднее. Но она немедленно приступила к регистрации нашего пока что небольшого бизнеса, и заряжала меня верой в светлое будущее каждую минуту.
        Мы составили коммерческое предложение и начали его рассылать потенциальным рекламодателям, параллельно работая над пилотным номером. В нашем распоряжении, кроме Лили, было аж два бесплатных сотрудника — я сама и верная Светка. Деньги ей были пока не нужны, а вот должность директора понравилась сразу. Мы отправили секретаршу напечатать нам красивые визитки, а сами, по обыкновению, хохоча и безумствуя, уселись дальше планировать первый выпуск.
        —Тинка, а давай рубрику «Рейтинги» введем, — предложила Света.
        —Ага, это сейчас модно. Что рейтинговать будем?
        Света надолго задумалась, а потом выдала:
        —Да хоть стриптизеров.
        —Ну ты, мать, после фокуса с Колей вообще вразнос пойти решила, — осуждающим тоном старой девы проворчала я.
        —Так я ж не для себя, — принялась защищаться Светка, — я ж для любимых читательниц.
        И продолжила:
        —Вот у нас журнал под названием «Девичник». А правильный девичник с чего начинается? С водки — неправильный ответ. Правильный ответ — с мужского стриптиза. Куда пойти, куда податься теплой женской компанией, чтобы поглазеть на поджарые мужские тела, полные обещаний, — в нашем обзоре!
        —Да ты готовый текст только что выдала! — восхитилась я.
        Света поражала меня все сильнее. Едва начав наше дело, она словно раскрылась, как розовый бутон под солнцем. Я все больше уважала подругу и искренне радовалась, что она у меня такая великолепная есть.
        Дверь кабинета отворилась, в нее впорхнула Дашка — еще одна моя великолепная подруга.
        —Привет! — обрадовалась я. Ироничный Дашкин ум был нам очень кстати в процессе разработки идей. Дашке наша идея понравилась сразу; ихотя она никакого отношения к журналистике не имела, а как раз имела к детским игрушкам и усиленно работала над продвижением своего интернет-магазина детских развивалок. Она сказала, что надеется на бесплатную рекламу в журнале для родителей, который мы начнем издавать, когда устанем от «Девичника». Но пока что здорово нам помогала, подкидывая свежие мысли.
        —Я пришла к вам как бесплатная фокус-группа, буду оценивать темы и идеи от имени будущих читательниц, — сообщила Дашка и плюхнулась на свободный стул. — Надеюсь, у вас уже есть секретарша? Почему она не предлагает мне чай, кофе, капучино?
        —Ты очень капризная фокус-группа, — заявила Светка. — А секретарша визитки печатает. Кофеварка возле рецепции!
        Дашка не обиделась, а пошла варить кофе себе и нам заодно.
        Вернувшись с подносом, на котором ароматно дымился наш допинг, она оглядела меня критически и безапелляционно заявила:
        —Что-то ты не худеешь вовсе, Тинка. Развод обычно заставляет женщин страдать и худеть.
        —Это не ее случай, — вздохнула Светка. Она тоже хотела похудеть, но Иван был категорически против: наверное, боялся, что лишние килограммы в первую очередь начнут уходить с самых выдающихся частей прекрасного тела жены. «Не хочу терять ни грамма счастья», — говорил он. И закармливал дражайшую половину вкусняшками. Но Светка в глубине души надеялась, что когда-нибудь его попустит и она снова сможет предаться радости голодания. Ведь она привыкла бороться с лишним весом лет с четырнадцати, и боролась до тех пор, пока не встретила Ваньку. И теперь реально тосковала по диетическим периодам: «Это так приятно — чувствовать легкость тела!» — говорила она, узнав, что я в очередной раз ввязалась в фитнес-истязание.
        Но я не слишком обрадовалась Дашкиному замечанию. Хотя такое между нами было железное правило — всегда говорить друг другу правду. Но сейчас я приуныла и начала оправдываться:
        —Так я ж в спортзал хожу!
        —Ну…, — задумчиво протянула Дашка. — Думаю, этого недостаточно. Там еще надо заниматься. Ты заниматься в спортзале? Или ты туда только приходишь, садишься на скамейку и лопаешь пончики?
        —Вот змея, — расхохоталась я.
        А Светка сказала:
        —Мотивация нужна. Вот если бы ты вдруг решила всерьез встречаться с Димой, то наверняка бы похудела.
        —Ну да. Нормальный парень, чего там, — взмахнула рукой Дашка. — И забыла бы, наконец, своего мифического Артема.
        —Ага, — одобрила Светка Дашкин план дальнейшего развития моей личной жизни.
        А я даже немного на них обиделась. Потому что Артем вовсе не мифический.
        И зачем мне кавалер, ради которого нужно худеть? Или еще как-то меняться? Менять свои привычки, «проявлять гибкость» и «женскую мудрость», чему учат нас постоянно женские журналы?!
        Но я не хочу меняться! Я люблю себя такой, какая я есть. И хочу встретить мужчину, который полюбит меня такой, какая я есть. И я его полюблю таким, какой он есть. Конечно, он должен быть с самого начала тем, кто мне подходит…
        Такое чувство было у нас с Артемом. Мы знали, что подходим друг другу идеально — как ключ к замку. Мы мечтали о будущем и говорили друг другу, какое это счастье — не подстраиваться один к другому, не меняться, не тратить силы на эти изменения, а просто жить и наслаждаться своим совпадением. Которое, возможно, бывает раз на сто лет…
        Вот родители мои всю жизнь друг к другу подстраивались. Они скандалили, мирились и снова ругались. «Подстройка» происходит у них до сих пор. Я, правда, верю, что соединила их дикая страсть, потому что нельзя так страстно и с таким упоением ссориться в течение сорока лет, если это не чередуется таким же страстным сексом. Но мне трудно было назвать их пару счастливой. Тяжело открывать замок к семейному счастью, если ключ не подходит. Так они его, увы, и не открыли за всю совместную жизнь… В конце концов просто смирились. Они сосуществуют словно в параллельных мирах, которые пересекаются только в двух плоскостях — совместная дочурка (то бишь я) и совместный быт, которым они связаны крепче всего. Особенно их связывает общая дача, где они трудятся с апреля по октябрь каждый год все выходные всю свою жизнь, и даже начали находить в этом радость в последние годы, когда вышли оба на пенсию.
        Но я не хочу такой жизни. Хотя оба моих родителя — хорошие люди, но по отдельности. Я так и смогла понять, что их удерживает вместе столько лет на самом деле (наверное, все-таки страстный секс). Но лучше бы они развелись, ей богу — тогда бы я не страдала от чуть ли не ежедневных ссор, невольной свидетельницей которых становилась. Я не хочу своим детям такой судьбы… Хотя пока что не слишком получается найти свой ключик. Каждый раз — не тот… Правда, у меня хватает мужества не влачить бесперспективные отношения по жизни бесконечно — как чемодан без ручки, который нести тяжело, а выбросить жалко.
        Артем был моим ключиком. Мы понимали друг друга не просто с полуслова — а с полувзгляда и полувздоха. Может, мы были слишком юны для того, чтобы оценить степень нашего уникального совпадения. Может, проживи мы вместе хотя бы лет пять, вскрылись бы какие-то кардинальные расхождения во взглядах…Не знаю. Но воспоминания о тех шести месяцах, когда у нас была одна жизнь на двоих, до сих пор погружают меня в некий совершенный мир, где размолвкам совершенно нет места… За исключением единственной, поставившей точку в наших отношениях. Но мне так хотелось верить, что это была не точка, а многоточие, после которого обязательно должно последовать продолжение.
        —Улё! Тина! Вернись к нам! — внезапно вернула меня к реальности Светка.
        —Опять где-то витает, — сказала обо мне в третьем лице Дашка. Она все-таки из нас троих была самой большой реалисткой. Радиофизический факультет университета в анамнезе что-то да значит.
        —Мы тут журнал собрались делать, — напомнила Светлана.
        —Ах, журнал, говоришь? — Прищурилась я. — Тогда получай задание.
        —Какое же? — Заинтересовалась подруга.
        —А вот какое! — заявила я. И торжествующе молвила: — Худей или уволена!
        —Это как? — проявила вдруг живой интерес Даша.
        —А так! Говорите, мотив нужен? Вот вам мотив, лучше не бывает! И это не какой-то там мужчина, это — работа мечты!
        —То есть, ты хочешь сказать, — провести такой эксперимент на себе? — начала понимать идею Светка. — Выяснить, как мотив влияет на результат?
        —Ага! Я даю тебе задание с условием: похудеть за два месяца на семь кило любым способом, не слишком затратным и не вредным для здоровья. Если не получается — ты уволена!
        —Класс! — вопреки здравому смыслу, завопила от радости Светка. Таки да, общение со мной не идет на пользу ничьему рассудку…
        —Тебе нравится идея? — подозрительно поинтересовалась я.
        —Еще бы! Для Ваньки отмазка есть — это раз. Похудею — это два. Статья получится прекрасная — это три! — как дитя, радовалась Светка, почитательница романов про Эраста Фандорина.
        На том и порешили. Дашка упорхнула по своим делам, Светка вдохновенно начала готовиться к эпохальному похудению, а я, все еще немного обиженная на Дашку за ее правду о моем весе, села писать статью о подругах. Вернее, статью о том, о чем им не стоит говорить.

