Лорд и леди Шервуда. Том 3 Айлин Вульф
        Возвращение в Средние земли давнего и самого непримиримого недруга лорда вольного Шервуда влечет возобновление войны между ними, войны не на жизнь, а на смерть. Коварство и беспринципность против доблести и неукоснительного соблюдения правила: не проливать невинную кровь. Война может быть долгой, но однажды она должна завершиться, определив победителя и побежденного.
        …злые все-таки обладают так называемым могуществом; пусть так, но ведь их могущество проистекает не из их силы, а скорее из бессилия.
        Северин Боэций
        Народная привязанность - вот щит
        Чудесный для высокого ума,
        Который зависти бежать велит
        В тот самый хлев, откуда, как чума,
        Она и вышла. Вся страна стоит
        За правого, любуясь им сама.
        Джон Китс
        Шервуд
        Глава восемнадцатая
        - Леди Марианна, милорд! - повторил Хьюберт, стоя за спиной Марианны. - Ваш приказ исполнен.
        Мгновение Марианна и Гай молча смотрели друг на друга. Губы Гая дрогнули и, глядя на оцепеневшую от неожиданности Марианну, он сказал:
        - Здравствуй, принцесса! Рад видеть тебя живой и в добром здравии.
        Марианна стремительно обернулась, готовая опрометью броситься из собора, но Хьюберт не сдвинулся с места, преграждая ей путь, и отрицательно покачал головой, с усмешкой глядя в ее широко раскрывшиеся глаза. Потом он посмотрел поверх ее головы на Гая спокойным взглядом человека, который правильно исполнил возложенный на него долг и теперь ждал следующих приказаний.
        Снаружи послышались лязг металла и громкие крики. Гай вопросительно вскинул бровь и посмотрел на Хьюберта.
        - Скарлет, - ответил Хьюберт на безмолвный вопрос в его глазах.
        - Некстати! - воскликнул Гай, слегка помрачнев при имени брата лорда Шервуда, и Хьюберт поспешил успокоить его:
        - Он один и ранен, милорд. Это вопрос нескольких минут для ваших ратников.
        - Один и ранен?! - Марианна задохнулась от гнева при виде безмятежного лица Хьюберта.
        Прежде чем он или Гай успели остановить ее, она резко ударила Хьюберта в пах и с неженской силой отбросила Гая. Хьюберт согнулся пополам от боли, а Гай, не удержавшись на ногах, упал на спину, повалив на себя две тяжелые скамьи. Не медля ни мгновения, Марианна бросилась к двери. На этот раз дверь открылась легко, и Марианна выскользнула наружу.
        Там, окруженный ратниками, словно волк стаей охотничьих собак, стоял Вилл с двумя мечами в руках. Три ратника неподвижно распростерлись на земле у его ног. Остальные, не спуская глаз с Вилла, не осмеливались приблизиться к нему, но и не отступали. Численный перевес был не в пользу Вилла, у которого к тому же на правом плече куртка взмокла от крови. Но весь его облик и громкая слава искусного воина, которая была хорошо известна дружине Гая Гисборна, свидетельствовали о том, что Вилл способен сразить еще нескольких противников, прежде чем его сумеют одолеть.
        Занятые Виллом, ратники не заметили Марианну, и она, слетев со ступеней входа в собор, подбежала к привязанной лошади. Взмахом ножа перерезав повод, удерживавший коня на привязи, она вскочила в седло и ударила лошадь пятками по бокам. Рослый жеребец запротестовал против незнакомого и непривычно легкого всадника, прижал уши к голове и вскинулся на дыбы, но был вынужден смириться под твердой рукой Марианны. Конь заржал, и вот теперь ее все заметили - и Вилл, и ратники.
        - Немедленно в лес! - крикнул Вилл.
        У нее была возможность поднять коня в прыжок и уйти в сторону леса, оставив ратников позади. Но разве она могла бросить Вилла одного, даже если бы это не она втянула его в опасность? А ведь именно она виновата в том, что Вилл сейчас в шаге от гибели или плена. И Марианна заставила коня сделать с места длинный прыжок, но не к лесу, а навстречу ратникам, попытавшись пробиться сквозь их заслон к Виллу.
        Раздалось пение спущенной тетивы, и конь захрипел, повалился на бок, придавив собой всадницу. Вилл громко выругался и одновременно отбросил ударом ратника, который решился атаковать его, попытавшись воспользоваться общим замешательством. К трем убитым ратникам присоединился четвертый, сраженный безжалостным мечом Вилла.
        Не дав Марианне опомниться от падения, ее резко выдернули из-под бока коня, который бил ногами в воздухе и захлебывался кровью. Ухватив за волосы, ей запрокинули голову и стали связывать руки. Одновременно к ее шее приставили холодное лезвие ножа.
        - Вилл! - раздался над ее головой властный голос Гая. - Ты вправе сделать выбор: сдаться мне или с почетом умереть в бою. Если ты выберешь второе, то сначала увидишь, как я перережу ей горло.
        Вилл посмотрел Гаю в глаза, и тот в подтверждение своих слов сильнее прижал голову Марианны к своим ногам и, едва прикасаясь к ее шее, сделал скользящее движение ножом.
        - Вилл, не верь ему! - крикнула Марианна. - Он не убьет меня сейчас!
        - Хочешь проверить, кто из нас прав: она или я? - усмехнулся Гай, не сводя глаз с Вилла.
        Тяжело дыша, Вилл мгновение смотрел на кровь, струйкой сочившуюся по шее Марианны из-под ножа Гая, и швырнул оба меча на землю. Ратники немедленно окружили его, и Вилл, не сопротивляясь, позволил связать ему руки. Торжествующе хмыкнув, Гай убрал нож от шеи Марианны.
        - Обыщите его со всей тщательностью! - приказал он ратникам, которые связывали Вилла. - Мне не нужны неприятные сюрпризы!
        Ратники вытащили из-за пояса Вилла нож, нашли еще два - один под курткой, другой в сапоге, отбросили их в сторону и отошли от пленника. Гай удовлетворенно кивнул, рывком поднял Марианну на ноги и небрежным сильным движением толкнул ее в спину так, что она, пролетев несколько шагов, чуть не упала, если бы Вилл, сделав шаг в сторону, не поймал ее своим плечом. Она прижалась лбом к его шее и скрипнула зубами от бессильного гнева на саму себя. Вилл опустил на нее глаза и еле слышно сказал Марианне на ухо:
        - Ты сейчас поднимешь голову, повернешься к ним лицом. В твоих глазах не должно быть слез, а на лице - страха. Поняла?
        - Да, - шепнула в ответ Марианна и, вскинув голову, посмотрела ему в глаза.
        Он на миг сомкнул веки в знак того, что пора. Она резко обернулась, встав рядом с ним плечом к плечу, и Гая одинаковым холодом встретили две пары глаз - янтарные и серебристые. Не смущенный их взглядами, он уперся кулаками в бока, осмотрел поле боя и высокомерно усмехнулся.
        - Итак, чтобы захватить беременную женщину и раненого Скарлета, понадобилось потерять четырех человек и мою лучшую лошадь!
        Гай обвел гневным взглядом ратников, которые поспешно опускали глаза, едва лишь встретившись с мрачными глазами своего господина, и негромко добавил:
        - Славное у меня войско! Нечего сказать!
        - Ведьма!
        Хьюберт стремительно подошел к Марианне, схватил ее за ворот куртки и замахнулся.
        - Не смей! - сквозь зубы приказал ему Вилл, и одновременно с его возгласом Гай перехватил руку Хьюберта со словами:
        - Как ты смеешь, простолюдин, поднимать руку на знатную леди?
        Хьюберт крепко стиснул губы и, не выдержав его пронзительного взгляда, покорно склонил голову и, выпустив Марианну, отступил на шаг назад. Гай между тем обстоятельно и неторопливо рассматривал Вилла.
        - Прими мое искреннее восхищение! - наконец сказал он. - За несколько минут расправиться с четырьмя, да еще будучи раненым! Веришь ли, Вилл, я всегда жалел, что ты служишь своему брату, а не мне.
        Вилл повел глазами в сторону Хьюберта и, усмехнувшись, ответил:
        - Тебе больше по сердцу слуги иного рода. Те, что отличаются подлостью, а не преданностью.
        Посмотрев в глаза Вилла, где презрение смешалось с ненавистью, Хьюберт пожал плечами:
        - Сердись на себя самого, Вилл. Тебя сюда никто не звал. Сэру Гаю была нужна только она! - и он указал подбородком на Марианну.
        - Что же ты наделал, паршивый щенок? - усмехнулся Вилл. - Ты сам понимаешь, что только что подписал себе приговор?
        - И кто его приведет в исполнение? - рассмеялся Хьюберт. - Твой брат? Я не боюсь его!
        - Боишься! - улыбнулся Вилл. - Еще как боишься!
        Хьюберт молча смотрел на него и покусывал губы, впервые не найдя слов для ответа. Его охватил внезапный страх, когда он представил лорда Шервуда - уже знающего о том, что произошло, и неумолимо, подобно матерому волку, идущему по его, Хьюберта, следу. С трудом заставив себя оторвать взгляд от Вилла, Хьюберт тут же попал под прицел жестко прищуренных глаз Марианны.
        - Тебе никто не говорил, что нет греха тяжелее предательства? - осведомилась Марианна, разглядывая Хьюберта с откровенной брезгливостью.
        - Тебе, моя госпожа, сегодня представится возможность доказать свою преданность вольному Шервуду! - оскалился он в ответ.
        - На этом обмен любезностями будем считать законченным, - холодно сказал Гай и обернулся к командиру своей дружины. Тот все это время стоял поодаль, наблюдая за происходящим с каменно-неподвижным лицом. - Джеффри, подведи к лорду Уильяму Рочестеру его коня. Леди Марианну я повезу сам.
        - Может быть, следует оставить засаду, милорд? - осторожно спросил Хьюберт, бросив опасливый взгляд на Джеффри, хранившего молчание, как и все остальные ратники.
        - Нет нужды, - ответил Гай. - Если он не угодил в ту, что была приготовлена для него, то теперь сам придет ко мне.
        Джеффри подвел к Виллу его коня, и Вилл негромко и коротко свистнул. Эмбер подломил под себя ноги и лег брюхом на снег. Вилл сел в седло, и жеребец, скользя копытами по мокрой земле, поднялся. Гай вскочил на подведенную к нему лошадь и, подхватив Марианну, посадил ее перед собой. Руки Гая сковали ее так, что она едва могла дышать. Она вспомнила, как еще год назад он спешил исполнить любое ее желание, и невольно тряхнула головой, отгоняя наваждение. «Ты и не узнаешь его - так он переменится!» - вспомнилось ей предупреждение отца Тука.
        - Да, принцесса, - услышала она над ухом холодный и равнодушный голос. - Все мы изменились - и ты, и я.
        У арки городских ворот ратники перестроились так, чтобы Гай, который до города ехал во главе отряда, оказался вместе с Виллом внутри конного строя, в ограждении щитов и копий. Два ратника поехали впереди, расчищая путь и колотя древками копий зазевавшихся горожан. На полном скаку всадники въехали в просторный двор Ноттингемского замка и стали спешиваться. Гай небрежно бросил поводья подбежавшему к нему слуге и, спрыгнув с коня, снял с седла Марианну. Потеряв равновесие из-за связанных рук, она пошатнулась, но Вилл успел поддержать ее и не дал упасть, подставив свое плечо.
        - Перестало укачивать и тошнить в седле? - спросил он.
        Она оглянулась и встретилась с ним взглядом. В глазах Вилла не мелькнуло и тени иронии: они были мрачнее ночи, и Вилл, казалось, едва видел Марианну.
        - Где сэр Рейнолд? - осведомился Гай у пажа.
        - Милорд шериф занят беседой с лордом епископом.
        - Иди к ним и скажи, что я прошу их спуститься вниз, в подземелье, - приказал Гай, стягивая с рук перчатки.
        Он быстро пошел по длинной галерее, на ходу сбросив плащ на руки слуг. Четыре ратника повели следом за ним Вилла и Марианну. Они спустились по крутой лестнице в темный коридор, освещенный несколькими факелами, потом еще по одной лестнице и оказались в большой зале с низкими сводами и маленькими забранными решетками окнами под самым потолком. Свет, проникавший из окон, был скуден, и Гай распорядился зажечь свечи и принести факелы. Вынув из-за пояса нож, он разрезал веревки на запястьях Марианны и указал ей на стул. Она медленно села, растирая онемевшие руки. Остановившись перед Виллом, Гай долго смотрел на него, что-то обдумывая.
        - Ты решил, что твой взгляд обладает волшебной силой? - с усмешкой спросил Вилл.
        - Нет, конечно, - отозвался Гай, - я размышляю, каким образом твое неожиданное присутствие здесь меняет мои планы. Ты ведь сегодня оказался незваным гостем. Я был уверен, что ты будешь сопровождать брата, а он, выходит, оставил тебя из-за раны. Всегда-то я упускаю из виду вмешательство случая!
        По лестнице торопливо спустился Джеффри и что-то сказал Гаю на ухо. Тот с досадой поморщился и вздохнул:
        - Вот как! Но я не очень-то и надеялся. У него чутье на опасность, как у волка, - полностью оправдывает свое прозвище!
        - Что, план поимки Робина не удался? - рассмеялся Вилл.
        - Удался, Вилл, удался! - почти дружелюбно рассмеялся в ответ Гай, но его темные глаза зло сверкнули, и он тут же отплатил Виллу за ироничный смех, сокрушенно покачав головой: - Как же ты подвел своего брата! Хотел бы я понять, почему. Ну, может быть, еще получится! - Придя наконец к какому-то решению, Гай оживился и добродушно сказал: - Я и вправду рад тебя видеть, Вилл! Располагайся удобнее.
        Он сказал несколько слов ратникам, и те, разрезав веревки на руках Вилла, подтащили его к креслу, стоявшему поодаль, и, усадив, прикрутили его руки к подлокотникам. Гай, наблюдая за выполнением своего приказа, довольно кивнул и, уже отвернувшись от Вилла, небрежно бросил ему:
        - Кстати, Вилл, если наш разговор тебя вдруг заинтересует, ты можешь вступить в него без всякого стеснения!
        Вилл бросил на него быстрый взгляд и посмотрел на Марианну.
        Она сидела с ровной спиной, не прикасаясь ею к высокой спинке стула, сложив руки на коленях, расправив плечи и подняв голову, глядя перед собой спокойным бесстрастным взглядом. Когда наверху скрипнула дверь - пришли шериф и епископ, она не вздрогнула, не пошевелилась, не оглянулась.
        Заметив Марианну, шериф и епископ переглянулись. Окинув взглядом залу и не увидев лорда Шервуда, сэр Рейнолд удивленно спросил:
        - Гай, а где же наш гость, ради которого ты просил спуститься сюда меня и святого отца?
        - Запаздывает, - ответил Гай и движением подбородка указал на Марианну, - зато я привез гостью. Предложите ей оказать нам всем любезность и пригласить сюда, наконец, того, кого мы ждем с таким нетерпением!
        Марианна повела глазами в сторону Гая, и он, поймав ее взгляд, улыбнулся ей и едва заметно склонил голову в поклоне. Спустившись по лестнице, сэр Рейнолд немного постоял, ожидая, что Марианна обернется, но так и не дождался ее внимания. Тогда шериф со вздохом сам подошел к ней и опустился в кресло, придвинутое к столу, напротив Марианны. В такое же кресло по левую руку сэра Рейнолда сел епископ. Гай остался стоять за спиной Марианны, не спуская с нее внимательных глаз.
        - Вот мы и встретились, леди Марианна! - наконец сказал шериф, не выдержав тягостного молчания, посмотрел на пленницу и грустно усмехнулся: - Ты по-прежнему красавица, каких мало! Помню, я часто говорил твоему отцу, что будь у меня сын, я бы не задумываясь молил Гилберта о твоей руке для него! Ты еще в детстве обещала стать дивно хороша, как и твоя мать леди Рианнон, но ты выросла даже краше нее. Твой отец очень любил тебя и гордился тобой!
        - К чему эти пустые разговоры? - резко спросила Марианна, оборвав поток воспоминаний сэра Рейнолда.
        - А ты торопишься перейти к делу, - усмехнулся епископ и согласно склонил голову. - Что ж, изволь! Но прежде ответь на один вопрос: был бы твой отец доволен тобой, узнав, что ты живешь среди разбойников, от которых стонут все Средние земли?
        Марианна посмотрела на епископа, и тот заметил в ее глазах легкую снисходительную усмешку. Взяв себя в руки и не дав воли злости, епископ сказал назидательным тоном:
        - Молчишь? И правильно! Тебе нечего ответить. Душа твоего отца сейчас стонет от ужаса, глядя с небес на недостойную дочь, которая отдала себя его убийце!
        - Не оскверняйте свои уста ложью, милорд, - ответила Марианна. - Мой супруг не причастен к гибели моего отца. А вам, сэр Рейнолд, следовало бы поискать его убийц в Ноттингеме или в Лондоне, раз уж вы так дорожили дружбой с ним.
        Епископ понял ее прозрачный намек на Роджера Лончема и с большим трудом удержался от резкого ответа. Сокрушенно покачав головой, он посмотрел на Марианну с укоризной и ласково сказал:
        - Дочь моя, не будем спорить и ссориться! В любом случае твой отец не был бы сейчас доволен ни тобой, ни нами - друзьями, которые не позаботились о дочери покойного друга. Мой долг - не только друга твоего отца, но и духовного пастыря - подать тебе руку и поддержать на пути возвращения к добродетели. Я сегодня же напишу настоятельнице монастыря, в котором ты воспитывалась, и она с несомненной радостью примет тебя под свой кров. Там ты в благочестивых трудах и молитвах вернешь былое достоинство, забудешь отчаяние, в которое тебя ввергла гибель отца, и снова обретешь мир в душе.
        - В чем причина столь трогательной заботы, лорд Гесберт? - спросила Марианна, с прежней усмешкой глядя на епископа.
        - Как я и сказал - в долге перед твоим отцом. И в любви к тебе, дочь моя.
        - Язычница, варящая из трав колдовские зелья, - задумчиво произнесла Марианна, не сводя глаз с епископа. - Если меня не подводит память, такими словами, святой отец, вы выражали свою любовь ко мне?
        Епископ откинулся на спинку кресла, сжал холеные пальцы в кулаки и шумно выдохнул.
        - Ты такая и есть, - сказал он, не спуская с Марианны недобрых глаз, и отбросил всю напускную мягкость, - и ничуть не изменилась к лучшему. Я вижу, что тебе нравится дерзить лорду шерифу и мне? Позволь напомнить тебе о твоем положении, которому дерзость пользы не принесет, - и он выразительно указал глазами на ее располневший стан.
        - Что вы хотите от меня получить взамен убежища в монастыре, о котором я вас не просила?
        - Знак, условный знак, который поможет выманить Шервудского Волка из его логова. И ничего больше. Не так уж и много за жизнь и почти свободу? - так же прямо ответил епископ на ее прямой вопрос.
        Марианна глубоко вздохнула, посмотрела поверх голов епископа и шерифа куда-то вдаль, и каменные стены словно растаяли перед ее ясным взором. Тихо рассмеявшись, она снова опустила глаза на епископа и сказала:
        - Совсем немного! Вы просите у меня такой пустяк - предать супруга и господина!
        Епископ сверкнул глазами и воскликнул, уже не скрывая одолевавшей его злобы:
        - Надо еще доказать, что он твой муж! Я запретил всем священникам моей епархии совершать над вами обряд венчания!
        - Тем не менее он был совершен, поскольку этот запрет отменил ваш двоюродный брат епископ Илийский. Как у папского легата у него были все полномочия сделать это, - ответила Марианна, оставшись равнодушной к гневу епископа. Заметив Хьюберта, который пришел в подземелье уже в одежде с гербом Гая Гисборна, она кивнула головой в его сторону: - А вот и свидетель, который присутствовал на венчании. Можете расспросить его, все правила были соблюдены или нет.
        - Хорошо, пусть так! - сдаваясь, процедил епископ. - Это не меняет дела. Я уверен, что твой супруг, - он подчеркнуто выделил голосом это слово, - чья предусмотрительность и осторожность нам хорошо известны, не мог не условиться с тобой заранее о знаке, который ты должна послать ему, случись тебе попасть в беду. Я прошу и требую, чтобы ты сейчас назвала нам этот знак или передала его нам, если он при тебе.
        - Вы случайно не исповедуете ли меня, святой отец? - живо поинтересовалась Марианна с неуловимой улыбкой, задрожавшей в уголках ее рта.
        Услышав эти слова, Гай схватил Марианну за волосы и запрокинул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза и заставить ее саму посмотреть на него.
        - О какие знакомые присказки! - тихо рассмеялся он, прищурившись и не сводя с Марианны темных глаз. - Ты не только слова - ты даже интонации переняла у Шервудского Волка! Я отвечу тебе: ты не на исповеди. Ты на суде, и не принимай терпение и милосердие своих судей за глупость.
        Помедлив, он выпустил ее волосы, и она, тряхнув головой, снова выпрямилась, как стальной клинок.
        - Если я на суде, то вправе узнать, в чем меня обвиняют, - хладнокровно сказала она.
        - Ну, дочь моя! - желчно рассмеялся епископ, разводя руками. - Выбирай, что тебе больше по вкусу. Ты объявлена вне закона наравне с твоим супругом. Светский суд в лице сэра Рейнолда обвиняет тебя в разбое, которым ты занималась все лето. Церковное правосудие, которое творю я, предъявляет тебе обвинение в колдовстве и отступничестве от веры. Свидетель твоего венчания, - и епископ, как и она, тоже указал подбородком на Хьюберта, - станет свидетелем всех предъявленных тебе обвинений. Он неоднократно видел тебя с оружием в руках, когда вы нападали на сборщиков податей. И он очень красочно описал, как ты с помощью языческих богов и магии вернула к жизни Шервудского Волка, когда он почти умер. Ну а про твои занятия лекарским делом и травами я даже не говорю.
        - Мои лекарства и мое умение несли людям исцеление от болезней и ран, - ответила Марианна. - Вам не удастся очернить меня в глазах тех, кому я помогла своими знаниями.
        - Пусть так, и для них твое имя останется незапятнанным, а тебе-то какой от этого прок? - цинично усмехнулся епископ. - Они ведь не бросятся выручать тебя из костра, на который я тебя отправлю с огромным удовольствием!
        Сэр Рейнолд осторожно напомнил:
        - Леди Марианна в тягости.
        - Да, и в подобных случаях казнь откладывают до родов, - снисходительно подтвердил епископ, но тут же жестко сказал, не сводя с Марианны беспощадных глаз: - Но для нашей пленницы я допущу исключение и возьму грех на душу, отправив ее на костер с ребенком во чреве. Ты никогда не видела, как сжигают ведьм? Впрочем, что я спрашиваю! Ты же всегда избегала подобных зрелищ, а напрасно! Тогда ты бы знала, как кричат, задыхаясь от дыма, эти несчастные женщины. И ты будешь задыхаться, упрямица, если не согласишься сделать то, что тебе велят. Твои прекрасные локоны охватит пламя, нежная кожа лопнет, почернеет и обуглится. Но палач постарается сделать так, чтобы ты оставалась живой как можно дольше. И ты станешь страдать от неописуемой боли, кричать на всю площадь, где разложат твой костер. Тебе по сердцу такая участь?
        Марианна огромным усилием воли сохранила спокойное выражение лица: слишком образно и живо перед ее глазами предстала страшная картина, которую так небрежно набросал епископ. А тот, неотрывно наблюдая за Марианной, понял, что угрозы достигли цели, и теперь ждал ее ответа.
        Глядя на епископа безмятежными глазами, Марианна напряженно искала выход из создавшегося положения. Почувствовав волнение и тревогу матери, ребенок снова заворочался у нее под сердцем. Всеми силами души она хотела спасти его - уже живого, но еще не рожденного сына. Условного знака не существовало - она знала отношение Робина к подобным вещам. Он небезосновательно считал, что любой знак может попасть в чужие руки и превратиться в оружие. Да у нее при себе ничего и не было, кроме обручального кольца с гербом Рочестеров. Даже подвеску с аквамарином - подаренный Робином оберег - она оставила дома, о чем не раз пожалела. Оберег предупредил бы ее об опасности еще по дороге в собор, и они повернули бы обратно. Если бы Хьюберт попытался им помешать, Вилл справился бы с ним за считаные секунды - она не сомневалась в этом. И сейчас здесь не было бы ни Вилла, ни ее самой!
        Нет смысла сожалеть о том, что уже случилось. Можно отдать им кольцо, выдав его за условный знак. Но насколько она может быть уверена, что, получив это кольцо, Робин вспомнит, как они разговаривали о бесполезности условных знаков, и не попадет в ловушку? Он вспомнит - ведь он никогда и ничего не забывает. Он поймет, что посланец с кольцом подослан, и сумеет обратить ситуацию в свою пользу. «Ты умен, смел, ты все поймешь правильно и спасешь нас! - подумала она, мысленно воззвав к Робину. - Мне надо лишь уверить их в собственной лжи, чтобы они не усомнились ни в чем!»
        Она медленно опустила глаза на левую руку, где на пальце поблескивало золотом обручальное кольцо. Почувствовав, что победа совсем близка, епископ выразил взглядом удовлетворение, шериф - облегчение. Вилл безмолвно наблюдал за ней, как и Гай. Марианна уже хотела снять кольцо и отдать его, как услышала над головой насмешливый голос:
        - Меня всегда восхищало твое умение владеть собой, принцесса! Вижу, ты все-таки последовала моему совету и научилась лукавить. Поздравляю, ты даже меня почти уверила в том, что готова предоставить так горячо любимого тобой супруга его собственной судьбе!
        Марианна обернулась и встретилась с Гаем взглядом. Склонив голову, он смотрел на нее так, словно видел насквозь все ее ухищрения. Гай рассмеялся Марианне в лицо и покачал головой.
        - Нет, принцесса! Условные знаки - кольца, ленты, цепочки - все это забавы для детей. Граф Хантингтон слишком умен, чтобы поверить россказням моего посыльного при виде какой-то твоей безделушки, пусть даже известной ему. Ты напишешь ему письмо. Напишешь слово в слово так, как я тебе продиктую. И когда ты закончишь его писать, я сам прослежу, чтобы ни один волос не упал с твоей головы.
        С обреченным спокойствием она поняла, что надеждам на спасение сбыться не суждено. Марианна слегка улыбнулась при мысли о том, что такой хитроумный Гай Гисборн не знает самого простого: ему нет необходимости заставлять ее собственноручно писать это послание. Достаточно сказать всего несколько слов, и Гай оставит ее в покое. Но открыть ему правду значило самой вложить в его руки оружие против Робина. Отвернувшись от Гая, Марианна произнесла:
        - Я не стану писать никаких писем.
        Глядя на нее, застывшую в непреклонной решимости, Гай усмехнулся почти с грустью:
        - Вот так и обнаружилась правда. Ты собиралась всех обмануть. Не слишком-то достойно тебя, принцесса!
        Он глубоко вздохнул, вышел из-за спинки ее стула и встал перед ней. Неожиданно и грубо ухватив пальцами ее подбородок, он сказал, глядя ей в глаза:
        - Прежде чем с такой гордостью и дерзостью отказывать, посмотри по сторонам вокруг себя! Ну! Ты видишь этот горн? В нем накаляют железо для таких упрямых, как ты. Вот эти плети - смотри, у них на концах острые железные крючья! - за четверть часа превратят твою спину в кровавые лохмотья. А вот дыба, Марианна. Хочешь скинуть ребенка прямо на ней? Достаточно или мне продолжить?
        Она невольно следовала взглядом туда, куда указывал Гай, силой заставляя ее поворачивать голову. Убедившись, что Марианна хорошенько рассмотрела орудия пыток, он замолчал, вопросительно глядя на нее.
        - Я не боюсь, - тихо ответила Марианна.
        - Неужели не боишься? - безжалостно рассмеялся Гай. - А почему у тебя вдруг задрожали губы, позволь узнать? Не боишься в надежде, что твоя благородная кровь послужит тебе защитой? Нет, принцесса! Вы в Шервуде сами твердите о том, что вольный лес всех уравнивает. Вот и познай на себе ваш собственный девиз! Сэр Рейнолд уже разрешил применить к тебе пытки, если ты по доброй воле не сделаешь то, о чем я тебя просил.
        Он выразительно посмотрел на шерифа, который слушал Гая, округлив от удивления глаза. Удивление сменилось ужасом, но, не в силах выдержать требовательный взгляд Гая, сэр Рейнолд покорно склонил голову и сказал:
        - Да, леди Марианна, так и есть. Я разрешил.
        Гай снова посмотрел на Марианну и красноречиво поднял брови:
        - Ты слышала? Разрешил. И теперь только ты сама можешь избавить себя от пыток.
        Марианна поморщилась, отвела его руку от своего подбородка и сказала:
        - Ты волен стать моим палачом, раз уж не смог остаться другом.
        Лицо Гая исказила жестокая гримаса. Он вскинул руку, чувствуя неудержимое желание ударить ее, но сдержался и с немилосердной улыбкой ответил:
        - Нет, принцесса. Тебе придется иметь дело не со мной, а с Роджером Лончемом, и ты знаешь, что ждать от него пощады не придется. Когда-то Марианна Невилл постаралась сделать все, чтобы вызвать в нем ненависть, и она продолжает жить в его сердце!
        Марианна усмехнулась и, глядя в темные глаза Гая, безразлично пожала плечами:
        - Я - Марианна Рочестер, и мне нет дела до страстей Роджера Лончема.
        Гай побледнел от ярости, услышав ее ответ.
        - Вот как? - процедил он. - И, как все в этом волчьем роду, ты не понимаешь разумных доводов. Но если ты сама готова умереть здесь во имя своего супруга, то вспомни, наконец, что ты ждешь дитя, и ради него прояви благоразумие!
        Марианна вздрогнула, словно он все-таки ударил ее, но ничего не сказала, крепко сжав губы. Сэр Рейнолд, отчаянно желая уговорить Марианну, подал голос:
        - Девочка, пойми, мы так долго беседуем с тобой только потому, что помним и любим тебя как дочь славного рода Невиллов! Если ты продолжишь настаивать на имени Рочестеров, разговор с тобой, женой лорда Шервуда, будет другим. В нем не сможет прозвучать ни одного слова милосердия и снисхождения к тебе!
        - Да, сэр Рейнолд, я знаю, что имя Рочестеров заставляет вас вспомнить о собственном вероломстве и навете, которым вы очернили перед королем графа Альрика, добившись молчаливого согласия на расправу с ним. Вы очень боитесь того дня, когда его сын вернет себе то, что принадлежит ему по праву и чем сейчас незаконно владеете вы! - кивнула Марианна.
        Шериф потемнел. Епископ, глубоко вздохнув, поднялся и негромко сказал, глядя поверх головы Марианны и намеренно больше не замечая ее:
        - Я полагаю, достаточно. Мы и так много времени потратили зря, пытаясь втолковать этой строптивой девчонке, что ее ждет. Сэр Рейнолд, я принял решение, теперь слово за вами.
        Шериф оперся ладонями о стол и тяжело поднялся.
        - Воля твоя! - сказал он, окинув Марианну горьким взглядом. - Я готов побиться об заклад, что через пять минут после того, как сюда спустится сэр Роджер, ты раскаешься в своем упорстве. Но я уже ничем не смогу помочь тебе!
        - Уходите, - отворачиваясь от него, ответила Марианна. - Я презирала бы себя, приняв вашу помощь.
        Взгляд шерифа выразил полную безнадежность, и, обернувшись к Гаю, сэр Рейнолд сказал:
        - Милорд, леди Марианна Рочестер полностью в вашей власти.
        Епископ тронул шерифа за рукав и указал глазами на лестницу, ведущую к двери. Проводив их взглядом, Гай подошел к Марианне, опустился перед ней на одно колено и посмотрел ей в лицо. Вскинув руку, он едва ли не нежно отвел с ее щеки светлую прядь.
        - Образумься, прошу тебя! - тихим вздохом слетело с его губ. - Я не хочу твоей гибели, но мне нужен Робин! И если для того, чтобы он оказался в моих руках, потребуется твоя смерть, то ты умрешь, Марианна.
        - Гай, - так же тихо отозвалась она, глядя в его почти умоляющие глаза, - ты когда-то называл себя моим другом.
        Его глаза сузились, как у озлобленного пса, и от прежней затаенной мольбы в них не осталось и следа. Вскочив на ноги и выпрямившись во весь рост, он сложил руки на груди и отрывисто спросил:
        - Хочешь снова упрекнуть меня? Или взываешь к моей памяти, желая вернуть то, что прошло?
        - Ни то и ни другое, - спокойно ответила Марианна. - Я спрашиваю твою совесть, которая у тебя, наверное, есть. Как к тебе попало письмо моего брата?
        Гай долго молчал, не в силах оторвать взгляд от ее ясных серебристых глаз, и чувствовал, как они снова завладевают его душой. Он дернул головой, пытаясь освободиться от ее чар, и сказал:
        - Месяц назад я перехватил гонца твоего брата с этим письмом. Он добрался до Лондона в поисках тебя, не поверив, что ты вне закона и скрываешься в Шервуде.
        - Зачем тебе понадобилось его перехватывать?
        Гай недолго подумал и передернул плечами:
        - Сам не знаю. Наверное, упоминание твоего имени на меня так подействовало. А вчера я узнал, что Робин все-таки женился на тебе, и понял, как я могу использовать это письмо с выгодой для себя. - Он посмотрел на нее, ожидая новых вопросов, но она молчала, и тогда он спросил ее сам: - Это все, что ты хотела бы знать?
        - Да. Остальное я знаю и без твоих слов.
        - Интересно, что же ты знаешь? - усмехнулся Гай, потирая подбородок.
        - То, что твой шпион, - и Марианна небрежно кивнула в сторону Хьюберта, - подслушал нас с Робином и обо всем тебе рассказал. А ты, в свою очередь, обо всем известил Роджера Лончема. То, что ты надоумил Лончема нарядить людей, посланных убить моего отца, в одежду зеленого цвета, чтобы оклеветать Робина, обвинив его в том, что это он отдал приказ. То, что ты желал мне бесчестия, но не смерти. И не ради меня, а ради того, чтобы Робин увидел своими глазами, что со мной сделали. Увидел после того, как ты рассказал ему обо всем, насытившись своей местью ему и мне.
        - О, как он слушал, молчал и страдал! - улыбнулся Гай и посмотрел на Марианну. - В какой-то момент, когда я рассказал ему главное о тебе и перешел к подробностям, его взгляд стал таким, будто он вот-вот бросится на меня и задушит голыми руками! Но нет. Ведь он еще не узнал от меня, где ты, и совладал с собой. Ты его заботила куда больше, чем наша с ним вражда и боль, которую ему причинил мой рассказ. А тебе по-прежнему не откажешь в остром уме, принцесса! Но есть кое-что, ускользнувшее сейчас от твоего понимания.
        - И что же это? - спросила она, внимательно глядя на него.
        Продолжая улыбаться, он сделал несколько шагов по зале, обернулся к Марианне и сказал:
        - Из любви и преданности ему ты отказываешься написать письмо и даже готова к допросу под пытками, рискуя не только своей жизнью, но прежде всего ребенком, которого носишь. Но ты не понимаешь, что все твои страдания будут напрасными. Представь, что глашатаи шерифа скоро помчатся во все концы Ноттингемшира с вестью о том, что ты заключена в темницу и осуждена на смерть. Но если Робин до определенного мной часа добровольно предаст себя в руки правосудия, то тебя освободят, а приговор, вынесенный тебе, епископ отменит. Представила?
        И он посмотрел в ее широко раскрывшиеся глаза, замершие серебряными зеркальцами.
        - Представила, - с удовлетворением сказал Гай. - А теперь сама ответь, как поступит твой супруг?
        Марианна молчала, чувствуя, как колотится сердце, и задыхалась от его стремительного биения.
        - Молчишь, но знаешь: он придет. Даже если бы он не любил тебя, - а он тебя любит, и очень сильно! - то одно лишь его благородство не позволило бы ему допустить казнь жены, да еще беременной, если ее можно спасти, обменяв на свою жизнь. Поэтому перестань упрямиться и напиши письмо, чтобы спасти хотя бы себя и ребенка! Робина тебе все равно не удастся избавить от встречи со мной и последующей казни. Дай ему достойно умереть с сознанием того, что он спас тебя, что ты останешься жива, на свободе и в положенный срок произведешь на свет его сына или дочь.
        Марианна молча смотрела на него, облизывая пересохшие губы. Заметив, что он выразительно смотрит на ее правую руку, она убрала обе руки за спину.
        - Продолжаешь упорствовать! - хмыкнул Гай и дружелюбно улыбнулся. - А может быть, все не так страшно? Ты ведь не знаешь, какие слова я тебе продиктую. Выслушай хотя бы! Вдруг окажется, что ты переоценила мою изобретательность, и письмо будет вовсе не столь опасным для Робина, как ты представляешь!
        - Нет, я не стану не только писать, но и слушать тебя, - ответила Марианна, помотав головой так, что выпавшие из косы волосы взметнулись светлым вихрем. - С дьяволом не вступают в сделку, даже ее условия обсуждать нельзя!
        - С дьяволом! - насмешливо повторил Гай. - Надо же, какого высокого мнения ты обо мне! Ну, как знаешь. Я сделаю так, как тебе рассказал, а ты поступай как хочешь. Разочаруй его, когда он придет и увидит тебя умирающей. Сначала ты ослушалась его: он ведь запретил тебе покидать лес? Потом погубила его ребенка, вынудила его самого добровольно пойти на смерть. Славная жена, нечего сказать! Могу лишь посочувствовать Рочестеру!
        Каждое его слово без промаха било в цель - ее сердце. Она закусила до боли губы и неожиданно столкнулась взглядом с Виллом. Все это время он безмолвно наблюдал за тем, что происходило. Но сейчас, увидев в ее глазах отчаянную решимость, Вилл негромко, но отчетливо сказал:
        - Гай, оставь ее в покое.
        - Наконец-то! - выдохнул Гай и улыбнулся. - Я уже отчаялся услышать твой голос!
        Марианна содрогнулась при виде этой торжествующей улыбки, которую Вилл видеть не мог, потому что Гай стоял к нему спиной.
        - Итак, Вилл, ты что-то сказал? - вкрадчиво спросил Гай, отвернувшись от Марианны и словно начисто забыв о ней. - Что-то насчет леди Марианны?
        Он подошел к Виллу и остановился в двух шагах от него. Они посмотрели друг другу в глаза, Вилл отвел взгляд и глухо сказал:
        - Не трогай ее.
        - Ты просишь меня пощадить Марианну, - жестко сощурив глаза, Гай так же жестко спросил: - А что ты готов предложить мне взамен?
        Вилл молча пожал плечами, предлагая ему самому назначить цену. Гай присел на подлокотник огромного кресла из резного дуба и, положив подбородок на ладонь, долго изучал Вилла пристальным взглядом.
        - Ты ведь знаешь много, Вилл, очень много! - задумчиво сказал он и, приняв решение, ударил ладонью себя по колену: - Я хочу Шервуд, Вилл. Весь! Если я дам тебе сейчас карту Шервуда, ты укажешь на ней расположение ваших дозорных постов?
        Вилл долго смотрел в его выжидающие глаза и медленно, с трудом выталкивая из горла каждое слово, ответил:
        - Сначала отпусти ее.
        Он указал глазами на Марианну. Гай тоже оглянулся на нее, тяжело вздохнул и сказал:
        - Давай договоримся так: я пощажу ее, но не отпущу. Ведь она сразу бросится в Шервуд, и какой смысл в моих переговорах с тобой, если она успеет предупредить Робина?
        - А какой смысл мне верить тебе, если ты не однажды нарушал данное тобой обещание? - с угрюмой усмешкой возразил Вилл.
        Гай рассмеялся и развел руками.
        - У тебя нет выбора! - сказал он сочувственным тоном. - Но сегодня ты можешь довериться моему слову. Я вовсе не жажду ее смерти. Мы пришли к соглашению?
        Он вопросительно посмотрел на Вилла, лицо которого исказилось в мучительной судороге. Усилием воли справившись с собой, Вилл глухо сказал:
        - Да.
        По-прежнему не сводя с него настороженного взгляда, Гай медленно поднял руку, и, повинуясь властному жесту, два ратника поспешили к нему.
        - Принесите карту окрестностей леса, перо и чернильницу, пододвиньте к креслу вон тот стол, расстелите на нем карту и освободите нашему гостю правую руку, - приказал он.
        Ратники в точности сделали все, что им было велено, и Вилл тряхнул рукой, чтобы оживить онемевшие пальцы. Взяв перо, он обмакнул его в чернила и занес над картой.
        - Вилл, опомнись! - закричала Марианна, бросаясь к нему.
        Джеффри вежливо, но твердо перехватил ее и заставил вернуться на прежнее место.
        - Что ты делаешь?! Вилл!
        Вилл повел в ее сторону потемневшими до цвета густой смолы глазами, ничего не ответил и, склонившись над картой, стал быстро, не задумываясь ни на секунду, наносить значки на вычерченную окружность леса. Закончив, он внимательно посмотрел на свою работу, бросил перо на стол и, откинувшись на спинку кресла, в изнеможении закрыл глаза.
        - Что ты наделал! - прошептала Марианна, не сводя с него глаз, и бессильно закрыла лицо ладонями.
        Гай взял в руки карту, изучил пометки, сделанные Виллом, и поманил к себе Хьюберта.
        - Что скажешь? - спросил он, когда Хьюберт торопливо подошел к нему и встал рядом.
        Искоса бросая недоверчивые и ошеломленные взгляды на Вилла, Хьюберт долго изучал карту и неуверенно пожал плечами.
        - Милорд, мне известен только этот пост. Он указан верно. Но где расположены остальные, я не знаю.
        - За то время, что ты провел в Шервуде, мог бы узнать и больше! - в сердцах ответил Гай, метнув на Хьюберта недовольный взгляд.
        - Вы правы, милорд, но в сентябре были изменены места всех дозоров, - поспешил оправдаться Хьюберт. - Каждого из нас стали посылать только на один и тот же пост. Выведывать о местонахождении других постов было слишком опасно. Меня сразу бы заподозрили, начни я расспрашивать.
        - Ни на что ты не годишься! - пренебрежительно рассмеялся Гай. - Ты даже стрелять из лука не научился с должным совершенством, хотя мог бы! Недаром же ты был под началом лучшего лучника королевства! Будь ты более усерден, Шервудский Волк давно бы уже гнил в могиле.
        Обернувшись к Виллу, Гай рукоятью ножа вскинул его подбородок. Вилл медленно открыл глаза и посмотрел на Гая.
        - Ты пойдешь со мной в Шервуд по этой карте? - требовательно спросил он, глядя в мрачные глаза Вилла, но не видя в них ничего, кроме отраженного света факелов. - Так пойдешь или нет? В доспехах с моим гербом?
        - Ты сам сказал, что у меня нет выбора, - помедлив, обреченным тоном ответил Вилл.
        - Правильно! - похвалил Гай, опуская нож, но не отводя от Вилла внимательного взгляда. - И не думай, будто я не догадываюсь, что ты хочешь встретить в Шервуде собственную смерть, чтобы искупить вину перед братом и остальными стрелками!
        Резкий голос Гая повис в воздухе. Вилл ничего не сказал в ответ, лишь опустил усталые глаза.
        - Так вот, предупреждаю сразу, что все твои надежды напрасны, - беспощадно продолжал Гай. - Ты не получишь оружия, будешь ждать в арьергарде под надежной охраной. Потом останешься у меня на службе. Такой воин, как ты, сделает честь любому войску.
        - А ты не боишься, что потом я убью тебя? - с усмешкой спросил Вилл.
        - Ты что, Вилл, забыл о собственном сыне? - рассмеялся Гай. - Я отыщу в Шервуде твоего мальчишку, и его жизнь послужит отличным залогом моей безопасности все годы твоей службы мне до самой твоей смерти!
        - А что будет с ней? - спросил Вилл, указав кивком на Марианну.
        - Она побудет моей пленницей, пока не разрешится от бремени, после чего отошлю ее в Уэльс к родне, и пусть там доживает свой век. Если родится девочка, то вместе с ребенком. А если мальчик… - Гай посмотрел Марианне в глаза и усмехнулся, - Сына Робина я оставлю у себя и воспитаю сам. Так, чтобы он не уступал в воинском умении своему отцу, но при этом был моим самым преданным слугой. Чтобы само мое имя было для него святыней! Мы окончательно договорились?
        Его последние слова относились к Виллу, и тот, помедлив, кивнул.
        - Тогда поклянись на распятии! - потребовал Гай.
        Один из ратников снял со стены черный крест и поднес его к Виллу. Положив руку поверх распятия, Вилл негромко ответил:
        - Клянусь.
        - Прекрасно! - вздохнул Гай и, утратив интерес к Виллу, вновь принялся изучать карту.
        Марианна неотрывно смотрела на Вилла. В ее разуме никак не укладывалось понимание, что Вилл, который был беззаветно предан Робину и люто ненавидел Гая Гисборна, только что предал брата и пошел на сделку со смертельным врагом. Из ее груди вырвался глубокий вздох. Она с трудом отвела глаза от неподвижного лица Вилла и случайно столкнулась взглядом с Гаем, уже довольно долго внимательно смотревшим поверх карты на Марианну.
        - Вот-вот, принцесса! - тихо сказал Гай, не сводя с Марианны пристальных глаз. - И я думаю в точности так же, как ты.
        Он решительно скатал карту в свиток, и по его безмолвному жесту ратник снова привязал правую руку Вилла к подлокотнику кресла. Вилл не сопротивлялся, только открыл глаза и, посмотрев на Гая, вопросительно изогнул бровь.
        - А теперь давай рассуждать здраво, - сказал Гай, устремившись пронзительным взглядом вглубь бесстрастных глаз Вилла.
        Он придвинул к себе табурет и уселся напротив, постукивая по колену свернутой картой.
        - Твоя преданность брату вошла в Средних землях в поговорку. Ты, старший сын графа Альрика, не стал бороться за свои права, беспрекословно уступив их Робину. Вечная тень младшего брата, всегда второй после Робина, ты никогда не желал для себя большего. Я помню, как ты бился над его телом в Локсли, думая, что он убит. Ты не хотел подпустить меня к мертвому, а теперь, значит, предаешь живого? - Гай язвительно расхохотался и, подавшись корпусом к Виллу, сказал ему в лицо: - Разрази меня гром, Вилл, ведь я чуть было тебе не поверил! Чтобы ты, уступив эту женщину брату, теперь пошел ради нее на предательство? Ты, даже не поколебавшись, принял на душу грех клятвопреступления! Хочешь, я скажу тебе, что ты в действительности сделал?
        Вилл молчал, откинув голову на спинку кресла, и смотрел на Гая.
        - Ты, не задумываясь ни на минуту, мгновенно изменил всю систему ваших дозоров, указав правильно только один - тот, что известен Хьюберту. И тут ты ничем не рисковал: ты понимал, что твой брат сегодня же поменяет место этого поста. Ты решил заманить меня в западню, Вилл, и не отказался от своего намерения даже тогда, когда я сказал, что и ты отправишься со мной в Шервуд. Я бы приказал убить тебя, едва бы твой обман обнаружился, но как раз твоя собственная жизнь не волновала тебя ни капли!
        - Это твои измышления, - спокойно прервал его Вилл. - Я выполнил свою часть сделки, теперь и ты выполни свою.
        Заметив, с какой нескрываемой насмешкой смотрит на него Гай, Вилл потребовал уже с яростью в голосе:
        - Я поклялся на распятии! Я продал тебе душу! Так чего тебе еще надо от меня? Расписку, сделанную кровью?
        - О, я не дьявол, - заверил его Гай. - К сожалению, Марианна ошиблась, назвав меня так. К сожалению - потому что иначе я знал бы твои истинные намерения. Но то, что ты страстно хочешь спасти Марианну, я вижу теперь и без дьявольского всезнания.
        - Если ты опасаешься попасть в Шервуде в засаду, что помешает тебе отдать приказ о ее казни, окажись, что я тебя обманул?! - спросил Вилл, и в его охрипшем голосе прозвучало отчаяние.
        - Ничто не помешает, - подтвердил Гай. - Мы с тобой оба это хорошо понимаем.
        - Тогда зачем мне обманывать тебя?!
        Глаза Гая хищно прищурились, он ненадолго задумался и почти шепотом ответил:
        - Чтобы потянуть время, Вилл. Время, которое опять же не волнует тебя, но которое так необходимо твоему брату! А я не хочу и не дам ему времени на раздумья! Поэтому смотри.
        Не колеблясь ни секунды, Гай поднес карту к факелу. Пергамент затрещал и ярко вспыхнул. Когда он догорел почти до пальцев Гая, тот бросил горящий свиток на пол и затоптал сапогом.
        - Вот так, - сказал Гай, глядя Виллу в глаза. - Хочешь спасти ее? Тогда уговори написать под мою диктовку письмо.
        Вилл посмотрел на Марианну, грустно усмехнулся и покачал головой:
        - Ее никому не под силу уговорить. Лучше дай мне другую карту и проверь, с той же быстротой я отмечу на ней места постов и будут ли они отличаться от прежних. Ведь ты их уже запомнил!
        Лицо Гая исказила мучительная судорога сомнения. Но какой заманчивой ни казалась затея схватить лорда Шервуда с помощью его же брата, Гай тем не менее отрицательно покачал головой:
        - Нет, Вилл. Я слишком многим рискую, доверившись тебе. В том, что ты в точности повторишь свои отметки, у меня нет сомнений. Я даже уверен в том, что ты способен с ходу придумать еще несколько систем охранения Шервуда и все они будут достойными. Пусть граф Альрик и отказал тебе в наследстве, но воспитал и обучил он тебя не хуже Робина. Я поступлю иначе. Чтобы твой брат меньше раздумывал, я пообещаю в обмен на его сдачу сохранить жизнь и свободу не только Марианне, но и тебе.
        - И выполнишь это обещание? - Вилл покривил губы в недоверчивой усмешке.
        - Нет, - рассмеялся Гай. - Запас моих истинных обещаний на сегодня исчерпан. Зачем мне получать тебя вместо Робина? Я ведь не сэр Рейнолд и привык доводить дела до конца! Марианна, как и решил епископ, отправится на костер, а вы с братом - на эшафот.
        Вилл выслушал его с глубоким равнодушием и даже подавил зевок.
        - А! Ты думаешь умереть легко и просто? - с усмешкой спросил Гай. - Увы! Я давно переменил отношение к тебе, и теперь ты в моих глазах стоишь не меньшего уважения, чем твой титулованный брат. Поэтому ты заслужил ровно такую же казнь, которую я самым тщательным образом, во всех мелочах продумал для Робина.
        - Представляю себе! - усмехнулся в ответ Вилл.
        - Едва ли ты и в самом деле представляешь.
        - Моя госпожа! - вдруг услышала Марианна быстрый шепот. - Не обрекайте себя на гибель, сделайте то, что требует от вас сэр Гай. Граф Роберт умен - он поймет правильно и вас, и письмо, которое вы напишите.
        С трудом оторвав взгляд от Вилла и Гая, Марианна с изумлением посмотрела на Джеффри. Только он мог сказать то, что она сейчас услышала, и как странно он к ней обратился! Но Джеффри стоял возле нее с самым бесстрастным лицом, не глядя на Марианну, и она подумала, что ослышалась. Гай тем временем, не нуждаясь в помощи текста, на память монотонно перечислял все, что придется испытать Виллу и Робину на эшафоте. Марианна слушала то, что он говорил, с ужасом, который возрастал по мере того, как Гай переходил от одного предполагаемого действия палача к следующему. Вилл же выслушал описание казни с абсолютно спокойным лицом и, когда Гай умолк, рассмеялся:
        - Вижу, ты ни в чем не отказал своей фантазии!
        Бросив на него внимательный взгляд, Гай с пониманием покачал головой:
        - Пожалуй, в части тебя один момент я упустил. Тебе прежде всего вырвут язык, чтобы ты своими насмешками не испортил впечатление толпы от того, что она увидит.
        Повернувшись к Марианне, которую продолжал удерживать Джеффри, надавливая ей ладонью на плечо, Гай долго и задумчиво разглядывал ее.
        - Странно, что я до сих пор считал твое сердце добрым и мягким, а тебя саму - источником света. Ты ведь всем приносишь одни несчастья! Мало того, скольких людей ты своей неосторожностью увлечешь на тот свет вместе с собой, так еще и заставишь терзаться видом твоих страданий того, кто тебя так отчаянно любит.
        Марианна подняла на него усталые глаза и презрительно усмехнулась.
        - Ты решила, что я говорил о себе?! - от души рассмеялся Гай. - Нет, Марианна, любовь к тебе я похоронил утром той ночи, которую ты провела в объятиях Робина.
        Он обернулся к Виллу и покачал головой:
        - Смотри, Вилл, я уже понял, что ты ее любишь, а она так и продолжает пребывать в неведении! Конечно, разве такой, как ты, посмеет поступиться долгом, смутить покой в душе любимой женщины, если она волей случая досталась брату и сюзерену! Послушай, ты и впрямь никогда не задумывался отодвинуть своего братца в сторону? Настоять на правах старшего сына, и тогда бы все, что принадлежит Робину, включая и ее, досталось тебе? - с неподдельным интересом спросил Гай.
        - Нет, - спокойно ответил Вилл, отразив его взгляд как клинком.
        - Конечно нет, - вздохнул Гай и снова посмотрел на Марианну, которая поглядывала из-под ресниц на Вилла изумленными недоверчивыми глазами, - а ты сама все это время ни о чем не догадывалась! Не заметила, как невзначай завладела еще одним сердцем. Как ты думаешь, почему он отправился вместе с тобой сегодня в собор? Дай-ка я угадаю! Сначала он тебя не пускал, свято помня о приказе Робина. Наверное, долго противился твоему желанию повидать гонца. И ты должна была что-то сделать, что сломило бы его сопротивление. А! Наверное, расплакалась! И вот тогда он, любя тебя всем сердцем, не смог устоять при виде твоих слез. Я угадал, принцесса? Хьюберту было бы тяжело вместе с тобой проскочить через дозорных. Но ты запаслась таким пропуском - братом и правой рукой лорда Шервуда, что никто не осмелился даже осведомиться о цели вашей поездки, не то что остановить! Я еще раз тебя спрашиваю: ты будешь писать письмо?
        Марианна оторвала наконец взгляд от Вилла и пристально посмотрела в темные глаза Гая.
        - Что ты сделал с собой? - тихо сказала она. - В тебе ведь были светлые стороны, я же помню. Зачем ты сам уничтожаешь себя и обращаешь душу во мрак?
        Гай шумно выдохнул, откинул голову и, прикрыв глаза, рассмеялся:
        - Твоя проповедь, очевидно, означает отказ? Как знаешь, принцесса! Тогда я сейчас пошлю за сэром Роджером.
        - Не утруждайся! - раздался голос сверху. - Я давно уже здесь.
        Гай обернулся на голос и поднял глаза: Лончем стоял на самом верху лестницы у двери. Открыв свое присутствие, он медленно спустился вниз и подошел к Марианне. Остановившись напротив нее, он рассматривал Марианну, не упуская ни одной детали, словно вбирал ее всю бесстрастным взглядом черных глаз. Подавив сильное желание отвернуться, Марианна спокойно смотрела Лончему в лицо неподвижными серебристыми глазами.
        - Как и прежде, не ведает страха, похорошела еще больше, и волосы отросли, - наконец сказал он и усмехнулся. - Это и был твой настоящий план, Гай? Мне ты рассказал о том, как хочешь заманить в западню графа Хантингтона, а на самом деле ты приготовил западню ей.
        - Я приготовил две западни, - хладнокровно ответил Гай. - Об одной рассказал тебе, а потом и сэру Рейнолду, о другой умолчал, предвидя возражения. Рочестеру хватило ума и осторожности не попасть в мою ловушку, она же угодила, и теперь я заполучу его с ее помощью.
        - И тебе доставит это больше удовольствия, чем если бы он сам поддался на твою приманку! - Лончем оглянулся на Гая и долго разглядывал его так, словно видел в первый раз. - Ты страшный враг! Для тебя не существует никаких правил и принципов.
        Гай лениво пожал плечами и снисходительно улыбнулся:
        - Для меня важна цель, Роджер. А как ее достигнуть, меня не занимает ни в малости.
        - Да, в выборе средств ты не церемонишься. Щепетильность не самая сильная твоя черта. Потому ты и сказал, что тебя не интересует, как сложится ее судьба после его казни, что никакой судьбы ты и ей не оставил?
        - Почему же? Если она уступит и напишет письмо, то все мои обещания сохранить ей жизнь и отправить в Уэльс остаются в силе. Но ведь она отказывается, Роджер. Так я ли повинен в том, что она сама устремляется к гибели? Она ввязалась в мужскую игру, и почему я должен делать ей поблажку, помня, что она женщина?
        Лончем снова обернулся к Марианне, окинул взглядом ее пополневший стан и посмотрел ей прямо в глаза:
        - Соглашайся! Напиши это клятое письмо и положись на ум и удачливость своего мужа.
        - Кто вы такой, чтобы давать мне советы? - спросила Марианна, отвечая Лончему прежним спокойным взглядом.
        Он задумался над ее вопросом, словно она действительно ждала ответа и, если бы ответ ей понравился, поступила бы так, как он предложил.
        - Я тот, кто причинил тебе много горя. Преследовал тебя и добивался против твоей воли, убил твоего отца, заставил тебя страдать. Но сегодня я хочу избавить тебя от пыток, которым тебя подвергнут. Ты их не вынесешь и все равно сделаешь то, чего хочет Гай. Напиши сейчас, пока ты невредима, а не потом, когда для тебя будет поздно.
        Марианна выслушала его, и уголки ее губ тронула улыбка, в которой отразилась бесконечная уверенность в собственных силах, а в глазах - легкая снисходительность и к уговорам Лончема, и к его сомнениям, и к внезапной жалости.
        - Напрасно! - вздохнул он, заметив и улыбку, и взгляд Марианны.
        - Бесполезно, Роджер! - смешком отозвался Гай. - Эта женщина собственным упрямством роет себе могилу! Поможешь заставить ее согласиться силой, раз добрых слов она слушать не пожелала?
        Лончем еще раз бросил на Марианну откровенно сожалеющий взгляд и отвернулся.
        - Что, палач шерифа занемог, и ты предлагаешь мне выполнить его работу? - спросил он и брезгливо покривился. - Тогда займись этим грязным делом сам, если забыл о рыцарском достоинстве.
        - О котором ты вдруг вспомнил, - с деланным пониманием сказал Гай.
        Не ответив, Лончем пошел обратно к лестнице.
        - Подожди! - Гай вцепился рукой в плечо Лончема, когда тот проходил мимо него, вынуждая остановиться. - Куда ты собрался?
        - Во Фледстан, - ответил Лончем. - Прямо сейчас.
        - Во Фледстан? - глаза Гая зло сощурились. - А не в Шервуд?
        Лончем посмотрел ему в лицо и расхохотался:
        - Гай, ты сумасшедший! Решил, что я брошусь искать ее супруга и предложу ему свою помощь? Нет, я не такой бесстрашный, как ты, чтобы жаждать встречи с человеком, который убьет меня, не раздумывая ни минуты!
        Гай впился глазами в Лончема, пытаясь понять, правду ли тот сказал, но Лончем ответил ему насмешливым взглядом и повел плечом, стряхивая его руку.
        - Это ты сошел с ума, если решил сейчас покинуть Ноттингем! Я уверен, что он уже поднял всех своих людей на ноги, разыскивая Марианну! Ты попадешься прямо им в руки!
        - Я поеду окружной дорогой, - ответил Лончем, поднимаясь по лестнице.
        - Я пошлю с тобой моих ратников для охраны! - крикнул ему в спину Гай.
        - Сделай милость! - пожал плечами Лончем. - Уверен, что они не только защитят меня, но и проследят, чтобы я добрался до Фледстана, а не в Шервуд, в чем ты меня заподозрил.
        Проводив его взглядом, пока за Лончемом не закрылась дверь, Гай перевел взгляд на Марианну и покачал головой:
        - Что ты делаешь с людьми, принцесса! Как у тебя это получается?
        Она промолчала, да он и не думал, что она ответит. Бросив взгляд на Джеффри, Гай недовольно нахмурился:
        - Что ты вцепился в нее? Опасаешься, что она сбежит?
        - Нет, милорд, - ответил Джеффри и, помедлив, убрал руку с плеча Марианны. - Отсюда сбежать невозможно.
        - Тогда отойди от нее! - вздохнув, Гай забыл о Джеффри и подбородком указал Марианне на пергамент, перо и чернила: - С меня довольно капризов женщины в тягости! Я устал. Садись, бери перо и пиши то, что я тебе продиктую. Мне нужен Робин!
        - В этом и кроется твоя самая горькая мука, Гай, - сказала Марианна, глядя ему в глаза. - Тебе нужен Робин, но ты не нужен ему.
        И тогда он, уже не став себя сдерживать, размахнулся и изо всех сил ударил ее по лицу.
        Глава девятнадцатая
        - Что значит - ее нет дома? А где она?!
        Задержав у самых губ кубок с горячим вином, поданный ему Кэтрин, Робин расширившимися глазами смотрел на жену Джона, которая только что с тревогой сказала, что Марианна уехала из лагеря. Встретившись с его глазами, в которых сгустилась грозовая синь, Кэтрин виновато опустила голову. В трапезной было шумно от гомона стрелков, которые старались протолкнуться к очагу и погреть озябшие руки, но Робин ничего не слышал: он молча смотрел на Кэтрин. Та вскинула на него агатовые глаза, в которых дрожал испуг, и торопливо пересказала события, повлекшие за собой отъезд Марианны. Она очень надеялась, что причина нарушения приказа Робина послужит оправданием всем, кто его допустил, и смягчит неумолимый и суровый взгляд лорда Шервуда и точно такой же взгляд мужа, который по выражению лица Робина почувствовал неладное и тут же оказался рядом с ним и Кэтрин. Но они оба выслушали ее молча. Бросив взгляд на двери трапезной, за которыми начали сгущаться ранние зимние сумерки, Робин быстро спросил:
        - Когда они уехали?
        - Наверное, через час после вас. Может быть, через полтора, но не позже, - ответила Кэтрин.
        Робин и Джон переглянулись с одинаковой тревогой. Как ни далеко был собор Святого Георгия, Марианна и Вилл с Хьюбертом давно должны были вернуться. Волна тревоги захватила Клэренс, Мартину и Дикона, которые невольно окружили Робина, потом докатилась до остальных стрелков. Они смолкли и с беспокойством смотрели на лорда Шервуда, догадавшись: он далеко не обрадован тем, что сбивчиво нашептывала ему Кэтрин.
        Резко поставив так и не тронутый кубок на стол, Робин подхватил со скамьи отложенный было колчан и стремительно вышел из трапезной. Стрелки во главе с Джоном поспешили следом за ним. Вскочив на еще не расседланного иноходца, Робин, не дожидаясь остальных, пришпорил коня.
        Гнедой, понукаемый его рукой, мчался во весь опор. Робин торопил и торопил коня, не давая ему и минуты отдыха. Его сердце сжимало леденящее предчувствие беды. Он на миг задержался у дозорного поста, услышал от дежурных краткое известие о том, что Вилл действительно в первой половине дня проехал мимо них с Марианной в сопровождении Хьюберта, но никто из троих не вернулся той же дорогой, и снова пришпорил иноходца.
        Осадив взмыленного Колчана у кромки леса, расступившегося вокруг собора, Робин кинул по сторонам пристальный взгляд. Он ничего не увидел, кроме конской туши, темневшей неподалеку от ступеней, ведущих к дверям собора.
        - Все внимательно осмотреть! - отрывисто приказал он и, спрыгнув с коня, поспешил к собору.
        Склонившись над мертвой лошадью, он попытался узнать ее, но тщетно. Этого коня - тонконого, явно с примесью восточных кровей и, следовательно, стоившего очень дорого, - он прежде не видел ни под одним всадником. Седло было снято, но лошадь осталась в оголовье с обрезанными поводьями. Те, кто забирал дорогую амуницию, не стали заботиться о той, что была испорчена.
        Джон присел на корточки перед головой лошади, осмотрел медные бляхи на налобном ремне и отпрянул так, словно увидел змею.
        - Герб Гисборна! - тихо вскрикнул он и, подняв голову, встретился глазами с Робином.
        Тот медленно выпрямился и тяжело провел ладонью по груди - там, где зажившая от стрелы рана вдруг заныла тупой тянущей болью. К нему подошел Статли, сжимая в руке тяжелый меч.
        - Посмотри! Я нашел его неподалеку. По-моему, это меч Вилла.
        Бросив взгляд на меч, Робин мгновенно убедился, что догадка Статли верна. Он поспешил к дверям собора. Снег перед ступенями был утоптан и в нескольких местах почернел от впитавшейся в него крови. Робин открыл тяжелую дверь и вошел внутрь.
        В соборе было пусто и темно. Робин заметил две опрокинутые скамьи. Остановившись, он долго стоял неподвижно. Разум быстро свел воедино все находки, которые свидетельствовали о том, что днем у дверей собора разыгралось сражение, и Робин невольно скрипнул зубами, понимая, чем оно закончилось.
        Тяжелая ладонь Джона легла ему на плечо. Робин очнулся и повел глазами в его сторону:
        - Поднимай весь Шервуд. Надо узнать все, что возможно. Я поеду по следам.
        - Нет нужды, - без промедления ответил Джон, - следы ведут на дорогу к Ноттингему. Судя по окоченению лошади, все закончилось несколько часов назад. Ты никого не догонишь. Надо вернуться и ждать вестей, а потом уже решать, что делать.
        Робин молчал. По его напрягшимся плечам Джон понял, что лорд Шервуда готов броситься по следам, как волк по запаху свежей крови, слушая только голос инстинкта, но не рассудка. Он с силой тряхнул Робина за плечо, чтобы вывести его из этого состояния. Робин растянул губы в неживой улыбке и успокаивающе потрепал Джона по руке.
        - Ты прав, Малютка! - обронил он. - Прав, как всегда, во всем. Поехали в лес.
        Когда они подъехали к дозорному посту, дежуривший стрелок бросился наперерез лорду Шервуда и схватил иноходца под уздцы.
        - Робин, мы только что перехватили гонца шерифа! Тебе надо послушать его!
        Лорд Шервуда спешился и прошел вслед за дозорным в укрытие стрелков, устроенное в густых зарослях орешника. Там под стражей второго дозорного лежал связанный человек, из-под плаща которого на одежде был виден герб Ноттингемшира. Робин, которого окружили стрелки, сделал знак вынуть кляп, заткнувший рот пленника. Глашатай шерифа судорожно глотнул холодный воздух и облизал пересохшие губы.
        - Дайте ему вина, - приказал Робин и обернулся к Джону: - Сделай из чего-нибудь факел и посвети на нашего гостя.
        От сухой и смолистой ветки, которую Джон отыскал и зажег вместо факела, с треском посыпались искры. Гонец сделал несколько жадных глотков из фляги, приставленной к его губам, и посмотрел в темные глаза лорда Шервуда.
        - С какими известиями тебя послал сэр Рейнолд? - негромко спросил Робин, устремившись взглядом вглубь зрачков гонца и почувствовав, как того одолел страх.
        Посыльный шерифа заерзал, но, не сумев укрыться от терзавшего его взгляда Робина, торопливо ответил:
        - Нас разослали по Ноттингемширу, чтобы мы от имени сэра Рейнолда объявили… - он запнулся, но Робин предупреждающе вскинул бровь и словно невзначай накрыл ладонью рукоять меча, и гонец поспешно сказал: - Милорд, то, что мне велено объявить, вас не порадует! Но я прошу сохранить мне жизнь, потому что я только посыльный и делаю то, что мне велят!
        - Говори, - глухо ответил Робин.
        - Ваша супруга леди Марианна и ваш брат Уильям Рочестер, известный как Вилл Скарлет, будут завтра преданы казни. Через три часа после полудня.
        Все стрелки пораженно замерли, потом одновременно заговорили. Робин властно вскинул руку, призывая к молчанию, и, сжигая гонца почерневшими глазами, тихо спросил:
        - Что дальше?
        - Сэр Рейнолд обещает сохранить жизнь и вернуть свободу леди Марианне и Скарлету, если вы, милорд… - гонец опять поперхнулся словами, поймав предостерегающий взгляд Джона, который успел догадаться о сути предложения шерифа. Но Робин не сводил с посыльного глаз, и тот, выбрав из двух взглядов наиболее опасный, не посмел промолчать: - …если вы до полудня сами добровольно отдадите себя в руки правосудия.
        Робин расправил отяжелевшие плечи и посмотрел невидящим взором поверх черной кромки леса на усыпанное звездами небо.
        - Мерзавцы! - яростным выдохом слетело с его губ. - Какие мерзавцы!
        Джон, в душе испугавшись, что Робин прямо сейчас отправится в Ноттингем, крепко ухватил друга за плечо, но Робин даже не заметил его жеста. Опустив глаза на замершего посыльного, он сказал:
        - Их было трое. Ты же говоришь только о двоих. Что сталось с третьим? Его убили?
        - Милорд, я мало что знаю! - умоляюще воскликнул посыльный. - Я и в глаза не видел пленников и говорю только то, что мне было велено говорить в Рэтфорде, куда я не доехал.
        Помолчав, Робин негромко спросил:
        - Как будет сегодня охраняться Ноттингем? Тебе известно?
        - Да, милорд! На этот счет мы тоже получили распоряжение объявить о том, что должны узнать и вы! Гай Гисборн приказал удвоить число ратников на стенах города и у всех ворот. Въезд и выезд из города возможны только по письменному разрешению сэра Гая. Он отдал приказ, согласно которому в случае попытки штурма Ноттингема казнь пленников последует незамедлительно.
        - Это все, что ты знаешь?
        - Да, милорд, - ответил посыльный, но Робин по его глазам уловил, что пленник о чем-то вспомнил, но предпочел умолчать.
        - Что еще?! - резко спросил он.
        Посыльный замялся, проклиная себя за неосторожность, но отступать было поздно, и он еле слышно сказал:
        - Я слышал, что леди Марианну пытались заставить написать вам подложное письмо. Она отказалась.
        - И? - морозным облачком пара вылетело из губ Робина.
        - Ее подвергли пыткам, милорд.
        Глаза Робина полыхнули таким страшным огнем, что посыльный попытался вжаться в орешник, лишь бы спрятаться от этих глаз.
        - Кто отдал приказ пытать ее?!
        - Сэр Рейнолд по настоянию сэра Гая. Но леди Марианна… От нее так ничего и не смогли добиться!
        Робин рассмеялся тихим зловещим смехом и отвернулся от посыльного, понимая, что теперь тот сказал ему все, что знал. Заметив, что лорд Шервуда собирается вернуться в седло, посыльный воскликнул с мольбой:
        - Милорд! Что вы решили насчет меня?!
        Робин обернулся.
        - Мы отпустим тебя, - услышал посыльный его изменившийся голос, который пугал звеневшей в нем сталью. - В три часа пополудни.
        Дозорные успели доложить ему, что ими был замечен Роджер Лончем, который в сопровождении ратников Гисборна проследовал по окружной дороге, очевидно, во Фледстан.
        Робин едва помнил, как они снова вернулись в лагерь: дорога домой промелькнула перед его глазами как в густом тумане. Яркий свет костров, разведенных на поляне, ослепил его. Придя в себя, он увидел много оседланных коней, а когда вошел в трапезную, она оказалась полна стрелков со всего Шервуда. При его появлении воцарилась мертвая тишина. Взгляды всех стрелков были устремлены на почерневшее, словно обуглившееся изнутри лицо Робина.
        - Ты уже знаешь? - осторожно спросил Мэт, подойдя к лорду Шервуда.
        Робин не успел сказать ни слова в ответ, как к нему, расталкивая стрелков, бросился Дэнис. Захлебываясь рыданиями, он крепко обнял колени Робина:
        - Крестный! Скажи, ты не оставишь моего отца?! Ты не позволишь шерифу казнить его?! Ведь там и леди Мэри! Твоя леди Мэри!
        Робин подхватил мальчика на руки и прижал к груди, унимая его рыдания. К нему подошла Мартина и забрала Дэниса из рук Робина, ласково нашептывая ему на ухо слова утешения. Но Дэнис продолжал отчаянно рыдать, не слыша ни слова из того, что она говорила.
        - А что же Хьюберт? - воскликнул Дикон. - Почему о нем ничего неизвестно?! Неужели его убили сразу?
        Робин медленно провел ладонью по лбу и глухо ответил:
        - Если он жив, то мы наконец нашли ответ на давно мучивший нас вопрос.
        Его слова услышали все, и стрелки настороженно смолкли. Дикон, не замечая враждебных взглядов, которые теперь обратились и на него, подскочил к Робину.
        - Это неправда! - убежденно сказал он. - Я не верю! Мы были с ним в дозоре и вместе встретили посыльного брата Марианны. Все вышло случайно!
        - Мне хотелось бы верить, что ты сам уверен в том, что сейчас сказал, - ответил Робин, избегая встречаться с Диконом взглядом. - Но посыльного Реджинальда Невилла вы не встречали.
        - Письмо было написано рукой сэра Реджинальда! - воскликнула Клэренс. - Марианна показывала мне его письма, и я знаю его почерк!
        Робин скользнул по взволнованному лицу сестры ничего не выражающим взглядом и мрачно усмехнулся:
        - А вот в этом я как раз не сомневаюсь. Письмо несомненно написано рукой Реджинальда, иначе Марианна никогда бы в него не поверила. Вот только посыльный ее брата давно уже мертв, Клэр.
        Дикон хотел возразить, но слова застыли у него в горле: Робин смотрел на него пристальным взглядом, от которого у Дикона похолодело сердце. Угадав его состояние, Робин заставил себя положить ладонь ему на плечо.
        - Дик, я не хочу без веских оснований подозревать Хьюберта. Возможно, он убит, потому что не был нужен Гисборну так, как Марианна и Вилл. Мои слова касаются всех! - повысив голос, сказал Робин, окинув взглядом стрелков, глаза которых, обращенные к Дикону, не обещали ничего хорошего. Добившись суровым и предостерегающим взглядом повиновения, Робин посмотрел на Дикона и приказал: - Иди к себе, и ни шага из лагеря без моего разрешения!
        - Робин, что нам следует делать? - спросил Статли, с сочувствием глядя на лорда Шервуда. - Какая тебе нужна помощь?
        - Дозоры на все дороги из Ноттингема, - ответил Робин. - Больше пока ничего.
        Отыскав взглядом заплаканную Кэтрин, он принудил себя улыбнуться ей обычной улыбкой, подошел к ней и прикоснулся кончиками пальцев к опущенным уголкам ее губ. Кэтрин в ответ невольно улыбнулась.
        - Вот так-то лучше! - вздохнул Робин. - Кэтти, милый мой дружочек, накрывай столы к ужину. Оттого что ты всех оставишь голодными, дело не исправится.
        - Да, Робин! - всхлипнув, послушно ответила Кэтрин и подала знак Мартине и Клэренс, чтобы те помогли ей.
        Джон настороженно следил за Робином, который неподвижно застыл, сложив на груди руки, и невидящим взглядом смотрел вглубь пляшущих в очаге огненных языков. Не выдержав молчания, Джон осторожно спросил:
        - Что ты решил?
        Робин нехотя обернулся на его голос, и Джону показалось, что он не видит его: такой густой мрак затмевал обычно ясные глаза лорда Шервуда.
        - Пока ничего, Джон, - ответил Робин и похлопал его по руке. - Займи мое место на ужине: я побуду у себя.
        Он тяжелыми шагами ушел из трапезной. Дэнис, шмыгнув носом, хотел побежать следом за ним, но Джон поймал его за плечо и суровым взглядом указал на его обычное место за столом.
        Робин остановился перед дверью, не найдя в себе сил открыть ее. На миг ему показалось, что из-за двери до него доносится голос Марианны - негромкий и нежный, словно она что-то напевала по своему обыкновению. Но только на миг. Его вновь окутала тишина, он толкнул дверь и вошел в комнату.
        Тонкий и нежный аромат трав, смешанный с теплым запахом минувшего лета, окутал его с головы до ног, едва он переступил порог. В этом знакомом, любимом аромате Робину почудилось дыхание Марианны - такое нежное, родное и теплое! Ее губы словно дотронулись до его губ, и вся она приникла к нему, согревая теплом солнечного дня. Вот она на миг отстранилась, и он как наяву утонул в огромных, светлых, любимых глазах. «Кого из нас ты любишь больше?» - И в ответ снова послышался ее голос - ласковый, слегка упрекающий его за ревность к собственному ребенку: «Я еще не решила. Но обещаю, что скажу тебе, когда пойму сама».
        - Милая, милая! - задыхаясь, прошептал Робин. - Что же ты наделала? Как ты могла быть так неосторожна!
        Медленно пошевелив плечами, он уронил на пол плащ и снял с плеча ремень тяжелого колчана. На столе лежал оберег. Всегда прозрачный, голубоватый аквамарин сейчас был ярко-синего цвета. Отторгнутый от Марианны, он все равно поддерживал с ней такую крепкую связь, что своим синим мерцанием настойчиво предупреждал о смертельной опасности для той, кого был обязан беречь.
        «Сердце мое, радость моя, почему ты сняла его?!»
        Робин взял в руки оставленное на столе письмо, развернул его и пробежал глазами, выхватывая отдельные фразы:
        «Дорогой отец и любимая сестра! Милая моя, маленькая сестричка! Радость моя, светловолосая Мэриан, чьи глаза такие же ясные, как серебряные глаза нашей матушки! Как бы я хотел увидеть тебя: ведь ты выросла, пока я был далеко. Какой же красотой ты должна была расцвести, иначе зачем бы я пытался заплетать твои косы, снося упреки твоей няньки? Мэриан моя, знай, что никого на свете для меня нет дороже тебя и нашего отца! Как я надеюсь на скорую встречу с вами обоими!»
        Печально усмехнувшись, Робин не заметил, как письмо выскользнуло из пальцев и упало на стол. Зная, что Марианна является самым уязвимым местом его души, он ни разу не вспомнил, что и у нее есть такое же уязвимое место, в которое можно нанести точный удар. Если он знал о беспредельной любви Марианны к брату, то почему бы и Гаю не знать о том же? Ведь были времена, когда она доверяла ему!
        Он посмотрел на аккуратно разложенные по краю стола выкройки из тонкого полотна - детали для детской рубашки. Его задрожавшие пальцы погладили ткань, и Робин, скрипнув зубами, отвернулся от стола и прижался лбом к холодной стене. В памяти прозвучал сбивчивый от страха голос гонца шерифа: «Ее подвергли пыткам, милорд…»
        - Всемилостивейшая Фрейя! Дай мне силы не думать сейчас о том, что с ней! - выдохнул Робин.
        Но камень на столе мерцал, не давая его мольбе быть услышанной: Марианна как наяву предстала перед глазами Робина - такая, какой он запомнил ее, наблюдая за ней на охоте в позапрошлом ноябре. Вот она склоняется к шее Воина и ласково треплет вороного рукой, затянутой в перчатку. Длинные светлые волосы струятся волнами ей на плечи из-под отороченной мехом шапочки, падают на шею коня и смешиваются с черной гривой. Нежные губы подрагивают в беззаботной улыбке, большие глаза блестят, не остыв от охотничьего азарта и удовольствия, доставленного быстрым галопом вороного. Холодный воздух разрумянил ее лицо. Отец предлагает ей руку, она легко соскальзывает с седла, смеется и перебрасывается шутками со знатными юношами, которые не сводят с нее восторженных глаз. Гай Гисборн заботливо отряхивает опавшие пожухлые листья с ее плаща, не зная, что его недруг стоит в нескольких шагах от него, отделенный только завесой густых ветвей, и тоже не сводит глаз с Марианны.
        «Я смотрел на ее лицо, порозовевшее от румянца, и вспоминал его бледным и осунувшимся, каким оно было в Руффорде. Она одинаково оставалась мила мне, но тогда я хотя бы мог обмануть себя и посчитать ее своей, когда целовал ее горячие от болезни губы. Я смотрел на нее и думал, что если бы моя судьба сложилась иначе, она в тот день уже год была бы моей женой и сейчас опиралась бы на мою руку. И не ее отец, а я сам поймал бы ее, спрыгнувшую с лошади, в свои объятия и согрел бы губами ее лицо. И так же, как в Руффорде, она бы доверчиво приникла ко мне, закрыв свои гордые глаза под моими поцелуями. Но она не видела меня, да и не могла увидеть! Воин раздувал ноздри и тянул голову в сторону моего укрытия, не слушаясь конюха. А она уходила, так и не почувствовав моего присутствия, моего взгляда. Как я проклинал себя! В которой раз я себе обещал, что не стану больше искать ее! И запоминал, против воли запоминал каждый ее жест, поворот головы, смех, голос, походку, чтобы потом вновь и вновь вызывать из памяти ее облик, задыхаясь от тоски по ней и от безысходности своей любви!»
        Янтарные глаза Вилла, сощурившиеся в обычной усмешке. Улыбка брата, тепло крепкого пожатия его руки, высокий силуэт, замерший позади тонкого, изящного силуэта Марианны.
        - Как же ты мог поддаться на ее уговоры! - прошептал Робин, приникнув лбом к стене и силясь устоять перед новой волной отчаяния. - Вилл, Вилл! Почему ты не удержал ее? Почему сам не почувствовал ловушку?!
        ****
        Клэренс не выдержала гнетущего молчания за ужином, когда глаза всех, кто сидел за столами, невольно устремлялись к трем пустым местам в середине главного стола. Она незаметно ускользнула из трапезной и поспешила к брату. Неслышно открыв дверь, она увидела Робина. Он сидел на скамье, привалившись спиной и прижавшись затылком к стене, сложив руки на груди и вытянув ноги на стул, стоявший рядом. Его лицо было спокойным, глаза закрыты, и, если бы Клэренс не знала, что это невозможно, она подумала бы, что Робин спит. Но, конечно, он не спал и, услышав скрип двери, открыл глаза и молча посмотрел на сестру.
        - Можно к тебе? - тихо спросила Клэренс.
        Робин глубоко вздохнул и поднялся на ноги.
        - Входи!
        Она опустилась на скамью и неотрывно смотрела на Робина, который достал из ниши в стене шкатулку с письменными принадлежностями. Разложив на столе чистый лист пергамента, он придавил его по краям, сел за стол и стал что-то писать. Украдкой посмотрев на строчки, выходившие из-под быстрого пера, Клэренс увидела, что Робин пишет по-французски, но не смогла прочитать слов, перевернутых для нее, сидевшей напротив.
        - Не молчи! - сказала она, переводя взгляд на склоненную над пергаментом голову Робина. - Почему ты всегда прячешь душу, когда тебе тяжело?
        - Что ты хочешь узнать? - осведомился Робин. - Что я сейчас чувствую?
        Он поднял голову, и, встретившись с его глазами, обычно такими непроницаемыми, Клэренс увидела, какие они сейчас беззащитные перед невыносимой болью, затопившей все его сердце. Глядя в его потемневшие глаза, в которых трепетал отблеск свечных огоньков, Клэренс почувствовала, как на ее глаза навернулись слезы.
        - Пожалуйста, не плачь. Хотя бы ты, - попросил Робин, вновь опустив взгляд на пергамент.
        Закончив писать, он подождал, пока чернила высохнут, и скатал пергамент в свиток. Клэренс, не зная, как утешить брата, отвела взгляд в сторону и вздрогнула, ослепленная пронзительным мерцанием аквамарина, синева которого сгустилась почти до черного цвета. Она осторожно прикоснулась к нему и отдернула руку: кристалл обжег ее холодом.
        - Что с ним?!
        - Предупреждает, что Марианна в опасности, - ответил Робин. - Чем сильнее опасность, тем больше сгущается цвет аквамарина, а сам он становится холоднее.
        - А если? - и она замолчала, не в силах договорить, но Робин понял ее:
        - Тогда он рассыплется в пыль.
        Достав из шкатулки сургуч и одну из печатей, Робин запечатал свиток и поднялся из-за стола. В его движениях чувствовалась решимость, которая испугала Клэренс.
        - Что ты намерен делать? - спросила она, затаив дыхание и не спуская насторожившихся глаз с Робина.
        - Ехать в Ноттингем, - не оборачиваясь к ней, ответил он.
        Клэренс подскочила и бросилась к нему. Схватив его за руки, она крепко прижала их к своей груди и посмотрела в глаза Робина так, словно ослышалась и он должен был разуверить ее в том, что сказал. Но его глаза были спокойными и безмолвно подтвердили: да, она все расслышала верно. Клэренс яростно помотала головой:
        - Ты не сделаешь этого! Я позову Джона, и, если понадобится, он просто свяжет тебя!
        Робин улыбнулся и, поцеловав ее руки, отцепил пальцы Клэренс от своих запястий.
        - Ты поняла меня неправильно. Я не собираюсь сдаваться. Даже если бы я пошел на условия Гая, он не отпустит ни Вилла, ни Марианну. Я поеду в Ноттингем, чтобы выручить их и вернуть в Шервуд.
        - Ты сошел с ума! - ахнула пораженная Клэренс. - Любая случайность - и тебя немедленно схватят! И тогда вас казнят всех троих.
        - Значит, такова судьба, - холодно обронил Робин.
        Клэренс обвила руками его плечи, сковав Робина в объятиях.
        - Брат, образумься, прошу тебя! - с отчаянием взмолилась Клэренс, глядя в глаза Робина, синь которых вновь стала непроницаемой. - Я люблю тебя и не хочу терять, как мы с тобой потеряли отца!
        - Да, я знаю, что Вилла, который тебе тоже доводится братом, ты не особенно любишь. Оказывается, что и жизнь Марианны тебе безразлична.
        В его голосе промелькнул гнев, и такой же гнев отразился в глазах, устремленных на лицо сестры. Резким движением Робин снял с себя руки Клэренс и, не отводя от нее потемневших глаз, с упреком воскликнул:
        - Я не ждал от тебя такого малодушия!
        Клэренс молча склонила голову, не в силах найти правильные слова для ответа. Робин с усмешкой посмотрел на нее и спросил:
        - Скажи, если я останусь в Шервуде, как ты хочешь, запрусь здесь и пробуду до того часа завтрашнего дня, когда этот аквамарин превратится в горстку пыли, ты по-прежнему будешь любить меня, уважать и гордиться мной?
        Клэренс молчала, с горечью признавая его правоту. Догадавшись и без ее ответа о том, что она думает, Робин невесело усмехнулся:
        - Вот видишь? И Вилл, и Марианна - они оба могли спастись, стоило им пойти на сделку с Гисборном и предать меня. Так неужели я выкажу себя недостойным их преданности, даже не попытавшись спасти жену и брата?
        - Ценой собственной жизни? - с горькой усмешкой возразила Клэренс.
        - Если они погибнут, моя собственная жизнь не будет дорого стоить без дружбы Вилла и любви Марианны. Конечно, мой долг не позволит мне искать смерти - пусть не от собственной руки, но даже ценой намеренной оплошности в бою. Кроме долга у меня останется возможность призвать их в снах, вера в то, что я однажды встречусь с ними, и понимание, что я не вправе сокращать свой путь и торопить эту встречу. Ничего, кроме снов, Клэр. До конца жизни - никакой иной радости, кроме воспоминаний. Ты желала узнать, что у меня на сердце, и я тебе поведал.
        Он замолчал, посмотрел на Клэренс - она тоже молчала, по-прежнему низко склонив голову. Робин обнял сестру и, накрыв ладонью ее затылок, прижал ее лоб к своему плечу.
        - Я еду в Ноттингем, Клэр, - повторил он. - Там моя жена и наш с тобой брат. Я не вернусь в Шервуд без них.
        Клэренс подняла голову, посмотрела в погруженные в неведомую даль глаза Робина и, печально улыбнувшись, провела ладонью по его щеке.
        - Да, ты прав, а я нет. Прости меня! - сказала она и, когда Робин опустил на нее глаза, прикоснулась губами к его подбородку. - Ты вернешься, и Вилл с Марианной вернутся вместе с тобой. Пытаясь остановить тебя, я проявила постыдное малодушие. Если бы я обладала достаточной смелостью и не отвергла собственный дар, ничего бы сегодня не случилось. Я снова сожалею о проявленной в детстве слабости.
        - Что сделано, то сделано, Клэр, - сказал Робин и, улыбнувшись, тихонько щелкнул ее по кончику носа. - А чтобы ты не терзалась запоздалыми сожалениями, я открою тебе один секрет, и ты подумай над ним до нашего возвращения. Из нас двоих ты выбрала в любимые братья меня. Но в первые месяцы после твоего рождения Вилл - не я! - проводил у твоей колыбели все свое время, свободное от уроков с Эдриком и книжных занятий. Он, а не я, помогал твоей кормилице пеленать тебя. И когда ты впервые протянула руку и ухватилась за пальцы брата, это были его пальцы, а не мои.
        - Но я всегда помнила тебя, чувствовала твою любовь ко мне, - растерянно ответила Клэренс, пытаясь понять, что ей делать с тем знанием, которое открыл сейчас Робин. - И все время потом…
        - Потом, Клэр, потом! - кивком подтвердил Робин. - Но первым из братьев в твоей жизни был не я, а Вилл.
        Дверь в комнату снова открылась, и Робин увидел на пороге Эдрика.
        - В Маласэт приезжал глашатай шерифа. Как только я услышал то, что он объявил, сразу отправился к тебе. Что ты намерен делать? - повторил он слово в слово вопрос Клэренс.
        Робин с трудом сдержал тяжелый вздох. Эдрик, загородивший собой дверной проем, был куда более серьезным препятствием, чем нежные, цеплявшиеся за него руки сестры. Он помнил суровые выговоры, которыми наставник встретил его, едва он очнулся после ранения в Локсли: «Ты не должен был сам ввязываться в бой. Твое дело - руководить сражением, так как это делал Гисборн. Почему ты бросился, очертя голову, сражаться с ратниками? Вот ты и получил то, что неминуемо должно было произойти в результате твоего собственного легкомыслия…»
        - Можешь не отвечать, - усмехнулся Эдрик. - Я и сам по тебе вижу, что ты намереваешься совершить вылазку в Ноттингем. И сейчас думаешь о том, что я стану тебя отговаривать, а у тебя нет ни времени, ни сил разубеждать меня.
        Он подошел к Робину, положил ладони ему на плечи и посмотрел в глаза:
        - Нет, мой мальчик! У тебя нет другого пути, и ты должен это сделать. Я пришел не отговаривать тебя, а пожелать удачи и сказать, что ты можешь во всем на меня положиться. Все мое воинское умение, мой опыт в твоем распоряжении. Пока ты не вернешься, я останусь вместе с твоими стрелками, чтобы помочь им.
        Робин вздохнул с облегчением, и, услышав этот вздох, Эдрик, как ни тяжело было у всех на душе, рассмеялся и слегка оттолкнул Робина от себя. Хорошо зная суровый нрав наставника, Робин понял, что время добрых слов и пожеланий закончилось, уступив место обсуждению дел.
        - Кого ты оставишь вместо себя? - спросил Эдрик.
        - Вилла Статли, - ответил Робин и в свой черед улыбнулся, когда до него долетел тихий, облегченный вздох сестры.
        - Почему не Джона?
        - Статли - воин по призванию, Джон - по необходимости.
        - Хорошо, пусть так, - не стал спорить Эдрик и внимательно посмотрел на Робина: - Сколько человек ты возьмешь с собой?
        Робин ответил ему только взглядом, и Эдрик покачал головой.
        - Ты не справишься один. Возьми тех, кто сам вызовется пойти с тобой. Если никто не отважится, в чем я сильно не уверен, то я пойду с тобой.
        - Нет, Эдрик, - непреклонно ответил Робин. - Ты обязан остаться. Если меня постигнет неудача, ты должен позаботиться о Дэнисе и Клэренс.
        Посмотрев на Робина долгим взглядом, Эдрик кивнул:
        - О них не беспокойся, мой мальчик.
        Взяв оружие, Робин захватил со стола приготовленный свиток с печатью, обнял сестру и вместе с ней и наставником вышел в трапезную. При его появлении стрелки смолкли и посмотрели на лорда Шервуда в ожидании его слов.
        - Что ты решил? - настороженно спросил Джон.
        - Я отправляюсь в Ноттингем.
        Тишина взорвалась протестующими криками. Джон медленно пошевелил могучими плечами, собираясь применить ту силу, которой Клэренс пыталась угрожать брату. Робин положил ладонь на стол и несильно хлопнул ею:
        - Тихо!
        Все разом смолкли, повинуясь его голосу.
        - Я не собираюсь сдаваться и радовать Гая зрелищем трех казней вместо двух, - сказал Робин. - Я намерен проникнуть в подземелье Ноттингемского замка и освободить Вилла и Марианну.
        - В одиночку?! - воскликнул Статли и обменялся с Джоном ошеломленным взглядом. - Робин, это даже не риск. Это безумие!
        - Согласно условиям Гая штурм Ноттингема возбраняется, - усмехнулся Робин. - Значит, придется рискнуть и проникнуть в город тайно, в чужом обличии. Джон, у нас есть одежда с его гербом? - неожиданно спросил он.
        Джон испытующе посмотрел на Робина и, видя в его глазах неумолимость, протянул:
        - Найдется. Только ты даже не думай, что я отпущу тебя одного. Сколько тебе понадобится людей?
        Робин окинул взглядом притихших стрелков и отрицательно покачал головой:
        - Я не имею права звать кого-то из вас с собой. Риск не просто велик - он смертельный, и дело касается только меня.
        - Все, что касается тебя, относится и к нам! - гневно возразил Алан. - Вилл не только твой брат, он и наш друг. Мы приносили Марианне клятву верности, обещая защищать ее ценой собственной жизни. Я пойду с тобой!
        Рядом с Аланом встал и Статли. Клэренс горестно ахнула, но не стала и пытаться удержать возлюбленного, лишь растерянно посмотрела на брата.
        - Вилл, я хочу, чтобы ты остался, - сказал Робин.
        - Найди себе другую замену, Робин, - спокойно ответил Статли. - Из всех вас только я знаю Ноттингемский замок как свои пять пальцев. Без меня вы не пройдете дальше двора.
        - Ну а то, что ты обойдешься без меня, полагаю, тебе даже не могло прийти в голову, - проворчал Джон.
        - Достаточно! - сказал Робин, окинув взглядом тех, кто вызвался отправиться с ним в Ноттингем. - Джон, нам понадобится пять кольчуг и сюрко с гербом Гисборна: четыре для нас и одна для Вилла.
        - Шесть, а не пять! - раздался взволнованный голос Дикона.
        Дикон стремительно подошел к Робину и несмело дотронулся до его руки:
        - Прошу тебя, позволь и мне поехать с тобой!
        В наступившей тишине Робин молча смотрел на Дикона, лицо которого дрожало в мучительном ожидании ответа лорда Шервуда.
        - Прошу тебя! - повторил Дикон, с мольбой глядя на Робина. - Если нас постигнет неудача, я умру с радостью. Лучше смерть, чем твое подозрение!
        - Тогда ты должен понимать, что я не могу рисковать еще больше, взяв тебя в Ноттингем, - ответил Робин, пристально глядя на Дикона и слыша его прерывистое частое дыхание.
        - Я прошу! - настаивал Дикон. - Я не предавал тебя! Я не верю и в то, что Хьюберт оказался предателем! Но, так или иначе, я поспособствовал тому, что Марианна оказалась в руках Гисборна. Позволь мне искупить эту вину!
        - Почему с Виллом и Марианной поехал Хьюберт, а ты остался? - спросил Робин.
        - Мы тянули жребий, и то, что поехал Хьюберт, а не я - простая случайность! Ни он, ни я - мы не предатели! - горячо говорил Дикон. Заметив, что Робин слушает его, не выражая никаких чувств, он воскликнул: - Ну что мне сделать, чтобы ты поверил?!
        Услышав этот вопль отчаяния, Робин вновь повернул к нему голову, встретился с Диконом взглядом и проник в его сознание, не встретив сопротивления. Ничего, что вызвало бы сомнение в искренности Дикона. Абсолютная вера во все свои слова, полное доверие к Хьюберту и тревога за него. Но вот Дикон попытался воспротивиться воле Робина, тут же быстро уступил и покорно позволил заглянуть в самый потаенный уголок. Любовь. Безнадежная любовь к Марианне и стыд перед ним, Робином, за то, что он узнал секрет Дикона. Усмехнувшись, Робин отпустил волю Дикона и, отвернувшись, сказал:
        - Он не предатель. Джон. Шесть кольчуг и сюрко. И поторопись: времени осталось только до рассвета.
        - Жребий? - усмехнулся Статли, пожалев Дикона. - Кто предложил и как вы это делали?
        - Хью разломил веточку на две части. Мы с ним договорились, чтобы из нас ехал тот, кто вытянет короткую. Я вытащил длинную.
        Статли, как это сделал утром Хьюберт, поднял с пола веточку лапника, разломил на две неравные части и сжал в ладони.
        - Тяни, - предложил он Дикону, и тот послушно вытащил первую, что попалась. - А теперь смотри, дурачок.
        Статли разжал кулак: на его ладони лежал короткий обломок веточки, а еще один он зажал между пальцами.
        - Старый трюк, Дик! У тебя не было ни единой возможности вытащить короткую.
        Тем временем Робин, рядом с которым стоял Эдрик, подозвал к себе Эдгара и Мэта:
        - Все стрелки, кроме дозорных, должны быть на дороге из Ноттингема в Шервуд, чтобы прикрыть нас на обратном пути и отсечь погоню.
        - Робин, главное, чтобы вы встали на обратный путь, а с погоней мы справимся - даже не думай об этом! - горячо заверил его Мэт, а Эдгар молчаливо кивнул головой в знак полного согласия с его словами.
        Робин посмотрел на обоих командиров отрядов стрелков и остановил взгляд на Эдгаре.
        - Если у нас не будет обратного пути, - тихо сказал он и властным жестом пресек протестующие возгласы, которыми Эдгар и Мэт попытались оспорить его слова, - тогда, Эдгар, ты заменишь меня. А ты, Мэт, поможешь Эдгару и подтвердишь мою волю. Сейчас не спорьте со мной - просто заверьте меня в том, что вы все исполните в точности, если мы не сумеем вернуться.
        - Если мы пообещаем исполнить твою волю?.. - за двоих спросил Эдгар.
        - Тогда я не стану беспокоиться о судьбе Шервуда и непременно вернусь, - улыбнулся Робин.
        - А теперь мы обсудим с вами, как поступить, если графа Робина и тех, кто идет с ним, постигнет неудача, - сказал Эдрик Мэту и Эдгару. - В Шервуде должно хватить сил для штурма Ноттингема.
        - Эдрик, это напрасная затея, - покачал головой Робин. - Ты же помнишь, что было сказано в послании шерифа: штурм Ноттингема повлечет немедленную казнь пленников.
        - Если Гисборну удастся помешать тебе, в городе возникнет суматоха и понадобится время, чтобы восстановить дисциплину. Этим временем, милорд, мы с успехом воспользуемся. Карта города у меня с собой. Ты давно уже продумал, как можно силами Шервуда взять Ноттингем штурмом, если на то придет время и надобность. Так что нам остается только воспользоваться твоим замыслом, а я помню его до мелочей, - ответил Эдрик, в котором ожил командир ратников Веардруна. - Делай свое дело, лорд Робин, а мы займемся своим.
        - Как ты собираешься проникнуть в Ноттингем без письменного разрешения сэра Гая? - спросил Джон, когда все переоделись и уже в облике ратников Гисборна были готовы к отъезду.
        Робин вместо ответа подал ему пергаментный свиток. Рассмотрев оттиск на свисавшей со свитка сургучной печати, Джон невольно усмехнулся:
        - У тебя, часом, не найдется и большой королевской печати?
        - Найдется, если понадобится, - кратко ответил Робин.
        - И что ты там написал?
        - Несколько приветливых слов Гаю, - сказал Робин и потрепал Джона по плечу: - Главное - печать! Ноттингемские стражники все равно не владеют грамотой.
        - И как же мы представимся стражникам, охраняющим ворота? - спросил Джон, зная, что у Робина есть ответ, но желая убедиться, что друг все продумал до мелочей.
        - Ратниками, которых Гай отправил проводить Лончема во Фледстан.
        - А я думал, что после разговора с посыльным шерифа ты не слышал того, о чем говорили дозорные! - признался Джон.
        - Я все слышал, - ответил Робин. - Нам пора.
