Лорд и леди Шервуда. Том 2 Айлин Вульф
        Он хотел обвенчаться с ней и представить ее в Шервуде как свою супругу - она вернула ему слово и пожелала стать вольным стрелком. Он позволил, и она увидела его в прежде незнакомом ей облике строгого и взыскательного командира, справедливого, но жесткого правителя. Она осознала, что в жизни лесной державы нет места бесшабашным вольностям, о которых из уст в уста передаются легенды. Ряд событий наводит его на мысли о предателе в Шервуде, но эти мысли он пока хранит при себе, понимая, на кого падет подозрение.
        Одна та же сила, обрушивающаяся бедствиями, добрых испытывает, очищает, отбирает, а злых отсеивает, опустошает, искореняет.
        Блаженный Августин
        О Феникс женственный, ступай смелей
        Навстречу жениху - и слей
        Огонь с огнем, чтоб в мощи дивной
        Вознесся этот пламень неразрывный!
        Ведь нет разлук для тех,
        Кто заключен один в другом всецело,
        Как для стихий, которым нет предела,
        Нет и не может быть граничных вех.
        Скорей, скорей! Пусть пастырь скажет
        Вам назиданье - и навеки свяжет
        Узлом духовным руки и сердца…
        Джон Донн
        Шервуд
        Глава первая
        Последний месяц весны - тот самый веселый месяц май, как о нем пели в песнях, - и первый месяц Марианны в Шервуде пролетел для нее словно один день. Никакого веселья май ей не принес, зато щедро одарил постоянным желанием спать и таким же постоянным ощущением телесной усталости и боли во всех мышцах - от макушки до кончиков пальцев ног.
        Тренировки, дежурства в дозорах, патрулирование лесных дорог - все эти занятия, перемежаясь друг с другом днем и ночью, заполнили время до последней минуты. Марианна была бесконечно благодарна Кэтрин, заботами которой находила на своей постели чистую одежду. Самой заниматься стиркой у нее не оставалось сил. Впрочем, Кэтрин так же заботилась обо всех остальных стрелках, и в ее опеке над Марианной не было ничего исключительного.
        В первое же утро, когда они вернулись из ночного объезда дозорных постов, Вилл поднял Марианну с постели, едва она успела поспать от силы час, и позвал на тренировку. Сам Вилл был свеж и бодр, словно не провел всю ночь в седле, как и Марианна. Добрый час он мучил ее, заставляя в стремительном темпе уклоняться от его ударов и подбадривая язвительными насмешками, из которых самым добрым было предложение поменять меч на прялку. Когда она уже падала с ног, он остановил их кружение и, убрав свой меч в ножны, принялся обучать Марианну одному из приемов защиты. Убедившись в том, что она усвоила урок, Вилл отпустил ее молчаливым кивком. Она хотела вернуться в постель, но Вилл, предупредив ее намерение, ухватил Марианну за плечо и указал ей в сторону крыла старого монастыря, которое стрелки обустроили под конюшню.
        Из дверей конюшни Робин выводил неоседланного коня.
        - Он же почти не объезжен! - услышала Марианна за спиной чей-то возглас.
        - Вот и объездим, - спокойно ответил Робин, привязывая к оголовью длинную корду, и, хлопнув по земле бичом, разогнал коня по широкому кругу.
        Конь, которого переполнял избыток сил, встал на свечу, сделал несколько резких прыжков и, раздувая ноздри, помчался галопом. Найдя Марианну взглядом, Робин кивком указал ей на лошадь. Марианна, у которой после занятия с мечом подламывались колени и дрожали руки, с отчаянием посмотрела на коня и перевела на Робина умоляющий взгляд.
        - У меня нет сил!
        - Поищи, - невозмутимо посоветовал Робин, наблюдая за бегом коня. - Ты стрелок вольного Шервуда, поэтому не имеешь права на усталость. Вперед, иначе я сочту, что ты нарушаешь мой приказ.
        Почувствовав прилив злости, а вместе с ней и сил, Марианна выждала, когда конь окажется рядом, ухватилась за гриву и, пробежав несколько шагов, забросила себя на спину лошади, сама не ожидая такого подвига. Впрочем, это была только первая победа. Непривычный к всадникам жеребец, протестуя, тут же встал на дыбы, и Марианна с трудом удержалась, вцепившись в коня так, словно все ее мускулы проросли в его тело. Робин снова хлопнул бичом, дернул корду, и конь помчался по кругу, ударяя крупом так, что Марианна подлетала на нем, едва не утыкаясь носом в конскую шею. Еще несколько кругов, и ей показалось, что галоп стал ровнее. Она ослабила хватку и тут же поплатилась: жеребец снова ударил крупом, и Марианна слетела с его спины.
        - Все в порядке? - с прежней невозмутимостью спросил Робин, не сделав ни шагу к Марианне, которая, потирая ушибленные места, под хохот стрелков поднималась с земли.
        - Да, - со стоном ответила Марианна. - Кажется, все кости целы.
        - Я спрашивал не о тебе, - усмехнулся Робин без тени сочувствия. - С лошадью все в порядке? Ты не причинила ей вреда?
        Не обращая внимания на Марианну, которая стояла с лицом, пунцовым как от смеха стрелков, так и от бессердечного вопроса Робина, он поменял корду на обычные поводья и одним движением оказался верхом на лошади. Конь сделал несколько кругов галопом, сопровождая аллюр яростными попытками сбросить всадника, но Робин сидел на нем как влитой. И конь смирился, пошел ровным коротким галопом, потом, подчинившись Робину, перешел на рысь, старательно перебирая ногами. Наконец, убедившись в полном послушании лошади, Робин остановил ее, спешился и небрежно бросил Марианне поводья.
        - Отшагай его до ровного дыхания, вытри и поставь в конюшню. Потом у тебя есть час отдыха.
        Марианна хотела спросить, что ее ждет после этого щедро подаренного часа, но решила не нарываться. Робин, который, казалось, читал все ее мысли, как открытую книгу, усмехнулся и сказал сам:
        - После отдыха посмотрим, на что ты годишься как лучница. А вечером поедешь с Клемом на пост в дозор до утра.
        Вот так и прошел ее первый день на службе у лорда Шервуда. Ночью, когда они с Клемом забрались на помост, сооруженный среди толстых ветвей старого дерева, Клему стоило больших усилий нести дозор и одновременно будить Марианну, которая вскидывалась, когда он толкал ее, и тут же вновь проваливалась в сон. Устав с ней бороться, Клем махнул рукой и, прикрыв Марианну полой плаща, предупредил:
        - Саксонка, только не проболтайся, что я позволил тебе спать! Накажут и тебя и меня!
        На рассвете их сменили Эдельхард и Бранд. Вернувшись в лагерь, Марианна едва успела выпить кружку молока, как возле нее появился Вилл и многозначительно постучал пальцами по рукояти меча. Второй день начался.
        ****
        Легче всего Марианне показались занятия стрельбой - все-таки она и до Шервуда была хорошей лучницей, но эта обманчивая легкость быстро рассеялась. Только первый урок был относительно простым, когда она, стоя на месте, стреляла по неподвижной мишени. На следующих уроках Робин заставлял ее стрелять на бегу, падая и переворачиваясь, по движущейся мишени, по нескольким мишеням, с седла на рыси и на галопе. Отдельные занятия он отводил ее обучению скорострельности, когда стрелы воткнуты перед лучником частоколом и когда они собраны в колчан. Именно на таких занятиях она стерла в кровь пальцы о тетиву, и только после этого Робин дал ей на следующем уроке перчатки для стрельбы.
        Еще были упражнения с охотничьим ножом, который надо было мгновенно выхватить из-за пояса, из рукава или голенища и метнуть в указанную цель. А на занятия Джона с Марианной, как на бесплатную забаву, собирались все стрелки, что были в тот час в лагере.
        - Вот смотри, я нападаю на тебя со спины, ты перехватываешь мою руку и подсекаешь ногой мою ногу! - рычал Джон, наваливаясь на Марианну всей громадой своего тела, так что они оба падали на траву. - Ничего сложного! Ты поняла?
        - Поняла! - шипела Марианна, барахтаясь и пытаясь выбраться из-под Джона под неуемный хохот стрелков.
        - Тогда давай еще раз! - Джон, хватая ее за руку, рывком ставил Марианну на ноги, и они начинали заново.
        К концу первой недели Марианна не смогла заставить себя подняться с постели: настолько усталым и разбитым было ее тело, которое ныло болью и требовало отдыха. Не дождавшись Марианну в обычный час тренировок, Вилл пришел в ее комнату и бесцеремонно стащил с постели за ворот рубахи. Марианна только порадовалась, что уснула, не успев раздеться. Она сомневалась, что Вилла остановило бы отсутствие на ней одежды: он вытащил бы ее на поляну в том, в чем она была. Ко всем ее несчастьям, день обещал быть знойным и солнце нещадно палило прямо с утра. Занятие едва началось, а у Марианны уже кружилась голова, и она с трудом удерживала меч.
        - Что ты сегодня ползаешь, как вареная жаба?! - зло крикнул Вилл, в очередной раз выбив меч из ее руки.
        На него, казалось, жара вообще не действовала: он был как всегда свеж и полон сил.
        - Я больше не могу, - жалобно прошептала Марианна, падая на траву. - Я устала, мне жарко!
        Вилл посмотрел на нее, кивнул с неожиданным пониманием и убрал меч в ножны.
        - Жарко? Это поправимо, - сказал он и ушел прочь.
        Марианна, не веря неожиданной передышке, упала навзничь, раскинула руки и блаженно закрыла глаза.
        - Саксонка! Быстро встань! Вставай немедленно! - услышала она отчаянный вопль Дикона.
        Но прежде чем она успела не то что осведомиться о причинах его крика, но просто открыть глаза, как поток ледяной воды щедро окатил ее с головы до ног. Марианна как ужаленная вскочила на ноги и потрясла головой, разбрасывая брызги во все стороны.
        - Так прохладнее? - услышала она голос Вилла и, открыв глаза, увидела его недобрую улыбку.
        Отбросив огромную пустую бадью, Вилл движением подбородка указал ей на меч, который она оставила на траве. Марианна, стиснув зубы и не сводя с Вилла злых глаз, схватила меч и бросилась в атаку. Никогда прежде ей не удавались так хорошо приемы нападения, которым ее обучал беспощадный учитель Скарлет. Не замечая усталости, не чувствуя мокрой одежды и хлюпанья воды в сапогах, она от атаки переходила к защите и снова бросалась в атаку. Когда Вилл, как всегда неожиданно, отвел свой меч и сделал шаг в сторону, она не опустилась в изнеможении на траву, как прежде, а в рывке пролетела мимо Вилла и, не встретив противника, растянулась у ног Скарлета.
        - Сегодня значительно лучше, - услышала она беспристрастный голос Вилла и, вспомнив неприязненные отзывы Клэренс о старшем брате, поняла, что целиком разделяет ее чувства.
        - Неужели ты до сих пор зол на нее? - спросил Джон.
        Джон и Робин все это время стояли возле коновязи, наблюдая за Виллом и Марианной.
        - Глупый вопрос, Джон, - усмехнулся Робин, продолжая смотреть на Марианну, которая, уперев кулаки в бока, сверлила спину Вилла яростным взглядом. - Я никогда не сержусь на женщин дольше четверти часа.
        - Тогда за что ты ее так гоняешь? Любому из новичков доставалось втрое меньше, чем ей! Она ведь скоро с ног упадет! - упрекнул Джон.
        - Напротив, так она скорее встанет на ноги, - ответил Робин и окликнул Марианну: - Саксонка, быстро переодевайся и седлай коня! Сейчас приедет Статли - отправишься с ним в дозор до вечера, потом Джон заберет тебя.
        Джон лишь покрутил головой и махнул рукой в знак того, что лорд Шервуда, наверное, знает, что делает, но у самого Джона на этот счет есть сомнения.
        Вдобавок к тренировкам и службе стрелка Робин поручил Марианне аптеку, и ей пришлось жертвовать краткими часами отдыха, чтобы успевать собирать травы и готовить лекарства. В последнем он иногда помогал ей, одновременно обучая Марианну рецептам, которых она не знала. Она поняла, что ее напрасно считали лучшей целительницей графства: познания лорда Шервуда в медицине были много обширнее, чем ее собственные.
        Впрочем, со временем, необходимым для поддержания аптеки в полном порядке, Марианне неожиданно помогло ее женское естество. Подействовал ли отвар, которым ее напоил Робин, или вообще ничего не было, но в один из дней середины мая, возвращаясь с патрулирования, Марианна почувствовала, что седло под ней мокрое. Украдкой проведя по нему рукой, она увидела, что пальцы окрасились кровью. Но вместо радости и облегчения ее охватил ужас, когда она представила, как будет вместе со всеми спешиваться, доехав до лагеря. В ту же минуту ей на плечи лег длинный плащ, укрывший Марианну до щиколоток, и она увидела рядом с собой Робина.
        - Четыре дня проведешь в лагере, - сказал он, не глядя на нее. - Будешь заниматься сбором трав и приготовлением лекарств. От дозоров и патрулирования я тебя освобождаю, от тренировок нет. На будущее то же самое: просто говори мне, что ты остаешься дома.
        По-прежнему не бросив в ее сторону ни взгляда, он пришпорил Воина и уехал вперед. Но в лагере он снова оказался возле нее, помог спешиться, проследив за тем, чтобы плащ закрывал ее всю, не сбившись в сторону, и сам увел расседлывать ее коня.
        Дни шли своим чередом, и Марианне стало казаться, что у нее и не было другой жизни до Шервуда. Не обошлось и без курьезов - правда, Марианна не нашла в том, что произошло, ничего смешного, но стрелки долго втихомолку веселились, вспоминая вечер последнего майского дня.
        Это был день рожденья лорда Шервуда, и чествовать своего господина и командира собрались стрелки почти со всего Шервуда. Они засиделись за праздничными столами допоздна, и Марианна выпила так много вина, как никогда в жизни. То, что вино было много крепче обычного, которое в Англии повсеместно пили взамен воды не только взрослые, но и дети, Марианна оставила без внимания. Чувствуя себя равной стрелкам, она наравне с ними подставляла свой кубок тем, кто добровольно выполнял обязанности кравчих, и не заметила, как опьянела. Зато это заметил Робин, поймал взгляд Статли и указал ему глазами на Марианну. Посмотрев в ее сторону, Статли ухмыльнулся, подошел к Марианне, незаметно для остальных увел ее из трапезной и отнес на руках подальше в лес. Только когда он поставил ее на ноги, она поняла, что совсем плоха. Ее выворачивало наизнанку, а Статли поддерживал Марианну и смеялся, слушая ее жалобы.
        - Как мне плохо!
        - Ничего-ничего, Саксонка! Мы все через это прошли, чтобы узнать свою меру.
        - И как стыдно!
        - Не расстраивайся - никто ничего не заметил! - веселился Статли, умывая лицо Марианны водой из ручья.
        - Ты же заметил, - пробормотала Марианна и, когда он подхватил ее на руки и понес обратно в лагерь, уронила голову на плечо Статли и уснула.
        Статли принес Марианну в ее комнату, уложил в постель, и следом пришел Робин. Сев на край кровати, он разбудил Марианну и подал ей кубок, на который она посмотрела с ужасом и отвращением.
        - Я больше ни капли не выпью!
        - Похвальное стремление к воздержанию! - усмехнулся Робин и настойчиво поднес кубок к ее губам. - Пей, это отвар, от которого тебе станет лучше.
        Она с трудом проглотила горячую горькую жидкость и повалилась, уснув прежде, чем ее голова коснулась постели, не слыша, как Робин и Статли посмеиваются, глядя на нее.
        Утром она проснулась с жуткой головной болью. Как всегда, проснулась не сама, а от того, что ее с требовательной силой потрясли за плечо. Марианне очень хотелось послать Вилла ко всем чертям, но она не рискнула, и правильно сделала: когда ей удалось разлепить глаза, она увидела Робина.
        - А где Вилл? - только и смогла она выговорить: боль пронзительно ударила в виски.
        - Спит. Вчера перебрал лишку, как и ты, - с усмешкой ответил Робин, - так что сегодня я вместо него. Одевайся, умойся, я жду тебя на поляне. Меч я тебе принесу.
        - Спасибо и на этом! - сказала Марианна с тяжелым вздохом. - Виллу можно поспать подольше, а мне нельзя?
        - Виллу много чего можно из того, что тебе всегда будет нельзя, - ответил Робин. - Не заставляй меня долго ждать!
        Когда Марианна с тяжелой головой вышла на поляну, она смогла порадоваться тому, что первый летний день был облачным: хотя бы яркий солнечный свет не добавит ей головной боли. Незаметно для Марианны посмеиваясь над ее хмурым лицом, Робин подал ей меч.
        - Ой! Мне даже меч сегодня кажется тяжелым! - воскликнула Марианна.
        - Он и есть более тяжелый, - услышала она в ответ, - я заменил тебе меч: пора переходить к настоящему оружию.
        - Непременно сегодня? - обреченно спросила Марианна.
        - Непременно, - подтвердил Робин.
        Тренировка далась ей с огромным трудом: Робин занимался с ней так, словно не замечал ее состояния. К большому удивлению Марианны, когда занятие окончилось, она почувствовала себя в полном порядке.
        - Вилл неплохо поработал с тобой, - сказал Робин. - С завтрашнего дня усложним занятия.
        На следующий день она встретила на тренировке не только Вилла, но и Робина и, поняв, что они оба собираются быть ее противниками, пришла в смятение.
        - Не робей, Саксонка, - подбодрил ее Вилл, - никто из нас не будет биться с тобой и в четверть силы. Тебе пора учиться правильной реакции при схватке с несколькими противниками одновременно.
        Ей удалось продержаться ровно пять минут, после чего выбитый Робином меч вылетел из ее руки. Не успела она расстроиться, как услышала одобрительный голос Вилла:
        - Вполне достойно! Кажется, я хорошо поработал с ней, братец!
        - Да, - согласился Робин и, заметив удивление в глазах Марианны, улыбнулся. - Ты продержалась в пять раз дольше любого из новичков.
        Марианна поняла, что у других меч вылетал из рук сразу же, и она, впервые с тех пор как ее жизнь изменилась, улыбнулась гордой улыбкой, а в ее глазах вспыхнуло лучистое сияние.
        - Не заносись чересчур! - рассмеялся Робин, заметив и улыбку, и гордый взгляд. - Тебе еще многому предстоит научиться. Ты в самом начале пути.
        И она очень скоро поняла это, когда в очередной раз Вилл подал ей второй меч, а вот с двумя мечами она не продержалась против шервудских братьев даже минуты.
        ****
        Лишь в середине июня Марианна первый раз попала в сражение с ратниками шерифа. Правда, для нее это сражение было условным: Робин и Вилл, орудуя мечами, одновременно закрывали ее собой, ловко меняя друг друга, и Марианна видела только их спины. Ее клинку не довелось ни разу скреститься с клинком противника. Когда все было кончено, Робин, вытерев пот со лба, улыбнулся и одобрительно хлопнул Марианну по плечу.
        - Молодец, Саксонка! Ты нам совсем не мешала!
        Марианна задохнулась от обиды. Заметив это, Джон добродушно проворчал:
        - Глупышка, это же похвала! Знала бы ты, как Дикон в свою первую встречу с ратниками подставил Вилла, который его прикрывал! Вылез из-под его руки, и Вилл едва не получил удар в бок.
        - Ты долго будешь приводить меня в пример? - с досадой воскликнул Дикон. - Даже Скарлет мне тогда слова не сказал, а ты второй год забыть не можешь!
        Вилл лишь повел глазами в сторону Дикона и усмехнулся.
        - Конечно, не сказал! - кивнул Джон. - Просто залепил тебе затрещину, от которой ты в кусты улетел. Вилл вообще считает, что от слов мало толку.
        - Так и есть! - хмыкнул Вилл. - Зато он стал смирным, как новорожденный ягненок, и не лез, пока старшие не разрешили.
        Июнь сменился июлем, и Марианна вдруг почувствовала, что она изменилась. Упражнения с мечами стали доставлять ей не муку, а удовольствие. Раньше она думала только о том, как успеть ускользнуть от выпада Вилла или Робина, и заботилась о точности, с которой ей надлежало воспроизвести прием, которому ее обучили накануне. Теперь ее тело работало само, не требуя участия разума, и Марианна даже испытывала азарт, кружась в стремительном танце под музыку смертоносной стали.
        Ей больше не надо было долго целиться при стрельбе из лука. Достаточно было мельком посмотреть на мишень - и стрела точно следовала ее взгляду. Когда Робин счел возможным скупо похвалить ее за успехи, достигнутые в скорострельности, он завершил с ней занятия. Закончились и уроки верховой езды, когда лорд Шервуда убедился, что Марианна быстро подчиняет себе любого, даже самого строптивого коня. А ее иноходец, которого она назвала Колчаном, слушался команд хозяйки, как бы она их ни передавала - поводом, голосом, нажимом голеней, наклоном корпуса, и был готов бегать за Марианной, как преданная собака.
        Так же, как со стрельбой, у нее стало ладиться с метанием ножей, и Марианна теперь с умилением вспоминала то время, когда она брала в руки нож и боялась порезаться об острое лезвие. Но самым главным успехом она посчитала для себя бросок, которым свалила Джона с ног под восторженные вопли зрителей, и подала ему руку, помогая подняться с утоптанной травы.
        В середине июля в очередной стычке с ратниками шерифа ее безмолвно допустили, наконец, скрестить меч с противниками, и два ратника поплатились за то, что легкомысленно приняли Марианну за мальчишку, справиться с которым не составит труда. Она не испытала ни трепета, ни ужаса, убив двух человек, пусть и врагов, лишь равнодушно глянула на них и пучком травы стерла кровь с клинка.
        - Способная девочка! - усмехнулся Вилл, наблюдая за Марианной. - Способная и жестокая. Знаешь, Робин, если бы я сам не учил ее и не помнил, какой она была в начале занятий, то сейчас уверился бы в том, что сама Морриган почтила нас своим присутствием!
        Марианна обнаружила, что за время беспощадного к ее силам сочетания службы и обучения она неплохо изучила Шервудский лес. Конечно, не так хорошо, как его знали другие стрелки, и тем более лорд Шервуда, но все же достаточно, чтобы легко ориентироваться в сплетениях лесных троп и ручьев, россыпях полян и лугов, темной глуби чащоб и прозрачных завесах рощ. Она узнала, где заканчивается безопасная для стрелков территория, а за ней - относительно опасная и где начинается враждебный мир, замыкавший Шервуд в кольцо.
        Лес был очень велик, гораздо больше, чем она могла представить, пока не оказалась в нем. Робин и его друзья показали Марианне многое из устройства жизни вольных стрелков, но не все. Марианна знала, что лес охраняется двойной полосой дозорных постов, и на нескольких она сама несла дежурства. Но расположения всех постов она не знала. Джон объяснил ей, что в лесу обустроено достаточно лагерей, в которых живут вольные стрелки, но не счел нужным называть точное число, как и число всего вольного воинства. Лагерь самого лорда Шервуда служил домом трем десяткам стрелков, которые считали себя отборным, едва ли не королевским, отрядом. Столько же стрелков было в лагере Статли, который был обустроен в большой пещере в пяти милях от лагеря лорда Шервуда. В других лагерях Марианне пока не доводилось бывать.
        Тогда же, в середине июля, Робин и Статли взяли Марианну с собой в Хольдернес, куда они поехали по хозяйственным заботам Шервуда - договориться о покупке зерна и сена. Марианна так отвыкла от шумного многолюдья большого селения, что Робин сделал ей внушение:
        - Саксонка, не верти головой, не разглядывай людей так пристально. Либо ты выдашь нас таким чрезмерным любопытством, либо мы нарвемся на неприятности, если кто-то оскорбится твоим бесцеремонным взглядом! Привыкай заново к городам и селеньям.
        Но и Марианна удостоилась многих очень внимательных взглядов - лукавых и завлекательных - к изрядному веселью лорда Шервуда и Статли. Она впервые, с тех пор как попала в Шервуд, сняла зеленую куртку вольного стрелка, но оставалась в мужской одежде. Ее волосы немного отросли, но были так же коротки, как и у ее спутников. Стрелки вообще предпочитали стричься коротко, и только Джон по требованию Кэтрин был вынужден щеголять шевелюрой до плеч. Кэтрин очень нравились светлые густые волосы мужа, она сама за ними ухаживала, и Джону ничего не оставалось, как смириться.
        Поэтому девушки Хольдернеса принимали Марианну за юношу, и весьма привлекательного. Пока она ждала в трапезной на постоялом дворе Робина и Статли, которые разговаривали с хозяином, успела получить два предложения сходить вечером на танцы, сопровожденные звонкими поцелуями, и шарф, вышитый собственной рукой пунцовой от смущения дарительницы.
        - Это просто ужасно! - поделилась Марианна возмущением, когда они возвращались в Шервуд. - Такая навязчивость со стороны девушек непозволительна!
        Статли в ответ расхохотался во все горло.
        - Саксонка, а ты опасный соперник! Впредь надо будет это учесть. Заметь, что ко мне и к Робину ни одна из девиц не подошла с любезным приглашением провести с ней вечерок. Я слышал, как девчонки о тебе щебетали. Такой, мол, хорошенький, такой молоденький! Щеки нежнее шелка, словно ни разу не брился!
        Марианна лишь отмахнулась, смеясь в ответ. Она давно уже поняла, что Статли по уши влюблен в Клэренс и, как показалось Марианне, не без ответа. Она думала, что Статли и есть тот самый человек, о котором ей поведала Клэренс в ответ на вопрос, влюблена ли она в кого-нибудь. Но мысль о том, что Робин мог приглянуться какой-нибудь девушке, ей вдруг не понравилась, как не понравилось и то, что ее, оказывается, эта мысль задела. Марианна удивилась, потом испугалась и рассердилась: слабая тень неожиданной ревности нарушала покой, наступивший в ее душе. Она ничего не сказала, постаралась, чтобы лицо ее осталось безмятежным, но краем глаза заметила, как по губам Робина скользнула улыбка. Он по-прежнему слишком хорошо чувствовал то, что происходило в уме и в душе бывшей возлюбленной.
        За недолгие месяцы, проведенные в Шервуде, Марианна открыла в Робине много черт, которых не знала прежде. Истинный облик лорда Шервуда был сложнее и многограннее того, что хранился в ее памяти. Она узнала, каким верным и преданным другом он был для своих друзей, увидела в нем талантливого и опытного воина, приученного к ратному делу с детских лет, и заботливого господина для своего отверженного законами воинства. Заботясь о безопасности вольных стрелков, он следил за тем, чтобы в Шервуде не было недостатка в оружии, одежде, лошадях, чтобы у стрелков всегда были запасы еды для людей и корма для лошадей. Она узнала, что до ее появления в Шервуде именно он врачевал раны стрелков. Он был одновременно во главе своих стрелков и равным среди них. У стрелков не было секретов от своего лорда. Любой из них, оказавшись в затруднительном положении, обращался к Робину за помощью и советом, и не было случая, чтобы Робин не нашел выхода или отказал в помощи.
        Она поверила и в то, что лорд Шервуда мог быть жестоким. Недаром ратники шерифа и Гая Гисборна остерегались особенно его: тяжелый Элбион в руках Робина не знал пощады. Никто не мог увернуться от его стремительных и сокрушительных ударов. Прозвище Шервудского Волка, данное ему Гаем, перестало удивлять Марианну, когда в ее присутствии стрелки пришли на выручку йоменам из Маласэта, которые подверглись нападению шайки грабителей. После недолгого, но обстоятельного допроса Робин, не поколебавшись ни на мгновение, приказал повесить грабителей тут же на ближайшем дереве, и никакие мольбы о пощаде не заставили его смягчить приговор. Марианна знала, что разбой в Шервуде очень ограничен и касается исключительно сборщиков податей. Но ей казалось, что лорд Шервуда, будучи главой тех, кого объявили вне закона, все же проявит снисходительность к тем, кто промышлял обычным грабежом, - может быть, по неразумению. Она не осмелилась подступиться с вопросами к самому Робину и спросила у Вилла о причинах сурового приговора.
        - Они объяснили, что им по нраву веселая жизнь в лесу, но они не желают носить зеленые куртки вольных стрелков и подчиняться нашим порядкам, - ответил он. - К тому же причины, побудившие их заняться разбоем, не показались Робину весомыми.
        Заметив, что Марианна ждет продолжения объяснений, Вилл усмехнулся.
        - В Шервуде, как и в любом королевстве, может быть только один верховный правитель, Саксонка. Робин поступил совершенно правильно, если и впредь желает держать власть в руках. А он желает, смею тебя уверить! Прояви он милосердие, и через недолгое время любой осмелится нарушить заведенные им порядки, зная, что наказания не последует. К тому же два дня назад эта же шайка убила монаха, который не пожелал расстаться ни с лошадью, ни с кошельком. Робин слишком дорожит репутацией вольного Шервуда, чтобы прощать такие деяния. Мы ведь не случайно оказались здесь вовремя и выручили этих бедолаг из Маласэта. Мы искали тех, кто пытался их ограбить.
        - Искали затем, чтобы сделать то, что сделали? - уточнила Марианна, покосившись в сторону повешенных, которых к тому времени зарывали в небольшом овраге.
        - Совершенно верно, - бесстрастным тоном подтвердил Вилл и, прервав разговор, оставил Марианну саму разбираться в происходящем.
        Конечно, Вилл всегда и во всем поддерживал лорда Шервуда - в его одобрении действий Робина Марианна и не сомневалась. Но она увидела такое же одобрение и на лицах остальных стрелков. Марианна окончательно уверилась в том, что именно Робин, а не Гай был на самом деле правителем Средних земель. Гай не мог поддерживать свои порядки, поскольку был не в силах справиться с их главным нарушителем - лордом Шервуда. А Робин держал власть железной рукой и бдительно охранял лес от непрошеного вторжения кого-либо, сам же вмешивался во все, во что считал нужным вмешаться. Прочувствовав в полной мере стальную волю Робина, Марианна поняла всю тщетность усилий Гая отнять эту власть у лорда Шервуда: Робин был действительно слишком сильным противником. Если бы он родился не в графской семье, а наследником правящей династии, страна получила бы великого короля, куда лучшего, чем король Ричард или его брат принц Джон.
        Ее не удивило нежелание грабителей присоединиться к вольным стрелкам. Робин был справедливым, но суровым лордом. Как только новичок облачался в зеленую куртку, он принимал на себя обязанность соблюдать законы Шервуда. Как Робин и предупреждал Марианну, он не терпел нерадивости в ратной службе.
        При Марианне, сопровождавшей Вилла на проверке дозоров, один из стрелков отряда Статли был обнаружен спящим. Когда разъяренный Вилл потребовал для дозорного наказания в десять ударов плетью, Робин согласился, и Статли не осмелился вступиться за своего стрелка, хотя Марианна видела по его лицу, что он считает наказание суровым. Юноша пробыл в Шервуде неполный месяц и еще не привык к жесткой дисциплине, которой подчинялась жизнь вольных стрелков. Залечивая рубцы, оставленные плетью на спине несчастного любителя вздремнуть, Марианна наконец поверила в давнее предупреждение Робина. С тех пор она, любившая украдкой поспать в дозоре, стала всерьез опасаться и за свою спину, всей душой надеясь, что ее былые прегрешения остались незамеченными для лорда Шервуда и всевидящих глаз его брата. Но, как выяснилось, она заблуждалась. Вернувшись однажды на рассвете в лагерь и задержавшись за дверями трапезной, она услышала обычный утренний доклад Вилла Робину о делах Шервуда и новостях, которые Вилл узнал от дозорных и патрулей. Неожиданно Робин перебил Вилла и как бы между прочим спросил:
        - Саксонка опять спала в дозоре?
        - С тех пор как своими глазами увидела, чем это грозит, сразу спать перестала, - фыркнул Вилл.
        Они расхохотались, а Марианна стояла за дверьми, не смея показаться им на глаза. Она поняла, что Робин, как и говорил ей раньше, далеко не каждого подпускает к своей душе. Только от старшего брата, которому он был беззаветно предан и который ответно платил ему такой же преданностью, у лорда Шервуда, может быть, не было секретов. Даже сестра, даже Джон не были настолько близки Робину, как Вилл. Но Клэренс хватало того, что Робин считал нужным ей доверить, а Джон был достаточно проницателен, чтобы заглядывать вглубь души своего лорда всевидящим оком без разрешения Робина.
        Стрелки - и те, что были из лагеря лорда Шервуда, и другие, с которыми ей доводилось вместе нести ратную службу или просто встречаться на лесных тропах, - стали относиться к Марианне дружелюбнее, без прежней настороженности и холодного любопытства. Она была рада тому, что в ней видят своего парня, но никак не девушку. Поэтому ей было хорошо и свободно в их обществе.
        Лорда Шервуда Марианна почитала, как подданная почитает короля, а простой ратник - главного военачальника: восхищаясь им и очень стараясь не вызвать его неодобрения. Всегда скупые слова похвалы, улыбка или просто одобрительный взгляд приводили ее в радостное настроение на целый день. Слегка поднятая бровь - и Марианна незаметно исчезала с глаз Робина. Так, как раньше, он никогда на нее не смотрел и не разговаривал, даже по имени называл редко. Если наступала его очередь объезжать дозорные посты - эту обязанность Робин, Вилл и Джон делили между собой, он никогда не звал Марианну сопровождать его. Любого из стрелков, но не ее. В сущности, они ни разу с тех пор, как он привез ее в лагерь, не оставались наедине. И она только радовалась этому обстоятельству: Марианна не знала, о чем с ним говорить, не знала, сможет ли быть непринужденной. Возможно, надо просто молчать и ехать следом за ним либо рядом с его конем - так, как он пожелает. В то же время она была уверена в том, что Робин сам повел бы себя так, чтобы ей было легко в его обществе. Но он не искал ее общества и не желал оказаться с ней вдвоем,
и у него были на это все права.
        Джона Марианна любила всем сердцем. Рядом с ним ей всегда было весело и спокойно, словно сама его громадная фигура служила надежной защитой. И он часто выбирал ее в поездки по постам, по дороге балагурил, учил ее чему-нибудь, а если они останавливались в лесу на краткий ночлег, то большую часть времени для сна он всегда дарил Марианне. Приглашения Джона неизменно были для Марианны праздником и преддверием долгих часов, наполненных самым приятным общением.
        Со Статли она сталкивалась, когда он приезжал к Робину в гости, либо оказавшись с ним в паре на дежурстве в дозоре. Он был с ней не слишком разговорчив, но Марианна рядом со Статли всегда чувствовала себя спокойно и надежно. Может быть, если бы Марианна и Клэренс по-прежнему оставались подругами, Статли был бы разговорчивее. Но для всех было очевидно, что Клэренс не смогла принять новую для нее Марианну и старалась держаться поодаль, не выходя за рамки обычной вежливости. Марианна тоже не искала общества прежней подруги. Стоило им встретиться взглядами, как каждая из них вспоминала последний разговор в доме Эллен, когда они не смогли понять друг друга.
        Вот Кэтрин - иное дело! Общаться с ней было одно удовольствие. Маленькую Кэтрин любил весь Шервуд, и Марианна не стала исключением. Один лишь звонкий голос Кэтрин заставлял улыбнуться всех, кто его слышал. Казалось, что она знала все о каждом из стрелков в лагере лорда Шервуда и в отношении каждого имела свое представление, каким ему надлежит быть. Дикона она считала неряхой, поэтому постоянно гоняла его в купальню и бесцеремонно обследовала его одежду, едва он появлялся в лагере, не стесняясь присутствия других стрелков, от чьих шуток Дикон краснел как маков цвет. Хьюберт плохо ел, поэтому ему удавалось сбежать из-за стола только после того, как Кэтрин заставляла его съесть добавку. Вульфгар робел с девушками, и она вела с ним долгие разговоры, объясняя, как надо держаться и что говорить. Бранд очень хотел отпустить бороду, которая, по мнению Кэтрин, совершенно не шла ему, и стоило на щеках Бранда появиться щетине, как Кэтрин подступалась к нему с бритвой.
        Марианне она отращивала волосы: прятала от нее ножницы, втирала ей в голову масло репейника, едва лишь Марианна засыпала и не могла сопротивляться, сама мыла ей голову, каждый раз заставляя прополаскивать волосы в ромашковом отваре. Только три человека вызывали у Кэтрин безоговорочное благоговение - Джон, Робин и Вилл. Мужа она обожала, с Робином крепко дружила, а Вилла любила как сестра и жалела, что было для Марианны за пределами разумного объяснения.
        Вилла Марианна не любила. Признавая его достоинства, среди которых были и быстрый ум, и ратное искусство, и справедливость, и поразительное бесстрашие, она не могла найти в себе хотя бы искорку приязни к нему. Уважение, но и только. Вилл был колючим, как сотня ежей, язвительным, никому не дающим спуску, мог напустить на себя такое высокомерие, что к нему невозможно было подойти ближе, чем на несколько шагов. Когда Марианна спросила Кэтрин, чем Вилл вызвал у нее такую горячую сестринскую любовь, Кэтрин воскликнула:
        - Ах, Мэриан, ты просто его не знаешь! У Вилла добрейшее сердце и нежная душа.
        Марианна, которая в тот момент завтракала, даже поперхнулась. Отыскать доброту и нежность в Вилле могла, наверное, только Кэтрин, которая сама источала вокруг себя ласку и нежное участие. Родная сестра Вилла Клэренс хранила постоянство в отношении к старшему брату: стоило ей увидеть Вилла, как в глазах Клэренс появлялась неприязнь, а лицо выражало презрительное высокомерие. Эта отчужденность была тем более очевидной в сравнении с сердечной привязанностью, которой Клэренс щедро одаривала Робина.
        Но Вилл не обращал никакого внимания на явную нелюбовь сестры. А вот нелюбовь Марианны он замечал, и она его забавляла. Он никогда не упускал случая поддеть Марианну острым словцом или недоброй насмешкой. Как только он понял, что ей неприятно его общество, так сразу взял в привычку брать с собой на объезды постов всегда и только Марианну. Злясь на него в душе, она была вынуждена подчиняться, а Вилл, каждый раз наблюдая за выражением всех оттенков недовольства на лице Марианны, казалось, получал большое удовольствие.
        Вилл тоже не любил Марианну. Он не доверял ей, поскольку не мог понять причин, по которым она оказалась в Шервуде. Робин на вопрос Вилла о Марианне отговорился самым пространным ответом. Девушка, у которой погиб отец, лишившаяся владений, оставшаяся беззащитной, к тому же родители когда-то связали их помолвкой. Пусть они и расторгли давнюю помолвку, но нельзя же оставить бывшую нареченную одну и без всякой защиты! Беспрекословно подчиняясь Робину, взявшему Марианну под свое покровительство, Вилл обучал ее воинскому делу, прикрывал в столкновениях с ратниками, отдавал должное упорству, с которым она выдержала тяжелый для нее период обучения, но, как и Марианна в нем, не находил в ней ничего приятного. И он никогда не забывал, что Марианну очень отличал Гай Гисборн. Вилл и брал ее с собой в поездки по Шервуду затем, чтобы лучше изучить, но не слишком продвинулся в своих наблюдениях. Марианна была молчалива и сдержанна, о себе ничего не рассказывала, на вопросы отвечала кратко и неохотно.
        Но Виллу было не занимать упорства. В один из дней в конце июля он как всегда велел Марианне сопровождать его. Она только что вернулась из дозора очень уставшая, но не посмела прекословить. Когда Вилл наконец сжалился над ней и решил сделать привал на несколько часов, Марианна просто сползла с коня. Она только и смогла ослабить подпругу седла своего иноходца и бросить в лицо пригоршню воды из ручья. Забравшись в шатер ветвей большой ивы, где Вилл, разводивший костер, уже постелил плащ, Марианна упала и уснула крепким сном, прежде чем он успел протянуть ей лепешку с куском окорока и флягу с сидром. Оценив безопасность места, выбранного для ночлега, Вилл решил, что тоже может позволить себе поспать. Поэтому он быстро покончил со скудным ужином, затушил костер и растянулся на расстоянии вытянутой руки от Марианны.
        Они проснулись почти одновременно. Сначала Марианна, почувствовав, как Вилл обнял ее, подгреб к себе и прижал к груди. Потом Вилл, когда хлесткая пощечина наотмашь обожгла его скулу, прогнав сон.
        - Ты что, Саксонка?! С ума сошла?! - вскочил он на колени и впился возмущенным взглядом в блестящие в темноте глаза Марианны.
        - Как ты посмел меня обнять?! - с ответным возмущением прорычала Марианна.
        Вилл понял, в чем дело, и расхохотался.
        - Почувствовал во сне рядом с собой девчонку, вот и обнял, - ответил он и тут же получил вторую пощечину.
        - Я не девчонка! - крикнула Марианна и вскочила на ноги, желая выбраться из укрытия.
        Но вторая пощечина с ее стороны была ошибкой. Вилл разозлился и не дал Марианне выскочить из-под ивы, с силой дернув ее за щиколотку так, что она упала на колени перед Виллом.
        - Правда? - делано ласковым голосом спросил он, хищно сузив глаза. - А кто? Ты думаешь, что можешь со мной справиться?
        Резкое и внезапное движение Вилла, и руки Марианны оказались за ее спиной, оба запястья намертво захвачены его пальцами, а сама Марианна - лицом к лицу перед Виллом. Марианна дернулась, чтобы вырваться, но усилие было бесполезным. Вилл лишь беззвучно рассмеялся. Глядя ей в глаза, он свободной рукой стал медленно расшнуровывать ее куртку, и Марианна замерла от нахлынувшего на нее ужаса.
        - Ну, Саксонка? - прежним тоном спросил Вилл, когда, закончив с курткой, распахнул ворот рубашки Марианны. - Как ты сможешь мне помешать?
        И тогда она разрыдалась. Впервые с той ночи, когда Робин привез ее полумертвую в Шервуд, к Марианне пришли слезы. Она рыдала так отчаянно, что Вилл не на шутку испугался. Он немедленно отпустил ее, и она упала ему на грудь, вцепившись сама в куртку Вилла, и рыдала так, что и его куртка, и рубашка под ней промокли от ее слез.
        - Что ты, девочка! - в растерянности прошептал Вилл, осторожно обнимая Марианну и гладя ее по голове. - Ты действительно подумала, что я… Не плачь, Мэриан, я хотел тебя проучить, но никогда бы не стал брать силой!
        Не протестуя больше против его объятий, Марианна захлебывалась слезами, оплакивая наконец смерть отца, собственное унижение и боль, которые она испытала, свою любовь, которой пришлось остаться в прошлом. А Вилл был искренно уверен в том, что это он так испугал ее и довел до рыданий. Обильный поток слез Марианны если и показался Виллу чрезмерным, но был для него вполне объяснимым. Он видел в ней пусть и озлобленную свалившимися на нее бедами, но невинную и душой и телом девушку, которой он жестоко пригрозил насилием.
        Наконец она выплакалась и затихла, по-прежнему цепляясь ослабевшими руками за его куртку и уткнувшись мокрым от слез лицом ему в грудь. Вилл мягко приподнял ее так, чтобы увидеть ее лицо, и тихо попросил:
        - Прости меня!
        Всхлипнув, она закрыла глаза и слабо кивнула. Вилл в приливе внезапной нежности к ней осыпал едва ощутимыми поцелуями ее лоб, мокрые скулы, склеившиеся от слез длинные ресницы, по-детски обиженно подрагивающие губы. Была ли это просто дрожь или ее губы приоткрылись в ответ, Вилл не понял и не стал разбираться, решительно прижав голову Марианны к своему плечу, чтобы не припасть к ее губам уже настоящим поцелуем и не испугать вновь.
        - Спи, Мэриан, - сказал он и, уложив ее, укрыл плащом. - Спи и никого не бойся. Я буду рядом.
        Она снова кивнула, положила ладонь под щеку и уснула, все еще всхлипывая во сне.
        Вилл сидел возле нее, смотрел на Марианну и тихонько, невесомыми прикосновениями ладони гладил ее по взъерошенным волосам. Он думал о том, что больше не хочет ни о чем выпытывать у нее - она сама ему все расскажет. Еще о том, что, вернувшись в лагерь, ему надо будет немедленно поговорить с Робином, чтобы получить у брата подтверждение, что опека лорда Шервуда над бывшей невестой вызвана исключительно благородством и ничем более и что Робин был связан с Марианной только формально и они оба свободны от взаимных обязательств. Не стремясь сейчас разбираться в нахлынувших на него чувствах, Вилл хотел получить ясность только в одном: Марианна свободна, и он вправе завладеть ее сердцем, душой и телом. В том, что он сумеет ею завладеть, Вилл не сомневался, как и в том, что он хочет этого. Увидеть, как в ее глазах холодная неумолимость сменится нежностью, почувствовать, как ее руки лягут ему на грудь не в отчаянии, как сегодня, а с лаской, как ее губы откроются его губам не от рыданий, а от желания.
        К рассвету Вилл уверился в намеченных действиях и стал ждать пробуждения Марианны. Она во сне что-то прошептала, заворочалась, и рубашка сползла с ее тонкого плеча. Вилл поправил ей рубашку, и его пальцы, скользнув по шелковистой коже Марианны, неожиданно наткнулись на грубые, шероховатые рубцы причудливой формы. Предрассветные сумерки почти рассеялись, и Вилл отвел в сторону ивовые ветви, чтобы разглядеть странный шрам на спине Марианны. То, что он увидел, оказалось багрового цвета клеймом, к которому приговаривают публичных женщин.
        Когда Марианна проснулась, Вилла рядом не было. Она сладко потянулась и улыбнулась сама не зная чему. Слезы принесли ей огромное облегчение, растопив сердце, превращенное в лед, и вернув ему горячий огонь жизни. Она вспомнила, как Вилл утешал ее, и почувствовала признательность. Нежность его объятий и поцелуев так не укладывалась в обычно суровый облик Вилла, что Марианна подумала о том, что Кэтрин или больше знает о Вилле, или ее доброе сердце зорче, чем иные глаза. Ей захотелось убедиться в перемене, которую она нашла в Вилле, и Марианна поспешила выйти из-под шатра длинных ветвей. Она увидела Вилла - он стоял спиной к иве и кормил лепешкой лошадей - и подошла к нему.
        - Долго спишь, Саксонка, - сказал он, едва повернув голову в сторону Марианны, и смерил ее холодным взглядом. - Нам давно пора быть в лагере.
        Обратная перемена оказалась разительнее, хотя Вилл сейчас был таким, каким Марианна всегда его знала.
        - Вилл, ты сердишься на меня? - только и смогла она спросить.
        Он повернулся к ней лицом и посмотрел на Марианну с непонятной для нее брезгливой усмешкой.
        - Сержусь на тебя? - повторил он ее вопрос и отрицательно покачал головой, не спуская глаз с Марианны. - На себя, Саксонка. А тебе было бы впору пристать к бродячим актерам, а не к вольным стрелкам. Ты так мастерски разыграла испуг невинной девицы, что я поверил тебе, как последний осел! А ты, оказывается, носишь украшение, которым метят продажных девок.
        Она выпрямилась, не сводя с него глаз, полных неверия в то, что услышала. Теперь она получила от него пощечину, и едва ли не больнее, чем ударила его ночью сама. Потом ее глаза сузились, лицо стало ледяным и спокойным.
        - Я не уверяла тебя в том, что невинна! - ответила она со злой усмешкой, и Вилл снова увидел перед собой богиню войны и смерти Морриган вместо заплаканной слабой девушки, которую ночью держал в объятьях и утешал поцелуями.
        Марианна вскочила в седло, подождала, пока он сядет на коня, и заняла место следом за его лошадью.
        В полном молчании они вернулись в лагерь, где их в трапезной поджидала Кэтрин с завтраком. Отказавшись от еды, Марианна ушла к себе. Вилл не стал ее догонять и сел за стол, слушая и не слыша щебетание Кэтрин. Он смотрел перед собой, но видел не трапезную, не солнечный день за распахнутыми дверьми, а глаза Марианны. Заплаканные, милые и доверчивые ночью и полные ледяной враждебности утром. Поняв, что причиной его гнева в действительности была ревность, Вилл бросил ложку и, не отвечая на вопросы встревожившейся Кэтрин, пошел к Марианне.
        Она открыла дверь на его стук, но осталась стоять на пороге, не позволив Виллу войти.
        - Вилл, я прошу тебя больше никогда не называть меня продажной девкой, - раздельно проговорила она жестким тоном, глядя ему в глаза таким же жестким взглядом. - Если ты сделаешь это еще раз, я сумею убить тебя, и Робин может приказать казнить меня перед всеми стрелками. Мне все равно. Во всем остальном я по-прежнему, как стрелок, подчиняюсь тебе, потому что таким был приказ Робина.
        Отчеканив эти слова, Марианна захлопнула дверь. Стук двери и скрежет засова прозвучали так, как если бы она запирала перед Виллом не дверь, а собственное сердце. Постояв мгновение, он развернулся и пошел обратно в трапезную, по пути приняв решение выбросить все мысли, которые к нему приходили ночью, и забыть чувства, которым он едва не поддался. Встретив в трапезной Робина, Вилл обменялся с братом рукопожатием и стал рассказывать ему о последних новостях, полученных от дозорных. О намерении уточнить действительное отношение Робина к Марианне Вилл даже не вспомнил.
        Июль прошел, и наступил август.
        Глава вторая
        Утомительная жара августовского дня начала спадать, и в синих сумерках по лесу разлился густой аромат тяжелой листвы. От реки, над которой редкими клочьями сгущался туман, доносилось конское ржание, раздавались негромкие голоса. Конный отряд вольных стрелков, патрулировавший Шервуд, перешел каменистый брод и спешился неподалеку от берега на лужайке, окруженной вековыми деревьями. Всадники освободили лошадей от удил, ослабили подпруги седел, и кони разбрелись по лугу вдоль речного берега, изредка перекликаясь тихим ржанием. Стрелки стали устраиваться на ночлег. В собранном за несколько минут сухом валежнике заплясал юркий огонек, и вскоре гудящий шатер пламени взмыл вверх, выстреливая в небо столбы искр. Вокруг костра расстелили плащи, разложили оружие, так чтобы оно было под рукой. Несколько стрелков отделились от отряда и отправились к реке смыть с себя дорожную пыль.
        Поодаль от остальных стрелков, там, где ивы, что росли на откосе берега, купали в реке гибкие ветви, Марианна зашла в воду, осторожно нащупывая ногой скользкое каменистое дно. Вода дошла до плеч, лаская кожу нежными прохладными прикосновениями и смывая с тела усталость знойного дня, проведенного в седле. Окунувшись с головой, она немного проплыла под водой, пока не почувствовала силу течения, и вернулась к берегу. Остановившись там, где вода доходила до подбородка, Марианна замерла и закрыла глаза, наслаждаясь блаженной прохладой и улыбаясь попыткам подводных потоков сбить ее с ног и увлечь за собой.
        Шумные всплески, раздавшиеся совсем близко от нее, тут же заставили Марианну очнуться. Она стремительной тенью метнулась под защиту шатра поникших над водой ив и поспешила укрыться в серебристых густых ветвях. В тот же миг мимо ее укрытия скользнули две тени. Два пловца наперегонки переплывали широко разливавшуюся ниже брода реку. Повернув обратно, один из них нырнул и попытался увлечь товарища под воду. Тот увернулся и в ответ окатил россыпью брызг нападавшего, едва его голова показалась над водой. Невидимая в полумраке Марианна, перехватывая гибкие ветви, бесшумно выбралась на берег. Дав себе обсохнуть под теплым ветерком, она стала одеваться, вслушиваясь в голоса и смех, в плеск воды, бурлившей от сражения, разыгравшегося между пловцами.
        Она уже застегивала пояс, когда прямо над головой услышала голос Джона:
        - Теплая вода, Саксонка?
        Марианна от неожиданности выхватила нож, но, узнав голос, рассмеялась и с досадой воскликнула:
        - Джон! Что ты здесь делаешь?
        - Приглядываю за тобой, - невозмутимо ответил Джон.
        - А почему ты считаешь, что мне нужен твой пригляд? Все-таки я уже почти четыре месяца в Шервуде! - раздраженно поинтересовалась Марианна, но Джон только добродушно рассмеялся в ответ.
        - Я сам не первый год в Шервуде, Мэриан, но бывали моменты, когда мне очень хотелось, чтобы и за мной кто-нибудь приглядел!
        - Да? Тогда вот тебе забота - пригляди за Робином и Виллом, - Марианна кивнула в сторону реки, где два пловца все еще пытались одолеть друг друга.
        - Робин и Вилл могут сами о себе позаботиться, - отозвался Джон. - А ты хоть и переняла повадки вольного стрелка, но пока не приобрела такого ратного умения, чтобы сравнивать себя с обоими шервудскими братьями. Поэтому за тобой нужен пригляд.
        - О моя любезная, но настырная нянюшка! - вздохнула Марианна и стала подниматься по склону.
        Мощная рука Джона подхватила Марианну под локоть и, без малейшего усилия оторвав от земли, поставила на тропинку, проходившую вдоль речного берега.
        - Почему ты без куртки? Хочешь простудиться? - ворчливо спросил Джон, оглядывая стоявшую перед ним Марианну.
        Марианна в ответ небрежно набросила куртку на плечо, оставаясь в белой рубашке-безрукавке, заправленной в узкие светлые штаны. Капельки воды еще поблескивали на ее обнаженных руках, смуглых от летнего загара. Откинув голову и расставив ноги, обутые в мягкие замшевые сапоги, сцепив руки на поясе, туго охватившем ее тонкий стан, Марианна насмешливым теплым взглядом встретила недовольный взгляд Джона.
        - Вот-вот! - буркнул Джон. - Ты даже переняла излюбленную позу нашего лорда и его брата и теперь думаешь, что стала непобедимой и можешь спорить со мной. Надень куртку!
        - Да ведь жарко, Джон! - раздался в ответ серебристый смех Марианны. - Вода как парное молоко, а воздух совсем раскалился за день и даже в малости не остыл! Не иначе как быть грозе!
        Джон, запрокинув голову, посмотрел на вечернее - уже почти ночное - небо и уверенно заявил:
        - Не будет грозы. Идем к костру.
        Марианна согласно кивнула, и они неспешно пошли по тропинке прочь от реки на красные отблески костра. Джон подхватил колчан Марианны, который она отдала без спора, едва он потянул за ремень на ее плече. Марианна шла, вдыхая полной грудью лесной воздух, то и дело беспечно срывая высокие стебельки травы, что росла по краям тропинки. Джон искоса очень внимательно разглядывал ее, но так, чтобы Марианна не заметила его взгляда.
        Она окрепла от постоянных ратных занятий и бесконечных поездок по Шервуду. От той девушки - исхудавшей, озиравшейся взглядом волка-подростка - почти ничего не осталось, кроме обычно сурового и неулыбчивого лица. Ее походка, жесты, взгляд исполнились уверенностью. Вспомнив, как он укрывал ее плащом, когда она надломленным стебельком лежала на руках лорда Шервуда во Фледстане, Джон подумал, что Робин действительно знал, что делал, взяв ее в стрелки и заняв так, что у нее просто не оставалось времени думать о чем-то другом, кроме тренировок и службы вольному Шервуду.
        А еще - и Джон только удивлялся тому, что он один это замечал, - она вновь становилась красавицей, и даже краше, чем была прежде. Ее светлые волосы наконец отросли, пусть пока не так, как привычно для женщины. Но стараниями Кэтрин, которая сама подстригала Марианну, они больше не топорщились стерней, а обрамляли лицо, подчеркивая его точеные и нежные черты. Ратные занятия не изменили совершенных линий ее тела, но придали особую грациозность движениям - грациозность сильного, опасного и изящного зверя. Ее руки вновь стали ухоженными, и Джон, едва заметив эту перемену, когда ногти Марианны перестали быть обломанными и грязными, а приобрели розовую чистоту и красивую форму, спросил жену, не ее ли это заботы. «Нет, - сказала Кэтрин и улыбнулась мужу, словно они были в заговоре, - это уже дело рук самой Марианны». Тогда Джон понял, что в Марианне, как бы она ни показывала иное, не умерла женщина, которой важна ее красота. И теперь он решил, что время для разговора, к которому он готовился давно, настало.
        - Как тебе нравится у нас в Шервуде, девочка? - ласково спросил он.
        Марианна невольно замедлила шаг, задумавшись над его вопросом, посмотрела на Джона и улыбнулась.
        - Мне очень хорошо здесь, Джон!
        - Тебе хорошо, - повторил он. - А что будет дальше? Ты размышляла об этом?
        - Должна ли? - Марианна пожала плечами. - Я живу так, как живут все стрелки. Едва ли они постоянно думают о том, как им придется прожить следующий день!
        - День - нет. А жизнь? - не отступал Джон. - Поверь, мы все об этом думаем. У нас есть семьи: жены, дети, родители. Мы не можем не думать о них! А тебе попросту не о ком думать. О себе же подумать ты не трудишься, и это неправильно. Ты с завидным упорством превращаешь себя в воина, забывая о том, что ты женщина. А любой женщине нужен муж, нужны дети, чтобы, вступив в зрелый возраст, она не обнаружила, что ее жизнь пуста.
        - Муж, дети… - Марианна усмехнулась и стрельнула в Джона острым недобрым взглядом. - Джон, я думала, что тебе я не должна объяснять, почему этот путь для меня закрыт.
        Джон остановился, вынуждая Марианну сделать то же самое. Положив ей на плечо тяжелую руку, он сказал мягким, проникновенным тоном:
        - Послушай меня, девочка! Тебе не повезло, но ты далеко не единственная из женщин, которым довелось испытать насилие.
        Лицо Марианны передернулось и ожесточилось, губы сжались в тонкую линию. Она попыталась сделать шаг вперед, но Джон не позволил, с силой сдавив ее плечо.
        - Не вырывайся! Посмотри правде в глаза. Многие женщины страдали и страдают так же, даже не будучи втянуты в игры мужчин, а попросту оказавшись на их пути. Если бы они все накладывали на себя руки или становились ратниками наподобие тебя, жизнь давно бы прекратилась. Поверь мне, если мужчина любит женщину, он никогда не будет ее презирать за то, что она стала жертвой насильников, не разлюбит ее, не бросит.
        - Что ты можешь об этом знать? - окончательно разозлившись, воскликнула Марианна. - Все твои благие рассуждения строятся на твоих же умозаключениях, и только!
        Изменившийся взгляд Джона заставил ее замолчать. В его серых глазах появились и жесткость, и боль, даже ярость. Но тут же взгляд Джона стал привычно спокойным, и таким же спокойным голосом он сказал:
        - В тот день, когда мы защищали наше селение, всех женщин, детей и стариков мы отправили в лес, чтобы они могли там надежно укрыться. Но Кэтти, по своему разумению решив, что надо остаться поблизости, вместе с подругой не стала уезжать далеко. И они нарвались на ратников шерифа, которых привел Гисборн. Подруге удалось от них убежать, а Кэтрин вырваться не сумела.
        - И что же было дальше? - тихо спросила Марианна, уже предполагая ответ и страдая от того, что услышит.
        - Как ты думаешь, что было дальше?! - с яростью в голосе осведомился у нее Джон.
        Они оба помолчали, потом Джон тихо продолжил:
        - Она ничего мне не говорила. Кэтти тогда ждала ребенка, но не успела сказать мне о беременности. Она очень боялась, что я подумаю, будто дитя, которое она носила, было зачато не мной. И она молчала. Стискивала зубы, когда я прикасался к ней как муж, никогда не отказывала и продолжала молчать. Я узнал обо всем, когда она была уже на сносях, и не от нее. Мы взяли в плен одного из ноттингемских ратников и собирались его допросить, когда он увидел Кэтрин и, глумясь, спросил, не его ли стараниями она так округлилась. Робин и Вилл с трудом оттащили меня от него. Только тогда она все рассказала, а Робин после допроса отдал мне этого мерзавца, и я даже не помню, как именно я его убил. Кажется, сначала задушил, потом порубил на части.
        - А Кэтти? - еле слышно спросила Марианна.
        Вспоминая всегда веселые глаза Кэтрин, ее живой, непоседливый нрав, она даже представить себе не могла, что та оказалась ее подругой по несчастью.
        - А рядом с Кэт весь тот вечер пробыл Робин, чтобы она что-нибудь не сотворила с собой. Потом я вернулся, мы с ней долго говорили, но она больше не говорила, а рыдала, пытаясь мне объяснить, почему она так долго молчала и что я должен верить ей, что она беременна моим ребенком. Откровенно признаюсь тебе, что мы с ней утешали друг друга, но не могли правильно понять слов утешения. Она считала, что я просто решил признать ребенка своим, а я пытался объяснить ей, что люблю ее не меньше, чем прежде. К счастью, через неделю родился наш сын Мартин, и все разрешилось само собой.
        - Каким же образом?
        В ответ на вопрос Марианны Джон закатал рукав рубашки и показал ей причудливой формы родимое пятно на правой руке.
        - У сына на руке такое же пятно. Оно передается в нашем роду из поколения в поколение, никто не остался без этой отметки.
        Марианна провела кончиками пальцев по родимому пятну на руке Джона и вскинула на него пристальные глаза.
        - А если бы в этот раз оно вдруг не проступило, заставив тебя всегда сомневаться? Как бы у вас с Кэтрин все сложилось дальше?
        - Так же, как сейчас, - твердо ответил Джон и вдруг широко улыбнулся. - Мартин так похож на меня, что и без этого родимого пятна сразу видно, что он мой сын.
        Ошеломленная его рассказом, Марианна нащупала за спиной дерево и прислонилась к его стволу.
        - Почему ты рассказал мне об этом? Именно сегодня?
        - Потому что тебе пора подумать о будущем, - ответил Джон и, посмотрев ей прямо в глаза, почти потребовал: - Тебе пора вернуться к Робину, Мэриан.
        Марианна с откровенным недоумением посмотрела на Джона и, убедившись, что он действительно требует этого, рассмеялась беззвучным и безрадостным смехом.
        - Ответь мне честно, кто настоял на разрыве? - продолжал наступать на нее Джон.
        - Конечно, не Робин, - устало сказала Марианна, - наш лорд слишком благороден, чтобы отказаться от невесты потому, что ее обесчестили.
        - Я так и думал! - протяжно вздохнул Джон. - Понимаю, тогда ты была даже не в отчаянии. Вокруг тебя все обрушилось, и ты оказалась словно в пустыне. Но сейчас для тебя все изменилось, Мэриан! И ты теперь другая. Пора вернуться к нему, девочка!
        Дальше их разговор походил больше на состязание в скорострельной стрельбе из лука.
        - Зачем?
        - Затем, что ты по-прежнему любишь его.
        - Не смей говорить то, о чем ты не можешь знать!
        - Я вижу, какими становятся твои глаза, когда ты смотришь на него.
        - Ничего ты не мог видеть! И Робин ко мне безразличен.
        - Правда? А почему он постоянно опекает тебя?
        - Не больше и не меньше, чем опекал бы любого новичка!
        - Нет! - уверенно заявил Джон. - Нет! Он так заботится о тебе потому, что любит тебя, хоть и думает, что никто не понимает истинной причины его заботы. Ты далеко не безразлична ему, но Робин очень горд. Он ничего не скажет тебе прямо о своих чувствах, если именно ты потребовала разорвать вашу помолвку. Подойди к нему сама!
        - Никогда! - ответила Марианна, на миг представив то, что предлагал сделать Джон. - Ты ошибаешься, и я прошу тебя прекратить этот разговор!
        - И не подумаю! - усмехнулся Джон. - Он мой друг, и тебя я тоже полюбил. Я не терплю, когда мои друзья несчастны. А ты несчастлива, и Робин по твоей вине тоже. Ты убеждаешь меня в том, что безразлична ему? А он когда-нибудь рассказывал тебе, что случилось во Фледстане на следующий день после того, как мы привезли тебя в Шервуд?
        - Нет, он ничего не говорил, - покорно ответила Марианна, понимая, что ей не переупрямить Джона, если тот решил высказать все, что намеревался.
        - Весь гарнизон, который Роджер Лончем оставил в твоем замке, погиб, - так просто сказал Джон, словно говорил с Марианной о погоде. - В живых не осталось ни одного ратника.
        Марианна невольно содрогнулась, когда до нее дошел жуткий смысл сказанного.
        - Что же с ними произошло? - тихо спросила она.
        - Мы пошли туда с Робином и Виллом после заката и вернулись на рассвете, - пожав могучими плечами, ответил Джон. - Ночи хватило на то, чтобы управиться со всеми.
        - Джо-о-он, - протянула Марианна, поднимая глаза, в которых отразилась невозможность поверить в то, о чем он сейчас рассказал, - ты хочешь сказать, что вы втроем расправились с тремя десятками вооруженных до зубов ратников?
        - Пятью десятками, - поправил ее Джон и недобро усмехнулся. - Месть, Марианна, придает много сил! Робин, словно волк, резал их как овец и упивался пролитой кровью. Кэтрин даже не стала пытаться отстирать его одежду - просто выбросила: так она пропиталась кровью. Я думал, что он разнесет весь твой Фледстан по камню: накануне я сказал ему, что Лончем с Гисборном спешно уехали и стали пока недосягаемы для его Элбиона.
        - Бог ты мой! - выдохнула Марианна, когда воображение живо нарисовало ей картину ночи, о которой только что поведал Джон. - А если бы вас убили? Вилл - тот пойдет за Робином даже в ад, не раздумывая ни минуты! Но ты, Джон! Почему ты не отговорил Робина?
        - Если бы я тогда сказал хоть слово против, то сразу бы перестал быть его другом. Я мог только помочь Робину, что я и сделал.
        - И ты не боялся смерти?
        - Что ты, Мэриан! - рассмеялся Джон. - Мой отец-норвежец свое неистовство в бою передал мне с кровью!
        Марианна долго думала над рассказом Джона, потом медленно покачала головой и сказала с печалью:
        - Робин мстил, но мстил за свою честь, Джон.
        - Нет! - и Джон рассмеялся. - Он мстил за тебя, за боль, которую тебе пришлось испытать! Уж поверь мне, в те дни только ты занимала его мысли! Впрочем, как и потом, как и сейчас.
        - Нет, он больше не любит меня, не может любить, - твердо возразила Марианна. - Я оскорбила его, сама того не желая.
        - Что ты сказала ему?! - встрепенулся Джон и несильно сжал пальцами ее запястье, требуя ответа.
        - Я сравнила его с Гаем Гисборном, и так, что никто из них не выигрывал в моем сравнении. Никогда прежде я не видела Робина разгневанным столь сильно! Я почти испугалась, хотя мне казалось, что причин для такого гнева не могло быть.
        Джон даже простонал, услышав ее ответ, и сказал, глядя на Марианну с горькой снисходительностью:
        - Девочка, а что ты вообще знаешь о Гае Гисборне? Мы-то испытали на себе его верность слову! Робин, например, сразу заподозрил его в том, что и смерть твоего отца, и то, что случилось с тобой, произошло по черному замыслу сэра Гая, о чем и заявил ему в лоб.
        - Что же ответил Гай?
        - Возмутился. И, отдать ему должное, помог нам спасти тебя. Но позже я, поразмыслив, пришел к мысли, что в случившемся крылся некий адский замысел. Повинен в нем сэр Гай или нет, но ты и впрямь была весьма опрометчива, сравнив Робина с ним! Слишком много злых дел было сотворено по воле Гая Гисборна еще до того, как вы с Робином первый раз встретились.
        Заметив, как посерело лицо Марианны, Джон поспешил ее успокоить:
        - Робин проницателен и умен. Он прекрасно понимает, что в те дни ты была в отчаянии и не продумывала слова, которые говорила ему. Если он и рассердился на тебя, то давно уже простил. Хочешь, я сам поговорю с ним?
        Марианна строптиво стряхнула с плеча его ладонь и зло сверкнула глазами.
        - Ты и впрямь считаешь себя пастырем наших душ? Посмей только подступиться к Робину с подобным разговором, и я стану твоим врагом на всю оставшуюся жизнь!
        - Это слишком долго, чтобы ты не устала держать зло на меня! - рассмеялся Джон. - Ладно, улаживай свои дела сама, как считаешь нужным. Только, Мэриан…
        - Да? - враждебным тоном отозвалась Марианна.
        - Мне не нравится то, что происходит между тобой и Скарлетом, - сдержанно и сурово ответил Джон и, когда Марианна удивленно посмотрела на него, жестко сказал: - Девочка, не окажись между двух огней! Вилл не просто брат Робина - он самый близкий ему человек, они привязаны друг к другу с детства. Вилл предан Робину без оговорок, и Робин платит ему такой же преданностью. Если ты встанешь между ними, то нанесешь удар и одному и другому. Разве тебе по душе сеять страдания?
        Марианна ничего не поняла из его отповеди и, вскинув ладони в знак защиты, замотала головой под неотступным взглядом Джона.
        - Подожди! Я ничего не понимаю! Ты меня совсем запутал! При чем здесь еще и Вилл?!
        Джон посмотрел на Марианну самым внимательным взглядом и понял, что сейчас сказал лишнее. Широко улыбнувшись, чтобы стереть из ее памяти свои последние слова, он ответил:
        - Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь его язвительные слова, которые он тебе говорит, когда занимается с тобой. Старайся пропускать их мимо ушей. Вообще не обращай на него внимания, и все будет хорошо!
        - Вот ты дошел и до моих уроков! Хорошо, я не буду впредь злиться на Вилла, если это твой приказ! - потеряв терпение, в сердцах воскликнула Марианна и, не сводя с Джона сердитых глаз, сложила руки на груди.
        Заметив этот жест, без слов засвидетельствовавший намерения Марианны огородить себя от чересчур заботливых глаз Джона, тот довольно улыбнулся.
        - Просто совет, - сказал он и ласково потрепал Марианну по волосам. - Идем, Саксонка!
        Они почти вышли к костру, вокруг которого расположились стрелки, когда Джон с обычной для него внезапностью спросил:
        - Ты давно исповедовалась?
        Марианна от неожиданности споткнулась о какой-то корешок, остановилась, с недоумением посмотрев на Джона, а потом задумалась. Последний раз она была на исповеди в тот день, когда встретила у отца Тука лорда Шервуда, встреча с которым оказалась роковой для них обоих. Едва ли то ее посещение отца Тука можно было назвать исповедью, если она каждую минуту думала о Робине!
        - Значит, давно, - подытожил ее размышления Джон, наблюдая за Марианной. - Тогда сходи к исповеди на этой же неделе. И это приказ.
        - Не знала, что мне будут приказывать и в духовных делах! - передернула плечами Марианна.
        - Такова моя обязанность! - рассмеялся Джон. - Я слежу, чтобы в ваших душах не скопилось чересчур много не отпущенных грехов.
        Потрепав Марианну по плечу, он наконец оставил ее в покое, ушел к костру и присоединился к собравшимся вокруг огня стрелкам, опустившись на расстеленный плащ возле Статли.
        - Саксонка, с какой целью ты загородила тропинку? - раздался над ухом Марианны веселый голос Робина.
        Его прохладные ладони легли на ее голые руки, отодвигая Марианну с дороги, и губы лорда Шервуда вдруг на миг прикоснулись к виску Марианны, когда он прошел мимо нее.
        - Вот так чудо, Робин! - воскликнул за спиной Марианны шедший следом Вилл. - Ты поцеловал Саксонку и остался жив!
        Слыша позади себя его смех, Марианна поспешила за Робином и устроилась возле костра между Джоном и Статли. Бросив куртку на траву, Робин сел напротив, стряхивая ладонью с мокрых волос капельки речной воды. Вилл лег поодаль, возле Хьюберта и Дикона, подперев рукой голову, и принялся длинной веткой заталкивать обратно в костер выскакивавшие из пламени угольки.
        - Робин, я слышал, что ты решил навестить Ноттингем? - спросил Клем, быстро покончив со скромным ужином.
        Робин, поймав брошенную Джоном флягу с сидром, молча кивнул.
        - И ты, разумеется? - Клем обернулся к Виллу.
        - Нет, - лениво протянул Вилл, не отрывая взгляда от язычков пламени. - Меня ярмарочная суматоха утомляет больше, чем стычка с наемниками сэра Рейнолда.
        - Неужели, тебе не надоедает все время сидеть в лесной глуши подобно медведю? - рассмеялся Дикон, запивая сидром жесткую ячменную лепешку.
        - А я и есть медведь, - неохотно отозвался Вилл, накалывая на нож ломтик копченой оленины. - И тебе, Дик, советую поскорее вырасти в такого же зверя. Пока ты еще глупый медвежонок.
        - Чем же я отличаюсь от тебя, могучий медведь Скарлет? - задорно вскинулся Дикон.
        - Тем, что в отличие от глупого молодняка я до смешного дорожу своей шкурой.
        Услышав ответ Вилла, Джон поперхнулся и благодарно кивнул Марианне, когда она постучала ладонью ему по спине.
        - Дорожишь так же, как Робин? - стрельнув взглядом в сторону лорда Шервуда, посмеиваясь, поддел Вилла Статли.
        - Робин! - и Вилл пренебрежительно фыркнул. - Тоже мне, нашел пример безрассудной отваги! Робин, прежде чем позволит себя во что-то втянуть, продумает все до мелочей. Даже Джон уже сообразил, что тот же сэр Гай в умении все просчитывать наперед просто зеленый юнец!
        - Вот это что сейчас значило: даже Джон? - подозрительно проворчал Джон под приглушенный смех стрелков, но Вилл лишь небрежно махнул рукой в его сторону.
        - То, что ты бегаешь за Робином, как за сорванцом. А наш лорд - хитрый волк, готовый в любой момент прикинуться безобидным псом. Просто вы все этого не замечаете, вот и чтите его за непомерную удачливость и отвагу.
        - Ты выговорился? - улыбнувшись одними глазами, осведомился Робин и обернулся к Джону. - Не сердись на него, Малютка! Я его едва не утопил, вот он и не может простить мне того, что нахлебался воды.
        - Ах, это ты, оказывается, меня утопил? А мне померещилось, что все обстояло в точности наоборот! - усмехнулся Вилл и соизволил посмотреть в сторону брата. - Послушай, сколько можно за один глоток выпить сидра?
        - Лови, жадина! - рассмеялся Робин и бросил ему флягу.
        - Кстати, вы заметили, что в последнее время нам стали чаще попадаться навстречу ратники шерифа? - спросил Джон, обводя стрелков внимательным взглядом. - Поэтому на ярмарке будьте осмотрительнее. А к тебе, Вилл, осторожный медведь, если ты все-таки надумаешь туда пойти, мои слова относятся прежде всего. Не то тебе придет в голову покрасоваться с мечом перед какой-нибудь красоткой, и пропало дело!
        - Отстань от меня со своими проповедями! - ответил Вилл, возвращая Джону наполовину опустевшую флягу, и кивнул в сторону Марианны. - Я каждый день красуюсь с мечом перед нашей красоткой, вернее, она передо мной. Могу я хотя бы пару дней отдохнуть от женщин?
        Увидев, как загорелись в ответ глаза Марианны, Джон сжал ее руку и, предупреждая обычную ссору между Марианной и Виллом, предложил:
        - Давайте-ка спать! Уже за полночь.
        - Ох, такая бархатная ночь совсем не навевает сна! - улыбнулся Клем, лег на спину и, заложив руки за голову, посмотрел в усыпанное звездами небо. - Может быть, наш менестрель споет нам?
        - В самом деле, Алан, почему бы тебе не спеть? - живо спросил Джон, делая глоток сидра и передавая флягу Марианне.
        - Он бы с радостью, - фыркнул Статли, - да вот беда: выпил вчера вина со льда и теперь молчит! Вы сегодня хоть раз слышали его голос? То-то и оно!
        Стрелки рассмеялись, глядя, как возмущенный Алан попытался ответить, но потом осторожно потрогал горло и махнул рукой. Достав из седельной сумки лютню, он неожиданно для Марианны протянул ее Робину и выразительными жестами предложил товарищам поддержать его безмолвную просьбу.
        Усмехнувшись в ответ на удивленный взгляд Марианны, Робин решительно отклонил руку Алана.
        - Считай, что я тоже не в голосе.
        - Ты все лето не в голосе! - возмущенно воскликнул Бранд. - Нам надо преклонить перед тобой колени, чтобы ты соизволил наконец запеть?
        - Побереги колени, - с улыбкой посоветовал Робин и вдруг, посмотрев на Марианну, указал Алану взглядом передать лютню ей. - Среди нас есть певец с голосом таким же бархатным, как эта ночь. Спой нам, Саксонка.
        - Я? - покраснела Марианна и хотела отказаться, но Робин, продолжая улыбаться, тихо сказал, предупредив ее намерение:
        - Это приказ.
        - Это произвол, а не приказ! - возмутилась Марианна. - Легко пользоваться властью, чтобы заставить кого-то делать то, что он и не хочет, и не обязан!
        - Вот именно, - с усмешкой подтвердил Робин, - поэтому пой, а не пререкайся.
        Строптиво сверкнув глазами, Марианна все-таки взяла лютню и принялась настраивать ее. Алан протестующе замахал руками.
        - Он говорит, что лютня настроена как надо, - рассмеялся Статли, переводя безмолвный язык друга.
        - Так же, как и его голос сегодня, - пренебрежительным смешком ответила Марианна, пробегая пальцами по струнам.
        Наконец звучание лютни удовлетворило Марианну, ее пальцы стали играть мелодию, и Марианна запела. Разговор с Джоном или бархатная августовская ночь растревожили ее, но Марианна, спев несколько шутливых песен и заслужив одобрение стрелков, незаметно для себя самой перешла к любовным балладам. В Шервуде прежде никто и никогда, кроме Робина, не слышал ее пения, и теперь стрелки были зачарованы нежным голосом Марианны. Она пела и вкладывала в слова и мелодию всю душу так, словно эти слова еще имели для нее смысл, хотя ей казалось, что она полностью утратила веру в то, о чем сейчас пела.
        - Святая Дева, а ведь она красивая! - еле слышно прошептал Хьюберт, не сводя с Марианны глаз.
        - Красивая? - так же тихо откликнулся Бранд, глядя на Марианну завороженным взглядом, и покачал головой. - Нет, Хью, она не просто красивая. Она очень красивая!
        - Вы только сейчас это разглядели? - усмехнулся Дикон и грустно вздохнул, слушая голос Марианны, вторивший серебряному перезвону струн.
        Печалью снова песня перевита!
        О том томлюсь и на того сердита,
        Пред кем в любви душа была открыта.
        Неведение мне больше не защита,
        Ни красота, ни духа глубина.
        Я предана, обманута, забыта,
        Теперь с другими ваша речь нежна.
        Я утешаюсь тем, что проявила
        К вам, друг, довольно нежности и пыла.
        Как сладкозвучный благовест любила!
        И, хоть моя и побеждала сила,
        Столь, друг мой, ваша высока цена,
        Что вам, в конце концов, и я постыла,
        Впрямь, видно, стала другу не нужна.
        Мне славы хватит отразить упреки:
        Род стар, нрав легок, чувства же глубоки,
        И не присущи внешности пороки.
        Как вестника я шлю вам эти строки.
        О друг мой милый, ибо знать должна,
        Из ревности ли вы со мной жестоки
        Иль это злонамеренность одна.
        Понятны ль вам в посланье сем намеки
        О том, сколь гордость для любви вредна?[1 - «Песня о благородстве и верности Дамы, брошенной возлюбленным» графини де Диа. Перевод А. Наймана. Текст приведен с сокращениями.]
        Джон откинулся на локоть и за спиной Марианны осторожно толкнул Статли. Когда он тоже лег на спину голова к голове с Джоном, тот указал ему глазами на лорда Шервуда и прошептал на ухо Статли:
        - Посмотри на Робина!
        Робин полулежал, прислонившись плечом к дереву, и покусывал травинку. Со стороны могло показаться, что он дремлет. Но Статли заметил, с каким пристальным вниманием лорд Шервуда из-под ресниц наблюдает за Марианной. Он смотрел на нее так, словно она была его противником, которому он собирается бросить вызов, и сейчас раздумывал, как надо будет вести поединок, чтобы добиться победы.
        Переведя взгляд на Джона, который так довольно ухмылялся, словно Марианна пела по его замыслу, Статли усмехнулся и удрученно покачал головой. Джон вопросительно вскинул брови, и Статли в ответ шепнул:
        - А теперь посмотри ты. Не на Робина! На Вилла.
        Джон посмотрел туда, куда ему указал Статли, и помрачнел. Вилл смотрел на Марианну точно так же, как лорд Шервуда.
        - Вот это плохо! - шепотом проворчал Джон. - Надо поговорить с ним!
        Статли с сомнением покачал головой.
        - Да, но говорить с Виллом вправе только Робин.
        - Значит, я поговорю с Робином! - решительно прошептал Джон.
        Отвлеченная шорохами и перешептыванием, которые шелестели за ее спиной, и уставшая, Марианна в последний раз провела пальцами по струнам и отложила лютню. Нежно улыбнувшись, еще погруженная в грезы собственных напевов, она подняла затуманенные глаза на притихших товарищей и вдруг заметила, что они все молча смотрят на нее. Ее глаза прояснились, и Марианна, которую вдруг закрутил поток темного ужаса, едва не вскочила на ноги. Но Робин вскинул руку, останавливая ее порыв, и сказал мягко и властно:
        - Мэриан, не бойся! Мы все просто залюбовались тобой.
        Она встретилась с ним взглядом и не смогла отвести глаз. В первый раз за все время, что она жила в Шервуде, она увидела в его глазах нежность, и золотые искорки ласковой улыбки, и понимание. Вспомнив, как он умеет читать по ее глазам все, о чем она думает и что чувствует, Марианна тут же опустила глаза. Но выступивший на скулах румянец выдал ее волнение, и Робин едва заметно улыбнулся, наблюдая, как Марианна пытается укрыться, возводя вокруг себя невидимые стены.
        - Почему ты замолчала, Саксонка? - с тревогой спросил Бранд, когда наступившая тишина рассеяла очарование, навеянное голосом Марианны.
        - Я охрипла! - улыбнулась Марианна и, вернув лютню Алану, так же, как он, провела пальцами по горлу. - Давно не пела.
        Стрелки рассмеялись. Статли подал Марианне флягу с сидром и, пока она пила, заботливо укутал ее плечи плащом.
        - Пора спать! - потянулся Дикон и сладко зевнул. - Хьюберт, где ты ляжешь?
        - Возле Саксонки! - ухмыльнувшись, заявил Хьюберт. - Я хочу увидеть сегодня райские сны, а для этого надо лечь рядом с ангелом.
        - Вот как? - буркнул Джон, заметив, как загорелись одинаково недобрым огнем глаза Дикона - закадычного друга острослова Хьюберта, Вилла и что-то похожее на отблеск стали мелькнуло в бесстрастном взгляде лорда Шервуда. - А ты уже был в раю и знаешь, какие сны там снятся?
        - У него этот рай в селении, что в пяти милях от Шервуда, - улыбнулся Вилл, догадавшись, что Джон твердо намерен никого и близко не подпустить к Марианне. - Там, где живет крошка Дженнет.
        - Ты почему вдруг так заулыбался? - встревожился Хьюберт и подозрительно посмотрел на Вилла, забыв и думать о Марианне.
        - Ну что ты, Хью! - лениво повел плечом Вилл, переворачиваясь на спину и все с той же улыбкой глядя в ночное небо. - Неужели ты подумал, что я способен отбить подружку у товарища?
        - Очень даже способен! - проворчал Хьюберт, но, заметив протестующий жест Вилла, довольно рассмеялся. - А! Я понял: ты просто завидуешь мне! Но сегодня, глядя на Саксонку, пока она пела, я почти забыл о самом существовании других девушек на свете. Вы только посмотрите, как она сердится, стоит бросить в ее сторону ласковый взгляд! Успокойся, Саксонка, я верный друг моей малышки Джен! Да и Дик вот-вот перережет мне горло. Ай, Дик, ты сейчас проткнешь меня локтем!
        - Болтун! - усмехнулся Джон, посмотрев в сторону покрасневшего Дикона, который действительно сжимал рукоять ножа.
        - Вот уж нет! - не согласился Хьюберт. - Это ты, Малютка, верный муж. А всех остальных, по-моему, этим вечером очень взволновала красота нашей воинственной леди!
        - Если ты не заткнешься сам, тебе помогу я, - раздался в ответ голос Марианны.
        Встретившись с ее ставшими недобрыми глазами, Хьюберт поднял обе руки в знак повиновения и улегся возле Дикона.
        - Да, Робин! - вдруг встрепенулся Дикон. - Ты приказывал напоминать тебе, когда запас наконечников для стрел уменьшается до половины. Так вот, он уменьшился. Если пойдешь на ярмарку, сделай стрельнику заказ.
        - Спасибо за напоминание, - ответил Робин. - Кстати, тебе никто не мешает пойти вместе со мной и напомнить мне завтра еще раз.
        - Да, конечно! - с готовностью кивнул Дикон.
        - И можешь захватить с собой своего приятеля, - добавил Робин.
        В отличие от Дикона Хьюберт предложению лорда Шервуда не обрадовался. Поймав вопросительный взгляд Робина, который тотчас почувствовал его замешательство, Хьюберт признался:
        - Я готов составить компанию и тебе, и Дику, но если во мне нет особенной надобности, то я очень хотел бы…
        - Навестить завтра крошку Дженнет? - договорил за него Робин и улыбнулся. - Ну что же, передай ей привет от меня.
        - Непременно! Я что, сам себе враг? - вдруг рассердился Хьюберт. - Она и так уже несколько раз расспрашивала о тебе. Как Робин хорош собой! Какие у него глаза! Ах, мой милый, я так тебя люблю! Ты случайно не знаешь, есть ли у Робина подружка? - передразнил Хьюберт тонкий девичий голос, и стрелки громко расхохотались.
        - Значит, Хью, тебе надо обзавестись более верной подругой! - нравоучительно заметил Статли, перемигнувшись с Аланом.
        - Еще лучше обзавестись десятком подруг, да таких, чтобы они все хранили мне верность, - не растерялся Хьюберт.
        - Что же тебе мешает? - усмехнулся Вилл, поведя глазами в сторону Хьюберта.
        - У меня попросту нет такого опыта обращения с женщинами, как у тебя или Робина, - с невинным видом отозвался Хьюберт.
        - А ты не слишком разболтался? - угрожающе вскинув бровь, осведомился Вилл, и в его глазах мгновенно вспыхнул недобрый огонек.
        - Что такое? Для чьих ушей мои слова не предназначались? - немедленно поинтересовался Хьюберт. - Кажется, ни для кого в Шервуде не секрет, что девицы вам обоим с готовностью вешаются на шею, стоит вам только посмотреть в их сторону!
        - Хьюберт, почему ты еще не спишь? - негромко спросил Робин и улыбнулся про себя, заметив, как сузились и помрачнели глаза Марианны, которая внимательно слушала перепалку Хьюберта с Виллом.
        - Уже сплю! - под общий смех воскликнул Хьюберт и в подтверждение своих слов с головой закутался в плащ.
        Вилл тоже завернулся в плащ и, вытянувшись на траве, сладко потянулся.
        - Кого оставим дозорным? - спросил он сонным голосом.
        - Чего спрашиваешь, если сам успел улечься? - насмешливо ответил Джон. - Я часок посторожу первым.
        - Потом разбуди меня, - сказал Робин, поднимаясь с травы и взглядом выбирая, где лечь.
        Джон, не дав ему долго раздумывать, подхватил плащ Робина и расстелил его рядом с Марианной, устроившейся на ночлег возле Статли.
        - Ложись на мое место! - предложил он, с невозмутимой улыбкой встретив взгляд Робина, которым тот высказал все свое неодобрение хитростей друга. Заметив, что и дремавшая Марианна проснулась, приподняла голову и встревоженно посмотрела на них, Джон поспешил успокоить ее: - Спи, девочка! Должен же кто-то защищать тебя, пока я буду в дозоре. Статли не добудишься, хоть из рога труби ему в ухо!
        - Старый сводник! - улыбнувшись, прошептал про себя Статли и повернулся к Марианне спиной.
        Марианна, закрыв глаза, услышала, как Робин лег возле нее, как зашуршал плащ, которым он укрывался. Робин случайно задел Марианну локтем, и она тут же отодвинулась, повернулась к нему спиной и свернулась в клубок. Робин закрыл глаза, и через несколько минут Марианна услышала его ровное дыхание. Она еще какое-то время слышала шорохи листвы, шаги Джона, фырканье бродивших по лугу коней, потом тоже уснула.
        ****
        Робин проснулся, почувствовав прикосновение к руке, и решил, что это Джон будит его себе на смену. Но, открыв глаза, он увидел лицо спавшей Марианны и ее ладонь на своей руке. Потом она вдруг обняла его, уютно устроилась щекой на его плече и прильнула к Робину. Он удивленно скосил на нее глаза, не зная, что об этом думать. Он ведь сам отправлял ее в объезд дозоров с друзьями, но в каждом из них Робин был уверен без малейших опасений за Марианну. А вот ее он в расчет не брал. Неужели она каждый раз на ночлеге в лесу вот так искала во сне объятий, сама не зная, чьих? Но шепот Марианны развеял его сомнения. Уткнувшись лицом ему в шею, она прошептала те же слова, которые шептала в Руффорде:
        - Робин! Как мне нравится твой запах! Мне все в тебе нравится, Робин…
        Почувствовав себя так, словно из его сердца наконец-то вытащили стальной шип, мучивший его острой болью конец весны и все лето, Робин осторожно, чтобы не потревожить сон Марианны, обнял ее. Он слушал ее сонное дыхание, а сам не спал. Против воли или согласно ей на него нахлынули воспоминания о том, как они встретились в Руффорде. Он - наяву, а ей эта встреча тогда казалась сном.
        В октябре прошлого года до него дошла весть о тяжком недуге, поразившем целое селение, и долг целителя позвал лорда Шервуда в путь. Приняв обличье старика, чему способствовали седой парик и накладная борода, длинный балахон и тяжелый плащ до пят, Робин к позднему вечеру добрался до злосчастного селения, называвшегося Руффордом. Поручив коня сопровождавшему его Бранду, обремененный тяжелыми сумками с лекарствами, он пешком пошел к воротам селения и неожиданно столкнулся с кордоном ратников. На их одеждах и щитах был герб Невиллов, во владения которых входили земли Руффорда. По разбитым шатрам и обустроенному костровищу Робин понял, что ратники стоят в карауле не первый день.
        - Стой, старик! - рослый ратник решительно загородил Робину путь, всем видом давая понять, что не даст ступить и шагу дальше. - В Руффорд никого не велено пускать - таков приказ леди Невилл!
        - Вот как? - недовольно проворчал Робин, стараясь, чтобы голос был старчески скрипучим, и сокрушенно вздохнул: - Значит, я напрасно проделал такой долгий путь?
        Ратник окинул взглядом пропылившийся плащ Робина и сделал радушный жест в сторону костра:
        - Садись к огню, отдохни и обогрейся! Судя по одежде, твой путь и впрямь был не близким. Если не побрезгуешь остатками нашего ужина, перекуси с дороги.
        Решив узнать, что делают ратники Невилла в Руффорде, Робин не стал отклонять приглашение и сел возле костра. К нему придвинули блюдо с хлебом, сыром и холодной бараниной, один из ратников подал фляжку, наполовину полную вина.
        - Что тебя привело в Руффорд? - полюбопытствовал ратник, который привел Робина к костру. - Неужели ты не слышал, что в здесь стряслась беда? Селение поразил мор. Любой, кто сейчас окажется в Руффорде, может прямиком отправиться на погост!
        - Весть об этой беде и позвала меня в дорогу, - ответил Робин. - Я лекарь, и мой долг - спешить туда, где нуждаются в исцелении.
        Ратники в знак уважения к гостю склонили перед ним головы.
        - И все же не обессудь, почтенный! - вздохнул старший ратник. - Леди Невилл приказала нам охранять все пути, что ведут в Руффорд, и никого, будь он конным или пешим, не пускать в селение. Хоть ты и лекарь, мы не можем нарушить приказ нашей госпожи - леди не сделала исключений ни для кого. Она сказала, что путники могут разнести недуг по всему графству, и вот тогда случится непоправимая беда.
        - Ваша госпожа полностью права, - подтвердил Робин, и ратник довольно улыбнулся.
        Леди Невилл… Робин подумал, что сэр Гилберт вступил в повторный брак. Он помнил, как страстно и безнадежно любил лорд Невилл свою жену леди Рианнон, но, видимо, время в силах излечить любую боль, даже сердечную. Робин спросил о даме, которая стала новой супругой сэра Гилберта, и с возрастающим удивлением слушал ответ старшего ратника.
        - Нет, наш лорд сэр Гилберт и в мыслях не держит вступать в брак второй раз! Леди Невилл мы называем его дочь - леди Марианну, - суровое лицо ратника мгновенно смягчилось, едва он упомянул имя Марианны. Улыбнувшись, ратник смущенно пояснил: - Конечно, сама она не именует себя так, как зовем ее мы, но леди Марианна и впрямь госпожа владений Невиллов. Она, как только вернулась из монастыря, сразу принялась управлять землями отца, да так умело, что сэр Гилберт на нее не нарадуется. Похоже, он и сам не заметил, как передал ей бразды правления! Он поручил ей даже вершить суд, и ее решения всегда справедливы и разумны настолько, что и те, не в чью пользу она разрешала спор, отзывались о ней с хвалой!
        Робин в то время очень много думал о Марианне и не преминул узнать о ней больше. Поэтому он осторожно сказал:
        - Я слышал много добрых слов о леди Марианне…
        Он не надеялся, что ратники проявят большую откровенность, но они так оживились и подвинулись ближе к нему, что Робин понял: они готовы говорить о своей леди до рассвета.
        - Говорят, что она умна, хороша собой, добра и великодушна, - продолжал Робин, вопросительно поглядывая на ратников.
        - Ни одного слова лжи или преувеличения, - горячо подхватил старший ратник, потом покачал головой, всем видом выразив сомнение: - но вряд ли слова могут описать в действительности, как она прекрасна душой, красива обликом и добра сердцем!
        - Тогда почему она запретила пропускать в Руффорд всех, не сделав исключение для лекарей? - возразил Робин и хотел добавить, что такой поступок не украшает Марианну, но ответные слова ратника заставили его онеметь.
        - А зачем? Во всех Средних землях нет более искусного целителя, чем сама леди Марианна! - с тайной гордостью сказал ратник. - Она сейчас в Руффорде и сама лечит тех, кто заболел.
        - И сэр Гилберт отпустил дочь в селение, пораженное мором? - только и смог вымолвить ошеломленный Робин.
        Ратники в смущении переглянулись, и старший ответил:
        - Нет, конечно. Сэр Гилберт сейчас в валлийских владениях и не знает, что в Руффорд пришла болезнь, как и о пребывании здесь леди Марианны. Я же говорил тебе, что это был ее приказ.
        Пробормотав благодарные слова за ужин и беседу, Робин покинул гостеприимных ратников, объяснив им, как его можно найти, если их госпоже все же понадобится помощь. Выйдя из освещенного костром круга, Робин прислонился спиной к дереву и закрыл глаза, пытаясь прийти в себя.
        Она в Руффорде!
        В Руффорде, где, как он знал, за одну неделю умерла треть жителей! И она, зная о том, что болезнь очень заразна, отправилась в самое логово недуга и смерти! Ратники забыли сказать, что нет слов, которые могли бы достойно и красочно описать легкомыслие их госпожи, а не только красоту и прочие достоинства. Глупая, безрассудная девчонка!.. Робин скрипнул зубами и глубоко вздохнул. А есть ли ему дело до причуд леди Марианны, которыми она заполняет досуг?
        Его внимание привлек оживленный гул голосов. Посмотрев в сторону костра, Робин увидел, что ратники вскочили на ноги и устремились к селению, но через пару шагов все как один остановились, словно наткнулись на невидимую преграду. Избегая попасть в свет костра, Робин сделал несколько шагов в ту же сторону и увидел преграду, о которую споткнулись ратники.
        Ею была девичья ладонь, вскинутая в запрещающем жесте. Освещаемая отблесками костра, Марианна зябко куталась в плащ и негромким размеренным голосом перечисляла ратникам, что ей необходимо получить из Фледстана: съестные припасы, травы, воду. Робин слушал, но почти не разбирал слов, только неотрывно смотрел на нее. Ему стоило больших усилий не выйти из темноты и, схватив ее в охапку, увезти далеко от места, где обосновалась Смерть. «Как ты можешь так рисковать собой?!» - взывал он с отчаянием, вглядываясь в побледневшее, очень усталое, но такое милое лицо, обрамленное светлыми косами. Сейчас он снова не признал бы в ней знатную леди, и не столько из-за простого платья, в которое она была одета, сколько из-за ее поступка, который не совершила бы ни одна из знатных и благородных девиц, - самоотверженного поступка, подчиненного долгу целительницы, но безмерно опасного для самой Марианны.
        - Тут один старик приходил, - сказал старший ратник, когда Марианна смолкла. - Говорил, что он лекарь и пришел помочь жителям Руффорда. Может быть, леди Мэриан, вам пригодится его помощь? Вы только скажите, и мы догоним его! Вряд ли он успел далеко уйти.
        Робин невольно улыбнулся, услышав обещание разыскать его, которое мог дать только тот, кто и в малости не знал повадок лорда Шервуда.
        - Нет, - недолго подумав, ответила Марианна, - болезнь пошла на убыль, так что помощь не требуется. Если увидите этого славного старика, поблагодарите его от моего имени. А завтра я должна получить из Фледстана все, что сейчас назвала вам.
        И она, закрыв лицо до глаз маской из ткани, пошла обратно в селение.
        «Девочка моя! - мысленно крикнул вслед ей Робин. - Ты все делаешь правильно! И то, как защищаешься, и травы, которые ты перечислила, нужны тебе для тех лекарств, которые способны побороть эту болезнь! Но сейчас согласись, и пусть они позовут меня! Ведь ты там совсем одна, а сколько у тебя осталось сил?»
        - Госпожа! - неуверенно окликнул ее ратник. - Если опасность миновала, не лучше ли вам вернуться во Фледстан?
        Очевидно, не высказанные до конца опасения Робина за жизнь Марианны все же посеяли сомнения в душе старшего ратника. В ответ раздался серебристый смех Марианны, и, уже едва видимая в темноте, она помахала рукой.
        - Потерпите несколько дней! - эхом донеслось до ратников и лорда Шервуда. - Пока я еще нужна здесь!
        Робин вернулся в Шервуд. Все последующие дни для него не было важнее новостей, чем те, что касались Руффорда. К его огромной радости новости приходили самые утешительные. Число больных стремительно убывало, выздоравливающих - росло. Смерти пришлось отступить перед упорством и умением Марианны. Робин уже вздохнул спокойно и, перестав тревожиться за Марианну, полностью окунулся в дела Шервуда, когда в лагерь на взмыленной лошади примчался отец Тук.
        - Ко мне заявился один из ратников Невилла, - задыхаясь, сказал он и жадно осушил кубок вина, не заметив, как половину пролил себе на грудь. - Помнишь, ты предупреждал меня, что если они станут искать старого лекаря, я должен сразу найти тебя?
        - Значит, леди Марианне все же понадобилась помощь? - спросил Робин, очень внимательно посмотрев на священника.
        - Так и есть, ей она и понадобилась! - с отчаянием воскликнул отец Тук и в волнении схватил Робина за руку. - Он сказал, что Марианна заболела, что ей очень плохо и никто не знает, как ей помочь! Сделай же что-нибудь, Робин, иначе она умрет!
        Священник зарыдал, не стыдясь слез. Не медля ни минуты, Робин разбудил Джона, приказал ему отправляться по дозорам вместо себя и предупредил, что уедет на несколько дней. Джон не успел спросить его, куда и зачем, как Робин уже был у себя и спешно переодевался, принимая облик старика. Собирая в сумку необходимые лекарства, он не заметил появления Эллен, которая стояла на пороге, наблюдая за сборами Робина.
        - Я была у отца Тука и приехала вместе с ним, - сказала она, когда Робин наконец бросил на нее взгляд. - И сейчас я поеду с тобой. Не возражай! Ты едешь врачевать девушку, и тебе понадобится женская помощь.
        - Хорошо! - отрывисто сказал в ответ Робин и вытолкнул Эллен в коридор. - Но если твоя лошадь отстанет, не обессудь: я не буду тебя ждать!
        Они едва не загнали коней, домчавшись до Руффорда за немыслимо короткое время. Ратники, несшие караул у ворот селения, завидев всадников, бросились им навстречу.
        - Хвала Святой Деве! - воскликнул старший ратник, узнав Робина, и, едва дождавшись, пока он спешится, увлек его к селению. - Идем быстрее!
        Пока они шли к дому бейлифа, который на время стал пристанищем Марианны, ратник торопливо говорил:
        - Позавчера она показалась мне бледнее обычного, но я решил, что она просто устала. Столько дней и ночей почти без сна! Вчера утром она сказала, что сегодня мы можем вернуться во Фледстан, и она вместе с нами. А днем служанка бейлифа прибежала к нам и сказала, что госпожа пожаловалась на озноб. Я пошел вместе с ней в селение. Леди выбранила меня, ответила, что с ней все в порядке, и приказала возвращаться. Но всего через пару часов она прилегла отдохнуть и больше не смогла подняться с постели. К вечеру она стала задыхаться, у нее начался жар, а к ночи она впала в беспамятство. Словом, все, как у тех, кого сразил этот клятый недуг! Я уже не чаял дождаться тебя!
        Робин, внимательно слушая ратника, распахнул дверь. Служанка отвела его к постели Марианны, и Робин, передав сумку с лекарствами Эллен, сел рядом с девушкой и взял ее за руку, нащупывая пульс. Биение пульса было очень слабым и частым, а исхудавшая рука Марианны горела огнем. Не замечая взглядов - жалостливых служанки и отчаянных ратника, Робин тщательно изучал лицо Марианны.
        Как она бледна! Не опоздал ли он? Нет, смерть не получит такую жертву! Пальцы Робина уверенно пробежали по телу Марианны там, где он ожидал нащупать уплотнения, которые свидетельствовали бы о заражении, но ничего не нашел. На лице Марианны не было и следов сыпи. Робин склонился к ее груди, прислушался к дыханию и понял, чем она больна. Он даже рассмеялся, и все, кто был в доме, включая Эллен, посмотрели на него как на сумасшедшего.
        Выпустив руку Марианны, Робин принялся доставать из сумки нужные ему лекарства. Отыскав большой флакон с мазью, он подал его Эллен:
        - Натри ее этим, Нелли, переодень в сухую сорочку и застели постель свежими простынями.
        - Ты вылечишь леди Марианну?! - не выдержал ратник, с силой тряхнув Робина за плечо.
        Робин снял с себя его руку, приказал служанке принести воды и стал готовить лекарство.
        - Да, не тревожься, - ответил он ратнику. - Это всего лишь простуда. Леди была до крайности утомлена, вот ее и одолел самый обычный недуг. Смерть ей не грозит: два-три дня, и она будет здорова.
        Ратник с глубоким вздохом облегчения вытер взмокший от пота лоб.
        - Хвала Святой Деве! - повторил он. - А я уже думал о том, что мне сказать сэру Гилберту, который утром прибудет в Руффорд, как объяснить ему, почему я не уберег его дочь!
        - Слова так важны? - спросил Робин, смешивая лекарство с водой.
        - Нет! - горячо ответил ратник. - Я просто подставил бы голову под его меч и счел бы такую кару справедливой!
        Робин хотел успокоить ратника, но смог лишь кивнуть ему и выставил вон из дома. Эллен со служанкой растерли Марианну мазью и уложили ее в перестеленную кровать. Робин сел рядом и, подхватив Марианну под спину, напоил ее приготовленным лекарством.
        В дверях снова показался ратник:
        - Сэр Гилберт непременно захочет поблагодарить тебя! Не упусти возможность поправить дела. Ему не будет жаль ничего за жизнь леди Марианны! Уверен, он пригласит тебя провести остаток дней во Фледстане, если ты того захочешь!
        Робин едва не рассмеялся, представив, как обрадуется сэр Гилберт тому, что в его замке обоснуется лорд вольного Шервуда. Ратнику же он ответил:
        - Мои дела в порядке, а жизнь вашей госпожи сама по себе будет для меня наибольшей благодарностью.
        Он решительно выпроводил ратника и отправил служанку искать ночлег в другом доме. Ему хотелось снять с себя тяжелый балахон и парик с бородой, что он и сделал, едва за всеми закрылась дверь. Освежившись холодной водой, Робин вернулся к постели Марианны. Сев на кровать возле нее, он взял девушку за руку и долго всматривался в ее лицо.
        Как только он мог подумать, что ее пребывание в Руффорде было желанием заполнить праздный досуг! Как он вообще мог принять ее за избалованную девицу, испорченную богатством, высоким положением и всеобщим восхищением ее редкой красотой? Ведь все ему говорили правду: она и впрямь была безмерно доброй, сострадательной к чужой боли, великодушной и самоотверженной!
        Робин ласково положил ладонь на лоб Марианны, на котором выступила испарина. Только сейчас он понял, какую боль испытал бы он сам при вести о ее смерти.
        Ее лицо было бледным и осунувшимся, но и таким оно казалось Робину прекрасным в обрамлении светлых волос, разметавшихся по простыням. Он с трудом удержался от желания погрузить руки в сыпучие россыпи ее кос, но не смог не дотронуться до ее губ легким поцелуем, как если бы проверял дыхание Марианны. И кроме восхищения она, даже такая - истаявшая от жара, все равно вызывала в нем желание.
        - Вот и пришел твой час, - услышал он голос Эллен и, подняв голову, встретил ее печальную улыбку. - Как бы ты ни отгораживался от женских чар, все равно не уберегся! Недаром когда ты и прежде упоминал о ней, то всегда называл своей невестой. Твое сердце предчувствовало любовь к ней, хоть ты сам и не помышлял об этом!
        - Прости, Нел, - тихо сказал Робин, заметив грусть в ее глазах.
        - Тебе не за что просить прощения, - пожала плечами Эллен, - каждый из нас давно уже живет своей жизнью. Я сама пришла к тебе в ночь после отъезда сэра Эдрика. Ты не виноват в том, что я полюбила тебя. Даже после того как ты влюбился в Мартину, ты все равно оставался добрым ко мне. Ох, милый! Но что ты теперь станешь делать? Ведь она не только твоя невеста. Она самая завидная невеста в Средних землях, а тебя считают погибшим! Она хоть знает, кто ты и как вы связаны друг с другом?
        - Нет, - глухо ответил Робин, - и не узнает. Довольно, Нелли! Ложись спать. Утром я вернусь в Шервуд, а тебя прошу остаться с ней до тех пор, пока она не придет в себя.
        Он мог бы вернуться прямо сейчас, ведь жизни Марианны не угрожала опасность. Но Эллен чутким сердцем догадалась, что он хочет провести возле Марианны несколько лишних часов. Она устроилась на шкурах, застилавших пол, и уснула, укутавшись в плащ с головой. Робин только потом оценил ее такт. А тогда он лишь почувствовал себя свободнее. Приготовив новую порцию лекарства, Робин напоил им Марианну. Она по-прежнему не приходила в себя, и ему пришлось поддержать ее, обхватив рукой тонкие плечи и положив ладонь ей на лицо. Она покорно выпила снадобье и, глубоко вздохнув, склонила голову на его плечо.
        - Наконец-то ты пришел! А я уже так устала ждать тебя! - вдруг прошептала Марианна.
        Он замер, вглядываясь в ее лицо. Но она спала в забытьи горячки, и Робин хотел уложить ее на постель, когда горячие пальцы Марианны с силой сжали его запястье и потянули к себе. Робин прерывисто вздохнул. Соблазн уступить влекущей силе руки Марианны был так велик, что Робин даже не стал и пытаться побороть его. Не выпуская девушку из объятий, он осторожно прилег на постель возле нее.
        Так же, как сейчас, она тогда прильнула к нему и легла щекой ему на плечо. И он так же, как этой августовской ночью, почувствовал ревность: мало ли кого она видела в горячечных видениях? Но держать ее в объятиях и ощущать жаркое тепло ее дыхания было так невыразимо хорошо, что ревность уступила место необыкновенному радостному умиротворению, и Робин, заставив рассудок умолкнуть, с нежной силой прижал к себе Марианну.
        Незаметно для себя он задремал и проснулся от того, что горячая ладонь Марианны проникла ему под рубашку и принялась блуждать по его груди. Робин остановил ее руку, накрыв сверху своей, и тогда она легла на бок и уткнулась лицом ему в шею. Ее жаркие сухие губы прикоснулись к нему, и Марианна шепнула в забытьи те же слова, что и сейчас:
        - Мне так нравится твой запах! Мне все в тебе нравится, Робин!
        Его сердце лихорадочно забилось при звуке собственного имени, произнесенного ее таким нежным, еле слышным голосом. Забыв обо всем, он приподнял ладонью ее лицо. Ее губы оказались совсем рядом с его губами и приоткрылись в безмолвном призыве. Тогда он, отринув благоразумие, обхватил ладонью ее затылок и прильнул к губам Марианны. Как она отозвалась на его поцелуй! Даже положила ладонь на его щеку, словно боялась, что он исчезнет. Он целовал и целовал ее, а она отвечала на его поцелуи с такой же страстью. Его пальцы погрузились в россыпь ее волос и принялись нежно ласкать ее затылок, шею, скулы. Она тихо простонала и выгнулась под ним. Ее стон заставил Робина опомниться. Оторвавшись от губ Марианны, он понял, что уложил ее на спину и подмял под себя. Кажется, он тогда сумел остановиться в последнее мгновение!
        Оставив ее, он долго плескал в лицо пригоршни холодной воды, приводя мысли и чувства в порядок. Это было сущим безумием! Марианну и его неумолимо влекло друг к другу, они были даже помолвлены, но утром он вернется в Шервуд, а она, очнувшись от горячки, возможно, не вспомнит о нем. А если вспомнит, то решит, что он привиделся ей во сне.
        Утром приехал сэр Гилберт. Робин едва успел надеть парик, бороду и балахон, когда в дом ворвался высокий седой человек, в котором он узнал барона Невилла, и бросился к постели дочери.
        - Леди Марианна вне опасности, милорд, - поспешил успокоить Робин.
        Невилл обернулся, и Робина поразило немое отчаяние в его глазах. Поверив словам старого целителя, Невилл в несколько шагов оказался возле Робина и порывисто сжал его в объятиях:
        - Почтенный, мне сказали, что ты спас мою дочь! Могу я чем-либо отблагодарить тебя?
        Робин пристально посмотрел на сэра Гилберта и ответил:
        - Можете, милорд. Когда ваша дочь очнется, похвалите ее.
        - Похвалить?! - повторил изумленный сэр Гилберт. - Похвалить ее за то, что она заперлась в больном селении и сама чуть не отдала Богу душу?
        - Да, - с прежней твердостью сказал Робин. - Вы должны похвалить ее за то, что она одна спасла жизнь почти сотни людей. Если бы не она, все селение вымерло бы, а зараза разошлась по всему графству, а потом и по всей стране. Вдумайтесь в то, что я сказал, и решите сами: такая самоотверженность стоит похвалы или упреков?
        Сэр Гилберт рассмеялся отрывистым смешком и всплеснул руками, выразив этим жестом и растерянность, и бессилие.
        - Я выполню твою просьбу, старик. Но ты останешься единственным, кто найдет поступок моей дочери похвальным. Я не знаю, что мне делать с ней! Лишить свободы? - и он посмотрел на Робина так, словно ждал совета.
        - Ангела не запирают в клетке, - коротко ответил Робин.
        - Да, она зачахнет, - согласился Невилл, - но разрешать ей подвергать себя подобному риску впредь!.. Она единственная отрада моего сердца. Сын не так дорог мне, как Марианна. И она же - постоянный источник моих тревог.
        - Выдайте дочь замуж, и ваши тревоги перейдут к ее мужу, - посоветовал Робин.
        Он дал совет не от души - просто хотел узнать, не обручена ли его бывшая невеста с кем-либо.
        - Замуж! - безрадостно рассмеялся сэр Гилберт. - За кого же? Кто потерпит от своей жены такого? - И он обвел взглядом стены дома так, словно перед ним было все охваченное мором селение.
        - Я, - едва не ответил Робин, но вместо этого сказал: - Ваша дочь - целительница. У целителя есть священный долг, которым он не вправе пренебрегать. Она поступила в соответствии с долгом. Похвалите ее, милорд, и ни слова упрека!
        Оставив Эллен возле Марианны и уверив Невилла в том, что ее помощи будет достаточно, Робин вернулся в Шервуд. Смятение сердца не давало ему ни покоя, ни сна, и он отправился к дозорному посту, сменив Вульфгара, который сильно удивился, что сам лорд Шервуда пожелал побыть простым дозорным.
        Всю ночь Робин думал о Марианне. Слишком хороша она была, чтобы только опека отца обеспечила ей полную безопасность. И Робин решил сам сделать все, чтобы защитить Марианну от посягательств тех, кто считал принадлежащим себе все вокруг, включая дочь Гилберта Невилла. Он даже не пытался уверить себя, что его решение - побуждение долга, а не веление сердца. Он уже понял, что обречен любить ее до конца своих дней.
        Вернувшись в лагерь, Робин назначил сбор - не всего Шервуда, а только тех, кто возглавлял отряды вольных стрелков.
        - Я хочу, чтобы каждый в Шервуде знал, что леди Марианна Невилл находится под защитой вольных стрелков. Не только под защитой, но и под моим личным покровительством, - объявил он. - Те, кто не знает ее в лицо, при одном имени леди Марианны должны приходить ей на помощь, в чем бы эта помощь ни заключалась. Оберегайте ее от любого, кто бы ни замыслил недоброе дело против леди Марианны!
        Его выслушали, не задавая вопросов. В Шервуде уже оценили самоотверженность и мужество леди Марианны, которая не убоялась сама прийти на помощь гибнущим от смертельного недуга людям. Поэтому приказ лорда Шервуда был встречен с воодушевлением, и даже Вилл не заподозрил в этом приказе сердечных чувств, хотя именно они и диктовали Робину слова, которые он сказал стрелкам.
        …Протяжный вздох Марианны заставил Робина очнуться от воспоминаний. Он быстро посмотрел на нее и увидел, что прежде спокойное лицо исказилось гримасой страдания. Она рывком убрала голову с его плеча, упала на спину и хрипло простонала. Склонившись над ней, Робин накрыл ее губы ладонью и поцеловал в лоб, чтобы разбудить Марианну.
        - Что?! - распахнулись ее блестящие, полные сонных видений глаза. - Что случилось?!
        Заметив, что она крепко сжимает его запястье, Марианна тут же отдернула руку и вопросительно посмотрела на Робина.
        - Тебе приснился кошмар, - шепнул Робин и убрал ладонь с ее лица. - Я не хотел, чтобы ты криками разбудила остальных.
        Она молча кивнула, не сводя с него расширенных глаз, и в это мгновение к ним подошел Джон.
        - Час прошел, - заметил он.
        - Да, - ответил Робин, поднимаясь на ноги.
        - Робин! - остановила его Марианна, глядя жаркими глазами. - Мой лорд, мне все равно уже не уснуть! Позволь мне заступить в дозор, а ты продолжай спать!
        Робин посмотрел на нее и подал руку, помогая подняться.
        - Не обижайся на мои слова, но тебе еще рано одной нести дозор в полевом ночлеге. Давай поступим так: ты будешь дежурить с южной стороны, а я с северной.
        Марианна молча кивнула и, вынув меч из ножен, ушла за деревья в сторону леса. Робин хотел пойти к реке, но Джон поймал его за плечо и вопросительно посмотрел на друга.
        - Ложись спать, златокудрая Фрейя! - шепотом сказал Робин в ответ на взгляд Джона.
        - Ты, конечно, можешь унижать меня, называя златокудрой богиней, - так же шепотом ответил Джон, - но делай уже что-нибудь!
        - Ложись спать, - повторил Робин и, высвободившись от захвата Джона, ушел в сторону реки.
        Глава третья
        Наступившее утро предвещало такой же изнурительный знойный день, что и накануне. Чем ближе время подступало к полудню, тем горячее становились солнечные лучи, раскалившие воздух, который колыхался зыбким маревом.
        У высоких стен Ноттингема раскинулась шумная ярмарка. С рассветом к городу съехались фригольдеры и вилланы, расставили корзины с овощами, фруктами и зеленью. Ремесленники разложили на прилавках ткани и украшения, оружие и доспехи, конскую упряжь и домашнюю утварь. В конном ряду стояли широкогрудые и низкорослые лошади для сельских работ, высокие и могучие боевые рыцарские кони и легконогие неутомимые скакуны, нервно скашивавшие на зевак и покупателей горячий глаз. Тут же звенела наковальня - покрикивая на подручных, кузнец выгибал светившуюся алым светом полоску раскаленного железа, придавая ей форму подковы. В загонах, сбившись в кучу, томились стриженые овцы. Неподалеку важно и спокойно пережевывали травяную жвачку коровы. Вдоль прилавков сновали проворные торговцы пирогами и элем.
        Несмотря на жаркий день - один из тех, на которые оказался так щедр август, на ярмарке было многолюдно. Принарядившиеся горожане прогуливались целыми семьями, прицениваясь к товарам, азартно торгуясь с продавцами, обмениваясь новостями. Кое-где в толпе мелькали доспехи ратников городской стражи, поддерживавших порядок и спешивших на шум любой драки, в которую иногда переходил слишком горячий спор между иными покупателями и продавцами. Поодаль на площадке давали представление бродячие артисты.
        Вольные стрелки, сменив зеленые куртки на другие, не отличавшиеся цветом от одежды прочих людей, гуляли по ярмарке, смешавшись с толпой. Робин, Статли и Марианна, оставшаяся в мужском наряде, шли впереди. Дикона, который пытался поравняться с ними, то и дело оттирали назад. Джон и Кэтрин отстали, совершенно не заботясь о том, чтобы догнать друзей. Кэтрин остановилась возле прилавка ювелира и принялась деловито примерять украшения. Выбрав изящные золотые сережки с топазами, она вопросительно посмотрела на Джона. Тот ласково улыбнулся жене и, обняв Кэтрин, щедро расплатился с ювелиром. Прибавив шаг, они, не обращая внимания на сновавших мимо людей, украдкой поцеловались.
        Робин и Статли, пересмеиваясь, то и дело обменивались улыбками с хорошенькими селянками, бойко торговавшими зеленым товаром, и молоденькими горожанками, которые тайком от строгих родителей бросали из-под ресниц быстрые лукавые взгляды на высоких стройных лучников. Одна из селянок - пухленькая рыжая девица лет пятнадцати - обтерла фартуком румяное яблоко и, когда стрелки проходили мимо нее, загородила им дорогу.
        - Попробуй, оно сладкое, как мои губки! - пропела она, сунув яблоко Робину в руку, и окинула лорда Шервуда восхищенным взглядом карих глаз. - Если понравится, приходи вечером на танцы, я принесу еще!
        - Как тебя зовут, красавица? - улыбнувшись, осведомился Робин и с хрустом надкусил яблоко.
        - Спроси Дженни, - ответила девушка и, не удержавшись, чмокнула Робина в щеку звонким поцелуем, - только не смотри на других, если не хочешь меня обидеть!
        - Что ты, милая Дженни! Разве можно смотреть на других, увидев тебя хоть раз? - весело усмехнулся Робин и, ловко поймав второе яблоко, брошенное ему девушкой, шлепнул ее по круглому заду.
        Та довольно взвизгнула и, спохватившись, бросилась к своим корзинам, к которым уже подбирались проворные сорванцы.
        - Я вас, воришки! - прозвенел за спинами стрелков ее высокий негодующий голос.
        Робин, посмеиваясь, отдал второе яблоко Статли.
        - Пойдешь? - спросил Статли, надкусывая яблоко так, что сок вскипел на губах.
        - Нет, - подумав, ответил Робин, - не так уж она хороша, чтобы рисковать, оставшись еще и вечером в Ноттингеме.
        Расслышав их разговор, Марианна резко обернулась и посмотрела на Робина.
        - А если бы не в Ноттингеме? И достаточно хороша? - услышала она собственный голос, прежде чем сама поняла, о чем говорит.
        Невозмутимо хрустнув яблоком, Робин изогнул бровь и негромко спросил:
        - Ревнуешь меня, Марианна?
        Заметив улыбку Статли и откровенную усмешку в глазах Робина, Марианна сдержала внезапное негодование.
        - Нет, конечно! Лишь подумала, стоит ли тебе, лорду Шервуда, рисковать жизнью ради встречи с негордой девчонкой!
        - Так я и не собирался, - ответил Робин и улыбнулся дразнящей улыбкой. - А ты, Саксонка, скоро можешь читать проповеди вместо Джона. Будь спокойна: я предпочитаю гордых девушек, не сразу уступчивых и подальше от Ноттингема.
        Марианна посмотрела на него долгим взглядом и кивнула:
        - Это правильно, мой лорд! Уступчивые девушки быстро надоедают.
        - Хочешь дать мне совет? - прищурился Робин.
        - А в нем есть нужда? Я помню, о чем вчера говорил Хьюберт: в умении обращаться с женщинами вам не нужны советы, мой лорд!
        Статли несильно сжал локоть Робина, но тот лишь усмехнулся в ответ, не сводя с Марианны немилосердного взгляда. Она вспомнила, как прошлой ночью он пробудил ее от кошмара, каким ласковым был его голос, но сейчас перед ней был совсем другой Робин. Вилл говорил, что Робин - волк, который может в любой момент прикинуться домашним псом. На этот раз вышло наоборот: волк стоял перед ней во всем сознании собственной силы и получал удовольствие от ее негодования.
        - Могу вернуться и попросить у нее яблоко и для тебя, - сказал Робин, с усмешкой глядя на Марианну. - Если ты предпочитаешь яблоки только от гордых продавщиц, шагай вперед!
        Марианна смерила Робина возмущенным взглядом, отвернулась и пошла впереди, высоко подняв голову. Сама она была безмерно удивлена тем, как ее задели и разговор Робина с торговкой яблоками, и его слова о том, что если бы та была краше… Но сильнее всего она сердилась на себя - за то, что он так легко угадал причину ее возмущения.
        Статли, глядя на гордо выпрямленную спину Марианны, бросил выразительный взгляд на Робина.
        - Ешь яблоко, - посоветовал Робин, - и не лезь не в свое дело.
        Они выбрались из толпы. Дикон, запыхавшись, наконец смог их догнать и подошел к Марианне. Остановившись, стрелки подождали далеко отставших Джона и Кэтрин.
        - Вот уж не думал, что Джон при всем его благоразумии отправится с нами на Ноттингемскую ярмарку, да еще прихватит с собой жену! - удивленно сказал Статли, отыскивая в толпе могучую фигуру Джона.
        - Он и не собирался, - ответил Робин, улыбнувшись одними глазами, - Кэтти его уговорила.
        Стрелки рассмеялись, глядя на приближавшуюся к ним супружескую чету. Джон никогда не мог устоять перед ласковыми уговорами Кэтрин и только тешил себя надеждой, что его слабость остается незамеченной другими, хотя о ней знал весь Шервуд.
        - Уф, какая жара! - с улыбкой воскликнула Кэтрин, подходя к Робину.
        Скромное платье и белая косынка, прикрывавшая стянутые в узел волосы, делали Кэтрин похожей на послушницу, если бы не большие темные глаза, светившиеся задорным огнем.
        - Нам с Джоном, пожалуй, пора уезжать? - живо сказала она и оглянулась на мужа: - Да, милый?
        - Ну конечно! - хмыкнул Джон, щелкнув ее по новой сережке. - Главные покупки мы уже сделали!
        Обняв смеющуюся Кэтрин, Робин провел пальцами по ее серьгам.
        - И это все, на что расщедрился твой супруг? - рассмеялся он. - Дружочек мой, позвала бы меня, и я бы скупил тебе всю ювелирную лавку!
        - Чем бы я потом с тобой расплачивался? - недовольно проворчал Джон и потянул Кэтрин за руку. - Почему ты позволяешь ему обнимать себя, негодница?
        - Расплачивался бы не ты, - улыбнулся Робин, поддразнивая нахмурившегося Джона и отпуская Кэтрин. - В конце концов, у меня же есть право первой ночи!
        - Ты вовремя о нем вспомнил! - хмыкнул Джон, привлекая жену к себе.
        - Не сердись, милый! - воскликнула Кэтрин, прижавшись к широкой груди мужа. - Я все равно ему не верю! Он ведь успел перемигнуться со всеми девушками, которых встретил. Да и ювелир сразу бы догадался, кто перед ним, если бы Робин выложил кучу монет. Он тут же кликнул бы стражу!
        - А иначе он принял бы Робина за святого Георгия! - рассмеялся Статли.
        - Куда вы собрались? - спросил Робин Джона.
        - В Мэнсфилд, - ответила Кэтрин за мужа. - Решили забрать сына. Иначе Мартин скоро перестанет узнавать собственных родителей.
        - Скарлет тоже подумывает привезти своего Дэниса в Шервуд, - сказал Статли. - Хорошо, что у меня нет детей!
        - Это ты так думаешь! - ухмыльнулась Кэтрин и с визгом отпрыгнула в сторону, получив в ответ шлепок.
        - Тогда отправляйтесь, - сказал Робин и оглянулся на раскинувшуюся за спиной ярмарку. - А мы с Виллом сходим в оружейный ряд и запасемся наконечниками для стрел.
        - Можно с вами? - негромко осведомилась Марианна.
        Робин посмотрел на нее и, недолго подумав, отрицательно покачал головой:
        - Возвращайся с Диконом в лагерь. Если хочешь подождать нас, тогда побудь у лошадей. Мы и так достаточно примелькались. Джон, Кэтти, ждем вас вечером с Мартином. Идем, Вилли!
        За это время Статли успел нашептать Джону о том, как Робин приглянулся юной торговке и как это понравилось Марианне, и Джон довольно склонил голову:
        - Понял! Все понял, Вилли! Будьте осторожнее!
        Робин махнул рукой, прощаясь с Джоном и Кэтрин, и вместе со Статли растворился в толпе. Джон с Кэтрин, Марианна и Дикон пошли в сторону леса, туда, где поодаль от дороги стрелки укрыли лошадей.
        - Знаешь, что мы сделаем? - шепнул Джон в нежное ушко Кэтрин. - Мы прихватим сегодня с собой Мартину. Пусть погостит в Шервуде. Хватит ей горевать одной после гибели Мартина!
        - Ты думаешь, она горевала? - усомнилась Кэтрин. - Я вот уверена, что она не пролила по мужу ни одной слезы.
        - Этого ты в точности знать не можешь! - рассмеялся Джон. - Как ты думаешь, она успеет собраться?
        - Она-то соберется в четверть часа, получив приглашение в Шервуд! Но зачем тебе это понадобилось? Ты же знаешь, что она опять станет навязываться Робину.
        - Ничего, Робин с ней справится! - усмехнулся Джон. - Ему не привыкать. Да ведь она могла, наконец, и измениться!
        - Ой! - только и воскликнула Кэтрин в ответ на предположение Джона. - Ну, если ты так решил, конечно, заедем к ней и пригласим в гости.
        Добравшись до лошадей, Джон и Кэтрин распрощались с Марианной и Диконом, и те остались вдвоем.
        - Вернемся домой? - предложил Дикон.
        Марианна отрицательно покачала головой и опустилась на траву. Потоптавшись, Дикон сел рядом с ней. Они долго сидели в молчании, пока Дикон робко не дотронулся до руки Марианны.
        - Почему ты никогда не носишь женское платье?
        Марианна рассмеялась и пожала плечами:
        - Наверное, потому, что в нем несподручно ездить верхом, лазить по деревьям, сражаться! Мне перечислить все его неудобства или достаточно?
        Она насмешливо посмотрела на Дикона, и тот подосадовал на себя. Раз уж случай позволил ему побыть с Марианной вдвоем, он хотел воспользоваться им и поговорить с ней на очень важную для него в последнее время тему. И сам же испортил начало разговора глупым и неуместным вопросом.
        Марианна сцепила руки вокруг колен и легла на них щекой, закрыв глаза. Дикон смотрел на нее глазами, полными восторженного любования, не замечая, что Марианна из-под ресниц видит его взгляд и читает по нему обо всем, что сейчас происходит в бесхитростной душе юноши.
        - Как ты оказался в Шервуде, Дик? - негромко спросила она.
        - Из-за лани, - вздохнул Дикон и, встретив непонимающий взгляд Марианны, пояснил: - Случился неурожайный год, и зима была очень голодная. Мы возлагали много надежд на следующее лето, но, когда всходили посевы, на наше поле забрели олени и вытоптали все всходы. Когда я обнаружил, что на урожай надеяться не приходится, то от злости, забывшись, схватил лук и застрелил одну лань. А олени, как ты знаешь, принадлежат королю. Той же ночью я сбежал в Шервуд, иначе мне отрубили бы правую руку.
        - У тебя кто-нибудь остался дома?
        - Мать и два младших брата, - с грустью сказал Дикон. - Я ушел, даже не простившись с ними, прямо с поля, и это спасло их от наказания. Теперь я навещаю их только по ночам. Если бы ты знала, как тяжело приходить к ним! Мать каждый раз плачет и проклинает Робина.
        - Проклинает?! - не поверила Марианна. - За что?! Я полагаю, она, напротив, должна быть ему благодарна!
        Дикон от души рассмеялся:
        - Что ты, Марианна! Как же ты еще мало знаешь нашу жизнь! Почти все родные стрелков, оставшиеся дома, не любят Робина. Они, как и моя мать, уверены в том, что, если бы не он, люди вели бы себя осмотрительнее, сознавая, что им негде укрыться от наказания. А так как все знают, что в Шервуде живут вольные стрелки, которым нет дела до порядков, установленных норманнами, вот и совершают глупости, а потом ищут защиты у лорда Шервуда.
        У Марианны невольно защемило сердце при мысли, каким одиноким должен быть Робин, окруженный всеобщим почитанием и такой же всеобщей неприязнью! Простой люд, наслышанный о лорде Шервуда, но не отдававший вольному лесу сыновей, братьев, мужей, восхищался его добротой и отвагой. Те же, кто соприкоснулся с Шервудом так, как родные Дикона, не любили Робина за ту же отвагу и платили ему глухой враждебностью за защиту, которую он предоставил их близким.
        - Ты думаешь сейчас о Робине? - догадался Дикон, прервав размышления Марианны, и, помедлив, спросил: - Он нравится тебе?