«МОЛЧАНИЕ ПОДРУГ
        О ЧЕМ НЕ СТОИТ ГОВОРИТЬ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГЕ
        Не будем лишний раз доказывать очевидное: крепкая женская дружба действительно существует! И тем она крепче, чем лучше мы умеем держать язык за зубами. Потому что именно он часто дружбу разрушает (как и любовь, впрочем, тоже).
        Куда же деться от задушевных бесед с лучшими подругами, и, с другой стороны, как без них жить?

…Когда за твоим возлюбленным, приехавшим к тебе в гости в жестокую вьюгу с ведром роз и восхитительным колечком, наконец-то закрываются двери, что ты делаешь? Правильно, немедленно звонишь «лучшей». Следующие два часа все, пытающиеся вам дозвониться, могут отдыхать: с восхитительным упоением вы будете обсуждать тончайшие нюансы перспектив развития отношений с этим мужчиной, высказывать опасения и, перебивая друг друга, приводить примеры из жизни, мировой литературы и судебной практики. Только после разговора с подругой исключительный вечер кажется логически завершенным и приобретает смысл.
        Когда за твоим возлюбленным, приехавшим к тебе в гости в жестокую вьюгу, чтобы забрать свои вещи, состоящие из зубной щетки и диска с игрой «Герои меча и магии», наконец-то закрываются двери, что ты делаешь? Правильно: все то же самое, что и в предыдущем абзаце, включая судебную практику.
        Любые жизненные проблемы и переживания заслуживают того, чтобы о них было поведано подруге. Особенное значение неторопливое всестороннее рассматривание вопроса за чашкой кофе приобретает в том случае, когда ты сама не знаешь, как его решить. Может, подруга и не даст тебе самый дельный совет, но, проговаривая всю ситуацию вслух и шаг за шагом извлекая на свет божий суть проблемы, ты, скорее всего, в конце концов во всем разберешься сама. Да и психологи утверждают, что такая беседа имеет психотерапевтический эффект. Налицо явление, широко известное в среде славян под названием «излить душу».
        Правда, есть в мире женщины, принципиально не обременяющие себя дружескими узами. Ведь можно никому и не доверять свои проблемы, а посвятить вечер тягостным раздумьям, приговорив в одиночестве литр чая и тортик. Зато можно быть уверенной, что твоя личная жизнь никогда не станет достоянием гласности, и тебе никогда не будет стыдно за минуты слабости, свидетельницей которых стала подруга.
        Но, как говорится, волка бояться — в лес не ходить. На самом деле жизнь без любимой подруги теряет часть красок, особенно модных оттенков. Может, просто не все ей рассказывать? Если тебе не все равно, что думают о тебе окружающие, и стараешься думать о последствиях своих поступков, неплохо соблюдать несколько простых правил молчания.

1.НЕ СПЛЕТНИЧАЙ

«Я могу рассказать своей подруге обо всем, — говорит 29-летняя Светлана. — Ведь для того и существуют подруги, чтобы можно было поделиться самым сокровенным. Единственное, что для меня является табу — чужие тайны. Никогда не расскажу ей о подробностях личной жизни или неприятностях даже наших общих хороших знакомых. Если человек доверил мне свои секреты, я не имею никакого морального права трубить о них на весь мир. И вообще, правду говорят: секрет перестает быть секретом, если о нем известно более, чем одному человеку… А секрет, переданный через третьи руки, уже превращается в сплетню. По моему мнению, сплетничество — один из самых дурных пороков, особенно женских».
        МОРАЛЬ
        Душевная беседа с подружкой и сплетни — далеко не одно и тоже. Первое для твоего нравственного здоровья целительно, второе — пагубно. Кроме того, представь, что будет с твоей репутацией, когда «третьи лица» узнают, что ты вовсю о них судачишь?
        СОВЕТ
        Если не терпится позаглядывать в замочные скважины — купи с десяток газет из разряда желтой прессы. Прочитай их все (можно устроить вечер совместного с подругой чтения вслух). Одного подхода будет достаточно, чтобы в дальнейшем с брезгливостью отсекать любые поползновения окружающих перемыть косточки кому-либо. В случае тяжелых рецидивов рекомендуется просмотр передачи «Окна».

2.НА ДАВИ НА ЖАЛОСТЬ
        Валентина, 40 лет: «Никогда не расскажу подруге о тех ситуациях, которых я стыжусь. Не могу назвать свою семейную жизнь безоблачной, и многие наши приятели если не знают об этом, то догадываются. Но я не могу пожаловаться «в деталях» на свою судьбу даже ближайшей подруге, с который мы очень дружны уже почти тридцать лет… Очень стыдно признаваться в том, что меня унижает муж. Боюсь, подруга будет меньше меня уважать, если узнает подробности. Ведь она привыкла видеть меня уверенной в себе дамой!»
        МОРАЛЬ
        Что ни говори, а приятно, когда тебя жалеют. Но это касается лишь кратковременных обстоятельств, вроде гриппа, недотёпы-практиканта в твоем отделе или двойки по математике у сына-первоклассника. В хронических случаях жалость всегда идет рука об руку со снисходительностью или недоумением, и дружба дает трещину. Ну кому понравится выслушивать однообразные стенания в течение нескольких лет подряд?!
        СОВЕТ
        Хочется пожаловаться на беспросветную жизнь — отправляйся в гости к маме. Она всегда пожалеет непутевое дитя, пожурит, очередной раз скажет, что ты сама во всем виновата и надо было ее в свое время слушаться, а не «вертеть хвостом». Но на ваших отношениях такой разнообразный поток эмоций никак не скажется, то есть и волки останутся целы, и овцы сыты. Или наоборот.

3.НЕ ОБСУЖДАЙ ЛЮБИМОГО
        Катя, 22 года: «Мы с моей подружкой Леной — неразлейвода. Учились в одной школе, теперь заканчиваем один институт. Обе стремимся не отставать от моды и быть в курсе современной жизни. Мы проводим вместе немало времени и у нас почти нет тайн друг от друга. Но я никогда в жизни не расскажу Ленке о том, что мой муж, с которым мы вместе уже три года, совсем не сексуальный гигант, как я сообщила всем подружкам (и, конечно же, ему самому — в первую очередь!) Все равно, мне с ним очень хорошо и комфортно, ведь любовь — это не только постель. Он заботливый, внимательный, очень умный и чуткий. И я вполне мирюсь с тем, что секс у нас случается не по восемь раз в день».
        МОРАЛЬ
        Можно обсуждать чьи угодно сексуальные достоинства, но только не любимого человека. Молчи, как рыба, и о других его особенностях и привычках, даже если они поначалу тебя сильно удивляли (например, трогательно скрученные ракушкой вчерашние носки, хранящиеся на батарее, или привычка ставить в холодильник пустые банки из-под огурцов). Когда подруга, придя к вам в гости, иронично упомянет об огурцах, то любимый посчитает тебя предателем.
        СОВЕТ
        Хочешь поговорить с подругой о любимом? Она сгорает от любопытства? Да сколько угодно. Ты можешь так много рассказать о его нежности! О цветах по утрам на подушке! О розовых лепестках на простыне! О песне, которую он дрожащим голосом заказал тебе вчера по радио! Подруга лопнет от зависти, даже не успев спросить о количестве половых актов за ночь.