        Дэнис, который все это время тихо сидел возле очага, не упустив ни одного из слов Робина, украдкой подобрался к лорду Шервуда и несмело дотронулся до его руки. Робин посмотрел на мальчика, глаза которого - такие же янтарные, как у Вилла, - блестели слезами и горели надеждой.
        - Ты спасешь отца? - спросил Дэнис, затаив дыхание и не сводя глаз с Робина.
        Робин поднял его на руки, так чтобы лицо мальчика оказалось вровень с его лицом.
        - Я постараюсь, - сказал он и, улыбнувшись, поцеловал Дэниса. - Обещаю тебе, что очень постараюсь!
        Дэнис порывисто обнял его за шею. Когда все вышли к коновязи, Робин быстро оседлал Воина, Клэренс подошла к нему и поддержала стремя.
        - Иди к Виллу, Клэр, - тихо сказал Робин, положив ладонь на светловолосую, ничем не покрытую голову сестры. - Скажи ему добрые слова перед расставанием.
        - Я уже простилась с ним, - ответила Клэренс и, запрокинув голову, посмотрела на Робина и поцеловала его руку: - Храни вас Бог! Мы все будем молиться за вас, ожидая вашего возвращения!
        Робин ласково провел ладонью по ее голове и пришпорил Воина.
        Глава двадцатая
        Дверь захлопнулась, заскрежетали засовы, шаги ратников, гулко звучавшие в коридоре подземелья, затихли.
        Заметив оставленный ратниками кувшин, Вилл дотянулся до него и, найдя его почти полным, плеснул воду себе на ладонь. Едва прикасаясь, он стер кровь с лица Марианны и, увидев, что она пришла в себя и открыла глаза, осторожно приподнял ее и помог напиться. Опираясь на руки, Марианна села и прислонилась спиной к стене. Простое движение далось ей с большим трудом. Стиснув зубы, она закрыла глаза, пытаясь отдышаться. Глядя, как она дрожит в промокшем насквозь платье, - ее щедро обливали водой, стоило ей только потерять сознание, - Вилл расшнуровал свою куртку на волчьем меху. Не придумав, как ее снять, чтобы укрыть Марианну, он уже хотел порвать куртку на плечах, как пальцы Марианны легли ему на запястье. Вилл повернул к ней голову: Марианна пристально смотрела на него глазами, в которых мерцала сталь.
        - Теперь скажи мне правду, - потребовала она. - Ты действительно указал на карте правильное расположение постов или прав был Гай, заподозрив тебя в обмане?
        Вилл усмехнулся, глядя на нее, настойчиво ожидавшую ответа.
        - Я солгал. Правильно было указано только место одного поста, на котором дежурил Хьюберт, а в остальном я изменил всю систему дозоров. Гай все понял верно: и что я сделал, и зачем. Я хотел выиграть для Робина хотя бы одни сутки.
        Марианна вздохнула с глубоким облегчением и, безмолвно извиняясь за подозрение, погладила его руку:
        - Прости, что усомнилась в тебе. Но ты смотрел на меня с такой злостью, что я почти поверила, что ты решил помочь Гаю.
        - Я и был зол. На себя, - с горечью сказал Вилл. - Я же сам был согласен с Робином, что тебя нельзя отпускать дальше порога трапезной. И сам привез тебя в западню!
        Скрипнув зубами, Вилл низко склонил голову на сомкнутые в замок пальцы. С усилием приподняв руку, Марианна дотронулась до его щеки.
        - Не мучай себя! - сказала она. - Это не ты меня привез, это я нарушила его приказ, втянула тебя в беду и поставила под угрозу жизнь Робина.
        - Давай не будем меряться благородством! - с тихой яростью предложил Вилл. - У меня есть своя голова на плечах. Я должен был думать, что делаю!
        Услышав ее тихий вздох, Вилл укорил себя за гнев: Марианне и так досталось с лихвой.
        - Позволь, я согрею тебя, - уже мягко сказал он. - Здесь холодно, стена ледяная, а ты в мокрой одежде, можешь простудиться насмерть.
        Марианна рассмеялась, искренно развеселившись над его беспокойством о простуде. Вилл улыбнулся в ответ, бережно обнял ее и, усадив к себе на колени, прижал к груди, укутав поверх курткой так плотно, насколько мог. Марианна положила голову ему на плечо, и он скорее почувствовал, чем увидел ее взгляд, в котором оставался вопрос.
        - Хочешь узнать, был ли сэр Гай прав и в другом? - невесело усмехнулся Вилл.
        Она промолчала, и тогда он встретился с Марианной глазами и ответил:
        - Да, прав. И мне тем более нет оправданий в том, что ты оказалась здесь. Я пошел на поводу у самого себя.
        Она молча смотрела ему в глаза, в которых прежде видела только холод, отчуждение, язвительную усмешку, но очень редко - тепло. Он всегда держал ее от себя на расстоянии, и стоило ей лишь попытаться сказать ему доброе слово, как окатывал в ответ ледяной недоброжелательностью. И только сейчас она поняла, как ошибалась в его отношении к ней. Ведь именно он всегда оказывался рядом в трудные минуты, когда она нуждалась в поддержке и помощи. Она вспомнила все. Как он выхватил меч и встал плечом к плечу с Робином, когда стрелки требовали суда над ней. Как он бесцеремонно бросил ее в седло и, не слушая протестов, увез в лагерь, когда стрелки несли раненого Робина на плащах. Как он изводил ее в тот день постоянными напоминаниями о том, что она беременна. Как закрыл собой в трапезной от враждебных взглядов стрелков и объявил, что она ждет ребенка. Она разозлилась тогда на него, а он теми словами разом переломил отношение к ней стрелков, вырвал с корнем их недоверие к Марианне. Если бы она не отвлекалась на его враждебные или язвительные слова, а обращала внимание только на поступки, то давно бы поняла, что
всеми его действиями руководило одно - забота о ней.
        Она вспомнила день венчания, когда Вилл вызвался передать ее руку Робину, и, как ни торжественно было выражение его лица, в медовых глазах Вилла проскальзывали искры волнения и печали. Его губы, прижавшиеся к ее руке, были такими сухими и горячими, словно Вилл был смертельно ранен и напоследок припал к целительному источнику, позволив себе сделать только один глоток. А потом он передал ее руку Робину и весь обряд венчания простоял за спиной брата, сохраняя на лице безмятежно-спокойное выражение.
        Даже Гай за пару коротких часов сумел разгадать чувства Вилла. И только она сама ни разу не заподозрила, не заметила его глубокой, горячей и так тщательно скрываемой любви.
        - Я была слепа! - прошептала Марианна, закрывая глаза.
        - К счастью для всех! - резко ответил Вилл. - И Робин, и я - мы очень старались держать тебя в неведении ради нашего общего блага.
        Марианна распахнула глаза:
        - Робин знает?
        - Мне от него ничего невозможно скрыть, как и ему от меня, - усмехнулся Вилл. - Мы знаем друг друга столько лет, что каждый видит другого насквозь. Только однажды мы оба тоже ослепли - когда ты очутилась в Шервуде. - Посмотрев Марианне в глаза, он погладил ее по волосам и сказал: - Не беспокойся, Мэриан! Если мы останемся живы, а я очень на это надеюсь, то я никогда ни словом, ни взглядом не нарушу твоего спокойствия. Обещаю тебе!
        Вилл отвернулся и устало прислонился затылком к стене. Марианна с грустью смотрела на его лицо, исполненное спокойной уверенности. Красивое, печальное лицо воина, никогда не отступающего от данного слова.
        - Мне очень жаль, Вилл! - прошептала она.
        - А мне нет, - ответил он, глядя перед собой. - Мое сердце было мертвым после гибели Элизабет. Ты оживила его и заставила биться вновь. Уже только ради этого, если бы время повернулось вспять, я пожелал бы, чтобы повторилось все, что произошло. Даже то, как я напугал тебя ночью в июле, потому что довел этим до слез, которые и тебя возродили к жизни.
        Марианна медленно провела рукой по руке Вилла и тихо попросила:
        - Поцелуй меня!
        Он повернул ее голову так, чтобы видеть глаза Марианны, и с усмешкой спросил:
        - Опять жалеешь меня, Саксонка?
        - Нет, прошу.
        Ее лицо исказилось. Разговаривая с ней, Вилл почти забыл о том, как она измучена. Сейчас же, при виде ее подрагивавших губ, сжимавшихся, чтобы удержать стон, он вспомнил об этом.
        - Мэриан! - выдохнул Вилл и провел ладонью по ее лицу, стирая судорогу боли.
        Она молча смотрела на него жаркими блестящими глазами, и он склонился над ней, осыпал нежными поцелуями ее лицо и, наконец осмелившись, прикоснулся губами к ее губам. Она вздохнула, расслабилась и приоткрыла губы, отвечая ему. И тогда он, забыв, где они, прильнул к ее рту, целуя так, как целовал только в мечтах: страстно, со всем жаром своего сердца, не в силах оторваться от ее искусанных в кровь губ. Но даже такие - опухшие и соленые от крови - они были сладостны и желанны, и он долго не мог заставить себя прервать поцелуй.
        Глядя Виллу в глаза, Марианна ласково прикоснулась кончиками пальцев к его щеке и, прежде чем уронить голову ему на плечо, прошептала:
        - Если бы я не любила Робина, то любила бы тебя.
        Вилл улыбнулся и с привычной иронией подумал о том, что у Гисборна никогда не было ни единой возможности завоевать любовь Марианны. Закрыв глаза, он прилег щекой к ее голове и прижал Марианну к груди, согревая теплом собственного тела. Она молчала, и он решил, что Марианна уснула, но она не спала. Ее пальцы ожили и погладили Вилла по запястью.
        - Мне страшно, Вилл! - призналась она. - Страшно и стыдно за этот страх.
        - Чего ты боишься? - спросил он, целуя ее в висок.
        - Костра. Когда я представляю, как начнет разгораться огонь вокруг меня, как он будет расти и охватит меня целиком, у меня все внутри сжимается от страха. Почему сожжение считают самой подходящей казнью для женщин?
        Она посмотрела на него грустным взглядом, и он лишь погладил ее по щеке, не придумав, что сказать в утешение.
        - А ты совсем не боишься! - сказала Марианна, внимательно глядя в глаза Вилла и находя в них обычное спокойствие.
        - Смерть есть смерть, милая. Немного дольше, немного больнее, - результат один. Конечно, унизительно, что в это время на меня будут смотреть десятки зевак, чтобы потом обсудить в подробностях, и что делал палач, и как я держался, - Вилл брезгливо поморщился. - Но я не боюсь не потому, что я такой бесстрашный. Я уверен, что Робин сделает все возможное и невозможное, чтобы вытащить нас отсюда, и я знаю, что он удачлив.
        Недолго подумав, Марианна прошептала:
        - В день гибели Мартина я спросила Робина, можно ли спасти того из стрелков, кто попал в темницы шерифа. И он ответил: невозможно.
        - Он не мог тебе так ответить! - сказал Вилл. - Почти невозможно, Мэриан, почти!
        Марианна лишь рассмеялась в ответ еле слышным, как шелест сухого камыша, смехом.
        - Почему бы тебя не бежать? - вдруг спросила она.
        Он решил, что у нее начался бред, но глаза Марианны были абсолютно ясными и серьезными.
        - Каким же образом?
        - Постучи в дверь, войдет ратник. Я уверена, что ты справишься с ним без всякого оружия. Потом переоденься в его одежду, забери оружие и уходи.
        Вилл посмотрел на нее с невольным изумлением. Ее разум работал с безупречным расчетом. Предложенный Марианной план был предельно прост, но именно в силу такой простоты мог привести к успеху, если бы не одно обстоятельство, о чем Вилл и сказал.
        - Это обстоятельство - я? - спокойно спросила она. - Тебе не надо об этом заботиться. Со мной на руках ты далеко не уйдешь. К тому же в этом нет смысла.
        - И потому я должен бросить тебя и спасать себя самого, - с усмешкой кивнул Вилл и внимательно посмотрел на Марианну. - А почему ты, захватив коня, не помчалась в лес, а бросилась в гущу ратников мне на выручку?
        Она не стала отвечать, лишь продолжала смотреть на него. Вилл поднял руку, на запястье которой сомкнулось железное кольцо. От кольца на его руке шла цепь к скобе, вбитой в стену.
        - Вот, смотри и не думай о том, что из-за тебя я не могу бежать. Гай опасается меня даже здесь, запертым и под стражей.
        Оценив надежность оков, Марианна тяжело вздохнула.
        - Надо отдать тебе должное, милая: ты мыслишь, как блестящий стратег, - заметил Вилл, чтобы отвлечь Марианну от горьких мыслей, - а я не верил брату, когда он говорил, что у тебя замечательный ум и что из тебя получился бы отличный военачальник.
        Уловка Вилла удалась: при имени Робина Марианна улыбнулась почти с радостью и точно с гордостью за отзыв Робина о ней.
        - Я молюсь лишь об одном, - сказала она. - Чтобы он не поверил обещаниям Гая и не пришел в Ноттингем с намерением сдаться в руки шерифа.
        - Не волнуйся об этом, - заверил ее Вилл. - Робин слишком хорошо знает Гая, чтобы верить его обещаниям.
        Сам же он был далеко не уверен в том, что говорил Марианне. Если Робин не найдет иного способа спасти их, он несомненно попытается обменять их жизни на свою. Три жизни в обмен на одну.
        - Не три, - прошептала Марианна, и Вилл не смог понять, угадала она его мысли или он, сам того не заметив, думал вслух. - Одну жизнь, Вилл.
        Вглядевшись в ее бледное спокойное лицо, Вилл понял, что она говорит не о себе. Призвав свои силы Посвященного, он хотел передать ей часть собственной жизненной силы, но Марианна пресекла его попытку, моментально выставив защиту.
        - Не мешай мне! - крикнул Вилл и, не удержавшись, в сердцах сказал: - Выучилась на мою голову!
        - Не трать собственную силу напрасно, - ответила Марианна, - она пригодится тебе самому.
        - Мэриан! - с отчаянием воскликнул Вилл, тщетно пытаясь пробить сотворенный ею заслон.
        - Не получится, - улыбнулась Марианна, напомнив Виллу его собственную усмешку, с которой он наблюдал в августе, как она пытается защититься от воздействия его взгляда. - Мне даже от Робина очень редко, но удавалось закрыться.
        - Зачем ты это делаешь? - устало спросил Вилл, прекратив попытки пересилить ее нежелание принимать от него помощь.
        Она накрыла его ладонь своей и сказала:
        - Выслушай меня и постарайся не перебивать. У меня не хватит сил на спор с тобой, - и она посмотрела на него ясными невозмутимыми глазами. - Я боюсь костра, но не попаду на него. У меня осталось в запасе несколько часов. На рассвете или немногим позже я умру.
        Вилл слушал Марианну, не сводя с нее замерших глаз: слишком спокойно она говорила о собственной смерти, чтобы он поверил ее словам.
        - Судя по всему, скоро откроется кровотечение, - продолжала Марианна, и при этих словах ее лицо исказилось, но она тут же справилась с собой, вновь став спокойной. - У тебя не хватит никаких сил восполнить мои, которые будут уходить с кровью.
        - Как ты можешь быть так уверена? - только и смог сказать Вилл.
        - Я ведь обучена медицине и знаю, что со мной происходит, - слабо улыбнулась Марианна. - Я всем сердцем надеюсь, что тебе удастся спастись. Передай Робину, чтобы он не печалился обо мне чрезмерно. Я стану ждать его на лугах Одина, и, пока он не придет в Заокраинные земли, я всегда откликнусь на его зов. Но пусть он найдет в себе силы не звать меня слишком часто, чтобы сны не путались с явью. И ты сделай так же - не печалься и не зови. Мы подружимся с твоей Элизабет и будем ждать вас, но вы не смеете торопиться в пути! Это все, Вилл. Сейчас моя защита растает, но я прошу тебя не пользоваться ее отсутствием.
        Она побледнела еще больше, потратив последние крохи силы своего духа на то, чтобы сказать Виллу все, что хотела, и потеряла сознание. Вилл держал в объятиях ее обмякшее тело, перебирая в памяти каждое сказанное ею слово.
        - Нет! - прошептал он. - Нет, Мэриан, пусть ты тысячу раз обучена своей клятой медицине, я не отпущу тебя!
        И он осторожно, так, чтобы она не очнулась и не воспротивилась, стал вливать в нее собственную силу, не сводя глаз с ее лица. Оно слегка порозовело, слабое дыхание стало ровнее. У него же заломило раненое плечо, но он остановился только тогда, когда понял, что она вот-вот очнется. У него тоже не было сил спорить с ней.
        За дверью послышались голоса, заскрипел отодвигаемый засов, и в темницу вошел Гай.
        - Как она? - спросил он, устремив сумрачный взгляд на Марианну.
        - Как она?! - перепросил Вилл и посмотрел на Гая с ненавистью и изумлением. - Ты отдал ее палачу, а теперь спрашиваешь, как она?!
        Гай обернулся к сопровождавшим его ратникам и движением подбородка указал им на Вилла с Марианной. Три ратника подошли к ним, двое молниеносно схватили Вилла за руки и прижали спиной к стене, третий подхватил Марианну. Вскинув на руки ее бесчувственное тело, ратник подошел к Гаю. Тот опустил глаза на бледное запрокинутое лицо Марианны и, помедлив, провел ладонью по ее щеке.
        - Не прикасайся к ней! - в бешенстве прорычал Вилл и рванулся из рук ратников в сторону Гая.
        В ту же секунду возле него оказался Джеффри и приставил к горлу Вилла острие клинка.
        - Только попробуй шевельнуться, Скарлет, и я воткну в тебя меч, - пообещал он.
        - Неужели? - презрительно усмехнулся Вилл. - И лишишь своего господина удовольствия насладиться зрелищем казни, которую он придумал для моего брата и меня?
        - Твоя правда, - хладнокровно согласился Джеффри и, понизив голос, добавил: - Тем более что из вас двоих ты ее заслужил в самой полной мере.
        Вилл встретился с Джеффри взглядом, увидел в его глазах обвинение и понял, в чем тот его обвиняет. Но как смеет его укорять верный пес Гая Гисборна, сам принимавший участие в поимке Марианны? Глаза Вилла сузились от гнева. Джеффри усмехнулся ему в лицо и убрал меч в ножны. Вилл бессильно скрипнул зубами и только смотрел на Гая и Марианну, которую ратник по-прежнему держал на руках. Обернувшись в сторону двери, Гай кивнул, и в темницу вошел еще один ратник с большой охапкой соломы. Гай указал ему на угол, противоположный тому, в котором ратники удерживали Вилла.
        - Не делай этого! - крикнул Вилл, угадав намерение Гая. - Если я не смогу дотянуться до нее хотя бы рукой, она не доживет до утра!
        Остановив жестом ратника, который был уже готов свалить солому в указанный угол, Гай посмотрел на Вилла, вопросительно подняв бровь, понял и рассмеялся злым смешком:
        - Ваша пресловутая магия! Питаешь ее собственной силой? - он перевел взгляд на Марианну и долго смотрел на нее, потом снова обернулся к Виллу. - Может быть, это лучший выход для нее? Просто уснет в беспамятстве, а не будет мучиться на костре.
        С улыбкой глядя на Вилла, Гай подождал, что тот скажет в ответ, но Вилл молчал и лишь тяжело дышал, глядя на него потемневшими до смоляной густоты глазами.
        - Ладно, рукой ты дотянешься, а там сам решай, как для нее будет лучше, - усмехнулся Гай, так и не дождавшись ответа, и указал ратнику на место возле стены.
        Ратники положили Марианну на расстеленную солому, после чего отошли от нее и замерли за спиной своего господина. Медленно расстегнув замок плаща, Гай подошел к Марианне, опустился возле нее на пол и укрыл плащом.
        - Почему ты такая упрямая, принцесса? - услышал Вилл его негромкий, полный горечи голос.
        Не сводя глаз с лица Марианны, Гай гладил ее по влажным разметавшимся волосам:
        - Что же ты сделала со своей жизнью? А с моей? Ты словно яд, влившийся мне в кровь!
        По ресницам Марианны пробежала дрожь. Ее глаза открылись и в упор посмотрели ему в лицо.
        - Убери от меня руки, Гай! - отчетливо проговорила она еле слышным голосом. - И сам убирайся прочь!
        - Смотри-ка, очнулась! - рассмеялся Гай, поднимаясь на ноги. - Вилл, ты убеждал меня, что она не дотянет до рассвета, а она не только пришла в себя, но и командует мной! Ох, принцесса, силу бы твоего духа да в мужское тело - вот получился бы совершенный воин!
        С усмешкой посмотрев ей в глаза, Гай перевел взгляд на Вилла:
        - Доброй ночи вам обоим! К полудню ждите третьего гостя - вашего лорда, брата и супруга. Трех часов вам хватит исповедоваться и попрощаться, а потом, Вилл, мы втроем посмотрим, как истает в огне женщина, которую вы оба любите, а я ненавижу так же сильно, как и она меня. Дальше наступит ваш черед - сначала твой, позже Робина. С удовольствием буду смотреть в его глаза, когда он увидит, как жгут твои внутренности, а потом его собственные. И все для вас закончится.
        - Это для тебя все закончится, а не для нас. Недолгая боль, а следом за ней - бескрайние Заокраинные земли. Там мы забудем о самом твоем существовании, - спокойно сказал Вилл, пристально глядя на Гая. - А вот ты о нас будешь помнить до конца своих дней. Когда же умрешь, то упадешь в бездну мрака и вечно будешь плавиться в крови, которую пролил за всю свою жизнь.
        - Я, кажется, ошибся, заботясь о ваших исповедях, и священник вам не нужен, - усмехнулся Гай, отвечая Виллу таким же пристальным взглядом.
        Он понял свою оплошность через мгновение, попытался отвести глаза в сторону, но Вилл не позволил, медленно, но неотвратимо ломая волю Гая и обращая его взгляд внутрь души.
        - Мерзко, правда? - негромко спросил Вилл, пресекая попытку Гая вырваться из-под его власти. - Ничего, кроме предательств, жажды власти, зависти, желания обладать?
        - Если ты меня сейчас же не отпустишь, я прикажу запереть Марианну в другой темнице! - прорычал Гай, взбешенный и тем, что увидел внутри самого себя, и тем, что позволил Виллу захватить его волю в плен.
        Услышав угрозу, Вилл закрыл глаза. Гай почувствовал себя свободным и быстрым шагом вышел из темницы, взмахом руки приказав ратникам следовать за ним.
        - Робин был прав: задатки у него есть! - усмехнулся Вилл, глядя на закрывшуюся за Гаем дверь. - Несколькими прикосновениями вырвал тебя из беспамятства!
        - Змеиный укус - вот на что похоже его прикосновение, - шелестом отозвался голос Марианны.
        Больше он не услышал от нее ни слова. Выждав немного времени, Вилл позвал ее, но она не ответила, и он понял, что она снова потеряла сознание. Он попробовал дотронуться до нее и вспомнил Гая недобрым словом: как тот и пообещал, Вилл смог дотянуться до Марианны, но самыми кончиками пальцев, для чего ему пришлось распластаться по полу, натянув цепь до предела. Но все же он дотянулся и отдавал ей собственные силы до тех пор, пока не услышал, как ее тяжелое и частое дыхание стало ровным и легким. Марианна оказалась права: на этот раз ему пришлось отдать столько, что он сам с трудом поднялся на ноги. Плечо исходило тупой болью, Вилл прижался лбом к холодной сырой стене и закрыл глаза.
        Горло сильно саднило. Кажется, он кричал Гаю, чтобы тот остановил палача. Вилл и сам это плохо помнил, как не помнил ни слова из ответов Гая. Он опять увидел перед собой широко раскрытые, слепнущие от боли глаза Марианны и услышал ее голос, бившийся молящим шепотом: «Вилл, не смотри на меня, закрой глаза! Прошу тебя!» Но он был не в силах исполнить ее просьбу и смотрел, как она кусает губы, чтобы удержать рвущийся крик. Лучше бы она кричала - ей стало бы хоть немного легче. Но Марианна молчала, возможно, из гордости, но в глубине души Вилл был уверен, что она молчала ради него.
        Невольно в его памяти ожил давний разговор с Марианной. Он утверждал, что шериф и Гай Гисборн обойдутся с ней милосердно, попадись она им в руки. Марианна уверяла его в обратном, но он не поверил. Глупец! Разве можно так бесшабашно разбрасываться словами, задавать вопросы, не слушая, что говорят в ответ? Он не услышал Марианну, но сам был услышан. Боги непостижимы в своих поступках. Спросил - обрети искомое знание, и не просто обрети, а сам поспособствуй своему же прозрению. С еле слышным стоном Вилл потерся лицом о сырую стену. Он не только узнал ответ на вопрос, о котором уже позабыл, а сделал все, чтобы ненужный ответ был получен, и своими глазами убедился, как все-таки с ней обойдутся: без малейшего снисхождения, с куда большей жестокостью, чем обошлись с ним самим. Как он мог поддаться собственной слабости, преступным чувствам к жене брата, пусть даже Робин знал о них? Вспомнив все, чему недавно был свидетелем, Вилл содрогнулся от ярости, не находя себе ни оправдания, ни прощения.
        Факел погас, затрещав напоследок и выбросив сноп искр. В наступившей темноте был слышен только мерный стук капель, падавших с потолка там, где в стене было вырублено крохотное окно. Теперь он даже не мог взять ее на руки и согреть собственным теплом. Впрочем, на соломе и под плащом она не должна была мерзнуть. Словно почувствовав его мысли о ней, Марианна еле слышно простонала. Солома зашуршала - она повернулась на бок и обхватила руками живот. Началось, понял Вилл, и крепко стиснул зубы. Сейчас он и сам уже не знал, что для нее будет лучше - дожить до костра или умереть так, как она и сказала ему. Он надеялся на спасение, но только потому, что никогда не разрешал себе впадать в отчаяние. Но и без того слабая надежда таяла, словно ее подтачивали и размывали эти холодные капли воды, звук которых он отчетливо слышал.
        В конце концов он потерял счет и каплям, и времени. Когда вновь заскрипели засовы, Вилл очнулся и бросил взгляд на оконце, убедившись по темноте, что еще глухая ночь. Дверь распахнулась, и яркий свет, хлынувший из коридора, ослепил его. Он искоса посмотрел на вошедшего и разглядел на его одежде герб Гая Гисборна.
        - Что вам опять надо? - устало вздохнул Вилл. - Еще даже не рассвело!
        - А ты ждал меня только к полудню? - услышал он в ответ глухой, стремительный голос.
        Онемев от неожиданности, Вилл резко обернулся. Перед ним в облачении ратника Гисборна стоял лорд Шервуда.
        - Робин! - беззвучно выдохнул Вилл.
        Они стиснули друг друга в объятиях. Робин отстранил Вилла и вгляделся в его лицо:
        - Ты цел?
        - На мне не прибавилось ни царапины, - сказал Вилл, и его глаза, вспыхнувшие при виде брата безудержной радостью, тут же помрачнели, - в отличие от Марианны.
        Робин отыскал взглядом Марианну и, выпустив Вилла из объятий, бросился к ней.
        - Джон, разруби цепь Вилла. Вилл, переодевайся! - отрывисто приказал он и, склонившись над Марианной, позвал ее: - Мэри!
        - Она без сознания, Робин. Ей очень плохо, - быстро сказал Вилл. - Я передал ей сил, сколько смог.
        Робин провел ладонью по щеке Марианны, ощутив начинающийся жар. Завернув Марианну в плащ, которым она была укрыта, он вскинул на руки ее отяжелевшее безвольное тело. Джон намотал на кулак цепь и с силой ударил по ней мечом. Тихо звякнув, цепь распалась, и Вилл оказался в объятиях Джона, потом Алана.
        - Собрался в рай и даже не пригласил с собой! - воскликнул Алан. - Тоже мне, друг!
        - Не шути так! Мы все можем еще оказаться на небесах до рассвета! - оборвал его Джон и передал Виллу сверток с кольчугой и сюрко с гербом Гисборна.
        Когда Вилл переоделся, Джон подал ему меч.
        - Вот твой клинок. Бросаешь его, где попало, а я подбирай за тобой? - проворчал он, и в его глазах невольно сверкнула влага.
        - Тебе известно, где Хьюберт и что с ним? - услышал Вилл голос Робина.
        Братья посмотрели друг на друга, и по губам Вилла поползла усмешка волка, наморщившего губы в смертельной угрозе:
        - Теперь известно.
        Прочитав ответ в сузившихся глазах Вилла, Робин кивнул, больше ни о чем не спросив.
        - Уходим! - приказал он.
        Стрелки вышли из темницы, где их встретил Статли, стоявший на страже у двери с обнаженным мечом в руке. Окружив Робина, который нес Марианну, стрелки поспешили по коридору к выходу из подземелья.
        - Как вы пробрались в город? - спросил Вилл, на ходу заметив несколько неподвижных тел стражников шерифа, сваленных грудой в неосвещенном углу.
        - Через ворота, - ответил Робин. - И так же попробуем выбраться.
        Когда они уже были у лестницы, ведущей наверх, открылась дверь караульного помещения, и в коридор вышел стражник шерифа. За его спиной из открытой двери раздавались взрывы хохота и стук кружек. Увидев перед собой ратников Гая Гисборна - как всегда, безмолвных, с неподвижными лицами и угрожающим блеском в глазах, - стражник ни о чем не стал спрашивать. Нрав дружины Гисборна был хорошо известен всему Ноттингемширу, и даже ратники шерифа старались не заступать дорогу ратникам Гисборна и не связываться с ними.
        Они прошли галерею и спустились во двор, где их ждал с лошадьми Дикон. Еще несколько шагов, и они будут в седлах, но навстречу им, преградив путь к лошадям, вышел ратник в одежде с гербом Гисборна и властно поднял руку.
        - Стойте! Кто вы? Назовите себя! - приказал он, тщетно вглядываясь в неразличимые в темноте лица.
        - Командир дружины Гисборна! - еле слышно выдохнул Статли.
        - Не повезло, - тихо сказал Джон самым обыденным тоном.
        - Расступитесь, - после секундного промедления приказал Робин и, когда Статли и Алан, продолжая заслонять его собой, остались стоять на месте, повторил громче: - В сторону!
        Они подчинились, и он вышел вперед. Свет факела в руке Джеффри, ярко осветил лицо Робина: неумолимый блеск синих глаз, выступившие от напряжения скулы, плотно сжатые губы. Узнав лорда Шервуда, Джеффри даже отступил на шаг, не поверив своим глазам. С трудом отведя ошеломленный взгляд от Робина, он взглянул на его ношу, увидел прядь светлых волос, выбившуюся из-под плаща, и вновь перевел взгляд на лорда Шервуда. Несколько кратких мгновений они молча смотрели друг на друга - глаза в глаза. Стрелки тем временем крепче сжали рукояти мечей, готовясь к последнему сражению.
        Снова посмотрев на Марианну, неподвижно лежавшую на руках Робина, Джеффри сделал шаг в сторону, освобождая дорогу.
        - Ваша светлость!
        Склонив голову в поклоне перед Робином, он отвернулся и, заложив руки за спину, неторопливым размеренным шагом направился к воротам, на площадь.
        - Все в порядке?! - задыхаясь от волнения, спросил Дикон. - Я слышал, что скоро должен вернуться Гисборн. Он сейчас проверяет посты на городских стенах.
        - Вилл, бери любую лошадь! - негромко сказал Робин, садясь в седло.
        - Зачем же любую! - усмехнулся Вилл и отвязал поводья рыжего жеребца. - Вот мой Эмбер.
        Жеребец ласково зафыркал и потерся лбом о плечо Вилла.
        Ворота были распахнуты, и они беспрепятственно выехали на площадь перед замком. Там горели костры, раздавался неумолчный визг пил и стук молотков. Ратники шерифа, гревшие у костров руки, сердитыми окриками отгоняли плотников, не позволяя им ни минуты передышки, и торопили заканчивать работу. Большой помост был почти сооружен, и два подмастерья заколачивали последние гвозди в лестницу, по которой днем должен был подняться Вилл. Неподалеку, вокруг большого столба с вбитыми в него цепями, была сложена поленница, и сейчас дрова обкладывали вязанками сухого хвороста.
        - Сколько трудов и почета! - усмехнулся Джон, перехватив взгляд Вилла.
        Они миновали площадь и поехали по улице, которая вела к городским воротам. Внезапно услышав стук копыт - навстречу рысью ехал конный отряд, Робин предупреждающе махнул рукой и свернул в проулок. Все последовали за ним и укрылись в непроглядной темноте между домами.
        Вспыхнули огни факелов, и мимо затаившихся стрелков проследовали конные ратники, возглавляемые Гаем. Робин успел разглядеть его лицо, отлитое в обычную маску холодного высокомерия, и, едва улица опустела, тронул шпорами бока Воина.
        - У нас осталось несколько минут, - сказал он, поднимая коня в галоп.
        Они на полном скаку вылетели к воротам, закрытым решеткой, и навстречу им вышел стражник.
        - Опять вы?! - недовольно воскликнул он. - Ваш господин только что был здесь и, узнав, что вы вернулись из Фледстана, поехал в замок.
        - Мы встретили его, и он приказал нам возвращаться к сэру Роджеру, - ответил Робин.
        Стражник помялся. Для него тоже не была тайной беспощадность ратников Гисборна, с которой они сметали любое препятствие на своем пути, - особенно если выполняли приказ своего господина. Сейчас таким препятствием мог оказаться сам стражник. Пересилив страх, он сказал:
        - Не знаю, говорил ли вам сэр Гай, но, будучи здесь, он подтвердил свой приказ: никто не может покинуть город без его письменного разрешения.
        Угадав в Робине старшего, стражник вопросительно посмотрел на него, но, увидев, как лицо Робина изменилось в мрачной и высокомерной усмешке, невольно втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас на него обрушится удар меча. Но Робин достал из-за ворота кольчуги пергаментный свиток и небрежно швырнул его стражнику:
        - Держи, трусливая собака!
        Стражник посмотрел на печать и, вздохнув с неподдельным облегчением, благоразумно пропустил мимо ушей презрительные слова.
        - Как вы ему служите?! - проговорил он, налегая на вертушку с веревкой, чтобы поднять решетку. - Он гоняет вас и днем и ночью без всякой пощады и отдыха!
        - Зато и платит отменно! - усмехнулся Статли. - Не в пример твоему сэру Рейнолду.
        - А это кто с вами? - с любопытством спросил стражник, кивнув на Марианну, которая лежала в седле перед Робином и была закутана в плащ так, что из-под него были видны только носки ее сапожек.
        - Лорд епископ шлет подарок своему брату, - бесстрастно ответил Робин, с трудом сдерживая нетерпение из-за медлительности стражника.
        - А подарочек оказался строптивым? - понимающе ухмыльнулся стражник.
        - У нас не забалуешь, - ответил Алан. - Еще один вопрос, и узнаешь это на собственной шкуре.
        Решетка ползла вверх, но вдруг тишину спящего города нарушили пронзительные трубные звуки. Через мгновение им ответили многочисленные рожки с городских стен, и стражник замер, удерживая тяжелую вертушку.
        - Поторапливайся! - процедил Робин. - Что ты застыл, словно собственное надгробие?
        Стражник растерянно обернулся к нему и медленно выпустил рукоять вертушки. Под тяжестью решетки веревки начали разматываться, и решетка обрушилась вниз, преграждая выезд из города.
        - Тревога! Видно, случилось что-то неладное. Придется вам теперь ждать, пока ваш господин сам не приедет сюда!
        - Плохая идея! - ответил Джон и, выхватив из ножен меч, обрушил его на голову не ожидавшего нападения стражника. - Во всяком случае, для тебя!
        Стражник мешком повалился на землю. Джон в одно мгновение оказался возле вертушки и несколько раз крутанул ее. Решетка взмыла вверх. Едва лишь все, кроме него, оказались за воротами, Джон рубанул мечом по намотанным на вертушку веревкам, и решетка с грохотом обвалилась. Но Джон успел проскочить под ней, низко пригнувшись к шее коня. За аркой ворот нарастал грохот копыт. Робин осадил вороного и потянулся к колчану.
        - Лучше я! - предупредил его намерение Статли и выхватил из колчана лук и стрелу. - С Марианной тебе не удастся точно прицелиться!
        - У него непробиваемые доспехи, - напомнил Робин.
        - Знаю, - ответил Статли и, положив стрелу на тетиву, замер в ожидании.
        К решетке на полном скаку выехали ратники во главе с Гаем. Увидев, что веревки, удерживавшие решетку, перерублены, Гай выругался во весь голос. Кружа на разгоряченном коне, он бросил взгляд за решетку, увидел в темноте силуэты всадников и немедленно выхватил у одного из ратников щит. Но закрыться щитом Гай не успел: Статли, прищурившись, вскинул лук, в одно мгновение взял Гая на прицел и отпустил тетиву. Стрела пролетела сквозь отверстие в решетке и вонзилась в шею Гая между шлемом и верхней пластиной доспеха, закрывавшего грудь. Выронив щит, Гай упал под ноги коня. Ратники, которые пытались сладить с решеткой, забыли о ней и бросились к своему господину.
        - Отличный выстрел! - не преминул заметить Джон. - Надеюсь, что насмерть!
        Робин пришпорил Воина и в сопровождении друзей помчался к лесу. Только возле переправы через Трент стрелки перевели взмыленных лошадей на рысь, дав им возможность отдохнуть.
        - Неужели выбрались?! - воскликнул Алан, вытирая ладонью выступивший на лбу пот, и рассмеялся. - Вы не поверите: когда мы въезжали в Ноттингем, у меня так колотилось сердце, что я боялся, как бы стражники в воротах не услышали его стук!
        - Коленки у тебя стучали о седло, а не сердце! - поддел друга Статли. - Признаюсь, мне тоже было не по себе, пока Робин не заговорил с ними.
        - Да уж, они приняли его не иначе как за командира дружины Гисборна! - ухмыльнулся Алан.
        - Я боялся, что они примут его за самого сэра Гая: так он распекал их за нерадивость, пока они поднимали решетку! - фыркнул Джон, бросив взгляд на Робина, черты лица которого были едва различимы в ночной темноте.
        - Но когда мы нарвались как раз на командира дружины Гисборна, я подумал, что все, нам конец! - признался Статли. - Как ты догадался, Робин, что он пропустит нас, если увидит тебя?
        - Я ни о чем не догадывался, - ответил Робин. - Просто вышел вперед, и все. Ничего другого все равно не оставалось. Он странный человек. В высшей степени предан своему господину, но при этом, даже когда мы с ним сталкивались в бою, умудрялся выразить мне свое почтение. У него есть собственные представления о чести, которые не мешают ему служить Гаю верой и правдой, но отличаются от представлений самого Гая.
        Бережно поддерживая Марианну, Робин торопил и торопил Воина. Вороной шумно вздыхал, жалуясь на усталость от двойной ноши и тяжелых доспехов всадника, к которым он не был привычен: Робин редко надевал кольчугу, и не такую тяжелую, как та, что сейчас была на нем. За переправой к маленькому отряду присоединился Эдрик. Отыскав взглядом Вилла, он молча стукнул старшего воспитанника по плечу, выразив удовлетворение тем, что тот на свободе. Совсем иначе, с тревогой, он посмотрел на Марианну и сокрушенно покачал головой. Провожаемый радостными окликами патрульных, которые передавали отряд своего лорда из рук в руки, Робин вместе с друзьями наконец добрался до лагеря. Оставив лошадей на попечение встречавших их стрелков, они поспешили в трапезную.
        Клэренс стремглав бросилась к Робину, но не смогла обнять его из-за Марианны. Тогда она повисла на шее старшего брата и горячо расцеловала его.
        - Хвала Святой Деве! Ты жив, брат! - услышал Вилл ее жаркий шепот, когда Клэренс потерлась щекой о его плечо.
        Он бросил на нее удивленный взгляд, усмехнулся и погладил сестру по голове. Сняв ее руки с себя, он легонько подтолкнул ее к Статли, который поймал Клэренс в объятия и закружил ее, зацеловал в смеющиеся губы, никого не стесняясь.
        - Что с Марианной? - спросила Кэтрин, с тревогой глядя на Робина, который стремительным шагом нес Марианну в комнату.
        Еще на половине пути к лагерю он почувствовал, как его руки даже сквозь рукава кольчуги повлажнели от крови. Не отвечая Кэтрин, которая почти бежала рядом, чтобы не отстать от него, Робин распахнул дверь и, войдя в комнату, осторожно положил Марианну на постель. Кэтрин торопливо зажгла свечи, Джон приладил к стене два факела, которые захватил в трапезной. Опустившись на одно колено возле изголовья кровати, Робин откинул плащ, укрывавший Марианну.
        - Господи! - прошептал Эдрик и, не выдержав, отвернулся: - Бедная девочка!
        - Когда они так расправляются с нами… Но с ней! - хрипло пробормотал Алан и, растеряв слова, покачал головой.
        Робин, едва прикасаясь, провел кончиками пальцев по ее левой щеке, распухшей и багровой от огромного кровоподтека. Искусанные, окровавленные губы дрожали в мучительном оскале. Сквозь стиснутые зубы вырывалось частое хриплое дыхание. Взгляд Робина скользнул по вздувшимся кровавым рубцам, ожогам, оставленным раскаленным железом, и его глаза полыхнули огнем неукротимой ярости.
        - Мэри! - только и смог он сказать.
        Она открыла глаза. Блестящие от жара, огромные, они ничего не отражали, кроме огней, заливших комнату ярким светом. Робин протянул руку, и Клэренс поспешно подала ему кубок с вином. Осторожно приподняв Марианну, он приставил кубок к ее губам. Они шевельнулись, Марианна попыталась сделать глоток, но уронила голову на руку Робина, и вино струйкой вытекло из уголка ее рта. Тихо простонав, она повернулась на бок и подтянула колени к животу. Робин посмотрел на свои руки, испачканные кровью, и услышал созвучный его мыслям тревожный голос Эллен, которая тоже склонилась над Марианной.
        - Робин, она исходит кровью! - голос Эллен дрогнул, она заглянула в мрачные глаза Робина и сказала: - Ты и сам все понимаешь. Речь уже идет только о жизни ее самой.
        Робин ничего не ответил. Эллен обернулась к стрелкам и набросилась на них:
        - Быстро все вон! Дикон, стой! Разведи огонь в камине, потом убирайся! Алан, Бранд, принесите воды. Клэр, достань чистые простыни и полотенца, положи их на скамью и отправляйся в трапезную - тебе тоже здесь нечего делать!
        - Я могу чем-нибудь помочь? - тихо спросила Мартина, которая все это время стояла безмолвно, не сводя глаз с Марианны.
        Робин оглянулся на ее голос, посмотрел на Мартину невидящим взглядом и отрицательно покачал головой.
        - Нет, - сказал он внезапно охрипшим голосом, - уходи. Мне достаточно помощи Эллен и Кэтрин.
        - Разве ты останешься? - замерла Эллен, услышав его слова, и с тревогой посмотрела на Робина: - Лучше бы и тебе уйти.
        Робин лишь повел в ее сторону взглядом, и Эллен поспешила заняться делом. Но ее поджатые губы свидетельствовали о явном неодобрении его решения.
        - Вилл, побудь рядом с ней, - сказал Робин, поднимаясь с колен и уступая место в изголовье кровати брату.
        Расстегнув пояс с ножнами, он отложил Элбион в сторону и стащил с себя кольчугу и сюрко с гербом Гисборна. Закатав испятнанные кровью рукава рубашки, он вымыл руки и поставил на стол ларец с лекарствами. Открыв один из флаконов, из которого вырвался резкий запах, Робин смочил его содержимым кончики пальцев и потер ими виски Марианны. Она глубоко вздохнула и открыла глаза. Увидев склонившееся к ней лицо Робина, Марианна вскрикнула.
        - Спокойно, милая, ты в Шервуде, - сказал Робин.
        - А Вилл? - с тревогой прошептала Марианна.
        - Я здесь, Мэриан, - поторопился успокоить ее Вилл.
        Источавшие жар пальцы Марианны легли поверх руки Робина.
        - Ты пришел! - шепнула она, и на ее бледных губах мелькнула слабая тень улыбки.
        - Ты сомневалась во мне? - улыбнулся Робин и нежно провел ладонью по ее щеке.
        - Нет, - ответила Марианна, порывисто сжав его пальцы. - Я только не знала, как ты придешь.
        - Теперь знаешь, - ответил Робин и отвел ее руку.
        Вылив содержимое другого флакона в кубок так, что он наполнился до краев, Робин сел на кровать рядом с Марианной, приподнял ее и поднес кубок к губам.
        - Пей. Все, что есть в кубке.
        Марианна вдохнула запах снадобья, вызывающего схватки, узнала его, широко раскрыла глаза и умоляюще посмотрела на Робина. Сейчас, когда он был рядом, она забыла о собственных знаниях, помня лишь о том, что его познания в медицине обширнее, и смотрела на него с отчаянной надеждой.
        - Ничего нельзя сделать, - сказал Робин, отвечая на ее безмолвный вопрос. - Только спасти тебя, если не терять ни минуты. Пей!
        Видя, что она медлит и не решается, он приставил кубок к ее губам и заставил выпить его содержимое. Сделав последний глоток, она закрыла глаза и вытянулась на постели, ожидая, когда лекарство начнет действовать. Вилл сидел возле нее, не сводя глаз с лица Марианны, по которому из-под ресниц бежали слезы, и, утешая, гладил ее по руке. Робин вернулся к лекарствам. Поставив перед собой на скамью несколько кубков, он смешивал в них травяные настои, выверяя количество и пропорции.
        Протяжный стон заставил его прервать свое занятие. Подхватив Марианну на руки, он уложил ее на стол, который Эллен застелила простыней. Робин склонился над Марианной и, уперев ладони о стол по обе стороны от ее головы, позвал:
        - Моруэнн!
        Она с трудом открыла глаза, и Робин, видя, как они стекленеют от начавшихся схваток, заставил себя улыбнуться:
        - Все будет хорошо, милая, верь мне!
        - Да, - прошептала Марианна, прижимаясь щекой к его руке. - Только не уходи!
        - Я никуда не уйду, - ответил он. - Пожалуйста, слушай меня и делай все, что я буду тебе говорить. Тебе нельзя терять сознание: мы не справимся без тебя. Чтобы тебе было не так больно - кричи. Только не закрывай глаза, все время смотри на меня. Ты поняла?
        - Да, - Марианна посмотрела на Робина и попыталась улыбнуться. - Я буду делать все, как ты скажешь.
        - Робин! - покачала головой Эллен, предприняв еще одну попытку заставить его уйти. - Мужчине не следует видеть то, что здесь сейчас будет!
        Она осеклась, когда он вскинул голову и посмотрел на нее: в его сверкнувших глазах была почти что ненависть.
        - Оставь меня в покое, лучше займись тем, что должна делать сама! Нам не справиться без нее, а она не выдержит и пяти минут без меня. Ты же видишь, насколько она обессилена! - перестав терзать Эллен взглядом, Робин обернулся к Виллу и попросил: - Иди отсюда и жди меня в трапезной.
        Вилл молча кивнул и, бросив последний взгляд на Марианну, склонившегося над ней Робина, притихшую Кэтрин и сосредоточенную, собранную Эллен, закрыл за собой дверь.
        Он вышел в трапезную, где все смолкли при его появлении. Ни на кого не глядя, Вилл прошел к очагу, сел на пол рядом с Аланом и так же, как он, привалился спиной к стене.
        - Хорошо смотритесь! - усмехнулся Эдгар, глядя на них обоих, остававшихся в одеждах ратников Гисборна, и, помедлив, спросил: - Было страшно?
        - Очень, - ответил Статли. - До сих пор не отпускает, хотя умом понимаю, что все позади.
        - А мы, услышав сигнал тревоги, уже собирались рассредоточиться на штурмовые позиции, - сказал Эдгар. - Вовремя заметили, как вы одолели ограждающую решетку. Иначе сэр Эдрик не оставил бы от города камня на камне!
        Эдрик бросил на Клэренс очень неодобрительный взгляд - она сидела рядом со Статли и крепко держала его за руку - и выразительно указал глазами на старшего брата. Клэренс немедленно выпустила руку возлюбленного и подала брату кубок с горячим вином. Вилл поблагодарил ее молчаливым кивком.
        - Ей сильно досталось? - спросил Мэт.
        Вилл не донес кубок до губ и посмотрел на него:
        - Ты же сам ее видел!
        - Да, но когда мы услышали про пытки, то подумали худшее.
        - К счастью, до дыбы дело не дошло. У нее после железа почти кончились силы, а под плетьми она постоянно теряла сознание. Палач, когда не смог в очередной раз отлить ее водой, сказал Гаю, что продолжать бесполезно, на дыбе она просто умрет, не приходя в себя, - с трудом выталкивая из горла слова, говорил Вилл. - Тогда Гай приказал прекратить.
        - И ты все это время был рядом, - сказал Статли как бы между делом, но очень внимательно глядя на Вилла.
        Вилл ничего не ответил и одним глотком выпил половину кубка, не почувствовав обжигающего жара вина.
        Джон принес ящик со своими инструментами, покопался в нем, достал напильник и сел рядом с Виллом.
        - Протяни руку - сниму с тебя это украшение сэра Гая, - буркнул он.
        До трапезной долетели громкие вопли - так мог кричать раненый зверь. Ничего человеческого в этих криках не было, и только разумом все поняли, что это кричит Марианна.
        - О Господи! - пробормотал Вилл, смыкая руки и утыкаясь в них лбом.
        Безмолвно он поблагодарил Марианну за великодушие. Если бы она кричала так в Ноттингеме, он бы лишился рассудка.
        - Ты что, хочешь, чтобы я тебе руку отпилил? - проворчал Джон, заставляя Вилла протянуть обратно запястье с железным кольцом и обрывком цепи.
        Когда все закончилось, Робин приказал Эллен подавать ему кубки с лекарствами в той очередности, как они были расставлены, и поил их содержимым Марианну, которая покорно глотала, не разбирая вкуса. Боль покинула ее тело, внутри разливалась легкая, звенящая слабость. По мере того как она пила, голоса Эллен и Кэтрин становились отчетливее. Она почувствовала прикосновение их рук, ощутила спиной тепло сильной руки Робина, поддерживавшей ее. Она пила и не сводила глаз с лица Робина - неимоверно усталого, осунувшегося, с его глаз - бездонных, ставших неестественно огромными, с его сжатых губ. Когда он отставил в сторону последний кубок, она спросила, с трудом шевельнув губами:
        - Я умираю?
        Робин услышал ее вопрос и, улыбнувшись неожиданно светлой улыбкой, отрицательно покачал головой:
        - Нет, милая, ты не умрешь.
        Когда проворные и ласковые руки Кэтрин смыли засыхающую кровь с ее ног, Робин помог Эллен переодеть Марианну в широкую рубашку, вскинул на руки ее легкое тело, ставшее почти невесомым для его сильных рук, и отнес ее на постель.
        - Мне холодно, - еле слышно сказала Марианна, когда он укрыл ее покрывалом, а Эллен засунула под него большой предмет, завернутый в провощенную ткань.
        - Это лед, - ответил Робин. - Потерпи. Позже дадим тебе горячего вина с медом и положим к ногам грелку. А пока потерпи - кровь только что остановилась.
        - Хорошо. Но я очень хочу спать, - прошептала Марианна, вытягиваясь на постели. - У меня больше нет сил противиться сну.
        - И не стоит. Спи, милая, - улыбнулся Робин, дотронувшись губами до ее лба. - Тебе теперь надо спать.
        - Ты будешь рядом, когда я проснусь?
        - Да, - ответил он.
        Она посмотрела на него и усмехнулась с невыразимой печалью.
        - Помнишь, ты утром спросил меня? - и, закрыв глаза, сказала: - И ты теперь ты знаешь…
        - Да, теперь я знаю, - ответил Робин, вспомнив вопрос, который он задал ей, даже не догадываясь, что так быстро и так страшно получит ответ.
        Она не услышала его слов, провалившись в глубокий сон. Робин медленно провел ладонью по ее щеке и поднялся, чувствуя сейчас, когда все закончилось, дрожь усталости и напряжения во всем теле. Он посмотрел на Кэтрин, которая склонилась над маленьким белым свертком. Почувствовав его взгляд, она выпрямилась, прижала сверток к груди и посмотрела на Робина полными слез печальными глазами.
        - Мальчик, - тихо сказала она. - Хорошенький, как ангел! Он был мертв, Робин.
        Робин шагнул к ней, но прежде чем он успел взять сына из рук Кэтрин, Эллен, подлетев к нему, заслонила Кэтрин неприступной преградой.
        - Уходи! - шепотом крикнула она, упираясь обеими ладонями в грудь Робина. - Уходи, не вздумай смотреть! Ты думаешь, что твое сердце выковано из стали и сможет выдержать все?! Тебе еще понадобятся силы, когда она очнется.
        - Хорошо, - дрогнувшими губами ответил Робин, отводя взгляд от свертка и уступая натиску Эллен. - Позаботься о Марианне.
        - Не беспокойся! - пообещала Эллен, не спуская с Робина сурового неприступного взгляда. - У нас с Кэт хватит забот до рассвета, чтобы залечить ее раны. Но ее душа остается на твоем попечении. Сейчас же уходи! Усни, пролей кровь, делай что хочешь, только уйди отсюда!
        Лицо Робина исказил хищный оскал.
        - Пожалуй, я пролью кровь! - сказал он и, быстро надев куртку прямо на испачканную кровью рубашку, застегнул поверх пояс с Элбионом, подхватил плащ и, не оглядываясь, вышел из комнаты.
        Оказавшись в пустом коридоре, он на миг привалился спиной к стене и снова вспомнил: «Кого из нас двоих ты любишь больше?» - «Я еще не решила. Но обещаю, что скажу тебе, когда пойму сама».
        - Тебе ничего не пришлось решать, милая! - прошептал Робин, скрипнув зубами от мучительной боли в груди. - Все решили за тебя.
        «Я сам приму своего первенца и ни за что не поступлюсь этим правом».
        Он сделал так, как пообещал Марианне, но не так, как ему представлялось, когда он давал ей это обещание. Довольно бесплодных сожалений! Он вернется и возьмет сына на руки, чтобы исполнить последний отцовский долг, и никто не посмеет ему воспрепятствовать. А пока… Рассмеявшись тихим и страшным смехом, Робин стремительно пошел по коридору к трапезной.
        - Вилл, но как же ты мог так оплошать! - услышал он голос Мэта. - Донимал нас всех, напоминая, что мы должны беречь нашу леди как зеницу ока, и привез ее прямо в руки Гисборна.
        В ответ мгновенно раздался звенящий от негодования голос Клэренс:
        - Не смей упрекать его, Мэт! Это не он виноват, а все мы! Мы убедили Вилла в том, что Марианне необходимо съездить в собор и повидать гонца брата. Он не хотел отпускать ее и сам никуда не собирался ехать!
        - Спасибо за защиту, Клэр, но не хватало мне спрятаться под твой подол! - пресек речь сестры Вилл. - Чем ты хочешь обелить меня? Тем, что я не устоял перед просьбами нескольких женщин? Нет, я действительно виноват. В полной мере, и прежде всего перед Робином и самой Марианной. И я не знаю, как мне посмотреть брату в глаза.
        - Но ты найди в себе смелость, - усмехнулся Эдрик, который до этого мгновения хранил молчание. - Самое время!
        Вилл поднял измученные глаза и увидел, что Робин стоит на пороге трапезной и, сложив руки на груди, молча смотрит на него.
        - Как Марианна? - спросила Клэренс, задав вопрос, который хотели задать Робину все.
        - Поправится.
        Расспрашивать подробнее не осмелился никто - выражение глаз Робина было красноречивее любых слов.
        - Поедешь со мной? - негромко спросил он, по-прежнему глядя на брата.
        Вилл стряхнул с запястья распиленное кольцо и поднялся на ноги. Не спросив Робина ни куда, ни зачем они едут, он только осведомился:
        - Какое мне взять оружие?
        - Меч, - ответил Робин.
        - Куда ты собрался? - заволновался Джон, но Робин оставил его вопрос без ответа. - Почему ты берешь с собой Вилла? Он ранен! Возьми меня или Статли!
        Робин и Вилл обернулись к нему, и Джону показалось, что на него в упор смотрят две пары волчьих глаз: темно-синие и янтарные. Робин отрицательно покачал головой:
        - Это семейное дело.
        Вилл подхватил меч, и Робин указал ему взглядом на двери. Эдрик отправился к коновязи вместе с братьями.
        - Пора и мне домой, - сказал он в ответ на брошенный искоса в его сторону взгляд Робина, - пока моя глупая дочь не выломала дверь комнаты, где я ее запер. Не спрашиваю, куда вы направляетесь, мальчики, но приглядите друг за другом. Вы сейчас оба способны на безрассудство. Не знаю, кто из вас больше!
        ****
        - Теперь рассказывай, - приказал Робин Виллу, когда они простились с Эдриком и вдвоем ехали по лесу. - Начни с собора и не упусти ни одной подробности!
        Прикрыв глаза, он молча слушал тягостный рассказ брата, и его лицо, и без того мрачное, потемнело еще больше. Наконец Вилл смолк, и Робин ничего не сказал, лишь судорожно втянул в себя морозный воздух, опаливший легкие холодом. Вилл, ощущая в душе неимоверную усталость и пустоту, посмотрел на Робина.
        - Что ты хочешь услышать от меня? - спросил Робин, почувствовав его взгляд.
        - Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? - с трудом выговаривая слова, спросил в ответ Вилл.
        Робин повернул голову и внимательно посмотрел на брата.
        - Я поехал сегодня в Ноттингем за вами обоими. Ты и она - это все, чем я дорожу и что боюсь потерять. Тебе достаточно такого ответа?
        - Да, - отозвался Вилл, склоняя голову.
        - Тогда перестань терзать себя, и еще сильнее, чем это сделал Гай. Ты думаешь, я не понимаю, зачем он пытал ее в твоем присутствии? Ты тоже был сегодня под пыткой, Вилл. Не продолжай ее теперь сам.
        Больше они не обмолвились ни словом и в полном молчании доехали до цели пути, который привел их к Фледстану. Заведя лошадей в часовню, откуда начинался тайный ход, Робин повернул железное кольцо в стене и привел механизм двери в действие. Они быстро миновали длинный коридор, поднялись по лестнице и, открыв вторую потайную дверь, оказались в комнатах, которые когда-то служили покоями Марианны. Сейчас комнаты были чисто убраны, но повсюду царил нежилой дух: ими никто не пользовался. Если бы Робин не знал, что раньше в них жила Марианна, то не обнаружил бы ни одного следа ее былого присутствия.
        Его память мгновенно оживила картину разгрома, который царил в этих комнатах, когда он пришел за Марианной, а повстречал Гая. «Какой же из твоих вопросов остался без ответа? Ах да, леди Марианна! - как наяву прозвучал знакомый, слегка протяжный, насмешливый голос. - Прекрасная, очаровательная леди Марианна. Тебя за ней привел долг? Или сердечное влечение? Если…»
        Резким движением руки Робин прогнал не то воспоминание, не то беспокойный дух, покинувший тело. В воспоминаниях он не нуждался: каждый камень в стенах взывал о крови. А дух, если он и впрямь избрал Фледстан местом своих скитаний… Пусть бродит, вздыхает и стонет, пока не найдет покой. Он, Робин, пришел во Фледстан, желая найти того, кто пока оставался жив, и был уверен в том, что найдет. И нашел.
        Как той апрельской ночью, в самой дальней комнате, где Робина тогда поджидал Гай, за тем же столом сидел Роджер Лончем. Только стол был пустым, а Лончем в отличие от Гая совершенно трезв. Он встретил лорда Шервуда спокойным взглядом, не удивившись его появлению, словно давно и терпеливо ждал его.
        - Встань у двери, - негромко приказал Робин Виллу, и тот прошел к двери, запер ее на засов и встал к ней спиной, слегка расставив ноги и сцепив руки на эфесе меча, уперев его острием в пол.
        - Напрасная предосторожность! - усмехнулся Лончем, проследив взглядом за Виллом, и узнал в нем пленника Гая Гисборна. Обернувшись к Робину, он пристально посмотрел на него: - Выходит, ты побывал в Ноттингеме?
        Не ответив, Робин опустился на стул и так же, как Вилл, поставил Элбион перед собой - острием в пол, ладони поверх рукояти. Он бесстрастно смотрел на Лончема и молчал.
        - Значит, вот ты какой - граф Хантингтон и лорд вольного Шервуда! - проговорил Лончем, обстоятельно и неторопливо разглядывая Робина, и, откинувшись на спинку стула, спокойно спросил: - Как ты хочешь убить меня? Просто и без затей или мне взять меч, чтобы ты не нарушил правила чести, изобразив поединок со мной?
        Робин продолжал сохранять молчание, лишь приподнял бровь при его последних словах. Лончем рассмеялся и развел руками:
        - Я и раньше был наслышан о тебе от Гая как о лучшем воине из всех, с кем ему доводилось встречаться. А теперь, увидев тебя воочию, убедился в его правоте. Так долго ли я сумею продержаться против тебя? Может быть, обойдемся без пустых игр в благородство?
        - Вижу, ты приготовился к смерти, - усмехнулся Робин, не сделав ни одного движения.
        - А что мне оставалось? - с прежним спокойствием спросил Лончем. - Увидев вчера в подземельях Ноттингемского замка леди Марианну, я сразу понял, что ты, как волк, встанешь на оба следа - Гая и мой. Он еще жив?
        - Полагаю, что нет, - сказал Робин, по-прежнему не сводя с Лончема бесстрастных глаз.
        - Я так и подумал, едва вас увидел, - покивал головой Лончем и бросил на Робина острый внимательный взгляд. - А она?
        Робин не стал отвечать, но по тому, как жестко прищурились его глаза, Лончем сам догадался.
        - Жива, но потеряла ребенка, - вздохнул он и сказал тихо и искренно: - Соболезную.
        - Не нуждаюсь, - ответил Робин, продолжая смотреть на Лончема так, словно о чем-то раздумывал.
        Не понимая, почему он медлит, Лончем вопросительно посмотрел Робину прямо в глаза и угодил в мощный водоворот. Ошеломленный и растерянный тем, что с ним происходит, он не оказал воле Робина никакого сопротивления и вместе с ним заскользил по собственной памяти: от вчерашнего дня и назад - дальше и дальше. Когда Робин отпустил его волю, Лончем долго пытался прийти в себя.
        - И ты вот такое же однажды проделал с Гаем? - выдохнул он. - Теперь я понял, за что Гай возненавидел тебя!
        - Ничего ты не понял, - с усмешкой ответил Робин. - Разве ты сам увидел сейчас то, что оставалось тебе неизвестным?
        Лончем помолчал, вспоминая головокружительное погружение в собственную память, и, задумчиво сощурив глаза, сказал:
        - Да, так себе жизнь! Особенно нечем хвалиться. Но, думаю, что и ты не безгрешен.
        - Намекаешь на то, что не все твои ратники, которых я убил, были повинны в том же, что и ты? - усмехнулся Робин, поднялся и молчаливым кивком велел Виллу следовать за ним.
        - Подожди! - воскликнул Лончем, увидев, что лорд Шервуда собирается уходить, и почувствовал себя сбитым с толку. - Разве ты приходил не затем, чтобы убить меня?!
        Робин оглянулся и посмотрел на Лончема так, словно тот не был препятствием для его взгляда и Робин сейчас видел сквозь него нечто, более заслуживающее внимания.
        - Я не стану убивать тебя. Ни в поединке, ни без него. Я не простил того, что ты сделал в апреле, и не признателен тебе за то, что ты сделал вчера.
        - А как же честь?! - спросил Лончем, впившись в него взглядом.
        - Какое мне дело до твоей чести? - холодно осведомился Робин.
        - Я спрашивал о тебе, Рочестер!
        - Моя честь осталась при мне, а со своей разберешься сам. Либо сам себя накажешь, либо спасешь.
        - Почему? - спросил Вилл, когда они возвращались к лошадям по коридору тайного хода. - Ведь ты ехал сюда с единственной целью - убить его. И он заслужил смерть из-за страданий, которые причинил Марианне.
        - Да, - ответил Робин, - но приехал и обнаружил, что некого убивать. Он не тот, каким был, и, убив его, я не достиг бы цели. Смерть постигла бы не преступника, а человека, раскаявшегося в содеянном преступлении.
        - Слова, достойные отца Тука! - усмехнулся Вилл, выразив несогласие с решением брата. - Ты уверен, что не хочешь вернуться?
        - Я уверен в том, что хочу быстрее уехать отсюда и вернуться домой. Прав я или нет, судить не тебе, Вилл. Только Марианна вправе упрекнуть меня в том, что я оставил его в живых. Странно, что ты сейчас не можешь понять меня. Достаточно сделать один шаг в сторону с пути, чтобы потерять его навсегда.
        Вилл помолчал, сознавая правоту брата, но отвергая ее всем сердцем.
        - За что ты ему не признателен? - только и спросил он, подавив свой протест.
        - Он уехал во Фледстан только для того, чтобы дать нам возможность проникнуть в Ноттингем под видом ратников, которых Гай послал с ним. Попутно я наконец узнал в точности, кому обязан тем, что Марианну не замучили до смерти во Фледстане.
        Они сели на лошадей и весь обратный путь больше не обмолвились ни словом. Возле коновязи их встретил Дэнис. Едва дождавшись, пока Вилл спешится, он прыгнул отцу на шею и крепко обхватил его руками. Слезы сыпались из его глаз, словно крупный горох.
        - Будет, сынок, будет тебе! Не плачь! - прошептал Вилл, целуя сына и прижимая к груди.
        Дэнис, пытаясь справиться со слезами, гладил Вилла по лицу, не сводя с отца глаз. Вспомнив о Робине, он порывисто обернулся к нему и воскликнул хриплым от слез голосом:
        - Крестный! Знаешь, за что я тебя люблю больше всего? Ты всегда держишь свое слово!
        Робин рассмеялся, потрепал мальчика по волосам и ушел к себе.
        Он переступил порог, и его окутали мягкий полумрак и ласковое тепло. В камине горел небольшой огонь, возле кровати сидела Клэренс и держала руку Марианны в своих ладонях. Робин снял с себя оружие, сложил его на скамье и склонился над Марианной.
        Ее лица почти не было видно из-за компрессов, которыми его обложила Эллен. Только сомкнутые ресницы и губы, из которых вылетало слабое, но ровное дыхание. Робин осторожно сдвинул один компресс и дотронулся до лба Марианны. Возле него тут же появилась Эллен и сердито оттеснила Робина.
        - Жара нет, с ней все в порядке, насколько это возможно в ее состоянии. Ступай в купальню, а потом ложись спать хоть в комнате сестры, - говорила она, ловко меняя высохшие компрессы на новые, пропитанные травяным отваром. - Я все сделала, как должно, ожоги и рубцы скоро заживут. Клэр, дай брату полотенце и чистую одежду!
        Робин отвел руку сестры и глухо сказал:
        - Позже. У меня осталось еще одно дело.
        Он обвел комнату медленным взглядом и, не найдя то, что искал, выдохнул:
        - Где?!
        - На кладбище, - ответила Эллен. - Джон позаботился о погребении.
        Подойдя к ней вплотную, Робин очень тихо спросил:
        - Не слишком ли много ты берешь на себя, Нелли?
        От звука его обманчиво мягкого голоса у Клэренс по спине пробежала дрожь. Эллен высоко подняла голову и, собрав всю силу воли, посмотрела в темные, полные гнева глаза Робина.
        - Нет. Ровно столько, чтобы думать о живых. О Марианне и о тебе.
        Он долго молчал, и только краешек крепко сжатого рта подрагивал на абсолютно неподвижном лице. Глубоко вздохнув, Эллен осмелилась положить ладонь поверх его руки и умоляюще прошептала:
        - Прошу тебя, не сердись! Поверь мне, так лучше, что не ты сам сделал это. Пожалуйста!
        Не сказав ей ни слова, Робин подчеркнуто аккуратно взял у Клэренс одежду и полотенце и вышел, беззвучно закрыв за собой дверь. Проводив его взглядом, Клэренс перевела дыхание и посмотрела на Эллен.
        - Знаешь, в какое-то мгновение я испугалась, что он задушит тебя! - призналась она.
        - Мне тоже было не по себе, хотя я знала, что он никогда так не поступит, - ответила Эллен, с трудом отводя взгляд от двери. - Твой брат хорошо владеет собой. Чересчур хорошо, учитывая последние события. Не знаю, где он был и за чьей жизнью ездил, но эту жизнь он не забрал и выхода ярости не дал. Я прямо-таки слышала, как она клокочет в его груди!
        Наполнив ванну водой, Робин долго смывал с себя кровь минувшей ночи. В ванне рядом устроился Вилл. Дэнис заботливо намыливал его голову, шею, плечи, стараясь не задеть повязку на плече.
        Вилл внимательно и неотрывно смотрел на Робина, который, не замечая его взгляда, окунулся с головой, смывая мыльную пену с волос, и замер, устало откинувшись на край ванны. По его осунувшемуся лицу пробегали тени. Посвященный Воин не поступился исконными принципами ради утоления мести, но Шервудский Волк жаждал крови, не получил желаемого и не утолил свою жажду.
        - Давно я тебя таким не видел! - невесело усмехнулся Вилл. - Ничего, вспомни о том, что остался еще Хьюберт.
        Робин нехотя повернул голову в сторону Вилла, и по его губам пробежала жестокая улыбка.
        - Спасибо, что напомнил! Хьюберт… - повторил он это имя. - Мы обязательно займемся им, и не станем откладывать.
        Они оделись и, не сговариваясь, пошли в комнату Вилла. Робин по дороге заглянул в аптечную комнату и захватил все, что ему было нужно для перевязки, отправив Дэниса за чистой водой.
        - Снимай рубашку, я поменяю тебе повязку, - сказал он брату.
        - Что Марианна? - не выдержав, спросил Вилл, кода Робин промыл его рану, нанес поверх нее слой целебной мази и наложил свежую повязку.
        - Спит, - ответил Робин. - Ей лучше.
        Тяжело поднявшись, он подошел к закрытому окну, распахнул ставни и долго дышал холодным воздухом, постукивая пальцами по оконному выступу. Он был на ногах уже сутки, но не чувствовал усталости: огромное напряжение не отпускало.
        - Вилл, Марианна никогда не писала мне… Ни одной строчки, ни одного слова. Я не знаю ее почерка. Если бы Гай знал об этом, ее участия в подделке письма не потребовалось бы. Ей стоило сказать ему только это, чтобы он оставил ее в покое.
        Вилл подошел к нему и обнял за плечи, пытаясь найти нужные слова, которые умерили бы силу боли, пронизавшую сейчас всего Робина.
        - Завтра начнется февраль, - думая вслух, говорил Робин. - Завтра ей исполнится девятнадцать лет. Что мне ей подарить? Если бы я умел поворачивать время вспять, то вернул бы его на год назад и подарил бы ей свободу от себя. Мартина, кажется, только сегодня поняла, как ей повезло, что я не женился на ней. Слишком опасная судьба у той, что носит мое кольцо и имя.
        - Марианна не приняла бы от тебя такой подарок. Брат, ты хотел, чтобы я не терзал себя, а сам чем сейчас занимаешься? - спросил Вилл и несильно тряхнул Робина за плечи, поворачивая лицом к себе. - Вы оба молоды, у вас еще будут дети. Главное, что она не умерла и поправится!
        Посмотрев в темные невидящие глаза Робина, Вилл понял, что тот не услышал ни одного слова. Тогда он нажимом руки вынудил Робина сесть на скамью, достал из сундука большую флягу и два кубка. Разлив по кубкам прозрачную янтарную жидкость, Вилл подал один кубок Робину.
        - Виски? - усмехнулся Робин, узнав напиток по запаху. - Не знал, что у тебя есть запас шотландского зелья!
        - Если бы я о нем рассказывал, запас давно бы иссяк, - рассмеялся Вилл. - Хватило бы одного Алана, который постоянно пробует по глотку, чтобы лишний раз убедиться, что ирландское лучше.
        Не притронувшись к кубку, Вилл наблюдал, как Робин осушил свой, но не заметил ни капли хмеля в глазах брата и с досадой едва заметно поморщился. Он молча вновь наполнил кубок Робина. Тот не торопился пить, пристально разглядывая стенки кубка, словно ждал, что сквозь тонкий металл проступят вещие письмена.
        - Мне следовало остаться, - вдруг сказал он.
        - Остаться? - не понял Вилл.
        Робин тяжело усмехнулся:
        - Марианна утром просила меня остаться, предчувствуя недоброе. Прислушайся я к ней и останься дома…
        - Тогда в собор Святого Георгия отправился бы ты, - жестко ответил Вилл, - и сегодня палач опробовал бы на тебе казнь, придуманную для тебя Гаем. Ты знаешь, что она собой представляет?
        Он кратко перечислил все, что ему говорил Гай. Выслушав брата, Робин скривил уголок рта в невеселой улыбке. Ему было что возразить. Несомненно, он поехал бы в собор Святого Георгия ради Марианны, но вместо нее и не один. Ратников шерифа Гай отправил в засаду на самого Робина, для поимки же Марианны взял только свою дружину, куда меньшую числом, и неизвестно, чем бы обернулась встреча с Робином и его стрелками для самого Гая. В любом случае Марианна осталась бы в безопасности, а вместе с ней и сын, при мысли о котором у Робина сдавливало грудь тупой ноющей болью. Но ничего этого Робин говорить Виллу не стал, лишь усмехнулся:
        - Всегда знал, что у Гая богатая фантазия, но не представлял, что настолько изощренная. И все же не думаю, что меня доволокли бы до эшафота. Уверен, ты помешал бы.
        - Не сомневайся, - сказал Вилл, наблюдая за братом. Ему очень не нравились и улыбка Робина, и блеск в его глазах. - Вот только вначале пришлось бы искать, чем прикрыть твою наготу, поскольку, по замыслу Гая, с приговоренного должны сорвать всю одежду, прежде чем тащить за конским хвостом к месту казни.
        Робин хмыкнул в ответ и опрокинул в себя содержимое кубка. Крепкий напиток действовал, но не так, как ожидал Вилл. Робин не расслаблялся, а мрачнел, погружаясь в тяжелые размышления. Пока Вилл думал, наполнять ли кубок Робина в третий раз, дверь приоткрылась, вошла Эллен с большой кружкой в руках, а следом за ней в комнату юркнул Дэнис.
        - Пей! - потребовала Эллен, насильно всунув кружку Робину в руки. - Иначе нам придется лечить и тебя. Пей, Марианна будет спать еще долго.
        Свирепо сверкнув на нее глазами, Робин поднес кружку к губам и распознал по запаху сонный отвар. Не найдя в себе сил сопротивляться настойчивости Эллен, он выпил его, и тот в смеси с виски подействовал быстро. Не прошло и нескольких минут, как Робин беспробудно спал, по-прежнему сидя на скамье и привалившись спиной к стене. Эллен и Вилл перетащили его на постель, раздели и укрыли покрывалом.
        - Ты-то как? - спросила Эллен, посмотрев на Вилла. - Принести и тебе сонного отвара?
        - Я в порядке, - сказал Вилл, сопроводив свои слова спокойным уверенным взглядом.
        - Ну-ну! - неопределенно ответила Эллен, выразив глубокое сомнение в уверенности Вилла в себе самом, но ушла, не настаивая на своем предложении.
        Дэнис забрался на постель и устроился рядом с Робином, который спал, лежа ничком и отвернувшись лицом к стене.
        - Не разбуди его! - грозным шепотом сказал Вилл сыну, и тот с готовностью покивал в ответ.
        Но молчание Дэниса длилось недолго. Совсем скоро он выпростал ладошку из-под головы Робина и показал ее Виллу.
        - Отец, смотри! - ладошка Дэниса была мокрая, и мальчик растерянно перевел взгляд с Вилла на Робина. - Крестный спит и плачет во сне. Разве взрослые мужчины, воины плачут?
        Перегнувшись через Робина, Вилл заглянул в лицо спящего крепким сном брата и увидел, как из-под его ресниц проступают медленные крупные слезы. Ничего не ответив Дэнису, Вилл погладил сына по голове, взял свой кубок, оставшийся полным, и осушил его в два глотка.
        Глава двадцать первая
        По лугу в направлении реки мчалась белая лошадь. Всадница то и дело оглядывалась назад и понукала коня. Белая лошадь старалась изо всех сил, но ее неумолимо настигал рослый гнедой жеребец. Вот он поравнялся с белой кобылой бок о бок, и всадник на жеребце перехватил поводья у всадницы и осадил обеих лошадей. Всадница едва не вылетела из седла, но всадник поймал ее и ловким движением пересадил на своего коня - перед собой и лицом к лицу.
        - Проиграла? - смеясь, спросил всадник и сам ответил: - Проиграла! Я настиг тебя раньше, чем ты успела домчаться до берега!
        - Твой конь быстрее! - ответила всадница. - Тебе надо было дать мне больше времени, прежде чем самому бросаться в погоню!
        - Уловка, моя леди? - тут же спросил всадник, сковав всадницу в объятиях. - Пытаешься увернуться от уплаты проигрыша?
        - А если так? - с улыбкой спросила она, весело сверкнув глазами.
        - Если так, то кроме проигрыша уплатишь пеню в двойном размере!
        - Тогда уловка! - ответила всадница и крепко обняла всадника за шею.
        Он принялся целовать ее, а она отвечала на его поцелуи с не меньшим пылом, и только жеребец пребывал в размышлении, как ему не уронить ни хозяина, ни вторую, легкую, но такую подвижную ношу. Наконец он широко расставил все четыре ноги, словно врос ими в землю, и склонил голову, навострив уши.
        - Смотри, как старается удержать нас на своей спине! - сказал всадник, заметив ухищрения коня. - Вот какой должна быть настоящая боевая лошадь! Резвая, преданная и смышленая. Не то что у тебя. Только и достоинств, что белая масть да пышный хвост!
        - Давай спешимся, - предложила всадница, - а то еще один такой поцелуй - и мы все равно упадем с него, а он огорчится: ведь так старался!
        Он спрыгнул с коня, подал ей руку, она соскользнула прямо в его объятия, и они снова начали целоваться, забыв обо всем на свете. Жеребец неодобрительно пофыркал и ткнул хозяина лбом в плечо. Не получив ответа, он обошел целующуюся пару и бесцеремонно стащил с головы всадницы шапочку, ухватив ее зубами за самый верх.
        - Ай! - воскликнула Клэренс, когда скрученные в узел и убранные под шапочку волосы упали ей на плечи. - Что он делает?!
        - Ревнует к тебе! - рассмеялся Статли и, притворно нахмурившись, повысил голос на коня, отгоняя его прочь.
        Жеребец посмотрел на хозяина очень выразительным взглядом, демонстрируя обиду, и отошел в сторону. Клэренс тем временем, зажав в зубах заколки, снова закручивала волосы в узел. Приведя себя в порядок, она взяла Статли под руку, и они пошли по лугу обратно к лесу. Клэренс молчала, и Статли не перерывал ее молчания, искоса глядя на лицо возлюбленной и любуясь ею. Прядь густых белокурых волос вновь своевольно выбилась из-под шапочки, осеняя тенью лоб Клэренс. Не удержавшись, Статли кончиками пальцев нежно отвел волосы с ее лица. Клэренс очнулась от своих мыслей и вопросительно посмотрела на него.
        - Позволь мне сделать тебе подарок, - сказал Статли.
        - Подарок? - оживилась Клэренс. - Какой?!
        - Если ты не слишком привязана к белой масти своей кобылы, я подарю тебе другую лошадь - более резвую.
        - О Вилли! - воскликнула Клэренс, и в ее глазах замелькали лукавые искорки. - Но ведь это очень дорогой подарок!
        - Как мило, что ты боишься разорить меня! - рассмеялся он.
        - Вот еще! - фыркнула Клэренс и капризно изогнула бровь. - Я вовсе не думаю, что ради того чтобы подарить мне коня, тебе придется продать свою зеленую куртку шервудского стрелка! Но как мне объяснить братьям, когда они спросят, на какие деньги куплена моя новая лошадь?
        - Едва ли Робин и Вилл зададутся подобным вопросом, если ты скажешь им, что это мой подарок, - насмешливо успокоил ее Статли. - Они прекрасно осведомлены, из каких источников я черпаю свои доходы. Ведь они сами умножают казну Шервуда из них!
        - Из податей, которые собирает шериф, а вы разбойно отбираете? - весело уточнила Клэренс.
        - Что я слышу! - с притворным ужасом воскликнул Статли. - Почтительная сестра назвала возлюбленных братьев разбойниками?!
        Клэренс посмотрела на него, и они расхохотались.
        - И все же, леди, тебе нужная новая лошадь? - настойчиво повторил Статли.
        - Да! - ответила Клэренс и предупредила: - Только я выберу ее сама!
        - По масти? Или по длине хвоста? - спросил он с неуловимой улыбкой в голосе.
        - Нет! - сказала Клэренс, высокомерно поджав губы. - Я опасаюсь, что ты подаришь мне коня, рядом с которым даже моя неуклюжая кобыла будет похожа на дорогого скакуна. Но из вежливости мне придется ездить на этом коне, раз он подарен тобой.
        - Подожди, ты что, обвиняешь меня в скупости?! - с удивлением спросил Статли и рассмеялся: - Берегись! Тебе это будет дорого стоить!
        Подхватив подол платья, она бросилась убегать от него, а он все время оказывался перед ней, позволяя ей ускользнуть и снова преграждая путь. В конце концов она оступилась и чуть не упала, если бы он не успел подхватить ее. Поймав Клэренс в объятия, Статли подбросил ее, словно маленькую девочку.
        - Так-то ты позволяешь себе обходиться со мной! - с притворным возмущением воскликнула Клэренс, болтая ногами и пытаясь выбраться из удерживавших ее на весу сильных рук. - Со мной - благородной леди Клэренс! Дочерью и сестрой графов Хантингтонов!
        - Благородная леди, предлагаю мир! Графская дочь и сестра графа, если я из-за тебя не устою на ногах, то ты упадешь прямо в эту лужу! - смеялся Статли, продолжая крепко держать ее на руках. - Хорошо, хорошо! Объясни мне, как должно обращаться с такой знатной леди, и я поработаю над своими манерами, чтобы тебе не в чем было меня упрекнуть!
        Клэренс на миг замерла и лукаво посмотрела ему в глаза:
        - Вот так! - шепнула она и, сжав ладонями скулы Статли, прильнула губами к его губам.
        - Жаль, что я не знал об этом раньше! - прошептал он, когда их страстный поцелуй оборвался. - Иначе только бы и выражал тебе почтение должным образом!
        - Почему ты решил, что мне нужна другая лошадь? - спросила Клэренс, когда они пошли по лугу дальше, держась за руки. - Я ведь не стрелок и, кроме прогулок с тобой, никуда не езжу верхом.
        - Такая светлая масть опасна для леса, Клэр, - ответил Статли. - Слишком хорошая мишень для самого неумелого лучника. И лошадь должна быть резвее. В Шервуде всякое возможно. Бывает и так, что жизнь напрямую зависит от того, насколько вынослив и быстр твой конь.
        Луг остался за спиной, тропинка вела их по лесу и вывела на небольшую поляну. Заметив поваленное дерево, Клэренс ладонью расчистила ствол от налипших прошлогодних листьев и села, подобрав подол платья.
        - Ты устала? - заботливо спросил Статли. - Тогда я приглашаю тебя в гости.
        - И я засижусь у тебя допоздна, а потом ты скажешь, что ночь не лучшее время суток для прогулок по Шервуду. И мне придется остаться у тебя в гостях до утра, как в прошлый раз, - усмехнулась Клэренс.
        - Придется? - повторил он, взяв в ладони озябшие пальцы Клэренс, и посмотрел на нее испытующим взглядом. - Значит, ты осталась позавчера только потому, что я отказался отпускать тебя на ночь глядя?
        Она подняла на него глаза, полные нежного трепета, и, прижавшись щекой к его рукам, тихо ответила:
        - Ты сам знаешь, что нет!
        Статли молча поцеловал ее ладонь.
        - Но все же сидеть на голом дереве зимним вечером не годится! - сказал он и, обернувшись, свистом подозвал коня.
        Сняв с седла плащ, он накинул его Клэренс на плечи. Она подождала, пока он сядет рядом, и стянула с плеча полу плаща, чтобы его хватило на двоих. Статли обнял Клэренс, и она спрятала лицо у него на груди.
        - Клэр, твоим братьям не по душе, что ты бываешь у меня в гостях? - спросил он.
        Клэренс подняла голову, и в ее глазах появилась деланая чопорность.
        - Робин вчера сказал, что не может не указать мне на то, что меня стали часто видеть в обществе особ, ведущих сомнительный образ жизни! Твое внимание, Вилли, меня компрометирует, и как бы мне не лишиться расположения Робина!
        - Неужели он так и сказал? - хмыкнул Статли. - Тогда пусть твой брат прежде скажет, где он нашел в Шервуде особ, в образе жизни которых ему пришлось усомниться!
        - Нет, Вилл, - кротко потупив глаза, с лукавой улыбкой ответила Клэренс. - Твой образ жизни ему, несомненно, известен, но, разумеется, не может быть одобрен…
        - …Робином, который стоит во главе всего Шервуда! - договорил за нее Статли и расхохотался.
        - Вилл, ты никогда не сожалел о том, что оказался в Шервуде, оставив свой дом и землю? - спросила Клэренс, поглаживая его по руке.
        - Дом и землю? - Статли усмехнулся и, отстранившись, посмотрел ей в глаза. - Ты считала меня йоменом, Клэр? Я никогда им не был!
        - Кто же ты?! - перестав улыбаться, насторожилась Клэренс.
        - Удивительно, что у нашего осмотрительного лорда такая легкомысленная сестра! - рассмеялся Статли. - Отдала свое сердце, не узнав прежде, кому! - Став серьезным, он ответил: - Я был наемником и носил на доспехах тот самый герб Ноттингемшира, который носят наши враги - мои бывшие соратники.
        - Ты служил шерифу? Сэру Рейнолду?! - недоверчиво воскликнула Клэренс и, поймав утвердительный взгляд Статли, потрясла головой от изумления: - Нет, правда?! Ты был ратником шерифа?!
        - Тебе трудно в это поверить? - усмехнулся Статли, глядя в широко раскрывшиеся глаза Клэренс. - Но это так, голубка. В свое оправдание могу лишь сказать, что моя служба закончилась несколько лет назад, когда ты уже воспитывалась в обители, а твои братья еще жили в Локсли.
        - А как ты вообще попал на эту службу? - еще не придя в себе от неожиданного открытия, спросила Клэренс.
        Статли очень внимательно посмотрел на нее. За все месяцы, которые они провели вместе в Шервуде, поддаваясь взаимному притяжению, встречались, проводя время в прогулках и долгих беседах, вышло так, что разговор о его прошлом ни разу не зашел. Однажды узнав, что он во время ее пребывания в монастыре жил в Локсли вместе с ее братьями, Клэренс как-то сама собой уверилась в том, что возлюбленный до Шервуда был обычным добропорядочным йоменом, только оружием владел почему-то с умением, едва ли не равным умению ее братьев. Узнай она раньше, что он был ратником шерифа, изменилось бы ее отношение к нему или нет? Ведь для нее, сестры лорда вольного Шервуда, хуже, наверное, мог быть только ратник Гисборна, если не упоминать о самом Гисборне.
        Клэренс, чувствуя на себе взгляд Статли, прекрасно поняла все сомнения возлюбленного. Устремив на него спокойный взгляд ясных голубых глаз, она сказала:
        - Наверное, ты прав, и я должна была задать тебе такой вопрос раньше, но и тебе следовало самому рассказать о себе, чтобы между нами не возникла неясность. Ведь обо мне ты знал все и без моих рассказов, а я сложила представление о тебе, которое и близко не имеет отношения к действительности.
        Статли глубоко вздохнул, признавая справедливость ее упрека. Конечно, ему следовало рассказать о себе раньше, но она не спрашивала. Но и он не рассказывал ей по той же причине, что и она. Робин и Вилл знали все о его прошлом, и не только они, и Статли считал само собой разумеющимся, что у него нет тайн от Клэренс. Раз она не спрашивает, то и так все знает. Оказалось, что нет.
        - Кто твои родители? - спросила Клэренс.
        - Не знаю, - пожал плечами Статли. - Я был одним из воспитанников настоятеля собора в Ноттингеме, и о том, как я среди них оказался, мне рассказали две совершенно разные истории, которые сходились в одном: меня младенцем подобрали на паперти. Но по одному рассказу, меня забрали из рук мертвой матери - в тот год случилось поветрие. Не чумы, но какой-то другой болезни, от которой умерло много народа. Настоятель же сказал, что меня просто подбросили. Я был в соборе служкой, потом меня, наверное, отправили бы в какой-нибудь монастырь.
        - Не могу представить тебя монахом! - не удержалась от смешка Клэренс.
        - Как видишь, я им не стал. Меня с раннего детства занимало оружие. Оказавшись в городе, я мог часами простаивать у прилавка оружейника или во дворе замка шерифа, наблюдая за тренировками ратников. Ох, сколько раз по моей спине гуляли розги, когда меня посылали с каким-нибудь поручением, а я возвращался только под вечер, вдоволь насмотревшись на ратные занятия! В конце концов я привлек внимание одного из ратников шерифа, и он устроил так, что меня забрали из собора в услужение во дворец сэра Рейнолда. В шестнадцать лет я уже стал одним из ратников и радовался тому, что моя жизнь сложилась так, как я хотел. Мне была по сердцу ратная служба, общество товарищей по оружию вполне заменило мне семью, и я служил благородному делу - поддержанию порядка и защите справедливости.
        - Ты действительно так думал? Что ты, служа сэру Рейнолду, защищаешь справедливость? - недоверчиво переспросила Клэренс.
        - Я понимаю, почему ты удивлена, - вздохнул он. - Не забывай, что я был тогда даже не молод, а юн, и юношеские иллюзии мне были так же присущи, как и другим в этом возрасте.
        - И когда же они окончательно развеялись?
        - Через четыре года, когда власть в Ноттингемшире начал забирать Гай Гисборн. Он тоже был еще весьма молод, но уже отличался крутым нравом и жесткой рукой. В тот день, когда моя служба шерифу закончилась, я присутствовал в зале, где сэр Гай от имени шерифа творил правосудие. Он разбирал дело о браконьерстве, и подсудимый оправдывался тем, что убил оленя не потому, что охотился на него. Он набрел на оленя в лесу, когда тот издыхал, сильно израненный волками, и прирезал несчастное животное, оборвав агонию и, конечно, чтобы сохранить мясо. Оленья туша была тут же в зале. Я из любопытства осмотрел ее до начала разбирательства и, слушая оправдания, знал, что подсудимый говорил правду. Олень был, действительно, сильно изгрызен волчьими клыками. Дело меня не сильно занимало: я считал решение очевидным. Но когда сэр Гай отмел все оправдания и приговорил несчастного парня к отсечению руки, я не поверил своим ушам и вмешался. Подтащил тушу оленя к Гисборну, призвал одного из лесничих, чтобы тот подтвердил, что животное было обречено.
        - И что было дальше? - затаив дыхание, спросила Клэренс.
        - Лесничий поручился в том, что олень не выжил бы с такими ранами, сэр Гай отменил приговор и приказал освободить подсудимого, - ответил Статли.
        - Нет, - покачала головой Клэренс, не сводя с него глаз, - что было дальше с тобой? Ты ведь сказал, что это был последний день твоей службы у сэра Рейнолда.
        По лицу Статли пробежала тень, он невольно провел ладонью по узкому шраму, пересекавшему всю щеку, и усмехнулся:
        - Со мной? Я узнал, что ждет того, кто посмеет вмешаться в правосудие, если его творит Гай Гисборн. Он приказал мне остаться, и когда в зале были только он, я и несколько ратников, велел подойти к нему. Я, конечно, ожидал выговора за непрошеное заступничество, но и только. Но Гисборн не сказал мне ни слова. Он молча изо всей силы ударил меня по лицу рукой в латной рукавице - я упал, не устояв на ногах.
        - Этот шрам - след того удара? - болезненно поморщилась Клэренс и осторожно провела кончиками пальцев по щеке Статли.
        - Да, остался на память о сэре Гае, - ответил Статли, и его глаза жестко прищурились.
        - А потом?
        - А потом он приказал ратникам избить меня и повесить за городской стеной.
        - И они послушались его?
        - А куда бы они делись! - пожал плечами Статли. - Конечно, послушались.
        - Но ведь они были твоими товарищами! Ты несколько лет прожил среди них! - с возмущением воскликнула Клэренс.
        - Моя участь была решена на их глазах, и они не хотели ее разделить вместе со мной, отказавшись повиноваться Гисборну, - нахмурился Статли. - Поэтому они постарались проявить усердие и избили меня до беспамятства. Я пришел в себя только на следующий день, обнаружив, что нахожусь в незнакомом доме, а рядом увидел молодую светловолосую женщину. Это была Элизабет, дом оказался домом Робина, а сам я узнал, что попал в Локсли, о котором до тех пор ни разу не слышал.
        - Как же тебе удалось избежать смерти? - тихо спросила Клэренс, глядя на Статли так, словно все, о чем он рассказывал, происходило на днях, а не несколько лет назад.
        - По счастливой для меня случайности твои братья повстречали ратников, которые волокли меня к виселице, и выкупили у них мою жизнь.
        - Почему они вступились за тебя? Ведь они не могли не понять по твоей одежде, что ты служишь шерифу Ноттингемшира!
        Статли рассмеялся в ответ.
        - Клэр, ты же знаешь своих братьев! Когда я задал им тот же вопрос, Робин ответил, что ему стало интересно, что должен был совершить ноттингемский ратник, чтобы угодить на виселицу! Но поскольку те, кто тащил меня, отказались удовлетворить его любопытство, ему пришлось предложить им деньги в обмен на мою жизнь, чтобы спросить уже меня самого. А Вилл сказал, что ему захотелось узнать, как дорого стоит жизнь ратника шерифа.
        Посмотрев на притихшую Клэренс, Статли ласково усмехнулся и сказал:
        - Твои братья пожалели меня и решили избавить от смерти, подумав, что я должен чем-то отличаться от других слуг шерифа, раз уж меня собирались казнить. Робин выслушал мою историю и предложил мне остаться вместе с ним в Локсли. Я, конечно, согласился, сказав, что служить Рочестерам - честь для меня.
        - Он сразу открыл тебе, кто он? - удивилась Клэренс, зная об осторожности Робина.
        - Нет, но мне доводилось видеть графа Альрика, а Робин так похож на отца, что мне не пришлось долго гадать, кому я обязан жизнью. Я остался в Локсли, и мы сдружились с Робином и Виллом, но довольно скоро Робину нанес очередной визит Гай Гисборн. Едва ли он успел меня забыть - Гисборн редко что забывает! Я решил покинуть Локсли. Робин пытался отговорить меня, но я стоял на своем, не желая отплатить ему за спасение тем, что подвергну его жизнь опасности. Ведь Робин обязательно воспрепятствовал бы попытке сэра Гая истребовать меня в Ноттингем, а Гисборн бы потребовал, если бы увидел, что я остался в живых. Они все равно не удержались от открытой вражды, так что я лишь отдалил наступление неизбежных событий. Робин снабдил меня лошадью, оружием, деньгами, и мы попрощались.
        - Куда же ты отправился?
        - На Север. Решил поступить на службу к кому-нибудь из лордов Пограничья. Но когда я проезжал через Шервуд, на меня напала ватага объявленных вне закона и укрывавшихся в лесу людей. Они попытались отобрать у меня коня и деньги, а когда я их без особого труда разогнал, прониклись ко мне уважением за легкость, с которой я отбил нападение, и предложили присоединиться к ним. Я согласился. Мне было все равно, где искать пристанище, но я всем сердцем не хотел далеко уезжать от Локсли. Появление в нем сэра Гая меня тревожило. Я кожей ощущал опасность для Робина и решил быть неподалеку, чтобы наблюдать, как будут развиваться события. И не ошибся: всего через пару месяцев между Робином и Гисборном что-то произошло. Сэр Гай пригласил Робина в очередной раз на конную прогулку, а на самом деле устроил на него засаду. Я еще до рассвета узнал, что недалеко от Локсли в лесу объявились вооруженные люди, и стал наблюдать за ними. Они явно что-то затевали, но не хотели быть обнаруженными. Вскоре появились Робин и Гисборн. Они о чем-то разговаривали, довольно жарко, потом сэр Гай как-то сник лицом, отступил от
Робина и махнул рукой. И тогда те, кто укрывался, выскочили как по команде и набросились на твоего брата. Ох, Клэр, глядя на то, что потом произошло, я впервые понял, какой превосходный воин Робин! Умом я понимал это и раньше - мы же неоднократно скрещивали с ним клинки на тренировках, пока я жил в Локсли. Но в тот момент!..
        Взгляд Статли выразил искреннее восхищение. Он смотрел так, словно видел сейчас как наяву то, что поразило его воображение в тот далекий день.
        - Шесть наемных убийц, вооруженных мечами, и Робин, у которого из оружия при себе была только пара ножей. Его меч остался в ножнах, прикрепленных к седлу коня, а лошадей Гисборн заранее и, разумеется, с умыслом привязал поодаль. Один против шести, ножи против мечей - крайне невыгодное положение! Но Робин не дрогнул, не ждал ни секунды, атаковав первым. То, что было дальше, нельзя назвать иначе как смертельным вихрем, в котором он закружил всех шестерых. Я было рванулся помочь ему, но замер, опасаясь сбить с ритма и тем самым подставить под удар. Когда этот вихрь улегся, четверо лежали на земле убитыми. Сам Робин успел прислониться к дереву, защитив спину от удара. На нем было только два пореза - один на груди, второй на руке. Забавно, но сэр Гай, который стоял поодаль, тоже смотрел на него так, словно Робин был божеством: с немым восторгом. Но двое убийц еще были живы и подступали к твоему брату. Тут уж я не стал медлить и застрелил их из лука, после чего поспешил к Робину. Гисборн сразу узнал меня! Я хотел застрелить и его, но Робин не дал мне этого сделать.
        - Почему?! - воскликнула Клэренс. - Надо было убить Гисборна! В конце концов, иной раз следует поступиться благородством! Ты должен был разубедить Робина и расправиться с Гисборном!
        - Разубедить в чем-то твоего брата?! - Статли от души рассмеялся. - Попробуй как-нибудь сама, потом обменяемся впечатлениями! Но я до сих пор не уверен, Клэр, что Робином двигало благородство, хотя нас было двое, а Гисборн один и он не был готов к атаке. Ведь он не сомневался, что шесть человек справятся с одним, да еще почти безоружным! Нет, думаю, Робина удержало презрение к сэру Гаю. Тот и впрямь выглядел убогим и жалким. Робин редко ошибается, но в тот день совершил ошибку, не осознав, до какой степени Гисборн опасен. Как ядовитая змея, которая нападает даже тогда, когда ей не угрожают. Робин приказал сэру Гаю больше не попадаться ему на глаза. Тон, которым он произнес эти слова, подействовал на Гисборна, словно удар кнута. Схватившись за меч, сэр Гай бросил Робину вызов: «Сразись со мной, Рочестер, и мы выясним, кто из нас кому вправе приказывать!» Робин, оскорбительно рассмеявшись, ответил: «С чего бы ты вдруг передумал? Четверть часа назад ты отказался скрестить со мной меч, сказав, что тебе не выстоять против меня. Я не унижусь до поединка с трусом и подлецом, кем отныне тебя считаю». И
Гисборн припомнил Робину эти слова, когда привел ратников сжигать Локсли. Робин предложил решить судьбу селения поединком, а сэр Гай расхохотался и спросил, что изменилось, если благороднейший граф Хантингтон соизволил снизойти к его ничтожной особе. Он с наслаждением отказал Робину, думая, что отплатил ему унижением. Но Робин лишь усмехнулся и сказал, что еще придет время, когда Гисборн будет молить его о поединке. Но сэр Гай тогда был уверен в успехе и пренебрег словами твоего брата.
        - Это было потом! Вернись сейчас к тому дню, о котором начал рассказывать! - попросила Клэренс.
        - Тот день? - Статли глубоко вздохнул, возвращаясь из одних воспоминаний в другие. - Я пригласил Робина в свой лагерь в Шервуде. Оценив мое ратное умение, те, к кому я примкнул, предложили мне возглавить их, и я не стал отказываться. Под моим руководством они зажили в меньшей опасности, чем без него. Ведь они не умели толком сражаться, не знали повадок ратников шерифа. Робин принял мое приглашение, и неожиданно ему понравилось в Шервуде. Он сказал, что впервые за долгие годы чувствует себя в безопасности. А я заметил, что и он у меня в лагере выглядит так естественно, словно всю жизнь провел в Шервуде.