        Подняв голову, Марианна посмотрела на юношу, и он увидел, сколько печали было в ее глазах.
        - Робин не может не нравиться, - улыбнувшись, призналась она.
        - Да! - Дикон грустно кивнул головой. - Его можно любить или ненавидеть, но он никого не оставляет равнодушным к себе!
        - А как к нему относишься ты? - спросила Марианна, внимательно глядя на Дикона.
        - Я почитаю его, как нашего лорда, и люблю, как старшего брата, - просто ответил Дикон, - но должен признаться, что в последнее время я стал ему завидовать.
        - В чем же? - удивилась Марианна.
        - В том, что ты отдала ему свое сердце, - прямо сказал Дикон, глядя ей в глаза, в которых немедленно замерцала сталь.
        Раз уж разговор, которого он так ждал, начался, Дикон предпочел не заметить появившуюся в Марианне холодную отчужденность и пошел напролом:
        - Скажи правду: это ведь ты была его таинственной подругой, с которой он весной встречался по ночам и прятал ее лицо от всех нас?
        Ничего не сказав в ответ, Марианна повела плечами и, выпрямившись, с усмешкой посмотрела на взволнованного Дикона.
        - Ну и не говори. Я все равно знаю, что это была ты. Я помню, как ты приехала к нам в Шервуд вместе с Виллом Статли, поговорила с Джоном, и тот увел тебя к Робину. Мы ждали, что вы вместе выйдите в трапезную к ужину и мы сможем тебя разглядеть, но нет! И утром Робина мы видели, а вот ты словно в воздухе растворилась.
        - Тогда почему же ты решил, что это была я? - насмешливо спросила Марианна. - Сам же только что признался, что ничего толком не увидел!
        - Я узнал тебя по голосу, - спокойно ответил Дикон, - и просто догадался: ты появилась у нас в Шервуде, а таинственная подруга Робина куда-то пропала.
        - Совпадение, - сказала Марианна и выразительно зевнула, всем видом показывая Дикону, что не видит смысла ни в его догадках, ни в разговоре вообще.
        - Нет, не совпадение! - настаивал Дикон и задумчиво улыбнулся. - Он был очень влюблен в тебя! Мы на него тогда не могли надивиться - настолько он изменился! Каждый вечер он пел нам, а потом уходил на свидания с тобой и пропадал всю ночь до рассвета! Скарлет ворчал, что Робин совсем переложил на него дела Шервуда, а он только смеялся в ответ на упреки Вилла.
        - Пел? - удивилась Марианна.
        - О, у него прекрасный голос, и он сам слагает песни, чудесно играет - самые сложные мелодии его пальцам под силу! Да, Марианна, наш лорд может вскружить голову любой женщине! - усмехнулся Дикон, с пониманием глядя на нее. - Но сам он ни к кому не привязывается надолго. Вот и с тобой он расстался! Будь на его месте я, то никогда бы не смог оставить тебя!
        И, почти уже признавшись ей в чувствах, Дикон робко взял руку Марианны и поднес ее к своим губам. Она улыбнулась, позволив ему поцеловать ее ладонь, но и только. Высвободив руку, Марианна ласково потрепала Дикона по щеке и поднялась на ноги.
        - Хватит об этом, - сказала она и отвернулась от юноши.
        Дикон тоже вскочил на ноги, подошел к ней и остался стоять у нее за спиной. Он боялся увидеть лицо Марианны после вопроса, который собирался задать.
        - Вы с ним были любовниками?
        Он ожидал, что она рассердится, обернется, обожжет его возмущенным взглядом. Но Марианна стояла неподвижно и молчала.
        - У тебя нет права задавать мне подобные вопросы, - услышал Дикон, когда уже потерял надежду вообще что-либо услышать в ответ.
        - Да, я понимаю, - смущенно произнес он, - но я задал этот вопрос только с одной целью: сказать тебе, что для меня это не имеет значения!
        - При чем здесь ты? - спросила Марианна, откровенно давая ему понять, что его чувства к ней безответны и безнадежны.
        Но Дикон не понял, что она пытается удержать его от дальнейших признаний и пощадить его самолюбие. Он говорил и говорил, вложив в голос весь жар своего сердца:
        - Марианна, разве ты еще не догадалась, что я люблю тебя? Если бы ты осталась по-прежнему богатой и знатной, ты была бы недосягаема для меня. Но Шервуд уравнивает всех. Позволь мне открыто любить тебя, заботиться о тебе! Если бы Робин оставался неравнодушным к тебе, я бы никогда не осмелился заговорить с тобой о любви!
        - А он равнодушен? - тихо спросила Марианна, почувствовав в сердце ноющую боль, которую вызвали слова, так небрежно слетевшие с губ Дикона.
        - Я разговаривал с ним о тебе, - сказал Дикон, - но Робин оборвал меня на полуслове и ответил, что я могу искать твоей приязни без его благословения, если будет на то твоя добрая воля. Тебе не надо грустить о нем, Марианна! Робин как-то сказал, что сердце воина должно быть защищено от любви к женщине надежной броней. Никому не под силу заставить его изменить своим принципам, так стоит ли грустить о том, что невозможно?
        - Если на то будет моя добрая воля, - повторила Марианна слова Дикона и обернулась к нему. Он стоял перед ней, глядя на Марианну глазами, полными надежды и мольбы, и она глубоко вздохнула, понимая, что сейчас причинит ему боль. - Ее нет, Дикон. Найди себе славную девушку, которая оценит твое доброе сердце и ответит тебе любовью на любовь. А я такой же воин, как и лорд Шервуда. Мое сердце теперь так же защищено от любви, как и его.
        Надежда в глазах Дикона сменилась печалью, когда он увидел перед собой воплощенную Морриган. Словно в подтверждение его мыслей, Марианна достала из-за пояса нож и с силой метнула его за плечо Дикона. Он услышал стук и, не зная, куда она метила, по взгляду Марианны понял, что попала она точно в выбранную ею цель.
        - Видишь? - Марианна насмешливо приподняла бровь, глядя на Дикона. - И защита мне тоже не нужна!
        - Вижу! - с ответной усмешкой согласился Дикон. Теперь он смотрел на Марианну без нежности и печали, а с презрительным удивлением: его уязвленная гордость дала о себе знать. - Вижу, что природа допустила ошибку, наделив тебя такой красотой, но забыв вложить в твое сердце хоть каплю нежности и тепла.
        Марианна рассмеялась и, отвернувшись от Дикона, подошла к лошадям и принялась гладить по голове иноходца. Колчан в ответ ласково хватал пальцы хозяйки мягкими губами.
        - Я возвращаюсь в лагерь, - услышала Марианна за спиной отчужденный и почти враждебный голос Дикона. - Если тебе не нужна ни любовь, ни защита, оставайся одна!
        Он вскочил в седло и уехал. Марианна глубоко вздохнула и прижалась щекой к шее Колчана. Воин потянулся к прежней хозяйке и склонил голову к ее плечу. Колчан недовольно прижал уши к голове, покосившись на Воина, но Марианна, успокаивая верного коня, погладила его, и Колчан с шумным вздохом согласился заключить перемирие с вороным соперником.
        Воин, поэт, музыкант, целитель, защитник обездоленных, изгнанник… Кем он был еще? Она не знала. Но прежде всего он был воином, недаром так он назвал своего верного коня. А воин, чтобы оставаться неуязвимым, не должен доверять сердце непостоянным страстям. Марианна вспомнила уверения Джона в том, что Робин любит ее, и усмехнулась. Слова Дикона свидетельствовали об обратном, а Джону на этот раз изменила обычная проницательность, и он выдал желаемое за действительное. Но почему ее стало волновать то, от чего она сама отказалась? Еще пару дней назад в ее душе царили мир и спокойствие! А теперь она не может выбросить из головы мысли о лорде Шервуда, словно он стал загадкой, которую ей понадобилось непременно разгадать.
        Внезапно Марианна насторожилась, услышав, как доносившееся до нее ровное и мирное гудение ярмарки изменилось. В него ворвались хаотические звуки какой-то суматохи. Оставив лошадей, она выбежала на дорогу и из-под руки пристально вгляделась вдаль. Определенно ярмарку с людьми и прилавками закрутило в беспорядочном и не слишком мирном кружении! Увидев, что ей навстречу мчится повозка, Марианна решительно загородила дорогу и властно вскинула руку. Возчик, натянув вожжи, с трудом осадил взмыленного коня и остановил громыхавшую колымагу.
        - Что случилось? Что творится у городских стен?
        - Ноттингемская стража столкнулась с вольными стрелками, - с трудом переводя дыхание, ответил возчик. - Ох, там такое началось, что лучше уносить ноги!
        Не дослушав его, Марианна бросилась обратно в лес.
        На ярмарке царил переполох. Горожане разбегались по сторонам, а стражники разгоняли их ударами, размахивая древками копий. Ратники прокладывали себе дорогу в толпе, сметая на своем пути прилавки, опрокидывая товары на землю под крики и брань торговцев. Несколько поросят, выбравшихся из загона, с пронзительным визгом бросались всем под ноги, внося еще больше хаоса во всеобщее смятение.
        Робин и Статли, стоя спиной к спине, отбивались от ратников. Старший из ратников, восседая на лошади, гневно кричал на своих людей:
        - Живее, собаки! Вам не под силу одолеть двух разбойников?!
        Безжалостными и точными ударами мечей Робин и Статли разогнали ратников, заставив их отступить.
        - Бросайте оружие, висельники! - крикнул им командир ратников. - Вам все равно не уйти! Я послал в город за подкреплением!
        Скользнув по нему небрежным взглядом, Робин сплюнул набравшуюся в рот пыль.
        - Жаль, что с нами нет Вилла! - сказал он вполголоса. - Он смог бы сейчас достойно ответить этому псу!
        - Не говори! - отозвался Статли. - Что будем делать?
        Робин окинул быстрым взглядом оцепивший их и ощетинившийся мечами круг ратников. Дело принимало серьезный оборот. Если из города спешит еще один отряд стражи, к тому же более многочисленный, чем этот, им вдвоем не удастся прорваться к лесу. Сколько времени у них оставалось? От силы четверть часа, прикинул Робин, мысленно измерив расстояние от городских ворот до ярмарочного поля. И тогда у них остается единственный выход: продать свои жизни как можно дороже. Сдаваться ратникам шерифа не собирались ни Робин, ни Статли: каждого из них ждала в Ноттингеме мучительная и позорная казнь, которой они предпочитали гибель в бою.
        Внезапно людскую толчею окатило новой волной криков. Люди, теснившиеся за спинами ратников, резко раздались в стороны, и две лошади, прорвав заслон, оказались рядом с лордом Шервуда и его другом. Вороной Воин, бросаясь на ратников с оскаленной мордой и прижатыми к голове ушами, молотил копытами направо и налево. На Колчане, бросив поводья на холку иноходца, сидела Марианна и разгоняла ратников ударами длинной плети, со свистом рассекавшей воздух. Простая плеть оказалась в ее руках страшным оружием, и ратники роняли мечи, когда на их головы и плечи обрушивались жгучие удары, сбивая шлемы и оставляя глубокие кровавые рубцы.
        Схватив за повод вскинувшегося на дыбы Воина, Робин вскочил в седло.
        - Вилл, прыгай к Марианне!
        Не дожидаясь повторного приказа, Статли взлетел на круп иноходца за спину Марианны. Воин с места сильным и длинным прыжком перелетел через опрокинутый прилавок, разбросав ратников, оказавшихся у него по бокам. Колчан злобно лязгнул зубами над ухом ратника, который попытался схватить его за гриву. Другой ратник вцепился в сапог Марианны и потащил ее из седла, но стрела, выпущенная из лука Робина, тут же вонзилась ему в грудь. Марианна едва не упала, когда осевший, но не расцепивший рук ратник тяжестью своего тела потянул ее за собой. Но Статли успел подхватить ее и, крепко держа перед собой, пришпорил иноходца. Колчан отчаянно рванулся и прорвал заслон ратников вслед за Воином.
        Стрелки помчались к лесу.
        - Лучники! - завопил старший ратник, видя, что почти пойманная добыча вырвалась из его рук. - Где лучники?!
        Но когда был выпущен первый залп, стрелки уже были на недосягаемом для лучников расстоянии. Оказавшись под защитой деревьев, Робин осадил взмыленного Воина.
        - Не мешкай, Вилли! - отрывисто бросил он. - Перебирайся на своего коня!
        Только когда они далеко углубились в Шервуд, Робин сдержал мчавшегося широким галопом Воина и перевел его на рысь. Дав лошадям отдышаться после бешеной скачки, стрелки спешились. Статли упал на грудь возле маленького родника, бившего из-под земли, и пил, не в силах утолить жажду, отталкивая голову своего коня.
        - Остынь, мальчик! - шептал он. - Остынь, потом я напою тебя!
        Марианна с трудом переводила дыхание, приходя в себя и чувствуя, что у нее дрожат колени. Она без сил опустилась на траву, но ее тут же подхватили руки Робина, больно стиснув плечи и рывком подняв на ноги.
        - Саксонка! Где ты должна была нас ждать?! - с неподдельным гневом крикнул лорд Шервуда.
        Марианна молчала, глядя в его потемневшие от ярости глаза. Статли, услышав гневный окрик Робина, оторвался от родника и с изумлением посмотрел на друга:
        - Робин, поблагодари ее! Если бы не Марианна, мы бы сейчас в лучшем случае лежали мертвыми, а в худшем - связанными в темнице шерифа!
        Руки Робина ослабли, он отвернулся от Марианны и глубоко вздохнул. Отпустив ее, он склонился над родником и бросил себе в лицо несколько пригоршней студеной как лед воды. Статли, посмотрев ему в спину неодобрительным взглядом, улыбнулся Марианне и, поцеловав ее в щеку, принялся отшагивать коня. Марианна медленно опустилась на колени возле Робина и стала умываться и пить воду. Ее губы мелко задрожали, когда она вспомнила слова Статли о том, что ожидало Робина и его, не успей она к ним на выручку.
        - Мэриан! - вдруг услышала она мягкий голос Робина и поднялась на ноги, упорно глядя мимо лорда Шервуда.
        Его ладони легли ей на плечи уже с нежностью, а не грубой силой. Она стояла, низко склонив голову и пряча обиженное лицо. Робин улыбнулся, ласково провел кончиками пальцев вдоль ее шеи, потом легонько сжал ладонями ее скулы, заставив Марианну посмотреть ему в глаза.
        - Прости меня за то, что накричал на тебя, - тихо сказал он, глядя в ее глаза, огорченные его несправедливым гневом. - Я очень испугался за тебя, когда увидел там, среди ратников. Спасибо тебе, милая!
        Он дотронулся губами до ее губ, и Марианна замерла, тесно прильнув к его груди. Прикосновение губ Робина вызвало в ее душе бурю самых смятенных чувств. Но поцелуй был кратким, как поцелуй друга или брата.
        - Вилл сейчас сказал правду? - спросила она, глядя Робину в глаза. - Вы не смогли бы спастись?
        - Да, он сказал правду, - спокойно ответил Робин и снова улыбнулся, - но спаслись благодаря тебе.
        Выпустив Марианну из объятий, Робин велел садиться на коней. Стрелки продолжили путь, ведя лошадей уже неспешной рысью. Некоторое время они ехали в молчании, пока Робин, размышлявший над тем, что произошло, не окликнул Статли:
        - Тебе не показалось странным, как быстро ратники шерифа отыскали нас в толпе? Они шли так уверенно, словно точно знали, где нас искать!
        Статли внимательно посмотрел на друга.
        - Хочешь сказать, что Джон был прав и мы стали слишком часто встречаться со стражей шерифа?
        - Джон и был прав, - ответил Робин, - но теперь я думаю, что это не случайности и не совпадения.
        Статли тоже задумался и решительно тряхнул головой:
        - Нет, Робин, напрасные подозрения! Сегодня нас мог узнать кто угодно и соблазниться немалым вознаграждением, которое шериф назначил за наши головы!
        - Может быть, - задумчиво ответил Робин, но Статли понял, что появившиеся у лорда Шервуда сомнения так и остались при нем.
        До самого лагеря Робин больше не проронил ни слова, лишь пригласил Статли поужинать, когда тот уже собирался проститься с друзьями возле развилки двух троп и отправиться в свой лагерь. Статли охотно согласился. Приехав в лагерь, Марианна расседлала Колчана, растерла его пучками травы и отпустила пастись. Наведавшись сначала в купальню, она пошла в свою комнату и, чувствуя себя совершенно разбитой после выдавшегося дня, проспала до самого ужина, пока ее не разбудила Клэренс.
        К ужину в трапезной собралось около двух десятков стрелков. Робин стоял возле очага, где на вертеле поджаривалась оленья туша, и пересказывал Джону события, произошедшие на ярмарке. Джон слушал и неодобрительно крутил головой. А возле них Марианна увидела незнакомую молодую женщину лет двадцати или немногим старше. Она была изумительно хороша собой. Платье из белого льняного полотна с вышитой каймой по подолу безупречно облегало ее стройную фигуру, оставляя открытыми шею и руки и позволяя увидеть в вырезе ложбинку высокой груди. Иссиня-черные волосы были заплетены в длинную косу и украшены лазурной шелковой лентой. Яркие алые губы незнакомки в улыбке открывали ровные жемчужно-белые зубы. Большие зеленые глаза, схожие с изумрудами, были опушены длинными черными ресницами. Ее кожа была безупречно белой, на щеках играл ровный румянец. Заметив взгляд Марианны, женщина спросила у Робина, кто это, приветливо улыбнулась Марианне и помахала рукой. Не желая показаться невежливой, Марианна подошла к ней.
        - Здравствуйте, леди Марианна! - весело сказала незнакомка. - Меня зовут Мартина. Я премного наслышана о вас и очень рада знакомству с вами!
        Марианна ответила такими же любезными словами, умолчав о том, что она о Мартине до сих не пор не слышала ни слова и даже не знала о ее существовании. Впрочем, через совсем недолгое время она поняла, что заблуждалась. А пока изумрудные глаза новой знакомой окинули Марианну быстрым взглядом, и в них явственно прочиталось разочарование. Когда Марианна отошла от очага к столу, она услышала, как за ее спиной Мартина вполголоса спросила:
        - Робин, неужели это и есть леди Марианна Невилл? Вот уж не понимаю, за что ее все называли Прекрасной!
        Марианна не узнала, что Робин сказал бы в ответ: в трапезной появился Вилл, который, тут же заметив Мартину, раскинул руки, словно собирался обнять гостью, но вместо этого пренебрежительно рассмеялся:
        - Моя королева! Чему мы обязаны столь высокой честью - принимать тебя в Шервуде?
        - Я тоже рада видеть тебя, Вилл, в добром здравии! - ответила Мартина с нескрываемой враждебностью. - Вижу, ты ни капли не изменился, раз с порога осыпал меня насмешками!
        - Разве? - и Вилл, сощурив глаза, посмотрел на Мартину безжалостным взглядом. - В чем ты увидела насмешку? Ты ведь все еще носишь траур по горячо любимому тобой супругу. Но твое платье белого цвета. А белый цвет, как ты знаешь, может быть только королевским трауром!
        Что ответила Мартина, Марианна уже не слышала. Ее отвлекла Кэтрин с маленьким мальчиком на руках, который, заливаясь веселым смехом, пытался ухватить Кэтрин за локон, выбившийся из строгой прически.
        - Познакомься, Мэриан! Это наш Мартин! - улыбнулась Кэтрин. - Мартин, поздоровайся!
        Ребенок посмотрел на Марианну серыми глазами Джона, смущенно уткнулся лицом в плечо Кэтрин и помотал головой.
        - Застеснялся! - рассмеялась Кэтрин, отдавая сына Марианне. - Вообще-то он болтает без умолку!
        Марианна бережно приняла мальчика из рук матери, и маленький Мартин тут же вцепился в ее светлые короткие пряди.
        - Кто это, Кэтти? - негромко спросила Марианна, указывая взглядом в сторону Мартины.
        - Жена Мартина, о которой я тебе как-то рассказывала, - ответила вместо Кэтрин Клэренс, появившаяся возле Марианны и Кэтрин. - Опять крутится возле Робина! Мало ей сейчас досталось от Вилла!
        Марианна внимательнее посмотрела на женщину, о которой Клэренс говорила, что она влюблена в Робина. Мартина, действительно, не сводила сияющих глаз с лорда Шервуда, отвечая радостной улыбкой на каждый его взгляд, то и дело дотрагиваясь до его руки. Поцеловав Мартину в лоб, Робин оставил ее в обществе Вилла и подошел к Джону, разливавшему по кубкам вино. Вилл с хмурым видом сказал Мартине что-то так резко, что та перестала улыбаться и смерила его в ответ холодным взглядом.
        - Вместо того чтобы носить траур, сидеть дома и молиться за упокой души мужа!.. Как она здесь оказалась? - возмущенно воскликнула Клэренс, не понижая голос и не заботясь, услышит ли ее Мартина, что и произошло.
        Мартину вовсе не смутило неудовольствие сестры лорда Шервуда, и она спокойно присоединилась к женскому обществу.
        - Приехала погостить, если вы не возражаете! - сказала она, присев в легком реверансе, и, глядя на Клэренс с веселой усмешкой, пропела: - Давно вас не видела, леди Клэр! Вы расцвели! Точь-в-точь майская роза!
        - Да, - подтвердила Клэренс, высокомерно поднимая подбородок, - и шипы стали острее.
        - Ничуть не сомневаюсь! - рассмеялась Мартина. - Острые шипы - ваша с Виллом фамильная особенность!
        Гневно фыркнув на то, что ее сравнили с нелюбимым братом, Клэренс смерила Мартину ледяным взглядом и ушла прочь, провожаемая смехом гостьи.
        - Леди Марианна, дайте и мне подержать Мартина! - попросила Мартина и, когда Марианна с молчаливого согласия Кэтрин передала ей ребенка, звонко расцеловала мальчика в румяные щечки. - Вылитый Джон! Кэтти, помнишь, как все испугались, когда у тебя затянулись роды? А теперь вот какой красавец растет!
        - Благодаря Робину! - улыбнулась Кэтрин, забирая сына у Мартины. - Если бы не он, то не было бы сейчас ни меня самой, ни этого сорванца!
        Заметив удивление в глазах Марианны, Мартина пояснила:
        - Когда Кэтрин пришел срок рожать, Эллен уже отчаялась ей помочь: роды были очень тяжелыми. И Джон бросился за помощью к Робину, который был в ту ночь то ли в дозоре, то ли в патруле. Вы разве не знали, что Робин очень искусен в лекарском деле? - отыскав взглядом лорда Шервуда, Мартина улыбнулась гордой и нежной улыбкой. - Кэтрин так стеснялась Робина! Помнишь, ему даже пришлось кричать на тебя, когда ты сбежала и попыталась спрятаться от него в купальне?
        Кэтрин и Мартина весело рассмеялись. Ребенок тем временем успел вытащить из кос матери все заколки и с радостным визгом разбросал их вокруг. Хлопая в ладошки, он победителем посмотрел на всех, требуя разделить его восторг.
        - Мартин! - только и воскликнула Кэтрин, когда копна каштановых волос укрыла ее до колен. - Джон, подержи его, пока я приведу себя в порядок!
        Мартина, испытующе посмотрев на Марианну, решилась поговорить с ней и, взяв под руку, отвела в сторонку.
        - Леди Марианна, Робин обмолвился, что вы все время вместе со стрелками, а значит, и с ним. Скажите, вы не замечали, есть ли у него сейчас подружка?
        - Не приставай с глупостями к Марианне! - возмущенно воскликнула Кэтрин и поспешила к ним, на ходу заплетая косы. Посмотрев на Мартину с негодованием, Кэтрин упрекнула ее: - Как долго это будет продолжаться, Марти? Он уже столько лет не обращает на тебя никакого внимания, а ты все равно тешишь себя надеждами! Вспомни, сколько сил потребовалось Мартину, чтобы остаться другом Робину, когда каждый в селении прожужжал ему все уши о том, что ты украдкой бегаешь за Робином?!
        - Я никогда и ни за кем не бегала! - гневно ответила Мартина. - И я много раз говорила тебе, Кэтти, что ты суешь нос не в свое дело! Робин неизменно внимателен ко мне, и я не верю, что он смог забыть меня!
        - Внимателен? Из вежливости! - фыркнула Кэтрин, бросив украдкой взволнованный взгляд в сторону Марианны, которая, сохраняя на лице выражение полного безразличия, очень внимательно слушала их перепалку. - За все эти годы он ни разу не дал тебе повода подумать, что ты нужна ему. А едва ты пыталась нарушить границу, которую он сам установил, как он тут же ставил тебя на место!
        - Ну и что? - рассмеялась Мартина, с оттенком высокомерия глядя на раскрасневшуюся в пылу спора Кэтрин, и поддразнила ее: - Его не так-то просто забыть! Робин - такой великолепный любовник!
        - Если вы думаете, что похвалили его, то это не так! - ледяным тоном неожиданно вступила в разговор молчавшая до сих пор Марианна. - Вы оскорбили его, обвинив в том, что Робин забыл о чести, вступив в любовную связь с женой друга!
        Ее гневные слова окатили Мартину холодной водой. Она замерла, удивленная надменностью голоса, лица и всего облика Марианны, посмотрела на нее с возмущением и увидела, что глаза Марианны полны негодования и такого гнева, что Мартине стало не по себе. Она поняла, что Марианна действительно возмущена ее легкомысленной болтовней, и поспешила оправдать Робина:
        - Я ведь не всегда была замужем, госпожа!
        - Еще лучше! - воскликнула Марианна и решила остановиться, пока разговор не дошел до новых оскорблений и открытого столкновения.
        Если Мартина и догадалась, что подразумевал возглас Марианны, то не подала и виду. Марианна ей не понравилась так же, как сама Мартина не понравилась Марианне, но Мартина еще не получила ответ на интересовавший ее вопрос. Поэтому она улыбнулась Марианне самой очаровательной улыбкой и кротко сказала, надеясь смягчить воинственную леди:
        - Кстати, спешу вам сказать, что вы совершенно покорили Вилла! Ему показалось, что я отозвалась о вас недостаточно лестно, и он так отчитал меня, что я до сих пор не могу прийти в себя, вот и несу чепуху!
        Кэтрин, услышав эти слова, даже поперхнулась.
        - Марти, если бы ты была лучником, то сегодня все твои стрелы прошли бы мимо цели! - звонко рассмеялась она.
        - А я еще и не целилась, - отмахнулась от нее Мартина и просительно заглянула в лицо Марианны: - Вы ведь так и не ответили на мой вопрос!
        - Мне нечего ответить. Наш лорд не посвящает меня в свои любовные тайны. Спросите его сами!
        И все три женщины разошлись в разные стороны. Кэтрин подошла к Джону, который забавлял сына, высоко подбрасывая его, ловя и качая, как на качелях, отчего Мартин заливался смехом и подпрыгивал на руках отца, требуя продолжать забаву.
        - Вот ты зачем придумал позвать ее? - сердитым шепотом спросила Кэтрин мужа. - Еще и часа не прошло, а Клэренс уже вне себя, Вилл тоже, а теперь еще и Марианна! Все равно что палкой поворошить в пчелином улье!
        - И правильно, - ухмыльнулся Джон, - хватит пчелкам спать - пора за медом, а то умрут во сне голодной смертью! Может, и сама Мартина наконец возьмется за ум!
        Кэтрин только всплеснула руками.
        После ужина Марианна подошла к Робину, который играл с маленьким Мартином, сидевшим у него на коленях и упорно тянувшимся к ножу за поясом Робина. Мартина, подсев к Робину после ужина, весело болтала с Джоном, невзначай положив пальцы на запястье Робина. Тот не обращал внимания на ее прикосновение или делал вид, что не обращает. Заметив знак Марианны, Робин передал ребенка Джону, встал из-за стола и отошел в сторону вместе с Марианной.
        - Мой лорд, я прошу тебя отправить меня сегодня в дозор, - почтительно, но в то же время требовательно сказала Марианна.
        Удивленный и неожиданной просьбой, и таким официальным тоном, Робин слегка нахмурился и вопросительно посмотрел на Марианну.
        - Но сегодня не твоя очередь, - возразил он. - День выдался нелегким, ночью мы никуда не собираемся, поэтому ты хоть выспишься.
        - Пусть не моя! Я прошу тебя! - настаивала Марианна, стараясь не переступить границы почтительной учтивости.
        Робин недолго молчал, глядя на Марианну и пытаясь понять, чем вызвано ее внезапное рвение. Он видел, что она устала, знал, что Марианна не слишком любит службу в дозоре, но так и не сумел найти отгадку в ее светлых и непроницаемых сейчас глазах.
        - Хорошо, я согласен. Смени Клема, - наконец сказал он и, улыбнувшись, добавил: - Постарайся не уснуть в дозоре!
        - Я давно уже… - начала было Марианна, но прикусила язык, поняв, что сейчас она признается в былых прегрешениях и тем самым вынудит лорда Шервуда разобраться в них с обычной для него строгостью.
        - Я знаю, - рассмеялся Робин и потрепал ее по плечу.
        Он проводил ее взглядом, когда она, взяв оружие, вышла из трапезной в ночную темноту, оседлала коня и уехала. Глубоко вздохнув, Робин вернулся к столу, не присаживаясь, налил в свой кубок вина, осушил его и негромко спросил Вилла:
        - Ты сегодня ночуешь в Шервуде?
        - Нет, - ответил Вилл и посмотрел на Робина долгим внимательным взглядом. - Хочешь поехать со мной?
        Робин кивнул, выбирая из яблок, лежавших горкой на большом блюде, самое спелое.
        - Поехали. Мод будет счастлива твоему приезду! Она одолела меня вопросами о тебе.
        - Вы опять за свое? - недовольно хмыкнул Джон. - Лучше бы выспались, раз уж выпал редкий случай всем отдохнуть.
        Вилл, не поведя и бровью в ответ на упрек, расхохотался и хлопнул Джона по плечу:
        - Оставь свои проповеди на утро, Малютка! Твоя бы воля, ты бы весь Шервуд заставил принять постриг.
        Хрустя яблоком, Робин пошел к себе, сказав Виллу:
        - Я сейчас вернусь, только прихвачу оружие. Оседлай пока лошадей.
        - Куда вы собрались? И кто такая Мод? - спросила Мартина, догнав Вилла у дверей трапезной и схватив его за рукав.
        Вилл обернулся к ней, увидев в зеленых глазах Мартины волнение, небольно щелкнул ее по носу и усмехнулся:
        - Мод - красивая и славная женщина. А едем мы в одно местечко, где можно провести ночь за кубком доброго эля в компании славных девушек, не рискуя при этом встретиться с ратниками шерифа или сэра Гая. Ты узнала от меня все, что хотела? Или у тебя еще есть вопросы? - заметив, как у Мартины от гнева участилось дыхание, Вилл сказал, откровенно насмехаясь над ней: - А! Без ответа остался главный вопрос: зачем Робину искать утеху на стороне, если сегодня рядом есть ты - такая красивая и любящая, готовая сама предложить ему себя? Угадал?
        - Замолчи, будь так любезен! - задохнулась от возмущения и обиды Мартина и, с силой оттолкнув Вилла, быстро пошла прочь, слыша за спиной его недобрый смешок.
        В коридоре она столкнулась с Робином и посмотрела на него оскорбленным взглядом, который Робин не соизволил заметить. Учтиво пожелав Мартине сладких снов, он прошел мимо нее, не оглянувшись, как она ни ждала, и уехал вместе с братом. В опустевшей трапезной остались только Джон и Кэтрин, которая вернулась к мужу, уложив сына спать.
        - Что произошло?! - спросила она, обводя удивленным взглядом пустую трапезную. - Куда все вдруг подевались?
        - Кто-то из стрелков отправился в патрулирование, остальные легли спать. Статли развлекает приятной беседой Клэренс, бродя где-то неподалеку, Робин и Вилл поехали развлечься, Мартина ушла плакать в подушку, Марианну обуяло ратное рвение, - доложил ей Джон, сопроводив слова широкой улыбкой, и сладко потянулся. - Все идет как по маслу. Полный разброд и смятение! Одна, не в силах разобраться в своей душе, отправилась в дозор, лишь бы оказаться подальше от предмета волнений. А означенный предмет, не в силах разобраться в ее душе, не придумал ничего лучше, чем забыться в объятиях другой женщины. Разброд и смятение! - повторил Джон.
        - Уж не ты ли и устроил это смятение? - спросила Кэтрин, подозрительно посмотрев на мужа, который ухмылялся с таким довольством самим собой. - И в чем усмотрел масло, по которому все идет?
        - В необходимой толике ревности, - шепнул ей на ухо Джон и ласково усмехнулся. - А мы с тобой с чистым сердцем пойдем спать, малышка. Все что нужно мы сделали, и наши друзья теперь сами наведут порядок в своих делах.
        Отправив Клема, обрадованного неожиданной досрочной сменой, отсыпаться, Марианна укрыла Колчана в зарослях орешника и забралась на высокий вяз, на котором был оборудован пост. Устроившись, она воткнула перед собой несколько стрел, чтобы быть наготове, если кто-нибудь посмеет нарушить границы Шервуда, и прислонилась к могучему стволу дерева. Теперь, когда она оказалась далеко от Робина, Марианна попыталась понять, что за такое короткое время разрушило весь покой ее души. Появление в лагере красавицы Мартины стало последней каплей, и Марианна попросту сбежала, лишь бы не видеть, как та льнет к лорду Шервуда. Она уже дала сегодня повод заподозрить себя в ревности, и ей не хотелось сейчас оказаться рядом с Робином, чтобы его проницательный взор прочел ее мысли, так как это случилось днем. Но что ей за дело до Мартины, до других женщин, провожающих лорда Шервуда нежными взглядами! Откуда взялись эти смятение, ревность, волнение?
        Не желая видеть истинную причину того, что с ней происходит, Марианна окончательно запуталась в самой себе. И тогда она вспомнила совет Джона. Наверное, он был прав: ей и в самом деле давно пора облегчить душу исповедью. Она не видела отца Тука с весны, не слышала его доброго голоса. А ведь он всегда помогал ей советом, когда она не могла найти выход из лабиринтов собственной души! И Марианна решила утром, как только сменится с дозора, отправиться к духовному отцу.
        Глава четвертая
        Дождавшись, когда закончится утренняя служба и прихожане покинут не только церковь, но и ее окрестности, Марианна вошла внутрь. Она бесшумно закрыла за собой массивную дверь и неслышными шагами пошла вдоль рядов узких длинных скамей, над которыми струился мягкий приглушенный свет, окрашенный цветными витражами круглых окон под сводами. Отец Тук стоял на коленях перед распятием и был глубоко погружен в молитву. Марианна остановилась в нескольких шагах от него и с улыбкой смотрела на своего духовного отца. Только завидев его крепкую коренастую фигуру, венчик волос вокруг тонзуры, она почувствовала прилив такой радости, что поняла, как сильно соскучилась по отцу Туку.
        Она стояла, не желая мешать его молитве, но священник почувствовал постороннее присутствие и, осенив себя крестным знамением, поднялся с колен и неспешно повернулся.
        - Ты кто, парень? - спросил он, с недоумением глядя на стоявшего перед ним стрелка вольного Шервуда. - И почему ты вошел в храм, не обнажив головы?
        Марианна в ответ стряхнула капюшон, и отец Тук ахнул, не веря своим глазам:
        - Мэриан! Неужели это ты?!
        Он схватил ее в объятия, вгляделся в лицо Марианны и, наконец уверившись, что это действительно она, крепко притиснул к своей груди. Потом отстранил, еще раз вгляделся в нее и покачал головой.
        - Я уже отчаялся увидеть тебя хоть однажды! Ты совсем забыла своего духовного отца! - укорил он Марианну.
        Отец Тук усадил ее на скамью, сел рядом и поцеловал ее в лоб.
        - Прежде всего прими, дочь моя, искреннее сочувствие твоей утрате! Сэр Гилберт был честным и благородным человеком. С его смертью не только ты, но все Средние и Северные земли понесли невосполнимую потерю!
        - Благодарю вас, святой отец! - ответила Марианна и печально улыбнулась. - А я так до сих пор и не смогла ни разу навестить место его упокоения.
        - Живым - живое, дочь моя! Ради твоей же безопасности тебе нельзя появляться во Фледстане! И, кстати, приходить сюда в зеленой куртке было так же опрометчиво: тебя могли заметить!
        - Нет, - ответила Марианна с уверенным спокойствием, - я позаботилась, чтобы не заметили.
        - Хотел бы я понять, как ты позаботилась! - хмыкнул отец Тук, глядя, как она снимает с себя и складывает на скамью свое оружие.
        - Даже представить не могу, о чем вы сейчас подумали! - рассмеялась Марианна. - Просто не вышла к церкви, пока не убедилась, что все ваши прихожане разошлись и разъехались!
        Придерживая ее за плечи, отец Тук внимательно и долго рассматривал Марианну. От его взгляда не ускользнули ни ее усталое лицо, ни короткие волосы - он не знал, что на самом деле они уже изрядно отросли! Потом он перевел взгляд на серебряный знак вольного Шервуда на рукаве ее куртки, на два ножа, оставшиеся за поясом Марианны, колчан с луком и стрелами и меч, убранный в ножны, но положенный рядом так, чтобы в любой момент можно было ухватить рукоять и стряхнуть ножны. По нахмурившемуся лицу священника Марианна поняла, что ему не понравилось то, что он увидел.
        Так и оказалось - когда он заговорил, его голос был сдержанным и недовольным:
        - Ты изменилась. Сильно изменилась, дочь моя, и не могу признаться в том, чтобы эти перемены были мне по сердцу. Как же мне теперь называть тебя? Леди Невилл, прекрасная Марианна или… Саксонка?
        - Определенно не леди Невилл, раз мои владения перешли под опеку Роджера Лончема. Когда люди узнают, кто я, они не скрывают удивления, почему меня называли Прекрасной. Поэтому зовите меня Саксонкой, святой отец. Так меня называет весь Шервуд, - усмехнулась Марианна и, когда отец Тук пристально посмотрел на нее, ответила ему спокойным прямым взглядом.
        - Значит, все, что я слышал о тебе, правда? - еще больше нахмурился отец Тук.
        - Я ведь не знаю, что вам говорили! - пожала плечами Марианна.
        - Говорили, что ты участвуешь в нападениях на сборщиков податей, в схватках с ноттингемскими ратниками наравне с Аланом э’Дэйлом и Виллом Статли, Малюткой Джоном и Виллом Скарлетом, наравне с самим Робином! - и он вопросительно посмотрел на Марианну так, словно ждал, что она опровергнет его слова.
        Но она лишь рассмеялась в ответ.
        - Все правильно! И вот этими самыми руками перегружаю содержимое мешков сборщиков в наши седельные сумки, - она вскинула перед лицом отца Тука руки и указала глазами на меч. - И ими же обтираю кровь с этого клинка.
        - И, насколько я вижу, весьма довольна собой! - тем же тоном подхватил отец Тук, кивая головой, и, посмотрев в безмятежные глаза Марианны, резко спросил: - Как прикажешь понимать тебя?
        - Согласно собственным утверждениям, - с усмешкой ответила Марианна. - Вы же сами зимой говорили мне, что саксы нашего края видят во мне символ свободной прежней Англии. Если вся прежняя Англия вынуждена искать убежище в лесах, где же быть мне, если не в Шервуде?
        - Я говорил с тобой о многом, - сурово сказал отец Тук, - о любви и нежности, о красоте и гордости, но не помню, чтобы я хоть слово сказал тебе об оружии! Что же ты молчишь?
        - Мне нечего сказать! - и Марианна развела руками. - Времена, когда вы напутствовали меня словами: «Ступай, о грехах я тебя не спрашиваю, я знаю, что твоя душа чиста», - те времена прошли. Сейчас моя душа, увы, обременена грехами, святой отец. Я изменилась и в этом.
        Отец Тук долго молчал, поджимая губы, а Марианна сидела рядом, ощущая, как от священника идут прямо-таки потоки неодобрения.
        - Если бы я не знал тебя раньше, то сейчас выгнал бы, дочь моя! - наконец сказал отец Тук. - Не знаю, в чем еще ты грешна, но твоя гордыня для меня очевидна. А как тебя называет Робин? - помедлив, спросил он.
        - Так же, как и все, - Саксонкой, - ответила Марианна, отражая взволнованный взгляд священника невозмутимым взглядом.
        - Ничего не понимаю! - пробормотал отец Тук. - Я ждал вас обоих в первый день мая, чтобы наконец обвенчать вас! Но вы не приехали, и только Робин прислал ко мне Эллен предупредить, что венчания не будет. Почему? Я спрашивал его потом, но он ничего мне не ответил. Может быть, ты скажешь?
        - Здесь нет никакой тайны. Мы расторгли помолвку в тот день, когда вы нас ждали, вот и все.
        - Вот и все! - повторил следом за ней Тук и покрутил головой так, словно отгонял наваждение. - Вот и все, говорит мне та, которая ради своей любви была готова сокрушить стены собственного замка, если они встанут у нее на пути!
        - Любовь! - Марианна усмехнулась. - А она только и может цвести за стенами замка, которые прячут ее от жестокой действительности.
        Она смолкла, и отец Тук напрасно ждал от нее пояснений. Она лишь, высоко подняв голову, разглядывала узоры на витраже, а священник смотрел на нее с горьким изумлением. Так и не дождавшись от Марианны ни слова, он тяжело поднялся со скамьи и, подойдя к статуе Святой Девы, долго стоял перед ней, погрузившись в мрачные размышления.
        - Ты помнишь, как я был против ваших встреч! - услышала Марианна его задумчивый голос. - А помнишь ли ты тот день, когда вы пришли ко мне? Когда вы при мне дали друг другу слово? Оба в цветах, и он не мог отвести от тебя глаз, а ты смотрела на него с такой любовью, что я даже почувствовал щемящую зависть к вам обоим! Помнишь?
        - Помню, - ответила Марианна, и на нее вдруг нахлынули воспоминания.
        Как они были счастливы в тот день! Если бы они только знали, чем он закончится!
        - Глядя на вас, я впервые подумал, что именно вы были правы в неудержимом стремлении друг к другу, а не я, пытавшийся вас отговорить. Я смотрел на вас и видел перед собой двух ангелов, окруженных сиянием дарованной им Любви! Этим ангелам не было дела до пропасти, которая их разделяла, до чьего-либо осуждения, до самой Смерти! Сила любви и веры друг в друга наделила вас крыльями, которые вознесли вас высоко над этой грешной землей, над ее суетой и жестокостью!
        Отец Тук стремительно обернулся к Марианне и воскликнул с огромной душевной мукой:
        - Но ангелов искупали в крови - чужой или собственной, не знаю! Знаю лишь, что ваши крылья пропитались этой кровью и отяжелели так, что больше не смогли поднять вас в небо. И вы оба превратились в скалящих клыки волков. Ты, во всяком случае, точно превратилась! И кому же вы принесли пользу таким превращением? Только своим врагам, но не себе. Ох, старый я дурень! Мне надо было обвенчать вас тогда, как он и просил, а не проповедовать вам о благоразумии!
        - Ангелы, волки, любовь! - губы Марианны покривились в невеселой улыбке. - Оказывается, вы в душе поэт, святой отец. Но о каких ангелах вы сейчас толкуете? Да видели бы вы, как в битве ненависть искажает лицо Робина или Джона? А Вилл Скарлет? Никто в Шервуде не жалует ратников шерифа или Гая Гисборна, но так, как Вилл, - тоже никто.
        Отец Тук тяжело вздохнул.
        - Вилл! А что ты знаешь о нем? Когда сэр Гай велел поджечь Локсли, ратники шерифа забавы ради заперли в горящем доме жену Вилла вместе с сыном и грудной дочерью. Только мальчику каким-то чудом удалось спастись из огня. У Вилла до сих пор не отходит сердце.
        Марианна молчала. Она действительно не знала этого и никогда не догадывалась о том, что таили янтарные глаза Вилла, всегда непроницаемые для чужого любопытства. Сейчас она искренно пожалела о многих, если не обо всех, резких словах, когда-либо сказанных ею Виллу.
        - А помнишь тот день, когда ты приехала ко мне и встретила здесь Робина? - продолжал о своем отец Тук.
        Марианна устало вздохнула и, встретив требовательный взгляд священника, согласно кивнула. В тот день они впервые признались друг другу в любви и тоже были счастливы. Сколько счастья осталось у нее в прежней жизни! Она думала, что все забыла, а на самом деле просто запретила себе вспоминать. Сейчас же отец Тук отомкнул все замки, которые она сама навесила в своей душе, и Марианна почувствовала острую боль в сердце.
        - Помнишь… Но кое-чего ты не знаешь. В тот день он приехал ко мне, чтобы уговорить меня помочь ему встретиться с тобой. Я отказался наотрез, и тогда он предложил мне рассказать, как я себе представляю твою жизнь без него. Все, что я ему рассказывал, мне самому казалось сухим и пресным, а он слушал и только улыбался, понимая, что я сам не в силах себя убедить, что ты будешь счастлива не с ним, а без него. И когда я иссяк в своих вымыслах, он сказал мне, что все, что он от меня услышал, есть искушение мирской суетой, а то, чего хотите вы оба, божественный дар. Я спросил его, что вы станете делать, когда новизна пройдет и ваша страсть уляжется. Он ответил, что тоже задавал себе этот вопрос и нашел ответ в том, что любовь - это не только страсть, а нечто гораздо большее. Что же до новизны, сказал он, то вам всей жизни не хватит узнать друг друга до конца. Я спросил его, уверен ли он в тебе так же, как уверился в себе. Он ответил: да, я в ней уверен. И в этот момент в дверях появилась ты.
        Марианна, изнемогая от усиливавшейся сердечной боли, закрыла лицо ладонями.
        - К чему все это? - глухо спросила она.
        - К тому, что он ошибся в тебе, - безжалостно ответил отец Тук, глядя на Марианну взглядом, в котором угадывалось презрение. - Мы оба ошиблись в тебе! Он - в том, что поверил в твою любовь, а я - в том, что вообще счел тебя способной любить. А ты… Ты просто забавлялась, Марианна, как теперь забавляешься опасной жизнью и оружием. Собой ты могла располагать как тебе угодно, но как же ты посмела играть с чужим сердцем, да еще его сердцем?! Ведь я просил тебя оставить его и не причинять ему страданий!
        Марианна молчала, не убирая ладоней от лица, и презрение отца Тука сменилось обидной снисходительной жалостью.
        - Вот, собственно, и вся отгадка, почему все закончилось так печально, - вздохнул он. - Ты просто не любила его.
        Не в силах больше терпеть упреки, Марианна вскинула голову и посмотрела отцу Туку в лицо яростными сухими глазами:
        - Любила! Любила, как и говорила вам тогда, больше жизни, больше всего на свете! Но мы не могли остаться вместе после того, что случилось!
        Из отца Тука испарился весь гнев, он внимательно посмотрел на Марианну, лицо которой исказилось от горя и боли, и снова сел рядом с ней. Взяв ее руки в свои ладони, он тихо спросил:
        - Ты приехала ко мне, чтобы исповедоваться?
        Она судорожно кивнула.
        - Тогда начинай, - и видя, что она собирается со словами и мыслями, сказал, чтобы помочь ей: - Начни с самого тяжелого для тебя.
        И Марианна все ему рассказала, начиная с той минуты, когда она вернулась во Фледстан, и закончив обещанием, которое дала Робину после того, как он вытащил ее из омута. Слушая ее исповедь, отец Тук даже почернел.
        - Теперь расскажи мне про тот день, когда вы не приехали ко мне венчаться. Расскажи, почему ты стала вольным стрелком. Рассказывай, дочь моя!
        Когда долгая исповедь Марианны закончилась, священник долго молчал, закрыв глаза. Из-под его сомкнутых век текли слезы. Марианна же сидела рядом с совершенно сухими глазами, глядя перед собой.
        - Мне казалось, что я уже изучил всю грязную изнанку жизни, - наконец глухим голосом сказал отец Тук, - но только казалось! Подобная подлость не могла бы прийти мне в голову! Что это - страшное совпадение или чей-то замысел? Даже сэр Гай с его коварным умом едва ли мог сплести такую паучью сеть! Как бы я не предостерегал тебя от него, все равно знал то, о чем знали все: ты была его единственной отрадой! И все же нападение на твоего отца обустроили так, чтобы в нем могли обвинить именно вольных стрелков. Не знаю, что и думать!
        Отец Тук поднял голову, вытер мокрое лицо рукавом и, сокрушенно качая головой, посмотрел на Марианну.
        - Ох, дочь моя! В любом случае вы с Робином только помогли вашим врагам довести свою месть до конца тем, что расстались. Тебя я не могу винить: ты была в полном отчаянии. Но для Робина не суметь удержать тебя непростительно!
        Марианна, нахмурив брови, посмотрела на священника, и тот понял, что у нее что-то еще осталось на душе недосказанное.
        - Говори, - тихо велел отец Тук.
        - Я была уверена, что во мне все чувства умерли, - тихо сказала Марианна. - И вдруг совсем недавно я заметила, что мне небезразлично, как он меня называет - по имени или Саксонкой, о чем говорит со мной. Даже то, как он смотрит на других женщин! - Марианна неуверенно пожала плечами. - Святой отец, я не люблю его, но ревную. Что со мной?
        - А что с тобой? - передразнил ее отец Тук и по-отечески погладил по руке. - Ох, глупая девочка! Конечно, ты любишь, потому и ревнуешь. Пробыв рядом с ним в Шервуде столько месяцев, ты не могла не узнать его совсем с иной стороны, чем знала раньше! И если узнала, значит, полюбила его еще сильнее.
        Правда, которую она сама от себя тщательно прятала, наконец открылась ей устами отца Тука! Тяжелый вздох вырвался из самой глубины души Марианны.
        - Дочь моя, пусть тебя утешит то, что твоя душа, пройдя через страдания, все равно осталась светлой. Именем Господа нашего я отпускаю твои грехи, даже грех покушения на самоубийство, - сказал отец Тук, встал и возложил ладони ей на голову.
        - И не наложите на меня никакого наказания? - слабо улыбнулась Марианна, когда священник, закончив читать разрешительную молитву, благословил ее.
        - Ты его уже получила, - ответил отец Тук и, когда Марианна удивленно посмотрела на него, сказал: - Ты должна была поверить Робину, когда он пытался убедить тебя, что сумеет исцелить твои незримые, но глубокие раны, поверить, что им руководила любовь к тебе, а не долг или жалость. Но ты не поверила, и теперь Господь может послать тебе чувство безответной любви. Это так больно, Марианна, что другого наказания уже и не надо! Робин тоже не безгрешен. Он чрезмерно горд и может остаться глух к твоему раскаянию.
        Заметив, каким протестом вспыхнул ее взгляд, отец Тук удрученно покачал головой и обнял Марианну.
        - И ты горда ничуть не меньше, и не придешь к нему, предпочтя вручить свою судьбу воле случая. Что же мне с вами делать? Даже если бы случилось чудо и он вдруг пришел сейчас сюда, не волочь же мне вас к алтарю насильно!
        Едва он произнес эти слова, как двери широко распахнулись, и отец Тук с Марианной на миг ослепли от дневного света, ворвавшегося в полумрак церкви.
        - Приветствую тебя, святой отец! - воскликнул один из вошедших. - Мы пришли к тебе за очередным отпущением грехов!
        - Скарлет, придержи свой язык хотя бы в Божьем храме! - в сердцах ответил отец Тук. - Здравствуй, Робин! И ты, Вилл!
        Обменявшись рукопожатием с отцом Туком, лорд Шервуда, Скарлет и Статли расположились на скамье по соседству с Марианной.
        - Ты давно уже не навещал нас, святой отец, - улыбнулся Робин и провел ладонью по волосам, стряхивая дождевые капли. - Вот мы и решили сами наведаться к тебе в гости.
        - Скажи лучше - переждать у меня дождь, который, судя по вашему виду, застал вас врасплох! - проворчал отец Тук, но, сдавшись перед улыбкой лорда Шервуда, улыбнулся в ответ.
        - Если Саксонке позволено прятаться у тебя от дождя, то почему это запрещено нам? - ухмыльнулся Вилл.
        - Кстати, Саксонка, а что ты здесь делаешь после ночи, проведенной в дозоре? - спросил Робин, посмотрев на Марианну.
        - Она была на исповеди, - ответил за нее отец Тук.
        - А! - насмешливо протянул Вилл. - Так ты теперь, святой отец, отпускаешь грехи, нежно прижимая кающегося грешника к своей широкой груди?
        - Тебя я прижимать к груди не стану, - в сердцах отрезал священник, - ибо ты, сын мой, даже исповедуясь, никогда не можешь сдержать свою язвительность!
        Вилл рассмеялся и протянул ему руку:
        - Помиримся, святой отец!
        Отец Тук, сердито буркнув, оттолкнул руку Вилла, потом принес большой кувшин с вином и пять кубков, которые расставил прямо на скамье.
        - Ах, святой отец! - раздался с порога нежный укоризненный голос. - Пить вино прямо в церкви! А как же ваши обеты воздержания?
        - Не верю своим глазам! - обернувшись к дверям, радостно воскликнул отец Тук и поставил обратно кубок, который было поднес к губам. - Наверное, сегодня какой-то праздник, о котором я, грешный, забыл, если даже малышка Кэтрин и Джон решили навестить меня!
        Кэтрин, смеясь, сбросила с головы промокший капюшон и подставила священнику лоб для поцелуя.
        - Джон искал Робина. Мы увидели его вороного возле храма и зашли.
        - Значит, все дело кроется, как всегда, в Робине? - притворно возмутился отец Тук. - Впрочем, я не обидчив! Пойду принесу еще один кувшин да пару кубков для вас!
        - Святой отец! Вы действительно собираетесь угощать нас вином в церкви? Что подумает Создатель?
        - Не кори меня, дочь моя! Считай, что мы причащаемся, - пробормотал отец Тук, наполняя кубок и подавая его Джону. - А Создатель знает меня от рождения, поэтому едва ли он удивится.
        - Отец Тук! - непритворно возмутилась Кэтрин. - Хотела бы я понять, почему, как только вы оказываетесь среди этих безбожников, вам на язык начинают проситься одни богохульства?!
        - Ты кого назвала безбожниками, жена? - с напускной грозностью спросил Джон, принимая кубок и поднося его к губам. - В том числе и меня, своего мужа, которого должна почитать? Или моих друзей, которых ты обязана чтить из уважения ко мне?
        Хоть отповедь Джона и была шутливой, но на хорошеньком личике Кэтрин появилось виноватое выражение, заметив которое, Джон рассмеялся и поцеловал жену в щеку.
        - Отменное вино, святой отец! - заметил Статли.
        - Да, вино хорошее, - подтвердил Робин и, посмотрев на Кэтрин, улыбнулся одними глазами. - А если бы его разлила красивая девица и сама поднесла кубок отцу Туку, вот бы ты удивилась, Кэтти, как быстро наш святой отец обрел бы мирскую личину и стал таким же, как мы!
        Отец Тук поперхнулся вином, услышав подобный отзыв о своей добродетели от самого лорда Шервуда. Грозно выпрямившись, он уперся кулаками в бока и смерил Робина многообещающим взглядом.
        - Это ты верно подметил, сын мой! Нынче стало трудно отличить духовное лицо от мирянина и наоборот! Тут обо мне столько наговорили, да еще в присутствии моих духовных дочерей, что я просто вынужден в свое оправдание рассказать поучительную историю. Помолчите, дети мои, и вы узнаете, как на прошлой неделе епископ Гесберт совершил подобную ошибку!
        Робин, покусывая губы, чтобы скрыть улыбку, склонил голову, пряча глаза, полные золотых искрящихся смешинок. Отец Тук заново наполнил опустевшие кубки и повел свой рассказ:
        - Случилось так, что ясным летним утром, не предвещавшим ни беды, ни ненастья, епископ Гесберт тихо и мирно следовал из Кирклейского аббатства в свою резиденцию. Так как путь его лежал через Шервуд, он оделся простым монахом и взял с собой только одного служку, полагая, что многочисленная свита и пышное облачение привлекут ненужное внимание к его скромной персоне. Зная, как распоясались шервудские разбойники в отсутствие Гая Гисборна в Ноттингемшире, епископ решил, что от охраны толку не будет, а два бедных монаха - незавидная добыча.
        - Наивный, но, в общем, правильный расчет, - заметил Вилл. - Если бы я узнал, что через Шервуд движется большой отряд церковников и ратников шерифа, то не удержался бы и устроил им встречу. Забавно смотреть, как разбегаются и те и другие, а потом плутают в лесу в поисках дороги и друг друга!
        - О наконец-то! - воскликнул отец Тук. - А то я уже начал беспокоиться, здоров ли ты, что так долго молчишь! Обычно твой язык работает с резвостью веретена! Не стану вступаться за ратников - тебе виднее! Но что до трусости церковников, то ты просто еще не встречался со служителями воинствующей церкви! Да возьми хотя бы меня! Помнишь, как получил дубиной по голове?
        - Еще бы! - усмехнулся Вилл, невольно погладив себя по затылку. - Хотя как раз тогда у меня были самые мирные намерения!
        - Ну, извини меня еще раз! - развел руками отец Тук. - Надо было сказать о них, а ты сразу потянулся за оружием.
        - Это у Вилла в привычке, - рассмеялся Робин, - если бы его намерения не были мирными, мы бы с вами сейчас и не беседовали, святой отец.
        - Я ведь не был знаком с твоим братцем, чтобы разбираться в тонкостях его повадок! - сварливо ответил отец Тук.
        - А что было дальше? С епископом? - напомнила ему Кэтрин.
        - На чем этот негодник прервал меня? - наморщил лоб отец Тук. - Ах да! Так вот, наши герои без приключений проехали половину лесной дороги, обрадовались и понадеялись, что и другая половина окажется такой же безмятежной, но вдруг… - отец Тук, как заправский рассказчик, помолчал, обводя всех взглядом, и убедившись, что слушатели полны внимания, продолжил таинственным голосом: - …вдруг им навстречу из леса выходит еще один монах. Он взял их лошадей под уздцы и сказал: «Благочестивые братья, проявите милосердие к брату во Христе! У меня нет ни пенни, а со вчерашнего утра в моем рту не было даже маковой росинки!» Неразумным путникам поделиться бы с ним припасами, но они пожадничали и стали объяснять, что и они не прочь закусить хотя бы этой маковой росинкой, да только не знают, где ее взять! А денег у них нет, и, хотя их сердца разрываются от жалости к бедному брату во Христе, пусть бедный брат смиренно убирается прочь. Монах выслушал их и сильно удивился. «Как же так? - сказал он - Значит, мы все трое бедны? Тогда давайте помолимся Святой Деве и попросим ее послать нам монет штук так… шестьсот!»
Путники, понятное дело, заупрямились и даже попытались ударить своего брата во Христе. Да только он возьми и сними капюшон.
        Отец Тук покосился на Робина, который слушал рассказ, посмеиваясь уголком рта.
        - Судите сами, насколько ваш лорд похож на смиренного монаха, но только епископ и его служка увидели, кто стоит перед ними, как их обуял невиданный приступ благочестия. Не заставляя себя упрашивать, они слезли с лошадей и преклонили колени прямо посреди дороги. Помолились, похлопали себя по бокам - и что вы думаете? У двоих под одеждой что-то зазвенело! Ваш лорд и говорит им: «Видно, вы и впрямь молились от души. А я, должно быть, слишком грешен, вот Дева Мария и обошла меня в своей милости». Вытряхнул он из них деньги, они втроем пересчитали монеты, и оказалось, что Святая Дева все-таки прислушалась к молитве грешного просителя, послав безгрешным ровно шестьсот серебряных монет - ни одной монетой меньше! Они разделили серебро на три равные части, а потом ваш лорд предложил произвести окончательный расчет. По пятьдесят монет с каждого за безопасный проезд по Шервуду да еще столько же за обман. Они ему говорят: «Разбойник!.. То есть добрый наш брат, мы же и так отдали тебе двести монет! Зачем же ты еще обираешь нас?» А он им отвечает: «Двести монет - моя заслуженная доля за участие в нашей молитве.
Кто знает, если бы не я, может, Святая Дева не расщедрилась бы настолько, послав вам на двести серебряных шиллингов меньше!»
        Стрелки и Марианна от души расхохотались, и только Кэтрин укоризненно посмотрела на Робина и неодобрительно покачала головой.
        - Робин, все так и было? - смеясь, спросил Статли.
        - Нет, конечно, - ответил лорд Шервуда, - как всегда, приукрасили. Сам подумай, зачем мне устраивать балаган с молитвой посреди дороги? Поговорили, рассчитались и разъехались каждый в свою сторону. Правда лишь в том, что епископ действительно пытался одурачить нас, одевшись простым монахом. Я, чтобы он не бросился наутек, поступил так же. Ну и количество монет называют правильное.
        - Но ты-то как угадал, сколько епископ вез с собой серебра? - продолжал выспрашивать Робина Статли.
        - Да он просто знал заранее, что епископ везет с собой десятину, собранную монастырями! - с досадой ответила за Робина Кэтрин.
        Робин с улыбкой обнял ее за плечи и, несмотря на сопротивление Кэтрин, привлек ее к себе.
        - Моя милая богобоязненная Кэтти! - вздохнул он. - А что ты скажешь, если узнаешь, кто снабдил меня монашеской рясой, которая и отвела поначалу глаза епископу Гесберту?
        Вилл, откинув голову, расхохотался и прищелкнул пальцами:
        - А вот теперь, святой отец, ты не отговоришься! Значит, и тебя разбирает азарт если и не самому принять участие в наших делах, то хотя бы посодействовать им!
        - Нет, Робин, ты подумай, какая подлая клевета! - возмутился отец Тук. - Стоит мне выпить кружку эля, сказать любезное слово привлекательной женщине, при этом - заметь! - исключительно из вежливости, и помочь тебе досадить епископу Гесберту, которого я сам терпеть не могу, как подобные твоему брату спешат назвать меня… даже не знаю, кем именно!
        - Уточнить, святой отец? - предложил ему Вилл с невероятной любезностью.
        - Лучше скажите мне, во что Робину обошлась встреча с епископом? - поинтересовался Джон, который до сих пор не проронил ни слова, пока отец Тук веселил остальных своим рассказом.
        Священник резко повернулся к Джону и, указав на него рукой, торжественно провозгласил:
        - Вот! Джон - самый благоразумный и рассудительный из всех вас! Он сразу понял, что подобная шалость не может остаться безнаказанной! После жалобы епископа наш милостивый шериф повысил награду за лорда Шервуда - живого или мертвого - до тысячи марок золотом!
        Вилл протяжно свистнул.
        - Братец, еще немного, и ты у нас будешь стоить целое состояние!
        - Тебя, Вилл, тоже можно отдавать в заклад вместо королевской казны! - хмыкнул Джон.
        Робин проглотил остававшееся в кубке вино и поднялся со скамьи.
        - Зачем я понадобился тебе, Джон?
        Его ставший серьезным голос прекратил шутки и смех.
        - С тобой ищет встречи одна женщина, - ответил Джон. - Я оставил ее под приглядом Клема возле нашего дуба, где мы ее и повстречали. У нее стряслась какая-то беда, которой, по ее словам, можешь помочь только ты.
        - Почему же ты сразу не сказал?! - рассердился Робин.
        - Так отец Тук не дал слова молвить, пока не закончил очередную байку про тебя! - невозмутимо ответил Джон.
        Стрелки, Кэтрин и Марианна простились с отцом Туком, и вскоре их небольшой отряд во весь опор мчался через лес.
        ****
        Возле большого старого дуба - излюбленного места сбора вольных стрелков - стоял Клем, от скуки играя охотничьим ножом. На его плаще, разостланном поверх мокрой после дождя травы, сидела немолодая женщина. При виде появившихся из леса всадников Клем приветственно поднял руку, а женщина степенно поднялась. От ее стройной фигуры, небогатого, но очень опрятного наряда и строгого лица веяло суровостью. Она смотрела на спешивавшихся всадников без тени испуга или волнения. Обернувшись к Клему, она вполголоса спросила, кто из них лорд Шервуда, и Клем указал ей на Робина. Женщина подошла к Робину и склонила голову в поклоне, полном достоинства.
        - Кто ты, почтенная женщина, и зачем искала встречи со мной? - спросил Робин.
        Высоко вскинув голову, она твердо выдержала его внимательный взгляд и негромко ответила:
        - Меня зовут Элизабет, лорд Робин, я живу в Руффорде. А искала я тебя потому, что мне нужна твоя помощь.
        - Что же произошло, почтенная Элизабет, что только я в силах помочь тебе? - осведомился Робин, сдвинув брови и сложив руки на груди.
        - Я вдова, после смерти мужа у меня остались два сына - моя гордость и утешение. И вот сэр Рейнолд приказал своим ратникам схватить моих сыновей и доставить их в Ноттингем на суд к нему, - сказала Элизабет, и в ее строгих глазах промелькнуло отчаяние, которое она пыталась скрывать. - Их увезут, и я больше никогда не увижу своих мальчиков! Шериф приговорит их к смерти. Никто, кроме тебя, лорд Робин, не может спасти их! Помоги мне, и я буду до конца своих дней молиться за тебя небесам, потому что больше мне нечем отблагодарить тебя!
        Она взяла руку Робина и с мольбой прижала ее к своей груди, глядя на него глазами, полными слез.
        - В чем провинились твои сыновья? - спросил Статли.
        Горе Элизабет на миг уступило место гневу и возмущению. Она обернулась к Статли и обожгла его негодующим взглядом.
        - В чем провинились?! В том, что они охотились в этом лесу вместе с тобой, Уильям Статли! Я говорила им, чтобы они не смели водить дружбу ни с кем из Шервуда! Но разве они послушают? В Шервуде, видите ли, можно свободно дышать, там не надо кланяться баронам, терпеть от них обиды! Да, мы в Руффорде стали жить много хуже с тех пор, как погиб наш господин Гилберт Невилл, а его дочь затерялась где-то среди вас.
        Вилл усмехнулся и выразительно посмотрел на Марианну. Та молча слушала рассказ Элизабет, ничем не выдавая себя. Когда взгляд женщины скользнул по лицу Марианны, стало понятно, что Элизабет не узнала в стройном юноше ту, о которой только что говорила.
        - Роджер Лончем - плохой господин, но что мы можем сделать? - продолжала она. - Только надеяться на возвращение лорда Реджинальда, который вернет себе владения отца. А до тех пор приходится терпеть. Но молодежь и так нетерпелива, а тут еще Шервуд под боком! Молодые смотрят на вас, восхищаются и пытаются вам подражать, и вот вы здесь в лесу в безопасности, а их ждет виселица!
        - Конечно в безопасности! - не удержался Статли, которого задели упреки Элизабет. - Мы ведь с самых пеленок в этом лесу! И шериф - наш лучший друг, только и ждет, когда мы наконец возьмемся за ум!
        - Перестань, - тихо сказал Вилл, кладя руку ему на плечо.
        - Лесничий видел вас вместе, - сникнув, горько вздохнула Элизабет, - но с тобой, Статли, он не захотел встречаться, побоялся и спрятался в кустах, а потом побежал доносить! За убитого оленя им отрубили бы по правой руке, но они остались бы в живых! А вот за дружбу с тобой их повесят. Помоги мне, лорд Робин! Если ты не спасешь их от виселицы, значит, никто не спасет! Пусть они будут вне закона здесь, в Шервуде, только бы остались живы!
        Робин высвободил руку из горячих пальцев Элизабет и сказал:
        - Успокойся и расскажи, где были ратники шерифа, когда ты ушла из Руффорда в Шервуд, и сколько их?
        - Я ушла затемно, до рассвета. Ратники - их было два с половиной десятка - еще спали. Но бейлиф, добрый человек, - храни его Святая Дева! - сказал мне, что к полудню они отправятся в Ноттингем, - ответила Элизабет, и ее мысли вновь вернулись к сыновьям: - И ведь если бы они повиновались ратникам, может быть, сэр Рейнолд и помиловал бы их! Так нет же! Они схватились за ножи, стали сопротивляться!
        Она обессиленно покачала головой и поднесла к глазам ладонь, пытаясь скрыть подступившие слезы.
        - Мать, ты воспитала смелых сыновей, - улыбнулся ей Робин, - так стоит ли плакать из-за того, чем надо гордиться? Еще не поздно исправить дело. Возвращайся в Руффорд и жди, ни о чем не тревожась. Твои сыновья сами дадут о себе знать.
        Элизабет заглянула в глаза лорда Шервуда и, встретив в них понимание и сочувствие, уверилась в обещании, данном Робином, а его властный и вместе с тем теплый голос ее успокоил. Привстав на носки, она поцеловала Робина в лоб и перекрестила его:
        - Храни тебя Бог за доброе сердце, мой лорд! Да сопутствует тебе удача во всем! И передай нашей леди, что мы в Руффорде все молимся за нее.
        - Она слышит сейчас твои слова, - ответил Робин и указал удивленной Элизабет на Марианну.
        Глаза Элизабет широко распахнулись, когда она наконец узнала в одном из стрелков Марианну.
        - Госпожа! - воскликнула она и, упав перед Марианной на колени, прижалась губами к ее руке. - Слава Богу, вы живы, наша добрая, милая леди!
        Марианна поспешно подняла женщину с колен, укоризненно посмотрев на Робина. Он ответил ей бесстрастным взглядом, а Джон, стоя рядом с ним, довольно ухмыльнулся. Он-то заметил то, что Марианна видеть не могла: стрелки за ее спиной выразительно переглянулись - горячие слова любви простой женщины много сказали в пользу Марианны.
        - Кэтти, дружок, твой супруг понадобится мне, - между тем распоряжался Робин, - так что возвращайся домой, но сначала проводи почтенную Элизабет до дороги в Руффорд.
        - Хорошо, Робин! - откликнулась Кэтрин, забираясь на лошадь.
        - Клем, одолжи своего коня нашей гостье, - приказал Робин и посмотрел на Кэтрин: - Только, Кэтти, ради всего святого не попадитесь на глаза тем, кто вас не должен видеть!
        Кэтрин рассмеялась и шлепнула коня ладонью по крупу. В сердце маленькой хрупкой женщины таилось гораздо больше мужества, чем можно было предположить по ее нежному облику. Элизабет с помощью Клема забралась на лошадь, подарив на прощание и лорду Шервуда, и Марианне взгляд, полный материнской любви и заботы.
        - Что ты задумал, Робин? - спросил Статли, когда Кэтрин и Элизабет скрылись в лесу.
        - Наша ловчая сеть в исправности? - не отвечая ему, Робин обернулся к Джону.
        - Решил поохотиться? - хмыкнул Джон. - А как ты заманишь ратников шерифа к Большим Букам? Они с пленниками, рисковать не станут.
        - Это мое дело, - ответил Робин, - а вы тем временем отправляйтесь туда. Надо разделить ратников на несколько отрядов. Саксонка, поезжай в лагерь Статли, найди Алана и передай ему, чтобы он с десятком стрелков поспешил к Букам. Как только ратники минуют буковую рощу и отважатся забраться в лес, их надо увлечь как можно дальше в Шервуд. Их дальнейшая участь - на усмотрение Алана. Тебе все ясно?
        - Да! - сказала Марианна.
        - Отлично! После того как передашь Алану мое поручение, возвращайся домой.
        Робин подошел к Воину, тщательно проверил надежность подпруги и легко запрыгнул в седло.
        - Как ты думаешь, Джон, рискнут ли ноттингемские ратники ради того, чтобы привезти на суд шерифа еще одного пленника и заработать тысячу золотых марок? - спросил Робин, разбирая поводья.
        Заметив, как брови Джона взлетели вверх, Робин расхохотался и пришпорил вороного.
        - Ну что за безрассудство! - пробормотал Джон, глядя вслед лорду Шервуда.
        Робин, словно услышав его упрек, ответил лихим свистом и исчез в лесу.
        - Мешкать нечего! - заторопился Джон, делая знак стрелкам садиться на лошадей. - До Больших Буков еще надо успеть добраться и все приготовить к встрече ратников! Клем, садись за спину Статли! Мэриан, лети стрелой к Алану!
        Марианна вскочила на иноходца и помчалась в обратную сторону от тропинки, по которой поехали остальные стрелки. Легконогий Колчан быстро привез ее в лагерь Статли, где Марианну встретил Алан. Она передала ему приказ лорда Шервуда и, нерешительно помедлив, вспомнив слова, сказанные ей Робином, все же поехала в сторону буковой рощи. Понимая, что она сейчас совершает недопустимое нарушение дисциплины, Марианна не могла заставить себя вернуться домой и там гадать, чем закончилось дело, зная, что Робин пошел на очень большой риск ради освобождения сыновей Элизабет из Руффорда.
        В буковой роще, куда она приехала, царили сумрак и абсолютная тишина. Могучие вековые деревья заслоняли кронами небо. Здесь даже траве не хватало солнечного света, и землю устилал плотный ковер прошлогодней листвы, укрывавший вспучившие почву корни. Иноходец перешел на шаг. Сухие листья громко шуршали под его копытами. Марианна в нерешительности остановила коня и негромко свистнула. Не успела она опомниться, как сильные руки подхватили ее, сорвали с лошади и втащили на толстую ветвь огромного раскидистого дерева.
        - Тихо! Чего ты свистишь соловьем на весь Шервуд?! Лучше свистни своему иноходцу, чтобы он убрался подальше! - встретило ее наверху рассерженное шипение Вилла.
        Колчан словно услышал его пожелание и рысью убежал вглубь леса. Марианна высвободилась из рук Вилла и оглянулась по сторонам. Выше нее и Вилла на толстом суку примостился Клем. Вилл отпустил руку Марианны и вытянулся на корявой мощной ветви. С земли стрелков было невозможно заметить в густой листве, с которой сливались их зеленые куртки. Марианна, осторожно придерживаясь за руку Вилла, устроилась рядом с ним.
        - Вилл, а где Джон и Статли? - спросила она шепотом.
        - Джон? - сверху раздался приглушенный смешок Клема. - Джон забрался на самую верхушку дерева. Если он не удержится и свалится ратникам на головы, то все наши заботы закончатся!
        - Помолчи, Клем! - оборвал его Вилл. - Как бы тебе самому не свалиться от собственного остроумия! - Он бросил хмурый взгляд на Марианну и ответил ей: - Джон и Статли тоже здесь. Напомни-ка, где должна быть ты? Что-то я позабыл!
        - А Робин? - с тревогой спросила Марианна, оставив без ответа вопрос Вилла.
        - Его-то и ждем! - сказал Вилл. - Как бы сэр Рейнолд сегодня действительно не получил в подарок вместе с этими парнями и нашего лорда!
        - Робин! - негромко воскликнул Клем и, стукнув Вилла стрелой по плечу, указал на тропинку.
        В просвете между деревьями показался Робин. Взмыленный Воин мчался так, словно за ним гналась стая волков. Не осаживая коня, когда Воин поравнялся с буком, на котором укрылись Вилл, Клем и Марианна, Робин ухватился за толстый сук и легко вскинул себя на дерево. Через мгновение он уже был рядом с Виллом.
        - Все готово? - спросил он.
        - Да, не волнуйся, - ответил Вилл, чьи глаза сразу смягчились, и посмотрел на алую ссадину, протянувшуюся поперек правой щеки Робина: - Ты не смог обойтись без приключений?!
        Робин, не сводя глаз с тропинки, провел ладонью по ссадине и небрежно махнул рукой:
        - Ерунда! Все получилось славно! Они погнались за мной, как свора гончих за зайцем. Сейчас увидишь!
        Он резко оглянулся, услышав за спиной шорох, и увидел Марианну. Его глаза вспыхнули гневом.
        - Что ты здесь делаешь?! - шепотом прорычал Робин.
        - Тихо! - перебил его Вилл и предупреждающе вскинул руку.
        Послышался стук копыт. Клем достал из-за пояса нож и замер, выжидая знака Робина. Из леса на полном скаку вылетел отряд ноттингемских ратников. Осадив разгоряченных лошадей, они сгрудились вокруг командира, к седлу которого на длинных веревках были привязаны два пленника. Всю дорогу они бежали за лошадью, а если не успевали и падали, всадник волочил их за собой: одежда пленников была изорвана и пропитана грязью.
        - Он не мог далеко уйти! Его лошадь устала! - услышали стрелки возбужденный голос командира ратников. - Лью, возьми пять человек и поезжай по тропинке налево! А ты, Джек, направо! Встретимся на дороге возле Трента.
        - А что делать с арестованными?
        - Они останутся со мной, - отрывисто сказал старший ратник. - Вперед, парни, и помните, что у нас будет столько денег, сколько вам и не снилось, если мы схватим лорда Шервуда!
        - Да они тебя узнали! - удивился Вилл, прислушиваясь к разговору стражников.
        - Уж я постарался! - ухмыльнулся Робин.
        Ратники разделились на три отряда, два из которых скрылись в лесу. Когда оставшиеся ратники - меньше десятка - поравнялись с буком, Робин прошептал:
        - Клем, подай сигнал!
        Над чащей разнесся зловещий крик ворона, который тут же был подхвачен с другого бука. Командир ратников осадил коня и с тревогой прислушался. Клем со всей силы ударил ножом по веревке, которой был обмотан ствол дерева. Раздался глухой нарастающий шум, и сверху на всадников обрушилась огромная и тяжелая веревочная сеть. Она накрыла ратников вместе с лошадьми и пленниками. Любое движение запутывало их в сети еще больше, и через несколько минут ратники оказались внутри огромного кокона причудливых очертаний.
        С дерева, стоявшего напротив, спрыгнули Джон и Статли. Робин оттолкнулся рукой от сука, на котором лежал, спрыгнул вниз, поймал Марианну и, достав из ножен меч, оттолкнул ее под защиту необхватного бука.
        - Стой здесь и не смей даже шевелиться! - бросил он ей сквозь зубы.
        Стрелки окружили копошившихся под сетью ратников, которые осыпали проклятиями лорда Шервуда.
        - Выдайте нам пленников и останетесь в живых! - громко сказал Робин.
        На него обрушился новый шквал брани. Робин поднял руку, и по его знаку стрелки вскинули луки.
        - Подождите! - раздался приглушенный сетью голос старшего ратника.
        Сеть заколыхалась, заходила волнами, из-под ее края показались две взлохмаченные головы. Джон перерубил клинком веревки, которыми были связаны пленники, и помог им подняться на ноги. Тем временем Клем выгонял из леса лошадей стрелков. Одного из пленников взял себе за спину Скарлет, второго - Статли.
        - Ладно, Шервудский Волк! Ты еще попадешься нам в руки! - раздался из-под сети возглас, полный бессильного гнева.
        - Нам разрубить сеть? - только и спросил лорд Шервуда, но под сетью сразу прекратилось всякое движение, словно под ней никого и не было. Робин жестко усмехнулся: - Помните свое место, псы!
        Сев на лошадей, стрелки скрылись в лесу. Миновав второе кольцо дозоров, они встретили Алана с десятком стрелков. Те возбужденно переговаривались, и их глаза еще блестели охотничьим азартом. Робин сделал знак спешиться, спрыгнул с коня и подошел к Алану.
        - Ни один не ушел! - ответил на его безмолвный вопрос Алан, улыбаясь жестокой улыбкой, и вытер о траву окровавленный клинок. - А как у вас?
        - У нас была другая цель, - ответил Робин и указал ему взглядом на пленников ноттингемских ратников.
        Посмотрев на них, Алан радостно заулыбался:
        - Томми, Уот! Так это из-за вас был такой переполох на весь Шервуд?!
        - Да уж! Устроили они хлопот своей матушке, а она нам! Придите в себя, мальчики! - проворчал Джон, протягивая им флягу с элем.
        - Лорд Робин! - восхищенно воскликнул один из братьев, не сводя с Робина восторженных глаз. - Мы просто обомлели со страху, когда твой вороной споткнулся и упал вместе с тобой прямо под ноги ратникам! Ну, думаем, пропал лорд Робин!
        - Смотри ты! - покачал головой Вилл. - В вашем-то положении да бояться за других! Что будем с ними делать, Робин?
        Робин, покусывая сорванную травинку, окинул братьев быстрым внимательным взглядом. Младшему было около двадцати лет, старшему - больше на год-два. Оба стройные, ясноглазые, с одинаковыми шапками светло-русых волос. Недавнее печальное происшествие уже не сказывалось на их настроении. Лишь порванная в клочья одежда и кровоподтеки на лицах напоминали о суровом нраве ратников шерифа.
        - Что с ними делать! - вздохнул Робин и посмотрел на Статли: - Раз ты приглашал их на охоту, вот теперь и заботиться о них.
        Когда стрелки вернулись в лагерь, Робин спрыгнул с коня и бросил через плечо Марианне:
        - Я жду тебя в своей комнате.
        Расседлав иноходца, Марианна медленно прошла через трапезную в коридор. Она не сомневалась в том, что Робин не намерен легко простить ей проявленное непослушание, и невольно робела, вспоминая, каким гневом загорелись его глаза, когда он обнаружил ее рядом с Виллом и Клемом. Тяжело вздохнув, она толкнула ставшую вдруг тяжелой дверь и вошла в комнату лорда Шервуда.
        Робин, уже освободившись от оружия и скинув куртку, сидел за столом и пил молоко из высокого серебряного кубка. Он молча смотрел на Марианну, когда она, закрыв дверь, встала перед ним. Не предложив ей сесть, Робин продолжал пить молоко маленькими глотками и недобрым взглядом рассматривал замершую перед ним Марианну.
        - Что мне с тобой делать? - неожиданно спросил он, глядя на Марианну так, словно действительно ждал от нее совета.
        Марианна подняла взгляд и заметила гневные искорки в прищуренных глазах Робина. Допив молоко, он поднялся, подошел к Марианне, остановившись прямо перед ней, и сложил руки на груди. Она почувствовала, что он рассержен всерьез и с трудом удерживается от резких слов.
        - Я приказал тебе возвращаться домой. Почему ты решила поступить иначе?
        Марианна еле слышно вздохнула и, встретившись с ним глазами, решила, что лучше не придумывать оправданий, а сказать все как есть.
        - Мне очень хотелось посмотреть, как все произойдет.
        Увидев, как высоко взлетела бровь Робина, она сама поняла, что названная причина свидетельствовала о недопустимом легкомыслии и неосмотрительности.
        - То есть я отдал тебе при всех приказ, а ты также прилюдно выказала мне неповиновение из любопытства, желая узнать, что будет? - отчетливо проговорил Робин, не спуская с виноватого лица Марианны холодного взгляда, и, усмехнувшись, пообещал: - Узнаешь, и очень скоро!
        - О Робин! - догадавшись, чем он сейчас пригрозил, но все еще не веря в серьезность его угрозы, прошептала Марианна и подняла на него глаза, полные смятения. - Неужели ты и вправду…
        - О Марианна! - передразнил ее Робин. - Что заставляет тебя сомневаться? Ты была предупреждена - и не однажды! - чем заканчивается нарушение моих приказов! Так что ступай к стрелкам и поищи желающего подставить за тебя свою спину под плеть, которую ты сегодня заслужила.
        Марианна тяжело вздохнула, но вдруг глаза ее сузились и впились в Робина. Ни вины, ни раскаяния во взгляде Марианны больше не было. Шагнув к Робину, удивленному такой внезапной переменой, Марианна совершенно бесцеремонно отвела в сторону ворот его рубашки и посмотрела ему в лицо с нескрываемым гневом. Не сказав ни слова, не спросив разрешения уйти, она стремительно вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Робин внимательно посмотрел на себя и увидел на груди след, оставленный страстным поцелуем минувшей ночью. Сначала он нахмурился от досады, но через мгновение беззвучно рассмеялся. Услышав приближающиеся к двери летящие легкие шаги, он тут же вернул лицу серьезное выражение и, сложив руки на груди, стал ждать продолжения.
        Оно не замедлило последовать. Дверь распахнулась, и Марианна, влетев в комнату, подошла к Робину и протянула ему свернутую плеть.
        - Держи! Ничью спину вместо своей я искать не буду! Здесь или перед лагерем, чтобы все видели, чем чревато ослушание тебя?
        Глаза Робина потемнели от гнева. Выхватив из рук Марианны плеть, он швырнул ее в сторону и схватил Марианну за плечи.
        - Ты в своем уме?! Как ты посмела думать, что я ударю тебя или позволю сделать это кому-либо?!
        - Что за игры в благородство?! - с не меньшим гневом воскликнула Марианна. - Тебе же хватило стыда провести эту ночь с женой погибшего друга?! А я, наивная, вчера распекала ее за то, что она усомнилась в твоей чести! Оказывается, напрасно: ты не имеешь о чести ни малейшего представления!
        - Что ты сказала? - очень тихо спросил Робин, не сводя с Марианны ледяных глаз. - Ну-ка, повтори!
        Она попыталась вырваться, но он с силой прижал ее спиной к стене так, что она не могла даже пошевелиться.
        - Повтори, - снова предложил он, глядя на нее с нескрываемой угрозой. - Ты только что отказала мне в самом представлении о чести. Я не ослышался?
        Марианна попыталась всем телом сдвинуть его с места, но оказалась еще теснее зажатой между ним и стеной. Настолько тесно, что грудью почувствовала биение его сердца. Судорожно вздохнув, она заглянула Робину в глаза и попросила:
        - Отпусти меня! Пожалуйста! Забудь то, что я сказала.
        - Отпустить? Сначала ты оскорбляешь меня, а потом просишь отпустить тебя и забыть то, в чем ты меня обвинила? - он холодно улыбнулся. - Нет. Сначала ответишь за оскорбление. Будь ты мужчиной, я бы потребовал твоей крови. Но поскольку ты женщина, то плата с тебя будет соразмерной.
        Глядя в ее ставшие испуганными глаза, Робин обхватил ладонью ее подбородок и внезапно прильнул губами к ее губам. Марианна от неожиданности вскрикнула, попыталась вырваться, но безуспешно.
        - Пожалуйста, не надо! - прошептала она, но тем самым лишь приоткрыла губы его губам.
        Он не замедлил воспользоваться ее оплошностью, закрыв ей рот глубоким поцелуем. Протестуя против собственной беспомощности, Марианна вдруг почувствовала, что губы Робина стали ласковыми, как когда-то прежде. И так же, как раньше, он осыпал ее губы крохотными, невесомыми поцелуями, которые слились в новый долгий поцелуй. Ее голова закружилась, она забыла обо всем и ответила ему тоже с прежней нежностью и лаской. Она не заметила сама, как прижалась к груди Робина, как сомкнула руки у него на шее, как погрузила пальцы в его темные мягкие волосы. Лишь бы он целовал и целовал ее!
        Но поцелую все-таки пришлось оборваться, и Марианна, в глазах которой еще не развеялся дурман, увидела совсем близко глаза Робина - ясные, очень внимательные, ничуть не затуманенные страстью. Она мгновенно пришла в себя и поняла, что он давно перестал удерживать ее, а вот она, напротив, тесно прильнула к нему.
        - Тебе по-прежнему нравятся мои поцелуи? - тихо спросил Робин, и уголки его рта дрогнули в едва заметной улыбке.
        Марианна отпрянула и вскинула руку, намереваясь дать ему пощечину, но Робин перехватил ее за запястье и, не отводя пронизанных смешинками глаз, поцеловал ее ладонь с изысканной любезностью.
        - Леди, я восхищен пылкостью, с которой вы мне отвечали! - сказал он, уже не скрывая улыбки, в которой она угадала его обычную уверенность победителя.
        Возмущенно фыркнув, она попыталась вырвать руку, но он не выпустил.
        - Разве мы не в расчете за оскорбление, которое я тебе нанесла? - осведомилась Марианна.
        - В полном расчете, моя леди! - подтвердил Робин и, заметив в ее глазах гнев, разжал пальцы, сомкнувшиеся вокруг ее запястья.
        Она отскочила от него, а он, забавляясь переполнявшим ее возмущением, радушно указал рукой на кувшин, что стоял на столе.
        - Можешь швырнуть им в стену, - предложил Робин, - раньше тебе это помогало!
        Марианна в ответ дернула плечом и хотела уйти, но Робин остановил ее:
        - Сначала пригладь волосы. И не забудь свою плеть.
        Пока она приводила себя в порядок и оглядывалась по углам, отыскивая заброшенную Робином плеть, он снова наполнил кубок молоком и пил его, неотступно наблюдая за Марианной.
        - Так это ты из-за Мартины вчера отправилась в дозор? - неожиданно спросил он и, когда Марианна в ответ сверкнула разъяренными глазами, сказал: - Мэриан, если тебя это беспокоит, то я не спал с Мартиной. Я уехал из лагеря сразу после того, как уехала ты.
        - Избавь меня от подробностей! - гневно воскликнула Марианна, в упор посмотрев на Робина. - Мне нет дела до того, где и с кем ты спишь! Мне это совершенно безразлично!
        - Это очевидно, - усмехнулся Робин, - твое безразличие просто бросается в глаза!
        Фыркнув, как разъяренная кошка, она наконец отыскала плеть, подняла ее и пошла к двери. Слова Робина застали Марианну на пороге.
        - Три дня ты безвыездно проведешь в лагере. Это тебе в наказание за нарушение моего приказа, - сказал он уже привычным для нее спокойным и властным голосом и, когда она обернулась, предупредил: - Не вздумай ослушаться вновь! Раньше я только пугал тебя карой, понимая, что никогда не отправлю под плети. Но теперь я знаю, как обойдусь с тобой, если ты… - и он опять улыбнулся.
        Она смерила его сердитым взглядом, пытаясь найти достойный ответ, но Робин, глядя ей в глаза, улыбнулся знакомой Марианне чувственной улыбкой. Его взгляд неспешно заскользил по ней, лаская ее с головы до ног. Вспыхнув румянцем, Марианна поспешила убраться из его комнаты, слыша за спиной негромкий смех Робина.
        Глава пятая
        Солнце еще и наполовину не поднялось из-за леса, когда Алан э’Дэйл примчался на взмыленной лошади в лагерь лорда Шервуда. Робин в сопровождении своих стрелков только что вернулся с ночного патрулирования лесных дорог. Расседланные кони стояли возле коновязи, утоляя голод размоченным дробленым овсом. Алан спрыгнул с лошади и, оставив ее на попечение Бранда, торопливо прошел в трапезную.
        - О! Привет, Ирландец! - устало поприветствовал его Вилл, окинул Алана быстрым взглядом и усмехнулся: - Ну и вид у тебя! Словно ты за ночь измерил длину всех дорог графства!
        Ален, поморщившись, провел ладонью по щеке, собирая белесую дорожную пыль.
        - Где Статли?!
        Вилл кивком указал Алану в сторону очага. Там, с явным удовольствием смакуя вино, стоял с кубком в руке Статли, разговаривая с Робином. Лорд Шервуда отстегивал от пояса ножны с тяжелым мечом и от усталости едва слушал, что говорит ему друг. К Статли и бросился Алан.
        - Вилли, наконец-то! Здравствуй, Робин! Вилл, я обыскался вас! Все в Шервуде вас видели, только никто не мог сказать, куда вы потом отправились!
        - Хочешь вина? - спросил Статли, заметив, что Алан сильно взволнован, и, осушив кубок, снова наполнил его вином и протянул Алану.
        Алан нетерпеливо отвел его руку, увлек Статли в сторону и стал ему что-то рассказывать - горячо и торопливо, постоянно оглядываясь на двери трапезной. Пока Алан говорил, Статли, который внимательно слушал друга, нахмурился и помрачнел. Ему передалось волнение Алана, и он, сам того не заметив, выпил вино из кубка, так и оставшегося в его руке. Когда Алан смолк и вопросительно посмотрел на Статли, тот тяжело вздохнул и ободряюще потрепал друга по плечу, раздумывая над его рассказом. Тем временем Робин умылся, взял с плеча Кэтрин полотенце и, вытираясь, подошел к Алану и Статли.
        - Что случилось, Алан? - спросил он, отбрасывая со лба мокрые волосы. - На тебе лица нет.
        - Видишь ли, тут такое дело - его невеста сегодня идет под венец с другим, - ответил за Алана Статли.
        - Вот оно что! - протянул Робин и, посмотрев на хмурого Алана, сказал: - Прими мои соболезнования.
        - Провались ты со своими соболезнованиями! - вспылив, огрызнулся Алан.
        - Ты не так понял, Робин, - поторопился объяснить Статли. - Это не ее решение, ее насильно выдают замуж.
        - Тогда не злись, Алан, - спокойно сказал Робин, устремив на менестреля Шервуда властный взгляд. - Объясни все толком.
        - Прости, Робин, - устало вздохнул Алан и несильно сжал руку Робина в знак извинения за вспыльчивость. - Я сам узнал об этом только вчера. Она приглянулась одному из вассалов Брайана де Бэллона, он отвалил кучу денег брату Элис, и тот со спокойной совестью отдает сестру замуж за старика, которому этой осенью будет пятьдесят восемь лет!
        - Ого! - раздался скептический возглас Вилла, подошедшего к Робину и вставшего у него за спиной. - Такому впору идти в церковь за исповедью перед близким концом, а не вести к алтарю юную невесту!
        - Алан, ведь у тебя в запасе была целая ночь! - с досадой воскликнул Статли.
        Алан невесело рассмеялся: по его усталому виду было ясно, что он провел всю ночь на ногах и в седле и друг напрасно упрекнул его в бездействии. Рыжие волосы менестреля вольных стрелков взмокли от пота, и даже веснушки пропали с побледневшего лица.
        - Ты думаешь, я сидел сложа руки? - с горькой язвительностью осведомился Алан. - Мне удалось увидеться с Элис, и я уговорил ее бежать. Но ее брат подслушал нас и сумел помешать. Оказывается, он заранее заручился помощью и в его доме было с десяток ратников из ноттингемской стражи. Он пригрозил мне, что позовет их, если я не уберусь. И Элис отказалась пойти со мной, испугавшись, что брат исполнит угрозу. А на рассвете ее увезли в дом жениха, и она едва успела передать мне через свою кормилицу, что венчание состоится в полдень.
        - Где? - спросил Робин.
        - В соборе Святого Георгия. Туда приедет сам епископ Гесберт, чтобы лично совершить обряд бракосочетания.
        - Плохо! - нахмурился Джон, давно уже стоявший за спиной Статли. - От собора Святого Георгия до Ноттингема рукой подать!
        - Фу, напугал, медведь! - воскликнул Статли, схватившись рукой за сердце. - Такой здоровенный, а ходит тише муравья!
        Джон довольно ухмыльнулся и перевел вопросительный взгляд на Робина, который, склонив голову, раздумывал, как помочь Алану. Почувствовав на себе взгляд Джона, он поднял голову и улыбнулся.
        - Ничего, Джон, - сказал Робин и несильно хлопнул друга по плечу, - как-нибудь справимся. Покровитель Англии не выдаст своих верных воинов! Алан, дружище, не вешай нос: до полудня еще много времени!
        - Вот-вот! - рассмеялся Хьюберт, сидевший за столом и ловко вертевший в руках длинный нож. - Он до полудня успеет еще сотню раз передумать, и тебе, Робин, придется объясняться с его невестой, когда мы прогоним одного жениха, но не сможем догнать второго.
        Стрелки грянули хохотом. Даже Алан повеселел и улыбнулся.
        - Не передумаю! - заверил он друзей, обведя их заблестевшими глазами, в которых засветилась надежда.
        - А кто твоя невеста? - с любопытством спросил Вилл. - Элис из Хантингстоуна? А, помню, черноглазая плутовка, такая же рыжая, как ты сам!
        - Кстати, премиленькая девица, - отозвался Хьюберт, - только рука у нее больно тяжелая. Помню, как она мне влепила пощечину год назад.
        - А ты бы больше хватал ее! - посоветовал ему Робин, затаив в глазах смешливые искорки, когда Алан гневно посмотрел в сторону Хьюберта.
        - Алан, ты же вздыхал по ней полтора года! - с искренним удивлением воскликнул Джон. - И за все это время не нашел ни одного дня, чтобы отвести девчонку в церковь?
        - Ты думаешь, это так просто? - фыркнул Алан. - Рука-то у нее и впрямь тяжелая! Одно утешение: раз она была так щедра на пощечины мне, хотя влюбилась с первого взгляда, как сама вчера в этом призналась, то и другим от нее достанется, если они позволят себе вольности.
        - Видно, ты был не слишком красноречив, если сумел сговориться с ней только тогда, когда ей стал угрожать брак со стариком, - посмеиваясь, поддел его Робин.
        - Тебе твои чары тоже иногда изменяют! - не остался в долгу вернувший себе былой задор Алан. - Где твоя таинственная красавица? Мы все весной думали, что дело идет к свадьбе! И чем все закончилось?
        - Разлукой, - негромко ответил Робин и, не дав никому времени углубиться в обсуждение уже его сердечных дел, принялся отдавать приказания: - Хьюберт, Дикон, Бранд, отправляйтесь по Шервуду и объявляйте сбор стрелков, кроме дозорных и занятых в патрулях. Пусть подтягиваются к собору Святого Георгия, чтобы быть там не позже, чем за четверть часа до полудня. Кэтти, на тебе праздничный стол. Все женщины в твоем подчинении. Саксонку оставим дома - пусть отсыпается.
        - Пожалуйста, нет, - сказала Марианна. - Мой лорд, я прошу у тебя позволения поехать сейчас со всеми!
        Робин внимательно посмотрел на нее. Прошло две недели с тех пор, как она после трех дней заточения в лагере вернулась к ратным делам. Робин постоянно наблюдал за ней, ожидая, что последует за вспышкой ярости, причиной которой послужила ревность. Но ожидание оказалось напрасным. Марианна замкнулась в себе, не искала общества Робина, и, встречаясь с ней взглядом, он подмечал в ее глазах непроницаемость и безразличие. Сейчас она впервые сама заговорила с ним - до этого дня они разговаривали, только если он обращался к ней.
        - Ты ведь устала, - сказал Робин и провел ладонью по ее плечу.
        Она невольно подалась вслед за движением его руки, и Робин незаметно вздохнул с облегчением. Ее безразличие не было искренним или хотя бы полным.
        - Устала не больше, чем ты и другие, - ответила Марианна, замерев, когда поняла, что его прикосновение отозвалось в ней забытым теплом.
        - Хорошо, - согласился Робин, нехотя убрав руку с ее плеча, и посмотрел на друзей: - Что ж, ребята, выспаться нам не удастся, зато попируем за свадебным столом! К собору Святого Георгия!
        К полудню в соборе собралось много народа посмотреть на богатую свадьбу. Под сводами стоял несмолкаемый гул: все вполголоса переговаривались, обсуждая жениха и невесту, неприветливость которой к будущему супругу была замечена всеми. Кто-то недвусмысленно предсказал судьбу этого брака, вызвав сальной шуткой одобрительные смешки. Невеста, наряженная в роскошное платье, постоянно пыталась отвернуться от жениха. Но высокий, богато одетый мужчина средних лет, ее брат, то и дело сердито дергал ее за руку, и тогда девушка оборачивалась к жениху и одаряла его таким ненавидящим взглядом, что тот невольно отступал на пару шагов. Все было готово к венчанию, и ждали епископа, который менял дорожный наряд на парадное облачение.
        - Ах ты курочка! - нараспев проговорила одна из женщин, с сочувствием глядя на юную невесту и не смущаясь, что ее слова могут быть услышаны. - Есть ли совесть у твоей родни? Отдать такую молоденькую девчонку такому старому пню!
        Ее бесстрашие осталось безнаказанным: жених не расслышал и половины слов. Потоптавшись, он, подслеповато щурясь, оглядел ту, что посочувствовала невесте, и пробормотал:
        - Плутовка!
        - Чего тебе, трухлявая коряга? - не растерялась женщина под одобрительный смех.
        Старик в растерянности махнул рукой и посмотрел на невесту. Довольная улыбка появилась на его губах, а глаза, подернутые сетью красных прожилок, заблестели маслянистым блеском. Элис нельзя было назвать совершенной красавицей, но отвести от нее глаза было невозможно. Ее кожа была гладкой как шелк и белой как молоко. Алые губы нежны, стан тонок, словно ствол молодой яблоньки, а грудь высока и упруга. От всего ее облика веяло очарованием юности, пленявшим всех мужчин в соборе. Ее большие темные, почти черные глаза были схожи с глазами лани. Огненно-рыжие волосы тяжелым плащом осыпали ее плечи, грудь и спину. Но она была очень печальна. Ее заплаканные глаза беспомощно скользили взглядом по собору, искали, но не находили того, кого искали.
        Голоса смолкли: раздавая благословения, в собор вошел в сопровождении служек епископ Гесберт. Он благосклонно улыбнулся жениху и брату невесты и, оглядев Элис, одобрительно кивнул головой. Едва он подошел к алтарю, как за его спиной раздался оглушительный всплеск голосов, вынудивший епископа обернуться.
        В собор стремительно вошли пять вооруженных стрелков. Зеленый цвет их курток и серебряные знаки на рукавах не оставляли сомнений в том, что вновь прибывшие гости принадлежат к вольному воинству Шервуда. Встретившись взглядом с синими глазами самого лорда Шервуда, епископ невольно почувствовал страх.
        Робин сбросил с головы капюшон и бесцеремонным взглядом окинул собравшихся.
        - Успели! - удовлетворенно сказал он.
        Элис, узнав среди стрелков Алана, радостно ахнула и бросилась к нему, вырвав руку из руки растерявшегося брата. Алан заключил девушку в объятия и крепко прижал к груди.
        - Немедленно вернись к жениху, Элис! - грозно крикнул опомнившийся епископ и бросил разъяренный взгляд на лорда Шервуда. - Сейчас здесь должно начаться венчание! Имей уважение хотя бы к святым обрядам, разбойник! Неужели ты осмелишься помешать мне?
        - Именно! - ответил Робин и обворожительно улыбнулся епископу. - Но вы, милорд, не беспокойтесь за свою драгоценную особу. Ведь вы уже уплатили мне налог в этом году, а я милостив к исправным плательщикам!
        - Зачем же ты явился, проклятый безбожник?!
        - Затем чтобы, как всегда, восстановить справедливость. Подумайте сами, милорд епископ! Юную красивую девушку собираются насильно выдать замуж за старика. А у меня для нее есть молодой и пригожий парень, за которого Элис пойдет охотно и по доброй воле. Ты выйдешь замуж за Алана, Элис?
        Смеющимися глазами Робин посмотрел на прильнувшую к Алану девушку.
        - Спрашиваете, лорд Робин! - с радостной улыбкой немедленно отозвалась Элис.
        - Оставь чужую невесту, безродный ирландский пес! - прошипел брат Элис, с ненавистью глядя на Алана, но тот, обретя уверенность, лишь беззаботно повел плечом.
        - Почему же чужую? - насмешливо спросил он. - Ведь тебе известно, что Элис любит меня и мы с ней дали друг другу слово!
        - И куда вас приведет это слово?! - с бешенством в голосе осведомился брат Элис. - Девчонка еще молода и глупа, но ты-то должен понимать, что рано или поздно окажешься на виселице!
        - Прикуси свой поганый язык! - зло сверкнула глазами Элис, крепко сжимая руку Алана. - Не то я заставлю тебя пожалеть о твоих словах, братец!
        - Прекратите перебранку - вы в соборе, а не на ярмарке! - повысил голос Робин и обратился к епископу: - Итак, милорд, мы заберем Элис с собой и заодно избавим этого почтенного старца, - и Робин указал подбородком на испуганного жениха, - от излишних хлопот: следить за молодой женой. Ты согласен со мной?
        Робин посмотрел на жениха, который то доставал из ножен кинжал, то прятал его обратно. Поймав пристальный взгляд лорда Шервуда, старик решительно убрал кинжал и даже передвинул ножны подальше от руки.
        - Полностью согласен, досточтимый лорд разбойник! - поспешно заявил незадачливый жених под общий громкий хохот. - Твой друг и Элис любят друг друга, и если бы я знал об этом раньше, то ни в коем случае не посватался бы к ней. Пусть они будут счастливы!
        - Как вы его напугали! - весело воскликнула пожилая женщина, с удовольствием глядя на трясущегося мелкой дрожью жениха. - Еще немного, и он сам отведет девчонку под венец с твоим другом, лорд Робин!
        - Тогда считаем, что все вопросы улажены! - довольно сказал Робин и с усмешкой покосился на епископа, который в это время что-то шептал на ухо служке. - Милорд епископ, вы давно меня знаете. Собор оцеплен моими стрелками, и никто не выйдет отсюда до тех пор, пока вы не обвенчаете Алана с Элис! Так что не подвергайте напрасному риску жизнь вашего слуги, пытаясь послать его в Ноттингем за помощью!
        Епископ обжег лорда Шервуда злым взглядом и невнятно прошипел очередное проклятие. В подтверждение слов Робина в соборе появилась Марианна с обнаженным мечом в руке и стремительно подошла к лорду Шервуда.
        - Мой лорд, собор оцеплен, посты на дорогах расставлены, - вполголоса доложила она Робину. - Пока все спокойно, опасности нет.
        - Молодец! - с улыбкой похвалил ее Робин. - Из тебя получится отличный военачальник!
        Марианна рассмеялась в ответ и стряхнула с головы капюшон. Епископ бросил в ее сторону взгляд и остолбенел, узнав в стрелке, стоявшем возле лорда Шервуда, Марианну. Забыв обо всем - об опасности для себя, о приготовлении к венчанию, епископ широкими шагами подлетел к Марианне и грозно протянул к ней руку.
        - Как, это вы, леди Марианна?! - прогрохотал его гневный голос на весь собор. - Мало того, что ты язычница и колдунья, так ты теперь еще и разбойница?! Как ты посмела войти в собор в мужской одежде, бесстыдная, непотребная тварь?! Вон отсюда!
        В соборе стало так тихо, что было слышно, как потрескивают свечные фитили. Все взгляды скрестились на Марианне, которая, побледнев от гнева и оскорбления, молча стояла перед епископом, высоко подняв голову и глядя в его рысьи глаза немигающими стальными глазами.
        - Милорд епископ, - раздался не менее громкий ледяной голос лорда Шервуда, услышанный каждым в соборе, - вам надлежало заняться венчанием, а вы пустились в лживые обвинения. Такая ошибка может стоить вам жизни.
        Епископ резко обернулся к нему так, что его парадное одеяние закрутилось вихрем.
        - Не смей угрожать мне, разбойник! - крикнул он, но заметив недобрый блеск, появившийся в глазах лорда Шервуда, невольно понизил голос и заявил с прежней непреклонностью, продолжая указывать на Марианну: - Я и пальцем не шевельну ради того, чтобы обвенчать твоего друга, пока эта ведьма, заклейменная публичной девкой, будет оставаться под сводами собора!
        Два меча - лорда Шервуда и Вилла Скарлета - одновременно вылетели из ножен и нацелились на епископа. Тишину в соборе прорезал женский визг. Испуганная Элис невольно прижала ладонь к губам, не сводя расширенных глаз с шервудских братьев и застывшего перед ними епископа. Внезапно Марианна положила ладони на оба клинка и ровным, глуховатым голосом сказала, не сводя с епископа глаз Морриган, полных презрения:
        - Мой господин! Лорд Уильям! Прошу вас, не будем омрачать этот день Алану и Элис. Мы ведь пришли сюда ради них, а не для того чтобы научить епископа Гесберта учтивости. Это бесполезно!
        Она повернулась и, гордо распрямив плечи и не опуская головы, вышла из собора, провожаемая взглядами, полными любопытства, и перешептыванием.
        - Неужели это и вправду леди Невилл?
        - Я тоже не сразу узнал ее! Разве она ведьма?
        - Неправда, наша госпожа - сама ангел! Епископ клевещет на нее!
        - Не может ведь лорд епископ так солгать? Он назвал ее не только ведьмой, но и девкой!
        - Кто знает, может быть, она спит с лордом Шервуда! А может быть, и не только с ним!
        Когда двери в собор закрылись за ее спиной, спокойствие изменило Марианне. Она подошла к иноходцу, обняла его за шею и прижалась лбом к его голове.
        - Что случилось, Саксонка? - с тревогой спросил Клем, поторопившись подойти к замершей возле коня Марианне.
        - Все в порядке, Клем, следи за дорогой, - услышал он в ответ совершенно спокойный голос.
        Иноходец, фыркая, осторожно высвободился, провел губами по щеке хозяйки, не зная, чем она огорчена, но чувствуя ее огорчение, и утешил Марианну как умел. Она благодарно поцеловала коня в лоб и с трудом проглотила комок, вставший в горле.
        Епископ Гесберт наконец дождался своего часа! Теперь, когда Марианна оказалась отверженной, он не церемонясь высказал все, что думал о ней. Она не слишком удивилась, когда он назвал ее ведьмой и язычницей - он всегда ее считал такой. Но грязное слово, которое он швырнул ей в лицо, разнесенное шепотом по всему собору, оскорбило Марианну до глубины души. Робин, который, не размышляя ни минуты, обнажил меч за ее честь, - что он будет чувствовать, и впредь слыша грязные слова о ней? Теперь она не хотела надеяться, что все-таки не безразлична ему, что в его сердце осталась хотя бы малая крупица прежней любви, как ей показалось утром, когда он так ласково дотронулся до ее плеча и посмотрел на нее тепло, как и прежде.
        Что бы ни говорили Джон и отец Тук, она приняла правильное решение и не должна от него отступать, даже если ее сердце не умерло. Ее всегда будут преследовать подобные шепотки, которые Робин не сможет не услышать. Слишком высоко она ставила его честь, чтобы самой подвергать ее оскорблению! И как она теперь посмотрит в глаза другим стрелкам, которые тоже слышали епископа? Что они станут думать о ней? Наверное, то же, что и Вилл, который в июле без стеснения высказал ей в лицо, кем он ее считает. Удивительно лишь, что сегодня и он обнажил свой меч в защиту ее чести!
        Гулко ударил соборный колокол, и Марианна поняла, что венчание свершилось.
        Когда Алан и Элис оказались в окружении тех, кто спешил поздравить их, Робин снова достал из ножен Элбион и подошел к епископу. Пока длился обряд венчания, Робин был занят единственно тем, чтобы усилием воли придать лицу бесстрастное выражение, хотя в груди бушевала ярость. Он не слышал ни одного слова из брачной церемонии, видя перед собой только глаза Марианны - беззащитные в первую минуту растерянности, потом оскорбленные, непроницаемые, едва она взяла себя в руки и напомнила Виллу и ему о том, ради кого они пришли в собор. Он вспоминал, какой она была прежде, в счастливые дни их любви. Вспоминал, как он нес ее по тайному ходу Фледстана в тот страшный вечер, как разительно она переменилась, когда пришла в себя.
        Робин покусывал губы, лишь бы сдержаться до конца обряда. С трудом дождавшись, когда епископ наконец объявил Алана и Элис мужем и женой, Робин уже знал, как он отплатит за то, что услышала Марианна - от епископа и от других. От слуха Робина не ускользнули перешептывания, которыми провожали Марианну, покидавшую собор гордо, неторопливо, но - Робин не сомневался - с трудом удерживавшуюся от гневных слез. Оскорбление за оскорбление, унижение за унижение - пусть будет так.
        Епископ замер, увидев рядом с собой лорда Шервуда с обнаженным мечом в руке.
        - Что тебе еще надо от меня?
        - Сейчас ты принесешь извинения леди Марианне, - раздельно произнес Робин, устремившись взглядом в черные зрачки епископа. - Принесешь так же публично, как оскорбил ее.
        Губы епископа надменно покривились:
        - А если я откажусь?
        - Тогда я убью тебя.
        - Здесь, в соборе?! Не посмеешь!
        Посветлевшие льдом глаза лорда Шервуда тут же разрешили все сомнения епископа, а движение руки, которым Робин удобнее перехватил эфес меча, уверило в том, что лорд Шервуда поступит так, как обещал. Уступая, епископ опустил глаза и с угрюмой усмешкой пробормотал:
        - Вы нашли себе достойную пару, ваша светлость!
        Робин лишь улыбнулся в ответ жестокой улыбкой и не оборачиваясь окликнул брата:
        - Вилл, сходи за Марианной и приведи ее сюда!
        Поняв Робина с полуслова, Вилл, предвкушая скорую месть епископу, почти бегом покинул собор и отыскал Марианну, которая по-прежнему стояла рядом с лошадьми.
        - Саксонка, перестань обниматься со своим гнедым и иди со мной! - сказал он, взяв ее за руку.
        - Куда? - спросила Марианна.
        Когда она поняла, что Вилл ведет ее обратно в собор, силы, которые были уже на пределе, оставили ее. Она попыталась вырвать руку, а потерпев поражение, стала упираться так, что Виллу пришлось втащить ее внутрь. Оказавшись в соборе среди людей, которые тут же забыли о новобрачных и принялись поедать ее глазами и опять шептаться за ее спиной, Марианна придала лицу выражение высокомерного спокойствия и пошла рядом с Виллом твердым, уверенным шагом. Они остановились в нескольких шагах от епископа и лорда Шервуда, который убрал Элбион в ножны.
        - Ну, милорд епископ? - тихо, с нажимом произнес Робин, не сводя с епископа жесткого взгляда.
        Тот переступил с ноги на ногу и, упорно продолжая смотреть мимо Марианны, с трудом выдавил из себя:
        - Леди Марианна, я приношу вам свои извинения.
        Его слова были едва слышны, и Робин рассмеялся резким злым смехом:
        - Не так тихо, милорд! Твои обличения гремели на весь собор, и сам ты был куда более красноречив, чем сейчас! Повторяй за мной так громко, как только можешь, и молись, чтобы голос тебя не подвел!
        Епископ, то бледнея, то заливаясь пунцовой краской от одолевавшей его бессильной ярости, стал повторять слова, которые ему подсказывал Робин, и голос епископа снова заполнил собор:
        - Я, епископ Гесберт Герефордский, приношу извинения благородной леди Марианне Невилл и объявляю во всеуслышание, что почитаю ее достойной дочерью нашей матери церкви, безмерно восхищаюсь ее добродетелями, с легким сердцем прощаю ей появление в соборе в мужской одежде. Сам я обязуюсь денно и нощно молить Бога о том, чтобы он простил зло, причиненное моим родичем леди Марианне и ее покойному отцу!
        Речь епископа была встречена рукоплесканиями и одобрительными криками. Многие, кто стоял поодаль от епископа, лорда Шервуда и Марианны и потому не видел их лиц, сочли, что епископ говорил от чистого сердца. Среди людей в соборе много было и тех, кто жил во владениях рода Невиллов. Они помнили и любили отца Марианны и ее саму, и им было все равно, искренно говорит епископ или нет. Главное, что он говорит об их госпоже добрые слова и кается в нанесенном ей оскорблении.
        - А теперь, чтобы ваше примирение выглядело полным, протяни леди Марианне свой перстень для поцелуя, - сказал Робин, когда епископ замолчал, и посмотрел на Марианну: - Моя леди, я понимаю, как тебе противно целовать его руку, но прошу тебя сделать это ради своей и моей чести.
        Епископ, стискивая зубы, заставил себя протянуть Марианне руку с перстнем, а Марианна так же заставила себя опуститься перед ним на одно колено и дотронуться до перстня губами, почувствовав при этом, как рука епископа сжалась в кулак.
        - Поднимись, верная дочь церкви! - шепнул епископу на ухо Вилл.
        - Поднимись, верная дочь церкви! - подхватил его слова епископ прежним громовым голосом, но тут же осекся и бросил на Вилла, который не удержался от смеха, самый убийственный взгляд. - С меня хватит унижений!
        - Да, если впредь проявите благоразумие, - ответил Робин.
        Глядя в глаза епископу, он подчеркнуто почтительно подал Марианне руку и вместе с ней и Виллом покинул собор вслед за новобрачными.
        - Я еще сделаю подарок вам обоим - и тебе, и твоей ведьме! - с угрозой пообещал епископ, глядя вслед лорду Шервуда и Марианне. - Клянусь посохом, что потребую лишения сана любого, кто посмеет обвенчать тебя с ней!
        - Решили сами оказать им такую честь? Или опасаетесь, что леди Марианна окажет плохое влияние на нашего лорда?
        Епископ невольно вздрогнул, услышав над ухом голос Джона, встретился с ним глазами и прочитал в них угрозу.
        - Даже не думайте чинить им препятствия! - и Джон выразительно покачал головой. - Благоразумие и сдержанность - самые приличествующие вашему сану добродетели!
        Нагнав новобрачных, Робин обнял Алана и Элис и ласково поцеловал в щеку зардевшуюся девушку.
        - Все, друзья, поехали праздновать вашу свадьбу! - сказал он и, оглянувшись на Статли, крикнул: - Вилли, снимай оцепление и посты! Передай всем благодарность от меня, и особенно от Алана, и вели возвращаться в Шервуд! Алан, если хочешь кого-то пригласить на обед в вашу честь, сделай это сам!
        Не удержавшись, он снова прикоснулся губами к нежной щеке Элис. Алан недовольно притянул юную жену к себе.
        - Считай, что этим поцелуем твое право первой ночи исчерпано! - проворчал он, посмотрев на Робина, и перевел взгляд на Элис: - А ты, бесстыдница, для чего венчалась со мной, если, едва дав брачные обеты, льнешь к Робину?
        - Как же вы мне надоели этим правом! - воскликнул Робин. - Когда я им пользовался? Вы просто завидуете, что я им обладаю, а вы нет.
        - Как раз сегодня им будет обладать Алан, а не ты! - поддразнил брата Вилл, целуя покрасневшую от его шутки Элис. - Поздравляю, малышка! Береги нашего Алана!
        По знаку Робина стрелки сели на лошадей, и через несколько минут возле собора не осталось ни одного человека в зеленой куртке Шервуда.
        - Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? - спросил Робин Джона, который ехал рядом с ним.
        Джон скользнул взглядом по усталому лицу лорда Шервуда и понимающе хмыкнул:
        - Спать - чего же еще?! Два дня и ночь подряд на ногах - я сам готов уснуть хоть сейчас!
        - Угадал! - подавив зевок, признался Робин. - Кажется, я с трудом удержусь в седле до лагеря, а ведь еще будет свадебный обед.
        Джон заметил, как с ехавшей далеко впереди Марианной как бы случайно поравнялся Вилл и сдержал своего коня так, чтобы тот шел вровень с иноходцем. Посмотрев на задремавшего в седле Робина, Джон решительно толкнул его:
        - Давно хочу поговорить с тобой.
        - О чем? - сонно глянул на него Робин.
        - О том, что ты сильно рискуешь проспать Марианну, - сказал Джон и выразительно указал глазами вперед.
        Робин проследил его взгляд и с недоумением посмотрел в раздосадованные его недогадливостью глаза Джона.
        - Почему Вилл едет возле Марианны, Робин?
        - Потому что ты едешь рядом со мной, а Статли развлекает разговорами Алана с Элис.
        - И ты думаешь, что Вилл просто следует твоему приказу охранять Марианну? - Джон усмехнулся и глубоко вздохнул: - Робин, уже половина Шервуда шепчется о том, что Вилл положил глаз на Марианну, и только ты ничего не замечаешь!
        С Робина мгновенно слетел сон. Он выпрямился и более внимательным взглядом посмотрел на брата и Марианну. Те ехали рядом, но в полном молчании, едва замечая друг друга, и Робин недоверчиво покосился на Джона.
        - Наверное, ты не знаешь, что Вилл в первый вечер Марианны в Шервуде предупредил всех, чтобы без твоего разрешения никто и не вздумал к ней подступаться, - продолжал Джон. - Ты в тот момент, кажется, уже вышел из трапезной. Но, боюсь, что сам Вилл решил сделать для себя исключение.
        - Джон, ты сейчас обвинил моего брата в том, что он хочет отбить у меня мою женщину! - предупредил Робин. - Следи за своими словами!
        - А где на ней написано, что она твоя? - немедленно осведомился Джон. - До того как она оказалась в Шервуде, ее видели только Клем, Статли и я с Кэтрин. Никто из нас не обмолвился об этом ни словом из уважения к тебе, зная, как ты не любишь, когда болтают о твоих делах. С тех пор как она оказалась в Шервуде, причин предположить, что она для тебя что-то значит, вообще не было! К тому же ты в первый же вечер на вопрос именно Вилла о вашей помолвке ответил, что помолвка расторгнута. Посмотри на себя, Робин! Ты же безжалостно гонял Марианну по лесу, не давал ей спуску ни в службе, ни в тренировках, нещадно выговаривал ей за промахи и при этом с тем же Виллом спокойно наведывался к прежним подружкам! И теперь ты ждешь, что всему Шервуду будут очевидны твои истинные чувства к ней? - Джон возмущенно хмыкнул. - Бедная девочка сама не знает, что ей думать о тебе. Где уж тут Виллу догадаться о твоих намерениях, если ты сам ему о них не сказал!
        - Бедная девочка! - с не меньшим возмущением воскликнул Робин, которого всерьез обеспокоили слова Джона. - Знал бы ты, какой скандал мне устроила эта бедная девочка, когда…
        - Когда что? - с явным интересом спросил Джон, живо посмотрев на нахмурившегося Робина.
        - Ничего, - отрезал Робин под насмешливое фырканье Джона.
        - Поговори с братом, Робин! - став серьезным, посоветовал Джон. - Мне самому надо было раньше открыть тебе глаза, да я все откладывал. А тебе тянуть с разговором не советую.
        Окружавший тропинку кустарник зашуршал, из него выскочил стрелок в зеленой куртке Шервуда. Бросившись к Робину, он схватил вороного за повод, заставив попятиться.
        - Что случилось, Мэт? - спросил Робин, узнав стрелка.
        - В Шервуде отряд ноттингемских ратников! - с трудом переводя дыхание, ответил Мэт. - Около полусотни! Мы были в первом кругу дозоров, и Гилберт приказал пропустить их, а меня отправил предупредить вас. Они едут прямо вам навстречу!
        - Насколько ты их обогнал? - спросил Робин, окончательно забыв об усталости.
        - Не больше чем на половину мили! - последовал ответ.
        Стрелки окружили лорда Шервуда, ожидая его приказов. Робин быстро посмотрел по сторонам, оценивая расположение. Они только что перешли Трент, оставив за собой широкие луга, раскинувшиеся по обоим берегам реки.
        - Если повернуть обратно, они либо выгонят нас на дорогу, а там может ждать засада, либо перестреляют, - сказал Вилл, встретившись взглядом с Робином. - На лугу нам негде укрыться от стрел.
        - Спешиться! - приказал Робин и оглянулся на Алана, который держал перед собой в седле Элис, испуганно прильнувшую к мужу и переводившую встревоженный взгляд с Алана на лорда Шервуда. - Алан, мы тебя побережем ради твоей жены, поэтому ты останешься с лошадьми и женщинами. Дикон, будешь рядом с Аланом, чтобы прикрыть его, если кто-то из ратников прорвется сквозь нас!
        - Зря мы отпустили остальных стрелков возле собора! - сказал Статли, чертыхнувшись про себя.
        - Ты сегодня особенно крепок задним умом! - огрызнулся на него Вилл, отдавая повод своего коня Алану. - Что толку сожалеть о том, что уже сделано?!
        Не дав Статли времени для достойного ответа, Вилл, выхватив из колчана лук и несколько стрел, положил одну стрелу на тетиву, остальные зажал в зубах и скрылся в кустах возле тропинки. Робин жестами указал стрелкам, кому и где укрыться в засаде, и через несколько минут на лугу не осталось ни души, а вся тропинка была взята под прицел шервудских луков. Сам Робин встал за деревом, воткнул в землю перед собой десяток стрел, а одну положил на тетиву и замер в ожидании цели.
        Из леса показались конные ратники. Когда последний из них миновал естественное укрытие обступивших тропинку деревьев, Робин прицелился в ратника, которого он определил как старшего, и выстрелил. Ратник схватился рукой за стрелу, пронзившую ему грудь, и медленно сполз с седла. Выстрел Робина послужил сигналом для остальных стрелков, и на ратников обрушился шквал стрел. Луг огласило ржание лошадей, которые вскидывались на дыбы, падали, сбрасывали всадников. Ратники ответили беспорядочной стрельбой, не понимая, куда целиться, чтобы поразить невидимых противников.
        Робин делал выстрел за выстрелом, и ни одна его стрела не была истрачена впустую. Заметив, что часть отряда ноттингемской стражи пытается вернуться в лес, чтобы укрыться в чаще, Робин, Вилл и Хьюберт отрезали ратникам путь, обрушив на них новый шквал стрел и выгоняя обратно на луг под прицел оставшихся в засаде стрелков.
        Робин достал из колчана очередную стрелу и выбранился сквозь зубы: она оказалась последней. Отогнав ею одного из ратников от тропинки, ведущей в лес, он опустил лук, чтобы заменить его мечом, но в это мгновение ему в руку легла новая стрела. Обернувшись, он увидел позади себя Марианну, которая держала наготове следующую стрелу.
        - У меня лопнула тетива, - сказала она, - а стрел достаточно!
        Мгновенно сделав выстрел, Робин отпрянул в сторону, увлекая за собой Марианну, и вовремя: едва они, пробежав несколько шагов, укрылись за пригорком, как там, где они только что были, в землю вонзилось пять стрел. Скатившись в неглубокий овраг, Робин втянул туда Марианну так, чтобы она была у него за спиной.
        - Положи колчан рядом со мной, а сама не вздумай даже поднять голову! - приказал он, снова вскинув лук.
        Когда и стрелы Марианны были на исходе, на лугу не осталось ни одного конного ратника. Все они лежали на траве, кого и где настигла стрела. Уцелевшие кони бродили между убитыми.
        Робин убрал лук в колчан, устало прислонился спиной к откосу оврага и с такой же усталостью посмотрел на Марианну:
        - Саксонка, я же велел женщинам остаться в укрытии вместе с лошадьми!
        - Так женщины там и остались - в укрытии вместе с лошадьми, - ответила Марианна, не понимая, за что он опять сердится на нее.
        Заметив в ее глазах искреннее недоумение, Робин рассмеялся и встрепал ее волосы:
        - А то, что из женщин с нами, кроме Элис, была только ты, тебе ничего не подсказало?
        - Я стрелок, а не женщина или лошадь, - пожала плечами Марианна и улыбнулась в ответ на его улыбку. - В другой раз отдавай более четкие приказы, мой лорд!
        Ее серебристые глаза встретились с его синими глазами, и Марианна замерла, не в силах отвести взгляд. Ласково усмехнувшись, Робин провел ладонью по ее щеке, и Марианне даже показалось, что он сейчас ее поцелует. Но Робин отнял ладонь от ее лица и решительно подтолкнул Марианну вверх по склону:
        - Выбирайся из оврага, мой верный соратник. Бой окончен!
        Из зарослей, окружавших тропинку, стали появляться остальные стрелки. Алан и Дикон выводили из леса лошадей. Элис, восседавшая на лошади словно королева, с ликованием махала рукой.
        - Это было здорово! - воскликнула она, обводя всех возбужденными, сияющими от восторга глазами.
        Робин переглянулся с Аланом, и оба рассмеялись.
        - Элис, детка, ты не слишком испугалась? - добродушно спросил Джон.
        - Испугалась! - фыркнул Алан. - Это я боялся, что она испугается и выдаст нас своим визгом, да напрасно! Она только отталкивала меня, когда я пытался пригнуть ее голову пониже, и шипела, что я мешаю ей смотреть! А ты спрашиваешь, не слишком ли она испугалась!
        Стрелки расхохотались, одобрительно глядя на смутившуюся Элис.
        - Значит, твоя жена приживется в Шервуде! - улыбнулся Робин и свистом позвал вороного.
        Марианна, у которой на губах еще играла улыбка, оглянулась, отыскивая взглядом гнедого иноходца, как вдруг заметила, что один из ратников, которого они приняли за убитого, поднялся на одно колено и нацелил стрелу прямо в грудь лорда Шервуда.
        - Робин!!! - отчаянно закричала она и повисла на плечах Робина, закрыв его всем телом.
        Он мгновенно упал вместе с ней и успел перекатиться и закрыть Марианну собой, когда стрела ратника вонзилась в землю, пригвоздив рукав рубашки Марианны. Тут же выпущенная из лука Вилла стрела пробила ратнику горло, и тот уже непритворно повалился на траву.
        - Ты в своем уме?! - с яростью воскликнул Робин, поднимаясь на ноги, и рывком поднял Марианну, которая пыталась освободить рукав от стрелы, но не успела. Дрогнувшими ладонями он быстро провел вдоль тела Марианны, встав перед ней на одно колено.
        - Ты цела? Не ранена? - севшим от волнения голосом спрашивал Робин, заглядывая в лицо Марианны. - Да отвечай же!
        - Цела, - с трудом выговорила Марианна, чувствуя, как у нее подгибаются колени от внезапно нахлынувшей слабости.
        Не сдержав вздоха облегчения, Робин вскочил на ноги и так резко оттолкнул от себя Марианну, что она упала бы, если бы Джон не успел ее поймать.
        - Сделай так еще раз, и ты будешь сидеть дома взаперти до конца своих дней! - пообещал Робин с несдерживаемым гневом.
        Стрелки сели на лошадей и галопом помчались вглубь Шервуда. Прикусив губу от обиды, Марианна пыталась стянуть разорванный рукав, но в сердцах бросила эти попытки, и края белой ткани стягом взвились вокруг ее тонкой руки. Посмотрев в спину Робина, который ехал далеко впереди нее, она провела ладонью по глазам и услышала негромкий голос Вилла:
        - Плакать собираешься?
        - Нет, - буркнула Марианна, украдкой вытирая о куртку влажную от слез ладонь.
        - Правильно, потерпи до дома, - неожиданно мягко сказал Вилл. - Такая бесстрашная воительница не может разреветься прилюдно.
        Он улыбнулся ей, и она ответила ему недоверчивым взглядом: не так уж часто суровый ратный наставник удостаивал ее добрым словом! Вилл кивнул в сторону Робина и сказал:
        - Не обижайся, что вместо благодарности получила выговор. Он никогда бы себе не простил, если бы ты погибла от стрелы, предназначенной ему. Почему ты закрыла его? - вдруг спросил Вилл.
        - Он мой командир, - ответила она.
        Вилл пытливо посмотрел на нее.
        - И только?
        - Да, - замкнувшись в себе, глухо проронила Марианна.
        - В следующий раз, если подобное случится, делай подсечку тому, в кого целятся, и падай вместе с ним, а не жертвуй собой, - сказал Вилл и, хлестнув коня, умчался вперед к Робину.
        Когда они добрались до лагеря, Джон подошел к Робину, расседлывавшему усталого Воина.