4.НЕ КРИТИКУЙ ЕЕ

«Я слишком люблю свою подругу, чтобы своей «чистосердечной прямотой» испортить ей настроение, не говоря уже о более серьезных вещах, — признается 25-летняя Тамара. — Нина — девушка полненькая, но я скорее проглочу язык, чем скажу ей: «Тебе следует немедленно сесть на диету, а не брать из коробки пятнадцатую конфету!» Она много раз пыталась похудеть, но безрезультатно. Если я напомню ей об избыточном весе, то она просто лишний раз расстроится, а доверие ко мне будет потеряно. С другой стороны, я с большим удовольствием хожу с Ниной по магазинам и помогаю выбирать одежду, которая подчеркивает соблазнительность ее форм».
        МОРАЛЬ
        Никому не нравится критика, зато все с удовольствием принимают действенную помощь. Если твоя подруга полненькая — предложи вместе заняться аэробикой; если у нее проблемы с волосами — посоветуй обратиться к твоему парикмахеру; если обожает мексиканские сериалы — подари интересную книгу; не читает книг — помоги выучить алфавит и подари что-то попроще, вроде «Незнайки на Луне». Кстати, женщины гораздо охотнее самосовершенствуются, чем мужчины.
        СОВЕТ
        Считаешь, что подруге необходимо резать правду-матку прямо в глаза? Хорошо. Тогда сними трубку, набери ее номер и признайся, как давно ты хотела сказать, что на ее бочкообразной фигуре то старомодное платье ядовитого зеленого цвета выглядит как седло на корове. Особенно в паре с дикими босоножками, за которые ты бы не дала и три гривни в базарный день. Попробуй. У тебя сразу станет меньше проблем — ровно на одну подругу.

5.ХРАНИ СВОИ ТАЙНЫ

«Я давно замужем, но уже год встречаюсь с другим мужчиной, — рассказывает 30-летняя Вероника. — Люблю его, но и уйти от мужа не могу: у нас двое детей, да и, как ни странно это звучит, семья вполне благополучная. О наших встречах никто даже не догадывался, но недавно я не вытерпела и рассказала о своем романе близкой подруге. Не прошло и недели, как сотрудники фирмы, в которой мы обе работаем, начали перешептываться за моей спиной! Как я узнала потом, она ничего конкретного не сообщала, только намекала: «Ах, я такое знаю о внебрачной жизни Вероники… Но ничего вам не расскажу, потому что она моя лучшая подруга!» Я сделала вид, что меня эта информация не касается, с таким прекрасным мужем никаких любовников быть не может в принципе, так что скандала удалось благополучно избежать. Я не перестала общаться с подругой, потому что считаю: сама виновата. Просто теперь знаю, что даже самым близким подругам нельзя рассказывать о том, что хочешь сохранить в тайне от всех».
        МОРАЛЬ
        Не хочешь, чтобы подруга поступила нехорошо — не провоцируй ее. Тебе, конечно, станет легче после долгой и продолжительной беседы. Но ей-то каково втихомолку влачить груз чужого романа, когда соблазн выдать тайну на-гора прямо распирает? И, кстати, даже у самого хорошего человека может оказаться длинный язык.
        СОВЕТ
        Если жизнь во грехе кажется тебе невыносимой, и слишком хочется с кем-то поделиться, — сходи к священнику. Во-первых, выговоришься. Во-вторых, раскаешься. В-третьих, вполне возможно, окончательно вернешься в лоно семьи, и моральные мучения исчезнут сами собой.
        ПОДВЕДЕМ ИТОГИ
        Итак, мы не рассказываем подругам…

… о том, что вредит нашему имиджу «белой и пушистой девушки»;

… о том, что может испортить настроение подруге или причинить ей боль;

… о том, что может быть использовано против нас;

… о том, что нам самим стыдно вспоминать.
        Ну и не надо рассказывать. Приятно лелеять свою маленькую девичью тайну, доставать ее иногда их темного угла, стряхивать пыль и рассматривать со всех сторон. И говорить ей: дорогая, а не пора ли с тобой расстаться? А когда поймешь, что пора, пригласить подругу на чашечку кофе и… Ну, ты сама знаешь, что случается со временем с маленькими девичьими тайнами!
        А КАК У МУЖЧИН?
        Мужчины, в отличие от женщин, даже лучшему другу не доверяют все свои сердечные тайны и душевные терзания. Во-первых, у мужчин просто не бывает терзаний в таком количестве, как у нас; аво-вторых, они ни за какие психотерапевтические коврижки не будут выглядеть слабыми в глазах друга. Практически все мужчины на вопрос: «Все ли ты можешь рассказать лучшему другу?» ответили отрицательно. Но многие добавили: «Скорее, больше расскажу любимой женщине».
        Получается, мужчины доверяют нам больше, чем мы им! Ведь женщины, в первую очередь, отправятся со своими тайнами к подруге, а не к бойфренду. Как отметила одна из опрошенных дам, «…потому что мужчины приходят и уходят, а любимая подруга остается!»
        Глава 16
        Домой я ехала на метро. Машина с утра заводилась плохо, и я решила оставить ее на стоянке — авось, постоит еще денек, отдохнет, и начнет заводиться сама по себе.
        Я успела занять стратегическое место с краю диванчика, и только вынула книжку из сумки, чтобы скоротать пятнадцать минут пути за приятным чтением увлекательного женского романа, как в вагон вошла беременная. Все мужики сидят. Я уступаю место девушке, она немного виновато улыбается и садится. Я встаю и обвожу взглядом четверых особей мужского пола — мужчинами их назвать язык не поворачивается.
        И где мне, скажите на милость, искать третьего мужа?!
        Хотя, конечно, если мужчина под сорок все еще ездит общественным транспортом — стоит задуматься, насколько он умен или трудолюбив. Потому что я твердо уверена: к середине жизни бедняками остаются только глупые, ленивые или страдающие серьезными заболеваниями люди, строго говоря — инвалиды. Остальным ничто не мешает зарабатывать себе на достойную жизнь, причем трудом, который по душе. Никакие внешние причины тут не работают. Кризис? Ищи возможности. Профессия перестала быть востребованной? Осваивай новую. Начальник — самодур и не дает тебе возможности реализовать все свои способности? Ищи новую работу. На всех работах начальники самодуры? Открывай собственный бизнес. Но не нужно лицемерить перед самим собой и искать оправдания своим лени, глупости и связанным с ними неудачам.