        - Робин говорил, что лес - живой. Таинственное существо, наделенное душой, сердцем и разумом, - тихо сказала Клэренс.
        - В таком случае Шервуд и твой брат пришлись друг другу по сердцу, и живой дух Шервуда принял Робина, - улыбнулся Статли. - Я в шутку ответил, что если бы Робин возглавил тех, кто нашел убежище в лесу, Шервуд под его началом превратился бы в могучую силу, с которой пришлось бы считаться не только шерифу, но и самому королю. Когда же шериф и сэр Гай попытались добраться до Робина, подослав в Локсли епископа с поддельными документами на земли селения, моя шутка показалась уже не такой веселой. Прошло совсем немного времени, и она вообще перестала быть шуткой, а сделалась правдой. О том, что произошло дальше, ты, наверное, знаешь.
        - Да, - кивнула Клэренс. - Об этом мне рассказывал Робин, да и не только он.
        И тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Клэренс с тревогой посмотрела на Статли:
        - Какое счастье, что не все знали о том, что ты был ратником шерифа! Иначе тебя могли заподозрить в предательстве!
        - В Шервуде обо мне всем все известно, - спокойно ответил он. - Так уж вышло, что ты одна, наверное, оказалась в неведении.
        Услышав его ответ, Клэренс в полной мере осознала, насколько велик авторитет Статли у вольных стрелков и каким безоговорочным доверием он облечен всем воинством Шервуда. Она почувствовала гордость за него и посмотрела на Статли из-под ресниц с тайным восхищением.
        - Мне осталось ответить на твой последний вопрос: не жалею ли я о том, что оказался вне закона и стал вольным стрелком, - сказал Статли, не заметив ее взгляда. - Удел вольного стрелка, конечно, нелегкий. Но сейчас он представляется мне наивысшим благом. Ведь не окажись мы с тобой оба в Шервуде, я никогда не удостоился бы твоего внимания. Ты занимала бы слишком высокое положение, чтобы я мог надеяться хотя бы на случайно брошенный тобою взгляд в мою сторону.
        Они долго молчали. Клэренс была под впечатлением того, что узнала. Статли, чей облик ни в малейшей степени не утратил достоинства и уверенности, смотрел на нее, ничем не показывая напряжения, с которым он ждал ее слов. Но она молчала, и тогда он произнес, не отрывая с нее пристального взгляда:
        - Я рассказал тебе всю историю моей жизни. Теперь ответь ты: после того что ты узнала обо мне, не жалеешь ли о том, что ты, дочь графа, полностью вверила себя человеку, который не знает даже имен своих родителей, не говоря уж о прочем?
        Несмотря на все видимое спокойствие Статли, Клэренс прекрасно поняла, что его душой сейчас владеют волнение и тревога. И, зная в точности причину его смятения, она ответила ему таким же пристальным взглядом и тихо сказала:
        - Нет. Если бы мы сейчас, а не той ночью, когда я еще не знала о тебе так много, оказались вдвоем в доме Эллен, я поступила бы так же. Я люблю тебя - такого, какой ты есть, здесь и сейчас. И всегда буду любить.
        Напряжение оставило его, он улыбнулся, и она ласково провела рукой по его темным волосам.
        - Я люблю тебя, голубка, - тихо и просто сказал Статли. - Полюбил тебя, едва увидел. Помнишь, как ты бросилась вон из собора, едва завидев наши зеленые куртки, не узнав Робина?
        - Да, помню, - улыбнулась Клэренс, - и тебя я запомнила тоже. Ты стоял рядом с Джоном и посмеивался надо мной. Я часто думала о тебе, Вилли. Всякий раз, когда мне случалось увидеть тебя, я потом вспоминала каждый твой взгляд, каждое сказанное тобой слово и пыталась понять: нравлюсь я тебе или выдаю свои мечты за реальность.
        - Нравишься ли ты мне! - выдохнул Статли, привлекая ее к себе. - Я готов отдать жизнь за тебя, Клэр!
        Не в силах устоять перед страстью, толкавшей их в объятия друг другу, да и не слишком противясь ей, Статли и Клэренс принялись целоваться до сладкой боли в губах. Потом она забралась под плащ и закрыла глаза, склонив голову ему на плечо, трепеща от нежной силы обнимавшей ее руки.
        - Утром после нашей с тобой первой ночи меня настолько переполняло волнение и счастье, так хотелось поделиться с кем-нибудь тем, что я чувствовала!..
        - И ты во всем призналась Робину? - улыбнулся Статли, вспомнив о разговоре с лордом Шервуда в тот же день.
        - Что ты! - испуганно воскликнула Клэренс. - Я до сих пор не знаю, о чем в точности догадывается Робин, а спросить его никогда не отважусь. Мне «посчастливилось» налететь на него и Вилла, едва я приехала домой, и они оба так на меня посмотрели, что чуть дырки на моем плаще не прожгли! Нет, я нашла Марианну, только ей ни о чем не понадобилось рассказывать: она все поняла, лишь взглянув на меня. Она тоже выглядела такой счастливой в тот день! Позволила мне послушать, как в ней толкается ребенок. И я тогда подумала, что тоже хочу вот так однажды почувствовать под сердцем твоего сына. Ах, Вилл, как же мы обе были счастливы тем утром! Если бы мы знали, чем закончится этот день!
        Она горестно вздохнула, и Статли успокаивающе погладил ее по голове.
        - Как здоровье Марианны? - спросил он после недолгого молчания.
        - Ей лучше. Робин сотворил какую-то новую мазь, и рубцы заживают так быстро, что глазам трудно поверить. Ожоги - те вообще почти сошли. Но она, конечно, еще очень слаба, и он не разрешает ей вставать с постели.
        - Она сильно горюет о ребенке?
        Клэренс выпрямилась, отводя с лица полу плаща, и огорченно развела руками в ответ:
        - По ней ведь не поймешь, если она сама не захочет сказать. Всегда спокойна, всегда улыбается. Но я уверена, что горюет, и сильно. Она так ждала этого ребенка, что не может не горевать!
        - А Робин?
        - Точно такой же: улыбчивый и спокойный. Только ему в глаза лишний раз смотреть опасаешься. В них иногда мелькает такое пламя, что боишься ненароком обжечься. Но ни слова о том, что произошло. Может быть, они с Марианной и говорят о случившемся, но лишь тогда, когда их никто не может слышать. Для всех остальных - улыбки, ровный голос, разговор о чем угодно, только не о том дне. Такое чувство, что они условились молчать о своем несчастье, и, может быть, даже между собой.
        - Что ж, это их право, - вздохнул Статли, - но они справятся с горем, помогут друг другу. За твоего старшего брата я опасаюсь больше. Три дня назад я зазвал его в гости и, признаюсь честно, постарался напоить, чтобы он немного расслабился. А то в нем ощущалось такое напряжение, которого и сталь не выдерживает.
        - Получилось? - фыркнула Клэренс.
        Статли не поддержал ее смеха. Его лицо стало совсем мрачным, и он хмуро усмехнулся:
        - Настолько получилось, что я сам испугался. Никогда Вилла не видел подобным… Он так рыдал, что у него едва грудь не разорвалась! Когда он рассказал мне обо всем, что им с Марианной довелось пережить, я не понимаю, как ему вообще удавалось все эти дни сохранять спокойное выражение лица и даже смеяться, тая в душе такой подспудный огонь. Сознавать, что ты сам пренебрег осторожностью и привез любимую женщину прямо в руки смертельному врагу, а потом еще и смотреть, как она заходится от боли под пытками!.. Наверное, никто, кроме Вилла, после такого не смог бы остаться в здравом уме.
        У Статли вырвалось глухое проклятье. Клэренс удивленно вскинула брови.
        - Постой! Что ты сейчас сказал? Вилл любит Марианну? Я не ослышалась?
        Статли бросил на нее быстрый взгляд и, сообразив, что допустил оплошность, поморщился от досады на самого себя:
        - Проговорился! То, о чем знаешь сам, кажется таким же очевидным и для остальных, а это не так. Голубка, не вздумай показать Виллу, что ты теперь тоже знаешь о его тайне. Лучше вообще забудь о том, что я сказал!
        - Хорошо, - медленно проговорила Клэренс, невольно задумавшись над случайным открытием, и понимающе покачала головой: - Да, Вилл слишком горд и будет глубоко уязвлен тем, что его чувства известны другим, даже мне. В особенности мне!
        - Никогда не понимал твоего отношения к нему, - признался Статли. - Чем он заслужил твою нелюбовь?
        Клэренс ответила, постаравшись быть предельно честной в словах и справедливой к старшему из братьев:
        - Мне как-то с детства передалось отношение к нему Эдрика. Отец одинаково любил и Робина, и Вилла, а Эдрик был безоговорочно предан только Робину и всегда видел в Вилле его соперника. И я, сколько себя помню, предпочитала общество Робина. Он ведь такой живой, веселый, яркий. Возле него меня всегда охватывало ощущение праздника, солнечного дня в самую ненастную погоду. Вилл был его противоположностью: замкнутый, сдержанный, подчас язвительный и колючий. Перед поездкой отца в Лондон, из которой он не вернулся, Вилл поссорился с ним и покинул Веардрун. Отец был так огорчен этой размолвкой, что я прониклась к Виллу уже собственной неприязнью. Потом, когда мы все поселились в Локсли, Вилл решил жениться на Элизабет. Ее отец сказал, что отдаст Лиз ему в жены, только если Робин даст согласие на этот брак.
        - Отец Элизабет сомневался в том, что Робин согласится?
        Клэренс пожала плечами:
        - Вилл - сын графа, Элизабет - дочь йомена. Откуда ее отцу знать, как Робин отнесется к такому неравному браку? Он сказал, что если Робин скажет хоть слово против, то свадьбы не будет. Внука он прокормит сам, а Вилла больше и близко не подпустит к дочери. Вилл пошел к нам поговорить с Робином, но наткнулся на Эдрика. Тот уже знал, зачем Виллу понадобился Робин, и караулил его у дверей нашего дома: мать Элизабет успела разнести по всему селению весть о желании Вилла взять ее дочь в жены, и до Эдрика она дошла раньше, чем Вилл до Робина. Он попытался отговорить Вилла, напомнил ему, что Вилл из графского рода, но тот ответил, что обязан жениться, раз Элизабет ждет от него ребенка. Эдрик в сердцах сказал, что если Вилл собирается жениться на всех, кто от него забеременеет, тогда ему лучше сразу отправиться к сарацинам, принять их веру и завести гарем. Вилл лишь рассмеялся, и тогда Эдрик намекнул ему на то, что еще неизвестно, только ли с Виллом Элизабет была так уступчива, и едва ли Вилл может быть уверен, что ребенок от него. И вот тут началось! Вилл выхватил у Эдрика из ножен меч, Эдрик схватился за
нож, Эллен крикнула, чтобы я со всех ног бежала за Робином, и если бы Робин их не разнял, неизвестно, чем бы все закончилось. Робин выслушал их обоих и, несмотря на негодование Эдрика, разрешил Виллу жениться на Элизабет. В день свадьбы Вилла и Элизабет Эдрик забрал Тиль и уехал в Маласэт, сказав, что раз Робин достаточно взрослый, чтобы не прислушиваться к нему, то Эдрику больше нет необходимости оставаться в Локсли. Он, конечно, очень надеялся, что Робин станет его отговаривать, но брат спокойно дал ему разрешение на отъезд. Только спокойствие было напускным. Я знаю, как Робин переживал размолвку с Эдриком - ничуть не меньше, чем в свое время отец переживал ссору с Виллом. Эдрик два года не давал о себе знать. Вилл пытался выступить посредником между ним и Робином, но тот прогнал Вилла, не пустив на порог дома, - мне потом Тиль рассказывала.
        - И ты рассердилась на Вилла еще больше, - понимающе усмехнулся Статли.
        - Конечно! Сначала отец, потом Эдрик, и каждый раз камень преткновения - Вилл. Правда, позже у нас с ним немного наладились отношения: мы сошлись в одинаковом отношении к женитьбе Робина на Мартине. Я даже собиралась перебраться к Виллу с Элизабет, если бы это случилось. Но Робин не женился на Мартине, а потом отослал меня из Локсли, едва в селении появился Гай Гисборн. Когда же я вернулась вместе с Марианной из обители и снова встретила братьев, Вилл опять стал угрюмым и язвительным. Он сильно переменился и совсем не вызывал у меня приязни, да и не стремился ее вызвать. Чем больнее я пыталась задеть его, тем больше его забавляла моя нелюбовь к нему, а я злилась за это на него еще сильнее. Потом я поняла, что это смерть Элизабет на него так подействовала, но было уже поздно. Отношения между нами разладились окончательно, и никто из нас не стремился хоть немного сблизиться. Мы и разговаривали друг с другом вежливо только ради Робина.
        - Мне кажется, ты неправа, Клэр. Твой старший брат любит не только Робина, но и тебя. А то, что у него тяжелый характер, это верно. Но надежнее друга, чем он, пожелать невозможно, и я, например, горжусь, что он считает меня своим другом.
        - Меня не надо убеждать в достоинствах Вилла: они мне известны. И как бы я ни относилась к нему, но в глубине души всегда уважала за твердость и прямоту. Совсем недавно Робин рассказал мне о Вилле то, что заставило меня посмотреть на него совсем иными глазами, - сказала Клэренс и грустно вздохнула. - Ох, как же ему не повезло! Из всех женщин полюбил ту, на которую даже глаза поднимать не имеет права!
        - Вот чего твой брат не потерпит, так это жалости, - уже непреклонно ответил Статли. - Он сам решит, в чем его везение.
        Налетел порыв холодного ветра, и Клэренс невольно поежилась, несмотря на теплый плащ, который укрывал ее поверх ее собственного плаща. Заметив это, Статли решительно поднялся на ноги и протянул руку Клэренс.
        - Ты совсем озябла! Поедем ко мне, Клэр. Да право же, еще рано, чтобы тебя хватились дома! - сказал он, заметив сомнение в ее глазах.
        - Нет, Вилли, - покачала головой Клэренс. - У Робина сейчас и так хватает забот и огорчений, чтобы добавить ему беспокойства из-за моего долгого отсутствия. Давай поступим иначе! Ты проводишь меня домой, а когда Робин пригласит тебя остаться на ужин, не станешь отказываться. Хорошо?
        - Как скажешь, моя Клэр, - улыбнулся Статли, помогая ей подняться и крепко сжимая пальцы Клэренс в своих ладонях. - Пусть все будет так, как хочешь ты.
        Его уступчивость была вознаграждена долгим поцелуем, которым Клэренс прижалась к его губам. Отвечая на поцелуй, Статли сначала нежно, а потом уже властно обнял ее и крепко прижал к груди.
        - А когда ужин закончится, я найду дверь в твою комнату открытой? - прошептал он, дотрагиваясь поцелуями до лба Клэренс.
        - Разве ты прежде находил ее запертой? - спросила она в ответ.
        - Значит, мне можно будет остаться с тобой на ночь? - шепнул он, и, когда она, зардевшись румянцем, молча кивнула, его дыхание невольно участилось, а руки с нежной силой заскользили вдоль ее тела, сминая складки плаща и платья.
        Она покорно прильнула к нему, но он все равно услышал легкий вздох, слетевший с ее губ. Отстранив Клэренс, Статли заглянул в ее глаза и увидел в них грусть.
        - В чем дело, голубка? - с тревогой спросил он. - Что тебя печалит?
        Она помедлила, но, повинуясь его настойчивому взгляду, сказала:
        - Меня угнетает необходимость скрывать свою любовь к тебе, Вилли. Мы приедем вместе, но в трапезной разойдемся в разные стороны. За стол сядем рядом, но мне придется все время следить за собой, чтобы ненароком не взять тебя за руку. А если уж не уследила и взяла, то быстро отпустить ее. Вести с тобой незначащий разговор, но лучше вообще не вести, а участвовать в общей беседе, лишь бы не отвлечься на тебя, тут же забыв обо всех, кто рядом и видит нас с тобой. Потом я уйду к себе и буду прислушиваться в ожидании твоих шагов. А ночью все время просыпаться, чтобы не пропустить приближение рассвета, когда придет время разбудить тебя, чтобы ты успел незаметно уйти из моей спальни.
        Он выслушал ее и, улыбнувшись, ответил:
        - Клэр, радость моя! То, что тебя огорчает, очень легко исправить! - и, когда она обратила к нему удивленный взгляд, предложил: - Выходи за меня замуж, Клэр, и нам больше ни от кого не придется таиться.
        Ее ресницы взметнулись, как крылья бабочки. Клэренс на миг затаила дыхание и прикусила губу, выразив сильное сомнение.
        - Ты думаешь, Робин даст согласие на наш брак?
        - Я мог бы тебе напомнить о том, что прежде он дал согласие Виллу, и начать рассуждать, как он отнесется теперь уже к нашему браку, но не хочу тебя мучить, - рассмеявшись, ответил Статли и, став серьезным, сказал: - Робин дал согласие.
        - Когда?! - поразилась Клэренс. - Ты говорил с ним?!
        - В то самое утро, и не я с ним, а он со мной. Я хотел найти для разговора с Робином более удачное время, но он не предоставил мне такой возможности, - ответил Статли и, увидев, как заволновалась Клэренс, снова рассмеялся: - Клэр, конечно, он обо всем догадался. Не только по твоему лицу, но и по моему тоже.
        - И он разрешил тебе жениться на мне? - перепросила Клэренс. - Вот так, просто, даже не спросив, что я думаю по этому поводу?
        - А надо было спрашивать? - улыбнулся Статли и, заметив, как Клэренс с притворной капризностью надула губы, церемонно сказал: - Робин дал разрешение, обусловив его твоим согласием, Клэр. И теперь я тебя спрашиваю: Клэренс, ты согласна стать моей женой и обвенчаться со мной?
        Она недолго помолчала - ровно столько, чтобы он успел начать тревожиться, но не встревожился всерьез, и тоном кроткой благонравной девицы ответила:
        - Поскольку мой старший брат и лорд выразил свою волю, то с моей стороны было бы верхом неприличия воспротивиться его слову, отказав тебе. Я согласна.
        - Только как преданная и послушная сестра? - усмехнулся Статли.
        Его шею тут же обвили руки Клэренс, она распахнула голубые глаза, и он увидел, сколько сияло в них счастья.
        - Как та, которая любит тебя душой! - услышал он и, не скрывая своей радости, подхватил ее на руки и закружил.
        - Мы приедем к вам и прямо за ужином объявим о нашей помолвке! - сказал он, сажая ее на своего коня. - И попросим Робина назначить день нашей свадьбы!
        - Правильно ли будет так поступить? - засомневалась Клэренс, когда они сели в седло и он бережно обнял ее. - Так мало времени прошло с того злополучного дня! У Робина и Марианны еще слишком свежа память о собственном горе, а мы, сияя счастьем, объявим о помолвке?
        - Не беспокойся, Клэр. Сделав так, мы не поступимся тактичностью. В Шервуде любят радость - она помогает быстрее справиться с печалью. Просто поверь мне! - горячо сказал в ответ Статли.
        Но когда они добрались до лагеря лорда Шервуда, там царило оживление, однако не такое, при котором Статли и Клэренс было уместно объявить о своей помолвке. Робин, стоя возле очага, лишь скользнул взглядом по сестре и позвал к себе Статли.
        - Я уже собирался послать кого-нибудь разыскивать тебя! Иди сюда - есть дело.
        Вокруг Робина собрались Вилл, Джон, Алан и отец Тук. Статли поспешил присоединиться к их кружку. Клэренс, помогая Кэтрин и Мартине накрывать столы к ужину, бросала быстрые взгляды в сторону Робина и его друзей, которые переговаривались так тихо, что она не смогла услышать ни слова. Она только увидела, как старший брат довольно хлопнул Робина по плечу. Джон, подняв глаза к потолку, о чем-то недолго думал и тоже кивнул. Отец Тук очень тяжело вздохнул, помедлил и нерешительно покачал головой в знак согласия с каким-то предложением лорда Шервуда.
        - Тогда быстро за стол, ужинаем и отправляемся! - сказал Робин, подводя черту под обсуждением.
        После ужина Клэренс ушла к себе - Статли опять принялся что-то обсуждать с Робином и Аланом. Она уже догадалась, что их планам сегодня не суждено сбыться - любимый куда-то уедет - и огорченно вздохнула. Но Статли зашел к ней через четверть часа, и она увидела, что он одет, как ратник Гисборна.
        - Куда вы собрались? - спросила Клэренс, ощутив в груди холод тревоги, и поняла, что теперь это ее удел - провожать его, ждать, тревожиться и встречать.
        - Заплатить по старым долгам, - ответил он, и по его губам пробежала непривычная для нее жестокая усмешка, которая, впрочем, тут же сменилась ласковой улыбкой, едва глаза Статли встретились с погрустневшими глазами Клэренс.
        Он обнял ее и поцеловал в лоб.
        - Не печалься, голубка! Утром увидимся.
        - Я буду ждать тебя, - сказала Клэренс, пряча глаза, чтобы не расстроить его своим огорчением. - Будь осторожен! Береги себя ради меня, пожалуйста. А я пока свяжу тебе перчатки - твои уже прохудились.
        Статли нежно усмехнулся, снова поцеловал ее, на этот раз в губы, и выпустил Клэренс из объятий. В комнату зашел Робин с оружием и тоже одетый ратником Гисборна. Казалось, что присутствие Статли в спальне Клэренс было для лорда Шервуда обычным делом, не стоящим ни удивления, ни вопросов.
        - Пора, Вилли, все уже готовы, - негромко сказал он и посмотрел на сестру: - Клэр, побудь с Марианной. Я напоил ее сонным отваром, она должна проспать до рассвета. А Нелли тоже надо отдохнуть хоть немного.
        Клэренс кивнула, провожая их обоих грустным взглядом, и поймала на прощание быстрый, любящий взгляд Статли, когда он, не удержавшись, оглянулся на нее.
        Глава двадцать вторая
        Робин стремительно вошел в трапезную, следом за ним - Джон и Вилл, которые несли большой мешок. Позади них шли Статли, Алан и десяток стрелков - все в одеждах с гербами Гисборна. Еще два стрелка были в монашеских рясах.
        - Джон! Отправляй гонцов по Шервуду, пусть объявляют общий сбор, - отрывисто приказал Робин.
        - Как обычно, возле старого дуба? - уточнил Джон.
        - Нет, - после секундного раздумья ответил Робин, - выбери другое место. Дуб не заслужил такого!
        Джон понимающе хмыкнул и, сделав знак Виллу отпустить кромку мешка, свалил ношу на пол. Робин повел глазами в сторону мешка и, отвернувшись, небрежно бросил:
        - Заприте его! Ему как раз хватит времени прийти в себя и поразмыслить о своих грехах на досуге.
        И он прежним стремительным шагом прошел к себе. В изголовье постели Марианны сидела Клэренс, сосредоточенным шепотом пересчитывая петли на спицах.
        - Тихо, она еще спит, - предупредила Клэренс, услышав, как открывается дверь, сбилась со счета и с досадой подняла голову.
        Увидев Робина, она отложила вязание и подбежала к брату:
        - А Вилл? Он вернулся с тобой?
        - Вернулся! Беги к нему! - рассмеялся Робин.
        Клэренс, радостно ахнув, бросилась к двери. Вилл Скарлет, входя в комнату следом за Робином, посторонился, пропуская сестру, которая едва не сбила его с ног, и не удержался, чтобы не проводить ее ласковым шлепком.
        Разбуженная голосами и смехом Марианна сонно заворочалась и приподнялась на локте, моргая глазами, в которых плавал дурман сна, вызванного травяным отваром. Робин сбросил плащ и сел на кровать рядом с ней.
        - Доброе утро, родная! - тихо сказал он, привычно пощупав ее лоб. - Жара нет. Как тебе спалось?
        Марианна обняла его и потерлась щекой о его щеку, холодную от зимнего ночного мороза. Заметив рядом Вилла, она ласково улыбнулась и ему. Ее глаза прояснились, она увидела на одежде Вилла герб Гисборна, удивленно перевела взгляд на Робина и обнаружила, что и тот одет ратником Гисборна.
        - Что это за маскарад? - с недоумением спросила Марианна, снимая руки с шеи Робина. - Где вы были?
        - В гостях у сэра Гая, - ответил Вилл и принялся расхаживать по комнате, фыркая, как рассерженный дикий кот.
        - Так он жив?! - нахмурилась Марианна.
        - Ночью был еще жив, - сказал Робин, поднимаясь с постели, и, заметив в глазах Марианны прежнее непонимание, пояснил: - К огромному сожалению, стрела Статли ранила его, а не убила, как мы надеялись. Но рана должна была быть очень тяжелой, таковой она и оказалась. Да еще воспалилась. Поэтому Гай, заглянув смерти в глаза, пожелал причаститься и исповедоваться.
        - А вы откуда узнали, что ему нужен священник?
        - От его слуг, - ответил ей Вилл. - Они, когда попадают к нам в руки, становятся разговорчивыми. Вот и поведали нам о приказе их господина, а мы поспешили исполнить желание умирающего сэра Гая и привезли к нему священника. Чересчур добросовестного священника, на мой взгляд!
        Робин достал два кубка, налил в них вино и протянул один Виллу. Тот залпом осушил кубок и глухо сказал:
        - Пойду, сброшу с себя одежды с этим гербом, отмоюсь от них, а после побеседую с отцом Туком!
        По его губам скользнула непонятная для Марианны и весьма свирепая улыбка, и Вилл ушел. Марианна, почувствовав слабость, прислонилась плечом к стене и посмотрела на Робина. Он, не присаживаясь за стол, неспешно пил вино, глядя в окно отрешенным взглядом.
        - Ничего не понимаю! - сказала она. - Зачем вам понадобилось снова рисковать и пробираться в замок Гая, если вы уехали, оставив его в живых? Только не уверяй меня, что тебя действительно заботила его душа.
        Робин перевел взгляд на Марианну и усмехнулся:
        - Душа Гая меня уже давно не заботит. Она для меня ясна, как линии на моей ладони, - ответил он, поставив на стол опустевший кубок. - Священник был только предлогом, чтобы проникнуть в замок, куда я, кстати, сам не входил, не будучи уверенным в том, что молочный брат Гая и командир его ратников вновь окажется таким же снисходительным, каким он показал себя в Ноттингеме. Нам был нужен Хьюберт, который безвылазно сидел в замке, едва туда перевезли Гая.
        При имени Хьюберта Марианна замерла.
        - И что? - настороженно спросила она, не сводя глаз с Робина.
        - И вот Хьюберт снова в Шервуде, стрелкам объявлен сбор, и сегодня мы наконец покончим с этой всем изрядно надоевшей историей, - бесстрастно ответил Робин и, оглядев себя, брезгливо поморщился. - Пожалуй, я последую примеру Вилла и схожу в купальню. Меня тоже воротит от герба Гая!
        Когда он вернулся, Марианна все так же сидела на постели, привалившись плечом к стене, и о чем-то думала. Робин молча переоделся в чистую одежду.
        - О чем ты хочешь говорить с Хьюбертом? - тихо спросила Марианна.
        Руки Робина, расправлявшие ворот рубашки, замерли. Он обернулся к Марианне, и по его губам пробежала невеселая улыбка.
        - О чем мне с ним говорить? - он холодно пожал плечами. - О том, что его толкнуло на предательство? Меня это не интересует. Пусть посмотрит в глаза тем, кто считал его своим другом и кого он предавал при первой возможности.
        - А потом? - помедлив, спросила Марианна.
        Его глаза сузились в неумолимом прищуре, и Робин глухо ответил:
        - Никакого «потом» для него не будет.
        Встретившись с ней взглядом, Робин улыбнулся и, присев на кровать возле Марианны, осторожно провел ладонью по ее щеке.
        - Я ненадолго, милая, - сказал он так, словно собирался в обычное патрулирование по Шервуду.
        Марианна поймала его руку, удержав Робина, когда он хотел встать, и негромко, но твердо сказала:
        - Я хочу поехать с вами.
        Он не удивился ее словам, лишь внимательно посмотрел на Марианну.
        Прошла неделя с той ночи, когда он привез ее из Ноттингема. Эллен с помощью сонных зелий продержала Марианну во сне больше суток, и, когда она очнулась от забытья, Робин, как и обещал ей, был рядом. Призвав на помощь всю выдержку, он наблюдал, как проясняются ее глаза, как она вспоминает о том, что произошло. И вот по изменившемуся выражению ее лица он понял, что она вспомнила все - от начала и до конца. Ее ресницы едва заметно дрогнули. Выпростав руку из-под покрывала, она провела ладонью по опавшему животу и прикусила губу. Он перехватил ее руку и прижал к своей щеке. Он заранее приготовил себя к ее отчаянию, ожидал поток слез, но не случилось ни первого, ни второго. Марианна лишь посмотрела на него из-под ресниц и, улыбнувшись тенью былой улыбки, еле слышно сказала:
        - Не беспокойся обо мне. Со мной все в порядке.
        Эллен, которая была в тот момент рядом, от досады даже прищелкнула пальцами. Робин понимал и разделял ее досаду: он тоже боялся каменного спокойствия Марианны, как уже было в конце апреля. Но его опасения были напрасными - слезы пришли к ней. Той же ночью, устроившись спать на медвежьей шкуре у камина, он был разбужен тихими всхлипываниями. Очнувшись в один миг, он оказался возле Марианны и, встав на колени рядом с кроватью, увидел, что она плачет. Слезы струились и струились из ее широко раскрытых глаз.
        - Я не мог его спасти, - тихо сказал он, взяв ее руку в свои ладони. - Тебя - да, но не вас обоих.
        Она скосила на него полные слез глаза и слабо улыбнулась мокрыми распухшими губами.
        - Я знаю, - услышал Робин. - Он умер еще в Ноттингеме. Я боялась дыбы, а он был настолько мал и слаб, что не смог перенести плетей. Мой бедный маленький мальчик!
        Ее губы запрыгали в безутешных рыданиях. Робин молча вытирал ее лицо, не мешая излиться слезам, и гладил Марианну по голове, непрестанно думая о том, что если бы его постигла неудача, эти светлые волосы, нежное даже в кровоподтеках и ссадинах лицо, тонкие израненные руки - все это стало бы горсткой пепла, смытой первым дождем. И от такой мысли по нему пробегала дрожь запоздалого ужаса.
        Наконец она затихла, слабо потянула его за руку, и он, поднявшись с колен, сел на постель, приподнял Марианну, обнял и прижал к себе. Ее слезы горячими редкими каплями падали ему на руку. Он вместе с ней, но без слез, глубоко в сердце оплакивал общую для них утрату - желанного сына, зачатого в любви, любимого до появления на свет, погибшего прежде рождения. Никто из них не увидел его, не взял на руки, не прижал к груди, и даже в могилу его положили не материнские и не отцовские руки. Если бы не пытки, на которые Гай Гисборн обрек Марианну!..
        - Что? - спросила она, услышав глубокий вздох, вырвавшийся из груди Робина.
        - Может быть, тебе стоило согласиться и написать для меня письмо под диктовку Гая, - помедлив, сказал он.
        Она заметалась в его руках, и Робин с трудом успокоил ее, убаюкал, прижавшись губами к виску.
        - Нет! - яростно ответила она. - Пойми, я бесконечно верю в твой ум, но он сумел бы найти такие слова, которые заставили бы тебя отбросить все разумные доводы и забыть даже о толике осторожности!
        - Тогда хотя бы признаться ему, что я все равно не знаю твоего почерка.
        - И тогда это письмо написал бы кто-нибудь другой? - усмехнулась Марианна и покачала головой. - Но Гай все равно заставил бы меня взяться за перо, даже если бы я открыла ему, что никогда не писала тебе ни строчки. Я в его глазах прочитала, что он хочет - страстно хочет! - чтобы я предала тебя. Чтобы потом швырнуть тебе в лицо доказательство моей слабости, желание спастись ценой твоей жизни. Даже сквозь боль я видела в его глазах торжество, когда он смотрел, как Вилл пытался разорвать удерживавшие его путы, когда он слышал, как Вилл умолял его приказать палачу остановиться. За считаные часы Гай понял Вилла так, как я за месяцы не смогла разгадать. А если бы я написала это письмо… Милый, неужели ты думаешь, что я смогла бы жить после этого? Он хотел отобрать у меня нашего сына и воспитать своим еще одним преданным псом. Мне даже не пришлось бы объяснять мальчику, что сталось с его отцом. Меня бы оторвали от нашего сына и отослали прочь, если бы не подстроили смерть в родильной горячке. Он сущий дьявол, Робин, которому нужна только власть! И не просто власть, а власть над душами тех, которые отвергли
его.
        Робин осторожно провел кончиками пальцев по кровоподтеку на ее скуле:
        - Это он?
        - Да, - прошептала Марианна. - Я сказала ему, что он безразличен тебе и в этом его самое великое страдание. Я не ожидала, что он с такой силой ударит меня в ответ. Он просто одержим тобой!
        - Ты сумела угадать его самое больное место и ткнула пальцем в незаживающую рану, - невольно усмехнулся Робин. - Гай не дьявол, Мэри. Не найдя в себе самоотверженности, необходимой для ритуала посвящения, которого он страстно желал, Гай решил пойти обратным путем, думая, что так обретет себя и уравняется со мной. А ему бы всего лишь забыть о моем существовании и поискать себя самого! Впрочем, что о нем говорить… Его путь закончился, так толком и не начавшись.
        Но оказалось, что все они ошиблись. Великолепный выстрел Статли достиг цели, но не оборвал жизнь Гая. И вот Джон, вернувшись из объезда дозорных постов, привез новости, и одной из них была весть о том, что Гай Гисборн, которого они считали погибшим, выжил. Но его состояние вызывало у лекарей серьезные опасения. Вопреки здравому смыслу, презрев все протесты врачевателей, Гай настоял, чтобы его перевезли из города в замок, словно не мог задержаться в Ноттингеме ни на час. Его волю исполнили, в результате чего леди Беатрис была вынуждена послать слуг за первым встречным священником: переезд усугубил и без того тяжелое состояние Гая. Робин звериным чутьем почувствовал возможность добраться до Хьюберта, и в его голове быстро созрел план. Отец Тук после долгих уговоров согласился принять участие, и на рассвете они вернулись в Шервуд вместе с Хьюбертом - оглушенным, связанным по рукам и ногам и упрятанным в огромный мешок.
        Робин молча смотрел на Марианну. Ее глаза были полны решимости настоять на своем. Она безмолвным взглядом требовала, чтобы он взял ее с собой на сбор стрелков, суду которых он был намерен предать Хьюберта.
        - Ты еще совсем слаба! - возразил Робин, осторожно проводя ладонью по только что поджившим рубцам на ее плечах.
        - Я прошу тебя! - выдохнула в ответ Марианна, крепко стиснув его запястье.
        Робин вспомнил собственную неуемную жажду крови, которую он хотел утолить, но не смог, оставив в живых Роджера Лончема. Она не знала об этом, а он не знал, как бы она отнеслась к его решению. В любом случае он чувствовал себя в долгу перед ней. Поэтому он больше не стал спорить. Достав флакон с порошком, Робин высыпал все содержимое в кубок и смешал его с вином.
        - Пей, - сказал он, подав кубок Марианне, - до самого дна. Я пришлю Клэр, чтобы она помогла тебе одеться.
        Оставив Марианну, Робин вышел в трапезную, где стоял несмолкаемый гул голосов. Несмотря на место, указанное Джоном для сбора, стрелки Робина, Статли, Мэта и Эдгара приехали в лагерь лорда Шервуда. Отправив сестру к Марианне, Робин заметил, как старший брат о чем-то яростно спорит с отцом Туком, и подошел к ним.
        - Вам был нужен Хьюберт, и вы получили его, - непререкаемым тоном говорил отец Тук, не обращая внимания на все попытки Вилла перебить его. - Помолчи, сын мой! Так вот, меня вы взяли для отвода глаз. То, что я исполнил свой долг пастыря, не имеет к вам никакого отношения.
        - Хорошо, ты его исполнил, - сумел все-таки сказать Вилл, - а потом? Ты разучился держать в руках оружие? Кто тебе мешал дослушать его исповедь, отпустить грехи и отправить Гая к праотцам?
        - Не кощунствуй, Вилл! Немедленно прекрати! - голос отца Тука возвысился и прокатился громовым раскатом. - Ты хоть понимаешь, в чем ты меня упрекаешь сейчас? В том, что я не совершил непотребство! Исповедовать человека, а потом своей же рукой оборвать его жизнь, которая находится в руках Создателя?! Взять на душу страшный грех, да еще возомнив себя судьей?!
        Несколько секунд Вилл и отец Тук молчали и, тяжело дыша, мерились гневными взглядами.
        - Значит, все дело заключается в непогрешимости твоей драгоценной души, - наконец негромко сказал Вилл, не спуская с отца Тука глаз, полных бессильного негодования. - Ну-ка вспомни, сколько раз ты твердил, что Марианна дорога тебе так, как если бы приходилась родной дочерью? Давай я отведу тебя на могилу ее сына, который оказался в земле, не успев сделать первый вдох, ни разу не раскрыв глаза. И, стоя там, ты еще раз скажешь мне, что положить конец бесчинствам сэра Гая ценой его жизни - слишком непосильный грех для тебя?!
        - Тебе виднее! - в сердцах ответил отец Тук, которого упреки Вилла задели за живое. - Вам с Робином все не насытиться, никак не утолить жажду крови!
        Робин про себя усмехнулся: отец Тук знал, что они с Виллом побывали во Фледстане, но не знал, что Робин не стал убивать Лончема. В этом неведении не было ничего удивительного: Роджер Лончем тем же утром исчез, и даже его брат, епископ Гесберт, пребывал в уверенности, что лорд Шервуда беспощадно разделался с врагом и позаботился о том, чтобы мертвое тело Лончема не смогли найти.
        Отец Тук краем глаза заметил Робина, который безмолвно стоял рядом, и невольно покраснел от досады.
        - И ты станешь упрекать меня?! - спросил он с вызовом.
        По губам Робина скользнула усмешка.
        - Вижу, святой отец, что на тебя исповедь Гая произвела большое впечатление! - сказал он, не приняв вызов отца Тука.
        Священник нахмурился и тяжело вздохнул:
        - Он глубоко несчастный человек, Робин. Какая смесь хорошего и дурного, высокого и низменного! Имея такие задатки, так искорежить себя, собственную душу!
        - Я сейчас разрыдаюсь от умиления! - снова задохнулся от ярости Вилл. - У меня пальцев на руках не хватит пересчитать только близких мне людей, которых погубил Гай Гисборн. А если задаться целью сосчитать всех, кому он причинил зло, не хватит рук у всего Шервуда!
        - Знаю, Вилл! - с глубокой грустью воскликнул отец Тук. - Будь я на твоем месте, то сейчас тоже негодовал бы не меньше. Но не мог я поднять руку на умирающего человека, который открыл мне всю свою душу! Пойми, не ненависть он вызывал у меня, а бесконечную жалость. Не бранись, пожалуйста!
        Вилл поморщился и с досадой махнул рукой:
        - Что уж теперь! Бранись, не бранись… Умирающий, как же… Я сердцем чую, что этот негодяй встанет на ноги и мы еще испытаем на своей шкуре его задатки. Так вот, святой отец! Если так и случится, я тебе припомню сегодняшнюю жалость к нему и свято исполненный долг пастыря!
        - Воля твоя, Вилл, - покладисто ответил отец Тук.
        Вилл, поморщившись, отвернулся от священника и тут же застыл, напряженно выпрямившись. Он увидел Марианну, которая медленно вошла в трапезную, опираясь на руку Клэренс. Та, приобняв подругу за талию, заботливо поддерживала ее, следя за каждым, пока еще неуверенным, шагом Марианны.
        - Ты-то куда собралась?! - с отчаянием воскликнул Вилл, пробираясь к Марианне.
        Она была одета на выезд - в длинное платье из тонкой шерстяной ткани синего цвета, куртку из серого беличьего меха и теплый плащ с капюшоном. Но прежде чем Вилл успел подойти к ней, появление Марианны было замечено всеми стрелками.
        - Честь и слава нашей леди! - грянуло в трапезной так, словно десятки голосов вылетели из одной груди.
        Огни факелов сверкнули на мечах, выхваченных из ножен и вскинутых в приветственном салюте.
        - Да сохранит Господь и Святая Дева нашу госпожу - леди вольного Шервуда!
        Эдгар, оказавшийся ближе всех к Марианне, преклонил колено и благоговейно поднес край ее плаща к губам.
        - Даруют тебе Один и Фрейя много долгих лет, исполненных сил и здоровья, наша светлая госпожа! - провозгласил он, повинуясь голосу норвежской крови.
        - Смотри-ка, они наконец признали ее, - усмехнулся Статли, стоя рядом с Робином и наблюдая за бурным восторгом, который вызвал у стрелков вид Марианны, - хотя после венчания все приносили ей клятву верности и принимали такую же клятву от нее. Но только сейчас она действительно стала госпожой Шервуда, и они умрут за нее, даже если ты этого не потребуешь.
        - Она поклялась им, что готова отдать жизнь во имя вольного Шервуда, и теперь они знают, что она была в одном лишь шаге от исполнения данной клятвы, - грустно усмехнулся Робин, наблюдая за стрелками, как и Статли. - Теперь я спокоен за нее. Она и без меня стала много значить для них и иметь в их глазах собственную ценность.
        Мэт хотел помочь Марианне, но Вилл бесцеремонно отодвинул его руку и подал свою.
        - Вернись в постель! - тихо сказал он, когда ладонь Марианны легла поверх его руки.
        Она повернула к нему голову и улыбнулась, встретившись с ним глазами.
        - Я прошу тебя остаться, - быстро сказал он.
        - Почему? - спросила Марианна, не понимая волнения, которое явственно отражалось в его янтарных глазах.
        - Я не могу тебе объяснить, - глухо ответил Вилл, - просто исполни мою просьбу.
        - Нет, - непреклонно сказала она. - Вспомни, как мы стояли перед ним. Теперь я хочу увидеть, как он будет стоять перед нами, перед всеми, перед Робином.
        Вилл посмотрел на нее с непонятной печалью. Тень странной обреченности мелькнула и скрылась в его глазах, когда он молча поднес руку Марианны к своим губам. Потом его глаза стали непроницаемо спокойными. Не сказав больше ни слова, он проводил Марианну к Робину. Впрочем, Вилл бросил на брата выразительный взгляд, в ответ на который Робин не менее выразительно ответил:
        - Она хочет ехать с нами, я не стану ей препятствовать. Это ее право. Решай сам, ты не обязан делать то, что собирался.
        - А это уже мое право, - с усмешкой ответил Вилл и, обозначив едва заметный поклон Марианне, отошел в сторону.
        Вернулся последний из гонцов, посланных Джоном, и Робин приказал всем трогаться в путь. Джон притащил мешок, в котором был Хьюберт, и взвалил его на лошадь.
        - Что, так и не пришел в себя? - осведомился Статли, не глядя на мешок.
        - Пришел, да я его снова стукнул, - буркнул Джон, - чтобы лошади было легче.
        Робин подхватил на коня Марианну и сделал стрелкам знак следовать за ним. Вскоре они добрались до большой поляны, но не той, на которой высился огромный дуб, а другой, ничем не примечательной. Там уже было не протолкнуться от множества стрелков, которые шумно приветствовали лорда Шервуда. Вид Марианны, сидевшей на Воине перед Робином, вызвал у всех радостное оживление, которое перешло в неудержимое ликование, когда она ловко спрыгнула с коня без помощи Робина.
        - Постарайся беречь силы, - посоветовал Робин, оказавшись рядом с Марианной. - Действие лекарства очень сильное, но заканчивается внезапно.
        Стрелки заранее принесли на поляну огромное бревно. Расстелив на нем плащ, Робин кивнул на него Марианне и сел рядом с ней, воткнув в землю Элбион и сложив обе руки на эфесе. Джон уронил с лошади мешок с Хьюбертом и подтащил его к одному из деревьев, выбрав то, что росло прямо напротив места, которое Робин выбрал для себя и Марианны.
        Вилл вспорол ножом мешковину и, ухватив Хьюберта за шиворот, вскинул его на ноги. Хьюберт потряс головой, приходя в себя, и Вилл помог ему, с силой ударив по щекам.
        - Очнись, парень! Смотри, сколько твоих товарищей бросили все дела ради встречи с тобой!
        Хьюберт вскинул голову и, увидев вокруг себя плотные ряды вольных стрелков, отшатнулся.
        - Что с тобой? - усмехнулся Вилл. - Ты ведь уверял меня, что никого из нас не боишься, даже Робина. Вот мы все здесь перед тобой, вот наш лорд, и теперь ты можешь и перед ним, и перед нами выказать свое бесстрашие.
        Крепко стиснув зубы, Хьюберт не ответил. Его грудь тяжело вздымалась, он обводил глазами лица бывших друзей, товарищей и соратников. Они молча смотрели на него, и он не увидел в их глазах ничего, кроме презрения. Даже ненависти в них не было.
        - До чего же ты у нас ладный парень! - насмешливо сказал Джон, стоя за спиной Робина, и скрестил руки на могучей груди. - Все тебе к лицу! И зеленый цвет наших курток, и синие сюрко с гербом Гая Гисборна.
        Хьюберт долго медлил, но наконец встретился взглядом с лордом Шервуда.
        - Не смотри на меня так! - прохрипел он, не в силах отвести взгляд от глаз Робина.
        Сейчас, когда душа Хьюберта была настежь распахнута страхом, Робин не увидел в ней ничего, кроме темного клубящегося ужаса. Пожав плечами, Робин усмехнулся с откровенной брезгливостью.
        - А как мне на тебя смотреть? - негромко спросил он, продолжая терзать Хьюберта беспощадным взглядом.
        Хьюберт промолчал, пытаясь заставить себя отвернуться от Робина, но тот пресек все его попытки высвободиться.
        - Расскажи нам, - предложил Статли, - расскажи, как тебе пришлось по нраву делить с нами кусок хлеба в дозоре, плащ в патрульном ночлеге и выдавать нас псам шерифа и твоего господина.
        - Совсем не по нраву! - обрел голос Хьюберт и, когда Робин отпустил его взгляд, с вызовом посмотрел на Статли. - Но у меня не было выбора!
        - Выбор есть всегда, малыш, - ответил Джон, скривив губы в мрачной улыбке. - Кто тебе мешал честно рассказать о том, что ратникам Гисборна удалось обезоружить тебя и захватить в плен? Рассказать, кем ты доводишься командиру дружины Гисборна и что сэр Гай предложил тебе в обмен на жизнь?
        - Рассказать обо всем? Вы бы растерзали меня, едва лишь я открыл бы рот! - ответил Хьюберт, встретившись с ясными глазами Джона.
        - Ты сам не веришь в то, что говоришь, - равнодушно обронил Робин. - Тебе пришлась по душе возможность поиграть и с нами, и с Гисборном. А то, что на кону были не деньги, а люди - люди, которых ты знал, и которые доверяли тебе, - лишь сильнее горячило твою кровь.
        - Думай обо мне что хочешь! - с яростью возразил Хьюберт. - Меньше всего я хотел бы стать разменной монетой в твоей игре с Гаем Гисборном. А ты бы заставил меня ею стать, если бы я открыл тебе правду!
        - Ты слишком дорого себя ценишь! - усмехнулся Робин. - Говоришь о разменной монете, а сам не стоишь и ломаной.
        Услышав подобный отзыв о себе, Хьюберт выпрямился и устремил на лорда Шервуда ненавидящий взгляд.
        - Да, я никогда не любил тебя и не боготворил, как это делает вся твоя стая! - сказал он, кивнув на стрелков. - Так почему я должен был рисковать собой ради твоего самолюбия в войне с Гисборном?
        - А почему мы рисковали собой, когда ты оказывался в опасности?! - не сдержавшись, прорычал Алан. - Вспомни, как год назад Робин буквально вытащил тебя из-под мечей ноттингемских ратников!
        - Ублюдок, - прошептал Дикон, отворачиваясь от бывшего друга.
        Хьюберт услышал его и с усмешкой посмотрел на Дикона.
        - А ведь я тебя пожалел, Дик! Ты единственный, кому я не желал причинить вред. Стоило мне изменить уловку со жребием - сделать два равных обломка, и с каким воодушевлением ты бы помчался с нами в собор! Как бы ты радовался возможности побыть с твоей незабвенной Саксонкой, пока Робина нет в лагере!
        - Замолчи! - крикнул Дикон. - Лучше бы я тогда поехал и погиб, защищая ее, чем после оправдывать тебя перед Робином, не зная, кто ты на самом деле. Ты ловко использовал меня, чтобы и я подтвердил Марианне слова якобы гонца ее брата. Ты все рассчитал, но не подумал о том, что тебе придется держать ответ перед всем Шервудом и стоять перед нами так, как ты стоишь сейчас!
        Лишь презрительно пожав плечами, Хьюберт посмотрел на Марианну.
        - Ты тоже пришла, ведьма, посмотреть, как я умру? - сказал он, понимая, что ему уже нечего терять. - Помнишь, как ты металась по трапезной, когда брат твоего мужа запретил тебе и думать о поездке в собор? Помнишь, как дрожала, когда сэр Гай показывал тебе орудия пыток? Жаль, что он согласился с палачом и не отправил тебя на дыбу. А я уж собирался посмотреть, как ты будешь на ней рожать вашего с Робином щенка, а потом корчиться на костре!
        - Хватит, - раздался негромкий, холодный голос лорда Шервуда, и Робин скользнул по Хьюберту безразличным взглядом. - Твое последнее желание?
        Тот долго молчал, всем было отчетливо слышно только его тяжелое дыхание.
        - Я хочу исповедоваться, - наконец сказал он.
        Робин отыскал взглядом отца Тука. Священник вышел вперед из круга стрелков и подошел к Хьюберту. Окинув его с головы до ног тяжелым взглядом, отец Тук отступил на шаг и сказал как отрезал:
        - Я не стану тебя исповедовать. Меня сегодня упрекали в том, что я не нарушил свой долг. Но сейчас я сам отступлю от него, и ты, подлец, умрешь без покаяния.
        - Вот как! - выдохнул Хьюберт и обвел стрелков дерзким, вызывающим взглядом. - И кто же из вас, благородных воинов Шервуда, решится взять на себя обязанности палача?
        Вилл, молча стоявший поодаль, услышав его вопрос, рассмеялся коротким беспощадным смешком.
        - У тебя есть сомнения? - спросил он голосом, ужаснувшим Марианну.
        Хьюберт недоверчиво повел глазами в сторону Вилла.
        - Благородный лорд Уильям Рочестер! Ты не побрезгуешь работой палача?!
        - Нет, - с прежней усмешкой ответил Вилл. - Чтобы покончить с тобой, я исполню эту грязную работу, - и он свистом подозвал коня и отцепил от седла моток крепкой веревки.
        Застыв, Хьюберт не мог отвести взгляда от рук Вилла, а тот уверенно размотал веревку и быстро связал петлю. Подойдя к дереву и убедившись в его надежности, Вилл сильным взмахом перебросил веревку через крепкий сук и накинул петлю на шею Хьюберта. Тот попытался сопротивляться, но его удержал Статли.
        - Вот и все, - с безжалостной улыбкой сказал Вилл, глядя в замершие глаза Хьюберта. - Будь ты весной честнее, тебе не пришлось бы так заканчивать жизнь.
        Хьюберт глубоко вздохнул и обвел глазами стрелков.
        - Будьте вы все прокляты! - хрипло сказал он, бросил взгляд на Робина и Марианну. - И ты вместе с твоей ведьмой! Будьте вы прокляты!
        Вилл намотал на локоть веревку и потянул на себя. Ноги Хьюберта оторвались от земли, и он забился в петле. Агония была мучительной. Вилл мог бы резко дернуть веревку и сломать Хьюберту позвонки, но, намеренно или случайно, он не делал этого, продолжая удерживать Хьюберта в нескольких дюймах от земли.
        Марианна закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Рука Робина сжала ее руку.
        - Идем, если тебе не под силу, - услышала она его голос и отрицательно помотала головой.
        - Сколько это продлится? - спросил Джон.
        - Без перелома позвонков может занять и час, - ответил Статли.
        - Вилл, ломай ему шею, - повысив голос так, чтобы брат услышал, сказал Робин. - Не станем же мы целый час смотреть на его испражнения и слушать его хрипы!
        - Как скажешь, - хладнокровно ответил Вилл и сильным, резким движением руки прекратил агонию Хьюберта.
        Тело неподвижно замерло и повисло в петле. Выждав еще несколько минут, Вилл выпустил веревку. Хьюберт упал на землю, и Джон, пощупав на его шее артерию, убедился в том, что он мертв. Забросив тело на лошадь, Джон накрепко привязал к ней Хьюберта.
        - Отвезу подарок сэру Гаю, - пробормотал он.
        Робин приказал десятку стрелков присоединиться к Джону, и поднялся с бревна, подавая руку Марианне. На обратном пути она что-то шепнула Робину на ухо, и он помрачнел, неуверенно посмотрел на нее, но, получив в ответ настойчивый взгляд, согласно склонил голову. Крикнув Виллу, чтобы тот заменил его во главе отряда, Робин повернул Воина на боковую тропинку и пришпорил коня.
        Они ехали недолго - до прозрачной березовой рощи, которая окружала поляну. На поляне ничего не было, кроме нескольких рядов простых каменных надгробий. Это было кладбище вольного Шервуда. Осадив коня на краю рощи, Робин спешился и снял с седла Марианну. Взяв под руку, он провел ее мимо ряда надгробий. На одном она увидела имена жены и дочери Вилла, на другом - имя Клема. Робин остановился возле маленького камня, на котором не было никакого имени.
        Выпустив руку Робина, Марианна медленно опустилась на колени и положила ладонь на землю рядом с камнем. Ее пальцы гладили голую, еще не поросшую травой февральскую землю, укрывшую собой ее ни минуты не прожившего сына. Она вспомнила, как всего несколько дней назад он ворочался у нее под сердцем - не родившийся, но такой живой! Мысль о том, что он оказался в земле, не увидев света, была для нее невыносима и грызла сердце неутихающей болью. Робин стоял рядом и молча смотрел на Марианну, чувствуя ее боль как свою. Казалось, она была готова бесконечно ласкать комочки земли, перебирая их, как завитки волос на детской голове.
        Сдержав тяжелый вздох, Робин поднял Марианну с колен, обнял ее и крепко прижал к себе.
        - Прости меня за сына, - прошептала она, - если можешь простить.
        Осторожно приподняв ее голову, Робин посмотрел в глаза Марианны.
        - Не мучай себя, ты ни в чем не виновата, - сказал он. - Это был беспроигрышный ход со стороны Гая. Кто-нибудь из нас двоих обязательно угодил бы в его западню. Если бы я был дома в тот момент, когда привезли письмо Реджинальда, сам отправился бы в собор. Тебя я, конечно, не взял бы с собой, но сам бы непременно поехал в надежде уговорить гонца и привезти его в Шервуд.
        - Нет, Робин, в случае с тобой проиграл бы Гай, а не ты, - покачала головой Марианна, неотрывно глядя Робину в глаза. - Гай не озаботился большим числом ратников, взяв только своих, послав в засаду на тебя куда больше людей. Дружина Гая сильна, но она не выстояла бы против стрелков, которых ты взял бы с собой. А ты бы их взял, не бросился бы в собор без должной охраны, очертя голову, как это сделала я. Гаю пришлось бы самому уносить ноги, и сомневаюсь, что ты позволил бы ему спастись.
        Робин не удивился тому, что она высказала его собственные доводы, которые он мог бы привести Виллу в разговоре после возвращения из Фледстана. Она не просто хорошо понимала его - она была с ним единым целым и мыслила так же, как он, допустив ошибку лишь в тот роковой день.
        - На меня словно морок нашел при виде письма Реджинальда и упоминании о его гонце, - призналась Марианна, отвечая на мысли Робина, и спрятала лицо у него на груди.
        Робин почувствовал, как ворот его рубашки намокает от слез Марианны.
        - Не плачь, родная моя! - прошептал он, потерся щекой о ее макушку, поцеловал в светлые волосы. - Главное, что ты осталась жива. Ты поправишься, окрепнешь. У нас еще будут дети. Не плачь.
        Проглотив слезы, она помолчала, подняла голову и заглянула ему в глаза.
        - Скажи, ты уверен, что мы вообще вправе иметь детей? Принести их в этот мир, полный жесткости и крови?
        Он секунду подумал, ласково провел ладонью по ее щеке и спросил:
        - Если бы сейчас у тебя был выбор - прийти в этот мир или нет, как бы ты поступила? После всех страданий, которые тебе довелось испытать, и всего горя, которое ты познала. Ты бы отказалась?
        Утонув в темно-синей глубине его глаз, она медленно покачала головой, твердо ответив:
        - Нет.
        - Вот тебе и ответ на твой вопрос, - улыбнулся Робин и, взяв ее на руки, понес обратно, туда, где он оставил Воина.
        Когда они вернулись домой, столы накрывали к ужину. Марианна, чувствуя себя необычайно бодро, хотела остаться в трапезной вместе со всеми, но Робин, заметив ее оживление, сказал непререкаемым тоном:
        - Быстро в постель! У тебя в запасе есть несколько минут, а потом ты сутки не сможешь даже пальцем пошевелить!
        Она кивнула и уже собралась уходить, как вдруг случайно столкнулась взглядом с Виллом. Тот сидел на лапнике возле очага и вертел в руках пустой кубок. Когда их глаза встретились, Вилл вдруг резко поднялся и, отвернувшись от Марианны, ушел из трапезной. Она, удивившись враждебности и отчуждению, которые снова засквозили в глазах и всех движениях Вилла, поспешила следом за ним и открыла дверь в его комнату.
        Эта комната сильно отличалась от той, в которой жили они с Робином. В ней не было камина - она обогревалась проложенными в каменной стене свинцовыми трубами, через которые проходило тепло от очагов трапезной и купальни, и не было стола. Только кровать в нише, сундук и скамья вдоль стены, напротив которой на другой стене было развешено оружие Вилла. Сам он сидел на скамье, сложив на груди руки и забросив ноги в сапогах на кровать.
        Услышав скрип открываемой двери, Вилл обернулся.
        - Ты?.. - протянул он, увидев Марианну. - Зачем ты пришла?
        Он встал, подошел и остановился напротив нее. Глядя в ее глаза совсем не добрым взглядом, Вилл вновь сложил руки на груди, отгораживаясь от Марианны и закрывая свою душу.
        - Что с тобой, Вилл? - с тревогой спросила Марианна, положив ладонь поверх его скрещенных рук.
        - Со мной? - он рассмеялся. - Со мной все в порядке, Саксонка. А что с тобой? Явилась сказать, что вновь не нашла во мне отличия от ратников шерифа или Гисборна?
        Глядя в его сузившиеся в жестком прищуре глаза, Марианна все поняла. Как он и говорил, Вилл не собирался отступаться от намерения лично расправиться с Хьюбертом. Но он был вынужден сделать это на глазах Марианны, когда она отказалась остаться дома, как он ни просил ее. Только сейчас она догадалась, чем была обусловлена его настойчивая просьба. Ее присутствие ни в коей мере не остановило его, но теперь он был уверен, что, став при ней палачом, низко упал именно в ее глазах.
        - Вилл! - тихо сказала Марианна, глядя в его янтарные глаза, в которых бушевало пламя гнева. - Ты отличаешься. Что бы ты ни сделал, что бы ни говорил о себе, я буду помнить только одно: как ты держал меня в объятиях, словно ребенка, в темнице шерифа. Ничто и никогда не умалит тебя в моих глазах!
        Из крепко сжатых губ Вилла вылетел отрывистый смешок.
        - До чего же ты бываешь глупа! Гай тоже укрывал тебя своим плащом. В чем ты видишь разницу? Ее нет! А теперь уходи!
        Марианна в ответ провела ладонью по его щеке.
        - Никогда не сравнивай себя с Гаем Гисборном. Никогда, слышишь, Вилл! И ни с кем себя не сравнивай! Ты мужчина, воин, не мне судить о твоих делах, но, что бы ты ни сделал, во мне ты всегда найдешь понимание, одобрение и поддержку.
        Больно стиснув пальцами ее подбородок, он запрокинул ей голову и посмотрел в ее глаза. Полыхающий пламенем янтарь его глаз сменился смоляной густотой. Губы Вилла болезненно покривились, и он произнес охрипшим голосом:
        - Спасибо тебе за твои слова! - Вилл вздохнул и добавил, словно имел право один-единственный раз сказать ей это: - Милая, любимая, ненаглядная моя! Прошу тебя: уходи!
        Он склонился к ней, оказавшись в опасной близости от ее губ, впился взглядом в ее глаза и, встретив там спокойную серебряную гладь, повторил:
        - Уходи.
        Она кивнула, медленно отпустила его руки, одновременно оседая на пол. Как и предупреждал ее Робин, действие лекарства закончилось мгновенно. Она упала у ног Вилла, не находя в себе сил даже открыть глаза, не то чтобы встать.
        - Мэри! - услышала она возглас Вилла и как на крыльях ветра подлетела высоко вверх. - Мэриан, что с тобой?!
        Уже теряя сознание, она почувствовала, как перешла с рук Вилла на руки Робина, и очнулась в постели, когда резкая свежесть ударила ей в виски. Она сделала судорожный вздох, открыла глаза и увидела Робина. Он отнял смоченные настоем пальцы от лба Марианны и посмотрел в ее проясняющиеся глаза.
        - Я ведь предупреждал тебя!
        - Да, - беззвучно шевельнула она губами.
        - Зачем ты пошла к нему? - спросил он, пристально вглядевшись в ее распахнувшиеся глаза.
        - Ему было плохо, - с трудом ответила она, но он словно не заметил почти полного отсутствия у нее сил - даже для слов и, услышав ее ответ, спросил с той же настойчивостью:
        - Ему стало лучше от того, что ты пришла?
        Она внимательно посмотрела в его глаза и, найдя в них чувство, граничащее с гневом, поняла, что оно вызвано не ревностью - его уверенность в себе и в ней не допускала и тени ревности, - а тем, что кто-то, даже она, отважился нарушить душевное равновесие Вилла.
        - Да, ему нужно было услышать то, что я сказала, - ответила она твердым и жестким тоном, так контрастировавшим с ее слабым голосом. - Он мне такой же брат, как и тебе.
        Облачко гнева растаяло в его глазах, они потеплели, и Робин молча прижался лбом к ее лбу. В ее голове едва успела мелькнуть мысль о том, что же так связывало Робина с Виллом, что младший брат с такой непримиримостью был готов защищать старшего от всего, даже от нее, как она вновь лишилась сознания от наступившей слабости. Марианна уже не почувствовала, как Робин снял с нее одежду, переодел в просторную сорочку и укрыл покрывалом. Новое прикосновение его пальцев к вискам - и она вынырнула из забытья, выпила отвар из его рук и уснула на его плече, когда он лег рядом и осторожно обнял ее.
        А Вилл, проводив их взглядом - Робина, который нес на руках Марианну, и ее саму, бессильно уронившую голову на его плечо, хотел вернуться к себе, но передумал. Почувствовав себя совершенно опустошенным, он сделал несколько шагов по коридору и, помедлив, открыл другую дверь.
        За ней возле свечи над шитьем склонилась Мартина. Услышав скрип двери, она подняла глаза и вопросительно посмотрела на Вилла. Он закрыл за собой дверь и привалился к ней спиной, молча глядя в зеленые глаза Мартины.
        - Что случилось? - спросила она, откладывая шитье, и встревожилась под устремленным на нее взглядом Вилла.
        Он вдруг беззащитно улыбнулся ей и ответил:
        - Настала моя очередь, Марти, просить. Позволь мне остаться с тобой этой ночью.
        Мартина, помедлив, подошла к Виллу, внимательно посмотрела на него и сказала:
        - Подожди минуту, я уложу дочерей в твоей комнате и попрошу Дэниса приглядеть за ними.
        Она ушла, быстро вернулась и закрыла дверь на засов. Обернувшись к Виллу, она бросила на него мгновенный взгляд и, больше ни о чем не спрашивая, молча принялась расшнуровывать его куртку. Сильные руки Вилла сдавили Мартину в порывистом объятии, он нашел губами ее губы, и она задохнулась от его поцелуя.
        - Вилл! Ну что мы делаем?! - обреченно прошептала она, когда он подхватил ее на руки и отнес на постель. - Словно дети закрываем ладонями глаза и так уверяем себя в том, что мы в безопасности от всего мира.
        - Не самый плохой был способ успокоить себя в детстве, - сказал Вилл и, сжав ладонями скулы Мартины, заставил ее посмотреть ему в глаза. - Сейчас и здесь, Марти, нет никого, кроме тебя и меня.
        Она улыбнулась в ответ и сама прильнула губами к его губам. Он сумел найти те единственные слова, которые она хотела услышать. Утратив надежду обрести любовь Робина, она мучилась тоской при мысли о том, что и Вилл в мыслях желал бы вместо нее увидеть другую. И, благодарная за то, что он ей сказал, она что-то шепнула ему на ухо. Он внимательно посмотрел на нее, слегка приподняв бровь. Она утвердительно кивнула, и он, улыбнувшись, властно привлек ее к себе. Легкий шелест слетающих на пол одежд, обмен поцелуями и головокружительная волна ласк, нежность которых ошеломила ее еще в ночь свадьбы Робина и Марианны. Но ни одно из этих имен не вторглось сквозь стены. Забыв о том, как она всегда боялась и не любила его, как он изводил ее презрительными насмешками, они предавались друг другу. Он зарывался пальцами и лицом в ее смоляные волосы, обжигал поцелуями атласную молочную кожу. Она целовала его руки и шептала его имя, не помня уже ни о ком, кроме него.
        Потом она лежала в его объятиях, чувствуя глубокое умиротворение и покой. Вилл пропустил сквозь пальцы прядь ее блестящих черных волос и негромко сказал:
        - Марти, выходи за меня замуж.
        Поразившись тому, что услышала, Мартина приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.
        - Почему вдруг? - только и спросила она.
        Он улыбнулся, провел ладонью по ее щеке и ответил:
        - Ты молодая и красивая женщина. Все равно когда-нибудь снова выйдешь замуж. Зачем тебе кого-то ждать, если у нас с тобой так случилось?
        Она продолжала молча смотреть на него, и Вилл, угадав значение ее взгляда, тихо рассмеялся и, закинув руки за голову, посмотрел в ее широко раскрытые глаза:
        - Марти, кажется, ты оставила его в покое. Если бы ты продолжала любить его, то меня не было бы сейчас здесь!
        Она больно прикусила губу, низко склонила голову, и он невольно вздрогнул от жара слез, упавших ему на грудь.
        - Я обидел тебя? - тихо спросил он, заставив ее поднять голову и посмотреть ему в глаза.
        Не в силах отвести взгляд от его пронизанных светом янтарных глаз, Мартина отрицательно покачала головой.
        - Нет! - она заставила себя улыбнуться. - Наконец-то ты перестал меня обижать!
        Вилл рассмеялся, обнял Мартину и прижал к груди.
        - Тогда соглашайся, - шепнул он ей на ухо.
        Мартина крепко зажмурила глаза, чтобы больше ни одна слеза не упала ему на грудь, резко вскинула голову и посмотрела Виллу в лицо.
        - Нет! - выдохнула она, гордясь тем, что ее глаза остались сухими и яркими.
        - Почему? - спросил Вилл, сжав ее руку.
        - Потому что тебе все равно на ком жениться, - ответила Мартина, обретая уверенность. - Ты никогда не забудешь Элизабет, но она умерла. Ты всем сердцем любишь Марианну, но не станешь ее добиваться. В сущности, тебя устраивает такое положение дел - любить живую, не изменяя при этом умершей. Все, чего ты хочешь, - сохранить покой Марианны, дружбу Робина и собственную уверенность в том, что ты не нарушишь одно и не поступишься другим. Но при этом тебе никто не нужен, кроме Марианны. Ведь Элизабет все равно не вернуть! Я права?
        Она ожидала, что он будет все отрицать, но Вилл смотрел на Мартину с прежним спокойствием и, когда она замолчала, улыбнулся и сказал:
        - В чем-то права, в чем-то нет. Да, я не забуду Элизабет и не хочу ее забывать. Будь Марианна свободна, я добился бы ее, не раздумывая ни минуты. Но она не свободна и никогда не будет свободна. Поэтому я не вижу смысла сокрушаться о том, что для меня невозможно.
        - И ты считаешь, что, услышав то, что ты сейчас сказал, я приму твое предложение? - Мартина даже рассмеялась.
        - А тебя настолько смущает то, что ты обо мне узнала, чтобы ты его не приняла? - усмехнулся Вилл.
        Мартина, не выдержав, жарко ответила:
        - Да! Вступая в брак, двое должны любить друг друга. Или, по крайней мере, не любить других. Ты говоришь, я оставила Робина в покое. Хочешь проверить? А если окажется, что ты ошибся, долго сможешь терпеть? А я, зная о том, что никогда не смогу стать единственной в твоем сердце, как быстро я возненавижу тебя? Тоже хочешь узнать? Мы с тобой случайно оказались вместе, нам сейчас хорошо, и этого достаточно, Вилл. Давай не будем портить друг другу жизнь.
        Вместо ответа Вилл привлек Мартину к себе и ловким движением перекатил ее на спину, подминая под себя.
        - Как ты сама решишь, Марти! - прошептал он, обнимая ее, мгновенно ставшую покорной его рукам. - Но если передумаешь, скажи мне об этом.
        Вновь принимая его и еще не успев раствориться в нем, она знала, что не передумает. И даже отвечая ему поцелуями, а потом, потеряв себя в нем, снова шепча его имя, она все равно помнила о своем решении и понимала, что он тоже знает об этом: она не передумает.
        Глава двадцать третья
        - Ты спишь, моя радость? Проснись!
        Ласковый голос Робина проникал в спящее сознание Марианны. Не открывая глаз, она улыбнулась во сне, но голос продолжал настойчиво звать ее:
        - Открой глаза, посмотри на меня!
        Ей бы уже встревожиться: эта вкрадчивая интонация совершенно несвойственна Робину. Но Марианна была не в силах устоять перед самим его голосом и открыла глаза. Вместо того чтобы привычно утонуть в темно-синих глазах Робина, она увидела подземелье Ноттингемского замка. Вскрикнув от испуга, Марианна невольно поднесла ладонь к глазам, когда силуэт стоявшего перед ней мужчины стал отчетливым и принял очертания Гая. Он со злым торжеством рассмеялся над ее усилием заслониться от него и с той же вкрадчивостью произнес:
        - Ты так доверчива, принцесса! Тебя легко обмануть. Надо всего лишь принять облик Шервудского Волка, чтобы заполучить твою душу. Разве ты не знаешь, что я оборотень? Для меня не составит труда принять любое обличье!
        Марианна отпрянула, но незримые оковы надежно держали ее, не давая сделать ни шага. Задыхаясь от ужаса, который ледяными волнами захлестывал сердце, она смотрела в глаза Гая, горевшие темным огнем. Гай улыбнулся и оказался совсем рядом с Марианной.
        - Как ты бледна! - прошептал он и провел ладонью по ее щеке. - Почему? Неужели настолько не рада нашей встрече?
        Она попыталась увернуться от его руки, но не смогла даже пошевелиться. Гай продолжал гладить ее по лицу и лишь тихо смеялся, наблюдая за тщетными попытками Марианны высвободиться из невидимых пут.
        - У тебя ничего не получится, - сказал он, когда она обессилела, но так и не смогла обрести свободу. - Ты - моя, Марианна. Всегда была моей и всегда останешься.
        Осознав свою беспомощность, Марианна страстно воззвала в душе к Робину и почувствовала в ответ мощный приток силы и тепла. Она сумела отбросить руку Гая, но, едва ей удался первый шаг к освобождению, как лицо Гая исказилось от предельного усилия воли и Марианна вновь оказалась связанной по рукам и ногам.
        - Он далеко, принцесса! - рассмеялся Гай, когда понял, что снова властен над Марианной. - Не зови его. Рано или поздно я убью Шервудского Волка, и тогда никто не будет стоять между мной и тобой. Ах да! - вдруг вспомнил он и поморщился. - Его брат - еще один из волчьего рода Рочестеров! Он, конечно, попытается завладеть тобой, но я убью и его. Ты вернешься ко мне и станешь моей, только моей. Мне больше не придется делить тебя ни с кем!
        Он обнял ее и припал губами к ее плечу, лаская жесткими грубыми пальцами ее волосы.
        - Оставь меня! - простонала Марианна, откидывая голову, чтобы хоть так отдалиться от Гая. - Ты мне противен!
        Ее слова подействовали на Гая как пощечина. Отпустив Марианну, он отошел от нее и встал поодаль, не спуская с нее мрачных насмешливых глаз.
        - Вот как! Противен! - повторил он, и в его голосе забурлила с трудом сдерживаемая ненависть. Но Гай сделал над собой усилие, и в его голос вернулась затягивающая и вязкая, как трясина, вкрадчивость: - Ты напрасно так неласкова со мной, принцесса. Я приготовил для тебя подарок. Смотри!
        Он сделал шаг в сторону и вытолкнул из-за своей спины мальчика одного возраста с Дэнисом. Но это не был сын Вилла, и у Марианны больно сжалось сердце, когда ее глаза встретились с темно-синими глазами мальчика. Она рванулась к нему, но оковы воли Гая удержали Марианну на месте.
        - Да, принцесса, - тихо сказал Гай, читая по искаженному горем лицу Марианны все ее мысли. - Это твой сын. Каким он мог быть, не убей ты его своей преданностью Шервудскому Волку. Он, кстати, простил тебе гибель сына? На словах, конечно, простил, а в сердце? Думаю, нет. Никто на его месте не смог бы простить тебя, своенравная, непослушная женщина! Помнится, ты говорила, что не хотела бы отвечать на вопрос сына, что сталось с его отцом. Так расскажи сыну, что сталось с ним самим, когда ты сделала выбор в пользу его отца.
        - Нет, нет! - прошептала Марианна, задыхаясь от безумной тоски и не сводя глаз с сына, который молча смотрел на нее глазами Робина. - Я любила тебя, мой мальчик!
        - Слышишь? Она любила тебя! - Гай посмотрел на мальчика и ласково потрепал его по волосам, таким же темным, как у Робина. - Твоя мать - страшная женщина, малыш. Ее любовь приводит только к смерти. Она пожертвовала тобой, лишь бы ты не достался мне.
        Он перевел взгляд на Марианну и достал из-за пояса нож.
        - Надеюсь, ты вдоволь налюбовалась на своего волчонка?
        - Не делай этого! - отчаянно закричала Марианна, увидев, как стальное лезвие ножа легло на горло ее сына. - Я умоляю тебя!
        - И напрасно, - безжалостно ответил Гай. - Смотри, принцесса, хорошенько смотри! То, что я сделаю, ничем не отличается от того, что сделала ты, когда отказалась от своего ребенка ради Шервудского Волка.
        Скользящее движение лезвия, и Марианна захлебнулась звериным воплем, глядя, как из-под ножа яркой струей брызнула кровь.
        - Нет! Нет! - кричала она и изо всех сил рванулась к оседавшему на пол мальчику.
        Удерживавшие ее путы внезапно исчезли. Она подбежала к упавшему ребенку, склонилась над ним, чтобы подхватить его тело и прижать к груди, как вдруг все исчезло. Марианна широко открыла глаза и пришла в себя.
        Гай, сын, темница - все это вновь привиделось ей во сне, и она проснулась от собственных криков. Перед ее ослепшими от слез глазами проступила и обрела четкость скромная обстановка их с Робином комнаты, и она поняла, что находится в сердце Шервуда, а не в Ноттингеме. Крупная дрожь сотрясала все тело, простыни были влажны от пота. Марианна провела ладонью по лицу и обнаружила, что скулы мокры от слез, пролитых во сне. Бросив взгляд на половину постели, где обычно спал Робин, она увидела, что постель пуста, и вспомнила, что он отправился по дозорным постам, дождавшись, пока она заснет.
        Марианна перевела дыхание и невесело рассмеялась, когда поняла, что отсутствие Робина обрадовало ее, а не опечалило. Ей ни разу не удалось молча очнуться от кошмарных снов, которые мучили ее которую ночь подряд. Прежде чем она просыпалась сама, ее будил Робин, которого вырывали из сна ее отчаянные крики. Всегда одни и те же: «Нет!!!»
        - Что тебе все время снится? - не выдержав, спросил он, когда в очередной раз был разбужен ее криками и метаниями, и крепко прижал Марианну к себе, успокаивая поцелуями, скользящими по ее лбу. - Что тебя так мучает?
        - Темница шерифа. Гай, - ответила она, задыхаясь от сердцебиения и глядя перед собой широко открытыми глазами.
        - Только это?
        - Да, - ответила Марианна, не отворачиваясь от его пристальных глаз: она была уже достаточно сильна в тайных знаниях, чтобы защищаться и от его взгляда.
        Она не могла, да и не хотела рассказывать, что в каждом сне она видит сына. И в каждом сне видит, как он умирает от руки Гая - так или иначе, но умирает. С Робина достаточно того, что и так, наяву, она не смогла сберечь его сына, того, что ему пришлось рисковать товарищами и собой, чтобы вызволить ее из плена и спасти от смерти. И посвящать его в жуткие подробности ее снов - лишь причинять страдания, которых ему и так хватило с избытком.
        Поверил Робин Марианне или нет, неизвестно. Он налил ей успокаивающего настоя и, глядя, как она пьет снадобье, негромко сказал:
        - Пройдет, Мэри. Со временем должно пройти.
        Этим вечером он велел ей выпить сильнодействующий сонный отвар. Она отказывалась, но он настоял.
        - Меня не будет рядом с тобой ночью. Я хочу быть уверен в том, что ты уснешь крепким сном, который ничто не сможет потревожить, и проспишь до самого утра.
        Отвар подействовал, но иначе, не так, как ожидал Робин. Если раньше холодное покалывание аквамарина выдергивало ее из кошмара, то на этот раз, несмотря на пронзительный холод оберега, действие отвара долго не позволяло очнуться от сна.
        Марианна поднялась с постели, развела огонь в камине и, приоткрыв ставни, выглянула в окно. Судя по темноте и яркости звезд, усеявших безоблачное небо, до рассвета было еще очень далеко. Она сняла сбитые влажные простыни, достала из сундука свежие, от которых исходил аромат лаванды, и перестелила постель. Сбросив с себя промокшую от пота ночную сорочку, Марианна подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение.
        Следы ран стали почти незаметны. Чуть темнее кожа на месте заживших ожогов, и пока еще видны белые полоски, оставшиеся после рваных кровавых рубцов. Если бы не чрезмерная бледность лица и глубокая печаль в глазах, то женщину, которую она видела в зеркале, можно было бы назвать красивой. Но для Марианны не так давно стало очевидным, что в глазах Робина она красивой быть перестала.
        Отойдя от зеркала, она оделась и, уже зная, чем себя занять, хотела приняться за дела. Но, почувствовав слабость, и не столько тела, сколько души, опустилась на кровать и закрыла лицо ладонями.
        - Матушка! - позвала она, и хотя голос Марианны был очень тихим, ее зов был услышан немедленно.
        Отняв руки от лица, Марианна увидела перед собой леди Рианнон. Мать смотрела на дочь с тревогой, ожидая, что Марианна скажет, зачем позвала ее. Но Марианна молчала, только неотрывно смотрела на мать. Тогда леди Рианнон сама нарушила молчание.
        - Ты впервые позвала меня и ради себя самой. Плохо, доченька? - тихо спросила леди Рианнон, не сводя с Марианны глаз.
        Марианна молча склонила голову, и на лице леди Рианнон отразилось еще большее волнение.
        - Так плохо, что ты даже не можешь говорить?
        - Да, матушка, - сделав над собой усилие, призналась Марианна.
        Серебристые глаза матери, полные любви и переживания, смотрели в такие же серебристые глаза дочери, в которых льдом застыли невыплаканные слезы.
        - Найди в себе силы - расскажи мне, моя девочка! То, что с тобой случилось, - большое горе, я от всего сердца сочувствую тебе! Но так бывает, Моруэнн. Женщины не только рожают детей, но и теряют их. Погоревав, надо собраться с силами и идти дальше. Почему же ты застыла на месте и никак не можешь успокоиться?
        - Дело не только в том, что я потеряла ребенка. Робин охладел ко мне, - тихо и обреченно сказала Марианна. - Если бы не его благородство, то, наверное, он нашел бы повод отослать меня.
        Услышав признание дочери, леди Рианнон окинула Марианну взглядом, которым выразила глубокое сомнение.
        - Ты уверена в том, что сейчас сказала? Что тебя заставило усомниться в сердце своего Воина?
        Марианна глубоко вздохнула.
        - Все его поведение свидетельствует об охлаждении. На словах он простил мне потерю сына, но в душе - нет. Долг целителя, связавший нас брачный обет, чувство, что он обязан мне за то, что я отказалась предать его, - вот то, что удерживает его рядом со мной.
        - Ты говоришь то, что думаешь сама, или то, что тебе говорит Гай Гисборн в твоих снах? - спросила леди Рианнон, внимательно глядя на Марианну.
        - Ты же понимаешь, что в моих снах Гай может говорить только моими словами! - грустно усмехнулась Марианна.
        - Ошибаешься, - твердо ответила мать, - у него есть способность насылать на тебя злые сны. Ты в очередной раз обманула его ожидания: он был уверен, что ты испугаешься и согласишься на все его требования. Возможно, он сам не знает, что ты видишь эти сны. Это его собственные сны, и они не доставляют ему радости. Но силы его души достаточно велики, чтобы заставить тебя разделить с ним ночные кошмары, даже без его осознанной воли. То, что ты слышишь, - это его мысли, не твои. Он меряет Ранда своей меркой, поскольку он бы тебе никогда, ни при каких обстоятельствах не простил потерю первенца, да еще и сына! Тебе не справиться с ним одной, без Ранда.
        - А Робина рядом со мной больше нет, - вздохнула Марианна. - И как же мне быть?
        - Прежде всего прости наконец сама себя! - настоятельно потребовала леди Рианнон. - И объяснись с Рандом начистоту. Ты боишься услышать подтверждение своих самых худших ожиданий? С каких пор ты стала поддаваться страху? Ты, которая никогда и ничего не боялась! Я всегда гордилась твоим бесстрашием, Моруэнн!
        Посмотрев на дочь, казавшуюся олицетворением глубокой печали, леди Рианнон предложила:
        - Посмотри на свой страх, разгляди его внимательно. Представь, что он оправдается. Тебе всего лишь придется искать дорогу, которая больше не будет совпадать с дорогой Ранда.
        - Всего лишь! - усмехнулась Марианна.
        Но леди Рианнон не ответила такой же усмешкой, продолжая пристально смотреть Марианне в глаза:
        - Да, сначала будет больно, невыносимо больно. Но ты справишься. К тому же, задав Ранду прямой вопрос, ты можешь услышать в ответ то, что обрадует тебя и успокоит, а не причинит тебе боль! - и мать ласково улыбнулась Марианне.
        - Я подумаю, матушка, над тем, что ты мне сейчас сказала, - ответила Марианна.
        - Доченька, моя любимая, ненаглядная Моруэнн, не думай - просто сделай так, как я тебе посоветовала, - с мягкой настойчивостью сказала леди Рианнон. - Я знаю Ранда с самого его рождения, он рос на моих глазах. Я уверена, что он не винит тебя за случившееся. Причина в чем-то другом, и он сам откроет ее тебе. Только доверься ему!
        Марианна молча кивнула, и леди Рианнон протянула руку к щеке дочери, но, не коснувшись ее, с сожалением сжала пальцы.
        - Как бы мне хотелось обнять тебя!
        - И мне, матушка! - горячо выдохнула Марианна.
        - Когда-нибудь обниму, - грустно улыбнулась леди Рианнон, отступая от Марианны, - а теперь мне пора. Благословляю тебя, девочка, и по-прежнему горжусь своей дочерью!
        Марианна смотрела, как теряет четкость облик матери, как леди Рианнон растворяется в теплом сиянии, и вот уже в комнате осталась одна Марианна: леди Рианнон вернулась в Заокраинные земли.
        Недолго посидев в неподвижности, Марианна поднялась, подобрала с пола снятые простыни и сорочку и пошла в купальню. В коридоре было темно и тихо, и за спиной Марианны - из трапезной - тоже не доносилось ни звука. Все, кто не был занят в патрулях или дозорах, спали крепким сном. В купальне Марианна развела огонь, нагревающий воду, и занялась стиркой. Кэтрин накануне замочила много белья и одежды, и Марианна незаметно для себя перестирала все - и то, что принесла сама, и то, что оставила Кэтрин. Переложив прополосканные и отжатые простыни, полотенца, рубашки, сорочки, штаны в широкую корзину, она за несколько походов из купальни и обратно развесила все на краю поляны, где они обычно сушили выстиранные вещи, на веревках, натянутых между деревьями.
        Но до рассвета все равно еще оставалось несколько часов. Марианна в трапезной проверила, как поднимается поставленное с вечера тесто, пообмяла его и оглянулась по сторонам. Она вспомнила, что они с Кэтрин хотели поменять лапник, которым был застлан каменный пол в трапезной. Бранд и Мач даже успели нарубить свежий и свалить его в кучу снаружи у стены. Марианна собрала с пола старый сухой лапник, относя его охапками на костровище, но не стала поджигать, чтобы никого не будить ярким костром и громким треском сухих веток и игл. Потом она подмела пол, вымыла его и застелила свежим лапником. Взмокнув от проделанной работы и испачкавшись в старом лапнике и пыли, она вернулась в комнату, взяла чистое платье и отправилась в купальню. Мытье не заняло у нее много времени. Одевшись и расчесав мокрые волосы, она постирала грязное платье, повесила его сушиться и, посмотрев на небо, с удовлетворением отметила, что до рассвета осталось не больше часа. Наступление нового дня радовало ее новыми заботами и делами.
        Она пришла обратно в комнату, подложила дров в камин и, устроившись рядом, принялась за шитье. Стежок аккуратно ложился за стежком по белой тонкой ткани, из которой должна была получиться новая рубашка для Робина. Стежок за стежком, мысль за мыслью…
        Пока она была слаба и оставалась в постели, Робин почти не отлучался от нее. Она знала, что он попросил Вилла принять на себя немалую часть его обязанностей в делах Шервуда, чтобы самому уделять Марианне как можно больше времени. Тогда она не чувствовала, что он хотя бы в малости изменился к ней. Рядом с ней был не только целитель, но прежде всего любящий и заботливый муж. Но время и лекарское искусство Робина сделали свое дело: она выздоровела, поднялась с постели, смогла вернуться к обычным занятиям. А он вновь окунулся в дела Шервуда, которые заняли у него, как всегда, большую часть времени. Но Марианну беспокоило не то, что она стала реже бывать в обществе Робина. Как раз находясь рядом с ним, она почувствовала сначала удивление, потом беспокойство, стала наблюдать за Робином, и сомнения переросли в уверенность. Целитель остался, но мужа больше не было, и ничем, кроме охлаждения, Марианна не могла объяснить его новой манеры держаться с ней.
        Стоило ей положить ладонь ему на руку или на плечо, он не накрывал ее своей ладонью, как раньше, а осторожно, но твердо отводил от себя руку Марианны. Объятия остались в прошлом, прикосновение его губ к ее лбу - почти единственный из поцелуев, которыми он теперь ее удостаивал.
        Они делили постель, когда он ночевал дома, но так, что между ними всегда сохранялось пусть небольшое, но расстояние. Марианна заметила, что если она устраивалась головой на плече или груди Робина, он осторожно перекладывал ее, стараясь не разбудить. Когда он ждал, пока она заснет, то даже обнимал ее, но так, словно уступал Марианне, а сам не нуждался в объятиях. Просто накрывал рукой ее плечи, и она чувствовала, что рука Робина оставалась напряженной до тех пор, пока он не отстранял Марианну, решив, что она уснула, а потом неизменно поворачивался к ней спиной.
        Раньше он и во сне не выпускал ее из объятий. Стоило Марианне пошевелиться, как его руки притягивали ее обратно к груди Робина. Даже когда он стал воздерживаться от близости с ней, оберегая ее и ребенка, то все равно обнимал, говорил, что не может уснуть, не слыша под рукой стук ее сердца. Теперь же, после Ноттингема, если она вдруг прижималась щекой к его спине, он тут же просыпался, вздрагивая как от ожога. Не оборачивался, хотя она чувствовала, что он проснулся, а отодвигался - безмолвно, но непреклонно.
        Тогда и она перестала прикасаться к нему, засыпала, уже сама отстранившись от него. Поступив так первый раз, она втайне надеялась, что он удивится и сам притянет ее к себе, заставит положить голову ему на плечо. Но вместо этого она увидела в его глазах огромное облегчение и даже благодарность за понимание. Понимание чего? Того, что ему стали неприятны ее прикосновения? Если так, то она не будет навязываться, последит за собой, чтобы избежать даже случайного, самой невинного касания. И вот тогда, после этого решения, ее стали донимать кошмарные сны ночь за ночью.
        Иголка неподвижно замерла в руке. Марианна смотрела на недошитую рубашку, но не видела ее. У нее на душе было тяжело, невыносимо тяжело! Что бы ни говорила мать, утешая ее, Марианна не видела иной причины в холодности Робина, кроме как в том, что он считает ее виновной в потере сына, рождения которого они оба ждали с такой радостью. Какой мужчина не мечтает, чтобы его первенец был сыном? Еще во Фледстане Робин признавался ей в этом желании. А она подвела его, и он разочаровался в ней.
        Но Марианна не осуждала Робина за холод, который он привнес в отношения с ней. Напротив, она была благодарна ему за то, что он ни разу, ни единым словом не упрекнул ее. Пока она жила с отцом во Фледстане, ей довелось слышать о печальной судьбе двух браков, которые по требованию мужей церковь признала недействительными. Доводы приводились разные, но истинной причиной во всех случаях было одно: потеря женой первенца, который ко всем бедам оказался ребенком мужского пола. Она помнила собственное негодование, которое охватывало ее, когда она слушала эти истории, осуждая в душе мужскую жестокость. Да, одна из женщин проявила неосторожность, приведшую к печальным последствиям, но разве она уже не была достаточно наказана? Другая блюла себя так, как должно, и все равно оказалась виновной и отвергнутой стороной. А вина Марианны очевидна и не требует доказательств, но Робин не сказал ей ни слова в укор.
        Марианна поведала свои горестные мысли и сомнения отцу Туку, но исповедь не принесла облегчения. Выслушав Марианну, отец Тук долго молчал, раздумывая над ответом, и лицо священника приняло самое суровое выражение:
        - Поскольку ты выздоровела, дочь моя, я скажу то, что мне велит сказать долг твоего духовного отца. Все в Шервуде восхищаются твоим мужеством, но, по моему глубокому убеждению, ты не заслуживаешь восхищения. Вспомни, как, принося брачный обет, ты обещала повиноваться супругу. В обете нет ни одного пустого слова! Даже в мирной, обыденной жизни жена обязана подчиняться мужу, а в вашей, где опасность подстерегает на каждом шагу, и того более! Твой порыв, рожденный письмом графа Реджинальда, понятен, но и он не оправдывает проявленного тобой ослушания. Ты потеряла дитя, едва не погибла сама, Робин и те, кто отправился с ним в Ноттингем, смертельно рисковали собой. Постигни Робина неудача, и рано или поздно все, кто остался в Шервуде, были бы пойманы и преданы казни, лишившись вождя и командира. Ведь Робину нет равной замены, и вольный Шервуд не просуществовал бы долго без него. Вот истинная цена нарушения обета, данного тобой при венчании. Поразмысли над тем, что я сказал, дочь моя. Первый урок должен стать последним.
        Подавленная строгой отповедью, Марианна воочию представила себе картину бедствий, перечисленных отцом Туком, и признала правоту духовного отца. Думал ли и Робин так же, как отец Тук? Не мог не думать - ведь на нем лежит ответственность за жизнь каждого человека в Шервуде. Храня молчание, судил ли он ее с той же строгостью, как отец Тук, имея на то бесспорное право?
        Так может ли она упрекать Робина в том, что стала ему нежеланной? Теперь только ей решать, сохранить ли их отношения, какими бы прохладными они ни были сейчас, или задать Робину прямой вопрос. Она понимала, что после его ответа уже не останется места для сомнений. Марианна не хотела тешить себя иллюзиями, но расстаться с надеждой на то, что все еще может исправиться, была не готова. И, продолжая размышлять, как ей все-таки поступить, Марианна услышала скрип открываемой двери.
        Как всегда, до дверного скрипа не было слышно никаких шагов: Робин ходил бесшумной поступью и вырастал на пороге как по волшебству. На ходу избавляясь от оружия, он подошел к Марианне и поцеловал в макушку.
        - Давно проснулась, милая? - спросил он.
        Она хотела ответить, что час назад, но лгать ему не могла: он чутко отличал правду от лжи. Поэтому она кратко ответила:
        - Давно, - и отложила шитье, чтобы согреть ему вина.
        Робин мелкими глотками пил горячее вино и внимательно смотрел на Марианну из-под ресниц так, чтобы она не заметила его взгляда. Залитое бледностью и осунувшееся лицо, глаза, обведенные черными тенями… Значит, отвар не помог, и она снова провела бессонную ночь. Если бы только бессонную, подумал он, вспомнив все, что ему успела рассказать Кэтрин, которую он повстречал в трапезной.
        Марианна достала из сундука полотенце и чистую одежду, но, вместо того чтобы забрать их, Робин вдруг обнял Марианну за плечи и сказал:
        - Пойдем со мной, поможешь мне вымыться.
        Она недоверчиво посмотрела на него и улыбнулась с робкой радостью. Он улыбнулся в ответ, довольный ее улыбкой, но не понял, что она, услышав его предложение, вспомнила, как помогала ему мыться во Фледстане. Когда они подошли к купальне, ее радость угасла. Из-за двери слышался плеск воды и раздавались громкие голоса: веселый бас Джона и звонкое щебетание Кэтрин. Робин постучал в дверь, голоса на миг смолкли, а потом наперебой пригласили заходить.
        В купальне были не только Джон и Кэтрин, но и Вилл. Джон и Вилл сидели в наполненных ваннах, погрузившись в воду по плечи, Кэтрин намыливала Джону голову, взбивая на волосах обильную пену. Вилл, откинувшись на край ванны, казалось, дремал, но, услышав голоса Робина и Марианны, открыл глаза и приветственно помахал рукой.
        - Мэриан, доброе утро! Робин, вон та ванна приготовлена для тебя! - сказала Кэтрин звонким голосом, не прекращая своего занятия.
        - Жена, отвернись! Не смущай взглядом нашего лорда - дай ему раздеться! - пробасил Джон.
        - Ой, можно подумать, что Робина смутишь чьим-то взглядом! - фыркнула Кэтрин. - Особенно моим!
        - Тогда отвернись, чтобы не сердить меня! - сказал Джон и тоже зафыркал, неосторожно глотнув мыльной пены.
        Подождав, пока Робин заберется в ванну, Марианна намылила мочалку и стала тереть его шею, плечи и руки. Раньше он мешал ей, целуя ее запястья. Сейчас спокойно сидел - так же, как Вилл, откинувшись на край ванны и закрыв глаза.
        - Устал? - тихо спросила Марианна, смывая мыльную пену с его плеч пригоршнями воды.
        - Немного, - так же тихо ответил Робин.
        Она стала мыть ему голову, стараясь, чтобы мыло не попало в глаза. Кэтрин тем временем окатила Джона чистой водой и принялась снова намыливать его волосы.
        - Кэт, хватит меня намывать! - недовольно проворчал Джон. - Можно подумать, что ты решила отрастить мне косы такой же длины, как твои собственные!
        - Не спорь, - строго ответила Кэтрин, - а то снова мыла наешься! Еще буду полоскать тебе голову в ромашковом отваре.
        Джон шумно вздохнул, выражая негодование, а Робин с Виллом расхохотались.
        - Кэтти, твой муж не ценит твоих забот, - сказал Вилл. - Помоги лучше мне!
        Кэтрин восприняла его призыв совершенно серьезно и задумчиво насупила брови.
        - Вилли, а ты сам не справишься? - неуверенно спросила она. - Меня тесто ждет - надо печь хлеб на день.
        - Я помогу тебе, Кэт, - отозвалась Марианна, промывая чистой водой блестящие темные волосы Робина.
        Кэтрин на миг замерла, встретилась взглядом с Робином и выразительно покачала головой, глядя ему в глаза.
        - Вот уж не надо! - решительно ответила она. - Мне поможет Марти - она уже в трапезной. Мы с ней вдвоем управимся без тебя.
        - Ромашковый отвар для белокурых кудрей мужа, тесто, задушевная болтовня с Мартиной, и только для меня ты так и не нашла времени! - с притворной грустью отозвался Вилл и, вздохнув, потянулся за мылом.
        Марианна вопросительно посмотрела на Робина, и он молча кивнул в ответ. Она подошла к Виллу и взяла мыло из его руки.
        - Неужели сама наша леди оказала мне честь?! - воскликнул Вилл, запрокинул голову и посмотрел на Марианну. - Вот что значит просить долго и жалобно!
        Она рассмеялась и стала намыливать ему грудь, а он, склонив голову, поцеловал ее мокрое запястье. Этот поцелуй, в котором была только вежливость и благодарность, отозвался в ней горечью: Вилл сделал то, чего она с замиранием сердца ждала от Робина. Так же, как до этого Робину, она намылила Виллу грудь, плечи и руки, окатила водой, помыла ему голову и протянула мочалку, чтобы дальше он мылся сам.
        - Благодарю тебя, госпожа Шервуда, за оказанную тобой милость! - церемонно отозвался Вилл и снова поцеловал ее руку.
        Робин, уже одетый, ждал Марианну у двери. Она улыбнулась Виллу, вытерла руки и поспешила к Робину. Когда они шли по коридору, он снова обнял ее за плечи, но его объятие было дружеским или братским - так он обнял бы и Кэтрин, и Клэренс. Поэтому она спокойно шла рядом с ним и только старалась не вдыхать запах его тела, к которому примешивался аромат розмарина от мыла и лаванды от чистой одежды.
        Когда они пришли к себе, Марианна собралась вернуться к шитью, но Робин, ложась в постель, позвал ее к себе:
        - Мэри, ложись рядом. Я хочу, чтобы ты поспала, пока буду спать я.
        Заметив, что она собирается прилечь, не снимая платья, он твердо сказал:
        - Нет. Переодевайся в ночную сорочку и ложись под покрывало. Ты не спала всю ночь, тебе необходимо выспаться.
        Она безмолвно подчинилась и, раздевшись, легла рядом. Он взял ее за руку и, отодвинувшись, закрыл глаза. Вспомнив историю Тристана и Изольды, Марианна с усмешкой подумала, что Робин забыл положить меч между собой и ею.
        Выждав достаточно долгое время, она решила, что Робин уснул. Заглянув ему в лицо, она убедилась, что его глаза закрыты, дыхание ровное, и уже без колебаний собралась покинуть постель и заняться каким-нибудь делом. Но едва она пошевелилась, чтобы выбраться из-под покрывала, как пальцы Робина сковали ее запястье. Он открыл глаза, и она не увидела в них и тени сна.
        - Что с тобой, милая? - спросил Робин, удерживая Марианну рядом с собой.
        - Со мной? - и она постаралась улыбнуться в ответ как можно безмятежнее. - Со мной все в порядке. Я думала, ты спишь. А мне пора приниматься за дела. Спи!
        Она склонилась над ним, чтобы поцеловать его в лоб, но он крепко ухватил ее за плечи, не позволив проститься с ним этим поцелуем и встать с постели. Ее лицо осталось склоненным над его лицом, и он пристально смотрел в ее спокойные - слишком спокойные - серебристые глаза.
        - Ты все дальше и дальше уходишь в какой-то свой мир. Мы сейчас вдвоем, но мне кажется, что я держу за руку тень, и стоит мне выпустить тебя, как ты не уйдешь, а растворишься в воздухе. Такой же тенью ты скользишь по трапезной, когда в ней полно народа. Ты улыбаешься, разговариваешь, смеешься, но твои глаза как зеркальная гладь. Ты здесь, но одновременно далеко.
        - Выдумки, Робин, - улыбнулась Марианна, пытаясь высвободиться, но без успеха.
        - Нет, так и есть, - настойчиво сказал он, - и мне очень не нравится этот мир, где ты пытаешься укрыться. Мир твоих кошмарных снов, бессонных ночей, дел, которыми ты изнуряешь себя, а если они заканчиваются, то сама их находишь. Ты умудряешься переделать одна почти всю домашнюю работу, не оставляя забот для рук остальных. Зачем?
        - Но мне хватает сил и времени, - пожала плечами Марианна. - И ты не прав: я бы не справилась без помощи Кэтти, Мартины и Клэр.