        - Тебе не показалось, что сегодняшняя встреча с ратниками была не случайной? - вполголоса спросил он, привалившись спиной к коновязи.
        Рука Робина, расстегивавшая подпругу, на миг замерла.
        - Я сам всю дорогу об этом думаю! - признался он и слабо пристукнул кулаком по седлу. - И именно там, где нас было уже немного, после того как мы отпустили остальных стрелков. А до того засада на стрелков Статли, потом тебя едва не схватили в Рэтфорде, после - ярмарка в Ноттингеме, и вот сегодня… Ратники шерифа слишком часто стали нападать на наш след, словно им известны наши планы. После ярмарки я поделился сомнениями со Статли, но Вилл лишь отмахнулся, сказав, что нас с ним мог узнать и выдать кто угодно. Может быть… Но с мая словно все задались целью отдать нас в руки шерифа! Нет, Джон, это не может быть ни случайностью, ни совпадением. Кто-то предает нас, доносит о наших планах и делах. И предателя надо искать здесь, в Шервуде. Но кто, Джон?
        - Кто-то из тех, кто уже давно в Шервуде, - ответил Джон и посмотрел в безоблачное небо, сощурив ясные глаза. - Кто не боится, что его могут заподозрить. Может быть, даже кто-то из тех, кто близок к тебе.
        - Вот как? - невесело усмехнулся Робин и, сняв седло, принялся растирать потную спину вороного. - Я ведь тех, кому доверяю безоговорочно, могу по пальцам перечесть.
        - Так пересчитай на досуге! - посоветовал Джон и с досадой воскликнул: - Тем более что это не займет много времени! Мне кажется, что ты кроме себя уже никому не веришь! Почему ты все это время молчал, если тоже заподозрил предательство? Это ведь не шутки, Робин! Если мы с тобой правы, опасность грозит каждому, при этом никто не знает, когда и откуда ее ждать. А ты молчишь, обдумываешь один и никому ни слова не говоришь!
        - Почему я молчал? - Робин шлепком по крупу отправил вороного пастись и повернулся лицом к Джону. - Представь себе, что бы началось, если бы я сказал! Мы бы все начали подозревать друг друга.
        - Друг друга? - усмехнулся Джон, глядя на Робина пристальным взглядом.
        Робин, сдавшись, отвел глаза от всевидящих глаз Джона.
        - Хорошо, - вздохнул он. - Все началось с мая. И я и ты - мы оба знаем, что никто не поверит, что предатель давно в Шервуде. Ты сможешь объяснить, почему думаешь так?
        Помедлив, Джон пожал плечами.
        - Так, чтобы и другие в это поверили, пока еще нет.
        - То-то и оно! И если я объявлю, что в Шервуде предатель, ты знаешь сам, кого обвинят в измене, даже не дав себе труда подумать, так ли это.
        Джон посмотрел на Марианну. Она расседлала иноходца и, смеясь, пыталась увернуться от его мягких губ, которыми Колчан водил по лицу хозяйки, словно целовал ее на прощание. Статли любезно взял оружие Марианны, и она вместе с ним отправилась к широко распахнутым дверям трапезной.
        - Да, ты прав, - вздохнул Джон.
        - Ведь она у нас с мая! - отозвался Робин, тоже не сводивший глаз с Марианны. - Те, кто пришел в Шервуд после нее, в лесу совсем недавно, куда позже, чем нас начали преследовать неудачи! На них думать не станут.
        - А тот шорник из Ноттингема? - напомнил Джон. - Он с сестрой объявился в Шервуде раньше Марианны.
        - Бернард? Пару недель назад я осведомлялся о нем у Эдгара. У парня настолько не ладится дело с мечом, что Эдгар до сих пор не отправил его к Виллу. Стрельбу из лука он одолел, но и только. Зато шорничает с нескрываемым удовольствием. А Эннис, его сестра, не покладая рук трудится по лагерю. Ни он ни она ни разу не покидали не то что Шервуд, но и сам лагерь. Ведь у них и нет никого, кроме друг друга. Нет, Джон. Случись что, Эдгар горой встанет за них обоих. И сомневаться в его ручательстве у меня нет оснований. За девушкой он приглядывал исходя из собственных интересов, за Бернардом - по моему указанию, но и в том и в другом случае его глаза одинаково зоркие.
        - Вот как? Он не удивился твоему приказу особенно пристально наблюдать за новичком?
        - А когда Эдгар чему-нибудь удивлялся? - усмехнулся Робин.
        - Это верно, - согласился Джон и снова вздохнул, шумно, словно ветер пронесся. - Конечно, Марианна не предательница! - сказал он и примирительно поднял руку, заметив, как в глазах Робина вспыхнул гнев. - Не злись, я не хотел сказать ничего обидного для нее. Лишь то, что если ее заподозрят другие, ее не спасет даже твое покровительство! Тот же Вилл немедленно забудет о своей склонности к ней и расправится с Марианной, воспользовавшись твоим отсутствием.
        ****
        Робин и Джон вошли в трапезную и, забыв о тревогах, остановились, изумленно оглядываясь. Длинные столы были накрыты льняными скатертями, уставлены блюдами с разнообразными кушаньями, кубками, украшены кувшинами с букетами цветов.
        - Дамы! - протянул Джон, оглядывая довольно улыбавшихся Кэтрин, Мартину и Клэренс. - Вы просто волшебницы!
        - Мы и спальню для молодых приготовили, - сказала Кэтрин, обнимая Джона и целуя его в щеку. - Фу, как ты пропылился!
        Щелкнув ее по капризно наморщенному носу, Джон ласково улыбнулся и вернул жене поцелуй.
        - Идите мойтесь! Я уже всем приготовила чистую одежду в купальне и воду согрела! У вас не больше двух часов - Элис пока отдохнет, а у нас жаркое подоспеет!
        - Хочешь, я помогу тебе вымыться? - шепотом спросила Мартина, взяв Робина под руку и робко заглядывая ему в глаза.
        Робин насмешливо улыбнулся и высвободил руку.
        - В купальне, где полно мужчин? Ты среди них будешь выглядеть совсем неуместно.
        Найдя взглядом Марианну, он подозвал ее и, приобняв, быстрым шагом повел к купальне, опережая остальных.
        - Пропустим вперед Саксонку! - сказал Робин. - Она одна, а нас много, и я ей сегодня обязан.
        И он посмотрел на Марианну теперь уже не гневным, а теплым и признательным взглядом, под которым она залилась румянцем. Под одобрительные голоса стрелков она первая зашла в купальню, забралась в одну из больших деревянных ванн и стала быстро мыться, благо все еще короткие волосы не требовали особых хлопот. Слыша за дверью нетерпеливые голоса, она так же быстро вытерлась, нашла среди стопок одежды свою и, переодевшись, вышла к стрелкам, которые поспешили занять купальню. За дверью, закрывшейся за ними, раздались смех, веселые голоса и плеск воды, проливавшейся на каменный пол.
        - Дайте помыться! Меня вполне устроит ванна, в которой мылась Саксонка. Она у нас чистюля, вода после нее наверняка осталась чистой, да еще и лавандой пахнет! - услышала Марианна голос Робина. - Хочу хотя бы час поспать, чтобы не уснуть прямо за свадебным столом.
        - Смотри не усни прямо в ванне, а то утонешь, - раздался в ответ смех Вилла. - Одна радость будет тебя вытаскивать - вдыхать благоухание лаванды!
        Марианна улыбнулась и пошла к себе в комнату. Там она расчесала влажные, завивавшиеся в кольца волосы и надела куртку поверх рубашки, впервые пожалев, что у нее нет платья. Ей вдруг захотелось быть красивой, и она знала, кто тому причиной. Месть епископу, ласковый жест, которым он встрепал ей волосы, назвав верным соратником, даже то, что он потребовал себе ванну, в которой осталась вода после ее купания, - как мало надо было для того, чтобы отчаянно захотеть понравиться ему! Лишь бы вновь увидеть в его глазах восхищение, с которым он любовался ею раньше!
        Охваченная этими мыслями, Марианна пришла в трапезную, и первая, кого она увидела, была Мартина - очень нарядная, в шелковом платье нежно-зеленого цвета и с такой же лентой в волосах.
        - Леди, поможете нам? - весело спросила Мартина и оттопырила губу, заметив обычный мужской наряд Марианны. - С вашей помощью мы быстрее управимся! И за мясом вам сподручнее смотреть, а то мы уже нарядились и боимся испачкаться.
        - За себя говори, кто и чего боится. Мы справимся сами, а Марианна пусть отдохнет: она второй день на ногах! - ответила Клэренс и, обняв Марианну, шепнула ей на ухо: - Спасибо тебе за то, что спасла сегодня Робина! И, Мэриан, прости мне упреки! Помнишь, в день смерти Мартина?.. И напыщенные слова, которые я по недомыслию сказала, когда навещала тебя у Эллен, прости тоже!
        Они посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись и впервые за все это время обменялись поцелуем. Когда Марианна вышла из трапезной, Клэренс обернулась к Мартине и очень выразительно, надменно вскинула тонкие брови. Мартина предпочла этого не заметить.
        Сев на траву возле стены, Марианна пригрелась на солнце и задремала. Тяжелая ладонь, легшая на плечо, заставила ее очнуться. Она открыла глаза и увидела Вилла.
        - Почему ты не принарядилась? - спросил Вилл, окинув Марианну взглядом. - Для такой знатной леди, как ты, не слишком много почета присутствовать на свадьбе менее родовитой девушки и уж совсем безродного стрелка?
        Марианна пожала плечами: не признаваться же ему, что у нее попросту нет платья - ни простого, ни нарядного. Не дождавшись ответа, Вилл опустился рядом с ней на траву и накрыл сильной загорелой рукой ладонь Марианны.
        - Ты красивая, Саксонка, - в его голосе снова прозвучала едва заметная мягкость, которая тут же исчезла. - Красивая и злая, как волчица. Посмотри на меня! Почему ты все время отводишь взгляд?
        Марианна, устало вздохнув, высвободила руку из-под его руки:
        - Вилл, отстань от меня!
        - Снова забыла слова Робина? - осведомился Вилл. - Свою гордость, Марианна, следовало оставить во Фледстане. А здесь имеют право говорить он, я и Джон.
        С недобрым блеском в янтарных глазах он смотрел на Марианну, ожидая обычной враждебной вспышки. Но Марианна повернула к нему голову, и в ее серебристых глазах были только печаль и усталость.
        - Вилл, за что ты меня не терпишь? Чем я тебя так сильно раздражаю?
        - Почему же не терплю? Именно терплю! - усмехнулся Вилл. - Не доверяю тебе - так будет правильно.
        - И что же во мне вызывает твое недоверие?
        - Суди сама. Девушка с твоим именем и состоянием вдруг оказывается среди тех, кто отвержен законом и преследуем властями. И не просто оказывается, а хочет стать и становится одной из них! Разве это не вызывает удивление и непонимание?
        - А как же вы сами - ты и Робин?
        Понимая, что она хотела сказать этим вопросом, Вилл пожал плечами:
        - Между нами и тобой есть одно различие: мы с Робином несколько лет жили среди незнатных людей, занимаясь теми же трудами, что и они. Нам понятны их заботы, беды и радости, а ты попала сюда из другой жизни, словно королевская дочь, сбежавшая из дворца в лес.
        - И в этом вся причина твоего недоверия?
        - Нет. Даже не в том, почему ты предпочла Шервуд какой-нибудь женской обители, что было бы более естественным для знатной девицы, нуждающейся в покровительстве и защите. Я достаточно хорошо изучил тебя, Марианна, и прекрасно понимаю, что жизнь в монастыре не для тебя. У тебя слишком независимый и гордый нрав, а сила твоего духа скорее подходит мужчине, чем женщине. Именно эти качества и толкают тебя к оружию. При твоей внешности это довольно забавно, но и только. Дело не в этом. Я часто задумываюсь, что с тобой произойдет, если ты вдруг окажешься в руках шерифа или сэра Гая.
        - То же, что и со всеми, - резко ответила Марианна.
        Вилл с сомнением покачал головой:
        - Не уверен! Даже Кэтрин, которая не брала в руки ничего острее кухонного ножа, не получит от них пощады. А вот ты, наверное, окажешься желанной гостьей, которую слегка пожурят и простят. Это соображение и не позволяет мне доверять тебе полностью.
        - Это всего лишь соображение, как ты сам справедливо заметил, - прохладно сказала Марианна, - для которого нет никаких оснований.
        - Никаких? - Вилл иронично выгнул бровь, с усмешкой посмотрев на Марианну. - А дружба шерифа с твоим отцом?
        - Да, очень крепкая дружба! - невесело рассмеялась Марианна. - Которая закончилась так же, как и вражда сэра Рейнолда с вашим отцом.
        Вилл склонил голову, признавая некоторую справедливость ее слов, но после недолгого раздумья решительно отмел довод Марианны:
        - Нет, Саксонка! Наши отцы сильно отличались друг от друга, и отношение сэра Рейнолда к ним было далеко не одинаковым. Граф Альрик властью и волей связывал его по рукам и ногам, стоял ему поперек дороги, а сэр Гилберт оставался в стороне и ничем не мешал. Сэр Рейнолд сам организовал заговор против графа Альрика, но, я уверен, что против сэра Гилберта он ничего не затевал. А если бы что-нибудь прознал, то даже вмешался бы, чтобы спасти твоего отца.
        - Какой смысл говорить о том, что могло быть, но не случилось? И какое отношение это имеет ко мне?
        - Самое прямое! Вместо графа Альрика сэр Рейнолд получил Робина. От такой перемены шерифу не стало легче. Напротив! Ведь Робин не связан законами - только собственными принципами, при этом он обладает не меньшей властью и уважением, которыми обладал отец. Поэтому сэр Рейнолд ненавидит его столь же сильно, как ненавидел графа Альрика. Иное дело - ты. Не питая неприязни к сэру Гилберту, он и к тебе не испытывает злых чувств даже сейчас. Ну что поделать - заблудшая овечка, которую надо пожалеть и простить!
        - Может быть, ты и прав, но только в отношении сэра Рейнолда, а не Гая Гисборна! - сказала Марианна, сузив глаза при этом имени.
        - Не прав в части Гая Гисборна, который был готов целовать следы твоих ног? - и Вилл недобро рассмеялся. - Ты кого сейчас хочешь обмануть?
        - Я не обманываю, - спокойно ответила Марианна, - просто знаю, о чем говорю, а ты только строишь догадки, исходя из обстоятельств, которые, наверное, имели место. Но эти обстоятельства давно изменились, а вот об этом ты не знаешь.
        - Готов послушать, как они изменились, - тут же отозвался Вилл, внимательно посмотрев на Марианну, но она отрицательно покачала головой.
        - Не готова рассказывать, - и, усмехнувшись Виллу в лицо, она предложила: - попробуй поверить мне на слово.
        - Поверить на слово? - Вилл усмехнулся в ответ. - Это как раз то, что никогда не входило в мои привычки. Жаль, Мэриан! Я хотел бы полностью доверять тебе, ведь ты мне нравишься.
        Ошеломленная неожиданным признанием, Марианна пристально посмотрела в глаза Вилла, но в них вернулась привычная ирония: недобрая и подчас откровенно жестокая.
        - Вилл, - тихо сказала Марианна, тщетно пытаясь проникнуть сквозь непроницаемую завесу в его глазах, - когда у тебя такой взгляд, как сейчас, я начинаю теряться в догадках: что отличает тебя от наемников того же шерифа, которых ты так ненавидишь!
        - Ничего, - спокойно ответил Вилл и, заметив удивление Марианны, рассмеялся: - А! Ты во Фледстане успела наслушаться сказок о добрых и благородных стрелках вольного леса, а теперь удивляешься? Нет, Марианна, мы вовсе не добрые! Даже отец Тук прощает далеко не все и не всегда, что же говорить о нас? Наемники шерифа или Гисборна пытаются убить нас, получая за это деньги от своих хозяев. Мы ответно стремимся убить их, чтобы защитить свою жизнь, ну и заодно отобрать те деньги, которыми им платят за нашу кровь. Это закон нашей жизни здесь. Впрочем, не только здесь, и не только нашей. Да, - вдруг вспомнил Вилл, - еще остается честный люд, который топчется между нами и теми, кто подобен Гисборну! Эти, конечно, готовы благословлять нас, как та Элизабет из Руффорда, когда иной раз никто, кроме нас, не может помочь их бедам. В нас эти честные люди, - Вилл так презрительно произнес эти слова, что они прозвучали ругательством в его устах, - видят ту старую добрую Англию, по которой еще привычно тоскуют. Но на самом деле они уже притерпелись к новым порядкам и им проще подчиниться, чем продолжать
сопротивляться. Ты ведь знаешь, что любой из них может убить любого из нас совершенно безнаказанно, потому что мы вне закона. И не только убить, но и получить награду за нашу смерть! Так как же им верить, Саксонка, и как их любить, если они не верят нам и боятся нас? Ведь мы вносим так много беспокойства в их мирную жизнь - тихую, жалкую, беспросветную жизнь!
        Вилл еле слышно выругался и несильно пристукнул сжавшейся в кулак рукой по колену, обжигая Марианну невидящим, устремленным вглубь себя взглядом.
        - Вот мы и щелкаем зубами на всех, словно волки. А где ты встречала добрых волков?
        - Робин… - хотела возразить Марианна, но Вилл, не дослушав, расхохотался:
        - Робин?! Девочка! Чем отличается вожак волчьей стаи от прочих волков? Тем, что он умнее, сильнее, но и только. Робин точно такой же, как все мы. Ты же знаешь, кто он. Значит, понимаешь, как многого он лишился в свое время! А после смерти отца он ни одного дня не жил в полной безопасности. Все время настороже, все время наготове отразить нападение - только это его и спасало от смерти. Ты пробовала годы каждый день и каждую ночь жить так, словно они последние?
        Насмешливо посмотрев на Марианну, Вилл еле слышно вздохнул:
        - И ты теперь такая же, Саксонка! Не приукрашивай себя.
        Он замолчал, отвернувшись от нее, и, закрыв глаза, подставил лицо ласковым солнечным лучам. Марианна искоса посмотрела на его гордый профиль и, повинуясь неожиданному порыву, спросила:
        - Вилл, ты до сих пор тоскуешь по жене?
        Глаза Вилла тут же открылись. Он долго смотрел вдаль, потом повернулся к Марианне и, глядя в ее полные сочувствия глаза, негромко спросил:
        - А что ты знаешь о ней?
        - То, что она погибла в огне вместе с маленькой дочерью.
        Вилл снова отвернулся и долго молчал. Его янтарные, обычно жесткие глаза смягчились, в них проступила горечь. На красивом мужественном лице Вилла появилась печать внезапной усталости, и оно вдруг показалось Марианне совсем молодым и не защищенным обычной броней хладнокровной уверенности.
        - Я не видел ее смерти, - тихо сказал Вилл. - Ей удалось спасти Дэниса - нашего сына, а выбраться сама она не успела: провалилась крыша. Мне до сих пор снится, как она мечется по охваченному огнем дому и зовет меня на помощь. Но я не слышал ее, не видел, что мой дом горит. Я был уверен, что она с детьми в лесу, в безопасности.
        - Где же был ты?
        - Сражался с ратниками шерифа, отгоняя их от Робина. Его к тому времени ранили, он лежал за моей спиной, и я думал, что он убит. Но даже к его телу подпустить этих псов было для меня невозможно, недопустимо!
        По его горлу прокатился еле слышный сдавленный рык. Отрешенный взгляд Вилла целиком погрузился в тот далекий день.
        - У меня сломался клинок, и я решил, что настал конец. Но по приказу сэра Гая меня не зарубили мечом, а начали избивать, пока не сочли мертвым, бросив, словно падаль. Я очнулся через несколько дней в Шервуде у Статли и только потом узнал от Джона, что моя жена погибла и как она умерла. Элизабет!..
        Вилл произнес имя погибшей жены очень тихо, но с такой нежностью и глубоко затаенной тоской, что у Марианны невольно пресеклось дыхание. Вилл вздохнул и, низко склонив голову, прилег лбом на сомкнутые руки. Марианна пожалела, что неосторожным вопросом растревожила его душевные раны, о глубине которых она и не подозревала. Мягким касанием она сочувственно дотронулась до его руки. Вилл поднял голову, посмотрел на Марианну и, ответив ей легким пожатием, с усмешкой сказал:
        - Жалеешь меня, Саксонка? Не надо! Моя печаль не стоит и сотой доли страданий Лиз. Пока я был в беспамятстве, друзья похоронили и ее, и малютку дочь. И знаешь, я был им в душе благодарен, хотя они исполнили мой, а не свой долг.
        - Они исполнили свой долг перед тобой, Вилл, - ответила Марианна, сопереживая его страданиям, которые были так же свежи, как в тот день, когда он узнал о смерти жены и дочери, и сжала его пальцы.
        Вилл посмотрел на Марианну с грустной усмешкой и в ответ на ее пожатие благодарно поднес ее руку к губам.
        - Спасибо тебе за эти слова. Наверное, ты права. Не знаю, что бы со мной сталось, если бы я увидел Элизабет мертвой! И все же это был мой долг, - весь облик Вилла выразил непреклонность, - а я не исполнил его.
        - Ты любил ее? - спросила Марианна и по взгляду его прищуренных глаз, устремленных к ее лицу, подумала, что он не захочет отвечать на этот вопрос.
        Но Вилл ответил:
        - Любил. Но понял это, только потеряв Элизабет. Когда мы жили с ней, любила она, а я принимал ее любовь как нечто должное, не подлежавшее сомнению. Я встречался с ней, потом спал, но даже не думал жениться, пока она не забеременела, - Вилл печально улыбнулся. - Я просто не мог бросить Лиз, оставив ее одну с моим ребенком. Как сейчас вижу ее глаза, когда она призналась мне в беременности: робкие, ожидающие, заранее покорные любому моему решению… Я сказал ей, чтобы она ничего не боялась, что мы обвенчаемся, и как же она была счастлива! Но тогда мне казалось, что я всего лишь исполнил свой долг, и не более. А когда ее не стало, я понял, что любил ее, как любят воздух: дышат, не замечая его, а когда его нет - умирают. Потом я постоянно думал о том, как бы я мог любить мою Элизабет, если бы раньше открыл свое сердце себе и ей! Но ничего уже нельзя было исправить, ничего! Лиззи была неизменно весела и ласкова, никогда и ничем не показывая, что моя сдержанность огорчала ее. После ее гибели, перебирая каждый день жизни с ней, я осознал, как огорчал ее, не сказав ни единого слова любви. Но Элизабет слишком
сильно любила меня и ни разу не то что не упрекнула, а даже не дала понять, что ей были нужны эти слова, что без них она все время сомневалась, любил ли ее я. Вот так я все понял, Марианна, но уже ничего не смог исправить. Нет ничего больнее, чем опоздать, Саксонка, поверь мне!
        После минутного размышления Марианна сказала, глядя в глаза Вилла:
        - Ты ведь был обвенчан с ней. Значит, при венчании обещал Элизабет любить и беречь ее. Если ты потом и не говорил о любви, то в церкви ты все равно признался в ней.
        По губам Вилла пробежала грустная усмешка:
        - Брачные обеты! Слова, сложившиеся в ритуальные фразы за много веков. Их говорят все брачующиеся, едва ли задумываясь о смысле этих слов.
        - Но не ты! - с глубокой убежденностью возразила Марианна. - Я уверена, что ты говорил то, что чувствовал, и Элизабет не могла не заметить этого!
        - Ты уверена! - повторил Вилл, не сводя с Марианны задумчивого взгляда. - Уверена, хотя знаешь меня от силы четыре месяца. Любопытно, Саксонка! Ты сейчас, сама того не подозревая, очень многое в себе открыла для меня.
        - Что например? - не поняла Марианна.
        - То, что ты веришь в эти слова и не считаешь их обычным условием обряда венчания, - усмехнулся Вилл.
        Стремясь избежать продолжения разговора о себе самой - а взгляд Вилла из задумчивого стал острым и испытующим, как тогда, когда он пожелал узнать, почему она закрыла Робина от стрелы, - Марианна спросила:
        - Как Элизабет оказалась дома, если ты отправил ее из Локсли и был уверен в том, что она в безопасности?
        Взгляд Вилла утратил опасную остроту. Он болезненно поморщился и глубоко вздохнул:
        - Она всегда слушалась меня, никогда не шла против моей воли. Но в тот день подруга уговорила ее не уезжать далеко от селения, остаться на окраине леса: вдруг кого-то из нас ранят и понадобится помощь. Безрассудная затея! Даже если бы так и случилось, они ничем не смогли бы помочь, не сунувшись в самое пекло сражения. Но Лиз поддалась на уговоры и впервые в жизни ослушалась меня. Они остались, и для них это плохо закончилось: они нарвались на ратников, которые брали селение в кольцо.
        Марианна поняла, кто был подругой Элизабет, - она хорошо помнила рассказ Джона.
        - Увидев двух молодых и совершенно беззащитных женщин, ратники решили помедлить с выполнением приказа сэра Гая и немного развлечься. Элизабет удалось вырваться от них, и она погнала повозку обратно, куда возвращаться было нельзя. Но там был я, наш дом, а Лиззи, увидев, что ратники делают с подругой, наверное, пришла в полное отчаяние, - тихо говорил Вилл. - Трое ратников бросились за ней в погоню. Она успела вместе с детьми вернуться домой, закрыла дверь и даже заставила ее изнутри сундуком, чтобы ратники не смогли ворваться внутрь. Конечно, они без труда справились бы с дверью, но им пришла в голову другая затея. Они заперли дверь снаружи и подожгли дом. Элизабет оказалась в ловушке. Ох, как же часто я думал о том, что лучше бы она осталась с подругой в лесу!
        Вилл замолчал, устремив вдаль взгляд жестко прищуренных глаз. Марианна, услышав последнюю фразу, с неверием посмотрела на Вилла и дотронулась до его руки. Он обернулся к ней и вопросительно приподнял бровь.
        - Ты понимаешь, чем бы для нее обернулось промедление? .
        - Конечно! - с горькой усмешкой ответил Вилл. - И я знаю, чем для нее обернулось бегство.
        - И если выбирать, неужели бы ты выбрал для нее… - Марианна не договорила, замолчала, не сводя глаз с янтарных глаз Вилла, в которых полыхнул яростный огонь.
        - Я выбрал бы для нее жизнь, и принял бы Элизабет любую. А ты уверена в том, что возможно иначе?
        По его взгляду она поняла, что он вновь сумел из ее слов узнать что-то о ней самой. К счастью для Марианны, она оказалась избавленной от необходимости отвечать: к ним торопилась Кэтрин.
        - Вот вы где! Пора за стол! Все собрались, только вы пропали.
        Вилл вскочил на ноги и подал руку Марианне. Увидев, как они вместе вошли в трапезную, Джон выразительно толкнул локтем сидевшего рядом с ним Робина. Но Вилл, отвернувшись от Марианны и словно забыв о ней, занял свое место по правую руку Робина, а Марианна ушла за другой стол и села возле Клэренс.
        Когда Алан и Элис заняли место во главе стола, Статли поднялся с кубком в руке и, подождав, пока все смолкнут, громко и торжественно провозгласил:
        - Алан, тебе досталась в жены замечательная девушка! Как твой самый близкий друг, я желаю тебе не огорчать Элис большим количеством ран, редкими подарками и слишком поздними возвращениями!
        - Объявим по всему графству, что Алан по случаю женитьбы теперь будет ночевать в своей постели, - фыркнул Вилл, - а потому все, кто желает отдать Алану серебро и даже золото, должны ждать до утра и не беспокоить его по ночам, если не хотят иметь дело с его женой.
        За столами грянул хохот. Статли тяжело вздохнул и с укором посмотрел на Вилла:
        - Опять не удержал свой язык? Видит Бог, иной раз я понимаю отца Тука, когда он обещает его отрезать!
        Вилл, посмеиваясь, склонил голову, всем видом выражая самое искреннее раскаяние.
        - Теперь я сбился с мысли, - проворчал Статли, - и пусть молодые поблагодарят за это Скарлета. Ладно! Алан, Элис, мы пьем за ваше здоровье. Да пребудут с вами вовек любовь и согласие!
        И он в несколько глотков осушил кубок под одобрительные возгласы стрелков.
        - Вот самая славная застольная речь из тех, что мне доводилось слышать! - рассмеялся Робин и, когда опустевшие кубки вновь наполнились вином, встал, подняв свой кубок: - Здоровье храброго Алана и прекрасной Элис! Пусть их союз будет долгим, а потомство - многочисленным и крепким!
        Пожелание лорда Шервуда было подхвачено другими стрелками, и даже Алан, не говоря уже о смутившейся Элис, покраснел от напутствий, посыпавшихся на новобрачных. По мере того как увеличивалось количество выпитых кубков, за столами усиливался шум голосов. Алан, не обращая внимания на царившее вокруг веселье, обнял Элис и что-то нашептывал ей, а она не сводила с него любящих и счастливых глаз. Кэтрин затеяла перемену блюд, Мартина принялась помогать ей, а Клэренс остановил Вилл. Склонившись к сестре, он шепнул несколько слов, от которых Клэренс разрумянилась и, благодарно посмотрев на старшего брата, поспешила встать из-за стола и заняла его место между Статли и Робином. Статли тоже оживился и забыл обо всем, когда нежная и тонкая рука Клэренс невзначай легла на стол рядом с его рукой.
        Отослав этой уловкой сестру, Вилл сел рядом с Марианной, наполнил ее и свой кубок и, повернувшись к Марианне, посмотрел ей в глаза:
        - Откровенность за откровенность, Саксонка?
        - Что ты хочешь узнать? - спросила Марианна, принимая от него кубок.
        - Историю твоего клейма, - сказал Вилл, пристально глядя на нее - побледневшую от его вопроса.
        Марианна хотела ответить резкостью или промолчать: слишком часто упоминалось сегодня ее клеймо. Но янтарные, источавшие солнечный свет глаза Вилла были полны напряженного ожидания. В них не таилось и тени обычной иронии. И Марианна поняла, что ее ответ почему-то очень важен для Вилла.
        - Я любила, - решившись, с трудом проговорила Марианна, не опуская глаз, - очень сильно любила одного человека. Но был и другой, который захотел взять меня в жены против моей воли. Несмотря на неоднократные отказы, полученные и от меня, и от моего отца, он решил воспользоваться своими связями и обратился к принцу Джону за приказом, которым принц повелел бы моему отцу отдать мою руку этому человеку.
        - Этот другой человек носит имя Роджера Лончема? - внезапно прервал ее Вилл.
        Марианна невольно вздрогнула, услышав ненавистное имя.
        - Откуда ты знаешь? - отрывисто спросила она, впившись глазами в Вилла.
        - Сначала не знал, но потом догадался, - ответил Вилл, не спуская с Марианны внимательного взгляда, и едва заметно усмехнулся. - У меня есть умение складывать мозаику из разрозненных частей. Так что было дальше?
        - Узнав, что у меня есть возлюбленный, Лончем рассвирепел и заклеймил меня позорным клеймом, - коротко ответила Марианна, опустив все подробности своей истории.
        Вилл подождал продолжения, но понял, что Марианна не намерена больше говорить ни слова. Пригубив кубок, он сказал:
        - Попробуй, Саксонка. Вино, что я тебе принес, самого отменного вкуса.
        Марианна сделала маленький глоток. Последовавший вопрос Вилла, заданный негромким, казалось бы, безразличным тоном, заставил ее поперхнуться.
        - Лончем изнасиловал тебя?
        Марианна долго не могла откашляться. Вилл с усмешкой похлопал ее ладонью по спине и, когда она отдышалась и подняла на него потемневшие глаза, пояснил:
        - Ты слишком сильно испугалась меня той ночью. Не просто испугалась, а безоговорочно поверила, что я возьму тебя силой, и даже была готова к этому. Вначале я решил, что ты так испугалась потому, что никогда не имела дела с мужчинами, ни с кем не делила постель. Но потом я увидел твое клеймо, а утром ты сказала… Я долго размышлял над случившимся и понял, что все объясняется одним: тебе уже довелось столкнуться с насилием.
        - Да, ты все понял правильно, - глухо ответила Марианна и одним глотком осушила половину кубка.
        - Не делай так! - сказал Вилл и отобрал у нее кубок. - Я не хочу, чтобы ты опьянела.
        Помолчав, он побарабанил пальцами по столу и незначащим тоном спросил:
        - Где в это время был твой любовник и почему он не защитил тебя от Лончема?
        Скулы Марианны вспыхнули багровым румянцем. Заметив, как сузились ее глаза, Вилл невесело рассмеялся:
        - Не смотри на меня волчицей! Проще простого понять, почему Лончем решил ославить тебя! Как еще он мог узнать, что ты отдала свою девственность другому, если бы не овладел тобой? И как он мог это сделать, если не применил силу?
        Марианна, напряженно застыв, упрямо молчала, крепко сжав губы. Но ее молчание красноречивее слов подтверждало правоту Вилла. Вилл тяжело вздохнул и погладил Марианну по руке.
        - Самое подлое, что есть в жизни, это грубое утверждение мужской силы над женщиной, которая совершенно беспомощна, если мужчина пользуется силой всерьез, - сказал он, и сочувствие в его голосе разомкнуло губы Марианны.
        - Клеймо он поставил и обрезал мне косы лишь для того, чтобы выплеснуть так хоть часть своей ярости, - сказала она. - Потом он хотел казнить меня, но Робин увез меня из Фледстана в Шервуд и спас от смерти.
        Вилл довольно хмыкнул.
        - Меня всегда поражало в Робине редкостное умение оказываться в нужном месте в нужное время. Главное, как просто звучит: увез и спас! Словно он приезжал во Фледстан в гости и забрал тебя в качестве подарка!
        - Что-то похожее и произошло, - бесстрастно ответила Марианна.
        Вилл долго смотрел на ставшее спокойным лицо Марианны, потом спросил:
        - Что за дела связывали Робина с твоим отцом? Он вырезал ратников Лончема ради того, чтобы похоронить сэра Гилберта, спас тебя, дал приют, вместо того чтобы отправить тебя к родне в Уэльс. До этого он приказал всему Шервуду оберегать тебя. Почему, Марианна? Выполняя долг в силу вашей давней помолвки или здесь кроется что-то еще?
        Он ничего не знает и даже не догадывается, вдруг поняла Марианна. И в ее первый вечер в Шервуде Вилл спрашивал Робина, сохраняет ли силу его с Марианной помолвка, подразумевая то, первоначальное обручение. Ну правильно! Ведь он в тот день говорил о таинственной подруге лорда Шервуда, как если бы эта подруга и Марианна были разными женщинами. Оказывается, Робин сохранил в тайне былые отношения с Марианной даже от брата. В то же время для самой Марианны явилось неожиданностью, что именно Робин позаботился о том, чтобы тело ее отца было достойно погребено. Сам Робин не обмолвился о своем участии в этом ни словом, так же как и о том, что он был во Фледстане и чем его поход закончился для ратников Лончема. Если бы не Джон, она бы до сих пор ни о чем не знала.
        - Ты умеешь складывать мозаику, вот и складывай, - с усмешкой предложила она Виллу. - Робину не понравится, если я начну откровенничать о его делах, о которых он предпочел умолчать.
        - Что ж, разумно, - нехотя одобрил ее ответ Вилл и настойчиво повторил: - Так что же стало с твоим любовником? Он погиб, защищая тебя, или смалодушничал и отказался от тебя, узнав, что ты обесчещена?
        Заметив смятение Марианны, вызванное его откровенным вопросом, Вилл улыбнулся и накрыл ее руку своей:
        - Мы же взрослые, Саксонка, и должны называть вещи своими именами. Если ты думаешь, что, избегая воспоминаний о случившемся с тобой, ты сумеешь жить так, словно ничего не было и в помине, то ошибаешься. Но ты так и не ответила на мой вопрос.
        - Он не погиб и не отказывался от меня. Это я отказалась от него.
        - Почему?
        В ее глазах замерцала стальная завеса, и Вилл понимающе усмехнулся.
        - Потому что любовь должна идти об руку с достоинством, - ответил он за Марианну, - а ты больше не считала себя достойной. И он согласился с твоим отказом! Или попросту больше не искал встреч с тобой. Так?
        - Не так, но это неважно, - сказала Марианна, пытаясь высвободить руку, но Вилл не позволил.
        - Подожди, я не все сказал. Самое главное: во всей твоей истории мне меньше всех нравится твой друг.
        - Я не позволю тебе судить его, - спокойно и твердо ответила Марианна.
        - Значит, ты все еще любишь его! - понял Вилл и, улыбнувшись очень недобро, сказал со всей резкостью: - Тогда послушай меня! Тебя спас Робин. Он же дал тебе убежище, пошел навстречу твоему странному желанию стать вольным стрелком, хотя я считал и считаю это желание блажью. Робин знает, что с тобой произошло?
        - Да, знает, - нехотя ответила Марианна.
        - Тогда мне понятно, почему он разрешил тебе нести ратную службу наравне с нами, - задумчиво сказал Вилл, но не стал пояснять Марианне смысл своих слов. - Слушай дальше! Робин уделяет тебе столько времени, сколько никому никогда не уделял. Он безустанно опекает тебя, делает поблажки и прощает промахи, которые не спустил бы даже мне или Джону. Тебе не кажется, что все, что я перечислил, должен делать не Робин, а твой возлюбленный, если он хоть немного любил тебя?
        - Ты думаешь? - Марианна внимательно посмотрела на Вилла.
        - Уверен!
        Почувствовав, как скулы потеплели от румянца, Марианна поспешно отвернулась от Вилла, чтобы не выдать себя окончательно под его проницательным взглядом.
        - И ты в этом уверена, - торжествующе сказал Вилл, неотрывно наблюдая за Марианной. - Пусть тебе неприятно так думать, но это к твоему же благу. Ты наконец сделаешь шаг к освобождению от любви, в которой тебя предали. Поверь, тебе нет смысла хранить в сердце чувство, от которого твой возлюбленный сбежал как последний трус.
        Новые славословия новобрачным Алану и Элис отвлекли их от разговора. Подняв кубки, Вилл и Марианна присоединились к поздравлениям молодой чете. Элис, блестя ласковыми черными глазами, с нежностью посмотрела на Алана, а тот с такой же нежностью поцеловал ее в щеку.
        - Потерпи, Алан! У тебя впереди целая ночь и вся жизнь! - со смехом воскликнул Статли, украдкой пожимая руку Клэренс.
        - Алану с Элис можно только позавидовать, Статли не сводит глаз с Клэренс, - вздохнул Вилл и, бросив взгляд на Марианну, неожиданно предложил: - Саксонка, почему бы нам не провести эту ночь вместе?
        Марианна непонимающе посмотрела на Вилла, подумав, что он пошутил. Вилл ответил взглядом, которым подтвердил, что предложение сделано абсолютно серьезно.
        - Зачем?! - только и смогла сказать она в ответ.
        - Просто так, - улыбнулся Вилл, - а потом посмотрим. К чему загадывать надолго, если жизнь может закончиться прямо завтрашним утром? Ты мне нравишься, я не вызываю в тебе отвращения, хотя и сильно раздражаю иной раз. Вполне достаточно, на мой взгляд.
        Не сводя с нее глаз, он сделал глоток из кубка и несильно сжал ее пальцы.
        - Я хочу тебя, Марианна, - спокойно сказал Вилл, но в его глазах полыхнуло пламя, а потом такое же пламя перешло в его голос. - С той самой ночи я только и думаю о тебе. Тогда меня удержало одно лишь уважение к твоей невинности, в которой я сначала не усомнился. Если бы я сразу понял, что это не так, уже в ту ночь не выпустил бы тебя из объятий.
        - Не выпустил бы против моей воли? - враждебно осведомилась Марианна.
        - У тебя тогда ее не было, - с необидной снисходительностью возразил Вилл, - слезы временно лишили тебя всякой воли. А утешить женщину после того, как она рыдала на твоей груди, - слишком простая задача! Ты уступила бы мне, сама того не заметив.
        - Ты достоин похвалы за то, что не воспользовался моей минутной слабостью, - холодно заметила Марианна.
        - Возможно. Но сам я себя потом не хвалил, а жалел, что не воспользовался.
        Его голос, понизившийся до страстного жаркого шепота, потихоньку пробивал брешь в самообладании Марианны - так же незаметно, как солнечные лучи растапливают ледяной покров. Марианна покачала головой и вскинула ладонь между лицом Вилла и своим, чтобы защититься от неясного и совершенно ненужного ей волнения.
        - Твои желания мне понятны. Но о моих ты ничего не знаешь!
        Вилл взял ладонь Марианны и отвел в сторону. Глядя ей в глаза спокойным уверенным взглядом, он стал вкрадчиво и неторопливо поглаживать самыми кончиками пальцев запястье Марианны, медленно поднимаясь по ее руке вверх к локтю, и усмехнулся, когда ее глаза сузились и потемнели, а упорно сжатые губы приоткрылись.
        - Твои желания и тебе самой неизвестны. Ты решила, что любовь для тебя под запретом, но ты слишком молода, чтобы хоронить себя заживо. Тебе будет хорошо со мной, Мэриан. Поверь и согласись!
        - Пожалуйста, не надо! - попросила Марианна.
        - Почему? Чего ты боишься? Признаться самой себе, что тебе приятны мои прикосновения? - с тайным торжеством прошептал Вилл, почувствовав, как задрожала рука Марианны, и скользнул пальцами обратно к ее запястью, вызвав еще больший ответный трепет.
        - Прекрати! - уже потребовала Марианна. - Иначе я подумаю, что ты просто хочешь убедиться в том, что я действительно девка и по заслугам получила это клеймо.
        Лицо Вилла на миг омрачилось.
        - Мэриан, я сказал те слова из ревности и прошу у тебя за них прощения. Так что же, ты придешь ко мне или я к тебе? - спросил он, вновь завладев растерянным взглядом Марианны.
        - Вилл, я не приду к тебе! И закрою свою дверь на засов!
        В ответ он лишь выразительно приподнял бровь, по-прежнему глядя ей в глаза и наблюдая за борьбой, происходившей в душе Марианны. Собрав всю свою волю, она решительно высвободила руку из руки Вилла и даже спрятала ее под стол. Улыбнувшись в ответ на ее уловку, Вилл дотронулся до щеки Марианны и, едва касаясь, очертил нежный овал ее лица.
        Марианна обреченно закрыла глаза. В ее душе наступил разлад. Его глаза, голос, нежное и неторопливое скольжение пальцев тревожили ее, упорно напоминали о том, что мужское прикосновение может быть не только грубым, но и ласковым, и желанным. Недаром Хьюберт сболтнул, что Вилл наравне с Робином не получал от женщин отказа. В Робине она не сомневалась, теперь и Вилл не оставил сомнений: на любую женщину подобное сочетание мужественного облика и неожиданной нежности подействовало бы самым завораживающим образом.
        - Не закроешь, Мэриан! - услышала она его шепот и с трудом поняла, о чем говорит Вилл. - Когда все пойдут провожать Алана и Элис в спальню, ты уйдешь со мной. Я буду с тобой терпелив и нежен. Твои страхи исчезнут бесследно, и ты сама попросишь меня о том, чтобы я взял тебя.
        - Нет! - ответила Марианна, воззвав к остатку воли, неумолимо слабевшей под таким упорным натиском.
        - Попросишь! - уверенно повторил он.
        Слегка отстранившись, Вилл посмотрел ей в глаза так, словно сквозь зрачки Марианны заглянул внутрь ее души. Она попыталась, но не нашла сил отвести взгляд от его глаз - упорных, властных и вместе с тем полных затаенного тепла. Где-то в глубине ее сознания опять мелькнула мысль о сходстве Робина с Виллом и в особенности магического воздействия их взглядов. Глаза Робина затягивали, словно прозрачный синий поток. Глаза Вилла увлекали теплыми переливами света вглубь огня. Они же из одного рода - рода Посвященных Воинов! Марианна все поняла и попыталась построить между собой и Виллом завесу из воздушных вихрей.
        - Не получится! - услышала она голос Вилла и угадала в нем улыбку. - Ты не так сильна, тебе и в этих навыках нужна тренировка.
        - Это нечестно, Вилл! - воскликнула Марианна.
        - Возможно, - рассмеялся он, продолжая держать ее в плену своей воли, - перестань сопротивляться сама себе, и я отпущу тебя. После того как ты дашь согласие, все станет честным.
        Прохладная ладонь легла на плечо Марианны, передав ей волну силы, омывшей все ее сознание чистым потоком, и воздействие магии глаз Вилла мгновенно прекратилось. Почувствовав себя свободной, Марианна испытала огромное облегчение. Она запрокинула голову посмотреть на того, кто пришел ей на помощь, и, как в озеро, окунулась в синие глаза лорда Шервуда. Она ощутила вокруг себя ту самую защитную завесу, которую ей не удалось создать, но которую мгновенно возвел вокруг Марианны Робин. Не снимая ладони с ее плеча, Робин выразительно посмотрел на Вилла. Тот отразил взгляд Робина с улыбкой, полной уверенности в своей правоте.
        - Мэриан, Элис очень хочет потанцевать с Аланом, да и другие не прочь пройтись в танце с новобрачной. Пожалуйста, поиграй на лютне. Клэренс составит тебе компанию.
        Выпроводив Марианну из-за стола, Робин не стал садиться на ее место и, оставшись стоять, вновь посмотрел на Вилла.
        - Что? - спросил Вилл в ответ на взгляд брата и расхохотался: - Только не говори, что у тебя ко мне срочное дело! На эту ночь у меня другие планы.
        - О них я и хочу поговорить с тобой, - спокойно сказал Робин, не сводя с Вилла глаз. - Отойдем к очагу - там нас никто не услышит.
        Почувствовав, насколько серьезен и даже напряжен Робин, Вилл тоже стал серьезным.
        - Хорошо, пойдем! - ответил он и, прихватив с собой два кубка и кувшин с вином, последовал за Робином.
        Они встали рядом - друг напротив друга - возле очага и со стороны казались занятыми мирной беседой. Вилл наполнил вином кубки, взял себе один, другой подал Робину и посмотрел на брата ясным, не допускающим недомолвок взглядом.
        - Что тебе не нравится? - прямо спросил он.
        - Я прошу тебя оставить Марианну в покое, - тихо, но отчетливо сказал Робин.
        Вилл недолго подумал над его словами, пожал плечами и хмыкнул:
        - И почему же? С ее слов я знаю, что тебе известно о том, что она не невинная девица, а женщина, познавшая мужчину. Неужели в силу давних обязательств перед Гилбертом Невиллом ты собираешься, опекая его дочь, решать за нее, в чью постель ей ложиться?
        Он с усмешкой посмотрел на Робина. Сузив глаза, в которых тенью мелькнула угроза, и подавшись к Виллу, Робин ответил тихим, но жестким голосом:
        - Да, Вилл, так я и намерен поступать - и сегодня, и впредь. Но не в силу обязательств перед ее отцом. Я не хочу, чтобы ты - мой брат и друг! - попытался встать между мной и моей женщиной.
        - Твоей?! - переспросил Вилл, ошеломленный словами Робина, и когда тот кивнул, вскинул ладони так, словно отражал нападение: - Позволь тебе напомнить, как в первый же день Марианны в Шервуде ты сказал, что ваша помолвка расторгнута!
        - Я сказал правду. Марианна потребовала вернуть ей слово, и я вернул. Она была не в себе, и мне пришлось уступить ей. Но уступить - не значит отказаться, Вилл, - сказал Робин.
        - Тогда выслушай меня, - так же жестко, как говорил Робин, произнес Вилл. - Когда-то я принес тебе вассальную присягу и всегда был верен данной клятве. Я намерен держать свое слово и впредь. Но сегодня я ничего не нарушил! Ты был формально связан с ней давней помолвкой, вы ее расторгли, и сейчас, Робин, мы с тобой спорим за сердце свободной женщины. Поэтому наш спор честный, и пусть таковым и будет! Я готов не торопиться и не мешать тебе - посмотрим, кому она отдаст предпочтение. А хочешь, спросим ее прямо сейчас!
        И Вилл посмотрел на Робина так, словно бросал ему вызов. Весь его облик выражал решимость не отказываться от Марианны. Меньше всего Робин хотел соглашаться на предложение Вилла позвать Марианну и рискнуть ее едва восстановившимся душевным равновесием. И с такой же силой он не желал, чтобы их крепкая дружба с Виллом дала трещину. Поэтому он ответил со всей прямотой:
        - Вилл, я никогда не лгал тебе. Между нами не может быть спора, потому что сердце Марианны не свободно. Оно давно принадлежит мне.
        Покусывая губы, Вилл долго раздумывал, потом вскинул на Робина глаза, полные прежнего упорства:
        - Да, ты никогда не лжешь. Но сейчас я прошу тебя доказать мне то, что ты сказал. Ты можешь сердиться на меня, но ведь никто и никогда не видел тебя вместе с Марианной.
        - Я не сержусь, ты в своем праве, и я отвечу, - согласился с ним Робин. - Ты знаешь с ее слов, что она уже не невинная девушка. Что ты еще знаешь?
        - Что она была влюблена, и так отчаянно, что не уберегла девичью честь. Роджер Лончем обнаружил это, изнасиловав ее, и, впав в ярость, наложил на нее позорное клеймо и отрезал косы, - ответил Вилл и, встретив выжидательный взгляд Робина, пожал плечами. - Нет, она не открыла мне имени своего любовника, если ты ждешь, что я его назову.
        - Не жду, - Робин опустил глаза, вертя в руках пустой кубок. - Это я, Вилл.
        - Ты?!
        - Да. Мы случайно встретились с ней год назад. Я влюбился в нее, не зная, кто она, а, узнав, попытался забыть, но безуспешно. Потом оказалось, что и она не забыла меня. Наконец в апреле мы с ней объяснились. Это было сродни потоку, который захлестнул нас обоих и увлек за собой. Никого и никогда я не любил в своей жизни так, как Марианну. Я понял, что до встречи с ней вообще не знал, что такое любить! Она наконец согласилась остаться со мной в Шервуде и стать моей женой, - продолжал говорить Робин, а Вилл смотрел на него изумленным взглядом, в котором медленно проступало понимание.
        - Твое внезапное желание принять участие в турнире лучников? Двухнедельное пребывание во Фледстане? Твоя таинственная красавица, с которой ты встречался по ночам весной?
        - Да, это все была Марианна.
        - И в тот вечер, когда я пытался увидеть твою подругу, а ты не пустил меня, это была она?!
        Робин не успел ничего сказать, но Вилл больше не нуждался в словах. Прищурив глаза, он пристально посмотрел на огонь и, отвечая на собственные мысли, едва заметно покачал головой:
        - Ну правильно! От кого же еще ты мог узнать, как погиб Мартин, во всех, самых мельчайших, подробностях? Только от Клэр или от Марианны. Поскольку ты сказал, что тебе надо предупредить подругу, что ваша ночная прогулка не состоится, разумеется, ты встречался в ту ночь не с Клэр.
        Прикрыв глаза, Вилл на мгновение запрокинул голову и тихо, невесело рассмеялся:
        - И все это время имя твоей таинственной подруги лежало, можно сказать, у меня на ладони! Но ты, вернувшись из Фледстана, отзывался о ней с таким безразличием! И после, в день ее появления у нас, вел себя так, что тебя можно было заподозрить в чем угодно, только не в нежных чувствах к ней.
        Робин вскинул глаза, и Вилл увидел в них горечь и безмерное чувство вины. Угадав, что сейчас происходит в душе брата, Вилл негромко, но твердо сказал:
        - Робин, я знаю тебя как самого себя и уверен: не по твоей вине она попала в руки Лончема. Но если ты сумел вырвать ее у Лончема, то почему не убедил в том, что она тебе по-прежнему дорога и нужна? Почему позволил ей стать одной из нас?
        - Не смог убедить, - вздохнул Робин.
        - Ты?! - поразился ответу Вилл, недоверчиво глядя на брата. - Ты не смог убедить?!
        Помолчав, Робин спросил:
        - Как ты думаешь, зачем я позвал тебя во Фледстан в ту ночь, когда мы втроем истребили всех ратников, оставленных Лончемом в замке?
        - Откуда мне знать? - пожал плечами Вилл. - Ты позвал, и мне этого было достаточно. Тогда я подумал, что ты испытывал крепкую приязнь к Гилберту Невиллу и так решил отплатить за его смерть.
        - Нет, не к Гилберту Невиллу и не за смерть.
        Вилл посмотрел в потемневшие глаза брата и спросил почти беззвучно:
        - Неужели?!
        - Да, - глухо сказал Робин, отводя взгляд в сторону, - Лончем попросту подарил ее своим ратникам как трофей, добытый при взятии Фледстана.
        Братья долго молчали, потом Вилл снова наполнил вином оба кубка, свой и Робина, и подал кубок младшему брату.
        - Почему ты сразу не рассказал мне обо всем? - упрекнул он.
        Робин мрачно усмехнулся.
        - О чем, Вилли? О том, как я сам проводил Марианну в замок, который уже был занят Лончемом? О том, как, узнав об этом вечером следующего дня, бросился во Фледстан и наткнулся на пьяного Гая, который с удовольствием рассказал мне, как обошлись с Марианной, а после вручил мне ее - истерзанную до полусмерти? О том, как она пыталась утопиться в омуте Ведьм?
        - Она пыталась… - не поверив, переспросил Вилл и, не договорив, одним глотком осушил весь кубок. - Выбраться из омута Ведьм! Она хорошо плавает!
        - Это я хорошо плаваю, - ответил Робин и допил свой кубок. - Она переплавила себя в перенесенных страданиях. Если бы хоть раз в ее глазах появились слезы, мне было бы проще вернуть ее к жизни. Но слез не было. Я сам предложил ей найти то, что заставило бы ее жить. И она нашла. Оружие и войну. Если только это могло возродить ее, что мне оставалось, кроме того как быть рядом, учить, помогать и оберегать?
        Вилл глубоко вздохнул и покивал головой:
        - Как раз это я понял, только не мог понять, почему ты занят тем, что должен был делать ее возлюбленный. Но теперь все совпало. Робин, я тоже должен тебе сказать: она плакала. Вернее, рыдала, и с такой силой, что я испугался за нее.
        И теперь Вилл рассказал Робину, что и когда стало причиной слез той, о ком они говорили.
        - Если бы я знал тогда то, что знаю сейчас, никогда бы так не поступил с ней! - тихо закончил он.
        Они посмотрели друг другу в глаза, и Вилл сказал:
        - Между нами нет спора, Робин. Она - твоя. У меня есть к тебе только одна просьба: отошли ее сегодня из лагеря или увези сам. Это все.
        Он протянул Робину руку, и тот крепко пожал ее. Наблюдавший все это время за ними Джон облегченно вздохнул. Услышав его вздох, Вилл обернулся к Джону и угрожающе сверкнул глазами. Джон в ответ лишь виновато пожал могучими плечами.
        К Робину подошла Мартина и взяла его за руку.
        - Робин, пройди со мной круг в танце, - попросила она, нежно глядя на лорда Шервуда.
        Едва заметив Мартину возле брата, Клэренс положила ладонь на струны, заставив лютню умолкнуть, а танец - прекратиться.
        - Мы с Марианной устали, - объявила она и выразительно посмотрела на Кэтрин. - И уже стемнело.
        - Пора провожать молодых в спальню! - поняв ее с полуслова, хлопнула в ладоши Кэтрин, вызвав своим предложением громкое одобрение гостей и густой румянец на щеках новобрачной.
        В трапезной закружилась кутерьма - все хотели принять участие в традиционном обряде. Поймав взгляд Марианны, Робин поманил ее к себе. По пути к нему она почти столкнулась плечом с Виллом, который, остановившись на мгновение, посмотрел на Марианну таким отчужденным и холодным взглядом, что она тоже невольно замедлила шаг. Не сказав ей ни слова, он отвернулся и подошел к столу, где снова налил себе в кубок вина. Не успев задуматься об очередной перемене, произошедшей с Виллом, Марианна уже стояла перед Робином.
        - Я сейчас уеду, ты поедешь со мной, - негромко сказал Робин.
        - В объезд дозоров? - уточнила Марианна.
        Он искоса посмотрел на нее и усмехнулся:
        - Много вопросов задаешь, Саксонка. Седлай лошадей, а я схожу за своим и твоим оружием.
        Глава шестая
        И вот они едут вдвоем по лесной тропинке - впереди Робин, за ним Марианна - в теплой безветренной ночи на исходе августа. Бархатная ночь, как обычно называют такие ночи в Шервуде, когда теплый сумрак окутывает спящий лес и мягким плащом ложится на плечи.
        Марианна так и не узнала, куда они направляются, но ее это не заботило. Он впервые за все это время взял ее с собой, не позвав больше никого из стрелков, и она была готова ехать следом за ним хоть на край света, даже в молчании.
        Ровная неторопливая иноходь Колчана и глухой перестук копыт нагоняли дремоту. Марианна тряхнула головой, почувствовав, что глаза закрываются.
        - Ты спала сегодня? - услышала она голос Робина, и, прежде чем успела ответить, он сказал: - Поравняйся со мной.
        Когда иноходец нагнал вороного Воина, Робин протянул к Марианне руку и взял ее за запястье.
        - Не надо! - встрепенулась Марианна, когда ровный поток силы, исходивший от его пальцев, смыл с нее сонливость и придал бодрости. - Ты ведь сам устал!
        - Я успел поспать час до свадебного обеда, - ответил Робин.
        Подержав еще немного руку Марианны, он выпустил ее, когда убедился, что переданных сил достаточно, чтобы Марианна не уснула в седле. Она хотела придержать иноходца и занять место позади Робина, но он, угадав ее намерение, отрицательно покачал головой.
        - Оставайся рядом: тропа достаточно широка.
        Они еще недолго ехали бок о бок в молчании, потом Марианна сказала:
        - Спасибо тебе за помощь.
        Робин вопросительно посмотрел на нее, и Марианна напомнила:
        - На обеде, когда Вилл…
        - Ты об этом? - и Робин рассмеялся. - Что ж, Вилл прав - тебе нужны уроки и в этих навыках: научиться брать в плен чужую волю и защищаться от такой же атаки. Но я помогал не тебе, а Виллу. Он сильно рисковал лишиться дарованной богами власти в наказание за то, что пытался воспользоваться ею не во благо.
        «Наверное, Вилл был уверен, что преследует благую цель», - подумала Марианна.
        - И он в этом был прав? - резко спросил Робин, повернув голову к Марианне, и она поняла, что думала вслух и он знает, в чем пытался убедить ее Вилл.
        - Нет, он не был прав, - ответила Марианна, спокойно и твердо посмотрев на Робина.
        Она не увидела, как в его глазах исчезла мгновенная настороженность, но улыбка Робина ей была видна и в ночной темноте.
        Лес расступился, открыв большую поляну и дом. Заметив вопросительный взгляд Марианны, Робин сказал:
        - Мне надо подумать над одной загадкой, а в лагере постоянно бы кто-нибудь отвлекал.
        - Тогда зачем ты взял меня, если тебе было необходимо остаться одному?
        - Для охраны, - рассмеялся Робин, - Джон настойчиво потребовал, чтобы я не ездил по Шервуду один.
        Марианна не поняла, пошутил он или сказал всерьез, - Робин спрыгнул с коня и подал ей руку:
        - Я расседлаю лошадей, а ты иди в дом и разведи огонь в очаге.
        - Эллен не удивится такому позднему визиту?
        - Нет. Она уехала на неделю погостить к родне.
        Марианна переступила порог, и ее окутал знакомый запах сушеных трав. Сложив с себя оружие, она занялась очагом, и когда пришел Робин, огонь уже набрал силу и взмыл вверх над шатром дров.
        - Завари мне из трав что-нибудь прогоняющее сон, - попросил Робин, складывая свое оружие возле оружия Марианны, - только не очень крепкое.
        Пока она выбирала нужные травы и растирала их в порошок, он зажег свечи и достал из седельной сумки несколько листов пергамента и пучок гусиных перьев. Отыскав маленькую глиняную чашку, он подошел к очагу, где Марианна помешивала залитый водой порошок из трав, наскоблил кончиком ножа сажи в чашку, залил вином и тщательно размешал получившиеся чернила.
        Пока она готовила и процеживала отвар, Робин расстелил на столе один из листов пергамента, придавил его по краям и занялся очинкой перьев. Марианна разлила отвар по двум кубкам, один поставила перед Робином, а второй оставила для себя. Ей было так хорошо и спокойно сейчас, что она не хотела уступить сну ни одной минуты этой ночи.
        Увидев перед собой кубок с отваром, Робин сделал глоток и, оценив вкус выбранных Марианной трав, поблагодарил ее кивком головы.
        - Что-нибудь еще? - спросила Марианна, поднося к губам кубок и глядя поверх него на Робина.
        Он посмотрел на нее - огоньки свеч замелькали в глубине темно-синих глаз - и улыбнулся.
        - Если тебя не затруднит, постирай мою рубашку - испачкал за обедом рукав.
        Она кивнула. Робин снял с себя рубашку вместе с курткой и отдал бело-зеленый ком Марианне. Потом он сел за стол, окунул первое из очиненных перьев в чернила и стал наносить на пергамент записи - одни стремительно, над другими задумываясь и вспоминая то, что хотел записать.
        Марианна взяла бадью и сходила за водой к ручью, протекавшему недалеко от дома на окраине поляны. Пристроив над огнем котел с водой и поставив перед очагом низкую лохань для стирки, Марианна опустилась на колени и распутала одежду Робина, отделив куртку от рубашки. Отложив куртку в сторону, она расправила рубашку и, проведя ладонью по тонкому льняному полотну, низко склонила голову, вдохнув всей грудью смешавшийся запах сушеной лаванды и тела Робина. Такой знакомый, родной и любимый запах! Не выдержав, Марианна зарылась лицом в рубашку, и ей показалось, что щека прижалась не к мягкой ткани, а к груди Робина. Иллюзия была такой полной, что ей даже почудился стук его сердца. Глубоко вздохнув, она подняла голову и посмотрела на Робина, который сидел к ней спиной, с головой уйдя в свои пометки и мысли.
        Она любила его… Любила еще сильнее, как и предвещал ей отец Тук. Она давно уже поняла это и не могла понять одного: что ей теперь делать с этим пониманием? Она смотрела на него, вспоминая, как он возвращался после сражения, а то и не одного за день, с ратниками шерифа, падая с ног от усталости, и садился возле очага, приваливаясь спиной к стене. Как же ей хотелось оказаться на месте Кэтрин, которая освобождала его от оружия и заботливо подавала кубок с горячим вином, а он благодарил усталой и теплой улыбкой, ласковым взглядом! Как он приезжал и тут же покидал лагерь, перехватывая на ногах кусок хлеба, одновременно отдавая распоряжения стрелкам. Как он окунал в бочку с дождевой водой голову, чтобы прогнать сон и усталость, а она не могла оторвать взгляда от его лица, по которому стекали капли воды. Ей хотелось подойти к нему, обнять и высушить эти капли ладонями и губами. Но он медленно выпрямлялся, противясь усталости, и проходил мимо нее, окидывая безразличным взглядом или приказывая седлать коня и следовать за ним. И такой приказ радовал ее, словно любовное признание.
        Ее взгляд заскользил по спине Робина, нашел старый шрам на плече, оставленный стрелой, и Марианна прикусила губы, чувствуя неодолимое желание подойти к Робину, обнять и прижаться лбом к этому шраму. Прежде она бы так и сделала, но сейчас это было невозможно: прежде она была чиста.
        Вода в котле забурлила. Марианна поднялась на ноги, чтобы снять котел с огня, но Робин остановил ее:
        - Подожди, я помогу!
        Отбросив перо, он встал из-за стола, подошел к Марианне, снял котел, поставил его рядом с лоханью и снова вернулся к своим записям. Налив в лохань кипяток и разбавив его холодной водой, Марианна долго стирала мыльным корнем сначала рубашку, потом куртку. Руки проворно делали свое дело, глаза устремились вглубь огня, а память обращала время вспять.
        Здесь они провели первую ночь, и сердце жалобно заплакало, упрашивая одновременно не изводить себя воспоминаниями и продолжать вспоминать шепот его признаний, тепло его рук и губ, нежность его глаз. Сюда он привез ее из Фледстана, где она ждала уже не спасения, а смерти и желала ее как избавления от стыда и страдания. Но эти воспоминания не стали мучительными, словно память старательно избавилась и от боли изломанного тела, и от холода мертвого сердца, и от горячки распадавшегося на части разума. Лишь свет такого же огня в очаге и исцеляющие прикосновения его рук, гнев, прерывавший его дыхание, невидящие глаза, в которых бушевали отблески пламени. И эти воспоминания оказались отрадными потому, что он в них был рядом с ней. Марианна подумала, что его прикосновения и были целительными - он и тогда отдавал ей свою силу, просто она не заметила, как не замечала ничего вокруг. Если бы в ту ночь она смогла выплакать свою боль у него на груди, если бы она после первой ночи осталась с ним! Если бы не гибель его отца, они уже больше двух лет были бы женаты! Но какой теперь смысл сожалеть о том, что не
исправить?
        Слезы текли по ее лицу, капали в мыльную воду, но Марианна не замечала слез, как не замечала и взгляда Робина. Оставив свои записи, он обернулся и наблюдал за Марианной потемневшими глазами. Он уже хотел встать и подойти к ней, обнять и спросить о причине слез, но она справилась с собой и ушла к ручью прополоскать выстиранную одежду. Он едва успел отвернуться, чтобы не столкнуться с ней взглядом.
        Развесив рубашку и куртку сушиться, Марианна пошла вверх по течению ручья к каменному обрыву, с которого поток падал вниз, чтобы потом устремиться по руслу вдоль поляны, мимо дома, дальше в лес. Дойдя до водопада, она разделась и встала под ледяные струи, обрушившиеся ей на голову и плечи. Она стояла, пока не замерзла до стука зубов, но остудить холодной водой сердце не получилось.
        Пока ее не было, Робин, забыв о том, чем был занят, положил подбородок на сомкнутые руки и смотрел перед собой невидящим взглядом. Он видел ее слезы, чувствовал ее волнение и печаль как свои собственные, как вначале чувствовал исходившую от нее радость от того, что они только вдвоем. Он привез Марианну сюда в надежде вернуть ее и теперь думал, как это сделать. Прежде это было бы проще простого, помня о том, как она сама стремилась к нему, сокрушая все барьеры, разделявшие их. Достаточно было обнять, поцеловать, шепнуть ласковое слово. Сейчас он не был уверен, что, действуя так, добьется успеха. Это во сне она льнула к нему и шептала, как он ей нравится, а наяву ревновала, злилась, напускала на себя безразличие.
        Робин вспомнил, как Марианна отвечала на его поцелуй в тот день, когда они освобождали сыновей женщины из Руффорда, и усмехнулся. Отвечала жарко, а потом попыталась ударить. Если и сейчас повторится то же самое, они могут рассориться уже до окончательного расставания. Прежде он и внимания бы не обратил на ее сопротивление, сломил бы ее натиском воли, как воск растопив в объятиях. Теперь же, после насилия, которое над ней учинили, он не мог так поступить: слишком велика опасность, что ей и в нем привидится насильник. Он и после того поцелуя, на который его подтолкнул порыв гнева, запоздало укорял себя в неоправданном риске. Тогда обошлось, но не было полной уверенности, что обойдется и вновь, если он…
        Тщательно все обдумав и выбрав путь, казавшийся наименее опасным, Робин заметил, что Марианны нет слишком долго. Встревожившись, он встал и пошел к двери, чтобы отыскать ее, но в этот момент дверь открылась, и он столкнулся с ней на пороге. От неожиданности Марианна уткнулась в него лбом, а Робин обхватил рукой ее плечи. Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
        Если бы она сейчас обняла и поцеловала его!..
        Если бы он сейчас обнял ее и прижал к себе!..
        - Что-то случилось? - спросила Марианна, тихонько отстраняясь от Робина.
        - Тебя долго не было, я начал беспокоиться, - ответил он, убирая руку.
        И только. Скрыв друг от друга глубокое разочарование, он посторонился, пропуская ее в дом, она вошла и, подбросив дрова в угасающее пламя, посмотрела на Робина.
        - Мне надо что-нибудь сделать еще? Может быть, посмотреть, все ли вокруг спокойно?
        Ну да, он же сказал, что взял ее в качестве охраны, и она помнила свой долг! Робин едва заметно усмехнулся и вернулся к записям.
        - Мы в самом сердце Шервуда, здесь безопасно. Ложись спать, Саксонка.
        Он снова назвал ее Саксонкой! Ничего не изменилось. Марианна представила, с каким удивлением он посмотрел бы на нее, если бы она не удержалась от поцелуя, столкнувшись с ним на пороге, и порадовалась тому, что удержалась.
        Достав из сундука одну из сорочек Эллен, Марианна переоделась и легла в постель, укрывшись покрывалом с головой. Ее лоб горел от соприкосновения с его плечом, и вся она начала дрожать, словно на нее напал приступ лихорадки.
        Она поняла, что запуталась, пытаясь угадать его чувства. Если утром и днем ей показалось, что он все еще любит ее - хоть немного! - то сейчас она почти уверилась, что он давно и думать о ней забыл. Глубокая убежденность Вилла в том, что все это время Робин неустанно окружал Марианну заботой так, как должен делать тот, кто любит, подарила надежду, что забота Робина происходила от любви. Сейчас она думала, что эта забота - порождение долга, и только.
        Забыв, как она сама старалась казаться бесстрастной, Марианна горько размышляла о том, что он не выглядел бы таким спокойным и безразличным, если бы она была нужна ему. Она напомнила себе, что у него были другие женщины и он не слишком-то заботился скрывать это от нее. Но вместо того чтобы успокоиться и уснуть, она вспомнила его лицо, отрешенное в страсти, нежность рук, цепочки ласковых поцелуев, которыми когда-то его губы обвивали все ее тело, а вспомнив, задохнулась и отбросила с лица покрывало. Сев на кровати, она посмотрела на Робина и больно закусила губы. Доводы рассудка иссякли, и силы тоже.
        Стиснув пальцами край покрывала, Марианна низко склонила голову, роняя слезы. Она воззвала к гордости, но та, представ перед ней в ее собственном облике, лишь беспомощно развела руками. И тогда Марианна, понимая, что сокрушает все, что сумела выстроить в своей новой жизни, отбросила покрывало и, встав с кровати, подошла к Робину.
        Он по-прежнему сидел, углубившись в записи. Она положила ладонь ему на плечо, и он, обернувшись, вопросительно посмотрел на нее.
        - У меня есть к тебе просьба, - сказала Марианна, с трудом выговаривая каждое слово.
        - Какая? - тихо спросил Робин и взял ее руку в свои ладони.
        Она запрокинула голову, вдохнула воздух так, словно собиралась нырнуть глубоко в воду, и, вновь заглянув в глаза Робина, почти беззвучно прошептала:
        - Проведи со мной эту ночь.
        Не отрывая взгляда от ее широко распахнутых, полных отчаянной решимости глаз, Робин потянул Марианну за руку и уронил себе на колени.
        - Милая! - услышала она, и в следующий миг его губы закрыли ее рот долгим и нежным поцелуем.
        Он поднялся, держа ее на руках и не прерывая поцелуя, и отнес на постель. Движение его руки - и сорочка белым облаком слетела с плеч Марианны и легла на пол. Почувствовав тяжесть его тела, она замерла, но он продолжал целовать ее, терся лбом о ее волосы, шепча:
        - Девочка моя! Любимая, нежная, ненаглядная! Не бойся, все будет хорошо!
        Она успела подумать о том, скольким еще он говорил эти слова, когда его глаза распахнулись. Утонув в сини его глаз, она поняла: никому, кроме нее.
        Соединиться с ним - любимым и единственным - оказалось так легко, просто и сладостно, что она, едва подавшись ему навстречу, чуть слышно вскрикнула от захлестнувшей ее теплой волны. Обхватив его и прильнув к Робину каждой своей частицей, Марианна впитывала в себя его жар, шепот, семя, которым он наполнял ее.
        Потом они долго лежали, не размыкая объятий, пока не посмотрели в глаза друг другу.
        - Ты не удивлен, - тихо прошептала Марианна, - и ни о чем не спрашиваешь.
        - Нет, - так же тихо ответил Робин, - я все знаю. Ты любишь меня и устала бороться с собственным сердцем, потому и позвала.
        - Я хочу ребенка, - сказала Марианна. - Все равно - сына или дочь, лишь бы с твоими глазами, твоей улыбкой. Пожалуйста, сделай так, чтобы сегодня зачать его!
        Слегка прищурив глаза, Робин всмотрелся в ее лицо.
        - А что дальше, милая? Ведь ты не думаешь, что я позволю тебе одной растить моего ребенка?
        Марианна посмотрела на него блестящими от слез глазами и, боясь услышать ответ, спросила:
        - Значит, ты больше не оставишь меня?
        Робин привстал на локте, окинул ее нежным взглядом и рассмеялся.
        - Сердце мое, а тебе не кажется, что именно ты оставила меня? - с мягким укором спросил он. - Я же никогда тебя не оставлял. Лишь отступил, когда понял, что в мою береговую ласточку снизошла сама Морриган. Но я всегда был рядом, смотрел на тебя, наблюдал и ждал, когда ты проснешься, Моруэнн!
        Марианна слабо улыбнулась и провела пальцем по тому месту на груди Робина, на котором раньше был след от поцелуя.
        - Не ревнуй! - понял ее Робин. - То, что было, уже не изменить. Но больше я не дам тебе даже повода для ревности!
        - Сколько бы их ни было и ни будет впредь, я не ревную, - прошептала Марианна, обнимая его за шею. - Лорд мой, супруг, любимый, для меня ничего не будет иметь значения, пока ты любишь меня. А если разлюбишь, я покорно смирюсь с твоей волей и, не противясь ей, удалюсь в монастырь, чтобы там молиться о тебе, потому что мне никого в этом мире не дано любить, кроме тебя!
        Робин в ответ подхватил ее и привлек к себе, глядя в глаза Марианны так, словно хотел в них прочесть сказанные ею слова. Прильнув к нему, она почувствовала, как им вновь овладело желание.
        - Любимый! - только и сказала она, когда он уронил ее на спину.
        В этот раз он любил ее долго, неторопливо, словно возмещал и ей и себе время, что они провели рядом и одновременно в разлуке. Ощущения, испытываемые в близости с ним, были настолько сильными, что Марианна едва не теряла сознание в его руках. Наконец он излился, и его ослабевшее тело придавило Марианну к постели. Она обвила руками плечи Робина, ощущая поцелуи его задрожавших губ на своей щеке. Внезапно Робин приподнялся на локте и заглянул в глаза Марианны потемневшими до черноты глазами.
        - Моруэнн, я хочу предупредить тебя и прошу отнестись к моим словам очень серьезно! - и когда она посмотрела ему в глаза, он сказал так, словно гром провещал ей с неба: - Если ты еще раз только попробуешь оставить меня, из каких бы то ни было помыслов, я сверну тебе шею. Ты поняла?
        Глядя на его - такое грозное - лицо, Марианна рассмеялась, и Робин, не выдержав, рассмеялся вместе с ней.
        - Ты в своем праве, - улыбнулась Марианна, целуя Робина в висок, - но я никогда больше не посмею покинуть тебя, мой супруг Рандвульф!
        Они уснули, так и не разомкнув объятий, не в силах расстаться друг с другом даже во сне. Сердце Робина глухо и спокойно билось возле сердца Марианны. Его губы то и дело тревожили ее сон, прикасаясь к виску любимой, словно проверяли, не исчезла ли она вместе с рассветными сумерками, заполнившими маленький дом в глуши леса - приют их любви.
        Марианна проснулась, когда солнечные лучи, щедро вливавшиеся в открытое окно, подкрались к ее лицу и коснулись ресниц. Она открыла глаза и улыбнулась, увидев рядом Робина. Он лежал на груди, положив тяжелую руку на плечо Марианны, и спал глубоким сном. Осторожно, чтобы не разбудить его, Марианна поцеловала Робина в переносицу, улыбнувшись тому, как он забавно наморщил нос в ответ, и так же осторожно сняла с себя его руку. Встав с кровати, она подняла с пола сорочку, надела ее, бесшумно ступая, прошла по дому и выглянула в окно.
        Солнце высоко стояло над лесом, и Марианна поняла, что уже полдень. Вороной Воин и гнедой Колчан бродили по поляне, пощипывая траву, и полувраждебно косились в сторону друг друга. Марианна налила в кубок воды, поднесла его к губам, и ее взгляд упал на пергамент, исписанный Робином. Она взяла его со стола и вчиталась в черные строчки.
        В левом столбце были даты, рядом - названия селения или города, или слово, которое что-то обозначало, но зачем его Робин вписал, Марианна не поняла. В правом столбце напротив каждой даты были имена, среди которых она нашла имена многих знакомых ей стрелков. Не было только нескольких: Джона, Вилла, Статли, Алана, Клема и ее. Даты, названия, имена соединялись линиями. Марианна попыталась вникнуть в эти списки, но послышавшийся за спиной шорох отвлек ее от записей.
        Обернувшись, она увидела, что Робин проснулся. Любимые синие глаза смотрели на нее из-под длинных ресниц - и зачем мужчине такие ресницы! - губы улыбались родной сонной улыбкой. Увидев, что Марианна держит в руках листы с его записями, Робин перестал улыбаться.
        - Я увидела то, что не должна была видеть? - спросила Марианна.
        - У меня нет от тебя тайн и нет для тебя запретов, - ответил Робин. - Возьми эти листы и иди ко мне, только прихвати и для меня кубок с водой.
        Марианна вернулась на кровать, подала ему кубок и вопросительно посмотрела на Робина. Отпив глоток воды, он кивнул на листы, которые она держала в руках, и предложил:
        - Посмотри внимательно на записи и попробуй найти систему. Если найдешь, выведи закономерность.
        - Названия городов и селений и просто слова в среднем столбце?
        - Они обозначают события.
        Кивнув, Марианна вчиталась в записи. Их изучение поглотило ее с головой. Она очнулась лишь тогда, когда поняла, что Робин в ожидании ее вывода занят тем, что украдкой перебирает ее пальцы и поочередно целует их.
        - Ты меня отвлекаешь! - рассмеялась Марианна.
        - Ты меня тоже вчера отвлекала, тем не менее я добросовестно занимался тем, что ты сейчас видишь, - с улыбкой в глазах ответил Робин.
        - Чем же я тебя отвлекала? Я даже старалась не плескать водой, ходила бесшумно - лишь бы не мешать тебе!
        - Тем, что все время была рядом, а когда ушла к ручью - тем, что долго не возвращалась. Думай, Мэри, думай! Помня, как ты играешь в шахматы, я уповаю на остроту твоего ума!
        Она долго размышляла, сопоставляя три столбца, потом решительно отложила листы и с досадой посмотрела на Робина.
        - Системы нет, милый, как нет и закономерности! Сведений либо слишком много, либо их недостаточно, чтобы в них проступила логика! Ты перехвалил меня!
        Робин закрыл глаза и отрицательно покачал головой.
        - Нет, мое сердце, не перехвалил! Ты подтвердила мои собственные выводы - чего-то недостает в крайнем столбце. Точнее, кого-то.
        - Там нет нескольких имен, - осторожно заметила Марианна, внимательно глядя на Робина: ведь там не было и ее имени.
        - Эти имена не нужны, - ответил Робин. - Здесь они не имеют значения и только больше запутают дело.
        - Какое? - спросила Марианна.
        Робин приоткрыл глаза, задумчиво посмотрел на нее, и она поняла, что он не собирается ей рассказывать, в чем заключается загадка, ответ на которую он пытался найти.
        - А как же твои слова, что у тебя нет от меня тайн? - упрекнула Марианна.
        - Их нет, - сказал Робин, - а это… - взяв с постели листы, он уронил их на пол. - Это не тайна, милая, а пока еще неясные для меня самого размышления. Когда они прояснятся, ты узнаешь о них одна из первых.
        Повинуясь ласковому нажиму его руки, Марианна вытянулась рядом с Робином и положила голову ему на грудь, обвив рукой его стан. Теперь она действительно слышала стук его сердца, и ее заполнило ощущение беспредельного счастья, словно она наконец-то вернулась домой после долгих странствий.
        - Вот и отросли твои волосы, - улыбнулся Робин, перебирая густые прядки, еще больше посветлевшие, выгоревшие за лето под солнечными лучами.
        Марианна потерлась щекой о его плечо и повернулась так, чтобы видеть лицо Робина, оставаясь при этом лежать у него на груди.
        - Если бы я не позвала тебя? - спросила она, внимательно глядя ему в глаза.
        Он усмехнулся и ласково очертил пальцем ее тонкие брови.
        - Тогда я подождал бы, пока ты уснешь, и тоже лег бы спать, - сказал он и, когда она изломила бровь в безмолвном вопросе, с улыбкой добавил: - Кровать-то здесь всего одна!
        - И почему ты был уверен, что я не проснусь и не столкну тебя с нее? - рассмеялась Марианна.
        Робин крепко обнял ее, поцеловал в лоб и тоже рассмеялся:
        - Во-первых, у тебя просто не хватило бы сил! Во-вторых, не столкнула бы потому, что сама бы этого не захотела.
        - Тогда почему ты решил ждать, пока я усну?
        - Потому что во сне ты продолжала любить меня, а от тебя бодрствующей я не знал, чего ожидать. Все это время ты жила в двух мирах. Во сне оставалась нежной и любящей…
        - …а наяву превращалась в злую ведьму? - фыркнула Марианна.
        - Не надо преувеличивать - не в злую ведьму, а в сердитого ежа, на колючки которого я постоянно натыкался, - улыбнулся Робин.
        - Тогда ты рисковал, что, разбудив меня, найдешь ежа под боком!
        - Я бы обнял тебя, спящую, прижал бы к себе так, чтобы ты не смогла вырваться. Стал бы целовать тебя так нежно, чтобы твое пробуждение было постепенным, а не внезапным. Чтобы ты перепутала сон с явью, а когда поняла бы, что не спишь, осталась бы такой же любящей и милой, какой я тебя осторожно привел бы из твоих снов, - шептал Робин, целуя Марианну так же, как рассказывал ей сейчас.
        - Ты все продумал, - прошептала Марианна, отвечая Робину такими же нежными поцелуями, прикасавшимися к его лицу лепестками цветов, - а мог бы просто однажды поцеловать меня наяву - и у меня не хватило бы сил противиться тебе!
        Услышав ее слова, Робин усмехнулся, отстранил Марианну и посмотрел в ее светлые, полные мягкого серебра глаза.
        - Правда? А помнишь, я поцеловал тебя полмесяца назад? - спросил Робин и довольно жестко сказал: - Ты уже тогда могла бы остаться, а не убегать от меня.
        - Не могла, - тихо, но твердо ответила Марианна, - ты накануне провел ночь с другой женщиной.
        - Мне казалось, что мы договорились: все это в прошлом! - с усмешкой напомнил Робин.
        - Так и есть, - ответила Марианна, отвечая ему ясным спокойным взглядом, - но ты спросил, почему я не осталась тогда, и я всего лишь объясняю тебе, в чем была причина.
        Закрыв глаза и улыбнувшись счастливой улыбкой, Марианна потерлась щекой о мягкие волосы Робина.
        - Знаешь, я сейчас подумала: а если бы ты не привез меня вчера в этот дом? И мне стало страшно! - призналась она.
        - А ты больше не думай об этом, - улыбнулся Робин, - я принял решение еще днем, когда мы с тобой укрывались в овраге. После боя ты посмотрела на меня такими глазами, что мы едва там и не остались! Только мысль о том, что вокруг рассыпался целый отряд стрелков, меня остановила, и я решил, что увезу тебя вечером в этот дом.
        - Но уже через несколько минут ты так накричал на меня! - с упреком заметила Марианна.
        Робин приподнял ее над собой и, посмотрев ей в глаза, с едва заметной укоризной покачал головой:
        - Радость моя, ты, конечно, спасла бы мне жизнь, закрыв собой. И отняла бы ее, если бы та стрела тебя убила. Прости меня за несдержанность, которую я проявил, но за те мгновения у меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь без тебя. Безрадостные дни, пустые, холодные ночи - и те и другие, наполненные вечной болью потери. Прошу тебя, никогда так больше не делай!
        - Не буду, не сердись! - улыбнулась Марианна. - Вилл уже подсказал мне, как надо было поступить, осталось только потренироваться: тебя не так-то просто свалить с ног!
        - Тебе-то как раз не сложно! - рассмеялся Робин. - Сама видишь: я уже полдня лежу в постели!
        Он уложил ее рядом с собой и, став серьезным, сказал:
        - А вечером у меня вообще не осталось выбора, поскольку я не успел перехватить Вилла с его разговором к тебе. Надо было немедленно увозить тебя, чтобы не вытаскивать потом из его постели.
        Рука Марианны, лежавшая в ладони Робина, вздрогнула и окаменела. Марианна попыталась высвободиться, но Робин лег щекой на ее ладонь.
        - Если ты сейчас выдернешь руку, то ударишь меня по лицу, - улыбнувшись, предупредил он. - Ударишь?
        - Нет, - сдалась Марианна, - но как ты мог подумать, что я соглашусь на предложение Вилла?!
        - Мне приятна твоя уверенность, но Вилла ты серьезно недооцениваешь. Я сам виноват: не считал никого из стрелков равным себе соперником и упустил из виду именно Вилла, поскольку он мой брат. А он-то очень опасный соперник! И при всей своей осведомленности ничего не знал о нас с тобой и счел тебя законной добычей того, кто первым схватит.
        - Я не хотела бы оказаться причиной раздора между вами! - с тревогой воскликнула Марианна.
        - Ты и не станешь, потому что никакого раздора не будет, - спокойно ответил Робин, бросив на Марианну взгляд, по которому она поняла, что он не намерен продолжать этот разговор, считая, что сказанного достаточно.
        Оставив Марианну, он легко поднялся с кровати, взял с пола пустой кубок и, как и прежде, не стесняясь своей наготы, подошел к сундуку, из которого достал кувшин с вином. Марианна не сводила с него глаз, любуясь каждым его движением и думая о том, что почти забыла, как он совершенен в любой линии его сильного тела, исполненного грации леопарда.
        Наполнив кубок вином, Робин вернулся к Марианне и сел рядом с ней на кровать.
        - А теперь, милая, ты вернешь мне слово, - сказал Робин, поставив кубок на пол, и, посмотрев Марианне в глаза, протянул к ней руки ладонями вверх, - и примешь мое!
        Марианна села напротив него, положила ладони поверх ладоней Робина и торжественно произнесла:
        - Я, Марианна Моруэнн Невилл, даю тебе слово в том, что стану твоей женой!
        - Я, Роберт Рандвульф Рочестер, принимаю твое обещание и даю тебе слово в том, что стану твоим мужем.
        Робин подал Марианне кубок, она выпила из него половину, вернула кубок Робину, и он допил остававшееся в нем вино.
        - Тебя не смутила краткость наших клятв? - рассмеялась Марианна, проводя ладонью по щеке Робина и не сводя с него любящих глаз.
        - Нет! - рассмеялся он в ответ, целуя ее ладонь. - Все-таки это уже третья наша помолвка! Вот когда будем стоять у алтаря, тогда я не упущу из брачного обета ни единого слова, и ты лучше заранее выучи наизусть все, что должна будешь мне пообещать!
        Посмотрев на Марианну долгим задумчивым взглядом, Робин провел кончиками пальцев по ее лицу и сказал:
        - Знаешь, милая, мне казалось, что я любил тебя так сильно, что с большей силой и невозможно любить! Но, наблюдая за тобой все время, что ты провела в Шервуде, я понял, что ошибался. Я видел, как тебе было трудно. Иной раз я даже ждал, что ты не выдержишь, поддашься усталости, вспомнишь, что ратное дело не женское занятие. Но нет! У тебя оказалась исключительная воля и такая сила духа, что ты приводила меня в восхищение. Ты падала с ног от изнеможения, мокла под дождем, кормила комаров, терпела зной, но лишь крепко стискивала губы. Ни одного слова жалобы! И, видя твое упорство, я чувствовал, как моя любовь к тебе растет с каждым днем, что ты проводила в лесу рядом со мной.
        Марианна слушала его, поддаваясь ласковому скольжению его пальцев, и, когда он замолчал, тихо призналась:
        - Помнишь, в нашу первую ночь ты сказал мне, что я не узнаю тебя, увидев таким, каким ты можешь быть в Шервуде? Ты действительно оказался иным, чем я себе представляла, хотя я полагала, что хорошо знаю тебя. Но я ошибалась: ты открылся мне совсем с другой стороны. Да, ты жесткий, требовательный, можешь быть беспощадным, но при этом никогда не поступаешься справедливостью. Оставаясь на недосягаемой высоте, ты все время был рядом с нами, не то что терпя все неудобства, но попросту не замечая их. Считая, что я потеряла в тебе возлюбленного, я полюбила тебя как правителя и командира. Если до Шервуда я просто любила тебя, то сейчас я горжусь тем, что твой выбор пал на меня!
        - Да, милая! Я подмечал в твоих глазах восторг, - ответил Робин и от души расхохотался. - Признаюсь, меня это сначала обескуражило, а потом позабавило. Ты единственная на свете женщина, которую можно покорить не куртуазными речами, а приказами военачальника!
        - А ты? - рассмеялась в ответ Марианна. - Кто, кроме тебя, мог восхищаться в женщине отнюдь не женскими свойствами?
        Продолжая смеяться, Робин заключил Марианну в объятия и поцеловал ее в шею.
        - Сердце мое! - шепнул он. - Знаешь что?
        - Что? - так же шепотом спросила Марианна, закрыв глаза, когда почувствовала прикосновение его губ.
        - Сними с себя эту сорочку, пока я не порвал ее!
        Рассмеявшись, Марианна сбросила свой единственный покров и нырнула обратно в объятия Робина, руки и губы которого немедленно завладели всем ее телом. Она плавилась, словно мягкий воск, в его ласках, а он опять был томительно нетороплив, окуная ее в экстаз, как в теплую воду. Потом ждал, пока она придет в себя, наблюдая за ее отрешенным лицом, и вновь заставлял загораться огнем. И она оживала, выгибалась в его руках, стараясь прильнуть к нему так тесно, как только могла, целовала обнимавшие ее руки, ловила ртом воздух, не слыша собственных стонов и шепота, в котором было только его имя. Лишь когда ее ладонь постучала по его плечу в знак того, что он довел ее до полного изнеможения, тогда он позволил себе закончить эту сладкую муку. И теперь уже она, успев очнуться, ловила его дыхание, в котором стон мешался с ее именем и вновь переходил в стон.
        - Ты словно путник, измученный жаждой, - прошептала Марианна, когда он замер, уронив голову рядом с ее головой. - Если бы я была ручьем, ты не оставил бы ни капли воды!
        - Истинная правда, - подтвердил Робин, и сквозь ресницы мелькнула полоска сини его приоткрывшихся глаз. - Ты так долго держала меня поодаль, что теперь я не выпущу тебя из постели. Знала бы ты, какой мукой было находиться рядом с тобой и не сметь прикоснуться! Стоило мне бросить взгляд в твою сторону, как меня сводила судорога от усилий не стащить тебя с седла и не уложить спиной на траву! У тебя хватит сил принести мне вина?
        Она кивнула и, встав с постели, рассмеялась: он был прав, ее колени подгибались от слабости. Встретившись с ним глазами, она увидела в них знакомое ей тайное торжество победителя и рассмеялась вновь. Заметив, что она собирается подобрать с пола сорочку, он улыбнулся и отрицательно покачал головой.
        - Робин! - только и смогла сказать Марианна в ответ.
        - Принеси мне кубок с вином, - рассмеялся он и потянулся всем телом, - а там посмотрим!
        Они снова пили вино вдвоем из одного кубка, а когда он опустел, Марианна поставила его на пол и прилегла рядом с Робином. Он прижал ее голову к своему плечу, Марианна обвила рукой его шею и тихо сказала:
        - Могу я спросить тебя?
        - О чем, мое сердце?
        - Почему ты пошел во Фледстан, взяв с собой только Джона и Вилла? Это же чистое безумие: идти втроем сражаться против гарнизона ратников!
        Пальцы Робина, лениво перебиравшие ее волосы, замерли и сжались. Марианна подняла голову и увидела, как изменилось его лицо, окаменело, глаза прищурились, глядя из-под ресниц пристально и жестоко.
        - Я не собирался с ними сражаться - я хотел убить их там, где найду, любого из них, что мы и сделали. А для этого мне было достаточно помощи Джона и Вилла. Жаль, главного подлеца мне не достать, пока он прячется в Лондоне. Но, видит Бог, я встречусь с ним и тоже не стану вызывать на поединок!
        Марианна невольно задрожала, догадавшись, что он говорит о Лончеме. Робин почувствовал ее дрожь и крепко прижал к себе. Заметив, как расширились и замерли глаза Марианны, он очень тихо предложил:
        - Расскажи.
        - Рассказать?! - Марианна хрипло рассмеялась и покачала головой: - Не могу.
        Она попыталась высвободиться из его рук, но он не позволил и, глядя ей в глаза, сказал:
        - Мне ты можешь доверить все. Расскажи, что тебя мучает больше всего?
        Марианна долго молчала, в ее глазах, устремленных на Робина, но переставших видеть его, отразилась целая буря чувств.
        - Унижение, - проговорила она наконец. - Нагота и полная беспомощность - это было так унизительно! Нет никаких слов, чтобы описать всю его глубину. Я ждала смерти как спасения.
        По ее лицу покатились слезы, вытирая которые, Робин очень бережно провел ладонью по скулам Марианны. Ждала смерти, не дождавшись, сама попыталась убить себя, а когда он воспрепятствовал и связал ее клятвой, с помощью оружия и ратной службы, неимоверным для женщины трудом вновь обрела достоинство. Но боль того унижения все равно оставалась, раз ей так тяжело далось только что сделанное признание.
        Марианна нашла в себе силы улыбнуться Робину, и эта улыбка отозвалась в его сердце острой болью, куда больнее, чем ее слезы.
        - Прости!
        - Не извиняйся. Мне стало легче. Словно в мою грудь был забит гвоздь, а ты его сейчас выдернул.
        Помедлив, он задал вопрос, который много раз летом задавал себе самому, поскольку ее до этой минуты спросить не мог:
        - Когда ты решила стать вольным стрелком, ты ведь понимала, что окажешься в сугубо мужском окружении?
        - Конечно!
        - И тебе не было страшно?
        - Нет. Во мне умерли все чувства, и страх в том числе. А может быть, напротив, он прятался глубоко внутри, и я, ощущая его, хотела именно так одержать над ним верх. Только дважды страх вырвался наружу. Один раз…
        Марианна осеклась, и Робин помог ей:
        - Я знаю - Вилл рассказал мне вчера. А второй раз?
        - Когда ты заставил меня петь. Стоило мне замолчать, и я увидела, как на меня смотрят все… До того вечера никто не видел во мне женщину, и вдруг все словно прозрели. Зачем ты приказал мне взяться за лютню? - спросила она с легким упреком.
        - Хотел услышать, что ты будешь петь, - улыбнулся Робин. - Выберешь ли ты боевые песни или любовные. Твой выбор подсказал бы, начало оживать твое сердце или нет, можно ли к тебе подступаться или восполнить запас терпения.
        Марианна рассмеялась, но тут же вновь стала очень серьезной. Проведя кончиками пальцев по щеке Робина, она заглянула ему в глаза:
        - Скажи, прикасаясь ко мне…
        - …нет, не испытывал и не испытываю, - ответил он, не дав ей договорить, без слов понимая, о чем она спрашивает. - Никогда, ни одного мгновения.
        Она продолжала молча смотреть на него, и тогда он признался со всей откровенностью:
        - Больше всего на свете мне тогда хотелось обнять тебя и прижаться лицом к твоим коленям.
        Брови Марианны дрогнули, но глаза жестко сузились:
        - После того как отмыл меня?
        - Нет, до того, как только привез тебя в дом Эллен, - спокойно ответил Робин, таким же спокойным взглядом глядя в ее глаза.
        До того… Марианна вспомнила, как ей самой был отвратителен запах, пропитавший ее насквозь, запах потных, немытых самцов в одеждах с гербом Роджера Лончема. Она невольно поморщилась, словно он снова ударил ей в нос. Этот мерзкий запах даже смог заглушить травяной аромат, царивший в маленьком доме Эллен. И к ней, вот такой, он не побрезговал бы не то что прикоснуться - он касался ее, но прижаться лицом? Зачем?
        Все ее чувства, воспоминания, вопросы Робин читал в глазах Марианны как в открытой книге.
        - Чтобы и ты и я - мы оба - почувствовали себя, несмотря ни на что, единым целым, кем мы были и останемся, даже вопреки собственным действиям, в прошлом или в будущем, - не знаю, возможно, я так и должен был сделать. Но…
        - Я бы закричала, - тихо, с такой же откровенностью ответила Марианна, - наверное, ударила бы тебя. Когда ты сказал, что должен осмотреть меня как врач, я уже тогда была готова наброситься на тебя с кулаками.
        - Ты была так слаба, что едва ли смогла бы сжать пальцы в кулак, - невесело улыбнулся Робин.
        - Верно, - кивнула Марианна, - лишь поэтому я подчинилась тебе. Ты даже представить себе не можешь, какой стыд сжигал меня, пока ты ко мне прикасался.
        Робин обнял ее и, прильнув губами к виску Марианны, покачал ее, словно ребенка:
        - Милая, ты же знаешь, что целитель, делая свою работу, остается только целителем, пока не закончит ее.
        - Да, я это знаю, - с усмешкой подтвердила Марианна. Высвободившись из его рук, она посмотрела Робину в глаза прямым немигающим взглядом, - но в ту ночь мои знания не спасали меня ни от боли, ни от стыда.
        - Хорошо! - неожиданно легко сдался Робин и улыбнулся с едва заметным лукавством. - Представь, что я ранен. Ты будешь лечить меня или предпочтешь поодаль заливаться слезами?
        Марианна зашипела, как рассерженная кошка, и больно шлепнула его по руке:
        - Даже представлять не желаю!
        - И все же? - настаивал Робин.
        Она нахмурилась, недовольно сверкнув глазами, и нехотя ответила:
        - Разумеется, лечить. Но надеюсь, что сие испытание меня обойдет стороной, а прежде всего - тебя!
        Он выслушал ее отповедь, улыбнулся и едва ощутимым касанием провел ладонью по щеке Марианны.
        - Как бы то ни было, родная, я ответил на твой вопрос. И впредь ни слова об отвращении или иной подобной глупости.
        Она покивала в ответ, и вдруг вся озарилась улыбкой, как солнечным светом, а из ее глаз хрустальными горошинками посыпались слезы, оросив его грудь и руки.
        - Что ты, Мэриан?! - вскинулся Робин, но Марианна легонько надавила ладонью ему на плечо, вынудив лечь.
        - Я сейчас так счастлива! - прошептала она, улыбаясь сквозь слезы. - Ты даже представить себе не можешь, как я счастлива, что мы с тобой снова вместе!
        Он тихо рассмеялся, не сводя с нее глаз, исполненных нежным синим сиянием.
        - Очень даже могу, мое сердце, потому что я тоже счастлив. Это ты едва ли представляешь себе, как я устал, все это время преодолевая единственное препятствие, разделявшее нас, - тебя саму. Мне не описать тебе всю глубину моего разочарования, когда я увидел в конце мая, как ты провела пальцами по седлу и они окрасились кровью. Я надеялся, очень надеялся, что ты все-таки окажешься в тягости. И куда бы ты делась тогда от меня - больше трех месяцев назад?
        Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, она вздрогнула и напряглась, как тетива лука:
        - О чем ты жалеешь?! О том, что природа или твое лекарство избавили нас обоих от долгих сомнений?
        - О том, что наша разлука продлилась, - ответил Робин и, став серьезным, сказал как отчеканил: - Мэриан, у рожденных тобой детей может быть только один отец - я. Запомни это навек.
        Робин почувствовал, как она расслабилась, и, хотя слезы еще дрожали на кончиках ее ресниц, напряжение оставило Марианну. Сжав в ладонях ее лицо, он шепнул, завораживая ее синим омутом глаз:
        - А о том, что произошло во Фледстане, постарайся забыть. Я понимаю, это непросто, но ты постарайся.
        Не удовольствовавшись сказанным, Робин уложил Марианну на спину, принялся нежно целовать ее лицо, нашептывая ласковые слова, и целовал, пока ее глаза не закрылись, а дыхание не стало тихим и ровным. Прильнув щекой к руке Робина, Марианна задремала, слыша его убаюкивающий шепот, согретая теплом его тела.
        Она проснулась под вечер. Открыв глаза, Марианна увидела, что Робин, уже одетый, склонился над столом и, тихо насвистывая незнакомую ей мелодию, меняет тетиву на своем длинном и мощном луке. Бесшумно оставив постель и подкравшись к нему, Марианна прижалась щекой к его спине. Робин рассмеялся и обнял ее одной рукой.
        - Я всегда любовалась тобой, когда ты стрелял, - призналась Марианна, потершись щекой о его плечо. - Ты целишься так небрежно, почти не глядя, потом резко отпускаешь тетиву - и стрела точно поражает выбранную тобой цель!
        - Я всего лишь красовался перед тобой, ласточка, - рассеянно ответил Робин, вновь склоняясь над луком. - Ты и сама отличная лучница и стреляешь очень метко.
        - Но не так метко, как ты, - возразила Марианна. - Я помню много твоих выстрелов, когда ты без малейшего усилия из любого положения попадал в цели, до которых мои стрелы даже не долетели бы!
        Она вздохнула с сожалением. Услышав ее вздох, Робин обернулся, посмотрел на Марианну долгим, странным взглядом и рассмеялся.
        - Сердце мое, я бы удивился, если бы оказалось иначе!
        Она обвила его шею руками и шепнула ему на ухо:
        - Знаешь, когда я узнала тебя в Ноттингеме?
        - Когда вручала мне стрелу Веланда?
        - Нет! Когда ты вскинул лук. Немощный старик сразу исчез. И я испугалась, что тебя узнает кто-нибудь еще, и удивилась, что никто, кроме Клэренс, не узнал.
        - Гай узнал, правда, не сразу, - ответил с усмешкой Робин. - Если бы ты не увела его, он бы через пару мгновений сообразил, что это я, и никто иной.
        - Как же ты мог так рисковать? - упрекнула его Марианна. - Ведь ты должен был знать, что Гай будет там!
        - Я знал, что будет, как и то, что он способен разглядеть меня в любом обличье. Но мне известны и его привычки: он терпеть не может состязания лучников, считая их низкой забавой простонародья. Поэтому он остался в шатре, как я и ожидал.
        - И для чего тебе был нужен такой риск? Неужели ради того, чтобы никто другой, кроме тебя, не получил бы стрелу Веланда?
        Робин посмотрел на нее с улыбкой в глазах и отрицательно покачал головой.
        - Нет, Мэри! Ради того чтобы увидеть тебя и хотя бы несколько минут побыть с тобой рядом, услышать твой голос и коснуться твоей руки. То, что ты узнала меня, было неожиданностью, но и бесценным подарком!
        - И ты думаешь, что я поверю тебе? - рассмеялась Марианна.
        - Милая моя, - усмехнулся Робин, и его глаза стали серьезными, утратив и тень улыбки. - А поняла ли ты, что я едва не увез тебя, когда ты провожала меня в начале весны в Шервуд, и подхватил тебя в седло почти на мосту твоего замка? На то, чтобы не пришпорить Воина, у меня ушли последние крохи благоразумия.
        - Не последние! - возразила Марианна и напомнила: - А письмо? Из каких соображений ты его написал?
        - Да, письмо! - усмехнулся Робин, вернувшись в те дни, о которых они вспоминали. - После которого я каждый день заставлял себя разглядывать свою комнату и твердил себе, что не имею права увлечь тебя за собой в Шервуд. Что скромное убранство моего жилища не может заменить тебе роскошь твоих покоев, как жизнь в лесу не заменит привычной для тебя жизни.
        - Долго ты себя уговаривал? - улыбнулась Марианна, заглядывая в его отрешенные глаза.
        - Нет, как помнишь! Однажды ты приснилась мне в одеждах послушницы и сказала, что собираешься принять постриг. Я принялся отговаривать тебя, и тогда ты предложила мне назвать того, за кого тебе следует выйти замуж, сказав, что последуешь моему совету безоговорочно и выбросишь из головы все мысли о монастыре.
        - И какое же имя ты назвал? - спросила Марианна, внимательно глядя на Робина.
        - Никакого! Я рассердился на тебя за этот вопрос. И тогда ты сказала, что я сам понимаю, что никто, кроме меня, не может стать твоим мужем. Но раз я отказался от тебя, то у тебя нет другого выхода, кроме как постричься в монахини.
        - Что же было дальше в твоем сне? - прошептала Марианна, поразившись, насколько же крепкими узами они были связаны еще тогда, когда не были вместе: ведь она действительно собиралась принять обет послушания.
        - Я спросил, что нужно сделать, чтобы никогда больше не видеть тебя в монастырских одеждах. И знаешь, что ты мне ответила?
        Он посмотрел на нее так, словно ждал ответа, как будто тот разговор происходил наяву, а не во сне. Она легонько сжала ладонями его скулы, дотронулась губами до его губ и ответила в точности так же, как ответила в его сне:
        - Знаю. Я сказала: снять их с меня.
        Теперь он оказался ошеломлен. Ответив на ее поцелуй, он обнял тонкий стан Марианны и прижал ее к себе с такой силой, словно боялся, что она сейчас исчезнет, как в его сне, стоило ему вызволить ее из плотных одежд послушницы.
        - Да, ты так и ответила. А потом растаяла, словно туман, в моих руках, едва я обнял тебя. Я проснулся, снова оглядел свою комнату и вдруг понял, что для тебя имею значение только я сам. Ты никогда не упрекнешь меня в том, что я заставил променять тебя Фледстан или любой из твоих замков на Шервуд. Понял, что перестану жить так, словно каждый мой день - последний, потому что рядом со мной будешь ты, и ради того, чтобы не оставить тебя одну, я сумею разминуться со Смертью.
        - Наверное, ты удивишься, но я действительно хотела уйти в монастырь.
        - Нет, не удивлюсь. Тем же утром я виделся с Клэр, и она обмолвилась о твоем намерении. Я сделал вид, что не услышал, чем вывел ее из себя. Ох, как Клэр напустилась на меня! Как упрекала! Брат, говорила Клэр, ты же любишь ее, и она любит тебя, так почему ты решил отказаться от нее? Ты же никогда и ничего не уступал без боя! Я ответил ей, что ты не военный трофей, но она не хотела меня слушать. На следующий день я отправился к отцу Туку, надеясь уговорить его помочь мне увидеть тебя. Однажды, когда не осталось сил молча носить бремя любви к тебе, я ему во всем исповедался. И он убедил меня в том, что мои чувства рождены нечаянной встречей с тобой, твоей красотой и очарованием, знанием о нашей помолвке, злостью на то, что тебя преследует Гай, азартом преодолеть разделяющие нас с тобой препятствия. Он тогда много чего наговорил и даже сумел заставить меня почти смириться с тем, что ты для меня недостижима. И когда я попросил его устроить мне встречу с тобой, он чуть с ума не сошел! Даже пригрозил, что обо всем расскажет твоему отцу, чтобы тот пресек саму возможность наших встреч. И в самый разгар
нашего спора в церковь вошла ты…
        - И ты назвал мое появление знаком Судьбы, - вспомнила Марианна.
        - А разве можно было назвать это иначе? Когда я поцеловал тебе на прощание руку, ты едва ощутимо сжала мои пальцы, и я понял, что ты приехала к отцу Туку за тем же, что и я, - попросить его помочь увидеться со мной. Я ждал тебя у церкви, и в моей душе царили такое спокойствие и такая уверенность, что правы мы с тобой, а не весь остальной мир, который внушал нам, что мы не можем быть вместе!
        - Именно этим и занимался отец Тук, - рассмеялась Марианна, - а я слушала и думала только о том, что ты ждешь меня, что я сейчас выйду из церкви и увижу тебя.
        - Ты появилась и пошла ко мне, как сама Фрейя. Даже трава не приминалась под твоими шагами, - тихо говорил Робин. - Я смотрел на тебя и думал: будь что будет, она моя, и я никому не уступлю ее!
        Он опустил на нее глаза, и их губы слились в поцелуе.
        - В тот день Клэр сказала мне, что ты любишь меня. И я забыла о монастыре, желая только одного: увидеть тебя и сказать, как давно я тебя люблю и как пуста и бессмысленна моя жизнь без тебя!
        Робин улыбнулся и, отстранив Марианну, сказал:
        - Значит, нам обоим следует поблагодарить мою сестру, когда мы вернемся домой!
        - Так и сделаем! - рассмеялась Марианна и, заломив руки за голову, потянулась всем своим гибким юным телом.
        Поймав ее в объятия, он заявил:
        - Знаешь, я очень голоден! А ты? - встретившись с ее удивленным взглядом, он рассмеялся, угадав, что она неправильно поняла его. - Если мы поторопимся, то успеем домой к ужину.
        Рассмеявшись в ответ, она принялась одеваться. Ее взгляд упал на сорочку, которая так и осталась лежать на полу возле кровати, и Марианна не удержалась от любовной насмешки:
        - А сколько было грозных обещаний расправиться с этим несчастным куском ткани, если я его надену! И вот всего лишь обычный голод пересилил жажду иного рода!
        Робин повел в ее сторону глазами и усмехнулся.
        - Дразнишься? Очень опрометчиво с твоей стороны!
        - Ничуть! - ответила Марианна, надевая через голову куртку и застегивая ремень. - Если я правильно помню, сегодня твоя очередь проверять дозорных. Так что я ничем не рискую.
        Робин обвел ее ласкающим взглядом с головы до ног, поцеловал в кончик носа и с улыбкой сказал:
        - Посмотрим.
        ****
        Джон и Вилл сидели друг напротив друга за столом в трапезной, где Кэтрин и Клэренс накрывали столы к ужину, когда Робин и Марианна показались на тропинке, что вела из леса к лагерю. Робин спрыгнул с коня и подал руку Марианне. Она соскользнула с седла, оказавшись в его объятиях, и он прижался к ее губам долгим поцелуем, не торопясь отпускать.
        - Как ты думаешь, чью свадьбу мы вчера праздновали? - спросил Вилл, не сводя глаз с Робина и Марианны. - Мне казалось, что Алана и Элис. Но, может быть, я ошибся? Что скажешь?
        Поймав его взгляд, Джон обернулся, увидел Робина, который шел к дверям об руку с Марианной, и расплылся в довольной улыбке.
        - Скажу, что мы в самом скором времени отпразднуем еще одну свадьбу! - радостно ответил он и, повернув голову к Виллу, перестал улыбаться.
        Вилл пристально смотрел на него взглядом, в котором смешались досада и горечь.
        - Забыл поблагодарить тебя, Джон! - тихо сказал Вилл так, словно о чем-то вспомнил.
        - За что? - насторожился Джон, не слишком поверив, что его сейчас действительно поблагодарят.
        - За ваш со Статли заговор молчания, - усмехнулся Вилл. - Вы обо всем знали, и никто из вас не удосужился сказать мне хотя бы слово! Как не быть благодарным друзьям, из-за молчания которых я опрометчиво едва не завладел сердцем той, что принадлежит моему брату и лорду!
        - Сердцем, Вилли? - переспросил Джон, выхватив главное слово из того, что сказал Вилл.
        - Провались ты! - резко ответил Вилл, отвернувшись от проницательных глаз Джона, и, встав из-за стола, пошел навстречу Робину.
        Братья остановились друг перед другом, обменялись взглядами, не сказав ни слова, и Вилл протянул Робину руку, которую тот крепко пожал. На Марианну Вилл не посмотрел, словно не заметил ее. Робин подошел к Клэренс и прошептал ей что-то на ухо. Она взглянула на него и на Марианну, улыбнулась, кивнула и, не удержавшись, обняла Робина и поцеловала его в щеку.
        Вилл, почувствовав на себе настойчивый взгляд Марианны, нехотя встретился с ней глазами и, уступая ее безмолвной просьбе, кивнул в сторону очага.
        - Хотела о чем-то поговорить? - усмехнулся Вилл, когда они отошли к очагу, оказавшись от всех, кто был в трапезной, в отдалении. - Я слушаю тебя.
        Он посмотрел ей в глаза спокойным открытым взглядом.
        - Вилл! - испытывая неловкость, произнесла Марианна. - Я хочу извиниться перед тобой. Тот разговор, что был у нас вчера…
        Вилл понял и рассмеялся не слишком добрым смехом, прервав Марианну:
        - Забудь о нем, Саксонка! Это была всего лишь блажь. Я довольно много выпил и искал женщину на ночь. А выбирать было не из кого: невеста друга, жена друга, родная сестра, Мартина, которую я терпеть не могу! Вот и все объяснение, почему я заговорил с тобой.
        Его слова были намеренно и откровенно оскорбительными. Заметив, как потемнели от гнева глаза Марианны, Вилл, перестав улыбаться, напомнил:
        - Откровенность за откровенность, Саксонка! Я был с тобой откровенен, когда мы разговаривали до обеда, а чем ты мне ответила? Умалчиванием? Радуйся, что не попала в беду! Я бы никогда не простил тебе, если бы из-за тебя брат лишил меня дружбы и доверия!
        Смерив ее холодным взглядом, Вилл хотел вернуться за стол, но подошел Робин. Бросив на Вилла и Марианну один лишь взгляд, Робин понял, что произошло и почему губы Марианны подрагивают от обиды и гнева. Обняв Марианну, Робин сжал ей локоть в безмолвной просьбе не обижаться на Вилла. Марианна в ответ склонила голову.
        Встретившись взглядом с Робином, Вилл вопросительно приподнял бровь.
        - Проверишь дозоры? - спросил Робин.
        - А чей сегодня черед? - усмехнулся Вилл, прекрасно помнивший очередность.
        - Мой, - улыбнулся Робин.
        Вилл улыбнулся в ответ и согласно кивнул:
        - Ладно, братец! Будешь мне обязан!
        Как будто только сейчас обратив внимание на Марианну, Вилл неожиданно отвесил ей глубокий изящный поклон и громко воскликнул:
        - Долгих лет тебе, леди Шервуда!
        Заметив, как губы Марианны приоткрылись для резкого ответа, Робин поторопился увести ее из трапезной.
        - Осторожно, стол! - воскликнула Кэтрин.
        - Поздно! - сказал Вилл, наблюдавший за тем, как младший брат налетел на угол стола, за которым сидел Джон, и, поморщившись, потер ушибленное место.
        - Эй, Робин! - крикнул ему вслед Джон. - Вы не будете ужинать?
        - Что ты кричишь? Ты ведь уже знаешь, как он ужинает, когда не хочет выпускать ее из постели, - усмехнулся Вилл и указал взглядом на Клэренс, которая собирала на большое блюдо разную снедь для Робина и Марианны. - Поэтому замени его на ужине, а я поехал проверять посты. Клэр, прихвати для них вино или сидр!
        - Забыла спросить тебя, Вилл! - привычно огрызнулась на него Клэренс, и в ответ Вилл так же привычно улыбнулся.
        - А ты? Как же твой ужин? - с беспокойством спросила Кэтрин, придержав Вилла за руку.
        - Я не голоден, - ответил он, забирая со скамьи оружие. - Собери мне чего-нибудь с собой, и достаточно.
        Джон наблюдал за сборами друга, и в его глазах отразилось неприкрытое сочувствие Виллу.
        - Хочешь, я поеду, а ты оставайся, - предложил он.
        Вилл обернулся к Джону, и тот поторопился придать взгляду простую дружелюбность. Зная, насколько Вилл горд, он прекрасно понимал: просто дать понять, что его волнение не осталось незамеченным, не говоря уже о сочувствии, значило серьезно задеть гордость старшего брата лорда Шервуда и нарваться на неприятности.
        - Нет, не хочу! - сказал Вилл. - Где-то здесь бегает Мартина, пытаясь отыскать Робина. Вот ты и утешишь ее, когда она узнает, где он и с кем. Слез будет целый поток, так что, Кэтти, после поменяй мужу рубашку: эта промокнет!
        Расхохотавшись, Вилл вышел из трапезной и свистом подозвал коня.
        Глава седьмая
        Приближался час рассвета. Окно оставалось закрытым ставнями, но Робину не нужно было открывать его, чтобы убедиться в наступлении утра. И все же он поднялся с постели и приоткрыл ставни. В комнате сразу стало светлее и прохладнее, повеяло свежестью утренней росы. Марианна, по обнаженной спине которой пробежало дуновение легкого ветерка, пошевелилась, провела рукой по постели и, не найдя рядом Робина, тут же села и широко распахнула еще застланные сном, но уже встревоженные глаза.
        - Спи, родная! - с улыбкой прошептал Робин, ложась рядом и привлекая ее к себе.
        Она сразу успокоилась, сонно улыбнулась в ответ и вытянулась рядом, положив голову Робину на плечо.
        - Я испугалась! - прошептала Марианна и, не договорив, уснула.
        Покрывало, которым она была укрыта, с мягким шелестом сползло на пол, когда Марианна повернулась во сне на бок. Но, согретая теплом тела Робина, она не проснулась. Взгляд Робина заскользил по плавным изгибам ее тонкого смуглого тела. Как же она хороша! Он долго не мог отвести от нее глаз. Потом перевел взгляд на ее лицо. Тени от полукружий длинных ресниц покойно лежали на скулах. Истомленные бесчисленными поцелуями губы сонно приоткрылись, прядь светлых волос упала на щеку, и Робин ревниво отвел ее в сторону, чтобы волосы не заслоняли от него нежное лицо любимой.
        Первые солнечные лучи заглянули в окно, и Робин с сожалением вздохнул: пора подниматься и приступать к обычным заботам. Он осторожно провел кончиками пальцев по плечу Марианны и склонился над ней. Она уже не спала, разбуженная его взглядом, но лежала, словно спящая крепким сном, чтобы он подольше оставался возле нее. Пальцы Робина медленно обвели шероховатые контуры клейма, и Марианна невольно сжалась под его рукой. Она подумала, что он вспоминает об оскорбительных словах епископа, может быть, размышляет, как часто в будущем ему придется сталкиваться с подобными оскорблениями. Но Робин внезапно прикоснулся губами к заклейменной спине Марианны, и она вздрогнула от нежданного поцелуя.
        - Почему ты целуешь меня именно там? - сами собой прошептали ее губы.
        - Потому что ночью я, пожалуй, не целовал тебя только сюда и сейчас решил исправить это упущение! - рассмеялся Робин и, бережно укрыв Марианну покрывалом, встал с постели.
        Сонно жмурясь, Марианна смотрела, как он одевается, любуясь каждым его движением. Когда он собрался бриться, Марианна набросила на себя рубашку и, соскочив с постели, подошла к нему:
        - Хочешь, я помогу тебе?
        Робин, улыбнувшись, передал ей остро отточенный нож, сел на стул и, откинув голову на высокую спинку, закрыл глаза.
        - Изволь!
        Намылив его лицо, Марианна стала осторожно снимать острым лезвием пену вместе со щетиной. Лицо Робина оставалось таким спокойным, словно он спал, не чувствуя прикосновения стали. Марианна, привыкшая к оружию и уже постигшая многие воинские обычаи, понимала, что спокойствие Робина обусловлено безоговорочным доверием к ней.
        - На нож смотри, а не на меня! - вдруг шепнул Робин, не открывая глаз, и в его голосе явственно прозвучала улыбка.
        Марианна рассмеялась и вытерла его лицо влажным полотенцем.
        - Беги в купальню, пока там никого нет, и сразу обратно, - приказал Робин, поднимаясь на ноги. - Сегодня очень много дел.
        Когда она вернулась - свежая, источавшая запах родниковой воды, - Робин оглядел ее с головы до ног и сказал:
        - Раздевайся! - и, встретив ее удивленный взгляд, уточнил: - Снимай с себя все.
        Она сделала то, что он велел, и гордо выпрямилась перед ним, встретив взгляд Робина веселым взглядом ясных глаз.
        - Значит ли это, что ты передумал заниматься делами и решил вернуться в постель, мой лорд? - с лукавой улыбкой спросила Марианна.
        - Это значит, что я хочу тебя одеть, как подобает моей леди, - усмехнулся Робин, невольно задержав взгляд на высокой груди Марианны. - И перестань так на меня смотреть, а то весь Шервуд взбунтуется, если я и сегодня пренебрегу своими обязанностями!
        Открыв сундук с одеждой, Робин достал из него длинное льняное платье без рукавов, тонкий, украшенный золотыми пластинками пояс и туфельки из светлой замши.
        - Платье? - удивилась Марианна. - Откуда ты его взял?
        - Кэтрин сшила для тебя еще в июле, а пояс и туфли я купил в Рэтфорде. Одевайся, сердце мое!
        Когда Марианна оделась и обернулась к Робину, то увидела, что он прислонил к стене большое зеркало, в котором можно было видеть себя во весь рост.
        - У меня было много времени, чтобы успеть приготовиться к твоему возвращению, - улыбнулся Робин в ответ на вопросительный взгляд, который она переводила с зеркала на Робина. - Посмотри в него, родная, пока я расчешу твои волосы.
        Широкий гребень заскользил по ее волосам, лаская их и приглаживая. Марианна не сводила глаз с лица Робина, отражавшегося в зеркале, и ее сердце млело и купалось в нежном взгляде глубоко-синих глаз.
        - Не смотри так на меня! - взмолился Робин, встретившись в зеркале глазами с Марианной. - А то мы действительно отправимся обратно в постель!
        Марианна рассмеялась и послушно опустила глаза. Всю ночь они провели в разговорах, которые на полуслове прерывались любовной близостью. Они сами не заметили, как к ним подкрался сон. И вот ее тело снова трепещет в томлении от малейшего, самого легкого прикосновения его пальцев, словно забыв, что она ночь, день и еще одну ночь не покидала объятий Робина.
        Когда ее волосы стали послушны гребню и улеглись мягкими волнами, Робин прижал их тонким золотым обручем, а потом надел на шею Марианны длинную золотую цепочку с подвеской из большого прозрачного аквамарина.
        - Какой он красивый, Робин! - воскликнула Марианна, опустив глаза на кристалл и залюбовавшись игрой голубых всполохов в его глубине.
        - Эту подвеску отец подарил моей матери, когда я родился. Она перед смертью отдала ее мне, сказав, чтобы я берег ее для той, которую полюблю и выберу в жены. Теперь она твоя. Я придал ей силу оберега, так что она будет не только украшать тебя, но и защищать, - сказал Робин, любуясь отражением Марианны в зеркале. - Это первый подарок, который я наконец тебе сделал за все время с тех пор, как мы вместе.
        - Совсем не первый! - возразила Марианна. - Ты мне уже подарил коня, оружие.
        - О да! - рассмеялся Робин, оборвав ее перечисление. - Это были замечательные подарки для любимой женщины! Подними глаза, радость моя, и посмотри на себя.
        Марианна внимательно посмотрела в зеркало и не поверила своему отражению. Оказывается, она изменилась за лето, повзрослела. Исчезла девичья округлость лица, черты стали тоньше и изящнее. Из зеркала на нее смотрела юная прекрасная женщина с нежной улыбкой на губах, и большие серебристые глаза этой женщины были ясными, как летний день, и сияли любовью и счастьем.
        Руки Робина обвили плечи Марианны и сомкнулись у нее на груди. Он прижался губами к ее затылку, не сводя глаз с отражения в зеркале.
        - Как ты прекрасна, любовь моя! - вырвался у него тихий вздох восхищения.
        Марианна порывисто обернулась к нему и, не сводя сияющих глаз с лица Робина, поднесла его руки к губам.
        - Я люблю тебя, мой лорд! - прошептала она, целуя его сильные пальцы.
        - И я люблю тебя, моя леди! - ответил он, прикасаясь губами к лбу Марианны.
        Взявшись за руки, они пошли в трапезную. Несмотря на ранний час, возле очага уже копошилась Кэтрин. Увидев Робина и Марианну, она радостно улыбнулась и хотела подать им завтрак, но Марианна остановила ее. Она сама поставила перед Робином блюдо с теплым хлебом, маслом и сыром, наполнила его кубок молоком и принялась помогать Кэтрин готовить завтрак для остальных стрелков.
        В трапезную вышел совсем еще сонный Вилл, который от силы час назад вернулся в лагерь. Отчаянно зевая, он сел возле Робина. Когда перед ним поставили блюдо с таким же завтраком, он, привычный к заботам Кэтрин, шутливо поцеловал тонкую руку в знак благодарности и только потом понял, что это была рука не Кэтрин. Запрокинув голову, Вилл увидел Марианну, которая ответила ему выразительным движением брови и, высвободив руку, вернулась к Кэтрин.
        - Вот это да! - негромко сказал Вилл, глядя вслед Марианне, и обернулся к Робину: - Роза раскрыла все лепестки или нет?
        - Нет, - улыбнулся Робин, наливая Виллу молока. - Это пока только бутон. Настоящий цветок во всей своей красе предстанет вечером на празднике, где я хочу представить ее стрелкам.
        - Впервые не знаю, что сказать, - признался Вилл, поглядывая на Марианну. - Если вечером она будет краше, чем сейчас, ты рискуешь всех ослепить ею!
        - Я же не ослеп! - возразил Робин.
        - Ты в этом уверен? - поддел его Вилл.
        Рассмеявшись в ответ, Робин подошел к Марианне, нарезавшей сыр, и, поцеловав ее в затылок, легонько подтолкнул к столу:
        - Позавтракай сама, моя родная!
        Марианна села напротив Вилла. Тот молча поприветствовал Марианну кивком головы, мельком скользнув безразличным взглядом по ее лицу. В трапезной появилась Мартина, которую Вилл встретил насмешливым возгласом:
        - Как, наша красавица еще здесь? А я думал, что ты уже покинула наш гостеприимный лес!
        Не ответив, Мартина села рядом с Виллом и принялась намазывать масло на ломоть теплого хлеба. Ее взгляд упал на подвеску, сиявшую аквамарином на груди Марианны, и Мартина замерла. С трудом оторвав взгляд от подвески, она посмотрела на саму Марианну, и ее глаза сузились в ревнивом прищуре. Вилл, пригубив кубок с молоком, повернулся к Мартине и окинул ее ироничным взглядом:
        - По тебе не скажешь, что ты сладко спала этой ночью! Бессонница одолела?
        Мартина бросила возмущенный взгляд в сторону Робина, который разговаривал с Кэтрин, и вновь посмотрела на беспечно улыбавшуюся Марианну, чьи глаза выражали умиротворение и сияли радостью. Вид счастливой соперницы больно уколол сердце Мартины, и, забыв о сдержанности, она резко сказала, не сводя глаз с Марианны:
        - Я всю ночь не могла уснуть. Меня постоянно будили чьи-то вопли. Должно быть, лесная кошка орала неподалеку.
        Вилл перестал улыбаться и собрался осадить Мартину резким словом, но промолчал, когда Марианна приподняла ладонь в запрещающем жесте. Устремив на Мартину безмятежный взгляд, она рассмеялась над ее грубыми словами, как над безобидной шуткой.
        - Наверное, той кошкой была я, - весело сказала она. - Извини, что помешала тебе спать. К счастью, у остальных не такой чуткий сон, как у тебя.
        Мартина поперхнулась хлебом, услышав ответ Марианны, которую она надеялась смутить. Но Марианна была слишком счастлива и достаточно закалена, чтобы ее могли ранить колкости Мартины.
        - Вы, леди? - недоверчиво переспросила Мартина. - Я думала, что ваша благовоспитанность не может быть подвергнута даже малейшему сомнению!
        Марианна почти с нежностью посмотрела в язвительные глаза Мартины и снова рассмеялась:
        - О какой благовоспитанности можно помнить в объятиях Робина? - и окончательно добила Мартину: - Ты была права: он великолепный любовник!
        - О, как приятно подслушать подобный отзыв о себе! - услышали они обе веселый голос Робина.
        Поставив кувшин с молоком на стол, Робин сел возле Марианны и посмотрел на нее с нежной усмешкой.
        - Благодарю за похвалу, моя леди! - сказал он и поднес к губам ее руку. - Вы тоже подарили мне восхитительную ночь!
        Мартина резко поднялась из-за стола и подошла к Кэтрин, которая снимала с горячих углей очередной противень с только что испеченным хлебом.
        - Ты видела? Он подарил ей подвеску своей матери! - тихо сказала Мартина, с трудом сдерживая обиду и негодование. - Он показывал мне ее в Локсли и говорил, что отдаст только той, на которой женится. А сам подарил ей, словно плату за одну ночь!
        Кэтрин с сожалением посмотрела на огорченную Мартину, перевела взгляд на Робина и Марианну и пожала плечами в знак того, что Мартина бессильна что-либо изменить.
        - Никогда так больше не говори, Марти, - шепотом посоветовала подруге Кэтрин. - Если Робин услышит, тебе не поздоровится. Да и Марианна себя в обиду не даст: ты уже только что получила от нее. Я знаю, что в Локсли ты надеялась украсить себя этой подвеской. Но он не захотел жениться на тебе, и ты выскочила замуж за Мартина. А сегодня он сделал то, о чем и говорил, - подарил подвеску графини Луизы той, которую выбрал в жены.
        - Не захотел жениться на мне? Не болтай о том, чего не знаешь! - с яростью ответила Мартина и тоже посмотрела в сторону Робина и Марианны. - Это ненадолго! Он просто прельстился новизной. А она с такой готовностью отвечает на его страсть, что сама не заметит, как надоест ему. Мне надо только подождать.
        - Тебе не надо ничего ждать и тем более затевать войну с ней! - уже сердито прошептала Кэтрин. - Только попробуй, и Робин вышвырнет тебя из Шервуда как котенка!
        Услышав тихие всхлипывания, Кэтрин тут же смягчилась. Обняв Мартину, она погладила ее по черным косам, пытаясь утешить.
        - Марти, глупенькая, ты же сама ничего не знаешь! Это надолго. Навсегда. Не сегодня началось и никогда не закончится, поверь мне! Они ведь уже были вместе и сейчас просто вернулись друг к другу, - ласково сказала она и, снова бросив взгляд в сторону Робина и Марианны, вздохнула и поежилась. - Ох, я бы побоялась любить с такой силой, как они! Словно в омут с головой, без оглядки! Так можно любить, только если точно знаешь, что судьба подарит одновременную смерть с любимым.
        - Ты кого хоронишь с утра пораньше, жена? - раздалось над их головами сонное ворчание Джона.