…А дома, как назло, ждала еже одна неприятность: сломался кран на кухне.
        Думаю, краны на кухне не ломаются просто так. Поломку посылает богиня чистоты, чтобы появился повод отодвинуть от стен кухонные шкафы, плиту и холодильник, и можно было, наконец, нормально убрать в укромных уголках кухни.
        Заметив, что из крана течет, я бросилась звонить в ЖЭК. На мой призыв слесарь явился стразу. Отодвинул от стены мойку, нырнул под раковину и немного там поковырялся. Затем вернулся и с важным видом произнес:
        —Прокладка нужна. У меня такой нету. Давайте деньги — поеду за деталью.
        Я без лишних вопросов достала кошелек, подозрительно радостный слесарь быстренько умотал за деталью, а я осталась одна на развороченной кухне.
        Конечно, мне открылись ее малопривлекательные глубины, и я решила в ожидании мастера и прокладки эти глубины отмыть. Переоделась в любимый вельветовый комбинезон канареечного цвета, купленный когда-то в секонд-хенде только по причине его дешевизны и безумной красоты. Но из-за его абсолютной непригодности для носки «на людях», комбинезон стал моей униформой для уборки квартиры. Еще я его надевала, когда гостила у Дашки на даче и пропалывала с ней клубничные грядки. Дашка тогда прямо обзавидовалась, и предлагала мне за эту фееричную одежку ее кремовые сапоги с вышивкой, на которые я давно запала. Но я не согласилась. В сапогах ведь уборку квартиры не проведешь? А без комбинезона у меня вдохновение не наступит. Для уборки.
        Я отодвинула на кухне все не отодвинутое, взяла тряпку, швабру, печатки, повязала на голову бандану, включила на всю громкость AC/DC и взялась наводить чистоту.
        Спустя час я вспомнила, что шурую шваброй не просто так, а жду слесаря с деталью. Он, кстати, уже давно должен был вернуться, так как хозяйственный рынок расположен всего в двух кварталах от моего дома.
        Пришлось звонить снова в ЖЭК. Трубка ответила недовольным женским голосом, что слесарь «на вызовах», и его не будет целый день.
        Подозревая, что, благодаря моему авансу, сегодняшние вызовы мастера уже завершились под ближайшим гастрономом, я приуныла. И тут раздался дверной звонок. На крыльях счастья (и испытывая угрызения совести, что так несправедливо думала о человеке), я помчалась на звук.
        Однако за дверью никакого слесаря не было. А был Дима — собственной персоной, красивый, чистенький, аккуратно причесанный свежеподстриженный Дима с коробкой конфет в руках. Причем моих любимых дорогущих шоколадных трюфелей. Впрочем, у меня все конфеты любимые, особенно если они шоколадные и дорогие. Я плотоядно уставилась на трюфели, затем усилием воли отвела взгляд (вдруг они не для меня?!) и сказала:
        —Привет.
        —Привет. Классный комбинезон, — одобрительно сказал Дима.
        —Да я в квартире убираю, — зачем-то принялась оправдываться я. — Проходи.
        —Это тебе, — протянул Дима коробку с трюфелями.
        —Спасибо, — насторожилась я. Конфеты, конечно, взяла. Но не понимала, для чего он их принес.
        —Дима, спасибо за конфеты. Это очень приятно. Но, если честно, ты же понимаешь, что мне сладкого нельзя?
        —У тебя диабет? — спокойно спросил он.
        —Нет. У меня лишний вес, — глядя ему прямо в глаза, безжалостно констатировала я очевидный факт. Правда, не такой уж он и лишний, если порассуждать; просто рядом с Димой моего веса реально было слишком много.
        —Ну и что? — он пожал плечами. Я даже обиделась: по всем законам хорошего воспитания, он должен был немедленно начать опровергать это ужасное самообвинение! Сказать что-нибудь вроде: «Что ты, Тина, нет у тебя никакого лишнего веса! Ты очень стройная и привлекательная!» Разве нормальные люди в таких случаях говорят — «ну и что»?!
        —Ты ведь понравилась мне сразу, как только тебя увидел там, на пляже. Не знаю, лишний у тебя вес или нет, — но ты очень красивая. Такая, какая есть, — мечтательно произнес он, смутился, кашлянул и спросил, можно ли поставить чайник — наверное, чтобы испить чаю с моими трюфелями.
        —Поставить чайник можно, только у меня на кухне все разворочено.
        —Почему?
        —Да кран сломался, — поморщилась я. — А слесарь как ушел за прокладкой, так теперь неведомо, когда вернется.
        Дима прошел на кухню, посмотрел на кран, заглянул под мойку. Затем молча снял футболку, бросил ее на стул, а потом изящным ловким движением отправил свое совершенное тело в отмытые мной кухонные глубины. И только оттуда спросил:
        —Тина, у тебя какие-нибудь инструменты есть? Разводной ключ, например?
        Я молчала и сдвинуться с места не могла. Все эти непринужденные действия — снять футболку, бросить на стул, нырнуть под раковину, при всей их тривиальности и будничности, были похожи на действия грациозного животного. Сильного, уверенного в своей силе и красоте. Я замерла, не в силах стереть из памяти эти его простые действия. Короче, зря он футболку снимал.
        —Тина? — вынырнул Дима из кухонных недр.
        Я очнулась:
        —Да, что-то есть. Наверное. В кладовке.
        Развернулась, споткнулась и чуть не свалилась на пол. Но мне не дал упасть Дима — он подхватил меня.
        Тут мне стало совсем нехорошо. Он был так рядом. Сильный. Надежный. Красивый. И голый. Ну ладно, полуголый. Неважно. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, я положила руку ему на талию. И вторую тоже. А дальше, совсем не мысля, что творю, прикоснулась губами к гладкой, прохладной, соленой коже его плеча. Дима осторожно снял с меня бандану и провел рукой по моим волосам. Они рассыпались по плечам свободной шелковой вуалью.
        —Господи, Тина… Ты…
        И поцеловал меня. Кровь побежала по венам быстро-быстро и собралась где-то в животе, расходясь оттуда сладкими волнами по всему телу. Я выскользнула из комбинезона. Дима снова сказал, словно выдохул:
        —Тина… Ох… Ты…
        Больше он ничего не говорил. Словно в горячке, мы обнимали друг друга, с жадностью припадая к телам друг друга, сворачивая все близлежащие предметы — табурет, какие-то кастрюли, еще что-то… Как слепая, все время на что-то натыкаясь, я пыталась выбраться из темного плена — своей развороченной кухни, своей развороченной жизни… Дима взял меня на руки и положил на ближайшее удобное место — на ковер в гостиной. Ну и себя, конечно, рядом…
        —Дима, а ты зачем пришел? — тихо спросила я его спустя вечность.
        —Вообще-то, я пришел поговорить с тобой о дружбе.
        —Да мы вроде неплохо дружим, — рассудительно сказала я и хохотнула, пытаясь скрыть внезапно возникшую неловкость. Ничего себе, хорошенькая у нас дружба получается!
        —Ну… теперь, конечно, заготовленная речь будет некстати, — улыбнулся Дима, потянулся ко мне и нежно поцеловал. Словно мы с ним уже полгода встречаемся и дело идет к свадьбе — вот как он меня поцеловал. Так радостно, спокойно, властно и нежно. Я в ответ тоже потянулась к нему, снова испытывая жажду, в полной уверенности в том, что только он способен ее утолить.