        - Мэри, вернувшись, я успел поговорить с Кэтти, и она мне перечислила все, что ты сделала к утру. Ты всю ночь не спала и сейчас опять собираешься чем-то себя занять. Не смотри на меня с такой безмятежностью! Милая, я уважаю твою выдержку и сдержанность, но и они должны иметь разумные пределы.
        - Хорошо, - сдалась Марианна. - Я действительно боюсь ночей, боюсь свободного времени. Мне одиноко, когда тебя нет…
        Робин глубоко вздохнул и провел ладонью по ее щеке:
        - Милая, я понимаю. Но и ты должна понять, что я не могу проводить с тобой столько же времени, сколько проводил, пока ты нуждалась во мне ежечасно.
        - …Мне одиноко, когда ты рядом, - продолжила Марианна, и он замер, услышав эти слова, его ладонь застыла на ее щеке.
        Он неотрывно смотрел на нее потемневшими глазами, а она тихо говорила:
        - Это не я ушла в какой-то иной мир - это ты вернулся в свой мир, Робин. А я стараюсь не мешать тебе, не отвлекать от дел и только пытаюсь занять себя, чтобы не оставаться наедине с собой. Ты возвращаешься, целуешь меня в лоб так, словно проверяешь, нет ли у меня жара. Подробно расспрашиваешь, как я себя чувствую и хорошо ли спала. Готовишь мне отвары и наблюдаешь, чтобы я их выпила на твоих глазах. А потом снова уходишь от меня - к делам, к друзьям, к аптеке, к книгам.
        Собираясь с силами, Марианна заглянула в глаза Робина и, решившись, спросила прямо:
        - Ты разлюбил меня? Скажи как есть. Если да, я не буду висеть оковами у тебя на руках, обещаю.
        Он широко раскрыл глаза, слушая ее с возрастающим удивлением, которое постепенно уступило место пониманию.
        - Моруэнн, милая моя! - прошептал Робин. - Моя единственная и любимая, что ты придумала?
        Он провел ладонью по ее плечам, обнял и, уронив рядом с собой, прильнул к ее губам. Марианна на миг замерла в его объятиях и ответила на поцелуй. Тихо рассмеявшись счастливым смехом, она глубоко вдохнула такой родной, любимый запах его кожи. Ее пальцы, словно знакомясь заново, скользнули по его плечам, вверх вдоль шеи и зарылись в его волосы, пробудив в нем желание такой силы, что он задохнулся от стука собственного сердца.
        - Милая, я не уверен, можно ли тебе, - шепнул Робин, вглядываясь потемневшими глазами в глаза Марианны и порывисто лаская ее.
        - Я тебя прошу! - воскликнула она в ответ с мольбой, выгибаясь под ним и оплетая его своим гибким телом.
        - Меня не надо просить, - выдохнул он, нетерпеливо снимая с Марианны сорочку и отбрасывая ее в сторону. - Тебе бы лучше сдерживать меня!
        Но он сумел обуздать себя и был так бережен и осторожен, каким, наверное, не был и в первую ночь с ней. Только по дрожи, пробегавшей по его телу, Марианна поняла, скольких усилий ему стоит эта сдержанность.
        - Ты словно боишься причинить мне боль, - прошептала она.
        - Так и есть, - задыхаясь, ответил он. - Если я дам себе волю!.. Я ведь уже и не помню, когда в последний раз прикасался к тебе!
        И Робин в последний момент высвободился и крепко прижал ее к себе. Содрогаясь всем телом, он опалил ее глухим стоном, а потом целовал Марианну, зарываясь лицом в ее волосы, и шептал ее имя.
        Когда его дыхание стало ровным и он еще затуманенными глазами посмотрел в ее глаза, она провела кончиками пальцев по своему животу и, ощутив влагу его семени, прошептала:
        - Почему так?
        Робин улыбнулся, поцеловал ее и шепнул:
        - Пока так, милая. Не хочу поить тебя после отравой.
        Нащупав упавшую на пол сорочку, он вытер ею Марианну и себя и бросил обратно на пол. Повернувшись на бок, Робин, облокотившись о постель, подпер голову рукой и посмотрел на Марианну.
        - А теперь скажи мне правду: что ты видишь в своих снах? - спросил он, не отрывая пристального взгляда от ее лица. - Я не верю, что видения темницы и даже Гая заставляют тебя так кричать.
        - Сын, - помедлив, призналась Марианна. - Я вижу нашего сына, и каждый раз Гай убивает его. А я не могу не то что помешать, а просто пошевелиться, словно меня сковали невидимые цепи. Только смотрю, как он умирает.
        - Бедная моя! - вздохнул Робин, на секунду закрыв глаза, и покачал головой: - Ну почему ты в первый же раз не сказала мне об этом?!
        - Я подумала, что тебе и так хватило забот со мной, - с грустным спокойствием ответила Марианна.
        - А еще ты подумала, что я охладел к тебе, - с пониманием усмехнулся Робин, - и, молча признав за мной такое право, попыталась найти себе опору в бесконечной череде дел, лишь бы не докучать мне собой. Ведь я говорил, что тебе не в чем себя обвинять! Милая, почему твоя гордость затмила доверие ко мне?
        - Я признательна тебе за великодушие…
        - Причем тут великодушие? - рассердился он. - Мэриан, я поколочу тебя, если услышу еще хоть слово о каком-то великодушии!
        - Но ведь я действительно виновата перед тобой и всем Шервудом!
        Прищурившись, Робин вгляделся в лицо Марианны и, сообразив, протянул:
        - А!.. Пожалуй, я поколочу не тебя, а отца Тука за то, что он своими увещеваниями погрузил тебя в еще большее смятение, в котором ты и так пребывала без его наставлений. Ангел мой, ты должна была сразу же после разговора с ним обо всем рассказать мне, а не носить молча в сердце груз ответственности за весь Шервуд. Это мое бремя, а не твое.
        - Рассказать тебе? Но ты так себя вел со мной, словно держал на отдалении. Стоило тебя обнять, как ты тут же отстранял меня. И целовал так, как поцеловал бы Кэтти или Клэр. Иногда мне казалось, что тебе невыносимо даже просто находиться со мной в комнате, если кроме нас двоих в ней никого не было. Я не могла понять, почему!
        - Теперь понимаешь? - спросил он, и его глаза опять потемнели от желания. - Я терпелив, но и мое терпение имеет пределы. Даже простое касание твоей руки вызывало во мне кипение крови. Если бы я не знал, что огорчу тебя раздельным ночлегом… Мэриан!
        - Неужели я тебе нравилась даже в рубцах и ожогах? - улыбнулась она.
        - Тебя до сих пор посещают сомнения, что ты для меня всегда желанна? Будь на твоем месте другая, не ты, я бы, не задумываясь и ни в чем себя не упрекая, нашел бы утешение на стороне, а не ждал бы так долго твоего выздоровления, - ответил он и привлек ее к себе, прошептав: - Иди ко мне!
        Он успел забыть, как она отзывчива на каждое его движение, как безоглядно вверяет себя, сливаясь с ним в одно целое. Забыл, как прекрасно ее лицо в россыпи светлых волос, как пробегает по ее ресницам нежный трепет, как дрожат губы, не успев удержать приглушенный стон. Но сейчас он все вспомнил и делал так, чтобы она вскидывалась и опадала в его руках, чтобы снова и снова не могла удержаться от стона. Когда же она, не открывая глаз, стала осыпать его руки поцелуями, ему снова пришлось сдержать себя ради предосторожности.
        Потом она забылась легким сном в его объятиях, положив голову ему на плечо и обхватив рукой его стан. А он так и лежал без сна, раздумывая, каким образом накрепко связать воедино два мира - ее и свой. Развеять ее заблуждение относительно себя самого получилось нечаянно, но вовремя. Вот только вряд ли этого будет достаточно, чтобы она окончательно ожила и стала прежней Марианной. Ее надо было чем-то занять, и не повседневными заботами, в которых она и так не давала себе поблажки. Тем, что, напротив, и отвлекло бы ее от обычных дел, и не оставило бы времени для бесплодных сожалений о том, что произошло. Она слишком часто доставала со дна сундука сшитые ею маленькие рубашки, которым не суждено было пригодиться, и смотрела на них сухими хмурыми глазами. Она позволяла себе это только тогда, когда думала, что Робин спит и не видит, чем она занята. Но он видел, не выдавая себя. А как часто она это делала в его отсутствие? Об этом он не знал, но был уверен, что часто. Ее новой беременности он не допустит, пока не будет уверен, что ее здоровье восстановилось. Но ждать так долго нельзя, и он должен найти
выход сейчас.
        Решение пришло неожиданно, и оно было таким простым и очевидным, что Робин лишь удивился тому, что не нашел его раньше. Хотя для него самого это решение не будет простым, но другого способа он все равно не видел.
        Марианна сквозь сон почувствовала, как его пальцы крепким нажатием пробежали по ее плечам, рукам, спине, и рассмеялась.
        - Ты ощупываешь меня, словно я лошадь, которая тебе приглянулась, и ты думаешь, покупать меня или нет!
        Она открыла глаза и сонно посмотрела на Робина. Увидев, насколько серьезно его лицо, она стряхнула с себя дремоту и вопросительно изогнула бровь.
        - Мэри, ты не хотела бы возобновить ратные тренировки? Со мной и с Виллом. Каждый день.
        - Зачем? - спросила она, затаив дыхание.
        - Я решил брать тебя с собой в Шервуд, чтобы ты не скучала дома без меня.
        Сначала она не поверила, но, увидев, что он говорит совершенно серьезно, просияла от радости:
        - Правда?! Ты разрешаешь мне сопровождать тебя в поездках по лесу?! Робин!
        И она крепко обняла его и осыпала поцелуями его лицо.
        - Милая, за что ты меня благодаришь? Сама подумай! - рассмеялся он, обнимая Марианну. - Но только сопровождать меня, Мэри. Дозоры, самостоятельные поездки или участие в патрулях без меня - нет.
        - А как же опасность, которую я представляю для вас? - спросила она, заглянув ему в глаза. - Помнишь, что ты говорил осенью?
        - Как-нибудь справлюсь! - ответил Робин. - Сначала мы постараемся довести тебя если не до совершенства, то хотя бы до того, чтобы ты выстояла против нас двоих, пока мы сами не прекратим сражаться с тобой. И только после этого я возьму тебя с собой в первый раз.
        - О! - воскликнула Марианна, представив, как ей предстоит потрудиться на тренировках.
        - Только так, милая, - подтвердил Робин, - тебе придется быть очень усердной!
        - Я буду! - заверила Марианна, и он по выражению ее глаз понял, что она готова прямо сейчас вытащить его из постели и взяться за меч.
        - Есть еще условия, - сказал он строгим тоном, хотя его глаза смеялись.
        - Еще условия? О мой лорд! Кажется, ты не так добр и щедр, как мне представилось! Какие?
        - Ты по-прежнему здесь хозяйка, и твои главные домашние обязанности останутся на тебе. Аптека тоже на твоем попечении.
        Она покивала в знак того, что исполнит все, что он требует.
        - И еще одно, милая: всегда помни, что ты моя жена и госпожа Шервуда, а не вольный стрелок.
        Он устремил на нее требовательный взгляд, убеждаясь в том, что она все запомнила и поняла, и она улыбнулась и на миг сомкнула веки, чтобы он не сомневался в ней.
        - Тогда договорились, - улыбнулся Робин, в глазах которого заиграли золотые искорки, так любимые Марианной, и, обняв, прижал ее к своей груди.
        - А когда же мы сегодня начнем заниматься? - разочарованно спросила она.
        - После того как оба выспимся. Спи, сердце мое. Твои сны теперь будут легкими и спокойными. С этой минуты Гай остережется тревожить твой покой: он уже знает, что будет иметь дело со мной. А тягаться с моей волей он не осмелится: понимает сам, что не продержится и нескольких мгновений, - усмехнулся Робин и, поцеловав Марианну в висок, тихо повторил: - Спи, мой ангел. Я люблю тебя!
        На этот раз он сделал знак, ограждающий от тревог, и они уснули.
        Глава двадцать четвертая
        - Как хорошо, что Робин позаботился о том, чтобы ты остался неоскверненным!
        Марианна погладила бугристую кору дуба, чей возраст насчитывал несколько веков, и запрокинула голову. Корявые мощные ветви млели в нежно-зеленой дымке. Легко запрыгнув на развилку ствола, она вызвала птичий переполох. Крылатые обитатели дуба с гомоном и пересвистом вспорхнули с ветвей и закружились над поляной, расчеркивая небо. Марианна прильнула щекой к дереву и услышала под корой неясный гул потока сил и соков земли. После затянувшейся зимы в начале апреля на лес стремительно обрушилась весна. За считаные дни сквозь покров прошлогодней листвы пробилась травяная зелень, из проклюнувшихся почек вылущивались листья. На пригорках, согретых солнцем, появились первые цветы. Лес просыпался.
        - Мечтаешь, Саксонка? - раздался негромкий голос.
        Марианна посмотрела вниз. У подножия дуба стоял Вилл и, привалившись к неохватному стволу, запрокинув голову, смотрел на Марианну. Как обычно, он появился бесшумно, под его ногами не треснул ни один сучок. Возле отца крутился Дэнис. Увидев Марианну, он издал вопль приветствия и призывно помахал рукой. Марианна соскользнула вниз по стволу, Вилл поймал ее и бережно поставил на ноги.
        - Я сбежала, - призналась Марианна, отвечая на вопросительный взгляд Вилла. - Устала от предсвадебных хлопот и решила отдохнуть хотя бы час. После того как Мартина вернулась к себе домой, у каждой из нас дел прибавилось. Хорошо, Элис приехала помочь! А ты чем был занят?
        - Воспитанием сына, - усмехнулся Вилл. - Обучал его биться на мечах. Услышал птичий галдеж, огляделся по сторонам, увидел твоего иноходца и решил посмотреть на тебя.
        Марианна с веселым удивлением оглянулась на Дэниса:
        - Где же твой меч, Дэн?
        - А зачем ему меч? - пожал плечами Вилл. - В его возрасте перенимать навыки можно и без настоящего меча. Где бы я нашел меч, который был бы ему по силам и при этом равным по весу моему?
        - Мы сражались на палках! - крикнул Дэнис и, подхватив с земли длинную сухую палку, ловко и очень точно повторил один из излюбленных ратных приемов Вилла.
        - Да, он у меня способный, - хмыкнул Вилл, заметив искреннее удивление в глазах Марианны.
        Отшвырнув палку, Дэнис подбежал к отцу и повис у него на руке. Вилл легко вскинул руку, и Дэнис, не удержавшись, шлепнулся наземь. Вилл, посмеиваясь, поднял сына за шиворот и подал руку Марианне. Не сговариваясь, они втроем пошли по тропинке вглубь леса, по привычке избегая подолгу задерживаться на открытом месте. Вскоре они забрели на маленькую поляну, которую огибал узкий говорливый ручей, впадавший в небольшое лесное озеро. Заметив, что Марианна остановилась перед топким берегом, Вилл подхватил ее на руки и перенес через ручей. Поставив ее перед собой, он окинул Марианну внимательным взглядом, придерживая ладонями за плечи.
        Она была в мужском наряде, и Вилл не мог не признать, что он ей очень к лицу. Рукава белой рубашки были закатаны до локтей, и из-за этого ее руки казались еще изящнее. Замшевая безрукавка обтягивала прямые плечи и высокую грудь. Широкий двойной пояс туго обхватывал тонкий стан Марианны. Даже оружие и шпоры на сапогах придавали ей особую привлекательность, не умаляя ее очарования. Взгляд Вилла скользнул по высокой шее Марианны в пене кружев, и он поторопился убрать ладони с ее плеч, почувствовав неодолимое желание прижать ее к себе и прикоснуться губами к ее нежным улыбающимся губам.
        С тех пор как она полностью выздоровела, он старался никогда не оставаться с ней наедине, но все равно сейчас испытывал тайную радость от этой случайной встречи.
        - Впервые вижу женщину, которая так прекрасна в мужской одежде, да еще с полным вооружением! Ратные занятия тебе неизменно идут на пользу!
        Марианна весело рассмеялась. Несколько дней назад она смогла выполнить задание Робина и выстояла против двух мечей - его и Вилла, продержавшись заданное время.
        - Не гордись, Саксонка! - не смог не поддразнить ее Вилл, угадав причину ее радости. - Неужели ты думаешь, что мы бились с тобой в полную силу?
        - Но все же сильнее, чем раньше? - усмехнулась Марианна.
        - Да, - Вилл кивнул, - много сильнее, и я не ожидал, что ты так долго продержишься!
        Она снова рассмеялась, и ее смех проник в самое сердце Вилла. Он молча любовался ее оживленным лицом. Вертевшийся рядом Дэнис посмотрел на отца, на Марианну, и на его рожице появилась хитрая улыбка.
        - Леди Мэри, жаль, что у тебя нет сестры-близнеца! - объявил он.
        - С чего бы вдруг тебя посетила эта мысль? - удивился Вилл, посмотрев на сына.
        Дэнис пожал плечами в знак того, что отец мог и не спрашивать: настолько все очевидно.
        - Тогда ты бы женился на сестре леди Мэри так, как крестный женился на ней самой, - пояснил он с самым серьезным видом.
        Марианна прыснула смехом, но тут же умолкла, заметив, каким напряженным стало лицо Вилла. Не сводя с сына жестко прищуренных глаз, Вилл ухватил мальчика за подбородок и негромко сказал:
        - Сынок, я отдаю тебе должное: ты изрядно смышлен и наблюдателен для своих лет. Но нельзя вот так выпаливать все, что тебе приходит на ум. Сам того не желая, ты можешь многое разрушить неосторожно сказанным словом. Ты понял меня?
        Оробев под суровым взглядом отца, Дэнис кивнул.
        - Вот и хорошо! - ласково усмехнулся Вилл и отпустил сына.
        Дэнис насупился, глядя себе под ноги и что-то вычерчивая носком сапога по земле, напряженно раздумывая, как ему загладить свою вину.
        - Можно, я напою Эмбера и Колчана? - смущенно спросил он и, получив в ответ кивок, поспешил забрать у Вилла поводья рыжего жеребца и гнедого иноходца и увел их к берегу озера.
        - Поросенок! - улыбнулся Вилл, проводив сына ласковым взглядом.
        Он обернулся к Марианне, и у нее перехватило дыхание от чувства, нечаянно выразившегося в глазах Вилла. Не сводя с него глаз, она невольно поднесла ладонь к горлу. Вилл, угадав ее смятение, улыбнулся. Взяв ладонь Марианны в свою руку, он прикоснулся губами к ее пальцам, а когда отпустил, его глаза уже ничего не выражали, став абсолютно спокойными.
        - Вилл, я давно хотела спросить тебя, - сказала Марианна.
        - О чем? - откликнулся Вилл, радуясь возможности увести разговор от опасной стези, на которую неосторожно забрел Дэнис.
        - Ты старше Робина на год. Почему он, а не ты стал наследником графа Альрика?
        Он взглянул на нее с откровенным удивлением:
        - Хочешь сказать, что ты до сих пор ни о чем не знаешь от самого Робина?
        - Я как-то спрашивала его, но он сказал, что только ты вправе ответить на этот вопрос, если вообще сочтешь нужным отвечать.
        - А! - Вилл рассмеялся. - Брат верен себе в своей деликатности! Я старше Робина, но не на год. Я родился в первый день ноября, а Робин - в последний день мая.
        Он с легкой усмешкой наблюдал за Марианной, которая, мгновенно сосчитав разницу, удивленно посмотрела на Вилла и вдруг залилась румянцем. Она поняла, что, несмотря на поразительное сходство друг с другом, они были братьями только по отцу.
        - Несложная загадка, верно? - усмехнулся Вилл. - Да, Мэриан, Робин - сын, рожденный в законном браке, а я бастард.
        - Прости, - придя в себя, воскликнула Марианна и виновато дотронулась до сложенных на груди рук Вилла. - Кажется, теперь я допустила бестактность!
        Вилл глубоко вздохнул и похлопал Марианну по руке в знак того, чтобы она не беспокоилась и не чувствовала себя виноватой. Опустившись на изогнутый ствол большой ивы, он прислонился затылком к дереву и, устремив вдаль задумчивый и печальный взгляд, тихо сказал:
        - Все в прошлом, Мэриан. Все отболело и улеглось. Только смерть отца по-прежнему остается лежать камнем на моем сердце. Я был виноват перед ним, но так и не успел попросить у него прощения.
        - Почему он не женился на твоей матери? - спросила Марианна.
        - Не женился, - бесстрастно ответил Вилл и передернул сильными плечами.
        - Твоя мать - кто она? Она еще жива? - продолжала спрашивать Марианна, внимательно глядя на Вилла, чтобы не пропустить тот момент, когда разговор станет для него неприятным, и прекратить расспросы.
        - Нет, она умерла несколько лет назад, когда мы еще мирно жили в Локсли. Моя мать была дочерью одного из вассалов отца. Большая семья, пять сыновей и семь дочек, из которых она была по возрасту второй. Не слишком большой надел, не очень доходное хозяйство, и когда ее отец - мой дед, которого я не знал, - умер, старший брат, став наследником, не мог выделить сестрам приданое. Отец предложил ему забрать их в Веардрун, пообещав наделить приданым, и его предложение было, конечно, принято, и незамедлительно. Так мать оказалась в Веардруне и очень скоро влюбилась в отца до умопомрачения. Она была хороша собой и понравилась ему. Их обоюдно влекло друг к другу. Знаешь, как это бывает: внезапные встречи в пустом коридоре или на безлюдной террасе, обмен взглядами, случайное касание, разговоры вроде бы ни о чем… Но отец был помолвлен, а если бы и нет, он все равно не стал бы злоупотреблять доверием девушки, оказавшейся под его покровительством.
        И тогда мать решилась на обман. Однажды она обмолвилась, что в силу случайных обстоятельств и по вине собственной доверчивости лишилась девственности, пока жила в отчем доме. Ее признание оказалось роковым, и вечером того же дня отец не отпустил ее, оставил возле себя до утра. Конечно, ее обман был раскрыт той же ночью, но отец не рассердился и не прогнал ее. Ведь в ее обмане не было никакой корысти, только желание познать его любовь и подарить ему свою. Они провели вместе четыре месяца. Перед приездом невесты отца, леди Луизы, мать навсегда покинула Веардрун, не сказав о том, что беременна.
        - Куда она направилась? Вернулась к старшему брату? - тихонько спросила Марианна.
        Вилл отрицательно покачал головой.
        - Гордость бы ей не позволила, да она и не хотела, чтобы отца упрекнули в том, что он соблазнил невинную девицу, вместо того чтобы подыскать ей подходящего жениха. Правда, в Веардруне был человек, который захотел жениться на ней, зная о ее связи с графом, - так она ему нравилась. Он поговорил с отцом, и тот согласился, но мать решительно отказалась.
        - Почему? Разве для нее это был не лучший выход?
        Вилл посмотрел на Марианну и грустно рассмеялся:
        - Ты и вправду так думаешь? Каждый день видеть рядом с тем, кого любишь, другую женщину, не сметь поднять глаза на любимого… К тому же искатель ее руки, как и отец, не знал, что она беременна. Впрочем, для него это обстоятельство не имело бы решающего значения. Он боготворил отца и до сих пор произносит его имя с благоговейным придыханием.
        - Сэр Эдрик?! - догадалась Марианна, и Вилл, улыбнувшись, кивнул.
        - В результате мать уехала в Локсли, где отец подарил ей большой надел земли и дом, достойный девушки пусть не очень родовитой, но все же благородного звания. Он обеспечил ее так, чтобы она ни в чем не нуждалась, и каждый год посылал ей довольно много денег. Но матери ничего из того, что он ей дал, не было нужно. Ей нужен был только сам граф Альрик, и она любила его до самой смерти. Я помню, какими глазами она всегда смотрела на Робина, как искала в нем сходство с отцом, а оно поразительное! Но все это я узнал далеко не сразу, многое понял сам, и тоже потом. А до восьми лет я вообще не знал, кто мой отец. На все мои расспросы мать отмалчивалась, и я постепенно перестал докучать ей.
        - Как же ты узнал, что твой отец - граф Альрик? - спросила Марианна, глядя на Вилла с тайным сочувствием.
        Теперь она хорошо понимала его решимость жениться на Элизабет, едва он узнал, что она ждет ребенка. Он сам рос без отца, знал, что это такое, видел тоску и слезы матери и не желал такой же судьбы ни для Элизабет, ни для своего ребенка. Зная о его самолюбии и гордости, Марианна сердцем почувствовала, как должен был страдать Вилл, нося клеймо незаконнорожденного, и тосковать о неизвестном ему отце.
        - Однажды он проезжал через Локсли и остановился на ночлег, - сказал Вилл. - Когда мы, мальчишки, узнали о приезде графа Хантингтона, нам всем захотелось посмотреть на него вблизи. Графа Альрика любили в селении, хотя он был очень редким гостем. Мы подобрались к господскому дому. Там были ратники графа. Я, сам не зная, зачем, - наверное, хотел похвастаться перед друзьями удалью, - вызвался добраться до самых дверей. Мне почти удалось достичь заветной цели, как вдруг один из ратников заметил меня и поймал за ухо. «Куда это ты собрался?» - спросил он, и я, пытаясь вырваться из его стальных пальцев, прошипел от боли: «К графу!» - «А он приглашал тебя?» - уже откровенно насмехался надо мной ратник. Я ему ответил, что это не его дело, и он так скрутил мне ухо, что слезы брызнули из глаз. Он собирался прогнать меня, как вдруг его остановил граф, который вышел на шум из дома. Он сделал знак ратнику, и тот перестал терзать мое многострадальное ухо. Граф поманил меня к себе, я подошел и не мог отвести от него восхищенных глаз, не веря, что стою в шаге от него.
        Ему было тридцать лет - еще молод, но уже в самом расцвете сил. Он показался мне олицетворением эльфийского короля. Граф приветливо посмотрел на меня, улыбнулся, но вдруг его взгляд стал внимательнее. Он оглянулся на стоявшего за ним ратника и сказал: «Эдрик, смотри, как этот мальчуган удивительно похож на Робина!» Эдрик бросил в мою сторону пренебрежительный взгляд и холодно пожал плечами. Но граф уже не смотрел на него. «Как тебя зовут, малыш, и чей ты сын?» - ласково спросил он. Ох, это всегда было самым тяжелым испытанием для меня - отвечать на вопрос о моих родителях! Но деваться было некуда. Граф ждал ответа, а лгать ему я не мог. И я пролепетал: «Меня зовут Уильям, ваша светлость, а моя мать - Барбара Скарлет». Невыносимый стыд жег мне сердце, когда я умолчал об имени отца. Полагая, что граф и сам догадывается о причине моего смущения, я робко поднял на него глаза, и выражение его лица меня ошеломило.
        Вилл провел задрожавшей рукой по глазам.
        - Как мгновенно изменилось его лицо! - глухо сказал он из-под ладони. - Его глаза были полны волнения и не отрывались от меня. Я подумал, что чем-то разгневал его и попытался улыбнуться. Напрасно! Моя улыбка повергла его в еще большее смятение!
        Марианна знала почему: когда Вилл улыбался обезоруживающей улыбкой, его сходство с Робином бросалось в глаза даже незнакомым людям.
        - Граф вдруг подхватил меня на руки и сказал: «Покажи мне свой дом, Вилл. Я хочу поговорить с твоей матерью». Сидя у него на руках, я показывал дорогу, а сам с тайной гордостью взирал на друзей, которые прятались в кустах и провожали меня завистливыми взглядами.
        Вилл глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.
        - Помню, мать завидела нас еще издали. Она стояла в дверях, бессильно привалившись плечом к стене, и не сводила глаз с графа. Он подошел к ней и, не выпуская меня, с упреком спросил: «Почему ты ничего не сказала мне, Бэб? Ни когда уезжала из Веардруна, ни после?» - «Что бы это изменило, Альрик?» - с невыразимой печалью спросила в ответ мать, опуская глаза. Меня вдруг стало душить волнение. Они разговаривали так, словно давно знали друг друга. Он назвал мать ласковым именем, она его - просто по имени, не «милорд граф», не «ваша светлость»! Граф почувствовал, что меня знобит, и посмотрел мне в глаза. Не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но я прямо спросил его: «Милорд, вы - мой отец?»
        Если бы ты знала, как мне было страшно, что он в ответ рассмеется надо мной и скажет: нет. Но он ласково улыбнулся, поцеловал меня в лоб и поставил на ноги. «Да, Вилл, ты мой сын. Я хочу поговорить с твоей матерью, а потом с тобой. Побудь здесь, я позову тебя». - «Только не говорите долго, - взмолился я, не в силах выпустить его руку, - ведь уже смеркается, и мама скоро отправит меня спать!» Мне казалось, что я умру, если расстанусь с ним даже на миг! Я столько раз видел его во сне, что сам теперь удивлялся, как я не понял раньше, что он мой отец. Он прочитал мои мысли как открытую книгу и потрепал по голове: «Спать я заберу тебя к себе. Мы обязательно поговорим с тобой, сын!»
        Сын!.. Я вновь и вновь вспоминал это слово, сказанное им так привычно и ласково, словно он знал меня с рождения. Он ушел вместе с матерью в дом и пробыл там почти час, а я изнывал на пороге в нетерпении. Все вышло так неожиданно и чудесно: я оказался сыном самого графа Хантингтона! Друзья, которым я выпалил эту новость, обозвали меня лгуном. Джон - тот просто дал мне по уху. Я только собрался подраться с ним, как отец вышел из дома. Окинув нас взглядом, он мгновенно угадал, как развивались события. Рассмеявшись, он на глазах моих изумленных друзей подхватил меня одной рукой и понес к господскому дому. До сих пор помню лицо Джона! Он застыл как вкопанный, выпучив глаза, а я торжествующе показал ему язык.
        Вилл расхохотался, и Марианна вслед за ним, представив выражение лица Джона, живо описанное Виллом, и самого Джона маленьким мальчиком.
        - Так вот, - продолжил Вилл, - отец принес меня в дом, приказал постелить мне в своей спальне и велел подавать ужин. Эдрик прислуживал ему за столом и очень неодобрительно косился в мою сторону. Я услышал, как он, наполняя из-за плеча отца его кубок, недоверчиво спросил: «Милорд, неужели вы и впрямь признаете этого мальчугана своим сыном?» Расслышав его вопрос, в котором сквозило явное осуждение, я замер, испугавшись, что отец сейчас передумает. Меня заботили не привилегии, которыми я потом пользовался как графский сын, а то, что сейчас все рассеется как мираж и граф скажет, что пошутил. Но он бросил на меня веселый взгляд и ответил Эдрику с нажимом в голосе: «Я уже это сделал». После ужина мы остались вдвоем. Я не утерпел и перебрался к нему в постель, и мы проговорили почти до рассвета. Я поведал ему все свои секреты, придумал уйму разных историй, лишь бы слышать его голос и смех. А он умел слушать, и слушал меня так, словно для него не было ничего важнее моих рассказов. Сам того не заметив, я уснул, обняв его за шею. Когда же проснулся, отец уже был на ногах, полностью одет и завтракал, не
присаживаясь за стол.
        - У вас с Робином та же привычка, когда вы торопитесь, - с улыбкой заметила Марианна.
        Вилл печально улыбнулся и кивнул головой.
        - Да, это отцовская привычка, - вздохнул он. - У Дэниса она тоже проявляется - вечно хватает куски со стола.
        - И что было дальше? - тихо спросила Марианна.
        - Заметив, что я проснулся, отец сел возле меня и потрепал по волосам. «Ты уезжаешь?» - спросил я с замиранием сердца, очень надеясь, что это не так. Но он кивнул. Я был готов расплакаться: так долго ждать встречи с ним и так быстро расстаться! Но не успел. Отец внимательно посмотрел на меня и спросил: «Вилл, кем бы ты хотел стать? Воином или только землевладельцем?» Я не задумываясь выпалил: «Воином, как ты!» Он рассмеялся и сказал: «Не сомневался в твоем ответе, сын! Сейчас я уезжаю, но через два дня вернусь и заберу тебя в Веардрун. Там со временем ты станешь умелым и отважным воином, достойным нашего с тобой рода». Он сдержал свое слово и через два дня приехал в Локсли и увез меня в Веардрун. Там я прожил до семнадцати лет, лишь изредка навещая мать и друзей.
        Вилл надолго замолчал, погрузившись в воспоминания, пока Марианна не спросила:
        - Ты был счастлив в Веардруне?
        Он, раздумывая над ее вопросом, пожал плечами и неохотно сказал:
        - С одной стороны - да, с другой - не слишком. В жизни, которая у меня началась, я сполна узнал, что быть незаконнорожденным сыном даже самого графа Хантингтона отнюдь не завидная участь. Мою гордость постоянно терзал шепот, который я слышал за своей спиной, хотя в лицо все оставались со мной безукоризненно почтительными. Но в то же время я находился рядом с двумя людьми, которые любили меня всей душой, и я платил им такой же любовью.
        Вилл перевел взгляд на Марианну и пояснил:
        - Я говорю об отце и Робине. Малышка Клэр родилась в мою бытность в Веардруне, но была слишком мала.
        - Как ты повстречался с Робином? - спросила Марианна.
        - Сразу при въезде в Веардрун. Робин встречал отца у ворот вместе с графиней Луизой. Она если и удивилась, увидев меня в седле перед графом, то не подала вида. Графиня приняла меня с поразительным тактом и оставалась ко мне неизменно добра и внимательна. Она была красивой - Клэр очень похожа на нее - и горячо любила отца, хотя они были в браке не первый год. Но она была влюблена в него, как в первый день после свадьбы. При рождении Клэр она умерла. А тогда, разговаривая с леди Луизой, отец снял меня с коня и отправил знакомиться с Робином, представив нас друг другу как братьев. За полчаса мы успели подраться и помириться, когда отец растащил нас за шкирку как щенков.
        - Из-за чего вы подрались?
        Вилл вдруг безудержно расхохотался:
        - Признаюсь честно, я очень стеснялся Робина! Чтобы скрыть смущение, я не придумал ничего лучше, чем объявить ему о том, что он должен во всем меня слушаться, потому что я старше него.
        - А Робин? - фыркнула Марианна, представив себе первую встречу братьев.
        - Протянул в ответ: «Неужели, братец?» - и тут же огрел меня. Эдрик, который по собственной воле решил заняться моим обустройством в Веардруне, долго мне выговаривал. Твердил, что я должен относиться к Робину с почтением, поскольку из нас двоих он унаследует и титул, и владения отца. Я ответил, что мне это безразлично, я старше, а старших всегда должны слушаться. Эдрик тут же подтвердил, что я полностью прав в своем мнении о старших, и устроил мне хорошую трепку. Потом он указал мне спальное место в помещении, где жили неженатые ратники. Я был уверен, что буду жить возле отца. Оказывается, нет! Заметив мое огорчение прежде, чем я успел его скрыть, Эдрик больно стиснул мне плечи своими железными клешнями и наставительно сказал, сверля меня взглядом: «Тебе следует понять раз и навсегда, где твое место. Ты - бастард и никогда не будешь равен лорду Робину. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, это стать ратником в Веардруне, и то если сильно постараешься. Когда отец или брат захотят увидеть тебя, они пришлют за тобой. Только так! Сам ты не должен им докучать».
        Он говорил что-то еще, но я перестал его слушать от обиды. Я не понимал этих условностей, мне самому все казалось простым и ясным, кроме одного: почему Эдрик уверен в том, что графский титул имеет для меня такое же значение, которое он придавал ему сам?
        - А титул действительно был для тебя не важен? - спросила Марианна и поспешила погладить Вилла по руке, опасаясь, что он оскорбится ее вопросом.
        Но Вилл лишь улыбнулся и поцеловал ее руку, дав понять, что ее вопрос не задел его.
        - Нет. Ни тогда, ни после, ни сейчас. Но Эдрик так и не понял этого. Он еще долго продолжал бы читать мне нравоучения, если бы его не прервал Робин. Когда он появился, я уже глотал слезы и прикидывал, как мне вернуться в Локсли: удрать прямо сейчас или дождаться ночи. Робин встал перед Эдриком и важно заявил, что я буду жить в его покоях. Эдрик склонился перед ним в глубоком поклоне - видела бы ты, какая почтительность была на его лице! - и возразил: «Милорд Робин, это невозможно! Вилл не ровня вам, его место здесь». - «Вот как? - притворно удивился Робин. - Значит, я ослышался. Мне показалось, что отец назвал Вилла моим братом». - «Он и вправду брат вам, милорд», - терпеливо продолжал Эдрик. Но Робин притопнул ногой и заявил тоном, не терпящим возражений: «Этого вполне достаточно, и отец тоже так считает! Он при мне распорядился отвести Виллу комнаты в наших покоях». Схватив меня за руку, он потащил меня за собой. Эдрик пытался урезонить его, твердил, что Робин, наверное, неправильно понял отца. Но он добился только того, что Робин остановился и, высокомерно изогнув бровь, сказал: «Кстати, Эдрик,
почему ты называешь моего брата просто по имени? Раз он тоже сын графа, к нему следует обращаться так же, как и ко мне, называя его лордом». - «Но он не лорд! - вышел из себя Эдрик. - Из вас двоих лорд - вы!» - «И Вилл тоже», - невозмутимо ответил Робин, ни на миг не смутившись гневом Эдрика.
        Вилл глубоко вздохнул и усмехнулся.
        - Нам было тогда меньше лет, чем сейчас Дэнису. Но упорству Робина и в том возрасте позавидовал бы взрослый мужчина!
        - И тебя называли лордом?
        - Спрашиваешь! - рассмеялся он. - В тот же вечер Робин заручился поддержкой отца и упросил его самого объявить о своей воле всему Веардруну, и в первую очередь Эдрику. Перед Робином мало кто мог устоять! Он мгновенно располагал к себе: взглядом, улыбкой, приветливым словом. Мы подружились и стали неразлучны. Вместе постигали и книжную премудрость, и ратную науку. Единственное, что нас отличало: я не имел склонности к изучению медицины, целебного действия трав и прочей науки исцеления, а Робин с головой уходил в эти занятия. Мы вместе были в Уэльсе, вместе постигали тайные знания, которые нам передавали отец, твоя бабка леди Маред и твоя мать. Леди Рианнон была частой гостьей в Веардруне! А Робин ездил со мной в Локсли. В первый же приезд он покорил мою мать и подружился с моими друзьями. Робин никогда не делал различий между людьми, исходя только из сословного положения. Он изучает тебя самого, и потом ему уже не важно, знатен ты или нет. Поэтому его быстро приняли в Локсли и полюбили. Мы были с ним настолько едины, что и первая женщина у нас оказалась одна и та же - служанка в Веардруне, о чем мы
узнали много позже. А она, поведав свой секрет, даже гордилась, что ей посчастливилось побывать в постелях обоих сыновей графа Хантингтона.
        Вилл усмехнулся и замолчал. К нему неслышно подошел Дэнис и сел рядом, прильнув к отцу. Вилл обнял сына за плечи, но, погрузившись в воспоминания, едва ли заметил присутствие Дэниса.
        - Что же было потом?
        - Потом! - повторил Вилл, и его лицо омрачилось. - Мне исполнилось семнадцать, и однажды отец позвал меня к себе. Я пришел в его покои. Он был один и, указав мне рукой на кресло, сам сел напротив. «Вилл, - сказал он, - я еду к королю и хочу, чтобы ты сопровождал меня». - «А Робин?» - быстро спросил я, представив, каким чудесным будет путешествие вместе с отцом и Робином. Отец улыбнулся: «Меня несказанно радует ваша крепкая дружба, но научитесь хотя бы иногда обходиться друг без друга. Робин останется в Веардруне». Я молча склонил голову, повинуясь воле отца. «Ты не спрашиваешь, почему я беру тебя с собой к королевскому двору?» Я пожал плечами и ответил: «Мне достаточно того, что я смогу провести рядом с тобой больше времени, чем обычно. Если ты пожелаешь, чтобы я был осведомлен о цели поездки, то скажешь сам и без моих вопросов».
        Он кивнул и внимательно посмотрел на меня: «Ты никогда не задумывался, что и ты мог бы носить имя Рочестеров?» - «Я Рочестер по крови, - сказал я. - Какая разница, как меня называют?» - «Да, это верно, - с неожиданной грустью подтвердил отец, - но я хочу, сын, чтобы ты стал Рочестером по имени и по гербу. Ты вырос, Уильям, тебе пора носить рыцарские шпоры. Полгода назад их получил твой брат, а теперь такой же чести удостоишься и ты. Вместе с рыцарским достоинством ты получишь и право на герб Рочестеров, когда король утвердит документ, которым я официально, перед троном, признаю тебя своим сыном».
        Я был безмерно тронут его решением и уже хотел броситься ему на шею со словами признательности, но вдруг увидел Эдрика. Увлеченные беседой, мы с отцом не заметили, как он вошел. Но он уже несколько минут стоял тенью за креслом отца и внимательно слушал наш разговор. Не спуская с меня глаз, Эдрик склонился к отцу и довольно громко сказал: «Ваша светлость, вы забыли сказать лорду Уильяму о присяге, которую он должен принести лорду Робину, и об отказе от притязаний на титул и владения, который ему следует подписать».
        - И что?! - выдохнула Марианна, понимая, какую рану должны были нанести безжалостные слова Эдрика сердцу Вилла - неукротимо гордому и преданно любящему отца и брата.
        - Отец резко обернулся и смерил его гневным взглядом. «Как ты посмел вмешаться в наш разговор?!» - спросил он. Но Эдрик, несмотря на гнев отца, продолжал упорствовать: «Милорд, назвав лорда Уильяма своим сыном, вы уже поставили под угрозу законного наследника - лорда Робина. Если вы признаете лорда Уильяма - а ведь он старший сын! - перед королем, права лорда Робина могут быть оспорены в любой момент, и вы прекрасно понимаете, что я прав!»
        Я смотрел на отца и очень надеялся, что ослышался. Я никогда не претендовал на графский титул, никогда и в мыслях не посягал на права Робина, так почему от меня требовали письменного подтверждения верности? Но, выдворив Эдрика, отец с досадой сказал: «Да, мой мальчик, пойми меня правильно! Необходимо, чтобы ты принес Робину вассальную присягу и официально отказался от претензий на титул и владения, хотя, конечно, у тебя будут свои земли».
        - Вилл, он не хотел оскорбить тебя! - быстро сказала Марианна, у которой сердце сжалось так, словно она присутствовала при том разговоре отца с сыном. - Граф Альрик желал избежать междоусобицы, которую могли затеять его враги, воспользовавшись твоим старшинством и законными правами Робина! Рождение вне брака не является непреодолимым препятствием к наследству, особенно если претензии подкреплены старшинством. А признание тебя полноправным сыном и Рочестером почти уравнивало вас с Робином в правах.
        - Да, это так, - подтвердил Вилл, и его лицо исказила гримаса горечи и сожаления. - Позже я осознал, что отец сумел бы мне все объяснить, не ранив при этом мою гордость. Сумел бы, не вмешайся Эдрик, который всегда и во всем видел во мне соперника Робина. И отец попытался объяснить, но было поздно. Я оскорбился до глубины души и закусил удила. Я встал, отвесил отцу глубокий поклон и холодно сказал: «Милорд! Я глубоко признателен, но вынужден отказаться. Я не нуждаюсь ни в вашем имени, ни в гербе, ни в любых прочих милостях, если они исходят от вас. Чтобы у вас впредь не возникали сомнения в моей верности вам и вашему законному сыну, я немедленно возвращаюсь к матери в Локсли и стану землепашцем, поскольку воина, угодного вам, из меня не получилось».
        Я пошел к дверям, дрожа от гнева и обиды. Отец приказал мне вернуться, но я только оглянулся на него с порога и бросил ему со всей безжалостностью, на которую был способен: «Я устал быть вашим ублюдком, милорд. Лучше мне оказаться последним в Англии нищим, чем и дальше оставаться бастардом вашей светлости!»
        Глаза Вилла внезапно повлажнели, и он запрокинул голову, прогоняя непрошеные слезы.
        - Какое у него было лицо! - прошептал он охрипшим голосом и поморщился от невыносимой душевной боли. - Словно я ударил его! Я бросился в конюшню, оседлал коня и взлетел в седло. Не успел я пришпорить лошадь, как за мое стремя схватился Робин. «Куда ты, Вилл?! - спросил он, догадавшись по моему лицу, что произошло что-то неладное. - Куда ты? Ведь уже ночь! Что случилось?!» Он был ни в чем не виноват, он любил меня, и я любил его, он ничего не знал о моем разговоре с отцом, о словах Эдрика!
        - Ты обидел его? - догадалась Марианна по отчаянию в голосе Вилла.
        - Я ответил ему, что у него уже есть один верный пес - Эдрик, и с него достаточно, - тихо сказал Вилл. - Робин медленно отпустил мое стремя, глядя на меня почерневшими, ничего не понимающими глазами. Я хлестнул коня, приказал ратникам открыть ворота и покинул Веардрун. К полудню следующего дня я был в Локсли. Отец посылал за мной, я отказался вернуться, и он уехал один, без меня.
        Потом приезжал Робин. Мы долго с ним разговаривали, я обо всем ему рассказал, мы помирились, но вернуться в Веардрун я отказался наотрез. «Вилл, - сказал Робин, прощаясь со мной, - я всегда опасался, что однажды между нами встанет вопрос о графском титуле. Я знаю, что ты не ищешь его, и, поверь, у отца тоже нет сомнений в тебе. Но другим нет дела до наших желаний. Это и беспокоило отца, который любит тебя всем сердцем!» Я холодно пожал плечами в ответ, и Робин уехал. А вскоре в Локсли пришла весть о том, что графа Альрика убили на обратном пути из Лондона, Веардрун взят штурмом, и молодой граф Хантингтон тоже погиб.
        Лицо Вилла стало неподвижно-спокойным, и так же спокойны были его глаза и голос. Только пальцы - красивые, сильные пальцы воина - растирали в порошок клейкий, едва раскрывшийся ивовый лист.
        - Я до сих пор не знаю, как пережил тот день! - прошептал Вилл. - Мать плакала, за один час постарев на добрый десяток лет. Отец погиб! И я никогда уже не смогу попросить у него прощения за свою необузданную непримиримость, за те слова, которые сказал ему на прощание. Он никогда не узнает, как я любил его и гордился тем, что я его сын. После первой волны горя меня оглушила вторая. Погиб и молодой граф… Робин! Ведь он стал графом после смерти отца, и вот уже нет и его. О Клэр было ничего неизвестно. Не дожидаясь рассвета, я оседлал коня и бросился в Веардрун.
        Путь был долгим, и по дороге на постоялом дворе я встретил Вульфгара. В Веардруне он был одним из конюхов, и от него я узнал, что Робину удалось избежать смерти и с помощью Эдрика выбраться вместе с сестрой из захваченного Веардруна. Куда они отправились, Вульфгар не знал. Эдрик послал его позаботиться о погребении графа Альрика и погибших с ним ратников. В моей душе появилась надежда, мне надо во что бы то ни стало найти следы Робина и разыскать его самого. Но сначала я должен был исполнить последний долг перед отцом.
        Утром мы с Вульфгаром были там, где отец попал в засаду. Изрубленный мечами, он так и лежал возле дороги в окружении тел своих ратников. Мы не могли предать тела земле: свежую могилу не на кладбищенской земле разорили бы грабители, да у нас и не было лопат. И тогда я решил похоронить их по древним воинским обычаям. Неподалеку я обнаружил место заготовки дров, на тот день выпал церковный праздник, и никого из работников не было. Зато бревен, дров и вязанок с хворостом хватало с избытком. Я спрятал под одним из бревен несколько монет, чтобы на следующий день их могли отыскать дровосеки, потому что больше они бы ничего не нашли. Все остальные бревна мы с Вульфгаром перенесли на поляну поблизости от места гибели отца, сложили их уступами, прокладывая каждый ряд бревен дровами. Мы перенесли с дороги тела ратников и уложили их на помост из бревен, а на самый верх положили тело отца.
        Пока Вульфгар обкладывал бревна вязанками хвороста, я забрался наверх к отцу и долго сидел рядом с ним, не в силах заставить себя отпустить его окаменевшую руку. Я молил его простить меня, говорил все, что когда-либо мечтал ему сказать, но не сказал, пока он был жив. Я поклялся отцу найти Робина, всегда быть рядом с ним и оберегать его, во всем помогать ему, чтобы наш род однажды обрел былое величие. Вульфгар крикнул, что все готово. Я поцеловал отца в холодный лоб, еще раз посмотрел на его спокойное и такое прекрасное даже в смерти лицо и забрал его меч Элбион, чтобы передать Робину. Я спустился, мы подожгли хворост, огонь занялся. Мы пробыли там до тех пор, пока погребальный костер отца и его ратников не догорел дотла. Потом я впервые сотворил заклятье магического круга, чтобы никто не мог потревожить место костра, в пламени которого истаяло тело моего отца.
        Вульфгар хотел сопровождать меня, но его лошадь не могла угнаться за моим жеребцом. Поэтому я велел ему отправляться в Локсли к моей матери и рассказать ей о том, как был погребен отец, а сам пустился на поиски Робина. Не один день я скитался по Средним землям в безуспешных поисках! Робин был жив - в этом у меня не оставалось сомнений. Но его искал не только я: по следам Робина шли наемные убийцы сэра Рейнолда. Я должен был опередить их, найти хотя бы неприметный след. Я побывал у графа Лестера, который сказал мне, что отправил Робина в свое владение в Пограничье. Я был в Йорке и узнал, что накануне в дом, где остановился на ночлег Робин, попытались вломиться ратники, и он расстрелял их из лука. В начале второй недели поисков я даже побывал у вас во Фледстане. Но твой брат только от меня узнал, что Робин жив. В вашем замке было свое горе: днем раньше преставилась леди Рианнон. Твой отец заперся и никого не хотел видеть. Реджинальд поменял моего коня на свежего и отвел меня проститься с леди Рианнон. Там я впервые увидел тебя.
        Марианна удивленно посмотрела на Вилла и с досадой покачала головой:
        - Я помню те дни - они ясно запечатлены в моей памяти. Но ты!
        - Ты была в часовне, стояла на коленях возле постамента, на котором покоилась леди Рианнон. Маленькая заплаканная девочка в траурных одеждах. Я погладил тебя по голове, а ты сверкнула на меня серебряными глазищами и увернулась из-под моей руки, - улыбнулся Вилл.
        Марианна с трудом вспомнила юношу, который вошел в часовню в сопровождении ее брата. Реджинальд тут же ушел, а гость долго стоял, не сводя грустных глаз с неподвижного лица ее матери. А ей, маленькой Марианне, он мешал своим присутствием. Ей хотелось плакать, но гордость не позволяла лить слезы при ком-то.
        - Да, помню! - сказала она и посмотрела на Вилла другими глазами, пытаясь увидеть в нем того юношу. - Значит, это был ты? Ты никогда не говорил, что знал моего брата.
        - Мы были друзьями - Робин, Реджинальд и я. Твой брат был из тех немногих, кто никогда не разделял нас с Робином и не пытался напомнить мне о том, кто я. А кроме того, Реджинальд - один из нас, Воинов, хранящих Средние земли.
        - Почему ты никогда не рассказывал об этом раньше?!
        - О чем? О том, как я, глядя на твое заплаканное и опухшее от слез лицо, посочувствовал обрученному с тобой брату, сильно усомнившись в уверениях леди Рианнон, которая уговаривала Робина смириться с помолвкой и обещала, что ты станешь необыкновенной красавицей? - расхохотался Вилл. - Вот сейчас рассказываю!
        Марианна замахнулась на него с притворным негодованием, но Вилл увернулся, и она чуть не стряхнула с ивы Дэниса.
        - Хватит отвлекаться! - возмутился Дэнис, едва не свалившись на землю. - Куда ты поехал дальше?
        - В Хольдернес. Узнал, что они с Эдриком там попали в засаду, но сумели уйти. По едва заметным следам я понял, что они отправились в Рэтфорд, где у Эдрика был дом. Судя по всему, Робин передумал искать убежище в Пограничье, но куда он направлялся, оставалось для меня пока загадкой. В Рэтфорде произошло событие, которое позволило мне сбить слуг шерифа со следа Робина и уверить их в его гибели. Возле дома Эдрика собралась толпа, а в доме были ратники. Там на полу лицом вниз лежал мертвый юноша с мечом в руке. Ратники убили его, когда он пытался отразить их нападение. Я узнал меч Робина, увидел сквозь рубашку повязку, набухшую от крови. Со слов Вульфгара я знал, что Робин был ранен при штурме Веардруна. Ратники вслух гадали, был ли убитый юноша графом Хантингтоном или нет. И тогда я сказал им, что знаю молодого графа в лицо. Я был почти уверен, что передо мной Робин, и хотел только одного: забрать его тело и позаботиться о нем. Когда юношу перевернули на спину, я увидел, что это не Робин, но ратникам сказал, что это он. Они обрадовались: их ждала награда, и к моему глубокому облегчению решили сразу
закопать его, а не везти в Ноттингем. Слуг шерифа со следа я сбил, но и сам сбился тоже.
        Я вернулся в Локсли, падая с коня от усталости, не зная, где и как продолжать поиски. Я знал одно: мой долг перед памятью отца - найти Робина, помочь ему и защитить его. Элизабет всю ночь провела рядом со мной, пытаясь меня утешить. Следующий день я дал коню отдых, собираясь вечером снова отправиться в путь. И вечером того же дня в Локсли приехал Робин.
        Вилл прищурил глаза, до мельчайших черточек вспоминая облик младшего брата, каким был Робин в день приезда в Локсли.
        - Все селение собралось перед господским домом, в полном молчании встречая нового графа Хантингтона. Рядом с ним ехал Эдрик, а перед Робином в седле сидела Клэр и спала, прильнув к груди брата. Их лошади оступались от изнеможения, с трудом передвигая ноги. Возле дома Робин спрыгнул с коня и подхватил Клэр на руки. Его лицо было серым от пыли и усталости. Он смотрел перед собой, но никого и ничего не видел. С сестрой на руках он ушел в дом. Эдрик, прежде чем последовать за ним, повернулся к жителям Локсли и сказал: «Я привез к вам своего графа и господина. Вашего графа! Не обманите мое доверие. Если вы не желаете юному графу Робину смерти, не обмолвитесь нигде ни словом, даже на исповеди, о том, что он нашел убежище здесь». Он ушел в дом, и все разошлись в подавленном молчании.
        Я не знал, как показаться Робину на глаза, но как только совсем стемнело, пришел к его дому. Я постучал в дверь, и ее распахнул Эдрик. Загородив собой дверной проем, он потребовал, чтобы я убирался прочь. Я настаивал на том, что мне надо увидеть Робина. «Увидеть графа? - прорычал он. - Неблагодарный щенок, где ты был, когда погиб граф Альрик? Где ты был, когда граф Робин отбивал атаки от стен Веардруна? А сейчас ты явился? Убирайся прочь, граф не станет знаться с тобой!»
        Мы стояли друг напротив друга, словно два пса. Я, молодой, и он, со следами шрамов. Внезапно за спиной Эдрика раздался голос Робина: «С кем ты так решительно говоришь от моего имени?» Робин заставил Эдрика посторониться, увидел меня и устало улыбнулся. «Входи!» - сказал он и крепко обнял меня, едва я переступил порог. Я сжал его ответно в объятиях, и он чуть не потерял сознание: я задел его рану. Мне пришлось сбегать за Эллен - она занималась в Локсли врачеванием, а потом дивиться мужеству, с которым Робин перенес перевязку. Рана загноилась, и Эллен пришлось раскрыть ее, чтобы выпустить гной и иссечь края. Эдрик, наблюдая за этим, сам едва не свалился без чувств, а Робин только вспотел и пару раз скрипнул зубами.
        Мы проговорили с ним до глубокой ночи. Робин рассказал мне о штурме и падении Веардруна, о том, как его допрашивал сэр Рейнолд, грозя пытками, о том, как им удалось выбраться из замка. Он рассказал о ложном доносе на отца королю, о своих скитаниях в поисках убежища. Я узнал о том, что произошло в Рэтфорде. Юноша, которого убитым приняли за Робина, ворвался в дом на рассвете и сказал, что идут ратники, и Робину надо уходить, а он их задержит. Взяв нож, он ткнул им себя в плечо так, как был ранен Робин, потом схватил его меч. Брат пытался воспрепятствовать, но Эдрик со всей силой стукнул его по раненому плечу, и Робин потерял сознание.
        Для Эдрика ни одна жертва во имя Рочестеров не показалась бы чрезмерной! И Робин пришел в себя уже в лесу, когда ничем не мог помочь самоотверженному парню, только всегда оставаться ему благодарным. А я рассказал Робину, как похоронил отца, о смерти твоей матери. Когда наши рассказы иссякли, Робин поднялся со скамьи, на которой сидел, обнял меня и, посмотрев мне в глаза, сказал с невеселой усмешкой: «Видишь, Вилл, я был прав. Графский титул не стоит того, чтобы я потерял из-за него любимого брата. Вот я стою перед тобой - граф Хантингтон, и чем я отличаюсь от тебя?» У меня перехватило горло от его голоса: столько боли и горечи было в нем! Он отличался. Отличался от меня, несмотря на сказанные им слова.
        У Робина душа истинного властителя: великодушного, справедливого, умеющего владеть собой и обуздывать чувства, в отличие от меня. Он доказал за эти дни, что достоин называться воином, что ему по силам титул графа, в то время как я оставил и его, и отца на произвол судьбы, сам того не желая. Я вынул из ножен Элбион и, преклонив колено, положил его к ногам Робина. Склонив голову, я сказал: «Ваша светлость, господин мой и брат! Я приношу вам присягу и клянусь до конца своих дней быть вашим преданным вассалом. Моя жизнь в вашем распоряжении до последнего вздоха, граф Хантингтон!» В его глазах сверкнули слезы. Он поднял меня и, поцеловав в лоб, ответил: «Я принимаю твою присягу, Вилл, и благодарю тебя за нее, брат». И мы, конечно, не обошлись без Эдрика, который стоял в дверях и наблюдал за нами. Кажется, в его глазах впервые мелькнуло нечто похожее на довольство мной, но он тут же напустился на меня, сказал, что у меня нет совести. Брат ранен, устал, падает с ног, а я не даю ему отдохнуть, когда у нас столько дней впереди!
        И Робин стал жить в Локсли. Его присутствие незаметно влияло на всех, особенно на молодежь. Он и за плугом шел так, словно был увенчан незримым графским венцом. Всем постепенно передались его достоинство, гордость, внутренняя свобода. Никто и никогда не выдал его ни вздохом, ни взглядом. Все втайне гордились, что граф Хантингтон живет среди нас, не чураясь простых людей. Мы с ним собирались попытаться вернуть владения Рочестеров из-под опеки шерифа после смерти короля Генриха. Но слепой случай занес в Локсли Гая Гисборна, и нашей спокойной жизни пришел конец.
        - Что было нужно Гаю от Робина? - спросила Марианна.
        - Робин и был нужен! - недобро усмехнувшись, ответил Вилл. - Ты же сама сказала это Гисборну в Ноттингеме, только другими словами. Но угадала правильно, за что он и ударил тебя. Его пленяла душа Робина, как потом пленила твоя душа. И, как твоей, он хотел владеть душой Робина безраздельно, подчинив ее себе, - иначе он не умеет. А Робин всегда остается сам себе господином и не признает ничьей власти над собой. Сам выбирает себе друзей, сам устанавливает правила для себя. А тут еще Гай очаровался легендами о Посвященных Воинах, узнал, что Робин возглавляет после смерти отца Воинов Средних земель. Ему отчаянно захотелось пройти обряд посвящения и обрести силы, которые даруются Посвященному Воину. Как ты думаешь, чем могло закончиться противостояние Робина и Гисборна?
        - Я знаю, чем оно закончилось, Робин рассказывал мне, - вздохнула Марианна и поинтересовалась: - Ты по-прежнему не слишком ладишь с Эдриком?
        - Эдрик! - и Вилл насмешливо фыркнул. - Только он оттаял ко мне, как разразилась гроза по поводу моей женитьбы на Элизабет. Он много чего мне сказал, пытаясь отговорить. Но Робин дал разрешение на брак, и тогда уже все громы и молнии обрушились на его голову. Эдрик твердил, что всегда опасался моего дурного влияния на Робина. Что я бастард и от меня нечего ждать ни понимания долга перед родом, ни соблюдения правил чести. Робин слушал его упреки, а потом, стоило Эдрику на миг замолчать, чтобы перевести дыхание, негромко сказал - так, что даже у меня похолодела кровь от его голоса: «Эдрик, если ты еще хотя бы раз назовешь Вилла бастардом или попытаешься указать мне, что для графа прилично, а что нет, можешь больше не появляться мне на глаза».
        Для Эдрика это была жестокая угроза! Он до последнего вздоха был предан нашему отцу, обожал Робина и после смерти графа Альрика перенес на него всю заботу, любовь и преданность. И получилось так, что они крепко поссорились из-за меня. За что же ему любить меня, Мэриан? С Робином он помирился и обожает его, как прежде, но меня он терпит только ради Робина. Хотя Дэнис неожиданно пришелся ему по душе.
        - Скажи, почему все-таки ты сам для себя наотрез отказался от возможных прав на титул отца? - спросила Марианна, внимательно глядя на Вилла, который долго думал, прежде чем ответить.
        - Во-первых, я никогда его и не желал. С ним сопряжено столько обязанностей, которые я не хотел бы на себя брать! Только если бы не осталось иного выхода. Из нас двоих Робин рожден принимать решения не за себя одного, но и за других людей, и нести за эти решения ответственность. Поверь, это тяжелая ноша! Сколько я наблюдаю за Робином, столько же убеждаюсь в этой тяжести. Ну а во-вторых, с моей стороны подобные претензии были бы черной неблагодарностью по отношению к отцу и к Робину. Знала бы ты, как он меня защищал, когда кто-нибудь хотя бы взглядом намекал на мое незаконное рождение! Ставил на место одним движением брови, к особенно упорным не стеснялся применить и силу. Тот же Гай в свое время получил от него немало тумаков! И это притом что за самим Робином Гай готов был ходить по пятам, если бы Робин ему это позволил.
        Вилл рассмеялся, вспомнив потасовки детских и юношеских лет, а Марианна поняла причину истовой заботы Робина о Вилле и данного Робином самому себе слова не иметь незаконнорожденных детей.
        - Граф Альрик любил твою мать? - тихо спросила Марианна, глядя на Вилла, лицо которого после ее вопроса приняло задумчивое и грустное выражение. - Но из-за титула и в силу помолвки был вынужден жениться на более знатной девушке?
        Вилл отрицательно покачал головой:
        - Нет, отец не любил ее. Любила она. Он был добр к ней и благодарен за любовь, но не более того. Он не питал настоящей любви и к супруге - леди Луизе. Но Робина, Клэр и меня отец любил всем сердцем. Так что его детям повезло больше, чем женщинам, которые нас родили.
        - Что же, сердце графа Альрика совсем не знало любви? - удивилась Марианна. - Неужели он действительно считал, что воин должен оберегать свое сердце от женских чар?
        - Он любил! - глубоко вздохнув, с печалью ответил Вилл. - Любил горячо и беззаветно. И с такой же жаркой беззаветностью был ответно любим. Но свою избранницу отец повстречал слишком поздно, когда оба уже были связаны брачными обетами. Они оказались разлученными изначально.
        Вилл повернулся к Марианне, внимательно посмотрел на нее и странно улыбнулся:
        - Скажи, ты когда-нибудь сопоставляла даты гибели графа Альрика и смерти своей матери? Тебя не удивило, что она умерла всего лишь через неделю после его смерти?
        - Робин сказал мне, что она была Хранительницей и слишком поздно получила знания, которые могли бы предостеречь графа Альрика. Неисполненный долг убил ее, - ответила Марианна.
        - Когда он тебе так сказал? - прищурившись, спросил Вилл.
        - Год назад, в апреле.
        - Да, все правильно! - вздохнул Вилл, покивав головой. - Твой отец был жив, ты любила отца, и Робин, решив не огорчать тебя, открыл только половину правды.
        - А сейчас ты хочешь сказать?.. - и Марианна ошеломленно посмотрела на Вилла.
        - Да, - подтвердил Вилл невысказанную ею догадку, - они любили друг друга: граф Альрик и леди Рианнон. Она была его Светлой Девой, он - ее Воином. Но они оба были в браке, и это стало непреодолимым препятствием к тому, чтобы граф Альрик и леди Ри, как мы с Робином ее называли, смогли бы заключить союз и идти по жизни рука об руку. Они не стали и любовниками, так как были слишком благородны, чтобы тайно обманывать твоего отца и жену графа Альрика. Даже когда он овдовел, долг чести перед твоим отцом удерживал их, позволяя им только дружбу. Но они любили друг друга, и твоя мать не смогла пережить его смерть, воспользовалась дарованной ей привилегией уйти вслед за любимым.
        Грусть сдавила сердце Марианны. Она вспомнила нежное, всегда печальное лицо матери. Вспомнила ее смерть, когда она истаяла в горячке в одночасье. И слова отца: «Твоя мать не любила меня так горячо, как любил ее я. Но наш брак нельзя назвать неудачным». Сколько же сил и твердости было у леди Рианнон, чтобы не отступить от брачных обетов, не поддаться влечению сердца, ни словом, ни взглядом не огорчить супруга! И какой смертельной должна была быть ее тоска, что увлекла ее в могилу в расцвете красоты и сил!
        Вот почему граф Альрик настаивал на ранней помолвке Робина и Марианны. Не иначе как мать открыла возлюбленному, что их дети предназначены друг другу самой судьбой. Граф Альрик хотел уберечь собственного сына и дочь леди Рианнон от участи, выпавшей их родителям. «Пусть дети обвенчаются и будут счастливы, не вкусив горечи из-за того, что две судьбы разминулись».
        - А вы как узнали об этом, ты и Робин? - спросила она.
        - Робину отец рассказал сам перед отъездом в Лондон. Но Робин и прежде догадывался - он очень проницателен, а времени с леди Ри проводил много, и заметил, что она далеко не равнодушна к отцу. Я же случайно оказался свидетелем разговора отца с леди Ри. Они в очередной раз оказались на пределе сил и довольно горячо разговаривали в библиотеке, не заметив меня: я пришел раньше и сидел в кресле за книгой. Отец говорил ей о том, что ему мало того, что у них есть, а она уговаривала его смириться. Потом в лоб спросила, будет ли он уважать ее, если она станет его любовницей, и заплакала. Ох, как им было тяжело! Меня даже придавило в кресле этой тяжестью, исходившей от них! Отец сказал, что она во всем права. Потом они долго стояли, замерев в объятиях, а когда леди Ри ушла, отец повел взглядом в мою сторону - он все-таки заметил меня - и сказал, что рассчитывает на мою скромность.
        Только сейчас Вилл заметил рядом с собой притихшего Дэниса, сидевшего не шелохнувшись, боясь пропустить хоть одно слово из рассказа отца. Когда Вилл замолчал, Дэнис поднял голову и глубоко вздохнул, не сводя с отца блестящих от возбуждения глаз.
        - Вечно ты услышишь то, что тебе еще рано знать! - рассмеялся Вилл, потрепав сына по волосам, и слегка оттолкнул его.
        - Да я и так почти все знаю! - обиженно протянул Дэнис. - Мне мама рассказывала.
        Но история, поведанная отцом, произвела на Дэниса глубокое впечатление. Он порывисто обнял Вилла и, застеснявшись такого явного проявления чувств, убежал к лошадям.
        Где-то вдали слышался голос Дэниса, ржание лошадей, вокруг шелестел молодой листвой лес, а Вилл и Марианна молчали, погрузившись в мир, возрожденный воспоминаниями Вилла. Украдкой из-под ресниц поглядывая на Вилла, Марианна думала о том, что граф Альрик тоже должен был гордиться старшим сыном, как Вилл гордился отцом. Великолепный воин - Вилл и Робин были равны по силам, в чем она не раз убеждалась, наблюдая за их поединками, - получивший воспитание, достойное сына графа, изначально благородный по духу, Вилл тем не менее всегда предпочитал держаться в тени Робина. Но на самом деле, не питай он такой любви и не будь так предан брату, не откажись от всех прав на наследство Рочестеров, Вилл мог стать серьезным и опасным соперником. Марианна понимала тревогу графа Альрика, не желавшего, чтобы Робина и Вилла разделили и противопоставили друг другу те, кто жаждал падения могущественного рода Рочестеров. Это ведь так просто - столкни братьев лбами, а потом отойди в сторону и жди, пока они сами себя обессилят в борьбе.
        - Вилл, - сказала она, - а ведь ты - единственно равный Робину!
        - Мне это известно, - с усмешкой ответил Вилл и, помедлив, добавил: - и в отношении тебя, кстати, тоже.
        - Что ты имеешь в виду? - спросила Марианна и, когда он обернулся и посмотрел ей в глаза, вспыхнула густым румянцем.
        Она вспомнила их разговор на свадьбе Алана и Элис и предложение Вилла, которое повергло ее в смятение.
        - То, о чем ты сейчас вспоминаешь, - усмехнулся Вилл, читая на лице Марианны все ее мысли. - Не стоило заводить об этом разговор, ну да ладно! Будь у меня в запасе еще хотя бы четверть часа, и ты сама позабыла бы о своем обещании закрыть дверь.
        - Ну, знаешь! - возмутилась Марианна, оттолкнув Вилла, но он, рассмеявшись, поймал ее за руку и удержал рядом. - Твоя самоуверенность меня просто восхищает!
        - Несомненно! - подтвердил Вилл. - И точно такая же самоуверенность тебя восхищает в Робине. Наше сходство с ним только сыграло бы мне на руку.
        Она рассмеялась, но тут же смолкла, заметив, как изменилось выражение его глаз, прикованных к ее губам. Встретив ее напряженный взгляд, Вилл невесело улыбнулся и, нежно погладив Марианну по щеке, выпустил ее руку.
        - Я упустил свое время, - сказал он таким ровным голосом, словно говорил не о себе, а о ком-то другом. - Ночью в июле ты вручила мне все ключи от своей души, а я отшвырнул их, оскорбившись твоим клеймом. Тогда ты еще не разобралась в себе, и я мог завоевать твое сердце. Даже если бы я узнал потом, что ты любила Робина, для меня это откровение мало бы что изменило. Я не все уступаю ему, как привыкли считать те, кто знает нас. Ты, пожалуй, единственное, что имело для меня серьезное значение и что я уступил Робину.
        - Все произошло так, как было предопределено, - мягко заметила Марианна.
        Вилл мельком посмотрел на нее и спросил:
        - Тебе известно о лунных перекрестках?
        - Да. Час, который предоставляет сама судьба, когда позволяет сделать выбор и изменить ее.
        - Вот он и был нам предоставлен той ночью, - усмехнулся Вилл, - но я им не воспользовался.
        - Мы с Робином одно целое, и это не пустые слова! - твердо ответила Марианна.
        - Ох, да не убеждай ты меня в том, что сейчас и так очевидно! - спокойно сказал Вилл и, откинувшись спиной на ствол ивы, задумчиво посмотрел в яркое лазурное небо.
        Глядя на него, Марианна почувствовала напряжение сил, которые требовались Виллу в эту минуту, чтобы оставаться спокойным. Желая ослабить это напряжение, она накрыла ладонью его запястье. Рука Вилла дрогнула под ее рукой, он попытался высвободиться, но Марианна удержала его:
        - Есть еще одно, Вилл.
        Он опустил глаза на нее и вопросительно поднял бровь:
        - Что же?
        - Боюсь, мы бы с тобой не поладили, - со всей прямотой ответила Марианна. - Насколько я тебя поняла, ты требуешь от женщины полного подчинения, не оставляя ни капли свободы, кроме свободы любить тебя. Любить и слушаться тебя во всем. Возможно, я ошибаюсь…
        - Нет, так и есть, - подтвердил Вилл, не сводя с Марианны внимательного взгляда. - Стань ты моей женой, я никогда бы не позволил тебе даже прикасаться к оружию, носить мужскую одежду, гулять одной по лесу и - уж тем более! - почти наедине вести подобную беседу с мужчиной, который неравнодушен к тебе.
        - Интересно почему?
        - Я не обязан удовлетворять твое любопытство, поступая так, как считаю нужным.
        - Тогда… Тебе пришлось бы переплавить меня! - усмехнулась Марианна.
        Вилл молча смотрел на нее - задумчиво, слегка прищурив глаза. Уголки его губ дрогнули в ироничной и снисходительной, но не обидной усмешке, и Марианна вдруг поняла: он бы так и сделал. Переплавил бы ее, и у него хватило бы на это и сил, и умения. Легко угадав ее мысли, Вилл негромко сказал:
        - И ты бы даже не заметила, как я заставил тебя измениться!
        - Наверное, - согласилась Марианна и улыбнулась, - но ведь это была бы уже не я.
        - Верно. Это была бы не ты, - вновь усмехнулся Вилл. Его глаза на миг подернулись грустью, он убрал руку из-под руки Марианны и глубоко вздохнул: - Я давно знаю все, о чем ты сейчас говорила, и без твоих слов, Мэриан. Но знать и чувствовать - разные вещи.
        В его голосе не было ни сожаления, ни волнения. Раз уж разговор коснулся его сердца, он просто открыл его Марианне, не требуя от нее ничего взамен. Но слова, которые он произносил ровным бесстрастным голосом, тяжким бременем оседали в ее душе. Марианна невольно опустила глаза. Она знала, что в постигшем Вилла несчастье - иного слова для его любви к ней у Марианны не было - нет ее вины. Да, она стремилась к его приязни, но братской, не больше, и все равно чувствовала себя виновной. Он выразился очень точно: знать и чувствовать - разные вещи.
        - Мне не хотелось бы лишиться твоей дружбы, - тихо сказала Марианна, сознавая, что раньше, когда она не догадывалась об истинных чувствах Вилла, ей было куда спокойнее, хотя и не так уютно рядом с ним, как сейчас, когда он больше не защищался от нее едкой иронией.
        - Я всегда был и буду рядом с тобой, когда тебе необходима моя помощь, - прежним спокойным голосом ответил Вилл. - Я обещал не нарушать твой покой и хочу открыто смотреть брату в глаза. Но иногда… - в его глазах полыхнул внезапный огонь, и Вилл, бросив на Марианну мгновенный взгляд, внезапно попросил: - иногда держись от меня поодаль, Мэриан, потому что я не обладаю гранитной твердостью, несмотря на опять-таки общее заблуждение.
        Вилл резко поднялся, не дав Марианне сказать ни слова в ответ, и махнул рукой Дэнису, чтобы тот возвращался.
        - Отправляйся домой, Мэриан. Ты хотела отдохнуть час, а прошло уже добрых три часа. Захвати с собой Дэниса, а мне пора по дозорным постам. Увидимся завтра на свадьбе Вилла и Клэр.
        Поцеловав ее в щеку, как сестру, он свистом подозвал коня и, рывком вскочив в седло, умчался в лес. Марианна, проводив его взглядом, села на иноходца и, усадив перед собой Дэниса, отправилась по тропинке к лагерю. Дэнис, как обычно, вытребовал у нее поводья, но Колчан не слишком-то прислушивался к его понуканиям.
        - Все это очень странно, леди Мэри! - вдруг сказал Дэнис.
        - Что тебе кажется странным? - спросила Марианна, очнувшись от своих мыслей.
        - То, что семьи заранее связали моего деда и твою мать разными помолвками, вместо того чтобы обручить друг с другом. Граф Уильям так же возглавлял Посвященных Воинов Средних земель, как после него граф Альрик, а теперь крестный. Он не мог не знать, как важно найти в невесты ту, которая суждена изначально. А уж о твоей бабке леди Маред и говорить нечего! Судя по рассказам о ней отца и крестного, она - воплощение женской мудрости всего Уэльса, и вдруг допустила брак дочери не с тем, с кем должно!
        - Ты прав: действительно, странно, - согласилась Марианна, которая думала о том же, вспоминая леди Маред, чей взгляд, казалось, видел человека насквозь.
        - Значит, в этом крылась какая-то цель! - предположил Дэнис, оживленно блестя глазами, как всегда, когда чувствовал тайну или возможность приключения.
        - Хотела бы я понять, какой целью можно оправдать намеренную жестокость по отношению к графу Альрику и моей матери…
        - Открыть это может только леди Маред, - уверенно заявил Дэнис и, запрокинув голову, посмотрел на Марианну ясными янтарными глазами. - Обещай рассказать мне, когда узнаешь от нее правду!
        Марианна даже рассмеялась: она и представить не могла, когда увидит леди Маред и увидит ли вообще.
        - Все равно обещай! - потребовал Дэнис, понимая, что так развеселило Марианну.
        - Обещаю! - улыбнулась она и поцеловала Дэниса в макушку. - Обещаю, что подстригу тебя, как только вернемся домой. Ты оброс, как ирландский волкодав!
        Дэнис тут же потряс головой и свирепо зарычал, изображая волкодава, чем напугал иноходца.
        Глава двадцать пятая
        Солнечным днем в самом конце апреля Эдрик принимал у себя на званом обеде долгожданных гостей. Робина и Марианну он усадил на почетные места, напротив них занял место сам и пригласил Джона сесть за стол рядом с собой. За короткой стороной стола, той, что была ближе к кухне, устроилась Тиль, чтобы одновременно принимать участие в обеде, следить за кушаньями, которые готовились к подаче, и по знаку отца делать перемену блюд. Стул, стоявший напротив нее, остался пустым. Это было место, которое, по замыслу Эдрика, должен был занять Вилл. Но старший Рочестер, как всегда, нарушил планы наставника, не приехав в Маласэт, и передал извинения через Робина. Причину отсутствия Вилла Эдрик не счел уважительной, но разражаться привычными упреками в его адрес тоже не стал, чтобы не вызывать такое же привычное неудовольствие Робина. Сам Эдрик попытался взять на себя обязанности кравчего, и непременно стоя за спиной Робина и Марианны, но Робин велел ему сесть за стол и не устраивать из обеда церемонный пир.
        Готовясь к приему гостей, Тиль постаралась на славу. Форель в соусе из белого вина сменялась мелкой дичью, плававшей в острой подливе. К вымоченным в красном вине, натертым дроблеными ягодами можжевельника и зажаренным до золотистой корочки ломтям кабаньего окорока она подала капусту, тушенную с имбирем.
        Марианна всю ночь сопровождала Робина в патрулировании Шервуда. Когда они вернулись домой, она успела только принять ванну и поспать, пожертвовав завтраком в пользу сна. И сейчас она, сохраняя ради хозяина дома благопристойные манеры, умудрилась отдать должное каждому блюду так, что ее начало клонить в сон. С трудом удержавшись от зевка, она поймала нежный и насмешливый взгляд Робина. Он тоже всю ночь провел в седле, но оставался бодрым и полным сил, словно, как любила пошутить над ним Кэтрин, был действительно выкован из стали.
        - Позвольте заметить, миледи Марианна, что вы чудесно выглядите, хотя кажетесь немного усталой, - сказал Эдрик, с ласковой улыбкой глядя на Марианну. - Ваш мужской наряд - дань удобству подобной одежды для верховой езды?
        - Оставь деликатность, Эдрик, и спроси мою жену прямо: означают ли ее оружие и наряд то, что она опять занялась ратной службой? - рассмеялся Робин.
        - Неужели ты позволил ее светлости вернуться к ратным делам? - последовал его совету Эдрик, все же из деликатности обратив вопрос не к Марианне, а к Робину.
        - Как видишь, позволил. Поэтому она и выглядит так чудесно! - с улыбкой ответил Робин и, встретившись взглядом с Марианной, поцеловал ей руку.
        - Ее светлость всегда удивляла меня тягой к оружию, но не опасно ли твое позволение для жизни и здоровья графини Марианны? - нахмурился Эдрик.
        - После того как ее светлость продержалась в бою на мечах против его светлости и его брата почти четверть часа, полагаю, что позволение Робина опасно для жизни и здоровья того, кто легкомысленно примет нашу госпожу за слабого противника! - усмехаясь, заметил Джон.
        - Но вы, конечно, не применяли полную силу, сражаясь с графиней Марианной, и надеюсь, обошлись неотточенными клинками? - строго спросил Эдрик.
        - И ты задаешь такой вопрос, после того как с детства привил нам презрение к тупому оружию? - рассмеялся Робин и, поймав недоверчивый взгляд Эдрика, подтвердил: - Все три меча были отточены наилучшим образом. Конечно, мы не обрушились на Марианну с полной силой, но справиться с ней уже нелегко! Она ловкая и проворная, как дикая кошка! Даже умудрилась разрезать рубашку на груди Вилла, не задев его самого. Порез - и ни капли крови!
        Эдрик одобрительно покачал головой и посмотрел на Марианну с невольным уважением: он очень высоко оценивал воинское искусство обоих братьев. Забыв о почтительности к ней как к графине и о самой ее женской природе, он невольно воскликнул:
        - Хотел бы и я однажды удостоиться чести скрестить с вами меч, ваша светлость!
        - Вот к чему приводит твоя любовь к оружию, - Робин, посмеиваясь, посмотрел на Марианну, - раньше наш наставник заботливо выращивал цветы для тебя, а теперь мечтает проверить, не сможет ли и он восполнить твои познания, не доверяя Виллу и мне!
        - Все же лорд Уильям мог бы отложить свои дела! - не удержался Эдрик и бросил взгляд на пустовавшее место Вилла. - Я надеялся, что он не только приедет сам, но и привезет с собой лорда Дениса.
        Услышав грустный вздох дочери, вторивший его словам, и понимая, что этот вздох вызван отсутствием отнюдь не Дэниса, Эдрик поторопился сказать:
        - С другой стороны, не могу не похвалить Вилла за то, что дело он ставит выше досуга! - и строго посмотрел на опечаленную дочь: - Ступай на кухню и займись десертом, чем забивать свою голову глупыми мыслями!
        - Я помогу тебе, Тиль! - поднялась из-за стола Марианна, не слушая протестов Эдрика.
        Не призвав к порядку Марианну, Эдрик бросил укоризненный взгляд на Робина, но тот лишь беззаботно махнул рукой, предлагая оставить Марианну в покое.
        - Эдрик, я согласился принять твое приглашение при условии, что обед будет домашним, - сказал Робин. - Даже в Веардруне отец терял аппетит, слушая громкие вопли слуг, вроде «Кубок его светлости!», «Чашу для омовения рук его светлости!».
        Он вместе с Джоном оглушительно расхохотался. Эдрик нахмурился, но, заразившись смехом Робина, рассмеялся сам.
        Тем временем Тиль сняла с огня противень с маленькими пирожными и стала перекладывать их на широкое блюдо. Марианна занялась приготовлением вина с пряностями, которое, по замыслу Тиль, должно было оттенить вкус пирожных.
        - Миледи Марианна, - тихонько шепнула Тиль, украдкой оглянувшись на отца и убедившись в том, что он не слышит их, - почему не приехал лорд Уильям?
        Марианна вспомнила насмешливую улыбку Вилла, когда Робин напомнил ему утром о приглашении Эдрика. «Нет, если можно, то избавь меня от этого визита! - сказал он Робину. - Когда Эдрик спросит о Клэр, а ты расскажешь о ее венчании, грянет такой гром, что мне хочется быть подальше! Мне хватило скандала с собственной женитьбой, чтобы снова выслушивать высокопарные суждения Эдрика о чести Рочестеров еще и в отношении нашей сестры!»
        Марианна улыбнулась и не стала рассказывать Тиль об истинной причине отказа Вилла, сославшись, как это сделал Робин, на неотложные дела, связанные с Шервудом. Выслушав ее, Тиль огорченно вздохнула.
        За несколько месяцев, которые Марианна не видела дочь Эдрика, Тиль сильно изменилась. Она подросла, сравнявшись ростом с Марианной. Черты ее лица, сохранявшие девичью округлость, стали еще миловиднее. Разрез больших голубых глаз удлинился, приобретя миндалевидную форму. Украдкой разглядывая девушку, Марианна не могла не признать, что Тиль очень хороша собой. Светлые волосы, прижатые серебряным обручем, густыми волнами струились по тонким плечам и высокой груди Тиль, ниспадая до пояса. Нарядное платье из светлого шелка с цветной вышивкой, ожерелье из ярких зеленых хризолитов и такие же браслеты на руках - все это Тиль надела ради Вилла, который не приехал.
        - Тиль, ты любишь Вилла? - тихо спросила Марианна.
        Одно упоминание этого имени вызвало в Тиль чудесное преображение. Забыв о пирожных, которые она начиняла смесью меда и орехов, девушка замерла. Ее печальные глаза засияли ярким светом, на губах появилась нежная улыбка. Тиль молча склонила голову.
        - Люблю едва ли не с колыбели, - прошептала она, затенив глаза длинными ресницами. - Еще в Веардруне он всегда был мне добрым другом, хотя он уже был юношей, а я - малым ребенком. Верите ли, ваша светлость, но я даже переезд в Локсли после падения Веардруна восприняла как благо, потому что в Локсли был лорд Уильям! А когда он женился, я всю ночь прорыдала. Я ведь тоже просила его не жениться, а подождать, пока я вырасту. А он, подхватив меня на руки, слушал мои слова так, словно они явились для него откровением. Потом расхохотался, поцеловал в лоб и сказал, что я и думать о нем забуду, когда вырасту. И вот я выросла, но не забыла о нем ни в малости! Но он все равно видит во мне прежнюю маленькую девочку и лишь отшучивается, когда я прошу его приезжать к нам в Маласэт чаще. Да еще отец! - и Тиль досадливо поморщилась. - Хвала Господу, что из-за своей неуемной гордости он не видит для меня подходящего жениха и до сих пор не выдал замуж! Но если бы Вилл… Если бы лорд Уильям однажды позвал меня с собой, я пошла бы за ним на край света, забыв обо всех предостережениях отца, не испугавшись его гнева.
        - А сэр Эдрик разгневался бы? - с улыбкой спросила Марианна.
        - Еще как! - рассмеялась Тиль. - Для него давно уже не тайна мои чувства к лорду Уильяму. Отец только и твердит мне, чтобы я держалась от Вилла подальше. Я очень люблю отца и глубоко почитаю его, но одно слово Вилла… - и Тиль глубоко вздохнула так обреченно и безнадежно, что стало понятно: она уже и сама не верит, что однажды услышит это слово.
        Марианна крепко обняла девушку, заставила Тиль посмотреть ей в глаза и сказала:
        - Любовь ничего не стоит без надежды, малышка! Просто люби и верь, что придет час и твоя любовь обязательно найдет отклик в его сердце. Вилл стоит такой преданной любви, и ты достойна стать его подругой!
        - Благодарю вас, миледи Марианна! - с жаром прошептала в ответ Тиль, и ее глаза радостно засияли. - Вы передадите лорду Уильяму привет от меня?
        - Передам, Тиль, - улыбнулась Марианна, поцеловав девушку в зарумянившуюся щеку.
        Тиль по привычке опасливо глянула на отца, но никто из мужчин за столом не смотрел в их сторону. Они были поглощены разговором, который Эдрик завел, едва дочь и Марианна оставили их.
        - Не знаю, должно ли благородство иметь пределы! - говорил Эдрик, выражая одолевавшие его сомнения. - Раньше я был убежден в том, что нет, а сейчас пришел к выводу, что любое свойство все-таки необходимо ограничивать разумными пределами. Когда ходили слухи о его исчезновении, я, как и все, был уверен, что ты убил его. И я счел, что ты был вправе сделать это и сделал, не поступившись требованиями благородства, ничем не запятнав свою честь.
        - Решил, что я убил его в поединке? - усмехнулся Робин.
        - Разумеется! Мысль о том, что ты просто убил его, как собаку, не позволив ему даже взять в руки оружие, мне и в голову не приходила. Хотя говорили и так, и те, кто это говорил, все равно были на твоей стороне. Никто и никогда не знал за ним добрых дел! И я не понимаю, что ты в нем разглядел такого, что удержало твой меч от справедливого возмездия…
        Забыв о жареном мясе, которое остывало на широком ломте хлеба, Эдрик вопросительно и довольно сурово посмотрел на Робина. Тот пожал плечами в знак того, что не хочет продолжать разговор, заведенный наставником. Не дождавшись от Робина другого ответа, Эдрик перевел взгляд на Джона.
        - А ты что скажешь, Джон?
        Услышав вопрос Эдрика, Джон посмотрел на Робина, лицо которого хранило невозмутимое выражение человека, полностью уверенного в своей правоте.
        - А что мне сказать? - хмыкнул Джон. - Пусть я покажусь тебе сейчас нелояльным, Робин, но я полностью согласен с сэром Эдриком, за одним исключением. Устраивать поединок - это чистой воды блажь. Я бы его порубил на части, не дав и дотянуться до меча!
        - Да уж! Кого я спросил? Дикого скандинава, чья кровь и в малости не остыла даже в нескольких поколениях! - с досадой воскликнул Эдрик, получив от Джона поддержку, но слишком чрезмерную, на его взгляд.
        Робин лишь рассмеялся и поднес к губам кубок с вином.
        - Вилл тоже с тобой согласился? - не отступал Эдрик.
        Робин глубоко вздохнул, сделал глоток и поставил кубок на стол с легким стуком, который свидетельствовал о том, что допрос Эдрика начинает его раздражать.
        - Полагаю, что нет, - кратко ответил он.
        - Редкий случай, когда я займу сторону твоего брата, который оказался настолько невежлив, что даже не принял мое приглашение на сегодняшний обед! - с иронией сказал Эдрик.
        - Судя по тому, что ты сам забыл о еде, ты действительно встал на сторону Вилла! - с не меньшей иронией отозвался Робин.
        Заметив, что Джон, занятый обедом, и Эдрик, вернувшийся к еде после напоминания Робина, все равно поглядывают на него, Робин устало, но твердо сказал:
        - Да, я поехал с единственной целью - убить его. И никаких поединков с ним я не собирался устраивать. Не обессудь, мой строгий в вопросах чести Эдрик! Но рассказ Вилла о том, как он повел себя в Ноттингеме, привел меня к решению сначала посмотреть на того, кого я в душе давно приговорил к смерти.
        - И что же ты увидел? - недовольно спросил Джон.
        - То, что, убив его, я совершил бы месть, а не возмездие, - ответил Робин.
        - А ты усматриваешь разницу между одним и другим? - нахмурился Джон, выражая всем видом неодобрение другу и лорду в его решении.
        - Она есть, Джон, - спокойно сказал Робин. - Месть - наказание за совершенное злодеяние. Возмездие же вынуждено взвешивать меру зла и раскаяния в совершенном зле.
        - И второе оказалось таким большим, что перевесило первое? - недоверчиво спросил Джон.
        - Если бы я убил его, то унизил бы себя, - ответил Робин и снова поднес кубок к губам, дав понять, что больше он ничего не скажет.
        Эдрик окинул воспитанника внимательным взглядом и покачал головой.
        - Гордыня! - негромко сказал он. - Какая же у тебя гордыня! Однажды она погубит тебя. Слишком высоко ты себя ставишь, присвоив право оценивать то, что может делать лишь высший судия людских деяний!
        - Должно быть, очень высоко, если даже ты упрекаешь меня! - рассмеялся Робин. - Но из-за гордыни я не умру. Не забывай, Эдрик, что мне еще в юности леди Маред напророчила смерть от предательства. Впрочем, пока никто из нашего рода не умирал от старости в собственной постели!
        - Но никто из Рочестеров не умирал и дважды! - сурово сказал Эдрик и посмотрел на Робина с затаенной нежностью. - К счастью, сынок, тебе удалось избежать мрачного предсказания валлийской леди. Или разминуться с ним, хотя стрела прислужника Гисборна и оставила тебе отметку на память о словах леди Маред.
        - Буду надеяться! - беспечно пожал плечами Робин. - Жизнь длинная!
        - А то, о чем мы сейчас спорили… - продолжил Эдрик, но Робин прервал его, не дав договорить, и вскинул на Эдрика неуступчивый взгляд.
        - В этом деле у меня есть только один судья. И лишь ее слово будет иметь для меня значение.
        Он посмотрел на Марианну. Чутко ощутив на себе взгляд Робина, Марианна обернулась к нему и улыбнулась, вопросительно изогнув бровь.
        - Вы еще долго, милая? - слегка повысив голос, спросил Робин, улыбнувшись в ответ.
        - Если поторопимся, то испортим десерт, - сказала в ответ Марианна, - да вы еще и не закончили с обедом!
        Она снова повернулась к Тиль, и до мужчин долетел веселый смех Марианны и дочери Эдрика.
        - Ей ты, значит, еще не говорил, - понял Эдрик и, поймав уже недобрый взгляд Робина, примирительно буркнул: - Прости, я вмешиваюсь в то, что касается только тебя и ее светлости!
        - Именно так, - бесстрастно ответил Робин.
        - Ну а что Гай Гисборн? - спросил Эдрик.
        - А что Гай! - вздохнул Робин. - Затворился в своем замке и обменивается гонцами и письмами с шерифом. Тот зовет его в Ноттингем, а Гай отписывается тем, что еще не полностью оправился от раны.
        - Ты говоришь так, словно читаешь их письма! - хмыкнул Эдрик.
        Заметив, как Робин и Джон обменялись взглядами, Эдрик внимательно посмотрел на Робина:
        - Значит, и вправду читаешь!
        - Не я сам, - неопределенно пожал плечами Робин и рассмеялся.
        - Выходит, в замке Гисборна у тебя снова, наконец, появились свои глаза и уши, - понимающе сказал Эдрик.
        - Ох, это было непросто! - вздохнул Робин. - Учитывая печальную судьбу предыдущих ушей и глаз в челяди Гая, не один раз подумаешь, прежде чем заслать к нему своего человека, понимая, что если Гай его обнаружит, то мы ничем не сможем помочь.
        - А что сталось с твоим предыдущим осведомителем?
        Робин помрачнел и после недолгого молчания ответил:
        - Его затравили собаками прошлым мартом. Это был оруженосец Гая, и я до сих пор не знаю, чем он себя выдал. Славный был мальчик. Очень хотел уйти в Шервуд, но понимал, что нужен мне возле Гая, и держался до последнего.
        Эдрик молча наполнил кубки, и они втроем так же молча выпили вино в память о погибшем юноше.
        - Будем надеяться на то, что его преемник проявит больше осторожности и не вызовет подозрений у Гисборна! - вздохнул Эдрик.
        - Пока наши новые глаза и уши впали в немилость у жены сэра Гая, - усмехнулся Джон. - Леди Беатрис сочла эти глаза слишком привлекательными и сослала их обладательницу на кухню, спровадив подальше от супруга. Нам же лучше: работникам кухни проще покидать замок.
        - Вот как! - и Эдрик, мельком бросив взгляд в сторону Марианны, еще больше понизил голос: - Одна из твоих подружек?
        - Не моих, - с улыбкой ответил Робин. - К своим я уже обращаться не могу - пришлось бы нарушить данный при венчании обет верности!
        - Понятно! - Эдрик поджал губы, словно чопорная старая монахиня, и покивал головой: - Раз не твоя, то, значит, Вилла! Жаль, что моя глупая дочь не может сейчас нас слышать! Перестала бы смотреть на твоего брата, как на Парцифаля!
        Наконец десерт был готов. Марианна и Тиль убрали со стола остатки обеда, поменяли кубки, принесли кувшин с пряным вином и блюдо с пирожными и заняли свои места за столом.
        - Мальчик мой, а почему ты не взял с собой малышку Клэренс? - спросил Эдрик, наполняя кубки вином.
        - Помилуй, Эдрик! - воскликнул Робин, принимая кубок из рук наставника и поднося к губам. - Я сумею прикрыть мечом одну женщину, но для защиты сразу двух моего ратного умения может не хватить!
        - Мой лорд, вы бываете так самонадеянны и несносны в своем хвастовстве! - упрекнула его Марианна. - Кого вы собираетесь прикрывать мечом? Уж не меня ли?
        Робин весело рассмеялся и откинулся на спинку стула.
        - Моя леди, если ты что-то переняла от меня, то не перенимай все подряд, и мое хвастовство тоже! Будь немного скромнее меня! - маленькими глотками смакуя вино, Робин вздохнул: - Клэренс уже не та малышка, которой ты привык ее видеть. Почти месяц прошел с тех пор, как она превратилась в почтенную замужнюю даму.
        - Да что ты, Робин?! - с радостным удивлением воскликнул Эдрик. - Ты выдал ее замуж? Но ведь она еще совсем юная!
        - Юная? - переспросил Робин и снова рассмеялся: - Ей в прошлом сентябре минуло семнадцать. Семнадцать, Эдрик! Самое время для девушки вступить в брак с достойным человеком. К этому возрасту жизнь уже рассеивает розовую дымку грез, но пока щадит сердце, оставляя его нежным, чистым и открытым для искренних чувств.
        Выслушав Робина, Эдрик задумчиво покачал головой.
        - Что ж, мой мальчик, наверное, ты прав.
        Он помолчал, вдруг нахмурился и настороженно посмотрел на Робина.
        - Постой, сынок! А кому ты отдал сестру в жены?
        Марианна и Джон переглянулись и поняли, что настал час грозы, о которой предупреждал Вилл.
        - Моему другу, который тебе хорошо известен. Клэр обвенчалась с Виллом Статли, - ответил Робин и, подняв спокойные глаза, невозмутимо встретил ошеломленный и недоверчивый взгляд наставника.
        - Я не ослышался, Робин? - тихо переспросил Эдрик, не спуская глаз с Робина. - Ты действительно назвал имя Статли?
        - Действительно, - подтвердил Робин прежним спокойным голосом, но теперь в нем явно послышался отзвук стали.
        Эдрик поставил кубок, расплескав по столу вино, и посмотрел на Робина так, словно отказывался верить собственным ушам.
        - Опомнись! Признайся, ты пошутил? - и, когда по глазам Робина Эдрик понял, что тот абсолютно серьезен, выдохнул с нескрываемым укором: - Да как же ты мог согласиться на этот брак?! Леди Клэренс Рочестер, равным происхождением с которой могут похвалиться немногие девицы не только Средних земель, но и всего королевства, стала женой безродного наемника?!
        - Эдрик! - предостерегающе протянул Робин, и его глаза стали светлеть, затягиваясь льдом гнева.
        Эдрик, не слушая его, в смятении вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате. Тиль с невольным страхом переводила взгляд с отца на Робина, который неподвижно замер, положив на стол руки и напрягшись так, словно вместо Эдрика видел готового к броску льва.
        - Эдрик, - сказала Марианна, - ты напрасно тревожишься и огорчаешься! Вилл не может похвастать знатным происхождением, но у него благородная душа и доброе сердце. Он и Клэр давно любят друг друга. Так почему пустые условности должны были разрушить их счастье?
        Вмешательство Марианны только усугубило негодование Эдрика. Он резко обернулся к ней и смерил ее взглядом, полным неподдельной горечи.
        - Ваша светлость, леди Марианна! - укоризненно сказал он, с досадой хрустнув пальцами, - будьте хоть вы благоразумны! Пес не ищет подругу в волчьей стае! Сельскую клячу и близко не подпустят к чистокровной лошади! Даже неразумные твари выбирают себе пару среди равных. Что же говорить о людях, которых Господь наделил разумом? Долг каждого - знать свое место и не переступать черту отведенного для него круга!
        Отвердевшие губы Робина покривились в холодной усмешке:
        - Долг, говоришь? Это не долг, а условности - Марианна права! И как эти условности могут стоить людских жертв?
        - Мальчик мой! - сокрушенно выдохнул Эдрик, устремив взгляд на Робина. - Как долго ты собираешься руководствоваться своими принципами, в которых отводишь чувствам равное место с разумным расчетом? Когда ты наконец примешь то, что мир стоит на более прочной основе, чем склонности и привязанности отдельных людей, даже если они близки тебе? Леди Клэр еще слишком молода, чтобы ждать от нее рассудительности и благоразумия, но ты? Ее старший брат и лорд! Кто такой этот Статли? Преступник, объявленный вне закона. Рано или поздно его убьют, и что тогда станется с леди Клэр? Слезы, разбитое сердце и втоптанная в пыль вся оставшаяся жизнь?! В этом ты видишь счастье своей сестры? А если погибнет не он, а она? Пример участи собственной жены тебя ничему не научил?
        Он внезапно осекся, когда холодный взгляд Робина впился в его лицо. Воцарилось гнетущее молчание. Наконец Робин тихо сказал:
        - Ты был на нашем венчании с Марианной. Почему на вопрос священника о препятствиях к нашему браку ты не крикнул, что они есть?!
        - Почему я должен был так поступить? - в растерянности спросил Эдрик, переводя взгляд с Робина на Марианну. - Я был в тот день бесконечно счастлив за вас обоих!