        Он открыл Кэтрин объятия и, прижав ее к груди, ласково поцеловал жену в раскрасневшуюся от огня щеку.
        - Поскольку мне доподлинно известно, что любишь ты меня, в чем я неоднократно убеждался не только с твоих слов, но и… - Джон не договорил потому, что Кэтрин сердито нахмурилась и закрыла ему рот ладонью, и он одобрительно проворчал: - Вот и правильно! Сегодня вечером праздник, а вы тут слезы льете и о смерти толкуете. Ступай, принеси мне завтрак!
        Он выпустил жену из объятий и несильно хлопнул ее ниже спины. Заметив, какой глубокой грустью полны глаза Мартины, наблюдавшей за ним и Кэтрин, Джон с сочувствием потрепал Мартину по плечу.
        - У тебя ведь все это было, Марти! - сказал он, и в его серых глазах отразились едва заметное осуждение. - Почему ты не дорожила тем, что имела, а все время гонялась за миражом? Тебе следовало вовремя понять, что Робин не из тех, кто входит в одну реку дважды. Понять и не огорчать Мартина, который всем сердцем любил тебя.
        - Не входит в одну реку дважды? Ты сам себе противоречишь! - вывернулась из-под его руки Мартина и кивнула в сторону Марианны: - А как же с ней?
        - А ее он не оставлял ни на одно мгновение, - спокойно ответил Джон и присоединился к друзьям.
        - Девочка! - раздался на всю трапезную его бас, когда Джон, оглядев Марианну, восхищенно покрутил головой. - Какая же ты красавица! Еще краше, чем была весной. Счастье Робина, что я верный муж!
        Ему немедленно досталось по затылку от Кэтрин, которая с негодованием нахмурилась, но уже через мгновение заулыбалась, расставляя перед мужем блюда с завтраком.
        - Какие новости, Вилл? - спросил Робин, еще с улыбкой скользнув взглядом по лицу Марианны, но уже став серьезным.
        - Из Мэнсфилда в Ноттингем сегодня поедет сборщик налогов. Его должны сопровождать три десятка ратников. Они поедут окружной дорогой через Клю, - ответил Вилл.
        - Окружной дорогой? - переспросил Робин. - В чем причина подобной осторожности?
        - Догадайся! - усмехнулся Вилл и, когда Робин посмотрел на брата и выразительно поднял бровь, кивнул: - Да, поэтому!
        - Три десятка ратников, - повторил Робин, задумчиво прищурив глаза, и обернулся к Джону: - Сколько стрелков в лагере сейчас?
        - Не больше десятка, считая нас с вами. Остальные в дозорах, патрулях, Бранду и Джеку я разрешил навестить родных. Так что их тоже нет.
        - Вполне достаточно десятка! - отмахнулся Вилл. - Когда мы выходили на встречу с ратниками шерифа с равным числом людей?
        - Раньше никогда, а теперь будем, - спокойно ответил Джон и, поймав удивленный взгляд Вилла, добавил: - Посмотрим, как пойдут дела. Если понадобится, то не кто-нибудь, а прежде всего ты и Робин будете покидать лагерь в сопровождении, которое втрое превзойдет число ратников шерифа.
        Теперь Вилл поднял бровь, безмолвно предлагая другу изложить причины подобной осторожности, которая даже для Джона была чрезмерной, но встретил предостерегающий от вопросов взгляд Робина.
        - Ладно, как скажете, - согласно склонил голову Вилл. - Тогда надо кого-нибудь послать к Статли.
        - Никого не надо посылать, я съезжу сам, - отозвался Джон и поднялся из-за стола. Бросив взгляд на Робина, он спросил многозначительным тоном: - Ты успел за это время подумать о том, что мы с тобой обсуждали позавчера?
        - Успел, - ответил Робин. - Пока ничего не понятно. Как ты сам сказал, посмотрим, как пойдут дела дальше.
        - Ну-ну! - недовольно хмыкнул Джон. - На досуге поделись соображениями с Виллом и со мной.
        - О чем вы? - спросила Марианна, прислушавшись к разговору, смысл которого оставался непонятным для нее и Вилла, но, как она заметила, Робин и Джон отлично понимали друг друга.
        - О тех записях, милая, - не вдаваясь в подробности, ответил Робин и кивнул Джону: - Поезжай, а мы разбудим остальных и начнем собираться.
        Услышав про начало сборов, Марианна немедленно поднялась из-за стола.
        - Постой, ты куда заторопилась? - спросил Робин, поймав ее за руку.
        - Переодеться и взять оружие. Принести и твое вместе с курткой?
        Не сводя с нее взгляда, Робин удивленно сдвинул брови. Джон покрутил головой и зафыркал, пытаясь сдержать смех, а Вилл, не заботясь о сдержанности, оглушительно расхохотался.
        - Девочка! - передразнил он бас Джона. - Какая же ты глупая! Еще глупее, чем была два дня назад!
        Не понимая причины подобного веселья, Марианна недовольно нахмурилась.
        - Да, братец! - ухмыльнулся Вилл. - Я тебе завидую! Ты с ней не заскучаешь!
        - Джон, поезжай уже! А ты, Вилли, поднимай с постели тех, кто в лагере. Пусть скорее завтракают и седлают лошадей, - сказал Робин, пропустив мимо ушей иронию брата, и, не отпуская руку Марианны, поднялся: - Идем, Мэриан.
        Вернувшись вместе с Марианной к себе, Робин надел куртку, расправил капюшон и застегнул пояс. Взяв в руки меч, он сдвинул ножны и медленно провел ладонью по обоюдоострому клинку, проверяя, хорошо ли заточены лезвия.
        - Твое оружие тебе больше не понадобится, - сказал он, обернувшись к Марианне. - Ты останешься дома, и с этого дня твоя ратная служба завершилась.
        - Но Робин! - протестующе воскликнула Марианна и невольно смолкла, едва он изломил бровь.
        Убрав Элбион в ножны, Робин подошел к Марианне и, приподняв ладонью ее подбородок, внимательно посмотрел в ее удивленные глаза, которые выражали явное несогласие с его решением. Увидев, как брови Марианны, словно крылья ласточки, сдвинулись к переносице, Робин неожиданно рассмеялся:
        - Тебе действительно нравится быть стрелком! Я полагал, что твой выбор был обусловлен отчаянием, а оказывается, ты всерьез нашла то, что тебе по душе! Но мне, Мэри, твои ратные забавы все это время были лишней заботой. Поэтому хватит тебе искушать судьбу и испытывать мое терпение.
        Марианна не выдержала его взгляда и опустила глаза.
        - О, как строго! - грустно усмехнулась она.
        Робин улыбнулся и поспешил привлечь ее к себе.
        - Я говорю тебе это не как своему стрелку, а как жене, - прошептал он, целуя Марианну в склоненную голову. - И ты обязана мне повиноваться.
        - Я всегда тебе повиновалась без оговорок, - ответила Марианна, прильнув к Робину.
        Услышав ее ответ, Робин с иронией поднял брови и, отстранив от себя Марианну, заглянул ей в глаза.
        - Всегда повиновалась, да еще без оговорок?! Это для меня новость! - рассмеялся он и, вновь став серьезным, сказал: - Все, любимая, все! Забудь об оружии, дозорах, патрулях, ратниках шерифа, даже о мужской одежде!
        Марианна хотела возразить, но увидела в глазах Робина такую волю и непреклонность в только что объявленном решении, что почувствовала себя так, словно она собралась спорить с гранитной скалой - твердой, глухой и безмолвной. Сдавшись, она с тихим вздохом положила голову ему на плечо, и тогда Робин с обычной ласковостью обвил руками ее тонкий стан.
        - Чем же мне теперь заниматься? - прошептала Марианна. - Ведь я умру от скуки!
        - И это говоришь мне ты, которая была хозяйкой огромных владений и не знала отдыха в управлении ими! - усмехнулся Робин и, выпустив Марианну из объятий, вернулся к сборам.
        Пересчитав стрелы и заполнив ими колчан, он убрал туда же длинный лук и перекинул ремень колчана через плечо. Подойдя к Марианне, которая наблюдала за ним с нескрываемой печалью, Робин сел на стул и усадил ее к себе на колени.
        - Ты теперь госпожа Шервуда, Мэриан, - ласково сказал он, глядя в грустные глаза Марианны. - Кэтрин с радостью передаст тебе бразды правления. Заодно снимешь и с меня часть обязанностей - потом решу, каких. Аптека по-прежнему за тобой. Поверь, у тебя хватит забот, ты будешь занята с утра до позднего вечера! Эта комната отныне не только моя, но и твоя. Обустраивайся в ней так, как тебе захочется, чтобы порадовать меня, когда я вернусь и найду тебя здесь. И сегодня вечером будет праздник, так что приготовления к нему тем более не оставят тебе свободной минуты!
        - Какой праздник? - удивилась Марианна.
        - Тот самый, на который я приглашал тебя год назад, - ответил с улыбкой Робин. - Сегодня последний день августа, когда мы отмечаем окончание лета и провожаем его, встречая осень. Так что вечером здесь будет полным-полно гостей! Но у меня есть пожелание.
        - Какое пожелание, милый? Говори, я исполню его в точности!
        - Когда вы закончите приготовления и после них сходите в купальню, я прошу тебя ждать меня здесь и не выходить к гостям в трапезную, пока я не вернусь. Я хочу сам проследить за твоим нарядом.
        - Ты меня балуешь, Робин! - рассмеялась Марианна, забыв о грусти.
        Он бережно провел кончиками пальцев по ее лицу и прикоснулся губами к нежным улыбающимся губам Марианны.
        - Я хочу баловать тебя! - тихо сказал он, не сводя потемневших, полных тепла глаз с ее лица. - Ты стоишь того, моя Моруэнн!
        Он отпустил ее и поднялся. Марианна обвила руками его шею и прильнула губами к его губам. Робин ласково, но решительно снял с себя ее руки.
        - Мне пора, родная.
        Задержавшись на пороге, он оглянулся и, утонув в огромных любимых глазах, тихо сказал:
        - Я научил тебя воевать, Саксонка. Теперь ты должна научиться ждать меня. Учиться терпению всегда тяжелее, поверь мне!
        Бесшумно закрыв за собой дверь, Робин вышел в коридор. Пройдя трапезную, где Кэтрин убирала со столов остатки завтрака, Робин вышел на поляну перед лагерем. Там его ждали четыре десятка стрелков, которые невольно держались двумя отрядами. Не найдя среди них Статли, Робин увидел Джона и, прежде чем успел спросить его, где же Статли, встретился взглядом с улыбчивым ясноглазым стрелком, чьи волосы были темнее воронова крыла.
        - Привет тебе, лорд Робин! - крикнул черноволосый стрелок, сидя в седле, и помахал рукой. - Получить твой призыв - честь для всех нас!
        - И тебе привет, Гил! - улыбнулся в ответ Робин командиру одного из отрядов вольных стрелков. - Рад тебя видеть!
        Он быстро оседлал вороного Воина, который прибежал на свист, словно верный пес, и, сев на коня, спросил подъехавшего к нему Джона:
        - Что, Вилла не оказалось в лагере?
        - Нет, он был там, - с ухмылкой сообщил Джон, - но с наглостью ответил мне, что у него свои планы, узнав о которых, ты не будешь гневаться. После чего он предложил мне позвать Гилберта с его парнями.
        - Ох, и получит он от меня вечером! - только и сказал в ответ Робин.
        - Гони Статли в шею, Робин! - рассмеялся Гилберт, подъезжая к лорду Шервуда. - Я давно тебе говорил, что он не стоит твоих приглашений!
        Украдкой окинув взглядом собравшихся стрелков, Гилберт шепнул Робину:
        - Мой лорд, а где же ваша знаменитая Саксонка? Я столько слышал о ней и так надеялся наконец-то увидеть ее собственными глазами!
        - Робин, дисциплина в Шервуде начинает желать лучшего! - рассмеялся молчавший до сих пор Вилл. - Один не откликнулся на призыв потому, что у него своих дел хватает, второй явился, но только чтобы поглазеть на девчонку! Либо надо заново всех учить уму-разуму, либо делать общую вылазку и брать штурмом Ноттингем!
        - Что ты сразу цепляешься, Вилл! - огорченно воскликнул Гилберт. - Спросить, что ли, нельзя?
        - А в самом деле, куда подевалась Саксонка? - встревожился Дикон. - Ее не видно уже два дня! Где она?
        - Дома, - ответил Робин, - и там останется.
        - А! - понимающе кивнул головой Дикон и покраснел. - У нее эти… женские дни?
        Вилл в ответ только закрыл лицо ладонью, отчего его смех стал похож на совиное уханье.
        Робин поднял руку, призывая стрелков следовать за ним, и широкой рысью направил Воина по тропинке вглубь леса. Когда стрелки выехали к окружной дороге, которая, огибая Шервудский лес, вела в Ноттингем, Вилл поравнялся с Робином и Джоном.
        - А теперь, друзья, найдите время объяснить мне смысл ваших недомолвок за завтраком, - предложил он.
        Джон вполголоса - так, чтобы его не услышали остальные стрелки, - пересказал Виллу их общие с Робином подозрения. Вилл тихо присвистнул, когда Джон замолчал.
        - Ну, я как-то так и думал, - кивнул он. - Меня тоже встревожили наши участившиеся неудачи.
        - И ты так думал? - неожиданно рассвирепел Джон. - До чего вы похожи с Робином! Оба втихомолку размышляете над тем, что следовало сразу обсудить сообща!
        - Мы тоже тебя любим, Джон, - с усмешкой ответил Вилл и посмотрел на Робина: - Значит, ты не просто подумал, а сопоставил даты, события и имена? И что у тебя получилось?
        - Ничего толкового, - ответил Робин. - Слишком много тех, кто принимал участие, кто мог о чем-то слышать. Список имен получился очень большим, но в нем не было совпадений, которые однозначно указали бы если не на одно имя, то хотя бы на несколько. И в этот список не попали те, кто мог что-нибудь услышать от тех, кого я вписал. В результате под подозрение попадает каждый. Но, если предположить самое худшее - что предатель у нас, то круг станет значительно уже.
        - Я бы не стал так решительно ограничиваться только нашими стрелками, - подумав, возразил Вилл. - Неудачи участились не только у нас, но и в других отрядах. Надо, действительно, понаблюдать, как дальше пойдут дела.
        - А если вам с Виллом проверить с помощью ваших сил, что на самом деле таится в душе хотя бы у тех, кто оказался в твоем списке, Робин? - предложил Джон.
        - Невозможно! - ответил за Робина Вилл. - Это нельзя сделать так, чтобы тот, в чью память заглядываешь, ничего не заметил: все происходит при его же участии. Проще собрать всех, рассказать о подозрениях…
        - И предложить предателю сознаться! - усмехнулся Робин.
        - Этого делать нельзя, - решительно сказал Джон. - Он не сознается, а мы только посеем смуту в умах.
        - Джон, не криви душой! - вздохнул Вилл. - Никакой смуты мы не посеем. Все до последнего, и предатель в том числе, укажут на единственно подходящего человека. И ты сам знаешь, кто это. Так ведь, брат? - он внимательно посмотрел на Робина.
        - Да, - спокойно ответил Робин, - все сложилось наихудшим образом для нее. Она у нас с мая, ее отец ладил с шерифом, к ней был неравнодушен Гай. Немного воображения, и можно предположить, что она согласилась отправиться в Шервуд, например, ради того, чтобы ей в награду вернули владения Невиллов.
        - Есть один довод против, - поспешил сказать Джон, понимая, что Робину нелегко говорить о Марианне как если бы их ничего не связывало. - Она могла убить тебя и не задерживаться в Шервуде надолго, но она этого не сделала.
        - Пока не сделала, - уточнил Вилл, отметая слова Джона. - И до сих пор ей было не так-то просто убить Робина и тем более покинуть Шервуд целой и невредимой. А сейчас она подобралась к Робину так близко, что вполне может убить его. Но уйти ей все равно не удастся.
        - Вилл, ты что, с ума сошел, рассуждая так? - возмутился Джон, удивляясь, что Робин оставался невозмутимым, внимательно слушая брата.
        - Я объясняю тебе, как будут думать и говорить другие стрелки, если им сейчас объявить, что в Шервуде предатель, - ответил Вилл. - Мы ничего не добьемся, только поставим ее под удар.
        - Пока не будем ничего говорить. А вот изменением системы постов, охраняющих лес, займемся, - сказал Робин и взмахом руки остановил следовавших за ним стрелков: - Приехали!
        Всадники свернули с дороги в небольшую рощу и остановились на ее окраине. Робин отвел от лица ветку, заслонившую вид на дома, которые темнели за лугом, отделявшим селение от рощи.
        Рядом с ближайшим к лесу домом вокруг конной повозки собралась толпа. Повозку окружали ноттингемские ратники, на ней стоял невысокий толстый человек в богатой одежде, держа в руках развернутый свиток, с которого свешивалась печать, и пытался перекричать шумящую толпу.
        - Это Клю, - сказал Гилберт, пристроив коня рядом с вороным Воином.
        Теперь он не улыбался, а стал серьезным, лишь глаза возбужденно блестели в предвкушении предстоящей стычки с ратниками шерифа.
        - Сделаем вот что, - сказал Робин. - Растягивайтесь цепью и обступайте жителей Клю и ратников, раз они так удачно собрались в одном месте. А я…
        Не договорив, Робин спрыгнул с коня и бросил поводья Джону.
        - А ты снова не можешь удержаться от ненужного риска? - проворчал Джон, ловко поймав поводья и привязывая их к своему седлу.
        - Я хочу узнать, что происходит, - ответил Робин. - Когда нас увидят, ни сборщику, ни жителям Клю будет уже не до разговоров.
        Стрелки мгновенно разъехались по роще, а Робин пошел прямо через луг к селению.
        Жители Клю с жаром обсуждали то, что зачитывал с повозки сборщик, и появление лорда Шервуда в селении осталось незамеченным. Он стал пробираться через толпу ближе к повозке, и только тогда кому-то бросилась в глаза зеленая куртка Робина, кто-то заглянул ему в лицо и узнал. Среди людей раздались приглушенные возгласы. Робин сделал знак, призывая к молчанию, и, провожаемый негромкими приветствиями и взглядами, в которых читались и восторг, и тревога, вышел к повозке из расступившейся перед ним толпы.
        - Тем самым Тереза из Клю обвиняется в колдовстве! По приказу всемилостивейшего епископа Гесберта мне приказано доставить упомянутую Терезу в Ноттингем, где она предстанет перед судом!
        Зачитав приказ, сборщик с важным видом принялся сворачивать пергамент.
        - О ком он говорит? - тихо спросил Робин у стоявшей рядом с ним женщины.
        Но прежде чем та успела ответить, молоденькая девушка рухнула на колени перед повозкой и заломила руки в отчаянной мольбе.
        - Но ведь это ложь! Я не колдунья! - крикнула она и беспомощно оглянулась на жителей селения. - Люди, почему же вы молчите? Вы же знаете меня с рождения! Джек, Милдред! Как я могла погубить ваш урожай? Разве моя вина в том, что на ваше поле забрели олени? А ты, Грисселл? Не ты ли умоляла меня зимой спасти сына, когда он заболел? И теперь ты свидетельствуешь против меня и клянешься Божьим именем, что я заколдовала твоего малыша?
        Но те, к кому она вызвала, лишь отворачивались от ее глаз, полных мольбы и укора. И тогда она закрыла лицо ладонями и расплакалась, понимая, что помощи ждать не от кого, а впереди - суд и костер.
        - А волки?! - спросил сборщик, слезая с повозки, и потряс над головой Терезы пергаментным свитком. - Не только жители Клю, но сам сэр Гай Гисборн свидетельствует против тебя! Он собственными глазами видел, как в начале этой весны ты играла в лесу с двумя матерыми волками. Ты гладила их по спинам, а они ластились к тебе, словно щенки! Если ты не колдунья, как сейчас утверждаешь, почему же волки не разорвали тебя?
        Тереза горестно усмехнулась и уронила руки на колени, выражая всем обликом полную безнадежность.
        - Потому что я подобрала их в лесу возле убитой волчицы, когда они были слепыми волчатами. Я выкормила их, вырастила и отвела обратно в лес. Неужели я виновата и в том, что память зверей оказалась дольше людской памяти?
        - Твое слово против слова сэра Гая? Сама подумай, девушка, о чем мне с тобой спорить? - снисходительно бросил сборщик, вытирая взмокшую шею. - Свои сказки ты расскажешь лорду епископу, только не думаю, чтобы он поверил тебе. Взять ее!
        Сборщик махнул рукой ратникам, но в это мгновение раздался повелительный голос лорда Шервуда:
        - Не сметь ее трогать!
        Робин подошел к девушке и подал ей руку, поднимая с колен. Обернувшись к сборщику, который побледнел при виде серебряного знака Шервуда на рукаве зеленой куртки, Робин спросил с самым серьезным видом:
        - Объясни мне, почтенный, почему же те волки не только пощадили эту маленькую колдунью, но и не тронули сэра Гая? Может быть, он оборотень? И волки признали его за своего, распознав в нем звериную душу?
        Среди жителей Клю раздался приглушенный смех. Глаза Робина жестко прищурились, и он обвел толпу холодным взглядом.
        - А может быть, эти волки не напали на сэра Гая потому, что так же трусливы, как вы - свидетельствовавшие против той, которая вам помогала? - резко спросил он людей.
        Те смолкли от нежданного упрека. Сборщик, наоборот, опомнился, оглянулся на свою охрану и крикнул:
        - Чего вы ждете?! Вы разве не видите, что он один?!
        - Убавьте прыть! - немедленно ответил Робин и, вскинув лук с приготовленной заранее стрелой, натянул тетиву, остановив этим движением бросившихся к нему ратников. - Вижу, ты решил кроме собранных денег и юной ведьмы преподнести шерифу и мою голову в подарок? Пошевелитесь - и я стреляю!
        Бросив взгляд поверх сборщика и ратников, Робин увидел, что шервудские стрелки незаметно, как безмолвные тени, окружили и жителей, и ратников, отвлеченных появлением лорда Шервуда. По губам Робина пробежала улыбка, и он, опуская лук, кивнул сборщику, приглашая того оглянуться:
        - К тому же ты ошибся, посчитав, что я один.
        Невольно повинуясь его властному взгляду, ратники обернулись вслед за сборщиком и схватились за рукояти мечей. Вилл немедленно вскинул руку, и на ратников нацелились десятки луков, угрожающе ощетинившись длинными стрелами.
        - Бросайте оружие! - приказал лорд Шервуда ратникам. - Сегодня нас столько же, сколько и вас. А вам пока ни разу не удавалось одержать над нами верх в равном бою.
        Ноттингемские ратники обладали благоразумием, которого Джон тщетно пытался добиться от вольных стрелков. Поэтому они покладисто побросали оружие на траву. Пока стрелки связывали обезоруженных ратников, Робин, убирая в колчан лук и стрелу, в сопровождении Вилла подошел к сборщику.
        - Как тебя зовут? - спросил он.
        - Грегори, - торопливо представился сборщик. - Грегори из Бетфорда, мой господин!
        - Твой господин - сэр Рейнолд, - ответил Робин, не обращая внимания на почтительный поклон, в котором сборщик поспешил склониться перед лордом Шервуда, когда понял, что остался один на один с вольными стрелками. - Что ты везешь, Грегори из Бетфорда?
        - Налоги, которые я собрал за этот год для сэра Рейнолда.
        Отбросив с повозки край вощеного полотна, которым груз был укрыт не столько от непогоды, сколько от любопытных глаз, Робин пересчитал взглядом туго набитые кожаные мешки.
        - Слишком много. Здесь что-то еще, кроме налогов. Что это за деньги, Грегори? И не пытайся меня обмануть. Мне известно до пенса, сколько каждый из сборщиков должен отдать шерифу.
        Отводя глаза в сторону от прищуренных, как в прицеле, глаз лорда Шервуда, сборщик нехотя выдавил из себя:
        - Доходы за год от всех английских владений Рочестеров.
        Робин переглянулся с Виллом, и они оба рассмеялись.
        - С тех пор, как я в Шервуде, сэр Рейнолд любезно каждый год доставляет доходы от моих владений мне прямо в лес! Передай ему мою признательность, но и порицание: доходы заметно упали. Он плохо управляет моими землями.
        - Он сразу велит повесить меня, если я передам ему хотя бы слово из того, что вы сказали, ваша светлость! - только и смог вымолвить побледневший сборщик. - Неужели вы заберете все?!
        - Нет, - с легкой усмешкой успокоил его Робин. - Поскольку ты привез мне принадлежащее мне же по праву серебро, я тебе оставлю налоги, которые ты собрал.
        Он подал знак перегружать мешки с серебром, и сборщик растерянно следил за тем, как быстро пустеет повозка, пока в ней не остался один мешок.
        - Все верно или мне пересчитать содержимое и этого мешка? - спросил Робин.
        Сборщик поторопился покачать головой, чтобы спасти последние деньги.
        - Но что я скажу сэру Рейнолду? - растерянно сказал он и посмотрел на лорда Шервуда так, словно ждал совета.
        - Это уже твое дело, раз мои слова ты передавать боишься. Впредь, если не хочешь со мной встречаться, не бери на себя смелость доставлять доходы от моих владений.
        Отвернувшись от сборщика, Робин подошел к девушке, которая так и осталась стоять недалеко от повозки, растерянно наблюдая за происходящим.
        - Ну, милая Тереза, - обратился к ней Робин, - скажи, что с тобой приключилось? Откуда взялись такие обвинения, которые ведут тебя прямо на костер?
        - Никакая она не ведьма, - вдруг вмешалась одна из женщин, прежде чем Тереза успела рот приоткрыть, - и все знают об этом! Знают и молчат!
        - И ты молчи, Джейн! - испуганно сказал стоявший рядом с ней мужчина и дернул женщину за руку. - Лорд Робин сейчас здесь, а к ночи в Шервуде! Наши земли - владение сэра Гая! Когда он вернется, кто-нибудь донесет ему о твоих словах, и что мы будем делать?
        - Нет, я не стану молчать! - негодующе ответила Джейн и вырвала руку из руки мужа. - Лорд Робин справедливо обвинил нас всех в малодушии, и мне, например, стыдно смотреть ему в глаза! За что беззащитную девочку отправят на костер? За то, что у нее, родившейся на беду хорошенькой, хватило твердости отказать сэру Гаю, когда он, остановившись здесь на ночлег, решил осчастливить ее своей благосклонностью! Наш лорд не прощает отказов, вот и ей не простил. Хоть он с весны пребывает в Лондоне, его люди все лето посулами и угрозами собирали свидетельства против Терезы. А вы молчите и дальше - придет ваш час, и за вас никто не вступится!
        - Вот в чем дело! - усмехнулся Робин, бросив взгляд на Терезу.
        Она залилась румянцем и низко опустила голову.
        - Неужели сэр Гай принял твой отказ и отпустил тебя?
        - Да, - прошептала Тереза. - Он сказал: «Не хочешь - ступай! Не в моих привычках принуждать девиц согревать мне постель. Но у меня нет сомнений, что ты пожалеешь о своем несогласии!»
        Заметив, что она вот-вот снова расплачется, Робин поспешил улыбнуться ей.
        - Должен признать, колдунья ты и вправду весьма миловидная!
        - И он сделал так, чтобы она пожалела! Слуги сэра Гая почти всех в Клю вынудили свидетельствовать против нее. Да, милорд, мы боимся нашего лорда! - призналась другая женщина. - А как его не бояться? Всем известны его мстительность и злопамятность!
        - Лорд Робин, заберите Терезу с собой. Сэр Гай все равно своего добьется - с помощью епископа или без него! - раздался еще один голос.
        - Поедешь с нами, Тэсс? - ласково спросил Робин, поднимая ладонью склоненную голову Терезы и глядя в ее заплаканное лицо.
        - Поеду! - всхлипнула Тереза и благодарно прижала к губам его руку. - Лишь бы оказаться подальше от сэра Гая, когда он вернется в Средние земли!
        - Вилл! - крикнул Робин брату, который уже сидел в седле. - Возьми девушку себе за спину!
        - Подожди, Робин! - торопливо воскликнул Гилберт и, опередив Вилла, подхватил Терезу и усадил на коня перед собой. - Такую красавицу и я не прочь прокатить, да не за спиной, а прижимая к груди! Держись крепче за гриву, Тэсс!
        Робин, улыбнувшись, забрал у Джона поводья Воина и, вскочив в седло, приказал стрелкам возвращаться в Шервуд. Вскоре селение осталось далеко позади, и вокруг стрелков вновь раскинулся дремучий лес, пронизанный солнцем и мирно шелестящий листвой.
        - Ну что, прелестная Тэсс, не страшно тебе оказаться среди разбойников? - с улыбкой спросил Джон, посмотрев на девушку, которая крепко держалась за обнимавшую ее руку Гилберта.
        Тереза робко улыбнулась и подняла на Джона большие кроткие глаза.
        - Всего страшнее мне было бы остаться! Лорд Робин, я так благодарна вам за то, что вы взяли меня с собой! Я не буду вам в тягость! Ведь я умею залечивать раны и выхаживать в болезнях. В Клю всегда приходили ко мне, если кто-нибудь занемог.
        Гилберт просительно посмотрел на лорда Шервуда.
        - Робин, позволь мне забрать Терезу в мой лагерь. У тебя есть два искусных целителя - ты и Саксонка, а нам так не хватает лекаря!
        - А ты, Гил, поменьше рискуй головой, тогда тебе и лекарь не понадобится! - усмехнулся Джон.
        Гилберт рассмеялся и украдкой прикоснулся губами к гладким льняным волосам Терезы. Заметив его уловку, Дикон громко воскликнул:
        - Гил, не проще ли прямо признаться, что девушка пришлась тебе по сердцу?
        - А ты молчи! Ты еще слишком молод, чтобы указывать старшим! - поддразнил его Гилберт, который был старше Дикона едва ли на пару лет.
        - Не обращай внимания, - с улыбкой посоветовал Робин покрасневшей от смущения Терезе. - Скажи лучше, не остались ли в Клю твои родные, которым сэр Гай не замедлит отомстить, узнав о твоем бегстве в Шервуд?
        - У меня нет родных, - ответила Тереза, - моя мать умерла два года назад.
        - А отец?
        Тереза покраснела еще гуще.
        - Я не знаю своего отца, - еле слышно призналась она, пряча глаза.
        - Никто в Шервуде не упрекнет тебя в этом! - поспешил успокоить ее Гилберт.
        Робин осадил Воина и заставил его сойти с тропинки. Вилл остановился рядом с братом.
        - Ты куда собрался? - спросил он.
        - Мне надо заглянуть к Эдрику, - ответил Робин.
        - Тогда нам по пути. Я хочу забрать к нам Дэниса, если ты не против, - и Вилл вопросительно посмотрел на Робина.
        - Твой сын перевернет весь лес с ног на голову! - рассмеялся Робин, вспомнив неугомонный нрав племянника и крестника.
        - Не задерживайтесь надолго! Ведь сегодня праздник, - напомнил им Джон.
        - Робин, а я приглашен? - оживился Гилберт, услышав слова Джона.
        - Ты ведь знаешь, что в этот день приглашений не требуется, - ответил Робин. - Мы будем рады всем гостям!
        Стрелки во главе с Джоном и Гилбертом скрылись в лесу, а Робин и Вилл свернули в сторону и через час были на окраине Маласэта. Остановив лошадей возле большого добротного дома, обнесенного высоким забором, Робин постучал в ворота. Вскоре за воротами послышались легкие шаги, и звонкий девичий голос спросил:
        - Кто здесь?
        - Открывай, Тиль, - негромко ответил Робин.
        Ворота открылись, и Робин с Виллом въехали в просторный двор.
        - Лорд Вилл! Граф Робин! - встретила их радостными возгласами Тиль.
        Ей было четырнадцать лет - уже не девочка, но еще не взрослая девушка, похожая на олененка на длинных ломких ногах. Закрыв ворота, она обернулась в сторону дома и звонко крикнула:
        - Отец, у нас гости!
        В дверях появился высокий седовласый мужчина, статная фигура которого и широкий разворот плеч неопровержимо указывали на то, что прежде хозяин дома имел прямое отношение к ратному делу. Из-под его руки выглянул мальчик семи лет, издавший при виде гостей оглушительный вопль и бросившийся навстречу гостям.
        - Отец!!!
        Вилл, спрыгнув с коня, поймал мальчика в объятия.
        - Здравствуй, Дэнис! - поцеловав сына, Вилл отстранил его, крепко держа в вытянутых руках. - Как же ты вырос с нашей последней встречи!
        - Крестный! - с восторгом закричал Дэнис, и Робин, смеясь, перехватил его из рук Вилла в свои объятия.
        - Лорд Дэнис! - прогремел голос хозяина дома. - Как вы приветствуете его светлость и лорда Уильяма? Где ваши манеры? Что подумают о вашем воспитании граф и его брат - ваш отец?
        Лукаво сверкнув глазами такого же цвета медового янтаря, как у Вилла, Дэнис спрыгнул с рук Робина и склонился в изящном поклоне.
        - Ваша светлость! Высокочтимый лорд и отец мой! Позвольте заверить вас, что ваш внезапный визит принес мне неописуемое счастье!
        Вилл расхохотался и сгреб сына в охапку.
        - Что ты из него пытаешься сотворить, Эдрик? - с легким укором спросил он. - Будущего придворного?
        - Учтивого рыцаря, лорд Уильям, - сурово ответил Эдрик - ратный наставник Робина и Вилла с детских лет обоих братьев.
        Эдрик посмотрел на Робина, и его лицо просияло радостной улыбкой, как и лица Тиль и Дэниса.
        - Милорд! - он подошел к Робину, положил ладони ему на плечи и, полюбовавшись им, крепко сжал в объятиях, забыв о чинности. - Мальчик мой! Тебя так давно не было, что я уже не знал, что и думать. Решил, что ты за своими заботами совсем забыл меня!
        - Ты же знаешь сам, что это не так! - рассмеялся Робин, ответно обнимая Эдрика. - Пустишь нас в дом или оставишь во дворе?
        Опомнившись, Эдрик сделал приглашающий жест в сторону открытой двери и, заметив, с каким восхищением Тиль смотрит на Вилла, строго сказал:
        - Дочь, позаботься о лошадях наших гостей и принеси нам вина. Не стой как изваяние!
        В сопровождении Эдрика Робин и Вилл, не отпустивший Дэниса с рук, вошли в дом. Заметив, как гости быстрыми взглядами окинули комнату, в которую привел их наставник, Эдрик укоризненно вздохнул:
        - Мальчики, мы давно знаем друг друга! У меня вас никогда не будет ждать засада!
        Братья переглянулись и рассмеялись.
        - Прости, Эдрик! - ответил Робин. - Привычка.
        - Волчья привычка, уместная в лесу, - наставительно заметил Эдрик, оглядывая Робина и Вилла, - а здесь вы в безопасности. Ваш внезапный приезд - просто желание навестить меня или вы приехали по делу?
        - И навестить, и по делу, - ответил Робин, - только у каждого из нас свое дело к тебе.
        Вошла Тиль с тремя кубками на подносе. Она поочередно подала кубок Робину, отцу и Виллу, который сел на скамью. Дэнис клубком свернулся у отца на коленях. Когда Вилл взял с подноса кубок, Тиль осталась стоять перед Виллом, глядя на него восхищенным взглядом, пока Эдрик, наблюдая за дочерью, сурово не кашлянул в кулак.
        - Что же за дела привели вас ко мне? - спросил он.
        - Сначала ты, - сказал Робин, посмотрев на брата.
        - Я приехал за сыном, Эдрик, - сказал Вилл, и радостный вопль Дэниса оборвал его на полуслове.
        - Ты хочешь забрать лорда Дэниса? - перепросил Эдрик, не одернув мальчика замечанием.
        Лицо наставника шервудских братьев выразило глубокое огорчение. Тиль, услышав ответ Вилла, тоже расстроилась, и в ее глазах даже заблестели слезы.
        - Конечно, ты в своем праве, - вздохнул Эдрик, - но стоит ли так рисковать, забирая последнего из вашего рода в Шервуд? Ведь наш граф так и не озаботился ни достойным браком, ни потомством. Если с вами обоими что-нибудь случится, как мне найти лорда Дэниса?
        - Только это тебя и заботит? - спросил Робин, улыбнувшись одними глазами.
        - Заботит, милорд! - твердо ответил Эдрик. - У меня есть долг перед графом Альриком и всем вашим родом. С тех пор как вы с братом ушли в Шервуд, я воспитывал лорда Дэниса, чтобы он стал достойным восприемником рода Рочестеров. Теперь, если вы заберете его с собой…
        - Эдрик, а ты можешь хотя бы однажды признаться, что испытываешь к кому-либо обычные человеческие чувства, никак не связанные с нашим родом? - с усмешкой спросил Вилл, отпивая вино.
        Эдрик смерил Вилла откровенно неприязненным взглядом, но присутствие Дэниса удержало его от нелицеприятных слов в адрес отца мальчика.
        - Могу, лорд Уильям. Да, я всей душой привязался к твоему сыну, равно как и моя дочь. Но ты - отец, и твои чувства мне тоже понятны. Ты знаешь мое отношение к тебе. Оно справедливо, но я отдаю должное твоим достоинствам. Наверное, мальчику в самом деле пришла пора побыть рядом с отцом и перенять все то, чему я смог научить тебя.
        Вилл, улыбаясь, неопределенно покрутил рукой в знак того, что сумел оценить, с какой учтивостью наставник умудрился найти слова, одновременно не поступившись ни каплей неприязни к старшему из Рочестеров.
        - Тиль, собери вещи лорда Дэниса, - приказал дочери Эдрик и поморщился от нового вопля мальчика, которым тот выразил свой восторг от переезда в Шервуд. - Лорд Дэнис, с этой же минуты начните умерять громкость голоса. Лес не терпит криков и суеты!
        - Получил? - шепнул Вилл на ухо сыну.
        - Это? - Дэнис, рассмеявшись, обвил руками шею отца. - Считай, что он меня погладил!
        - Полагаю, что дело лорда Уильяма разрешилось, - и Эдрик перевел взгляд на Робина: - А чего хотел от меня ты, мой мальчик?
        - Мне нужны цветы, - ответил Робин и, увидев, как седые брови Эдрика изумленно взлетели вверх, рассмеялся: - Ты же стал садовником, известным всему Ноттингемширу, мой добрый Эдрик! Вот и я приехал к тебе за цветами. Мне нужны розы.
        Эдрик поверх плеча Робина бросил взгляд на Вилла, и тот, угадав безмолвный вопрос в удивленных глазах наставника, одними губами ответил:
        - Влюблен!
        Эдрик хмыкнул, поманил к себе дочь и сказал:
        - Тиль, графу нужны розы, - он вопросительно посмотрел на Робина.
        - Белые, Тиль, - с улыбкой ответил Робин, - и много!
        - Ступай в сад и срежь с кустов все белые розы, - приказал дочери Эдрик.
        Робин, незаметно посмеиваясь над любопытством, которое прямо-таки распирало Эдрика, сел рядом с Виллом и пил вино, забавляясь тем, как Дэнис проворно перебирается с коленей отца на его колени и обратно. Вскоре вернулась Тиль, едва удерживая в руках большой ворох белоснежных роз. Уронив их на стол, она принесла отрез ткани и завернула в него цветы. Робин достал две серебряные монеты и положил на стол рядом с розами.
        - Милорд! - как ужаленный вскинулся Эдрик.
        - Ты не настолько богат, чтобы я мог позволить тебе подобные траты, - спокойно ответил Робин. - А я как раз сегодня забрал часть ежегодного дохода от своих владений.
        Эдрик с удовлетворением прищелкнул пальцами и кивнул дочери, которая убрала оставленные Робином монеты в карман фартука.
        - И все же ни одна женщина не стоит такой щедрости! - ворчливо заметил Эдрик. - Эти розы дешевле в сотню раз! Хороша ли она собой?
        - Хороша, как майское утро, и стоит всего мира, - ответил Робин. - И вот еще что, Эдрик. Мне нужно взглянуть на фамильные драгоценности.
        - Зачем бы? - мгновенно насторожился Эдрик и посмотрел на Робина острым, внимательным взглядом. - С ними все в порядке, уверяю тебя!
        - Не сомневаюсь, - улыбнулся Робин. - Я намерен взять некоторые из них.
        - А вот это уже не дело! - непреклонным тоном отрезал Эдрик. - Если ты хочешь тратиться на очередную подружку, покупай своей девчонке побрякушки на ярмарке. Но фамильные украшения оставь в покое: их может носить только твоя супруга!
        - Она и будет их носить, - ответил Робин, встретив с улыбкой, которая стала еще беззаботней, полыхнувший огнем взгляд наставника.
        - Что я слышу?! - возмущенно воскликнул Эдрик. - Ты собрался жениться? На ком, позволь мне спросить?!
        - Ох, Эдрик, ты ни капли не изменился! - рассмеялся Вилл, наблюдавший за братом и наставником.
        Эдрик бросил в сторону Вилла свирепый взгляд:
        - Лорд Уильям, я не нахожу ничего смешного! Ты… - и в голосе Эдрика прозвучала едва различимая нотка презрения, - …ты можешь делать все, что тебе угодно! Ты и так никогда не считал себя связанным долгом, который на тебя налагает имя Рочестеров! Но граф не имеет права жениться на ком ему вздумается! - Эдрик повернулся к Робину и потребовал самым суровым тоном: - Будь так добр, назови имя той, что возомнила себя равной тебе!
        - Леди Марианна, дочь барона Невилла, сестра графа Линкольна, племянница принца Ллевелина! - торжественно провозгласил Вилл и, когда Эдрик недоверчиво посмотрел на него, откровенно развеселился: - Тебе достаточно или ты хочешь, чтобы Робин женился на какой-нибудь заморской принцессе?
        - Вилл сказал правду. Так и зовут мою девчонку, Эдрик, - улыбаясь одними глазами, негромко подтвердил Робин. - Леди Марианна Невилл, с которой я помолвлен и которую в самое ближайшее время намерен отвести под венец.
        Еще мгновение назад недовольное лицо Эдрика расплылось в широкой улыбке.
        - Робин, мальчик мой! - воскликнул он и крепко обнял Робина. - Выбери сам украшения для нее! Только, пожалуйста, не говори леди Марианне, что твой старый наставник непочтительно отзывался о ней, не зная, о ком идет речь. И я очень надеюсь получить от тебя приглашение на ваше венчание. А все ты! - бросил он взгляд на Вилла. - Вместо того чтобы веселиться, мог бы сразу сказать, о ком говорит твой брат!
        - Я всегда и во всем у тебя виноват! - развел руками Вилл. - Даже в том, что ни Робин, ни я не успели назвать имя его невесты, прежде чем ты впал в неистовство!
        Пренебрежительно махнув рукой в сторону Вилла, Эдрик достал из тайника в стене большой ларец, поставил его на стол перед Робином и предупредительно откинул крышку. Сумеречная комната озарилась мерцающим сиянием драгоценных камней. Робин выбрал несколько украшений и спрятал их под курткой. Убрав ларец, Эдрик проводил Робина и Вилла с Дэнисом, потрепал мальчика по волосам и заботливо поддержал стремя Робину. Подавая ему цветы, Эдрик просительно сказал, заглядывая в глаза лорда Шервуда:
        - Мальчик мой, приезжай чаще и давай о себе знать. И будь осторожнее, прошу тебя! Ты - моя единственная отрада и надежда на возрождение былого величия! Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится. А у тебя слишком горячая голова, мой граф и лорд!
        - Сэр Эдрик! - отвлек его возглас Дэниса. - Можно ли мне поцеловать вас на прощание?!
        Расплывшись в улыбке, едва сочетавшейся с его суровым обликом, Эдрик обнял склонившегося к нему Дэниса, который уже сидел в седле перед Виллом, и поцеловал мальчика в лоб.
        - Храни тебя Бог, лорд Дэнис! Веди себя достойно и не огорчай ни отца, ни крестного, - торжественно сказал Эдрик, потом отбросил всякую чинность и в сердцах воскликнул: - Хотя бы попробуй! Получится не сразу, но ты старайся! И попроси отца, чтобы он начал учить тебя ратному делу! Тогда из тебя выйдет толк.
        Пока Эдрик наставлял Дэниса, до стремени Вилла робко дотронулась рука Тиль.
        - Вы ведь приедете, лорд Уильям? - прошептала Тиль, поймав взгляд Вилла. - Приедете снова? Может быть, зимой Дэнису будет лучше у нас?
        - Посмотрим, малышка! - рассмеялся Вилл, потрепав Тиль по белокурым косам. - До зимы еще далеко.
        Покинув Маласэт, всадники свернули с проезжей дороги в лес. Дэнис, вертясь в седле, несмотря на все окрики Вилла, спросил Робина:
        - Крестный, ты правда собрался жениться? - и, получив в ответ кивок, воскликнул, сияя глазами от восторга: - И я сегодня увижу твою невесту?!
        - Потерпи, Дэн, - улыбнулся Вилл, целуя сына во взлохмаченную макушку. - Ты все увидишь своими глазами, и не только невесту крестного!
        - Отец, я так рад, что ты решился забрать меня в Шервуд! - сказал Дэнис, задрав голову, и посмотрел на Вилла. - Наконец-то ты уверился, что я стал взрослым!
        - О да, Дэнис! - рассмеялся Робин. - Прошу тебя только об одном: не устрой в Шервуде лесной пожар!
        Когда они доехали до лагеря, то увидели на поляне целый табун расседланных лошадей. Вилл, подхватив сына на руки, направился к ярко освещенному входу в трапезную, откуда доносились веселые голоса, а Робин прошел вдоль стены до окна в свою комнату. Он надавил ладонью на неплотно прикрытые ставни и увидел Марианну.
        Она сидела возле камина и занималась шитьем. Пламя отбрасывало неровные блики на ее склоненную голову и сосредоточенное лицо. Услышав скрип ставен, Марианна подняла голову и встретилась взглядом с Робином. Улыбнувшись, она отложила рубашку, которую зашивала, подошла и, сложив руки на оконном выступе, прижалась щекой к плечу Робина.
        - И давно ты так стоишь? - спросила Марианна, потершись лбом о мягкое сукно его куртки.
        Робин рассмеялся и, положив ладонь на оконный выступ, перебрался через него и оказался в комнате. Тонкие милые руки мгновенно обвили его шею, нежные губы коснулись его губ, любимые глаза широко распахнулись навстречу его глазам.
        - Все давно вернулись, и только тебя нет и нет! - с нежным укором прошептала Марианна, ласково проводя ладонью по лицу Робина.
        - Подожди, ласточка! - прошептал Робин и, не удержавшись, поцеловал ее в лоб. - Поставь цветы в воду, а я схожу в купальню.
        Он отдал ей большой сверток, и Марианна, развернув ткань, высвободила розы, едва удержав их в руках.
        - О Робин! - только и сказала она, посмотрев на него сияющими глазами, и спрятала лицо в благоухающих лепестках.
        Она тоже недавно вернулась из купальни, и ее волосы только-только высохли у огня и пушистым облаком обрамляли тонкое лицо. Из-под их светлой дымки бездонные глаза Марианны казались еще больше и ярче. Длинное платье придавало несказанную женственность ее тонкому стройному силуэту. С трудом оторвав от нее взгляд, Робин подхватил полотенце и ушел в купальню. Когда он вернулся, вытирая на ходу мокрые волосы, Марианна стояла на коленях возле кувшина, в котором она устроила розы, и теперь отделяла один от другого колючие стебли.
        Робин окинул взглядом комнату. В ней царил безупречный порядок. На стенах под потолком были развешены пучки сухих трав, каменный пол чисто вымыт, даже мех на огромной медвежьей шкуре блестел темным шелком. На одном из стульев лежала аккуратно сложенная зеленая куртка Марианны, через спинку перевесился ее светло-серый плащ. Возле двери появился второй крюк, на котором повисли ее колчан с луком и стрелами и ножны с мечом.
        Робин перевел взгляд на Марианну, подошел к ней и, взяв за плечи, поднял с колен, целуя в затылок.
        - Ты ждала меня? - тихо спросил он, поворачивая ее лицом к себе.
        - Да, - так же тихо ответила она, подставляя губы для поцелуя. - Я ждала твоего возвращения каждую минуту этого дня!
        Пальцы Робина зарылись в густые пряди ее волос, его сухие губы жадно прижались к ее прохладным губам. Тонкий аромат имбирных стеблей, которым она вся была окутана как облаком, кружил Робину голову и опьянял его. Не выдержав, он подхватил Марианну на руки и отнес на постель.
        - Подожди, дверь открыта! - шепотом воскликнула Марианна, покорно обвивая руками плечи Робина.
        - Я закрыл ее, когда пришел, - ответил Робин, стягивая платье с плеч Марианны, и осыпал поцелуями ее грудь, прижимая к себе ее желанное нежное тело.
        Охваченный нестерпимым жгучим желанием, он взял ее стремительно и властно. Но ей пришлась по нраву его несдерживаемая страсть: через минуту она изогнулась в его руках, тесно прильнула к груди Робина и прикусила пальцы, не давая вырваться из горла тихому протяжному возгласу. Робин отбросил ее руку и опалил ее губы приглушенным стоном.
        Все еще прерывисто дыша, он уронил голову на постель и медленно, уже с нежностью, а не страстью провел ладонью по лицу Марианны. Сжав ее пальцы в своей руке, он перецеловал каждый из них и прошептал:
        - Не делай так впредь, милая. Мне нравится слышать твой голос.
        - Тогда я должна увериться в надежности стен, - улыбнулась Марианна. - Не хочу, чтобы мой голос слышал кто-то еще, кроме тебя.
        Робин рассмеялся и, поцеловав Марианну, поднялся с постели, увлекая ее за собой.
        - Пора одеваться, родная! А то сейчас кто-нибудь начнет ломиться в дверь. Гости уже собрались.
        Он достал из сундука и разложил на кровати тунику из шелка молочного цвета с вышивкой серебром по вороту, подолу и вдоль узких длинных рукавов, верхнее платье из светло-серого бархата, очень подходившего к глазам Марианны, и туфли такого же цвета. Марианна с восхищением посмотрела на это великолепие и, не удержавшись, погладила нежную бархатную ткань.
        - Это тоже сшила Кэтрин? - изумленно спросила она.
        - Нет, этот наряд шили в Ноттингеме, а Кэтрин приготовила для портного мерки с тебя и помогла мне выбрать ткани, - улыбнулся Робин. - С выбором я бы и сам справился, но ей так хотелось поучаствовать, что пришлось уступить и взять ее с собой.
        Марианна надела роскошный наряд и, тщательно оглядев себя в зеркале, с грустью провела ладонью по волосам.
        - Слишком короткие, чтобы хоть как-то уложить их! Если только убрать под обруч, как днем. Не очень будет смотреться с таким нарядом, но другого выхода нет.
        Посмотрев поверх ее головы в зеркало, Робин загадочно улыбнулся.
        - Сейчас приведу того, кто справится с твоими волосами! - сказал он, вышел из комнаты и через минуту вернулся вместе с Кэтрин.
        - Ах, Мэриан! Как тебе идет этот наряд! - всплеснула руками Кэтрин, с восторгом оглядывая Марианну, и посмотрела на Робина: - Правда мы с тобой молодцы?
        - Правда, дружок, - улыбнулся Робин, отвечая Кэтрин поцелуем в щеку, - а теперь придумай, как уложить Марианне волосы, чтобы они соответствовали наряду.
        - Проще простого! - рассмеялась Кэтрин. - Я уже все придумала. Мэриан, садись на стул, я сейчас тобой займусь! А ты покажи украшения, которые собирался привезти, чтобы я причесала Марианну, видя то, чем ты решил ее украсить.
        Робин разложил на столе золотую диадему с аметистами редкого мятного цвета, серьги и пояс с такими же аметистами. Безупречно прозрачные, один к одному, аметисты засияли в огоньках свечей.
        - Ага! - торжествующе воскликнула Кэтрин, рассмотрев украшения и в особенности диадему. - Теперь я точно знаю, как надо сделать! Твоя одежда в комнате Вилла, переодевайся и иди в трапезную, Робин, а я позову тебя, когда мы закончим!
        В комнате брата Робин нашел заботливо разложенные Кэтрин рубашку из белого шелка и верхний наряд из бархата глубоко-синего, почти черного цвета. Он быстро переоделся и застегнул пояс, надев в довершение золотую рыцарскую цепь с гербом Рочестеров.
        В трапезной было многолюдно. Бесчисленные факелы заливали большую залу ярким светом. В очаге на вертелах жарились оленьи туши. Длинные столы были накрыты к праздничному ужину и украшены цветами и листьями. Букеты цветов украшали потемневшие от времени каменные стены. Пол застилали свежесрезанные ветки можжевельника и вереска, отчего воздух в трапезной был напоен терпким смолистым ароматом. Лорда Шервуда встретили громкими приветственными возгласами.
        Первым к Робину подошел Гилберт, сжимая под локоть руку Терезы, которая смущенно оглядывалась вокруг.
        - О лорд Робин! - восхищенно прошептала Тереза при виде Робина. - В этом наряде вы похожи на короля!
        - Он и есть король, Тэсс! Король Шервуда. У вас сегодня и впрямь нет счета гостям, Робин! - сказал Гилберт, широко улыбнувшись лорду Шервуда.
        - И всем им рады, - ответил Робин и с ласковой улыбкой посмотрел на Терезу: - Вижу, Тэсс, ты сделала выбор, где найти приют в Шервуде?
        - Стрелки Гилберта очень просили меня остаться, - застенчиво ответила Тереза и вскинула на Гилберта глаза, полные нежного восхищения. - Я не могла устоять перед их просьбами, лорд Робин!
        - А сам Гилберт в это время красноречиво молчал. Но его просьба, выраженная взглядами и улыбками, должно быть, оказалась самой настойчивой из всех! - ухмыльнулся Статли, появившись возле Робина. - Подумать только, если бы я и мои стрелки сегодня поехали с Робином вместо тебя, Гил, не видать бы тебе прелестной Тэсс как своих ушей!
        - И ты еще смеешь сожалеть вслух о своем отказе? - посмотрел на него Робин и отклонил протянутую ему руку Статли. - На твоем месте я бы постарался сегодня объехать наш лагерь за десять миль.
        Статли посмотрел в холодные глаза Робина и виновато склонил голову:
        - Помилования, мой лорд, прошу помилования! Я накануне получил весть о том, что через Шервуд проедет сборщик епископа, но не успел предупредить тебя. Иначе я никогда не посмел бы отклонить твое предложение!
        - И что же, вы получили благословение слуги епископа? - смягчился Робин, пожимая руку Статли.
        - Нет, - рассмеялся Статли, - мы его так и не дождались. Обманули самих себя!
        - О чем ты больше всего сожалеешь, Вилл? - спросила Клэренс, взяв под руку Робина и устремив на Статли взгляд, исполненный тайного ожидания. - О том, что упустил сборщика, или о том, что не ты сегодня помог девушке, попавшей в беду?
        - О том, леди Клэр, что я навлек на себя немилость твоего брата. Сборщиков на мой век хватит, чтобы я огорчался из-за одного из них. Что же до девушек… - и Статли улыбнулся, открыто посмотрев на сестру лорда Шервуда взглядом, в котором светилась нежность: - Клэр, ты знаешь, как ты замечательно красива? Неужели я настолько оплошал, что ты нуждалась в помощи, а меня не оказалось рядом?
        Смущенная его словами, Клэренс залилась краской и убежала, провожаемая смехом Робина, Гилберта и Статли.
        В трапезную вошел Вилл Скарлет, одетый в такой же наряд, как и Робин, только темно-медового цвета и без рыцарской цепи. К Виллу, крепко вцепившись в его руку, прижался Дэнис, пытаясь сохранить на лице выражение пристойной застенчивости. Но в живых янтарных глазах Дэниса то и дело вспыхивали беспокойные искорки. Он вскидывал голову, о чем-то спрашивал Вилла, и тот отвечал сыну необычайно мягким голосом, сопровождая слова теплой улыбкой и ласковым взглядом. Заметив Робина, Дэнис издал гортанный вопль и, отпустив руку отца, бросился к лорду Шервуда. Робин рассмеялся, открывая объятия, и, поймав мальчика, подхватил его на руки.
        - Где же она, крестный?! - зашептал Дэнис, крутя головой и оглядывая трапезную, и, не сдержав нетерпения, закричал: - Ты же сказал, что сегодня познакомишь нас со своей невестой!
        Его услышал каждый. Все оживленно зашептались, потом в трапезной наступила тишина, и взгляды скрестились на лорде Шервуда. Не дав никому опомниться, Джон окинул взглядом собравшихся в трапезной гостей и, намеренно повысив голос, спросил:
        - Значит, ты сегодня наконец представишь нам свою таинственную красавицу?
        - Да, Джон, представлю, - с улыбкой в глазах подтвердил Робин, и тишина взорвалась громкими голосами стрелков, оживившихся до крайности после слов лорда Шервуда.
        - Скоро! Проявите немного терпения! - смеялся Робин, отмахиваясь от посыпавшихся на него вопросов, а сам не сводил глаз с коридора.
        Он уже начал терять терпение, к которому призывал других, когда в трапезную вышла Кэтрин. Взяв Джона под руку, она весело посмотрела на Робина и кивнула.
        - Спасибо, дружок! - сказал Робин. - Рассаживай гостей за столы. Вилл, я прошу тебя немного передвинуться с обычного места.
        - Я-то передвинусь, а ты бы поспешил за ней, пока все не лопнули от любопытства, - усмехнулся Вилл.
        Робин быстрым шагом вернулся к своей комнате, открыл дверь и замер на пороге.
        - О Робин! - услышал он восхищенный возглас Марианны, и она почти повторила слова Терезы: - Ты подобен самому королю!
        - А ты, ангел мой, краше любой королевы! - только и смог он сказать и улыбнулся, не сводя глаз с Марианны.
        Ловкие пальчики Кэтрин умудрились заплести густые короткие волосы Марианны колоском вокруг головы так, что Марианна казалась увенчанной затейливой короной из собственных волос. Никто бы, не зная в точности, не смог угадать действительную длину волос Марианны. Придуманная Кэтрин прическа открыла высокую шею Марианны, подчеркнула нежный овал лица и очень подошла к наряду. Заметив, что украшения так и лежат на столе, Робин возложил на голову Марианны диадему и, пока она вдевала в уши серьги, обвил ее стан поясом и застегнул золотую пряжку. Он подвел Марианну к зеркалу и, заметив, как она радостно улыбнулась своему отражению, тоже довольно улыбнулся.
        - Идем, моя радость! Все сидят за столами и ждут только нас.
        Ощутив внезапное волнение, Марианна обернулась к Робину и посмотрела на него с тревогой в глазах. Он нежно покачал головой в знак того, что ей не о чем волноваться, и подал руку. Она положила поверх его руки свою, и Робин повел Марианну в трапезную. Слыша приближающийся гул многоголосья и понимая, что большая часть разговоров, если не все, касаются лорда Шервуда и его подруги, Марианна пыталась сохранять спокойствие, но сердце в ее груди билось все чаще и чаще.
        Рука об руку Робин и Марианна вышли в трапезную, и голоса мгновенно умолкли. Остановившись посередине, Робин движением, полным изящной грации, развернул Марианну лицом к столам и громко сказал:
        - Представляю вам ту, кого вы называли моей таинственной подругой. Моя невеста леди Марианна Невилл! - и, затаив улыбку, добавил уже без торжественности, самым обыденным тоном: - Впрочем, вы ее хорошо знаете сами.
        Улыбнувшись Робину, Марианна обвела глазами стрелков. Они смотрели на нее так, словно видели в первый раз. Многие вообще пока не поняли, что представленная только что невеста лорда Шервуда и Саксонка, с которой они были вместе в дозорах и патрулях и в яростных схватках с ноттингемскими ратниками, - одна и та же женщина. Только Джон довольно ухмылялся, Кэтрин с гордостью смотрела на Марианну как на творение собственных рук, Статли и Клэренс переглядывались, прыская веселым смехом. Эллен с нежной улыбкой не сводила глаз с Робина, откровенно радуясь за него, а отец Тук с такой же радостью смотрел на Марианну. Вилл очень пристально рассматривал Марианну, и в его глазах было одно лишь любование ею, не окрашенное никакими другими чувствами.
        - Отец! - подергал его за рукав Дэнис, тоже во все глаза смотревший на Марианну. - Это невеста крестного?! Она такая красивая, что дух захватывает!
        - Да, малыш, она очень красивая, - согласился Вилл с сыном.
        - Я даже представить себе не могу, как сильно крестный должен любить ее! - восхищенно прошептал Дэнис. - А ты можешь?
        Опустив взгляд на Дэниса, Вилл усмехнулся и потрепал сына по голове.
        Робин отвел Марианну за стол и усадил рядом с собой. Дэнис, немедленно забравшись на колени отца, выразительно посмотрел на Робина. Тот, догадавшись о смысле настойчивого взгляда мальчика, рассмеялся и сказал Марианне:
        - Мэриан, позволь представить тебе Дэниса - сына Вилла и моего крестника.
        Дэнис склонил голову перед Марианной в изящном поклоне и поднес ее руку к губам.
        - Леди Мэриан, отныне и навек я ваш самый преданный слуга и защитник!
        Марианна рассмеялась, поцеловала его в щеку и, не удержавшись, ласково потрепала по темноволосой голове. Посмотрев на Вилла, она с улыбкой сказала:
        - Ты поразительно похож на отца, Дэнис!
        Вилл ответил Марианне улыбкой и взглядом, полным гордости за сына, и пересадил Дэниса с колен на скамью рядом с собой.
        - Ущипните меня! - потряс головой Алан. - И она была рядом с нами все лето?! Это действительно Саксонка?!
        - Спроси лучше, где все лето были наши глаза, если мы не видели, как она хороша собой! - прошептал в ответ Вульфгар.
        - Они с лордом Робином - очень красивая пара! - вздохнула Элис, радуясь счастью, которое светилось на лице Марианны и в глазах Робина.
        Когда кубки были наполнены вином, взгляды гостей устремились к лорду Шервуда и замерли в ожидании. Робин поднялся, высоко поднял кубок и, обведя стрелков и гостей взглядом, полным тепла и улыбки, громко сказал:
        - Ваше здоровье, друзья!
        Под одобрительные возгласы он осушил кубок, и тогда встал Джон. Сделав рукой жест, которым он предложил всем собравшимся поддержать его слова, Джон провозгласил, заполнив раскатом мощного голоса всю трапезную:
        - Слава вольному Шервуду и нашему лорду! Долгих лет Робину и всем нам!
        Звон кубков и приветственный гул голосов были ему ответом. Чувствуя тепло руки Робина, Марианна то и дело вскидывала на него счастливые глаза, и он отвечал ей взглядом, исполненным ответной нежности, и ласковым пожатием. Над столами реял веселый несмолкаемый смех, и казалось, что опасность, которой была пронизана вся жизнь вольного леса, в этот вечер существовала только в воображении.
        Когда праздничный ужин подходил к концу, Кэтрин, пошептавшись с Джоном и Клэренс, убежала из-за стола и вскоре вернулась, что-то пряча за спиной. Она похлопала Робина по плечу и, когда тот обернулся, попросила:
        - Спой песню прощания с летом! А потом еще какую-нибудь, и не одну!
        Расслышав ее слова, стрелки шумно присоединились к просьбе Кэтрин. Вилл, оживившись, повернулся к Робину и, смерив его теплым насмешливым взглядом, поинтересовался:
        - Опять станешь отпираться и уверять нас, что ты не в голосе?
        - Или что у тебя молчит сердце? - тут же вмешалась Кэтрин, стрельнув лукавым взглядом в сторону Марианны.
        Посмотрев на Марианну, Робин улыбнулся и ответил:
        - Нет, Кэтти! Мое сердце не молчит, и я вполне в голосе.
        Под громкие рукоплескания Кэтрин, торжествуя, протянула ему предмет, который прятала за спиной. Марианне вначале показалось, что это лютня, только необычной формы. Но, приглядевшись, она узнала в инструменте латинскую гитару, голос которой ей доводилось слышать прежде. Робин забрал у Кэтрин гитару, поднялся и взмахом руки согнал с одной скамьи сидевших на ней стрелков. Привольно устроившись на скамье и поставив на нее одну ногу, он принялся перебирать струны и подкручивать колки. Когда струны ответили стройным звучанием, Робин расстегнул манжеты рукавов и стал играть.
        Струны запели под его пальцами, отвечая то россыпью серебряных брызг, то вскрикивая гортанным многоголосием. Откинув голову на стену, прикрыв глаза, Робин извлекал из струн мелодию за мелодией, одну переходившую в другую, и они обвивали слушателей волшебными невидимыми лентами, околдовывали, заставляя забыть обо всем и превратиться в слух.
        Он запел, и его голос заполнил притихшую залу. Голос Робина был таким чистым, чарующим, манящим, что Марианна поняла стрелков, которые летом одолевали лорда Шервуда просьбами спеть. Она слышала многих менестрелей, но ни один из них не был так искусен, не покорял так всецело сердца тех, кто его слушал.
        Хотел я сплести для любимой
        Венок, но цветов не нашел.
        Лишь спелые кисти рябины
        И листьев желтеющий шелк.
        Дары сентября небогаты
        Для той, что была так щедра
        И летнюю ночь от заката
        Делила со мной до утра.
        Я летом ромашки для милой
        И маки охапками рвал,
        Как полдень июньский счастливый,
        Цветами ее осыпал.
        Последний в августе вечер
        Раскинулся звездным шатром,
        Окутал нам бархатом плечи,
        Согрел на прощанье костром.
        И милая утром дрожала,
        Хоть сон был и сладок, и тих.
        А ночью не слышал я жалоб
        На холод объятий моих.
        В осенней росе ты продрогла,
        Проснись и останься со мной.
        Отправилось лето в дорогу,
        Призывно ржет конь вороной.
        Стрелой полетит он по лугу,
        К груди тебя крепко прижму.
        И утром осенним подругу
        Представлю друзьям как жену.
        Кольцом обручальным восполню
        Я скромность венца из рябин,
        А спросишь о сердце, напомню:
        Давно оно стало твоим.
        Осенние листья роняя,
        Придет к нам и зимняя ночь,
        А к новому лету, родная,
        Мне сына роди или дочь.[2 - Здесь и далее стихи автора, если не указано иное]
        Кэтрин, перегнувшись через колени Джона, дотянулась до Марианны и оживленно зашептала:
        - Это и есть наша прощальная с летом песня! Робин сложил ее для меня, но как бы от имени Джона. Мы ведь с Джоном поженились в первый день сентября, а Мартин у нас родился, правда, к весне, а не к лету, но то было не в первый год после свадьбы.
        Расслышав ее говорок, Робин повел глазами в сторону Кэтрин и ласково усмехнулся:
        - Да уж, дружок, заставила ты меня совершить настоящий подвиг: предстать перед всем Шервудом повитухой! Как же было после этого не отблагодарить тебя песней?
        Гости дружно расхохотались, а лицо Кэтрин вспыхнуло густым румянцем. Робин вновь пробежал пальцами по струнам, и все смолкли как по команде.
        Молчавший все лето лорд Шервуда к радости гостей пел одну песню за другой. Почти ни одной из этих песен Марианна не знала и поняла, что и слова и мелодии принадлежат самому Робину. Зачарованная, как и все остальные, она не могла отвести взгляда от лица Робина, по которому скользили тени, отбрасываемые огнями факелов, от его пальцев, то быстро, то медленно перебиравших струны, и те отзывались все новыми и новыми напевами.
        Когда он ненадолго замолчал и отпил вина из стоявшего перед ним кубка, в трапезной не раздалось ни единого шороха. Он запел снова, и Марианна, с трудом оторвав от него взгляд, посмотрела на других стрелков. Они завороженно смотрели на своего лорда, и на их лицах читалось нескрываемое восхищение. Внезапно в ее памяти всплыли слова, однажды сказанные Гаем: «Все повинуются ему беспрекословно, но не из страха». И сейчас она удивилась проницательности смертельного врага лорда Шервуда. Робин горячо любим своим воинством. Он вождь от рождения. Стрелки преданы ему бесконечно и безоглядно. Каждый из них пошел бы на верную гибель, повинуясь слову или всего лишь взгляду лорда Шервуда.
        Словно услышав ее мысли, Робин посмотрел на Марианну, улыбнулся и негромко сказал:
        - Тебе, любовь моя!
        Не сводя с нее глаз, он стал петь ту песню, которую она сама год назад пела на берегу Трента, в день, когда они с Робином впервые встретились.
        Мне ль в лета юные мои
        Судить о Смерти и Любви?
        Но слышал я, что стрелы их
        Опасны для сердец людских.
        Нас одинаково разят
        И жар Любви, и Смерти хлад.
        Они, хоть обликом не схожи,
        Готовят нам одно и то же.
        Губительна любая часть -
        В огне сгореть иль в бездну пасть.
        Ударит гром, плеснет волна,
        А пагуба от них одна.
        Итак, равны Любви огонь
        И Смерти хладная ладонь,
        Но все ж Любви способен пыл
        Прогнать мороз из тьмы могил.[3 - Стихотворение Бена Джонсона «Любовь и Смерть». Перевод В. Рогова.]
        Утопая в омуте его темно-синих глаз, Марианна невольно прижала ладонь к груди, чувствуя, как сжимается сердце и подступают к глазам светлые слезы. Закончив петь, Робин провел ладонью по струнам, заставляя их смолкнуть, передал гитару Кэтрин и вернулся за стол. При полной тишине, словно в трапезной не было никого, кроме них двоих, Робин взял руки Марианны и, склонив голову, поочередно поцеловал их - одну, потом вторую. Вскинув голову, он обвел взглядом гостей, и тогда встал Гилберт и высоко поднял кубок.
        - Честь и слава невесте нашего лорда - прекрасной леди Марианне!
        Его возглас был дружно подхвачен. Робин, а за ним и остальные поднялись и стоя осушили кубки в честь Марианны.
        - Долгих лет будущей госпоже Шервуда!
        Глава восьмая
        Мальчик весело бежал по лесной тропинке. Хватаясь за пучки высокой травы, он скатывался по крутым склонам глубоких оврагов, на дне которых журчали торопливые ручьи. Держась за гибкие ветви кустарников, легко прыгал с пригорка на пригорок. Спутанные темные волосы то и дело падали ему на лицо, закрывая лукавые янтарные глаза. Внезапный шорох, раздавшийся из густого орешника, и звук удара о землю насторожили его. Он затаил дыхание, достал из маленького колчана лук и, положив на тетиву стрелу, пошел на шорох, стараясь ступать так, чтобы под ногой не хрустнул ни один сучок. Раздвинув ветви орешника, маленький стрелок окинул быстрым взглядом открывшуюся перед ним поляну.
        Посреди поляны, подмяв высокую траву, лежал олень. В его груди еще трепетала длинная стрела. Протяжно присвистнув, мальчик, забыв об осторожности, вышел из своего укрытия, обошел оленя кругом и, выдернув стрелу, стал внимательно ее разглядывать.
        - Оставь, это не твое! - раздался за его спиной испуганный возглас.
        Вскинув лук, мальчик прыжком обернулся на голос и с любопытством, без тени страха на живом подвижном лице оглядел с головы до ног стоявшего перед ним юношу лет пятнадцати. Убедившись, что юноша растерян и не проявляет враждебности, мальчик опустил лук и насмешливо осведомился:
        - Что не мое? Не моя стрела? - уточнил он и рассмеялся: - Конечно, не моя! Я еще в здравом уме, чтобы охотиться в королевских лесах. А-а-а! - протянул он так, словно его только сейчас озарило, и сощурил ясные лукавые глаза. - Наверное, она твоя! Тогда прими мои поздравления: у тебя есть великолепная возможность лишиться правой руки, если ты попадешься на глаза лесничим. Или своим ты считаешь оленя? О! Тогда простите меня, государь! Как же я мог не узнать короля Ричарда? Горе мне, недостойному! Ведь только ему принадлежит вся дичь в этих лесах!
        И мальчик изогнулся в изящном поклоне, скрывая ресницами озорной блеск в глазах.
        - Ну и язык у тебя! - миролюбиво воскликнул успокоившийся юноша. - Работает без устали, как веретено!
        Бросив лук на траву, юноша принялся вырезать из бедра оленя большой кусок, проворно орудуя ножом.
        - Прости и ты меня! - сказал он, вытирая тыльной стороной окровавленной ладони пот, выступивший на лбу. - Сдается мне, что в королевских лесах запрещено ходить с луком и стрелами. Но раз этот запрет к тебе не относится, значит, ты мой младший брат принц Джон.
        Мальчик от души расхохотался и присел рядом с юношей.
        - Разве ты не знаешь, что в этом лесу есть люди, которые не нуждаются в разрешении короля или принца, чтобы носить оружие и охотиться на оленей? - спросил он, испытующе глядя на юношу.
        - Сейчас окажется, что ты и есть лорд Шервуда! - пробормотал юноша. Он отвлекся от своего занятия, бросил взгляд на мальчика и с сомнением покачал головой: - Нет, для вольного стрелка ты, пожалуй, чересчур молод! Не верю, чтобы лорду Шервуда могло быть семь или восемь лет, как тебе!
        - Мне восемь, - ответил мальчик, слегка погрешив против истины, но в следующий миг честность взяла верх, и он уточнил: - будет в ноябре. Но лорд Робин, конечно, постарше. Кстати, меня зовут Дэнис! А тебя?
        - Мач, - ответил юноша.
        - Мач?! - переспросил Дэнис и покатился по траве от смеха. - То есть большой? Ну и ну! Ты бы неплохо смотрелся рядом с Джоном, которого все зовут Малюткой! Думаю, что если бы ты очень постарался, то сумел бы дотянуться до его плеча! Мач!
        Мач медленно выпрямился и внимательно посмотрел на фыркавшего от смеха Дэниса.
        - Ты говоришь о Малютке Джоне - друге лорда Шервуда? Так ты и впрямь из вольных стрелков?
        - Я сын Вилла Скарлета! - гордо ответил Дэнис. - Ты когда-нибудь слышал о моем отце?
        - Слышал ли я о Вилле Скарлете? - переспросил Мач и посмотрел на Дэниса уже с невольным уважением. - Еще бы! У нас в Ротервуде всем известно это имя. Глашатаи шерифа объявляли, что тот, кто поможет изловить или убить Вилла Скарлета, получит от шерифа награду - не многим меньшую, чем та, что назначена за самого лорда вольного Шервуда!
        - Эти деньги навсегда останутся у шерифа невостребованными, - уверенно заявил Дэнис и принялся помогать Мачу убирать мясо в сумку. - Отец очень смелый. Лучше него на мечах бьется только сам Робин. Все стрелки Шервуда прошли выучку у моего отца!
        Мач поднялся с колен и отряхнул прилипшие к одежде травинки.
        - Дэнис! - решил он предостеречь своего разговорчивого знакомого. - Не слишком ли ты откровенен со мной? А вдруг я слуга того же шерифа или Гая Гисборна?
        Дэнис ответил насмешливой улыбкой, придавшей его лицу неожиданно взрослое выражение.
        - Так ведь я тебе ни о чем секретном не проболтался! - заметил он, пожимая плечами. - То, что мой отец и Робин вдвоем стоят трех десятков ратников, не тайна ни для шерифа, ни для сэра Гая. Если ты им передашь мои слова, ничего нового для себя они не узнают. Но ты не слуга им, Мач. У слуг баронов не бывает таких голодных глаз и худого лица, как у тебя. Да и одеваются они богаче.
        Мач невесело рассмеялся, отдавая должное внимательности мальчика и признавая правоту Дэниса. Тот, повеселев, сунул ладошку в руку своего нового друга.
        - Я немножко провожу тебя, вдруг ты заблудишься в Шервуде.
        Они пошли по тропинке.
        - Правду ли говорят про лорда Шервуда, что лучше него в Англии нет лучника? - с любопытством спросил Мач.
        Он, как и вся молодежь Средних земель, не избежал чарующего влияния рассказов о подвигах лорда Шервуда и вольных стрелков. И теперь, раз уж случай свел его с сыном самого Вилла Скарлета, Мач не удержался от вопросов. Ему хотелось узнать побольше о лорде Шервуда и его друзьях, чтобы потом в Ротервуде, когда парни и девушки соберутся вечером на танцы, поразить их своей осведомленностью.
        - Это правда, - ответил Дэнис, кивнув головой. - Он почти не целясь попадает туда, куда никто не может попасть: ни Джон, ни Вилл Статли. Даже мой отец, хотя он отлично стреляет из лука, уступает в этом искусстве Робину. Как-то год назад отец рассказывал мне, что когда они были… не важно, где… Так вот, там, где они были, остановился один из друзей сэра Рейнолда. Завидев вольных стрелков, он испугался и спрятался, а потом выстрелил из укрытия и убил одного. Главное, все вышло так неожиданно, что никто из наших не успел заметить, откуда выпустили стрелу. О, тут Робин разгневался! А знаешь, какими становятся его глаза, когда он сердится? В них просто страшно смотреть! Он считает себя в ответе за жизнь каждого из шервудских стрелков. Так вот, он приказал всем укрыться, а сам вышел на середину площади и остановился как живая мишень. И друг шерифа - он спрятался на крыше постоялого двора - не утерпел и выстрелил. Робин отскочил в сторону - его даже не поцарапало! - и тут же выстрелил в ответ.
        - И что было дальше? - увлекшись рассказом, нетерпеливо спросил Мач, когда Дэнис на мгновение замолчал, переводя дыхание.
        - Дальше? А дальше у шерифа стало на одного друга меньше, - вздохнул Дэнис с притворной печалью и снова рассмеялся.
        - Ты так говоришь о лорде Робине, словно давно знаешь его, - заметил Мач, у которого возбужденно блестели глаза после рассказа Дэниса.
        Сам он живо представлял себе то, о чем ему только что поведал Дэнис. И хотя Мач никогда не встречал лорда Шервуда, он так ясно видел его сейчас на пустынной площади, прогуливавшегося по ней с деланой беспечностью, но при этом зорко осматривавшегося в поисках невидимого врага.
        - Так я его действительно давно знаю! - ответил Дэнис. - Он мой крестный и брат моего отца. Когда-то мы все вместе жили в Локсли. Джон тоже оттуда.
        - Локсли? - перепросил Мач. - А где это? Я никогда не слышал о таком селении или городе!
        Лицо Дэниса - такое подвижное! - помрачнело и застыло.
        - И никогда уже не услышишь, Мач, - сказал он жестким, совсем недетским тоном. - Наше селение сожгли ратники шерифа по приказу Гая Гисборна. Мы не захотели платить подати епископу Гесберту, но наша земля никогда и не принадлежала церкви! Она находилась во владениях Рочестеров. Граф Альрик подарил Локсли одному из своих верных вассалов, а тот вскоре составил дарственную в пользу всех жителей селения. Мы были свободными людьми, Мач, что пришлось не по нраву властителям Ноттингемшира.
        Мач сочувственно посмотрел на маленького приятеля и вздохнул.
        - А я-то думал, что хотя бы дети твоих лет проводят время в играх, не зная слез и горя!
        - Ратники шерифа заперли снаружи дом, в котором были мама с сестричкой и я, а потом подожгли, - тихо сказал Дэнис. - Мама спустила меня на связанных простынях в окно и крикнула мне, чтобы я постарался поймать Эйслинн. Но рухнула крыша, и мама с сестрой остались под ней. С тех пор, Мач, я играю в то, как я вырасту и встречу Гая Гисборна, как он попросит у меня пощады, а я…
        - А ты? - спросил Мач, пораженный до глубины души горьким повествованием.
        - Я!.. - только и выдохнул Дэнис, и в его глазах сверкнул огонь ненависти.
        Дружеское пожатие руки Мача приободрило загрустившего Дэниса, и тот, повеселев, вскинул голову.
        Мач то и дело оглядывался по сторонам, убеждаясь, что они не сбились с дороги. Но Дэнис продолжал идти уверенным шагом, невольно увлекая Мача за собой.
        - Ты так хорошо знаешь лес? - спросил Мач, удивляясь уверенности Дэниса.
        - Хорошо знают лес только Робин, мой отец и Джон, - беззаботно ответил Дэнис.
        - А ты не боишься гулять по лесу один?
        Дэнис беспечно пожал плечами:
        - Ты же не боишься охотиться на оленей? Я еще ни разу не заблудился. Правда, отец запрещает мне так далеко уходить от дома, но там скучно, когда они все уезжают по делам! Если только леди Мэри начнет о чем-нибудь рассказывать, но сегодня она была занята с самого утра. Они с Кэтрин затеяли большую стирку. О, Мач, если бы ты знал, сколько историй знает леди Мэри - и веселых, и страшных, и просто интересных! Ты бы тоже заслушался!
        - Леди Мэри? - переспросил Мач. - Кто такая эта леди Мэри? Уж не знаменитая ли Саксонка?
        - Так ты и о ней слышал? - оживился Дэнис. - Да, это она самая! Так ее прозвали в Шервуде, но она настоящая знатная леди, хотя ласковая и добрая, как простая девушка. А что ты о ней слышал?
        - Разное говорили! - пожал плечами Мач. - Что она сражается с ратниками шерифа, не уступая вольным стрелкам.
        - Это уже в прошлом! - рассмеялся Дэнис. - Но она и правда великолепно владеет оружием - ее тоже учили Робин и мой отец, как и других стрелков. Она даже учит меня метко стрелять, потому что крестный с отцом вечно заняты.
        - Еще говорили, что епископ обвинил ее в колдовстве и назвал ведьмой. Что она заклеймена позорным клеймом, - продолжал перечислять все, что слышал, Мач, но Дэнис оборвал его, резко дернув за руку.
        - А вот этих слов никогда и никому не говори! - посоветовал он. - Особенно когда придешь ко мне в гости. Потом договоримся, как это устроить. Если, не дай Бог, крестный услышит, как ты повторяешь эти подлые россказни, он может и прибить тебя ненароком!
        - Почему? - удивился Мач.
        - Потому что он любит ее, - ответил Дэнис и, вздохнув, покачал головой: - Если бы ты знал, как крестный горячо и сильно любит леди Мэри!
        - Да ты-то что смыслишь в сердечных делах?! - рассмеялся Мач, позабавленный серьезным тоном Дэниса.
        Дэнис запальчиво сверкнул глазами и собрался достойно ответить, но Мач вдруг с силой сжал ему руку и метнулся в кусты, увлекая мальчика за собой. Едва они успели спрятаться в густых зарослях, как на тропинке показались три всадника. Рядом с лошадью первого бежал трусцой огромный черный пес. Поравнявшись с укрытием Мача и Дэниса, собака замерла как вкопанная и утробно зарычала, оскалив клыки.
        - Здесь кто-то есть! - сказал первый всадник, осадив коня, и властно поднял руку.
        Всадник, который следовал за ним, спрыгнул с коня и схватил пса за ошейник. Собака разразилась громким лаем, слюна так и кипела в жарком провале клыкастой пасти. Мач прижал к себе Дэниса, нащупал на его плече ремень от колчана и, сдернув его, отбросил колчан Дэниса с луком и стрелами далеко в сторону. Едва он успел это сделать, как ратник, с трудом удерживая рвущегося вперед пса, раздвинул ветви кустарника. На синем сюрко ратника, надетом поверх длинной кольчуги, был вышит герб, при виде которого Мач похолодел. Обнаружив юношу и мальчика, ратник вытолкнул их к ногам лошади первого всадника.
        Тот, сощурив холодные темные глаза, долго рассматривал пленников, потом скользнул взглядом в сторону не унимавшегося пса и раздраженно бросил ему короткое слово на французском языке. Пес немедленно замолчал и растерянно переступил мощными лапами.
        - Так! - выронил всадник, снова обратив взгляд на Мача и Дэниса. - Значит, вот чьих рук убийство королевского оленя.
        Он сделал Мачу знак подойти и, когда тот приблизился к нему на ногах, переставших гнуться от ужаса, рукоятью сложенной плети властно вскинул подбородок юноши.
        - Кто ты такой?
        - Мое имя - Мач из Ротервуда, благородный лорд! - послушно ответил Мач, с трудом шевеля онемевшими губами.
        Он остался при луке и стрелах, его сумка была набита свежим мясом, и Мач понимал, что доказательства его вины налицо.
        - А знаешь ли ты, кто я? - прищурился всадник.
        - Да, милорд, - с глубоким вздохом ответил Мач, опуская глаза. - Вы сэр Гай Гисборн, ваша милость.
        - Верно! - подтвердил Гай. - И я не жалую браконьеров, Мач из Ротервуда. Твоя учтивость заслуживает похвалы, но не оправдывает твоего преступления. Как ты посмел поднять руку на королевского оленя?
        - Я бы никогда не сделал этого, милорд, но год выдался неурожайным. Моя семья голодает! - торопливо пробормотал Мач, отчаянно надеясь на чудо.
        - Голод, - почти сочувственно повторил Гай, но его взгляд оставался холодным. - Закон одинаков для всех, Мач из Ротервуда. Для сытого и для голодного. Ты обязан будешь понести заслуженное наказание.
        Услышав приговор, Мач низко опустил голову, чувствуя, как к глазам подступают предательские слезы. На какое чудо он понадеялся? Он же знал, что молить о пощаде и снисхождении бесполезно. Всему Ноттингемширу был известен крутой нрав Гая Гисборна.
        - Легко соблюдать законы с набитым брюхом! - внезапно раздался звонкий, негодующий голос Дэниса. - Вы бы, сэр Гай, сначала накормили всех, кто голоден, и лишь потом требовали от них соблюдения законов!
        Гай с неподдельным изумлением посмотрел на мальчика, так смело давшего ему отпор. Мач испугался теперь уже за Дэниса, но с облегчением увидел, что всемогущего и жестокого лорда Гисборна только позабавила эта дерзкая выходка и он даже рассмеялся.
        - Это что еще такое?! - отсмеявшись, спросил Гай и оглянулся на ратника: - Дай этому щенку подзатыльник и пусть убирается в Ротервуд! И не забудет поминать в молитвах мою доброту за то, что я не отправил его вслед за старшим братом!
        - Ваша доброта мне и так известна! - ответил Дэнис и вскинул на Гая глаза, полные испепеляющей ненависти.
        Встретившись взглядом с Дэнисом, Гай медленным жестом задержал ратника, готового исполнить приказ и отпустить мальчика.
        - Джеффри, ну-ка, поднеси мне его поближе, - распорядился Гай.
        Джеффри спрыгнул с коня и перехватил упиравшегося Дэниса за ворот куртки. Не в силах вырваться из крепких рук Джеффри, Дэнис изловчился и укусил его за запястье.
        - Вот звереныш! - вскрикнул Джеффри и отвесил Дэнису несильную оплеуху.
        Он поднес Дэниса к лошади, вскинул его повыше, и темные глаза Гая впились в сузившиеся янтарные глаза Дэниса.
        - Отлично! - воскликнул Гай, убедившись в своей догадке. - Ведь это щенок Вилла Рочестера! И глаза точь-в-точь, как у Скарлета, и взгляд отцовский! Верно, Джеффри?
        Тот повернул Дэниса лицом к себе, всмотрелся в него и сжал губы, выражая сомнение.
        - Простите, сэр Гай, но я не вижу в этом мальчике ни малейшего сходства со Скарлетом.
        - Значит, ты где-то сегодня забыл глаза, - недовольно ответил Гай.
        На лице Джеффри промелькнула и исчезла тень глубокой досады. Он бросил быстрый взгляд по сторонам, посмотрел на кустарник, на пса, сидевшего возле ног коня Гая, и неподвижно застыл, держа на руках пытавшегося вырваться Дэниса.
        - Сэр Гай! - с мольбой воскликнул Мач, припав губами к сапогу Гисборна. - Это мой брат! Клянусь вам! Прошу, отпустите его!
        - Не смей целовать ему сапог! - как ужаленный закричал Дэнис. - Ты что, не знаешь, что у него вместо сердца камень, поросший мхом!
        - Возьми мальчишку на коня. Посмотрим, чем пожертвует Вилл ради своего волчонка! - со злорадной улыбкой приказал Гай Джеффри и брезгливо оттолкнул Мача. - Значит, ты, Мач из Ротервуда, вдобавок ко всему водишь дружбу с шервудскими разбойниками? За это лишаются не руки, а головы!
        Его вкрадчивый, почти ласковый голос вселил в сердце Мача больше ужаса, чем когда Гай говорил с явным гневом.
        - Милорд! - Мач сделал отчаянную попытку убедить его смилостивиться над Дэнисом. - Мальчик ни в чем не виноват! Он и близко не подходил к тому оленю!
        - Замолчи, глупец! - жестко усмехнулся Гай, наблюдая, как Джеффри садится на коня и усаживает перед собой Дэниса. - При чем тут олень?
        - Олень, юноша, теперь действительно мало интересует благородного сэра Гая! - раздался негромкий голос.
        Гай обернулся и замер: на тропинку позади него и двух его ратников верхом выехали Робин и Вилл. С другой стороны дорогу загородили Дикон и Клем, которые держали наготове луки со стрелами на тетивах. Пристукивая пальцами по рукояти клинка, лорд Шервуда смотрел на Гая, и на его губах играла неопределенная недобрая улыбка. Гай, с которого слетело властное высокомерие, пожирал глазами Робина. Тот откровенно рассмеялся, и его смех не предвещал ничего хорошего. Но стоило Робину встретиться с Гаем глазами, как тот резко отвернулся, боясь оказаться в плену воли Робина, силу которой ему когда-то довелось испытать на себе.
        - С возвращением в родные края, Гай! - негромко поприветствовал Робин. - Я уже боялся, что ты навсегда обоснуешься в Лондоне, а я навек лишусь твоего приятного общества.
        - Меня удерживали дела, - высокомерно ответил Гай.
        - Я так и понял, - кивнул Робин.
        - Ты что, решил, будто я уехал в Лондон, чтобы там спрятаться от тебя?! - с презрительной усмешкой осведомился Гай.
        Робин ответил ему чарующей улыбкой.
        - Ну что ты! - с укором воскликнул он. - Когда же я сомневался в твоей храбрости? Но вот ты вернулся, и я рад твоему возвращению. Нам ведь с тобой есть о чем поговорить, не так ли?
        - Не сейчас, - быстро ответил Гай и надменно вскинул подбородок, овладев собой и перестав бояться взгляда Робина. - Я спешу, ваша светлость, и в Ноттингемшире только проездом.
        - Но, несмотря на это, ты нашел время повоевать с детьми? - усмехнулся Робин и посмотрел на Дэниса.
        Встретившись глазами с лордом Шервуда, Дэнис отчаянно рванулся из рук Джеффри.
        - Крестный!
        - Какой ты неслух, Дэн! Тебе же велели не уходить далеко! - сказал Робин и вновь перевел взгляд на Гая. - А ты что же, увлекся войной с двумя мальчишками и совершенно забыл, что ты в Шервуде, а не в Ноттингеме?
        - И забыл, что хозяин Шервуда - ты? - зло усмехнулся Гай, покусывая губы.
        - Именно так, - подтвердил Робин.
        Его пальцы медленно сцепились вокруг рукояти меча. Заметив этот жест, Гай сделал мгновенный знак Джеффри, и тот молча приставил нож к горлу Дэниса. Мальчик замер от прикосновения холодной, остро отточенной стали и с беспомощным отчаянием переводил взгляд с Робина на Вилла. В глазах Робина сверкнул гнев. Помедлив, он убрал руку с эфеса. Не сводивший с него глаз Гай торжествующе улыбнулся и бросил взгляд на Вилла.
        - Вилл, ты ведь хочешь получить сына живым? Если хочешь, то попроси своего господина обменять мою жизнь и жизнь моих людей на своего щенка.
        Вилл ничего не ответил и лишь стиснул зубы так, что на его скулах заходили желваки.
        - Отпусти детей и убирайся! - с холодной яростью произнес Робин. - Но запомни: это была твоя последняя прогулка по окраине Шервуда в поисках незадачливых охотников, которая закончилась удачно для тебя!
        - Только в том случае, если на следующей прогулке я не изловлю главного нарушителя закона, - оскалился Гай, - и уж тогда не обессудь!
        - Прибереги угрозы для девиц, - посоветовал Робин, - хлопотно после каждого отказа просить епископа сооружать костер.
        Гай понял намек, вспомнив Терезу, которая однажды приглянулась ему, но устояла и перед посулами, и перед угрозами. Он устремил на Робина ненавидящий взгляд, в ответ на что Робин, пренебрежительно поведя бровью, напомнил:
        - Отдавай детей, если хочешь унести ноги.
        - Я их отпущу, а вы мне воткнете в спину десяток стрел, прежде чем моя лошадь успеет сделать хотя бы шаг? - и Гай покачал головой. - Нет уж, лучше я прихвачу твоего племянника до прямой дороги к Ноттингему, а вы можете проводить меня.
        - Я не нанимался к тебе в охрану, - ответил Робин. - Даю слово, что тебя сегодня не тронут до Ноттингемской дороги.
        Гай кивнул в знак согласия. Он знал, что на слово лорда Шервуда можно положиться, даже если оно было дано под принуждением, как сейчас, когда Робина заботила прежде всего жизнь Дэниса.
        - Отпусти мальчишку! - приказал он Джеффри и с усмешкой посмотрел на Вилла: - Молись на своего благородного брата, Вилл! Я бы на его месте забыл обо всех твоих отцовских чувствах!
        - Потому-то он на своем месте, а ты на своем, даже если тебе это не по нраву! - глухо сказал Вилл.
        Гай лишь рассмеялся в ответ и сделал жест, приглашая лорда Шервуда отъехать вместе с ним в сторону. Робин, помедлив, тронул поводья, и вороной Воин подошел к лошади Гая.
        - Ты что-то забыл мне сказать?
        - Что с леди Марианной? - спросил Гай, жадно впиваясь глазами в Робина.
        Тот равнодушно пожал плечами, словно судьба Марианны интересовала его меньше всего.
        - Жива и здорова.
        Гай рыскал взглядом по спокойному лицу Робина и, когда не нашел ни малейших признаков волнения при упоминании о Марианне, испытал разочарование. Но сам он уже не мог остановиться, продолжая допытываться:
        - Это правда, что она разбойничает наравне с твоими людьми? Почему ты позволил ей так рисковать собой? Зачем тебе вообще понадобилось наряжать ее в зеленую куртку и давать в руки оружие? Почему не нашел ей более достойного пристанища, чем твой клятый Шервуд?
        - Я, кажется, на исповеди? - поинтересовался Робин и так посмотрел на Гая, словно действительно ждал ответа на свой вопрос.
        - А тебе не кажется, что ты мой должник?! - вышел из себя Гай. - Если бы я не помог тебе весной, Лончем убил бы Марианну!
        - Нет, я не забыл о проявленном тобой благородстве, - усмехнулся Робин, - только я тебе ничего не должен. А если ты думал, что я у тебя был в долгу, тогда считай, что я расплатился с тобой, оставив сегодня в живых.
        - Хорошо! - сдался Гай, не выдержав холодного, пронизывающего насквозь взгляда Робина. - Тогда сделай мне одолжение, просто скажи, довольна ли она? Справилась ли с отчаянием после случившегося с ней несчастья?
        Робин молчал, сохраняя на лице самое бесстрастное выражение, и таким же бесстрастным взглядом смотрел на Гая, слегка прищурив глаза, отказывая ему в праве что-либо узнать о Марианне. Правильно истолковав его молчание, Гай прикусил губу и глухо сказал:
        - Ты считаешь меня виноватым в том, что я не помог ей.
        - Не помог? - повторил Робин с беззвучным смешком и медленно покачал головой, не спуская с Гая ледяного взгляда. - Если бы только в этом!
        - В чем же еще ты меня обвиняешь? - вскинулся Гай. - Да, я не увез ее из Фледстана, оставил там, где нашел. Но в ту ночь я не сказал тебе, что после моего разговора с Марианной никто - никто, Робин! - не прикоснулся к ней до тех пор, пока я не передал ее тебе. Мои ратники охраняли ее, не позволив ратникам Лончема даже переступить порог караульной. Дело дошло почти до вооруженного столкновения, но мои люди отстояли ее, пока ты наконец не объявился во Фледстане.
        Услышав это признание, сделанное через силу, словно Гай, преодолевая себя, заставил собственное горло вытолкнуть каждое слово, Робин чуть надломил бровь. По голосу Гая и по его лицу Робин понял, что он не лжет, и то, что сейчас открылось, объясняло, почему Марианна выжила в тот страшный день. И все же в голосе Гая очень неявно, но опять прозвучала нотка фальши. К правде опять примешивалась некая ложь, вот только в чем он солгал? Робин долго молчал, изучая взглядом неподдельно взволнованное лицо Гая, и читал в его глазах единственное страстное и нескрываемое желание: узнать о Марианне как можно больше.
        - Какой же у тебя сумбур в душе! Первая и наибольшая жертва твоих страстей - ты сам. Если бы при этом еще и единственная! - вздохнул Робин и сказал как отрезал: - Она уверяет, что всем довольна. Но она гордая и не станет говорить иначе.
        Не сказав больше ни слова, Робин пришпорил Воина и вернулся к Виллу, который уже держал перед собой в седле Дэниса. Тот тесно прильнул к отцу, уткнувшись лбом ему в грудь и намертво вцепившись обеими руками в рукав куртки Вилла. Только сейчас, оказавшись в безопасности, Дэнис почувствовал страх. Зубы мальчика выбивали еле слышную дробь, и Вилл накрыл ладонью затылок сына, отчего Дэнис постепенно успокоился и перестал дрожать.
        Проводив Робина долгим взглядом, Гай подал ратникам знак трогаться в путь. Когда они скрылись из виду, Дэнис запрокинул голову и посмотрел отцу в глаза. Вилл ответил ему разъяренным взглядом, под которым Дэнис съежился. Он виновато погладил Вилла по руке и тут же получил в ответ крепкий подзатыльник.
        - Как ты посмел уйти за второе кольцо дозоров? - с гневом спросил его Вилл. - Мы обыскались тебя! А если бы мы опоздали, как прикажешь спасать тебя из рук Гисборна?!
        Шмыгнув носом, Дэнис промолчал и исподтишка посмотрел на Робина. Ответный взгляд лорда Шервуда пообещал мальчику еще больший нагоняй, и Дэнис совсем сник.
        - Крестный, не злись на меня! - покаянно прошептал он. - То есть злись и ругай, только не оставляй Мача. Возьми его с нами в Шервуд!
        Робин посмотрел на юношу, который все это время в растерянности топтался на тропинке, не сводя глаз с вольных стрелков.
        - Ничего другого и не остается, - сказал он.
        - Но я не могу уйти в Шервуд, лорд Робин! - воскликнул Мач, потрясенный тем, как запросто он сейчас может оказаться в вольных стрелках. - У меня в Ротервуде живут родители, сестра и брат, которые младше меня. Я не могу их оставить!
        - Вернешься ты в Ротервуд или останешься в Шервуде, они все равно потеряют тебя, - ответил Робин, разбирая поводья. - Ты думаешь, что сэр Гай забудет про тебя и не пошлет слуг шерифа в Ротервуд? Тогда, малыш, ты совсем его не знаешь! Поедешь с нами - останешься жив, а при условии, что будешь умен и ловок, сможешь время от времени навещать свою семью и помогать ей. Вернешься в Ротервуд - немедленно угодишь на виселицу. Решай сам, Мач из Ротервуда. Я никого не забираю в Шервуд против воли!
        - После того что вы сказали, лорд Робин, выбирать не приходится! - с горечью ответил Мач, признавая правоту слов Робина.
        - Дик, возьми его на коня! - приказал Робин и ободряюще потрепал Мача по голове: - Не горюй, Мач! Может быть, тебе придется по нраву жизнь стрелка вольного Шервуда!
        Он тронул шпорами бока вороного, и Воин понес его резвой рысью. Дэнис хотел завладеть поводьями, но Вилл без слов отобрал их у сына. Тот понял, что отец все еще рассержен на него, и благоразумно примолк.
        Стрелки свернули с тропинки в лес и поехали через огромный луг, топча лошадьми высокую траву. Мач украдкой из-за спины Дикона с любопытством разглядывал лорда Шервуда. Он скользил жадным взглядом по загорелым скулам, твердо сжатым губам, коротким, выгоревшим за лето темным волосам, пока вороной конь лорда Шервуда не вырвался далеко вперед. Лошади мчались быстро, но стрелки долго ехали - так долго, что Мач понял: Дэнис и в самом деле слишком далеко отошел от дома, за что едва не поплатился головой.
        Когда деревья расступились, открыв стены старого монастыря, хмурое лицо лорда Шервуда внезапно просветлело, словно озарившись изнутри, и смягчилось. Мач проследил его взгляд и увидел, как из открытых дверей легким стремительным шагом вышла девушка. Остановившись у коновязи, она подняла руку, заслонив глаза от солнца, и стала смотреть на приближавшихся всадников. С немым восхищением Мач разглядывал тонкие, пленяющие взгляд черты ее юного лица, стройную точеную фигуру. Длинное платье из светлого льна струилось под порывами теплого ветра, обтекая ее прямые плечи и высокую грудь, и волнами билось у ног. Лорд Шервуда направил коня прямо к ней, и она ловко поймала вороного за повод. Робин спрыгнул с коня, девушка обняла лорда Шервуда, подняв на него большие ласковые глаза. Они принялись вместе расседлывать вороного, все время сталкиваясь руками и мешая друг другу, но Воин терпеливо стоял на месте, скашивая на них горячие черные глаза.
        - Что с тобой? - встревожилась Марианна, глядя на Робина. - Что-нибудь случилось?
        - К счастью, нет! Но еще немного, и могло случиться. Этот поросенок Дэнис ушел почти к Ноттингемской дороге. Хорошо, что дозорные заметили сорванца, но они не смогли перехватить его, побоявшись оставить пост! Пришлось проехать пол-леса, прежде чем мы его нашли!
        - И что? - медленно спросила Марианна, догадавшись, что Робин рассказал не все. - Он успел попасть в беду?
        - Да, - мрачно ответил Робин, - влетел прямо в объятия Гая!
        - Вот как! - прошептала Марианна. - Значит, Гай вернулся?
        - Сказал, что проездом в графстве. Солгал или нет - не знаю. Придется проверить.
        Робин стиснул зубы, словно досадовал на то, что не мог расстегнуть ремень подпруги, но Марианна поняла, что дело в другом: в глазах Робина вспыхивали искры бессильного гнева.
        - Тебе пришлось отпустить его, чтобы он вернул Дэниса? - догадалась она.
        Робин молча кивнул. Марианна отвела его руку от упряжи и, заглянув в мрачные глаза Робина, тихо сказала:
        - Поцелуй меня, милый!
        Он оглянулся по сторонам и рассмеялся:
        - На глазах у всего лагеря?
        - А разве тебя это когда-нибудь смущало? - рассмеялась в ответ Марианна.
        - Твоя правда, нет, - с улыбкой признался Робин.
        Дернув за повод, он заставил Воина повернуться и закрыть их собой от любопытных взглядов, потом привлек Марианну к себе. Ощутив медовую сладость ее рта, Робин почувствовал, как не нашедшая удовлетворения ярость покидает сердце. Поводья незаметно выскользнули из его пальцев, и Воин, недовольно фыркая, отступил в сторону, а Робин и Марианна даже не заметили, что стали предметом общего внимания.
        - Кто это? - невольно понизив голос, спросил Мач у Дикона, не в силах отвести взгляда от лорда Шервуда и девушки, замерших в объятиях друг друга. - Какая красавица! Она похожа на принцессу.
        - Слезай с коня! - сказал Дикон, оставив вопрос юноши без внимания.
        Мач спрыгнул с лошади и услышал позади себя насмешливый голос:
        - Принцесса? Что ты, приятель! Бери выше - она королева. Королева Шервуда! Только попробуй назвать ее принцессой, и она… Впрочем, тебе об этом лучше спросить у Скарлета: он один раз совершил такую ошибку!
        Мач оглянулся на голос. Перед ним стоял высокий молодой стрелок и, щуря глаза, бесцеремонно рассматривал юношу. Закончив изучать Мача, стрелок обернулся к Виллу, который подошел, ведя в поводу коня.
        - У нас пополнение, Вилл? - спросил он. - Ну, теперь держись, стража шерифа!
        Подбежавший Дэнис взял Мача за руку и шепнул ему:
        - Это и есть леди Марианна. Видишь, я не обманывал тебя! Смотри, как не хочет крестный отпускать ее руку!
        Робин в это время умудрялся одной рукой снимать с Воина седло, а другой удерживать рядом смеющуюся Марианну.
        - Ну что? - торжествующе спросил Дэнис. - Ты ведь и не думал, что прямо сегодня увидишь всех, о ком я тебе рассказывал?
        - Здравствуй, Хьюберт! - сказал Вилл. - Слышал, ты разгуливал по лесу с парнями Статли?
        - Только что вернулся, - подтвердил Хьюберт, - и Алана захватил с собой в гости!
        Обернувшись к Дикону, он весело сказал:
        - А ты напрасно отказался ехать со мной! Мы наконец-то подстерегли сборщика, за которым Статли так долго охотился, и нагнали на него и ратников столько страху! - Хьюберт весело расхохотался. - А на обратном пути я повстречал двух таких хорошеньких девчонок!
        Он звучно прищелкнул языком, словно не нашел достойных слов выразить восхищение.
        - Последнее для тебя было, конечно, важнее сборщика! - усмехнулся Дикон, отвечая другу рукопожатием.
        Хьюберт в ответ невозмутимо пожал плечами:
        - Не все же такие постники, как ты! Хотя, сдается, как раз тебе не мешало бы развлечься. Глядишь, какая-нибудь покладистая девчонка помогла бы тебе выбросить ненужные мысли из головы! - сказал он и выразительно посмотрел на Дикона, который покраснел под его взглядом.
        - Закрой рот, - хмуро посоветовал Дикон.
        Робин хлопнул Воина по крупу, и вороной отправился щипать траву. Уронив с плеча на локоть ремень тяжелого колчана, Робин обнял другой рукой Марианну и пошел вместе с ней к дверям трапезной. Задержавшись на пороге, он дотронулся губами до ее лба. Марианна что-то с улыбкой сказала ему, Робин рассмеялся в ответ и лишь крепче сжал ее тонкий стан.
        - Спаси нас всех Святая Дева! - вздохнул Вилл, отводя взгляд от Робина и Марианны. - Можно подумать, что они опоили друг друга приворотным зельем!
        Дикон взял коня под уздцы и повел в конюшню. Хьюберт проводил друга взглядом, полным сочувствия, и негромко сказал Виллу:
        - Вот и Дикон, похоже, хлебнул любовного напитка, только без спросу. Теперь мучается от похмелья, а Саксонке и дела нет до его страданий!
        Дэнис, не упустивший ни одного слова, недовольно посмотрел на Хьюберта.
        - Не говори так о леди Мэри! - потребовал он, сердито сверкнув глазами. - Она добрая и хорошая, и крестный ее любит.
        - Крестный ее любит! - фыркнул Алан, который, подходя к друзьям, расслышал слова Дэниса. - Твой крестный потерял разум. Надеюсь, что ненадолго! Одно утешает: у него и до Саксонки было немало подруг, но ни одна не задержалась.
        - Потому что он не любил их! - с вызовом ответил Дэнис, не обращая внимания на предупреждающее пожатие отца. - Леди Мэри он назвал своей невестой и представил ее всему Шервуду. Кого из других он удостоил такой чести? Никого! Он с ними просто спал, и только!
        Стрелки изумленно посмотрели на Дэниса, который озирался на взрослых, воинственно поблескивая глазами, и оглушительно расхохотались.
        - Ох, Вилл, это и впрямь твой сын! - вытирая навернувшиеся на глаза слезы, проговорил сквозь смех Хьюберт. - Ты, если бы и хотел, не смог бы отказаться от отцовства!
        - Прикусили бы вы языки, - с едва заметной угрозой посоветовал Вилл. - Ты, Хью, и ты, Алан. Дэнис прав: Робин назвал ее своей невестой, вот и относитесь к ней с подобающим почтением!
        - Ты сам первый начал, - не смутившись полученным выговором, возразил Хьюберт. - Да, назвал невестой и живет с ней как с женой. Но почему он не торопится отвести ее в церковь?
        - Верно, Вилли, - подхватил Алан, полностью согласный с Хьюбертом. - Робин ничего и никогда не делает просто так. Месяц прошел с того дня, когда он представил ее своей невестой! И что дальше? Может быть, он передумал венчаться с ней. В графстве о ней говорят всякое: много хорошего, но и плохих слов немало!
        - Так! - расправил плечи Вилл и посмотрел на друзей уже далеко не добрым взглядом. - Я начал первый, но я имел в виду совсем другое. Теперь о венчании. Они не могут обвенчаться: никто не соглашается их венчать. Епископ Гесберт разослал по всей епархии приказ, запрещающий венчать как Робина, так и Марианну. Все священники побоялись лишиться сана и отказались. Теперь ясно?
        - А отец Тук? - недоверчиво спросил Алан.
        - Я же сказал: все! - начал выходить из себя Вилл.
        - Они могли бы отправиться в другую епархию, - неуверенно предположил Хьюберт.
        - Правда? И почему же им не пришел в голову такой простой выход? - язвительно спросил Вилл. - Потом отпраздновали бы свою свадьбу в темнице шерифа, а на следующий день один бы умер, а другая овдовела! Сам подумай, Хью, как они могут вдали от Шервуда назвать свои имена, не рискуя тут же оказаться схваченными?
        - Ладно, Вилли, не горячись! - примирительно сказал Алан. - Я этого не знал.
        - Теперь знаешь, - отрезал Вилл, - а если бы и не знал, то должен был помнить: дела Робина касаются только самого Робина!
        Не обращая больше на друзей внимания, Вилл пошел к трапезной, увлекая Дэниса за собой.
        - Отец, за что они все так не любят леди Мэри? - пробормотал Дэнис, неодобрительно оглядываясь на стрелков.
        - Ревнуют, - усмехнулся Вилл.
        - И ты ревнуешь крестного к ней? - неожиданно спросил Дэнис и остановился, требовательно посмотрев Виллу в глаза. - Я ведь вижу, что ты всегда холоден с ней, а иногда бываешь и резок!
        Вилл присел перед сыном и ласково привлек его к себе. Потрепав мальчика по спутанным волосам, Вилл сказал, глядя в настороженные глаза Дэниса:
        - Малыш, я хорошо отношусь к Марианне, понимаю и одобряю выбор Робина. Но я беспокоюсь за них обоих. До сих пор твой крестный был неуязвим, а вот сейчас он слишком открылся для удара.
        - Что значит «открылся»? - пробурчал Дэнис, успокаиваясь хотя бы тем, что отец, которого он боготворил, не испытывал нелюбви к обожаемой им Марианне. - Он вчера два раза одолел тебя на мечах! Ничего себе - уязвимый крестный!
        - Глупенький ты, Дэн! - выпрямляясь, с улыбкой вздохнул Вилл. - Ничего не понял из того, что я сказал! Просто ты еще мал, чтобы во всем разобраться, хотя постоянно доказываешь, что уже взрослый.
        Между тем Хьюберт и Алан, несмотря на предупреждение Вилла, не могли удержаться, чтобы не продолжить обсуждение сердечных дел лорда Шервуда. Мач стоял рядом, боясь пропустить хотя бы слово из их разговора. Ему было необыкновенно интересно все, что касалось Робина, и он старался даже тише дышать, чтобы Хьюберт и Алан не спохватились, вспомнив о его присутствии.
        - Ты веришь, что все дело в запрете епископа? - спросил Хьюберт.
        - Не знаю, - подумав, ответил Алан, - но если Робин тверд в своем намерении, то он найдет выход рано или поздно. Только для нее лучше, чтобы он как можно скорее отвел ее к алтарю.
        - Она тебе не нравится, Алан, - проницательно заметил Хьюберт, - а раньше я не замечал в тебе враждебности к ней!
        - Раньше она носила одежду вольного стрелка, сражалась с нами плечом к плечу и была понятна. А сейчас, когда я смотрю на нее, мне кажется, что я вообще не знаю эту женщину! И я не один такой: она теперь мало кому нравится. Вроде бы госпожа Шервуда, вроде бы нет… У вас ее все слушаются?
        - Было пару раз, когда ей надерзили в ответ, - признался Хьюберт. - Мы думали, что она пожалуется Робину, но нет. Сама ответила так, что никто больше ей не прекословил. Но ты прав, у нас ее тоже как-то постепенно перестали жаловать. Только ей до нашей приязни и дела нет! Она вообще никого, кроме Робина, не замечает, когда он дома. А если его нет, то занимается женской работой и ждет его возвращения.
        - Если она и есть та самая девушка, к которой он в апреле уходил по ночам на свидания, как объяснить то, что было потом? Почему ей понадобилось становиться вольным стрелком? Почему он разрешил ей это? Ты помнишь, они все лето замечали друг друга лишь настолько, насколько требовали дела Шервуда. И вдруг все меняется за пару дней, и он объявляет, что она его невеста! - не унимался Алан. - А что за история с ее клеймом, о котором епископ объявил во всеуслышание? Ты знаешь об этом хоть что-нибудь?
        - Епископ потом так же во всеуслышание принес ей извинения, - заметил Хьюберт.
        - Конечно, принес! А куда ему было деться, когда Робин наставил на него Элбион? Тайны, сплошные тайны, и не в ее пользу!
        На пороге трапезной показался Вилл и, заметив, что Хьюберт и Алан стоят там же, где стояли, и оживленно разговаривают, выразительно посмотрел в их сторону. Хоть Вилл и был далеко от них, но стрелки отлично разглядели недобрую улыбку брата лорда Шервуда.
        - Пойдем отсюда! - заторопился Хьюберт. - Ты-то уедешь к себе, а мне Вилл устроит трепку. Он же предупредил, чтобы мы не болтали о Робине, а мы как раз этим и занимаемся!
        Алан усмехнулся в ответ и поспешил подойти к Виллу, который неподвижно застыл на пороге трапезной, сложив руки на груди и расправив плечи так, словно готовился отразить нападение. Вилл с сердитым видом выговорил менестрелю Шервуда, повернулся и исчез в трапезной.
        - Хьюберт, - Мач робко окликнул стрелка. - Почему вам так не по душе леди Марианна?
        - О, ты все это время был здесь? - с досадой воскликнул Хьюберт, обнаружив юношу, но не стал долго огорчаться. - Она по душе Робину, парень, чего же ей еще желать? Пока он ее любит, нравится нам это или нет, мы обязаны чтить ее!
        - Как Вилл Скарлет? - уточнил Мач, пытаясь вникнуть в хитросплетения отношений в лагере лорда Шервуда.
        Хьюберт насмешливо вскинул бровь и посмотрел на серьезного и сосредоточенного Мача:
        - Не ошибись в Скарлете, мой маленький приятель! Он-то, хотя любому перережет горло за Робина, руководствуется только собственными симпатиями или неприязнями. Виллу многое дозволено: он не только друг Робина, но и его брат, к тому же старший!
        - Разве в Шервуде все решает, как к тебе относится Робин? - недоверчиво спросил Мач.
        Он вспомнил лорда Шервуда таким, каким тот был в разговоре с Гаем Гисборном, потом по пути домой, при встрече с Марианной, и вся его душа взбунтовалась. Лорд Шервуда одинаково понравился Мачу в любом из своих обличий. Ему показалось, что Алан и Хьюберт, разговаривая о Марианне, одновременно упрекали Робина в его привязанности к ней так, словно в этой привязанности находили зло.
        Хьюберт с усмешкой читал все мысли Мача, отражавшиеся на его простодушном лице.
        - Вот и ты уже заворожен нашим лордом! - подытожил он свои наблюдения и хлопнул Мача по плечу: - Перестань хмуриться! Мы все любим лорда Робина и преданы ему, потому нас так и тянет посплетничать о нем иной раз. Ничего, поживешь, разберешься сам во всем и освоишься. Сразу предупрежу тебя: Робин весьма строг к своим стрелкам и никому не дает поблажек. Расскажи, как ты оказался в Шервуде, да еще сразу у нас.
        Вопрос Хьюберта вернул Мача к горестям и приключениям минувшего дня.
        - Я убил оленя под носом у лорда Гисборна.
        Услышав его ответ, Хьюберт протяжно засвистел.
        - Так Гисборн вернулся? Плохие новости! - он перевел взгляд на Мача и рассмеялся: - Ну и как сэр Гай, быстро пришел в себя от подобной дерзости?
        Мач невесело передернул плечами в ответ.
        - Ладно, не унывай! - приободрил его Хьюберт и, обняв юношу за плечи, подтолкнул к дверям трапезной. - Шервуд надежнее любого города или селения! Ты ведь голоден? Я тоже. Идем! Саксонка, наверное, уже успела распорядиться, чтобы на ужин приготовили что-нибудь повкуснее в честь твоего прибытия в Шервуд.
        Глава девятая
        Марианна приоткрыла глаза: обнаженным плечам стало холодно под дуновением ночного ветра, залетевшего в неплотно прикрытые ставни. Сентябрь сменился октябрем, и хотя днями было почти по-летнему тепло, ночи становились ощутимо прохладными. Она подтянула к шее покрывало, но сон уже оставил ее. Марианна приподнялась и, облокотившись, положила подбородок на ладонь и посмотрела на Робина.
        Робин спал. Марианна долго смотрела на его лицо, освещенное огнем, догоравшим в камине. Ее теплая ладонь осторожно легла на лоб Робина, убирая растрепавшиеся во сне пряди темных волос. Низко склонившись, Марианна вгляделась в спокойное во сне любимое лицо. Ее нежные губы почти дотронулись до его сухих полуоткрытых губ, но, побоявшись разбудить Робина, с еле слышным вздохом сомкнулись без поцелуя.
        Ресницы Робина дрогнули, и тяжелая рука опустилась на затылок Марианны, примяв ее волосы. Марианна подняла голову и увидела, как сверкнули синью его сонные глаза из-под темных ресниц.
        - Я разбудила тебя, родной! - укорила себя Марианна.
        Глаза Робина, теперь уже ясные, словно он вовсе не спал, улыбнулись ей. Он смотрел на нее мягким и нежным взглядом, любуясь Марианной, и ей - в который раз! - почудилось, что в глубине его глаз мелькнула и скрылась тень непонятной печали. Робин провел ладонью по отросшим до плеч волосам Марианны, пропуская шелковистые прядки между пальцами, лаская их и играя ими. Потом его пальцы очертили контур ее лица, погладили тонкие изогнутые брови, нежные скулы, дотронулись до крыльев точеного носа, до уголков рта, проследили голубую жилку на шее и легли на грудь. Марианна остановила руку Робина, положив поверх нее ладонь, и Робин, не отнимая руки, обнял Марианну и привлек к себе.
        - Никак не могу понять такой взгляд, каким ты на меня сейчас смотрел, - прошептала Марианна, зачарованно глядя в синие глаза Робина. - Ты смотришь на меня так странно, а твои пальцы словно запоминают меня!
        Робин бережно поцеловал ее в краешек рта.
        - Я действительно хочу запомнить тебя, - ответил он, глядя в ее большие серебристые глаза. - Хочу, чтобы глаза помнили твое лицо, а руки - твое тело, его тепло. Видишь, милая, ты не ошиблась, поняла все правильно.
        Марианна покачала головой:
        - Нет, в твоих глазах было что-то еще, снова ускользнувшее от меня. Ты сам не знаешь, до чего красноречивы твои глаза, даже если ты молчишь! Когда ты устаешь или тревожишься, они темнеют почти дочерна. Когда сердишься, они светлеют, словно покрываются льдом, и становятся такими холодными!
        - А когда я с тобой? - с улыбкой перебил ее Робин.
        - Тогда они принимают цвет вечернего неба в час, когда на нем загораются первые звезды, и у меня кружится голова, стоит только в них заглянуть! - ответила Марианна.
        - Я люблю тебя! - прошептал он, нежно прикасаясь губами к ее губам.
        Когда поцелуй оборвался, Марианна склонила голову Робину на плечо и обняла его. Робин, сомкнув руки у нее на спине, обвел глазами комнату и внезапно спросил:
        - Послушай, а как я здесь оказался? Совершенно не помню ни ужина, ни того, как вышел из-за стола и добрался до постели!
        Марианна вскинула голову и рассмеялась, встретив его непритворно удивленный взгляд:
        - Ты действительно не помнишь?
        Он покачал головой, и она насмешливо улыбнулась:
        - Ты не ужинал и не вставал из-за стола! Ты уснул, едва сев за стол, и прежде чем мы подали ужин. И Вилл вместе с тобой. Кэтти и я пытались вас разбудить, но вы оба спали как убитые. Джон по очереди растащил вас по постелям. Ты только сонно бормотал, когда я раздевала тебя.
        - Хорошо, что он не перепутал, кого из нас куда уложить! - рассмеялся Робин и попросил, выпуская Марианну из объятий: - Принеси мне вина, ласточка!
        Облокотившись о постель, Робин с улыбкой в глазах наблюдал за Марианной, которая бесшумно скользила по комнате, доставая кубки для Робина и себя, наполняя их из кувшина светлым прозрачным вином. Как же она хороша, особенно сейчас, когда на ее нежной коже, изгибах юного тела причудливо играли блики света и переливы теней. Несмотря на усталость, разлитую по телу ленивой истомой, Робин почувствовал, как в крови вспыхнули и пробежали по жилам огненные язычки желания.
        Она вернулась к постели, подала один кубок Робину и, удерживая второй так, чтобы не расплескать, забралась под покрывало, удобно устроившись между колен Робина и улегшись спиной ему на грудь. Пальцы Робина ласково и лениво заскользили по ее волосам.
        - Значит, мы с тобой не только не виделись два дня, но даже вечером не успели поговорить. Расскажи, чем ты занималась, пока меня не было.
        - У меня было много дел, - ответила Марианна, маленькими глотками отпивая вино. - Позавчера мы прибирались и мыли полы во всех комнатах, в купальне и в трапезной - на это ушел целый день. Вчера Вульфгар и Бранд привезли с охоты кабана и двух оленей, и мы всю первую половину дня занимались мясом - солили, коптили. Потом пересчитывали с Кэтти запасы в кладовой. Надо будет отправить на мельницу зерно, а то мука заканчивается. Ты скажи мне, куда.
        - Я завтра сам этим займусь. Пару дней побуду в лагере: у меня тоже накопились дела по хозяйству, заодно и тебе помогу, - ответил Робин, гладя ее кончиками пальцев по шее. - А что ты делала потом, после пересчета запасов?
        - Потом… Перестань, Робин, я забываю, о чем только что сказала, когда ты так делаешь! - рассмеялась Марианна, невольно поддаваясь ласкающим движениям его руки. - Потом чинили отложенную в стирку одежду, готовили ужин, а перед ужином я немного погуляла с Дэнисом.
        - Немного - это как далеко?
        - Съездили к Виллу Статли, - закончила рассказ о своих заботах и делах Марианна потерлась щекой о руку Робина, лежавшую у нее на груди. - Ты будешь дома целых два дня? Как же я рада!
        - Соскучилась? - улыбнулся Робин.
        - Конечно! Когда тебя подолгу нет, мне становится не по себе.
        Робин оторвал ее от своей груди и, повернув к себе лицом, внимательно посмотрел в глаза Марианны.
        - Не по себе? - переспросил он, и его взгляд из спокойного стал пристальным и настороженным. - Что тебя пугает? Или кто?
        Марианна опустила глаза, но он сжал ей плечо, настойчиво требуя ответа. Она поняла, что избежать объяснений не получится, и теперь досадовала на неосторожно вырвавшиеся слова. Конечно, он подумал, что ей самой что-то угрожает. А она тревожилась за него, но не должна была показывать ему - воину - эту тревогу.
        - Мэриан! - ласково, но требовательно окликнул Робин. - Я жду!
        Она подняла голову, посмотрела ему в глаза и, решившись, спросила:
        - Робин, что означает - носить на плащах?
        Он испытующе посмотрел на нее и, помедлив, спросил:
        - От кого ты слышала эти слова?
        - Дэнис сегодня обмолвился невзначай, что тебя ни разу не носили на плащах с тех пор, как ты возглавил Шервуд, - сказала Марианна и прочитала ответ на свой вопрос в глазах Робина, прежде чем он успел отвести их.
        Догадавшись по выражению лица Марианны, что она сама поняла значение слов, сказанных Дэнисом, Робин обнял Марианну и прижал ее голову к своему плечу. Его глаза сердито потемнели.
        - Вот поросенок! - воскликнул он в сердцах и поцеловал Марианну в висок. - Я ему покажу, как тревожить тебя понапрасну!
        Приподняв ее подбородок так, чтобы глаза Марианны оказались напротив его глаз, Робин улыбнулся.
        - Мэри, со мной ничего не случится. Я ведь предупреждал тебя, что ждать меня тяжелее, чем сражаться рядом со мной.
        Марианна кивнула и потерлась лбом о плечо Робина:
        - Я давно хотела поговорить с тобой, но не решалась. Раз ты сам упомянул об этом, то…
        - То что? - спросил Робин, внимательно глядя на Марианну и уже зная, о чем она его сейчас попросит.
        Так и вышло.
        - Позволь мне хотя бы иногда уезжать из лагеря вместе с тобой и другими стрелками, помогать тебе…
        - …сражаться, убивать, рисковать жизнью, - договорил за нее Робин и, увидев, как она строптиво сжала губы, а в ее глазах серебро превратилось в сталь, усмехнулся: - Ты действительно хочешь этого?
        - Ты усмехаешься, а сам сегодня, когда садился за стол, просто сполз спиной по стене от усталости! - гневно воскликнула Марианна. - У Вилла вся куртка была в крови, а Воин был покрыт клочьями пены!
        Мгновенный холод выстудил глаза Робина.
        - И что? - спокойно осведомился он с таким же холодом в голосе. - Продолжай заниматься своими делами по лагерю - у тебя их немало! - и не пытайся вмешиваться в мои.
        Марианна высвободилась из объятий Робина и повернулась к нему спиной.
        - Прости за то, что я посмела осведомиться о твоих делах, - услышал он ее ровный голос.
        Гнев Робина сразу утих. Он долго смотрел на ее затылок, упорно обращенный к нему, потом снова обнял Марианну. Она сердито передернула плечами, но он сделал вид, что не заметил ее недовольства. Они долго молчали.
        - Мэриан, этого не будет, - наконец сказал Робин. - Я знаю, что ты уговорила каким-то образом Вилла продолжать заниматься с тобой и дальше, хотя он всегда считал твое пребывание в стрелках опасной блажью.
        - Он сам предложил, - ответила Марианна, - сказал, что у меня есть способности и незачем терять приобретенные навыки.
        - Способности у тебя действительно есть, и навык терять жаль, - согласился Робин. - Если ты хочешь его совершенствовать - пожалуйста. Но большего я тебе не позволю.
        - Ты просто боишься за меня! - сказала Марианна.
        - Иначе было бы странно, - усмехнулся Робин, - но не только за тебя. За себя и за остальных стрелков я опасаюсь не меньше. Разрешая тебе нести ратную службу, я расплачивался за это страхом, когда замечал твои ошибки, но не на тренировках, а в бою. Если бы Вилл, Джон, я не успевали прикрывать тебя, ты уже раз десять могла бы лежать, захлебываясь собственной кровью! Милая, ты не задумывалась о том, что, выручая тебя, мы при этом рисковали собой больше, чем если бы тебя не было с нами?
        - Только что ты сказал, что у меня есть способности, а в августе не раз хвалил, - хмуро заметила Марианна, вертя перед глазами опустевший кубок. - Получается, что ты лукавил, а на самом деле оставался недовольным мной?
        - Нет, я не лукавил, - с тяжелым вздохом признался Робин. - С июля у тебя появились ощутимые успехи. Всего за два месяца ты освоила столько, сколько у иных мужчин не получалось и за год.
        - Тогда почему ты говоришь, что я представляю опасность для вас?
        - Дело не в тебе, а в нас. Будешь ты хорошо или нет владеть мечом, но я и другие стрелки все равно станем отвлекаться на тебя, чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке. Я уже объяснил тебе, чем это грозит нам самим.
        - Не понимаю! - воскликнула Марианна, раздраженно передернув плечами. - Если мне не требуется помощь, зачем вам пытаться ее оказывать и рисковать собой?
        - Видишь ли, в мужской одежде, с оружием в руках ты все равно остаешься женщиной.
        - И как женщина пробуждаю в вас рыцарские чувства! - насмешливо сказала Марианна.
        - Да, милая, - подтвердил Робин. - Если без тебя мы будем искать выход в любых условиях, даже безнадежных, то с тобой все может оказаться иначе. Все лето я опасался, что кто-нибудь из ратников шерифа сумеет обезоружить тебя и приставить нож к горлу. Уверяю тебя, что мы все, не раздумывая, побросали бы мечи, если бы от этого зависело твое спасение. Вот почему в тебе всегда будет таиться опасность для нас.
        - А если бы этот нож был приставлен к горлу того же Вилла? - упрямо спросила Марианна, не желая сдаваться. - Ты бы рискнул жизнью брата?
        - Во-первых, невозможно даже представить, чтобы Вилла смогли обезоружить. Во-вторых, если бы это случилось, я бы все равно знал, что Вилл не в большей опасности, чем в обычном сражении, - спокойно ответил Робин. - Вилл - воин от Бога. В его силах и находчивости у меня нет никаких сомнений. А есть еще и третье, Мэриан.
        - И что же это?
        - Это то, что ты можешь попасть в засаду и оказаться захваченной в плен. Ты думаешь, шериф простит тебе лето, проведенное в Шервуде в вольных стрелках? Помилует тебя?
        - А тебя он помилует? - спросила Марианна и, резко обернувшись, посмотрела Робину прямо в глаза.
        Сдержанность начала изменять Робину, и в его голосе опять зазвучали гневные нотки:
        - Замечательно, милая! Умрем вместе! Это так трогательно, что все Средние земли зарыдают от умиления! Говорю тебе в последний раз: ты не будешь воевать наравне со мной. Я прошу тебя воздерживаться от подобных разговоров впредь, если ты не хочешь, чтобы мы поссорились, и всерьез.
        Она не хотела с ним ссориться, поэтому покорно склонила голову и поцеловала его руку. Такая готовность повиноваться растрогала Робина, хорошо изучившего Марианну и знавшего силу ее не мягкого нрава. Только любовь могла заставить ее подчиниться. Без сдерживающих уз любви воля Марианны поспорила бы силой и с королевской волей.