… — Так вот. На самом деле я хотел произнести совсем другую речь, а не ту которую заготовил, — сказал Дима, когда закончилась вторая вечность. — И я ее обязательно произнесу, как только починю твой кран!
        Он пружинисто поднялся, оделся (при этом торс коварно оставил снова обнаженным) и подал мне руку. Я поднялась с ковра, словно королева — таким восхищенным, полным обожания был его взгляд. В комбинезон облачаться не хотелось, поэтому ограничилась легким шелковым халатиком.
        В кладовке, действительно, обнаружился ящик с инструментами — Макс иногда что-то время от времени пытался починить. Правда, безуспешно; но для пущей важности обзавелся первоклассными инструментами. Дима взял ящик и нырнул снова под мойку, периодически оттуда возникая и меняя инструмент.
        Я стояла рядом и не сводила глаз со своего гостя, любуясь им. На самом деле я прекрасно понимаю, почему герои порнофильмов — сплошь чистильщики бассейнов, косильщики газонов и слесари, а никакие не бледные менеджеры среднего звена. Мужчина, занимающийся не слишком изматывающим физическим трудом, выглядит очень сексуально. Особенно с голым торсом. Вот вечно пялящийся в монитор менеджер среднего звена, вздрагивающий от каждого вздоха своего начальника и нервно реагирующий на каждый телефонный звонок — это не сексуально. А слесарь… Трезвый… Молодой… И при этом с высшим образованием… В стильных таких очочках…
        Елки-палки. Пора это прекращать, — испуганно подумала я. И как раз Дима окончательно покинул кухонные недра со словами:
        —Все, готово!
        —И тебе не нужна прокладка? Как жэковскому слесарю? — удивилась я.
        —А в ящике с инструментами запасная была, — легко сказал Дима и спросил: — Не слишком ли большой наглостью будет, если я попрошусь принять душ в твоей ванной? Я весь потный и липкий, — смущенно добавил.
        Это хорошо, что я перестала думать о порнофильмах, а то еще невзначай еще предложила бы присоединиться. А мне меньше всего хотелось опошлять прелесть момента.
        —Конечно. Сейчас принесу полотенце.
        —Подожди, давай я все тут на место поставлю, — и подвинул мебель на свои места.
        Пока Дима плескался в душе, я наводила порядок на кухне и собиралась с мыслями. Это надо было прекращать, пока не поздно. Ну то есть, прекращать не мыслить, а странные отношения с Димой. Я что, назвала это «отношениями»?! Точно, нужно срочно завязывать!!!
        И когда чистый, сияющий Дима появился на пороге кухни, и хотел мне что-то сказать, я не дала ему даже раскрыть рот:
        —Дима, прости, но я прошу тебя уйти. Мне нужно подумать. Да и слесарь скоро придет, — невпопад добавила я.
        Он помрачнел так, словно невесть откуда взявшиеся темные тучи набежали на небо, полное солнца и света. Задумчиво посмотрел на меня и тихо сказал:
        —Ладно. Но ты должна знать, что мне было очень плохо без тебя. Это звучит странно, потому что, формально говоря, мы не были парой, мы не встречались, и все же — мне было плохо без тебя. Словно трудно было дышать. Я пришел, чтобы снова начать дышать, понимаешь?
        Я молчала, понурив голову. Мне нечего было сказать, кроме того, что я совершенно, немыслимо, безумно запуталась — словно сидела внутри гигантского клубка из проблем и чувств, который не могла распутать. Поэтому я озвучила только то, что мне казалось самым главным:
        —Я не могу. Сейчас не могу. Потом.
        Конечно, понять мой краткий монолог было невозможно. Но Диме это удалось. Он кивнул и сказал:
        —Хорошо. Я позвоню?
        —Я сама. Захлопни, пожалуйста, дверь.
        У меня не было никакой возможности проводить его хотя бы до двери. Потому что даже я сама не понимала, откуда взялись слезы на моих глазах.
        Глава 17
        Встреча с потенциальным рекламодателем подходила к концу, и я уже изрядно нервничала: опаздывала в лагерь, чтобы забрать Левку. Благо, встреча проходила как раз рядом с окружной дорогой, от которой до лагеря было ехать минут двадцать. Я чуть ли не бегом покинула офис будущего клиента, с застывшей улыбкой на лице запрыгнула в машину… Она не заводилась. Я немного подумала и снова повернула ключ зажигания в замке. Ноль реакции. Вышла из салона и два раза обошла свою «реношку», но никаких видимых повреждений не обнаружила. Тогда я пнула ногой переднее правое колесо. Затем, поразмыслив, левое. Но это не помогло: машина не завелась. Тогда я открыла и закрыла дверцу. Глухо. На этом все мои попытки завести машину с помощью шаманства закончились, и я приуныла. Раньше семейным транспортом занимался припадочный Максик. В чем-чем, а в машинах он разбирался. Это ведь железо, а не люди.
        Особенно раздумывать было некогда. Я поставила машину на сигнализацию и ринулась на окружную — ловить попутку, так как времени на вызов такси уже совсем не было.
        Едва добравшись до обочины окружной, я взмахнула рукой, останавливая машину и стараясь не обращать внимания на несколько стоявших поодаль барышень. Они неодобрительно покосились на меня, словно это была их личная дорога.
        Я подняла руку и, притоптывая на месте от нетерпения, принялась ждать, пока остановится какой-нибудь машинка.
        Наконец, притормозил не новый форд, за рулем которого сидел крупный усатый дядечка лет сорока с хвостиком. Он опустил стекло с моей стороны, перегнулся через соседнее сиденье и вопросительно воззрился на меня.
        Я быстренько подбежала к машине и скороговоркой проговорила:
        —До КПП на Пущу-Водицу довезете?
        Дядечка почему-то удивился и спросил:
        —Сколько?
        —Ну я не знаю, сколько. Это вы мне скажите, сколько стоит эта услуга.
        Дядечка прищурился и сказал:
        —Ну… Пятьдесят.
        И почему-то подмигнул. Мне это совершенно не понравилось, и я строгим голосом проговорила:
        —Тридцать.
        Он удивился пуще прежнего и даже переспросил:
        —Ты уверена? Тридцать? А чего так?
        —Потому что, по моему мнению, именно столько это стоит.
        Дядечка крякнул и открыл дверь с пассажирской стороны.
        Я плюхнулась на сиденье, пристегнулась и приготовилась ехать. Но водитель внезапно спросил:
        —Так куда поедем?
        —Я же сказала — КПП на Пущу-Водицу. Причем срочно.
        —То есть, тебе сначала туда нужно?
        Да что за болван такой попался?! Я от возмущения аж задохнулась:
        —Да! Меня ждут! — проорала я.
        —Подожди, я не понял — ты что, не работаешь? — словно начал что-то понимать дядя.
        —О господи. Конечно же, я работаю, — произнесла я удрученно. — Только поехали уже, тороплюсь очень.
        Он вроде бы немного успокоился и, наконец, двинулся с места. Но при этом почему-то решил, что я нуждаюсь в беседе с ним.
        —Вот ты говоришь, что работаешь… А нравится тебе работа твоя?
        —Конечно, нравится. Живое общение с людьми, постоянно что-то новое… Отличная работа, — улыбнулась я.
        —О, ну это хорошо, что ты так реагируешь… А то многие не понимают, как можно с разными мужиками каждый день…
        Я не поняла и даже обиделась:
        —Что значит — с разными мужиками?! Во-первых, с женщинами тоже. Женщины даже интереснее мужчин часто бывают. Они читают больше, больше знают… Да и вообще, что значит — многие не понимают?! Это их личная проблема! Я, между прочим, своей профессии пять лет училась, а потом еще трудилась столько лет. Ничем не хуже профессия, чем у других, а может, даже лучше!
        Я разгорячилась и начла жестикулировать руками. Мужик вжался в кресло и лишь испуганно на меня время от времени поглядывал.
        —Да я ж тоже говорю. Хорошая профессия. Мужчинам помогает, — и, заметив мой свирепый взгляд, поспешно добавил: — И женщинам.
        А я, вдохновившись, продолжила:
        —Вот мама моя очень мной гордится. Ей не удалось стать тем, кем она хотела — всегда мечтала заниматься тем же, что и я. Но сейчас она очень за меня рада. Тем более, что недавно я открыла свой журнал!
        —Журнал?! — Окончательно испугался водитель. — Журнал о… о… женщинах легкого поведения?
        —Почему легкого? — в свою очередь, удивилась я. — Обычного поведения.
        —Так ты же… сама…ээээ… легкого? — уже сомневаясь и заикаясь, спросил дядечка.
        —То есть? — изумилась я. И тут, наконец-то, до меня дошло: — Вы что, приняли меня за проститутку?!
        —Ну да, — кивнул головой вконец ошалевший водитель. — А за кого еще? Стоишь на окружной, при параде, голосуешь… Я ж еще спросил — ты работаешь?
        Я расхохоталась. И сквозь смех произнесла:
        —Конечно, журналистика — тоже древнейшая профессия, правда, занимает второе место после проституции… Вот почему на меня конкурентки так недобро смотрели! — вдруг прозрела я.
        Но до пункта назначения дядечка меня все-таки довез. И не только до КПП, а до самого лагеря. Всю дорогу мы смеялись над этим недоразумением, и к концу пути стали как родные. Михаил — так, оказывается, звали искателя приключений — на прощанье помахал рукой и подмигнул. Уверена, эту историю он будет не раз рассказывать друзьям в бане, за бокалом пива или где еще он там проводит свободное время, если не ищет себе даму на вечер на окружной дороге.
        А я собрала Левкины вещи, подождала, пока он распрощается с новыми друзьями, вызвала такси и отправилась домой вместе с ребенком. Как же я за ним соскучилась!
        Глава 18
        —Прювейт, яичницо, — возник на пороге кухни следующим утром Левка и обратился к своему завтраку.
        —Ах Левка, до чего же я рада, что ты дома! — я обняла сына и, не удержавшись, принялась щекотать. Он рассмеялся, увернулся и неожиданно строго спросил:
        —Какая-то ты слишком ласковая с самого вчерашнего вечера. Какие-то планы насчет меня?
        —Да ты прямо Шерлок Холмс, сын, — пришлось признать мне необычайные дедуктивные способности наследника и, вздохнув, объяснить насчет планов: — Я ужасно занята на работе. Не хочешь с папой в село к дедушке с бабушкой съездить? У него как раз отпуск…
        Меня ждала новая работа, и, пока я планирую быть в офисе, за сыном нужно кому-то присматривать.
        —К бабуле с дедулей? Конечно, хочу! Спрашиваешь? И не надо испытывать комплекс вины. У меня большие планы на твою зарплату главного редактора!
        Я улыбнулась. Это хорошо, что у сына мое своеобразное чувство юмора. Значит, я смогу с ним всегда общаться без проблем!
        Артем перспективе провести с сыном две недели на природе обрадовался. А мне было грустно: не успела насладиться обществом ребенка, как снова выпихиваю его из дома! Поэтому решено было перенести их отъезд на понедельник, и я получила прекрасные выходные с Левкой.
        Мы ходили в парк, в кино и на аттракционы. Я заряжалась энергией и любовью сына, словно аккумулятор от источника питания. Ни о чем не думала, просто радовалась моменту и зная, что сейчас я нахожусь именно там, где и должна быть: со своей семьей, то есть — с Левкой.
        В понедельник утром Артем заехал за Левой, мы погрузили его сумку с вещами в багажник, и они уехали. Я знала, что сын радуется поездке; ивсе равно, печаль не отпускала все утро. Чтобы не дать разгуляться хандре вкупе с чувством вины, я быстренько собралась и отправилась трудиться над нашим новым журналом.
        А нам по-прежнему срочно нужен был дизайнер.
        —Слушай, может, Гришку из «Моего города» переманим? Он вроде бы ничего, — сказала Светлана.
        Я вспомнила Гришу. Однажды я зашла в комнату к дизайнерам, где он ломал голову над рекламным объявлением, и обратился ко мне с вопросом: «Тина, как лучше сократить — «Большая Ж.» или «Б. Житомирская»? «О чем это ты, Гриша?» — спросили тогда я, имея в виду двусмысленность предложенных сокращений. «Да о названиях улиц. Полностью Большая Житомирская не помещается». «Может, лучше дизайн изменить», — резонно предложила я. На что Гриша ответил, что я ни черта в дизайне не смыслю.
        —А ты знаешь, что он шансон слушает? — справившись с воспоминаниями, спросила я Светку.
        —Ужас. Отказать. А ты как узнала?
        —Да он как-то мою статью рекламную верстал. И исправил в адресе бульвар Лепсе на бульвар Лепса. Конечно, пламенные революционеры сегодня не в почете; но и исполнитель шансона тоже на кумира миллионов явно не тянет…
        Мы разместили объявление о поиске сотрудника и следующие три дня занимались поиском дизайнера.
        На собеседование приходили разные типы. Женский журнал они видели или как мужской (только преимущественно в розовом цвете), или как бюллетень о здоровье для районной поликлиники, или как упаковку для пирожных с цветочками.