        - С чего бы? - с холодной усмешкой осведомился Робин. - Ведь я такой же преступник, объявленный вне закона, как Вилл Статли. Не стоило ли тебе вмешаться и отговорить Марианну, приведя те же доводы? Ты говоришь, Статли убьют рано или поздно? А я, ты полагаешь, доживу до преклонных лет? Чего ты хочешь от меня? - допытывался Робин, терзая Эдрика неумолимым взглядом. - За мою голову объявлена награда, для меня Гай Гисборн продумал казнь до мелочей, я прозван Шервудским Волком - и я позволил себе любовь и брак с той, которую полюбил. А ты требуешь, чтобы я запретил своей сестре любить человека, чье положение ничем не отличается от моего?
        - Отличается, и ты прекрасно знаешь об этом! - запальчиво крикнул Эдрик. - Ты - граф!
        - О да, граф! - по-прежнему не повышая голос, отозвался Робин, и его губы тронула неживая улыбка. - Вот Джон. Спроси его - он прикрывает меня в бою потому, что я граф? А тот же Статли, рискуя жизнью, отправился со мной зимой в Ноттингем исключительно из-за почтения к моему титулу? Может быть, мне спросить моего брата, каких милостей он дожидается от меня - графа, объявленного вне закона и лишенного всех владений? До сих пор я думал, что он любит меня только потому, что я его брат. Но ты, наверное, думаешь иначе?
        - Вилл? - перепросил Эдрик и дернул плечом с откровенной неприязнью. - У твоего брата вообще нет ничего святого! Он подал пример всем вам, обвенчавшись с простолюдинкой. А ты ему попустительствовал, как и сестре. Чудо, что ты сам выбрал в супруги равную себе, а не подобрал какую-нибудь безродную дворняжку, как твой драгоценный братец Вилл!
        Робин промолчал, глядя мимо Эдрика. Его пальцы поглаживали стенки пустого кубка, и по ним то и дело пробегал трепет, словно Робин был готов сжать кубок в ладони и расплющить его в лепешку.
        - Послушай, - сказал он, когда Эдрик смолк, задохнувшись от возмущения, - хотя бы раз выслушай от начала и до конца и постарайся понять меня. Мы пролили столько своей крови, что смыли ею границы всех условностей и отживших свое традиций. Ты чтишь их, это твое право. Но оно не дает тебе иного права - сковывать меня по рукам и ногам и насильно навязывать мне свои взгляды. Все мы в Шервуде оказались вне закона так или иначе, но потому, что не пожелали смириться с порядками, на которых, как ты полагаешь, держится мир. Так неужели ты думаешь, что мы вернемся к тому, от чего отказались сами и с такими жертвами? Ты упрекаешь меня в легкомыслии, в том, что я ставлю чувства на одну ступень с разумом. Нет, Эдрик, мои чувства живут в полном согласии с разумом. Благодаря этому согласию я нахожу в жизни радость, какой бы тяжелой она мне иной раз ни казалась. Я никому и никогда не навязывал принятый мной образ жизни, мои суждения, мои привычки. Так и ты не пытайся принудить меня смотреть на все сквозь шоры твоих представлений о жизни, словно строптивого коня.
        - Знаешь, Робин, когда так говорит Вилл, я даже не опускаюсь до возражений ему. Чего еще ждать от бастарда? После того как он отплатил оскорблением отцу за всю любовь, которой одаривал его граф Альрик!..
        Робин вскинул голову, и в его глазах полыхнуло пламя неподдельной ярости:
        - Я предупреждал тебя: не называй Вилла бастардом! Что же до его ссоры с отцом, - он пристально посмотрел на Эдрика и тихо спросил: - Тебе никогда не приходило в голову, что этой ссоры могло не быть, не вмешайся ты в разговор отца с Виллом?
        Не дождавшись ответа от Эдрика, который надменно отвернул голову в сторону, Робин непреклонно сказал:
        - В любом случае Клэр обвенчана, нравится тебе это или нет, и наш разговор на эту тему не имеет смысла.
        Эдрик повернулся к нему, смерил жгучим взглядом, потом его глаза погасли. Лицо приняло бесстрастное выражение, и он склонился перед Робином в почтительном поклоне.
        - Как будет угодно вашей светлости! - заговорил он с прежней непримиримостью. - Не мне, вашему слуге, указывать, как следует поступать благородному Рочестеру и графу Хантингтону. Но, поскольку вы были моим воспитанником, милорд граф, то я осмелюсь сказать вам в лицо то, о чем я думаю и чего опасаюсь. А думаю я о том, что пройдет еще немного времени, и вы с братом окончательно переступите все понятия о чести. Он уже сделал это зимой, поспособствовав тому, что ваш наследник погиб и едва не погибла ее светлость. Вы же проявили к нему чрезмерное великодушие и простили его, после чего и сами презрели долг чести, оставив в живых того, кто должен был умереть, и именно от вашей руки. И ваш брат в свою очередь потворствовал вам, пусть и был в душе не согласен. Вы ведь уверены, что прозреваете его душу как собственную, не так ли? Ни вы, ни он не вняли моим предостережениям относительно леди Клэренс. Напротив, вы оба продолжали попустительствовать ее неразумной страсти! Ваш отец, милорд, сейчас, должно быть, стыдится всех вас - своих детей. Вот, я сказал, и можете делать со мной все, что вам угодно.
        Робин долго смотрел на Эдрика взглядом, в котором смешались и горечь, и глубокое сожаление, и гнев. Марианна вспомнила его слова о том, что он любого заставит дорого заплатить за обвинение в бесчестии, и невольно встревожилась. В глазах Тиль отразился откровенный страх, и даже в обычно спокойном взгляде Джона мелькнуло чувство, похожее на растерянность. Робин глубоко вздохнул и вдруг улыбнулся печальной улыбкой.
        - И все же я люблю тебя, Эдрик. Мне хотелось бы верить, что и ты спас меня в Веардруне не потому, что желал сохранить род Рочестеров, а видел во мне что-то иное, чем его продолжателя. Прощай. Теперь не скоро увидимся.
        Встав из-за стола, Робин ласково улыбнулся Тиль:
        - Проводи нас, дружок.
        Не оборачиваясь к Эдрику и не сказав ему больше ни слова, Робин вышел из дома. Марианна заметила, каким расстроенным было лицо Эдрика, как жадно он смотрел вслед Робину в надежде, что тот хотя бы оглянется. Хватило бы одного приветливого слова или взгляда Робина, чтобы огорчение Эдрика сменилось радостью. Но Робин не оглянулся, даже если и почувствовал взгляд наставника.
        - Ошибаешься, - сказал Робин, когда Марианна поделилась с ним своими наблюдениями и выводами. - Стоило мне задержаться на пороге, и разговор о Клэр и чести Рочестеров пошел бы по новому кругу. И неизвестно, куда бы этот разговор нас завел. Меньше всего на свете мне хотелось бы скрестить меч с Эдриком и в поединке доказывать ему, кто из нас прав.
        ****
        Покинув Маласэт, Робин, Джон и Марианна в долгом молчании ехали по тенистой дороге. Кони шли ровным неспешным шагом, солнечный день сменялся подступающими сумерками.
        - Все же ты напрасно так сурово обошелся с ним! - наконец сказал Джон. - Он искренно любит тебя, так был рад увидеть тебя сегодня!
        Робин прищурившись смотрел на дорогу, поперек которой пролегли длинные тени.
        - Я устал, - тихо сказал он в ответ. - Эдрик упорно не желает признать за мной право самому определять собственные поступки. Ему все кажется, что мне все еще пятнадцать или шестнадцать лет. Его высокомерие к моим друзьям просто нестерпимо! Он только тебя и признает. Остальные для него - чернь, которой сама судьба предписала служить имени Рочестеров.
        - Но ведь мирится же он с тем, что ты сам - вольный стрелок и стоишь во главе Шервуда! - возразила Марианна.
        - Как раз это обстоятельство его не смущает! - невесело рассмеялся Робин. - Он просто иначе понимает причины, по которым я оказался в Шервуде, да еще и возглавил его. В этом Эдрик не видит никакого урона для моей чести. Ведь, возглавляя шервудских стрелков, я причиняю вред сэру Рейнолду, который приложил руку к гибели моего отца. А поскольку я делаю это открыто и с оружием в руках, значит, я мщу за отца, соблюдая все каноны рыцарской чести. Если бы я сказал ему, что отец дорог мне прежде всего потому, что он дал мне жизнь, воспитал меня и горячо любил, но забыл бы упомянуть о его графском титуле, возмущение Эдрика не знало бы предела.
        Робин снова замолчал. Сумерки сгустились, в воздухе повеяло ощутимой прохладой. Над дорогой поплыли длинные клочья тумана. Очень скоро кони оказались по шею окутанными туманом, густым как молоко. Прошло еще совсем немного времени - и туман поднялся выше голов всадников.
        - Ничего не вижу! - раздраженно воскликнул Робин, тщетно вглядываясь в белую пелену.
        - Эх, надо было сразу ехать хотя бы рысью! - с досадой отозвался Джон, который уже и спутников видел сквозь туман в форме расплывающихся силуэтов. - До Шервуда не должно быть далеко! Если отпустить поводья, то кони сами найдут дорогу домой.
        Всадники так и сделали, но затея Джона не увенчалась успехом. Когда они, плутая в тумане, потеряли счет времени, Робин натянул поводья и остановил уставшего Воина. Он был вынужден признать, что они окончательно заблудились. Ни он, ни Джон, ни Марианна не могли даже предположить, где они сейчас находятся.
        - Придется ждать, пока туман рассеется, - сказал Робин. - Лошади уже спотыкаются, а я не вижу даже собственных рук! Оставайтесь на месте, а я попробую хоть немного оглядеться.
        Он спешился, бросил поводья Джону и исчез в тумане.
        - Кажется, мы все-таки в лесу, а не на открытом месте, - уже веселее сказал Робин, вынырнув из молочной мглы. - Вокруг деревья и заросли кустарников. Рядом ручей, так что сможем напоить лошадей.
        Он подал руку Марианне и снял ее с седла. Джон тоже спешился. Ослабив подпруги и освободив коней от удил, они довели лошадей до ручья, подождали, пока те напьются, и привязали поводья к деревьям. Робин расстелил на земле плащ и опустился на него, прислонившись спиной к дереву. Марианна села рядом с ним, и он обнял ее, укрыв ее краем плаща. Робин и Джон бросили жребий, кому из них первому нести дежурство и охранять спящих, и Джон, довольно пофыркав, завернулся в плащ и через минуту спал глубоким сном. Робин положил ладонь на рукоять меча, другой рукой удерживая возле себя Марианну, которая склонила голову ему на плечо.
        - Объясни мне, - спросила Марианна, - в чем тебя и Вилла упрекал Эдрик, когда говорил, что ты обязан был кого-то убить, но не убил, а Вилл попустительствовал тебе в этом?
        Робин глубоко вздохнул и поцеловал Марианну в висок.
        - Обязательно объясню, милая. Но если можно, то не сейчас, отложим разговор до возвращения домой.
        - Значит, разговор серьезный? - и Марианна попыталась увидеть глаза Робина, но в ночной темноте, замешанной на густом тумане, это было невозможно.
        - Да, - кратко ответил Робин.
        Марианна обвила руками его стан и, когда он обхватил свободной рукой ее плечи, поцеловала ладонь Робина, безмолвно попросив его не тревожиться ни об упреках Эдрика, ни о предстоящем разговоре. Тревоги и так хватит с избытком, пока они не смогут понять, куда завел их коварный туман. Марианна долго молчала, и Робин решил, что она уснула, но услышал ее тихий вздох:
        - Я сейчас вспомнила, как Дэнис однажды сказал, что даже если ты вернешь владения и получишь помилование, то пройдет какое-то время, и мы все равно вернемся в Шервуд. Странные мысли для мальчика его лет, правда?
        - Дэнис очень неглуп! Я сам поражаюсь его уму, наблюдательности и сообразительности, - отозвался Робин.
        - Ты хочешь сказать, что согласен с ним? - удивленно спросила Марианна.
        Помолчав и обдумывая то, что собирался сказать, Робин ответил:
        - Видишь ли, милая, Шервуд - это не просто лес и не только лес. Это край, в котором живет древняя душа Шервуда. Не знаю, может быть, тебе и самой доводилось почувствовать его душу. Шервуд принял меня, наделил силой и властью, потребовав взамен защищать его от чужих посягательств. Мы поладили с ним. И я не уверен, что он так легко отпустит меня. А если отпустит, то не призовет обратно, однажды решив, что я нужен ему. То же самое относится и к тебе. Он признал тебя, увенчал своей короной, оберегает тебя. Шервуд полюбил тебя и ждет взаимной любви. Я знаю, что ты тоже полюбила Шервуд. Но как он отнесется к тому, если вдруг его королева захочет оставить свой трон?
        Марианне стало не по себе от слов Робина. Она, как и сказал Робин, не однажды ощущала дыхание Шервуда как живого существа. Оно было добрым и любящим, но Робин прав: за любовь платят любовью и преданностью.
        Она почувствовала, как его рука сильнее сдавила ее, и Робин вдруг признался:
        - Не буду лгать тебе, Мэри, я никогда не оставлял надежду вернуть себе прежнее положение. А теперь я желаю этого всей душой ради тебя, мое сердце.
        - Почему ради меня? - насторожилась Марианна.
        - После того что случилось в конце января, я все чаще думаю о том, что отец Тук в свое время был не так уж не прав, когда призывал меня смириться и оставить тебя в покое, - помедлив, ответил он.
        - Какое счастье, что эти мысли посетили тебя только сейчас, а не год назад! - воскликнула Марианна, крепко сжав его запястье.
        Робин тихо рассмеялся, нашел ее губы и поцеловал Марианну.
        - Ты слишком хороша, мое сердце, для жизни вне закона, - убежденно сказал он, когда поцелуй оборвался. - Я хочу вернуть все, что исконно принадлежало Рочестерам, ради того чтобы никогда больше не подвергать тебя опасности и лишениям.
        Она подняла голову, но все равно не смогла различить в темноте выражение его глаз. Но, наверное, они были печальными, потому что печальным стал голос Робина.
        - Я бы одевал тебя в шелка, бархат, дорогие меха, осыпал драгоценными украшениями. Твои покои в Веардруне были бы верхом изящества и уюта. Ратники с белым единорогом на гербе оберегали бы тебя, как не берегут и королеву! - говорил он, устремившись взглядом в призрачные виденья, встававшие перед его взором. - Я баловал бы тебя и как жену, и как самого любимого ребенка! В одном Эдрик прав: жизнь в Шервуде не для тебя, не для Клэр, ни для кого из вас - наших милых и нежных подруг. Вы безропотно переносите все тяготы и невзгоды, которые выпадают на нашу долю. А мы ничем не можем отблагодарить вас, избавив от участи, которая и мужчине не всегда бывает по силам, не то что вашим хрупким плечам!
        Марианна решительно встала на колени и обвила руками шею Робина. Вот теперь, когда его лицо было совсем рядом с ее лицом, она увидела его глаза - задумчивые и действительно печальные.
        - Любимый, а ты спроси нас, согласились бы мы променять жизнь в Шервуде на спокойное и сытое существование, но при условии, что вас, кого мы любим, рядом не будет? Из всех женщин Шервуда здесь только я. Но я уверена, что не ошибусь, сказав тебе, что каждая из нас ответила бы решительным и непреклонным отказом. Помнишь, как год назад, когда мы с тобой еще не были вместе, я пыталась у тебя дознаться, кто ты на самом деле? Ты не стал отвечать, - говорила Марианна, погрузившись взглядом в черные в ночной темноте глаза Робина. - Ты хотел, чтобы я любила тебя - не Рочестера, не графа Хантингтона, а тебя. Твое сердце, твой ум, твою душу. И я полюбила тебя так, как ты и хотел. Разве я была сильно удивлена, когда ты наконец открыл мне всю правду о себе? Нет, и не потому, что догадывалась. А потому, что для меня эта правда уже не имела значения. Она и раньше не имела значения: я спрашивала из любопытства, но уже любя тебя всем сердцем. Я влюбилась в тебя в первую нашу встречу. Сколько раз я потом кружила верхом по лесу в надежде встретить тебя!
        - Я знаю, - ответил Робин. - Однажды я видел тебя у реки на том самом месте, где мы с тобой встретились. Ты сидела на берегу, сцепив руки вокруг колен. Я был в нескольких шагах от тебя - нас разделяли только заросли ивняка.
        - Почему же ты не подошел ко мне? Все еще сердился на меня? - с нежным упреком спросила Марианна.
        - Нет, уже не сердился. Смотрел на тебя и думал о том, что если бы не разгром нашего рода, ты год как была бы моей женой. Я не мог подойти к тебе, Мэри. Мне нечего было сказать тебе. Я видел, что ты плачешь, и знал, что причина твоих слез - я. Мне хотелось только одного: сесть рядом, обнять тебя, осушить поцелуями твои слезы и сказать, что ты никогда не будешь плакать из-за меня. Если бы я так и поступил, чем бы закончился тот день?
        - Тем, что мы на полгода раньше были бы вместе, - улыбнулась Марианна и, сжав ладонями скулы Робина, сказала: - Твои сомнения в тот день мне понятны. Но почему же ты печалишься сегодня, Робин, и жаждешь для меня покоя, когда сам знаешь прекрасно, что покой для меня возможен только рядом с тобой, только в твоих объятиях?!
        Она прикоснулась губами к его губам. Оставив рукоять меча, Робин обнял ее и с нежной силой прижал к груди, лаская губами ее губы, вдыхая медовую свежесть ее рта.
        - Вы все время целовались или хотя бы изредка поглядывали по сторонам? - раздалось в темноте сонное ворчание Джона.
        - Все равно в таком густом мраке ничего не увидеть! - беззаботно ответила Марианна, нехотя отрываясь от губ Робина.
        Джон убедился в ее правоте, не в силах что-либо разглядеть в окутывавшей их черной пелене ночи, и недовольно пробурчал:
        - Ложитесь спать! От вас двоих толку меньше, чем от каждого в отдельности! - и, покосившись взглядом в сторону Робина и Марианны, чьи очертания были едва различимы, хотя они сидели в шаге от Джона, насмешливо фыркнул: - Только не забывайте, что ночью в тумане ничего не видно, но слышно все.
        Робин рассмеялся и, распростершись на плаще, обнял Марианну, укрыв ее и себя плащом, который бросил им Джон. Не удержавшись, он, с головой нырнув под плащ, долго целовал Марианну, пока не почувствовал, что и она и он с трудом сдерживают взаимное желание друг друга. Тогда он, вновь рассмеявшись, решительно повернул Марианну спиной к себе и, обхватив ее рукой, уснул, слыша ее сонное и ровное дыхание.
        Когда Марианна проснулась, уже рассвело и туман рассеялся. Вскочив на ноги, она бросила взгляд по сторонам и увидела, что они остановились на ночлег в маленькой роще, вокруг которой простиралась нескончаемая холмистая равнина с редко разбросанными небольшими островками зарослей кустарника и деревьев. Робин и Джон были уже на ногах и стояли спиной к Марианне, молча обозревая равнину. Они ели сухари, запивая их вином из фляги, которую поочередно передавали друг другу. Марианна подошла к ним, и Робин, не оборачиваясь, обнял ее и протянул ей сухарь.
        - Поздравляю! - вырвался у него отрывистый смешок, когда он наконец оторвал взгляд от равнины. - Туман завел нас далеко на север. Мы думали, что находимся на пути в Шервуд, а сами отмахали столько миль в другую сторону!
        - В тумане и темноте мы пересекли эти пустоши, даже не заметив их! А вот как быть при свете дня? - обеспокоенно сказал Джон. - Нас будет видно как на ладони, и негде укрыться.
        - Другого пути нет? - спросила Марианна: она не знала эти места так же хорошо, как Робин и Джон.
        Робин бросил взгляд по сторонам и, помедлив, отрицательно покачал головой.
        - Справа простираются те же пустоши, за ними - дорога, и весьма оживленная. Слева лес, но перед ним топь, через которую не пройти пешему, не то что всаднику! - ответил он и, глубоко вздохнув, пожал плечами в ответ на безмолвный вопрос в глазах Джона. - Делать нечего! Придется рискнуть, пока солнце не поднялось высоко.
        Не теряя больше ни минуты, он велел садиться на коней. Оглядываясь по сторонам и торопя лошадей, они помчались по равнине. Рощица, в которой они ночевали, скрылась за горизонтом, а кромка леса, темневшая впереди, казалась совсем тонкой линией, прочертившей безбрежные зеленые луга.
        Издали раздалась пронзительная трель рожка. Едва она рассыпалась, как ей откликнулись еще два рожка слева от всадников, потом третий рожок позади них. Робин осадил Воина, вслушался в перекличку рожков и обменялся взглядом с Джоном, который, заслышав рожки, встревожился.
        - Охота! - сказал он, кружа на коне вокруг Робина. - И, судя по сигналам, охота какого-то норманнского лорда. Саксы так затейливо не трубят.
        Снова запел рожок, уже гораздо ближе. Робин нахмурился, вслушиваясь в переливы сигнала.
        - Да ведь это рог не кого-нибудь, а Гая! - воскликнул он. - И мы оказались в самом центре загона!
        Все три всадника, не сговариваясь, погнали лошадей галопом к ближайшей на пути маленькой чаще. Едва они успели скрыться в густых и высоких кустарниках, как из-за холма показалась мчавшаяся длинными прыжками лань, следом за ней - собачья свора и кавалькада всадников, которые подбадривали псов громкими криками. Безлюдная равнина оживилась разноцветьем одежд, огласилась собачьим лаем, смехом и возбужденными голосами охотников. Вновь запели рожки, и всадник, мчавшийся первым, склонился в седле, поравнявшись с одним из псов и потрепав его по загривку. Великолепный гнедой конь стелился галопом, далеко опередив остальных лошадей, опустив породистую горбоносую голову. Всадник, в котором Робин мгновенно узнал Гая, отпустил загривок собаки и, выпрямившись, пришпорил и без того мчавшегося во весь опор коня.
        - Ох, как же все неудачно сложилось! - процедил сквозь зубы Джон. - Вилл ведь наверняка получил вчера вести, что Гисборн собирается на охоту и покинет замок. А мы из-за этого клятого тумана!.. Словно его ведьмы наворожили!
        Лань пробежала мимо чащи, в которой укрылись Робин, Марианна и Джон, и устало повалилась на бок. Ее тут же окружили собаки, заливаясь хриплым лаем и злобно скаля клыки. Не позволяя им наброситься на загнанное животное, подоспевшие псари схватили собак за ошейники. Охотники с громкими торжествующими возгласами окружили лань и принялись спешиваться.
        - Что будем делать, Робин? - одними губами спросил Джон. - Смотри, пятнистый пес уже косится в нашу сторону!
        Робин, прищурившись, смотрел на собак, которые начали волноваться, почуяв чужаков. Еще несколько минут - и вся свора охотничьих псов лаем выдаст их укрытие.
        - Подождем, пока все спешатся и займутся ланью, - чуть слышно сказал он, - потом пустим лошадей в галоп и постараемся скрыться за холмом.
        - Мои поздравления, Гай! - услышали они возглас молодого охотника, который спрыгнул с коня и повелительно крикнул слугам: - Рогатину сэру Гаю! Это твоя добыча, и право удара за тобой!
        Остальные охотники одобрительно подхватили его слова. К Гаю подбежал егерь и услужливо протянул рогатину, но тот отстранил его руку.
        - Не стоит! - сказал он и покровительственно положил ладонь на плечо молодого охотника, в котором Марианна узнала Брайана де Бэллона. - Я не стану убивать эту лань. Лучше привезу ее живой в подарок твоей сестре. Беатрис последнее время то и дело дуется без всякой причины, а сегодня даже расплакалась из-за того, что я надумал поохотиться!
        Тем временем собаки напрочь забыли о лани и, захлебываясь лаем, тянули псарей в сторону чащи. Оглохнув от рычания и визга своры, Гай обернулся к старшему псарю:
        - Уолтер, что происходит?!
        Сосчитав взглядом спешившихся охотников и тех, кто оставался верхом, Робин, больше не медля, подал знак, по которому все трое - он, Марианна и Джон - одновременно пришпорили лошадей.
        - Святая Дева! - воскликнул Гай, когда три всадника вылетели во весь опор из чащи и солнечные лучи заиграли на серебряных знаках вольного Шервуда, сверкнувших на рукавах зеленых курток.
        Едва успев увернуться от копыт Воина, который почти перепрыгнул через Гая, тот бросился к лошади, напрочь забыв о лани.
        - Нет! Не в этот раз! Сегодня ты не уйдешь от меня! - прошептал он, прыжком вскакивая в седло.
        Он сразу узнал во всаднике, который мчался в середине, лорда Шервуда. В другом всаднике Гай безошибочно угадал Джона по его могучей фигуре. А когда солнце ярко вспыхнуло в светлых волосах, рассыпавшихся из косы по плечам третьего всадника, Гай вскрикнул клекочущим криком, в котором послышалось несказанное торжество, и задрожал от охватившего его возбуждения.
        - Господа! - крикнул он, взмахом руки призывая охотников вернуться в седла. - Я предлагаю вам более увлекательную охоту! Смотрите: это шервудские разбойники, и не кто-нибудь, а сам лорд Шервуда, его друг Малютка Джон и жена - леди Марианна!
        Опомнившись от изумления, вызванного внезапным появлением незнакомых всадников, гости Гая ответили возбужденными возгласами, в которых звучала готовность принять участие в охоте на лорда Шервуда и его спутников.
        - Уолтер! - прокатился над равниной прерывающийся от азарта голос Гая. - Спускай собак! Брайан, бери с собой половину людей и скачи наперерез, оттесни их от леса! Остальные - за мной!
        Бэллон кивнул и, кликнув слуг, в сопровождении половины гостей помчался в сторону, огибая преследуемых всадников широким полукругом. Гай хлестнул коня плетью и с остальными гостями бросился вдогонку за лордом Шервуда. Впереди него помчалась собачья свора, оглашая равнину заливистым лаем.
        - Сэр Гай! - крикнул один из охотников. - Брайан не успеет перехватить разбойников! Они доберутся до леса раньше него и нас!
        Гай в ответ выхватил из притороченного к седлу колчана лук и стрелу.
        - Цельтесь в лошадей! Разбойников не трогайте! - ответил он, положив на тетиву стрелу, и вскинул лук. - Впрочем, щадите только самого лорда Шервуда - он на вороном коне, и леди Марианну. Третий не так уж и важен.
        Уходившие от погони были почти у холма, когда лошадь Джона осела на задние ноги и повалилась на бок: в ее крупе трепетало пять стрел. Марианна и Робин осадили лошадей. Джон вскочил на ноги, ухватился за стремя Марианны, но, глухо вскрикнув, упал ничком на траву. В него вонзились три стрелы: одна в бедро и две в спину. Робин, выхватив из колчана лук, стал делать выстрел за выстрелом. Марианна, спрыгнув с коня, скомандовала иноходцу лечь и взвалила Джона в седло.
        - Быстрее, Мэри! Быстрее! - сквозь стиснутые от напряжения зубы сказал Робин, снова отпуская тетиву.
        Гнедой конь под Гаем рухнул и захрипел, придавив собой всадника. Один из охотников взмахнул руками и уткнулся лицом в гриву лошади, когда стрела пробила ему горло. Среди преследователей возникло замешательство. Они осадили лошадей и сгрудились. Уложив выстрелом самого ретивого пса, который был уже в нескольких шагах от Воина, Робин увидел, что Марианна сидит в седле, поддерживая Джона, и махнул ей рукой. Они пришпорили лошадей и скрылись за холмом. Голоса и лай собак стали стихать. Марианна облегченно вздохнула, как вдруг Робин, поравнявшись с ней, перегнулся в седле и схватил Колчана за поводья, заворачивая его в сторону от леса.
        - Куда ты?! - с тревогой воскликнула Марианна, и Робин вместо ответа указал ей на кромку леса, вдоль которой наперерез им мчался второй отряд охотников в сопровождении задыхавшихся от хриплого лая собак.
        - Бэллон! - и Робин прошептал проклятие. - Мы упустили время, и он отрезал нас от прямой дороги в Шервуд! Давай в ту рощу, Мэриан! Попробуем оторваться от них иначе.
        Они помчались к небольшой роще. Едва деревья сомкнулись за ними, скрыв от охотников и собак, Робин направил Воина в ручей. Воин поскакал посередине русла, расплескивая копытами воду. Марианна последовала за Робином. Отдаленный лай перешел в скулеж: собаки Бэллона, подоспевшие к роще, потеряли след.
        Робин и Марианна по руслу ручья пересекли небольшой луг и скрылись в другой роще. Вокруг них медленно сгущался лес, в который сливались отдельные рощицы и чащи. Из ручья они перешли в мелкую неширокую речушку. Лошади заметно устали бежать по колено в воде, скользя копытами по каменистому дну. Робин с Марианной перевели коней на шаг, дав им немного передохнуть. Но даже так они все равно вскоре были вынуждены остановиться. Пока лошади отдыхали, Робин, не теряя времени даром, обрубил ножом древки стрел, ранивших Джона, который отозвался хриплым стоном. Заметив, насколько одежда друга пропиталась кровью, Робин помрачнел.
        - Плохо дело! - вырвалось у него невольное признание, когда он встретился глазами с Марианной. - Нам пришлось забрать сильно в сторону от Шервуда!
        Марианна молча смотрела на него, и Робин, чувствуя исходившую от нее тревогу, заставил себя улыбнуться:
        - Ничего, родная! Через несколько миль будет Руффорд. Попробуем найти там убежище, перевязать Джона и дать коням отдохнуть, - сказал он и тронул шпорами взмыленные бока Воина.
        Они долго ехали по лесу, пока гнедой Колчан, устав от двойной ноши, не стал сокращать рысь. Несмотря на все просьбы и понукания Марианны, иноходец перешел на шаг и наконец остановился как вкопанный, тяжело поводя боками, обильно покрывшимися пеной. Робин перетащил Джона на Воина, и его вороной, славившийся резвостью и выносливостью, вскоре тоже начал оступаться от усталости.
        Деревья стали редеть, вдали показались крыши домов.
        - Руффорд! - выдохнул Робин и спрыгнул с коня, почувствовав, что Воин уже собирается лечь, устав под тяжестью двух всадников. - Мы почти в Шервуде, Мэриан!
        Он устало улыбнулся Марианне. Джон совсем обессилел, и Марианна поторопилась помочь Робину снять Джона с коня. Они пошли к селению, поддерживая повисшего на их плечах и едва переставлявшего ноги Джона, слыша за собой шумные вздохи лошадей, усталых до изнеможения. Робин указал Марианне на один из домов. Убедившись, что их никто не видит, они огородом прошли к дому и, найдя дверь незапертой, вошли внутрь.
        Навстречу им из-за стола поднялась пожилая женщина, раскатывавшая тесто, и испуганно посмотрела на незваных гостей, вытирая фартуком руки:
        - Кто вы такие?! Что вам здесь нужно?!
        - Помощи! - выдохнул Робин и, опустив Джона на пол, обернулся к хозяйке дома.
        Вглядевшись в его усталое лицо, женщина невольно перекрестилась:
        - Возможно ли?! Это ты, лорд Робин?!
        - Я, почтенная Элизабет, и сегодня я прошу тебя о помощи.
        - Я всегда рада помочь тебе! - торопливо ответила Элизабет и, заметив Марианну, всплеснула руками: - И вам, моя госпожа! В этом доме не забывают добра!
        Она принесла несколько полос чистого полотна и воду в широкой лохани. Робин разрезал одежду вокруг ран Джона и с помощью Марианны извлек наконечники стрел.
        - Ничего страшного, - сказал он с облегчением, осмотрев раны друга, - но сколько крови он потерял!
        Робин и Марианна, вдвоем перевязав Джона, уложили его удобнее. Марианна взяла из рук Элизабет кружку с подогретым молоком и приставила ее к губам Джона. Он с трудом сделал несколько глотков и приоткрыл глаза. Увидев над собой побледневшее, встревоженное лицо Марианны, Джон слабо улыбнулся ей.
        - Как ты, Джон? - с волнением спросил Робин, склонившись над другом.
        Джон попытался ответить, но снова закрыл глаза и уронил голову на руки Марианны.
        - Ему необходимо отдохнуть, - сказала Элизабет, с жалостью глядя на Джона. - Твой друг слишком ослабел, лорд Робин, чтобы выдержать дорогу в Шервуд. И вы отдохните и подкрепитесь!
        Она быстро поставила на стол блюдо с сыром и хлебом, кружки и кувшин с молоком, но Робин покачал головой.
        - Нет времени рассиживаться! Заверни нам с собой еду. В Руффорде можно достать верховых лошадей?
        - Только одну, - ответила Элизабет и, поймав удивленный взгляд Марианны, тяжело вздохнула: - Да, госпожа, Руффорд почти обнищал с тех пор, как мы попали под опеку короны!
        Завернув в обрывок полотна хлеб и сыр, она отдала сверток Робину и ласково и несмело дотронулась до руки Марианны.
        - Ах, наша милая леди! Если бы вы только знали, как мы все неустанно молимся о возвращении вашего брата и о вас, чтобы вы, госпожа, остались живы и получили помилование вместе с вашим супругом!
        Марианна хотела поблагодарить ее, но Робин пресек обмен любезностями.
        - Подскажи нам убежище, Элизабет, - попросил он и, когда та хотела ответить, предупредил ее намерение: - Нет, у тебя мы не можем остаться. Как бы ни были жители Руффорда преданы Невиллам, сейчас ваше селение доступно всем и каждому. Ты сама убедилась в этом прошлым летом, когда отдала Шервуду обоих сыновей.
        - На окраине есть сарай, - нерешительно сказала Элизабет, и Робин одобрительно кивнул.
        Когда они, обходя дворы Руффорда и ведя в поводу Воина и Колчана, пробирались к сараю, путь к которому указывала Элизабет, Робин сказал ей:
        - Как только вернешься домой, хорошенько подмети двор и щедро сбрызни его водой. Заодно и пол в доме.
        У Марианны, которая едва переставляла ноги под тяжестью Джона, от этих слов перехватило дыхание. Она поняла смысл предупреждения, сделанного Робином. Несмотря на то что они оторвались от погони, тотчас вернуться в Шервуд не было никакой возможности. Пока Джон не пришел в себя, а главное - пока не отдохнули лошади, они не могли отправиться в дорогу и поэтому оставались в опасности. Гай, знавший Ноттингемшир как свои пять пальцев, не мог не просчитать возможный путь лорда Шервуда. Они добрались до Руффорда, но с таким же успехом могли оказаться и в Хантингстоуне, если бы поехали в другую сторону. Но у Гая было время вести поиски в обоих селениях, а у Робина и Марианны этого времени не было. Едва Гай со своими людьми приедет в Руффорд, как собаки немедленно отыщут потерянный след.
        Сарай был наполовину полон прошлогоднего сена, на которое Робин и Марианна уложили Джона, после чего завели внутрь лошадей.
        - Могу я еще что-то сделать для вас?! - почти с отчаянием спросила Элизабет.
        - Да, - ответил Робин, - помоги леди Марианне достать ту единственную лошадь, о которой ты говорила.
        Услышав его слова, Марианна, которая в этот момент подкладывала под голову Джона валик сена, замерла, потом медленно обернулась к Робину. Ее встретил властный и непреклонный взгляд.
        - Почему для меня?!
        - Потому что ты отправишься в Шервуд, не теряя ни минуты.
        - Почему я? - повторила Марианна, встав перед ним лицом к лицу и впившись глазами в его глаза.
        - Не глупи, Мэри! - жестко сказал Робин. - Нам не выбраться отсюда без помощи, и твой долг - привести в Руффорд стрелков, а мой - остаться с Джоном. Мы выиграли у Гая несколько часов, но их недостаточно, чтобы лошади восстановили силы.
        Она неотрывно смотрела ему в глаза, а ее разум быстро делал расчеты: время на дорогу до Шервуда, время на сбор стрелков, время на обратную дорогу. По лицу Марианны пробежала мгновенная судорога: не успеть! Больше всего на свете ей хотелось сейчас припасть к груди Робина, обнять его и сказать, что она останется и разделит его судьбу. Но она сказала другое:
        - Я прикажу поставить заслоны на дороге из Руффорда в Ноттингем.
        - Можешь, - помедлив секунду, ответил Робин, - но как только он обнаружит, что тебя здесь нет, то поймет, что до Ноттингема ему нас с Джоном не довезти.
        Марианна рывком сняла с плеча колчан и бросила его на сено рядом с колчаном Робина.
        - Продержись как можно дольше! - попросила она.
        - Я постараюсь, - улыбнулся Робин, и в его глазах мелькнула гордость за ее мужество, с которым она держалась в твердом спокойствии вместо слез, рыданий и уговоров не отсылать ее.
        Она улыбнулась в ответ, и вот тогда он распахнул ей объятия, в которые Марианна бросилась, тесно прильнув к Робину и крепко обвив руками его стан. Слезы все-таки не миновали ее, но она проглотила их и потерлась лицом о его куртку. Поэтому, когда она подняла голову, ее скулы и глаза были сухими. Робин вновь улыбнулся и на одно мгновение прижался губами к ее губам.
        - Радость моя! Мое единственное счастье, Моруэнн! - услышала она его шепот.
        Сжав ее плечи, он отстранил Марианну от себя, еще раз всмотрелся в ее лицо, словно запоминал каждую черточку, и дотронулся губами до ее лба.
        - Ступай! - услышала она. - Да сохранят тебя боги, жена!
        - Будут они милостивы и к тебе, мой лорд и муж! - ответила Марианна и, заставив себя отпустить руки Робина, не оглядываясь, вышла из сарая вместе с Элизабет.
        Закутавшись в плащ, чтобы полностью скрыть зеленую куртку шервудского стрелка, и на ходу заплетая волосы в косу, Марианна так быстро шла по селению, что Элизабет едва поспевала за ней.
        - Верховая лошадь есть только у бейлифа, госпожа, - шепотом говорила Элизабет. - Его дом - вон тот!
        - Я помню, - сказала Марианна. - Кто сейчас бейлиф в Руффорде? Тот, что был при моем отце, или ставленник Лончема?
        - Ни тот ни другой, - быстро ответила Элизабет. - Бейлифа вашего отца Лончем прогнал и назначил своего. А того, в свою очередь, сместил шериф после исчезновения Лончема. Но новый бейлиф раньше служил сэру Гилберту во Фледстане. Помня вас, он не откажется помочь!
        - Спасибо тебе! - сказала Марианна, когда они дошли до дома бейлифа. - Теперь иди домой и сделай все, что сказал лорд Робин: подмети двор и полей его водой. И вот еще! - она вынула из-за ворота куртки тугой полотняный мешочек. - Посыпь этой травой двор - ее запах отобьет у собак чутье.
        - Храни вас Святая Дева, госпожа! - взволнованно прошептала Элизабет, глядя вслед Марианне, которая стремительно шла к дому бейлифа.
        Марианна громко постучала в дверь и, когда ей открыла служанка, вошла внутрь, твердой рукой отстранив женщину, пытавшуюся преградить ей путь.
        - Быстро позови ко мне бейлифа! - приказала она.
        Узнав ее, служанка радостно ахнула и поспешила исполнить приказ. На оклик служанки вышел седовласый человек, в котором Марианна к удивлению и несказанной радости узнала мажордома Фледстана.
        - Хьюго! - воскликнула она.
        - Леди Марианна?! - пораженно выдохнул Хьюго и, упав на колени, прижался губами к ее руке. - Вы живы! Хвала Господу, вы живы! Сколько ходило слухов!
        Марианна улыбнулась в ответ и настойчивым движением заставила Хьюго подняться с колен.
        - Проходите же, не стойте на пороге! - Хьюго порывисто обернулся к служанке: - Ульрика, накрывай на стол! Это же наша госпожа - леди Невилл!
        - Уже накрываю! - ответила служанка и, всхлипнув, быстро вытерла глаза уголком фартука. - Я сразу узнала ее, нашу милую леди!
        - Ульрика, Хьюго, я очень тороплюсь, - сказала Марианна. - Мне нужна резвая лошадь под седло.
        - Госпожа! - только и воскликнул Хьюго, которого успел расстроить отказ Марианны от его гостеприимства, но взбодрился, как только понял, что может быть ей полезен.
        Подхватив Марианну под руку, он бросился вместе с ней к конюшне и стал быстро седлать рослого жеребца.
        - Как получилось, что сэр Рейнолд назначил тебя бейлифом Руффорда? - спросила Марианна.
        - Сдается мне, он сильно напуган разговорами о скором возвращении короля Ричарда, - усмехнулся Хьюго. - А ведь с королем вернется и ваш брат - сэр Реджинальд, который не замедлит призвать шерифа к ответу за то, что сталось с его отцом и сестрой, за разорение владений Невиллов. Роджер Лончем вместе с епископом Гесбертом изрядно поживились на ваших землях! Времена меняются, моя леди. Говорят, что даже принц Джон последнее время пребывает не в духе, чувствуя шаткость своей власти перед близким возвращением короля!
        Он вывел жеребца из конюшни и поддержал Марианне стремя, когда она птицей взлетела в седло.
        - Спасибо тебе, Хьюго! - сказала Марианна и, склонившись, сжала плечо своего бывшего мажордома.
        - Вам не за что благодарить меня! Как все ваши вассалы, ратники и слуги, я был и останусь преданным слугой моей госпожи до последнего вздоха, - взволнованно ответил Хьюго и, запрокинув голову, посмотрел на нее. В его глазах неожиданно сверкнули слезы, и он с раскаянием сказал: - Если бы вы знали, как я проклинал себя за то, что связал вас тогда обещанием вернуться во Фледстан! Простите меня, если можете простить!
        - Не надо, - тихо ответила Марианна, - твоей вины нет. Никто не знал, что все так обернется.
        Хьюго с глубокой признательностью поцеловал Марианне руку и открыл перед ней ворота:
        - Берегите себя, леди Марианна! Вы многим обяжете меня, если навестите хотя бы однажды!
        Махнув на прощанье рукой, Марианна пришпорила коня и помчалась по дороге. Когда дома Руффорда остались за спиной, она свернула с дороги на луговую тропинку, торопя и без того стремительный галоп жеребца.
        Вот уже и Шервуд. Она перевела взмыленного коня на рысь, дала ему несколько минут отдыха и снова пришпорила, направив по тропе, которая вела к ближайшему из дозорных постов шервудских стрелков. Добравшись до поста, она осадила коня и громко свистнула. Через мгновение из густых зарослей вышел Вилл, и Марианна прямо с седла упала в его объятия, чувствуя безмерную радость, что встретила именно его.
        - Мэриан, наконец-то! - воскликнул Вилл, поставив ее на ноги, и развернул лицом к себе. - Я уже весь лес поднял по тревоге! Гай Гисборн на рассвете покинул замок и отправился на охоту, а вы как сквозь землю провалились! Где Робин и Джон?
        - Они в Руффорде, - быстро ответила Марианна. - Созывай стрелков, Вилл, немедленно!
        После того как Вилл отдал краткие указания стрелкам, которые вместе с ним были в дозоре, и разослал их в лес по разным тропам, Марианна торопливо рассказала ему о том, как они наткнулись на Гая. Выслушав ее, Вилл ничего не сказал, только успокаивающе потрепал Марианну по плечу, но она почувствовала, как налились силой его пальцы. Ясные янтарные глаза Вилла подернулись смоляной темнотой, и весь его облик выражал едва сдерживаемую тревогу. Заметив, что Марианну от волнения пробил озноб, Вилл притянул ее к себе и поцеловал в прыгающие губы, едва дотронувшись до них.
        - Не бойся, мы успеем. Я же сказал тебе, что в Шервуде объявлена тревога - все очень быстро сюда подтянутся.
        Она кивнула и обхватила себя руками, унимая дрожь. Посмотрев на нее, Вилл покачал головой, принес из запасов дозорных флягу и подал ее Марианне.
        - Не больше одного глотка, - предупредил он.
        Мог бы и не предупреждать: она все равно не смогла бы сделать второй глоток, когда первый так обжег ее горло огнем, что она задохнулась.
        - Что это?! - спросила Марианна, с трудом откашлявшись.
        - Подарок Эдрика, - рассмеялся Вилл, забирая у нее флягу. - Оказывается, наш наставник не только разводит цветы, но и держит у себя винокурню, которой позавидует любой шотландец. Когда я утром приехал к нему узнать, куда вы могли подеваться, он сначала выдал мне положенную порцию нелестных слов, а потом снабдил этим зельем. Я сам едва отдышался, когда попробовал.
        Марианна, несмотря на снедавшее ее беспокойство, тоже рассмеялась. Как всегда, присутствие Вилла вернуло ей уверенность, и она благодарно склонила голову ему на плечо. Вилл в ответ обнял ее и прикоснулся губами к виску Марианны.
        - Ты видел сам, как Гай покидал замок, или только получил известие об этом? - спросила она.
        - И то и другое, - ответил Вилл.
        Марианна вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
        - И? - требовательно слетело с ее губ.
        - Спрашиваешь, почему я не выстрелил в него? - понял Вилл и мрачно усмехнулся. - Он выехал из ворот в окружении гостей и слуг, в самом центре кавалькады. И не просто в окружении гостей - ближе всех к нему были женщины.
        - Он закрылся ими, понимая, что его могут поджидать наши луки? - прищурилась Марианна.
        - Зная сэра Гая, могу с уверенностью ответить тебе, что он так и сделал.
        Начали собираться стрелки. Когда их число достигло сотни, приехал Статли и предупредил Вилла, что еще столько же стрелков ожидают у дороги в Руффорд.
        - Поезжай к ним, - приказала Марианна, - пусть закроют все выходы из Руффорда, чтобы Гай, если он приедет раньше нас, не смог добраться ни до Ноттингема, ни до своего замка, благо тот расположен неподалеку. А мы поедем прямо в Руффорд.
        - Будет исполнено, моя леди! Мы возьмем Руффорд в кольцо, - улыбнулся Статли и многозначительно посмотрел на Вилла: в отсутствие лорда Шервуда командование вольными стрелками обычно принимал на себя его старший брат.
        Тот лишь усмехнулся в ответ и помог Марианне сесть в седло. Во главе стрелков они помчались к дороге, и у самой окраины леса Вилл внезапно осадил коня и вскинул руку, подавая знак остановиться. Поравнявшись с ним, Марианна раздвинула ветви, закрывавшие обзор дороги, и увидела на ней маленький отряд. Несколько всадников - явно слуг, а не ратников - сопровождали молоденькую женщину, которая ехала на низкорослой толстоногой лошадке. Пристально вглядевшись во всадницу, Марианна шепотом воскликнула, схватив Вилла за руку:
        - Какая удача! Вилл, нам надо взять ее с собой в Руффорд!
        - Зачем?! - с удивлением спросил Вилл и, заметив, как Марианна нахмурилась, недовольно передернул плечами: - Мы потеряем время!
        - Не больше пяти минут, и они с лихвой окупятся! - заверила Марианна, и с ее губ слетел недобрый отрывистый смешок. - Просто поверь мне и подавай сигнал!
        Вилл бросил на нее внимательный взгляд, но ни о чем больше не стал спрашивать. Поднеся руки к губам, он издал звонкую трель малиновки, которая служила в Шервуде сигналом для стрелков приготовиться к нападению из засады.
        Глава двадцать шестая
        Сумерки едва опустились, но в сарае, куда дневной свет проникал только сквозь щели в бревнах, уже давно было темно. Лошади хрупали сеном и иногда шумно вздыхали. Робин, подложив под руку лук и два колчана со стрелами, свой и Марианны, казалось, спал. Сено зашуршало: Джон, очнувшись, с трудом приподнялся на локте и заглянул в едва различимое в темноте лицо Робина. Не открывая глаз, Робин протянул к нему руку и несильно сжал запястье Джона.
        - Я здесь, - тихо сказал он, - лежи спокойно.
        Джон и без его совета обессиленно упал на спину.
        - Хочешь пить?
        - Нет, - ответил Джон, проводя кончиком языка по сухим губам: он и в самом деле не чувствовал жажды. - Где Марианна?
        - Если ничего не случилось, то, надо полагать, она уже в Шервуде.
        - Если ничего не случилось! - повторил Джон. - Тебе следовало уехать вместе с ней, Робин. У Марианны слишком мало времени, чтобы собрать стрелков и привести их в Руффорд раньше, чем до него доберется Гисборн. Лошади отдохнули. Садись на Воина и уезжай, пока еще не поздно. Глупо погибать двоим из-за одного!
        - Погибать вообще неразумно, - глубоко вздохнул Робин и потрепал Джона по руке. - Мы потянем время, чтобы дождаться помощи. Люди Гая долго будут подбираться к сараю. У меня большой запас стрел, и я сумею задержать их не меньше чем на час.
        - И как же ты собираешься стрелять? - усмехнувшись, спросил Джон. - Это ведь сарай, здесь в стенах нет бойниц!
        - Да, но есть лаз на крышу, - ответил Робин, - и крыша достаточно покатая, чтобы быстро менять на ней место для очередного выстрела.
        Джон понял, что, пока он был в беспамятстве, Робин обследовал каждый уголок их укрытия, но все равно улыбнулся очень невесело.
        - Ты забыл, с кем имеешь дело, - прошептал он. - Гисборн обязательно что-нибудь придумает! Например, прикажет поджечь сарай горящими стрелами.
        - Не прикажет, - после минутного молчания ответил Робин. - Он слишком долго пытался добраться до меня, чтобы разделаться со мной так просто.
        - А если ты ошибаешься и он решит не рисковать? - настойчиво спросил Джон.
        - Тогда я выпущу лошадей. Им уж точно незачем погибать!
        Джон слабо пожал руку Робина.
        - Ты всегда был хорошим другом, - тихо сказал он.
        - Спасибо, Джон, только я еще не умер, - с усмешкой ответил Робин.
        Пряный запах сена наводил дремоту. Робин устало потянулся, противясь сну и оживляя занемевшие от неподвижности мускулы. Внезапный шум - конское ржание, громкие голоса и лай собак - заставил его мгновенно стряхнуть с себя сонное оцепенение. Джон тоже приподнялся и громким шепотом спросил:
        - Гисборн?!
        Вопрос был излишним: в Шервуде не держали собак. Робин несильно сдавил плечо Джона и, рывком вскочив на ноги, приник к щели в стене.
        Сарай был окружен ратниками с гербом Гая Гисборна на доспехах. Прикинув расстояние от сарая до кольца ратников, Робин с досадой стиснул зубы: оно было слишком велико даже для его мощного лука. Значит, Гай действительно что-то придумал, как и предупреждал Джон. Робин быстро нашел взглядом своего недруга.
        Гай восседал верхом на лошади за пределами кольца ратников. Вместе с ним из гостей, принимавших участие в охоте сначала на лань, а потом на лорда Шервуда и его спутников, был только Брайан де Бэллон. Остальных Гая, очевидно, отправил в замок, откуда одновременно вызвал ратников. Командир его дружины стоял пешим возле лошади своего лорда, сложив на груди руки. Синие весенние сумерки рассеивал яркий свет многочисленных факелов, и сарай казался заключенным в огненное кольцо. Больше всего Робину не понравилось присутствие жителей Руффорда, которые плотной стеной стояли позади ратников. Среди них были мужчины и женщины всех возрастов. Некоторые из женщин прижимали к груди младенцев. Дети постарше жались к матерям, ухватившись за их платья.
        Гай властно вскинул руку, и воцарилась тишина, которую нарушало лишь тявканье усталых собак.
        - Ваша светлость граф Хантингтон! - раздался громкий, полный злорадства голос Гая. - Я знаю, что вы здесь и сейчас слышите меня! Уверен, что вы даже подготовились к обороне. Я мог бы поджечь этот сарай, чтобы поберечь своих людей от ваших стрел, но ведь вы не станете выходить даже под угрозой сгореть заживо. А я желаю, чтобы вы вышли и добровольно сдались. Так вот, чтобы не тратить лишних слов, я обещаю сжечь Руффорд, если вы не исполните мое требование! Сделайте хотя бы один выстрел, и я не оставлю от селения камня на камне!
        Он замолчал и в ожидании ответа устремил взгляд на сарай. В толпе раздался женский плач, потом сердитый мужской окрик, после которого плач мгновенно прекратился. Робин медленно выпрямился и оглянулся на Джона, который ответил ему взглядом: дескать, что я тебе говорил! Робин глубоко вздохнул и провел ладонью по лицу.
        - Ты прав! Он придумал, и не слишком затейливо!
        - Рочестер, я не намерен ждать твоего ответа до утра! - снова раздался голос Гая. - Ты не можешь не понимать, что мои люди все равно тебя возьмут! Даже если ты сначала истратишь весь запас стрел! Сдайся сам и не бери грех на душу - не оставляй столько людей без крова над головой и куска хлеба! Я жду не больше пяти минут, а потом начну с крайнего дома.
        Снова наступила тишина. Робин и Джон посмотрели друг на друга, и Джон отвел глаза. Рядом с ним на сено упал колчан Робина, потом лук.
        - Я выхожу, Гай! - громко крикнул Робин. - Оставь Руффорд в покое!
        - Я выйду с тобой! - решительно сказал Джон, увидев, что Робин шагнул в сторону двери.
        - Интересно, как ты это сделаешь? - хмыкнул Робин, наблюдая за безуспешными попытками Джона всего лишь приподняться, а не то что встать на ноги. - Я тебя на себе не потащу. Лучше заройся в сено, да как можно глубже!
        - Зачем? Чтобы ратники Гая, обыскивая сарай, накололи меня на копье или меч, как на вертел? Нет, Робин, с меня довольно ран, нанесенных стрелами.
        Дело было не в ранах - дело было в достоинстве, которое Джон не желал приносить в жертву, и Робин это прекрасно понял, сказав напоследок:
        - Тебе виднее!
        Он распахнул дверь. Джон, из последних сил удерживаясь на локте, смотрел ему вслед. Яркий свет факелов ударил Робина по глазам, и он вышел из сарая.
        ****
        Он вышел так, как вышел бы из дверей трапезной в своем лагере. Стремительной поступью он прошел в центр сомкнувшегося за его спиной кольца ратников и остановился. Отстегнув от пояса ножны, он отбросил в сторону меч и, насмешливо изогнув бровь, посмотрел на Гая. Не сводя с Робина торжествующих глаз, Гай махнул рукой, и два ратника поспешили к лорду Шервуда. Они скрутили ему веревкой руки за спиной и хотели подтолкнуть к Гаю. Но Робин едва повел взглядом в их сторону, как они тут же отпрянули от него и отступили на несколько шагов. Гай спрыгнул с коня, нарочито медленно подошел к Робину и остановился в шаге от него. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
        - Ты глядишь на меня с таким вожделением, - усмехнулся Робин, - что если бы я не знал тебя много лет, то сейчас заподозрил бы в противоестественных пристрастиях!
        - А ты, наверное, сегодня не раз пожалел, что не добил меня в феврале, когда приходил за своим парнем! - прищурившись, негромко сказал Гай, пропустив насмешку Робина мимо ушей.
        - За твоим парнем, - так же негромко уточнил Робин и, пожав плечами, сказал с откровенной скукой в голосе: - Нет, Гай, о том, что я не убил умирающего человека, даже если им был ты, ничуть не жалею. Это тебе жизнь стала более тяжким бременем, чем смерть. Это ты жалеешь, а не я.
        Гай судорожно втянул в себя воздух и уже с нескрываемой ненавистью окинул Робина взглядом. Лорд Шервуда стоял перед ним, слегка расставив ноги, расправив плечи и гордо вздернув подбородок, насмешливо сияя синью глаз. Несмотря на то, что он был обезоружен и связан, от него так и веяло неукротимой и опасной силой. Краем глаза Гай заметил, что Брайан де Бэллон неотрывно смотрит на лорда Шервуда, и в его глазах отражается немое восхищение, которого до сих пор удостаивался только он сам, Гай Гисборн. Будь он внимательнее и не так увлечен пленением врага, то заметил бы подобный взгляд и у своего молочного брата. Но Джеффри предусмотрительно смотрел на пленного лорда Шервуда сквозь опущенные ресницы, таясь от собственного господина.
        - Я советую тебе поумерить дерзость! - с угрозой процедил Гай, которого задело впечатление, произведенное его врагом на Бэллона.
        Робин смерил его взглядом с головы до ног и небрежно передернул плечами.
        - А я советую тебе вспомнить о том, что я как-то уже предостерегал тебя давать мне советы, - с усмешкой ответил он.
        Гай вздрогнул, словно слова Робина, сказанные спокойным и негромким голосом, ударили его наотмашь по лицу.
        - Я помню, - сказал он, - но ты сейчас не в том положении, чтобы так смело напоминать мне об этом предостережении.
        - Правда? - и Робин пренебрежительно улыбнулся. - А что изменилось во мне и в тебе с того дня?
        Он говорил о дне, когда Гай, еще пользуясь доверием Робина, завлек его в западню, где поджидали наемные убийцы. Гай, резко дернув головой, оглянулся на Джеффри и приказал:
        - Помоги Шервудскому Волку уяснить, как следует разговаривать со мной!
        Мельком посмотрев на лорда Шервуда, Джеффри обратил взгляд на замерший круг ратников и выбрал троих, каждый из которых немедленно делал шаг вперед, едва на него указывал палец командира. Схватив Робина, ратники швырнули его на стену сарая. Робин с трудом удержался на ногах, пытаясь вдохнуть воздух сжавшейся грудью, как на него обрушились новые удары. К трем ратникам присоединились еще двое. Если первые три ратника били Робина так, словно делали свою работу, то присоединившиеся к ним беспощадно расправлялись с заклятым врагом своего господина, учитывая, что сейчас лорд Шервуда связан и в его руках нет сокрушающего Элбиона, смертоносная мощь которого была хорошо известна дружине Гая. Джеффри, прищурившись, очень пристально смотрел на двух добровольцев, словно запоминал их с целью, ведомой только ему.
        Глядя на ратников, сомкнувшихся над упавшим лордом Шервуда, Бэллон невольно поморщился. Юноша тронул за руку Гая, который с мрачным удовлетворением наблюдал за расправой.
        - Прекрати это! - сказал Бэллон. - Останови своих людей! Он ведь связан и к тому же…
        - И к тому же граф, да, мой Брайан? - усмехнулся Гай. - На тебя тоже действует обаяние его титула?
        - Нет, - ответил Бэллон, - к тому, что подобный поступок унижает тебя самого!
        - Ты действительно так думаешь? - рассмеялся Гай и бросил на юношу снисходительный взгляд. - Милый мой друг! Ты еще слишком молод, чтобы понимать, насколько утоление мести слаще утоления любовной жажды!
        Но заметив, что Робин перестал шевелиться и обмяк, Гай поторопился отогнать от него ратников, трое из которых без промедления, а двое, опьянев от азарта и с большой неохотой, отошли от лорда Шервуда, оставив его лежать распростертым на траве. Подойдя к Робину, Гай склонился над ним и рывком приподнял, ухватив за ворот куртки. По темным ресницам Робина пробежала дрожь, и сквозь них мелькнула синяя полоска глаз.
        - Теперь ты доволен? Или твою гордость еще не выбили до конца?
        Разбитые губы Робина покривились в усмешке:
        - Ты все-таки безнадежно глуп! Гордость - врожденное свойство. Ну как до него могли добраться твои псы?
        Гай с силой оттолкнул его, и Робин снова уронил голову и потерся щекой о траву, впитывая ее исцеляющую прохладу. Собрав силы, он поднялся на ноги и выпрямился, застыв в прежней позе, исполненной властного достоинства.
        - Неисправим! - покачал головой Гай и насмешливо сощурил глаза. - Рочестер! Наконец-то ваш волчий род оборвется с твоей смертью! Надо бы вздернуть тебя прямо здесь и сейчас на глазах этого сброда, который так мил твоему сердцу, - он кивнул в сторону жителей Руффорда, застывших в молчании.
        - Ты не насытишься, просто повесив меня! - усмехнулся Робин, и Гай против воли почувствовал непреодолимое влияние небрежно скользнувшего по нему взгляду Робина.
        - Нет, - неожиданно для себя самого признался он. - Я отвезу тебя в Ноттингем и устрою из твоей казни настоящее зрелище!
        - Представляю! - с пониманием прикрыв глаза, ответил Робин.
        - Едва ли! - покачал головой Гай.
        - Ну почему же! Мой брат рассказал мне, что ты для меня придумал и хотел опробовать на нем.
        Гай рассмеялся и посмотрел на Робина с подобием уважения:
        - К слову, я поражен, как ты за ней пришел! Словно к себе домой, будто тебя не поджидала смерть за каждым поворотом! Да еще прикрывшись моим гербом! Ты совсем не боялся, что попадешься сам?
        Робин посмотрел на него из-под ресниц и едва заметно усмехнулся.
        - Нет. Ты не оставил мне выбора.
        - Зато могу предоставить тебе выбор сейчас.
        Их голоса от усталости неожиданно утратили звучавшую до сих пор враждебность, и Бэллону, который не сводил с ним глаз, показалось, что они стали разговаривать просто как давние знакомые: не друзья, но и не враги.
        - Я могу облегчить тебе участь, и шериф приговорит тебя к простой и легкой смерти. Отсечение головы, по словам палача, - это одно мгновение и никакой боли.
        - Чего же ты хочешь взамен? - спросил Робин, посмотрев на Гая спокойными глазами, в которых тот не заметил и тени страха.
        Гай долго молчал, жадно глядя Робину в лицо, и ответил:
        - Я хочу поговорить с тобой. Не как с врагом, - в его голосе прозвучали почти просительные нотки.
        Он мягко, едва ли не с дружеским участием положил руку Робину на плечо, и в глазах лорда Шервуда полыхнули языки пламени. Он сделал неуловимое движение ногой, и Гай оказался повержен на землю, распростершись навзничь.
        - Ты забылся, - с холодным презрением сказал Робин, наблюдая, как Гай медленно поднимается на ноги. - Я предупреждал тебя и о том, чтобы ты держался от меня как можно дальше.
        Гай выпрямился и, скривив губы в мрачной усмешке, продолжил говорить, словно ничего только что не произошло:
        - Когда мне рассказали, как ты пришел за ней, я много думал: смог бы я вот так, как ты, очертя голову, не думая ни о чем, кроме нее, прийти. Так же, как ты! И я решил: нет. Зачем мне ходить твоими путями? Ведь я могу то же самое сделать иначе. И сегодня за ней пришел я. Так, как умею, как мне по силам. Это не я глуп, Робин, а ты, если считаешь, что я забыл, кто остался в сарае, из которого ты так гордо вышел навстречу мне, что даже мой друг взирает на тебя, как на божество! А ты - при всей своей тайной власти! - все-таки не наделен божественной силой. Ты ничего не сможешь сделать, когда ее сейчас приведут сюда. Странно, что она сама до сих пор еще не выбежала из сарая! Пришлось связать ее, прежде чем выйти самому?
        - Да, - ответил Робин, почувствовав огромное облегчение, когда понял, что Марианна благополучно добралась до Шервуда, и Гай даже не может представить себе, что ее нет в сарае. - Обещанием подчиняться моему слову.
        - Надо же! - хмыкнул Гай. - Она всегда напоминала мне породистую и норовистую лошадь. Я удивлен, что ты сумел подчинить ее! Но что мы о пустяках? Вы с ней все время стремились к тому, чтобы сложить головы на одной плахе. И на этот раз я, как добрый чародей, исполню ваше обоюдное желание.
        Он бросил взгляд на Джеффри и приказал:
        - Пусть сюда приведут леди Марианну и Маленького Джона!
        Джеффри махнул рукой, и шестеро ратников вошли в амбар. Они выволокли наружу связанного Джона и по знаку Гая бросили его к ногам Робина. Джон попытался подняться, но с бессильным стоном снова упал.
        - Удивительно, какую же крепкую приязнь ты питаешь к простолюдинам! - сказал Гай, мгновенно уловив острое сожаление во взгляде Робина, когда тот опустил глаза на распростертого перед ним друга. - Ведь мог бы спастись сам, предоставив Джона своей судьбе, и спасти ее! Нет! Решили умереть все вместе. Редкий пример самоотверженности! Пожалуй, я оставлю себе на память что-нибудь о тебе, благородный Рочестер! Например, меч и лошадь.
        Он вздернул подбородок в сторону вороного Воина, которого ратники сколько ни пытались вывести - им не удалось и близко подойти к жеребцу, а не то что выгнать его из сарая.
        - Меч тебе не по руке, - спокойно, словно действительно давал совет, сказал Робин и сплюнул набравшуюся во рту кровь. - Он служит Одину, а кому служишь ты, и сам не знаешь. А коня бери. Сломаешь себе шею в первый же раз, когда попытаешься сесть на него.
        В подтверждение его слов вороной вскинулся на дыбы и мощным ударом копыт отбросил ратника, который сумел подобрать поводья. Разъяренно раздувая ноздри, Воин кружился и щелкал зубами, отгоняя любого, кто пытался ухватить его за гриву. Еще один из ратников едва не угодил под копыта вороного, сумел отскочить и, бранясь, вскинул лук. Гай остановил его одним лишь движением бровей, и вороной Воин, наконец-то увидев хозяина, подбежал к Робину и склонил голову ему на плечо. Темные глаза вороного, в которых отражались всполохи огней факелов, казалось, неотрывно смотрели на Гая, и в этих глазах была первобытная ярость и вызов дикого зверя.
        - Меч не подходит моей руке, конь не годится под мое седло, осталась только она, - с деланым пониманием улыбнулся Гай. - Вот тебе еще возможность выбора. Могу отправить ее вместе с тобой на смерть, а могу сохранить ей жизнь. Запереть у себя в замке, в клетке, вместо волчицы, и пусть живет, насколько ее хватит. Решай! Твое слово - ее жизнь или смерть.
        Робин посмотрел на Гая, краем глаза заметив откровенное недоверие в глазах Бэллона, тревожный вопросительный взгляд Джеффри, и беззаботно рассмеялся. Гай окинул его взглядом и, заподозрив неладное, повертел головой по сторонам.
        - Где она?! - хриплым голосом спросил он Джеффри.
        Тот едва успел пожать плечами, как последний из ратников, обыскивавших сарай, вывел гнедого иноходца и торопливо сказал, пряча глаза от тяжелого взгляда господина:
        - Милорд, там больше никого нет. Мы даже сено прощупали! Никого!
        - Где она?! - прорычал Гай и, отвернувшись от ратника, впился глазами в Робина.
        Робин улыбнулся в ответ с нескрываемой иронией.
        - Гай, ни для кого в Средних землях не составляет тайны твоя особенная приязнь к моей жене. Так неужели ты думал все это время, что я оставил ее возле себя, зная, что ты вот-вот заявишься в Руффорд?
        - Где она?! - повторил Гай и обвел яростным взглядом жителей Руффорда, все это время хранивших тягостное молчание: - Вы спрятали ее! Признавайтесь, где вы укрыли ее! Выдайте ее сами! Мои люди перевернут вверх дном ваше селение, и когда они отыщут ее, вы все пожалеете, что появились на свет!
        - Побереги свой пыл, Гай, - услышал он в ответ негромкий голос Марианны. - Я здесь.
        Гай резко обернулся на голос и увидел, что он сам, его ратники, жители Руффорда - все окружены плотным кольцом конного шервудского войска. Он увидел, что на холках лошадей уже лежат приготовленные к стрельбе луки. Сама же Марианна сидела верхом на рослом жеребце, который на половину корпуса выдвинулся вперед из общего строя, и неотрывно смотрела на Гая. Ее даже в темноте серебристые глаза были полны странного и очень недоброго веселья. Рядом с ней на рыжем коне застыл в седле Вилл, положив ладонь на рукоять меча. Заметив замешательство Гая, Марианна улыбнулась чарующей улыбкой и прежним негромким голосом сказала:
        - Руффорд - владение Невиллов. Зачем же мне прятаться на собственных землях? А вот что здесь делаешь ты?
        Гай услышал, как за его спиной раздался приветственный гул, которым жители Руффорда встретили появление своей госпожи. Марианна рассмеялась и сама ответила на свой же вопрос скучающим голосом:
        - Впрочем, что я спрашиваю! Бесчинствуешь и творишь произвол, как и всегда.
        Он смотрел на нее во все глаза, но не узнавал. Она ли это? Где та беззаботная прелестная девушка, которая пленила его сердце одним небрежным взмахом длинных ресниц? Пленила первым же словом, сказанным чарующим нежным голосом! Где та, что казалась ему навсегда уничтоженной гибелью отца и жестоким насилием? Помнит ли она, как молила его о помощи, растеряв былую гордость? Где та женщина из подземелий шерифа, беззащитная и непреклонная одновременно, которая из-под ресниц с ужасом бросала взгляд на дыбу, украдкой обхватывая руками распухший живот? В ней - той, что он видел сейчас, - не осталось ничего от тех образов, которые он или просто помнил, или свято хранил в своем сердце. Если бы он не забыл черт ее лица, не видел светлых кос, спадавших с ее плеч на грудь, то принял бы ее за одного из стрелков вольного Шервуда.
        Она уверенно и свободно сидела в седле, одетая в мужскую одежду. Даже шпоры поблескивали на ее высоких сапогах. Ее движения были раскованными и собранными одновременно, как у воина, который прошел немало битв и был всегда готов отразить нападение. Тонкие изящные пальцы небрежно пристукивали по рукояти меча в ножнах, прикрепленных к ее поясу. Всем своим обликом она напоминала не просто воина, а именно лорда Шервуда. Да она и говорила с его интонациями - то безразличными, то насмешливыми. И жесткий прищур ее глаз, небрежный, скользящий взгляд, даже улыбка - все в ней, как в зеркале, было отражением Робина. Наверное, в глазах Гая что-то мелькнуло, схожее с удивлением, потому что она, встретившись с ним взглядом, рассмеялась и повторила слова, сказанные им самим в январе:
        - Да, Гай! Мы изменились. И ты, и я.
        Но вот ее взгляд украдкой скользнул в сторону Робина, и Гай снисходительно усмехнулся. Все-таки первое впечатление обманчиво! Женщина, каждой частицей своего существа она всего лишь женщина! Иначе не распахнулись бы так широко ее глаза, едва встретившись с глазами Робина. Не смягчилась бы светлая сталь этих глаз влагой, которая мгновенно сменила жесткий отблеск мягким сиянием серебра, когда потемневшие грозовой синью глаза лорда Шервуда встретились с ее глазами.
        - Благодарю, моя леди, за то, что успела привести помощь! - негромко сказал Робин, улыбнувшись разбитыми губами.
        - Благодарю тебя, мой лорд, что ты продержался, как обещал, пока я не вернулась! - ответила Марианна, улыбнувшись ему.
        Они смотрели друг на друга так, словно никого - ни стрелков, ни жителей Руффорда, ни ратников Гая, ни даже его самого! - не было рядом. Только они - вдвоем, одни, он и она. Гай, переводя взгляд с Марианны на Робина, рассмеялся хриплым каркающим смехом.
        - Ты уже решил, что снова вышел победителем? - спросил он, посмотрев на Робина, и обернулся к Марианне: - А ты думаешь, что получишь его? Нет, принцесса! Не его - только его мертвое тело! Лучники!
        И он поднял руку, в ответ на что ратники, стоявшие перед Робином, молниеносно вскинули луки и замерли в ожидании приказа спустить тетиву. Жителей Руффорда облетел единодушный вздох ужаса.
        - Сэр Брайан! Остановите его! - крикнул Вилл, понимая, что через мгновение роковой приказ вырвется из губ Гая, и Робин упадет, пронзенный десятком стрел. - Если мой лорд и брат умрет, никто из вас не покинет Руффорд живым!
        Бэллон и без предупреждения Вилла бросился к Гаю и крепко обхватил его руками.
        - Опомнись, прошу тебя! - воскликнул он, встретившись с темными глазами Гая, в которых почти уже не было искр разума. - Отмени приказ! Они же убьют нас!
        - Пойди прочь, мальчишка! - прохрипел Гай, пытаясь высвободиться из рук Бэллона. - Я не отпущу его живым!
        - Гай! Гай! Ты не в первый и не в последний раз встречаешься с ним! - умолял Бэллон, стараясь удерживать руки Гая, чтобы он не подал роковой знак. - Но сегодня не твой верх! Образумься! Из-за одного человека ты стольких готов обречь на смерть?!
        - Да, и не задумываясь! - глухим рыком ответил Гай и обернулся к лучникам: - Цельтесь!
        - Опустить луки! - раздался вдруг голос Марианны, и он был таким спокойным и властным в наступавшем безумии, что ратники, как по команде, опустили луки, нацеленные на лорда Шервуда, и посмотрели на Марианну все как один, ожидая дальнейших распоряжений.
        Гай, которого по-прежнему крепко обхватывал руками Бэллон, повернул голову в сторону Марианны. Встретившись с ним глазами, она закинула ногу на холку коня, словно собиралась спешиться, и с усмешкой сказала:
        - Предлагаю тебе сделку, Гай. Обсудим условия?
        Он едва шевельнул в улыбке помертвевшими губами и, высвободившись из рук Бэллона, смотрел на нее так, словно кроме Марианны, никого не видел.
        - Сделку с дьяволом? Ты изменила своим убеждениям?
        - Нет! - рассмеялась Марианна. - Всего лишь поняла, что ты - не дьявол. Я предлагаю тебе обмен. У меня есть то, что тебя может заинтересовать, - сказала она деловитым тоном, словно купец, собирающийся выложить на прилавок товар, который непременно пленит взор покупателя.
        - Что же это? - недоверчиво усмехнулся он, в душе поразившись ее хладнокровию.
        - Твоя жена! - чарующе улыбнулась Марианна и, не оборачиваясь, повелительно махнула рукой.
        К ней подъехал Дикон, перед которым в седле сидела женщина, закутанная в плащ. Марианна спрыгнула с коня и подала ей руку. Женщина неловко соскользнула с седла, Марианна поймала ее и поставила рядом с собой, удерживая за руку.
        - Леди Беатрис, - предложила она, не сводя глаз с оцепеневшего Гая, - уговорите своего супруга проявить благоразумие.
        Беатрис, которая металась взглядом в поисках спасения, протянула к мужу руки, стиснув их в умоляющем жесте. Гай посмотрел на жену с лютой злобой, и Беатрис невольно отпрянула, прижалась спиной к груди Марианны и разрыдалась.
        - Беа! Как ты оказалась в их руках?! - с отчаянием воскликнул Бэллон, метнувшись к сестре, но немедленно вскинутый и нацеленный ему в грудь лук Статли остановил его порыв.
        - Леди Марианна, немедленно отпустите мою сестру! - потребовал Бэллон. - Она всего лишь слабая женщина! Ваш поступок пятнает воинскую честь! Захватив Беатрис, вы преступили все законы благородства!
        - А вы, сэр Брайан, радетель чести и благородства? - осведомилась Марианна. - И как это согласуется с охотой на людей, в которой вы с таким азартом принимали участие?
        Бэллон не нашелся, что сказать ей в ответ. Он перевел взгляд на Гая, который неотрывно смотрел не на жену - на Марианну, и с неверием вскрикнул:
        - Бог ты мой, Гай! Как ты можешь колебаться?
        Не обратив внимания на упрек, Гай, не сводя с Марианны напряженного взгляда, оскалился в хищной улыбке:
        - Неравный обмен, принцесса! У меня две жизни, у тебя только одна.
        - И у меня две, - невозмутимо ответила Марианна и несильно тряхнула Беатрис за плечо: - Миледи, спросите, как дорого ваш муж оценит жизнь своего первенца.
        Глаза Гая полыхнули яростным огнем, едва он услышал слова Марианны. Он посмотрел на жену, и Беатрис зажмурилась, лишь бы не видеть его рассвирепевших глаз.
        - Это правда?! - выдохнул Гай. - Отвечай, Беатрис!
        Она заплакала, вцепившись обеими руками в руку Марианны, словно та могла защитить ее от гнева мужа.
        - Да, - сквозь всхлипывания сказала Беатрис, - но я ждала, чтобы увериться и потом обрадовать тебя!
        - Ты меня обрадовала, - тихо ответил Гай, не сводя с нее глаз. - Почему ты ей разболтала о том, что беременна?
        - Я надеялась… - всхлипнула Беатрис.
        - На что ты надеялась, глупая женщина? Тебе надо было держать рот на замке, попав в ее руки! - оборвал ее Гай, раздвинув губы в презрительной усмешке, и отвернулся от жены.
        Марианна увидела, с каким нескрываемым ужасом Бэллон смотрит на Гая, и усмехнулась. Заметив уголком глаза эту усмешку и поймав выжидательный взгляд Марианны, Гай неожиданно расслабился, повернулся к Марианне спиной с подчеркнутым безразличием к сделанному ею предложению и, лениво поведя плечом, насмешливо процедил сквозь зубы:
        - Не беспокойся так, Брайан! Они не причинят никакого вреда Беатрис. Ведь он, - и Гай резким движением подбородка указал на Робина, - он, на свою голову, приучил их воевать, соблюдая законы чести и благородства, которые запрещают поднимать руку на женщин!
        - Не всех! - резкий смешок Марианны вонзился стрелой ему в спину. - Ты забыл, что я - не мужчина! Я и в малости не связана мужскими понятиями о чести!
        Гай замер, медленно повернул к ней голову и посмотрел на Марианну долгим недоверчивым взглядом.
        - Нет, принцесса! - наконец сказал он и покачал головой. - Ты не посмеешь! Ты убивала в бою, но чтобы вот так убить - для этого нужна особая смелость.
        Марианна улыбнулась в ответ косой и хищной улыбкой Морриган. Она резко обхватила Беатрис за плечи так, что та оказалась накрепко прижатой спиной к груди Марианны. Неуловимое движение руки - и в свете факелов мелькнуло лезвие ножа, которое легло поперек горла Беатрис. Та пронзительно закричала, вцепившись обеими руками в руку Марианны.
        - По-прежнему сомневаешься во мне? - тихо спросила Марианна, не сводя пристального взгляда с Гая. - Жизнью жены ты пренебрег бы сейчас не задумываясь. А как насчет первенца, который может оказаться сыном? Рискнешь и своим наследником, Гай?
        Он молчал, и тогда она сделала рукой легкое скользящее движение. По шее Беатрис заструилась тонкая струйка крови. Бэллон, глухо вскрикнув, закрыл лицо ладонями. Гай подался вперед, не сводя расширенных глаз с Марианны. И только Беатрис, словно не почувствовав боли, с непониманием смотрела на брата и мужа.
        Глядя в глаза Марианны, Гай не увидел в них ни малейшего колебания завершить исполнение угрозы. В ее замершем силуэте, расставленных ногах, руках, с неженской силой удерживавших Беатрис и сжимавших рукоять ножа, не было ни малейшего намека на женскую слабость. Волчица! Замершая перед прыжком волчица - пронеслось в голове Гая, и он торопливо вскинул руку:
        - Остановись, ведьма! Я согласен. При условии, что ты пообещаешь мне и моим людям жизнь и безопасное возвращение в замок!
        - Ты не рыцарь! Ты купец, Гай! Начал торговаться с одной жизни, а закончил половиной сотни! - зло рассмеялась Марианна и потребовала, не отнимая ножа от шеи Беатрис: - Убери своих ратников, и тогда можешь убираться сам!
        Гай бросил взгляд на Джеффри. Тот сделал безмолвный жест, и ратники, повинуясь приказу командира, отступили от лорда Шервуда и отошли прочь. Марианна отпустила Беатрис, которая медленно осела к ее ногам. Повинуясь властному жесту Марианны, стрелки немедленно выстроились в плотно сомкнутую шеренгу между Робином и ратниками.
        - Милорд, вам еще не диктует милосердие наконец заняться супругой? - спросила Марианна, убирая нож, и крикнула стрелкам: - Пропустите сэра Гая к жене!
        Вилл уже оказался рядом с Робином и, спрыгнув с коня, разрезал веревки, стянувшие руки младшего брата. Робин медленно растер онемевшие запястья и поморщился от боли. Марианна бросилась к нему, в половине шага разминувшись с Гаем и едва не столкнувшись с ним плечом. Они на мгновение остановились и посмотрели друг на друга. Серебристые глаза Марианны лишь мельком скользнули по лицу Гая. Он поднял на руки жену и вынес ее через заслон стрелков. Не взглянув на Беатрис, Гай передал ее на руки брату и неотрывно смотрел на Марианну.
        Она остановилась возле Робина, провела кончиками пальцев по его разбитому лицу и, разом утратив решительность и неукротимость, прижалась лбом к его плечу. Робин обнял ее одной рукой и поцеловал в светловолосую макушку. Она подняла голову, посмотрела на него, и Гая жестоко уязвил свет, озаривший лица Робина и Марианны.
        Джеффри плеснул себе на ладонь воды и стер кровь с шеи Беатрис, которая безвольно лежала в объятиях Бэллона. Осмотрев ее шею, он бросил взгляд на Марианну и едва заметно усмехнулся. Джеффри попытался что-то сказать Бэллону, но юноша яростно замотал головой и посмотрел в сторону Марианны с ненавистью.
        Статли и Эдгар освободили от пут Джона и уложили его на сооруженные из плащей носилки. Вилл принес из сарая оружие Джона и колчаны Робина и Марианны, подхватив по пути Элбион.
        - Почему я, как в детстве, должен подбирать за тобой все, что ты разбросал? - проворчал Вилл, прикрепляя ножны с мечом к поясу Робина, и, когда он выпрямился, Робин увидел, как янтарные глаза Вилла на самый краткий миг сверкнули влагой в свете факелов.
        Братья стиснули друг друга в быстром объятии, и Робин, опираясь на плечо Марианны, подошел к конному строю шервудских стрелков. Взмах его руки - и стрелки заставили лошадей расступиться.
        Робин негромко, по-мальчишески свистнул. Гай обернулся к нему.
        - Ты покинешь Руффорд первым, - сказал Робин.
        Гай, скользнув по его лицу угрюмым взглядом, забрал поводья у ратника, который подвел к нему коня. Надев перчатки, он потрепал коня по шее и, не глядя на Робина, с усмешкой сказал:
        - До чего же ты живуч, Рочестер! Пришел в себя за считаные минуты. Держишься так, словно тебе не пришлось только что перенести побои моих ратников. Может быть, я напрасно остановил их?
        - Ну и чем бы ты жил, утолив свою ненависть? - усмехнулся в ответ Робин. - У тебя ведь ничего нет, кроме ненависти ко мне.
        Гай посмотрел мимо него на Марианну. Встретившись с ним глазами, Марианна высоко вскинула голову и ответила взглядом, полным холодного безразличия. После нежности, которая переполняла ее глаза, когда она смотрела на Робина, холод ее серебряных глаз ранил Гая сильнее ножа, приставленного к шее Беатрис.
        - Это так, - подтвердил он, переводя взгляд на Робина, - но и этим я обязан тебе! Ты заслужил смерть уже только за то, что сотворил из нее даже не собственное подобие. Ты превратил ее в волчицу, которая растерзает любого, на кого ты ее натравишь.
        - Не свое подобие, а твое? Ты это сегодня увидел в ней, Гай? - с усмешкой спросил Вилл, стоявший позади Робина и Марианны. - Да, она такая, наша леди! Но ты не все разглядел и снова ушел в свой лабиринт теней, где нас нет, но мы тебе там мерещимся!
        - А ты продолжаешь мнить себя равным ему и мне? - отозвался Гай, соизволив удостоить его взглядом. - Тогда зачем ты сюда торопился? Ты-то что выиграл от того, что твой брат остался жив? Заявил бы сам, наконец, права на титул и владения Рочестеров. Заодно и ее получил бы в наследство! - он небрежно кивнул в сторону Марианны.
        - Долго думал. Почти решился, но потом себя пожалел, - серьезно сказал Вилл с неуловимой усмешкой, плясавшей в уголках рта. - Если бы твои лучники расстреляли Робина, я бы убил всех, кроме тебя. А тебя, Гай, я хотел оскопить и посадить на цепь, где бы ты упражнялся в сладком пении. Но Марианна сказала, что у тебя нет слуха, и я пожалел свои уши. Впрочем, если она ошиблась, то все можно исправить!
        - Да, я был прав, когда изменил в части тебя церемонию казни, - ответил Гай. - Жаль, что ты остался при своем языке!
        Он взлетел в седло и с угрозой бросил Робину:
        - Ничего! Еще увидимся!
        - Несомненно, - с холодной усмешкой сказал Робин, - и получим обоюдное удовольствие от встречи, как всегда.
        Ударив коня плетью, Гай помчался прочь, его свита и ратники поторопились следом за ним. Шеренга стрелков рассыпалась, и Марианну окружили жители Руффорда, наперебой приветствуя ее, вспоминая, с каким бесстрашием она помогла им справиться с мором, желая ей скорейшего восстановления в правах и возвращения ее брата. Протиснувшись к ней, Хьюго обнял Марианну и, когда она указала ему взглядом в сторону коня, которым он ссудил ее, укоризненно покачал головой. Том и Уот поспешили к матери. Элизабет обняла сыновей и с ласковой силой пригнула их головы к своей груди, потершись повлажневшей от слез щекой об их затылки.
        Вилл, посмотрев на брата, подал Робину флягу. Тот, морщась от боли, прополоскал рот и выплюнул сгусток крови. Подозвав Воина, он положил ладонь на холку вороного. Но вместо того чтобы сесть в седло, Робин похлопал коня, и вороной, подломив ноги, лег на землю.
        - О, как тебе, оказывается, досталось! - протянул Вилл, наблюдая за братом, и мрачно усмехнулся: - Из ратников Гисборна получились бы отменные тестомесы!
        - Разве тесто месят ногами? - невинным тоном осведомился Мач.
        - Ах ты, щенок! - неожиданно весело воскликнул Алан и попытался ухватить юношу за капюшон, но Мач ловко заставил своего коня отпрянуть и увернулся от руки Алана. - Опять вмешиваешься в разговоры старших?
        Подождав, пока Марианна сядет на иноходца, Робин махнул рукой, и вороной Воин рванул вперед широкой рысью. Когда Шервудский лес сомкнулся вокруг стрелков, по мере того как они приближались к лагерю лорда Шервуда, стрелки небольшими отрядами отделялись, исчезали на боковых тропинках, обмениваясь на прощанье шутливыми напутствиями. Все выглядело так, словно ничего не случилось, и еще пару часов назад все они не мчались к Руффорду, сгорая от беспокойства за жизнь Робина и Джона.
        ****
        Между бревен, сложенных квадратом, на своем обычном месте был разведен костер. Возле него, укрывшись одним на двоих плащом, сидели Кэтрин и Клэренс, и обе молчали. Кэтрин прижимала к груди спящего сына и баюкала его, крепко сжав губы и глядя перед собой сухими невидящими глазами. Клэренс гладила подругу по руке. Заслышав приближающийся стук копыт, Кэтрин передала сына Клэренс и бросилась навстречу всадникам. Когда она увидела лежавшего на плащах Джона, вся ее легкая фигура задрожала от рыданий. Подбежав к мужу, она заглянула в его неподвижное бледное лицо и, с отчаянием прикусив губы, посмотрела на Марианну.
        - Он жив, Кэтти, - поспешила успокоить ее Марианна, - сейчас я перевяжу его, а ты пока приготовь горячее вино с медом и пряностями.
        Дэнис, который приютился в трапезной возле очага, увидел в дверях отца и бросился ему навстречу. Крепко обхватив руками колени Вилла, он запрокинул голову и посмотрел в его усталое лицо:
        - Отец, вы спасли крестного?! Он жив?!
        - Жив твой крестный! - хмыкнул Вилл, потрепав сына по волосам: - Куда живее Джона!
        Дэнис радостно ахнул и, завидев Робина, помчался к нему, раскинув руки в стороны. Робин рассмеялся, подхватив мальчика одной рукой, поднял его и прижал к себе.
        - Ой, крестный! - только и смог сказать Дэнис, разглядывая лицо Робина. Он осторожно дотронулся до вспухающей скулы Робина, обвел пальцем в кровь разбитые губы и поморщился от сочувствия. - Очень больно?
        - Не очень! - улыбнулся Робин и поцеловал мальчика в шелковистые волосы.
        Его плечи обвили руки Клэренс. Она потерлась щекой о его спину и, когда он поставил Дэниса на ноги и обернулся к ней, порывисто прижалась к его груди.
        - Брат! - нежно прошептала она и, подняв глаза, испуганно поднесла ладонь к губам: - Робин!
        - Да, сын мой! - в тон ей вымолвил отец Тук. - Ты сегодня неважно выглядишь!
        - А это следы тех самых задатков, которые так глубоко восхитили тебя, когда ты исповедовал Гая! - немедленно отозвался Вилл, припомнив священнику их разговор в феврале.
        Отец Тук уже собрался ответить Виллу с такой же язвительностью, но увидев, как стрелки осторожно вносят в трапезную Джона, снова посмотрел на Робина, который улыбался, но стоял на ногах с явным трудом, и виновато развел руками.
        - Мне надо умыться, - весело сказал Робин, отстраняя сестру, - иначе я перепугаю весь Шервуд своим неотразимым видом!
        Но в купальню он не пошел. Добравшись до постели, Робин рухнул на нее и закрыл глаза. С его лица сбежала притворная улыбка, и губы Робина покривились от боли. Он лежал неподвижно, не находя сил, чтобы подняться и хотя бы умыться. Недолго прождав, он услышал легкие шаги Марианны. Она зажгла свечи и села на кровать рядом с Робином. Сняв с него сапоги и пояс, с остальной одеждой она не стала церемониться, просто разрезав ее ножом.
        - Ничего, милая, - шепнул Робин, услышав ее прерывистый вздох, и сам не удержался от глухого вздоха, когда ее пальцы бережно, но настойчиво принялись исследовать его тело.
        - Надо же! Все ребра целы! - поразилась Марианна. - А судя по кровоподтекам, должны были быть переломаны.
        - Эдрик учил нас не только наносить удары, но и принимать их с наименьшим вредом для себя, - улыбнулся Робин, чувствуя, как влажная салфетка смывает засохшую кровь с его лица.
        - И ты научишь меня? - в голосе Марианны послышалась еле уловимая улыбка.
        - Милая, как ты собираешься воспользоваться такой наукой? - не удержался от ответной улыбки Робин.
        - Боюсь, что левая рука может быть сломана, - вздохнула Марианна, закончив осмотр. - Как бы то ни было, лучше наложить на нее твердую повязку.
        Она протерла распухшую руку Робина травяным настоем и сделала из нескольких лучин и жесткого полотна повязку. Достав из сундука широкую косынку, она соорудила из нее перевязь и осторожно уложила в нее пострадавшую руку. Натерев покрытое кровоподтеками тело Робина лечебной мазью, она укрыла его покрывалом и стала убирать флаконы с лекарствами. Робин из-под ресниц наблюдал за ней, бесшумно двигавшейся по комнате. Она еще не успела переодеться и оставалась в наряде вольного стрелка.
        - Знаешь, милая, я всегда считал своим преемником брата, - вдруг сказал он, не сводя глаз с ее сосредоточенного лица, - но сегодня, глядя на тебя в Руффорде, впервые понял, что ты не хуже Вилла способна возглавить Шервуд. А какими глазами на тебя смотрел Гай! Он так и не смог прийти в себя от сюрприза, который ты ему преподнесла!
        Марианна на миг замерла и медленно обернулась к Робину.
        - Да, сейчас Эдрик в своих упреках о недопустимости нарушения чести мог бы упомянуть и меня, - сказала она, глядя на Робина ничего не выражавшими серебристыми глазами. - Только с большим основанием, чем тебя или Вилла.
        Робин вскинул бровь, внимательнее вгляделся в ее лицо и решительно похлопал правой рукой по постели, приглашая Марианну сесть рядом.
        - В чем же ты усмотрела свое отступление от правил чести? - спросил он, когда Марианна присела возле него на край постели.
        Она склонила голову и задумчиво усмехнулась.
        - Это ведь была моя идея - захватить в плен Беатрис. Виллу она даже не пришла в голову, когда мы увидели ее маленький отряд. И я не удивлена: Вилл не воюет с женщинами. Он очень сомневался в правильности моего решения, но все-таки подчинился. Так Беатрис оказалась в Руффорде.
        - Успокойся, Мэри! - негромко сказал Робин, но Марианна, размышляя о событиях минувшего дня, не услышала его и невесело рассмеялась:
        - Бедняжка Беатрис! Гай вовек не простит ей того, что случилось сегодня! Когда мы захватили ее саму и ее слуг, она, узнав меня, бросилась ко мне, как к спасению. Умоляя пощадить ее, она рассказала мне о своей беременности. Теперь, наверное, раскаивается в откровенности.
        Робин, морщась, приподнялся на постели и, сжав запястье Марианны, заставил ее посмотреть ему в глаза.
        - Ты убила бы ее, если бы Гай не согласился на обмен? - спросил он, пристально глядя в глаза Марианны.
        Он почувствовал отчаяние, которым она была охвачена при виде того, как он стоял перед лучниками, нацелившимися на него и готовыми спустить тетивы луков. Потом отчаяние перешло в хладнокровие и решимость, которую ни на миг не смутила никакая женская слабость.
        - Ты не стала бы ее убивать, - усмехнулся Робин, отыскав ответ раньше, чем Марианна его высказала.
        - Да, но не из жалости к ней. Просто в ее смерти не было никакого смысла. А вот Гая я бы убила. Причем так, как он замыслил убить тебя, даже если бы пришлось ради этого выкрасть палача шерифа. Но я угрожала ножом слабой женщине, прекрасно понимая, что подобный поступок ляжет пятном на мою честь. Угрожала так, как это сделал Гай, когда вынудил Вилла сдаться при виде моей крови. Так что Вилл был прав, когда сказал, что я способна превращаться в подобие Гая.
        - Покажи мне руку, в которой держала нож, - потребовал Робин и, когда Марианна протянула руку, перевернул ее ладонью вверх и усмехнулся, увидев свежий порез. - Ну, я так и подумал! Со стороны все выглядело очень убедительно. Крови было много, а леди Беатрис даже не вскрикнула, хотя должна была, почувствовав прокол ножом.
        Марианна пожала плечами и высвободила руку из руки Робина:
        - Мне ведь надо было убедить Гая в серьезности моей угрозы.
        - У тебя получилось, - кивнул Робин. - Остается надеяться, что брат леди Беатрис разглядит шею сестры и увидит, что на ней нет ни царапины. В противном случае, Мэри, я опасаюсь, что ты сегодня приобрела личного врага в лице Брайана де Бэллона. - Откинувшись на спину, он спокойно продолжил: - Воевать с таким врагом, как Гай, очень непросто. Он не знает пределов в выборе средств, и поэтому так легко соблазниться его повадками. Но ты не сделала ничего, что умалило бы твою честь! Всего лишь взяла заложника и обменяла его. Да, тебе пришлось пригрозить смертью заложника, но так сделал бы любой на твоем месте. Это обычная вещь на войне, Мэриан, и никто не считает подобные действия уроном для своей чести. А ты даже умудрилась пролить собственную кровь, выдав ее за кровь леди Беатрис. Так в чем ты сейчас упрекаешь себя?
        - Прижимая нож к ее горлу, я действительно чувствовала себя волчицей, как и назвал меня Гай, - с трудом проговорила Марианна, поднимая на Робина глаза, блестевшие сухим блеском. - Мне кружил голову азарт словесного поединка с ним. Я хотела сломить Гая, одержать над ним верх, ощутить торжество победы над ним.
        - Ах вот оно что! - рассмеялся Робин и посмотрел на Марианну с мягкой снисходительностью: - Ты не знала, что война затягивает? Мэриан, ласточка, не думаешь ли ты, что меня называют Шервудским Волком просто так, без всяких на то оснований?
        Она не ответила, и тогда он, улыбнувшись, добавил:
        - Не укоряй себя, родная! В глазах всего Шервуда ты сегодня ничем не запятнала свою честь. Напротив, я уверен, что все стрелки стали еще больше гордиться своей повелительницей!
        - А в твоих глазах? - спросила Марианна, внимательно глядя на Робина.
        Он привлек ее к себе и дотронулся губами до ее лба.
        - В моих глазах - тем более! - сказал Робин. - Я знаю, что ты видишь во мне образец благородства и чести. Но во мнении того же Эдрика я далеко не безгрешен. Если ты в чем-то чувствуешь себя виноватой, то помни, что я определяю многие твои поступки. Когда мне придет пора держать ответ, я отвечу и за этот день.
        Марианна посмотрела на Робина с печальной нежностью, ласково провела ладонью по его щеке и задумчиво сказала:
        - Я часто думаю, сколько же может вынести твое сердце? Ведь и ты не всесилен, хотя кажешься таким. Но где-то ведь есть предел и твоим силам?
        - Конечно есть, - усмехнулся Робин, - но он далеко, милая. Когда я оказываюсь под прицелом многочисленных глаз и читаю в них непоколебимую уверенность в том, что только мне принадлежит последнее слово, сказав которое, я несомненно окажусь прав, этот предел отодвигается, каким бы усталым я ни был и какие бы сомнения ни владели мной. Это мой рок, Моруэнн. Таким я дорог друзьям и ненавистен врагам. К такому ко мне приходят за помощью. И таким меня любишь ты. Так есть ли у меня право на слабость, если от моих сил зависит столько людей?
        - Но не я! - возразила Марианна. - Я люблю тебя таким, какой ты есть!
        - Ты в этом уверена? - Робин пристально посмотрел на нее и, решившись, сказал: - Тогда принеси себе и мне горячего вина, что-нибудь поесть, и я объясню тебе смысл упреков Эдрика.
        Когда она сделала все, о чем он просил, Робин отщипнул кусочек хлеба и, запив его глотком вина, спросил:
        - Что тебе известно о судьбе Роджера Лончема?
        Марианна, не ожидавшая такого вопроса, ответила Робину удивленным взглядом.
        - Ты, как и все, была уверена, что я убил его, - понял ее взгляд Робин и посмотрел Марианне в глаза. - Нет, Мэри, я не убивал его. Хотел. И даже отправился во Фледстан в ту ночь, когда ты потеряла ребенка. И я нашел его там. Он ждал меня и тоже был уверен, что я убью его. Но я вернулся в Шервуд, оставив ему жизнь. В этом и упрекал меня Эдрик, а до него - Вилл. Им я ответил, что только ты вправе судить меня, и теперь я отдаю себя на твой суд. Если ты скажешь, что я обошелся с ним с недопустимым милосердием, я найду его и убью.
        Марианна долго молчала, грея в ладонях кубок. Робин неотрывно смотрел на нее, ожидая ответа.
        - Ты знаешь, где он сейчас? - тихо спросила она.
        - Да. Он в одном из монастырей во Франции, где принял монашеский обет, - ответил Робин. - Мне известно, в каком монастыре и где этот монастырь находится. Должен ли я объяснить тебе, почему я не стал его убивать зимой?
        - Нет, - покачала головой Марианна.
        Поднявшись, она стала медленно ходить по комнате от стены до стены, чувствуя на себе взгляд Робина - уверенного в своей правоте, но с тревогой ожидающего ее решения.
        Раскаяние. Она понимала, что именно его увидел Робин в Лончеме и оно удержало его руку. Она сама в Ноттингеме почувствовала это раскаяние в своем заклятом враге. Но преступление против нее было совершено, и, как бы ни глубоко сокрушался в нем Лончем, терзания его совести не могли исправить прошлого. Она невольно провела ладонью там, где, скрытое одеждой, багровело навсегда врезавшееся в ее тело клеймо. Заметив этот жест, Робин крепко стиснул зубы.
        - Помнишь, зимой я сказала тебе, что мир, в котором мы живем, слишком жесток и кровожаден, чтобы насыщать его телами и душами наших детей? - услышал он голос Марианны, которая прекратила свои хождения и сейчас стояла возле стола спиной к Робину.
        Поставив кубок на стол, она обернулась и посмотрела на него.
        - С тех пор прошло три месяца. Думаю, что я уже достаточно окрепла.
        Она подошла к постели, опустилась на колени и осторожно поднесла лежавшую в перевязи руку Робина к губам.
        - Если ты согласен со мной, то перестань соблюдать в постели осторожность. Самой своей жизнью ты делаешь этот мир справедливее и добрее. Я очень хочу, чтобы у нас были дети. То, что ты будешь их отцом, наполняет мое сердце счастьем. Когда-то я уже говорила тебе, но повторю вновь: я безмерно горда тем, что ты отдал свое сердце мне.
        - Радость моя! - с волнением прошептал Робин и, поставив кубок на пол, привлек к себе Марианну здоровой рукой, заставляя подняться с колен. - Если бы ты только знала, как я боялся!
        - Что я не сумею понять тебя? - улыбнулась она, склонив голову ему на плечо. - Непростительно для тебя сомневаться во мне! Так что теперь ты скажешь?