        - Быть твоей женой не очень легко! - усмехнулась Марианна, словно прочитав мысли Робина.
        - Быть твоим мужем тоже непросто, - улыбнулся Робин и глубоко вздохнул, - но стать им в самой полной мере еще сложнее.
        Марианна поняла, что он имел в виду приказ епископа, из-за которого они до сих пор не смогли обвенчаться.
        - Ты рассказывал мне о своей давней дружбе с аббатом из Ярроу. Я как-то видела его, и он показался мне добрым человеком.
        - Такой он и есть, - вздохнул Робин. - Беда в том, что он отбыл на континент в середине лета и до сих пор не вернулся.
        Марианна задумалась и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу, вспомнив о духовном отце.
        - Робин, а с отцом Туком ты разговаривал?
        Робин усмехнулся:
        - Он был первым, с кем я говорил.
        - Неужели он отказался? - не поверила Марианна. - Ведь он сам мне однажды обещал! Говорил, что если никто не захочет совершить обряд бракосочетания - ни аббат, ни епископ, то мне надо лишь вспомнить о нем! Не может быть, чтобы он забыл о данном слове!
        - Забыл или нет, он отказался, Мэриан, - ответил Робин, задумчиво глядя на огонь в камине. - Ему нелегко было объяснять причины своего решения.
        - Представляю, - усмехнулась Марианна, - если ты просто слушал и смотрел на него, а потом повернулся и ушел, не сказав ни слова…
        - Сначала так и было, как ты описываешь: слушал и молчал, а он говорил и пытался смотреть мимо меня, лишь бы не встретиться взглядом. Но потом мне пришлось утешать его и уверять, что я с пониманием отношусь к его решению и что мы с ним друзья, как и прежде.
        - Может быть, мне удастся уговорить его?
        - Конечно, ты можешь попробовать. Но, уверяю тебя, ты только причинишь ему душевные страдания. Он горячо любит нас обоих, но даже ради нас не готов поступиться своим призванием и лишиться сана. Несмотря на то что он грешит нарушением обетов - а они все этим грешат! - всей своей сутью он предан церкви и не мыслит жизни без нее. Если он не устоит перед твоими уговорами, что с ним будет потом? Тебя порадует его вид, когда он обоснуется у нас в трапезной и станет заглушать горе вином?
        Марианна покачала головой, не желая такой участи для духовного отца.
        - Вот и я так решил и потому перестал настаивать. Есть другой выход. Епископ Гесберт, конечно, важное лицо в церковной иерархии, но не самое главное. Получим разрешение от того, чьей воле епископ не сможет воспротивиться, и тогда ты напомнишь отцу Туку о его обещании, - сказал Робин и зарылся лицом в волосы Марианны.
        Она поняла по его голосу, что он улыбается и вообще доволен собой, как всегда, когда придумывал ход, неожиданный для противника.
        - Неужели ты намерен обратиться к святейшему папе? - рассмеялась Марианна.
        - Не так высоко, моя хорошая, но достаточно, чтобы и отец Тук, и любой другой священник забыли про запрет епископа.
        - А почему ты уверен, что получишь это разрешение, если учесть, что мы оба объявлены вне закона?
        - Потому что у меня есть что предложить взамен тому, кто это разрешение может дать, - ответил Робин. - И в том, что я предлагаю, нуждаются настолько, что примут от кого угодно!
        - И что же это? - не смогла удержаться от любопытства Марианна.
        Робин склонился к самому ее уху и зашептал. Услышав то, что он ей рассказал, Марианна обернулась к нему и посмотрела на Робина с изумлением и восхищением. Робин ответил ей взглядом, полным торжества. Глядя друг на друга, они расхохотались и обнялись.
        - Вот ты и получила ответ на свой вопрос, который задавала мне во Фледстане: какую цель я преследовал.
        - Да, но я не думала, что разрешение на брак со мной имеет такую высокую цену, едва ли не равную целому королевству!
        - Ты стоишь всех корон мира! - одарив Марианну любящим взглядом, Робин рассмеялся и ласково щелкнул ее по носу. - Только не возгордись, любимая! Мои действия преследуют и другую цель, как ты помнишь.
        Марианна обняла его и положила голову ему на грудь.
        - Как ты собираешься встретиться с этим человеком? Ведь его нет в Англии.
        - Я уже отправил к нему посланца с письмом. Осталось подождать, пока он вернется с ответом. Ты согласна ждать еще немного?
        - Я согласна ждать всю жизнь, - ответила Марианна и, посмотрев на Робина, нежно улыбнулась. - Ты почему-то больше меня огорчен отсрочкой венчания, хотя это женщине пристало волноваться, что ее медлят отвести к алтарю! Неужели ты беспокоишься, что я передумаю и сбегу от тебя с другим?
        - От меня? - и Робин весело посмотрел на Марианну с такой уверенностью, что она снова не удержалась от смеха. - Нет, милая, тебе не к кому убегать, даже если бы ты захотела. Епископ в злости составил такой безграмотный приказ, из которого следует не то, что нас нельзя обвенчать друг с другом, а то, что каждому из нас отказано в обряде бракосочетания! Корявым изложением своей воли он и тебя и меня обрек на безбрачие!
        - Вот поэтому я не тревожусь, - беззаботно ответила Марианна, - а ты почему-то обеспокоен!
        Робин перестал улыбаться. Внимательно посмотрев на Марианну, он неожиданно спросил:
        - Мэриан, как у тебя сейчас складываются отношения со стрелками? Они по-прежнему дружелюбны с тобой, вежливы и почтительны, как с моей невестой?
        Ее плечи едва заметно дрогнули под его рукой, но Марианна ответила беспечным тоном, которым могла ввести в заблуждение любого, но не Робина:
        - У меня нет с ними никаких неприятностей, милый!
        Услышав ее ответ, Робин усмехнулся:
        - Как тщательно ты подобрала слова, вместо того чтобы ответить прямо на мой вопрос! Мэриан, никогда не пытайся что-либо скрыть от меня. Я всегда чувствую, когда ты говоришь мне правду, а когда нет.
        Марианна подняла голову и посмотрела на Робина таким же серьезным взглядом, которым он смотрел на нее.
        - Я сейчас сказала тебе правду.
        - Да, только не ту, о которой я спрашивал. Я давно уже понял, что ты никогда не солжешь мне, но умолчишь, если захочешь что-то скрыть. А сейчас ты скрываешь, что сама заметила, как стрелки к тебе изменились, и не в лучшую сторону. Мне известно, что в мое отсутствие дело дошло до открытого столкновения.
        Марианна помрачнела и отвела глаза в сторону.
        - Я справилась, - ответила она после недолгого молчания. - Чего бы я стоила, если бы принялась жаловаться тебе на твоих же людей?
        - Да, справилась, - кивнул Робин и усмехнулся. - Там, где Кэтрин или любой другой женщине было достаточно попросить словами, тебе пришлось прибегнуть к науке Джона, опрокинуть Бранда на пол и приставить ему нож к горлу, чтобы он все-таки выполнил твой приказ.
        - Как ты узнал? - нахмурилась Марианна. - При нашем разговоре с Брандом в трапезной были только Кэтти и Клэр, но я просила их никому не рассказывать, что они видели.
        - И они тебе верные подруги. Но вот сам Бранд был так ошеломлен тем, как ты привела его к послушанию, что пожаловался на тебя Виллу.
        - Думаю, что он зря это сделал! - фыркнула Марианна.
        - Можешь не сомневаться: от Вилла ему досталось гораздо ощутимее! - ответил Робин. - Вилл счел нужным рассказать об этом мне, и теперь я должен решить, что мне делать с Брандом - выгнать из Шервуда или перевести в другой отряд.
        - Прошу тебя, не надо выгонять Бранда! - попросила Марианна. - Я понимаю, что если ты узнал о том, что произошло, то не можешь теперь оставить все как есть! Но ведь можно что-нибудь придумать?!
        Робин долго смотрел на взволнованную Марианну и, вздохнув, сказал:
        - Хорошо, я сделаю вид, что не знаю об истории с Брандом. Но теперь ты понимаешь, почему я хочу скорее обвенчаться с тобой? Мне надо упрочить твое положение в Шервуде, чтобы к тебе относились должным образом всегда, а не только в моем присутствии. Стрелки - обычные люди и не лишены условностей. Они воодушевились, когда я представил тебя своей невестой, но дальше ничего не произошло. Кто-то знает о приказе епископа, кто-то нет. Если я медлю с женитьбой, то почему, и кто ты для меня на самом деле?
        Марианна запрокинула голову, чтобы скрыть от Робина заблестевшие слезами глаза, и прошептала:
        - Девка с позорным клеймом, которой ты почему-то слишком много уделяешь времени - того времени, что раньше посвящал им.
        - Что ты, милая! Не говори так! - Робин сгреб Марианну в охапку и стал целовать ее лицо. - Не плачь, прошу тебя! Я не могу видеть твои слезы. Не плачь!
        Марианна, прерывисто вздохнув, проглотила слезы, улыбнулась Робину и сказала:
        - Твой кубок давно опустел. Налить еще вина?
        - Да. Только согрей его: к рассвету становится холодно.
        Марианна завернулась в плащ Робина, подбросила дров в камин и поставила возле огня кувшин с вином. Когда над кувшином поднялся терпкий парок, она наполнила горячим вином кубки и вернулась в постель, прильнув к Робину и согревая его своим теплом.
        - Какая ты горячая от огня! - тихо сказал Робин, обнимая ее одной рукой, и спросил: - А что вам с Дэнисом понадобилось у Статли?
        - Дэнису ничего, - ответила Марианна. - Он просто решил прогуляться со мной. А к Статли меня позвал Алан. Его ранили в ногу стрелой.
        - Что-нибудь серьезное? - обеспокоился Робин.
        - Нет. Элис напросилась с ними на прогулку по лесу. Они увлеклись и столкнулись с ратниками шерифа у Ноттингемской дороги. Помчались обратно в лес, а под Элис заартачился конь. Статли бросился ей на помощь и угодил под стрелу.
        - Вот-вот! - хмыкнул Робин. - Твой рассказ лишний раз доказывает правоту моих слов о рыцарском отношении к женщинам при встречах с ратниками шерифа!
        Марианна положила голову ему на плечо и вздохнула:
        - Я же не Элис, и с конем всегда справлюсь. Пойми одну простую вещь: я полюбила Шервуд больше, чем любила Фледстан. Ездить верхом по лесу звездной теплой ночью, гулять по росным лугам, утопая по пояс в высокой траве, купаться на закате, когда над рекой начинает стелиться туман. А теперь я лишена всего, что полюбила, потому что ты запрещаешь мне покидать лагерь надолго и уходить от него далеко. Помнишь, как ты говорил, что свободолюбивый дух нельзя запирать в клетку?
        Она вопросительно посмотрела на него, и, видя в ее глазах легкий укор, он лишь вздохнул. За лето она отведала мужской - не женской - свободы, и такая свобода явно пришлась ей по вкусу. Теперь ему сложно объяснить ей, что клетка, о которой он говорил во Фледстане, и в малости не похожа на ее жизнь сейчас. А ведь она еще не знала, что он отдал всем стрелкам приказ, повинуясь которому, они, не слушая ее протестов, вернут ее в лагерь, если ей вздумается зайти за первое - внутреннее - кольцо постов. Он не стал ей говорить об этом приказе потому, что сам очертил ей границы прогулок еще уже, и пока она ни разу не нарушила этих границ. Но после истории с Дэнисом он не мог заставить себя целиком положиться на ее послушание. В то же время, зная свободолюбивый нрав Марианны, он понимал ее грусть и предложил:
        - Хочешь, мы с тобой съездим на праздник в Рэтфорд через неделю?
        Робин улыбнулся тому, как широко распахнулись в ответ ее глаза, и в них сначала появилось недоверие, которое сменилось безудержной радостью.
        - Еще бы я не хотела! - выдохнула она в ответ и сжала руку Робина, глядя на него с надеждой. - Мы поедем вдвоем?
        - Конечно! - рассмеялся Робин, целуя ее в щеку. - Зачем нам свита?
        - А если другие стрелки тоже захотят побывать на празднике?
        - Отправятся в Рэтфорд сами по себе.
        - И весь день ты будешь только со мной? - продолжала допытываться Марианна, не в силах поверить такому счастью.
        - Только с тобой, Мэриан, - заверил ее Робин.
        Его ласковый голос и такой же ласковый взгляд окончательно убедили Марианну. Она благодарно потерлась щекой о его руку, и ее глаза заблестели в предвкушении обещанного праздничного дня в обществе Робина.
        - Конечно, милый! Поедем в Рэтфорд! - воскликнула она и, помедлив, с опаской взглянула на Робина. - Ведь ты не передумаешь?
        - Нет, можешь быть уверена, - улыбнулся он, не сводя с нее нежного взгляда.
        Неожиданно синева его глаз омрачилась, словно на ясном небе неизвестно откуда появилось хмурое облако. Его пальцы с невольной силой сжали ее запястье, и Робин тихо сказал:
        - Только, милая, не рассказывай никому о моем обещании и предстоящей поездке в Рэтфорд.
        Внезапная перемена, произошедшая в Робине, его просьба, больше похожая на приказ, - все это насторожило и встревожило Марианну. Она вгляделась в лицо Робина, и радостная улыбка невольно сбежала с ее губ.
        - О чем ты задумался с такой мрачностью? - тихо спросила она.
        Робин глубоко вздохнул, тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, и с улыбкой ответил Марианне, глядя в ее встревоженные глаза:
        - О мрачных делах, родная. Расскажи мне еще что-нибудь. Я вижу, ты подружилась с Дэнисом. Он в тебе души не чает, только и твердит: леди Мэри, леди Мэри!
        - Да, мы с ним сдружились, - снова улыбнулась Марианна, услышав имя Дэниса. - Он славный мальчуган. Наблюдательный и себе на уме, как маленький лисенок! Иногда он говорит такие вещи, что я начинаю сомневаться, ребенок ли он.
        - Дэнис любит тебя, - ответил Робин. - С тех пор как погибла Элизабет, ты первая женщина, к которой он так привязался.
        - Чего нельзя сказать о его отце! - помрачнев при мысли о Вилле, заметила Марианна.
        Робин, опираясь на локоть, пил вино и думал о том, что он может сказать Марианне, а от чего лучше воздержаться.
        - Не обижайся на Вилла, Мэриан, - попросил Робин. - За свою жизнь ему довелось испытать много несправедливости и горя. Только те, кто хорошо его знает, могут разглядеть его истинную душу за броней иронии, которой он так надежно укрывается от чужих взглядов.
        - Я стараюсь не обижаться, - ответила Марианна, - но иногда мне кажется, что Вилл только и занят тем, чтобы пробить новую брешь в моей защите! Когда он сам предложил мне продолжить с ним уроки, я обрадовалась, решив, что наши с ним недоразумения закончились. Тем более что во время занятий он бросил привычку язвить и стал разговаривать со мной почти дружелюбно. Но стоило мне один раз заговорить с ним в таком же тоне, как он моментально нашел слова, которыми не то чтобы отодвинул меня - я сама от него отлетела на несколько шагов. Иной раз он ведет себя так, словно я раздражаю его одним своим существованием - рядом с тобой или нет, не имеет значения. Иной раз он попросту не замечает меня. Причины смены его настроений для меня настолько необъяснимы, что я уже перестала пытаться понять Вилла.
        Робин внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Допив вино, он поставил кубок на пол и положил ладонь на теплое плечо Марианны. Она прижалась щекой к его груди и закрыла глаза, обвив рукой стан Робина.
        - Скоро рассвет? - прошептала она.
        - Да, ночь на исходе, - ответил Робин и сжал ее запястье. Когда она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него, он спросил: - Мэриан, где вы обычно гуляете с Дэнисом?
        - Как ты и велел - не дальше Больших Буков.
        - Не обижайся на меня, сердце мое, - помедлив, сказал Робин, - но я думаю, что и это слишком близко к дорогам. Пожалуйста, ограничь свои прогулки расстояниями, которые можно пройти пешком за полчаса от лагеря, и не пускай Дэниса дальше этого круга.
        Он ожидал, что Марианна будет негодовать против новых ограничений ее свободы. Ведь теперь он не то что не допускал ее до первого кольца постов, но просто почти лишил возможности покидать лагерь и его окрестности. Но Марианна даже не обратила внимания на то, что ее сейчас по сути превратили в пленницу. Поцеловав его ладонь, она настойчиво спросила:
        - Что происходит, Робин? Чем ты так встревожен последнее время? Я ведь вижу, как ты постоянно о чем-то думаешь, и по твоему лицу понимаю, что твои мысли отнюдь не радостные. При этом ты поглядываешь на меня так, словно именно во мне кроется причина твоих тревог. Что с тобой происходит, любимый? Или я опять вмешиваюсь не в свои дела?
        Робин усмехнулся: вот сейчас в ее голосе появилось легкое негодование и обида на его скрытность.
        - Милая, помнишь, как-то давно, во Фледстане, я говорил тебе, что меня нелегко убить и еще труднее схватить? Я говорил это не потому, что хорошо владею оружием и постоянной опасностью приучен быть настороже. Моя неуязвимость основывалась на том, что я не дорожил ничем, ради чего мог бы пойти навстречу верной гибели даже без оружия в руках.
        - А что изменилось теперь? - с тревогой спросила Марианна.
        Робин приподнял ее за плечи и, пристально глядя в ее настороженные глаза, ответил:
        - А теперь у меня есть ты.
        - Что может случиться со мной? - удивилась Марианна. - Ты ведь не выпускаешь меня из лагеря, а сейчас просто запер в нем! Теперь я даже в гости к Эллен не смогу сходить без тебя, потому что до ее дома больше часа пути!
        - Мэриан, едва Гай или шериф поймут, как много ты значишь для меня, ты немедленно превратишься для них в желанную заложницу. Они сделают все, чтобы заполучить тебя в свои руки. Поэтому никогда не уходи далеко от дома без меня. И я очень прошу тебя, родная: будь осторожна. Очень осторожна! И не забывай брать с собой оружие.
        Марианна невольно прижала руку к сердцу, услышав, как изменился голос Робина, сделав его приказ похожим на просьбу и даже мольбу.
        - Что ты говоришь?! - поразившись, воскликнула она. - Что заставляет тебя так опасаться за меня? Посмотри, - она несильно тряхнула его за плечи, - твои руки, плечи, все тело сейчас напряглись, как перед сражением! После свадьбы Алана и Элис ты все больше и больше становишься похож на волка. У тебя такие глаза, словно у хищника в засаде! Почему?
        Ничего не сказав в ответ, Робин отвернулся. Ладонь Марианны бессильно соскользнула с его плеча.
        - Почему же ты молчишь? - настойчиво повторила она и вдруг, ошеломленная внезапной мыслью, замерла: - Неужели ты перестал доверять мне?!
        Робин резко обернулся к ней, сжал ладонями ее лицо и посмотрел в самую глубь светлых глаз Марианны.
        - Не смей так думать! Никогда, слышишь? Я себе не доверяю больше, чем тебе. Но я должен быть уверен в том, что говорю, а такой уверенности у меня нет. Когда она появится - в том, о чем я думаю, или в обратном, - ты узнаешь первая. Но сейчас, радость моя, не допытывайся о моих мыслях!
        Он зарылся лицом в ее волосы и стал порывисто целовать ее в шею. Замерев в его сильных руках, обхвативших ее так, словно он хотел укрыть ее от всего мира, Марианна покорно положила голову на плечо Робина в знак того, что исполнит его просьбу. Но его тревога продолжала томить ее сердце созвучной тревогой за него самого.
        - Робин, я ни о чем не буду тебя спрашивать. Расскажешь сам, когда придет время, - прошептала она и вздохнула: - Как бы я хотела успокоить тебя! Хоть немного.
        Он поднял голову, посмотрел на нее и, улыбнувшись, ответил:
        - Только ты и можешь это сделать! Иди ко мне.
        Робин снова притянул ее к себе. Марианна попыталась воспротивиться и уперлась ладонями ему в грудь.
        - Тебе ведь надо хоть немного отдохнуть! Пусть ты и остаешься сегодня и завтра дома, но скоро рассвет, а ты всегда просыпаешься на рассвете. Ты же почти не спал, полночи мы провели за разговорами. Или мне только показалось, что ты вчера почти сползал с седла от усталости?!
        Робин весело хмыкнул и легко преодолел сопротивление Марианны, сомкнув руки на ее спине так, что она оказалась у него в плену. Завладев рукой Марианны, он просунул ее под покрывало, предъявив там самое веское опровержение его усталости.
        - Теперь ты поняла, что я не настолько обессилел, как тебе могло показаться за ужином? - рассмеялся он и стал осыпать ее лицо горячими быстрыми поцелуями.
        Невольно рассмеявшись в ответ, Марианна затихла в его объятиях и с нежной покорностью обвила плечи Робина, отвечая на поцелуи. Да и как она могла противиться его губам, дыханию, которое вместе с поцелуями обжигало ее кожу, рукам - ласковым, но таким настойчивым! Даже если бы он не прикасался к ней, один его шепот заманил бы ее к нему в объятия.
        - Конечно, я устал за день, родная. Но для тебя это значит только то, что я буду нежен, очень нежен с тобой!
        Глава десятая
        - Не иначе как свет перевернулся с ног на голову, если вы все - все! - собрались за столами с утра, а не глубокой ночью!
        Кэтрин, смеясь, проворно накрывала завтрак на длинные, не покрытые скатертями столы. Мартина помогала ей расставлять кубки, кувшины с сидром, молоком и водой, большие деревянные блюда с ломтями теплого хлеба, маслом и сыром, вчерашней жареной олениной. В трапезной появился Робин. Услышав возглас Кэтрин, он рассмеялся и поцеловал ее в упругую щеку:
        - Кэтти, ангел мой, свет давно уже стоит на голове, и не мы в этом повинны!
        - Ладно, Робин, - с улыбкой оттолкнула его Кэтрин, - садись за стол! Ты хотя бы вспомнишь, как мы все выглядим! А то я уже побаивалась, что однажды ты меня при встрече не узнаешь!
        - Джон! Тебе не кажется, что твоя женушка в глубине души считает нас бездомными бродягами? - ухмыльнулся Вилл, расправляясь с большим куском холодной оленины. - Кэт, мы почтенные люди, которые собрались вместе позавтракать, поскольку у нас не нашлось ночью неотложных дел.
        - Вилли, почтенные люди по ночам спят, а не рыскают по неотложным делам! - рассмеялась Кэтрин и ласково потрепала Вилла по волосам.
        - Где мой обильный завтрак? - зевая, спросил Хьюберт, усаживаясь рядом с Вульфгаром.
        - Мой дорогой, у тебя был обильный ужин! Поскольку мы не ожидали, что никто из вас даже в дозор не отправится, то тебе придется довольствоваться обычным завтраком и остатками ужина! - ответила Кэтрин, наполняя его кубок сидром.
        Хьюберт немедленно поймал ее за руку и усадил Кэтрин себе на колени.
        - Кэтти, я не ослышался? Ты сказала мне - мой дорогой? - прошептал он на всю трапезную, удерживая вырывавшуюся из его рук Кэтрин, и украдкой посмотрел на Джона.
        Тот с хмурым лицом сосредоточенно работал челюстями, не глядя на Хьюберта и Кэтрин.
        - Поцелуй меня, малышка Кэт, - еще громче прошептал Хьюберт, - и я не стану больше жаловаться на скудность утренней трапезы!
        Джон гулко вздохнул и повернул голову в сторону Хьюберта:
        - Если ты, острослов, не отпустишь мою жену, я подойду сам и сверну тебе шею. Тогда ты уж точно не сможешь пожаловаться на скудный завтрак!
        - Ох, до чего же у тебя ревнивый муж, Кэтти! - довольно рассмеялся Хьюберт и разнял руки.
        Кэтрин соскочила с его колен и наградила Хьюберта звонким подзатыльником.
        Трапезная быстро наполнялась стрелками. В дверях появились Клэренс и Марианна, разрумянившиеся от прохладного утреннего ветра. Они ходили к ручью стирать, потом развешивали выстиранное белье и одежду. Марианна села рядом с Робином и поцеловала его в щеку.
        - Пеняешь мне на то, что меня вечно нет дома, а сама убежала чуть свет, когда я даже не проснулся! - проворчал Робин.
        Марианна рассмеялась, и он, улыбнувшись в ответ, наполнил ее кубок молоком.
        - Клэр, - окликнул сестру Вилл, - вы разве не брали с собой Дэниса?
        - Нет, - ответила Клэренс, - мы его вообще не видели!
        - Что, его опять нет дома? - встревожился Робин, поставив на стол поднесенный было к губам кубок. - Вилли, я ведь просил тебя последить за сыном! Его непоседливость не доведет нас до добра.
        - Он точно так же сбежал, до того как я успел проснуться, - огрызнулся в ответ Вилл. - Мой сын и твоя невеста стоят друг дружки!
        - Не спорьте, - вмешался Джон, прежде чем Робин успел сделать брату резкий выговор за Дэниса, - если у младшего Скарлета сегодня и было свидание с сэром Гаем, то на этот раз оно закончилось благополучно.
        Он кивнул в сторону дверей, где, запыхавшись, появились Мач и Дэнис.
        - Да, - сказал Вилл, сердито глядя на сына, - для сэра Гая, но не для Дэниса!
        По виду Мача и Дэниса было заметно, что, чем бы они ни занимались, время провели неплохо. У обоих глаза искрились весельем, а губы прыгали, пытаясь сдержать приступы смеха. Но, встретив пристальный взгляд Робина, Дэнис тут же напустил на себя самый серьезный вид.
        - Крестный, я не отходил далеко! - с готовностью отчитался он.
        - Вот как! - усмехнулся Робин. - Что ж, я спрошу у дозорных, что, по твоему разумению, значит далеко. Моли Бога, чтобы это «далеко» не оказалось Шотландией! Тогда я сам выдеру тебя ремнем без всякой жалости, потому что своего сурового отца ты постоянно обводишь вокруг пальца.
        Дэнис подбежал к Робину, взял его за руку и просительно заглянул ему в глаза:
        - Крестный, не хмурься! Улыбнись! Я не могу, когда ты сердишься на меня!
        Увидев, что попытка заставить Робина сменить гнев на милость не увенчалась успехом, Дэнис хитро улыбнулся. Отбежав на середину трапезной, он склонился перед Робином в изящном поклоне.
        - Милорд! Умоляю вас великодушно простить своего недостойного слугу и позволить ему разделить с вами трапезу! - торжественно сказал он под общий смех.
        - Садись за стол, поросенок! - не выдержав, рассмеялся Робин. - Ты неисправим!
        Довольный Дэнис тут же устроился рядом с отцом, который вполголоса обозвал его нелестным словом.
        - Как идут твои дела, Мач? - спросил Робин, обратив взгляд на приятеля Дэниса. - Только бегаешь с нашим сорванцом или все же находишь время для ратных тренировок?
        Мач вспыхнул от волнения, когда ему задал вопрос сам лорд Шервуда, и поторопился ответить:
        - Вилл каждый день занимается со мной, обучая владеть мечом. А метко стрелять из лука я научился еще дома, в Ротервуде.
        - Да, твоя меткость в стрельбе всем известна! - усмехнувшись, заметил Джон. - И нашему лорду, и Гаю Гисборну.
        - Держись, малыш! - насмешливо сказал Клем и толкнул Мача локтем в бок. - Насколько я знаю Робина, он собрался устроить тебе испытание!
        - Именно так, - отозвался Робин, - после завтрака мы все посмотрим, чему тебя успел научить Вилл.
        - Я не знаю, как Вилл обучает Мача, а вот чему он научил собственного сына, могу рассказать прямо сейчас! - сердито подала голос Кэтрин. Грозно нахмурившись, она посмотрела на Вилла: - Объясни-ка мне, а заодно и всем, как тебе пришла в голову мысль подучить Дэниса называть меня «почтенной тетушкой Кэтрин»?!
        Вилл вскинул бровь и обменялся с сыном одинаково лукавыми взглядами. Дэнис кивнул ему в ответ, и оба они зафыркали от сдерживаемого смеха.
        - Нечего веселиться! - возмущенно крикнула Кэтрин.
        - Помилуй Бог, Кэтти! - отсмеявшись и переведя дыхание, сказал Вилл и прижал ладонь к груди в знак полной искренности. - Ты сама упрекала меня, что я не занимаюсь манерами Дэниса и он растет, как жеребенок, не знающий удил. Я решил исправиться и велел Дэнису, чтобы он обращался к тебе с подобающей вежливостью. Мы с ним перебрали много обращений к замужней женщине.
        - И остановились на «почтенной тетушке»? - укоризненно покивала головой Кэтрин.
        Глядя на ее возмущенное лицо, стрелки веселились от души. В свои двадцать лет Кэтрин никак не казалась старше семнадцати. Сейчас же ее рассерженные глаза и раскрасневшееся лицо вообще придали ей сходство с обиженной девочкой-подростком. Она обвела негодующим взглядом веселившихся стрелков, снова посмотрела на Вилла и улыбнулась с притворным сожалением:
        - Смейся, Вилли, смейся! Только учти, что твой сынок уже сейчас проворнее тебя самого! Этот поросенок, как верно назвал его Робин, доверительно сообщил Мачу, что я не терплю иного обращения, кроме как «почтенная тетушка Кэтрин». И если он назовет меня просто по имени, я оставлю его без обеда. Каково? Тетушка Кэтрин! Для юнца, которого я старше всего на пару-тройку лет!
        - Так ведь я и вправду ему поверил, Кэт! - виновато ответил Мач, украдкой погрозив Дэнису кулаком, в ответ на что тот показал ему язык.
        Робин улыбнулся и встал из-за стола, безмолвным жестом приглашая Мача сделать то же самое.
        - Идем, юноша! Посмотрим, чему ты успел научиться у отца. В обучении у сына ты делаешь поразительные успехи!
        Робин и Мач в сопровождении стрелков вышли из трапезной. Робин выбрал взглядом Хьюберта и велел ему принести два меча с затупленными лезвиями. Стрелки расположились на траве возле каменной стены, которая успела нагреться под солнечными лучами. Хьюберт бросил Мачу один из мечей и, едва подождав, пока тот удобнее перехватит рукоять, атаковал его и стал теснить стремительными выпадами. Быстро справившись с волнением, Мач отвечал старательно, но недостаточно ловко.
        - Не обороняйся так долго! - в сердцах крикнул Вилл. - Переходи в атаку! Вспомни, что я тебе говорил!
        Он стоял возле Робина, положив руку на его плечо, и внимательно следил за поединком, с трудом удерживаясь от подсказок под предупреждающим взглядом брата. Наконец Робин вскинул руку, останавливая поединок.
        - Ну что ж, весьма неплохо для того, кто взял в руки меч всего неделю назад, - сказал он и одобрительно улыбнулся Мачу, - но тебе еще учиться и учиться, поэтому пока будешь только сопровождать нас, но в бой ввязываться не смей до моего разрешения.
        Наклонившись к Дэнису, он что-то шепнул мальчику на ухо, и тот, приободренный шлепком Робина, помчался к дверям трапезной.
        - Да я и в половину силы не бился, Робин! - сказал Хьюберт, бросая меч и усаживаясь на траву рядом с Диконом.
        - Значит, ты не слишком устал, хвастун? - недовольно покосился на него Вилл и вынул из ножен меч. - Дай-ка я взгляну, как ты бьешься в полную силу!
        - Ты не боишься испортить руку на своих учениках, Вилл? - услышал он за спиной голос Робина и обернулся.
        Дэнис подбежал к Робину, с трудом удерживая в руке тяжелый Элбион, и попытался ловко бросить его Робину прямо в руку. Меч едва не упал на землю в шаге от Дэниса, но Робин скользящим движением прянул в его сторону и успел подхватить меч, одновременно стряхнув с него ножны.
        - Это вызов, мой лорд? - с обворожительной улыбкой уточнил Вилл, перехватывая рукоять своего меча.
        - Конечно, если у тебя нет возражений! - с такой же улыбкой ответил Робин. - Но вдруг ты робеешь…
        - Чтобы я испугался тебя?! - и Вилл расхохотался: - Напомни, было ли такое хоть раз?
        - О, держитесь, друзья! - с загоревшимися глазами воскликнул Клем. - Сейчас будет славная потеха! Два лучших меча Шервуда решили померяться силой!
        Стрелки окружили Робина и Вилла широким, но плотным кругом. Мач, вытирая взмокший от усталости лоб, присоединился к ним. Несколько мгновений Робин и Вилл неподвижно стояли друг напротив друга, обмениваясь оценивающими взглядами, но от них обоих повеяло такой мощью и силой, словно два леопарда встретились на одной тропе. Вилл вдруг сделал молниеносный выпад, но меч Робина с небрежной легкостью отбил удар.
        - Удивил, Вилли! Нечего сказать, удивил! - насмешливо бросил брату Робин.
        - Это так, проверить, в какой ты сегодня форме! - посмеиваясь, ответил Вилл. - Вдруг ты не выспался?
        Они сделали несколько шагов по кругу, внимательно следя друг за другом. Внезапное, неуловимое для глаза движение Робина навстречу Виллу - и клинки скрестились, вспыхнув на солнце двумя яркими лучами. Молниеносные выпады, ответные удары, одна атака сменяла другую. Вокруг Робина и Вилла возникла сплошная стена сверкающей стали - настолько стремительными были их клинки. Если вначале поединок больше походил на игру, то теперь стрелки поторопились раздвинуть круг шире, чтобы случайно не попасть под удар меча.
        - Хорошо, что клинки затуплены! - пробормотал Мач, не сводя восхищенных глаз с шервудских братьев.
        - Затуплены? - Клем посмотрел на него с удивлением. - Ты что, малыш?! Робин и Вилл в жизни не возьмут в руку меч с затупленным клинком!
        - Да ведь они могут случайно убить друг друга или покалечить! - воскликнул пораженный Мач, который едва успевал следить за движениями Робина и Вилла.
        - Никогда! - уверенно сказал Дикон и потрепал растерянного Мача по голове. - Эх ты, дурачок! Разве Вилл, когда занимался с тобой, держал в руке незаточенный меч? Ничего подобного! Но ты даже не заметил этого: настолько он мастерски владеет мечом!
        Внезапно у стрелков вырвался единодушный вздох. Робин мощным ударом выбил меч из руки Вилла и неподвижно замер, упираясь острием Элбиона прямо в грудь Вилла. А тот удерживал брата на расстоянии, сжимая в руке охотничий нож, который как по волшебству появился в ладони Вилла и теперь был нацелен Робину в горло.
        Замерев на мгновение, каждый из них отступил на шаг. Робин медленно опустил Элбион и сказал:
        - Эдрик надрал бы тебе уши! - и по губам Робина пробежала насмешливая улыбка. - Он всегда говорил, что рукоять вертится в твоей руке, словно ты ее маслом смазал!
        - Твоим ушам досталось бы не меньше! - усмехнулся Вилл, убирая нож за пояс. - Помнится, он предупреждал тебя не сближаться с противником так, как ты сделал сейчас!
        Они оба рассмеялись, и Робин попросил Дэниса принести ему ножны.
        - Ты ведь не слишком устал, Робин? - раздался голос Марианны.
        Робин обернулся к ней и удивленно изогнул бровь. Марианна, не замеченная стрелками, когда они увлеченно следили за поединком Робина и Вилла, выскользнула из их круга и исчезла. Сейчас она стояла перед Робином в наряде стрелка, сомкнув пальцы на рукояти меча - такого же длинного, как Элбион, но более легкого. Ее светлые волосы были перехвачены лентой, полные задора глаза весело смотрели в глаза Робина.
        - Это вызов, моя леди? - негромко спросил Робин, улыбнувшись.
        - Да, мой лорд! - ответила Марианна. - Вы принимаете его?
        - Придется принять, чтобы не прослыть трусом! Не забудь подать мне знак, когда решишь попросить о прекращении поединка, - предупредил Робин, не сводя с Марианны смеющихся глаз.
        - Мольбы о пощаде не будет! - покачала головой Марианна.
        - Тогда мне придется убить тебя, - усмехнулся Робин, становясь напротив. - Ты принимаешь такие условия?
        - Принимаю! - ответила Марианна.
        Их клинки скрестились.
        Сначала Робин заметно щадил Марианну, играя с ее клинком, как котенок с клубком пряжи. Но когда он удвоил быстроту натиска, она с неожиданной ловкостью продолжала ускользать от ударов его меча, успевая ответить стремительными выпадами. Стрелки подбадривали ее одобрительными возгласами, а Вилл громко давал указания, к которым Марианна невольно прислушивалась.
        - Вилл, не подсказывай, - крикнул Робин, - или помогай и мне!
        - Тебе! - фыркнул Вилл. - Может быть, мне еще встать рядом с тобой против нее?
        Робин применил один из своих излюбленных приемов, против которого редко кто мог устоять. Звон скрестившихся клинков перешел в скрежет, глаза Робина и Марианны встретились, Робин улыбнулся, но Марианна вдруг сделала ловкое скользящее движение и ушла в сторону, отскочив на несколько шагов. Стрелки разразились восхищенными криками.
        - Молодец! - воскликнул Вилл и даже пристукнул ладонью по рукояти клинка.
        Мач вопросительно посмотрел на Клема, и тот, угадав, что юноша не понял, что произошло и почему все зрители впали в такой восторг, объяснил:
        - Так он выбивает меч из руки противника. А она удержала! Это мало кому удавалось - кроме Вилла, конечно!
        Наблюдая друг за другом, а на самом деле дав себе маленькую передышку, Робин и Марианна сделали несколько шагов - каждый по своей половине круга.
        - Что ж, моя леди, признаю: тебе удалось меня заинтересовать! - сказал Робин и улыбнулся чарующей и дразнящей улыбкой: - Может быть, ты сможешь и удивить меня? Усложним задачу?
        Марианна поняла, что он имел в виду, и посмотрела на Вилла. Тот отрицательно покачал головой, чтобы она ни в коем случае не соглашалась на предложение Робина.
        - Я попробую, мой лорд! - ответила Марианна, переведя взгляд обратно на Робина.
        - Хорошо, - и Робин, не сводя с нее глаз, протянул руку в сторону Вилла: - Брат, одолжи мне свой меч. Клем, дай Марианне свой.
        - Что за самонадеянность! - с огорчением воскликнул Вилл, глядя на Марианну, которая поймала брошенный ей Клемом меч и теперь примерялась ладонью к рукояти, не спуская глаз с Робина. Тот уже поймал меч Вилла, но так, что рукоять мгновенно легла ему в ладонь как влитая. - Неужели она думает, что продержится против него с двумя мечами? Безрассудство!
        - Ой, кто это у нас заговорил о безрассудстве? - поддразнил его Джон и, посмотрев на Робина с Марианной, усмехнулся: - А я ведь давно сказал, что это тот же Робин, только в женском облике!
        На этот раз все закончилось быстро. При втором столкновении с Робином оба меча вылетели из рук Марианны, и сама она, не удержавшись на ногах, упала на траву под огорченные восклицания стрелков. Опираясь на руки, она запрокинула голову и посмотрела на Робина, который стоял перед ней, небрежно поигрывая Элбионом. Уголки его губ заплясали от сдерживаемого смеха при виде ее огорченного лица.
        - Чем ты так расстроена, моя леди? - спросил Робин, возвращая Виллу меч. - Ты ведь не думала всерьез, что сможешь одержать надо мной верх?
        - Нет, но я надеялась продержаться дольше, - призналась Марианна. - Мне очень хотелось удивить тебя, мой лорд! Жаль, что не получилось.
        - Получилось! - ответил Робин и, протянув ей руку, рывком поднял Марианну на ноги. - Ты удивила меня уже тем, что согласилась, несмотря на то что твой строгий наставник только что руками не махал, призывая тебя отказаться!
        - Ничего, я еще поработаю с ней, и тогда тебе не удастся так легко обезоружить ее! - пообещал Вилл.
        - Удастся! Я знаю самый верный способ! - рассмеялся Робин и открыл Марианне объятия.
        Она тут же прильнула к нему и, обняв ответно, с видимым удовольствием вдохнула запах его тела, разгоряченного поединками. Вилл лишь развел руками в ответ.
        - Против такого способа все мои уроки бесполезны! - усмехнулся он и, услышав стук копыт, посмотрел в сторону леса: - У нас гости, Робин!
        Из леса на полном скаку появились два всадника. Первый осадил коня и, спрыгнув на землю, поймал на руки второго - молоденькую женщину, осыпанную огненно-рыжими кудрями, как плащом. Она, весело смеясь, вырывалась из сильных рук мужа - менестреля Шервуда.
        - Привет, Алан! - крикнул Хьюберт, заслоняя ладонью глаза от солнца. - Давненько тебя не было!
        - Должно быть, молодая жена имеет большую притягательную силу, чем старые друзья! - весело воскликнул Клем.
        - Поэтому он и взял ее с собой, - сказал Робин, пожимая Алану руку. - Самое мудрое решение, если не хочешь лишиться или жены, или друзей! Здравствуй, Элис!
        Элис, необычайно задорная в наряде для верховой езды - широкой длинной юбке и замшевой куртке поверх белой рубашки, кокетливо подставила Робину щеку для поцелуя.
        - Как поживает Вилл? - поинтересовался Джон.
        - Еще лежит, - ответила Элис и рассмеялась, - и так ругается, что неловко слушать!
        - И ты смеешь жаловаться? - с негодованием спросил Робин. - Я бы на его месте ругался так, что ты бы оглохла!
        - За что?! - воскликнула Элис, возмущенно тряхнув кудрями, и посмотрела на Робина, но тут же опустила глаза, не выдержав его обвиняющего взгляда.
        - За что? Тебе напомнить, из-за кого он попал под стрелу?
        Пристыженная Элис низко склонила голову и, надув губы, сказала:
        - Да, Робин! Если бы ты только видел эту лошадь! Не конь, а дьявол! Алан, после того что случилось, хотел прибить его.
        - Коня?! - Вилл сердито посмотрел на Алана и посоветовал: - А почему не жену? Или самого себя? Научи ее держаться в седле, прежде чем брать с собой на прогулки по лесу!
        - Хоть ты не ругайся! - с досадой ответил Алан. - Да, я виноват: оказался слишком далеко от нее, вот Вилл и получил стрелу вместо меня. Я вообще не хотел брать Элис с нами! Место женщины в доме, а не в седле, да разве ей втолкуешь?
        - Но ведь у тебя нет дома, милый, где ты нашел бы для меня место! - тотчас развеселилась Элис и лукаво посмотрела на мужа, высунув кончик языка.
        Робин обернулся к Виллу и Марианне:
        - Проведаем Статли? Раз уж мы вчера весь день провели в хозяйственных заботах, то сегодня заслужили отдых!
        Вилл пожал плечами в знак того, что сделает так, как захочет брат. Марианна же искренно обрадовалась и предстоящей прогулке по лесу, да еще в обществе Робина, и встрече со Статли, к которому испытывала дружескую приязнь.
        - С удовольствием! Я заодно осмотрю его рану, - и она попросила Робина: - Оседлай моего Колчана, а я пока схожу за аптечной сумкой.
        Она побежала к дверям в трапезную. Робин почувствовал, как его робко тронули за руку, и, обернувшись, увидел сестру. Нерешительно помявшись, Клэренс спросила:
        - Можно и мне поехать с вами?
        Вспыхнув румянцем, она склонила голову, и Робин, посмотрев на нее с ласковой усмешкой, ответил:
        - Конечно, Клэр! Думаю, Вилл будет обрадован твоим вниманием.
        Она подняла на Робина глаза, просиявшие радостью от его слов, и он, не удержавшись, потрепал ее по косам. Неравнодушные взгляды, которые Статли украдкой бросал в сторону Клэренс, давно перестали быть тайной для Робина. Сейчас он окончательно уверился в том, что и саму Клэренс эти взгляды не оставили безразличной.
        Робин и Вилл оседлали лошадей для себя и Марианны. Сестру Вилл взял на свою лошадь, и они поехали неторопливой рысью. Осенний лес, тронутый желтизной, был так прекрасен в этот ясный солнечный день, что они не удержались от прогулки и добрались до лагеря Статли на пару часов позже, чем если бы отправились прямым путем.
        Лагерь стрелков Статли был устроен в большой расселине в скале. Поверх была настелена крыша - так, что образовалась пещера, которая делилась на отдельные маленькие комнаты перегородками, сложенными из камня. В одной из таких комнат на постели из оленьих шкур лежал Статли и разговаривал с Томом, младшим сыном Элизабет из Руффорда. При виде гостей Статли оборвал себя на полуслове и радостно помахал рукой.
        - Привет, Вилли! - сказал Робин, садясь возле него.
        - Рад видеть вас всех! - ответил Статли, пожимая руки Робину и Виллу и кивком приветствуя Марианну и Клэренс. - Саксонка, почему ты опять в мужском наряде? Напросилась к Робину в оруженосцы?
        - Вроде того! - рассмеялся Робин.
        - Клэр! Большая честь для меня принимать тебя в своем доме! - уже совсем другим, мягким голосом сказал Статли, глядя на сестру лорда Шервуда, потом посмотрел на Робина: - Видишь, я словно король в тронном зале, окруженный подданными! И так уже три дня!
        - И не скучно тебе? - с улыбкой спросил Вилл.
        - Скучаю по-королевски! - вздохнул Статли.
        - Не грусти! - ответил Робин и указал взглядом на Марианну: - Смотри, какого лекаря я привез к тебе! Она быстро поднимет тебя на ноги.
        Марианна устроилась возле маленького очага, развела огонь и принялась смешивать и подогревать мази из трав. Услышав слова Робина, она мельком улыбнулась, не поднимая глаз и не отрываясь от своего занятия.
        - Лекарь? - переспросил Статли, посмотрев на Марианну, и ласково усмехнулся: - Ну, сейчас-то она больше похожа на колдунью. Посмотри, как она ворожит над своими травами!
        - А на кого похожа я, Вилли? - негромко спросила Клэренс.
        Она устроилась у его изголовья, и Статли, садясь в постели, как бы случайно оперся о руку Клэренс и забыл отпустить. Белая нежная рука Клэренс, не протестуя, осталась лежать в его ладони, и сильные загорелые пальцы Статли украдкой перебирали тонкие пальцы Клэренс. Услышав вопрос, Статли поднял на Клэренс глаза, которые приняли необычайно ласковое выражение, и, подумав мгновение, ответил, не сводя взгляда с нежного лица девушки:
        - Ты похожа на послушницу в белых как утренний туман одеждах. Юная и прекрасная дева, чья поступь так легка, что ни одна росинка не сбивается со стебелька от твоих шагов!
        Робин и Вилл поспешили скрыть улыбки и отвести взгляды от лица сестры, которое заалело румянцем. Марианна откинула укрывавший Статли плащ, не обращая внимания на протестующий жест застыдившегося Статли, и сняла повязку с его ноги. Осмотрев подживающую рану, она промыла ее, наложила сверху густой слой мази и снова перевязала. Поймав руку Марианны, Статли благодарно поднес ее к губам.
        - Как ты похорошела с тех пор, как оставила оружие! - сказал он, с улыбкой разглядывая Марианну, и перевел взгляд на Робина: - Не разрешай ей носить мужскую одежду - она куда краше в платье!
        Марианна рассмеялась и прильнула головой к плечу Робина. Тот обнял ее и поцеловал в лоб.
        - Она знает об этом, - сказал Робин, - и, беспокоясь за мой рассудок, решила сегодня умерить свое очарование.
        - Послушница, колдунья!.. - вздохнул Том. - Нынче, чтобы не перепутать одну с другой, отправят на костер обеих. Проще и безошибочно!
        Статли похлопал молодого стрелка по колену:
        - Мудрец! Он все время размышляет, зато его братец всюду лезет очертя голову. Из них двоих получился бы отменный стрелок! Что нового в Шервуде, Робин?
        - В Шервуде царит спокойствие, - ответил Робин, задумчиво пожимая плечами, - прямо на редкость спокойно! Такое впечатление, что ратники шерифа ждут твоего выздоровления.
        - Тогда давайте выпьем вина за то, чтобы мое выздоровление скорее наступило, но спокойствие Шервуда продолжилось! - предложил Статли и сделал знак Тому, чтобы тот принес кубки и вино.
        - А что Гисборн? - спросил Статли, когда Том подал ему наполненный кубок. - Он действительно покинул Ноттингемшир?
        Пригубив кубок, Робин нахмурился и кивнул:
        - Да, на следующий день после нашей встречи он снова уехал в Лондон и пребывает там по сей день.
        Допив вино, Робин поставил на пол пустой кубок и похлопал Статли по плечу:
        - Выздоравливай скорее, Вилл! Вместе отправимся на охоту!
        - На кого? - оживился Статли, невольно отпуская руку Клэренс. - На ратников шерифа?
        Услышав его вопрос, Робин и Вилл переглянулись и посмотрели на Статли странными взглядами. Робин осторожно, словно ребенка, взял Статли за руку и ласково сказал:
        - На оленей, Вилли! Да ты, похоже, уже забыл, что в Шервуде водится дичь не только на двух ногах!
        Статли от души расхохотался, а следом за ним рассмеялись и гости.
        - Вот что творит с человеком бездействие! - насмешливо фыркнул Вилл. - Ты поглупел просто на глазах!
        - Вилл, Робин у тебя?!
        Джон, сопровождаемый стрелком в насквозь пропыленной куртке, словно ее владелец весь день провел в дороге, почти бегом вошел в комнату, где Статли принимал гостей. Увидев Джона и заметив, каким смятением охвачен и он, и второй стрелок, Робин поднялся на ноги.
        - Что случилось?! - с тревогой спросил он, впившись глазами в мрачное лицо Джона.
        - Глядя на Джона и Мэта, можно предположить, что состоялось второе сражение у Гастингса, по меньшей мере! - сказал Вилл.
        Мэт выхватил из рук Тома недопитый кубок с вином и жадно осушил его одним глотком. Вытерев ладонью рот, он глухо сказал:
        - Сегодня погиб Гилберт. Его повесили, Робин.
        Стало очень тихо. У Робина потемнели глаза, он бросил взгляд на Джона, и тот молча кивнул, подтверждая слова Мэта. Вилл прыжком вскочил на ноги и подошел к Мэту, не спуская с него недоверчивых глаз:
        - Ты не шутишь ли, Мэт?! Как Гилберт мог оказаться в Ноттингеме? Он еще вчера вечером был у нас!
        Мэт криво усмехнулся в ответ:
        - Я не сказал, что его казнили в Ноттингеме. И хотел бы я, чтобы это было шуткой! Если бы я сам не перерезал веревки, когда мы снимали тела Гила и Тэсс!
        Не выдержав, он закрыл лицо ладонями, из-под которых вырвался страшный хрип короткого рыдания.
        - Тэсс тоже погибла?! - задрожавшими губами прошептала Клэренс и переглянулась с Марианной, которая, побледнев и прижав руки к груди, не сводила глаз с Мэта, пытавшегося справиться со слезами.
        Робин коротким кивком указал Тому налить еще вина. Когда Том подал ему полный кубок, Робин обнял Мэта за плечи. Тот отнял ладони от лица, на котором слезы смешались с дорожной пылью, и, судорожно вздохнув, взял кубок из рук Робина.
        - Ты в силах сейчас рассказать о том, что случилось? - спросил Робин.
        - Да, - хриплым от слез голосом ответил Мэт, глотая вино. - Когда Гил вчера вернулся от вас, мы с ним отправились проверять нашу часть постов. Потом он поехал к матери в Хольдернес и взял с собой Терезу. Ему хотелось познакомить их. Гил обещал вернуться утром, но они не вернулись в назначенное время. Я забеспокоился и, подождав еще час, поехал сам в Хольдернес, взяв с собой десяток стрелков. Когда мы приехали, все селение словно вымерло. Ставни закрыты, улицы пусты, даже собаки попрятались. Мы поехали к дому тетушки Анны - матери Гила - и нашли дымящееся пепелище. А неподалеку на дереве…
        Мэт замолчал, не в силах договорить, лишь крепко стиснул зубы.
        - Удалось узнать, как все произошло? - помолчав, спросил Вилл.
        - Да, я достучался в соседний дом, уговорил хозяев рассказать, - ответил Мэт. - За час до рассвета в Хольдернес приехали ратники шерифа и, не останавливаясь, отправились прямо к дому тетушки Анны. Гил был один, а ратников - больше двух десятков. Сам понимаешь, Вилл, чем должен был закончиться такой поединок. Они ранили его и связали. Тетушка Анна, когда ратникам удалось повалить Гила на пол, бросилась на них с ножом, и они изрубили ее на части. Потом они изнасиловали Терезу, вытащили ее и Гила на улицу и повесили обоих, а дом подожгли.
        - Господи, какой ужас! - прошептала Марианна, закрывая ладонями лицо.
        После рассказа Мэта все подавленно молчали. Робин тяжело привалился спиной к стене и долго стоял, сложив руки на груди и погрузившись в раздумья. Потом он медленно провел ладонью по хмурому, словно обуглившемуся изнутри лицу, его взгляд из отрешенного стал острым и внимательным.
        - Мэт, ты один знал о том, что Гилберт с Терезой собирались ехать в Хольдернес?
        Вопрос Робина не удивил Мэта. Он, недолго подумав, пожал плечами:
        - Нет, Робин. Гилберт говорил об этом и у нас в лагере, и позже, в Шервуде, когда мы повстречали твоих стрелков и парней Статли.
        - Ты можешь назвать имя каждого, кто слышал его слова? - настойчиво спросил Робин, не спуская с Мэта пристального взгляда.
        Тот почувствовал невольное смятение, встретившись глазами с лордом Шервуда.
        - Нет, Робин, я не вспомню всех!
        - К чему ты клонишь, Робин? - вдруг резко спросил Статли, который наблюдал с не меньшим вниманием за самим Робином. - Не хочешь ли ты сказать, что Гилберта выдал кто-то из Шервуда?
        Робин повернул голову в его сторону, и в глазах лорда Шервуда вспыхнул волчий огонек:
        - Так и было, Вилли!
        - Ты с ума сошел! - только и смог сказать в ответ пораженный Статли.
        - А ты, находясь в здравом уме, оглох и ослеп? - с мрачной усмешкой спросил его Вилл. - Ты вспомни, сколько раз за лето мы едва успевали унести ноги из засад там, где вовсе не ожидали стражников шерифа, да еще превосходящих нас числом как минимум вдвое! Даже младенцу стало бы ясно, что все наши последние неудачи не игра слепого случая!
        - Да, я помню, - задумчиво сказал Статли и посмотрел на Робина: - Значит, ты уже после Ноттингемской ярмарки заподозрил в Шервуде предательство? Но, Робин, ты прекрасно знаешь сам, что в Шервуде нет случайных людей. Чтобы попасть к нам, приходится делать выбор, и, выбрав Шервуд, вернуться из него уже невозможно!
        - Значит, кому-то удалось найти обратный ход, - ответил Робин.
        Клэренс слушала разговор стрелков, с недоумением сведя брови в тонкую полоску. Она подняла на Робина недоверчивые глаза и поразилась его мрачному виду.
        - Брат! - воскликнула она, всем сердцем надеясь, что Робин и его друзья заблуждаются. - Неужели такое возможно? Чтобы здесь, в Шервуде, был предатель?!
        Робин ответил ей невеселой улыбкой и промолчал.
        - Хотелось бы думать иначе, Клэр, но слишком много неудач, чтобы они были случайными, - вздохнул Джон. - А после гибели Гила и Тэсс сомневаться уже не приходится. И вы посмотрите! Они даже не стали обустраивать казнь с присущим шерифу тщеславием! Повесили сразу, чтобы мы не смогли отбить пленников по дороге в Ноттингем!
        - Трудно даже подумать на кого-то! - покачал головой Статли. - Ведь, кажется, всех стрелков знаем как самих себя.
        - Когда начались неудачи? - неожиданно спросила Марианна.
        - С мая, - ответил застигнутый ее вопросом врасплох Вилл и, поймав мгновенный взгляд Робина, тут же поправил себя: - или с апреля. Точно еще не знаем. Да, на открытом месте мы опасались каждой тени, теперь и в Шервуде станем прислушиваться к каждому шороху!
        - Джон, Вилл, не отпускайте Робина без охраны, - посоветовал Статли и, заметив, как Робин с усмешкой изогнул бровь, вскипел: - Ты же сам понимаешь, что изловить всех стрелков, как Гилберта, очень непросто! Такая охота займет много времени. А вот если обезглавить нас одним ударом, считай, что о вольном Шервуде можно не беспокоиться. Он снова превратится в стайки изгнанников, не собранных единой сильной волей.
        Клэренс, догадавшись о смысле слов Статли, с тревогой посмотрела на Робина. Он не заметил ее взгляда. Он даже не слышал ни слова из того, что сказал Статли. Робин не отрывал взгляда от Марианны, которая стояла рядом с ним, сцепив руки и опустив глаза. Он видел, как бледно ее лицо, как слабый трепет пробегает по ее ресницам, и у него, словно от боли, дернулись уголки рта. Почувствовав взгляд Робина, Марианна медленно подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза были полны горечи и осознания. Робин резко вскинул с пола колчан и набросил ремень на плечо.
        - Мэт, примешь стрелков Гилберта под свое начало. Завтра я приеду к вам и сам объявлю свою волю, - приказал он. - О том, что услышал сейчас, никому ни слова. Клэр, собирайся! Мы возвращаемся домой.
        - Робин, позволь ей ненадолго остаться! - подал голос Статли, нежно сжимая руку Клэренс. - Алан и Элис гостят у вас, так что она может заночевать в их спальне.
        Робин, шагнувший было к порогу, обернулся и выразительно посмотрел на Статли. Тот залился пунцовой краской и в смущении опустил глаза:
        - Почему ты удивляешься? Я ведь ничего не скрывал от тебя! Ты и сам говорил мне зимой, что догадался о моих чувствах, - пробормотал он. - Считай мою просьбу началом ухаживания за твоей сестрой, если на то будет ее воля и твое согласие.
        Как ни были удручены стрелки событиями минувшего дня, они не смогли удержаться от смеха.
        - Не могу не заметить тебе, что ты слишком шустро начал! Ухаживание означает визиты, в течение которых ты сможешь беседовать с Клэр в присутствии почтенных особ, - насмешливо сказал Вилл, откровенно забавляясь смущением тезки.
        - Где ты нашел в Шервуде почтенных особ? - огрызнулся Статли и просительно посмотрел на Робина: - Пожалуйста! У меня так тошно на душе от всего, что случилось, что я умру без противоядия!
        - А должное противоядие - общество моей сестры? - усмехнулся Робин и перевел взгляд на Клэренс, которая продолжала сидеть рядом со Статли, пораженная и в то же время обрадованная его просьбой, с немой мольбой глядя на брата. - Ладно, Клэр, оставайся. Ты у меня умница и сумеешь последить за собой. Только, Вилл, обеспечь ее охраной, когда она поедет в обратный путь.
        - Не сомневайся, Робин! - горячо пообещал Статли, лицо которого постепенно принимало обычный цвет.
        Оставшись с Клэренс вдвоем, Статли благодарно поцеловал ее ладонь.
        - Спасибо тебе, голубка, что не отказалась побыть со мной подольше. Я скучал по тебе.
        - О! Правда? - спросила Клэренс, затенив ресницами глаза, и невольно призналась: - Мне тоже недоставало тебя, Вилли!
        Статли улыбнулся и вытянулся на постели, прижавшись щекой к ладони Клэренс. Его рука легла на ее колени, и Клэренс, почувствовав робость, попыталась отодвинуться, но пальцы Статли сильнее сжали ее ладонь.
        - Тебе нечего бояться, Клэр, - прошептал он, - побудь рядом, пожалуйста!
        Они замолчали, и рука Клэренс невесомо дотронулась до волос Статли, потом, осмелев, стала ласково гладить их.
        - Как это все ужасно! - вздохнула Клэренс. - И для Робина, и для всех нас!
        - Да, для Робина особенно. Ему еще придется отстаивать не свою невиновность, - подтвердил Статли, но не стал пояснять сказанное, когда Клэренс посмотрела на него вопросительно и удивленно.
        Не дождавшись от Статли объяснений, Клэренс мысленно вернулась к рассказу Мэта и с отчаянием воскликнула:
        - Знаешь, чего я никак не могу понять? Почему жители Хольдернеса не помогли Гилберту, не защитили его мать и Тэсс? Ведь их куда больше, чем ратников, приехавших за Гилбертом!
        - Что ты, голубка! - с горечью рассмеялся Статли. - Ты же слышала: их с трудом удалось расспросить о том, что случилось. На помощь честного люда мы никогда не рассчитываем. Ведь они даже ставни заперли, лишь бы их покой не был нарушен!
        Клэренс услышала нотку презрения в его голосе и упрекнула:
        - За что ты так презираешь их? Вспомни: тот хлеб, что ты ешь, выращивали они!
        - Так ведь мы этот хлеб у них покупаем, а не получаем в дар! - вздохнул Статли.
        - Тогда чем ты отличаешься от жителей того же Хольдернеса, что говоришь о них сейчас так, словно это не ты, а мой старший брат?
        - Отличаюсь! Так же, как Вилл, Робин, Марианна и многие другие, - усмехнулся Статли. - И потому мы сейчас в Шервуде. Пойми, Клэр, эти честные люди любят нас, пока мы удачливы. Но если кто-то из нас попадет в беду, как Гилберт, далеко не многие протянут руку помощи.
        - Я знаю, как в народе любят Робина, - возразила Клэренс.
        - Да, его боготворят, - грустно согласился Статли, - но если, не к ночи будь сказано, случится беда и Робин окажется в руках шерифа, ты думаешь, эти люди, которые так любят его, хотя бы ударят палец о палец, чтобы спасти твоего брата? Нет. Они припомнят ему, что его именем бредят их сыновья и братья, поймут, что если Робина не станет, их дети перестанут мечтать о свободе и независимости. И никто из них, голубка, не станет жертвовать жизнью ради него! Они, конечно, пожалеют его, но все равно соберутся на казнь как на забаву. Я уверен, что те, кто сегодня ночью краешком глаза наблюдал за расправой над Гилбертом и Терезой, сейчас уже осмелились покинуть свои дома и сидят на постоялом дворе, хвастаясь перед теми, кто все пропустил.
        Разговаривая с Клэренс, Статли тихонько перебирал ее пальцы. Клэренс не протестовала, и разговор стал более приятным, поскольку перешел на них самих.
        Робин, Вилл, Джон и Марианна возвращались в лагерь уже в темноте. Небо затянули тучи, и в чащах Шервуда разлился густой мрак. Всадники молчали, и только приглушенный топот копыт нарушал царившую в лесу тишину.
        - Статли прав: надо принять меры безопасности, - нарушил молчание Джон.
        - Да, - согласился Робин, - и сделаем это завтра, не позже. Пришло время предупредить весь Шервуд о предателе.
        - А вот с этим спешить не стоит, - возразил Вилл. - Если мы объявим по Шервуду, что среди нас есть предатель, доносчик шерифа затаится. Кто знает, когда мы сможем обнаружить его? Все успеют до того перебить друг друга из-за взаимных подозрений!
        - Гилберт уже погиб. Погибнут и другие, если мы не предупредим об опасности и стрелки не станут соблюдать большую осторожность.
        - Что я слышу! - буркнул Джон. - Наш лорд заговорил об осторожности! Но я согласен с Виллом. Гилберта не вернешь, а предатель после твоих слов станет осторожнее раз в десять. Он затаится для решающего удара, и ему будет только на руку смута в Шервуде. Скажем одному Алану, и то предупредим, чтобы он держал язык за зубами.
        - Мэри, будь особенно бдительна в отношении кладовой и аптеки! - сказал Робин. - Следи за тем, чтобы ни в лекарствах, ни в еде, ни в питье не оказалось яда.
        - Я слежу за этим, не волнуйся, - ответила Марианна, - я даже свечи проверяю.
        - Почему?! - резко обернулся к ней Вилл.
        - Почему что? - спросила в ответ Марианна.
        - Почему ты стала проверять все на отсутствие яда? - спросил Вилл, впившись пристальным взглядом в Марианну.
        Она пожала плечами:
        - Потому что меня обучали распознавать яды и готовить противоядия.
        - И во Фледстане ты поступала так же? - продолжал допытываться Вилл.
        - Во Фледстане в этом не было необходимости, - растерявшись от его напора, ответила Марианна.
        - А здесь такая необходимость есть, что ты стала это делать как нечто обычное?
        - Вилл, я не понимаю, что тебя так обеспокоило в том, что я проявляю осторожность? - спросила Марианна и растерянно посмотрела на Робина.
        Тот сделал знак Виллу, чтобы он оставил Марианну в покое. Но когда они добрались до лагеря, Вилл, расседлывая коня, шепнул Робину:
        - Брат, она что-то знает! Иначе бы не принялась проверять все, куда можно подсыпать или подлить яд. Даже свечи!
        - Вилл! - только и сказал Робин, бросив на брата предупреждающий взгляд.
        - Робин, она знает, но не понимает, что именно знает и откуда ей стало известно то, что она принимает как само собой разумеющееся, - настаивал Вилл. - Ты должен помочь ей понять или вспомнить!
        В трапезной было безлюдно, лишь Кэтрин протирала столы, с которых успела убрать остатки ужина.
        - Как вы припозднились! - улыбнулась она. - Сейчас я что-нибудь приготовлю вам.
        - Только для своего мужа, дружок, и Вилла, - ответил Робин и сказал Марианне: - Собери нам что-нибудь. Поужинаем у себя.
        - Могу и я разделить ваш ужин? - спросил Вилл, глядя Робину в глаза настойчивым взглядом.
        Робин согласно кивнул. Кэтрин, которую встревожили сумрачные лица мужа, Робина с Виллом и Марианны, тихо спросила:
        - Что-то случилось?
        - Случилось, - ответил Робин, - Джон тебе расскажет, Кэтти. Джон, как поужинаешь, разбуди Алана и Клема и расскажи им обо всем. Потом собирайтесь, проедем все вместе по дозорным.
        - Почему Клем? - спросил Джон, внимательно посмотрев на Робина.
        - Потому что в Клеме я уверен, - сказал Робин и, не вдаваясь в объяснения, ушел с Виллом к себе.
        Пока Робин разжигал огонь в камине, Вилл расхаживал по комнате, в задумчивости покусывая губы.
        - Твои списки действительно слишком обширны, чтобы быстро проверить каждого, кто в них попал, и тем более тех, кто остался за списками, - наконец сказал он, - но сейчас круг можно сузить. Мы в силах узнать, кто мог слышать слова Гилберта о том, что он едет в Хольдернес, и проверить, чем каждый занимался до рассвета.
        - Все равно нельзя исключать вероятность того, что тот, кто слышал это от самого Гилберта, передал его слова кому-то другому. И этих других определить будет сложнее.
        - Да, - согласился Вилл, - но возможно. Начнем с тех, кто слышал сам, и я проверю не только, чем они были заняты, но и их прошлую жизнь до Шервуда. А ты, брат, пожалуйста, сделай то, что я предложил.
        Огонь разгорелся, Робин сел за стол и посмотрел на брата усталым взглядом, в котором Вилл увидел явное несогласие с его предложением. Робин понимал, что Вилл прав, но он знал, что память нельзя открыть частично - только полностью, а это значит - и то, о чем он сам просил Марианну забыть. Жестоко, слишком жестоко так поступать с ней!
        - Ты должен это сделать! - с жаром сказал Вилл, садясь напротив Робина. - Я понимаю, ты жалеешь ее, зная, что испытание будет тяжелым. Но она сильная, и сейчас не время для жалости! Опасность грозит всему Шервуду!
        Вошла Марианна, удерживая в руках кубки, кувшин с вином и блюдо с хлебом и сыром. Она услышала последние слова Вилла и, глубоко задумавшись, отрицательно покачала головой.
        - Опасность грозит прежде всего Робину! - оставаясь в задумчивости, сказала она, расставляя то, что принесла, перед Робином и Виллом. - Гаю нужен Робин, и никто другой.
        Робин и Вилл переглянулись, посмотрели на Марианну, но больше ничего от нее не услышали.
        - Гай? - переспросил Робин и удержал Марианну возле себя, поймав за руку. - Мэри, почему ты уверена в том, что предатель служит ему? Не шерифу, не епископу, а именно Гаю?
        Встретив его очень внимательный взгляд, Марианна растерялась и провела ладонью по лицу, словно просыпалась от глубокого сна.
        - Не знаю. Я не знаю, кому он служит, - сказала она, и в ее глазах отразилось полное непонимание, почему Робин задал ей этот вопрос.
        - Ты только что назвала имя Гая Гисборна! - с тихой яростью сказал Вилл. - Ведь не просто так? Не озарение же на тебя снизошло! Ты обязана рассказать нам все, что знаешь об этом деле, и немедленно!
        - Но я ничего не знаю! Я даже не помню, чтобы я сейчас говорила что-то о Гае Гисборне! - воскликнула Марианна, не в силах найти способ уверить в своей искренности, и с чувством, близким к отчаянию, посмотрела на Робина.
        - Брат, открой ей память! - потребовал Вилл и тоже посмотрел на Робина: - Ты же сам сейчас убедился. Она упомянула о Гае так легко, словно он поверяет ей свои замыслы. Упомянула и тут же забыла об этом!
        Глубоко вздохнув, Робин сказал:
        - Мэриан, ты знаешь что-то, но не помнишь. Не хочешь вспоминать, причем с такой силой, что, даже если бы попыталась, то не смогла бы. Если ты согласна, то я открою твою память.
        - Как ты сможешь это сделать? - спросила Марианна.
        - Смогу, если на то будет твоя добрая воля, - ответил Робин. - Вспомни, как я открывал тебе свою, когда рассказывал о прошлом.
        - Хорошо, - кивнула Марианна, - я согласна.
        Переглянувшись с Виллом и встретив его неотступный взгляд, Робин с сомнением посмотрел на Марианну.
        - Подумай, милая! - предостерег он, не обращая внимания на возмущенный возглас брата. - Ты ведь помнишь, что переживания будут такими же сильными, какими они были в действительности. Память не закрывается просто так. Я почти уверен в причине, по которой память тебя защищает. Если ты откажешься, я пойму и не буду настаивать.
        Он выразительно посмотрел на Марианну, и она поняла, что он подразумевал под причиной, не называя ее прямо. Ее охватило смятение, она ответила Робину взглядом, в котором читалась безмолвная просьба принять решение за нее, но Робин отрицательно покачал головой.
        - Робин, что ты делаешь?! - не выдержал Вилл. - Ты же сейчас отговоришь ее! Она откажется, и мы ничего не узнаем!
        Услышав слова Вилла, Марианна выпрямилась и ответила Робину спокойным, уверенным взглядом.
        - Я согласна, - повторила она, - это ведь нужно для всего Шервуда, и другого способа узнать правду нет. Что я должна делать?
        - Ничего, - сказал Робин, - я все сделаю сам. Тебе надо только полностью довериться мне и не сопротивляться.
        Он усадил ее на стул, сам сел напротив и взял Марианну за руку.
        - Я могу тоже посмотреть? - спросил Вилл. - Или ты сам мне потом расскажешь?
        Робин вопросительно посмотрел на Марианну. Она обернулась к Виллу и, глядя в его напряженные потемневшие глаза, согласно кивнула.
        - Тогда дай Виллу другую руку, - сказал Робин, - и смотри мне в глаза. Ни о чем не думай, просто смотри.
        Она встретилась с ним взглядом, и синие глаза Робина стали единственным, что она видела перед собой. Ее тут же затянуло в прозрачный синий омут, который закружил ее и увлек в бездонную глубину. От стремительного полета или падения - она не могла понять, где верх, где низ, - у нее начала кружиться голова, как вдруг синева рассеялась. Марианна увидела себя в Ноттингемском замке.
        Вокруг тенями скользили мужчины и женщины в праздничных нарядах, сама она стояла у окна, а рядом с собой Марианна увидела Гая и вздрогнула от неожиданности. Но теплое пожатие руки Робина вернуло ей самообладание, и она почувствовала его незримое присутствие рядом с собой. Сразу успокоившись, Марианна огляделась и поняла, что память вернула ее в дни празднования свадьбы дочери шерифа. В голове Марианны зазвучал ровный негромкий голос Гая:
        - Я догадываюсь, кто тебе помог. Мне потом в монастыре красочно описали твоего защитника. Отменный воин! За пару мгновений один уложил полдесятка ратников! Тебе следовало немного подождать, а не принимать помощь от кого попало!
        - Марианна, прости. Я не вправе упрекать тебя. Конечно, ты была одна, в неизвестности и растерянности. Но я прошу тебя: будь осмотрительнее в выборе друзей. Тебе известно о том, что лорд Шервуда и я - смертельные враги. Упаси тебя Бог однажды оказаться между нами!
        - Лорд Шервуда опасен. О, мне известна сила его очарования! Но если его очарованию поддаться и позволить ему приблизиться, он спалит тебя, как пламя мотылька! Сохрани тебя Бог, принцесса!..
        Видение сменилось другим: теперь она оказалась во дворе, уже верхом на коне. Рядом стоял Гай и, не отпуская ее стремя, смотрел на нее, запрокинув голову. И сейчас она так ясно читала в его темных глазах угрозу, которую не заметила раньше. Для нее стал очевиден смысл его прощального напутствия, оставшегося в тот день непонятным:
        - Будь осмотрительна, не натвори глупостей!
        «Будь осмотрительна, не натвори глупостей…»
        Видение растаяло, и Марианна оказалась в темном коридоре, по которому пошла почти на ощупь, пока не оказалась перед закрытой дверью. Она подняла руку, чтобы толкнуть дверь, и вдруг ее охватил слепой, темный ужас. Сознание заметалось подбитой птицей, но Марианну тут же окружило тепло воли Робина, успокаивая и согревая, и она перестала метаться и замерла, глядя на дверь.
        - Одно твое слово, и я верну тебя, - услышала она прозвучавший в уме голос Робина.
        Соблазн согласиться был очень велик, но Марианна уже поняла, что главное оставалось за этой дверью, закрывшей часть ее памяти. Она решительно толкнула дверь, та неожиданно легко поддалась, распахнулась настежь, и Марианна потеряла сознание.
        Беспамятство длилось не дольше мгновения. Она пришла в себя и не удержала стона от волны тупой боли, окатившей тело, разламывая его на части. Спина над лопаткой загорелась огнем. Приоткрыв глаза, Марианна увидела перед глазами каменную стену, почувствовала под собой покалывание соломы и поняла, что на ней нет никакой одежды. Чтобы хоть как-то прикрыть наготу, она подтянула ноги к груди и обвила руками колени. На нее сверху с шелестом упал суконный плащ, пропитанный пылью и конским потом. Она закуталась в него от кончиков босых ног до самой шеи и, закрыв глаза, прислонилась к прохладной стене.
        Рядом с ней раздался громкий стук. Повернув голову, она сквозь ресницы увидела ножки поставленного кем-то табурета, тело, лежащее в луже крови, вспышку яркого дневного света - кто-то вошел в помещение, где она сейчас была. Не поднимая глаз, она смотрела на добротные кожаные сапоги того, кто вошел, на шпоры, поблескивавшие на сапогах. Сев на табурет, он жесткой ладонью приподнял голову Марианны за подбородок, и посмотрел ей в глаза.
        - Здравствуй, принцесса! - услышала она голос Гая, как всегда ровный, с легкой усмешкой. - Не слишком хорошо выглядишь! Сэр Роджер рассказал мне, что подверг тебя наказанию, но подобной жестокости я от него не ожидал.
        Гай небрежно скользнул пальцами по неровным, коротко обрезанным прядям ее волос, брезгливо отбросил застрявшую в них соломинку и резким движением сдернул плащ с плеча Марианны. Стиснув ее плечо, он вынудил Марианну наклониться и протяжно свистнул, разглядывая свежие рубцы клейма на ее спине.
        - Да! В мести он беспощаден! - сказал Гай, отпуская плечо Марианны, которое она поспешно укрыла плащом.
        Блуждающий взгляд Марианны вновь натолкнулся на мертвое тело, и Гай, неотрывно следивший за ней, жестоко усмехнулся:
        - Когда мой слуга сказал, что я желаю видеть тебя, этот пес в ответ предложил подождать своей очереди, за что и поплатился.
        Марианна подняла на него измученные глаза и прошептала одними губами:
        - Гай, неужели и ты?
        - Я?! - он отшатнулся и посмотрел на нее так, словно увидел отвратительное существо. Брезгливо кривя губы, он сказал: - Я привез во Фледстан тело твоего отца и искал тебя, чтобы сказать об этом. И вот где нашел!
        - Отец мертв?! - Марианна широко раскрыла глаза, не поверив его словам, забыв о собственных страданиях. - Отец умер?!
        - Убит, - без тени сочувствия поправил ее Гай. - Узнав, что Лончем во Фледстане, он тут же покинул Ноттингем и по дороге во Фледстан попал в засаду. Его самого и всю его свиту расстреляли из луков.
        - Кто это сделал? - спросила Марианна, дрожа всем телом и впившись взглядом в Гая.
        Тот помедлил с ответом и, улыбнувшись ей в лицо, сказал:
        - Ты, принцесса.
        - Я?! - переспросила Марианна, думая, что Гай сам не понимает, что говорит, но он отлично понимал и что говорит, и зачем.
        - Не своими руками, конечно! Но причина кроется в тебе. Твой отец погиб от стрел шервудских разбойников. Тебе ведь известно, что все их дела определяет воля только одного человека? Твой отец чем-то мешал ему, вот он и отдал приказ убить его. Теперь скажи мне сама, чем сэр Гилберт мог помешать лорду Шервуда? Не тем ли, что воспротивился бы его намерению забрать тебя из Фледстана?
        Марианна закрыла лицо ладонями и помотала головой.
        - Нет, - прошептала она, убрав ладони, посмотрела на Гая и крикнула: - Нет! Я не верю тебе! Никогда Робин не отдал бы такой приказ! Он не поднял бы руку на моего отца!
        Гай склонился к ней, схватил за ворот плаща и рывком приподнял Марианну так, что его темные расширенные глаза оказались совсем близко от ее глаз, в которых дрожали слезы.
        - Не веришь? Значит, ты еще глупее, чем я думал! - оттолкнув ее так, что она упала, он встал и, выпрямившись во весь рост, посмотрел на Марианну с презрением. - Оглянись по сторонам! Ты была самой желанной невестой в Средних землях. Кем ты стала? Девкой, подстилкой ратников Лончема! И ты защищаешь того, кто повинен в этом вместе с тобой? Защищаешь даже сейчас, свято веря в его благородство?!
        Он повернулся, чтобы уйти, но Марианна не дала ему этого сделать, вцепившись в его сапог.
        - Пожалуйста, забери меня отсюда! - зашептала она, глядя в глаза Гая. - Я прошу тебя! Убей, только не оставляй здесь! Ради твоей прежней приязни ко мне!
        Лицо Гая исказила гримаса ненависти, он грубо отпихнул Марианну.
        - Ради прежней приязни? - задыхаясь, переспросил он. - Ты помнишь, я предлагал тебе стать моей женой? Помнишь, я остерегал тебя от лорда Шервуда? И что сделала ты? Забыла в его объятиях о девичьей чести, собралась уйти к нему! Что ты говорила ему в постели позавчера? Мне известно все, каждое из ваших слов, даже как ты стонала под ним словно простолюдинка, а не благородная девица! Впрочем, кого это я назвал девицей! Кажется, ты сказала, что для тебя нет другого Бога, кроме него? Вот теперь и молись ему - вдруг услышит и придет за тобой! Только зачем ты ему теперь? Ты ведь не можешь не знать об исстари сложенном правиле: женщина, пройдя через то, что довелось пройти тебе, теряет всякую ценность. Ни один мужчина не унизится до брака с ней. Ты жива, но тебя больше нет. Мне ты теперь противна до омерзения! Уверен, что и он преисполнится к тебе отвращением, узнав, что над тобой учинили. А он узнает - это я тебе обещаю!
        Бросив ей эти слова, он вышел, захлопнув за собой дверь так, что она едва не слетела с петель. Марианна прижалась лицом к коленям и захлебнулась рыданиями.
        - Тихо, милая, тихо! - услышала она голос Робина и, открыв глаза, увидела, что сидит у него на коленях и рыдает, уткнувшись лицом ему в грудь.
        Все видения рассеялись как туман: вокруг была привычная обстановка, запах трав и треск дров в камине. Но Марианна не могла справиться с рыданиями и дрожала, как в ознобе. Гладя ее по голове, Робин посмотрел на брата. Вилл отвернулся и прошептал сквозь зубы несколько крепких слов. Его самого била дрожь, а лицо осунулось и потемнело.
        - Побудь с ней, Вилл! - сказал Робин и бережно передал Марианну на руки брата. - Я приготовлю лекарство, чтобы она успокоилась.
        Вилл сел на кровать, прижимая Марианну к груди и убаюкивая ее, как ребенка. Ее слезы продолжали литься, обжигая ему руки.
        - Прости! - тихо сказал он и на миг прижался губами к ее виску. - Я напрасно настаивал и убедил вас обоих разворошить прошлое. Я и представить не мог, как тебе будет плохо! Бедная моя! Как же ты тогда выжила?
        - Сама не знаю! - сквозь стиснутые зубы прошептала Марианна, давясь слезами. - Я ничего не помню, что со мной было после того, как Гай ушел. Очнулась, увидела перед собой Робина и подумала, что это предсмертное видение. А когда поняла, что вижу его наяву, хотела провалиться сквозь пол от стыда, лишь бы не видеть его глаза. Ох, Вилл, какие у него были глаза! Страшные, неподвижные, словно выжженные огнем!
        Она вновь зарыдала, и Вилл, болезненно поморщившись, с еще большей силой прижал ее к себе.
        - Тихо, тихо, Мэриан! - прошептал он. - Это только прошлое, сейчас все хорошо! Нет нужды так расстраиваться.
        Робин вернулся с кубком, в котором был смешан с водой густой травяной настой, напоил Марианну лекарством и, уложив ее на постель, укрыл плащом. Братья сели за стол - один напротив другого. Вилл наполнил два кубка вином, но они не прикоснулись к ним и только смотрели друг на друга.
        Выпитый Марианной настой быстро оказывал действие: она перестала плакать, по телу разлилось теплое оцепенение, воспоминания стремительно поблекли. Ей самой уже казалось странным, что она впала в такое сильное отчаяние. Совершенно успокоившись, она посмотрела на Робина и Вилла.
        - Что вы поняли из того, что увидели?
        Робин задумчиво постучал пальцами по столу и, пригубив кубок, ответил:
        - Прежде всего настоящую меру вины Гая в том, что случилось с тобой. Не устранился, не потворствовал, а замыслил, продумал до мелочей и воплотил собственный замысел, но руками Роджера Лончема.
        Пристукнув по столу, Робин крепко стиснул зубы, сузив почерневшие от боли глаза. Вилл внимательно посмотрел на брата и накрыл ладонью сжатую в кулак руку Робина.
        - Тебе сейчас не достать его, если ты не решил ради мести бросить Шервуд и отправиться в Лондон, куда он сбежал, спасая не Лончема, а прежде всего себя.
        Робин лишь повел глазами в сторону Вилла и, овладев собой, продолжил уже спокойным, только чуть глуховатым голосом:
        - В Ноттингеме ты выдала себя, Мэриан. Не знаю, чем, но еще до твоего отъезда во Фледстан Гай заподозрил, что я тебе небезразличен. И сэр Гилберт неожиданно поведал о твоем обручении - и не с кем-нибудь, а со мной! Но твердой уверенности у Гая не было, и он очень хотел, чтобы его подозрения не оправдались. Поэтому так настойчиво просил тебя быть осмотрительнее.
        - Кого же я должна была опасаться?
        - Его самого, - усмехнулся Робин. - Он приказал своим слугам следить за тобой, но благодаря тайному ходу они не смогли узнать о наших встречах. Все изменилось в тот день, когда ты приехала в Шервуд, думая, что я убит или ранен. Он окончательно уверился в своей догадке и выдал тебя Лончему.
        - У меня нет сомнений, что вас подслушивали, - сказал Вилл. - Скорее всего, прямо под окном. За этой стеной обычно никто не ходит, только лошади любят попастись да в траве поваляться. К тому же была ночь с грозой в придачу. Поэтому подслушивать можно было хоть до рассвета, почти не опасаясь быть замеченным. Но раз Лончем уже днем занял Фледстан, значит тот, кто стоял под окном, еще до утра передал все, что разведал, сэру Гаю или кому-то из его слуг. Гисборн же в сердцах все выложил Марианне, о чем потом, наверное, жалел. Он же не знал тогда, что она окажется в Шервуде.
        - Вот именно это он уже знал! - ответил Робин, и его лицо стало жестким и злым. - Он прекрасно понимал, что я, узнав, что Марианна в опасности, обязательно приду за ней. Ох, как он наслаждался местью, рассказывая мне о том, что произошло, притворяясь не осведомленным и в малости, что для меня значила Марианна!
        - Он не мог не понимать, что рискует своим шпионом, помогая тебе забрать Марианну из Фледстана, - заметил Вилл.
        - Возможно, он был тогда в таком состоянии, что его не волновала судьба шпиона, - ответил Робин. - Или он и представить себе не мог, что Марианна не покинет Шервуд и не станет искать приют у валлийской родни или в каком-нибудь монастыре. Вилл, нужно узнать, кто был в нашем лагере в тот вечер в апреле. Сравним имена с теми, кто был с Гилбертом.
        - Сравним, и круг станет еще меньше, - согласился Вилл. - Но если шпион служит Гисборну, то его действия необъяснимы. Марианна права: Гая интересуешь прежде всего ты. А то, с чем мы сталкивались в течение лета, похоже на неумелые пакости, а не продуманные удары.
        - Потому что Гай все лето пребывает в Лондоне. Очевидно, услугами его лазутчика пользуется шериф, и тогда все становится на свои места. То, что происходило, не соответствует разуму Гая, но мелкому уму шерифа подходит вполне. Сходи за Джоном, посмотрим карту леса.
        Вилл ушел. Робин встал из-за стола и подошел к камину, подбросил дров в огонь. Юркие язычки утихавшего пламени пробежали по смолистым сухим веткам, стрельнули искрами, и в комнате запахло горящей хвоей. Робин пристально вглядывался в растущий шатер пламени, не замечая ничего вокруг. Наконец огонь снова обрел силу, облизал каждое полено и неудержимо рванулся вверх.
        - Робин! - негромко окликнула Марианна, и он обернулся к ней. - Пока мы одни, скажи мне правду. В листах, которые ты мне показывал, даты начинались с мая. Значит, все началось с мая, когда в Шервуд пришла я?
        - Ты же сама теперь знаешь, что все началось раньше, - сказал Робин, - и началось с нас с тобой, пока еще был апрель.
        - Да, - ответила Марианна и постаралась улыбнуться, - но для всех остальных стрелков не апрель, а май станет рубежом, разделившим жизнь Шервуда до предателя и после него. Почему бы и не я? Странно оказавшаяся в Шервуде, непонятно зачем взявшаяся за оружие, но потому сумевшая быть всегда в гуще событий, знавшая все, что происходит - и в первую очередь вокруг тебя. Скажи, ты действительно беспокоился только о неопределенности моего положения или уже понимал, что меня могут заподозрить в предательстве?
        Она улыбалась, закрыв глаза, а из-под ее ресниц бежали слезы. Робин в одно мгновение оказался рядом, сел возле Марианны и крепко прижал к груди.
        - И все это время ты молчал! - продолжала говорить Марианна. - Помнишь, я тебя спрашивала позапрошлой ночью? Но ты отговорился, что не уверен в своем знании. А на самом деле ты молчал из-за меня?
        - Мэри, милая, - прошептал Робин, - прошу тебя! Твои слезы ранят меня! А мне сейчас нужно много сил. Будь и ты сильной, чтобы помочь мне. Никогда не смей даже думать о том, что я не доверяю тебе. Ты - моя душа, мое сердце! Прошу тебя, возьми себя в руки. Сейчас вернется Вилл вместе с Джоном. Я не хочу, чтобы они видели твои слезы!
        Марианна закивала головой и вытерла лицо ладонями. Вскинув голову, она посмотрела на Робина, и в ее глазах серебристое сияние расплавило и осушило остатки слез. Поцеловав ее в лоб, Робин выпустил Марианну из объятий и вовремя: дверь в комнату открылась, и на пороге появились Вилл и Джон.
        - Захворала, что ли, Саксонка? - спросил Джон, посмотрев на Марианну, лежавшую на постели.
        Робин взмахом руки указал Виллу и Джону на стол, расстелил на нем карту, и они втроем низко склонились над ней.
        - Запоминайте то, что я сейчас отмечу, потом карту бросим в огонь, - негромко сказал Робин и мельком посмотрел на Марианну: - Налей нам вина, Мэри.
        Она поднялась, наполнила кубки вином и поставила на стол по краям большого листа пергамента, на котором была прорисована подробная карта Шервудского леса и его окрестностей. Заметив обращенные к ней взгляды, Марианна предложила:
        - Я могу пойти в комнату Клэренс, чтобы не мешать вам.
        - Ты не мешаешь, и у меня нет от тебя тайн, - спокойно ответил Робин и, потянув ее за руку, усадил рядом с собой. - Это новая схема дозорных постов, которые мы успели за месяц оборудовать заново. Она в принципе отличается от прежней, и теперь каждый стрелок знает месторасположение только того поста, на котором дежурит.
        - А что здесь и здесь? - спросил Джон, указывая пальцем на карту. - Как охраняются проходы в местах прежних постов?
        - Заклятиями магических кругов. Нам с Виллом пришлось потрудиться!
        - Заклятие магического круга закрывает путь людям с недобрым сердцем, - сказала Марианна в ответ на вопросительный взгляд Джона. - Местность начинает перед ними изменяться, им кажется, что они заблудились. В лучшем случае они смогут вернуться тем путем, которым пришли. В худшем - станут плутать по кругу до изнеможения, пока не лишатся сил.
        - Почему бы не заключить весь Шервудский лес в такой круг? - проворчал Джон. - Меньше было бы забот!
        Робин и Вилл невесело рассмеялись.
        - В магическом круге нельзя долго находиться. Он либо утратит силу, либо заберет силу тех, кто в нем остался, - сказал Вилл. - Этот круг создается, когда надо уберечь место, а не людей. Кстати, почему у тебя такое безоговорочное доверие к Клему? - вдруг спросил он, пристально посмотрев на Робина. - Мы знаем его пару лет, и он пришел в Шервуд не с нами, а после нас.
        - Потому что он помогал мне с магическими кругами, - ответил Робин, посмотрев на брата ясным открытым взглядом. - Я обнаружил в нем призвание и сам учил его.
        - Вот оно что! - усмехнулся Вилл. - Тогда понятно! А мне он ничем не выдал себя.
        - Клем относится к тебе с безмерным уважением, - сказал Робин. - Он хотел открыться тебе, уже будучи равным. Или почти равным.
        - Может быть, и я на что-то пригоден? - недовольно проворчал Джон. - Ты сам как-то обмолвился, Робин, что о Посвященных Воинах узнают только те, в чьих жилах течет кровь, дающая право пройти ритуал посвящения. Я же знаю, к тому же с твоих слов!
        Братья посмотрели на друга с одинаковым сожалением и рассмеялись.
        - Раньше правило, о котором ты сейчас сказал, строго соблюдалось, Джон, - вздохнул Робин. - Нынче от него отступают - и прежде всего те, в ком и вправду есть кровь британских королей, кто мог бы принять на себя бремя долга Посвященного Воина, но отказался, убоявшись тягот прямого пути. Тот же аббат из Ярроу, к примеру, друживший издавна с нашим отцом.
        - Увы, Джон! - в тон Робину сказал Вилл. - Мы и так и этак примеривались к тебе, но нет. Ты из других. Возможно, ты заблудился и случайно прибился к нам с Робином. Мы оба тебя любим и без способностей, необходимых для посвящения.
        - Но ты вправе поискать тех, кто тебе сродни, - вздохнул Робин, договорив за Вилла.
        Джон оглядел Робина и Вилла и насмешливо фыркнул:
        - Вы без меня угодите в беду через день после того, как я отправлюсь искать каких-то своих. Еще неизвестно, кем они окажутся и кому служат! Нет уж, лучше я останусь насквозь обыкновенным, как меня обозвал Гисборн, чем услышу, что ваши головы было некому остудить!
        После того как карта была изучена, Робин бросил ее в огонь. Вилл поднялся, взглядом поднимая Джона.
        - Мы ждем тебя в трапезной, - сказал он брату и, пропустив вперед Джона, закрыл за собой дверь.
        Робин пристегнул к поясу ножны с Элбионом и вскинул на плечо ремень колчана. Марианна подала ему плащ.
        - Не жди меня, ложись, - сказал Робин, - я вернусь не раньше рассвета. Если хочешь, я напою тебя снотворным настоем. После того что тебе довелось сегодня испытать, ты должна спать.
        Он вопросительно посмотрел на нее, но она отказалась от усыпляющих лекарств.
        - Я усну сама, - сказала она и, заставив его нагнуться, поцеловала Робина в лоб. - Будь осторожен!
        Он оглянулся на нее, стоя на пороге, прежде чем закрыть за собой дверь, она улыбнулась в ответ и сотворила рукой знак, ограждающий от опасности.
        Когда Робин вышел в трапезную, он сразу заметил, что между друзьями царит странное замешательство. Подойдя поближе, Робин бросил взгляд на Алана и удивленно присвистнул: на его лице багровел огромный кровоподтек, стремительно расплывавшийся вокруг правого глаза.
        - Что с тобой случилось? Утром у тебя не было такого украшения! - сказал Робин, ухватив Алана за подбородок и поворачивая его лицо к свету факела.
        - Ничего! - хмуро ответил Алан, отводя руку Робина.
        Не дождавшись от Алана вразумительного ответа, Робин посмотрел на Джона, Клема и Вилла. Джон пожал плечами в знак того, что ему неизвестно, по какой причине и кем было разбито лицо менестреля Шервуда. Клем смущенно кашлянул и отвел взгляд. Вилл же демонстративно отвернулся и принялся изучать извилистую трещину в стене трапезной.
        - Та-а-ак… - протянул Робин и снова посмотрел на Алана: - Судя по месту удара, ты что-то не поделил с Виллом. Только он, забывшись, начинает бить левой рукой. Что вы не поделили?
        - Ничего, - нехотя отозвался Вилл, оборачиваясь к Робину. - Мы поспорили, я погорячился. Алан не в обиде.
        - Ясно! - усмехнулся Робин, встретившись с намеренно непроницаемыми глазами Вилла. - Я не ошибусь, предположив, что Алан посоветовал тебе в поисках предателя прежде всего заглянуть в мою постель?
        Вилл ничего не ответил и, насвистывая, лишь неопределенно пожал плечами. Робин посмотрел на Алана сузившимися посветлевшими глазами.
        - А если и так?! - зло крикнул Алан в ответ на требовательный взгляд Робина. - Теперь ты свернешь мне челюсть? Потому что Саксонка спит с тобой, ты готов безоговорочно верить каждому ее слову? Но ведь все сходится на ней!
        - Выйдем, - не отвечая ему, предложил Робин, - пока на твой крик не сбежался весь лагерь!
        Когда они оказались у коновязи, Робин развернулся к Алану лицом к лицу и, сложив руки на груди, холодно осведомился:
        - Что ты имеешь против Марианны? Что у тебя в голове сошлось на ней?
        - Все! - запальчиво воскликнул Алан. - Стоило ей появиться в Шервуде, как мы стали то и дело попадать в засады! Не смотри на меня так, Робин. Ты потерял разум и память или не хочешь вспомнить, что не только ты, но и Гисборн влюблен в Саксонку, и подумать над этим обстоятельством? Откуда ты знаешь, что она осталась равнодушной к нему? Женщины - великие притворщицы! Ради своих прихотей они готовы совершить самые невероятные поступки!
        - Например, спать со мной и любить при этом Гая.
        - У тебя что, горячка, Алан?! - не выдержав, крикнул Вилл и сделал шаг к Алану, но остановился, наткнувшись грудью на предупреждающе вытянутую руку Робина. - По-твоему, она сговорилась с Гисборном, и он из любви к ней отправил ее в Шервуд, а она согласилась из-за великой любви к нему? И потом дни и ночи не слезала с седла, дежурила в дозорах, сражалась с ратниками шерифа, лечила наши раны, обдумывая все это время, как нас лучше предать? Ты что, бредишь, Ирландец?!
        - Подумаешь, сражалась с ратниками! Я не слепой и прекрасно видел, как вы с Робином прикрывали ее при малейшей опасности!
        - Между прочим, не ты, а она закрыла Робина от стрелы в день твоей свадьбы! И если бы Робин не упал вместе с ней, мы бы ее в тот же день и похоронили!
        - Печально, конечно! Но если бы с ее гибелью все прекратилось, то Гилберт и Тэсс остались бы живы! А если бы они все же погибли, то мы, по крайней мере, были бы сейчас уверены в том, что Саксонка ни в чем не виновна!
        - Что меня несомненно бы утешило. Хватит орать! - Робин резко оборвал перепалку Алана и Вилла и устало сказал: - Вот это и впрямь страшнее всего! Когда вы начнете обсуждать следующего, кто попадет под подозрение, придется следить, чтобы вы не прирезали друг дружку!
        Он стал седлать Воина, и остальные тоже занялись лошадьми. Уже верхом Робин подъехал к Алану, который успел опомниться и виновато опустил голову под взглядом лорда Шервуда.
        - Алан, мы с тобой давние друзья. Только поэтому я прощаю тебя, но единственный раз, - негромко и очень жестко сказал Робин. - Если ты или кто-то другой хотя бы слово скажете против Марианны, заденете ее одним лишь взглядом, дело придется иметь не с ней - со мной.
        Не утруждая себя выслушиванием извиняющегося бормотания Алана, Робин пришпорил коня, и стрелки скрылись в лесу.
        Оставшись одна, Марианна сходила в купальню, где долго лежала в теплой воде. Вернувшись в комнату, она убрала со стола, подбросила дров в камин и легла в постель. Сон не приходил, но не потому, что она решила дождаться возвращения Робина.
        Марианна вспоминала, как на празднике Робин познакомил ее с черноволосым и ясноглазым Гилбертом. Она вспоминала его открытую, притягательную улыбку, живое лицо, и то, как из-за его плеча, опираясь на руку Гилберта, робко выглядывала Тереза. Юная красавица Тэсс с волосами цвета отбеленного льна… Она украдкой вскидывала на Гилберта кроткие, нежные глаза, в которых читалось несмелое восхищение - первый предвестник любви.
        Сколько времени они были вместе? Немногим больше месяца, и вот их уже нет. Они едва успели полюбить друг друга, как жестокая сила вырвала их из жизни, уничтожив сразу обоих.
        - Несправедливо! - одними губами сказала Марианна и, не выдержав, рывком повернулась на бок, тихо простонав: - Как несправедливо!
        Мир снова развернулся в ее сознании. Раньше он был огражден стенами замков отца и знатных друзей. Другие стороны жизни обтекали реками высокие стены, касаясь их настолько, насколько сама Марианна могла узнать о течении этих рек, когда к ней приходили за врачебной помощью. Оказавшись в Шервуде, она долго всматривалась в уклад жизни вольного леса, пытаясь отыскать то, что ее раньше так пленяло. Та же иерархия, та же строгость порядков, та же кровь, та же беспощадность.
        Но сейчас она ясно осознала, насколько жестко Робином было укрощено применение силы со стороны Шервуда - лишь насущной необходимостью и разумностью ее применения. Он не убивал сам даже ратников шерифа, если в этом не было нужды. И все стрелки подчинялись его примеру и воле. Но этим ограничениям противостояла беспредельность насилия враждебной стороны.
        За что убили мать Гилберта? Да, она пыталась защитить сына, которого должна была выдать, следуя закону. Но сердце матери превыше любых законов! Разве не могли ратники просто связать ее, оставив живой? Почему Терезу повесили вместе с Гилбертом? Да, ее ждал церковный суд, но ведь его не было! Никто не приговорил ее к смерти. А насилие над ней - разве ему есть оправдание? Джон говорил Марианне, что таков мир, заставляющий женщин страдать без вины. Но этот мир оставался за границами Шервуда, в котором Робин запретил насилие над женщинами под страхом немедленной казни. Но за пределами Шервуда любая женщина самой своей слабостью становилась добычей мужчины, который был заведомо сильнее нее.
        Марианна представила, что должен был чувствовать Гилберт - раненый, избитый и связанный, когда на его глазах убивали мать, когда он слышал крики любимой, которую насиловали при нем, и не мог помочь ни одной ни другой. Эти чувства с такой силой передались ей, что она заскрипела зубами от ненависти.
        Она вспоминала слова, однажды сказанные ей Робином: «Мы сделали свой выбор и не можем жаловаться, потому что знали, на что идем. Мы хотели не только куска хлеба и крыши над головой. Мы жаждали познать вкус свободы. Эта жажда передалась нам с кровью отцов и молоком матерей. Мы хотели искренних сильных чувств и, однажды изведав их, уже не могли отказаться и вернуться к обыденному существованию. Наш выбор был сделан. Но придет время, и платить за него надо будет самой дорогой ценой».
        Теперь она знала, как придется платить. Гилберт и Тереза уплатили эту цену всего за один месяц счастья. Готова ли она сама так рассчитаться за счастье быть рядом с Робином? Она знала, что готова: иной жизни - без Робина - она для себя не мыслила. Но что если с ним случится беда? Он обещал ей, что рядом с ней он станет многократно сильнее и неуязвимее, и она верила его словам безоговорочно. Но сегодня ее ум и сердце смущало одно: уязвимость Робина была заложена в нем самом - в его строгом следовании собственным принципам, в то время как враги лорда Шервуда не имели принципов вовсе.
        Он вернулся на рассвете, насквозь промокший под холодным ночным дождем. Марианна проснулась, услышав тихий скрип двери. Робин устало сложил с себя оружие, сел на край постели и долго сидел, уткнувшись лбом в сомкнутые руки. Она дотронулась до его колена, он искоса посмотрел на нее и спросил:
        - Сейчас проснулась? Или ты совсем не спала?
        - Сейчас, - ответила Марианна.
        Она поднялась с постели, достала для него сухую одежду и полотенце. Он молча взял и то и другое и ушел в купальню. Когда он вернулся, его лицо оставалось таким же усталым, словно теплая вода совсем не оказала на него расслабляющего и освежающего действия. Пока его не было, Марианна успела согреть вино, добавила в него мед и пряности и поставила перед Робином дымящийся кубок. Он сел за стол и долго пил вино так, словно все его тело сковала неимоверная усталость и каждый глоток требовал усилия. Марианна смотрела на него и ясно видела, что он очень утомлен, но не телом, а душой, которую переполнила горечь происходящего в Шервуде. Если он и чувствовал ее взгляд, то ничем не показывал этого, глядя в огонь камина потемневшими глазами.
        Пытаясь придумать, как избавить его от этой горечи или хотя бы умерить ее, Марианна вспомнила уроки своей бабки. Для леди Маред никогда не имел значения возраст внучки, она всегда говорила с ней как с равной, хотя Марианне в те времена едва минуло восемь лет. «Мужчина, как правило, смотрит жизни в лицо. Посвященный Воин, которому ты предназначена, делает это всегда, не уклоняясь, не отворачиваясь, - так велит его долг. Поэтому он принимает все, что дает ему жизнь, - и радость, и горе. Если горя накопится много, - а мало его не будет, поверь! - оно, словно яд, начнет подтачивать его силы. Но сам воин не может избавиться от горечи, которую он впитал и накопил в себе. Помочь ему должна ты, его женщина, - говорила леди Маред. - Только ты в силах забрать у него все, от чего ему надо освободиться, чтобы жить дальше». - «Как же сама женщина? - спросила ее Марианна. - Разве для нее не вредно то, от чего она избавляет мужчину? Ведь если это сродни яду, то однажды его накопится столько, что она умрет!» - «Я научу тебя забирать и научу, как очищаться самой. Это твоя часть знаний, а не его», - ответила леди
Маред. - «Но как же с обычными женщинами, которые не владеют нашими знаниями? - продолжала допытываться Марианна. - Они умирают?» Леди Маред рассмеялась и погладила внучку по голове: «Нет, Моруэнн. О них, как, впрочем, и о тебе, заботится Луна, которая очищает женщину и освобождает от яда вместе с малой толикой крови».
        Допив вино, Робин разделся и лег в постель. Марианна подбросила дров в камин и, подойдя к постели, провела ладонью по плечам, стряхивая бретельки сорочки. Робин молча смотрел на нее, и в его глазах не было ни тепла, ни нежности. Переступив через сорочку, упавшую на пол, Марианна, глядя Робину в глаза, развела в стороны руки и сделала пальцами ограждающие от зла знаки. Потом она откинула покрывало и легла рядом с Робином, не сводя с него глаз, в которых горел глубинный огонь тайного призыва.
        В ответ на ее взгляд он вскинул ладонью ее подбородок и прижался губами к ее губам. Он целовал ее жадно и молча, сжимая ее плечи с почти грубой силой. Требовательное скольжение его ладони - и бедра Марианны распахнулись для него. Властно подчиняя ее своим желаниям, он не сказал ей ни единого ласкового слова, но Марианна и не ждала от него обычной нежности. Она приняла его и беспрекословно позволяла ему делать все, что он хотел. Призвав свои силы, она вытягивала из его души разъедающую холодом боль, наполняя взамен теплом - всем, на которое было способно ее любящее сердце. Когда из его груди вырвался вздох облегчения и он замер, склонив голову над ее лицом, они посмотрели в глаза друг другу.
        - Замучил тебя? - тихо шепнул Робин.
        - Немного, - призналась Марианна.
        - Спасибо тебе, милая!
        Его пальцы уже с нежностью провели по ее щеке, безмолвно извиняясь перед Марианной за недавнюю требовательность, граничившую с грубостью. Марианна молча поцеловала его ладонь в знак того, что у Робина нет причин извиняться. Она хотела встать с постели и попыталась снять с себя его руку, но он не позволил.
        - Куда ты?
        - Рассвело, родной! Пора приниматься за дела.
        Он посмотрел на нее и тихо попросил:
        - Побудь со мной, пока я не усну.
        Она на миг согласно сомкнула веки, и он, признательно улыбнувшись, лег головой ей на грудь. Она положила ладони поверх его головы и поцеловала Робина в затылок.
        - Спи, любимый, - прошептала Марианна, - и пусть твои сны будут спокойными, омоют тебя новой силой и сохранят твою чистоту.
        - Я люблю тебя, милая, - ответил Робин, крепко обнимая руками ее стан. - Когда я усну и ты покинешь постель, не забудь сама пройти обряд очищения - слишком много отравы ты от меня забрала. На силу Луны не надейся: тебе она не поможет.
        Прежде чем Марианна успела спросить его о последних словах, он уже крепко спал.
        Глава одиннадцатая
        Праздничный день в Рэтфорде выдался солнечным и теплым. Осень радовала теплом, весь сентябрь и первую половину октября было ясно, словно лето медлило и медлило прощаться и уступать место осенней непогоде.
        Робин и Марианна отправились в путь ранним утром. Пока они ехали по лесным тропинкам, с удовольствием вдыхая прохладный свежий воздух, напоенный горьковатыми запахами сплошь пожелтевшей листвы, Марианна призналась, что не ожидала поездки на праздник.
        - После того что случилось, я была почти уверена, что ты передумаешь. И я бы поняла тебя и не стала обижаться.
        - Я ведь обещал тебе, а данное слово надо держать! - рассмеялся Робин и, перегнувшись в седле, поцеловал Марианну. Но потом, став серьезным и неулыбчивым, сказал: - Вот только обратно в Шервуд мы вернемся не одни, а вместе со стрелками, которые тоже решили побывать в Рэтфорде.
        - Как скажешь, милый! Главное, что весь день мы проведем с тобой вдвоем! - ответила Марианна и счастливо вздохнула, радуясь и ясному утру, и великолепной погоде, и в предвкушении дня, который Робин посвятит только ей.
        Они особенно не торопили коней и добрались до стен Рэтфорда за два часа до полудня. Неподалеку от городской стены был постоялый двор, где Робин, перекинувшись несколькими словами с хозяином, оставил лошадей. Марианна стояла поодаль, пока Робин разговаривал с хозяином, подвижным, пожилым и смешным с виду: он был толст и пузат, как пивная бочка. Вернувшись к Марианне, Робин взял ее за руку, и они направились к дороге, которая вела к городским воротам. По дороге спешило много повозок, и, с согласия возчика, Робин и Марианна забрались в одну из них. Стража, охранявшая въезд в Рэтфорд, не обратила внимания на лорда Шервуда и его подругу, и они, благополучно миновав ворота, слезли с повозки и затерялись в шумной и пестрой толпе горожан.
        Праздник устраивали старейшины Рэтфорда в честь шерифа Ноттингемшира. Он должен был начаться с турнира. По его окончании знатным гостям предлагалось отобедать в шатрах, заранее разбитых на большом лугу рядом с турнирным полем. После обеда гостей ожидало много других достойных развлечений. Для простого люда на главной площади Рэтфорда раскинулась ярмарка, был возведен помост для выступления бродячих артистов. Закончиться праздник должен был затемно, но Робин и Марианна, которым надо было покинуть город до закрытия ворот, не могли поучаствовать в нем до конца.
        Они дошли до турнирного поля. Как и зимой в Ноттингеме, для знатных гостей была сооружена галерея, украшенная полотнищами с гербами Англии и Ноттингемшира. Над галереей развевались флаги с гербом Рэтфорда. Робин и Марианна подошли к противоположному краю, где за туго натянутым канатом, которым было ограждено турнирное поле, плотной стеной толпились горожане и жители окрестных селений. Марианна невольно улыбнулась, вспомнив то время, когда она горделиво оглядывала с таких галерей простой люд, среди которого сейчас находилась сама. Тогда она была окружена почетом, слуги ловили каждый ее знак, бросаясь немедленно исполнять любое ее желание. Ее наряды и украшения вызывали зависть у других знатных девушек. А сегодня она была в простом льняном платье синего цвета и куртке из темной замши. Из украшений на ней была только подвеска с аквамарином, спрятанная под платье, но эта подвеска была подарена Робином и только потому стоила для Марианны дороже всех ее прежних украшений.
        Гомонившие вокруг люди бесцеремонно толкали ее локтями, задевали плечами и провожали грубоватыми шутками, которыми незатейливо выражали восхищение ее красотой. Впрочем, шутки немедленно стихали, стоило шутникам, пытавшимся заигрывать с Марианной, заметить ее высокого широкоплечего спутника и особенно длинный меч в ножнах на его поясе. Но сейчас Марианна была гораздо счастливее, забыв обо всех утраченных привилегиях, зато чувствуя тепло ладони Робина на своем стане. Она украдкой потерлась затылком о плечо Робина, и он ответил ей ласковым пожатием руки.
        Они пробрались почти к самому ограждению, но, не дойдя до него несколько шагов, Робин остановился. Придерживаясь за его руку, Марианна привстала на носки, пытаясь через головы тех, кто стоял впереди, рассмотреть гостей на галерее, и узнавала прежних знакомых с непонятным чувством: словно эти люди были из другого мира, в котором ее самой никогда прежде не было.
        - Смотри, вон шериф на почетном месте! - шепотом говорила она Робину, а он ловил ее руку прежде, чем она, забывшись, пыталась указать на того, чье имя называла. - А вон епископ рядом с ним. Сэсиль с Уилфридом и Ричард Ли… Вот и дочка шерифа леди Клод, а ее супруга я не вижу. Должно быть, он собирается принять участие в турнире.
        - Год назад ты сама была бы там, где они, - поддразнил ее Робин, - в шелках и бархате, сверкая золотом и драгоценными камнями, утомленно взирала бы на толпу.
        Марианна улыбнулась тому, как точно он угадал ее мысли. Обернувшись к Робину, она бросила на него серьезный взгляд и сказала:
        - Мне хорошо только там, где есть ты.
        Робин улыбнулся и, легонько сжав ее плечи, поцеловал Марианну в висок.
        - Смотри! - шепнул он, разворачивая ее лицом к полю. - Сейчас начнется.
        В ответ на его слова пронзительным пением откликнулись трубы. Герольд выехал в центр турнирного поля и стал громким голосом оглашать условия поединков.
        - Удар острием копья означает вызов биться боевым оружием, удар древком - тупым копьем, - повторил Робин, когда герольд смолк, и негромко рассмеялся: - Право же, он мог бы не упоминать о боевом оружии. На такие поединки в Ноттингемшире вызывал один лишь Гай, да и то далеко не всех!
        - А ты бы принял его вызов на смертный поединок, доведись вам сойтись на турнире?
        - Ты сомневаешься в ответе? - усмехнулся Робин и, когда Марианна, рассмеявшись, отрицательно покачала головой, сказал: - Милая, мы ведь с ним постоянно этим и занимаемся, только без помпезности таких вот турниров.
        - Вы заняты войной, а я говорю про поединок один на один, - возразила Марианна.
        - Когда-то я предложил ему разрешить наши разногласия в честном поединке, - сказал Робин и, задумчиво прищурившись, уплыл взглядом куда-то вдаль, в прошлое. - Гай же напустил на меня шестерых наемников, а сам стоял, сложив руки на груди, и смотрел, что я стану делать. Он здорово растерялся, когда его наемники полегли, даже не успел приготовить меч к бою. Но я сказал ему, чтобы он не утруждался. Я больше никогда не удостою его предложением такого поединка, о котором ты сейчас сказала.
        - Почему он так поступил? - спросила Марианна. - Ведь это был поступок труса!
        - Именно поэтому, - усмехнулся Робин. - Он понимал, что ему не выстоять против меня, и испугался. Да ему и сейчас не справиться со мной.
        - О, какая самоуверенность! - поддразнила его Марианна, но Робин ответил ей абсолютно серьезным взглядом:
        - Я знаю, о чем говорю. И он это понимает, потому и бьет из-за угла, а не напрашивается на поединок лицом к лицу.
        - Не хмурься, ведь я пошутила! - ответила Марианна и поцелуем загладила неудачную шутку. Сжимая его руку, она стала увлеченно следить за ходом начавшихся сражений конных рыцарей. - Смотри, Брайан де Бэллон не такой уж плохой боец! Он уже третьего противника выбивает из седла. Смотри, смотри, вот это удар! Кажется, в Ноттингемшире появился боец, который со временем сможет стать Гаю достойным противником в турнирных поединках.
        Она подпрыгивала от возбуждения и азарта, не сводя глаз с турнирного поля, а Робин с улыбкой наблюдал за ней самой, не забывая по привычке оглядываться по сторонам.
        Турнир длился около двух часов. Как и предвидела Марианна, победителем был объявлен Брайан де Бэллон. Леди Клод, сияя торжеством, увенчала голову супруга венцом доблести. По турнирному полю рассыпались слуги, подбирая обломки копий и засыпая песком ямы, выбитые копытами рыцарских коней. Заметив, что на поле начали устанавливать мишени для лучников, Марианна с тайной тревогой посмотрела на Робина, который ответил ей безмятежной улыбкой.
        - Уйдем с состязания лучников, - поторопилась предложить Марианна, - ведь мы каждый день наблюдаем нечто подобное в Шервуде!
        - Уйдем, если хочешь, - неожиданно легко согласился Робин, - тем более я проголодался, да и ты, наверное, тоже голодна.
        Марианна, не ожидавшая от него такой покладистости, радостно улыбнулась, и они стали выбираться из толпы.
        - Испугалась? - вдруг спросил Робин с дразнящей улыбкой.
        - Конечно! - рассмеялась Марианна. - Что бы я стала делать, если бы ты снова решил доказать, что ты - первый лучник Англии?
        - Здесь нет достойной меня награды. Священная серебряная стрела одна, да и дело было не в ней. Там, - и Робин небрежно махнул рукой в сторону галереи, - нет тебя, чтобы забыть об осторожности ради пожатия твоей руки.
        Марианна замедлила шаг и обернулась к нему. Ветер разворошил ее светлые пряди и осыпал ими лицо Робина. На миг они забыли об окружавших их людях. Их глаза, полные нежности друг к другу, встретились, руки скользнули по рукам, губы дотронулись до губ, словно они были одни на всем свете.
        Наконец они выбрались из толпы и неспешно пошли по мощеной булыжниками улице, которая вела к ярмарке.
        - А ведь ты еще до того, как получил в награду серебряную стрелу, дотронулся до моей руки, да так, что у меня синяки остались! - сказала Марианна. - Помнишь, помогая мне выбраться из толпы, когда я возвращалась из шатра Гая на галерею для гостей? Но этого тебе показалось недостаточно, чтобы ты посчитал свою цель достигнутой?
        Она вопросительно посмотрела на Робина, и тот лишь усмехнулся, ничего не сказав в ответ. Марианна понимающе кивнула:
        - Конечно, нет! Ты должен был предстать передо мной победителем!
        - Да, милая, и никак иначе, - в тон ей ответил Робин. - Едва ли в облике рассерженного ревнивца я быстрее добился бы твоей благосклонности!
        - Как ты узнал, что я буду на том турнире? - спросила Марианна.
        - Несложная загадка! - рассмеялся Робин. - А как ты могла не быть на нем, если тебя пригласили на помолвку дочери шерифа? К тому же я видел тебя днем накануне.
        - Видел? - удивилась Марианна. - Где же?
        Она остановилась и недоверчиво посмотрела на Робина, который ответил ей нежным и насмешливым взглядом, забавляясь ее удивлением.
        - Во дворе Ноттингемского замка. Ты величаво, не торопя шаг, спускалась по лестнице, словно юная королева. Я запомнил твой облик так отчетливо, что ты долгое время стояла у меня перед глазами как наяву. На тебе было платье из пунцового бархата, а поверх него длинный белый плащ, подбитый куньим мехом. Капюшон плаща лежал на плечах, открывая голову. Твои волосы были высоко заколоты и сплетены в длинные косы. Ты остановилась на самой середине лестнице, к тебе подбежал слуга, и ты что-то ему сказала. Он убежал, а ты еще долго стояла, опираясь о перила, и смотрела в небо. Я не был бы удивлен, если бы ты вдруг превратилась в белую птицу и взвилась под самые облака, улетев далеко. Но ты лишь грустно улыбнулась и ушла.
        - Все верно! - воскликнула Марианна, поразившись, как точно он запомнил ее наряд, прическу и даже то, как она стояла на лестнице, погруженная в мечты. - Я вышла во двор, чтобы дать указание слугам хорошенько позаботиться о Воине. Он утомился в дороге по зимней непогоде. Я тогда только час как приехала из Фледстана.
        - Я знаю, - с улыбкой перебил ее Робин.
        - А где в это время был ты? Не в замке же? Почему я не увидела тебя? - засыпала его вопросами Марианна.
        - Ты и не могла меня увидеть. Конечно, я был не в замке. Я стоял напротив и старался держаться в тени. Ворота замка были распахнуты настежь, и двор, и наружная лестница просматривались как на ладони.
        Марианна лишь покачала головой и посмотрела на Робина с невыразимым упреком:
        - Ты стоял возле замка, где полно ратников? Стоял на улице, где тебя мог узнать любой прохожий? Робин, разве можно так небрежно поступаться собственной безопасностью?!
        - Но ведь ты отчасти как раз за это и любишь меня! - рассмеялся Робин. - Как и за многое другое.
        - Неправда! - с жаром возразила Марианна, и ее брови крыльями ласточки сердито устремились к переносице. - Я не люблю, когда ты безоглядно рискуешь жизнью!
        - Несомненно! - легко согласился с ней Робин, продолжая дразнить Марианну улыбкой, которая сводила на нет всю его видимую покладистость. - Ты любила бы меня куда сильнее, если бы я все дни и вечера просиживал у твоих ног, помогая тебе скручивать пряжу в клубки и продергивая для тебя нитки в иголку. Наверное, ты была бы особенно нежна со мной, когда мне удавался бы дельный совет в подборе цветов для твоего вышивания.
        - Что ты говоришь?! Я ни разу не бралась за вышивание с тех пор, как пришла в Шервуд! - возмутилась Марианна.
        - Правда? А почему? Разве мечом или ножом не с руки вышивать? - отозвался Робин и, выгнув бровь, выразительно посмотрел на Марианну.
        Она, не выдержав, безудержно расхохоталась.
        - То-то же! - воскликнул довольный Робин и, подхватив Марианну на руки, закружил ее, едва не сбив с ног проходившую мимо горожанку, которая шарахнулась в сторону и не удержала в руках корзину с овощами.
        - Вы что, стыд потеряли?! Посреди улицы, да еще днем! - рассердилась она.
        - Простите нас, любезная госпожа! - ответил Робин, принимаясь вместе с Марианной собирать рассыпавшиеся по мостовой овощи.
        Вручив полную корзину сердито хмурившейся женщине, он улыбнулся ей так, что весь ее гнев растаял бесследно. Она заулыбалась в ответ, зачарованно глядя в синие глаза Робина, полные золотых искорок. Взяв корзину, она пошла своей дорогой, беспрестанно оглядываясь, пока не скрылась за поворотом.
        - Ох, милый! Ты, когда захочешь, воздействуешь на женщин так, что они под твоим взглядом тают, словно снег под весенним солнцем! - покачала головой Марианна, стараясь скрыть улыбку.
        - Правда? - Робин удивленно поднял брови, но в глазах его прыгали лукавые смешинки. - Я и не замечал до сих пор, пока ты не сказала! Теперь буду знать.
        Марианна окинула его взглядом и рассмеялась:
        - Знаешь, на кого ты сейчас похож? На леопарда, который удачно поохотился, сытно пообедал, а теперь вылизывает лапы и мурлычет, прикидываясь безобиднейшим домашним котом.
        - Тогда поторопимся покормить меня, - смеясь, ответил Робин, увлекая Марианну вверх по улице, - а то я снова превращусь в разъяренного от голода леопарда.
        Добравшись до площади, они пообедали пирожками, купленными у уличной торговки, выпили по кружке холодного молока и отправились бродить по шумной ярмарке. Марианна, отвыкнув от многолюдных городских площадей, с удовольствием рассматривала товары, выложенные на прилавки. Она давно уже довольствовалась в обиходе тремя простыми платьями, следя лишь за тем, чтобы они всегда были чистыми и опрятными и забыв, как постоянно чередовала богатые наряды во Фледстане. Но сейчас ее взгляд привычно подмечал изменения в моде по платьям и головным уборам горожанок.
        Робин и Марианна полюбовались верховыми лошадьми, которых продавал торговец из Линкольна, и пришли к выводу, что равных по стати Воину и Колчану среди этих лошадей нет. Потом Марианна невольно остановилась возле лавки ювелира. Тот, вслух восхищаясь ее красотой, выкладывал перед Марианной на прилавок все новые и новые украшения, упрашивая ее примерить, а Робина полюбоваться, как оттеняют блеск ясных глаз Марианны, нежный цвет золотистой кожи и светлый шелк волос тонко сплетенные обручи, украшенные драгоценными камнями диадемы, как играют на тонких запястьях браслеты, как хороши становятся кольца, которыми ювелир унизал все пальцы Марианны. Но Робин лишь усмехался и скептично качал головой в ответ на каждый вопросительный взгляд ювелира.
        Тогда тот тяжело вздохнул, немного помедлил и решительно снял с Марианны все украшения. Нырнув под прилавок, он достал шкатулку и поставил ее перед взыскательным спутником Марианны, понимая, что платить будет он, а значит, и угодить надо ему. Откинув крышку шкатулки, ювелир безмолвным жестом предложил Робину заглянуть внутрь. Робин посмотрел и, усмехнувшись уже с одобрением, достал из шкатулки два парных браслета, каждый шириной в половину ладони. Браслеты были сработаны из светлого золота, по которому рассыпались разной величины розово-красные турмалины, фиолетовые аметисты, желтые топазы и синие сапфиры. Браслеты были очень красивые и дорогие - явно не по карману даже зажиточным горожанам. Марианна примерила их, повертела руками, любуясь игрой разноцветных отблесков драгоценных камней и, вздохнув с сожалением, хотела снять и положить обратно в шкатулку. Но Робин, не сводивший с нее глаз, рассмеялся и остановил Марианну, щедро расплатившись с ювелиром.
        Заметив, как она поежилась от внезапного порыва по-осеннему холодного ветра, Робин выбрал у суконщика шерстяной плащ, отороченный серым беличьим мехом, и набросил его на плечи Марианны.
        - Ты слишком балуешь меня, милый! - сказала Марианна, до глубины души растроганная полученными подарками.
        Она подняла руку, чтобы поправить волосы, и Робин перехватил ее и прижал тонкие пальцы Марианны к губам.
        - Сердце мое! Я бы весь мир положил к твоим ногам, если бы он вдруг тебе понадобился! - признался Робин. - Мне доставляет бесконечное удовольствие баловать тебя! Никогда не лишай меня этой радости.
        Устав от шума и толпы, Марианна увлекла Робину в собор, где было совершенно безлюдно: время обедни миновало, и прихожане поспешили покинуть храм и вернуться на праздничные улицы и площади. Робин и Марианна сели на дальнюю скамью ближе к дверям, и Марианна, молитвенно сложив руки, склонила голову.
        - О чем ты молишься? - с улыбкой спросил Робин, залюбовавшись нежным лицом Марианны, которое стало таким трогательным в серьезной сосредоточенности.
        Она обернулась к нему и, ничего не ответив, тихо рассмеялась. Не удержавшись, Робин привлек ее к себе.
        - Если ты намерена причаститься, то вначале тебе надлежит исповедоваться, - прошептал он, дотрагиваясь поцелуями до ее лба. - Но ни один священник не выдержит твоих откровений, кроме отца Тука!
        Марианна сцепила руки у него на шее, закрыла глаза и прошептала:
        - Ты - мое причастие, ты - мой лорд, ты - мой исповедник!
        Робин склонился к ее лицу, и Марианна замерла, тая в его объятиях от нежной ласки его теплых губ.
        - Когда мы вернемся домой… - шепотом сказал Робин, на миг оторвавшись от губ Марианны.
        - …ты уедешь проверять посты, - договорила она за него.
        - Я попрошу Вилла или Джона! - улыбнулся Робин и снова прильнул к ее губам.
        - Дети мои! - раздался за их спинами громкий голос, полный негодования и упрека. - Вы не забыли о том, что вы в храме Господнем?!
        Они вскочили на ноги и обернулись. Перед ними, степенно сложив руки, стоял священник и смотрел на них строгим взглядом, неодобрительно покачивая головой. Марианна с испуганным возгласом спрятала лицо на груди Робина. Его руки сжали ее плечи, успокаивая Марианну, а в глазах Робина, устремленных на священника, зажегся настороженный огонек. Священник же молча смотрел на них, в душе уже не сердясь, а любуясь их красотой, молодостью и влюбленностью друг в друга и печалясь при мысли о времени, которое делает все земное преходящим, а значит, не минует и эту пару. Он даже улыбнулся, когда заметил, как из-под руки Робина появился уголок глаза Марианны - опасливого и любопытного. Священник поднял руку и благословил Робина и Марианну.
        - Храни вас Бог, дети мои! Берегите друг друга и идите с миром!
        Они вернулись на площадь, где началось представление бродячих артистов. В нем то и дело проскальзывали коротенькие сценки, изображавшие в карикатурном виде жизнь знати Ноттингемшира и доставлявшие зрителям особенное удовольствие.
        Когда в представлении наступил перерыв, на помост поднялся певец в зеленом плаще с лютней в руках. Цвет плаща был воспринят зрителями как неслыханная смелость, и певца заранее наградили рукоплесканиями, догадавшись, что он собирается петь баллады о вольном Шервуде, запрещенные шерифом, но все равно не умолкавшие в народе, а то и в кружке знатной молодежи.
        Для слуха простого и честного люда
        Я песни сегодня пою!
        О гордом и смелом лорде Шервуда
        Послушайте песню мою!
        Голос певца тут же заглушил радостный гомон: он оправдал ожидания слушателей, которые приветствовали упоминание о всеобщем герое и защитнике. А сам Робин сейчас стоял в плотном окружении своих почитателей, но неузнанный ими, обняв за плечи любимую и невольно усмехаясь. И певцу, и всем, кто его слушал, было хорошо известно, как сурово обходился шериф с теми, кто нарушал запрет на песни, восхвалявшие вольных стрелков, и особенно лорда Шервуда. Но всем было так же хорошо известно, как мало соблюдались эти запреты. Бродячий певец знал, что рискует свободой и даже самой жизнью, и все равно осмелился во всеуслышание произнести и восславить имя того, кто в Средних землях для всех олицетворял защиту от зла и справедливость. Одно только имя лорда Шервуда, облетая слушателей, оказывало на них чудесное воздействие. Плечи распрямлялись, мускулы наливались силой, глаза загорались дерзостью и отвагой.
        Заслышав лишь имя, шериф побледнеет,
        Но что с твоей злобы, барон?
        Метки его стрелы, меча нет вернее,
        Нет воина лучше, чем он!
        - Идем отсюда! - внезапно сказал Робин, сжав Марианне руку. - Скоро здесь появится стража, а нам с тобой совершенно ни к чему встречаться с ней вдвоем.
        Они выбрались из толпы и быстрым шагом пошли прочь, оставляя площадь позади. Вслед им летели уже едва различимые слова песни:
        В стенах Ноттингем, а в Шервуде стен нет,
        Там спрячут луга и туманы.
        Там ветер прохладен и чист звездный свет,
        Как свет ясных глаз Марианны!
        Робин невольно замедлил шаг и с изумлением присвистнул:
        - Вот это да! Быстро же разносится молва!
        - Знаешь, мне сейчас вдруг показалось, что мы принадлежим не себе, а всем этим людям! И почему-то меня это печалит, - прошептала Марианна, с тревогой оглянувшись на площадь.
        Робин ласково обнял ее и, коснувшись губами ее светлых волос, ответил:
        - Не стоит печалиться! Всегда и везде мы с тобой будем принадлежать только друг другу. Этот певец и те, кто его слушал, знают не нас настоящих, а таких, которые рождены их собственным воображением и наделены нашими именами. Что поделаешь, раз уж мы с тобой оказались в героях, прославляемых молвой!
        Она улыбнулась ему, перестав грустить, и они медленно пошли узкой безлюдной улочкой. Над городом поплыл звон соборного колокола, отбивавшего счет часам.
        - Нам пора! - сказал Робин, сосчитав удары. - Через час в воротах удвоят число стражников. Зайдем на постоялый двор, заберем лошадей, выпьем горячего вина на дорогу. Тебе понравился праздник?