…Дима явился в каких-то широченных штанах, в очочках и со своей неизменной сатанинской бородкой. Я надеялась, что он придет; но не звонила ему и страшилась того, что придется, возможно, работать вместе. Но не выгонять же дизайнера только из-за того, что у нас ним был секс? Это же дискриминация!
        Он сделал тестовое задание за десять минут и передал мне.
        —Ты именно так видишь наш журнал? — удивилась я.
        —Да. Я так его вижу.
        Это было супер, потому что я тоже так его представляла. Просто до этого не знала, что именно так…
        Работать с Димой-дизайнером, супер-специалистом с отличным вкусом — что могло быть лучше? И работать с Димой, который спас меня, когда я тонула, который возил меня на мотоцикле по ночному городу, который танцевал со мной под Юрай Хипп, который починил мой кран, и с которым… О господи, да хорошо мне с ним было! Да, работать с Димой, с которым мне было так чертовски хорошо, — но работать ним все-таки было ужасно.
        Потому что сейчас не время. А почему не время — я так и не смогла понять за те дни, которые прошли после нашей «дружеской» встречи в моей квартире со сломанный краном.

* * *
        Нужно было сосредоточиться на работе. Статьи писались, фото графии подбирались, журнал верстался — словом, творческий процесс продвигался хорошо. Даже, я бы сказала, отлично. Узнав, что мы делаем женское издание нового, так сказать, типа, к нам потянулись многие талантливые личности; уже образовался свой мир увлеченных людей, которым нравилось собираться вместе, проводить мозговые штурмы и просто наслаждаться совместным (и индивидуальным) творчеством.
        Проблема была в другом: мало кто из рекламодателей ринулся размещать рекламу в первом номере. А без рекламы, ясное дело, с места мы не сдвинемся. Нельзя было ограничиваться деньгами, которые поступили от Фурманской — нужно было добиваться новых рекламных контрактов, чтобы развернуть проект.
        Но никто не хотел мне верить — так, как поверила Фурманская. И тогда я надела свой лучший костюм, заставила Светку втиснуться в глубокое декольте и сказала:
        —Ну что, подруга, готова к переговорам? Мы с тобой — как добрый и злой полицейские. Я злая, ты добрая.
        Светка критично оглядела нас в зеркале.
        —Скорее, мы похожи на бандершу и проститутку, — резонно заметила Света.
        В чем-то она была права. Я — в строгом брючном костюме, белой блузке и с собранными в пучок волосами. Светка — в декольте, обтягивающей юбке, распущенными вьющимися патлами и вся убранная золотыми украшениями, как восточная жена.
        —Ну…Нет. Мы будем олицетворять собой две составляющие части нашего журнала: ум и красоту. Я — ум, ты — красота.
        Светка скептически ухмыльнулась:
        —Только не думай, что раз ты страшненькая подруга, то я обязательно глупая!
        —Ну да, — засмеялась я. Это была аллюзия на один из наших любимых анекдотов: «Если у вас нет страшненькой подруги, задумайтесь: может быть, страшненькая подруга — это вы?».

…Мы обошли все рекламные агентства и всех потенциальных рекламодателей. Мы показывали презентацию, макет пилотного номера, мой незаурядный ум и Светкино выдающееся декольте. Мы вели переговоры с такой страстью, с какой, наверное, Колумб собирал деньги на снаряжение своей экспедиции.
        Нам все отвечали одинаково: «Мы вам перезвоним».
        Мы догадывались, что означает эта фраза. В большинстве случаев она означает «Не ждите звонка, нам это не интересно». Но с упорством безумных мы продолжали стучаться во все двери, проводя по семь встреч ежедневно.

* * *
        Номер был почти готов. Задерживались лишь с обложкой. Я бы поставила на нее Мела Гибсона, например. Времен «Смертельного оружия». Сейчас-то он обветшал, конечно. Хотя тоже ничего. И все-таки кумир миллионов дам бальзаковского возраста нам не подходил. Нужен был кто-то современный, харизматичный и классный. Ну, как Дима на моей кухне… я задумалась. А потом предложила:
        —Джейме Ланнистер.
        —То есть Николай Костер-Вальдау? — уточнила Светка. Она в таких делах любит точность.
        —Ну да. Трансформация «плохого» Джейме в «хорошего» — отличный повод написать статью о том, что способно изменить мужчину…
        —Которые в большинстве своем уроды и козлы! — энергично подхватила молодая, но безумно талантливая журналистка Леся, которую мы недавно взяли в штат.
        —Не все, Леся, — внезапно опровергла я кажущуюся очевидной истину. Конечно, в моей жизни был припадочный Максик. Но в ней был и прекрасный Артем, любовь всей моей жизни. И нейтральный Артем, Левкин папа. И Дима, сложный Дима, о котором я вообще не могу ничего говорить, но который уж точно не урод и не козел.
        Леся нахохлилась. Но когда я отдала ей тему «Как превратить козла в прекрасного принца», сразу оживилась:
        —Всегда мечтала написать фантастический рассказ! — весело сказало молодое дарование и умчалось планировать материал.