        Робин улыбнулся и, закрыв глаза, прижался щекой к ее волосам:
        - То, что я с радостью сделаю тебя матерью. Тем более с радостью, что тогда ты вернешься к мирным женским занятиям, оставишь оружие и перестанешь наконец воевать наравне со мной!
        - О мой лорд! Ты, как всегда, преследуешь несколько целей! - рассмеялась Марианна. - Перестану не раньше, чем пойму, что ты исполнил мою просьбу!
        - Учитывая твою особенную прозорливость в этом вопросе, я сильно опасаюсь, что ты родишь прямо в седле! - рассмеялся в ответ Робин.
        Глава двадцать седьмая
        Облокотившись на оконный выступ, Марианна всматривалась в белесую стену дождя. Тугие струи шуршали по тяжелой листве, приминали высокую траву и разбивались фонтанчиками о валуны, блестевшие мокрыми боками. В водяном мареве появился черный силуэт Воина, бродившего неподалеку. Выбежав на маленькую лужайку, он подломил ноги и стал кататься по мокрой траве, фыркая с несказанным удовольствием. Вскочив на ноги, вороной вскинул голову и огласил окрестности лагеря звонким победным ржанием. Ему в ответ немедленно откликнулся Колчан. Услышав в кличе своего вечного соперника вызов, Воин взрыл копытами землю и помчался на голос иноходца, отставив пышный хвост и картинно выбрасывая в беге точеные ноги.
        - Эй, драчуны, не забейте друг друга! - крикнула ему вслед Марианна.
        Услышав ее голос, Воин на миг остановился, повернул голову в ее сторону и презрительно фыркнул, словно понял предостережение прежней, но все равно любимой хозяйки и своим фырканьем выразил пренебрежение к боевым качествам ее нового любимца.
        - Такой же хвастун, как и твой хозяин! - рассмеялась Марианна и, прикрыв ставни, с улыбкой обернулась.
        Робин лежал на постели, до пояса укрытый покрывалом. Закинув руки за голову, он неотрывно смотрел на Марианну. Услышав ее отзыв о себе, он потянулся, выразив всем своим обликом полное довольство самим собой. Стоило Марианне закрыть окно, как в комнате сгустился запах цветов. Белые ромашки, синие васильки и алые маки заполнили всю комнату. Вместе и по отдельности они стояли букетами в кувшинах, лежали охапкой на столе, были рассыпаны по полу, вплетены в волосы Марианны. Робин похлопал рукой по постели и, когда Марианна села рядом, провел ладонью по ее локонам. Цветы посыпались из ее волос на грудь и плечи Робина.
        - Я еще не поблагодарила тебя за цветы, да еще столько цветов! - улыбнулась Марианна, лаская пальцами темные мягкие волосы Робина.
        Он улыбнулся в ответ. По дороге домой из ночной поездки по Шервуду он нашел на рассвете поляну, сплошь заросшую цветами, и нарвал для Марианны несколько охапок. Когда он пришел в комнату, она еще спала, и он разбудил, всю ее осыпав цветами. Она смеялась, ловила их, скользивших по ее волосам, плечам, груди, подносила к лицу, вдыхая аромат. А он стоял возле нее и обрушивал на Марианну снова и снова дождь из цветов.
        - Ошибаешься! Ты уже поблагодарила меня. Но я не против, чтобы ты отблагодарила меня вновь! - шепнул Робин и улыбнулся, заметив, как затуманились глаза Марианны, едва он напомнил о том, как с каким упоением они предавались друг другу среди рассыпанных по постели цветов.
        - Значит, ты остался доволен мною, мой лорд? - с лукавой улыбкой спросила Марианна, склоняясь к его лицу так, что ее волосы окутали его светлым шатром.
        - Изысканная, страстная, ласковая! Как можно быть тобой недовольным? - прошептал Робин, целуя ее в улыбающиеся губы.
        - Ты хороший наставник, - рассмеялась Марианна, - а я, надеюсь, способная и старательная ученица!
        - Лучшей воспитанницы и пожелать невозможно! - рассмеялся в ответ Робин и любовным жестом отвел светлую прядь от ее лица. - Страшно только подумать, что весь твой природный жар мог остаться не пробужденным, если бы тебе не посчастливилось встретить меня!
        - Что за восхитительная самоуверенность, не знающая границ! - смеясь, воскликнула Марианна и шлепнула Робина по обнимавшей ее руке. - Признайся, откуда ты, мой лорд, владеешь с таким совершенством наукой нежной страсти?
        - Как же появиться границам моей самоуверенности, если ты сама считаешь ее восхитительной, а во мне находишь совершенство? - с улыбкой поддразнил Робин и, видя неудовлетворенное любопытство в блестящих глазах Марианны, ответил: - Хвала отцу, который позаботился о нашем с Виллом воспитании и в этих вопросах тоже. А совершенство пришло со временем и опытом.
        - Представляю! - насмешливо фыркнула Марианна. - Недаром вы оба прославились тем, что никогда не получали отказа от женщин!
        Робин ухмыльнулся с нескрываемым самодовольством и подергал ее за рукав платья:
        - Разденься наконец, сердце мое! У меня не хватит ловкости справиться с твоими застежками одной рукой, а ждать я не намерен.
        Марианна вскочила с постели, но, вместо того чтобы снять платье, поправила его и наглухо застегнула ворот.
        - Вся ночь впереди, мой лорд! И она будет сегодня твоей, поэтому пройдет так, как захочешь ты. Уверяю тебя: ни одно твое желание не будет мной не угадано или отвергнуто, - сказала она с нежной усмешкой и, посмотрев на Робина, добавила наставительным тоном: - Но сейчас время обеда.
        - И что из этого?! - притворно рассердившись, воскликнул Робин. - Прояви должную покорность, жена, и немедленно вернись в постель!
        Едва он произнес эти слова, как в дверь громко постучали.
        - Тогда объяви сам, что ты не выйдешь к праздничным столам, за которыми собрался весь Шервуд! - загадочно улыбнулась Марианна, открывая дверь.
        - Какие праздничные столы и почему за ними собрался весь Шервуд? - приподнявшись на локте, с удивлением спросил Робин, не обращая внимания на Мача, который застыл на пороге, не решаясь войти.
        - Обед готов, все ждут только вас! - пролепетал Мач, уши которого полыхнули огнем, когда он заметил взгляд Робина, мельком брошенный на Марианну и не оставлявший сомнений в намерениях лорда Шервуда.
        Робин наконец соизволил посмотреть на юношу и сказал с усмешкой, неуловимо скользнувшей по губам:
        - Мальчик мой, разве вы в первый раз сядете без меня за стол?
        - Но сегодня я не могу без тебя вернуться! - воскликнул Мач, переминаясь с ноги на ногу, и посмотрел на Марианну, прося о поддержке.
        Она, стоя перед зеркалом, лишь улыбнулась, явно забавляясь происходящим.
        - А ты попробуй! - предложил Робин.
        С тяжелым вздохом Мач скрылся за дверью. Поймав в отражении зеркала веселый и вопросительный взгляд Робина, Марианна рассмеялась:
        - Неужели ты забыл, что сегодня - последний день мая? Твой день, мой лорд! Сегодня тебе исполнилось двадцать семь лет, и каждый из гостей дал обет выпить именно такое количество кубков вина в твою честь. Или хотя бы поднять - кому что по силам.
        - Действительно забыл! - расхохотался Робин, перекатившись на спину, и хлопнул себя ладонью по лбу: - Почему же ты мне не напомнила?
        - О том, что у всего Шервуда сегодня праздник? Решила, что если ты не вспомнишь сам, то я не стану напоминать, чтобы порадовать тебя приятным сюрпризом. Я ведь перенимаю от тебя не только ратную или врачебную науку, но и твое умение любить. А теперь вставай, пора одеваться и идти к гостям.
        Марианна присела на край постели и с нежной улыбкой поцеловала Робина в уголок рта. Он, глубоко растроганный ее словами, ласково провел ладонью по ее щеке и уже хотел встать, но вдруг посмотрел в сторону двери. За ней послышались приближавшиеся шаги Мача. Юноша возвращался так стремительно, что и Робину, и Марианне стало ясно: Мач идет не один, хотя шаги его спутника не были слышны.
        - О, наш малыш вернулся с подкреплением, - рассмеялся Робин, - и я догадываюсь, кого он позвал на помощь. Сейчас, милая, ты услышишь много изысканных фраз, с которых и начнется праздник. Не хочешь сразу закрыть уши?
        В следующий миг дверь распахнулась настежь, и на пороге вырос Вилл.
        - А теперь скажи мне, что ты не выйдешь в трапезную, - деланно ласковым голосом предложил он и, когда Робин обворожительно улыбнулся в ответ, уже с непритворным возмущением обрушился на брата: - Вставай, бездельник, ты и так провалялся половину дня! Ты как предпочитаешь появиться перед гостями? В одежде? Или мне вытащить тебя в чем есть?
        - Что я тебе говорил, Мэри! - расхохотался Робин.
        - По-моему, Вилл очень мягко с тобой обошелся! - смеясь, ответила Марианна. - Я бы даже сказала, что он сегодня может служить образцом изящных манер и словесности! Мы сейчас придем, Вилл!
        - Надеешься справиться с ним сама? - усмехнулся Вилл. - Хорошо! Но я не уйду далеко. Так что если ты замешкаешься, Робин, я изыщу способ доказать тебе самую искреннюю почтительность к твоей особе! Отец Тук привез в твою честь два бочонка бордосского вина из подвалов епископа Йоркского, а ты присылаешь Мача с объявлением о том, что пропустишь праздничный обед! Не испытывай мое терпение, а то я напомню тебе, кто из нас старший брат!
        Грозно сдвинув брови, он скрылся за дверью, по пути вытолкав за порог Мача, который втихомолку веселился, слушая отповедь Вилла лорду Шервуда. Марианна, все еще смеясь, достала из сундука одежду. Робин прыжком вскочил на ноги, с невозмутимым видом вынул левую руку из перевязи, надел белую рубашку, отделанную по краям ворота и манжетам кружевом, заправил ее в светлые штаны и застегнул пояс. Увидев отложенную в сторону перевязь, Марианна сразу перестала смеяться и возмущенно сверкнула глазами.
        - Одевайся, моя радость, одевайся, пока Вилл не явился и за тобой! - с предложил ей, посмеиваясь, Робин, обуваясь в высокие замшевые сапоги. - Я уже лишнюю неделю изображаю из себя больного из одной любви к тебе!
        - Негодник! - фыркнула Марианна. - Теперь я уверена в том, что ты снимал с себя перевязь, едва лишь выходя за порог!
        Она надела платье из плотного матового шелка молочного цвета. От ворота до подола, окаймленного лентой из блестящего золотого атласа, платье было украшено вышитыми шелком цветами: яркими алыми маками и синими ирисами.
        - Какие украшения мне выбрать к этому платью? - спросила Марианна.
        Надев поверх рубашки длинный жилет из замши, окрашенной в темно-синий цвет, Робин бросил на Марианну изучающий взгляд и улыбнулся:
        - Не надо украшений, мое сердце! Вплети в волосы цветы. Маки, ромашки и васильки чудесно сочетаются с твоим платьем! Они будут напоминать мне о твоем обещании, что ночь - моя, и ты покоришься любым моим желаниям. Ведь я не ослышался?
        - Нет, - ответила Марианна, укладывая волосы и одновременно вплетая в них цветы, и посмотрела в зеркало на Робина, который стоял за ее спиной. - Ты не ослышался. До сих пор ты всегда был неизменно внимателен к моим желаниям, но о своих умалчивал. Сегодня твой день, и ночь будет тоже твоей, равно как и я.
        - Хорошо, - кратко ответил Робин, и по его губам скользнула ленивая чувственная улыбка, от которой у Марианны по всему телу разошлась теплая волна.
        Она встретила в зеркале ласкающий взгляд Робина, утонула в омуте его призывающих глаз, и ее руки, заканчивавшие прическу, невольно замерли. Она уже сама была готова отказаться от праздничного обеда, и Робин, чутко уловив ее настроение, тут же придал лицу выражение холодного высокомерия. Только в его глазах цвета вечернего неба продолжали резвиться веселые, дразнящие золотые искорки. Он снова вложил руку в перевязь и склонил голову, всем видом изображая обреченную покорность воле своей врачевательницы.
        - Ладно, ладно! - весело отозвалась Марианна, вкалывая в корону из кос и цветов последнюю заколку. - Дразнись, сколько хочешь! Сегодня твой день!
        Наконец она была готова. Робин повернул ее лицом к себе и с удовольствием окинул Марианну взглядом с головы до ног.
        - Ты несказанно хороша! А цветы в твоих волосах краше любых драгоценных камней! - улыбнулся он, довольный ее обликом. - Идем, милая, пока Вилл не растерял остатки терпения!
        - Наконец-то! - встретил их возглас Вилла, который стоял напротив двери, привалившись спиной к стене.
        Выпрямившись, он сделал приглашающий нетерпеливый жест в сторону трапезной.
        - Робин, у нас сегодня гость! - сказал Мач, резво семенивший впереди Робина, Марианны и Вилла, когда они шли по коридору. - Какой-то унылый рыцарь. Попался по дороге Ирландцу и, когда тот пригласил его разделить с нами трапезу, согласился, не убоявшись бросить тень на свою репутацию. Вот как бедняге, должно быть, подвело живот!
        - Никак не меньше, чем тебе, - поддразнил его Вилл. - Ты бежишь к столу, словно голодный щенок.
        - Этот щенок может тявкнуть и укусить тебя, Вилл! - немедленно ответил Мач.
        Робин и Вилл с улыбками переглянулись.
        - Кто научил дитя кусаться? - спросил Робин, и Вилл насмешливо передернул плечами:
        - Не знаю, братец! Ведь здесь столько матерых волков!
        Мач резко остановился и обернулся к Робину, сжав кулаки и нахмурив лоб.
        - Робин, сколько раз мне надо повторить, что я не дитя и не ребенок, чтобы ты перестал меня так называть? - с обидой спросил он.
        - Хорошо, мой мальчик, - ответил Робин, затаив улыбку в глазах, и такая же улыбка задрожала в уголках его рта. - Ты гроза ратников шерифа, вольный стрелок, и я постараюсь запомнить твои слова. Надеюсь, ты не собираешься сейчас подраться со мной, твоим лордом, в подтверждение того, что ты уже вырос? Нет? Тогда не стой у меня на дороге, иди, мой мальчик!
        И он без видимого усилия подтолкнул Мача так, что тот, хохоча во все горло, вылетел на самую середину трапезной, где его за шиворот подхватил Джон.
        - Смотри себе под ноги, дитя! - рявкнул Джон, отпуская куртку Мача. - Ты решил опрокинуть все столы и нас заодно? Прыти много, а сил не хватит!
        Длинные столы были накрыты скатертями и уставлены блюдами. Стены трапезной украшали букеты полевых цветов, пол был застлан свежим пахучим лапником, а возле ярко пылавшего очага висели клетки с малиновками - тезками лорда Шервуда, которые заливались звонкими трелями.
        - В честь тебя! - улыбнулась Кэтрин, кивнув на малиновок, и, привстав на носки, поцеловала Робина в щеку. - Завтра мы их отпустим, а сегодня пусть они споют тебе!
        - Спасибо, мой верный дружок! - ответил Робин, возвращая Кэтрин поцелуй, и, не удержавшись, насмешливо фыркнул: - Надеюсь, друзья не забудутся после пары кубков и не залягут в засаду под эти трели!
        Кэтрин звонко рассмеялась и увлекла Марианну к очагу, возле которого Клэренс и Эллен нарезали жаркое из оленины. Робин, отвечая на многочисленные приветствия и пожимая множество рук, обвел глазами полную гостей трапезную.
        - Сколько народа! - воскликнул он, оживленно блестя глазами. - Пожалуй, двух бочонков отца Тука хватит только на то, чтобы один раз наполнить кубки!
        - Не тревожься, сын мой! - раздался за его спиной ворчливый голос священника. - Я привез еще дюжину, зная, что тебя сегодня будет чествовать весь Шервуд!
        Робин обернулся и крепко пожал руку священника:
        - Рад тебя видеть, святой отец! Идем, я найду тебе место за столом рядом со мной.
        - Большая честь для меня, - ухмыльнулся довольный его приглашением отец Тук, - да только кто захочет потесниться? Вилл откажется наотрез, а Марианну ты сам от себя не отпустишь. Связываться же с твоим язвительным братом у меня нет ни малейшего желания. Нет, сын мой! - покладисто вздохнул священник. - Я уже приглядел себе место рядом с еще одной своей духовной дочерью и займу ее внимание душеспасительными беседами.
        Отец Тук кивнул в сторону Эллен, которая разносила блюда с мясом по столам, успевая раздавать направо и налево подзатыльники шутникам, которые пытались обнять ее тонкий стан. Робин насмешливо изогнул бровь, и отец Тук в ответ весело развел руками: дескать, а кто безгрешен? Оставив священника, Робин подошел к главному столу и увидел за ним рядом с еще пустовавшим местом Вилла молоденькую светловолосую девушку.
        - Тиль! - радостно улыбнулся он. - И ты здесь?
        - Леди Марианна пригласила меня, ваша светлость, - застенчиво улыбнулась Тиль. - Примите мои поздравления!
        - А где твой отец? - спросил Робин, окинув трапезную мгновенным острым взглядом, и, не отыскав среди гостей своего наставника, вопросительно посмотрел на Тиль.
        Она, погрустнев, склонила голову, не зная, что ответить на вопрос Робина. Но тот догадался и без ее слов: Эдрик еще не забыл обиду и отказался приехать в Шервуд вместе с дочерью. Робин вздохнул и, прогнав с лица набежавшее было облачко грусти, ободряюще улыбнулся Тиль и занял свое место во главе стола.
        Напротив него среди стрелков, которые шумно приветствовали своего лорда, сидел незнакомец. Его глаза скользили по трапезной отсутствующим взглядом, а лицо хранило хмурое и невеселое выражение, казавшееся неуместным в общем оживлении, царившем вокруг. Услышав имя лорда Шервуда, гость поднял голову, и в его глазах появилось откровенное любопытство, когда он окинул взглядом прославленного хозяина вольного леса.
        - Это наш гость, Робин, - сказал Вилл, садясь рядом с Робином и обмениваясь приветственным поцелуем с Тиль.
        От взгляда Робина не ускользнули ни покрытая пылью одежда гостя, который, наверное, проделал долгий путь, ни рыцарская цепь на груди.
        - Приветствую вас, сэр рыцарь! Окажите нам честь - будьте сегодня гостем Шервуда. Разделите с нами трапезу, отведайте вина.
        Рыцарь в знак благодарности склонил голову в ответ на приветливые слова.
        - Кто я, вам уже известно, - продолжал Робин. - Если хотите, можете назвать свое имя. Если желаете сохранить его в тайне, мы станем величать вас просто сэром рыцарем.
        - Благодарю тебя, любезный хозяин, - с достоинством ответил гость. - У меня нет причин утаивать свое имя. Меня зовут Ричард Ли, зови и ты меня так.
        Его взгляд скользнул в сторону и вдруг замер, а на лице появилось выражение беспредельной радости, сменившееся такой же безмерной тоской. Робин проследил его взгляд и приподнял бровь. Сэр Ричард неотрывно смотрел на Марианну, которая шла вдоль стола к Робину, отвечая на приветствия стрелков шутками и быстрыми пожатиями рук, тянувшихся к ней. Робин переглянулся с Виллом, тот в ответ выразительно пожал плечами и едва заметно усмехнулся.
        Марианна села за стол рядом с Робином и встретилась взглядом с гостем. Она уже давно заметила его и сразу узнала, но сейчас ничем не дала понять, что помнит его сватовство. Прошло больше года с тех пор, как она видела его в последний раз, и сейчас ей казалось, что этот человек явился из другой, давно прожитой ею и забытой жизни. Она улыбнулась сэру Ричарду благожелательно и спокойно, как хозяйка, которая принимала в своем доме усталого путника. Сэр Ричард с видимым усилием заставил себя улыбнуться ей в ответ с такой же незначащей вежливостью.
        - Подставляйте кубки! - пролетел над столами звонкий голос Кэтрин: она раздавала кувшины с вином стрелкам, которые взялись этим днем выполнять обязанности кравчих. - Наш святой отец так нахваливал подвалы своего друга епископа, что надо проверить, не переусердствовал ли он в красноречии!
        - Кэт, красавица моя, сядь рядом со мной, и мы вместе проверим, достойно ли это вино твоих сладких губ! - воскликнул Мэт и, обхватив стан Кэтрин, усадил ее себе на колени. - Да и отец Тук рядом! Так что ты сразу сможешь выплеснуть ему в лицо свой, а заодно и мой кубок, если его хваленое вино окажется кислым уксусом!
        - Ты еще не пробовал вина, а уже хулишь его! - добродушно проворчал отец Тук и посмотрел на Кэтрин, которая с визгом и смехом безуспешно вырывалась из сильных рук Мэта. - Иди ко мне, дочь моя! И мы вместе отведаем это вино. Такого вина не подают даже к столу принца Джона! Настоящий нектар, а не вино!
        - Кэтрин! - на всю трапезную рыкнул Джон, поднявшись из-за стола.
        Широкими шагами он подошел к Мэту и дал ему подзатыльник. Легко, словно перышко, Джон подхватил жену на руки и отнес ее на свое место за столом.
        - Что за разговоры ты ведешь, жена, и почему лазишь по коленям наглых юнцов?!
        Его возмущение вызвало дружный хохот стрелков, которые, не исключая и самого лорда Шервуда, обожали дразнить Джона, не терпевшего, когда к его жене кто-то подходил ближе чем на шаг.
        Отсмеявшись, Вилл стал серьезным и встал с наполненным кубком в руке. Все стихли, ожидая, что скажет брат лорда Шервуда. Вилл был немногословен. Обернувшись к Робину и глядя ему в глаза, он приветственно поднял кубок и, прежде чем поднести его к губам, громко провозгласил:
        - Долгих лет тебе, наш лорд!
        Вилл в несколько глотков осушил кубок. Его слова были подхвачены всеми. Трапезная наполнилась певучим перезвоном кубков и громкими возгласами, которые летели к Робину со всех столов:
        - Твое здоровье, лорд Робин!
        - Пусть твоя жизнь будет долгой и счастливой!
        - Храни Святая Дева вольный Шервуд и нашего лорда!
        Когда волна голосов улеглась, Робин встал и, окинув гостей взглядом, полным светлой улыбки, высоко поднял кубок и сказал в ответ:
        - Ваше здоровье, мои друзья! Да сохранит нас всех святой Георгий - покровитель нашей доброй Англии!
        Под громкие рукоплескания лорд Шервуда осушил кубок.
        Сэр Ричард, догадавшись, что попал на какое-то торжество, едва пригубил кубок, не сводя глаз с лорда Шервуда. Он много слышал о знаменитом разбойнике и даже один раз видел его собственными глазами в то самое утро, которое стало для него таким счастливым, когда барон Невилл пообещал ему руку Марианны. Вот и она сама! Минул год, и она стала еще краше, но на него смотрела так, словно они были едва знакомы. Зато когда ее глаза обращались к лорду Шервуда, все лицо Марианны преображалось, освещаясь волшебным внутренним светом, заставляя сердце сэра Ричарда больно сжиматься. Она в тот день так настойчиво расспрашивала о лорде Шервуда, выпытывала все до мельчайших подробностей!
        Неужели он уже тогда что-то значил для нее? Сэру Ричарду хотелось думать иначе. У него даже возникла мысль о том, что союз лорда Шервуда и наследницы Невиллов, весть о котором прогремела на все Средние земли и далеко за их пределами, сложился случайно, а может быть, под принуждением лорда Шервуда. Но нет! И сэр Ричард прогнал эту мысль, едва его взгляд обратился к Робину.
        Облокотившись правой рукой о стол, лорд Шервуда сидел в раскованной и свободной позе и живо напомнил сэру Ричарду леопарда: такая уверенность, грация и сила слились в его облике. Вот он склонил голову к Марианне, которая о чем-то заговорила с ним, и в глазах лорда Шервуда вспыхнули синие искры. Негромко рассмеявшись, он едва заметно и очень нежно провел пальцами по запястью Марианны. Такому не надо принуждать ни одну женщину, и ответный взгляд Марианны, вызванный прикосновением Робина, был прямым подтверждением наблюдений сэра Ричарда.
        Робин вдруг обернулся к гостю, и его улыбка из нежной, какой она была, пока он разговаривал с Марианной, превратилась в холодную и отчужденную.
        - Сэр Ричард, не слишком-то вежливо так долго и пристально разглядывать кого-либо, верно?
        - Я не хотел оскорбить тебя, - ответил сэр Ричард, встретившись взглядом с лордом Шервуда, и невольно опустил глаза. - Я всего лишь задумался.
        - О чем же? - веселым голосом осведомился Робин, но в его глазах по-прежнему мерцали колючие льдинки.
        - О том, что, должно быть, попал на какое-то торжество, где, не зная его причины, чувствую себя не слишком уместно.
        - В Шервуде рады гостям в любой день, - отозвался Статли. - Вам неизвестна причина нашего торжества, но разве простая вежливость не обязывала вас поднять кубок вместе со всеми за здоровье хозяина этого дома?
        Статли бросил на сэра Ричарда насмешливый и недружелюбный взгляд. Лицо гостя потемнело, когда он вновь услышал упрек в невежливости, теперь уже от друга лорда Шервуда.
        - Сэр вольный стрелок, или как тебя величать, надеюсь, ты не собираешься взять на себя тяжкий труд исправить промахи моих воспитателей? - отделяя каждое слово от другого, спросил сэр Ричард, посмотрев на Статли в упор тяжелым взглядом.
        Тот не смутился и беззаботно пожал плечами. Клэренс с затаенным беспокойством посмотрела на мужа.
        - Нет, и это ваше счастье, сэр лорд норманн, или какой там у вас титул? - в тон гостю ответил Статли. - Потому что мое исправление промахов вашего воспитания завершила бы пропетая над вами отходная молитва. А вы еще молоды, чтобы стремиться покинуть этот грешный мир в самом расцвете лет!
        Заметив, что глаза гостя загорелись гневом, а взгляд Статли ответно вспыхнул опасным задором, Робин предостерегающе поднял руку.
        - Полно, сэр Ричард! И ты, Вилли, угомонись. Милорд! - обратился он к сэру Ричарду. - Не обижайтесь на моего друга. Шервудские стрелки - народ не слишком деликатный. Но вас никто не хотел оскорбить. Ведь вы сегодня наш гость!
        И Робин послал сэру Ричарду чарующую улыбку, которая только гостя и обманула. Все, кроме него, поняли, что лорд Шервуда не забыл пренебрежения, которое выказал гость, не подняв кубок вместе со всеми. Марианна искоса с тревогой посмотрела на Робина и заметила, как опасно прищурились его глаза. Но от сэра Ричарда ускользнула холодная усмешка, мелькнувшая в глазах Робина, который казался самим олицетворением дружелюбия. И, как ни тяжело было на сердце гостя, он, чтобы не обижать властителя Шервуда, поднял кубок и негромко сказал:
        - Твое здоровье, любезный хозяин!
        - Благодарю вас! - насмешливо улыбнулся Робин, наблюдая, как сэр Ричард запрокидывает кубок, допивая последние капли вина. - И вот что я скажу вам, чтобы вы почувствовали себя спокойнее в этих стенах. Мы объявлены вне закона, а потому можем пренебречь отдельными условностями. Едва ли ваше пожелание шло от чистого сердца, учитывая, кто вы и кто я. Я же не настолько щепетилен, чтобы счесть себя оскорбленным вашим отказом пить за мое здоровье. Поэтому не стесняйтесь, не принуждайте себя отдавать дань приличиям, если честь рыцаря не позволяет вам принять за равных тех, кто не в ладах с законом. Да что уж таить - разбойников, грабителей и убийц, как нас обычно называют стражи правосудия!
        Теперь и сэр Ричард услышал сталь, прозвучавшую в негромком голосе лорда Шервуда. Он внимательно посмотрел на Робина, и на него холодом повеяло от опасной силы, которую излучал весь облик лорда Шервуда. За столами стало тихо: стрелки, хорошо изучив своего лорда, давно уже поняли, что Робин сдерживает гнев. Вилл низко склонил голову, чтобы скрыть усмешку: он догадался, что в ответ на пренебрежение гостя Робин припомнил и нежные взгляды, которые тот украдкой бросал на Марианну.
        Ее рука легла на запястье Робина, и он, нехотя повернувшись к Марианне, перестал терзать взглядом сэра Ричарда и заглянул в ее глаза. Заметив в них скрытый укор, Робин улыбнулся, и лед в его глазах растаял, как по волшебству. Он молча поднес к губам руку Марианны, и за столами пролетел общий вздох облегчения. Сэр Ричард, от глаз которого не укрылся безмолвный разговор лорда и леди Шервуда, тяжело вздохнул:
        - Не сердись, лорд Робин! Я и в мыслях не хотел оскорбить никого, кто сидит за этими столами! Ваше общество непривычно для меня, но и только. Как я могу отплатить неуважением людям, которые любезно пригласили меня отобедать и переночевать под надежным кровом, когда я начал подумывать о ночлеге под открытым небом?!
        - Надо отдать должное сэру Ричарду, он быстро согласился принять мое приглашение, - подтвердил Алан слова гостя, - чем немало удивил меня.
        - Я отдал дань не только усталости и непогоде, но и любопытству, - признался сэр Ричард. - Уж если мне представился такой случай, я решил собственными глазами посмотреть на знаменитых разбой… вольных стрелков!
        Оговорившись, он мельком бросил взгляд на Робина, но неожиданно для него лорд Шервуда расхохотался, а вслед за ним - и все стрелки.
        - Да не смущайтесь вы так, сэр Ричард! - воскликнул Робин. - Называйте нас как вам угодно!
        Его беззаботный смех окончательно вернул веселье праздничному обеду. Снова зазвенели кубки, раздались пожелания долгих лет вольному Шервуду и его лорду. Сэр Ричард заметил, как Робин, откинувшись за спину Марианны, жестом подозвал к себе одного из стрелков и указал ему на опустевший кубок Марианны. Когда стрелок хотел взять со стола кувшин, Робин отрицательно покачал головой и указал глазами на другой, который стоял рядом с Виллом. Не понимая намерений лорда Шервуда, сэр Ричард тем не менее не мог отвести от него глаз, но теперь старался смотреть из-под ресниц, чтобы снова не вызвать неудовольствие Робина. Вот Марианна сама не заметила за разговором с Робином и Виллом, как выпила вино. Робин снова прищелкнул пальцами, и молодой стрелок поспешил вновь наполнить кубок Марианны.
        Откинувшись на стену и пристукивая по столу пальцами, Робин посмотрел на Марианну и неожиданно воскликнул на всю трапезную:
        - Скажи мне что-нибудь, жена! Почему ты молчишь? Разве тебе нечего пожелать своему лорду и супругу?
        Его слова были подхвачены одобрительными возгласами, и Марианна, улыбнувшись, послушно поднялась с полным кубком в руке. Все смолкли, когда она обернулась к Робину, и ее нежный негромкий голос был услышан каждым:
        - Я желаю тебе долгих лет, мой лорд! Чтобы твои весны были светлыми, а зимы не слишком суровыми. Чтобы твой конь был резвым и выносливым, меч надежным, а стрелы меткими. Чтобы твой путь больше никогда не заградило предательство. Да хранит тебя дух нашего вольного Шервуда!
        Стрелки подхватили ее слова и подняли кубки вслед за Марианной, но Робин взмахом руки остановил их.
        - Замечательно! - сказал он, не сводя с Марианны глаз, полных затаенной улыбки. - Твои пожелания превосходны и достойны госпожи вольного Шервуда. Но ведь прежде всего ты моя жена!
        Под смех стрелков Марианна вспыхнула смущенным румянцем, но, встретив нежный и насмешливый взгляд Робина, беспечно рассмеялась.
        - Хорошо, будь по-твоему, мой лорд!
        Она гордо подняла голову и окинула Робина ответным нежным взглядом.
        - Мой возлюбленный супруг, - сказала она, не сводя глаз с Робина. - Известно, что время проходит и притупляет все чувства, как бы сильны они ни были вначале. Краски тускнеют, цветы увядают, а влюбленные, прежде страшившиеся расстаться на миг, незаметно и неотвратимо привыкают друг к другу.
        - Постой, ты что, собираешься сейчас сказать, что я тебе надоел? - с веселым удивлением спросил Робин под сдержанный смех гостей.
        Купаясь в золотых искорках, пронизавших синь его глаз, Марианна с улыбкой медленно покачала головой:
        - Нет, мой лорд! Я хочу сказать, что моя любовь к тебе осталась такой же сильной, как если бы она только сегодня зародилась в моем сердце, - с глубокой нежностью ответила она.
        Всем показалось, что она забыла о присутствии многочисленных гостей, не видя никого, кроме Робина.
        - Когда тебя нет рядом, мое сердце болит от тоски по тебе! Когда ты со мной, мне мало часов, проведенных вместе. Твои слова о любви я слушаю так, словно слышу их в первый раз, и мне по-прежнему не насладиться ими сполна и не пресытиться. Я благодарю богов за то, что они послали мне тебя. Да хранит тебя всегда моя любовь, Робин! - и Марианна пригубила кубок.
        Никто из стрелков не посмел присоединиться к ней, и все, затаив дыхание, смотрели на супругу лорда Шервуда. Робин встал, обнял Марианну и с улыбкой прикоснулся к ее губам быстрым и нежным поцелуем.
        - Спасибо, мое сердце! - шепнул он под громкие рукоплескания гостей.
        Марианна села за стол, провела ладонью по лбу и рассмеялась.
        - Это вино сделало меня такой разговорчивой! - шутливо пожаловалась она. - Оно слишком крепкое для меня.
        - Так и есть, - ответил Робин, улыбаясь одними глазами. - Я попросил Мача заменить тебе вино в кубке.
        - Зачем? - удивилась Марианна и вскинула на Робина потемневшие, ставшие подозрительными глаза. - Ведь я не привыкла к нему!
        - Именно поэтому! Чтобы хоть так, с помощью нехитрой уловки, услышать, как ты любишь меня, - сказал Робин и, посмеиваясь над растущим изумлением и возмущением во взгляде Марианны, добавил: - Видишь ли, милая, с тех пор, как я позволил тебе вернуться к ратным делам, ты всей душой окунулась в жизнь Шервуда. То ты в засаде, то в патрулировании, то в объезде постов! Ты стала так уставать, что, вернувшись домой, замертво падаешь на постель и сил на ласковые слова у тебя уже не хватает. Если, конечно, не принимать за слова любви твое сонное бормотание, когда тебе снится, как ты сражаешься с ратниками шерифа.
        Вилл, дослушав Робина, оглушительно расхохотался. Марианна долго мерила Робина возмущенным взглядом, вырвала руку из-под его ладони и вскочила из-за стола.
        - Ты оскорбил меня, мой лорд! - прозвенел ее гневный голос, заставив всех замолчать. - Ты вынудил меня прилюдно забыть о сдержанности, а потом так же при всех обвинил меня в холодности! Это просто невыносимо. Стоит мне расслабиться и умилиться тому, какой ты добрый и ласковый, как ты мгновенно превращаешься в дикого зверя! Я словно потрепала за загривок волка, приняв его за домашнего пса!
        Обернувшись к Мачу, она повелительно крикнула:
        - Мечи мне и лорду Робину!
        Стрелки восторженно зашумели, предвкушая забаву.
        - Мэриан, да ты, похоже, всерьез разгневалась на меня? - рассмеялся Робин. - Полно! Стоит ли тебе ссориться со своим лордом и супругом?
        Марианна стремительно обернулась к нему и, надменно вздернув подбородок, дерзко рассмеялась Робину в лицо:
        - Что я слышу? Лорд вольного Шервуда испытывает постыдное малодушие и отказывается от поединка?
        - Я? - Робин высокомерно вскинул бровь, схватил меч, брошенный ему через стол Мачем, и неожиданным молниеносным прыжком оказался на середине трапезной. - Прошу, моя леди! Это ты заставляешь меня ждать!
        Марианна, выхватив свой меч из руки Мача, стремительно вышла из-за стола, подбадриваемая громкими возгласами стрелков, и встала перед Робином. Окинув ее внимательным взглядом, он насмешливо покачал головой:
        - Леди! Твое нарядное платье будет тебя сковывать и замедлять движения. Я не хочу сражаться с тобой в таком неравном для тебя положении. Ступай, переоденься, если твой гнев еще не улегся!
        - Наше положение равное! - заявила Марианна, задорно блестя глазами. - Твоя левая рука на перевязи, и она будет тебе мешать сохранять равновесие, мой лорд!
        Робин нехотя пожал плечами и почти отвернулся от Марианны, словно в последний момент передумал, как вдруг сделал молниеносный выпад. Меч Марианны тут же прозвенел в ответ, отразив атаку Элбиона, и отвел удар в сторону.
        - Что они делают?! - с тревогой воскликнул сэр Ричард, не спуская глаз с Робина и Марианны. - Ведь он может покалечить ее!
        Несмотря на то что левая рука Робина неподвижно лежала в перевязи, грация и ловкость его движений ни на миг не заставили сэра Ричарда усомниться, что лорд Шервуда - чрезвычайно опасный противник и с одной рукой. Легкий силуэт Марианны казался сэру Ричарду тонким листком, кружившимся вокруг лорда Шервуда.
        - Вот уж не беспокойтесь! - раздался в ответ смешок Вилла, не сводившего возбужденно блестевших глаз с Робина и Марианны и не забывавшего при этом отщипывать кусочки от ломтя хлеба и запивать их вином. - Он никогда не причинит ей вред, да и она - весьма достойный противник!
        Вскоре сэр Ричард сам убедился в правоте Вилла. Клинки сверкали в ярком свете факелов, вспыхивая молниями. Лорда и леди Шервуда закружил в танце блестящий стальной вихрь. Гости разделились в симпатиях, и то одна половина трапезной взрывалась криками одобрения, то другая, когда намечался перевес в сторону Марианны или Робина. Сэра Ричарда, как и остальных гостей, невольно захватил поединок, в котором мастерство противников едва ли уступало друг другу. О том, что Робин на самом деле сдерживает Элбион, не позволяя себе применить всю силу, знали только Вилл, Джон и Статли и догадывалась сама Марианна, ловя дразнящую улыбку Робина.
        Внезапным и сокрушительным ударом Робин выбил меч из руки Марианны, и она замерла. Не сводя с Робина глаз, Марианна прянула в сторону упавшего на пол меча, но меч Робина немедленно преградил ей путь.
        - Помиримся, моя леди? - предложил Робин.
        Вместо ответа Марианна тенью скользнула в сторону своего меча, не обращая внимания на нацеленный на нее Элбион. Заметив ее движение, Робин поспешил убрать меч, но Марианна все равно успела налететь на острие и, схватившись руками за грудь, рухнула на пол.
        - Мэри!!! - крикнул Робин, отшвырнув Элбион, и упал на колени рядом с Марианной.
        Окруженный подбежавшими стрелками, он осторожно приподнял ее и заглянул в неподвижное запрокинутое лицо. Вилл, растолкав всех, подскочил к Робину и попытался отнять руку Марианны от груди.
        - Она не могла сильно пораниться! - прошептал он задрожавшими губами. - Я видел, что ты держал меч плашмя!
        По губам Марианны скользнула улыбка, распахнув глаза, она звонко рассмеялась и обвила руками шею Робина.
        - Помиримся, мой лорд! - воскликнула Марианна. - Теперь я знаю, что и ты еще не охладел ко мне!
        Ее оглушило волной радостных голосов. Стрелки всерьез испугались, что она погибла или сильно поранилась, неосторожно задев грудью наточенное острие Элбиона. Робин, секунду помедлив, с силой схватил ее за запястье и, сам вскочив с колен, рывком поднял Марианну на ноги. Его губы крепко сжались, а глаза замерцали ледяной синью гнева.
        - Ты перешла все границы, моя леди! - сказал он и, отпустив руку Марианны, вернулся за стол, намеренно не обращая на нее никого внимания.
        Марианна получила весьма ощутимый шлепок от Джона и поймала укоризненный взгляд Вилла. Оставшись одна в центре трапезной, она, не смущаясь устремленных на нее взглядов, поправила волосы и отряхнула прилипшие к платью иголки лапника.
        - Ты все еще сердишься на меня? - весело спросила она Робина, который в ответ едва повел взглядом в ее сторону и завел разговор с Виллом, не сказав Марианне ни слова.
        Она беззаботно рассмеялась и, подхватив пышный подол платья, убежала из трапезной. Сэр Ричард заметил, что, несмотря на полное безучастие, которое Робин демонстрировал Марианне, стоило ей скрыться в коридоре, как лорд Шервуда подобрался, словно собирался вернуть ее. Но Робин лишь бросил равнодушный взгляд вслед Марианне и снова обернулся к Виллу.
        Марианна вернулась в трапезную сама и очень быстро, с лютней в руках. По ее знаку Мач вынес на середину трапезной низкую скамейку, и Марианна расположилась на ней, расправив тяжелые складки платья. Стрелки стихли, не сводя с нее глаз, а она настроила лютню и подняла глаза на Робина.
        - Мой лорд и супруг! - сказала она с нежной покорностью в голосе. - Чтобы вымолить у тебя прощение за недостойную шутку, я буду петь до тех пор, пока ты не сменишь гнев на милость!
        Робин усмехнулся, но его взгляд против воли смягчился, уголки губ тронула улыбка.
        - Пой, моя леди, и чтобы твой голос звучал нежнее и звонче, знай, что я никогда не мог долго сердиться на тебя.
        Марианна улыбнулась ему в ответ с невыразимой радостью и пробежала пальцами по струнам.
        Ее чарующий голос заполнил всю трапезную. Не сводя глаз с Робина, она пела, а звонкие малиновки трелями вторили переливам струн ее лютни. Сэр Ричард не мог оторвать от нее глаз, но она ни разу не посмотрела в его сторону. Тогда он украдкой обвел взглядом шервудских стрелков. Как они слушали ее, словно купались в волнах ее нежного голоса, как смотрели на нее! Суровые, отвергнутые законом воины смотрели на Марианну так, словно она была светлой волшебницей, эльфийской королевой, но только не обычной земной женщиной. Он искоса посмотрел на лорда Шервуда, помня, как тот разгневался на расшалившуюся подругу. Робин не сводил глаз с Марианны. Он и она смотрели друг на друга так, словно взгляды связывали их воедино и ограждали от всего остального мира.
        Лютня под пальцами Марианны на миг смолкла, и Марианна, пленительно улыбнувшись Робину, сказала:
        - Только тебе, мой лорд, и в твою честь!
        Ее пальцы снова заскользили по струнам, и Марианна запела, глядя на Робина с той же нежной улыбкой:
        Леди и друг ее скрыты листвой
        Благоуханной беседки живой.
        - Вижу рассвет! - прокричал часовой.
        Боже, как быстро приходит рассвет!
        Не зажигай на востоке огня,
        Пусть не уходит мой друг от меня,
        Пусть часовой дожидается дня!
        Боже, как быстро приходит рассвет!
        Милый, в объятиях стан мой сдави,
        Свищут над нами в ветвях соловьи,
        Сплетням назло предадимся любви!
        Боже, как быстро приходит рассвет!
        Дышит возлюбленный рядом со мной,
        В этом дыханье, в прохладе ночной
        Словно бы нежный я выпила зной.
        Боже, как быстро приходит рассвет!
        Леди прельстительна и весела
        И красотой многим людям мила.
        Сердце она лишь любви отдала.
        Боже, как быстро приходит рассвет![1 - Альба (или «утренняя песнь», от провансальского alba - «рассвет»; жанр поэзии и музыки трубадуров, посвященный земной, разделенной любви) анонимного автора. Перевод А. Наймана. Далее - стихи и переводы автора, если не указано иное.]
        В полной тишине, словно заворожив своим голосом всех до онемения, она смолкла сама и отложила лютню. Покинув стол, Робин подошел к ней, и Марианна присела перед ним в глубоком почтительном реверансе. Он поднял ее, поцеловал в лоб и, обернувшись к стрелкам, громко воскликнул:
        - Честь и слава госпоже вольного Шервуда!
        Его возглас был подхвачен звоном поднятых кубков, и весь Шервуд громко приветствовал свою повелительницу. Робин подхватил Марианну и, легко удерживая ее одной рукой, вернулся вместе с ней за стол. Ее яркие, сияющие от счастья глаза случайно встретились с глазами сэра Ричарда, жадно прикованными к ее лицу, и он заметил, как в ее ясном взгляде мелькнула и тут же скрылась легкая тень огорчения. Но уже через миг она забыла о существовании гостя, который год назад всего лишь один, да и то неполный день пробыл ее нареченным, и опять смотрела только на лорда Шервуда - глазами, полными восхищения и нежного восторга.
        Глава двадцать восьмая
        За дверьми трапезной сгущалась последняя майская ночь. Дождь прекратился, и в трапезную теплыми волнами налетал ветер, напоенный запахами трав. Гости стали прощаться и разъезжаться из лагеря лорда Шервуда.
        Марианна и Кэтрин поставили на стол, за которым еще оставались Робин и его друзья, блюда с лесной земляникой, маленькими печеньями на меду и потушили факелы. Трапезная теперь освещалась только пламенем, ярко пылавшим в очаге. Лапник, устилавший пол, источал смолистый аромат, малиновки смолкли, сонно нахохлившись, и просторная зала из праздничной и торжественной превратилась в уютную и тихую.
        - Куда держите путь, сэр Ричард? - спросил Робин, выбирая из блюда с земляникой крупные сочные ягоды.
        - В Ноттингем, - вздохнул сэр Ричард, сразу помрачнев после вопроса лорда Шервуда.
        - В Ноттингем, - задумчиво повторил Робин. - Дозволено ли нам будет узнать, что за дела призвали вас в Ноттингем? - и, встретив взгляд гостя, пояснил: - Не сочтите мое любопытство пустым или бестактным. В Шервуде, чтобы продлить свою жизнь, надо быть осведомленным не только о делах шерифа или Гая Гисборна, но и о повседневных хлопотах столицы Средних земель.
        - Вряд ли я смогу поведать что-нибудь, что заинтересовало бы вас, лорд Робин, - ответил сэр Ричард, который незаметно для себя самого стал обращаться к лорду Шервуда, как к благородному вельможе, проникнувшись достоинством его облика. - Я еду в Ноттингем по личному делу, которое касается меня и епископа Гесберта.
        Он снова тяжело вздохнул и улыбкой поблагодарил Элис, наполнившую вином его кубок. Вилл обменялся с Робином быстрым взглядом и усмехнулся:
        - Епископ Гесберт - слишком известная особа, чтобы его дела были для нас неинтересными! Как здоровье лорда епископа?
        - Здоровье у него отменное, и его дела идут как нельзя лучше, - ответил сэр Ричард и, помолчав, добавил с горечью и нескрываемым гневом: - но полагаю, было бы кощунством добавить к сказанному слова «с Божьей помощью»!
        Марианна, которая безмолвно сидела рядом с Робином, неожиданно посмотрела прямым взглядом в лицо сэра Ричарда и спросила:
        - Какие дела, милорд, могли связать вас с епископом Гесбертом? Что может быть общего у честного рыцаря, каким я вас знаю, с человеком, не отягощенным излишним для его совести бременем благородства?
        Ее певучий голос вызвал едва заметную дрожь, пробежавшую по лицу сэра Ричарда. Он поднял голову и впервые за вечер открыто встретился взглядом с Марианной.
        - Увы, леди Марианна! - сказал он, не сводя с нее печальных глаз. - Если бы можно было избавиться от таких людей, как епископ Гесберт, наш мир обрел бы блаженный покой, о котором он грезит сейчас только в снах! За несколько лет до своей кончины мой отец, испытывая нужду в деньгах, заложил все свои владения обители Святой Марии. Я точно знаю, что он полностью рассчитался по долгам, но этой зимой епископ предъявил мне заемное письмо покойного отца и потребовал уплаты долга. Не знаю, каким образом это письмо оказалось у него в руках, но за столько лет долг оброс немыслимыми процентами и увеличился во много крат. У меня же нет никаких доказательств, что отец уже однажды расплатился с обителью. Любой суд - в Ноттингеме или в Лондоне - займет сторону епископа, который владеет заемным письмом, подлежащим возврату при погашении долга. Милостивый епископ Гесберт дал мне отсрочку до первого июня, которое наступит завтра, - и сэр Ричард мрачно усмехнулся.
        - Тогда зачем вы едете в Ноттингем, если у вас нет никакой возможности вернуть долг? - спросил Вилл, пожимая плечами. - Епископ сам пришлет к вам слуг шерифа, чтобы они оповестили вас о смене владельца ваших имений.
        - Я хочу вымолить у него еще одну отсрочку, - ответил сэр Ричард. - Допустить, чтобы земли, исконно принадлежавшие моему роду, перешли к этому ростовщику, который, несмотря на сан и положение, не побрезговал прибегнуть к обману!
        Сэр Ричард тихо скрипнул зубами. Робин покачал головой, выражая сомнение в том, что надежда гостя оправдается.
        - Пустая затея! Епископ заставит вас унижаться, а потом с наслаждением откажет. Как велик долг? - неожиданно спросил он.
        - Четыре тысячи серебряных пенни, - ответил сэр Ричард и залпом выпил остававшееся в кубке вино.
        - Ого! - изумленно присвистнул Алан. - Лорд Гесберт любит лакомые куски! Не удивлюсь, если его люди подкупили кого-то из ваших слуг, чтобы те выкрали заемное письмо, возвращенное вашему отцу после уплаты долга. Такую сумму вам могут ссудить только очень богатые люди! Есть ли у вас поручитель?
        - Поручитель! - горько усмехнулся сэр Ричард. - Нынче бескорыстным поручителем может выступить разве что Святая Дева! Что ж! - и сэр Ричард со спокойствием, порожденным отчаянием, пожал плечами: - Мало ли рыцарей добывают себе хлеб копьем на службе у более удачливого и богатого господина?
        - Гая Гисборна, например, - в тон гостю сказал Робин.
        Лицо сэра Ричарда внезапно исказила судорога ненависти. Он метнул взгляд в сторону Марианны и гневно процедил сквозь зубы:
        - Нет! Этому палачу я не стану служить, даже если буду умирать от голода! - оторвав взгляд от Марианны, он посмотрел на Робина: - Милорд, я не хочу, чтобы между нами осталась неясность, поэтому скажу сразу: мне нечем расплатиться с вами за обильный ужин и ночлег в Шервуде.
        Услышав признание гостя, Робин пожал плечами.
        - Сэр Ричард, разве мой друг, - и он кивнул в сторону Алана, - приглашая вас от моего имени, вел разговор о деньгах?
        Не услышав ответа, он посмотрел на сэра Ричарда, который тревожно соображал, не оскорбил ли он своими словами хозяина Шервуда.
        - Нет, о деньгах речи не было, - сам ответил Робин и насмешливо улыбнулся: - Вольно же сэру Рейнолду плести о нас небылицы!
        - Шерифа никто и не звал в Шервуд, - проворчал Джон. - Он сам искал с нами встречи, вот и поплатился за навязчивость. Это ведь он, наверное, посвятил вас в порядки Шервуда, которые сам же и выдумал?
        Ричард Ли кивнул в ответ:
        - И он, и Гай Гисборн.
        Его слова заглушил общий недобрый смех.
        - Ну, этого пса мы накормим досыта без всякой платы! - скривил в усмешке губы Статли.
        - Значит, вашим поручителем может стать только Святая Дева, - сказал Робин, возвращаясь к разговору о невзгодах гостя, и бросил на сэра Ричарда долгий задумчивый взгляд. - Не такой уж ненадежный поручитель, чтобы кто-нибудь не помог вам под ее слово!
        - Кто-нибудь, но кто? - усмехнулся сэр Ричард. - Ваш друг правильно сказал, что подобной суммой располагает далеко не каждый. В Ноттингемшире, кроме епископа, я знаю только трех таких людей: Гисборн, шериф и его зять Брайан де Бэллон. Но никто из них не даст мне денег уже только потому, что все они дружны с епископом, - и сэр Ричард с досадой поморщился. - Прошу вас, оставим этот разговор!
        - Отчего же! - хмыкнул Джон, искоса поглядывая на Робина, который о чем-то думал, скользя по стенам трапезной отрешенным взглядом. - Вы перечислили не всех! Есть еще и четвертый. А ему совершенно нет дела до расположения епископа! Мне кажется, что он сейчас как раз думает о том, не выручить ли вас нужной суммой. Я не ошибся, Робин?
        Робин задумчиво посмотрел на Джона, перевел взгляд на сэра Ричарда и едва заметно склонил голову.
        - Ты не ошибся, Джон, - подтвердил он. - Сэр Ричард, я полагаю, что смогу помочь вам вернуть долг епископу.
        - Но, лорд Робин! - воскликнул пораженный сэр Ричард. - С какой стати?! И это слишком большая сумма, чтобы я смог быстро вернуть вам эти деньги.
        Выслушав его, Робин рассмеялся.
        - Ваш отец уже выплатил однажды долг! Будет только справедливо, если я потом рассчитаюсь не с вами, а с епископом Гесбертом.
        Сэр Ричард, онемев от изумления, недоверчиво смотрел на лорда Шервуда. Робин улыбнулся и, несильно стукнув ладонью по столу, сказал:
        - Значит, решено. Завтра днем вы будете иметь удовольствие наблюдать поразительную смену выражений лица епископа! Но у меня есть к вам одна просьба, сэр Ричард.
        - Какая? - насторожился гость.
        Заметив, как подобрался сэр Ричард, Робин снова рассмеялся:
        - Нет, милорд! Я не предлагаю вам принять участие в моих делах, которые не слишком добродетельны в глазах нашей матери-церкви! Но я не хочу лишать себя, а заодно и своих друзей, удовольствия узнать, как воспринял епископ возвращение долга. Поэтому я дам вам в провожатые одного из моих стрелков, чтобы он посмотрел на все собственными глазами и потом в подробностях рассказал нам, как все прошло. Так что моя просьба ничем не ущемляет вашу рыцарскую честь.
        Сэр Ричард смотрел на него, пытаясь понять, шутит лорд Шервуда или говорит серьезно. Лицо Робина сохраняло полнейшую невозмутимость, но в глубине его глаз сэр Ричард заметил игру лукавых смешинок. По-прежнему не сводя взгляда с Робина, он молча склонил голову в знак того, что готов исполнить его просьбу.
        - Вот и отлично! - сказал Робин и, отвернувшись от гостя, поманил к себе Дэниса, который сидел возле отца и зевал во весь рот. - Малыш, принеси мне гитару. Я спою в честь первого летнего дня.
        Мгновенно стряхнув с себя сон, Дэнис умчался выполнять просьбу Робина. Стрелки подтянулись поближе к своему лорду, пока он настраивал инструмент. Вилл тем временем что-то шепнул на ухо сыну, и тот помчался теперь в другую сторону - на поляну перед лагерем.
        Робин пробежал пальцами по струнам, и, зачарованные его игрой и голосом, стрелки и гость не заметили, как пролетел почти целый час. Марианна вместе с подругами убирала со столов. Эллен то и дело шлепала ее по рукам и ворчала, что госпоже Шервуда не пристало заниматься хозяйством в праздник, да еще в нарядном платье. Робин вдруг обернулся к Марианне, и струны откликнулись под его пальцами особенно нежной мелодией:
        Приди, любимая моя!
        С тобой вкушу блаженство я.
        Открыты нам полей простор,
        Леса, долины, кручи гор.
        Приди! Я плащ украшу твой
        Зеленой майскою листвой,
        Цветы вплету я в шелк волос
        И ложе сделаю из роз.
        Тончайший я сотку наряд
        Из шерсти маленьких ягнят,
        Зажгу на туфельках твоих
        Огонь застежек золотых,
        Дам мягкий пояс из плюща,
        Янтарь для пуговиц плаща.
        С тобой познаю счастье я.
        Приди, любимая моя!
        Для нас на берегу реки
        Станцуют эльфов огоньки[2 - В оригинале:Для нас весною у реки Споют и спляшут пастушки.].
        Желаний в сердце не тая,
        Приди, любимая моя![3 - Стихотворение английского поэта XVI века Кристофера Марло «Страстный пастух - своей возлюбленной». Перевод И. Жданова. Текст приведен с небольшими сокращениями.]
        Завороженная призывом его голоса и взгляда, не отрывавшегося от нее, пока он пел эту песню, Марианна подошла и опустилась возле него на колени. Когда он в последний раз провел пальцами по струнам, она безмолвно взяла его руку и прикоснулась губами к ладони, не сводя глаз с его лица. Он рассмеялся, отложил гитару и ласково провел ладонью по щеке Марианны.
        - Ты доставила всем несказанное удовольствие сегодняшним праздником, моя леди! - с улыбкой сказал Робин и, окунувшись в ясные глаза Марианны, шепнул так, что только она услышала его: - Пойдем, мое сердце! Пора!
        Его взгляд настойчиво напоминал Марианне о данном ею обещании, и ее дыхание невольно участилось. Он встал, поднимая ее за руку, но Вилл перехватил его, кивнув на открытые настежь двери трапезной.
        - Еще рано, Робин! Смотри, какой костер развел Дэнис. Пойдем, посидим немного, а наши женщины пока позаботятся о ночлеге гостей, которые остались у нас до утра.
        Робин понял, что Вилл хочет поговорить. По взглядам Джона, Алана и Статли он увидел, что те тоже не прочь обсудить дела, не откладывая разговор на утро. Поцеловав Марианне руку, он усмехнулся и сказал:
        - Что ж, пойдем! Не пропадать же стараниям твоего сына!
        Он вышел к костру, окруженный друзьями, и они сели на бревна возле огня. Дэнис привалился к боку отца, обхватив Вилла за руку, и отчаянно зевнул, щуря на огонь ясные, как само пламя, глаза.
        - Ну и для чего тебе это понадобилось? - с места в карьер начал разговор Вилл, с неудовольствием глядя на брата. - Зачем ты решил опустошить казну Шервуда, чтобы помочь какому-то норманну?!
        Все рассмеялись. В отличие от брата Вилл считал себя саксом, и иногда в нем вспыхивала непримиримая нелюбовь к норманнам, в которых он всегда видел завоевателей страны, принадлежавшей раньше народу его крови.
        - Ты опять за свое, Вилли? - упрекнул его Робин. - И как ты только терпишь во мне половину норманнской крови? Король Ричард, кстати, вообще чистокровный норманн, но ты молчал, когда мы отдавали графу Пембруку деньги для его выкупа. К слову, граф Пембрук - тоже норманн! А что до тебя… Ну-ка, припомни генеалогическое древо нашего рода!
        - И не подумаю! Имею я право хоть на одну слабость?! - рассмеялся Вилл. - В тебе же больше аквитанской, чем норманнской крови, за то и терплю тебя! Но ты не увиливай! Шервудские монеты слишком щедро омыты нашей кровью, чтобы мы расшвыривали их, словно милостыню!
        - Для чего я это делаю? - переспросил Робин и усмехнулся, пожимая плечами. - Почему бы просто не помочь честному человеку? Или его вилланам, которых ждет рабство обители? Епископ Гесберт не будет для них таким же добрым хозяином, как Ричард Ли! А серебро было и останется нашим. Иначе епископу придется провести в аду несколько лишних столетий за обман и непомерную жадность.
        - Ты потому и хочешь кого-нибудь отправить в Ноттингем, чтобы узнать о ближайших планах епископа? - спросил Статли.
        Тот молча склонил голову, подтверждая его догадку. Вилл заметно оживился, его глаза заблестели тем опасным блеском, который всякий раз отличал взгляд брата лорда Шервуда, если предстояла дерзкая проделка. Статли с опаской посмотрел на него и переглянулся с Джоном, который с не меньшим опасением смотрел на Робина.
        - И кто поедет с нашим гостем? - осторожно спросил Джон, снова окинул братьев подозрительным взглядом и предупредил: - Только без самоубийства!
        - О чем ты говоришь! - с досадой воскликнул Робин. - И так ясно, что надо отправлять того, кто ни разу не был в Ноттингеме и не примелькался в частых стычках с ратниками шерифа!
        - Не забудь еще о Гисборне! - многозначительно сказал Алан. - У него просто чутье на наши зеленые куртки, даже если их не видно под одеждами с цветистыми гербами.
        - Сэр Гай после встречи с нами безвылазно засел в замке и даже перестал принимать гонцов шерифа! Он занят тем, что беспробудно пьет вино, а когда трезвеет, изводит жену презрением, - с усмешкой ответил Вилл. - В любом случае его завтра можно не принимать в расчет.
        Робин недолго подумал и окликнул Дэниса. Когда мальчик оторвал голову от руки Вилла и сонно протер глаза, Робин сказал:
        - Крестник, позови-ка своего приятеля!
        - Робин, может быть, не надо посылать Мача? Он ведь еще сущее дитя! - встревожился Статли. - Лучше поеду я.
        - Это ты - сущее дитя! - сердито ответил вместо брата Вилл. - Как раз тебя в Ноттингеме ждут с распростертыми объятиями! То, что для Мача, которого никто не знает, кроме сэра Гая и командира его дружины - а их завтра не будет в Ноттингеме, станет приключением, для тебя немедленно окончится виселицей! Ты-то памятен всему ноттингемскому гарнизону и самому сэру Рейнолду!
        Дэнис, запыхавшийся и торжествующий от того, что так быстро выполнил поручение Робина, вернулся к костру. Он привел с собой Мача, который, держа мальчика за руку, прилагал все усилия, чтобы сохранить степенность.
        - Ты звал меня, Робин? - спросил он, с волнением переводя взгляд с лорда Шервуда на его друзей.
        - Вот что, мальчик мой, - сказал Робин, пристально глядя на Мача. - Я не приказываю тебе, и ты волен согласиться или отказаться. Я прошу тебя завтра съездить с Ричардом Ли в Ноттингем. Это опасное дело: ты окажешься в самом замке шерифа.
        - Что я должен делать? - тут же спросил Мач, едва дождавшись, пока Робин договорит.
        - Только слушать, Мач, и ничего больше, - улыбнулся Робин. - Пока сэр Ричард будет вести беседу с епископом, смотри и слушай: нам пригодится все! Но главное - как долго епископ намерен оставаться в Ноттингеме, какие у него планы. Он вскоре должен отправиться в Йоркшир. Мне надо знать, когда и по какой дороге.
        - Ты узнаешь, Робин! - заверил его Мач.
        Юноша невольно старался подражать лорду Шервуда и говорить так же, как тот: сдержанно и спокойно. Но его щеки пылали румянцем, выдавая волнение. Глядя на Мача, стрелки обменялись улыбками, заметив которые, Мач упрямо закусил губу.
        - Ты узнаешь, Робин, - настойчиво повторил он, стараясь придать голосу как можно больше твердости и уверенности.
        - Хорошо, мой мальчик, - ответил Робин, но улыбка тотчас сбежала с его лица. - Мач, когда вы приедете в Ноттингем и окажетесь в замке сэра Рейнолда, не снимай с головы шлем. Твое лицо никто не должен увидеть!
        - Хорошо, Робин, - кивнул Мач.
        - Может быть, тебе кто-нибудь нужен в помощь? - спросил Робин, не спуская глаз с Мача. - Если нужен, скажи кто.
        Мач заглянул в глаза лорда Шервуда и был глубоко тронут его заботой и беспокойством, отразившимся во взгляде Робина. Минуту подумав, Мач решительно покачал головой.
        - Без щенячьего задора, парень! - проворчал Джон, похлопывая себя ладонью по колену. - Без щенячьего задора!
        - Это не задор, Малютка! - воскликнул Мач. - То, что сэр Ричард взял с собой оруженосца, который поленился снять шлем, вряд ли кого удивит. Если оруженосец сэра Ли - деревенщина, это повод для упрека сэру Ли, но не для подозрений. А два подобных невежи сразу привлекут к себе внимание и шерифа, и ратников. Разве кто-нибудь из наших стрелков, кроме меня, сможет показаться перед шерифом с открытым лицом?
        - Разумно! - ответил Статли, снова не удержавшись от улыбки.
        ****
        Сэр Ричард, которому Кэтрин показала купальню и маленькую комнату, где он сможет переночевать, освежился водой и против воли вернулся в трапезную. Незаметно для всех он встал так, чтобы его скрывал полумрак, и не сводил печальных глаз с Марианны.
        Вот с ней заговорила белокурая статная девушка, которую он вспомнил: она была в свите Марианны в день его первой встречи с ней в Ноттингеме. Марианна что-то сказала подруге в ответ, и они обе рассмеялись, обнялись и обменялись поцелуями. Потом она поправила волосы, которые отливали светлым шелком в отблесках пламени очага.
        Как же она хороша! Стоило увидеть ее, и в его сердце опять возродилась глухая боль, которую он испытал год назад, потеряв ее, когда уже обрел уверенность в счастье. Но был бы он счастлив с ней? Несмотря на то что она осталась по-прежнему желанной для него, сэр Ричард невольно усомнился в счастье не свершившегося брака, после того как провел день в Шервуде. В Ноттингеме, когда он впервые встретил Марианну, она мгновенно очаровала его и красотой, и достоинством, с которым держалась, и мягкостью, которую он счел отличительной чертой ее нрава.
        Та Марианна, какой он увидел ее сегодня, оказалась ему совершенно незнакома. Он испытал неподдельное потрясение, когда она прилюдно и откровенно призналась в любви к лорду Шервуда, позабыв о сдержанности, приличествующей благородной даме. Их размолвка и поединок, устроенный на забаву гостям, шокировали его не меньше, чем ее неженское умение обращаться с оружием. Что если бы она, став его женой, вот так же повела себя в присутствии гостей или слуг? Сэр Ричард не мог даже представить, что он допустил бы подобную вольность, которую лорд Шервуда только приветствовал, охотно подыгрывая Марианне.
        После первого замешательства, вызванного выяснением шервудской четой отношений в присутствии гостей, он догадался, что и ссора, и поединок, и гнев Робина на Марианну были не больше чем игрой, которая доставила удовольствие не только гостям, но прежде всего им обоим. И он, несмотря на глубокое убеждение, что подобная несдержанность умаляет достоинство, не мог не признать, что достоинство лорда и леди Шервуда не пострадало ни в малейшей степени. Во взглядах стрелков, прикованных к Робину и Марианне, он заметил только восторг и восхищение. Что бы они ни делали, для своих воинов они все равно оставались полноправными властителями вольного Шервуда.
        Его смутил обмен Робина и Марианны откровенными взглядами, которые красноречивее слов говорили об их обоюдном стремлении оказаться в объятиях друг друга, особенно когда лорд Шервуда допел песню в ее честь. Пусть сэр Ричард и не расслышал, что Робин сказал Марианне, но был уверен: тот позвал ее в спальню. Ее готовность следовать этому зову, отблеск желания в ее глазах уязвили душу сэра Ричарда ревностью и завистью к лорду Шервуда. Но если бы она смотрела такими глазами на него, обрадовал бы его подобный взгляд или возмутил? Он хотел ее любви, но полагал, что на ложе женская любовь должна заключаться в уступчивости и покорности желанию супруга, и не более того.
        Невольно он сравнил Марианну с прекрасным цветком, который видел только бутоном. От одного дыхания лорда Шервуда цветок раскрыл лепестки и засиял во всем великолепии. А с ним? А с ним зачах бы, не раскрывшись. Став его женой, она была бы хорошей хозяйкой и доброй матерью его детям, почтительной супругой, но навсегда осталась бы сдержанной. Раньше он был уверен, что иначе и быть не может, но сегодня понял: даже прожив с ней всю жизнь, он так и не узнал бы, какая она на самом деле, никогда не увидел бы ее такой, какой ее знает лорд Шервуда. Робин и Марианна были не только супругами, но и друзьями. Почтительность Марианны к мужу основывалась не на обычном соблюдении традиций. Она шла от души, от искреннего уважения к Робину, который в свою очередь считал ее едва ли не во всем равной себе.
        Один вечер в Шервуде опрокинул все устои сэра Ричарда, которые он считал незыблемыми. И Марианна, чья истинная сущность открылась ему во всем сиянии, показалась ему желаннее во сто крат, чем та, облик которой он бережно хранил в сердце, считая его единственно верным.
        Марианна наконец заметила сэра Ричарда и подошла к нему. Он опустил глаза, не зная, о чем заговорить с ней. Тогда она сама взяла его за руку и ласково произнесла:
        - Все закончилось хорошо, верно? И вам теперь не надо беспокоиться о судьбе ваших владений. Так почему вы грустите, милорд?
        У него перехватило дыхание от звука ее нежного голоса. Сэр Ричард с внезапной силой стиснул руку Марианны и, посмотрев в ее глаза, сказал с горячей решимостью:
        - Леди Марианна! Я долго думал над предложением вашего супруга. Я ведь уже принял его! Но сейчас я знаю твердо, что скорее умру, чем соглашусь взять деньги у того…
        Он оборвал себя на полуслове, заметив, как изменился взгляд Марианны, а мягкое серебро в ее глазах приняло стальной холодный блеск.
        - Договаривайте! - потребовала она, не спуская с сэра Ричарда глаз. - У того, кто объявлен вне закона? Кому неведома рыцарская честь, присущая вам? Это вы не осмелились мне сказать?
        Ее гневные слова были напрасными: сэр Ричард их не услышал. Он смотрел на Марианну, не выпуская ее руки, и, когда она замолчала, глядя на него с тайным негодованием, не выдержал ее пристального взгляда и низко опустил голову.
        - У того, кому досталось сокровище, навеки утраченное мной! - тихо ответил сэр Ричард и горько усмехнулся: - Что мне замок и земли, если я не сумел сберечь единственную драгоценность, которой одарила меня судьба!
        Взгляд Марианны смягчился. Она улыбнулась и сказала, медленно и осторожно выбирая слова:
        - Сэр Ричард, перестаньте печалиться о том, чего вы не утрачивали на самом деле. И не могли утратить по одной-единственной причине: даже если бы я вышла за вас замуж, наш брак продлился бы недолго.
        - Почему? - спросил сэр Ричард, удивленный ее словами.
        - Потому что очень скоро я бы умерла, - просто ответила Марианна и, заметив его удивление, усмехнулась. - Задолго до встречи с вами моим сердцем безраздельно завладел тот, кому я предназначена самой судьбой и кому еще в детстве была обещана в жены. Сложись обстоятельства его жизни иначе, он стал бы моим супругом раньше, чем вы познакомились со мной. Но, даже оказавшись вне закона, он все равно оставался единственным, кого я могла полюбить. Если бы он и вправду погиб, как вы мне тогда рассказали, я бы не стала противиться воле отца, но только потому, что знала: смерть не замедлит прийти и за мной. Позвольте мне опустить подробные объяснения, почему все сложилось бы так, как я вам сейчас говорю, и поверьте в одном. Судьба вас одарила не тем, о чем вы думаете, а другим: она уберегла вас от брака со мной.
        Сэр Ричард с растерянностью выслушал слова Марианны и мало что уяснил. Когда она замолчала, он несмело сказал:
        - Я не совсем понял вас, леди Марианна. Вернее, я догадываюсь, о ком вы говорили, но… Да что там! - решительно воскликнул он. - Все Средние земли зимой только и были заняты разговорами о вашем венчании с лордом Шервуда. Но слова о том, что вы были обещаны ему в жены еще в детском возрасте!..
        - Станут вам понятны, если вы вспомните упоминание моего отца о моем обручении с сыном Альрика Рочестера графа Хантингтона, - спокойно сказала Марианна, усмехнувшись ошеломленному взгляду сэра Ричарда.
        Тот оглянулся на двери трапезной и посмотрел на черный в свете костра силуэт лорда Шервуда, который исподволь выделялся среди таких же силуэтов своих друзей.
        - Это сэр Роберт Рочестер?! Граф Хантингтон?! Возможно ли?
        Марианна склонила голову в подтверждение и прежним спокойным голосом продолжила:
        - И теперь, когда вам все стало известно, вы можете со спокойной душой принять от него помощь, не терзая себя больше мыслями о несбыточных мечтах и сомнениями, не пострадает ли ваша честь. Ручаюсь вам, что для графа Хантингтона нет ничего превыше чести.
        Сэр Ричард молча склонился над ее рукой.
        - Но я хочу просить вас, - снова услышал он мягкий голос Марианны и, улыбнувшись, с нежностью поправил ее:
        - Приказывайте, миледи!
        - Стрелок, который поедет в Ноттингем под видом вашего оруженосца, должен вернуться в Шервуд живым и невредимым.
        - Ваше слово - закон для меня! - горячо заверил ее сэр Ричард и вдруг, крепко сжав в ладонях ее руку, прошептал, не сводя глаз с Марианны: - Миледи, но что же будет с вами?! Ведь жизнь вне закона опасна и коротка! Когда зимой мне стало известно, что вы схвачены Гаем Гисборном и вас приговорили к сожжению, я поклялся, что разнесу Ноттингем по камню, но вы останетесь живы! Тогда вы счастливо избежали гибели, но что же дальше? Разве вам место в этой лесной глуши? Ведь вы созданы для блестящей жизни!
        Марианна беспечно рассмеялась и, откинув голову, бросила взгляд в открытые двери трапезной, за которыми шумел ночной лес.
        - Мне хорошо здесь, милорд, - ответила она, мечтательно глядя вдаль, и мягко, но решительно высвободила руку. - Шервуд - это зачарованный лес, куда попадают лишь те, кого он сам выбирает для себя. Вы сказали, что жизнь вне закона коротка? У каждого своя судьба, милорд. Рано или поздно все мы так или иначе умрем. Может быть, смерть придет за мной раньше, чем если бы я оставалась жить в замке, в покое и довольстве. Но я смогу встретить ее словами: «Мне ведом истинный вкус свободы, я познала такую радость жизни, испытала такие чувства, что даже ты не смогла бы отвратить меня от пути, который я однажды избрала!»
        Сэр Ричард смотрел на нее и чувствовал себя стоящим у преграды, преодолеть которую ему не дано. Этот чудный голос, яркие живые глаза были бесконечно любимы им, но оставались чужими и непонятными. Свобода, о которой говорила Марианна, которая была самим ее дыханием, оставалась для него детской грезой и томлением минувшей юности. А в голосе Марианны была сама жизнь - странная, неизведанная, завораживающая и пугающая одновременно. Он внезапно подумал, что лорд Шервуда, в отличие от него, прекрасно понимает все порывы ее души. Они действительно были созданы друг для друга. А он - неразумный! - тянулся за звездой, чтобы сорвать ее с небосклона, где она радовала сиянием весь мир. Сорвать только ради того, чтобы украсить ею унылое жилище.
        Коснувшись еще раз его руки, Марианна вернулась к очагу. Сэр Ричард, чье сердце сжималось от тоски, проводил ее взглядом и посмотрел в сторону костра, возле которого все еще сидели лорд Шервуда и его друзья.
        - Не искать расположения сильных мира сего, не ведать страха перед смертью, не знать зависимости и быть любимым ею! Воистину такой удел достоин восхищения и зависти! - невольно прошептал он, не сводя глаз с хозяина вольного леса. - Что же ты медлишь? Ведь она ждет тебя!
        Словно услышав слова сэра Ричарда, Робин поднялся на ноги и, стоя перед Мачем, посмотрел юноше в лицо:
        - На окраине леса возле Ноттингема тебя будет ждать отряд стрелков. И помни, мой мальчик: если с тобой все-таки случится беда, мы выручим тебя, чего бы нам это ни стоило!
        Мач улыбнулся и на миг прижался к Робину, как к старшему брату. Тот крепко обнял его, и в глазах лорда Шервуда опять зажглись насмешливые искорки:
        - Теперь ложись спать и спи крепко! На рассвете ты отправишься в Ноттингем, и тебе понадобятся силы, дитя мое!
        Неуловимая и бесконечно добрая усмешка тронула уголки его рта, когда Робин увидел, как при его последних словах Мач вспыхнул негодованием. Угрожающе склонив голову, он протянул:
        - Робин, ведь я просил! И тебя, и всех!
        - Полно, полно! - рассмеялся Робин, потрепал Мача по плечу и сказал: - Когда ты вернешься завтра в Шервуд, я поверю, что ты уже взрослый мужчина.
        Вилл тоже вскочил на ноги и подхватил сына на руки:
        - Раз все решили, то пора расходиться. Пойдем и мы спать, Дэн!
        - Отец, можно я сегодня переночую с Мачем? - спросил Дэнис, бросив взгляд на своего приятеля.
        Вилл пожал плечами и передал сына юноше. Стрелки пошли от угасающего костра в трапезную. Задержавшись возле Марианны, Робин молча взял ее за руку. Когда они проходили мимо сэра Ричарда, лорд Шервуда едва заметно склонил голову и очень удивился, когда гость ответил ему низким поклоном.
        - Это такая глубокая признательность за помощь? - спросил он, пока они с Марианной шли по коридору к своей комнате.
        - Это такое глубокое почтение к вам, благородный Рочестер и граф Хантингтон! - рассмеялась она.
        Робин замедлил шаг и посмотрел на Марианну, выразительно изогнув бровь:
        - Тебе надо было обязательно говорить с ним об этом?
        - Да, ваша светлость, - с улыбкой подтвердила Марианна, - чтобы избавить его от ненужных сожалений.
        Пожав плечами, Робин открыл дверь, пропустил вперед Марианну, и, оставшись вдвоем, они тотчас позабыли о Ричарде Ли. Марианна обняла Робина и, привстав на носки, уткнулась лицом в его волосы.
        - От тебя пахнет костром и дымом!
        - Я могу сходить в купальню, - улыбнулся Робин, ответно обнимая ее и целуя в висок.
        - Не надо! - шепнула Марианна. - Это запах Шервуда и один из твоих запахов, мой лорд!
        - Тогда зажги свечи, - сказал Робин, выпуская ее из объятий.
        Пока она зажигала свечи, он закрыл окно ставнями и поджег сложенные в камине дрова. Комната заиграла переливами света и тени в мерцающих огоньках свечей и маленьком пламени камина. Робин подошел к Марианне вплотную, поднял руку и провел кончиками пальцев по ее лицу.
        - Ты готова исполнить свое обещание, жена? - спросил он, не отрывая от нее сузившихся потемневших глаз. - Провести со мной эту ночь так, как я того пожелаю?
        Его пристальный взгляд, скольжение пальцев по ее лицу, едва ощутимо дотрагивавшихся до ее кожи, вызвали в ней легкую дрожь. Ее дыхание участилось, и, поймав губами кончики его пальцев, она медленно закрыла глаза.
        - Пожелай уже что-нибудь, мой лорд! - шепотом взмолилась Марианна. - Ты одним лишь взглядом повергаешь меня в смятение и лишаешь сил.
        Она услышала его смех, потом шепот, когда он приподнял ее подбородок и дотронулся губами до ее губ:
        - Тебе понадобятся силы, моя леди! Я не дам тебе уснуть, пока не сочту твое обещание исполненным.
        - Что я должна делать? - еле слышно спросила она, ловя губами прикосновения его губ и подаваясь к нему, словно цветок навстречу солнечному свету.
        Положив ладони на ее скулы, он наконец поцеловал ее долгим поцелуем, от которого у обоих забились сердца. Слегка отстранив ее от себя, он обжег ее темными от желания глазами и сказал:
        - Распусти волосы, и я скажу, что тебе делать.
        ****
        Обменявшись с друзьями шутливыми пожеланиями сладких снов и строго наказав Дэнису не шалить, в ответ на что мальчик, почти заснувший на руках Мача, едва кивнул, Вилл пошел к себе. В комнате было тихо, единственная свеча маленькими огоньком рассеивала темноту. Окинув свое жилище привычным взглядом, он вдруг замер, высоко поднял бровь и медленно подошел к кровати.
        Там, свернувшись клубком под тонким покрывалом, безмятежно спала Тиль, подложив сложенные руки под щеку. Вилл присел на край постели и осторожно отвел длинную светлую прядь от ее лица, разглядывая спящую девушку. Она перевернулась на спину, улыбнулась во сне, вытянула руки и гибко потянулась всем телом. Вилл усмехнулся, и Тиль, услышав сквозь сон его смешок, приоткрыла глаза. Увидев рядом с собой Вилла, она мгновенно проснулась, широко распахнула глаза и, убедившись, что они ее не обманывают, испуганно ахнула.
        - Вилл?!
        - Тиль? - улыбнулся Вилл, пристально глядя на девушку.
        Они оба одновременно спросили:
        - Что ты здесь делаешь?
        - Я? - Вилл широко улыбнулся и обвел рукой комнату. - Вообще-то я здесь живу, Тиль. А вот что здесь делаешь ты?
        - Сплю, - прошептала Тиль, растерянно хлопая ресницами.
        - Это я заметил, - усмехнулся Вилл и поднял руку так, что шелковистые волосы Тиль проскользнули светлыми ручейками сквозь его пальцы. - Почему здесь?
        Тиль, густо покраснев от смущения, подтянула колени к груди и подтащила покрывало до самого подбородка.
        - Дэнис предложил мне переночевать у вас. Он сказал, что сам будет спать сегодня у Мача, а ты уедешь.
        Она робко посмотрела на Вилла, который выслушал ее сбивчивый ответ и едва заметно улыбнулся. Он действительно, пока шел к себе, размышлял, как ему провести наступившую ночь: остаться дома, сменить кого-нибудь в дозоре или навестить одну из многочисленных подруг, отдав предпочтение той, что жила к лесу ближе остальных. Сын либо слишком хорошо изучил отца, либо был чересчур непрост для своих лет. Вилл остановился на последнем предположении, невольно скользя взглядом по тонким плечам Тиль, где на золотистой коже белели узкие бретельки ночной сорочки.
        - Спи, девочка, - сказал Вилл и поднялся на ноги. - Я действительно уезжаю и зашел за оружием. Дэнис не сказал мне ни слова о том, что предложил тебе ночлег. Вот я и был несколько озадачен, найдя тебя здесь.
        Тиль кивнула и с трудом перевела дыхание, не сводя с Вилла глаз, полных смятения. Ее лицо полыхало румянцем стыда. Она никогда не скрывала от Вилла своих чувств и осознавала, в насколько неловкое положение она сейчас попала. Тиль попыталась найти слова, чтобы уверить Вилла, что не намеренно оказалась в его постели, но лишь судорожно облизала пересохшие губы. Понимая причину ее смущения и в душе забавляясь им, Вилл сжалился над девушкой и ласково улыбнулся, чтобы помочь Тиль прийти в себя.
        - Я ведь говорил тебе зимой, что ты станешь настоящей красавицей, - сказал он, успокаивая Тиль улыбкой и взглядом, - и не ошибся. За те месяцы, что мы с тобой не виделись, ты расцвела, словно майский ландыш.
        Ее скулы снова вспыхнули румянцем, но теперь уже от удовольствия, которое ей доставила его похвала. Вилл напоследок провел ладонью по ее распущенным волосам. Прижимая покрывало к груди, Тиль встала на колени, и ее губы оказались почти напротив его губ.
        - Вилл! - тихо прошептала она, и в ее голосе прозвучала робкая просьба.
        Вилл поцеловал ее в лоб и хотел уйти, как руки Тиль нежно обвили его шею, и девушка еле слышно сказала:
        - Пожалуйста! Поцелуй меня не как ребенка! Один раз!
        Он рассмеялся и поцеловал Тиль так, как она просила. Ее губы приоткрылись и затрепетали в ответ. Она прильнула к нему, неумело отвечая на поцелуй, и Вилл обнял ее тонкий стан. Покрывало выскользнуло из ее пальцев, упало на кровать, и он ощутил тепло высокой груди Тиль, едва прикрытой тонкой тканью сорочки. Поцелуй и объятие неожиданно нашли отклик в его теле, что Виллу совсем не понравилось. Он вспомнил угрозы и предупреждения Эдрика, и теперь они уже не показались ему смешными или неосновательными.
        - Тиль! - строго сказал Вилл, прервав поцелуй, и, решительно отстранив девушку, сам укутал ее покрывалом до шеи. - Тебя никто не предупреждал, что в такой поздний час девочки должны спать, а не целоваться, сильно рискуя собой?
        Тиль посмотрела на него так, словно он не отстранил ее, а ударил. В ее глазах заблестели слезы. Резко высвободившись из его рук, она спрыгнула с кровати и поспешно завернулась в длинный плащ, набросив его поверх сорочки.
        - Лорд Уильям! - звонко сказала она, изо всех сил стараясь не расплакаться. - Если ты собрался уехать только потому, что я заняла твою постель, останься! Нет нужды! Я найду себе место для ночлега. Уверяю тебя, что если бы не любезное предложение твоего сына, ты никогда бы не увидел в своей спальне маленькую и глупую девочку, которая, несомненно, изрядно наскучила тебе изъявлениями любви!
        Против воли в голосе Тиль все же зазвенели слезы, которые тут же из-под задрожавших ресниц побежали по лицу девушки. Отвернувшись от Вилла, она высоко подняла голову и, закусив губы, почти побежала к двери, чтобы расплакаться только тогда, когда он уже не будет свидетелем ее слез. Вилл посмотрел ей вслед, сощурив глаза. Ему не надо было гадать о том, что происходило в душе Тиль. Он знал ее с самого дня ее рождения, и вся ее душа была открыта перед ним настежь.
        Когда Тиль, не помня себя от горя и стыда, пыталась нащупать ручку двери, она неожиданно уткнулась лбом в плечо Вилла. Подняв голову, она увидела, что Вилл опередил ее и теперь стоит, привалившись спиной к двери, не давая Тиль уйти. Бережно ухватив пальцами ее подбородок, Вилл заглянул в полные слез глаза Тиль и, помедлив, задвинул дверной засов.
        - Придется мне все-таки окончательно рассориться с твоим отцом! - вздохнул он и, улыбнувшись, провел ладонями по плечам Тиль, роняя на пол ее плащ.
        Она несмело улыбнулась в ответ и так же несмело обняла его. Он сжал ладонями ее скулы, запрокинул лицо девушки навстречу своим губам и стал целовать. Его поцелуи были совсем не похожи на тот, которым он несколько минут назад поцеловал Тиль по ее просьбе. У нее перехватило дыхание от ласки его настойчивых губ, которые требовали большего и обещали большее. Его руки заскользили по ней, сминая ткань сорочки и обжигая Тиль властными прикосновениями. Тиль просунула ладони под его рубашку, гладя задрожавшими пальцами его грудь, широкие плечи и руки, вспухшие мускулами.
        - У тебя такая гладкая кожа! - задыхаясь, прошептала она. - Ты так прекрасен, Вилл!
        Он рассмеялся и, выпустив ее из объятий, снял через голову рубашку и не глядя отбросил в сторону. Тиль провела кончиками пальцев по шрамам, белевшим на смуглой коже Вилла, и прикоснулась губами к одному из них. В тот же миг Вилл подхватил ее на руки.
        - Я люблю тебя! - прошептала Тиль и сама прильнула губами к его губам.
        Он опустил ее на постель, и она покорно позволила ему снять с нее сорочку, смущаясь и краснея под его взглядом. Он разделся сам, лег рядом с ней и привлек Тиль к себе. Она с готовностью отвечала на его ласки, в душе страшась того, что неминуемо должно было скоро последовать, и одновременно страстно желая этого. Вилл внезапно отстранился и, посмотрев на Тиль потемневшими, словно густая смола, глазами, шепнул:
        - Не передумала? Еще не поздно.
        Его изменившийся голос окатил ее, словно волна пламени, и она, не сводя с него глаз, помотала головой. Вилл улыбнулся и снова привлек ее к себе. Ее страх прошел, когда она почувствовала, как его требовательность уступила место сдержанности и нежности. Он не обидит ее. Она всегда знала о его доброте и, доверяя ему всем сердцем, беспрекословно подчинялась безмолвным приказам его тела. Обвив руками его плечи и откинув голову, Тиль тихо простонала под его тяжестью, словно нежная горлинка, попавшая в силки. Вилл поймал губами ее тихий возглас и, прижав Тиль к себе, замер, боясь причинить ей более сильную боль. Ее руки скользнули по его напрягшимся плечам, пальцы с силой стиснули запястье, и, слыша его прерывистое дыхание, она прошептала:
        - Мне вовсе не больно! Ничуть!
        Он посмотрел на нее из-под ресниц, и Тиль увидела, как по его губам скользнула улыбка, которая однажды давно раз и навсегда пленила ее сердце. Конечно, он не поверил ей, но не захотел, да и уже не смог бы отказаться от щедрой самоотверженности Тиль. Она прильнула к нему и, когда Вилл стиснул ее в объятиях и глухо простонал, обхватила дрожащими ладонями его лицо и осыпала быстрыми жаркими поцелуями.
        Потом она лежала возле него, прижимаясь щекой к его груди, и старалась почти не дышать, чтобы не возмутить даже собственным дыханием ощущение абсолютного, бесконечного счастья, которое переполняло и окружало ее. Вилл играл распущенными волосами Тиль, одновременно гладя кончиками пальцев ее по щеке. Она открыла глаза и увидела на его запястье синяки. Догадавшись, что это следы ее пальцев, Тиль поймала руку Вилла и прижала к губам. Вилл улыбнулся и отнял руку.
        - Право, девочка, я не стою такой любви! - шепнул он.
        Она подняла голову, посмотрела ему в глаза и протестующе помотала головой:
        - Неправда! Ты стоишь всех благ мира!
        Ее светлые волосы осыпали Вилла, и он, рассмеявшись, зарылся в них пальцами и принялся целовать лицо Тиль, едва дотрагиваясь до него губами.
        - Как бы то ни было, я благодарю тебя за честь, которую ты оказала мне, подарив свою девственность, - улыбнулся Вилл.
        - А вы, лорд Уильям, окажете мне честь, вступив со мной в законный брак? Или хотя бы позволите остаться рядом с вами, если не сочтете меня достойной назваться вашей женой?! - с мольбой спросила Тиль.
        Вилл удивился церемонности ее вопроса и еще больше - печальной обреченности, прозвучавшей в ее голосе.
        - Что заставляет тебя сомневаться в честности моих намерений?
        Тиль отвела взгляд, тяжело вздохнула, и Вилл все понял. Он рассмеялся и погладил ее по голове, успокаивая:
        - Я попытаюсь объясниться с твоим отцом полюбовно. Эдрик, конечно, опять припомнит мое незаконное происхождение и то, что я объявлен вне закона, и будет прав в своих упреках…
        - Нет, Вилл, дело вовсе не в тебе! - воскликнула Тиль. - Вернее, в тебе, конечно, но не так, как ты полагаешь! После свадьбы графа Робина и леди Марианны отец сказал мне, чтобы я не смела и думать о тебе, потому что ты принадлежишь к слишком знатному роду, чтобы я мечтала однажды стать твоей женой. А отдать единственную дочь в любовницы даже сыну графа Альрика отцу претит.
        Вилл с еще более возросшим удивлением выслушал ее признание и, упав на спину, расхохотался.
        - Наш наставник верен себе до конца! - сказал он сквозь смех. - Ничего, Тиль! Если он заупрямится, я попрошу Робина походатайствовать за нас!
        Тиль радостно улыбнулась и прильнула к Виллу. Едва он бережно обнял ее, как она склонила голову ему на плечо и закрыла глаза.
        - Я люблю тебя с малых лет и всегда буду любить, Вилл! - прошептала она, скользя пальцами по его руке. - И Дэниса. Конечно, я не на много старше твоего сына, чтобы заменить ему мать, но я буду любить его, как старшая сестра. Я постараюсь быть тебе хорошей женой, чтобы ты всегда был доволен мной!
        - Я знаю, малышка, - ответил Вилл и, перехватив руку Тиль, поднес ее пальцы к своим губам.
        Тиль запрокинула голову и посмотрела в его пронизанные солнечным теплом глаза.
        - И тогда со временем, может быть, и ты полюбишь меня, - почти беззвучно сказала она.
        Вилл провел кончиками пальцев по ее лицу, очертил контур ее нежных губ и, глядя Тиль в глаза, тихо сказал:
        - Тебе не надо ждать. Я люблю тебя.
        Ее глаза вспыхнули, засияли, губы задрожали в счастливой улыбке.
        - Это правда? - одними губами спросила Тиль, не в силах поверить своему счастью.
        Он ответил ей ласковым взглядом, на миг сомкнул веки и тихо, словно давал клятву, ответил:
        - Да.
        Когда Тиль уснула у него на груди, Вилл долго лежал без сна. Свеча догорела и погасла, и он широко открытыми глазами просто смотрел в темноту. Решение принято, и не в привычках Вилла было отступать. «Тебе все равно, на ком жениться, Вилл!» - прозвучал в его ушах печальный и насмешливый голос Мартины, которая в марте так поспешно уехала из Шервуда домой, что ее отъезд походил на бегство. Нет, не все равно. По крайней мере, если он для Тиль составляет счастье и смысл жизни, то почему бы не посвятить ей жизнь, сделав счастливой ее? Перед глазами Вилла возникли нежные очертания Элизабет, темно-карие, почти черные глаза, красивое и нежное лицо в обрамлении светлых, очень светлых волос. «Не сердись на меня, милая, - мысленно попросил он. - Я все равно однажды приду к тебе, моя Светлая Дева! А сейчас я должен был поступить так, а не иначе. И я устал быть один, Лиз! Устал без тебя».
        Элизабет улыбнулась ему ласковой, бесконечно любящей улыбкой, и ее облик растаял в темноте, сменившись другим. И, заглянув в серебристые глаза, Вилл так же безмолвно взмолился: «А ты отпусти меня, Мэриан! Тебе я не нужен, у тебя есть Робин!» Проведя ладонью по лицу, Вилл грустно улыбнулся. Напрасная просьба: она ведь и не удерживала его, это он не мог отпустить ее из своего сердца, несмотря на все усилия.
        Тиль прошептала во сне его имя, и Вилл, очнувшись, крепко обнял ее и поцеловал в светловолосую макушку. Никого нет, сказал он себе. Никого, кроме этой девочки, которую он сегодня сделал женщиной, поведет под венец и приложит все силы, чтобы она была счастлива с ним все время, что ему отпущено.
        Несмотря на то что он уснул только под утро, Вилл по привычке проснулся на рассвете. Поцеловав спящую Тиль, он осторожно разомкнул ее руки и стал одеваться. Тиль что-то сонно пробормотала, провела рядом с собой рукой и, не найдя Вилла возле себя, тут же очнулась. Заметив испуг в ее сонных глазах, Вилл нежно усмехнулся, сел рядом с ней и привлек Тиль к себе. Она сразу успокоилась и, повозившись, устроилась в его руках, словно птица в гнезде.
        - Каким было твое пробуждение, моя хорошая? - шепнул Вилл, дотрагиваясь поцелуями до ее лба.
        Тиль глубоко вздохнула и, улыбнувшись, прижала его ладонь к своим губам.
        - Счастливым! - услышал он. - Я так счастлива, Вилл, что мне даже страшно!
        - Тебе нечего бояться, - ласково рассмеялся Вилл. - Я рядом с тобой, Тиль, и теперь всегда буду рядом.
        - До сих пор не могу в это поверить, - прошептала Тиль, потершись щекой о его руку. - Так не бывает или бывает только в сказках. Еще вчера днем ты вел себя со мной, словно я все еще маленькая девочка, какой была в Веардруне и в Локсли, когда карабкалась по твоей спине, забираясь тебе на плечи, а ты подставлял руку, чтобы я не упала, сам при этом почти не замечая меня. А сегодня!..
        Вилл с улыбкой выслушал ее признание и так же, как в те годы, о которых она вспомнила, легонько подергал ее за волосы. Они оба рассмеялись, и, поцеловав Тиль, Вилл уложил ее обратно в постель и укутал покрывалом:
        - Спи, малышка. Я принесу нам завтрак.
        Оглянувшись на пороге на задремавшую Тиль, Вилл неслышно закрыл за собой дверь и прошел в трапезную. Там, сидя за столом в одиночестве, завтракал Ричард Ли. Марианна - в одежде вольного стрелка, с мечом в ножнах на поясе - легкой тенью скользила по трапезной, успевая наполнить кубок гостя светлым сидром, помешать закипавший возле огня в очаге густой травяной отвар и вполголоса отдать приказания стрелкам, которые появлялись возле леди Шервуда и снова исчезали, не обращая на гостя внимания. Вилл бросил взгляд на широко распахнутые двери трапезной, в которые вливался мощный поток солнечного света, и увидел возле коновязи оседланных коней. Среди них был и гнедой Колчан Марианны. Десяток стрелков сидели и лежали на траве, подставив лица солнечным лучам. Все они, как и Марианна, были полностью готовы к отъезду и ждали ее команды садиться в седла.
        - Куда собираешься, Саксонка? - спросил Вилл, подходя к Марианне и по пути обозначив поклон в сторону сэра Ричарда.
        Услышав голос Вилла, Марианна обернулась, и на ее губах заиграла нежная теплая улыбка. Супруга лорда Шервуда была необыкновенно свежа и, как всегда, великолепно смотрелась в наряде вольного стрелка. Лишь ее глаза были обведены легкими тенями утомления, и Вилл усомнился, что она этой ночью спала хотя бы час. Но в ловких и точных движениях Марианны не чувствовалось и следа усталости. Ее губы подрагивали в легкой улыбке, а в глазах сиял затаенный свет. Взгляд Вилла упал на шею Марианны, где из-под выбившегося из косы завитка темнел свежий след, оставленный страстным поцелуем. Вилл усмехнулся, Марианна, поймав его взгляд, поправила воротник рубашки и без тени смущения рассмеялась.
        - Брат еще спит? - спросил Вилл.
        Взяв полотенце, Марианна обхватила им горячий горшок с отваром и стала процеживать сквозь кусок чистой ткани густую темную жидкость.
        - Робин уже час как в Шервуде, - сказала она, - а мне он велел проводить до дороги сэра Ричарда и подождать возвращения нашего мальчика. Он и сам подъедет к Ноттингему, чтобы встретить Мача.
        Она мельком послала сквозь ресницы быстрый и теплый взгляд сэру Ричарду. Заметив, как погрустнело в ответ лицо гостя, Вилл в душе улыбнулся.
        - Скольких же ты очаровала, Мэриан! Скольких заворожила, сама того не желая! - шепнул он. - Иногда мне кажется, что ты идешь по жизни так, словно гуляешь по саду, беспечно срывая с веток сердца мужчин, словно спелые яблоки.
        Она заглянула в янтарную глубь его глаз и, не выдержав, рассмеялась. Вилл рывком потянулся, сладко зевнул и осведомился:
        - Найдется ли у тебя чем и мне позавтракать?
        Марианна кивнула на край стола, где стоял поднос, накрытый льняной салфеткой.
        - Я собрала для тебя завтрак, но не решилась зайти к тебе, - сказала она, с улыбкой вскинув глаза на Вилла, и невольно замерла под его внезапно пристальным взглядом.
        Минуту они молча смотрели друг на друга. Вилл медленно поднял руку и мягким движением убрал светлую прядь, нависшую крылом надо лбом Марианны.
        - Ты все знала заранее? - тихо спросил он, не сводя с нее глаз. - Признавайся!
        - О чем я могла знать? - ответила Марианна и посмотрела на Вилла прямым взглядом. - О том, какое ты примешь решение? Нет.
        - Конечно нет! - усмехнулся Вилл.
        Сложив руки на груди, Вилл наблюдал за Марианной с задумчивой и печальной улыбкой.
        - Знаешь, Марианна, чем дальше, тем больше ты проникаешься присущей всем Рочестерам самоуверенностью, - вдруг сказал он. - Если подумать, в тебе уже почти ничего не осталось от Невиллов! Ну, а как ты появишься на глаза Эдрику, который, наверное, отпустил Тиль в Шервуд под строгий присмотр твоей светлости?
        - Как-нибудь поладим, - помедлив, ответила Марианна.
        Она отставила пустой горшок, закрыла флаконы с процеженным отваром и, утратив обычную стремительность движений, обернулась к Виллу. Он по-прежнему стоял перед ней, все так же сложив руки на груди, и не сводил с Марианны насмешливых и грустных глаз. Ее длинные ресницы встрепенулись, и серебристые глаза Марианны встретились с янтарными глазами Вилла.
        - Ты сердишься на меня? - тихо спросила она, положив ладонь поверх его сложенных рук, и он услышал, как ее голос невольно дрогнул.
        Вилл медленно покачал головой.
        - Нет, Мэриан. Напротив, я благодарен тебе за то, что ты пригласила Тиль погостить в Шервуде.
        Она улыбнулась, и он заметил, как ее ясные светлые глаза озарились неподдельной радостью. По губам Вилла пробежала усмешка:
        - Вот только не знаю, как мне отблагодарить собственного сына за то, что он устроил мою жизнь, отправив Тиль спать ко мне в постель. Просто отшлепать или наказать ремнем?