        - Да, очень! - ответила Марианна и еле слышно вздохнула: - Жаль только, что день пролетел так быстро!
        Услышав в ее голосе грусть, Робин повернул Марианну к себе лицом и улыбнулся ей:
        - Не грусти, милая! У нас еще будет много, очень много праздничных дней! Ведь впереди у нас целая жизнь.
        Марианна заглянула Робину в глаза, полные тепла, и поверила его словам всем сердцем, потому что верила ему во всем и потому что теперь, когда они снова вместе, ей хотелось верить, что впереди у них долгая череда дней и лет. Они оба привыкли к опасной игре со смертью, но были еще молоды, чтобы всерьез считать, что однажды победа может оказаться не на их стороне.
        Миновав ворота, они добрались до постоялого двора. Хозяин вышел им навстречу и, радостно суетясь вокруг гостей, провел их в просторную комнату, уставленную грубо сколоченными столами, табуретами и скамьями вдоль стен.
        - Что-то у тебя сегодня не слишком оживленно, Джек! - заметил Робин, оглядываясь по сторонам.
        - Весь день было так же пусто, как сейчас, - без тени огорчения ответил хозяин. - Ничего! Как только на площади свернется ярмарка и закончится балаган, все пойдут искать, где бы промочить горло. Тогда успевай только кружки подавать! А пока и тебе и мне спокойнее, что никого нет. Садись за стол, усаживай свою подругу. Дай-ка я рассмотрю ее получше, а то столько слышал о ней, а видеть не доводилось! Даже утром, как ни вытягивал шею, все равно не разглядел толком.
        Он окинул Марианну веселым бесцеремонным взглядом и с искренним восторгом поцокал языком.
        - Марианна, если я не ошибаюсь? Славное имя, и девушка у тебя, Робин, славная! Недаром все девчонки графства, что сохли по тебе, заливаются слезами! Если бы моя Мэгги была хотя бы вполовину так же хороша, как твоя подруга, я бы тоже не сводил с нее глаз и думать забыл о других!
        - Тише, Джек, тише! - посмеиваясь, урезонил его Робин и посмотрел на улыбавшуюся Марианну. - Она у меня ревнивица, а я обещал, что не дам ей повода для ревности.
        Джек рассмеялся, встрепал Робину волосы так, что они упали лорду Шервуда на искрившиеся синевой глаза, и добродушно проворчал:
        - Ты известный ветреник! Будь у меня дочка, я бы и близко не подпускал тебя к своему дому! Что вам принести? Хотите поужинать?
        Робин подвел Марианну к столу в укромном углу рядом с окном.
        - Поужинаем мы в Шервуде, а сейчас принеси нам горячего вина с корицей.
        Джек кивнул и скрылся с неожиданным для его тучной фигуры проворством. Вскоре он как по волшебству появился возле стола, держа в руках два высоких серебряных кубка, до краев наполненных горячим вином, благоухавшим коричным ароматом.
        - Откуда такая роскошь? - спросил Робин, проводя ладонью по стенке кубка, украшенной чеканными узорами.
        - Только для тебя и твоих друзей! - довольно ухмыльнулся Джек и, утратив оживленность, понизил голос, хотя кроме Робина и Марианны его никто не мог слышать: - Что нового в Шервуде?
        - Все по-старому, - улыбнулся Робин, поднося кубок к губам. - Сегодня спокойно, а завтра - оно и будет завтра.
        - Да уж! Такой жизни, как у вас, не пожелаешь и злейшему врагу! - помрачнел Джек.
        Он хотел еще поболтать с Робином, но, поймав его взгляд, поспешил оставить гостя наедине с подругой.
        Робин накрыл ладонью руку Марианны и, перебирая ее пальцы, внезапно спросил:
        - Как ты себя чувствуешь, родная?
        Она подняла на него глаза, удивленная и вопросом, и внимательным взглядом Робина, провела ладонью по как-то вдруг побледневшему лицу и улыбнулась в ответ:
        - Хорошо, только немного устала. Даже странно! Наверное, я отвыкла от городских улиц, площадей, обычных людей и шума. Голова чуточку кружится.
        - Почему, как ты думаешь? - в уголках его губ появилась едва уловимая улыбка.
        - Потому что мне хорошо рядом с тобой! - сказала Марианна, не сводя с него сияющих глаз.
        Робин ласково усмехнулся и, отпуская руку Марианны, ответил, глядя на нее глазами цвета вечернего неба:
        - А мне хорошо слышать это от тебя, Мэриан!
        - Правда? - и Марианна лукаво улыбнулась: - А что это там Джек рассказывал про девушек, которые плачут, не смолкая?
        Робин, откинувшись спиной на стену, рассмеялся и ничего не ответил. По-прежнему не сводя глаз с Марианны, он потянулся рукой к лежавшему рядом с ним на скамье мечу и сдвинул ножны так, чтобы в случае необходимости беспрепятственно выхватить Элбион. Удивленная его предосторожностью, Марианна хотела спросить Робина о причине, но в это время за дверью затопали, раздались веселые голоса, и внутрь гурьбой ввалились шервудские стрелки с Джоном во главе. Робин отпустил рукоять меча и насмешливо заметил:
        - У тебя притупился слух, моя радость! Может быть, тебе и вправду стоит вернуться к ратной службе?
        Марианна засмеялась и попыталась шлепнуть Робина по ладони. Он молниеносно убрал руку, и Марианна стукнула по пустому столу. Поморщившись, она подула на ушибленную ладонь, а Робин довольно ухмыльнулся:
        - Это тебе за глупый вопрос о девушках! Я дал тебе слово, и ты не нарушай нашей договоренности!
        На плечо Робина легла рука Вилла.
        - Не тебе, братец, упрекать Саксонку в потере бдительности, - сказал Вилл, садясь рядом с Робином. - Ты сегодня едва не задел меня плечом, гуляя по ярмарке, но был так занят, что не заметил собственного брата.
        - Чем занят? - неосторожно спросил Робин и тут же поморщился, догадавшись, что допустил оплошность, которой Вилл тут же воспользовался.
        - Чем ты был занят? Чем обычно - обнимал Саксонку на глазах у всего честного люда и таращил на нее глаза, - насмешливо ответил Вилл и с той уже усмешкой поинтересовался: - Ты не забыл, что сегодня твоя очередь проверять дозоры?
        - Нет, - улыбнулся в ответ Робин, - я как раз собирался поговорить об этом с тобой.
        - И не подумаю! - фыркнул Вилл и поднес к губам кубок Робина. - Ты даже не соизволил сказать мне, что отправляешься в Рэтфорд. А я взамен должен ездить по Шервуду вместо тебя всю ночь до рассвета?
        - О Робин! А что вы здесь делаете? - удивленно спросил Дикон, который искал взглядом Вилла, а нашел самого лорда Шервуда.
        - Пью вино, болтаю с Марианной, а теперь еще и с Виллом, который пьет мое вино, - безмятежно сообщил Робин.
        Стрелки, которым Джек раздал полные кубки, подсели за стол к своему лорду.
        - Джон, ты и словом не обмолвился, что Робин и Марианна тоже поехали в Рэтфорд! - сказал Хьюберт.
        - С каких пор я должен отчитываться в том, что делает Робин? - осведомился Джон. - Что же ты не рискнешь к нему самому лезть с вопросами, отчего он тебе не доложился?
        - Кстати, Джон, я помню, что мы с тобой договаривались встретиться на окраине леса, а не здесь, - тихо сказал Робин, с неудовольствием посмотрев на Джона.
        - Так безопаснее для вас обоих, - кратко ответил Джон.
        К столу подошел Джек и что-то тихо шепнул Робину на ухо.
        - Пора! - сказал Робин, поднимаясь из-за стола и тем самым прерывая рассказы стрелков о впечатлениях от праздничного дня. - Наговоритесь в Шервуде. Сюда идут первые посетители.
        Осушив кубки, стрелки быстро вышли. Робин, задержавшись, подал Джеку несколько монет.
        - Что ты, Робин! - с искренним возмущением воскликнул Джек, отталкивая его руку. - Чтобы я брал с вас деньги?!
        Он проводил Робина и Марианну до конюшни, подождал, пока Робин выведет лошадей, и сказал:
        - Храни вас Бог!
        Обернувшись к Марианне, Джек улыбнулся и, поцеловав ее в щеку, добавил:
        - Крепко люби его, малышка! И забудь обо всем, что я наболтал. Язык у меня не знает удержу - иначе никого и не зазову к себе. Побоятся умереть от скуки!
        Робин подсадил Марианну в седло, взял коней под уздцы и хотел присоединиться к ожидавшим поодаль стрелкам, но Джек удержал его за локоть:
        - Вот что, Робин, передай Мэту, чтобы он пока не приезжал домой. Соседи что-то заприметили. Не дай Бог, шепнут стражникам! И скажи ему, что мы с матерью гордимся им и любим его!
        Голос Джека при этих словах сорвался и, бессильно махнув рукой, он быстро пошел обратно.
        - Кто он? - спросила Марианна, провожая Джека взглядом.
        - Помнишь Мэта - друга Гилберта? Джек - его отец, - ответил Робин.
        Стрелки быстрым шагом пошли по дороге, которая лежала на равнине, простиравшейся от городских стен до леса. Мач на ходу протиснулся к Робину и с гордым видом зашагал рядом с ним, приноравливаясь к стремительному шагу лорда Шервуда.
        - Легко вошли в город? - негромко спросил Робин Вилла.
        - Да, - ответил Вилл, - как все честные люди - через ворота, без приключений и скандалов со стражей.
        - А сколько было споров! - воскликнул Мач, который расслышал вопрос Робина и теперь радовался возможности привлечь к себе внимание обожаемого им лорда Шервуда. - Ворота были распахнуты настежь, а Джон едва не заставил нас искать какой-то забытый лаз в городской стене. Вот умора!
        Слова Мача вызвали у стрелков сдержанный смех. Робин мельком бросил взгляд на юношу, и по его губам тоже пробежала улыбка.
        - Эх ты, мудрец! - насмешливо сказал Клем и хлопнул Мача по спине так, что тот вылетел шага на три вперед. - Ты, кажется, решил, что Джон просто хотел заставить нас поупражняться в ловкости лишний раз? Когда ты наконец поумнеешь и поймешь, что все причуды Джона основаны исключительно на здравом смысле?
        - Будет тебе, Клем! Оставь малыша в покое, - вступился Вилл, увидев, как Мач обиженно надул губы. - Это его первый выход из Шервуда. Что он еще понимает?!
        - Я все понимаю, Вилл! Клем подразумевал опасность быть узнанными! - строптиво ответил Мач, пытаясь украдкой оттолкнуть Клема, но тот даже не пошатнулся, несмотря на все усилия Мача. - Но ведь листва уже пожелтела, и мы больше не носим зеленые куртки, тем более в городе! Значит, мы ничем по виду не отличаемся от других людей. Так не все ли равно, как входить в город?
        - Не все равно, - ответил Робин и положил ладонь на плечо Мача. - Дело, малыш, не в зеленых куртках. Многие - и ратники, и простые люди - знают нас в лицо. Я сам был свидетелем тому, как в Сауфвэлле с Джоном раскланивалось пол-улицы.
        - Вот как? - хмыкнул Джон. - А почему ты скромно умалчиваешь о том, как другая половина той же улицы в это время обменивалась с тобой рукопожатиями?
        - Ты, Мач, человек в Шервуде новый, в стрелках недавно, - продолжал Робин, оставив без внимания укол Джона. - Ратники шерифа тебя еще не заприметили. Но и ты рискуешь встретить какого-нибудь знакомого из того же Ротервуда. Представь, как он примется во весь голос расспрашивать тебя о том, где ты, что с тобой приключилось и почему в твой дом приезжали посыльные шерифа.
        - А они приезжали? - тихо спросил Мач, перебив Робина, и вздохнул: ему пока ни разу не удалось навестить родных.
        Пальцы Робина с большей силой сжали плечо Мача, ободряя и успокаивая юношу.
        - Приезжали, малыш, - негромко подтвердил Робин, - и объявили твоей семье, что ты вне закона. Позволь, я продолжу. Если подобная встреча произойдет в городе, то у тебя есть возможность ускользнуть. А в воротах стоит стража, которая, услышав такой разговор, заподозрит неладное. И нет ничего обиднее для вольного стрелка, как из-за собственной оплошности угодить в руки нашего милостивого шерифа.
        - Я все понял, Робин! - покладисто ответил Мач и, помедлив, спросил: - Скажи, когда я смогу навестить родных и как мне это устроить?
        По его голосу Робин понял, что этот вопрос мучает юношу больше всего. Доброе сердце Мача сжималось от чувства вины перед близкими, которые из-за его неосторожности остались без помощи старшего сына и брата. Робин хотел ответить, но вдруг его рука стремительно соскользнула с плеча юноши и легла на рукоять меча.
        - Мэри, спешивайся! - приказал он.
        Поперек дороги, которая уже шла по окраине леса, стояли десять ратников с гербами шерифа. Марианна, мгновенно исполнив приказ Робина, спрыгнула с коня, оглянулась и, побледнев, тронула Робина за руку. Позади стрелков на дорогу вышли еще десять ратников, укрывавшихся до этого за деревьями. Несколько мгновений, которые показались вечностью обеим враждующим сторонам, стрелки и ратники молча мерили друг друга взглядами, оценивая расстановку сил.
        - Разбойник! - наконец нарушил молчание старший ратник, посмотрев в упор на лорда Шервуда. - Ты видишь, нас втрое больше, путь в лес вам отрезан. В город послано за подкреплением. Вели своим людям сложить оружие и не проливать кровь понапрасну.
        Вместо ответа Робин выхватил меч. Стрелки последовали его примеру. Старший ратник пожал плечами и махнул рукой. Стрелки оказались атакованными с обеих сторон, и тишина, царившая в лесу, разлетелась от звона и скрежета стали.
        Схватив Марианну за руку, Робин толкнул ее себе за спину. Первым же выпадом он покончил с одним из напавших на него и подхватил меч из руки убитого. После этого ратники уже не смели думать об атаках, а старались только увернуться от беспощадных и стремительных ударов лорда Шервуда. Вилл сражался рядом с Мачем, прикрывая его, но позволяя и самому Мачу участвовать в бою. Не давая своим противникам опомниться, Вилл следил краем глаза за Мачем, успевая помогать ему точными ударами. Мощный двуручный меч Джона вращался с такой стремительностью, что ратники после нескольких безуспешных попыток приблизиться отступили от него на безопасное расстояние. Хьюберт и Дикон бились спина к спине, и Хьюберт, верный своей натуре, успевал осыпать ратников язвительными насмешками.
        Марианна спросила у Робина разрешение помочь и, получив согласие, подобрала два меча убитых ратников и вышла из-за спины лорда Шервуда. Атаковавшие ее двое ратников очень опрометчиво понадеялись справиться с ней, да еще одним-двумя ударами. Это против Робина или Вилла она не могла долго выстоять с двумя мечами, а ратники обнаружили в ней изощренного противника, и с этим откровением почти одновременно погибли от ударов Марианны.
        Робин отбросил одного за другим двух ратников и сокрушительным ударом пронзил клинком Элбиона грудь старшего ратника. Последний из его противников, обнаружив, что остался один на один с самим лордом Шервуда, попятился. Встретив беспощадный взгляд Робина, он опустил меч и помчался в лес, петляя как заяц.
        Получив передышку, Робин быстрым взглядом окинул поле боя.
        - Джон! - крикнул он. - Помоги Клему!
        Успев приказать Марианне держаться поодаль и больше не ввязываться в сражение, Робин сам бросился к Клему, которого теснили три ратника. Клем с трудом оборонялся: на его правом плече куртка взбухала кровавым пятном. Прежде чем друзья успели прийти ему на помощь, один из ратников, изловчившись, нанес Клему удар в бок, и стрелок рухнул на землю. Робин и Джон одновременно с разных сторон разорвали круг ратников, не дав им добить Клема. Через считаные секунды рядом с Клемом на земле лежали все три ратника. Отбросив оружие, Робин склонился над раненым другом и с помощью Джона приподнял его. Клем разлепил сведенные болью веки и попытался улыбнуться.
        Поле боя осталось за шервудскими стрелками. Мач, выпустив из внезапно ослабевших пальцев меч, ухватился за вовремя подставленную руку Хьюберта и медленно опустился на землю, зажимая ладонью плечо. Сквозь его пальцы проступила кровь, Мач заметил ее, и его губы по-детски беспомощно запрыгали. Марианна поторопилась достать из седельной сумки свернутые узкие ленты полотна для перевязки.
        - С боевым крещением! - воскликнул Дикон, садясь рядом с Мачем, и, обняв юношу, сочувственно спросил: - Сильно задели?
        - Зато он теперь настоящий вольный стрелок, раз уложил хотя бы одного ратника шерифа! - сказал Вилл, сплевывая собравшуюся во рту пыль.
        Его куртка была окровавлена в нескольких местах. Заметив встревоженный взгляд Марианны, Вилл пренебрежительно махнул рукой:
        - Одна царапина, которую даже не стоит заматывать. Перевяжи поскорее нашего мальчика, пока он не скончался от вида собственной крови!
        Стрелки невольно рассмеялись: Мач, действительно, страдал не столько от боли в раненом плече, сколько от созерцания своей окровавленной ладони.
        - Мэриан! - раздался над головой Марианны полный беспокойства голос Робина. - Оставь Мача и ступай к Клему!
        Выхватив из рук Марианны полосу льняного полотна, которой она начала перевязывать Мача, Робин кивком указал в сторону Клема, лежавшего ничком, и склонившегося над ним Джона. Быстро перетянув Мачу плечо, Робин ободряюще потрепал юношу по голове.
        - Рана неглубокая, малыш! Потерпишь до дома?
        Мач потерся лбом о куртку Робина.
        - Да, Робин! - ответил он, приходя в себя от голоса лорда Шервуда.
        Улыбнувшись, Робин помог ему встать на ноги и оставил Мача на попечение Хьюберта и Дикона.
        - Ты убил старшего ратника? - негромко спросил Вилл, подойдя к Робину.
        - Постарался не убить, - ответил Робин, убирая Элбион в ножны.
        - Тогда пойдем и побеседуем с ним! - предложил Вилл.
        Марианна опустилась на колени рядом с Клемом, которого бережно приподнял Джон. Куртка Клема за такое короткое время успела насквозь пропитаться кровью. Мельком взглянув на раненое плечо, Марианна осторожно дотронулась до правого бока Клема, и он заскрежетал зубами от боли.
        - Дай нож, Джон! - попросила Марианна и улыбнулась Клему: - Потерпи немного!
        Поймав брошенный Джоном нож, Марианна разрезала куртку и внимательно осмотрела рану. Джон с тревогой увидел, как помрачнело лицо Марианны. Не сказав ни единого слова, она перевязала Клема, потерявшего сознание, едва лишь пальцы Марианны прикоснулись к нему.
        - Скорее, девочка, скорее! - торопил Джон, беспокойно оглядываясь в сторону города. - Вот-вот подоспеет подкрепление!
        Марианна закончила перевязку, и Джон легко вскинул Клема на руки. Дикон поторопился помочь ему. Клем застонал при первом же шаге друзей, и Джон, сокрушенно покачав головой, вновь опустил его на землю.
        - Придется нести его до лошадей на плащах!
        Джон снял с плеч длинный плащ, расстелил его на земле и с помощью Хьюберта и Дикона осторожно устроил на нем Клема.
        Дикон и Хьюберт, подхватив плащ с обеих сторон, понесли Клема к лошадям, стараясь не допускать резких рывков. Джон вытер о траву окровавленные ладони и вопросительно посмотрел на Робина и Вилла.
        - Есть новости? - спросил он, внимательно оглядывая их сумрачные лица.
        - Есть, - сказал Вилл голосом столь же мрачным, как и его лицо, - дома поделимся.
        Он с Джоном поспешил следом за Хьюбертом и Диконом к укрытым в лесу лошадям. Робин, поймав волочившийся по земле повод иноходца, помог Марианне сесть в седло и сам вскочил на Воина.
        - Робин, рана Клема очень тяжелая, - сказала Марианна.
        - Я знаю, - ответил Робин и пришпорил Воина.
        Они догнали остальных стрелков и, не мешкая, помчались вглубь Шервуда. Марианна не сводила глаз с Клема, которого поддерживал перед собой в седле Вилл. Лицо Клема стремительно заливала бледность, и Марианна тревожилась за раненого все больше и больше. Когда они добрались до лагеря, Робин и Джон остались отвечать на расспросы стрелков, а Вилл, позвав двоих, донес с их помощью Клема до постели. Марианна поспешила в аптечную комнату за всем, что ей было необходимо для перевязки, успев сказать Кэтрин, чтобы та принесла чистой воды.
        Сев возле Клема, Марианна сняла повязку, осмотрела рану, и ее руки опустились. Она даже не заметила, как пришел Робин.
        - Что скажешь? - спросил он, внимательно глядя на Клема поверх плеча Марианны.
        - Ничего хорошего, - ответила Марианна. - Я не знаю, что делать! Может быть, у тебя получится?
        Робин долго молчал, потом медленно покачал головой:
        - Нет. Ничего невозможно сделать, Мэриан. Ничего.
        Заметив, как по ресницам Клема пробежала дрожь, Робин выпрямился и тихо сказал:
        - Перевязывай, Мэриан, перевязывай и постарайся, чтобы он увидел твою улыбку, когда очнется!
        Марианна кивнула и стала осторожно накладывать повязку, стараясь улыбаться так, чтобы сквозь улыбку не было заметно дрожание губ. Открыв глаза, Клем посмотрел на Марианну, слабо улыбнулся ей и перевел взгляд на Робина.
        - Скажи правду! - потребовал он, глядя в потемневшие глаза Робина. - Ты никогда не лгал, и сейчас не надо. Сколько мне осталось?
        - Не больше трех часов, - ответил Робин. - Еще столько же мы с Виллом сможем тебя продержать.
        Клем глубоко вздохнул, принимая то, что услышал, и поморщился от боли.
        - Нет, - сказал он, закрывая глаза. - Не растрачивайте собственные силы впустую. Отправь кого-нибудь за отцом Туком, Робин. Я хочу исповедоваться.
        Робин несильно сжал плечо Клема и ушел. Когда Марианна закончила перевязку, Клем нащупал ее руку и с видимым усилием поднес к губам.
        - Какие у тебя ласковые руки! А лицо сейчас такое красивое и такое грустное, хоть ты и пытаешься улыбаться!
        Марианна улыбнулась уже искренно и, склонившись над Клемом, поцеловала его в лоб.
        - Ты бы помолчал немного и поберег силы!
        - Зачем? - тихим смешком отозвался Клем.
        В его глазах зажглась прежняя веселая улыбка, и она увидела Клема таким, как в свое первое появление в Шервуде, когда он, спрыгнув с дерева, остановил ее лошадь. Он долго смотрел на Марианну, не выпуская ее руки, и тихо сказал:
        - Ты всегда нравилась мне, Саксонка. Хотел бы я такую сестренку, как ты.
        Марианна ласково провела ладонью по его лицу и заглянула в глаза Клема так, словно хотела о чем-то спросить, но промолчала.
        - Нет. Не страшно, - ответил Клем, угадав ее незаданный вопрос. - Я прожил хорошую жизнь и ни одного дня в ней не хотел бы менять. Мне жаль только, что я не встретил свою Светлую Деву, как Робин - тебя. Ведь она где-то есть?
        - Конечно, Клем, это непреложный закон, - ответила Марианна.
        - Потому и жаль, - вздохом слетело с губ Клема. - Что ее теперь ждет? Когда погибаете вы, мы тоскуем, но продолжаем жить, а когда мы, то вы умираете следом за нами.
        - Это наша привилегия за обреченность любить, - грустно улыбнулась Марианна. - Вас же обязывает служение, и вы не имеете права поступиться долгом и ускользнуть так, как позволено нам.
        Перепоручив Клема заботам Кэтрин, Марианна вышла в трапезную. Там в полном молчании сидели стрелки, которые в этот час были в лагере, - кто за столами, кто на лапнике, застилавшем каменный пол. По их лицам она поняла, что им уже все известно про Клема. Марианна подошла к Робину, который сидел на полу возле очага. Привалившись спиной к стене, он неотрывно смотрел вглубь пламени невидящими глазами. Таким же он был, когда узнал о гибели Мартина. Марианна опустилась на пол рядом с ним, его руки медленно обняли ее плечи, пальцы сомкнулись в замок на ее груди. Положив подбородок на макушку Марианны, Робин по-прежнему не отрывал взгляда от переливов и языков огня.
        - Робин, неужели ни ты, ни Саксонка ничего не можете сделать?! - с отчаянием спросил Дикон. - Ведь вы оба - самые искусные целители, наверное, во всем королевстве!
        Робин тяжело вздохнул и негромко ответил:
        - Нет, Дик. Есть раны, с которыми справиться невозможно. Клем получил именно такую, и скоро счет изменится с часов на минуты. Боюсь, что и отец Тук может опоздать.
        - Ему ведь только двадцать два года! - с горечью воскликнула Клэренс и покачала головой. - Я никогда не смогу привыкнуть к тому, что тот, кто утром был весел и здоров, вечером того же дня умирает!
        Отец Тук успел. Он примчался в сопровождении Вилла, их лошади были покрыты мылом и роняли с губ хлопья пены. Перекинувшись с Робином несколькими словами, священник поспешил к Клему. Стрелки продолжали сидеть в трапезной, словно в ожидании ужина, но столы были пусты, и все молчали. Лишь громкий треск прогоравших в очаге дров нарушал мертвую тишину большой залы.
        Послышались шаги, из коридора вышел отец Тук и, обведя стрелков покрасневшими от слез глазами, остановил взгляд на Робине.
        - Бедный мальчик! - пробормотал он хриплым голосом. - Он зовет тебя, Робин, и всех остальных зовет тоже. Он хочет проститься.
        Единодушный вздох горечи пролетел по трапезной. Робин молча поднялся и вышел, стрелки устремились следом за ним, а Марианну удержал отец Тук, поймав за руку.
        - Дочь моя, - сказал он, не сдержав тяжелого вздоха. - Клем очень страдает. Я прошу тебя, если это в твоих силах, облегчи ему последние минуты, избавь от боли!
        Марианна молча кивнула и пошла в комнату, где лежал Клем и которую сейчас заполнили стрелки. Робин присел на край постели рядом с умирающим. Бросив взгляд на покрытое бисером пота лицо Клема и его кривившиеся от боли губы, Марианна быстро смешала в кубке воду с большой порцией сока опийного мака и поднесла его к губам Клема. Он открыл глаза, его губы дрогнули в слабом подобии улыбки, и Клем отвернулся от кубка.
        - Не дурмань меня, Мэриан, - тяжело дыша, попросил он и перевел взгляд на Робина, - ведь я воин. Я должен уйти с ясным сознанием.
        - Да, Клем, - тихо подтвердил Робин, взяв бессильную руку в свои ладони, - ты - воин.
        По безмолвному знаку Робина Марианна не стала настаивать и отошла от постели Клема. Задыхаясь от частого, прерывистого дыхания, Клем благодарно сжал руку Робина холодеющими пальцами.
        - Я всегда любил тебя как старшего брата! - раздался его еле слышный голос, и блестящие глаза Клема устремились в темные от печали глаза Робина. - Окажи мне честь, мой лорд! - и, когда Робин вопросительно изогнул бровь, прошептал: - Проводи меня.
        Его слова остались непонятными для стрелков, но Робин понял просьбу Клема и согласно склонил голову. Клем облизал потрескавшиеся губы, обвел товарищей тускнеющим взглядом, из его груди вылетел вздох:
        - Храни вас Бог! Храни Святая Дева наш Шервуд!
        Слабо улыбнувшись, он посмотрел на Робина, чей взгляд устремился в угасающие глаза Клема, и тот окунулся в глубокую синеву глаз лорда Шервуда. Потом синь стала светлеть и растаяла вовсе.
        ****
        Перед Клемом разлился свет, и он оказался на сияющем, словно луч солнца, пути, по которому рядом с ним шел Робин и вел его за руку. Сияние стало нестерпимо ярким, когда Робин остановился, преклонил колено и склонил голову.
        - Зачем ты пришел? - раздался громоподобный голос.
        - Я привел к тебе твоего воина, Могущественный, - с печалью ответил Робин, не поднимая склоненной головы. - Прими его в свои земли!
        - Он достоин того, чтобы ты сам просил за него?
        - Да, Могущественный, он достоин. Он смел и отважен, благороден сердцем и силен духом. И хотя на его счету немного ратных подвигов, он ни разу не поступился путем, устремляясь к цели. Он заслужил занять место за твоим пиршественным столом.
        - Я принимаю его! А ты возвращайся - твое время еще не настало!
        Робин поднялся, повернулся к Клему и крепко обнял его.
        - Прощай, друг! - тихо сказал он. - Придет час, и ты встретишь меня, когда бескрайние луга Одина раскинутся и передо мной.
        - Пусть этот час не наступит как можно дольше! - ответил Клем, заключая Робина в объятия. - Да сохранит тебя Светлая Дева, мой лорд! Прощай.
        Робин отступил в сторону, уступая Клему дорогу, и тот пошел один навстречу свету. Вот он в последний раз оглянулся, его рука поднялась в прощальном взмахе, и стройный силуэт Клема растворился в сияющих лучах.
        ****
        Робин поднял голову, его взгляд прояснился, и он тяжело провел ладонью по осунувшемуся лицу, словно это простое движение далось ему неимоверным трудом. Склонившись над Клемом, Робин закрыл ему глаза, прикоснулся губами к остывающему лбу и бережно разжал его пальцы, которые продолжали удерживать руку Робина.
        - Покойся с миром! - тихо сказал Робин и медленно встал на ноги.
        Он долго стоял неподвижно, и остальные, кто был в комнате, не смели нарушить его молчание. Наконец Робин глубоко вздохнул, обвел взглядом стрелков и сказал уже обычным, только чуть более глухим голосом:
        - Те из вас, кто вечером заступает на посты, - отправляйтесь. Остальные должны остаться в лагере. Я поручил Джону объявить сбор всего Шервуда.
        - Зачем? - удивился Бранд.
        - Узнаешь, когда все соберутся, - ответил Робин, - а пока усмири любопытство.
        Вместе с Виллом он ушел к себе, сел за стол и устало склонил голову на руки.
        - Ты уверен в том, что собираешься сделать? - спросил Вилл, и в его голосе было явное сомнение в правильности намерений брата.
        Робин поднял голову и посмотрел на Вилла глазами, в которых не было и тени колебания.
        - Больше ждать нельзя, иначе мы так и будем попадать в засады и ловушки, и через недолгое время Шервуд опустеет.
        Вилл неопределенно пожал плечами в знак того, что Робин, конечно, в своем праве сделать то, что задумал, но его, Вилла, сомнения все равно остались при нем. Он достал два кубка и наполнил их вином, один поставил перед Робином. На пороге появилась Марианна, и Вилл молча поставил на стол третий кубок для нее.
        - Светлой памяти Клема! - негромко сказал Вилл, поднося кубок к губам. - Он был хорошим воином и отличным товарищем!
        Они втроем молча осушили кубки. Марианна села рядом с Робином и, заглянув в его мрачные глаза, утвердительно сказала:
        - Ты решил, что настало время объявить всем о предательстве в Шервуде.
        Робин молча склонил голову, подтверждая ее слова, и устало откинулся на спинку стула.
        - А о сегодняшней засаде ты тоже намерен рассказать? - спросил Вилл, садясь напротив Робина, и, встретившись с ним взглядом, уточнил: - О том, что мы узнали от старшего ратника?
        - Да, - спокойно и твердо ответил Робин.
        - Неразумно! - выдохнул Вилл, покачав головой. - Подумай хорошенько! Ты же понимаешь, что за этим последует!
        - До сих пор одним из камней, которые мы с тобой заложили в основание Шервуда, было доверие, - ответил Робин. - Я не считаю себя вправе скрывать что бы то ни было от своих людей. Если я так поступлю хоть однажды, то потеряю право на их преданность.
        Вилл выразительно посмотрел на Марианну, потом снова на Робина. Тот усмехнулся и едва заметно пожал плечами.
        - Все равно разговор об этом зайдет, - сказал он, понимая без слов предупреждение брата. - Алан положил начало, а сколько еще, кроме него, думают так же? Лучше я сегодня раз и навсегда покончу с этим, чем буду выслушивать намеки на каждом шагу и опасаться за ее жизнь.
        Услышав эти слова, Марианна поняла, что Робин говорит о ней, и вопросительно посмотрела на него. Заметив ее взгляд, Вилл невесело усмехнулся.
        - Скажи ей, - предложил он. - Молчание не самый надежный щит, а неведение вообще лишает защиты!
        Робин задумчиво посмотрел на Марианну и кивнул, соглашаясь с Виллом. Разлив по кубкам вино, он пригубил свой, сделал маленький глоток и сказал, глядя в настороженные глаза Марианны:
        - Мэриан, засада у Рэтфорда была устроена для нас с тобой. Если бы мы возвращались вдвоем, то сейчас оказались бы в темнице. Поэтому там и было столько ратников, которых не хватило на то, чтобы справиться со всеми нами, но достаточно, чтобы взять тебя и меня в плен или убить.
        Марианна выслушала его, по-прежнему не сводя встревоженных глаз с Робина, и, угадав неявный смысл того, что он сейчас сказал, медленно проговорила:
        - О том, что мы с тобой будем сегодня в Рэтфорде, знали только ты и я.
        - Вот именно! - усмехнулся Робин. - И еще Джон, которого я предупредил перед нашим отъездом. Но авторитет Джона настолько велик, что никто не усомнится в его преданности.
        - Но и я никому не рассказывала! - воскликнула Марианна, пытаясь сохранить спокойствие, но чувствуя, что сердце заколотилось так, что его стук стал отдаваться звоном в ушах.
        - Ох, лучше бы ты разболтала всему Шервуду! - не выдержал Вилл и в сердцах хлопнул ладонью по столу, выражая досаду. - Даже представить себе не могу, чем для тебя обернется ваша прогулка! Ты была по сердцу стрелкам, пока носила мужскую одежду и не расставалась с оружием. Сейчас же от их доброго отношения к тебе почти ничего не осталось. Я всю осень занимаюсь тем, что пресекаю недовольные разговоры о том, что ты стала иметь слишком большое влияние на Робина.
        - Ну, это уже глупо! - пожала плечами Марианна. - Как я могу влиять на решения Робина и его дела?
        - Никак не можешь, - подтвердил Вилл и усмехнулся, - но надо провести рядом с Робином годы, чтобы понять, насколько он не подвластен чужому влиянию. А многие ли стрелки знают его так хорошо, как им самим представляется? Да, они готовы умереть за него. Но не за тебя. И прекратите, наконец, болтать по ночам! Мы ведь выяснили, как вас легко подслушать!
        - Уже не так легко, - ответил Робин, - я заменил ставни.
        Вошел Джон и устало скинул с головы капюшон. Налив себе вина в пустой кубок Вилла, он жадно осушил его и сказал:
        - Сбор объявлен. Через час или два все, кто не в патрулях и дозорах, будут здесь. Робин, подумай! Ты уверен в том, что делаешь?
        И Джон, как до него Вилл, посмотрел на Марианну.
        - Уверен, - ответил Робин и предложил, кивком указав Джону на скамью у стены: - Садись, отдохни пока.
        Джон с тяжелым вздохом опустился за стол, прислонив к стене свой огромный двуручный меч. Марианна поднялась, поставила перед Джоном кубок, а увидев, что в комнату вошел отец Тук, достала кубок и для него. Оставив их, она ушла в трапезную и вернулась с двумя большими блюдами, на которых лежали хлеб, сыр и холодное мясо. Отец Тук взял Марианну за руку и усадил возле себя.
        - Отдохни, дочь моя! - ласково сказал он и вгляделся в нее. - У тебя очень усталый вид! Здорова ли ты?
        - Она здорова, - ответил вместо Марианны Робин и, оторвавшись от ужина, посмотрел на священника. - А вот чтобы и ты оставался жив и здоров, не покидай пока Шервуд! Если тебя выдадут, обвинив в дружбе с нами, то даже покровительство твоего друга епископа Йоркского тебя не спасет.
        - Если я и воспользуюсь твоим гостеприимством, то не дольше обычного. Хотели бы выдать - уже бы выдали. А прекратить службы и бросить своих прихожан я не имею права. Этой мой долг перед ними и перед церковью.
        Спокойно ответив, священник принял из рук Марианны полный кубок и поблагодарил ее кивком. Он внимательно посмотрел на Робина, и по его губам пробежала невеселая улыбка:
        - Ты не за меня беспокойся, Робин! Я слишком мелкая и очень хлопотная дичь для шерифа и даже для Гисборна. А вот ты - самая желанная добыча как для одного, так и для другого! Сейчас ты всех предупредишь об опасности. Что ж! Стрелки станут осторожнее. Но тем самым ты ставишь под удар прежде всего себя. Предатель после твоего разговора со стрелками затаится. Он уже не будет пакостничать на каждом шагу из опасения выдать себя. Он станет выжидать, пока ему не представится удобный случай нанести удар не кому-нибудь, а тебе! Особенно если он служит не шерифу, а Гисборну.
        - Такое возможно, чтобы он служил именно Гисборну? - встревожившись, спросил Джон.
        - Не просто возможно, а так оно и есть, - устало вздохнул Робин, сознавая правоту слов отца Тука.
        - Это уже во сто крат серьезнее! - воскликнул Джон. - Тогда отец Тук, несомненно, прав: в опасности окажешься ты. Сэра Гая больше никто и не интересует, кроме тебя!
        - Боюсь, что его интересует еще кое-кто! - не согласился с ним отец Тук, искоса посмотрев на Марианну, и, глядя Робину в глаза, уверенно сказал: - Ты стал уязвим, Робин, и сам это прекрасно осознаешь! Я говорю не об оружии, которым ты владеешь в совершенстве. Хотя и ты не всемогущ, и с большим числом ратников не справиться и тебе. Но, чтобы сломить дух, оружие как раз и не требуется.
        И отец Тук снова посмотрел на Марианну, потом на нее подняли глаза Джон и Вилл и, наконец, Робин. Оказавшись в перекрестье их взглядов, Марианна изогнула бровь:
        - Это я - уязвимое место Робина?
        - Это ты, Саксонка, - усмехнувшись, подтвердил Вилл. - До сих пор сердце Робина оставалось закрытым и тем самым было надежно защищено. Так что в опасности он окажется не один, а вместе с тобой. И еще неизвестно, кто из вас станет следующей целью.
        Джон снова посмотрел на Марианну, потом на Робина, который внимательно изучал дно собственного кубка.
        - Может быть, на время услать Марианну из Шервуда? - предложил он. - Укрыть ее где-нибудь, пока мы не разберемся с этой историей?
        - Где же? - с усмешкой осведомился Робин. - Здесь она под нашей защитой, а за пределами Шервуда я не поручусь за ее безопасность. Ее могут выследить и выкрасть, а я даже знать не буду, что она попала в беду!
        Посмотрев на Марианну, которая, услышав предложение Джона, грозно свела брови к переносице, Вилл рассмеялся:
        - Еще вероятнее, что она сама сбежит и угодит в неприятности по дороге в Шервуд. Нет, Джон, Робин прав: Марианна в наибольшей безопасности здесь, рядом с ним.
        Марианна посмотрела на Вилла с благодарностью, и теперь уже рассмеялся Робин, перехватив ее взгляд.
        - Налей нам еще вина, Мэри. Скоро все соберутся, - сказал он и обратился к Виллу: - А ты почему засиделся? Все равно тебе сегодня не удастся избежать проверки постов.
        - Я проверю их после, - и Вилл устремил на брата непреклонный взгляд. - Тебе понадобится моя помощь, и не спорь, Робин! Ты рискуешь сегодня столкнуться с бунтом, и даже Джон не сможет в одиночку помочь тебе!
        - Он прав, - согласился Джон. - Если ты собираешься рассказать и о плане поимки вас в Рэтфорде - а ты собираешься, по глазам вижу! - Виллу лучше остаться. Потом съездим все вместе.
        - Глупый какой-то план! - пожала плечами Марианна. - Если ратники знали, что мы с Робином в Рэтфорде, и считали, что нас только двое, проще было захватить нас в городе, а не выпускать за стены!
        - Допускаю, что они не хотели вместо праздника устроить грандиозный переполох, - ответил Вилл, задумчиво глядя на Марианну. - На городских улицах легко затеряться, к тому же вы могли найти укрытие в чьем-то доме.
        - И сколько бы мы там укрывались? - усмехнулась Марианна. - Не так много надо времени, чтобы обыскать каждый из домов. Если они хотели избежать переполоха, им было достаточно переодеться простыми горожанами и незаметно окружить нас, отсекая от людных мест.
        Джон шумно вздохнул.
        - Девочка, ты только не говори никому из стрелков то, что сказала сейчас! - попросил он. - Хоть ты и явно волнуешься, голова у тебя работает отменно. Если бы ты заняла место шерифа, то принесла бы нам куда больше беспокойства!
        Все невесело рассмеялись. Робин встретился взглядом с Марианной и отрицательно покачал головой:
        - Нет, милая. Они все сделали правильно. Раньше шериф пытался переодевать ратников, но они еще заметнее в простой одежде: выправка их выдает. А вот отсутствие доспехов делает уязвимыми. И план бы сработал, будь мы с тобой вдвоем. Два десятка ратников - многовато для меня одного, без защиты кольчуги, пусть и с твоей помощью. Они не знали, что возвращаться из города мы будем не одни. Поэтому либо нас выдал предатель, либо кто-то в городе узнал и донес шерифу.
        - Но как ты собираешься объяснять это стрелкам? - Вилл передернул плечами, снова выразив полную неуверенность в намерениях Робина. - Слишком сложно, когда самое простое для них объяснение очевиднее некуда!
        - Значит, мы обсудим и сложное, и простое, - ответил Робин.
        - И все же, Робин! Подумай еще раз, - сказал Джон и неуверенно предложил: - Может, лучше устроить западню?
        - Кому? - немедленно откликнулся Вилл, насмешливо фыркнув. - Кто у тебя на подозрении, Джон? Или ты предлагаешь по очереди каждому из стрелков шептать на ушко о наших планах и тайных поездках? Сколько людей в Шервуде?
        Джон лишь угрюмо проворчал, признавая правоту Вилла.
        - Иной раз милосердие помогает куда больше хитроумия, - наставительно заметил отец Тук. - Почему бы тебе, Робин, не пообещать помилование, если предатель сознается? Уберется из Шервуда - и делу конец!
        - Помилование?! - возмущенно рявкнул Джон. - После того как он выдал Гилберта и Терезу? Да и Клем не успел остыть!
        Протяжно вздохнув, Робин ответил:
        - Не получится, святой отец.
        Прежде чем священник успел возразить, Вилл сказал:
        - Его все равно убьют - не в Шервуде, так в любом другом месте. И он прекрасно это понимает. Ты же только что сам слышал! - Вилл указал взглядом на Джона. - И такие настроения царят во всем Шервуде. Смерть Гилберта и Терезы ему не простят. Так зачем же ему сознаваться, если к тому же подозрения всех и каждого нацелены на нее? - Вилл перевел взгляд на Марианну и выразительно выгнул бровь.
        Открылась дверь, и на пороге появился Хьюберт:
        - Все собрались, Робин.
        Лорд Шервуда поднялся, и все его тело напряглось и налилось силой, как перед битвой.
        - Останься здесь, - сказал он Марианне, заметив, что она собирается идти вместе со всеми.
        - Нет, - ответила Марианна так же, как говорил он, когда давал понять, что уговоры бессмысленны. - Рано или поздно ваш разговор неизбежно перейдет на меня. Я не стану прятаться!
        - Хорошо, - после недолгих размышлений согласился Робин. - Только возьми ножи и спрячь их под платьем, но так, чтобы ты могла легко их выхватить, если почувствуешь опасность. Встанешь между Виллом и Джоном и не вздумай отойти от них хотя бы на шаг! Вилл, попроси Статли прикрывать ее со спины.
        Глядя на Марианну, Робин понял, что только сейчас, после его указаний, она в полной мере осознала, насколько тяжелый разговор ему предстоит вести со стрелками. Но ее решимость присутствовать при этом разговоре не поубавилась даже в малости. Напротив, она выпрямилась, как клинок, и в ее светлых глазах замерцала сталь.
        Они вышли из комнаты, миновали коридор и трапезную и оказались на поляне. Там горел большой костер, заливая ярким светом всю поляну и обступившие ее деревья. Все пространство было заполнено стрелками, и только рядом с костром оставалось свободное место. Именно туда стремительно прошел Робин, сопровождаемый Виллом, Джоном, Марианной и отцом Туком. Указав им встать поодаль, он остановился и оглядел собравшихся стрелков.
        Их было не меньше трех сотен, и все они как один неотрывно смотрели на лорда Шервуда, встретив его громким гулом приветствий. Робин властно поднял руку. Повинуясь безмолвной команде, стрелки немедленно смолкли.
        - Я созвал вас, чтобы оповестить о том, что в Шервуде предатель, - громко сказал Робин, и общее молчание взорвалось возбужденными голосами. Робин высоко поднял голову и обвел стрелков потемневшими глазами: - Я прошу сейчас от вас тишины!
        Все разом замолчали, не спуская недоверчивых, настороженных глаз с лорда Шервуда, чей силуэт, ярко освещенный костром, был виден всем стрелкам.
        - Я тоже не сразу поверил, хотя подозрения у меня появились давно, - снова заговорил Робин. - И я продолжал бы хранить молчание и искать предателя, если бы не видел сейчас, что опасность стала грозить всему Шервуду!
        Он кратко перечислил события, которые привели его к уверенности в предательстве, напомнил о гибели Гилберта и Терезы, рассказал о сегодняшней засаде, в которой нашел свою смерть Клем.
        - Я призываю вас к осторожности! Когда мы закончим разговор, ваши командиры получат от меня указания, как надо будет соблюдать эту осторожность, и вы исполните мои приказы в точности. Если кому-то из вас они покажутся чрезмерными, осознайте, что нас подстерегает опасность в самом Шервуде, а не только за его пределами. Смерть ходит за каждым по пятам в буквальном смысле моих слов!
        Он замолчал и продолжал стоять, скрестив руки на груди.
        - Но ты пока не знаешь, кто предатель! - сказал один из стрелков.
        Робин усмехнулся.
        - Если бы я знал, в его участи можно было бы не сомневаться, - заверил он. - Но я точно знаю, что он служит Гаю Гисборну, что он среди нас в Шервуде!
        - Робин! - только и смог сказать Дикон, глядя на лорда Шервуда изумленно и недоверчиво. - Среди нас слуга Гисборна? Ты уверен в этом?!
        - Я поручусь за каждое свое слово! - ответил Робин.
        Он снова замолчал, не мешая на этот раз стрелкам обсуждать все, что они только что услышали. Когда волны возмущения, удивления, негодования стихли, Робин сказал:
        - Это все.
        - Подожди, Робин! - крикнул Бранд. - Ты утверждаешь, что засада, в которой мы потеряли Клема, тоже дело рук предателя! А мне кажется, что это случайность. Если бы вас действительно ждала засада, то в ней было бы больше ратников. Гисборна сейчас в Средних землях нет, а шериф не станет играть с нами в кошки-мышки. Он послал бы столько людей, чтобы они наверняка одолели вас. Так, может быть, и все остальное, о чем ты рассказывал, просто совпадение?
        - Слишком много совпадений, Бранд, чтобы они были таковыми, - ответил Робин. - Ты невнимательно слушал меня. Засада была устроена только для Марианны и меня. То, что мы с ней были не одни, явилось для ратников неожиданностью, и они послали за подкреплением. - Робин выдержал паузу и осведомился у Бранда уже иным голосом, звук которого облек лорда Шервуда в ореол опасной силы: - Ты хочешь еще о чем-нибудь спросить?
        Бранд посмотрел в его глаза и, заметив в них затаенную угрозу, отвел взгляд.
        - Нет. Я еще в своем уме! - почти шепотом сказал он и отступил подальше от Робина.
        - Тогда я спрошу! - нетерпеливо воскликнул один из стрелков. - Сдается мне, что Бранд струсил, но думал он о том, о чем думаем все мы!
        - Я слушаю, Кенрик, - ответил Робин, обернувшись к стрелку: он знал по имени каждого. - Так о чем вы все думаете, если ты действительно знаешь о мыслях каждого?
        Кенрик невольно оробел под пристальным взглядом лорда Шервуда, но, почувствовав поддержку товарищей, решительно сказал:
        - Я правильно понял тебя, что ты знаешь о том, что предатель есть, но не знаешь, кто он?
        Робин молча склонил голову в знак согласия и снова выпрямился, ожидая продолжения и уже не сомневаясь, каким оно будет.
        - А ты никогда не думал, что ядовитая змея завелась у вас, здесь? - и Кенрик посмотрел в сторону Марианны, а следом за ним и многие другие стрелки.
        Робин не стал оттягивать начало разговора, которого он ждал, и с усмешкой изогнул бровь:
        - Ты кого-то конкретно имеешь в виду?
        Кенрик снова почувствовал страх, встретившись глазами с лордом Шервуда, но сумел преодолеть его и твердо сказал:
        - Да. Я говорю о Саксонке. Я слушал тебя с большим вниманием, чем Бранд, который, должно быть, и так узнает новости раньше нас, раз уж он из твоих стрелков. И я услышал твои слова о том, что про вашу поездку в Рэтфорд, кроме тебя, знали только Джон и она.
        Джон высоко вскинул брови и шевельнул могучим плечом:
        - В отношении меня, Кен, у тебя нет сомнений? Или ты сейчас заставишь меня оправдываться и объясняться за каждый мой шаг, начиная с мая?
        Его вопрос был встречен общим смехом. Как и говорил Робин, Джон пользовался огромным и безоговорочным уважением шервудских стрелков.
        - Кен говорил не о тебе, Малютка! - крикнул другой стрелок и, встав рядом с Кенриком, требовательно посмотрел на лорда Шервуда. - Робин, ты действительно не знаешь, кто предатель? Или не хочешь этого знать?
        - Ты в чем-то обвиняешь меня, Айвен? - холодно осведомился Робин и с таким же холодом предложил: - Поясни-ка свои слова!
        - Не тебя! И ты прекрасно понял, о чем - вернее, о ком, - я говорил! - с возмущением ответил Айвен. Его слова были подхвачены многочисленными одобрительными возгласами. - Я не знаю, что тебя так привлекает в Саксонке, что она держится много дольше других, но…
        - Вы что, развлекались спорами о сроках моих привязанностей? - усмехнулся Робин.
        - Робин, это твои дела, в которые мы не вправе вмешиваться! - ответил Айвен, выйдя из себя от иронии, прозвучавшей в вопросе лорда Шервуда.
        - Безусловно, - согласился Робин. - Тогда как назвать то, что вы делаете сейчас?
        - Мы хотим знать, что для тебя дороже! Шервуд и все мы или Саксонка, которая спит с тобой и вместе с тем предает и тебя, и других?
        - Ты сам сказал, что неудачи начались с мая! - крикнул еще один стрелок. - С тех пор как она появилась в Шервуде! Мы все знаем, что Гисборн сходил по ней с ума, знаем, как она была богата. Ради чего ей понадобилось убегать в лес, бросив свои владения? Неужели ради того, чтобы вести скромную жизнь здесь, да еще полную опасности? Робин, ты, воин от Бога, уверовал в постоянство женского сердца?!
        Отец Тук, не выдержав, крикнул громовым голосом, которым он привык обрушиваться на прихожан, если хотел упрекнуть их в грехах:
        - Замолчите! Душа этой женщины чище горных снегов! Как вам только могла прийти в головы мысль заподозрить ее в предательстве?!
        В ответ раздались гневные крики и насмешливый свист.
        - Это ты помолчи, святой отец! Мало ли что она лжет тебе на исповедях!
        - Чище снега? А откуда взялось позорное клеймо? Как она его получила со своей чистой душой?
        - Над тобой, Робин, прежде ни одна женщина не имела власти, а ради Саксонки ты готов поступиться безопасностью всего Шервуда! Выдай ее нам, пока шериф и Гисборн с ее помощью не разгромили нас до конца!
        Робин молча слушал эти крики, которыми стрелки требовали расправы над Марианной. Она же смотрела на стрелков и видела в их глазах одну лишь слепую враждебность к ней. Вдруг она вспомнила ратников Лончема и содрогнулась от внезапного сходства с ними стрелков - таких, какими они были сейчас, - и невольно ухватилась за руку Вилла. Тот посмотрел на Марианну и усмехнулся.
        - Помнишь, я говорил тебе, что иной раз стрелки мало чем отличаются от наемников того же шерифа? - спросил он. - Убедись теперь собственными глазами!
        Стрелки продолжали шуметь. Те, что входили в отряд самого лорда Шервуда, стояли молча, но по глазам большинства из них было заметно, что они разделяют общее негодование и поддерживают требование выдать Марианну. Алан, который все это время молчал, помня о разговоре с Робином, подавил свои сомнения и примирительно сказал:
        - Робина и Саксонку могли выследить по дороге в Рэтфорд! В конце концов, просто подслушать!
        - Да, могли, - согласился Мэт, - но к чему сложные объяснения, когда есть самое простое? И оно заключается в том, что только Саксонка имела возможность заранее сообщить шерифу или его слугам, что Робин будет в Рэтфорде один и без охраны!
        - Зачем бы ей это делать? - пожал плечами Алан. - Если Саксонка и есть тот предатель, о котором мы спорим сейчас, то она могла убить Робина прямо здесь, пока он спал, и убежать из Шервуда!
        - Она бы не выбралась из леса дальше первого кольца дозоров! Ты что, забыл о приказе Робина? Дозорные сразу вернули бы ее обратно! - крикнул Мэт, с негодованием посмотрев на Алана. - Вот тебе и ответ, почему она не могла просто убить его! Кем-кем, а глупой считать Саксонку - опасное заблуждение.
        - Действительно, я этого не учел… - протянул Алан. - Робин отдал этот приказ ради ее безопасности, а получается, что обеспечил им собственную жизнь.
        Он отыскал глазами Марианну, и по его неумолимому взгляду она поняла, что если у Алана и были сомнения в ее виновности, то сейчас они окончательно разрешились, и не в пользу Марианны.
        - Робин отдавал такой приказ относительно меня? - шепотом спросила она Вилла.
        - Да. Только не вздумай сейчас заявить, что ты о нем ничего не знала! Тебе все равно не поверят, - ответил Вилл и, быстро оглянувшись, тихо сказал Статли: - Встань позади нее и прикрой ей спину!
        - Ничего не бойся, Мэриан, - прошептал Статли, сделав то, о чем просил Вилл, и ободряюще положил ладонь на плечо Марианны. - Робин дает им выговориться. Как только они выдохнутся, он обрушится на них с такой мощью, что я им всем не завидую!
        Едва он это сказал, как Робин поднял руку, и крики постепенно перешли в недовольное ворчание, потом смолкло и оно.
        - Что ж, слушайте, раз спросили! - сказал Робин и обвел стрелков пронзительным взглядом потемневших до черноты глаз. - Я мог бы предложить вам объяснить, как она извещает шерифа о чем-либо, если, по вашему же утверждению, дозорные не позволят ей покинуть Шервуд. Но делать этого я не стану, а скажу вам так: Марианна - моя женщина. Вы действительно думаете, что я позволю кому-нибудь из вас поднять на нее руку?
        Ответом ему было полное молчание.
        - Все ваши подозрения ни на чем не основаны! - продолжал Робин с нарастающим гневом. - Есть ли у вас хоть одно доказательство ее виновности? Нет. Потому что их попросту не существует. Вы утверждаете, что она любима Гисборном? Это не так. Он ненавидит ее, и не меньше, чем меня самого! Почему она лишилась владений и богатства? Она лишилась их из-за меня. Почему она сбежала в Шервуд? Она не сбегала, это я привез ее из Фледстана в лес, когда опекун Марианны уже назначил час ее казни. Остальное, как было верно замечено, мои дела, и я не намерен посвящать в них весь Шервуд. Больше вы ничего от меня не узнаете, кроме одного, - и он не оборачиваясь протянул назад руку, указав на Марианну. - Этой женщине я верю как самому себе, и она останется со мной, нравится вам это или нет! Ее жизнь принадлежит мне, и если кто-то из вас забудет мои слова, я убью ослушника сам и без всякого снисхождения!
        Слова лорда Шервуда и его гневный голос оказали на стрелков большое воздействие. Они долго молчали, но бунт, о котором предупреждал Вилл, еще не утих.
        - Почему молчит Саксонка? - спросил Айвен и в упор посмотрел на Марианну. - Ей самой нечего сказать в свое оправдание?
        Оттолкнув Вилла, который попытался ее удержать, Марианна подошла к костру и встала рядом с Робином.
        - Что вы хотите от меня услышать? - громко спросила она, обведя замолчавших стрелков глазами, в которых серебро сменилось сталью. - Не предавала ли я Шервуд? Нет. Многие из вас были со мной в дозорах, сражались плечом к плечу с ратниками шерифа. Вся моя жизнь в Шервуде прошла на ваших глазах! Может ли кто-нибудь из вас припомнить мне хотя бы один поступок, который заставил бы усомниться в моей преданности?
        Марианна перевела дыхание, ожидая ответа, но стрелки молчали и смотрели на нее, и она видела прежнюю враждебность на их лицах и в их глазах. Высоко подняв голову, она продолжила:
        - Вам нечего вспомнить! Но вы больше не верите мне, - и вдруг она дерзко рассмеялась им в лицо. - А знаете, я и не нуждаюсь в вашем доверии! Мой лорд верит мне, и для меня этого достаточно. Но ради того, чтобы сохранить в Шервуде мир, я готова доказать свою невиновность, пройдя испытание Божьим судом!
        После ее последних слов стрелки зашумели и начали оживленно переговариваться.
        - Она с ума сошла! Только ордалий нам не хватало! - еле слышно простонал сквозь стиснутые зубы Вилл.
        - Подожди, Вилли! Робин не допустит! - тихо ответил Джон и посмотрел на Робина и Марианну.
        Они неподвижно стояли возле гудящего костра, лицом к лицу с таким же гудящим воинством Шервуда. Из сомкнутых рядов стрелков вышел Мэт, чтобы высказать общее мнение.
        - Что ж, Саксонка, ты сделала достойное предложение! Огня здесь хватает, кусок железа мы найдем, и, когда оно раскалится, подержишь его на ладони, пока кто-нибудь прочтет «Отче наш». Если удержишь до конца молитвы - мы поверим в твою невиновность, выронишь раньше - умрешь. Ты согласен на Божий суд, Робин?
        Робин посмотрел на Марианну, замершую в ожидании его слов.
        «Не бойся за меня! Решай!» - безмолвно сказал ее взгляд.
        «Это ты не бойся и верь мне!» - так же безмолвно ответил ей взглядом Робин и, бесстрастно посмотрев на Мэта, сказал:
        - Да, согласен.
        Марианна закрыла глаза, вспомнив укус раскаленного железа, который ей довелось испытать. Это было неописуемо больно, но та боль длилась несколько мгновений. А сейчас ей придется терпеть, пока не прочтут молитву. Читать же будут не торопясь, четко произнося каждое слово. Однажды в Ноттингеме ей довелось присутствовать при проведении Божьего суда огнем, и она знала правила.
        Почувствовав, как под ладонью дрогнуло плечо Марианны, Робин сжал его и повысил голос так, что он прокатился над всей поляной громовым раскатом:
        - Только вы забыли об одном! Это мое, а не ваше право - назначать Божий суд и определять, каким он будет!
        Посмотрев потемневшими до грозовой черноты глазами на стрелков, замерших в ожидании его слова, он вынул из ножен меч и заслонил им Марианну. Клинок Элбиона вспыхнул бликами пламени.
        - Так вот, я назначаю Божий суд! - тем же голосом, подобным грому, провозгласил Робин. - Но не огнем, а оружием! И я сам буду защитником Марианны на этом суде! А теперь выбирайте, кто скрестит со мной меч.
        Стрелки онемели. Наблюдая за ними, Робин улыбнулся такой улыбкой, что стал похож на матерого волка, оскалившего клыки в смертельной угрозе тому, кто осмелится принять его вызов.
        - Почему ты? - наконец спросил Алан. - Саксонка владеет мечом и может сама постоять за себя.
        - Потому что - я! - яростно выдохнул Робин. - А ты что думал, Алан? Что я - воин из рода Рочестеров - позволю своей женщине с мечом в руках отстаивать невиновность, а сам буду стоять среди вас и наблюдать за поединком?! За то, что она стала моей, ее заклеймили позорным клеймом, которое до конца моих дней будет жечь мне сердце. И после этого я оставлю ее без защиты?! Так кто выйдет против меня?
        Он перехватил рукоять меча и полными гнева глазами, в которых отражались языки пламени, обвел притихших стрелков, не ожидавших, что им предложит поединок сам лорд Шервуда.
        - Ты - наш лорд и командир, Робин! - сказал Мэт, сжимая рукоять обнаженного меча. - Никто из нас не станет сражаться с тобой. Назначь Саксонке другого защитника!
        Вилл словно только и ждал этих слов. Он подошел к Робину и Марианне, стремительно вынул из ножен меч и так же, как Робин, заслонил им Марианну.
        - Я, Уильям Рочестер, известный вам как Скарлет, готов отстаивать оружием невиновность Саксонки! Кто из вас скрестит со мной меч? Один или все вместе - мне нет разницы!
        По рядам стрелков прошло волнение - многие из них учились владению мечом у Вилла и знали, как он искусен и беспощаден в сражении. Вилл смотрел на них таким же взглядом, как Робин, - неумолимым и грозным. Заметив, что некоторые все же потянулись к рукоятям мечей, он громко сказал:
        - Лишь одна просьба, мой лорд! Если против меня выйдет больше двух противников, то будет справедливо позволить и мне взять второй меч!
        - Если тех, кто пожелает настаивать на виновности Саксонки, будет много, то справедливо, если и защищать ее честь станет не один Вилл, - медвежьим басом пророкотал Джон, бесшумно подойдя к Робину. Достав двуручный меч, он тоже загородил им Марианну. - Я готов вместе с Виллом выступить в защиту Саксонки!
        - Как и я, - сказал Статли, становясь плечом к плечу с Джоном и ограждая Марианну своим мечом. Глядя в глаза Алану, он спросил: - Что, Алан, ты готов скрестить меч со мной?
        Общее напряжение достигло предела. Казалось, воздух сгустился так, что его можно резать ножом на пласты. Не сводя глаз со Статли, Алан чертыхнулся сквозь зубы и бросил меч обратно в ножны. После недолгого промедления остальные стрелки - те, что уже приготовились к поединку, - один за другим последовали его примеру.
        - Не ошибусь, если скажу от имени всех, что поединка не будет, - мрачно проговорил Мэт. - Саксонка оправдана.
        - Тогда помните, что вы отказались сами! - ответил Робин. - И отныне я не прощу ни одного дурного слова о Марианне, ни одного косого взгляда в ее сторону! Вы слышали меня и запомнили мои слова!
        Вольное воинство ответило лорду Шервуда нестройным согласным гулом.
        Теперь, когда все закончилось, силы внезапно оставили Марианну. Лица стрелков закружились перед глазами, она пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за руку Робина. Он поддержал ее, обняв за стан, и, убирая Элбион в ножны, сказал Виллу:
        - Позаботься о ней. Мне еще надо поговорить с командирами отрядов.
        Вилл подхватил Марианну на руки и понес ее в трапезную.
        Робин сделал знак, созывая вокруг себя тех, кто возглавлял отряды стрелков, и заговорил с ними самым обыденным тоном, словно ничего не произошло. Его спокойный голос преодолевал смущение, все еще владевшее стрелками. По мере обсуждения повседневных для Шервуда дел неловкость окончательно исчезла. Кто-то даже осмелился пошутить, и все вместе с лордом Шервуда рассмеялись над шуткой. Когда Робин перешел к указаниям, как надлежит усилить меры безопасности, его слушали с обычным вниманием, стараясь не упустить ни одного слова.
        Вилл усадил Марианну на скамью и, сложив руки на груди, наблюдал, как подруги хлопочут над ней. Кэтрин плескала водой в ее побледневшее лицо. Когда Марианна глубоко вздохнула и открыла глаза, Клэренс принялась поить ее вином, держа кубок в своих руках.
        - Очнулась? - неласково осведомился Вилл, встретившись с Марианной взглядом. - У тебя есть голова на плечах? Это же надо было додуматься: Божий суд! А если бы Робин не настоял на своих условиях, чтобы ты делала? Стоило тебе уронить раскаленное железо, - а ты бы его уронила! - как они растерзали бы тебя на части! Мы бы даже на помощь тебе не успели прийти!
        - Оставь ее, Вилли! - раздался за его спиной усталый голос Робина.
        Подойдя к Марианне, Робин заглянул в ее глаза и, удостоверившись, что она в порядке, ласково провел ладонью по ее щеке:
        - Ты молодец, ласточка, держалась, как клинок отменной закалки. Я горжусь тобой!
        Кэтрин подала Робину кубок с вином по его безмолвному кивку, и, сделав глоток, он обернулся к брату:
        - Она помогла мне, Вилл. Я уже сам думал, как мне спровоцировать их на открытое выступление, чтобы они от слов перешли к делу. Если бы я не смог настоять на своих условиях суда, как я вообще все эти годы держал их в узде? А тебе спасибо за поддержку!
        - Всегда к твоим услугам, братец! - с доброй усмешкой ответил Вилл, тоже принимая от Кэтрин кубок с вином. Осушив его, он вздохнул, устало потянулся и едва заметно поморщился: - Я поехал по постам. Ты поедешь со мной или останешься?
        - В объезд постов отправлюсь я! - заявил Джон, посмотрев на усталые лица Робина и Вилла, - а вы оба ступайте спать! Только перед сном, Вилли, пусть Марианна тебя перевяжет. Это ей ты напел, что получил пустяковую царапину, а меня не обманешь.
        Не удовольствовавшись сказанным, он хлопнул Вилла по правой руке выше локтя так, что Вилл даже подпрыгнул.
        - Ты в своем уме, медведь?! - зашипел он, схватившись за руку. - Она уже затянулась, пока ты не полез ко мне!
        Из-под его пальцев по рукаву куртки расплылось темное пятно крови. Марианна, не обращая внимания на протесты Вилла, закатала рукава куртки и рубашки и, бросив взгляд на порез, оставленный клинком, только присвистнула.
        - Затянулась и начала воспаляться. Вилл, ты что, без руки хочешь остаться? - спросила она и быстро ушла в аптечную комнату, не пожелав слушать его возражения.
        - Еще одна нянька появилась! - проводил ее взглядом Вилл и сердито посмотрел на Джона: - А ты ей, наверное, приплачиваешь?
        - Даже не сомневайся! - довольно рассмеялся Джон и ушел за луком и стрелами.
        Робин недолго посидел за столом, наблюдая, как Марианна промывает рану Вилла. Убедившись, что его помощь не требуется, он тяжело поднялся и с трудом подавил зевок.
        - Доброй ночи тебе, Вилл! Я пошел спать. Утром займемся похоронами Клема.
        Вилл кивнул и, проводив Робина взглядом, закрыл глаза и устало прислонился затылком к стене. Закончив перевязывать его, Марианна вышла из трапезной выплеснуть окровавленную воду. Вернувшись, она подошла к Виллу и остановилась напротив него. Вилл по-прежнему сидел на скамье, откинувшись спиной к стене и закрыв глаза, словно спал. Марианна ласково провела ладонью по его щеке. Он вздрогнул от ее прикосновения как от ожога и, открыв глаза, вопросительно посмотрел на Марианну.
        - Я хочу поблагодарить тебя, Вилл, - сказала Марианна и улыбнулась ему.
        - За что? - нахмурился Вилл, понял и рассмеялся резким смешком: - А! В твоей благодарности нет нужды. Я не тебя защищал, а помогал Робину. Ты для меня значишь ровно столько, насколько крепко привязан к тебе Робин. Никакой иной ценности ты для меня не имеешь, Саксонка.
        Она побледнела от его жестокого признания, но справилась с собой и сказала все с той же улыбкой:
        - И все равно я благодарна тебе, Вилл!
        В знак признательности она склонила перед ним голову, гордо выпрямилась и ушла из трапезной, столкнувшись в коридоре с Джоном. Вилл смотрел ей вслед, сжимая губы так, что они побелели.
        - А ты молодец! - с притворным восхищением протянул Джон, который слышал каждое слово из разговора Вилла и Марианны, и посмотрел на Вилла с укором: - Обязательно было ей отвечать с таким пренебрежением? Она сейчас налетела на меня и даже не заметила - так ты ее обидел!
        Вилл ответил ему усталым, но бесконечно уверенным в собственной правоте взглядом.
        - Мне надо тебе объяснять, почему я не ответил ей иначе? Обычно ты обходишься без слов.
        Марианна сходила в купальню, смыла с тела и волос дорожную пыль и, переодевшись в чистое платье, пошла к себе. Когда она вошла в комнату, Робин лежал в постели, отвернувшись к стене, до пояса укрытый покрывалом. Стараясь не потревожить его сон, Марианна накрепко закрыла дверь и ставни, подбросила дров в камин и неслышно разделась. Скользнув под покрывало, она закрыла глаза, чувствуя неимоверную усталость. Минувший день оказался слишком долгим и таким богатым на события, что почти лишил ее сил. Но, несмотря на усталость, сон не приходил, и Марианна начала дрожать и мерзнуть - не от холода, а от воспоминаний о сборе стрелков. Робин, который на самом деле еще не спал, тоже чрезмерно утомленный прошедшим днем, почувствовал озноб Марианны и понял, что у нее наступила реакция на сражение, смерть Клема и обвинения в предательстве. Слишком много пришлось ей сегодня пережить!
        Он повернулся к ней, обнял и притянул к себе.
        - Может быть, напоить тебя сонным отваром? - тихо спросил он, дотрагиваясь легкими поцелуями до ее лба.
        - Нет, - ответила Марианна, пытаясь согреться теплом его сильного тела и так умерить озноб.
        - Тогда иди ко мне, - прошептал он. - Сегодня я буду утешать тебя.
        Он растрепал ее влажные светлые пряди, поцеловал и осторожно опрокинул Марианну на спину. Его губы заскользили по ее телу, и вскоре она перестала дрожать, напряжение внутри нее ослабло, и Марианна потянулась к Робину, чтобы ответить лаской на его ласку.
        - Не надо! - шепнул Робин, целуя ее руки. - Эта ночь - твоя. Я и так не останусь обделенным!
        Она улыбнулась и уронила руки на постель, полностью вверив себя Робину. Он искупал ее в ласках, которые из нежных потихоньку становились страстными, истомил, заставил ее снова и снова искать прикосновений его губ, рук, всего его тела. Если она, утешая его, забирала у него горечь и печаль, то он, наоборот, отдавал ей тепло и силу, наполняя все ее существо благодатным светом. Так, как он, никто на свете, наверное, не умел утешать, и она забыла обо всех печалях, прильнув к нему. Но и он, как и говорил ей, не оказался обделенным, когда она выгнулась, принимая его. С их губ слетел одинаковый тихий вздох облегчения, который сменился таким же одинаковым стоном.
        - Как же ты отдаешься мне! - прошептал Робин, глядя на ее запрокинутое лицо в кольцах светлых волос. - Вся целиком, без остатка!
        Она открыла глаза, чтобы увидеть его лицо - любимые, ненаглядные черты, преображенные сейчас страстью и желанием, почерневшие отрешенные глаза, приоткрытые сухие губы, из которых вылетало частое хрипловатое дыхание. О, как она его любила в такие мгновения!
        - Подглядываешь? - улыбнувшись, шепнул Робин, встретившись глазами с Марианной.
        - А ты? - с нежной улыбкой спросила она, уличив его в том же пристрастии.
        - Я люблю смотреть на тебя, - прошептал он, окунаясь лицом в волны ее волос.
        Они не сразу пришли в себя. Робин медленно разомкнул объятия, придавив собой Марианну, и ее ослабевшие руки обвили его плечи.
        - Тебе не тяжело? - услышала она его шепот.
        Она помотала головой и провела ладонями по изгибам его горячего тела.
        - Это как Смерть! - выдохнула она, прижимаясь щекой к его руке.
        - А потом - Возрождение, - ответил Робин и лег на спину, привлекая Марианну к себе.
        Она почувствовала, как его пальцы нащупали контур ее клейма, остановились на нем, и ладонь Робина легла на спину Марианны, накрыв клеймо. Марианна положила голову Робину на грудь и тихо сказала:
        - Оно не стоит того, чтобы ты всегда помнил о нем.
        Робин понял, что она имела в виду его слова, сказанные стрелкам, и, положив ладонь ей на щеку, крепко прижал голову Марианны к своей груди.
        - Я не могу не помнить о нем. Изменить это не в силах ни ты, ни я.
        - Знаешь, наверное, самая большая удача, которая только может быть, случается тогда, когда женщина и мужчина находят друг друга - так, как мы с тобой, - задумчиво сказала Марианна, глядя вдаль широко открытыми глазами. - Подобный союз несет в себе и великое утешение, и великую силу для тех, кто его заключил.
        - И очень много забот, - улыбнулся Робин и поцеловал Марианну в макушку. - Спи, милая.
        Марианна согласно кивнула и закрыла глаза. Теперь усталость была иной и несла сон. Засыпая, Марианна прикоснулась губами к руке Робина и прошептала:
        - Спокойного сна. Спасибо тебе!
        Глава двенадцатая
        - Саксонка, Робин проснулся?
        Марианна стояла перед зеркалом, пытаясь справиться с густыми непослушными волосами. Они отросли уже немного ниже плеч, но упорно не хотели смиряться, сплетаясь в косу. Она пыталась связать их лентой у затылка в хвост, но пряди у лица выбивались, несмотря на все ее усилия. Она почти справилась, но появление Вилла застало ее врасплох, пальцы ослабли, и светлые волны тут же осыпали ее лицо.
        - Конечно нет, Вилл! - сердито глядя на себя в зеркало, ответила Марианна. - Он вернулся только пару часов назад!
        - А заснул, наверное, и того позже? - усмехнулся Вилл, появившись в зеркале за спиной Марианны. - Не расстраивайся! Они еще недостаточно отросли. Попробуй прихватить их над висками заколками, а потом собирай в хвост.
        - Спасибо за совет. Осталось раздобыть заколки, чтобы не одалживаться у Мартины.
        Вилл улыбнулся, и она увидела в зеркале, как он положил на стол небольшой сверток из провощенной ткани. Обернувшись, она вопросительно посмотрела на Вилла, но он лишь смотрел на нее с прежней улыбкой, не говоря ни слова. Тогда она подошла к столу, распутала завязки и развернула ткань. Перед ней лежали четыре золотые заколки для волос, украшенные крупными сапфирами.
        - Они помогут делу? - спросил Вилл.
        Марианна дотронулась кончиками пальцев до одной из заколок и обернулась к Виллу:
        - Это мне? - и, когда он не удостоил ее ответом, дав понять, что она задала неуместный вопрос, искренно удивилась: - В честь чего ты делаешь мне такой дорогой подарок, да еще мне и именно ты?
        - В честь семейных традиций, - ответил Вилл. - Пусть вам с Робином до сих пор не удалось принести брачные обеты в церкви, я все равно считаю тебя его женой. И поскольку в семье моего брата и сюзерена случилось радостное событие, то мой долг - поздравить тебя и преподнести подарок.
        - Радостное событие? - перепросила Марианна и, догадавшись, что он подразумевал, залилась нежным румянцем. - Как тебе об этом стало известно?!
        Вилл рассмеялся и окинул ее снисходительным взглядом.
        - Ты не помнишь, что это я был тем, кто подхватил тебя, когда ты вчера решила упасть в обморок прямо в трапезной? Да, Саксонка, так уж вышло, что я успел к тебе, прежде чем ты разбила лоб о решетку очага и обожглась бы в придачу. Позвал Эллен, принес тебя сюда, подождал за дверью, пока она разберется, что с тобой, и от нее узнал, что ты не больна, а здорова, да еще за двоих. Поэтому прими мои поздравления, подарок и уверение в том, что твоя тайна пока известна только тебе, Эллен, мне и… - он выразительно посмотрел в сторону спящего Робина.
        - Нет, я еще не сказала, - ответила Марианна, заметив его взгляд.
        - Не стоит откладывать. Он будет рад. Мой брат очень любит тебя, Марианна. Дорожи этим.
        Взяв со стола заколки и гребень, Вилл подвел Марианну к зеркалу.
        - Стой смирно! - сказал он приказным тоном.
        Несколькими взмахами гребня он пригладил ее волосы, усмирил непокорные пряди заколками и перетянул остальные лентой у затылка. Посмотрев на себя в зеркало, Марианна убедилась, что волосы идеально легли в нехитрую прическу, а сапфиры заискрились синим блеском в светлых волнах и кольцах ее волос.
        - Тебе идет, - заметил Вилл, поймав в зеркале взгляд Марианны, в котором отразилось удовольствие от собственного отражения. - Только алую ленту замени синей.
        Марианна обернулась к Виллу и встретила его взгляд, подобный зеркальной поверхности: в его глазах отражалась она сама, но никаких чувств - ни добрых, ни злых.
        - Вилл, давай наконец подружимся! - попросила Марианна. - Ведь у нас нет причин для раздора!
        Вилл с усмешкой посмотрел на нее, и вновь только отблески пламени в камине отразились в его янтарных глазах.
        - Я не враждую с тобой. С твоей стороны думать так глупо, но объяснимо - чисто по-женски. Пойми наконец одну простую вещь. Робин - глава нашего рода. Я принес ему вассальную присягу. Ты - его избранница. Сведи эти три слагаемых в одну сумму и пойми мое истинное отношение к тебе. Сделай поправку на то, что мы с ним выросли вместе, а тебя я знаю несколько месяцев. Это все, Марианна.
        - Но Клэренс…
        - Не любит меня, хотя беззаветно предана Робину и любит тебя. При всей ее неприязни ко мне я люблю Клэр, поскольку она моя сестра. Если ты решила сплотить нас всех в крепкую семью, просто прими все, как оно есть. Может быть, у тебя и получится. Еще раз - мои поздравления.
        Вилл склонил голову в едва уловимом поклоне и покинул комнату.
        Оставшись одна, Марианна села за стол и налила себе в кубок молоко. Еще не рассвело, в приоткрытые ставни вливался холодный ночной воздух. Марианна закуталась в плащ Робина и пила молоко, не сводя глаз с огромного букета пунцовых роз. Букет был так велик, что зеленые стебли едва уместились в широком горле кувшина. Марианна пригнула к лицу одну из роз и вдохнула аромат бархатистых лепестков.
        Продрогнув даже под теплым плащом, она подошла к окну, чтобы плотно закрыть ставни, и увидела, что на темном небе появился первый отблеск зари. Марианна села на край постели рядом с Робином и нежно провела ладонью по его щеке. Робин вздохнул и открыл глаза.
        - Что, уже так поздно? - сонно проговорил он, бросив взгляд в окно, оставшееся открытым.
        - Нет, милый, еще так рано, - с улыбкой ответила Марианна, склоняясь к нему и целуя Робина в лоб. - Но ты сам просил разбудить тебя в обычный час.
        Робин лениво поворочался, обнял Марианну и, проснувшись окончательно, откинул покрывало и потянулся за одеждой.
        - Чем ты занималась два дня? - спросил он.
        - Пока ты где-то пропадал с Джоном? - уточнила Марианна. - Кстати, только что приходил Вилл осведомиться, проснулся ты или еще спишь.
        Робин потянулся и сладко зевнул.
        - Неймется ему с утра пораньше!
        - Я занималась самыми обычными, ничем не примечательными делами. Даже не выходила погулять! - с улыбкой продолжала Марианна, заработав за последние слова одобрительный кивок. - Конечно, будь твоя воля, ты бы вообще запер меня в нашей комнате!
        - Может быть, я строгий повелитель, но разумный, - рассмеялся Робин. - Кто же будет заниматься хозяйством, если я посажу тебя под замок?
        - А где был ты эти два дня, мой милый, разумный властитель? - рассмеявшись, спросила Марианна.
        Заметив, как она поежилась и плотнее закуталась в плащ, Робин закрыл ставни. На него, хотя он оставался в тонкой рубашке, еще не надев теплую куртку, холод ноябрьского утра, казалось, не действовал. Марианна сонно зевнула и принялась с нежной улыбкой наблюдать за Робином.
        - Я был в Сауфвэлле, потом в Мэнсфилде, и вот я здесь, - ответил Робин, бреясь и внимательно следя в зеркале за скольжением ножа по щеке.
        - Верх разумности! Ты умудрился объехать половину графства! - расхохоталась Марианна и повалилась на спину. Отсмеявшись, она перекатилась на бок и, подперев рукой голову, спросила: - И что слышно в Ноттингемшире?
        - В Ноттингемшире все тихо и спокойно. Отдельные неполадки, нарушавшие его покой, я исправил, - медленно проговорил Робин, проводя ладонью по гладко выбритому подбородку.
        - Тихо и спокойно! - задумчиво повторила Марианна. - Так же, как и в Шервуде. Может быть, сэру Рейнолду надоело устраивать на нас засады и облавы?
        Услышав ее вопрос, Робин хмыкнул с досадой и бросил нож на стол.
        - Полей мне, - попросил он.
        Она спрыгнула с постели, взяла кувшин с водой, и Робин подставил ладони под тугую струю ледяной воды. Марианна, дурачась, то приподнимала горло кувшина так, что вода почти переставала течь, то обрушивала на Робина целый водопад, пока он в ответ не окатил ее брызгами. Марианна взвизгнула и отскочила.
        - Не шерифа заслуга в том, что в Ноттингемшире стало тихо и спокойно, - с невольным вздохом сказал Робин, вытираясь полотенцем, которое подала ему Марианна. - Нам пришлось пропустить в Ноттингем все налоги. А ратники шерифа, наверное, вообще решили, что мы занялись в лесу хлебопашеством и нам стало недосуг лишний раз скрестить с ними мечи. Прямо-таки благочестивый орден братьев-монахов, а не вольный лес!
        - Почему, милый?
        - Потому что любой сборщик, любой гонец к шерифу или от него, которых мы раньше тоже перехватывали, может оказаться приманкой, чтобы завлечь нас в засаду. Статли упросил меня разрешить ему сегодня помочь монахам из аббатства в Ярроу доставить собранную десятину.
        - Из Ярроу? - удивилась Марианна. - А как же твоя дружба с аббатом?
        - Была и останется нерушимой. Монахов никто и пальцем не тронет, а деньги все равно предназначены епископу Гесберту. Мы с аббатом давно потолковали по душам и пришли к согласию в этом вопросе. Посмотрим, что из затеи Статли получится! - Робин задумался, забыв о полотенце.
        - Есть правда в том, что даже самые скрытные люди все равно выдают свои тайны возлюбленным! - рассмеялась Марианна, но ее смех быстро затих: настолько хмурым было лицо Робина.
        - Все это пустяки и забавы, ласточка! - сказал Робин, очнувшись от размышлений. - Настоящая война начнется, когда Гай вернется из Лондона. Вот тогда наша жизнь станет и оживленнее, и веселее! Шериф только обороняется, а Гай, имея в Шервуде свои глаза и уши, если мы их не выловим раньше, чем он вернется, сразу перейдет в наступление. Гай гораздо энергичнее и несравнимо умнее, чем сэр Рейнолд.
        - И что будет? - спросила Марианна, слегка нахмурившись и не сводя с Робина глаз.
        - В зависимости от того, кто кого опередит: он меня или я его. Гай попытается отыскать слабые места во всем: в защите леса, в ратном умении стрелков, но прежде всего - в наших сердцах. Относительно моего сердца ему почти не надо трудиться, а вот мне добраться до него будет несравнимо сложнее! И тогда, милая, я действительно запру тебя в этой комнате!
        Он посмотрел на Марианну и улыбнулся, заметив ее беспокойство.
        - Мэриан, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Не тревожься, всеобщая забота о моей безопасности успела меня утомить! Мало мне было Джона, так к нему теперь добавился Вилл. А желающих закрыть меня собой при любом шорохе я только и успеваю отталкивать! Стоит мне куда-нибудь собраться, как вокруг пристраивается почти королевская свита! И всем, оказывается, просто по дороге со мной! А братец только ехидно смеется в ответ на мои просьбы умерить прыть.
        Марианна от души расхохоталась. Вилл так наладил охрану лорда Шервуда, что Робин не мог ступить и шагу за порог трапезной, без того чтобы не оказаться тотчас окруженным десятком стрелков.
        - Очень смешно! - проворчал Робин и лукаво улыбнулся одними глазами. - Одно утешение, что все это происходит сейчас, а не год назад.
        - Почему тебя это утешает? - удивилась Марианна.
        Робин сел рядом с ней, обнял и объяснил, глядя ей в глаза так, словно действительно ждал от Марианны сочувствия:
        - Сама подумай! Как я бы смог объяснить девушке, почему навестил ее не один, а со всеми стрелками Шервуда?
        - Ах девушке!.. - с деланым пониманием протянула Марианна. - Сейчас я тебе подскажу слова для твоих объяснений!
        Она принялась колотить его ладонями по груди, пока он, расхохотавшись, не повалил ее на кровать, придавив собой так, что она не смогла шевелиться. Продолжая смеяться, он целовал ее скулы, нос, подбородок, а она мотала головой, отворачиваясь от его поцелуев.
        - Ох, любовь моя! Ты не только осталась ревнивой, но стремительно начала глупеть! - вздохнул Робин и сдавил Марианну руками. - Не брыкайся, лежи смирно, пока я не побил тебя! Вот теперь умница! Ты думаешь, что у меня на кого-нибудь, кроме тебя, хватит сил? Вспомни, ты мне, усталому, целый час не давала уснуть!
        - Это я тебе мешала спать? - уже с искренним негодованием фыркнула Марианна. - Ты сам меня разбудил, заявив, что соскучился, а я, видишь ли, сплю самым бессовестным образом. Мне пришлось покорно уступить твоим желаниям, а теперь ты утверждаешь, что это я не позволила тебе уснуть!
        - А, так ты мне просто покорно уступила? И, наверное, испытала от своей покладистости лишь чувство исполненного долга? - осведомился Робин, забираясь рукой под ее платье и гладя Марианну по коленке. - А кто же так льнул ко мне, стонал и даже пытался кусать себя за пальцы, чтобы не разбудить всех своим криком?
        - Я! Я! - рассмеявшись, повинилась Марианна, отталкивая его руку.
        - Ну, вот так-то лучше, моя леди! - рассмеялся Робин и отпустил Марианну.
        Он подошел к столу, не присаживаясь за него, налил себе молока и отломил кусок от ломтя хлеба.
        - А вообще, ласточка, я в последнее время разлюбил начинать утро с разговоров о делах Шервуда, пока они не улучшились, - вздохнул он.
        - Хорошо, - улыбнулась Марианна, - у меня есть к тебе совсем иной разговор.
        - Какой? - спросил Робин, доливая себе молока.
        - Сначала обернись. Мне нужно видеть твои глаза, - попросила Марианна.
        Поставив кубок на стол, Робин обернулся к ней и слегка поднял бровь в ожидании ее слов. Марианна подошла к нему, посмотрела в глаза, но вместо того чтобы сказать хоть слово, смущенно уткнулась лбом ему в плечо. Робин рассмеялся и бережно обнял ее:
        - А! Ты наконец-то поняла, что беременна!
        Услышав его слова и смех, она вскинула голову и, забыв о смущении, удивленно спросила:
        - Ты знал об этом?! - заметив, как в его глазах заиграли веселые искорки, она шумно вздохнула. - Вот почему ты сказал, что луна мне не поможет! От тебя вообще что-нибудь можно скрыть?
        - Милая, но ты же не скрывала, - от души забавлялся Робин. - Когда дело касается тебя самой, ты иногда становишься поразительно слепой! Как же ты не обеспокоилась головокружениями, которыми раньше не страдала, когда они появились у тебя, а потом участились? А твои женские дни? Когда они были в последний раз? После ночи, которую мы с тобой провели в конце августа в доме Эллен, луна забыла о тебе!
        Марианна тоже рассмеялась, признавая справедливость его слов, и с укором заметила:
        - Если ты обо всем знал, то мог бы мне сказать, а не наблюдать за мной и ждать, пока я сама догадаюсь!
        - Сказать тебе, что ты ждешь ребенка? - и Робин с улыбкой покачал головой. - Вилл был прав: я с тобой не заскучаю! Как ты представляешь себе подобное признание? Я ведь мужчина, мне дороги мужские традиции, и, согласно одной из них, это я должен услышать радостную весть от тебя, а не наоборот! Конечно, если бы ты продолжала пребывать в неведении до самых родов, мне пришлось бы сказать тебе при наступлении схваток, что надо немного потерпеть, а потом появится на свет наш ребенок.
        Марианна представила себе воочию то, о чем только что сказал Робин, посмотрела на него, и они оба расхохотались.
        - А для тебя это радостная весть? - тихо спросила Марианна, когда они перестали веселиться, и заглянула в самую глубь синих глаз Робина.
        - Я ведь уже говорил тебе весной. Но, когда женщина в тягости, ей надо потакать, поэтому скажу еще раз: да. И даже признаюсь тебе в том, что и весной, и сейчас, осенью, я иной раз опасался проснуться и не найти тебя рядом. Когда ты спишь, а я смотрю на тебя, на меня вдруг находит морок, что ты прямо в моих объятиях начнешь таять, словно туман, и исчезнешь, как это раньше происходило в моих снах. Но теперь ты никуда не денешься! - Робин подхватил Марианну на руки и закружил ее. - Теперь ты моя до конца своих дней!
        - Подожди! Подожди! Немедленно поставь меня на ноги! - перестав смеяться, потребовала Марианна и, когда он выполнил ее просьбу, прижала ладонь к побледневшему лицу. - У меня голова закружилась.
        Она посмотрела на него, и они опять рассмеялись. Робин поцеловал ее в лоб и сказал:
        - Любезная моя супруга! Коль скоро ты изволила обрадовать мое сердце известием о том, что намерена подарить мне дитя, я в свою очередь выражаю тебе безмерную любовь и восхищение и требую, чтобы ты соблюдала всемерную осторожность и блюла собственное здоровье ради себя самой и нашего первенца!
        Марианна широко раскрыла глаза и покачала головой.
        - Милый, если бы твой род сохранил королевскую милость и мы поженились бы два с половиной года назад, ты всегда изъяснялся бы со мной так ужасающе церемонно?
        - Конечно! К тому же только на французском языке, если бы при дворе не вошел в моду другой язык! - поддразнил ее Робин и, став серьезным, сказал: - Я приготовлю для тебя травяной сбор, и ты будешь заваривать его и пить каждый вечер. От него у тебя прекратятся головокружения, и не придет тошнота.
        Марианна счастливо вздохнула и, обняв Робина, прильнула к нему.
        - Как же мне хорошо с тобой! - услышал он ее шепот. - Я знаю, что найду у тебя помощь во всем и защиту от всего! Словно на одном полюсе ты, а на другом - весь остальной мир, который не опасен мне потому, что ты рядом!
        Робин улыбнулся, слушая ее признание, и, поцеловав Марианну в затылок, продолжил:
        - Кстати, об остальном мире. Ратные занятия ты прекратишь прямо с сегодняшнего дня. Не езди верхом, не бегай, не падай, одевайся соответственно погоде, то есть тепло. Не усердствуй чересчур в домашних делах, чтобы не утомлять себя. Я поговорю с Кэтрин, чтобы она всемерно оберегала тебя и смотрела за тобой.
        Он втайне ожидал ее неудовольствия, но Марианна запрокинула голову и, посмотрев ему в глаза сияющими глазами, ответила:
        - Как ты прикажешь, мой лорд!
        - Удивила, моя леди! Я ожидал, что ты возмутишься, - признался Робин. - Такое послушание стоит большой награды. Есть ли у тебя какие-нибудь пожелания? Назови их, и я все исполню.
        - Мне нужны ткани, - подумав, ответила Марианна. - Раз уж я лишена возможности упражняться в воинском умении, то начну шить. Платье для себя, когда я располнею, и все, что понадобится для нашего ребенка.
        - Я привезу тебе и тонкого полотна, и нарядные отрезы, чтобы ты носила красивые одежды до самых родов, - заверил ее Робин. - Это пока все, что тебе надо?
        - Пока все. Но я придумаю что-нибудь еще! - рассмеялась Марианна. - Ты сам сказал, что женщине, пока она в тягости, надо потакать!
        - Тебе стоит лишь сказать мне слово, - улыбнулся Робин и посмотрел на Марианну нежным любящим взглядом.
        - А теперь, когда ты рассказал мне о мужских традициях, я позволю себе сугубо женский жест!
        Взяв его руку, она приложила ладонь Робина к своему животу и замерла от прикосновения его чутких пальцев.
        - Потвердел, округлился, но самую малость. По твоей фигуре пока ничего не заметно, - с улыбкой сказал Робин. - Если мои расчеты верны, то ты собираешься сделать мне подарок ко дню моего рождения. Еще одно указание, Мэри! - и он посмотрел ей в глаза. - С этого дня никогда не снимай оберег, который я подарил тебе. Даже на ночь, даже когда ты со мной. Камень предупредит тебя об опасности.
        Он провел кончиками пальцев по ее уложенным волосам, дотронулся до сиявших сапфирами заколок и вопросительно посмотрел на Марианну.
        - Подарок твоего брата, - ответила она. - Вилл сказал, что так было принято в вашем роду - одаривать супругу сюзерена, узнав, что она в тягости.
        - Так и есть, - сказал Робин и, улыбнувшись, покачал головой. - Что за странная семья у нас! Я знаю о том, что ты ждешь ребенка раньше, чем ты сама мне об этом говоришь. Брат узнает об этом раньше, чем я слышу эту весть от тебя, и опережает подарком меня! Остается подождать сюрприза от Клэр!
        Дверь распахнулась, и Марианна после слов Робина всерьез ожидала увидеть Клэренс, но вместо нее в комнату ворвался Вилл:
        - Робин, дозорные прислали Мача гонцом! Они заметили на окраине Шервуда большой отряд ратников шерифа! Не меньше пяти десятков!
        - Где?! - спросил Робин, стремительно обернувшись к брату.
        - На дороге у поворота к Ньюарку!
        Прошептав проклятие, Робин схватил со скамьи куртку.
        - Поднимай всех, кто есть! Седлайте коней! Десяток стрелков оставь для охраны лагеря. Отправь посыльных к Мэту и Эдгару - пусть тоже спешат к дороге! Пошли кого-нибудь к Статли - может быть, мы успеем перехватить его!
        - Куда там! Он залег в засаде еще с вечера, - махнул рукой Вилл и быстрым шагом ушел выполнять приказания Робина.
        Марианна, удерживая в руках тяжелый Элбион и колчан с луком и стрелами, молча следила за торопливыми сборами Робина. Он застегнул пояс, забрал оружие из ее рук и, вскинув на плечо колчан, поцеловал Марианну в лоб.
        - Я ненадолго. Пока не вернусь, не отлучайся из лагеря ни на шаг!
        - Крестный, а я хотел позвать леди Мэри погулять! - раздался разочарованный голос Дэниса.
        Он проскользнул в комнату, когда приходил Вилл, и теперь сидел в углу на скамье, с нарочитым смиренным видом.
        - Ты еще, поросенок! - выдохнул Робин, нетерпеливо оглянувшись на мальчика. - Нашел время путаться под ногами! Где ты собрался гулять?
        - В Локсли, - ответил Дэнис и торопливо добавил, с надеждой заглянув в глаза Робина: - Это ведь недалеко! И ты сам говорил, что там не может быть никакой опасности!
        Робин хмыкнул, посмотрел на Марианну, которая тоже взглядом испрашивала его разрешения, и махнул рукой:
        - Хорошо, но только туда, и долго там не оставаться!
        - Верхом, - с легкой просительной интонацией сказала Марианна. - Колчан - иноходец, у него ровная поступь. Напоследок.
        - Напоследок! - разрешил Робин. - Запомни свои слова и потом не проси!
        Он быстро вышел из комнаты. Марианна закрыла за ним дверь и опустилась на скамью рядом с Дэнисом, который тут же просунул голову под ее руку. Она вслушивалась в едва доносившиеся из-за ставен голоса, конское ржание, властный голос Робина, и вскоре все смолкло - стрелки уехали. Марианна вздохнула и потрепала Дэниса по волосам.
        - Ты грустишь потому, что крестный уехал? - спросил Дэнис, глядя на Марианну живыми проницательными глазами. - Не надо, леди Мэри! Он же сказал, что скоро вернется. Давай лучше отправимся гулять, раз крестный позволил и пока дождь не начался.
        Проворно соскочив на пол, Дэнис взял ее колчан, убрал в него лук и запас стрел и подал Марианне, которая тем временем надела теплую куртку и набросила на плечи плащ.
        В опустевшей трапезной Кэтрин играла с сыном и младшей дочерью Мартины. Старшая дочь старательно вытирала перемытую посуду. Опасаясь, что Мартина, покинув Шервуд, может стать очередной жертвой предателя, Робин запретил ей возвращаться домой и распорядился привезти в Шервуд ее дочерей. И теперь повсюду звучали щебетание детских голосов и звонкий смех.
        - Кэтти! - окликнула подругу Марианна. - Мы с Дэнисом немного погуляем. Ты займешься обедом без меня?
        - Конечно! - с ласковой улыбкой откликнулась Кэтрин, но тут же обеспокоенно предупредила: - Только не уходите далеко и надолго, а то мне достанется от Джона, если вы вернетесь позже, чем они!
        Марианна, не сдержав досады, поморщилась. Со дня гибели Клема, если Робин отсутствовал, Джон или Вилл не выпускали Марианну даже на поляну перед зданием. Вилл вообще не утруждался словами, просто разворачивал ее за плечи, заставляя вернуться. Потом и Джон устал изощряться в предлогах и без объяснений перегораживал собой двери трапезной и молча стоял, с невозможно добродушной и обаятельной улыбкой, посмеиваясь над всеми попытками Марианны сдвинуть его с места.
        - Не сердись! - попросила Кэтрин, заметив, как грозно сошлись в полоску тонкие брови Марианны. - Ты же знаешь Джона!
        - Крестный разрешил нам погулять! - заявил Дэнис, высунувшись из-под руки Марианны. - А Мач тоже отправился со всеми?
        - Нет, он просился, да Робин не стал его брать. Ой, как Мач разобиделся! Даром что всю ночь продежурил в дозоре!
        - Где он сейчас? - живо осведомился Дэнис, решив позвать на прогулку и своего приятеля.
        - Спит! - рассмеялась Кэтрин. - Парнишка еще не научился пропадать в лесу день и ночь напролет, а потом делать вид, что он выкован из стали!
        Марианна, рассмеявшись, положила ладонь Дэнису на плечо, и они пошли к конюшне. Гнедой Колчан, завидев хозяйку, поприветствовал ее радостным ржанием и принялся хватать губами ее пальцы, пока Марианна надевала на него оголовье.
        - Я услышала, леди, что вы с Дэнисом едете в Локсли. Можно и мне поехать с вами?
        Марианна оглянулась: позади нее стояла Мартина и вопросительно смотрела на Марианну.
        За исключением утра в конце августа, Мартина оставалась неизменно вежливой с Марианной и беспрекословно выполняла всю поручаемую ей работу. Марианна не могла не признаться себе, что присутствие Мартины в лагере ее не радует. Но она была не в силах что-либо изменить: Мартина загостилась в Шервуде не по своей воле, а повинуясь приказу Робина. Сама Мартина ни разу не дала Марианне повода для неудовольствия и даже старалась держаться поодаль от Робина и не обращаться к нему с лишним словом. И все же сейчас, после ее просьбы, прогулка по Шервуду представилась Марианне уже не такой приятной, как вначале. Но, заметив в зеленых глазах Мартины печаль, она молча кивнула. Посадив Дэниса на иноходца, Марианна подождала, пока Мартина оседлает лошадь. Мартина неловко положила седло на конскую спину, и конь недовольно переступил и развернулся, мешая ей застегнуть подпругу. Марианна нетерпеливо подошла к ней, прикрикнула на лошадь и скупыми умелыми движениями оседлала ее.
        - Отдай мне повод, леди Мэри! - попросил Дэнис, когда она села в седло позади него. - Ты все равно не знаешь дороги.
        Завладев поводьями, он направил иноходца по тропинке, которая вела в сторону от обычных мест их прогулок. Сначала они ехали широкой рысью, пока Дэнис, понукая Колчана, не добился, чтобы иноходец сменил рысь на стремительный галоп.
        Тропинка перешла в дорогу - давно заброшенную и поросшую травой, которая, пожелтевшая и полегшая, стелилась по земле длинными прядями. Дорога привела к большому лугу, вокруг которого расступился лес. Дэнис остановил коня и, задумчиво оглядев луг, сказал:
        - Смотри, леди Мэри! Ты могла бы сейчас угадать, что не так уж давно здесь было большое селение?
        Он без страха спрыгнул с коня, Марианна и Мартина спешились вслед за ним, и они втроем пошли по лугу. Среди поникшей травы и облетевших кустарников то и дело попадались съеденные дождями и плесенью остатки изгородей - все, что осталось от огородов и выпасов. Огонь не пощадил ни одного дома, и только большие квадраты из валунов обозначали очертания сожженных построек. Перед одним из таких каменных квадратов Дэнис остановился и, присев на корточки, стер ладошкой землю и мох с большого валуна.
        - Это наш дом, - тихо сказал он, не сводя глаз с пепелища, где и сейчас под травой были видны обугленные бревна. - Вот здесь была кухня, здесь спали мы с сестричкой…
        Он говорил так, словно видел не камни, присыпанные землей, а дом, в котором он родился и рос.
        - А вот здесь у нас была поленница, с которой я однажды забрался на лошадь отца. Поленница рассыпалась, а конь зашел на огород Эрика - отца Джона - и потоптал половину грядок, пока Эрик нас не увидел. Он стал ругаться, снял меня с коня и сказал, что вернет его только отцу, если тот сумеет объяснить, почему разрешает мне крушить огороды.
        - Тебе сильно влетело от Вилла? - улыбнулась Марианна.
        - Нет, я побежал виниться маме, и она отправила меня ночевать к крестному, пообещав, что сама уладит с отцом мои дела! - рассмеялся Дэнис.
        Вскочив на ноги, он взял Марианну за руку и повел ее по улице погибшего селения.
        - Здесь стоял дом Джона, а дальше - кузница. А вот и ваш дом, Марти! - воскликнул он, оглянувшись на Мартину, и махнул рукой вдаль. - Там, у реки, была мельница Мартина, но ее тоже сожгли. А вот здесь, на самой окраине, жил крестный. Я каждый день бегал к нему в гости. Он позволял мне играть с чем угодно и никогда ничего не запрещал. У него были книги, и много! И он часто читал мне вслух и даже успел меня самого научить грамоте.
        - И речи норманнов - ты болтаешь на ней, как сорока! - улыбнулась Мартина, не в силах отвести взгляд от руин родного селения.
        - Нет! - помотал головой Дэнис. - Французскому языку меня учили сэр Эдрик и его дочь Тиль, когда я жил у них в Маласэте. Марти, ты помнишь, как у крестного по вечерам собирались гости? Ты с Мартином, отец с мамой, Джон с Кэтрин, Алан, Статли, пока он не ушел в Шервуд. А какие летом устраивались танцы! Ни в одном селении не было так хорошо и весело, как у нас!
        Дэнис вскинул голову и засмотрелся на верхушки деревьев, устремившиеся в сумрачное небо.
        - Как близко подступил лес! - прошептал он. - Я однажды спросил крестного: «Почему ты живешь у самого леса? Разве тебе не бывает страшно, когда зимой по ночам слышен волчий вой?» - Он улыбнулся, щелкнул меня по носу и ответил: «Подрастешь и поймешь, что звери не так опасны, как люди».
        Марианна присела на поросший мхом огромный камень, привлекла к себе погрустневшего мальчика и крепко обняла. Дэнис с глубоким вздохом прильнул к ее плечу.
        - Как ты можешь столько помнить? - спросила Мартина. - Ведь ты был еще совсем мал, когда все закончилось!
        Дэнис вскинул голову, посмотрел на нее насмешливым отцовским взглядом и усмешкой Вилла ответил:
        - А у меня хорошая память! - и предложил: - Поехали обратно! Хоть крестный и говорил, что Локсли внутри магического круга, где ничего не грозит, но он будет волноваться, если мы задержимся надолго!
        Дэнис убежал далеко вперед, и Марианна с Мартиной медленно пошли вслед за ним. Пожухлая трава шуршала под их ногами, обвивая сапоги и затрудняя шаг.
        - Дэнис прав, - сказала Мартина, - нигде не было так хорошо, как у нас в Локсли. И все благодаря Робину. Наша жизнь сильно изменилась с тех пор, как он поселился здесь. Вместе с Виллом они обучили мужчин ратному делу. Он сам оплатил нашему кузнецу Эрику и работу, и железо, чтобы тот выковал настоящие боевые мечи. Всех, кроме стариков, у которых ослабло зрение, он научил грамоте - и читать, и писать. Когда случился неурожайный год, Робин на свои деньги закупил для селения необходимые припасы, так что мы не только не ощутили голода, но и вообще ни в чем себе не отказывали. Очень скоро жителей Локсли легко было отличить не только по добротной одежде, но прежде всего по гордой осанке и смелому взгляду. От Робина исходил дух свободы и независимости, передаваясь всем нам. Наше селение стало волшебным островом посреди остального мира!
        - Оно и осталось волшебным островом, только теперь силами магического круга, - ответила Марианна, слушая рассказ Мартины и думая, что так Робин создал и в Шервуде особый мир - прежде всего силой своего свободолюбивого и независимого духа.
        - Что такое магический круг? - спросила Мартина. - Однажды я слышала от Робина об этом круге, который делает место, где раньше находилось Локсли, безопасным. Но как и почему?
        Объяснив ей суть магического круга, Марианна задумчиво добавила:
        - Робин превратил это место в святилище, и я понимаю почему, после того что рассказали вы с Дэнисом. Локсли было очень дорого Робину. Даже его пепелище.
        Мартина окинула печальным взглядом руины родного селения, прощаясь с ними.
        - Грустно возвращаться туда, где ты жил, и находить на месте дома траву, проросшую за годы сквозь обугленные развалины, - тихо сказала Марианна.
        Мартина обернулась к ней и, увидев в глазах Марианны сочувствие и понимание, улыбнулась и несмело взяла ее под руку.
        - Да, - согласилась она, - и еще грустнее сознавать, что то время уже никогда не вернется, как и люди, которые жили в Локсли. Знаете, как все закончилось? В селение примчался какой-то мальчишка, невесть от кого, просил, чтобы ему указали дом Робина. Потом Эрик по просьбе Робина ударами по наковальне собрал всех жителей Локсли, и Робин сказал, что к селению едет Гисборн в сопровождении большого отряда ратников. Едет, чтобы уничтожить Локсли. Все бросились собираться - времени оставалось немного! Никто из нас не знал, куда мы отправимся, где найдем новое пристанище.
        Она недолго помолчала, подставив разгоряченный лоб холодному ветру. Марианна тоже молчала и только смотрела на ставшее строгим лицо Мартины, обрамленное черными косами.
        - Сборы почти завершились, как вдруг из своего дома вышел Робин с оружием, - продолжила рассказ Мартина. - Не глядя ни на кого из нас, он молча запер дверь. Вилл бросился к нему, стал убеждать собираться и ехать, как все остальные. Я не знаю, что Робин ответил ему, но после его слов Вилл вернулся к себе, тоже забрал оружие и велел Элизабет с детьми укрыться в лесу. А следом за Виллом и Джон, и Алан, и Мартин - все мужчины схватились за оружие, отправив семьи в лес. Вы видите, что из этого получилось!
        Мартина махнула рукой на останки селения.
        - Не знаю, леди Марианна, не мне судить Робина, но если бы он не вышел из дома вот так, никого не удерживая, но с мечом в руке, никому бы и в голову не пришло сражаться с ратниками шерифа. Вилл, наверное, никогда не задумывался, что, не последуй он за Робином, его жена и дочь не погибли бы.
        - Ты сама сказала, что Робин никого не удерживал, - возразила Марианна.
        - Ему этого и не требовалось! - вздохнула Мартина. - Робину достаточно взгляда, чтобы позвать за собой. К тому же он мог быть уверен, что друзья не оставят его одного встречать ратников.
        Услышав в ее голосе осуждение, Марианна подняла бровь:
        - Мне казалось, что ты любишь Робина!
        Мартина невольно замедлила и без того неспешный шаг и посмотрела в глаза Марианны уже не печальным, а настороженным взглядом. Но, не найдя в светлых глазах Марианны иронии или ревности, она призналась со всем чистосердечием:
        - Да, я люблю Робина, но совершенно не понимаю его. Он всегда оставался недоступным, непонятным для меня! А вы понимаете, почему он тогда так поступил?
        - Думаю, что понимаю, - ответила Марианна. - Ты сказала, что вам передалось от него стремление к свободе. Но свобода заключается не только в том, чтобы поступать согласно своей, а не чужой воле. Ее надо уметь отстаивать от враждебных посягательств. Если не углубляться в рассуждения о высоких материях, то можно сказать так: дом - это земное воплощение представления человека о том, каким должен быть мир. Невозможно остаться свободным, не защитив свой дом. Оставить его и бежать - первый шаг к тому, чтобы потом подчиняться чужой воле до тех пор, пока она не истребит последние ростки свободы в душе и не сломает сам дух. Человек со сломленным духом почти никогда не будет в силах сам подняться с колен.
        - Вы говорили и убедительно, и красиво, - усмехнулась Мартина. - Ответьте проще! Если бы вы были тогда рядом с Робином, то позволили бы ему так поступить? Не пытались бы отговорить?
        - Если бы я тогда умела владеть оружием, как сейчас, то вышла бы вместе с ним так, как это сделал он. Если нет, то, благословив Робина, нашла бы укрытие, чтобы не мешать ему исполнять свой долг, и молилась бы о его победе над Гаем Гисборном и ратниками шерифа, - без промедления ответила Марианна.
        Мартина помолчала, обдумывая ее слова, и с грустной улыбкой сказала:
        - Да, теперь я понимаю, почему он выбрал именно вас! - и, посмотрев на Марианну, внезапно спросила: - Кэтти сказала мне, что вы ждете ребенка. Так и есть?
        Марианна молча кивнула.
        - Я поздравляю вас, - вздохнула Мартина и несильно сжала руку Марианны. - Знаете, я давно хотела поговорить с вами.
        - О чем? - спросила Марианна, внимательно посмотрев на Мартину.
        - О том, что я не враг вам, - ответила Мартина и, помедлив, добавила: - И не соперница. Я поняла это на празднике прощания с летом. Он смотрел на вас с такой любовью, что у меня защемило сердце. Никогда прежде и ни на кого он не смотрел так, как на вас!
        Она ждала вопроса, но Марианна молчала, и Мартина едва заметно усмехнулась:
        - Вы очень тактичны, леди Марианна. Но я скажу всю правду, чтобы между нами не осталось непонимания. Мы никогда не были с ним любовниками, и это не моя заслуга. Вы не ошиблись, сказав, что Робин никогда не поступится честью. Минутные слабости и страсти не имеют власти над ним. Да, я долго надеялась вернуть его любовь, но на празднике я поняла, что он никого не будет любить, кроме вас.
        Марианну тронула исповедь Мартины, и, улыбнувшись ей искренней дружелюбной улыбкой, она тепло сжала ее руку:
        - Не именуй меня больше леди, зови просто по имени, как это делают все в Шервуде.
        Мартина несмело улыбнулась в ответ и, помедлив, сказала:
        - Я давно хотела спросить тебя. Джон как-то сказал мне, что ты видела, как погиб Мартин. Расскажи мне, как он умер.
        Когда недолгий и горький рассказ Марианны закончился, по лицу Мартины струились слезы.
        - Он был очень хорошим человеком, - прошептала она, глядя вдаль широко открытыми глазами, из которых текли и текли слезы. - Очень хорошим! Он сильно любил меня, а я отплатила ему тем, что разбила его сердце. Если бы я хоть немного любила его, может быть, он вел бы себя осторожнее и не погиб.
        Она решительно провела ладонью по лицу, и, когда отняла ладонь, оно снова стало спокойным и строгим.
        Дэнис, устав ждать на окраине леса, радостно запрыгал вокруг Марианны и Мартины, когда они наконец подошли к нему. Забыв о грусти, он требовательно подергал Марианну за руку.
        - Леди Мэри, поучи меня стрелять из лука! Вот удивятся отец и крестный, когда увидят, как метко я стреляю! А я им расскажу, что это ты научила меня!
        Марианна и Мартина рассмеялись. Посмотрев на низко нависшие тучи, Марианна предложила:
        - Поучу, но только дома. А сейчас нам надо торопиться, пока нас не начали искать и пока не хлынул ливень.
        - Ты тоже хочешь стать вольным стрелком, Дэн? - спросила Мартина, забираясь на коня.
        - Нет, - ответил Дэнис, мельком бросив на нее взгляд. - И отец, и крестный, и леди Мэри - никто из них не хочет навсегда остаться в Шервуде. Но если случится так, что крестный получит помилование для себя и для всех остальных, вернет обратно свои владения, этот лес все равно рано или поздно потребует от него вернуться!
        Марианна, улыбнувшись его словам, сказанным таким серьезным тоном, подсадила Дэниса в седло. Вдруг ее рука, взявшаяся за стремя, замерла. Она почувствовала, как сердце кольнула неясная тревога, но не смогла понять причину. Сев в седло, она взялась за поводья, и вдруг перед ее глазами возникли огненные очертания руны. Защитная руна, начертанная на янтарном обереге, который она подарила Робину, мерцала перед ней, вспыхивая, потухая и вспыхивая вновь. Марианна облизала внезапно пересохшие губы, провела ладонью по глазам, и видение исчезло. Но тревога, которую оно вызвало, заполнила холодом всю душу Марианны.
        По опавшим листьям защелкали первые капли дождя. Не мешкая, Марианна пришпорила иноходца. Дэнис натянул на голову капюшон и вцепился обеими руками в гриву коня, восторженно вскрикивая, когда Колчан, не замедляя стремительного бега, длинными прыжками преодолевал ручьи и овраги.
        Перед лагерем под навесом у коновязи толпились еще не расседланные кони, блестя мокрыми боками.
        - Вернулись! - с восторгом крикнул Дэнис и, едва Марианна осадила разгоряченного иноходца, скатился с седла и бросился к открытым дверям трапезной.
        Марианна расседлала коня, помогла сделать то же самое Мартине, и они обе поспешили под крышу. И вовремя: едва они переступили порог трапезной, как позади них обрушилась белая стена дождя. Трапезная оглушила гомоном стрелков, которых было не меньше полусотни - как из отряда лорда Шервуда, так и из других отрядов. Вилл подбрасывал в очаг большие охапки хвороста. Пламя жадно пожирало его, выбрасывая вверх языки огня и наполняя трапезную теплом. Вскоре стало жарко, и стрелки весело зашумели, требуя от Вилла убавить рвение. Возле стола сидел Джон, над которым склонилась Эллен, промывая рану на его могучей руке. Бледная от переживаний Кэтрин стояла рядом, держа наготове полосу ткани для перевязки. Сам Джон пребывал в отличном настроении, весело блестел глазами и прихлебывал горячее вино, которое принесла ему Клэренс.
        Марианна окликнула Вилла, когда тот отошел от очага к столу, чтобы налить себе вина:
        - Что случилось? Почему вы так обеспокоились из-за того, что ратники шерифа двигались к Ньюарку?
        Она заглянула в его неулыбчивое лицо. Вилл крупными глотками пил вино, не торопясь отвечать на вопрос.
        - Они не двигались к Ньюарку, - наконец сказал он, поставив на стол опустевший кубок, и соизволил посмотреть на Марианну. - Они сидели в засаде возле дороги к Ньюарку, и Статли со своими стрелками угодил бы прямо к ним в объятия. Понимаешь разницу?
        - Ах, стоило зазеваться и попасть под клинок ради того, чтобы сейчас вокруг меня хлопотали три женщины! Да все, как на подбор, красавицы! - раздался громкий голос Джона, совершенно не опечаленного полученной раной.
        Он с довольной ухмылкой шлепнул Эллен пониже спины. Она в ответ грозно фыркнула и дернула Джона за ухо, словно сорванца.
        - Эй, Саксонка! Джон, кажется, не прочь, чтобы им занимались не три, а четыре женщины!
        - Тогда зовите и Мартину! В кои веки наш Джон поступился осторожностью и получил царапину!
        - А за ужином, Джон, мы все соберемся вокруг тебя, и каждый из нас прочитает тебе наставление о пользе осторожности! Не только же нам слушать твое брюзжание по поводу и без повода!
        Не обращая внимания на шутки и смех, Марианна быстро обежала взглядом трапезную и, не найдя Робина, обернулась к Виллу.
        - Разве Робин не вернулся с вами?
        Вилл отрицательно покачал головой.
        - Он поехал искать Статли. Мы так и не успели его предупредить, чтобы не вздумал соваться к монахам.
        - Он? - переспросила Марианна, выделив голосом это слово. - Он уехал один?! Вилл, ты что, с ума сошел?
        Вилл бросил на нее раздраженный взгляд и ответил с подчеркнутой усталостью:
        - Вот чего мне не хватало, так это твоих расспросов! Конечно нет. Кто же его отпустит одного? С охраной, разумеется. Ничего не случилось! Может быть, он решил переждать дождь.
        - Крестный не боится дождя! - заявил Дэнис, подбираясь к куску хлеба. - И он говорил леди Мэри, что скоро вернется. Я слышал своими ушами!
        - Твои уши вечно оказываются там, где не надо! - проворчал Джон, шлепнув его по руке. - Не хватай куски, потерпи до ужина.
        Марианна смотрела на Вилла таким пристальным взглядом, что Виллу стало не по себе. Он не знал, что она и не видела его: перед ее глазами снова вспыхнула руна на обереге Робина. Теперь она уже не мерцала, а горела ровным ярким светом. Тревога в сердце возросла и взмыла, словно окрепшая птица.
        - Марианна? - позвал Вилл, сам начиная чувствовать тревогу при виде ее неподвижных глаз.
        Марианна не ответила, молча повернулась и почти бегом ушла из трапезной. Она быстро вернулась - без плаща и колчана, с двумя ножами за поясом - и побежала к дверям, не слушая удивленных окликов стрелков.
        - Стой! - загородил ей дорогу Вилл. - Ты куда собралась?!
        Он сделал к ней шаг, но она вытянула вперед руку и подняла ладонь в запрещающем жесте.
        - Не смей мне мешать и не загораживай путь! - жестко сказала Марианна, сжигая Вилла глазами, в которых бушевало пламя.
        Конечно, он не послушался бы ни слов, ни взгляда, ни этого жеста, но она вдруг ударила ему в грудь таким потоком внутренней силы, что он почти отлетел в сторону.
        - Ох, ведьма! - воскликнул Вульфгар, поразившись тому, как Марианна разделалась с Виллом.
        - Что случилось?! - одновременно с ним крикнул Вилл.
        - Робин в опасности! - ответила Марианна и выбежала из трапезной под проливной дождь.
        По-мальчишески заложив пальцы в рот, она пронзительно свистнула, и к ней примчался Колчан. Не тратя время на то, чтобы оседлать иноходца или хотя бы надеть на него оголовье с поводьями, Марианна ухватилась за гриву и вскочила на мокрую конскую спину. Закрыв глаза, она полностью отдалась зову защитной руны и помчалась навстречу этому зову, передавая Колчану направление так, словно слилась с иноходцем в одно целое. Колчан с места сорвался в широкий галоп, и Марианна уже не видела, как стрелки бросились следом за ней и стали в лихорадочной спешке седлать лошадей.
        Низко пригнувшись к шее коня, Марианна пролетела по тропинке, едва не сбив Статли и Алана, которые в последний момент успели осадить лошадей и уступить ей дорогу. Проводив Марианну удивленными взглядами, они переглянулись, и в это время из-за поворота на полном скаку вылетел Вилл.
        - Вилл, что стряслось?! - крикнул Статли, но уже ему в спину.
        - Робин был у вас? - спросил Джон, осадив коня и пропуская вперед стрелков, которые гнали коней вслед за Виллом.
        - Да, но он уехал больше часа назад, - ответил Статли.
        Джон что-то глухо прорычал и пришпорил коня. Алан и Статли, не сговариваясь, помчались следом.
        Зов руны сделался нестерпимым, ее огненное сияние Марианна ощущала со всех сторон. Она увидела двух стрелков, распростертых на земле, со стрелами, которые одному пробили шею, второму - спину, дальше - еще одного стрелка, привалившегося спиной к дереву, со стрелой в груди. И вот через пелену ливня перед ней проступили очертания вороного коня, который неподвижно стоял на месте. Почуяв Марианну, Воин вытянул шею в ее сторону и громко призывно заржал. Марианна дернула Колчана за гриву, приказывая ему остановиться, и, едва тот перешел с галопа на рысь, слетела с его спины и бросилась к Воину. Подбежав к вороному, она увидела наконец того, к кому ее призывала руна.
        Робин лежал на спине, закрыв глаза и уронив голову набок. В его груди торчало древко стрелы, куртка на левом боку пропиталась кровью. Земля возле Робина была сильно взрыхлена копытами, словно Воин пытался возвести вокруг хозяина защитный барьер.
        - Робин! - Марианна упала на колени возле Робина и дотронулась кончиками пальцев до его шеи. Воин осторожно провел бархатистыми губами по щеке Робина и вопросительно посмотрел на Марианну почти человеческим взглядом. С трудом уловив слабое биение пульса, она глубоко вздохнула: - Ты жив!
        За ее спиной раздались топот копыт и громкие, полные тревоги голоса - стрелки тоже увидели тела трех стрелков, а когда их взглядам открылось зрелище распростертого на земле лорда Шервуда и склонившейся над ним Марианны, возгласы перешли в крики.
        - Тихо! - не оборачиваясь, приказала Марианна и развела руки в стороны, защищая Робина от обступивших вокруг всадников. - Он жив.
        Рядом с ней, не обращая внимания на Воина, который сразу оскалился и злобно заржал, упали на колени Вилл, Джон и Статли.
        - Отойди, злобная тварь! - махнул рукой в сторону вороного Джон. - Ты же знаешь, что мы ему вреда не причиним!
        Воин наставил уши и, помедлив, отступил на несколько шагов. Вилл, выхватив из-за пояса нож, разрезал одежду на груди Робина.
        - Осмотрите пока остальных, - приказал он стрелкам, - может быть, кто-то тоже еще живой!
        Окинув взглядом рану и торчавшее в ней древко стрелы, Статли покачал головой:
        - Глубоко вошла. И почти рядом с сердцем.
        Джон дотронулся пальцем до расколотой янтарной пластины на груди Робина:
        - Вот что его спасло! Стрела скользнула по этой штуке и ушла в сторону от сердца. А стрела-то наша - шервудская!
        Мельком бросив взгляд на стрелу, Вилл встретился взглядом со Статли.
        - Слишком глубоко! - ответил Статли на безмолвный вопрос друга, понимая, что Вилл хочет извлечь стрелу. - Ты уверен?
        - Я уверен в том, что никто еще не выжил со стрелой в груди! - ответил Вилл и несколько раз сжал и разжал пальцы, готовясь извлечь стрелу из раны. Он поднял руку, но она замерла в дюйме от древка, и Вилл с отчаянием прошептал: - Не могу! Я боюсь задеть ему сердце!
        - Убери руку, Вилл, - властно сказала Марианна, впившись взглядом в стрелу.
        Подышав на пальцы, она обхватила ими древко у самой груди Робина и выдернула стрелу резким точным движением. Робин вздрогнул и простонал.
        - Молодец, Саксонка! - переводя дыхание, воскликнул Джон и, опустив глаза на бледное лицо Робина, нашел в себе силы улыбнуться: - Он даже очнулся!
        По ресницам Робина пробежал трепет, глаза приоткрылись, он затуманенным взглядом обвел склонившихся над ним друзей. Его губы шевельнулись, и Статли немедленно приставил к губам Робина флягу с водой. Робин с трудом сделал глоток и прояснившимся взглядом посмотрел на Вилла.
        - Что со мной? - раздался его еле слышный голос.
        - Стрела, - ответил Вилл и бережно стер ладонью стекавшие по лицу брата капли дождевой воды.
        Марианна тем временем достала из-под куртки плотно сложенный квадрат ткани и закрыла им рану на груди Робина. Увидев ее, Робин слабо улыбнулся, но тут же побледнел еще больше.
        - Он не выдержит дорогу! - с отчаянием сказал Джон.
        - Выдержит, - ответил Вилл, кладя руку на плечо Робина. - Я сейчас помогу ему.
        По мере того как Вилл держал руку, сосредоточившись на передаче своей жизненной силы брату, лицо Робина перестала заливать бледность, он задышал глубже и ровнее и спросил тихим, но более отчетливым голосом:
        - Что с остальными?
        Словно в ответ на его вопрос подбежал Дикон и, задыхаясь, сказал:
        - Все трое убиты. А Эдельхард - стрелой Робина!
        Вилл, Статли и Джон переглянулись и одновременно посмотрели на Робина. Тот ничего не ответил, лишь посмотрел в затянутое тучами небо и снова закрыл глаза.
        - Ладно, дома разберемся! - сказал Джон. - Кладите тела на коней! А как нам быть с Робином? В седле мы его живым не довезем.
        - Как всегда - старым испытанным способом! - ответил Алан, снимая с плеча длинный плащ. - Дик, снимай и ты плащ! Парни, нужно еще пару плащей!
        Расстелив на земле плащи, стрелки осторожно переложили на них Робина и, подхватив за края, понесли. Вилл бросил взгляд на промокшую до нитки Марианну, поймал повод Воина и, не обращая внимания на его злобное фырканье, вскочил в седло и подхватил Марианну.
        - Оставь меня! Что ты делаешь?! - закричала Марианна, пытаясь высвободиться, но безжалостная рука Вилла так стиснула ее, что у Марианны перехватило дыхание.
        - Везу тебя домой. Если не хочешь свалиться, сиди смирно! Здесь от тебя никакого толку не будет, а дома ты успеешь приготовить все, что тебе понадобится для перевязки.
        Вилл пришпорил вороного и, обогнув стрелков, которые несли Робина, помчался в сторону лагеря, крепко прижимая к груди Марианну. Спешившись возле коновязи, он заметил маячившего в дверях сына и крикнул:
        - Отведи Воина под навес, только не угоди ему под копыта!
        Не слушая протестов Марианны, он подхватил ее на руки и понес в трапезную, где к нему бросились все женщины, растерянные внезапным общим отъездом.
        - Что случилось?! - воскликнула Клэренс, вцепившись Виллу в руку. - Да говори же! Что-нибудь с Робином?!
        - Отпусти меня, пока я не упал! - ответил Вилл, стряхивая с себя руку сестры, и понес Марианну в комнату. Оглянувшись, он все-таки сказал им: - Робин ранен.
        Клэренс, прижав ладонь к губам, на миг замерла и бросилась следом за братом. Вилл, ногой распахнув дверь в комнату, поставил Марианну на ноги. Заметив, что ее одежда насквозь промокла, он приказал Эллен:
        - Нелли, разведи огонь и заставь ее переодеться! У меня последние силы ушли на то, чтобы удержать ее в седле!
        Бросив взгляд на Марианну, Эллен быстро развела огонь и достала сухую одежду. Марианна, устало закрыв глаза, позволила ей снять с себя промокшую одежду и растереть все тело полотенцем. Вспомнив о присутствии Вилла, она посмотрела в его сторону. Он стоял, предусмотрительно повернувшись к ней спиной, и терпеливо отвечал на вопросы Клэренс, Мартины и Кэтрин.
        - Вилл, рана тяжелая?! - допытывалась Клэренс. - Робин выживет?!
        Он бросил на нее сумрачный взгляд и, заметив, что она сама не своя от волнения, смягчился и потрепал сестру по плечу:
        - Клэр, рана тяжелая, но Робин жив, и это уже свидетельствует в пользу того, что он поправится. Ты переоделась?
        - Да, - ответила Марианна, к которой относился его вопрос.
        - Тогда принимайся за дело! - сказал Вилл и ушел, чтобы сменить промокшую одежду.
        Марианна пошла в аптечную комнату за лекарствами, а когда вернулась, увидела, что Клэренс плачет. Намеренно не заметив слез подруги, она строго приказала ей принести чистой воды.
        - Правильно! - одобрила Эллен ее властный тон. - Не хватало нам всем разрыдаться. Вытри глаза, Клэр, и за дело! Слезами ты брату не поможешь - он и так, наверное, вымок до нитки!
        Стрелки принесли Робина в сумерках - дорога пешком с тяжелой ношей заняла у них много времени. Когда Робина уложили на постель, Марианна с помощью Джона и Вилла сняла с него мокрую окровавленную одежду и занялась раной. Дэнис, несмотря на все угрозы стрелков, сумел пробраться к Робину. Он бережно и ласково провел ладошкой по его неподвижной руке и посмотрел на Марианну глазами, полными тревоги.
        - Он поправится, леди Мэри? Ты сумеешь вылечить его? - настойчиво спрашивал Дэнис и, не дождавшись ответа, снова тронул Робина за руку: - Крестный, почему ты все время молчишь?
        Вилл взял сына за руку и отвел его от постели Робина.
        - Оставь его в покое, сынок! Робину сейчас не до тебя.
        Услышав слова Вилла, Клэренс, которая стояла возле изголовья Робина, ожидая указаний Марианны, если той понадобится помощь, вскинула голову. Ее глаза сузились, впились в Вилла взглядом, полным гнева, и она тихо, с нарастающей яростью сказала хриплым от слез голосом:
        - Ты почему сам не поехал вместе с ним? Или вместо него? Как это у тебя всегда получается, наш дорогой старший брат, что ты постоянно жив и здоров и в стороне от событий? Конечно, Робину сейчас ни до чего! Это ведь он получил стрелу, а не ты! Когда убили отца, когда штурмовали Веардрун, чтобы добраться до нас с Робином, где ты был тогда? Тоже в стороне! Отсиживался в Локсли, пока Робин отбивал от стен Веардруна атаку за атакой!