* * *
        Прошло две недели. Я возвращалась со встречи, вымотавшей меня полностью. Зашла в кабинет — и остолбенела: на моем столе сидел Левка! Он болтал ногами, ел пиццу и заворожено наблюдал за Димой. Тот показывал фокусы. В буквальном смысле — продевал какие-то связанные веревочные кольца друг в друга, а потом их разводил в разные стороны. Так, словно никакие узлы ему нипочем.
        —Левка, ты здесь откуда? — я не могла понять, что произошло. Он должен был быть с отцом у бабушки с дедом!
        —Я соскучился, — признался сын. — И папа меня привез домой. Но дома тебя не было. И он привез меня сюда. А Дима сказал, что меня можно спокойно оставить в редакции, потому что здесь все свои и не кусаются, — счастливо засмеялся сын, взял очередной кусок пиццы, откусил большущий кусок и спросил:
        —Ма, а ты так можешь?
        —Как? — насторожилась я.
        —Ну, фокусы. Дима так классно фокусы показывает!
        —Ну, это еще что… — серьезно сказал Дима. — А хочешь, я тебя научу нырять с аквалангом?
        —С аквалангом?! Ух ты! Хочу, конечно! А когда?
        —Да хоть в ближайшие выходные. Как только журнал сдадим.
        —Класс! Давай!
        Мне показалось, что меня в комнате нет, а есть только эти двое. И я сказала:
        —Стоп-стоп-стоп! Какой еще акваланг? Дима, притормози, пожалуйста!
        —Ты хочешь отнять у меня мою детскую мечту? — жалобно спросил Левка. И сделал глаза, как у кота в «Шреке-2». Ну, то есть, когда ребенку ни в чем нельзя отказать — вот какие жалостливые он сделал глаза!
        —Ну… Давай потом это обсудим, ладно? А сейчас возьми пока что ноутбук, я дела свои закончу и поедем развлекаться.
        —А ты с нами поедешь? — внезапно спросил сын у Димы.
        —Если мама пригласит, то я — с радостью, — ответил тот и выжидательно взглянул на меня.
        Я избегала смотреть ему в глаза. Если скажу «да», то жизнь моя изменится. Но хочу ли я этого? Когда же, в концов, я дам шанс Артему вклиниться между всеми моими мужьями и отношениями?!
        И я твердо ответила:
        —Нет, Лева, Дима с нами не поедет. У него работа. Мы сдаем журнал в печать.
        Они попрощались, как старые друзья, и мне было отчего-то грустно. Но все же, я была уверена, что поступаю правильно. У меня ведь был план: следующим рекламодателем — и не воображаемым, а самым что ни есть реальным — должен был стать холдинг «ТекСтиль». И вот тогда я, наконец, увижу Артема…
        А на следующий день нам начали звонить все, к кому мы ходили со Светой на встречи, и предлагать нам обсудить условия своих контрактов! Мы не могли в это поверить. Мы смеялись и плакали от счастья, — потому что годовые контракты в новом журнале с самого первого номера — это фантастика. Но мы сделали это. И теперь мне не придется мыть полы на заводе у Фурманской всю оставшуюся жизнь… Но интервью с ней я уже запланировала. Потому что именно благодаря этой женщине я стою сейчас в центре огромного типографского цеха. Вокруг грохочут печатные машины, снуют рабочие, но мне кажется, что я стою в пустоте. У меня в руках мой журнал — первый экземпляр моего первого номера. Сигнал, — как говорят полиграфисты.
        —Ты держишь его, словно ребенка, — раздался у меня над ухом тихий голос.
        Рядом стоял Дима.
        —Как ты могла не предупредить, что журнал печатается? — с укоризной произнес он. — Я ведь должен быть в типографии. Это моя прямая обязанность как дизайнера.
        —И моя, — улыбнулась я. — Просто забыла тебе сказать, что печать перенесли — у них появилось окошко на день раньше.
        —Забыла?! Что ты за главный редактор такой?!
        —Лучший в мире! — рассмеялась я.
        А Дима почему-то посмотрел на меня задумчиво и как-то странно. Мне даже стало немного не по себе, я смутилась и отправила его к печатникам — пусть следит за процессом, а не главного редактора смущает.
        А сама поехала домой. В душе ощущалась пустота — второй раз за последнее время. Так бывает, когда большая цель достигнута; иэта пустота будет заполнена, только когда ты поставишь пред собой новую цель.
        Глава 19
        Мне срочно нужен был отпуск. Мы, конечно, планировали проведение вечеринки по случаю выхода первого номера, но решили провести ее через две недели. Иначе эта презентация стала бы последним, что я сделала для «Девичника». Усталость, проблемы, невероятное напряжение последних двух месяцев навалились на меня в одночасье в тот момент, когда я вернулась домой из типографии. Срочно в отпуск!
        Я позвонила любимой племяннице Маринке — красавице-умнице и по совместительству студентке мединститута, и позвала ее с собой. Такая у нас была традиция уже несколько лет — проводить втроем две недели на море. Маринка с радостью откликнулась и заявила, что будет готова через два часа. Тогда я быстро собрала наши с Левкой вещи, погрузила в машину, заехала за Мариной — и мы рванули на юг.
        Через шесть часов поездки по более-менее приличной трассе я уже парковалась в лучшем отеле отечественного взморья — уединенном, огромном, красивом, с обустроенным чистым пляжем.
        Все-таки, дикий отдых никогда не был моей страстью. Мне нравилось отдыхать с комфортом, и отель «Синее море» его предоставлял. У меня никогда не было этих снобистских комплексов — «Фи, отечественный отель! Да это же совдепия!» Конечно, я ездила за границу — ради экскурсий и новых впечатлений. Но, чтобы просто поваляться на пляже, меня вполне устраивало «Синее море». Близко, без мороки с визами и все говорят на понятном мне языке.
        Да и потом, мне нужно было уехать как можно быстрее — минуя турагентства, долгий выбор маршрута, томительное ожидание в аэропорту… Уехать из города, от своих нерешенных проблем — уехать от самой себя.
        Мы исследовали отель и нашли его вполне приличным (хоть он и был слишком дорогим как для отечественного заведения). Море было чистым и спокойным, и мы, побросав вещи в номере и даже не разложив их по полочкам, немедленно махнули на пляж, чтобы в полной мере насладиться покоем.
        Вечером мы с Мариной, уложив Левку спать, решили заняться изучением ночной жизни «Синего моря». На небольшой, но довольно симпатичной отельной набережной мы еще днем заметили рыбный ресторан, обещавший живую музыку по вечерам. Туда мы и направились.
        Однако нас постигло разочарование.
        —Извините, ресторан закрыт для свободного посещения. Корпоратив, — сообщил нам охранник, преградив вход.
        Это было похоже на правду: часть набережной была превращена в танцпол, и там от всей души отрывались граждане средних лет под музыку 80-х. Мы с Маринкой приуныли, рассматривая отдыхающих. Они веселились так, как может веселиться только большая компания хорошо знакомых друг с другом людей.
        Расстроенная Марина спросила у охранника:
        —А чей хоть корпоратив?
        —Не знаю, — равнодушно пожал плечами он. — Кажется, какие-то текстильщики…
        Я похолодела. И это несмотря на жару, которая все еще ощущалась в воздухе поздним вечером.
        И начала более пристально рассматривать танцующих.
        Вдруг дверь ресторана открылась, и из нее вывалила еще одна группа гипотетических текстильщиков.
        Артем был среди них.
        Собственно, он эту нетрезвую компанию и возглавлял.
        Они прошли мимо нас с Мариной, не заметив; ислились с коллегами в танцевальном экстазе под музыку задорных шведов.
        Я очнулась, — и поняла, что судьбоносная встреча, которую я ждала уже бог знает сколько лет и не помню сколько месяцев, дней и часов, сейчас произойдет.
        —Маринка, я тут кое-кого знаю, — внезапно охрипшим голосом сказала я. — Пойду поздороваюсь.
        —Я тогда в номер — спать, устала сегодня, — легкомысленно сообщила Мариша и упорхнула. Вот что значит юность: ни забот, ни проблем, ни груза личных драм! Я с завистью посмотрела ей вслед и шагнула на танцпол, сдерживая дыхание. И этот шаг был похожим на шаг в пропасть, так мне было страшно.
        Высоко поднимая ноги, мотая из стороны в сторону руками, словно мельница, под аккомпанемент своего же разухабистого гиканья, посреди танцевальной площадки веселился Артем. Я подошла к нему вплотную. Он с изумлением заметил меня, остановился и сказал:
        —Тина!
        Спустя секунду, он уже обнимал меня, смеялся, спрашивал и сам что-то рассказывал. Мне казалось, что я умру на месте — настолько нереальным казалось произошедшее.
        Мы. С Артемом. Встретились.
        И разве не логично, что уже через десять минут после судьбоносной встречи мы уже оказались в его номере, на его кровати, в жарких объятиях друг друга?!