        - Твой сын безмерно предан тебе, Вилл, - ответила Марианна и провела ладонью по его щеке. - Он горячо любит тебя. Едва ли меньше, чем ты любил собственного отца.
        Накрыв ее руку своей так, чтобы ладонь Марианны осталась прижатой к его щеке, Вилл молча смотрел на Марианну. Смотрел, не замечая сэра Ричарда, который наблюдал за ними с откровенным любопытством, не замечая вообще ничего и никого вокруг. Наконец, отняв руку Марианны от своего лица, Вилл поднес ее к губам, поцеловал и выпрямился.
        - Что ж, моя леди! Пожелай мне счастья, - тихо сказал он, глядя в ее серебристые глаза.
        - Желаю от всего сердца, Вилл! - горячо выдохнула в ответ Марианна и на миг прижалась губами к его щеке.
        Он окинул ее долгим взглядом, выпустил руку Марианны и, подхватив поднос, ушел из трапезной своей обычной стремительной и бесшумной походкой. Не замечая взгляда сэра Ричарда, не слыша окликов стрелков, Марианна смотрела ему вслед.
        Она никогда не видела такого умиротворенного и одновременно яркого света в глазах Вилла. Давно уже не видела его такой пленительной улыбки, мгновенно скользящей по губам и исчезавшей в уголках рта. Но пронзительная боль сжала ее сердце. То, как он поцеловал ей на прощание руку, было слишком похоже на поцелуй в день ее венчания с Робином, когда Вилл так же припал к ее ладони горячими губами, словно мучимый смертельной жаждой путник припадает к долгожданному роднику и позволяет себе сделать только один глоток.
        Глава двадцать девятая
        Крепкие, рослые лошади, впряженные в громоздкие, богато украшенные носилки, ровной рысью бежали по дороге, размокшей от недавних обильных летних дождей. Впереди носилок ехали верхом два ратника с гербами Ноттингемшира. Два десятка ратников окружали носилки - по десять всадников с каждой стороны. Процессию замыкали слуги на мулах и еще пять ратников, к седлам которых были приторочены поводья сменных лошадей для носилок. Повозки, ехавшие навстречу, торопились свернуть на обочину, едва лишь возчики узнавали гербы. Ратники, сопровождавшие носилки, принимали подобные знаки почтения как должное, и мчались, не придерживая лошадей и щедро забрасывая грязью сторонившихся путников. Бархатные занавеси на окнах носилок были приподняты, и тот, кого шериф Ноттингемшира приказал ратникам доставить в Йорк в целости и сохранности, надменно и рассеянно скользил взглядом по зеленым холмам, редким рощам и полям, на которых колосился ячмень. Узнавая епископа Гесберта, все почтительно обнажали головы и склонялись в поклонах, провожая глазами вооруженный до зубов отряд.
        Не обращая внимания на приветствия простого люда, епископ откинулся на обитую тисненой кожей стенку носилок и жестом указал служке опустить занавеси. Служка - двенадцатилетний мальчик в одеждах монастырского послушника - немедленно исполнил волю епископа и, не дожидаясь приказа, укрыл его ноги меховым покрывалом. Епископ благосклонно улыбнулся и, достав четки, погрузился в размышления, забыв о существовании послушника. Видя, что указаний больше не последует, мальчик, стараясь не потревожить покой епископа, свернулся клубком в углу носилок и задремал.
        Мерное покачивание носилок, ровный перестук копыт, негромкая монотонная перекличка ратников навеяли сон и на епископа. Он вздохнул, отложил четки и, спрятав руки в широких рукавах, закрыл глаза. Но едва он почувствовал сладкое приближение сна, как снаружи раздались смех и громкие возгласы. Носилки дернулись: лошади замедлили бег и перешли с рыси на шаг. Среди голосов епископ различил звонкий девичий голос и приподнял занавесь.
        Возле дороги, предусмотрительно уступив путь носилкам, стояла девушка и держала в поводу мула. Налетавший теплый ветер откидывал полу ее плаща, забрызганного грязью, и открывал взорам одежды монахини. Ратники, следовавшие впереди носилок, остановились возле путницы и что-то говорили ей, то и дело обрывая себя громким хохотом. Носилки поравнялись с ними, и девушка, пунцовая от назойливости гарцевавших вокруг нее всадников, беспомощно оглянулась. Епископ приказал совсем остановиться и принялся медленно и внимательно разглядывать девушку, улыбнувшись ее смущению, которое она явно испытывала под его беззастенчивым и властным взглядом.
        Епископ пришел к выводу, что девушке не больше шестнадцати лет. Длинный плащ из плотной шерстяной ткани, ниспадавший с ее плеч широкими складками, смутно обрисовывал линии стройной фигуры. Руки девушки, сжимавшие поводья, были так нежны и изящны, что навели епископа на мысли о праздной и роскошной жизни, а не о лишениях плоти в суровых монастырских стенах. Черты лица путницы были тонкими и красивыми, безмолвно указывая на несомненно благородное происхождение. Девушка растерянно переводила взгляд с епископа на ратников, и епископ вдруг понял, что она или не слышит их сальных шуток, или не понимает. Прикусив алую, как лепесток розы, нежную губу, прекрасная монахиня нетерпеливо перебирала тонкими пальцами поводья и, успокаивая заволновавшегося мула, гладила его по лбу. Наконец девушка в упор посмотрела на епископа, и в ее глазах мелькнул едва приметный огонек сдерживаемого гнева. Епископ махнул рукой, приказывая ратникам замолчать, и ласково обратился к путнице:
        - Куда ты держишь путь, дочь моя, и где твоя охрана?
        Казалось, она не поняла смысла и его слов, сказанных на диалекте, с помощью которого изъяснялись между собой норманны и саксы. Слегка выгнув тонкую изящную бровь, девушка вопросительно посмотрела на епископа. Зная, как сильны саксонские настроения на севере Ноттингемшира, епископ повторил вопрос на саксонском наречии.
        - Я не понимаю вас, мой господин! - потеряв терпение, воскликнула девушка на чистейшем французском языке. - Велите своей страже оставить меня, наконец, в покое, и позвольте мне продолжить путь!
        Теперь для епископа пришел черед удивляться.
        - Ты родом из Франции, дочь моя? - медленно проговорил он, не спуская с девушки желтых, как у рыси, глаз.
        - О! Наконец-то я слышу человеческую речь! - девушка вздохнула с глубоким облегчением и посмотрела на епископа куда приветливее, чем прежде. - Хвала святой Марии! Простолюдины этих мест или не понимают, или не желают понимать меня, когда я обращаюсь к ним с вопросами, да еще смотрят так странно, что поневоле начнешь избегать разговоров с ними! Скажите вы, господин, верной ли дорогой я еду, чтобы попасть в Кирклейскую обитель?
        - Мое имя - лорд Гесберт епископ Герефордский, - не отвечая на заданный вопрос, сказал епископ, пристально глядя в гордые глаза незнакомки. - Известно ли оно тебе, дитя мое?
        Губы девушки изумленно и испуганно округлились, и она поспешила склониться в почтительном изысканном поклоне.
        - Вы - мессир епископ Герефордский? - повторила она и, когда епископ в подтверждение склонил голову, воскликнула с неподдельной горячностью: - Простите мне дерзость, с которой я обратилась к вам! Поверьте, что я…
        Улыбнувшись, епископ знаком прервал ее извинения и велел девушке приблизиться к носилкам. Она небрежно бросила поводья мула ближайшему из ратников и, подойдя к дороге, в нерешительности остановилась, не зная, куда поставить ногу. Рослый ратник немедленно спрыгнул с коня, подхватил девушку на руки и перенес через лужу. Подобрав полу плаща, опираясь на руку ратника, который стал предупредительным и любезным, как и остальная свита, девушка подошла к дверце носилок и прикоснулась губами к перстню на холеной руке епископа.
        - Назови свое имя, - приказал епископ, когда девушка степенно выпрямилась и замерла перед ним. - Что тебе надобно в Кирклейской обители и почему ты путешествуешь одна?
        - Меня зовут сестра Аделина, - послушно ответила девушка. - Я монахиня из обители в Байе. В Англию я приехала в свите нашей настоятельницы - преподобной матери Женевьевы.
        Епископ бросил взгляд на добротную ткань плаща, монашеские одежды из дорогой и тонкой шерстяной ткани. Из-под капюшона плаща выглядывало тонкое шелковистое полотно головного покрывала, которое по монастырскому обычаю плотно облегало подбородок и щеки девушки. Мул юной монахини был ухожен, на вид крепок и вынослив, и сбруя на нем была украшена медными бляшками и бубенчиками.
        - Хорошо быть любимицей настоятельницы, дочь моя? - улыбнулся епископ, не спуская глаз с девушки.
        - О святой отец! - воскликнула она и густо покраснела. - Мать Женевьева очень добра ко мне!
        - Добра или потому, что у тебя ангельское сердце, дочь моя, или потому что ты принесла обители очень щедрый дар, - усмехнулся епископ. - Не смущайся так сильно! Я пошутил. Я знаю мать Женевьеву, она была в Ноттингеме по пути из Лондона, но тебя в ее свите я что-то не приметил.
        - Мне нездоровилось, мессир епископ, - ответила девушка, - и матушка оставила меня в Лестере, боясь, что я совсем расхвораюсь по дороге. Она ждет меня в Киркли, откуда мы должны будем отправиться в Скарборо, а из него - кораблем во Францию. И вот я уже пятый день в пути, но, боюсь, что мне и сегодня не успеть добраться к ночи.
        Она замолчала, кротко потупив глаза. Выслушав ее, епископ молча распахнул дверцу носилок.
        - Что вы, мессир! - воскликнула девушка и смущенно отступила на шаг, но ратник, стоявший у нее за спиной, взял ее за руку и подвел к носилкам.
        - Садись, дитя мое, и не смущайся! - весело сказал епископ, подавая ей руку.
        Он толкнул носком башмака служку, приказав ему уступить место в носилках девушке, а самому пересесть на ее мула. Подозвав старшего ратника, епископ велел повернуть отряд к дороге, которая вела в Киркли.
        - Как будет угодно вашей милости, - склонил голову ратник. - Но я осмелюсь заметить, что мы уже оставили эту обитель в стороне, и, чтобы вернуться, нам придется свернуть с равнинных мест в леса, чего вы, милорд, настрого приказывали нам избежать.
        - Пустое! - отмахнулся епископ, в то время как спрыгнувший с подножки носилок служка закрывал дверцу за девушкой. - Мы проедем по самой окраине леса, где сквозь деревья видны поля.
        - Как будет угодно вашей милости! - повторил ратник и, стегнув коня, поскакал вперед - передать указание разворачивать лошадей.
        Отряд свернул на развилке дорог к синевшей вдали гряде леса. Епископ, проследив, как исполняется его приказ, отпустил занавеси и обернулся к попутчице.
        - Удобно ли тебе, дочь моя? - осведомился он, ласково глядя на девушку.
        - Право же, мессир епископ! - откликнулась она, застенчиво улыбнувшись. - Я не осмелюсь указывать вам… О, не указывать - прекословить, - немедленно поправилась девушка, очаровав епископа пленительной улыбкой. - Но мне неловко разделять путь в одних носилках с такой важной особой, как вы. Взгляните, мой плащ так испачкан, что грязь с него неминуемо перейдет на обивку.
        - Так сними его! - предложил епископ. - Здесь достаточно тепло, чтобы ты не озябла без плаща.
        Увидев, что она от смущения неловко запуталась в замке плаща, он сам помог ей снять плащ, не слушая робких возражений. Белое покрывало, ниспадавшее с ее головы на плечи, сбилось, открыв взгляду епископа светлые волнистые волосы. Когда девушка наклонила голову, сворачивая и откладывая в сторону плащ, густая прядь крылом отбросила на ее лицо нежную тень.
        - Как тебя зовут, дитя мое? - спросил епископ, откровенно любуясь нечаянной спутницей.
        Удивленная вопросом, девушка посмотрела на епископа и повторила:
        - Сестра Аделина, мессир.
        Епископ отрицательно покачал головой.
        - Нет, дитя мое. Я спрашиваю о мирском имени. Как тебя нарекли при крещении, а не постриге?
        Удивленная еще больше, она тем не менее не стала спорить и, помедлив, сказала:
        - Клеманс де Вир, святой отец.
        - Клеманс де Вир, - медленно повторил епископ так, словно пробовал на вкус нежное имя. - Значит, я не ошибся, предположив, что ты дочь знатного рода.
        Девушка гордо выпрямилась и ответила звучным голосом:
        - Имя моего отца - графа Филиппа де Вира - известно всей Франции, да продлит Спаситель его годы! Но, конечно, я не смею надеяться, что оно так же известно и вам, мессир епископ, - поспешно договорила она.
        - Наверное, Англия, которую тебе довелось посетить впервые, показалась тебе убогой провинцией в сравнении с королевством, откуда ты родом? - усмехнулся епископ. - Я угадал?
        - Как можно, мессир! - горячо запротестовала девушка, но, заметив снисходительную улыбку епископа, смущенно пожала плечами: - Впрочем, судите сами, какое впечатление должно было у меня сложиться об этой стране! Я несколько дней в пути, и каждый вечер с трудом нахожу ночлег. Хозяева придорожных гостиниц пускали меня очень неохотно. Когда я спрашивала ужин, они делали вид, что не понимают меня. Хотя мне кажется, что они отлично понимали, о чем я им говорила! Моему бедному мулу тоже пришлось попоститься. Каждое утро оказывалось, что ему забыли насыпать в кормушку зерно и даже положить сено, хотя лошади по соседству с ним ели вволю и то и другое! А здешний люд? Я никогда не встречала во Франции таких хмурых и неприветливых лиц. Никто не согласился проводить меня до обители, а ведь я предлагала деньги в обмен на помощь! Я даже пыталась разговаривать с местными жителями на их невозможно грубом языке, помня из него пару десятков слов. А они хохотали и снова делали вид, что не понимают меня, хотя не отказывались объяснить дорогу. Но вот я, действительно, не смогла понять ни одного слова из их лающей        - Как же ты решилась отправиться в столь небезопасное путешествие, не зная ни местности, ни языка, одна, без провожатого? - с искренним недоумением спросил епископ.
        - У меня был провожатый, - с досадой ответила девушка, - но он оказался так неловок! На второй день его лошадь умудрилась повредить себе ногу, а он сам полетел с седла и так расшибся, что мне пришлось оставить его в первом попавшемся селении. Там же мне указали наикратчайший путь в Киркли - я боялась опоздать к сроку, назначенному матушкой. Но дорога, по которой меня направили, шла через дремучие леса, и я едва выбралась из них на равнины, окончательно заблудившись и совершенно растерявшись, когда повстречала ваш отряд.
        Рассказывая о своих злоключениях, девушка оживилась. Епископ, пряча улыбку, не мог оторвать взгляда от ее тонких изящных рук, которые жестами сопровождали ее слова. Когда она замолчала, он снисходительно улыбнулся.
        - Да, дитя мое, - протянул он, - ты должна возблагодарить Господа за свое везение! Оказаться в здешних лесах и покинуть их целой и невредимой! - он усмехнулся и неожиданно предложил: - Не откажись выпить вина, дочь моя.
        Отмахнувшись от ее застенчивых и вежливых возражений, он достал из дорожного погребца два кубка, небольшой серебряный кувшин и разлил вино по кубкам.
        - Вы так добры ко мне! - с признательностью сказала девушка, принимая кубок и поднося его к губам, и спросила с веселым любопытством: - А как вы догадались, что я впервые в Англии?
        Она вопросительно посмотрела на епископа, а тот обратил внимание, насколько переменчив цвет ее больших, чуть удлиненных глаз. Под яркими солнечными лучами они казались лазурными, сейчас в приглушенном свете носилок ее глаза остались яркими, но стали темнее, в них, как в морской воде, смешались синие и серебристые оттенки. «Что за прелестное создание!» - подумал епископ и, сделав глоток, отставил кубок.
        - Как я догадался? - переспросил он. - Пей вино, дочь моя. Только тот, кто незнаком со здешними нравами, рискнет отправиться в путешествие по этим краям без охраны, по лесам, да еще станет удивляться неприветливости простонародья, которое в большинстве своем саксонского происхождения. Ведь саксы, а саксы Средних земель в особенности, не жалуют тех, кто обращается к ним на французском языке. Для них он остался языком завоевателей.
        - Неужели вы говорите о походе герцога Вильгельма? - изумленно воскликнула девушка. - Но ведь с тех пор прошло больше полутора веков!
        - Слишком малое время, чтобы покоренный народ смог забыть о былой независимости, дочь моя, - вздохнул епископ. - Требовать от этих людей любви так же глупо, как требовать от лошади, чтобы она полюбила кнут. Но требовать от них повиновения можно и должно. То, что они позволили победить себя, свидетельствует об их неспособности быть свободным народом. Наши законы и порядки, привнесенные в их жизнь, - благо для них. Эти законы усмиряют их дикий, необузданный нрав. Те, кто понял, смирились. Те, кто еще не понял, огрызаются, подобно строптивым псам. Но придет и их черед понять, что они отталкивают не столько строгую, сколько заботливую руку.
        - И так во всей Англии? - тихо спросила девушка.
        - Да, дитя мое, - печально подтвердил епископ, - особенно сейчас, когда в королевстве нет твердой власти.
        Девушка поежилась, словно от холода, и покачала головой, размышляя над словами епископа.
        - А почему именно Средние земли особенно опасны для таких, как я, для кого язык Франции - родной язык? - спросила она.
        - Видишь ли, дочь моя, - обдумывая ответ, произнес епископ, - я рассказал тебе о тех, кто смирился, и о тех, для кого эта пора еще не настала. Но есть и третьи - те, кто не смирится до самой смерти. Свобода и независимость - их идолы, которые ничем не лучше грязных языческих идолов. Такие не огрызаются тайком, не ропщут, выполняя повинности. Они берутся за оружие и погибают, так и не выпуская его из мертвых рук. И вот таких нет смысла увещевать, напрасно тратя время. Их следует выжигать каленым железом, как заразу, уничтожать, как заболевших чумой, ради здоровья и блага остальных. Неразумные строптивцы, они приносят много вреда нам и еще больше своим собратьям, препятствуя тем жить спокойной и добродетельной жизнью, привыкнуть к подчинению законам и послушанию сеньорам. Они пренебрегают традициями, которые необходимы людям, чтобы мир оставался упорядоченным. Преступая моральные законы, они превращаются в диких зверей и губят свои души, думая, что служат свободе. Они проливают кровь, посягают на чужое добро, развращают девиц. Морок независимости застилает им глаза и опьяняет умы. Они скорее умрут,
чем откажутся от этого морока! И они умирают, дочь моя. Закон отвергает их, они оказываются вне закона. Их вправе убить любой, но как же непросто их убить!
        - Мессир, - еле слышно сказала девушка, - странно слышать из ваших уст призыв к жестокости. Вы словно желаете смерти этим заблудшим, а не спасения.
        Епископ задумчиво посмотрел на нее, не рассердившись за робкий упрек.
        - Смерть и есть спасение для них, дочь моя, - ответил он. - И чем более жестокой будет смерть, тем больше грехов они искупят на эшафоте своими страданиями. Да, тело пострадает от мук, но муки тела спасут грешную душу.
        - Страдания тела, - эхом повторила девушка и вскинула на епископа вдруг повлажневшие глаза. - Вы уверены в том, что этим людям неведомы и страдания души?
        Сухой отрывистый смешок прокатился по горлу епископа. Его тонкие губы презрительно покривились:
        - Как ты снисходительна, дочь моя! Но это только по неведению. Я стал рассказывать тебе об этих людях, потому что ты спросила меня, чем так опасны Средние земли. Так знай же, что в лесах Ноттингемшира обитают знаменитые разбойники, именующие себя вольными стрелками. Их предводитель из графского рода Рочестеров, известный как господин Шервуда, является подлинным воплощением образа, который я сейчас описал тебе.
        - Мне известно о шервудских стрелках! - оживилась девушка. - Мы во Франции много слышали о том, кого называют первым лучником Англии. Но неужели он так ужасен?
        - Ужасен? - переспросил епископ и усмехнулся: - Внешне, дитя мое, он весьма привлекателен и, наверное, разбил немало девичьих сердец. Но его душа - настоящая бездна мрака, в которой гнездятся все пороки, существующие на этом свете!
        - Как же так? - растерянно спросила девушка. - Ведь вы сами назвали его графом, а имя Рочестеров известно во Франции как имя одного из самых благородных родов. Может быть, цепь случайностей вынудила его вести жизнь вне закона?
        - Цепь случайностей - уже закономерность, - отрезал епископ, - а его благородное происхождение в данном случае не достоинство. Напротив, оно усугубляет падение. Тот, кто пренебрегает долгом, налагаемым титулом и знатным рождением, преступен вдвойне!
        - Неужели в нем нет ни одного достоинства? - с неожиданной печалью спросила девушка, с волнением прижав ладонь к груди.
        Епископ украдкой проследил глазами движение ее руки, окинул взглядом высокую грудь, на которую легли длинные тонкие пальцы, и его глаза подернула пелена тумана.
        - Достоинство? - сказал он внезапно севшим голосом. - Я понимаю твое волнение, дитя мое. Сколько тебе лет?
        - В марте минуло пятнадцать, мессир.
        - Я думал, ты на год старше: высока ростом и хорошо сложена! Но тогда тем более - в твоем юном возрасте еще кажется, что тебе под силу возвести на трон Добродетель, чтобы она правила миром. И в каждом человеке ты пытаешься видеть только хорошее, наивно полагая, что если и есть в нем дурное, то оно исправимо. Так вот нет, дочь моя! В этой душе ты не нашла бы ни одного проблеска! Низкий и подлый, забывший о рыцарской чести, закореневший в преступлениях - вот каков этот лорд Шервуда из рода Рочестеров! Твое счастье, что тебе удалось выбраться из лесов, не повстречавшись ни с ним самим, ни с его людьми. Окажись ты у них в руках, то быстро бы убедилась в правоте моего суждения о нем, ибо твоя участь была бы ужасна!
        Девушка молча слушала его, грея в ладонях почти полный кубок, низко склонив голову так, что епископ не мог видеть выражения ее лица.
        - Но что взяли бы с меня эти люди? - спросила она, пожимая плечами. - Несколько монет и мула? Едва ли такое добро представляет собой заманчивую добычу для знаменитого разбойника!
        - Дитя мое! - воскликнул епископ и неожиданно коснулся ладонью нежной и теплой щеки девушки. - Разве ты не знаешь, что можно взять с красивой девицы? Неужели ты настолько наивна и несведуща? И разве тебе никто не говорил, что ты очень красивая?
        Высокие скулы девушки полыхнули багровым румянцем.
        - Что вы, мессир! - с осуждением сказала она. - Ведь я дала обет, приняла постриг! Как бы они посмели коснуться меня, видя, что на мне монашеские одежды?
        - Что им за дело до твоего обета? - цинично усмехнулся епископ. - Разве твои одежды не скрывают под собой обычную девицу, ничем не отличающуюся от тех, кто не принимал постриг, который запрещает познать мужчину? Только ты красивее многих знатных и простых девиц, дочь моя. Именно твою красоту и юную свежесть, а не монашеское покрывало и заметили бы разбойники. Но ведь ты не хотела бы стать очередной игрушкой для лорда Шервуда?
        - Нет, конечно! - с ужасом воскликнула девушка и посмотрела на епископа с горячей признательностью. - О мессир! Я не знаю, как мне благодарить вас! Вы спасли меня от смертельной опасности!
        - Я не заслужил таких горячих похвал! - рассмеялся епископ и, заметив, что кубок спутницы остался почти нетронутым, взял ее руку в свою и заставил поднести его к губам. - Допей же вино, дочь моя! Право, оно стоит того, чтобы его отведали столь прелестные губки!
        - Мессир! - смутилась девушка. - Мой постриг не позволяет сожалеть о мирской суете, а ваши слова напоминают о светской куртуазности!
        - Ничего! - прервал ее епископ и снова наполнил кубки. - Я разрешаю тебе немного вспомнить о мирских наслаждениях. Ведь мой сан и высокое положение что-нибудь да значат для простой монахини, дочь моя? - и он выразительно посмотрел на девушку.
        - Безусловно, мессир епископ, - ответила девушка, потупив глаза, и приняла от него вновь наполненный вином кубок.
        Она прислонилась спиной к стенке носилок. От выпитого вина в ее движениях, ранее сдержанных и осторожных, проступили раскованность и непринужденная грация. По губам епископа, который не сводил с нее глаз, скользнула довольная улыбка.
        - Твое покрывало сбилось, - шутливо воскликнул он и, когда девушка подняла руку, чтобы поправить головной убор, покачал головой: - Нет, нет! Не поправляй - сними совсем! Здесь тепло, а путь впереди еще долгий.
        - Но мессир! - робко запротестовала девушка.
        - Сними покрывало, дочь моя, - повторил епископ, и в его негромком голосе прозвучали неожиданно суровые нотки, а желтые глаза недобро сверкнули.
        Помедлив, она подчинилась и покорно стянула с головы монашеское покрывало. Волны густых светлых волос обрушились на ее тонкие плечи. Смягчившемуся взгляду епископа открылась высокая шея до самой ямки между ключицами в пене узкой, но пышной полоски кружева, которым был оторочен ворот нижней сорочки, выглядывавшей из-под верхнего платья. Епископ ласково провел рукой по рассыпавшимся волосам девушки. Какие они густые и шелковистые! Он медленно пропустил сквозь пальцы прядь волос и нехотя выпрямился.
        - Я испугал тебя, дитя мое? - спросил он со снисходительной улыбкой. - Не бойся. Ты простая монахиня, я епископ, и ты не должна возражать мне.
        - Я послушна вам, мессир, - дрогнули губы девушки.
        - Тогда пей вино.
        Некоторое время они сидели в молчании, в котором чувствовалась напряженность. Девушка медленными глотками пила вино, но по ее отрешенному лицу было ясно, что она не замечает его вкуса. Рысьи глаза епископа укрылись в ресницах, продолжая пристально наблюдать за девушкой. Почувствовав на себе его неотрывный взгляд, девушка подняла голову.
        - Мессир, вы говорили, что на традициях держится порядок, и не должно их преступать, - сказала она, и по взволнованному голосу епископ понял, что она затронула то, что почему-то беспокоит ее душу. - Разве грешно жить так, как велит душа и требует сердце? Неужели это такой тяжкий грех?
        - Весьма тяжкий, дочь моя, - твердо сказал он. - Жить следует так, как велит закон и диктует общество. Представь, что твое сердце вдруг возжелало мирских радостей. Разве ты вправе позволить себе увлечься сердечными желаниями, забыв об ограничениях, наложенных на тебя обетом? Как ты последуешь зову сердца, не погубив при этом душу? Впрочем, может быть, тебе неведомы соблазны, если ты оказалась в монастыре по собственной воле?
        Он вопросительно посмотрел на девушку, и она отрицательно покачала головой.
        - На то была воля моих родителей, - просто и покорно ответила девушка. - Еще до моего рождения отец обещал, что следующую дочь он посвятит Богу. И этой дочерью оказалась я.
        - Вот видишь! Воля отца была для тебя священна. Ты не посмела воспротивиться ей. А ведь это тоже традиция!
        - Но есть традиции и условности, которые продолжают существовать, давно утратив смысл. Они только обременяют жизнь, словно тяжелые оковы, и есть святые заповеди, следовать которым должен каждый, - возразила девушка и глубоко вздохнула, опечаленная своими мыслями.
        - Не тебе судить, дитя мое, какая из традиций отжила свой век, а какая нет, - строго возразил епископ.
        Снаружи раздались громкий треск, крики и конское ржание. Впряженные в носилки лошади рванулись и понесли. Епископ и девушка, не ожидая рывка лошадей, упали на пол.
        - Ральф! - крикнул епископ, поднимая опущенную занавесь. - Что случилось?! - и он увидел круп скачущей во весь опор лошади.
        Не сдерживая коня, всадник ответил:
        - Дерево упало, ваша милость! Прямо на дорогу! Лошади испугались и понесли!
        - Так придержите их! - раздраженно приказал епископ. - Кто-нибудь пострадал?
        - Не беспокойтесь, милорд! Задело двоих, но все обошлось.
        - Что ж, возблагодарим Господа, - смягчившись, сказал епископ, отпуская занавесь. - Я уже было подумал о худшем!
        Он поспешил обернуться к девушке и подал ей руку, помогая сесть.
        - Ты не ушиблась, милая Клеманс?
        - Нет, мессир, - ответила она, опираясь на руку епископа, - но вино пролила.
        - Не волнуйся, есть еще! - рассмеялся епископ, неохотно отпуская ее пальцы, когда она робко высвободила руку.
        - Я испачкала вином обивку! - виновато сказала девушка.
        - На то есть слуги, чтобы исправлять оплошности такой прелестной путешественницы, Клеманс.
        - Сестра Аделина, - поправила девушка с внезапной строгостью и с едва заметным осуждением посмотрела на епископа: - Клеманс - мое мирское имя, и мне не следует вспоминать о нем!
        - Почему? - вдруг спросил епископ, скользя по ее тонкой фигуре горячим взглядом. - Разве оно не прелестно, не нежно, как и ты сама? Дурно же поступил твой отец, дав дочери такое благозвучное имя, чтобы после безжалостно упрятать под монашеское покрывало столь совершенную красоту!
        - Мессир! - негромко сказала девушка, не спуская с собеседника глаз, в которых появилась суровость. - Вы только что твердили мне о традициях и условностях, говорили, что не должно их нарушать. Как же мне понимать то, что вы сказали сейчас?
        - Я сказал то, что сказал бы любой мужчина, оказавшись в обществе такой красивой девицы, как ты, - небрежно ответил епископ.
        Он неожиданно ухватил девушку за руку и, притянув к себе, сдавил ее в сильных, грубых объятиях.
        - Что вы делаете, мессир?! - шепотом воскликнула пораженная девушка, отчаянно пытаясь высвободиться. - Как вы можете?! Ваш сан, ваше положение!
        - Мое положение и дает мне право забыть на время об условностях, - страстным шепотом ответил епископ, пытаясь преодолеть ее сопротивление. - Будучи епископом, я все же остаюсь мужчиной. Какой у тебя тонкий стан, Клеманс! Я даже боюсь переломить его!
        - Мессир! - задыхаясь, прошептала девушка, безуспешно силясь оттолкнуть епископа. - Вы сами говорили, что чем выше положение, тем глубже падение! Если вы немедленно не оставите меня в покое, я пожалуюсь на вас матери Женевьеве. Я всем расскажу о вашем поведении, которое позорит вашу мантию и крест на вашей груди!
        - Расскажешь? Правда? И кому поверят? - рассмеялся епископ, стягивая с ее плеч платье вместе с нижней сорочкой. - Тебе или мне? Будь умницей, Клеманс, и перестань упрямиться! Тогда я покажу тебе, какие радости бывают в мирской жизни. А твой грех я возьму на себя и замолю его перед Всевышним, так что ты останешься чиста!
        Окончательно утратив власть над собой, он припал страстным поцелуем к шее девушки и, просунув руку под подол платья, больно стиснул ее колено.
        - Как ты хороша, малютка! - прошептал он, наваливаясь на нее всем телом и пытаясь уронить спиной на пол. - Не бойся! Никто ни о чем не узнает!
        - И вы еще упоминаете о Всевышнем! - возмущенно крикнула девушка во весь голос.
        Она неожиданно ловко вывернулась из-под епископа, вырвалась из кольца его рук и отпрянула к стенке носилок. Выхватив из просторных монашеских одежд длинный нож, девушка заслонилась им от епископа. Не сводя с него гневных глаз, она торопливо затянула ворот платья, одернула подол и, брезгливо поморщившись, провела ладонью по шее, стирая следы поцелуев епископа. Он же пришел в себя и лениво передернул плечами.
        - Оказывается, у тебя есть коготки, милая кошечка? - насмешливо сказал епископ и, подавшись к девушке, с угрозой процедил сквозь зубы: - Брось нож, глупая девчонка! Не то я позову стражу, скажу, что ты покушалась на меня, и разрешу ратникам и слугам сделать с тобой то, что собирался сделать сам. Выбирай, что тебе больше по вкусу!
        Минуту они смотрели друг на друга, одинаково тяжело дыша, потом девушка улыбнулась, покивала головой и сказала:
        - Я выбрала, мессир! Мы позовем стражу!
        Она рывком сорвала с окошка занавесь и громко крикнула, поразив епископа звучным саксонским наречием, как раньше поразила чистым произношением уроженки Франции:
        - Остановите лошадей!
        Спокойно рысившие лошади немедленно остановились. Всадник, сопровождавший носилки рядом с окном, спрыгнул с коня и распахнул дверцу:
        - Что, малышка Тиль, тебе надоело общество нашего благочестивого лорда епископа?
        Робин, поставив ногу на приступку носилок, подал руку девушке и насмешливо посмотрел на епископа, который онемел от неожиданной встречи с лордом Шервуда.
        - Безмерно надоело, ваша светлость! - ответила Тиль и, схватившись за руку Робина, выскользнула из носилок. - Вилл Статли ошибся, когда сказал, что лорд епископ так же порочен, как его кузен Роджер Лончем! Тот сильно уступает в порочности епископу Гесберту!
        - А! - протянул Робин и усмехнулся. - Я недаром велел тебе взять с собой нож! - Устремив на епископа насмешливый взгляд, он сказал: - Рад видеть вас, милорд, если не в добром расположении духа, то в добром здравии! - и Робин сделал приглашающий жест: - Выходите, ваша милость, и уделите время для беседы с моей светлостью.
        Он посторонился, давая епископу выйти из носилок. Епископ медленно ступил на землю и окинул взглядом стрелков в зеленых куртках, окруживших носилки. Запряженных в них лошадей держал юноша шестнадцати лет, покрикивая на коней нарочито грубым баском. Свою попутчицу епископ заметил возле стрелка, в котором узнал брата лорда Шервуда. Вилл обнял девушку за плечи и поцеловал в лоб.
        - Прекрасно! - раздвинулись в злой улыбке губы епископа. - Так это одна из ваших подружек? Тяжкий грех, прелестная леди, использовать для такого низкого обмана невинные монашеские одежды!
        Услышав упрек, Тиль смерила епископа взглядом, полным негодования и презрения.
        - Которые вы же пытались с меня сорвать?! И даже грозили отдать меня ратникам и слугам, чтобы они надругались надо мной, когда не вышло у вас? И после этого вы отваживаетесь продолжать свои лицемерные проповеди?! - она рассмеялась и покачала головой. - Не трудитесь! Вы не найдете здесь благодарных слушателей. Хотя, признаюсь, мне было очень любопытно узнать, что вы о нас думаете и какой описываете нашу жизнь прихожанам.
        Она отыскала взглядом лорда Шервуда и возмущенно воскликнула:
        - Веришь ли, граф Робин, он отказал тебе во всех добродетелях! Твой облик в его лживых устах превратился в облик чудовища, демона! Никто в Шервуде не заслуживал бы пощады, будь слова лорда епископа верны хоть отчасти!
        Епископ высоко поднял брови, выслушав гневную речь Тиль, и посмотрел на Робина, который стоял, сложив руки на груди, и едва заметно улыбался.
        - И в чем же я ошибся? - спросил епископ. - Разве вы, милорд, не грабитель? Разве вы никого не убили за всю свою жизнь? А кто увлек на путь разврата и разбоя дочь барона Невилла? Разве не вы окончательно погубили эту и без того пропащую душу, благородный граф Хантингтон?
        - Я вижу, вы с прежней настойчивостью заботитесь о спасении моей души, - раздался за спиной епископа спокойный и жесткий голос Марианны. - Помнится, зимой вас так обеспокоила моя душа, что вы пожелали очистить меня от грехов самым решительным способом!
        - Что вполне укладывается в понятие лорда епископа о милосердии к грешникам, леди Марианна, - отозвалась в ответ Тиль.
        Епископ медленно обернулся и посмотрел на Марианну. В мужском наряде и в зеленой куртке шервудского стрелка, она стояла, опираясь на длинный клинок, и смотрела епископу в лицо пристальным и недобрым взглядом.
        - Как же! - усмехнулся епископ, осмелев от молчания стрелков. - Леди Рочестер, графиня Хантингтон, Шервудская Волчица! Как же могло сегодня обойтись без тебя, ведьма, если весь ваш волчий род Рочестеров вышел на большую дорогу? Ох, окажись ты снова в Ноттингеме, я бы даже разговаривать с тобой не стал, а без промедления отправил бы тебя на костер за колдовство, которым ты заперла моего двоюродного брата в монастыре!
        Марианна и Робин расхохотались, а следом за ними и остальные стрелки.
        - Как у тебя все время выходит, лорд Гесберт, что во всем виновата наша леди? - спросил Вилл. - Роджер Лончем принял монашеский обет, а ты - епископ! - обвиняешь в этом леди Марианну, да еще называешь ее ведьмой за то, что твой брат ушел в монастырь замаливать грехи!
        Поняв несуразность своего обвинения, епископ тем не менее не растерял силу духа и хладнокровно произнес, не сводя глаз с Марианны:
        - Клеймо по-прежнему украшает тебя или ты сумела его свести?
        После этих слов голоса и смех стрелков смолкли как по команде, и вокруг епископа сомкнулось кольцо враждебных глаз.
        - Не хотите немного отдохнуть от обличений? - негромко осведомился Робин, и в его внешне любезном голосе явственно прозвучала угроза. - Или вам так понравилось прилюдно приносить извинения моей жене? Желаете повторения?
        Епископ ради осторожности промолчал, сжигая лорда Шервуда ненавидящим взглядом.
        - Судя по вашему благоразумному молчанию, решили избежать очередного покаяния, - усмехнулся Робин. - Тогда перейдем к делу.
        Он сделал несколько шагов внутри круга стрелков и обернулся к епископу:
        - Пришло время, милорд, платить Шервуду налоги за этот год.
        - Опять?! - вырвалось у епископа, и стрелки снова расхохотались, услышав этот возглас досады. - У меня нет денег! Ты же знаешь, что монастыри собирают десятину позже!
        Робин покачал головой и рассмеялся.
        - Сколько мы с вами ни встречаемся, столько раз вы мне поете одну и ту же песню! Неужели я стал бы поднимать Шервуд только ради того, чтобы испросить вашего благословения? Мач! - Робин с досадой обернулся к юноше, который держал лошадей епископа. - Прекрати кричать и оставь коней в покое!
        Присев на приступку носилок, Робин сказал, не спуская с епископа испытующего взгляда:
        - Милорд, того серебра, что вы недавно получили от Ричарда Ли за мнимый долг, будет достаточно, чтобы мы с вами мирно расстались и на этот раз. До того времени, когда церковная десятина будет собрана, - и Робин улыбнулся с откровенной насмешкой.
        Епископ молча кивнул в сторону открытой дверцы носилок.
        - Вот и славно! - сказал Робин и взмахом руки подозвал стрелков. - Рад, что вы сегодня сговорчивее, чем обычно.
        Круг стрелков распался: они стали садиться на лошадей. Алан и Дикон, отыскав в носилках кошельки с монетами, переложили их в седельные сумки.
        - Так это вы, ваша светлость, изволили ссудить Ричарда Ли деньгами! - тихо сказал епископ, стоя возле Робина и провожая взглядом каждый кошель. - А я-то ломал голову, где он смог раздобыть всю сумму! Еще за день до срока уплаты - я точно знал! - у него не было ни одного пенни, чтобы выкупить свои земли.
        - Конечно, владения Ричарда Ли стоят дороже! - усмехнувшись, ответил Робин. - Представляю, как вам было досадно получить выкуп, который ничего для вас не значил! При хорошем управлении эти земли принесли бы вам куда больший доход. Вы хотели отрезать лакомый кусок, лорд епископ, но только недобродетельным способом.
        Епископ гневно сверкнул глазами.
        - Не желаю слушать твои нравоучения! - процедил он. - И не тебе, граф Хантингтон, говорить о добродетели! А Ричард Ли еще проклянет тот день, когда решил искать помощь у тебя!
        Синие глаза лорда Шервуда выразили непередаваемо презрительную усмешку:
        - Вы сегодня особенно щедры на проклятия! Что вы сможете сделать? Ричард Ли - довольно богатый землевладелец, он принят при дворе. Принц Джон относится к нему если и не с горячей приязнью, то все же благосклонно. А кто вы? Двоюродный брат епископа Илийского, которого принц изгнал из страны, - и только. Вы же просто не осмелитесь отомстить Ричарду Ли, потому что вам придется нарушить закон. А для этого надо обладать беспринципной смелостью Гая Гисборна, который совсем удалился от дел!
        Не дожидаясь ответа, Робин легко поднялся и окликнул Статли, уже сидевшего в седле:
        - Проводи лорда епископа до того места, где мы оставили его свиту. А он пусть сам освободит их от веревок.
        И, не обращая больше внимания на епископа, Робин свистнул, подзывая своего вороного.
        - Проклятый волк! - услышал он за спиной сдавленный голос, но не обернулся и только передернул плечами.
        Марианна, мельком бросив взгляд на епископа, побледнела и закричала:
        - Робин, берегись!!!
        С тем же криком к лорду Шервуда бросились Джон и Вилл.
        Робин прыжком обернулся и со звериной ловкостью одновременно прянул в сторону. Острое лезвие ножа прокололо его куртку и скользнуло по плечу, оцарапав кожу. Резко свистнула спущенная тетива, и епископ, сжимая в руке нож, осел на землю к ногам лорда Шервуда. Между лопаток в спине епископа трепетала длинная стрела. Не спуская с него глаз, Мач медленно опустил лук с еще подрагивавшей после выстрела тетивой. Склонившись над епископом, Робин перевернул его и посмотрел в открытые замершие глаза. Нож выпал из разжавшихся пальцев епископа Гесберта на влажную траву. Отпустив убитого, Робин медленно выпрямился. Помрачнев и не заметив подбежавших к нему друзей, он чуть слышно сказал, не сводя с епископа потемневших глаз:
        - Глупец! Я не желал твоей смерти.
        Его глаза мгновенно прояснились, он посмотрел на Мача и улыбнулся:
        - Я твой должник, мальчик!
        - Нет, Робин! - с важностью ответил Мач, убирая лук в колчан. - Это я сегодня уплатил тебе долг за прошлую осень.
        - Послушайте, какие взрослые речи он ведет! - рассмеялся Алан, потрепав Мача по голове. - Да он уже совсем вырос!
        - Воздух Шервуда пошел ему на пользу, - улыбнулась Марианна, не сводя встревоженных глаз с Робина: она единственная расслышала слова, сказанные им над телом епископа.
        - Поехали! - приказал Робин и вскочил на коня.
        Всю дорогу до лагеря он был мрачен, и шутки стрелков его не веселили. Поймав взгляд Марианны, которая ехала рядом, он раздраженно поморщился. Марианна, не сказав ни слова, опустила глаза и натянула поводья, придерживая иноходца, чтобы тот отстал от Воина. Но Робин тут же поймал ее руку и, виновато улыбнувшись, едва ощутимо пожал ее пальцы.
        Ехавшая рядом с Виллом Тиль то и дело встречалась с ним глазами, и его взгляды вызывали слабость во всем ее теле. Заметив, как она покачнулась в седле, Вилл рассмеялся, выхватил Тиль из седла и усадил на Эмбера перед собой.
        - Вижу, малышка, что борьба с епископом - упокой Господь его душу! - далась тебе нелегко: того и гляди упадешь с лошади! - громко сказал он, и стрелки отозвались на его слова смехом.
        - Не поэтому, - прошептала Тиль.
        - Я знаю, что дело не в нем, а во мне, - ласково усмехнулся Вилл, понизив голос так, чтобы его услышала только она. Вилл поцеловал ее в щеку и шепнул: - Ты молодец, Тиль, я горжусь тобой!
        Когда лорд Шервуда с друзьями обсуждал план нападения на епископа, думая, как заманить его в лес с окружной дороги, Статли с усмешкой сказал:
        - Насколько я знаю лорда епископа, он, несмотря на сан, отличается неудержимым сладострастием. Так что красивая девушка - самая верная приманка!
        Робин, подумав, согласно кивнул, но потом с досадой поморщился:
        - Нам некого подослать к нему. Он знает в лицо всех наших женщин!
        - Может быть, я смогу, брат? - предложила Клэренс. - Он и видел-то меня один раз, когда я была в свите Марианны, и почти не обратил на меня внимания.
        - Это ты так думаешь! - усмехнулся Робин. - Он несомненно запомнил тебя.
        - Может быть, нам снова Мача послать? - улыбнулся Алан. - Переоденем его в женское платье. Смотрите, какие у него нежные щечки! - и он бросил насмешливый взгляд в сторону юноши.
        Мач тут же вспыхнул от негодования, когда стрелки расхохотались над предложением Алана.
        - Я уже бреюсь! - ответил он и с гордостью провел ладонью по лицу. - То-то епископ обрадуется, когда полезет ко мне с поцелуями и уколется о щетину!
        Тиль, которая сидела возле очага и не сводила глаз с задумчивого лица Вилла, тихо сказала, оробев от собственной смелости:
        - Я никогда не встречалась с епископом Гесбертом.
        Робин, услышав ее слова, круто обернулся к Тиль и окинул ее пристальным взглядом.
        - Нет, девочка! - после недолгого раздумья сказал он решительно, хотя и с сожалением. - Даже не думай! Слишком опасно, а ты не владеешь оружием.
        - Отец научил меня пользоваться ножом для защиты, - возразила Тиль. - Ваша светлость лорд Робин, разреши и мне помочь вам!
        Робин переглянулся с братом. Лицо Вилла выразило мучительное сомнение. Но, столкнувшись с неожиданно настойчивым и просительным взглядом Тиль, Вилл вздохнул и посмотрел на нее так, словно видел впервые.
        - Что ж! - протянул он, окинув ее оценивающим взглядом. - Ты красивая и, бесспорно, сумеешь привлечь внимание епископа.
        - А я, значит, не сумела бы! - возмутилась Клэренс. - Вот спасибо, Вилли! И тебе, Робин, заодно!
        Робин и Вилл невольно рассмеялись.
        - Хорошо, Тиль, - сказал Робин, - я принимаю твою помощь. Вилл, проверь, насколько искусно она владеет ножом, и покажи ей пару приемов. Тиль, ты еще не забыла французский язык?
        Мать Тиль была родом из Аквитании и прибыла в Англию в свите леди Луизы.
        - Не забыла, лорд Робин! Мы с отцом очень часто говорим на французском языке.
        - Тогда сейчас же забудь английский и начинай говорить только по-французски, чтобы привыкнуть.
        Робин подошел к Тиль и, ласково проведя ладонью по ее косам, усмехнулся непонятной усмешкой:
        - Что за беда? Все женщины в нашей семье так или иначе начинают тянуться к оружию!
        Тиль подняла на Робина удивленные глаза, но лорд Шервуда уже отошел от нее и заговорил с Виллом, Джоном и Статли, обсуждая предстоящую засаду. Тиль осталось только гадать, что подразумевал Робин, сказав о ней как о женщине его семьи, и знает ли он что-нибудь о ее отношениях с Виллом.
        Безудержно любя Вилла и купаясь в счастье оказаться любимой ответно, Тиль стала на людях очень сдержанной. Ее глаза, обращаясь к Виллу, по-прежнему сияли любовью и восторгом, но если он в присутствии других хотя бы случайно касался ее, Тиль одолевало смущение. Она была воспитана отцом в строгих правилах. Несмотря на то что она вверила себя Виллу без малейшего колебания, Тиль сочла, что их отношения, пока они не освящены церковью, вызовут осуждение. Она жила в бывшей спальне Клэренс, упорно отказываясь перебраться к Виллу до венчания, хотя он проводил с ней каждую ночь, когда не был занят делами Шервуда, а если был занят, то неизменно будил ее на рассвете.
        Словно прочитав мысли Тиль, Вилл крепче прижал ее к себе и шепнул ей на ухо:
        - Я приду к тебе, когда мы вернемся домой.
        - Вилл! - смутилась Тиль. - Но ведь еще день, а не ночь!
        - И прекрасно! - рассмеялся Вилл. - Вот и объяснишь мне, чем в постели день отличается от ночи.
        Обернувшись к нему и встретившись с его янтарными глазами, пронизанными лукавыми искорками, Тиль невольно рассмеялась в ответ и украдкой потерлась затылком о плечо Вилла. За время, проведенное в Шервуде, она не уставала открывать в возлюбленном новые и новые черты, а ведь она думала, что хорошо знает его! Ее никогда не обманывал сдержанный облик Вилла. Тиль знала, что на самом деле у него доброе сердце, щедрое на любовь, нежность и заботу. Но, став его возлюбленной, она не переставала радостно удивляться тому, что он, взрослый мужчина, великолепно понимает ее. Она могла доверить ему любые мысли, мечты, сомнения. И он слушал ее и разговаривал с ней так, словно между ними не было разницы в возрасте: без покровительственных или поучающих ноток, на равных, словно она была его сверстницей и взрослой женщиной. И в то же время в нем - воине, которого уважал ее отец, хотя и недолюбливал, - она обнаружила бездонные кладези мальчишеского озорства и веселого нрава.
        Приехав домой, Робин устало прошел к себе. Открыв дверь, он увидел Марианну. Она уже переоделась в длинное светлое платье и, стоя перед зеркалом, расчесывала гребнем волосы. Молча поцеловав ее в затылок, Робин сел за стол и склонил голову на сомкнутые кисти рук.
        - Он убил бы тебя, если бы Мач не выстрелил, - сказала Марианна, не отрывая взгляда от зеркала и продолжая скользить гребнем по волнистым прядям.
        Робин провел ладонью по плечу, где от ножа осталась длинная саднящая царапина, и покачал головой.
        - Не убил бы. Я успел увернуться, и выстрел Мача был напрасным. Я не желал этой смерти! - вырвался из его груди глубокий вздох. - При всей своей алчности и злобе епископ Гесберт ничего не представлял сам по себе.
        - Тогда почему ты поблагодарил Мача? - спросила Марианна, откладывая гребень и подходя к Робину.
        Он грустно усмехнулся.
        - Зачем же мальчику обременять свою душу грехом беспричинного убийства? - ответил он вопросом на вопрос и, резко поднявшись, встал у окна, глядя на лес невидящими потемневшими глазами.
        Марианна смотрела ему в спину, напряженно думая, как отвлечь Робина от мрачных мыслей. Она знала, что он всегда держался принципа не проливать чужую кровь без необходимости. И сейчас, впервые при ней, этот жесткий принцип был нарушен. При всей сдержанности Робина, зная его, Марианна понимала, что на самом деле он глубоко переживает то, что произошло. И это притом что он терпеть не мог епископа Гесберта и всегда относился к нему с презрением.
        - Дело не в епископе, - сказал Робин, словно услышал ее мысли. - Кровь, пролитая без нужды, потребует ответной крови.
        - Чьей? - тихо спросила Марианна, и он в ответ передернул плечами:
        - Если бы я знал! Будь у меня Хранительница, она могла бы предупредить, кого следует оберегать. Я пытаюсь увидеть сам, но у меня нет необходимой для этого силы!
        Марианна подошла к Робину, обвила руками его плечи и прижалась щекой к его спине. Он склонил голову и поцеловал ее запястья, скрестившиеся на его груди, но Марианна почувствовала, как далеки сейчас от нее мысли Робина.
        - Я устал! - вдруг услышала она признание, вырвавшееся из самой глубины сердца Робина. - Устал от вечной ответственности за всех и все! Иногда я завидую Виллу и хотел бы поменяться с ним местами. Вот, кстати, ты спрашивала, где предел моих сил. Можешь сейчас посмотреть!
        Он, оглянувшись, с усмешкой бросил взгляд на Марианну. Она молчала, не зная, что сказать. Она так привыкла к уверенной силе, всегда исходившей от Робина, что сейчас растерялась и тут же укорила себя за растерянность. Он, который всегда был ей не только мужем, но и другом, ее Воином, который столько раз исцелял ее не только телесные, но прежде всего душевные раны, сейчас сам нуждался в целительной силе своей Девы.
        И Марианна твердо сказала:
        - Ты не можешь все предвидеть. Не казни себя! Ты ни на шаг не сошел сегодня с Пути.
        Она с усилием заставила его повернуться лицом к ней и стала целовать его глаза, лоб, скулы, губы, пока Робин не пришел в себя от прикосновения ее горячих губ. Тогда он крепко обнял ее и с силой прижал к себе, уткнулся лицом в ее волосы, вдыхая исходивший от них запах имбирных стеблей.
        - О чем ты сейчас жалеешь и чем терзаешься? - шептала Марианна, ласково гладя Робина по плечам. - Ты беспощаднее к себе, чем все твои недруги! Они себя не связывают ничем в войне с тобой. Если бы ты мог уподобиться им, то ни шерифа, ни Гая давно уже не было бы в живых. А ты воюешь с ними, соблюдая все правила рыцарской чести, не запятнав себя ни единым поступком, в котором мог бы себя укорить. К тебе идут за помощью те, кому больше не на кого надеяться, кроме тебя. Ты стоишь на страже справедливости и прилагаешь все силы, чтобы восстановить ее, если она оказалась попранной. В этом и есть твой долг, мой Воин, и ты его неустанно исполняешь. У тебя нет оснований винить себя в пролитой крови и смерти епископа. Он хотел убить тебя, но умер сам, как сам и выбрал свою судьбу. Кроме Хранительницы, только тот, кто обладает божественной силой, может все предусмотреть и предвидеть, да и то это только предположения, а не знания. Как бы то ни было, у тебя такой силы нет, и я рада этому, Рандвульф! Ты ведь знаешь, что наделение божественной силой - высочайшее признание заслуг Воина, но за него слишком дорого
придется платить!
        Робин долго молчал, потом потерся щекой о волосы Марианны и прошептал:
        - Моя Светлая дева Моруэнн! Ты - истинная властительница Шервуда и госпожа моего сердца! Я благодарен тебе за твои слова и твою поддержку.
        Он сжал ладонями ее плечи, отстранил от себя и посмотрел в ее глаза, улыбнулся и сказал уже обычным голосом:
        - Прости меня, милая! Это была минутная слабость. Иногда ей удается вот так, внезапно, как из засады, подступить ко мне.
        - Как же ты с ней справлялся до сих пор? - улыбнулась в ответ Марианна.
        Губы Робина сложились в невеселую усмешку, он искоса бросил на Марианну быстрый взгляд и отрицательно покачал головой:
        - Пожалуй, я воздержусь от откровенности. Думаю, тебе не понравилось бы то, что ты могла услышать.
        Она догадалась и без его слов. Звал с собой Вилла или уезжал один туда, где мог найти забвение на ночь за кубком вина и в объятиях какой-нибудь из своих любовниц. Если он опасался, что его ответ вызовет у нее ревность или просто неудовольствие, то его опасения были напрасными. Ее сердце сдавила боль, когда она представила себе всю силу опустошения и глубину одиночества, которые волной накрывали его в такие минуты.
        - Робин, давай сбежим в дом Эллен и побудем там вдвоем. Только ты, я и никого больше!
        Робин улыбнулся и заглянул в глаза Марианны - широко распахнутые, полные сочувствия и нежности.
        - Хочешь снова провести меня через обряд очищения?
        Она покачала головой и, прильнув к нему, прошептала на ухо:
        - Нет. Просто хочу тебя, Робин!
        Он окинул ее мгновенным взглядом, снова заключил в объятия и привлек к себе. Постояв минуту молча, прижавшись щекой к ее виску, Робин сказал:
        - Поехали, мое сердце!
        Он взял оружие, и они вышли к коновязи. Марианна хотела подозвать Колчана, но Робин остановил ее:
        - Я сам повезу тебя.
        Вскочив на коня, он подхватил Марианну и посадил ее перед собой. Воин резвой рысью домчал их до дома Эллен. Робин расседлал вороного и отпустил на поляну щипать траву. Взяв Марианну на руки, он вошел в дом. Соскользнув с его рук, Марианна сбросила с ног туфли и распустила на плечах шнуровку платья. Тонкое льняное полотно с шелестом опало к ее ногам. Переступив через платье, она подошла к Робину и ласково сжала ладонями его лицо.
        - Я еще не наскучила тебе, мой лорд? - прошептала она с нежной улыбкой, заглянув в глаза Робина.
        - Нет, - ответил он и, взяв ее за руки, привлек к себе, - и никогда не сумеешь наскучить!
        Он жадно прильнул к ее губам, заскользил ладонями по ее спине, прижимая к своему телу, жар которого она ощущала через его одежду. Она помогла ему раздеться, и он увлек ее на постель. Забыв обо всем мире, они утонули в ласках друг друга, как в омуте. Она была покорной и уступчивой, он - требовательным и настойчивым. Она становилась страстной и пылкой, он - нежным и медлительным, и оба не знали утомления. Он чувствовал, как в ней вновь и вновь вспыхивает желание от его самого легкого прикосновения. Она была его женщиной, предназначенной ему судьбой, как он был предназначен для нее. Что с ними сталось бы, если бы они не встретились? Если бы связали себя брачными обетами с другими? От одного только предположения о подобном в душе возникал холодок, который тут же исчезал, едва они приникали друг к другу. Приглушенные стоны, вырывавшиеся из ее груди, вызывали сладостные судороги в его теле и кружили ему голову. Чувствуя глубоко внутри себя его стремительные движения, переходившие в последние содрогания, она осыпала горячими поцелуями его руки, вздрагивая от восторга, когда он, сросшись с ней, замирал и,
зарывшись лицом в ее волосы, опалял стоном ее висок.
        - Если бы ты знал, как мне не хватало весной всей твоей силы, когда ты был вынужден проявлять сдержанность! - прошептала она, когда он в очередной раз уронил голову рядом с ее головой и придавил ее тяжестью своего тела.
        По его ресницам пробежала дрожь, открывая темную синь глаз, уголки любимых губ тронула улыбка, и он шепнул:
        - Счастье мое! Моя Моруэнн! Что ты делаешь со мной? Один лишь твой голос заставляет меня желать тебя снова и снова!
        За окном прокатились раскаты грома - приближалась гроза. В доме сгустился полумрак, когда небо затянули сизые грозовые тучи. Склонившись над Марианной, Робин целовал ее лицо, утомленные сияющие глаза и тихо шептал:
        - Я люблю тебя. Как бы ни сложилась наша с тобой жизнь, мы сполна вознаграждены уже только тем, что она - наша!
        - И ты в этом прав! - прошептала Марианна и, почувствовав, как он снова окреп в ней, подалась ему навстречу, оплетая его собой, как омела. - Робин, любовь моя, радость моя!
        Усталость все же подкралась к ним, и они забылись в полусне в объятиях друг друга. За окном шумел дождь, убаюкивая их мерным шорохом тугих струй. Все чаще грохотал гром, молнии раскалывали огненными зигзагами почерневшее небо, и маленький дом был единственным прибежищем - уютным и безопасным - среди разбушевавшейся стихии, словно их страсть вызвала такой отклик в природе.
        За дверью послышались шаги, веселые голоса и приглушенный смех. Робин очнулся, прислушался и тронул за плечо дремавшую Марианну.
        - Просыпайся, милая! - сказал он, когда она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него. - Кто-то идет!
        Он торопливо оделся, не надев лишь зеленую куртку, и подал Марианне платье, так и оставленное ею на полу. Заслонив приводившую себя в порядок Марианну, Робин настороженно застыл, сложив руки на груди, и вдруг рассмеялся, узнав голоса.
        Дверь распахнулась, и на пороге появились Статли и Клэренс. Обнимая Клэренс за плечи, Статли стряхнул с непокрытой головы капли дождя и с усмешкой посмотрел на Робина, словно не ожидал увидеть никого другого.
        - Простите нас за вторжение, но крыша на сеновале Эллен похожа на решето! - сказал он и улыбнулся жене, которая невозмутимо вытаскивала из растрепавшихся кос сухие травинки.
        - Твое платье тоже в сене, - с улыбкой предупредил сестру Робин.
        - Спасибо, братец! - не смутившись ни капли, поблагодарила его Клэренс и принялась отряхивать подол.
        - Похоже, что нам с Клэр пришла та же идея, что и тебе с Марианной, - весело говорил Статли, украдкой подмигнув Марианне, которая, успев надеть платье, поспешно заплетала волосы в косу, - но вы нас опередили. Я заметил неподалеку твоего вороного, и пришлось удовольствоваться сеновалом.
        При этих словах Клэренс все же покраснела и шлепнула мужа по руке, но тут же сама рассмеялась:
        - Да! А когда начался дождь, нам с Виллом надо было либо срочно заняться починкой крыши, либо попросить убежища у вас! Второе показалось нам более привлекательным!
        Рассмеявшись в ответ, Робин оглянулся и, убедившись, что Марианна успела принять благопристойный вид, предложил:
        - Раз уж мы все здесь собрались, дамы, почему бы вам не позаботиться о семейном обеде?
        Поскольку и Марианна, и Клэренс прекрасно знали, где Эллен хранит съестные припасы, которые они сами неустанно пополняли, будучи осведомлены, как часто ее дом служит приютом для шервудских стрелков, то они быстро накрыли на стол. Копченое мясо, сыр, хлеб, вино - обычная неприхотливая трапеза. Едва лишь все четверо сели за стол, как за дверью снова послышались голоса.
        - Ну, это уж слишком! - заметил Статли. - Не дом, а какой-то постоялый двор!
        - Подожди! - усмехнулся Робин. - Из-за грозы здесь может оказаться половина Шервуда.
        - Что ты себе позволяешь?! - услышали они доносившийся из-за двери громкий, сердитый голос Эллен. - Вы превратили мой дом в какую-то гостиницу, куда постоянно приводите своих подружек!
        - Кому это она?! - с удивлением прошептала Клэренс, и Статли, плечи которого затряслись от беззвучного смеха, поспешно закрыл ей ладонью рот.
        - Тише, голубка! По-моему, это твой старший брат!
        В подтверждение его слов на пороге появился Вилл. Нагнув голову, он нырнул под притолоку, выпрямился и, оглядев всех, кто был в доме, безудержно расхохотался. На его плечах, словно овечка, лежала Тиль, болтая ногами и крепко держась за руку Вилла. Увидев собравшихся, она ахнула и покраснела. Быстро соскользнув с плеч Вилла, Тиль спряталась за его спину.
        - Ваша светлость! - испуганно пропела она, вынырнув из-за плеча Вилла и поймав взгляд Робина.
        - Тебе все-таки не терпится снова поругаться с Эдриком! - с едва заметной улыбкой вздохнул Робин, потягивая вино и не спуская с брата смеющихся глаз.
        - Мы всего лишь гуляли по лесу, и нас застиг дождь, - такой же улыбкой ответил ему Вилл.
        - Сама невинность! - раздалось за его спиной возмущенное фырканье Эллен, которая решила, что ответ Вилла был предназначен ей. - У тебя физиономия лиса, забравшегося в курятник! Напомни-ка мне, когда ваши прогулки заканчивались добром? Сначала здесь оказался твой младший брат, который вот так же гулял с Марианной по лесу, затащил ее в реку, а потом привел сушить одежду и греться. Зимой от дождя и снега спрятались Клэр и твой дружок Статли. Причины, конечно, разные, но результат был одним и тем же!
        Эллен оттолкнула Вилла с порога, чтобы войти наконец внутрь, и увидела, что дом полон гостей - всех тех, на кого она только что сердилась. Не найдя слов, она обвела возмущенным взглядом Робина и Марианну, Статли и Клэренс и укоризненно покачала головой:
        - Помяни черта, и он тут как тут! Все собрались? Неужели, кроме моего дома, у вас нет другого пристанища?
        - Но мы-то с Тиль перед тобой ни в чем не провинились! - рассмеялся Вилл.
        - Не успели! - отрезала Эллен.
        - Думаешь, что напрасно потеряли время? - со всей откровенностью вернул ей насмешку Вилл и ласково привлек к себе подругу.
        Тиль покраснела, услышав его слова, но не отстранилась от Вилла, а, наоборот, прильнула к нему и склонила голову ему на плечо. Вспомнив, как всего час назад она покрывала благодарными поцелуями сильную смуглую руку, которая сейчас обвила ее стан, Тиль невольно сжала пальцами запястье Вилла. Он посмотрел на нее с нежной усмешкой, и ее окатило горячей волной, от которой задрожали колени. Вилл, читая в глазах Тиль все переживания, которые сейчас охватывали ее душу, рассмеялся и крепче сжал ее стан, не давая осесть прямо на пол. Робин, заметив, с каким нежным восторгом Тиль смотрит на его брата и как припухли ее губы от долгих и страстных поцелуев, шумно вздохнул:
        - Значит, будет скандал!
        - Ваша светлость! - воскликнула Тиль, умоляюще глядя на Робина.
        - Вот только избавьте мою светлость от объяснений с нашим строгим наставником, который по стечению обстоятельств еще и твой отец, малышка! - хмыкнул Робин и посмотрел на брата: - Сам будешь объясняться с ним!
        - Естественно, сам! - обворожительно улыбнулся Вилл. - Надеюсь, что наш наставник не сделает дочь вдовой раньше, чем она успеет стать замужней женщиной.
        - А мы оставим ее заложницей в Шервуде, чтобы обеспечить твою безопасность, - усмехнулся Робин.
        - Спасибо, ваша светлость! - радостно воскликнула Тиль, которая сама боялась показаться отцу на глаза, прежде чем Вилл уладит с ним дело.
        Послышался приближающийся топот копыт, и стены дома затряслись от оглушительного хохота.
        - Это уже переходит все пределы! - разъяренно прошипела Эллен, схватила кочергу и, подняв ее над головой, замерла в ожидании того, кто войдет.
        - Нелли, радость моя! - в дверях, щурясь от яркого света, появился отец Тук. Увидев грозно занесенную кочергу, которая едва не опустилась ему на голову, священник невольно попятился и осенил себя крестным знамением. - Чем я тебя рассердил, что ты меня так встречаешь?!
        Под новый взрыв хохота кочерга со звоном упала на пол. Вздрогнув от неожиданности, отец Тук бросил взгляд в глубину дома и, увидев, сколько у Эллен собралось гостей, смущенно затоптался на пороге.
        - Я заехал помолиться с тобой, дочь моя, но вижу, что не вовремя! - сказал он, покосившись в сторону лорда Шервуда и остальных.
        - Очень даже вовремя! - широко улыбнувшись, заверил Робин. - Садись за стол, святой отец! Мы празднуем помолвку моего старшего брата и этой юной красавицы. А потом, когда мы уедем, ты с Эллен можешь даже всенощную отслужить!
        - Ну что ты говоришь! - Эллен залилась румянцем не меньше, чем Тиль, но, не выдержав, прыснула смехом в ответ на теплую, понимающую улыбку Робина. - Ты, словно Дэнис, болтаешь там, где мог бы промолчать!
        Отец Тук рассмеялся и, обняв Эллен за плечи, усадил ее за стол. Робин и Статли разлили по кубкам вино, и отец Тук, подняв кубок, посмотрел на зардевшуюся от общего внимания Тиль.
        - Будь счастлива, малышка! - сказал он и бросил взгляд на Вилла. - Твой избранник - очень достойный человек, и я люблю его всем сердцем!
        - Вот это новость! - весело воскликнул Вилл, украдкой пожимая руку Тиль. - Ты не мог сделать мне более приятного подарка к помолвке, чем прилюдно признаться в любви!
        - Хотя иногда я с трудом удерживаюсь от соблазна огреть его по шее и надавать пинков! - ворчливо закончил отец Тук по общий смех и звон кубков.
        Глава тридцатая
        Ведя Воина в поводу, Робин быстро шел вдоль межи к едва различимым в ночной темноте домам небольшого селения. Миновав огороды, он прошел ко двору одного из домов и, привязав Воина, постучал в закрытые ставни. За дверью послышались легкие шаги, и негромкий женский голос спросил:
        - Кто здесь?
        - Это я, Марти, - тихо ответил Робин, бросив привычно осторожный взгляд на безлюдную улицу.
        Дверь приоткрылась, Робин вошел внутрь и оказался в кромешной темноте. Мартина закрыла за ним дверь и торопливо прошла вглубь дома. Услышав, как она пытается высечь искры из кремня, Робин нащупал ее руку и молча отобрал огниво. В его ладонях вспыхнул огонек и с треском перебежал на сухую смолистую ветку. Мартина на миг исчезла за перегородкой, делившей дом на две половины, и вернулась, одетая в платье с накинутой поверх него большой шалью. Забрав у Робина лучину, она зажгла свечи, поставила их на стол и обернулась к лорду Шервуда.
        - Здравствуй, Марти! - улыбнулся Робин и мельком бросил взгляд на шерстяную толстую ткань, окутавшую Мартину до колен. - Почему ты завернулась в шаль? На дворе даже ночью теплынь!
        - Простудилась, - ответила Мартина. Подойдя к Робину совсем близко, она посмотрела ему в глаза и несмело обняла за плечи: - Здравствуй!
        Он обнял ее и поцеловал в лоб. Заглянув ей в глаза и заметив в них неожиданный влажный блеск, Робин с тревогой спросил:
        - Что с тобой? Почему ты плачешь?
        Мартина провела ладонью по глазам и попыталась улыбнуться:
        - Прости, Робин! Сама не знаю, что со мной творится. Когда я услышала твой стук в ставни и потом, открывая дверь, все думала: вот открою и увижу…
        - Кого? - спросил Робин, внимательно глядя на Мартину. - Увидишь мужа?
        Не ответив, она порывисто отвернулась и кивнула на скамью у стола. Подождав, пока он сядет за стол, Мартина спросила:
        - Позавтракаешь?
        Робин согласно склонил голову, и она поставила перед ним хлеб, сыр и молоко. Сев напротив, Мартина налила в кружку молока и с печальной нежностью наблюдала, как он поглощает нехитрый завтрак.
        - Никогда не предупреждаешь заранее! - вздохнула она с мягким укором. - Откуда ты так поздно? Или рано?
        - С дозора, - ответил Робин, - сменился пораньше. Давно хотел проведать тебя. Как твои дочки?
        - Здоровы, - ответила Мартина, сметая несуществующие крошки с безукоризненно чистого стола.
        Окинув взглядом небогатое убранство дома, Робин достал туго набитый кошелек и, положив его на стол, подтолкнул к Мартине.
        - О, как много! - усмехнулась Мартина, подперев белой, словно выточенной из слоновой кости рукой увенчанную короной из черных кос голову. - У меня еще остались деньги - те, что дал мне Вилл, когда отвозил нас с дочками домой в начале весны.
        - А ты будь расточительнее, - весело посоветовал Робин, отметив про себя нездоровую бледность ее лица, обычно сиявшего яркой свежестью красок.
        Она негромко рассмеялась и, заметив, что блюдо с хлебом опустело, поднялась, чтобы нарезать еще. От неловкого движения шаль, которую она забыла придержать у груди, соскользнула с плеч и упала к ногам Мартины. Робин замер и с удивлением поднял бровь, не сводя с Мартины пристального взгляда. Встретившись с ним глазами, она застыла над ковригой, и нож, слабо звякнув, выпал из ее внезапно обессиливших рук.
        - Значит, простудилась?
        Встав из-за стола, Робин подошел к Мартине. Она выпрямилась и оправила платье, обтянувшее сильно округлившийся живот. Прочитав безмолвный вопрос в глазах Робина, Мартина залилась краской.
        - Так вышло, - прошептала она, оцепенев от стыда.
        - Вышло, пока ты жила у нас в Шервуде? - с усмешкой уточнил Робин и, вздохнув, привлек Мартину к себе. Она замерла в его объятиях, и он, помолчав, негромко спросил: - Ну и что ты собираешься делать дальше?
        - Ничего, - глухо ответила она, - как-нибудь проживу с Божьей помощью. Я сама во всем виновата. Один раз пренебрегла осторожностью - и вот!
        Робин осторожно сжал ладонями ее лицо и заставил Мартину посмотреть ему в глаза.
        - Отец ребенка знает?
        Чувствуя себя совершенно несчастной под его взглядом, Мартина покачала головой.
        - Почему ты не скажешь ему? - с настойчивостью спросил Робин. - Поговори с ним, и, если он не захочет жениться на тебе по доброй воле, тогда разговаривать буду я!
        Мартина воочию представила насмешливые янтарные глаза Вилла и невольно поежилась.
        - Нет, Робин! Он или сразу женится на мне после такого признания, или даже ты не сможешь его заставить!
        - Даже я не смогу? - Робин недоверчиво усмехнулся. - Кто же это такой, для кого мое слово не станет приказом?
        Она высвободилась из его рук и поспешно отвернулась.
        - Прежде всего я сама. Мне ты приказывать не можешь! Поэтому кто он, не имеет значения. Несколько случайных ночей, и ничего больше между нами не было. Эти ночи были страстными и сладостными, но остались случайными. Ни я, ни он - мы не любим друг друга. Даже если ты о чем-нибудь дознаешься, тебе все равно придется силком тащить меня к алтарю. Полагаю, и его тоже.
        - Да, с двумя сразу мне справиться тяжелее, - улыбнулся Робин, но его глаза оставались встревоженными, и сам он был обеспокоен будущим Мартины. - Но если ты искала и нашла утешение в объятиях отца этого ребенка, то почему так противишься браку с ним?
        Мартина прижала ладони к лицу и вздохнула. Каким бы сильным ни было желание Вилла, он всегда думал о ней и старался предупредить естественные последствия их связи. Но в день казни Хьюберта, когда Вилл, чья гордость была ей хорошо известна, сам пришел к ней, Мартина, повинуясь неожиданному для себя порыву, уверила его в безопасности. В тот день душевный разлад и смятение Вилла так взволновали Мартину, что она всем сердцем попыталась помочь ему забыться и отговорила от сдержанности. Обнаружив, что забеременела, Мартина не огорчилась, приняв такой поворот судьбы как должное. Но она дала себе слово, что Вилл ни о чем не узнает. Прежде всего потому, чтобы он не заставил ее выйти за него замуж, отмахнувшись от ее собственной воли и от всех ее доводов. А сейчас, вдали от него, она была даже рада ребенку, которого носила, и с нетерпением ожидала часа, когда сможет взять его на руки.
        - Я не люблю его, но уважаю, - ответила Мартина, - и не хочу причинять ему горе, как сделала это с Мартином.
        Робин долго смотрел на ее гордо выпрямленную спину, потом тихо спросил:
        - Значит, с опозданием, но раскаяние пришло, Марти?
        Ее плечи задрожали, она всхлипнула и порывисто закрыла лицо ладонями. У Робина болезненно дернулся уголок рта - он подосадовал на себя за вопрос, который был слишком жесток, чтобы задавать его сейчас, когда она в таком состоянии. Робин подхватил ее на руки и сел на скамью, усадив Мартину себе на колени.
        - Ох, Марти, Марти! - прошептал он, прижимая ее к себе, словно маленькую девочку, и убирая прилипшие к ее мокрым щекам пряди черных волос. - Похоже, ты окончательно запуталась в своей жизни!
        Его теплое дыхание согревало ей висок, и Мартина затихла, перестала плакать и прижалась щекой к плечу Робина, широко раскрыв застланные слезами глаза.
        - Прости меня, - прошептала она и, глубоко вздохнув, потерлась щекой о руку Робина, - не знаю, что на меня нашло! То слезы, то воспоминания, и так всю ночь.
        Она хотела подняться, но он удержал ее, и она покорно замерла, прижавшись к его груди.
        - Просто ты знаешь, что тебе будет очень тяжело, если ты здесь останешься, - ответил за нее Робин, - ведь в селении ни для кого не тайна, что твой муж погиб больше года назад. Знаешь, что тебе грозит всеобщее осуждение, когда твое положение станет очевидным. А еще ты тоскуешь по отцу своего ребенка. Это его ты надеялась увидеть, когда открывала дверь мне. Поэтому давай-ка я заберу тебя с девочками обратно в Шервуд.
        - Нет! - покачала головой Мартина.
        - Да, - ответил Робин. - Ты сама объяснишься с ним - я не стану вмешиваться. До чего-нибудь договоритесь. Решите остаться порознь, тебе все равно будет лучше у нас, а не здесь. Столкуетесь полюбовно - отпразднуем еще одну свадьбу.
        - Ты думаешь? - и Мартина посмотрела на Робина с неожиданным волнением и надеждой. - Думаешь, мне лучше вернуться в Шервуд?
        - И ты так думаешь, - усмехнулся Робин. - Я очень надеюсь, что у тебя все наладится, Марти. Этот год как-то особенно благоволит к брачным союзам. Моя сестра с Виллом Статли не могут наглядеться друг на друга. Судя по тому, как Кэтрин морщит нос при запахе жареного мяса, Джон снова станет отцом. Правда, Алан его опередит: у Элис живот уже больше твоего.
        - А как насчет Марианны и тебя? - тихо спросила Мартина.
        - Нет, - после недолгого молчания ответил Робин и улыбнулся с едва заметной грустью. - Нас благодать этого года пока не коснулась.
        Мартина сокрушенно покачала головой:
        - Я только сегодня думала о том, что если бы не та зимняя история, ваш сын уже третий месяц лежал бы в колыбели!
        Она почувствовала, как обнимавшие ее руки Робина дрогнули и напряглись.
        - Не надо, Марти.
        - До сих пор больно, Робин? - прошептала она.
        Он глубоко вздохнул, расслабился, и, когда заговорил, Мартине почудилось, что она вернулась в минувшее - в дни, в которые он позволял ей заглядывать в его душу.
        - Я начал мечтать о сыне с той самой минуты, когда Элизабет родила и Барбара представила новорожденного Виллу. Наблюдая за Дэнисом, - как он смеется, делает первые шаги, начинает говорить, - я испытывал к брату светлую зависть. И вот моя мечта, наконец, воплотилась в жизнь: у нас с Марианной будет сын! Вилл всей душой прикипел к Дэнису, взяв его в первый раз на руки, - я полюбил своего сына, пока он еще только зрел в чреве Марианны. Мой сын родился, будучи мертвым, раньше срока, а я… Я благодаря вмешательству и заботам Нелли даже не успел взглянуть в его личико…
        - Нелли поступила правильно, - осторожно заметила Мартина.
        - Возможно, - после долгого молчания отозвался Робин и невесело улыбнулся. - Только я почему-то ей не признателен.
        Кляня себя в душе за то, что когда он пытался помочь ей и распутать узел, в который скрутилась ее жизнь, она вместо благодарности ткнула пальцем в рану, не зажившую до сих пор, Мартина поторопилась увести разговор в сторону:
        - Как поживает сорванец Дэнис?
        - Уже вовсю фехтует! - рассмеялся Робин. - И требует, чтобы мы нашли ему меч, который он сможет удержать. Его гордости претит сражаться на палках!
        - Гордость у него наследственная! - ответно рассмеялась Мартина, радуясь, что заставила Робина отвлечься. - Весь в отца!
        - Да, - задумчиво подтвердил Робин, - а его отец собрался жениться, так что вот еще одна свадьба в подтверждение моих слов о щедрости этого года.
        - Вилл женится? На ком? - спросила Мартина, изо всех сил стараясь скрыть от Робина волнение.
        - На Тиль - дочери нашего наставника.
        - И когда у них свадьба?
        - Назначат, как только Вилл сможет получить благословение отца своей невесты, - фыркнул Робин. - Пока все его попытки закончились неудачей.
        - Тиль, - прошептала Мартина, вспоминая дочь Эдрика, - что ж, она хорошая и красивая девушка. Передай Виллу привет и скажи, что я всем сердцем желаю ему счастья. Он стоит того, чтобы быть счастливым!
        Робин удивленно приподнял бровь. Встретив его взгляд, она почувствовала страх перед знакомой ей проницательностью Робина и постаралась как можно беспечнее улыбнуться.
        - До сих пор мне казалось, что ты недолюбливаешь Вилла, - заметил Робин.
        - Вилла все поначалу недолюбливают, - усмехнулась Мартина, - а потом, узнав лучше, забывают о его внешней суровости. Не забудь передать ему мои пожелания.
        - Ты сама пожелаешь счастья и ему, и Тиль, - ответил Робин, внимательно глядя на Мартину, - мы же договорились, что я забираю тебя в Шервуд.
        Мартина отвела руки Робина, встала с его колен и села рядом с ним.
        - Нет. Я не поеду, Робин, - твердо сказала она. - Сначала уже почти решилась, но, пока мы с тобой говорили, поняла, что останусь здесь. Так будет лучше.
        Он повернулся к ней, облокотившись о стол, посмотрел на Мартину и негромко рассмеялся.
        - А ведь ты его не только уважаешь, Марти! Ты влюбилась в него. Отчаянно влюбилась! - сказал Робин, не спуская с нее сочувственного и пристального взгляда. - Ох, девочка! Попала ты из огня да в полымя!
        - Ты говоришь так, словно знаешь, о ком, - невесело улыбнулась Мартина и осеклась, заглянув ему в глаза.
        - Теперь знаю, - спокойно подтвердил Робин. - Ты согласилась вернуться в Шервуд. Но стоило мне обмолвиться, что Вилл скоро женится, и ты мгновенно передумала. Возможно, ты сама не замечаешь, как твой голос меняется, когда ты произносишь его имя.
        Мартина склонила голову, признавая свое поражение, и попросила:
        - Не говори ему ничего.
        - Думаю, Виллу следует знать, что ты собираешься родить его сына или дочь.
        Вскинув голову, Мартина яростно полыхнула зеленью изумрудных глаз:
        - Нет! Ни ты ни я не знаем, как он поступит, если ты расскажешь ему! Судя по всему, в его душе только-только установился мир, и я не хочу нарушать его. А что будет с его невестой, если он решит отказаться от нее? Она любит его с детских лет. Наверняка он уже спит с ней. Разбитое сердце и бесчестье? Робин, я сделала свой выбор. Отнесись к нему с пониманием и не ставь перед выбором Вилла!
        Она умоляюще посмотрела на него, и он усмехнулся:
        - Хорошо, отнесусь к твоему выбору с пониманием, если объяснишь, почему ты сделала свой выбор так, а не иначе?
        Внимательно посмотрев на него, Мартина усмехнулась в ответ:
        - Раз уж зашел прямой разговор, то я скажу тебе. Мне стало не все равно, как он ко мне относится. Тиль, которая любит его, но ничего о нем не знает, сможет быть с ним счастлива. Он сумеет окружить ее иллюзией ответной любви. Со мной он даже не пытался бы навести такой морок: ведь я о нем знаю все. Знаю, почему он женится и почему ему, в сущности, безразлично, кого вести под венец.
        Робин прекрасно понял, на что она намекает, и спокойно сказал:
        - Нет, Марти. Это ты пребываешь в иллюзии относительно того, что все знаешь о моем брате. Поверь мне, ему далеко не все равно, кто станет его женой.
        - Тогда тем более, - помолчав, ответила Мартина. - Если бы он хотел, чтобы его женой стала я, то хотя бы однажды приехал ко мне. Но его не было здесь ни разу с тех пор, как я вернулась из Шервуда домой.
        - Вот и получается, что, рассказав Виллу о тебе, мы не поставим его ни перед каким выбором, - заметил он, и Мартина поняла, что попалась в ловушку собственных доводов, которые она же и приводила Робину.
        Тогда она соскользнула со скамьи и встала перед Робином на колени, молча глядя на него изумрудными глазами, из которых безостановочно струились слезы. Робин нахмурился и сильным, но бережным движением поднял ее с колен.
        - Пощади мою гордость! - прошептала Мартина, крепко сжав его руку. - Я прошу тебя!
        Робин долго молчал, потом глубоко вздохнул и сказал:
        - Хорошо. Я оставляю за тобой право решить, когда рассказать Виллу, что у него есть еще один ребенок.
        - Ты даешь мне слово ни о чем не рассказывать ни ему, ни кому бы то ни было? - быстро спросила Мартина, зная, что словом она свяжет Робина надежнее всего.
        - Да, - сказал он в ответ на ее требовательный взгляд, - но одну тебя в сложившейся ситуации я не брошу и сам позабочусь о тебе. Прячь пока живот, чтобы его не заметили и дело не дошло до церковного покаяния. И собирайся! Через три дня я вернусь и отвезу тебя и твоих девочек в Руффорд. Там ты будешь в безопасности.
        - Руффорд до последнего человека предан Марианне, - возразила Мартина, - и если она узнает…
        - То ничего не произойдет, - прервал ее Робин. - Марианна будет молчать так же, как я. Она любит Вилла и никогда не причинит ему вред.
        - Тогда данное тобой слово на нее не распространяется, - грустно улыбнулась Мартина. - Я забыла, что ты - это она, а она - это ты. Почему ты решил взять на себя заботу обо мне?
        - Потому что в твоем ребенке течет кровь Рочестеров - наша кровь. А я - глава нашего рода, если ты помнишь, - довольно жестко сказал он и, заметив в глазах Мартины печаль, понял, в чем ее причина. Он смягчился и с теплой улыбкой добавил: - И ради тебя самой, Марти. В память о нашей юности в Локсли.
        Мартина взмахнула длинными ресницами:
        - Неужели я так постарела, что ты заговорил о юности как о далеком прошлом?
        Робин окинул ее взглядом и улыбнулся. Даже в простом платье, осунувшаяся и бледная, она все равно была красивой. А когда на лицо вернутся краски и стан снова будет тонким и гибким, она вновь станет неотразимо хороша. Робин помнил, как на нее оглядывались все мужчины - от подростков до стариков, провожая взглядами так, словно не верили, что есть такое чудо на свете. Яркая и чистая зелень глаз, нежная белизна кожи, глянцевая смоль волос и земляничная спелость губ! Стройное гибкое тело каждым своим изгибом призывало к объятиям. Он сам не миновал чар ее изумрудных глаз, которые могли сразить одним мимолетным взглядом из-под длинных черных ресниц. Ее красота давно перестала волновать его сердце, но глаза и разум отдавали ей должное до сих пор.
        - Нет, - тихо сказал он и с внезапной лаской провел кончиками пальцев по ее лицу. - Ты все та же Мартина, первая красавица Локсли. Вспомни, скольких мужчин и парней ты свела с ума!
        Мартина закрыла глаза и, слабо улыбнувшись, провела его ладонью по своей щеке.
        - Кроме одного, Робин! Кроме тебя, - еле слышно прошептала она и поцеловала его ладонь. - С моей стороны глупо заводить разговор после того, что ты сегодня узнал обо мне. Но, может быть, сейчас, когда прошло столько лет, ты все-таки скажешь, почему уступил меня Мартину? Все в Локсли были уверены, что мы с тобой дали друг другу слово.
        Она подняла на Робина глаза, замершие в ожидании ответа. Он понял, что все эти годы ее мучил вопрос, какую ошибку она совершила, да и совершила ли? Может быть, ошибкой была ее уверенность, что она вообще что-то значила для него? Уже собиравшийся проститься с ней и уйти, Робин привалился спиной к стене и долго молчал, устремившись задумчивым взглядом в прошлое. Она тоже молчала, охваченная воспоминаниями, как и он.
        - Но ведь мы не были помолвлены, Марти, - наконец сказал он.
        Мартина печально кивнула.
        - Да, ты молчал. И мне иногда казалось, что на самом деле ты ко мне безразличен. А иногда я думала, что все дело в том, что ты граф, а я дочь простого йомена. Но тут же понимала, что дело в другом. Ты не такой, чтобы отвергнуть меня из-за незнатного происхождения. И Марианну ты взял в жены не потому, что она не уступает тебе родовитостью.
        - Ладно, Марти, - глубоко вздохнул Робин, - раз прошло так много лет, скажу! - и он, заглянув Мартине в глаза, улыбнулся с не меньшей печалью. - Я не был уверен в тебе. Так же, как и ты, я не мог понять, любезна ли ты со мной только потому, что я граф, или ради меня самого. А стоило мне почти увериться в тебе, как ты мгновенно заставила меня сделать выбор между любовью и гордостью. Поверь, он мне дался нелегко! Но когда ты заявила, что приняла предложение Мартина, я окончательно утвердился в сделанном выборе.
        Робин поднял вверх ладони в знак того, что он не мог заставить себя поступить иначе в те далекие дни, о которых они говорили.
        - Я сказала тебе о его предложении, думая, что ты воспротивишься! - воскликнула Мартина и порывисто стиснула руку Робина. - Когда мы с тобой поссорились в последний раз, я просто не знала, как к тебе подступиться!
        - Что ж, ты выбрала самый верный способ! - невольно рассмеялся Робин.
        - Тогда он казался мне верным, - вздохнула Мартина. - Я совершенно не понимала тебя. Думала, ты вспылишь, попросишь меня отказать Мартину. А ты посмотрел на меня так, словно ударил. Потом холодно пожал плечами и ответил…
        - Воля твоя, красавица, - медленно договорил за нее Робин.
        - Да, слово в слово. Ты ведь тоже никогда не давал мне увериться в тебе! Целовал меня, а всего через час мог окатить таким холодом!.. Если бы ты видел свою улыбку, насмешливую и отчужденную, с который смотрел на меня, случайно услышав наш с Виллом разговор!
        - Тот, когда ты объявила Виллу, что не пустишь его на порог, став моей женой? - уточнил Робин, и Мартина уныло кивнула.
        - Я знаю, что была неправа. Я думала, что если мне выпало счастье родиться красивой, то весь мир обязательно будет у моих ног! Ты сумел разуверить меня в этом. Но почему ты не смог простить меня? Ведь все иногда ошибаются! Когда мы поссорились в последний раз, я думала, что сойду с ума: так холодно, почти с презрением ты выставил меня за порог! А всего за четверть часа до этого ты был так нежен со мной, так покорен.
        Она осеклась, заметив, что Робин, прищурившись, смотрит на нее с откровенным сожалением.
        - Покорен тебе! - тихо и раздельно повторил он. - Марти, какой покорности ты пыталась от меня добиться? Стоило мне открыть тебе сердце, и ты принималась крушить его. А если я отдалялся от тебя, ты кротко терпела от меня любую колкость, лишь бы помириться. Мы примирялись, и все начиналось заново!
        - Ты любил меня? - быстро и так же тихо спросила Мартина.
        Робин улыбнулся с нежностью, и при виде этой улыбки у Мартины защемило сердце. Помедлив, он сказал:
        - Любил, - и, вздохнув, с грустью добавил: - но потом устал. Наша любовь напоминала мне борьбу, в которой тебе отчаянно хотелось одержать верх. Победа осталась за тобой. Я уступил ее тебе так, как ты того хотела.
        - Ты отказался от меня! Но ведь я всем сердцем любила тебя! - воскликнула Мартина, вглядываясь в лицо Робина и пытаясь увидеть на нем хотя бы слабый отблеск тех давних чувств, но Робин равнодушно пожал плечами, словно они говорили сейчас о давно умерших людях. Пальцы Мартины, сцепившиеся на его запястье, разжались, и, глядя перед собой, она прошептала одними губами: - Неужели я не искупила заносчивость и капризы, когда пришла к тебе ночью перед свадьбой? Помнишь?
        Робин посмотрел на нее и улыбнулся.
        - Да, помню, - шепнул он, и в его голосе появилась слабая тень былого волнения. - Никогда ты не была так мила мне, как в ту ночь! С заплаканными глазами и расплетенными косами.
        - И распухшим от слез носом! - не удержавшись, фыркнула Мартина, и Робин рассмеялся. - Я пришла к тебе сказать, что мне никто не нужен, кроме тебя! Но рядом с тобой был Вилл. Он смотрел на меня так, что у меня просто не повернулся язык. И я ушла, сказав вовсе не то, что собиралась. А вечером, на свадебном ужине, ты был так спокоен, даже весел! Ты смеялся, а мне хотелось плакать от твоего смеха.
        - Ты поэтому и попросила меня сделать тебе такой свадебный подарок? - усмехнулся Робин. - Воспользоваться правом первой ночи! Как тебе только в голову пришло?
        - От отчаяния, - вздохнула она. - Как ты посмотрел на меня в ответ! Я подумала, что ты меня убьешь! Знаешь, я ведь в ту ночь так и не подпустила к себе Мартина. Бедный, он все объяснил себе моей робостью. А я ревела потому, что твой смех стоял у меня в ушах, и не знала, люблю я тебя или ненавижу.
        - Ночью перед вашей свадьбой я несколько раз порывался пойти к Мартину и убедить его отказаться от тебя. Был готов даже подраться с ним, если он заартачится, - внезапно признался Робин.
        - Но не пошел, - встрепенулась Мартина. - Почему?
        - Я понял, что у нас с тобой ничего не получится, - ответил Робин так, словно подвел черту под разговором. - Мне пора, Марти!
        Сняв ее пальцы со своего запястья, Робин поднялся из-за стола. Запрокинув голову, Мартина смотрела на него и по его лицу видела, что он уже далеко: разговор о прошлом он вел только ради нее, а его самого это не интересовало давно и совсем.
        - А если бы тогда это была не я, а Марианна? Ты поступил бы так же?
        Он повернул к ней голову, и по огню, полыхнувшему в его глазах, она поняла, что пыталась сравнить то, что для него ни при каких обстоятельствах не подлежит сравнению.
        - В этом все дело, - сказала Мартина и задумчиво улыбнулась. - Наверное, уже тогда ты предчувствовал встречу с ней и ждал ее. Именно это ожидание остановило тебя.
        Она тоже поднялась из-за стола и взяла свечу, чтобы проводить его до дверей.
        - Этот разговор - последний, Робин. Я больше не буду тебе докучать тем, что прошло. Спасибо тебе за то, что не оставишь меня и позаботишься обо мне.
        - Не благодари, этой мой долг, - улыбнулся Робин и поцеловал ее на прощанье в лоб. - И начинай готовиться к переезду в Руффорд.
        Она кивнула, предусмотрительно потушила свечу, открыла дверь и долго стояла на пороге, глядя на Робина, пока он, отвязав Воина, не скрылся вместе с конем в ночной темноте.
        ****
        Уже рассвело, когда Робина, который ехал по лесной дороге в Шервуд, окликнули негромким свистом. Робин осадил вороного, и через минуту с ним поравнялся Вилл. Братья некоторое время ехали бок о бок в молчании. Глядя на хмурое лицо Вилла, Робин догадался, что и на этот раз разговор брата с Эдриком не увенчался успехом, но все же спросил:
        - Что он тебе сказал?
        - Много лестного! - хмуро усмехнулся Вилл, глядя на дорогу. - Даже повторить не смогу! Живо, в нескольких словах обрисовал мне такое чудовище, что я только по собственному имени и догадался, что он говорит обо мне. В очередной раз выбранил дочь - спасибо, что не проклял! - и велел передать Тиль, чтобы она не показывалась ему на глаза.
        И Вилл сам прошептал проклятие: при всей любви к нему Тиль упорно отказывалась идти под венец без отцовского благословления. Если Вилл начинал настаивать, у нее на глазах появлялись слезы, но упорства юной Тиль было не занимать.
        - А ты все рассказал ему? О себе и Тиль? - спросил Робин, выразительно вскинув бровь, и Вилл, угадав намек, громко фыркнул:
        - Все. И со словами, что я обманул доверие графини Марианны, попечению которой он вверил дочь…
        Не договорив, Вилл мрачно посмотрел на сжатые в кулак пальцы.
        - Ты что, подрался с отцом своей невесты?! - хмыкнул Робин.
        Вилл улыбнулся и отрицательно покачал головой:
        - Я увернулся от его тяжелой длани, и он с размаху врезал кулаком по стене так, что рассадил себе пальцы в кровь. После этого мне ничего не оставалось, кроме как быстрее убраться, пока меня не настигло возмездие отца соблазненной мной девицы.
        - Ох и нрав! - процедил сквозь зубы Робин и предложил: - Пожалуй, пришло время мне самому навестить его!
        - Он предупредил твое намерение, - немедленно отозвался Вилл, - крикнул мне в спину, что оглохнет и не услышит ни слова, если и ты приедешь его уговаривать.
        Время приближалось к полудню, когда перед ними на горизонте показалось большое селение. Робин собирался объехать его краем леса, но Вилл остановил его, перехватив поводья вороного.
        - Заедем, пообедаем. Здесь неплохой постоялый двор. Да и Джон с Мэтом должны быть там. На пути из Йоркшира в Шервуд им не миновать Хольдернес.
        Робин задумчиво посмотрел на раскинувшееся перед ними селение и перевел взгляд на Вилла. Оба брата были одеты в замшевые куртки без знаков Шервуда. Воин шумно вздохнул, намекая на желание отдохнуть, и рыжий Эмбер тут же поддержал вороного товарища таким же шумным вздохом. Сам Робин провел половину ночи в дозоре, потом проделал долгую дорогу, чтобы проведать Мартину, и тоже чувствовал усталость.
        - Не люблю я Хольдернес! - неожиданно признался он.
        Вилл посмотрел на брата, но не стал ни о чем спрашивать. Он знал, что, когда Робин скрывался от убийц отца, в Хольдернесе он попал в засаду и с трудом избежал плена. В ответ на вопросительный взгляд Вилла, который уже был готов отказаться от своего предложения, Робин равнодушно пожал плечами и тронул шпорами бока Воина, направив вороного по дороге к селению.
        Хольдернес располагался по обе стороны одной из главных дорог, пролегавших с севера, и в селении всегда было многолюдно. Возле большого постоялого двора стояло много повозок, сновали люди, и на Робина с Виллом никто не обратил внимания. Они привязали лошадей и вошли внутрь.
        В просторной трапезной было полно людей, за столами не оставалось свободных мест. Хозяин и помогавшая ему жена едва успевали обносить посетителей кружками с сидром и элем. Над огнем в большом очаге служанка поворачивала вертела с нанизанными на них курицами и большими кусками говядины.
        - Что я тебе говорил! - негромко воскликнул Вилл: стоило им показаться на пороге, как из-за дальнего стола радостно замахал рукой Джон.
        Рядом со столом, облюбованным Джоном и Мэтом, лестница вела на второй этаж, где находились комнаты, которые путникам сдавали на ночлег. Заслоняя собой стол, лестница укрывала тех, кто сидел за ним, от любопытных взглядов. Выше стола в стене было прорублено окно, сейчас прикрытое ставнями.
        - Стол выбран удачно, - сказал Вилл, садясь рядом с Джоном и обмениваясь рукопожатием с Мэтом, сидевшим напротив, - только слишком много честного люда! Вас еще не заприметили?
        - Мы здесь недавно, - ответил Джон, подзывая хозяина, который, завидев новых гостей, уже спешил к ним с парой кружек в руках.
        Вилл заказал обед, но как только хозяин собрался отойти, бросил взгляд на дверь, рассмеялся и удвоил количество заказанных блюд.
        - У тебя разыгрался аппетит после встречи с Эдриком? - с усмешкой спросил Робин.
        - Прошу, красавица, - услышал он за спиной голос хозяина, - и тебя, уважаемый! Сейчас все будет подано!
        Рядом с Робином плюхнулась на скамью Клэренс, а напротив нее устроился Статли.
        - А вы здесь как оказались? - удивился Робин и шутливо дернул сестру за косу.
        - Мы были в Линкольне, - весело ответил Статли, придвигая к себе кружку с вином. - Там ярмарка, вот мы и отправились подобрать коня для Клэр.
        - Купили? - поинтересовался Мэт.
        Клэренс в ответ презрительно фыркнула и гордо вздернула маленький упрямый подбородок.
        - Она такая разборчивая! То ей масть не по нраву, то стать, - сокрушенно вздохнул Статли и бросил на жену любящий взгляд.
        Хозяин с помощью служанки проворно заставил стол блюдами с жареным мясом, хлебом, твердым желтым сыром, вареными овощами и принес два кувшина вина. Едва стрелки приступили к обеду, как над головой Робина раздался веселый приглушенный возглас:
        - Доброго тебе дня, лорд мой и муж! А я думала, что ты отправился домой, отсыпаться после ночи в дозоре!
        Робин поперхнулся вином и закашлялся под смех друзей. Марианна, весело блестя глазами из-под капюшона, похлопала Робина по спине. Алан, который сопровождал леди Шервуда, бесцеремонно потеснив Мэта, сел на край скамьи.
        - Не поверишь, Мэриан, но я то же самое думал о тебе, - отдышавшись, сказал Робин.
        - Значит, мы оба ошиблись! - рассмеялась Марианна и прикоснулась легким поцелуем к виску Робина.
        - Милая, думай, что делаешь! - проворчал Робин, легонько отталкивая ее от себя. - Ты в мужской одежде и целуешь меня на глазах всей трапезной!
        - Извини, мой лорд, не смогла удержаться! - весело ответила Марианна, садясь за стол между Джоном и Виллом.
        Она поискала глазами хозяина и, когда тот поспешил на негромкий щелчок ее пальцев, заказала себе горячего вина.
        - Могла бы не стараться, - проворчал Джон и, наклонив кувшин, заглянул внутрь, - здесь еще вполне хватит и на тебя.