        Все, кроме Марианны, с удивлением посмотрели на Вилла - никто и никогда не позволял себе так разговаривать с грозным братом лорда Шервуда. Сам Вилл слушал Клэренс с неподвижным, спокойным лицом, и только в его глазах вспыхивали искры. Как ему хотелось напомнить ей, что это она оставила их без предвидения будущего, отказавшись от дара Хранительницы! Но если бы он ответил сестре упреком на упрек, то перестал бы уважать себя. Поэтому, когда она выдохлась и умолкла, Вилл сказал лишь одно:
        - Да, Клэр, мне не надо было отказывать отцу, когда он звал меня с собой в Лондон. Тогда я смог бы умереть рядом с ним, если не спасти, закрыв собой. В любом случае, я бы не стоял сейчас здесь под градом твоих обвинений.
        Замолчав, он отвернулся от сестры. Клэренс, не ожидав такого ответа, растерянно посмотрела на Вилла, поймала осуждающий взгляд Марианны и виновато опустила глаза.
        Марианна закончила перевязку, Джон помог ей устроить Робина удобнее на постели. Укрыв Робина покрывалом, Марианна посмотрела на его неподвижное бледное лицо и оглянулась на собравшихся в комнате и толпившихся на пороге и в коридоре стрелков.
        - Идите ужинать, - сказала она, садясь за стол и принимаясь разбирать флаконы с лекарствами. - Я останусь с Робином.
        - Я останусь вместе с тобой, - решительно сказал Вилл, садясь напротив Марианны.
        Она невольно поморщилась, устав от общества Вилла, которое и раньше доставляло ей мало радости. Сейчас же, когда все ее мысли занимало состояние Робина, у нее не было сил на защиту от его довольно злой иронии. Заметив ее неудовольствие, Вилл усмехнулся.
        - Потерпи меня еще немного, - предложил он, легко прочитав выражение ее лица, и, когда Марианна вскинула на него усталые глаза, сказал уже иным, мягким тоном: - Пока мы не разобрались в том, что произошло, Робина нельзя оставлять одного. Ты искусная целительница, но не слишком надежный защитник.
        - Вилл прав, девочка! - угрюмо сказал Джон, кладя ладонь на плечо Марианны. - Прежде надо разобраться, что же произошло, и без самого Робина сделать это не получится. Поэтому Вилл останется с тобой, а потом Кэт и я сменим вас, чтобы вы могли поужинать. Никому, кроме нас, не открывай дверь, Вилли!
        Вилл закрыл за всеми дверь и, почувствовав духоту, распахнул ставни. Комнату сразу наполнил неумолчный стук дождя. Тяжело опустившись на скамью, Вилл положил руки на стол и склонил на них голову. Догадавшись, что он вспоминает беспощадные слова Клэренс, которые выслушивал с таким спокойствием, а на самом деле - с душевным страданием, Марианна оставила свои флаконы. Она села рядом с Виллом и положила ладонь ему на плечо.
        - Не терзай себя, - попросила она, когда он поднял голову и посмотрел на Марианну. - Клэр была в отчаянии, она сама не понимала, что говорит.
        Вилл усмехнулся и в знак признательности провел кончиками пальцев по щеке Марианны.
        - Правду, Мэриан. Клэр говорила одну правду. Обстоятельства всегда складывались так, что первый удар принимал на себя Робин. Как сегодня. И ведь я ждал этого удара, ждал каждый день и час! - тихо простонал Вилл, сжав ладонями виски. - И все равно не предотвратил!
        - Как ты мог его предотвратить? - успокаивая его, сказала Марианна. - Запер бы Робина в лагере, как он запер меня?
        - Поехал бы вместо него, как и сказала Клэр. Настоял бы на большем числе стрелков для охраны. А он взял с собой только трех, приказав остальным возвращаться. И надо же было случиться такому, чтобы среди этих троих оказался тот, кого мы так долго искали!
        - Это не Эдельхард, - ответила Марианна, понимая, что подразумевал Вилл, и, когда он внимательно посмотрел на нее, сказала: - Ты помнишь, как была изрыта земля вокруг Робина? Это Воин защищал его, когда тот, кто стрелял, решил удостовериться в смерти Робина. Если бы Робин был в состоянии стрелять, Воину не пришлось бы его защищать. Только благодаря Воину Робин остался жив, иначе бы его добили. В Эдельхарда стреляли стрелой Робина, но выстрел был сделан не им. Скорее всего, стрелой запаслись заранее, чтобы с помощью этой уловки отвести всем глаза и выставить Эдельхарда тем самым предателем.
        - А ведь ты права, - задумчиво сказал Вилл, выслушав доводы Марианны, - совершенно права. Я не обратил внимания на землю вокруг Робина.
        - Мэри! - раздался тихий возглас Робина.
        - Очнулся! - одновременно выдохнули Марианна и Вилл, поспешив к Робину.
        Встав на колени у изголовья, Марианна провела ладонью по лицу Робина, и из-под его ресниц сверкнули синью потемневшие глаза. Его губы слабо шевельнулись, и Вилл торопливо подал Марианне кубок с водой. Робин сделал жадный глоток и, вздохнув с облегчением, вытянулся на постели.
        - Как ты? - спросил Вилл, вглядываясь в лицо Робина и сжимая его руку.
        - Лучше, чем был, когда вы меня нашли, - сказал Робин и улыбнулся, отвечая Виллу слабым пожатием.
        - Чувствуешь боль? - быстро спросила Марианна, не сводя с него глаз.
        - Начинаю чувствовать, - ответил он и, повернув голову, лег щекой на ее ладонь.
        - Дать тебе маковый сок?
        - Нет, попробую обойтись без него. Дашь, если я сам попрошу тебя.
        Опасаясь, что разговор утомит и без того обессиленного Робина, она сказала:
        - Побереги силы и помолчи!
        Робин согласно закрыл глаза. Марианна напоила его заранее приготовленной лекарственной смесью, убрала испачканную кровью одежду Робина и накрепко закрыла ставни: в комнате становилось холодно.
        Через полчаса на смену Марианне и Виллу пришли Джон и Кэтрин. Джон, встретив взгляд Вилла, поспешил склониться над Робином и, когда глаза лорда Шервуда приоткрылись, широко улыбнулся.
        - Как же ты напугал нас! - воскликнул он и, посмотрев на Марианну, кивнул ей в сторону двери: - Иди ужинать, девочка, потом возвращайся.
        Марианна отрицательно покачала головой, не желая оставлять Робина даже на четверть часа. Тогда Вилл молча взял ее за руку и увел из комнаты, несмотря на сопротивление.
        - Вилл, отпусти меня! - сказала она уже в коридоре, вырывая у него руку. - Ты сегодня превзошел сам себя! То увозишь, то тащишь, куда сам считаешь нужным. Я тебе что? Вещь?
        Услышав ее вопрос, Вилл остановился, обернулся к Марианне и смерил ее насмешливым взглядом:
        - Ты угадала - вещь. Точнее, шкатулка с драгоценностями!
        Догадавшись, что он намекает на беременность, Марианна вспыхнула и прошла мимо Вилла. В коридоре было тихо, но чем ближе она подходила к трапезной, тем слышнее становилась сумятица голосов: трапезная была полна стрелков.
        - Хотя бы ясно теперь, что это был Эдельхард! Но, признаюсь, я бы на него не подумал!
        - А может быть, не Эдельхард? Саксонка добралась до места раньше всех! - услышала Марианна и невольно остановилась. - У нее вполне хватало времени сделать четыре выстрела, если учесть, как она стреляет.
        Стрелки, живо обсуждавшие происшествие, заметили Марианну и смолкли, глядя на нее одинаково недобрыми взглядами. В ответ она, не отводя от них настороженных глаз, высоко подняла голову и уже хотела переступить черту, отделявшую коридор от трапезной, как вдруг ее загородил собой Вилл, бесцеремонно оттолкнув себе за спину, как делал это в бою.
        - Она уехала, не взяв с собой ни лука, ни стрел! Вовсю шел дождь, - сказал Вилл, в упор глядя на стрелков. - И за считаные минуты, под ливнем, когда пришлось бы менять тетиву после каждого выстрела, она сделала четыре? Да еще из двух луков, один из которых надо было подобрать у Робина? Вы хоть немного соображаете или у вас в головах солома вместо мозгов?!
        Почувствовав себя за его широкой спиной под надежной защитой, Марианна с облегчением вздохнула и благодарно прижалась лбом к плечу Вилла. Его следующие слова заставили ее подпрыгнуть:
        - Как она, беременная, могла все это проделать? Теперь еще обсудите, не напоит ли она ядом вместо лекарства отца своего ребенка!
        После слов Вилла в трапезной повисла тишина, а потом все зашумели, обсуждая неожиданную новость.
        - Саксонка в тягости? Это правда?!
        - Ух ты, значит, мы скоро отпразднуем рождение маленького лорда или маленькой леди Шервуда? А по Саксонке ничего и не скажешь!
        - Не так скоро, - ответил Вилл, - пока не скажешь, зато к весне ее разнесет, как корову.
        Марианна зашипела от злости на его бесцеремонность и с силой ударила Вилла кулаком по спине между лопатками, но он лишь рассмеялся в ответ на ее негодование и отступил в сторону, пропуская ее вперед.
        Теперь, после новости, объявленной Виллом, на Марианну смотрели совсем иначе - с любопытством, благожелательностью, без всякого намека на враждебность и со смущением, которое вызвала резкая отповедь Вилла. Кенрик - тот, что в октябре так настаивал на виновности Марианны, - примирительно положил ладонь на скрещенные на груди руки Вилла.
        - Не сердись, Вилл! Мы все понимаем, что проявили к Саксонке несправедливость!
        Стоявший рядом с Кенриком Алан с извиняющейся улыбкой посмотрел на Марианну:
        - Саксонка, любую гадость, которую вы с Робином называете лекарством, я готов выпить из твоих рук безропотно, как ягненок! Ты - наша госпожа, и мы все так же преданы тебе, как и Робину, хотя ты и утверждала, что не нуждаешься в нашей преданности!
        Марианна невольно улыбнулась Алану в ответ и, заметив Статли, приветливо помахала ему рукой.
        - Как дела, Марианна? - спросил Статли. - Робину стало лучше?
        - Да, он пришел в себя. Рана хоть и глубокая, но чистая. Так что все обойдется! - ответила Марианна и, когда ее слова были подхвачены и разнесены по трапезной, заразилась общим оживлением и рассмеялась. - Алан вот пытался сейчас прикинуться ягненком!
        - Ягненок? - Статли ударил Алана по плечу так, что тот невольно отступил на шаг, и, с усмешкой глядя на смущенного друга, сказал: - Но ведь ты давно вышел из детского возраста, а ягненок - это дитя. Ну-ка, Ирландец, скажи Виллу и мне, как называют ягнят, которые выросли?
        - Баранами, - буркнул Алан под довольный хохот Статли и Вилла и невольно потер скулу, вспоминая тяжелую руку брата лорда Шервуда.
        - Будешь впредь болтать меньше глупостей, - усмехнулся Вилл, заметив жест Алана.
        Эллен усадила Марианну за стол и поставила перед ней миску с рагу из оленины. Заметив, как Марианна устало мешает ложкой ароматную смесь из тушеной репы и мяса, Эллен неодобрительно покачала головой.
        - Ешь, а не разглядывай! Ты обязана думать теперь не только о себе. Ох, лишь бы никак не сказалась твоя скачка верхом на лошади в этакий ливень! - и Эллен, вздохнув, погладила Марианну по непросохшим волосам.
        - Не беспокойся, Нел, она съест все, что ты ей положила, и выпьет все, что я принес, - раздался голос Вилла.
        Он сел напротив Марианны и поставил перед ней кубок, наполненный доверху горячим молоком, приправленным медом и маслом. Посмотрев на кубок, Марианна перевела взгляд на Вилла, и тот, заметив прежнее возмущение в ее глазах, рассмеялся:
        - Забавная ты, Саксонка! Обычно резкая и прямая в речах, а таких же прямых слов о самых естественных вещах стесняешься как дитя! Монастырское воспитание дает о себе знать? Так уж устроен мир: если женщина делит постель с мужчиной, то рано или поздно беременеет.
        - Вилл, может быть, достаточно? - с угрозой спросила Марианна, но Вилл еще больше развеселился от ее сердитого тона.
        Подождав, пока она закончит ужин, Вилл поднялся и подал ей руку, собираясь вернуться к Робину. Одновременно он поймал за шиворот Дэниса, который пытался незаметно увязаться вместе с ними.
        - А ты куда? - осведомился Вилл, соизволив посмотреть на съежившегося под его взглядом сына. - Немедленно отправляйся спать, и чтобы я не видел тебя до утра!
        Дэнис тяжело вздохнул, но не посмел ослушаться отца.
        Войдя в комнату, Марианна увидела, как Джон, что-то мурлыча про себя, подбрасывает дрова в камин, а Кэтрин сидит возле Робина и ласково держит его за руку.
        - Он уснул, Мэриан, - шепотом сказала она, когда Марианна подошла к постели и вгляделась в лицо Робина. - Кажется, все не так плохо! Он даже немного поговорил со мной.
        Подождав, пока Джон и Кэтрин уйдут, Вилл закрыл дверь на засов. Марианна приготовила ему постель на полу возле камина и подошла к Робину. «Надеюсь, что сие испытание меня обойдет стороной, а прежде всего - тебя!» - вспомнила она собственные, когда-то сказанные ему слова. Не обошло ни его, ни ее, но, кажется, испытание не обещает быть слишком суровым!
        Робин спал, и его слабое дыхание оставалось ровным. Марианна долго сидела рядом, не в силах отвести взгляд от его лица. Только сейчас, когда тревога за жизнь Робина немного уменьшилась, она поняла, как устала. Вечер давно перешел в ночь, в ставни по-прежнему хлестал проливной дождь. Вилл, завернувшись с головой в меховой плащ, уснул, едва положив голову на постель. Его пальцы беспокойно сжимались и разжимались, словно Вилл во сне искал рукоять ножа, лежавшего в дюйме от его руки.
        Заставив себя подняться, Марианна подошла к камину, подложила еще дров в огонь, стараясь не потревожить сон Вилла. Не раздеваясь, а только ослабив шнуровку платья, она прилегла возле Робина, на самый край постели, чтобы не задеть его неосторожным движением, и натянула до подбородка меховой плащ. Решив, что все равно не сможет заснуть, Марианна приготовилась провести бессонную ночь, но, как только она положила ладонь под щеку и закрыла глаза, ее тут же одолел глубокий сон.
        Глава тринадцатая
        Ей приснился замок, в котором она узнала родной Фледстан. Узнала, сама не понимая как: стены замка были обращены в руины, среди которых бродила она, Марианна. Свинцовое низкое небо сыпало моросящим дождем, и хриплые крики воронов были единственным, что нарушало безмолвие, царившее в мертвом замке. Марианну постепенно охватило отчаяние: она пыталась выбраться из каменных развалин, но те смыкались перед ней, замуровывая ее в пустом дворе разрушенного замка.
        И вдруг рядом с ней появился Робин. Он снял с себя плащ, укрыл им промокшую до нитки Марианну и вскинул ее на руки. Нашептывая ей на ухо ласковые слова, он унес ее прочь из замка, и каменные груды расступались перед Робином как по волшебству. Он нес ее на руках долго, и его шаг оставался стремительным, а дыхание - ровным, словно ноша Робина была легка, как перышко. Когда же он поставил ее на ноги, Марианна увидела вокруг себя огромную поляну, посреди которой раскинул ветви неохватный могучий дуб. Она поняла, что они в Шервуде. Тучи расползлись по сторонам, открыв высокое ясное небо. Порывами налетал холодный ветер, воздух был чист и свеж. Плащ Робина и его рука, лежавшая у нее на плечах, согревали Марианну. Испытывая умиротворение и покой, она прильнула к Робину и, склонив голову ему на плечо, прошептала:
        - Как хорошо! Ты только не покидай меня, любимый!
        Он легонько сжал ладонями ее скулы, и она, запрокинув голову, увидела в его синих, как вечернее небо, глазах невыразимо ласковую улыбку. Запечатлев на лбу Марианны нежный поцелуй, он ответил:
        - Я никогда не покину тебя! Что бы ни случилось, помни, что я всегда буду рядом с тобой.
        - Что может случиться?! - спросила она, охваченная внезапной тревогой, и, широко распахнув глаза, посмотрела на Робина.
        Но его уже не было с ней. Она осталась одна на поляне под вековым дубом, и только солнечные лучи ярким сиянием заливали прибитую дождем траву, на которой еще мгновение назад стоял Робин.
        Марианна открыла глаза и поняла, что уже не спит. Сердце колотилось так быстро, словно хотело вырваться из груди. Она села на постели, увидела рядом с собой Робина, успокоившись, перевела дыхание и посмотрела вокруг.
        Огонь в камине почти погас. Сквозь щелочку в ставнях пробивался тусклый свет. Вилл, наверное, давно проснулся и ушел: его постель на полу была пуста. А по ставням по-прежнему барабанил дождь.
        - Моруэнн! - тихо сказал Робин, не открывая глаз.
        - Что, милый? - спросила Марианна, склонилась над ним и всмотрелась в его лицо.
        Но в полумраке комнаты его черты были едва различимы. Не дождавшись ответа, она дотронулась до его руки. Его пальцы молниеносно сомкнулись вокруг ее запястья, и Марианна невольно вскрикнула от боли: с такой силой сжал Робин ее руку. Что-то неразборчиво прошептав, он ослабил хватку, и она вдруг ощутила даже сквозь рукав платья, что пальцы у него горячие как огонь. Похолодев от недоброго предчувствия, Марианна положила ладонь на лоб Робина. Так и есть, Робина сжигал сильный сухой жар.
        Не мешкая ни секунды, Марианна соскочила с постели и бросилась к камину. Она подбросила дров в ослабевшее пламя, зажгла свечи и оглянулась на Робина. Вот теперь, когда комната была ярко освещена, она увидела, как осунулось его лицо. Взяв кубок с лекарством, она присела рядом с Робином и попыталась приподнять его. Он хрипло и часто задышал, и тяжелый приступ кашля сотряс его тело. Заметив, что он тянется к повязке, чтобы ослабить ее или вовсе сорвать, Марианна поставила кубок на пол и перехватила его руку. Наконец кашель прекратился, и Робин тяжело обмяк в руках Марианны. Глотнув ртом воздуха, он открыл глаза, блестящие, словно расплавленные от жара, и посмотрел на Марианну. Она приставила кубок к его сухим обметанным губам, и Робин с трудом судорожными глотками выпил лекарство. Он смотрел на нее, ничего не говоря, но она по его глазам поняла, что все плохо, гораздо хуже, чем было накануне вечером. Высвободившись из ее рук, он вытянулся на постели и, слабо пожав ее пальцы, закрыл глаза. Новый приступ кашля - и Марианна увидела, как сквозь повязку проступила кровь.
        Сняв повязку, Марианна осмотрела рану. Она была чистая, без малейших следов воспаления, но кровоточила, открывшись от кашля, который разрывал грудь Робина снова и снова. Наложив на рану компресс с лечебной мазью, Марианна прикрыла его сверху сложенным в несколько раз куском чистой ткани, понимая, что перевязывать Робина, пока не прекратится кашель и не остановится кровь, бесполезно. Приложив ухо к его груди, она вслушалась в его дыхание и, подняв голову, с отчаянием прикусила губы и закрыла ладонью глаза. Но уже через несколько мгновений она отвела ладонь, и в ее глазах появились упорство и непреклонная воля. Пройдя вдоль пучков трав, развешенных вдоль стены, Марианна тщательно подбирала в уме травяной сбор, которым хотела сбить жар и смягчить кашель. Наконец она выбрала все, что ей было нужно, и, растерев травы, принялась готовить отвар. Почувствовав на себе взгляд Робина, она обернулась и попросила:
        - Помоги мне! Ты ведь знаешь, что с тобой происходит!
        - Назови мне травы, которые ты выбрала, - сказал он и, когда она перечислила ему все травы и их пропорции, на миг сомкнул веки. - Ты все делаешь правильно. Я сделал бы то же самое.
        Пока отвар настаивался, Марианна сидела рядом с Робином и молча перебирала его горячие ослабевшие пальцы, прислушиваясь к его хриплому неровному дыханию. Ее сердце ныло отчаянной болью. Она надеялась на его совет, словно он мог придумать снадобье, которое оказало бы чудотворное воздействие. Но теперь ей приходилось рассчитывать только на свои знания и надеяться, что у Робина хватит сил одолеть новую напасть.
        Отвар был готов, Марианна напоила им Робина и долго сидела возле него, не снимая ладони с его лба. Потихоньку жар стал умеряться, но все равно еще оставался более сильным, чем она ожидала, рассчитывая на действие трав. Робин незаметно уснул, продолжая сжимать в ладони ее пальцы.
        В дверь постучали, словно в этом деликатном стуке был смысл, и на пороге появилась Кэтрин с подносом в руках. Позади нее Марианна увидела Эллен, Вилла и Джона. Джон только что вернулся из поездки по Шервуду и не успел переодеться - так он спешил узнать о состоянии друга. Когда он сбросил с головы капюшон, на его могучие плечи обрушился целый поток воды.
        - Как дела, Мэриан? - бодро осведомился Джон, сверкнув белозубой улыбкой. - Вот Кэтти принесла тебе завтрак, а Вилл вновь заступает на пост охранять Робина. Ты поешь и ложись отдыхать в комнате Клэр, а Эллен побудет рядом с Робином вместо тебя.
        Пока Джон говорил, Вилл и Эллен внимательно смотрели на хмурую, осунувшуюся Марианну. Им сразу бросилась в глаза бледность ее лица и очень не понравился взгляд, которым она смотрела на Джона. Она его слушала и не слышала.
        - Что случилось? - спросил Вилл, оборвав Джона, и шагнул к Марианне. Заметив брошенные на пол узкие полосы ткани, которыми был перевязан Робин, он посмотрел на брата и, не обнаружив на его груди новой повязки, с тревогой и удивлением перевел взгляд на Марианну: - Почему ты сняла повязку? И почему не наложила новую?
        - Нет смысла, - ответила Марианна. - У него сильный жар, рана снова кровоточит, и повязку пришлось бы постоянно менять, тревожа Робина. Он горит, Вилли!
        Не совладав с собой, она закрыла лицо ладонями, из-под которых вырвался еле слышный всхлип.
        - Подожди, не реви! - сказал Вилл, с неожиданным участием положив ладонь ей на плечо.
        Но вместо того чтобы успокоить, дружеское, почти ласковое прикосновение Вилла, всегда сдержанного и холодного к Марианне, окончательно лишило ее самообладания, и она расплакалась.
        - Не реви! Почему начался жар? Ты плохо промыла рану? Стрела оказалась отравленной?
        Взяв себя в руки, Марианна вытерла ладонями мокрое от слез лицо и отрицательно покачала головой:
        - Нет, дело не в ране. Она чистая, и следов яда нет. Робин слишком долго пролежал на холодной сырой земле, пробыл под проливным дождем. Он простудился, у него сильный кашель.
        - Ох! - с облегчением выдохнул Вилл, а вместе с ним Джон и Кэтрин. - Нельзя же так пугать, Марианна! От простуды в Шервуде еще никто не умирал!
        Марианна посмотрела на него долгим взглядом, потом на Эллен и с невеселой усмешкой сказала:
        - Ты не понимаешь, Вилл! А вот Нелли меня понимает и не разделяет твоего пренебрежения к простуде! Она бывает разная, и сейчас она очень глубокая - дошла до легких.
        - Рана и болезнь, если не сбить жар и не унять кашель, начнут помогать друг другу и вместе мешать лечению, - глухо ответила Эллен на вопросительные взгляды Вилла, Джона и Кэтрин. - Жар и внутреннее воспаление поспособствуют кровоточивости раны. А рана не позволит более сильным лекарством ослабить воспаление, потому что усилится ток крови.
        - И что же делать? - растерянно спросил Джон, утративший разом всю бодрость.
        - Исходить из того что есть, - тяжело вздохнула Эллен. - Надеяться на то, что Робин справится с болезнью, несмотря на рану: он молод и силен. И молиться за него. Больше мы ничего не сможем сделать. Собери необходимые травы, Мэриан, я сама сделаю лекарство. А ты садись завтракать и постарайся немного поспать. На тебе лица нет от усталости.
        Хотя Марианна и проспала несколько часов, но по ней было видно, что она очень устала и держится только благодаря силе духа.
        - Спасибо, Нелли, но я останусь с Робином, - слабо улыбнувшись, сказала Марианна.
        В ответ Вилл крепко взял ее за плечи и заставил подняться на ноги.
        - Немедленно ешь и отправляйся спать! - приказал он.
        - Ты не смеешь командовать мной! - резко ответила Марианна, посмотрев на Вилла глазами, полными негодования, но тот лишь усмехнулся в ответ:
        - Не смею, если ты считаешь, что ко всем нашим бедам не хватает только твоего выкидыша!
        Марианна залилась пунцовой краской. Не найдя слов от возмущения, она лишь беззвучно открывала и закрывала рот, сжигая Вилла сердитым взглядом.
        - Делай то, что я сказал! - подбодрил ее Вилл, сопроводив слова несильным шлепком, которым подтолкнул Марианну к столу. - И не алей, ровно маков цвет! Тебя скоро так разнесет, что только слепой не заметит твоей беременности.
        - Да, я помню. Как корову, - ответила Марианна.
        Она демонстративно отвернулась от Вилла и села за стол. Вилл насмешливо фыркнул, откровенно забавляясь ее гневом. Кэтрин заботливо подсовывала Марианне лакомые кусочки, не забывая наполнять кубок теплым молоком, и Марианна сама не заметила, как съела вдвое больше обычного. Усталость и дремота охватили ее с новой силой, и она, с трудом шевеля губами, объяснила Эллен состав необходимых отваров, когда и в какой последовательности давать лекарства Робину и несколько раз взяла с Эллен слово немедленно разбудить ее, если состояние Робина ухудшится. Она уже спала на ходу, когда Кэтрин отвела ее в комнату Клэренс. Едва ее голова коснулась постели, как Марианна провалилась в беспробудный сон, не почувствовав, как Кэтрин бережно укрывает ее меховым покрывалом.
        Проводив Марианну взглядом, Джон посмотрел на Вилла и насмешливо улыбнулся:
        - Я восхищен тем, как ты умеешь утешить женщину. Ух, как она на тебя вскинулась! Слезы просохли в один момент!
        - Любая женщина - это замок. Надо лишь правильно подобрать ключ, и она превратится в лютню. А дальше только перебирай струны и играй любую мелодию, - хмыкнул в ответ Вилл.
        Теперь, когда Марианна ушла, с Вилла слетело все напускное спокойствие. Сев рядом с Робином, он взял его тяжелую горячую руку в свои ладони и с тревогой вгляделся в лицо брата, пылавшее сухим жаром. Веки Робина дрогнули, он облизал сухие воспаленные губы и открыл глаза. Его взгляд прояснился, и пальцы Робина слабо сжали руку Вилла. Угадав, что Робин хочет что-то сказать, Вилл наклонился к самому его лицу.
        - Передай мне немного сил, - и после недолгого молчания Робин сказал уже более громким голосом: - Достаточно!
        - Эллен и Марианна сказали… - начал говорить Вилл.
        - Я слышал, - ответил Робин, оборвав брата. - Они сказали правду. Поэтому садись за стол, бери пергамент, перо и чернила и пиши то, что я тебе скажу.
        Вилл расстелил на столе лист пергамента, занес над ним перо и вопросительно посмотрел на Робина. Тот после недолгого молчания стал диктовать слабым, но размеренным голосом:
        - Я, Роберт Рочестер, унаследовавший после смерти отца - Альрика Рочестера - титул графа Хантингтона и права на владения рода Рочестеров, в присутствии свидетелей признаю и заявляю о том, что состою в супружеских отношениях с леди Марианной Невилл. Означенная леди Марианна связана со мной не обрядом бракосочетания, но договором о помолвке, оглашенным в церкви после его заключения. Я признаю и заявляю, что ребенок, которым тяжела леди Марианна и который должен родиться в конце мая следующего года, зачат мной и на моем ложе. Опасаясь близкой кончины, из-за которой я могу не успеть сочетаться с леди Марианной браком по всем законам нашей матери-церкви…
        - Я тебя сам убью! - прорычал Вилл, не останавливая быстрого бега пера. - Близкой кончины! Только попробуй скончаться!
        - Я подтверждаю свое отцовство, - продолжал Робин, не обращая внимания на возмущение брата. - И в силу договора о нашей помолвке считаю это дитя своим наследником со всеми полагающимися правами на титул и владения моего рода. Ставь дату, подписывайся и дай подписать Джону.
        - Если бы я предвидел, с какой целью ты в Локсли обучал нас грамоте, то никогда не стал бы с тобой связываться, - вздохнул Джон, подписывая пергамент следом за Виллом.
        Забрав у Джона перо, Вилл обмакнул его в чернила, молча вложил в руку Робина и поднес пергамент к его глазам. Пробежав глазами по строчкам, Робин с трудом поднял руку, поставил подпись и выронил перо на постель.
        - Достань перстень с гербом и запечатай.
        Когда Вилл опечатал пергаментный свиток, Робин поманил его к себе настойчивым взглядом.
        - Вилл, Эдрик должен вот-вот известить об исполнении моего поручения. Если на то, что мы с тобой обсуждали, придет согласие, ты выполнишь все, как было задумано. Кроме этого ты ознакомишься со всеми документами, которые остались у Эдрика от нашего отца. Какое бы решение ты потом ни принял, я заранее одобряю его, - говорил Робин, глядя блестевшими от жара глазами в угрюмые глаза Вилла, и сжал его руку. - У меня есть к тебе только одна просьба: позаботься о Марианне. Ты понимаешь, о чем я говорю.
        - Нет! - покачал головой Вилл, и сжатие пальцев Робина стало сильнее.
        - Да! - выдохнул Робин. - Да, если это не претит твоей душе. Никто, кроме тебя, не сможет дать ей утешение. Иначе она воспользуется привилегией, дарованной Девам.
        Его дыхание заметно затруднилось: спор с Виллом отбирал у Робина силы. Понимая это, Вилл болезненно поморщился и стиснул руку Робина.
        - Замолчи, прекрати! - гневно прошептал он, вглядываясь в глаза брата. - Ты справишься! Вспомни, рана, которую ты получил в Локсли, была куда опаснее, но ты выжил, ты совладал с ней! Ты столько раз смотрел смерти в лицо, что и сейчас она не сможет взять верх над тобой!
        По бледным губам Робина пробежала улыбка. Он смотрел на Вилла такими спокойными и ясными глазами, что Вилл был вынужден подавить в груди едва не вырвавшийся стон отчаяния. Младший брат, действительно, столько раз был в шаге от смерти, что и сейчас он не мог не почувствовать ее присутствия, потому и говорил, и делал так, словно она стояла за плечом Вилла и в хладнокровном ожидании смотрела на Робина. Но по упорству, отразившемуся в глазах брата, Вилл понял, что его воля не сломлена и он принимает вызов смерти, которая не смогла до сих пор заставить его признать себя побежденным.
        - Вилл, тогда у меня не было Марианны. Сейчас она есть. Если ты не пообещаешь мне сберечь ее, все мои силы уйдут на мысли о ней, о том, сколько она сможет продержаться. Я прошу тебя! Я должен быть спокоен за нее и нашего будущего ребенка. А дальше - все в твоей воле.
        Он пристально и требовательно смотрел на Вилла, и тот, не выдержав, покорно склонил голову.
        - Я даю тебе слово, что позабочусь о ней так, как ты пожелал, - сказал Вилл и заново стиснул руку Робина. - Но и ты обещай мне, брат!
        Он оборвал себя на полуслове, увидев, что Робин, едва добившись его согласия, снова провалился в забытье.
        ****
        Эллен разбудила Марианну, когда день клонился к вечеру.
        - Что? - только и выдохнула Марианна, садясь на постели, едва Эллен дотронулась до ее плеча.
        - Плохо, - призналась Эллен, отводя взгляд от вопросительного и тревожного взгляда Марианны. - Жар усилился, и рана кровоточит с новой силой.
        Едва дослушав ее, Марианна опрометью бросилась вон из спальни Клэренс. Она увидела, что дверь в их с Робином комнату открыта и там полно стрелков. Все они столпились возле постели Робина, который метался в бреду. Вилл с трудом удерживал брата, сотрясавшегося в приступах беспощадного кашля. Полотняный компресс на груди Робина снова набух кровью. Метнувшись к столу, Марианна открыла один из флаконов и смешала лекарство с водой. Она поднесла кубок к горячим, потрескавшимся от жара губам Робина. Он сделал глоток, потом второй и в изнеможении уронил голову на руки Вилла. Его дыхание стало легче, он что-то прошептал, открыл воспаленные глаза и обвел стрелков невидящим взглядом. Марианна, оглянувшись, тихо сказала:
        - Вас здесь слишком много, а ему трудно дышать. Возвращайтесь в трапезную.
        Когда они все, повинуясь ее приказу, пошли к дверям, Марианна неожиданно для себя самой удержала Вилла, схватив его за руку.
        - Останься! - сказала она, глядя ему в глаза. - Мне нужна твоя помощь.
        Вилл молча в знак согласия сжал ее руку, и она почувствовала, как возвращается уверенность, переданная ей теплом его руки.
        Вечер перешел в ночь - ночь ее отчаянной борьбы за жизнь Робина. Она поила его лекарствами, меняла компрессы, пропитанные лечебными настойками и мазями, которые должны были остановить кровь. Должны, но не останавливали. Ее сердце разрывалось от боли при виде иссушенных жаром губ Робина, кривившихся в мучительном оскале, пытаясь схватить хотя бы глоток воздуха, от недостатка которого хрипели и клокотали легкие в его груди. Он то приходил в себя, то снова терял сознание. Его руки, которые всегда уверенно ложились на рукоять меча, легко сгибали тяжелый лук, укрощали любого коня, сейчас беспомощно теребили покрывало, хватаясь то за руку Марианны, то за руку Вилла. В середине ночи глаза Робина широко распахнулись, почернев от боли, и Робин посмотрел на Марианну так, словно принял, наконец, понимание предела своих сил.
        - Ласточка, дай мне маковый сок! - прохрипел его шепот.
        До этой просьбы она всем сердцем надеялась, что у него хватит сил справиться и с раной, и с болезнью. Но теперь она поняла, что силы Робина на исходе.
        К рассвету рана перестала кровоточить, прекратился душивший Робина кашель, но Марианна не почувствовала себя победительницей. Робин больше не приходил в себя. Его черты стали неумолимо заостряться, лицо залила смертельная бледность, и ниточка пульса на его запястье постепенно, но неуклонно истончалась и слабела.
        На рассвете он открыл глаза - они были спокойные, и в них начала проступать отрешенность небытия. Он долго смотрел на Марианну, из глаз которой текли слезы, капая ему на лицо. Его пальцы с трудом легли поверх ее руки, и губы Робина дрогнули, но Марианна не услышала его слов. Лишь по его взгляду она догадалась, что он просит у нее прощения за то, что уходит. Когда он увидел, что она поняла все, что он пытался, но не смог сказать, Робин закрыл глаза, и уголки его губ тронула слабая улыбка, при виде которой Вилл, не совладав с собой, стремительно вышел из комнаты.
        Выйдя в трапезную, Вилл увидел, что она полна народу. В эту ночь не спал весь Шервуд, и, кроме стрелков самого Робина, в трапезной были стрелки из других отрядов, а те, кто не поместился, заполнили всю поляну и ждали вестей о лорде Шервуда, не обращая внимания на проливной дождь.
        - Как Робин? - спросила Эллен и по лицу Вилла поняла, что услышать от него хорошие новости не придется.
        - Хуже некуда, - ответил Вилл, - впал в забытье и не приходит в себя. Марианна даже не может напоить его лекарством: оно выливается изо рта.
        Кэтрин горестно охнула и закрыла ладонями лицо. Ее плечи затряслись от рыданий. Джон обнял жену и прошептал ей на ухо ласковые слова утешения. Клэренс, сжимая руку Статли, неотрывно смотрела на старшего брата, словно ждала, что он сейчас передумает и скажет совсем иное, то, что всех обрадует и вселит надежду.
        Из открытых дверей трапезной послышался приближающийся стук копыт, и все подумали, что это очередной сменившийся с дозорного дежурства стрелок примчался узнать о состоянии лорда Шервуда. Но в трапезную влетел отец Тук.
        - А вот и я! - сказал он, еще не зная, что произошло, и не понимая, почему ночью никто не спит, поляна полна стрелков и все смотрят на него очень странно и далеко не дружелюбно. - Решил не ждать утра, чтобы успеть застать Робина, пока он не ушел.
        - Пока он не ушел? - переспросила Клэренс и, вскочив на ноги, загородила священнику дорогу. - Я не пущу вас к нему, святой отец! Если вы решили, что пришло время последних обрядов, то пока вас не призовет Марианна, вы и шагу не ступите к Робину!
        Отец Тук, широко открыв изумленные глаза, слушал гневную речь сестры лорда Шервуда и, когда она замолчала, даже потряс головой, словно отгонял от себя наваждение.
        - Ничего не понимаю! Что у вас опять стряслось? Я всего лишь привез Робину ответы на послания, с которыми он отправил сэра Эдрика в Аквитанию! Я же знаю, с каким нетерпением Робин их ждал!
        Вилл глубоко вздохнул и протянул к священнику руку, безмолвно предлагая отдать ему то, что отец Тук привез для Робина. Эллен тем временем вполголоса объяснила священнику, что происходит, и тот понял, почему на него так накинулась Клэренс. Помрачнев, отец Тук вынул из-под плаща два пергаментных свитка с большими сургучными печатями и отдал их Виллу. Тот сломал печати и быстро пробежал глазами оба документа. Свернув пергаменты обратно в свитки, Вилл потряс одним из них перед лицом отца Тука:
        - Почему ты не сделал этого сам? Что тебе в епископе, если ты был другом для Робина, в чем уверял его и нас всех?
        Отец Тук нахмурился, но ничего не ответил, отведя в сторону и виноватые, и непреклонные глаза. Эллен ласково погладила священника по руке и покачала головой.
        - Боже, спаси Робина и сохрани ему жизнь! Заступись за него, Святая Дева! - шептала она, и отец Тук, а за ним и остальные перекрестились. - Могущественный Один и златокудрая Фрейя, явите ему свое милосердие!
        Отец Тук снова поднес пальцы ко лбу, но, вникнув в последние слова Эллен, даже охнул от возмущения. А Вилл замер, испугав Эллен взглядом, которым смотрел на нее: неподвижным, ошеломленным, таким, словно услышал некое откровение.
        - Фрейя! - прошептал он и хлопнул себя свитками по лбу. - Как же я мог забыть!
        Не отвечая на посыпавшиеся со всех сторон вопросы, Вилл бросился к постели Робина.
        Марианна даже не заметила, как Вилл ушел. Она сидела рядом с Робином и смотрела на его неподвижное лицо, на котором черными тенями выделялись закрытые запавшие глаза. Его лицо, утратив привычное выражение непроницаемости и уверенного спокойствия, казалось сейчас совсем юным. Лорд Шервуда и был моложе многих своих стрелков.
        Пальцы Марианны бессильно скользнули по щеке Робина - горячей, словно языки пламени. Но он не отозвался на ее прикосновение. Она вспомнила, как еще утром позапрошлого дня она так же провела рукой по его лицу, и любимые бездонно-синие глаза распахнулись и согрели ее ласковым светом. Он сонно потянулся к ней и привычно обнял, прижал к груди, которую сейчас уже почти не мучило хриплое тяжелое дыхание. Короткое рыдание без слез вырвалось из горла Марианны.
        - Робин! - прошептала она, скользнув на колени рядом с постелью, и прижала его неподвижную руку к своим губам. - Робин, ведь ты обещал мне, что не оставишь меня! Милый, сдержи обещание! Сколько я знаю тебя, ты неизменно был верен данному слову!
        «Я никогда не покину тебя! Что бы ни случилось, помни, что я всегда буду рядом с тобой», - эхом пролетело в ее голове, и тогда Марианна разрыдалась, вспомнив свой сон.
        Всегда придет в снах - на ее зов или по своей воле. Всегда отразится в чертах сына или дочери. Но никогда наяву. Уронив голову на край постели, Марианна целовала солеными от слез губами руку Робина, безустанно повторяя его имя, шептала ласковые, полные любви и мольбы слова. Но его руки, в кольце которых она находила и страсть, и нежность, руки, чья сила дарила ей покой и защищала от всего мира, оставались неподвижными. С полуоткрытых запекшихся от жара губ Робина не сорвалось ни единого слова в ответ, и лишь слабеющее, уже почти не различимое дыхание оставалось единственным признаком угасающей жизни.
        Тяжелая рука мягким теплом легла на плечи Марианны, и она, обернувшись, увидела Вилла.
        - Как он? - тихо спросил Вилл, опускаясь на колени рядом с Марианной.
        - Что там был за шум? - спросила Марианна, не ответив на вопрос.
        - Отец Тук приехал.
        У Марианны задрожали ресницы. Разум начал борьбу с сердцем. Сердце надеялось, а разум осторожно напомнил, что она испробовала все, что могла, и теперь время целителя ушло, уступив место часу священника. Марианна запрокинула голову, чтобы проглотить слезы, и заставила себя сказать:
        - Позови его.
        Ответом ей было молчание. Она посмотрела на Вилла и увидела, что он смотрит на нее так, словно она произнесла приговор.
        - Позвать отца Тука? Ты - ты! - просишь его позвать? Значит, все? И никакой надежды? - Вилл стиснул ладонями лицо Марианны и лихорадочно вглядывался в ее глаза. - Нет, Саксонка! Теперь все зависит только от тебя! Спаси его. Если он умрет, никто и никогда не будет любить тебя так, как любит он. Клэр сойдет с ума от горя - он для нее и брат, и Бог! Спаси его ради себя, ради нее, ради меня!
        Он уговаривал ее так неистово, словно она нуждалась в уговорах. Она никогда не могла и подумать, что Вилл, сдержанный, немногословный и резкий в речах, способен на такие горячие чувства. Тронутая его нескрываемым страданием, она медленно провела рукой по щеке Вилла и слабо усмехнулась. Его уговоры походили на мольбу ребенка, который верил во всемогущество взрослых или волшебников.
        - Я сделала все, что могла, все, на что я была способна, - тихо ответила Марианна и хотела высвободиться, но пронзительный, требовательный взгляд Вилла заставил ее замереть.
        Он смотрел на нее так, что она поняла: его слова не были всплеском отчаяния или смятения. Вилл знал, о чем говорил, в отличие от нее.
        - Я не знаю, что я могу сделать! - прошептала она, вглядываясь в неуступчивые глаза Вилла.
        - Но ты должна знать! - сказал Вилл и, взяв ее за руки, настойчиво повторил: - Именно ты! Ведь ты - его Светлая Дева, и только ты можешь сейчас вырвать его у смерти. Не может быть, чтобы тебе не передали этого знания! Вспомни, что тебе рассказывали о том, как ты можешь спасти жизнь своего Воина, когда исчерпаны все другие средства! Проси Фрейю!
        Марианна задумалась, воззвала к памяти, и там что смутно забрезжило. Мать говорила ей, но что? Марианна в отчаянии закрыла лицо ладонями: нет, она не помнила. Но она вспомнила, что ей говорил Робин: те, кто ушел в Заокраинные земли, могут прийти на зов. Могут, но в снах, а ведь она не спит, и времени не осталось! И тогда она вспомнила главное: Воины, ставшие воплощением Одина, и Хранительницы не зависят от снов или яви. Они приходят на зов всегда.
        - Матушка! - закричала Марианна, как в детстве. - Мама, помоги мне!
        Ее крик разлетелся по всему зданию, не миновав ни одного уголка. Услышав его, стрелки из трапезной бросились к комнате лорда Шервуда и, распахнув дверь, столпились на пороге, не смея переступить его. Они смотрели во все глаза, но не видели то, что видели Вилл и Марианна. Возле изголовья Робина возникло серебристое сияние, которое постепенно соткалось в очертания молодой женщины. Марианна увидела нежные черты, большие светлые глаза, как у нее самой, которые устремились к ней любящим взглядом. Невесомая ладонь матери провела по заплаканному лицу Марианны.
        - Не плачь, моя девочка! - услышала она нежный голос. - Еще не поздно удержать твоего возлюбленного. Ты только вспомни, чему я тебя учила!
        - Матушка, я сделала все, что было в моих силах! - вслух прошептала Марианна. - Но все оказалось напрасным!
        - Моруэнн, дочь моя, разве я учила тебя лечению только лекарствами? - голос леди Рианнон стал строгим, но все равно полным любви и сожаления. - Впрочем, это моя вина, и не мне укорять тебя. Я слишком рано оставила тебя, но о том, что ты ищешь сейчас, я рассказывала тебе. Вспомни, дочь, о пути к Фрейе! Мне самой не довелось воспользоваться этим знанием, но тебе я его успела передать. Вспомни, Моруэнн! - настойчиво повторила леди Рианнон.
        - Да, матушка! - улыбнулась Марианна: она вспомнила.
        - Просьба к Фрейе очень опасна: она потребует от тебя дар взамен своей помощи. Этот дар может быть и велик, и тяжел! Ты готова?
        - Да, - твердо и в полный голос ответила Марианна и выпрямилась, готовая принять все.
        Глядя в мерцающие глаза матери, она уверенно положила ладонь на грудь Робина, почувствовала слабеющее биение его сердца и устремилась сознанием вглубь его разума. Ей показалось, что она бредет в кромешной тьме, которую едва рассеивал слабый свет. Вот она - крохотная искра жизни, его угасающее сознание! Марианна взяла ее в ладони, поднесла к лицу и согрела своим дыханием. Искорка отозвалась мерцанием и согрела ответным теплом. Марианна приложила ее к груди, к самому сердцу.
        - Робин! - позвала она и почувствовала, как их сердца забились в такт, как ее силы перетекают в сердце Робина.
        О как же мало у него оставалось сил! Голова Марианны началась кружиться от слабости - так мощно Робин забирал ее силы. Но, как в награду, перед ее взором медленно возникли очертания его силуэта. Он проступал из темноты, которая обволакивала его, и вот уже она смогла различить черты его лица. Он медленно открыл глаза, и она увидела, какие они усталые, как он обессилен борьбой со смертью. Он смотрел на нее, но не узнавал, кого видит перед собой.
        - Пробудись, мальчик! Ты еще слишком молод, чтобы оставлять этот мир! - пронесся вздох леди Рианнон. - Пробудись, Рандвульф! Позови его, Моруэнн! Он услышит сейчас только тебя!
        - Рандвульф! - послушно повторила Марианна.
        Он посмотрел в ее сторону, его взгляд прояснился, и на усталом лице появился слабый отблеск улыбки.
        - Идем, - тихо сказала Марианна.
        Он доверчиво подал ей руку, и она повела его, поддерживая и продолжая согревать теплом своего сердца. Впереди засиял яркий свет, и Марианна, невольно заслонив рукой глаза, остановилась и громко воззвала:
        - Фрейя! Златокудрая Фрейя! Помоги мне!
        - Позволяю тебе открыть глаза! - услышала Марианна. - Кто ты и о чем взываешь ко мне?
        Она увидела перед собой сияющий и ослепительно прекрасный облик богини Фрейи. Не выпуская руки Робина, она с мольбой протянула к богине другую руку и услышала в ответ:
        - Светлая Дева! Дева-воительница! Ты хочешь, чтобы твоего возлюбленного не забирала смерть? Чем же ты готова отдарить меня за помощь?
        Вилл и те, кто сгрудились на пороге, молча смотрели на Марианну, которая, стоя на коленях возле постели Робина, устремилась глазами в даль, казавшуюся всем пустотой, кроме Вилла. Покорно склонив голову, Марианна громко произнесла:
        - Всем, что пожелает прекрасная Фрейя!
        - Назови сама! - с чарующим смехом предложила Фрейя. - Ты готова отдать свою жизнь взамен его? Сможешь пожертвовать красотой? Испытать болезнь или бедность? Ты даже настоишь на своей просьбе, если я скажу, что он разлюбит тебя и оставит ради другой женщины?
        - Да, если ты того пожелаешь! - твердо ответила Марианна.
        - Хвалю за такую самоотверженность и пока ничего не желаю! - раздался в ответ тот же серебристый смех. - Я помогу тебе. Но обещай и ты, что не откажешься от своих слов и не станешь жалеть, когда я выберу, что ты будешь должна отдать мне. Светлая Дева-воительница, ты посвящаешь себя мне, Фрейе, давая слово безропотно исполнить любую мою волю, когда бы ни пришел ее час?
        - Да, Фрейя, я даю тебе слово! - ответила Марианна и вдруг услышала негромкий твердый голос:
        - Не смей! Забери свое слово назад, пока не поздно!
        Марианна на грани двух миров почувствовала, как пальцы Робина, неподвижно лежавшие в ее ладони, налились неожиданной силой, ожили и больно стиснули ее запястье.
        - Поздно, Воин Одина! Уже поздно! - рассыпался смех Фрейи. - Но ты не кори свою возлюбленную. Кто знает, вдруг однажды придет час, когда ты поступишь так же.
        Голос Фрейи смолк, и облик богини растаял. Марианна вернулась в привычный земной мир, обвела затуманенным взглядом стрелков, которые, так и оставшись за порогом, смотрели на нее зачарованными глазами. Она почувствовала, как под ее ладонью ровно и гораздо сильнее бьется сердце Робина, а его пальцы по-прежнему продолжают удерживать ее руку. Посмотрев ему в лицо, она увидела, что его глаза открылись и Робин пристально смотрит на нее из-под ресниц ясным взглядом, не затуманенным ни болью, ни мраком подступающей смерти. Она провела дрогнувшей от внезапно наступившей слабости ладонью по лбу Робина и ощутила его прохладу и влагу испарины.
        - Робин! - только и прошептала она, не сводя с него усталых, но счастливых глаз. - Жар спал, и ты очнулся!
        Робин молча смотрел на нее, и в его глазах были тревога и беспокойство. Его губы дрогнули, и все услышали еще слабый, но отчетливый голос:
        - Неразумная, ты сама не понимаешь, что натворила! Как ты могла оставить выбор за Фрейей?!
        Марианна, улыбаясь и не сводя с Робина счастливых глаз, склонилась к его лицу и прижалась щекой к его виску.
        - Я ничего не боюсь, если ты будешь жив! - услышал он ее шепот. - Ничего, поверь!
        Робин положил тяжелую руку ей на плечи, примяв светлые волосы Марианны, и прижал ее голову к своему плечу.
        - Я не умру, - сказал Робин, чувствуя, как под его ладонью бьется пульс на виске Марианны. - Ляг рядом.
        Марианна вытянулась возле него и через мгновение уснула глубоким сном. Она устала: слишком много сил ей пришлось отдать, чтобы вернуть силы ему и довести его до чертога Фрейи.
        Робин обвел ясными глазами лица стрелков, которые наконец осмелились войти и теперь, стараясь не шуметь, обступили постель, вглядываясь в лицо Робина и уверяясь в том, что он действительно не выглядит умирающим. Робин улыбнулся, и стены комнаты едва не сотряслись от громких возгласов ликования. Марианна их не услышала даже сквозь сон, но Эллен, возмущенная шумом, принялась всех выталкивать обратно за дверь. Робин перевел взгляд на Вилла, и братья посмотрели друг другу в глаза.
        - Зачем ты заставил ее обратиться к Фрейе? - с упреком спросил Робин. - Почему хотя бы не объяснил, что за богиней нельзя оставлять выбор ответного дара?
        Вилл тряхнул головой, отметая упрек брата, и с грубоватой лаской сжал его руку:
        - Пока Фрейя лишь приняла ее посвящение, и только. А если бы Марианна сама выбирала ответный дар, как ты думаешь, что бы она предложила, повинуясь естественному порыву? Жизнь за жизнь? Я все сделал правильно. А зачем я это сделал? - и Вилл сказал уже с обычной усмешкой: - Исключительно ради себя. Переступи ты грань миров, на меня обрушилась бы такая гора хлопот, которую ты до сих пор нес на своих плечах, что у меня просто не было иного выхода избавить себя от этого бремени!
        ****
        - Хорошо, давайте разберемся, что все-таки произошло. Робин, ты как? Мэриан, у него достаточно сил, чтобы мы могли поговорить?
        - Достаточно, Джон. Он сегодня даже пытался встать с постели!
        - Хватит, милая! Ты уже немало выговорила мне за эту попытку! Лучше угости всех горячим вином. Джон, Вилл, садитесь! Алан, ты тоже не стой на пороге и закрой дверь на засов. Брат, проверь ставни и отправь кого-нибудь подежурить снаружи на всякий случай.
        - Уже проверил и отправил.
        - Раз командует, значит, и вправду к нему вернулись силы. Робин, ты не залежался в постели?
        - Алан, немедленно прекрати! Его не надо подбивать на безрассудные выходки - он и сам на них способен!
        - Ну, прости меня, Саксонка, прости! Просто по его лицу и голосу никак не скажешь, что он еще пару дней назад лежал при смерти.
        - Ладно, давайте о деле. В груди Эдельхарда была твоя стрела. Вот она! Конечно, теперь все думают, что Эдельхард и был предателем.
        - Стрела моя, только пустил ее кто-то другой. Тот, кто хотел, чтобы все подумали на Эдельхарда, успокоились и забыли об осторожности.
        - Ты уверен в том, что не делал выстрела?
        - Сам подумай, Статли! Я должен был успеть заметить, откуда стреляли в меня, достать из колчана лук и стрелу, прицелиться и выстрелить. А я помню только сильный удар в грудь, и все, дальше - темнота, пока не увидел ваши лица.
        - Эдельхард не предатель, и я это знаю в точности.
        - Откуда такая уверенность, Вилл? Потому что он тоже из Локсли?
        - Нет. Я уверен в его невиновности потому, что тщательно осмотрел его тело. Ему сначала сломали шею, и он умер по этой причине. Стреляли уже в мертвого.
        - Вилл прав, я осматривала его рану. Стрела вонзилась в грудь, когда Эдельхард уже умер. И шея действительно сломана. Такой перелом вызывает мгновенную смерть. Но, если не приглядываться, то все выглядит так, словно в Эдельхарда успел выстрелить Робин.
        - Но не смог этого запомнить, потому что сам терял сознание. А слава Робина как искуснейшего лучника такова, что все способны в это поверить.
        - Вилл, ты собирался еще в начале октября, после гибели Гила и Тэсс, проверить прошлое всех стрелков хотя бы вашего отряда. Проверил?
        - Да. Все, что они о себе рассказывали, подтвердилось. Ничего, что могло вызвать сомнение хотя бы в ком-то!
        - Я понимаю, почему ты недоволен: столько времени потратил и ничего не нашел. Но почему тебя удручает результат, совершенно непонятно! По крайней мере, мы можем быть уверены, что предатель не у вас - в самом сердце Шервуда.
        - И сам не понимаю, Статли. Наверное, потому, что столько сил и ухищрений - и ничего, что указало бы на предателя. Чтобы проверить прошлое каждого стрелка из Шервуда, уйдет не меньше года!
        - Он не даст нам столько времени! Ведь сначала он надеялся на то, что убил Робина, потом на то, что Робин умрет. Все его надежды не оправдались, и он сейчас снова что-нибудь предпримет!
        - Нет, Джон. Он сейчас затаится и станет ждать возвращения Гая. Конечно, ни с кого нельзя спускать глаз, но как раз теперь мы ничего подозрительного не заметим.
        - Почему ты так уверен? Пока умирал, в тонкостях изучил природу предательства?
        - Нет, конечно! Но природу Гая я изучил давно и достаточно хорошо, чтобы предположить его действия. Это не он, а шериф приказал убить меня и не медлить с выполнением приказа. Но пытаться убить меня в Шервуде - затея неправильная и непродуманная. В Шервуде все возможные обстоятельства, даже случайные, сложатся в мою пользу, как оно и вышло. Гай никогда бы не отдал такой приказ. К тому же ему нужна не просто моя жизнь, ему необходимо торжество победы надо мной. Это покушение противоречит его натуре. Уверен, что, узнав о приказе шерифа, он будет сильно разгневан на сэра Рейнолда за то, что тот едва не подставил его лазутчика, которым Гай разрешил шерифу попользоваться в свое отсутствие. Чтобы сохранить своего человека в Шервуде, Гай прикажет ему прекратить выполнять любые приказы шерифа и ждать его возвращения.
        - Что же ты предлагаешь?
        - Все, что было предпринято для усиления безопасности всего Шервуда и каждого стрелка, должно сохраниться без малейшего отступления. На все вопросы ответ один: я не помню своего выстрела, но и не отрицаю, что мог его сделать. Придется создать неопределенность и поддерживать ее.
        - Хочешь вызвать у предателя страх?
        - Да. Страх - единственное, что может заставить его выдать себя.
        - А как быть с Эдельхардом? Не хочется зарывать его, как собаку в овраге. Он неповинен и не заслужил такого погребения.
        - Эдельхарда похороните на нашем кладбище, но сами и втайне от всех.
        - Хорошо, Робин, так и сделаем.
        - А теперь вам пора уходить. Вас ждут дела, а Робина - лекарства и сон!
        - Ох, Саксонка! Вроде бы и нет у тебя в руке ножа или меча, а все время опасаешься, что он есть, но невидимый!
        - Давно с нами так бесцеремонно не обходились!
        - Переняла твои привычки, Вилл! Ты у нас не отличаешься церемонностью.
        - Поправляйся, Робин! Приглядывай за ним хорошенько, Мэриан! Это надо же - пытался встать с постели!
        - Не беспокойся, Джон. Если я почувствую, что мне с ним не справиться, то попрошу тебя связать его.
        - Сколько дней ты намерена продержать меня в постели?
        - Представь, что это не ты, а я ранена и больна, и посчитай сам.
        - Сурово сказано, милая!
        - И прибавь к этому сроку еще неделю. Женщины выздоравливают быстрее мужчин.
        - С этим можно поспорить, но я не стану: устал от разговоров. Ляг со мной рядом.
        - Сначала выпей отвар.
        - Как прикажешь, моя прекрасная и грозная повелительница! Вижу, что ты с избытком отплатишь мне за то время, когда я командовал тобой, пока ты была стрелком!.. Выпил, ложись!
        - В легких еще слышны хрипы, а ты уже спрашиваешь, когда я разрешу тебе покинуть постель?
        - Ты для того и положила мне голову на грудь, чтобы послушать, что происходит в моих легких?
        - Милый! Как я люблю твою улыбку! Стоит мне вспомнить, как ты умирал и я думала…
        - Не вспоминай и не печаль себя. Тебе нельзя грустить, если не хочешь родить ребенка, который станет заливаться слезами по каждому поводу.
        - А твой смех люблю еще больше!
        - А я - твой. И разговаривать, и смеяться вместе с тобой - одна из самых больших моих радостей, моя любимая Моруэнн! Знаешь, странно больше не чувствовать на груди твоего оберега. Я привык к нему.
        - Я сделаю для тебя новый. Вилл обещал раздобыть янтарь, а руну я сама нанесу и придам оберегу защитную силу. Теперь я знаю, как это делается. После просьбы о помощи Фрейи в моей памяти словно открылся тайник, хранивший знания, которые мне передавали матушка и бабка. Оказывается, я очень много знаю, милый, о чем даже не подозревала!
        - Ты так это сказала, что мне стало не по себе!
        - Как раз тебе этих знаний опасаться не надо. Все они направлены на твое благо. Ведь в этом и кроется суть Светлой Девы - помогать своему Воину, оберегать его и поддерживать. А теперь постарайся уснуть, чтобы мне снова не пришлось обещать Фрейе сверх того, что она пока и сама не придумала!
        - При условии, что ты тоже ляжешь спать.
        - Попозже. Мне надо приготовить для тебя лекарство.
        - Не лукавь, дорогая! Ты его уже приготовила и просто хочешь выждать, пока я усну, и лечь на полу возле камина. Ты не помешаешь мне. Рядом с тобой сон придет быстрее, и я хочу, чтобы ты заснула рядом со мной. В конце концов, больным и раненым надо потакать, чтобы они быстрее поправились!
        - Хорошо, в этом я уступлю больному и раненому! И даже поцелую тебя. А теперь спи.
        ****
        - Сэр Гай велел передать тебе, чтобы ты больше ничего не делал до тех пор, пока не получишь через меня указания от него самого. Ты больше не должен выполнять ни один приказ шерифа. Даже не встречайся с его посыльным. Жди, пока я не дам тебе знать, что нам с тобой надо встретиться.
        - Сэр Гай недоволен тем, что я не смог довести дело до конца?
        - Нет, не тревожься. Он недоволен, но не тобой, а шерифом - за то, что тот вообще отдал тебе такой приказ, даже не посоветовавшись с сэром Гаем.
        - Ты думаешь, сэр Гай отменил бы приказ сэра Рейнолда?
        - Я не думаю, а знаю в точности, что отменил бы. Он сам так сказал, когда узнал о том, что произошло. Он уверен, что шериф потребует от тебя других действий и тем самым подставит тебя под удар. Поэтому больше никаких приказов и просьб шерифа, никаких для него сведений о планах кого бы то ни было из Шервуда! Благодаря твоей уловке в Шервуде считают, что избавились от вражеского лазутчика, вот и живи так, словно все закончилось.
        - Закончилось! Не очень-то я уверен, что моя уловка полностью рассеяла их подозрения! До сих пор не отменен ни один из приказов, устроживших безопасность Шервуда. Почему бы, если они думают, что теперь Шервуду ничто не угрожает?
        - А зачем, если принятые меры укрепили оборону? Я прекрасно понимаю вашего лорда - голова у него светлая и ум расчетливый. Как он сам?
        - Выздоравливает. Удивительно, с каким уважением ты о нем говоришь! Не ожидал!
        - Ты всегда не отличался умом, братец! Граф Роберт стоит уважения, и сэр Гай тоже относится к нему с уважением, а иной раз и с восхищением, несмотря на всю свою ненависть к нему. Не для передачи сэру Гаю, а только ради моего любопытства - объясни, почему ты не удостоверился в том, что убил графа Роберта, а не ранил?
        - Не смог. Его жеребец едва не забил меня копытами, когда я пытался подойти и проверить, мертв он или еще дышит.
        - Так ты и с лошадью не смог справиться?
        - Не усмехайся, да еще с такой снисходительностью! Это не конь, а адское создание, недаром весь черный, без единого белого пятна! Он и будучи спокойным к себе никого не подпускает, а тут вообще словно взбесился. У меня не хватило времени совладать с ним, надо было возвращаться, пока мое отсутствие не заметили. Да Робин к концу второй ночи почти уже умер, если бы эта светловолосая ведьма колдовством не вернула его к жизни!
        - Не называй ее так. Леди Марианна - хорошая женщина. Не затяни ее в жернова вражды сэра Гая и графа Роберта, она могла стать доброй супругой сэру Гаю, и это было бы только всем во благо!
        - Это у тебя с головой не все в порядке! Сэр Гай должен благодарить Бога за то, что тот отвел его от брака с ней! Он бы с ней не справился! С ней никому не под силу справиться, кроме Робина! Она точь-в-точь его вороной, который подчиняется только его воле!
        - Постой, постой! Они что, снова вместе?
        - А ты и сэр Гай ни о чем не знаете? Неужели молва не долетела до Лондона? Только запрет епископа мешает им обвенчаться. Но и епископ не в силах воспрепятствовать рождению их ребенка, которого она носит! Можешь удивить сэра Гая новостями.
        - Пожалуй, я повременю передавать ему такие новости - пусть услышит их от кого-нибудь другого! Он пребывает в уверенности, что, хоть они оба в Шервуде, их ничего не связывает. Даже представить себе не могу, как он поступит с тем, кто ему расскажет иное. И пробовать не стану! Что ты на меня так смотришь?
        - Джеффри!.. Можно мне уехать с тобой? Прямо сейчас!
        - Уехать со мной сейчас? Нет, конечно! Ты хочешь испытать на себе нрав сэра Гая, ослушавшись его воли?
        - Не думаю, что это страшнее, чем испытать нрав Робина, если все вдруг откроется.
        - Да что с тобой? Ты киснешь прямо на глазах, как молоко в грозу!
        - Я боюсь. На меня нападает такой страх, что я не могу смотреть в глаза ни Робину, ни его брату, ни Саксонке. Мне все время кажется, что они по одному моему взгляду догадаются о правде.
        - Если ты станешь трусить, то несомненно догадаются! Возьми себя в руки!
        - Пытался, не могу. У меня больше нет сил. До тех пор пока я не налетел на тебя с твоими ратниками, у меня все было хорошо. Моя жизнь была простой и честной. Я был одним из них, равный среди равных, мог открыто смотреть всем в глаза и не следил за каждым своим словом, не просчитывал каждый шаг.
        - Если бы просчитывал, то не угодил бы в мои объятия! И благодари Бога за то, что это был я, и за то, что сэр Гай внял моей просьбе пощадить тебя!
        - Последнее время я жалею о том, что это был ты, и о том, что ты узнал меня. Я был бы мертв, но не терзался бы сейчас ни страхом, ни угрызениями совести.
        - Мой непутевый брат вспомнил о совести? А почему сейчас, а не тогда, когда ты стоял перед сэром Гаем и соглашался служить ему? Отказался бы и умер, как теперь о том мечтаешь!
        - Ты думаешь, я согласился из страха?
        - Нет! Страха у тебя в тот момент не было! Ты согласился потому, что тебе понравилась идея побывать в шкуре лазутчика, узнать, каково это. Ты ведь не можешь жить без острых ощущений! Даже в детстве тебя на кухне ловил повар, когда ты пытался насыпать перца себе в кашу. Тебе все быстро надоедало и становилось пресным и скучным. Так и с твоей жизнью в Шервуде произошло: порезвился, обвык и заскучал. Вот потому ты и согласился. Если бы у тебя было хотя бы представление о совести, ты никогда бы не предал графа Роберта, своих товарищей, не выдал бы леди Марианну. Кто тебя заставлял их подслушивать в апреле, а потом со всех ног бежать ко мне со словами, что у тебя важная новость, которую ты можешь поведать только сэру Гаю? Ты даже не знал, что он приказал мне следить за ней. Тебе просто хотелось посмотреть, с каким лицом он станет тебя слушать. И ты получил тогда большое удовольствие, я помню! Но вот ты побыл лазутчиком, опять обвыкся, только теперь тебе стало не скучно, а страшно.
        - Да, мне страшно. И я прошу тебя как брата!
        - Не проси! Я помню, что я твой брат, и предпринял все, чтобы на тебя не пало подозрение. А теперь возвращайся и жди, пока я не позову тебя. У тебя нет пути назад. Если ты вздумаешь убежать, сэр Гай не станет тебя искать. Он откроет всю - всю! - правду о тебе графу Роберту, и тот найдет тебя сам. Как ты думаешь, что он с тобой сделает? Поразмышляй об этом на досуге!
        Глава четырнадцатая
        Робин неслышно открыл дверь и остановился на пороге. От огня, горевшего в камине, по комнате бродили причудливые тени. Набросив на плечи плащ, Марианна сидела лицом к огню и спиной к двери. Она была занята шитьем - иголка проворно мелькала по белой тонкой ткани, прокладывая ровные стежки. Положив на скамью большой сверток, Робин закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и долго стоял, глядя на склоненную голову Марианны, очерк ее нежной щеки и волны светлых волос, осыпавших ее плечи. Погруженная в свое занятие, такое мирное и домашнее, она ничем не напоминала сейчас воительницу, и Робин мог бесконечно любоваться ею. Но Марианна почувствовала, что она уже не одна, подняла голову и обернулась. Увидев Робина, она просияла улыбкой, отложила шитье и подбежала к нему.
        - Подожди, не обнимай меня! Куртка холодная! - шепнул Робин, когда Марианна обвила руками его шею и прижалась щекой к меху его куртки. Но, сам не выдержав, уткнулся лицом в ее макушку. - Как от твоих волос пахнет ромашковым отваром! Была в купальне?
        - Да. Утром, едва я проснулась, пришла Кэтрин, принесла мне завтрак, а потом увела в купальню, и сама меня мыла так, словно я превратилась в младенца, а она - в заботливую мать! Когда мне все-таки удалось выбраться из ванны, она, как страж, проводила меня до двери и, сославшись на тебя, велела мне оставаться в комнате, - ответила Марианна, вопросительно подняв глаза на Робина.
        - Спрашиваешь, действительно ли я так велел или Кэтти сама придумала? - улыбнулся Робин, угадав ее безмолвный вопрос. - Нет, она в точности исполнила мои слова.
        - И что они означают? - усмехнулась Марианна. - Что ты все-таки решил держать меня взаперти?
        - А если и так? Ты послушаешься? - рассмеялся Робин.
        - Послушаюсь, если ты разделишь со мной заключение! - рассмеялась в ответ Марианна. - Но ты ведь на такую жертву не способен! Когда ты ушел? Перед рассветом, когда я еще спала?
        - Нет, милая. После заката, когда ты уже уснула. Джон зашел за мной.
        - И ты сбежал, не сказав мне ни слова, как Дэнис от Вилла! - упрекнула его Марианна.
        - Почему же, сказал, и даже поцеловал тебя. Но ты лишь приоткрыла глаза - сонные-сонные, а потом свернулась клубком и заснула так крепко, словно выпила маковый сок! - с улыбкой ответил Робин.
        - Да, я стала спать подолгу и беспробудно. Но это не причина для тебя возобновить поездки по лесу, не испросив разрешения у своего целителя!
        - Дорогая, ты несправедлива ко мне! - покачал головой Робин. - Я столько дней подчинялся тебе беспрекословно… - и, заметив, как Марианна выгнула бровь, выразительно посмотрев ему в глаза, поправился: - ну, почти беспрекословно. Но, поверь, я в жизни столько времени не покидал постель, как подчиняясь твоим настояниям! Думаешь, для меня это было легко?
        Марианна посмотрела на него с ласковой усмешкой и встрепала ему волосы:
        - Думаю, что нет. Особенно тяжело тебе было в самом начале, когда ты целиком зависел от моей помощи даже в самых обычных надобностях. Ох, как ты злился и негодовал на собственную слабость!
        - А ты бы на моем месте не злилась? - усмехнулся Робин.
        Подумав, Марианна отрицательно покачала головой:
        - Нет. Пока я выхаживала тебя, я поняла одну важную вещь. В любви нет чистых или грязных сторон. Для нее все чистое и святое. Помнишь, как ты говорил мне, что в том, что происходит между мужчиной и женщиной, нет ничего дурного? Так оно и есть, милый, и относится не только к тому, что между ними происходит в постели. Я даже думаю о том, что, когда наступит мой час, я бы хотела, чтобы ты был рядом со мной. И я не стану смущаться твоего присутствия!
        - Я и буду рядом с тобой, - заверил Робин, - не сомневайся в этом! Я сам приму своего первенца и не уступлю этого права Эллен!
        - Ой! - воскликнула Марианна с испугом, мгновенно забыв о только что сказанных ею самой словах, и посмотрела на Робина с замешательством: - Не очень-то красивой я буду в те часы, чтобы ты меня видел!
        - А ты постарайся тужиться изящно, а кричать мелодично, - рассмеялся Робин и, став серьезным, поцеловал Марианну в лоб. - Ты всегда будешь для меня мила и красива!
        - Ловлю на слове! - рассмеялась в ответ Марианна и окинула Робина внимательным взглядом. - А теперь расскажи мне, как ты себя чувствуешь!
        - Великолепно! - ответил Робин и поцеловал Марианну в кончик носа, посмеиваясь над ее серьезным взглядом. - Лучше скажи ты, как себя чувствуешь.
        Он накрыл ладонью ее пополневший живот и с ласковой улыбкой заглянул в глаза Марианны. Ее глаза стали задумчивыми, исполнились сиянием, она накрыла ладонь Робина своей рукой и склонила голову ему на плечо.
        - Я чувствую себя странно. Так, словно я все время теперь не одна, даже когда тебя нет рядом. Чувствую, как в моем теле происходит что-то, на что я уже не имею влияния, но это ощущение наполняет меня благоговением и радостью. Когда я думаю о том, как впервые возьму нашего ребенка на руки и увижу, что у него твои глаза, то чувствую себя такой счастливой, что мне становится страшно.
        - Чего же ты стала бояться, родная моя? - спросил Робин, слушая ее признание и тихонько гладя Марианну по волосам.
        - Того, что так много счастья привлечет какую-нибудь беду, - тихо сказала Марианна.
        - О! - протянул Робин и, обняв ее, крепко прижал к себе. - Это обычные страхи беременной женщины. Они сменятся другими, потом третьими, а в самом конце ты будешь плакать и уверять меня, что непременно умрешь в родах. А потом забудешь обо всех этих страхах, когда поднесешь младенца к груди, и если я тебе напомню о них, станешь отрицать и смотреть на меня сердитыми и удивленными глазами.
        - Я вижу, у тебя богатый опыт, мой лорд! - рассмеялась Марианна и, отстранившись от Робина, посмотрела на него с прежней улыбкой, но затаив в глазах настороженность. - Никогда не спрашивала тебя прежде. Можно спросить сейчас?
        Робин, которого ни в малости не обманула ее улыбка, усмехнулся и сказал:
        - Я уже говорил, что ты можешь спрашивать меня обо всем, что только пожелаешь. Но я тебе отвечу сам, до твоего вопроса, который вертится у тебя на кончике языка. Нет, милая, у меня нет детей. И никогда не было - это тебе для полной ясности.
        - Как ты можешь быть уверен? - недоверчиво спросила Марианна.
        Робин внимательно посмотрел на нее и, рассмеявшись, покачал головой:
        - А ведь ты продолжаешь допытываться не из ревности, а из любопытства! Люблю твое любопытство! Оно - одно из твоих чудесных свойств, благодаря которым ты стала мне не только возлюбленной, но и замечательным другом.
        Оставив Марианну, он сел за стол, налил себе в кубок молока и, сделав глоток, ответил уже серьезным тоном:
        - Могу, и уверен в этом, милая. Я еще в Веардруне, до того как впервые познал женщину, дал себе слово, что у меня не будет незаконнорожденных детей. Станешь расспрашивать и дальше?
        - Пожалуй, остановлюсь! А то любопытство превратится в ревность, - улыбнулась Марианна. - Но, кажется, ты впервые нарушишь свое слово.
        Угадав ее намек, Робин непонятно усмехнулся, посмотрел на шитье, оставленное Марианной, и удивленно спросил:
        - Что это ты шьешь, милая?
        - Рубашку для тебя, - ответила Марианна, садясь напротив Робина.
        - Я думал, что твое шитье будет совсем иного рода!
        - А мне захотелось сшить рубашку тебе. Ведь я никогда и ничего не шила для тебя. Но ты уклонился от ответа!
        - Вовсе нет, - сказал Робин и, допив молоко, подошел к Марианне, развернул ее за плечи лицом к большому свертку, который остался лежать на скамье. - Разбери его, милая, и надень все, что ты в нем найдешь. А я пока схожу в купальню.
        - Сейчас я дам тебе чистую одежду, - заторопилась Марианна, но Робин остановил ее:
        - Я сам возьму все, что мне нужно. Займись тем, что я тебе сказал!
        Переложив сверток со скамьи на постель, он открыл сундук с одеждой и стал в нем рыться, а Марианна, помедлив, развернула сверток из белого сукна. Самим свертком оказался длинный плащ, отороченный по краю капюшона и подолу светлым серебристым мехом и подбитый изнутри серебряным атласом. Под плащом лежало платье из роскошного ярко-синего бархата, сплошь расшитое серебром. Под платьем Марианна нашла белую шелковую тунику с длинными и широкими рукавами, которые внизу были собраны в узкие манжеты, застегивавшиеся на серебряные пуговицы. Отдельно были завернуты в кусок ткани изящные сапожки из светло-серой замши, тоже украшенные серебряной вышивкой. Марианна обернулась спросить, что означает этот внезапный подарок, но Робина в комнате уже не было.
        Она переоделась и подошла к зеркалу. Наряд был великолепный, много краше того, в который Робин одел ее на праздник прощания с летом. Шелковые рукава туники выбивались из прорезей рукавов верхнего платья, оттеняя его изумительный синий цвет и изящество серебряной вышивки. Ворот туники облегал шею, а вырез бархатного платья был довольно низок, и белый шелк туники, открытый вырезом, казался слишком скромным, соседствуя с серебряной оторочкой верхнего платья. Бархатное платье плотно облегало грудь, переходя ниже в широкий подол до самого пола, чем скрадывало уже явную для всех беременность Марианны. Полюбовавшись на себя, Марианна решила, что к такому роскошному наряду не годятся просто распущенные волосы. Длина волос позволяла ей справиться с ними без посторонней помощи, и она заплела их вокруг головы короной-колосом так, как научилась у Кэтрин. Снова подойдя к зеркалу, она убедилась, что теперь прическа и наряд пришли в полное соответствие друг с другом, и смотрела на свое отражение с довольной улыбкой.
        - Любуешься собой? - раздался голос Робина, - но кое-чего в этом наряде пока недостает. Сейчас исправим дело!
        Марианна увидела позади себя в зеркале Робина и удивилась еще больше. На Робине был наряд из бархата глубоко-синего цвета, ворот которого был густо усыпан мелкими сапфирами. Льняную рубашку Робин сменил на шелковую. Она была такого же белого цвета, как и туника Марианны, и ее рукава так же выбивались из прорезей рукавов верхней одежды. На сапогах Робина поблескивали золотые шпоры, а на груди в знак рыцарского достоинства лежала тяжелая золотая цепь с гербом Рочестеров - белым единорогом на лазурном поле. Его стан туго охватывал пояс, украшенный золотыми пластинами, и тяжелый Элбион был убран в парадные ножны, тоже украшенные золотом.
        - Что все это значит? - спросила Марианна, но в это время Робин обвил ее шею золотым ожерельем в два ряда, каждый из которых был собран из золотых квадратов, и в каждом сиял крупный чистый сапфир.
        Теперь белый шелк туники у ворота не казался скромным, а оттенял белизной сияние сапфиров и мягкий блеск золота. Такой же, как ожерелье, пояс - только золотые квадраты были больше, а сапфиры крупнее, - Робин застегнул на стане Марианны. И последней он возложил на голову Марианны диадему, больше похожую на корону, в которой синие сапфиры перемежались с белыми.
        Марианна зачарованно смотрела на свое отражение, окруженное сиянием сапфиров. Робин осторожно, чтобы не помять наряд, обнял ее, сомкнув руки на груди Марианны и глубоко вздохнул:
        - Как же ты прекрасна, любовь моя!
        - Объясни, наконец! - попросила Марианна, глядя в его глаза, отражавшиеся в зеркале, - такие же темно-синие, как бархат ее платья, и сиявшие нежным светом, как сапфиры на украшениях.
        - Все просто, милая. Я всегда держу слово, даже если дал его себе. Это к твоему вопросу о незаконнорожденных детях. Сегодня день нашего венчания.
        - Венчания? - и Марианна, забыв о зеркале, резко обернулась к Робину.
        - Что тебя так удивило? - спросил он, улыбнувшись дразнящей улыбкой. - Ты разве не хочешь, чтобы от свадьбы до родов прошло хоть немного времени, которое деликатные люди посчитают приличным?
        - А запрет епископа? Неужели отец Тук переломил себя и согласился? - спросила Марианна, недоверчиво глядя на Робина.
        - Ему не надо рисковать своим саном. Он обвенчает нас, поскольку получено разрешение.
        - Разрешение получено? Когда?
        - Он привез его в ту ночь, когда Вилл вынудил тебя попросить Фрейю о помощи. Бедный наш отец Тук приехал в полной уверенности, что ему будут рады, а его едва не побили, решив, что он торопится исповедовать меня перед смертью.
        - И все это время ты молчал? Почему?
        - Чтобы самому не поступиться терпением и не попросить отца Тука обвенчать нас немедленно, - ответил Робин. - Я хотел, чтобы ты предстала перед алтарем во всем великолепии, в драгоценностях, которые всегда надевали невесты в нашем роду в день свадьбы, чтобы ты запомнила этот день.
        - Я бы его и так запомнила, - с нежной улыбкой сказала растроганная Марианна, - ведь я всегда хотела выйти за тебя замуж, и только за тебя!
        - Я знаю, милая, - шепнул Робин, дотрагиваясь губами до ее лба. - Но мы с тобой столько времени провели в этой комнате - я в постели, а ты возле меня, - что оба заслужили праздник!
        Они снова посмотрели в зеркало, в отражении которого встретились взглядами.
        - А ты знаешь о том, что жених не должен видеть невесту в день свадьбы до тех пор, пока она не придет к нему, когда он ждет ее у алтаря? - с лукавой улыбкой спросила Марианна. - Ты нарушил очередное правило.
        - Я только его нарушил? - не менее лукаво усмехнулся Робин. - А видеть невесту до дня венчания можно? - и, когда Марианна кивнула, уточнил: - Даже обнаженной и беременной?
        Они посмотрели друг на друга и рассмеялись безудержным веселым смехом.
        - Ох, Моруэнн, Моруэнн, Моруэнн! - сказал Робин, заключая Марианну в объятия. - Как же я благодарен судьбе за то, что она привела меня к тебе в тот августовский вечер на берег реки! Я даже представить сейчас не могу свою жизнь без тебя, моя Светлая Дева!
        Она ответила ему поцелуем и спросила:
        - Куда мы поедем венчаться? В церковь к отцу Туку?
        - Нет, милая. Конечно, было бы замечательно привезти тебя в церковь или даже в собор, украшенный в честь нашей свадьбы, порадовать прихожан возможностью хвастаться потом, как они случайно оказались свидетелями нашего бракосочетания, - усмехнулся Робин. - Но я не настолько тщеславен, чтобы рискнуть тобой, если даже в силу рокового совпадения в церкви объявятся ратники шерифа.
        - Тогда где же? - и Марианна с веселым ожиданием посмотрела на Робина так, словно предвкушала получить от него очередной неожиданный подарок.
        - Здесь, Мэри. Это же бывший монастырь! Пусть вся церковь не уцелела, но одна из ее боковых часовен сохранилась. Пока ты удерживала меня в постели, ее привели в порядок, а отец Тук даже пожертвовал кое-чем из своей церкви. Кажется, он надеется в будущем регулярно проводить службы в этой часовне, спасая наши заблудшие души. Пора идти, милая. Нас, наверное, заждались!
        Марианна кивнула, почувствовав, как ее лицо зарумянилось от волнения. Робин посмотрел на ее голову и спросил:
        - Будешь надевать подвенечную вуаль?
        Глядя в его пронизанные золотыми искорками смеющиеся глаза, Марианна тоже рассмеялась:
        - Кого я здесь обману этим символом невинности? Весь Шервуд знает, что наша первая ночь давно миновала!
        - Хвалю за смелость и правдивость! - рассмеялся Робин и подал ей руку. - Идем, моя леди!
        Они прошли по безлюдному коридору, вышли в трапезную, и, бросив взгляд по сторонам, Марианна даже ахнула. Трапезная приобрела необыкновенно праздничный вид. Пол, обычно застланный лапником, был намыт до блеска каменных плит. Длинные столы, накрытые к свадебному обеду, покрыты новыми льняными скатертями, края которых ниспадали складками до самого пола. Сине-зеленые ветки можжевельника в глиняных кувшинах во множестве украшали столы между расставленными блюдами и кубками. На стенах висели венки и гирлянды из того же можжевельника и сосновых веток, перевитых разноцветными лентами. Воздух был напоен смолистым ароматом хвои и сладковатым запахом ягод можжевельника. Вся зала была ярко залита светом многочисленных факелов.
        В просторной трапезной было не протолкнуться от гостей, и над столами, за которыми пока никто не сидел, реял гул оживленных веселых голосов. При появлении Робина и Марианны все разом смолкли. Растолкав гостей, к Марианне пробрался Дэнис и, окинув ее восхищенным взглядом, громко прошептал:
        - О леди Мэри! Какая же ты сегодня красивая! Настоящая королева!
        Его восторженные слова были подхвачены громкими рукоплесканиями. Марианна, смеясь и сияя глазами, наклонилась и поцеловала Дэниса в лоб. Она тут же оказалась окружена гостями, которые, не дожидаясь венчания, приветствовали ее и Робина, поздравляя и желая им долгих лет в счастливом супружестве.
        - Кэтти! - воскликнула Марианна, обмениваясь поцелуем с Кэтрин. - Когда вы успели так убрать трапезную?! Ведь еще вчера вечером она была самой обыкновенной!
        - А! - протянула Кэтрин, лукаво блестя глазами. - Ты думаешь, я просто так принесла тебе завтрак в комнату? Мы все трудились до глубокой ночи вчера, едва ты уснула, и продолжили еще до рассвета. Джон строго наказал мне следить, чтобы ты не вышла сюда раньше времени! А отец Тук решил тебя вчера исповедовать просто из своего каприза?
        - Настоящий заговор! - рассмеялась Марианна и оглянулась, ища глазами Робина.
        Он подошел к ней вместе с высоким седым мужчиной и молоденькой светловолосой девушкой и, услышав возглас Марианны, ласково улыбнулся ей:
        - Моя леди, позволь представить тебе моего наставника сэра Эдрика, который в бытность моего отца возглавлял ратников Веардруна, и его дочь Матильду.
        Эдрик почтительно склонился над рукой Марианны.
        - Леди Марианна, отныне и навек я и моя дочь - ваши преданные слуги!
        - Леди Марианна! - присела в реверансе дочь Эдрика. - Могу ли я просить вас о милости называть меня Тиль, как называют меня мой отец и его светлость граф Робин?
        - Вы за поздравлениями не забыли о венчании? - раздался за спиной Марианны насмешливый голос. - Отец Тук устал ждать вас в часовне!
        Марианна обернулась: перед ней стоял Вилл, по обыкновению скрестив руки на груди. Как и на празднике прощания с летом, на нем был праздничный наряд, очень схожий с нарядом Робина, но из бархата медового цвета, оттенявшего янтарные глаза и темные волосы Вилла.
        - О, как ты подросла и расцвела с тех пор, как я тебя видел в последний раз! - сказал Вилл, бросив взгляд на дочь Эдрика.
        Марианна заметила, что Тиль смотрит на брата лорда Шервуда с нескрываемым восхищением, а Эдрик, напротив, с неодобрением. Поймав его взгляд, Вилл обозначил легкий поклон в сторону Эдрика и громко воскликнул:
        - Рад видеть тебя в добром здравии, мой строгий наставник!
        По его насмешливому тону Марианна поняла, что для Вилла не явилась неожиданностью неприязнь, так откровенно выраженная в строгих глазах Эдрика. Украдкой бросив взгляд на посуровевшее лицо Робина, Эдрик степенно ответил с едва заметной приветливостью:
        - И я рад, лорд Уильям, что ты цел и невредим, - но, заметив, что глаза дочери по-прежнему прикованы к Виллу и светятся немым обожанием и восторгом, Эдрик не удержался и сердито прикрикнул: - Тиль, немедленно прекрати глазеть на него! А ты, лорд Уильям, только посмей сделать хотя бы шаг в сторону моей дочери!
        Вилл возвел глаза к небу, словно просил послать ему терпения, и расхохотался. Скользнув мимолетным взглядом по нежному личику Тиль, которое после окрика отца залилось багровым румянцем, Вилл успокоил Эдрика:
        - Не бойся, мой добрый Эдрик! Девочки, которые еще играют в куклы, вызывают у меня исключительно отцовские, но никак не другие чувства!
        Робин увидел, как после слов Вилла в глазах Тиль засверкали слезы, и поспешил подать руку Марианне:
        - Пора, милая!
        В сопровождении гостей, среди которых все мужчины, кроме Эдрика, служили в шервудском воинстве, Робин под руку с Марианной вышел из трапезной, и оказалось, что снаружи собралось еще больше гостей, чем было внутри. Все они громко приветствовали лорда Шервуда и его невесту. Возле часовни, которая до этого дня всегда оставалась закрытой, стоял отец Тук в обществе Клэренс.
        - Я уже было решил, что вы передумали! - ворчливо сказал он, увидев Робина и Марианну. - Неужели тебе, сын мой, понадобилось столько времени уговаривать ее принять твое предложение?
        - Нет, святой отец! Время понадобилось Марианне, чтобы нарядиться подобающим образом, - с улыбкой ответил Робин.
        - Оно того стоило! - воскликнул отец Тук, глядя на Марианну откровенно любующимся взглядом. - За всю свою жизнь я не видел невесты краше! Ступай к алтарю, сын мой, и жди свою нареченную.
        Робин прикоснулся губами к лбу Марианны и вошел внутрь часовни, двери которой были широко распахнуты. Часовня была мала для того, чтобы вместить всех гостей, но увидеть обряд венчания хотели все. День выдался холодный, но ясный, и солнечные лучи насквозь пронизывали часовню, стены которой сияли свежей белизной.
        - Леди Клэр предупредила меня сразу, что никому не уступит право быть твоей подружкой, - сказал отец Тук, шутливо дернув Клэренс за кончик белокурой косы, и окинул взглядом гостей. - А вот кто отведет невесту к алтарю и отдаст ее руку жениху?
        Эдрик, степенно огладив усы, хотел было сделать шаг вперед и предложить Марианне свою руку, но Вилл его опередил, сказав:
        - Окажи эту честь мне, Марианна!
        Удивленная его предложением, она посмотрела в глаза Вилла и удивилась еще больше, заметив в их янтарной глубине затаенную непонятную грусть. Вилл настойчиво смотрел на Марианну, не обращая ни малейшего внимания на еле сдерживаемое недовольство Эдрика, и Марианна, молча склонив голову в знак согласия, положила руку поверх предложенной ей руки Вилла.
        Воцарилась торжественная тишина, Вилл медленным шагом повел Марианну к Робину, а Клэренс шла за ними, поддерживая край длинного плаща Марианны. Перед тем как передать Робину руку Марианны, Вилл поднес к губам ее пальцы и задержал их на долю мгновения дольше, чем следовало. Марианна почувствовала, как дыхание Вилла опалило ее руку внезапным жаром, а губы дрогнули, отрываясь от ее пальцев. Выпрямившись и гордо вскинув голову, Вилл с бесстрастным лицом и взглядом вложил руку Марианны в ладонь Робина.
        - Береги ее, брат, - негромко сказал он. - Она слишком красива, чтобы оставить безразличным кого бы то ни было, и всегда будет пробуждать как любовь, так и жажду обладания ею. Она - самый большой дар, который тебе сделала жизнь. Береги ее от темных сердец, которых манит ее светлая душа.
        Робин молча слушал брата, и его глаза на миг затенила печаль. Марианна с искренним изумлением смотрела на Вилла, поразившись такому отзыву о ней. Строгий, иной раз суровый и всегда резкий и насмешливый - наверное, он все же сумел найти в душе теплое отношение к ней. Словно почувствовав, что она сейчас думает о нем, Вилл обернулся к ней и тихо сказал:
        - И ты, Мэриан, - произнося ее имя, голос Вилла едва заметно дрогнул, но тут же окреп, - всегда помни, что я тебе говорил: никто и никогда не будет любить тебя так, как Робин. Храни своего Воина, Светлая Дева!
        Он замолчал, бросил на нее последний мгновенный взгляд и слегка склонил голову в поклоне перед ней и Робином. Отвернувшись от Марианны, Вилл встал рядом с Робином, отступив на шаг назад, так же, как Клэренс стояла возле Марианны.
        - Боже мой! Ну и сила воли у него! Мне иногда кажется, что душа Скарлета выкована из лучшей стали, - шепнул Алан стоявшему рядом с ним Статли. - Вот так, запросто вручить ее руку Робину и наблюдать, как она сейчас обвенчается с ним!
        - Да! - Статли, который все это время не сводил глаз с Клэренс, услышав слова Алана, грустно вздохнул и бросил взгляд на высокий и гордый силуэт Вилла. - Это скальная порода и неодолимая воля - недаром он носит такое имя[4 - В переводе с английского Вилл (Will) означает «воля». Уильям - английский вариант древнегерманского имени Willihelm (willo, willio - воля, желание, helm - шлем).]! Не разрушится, не дрогнет и никогда не изменит себе.
        Встав перед Робином и Марианной, отец Тук посмотрел на собравшихся и замерших в ожидании гостей и в полную мощь своих легких сказал:
        - Дети мои! Мы все собрались сегодня здесь, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака! Если кто-то знает о препятствии их супружеству, пусть скажет сейчас!
        Как и было заранее оговорено самим отцом Туком, Джон громко ответил:
        - Святой отец, всем известно о том, что лорд Гесберт епископ Герефордский запретил совершать обряд венчания над ними обоими!
        - Слышу, сын мой! - отозвался отец Тук и поднял высоко над головой пергамент, с которого свисала большая печать, - но не считаю более этот запрет препятствием. Ибо его милость лорд Уильям - епископ Илийский и легат святейшего папы Римского - благословил заключение этого брака и дал на него разрешение, отменив запрет епископа Гесберта. Есть ли другие препятствия?
        Отец Тук обвел глазами гостей, но, конечно, больше никто не назвал никаких причин к тому, чтобы брак Робина и Марианны не мог быть заключен.
        - Сам епископ Илийский! - шепнул пораженный Дикон на ухо Хьюберту. - Как только Робину удалось добраться до него?!
        - Да уж, епископу Гесберту не потягаться с нашим лордом! - ухмыльнулся Хьюберт. - Против своего кузена, хоть тот и в изгнании, он и слова сказать не сможет! Епископу Гесберту, наверное, и в голову не могло прийти, что Робин так ловко его обыграет!
        Дикон глубоко и печально вздохнул в ответ. Хьюберт повернул голову к другу и, удивленно вскинув брови, тихо спросил:
        - Дик, ты что, неужели еще надеялся? Не получи они этого разрешения, то все равно бы не расстались. Ты только глянь, как они смотрят друг на друга! Словно кроме них двоих никого больше нет. Даже завидно! Хотел бы я, чтобы такая женщина так смотрела и на меня!
        Тем временем отец Тук, прочитав молитву, обернулся к Робину:
        - Сын мой, согласен ли ты взять в жены эту женщину и обвенчаться с ней по закону нашей матери-церкви?
        - Согласен, святой отец! - сказал Робин, улыбнувшись Марианне.
        - Дочь моя, а ты согласна взять в мужья этого мужчину?
        - Согласна! - ответила Марианна, не сводя сияющих глаз с Робина.
        - Тогда принесите друг другу брачные обеты! - провозгласил отец Тук и, понизив голос, шепнул: - Только без этих ваших имен!
        Тихо рассмеявшись над его просьбой, Робин взял руки Марианны в свои и, не отрывая глаз от ее лица, стал произносить слова обета громким и размеренным голосом:
        - Я, Роберт, беру тебя, Марианна, в законные жены, чтобы ты всегда была у моего очага и на моем ложе, чтобы быть вместе с тобой - в горе и в радости, здравии и болезни, красоте и убожестве, богатстве и бедности, пока не разлучит нас смерть. Обещаю почитать, оберегать тебя и хранить тебе верность.
        Он смолк, и голос Марианны ответил ему звучным эхом:
        - Я, Марианна, беру тебя, Роберт, в законные мужья, чтобы всегда быть у твоего очага и на твоем ложе вместе с тобой - в горе и в радости, здравии и болезни, красоте и убожестве, богатстве и бедности, пока не разлучит нас смерть. Клянусь почитать тебя, повиноваться во всем, быть тебе верной.
        Отец Тук подал Робину обручальное кольцо для Марианны.
        - Этим кольцом я скрепляю данный мной обет, - сказал Робин, надевая кольцо Марианне на палец. - Носи его как знак того, что моя любовь к тебе не остынет до конца моих дней.
        - Властью, данной мне церковью, я благословляю и подтверждаю ваш брак! Объявляю вас мужем и женой во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Аминь, - торжественно завершил церемонию отец Тук и обычным ворчливым голосом добавил: - Можете поцеловаться.
        Робин привлек Марианну к себе, они посмотрели в глаза друг другу, улыбнулись, и их губы слились в долгом поцелуе под восторженные крики и рукоплескания гостей. Оборвав поцелуй, Робин несильно сжал скулы Марианны, сияющими глазами еще раз заглянул в ее такие же сияющие глаза и, подав Марианне руку, вышел из часовни. Остановившись за ее порогом, Робин громко сказал:
        - Представляю вам всем мою законную супругу леди Марианну Рочестер!
        Джон вынул из ножен свой меч, преклонил колено, низко опустил голову перед Марианной и склонил меч к ее ногам. Остальные стрелки и Эдрик последовали его примеру.
        - Леди Марианна! - мощно пророкотал голос Джона. - Отныне и навек вы - наша госпожа. Мы клянемся вам в преданности, обещаем повиноваться вашему слову, защищать вас и, если понадобится, отдать за вас жизнь!
        Марианна положила ладонь поверх клинка Джона и громко ответила:
        - Поднимитесь, друзья мои! Я поклялась быть достойной супругой вашему лорду, а теперь клянусь вам, что буду достойной госпожой, и если придется отдать за вас жизнь, я сделаю это без колебаний!
        Она посмотрела на Робина. По его губам скользила едва уловимая улыбка, пока он слушал присягу, которую от имени всех вольных стрелков Джон принес Марианне, и ее ответ. Едва обмен церемониями завершился, лорд и леди Шервуда тотчас оказались в окружении желающих их поздравить. Марианну поцеловал в щеку Джон, потом Статли, Алан, Мэт, Элис… У нее начала кружиться голова от бесчисленных поцелуев и поздравлений.
        - Пора к столу! - звонким голосом позвала Кэтрин, но ее перебил еще более звонкий голос Дэниса:
        - Подождите! Кое-кто тоже хочет принести присягу на верность леди Шервуда!
        Дэнис лихо сунул в рот два пальца и заливисто свистнул. Гости едва успели раздаться в стороны, как в их круг на полном скаку влетел Воин и заплясал, роя копытом землю. Всхрапывая и кося на Дэниса взгляд, жеребец вытянул вперед правую переднюю ногу, подломил под себя левую и склонил голову перед Марианной.
        - Это еще что такое?! - воскликнул Робин и, сдвинув брови, посмотрел на своего боевого коня, а потом перевел взгляд на Дэниса, наслаждавшегося общим удивлением. - Он теперь всегда будет падать ниц, завидев Марианну?!
        - Нет! - бойко ответил Дэнис под хохот гостей. - Только по знаку, которому я его обучил.
        - Я же запрещал тебе вертеться возле коня Робина! - грозно сказал Вилл и несильно дернул сына за ухо. - А если бы Воин забил тебя копытами или покусал?
        - Нет, мы с ним друзья, - ответил Дэнис и, подбежав к вороному, ласково обнял его за шею, заставив подняться.
        Вороной, который подпускал к себе только лорда Шервуда и Марианну и неукротимого нрава которого из остальных стрелков не боялись лишь Вилл и Джон, зафыркал и закивал головой, словно подтверждал слова мальчика. Дэнис скормил ему сухарь и, ласково шлепнув по крупу, прогнал Воина обратно к конюшне.
        Все вернулись в трапезную, и начался свадебный обед - шумный и веселый, с не прекращавшимися пожеланиями и здравицами, которые раздавались в честь лорда и леди Шервуда. Робин и Марианна улыбались, искоса поглядывали друг на друга, и, когда их глаза встречались, Робин сжимал лежавшие под его ладонью пальцы Марианны.
        - Как долго нам с тобой приходилось ждать! - прошептал Робин, склонившись к Марианне. - Первой встречи, второй, третьей! Решения быть вместе, дня, когда мы действительно пошли по жизни рука об руку, венчания! Как тебе хватило терпения, милая?
        - Мне не требовалось терпения, - улыбнулась в ответ Марианна, - достаточно было веры в то, что мы не можем быть врозь. Это тебе приходилось проявлять недюжинное терпение!
        Джон отвлек Робина разговором, и Марианна окинула взглядом гостей. Она заметила, что Статли расположился рядом с Клэренс и что-то оживленно рассказывает ей, а та весело смеется в ответ, игнорируя неодобрительный взгляд Эдрика, который сидел напротив них. Потом взгляд Марианны упал на Вилла, и по ее губам пробежала улыбка. Тиль, воспользовавшись тем, что отец отвлекся, пробралась к брату Робина и устроилась между ним и Дэнисом, который охотно подвинулся, уступив девушке место. Вилл дружелюбно, но не более того, принял ее соседство и, когда Тиль помогала ему в передаче вина или блюд, принимал ее помощь как должное - не благодаря и не отвергая.
        - Вилл, - услышала Марианна робкий голос Тиль, - почему ты так редко навещаешь нас? С тех пор как ты забрал Дэниса, ты вообще ни разу не приезжал к нам с отцом!
        - Не помню, чтобы твой отец приглашал меня, - с усмешкой ответил Вилл, не глядя на Тиль, которая не сводила с него глаз, полных нежной тоски.
        - При чем здесь отец! - с досадой воскликнула Тиль и, зардевшись румянцем, шепнула почти неслышно: - Ты ведь пошутил, когда сказал, что я все еще играю в куклы?
        - А что, уже не играешь? - рассмеялся Вилл и дернул ее за косу ласково и шутливо.
        Посмотрев в сторону Эдрика, который наконец-то заметил отсутствие дочери, Вилл улыбнулся наставнику чарующей улыбкой, получив в ответ негодующий взгляд.
        - Тиль, быстренько беги к своему грозному отцу, пока он не устал терзать меня только глазами и не вонзил меч в мою грудь по самую рукоять!
        Кэтрин, взяв на себя обязанности распорядительницы торжества, объявила начало танцев. Алан и Клэренс заиграли на лютнях, и по трапезной поплыла плавная мелодия торжественного церемонного танца. Робин подал Марианне руку. Они вышли на середину трапезной и подождали, пока рядом встанут другие пары: Джон с Кэтрин, Статли с Элис, Дикон с Мартиной, Эдгар с Эллен. Мэт попросил у Эдрика позволить танцевать с Тиль, и тот неохотно, но разрешил дочери принять приглашение.
        - Ты чудесно танцуешь! - шепнул Робин Марианне, обводя ее вокруг себя. - Такая легкая и изящная!
        - Отвечу тебе тем же, мой лорд! - улыбнулась Марианна, склоняясь перед ним в реверансе и вновь обходя его в легком скольжении. - Ты грациозен и так твердо ведешь, что в паре с тобой невозможно совершить ошибку!
        - А вот сейчас я боюсь сбиться, - ответил Робин, когда они сошлись в танце лицом к лицу. - Когда ты подходишь ко мне так близко, то, забывая о танце, я хочу поцеловать тебя!
        Марианна в ответ улыбнулась одними глазами и, когда танец снова подвел их друг к другу, сама поцеловала Робина.
        - Хорошо, что музыка смолкла, - смеясь, сказал Робин, - иначе бы мы все пары сбили с ног!
        Следующий танец Марианна прошла в паре с Джоном, который, несмотря на свой рост и могучую фигуру, двигался очень легко и ловко, а третьим ее пригласил Эдрик, испросив разрешения у Робина. В умении танцевать ратный наставник Робина не уступал своему ученику, словно стряхивая с себя в танце прожитые годы.
        - Ах, ваша светлость, если бы вы знали, как у меня радуется сердце, когда я смотрю на вас! - сказал Эдрик. - Теперь, когда вы стали супругой графа, моя душа за него спокойна!
        - Вы же меня совсем не знаете! - с улыбкой возразила Марианна.
        - Я хорошо знал ваших родителей, видел вас крошкой, когда граф Альрик приезжал в гости к вашему отцу, а я сопровождал его. Видел вас и в более старших летах, навещая леди Клэр в обители, где вы обе воспитывались. От души признаюсь вам в том, что, когда граф Альрик принял решение заключить договор о помолвке лорда Робина, я, конечно, не мог высказать ему свое мнение, но был очень рад, что он остановил свой выбор на вас.
        - А он не сказал тебе, что все эти годы донимал меня наставлениями, что я должен помнить о графском титуле? - усмехнулся Робин, когда Марианна снова оказалась рядом с ним и передала ему слова Эдрика. - Мы с Эдриком крепко поссорились, когда я дал Виллу разрешение жениться на Элизабет. С тех пор он постоянно подозревал меня в том, что я втайне от него женюсь на девушке, которая, по его мнению, окажется недостойной имени Рочестеров.
        - Мне показалось, что он любит тебя самого, и не только из-за титула, который ты унаследовал от отца, - ответила Марианна.
        - Я знаю, - сказал Робин. - Любит, но далеко не во всем одобряет. Но и я люблю его, так же не во всем уступая ему.
        Церемонные и медленные танцы наконец сменились быстрыми веселыми хороводами, и Робин отвел Марианну за стол, отказав всем, кто хотел потанцевать с новобрачной. Марианна, чувствуя утомление, сменила за лютней Клэренс, которой очень хотелось потанцевать. Алан тоже был не прочь присоединиться к танцорам, но звучание одной лютни вместо двух было бы слишком слабым для танцев, а заменить Алана из всех мог только Робин. Тот же был занят разговором с окружившими его гостями и не видел тоскующих глаз Алана. К счастью для Алана и к несчастью для Тиль Эдрик орлиным взором высмотрел дочь в тот момент, когда она уже почти подобралась к Виллу, собираясь пригласить его на танец.
        - Тиль, разве ты не видишь, что ее светлость сидит за лютней? Почему же ты беззаботно развлекаешься? Немедленно замени этого достойного человека - он устал играть! - и помоги ее светлости!
        Тиль грустно вздохнула, но не посмела ослушаться отца.
        Короткий зимний день сменился вечерними сумерками, которые быстро сгустились.
        - Робин! - раздалось веселое щебетание Кэтрин. - Уже стемнело. Мы забираем твою жену, чтобы достойно подготовить ее к брачной ночи!
        Предложение Кэтрин было подхвачено одобрительными возгласами, и Робин, рассмеявшись, склонил голову в знак согласия.
        - Ты рассчитывал избежать проводов в спальню? - спросил Вилл, не обманувшись согласием Робина, и рассмеялся, потрепав брата по плечу: - Даже не надейся! Весь Шервуд с рассвета предвкушает присутствовать на церемонии вручения тебе Саксонки! Ты ведь не хочешь нового бунта, если нарушишь традицию?
        - Ты прав, не хочу, а он непременно случится, если я ее нарушу! - усмехнулся Робин, окинув взглядом веселые лица гостей, которые только из уважения к своему лорду воздерживались от обычных в таких случаях шуток. - Деваться некуда! Иди, милая.
        Марианна поднялась, и Кэтрин с Эллен увели ее из трапезной в купальню. Там одна из ванн уже была наполнена водой, благоухавшей лавандой. Подруги бережно раздели Марианну. Кэтрин высоко на затылке заколола ее еще утром вымытые волосы. Когда Марианна забралась в ванну, они принялись растирать мягкими, пропитанными мылом салфетками ее шелковистую кожу и ополаскивать чистой водой. Подчинившись ласковым рукам Эллен, Марианна поднялась, и Эллен обернула ее огромным льняным полотенцем, согретым у огня. Кэтрин стояла рядом, держа в руках длинную сорочку из белого шелка, сплошь обшитую кружевными лентами. Когда Марианна облачилась в сорочку, Кэтрин вынула заколку из ее волос, и они светлыми волнами обрушились Марианне на плечи. Кэтрин широким гребнем до блеска расчесала волосы Марианны. Окинув новобрачную придирчивыми взглядами, Эллен и Кэтрин остались довольны ее видом. Эллен набросила на Марианну плащ, чтобы та не продрогла после купания.
        - Вот ты и готова! - ласково улыбнулась Кэтрин и взяла Марианну за руку. - Пойдем, твой супруг, наверное, истомился в ожидании тебя!
        Они вышли из купальни и увидели, что дверь в комнату Робина и Марианны распахнута настежь, а коридор полон гостей, ждавших появления супруги лорда Шервуда. Стараясь не выдать смущения, Марианна проскользнула между ними и вошла в комнату.
        Там был только Робин. Скинув верхнюю бархатную куртку, он стоял возле очага, и пламя играло переливами на белой ткани его рубашки и тонуло в глубине синих глаз. Увидев Марианну, он заметил ее смущение и улыбнулся.
        - Робин, а как же традиции? - ухмыльнулся Алан. - Когда мы с Элис поженились, все захотели убедиться в красоте новобрачной!
        Марианна поняла, что, соблюдая традицию, она должна полностью обнажиться, и посмотрела на Робина с безмолвной просьбой найти какой-нибудь способ позволить ей избежать этого.
        - Что ж, традиция есть традиция, - усмехнулся Робин, заметив взгляд Марианны. - Мы ее соблюдем, но одновременно нарушим. Иди сюда, Мэри!
        Он протянул к ней руку, она вложила в его ладонь свою. Робин подвел Марианну к очагу и снял плащ с ее плеч. Яркий свет пламени сделал невидимой тонкую ткань сорочки Марианны, открыв взорам очертания ее тела, прекрасного и в ожидании ребенка. Услышав восхищенные вздохи, Робин одной рукой обнял Марианну и, подойдя вместе с ней к двери, другой рукой закрыл дверь, сказав:
        - Достаточно!
        Они остались вдвоем.
        - Устала? - спросил Робин, с улыбкой посмотрев на Марианну.
        - Нет, конечно! - улыбнулась она в ответ. - Разве можно устать в день своей свадьбы?
        - Устала! - ласково усмехнулся Робин и снова набросил ей на плечи плащ.
        Взяв ее на руки, он вместе с ней опустился на медвежью шкуру возле камина и прислонился спиной к стене. Марианна уютно устроилась на его коленях и в его объятиях и положила голову ему на плечо. Так они молча сидели - рука в руке - и смотрели на огонь.
        - Пытаюсь представить, как бы мы с тобой встретились, если бы жизнь сложилась так, как предполагали наши родители, - нарушила молчание Марианна и, вскинув голову, посмотрела на Робина.
        - Пытаешься представить? Давай попробуем сделать это вместе! - рассмеялся Робин, подхватывая игру, и задумчиво посмотрел в потолок. - Итак, венчание было назначено на день, когда тебе исполнилось бы шестнадцать лет. Значит, отец и я нанесли бы вам визит примерно за два-три месяца до этого дня. Мой отец долго беседовал бы с твоим, обсуждая приготовления к нашей свадьбе, а я бы невыносимо скучал. А ты? - внезапно спросил он, предлагая ей сделать в игре следующий ход.
        По губам задумавшейся Марианны пробежала шаловливая улыбка.
        - Я? - протянула она и тоже посмотрела в потолок. - Я бы в душе была удручена неожиданным известием, что мне так скоро предстоит расстаться со свободой и выйти замуж за того, кого я даже в глаза не видела. Поэтому я бы сердилась и ждала, когда отец призовет меня, чтобы я, наконец, увидела своего нареченного.
        - И удрученная и сердитая заранее перемерила бы все наряды, чтобы поразить незнакомца, который покусился на твою свободу, всей своей ослепительной красой! - рассмеялся Робин. - Но вот сэр Гилберт послал за тобой. Ты вошла - надменная, с высоко поднятой головой, украдкой бросая по сторонам взгляды и пытаясь угадать, кто же станет твоим супругом. Нас бы представили друг другу, а потом, возможно, решили, что нам надо побыть вдвоем и познакомиться ближе.
        - Вот так сразу вдвоем и ближе?! - рассмеялась Марианна. - А вы не слишком торопитесь, милорд? Мой отец весьма строг в соблюдении приличий!
        - Да, мой отец более свободен в обращении! - признал Робин. - Хорошо, свита бы стояла в отдалении, следя за тем, чтобы твоя честь осталась незапятнанной, но достаточно далеко, чтобы не слышать нашего разговора.
        - И что бы ты сказал мне? - спросила она, капризно изогнув бровь.
        Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и произнес речитативом, лишенным каких бы то ни было чувств:
        - О несравненная леди! Я сражен твоей неземной красотой! Когда ты явилась в эту залу, мне почудилось, что прекрасный ангел сошел на грешную землю и почтил нас своим присутствием!
        Открыв глаза, Робин увидел, что Марианна смотрит на него с нескрываемым испугом, и, расхохотавшись, крепко прижал ее к груди.
        - Ты напугал меня! - воскликнула она и с притворным гневом шлепнула его по руке. - Я столько раз слышала подобные слова! Неужели и ты не смог бы найти других слов и говорил бы со мной вот так?
        - Конечно нет! - отсмеявшись, ответил Робин. - Рассмотрев тебя, я подумал бы, что ты хороша собой, и это отчасти стало бы мне утешением в том, что и я теряю свободу. Потом я спросил бы тебя, как ты желаешь провести время, на которое нас предоставили самих себе.
        Марианна на миг задумалась и улыбнулась с явным лукавством.
        - Я бы решила узнать, способен ли ты нарушить приличия ради меня. А заодно показать тебе сразу, что я не из кротких и благонравных девиц, которые проводят все свое время за вышиванием церковных покровов.
        - Ах вот как? Только что упрекала меня, что я собирался поступиться приличиями и остаться с тобой вдвоем, а теперь сама решила толкнуть меня на какой-то безрассудный поступок!
        - Ну, он потребовал бы от тебя смелости, но не чрезмерной! Я бы сказала тебе, что желаю прокатиться верхом, но только вдвоем и без свиты. Согласился бы ты на такое условие?
        - Легко и охотно! - без промедления ответил Робин. - Я ведь тоже не люблю провожатых. Тем более если мне выпало счастье поехать на прогулку с такой красавицей, как ты. Итак, леди, располагайте мною, я весь в вашем распоряжении!
        - Тогда мы тайком ускользнем из залы и незаметно спустимся во двор замка, - таинственно понизив голос, сказала Марианна. - Только осторожнее, милорд! Если мы попадемся на глаза вашему или моему отцу, пропала наша прогулка! Я бы велела оседлать лошадей… Нет! Приказывал бы ты, а я просто стояла бы рядом, вслушивалась в твой властный голос, и думала о том, что мои страхи, возможно, напрасны. Супружество с тобой, кажется, будет не так уж и тягостно!
        - А, леди! - довольно протянул Робин, шутливо дернув Марианну за светлую прядь. - Да ты уже влюбилась в меня! Но, признаюсь, ты мне тоже пришлась по сердцу. Ты отчаянная, отлично держишься в седле, и твой смех начинает пьянить меня. И ты такая красавица! Твои волосы разметались волшебным шлейфом, пока мы мчались верхом головокружительным галопом, глаза засияли как звезды! Но, когда бы мы вернулись в замок, мне пришлось бы пережить немало очень неприятных минут! - и Робин тяжело вздохнул. - Твой отец из вежливости молчал бы, а мой принялся бы сурово распекать меня за легкомыслие.
        - Нет! - поспешила вступиться Марианна, словно наяву услышав суровый выговор графа Альрика сыну. - Я бы сказала: «Ваша светлость, не браните лорда Робина! Это я настояла на прогулке, я одна во всем виновата, так пусть все упреки достанутся мне!»
        - Тогда отец бы ответил так, - откликнулся Робин и печально улыбнулся: - «Как можно упрекать тебя, юная леди! Я и сам не устоял бы перед любой твоей просьбой». А потом сэр Гилберт пригласил бы нас ужинать.
        - Ты ловил бы за ужином мой взгляд? - надменным тоном осведомилась Марианна, и Робин не менее надменно ответил:
        - Все может быть.
        Не удержавшись, он чистосердечно признался:
        - Конечно, ловил бы!
        - Ну и напрасно, - с прежним высокомерием ответила Марианна, - я бы совсем не смотрела в твою сторону.
        - Ох, леди, не зарекайся! Я бы приложил все усилия, чтобы этого не случилось, - заверил Робин. - Но как бы долго ни тянулся ужин, он наконец бы закончился. И я - совершенно официально - попросил бы у твоего отца разрешения проводить тебя до дверей твоих покоев.
        - А потом? У дверей? - поинтересовалась Марианна.
        - Признался бы, что хочу поцеловать свою невесту.
        - О, я бы ничего не поняла и протянула бы тебе для поцелуя руку! - уверила его Марианна.
        - Ах ты, лисица! - с неподдельным негодованием воскликнул Робин и тут же коварно улыбнулся: - В таком случае я не стану целовать твою руку, а просто пожму ее и очень холодно кивну на прощание. Потом повернусь и уйду.
        - Это слишком жестоко! - огорченно воскликнула Марианна и возмущенно посмотрела на Робина, словно он так и сделал: - Ведь я не смогу уснуть всю ночь, если ты так сухо простишься со мной!
        - Почему? - спросил Робин, внимательно глядя на Марианну.
        - Потому что ты понравился мне, - тихо призналась она.
        - И ты мне очень понравилась, - признался он в ответ, - но что же мне делать, если ты со мной холодна?
        Секунду подумав, она спросила:
        - А если я подставлю тебе для поцелуя щеку, ты будешь не так суров?
        - Пока это ты сурова со мной, - улыбнулся Робин, - но я все же сумел добиться от тебя маленькой уступки! Подставляй щеку!
        Марианна так и сделала, и Робин дотронулся губами до ее щеки.
        - Вот так девушки и забывают о чести! - закрывая глаза, прошептала Марианна, потершись затылком о плечо Робина.
        - Нет! Так девушка вверяет свою честь мужчине, - шепнул Робин, скользя губами по ее щеке и подбираясь к губам Марианны. - Может быть, ты окончательно смилостивишься и позволишь мне поцеловать тебя иначе, по-настоящему?
        - А тебе нужно мое позволение? В той жизни ты чересчур почтителен!
        Она подставила нежные губы его губам. Он обнял ее, притянул к себе и долго целовал.
        - Вот так примерно и состоялась бы наша встреча! - сказал он, когда поцелуй оборвался.
        - Если бы твой отец не погиб, - с грустью откликнулась Марианна.
        Робин долго молчал, обнимая Марианну, и смотрел в огонь.
        - Но он погиб, - эхом слетело с его губ. - Отец был слишком независим и горд, обладал несгибаемой волей и никогда не отступал от того, что считал правильным. Потому он и вызывал такую ненависть у своих врагов. Став старше, я понял, что отца все равно убили бы - рано или поздно! И он был всегда один, Мэри. Остальные - даже те, кто любил его и был предан ему, - только ждали от него помощи и защиты. А одному очень трудно противостоять врагам.
        «И ты такой же! - подумала Марианна. - И так же, как твой отец, один противостоишь всему темному и злому».
        - Я не один, - сказал Робин, угадав мысли Марианны. - Даже если бы со мной не было рядом друзей, у меня все равно оставались бы ты и Вилл.
        ****
        Когда гости, оживленно переговариваясь, потянулись обратно в трапезную, Мартина, отстав от всех, ускользнула в купальню. Там она устроилась у очага, в котором продолжал гореть огонь, разведенный для того, чтобы согреть воду для купания Марианны перед брачной ночью. Мартина смотрела на огонь и видела перед собой Робина, вновь и вновь вспоминая, как он закрыл дверь, отгородив себя и Марианну от всего остального мира.
        Ей казалось, что она смирилась и даже успокоилась. Но сегодня, когда она слушала, как он произносит слова брачного обета, который навсегда связывал его с другой, любовь к нему вспыхнула в сердце острой горячей болью. Она улыбалась и танцевала, но сейчас эта боль стала такой нестерпимой, что сил улыбаться и дальше уже не осталось. За что она оказалась обреченной на эту вечную муку? Что сделала, чтобы заслужить такое наказание? Низко склонив голову, Мартина закрыла лицо ладонями и беззвучно расплакалась.
        Слезы текли и текли из ее глаз, когда она вдруг почувствовала, что в купальне появился кто-то еще. Она испуганно вскинула голову, вытирая рукавом мокрое лицо, и увидела Вилла.
        - Как же ты бесшумно ходишь! - воскликнула она в сердцах. - Крадешься, как волк! Зачем ты сюда пришел?
        Стоя в шаге от нее, Вилл с усмешкой смотрел на Мартину. Услышав ее вопрос, он сел на пол с противоположной стороны очага напротив Мартины и поставил между ней и собой два кубка и небольшой кувшин с вином.
        - Кто-то должен был вытереть тебе слезы! - сказал он с прежней усмешкой. - Увидел, что в трапезную ты не вернулась, заглянул в твою комнату и понял, куда ты могла забиться.
        - И нашел меня, чтобы позабавиться надо мной, как обычно? - хриплым от слез голосом спросила Мартина, обнимая колени так, словно пыталась защититься от всегда преследовавшей ее иронии Вилла.
        - Нет, - ответил Вилл, - чтобы поговорить с тобой. Марти, хватит мучить себя и терзать сожалениями о несбыточном. Когда-то Робин любил тебя. Или ему так казалось. В любом случае, между вами все кончилось годы назад. Какой смысл в твоих страданиях? - Он разлил по кубкам вино и подал один из них Мартине. - Лучше пожелай им обоим счастья и долгих лет в супружестве.
        Мартина поднесла к губам кубок, пытаясь понять, чем вызвана мягкость в голосе Вилла и понимание ее чувств. Он не просто ее не любил - он всегда ее с трудом терпел, особенно когда все в Локсли уверились, что дело между Робином и Мартиной слажено настолько, что закончится свадьбой. Даже когда она вышла замуж за Мартина, старший брат Робина не изменил к ней отношения, оставаясь с Мартиной язвительным и едким.
        Она пила вино и внимательно смотрела из-под ресниц на Вилла. А он, словно забыв о ее присутствии, откинулся спиной на стену и смотрел в огонь, погрузившись в свои мысли. И, судя по лицу Вилла, мысли эти были печальными. Мартина вспомнила негромкий разговор Статли и Алана, который услышала днем, но тогда она не придала ему значения, а сейчас поняла смысл каждого сказанного ими слова.
        - Ты любишь ее, Вилл?
        Голос Мартины вырвал Вилла из размышлений. Он медленно повернул к ней голову и посмотрел Мартине в глаза. Сейчас в его лице не было и тени печали - только совершенное спокойствие. В светлых янтарных глазах Вилла Мартина увидела лишь отблески огня, и ничего кроме них.
        - Кого? - спросил он, глядя на нее так, что она не осмелилась ответить.
        Вилл одним глотком допил вино, поднялся и подал руку Мартине:
        - Вернемся к гостям!
        Мартина, повинуясь его настойчивости, встала на ноги и, вновь задохнувшись от боли в груди, закрыла глаза и помотала головой.
        - Я не могу! - прошептала она. - Прошу тебя, не заставляй меня возвращаться!
        Его ладонь неожиданно ласково скользнула по ее голове.
        - Что же ты будешь делать? Продолжать сидеть здесь и плакать? - с неожиданным сочувствием спросил Вилл.
        Мартина взглянула на Вилла. Увидев в его глазах искреннее участие, она неожиданно для самой себя попросила:
        - Ты не мог бы взять меня к себе на эту ночь?
        Он отнял руку от ее кос и пристально посмотрел на Мартину.
        - Но я не Робин, Марти.
        - Я знаю, - кивнула она, не сводя с него робких просительных глаз.
        - И я не покойный Мартин, - еще тверже сказал Вилл. - Я не позволю тебе, как он, представлять в моих объятиях, что ты с другим.
        Она снова согласно кивнула, чувствуя всем изнывающим от тоски сердцем, что он тоже не хочет оставаться сейчас один. Потом подняла голову и, уже смело глядя ему в глаза, спросила:
        - А ты сам не боишься попасть в плен иллюзий?
        - Нет, - усмехнулся он, отвечая спокойным и уверенным взглядом. - Я всегда смотрю жизни в лицо. - Вилл вскинул Мартину на руки и решительно сказал: - Идем!
        ****
        Робин и Марианна по-прежнему сидели возле огня. Робин налил себе вина, а Марианне - травяного отвара, который он сначала подогрел и подсластил медом.
        - Что это? - спросила Марианна, даже не пытаясь угадать состав отвара по приятному, но сложному вкусу.
        - Потом расскажу, - ответил Робин. - Пей. Он на пользу и тебе, и ребенку.
        - Как ты думаешь, кто у нас родится, сын или дочь? - улыбнулась Марианна.
        - Хочешь узнать сейчас? - спросил Робин.
        - А ты можешь это сделать?
        Она посмотрела на него с веселым любопытством. Он улыбнулся и прижал руку Марианны к ее животу, накрыв сверху своей ладонью.
        - Положи мне голову на плечо и закрой глаза.
        Она сделала так, как он велел, и через мгновение почувствовала, как вместе с ним скользит взглядом по собственному телу. Вот она - искра новой жизни, которая мерцала еще неярким светом. Ощутив тепло родительского присутствия, она потянулась навстречу и приобрела очертания крохотного, но вполне сложившегося младенца.
        - Сын, - эхом пролетел в голове Марианны голос Робина. - Скажи ему что-нибудь, родная, он не услышит, но почувствует.
        - Я люблю тебя, малыш! - безмолвно сказала Марианна и уже вслух, запрокинув голову и посмотрев на Робина, шепнула: - И твоего отца! Люблю вас обоих всем сердцем!
        Встретив ее взгляд, Робин улыбнулся и нежно поцеловал Марианну.
        В дверь громко постучали, и, оторвавшись от любимых губ, Робин оглянулся и покачал головой.
        - Так я и думал! Если бы они соблюдали все правила так, как свадебные обычаи, в Шервуде царил бы идеальный порядок!
        Оставшись без ответа, стук повторился - громче и настойчивее. На дверь налегли, и, не ожидая, что она осталась незапертой, в комнату влетели Алан и Хьюберт с большими кружками, над которыми поднимался пар. Под хохот тех, кто остался в коридоре, благоразумно решив не тревожить шервудскую чету, Алан, едва устояв на ногах, с изумлением посмотрел на пустую постель. Хьюберт толкнул его в бок и указал в сторону камина.
        - Вы что, даже не ложились? - не поверив своим глазам, спросил Алан. - А мы вам принесли горячего вина подкрепить силы!
        - Ох, вы от меня сейчас получите, блюстители традиций! - хмыкнул Робин и указал взглядом на стол. - Ставьте кружки туда, и чтобы я вас больше не видел, пока мы не проснемся!
        Легко вскочив на ноги, он отобрал кружки у Алана и Хьюберта, которые были изрядно навеселе. Взяв одного и второго за шиворот, Робин бесцеремонно выставил обоих наружу и на этот раз закрыл дверь на засов. Вернувшись к Марианне, Робин подал ей руку.
        - Пойдем в постель, жена, и проведем нашу первую ночь в законном браке, - тихо сказал он, когда она поднялась, и поцеловал ее в лоб. - Ты до сих пор старалась удерживать меня от близости, редко уступая моим настояниям, требуя, чтобы я полностью выздоровел. Но сегодня, полагаю, ты не вправе отказывать мне.
        - Нет, ведь ты выздоровел, - улыбнулась Марианна, сомкнув руки на шее Робина.
        - Только поэтому? - улыбнулся в ответ Робин, осыпая поцелуями ее лицо. - А как же мое право мужа?
        - Разве ты не обрел его в апреле? - шепотом спросила она, когда он поднял ее на руки и отнес на постель. - Забыл?
        - Я помню, - ответил Робин. - Ты была чудесна той ночью, милая! Как же я мог забыть?
        - Робела тебя и старалась, чтобы ты ничего не заметил! - улыбнулась она, помогая ему раздеться.
        - Я все заметил, - шепнул он, целуя ее, - и любил тебя еще больше за эту робость.
        Она отбросила покрывало, собираясь лечь, но он остановил ее. Посмотрев с выразительной улыбкой ей в глаза, он провел пальцами по широким кружевным бретелям сорочки.
        - Да, я помню, - рассмеялась Марианна, снимая через голову пену нежного шелка и кружев, - иначе ты ее порвешь невзначай!
        …Ночь сменилась рассветом, когда Кэтрин легонько постучала в дверь их комнаты, чтобы принести завтрак, но не услышала ответа и на цыпочках отошла прочь. Робин и Марианна спали глубоким сном. День приближался к полудню, а они так и продолжали спать, не размыкая объятий и лишь тревожа друг друга поцелуями во сне - так, словно каждый из них убеждался, что любимый, любимая рядом.
        Глава пятнадцатая
        - Вы искали встречи со мной?
        Робин внимательно посмотрел на высокого человека с суровым лицом и властным взглядом. Закутанный в тяжелый плащ, он вошел в трапезную постоялого двора в сопровождении пяти ратников. В ранний час - еще не рассвело - трапезная была почти пуста. Только хозяин постоялого двора, стараясь не привлекать к себе внимания, хлопотал возле очага, и сам Робин сидел в одиночестве за одним из столов.
        - Да, милорд, - ответил Робин.
        Вошедший сбросил с головы капюшон и окинул взглядом трапезную. Его холодные пристальные глаза встретились с непроницаемыми спокойными глазами лорда Шервуда.
        - Вы можете не беспокоиться, здесь безопасно, - сказал Робин. - Во всяком случае, пока безопасно.
        - То-то и есть, что пока! - хмыкнул гость, обернулся к сопровождавшим его ратникам и указал им на стол у двери.
        Подозвав хозяина, он вполголоса распорядился, чтобы его людям подали эль, и, больше не медля, сел за стол напротив Робина.
        - Вы уверены, что не перепутали меня с кем-то другим?
        - Нет. Вы сэр Уильям Маршал граф Пембрук, и я искал встречи именно с вами. А вы приехали в Ноттингемшир, чтобы встретиться со мной. Но мне найти вас проще, чем вам меня.
        Пембрук бросил взгляд на Робина и высокомерно усмехнулся.
        - Молод и дерзок, - сказал он на французском языке, отвечая своим мыслям, но не ожидая, что собеседник поймет его.
        - Мои слова всего лишь отразили действительное положение дел, - так же перейдя на французский язык, ответил Робин. - Но если они чем-то задели вашу светлость, то я приношу вам свои извинения.
        Пембрук высоко поднял брови и уже без прежнего высокомерия вгляделся в собеседника.
        - Кто вы и чем подтвердите свои полномочия?
        Робин достал из-за ворота куртки пергаментный свиток с большой печатью и подал его графу. Тот развернул свиток, пробежал глазами по строчкам, бросил взгляд на печать и, убедившись, что подпись на свитке соответствует приложенной печати, вновь посмотрел на Робина.
        - Да, судя по письму епископа Илийского, вы, наверное, и есть тот, кто мне нужен. Я говорю «наверное», потому что в письме нет вашего имени, епископ Уильям мне его тоже не назвал, и от вас я его так и не услышал.
        Пембрук выжидающе посмотрел на Робина. Тот в ответ пожал плечами:
        - Оно вам ни к чему. Раз мое имя не упомянуто в письме и епископ тоже воздержался от того, чтобы назвать его, значит, оно не имеет значения для успешного выполнения данного вам поручения.