* * *
        Что-то не так. Так не должно быть! Мне хотелось даже плакать от досады. Потому что я не почувствовала ни-че-го! Ровным счетом ничего. Только странную пустоту внутри — огромную, как Вселенная. Такую же большую, как была моя мечта о встрече с Артемом.
        Он что-то лепетал возле моего уха жарко и влажно, но мне не хотелось его слушать. Я даже не хотела знать, женат он или нет, есть ли у него дети и жива ли его собака Муся. Мне хотелось только отодвинуться подальше и в одиночестве прислушаться к своей пустой Вселенной.
        Потому что где-то на ее краю слабо трепыхнулось, а потом застучало громче и громче мое сердце. И вот оно уже заполнило собой все пространство, разгоняя кровь, доказывая мне, что я — жива. И что настоящая, реальная жизнь, и настоящая-реальная любовь ждет меня совсем в другом месте…
        Я резко села на кровати.
        —Что? Ты что? Что-то не так? — испуганно начал спрашивать Артем, удерживая мою руку.
        —Все так. И все не так. Прости, но я должна идти.
        —Куда идти?! Я только нашел тебя.
        —Не думаю, что ты искал, — улыбнулась я в темноте. — Найти меня было очень легко. Одни воспоминания. Одна любовь. Один город. Одна страна. Одна планета. Легче легкого найти человека при таких исходных данных и при желании.
        —Я желал! Но не мог.
        —Ладно, проехали, — вздохнула я, одеваясь. И повторила: — Я должна идти.
        —И это все, что мы можешь мне сказать?!
        Артем — по-прежнему ладный, стройный, ухоженный, красивый Артем, о котором я грезила столько лет, стоял рядом со мной. Но все же, это был другой человек. Другой взгляд — не искрящийся радостью, а сытый и довольный. И дело тут было не в том, что мы стали намного старше, а «проза жизни» сделала нас циничнее и проще. Он просто шел по другому пути, который не был нашей общей дорогой. Его путь даже не был параллельным моему — он пролегал в каком-то другом измерении. Но я знала, чей путь рядом с моим; стакими же поворотами и перекрестками, с такими же красивыми рощами на обочине и озерами вдалеке… И я знала, что тот, кто идет по этому параллельному пути, смотрит на меня и сейчас с искрящейся радостью…
        Артем, которого я любила всю свою прежнюю взрослую жизнь, стоял рядом и обижался, что я его бросаю. Мне нужно было что-то сказать. И знаете, что я ему сказала? Я сказала:
        —Не грусти!

* * *
        Вышла за дверь и почти бегом отправилась в свой номер. Нужно было спешить — всегда есть шанс опоздать, даже если знаешь, что тебя ждут. И я спешила, как могла. Боясь разбудить Левку с Маринкой, не включала свет. Понимая, что все равно не усну, начала паковать сумки — полная луна тихо и щедро светила мне, пока я не закончила.
        Утром я уже была готова немедленно двинуться в путь. Проснулись дети; нужно было им сообщить, что я прерываю отдых. Я не стала заморачиваться с родительской мудростью, а сразу вспомнила о двух самых действенных способах заставить человека быстро согласиться с вашим предложением — шантаж и подкуп. Для начала пустила в ход подкуп.
        —Левка, ты вроде себе персональный ноут хотел? Ну тот, навороченный?
        —Ну да, — удивился сын. — А ты можешь?… — загорелись его глазенки. У ребенка не было своего компьютера, и ему приходилось довольствоваться крохами времени, которые я ему предоставляла на своем.
        —Если ты согласишься сегодня отправиться домой. Получишь в день приезда.
        —Да запросто! Хоть пешком! — заорал от радости Левка.
        —Не, пешком не надо. Поедем машиной. Прямо сейчас.
        —О боже, что я такого прекрасного сделал, что заслужил такое счастье?!
        —Называй меня просто мамой, не нужно этого пафоса, — взъерошила я сыну волосы на голове, и он рассмеялся.
        —Ты уже говорила эту шутку, — напомнил Левка.
        —Ну и что? Мне она нравится.
        —Мне тоже, — улыбнулся сын.
        А Маринке я предложила вызвать подругу и отрываться с ней на полную катушку в оплаченном мной номере все запланированное для отдыха время. Кто бы не согласился?!

… Я спешила. Спешила в дороге; подгоняла машины впереди и снова спешила сама… Едва войдя в квартиру, мы с Левкой оставили вещи прямо в коридоре и поехали в магазин электроники — я понимала, что лучше сделать это сразу, потому что без обещанного компа не будет мне никакой жизни. Тем более личной. А я как раз за этим и мчалась домой от самого синего моря — за личной жизнью, за счастьем, за своим сердцем.
        И только когда довольный Левка прильнул к своему личному монитору в своей комнате, я взяла телефон и, наконец, набрала номер — цифра три на быстром наборе.
        —Приезжай, — сказала я вместо приветствия.
        —Сейчас буду, — просто ответил Дима.

* * *

… Потом, когда мы, опьянев от близости и счастья, нежно обнимали друг друга, я вдруг стала серьезной и торжественно произнесла:
        —Ты спас меня.
        —Так это ж когда было, — добродушно заметил Дима, медленно поглаживая мою спину.
        —Ты спас меня вообще, — туманно попыталась уточнить я и села на кровати. — Ты спас меня от не тех мужчин. От другой жизни — не той, которой я должна жить, — понимаешь?
        —Не-а.
        —Ну и не надо. Просто… знаешь, что? Я полностью счастлива! — и засмеялась.
        —Это Левкина фраза, — возмутился Дима. — Кстати, не пора ли ему сообщить, что мы теперь будем жить вместе? Как пацан к этому отнесется? — вдруг занервничал он.
        —Думаю, нормально, — сказала я. — Он тебя обожает.
        —Я его тоже, — улыбнулся Димка.
        И обнял меня. Обнял так, словно взял на руки — как берут маленького ребенка, чтобы укутать своей любовью, оградить от всех бед и вселить незыблемую уверенность: все будет хорошо.
        —Знаешь, чего я больше никогда не буду делать? — вдруг очень серьезно спросила я.
        —Даже не представляю… Ты все можешь делать. Все, что захочешь, — так же серьезно ответил Дима.
        —Я не буду грустить, — торжественно пообещала я.
        —Так и не нужно. Мы ведь теперь вместе!
        И это было самым важным.
        Зачем грустить, если ты любишь?

2015г.