        Услышав такой ответ, Пембрук грозно нахмурился, но Робин лишь улыбнулся в ответ на недовольный взгляд собеседника.
        - Хорошо, желаете оставить свое имя при себе - ваше дело! - сказал Пембрук, вынужденно смирившись с отказом. - Но я не привык засиживаться за столом с людьми, имя которых мне неизвестно. Передайте мне деньги и ступайте своей дорогой.
        - У меня нет при себе денег, - усмехнулся в ответ Робин. - Это слишком большая сумма, чтобы я рисковал ею, взяв серебро в Сауфвэлл, где вы согласились увидеться со мной, отказавшись от предложенного мною места встречи. Там бы я сразу передал вам деньги, но брать их с собой сюда - неоправданный риск, прежде всего для вас. Как бы вы смогли вывезти их из города, не привлекая внимания ни к своей особе, ни к грузу повозок?
        - Повозок? - переспросил Пембрук и недоверчиво посмотрел на Робина: - О какой сумме идет речь?
        Когда Робин ответил, Пембрук бросил на него долгий удивленный взгляд, и Робин молча склонил голову, подтверждая названное им число.
        - Это в несколько раз больше того, что смог собрать принц! - наконец произнес граф.
        - Возможности принца как раз не должны удивлять вас! - рассмеялся Робин. - Он не слишком экономил все годы отсутствия венценосного брата. К тому же он не горит желанием помочь королю скорее обрести свободу. Вы понимаете это не хуже меня.
        - Да, - отозвался глубоким вздохом Пембрук и пристукнул кулаком по столу. - Англию поразило предательство! Принц слишком дорожит опустевшим троном брата, чтобы поспешить собрать сумму выкупа, который потребовал герцог, удерживающий в плену короля Ричарда. Мне - посланнику короля! - пришлось принимать меры предосторожности, чтобы повидаться с королевой-матерью тайком от принца и его шпионов. Королевство обременено налогами, а сбор выкупа затягивается все больше и больше. У принца нет денег, чтобы выкупить из плена родного брата и законного сюзерена! Времена чести миновали, если вассалы стали предавать своего господина.
        - Предоставьте принца королеве-матери, - посоветовал Робин, выслушав гневную речь Пембрука. - Она любит принца, но король - ее самый любимый сын. То, чего в Лондоне не смогли добиться вы, добьется она.
        - Вы говорите словами епископа Уильяма, - заметил Пембрук. - Давно и хорошо знаете его?
        - Наше знакомство с ним очень давнее и отнюдь не близкое, - ответил Робин. - Но епископ Уильям был милостив ко мне и не так давно оказал мне неоценимую услугу, в том числе согласился принять предложенное мною серебро для выкупа короля из плена.
        - Согласился принять! - усмехнулся Пембрук. - Еще бы не согласился! Такая сумма сильно продвинет дело освобождения короля. Что это за деньги?
        - Большая часть из них - доходы от моих владений. Меньшая - часть налогов, собранных в Средних землях, с тем чтобы эти графства могли внести свою долю в выкуп.
        - Доходы от ваших владений? - Пембрук собрался спросить о названиях владений, но по взгляду Робина понял, что и этот вопрос останется без ответа. Тогда он отказался от попытки удовлетворить любопытство и узнать имя собеседника, но посчитал себя вправе осведомиться о его намерениях. - Скажите откровенно, какую цель преследуете лично вы, отдавая мне эти деньги?
        Робин усмехнулся и посмотрел куда-то вдаль так, что Пембруку показалось, будто сам он сейчас растаял в воздухе под взглядом ясных глаз собеседника.
        - Моя цель проста - вернуть королевству законного государя. Вы давно не были в Англии, не могли наблюдать, как беднеет страна за годы правления принца. Вы едва ли знаете о том, как все - и знать, и простые люди - устали быть жертвами раздоров между фаворитами принца, которые делят власть и земли, проливая кровь неповинных людей, словно воду.
        Спокойное лицо Робина изменилось: в уголках рта залегли складки, прищур синих глаз стал неумолимым и жестким, на запястьях сильных рук вспухли жилки, словно они готовились взять меч. Пембрук молчал, слушая его, и очень внимательно разглядывал Робина. Поймав изучающий взгляд, Робин очнулся, его лицо вновь стало спокойным, из голоса исчез приглушенный отзвук стали.
        - Конечно, милорд, я отнюдь не наивен и не верю в легенды о добрых королях. Времена короля Артура и его рыцарей давно миновали. Хотя я сам не в ладу с законом, но все равно я уверен в том, что законный король не вызовет такой неприязни у подданных и будет справедливее, чем тот, трон которого подпирают копья, а не наследственное право.
        Не выражая ни согласия, ни отрицания слов, сказанных Робином, Пембрук молча продолжал смотреть на него.
        - Я все время ловлю себя на мысли, что видел вас, но давно. Мне знакомо ваше лицо. И ваши манеры, речь и облик выдают в вас благородное происхождение, - задумчиво сказал он. - Но узнать вас я все равно не могу, как ни пытаюсь!
        - Я действительно принадлежу к роду известному и прославленному в королевстве, - кратко ответил Робин и непреклонным взглядом дал понять, что это все, что он считает нужным сообщить о себе.
        - И ваш род, вы сами тоже пострадали от несправедливости за время правления принца? - осторожно спросил Пембрук, тщетно пытаясь пробить непроницаемую стену в глазах собеседника.
        - Нет, милорд, все случилось значительно раньше, - только и сказал Робин.
        Пембрук долго сверлил его глазами и с досадой воскликнул:
        - Почему вы так упрямы?! Разве вы не хотите, чтобы ваше имя стало известно королю? Не хотите получить в благодарность от Ричарда титул и земли?
        Робин рассмеялся в ответ, и Пембрук с невольным восхищением окинул взглядом собеседника, проникаясь к нему странной для себя неосознанной симпатией. Такая свобода, такое чувство собственного достоинства и независимости пронизывали весь его облик, что граф и сам невольно заразился теми же чувствами. Он внезапно осознал, как мало значат для собеседника те блага, которыми он пытался соблазнить его от имени короля, и понял, что так же мало будет значить и королевский гнев.
        - Имя! - Робин вздохнул. - Не время и не место, милорд. Может быть, однажды я сам обращусь к вам, чтобы вы помогли мне вернуть то, что принадлежит мне по праву рождения. Но сейчас, чтобы я мог назвать вам свое имя, ради справедливости мне следует назвать и другое, которое я ношу несколько последних лет. А оно - не менее известное, чем первое, - поверьте, не обрадует короля. Давайте о деле. Как вы желаете получить деньги?
        - Вы можете предложить мне выбор?
        - Да. Деньги могут быть доставлены на корабль, которым вы собираетесь вернуться на континент.
        - А вам известно, и на какой корабль, и где он меня ожидает? - не выдержав, перебил его Пембрук.
        Робин лишь усмехнулся в ответ и продолжил:
        - Могу сам передать вам серебро, но уже в том месте, которое назову я. Вы можете сами забрать деньги у преданного мне человека. И в том и в другом случае я готов дать вам охрану, достаточную, чтобы вы по пути на корабль были в полной безопасности.
        Недолго подумав, Пембрук сказал:
        - Я предпочту сам забрать деньги, и желательно сегодня, пока весть о моем пребывании в Ноттингемшире не долетела до ушей шерифа, который является сторонником принца. Охрана мне не нужна - со мной большое число ратников, но за предложение благодарю вас.
        - Как скажете, - согласился Робин. - Тогда по дороге в порт вам надо будет проехать через Маласэт - большое селение в трех часах езды отсюда резвой рысью. Там, на его северной окраине, вы найдете последний перед лесом дом. Его хозяин передаст вам все, что я обещал епископу Уильяму и вам.
        Пембрук кивнул в знак того, что он все запомнил.
        - Мне было бы спокойнее, если бы я мог показать вашему человеку какой-нибудь знак от вас, чтобы мы узнали друг друга и могли доверять один другому, - сказал он.
        - Знак? - Робин на миг задумался и улыбнулся, всем видом выразив сомнение: - В отличие от вас я не доверяю никаким знакам. Они могут попасть в чужие руки. Но будь по-вашему, а то вы снова сочтете меня упрямым. Передайте хозяину дома этот перстень.
        С этими словами Робин снял с руки золотой перстень и подал его Пембруку. Граф внимательно посмотрел на перстень и разглядел выгравированную на нем фигуру волка.
        - Это ваш герб?
        - Это один из символов валлийских друидов, - ответил Робин, подхватывая со скамьи меч и пристегивая ножны к поясу.
        Он повел глазами в сторону хозяина постоялого двора, и тот мгновенно оказался рядом с лордом Шервуда.
        - Позови Вилла, скажи ему, что мы обо всем договорились, и позаботься о нашем отъезде, - негромко приказал Робин.
        Хозяин метнулся вверх по лестнице, которая из трапезной вела на второй этаж, где были спальные комнаты. Почти сразу он вернулся в сопровождении Вилла, на ходу убиравшего лук в колчан. Обменявшись взглядом с Робином, Вилл слегка склонил голову, приветствуя его собеседника.
        - Необходимая предосторожность, - ответил Робин в ответ на вопросительный взгляд Пембрука.
        - Кого же ваш человек держал на прицеле? Меня?! - с возмущением спросил Пембрук.
        - Что вы, милорд! Я следил за улицей, - ответил ему вместо Робина Вилл. - Город есть город: всегда могут случиться неожиданности!
        - Чтобы их не было, я оставил на улице своих людей, - недовольно заметил Пембрук.
        - И я о том же! - подхватил в ответ Вилл. - Они ведь в одеждах с вашим гербом и привлекают к себе лишнее внимание!
        - Пожалуй, вас я счел дерзким напрасно! - сказал Пембрук, переводя взгляд на Робина.
        Рассмеявшись, Робин указал Виллу на дверь, и ратники Пембрука по знаку своего господина беспрепятственно пропустили Вилла. Робин тоже сделал шаг к двери, когда голос Пембрука остановил его:
        - Я надеюсь на нашу встречу, и, если вам понадобится моя помощь, располагайте мной!
        Робин улыбкой поблагодарил его за любезное предложение, высказанное самым теплым тоном, и, прежде чем скрыться за дверью, напоследок предупредил:
        - Серебро отдадут только вам, милорд. Если вместо вас явится другой человек, его не поймут и перстень не узнают. Ваш облик был описан мною до самой мелкой черточки.
        - Вы изрядно осторожны! - одобрительно кивнул Пембрук, но немного встревожился: - Как вы могли описать меня вашему слуге до того, как увидели меня сегодня?
        - Вам незачем тревожиться, - сказал Робин. - Я видел вас и прежде. Например, на одной из церемоний при дворе короля Генриха. Прощайте, милорд, и доброго вам пути на континент!
        - Почему бы и вам не последовать туда вместе со мной? - неожиданно предложил Пембрук.
        - Если бы я был один, то, возможно, и принял бы ваше приглашение, - ответил Робин, - но я не имею права оставить своих людей.
        - И много их?
        - Все Средние земли, - рассмеялся Робин.
        Кивнув на прощание, он ушел. Проводив его взглядом, Пембрук обернулся к хозяину, который хлопотал возле стола ратников, наполняя элем опустевшие кружки. Ощутив на себе властный взгляд, он немедленно оставил кувшин и, отшутившись на упреки ратников, чьи кружки не успел наполнить, поспешил к графу:
        - Милорд желает, чтобы ему подали завтрак?
        Пембрук утвердительно кивнул. Хозяин быстро накрыл на стол, подав знатному гостю самые изысканные блюда, на которые только была способна его кухарка. Поставив перед графом высокий чеканный кубок, хозяин наполнил его светлым вином. Пембрук молча принял кубок и бросил на стол две монеты.
        - Милорд слишком щедр! - удивился хозяин, но быстро сгреб деньги со стола.
        - Ты знаешь этого человека? - спросил Пембрук, пропустив мимо ушей слова благодарности, которые бормотал хозяин.
        Услышав вопрос, хозяин выпрямился и степенно сложил руки на животе. Теперь в нем не было и тени угодливости, едва лишь граф спросил о лорде Шервуда.
        - Насколько его вообще можно знать, - сдержанно произнес он, уклоняясь от прямого ответа.
        - Но он доверяет тебе, раз назначил встречу со мной здесь, а не где-нибудь! - настойчиво сказал Пембрук. - Значит, ты должен знать его.
        - Он назначил встречу здесь потому, что вы отказались встречаться с ним за пределами городских стен, - ответил хозяин. - Он рисковал жизнью, выполняя условия встречи, которые определили вы.
        Пембрук недовольно хмыкнул, услышав в его голосе упрек.
        - Расскажи мне все, что знаешь о нем, - с этими словами он положил на край стола еще одну монету.
        Заметив, что хозяин остался нем и неподвижен, граф, помедлив, добавил еще две монеты. Круглое и добродушное лицо хозяина посуровело.
        - Милорд просит о невозможном, - со всем почтением, но решительно сказал хозяин. - Никто из тех, кто знаком с этим человеком, не может похвалиться тем, что знает о нем все. И никто не расскажет и ту малую часть, которая ему известна.
        Пембрук раздраженно усмехнулся и добавил еще две монеты. Хозяин опустил глаза, понимая, что гость не на шутку заинтересовался таинственным собеседником и дело может принять серьезный оборот.
        - Милорд, я прошу вас не гневаться! - осторожно сказал он, очень боясь рассердить графа, и опустил глаза, пряча их от холодного сверлящего взгляда. - За жизнь и свободу того, кто только что сидел с вами за этим столом, обещано столько денег, что их хватило бы даже моим внукам на безбедную жизнь. Но никто в Средних не предаст его, польстившись на серебро или даже золото.
        Пембрук презрительно посмотрел на хозяина и высокомерно усмехнулся.
        - Глупости! Предложенная сумма недостаточно велика, и только.
        - Нет, милорд! - с прежней непреклонностью возразил хозяин и решительно придвинул все монеты обратно к Пембруку. - Дело в том, что доверие и дружбу этого человека завоевать крайне тяжело. А они стоят для меня дороже, чем все английское золото!
        ****
        Покинув постоялый двор, Робин и Вилл выбрались из города в повозке. Они улеглись на самое дно, и возчик завалил их мешками с разной рухлядью. Когда городские стены остались далеко позади, повозка остановилась в маленьком селении, где братья накануне вечером укрыли своих лошадей.
        - Теперь в Маласэт! - скомандовал Робин, едва они сели на коней. - Порадуем Эдрика новостями и тем, что заедем к нему в гости.
        - Может быть, я подожду тебя на окраине селения? - предложил Вилл. - Чтобы порадовать его еще больше.
        Робин внимательно посмотрел на него, рассмеялся и потрепал брата по плечу:
        - Перестань, Вилли! На самом деле он в глубине души очень тепло к тебе относится и приглашал в гости нас обоих.
        - Так уж и обоих! - с недоверчивой усмешкой протянул Вилл, но, поймав укоризненный взгляд Робина, согласился: - Ладно, если и мой визит будет для него в радость, так и быть - порадую старика.
        - Только не вздумай назвать его стариком! - расхохотался Робин.
        Когда они добрались до Маласэта и въехали во двор дома Эдрика, ратный наставник братьев при виде Робина просиял.
        - Наконец-то ты вспомнил обо мне, мальчик мой! - сказал он с легкой укоризной, обнимая спешившегося Робина. Будто только сейчас заметив и Вилла, Эдрик бросил на него хмурый взгляд и проворчал: - И ты явился?
        - Что я тебе говорил, Робин? - усмехнулся Вилл. - А ты уверял меня, что наш строгий наставник обрадуется встрече со мной.
        - Я и вправду рад тебя видеть, лорд Уильям, - поспешил сказать Эдрик наполовину искренно, наполовину ради того, чтобы не огорчать Робина, когда заметил, как тот нахмурился.
        - Да будет тебе лгать! Что я, нежная девица, чтобы рыдать из-за твоей нелюбви? - небрежным тоном отозвался Вилл и неуловимым движением уклонился от объятий Эдрика.
        Тот с досадой махнул рукой в его сторону и сделал приглашающий жест:
        - Входите в дом, погрейтесь с дороги, а я велю Тиль подать нам горячего вина.
        - Очень кстати! - ответил Робин, подышав на озябшие руки: день выдался сухим и морозным.
        В сопровождении Эдрика Робин и Вилл прошли в дом, снимая на ходу меховые плащи. На голос отца немедленно появилась Тиль и, увидев гостей, радостно ахнула. Она чинно подставила лоб для поцелуя Робину и уже совсем с иным чувством - Виллу, затаив дыхание, когда его губы мимолетно прикоснулись к ее виску.
        - Не застывай! Принеси графу Робину и лорду Уильяму вина, только согрей его вначале, - буркнул Эдрик и обернулся к Робину. - Вы пообедаете?
        Робин переглянулся с Виллом. Тот пожал плечами в знак того, что ему все равно, и Робин согласно кивнул. Через несколько минут Тиль принесла поднос с тремя кубками, доверху наполненными горячим вином, поочередно обнесла ими Робина, отца и напоследок подошла к Виллу.
        - Как здоровье ее светлости графини Марианны? - осведомился Эдрик.
        Робин поднес к губам кубок, сделал глоток и, обжегшись, поморщился.
        - Графиня Марианна чувствует себя великолепно, - ответил он и рассмеялся: - Она только переживает, что ее светлость разносит не по дням, а по часам.
        - Милорд! - покраснел смущенный его словами Эдрик и поспешил поднять кубок: - За здоровье твоей супруги и будущего наследника рода Рочестеров!
        - Пока, скорее, за будущего принца или принцессу Шервудского королевского дома! - с усмешкой отозвался Вилл, который устроился на скамье возле стены - поодаль от Робина и Эдрика, стоявших рядом с жарко растопленным камином.
        Эдрик обернулся на его возглас и неодобрительно покачал головой:
        - Хотел бы я знать, лорд Уильям, в тебе когда-нибудь проснется уважение к титулу твоего отца?
        - Ты так в меня вбил в детстве и в юности почтение к графскому титулу отца, а потом брата, что теперь можешь быть уверен: я до самой смерти останусь насквозь им пропитанным! - ухмыльнулся Вилл, невозмутимо встретив взгляд Эдрика.
        - Ох, Вилл! - только и сказал Эдрик.
        Он окинул взглядом широкоплечую, статную фигуру Вилла, который сидел, привольно откинувшись на стену и положив левую ладонь на эфес тяжелого меча. В глазах Эдрика против воли выразилось одобрение, и он с тайным довольством проворчал:
        - Все же мне удалось сделать из тебя воина, несмотря на все твое упрямство!
        - Еще бы, ты так старался! - с небрежной усмешкой ответил Вилл.
        - А почему левая рука на эфесе? Ты забыл мои уроки и снова орудуешь левой рукой? - накинулся на него Эдрик.
        - Оставь его в покое, - заступился за брата Робин, - ты достаточно измучил Вилла в детстве, борясь с его леворукостью. Даже привязывал ему левую руку за спину перед тренировками, чтобы он, забывшись, не перекинул в нее меч из правой руки!
        - И что в этом было плохого? - спокойно спросил Эдрик. - Зато он стал опаснее после моей выучки. Его противники не ожидают, что меч в его левой руке оказывается сокрушительнее, чем когда Вилл держит оружие правой рукой. А все ведь стремятся поразить правую руку! - Еще раз посмотрев на Вилла, он обернулся к Робину, окинул его взглядом и сказал: - Граф Альрик сейчас гордился бы вами обоими!
        Эдрик тяжело вздохнул и, поторопившись отогнать печальные воспоминания, велел дочери накрывать стол к обеду, а сам обернулся к Робину и стал ласково и подробно расспрашивать его о Марианне.
        Робин терпеливо и так же подробно отвечал на вопросы, поглядывая в сторону Вилла и пряча под ресницами улыбку, заискрившуюся в темно-синих глазах. Вилл, потягивая вино, пристально изучал Тиль, которая накрывала на стол, краснея под взглядом Вилла и отвечая ему быстрыми влюбленными взглядами. Когда стол был накрыт, она обернулась к отцу и Робину, чтобы позвать их обедать, как вдруг заметила, что Вилл приглашающе похлопал ладонью себя по колену. Стрельнув опасливым взглядом на отца, Тиль тем не менее мгновенно устроилась на колене Вилла и робко обвила руками его шею.
        - Ты удивительно хорошеешь! На свадьбе Робина я тебя даже не сразу узнал - такая разительная перемена с девочкой-подростком, которой я тебя видел в конце августа! Прошел месяц, а ты еще больше расцвела, - задумчиво сказал Вилл, разглядывая нежное лицо Тиль, заалевшее румянцем от его похвалы. - Еще немного, и станешь такой красавицей, что не будешь знать отбоя от женихов.
        - Вилл, - прошептала Тиль, застенчиво опуская глаза, - а ты не хотел бы поговорить с моим отцом?
        - Чтобы окончательно поругаться с ним? - усмехнулся Вилл, бросил взгляд в сторону Эдрика, стоявшего к ним спиной, и встретился глазами с Робином, взгляд которого выразил веселое предупреждение.
        Став серьезным, Вилл поставил кубок на стол и ласково обнял Тиль. Та немедленно прильнула к его груди и склонила светловолосую голову ему на плечо.
        - Девочка, я ведь уже говорил тебе: я старше тебя почти вдвое, - сказал Вилл с грустной усмешкой. - Мой сын младше тебя всего на семь лет!
        - И вовсе не вдвое! - прошептала Тиль, поглаживая ладонью мех его куртки. - Тебе двадцать семь, а мне в марте будет пятнадцать. Где же вдвое?
        - Считать ты умеешь! - улыбнулся Вилл обворожительной улыбкой, схожей с улыбкой брата и не менее опасной для девичьих сердец. Бережно приподняв ладонью подбородок Тиль, он заглянул в ее доверчивые глаза. - Только твой отец не станет говорить со мной. Я объявлен вне закона, за мою голову обещана награда, так не лучше ли тебе подумать о ком-нибудь другом?
        - Не лучше! Мне все равно! - торопливо ответила Тиль. - Его светлость тоже вне закона, и за его голову назначена еще большая награда. Но графиню Марианну не остановило это соображение!
        - Графиню Марианну ничто не остановило бы. Но ведь ты не она, - и, подавив вздох, Вилл прикоснулся губами к нежным губам Тиль, которая замерла, отвечая на его поцелуй.
        Эдрик, которого насторожила тишина, наступившая за его спиной после шелеста скатерти и звона посуды, обернулся. Увидев дочь в объятиях Вилла, он чуть не подпрыгнул от возмущения.
        - Слезь с его колен и немедленно отойди прочь! - прогрохотал негодующий бас, и Тиль поспешно отпрянула от Вилла. - Тебе так не терпится лишиться невинности в его постели?!
        Тиль от вопроса отца залилась багровым румянцем и, поймав взгляд Робина, который посмеивался над разыгравшейся семейной сценой, поторопилась спрятаться за его спиной от отцовского гнева. Эдрик, едва она скрылась за Робином, позабыл о дочери и обрушил весь гнев на Вилла, который невозмутимо взял со стола свой кубок и стал допивать вино.
        - Я сколько раз говорил, чтобы ты не смотрел в ее сторону?!
        - Должно быть, много! - подумав, с серьезным видом ответил Вилл. - Я даже не помню, сколько в точности.
        - Сейчас ты от меня получишь, несмотря на то что стал взрослым, и сразу вспомнишь! - пообещал Эдрик. - Не морочь девчонке голову! Она и так от тебя без ума, сколько я вас обоих помню. Достаточно одного твоего такого взгляда, чтобы она окончательно спятила и вышла из моего повиновения! Ты же сам отец, Вилл!
        - Перестань! - смеясь, сказал Робин и положил руку на плечо Эдрика, урезонивая наставника. - Разве ты не видишь, что он дразнит тебя?
        Эдрик, тут же забыв о Вилле, обернулся к Робину и смерил его очень неодобрительным взглядом:
        - А ты, милорд граф, напрасно сейчас забавляешься проделками брата! Тебе стоит позаботиться о сестре. Я видел, как она на твоей свадьбе прямо за столом позволяла всякие вольности твоему приятелю, этому Статли!
        - Не верю своим ушам! Наша строгая сестричка Клэр, и прямо за столом? - недоверчиво переспросил Вилл и, не выдержав, расхохотался: - И в чем же заключались эти вольности?
        - Леди Клэр позволила пожимать ему свою руку! А еще она смеялась каждому его слову! - возмущенно ответил Эдрик.
        - Действительно, ужасно! - покачал головой Робин, изо всех сил стараясь удержать смех.
        Но от Эдрика не ускользнуло, как губы Робина задрожали в улыбке.
        - Ты зря смеешься! Все начинается вот с таких мелочей, - сурово сказал он. - Не тебе и не Виллу делать сейчас невинные лица. Я прекрасно помню ваши похождения и в Веардруне, и в Локсли!
        - Насчет Веардруна готов согласиться, но в отношении Локсли твой упрек отметаю! - подал голос Вилл. - Я был женат, и не обвиняй меня в супружеской неверности понапрасну!
        - О своей женитьбе, лорд Уильям, лучше помолчи! - рявкнул на него Эдрик. - Я уже тогда все высказал тебе по поводу твоего решения и не намерен вновь вступать с тобой в пререкания!
        - Что меня всегда удивляло, так это твоя нескрываемая любовь к моему сыну, который родился в результате этого брака, свершившегося без твоего благословения! - усмехнулся Вилл.
        - Лорд Дэнис! - и по губам Эдрика пробежала невольная нежная улыбка. - Должен признать, что, несмотря на столь неравный брак, мальчик удался! В нем чувствуется кровь Рочестеров. Но тебя это не оправдывает ни в коей мере!
        - Разумеется! - покрутил головой Вилл. - В твоих глазах само мое существование оправдано исключительно моим собственным сыном!
        - Я исполнил свой долг, обратив ваше внимание на поведение леди Клэр, которое я считаю недостойным! - с прежним упрямством сказал Эдрик. - И теперь вы, ее старшие братья, и особенно ты, Робин, как глава Рочестеров, обязаны исполнить свой долг. Извольте напомнить вашей сестре, что в ее жилах течет кровь, которую не разбавляют первой попавшейся!
        - Тиль! - воззвал Робин и вытащил девушку из-за своей спины, где она, довольная тем, что отец позабыл о ней, прыскала смехом в ладони. - Исполни и ты свой долг! Пригласи нас за стол, пока обед не остыл, а твой отец не уморил Вилла и меня упреками вместо похлебки и жаркого!
        Эдрик, вспомнив об обязанностях хозяина дома, неразборчиво пробормотал извинения и усадил гостей за давно ожидавший их стол. Отодвинув стул Робину, он подождал, пока тот сядет, и наполнил его кубок вином.
        - Сделай милость, сядь за стол! - устало попросил Робин. - Я вижу, ты весь обед готов простоять за моей спиной.
        Эдрик послушался его и занял место за столом, но не удержался от очередного выговора:
        - Давно хотел сказать тебе, что мне не по душе вольности, которые ты установил в своем Шервуде. Что за девиз ты выбрал? Шервуд уравнивает всех! С кем уравнивает? С тобой?! Кого уравнивает?
        Робин невольно стиснул пальцы правой руки в кулак и метнул на Эдрика такой гневный взгляд, что тот поспешил сдаться.
        - Ну, уравнивает, так уравнивает - твой девиз, твое и дело! - примирительно сказал он.
        Посмотрев на брата и наставника, Вилл снова расхохотался, и Робин, махнув рукой, вместе с ним.
        - В самое ближайшее время - не позднее, чем сегодня во второй половине дня, - ожидай визита графа Пембрука, - предупредил Робин.
        - Так ты встретился с ним? - оживился Эдрик и, глядя на Робина взглядом, полным гордости, торжественно сказал: - Вы сделали доброе дело! Помочь возвращению законного государя на королевский трон - что может быть достойнее сыновей графа Альрика!
        - Лучше законный король, чем беззаконный принц, - хмыкнул Вилл. - Короля Ричарда тоже не за что хвалить. Бросил королевство, едва вступив на престол, разорил всех поборами на крестовый поход и увел весь цвет рыцарства на восток! А то, что в его отсутствие страну раздирают псы, вроде Роджера Лончема и Гая Гисборна, ему и дела нет!
        - Лорд Уильям! - ужаснулся Эдрик. - Имей же уважение хотя бы к королю!
        - Вилл прав, - заметил Робин, - королю следует больше времени уделять делам своей страны, а не скитаться в дальних землях в поисках славы великого рыцаря. Надеюсь, что, вернувшись, Ричард станет более рассудительным и не бросится собирать новое войско для завоевания Святой земли, а хотя бы попробует избавить Англию от хаоса, в котором она сейчас пребывает.
        - Твой вольный Шервуд, кстати, тоже часть этого хаоса! - желчно заметил Эдрик, отчаявшись привести братьев к порядку.
        - Возможно, - улыбнулся Робин, не став вступать в новый спор с наставником.
        Они закончили обед, и Тиль подала им вино, сдобренное медом и пряностями.
        - Робин, я получил вести из твоих аквитанских и нормандских владений, - сказал Эдрик. - Помнишь, на твоей свадьбе я говорил тебе, что шериф отложил сбор доходов от них и пересылку денег в Англию?
        - Помню, - ответил Робин и, отняв кубок от губ, внимательно посмотрел на Эдрика. - Какие вести?
        - Эти деньги вчера прибыли в порт и в самое ближайшее время их повезут в Ноттингем.
        Робин долго раздумывал, потом пожал плечами:
        - Все это кажется мне странным! Зачем шерифу откладывать срок получения денег? Ему их и так не хватает.
        - Не хватает нашими заботами, - заметил Вилл, не упустив ни слова из того, что сказал Эдрик. - Если бы он послал за ними в обычное время, мы бы перехватили и эти доходы. Может быть, он пошел на хитрость, чтобы уберечь от нас хотя бы деньги из Аквитании и Нормандии?
        - Глупая какая-то хитрость! - отозвался Робин. - Для меня-то нет разницы, когда их перехватывать - осенью или зимой. А он рисковал и кораблем, и деньгами: в зимние месяцы море неспокойное.
        - Так ведь это шериф! - рассмеялся Вилл. - Какой же изобретательности ты от него ожидал? Ему нужны деньги, но ведь и нам они нужны. Ты же почти всю казну Шервуда отдаешь графу Пембруку.
        - Почти, но не всю. Один годовой доход от наших владений я оставил, - ответил Робин и задумчиво покачал головой. - Все равно, Вилли, эта история с аквитанскими и нормандскими доходами мне не нравится.
        Громкий стук в ворота прервал разговор. Робин и Вилл переглянулись и потянулись к мечам. Эдрик сделал им знак, чтобы они оставались на месте, и прислушался. Стук на минуту стих, чтобы возобновиться с новой силой.
        - Пойду посмотрю, кого там принесло, - проворчал Эдрик.
        Он вышел во двор, повозился у ворот и вскоре вернулся в дом в сопровождении Джона.
        - Ага, вот и вы! - сказал Джон, оглядев братьев, и удовлетворенно вздохнул так, что часть свечей, стоявших в подсвечниках на столе, погасла.
        По знаку Эдрика Тиль поторопилась достать еще один кубок, наполнила его вином и подала Джону.
        - Ты все сделал, как я сказал? - спросил Робин.
        Джон утвердительно кивнул и с удовольствием отпил густого пряного вина.
        - Да, одна группа стрелков ждет за Маласэтом, остальные уже рассредоточиваются вдоль дороги к порту. Они будут передавать графа Пембрука и его свиту из рук в руки так, что он этого и не заметит. Алан в порту проследит за тем, чтобы граф беспрепятственно взошел на корабль, и пробудет там, пока корабль не выйдет в море.
        - Хорошо, - кратко ответил Робин.
        - К чему такая секретность от самого графа? - спросил Эдрик. - Разве твоя охрана не для его же безопасности?
        - Да, но он отказался от моей охраны, - пожал плечами Робин.
        - А ты не опасаешься, что среди стрелков, посланных охранять графа Пембрука, окажется тот самый лазутчик Гисборна, о котором ты рассказывал? - настороженно нахмурился Эдрик.
        - Не опасаюсь. Вполне вероятно, что он и окажется: в сопровождении Пембрука участвует много стрелков. Но никто из них не посвящен, с какой целью я дал графу такую мощную охрану на протяжении всего пути, да еще с приказом не выдавать себя. Поэтому, даже если он попытается передать сведения шерифу, граф к тому времени будет в море. Но он не станет ни о чем оповещать шерифа. Я уверен, что до возвращения Гая его шпион занят исключительно одним: не выдать себя. Нам пора собираться, Эдрик!
        Робин встал из-за стола, Вилл - следом за ним. Распрощавшись с Тиль в доме и с Эдриком у ворот, Робин, Джон и Вилл поспешили в сторону леса. Свернув с дороги, Робин увидел вдалеке отряд из двух десятков стрелков и обернулся к Джону:
        - А эти что здесь делают?
        - Это тоже охрана, - ответил Джон. - Твоя. И с этого дня без такой охраны ты никуда не уйдешь из дома, как за пределы Шервуда, так и внутри него, - и, глядя в удивленные глаза Робина, сказал: - Сегодня в Ноттингем вернулся Гай Гисборн. Я получил сведения о его возвращении, перед тем как отправился к вам в Маласэт.
        Робин и Вилл переглянулись, Вилл многозначительно присвистнул:
        - Спокойная жизнь закончилась, начинаются военные действия.
        Подумав мгновение, Робин решительно развернул Воина:
        - Я сам встречу графа Пембрука у Эдрика, провожу его в порт и прослежу за отправкой корабля.
        - Я с тобой, - тут же отозвался Вилл, разворачивая своего коня в сторону Маласэта, и, повстречавшись взглядом с Робином, непреклонно повторил: - Я поеду с тобой.
        - Хорошо, - не стал спорить Робин и обернулся к Джону: - Малютка, вместе со Статли проверьте посты и предупредите дозорных об усилении внимания и бдительности.
        Джон кивнул и уже хотел пришпорить коня, как Робин остановил его, крепко стиснув его руку:
        - Передай Марианне мой приказ: ни шага за порог трапезной. Ни шага!
        Глава шестнадцатая
        Гай Гисборн, Роджер Лончем, епископ Гесберт, Брайан де Бэллон и сэр Рейнолд ужинали в узком кругу в небольшой зале Ноттингемского замка. За ужином ни хозяин, ни гости почти не вели беседу, предпочитая в присутствии слуг обмениваться незначащими репликами. Лишь когда ужин подходил к концу, сэр Рейнолд посмотрел на Гая долгим, почти отцовским взглядом и признался:
        - Я искренне рад, что ты наконец смог вернуться!
        Гай поднял голову, оторвавшись от рулета из оленины, внимательно посмотрел на шерифа и улыбнулся:
        - И я рад тому, что вернулся.
        Ужин закончился, и сэр Рейнолд с гостями перебрались к огромному камину, в котором слуги заранее развели огонь. Кравчий разлил по кубкам вино и удалился по знаку шерифа.
        - Хочу поздравить тебя, Гай, - сказал сэр Рейнолд, высоко поднимая кубок. - Здоровья и долгих лет твоей молодой супруге леди Беатрис!
        Остальные присоединились к поздравлениям по случаю бракосочетания Гая с леди Беатрис де Бэллон. Гай склонил голову в знак признательности, но его взгляд остался непроницаемым, не выразив особой радости. Услышав восторженный голос брата своей жены Брайана де Бэллона, Гай все же не смог сдержать улыбки.
        - Для меня и моей сестры этот брак - большая честь!
        Рассмеявшись, Гай потрепал по руке юношу, который не сводил с него восхищенных глаз.
        - Значит, мы все теперь так или иначе родственники, - добродушно заметил епископ. - Можем отныне говорить по-родственному: без тайн и недомолвок. Побеседуем о наших делах, обменяемся новостями.
        Словно услышав последние слова епископа, в залу вошел Джеффри и, поклонившись шерифу и всем гостям, выразительно посмотрел на своего господина. Гай поднялся с кресла, подошел к Джеффри, и тот о чем-то доложил ему. Гай выслушал, хмурясь по мере того как продолжался доклад Джеффри, потом задал вопрос. Получив в ответ утвердительный кивок, он отдал распоряжения, и Джеффри с поклоном ушел. Шериф, епископ и Лончем, как ни прислушивались к их разговору, не смогли разобрать ни единого слова.
        - Что-то случилось? - спросил шериф, обеспокоенный выражением лица Гая, когда тот вернулся к камину.
        - Лорд епископ хотел побеседовать о делах и новостях, вот и займемся этим! Случилось, сэр Рейнолд! - подтвердил Гай и устремил на шерифа тяжелый взгляд. - Милорд, мне кажется, что деньги, которые вы платите своим осведомителям, расходуются впустую. Или вы по каким-то соображениям решили утаить от меня пребывание в Ноттингемшире графа Пембрука?
        Шериф переглянулся с епископом, тот пожал плечами, давая понять, что слова Гая явились для него откровением.
        - Уильям Маршал в Ноттингемшире? - перепросил сэр Рейнолд. - Когда он приехал и где остановился?
        - Значит, все-таки дело в плохих осведомителях, - усмехнулся Гай и, помедлив самую малость, чтобы дать шерифу прочувствовать собственную несостоятельность, сказал: - Из сообщения, доставленного голубиной почтой, следует, что он уже покинул графство и даже Англию. Сейчас он далеко в море.
        - Но почему он отправился в плавание не из Дувра? Зачем ему понадобилось делать такой крюк? - спросил шериф, глядя на Гая так, словно тот был графом Пембруком и в точности знал его планы.
        - Полагаю, затем, что у него была здесь назначена встреча, но не с вами, милорд. Мне сейчас доложили о том, что на корабль его провожал сам лорд Шервуда. Они очень тепло распрощались! А до того как граф Уильям ступил на корабль, они вместе наблюдали за погрузкой мешков из повозок.
        Глядя на лица шерифа и епископа, на которых читалось одинаковое ошеломление, Гай испытал тайное удовлетворение, хотя новости, доставленные Джеффри, его не порадовали.
        - Может быть, тебе известно и о том, что было в этих мешках? - спросил Лончем, на которого известие о встрече Пембрука и лорда Шервуда не произвело впечатления.
        Он прекрасно видел, что Гай наслаждается эффектом, произведенным на шерифа и епископа, и в душе снисходительно посмеивался. Но странный визит доверенного лица короля в Средние земли обеспокоил и его.
        - Если судить по описанию мешков, в них были деньги, Роджер, а если по их количеству - очень много денег! Не ошибусь, предположив, что лорд Шервуда отдал графу Уильяму все собранное им серебро. С какой целью - легко догадаться.
        - На выкуп короля! - понял Лончем и в досаде стукнул кулаком по подлокотнику. - Это плохо! Очень плохо! Если сумма значительная…
        - Она значительная, - подтвердил Гай, не дав ему договорить. - Принц будет сильно разгневан, когда узнает.
        Сэр Рейнолд как-то сразу осунулся лицом, ссутулился и постарел. Епископ бросил в его сторону сожалеющий взгляд и, впившись рысьими глазами в лицо Гая, резко спросил:
        - И кто же известит принца? Не ты ли возьмешь на себя эту честь, сын мой?
        - Я? - Гай рассмеялся. - Нет, святой отец! Чтобы я известил принца, что в первый же день моего пребывания в Ноттингемшире от человека, давно объявленного вне закона, произошла передача денег на выкуп короля, с чем посланец Ричарда благополучно отбыл из Англии? Если уж и виниться в допущенной оплошности, то хотя бы иметь возможность оправдаться тем, что истинный виновник пойман и казнен!
        - Ты сам потребовал от меня, чтобы я больше не давал поручений твоему человеку в Шервуде! Ему ничего не стоило отравить лорда Шервуда, пока тот не оправился после ранения, - заметил шериф, чтобы хоть как-то уязвить Гая, но не сумел достичь цели.
        - Милорд, шпиона не используют как убийцу, - с едва заметным высокомерием ответил Гай. - Я предоставил вам возможность пользоваться услугами своего человека, и вы были довольно успешны, когда заставили шервудских разбойников почти прекратить вылазки из леса и перейти к обороне.
        - Какой же это успех? - возразил сэр Рейнолд. - То, чего я добился, походило на вооруженный нейтралитет, и только!
        - Не так уж и мало для вас! - со всей откровенностью заявил Гай, дав понять, как невысоко он оценивает способность шерифа самостоятельно одержать полную победу над вольным Шервудом. - Но если уж вы задумали покушение на самого лорда Шервуда, то сначала надо было продумать все действия, выманить его из леса, расставив ловушки, а потом убивать - и не руками тайного лазутчика!
        - Если бы он не промахнулся, - начал было говорить шериф, но Гай остановил его небрежным взмахом руки.
        - Он и не промахнулся - стрела не пробила сердце по совершенной случайности. А вы должны были принять во внимание, что все случайности в Шервуде обернутся в пользу Шервудского Волка, а не того, кто покушался на его жизнь. Что, собственно, и вышло. Отравить, говорите? А мой человек ничего не смыслит в ядах. Сам он яд приготовить не сумел бы. Получить его от вас, когда они все стали наблюдать друг за другом, а потом еще примешать в питье или еду, да так, чтобы яд попал по назначению! Вы сами-то уверены в абсолютной успешности подобного замысла?
        - Иными словами, Гай, ты упрекаешь меня в том, что я отдал необдуманный приказ?! - вспылил шериф.
        - Вы сами сейчас сказали эти слова - не я! - хладнокровно заметил Гай.
        Епископ примиряюще вскинул руки, спеша смягчить накал разговора, пока он не вылился в ссору:
        - Сэр Рейнолд, друг мой! Надо ли тебе омрачать вечер размолвкой с сэром Гаем? Вспомните, что благодаря его предусмотрительности у нас в Шервуде появились свои глаза и уши!
        Гай небрежно отмахнулся от похвальных слов епископа:
        - Не было никакой предусмотрительности! Слепой случай, и только. Парень - сын мужа моей кормилицы, сбежал из замка добрых десять лет назад. Где он только ни был! И к бродячим артистам прибился, и моряком на корабль угодил, побывал в наемниках и напоследок попал в Шервуд. А весной по своей беспечности угодил в руки моих ратников. На его счастье среди них оказался Джеффри, командир моей дружины, - его сводный и мой молочный брат. Он и просил меня сохранить жизнь своему непутевому братцу! И я пообещал помилование при условии: брат Джеффри вернется в Шервуд и будет прилежно исполнять мои приказы и осведомлять меня обо всех планах своих бывших друзей, что он и стал делать. Вот и вся предусмотрительность, лорд епископ.
        - Но как же лорд Шервуда не дознался, что среди его людей - приемный сын вашей кормилицы, сэр Гай?! - удивился Брайан де Бэллон. - Вы столько раз упоминали, что он очень осведомлен и крайне предусмотрителен.
        - Таков он и есть, - подтвердил Гай и развел руками, - но и он не всевидящий и всезнающий. Я же сказал, что сам с трудом узнал этого парня, ведь где он только ни побывал, до того как оказаться в шервудских стрелках. Откуда же в Шервуде могли вызнать, кто он на самом деле! К тому же Джеффри по моему указанию позаботился о безопасности сводного брата: подкупил одно семейство в Йоркшире, которое с готовностью подтвердило, что этот малый - их непутевый сын, и он оказался вне закона за убийство королевского оленя. Обычная история каждого второго из вольных стрелков.
        - Кому подтвердило? - не понял Лончем.
        Гай повернулся к нему всем корпусом и смерил насмешливым взглядом.
        - А ты что думал, Роджер? Что они в Шервуде долго пребывали в неведении о том, что у них появился вражеский лазутчик? Они еще до покушения на лорда Шервуда стали перепроверять прошлое своих стрелков - особенно тех, кто близок к нему самому.
        - Да кто он такой - этот, как вы его все называете, лорд Шервуда, что вы уделяете ему столько внимания, словно он принц?! - раздраженно воскликнул Лончем. - Какой-то йомен, возомнивший себя королем разбойников!
        Гай переглянулся с шерифом и епископом и негромко ответил:
        - Нет, Роджер, он не йомен и не принц. Он граф.
        Заметив во взгляде Лончема недоверие, Гай продолжил:
        - Граф Хантингтон из рода Рочестеров, сын покойного графа Альрика Рочестера.
        Лончем пораженно присвистнул. Невольно вспомнив давний спор с Гилбертом Невиллом, он нахмурился:
        - Постой, Гай! Так это и есть тот человек, о котором говорил покойный Невилл? - и, получив в ответ согласный кивок, протянул: - Вот почему ты утверждал наряду с Невиллом, что граф Хантингтон жив! А я-то решил в сердцах, что ты просто хотел насолить мне!
        Гай в ответ лишь холодно пожал плечами в знак того, что у него есть более важные дела, чем ставить Лончему палки в колеса. Бэллон, который все это время слушал разговор с неподдельным интересом, воскликнул:
        - Рочестер?! Да еще и наследник графа Хантингтона?! Не может быть!
        - Тем не менее так и есть, - ответил Гай и усмехнулся. - Но он не просто наследник, Брайан. Покойный король Генрих соблаговолил признать за ним право на титул, так что мы имеем дело с молодым графом Хантингтоном.
        - Право на титул? А на владения? - непонимающе спросил Бэллон.
        Гай невесело рассмеялся.
        - Я говорю о том, что мне достоверно известно. В прочие договоренности короля Генриха и графа Роберта я, увы, не был посвящен!
        - Надо же!.. - задумчиво прошептал Бэллон. - Но ведь его много лет считали погибшим!
        - Как видишь, Брайан, все ошибались, - мрачно ответил сэр Рейнолд. - Я допустил недогляд в своих делах, и вот теперь пожинаю плоды.
        - С таким именем, титулом - и стать разбойником? - Бэллон удивленно покачал головой. - Разве графу неизвестны каноны рыцарской чести?
        - А что ему оставалось делать, когда мы с твоим тестем, Брайан, сами вынудили его искать убежище в Шервудском лесу? Просто скрываться он не способен! Ведь он точно так же любит власть, как любой из нас с вами. И вот результат: вооруженное до зубов, хорошо обученное войско, повинующееся единственному слову - его. И лес, превратившийся в неприступную крепость! - насмешливо ответил Гай и невольно задумался. - Что же касается рыцарской чести… Милый Брайан, Роберт Рочестер - истинный рыцарь, смею тебя уверить! Более того, он рыцарь в самом высоком понимании этого слова. Защитник Справедливости в ее абсолютном значении, Рыцарь Света.
        - Что-то мне это напоминает! - неодобрительно сказал епископ. - Мало мне книгочея из Ярроу, так теперь еще и ты, сын мой, завел эти языческие сказки? Или ты их успел наслушаться от своей прежней приятельницы?
        Догадавшись, что епископ намекает на Марианну, Гай метнул в его сторону холодный взгляд и снова посмотрел на Бэллона, затаившего дыхание в ожидании продолжения:
        - Чтобы оправдать себя в глазах лорда Гесберта, Брайан, и хотя бы немного развеять романтическую дымку, которая заволокла твои глаза, скажу тебе, что этот человек крайне опасен. У него есть свойство притягивать к себе людские сердца с неумолимой силой. Одним своим взглядом он всех, кто оказывается рядом, заражает беспокойством, желанием как-то изменить мир и, конечно, изменить в лучшую сторону. Но ведь у каждого свое понимание лучшего и худшего устройства мира? Этим он и опасен, очень опасен для всех, а не оружием, которым он, надо отдать ему должное, владеет, как никто!
        - Кстати, Гай, ты ведь еще, наверное, не знаешь, что Рочестер совсем недавно тоже связал себя узами брака! - сказал сэр Рейнолд, оживившись при мысли о том, что и он может чем-то удивить Гая, который упрекнул его в плохой осведомленности.
        - Неужели? - Гай высоко вскинул брови и вопросительно посмотрел на шерифа. - Как же зовут девицу, которую он осчастливил своим выбором?
        - А ты не догадываешься, сын мой? - вкрадчиво спросил епископ и, когда Гай удивленно передернул плечами, с улыбкой ответил: - Ее зовут леди Марианна.
        Гай широко раскрыл глаза, не в силах отвести их от епископа, и его лицо выразило ошеломление. Он попытался что-то сказать, но не смог. По губам епископа пробежала понимающая улыбка, и он закивал головой:
        - Да, сын мой. Несмотря на все мои старания воспрепятствовать этому союзу, Роберт Рочестер сумел добиться разрешения на брак с леди Марианной у нашего с Роджером родственника - епископа Уильяма! Из каких соображений тот дал ему это разрешение, остается только гадать. Но, как бы то ни было, граф Хантингтон все-таки получил в жены самую очаровательную девушку Средних земель. Как бы я к ней ни относился, но ее красоте всегда отдавал должное.
        - Не о чем гадать! - сказал Гай, наконец обретя голос и ясность мысли. - Ответ лежит на ладони. Он вступил в сговор с епископом Илийским: разрешение на брак с леди Марианной взамен на серебро для выкупа короля Ричарда. Только кроме разрешения он достиг еще и другой цели: в окружении короля теперь знают о том, что он жив и король будет обязан ему свободой. У меня нет слов, чтобы выразить восхищение столь изящным и, главное, исполненным замыслом!
        - Гай, я не вижу оснований для восхищения! - заволновался сэр Рейнолд. - Ты понимаешь, что это значит?
        - Понимаю, - ответил Гай. - Восстановление его в правах и утрату вами опеки над его владениями. Но вы и так с того дня, как он оказался в Шервуде, не смогли получить от них доходов - всякий раз они оказывались у него, а не у вас.
        - Постойте! - вмешался Лончем, с недоумением нахмурив брови. - О какой леди Марианне идет речь? Ведь не о дочери Гилберта Невилла?
        - Разумеется о ней, Роджер, - склонил голову епископ.
        - И в чем ты увидел изящество замысла? - Лончем с искренним удивлением посмотрел на Гая. - Отдать столько серебра ради женитьбы на девице, которая неизвестно в чьей постели оставила невинность, а потом вдобавок еще и опозорилась, извалявшись в соломе с моими ратниками? Хотел бы я знать, как она объяснялась с мужем в первую брачную ночь, когда он узнал, что она не девственна, и увидел ее клеймо!
        - Ей ничего не надо было ему объяснять, - как-то вдруг устав, ответил Гай. - Неужели ты еще не понял, с кем она провела свою первую ночь, за что и подверглась твоему правосудию? Лучше подумай о себе - он ведь только и ждет встречи с тобой!
        - Да, Роджер, ты сильно рискуешь, вернувшись в Средние земли, - озабоченно сказал епископ, переживая за кузена. - Рочестер тебе не простит насилия, которое ты учинил над ней, пока она была его невестой.
        - Неужели леди Марианна настолько безрассудна, что, будучи одной из нас, зналась с шервудскими разбойниками?! - воскликнул Бэллон, вспомнив красивую светловолосую девушку, которая то привлекала его своим очарованием, то отталкивала усталой надменностью.
        Не обращая внимания на вопрос юноши, Гай посмотрел на шерифа и тихо спросил:
        - И что, они ладят друг с другом?
        - Наверное, ладят, раз она в мае собирается подарить ему дитя, - ответил сэр Рейнолд. - В Шервуде ее почитают как госпожу, и только его слово значит больше, чем ее. Но будет об этом! Лучше ответь, ты собираешься и дальше восхищаться графом Хантингтоном или намерен что-то предпринять, чтобы мы могли оправдаться перед принцем хотя бы казнью Рочестера?
        Гай устало потер ладонями скулы и кивнул:
        - Намерен. В отношении части доходов от его владений вы поступили так, как я просил вас в письме?
        - Да, - ответил шериф. - Та часть доходов, о которой ты писал, находится сейчас в порту. Хотя я не понял, зачем тебе это понадобилось.
        - Это неважно, - ответил Гай, высоко подняв голову, и посмотрел поверх головы сэра Рейнолда. - Прямо сейчас, не дожидаясь утра, отправляйте в порт гонца с приказом завтра доставить эти деньги в Ноттингем.
        - И он опять их захватит! - с возмущением воскликнул шериф.
        Гай рассмеялся:
        - Не жадничайте! Вы ведь хотите оправдаться перед принцем? И я хочу. Так вот, послезавтра у нас будет чем оправдаться. А сейчас я прошу вас, господа, извинить меня. Я устал и хочу спать. Завтра нас всех ждет длинный, богатый событиями день, перед которым советую набраться сил!
        Он поднялся с кресла, но епископ остановил его, положив холеную ладонь на руку Гая:
        - Подожди, сын мой! Разве ты не расскажешь подробно о том, что замыслил для поимки Рочестера?
        Гай посмотрел на него и холодно усмехнулся:
        - Зачем вам обременять себя на ночь ненужными знаниями? Достаточно того, что завтра мы увидим его здесь - в темнице, а послезавтра проводим на эшафот и с легким сердцем сможем продумать нужные слова для послания принцу. Предоставьте все мне!
        - Завтра! - недоверчиво покачал головой сэр Рейнолд. - Ты так уверен в своем плане, Гай? Может быть, стоит не торопиться, а как следует все выверить?
        - У меня нет времени, - с усталым вздохом ответил Гай. - Если я хоть немного помедлю, он ударит первым. Поэтому завтра.
        Попрощавшись с собеседниками одним общим поклоном, он покинул залу. Заметив в коридоре Джеффри, Гай властным жестом подозвал его и отдал еще одно приказание. Джеффри выслушал, внимательно посмотрел на него и, помедлив мгновение, склонил голову в знак повиновения. Но промедление не осталось незамеченным.
        - В чем дело? - резко спросил Гай, впившись взглядом в Джеффри. - У тебя есть свои мысли на этот счет? Или сложности в том, чтобы исполнить мой приказ?
        - Нет, милорд! - и Джеффри склонился в глубоком поклоне. - Я немедленно приступлю к исполнению вашего приказа!
        - И немедленно доложишь мне, как только исполнишь его!
        Придя в покои, которые он всегда занимал, когда останавливался в Ноттингеме, Гай тяжело опустился на табурет и, поставив на стол локти, склонил голову на стиснутые в замок кисти рук. Жену он еще по пути в Ноттингем отправил в свой замок. И теперь, когда он был один и никто не изучал выражение его лица, он смог дать волю обуревавшим его чувствам. Впрочем, его лицо осталось как всегда бесстрастным, ничем не выдавая той бури, которая клокотала в его груди.
        Они снова вместе. Несмотря ни на что - вместе. Все его усилия растереть ее в прах, унизить его и разлучить их друг с другом оказались напрасными. По всем канонам женщина, опозоренная насилием, теряла всякую ценность. Вновь приблизить ее к себе, да еще и взять в законные жены, - это было выше его понимания! Презрев все правила, с пренебрежением отвергнув все устои, граф Хантингтон в очередной раз взял над ним верх.
        Гай вспомнил встречу с лордом Шервуда в сентябре и стиснул зубы до скрежета. Он сам испытал волнение при одном лишь ее имени, когда спрашивал о ней. А Робин только что не зевал, отвечая на его вопросы с откровенным равнодушием к Марианне. Тогда он остался доволен тем разговором, пусть ему и немного удалось вытянуть из Робина. Но достаточно того, что она жива и здорова, и более чем достаточно, что она не вызывает у его недруга прежних чувств. Расставшись с Робином, он испытал злую радость, что хотя бы в этом Робин ничем не отличается от него. Свободный от всего, что связывало Гая, он оказался таким же заложником пресловутой мужской чести. А на самом деле она уже тогда, в сентябре, носила под сердцем ребенка Робина, судя по сроку, который назвал сэр Рейнолд.
        Чувствуя, что начинает задыхаться, Гай с силой рванул ворот куртки вместе с рубашкой и, вспомнив точно такой же жест лорда Шервуда ночью в конце апреля, с горечью рассмеялся. В ту ночь он ждал появления Робина, и тот пришел, в точности следуя его, Гая Гисборна, замыслу. Даже сквозь пелену хмеля - а он изрядно выпил в тот день - какое же огромное удовлетворение он испытал! Оттого что все сложилось так, как он задумал. От одного вида окаменевшего лица лорда Шервуда и его почерневших глаз. От жалкого состояния женщины, которая осмелилась пренебречь всеми предупреждениями и стать еще одной вязанкой хвороста, брошенной в пламя их вражды. И оттого что она, испив всю чашу позора, избежала смерти.
        Он хотел заставить ее страдать, уничтожить ее достоинство, но смерти Марианны он не желал. Если бы Робин не пришел за ней, он сам бы увез Марианну в Уэльс и передал на попечение ее валлийским родичам. Ему было необходимо как воздух, чтобы она - даже такая - продолжала жить. Он никогда больше не захотел бы ее увидеть, но знать, что она жива, было залогом его собственной жизни. Зачем? Он и сам с трудом мог ответить. Привыкнув отогреваться возле такого живого и яркого пламени ее души, он бы заледенел до самого сердца, потушив этот костер. А так он хотя бы знал, что остатки этого пламени сохранились - пусть даже в тлеющих углях, а не в прежних буйных столбах огня и россыпях искр.
        Она никогда не вызывала в нем только плотские желания. Он вообще не был им подвержен так, как например тот же Лончем. Власть, стремление подчинять себе других людей и распоряжаться их судьбами - вот что было его единственной страстью, кроме страсти к ней, Марианне. Но в этой страсти не было исключительно одного телесного томления. Он хотел обладать Марианной ради того, чтобы в любую минуту видеть ее, наслаждаться созерцанием ее красоты, резкостью и точностью суждений, самим звуком ее голоса, несхожестью с другими женщинами, оберегать ее свойства от всего мира и от себя самого. Он отдавал себе отчет, что постепенно начал бы подавлять ее свободолюбивый нрав, но всем сердцем надеялся, что сумеет справиться с собой и не дать себе воли. Ее душа и ум занимали его в первый черед, он желал получить от нее сыновей. Что же касается супружеской близости…
        Отзыв Лончема о Марианне смутил его. Он всегда придерживался принятых взглядов на брак, считая непозволительным телесный пыл для супруги, кто бы ею ни стал. Но постепенно он пришел к мысли, что для Марианны готов поступиться и этим правилом. Когда-то он вкладывал любовный жар в обладание женщиной, потом этот жар заменился осознанием власти над женщинами, которыми он обладал. Возможно, что с Марианной у него все могло быть иначе, и чувства, волновавшие его кровь в юности, ожили бы с ней и на ложе. Но Марианна не дала ему возможности узнать, так это или нет.
        Может быть, поэтому он и решил расправиться с ней именно таким образом, когда слушал подробный рассказ своего лазутчика о том, что тот слышал под окном комнаты, в которой она предавалась любовным утехам в объятиях его врага. Он был не слишком удивлен тем, что его подозрения подтвердились. Прощаясь с Марианной в Ноттингеме, он в глубине души был уверен, что все угадал правильно: она влюблена, и чувства в ней пробудил не кто иной как лорд Шервуда. Но глубина падения, до которой она дошла в своей влюбленности, бесконечно оскорбила его. Даже не то, что она забыла о девичьей чести - всякое бывает с неопытными девушками! Но то, что она - она! - наслаждалась близостью с другим мужчиной, в то время как он остерегался выдать себя даже в дружеском поцелуе или в простом пожатии ее руки… Он с каменным лицом слушал лазутчика, и пьедестал, на который он ее возвел, рассыпался, как сухой песок.
        И он с лихвой вернул заклятому недругу унижение, которое сам изведал. Вернул, рассказывая о случившемся с Марианной так, словно ничего не знал о том, что ее связывало с лордом Шервуда, и, пока рассказывал, украдкой наблюдал, как меняется в лице Робин, - точно так же, как он, Гай, узнав правду о них: о той, которую прежде лелеял в сердце, и о том, которого ненавидел.
        Прежде Робин отказал ему в дружбе, потом Марианна - в любви. То, что они по воле случая полюбили друг друга, было ему даже на руку, когда он обдумывал, как отплатить за разрушенные мечты. Одним ударом он сможет сразить их обоих. Безупречный замысел, идеальная месть, и к чему он пришел? Они снова вместе, а он снова один. Один, несмотря на то что женат.
        Предложение руки и сердца леди Беатрис он сделал в письме из Лондона, куда, едва протрезвев, уехал сам и увез с собой Лончема, чтобы спасти того от возмездия, которое неминуемо должно было последовать из Шервуда. Узнав, как Робин обошелся с целым гарнизоном, оставленным Лончемом во Фледстане, он только порадовался своей поспешности и предусмотрительности. Кажется, его враг впервые не стал разбираться, кто был виновен, а кто нет, - он никого не оставил в живых. На Лончема тоже произвела впечатление быстрая и беспощадная расправа с его ратниками, да еще в таком количестве. Наверное, он только тогда и понял, какой смертоносной, разящей силе заступил дорогу, хотя и не знал, что стало причиной. Но до этого любое упоминание о лорде Шервуда вызывало у Лончема лишь пренебрежительное пожатие плеч. Правда, впечатление оставалось ярким недолго, раз он отважился вернуться в Ноттингемшир, где лорд Шервуда только и ждал его возвращения. Гай покривил в усмешке губы: он не звал с собой Лончема - тот сам решил поехать с ним. Раз не звал, то и не в ответе за его жизнь, которая резко упала в цене, как только Лончем
пересек границу Средних земель.
        Итак, он послал Брайану де Бэллону письмо, в котором выразил намерение взять в жены его сестру. Полученный ответ его не удивил безоговорочным согласием: он в нем и не сомневался. Но письмо насмешило его восторженным стилем, которым Брайан выразил неподдельную радость от возможности через брак сестры породниться с ним - Гаем Гисборном. Брайан поторопился привезти сестру в Лондон, и, выждав для пристойности месяц со дня объявления помолвки, Гай обвенчался с Беатрис. Зачем ему понадобился этот брак? Все равно было пора обзавестись женой и наследниками. А еще он пытался хотя бы так заполнить пустоту, образовавшуюся в его душе после апрельских событий.
        И вот не прошло и считаных месяцев со дня свадьбы, а он уже начал тяготиться обществом жены. У него не было претензий к Беатрис. Она была довольно красива, благонравна и кротка, для женщины неглупа, влюблена в него так, что это было заметно всем и каждому. И при всех своих достоинствах - не мила ему до зубовного скрежета. Ее вина заключалась только в одном: Беатрис не была Марианной. Когда он смотрел в ее карие глаза - видел серебро больших светло-серых глаз. Когда она расчесывала при нем копну длинных каштановых кудрей, ему казалось, что гребень превращает их в светлую россыпь. И, следя за движением гребня, он почти верил в то, что сейчас она обернется, и он улыбнется в ответ улыбке Марианны. Но она оборачивалась, чувствуя на себе его взгляд, и он снова видел перед собой всю ту же Беатрис.
        Она в такие минуты растерянно смотрела на горячо любимого мужа, не понимая, почему он угасает и лицом, и взглядом, едва лишь повстречавшись с ней глазами. По ночам, когда они завершали исполнение супружеских обязанностей, она льнула к нему, пытаясь обнять и устроиться головой у него на плече, а он отстранял ее. И все, на что у него хватало сил, - отстранять ее вежливо, словно этого отчуждения после близости от него требовало соблюдение приличий, а не грубо, как ему хотелось иной раз, когда она пыталась проявить настойчивость. Едва жена засыпала, он бессонными глазами смотрел на полог кровати и безмолвно жаловался Марианне: «Ты бы никогда не наскучила мне! Я всегда искал бы твоего общества, спрашивал твоих советов, не выпускал бы тебя из объятий, сам засыпал бы ночью на твоем плече. Как же ты могла?! Как ты посмела предпочесть его, а меня отвергнуть?»
        Волна холодного гнева омыла его при мысли о лорде Шервуда. Роберт Рочестер! Тебе всегда и все давалось легко и невзначай! Графский титул ждал тебя не за какие-то особые заслуги, а просто по праву рождения. Там, где другим приходилось прилагать немыслимые усилия, ты шутя достигал цели. Вот так же, без видимых трудов, ты в совершенстве овладел ратным искусством. Одним случайным взглядом ты добивался всеобщего слепого обожания и поклонения. Так и сердцем Марианны, путь к которому он, Гай, прокладывал долго и кропотливо, ты завладел стремительно, завоевав его за считаные дни. Ты недолго думал о том, что ради нее самой тебе следовало избегать встреч с ней. Нет! Ты же всегда был уверен в своей правоте, таким и останешься впредь!
        Непонятно к чему он вспомнил минувшие дни, когда он, случайно прознавший о круге Посвященных Воинов и проникшийся мыслью о том, что войти в этот круг - большая честь, решился узнать больше от Робина, который входил в это сообщество. Робин уже тогда лишился всех владений и неприметно жил в Локсли. Он случайно обнаружил, что новый граф Хантингтон, в чьей смерти было уверено все королевство, на самом деле жив. Гай дал слово чести, что не выдаст убежища Робина, и долго был верен данному слову. Ему даже показалось, что Робин наконец проникся к нему искренней дружбой. Но только показалось. Когда он расспрашивал Робина об обряде посвящения как будто из любопытства, тот не стал отмалчиваться, отвечал, лишь изредка бросая на него взгляды, свидетельствовавшие о том, что для Робина не осталось тайной его действительное желание. На последний вопрос, заданный в лоб, Робин ответил, что его найдут, если сочтут достойным для посвящения. Он долго ждал, пока не узнал от аббата из Ярроу, что Рочестеры из поколения в поколение возглавляли Воинов, хранивших Средние земли. Поскольку граф Альрик погиб, постольку все
полномочия перешли к Робину, в том числе и решать, кто достоин посвящения, а кто нет.
        - И ты решил, что я недостоин. Недостоин настолько, что ты даже не ответил мне прямым отказом!
        И он отмахнулся от данного им слова чести, открыл сэру Рейнолду, что молодой граф Хантингтон жив, указал место, где скрывался Робин, настроил много хитроумных планов: завлечь Робина в западню, убедить жителей селения выдать его, уничтожить само селение. Из всех этих замыслов осуществился только последний, и то не просто. С каким удовлетворением он слушал глашатаев шерифа, которые зачитывали написанные им же слова об объявлении его врага под именем Робин из Локсли вне закона!
        И что в результате? Из никому неизвестного изгоя его враг за считаные месяцы превратился в лорда Шервуда, сам определил границы своей лесной резиденции и несколькими беспощадными ударами отбил желание их нарушать. И уже в новом статусе он стал твердой рукой наводить в Средних землях свои порядки, подрубая на корню дерево законной власти одним своим существованием в качестве лорда Шервуда. Власть и силу перестали бояться, зная, что есть большая сила и власть, у которой можно искать спасение и защиту.
        Лорд Шервуда бесцеремонно вмешивался в правосудие, если не считал подсудимого виновным и заслужившим наказание. Чем больше людей Гай призывал к ответу, тем быстрее Робин пополнял свою армию. Их противостояние дошло до того, что он вынужден был выбирать окружные дороги, избегая тех, что пролегали через леса, а Робин появлялся повсюду, даже в Ноттингеме, и не особенно заботился остаться неузнанным. Ведь где бы он ни появился, его встречали только что не криками приветствий, словно королевскую особу! Даже прошлой зимой на турнире, когда он забрал из рук Марианны серебряную стрелу, даже тогда знатная молодежь пришла в совершенный восторг от его дерзкого поступка.
        Власть, сила, всеобщее поклонение и уважение, любимая женщина - Робин отобрал у него все, к чему он сам стремился. Вот и весь результат: его враг одержал над ним победу.
        Ему впервые вдруг пришла в голову мысль: что если бы он не стал ждать Робина, а сам вызволил Марианну и забрал ее из караульной, как она его умоляла? Забрал, отвез в свой замок и выходил бы ее, помог снова обрести достоинство. Может быть, тогда она наконец ответила бы ему долгожданной любовью? Вспомнив ее такой, какой он нашел ее в караульной, - истерзанный комок, судорожно кутающийся в плащ, наброшенный на нее Джеффри, с измученными запавшими глазами, в которых не осталось ничего, кроме отчаяния, Гай в изнеможении закрыл глаза. Эта солома в ее волосах и пропитавший помещение караульной густой запах потных тел! Комок омерзения снова подступил к его горлу. Глупая мысль: он даже сейчас ничего не мог с собой поделать, чтобы преодолеть отвращение. Но все равно он чувствовал себя так, словно тогда, в конце апреля, перехитрил себя самого.
        Вернувшись в свой замок, кого он там найдет? Предстоящая встреча с супругой не доставляла ему ни малейшей радости. Сердце согревало только воспоминание о беззаветно преданной ему молодой и пригожей служанке, с которой он несколько лет состоял в любовной связи и даже прижил с ней сына, отданного на воспитание в приемную семью. Смышленый и шустрый мальчик, но бастард! Вот крохи, оставшиеся ему благодаря Робину, всегда и во всем опережавшего его.
        Гай криво улыбнулся, вспомнив, как намереваясь жениться на Марианне, он хотел отстранить от себя и любовницу, выдав ее замуж. Теперь он решил, что ради Беатрис не станет приносить подобную жертву.
        - Милорд!
        Он поднял голову и ничего не выражающим взглядом посмотрел на слугу, который застыл на пороге.
        - К вам сэр Роджер!
        Не успел Гай ответить, как Лончем вошел в его покои.
        - Не спишь? - мрачно спросил он. - Тогда давай выпьем по кубку вина, раз ты все равно не спишь.
        Поднявшись из-за стола так, словно ему это стоило немалых сил, Гай сделал приглашающий жест в сторону стульев, стоявших возле камина. Безмолвно приказав слуге оставить их одних, он сам наполнил вином два кубка и подал один Лончему. Они пили вино и молчали.
        Глядя в огонь немигающим взглядом, Лончем медленно сжал руку в кулак, не замечая, как расплющил опустевший кубок.
        - Я погорячился! - негромко воскликнул он.
        - И впрямь погорячился! Если не успокоишься, то переведешь всю посуду в этом замке! - усмехнулся Гай.
        Он подошел к Лончему, вынув из сжатых пальцев растерзанный кубок, бросил его в огонь и подал взамен другой - целый и полный вина.
        - Что? - Лончем вскинул голову и посмотрел на Гая. Заметив плавящиеся в огне останки испорченного кубка, он мрачно усмехнулся и небрежно махнул рукой: - Нет, я не о кубке. Я думал о леди Марианне. Однажды уже говорил и сейчас повторю: не надо было так поступать с ней! Я мог забрать ее в Лондон. Со временем она бы смирилась, и я, наверное, все же обвенчался бы с ней.
        Гай выразительно покривил губы:
        - Взял бы в жены девушку, утратившую чистоту до венца?
        - Да, - твердо сказал Лончем, отвечая ему прямым тяжелым взглядом. - В конце концов, она не первая и не последняя, с кем это случилось. При дворе принца было немало таких историй, и далеко не все они заканчивались скандалом и возвращением новобрачной родителям, которые не углядели за чистотой невесты.
        - О, какую страсть она тебе внушила! - рассмеялся Гай. - Но в одном ты ошибаешься: она бы никогда не смирилась. Особенно узнав, что смерть ее отца - дело рук твоих наемников. Если бы ты забрал ее в Лондон, то получил бы в своем доме такую мстительницу, что я и ломаного пенса не дал бы за твою жизнь!
        - Что ж, гибель ее отца и впрямь на моей совести. А что бы она сказала, узнай, что это ты надоумил меня нарядить моих людей так, чтобы их приняли за шервудских разбойников? - и Лончем пристально посмотрел на Гая. - Признайся, ведь ты знал, кто был ее возлюбленным, когда выдал мне ее тайну!
        - Возлюбленный! - повторил Гай, копируя его интонацию. - Каким романтичным слогом ты вдруг заговорил! А в апреле у тебя для них обоих нашлись совсем иные слова, которые в обществе и повторить непристойно. Вспомни, в какое бешенство ты пришел, когда я тебе рассказал о ней! Ты ведь, помнится, хотел убить ее?
        - Да, хотел. Пока не услышал от тебя, как бы ты поступил на моем месте, и я обошелся с ней так, как ты говорил!
        - А, выходит, я виноват в том, что ты подарил ее своим ратникам? - с иронией осведомился Гай. - Толкнул, так сказать, тебя под руку! Может быть, и ее отца убил я, чтобы он не мешал чинить насилие над дочерью? Может быть, это вообще не ты, а я изнасиловал ее, едва она объявилась в замке?
        Их взгляды скрестились, словно клинки, и Лончем первым отвел глаза в сторону.
        - Нет, все, что я сделал, сделано мной. Но сейчас я бы поступил иначе, даже если бы слушал тебя снова.
        Они пили вино в глухом молчании, пока Гай не сказал с обычной усмешкой:
        - Помнишь, Роджер, наш разговор вечером, когда ты впервые увидел ее? Ты сказал тогда, что тебя интересует ее тело, а не душа. Судя по всему, ты изменил свое мнение, и теперь тебя заинтересовала и ее душа. Иначе к чему бы твои сожаления?
        - А твои? - резко спросил Лончем, посмотрев на Гая. - Ты ведь тоже думал о ней, когда я пришел к тебе? Не отпирайся, думал. Ты и ушел потому, что не мог справиться с собой. Я видел, как тебя всего перевернуло, когда мой кузен и сэр Рейнолд рассказывали о ней и графе Хантингтоне! Хотел бы я на него взглянуть и понять, что он собой представляет!
        - Опасное для тебя желание! - хладнокровно ответил Гай. - Лорд Гесберт прав: ты сильно рискнул, вернувшись туда, где тебя ждет беспощадная месть Рочестера. Но ты сможешь встретиться с ним совсем скоро и так, что он ничем не сумеет повредить тебе.
        - Ты в самом деле придумал план, как изловить его? И уверен, что план удачен?
        Гай кивнул.
        - Я не намерен подобно сэру Рейнолду сидеть сложа руки и жалобно морщиться при известиях о новых дерзких вылазках лорда Шервуда, - сказал он и тяжело вздохнул. - А я ведь помню, каким был сэр Рейнолд всего лет десять назад! Мой отец был с ним очень дружен. Но похоже, что участие в заговоре против графа Альрика стало последним решительным поступком нашего шерифа. С сыном покойного графа сэр Рейнолд не сумел справиться, как ни старался.
        - Ты был бы на месте шерифа куда более уместен! - заметил Лончем, испытующе глядя на Гая.
        - Уверен в этом, - бесстрастно ответил тот.
        - Тогда в чем же дело? Тебе нужна помощь?
        - А зачем, Роджер? - улыбнулся Гай и сказал со всей откровенностью: - В моих руках и так вся полнота власти, зато ответственность за состояние дел несет сэр Рейнолд. На его месте я бы давно уже настоял на передаче мне должности шерифа, а не надувал бы зоб с неоправданной важностью! Особенно сейчас, когда возвращение короля только вопрос времени благодаря помощи, оказанной Пембруку моим давним другом Рочестером!
        Помрачнев, он прошептал проклятие и вдруг рассмеялся:
        - Самое забавное, Роджер, что Рочестера тоже устраивает сэр Рейнолд на месте шерифа! Я долго ломал голову над тем, почему наш шериф в меньшей опасности от шервудских стрел, чем я. Он даже побывал в плену у разбойников и вернулся из леса живым и невредимым. Так, чуточку униженным. А ведь он поспособствовал и падению рода Рочестеров, и гибели прежнего графа Хантингтона. Но потом я понял: новому графу не нужен сильный шериф, а сэру Рейнолду молодой Рочестер не по зубам, и того вполне устраивает такое положение дел.
        - Ты давно знаешь его?
        - Сколько себя помню, и сколько знаю, столько же ненавижу!
        - Чем же он вызвал у тебя такую ненависть? Из твоих рассказов о нем я вынес впечатление, что он тебя заботит куда больше, чем ты его. А сегодня ты просто пел ему осанну! Как это ты его назвал? Рыцарь Света? - усмехнулся Лончем.
        - Конечно, ему до меня нет дела! Пока нет. Граф Хантингтон не так-то просто снисходит до общения с теми, кто равен ему по рождению, - со скрытой яростью сказал Гай. - Водить дружбу с чернью, забыв при этом о графском достоинстве, ему куда больше по вкусу! Подожди, увидишь его и сам поймешь, в чем причина. Узнаешь, как он умеет дать понять, что он неизмеримо выше тебя, а ты для него - жалкий червь для орла, парящего в поднебесье. Эта улыбка, которой он уничтожает тебя! Этот взгляд, которым он смотрит сквозь тебя! Это его самолюбование: ему нет дела до правил, установленных властью и обществом!
        - Что за приказ ты отдал своему ратнику, когда он сообщил тебе о встрече Маршала и Рочестера? - перебил его Лончем, понимая, что Гай может слишком долго говорить о лорде Шервуда.
        - Отправить навстречу Рочестеру отряд ноттингемских ратников.
        - Это и есть твой план?
        - Нет, конечно! Отвлекающий маневр, чтобы он скорее уверился в том, что его не ждет западня там, где она уже готова.
        - Ты не захотел посвящать в детали своего плана шерифа, епископа и юнца Брайана. Но мне ты, может быть, расскажешь, что ты задумал? - спросил Лончем. - Или твоим доверием не пользуюсь и я?
        - Отчего же! Я полностью доверяю тебе, а остальным просто незачем знать.
        Гай поставил на столик кубок, ушел в другую комнату и вернулся с картой Ноттингемшира. Расстелив ее и прижав кубком, он стал уверенно скользить по ней пальцем.
        - Смотри! Вот этой дорогой поедет отряд ратников, сопровождая деньги. Вот самое удобное место для нападения на них. Скорее всего, здесь он нападать не станет, пропустит их дальше. Но я все равно оставлю в засаде лучников - вдруг я ошибаюсь в его намерениях? Если ошибки нет, тогда он совершенно точно нападет на них здесь, - палец Гая переместился по карте. - Дальше они уйдут слишком далеко от Шервуда. Ратников числом будет пять десятков. Раньше он взял бы с собой вдвое меньше людей, теперь возьмет столько же или вдвое больше. Значит, мне надо исходить из того, что с ним будет сотня стрелков, и обеспечить численный перевес в свою пользу как минимум в три раза. Вот здесь и здесь в засаде будут лучники. Отсюда выйдет отряд ратников ему в тыл, а отсюда еще два отряда ударят по флангам.
        - Так просто? - недоверчиво спросил Лончем.
        - Так просто, - подтвердил Гай. - Чем больше хитростей, тем больше вероятность неудачи.
        - А почему ты уверен, что он не возьмет с собой больше людей?
        - Не сможет. Он уже должен знать, что я вернулся, и усилит охрану леса. Для этого ему тоже нужны люди.
        - А если его самого не будет при нападении на ратников шерифа? Если он вообще оставит без внимания это серебро?
        - Не оставит, - усмехнулся Гай. - Это вопрос его принципа. Он не пропускает мимо своих рук то, что относится к доходам его владений. И всегда это делает сам. Потому я и просил сэра Рейнолда разделить доходы на две части, отложив сбор и доставку доходов от аквитанских и нормандских владений Рочестеров на более поздний срок.
        Лончем еще раз посмотрел на карту и перевел взгляд на Гая, лицо которого выражало полную уверенность в успехе.
        - Ты тоже примешь участие в завтрашней засаде на Рочестера?
        - Нет, зачем? Я буду ждать его здесь, в Ноттингеме.
        - Значит, завтра он будет здесь, а послезавтра… Неужели, ты отправишь его на виселицу, несмотря на титул?
        Услышав вопрос, Гай раздвинул губы в беззвучном смехе:
        - Что ты, Роджер! Ни о какой виселице и речи быть не может!
        - Конечно, он же граф, и если уж его казнить, то отсечением головы, а не через повешение, как простолюдина!
        - Почему на всех вас, и на Брайана, и даже на тебя, его графский титул оказывает такое магическое воздействие?! - с досадой воскликнул Гай. - О топоре и плахе ему придется только мечтать!
        Он принес пергаментный свиток и подал Лончему:
        - Читай! Я давно уже продумал казнь для него. Принцу очень пришлась по нраву сама идея. Он даже предложил кое-какие поправки, и вот что ожидает Рочестера. Никакой титул не послужит ему защитой от такой смерти!
        Лончем вчитался в текст, дошел до конца, вскинул ошеломленные глаза на Гая и, получив в ответ утвердительный кивок, перечитал еще раз.
        - Господи, Гай! Так в Англии никого не казнили! Растянув на деревянной раме, тащить за лошадью к месту казни, повесить, потом привести в чувство, оскопить, извлечь внутренности, сжечь их и только потом отрубить голову!
        - А тело разрубить на четыре части, - закончил за него Гай. - Но осужденный на такую казнь, несомненно, отдаст Богу душу до отсечения головы.
        - И что из того, что здесь написано, принадлежит фантазии принца? - спросил Лончем, попытавшись представить, как должна происходить казнь, описание которой он только что прочитал, и невольно содрогнулся.
        - Принц пожелал, чтобы я вписал указание про сердце, которое должно еще биться в руке палача, когда тот извлечет его из груди осужденного и покажет толпе.
        Лончем долго молчал, приходя в себя, а Гай наблюдал за ним со снисходительной усмешкой.
        - И палач сэра Рейнолда настолько искусен, что сумеет исполнить подобное указание? - наконец спросил Лончем.
        - Вот и узнаем, насколько он искусен, - пожал плечами Гай. - В любом случае принцу будет интересно узнать подробности. Я понимаю, почему ты смотришь на меня с таким осуждением, Роджер. Жестокая, мучительная и позорная казнь, обрекать на которую трудно даже заклятого недруга. Но сэр Рейнолд допустил очень большую промашку, не уследив за графом Пембруком, и получить прощение принца будет непросто. Известие о такой казни и подробнейшее описание того, как она прошла, отвлечет его внимание, и принц, возможно, снисходительнее отнесется к тому, что деньги на выкуп его брата ушли из наших рук.
        - Повешение, потрошение, четвертование, - задумчиво покивал Лончем и внезапно спросил: - А что будет с леди Марианной после его смерти?
        Гай помолчал, глядя мимо него на огонь, и ответил - тихо и твердо:
        - Что с ней будет после его смерти, меня не интересует.
        Глава семнадцатая
        - Леди Мэри, что я делаю не так? Стоит тебе взять лук, как стрела летит точно в цель, будто по твоему приказу! Я все делаю правильно: принимаю в расчет силу и направление ветра, расстояние до цели оцениваю точно. И только два раза попал, да и то в самый край!
        Марианна с улыбкой потрепала по голове огорченного Дэниса:
        - Ты все делаешь правильно, Дэн, за одним исключением. Прежде чем сделать выстрел, ты отвлекаешься от цели и начинаешь проверять, хорошо ли ты оттянул тетиву, так ли у тебя лежит стрела. А для тебя в этот момент уже ничего не должно существовать, кроме цели. Не расстраивайся! Все получится!
        Они вошли в трапезную, где были только Вилл и Робин. Вилл с лицом, мрачным, как ночь, сидел за столом, привалившись спиной к стене, сложив руки на груди и вытянув ноги далеко под стол. Перед ним стоял наполовину опустевший кубок с вином. Робин устроился за точильным камнем и занимался наточкой Элбиона. Вихри искр то и дело вылетали из-под его рук, когда он прикладывал клинок к быстро вращавшемуся камню.
        При виде отца и крестного Дэнис тут же забыл об огорчении и громко воскликнул:
        - Что же вы не пришли посмотреть, как я стреляю?! Леди Мэри который день занимается со мной стрельбой, и скоро я буду стрелять так же метко, как вы!
        - Леди Мэри занимается с тобой стрельбой, - повторил его слова Вилл и соизволил посмотреть на сына и Марианну.
        Оживление на лицах обоих, казалось, заставило его помрачнеть еще больше:
        - Чем же еще заниматься твоей ненаглядной леди Мэри, если она так округлилась, что не может дотянуться иглой до шитья? Смотри, как бы она не научила тебя манерно оттопыривать мизинчик при спуске тетивы, как это делают знатные дамы!
        Марианна с грохотом бросила колчан с луком и стрелами на стол перед Виллом, так что он едва успел сдвинуть в сторону кубок.
        - Ты не хотел бы сам найти время для занятий с сыном? И радуйся, что я так, как ты сегодня на диво изящно выразился, округлилась и поэтому не могу взять в руки меч для уроков с Дэнисом!
        - Почему же я должен радоваться, что ты пухнешь, как тесто в кадке? - поинтересовался Вилл, поднося кубок к губам, и, посмотрев на Марианну, выразительно приподнял бровь.
        - Да, я поняла, что запас изящных словесных оборотов исчерпан, - кивнула Марианна, поймав усмешку, отразившуюся в глазах Вилла. - Потому что я не испорчу твоему сыну руку, дав тебе повод сказать, что он держит меч, как челнок от ткацкого станка!
        - А наша благородная леди Шервуда и графиня Хантингтон, оказывается, умеет ткать? Я-то думал, что меч, ножи и лук со стрелами и есть вся твоя домашняя утварь.
        - Вилл, прекрати цепляться к ней! Мэри, не сердись на него! - рассмеялся Робин.
        Он провел ладонью по обоим лезвиям клинка и, оставшись доволен, как они наточены, убрал Элбион в ножны и сел за стол напротив Вилла.
        - Он потому не в духе, что у него наконец-то появилось время заняться воспитанием сына! Да, Вилли?
        - Робин! - воскликнул Вилл так, что Марианна поняла: они с Дэнисом появились в трапезной в затишье какого-то спора между братьями.
        - Вилл! - Робин умудрился произнести имя брата таким ровным и непреклонным тоном, что Вилл тут же замолчал и с безмолвной просьбой в глазах устало посмотрел на Робина. - Я тебе уже два раза сказал, что с простреленным плечом тебе придется побыть дома.
        Заметив тревожный вопрос в глазах Марианны, Дэнис забрался Виллу на колени и пояснил:
        - Отца ночью ранили. Ты спала, вот и не знаешь. Крестный сам перевязывал его. Отец почему-то попал под стрелу.
        - Золотые слова, малыш! - вздохнул Робин, улыбнувшись Дэнису. - Хотел бы и я понять, Вилли, почему ты решил послужить мишенью для довольно скверных лучников из ноттингемской стражи?
        - Когда ты лежал с пробитой грудью, я не приставал к тебе с подобными вопросами! - огрызнулся Вилл.
        - Не приставал потому, что я был без сознания и все равно не смог бы тебе ответить, - рассмеялся Робин и, мгновенно став серьезным, посмотрел на брата. - Но я и без твоих слов знаю, почему ты попал под стрелу.
        - Да! - в сердцах сказал Вилл. - Потому что в тот момент я счел это уместным.
        - Вот как! - с деланным пониманием отозвался Робин. - Вспомни-ка сам, чему ты летом учил Марианну.
        - Извини, в следующий раз я сдерну тебя с лошади, - буркнул Вилл и отвернулся.
        - Что было ночью? - с тревогой спросила Марианна, переводя взгляд с Робина на Вилла.
        - Возвращались из порта и нарвались на отряд ноттингемских ратников, - ответил Робин. - Встреча, в сущности, не была особенно трудной, но Виллу вдруг почудилось, что стрела нацелена в меня, и он решительно подставил под нее свое плечо. Правда, я был в нескольких шагах, и она благополучно пролетела бы мимо, если бы Вилл не бросился ей наперерез, и стреле ничего не оставалось, кроме как пробить ему плечо.
        - Мог бы просто сказать спасибо и не тратить на благодарность столько слов! - не удержался Вилл.
        - Ты куда-то собираешься? - спросила Марианна Робина, накрывая братьям завтрак.
        - Да, есть одно дело, - ответил Робин, принимаясь за кашу.
        - Ты же знаешь, что я владею левой рукой так же, как и правой! - принялся вновь настаивать Вилл, но Робин лишь рукой махнул в знак того, что не намерен пререкаться с ним и дальше - тем более менять принятое решение оставить Вилла дома.
        Снаружи послышался приближающийся стук копыт, потом сердитый девичий возглас, урезонивавший упрямую лошадь.
        - А вот и наша возлюбленная сестра! - сказал Робин, узнав голос, и посмотрел на Марианну. - Когда она успела уехать из лагеря? Пока я спал?
        - Не знаю, милый, - ответила Марианна, не выдавая подругу, которую в последний раз видела накануне вечером - в тот момент, когда Клэренс седлала коня.
        Робин обменялся взглядом с Виллом и обернулся в сторону дверей. Клэренс быстро вошла в трапезную, на ходу расстегивая замок плаща. Увидев обоих братьев, она опешила от неожиданности, встретилась взглядом с Робином и вспыхнула густым румянцем.
        - Где ты была? - осведомился Робин, пристально глядя на сестру.
        - Рано проснулась и решила проехаться верхом, - сказала Клэренс, справившись со смущением, и посмотрела на Робина ясным беспечным взглядом. - Погода чудесная!
        Упоминание о погоде было явно необдуманным. Сухой и морозный день сменился холодной и мокрой ночью, до самого утра шел дождь вперемешку со снегом и прекратился от силы час назад. Догадавшись о мыслях Робина, которые так ясно отразились в его насмешливых глазах, Клэренс снова покраснела и поспешила отвести глаза в сторону, тут же столкнувшись взглядом с Виллом. Старший брат молчал и смотрел на сестру не менее пристально, чем младший.
        - Мне надо переодеться! - заявила Клэренс и, пока ее никто не успел задержать вопросом, почти бегом покинула трапезную.
        Проводив ее задумчивым взглядом, Робин запрокинул голову и посмотрел на Марианну:
        - Милая, разбуди Джона и остальных, кто в лагере.
        Догадавшись, что Робину и Виллу надо поговорить, Марианна рассмеялась и ушла вместе с Дэнисом, который повис у нее на руке, получив вслед сердитый окрик Вилла. Оставшись одни, Робин и Вилл переглянулись.
        - Когда мы вернулись, лошади Клэр в конюшне не было, дождь еще шел, а плащ у сестрички сухой, как и подол ее платья! - уверенно сказал Вилл. - Статли принимал участие в доставке серебра в порт?
        Робин с усмешкой покачал головой:
        - Нет, он оставался в Шервуде.
        - Ну, вот тебе и ответ на все вопросы! - рассмеялся Вилл и посмотрел на брата: - Тебе не кажется, что ты должен поговорить с Клэр?
        - Почему я? - хмыкнул Робин, пожав плечами. - Ты ведь старший брат.
        - А ты глава семьи, - немедленно нашелся Вилл, - да и не станет она меня слушать.
        - Хорошо, - согласился Робин, - тогда хотя бы посоветуй, что ей сказать.
        Они долго смотрели друг на друга, потом рассмеялись, и Вилл честно признался:
        - Не знаю. Может, лучше поговорить со Статли? - предложил он.
        - Точнее, намять ему бока за честное имя сестры, - насмешливо уточнил Робин.
        В трапезную вышел заспанный, взлохмаченный Джон, за ним спешила Кэтрин с гребнем в руках.
        - Отстань, жена! - рявкнул Джон. - Подай-ка завтрак мне и остальным!
        Вслед за Джоном с Кэтрин трапезную заполнили стрелки. Джон в ожидании завтрака взял кубок Вилла и с удовольствием осушил его.
        - Между прочим, это был мой кубок, - проворчал Вилл. - Обнаглел, медведь, стоило мне получить стрелу!
        - А ты не получай больше стрел, и я стану смирным как овечка, - ухмыльнулся Джон.
        - Вилли, налей и нам вина, раз ты сегодня за кравчего! - посмеиваясь, поддел Вилла Вульфгар.
        - Слетелись как воронье! - огрызнулся Вилл. - Вот я припомню потом ваши шутки!
        Робин, рассмеявшись, ушел к себе одеться к выезду из лагеря и взять колчан. Марианна сидела у очага и шила. Увидев Робина, она отложила шитье и подала Робину меховую куртку, сушившуюся у огня.
        - Воин устал, - сказал Робин, - хочу его поберечь.
        - А ты не устал? - улыбнулась Марианна. - Ты же спал от силы два часа.
        - Но я же не бегал под седлом и всадником! - рассмеялся Робин. - Я возьму твоего иноходца?
        - Конечно, бери, - ответила Марианна и вздохнула: - Хоть разомнешь его, а то он застоялся.
        Услышав ее вздох, Робин обернулся и внимательно посмотрел на Марианну:
        - Что с тобой, милая?
        - Не знаю.
        Скользнув ладонями по его плечам, она уронила как-то вдруг ослабевшие руки, медленно прошлась по комнате и прислонилась спиной к стене, не сводя с Робина глаз, полных беспокойства.
        - Мне что-то тревожно. Может быть, тебе остаться дома? Не ездить? Пожалуйста!
        Он подошел к ней и, взяв ее руки в свои ладони, поднес их к губам.
        - Предчувствия? Или новые страхи беременной женщины? - с улыбкой спросил Робин, вглядываясь в ее лицо, но его глаза были внимательными и неулыбчивыми.
        - Наверное, и то и другое, - рассмеялась Марианна, но улыбка вновь исчезла с ее лица, и она тихо повторила: - Не знаю. Останься!
        - Перестань! - улыбнулся он уже не только губами, но и глазами и хотел отпустить ее руки.
        Она вдруг насторожилась и прислушалась к себе, удержав его руку.
        - Наш сын! - и Марианна приложила ладонь Робина к своему животу. - Ты почувствовал? Вот снова! Напоминает о себе.
        Робин ощутил довольно сильный толчок, потом еще один и улыбнулся. Ребенок ворочался под сердцем матери, устраиваясь удобнее. Глядя в глаза Марианны, засиявшие нежным светом, он не смог удержаться от вопроса:
        - Кого из нас двоих ты любишь больше?
        И тут же пожалел о неосторожном любопытстве: она даже замерла после его слов. Пристально посмотрев Робину в глаза, Марианна отпустила его руку и усмехнулась:
        - Ты, оказывается, тоже ревнив, мой лорд и супруг! Но ревновать к собственному сыну?
        Она хотела отойти от него, но Робин перехватил ее за руку, заставил обернуться и накрепко прижал Марианну к своей груди.
        - Прости! Я задал глупый вопрос. Прости, моя ласточка!
        - Я не сержусь, - ответила Марианна и ласково провела ладонью по щеке Робина. Посмотрев в его полные раскаяния глаза, она не удержалась и поддразнила его: - Я еще не решила. Но обещаю, что скажу тебе, когда пойму сама.
        Чтобы развеять ее печаль и сгладить впечатление от своего необдуманного вопроса, Робин решительно сказал:
        - Вот что, милая, устроим послезавтра праздник. Займись уже сегодня приготовлениями к нему и перестань грустить!
        - Праздник? - она удивленно взглянула на Робина. - В честь чего?
        - В честь тебя, - улыбнулся он. - Послезавтра - первый день февраля, и он же день твоего рождения, с которым все в Шервуде будут рады поздравить свою госпожу.
        - О! Я и забыла об этом! - рассмеялась Марианна.
        Ее глаза весело заблестели, но потом она провела ладонями по располневшему стану и покачала головой в знак сомнения.
        - Намекаешь, что тебе не во что нарядиться? - рассмеялся Робин.
        - Расставить платье я успею - я только этим и занимаюсь почти каждый день: расширяю в талии одежду, - усмехнулась Марианна. - Я не уверена, что смогу долго присутствовать на празднике в мою честь.
        - Сколько бы ни смогла, всем будет радостно повидать тебя и поднять кубки за твое здоровье, - ответил Робин и шутливо поцеловал ее в кончик носа.
        - Очень радостно! - проворчала Марианна. - До мая еще далеко, а меня разносит так, что я скоро и впрямь стану походить на корову, как и обещал твой добрый на слова братец!
        - Смотреть на молодую беременную женщину всегда приятно, - ответил Робин. - С праздником решено, поэтому займись, милая.
        Уже готовый к отъезду, он еще раз поцеловал ее на прощание, выпустил Марианну из объятий и подхватил на плечо тяжелый колчан.
        - Подожди! - сказала Марианна и достала из шкатулки, стоявшей в нише, какой-то предмет. - Это новый оберег, который я сделала для тебя. Надень его сейчас!
        Робин посмотрел на янтарную пластину. Она была в точности такой же, как прежняя, только янтарь был более светлым. Робин провел кончиками пальцев по очертаниям нанесенной на янтарь защитной руны Algiz.
        - Та же руна?
        - Да. Но этот оберег сильнее прежнего и будет тебя предупреждать об опасности заранее. Если ты почувствуешь, что от него исходит холод, значит, опасность близка. Надень! - повторила Марианна и, когда Робин склонил голову, сама надела ему на шею витой шнур и спрятала оберег под рубашку.
        - Я ненадолго, - сказал Робин, набрасывая на плечи плащ.
        - Ты всегда так говоришь, - улыбнулась Марианна опять с грустью. - Ненадолго, а там - как получится!
        - И все-таки сегодня, я думаю, что ненадолго. Проводишь меня?
        - Конечно! - ответила Марианна, взяв его под руку.
        Они вышли в коридор и по пути в трапезную встретили Клэренс.
        - Робин, можно нам с Марианной немного погулять?
        - А ты не нагулялась за ночь, сестричка? - с усмешкой спросил в ответ Робин, посмотрев на Клэренс, лицо которой вспыхнуло ярким румянцем под пристальным взглядом брата. Пожалев смутившуюся от его вопроса сестру, Робин отвел взгляд от Клэренс и сказал: - Ладно. Куда ты решила отправиться на прогулку?
        - Только до ручья! - поспешила ответить Клэренс.
        - Только до ручья, - повторил ее слова Робин тоном приказа.
        - Спасибо, брат! - обрадовалась Клэренс и шепнула Марианне: - Я принесу твой плащ в трапезную. Жди меня там!
        В трапезной стрелки заканчивали завтракать, а возле Джона приплясывал от нетерпения только что вернувшийся из леса Бранд. Увидев лорда Шервуда, он радостно помахал рукой.
        - Робин, Эдгар прислал гонца с известиями о том, что ратники выехали из порта на окружную дорогу! Статли уже ждет нас в условленном месте.
        Робин махнул рукой, и стрелки торопливо проглотили остатки завтрака и побежали седлать коней. Вилл, оставшись сидеть за столом, внимательно посмотрел на брата. Робин сделал шаг в сторону дверей, остановился и замер, положив ладонь на рукоять Элбиона.
        - Что не так? - спросил Вилл. - Совершенно обычное дело. Но ты сомневался у Эдрика и сомневаешься сейчас. Почему?
        Робин обернулся и задумчиво посмотрел на брата.
        - Посмотрим, - ответил он и быстрым решительным шагом вышел из трапезной.
        Оседлав иноходца, он присоединился к остальным стрелкам, которые ждали его верхом на лошадях. Напоследок улыбнувшись Марианне, Робин поднял руку, приказывая стрелкам трогаться в путь, пришпорил гнедого, и Колчан, закусив удила, помчался вперед.
        Проводив Робина взглядом, Марианна вздохнула. Непонятное тревожное состояние никак не покидало ее, а после вопроса Вилла тревога, наоборот, усилилась. Прикосновение мехового плаща, который набросила ей на плечи Клэренс, вывело Марианну из задумчивости.
        - Пойдем, посидим у ручья! - шепнула Клэренс, взяв Марианну под руку.
        Ручей протекал в нескольких шагах от поляны перед постройками лагеря. Марианна вспомнила, что ей весь день до возвращения Робина придется терпеть общество Вилла, который к тому же пребывал далеко не в добром расположении духа, и с радостью согласилась на предложение Клэренс, когда та с ласковой настойчивостью повторила:
        - Пойдем же, Мэриан!
        Они медленным шагом дошли до ручья и устроились на большом стволе поваленного дерева. Марианна искоса наблюдала за Клэренс, которая, поставив локти на колени, положила подбородок на сомкнутые пальцы и мечтательно смотрела в хмурое, застланное тучами небо. Беспричинная улыбка то и дело пробегала по ее губам, и казалось, что Клэренс грезит наяву. Голос Марианны заставил ее очнуться от грез.
        - Где ты была, Клэр?
        Клэренс нехотя повернула голову к Марианне и покраснела, встретив внимательный взгляд подруги.
        - Когда? Утром? - переспросила она с тайным смущением.
        - Если ты так настаиваешь, то да, утром, - улыбнулась Марианна, которая при появлении Клэренс в трапезной сразу поняла, что подруга вернулась не с утренней, а с вечерней прогулки.
        Заметив улыбку Марианны, Клэренс покраснела еще гуще.
        - Не рассказывай, если не хочешь, - поспешила сказать Марианна.
        Клэренс опустила глаза. По ее длинным ресницам пробежал трепет, и она еле слышно вздохнула:
        - Хочу, но не знаю, как рассказать.
        Она вскинула голову и посмотрела на Марианну повлажневшими глазами, в глубине которых теплился нежный свет. Белокурые волосы Клэренс мягкими прядками выбивались из небрежно заколотой косы, струились вдоль щек и падали на плечи. Эта небрежность была так необычна для сестры лорда Шервуда, которая неизменно следила за безукоризненностью своего облика. А сейчас ее щеки пылали румянцем, губы припухли, словно обветрились, и большие голубые глаза, всегда такие строгие и спокойные, были полны смятения и нежной тоски. Этим утром Клэренс решительно не походила на саму себя.
        - Мы… - начала она говорить, тут же осеклась и поправила себя: - Я была у Эллен.
        Марианна изогнула бровь: она точно знала, что Эллен ночевала у них в лагере. Поймав ее взгляд, Клэренс пояснила:
        - Но самой Эллен там не было.
        Осознав всю несуразность собственных объяснений, Клэренс тихо рассмеялась и закрыла лицо ладонями.
        - Все вышло случайно! - наконец сказала она, отнимая ладони от лица и вновь устремляя взгляд в хмурое зимнее небо. - Мы отправились вечером погулять, вдруг пошел дождь, да еще со снегом. И мы решили переждать непогоду в доме Эллен, благо он оказался рядом. Потом Вилл хотел проводить меня домой, но…
        Ее голос оборвался, и Клэренс глотнула холодного воздуха, словно задыхалась. Марианна, уже догадавшись обо всем, что дальше произошло, взяла руку Клэренс в свои ладони. Пальцы Клэренс порывисто сжали в ответ запястье Марианны.
        - Скажи, ты не осуждаешь меня? - прошептала она, обернувшись к Марианне.
        Тонкие пальцы Клэренс были горячи как огонь. Марианна в душе улыбнулась тому, что Эллен по возвращении домой снова найдет у себя простыню со следами утраченной невинности. Глядя на замершую в ожидании ответа подругу, она медленно покачала головой:
        - Нет, Клэр.
        - А я осуждала тебя тогда, в апреле, - виновато прошептала Клэренс, прикладывая к щеке прохладную ладонь Марианны. - Я совершенно не понимала тебя в те дни!
        - А теперь понимаешь? - с улыбкой спросила Марианна.
        - О, теперь! - жарко выдохнула Клэренс. - Я люблю его, - прошептала она с нежной обреченностью, посмотрела на Марианну и повторила уже страстно и твердо: - Я так люблю его, Мэриан! Я не могла поступить иначе, хотя, если бы я сказала хоть слово, он бы не дотронулся до меня. Но, Мэриан, я сама не хотела запрещать. Ох, неужели я поступила опрометчиво и неправильно?!
        - Клэр, дорогая, что тебя заставляет стесняться своей любви? - с искренним удивлением спросила Марианна. - Весь Шервуд давно знает, как горячо Вилл любит тебя и как он беззаветно предан тебе одной.
        - Братья! - с такой же искренностью призналась Клэренс и невольно поежилась. - Ты видела, как они посмотрели на меня? Мне показалось, что их глаза прожгли меня насквозь!
        - Да уж, ты нашла самых строгих блюстителей нравов! - от души рассмеялась Марианна и вдруг, негромко охнув, прижала ладони к располневшему животу: - Да что с тобой сегодня, малыш?
        - Толкается? - с улыбкой спросила Клэренс.
        - Все утро резвится! - ответила Марианна, крепче прижимая к себе ладони. - Вот опять…
        - Дай я послушаю! - попросила Клэренс и положила ладонь на живот Марианны рядом с ее ладонями.
        Почувствовав сильный толчок, потом еще один, Клэренс рассмеялась.
        ****
        Джон то и дело поглядывал на Робина, хмурясь все сильнее. Не выдержав, он подъехал к нему вплотную - так, что лошади почти соприкасались боками, - и спросил:
        - Почему только Эдгар и Вилл? Мы наберем едва шесть десятков стрелков, а ратников пять десятков. Почему ты решил обойтись таким незначительным перевесом сил?
        - Я еще ничего не решил, Джон, - ответил Робин. - Доберемся до места и посмотрим.
        - До распадка? - уточнил Джон. - Там самое удобное место для нападения.
        - Да, удобное, - согласился Робин, - и ратники тоже это понимают. Поэтому я назначил Эдгару встречу рядом с переправой через Трент, а не возле распадка.
        - Переправа - не такое удачное место, как распадок, но тоже неплохое, - согласился Джон. - Но если мы упустим ратников на переправе, то не сможем их преследовать: потом дорога пойдет по открытой местности, дальше и дальше от Шервуда. Надо было все-таки взять не меньше сотни стрелков! Ты не забыл, что лазутчик Гисборна по-прежнему в Шервуде, а сам Гисборн со вчерашнего дня в Ноттингеме?
        - Я помню об этом, - последовал бесстрастный ответ.
        На середине пути отряд Робина поджидал отряд стрелков во главе со Статли.
        - Так и есть! - с досадой воскликнул Джон. - Их даже не три десятка, а два! А если и Эдгар с меньшим числом стрелков?
        - Подожди беспокоиться раньше времени, - ответил Робин и, поймав взгляд Статли, кивком указал ему занять место рядом с собой.
        Статли поравнял коня с гнедым Колчаном и молча поехал рядом с Робином, не спрашивая о причине зова.
        - Ничего не хочешь рассказать мне, Вилли? - наконец сказал Робин. - Может быть, поинтересоваться моим отношением к ночным прогулкам моей сестры?
        Смущенный его вопросами, Статли залился краской и виновато склонил голову. Робин молча смотрел на него, и Статли, отважившись, повернул голову к Робину и посмотрел в бесстрастные глаза лорда Шервуда.
        - Робин, я прошу у тебя руки твоей сестры. Я люблю Клэр с того дня, когда впервые увидел, и никогда не скрывал своих чувств к ней от тебя или Вилла. Наверное, ты сочтешь мою просьбу дерзостью, - ведь она дочь графа, а я…
        - Если бы я счел твои слова и чувства дерзкими, то пресек бы их еще прошлой зимой, когда ты мне впервые рассказал о любви к Клэр, - не дал ему договорить Робин, и в его глазах появились золотистые смешинки. - Но спросить моего согласия на ваш брак тебе следовало раньше, чем укладывать мою сестру в постель. Да, я знаю, как давно и сильно ты любишь ее, и вверяю тебе Клэр с легким сердцем. Теперь все будет зависеть только от ее согласия, хотя я не очень сомневаюсь в том, что ты и его получишь.
        Статли, не ожидавший, что разговор с Робином пройдет так легко, просиял. Он попытался обнять Робина, но Колчан от его движения шарахнулся в сторону, и Статли едва не слетел с коня.
        ****
        - Скажи, Мэриан, каково это - носить ребенка? - спросила Клэренс, отнимая ладонь от живота Марианны.
        - Придет время, и сама узнаешь! - рассмеялась Марианна, вслушиваясь в себя, и ее глаза сияли затаенным нежным светом.
        - А все-таки? - с ласковой настойчивостью допытывалась Клэренс.
        - Носить ребенка от любимого мужчины - это чувствовать себя счастливой каждую минуту, - сдавшись ее натиску, призналась Марианна. - И днем, и ночью.
        - Даже когда тебя тошнит? - рассмеялась Клэренс.
        - Даже тогда, - ответила Марианна: ее в последнее время действительно одолевали приступы дурноты, несмотря на все отвары, которыми ее поили Робин и Эллен.
        - Но вот он родится, и как ты сумеешь разделить свою любовь между ним и Робином?
        Вспомнив почти такой же вопрос, который утром ей задал Робин, Марианна улыбнулась: она знала ответ.
        - Мне не придется делить ее, Клэр. Ведь она удвоится, и ее с избытком хватит и для отца, и для сына.
        Послышался топот быстрых ног, и едва Марианна и Клэренс успели оглянуться, как к ним подбежал Дэнис и с размаху обхватил руками Марианну за шею.
        - Леди Мэри, я повсюду тебя ищу! Из дозора вернулись Дик и Хью, они привезли тебе письмо!
        - Тихо, поросенок! - воскликнула Марианна, чуть не свалившись в ручей, когда мальчик налетел на нее с объятиями.
        Она поднялась, ухватившись за руку Клэренс, и они пошли обратно. В трапезной Дикон пил горячее вино и перебрасывался шутками с Хьюбертом - тот грел у огня озябшие руки. Вилл по-прежнему сидел за столом, не желая замечать ничего и никого вокруг. Марианна подошла к Дикону.
        - Дэнис сказал о каком-то письме для меня.
        Не отрываясь от кубка, Дикон вытащил из-за ворота куртки пергаментный свиток и протянул его Марианне. Она бросила взгляд на печать. Рассмотрев оттиск на сургуче, она широко раскрыла глаза, не веря тому, что увидела, посмотрела еще раз и, убедившись, что на сургуче оттиснут ее родовой герб, побледнела.
        - Не может быть! Неужели?! - воскликнула она внезапно охрипшим голосом и, торопливо сорвав печать, развернула пергамент.
        Ее глаза жадно впились в строчки, за минуту проглотили все письмо и засияли таким ликованием, что все, кто был в трапезной, кроме Вилла, отвлеклись от своих занятий и с удивлением посмотрели на Марианну. Она оторвалась от письма, отыскала взглядом Клэренс и воскликнула звенящим радостным голосом:
        - Клэр, это письмо от Реджинальда!
        - Письмо от сэра Реджинальда?! - ахнула Клэренс и, подлетев к Марианне, выхватила пергамент из ее рук.
        - Кто такой этот сэр Реджинальд? - спросила Мартина.
        - Это мой брат! - ответила Марианна, сияя счастливой улыбкой, и от избытка чувств обняла и поцеловала Мартину в щеку. - Он ушел вместе с королем в крестовый поход, и последнее письмо было написано им больше года назад. Отец уже не верил, что Редж жив и когда-нибудь вернется!
        - А он пишет о том, что жив, невредим и надеется скоро вернуться домой, - эхом откликнулась Клэренс, медленно сворачивая письмо и возвращая его Марианне. - И даже представить себе не может, с чем ему придется столкнуться при возвращении!
        Марианна подсела к Дикону, который тем временем вместе с Хьюбертом уминал кашу, и нетерпеливо подергала его за рукав:
        - Откуда вы взяли это письмо?!
        - Мы в дозоре встретили посыльного твоего брата, как я теперь понимаю, - прожевав, ответил Дикон. - Решили с ним потолковать и выяснили, что он направляется в Ноттингем к шерифу, чтобы узнать о судьбе Невиллов.
        Он снова зачерпнул ложкой кашу, и Марианна прикусила губу от досады. Заметив это, Хьюберт рассмеялся:
        - Дай ему спокойно поесть, Саксонка! Обычно из нас двоих голоден я, но сегодня Дик целую ночь вздыхал, что у него сводит живот при мысли о сытном обеде. Посыльный увидел на стенах Фледстана флаги с чужим гербом и не решился туда заезжать. Мы ему рассказали, где ты, и он отдал нам это письмо.
        - Он что-нибудь передал на словах? - спросила Марианна.
        - Сказал, что если ты захочешь расспросить его подробнее, то сможешь увидеться с ним в соборе Святого Георгия. Помнишь, где венчались Алан и Элис? - сказал Дикон, с сожалением проводив взглядом опустевшую миску, которую забрала Кэтрин. - Он будет ждать тебя там до двух часов пополудни.
        - Почему вы не пригласили его к нам? - удивилась Кэтрин, возвращая Дикону миску, наполненную мясным рагу.
        - Кэтти, дай и мне мяса! - попросил Хьюберт, протягивая ей свою миску. - Он отказался. Побоялся нас, наверное. А мы из уважения к имени нашей леди не решились заставить его ехать с нами силой.
        - Тогда поехали! - воскликнула Марианна. - Времени осталось совсем немного - мы едва успеем добраться! Да перестаньте вы, наконец, есть так, словно вас неделю не кормили!
        - Уже перестали, - проглотив кусок тушеного мяса, сказал Дикон, поднимаясь из-за стола.
        - А я хочу еще поесть! - запротестовал Хьюберт и жалобно посмотрел на Марианну.
        Та ответила возмущенным возгласом, и Хьюберт безудержно расхохотался, бросил ложку и тоже поднялся.
        - Дразнить тебя - одно удовольствие, Саксонка! Ладно, едем, раз ты настаиваешь!
        Марианна дрожавшими от нетерпения пальцами пыталась застегнуть замок плаща, когда ей на плечо легла тяжелая ладонь.
        - Повернись, - услышала она ровный голос Вилла.
        Все это время Вилл молча наблюдал за тем, что происходит в трапезной, и все забыли о его присутствии. И вот он напомнил о себе. Решив, что он хочет помочь ей, Марианна вихрем обернулась к нему. Вилл с ничего не выражавшим спокойным лицом поднял левую руку к вороту ее плаща, но, вместо того чтобы застегнуть замок, резко распахнул плащ на Марианне, сдернул его с плеч и небрежно швырнул на скамью.
        - Ты никуда не поедешь, - сказал он в ответ на ее удивленный взгляд и, больше не обращая на Марианну внимания, наполнил свой кубок молоком и вернулся обратно за стол.
        - Почему? - дрогнувшим голосом спросила Марианна.
        Ее вопрос остался без ответа. Вилл пил молоко и смотрел мимо Марианны так, словно ее здесь не было. Грубость, с которой он сорвал с нее плащ, и безразличие, с которым он сейчас ее игнорировал, вывели Марианну из равновесия.
        - Что ты себе позволяешь? - холодно спросила она и, охваченная нарастающим гневом, в упор посмотрела на Вилла. - По какому праву ты смеешь что-то разрешать или запрещать мне?!
        Вилл соизволил наконец заметить ее и ответил Марианне не менее холодным взглядом.
        - Я, несомненно, не имею на тебя никаких прав, в отличие от Робина. А он запретил тебе покидать лагерь в его отсутствие. Ты от радости забыла приказ своего мужа?
        - И в самом деле, мы что, с ума сошли? - хлопнул себя по лбу Хьюберт и решительно сел обратно за стол. - Ни Дик, ни я - мы не имеем ни малейшего желания держать ответ перед Робином. Улаживай свои дела без нас, Саксонка, а я со спокойной совестью доем рагу.
        - Действительно, на меня словно морок нашел, - поддержал друга Дикон. - Тебя все равно не пустят дальше первого же дозора.
        Оставшись без всякой поддержки, Марианна посмотрела на Вилла. Тот всем своим обликом выражал непреклонность и решимость любой ценой не дать ей ступить даже за порог трапезной. Проглотив тугой комок в горле, Марианна смирила гордость. Подсев к Виллу, она положила ладонь на его руку и умоляюще заглянула ему в глаза. В янтарных глазах Вилла не отразилось ничего.
        - Вилл, пожалуйста! - попросила Марианна. - Я тебя очень прошу!
        - Перестань мурлыкать со мной, как шкодливая кошка! - с возмущением сказал Вилл и сбросил ладонь Марианны со своей руки. - Жди возвращения Робина. Если он сочтет возможным съездить с тобой в собор, тогда и поедешь.
        - Гонец ведь не станет ждать! - с отчаянием сказала Марианна.
        Вилл в ответ равнодушно пожал плечами:
        - Тогда перечитаешь еще раз письмо брата и утешишься тем, что он написал.
        Кэтрин, не выдержав, села рядом с Виллом с другой стороны и тоже взяла его за руку:
        - Вилл, голубчик, Робин не станет сердиться, когда узнает, почему ей пришлось ненадолго оставить лагерь. Да ведь она успеет вернуться раньше него, и мы ему ни о чем не скажем.
        - Вилл, Марианна так давно не получала известий от брата! - вступила вторым голосом Клэренс и даже обняла нелюбимого брата и прижалась щекой к его щеке. - Ну, Вилл, не будь таким строгим!
        Вилл с грохотом поставил кубок на стол, снял с себя руки Клэренс и посмотрел на добровольных просительниц глазами, полными гнева.
        - И вы туда же?! - воскликнул он со злым удивлением. - Вы действительно считаете, что я просто боюсь гнева Робина? Да мне нет до него дела! Объясните, почему вы решили, что его приказы основаны на сиюминутных капризах? Собор далеко, за всеми дозорами. В лагере никого нет, кроме нас и тех, кто в охране. Как обстоят дела в других отрядах, я не знаю. Если послать к кому угодно и ждать приезда стрелков, это займет ровно столько времени, сколько хватит Робину и нашим стрелкам, чтобы вернуться домой. Все, довольно!
        После его слов в трапезной воцарилось молчание. Вилл снова забыл о Марианне и продолжал потягивать молоко. Хьюберт и Дикон завтракали, боясь сказать хотя бы слово, и только сочувственно поглядывали в сторону Марианны. Мартина, не выдержав, подошла к Виллу и села напротив.
        - Вилл! - ласково начала она, коснувшись его руки, но он с раздражением отвел ее руку и посоветовал:
        - Марти, закрой рот прежде, чем скажешь хотя бы еще одно слово.
        Марианна глубоко вздохнула и поднялась.
        - Действительно, хватит вам уговаривать его, - сказала она, глядя поверх головы Вилла, - нет так нет. Буду надеяться на то, что Робин окажется снисходительнее своего грозного брата. Гонец, конечно, не дождется, ну и ладно.
        Она стремительно покинула трапезную. Придя к себе, Марианна еще раз перечитала письмо брата, бережно свернула его и, поцеловав печать, положила на стол. Взяв в руки шитье, она посмотрела на него, но, не выдержав, бросила обратно и заходила по комнате. Ей стало нестерпимо душно, и она распахнула ворот куртки, потом растянула шнуровку платья. Ребенок снова заворочался так, что она едва смогла сделать вдох. Даже подвеска с аквамарином показалась ей неимоверной тяжелой, и она резким движением сняла с себя цепочку и положила подвеску рядом с письмом. Слезы невольно побежали по ее щекам, и Марианна, не выдержав напряжения и разочарования, упала на стул, закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
        - Пожалуйста, перестань плакать! Тебе нельзя так огорчаться, - услышала она.
        Сильные, бережные пальцы осторожно отняли ладони от ее лица и промокнули куском раскроенной для шитья ткани слезы на щеках. Марианна вскинула слипшиеся от слез ресницы и увидела Вилла. Он стоял перед ней, опустившись на одно колено, и сейчас его глаза были мягкими и теплыми, взгляд выражал сочувствие и понимание. Он улыбнулся, и Марианна, оттолкнув его руки, вскочила со стула, охваченная негодованием от одного вида Вилла.
        - Зачем ты пришел? Кто тебя звал? - громко спросила она охрипшим от слез голосом и посмотрела на Вилла с лютым холодом. - Как ты посмел бесцеремонно ворваться, даже не постучав?! Ты выполнил свой долг перед Робином? А теперь убирайся! Я не желаю тебя видеть! Я тебя ненавижу. Кроме преданности Робину ты больше не способен ничего чувствовать!
        - Хорошо, хорошо! Ненавидь, только не реви! - рассмеялся Вилл, которого не задело ни одно из слов Марианны, и это уязвило ее еще сильнее.
        - Ты никогда не любил меня, всегда считал просто собственностью своего брата, - задыхаясь от ярости, крикнула она ему в лицо и зло рассмеялась. - Так будь доволен! Ты заслуживаешь самой высокой похвалы за усердие, с которым сторожишь имущество Робина.
        Эти слова внезапно достигли цели, пробив брешь в его веселом спокойствии. Вилл перестал улыбаться, его лицо потемнело, губы сжались. В глазах загорелся косящий волчий огонек, словно Вилл собирался броситься на Марианну. Но он только крепко сжал кулаки и вышел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. Через несколько минут он вернулся - одетый как для выезда из лагеря, в полном вооружении и с плащом Марианны в руках.
        - Одевайся! - плащ полетел ей в лицо. - Я жду тебя у коновязи.
        С трудом сдерживая клокотавшую в груди ярость, Вилл вышел в трапезную, где все примолкли при его появлении. Он молча повел взглядом в сторону Дикона с Хьюбертом, и они одновременно встали из-за стола. Оценив их одинаково усталый вид после ночи, проведенной в дозоре, Вилл сказал:
        - Кто-нибудь один. Кто - решайте сами. Оба падаете с ног, что от двоих, что от одного - толку будет немного.
        Дикон и Хьюберт растерянно переглянулись. Заметив их растерянность, Вилл усмехнулся:
        - Смелее! Кто из вас не боится вместе со мной держать ответ перед Робином, если он вернется раньше нас?
        Его последние слова обнаружили, что Виллу все-таки есть дело до гнева брата. Он ждал решения Дикона и Хьюберта, глядя вдаль такими яростными глазами, что все женщины притихли, стараясь не напомнить ему о себе даже шорохом. Только Дэнис, вбежав в трапезную и увидев, что отец собирается куда-то ехать, подскочил к Виллу с радостным воплем.
        - Можно и мне с тобой?! - запыхавшись, спросил он и для пущей убедительности подергал Вилла за рукав.
        - Чтобы тебя через секунду не было здесь, - не глядя на мальчика, ответил Вилл, и Дэниса словно ветром сдуло.
        Хьюберт посмотрел на Дикона, глубоко вздохнул и поднял с пола сухую веточку лапника. Разломив ее на две неравные части, он спрятал их в кулаке так, чтобы снаружи остались торчать ровные кончики, и протянул руку к Дикону:
        - Кто вытащит короткую, тот и едет.
        Дикон выдернул один из обломков веточки и вопросительно посмотрел на друга. Хьюберт разжал кулак и показал ладонь Дикону. Его часть веточки была короче той, что вертел в пальцах Дикон.
        - Удачливый ты, Дик! - невесело усмехнулся Хьюберт. - И выспишься, и от Робина не услышишь много нелестных слов! И что нам стоило оглушить боязливого посыльного ее брата и привезти с собой, словно мешок с товаром?
        - Да, было бы меньше хлопот, - согласился Дикон, пожимая Хьюберту руку. - Удачи, и не сердись, что так получилось.
        - Да что там! - отозвался Хьюберт, подхватывая с пола оружие. - Жребий есть жребий!
        Закутавшись в плащ, Марианна вышла к коновязи. Хьюберт был уже в седле, Вилл заканчивал седлать своего коня.
        - Какую из лошадей для тебя оседлать? - спросил он, не оборачиваясь к Марианне.
        - Вилл! - в смущении сказала Марианна и, когда он соизволил повернуть к ней голову и посмотрел на нее хмурым вопросительным взглядом, шепнула, покраснев и виновато склонив голову: - Я не смогу сама - меня укачает.
        Вилл понял и зло рассмеялся.
        - И она еще куда-то хочет ехать! - воскликнул он, вскочил в седло, одним движением руки подхватил Марианну и усадил перед собой. - Надеюсь, что ты хотя бы из благодарности постараешься не испачкать мою одежду и коня!
        Удерживая Марианну, он пришпорил коня и, сопровождаемый Хьюбертом, помчался по тропинке, которая выводила к дороге. Вцепившись в руку Вилла, Марианна зажмурила глаза, чтобы не видеть мелькающих по сторонам стволов деревьев. Стараясь справиться с головокружением, она невольно прижалась щекой к плечу Вилла, и он неожиданно ласково и ободряюще потрепал ее по руке.
        ****
        За милю до переправы через Трент Робин внезапно стал забирать в сторону, уводя за собой стрелков.
        - Куда ты направился? - обеспокоился Джон и махнул рукой в противоположном направлении: - Переправа там.
        - К месту встречи с Эдгаром, а оно поодаль от переправы, - ответил Робин.
        - Я не понимаю тебя сегодня, - в сердцах признался Джон. - Ты совсем сбил меня с толку! Мы вроде бы едем туда, а вроде бы в другую сторону. Ты собираешься атаковать ратников, но при этом берешь с собой людей вдвое меньше, чем нужно!
        - Терпение - добродетель! - рассмеялся Робин.
        - А скрытность?
        - Это не скрытность, а только сомнения. Вот и Эдгар!
        Робин, Джон и Статли обменялись рукопожатиями со светловолосым Эдгаром - командиром одного из шервудских отрядов. Скупой на слова, всегда спокойный, Эдгар сильно походил на Джона. Только он был не такого могучего сложения, как Джон, но кровь предков-норвежцев в нем ощущалась не менее явственно, чем в Джоне.
        - Они будут на переправе через час, - сказал Эдгар и вопросительно посмотрел на Робина.
        - Вполне достаточно, чтобы успеть перехватить их, если все в порядке, - ответил Робин.
        - А что не в порядке? - спросил Эдгар. - Мы здесь уже не меньше двух часов и ничего подозрительного не заметили. Все спокойно, Робин.
        Робин подозвал к себе Мача.
        - Кто у тебя такой же проворный и легкий, Эдгар?
        Эдгар обернулся к своим стрелкам и поманил одного из них, сверстника Мача.
        - Гунар тебе подойдет?
        - Ты что, подбираешь отряд только из своих соплеменников? - усмехнулся Робин и посмотрел на юношей, застывших в ожидании его приказаний. - Мальчики, видите высокие деревья? Оставьте коней здесь, очень осторожно доберитесь до тех деревьев. Залезьте как можно выше, только чтобы ни один сучок под вами не хрустнул. Внимательно осмотритесь и мигом обратно!
        Мач и Гунар бросились наперегонки к деревьям, на которые им указал лорд Шервуда. Они вернулись через полчаса, взволнованные и запыхавшиеся.
        - Рассказывайте, что заметили, - сказал Робин.
        Юноши переглянулись, и Гунар кивнул, уступая Мачу право говорить за них обоих.
        - Повозки уже показались на дороге, Робин. Они двигаются к переправе. Но недалеко от дороги - по обеим ее сторонам - среди деревьев много ратников. Очень много, Робин, заросли просто кишат ими. А еще там лучники, и они уже построились в ряды и готовы к стрельбе.
        Робин выслушал Мача и, улыбнувшись, покивал головой. Оберег на груди стал заметно холоднее, и Робин сказал, словно отвечая предупреждению защитной руны:
        - Да, да. Я как-то так и представлял себе. С возвращением, Гай!
        - Засада, - утвердительно сказал Джон.
        - И еще какая! - усмехнулся Робин. - Никто бы из нас не ушел!
        - Почему же мы ничего не заметили? - встревожился Эдгар. - Прибыв сюда, я сразу же выслал разведчиков - дорога была абсолютно безлюдной!
        - Одно из двух: либо ратники пропустили тех, кого ты послал на разведку, не обнаружив себя, либо подтянулись к дороге позднее, пока ты ждал меня здесь и не мог наблюдать за дорогой, - пожал плечами Робин и повернул коня. - Отходим, и как можно тише!
        Его приказ передавался от стрелка к стрелку, и они, стараясь не шуметь, стали быстро отступать вглубь леса.
        - Ты знал о засаде? - недоверчиво спросил Джон, когда они отъехали уже достаточно далеко и могли, не опасаясь, говорить в полный голос.
        - Предполагал, - ответил Робин. - Не верю в такие совпадения: доставка денег в Ноттингем и возвращение Гая туда же из Лондона. Значит, шериф отложил сбор доходов от аквитанских и нормандских земель не из своих соображений, а по совету или просьбе Гая, пока тот был в Лондоне. И в первый же день после возвращения! Торопится Гай, значит, боится.
        - Если ты ожидал засаду, тогда зачем мы поехали? - спросил Статли.
        - Я ведь мог и ошибиться, - пожал плечами Робин. - И тогда было бы обидно упустить то, что мне принадлежит. Поэтому я хотел убедиться на месте, прав я в своих сомнениях или нет.
        - Значит, Гисборн сделал свой ход, - подытожил Джон и посмотрел на Робина: - Чем мы ему ответим?
        - Вернемся домой и решим, - сказал Робин.
        ****
        Не доезжая до самого собора, Вилл осадил коня и сделал знак Хьюберту. Спешившись и ведя коней в поводу, они подошли ближе, остановились и внимательно осмотрелись по сторонам.
        - Никого, - еле слышно сказал Хьюберт.
        Вилл, прислушавшись, согласно кивнул и посмотрел на коня, одиноко привязанного к металлической скобе рядом с соборной дверью.
        - Идите, я побуду снаружи, - сказал Вилл, забирая повод у Хьюберта, и, бросив на Марианну быстрый взгляд, кратко напутствовал ее: - Полчаса, не дольше!
        Марианна благодарно сжала его руку и, не удержавшись, поцеловала Вилла в щеку. Он устало усмехнулся и подтолкнул ее в сторону собора. Слыша за спиной шаги Хьюберта, она ускорила и без того стремительный шаг.
        - За тобой не угнаться, госпожа моя! - сердито проворчал запыхавшийся Хьюберт, помогая Марианне справиться с тяжелой дверью, которую она нетерпеливо потянула на себя.
        Внутри пустого собора на передней скамье спиной к дверям сидел человек в черном плаще и, уронив голову на сомкнутые руки, был настолько погружен в молитву, что не услышал ни звука открываемой двери, ни гулких шагов. Марианна поспешила к нему по узкому проходу между скамьями. Но по мере того как сокращалось расстояние между ней и ним, ее шаг невольно замедлился. В очерке широких плеч гонца, в очертаниях всей его фигуры ей почудилось что-то до боли знакомое.
        - Милорд! Леди Марианна! - раздался позади нее громкий голос Хьюберта.
        Человек осенил себя крестным знамением, поднялся со скамьи и вышел в проход. Заступив Марианне дорогу, он остановился в шаге от нее и сбросил с головы капюшон. Встретившись с ним глазами, Марианна отпрянула. Перед ней стоял Гай Гисборн.
        notes
        Примечания
        1
        «Песня о благородстве и верности Дамы, брошенной возлюбленным» графини де Диа. Перевод А. Наймана. Текст приведен с сокращениями.
        2
        Здесь и далее стихи автора, если не указано иное
        3
        Стихотворение Бена Джонсона «Любовь и Смерть». Перевод В. Рогова.
        4
        В переводе с английского Вилл (Will) означает «воля». Уильям - английский вариант древнегерманского имени Willihelm (willo, willio - воля, желание, helm - шлем).