        - Я промокла от росы, - ответила Марианна, принимая из рук хозяйки кружку с горячим вином, и поблагодарила женщину кивком головы. - Это вы, наверное, успели к полудню разогреться и можете пить вино со льда.
        Вилл невозмутимо пригубил вино и бросил взгляд на Робина.
        - Кажется, наша леди подозревает нас в пагубном пристрастии. Урезонь ее, братец! Упреки твоей жены отбивают вкус благородного напитка.
        - Если это уже пятая или шестая кружка, Вилл, то неудивительно, что у тебя притупился вкус! - не осталась в долгу Марианна.
        Робин рассмеялся и посмотрел на нее. Потягивая неторопливыми глотками обжигающую терпкую влагу, Марианна так же неторопливо и обстоятельно рассматривала сидевших за столами людей. Ее глаза блестели возбужденным и даже вызывающим огнем. Алан, ловко орудовавший ножом, расправляясь с куском мяса, заметил взгляд Робина, устремленный на Марианну.
        - Знал бы ты, Робин, какого страха она нагнала на сэра Рейнолда! - сказал Алан и посмотрел на Марианну с искренним восхищением. - Он просто язык проглотил, когда увидел нашу леди, да еще в самом воинственном настроении!
        Услышав столь лестный отзыв, Робин переглянулся с Виллом и, подперев голову рукой, вновь обратил взгляд на Марианну.
        - Мэри, радость моя! Ну-ка, расскажи мне, где ты повстречалась с шерифом и вымокла в росе? - предложил он. - И перестань бросать вокруг себя такие вызывающие взгляды, если не хочешь втянуть нас в потасовку.
        Марианна сложила руки на столе и легла на них подбородком.
        - На Ноттингемской дороге, - ответила она кротким тоном, глядя на Робина невинными глазами.
        Но, несмотря на все усилия, губы Марианны подрагивали в улыбке. Услышав ее ответ, стрелки переглянулись, и Джон высказал вслух общую догадку:
        - Похоже, что наша леди вместе с Аланом с утра пораньше занималась сбором податей на лесных дорогах!
        Марианна неопределенно вскинула брови, устремив вверх искрившиеся смехом глаза.
        - Чего ты вдруг застеснялась? - хмыкнул Вилл и пренебрежительно махнул рукой. - Имей мужество признаться и скажи: да, я взыскала подать, и даже с самого шерифа.
        - Скажи, Мэри, скажи, - благожелательным тоном поддержал брата Робин, - а дома я с тобой потолкую по душам, раз ты забыла мои условия.
        - Оставь, Робин! - рассмеялся Статли. - Ты уже больше года пытаешься добиться от нее послушания, но видимых успехов что-то нет до сих пор!
        - Ты не прав, Вилли, - неожиданно строго ответила Марианна, - но так сложились обстоятельства, и никого из вас в Шервуде не было, поэтому мне пришлось самой принимать решение.
        - Гм! - пробормотал Статли, смущенный выговором Марианны, и бросил взгляд на рассмеявшуюся жену: - Чего ты веселишься, Клэр? Хотел бы я знать, ты предана мне хотя бы на половину так, как Марианна нашему лорду?
        - А я еще не знаю, насколько она мне предана, - сказал Робин, пристально глядя на Марианну.
        По его посветлевшим глазам она поняла, что он сердится на нее, а неосторожная шутка Статли лишь усугубила его недовольство.
        - Расскажи, моя леди, какие обстоятельства сложились так, что ты не могла подождать моего возвращения или, помня нашу договоренность, не искать в одиночку встречи с шерифом, - снова предложил Робин.
        - От дозорных пришла весть, что шериф накануне вечером приехал во Фледстан. Он пробыл там ночь и затемно собрался в обратный путь в Ноттингем. Я хотела узнать, что ему понадобилось в замке, где он был в последний раз задолго до гибели моего отца.
        - И что же ему понадобилось? - спросил Робин, не спуская с Марианны холодного неулыбчивого взгляда.
        - Наши фамильные драгоценности, которые все еще оставались во Фледстане. Дела сэра Рейнолда идут так неважно, что он решил пополнить свою казну грабежом.
        - И ты их отобрала у шерифа. Он тебе что-нибудь сказал на это?
        - Сказал! - усмехнулась Марианна. - Что напрасно испытывал ко мне зимой жалость, а еще пообещал назначить награду и за мою голову.
        - Ясно, - ответил Робин, и выражение его лица и холодных глаз говорило, что Марианна не смогла оправдать допущенное ею нарушение. - А понимала ли ты, что поездка шерифа во Фледстан могла быть тщательно продуманной западней?
        - Да, - спокойно ответила Марианна, - поэтому окрестности Фледстана были тщательно проверены в окружности шириной в две мили и я взяла с собой столько стрелков, чтобы иметь над ратниками шерифа численный перевес втрое.
        Взгляд Робина немного оттаял, но выражение лица все равно оставалось недобрым. Вилл, заметив огорчение в глазах Марианны, поспешил ей на помощь.
        - Она приняла все меры предосторожности, Робин! И ты забыл, что она - Рочестер, как ты и я. А Рочестеры не любят отдавать то, что им принадлежит, и особенно сэру Рейнолду! Мы сами оставили нашу леди одну, без совета и руководства, поэтому смени гнев на милость и не терзай ее таким холодным взглядом!
        - Как будто она нуждалась в совете и руководстве! - вздохнул Робин и улыбнулся Марианне уже без тени гнева так, что ее глаза засияли в ответ, а примолкшие, пока лорд и леди Шервуда объяснялись, стрелки и Клэренс облегченно вздохнули.
        - Не сердись, Робин! - тихо попросила Марианна, когда за столом возобновился разговор, и они получили возможность говорить так, чтобы их не расслышали друзья. - Не могла я позволить, чтобы он с такой бесцеремонностью хозяйничал в замке, принадлежавшем моему отцу!
        - Я не сержусь, - ответил Робин. - Он так же разорял и замки моего отца, и твое негодование мне понятно. Меня беспокоит другое, милая.
        - Что?
        - То, что ты получила удовольствие, дав шерифу отпор. Тебя все больше и больше затягивает война, Мэри. А война - игра для мужчин, а не для женщин. Сколько ратников потерял шериф при встрече с тобой?
        - Пятерых, - ответила Марианна.
        - А сколько от твоего меча?
        - Троих.
        - Троих, - повторил Робин и усмехнулся: - то есть на твою долю пришлось больше, чем на остальных стрелков, которых ты взяла с собой. Очень мило с твоей стороны, дорогая! Выучили мы тебя с Виллом на свою голову!
        Робин, неопределенно насвистывая, посмотрел куда-то поверх головы Марианны.
        - Ты еще не беременна? - неожиданно спросил он и, заметив, как Марианна вспыхнула румянцем после его вопроса, сказал: - Тогда бы тебе стало не с руки затевать военные походы.
        - Ах, вот зачем тебе наследник! - укоризненно рассмеялась Марианна.
        - Не только за этим, но и за этим тоже, - рассмеялся в ответ Робин и, забыв о собственном предупреждении, поцеловал ладонь Марианны. - Ну а что с твоими фамильными драгоценностями?
        - Я поручила Бранду доставить их домой, в Шервуд, - пожала плечами Марианна.
        - Хочешь оставить их себе? - спросил Робин.
        Марианна что-то достала из-за ворота куртки.
        - С твоего позволения - только этот перстень! В сущности он и явился причиной моей встречи с сэром Рейнолдом!
        На ее ладони лежал золотой перстень с большим аметистом удивительно чистого розового цвета. Поверхность камня отливала шелком, а в его глубине переливались всполохи всевозможных оттенков розового цвета - от бледного, почти прозрачного до густого, приближавшегося к фиолетовой глубине.
        - Узнаешь? - спросил Робин брата, указав взглядом на перстень.
        - Конечно! - сказал Вилл и, осторожно взяв перстень с ладони Марианны, поднес его к глазам. - Любимое кольцо леди Ри! Она носила его не снимая.
        Он вернул перстень Марианне и улыбнулся ей с пониманием и сочувствием.
        - Его подарили матушке в благодарность за мое рождение, - сказала Марианна, надевая перстень на палец. - Она отдала мне его перед смертью, а я никогда не носила его, чтобы не огорчать отца видом его подарка и не напоминать о ее смерти.
        Услышав слова Марианны, Робин и Вилл переглянулись, и Робин, помедлив, сказал:
        - Мэри, это кольцо было подарено леди Рианнон действительно в честь твоего рождения. Но не твоим отцом, а нашим.
        Марианна вскинула на Робина удивленный взгляд, и тот грустно улыбнулся:
        - Леди Ри еще до твоего рождения все знала о нас с тобой и рассказала нашему отцу. Но ведь могло случиться всякое - беда, неосторожность, и ты могла погибнуть, - едва родившись. К счастью все обошлось благополучно, и отец в знак признательности подарил леди Ри этот перстень.
        Значит, не сэр Гилберт преподнес леди Рианнон этот дар в благодарность за рождение дочери, и Марианна напрасно убрала его подальше, чтобы перстень не попался отцу на глаза. Наверное, и он сделал жене не менее ценный подарок, но не расставалась-то ее мать с перстнем, подаренным графом Альриком. Подношения мужа - отца Марианны - ничего не значили для леди Рианнон.
        Заметив, как подернулись грустью глаза Марианны, и в точности угадав причину ее грусти, Вилл громко сказал:
        - Мэриан, где твоя кружка? Если шериф приравнял тебя к нам, то, может быть, наш лорд позволит тебе и вино пить наравне с нами. А, братец? - и он лукаво подмигнул Робину.
        - Пей, Мэри! - небрежно ответил Робин, одним глотком допивая вино, остававшееся в его кружке, и подставляя ее Виллу. - Первый и последний раз ты выходила без меня воевать с дружиной шерифа, и первый и последний раз ты сидишь со мной за столом в подобном месте.
        - Почему? - удивилась повеселевшая Марианна и кивком поблагодарила Вилла, который подал ей наполненную до половины кружку с вином.
        - Чтобы у тебя не появился вкус к подобному времяпрепровождению. Жене надлежит ждать мужа дома, а не бросать тень на свое доброе имя, появляясь с ним где попало.
        - Бросать тень на доброе имя! Скажи, пожалуйста! - шепнул Статли на ухо Алану. - Признался бы честно: чтобы случайно не повстречаться с прежними подружками мужа!
        Статли и Алан громко расхохотались и тут же поймали укоризненный взгляд Робина. Заставив друзей этим взглядом оборвать смех, Робин мрачно сказал:
        - Ты мой родственник, Статли, и вместо того чтобы поддержать честь семьи, позволяешь себе неуместные намеки!
        Вилл насмешливо посмотрел на Робина и несильно шлепнул его по руке:
        - Что я слышу? Ты не от Джона ли набрался святости? А прежде, если помнишь…
        - Не помню! - поспешно оборвал его Робин и вполголоса чертыхнулся. Встретившись глазами с Марианной, которая выразительно подняла бровь, он угрюмо сказал: - Вот поэтому тебе и не следует бывать в таком обществе, где после пары кружек вина начинают вести подобные разговоры.
        - А ты вызови на поединок - меня или Вилла, - с усмешкой предложил ему брат.
        - Много чести! - буркнул Робин.
        Им принесли вторую перемену, и, расставив блюда на столе, служанка, шаловливо улыбнувшись, неожиданно уселась Робину на колени.
        - Ты надолго в Хольдернесе? - ласково спросила она, обнимая Робина за шею, и поцеловала его в щеку, не стесняясь остальных.
        Марианна достала из-за пояса нож и, не сводя прищуренных глаз с Робина и прильнувшей к нему девушки, стала играючи, но очень выразительно постукивать острием по столу. Робин в ответ привольно откинулся спиной на стену, ухмыльнулся и похлопал служанку по круглому боку. Друзья, глядя на девушку, Марианну и Робина, расхохотались.
        - Крошка, - Робин с притворным вздохом сожаления расцепил руки девушки и ссадил ее со своих колен. - Я не один, вот моя жена.
        Он указал подбородком на Клэренс, которая тут же приняла самый суровый вид.
        - Ох, простите, мистрис! - с искренним испугом пробормотала девушка, предупредительно отодвигаясь от Робина. - Что же вы-то молчите?
        - А! - Клэренс небрежно махнула рукой. - К нему всегда льнут девицы. Я уже устала говорить, что он мой муж.
        - Неудивительно! Он у вас такой красавец! - с умилением вздохнула девушка, нехотя отводя взгляд от невозмутимого Робина, и столкнулась глазами с Марианной. Тут же забыв о неудаче, она радостно улыбнулась: - А ты, парень, еще милее! Ты, надеюсь, не женат? Или хотя бы оставил жену дома?
        - Не женат, - ответила Марианна под приглушенные смешки. Предупредив намерение девушки тут же пересесть поближе к ней, а то и плюхнуться на колени, как к Робину, Марианна зевнула и нарочито лениво сказала: - Не трать напрасно время, девочка! Я предпочитаю внимание мужчин.
        - Ах ты, порочный мальчишка! И у тебя хватает стыда говорить об этом вслух?! - с возмущением воскликнула девушка и, подхватив юбки, с негодующим фырканьем бросилась прочь под хохот стрелков.
        - Ничего не изменилось! - сказал сквозь смех Статли. - Как и год назад, наша леди в мужском наряде так притягивает к себе нежные девичьи взоры, что никому из нас, кроме ее собственного мужа, с ней не тягаться!
        Робин и Марианна переглянулись и тоже не удержались от смеха.
        - Ты по-прежнему утверждаешь, что намеки твоих друзей ни на чем не основаны? - спросила Марианна.
        - А ты носи женское платье, чтобы местные парни не попытались тебя избить за то, что ты отбиваешь их девчонок, - немедленно парировал Робин.
        - Благородный лорд Робин! - услышал он рядом с собой негромкий мужской голос и мгновенно поднял голову.
        Возле него стоял пожилой человек в простой одежде. Стрелки, посмотрев на него, замолчали, и незваный гость почувствовал себя неуютно, оказавшись в перекрестье настороженных взглядов.
        - Кто ты, почтенный, и за кого меня принял? - спросил Робин, внимательно глядя на незнакомца.
        - Меня зовут Абрахам, и живу я здесь, в Хольдернесе, - последовал ответ, - а вас я принял за лорда вольного Шервуда, потому что имел честь видеть вас много лет назад, когда вы останавливались здесь под чужим именем, граф Хантингтон.
        Абрахам посмотрел на лорда Шервуда с тайным значением. Робин отразил его взгляд непроницаемой синью в глазах и молча указал подбородком на свободное место на краю скамьи.
        - Я слушаю тебя, - сказал он, когда Абрахам уселся за стол.
        Маленькие глазки Абрахама цепко скользнули по лицам стрелков и задержались на Клэренс.
        - Ваша сестра, милорд? Тогда она была совсем еще крошкой! Вы стали настоящей красавицей, леди! - улыбнулся Абрахам, не смущенный небрежным и высокомерным кивком Клэренс.
        Робин молчал, не спуская с Абрахама глаз, и тот, отведя взгляд от Клэренс, торопливо сказал:
        - Прежде всего, милорд, я хочу вас заверить, что никто из находящихся здесь людей не знает, что вы - это вы.
        Робин вскинул бровь. В его глазах мелькнула недобрая усмешка.
        - Что же ты хочешь от меня взамен того, чтобы они и дальше оставались в неведении о моем пребывании здесь?
        По откровенно недоброжелательному голосу Робина Абрахам понял, что перегнул палку. Посетовав на себя за то, что забыл все, что ему приходилось слышать о лорде Шервуда, и неудачно начал разговор с угрозы, он в смущении оглянулся на друзей Робина. Ему и тут не повезло: первым, на кого упал его растерянный взгляд, оказался Вилл. Его янтарные, сузившиеся в прищуре глаза пригвоздили Абрахама. Губы Вилла медленно раздвинулись в улыбке, сильно напоминавшей улыбку приготовившегося к броску волка, и Абрахам поспешил вновь обернуться к Робину.
        - Вы неправильно поняли меня, милорд! - воскликнул он.
        - Ты сам завел подобный разговор, - равнодушно обронил Робин и повторил: - Так зачем я тебе понадобился?
        - Мой сын попал в беду, - с глубоким вздохом ответил Абрахам и жалко улыбнулся, пытаясь смягчить лорда Шервуда. - Мальчишка! Ратники шерифа схватили его и хотят увезти в Ноттингем. Я знаю, что вы, милорд, никогда не отказывали в помощи простым людям вроде меня. Только вы и ваши стрелки могут вызволить кого-либо из рук стражи шерифа!
        - По какой причине твой сын был схвачен ратниками? - спросил Робин, когда Абрахам замолчал.
        - Он, - Абрахам замялся и просительно посмотрел на Робина, - конечно, это большой грех, но мой сын еще неразумен по молодости лет! Он вытащил в церкви кошелек у одного из прихожан, а тот схватил его за руку и кликнул ратников, благо те тоже были в церкви на мессе.
        Над столом повисла тишина. Робин наконец перестал терзать просителя холодным взглядом, отвернулся от него и, взяв кружку Вилла, сделал глоток. Не глядя на Абрахама, он негромко спросил:
        - Сколько лет твоему сыну?
        - Всего шестнадцать, милорд, - поспешил ответить Абрахам самым сокрушенным тоном.
        - Не так уж он мал, чтобы не понимать того, что грешно делать, а что нет, - сказал Робин, пожимая плечами.
        Этот жест дал понять, что лорд Шервуда больше не намерен продолжать разговор, и Вилл, угадав решение брата, с усмешкой посмотрел на Абрахама и отрицательно покачал головой. Не ожидавший отказа, Абрахам замер и обвел стрелков растерянным взглядом.
        - Но почему, милорд? - все еще не веря в отказ Робина, спросил он. - Ведь мальчику отрубят руку!
        - Не голову, - спокойно ответил Робин и усмехнулся. - Ты что же, почтенный, решил, что твой сын будет заниматься воровством, а мы станем за него вступаться перед ратниками шерифа?
        - А разве вы в Шервуде не занимаетесь тем же самым? - медленно проговорил Абрахам, упираясь в Робина тяжелым взглядом, в котором мелькнула злоба. - И однако не считаете свой промысел постыдным, а напротив - слывете героями!
        Глаза Робина гневно высветлились льдом.
        - Между нами и твоим сыном есть отличие, которое ты не заметил или предпочел не заметить, - тихо, но отчетливо сказал он. - И оно заключается в следующем: мы встречаемся с врагами лицом к лицу, не обираем никого, кроме сборщиков податей, и за то, что отбираем у них, платим собственной кровью. А твой сын исподтишка совал руку за пазуху таким же, как он, как ты сам. И если тот, кого он пытался обворовать, оказался расторопнее твоего сына, это не моя забота. Скажу больше: я на его стороне, и твоему сыну не сочувствую даже в малости. Для меня подобный воришка не стоит того, чтобы ради него погиб или получил ранение любой из стрелков Шервуда. Да вот мои друзья, перед тобой. Спроси их, вызывает ли у них сочувствие твой сын?
        Абрахам тяжело поднялся из-за стола и неожиданно улыбнулся:
        - Что же, милорд, нет так нет!
        Он сделал шаг в сторону дверей, но вдруг остановился и бросил на стрелков взгляд, не предвещавший ничего доброго. Его губы поползли в полуулыбке-полуоскале, и он обронил напоследок с явной угрозой:
        - Только как бы вам, милорд, не пришлось пожалеть о презрении, которое вы мне сейчас выказали!
        Больше не оглядываясь, Абрахам торопливо зашагал к дверям.
        - Мне это не нравится! - быстро сказал Джон, провожая Абрахама взглядом, полным подозрения. - Он недаром намекнул, что тебя никто, кроме него, не узнал! И к тому же я понял так, что в Хольдернесе сейчас ратники шерифа!
        - Проще говоря, надо поспешить, пока он не выдал нас ратникам в обмен на своего сына, - сказал Робин и поднялся из-за стола: - Быстрее, друзья!
        - Эй, почтенный! Получи за обед! - окликнул Статли хозяина и, когда тот подошел, отдал ему деньги и тихо сказал: - Нам надо уйти так, чтобы нас не учуял ни один пес.
        Хозяин, зажав в руке монеты, не стал задавать вопросы - он-то давно знал и лорда Шервуда, и тех, кто сидел вместе с ним за столом. Украдкой оглянувшись, он быстро прошептал:
        - Идите по лестнице наверх! Там дверь, за ней коридор, в конце которого другая лестница. Она ведет на задний двор. Ваших лошадей я сейчас приведу туда!
        В эту минуту двери в трапезную распахнулись, и, звеня кольчугами, вошли ноттингемские ратники.
        - Все вон отсюда, если хотите уцелеть! - громко крикнул старший ратник и, отыскав взглядом лорда Шервуда, улыбнулся довольной улыбкой.
        Робин заметил Абрахама, который пытался спрятаться от его глаз за спинами ратников.
        - Старик! - тоже вспомнил о нем ратник. - Забирай своего щенка и проваливай!
        - Наверх! - скомандовал Робин и выхватил из колчана лук и стрелу.
        Не успели ратники опомниться, как трое из них упали, сраженные стрелами лорда Шервуда. Воспользовавшись замешательством, стрелки бросились вверх по лестнице. Но едва они оказались на небольшой площадке перед дверью второго этажа, как эта дверь под мощным ударом изнутри слетела с петель, и стрелки оказались между двумя отрядами ратников. Тот, что был впереди других, бросился на Вилла и налетел грудью на меч, который Вилл молниеносно выхватил из ножен.
        - Чрезмерное рвение иной раз смертельно! - сквозь зубы сказал Вилл, отражая атаку следующего ратника.
        - Робин, это засада! - крикнул Статли, прикрывая собой Клэренс.
        - Тогда пробьемся снизу, - хладнокровно ответил ему с первого этажа Джон.
        Завертев над головой увесистым двуручным мечом, он с рычанием бросился на ратников, которые невольно попятились под его мощным натиском.
        - Ну?! Кто следующий?! - голос Джона разносился по всей трапезной, словно рев неосторожно разбуженного зимой медведя. - По одному! Как же вас много! Не иначе шериф разводит вас, словно овец!
        Один из ратников выстрелил из лука. Робин выдернул стрелу из плеча и перекинул меч в левую руку. Он с силой отбросил заслонившего ему путь ратника, и тот полетел с лестницы, сбивая с ног остальных. Не давая ратникам опомниться, Робин и Алан расчистили дорогу вниз и оказались у дверей трапезной, где их встретили пять ратников. Робина атаковали трое, Алан, справляясь с натиском двоих, старался помочь раненому лорду Шервуда, пока Робин с яростью не крикнул:
        - Алан, о себе беспокойся!
        Не обращая внимания на рану, он отшвырнул мечом одного из нападавших и в полную силу атаковал двух оставшихся. Трапезная, многолюдная еще несколько минут назад, опустела: все разбежались. За массивным столом спрятался хозяин, который с азартом и любопытством следил за сражением и только жалобно морщился, когда со столов с грохотом слетала на пол посуда.
        Вилл, Марианна и Мэт, помогая Статли прикрывать Клэренс, отражали атаки ратников на втором этаже.
        - Прыгай! - крикнул Марианне Статли. - Слишком тесно!
        Перехватив рукоять меча, Марианна спрыгнула вниз. Ее меч со звоном скрестился с мечом встретившего ее ратника. Капюшон сполз с ее головы, и, увидев рассыпавшиеся по плечам Марианны волосы, ратник осклабился.
        - Иди ко мне, красавица! - сказал он, перестав принимать Марианну за достойного противника, за что немедленно поплатился.
        Невозмутимо шагнув к нему, Марианна мощным смертоносным ударом опрокинула ратника на пол. Оставшись на своем поле боя одна, она окинула быстрым взглядом трапезную и, заметив, что лежавший на полу ратник потянулся к луку, ногой отшвырнула лук и плашмя опустила меч на голову ратника.
        - Молодец, Саксонка! - услышала она возглас Робина.
        Он то и дело отыскивал взглядом Марианну, чтобы убедиться, что ей не грозит опасность. Робин мельком улыбнулся Марианне и бросил взгляд на лестницу. Его глаза расширились, и он с тревогой крикнул:
        - Вилл, держись! Держись!!!
        Робин бросился к лестнице, где Вилл с побледневшим лицом, на котором яростно сверкали смоляные глаза, неверными, оступающимися шагами спускался вниз ступенька за ступенькой, одной рукой удерживаясь за перила, едва успевая мечом в другой руке в самые последние мгновения отражать удары наседавшего на него ратника. Отбросив его противника ударом меча, Робин подхватил Вилла в тот момент, когда брат был готов упасть на пол.
        Поле боя полностью осталось за шервудскими стрелками. Ратники шерифа - раненые и убитые - лежали на полу между опрокинутыми столами и скамейками, среди черепков, в лужах пролитого эля, смешавшегося с кровью. Робин, продолжая поддерживать Вилла, опустился на пол, стараясь справиться с дыханием. Вилл уронил голову ему на плечо, и Робин мгновенным движением потерся щекой о волосы брата.
        - Вилл! - подбежала к братьям Клэренс.
        - Как тебя угораздило попасть под клинок?! - склонился над Виллом Джон.
        Губы Вилла покривились от боли.
        - Меч не выдержал, - ответил он, - пока подбирал с пола другой…
        Статли и Джон подхватили Вилла, Мэт помог подняться Робину, и они вышли наружу к коновязи. Вилла осторожно уложили на утоптанную траву, и Марианна, разрезав его окровавленную куртку и рубашку, осмотрела рану и стала быстро накладывать повязку.
        - Да не волнуйся ты так за меня! - сказал Вилл, заметив тревогу в глазах Марианны, и в душе растрогался ее беспокойством.
        - Скажешь опять: царапина? - улыбнулась Марианна.
        - Конечно! - слабо улыбнулся в ответ Вилл и поцеловал ее руку.
        Робин, пока она перевязывала Вилла, прислонился спиной к боку Воина и прикрыл глаза, чтобы не видеть уходящую из-под ног землю. Раненое плечо пульсировало дергающей болью. Бросив взгляд на селение, он усмехнулся: в домах были наглухо заперты двери и ставни, обычно шумные и многолюдные улицы опустели, словно селение вымерло. Алан, Статли, Джон и Мэт вытащили из колодца бадью с водой и принялись умываться, словно ничего не случилось: бросая друг в друга пригоршни воды и уклоняясь от ответных. Но Клэренс, стоя рядом, видела, что в глазах Джона еще не угас огонь битвы, что у Алана дрожат от пережитого напряжения руки. Статли заметил полный пережитого волнения взгляд жены. Улыбнувшись ей ласково и устало, он привлек Клэренс к себе и поцеловал в лоб.
        - Что ты, голубка, испугалась? - шепнул он, с нежностью заглянув в глаза Клэренс, и рассмеялся: - Больше никогда не возьму тебя с собой! Будешь ждать меня дома, раз ты такая трусишка!
        Перевязав Вилла, Марианна подошла к Робину.
        - Ты весь в крови! Я перетяну тебе плечо.
        Робин устало вздохнул и подчинился Марианне.
        - Как Вилл? - спросил он, открыв глаза, и скорее по привычке, чем из опасения, скользнул взглядом безлюдную улицу.
        - Ничего не задето, - успокоила его Марианна, - только чтобы меньше беспокоить рану, Вилла надо везти в Шервуд на моем иноходце. У Колчана ровная поступь, без рывков, и…
        Она замолчала, заметив, как Робин внезапно замер, что-то напряженно разглядывая поверх ее головы. Он вдруг с силой толкнул Марианну так, что она упала возле его ног, и сорвал с плеча колчан. Перекатившись на спину, Марианна бросила взгляд туда, куда только что смотрел Робин, и увидела на крыше постоялого двора ратника. С трудом удерживаясь на скользкой черепице, он натягивал тетиву.
        - Ложись! - крикнул Робин друзьям и вскинул лук.
        Статли обернулся на крик и, мгновенно заметив лучника, схватил за руку замешкавшуюся Клэренс. Понимая, что не успевает сшибить ее с ног и упасть вместе с ней, он закрыл Клэренс собой.
        Робин и ратник выстрелили одновременно. Стрела Робина вонзилась ратнику в горло, тот нелепо взмахнул руками, выпустил лук и, прокатившись по крыше, упал на землю.
        - Вилл! - услышал Робин за спиной пронзительный крик Клэренс.
        Обернувшись, он увидел, как Статли медленно оседает на землю, а Клэренс, захлебываясь криком, пытается удержать мужа.
        - Вилли! - задыхаясь от волнения, прорычал Джон и, оказавшись в один миг возле Клэренс, подхватил Статли под руки. - Вилл, ты что это?!
        Грудь Статли пробила стрела. Джон осел вместе с другом на траву. Статли бессильно уронил голову. Алан, выхватив из-за пояса нож, разрезал его куртку.
        - Бог ты мой! Навылет! - прошептал Алан, измерив глазами длину древка, торчавшего из груди Статли, и сдавленно воскликнул: - Вилл!
        Сквозь стиснутые зубы Статли вырвался короткий стон. Клэренс, упав на колени, прижала к губам обмякшую руку мужа и с отчаянием воскликнула:
        - Выньте стрелу! Ему же больно! Робин!
        Робин, отбросив лук, опустился на колени рядом со Статли и осторожно взялся за древко.
        - Нет! - как ужаленный воскликнул Алан и, встретившись глазами с Робином, сник и тихо сказал: - Слишком глубоко.
        Статли открыл глаза и попытался приподняться. В его груди раздалось клокотание, в уголках искривленного от боли рта выступила кровавая пена. Встретившись глазами с оцепеневшей женой, он из последних сил улыбнулся Клэренс и еле слышно, с трудом прошептал:
        - Голубка, не плачь.
        Из его горла широкой струей хлынула кровь, и он упал на руки Джона. Марианна, прижавшись к плечу неподвижно замершего Робина, с ужасом смотрела, как пальцы Статли бессильно цепляются за траву. Захрипев, он выгнулся, его пальцы медленно разжались и замерли.
        Джон, помедлив, осторожно отпустил обмякшее тело Статли, стер рукавом кровь с его подбородка и провел ладонью по лицу, закрывая другу глаза. Алан дрожащей рукой коснулся щеки Статли и, не сдержав приступа отчаяния, порывисто прижался лбом к его груди. Плечи Алана содрогнулись от беззвучных рыданий.
        Робин не мог оторвать взгляда от неподвижного лица Вилла Статли. Вилл! Один из его самых близких друзей! Когда-то, рискуя быть узнанным, а значит, рискуя собственной жизнью, Робин вмешался в расправу над ним и спас его от смерти. Он не жалел о своем поступке, а когда Статли пришел в себя, с его первых же слов Робин понял, что обретет в нем друга. Он был так близок ему, так схож в мыслях, суждениях, взглядах! Робин вспомнил, как спросил Статли, чем он намерен заняться, покинув ряды ноттингемских ратников. «Просить вас о доспехах с гербом Рочестеров, - ответил тот. - Быть в числе ваших приближенных - мечта многих, граф Хантингтон!»
        Он не стал слугой, а другом, и дружба крепла по мере того, как они узнавали друг друга. А потом и Статли оказал Робину ту же услугу, придя к нему на помощь, когда Робин сражался с убийцами, подосланными к нему Гаем Гисборном. И еще много раз они прикрывали друг друга в бою, делили радости и невзгоды. Разве можно не любить его всем сердцем, не отдать ему Клэренс, несмотря на все упреки Эдрика?! Но кто посмел бы упрекнуть Вилла Статли в отсутствии благородства только потому, что он не родился в знатной семье? Он был благороден душой, а теперь эта душа покинула всех, кто его любил.
        Робин смотрел на него, но видел не распростертое тело друга, а его светившиеся счастьем глаза, когда отец Тук объявил его и Клэренс мужем и женой. С еле слышным стоном Робин провел рукой по лбу. Очнувшись, он услышал сбивчивое бормотание Клэренс, которая лихорадочно растирала запястье Статли, пытаясь возобновить ток крови:
        - Вилл, любимый, открой глаза! - умоляла она. - Ты же только что говорил со мной, только что поцеловал меня! Вилл! Посмотри на меня! Скажи что-нибудь!
        Робин с трудом отвел взгляд от неподвижного лица Статли и запрокинул голову, не давая пролиться слезам. Марианна нащупала его ладонь и почувствовала, что пальцы Робина дрожат. Заметив эту дрожь, он с силой вонзил ногти себе в ладони.
        - Я убью этого ублюдка! - хрипло прошептал Робин.
        При воспоминании об Абрахаме его лицо исказила ярость. Робин рывком вскочил на ноги и выхватил из ножен меч.
        - Все как всегда? Разбежались, спрятались и подглядываете в щелки, чтобы после молоть языками? - повысив голос, гневно сказал он, обводя взглядом дома с запертыми ставнями. - Сегодня не получится! Я каждого вытащу из дома, пока вы не выдадите мне этого мерзавца! Иди за мной, Джон!
        Повинуясь взгляду Робина, Джон поднялся и, взяв меч, молча пошел следом за лордом Шервуда. Марианна, с трудом встав на ноги, подошла к Виллу, который все это время лежал поодаль возле коновязи, и без сил опустилась на землю рядом с ним.
        - Что? - тихо спросил он, повернув к ней голову. - Статли жив?
        Марианна помотала головой, по ее щекам потекли слезы. Вилл посмотрел на нее, и по его лицу пробежала судорога боли.
        - Бедная Клэр! - прошептал он.
        Словно расслышав слова брата, Клэренс закрыла руками исказившееся от горя лицо и без чувств повалилась на траву.
        Глава тридцать первая
        По небу разливался багровый свет заходящего солнца. Деревья отбрасывали на траву длинные тени, которые медленно таяли, сливаясь с наступающими сумерками. В теплом воздухе повисали крики просыпавшихся ночных птиц.
        На мощном суку старого вяза, закрыв глаза, вытянулся Дикон и, казалось, дремал, не выпуская из руки длинный мощный лук. Выше него, совсем невидимый в густой листве, устроился Мач и от скуки болтал рукой, рискуя свалиться.
        - Дик! - Мачу надоело скучать в одиночестве, и он свесился вниз, пытаясь дотянуться до Дикона.
        Тот ответил Мачу невнятным бормотанием и удобнее пристроил затылок к неохватному стволу, покрытому бугристой корой. Мач досадливо огляделся, достал из-за пазухи крупный орех и прицелился им в Дикона.
        - Только попробуй! - предупредил Дикон, не открывая глаз.
        Мач беззвучно рассмеялся и окинул взглядом притихший лес. Его брови медленно поползли вверх, он еле слышно свистнул, но, не дождавшись ответа, бросил вниз орех, который ударился о плечо Дикона.
        - Дик! - прошептал Мач, услышав сердитый возглас товарища. - Не бранись! Лучше посмотри вниз!
        На опушке показался всадник. Рослый широкогрудый конь чубарой масти шел медленным шагом, но всадника, видимо, устраивал такой неспешный аллюр: широкие кожаные поводья были небрежно брошены на шею лошади.
        - Рыцарь! - шепнул Дикон, заметив сверкнувшую на груди странника цепь, когда порыв ветра отбросил в сторону полу длинного плаща. - Интересно, что он забыл в Шервуде?
        - Потолкуем с ним?! - задорно предложил Мач.
        - Пожалуй! - недолго раздумывая, откликнулся Дикон, легко оттолкнулся от сука и спрыгнул вниз, приземлившись прямо перед головой коня.
        Конь всхрапнул, осел на задние ноги и попятился назад, но твердая рука всадника, натянувшая поводья, и рука Дикона, схватившаяся за конскую гриву, заставили лошадь замереть на месте. Стрелок и всадник окинули друг друга одинаково настороженными и в то же время любопытствующими взглядами. Всадник был вооружен, но даже не потянулся к мечу, убранному в ножны и прикрепленному к седлу. Донесшийся сверху шорох, осыпавшиеся вниз кусочки коры и сердитый шепот заставили Дикона и всадника одновременно посмотреть вверх.
        - Ты не один, смелый разбойник? - спросил вдруг всадник на англосаксонском языке.
        - Нет, милорд, - невольно улыбнулся Дикон, - просто мой товарищ слишком высоко забрался и теперь не может спрыгнуть вниз.
        Он посмотрел на всадника и встретил смеющийся взгляд ясных и светлых глаз.
        - Приветствую вас, сэр рыцарь! - важно обратился Мач на смешанном диалекте. Ему наконец-то удалось благополучно слезть с дерева, не считая большой прорехи в рукаве куртки, и теперь он украдкой пытался стянуть рваные края ткани.
        - Можешь не ломать язык, - сказал Дикон. - Если я не ошибся, в жилах нашего гостя течет саксонская кровь.
        Он вопросительно посмотрел на всадника, и тот неопределенно покачал головой, то ли соглашаясь с Диконом, то ли нет.
        - Сэр рыцарь! - и Дикон весело спросил у всадника, который по необъяснимым причинам нравился ему все больше и больше с каждой минутой. - Почему вы меня назвали разбойником? Вы рисковали смертельно обидеть честного человека!
        - Да? - всадник усмехнулся. - А почему я не замечаю на твоем лице выражения смертельной обиды? Да и не монашеское же братство я ожидал найти в лесу, который известен всей Англии и далеко за ее пределами вольным воинством лорда Шервуда!
        Не устояв перед заразительной улыбкой всадника, Мач вслед за Диконом посмотрел на незнакомца дружелюбным взглядом и, сам того не заметив, расплылся в улыбке.
        Всадник по годам выглядел ровесником лорда Шервуда. Его высокое происхождение выдавала не столько рыцарская цепь - единственное украшение его наряда, сколько благородные правильные черты лица и достоинство, с которым держался незнакомец. Такое достоинство могло быть только врожденным, передаваемым из поколения в поколение кровью благородных предков. Несмотря на юношескую стройность и гибкость высокой фигуры, от широких плеч всадника и уверенных в скупых жестах рук исходило впечатление силы, необходимой воину в тяжелых ратных походах. Раскованная и уверенная посадка неопровержимо указывала на привычку много времени проводить в седле. Хладнокровие, с которым он встретил неожиданное появление стрелков, было хладнокровием воина, привыкшего сохранять самообладание в любых, даже самых опасных ситуациях.
        Но сейчас он явно не считал, что находится в опасности, и, посмеиваясь, смотрел на стрелков, ожидая, что они ему скажут. А Дикон, глядя на всадника, невольно поймал себя на мысли, что незнакомец очень напоминает лорда Шервуда. Не чертами лица, но манерой держаться и впечатлением, которое производит, хотя лицо всадника ему тоже казалось знакомым.
        - Сэр рыцарь, будете ли вы столь любезны назвать нам свое имя и сказать, откуда вы родом и куда держите путь через Шервуд, раз уже знаете, в какой лес вы заехали!
        Всадник улыбнулся и задумчиво посмотрел на край закатного неба.
        - Вообще-то я - сама любезность, - сообщил он доверительным тоном, в котором угадывалась легкая усмешка, и перевел взгляд на стрелков. - Но свое имя я назову только вашему лорду, ради встречи с которым и приехал в Шервудский лес.
        Мач и Дикон переглянулись с одинаковым удивлением, заметив которое, всадник рассмеялся, и в его смехе Дикону снова почудилось что-то знакомое.
        - Так что же, господа вольные стрелки, удостоит ваш лорд аудиенции странника, который и сам устал, и коня измучил в поисках встречи с ним? - весело спросил всадник, откровенно забавляясь замешательством Дикона и Мача. - Или вы откажете мне в ужине, ночлеге и беседе с вашим господином?
        - Лорд Робин не простил бы нас, прояви мы невежливость и не предложи вам его гостеприимство, - с достоинством ответил Дикон. - Мач, проводи гостя к нам, а я побуду здесь до смены.
        Мач кивнул и вывел из укрытия своего коня.
        - Дик, - прошептал он так, чтобы всадник не мог расслышать его слова. - Он похож на эльфийского принца! А еще чем-то похож на Робина. И еще на кого-то, только я не могу понять, на кого!
        - Сам голову ломаю, - шепнул в ответ Дикон и, хлопнув Мача по плечу, полез обратно на дерево.
        Мач сел в седло и махнул рукой, призывая рыцаря следовать за ним. Они поехали бок о бок, насколько позволяла тропинка, и Мач, украдкой поглядывая на спутника, продолжал мучиться вопросом, откуда он его знает, а если знает, то почему не помнит. Налетевший ветер разворошил густые, черные как смоль волосы всадника, и тот, капризно поморщившись уголком рта, взмахом ладони откинул упавшую на лоб прядь. Мач невольно осадил коня.
        - Что случилось? - обернулся к нему всадник и насмешливо улыбнулся: - Ты забыл дорогу домой, юный стрелок?
        - Знаете, милорд, мне кажется, что я уже встречался с вами, - признался Мач, - но почему-то никак не могу вспомнить, когда и где. Но вот этот ваш жест - я его точно видел!
        Всадник внимательно посмотрел на Мача и неопределенно пожал плечами.
        - Все может быть! И ты не с колыбели находишься вне закона, и я не всю жизнь скитаюсь по родной стране чужестранцем. Возможно, тебе и доводилось меня видеть в лучшие времена! - Он вдруг лукаво улыбнулся и, подавшись к Мачу, таинственно понизив голос, сказал: - А может быть, дух древнего леса наводит на тебя колдовской морок, юноша?
        - Да ну вас, милорд! - надулся Мач и пришпорил коня.
        Они добрались наконец до лагеря лорда Шервуда. Едва Мач спрыгнул с коня, как из трапезной вылетел Дэнис и с разбегу прыгнул ему на грудь, крепко обхватив руками за шею.
        - Дэн! Вспомни о должных манерах! - рассмеялся Мач, подхватывая мальчика на руки. - Что о нас подумает гость, глядя на тебя?
        Дэнис бросил взгляд на спешивавшегося всадника и, соскользнув по Мачу, как по дереву, обошел гостя так, чтобы оказаться перед ним если не лицом к лицу, то лицом к его ногам. Запрокинув голову, Дэнис заглянул гостю в лицо, и его янтарные глаза вспыхнули смехом и слегка прищурились.
        - Гость подумает о нас хорошо! - заверил он Мача и склонился перед всадником в изящном поклоне. - Приветствую вас, милорд! Позвольте, я расседлаю вашего коня и провожу вас в трапезную, где вы сможете подкрепить силы кубком вина!
        - Благодарю тебя, любезный маленький стрелок! - с улыбкой ответил всадник и потрепал Дэниса по голове. - Но к лошади тебе лучше не подходить. Она признает только меня.
        - Вашего коня зовут случайно не Воином? - ухмыльнулся Дэнис, сложив на груди руки в точности как отец, и наблюдая за гостем.
        - Нет. Почему ты спрашиваешь?
        - Так! Ваши слова напомнили мне другого коня, который тоже признает только одного хозяина, - с лукавой улыбкой ответил Дэнис. - А как все-таки зовут вашего?
        - Деррин.
        - И что означает это имя? - полюбопытствовал Мач.
        Всадник, который тем временем снял седло и принялся растирать вспотевшую спину лошади, оглянулся на Дэниса и не менее лукаво улыбнулся мальчику.
        - Мотылек, - ответил он на вопрос Мача.
        - Надо же! - удивился Мач. - Странное имя для боевого коня!
        - Деррин в переводе с валлийского языка означает «птица», - снисходительно пояснил Дэнис. - Наш гость пошутил над тобой, Мач!
        - А ты, малыш, оказывается, знаешь не только саксонское наречие? - и гость уже внимательнее посмотрел на Дэниса, сумевшего заинтересовать его.
        - Не только, милорд! - ответил Дэнис и улыбнулся хитрой улыбкой в знак того, что теперь и для гостя настал черед удивиться.
        Он ждал продолжения вопросов, но гость лишь рассмеялся и ни о чем его больше не спросил. Закончив обихаживать своего чубарого друга, он шлепнул коня по крупу и обернулся к Мачу и Дэнису:
        - Ну, господа стрелки, проводите меня теперь к вашему лорду!
        - А он еще не вернулся, - ответил Дэнис, не сводя искрящихся глаз с гостя. - Вам придется обождать.
        Втроем они вошли в трапезную, где Эллен накрывала столы к ужину, а Кэтрин быстро месила тесто для утренней выпечки, рассказывая при этом сказку прильнувшему к ее подолу сыну. Бросив взгляд на гостя, Кэтрин приветливо улыбнулась и, вытерев руки о фартук, сделала приглашающий жест в сторону стола.
        - Садитесь, сэр рыцарь! Вижу, что ваш путь не был близким.
        Она поставила перед ним высокий кубок и наполнила вином.
        - Благодарю тебя, любезная госпожа, - ответил гость, отбрасывая полу плаща и присаживаясь за стол.
        Кэтрин, собиравшаяся вернуться к тесту и сыну, ждавшему продолжения сказки, невольно замерла, внимательно посмотрела на гостя и потерла ладонью лоб.
        - Милорд, вы отчего-то кажетесь мне хорошо знакомым, хотя я уверена, что не видела вас прежде!
        - Действительно, колдовство! - прошептал Мач, услышав от Кэтрин почти те же слова, что он сам говорил гостю.
        Дэнис посмотрел на Мача и Кэтрин, перевел взгляд на гостя, который безмятежно улыбнулся ему, и разочарованно воскликнул:
        - Вы что, до сих пор не сообразили, кто это?! - и, когда все, кто был в трапезной, включая гостя, с удивлением посмотрели на Дэниса, мальчик, сокрушаясь о всеобщей непонятливости, покачал головой: - Это же граф Линкольн! Сэр Реджинальд Невилл! Брат нашей леди Мэри!
        - Вы - лорд Невилл?! - и Мач, рассмеявшись, хлопнул себя ладонью по лбу. - А мы с Диконом не могли понять, почему нам показалось, что мы вас знаем, когда вы так похожи на свою сестру!
        Реджинальд Невилл, перестав улыбаться, со стуком поставил на стол кубок, который так и не успел пригубить, и впился в Мача взглядом, выразившим и неверие, и надежду.
        - Что вам известно о моей сестре?! - отрывисто спросил он. - Вы знаете, где она?!
        - Леди Марианна, как и многие другие изгнанники, нашла приют в Шервуде, - ответил ему Дэнис.
        - Так она жива?! Она здесь?! - воскликнул Реджинальд, и в его серебристых, точь-в-точь как у Марианны, глазах вспыхнула безудержная радость. - Малыш, я хочу увидеть ее! Немедленно!
        - Проще простого, милорд! - с сияющей улыбкой ответила ему Кэтрин. - Ступайте за мной, я провожу вас к Марианне.
        Реджинальд поднялся, едва не опрокинув стол, и почти бегом поспешил за Кэтрин. Едва они скрылись в коридоре, как в трапезную вошел Вилл и, окинув всех мгновенным взглядом, заметил необычное оживление.
        - Что случилось и чей конь пасется на поляне вместе с нашими лошадьми? - спросил он.
        Мач, желая поразить воображение брата лорда Шервуда, поторопился первым изложить ему удивительную новость:
        - Вилл, мы с Диком встретили сэра Реджинальда Невилла - брата Марианны! Кэт сейчас повела его к ней. Представляешь?! Я всю дорогу до дома не мог оторвать от него взгляда! - возбужденно блестя глазами, тараторил Мач. - Цвет его волос сбил меня с толку - ведь Марианна светлая, а он черноволосый! Но все равно я мог бы догадаться! Он и волосы откинул ее жестом - один в один! И улыбка у него такая же, как у нее, и смех схож с ее смехом. А уж глаза у них совершенно одинаковые! Твой сын сразу догадался, кто он, едва бросив на него взгляд. Ну и болван же я!
        Вилл выслушал Мача с непроницаемым лицом, улыбнулся, но тут же помрачнел. Глубоко вздохнув, он сел на лапник возле очага. К нему подбежал Дэнис и пролез под руку отца. Другой рукой Вилла завладел малыш Мартин.
        - Ты и сейчас не слишком сообразителен, если радуешься раньше времени, - с усмешкой ответил Вилл Мачу.
        Тот перестал сиять и улыбаться и озадаченно посмотрел на Вилла, лицо которого оставалось напряженным и хмурым.
        - Ты не рад такому гостю?!
        - Я рад самому Реджинальду, но пока еще не знаю, что принесет его неожиданное появление в Шервуде, - сдержанно ответил Вилл и, угадав по лицу Мача, что тот ничего не понял из сказанного, снова усмехнулся.
        - Перестань говорить загадками! - рассердился Мач и с едва приметной ноткой вызова заявил: - А я рад! И прежде всего - за Марианну. Разве ты не знаешь, как горячо она любит брата?
        - Ты забыл, Мач, что именно мне это стало известно больше остальных! - ответил Вилл.
        Мач по его невеселой улыбке понял, что Вилл подразумевал историю с письмом Реджинальда, из-за которого он с Марианной угодил в засаду Гисборна. Бросив острый взгляд на выразившее досаду лицо Мача, Вилл негромко спросил:
        - Как ты думаешь, когда лорд Невилл узнает, что сестра вышла замуж за человека, объявленного вне закона и известного громкой славой лорда Шервуда, он обрадуется или все же будет несколько удручен ее выбором?
        - Подумаешь! - пренебрежительно фыркнул Мач. - Робину нет дела до гнева Реджинальда Невилла! Он никому не позволит забрать у нас Марианну, даже ее брату.
        - Мальчик мой! - медленно протянул Вилл. - Разве дело в Робине? Его-то, действительно, не смертельно огорчит гнев лорда Невилла.
        Дэнис подобрался к уху Вилла и тихонько прошептал:
        - Отец, а может быть, все обойдется? Ведь если ты и крестный прежде дружили с ним, значит, он похож на вас и сможет понять все правильно. И тогда у леди Мэри не будет причин для огорчения.
        - Скоро узнаем, сынок, - ответил Вилл и, улыбнувшись, поцеловал сына в горячую от огня щеку. - Тогда и наступит время радоваться, а пока мы можем только ждать и надеяться. Да, мы дружили с Реджинальдом, но и не виделись с ним после падения Веардруна, а с тех пор минуло десять с половиной лет. Довольно долгий срок, Дэн.
        - Знаешь, а мне он понравился! - решительно заявил Дэнис.
        - Чем? - спросил Вилл, внимательно глядя на сына.
        Дэнис немного помялся, пытаясь подобрать верные слова, которые смогут точно передать то впечатление, что произвел на него брат Марианны.
        - Он веселый. Похож на эльфийского принца. Или мага! Когда смотришь ему в глаза, все время ждешь, что он поведет бровью или щелкнет пальцами - и все вокруг тут же изменится, станет другим. - Дэнис беспомощно потряс головой: - Я не могу объяснить толковее.
        - И не надо, ты все правильно сказал, - Вилл улыбнулся. - Он валлиец до мозга костей! Они все такие: кровь леди Маред! Если тебе доведется побывать в Уэльсе, сам убедишься.
        Кэтрин провела Реджинальда по темному коридору и остановилась перед дверью в комнату Робина и Марианны. С улыбкой прижав палец к губам, она, не постучав, тихонько толкнула дверь и отступила в сторону, выразительно посмотрев на гостя.
        Марианна сидела возле камина, склонившись над мужской рубашкой. Распущенные волосы свободными волнами струились по ее плечам, заслоняя от Реджинальда лицо сестры. В ее проворных тонких пальцах быстро сновала игла, зашивая разорванную ткань. Кэтрин хотела окликнуть Марианну, но Реджинальд поспешно приложил ладонь к ее губам, не сводя взгляда с сестры. Марианна подняла голову, рассеянно провела ладонью по лбу, отбрасывая прядь светлых волос, и встретилась глазами с братом.
        - Мэриан! - тихо сказал Реджинальд, с улыбкой глядя в глаза Марианны. - Моя маленькая сестренка Мэриан!
        Рубашка соскользнула с колен Марианны и белым облачком легла на пол. Марианна неподвижно застыла и молча смотрела на брата, словно не узнавала или не верила в то, что видит его наяву. Прижав к груди ладонь, она медленно поднялась и прошептала, не сводя с него глаз:
        - Редж? - Марианна, начав задыхаться, оттянула ворот платья. - Это действительно ты?
        Реджинальд поспешил подойти к ней, испугавшись, что она сейчас лишится чувств, - так стремительно заливала ее лицо бледность. Он обнял Марианну и, крепко прижав к груди, нырнул лицом в ее волосы, вдохнув исходившее от них благоухание сока имбирного стебля.
        - Моя Мэриан! - прошептал он, целуя сестру в макушку.
        - Ты вернулся, брат?! - услышал он в ответ шепот Марианны. - Ты наконец-то вернулся!
        Она глубоко вздохнула, вскинула голову и посмотрела Реджинальду в лицо глазами, сияющими от счастья и влажными от нечаянных слез. Кэтрин осторожно закрыла дверь, но брат и сестра не заметили ее ухода. Марианна гладила ладонями лицо Реджинальда, словно на ощупь вспоминала его черты.
        - Редж! Неужели это и вправду ты? - сказала Марианна, и в ее голосе прозвучало восхищение. - Каким красивым ты стал! Настоящий британский воин! Если бы отец мог взглянуть на тебя!
        - Сестренка! - рассмеялся в ответ Реджинальд и, счастливо вздохнув, еще крепче сжал Марианну в объятиях. - Если бы я только мог представить, что найду тебя здесь, то загнал бы коня, лишь бы скорее увидеть тебя!
        Брат с сестрой рассмеялись и обменялись горячими поцелуями.
        - Когда же мы виделись с тобой в последний раз? - спросила Марианна, стиснув руки Реджинальда тонкими горячими пальцами.
        - Когда я приезжал к тебе в обитель, прежде чем отправиться в крестовый поход. Помнишь, мы с тобой удрали, перебравшись через монастырскую стену? - смеясь, ответил Реджинальд, не в силах отвести от лица сестры нежного взгляда. - И вместо благословения я получил от настоятельницы столько упреков за нашу проделку!
        - Так ведь и на мою долю упреков досталось не меньше! - тоже смеясь, возразила Марианна.
        - Тебе-то поделом! Разве не по твоей просьбе я прихватил с собой второго коня? Помнишь, как долго мне пришлось уговаривать тебя вернуться в обитель, а тебе так хотелось еще прокатиться галопом?
        - Да! - эхом ответила Марианна, и ее глаза затуманились. - Как же чудесно было в тот день мчаться по лугам рука об руку с тобой! Я потом часто вспоминала нашу прогулку, и с годами воспоминания оставались такими же яркими, словно мы расстались только вчера. Они были моим единственным утешением, когда я уже почти потеряла надежду на твое возвращение. Вести от тебя приходили с таким запозданием, что мы с отцом не знали, что и думать. Только надеяться…
        Реджинальд тяжело вздохнул и выпустил сестру из объятий. Он медленно прошелся по комнате и, глядя поверх головы Марианны, негромко сказал:
        - Меня ранили, Мэриан. Едва рана затянулась, как началась лихорадка. Если бы не король, который пообещал сарацинскому лекарю, что снимет с него голову, если тот не вылечит меня, я мог бы и не вернуться из Палестины. Ты представить себе не можешь, как много достойных людей, смелых и благородных рыцарей, нашли там свою гибель! И не столько от стрел и мечей сарацин, сколько от гнилой воды, тухлой пищи и жары, от которой задыхаешься в доспехах, словно поджариваешься на адской сковороде.
        Он провел ладонью по лицу, прогоняя овладевшие им наваждения, и посмотрел на Марианну:
        - Но при первой же возможности я послал в Англию письмо. Разве вы с отцом так и не получили его? Мой гонец не вернулся, и я ничего не смог узнать ни о его судьбе, ни об отце и тебе.
        При упоминании о письме плечи Марианны дрогнули. Она усмехнулась, и в ее усмешке отразилась еще не отжившая боль.
        - Я получила твое письмо, Редж. Отец к тому времени уже был мертв. Не ошибусь, если то же самое предположу об участи твоего гонца. Это письмо пришло ко мне далеко не простым путем.
        - Твои слова для меня непонятны, Мэриан, - нахмурился Реджинальд, не сводя глаз с сестры.
        - Потому что ты многого не знаешь, а в нескольких словах невозможно все рассказать, - глубоко вздохнула Марианна и наклонилась, поднимая с пола уроненную рубашку.
        Реджинальд молча смотрел, как она аккуратно складывает тонкое полотно, и видел, что сестра погружена в раздумья, которые были невеселыми, судя по ее лицу.
        - Ты изменилась, сестренка, - тихо сказал Реджинальд. - Возможно, я просто давно не видел тебя. Но ты даже двигаешься иначе - бесшумно, словно пантера. И твои глаза! Раньше они всегда были веселыми, полными озорства, а сейчас мне постоянно чудится в них печаль. Мэриан! Я действительно многого не знаю, но хочу все узнать от тебя. Сейчас! - и Реджинальд с требовательным ожиданием посмотрел на Марианну. - Что случилось с отцом? Как он умер? И почему ты оказалась здесь, в Шервуде?
        Убрав рубашку в сундук, Марианна медленно опустилась на постель и подняла на Реджинальда серебристые глаза - спокойные и печальные одновременно.
        - Отец? Его убили. Все наши владения перешли под опеку короны. Я объявлена вне закона, а для таких людей нет иного приюта, кроме Шервуда.
        - Ты объявлена вне закона?! - повторил Реджинальд так, словно ослышался. - Ты?! Сестренка, что ты говоришь?!
        В дверь громко постучали, и, не услышав ответа, в комнату нерешительно заглянул Алан.
        - Марианна, Робин уже вернулся? - спросил он и, увидев незнакомого мужчину, смешался и поспешил отступить за порог. - Прости! Я проходил мимо, услышал мужской голос и решил…
        - Робин обещал быть к ужину, - спокойно ответила Марианна. - Дождись его, Алан! Он хотел о чем-то поговорить с тобой.
        Алан согласно кивнул и, еще раз извинившись, закрыл дверь. Реджинальд, стоя посреди комнаты, молча слушал их разговор. Когда они с Марианной опять остались вдвоем, он перевел взгляд с двери, закрывшейся за стрелком, на сестру и приподнял бровь, вопросительно глядя на Марианну. Встретившись с ней глазами, он вдруг заметил волнение, которое отразилось не только во взгляде, но и на лице Марианны. Тогда он внимательно, неторопливо, не упуская ни одной мелочи, осмотрел комнату и понял, что она принадлежит не только Марианне. Многое указывало на то, что она делит эту комнату с мужчиной. И поскольку кровать в комнате была одна, значит, Марианна и ее разделяет с ним.
        Подойдя к хранившей молчание Марианне, Реджинальд положил ей на плечо руку, которая придавила ее своей тяжестью.
        - Мэриан, - негромко окликнул он сестру, и в его голосе явственно прозвучал металл. - Объясни мне, почему в твоей комнате ожидали увидеть лорда Шервуда?
        Марианна вскинула голову и посмотрела в глаза Реджинальда, требовавшие ответа. Выражение его лица напомнило Марианне отца, когда она открыла ему свои чувства к Робину. Глаза Марианны смятенно дрогнули, но она тут же овладела собой, и волнение уступило место спокойствию и достоинству.
        - Потому что здесь живу не только я, но и он, - отчетливо сказала Марианна, не сводя глаз с брата.
        По лицу Реджинальда пробежала хмурая тень. Его губы жестко сжались, и в таком же жестком прищуре сузились еще минуту назад светлые от радости глаза.
        - Значит, за свое покровительство он потребовал от тебя такой платы? И ты согласилась?
        - Он никогда и ничего не требовал от меня! - с гневом ответила Марианна, глубоко оскорбленная словами брата и его пренебрежительным тоном.
        Она резко поднялась и встала перед Реджинальдом лицом к лицу, глаза в глаза.
        - Робин - мой муж, и я стала его женой по доброй воле.
        - По доброй воле, - повторил Реджинальд и отвернулся от Марианны. - Хотел бы я знать, что сказал бы отец, будь ему известно, что ты и лорд Шервуда, объявленный вне закона…
        - Отец знал, - заверила брата Марианна и жестко усмехнулась, - и, как ты правильно полагаешь, он не одобрил меня. Напротив, упрекнул, что я забыла о чести рода, и пригрозил мне проклятием.
        - А для тебя ничего не значит честь Невиллов? - осведомился ровным голосом Реджинальд, по-прежнему не глядя на Марианну и упорно не желая встречаться с ней взглядом.
        Марианна почувствовала острую боль в груди. Она смотрела на лицо Реджинальда, хранившее спокойствие камня, и на ее глаза навернулись слезы, несмотря на все усилия Марианны избежать их.
        - Что ж, Редж, - устало вздохнула она, - ты сейчас отречешься от меня? Принесешь меня в жертву родовой чести, безжалостно отсечешь дурную ветвь с древа нашего благородного рода?
        Реджинальд медленно, словно это стоило ему неимоверного усилия, опустил глаза на Марианну и тяжело усмехнулся.
        - Постарайся понять меня, брат, - тихо сказала Марианна. - Я действительно объявлена вне закона. За мою голову даже назначена награда. Я связана брачными обетами с тем, кто возглавляет вольных стрелков всего Шервуда. И я не стану лгать, утверждая, что моя жизнь в Шервуде так же безоблачна и полна роскоши, как во Фледстане. Но я не соглашусь обменять свой удел на королевскую корону, если мне поставят условие расстаться с Робином.
        Реджинальд выслушал ее и после долгого молчания спросил:
        - Ты так сильно любишь его, Мэриан?
        Он увидел, как в глазах Марианны, устремившихся взглядом куда-то вдаль, отразилось нежное упоение, и так же нежно она улыбнулась, отвечая на вопрос брата:
        - Он словно глоток свежего ветра в душный день! - посмотрев на Реджинальда, она сказала с поразившей его откровенностью: - Верный друг, учитель, защитник, целитель, сила, о которую разбиваются все, кто пытается сломить его, нежный любовник - его нельзя не любить!
        Реджинальд молчал, глядя на сестру пристальным взглядом. Марианна, которая с замиранием сердца ждала его приговора, вдруг заметила на лице брата печать глубокой многодневной усталости, физической и душевной. Ее сердце сжалось, взгляд оттаял. Уже смирившаяся в душе с любым его решением, готовая принять все, что бы он ни сказал, Марианна несмело обняла Реджинальда за плечи и приникла к его груди.
        - Редж! Даже если ты больше не пожелаешь знать меня и считать сестрой после того, что узнал сегодня, я все равно буду любить тебя до конца своих дней, - услышал он ее голос, больно уязвивший Реджинальда прозвучавшей в нем обреченностью. - Я прошу тебя только об одном! Прежде чем ты уедешь, обними меня и поцелуй во имя прежней любви ко мне!
        - Мэриан! - глухо воскликнул Реджинальд, и его руки стиснули плечи Марианны. Он прижал сестру к груди, порывисто ласкаясь щекой о ее мягкие светлые волосы. - Сестренка, ты слишком дорога мне, чтобы я растоптал тебя ради ненасытного зверя, которого называют родовой честью! Если ты говоришь, что твой супруг достоин твоей любви, значит, так оно и есть. И ты ни в чем не поступилась честью, послушавшись голоса сердца.
        Он нежно сжал ладонями влажные от слез скулы Марианны, заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза.
        - А теперь я хочу, чтобы ты все мне рассказала! - потребовал он. - Как погиб отец, почему ты оказалась вне закона, как ты жила все это время! Расскажи мне обо всем, что произошло, Мэриан!
        Он увидел в ее глазах огромное сомнение, почувствовал, что ей будет нелегко исполнить его требование, что в ее душе идет борьба между гордостью и любовью к нему, ее брату.
        - Все, Мэриан, все! - настойчиво, но ласково повторил Реджинальд. - У тебя прежде не было тайн от меня, и не должно быть ни сейчас, ни впредь.
        Его настойчивость и любовь к нему победили ее нежелание рассказывать все, как он того требовал.
        - Хорошо, Редж, - вздохнув, согласилась Марианна. - Я ничего от тебя не скрою.
        И она рассказала ему обо всем. За ее долгим повествованием они потеряли счет времени. Огонь в камине давно погас, за окном сгустилась ночная тьма, а брат и сестра даже не заметили этого. Они сидели на полу на медвежьей шкуре, Реджинальд слушал Марианну, обнимая ее и гладя по волосам. Когда ее невеселый и ужаснувший его рассказ подошел к концу, Реджинальд сгреб Марианну в охапку и, прижав к груди, долго молчал.
        - Бедная моя! - наконец выдохнул он, глядя в темноту невидящими глазами. - Дорого бы я дал, чтобы оказаться в Англии в те дни!
        Дверь в комнату открылась, и в прямоугольнике света возник черный мужской силуэт. Марианна провела ладонью по мокрому от слез лицу и, бросив взгляд в сторону двери, устало повторила:
        - Робин еще не вернулся.
        - Жаль! - раздался в ответ до боли знакомый голос, в котором звучала милая ей привычная улыбка. - Я очень надеялся застать его!
        С радостным возгласом Марианна отстранила руки Реджинальда и, вскочив на ноги, бросилась к двери. Робин, рассмеявшись, отбросил в сторону тяжелый колчан и подхватил Марианну на руки.
        - С кем ты тут обнимаешься, да еще в темноте? - с притворным гневом спросил он, целуя Марианну, и ощутил на губах соленый вкус ее слез. - К тому же еще и плачешь! Представь меня своему гостю! - и на ухо шепнул ей: - Ни о чем не волнуйся, милая!
        Марианна, у которой сразу отлегло от сердца после его последних слов, сказанных только для нее, рассмеялась. Соскользнув с рук Робина, она зажгла свечи. Реджинальд медленно поднялся с пола и с откровенным любопытством посмотрел на Робина. Как только он увидел лицо лорда Шервуда, в глазах Реджинальда выразилось ошеломление, сменившееся безудержной радостью.
        - Святая Дева! - воскликнул он и, подойдя к Робину, крепко обнял его, отстранил и всмотрелся в его лицо так, словно хотел убедиться, что не ошибся. - Робин Рочестер! Возможно ли?!
        Робин в ответ рассмеялся и обнял Реджинальда:
        - С возвращением в родные края, Редж! Я рад и увидеть тебя вновь, и обнаружить, что за годы странствий ты не забыл прежних друзей.
        - Вот уж действительно день воскрешения из мертвых! - рассмеялся Реджинальд, пожимая Робину руку. - Сначала Марианна, теперь ты! Я ведь все эти годы заказывал поминальные службы по тебе!
        - Ты явно поторопился! - ответил Робин. - Но мне приятно, что ты помнил обо мне.
        - Где же ты был столько лет? И как тебя занесло в войско лорда Шервуда?! - забросал его вопросами Реджинальд.
        Робин насмешливо изогнул бровь и посмотрел на Реджинальда так, словно просил пояснить последний вопрос. По его губам скользнула неуловимо быстрая улыбка, заметив которую, Реджинальд пристально вгляделся в лицо Робина. Чтобы увериться окончательно в своей догадке, он бросил взгляд на Марианну и заметил, с какой нежностью она смотрит на Робина.
        - Так ты и есть знаменитый лорд Шервудского леса - повелитель вольных стрелков и негласный правитель Средних земель! - покачал головой Реджинальд и рассмеялся: - Ну, конечно! Раз уж ты оказался в Шервуде, то никто иной, кроме тебя, и не мог стать во главе вольного воинства! Ведь только ты способен с равным достоинством носить графский титул и титул лорда Шервуда!
        - Редж, будь осторожнее в словах, а то я возгоржусь! - улыбнулся Робин и подмигнул Марианне. - Мэриан и так иной раз упрекает меня в самодовольстве и хвастовстве!
        - Твоя слава громче, чем ты думаешь! - ответил Реджинальд, не сводя с Робина взгляда, полного братской любви. - Я даже в Палестине слышал рассказы о твоих подвигах!
        Робин рассмеялся и ласково притянул к себе улыбающуюся Марианну.
        - Ты теперь глава Невиллов, и я должен сказать тебе о том, что исполнил волю наших отцов и обвенчался с твоей сестрой, хотя это стоило мне немалых усилий!
        - Я уже знаю, - с улыбкой ответил Реджинальд, - только пока не понял, кто из вас двоих приложил больше усилий к тому, чтобы оказаться друг с другом перед алтарем! Единственное, что мне забыла рассказать моя сестрица-лисица, так это то, что она вышла замуж за графа Хантингтона, а не только за лорда Шервуда.
        Робин посмотрел на Марианну и, встретив ее ответный взгляд, улыбнулся. Она прочитала в его глазах одобрение и признательность. Заметив этот обмен взглядами и легко догадавшись об их значении, Реджинальд усмехнулся.
        - Твой отец и моя мать оказались правы: вы великолепно подходите друг другу. Я бы выбранил ее за то, что она пыталась оставить меня в заблуждении о своем неравном браке, а ты ее за то же самое благодаришь! - Реджинальд задумался, потом осторожно, не будучи уверенным в ответе, спросил: - А твой брат Вилл? Что сталось с ним?
        - Пять минут назад видел его в трапезной, - с улыбкой ответил Робин.
        - Значит, и Вилл уцелел?! - обрадовался Реджинальд и уже сделал шаг к двери, как Марианна остановила его:
        - Братец, сначала ты и Робин сходите в купальню. Сейчас я достану для вас чистую одежду и полотенца. Вы оба пропылились так, что можете обниматься сколько вам угодно. Но испачкать еще и Вилла я не позволю!
        Она открыла сундук и принялась собирать им одежду, а они переговаривались за ее спиной, словно Марианны не было поблизости.
        - Трудно тебе с ней? - услышала Марианна сочувственный голос брата.
        - Иногда, - раздался в ответ голос Робина.
        - И как тебе удается с ней справиться?
        - Запираю в темной комнате с мышами и слушаю, как она визжит.
        - Громко визжит?
        - Весь Шервуд глохнет и просит ее выпустить, чтобы она замолчала!
        Не выдержав, Марианна обернулась к ним и смерила обоих возмущенным взглядом:
        - Во-первых, я не боюсь мышей. Во-вторых, я хорошая хозяйка, и мышей вы здесь не найдете. В-третьих, ты ни разу не слышал, чтобы я визжала!
        - Видишь? - и Робин посмотрел на Реджинальда. - От нее даже мыши разбегаются, а ты спрашиваешь, трудно ли мне с ней!
        И они расхохотались, довольные друг другом, и хохотали, пока Марианна, вручив им одежду, выталкивала их за порог. Пока они были в купальне, она, чувствуя себя совершенно счастливой, умылась сама, сменила платье и подошла к зеркалу, чтобы уложить волосы. Заплетая их и сворачивая короной вокруг головы, она все время улыбалась, а в ее груди сердце пело от радости.
        - И я остался жив, а сэр Рейнолд, узнав об этом, немало пожалел о нерасторопности своих наемников много лет назад! - послышался голос Робина, который продолжал разговор с Реджинальдом, начатый и не законченный в купальне.
        Остановившись на пороге, Робин посмотрел на Марианну и улыбнулся.
        - Смотри, какая она красавица, Редж! - он подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал Марианну в затылок, не стесняясь Реджинальда, и признался: - Я очень счастлив с ней!
        - Как и она с тобой! - усмехнулся Реджинальд и, вспомнив о чем-то, оживился, бросив лукавый взгляд на сестру. - Слышал бы ты, что она о тебе говорила: верный друг, нежный…
        - Редж, прекрати немедленно! - закричала Марианна, вырываясь из рук Робина, бросилась к брату и закрыла ему рот ладонью.
        Реджинальд поймал сестру, обхватил руками и, не выпуская барахтавшуюся в его объятиях Марианну, безудержно расхохотался. Робин, посмотрев на них, улыбнулся. Реджинальд, встретившись с ним глазами, перестал смеяться и покачал головой.
        - Что сталось с нашей Англией, - тихо сказал он, думая вслух: - если ты - Рочестер! - цвет и гордость благородных домов Средних земель, объявлен вне закона и вынужден скрываться в лесах!
        - Редж! - с улыбкой протянул Робин. - Ты все-таки решил заставить меня возгордиться собой. Цвет и гордость благородных домов!
        - И правда, братец, перестань его расхваливать, - весело попросила Марианна, с нежной улыбкой глядя на Робина, - а то он сейчас так задерет нос!
        Робин рассмеялся и поцеловал ее в лоб. Став серьезным, он вздохнул и негромко сказал:
        - Я бы тоже хотел понять, что происходит в нашей Англии. Но если уж норманнские бароны иной раз не брезгуют разбоем, то почему бы и английскому графу не оказаться в Шервудском лесу?
        Он пригладил влажные волосы и легонько подтолкнул Марианну к двери:
        - Идем ужинать. Я голоден как волк!
        - Идем, если сестра считает меня достаточно чистым, чтобы я мог обнять твоего брата! - ответил Реджинальд и получил от Марианны в ответ грозный взгляд.
        - Заодно расскажешь за ужином, что происходит под стенами Ноттингема, если и сам знаешь, - сказал Робин. - Судя по новостям, полученным от дозорных, там настоящее столпотворение. То ли война, то ли паломничество!
        - Из-за Ноттингема я и искал встречи с тобой, - ответил Реджинальд, когда они втроем шли по коридору к трапезной и, поймав удивленный взгляд Робина, пояснил: - С тобой как с лордом Шервуда. Я ведь не знал, что им окажешься ты!
        - Так ты в Шервуде не из-за Марианны? - спросил Робин.
        - По счастливой случайности я нашел здесь и Марианну! - ответил Реджинальд, нежно обнимая сестру. - Я ведь даже не знал, жива ли она, и тем более не ожидал встретить ее здесь.
        - Ладно! - сказал Робин, бросив на Реджинальда испытующий взгляд. - Значит, у тебя есть ко мне дело. Поговорим о нем после ужина.
        Столы были накрыты, но стрелки еще не садились за них, ожидая лорда и леди Шервуда. Все уже знали, кем доводится Марианне сегодняшний гость, и на Реджинальде скрестились взгляды, исполненные нескрываемого любопытства. Но он, не замечая этих взглядов, отыскал глазами Вилла, и они уже через несколько секунд сжимали друг друга в объятиях.
        - Я же просил тебя заехать ко мне во Фледстан и рассказать, нашел ли ты брата! - укорил Реджинальд.
        - Не мог! - улыбнулся в ответ Вилл. - Ради безопасности Робина. А лгать тебе, Редж, я не хотел!
        Он бросил взгляд на Марианну, которая старалась притушить улыбку, и улыбнулся ей в ответ. Она поняла, что Вилл переживал, как она поладит с братом, когда тот узнает о ее браке с лордом Шервуда, и почувствовала себя растроганной его беспокойством.
        - Редж не изменился, Вилл, - тихонько шепнула она, когда Робин и Реджинальд заговорили друг с другом. - Он такой же, как ты и Робин.
        - Я от всего сердца рад за тебя, Мэриан, - сказал Вилл и, сжав ее руку, поспешил к Тиль, которая вышла в трапезную и искала его глазами.
        Вилл подвел ее к Реджинальду и представил как свою невесту. Тиль, зардевшись от гордости и смущения, подставила брату Марианны щеку для поцелуя и, тая от удовольствия, выслушала поздравления Реджинальда, пообещав пригласить его на свадьбу, как он на том настаивал.
        Марианна уже собиралась позвать брата за стол и даже потянула его за руку, когда заметила, что Реджинальд смотрит на кого-то долгим внимательным взглядом. Проследив его взгляд, она увидела Клэренс.
        - Леди Эдит Рочестер, - очень тихо и медленно произнес Реджинальд, - Клэр! Надо же, какой она стала красавицей… Очень похожа на леди Луизу.
        - Ты знаком с ней? - удивилась Марианна.
        Не сводя глаз с Клэренс, Реджинальд молча кивнул, заставив Марианну задуматься. Где он мог видеть ее прежде? В обители, где они обе воспитывались и где Реджинальд навещал Марианну, пока не вошел в окружение короля Ричарда? Едва ли! Настоятельница очень строго следила, чтобы воспитанницы как можно реже видели мужчин, посещавших монастырь, и тем более не общались с ними. Клэренс никогда не сопровождала Марианну при ее встречах с братом.
        Заметив встревоженный, вопросительный взгляд сестры, Реджинальд улыбнулся:
        - Я познакомился с ней очень давно, в Веардруне. Ей в ту пору минуло от силы четыре года, - ответил он на безмолвный вопрос Марианны и, продолжая разглядывать Клэренс, спросил: - Что с ней не так, Мэриан? У нее лицо как у статуи - бледное и неподвижное.
        - Она овдовела месяц назад, Редж, - с грустью ответила Марианна.
        Услышав то, что сказала Марианна, Реджинальд повернул к ней голову, наконец оторвавшись от созерцания Клэренс.
        - Овдовела? - он смотрел на Марианну так, словно в ее словах было что-то абсолютно невозможное, настолько невозможное, что он даже переспросил: - Она что, была замужем?
        Марианна немного растерялась под его странным взглядом и насторожилась, почувствовав некую смутную опасность:
        - Да. Почему тебя это так удивило?
        Реджинальд то ли не расслышал, то ли предпочел не отвечать, вновь обратив взгляд, ставший очень пристальным, в сторону Клэренс. Робин тоже увидел сестру и поспешил подойти к ней. Лицо Клэренс, когда Робин оказался возле нее, немного оживилось, в печальных глазах появилось слабое подобие радости. Робин ласково взял сестру за руку и спросил, где она пропадала до самого вечера. Клэренс посмотрела на Робина долгим взглядом, словно не понимала смысла его вопроса, и едва заметно пожав плечами:
        - Так же, где и всегда.
        На кладбище, понял Робин и, поцеловав сестру в лоб, не стал больше ни о чем спрашивать, а позвал к столу. Клэренс покачала головой, но Робин настойчиво обнял ее и повел с собой, одновременно указывая стрелкам садиться за столы и начинать ужин. Клэренс увидела рядом с Марианной Реджинальда и по сходству брата с сестрой поняла, кто перед ней.
        - Вот вы и вернулись, милорд! - сказала она, улыбнувшись, и Реджинальд расслышал в ее голосе глубокую печаль, несмотря на приветливую улыбку Клэренс. - Я всегда говорила Марианне, что вы живы и непременно вернетесь домой!
        Реджинальд бережно и почтительно взял руку Клэренс и поднес к губам.
        - Рад видеть вас, леди Клэр, - сказал он, и она услышала, сколько тепла и сочувствия он сумел вложить в несколько слов самого обычного приветствия.
        Высвободив руку, Клэренс хотела незаметно ускользнуть из трапезной, но наблюдавший за ней Вилл предупредил ее намерение. Он поймал ее за руку, взглядом попросил Тиль немного подвинуться и усадил сестру рядом с собой.
        За ужином Марианна заметила, что брат, занятый оживленным разговором с Робином и Виллом, в котором они втроем вспоминали проделки юношеской поры, то и дело искоса поглядывает на Клэренс. Та едва прикоснулась к еде и вину и была занята тем, что бездумно катала по столу исхудавшими пальцами катышки из хлебного мякиша. Ее глаза рассеянно скользили по трапезной, но кто знал, что она видела вместо ярких огней, стен и людей? Марианна поймала взгляд Реджинальда и медленно покачала головой.
        - Не надо, Редж! - беззвучно шевельнулись ее губы. - Не надо!
        Брат ответил веселым, но совершенно непроницаемым взглядом. Глядя в его серебристые глаза, ей показалось, что она заглянула в отражение собственных глаз. Марианна вздохнула и от досады прикусила губу.
        Когда ужин подошел к концу, Робин наполнил кубок вином и сжал его высокие серебряные стенки ладонями, согревая терпкую влагу. Реджинальд увидел, как Марианна дотронулась до руки Робина. Он наклонился к ней, и она что-то шепнула. Робин рассмеялся и, ничего не ответив, дал Марианне сделать глоток из своего кубка. Улыбка сбежала с губ Робина, он стал серьезным и, устремив на Реджинальда уже очень внимательный взгляд, предложил:
        - Пора поговорить о делах, Реджинальд. Что привело тебя сегодня в Шервуд?
        Голос лорда Шервуда заставил всех смолкнуть, и взгляды стрелков устремились к гостю. Реджинальд в ответ сказал так громко, что его услышали все, кто был в трапезной:
        - Прежде всего я принес вам известие о том, что законный государь Англии король Ричард вернулся и сейчас пребывает на английской земле.
        Глава тридцать вторая
        После новости, сообщенной графом Линкольном, воцарилась мертвая тишина. Через несколько секунд эта тишина раскололась от громких возгласов, в которых послышались и недоверие, и удивление, и неподдельная радость. Реджинальда со всех сторон забросали вопросами, на которые он просто не успел бы ответить. Робин вскинул руку, призывая к порядку, и, когда стрелки снова смолкли, посмотрел на Реджинальда, безмолвно предлагая ему продолжать.
        - При возвращении король Ричард столкнулся с сопротивлением тех, кто был бы рад видеть на престоле не Ричарда, а его брата принца Джона, - сказал Реджинальд. - Это сопротивление выливается и в тайные козни, и в засады, а подчас и в открытые бунты. К удивлению короля, вся саксонская знать, в том числе и Средних земель, осталась верна вассальной присяге, принесенной Ричарду.
        - Да! Знаменитое саксонское благородство глупцов! - не преминул заметить Вилл.
        - Учитывая, что Ноттингем входит во владения графа Мортена, то есть, самого принца Джона, Сэр Рейнолд, будучи его ярым сторонником, на требование открыть ворота Ноттингема не только ответил отказом, но и принялся готовить город к осаде, - медленно договорил Реджинальд, пристально глядя на Робина.
        При этих словах братья переглянулись, и Вилл тихо и протяжно присвистнул.
        - Так вот что творится под стенами Ноттингема! - догадался Джон.
        - Да, слова и поступки шерифа Ноттингемшира привели к тому, что город сейчас взят в кольцо преданными Ричарду войсками, - подтвердил Реджинальд. - Но королевской войско слишком малочисленно, чтобы идти на штурм Ноттингема. А времени для осады, пока к Ноттингему не подтянутся войска верного королю Дарема и Йорка, нет. Ричард торопится вернуться в Лондон, но не хочет оставлять в тылу очаг восстания. И следует принять во внимание горячий нрав короля! - по губам Реджинальда пробежала тонкая улыбка. - Как ни спешит Ричард взять под контроль брата, он не допустит, чтобы непокорность Ноттингема осталась безнаказанной.
        - Лорд Невилл! - прервал его Джон. - Не сочтите мои слова за сомнение в принесенных вами вестях, но я не могу поверить в то, что вы сказали. Наш шериф, конечно, не блещет умом, иначе он давно бы переловил нас всех и перевешал, - при этих словах стрелки расхохотались, а Кэтрин, нахмурив брови, шлепнула ладошкой по руке мужа. - Но все же сэр Рейнолд не так глуп, чтобы закрыть ворота города перед законным государем!
        Реджинальд выслушал его, кивнул и ответил, поморщившись с откровенной досадой:
        - Государь изволил скрыть, что это он осадил Ноттингем. О том, что во главе осаждающего войска сам король, не знают даже королевские ратники! Те, кому хорошо знакомы нрав и привычки Ричарда, не удивятся подобным причудам. Осаду ведет от своего имени граф Лестер. От его же имени Ноттингему был передан приказ открыть ворота и впустить королевские войска. А кто такой граф Лестер для сторонников принца в Ноттингеме? Один из слуг короля, который, как многие продолжают думать, остается в плену у герцога Леопольда, в то время как принц Джон правит Англией.
        - А что Гай Гисборн? - вдруг спросил Алан. - Где он - в числе осаждающих или осажденных?
        - Гай Гисборн? - переспросил Реджинальд и с усмешкой покачал головой. - И не там и не здесь. По требованию Лестера он беспрекословно прислал свою дружину к Ноттингему, но сам не возглавил ее. На словах сэр Гай передал, что сильно расшибся, упав с коня, а потому не может лично принять участие в осаде Ноттингема.
        Робин, вертя в ладонях опустевший кубок, едва заметно улыбнулся, не поднимая склоненной головы. Сквозь его темные длинные ресницы то и дело прорывались синие всполохи.
        - От Гая я бы ничего иного и не ждал! - сказал он. - Гай изрядно умен, чтобы не лезть очертя голову в безнадежную затею бунта против короля, но в то же время слишком осторожен, чтобы так явно предать своего недавнего благодетеля принца Джона!
        - Это Гисборна сбросила лошадь?! - насмешливо фыркнул Дэнис. - Да о нем ходит слава как об одном из лучших наездников графства! Но ты, крестный, несомненно первый! - поспешил он заверить лорда Шервуда с озорным блеском в глазах.
        - Помолчи, поросенок! - воскликнул Робин под дружный смех. - Кто успел научить тебя льстить, да еще прямо в глаза?
        Улыбнувшись, он вновь стал серьезным, и внимательный взгляд Реджинальда скрестился с не менее внимательным взглядом Робина. Заметив, каким собранным вдруг стал лорд Шервуда, стрелки тоже насторожились, догадавшись, что гость только сейчас назовет цель своего появления в вольном лесу.
        - Значит, у короля недостаточно ратников? - усмехнулся Робин, прежде чем Реджинальд успел сказать хотя бы слово.
        - Да, - прямо ответил Реджинальд, подтверждая Робину взглядом, что тот не ошибся в своем предположении. - И тогда король вспомнил о легендах, которые слышал еще в Палестине. Если эти рассказы правдивы, сказал Ричард, то прямо у нас под боком в лесах скрывается грозная сила, способная помочь нам одолеть твердыню стен Ноттингема. И он послал меня в Шервуд, чтобы я отыскал тебя, Робин, и передал тебе приглашение короля Ричарда присоединиться к его войску и вместе с ним взять Ноттингем штурмом.
        Реджинальд в ожидании ответа смотрел на Робина, который, выслушав его, промолчал. Погрузившись в размышления, лорд Шервуда поднялся из-за стола и медленно подошел к очагу. Не замечая устремленных на него взглядов, он облокотился о стену и долго смотрел на огонь, отбрасывавший блики в его темных волосах.
        - Мы не можем не оценить милость и доверие короля, - наконец сказал Робин и усмехнулся. - Особенно если учесть, что нам он послал приглашение от собственного имени, ранее не удосужившись представиться сэру Рейнолду.
        Он опять замолчал, и никто из стрелков не посмел ни единым словом нарушить его раздумье. Почувствовав в молчании Робина сомнение, Реджинальд веско заметил:
        - Долг чести вассала короля - спешить на помощь своему государю по первому зову!
        - Ты забываешь, что я не приносил вассальной присяги Ричарду и не связан с ним никакими обязательствами, - спокойно ответил Робин.
        - Долг каждого англичанина - помочь своей стране, чтобы она вновь обрела законного правителя, - возразил Реджинальд. - Ты и твои стрелки - незаменимые воины в штурме Ноттингема. Ведь вы знаете слабые места в его обороне и каждый камень, вбитый в городские стены!
        - Да, но кроме камней в городских стенах нам знакомы и камни в темницах Ноттингема, - ответил Вилл.
        Поняв, чем вызваны колебания Робина, Реджинальд многозначительно произнес:
        - Король поручился за вашу безопасность. И лично твою, Робин!
        Робин кивнул в знак того, что услышал Реджинальда, и подбросил в пламя охапку хвороста. Стрелки по-прежнему молчали, не спуская глаз со своего лорда и неотрывно следя за каждым его движением. Не оборачиваясь, Робин спросил, обращаясь ко всем вместе и к каждому в отдельности:
        - Что скажете?
        - Что скажем? - хмыкнул Джон и насмешливо улыбнулся. - То, что у тебя загорелись глаза, стоило лорду Невиллу передать королевское приглашение. А я тебе напомню еще и о том, что ты неоднократно и тщательно продумывал до мелочей, как можно взять Ноттингем штурмом!
        - У тебя есть планы захвата Ноттингема?! - переспросил Реджинальд, с недоверием глядя на Робина.
        - В нескольких вариантах, в зависимости от того, какие силы участвуют в штурме - лучники, пешие ратники, конные рыцари, с осадными орудиями или без них. Он даже расчертил все варианты на картах города и его окрестностей, - ответил вместо брата Вилл и, встретив удивленный взгляд Реджинальда, пожал плечами и усмехнулся: - Чему ты удивляешься? Ему же надо было чем-то развлечь себя, а заодно потренироваться, чтобы не утратить навыки военной стратегии!
        Робин едва заметно улыбнулся и бросил взгляд на Вилла. Тот невозмутимо пожал плечами:
        - Я согласен с Джоном. Принимай приглашение короля, Робин! Когда еще выпадет такой случай - выступить против ратников шерифа плечом к плечу с дружиной Гая Гисборна? А в ней отчаянные ребята!
        Робин рассмеялся, и озорной блеск его глаз мгновенно преобразил властного господина вольного Шервуда в безрассудно отважного мальчишку.
        - Верно, брат! - весело сказал он. - До сих пор мы встречались с ратниками Гая только лицом к лицу!
        Он резко отвернулся от очага и, сжав руками пояс, стягивавший его стан, окинул стрелков внимательным острым взглядом.
        - Что ж! Тем, кто здесь, на сборы - два часа. Джон, рассылай гонцов во все отряды. Место встречи - у нашего дуба.
        - Ух ты, крестный! - восхищенно воскликнул Дэнис. - Ты хочешь собрать весь Шервуд? Весь-весь?!
        - Весь Шервуд, малыш, - подтвердил с улыбкой Робин, - чтобы потом ни один из стрелков не упрекнул меня, что в штурме Ноттингема мы веселились, о ком-то забыв.
        Он продолжал отдавать стрелкам приказы, и по выражению его лица Марианна поняла, что он уже мысленно у стен Ноттингема. Забывшись на миг, он окликнул: «Вилл!», но, назвав это имя, Робин поискал глазами не брата. На миг в трапезной повисла тишина. Тиль почувствовала, как рука Клэренс, которую она положила на стол возле ее руки, задрожала мелкой дрожью. Тиль поторопилась накрыть ладонью руку Клэренс и погладила ее. Робин глубоко вздохнул и тихо исправил обмолвку:
        - Алан! Отправляйся к себе и тоже собирайся со своим отрядом.
        - Да, Робин, - ответил Алан, стремительно поднимаясь из-за стола и сглаживая напускной деловитостью боль, вызванную неосторожным упоминанием Робина имени погибшего Вилла Статли.
        Трапезная пришла в движение. Стрелки самого лорда Шервуда отправились проверять оружие, гонцы ушли седлать лошадей, и в опустевшей трапезной остались только Робин, Вилл, Марианна и Реджинальд. Вилл с наслаждением потянулся, и Робин заметил в глазах брата азартный огонек в предвкушении предстоящего сражения.
        - Надо наточить меч, - сказал Вилл, поднимаясь из-за стола. - Осмотреть и твой Элбион?
        - Сделай милость, - ответил Робин и усмехнулся, - но свой меч оставь в покое. Ты-то куда собрался? У тебя еще толком не зажила рана.
        Вилл, сделавший шаг к коридору, резко остановился, обернулся к Робину и смерил его откровенно насмешливым взглядом.
        - Ты ведь не думаешь, что штурм Ноттингема станет твоим последним боем? - спросил он и, встретив взгляд Робина, усмехнулся в ответ: - Нет ведь? Куда же ты вернешься, братец, если я разнесу эти стены по камешку? А я сделаю это, попытайся ты удержать меня в Шервуде!
        Робин посмотрел на Вилла, улыбнулся и безнадежно махнул рукой в знак того, что сдается перед упорством брата. Вилл торжествующе ухмыльнулся и быстро ушел. Проводив его взглядом, Робин обернулся к Марианне, и она прильнула щекой к его плечу.
        - Ты забираешь из леса всех стрелков? - с тревогой спросил Реджинальд и, получив в ответ утвердительный кивок Робина, уточнил: - Совсем никого не оставишь?
        - Охрана останется, - ответил Робин.
        - Хвала светлому богу Ллеу! - с облегчением отозвался Реджинальд и посмотрел на сестру, - а то я было забеспокоился, что Марианна останется без защиты.
        Услышав возглас брата, Марианна подняла голову и вопросительно посмотрела на Робина. Заметив, как ее тонкие брови крыльями ласточки устремились к переносице и как замерцал стальной отблеск в еще минуту назад мягком взгляде, Робин с усмешкой заверил Реджинальда:
        - У тебя нет оснований для беспокойства, Редж! Если ты испытываешь недоверие к моему ратному умению, то сможешь защищать ее сам у городских стен.
        Марианна тут же повеселела и с благодарностью поцеловала Робина в щеку. Реджинальд с недоумением посмотрел на сестру и на Робина:
        - Не хочешь ли ты сказать, что возьмешь Марианну с нами к Ноттингему?
        - Таковы наши с ней договоренности, и так я буду больше уверен в ее безопасности, - ответил Робин и, глядя в изумленные и недоверчивые глаза Реджинальда, улыбнулся: - Ты давно не видел сестру, Редж, и не знаешь, что за годы вашей разлуки она стала искусным воином и весьма талантливым военачальником!
        Перестав улыбаться, он ухватил пальцами подбородок Марианны и, повернув ее лицо к своему, чтобы она смотрела ему в глаза, тихо и выразительно сказал:
        - Под твоей командой лучники, Мэри. Только это и ничего больше. Ты поняла меня?
        - Да, мой лорд! - кивнула Марианна, ответив Робину таким же серьезным взглядом, и когда он, уверившись в ее послушании, отпустил ее, спросила: - Тогда я иду собираться?
        - Иди, моя леди, - улыбнувшись, ответил Робин. - И, собравшись, прихвати с собой мой колчан и зеленую куртку для меня.
        Кивнув, она убежала, и Робин с Реджинальдом остались в трапезной вдвоем. Но их уединение было неполным. Реджинальд выразительно повел бровью в сторону Дэниса, который сидел в углу на лапнике и беззвучно, как котенок, зевал, тряся головой и отгоняя сон. Мальчик очень старался остаться незамеченным: его неудержимо интересовал гость, и он хотел больше узнать о нем. Заметив знак Реджинальда, Робин бросил взгляд в сторону Дэниса и молча махнул рукой в ответ, предлагая не выгонять из трапезной любопытного сорванца.
        Робин наполнил вином два кубка и подал один из них Реджинальду. Они молча пили вино, и обоюдное молчание гостя и лорда Шервуда было легким, словно они без слов прекрасно понимали друг друга. Дэнис почти уснул, убаюканный тишиной и потрескиванием прогоравших в очаге поленьев, когда Реджинальд произнес:
        - Не скажу, что у меня было предчувствие встречи с тобой, но все же утром я отправился в путь, зная, что день сложится хорошо. Как только я оказался в лесу, то ощутил и его объятия, и силу его руки, которой он взял поводья моего коня и сам повел Деррина по тропам.
        - Так ты бы спросил его, куда он так настойчиво тебя ведет, - улыбнулся Робин. - Из всех нас только ты и можешь разговаривать с лесом, водой, ветром, камнями.
        Дэнис удивленно ахнул, не выдержав, выбрался из своего укрытия и бесцеремонно забрался Реджинальду на колени.
        - Что ты хочешь узнать, юный воин? - спросил Реджинальд, глядя в широко раскрытые янтарные глаза мальчика.
        - Вы действительно маг, милорд? - почти беззвучно произнес Дэнис.
        Услышав вопрос, Реджинальд весело и беззаботно рассмеялся и потрепал Дэниса по взъерошенным волосам.
        - Ты можешь называть меня просто по имени. Тем более что мой, как и твой, лорд - вот он, сидит напротив! - и Реджинальд указал взглядом на Робина. - Он верховный правитель стражей Средних земель, а я, как и твой отец, один из них.
        - Спасибо, Реджинальд! - кивнул польщенный Дэнис и настойчиво повторил: - Но все-таки скажи: ты маг?
        Реджинальд ласково улыбнулся:
        - Если ты расцениваешь способность понимать не только людскую речь как магию, то да. Но если ты ждешь, что я щелчком пальцев сотворю тебе какое-нибудь чудо, то нет.
        Глядя на замершего в ожидании именно чуда мальчика, Робин, не выдержав, рассмеялся:
        - Не мучай его, Редж! Он же сейчас лопнет от любопытства!
        - Ладно, - ответил Реджинальд и показал Дэнису на огонь в очаге: - Смотри туда, малыш.
        Дэнис во все глаза уставился на пламя, а Реджинальд стал тихо насвистывать мелодию, при первых звуках которой огонь, как живое существо, на миг замер, а потом стал в такт то оседать, то взлетать вверх, то прядать в сторону.
        - Ух ты! Огонь танцует! - прошептал Дэнис, зачарованно глядя на языки пламени, которые, сливаясь, принимали очертания грациозного девичьего силуэта.
        - Вообще-то поет, - рассмеялся Реджинальд, прекратив насвистывать.
        Едва прекратилась мелодия, как огонь заметно потянулся в сторону Реджинальда и задрожал, словно просил его продолжать. Но Реджинальд, посмотрев на огонь, отрицательно покачал головой, и пламя ответило почти различимым вздохом сожаления. Оно вновь распалось, утратив очертания огненной девушки, и принялось облизывать поленья, с треском разбрасывая искры. Реджинальд сказал несколько слов на валлийском языке, и больше искр не было.
        Дэнис все так же зачарованно перевел взгляд с огня на Реджинальда, вопросительно подняв бровь.
        - Обиделся, - с улыбкой ответил Реджинальд на безмолвный вопрос Дэниса. - Ему хотелось петь до рассвета. Пришлось выразить ему словами уважение и восхищение им, чтобы он перестал сердиться. Рассерженный огонь - страшная стихия! Впрочем, как и любая другая стихия, когда она в гневе.
        Глядя, с каким восторгом на него смотрит Дэнис, Реджинальд рассмеялся:
        - Малыш, не смотри на меня как на божество! Я, например, не обладаю многими силами, которые подвластны Робину и твоему отцу. Я не могу заглянуть в душу или в память другого человека, не могу сковать его волю и подчинить себе, принять в помощь чужую жизненную силу, хотя свою могу передать.
        - А зачем тебе чья-то жизненная сила, если ты с легкостью черпаешь ее от всего, что тебя окружает? Земля, вода, деревья - стоит тебе прикоснуться к ним, и они с радостью делятся с тобой своими силами, если считают, что ты в них нуждаешься! - с легкой усмешкой заметил Робин.
        Дэнис недолго помолчал, обдумывая все, что увидел и услышал, и снова запрокинул голову, чтобы посмотреть в серебристые глаза Реджинальда.
        - А леди Мэри тоже обладает такими же способностями, как ты? Ведь она твоя сестра!
        - Да, обладает, - ответил Реджинальд, - но ровно настолько, насколько этого требует ее предназначение - оберегать своего Воина, не больше.
        - Вот почему епископ все время обвинял ее в колдовстве! - задумчиво покивал головой Дэнис. - Он что-то чувствовал, хотя она никогда не совершала такого волшебства, как ты!
        - Да, и ей повезло, что епископ не смог исполнить свои угрозы и отправить ее на костер! - невесело усмехнулся Реджинальд. - Себе бы она помочь не смогла.
        - А вот с тобой он бы не справился! - с пониманием кивнул Дэнис. - Ты бы усмирил огонь или даже натравил бы его на самого епископа!
        - Малыш, я бы мог просто призвать сильный ливень, - ответил Реджинальд, - но ты прав, я бы попросил огонь спеть епископу свою самую боевую песню!
        - Кстати, Редж, ты бы позаботился о хорошей погоде на завтрашний день, - заметил Робин.
        - Уже позаботился! - ответил Реджинальд и рассмеялся. - Хотя в походе в Святую землю я старался не обнаруживать своих сил, но король то и дело просил меня помолиться о том, чтобы погода была благоприятна его замыслам. Ричард говорил, что мои молитвы о погоде всегда воспринимаются свыше благосклоннее, чем молитвы всех церковных иерархов, которые сопровождали поход.
        Робин рассмеялся вслед за ним. Дэнис, опасаясь, что они сейчас заговорят о чем-то другом и уйдут от темы, которая продолжала его интересовать так сильно, что янтарные глаза мальчика горели едва ли не ярче огня, подергал Реджинальда за рукав.
        - Скажи, если ты тоже Воин, призванный охранять Средние земли, почему ты оказался так далеко и столько лет провел в чужих краях?
        Реджинальд глубоко вздохнул.
        - Робин и я - у нас одно служение и один долг, но он исполняется нами по-разному. Робин защищает Средние земли, я - их законного правителя, короля. Исполнение нами своих обязательств перед этим краем и привело нас сегодня друг к другу. А теперь, малыш, когда твое любопытство удовлетворено, поспи немного!
        - Но я вовсе не хочу спать! - запротестовал Дэнис, с которого давно слетела сонливость.
        Реджинальд улыбнулся и склонился к уху мальчика. Он напел несколько слов, и Дэнис, зевнув во весь рот, свернулся клубком на коленях Реджинальда и засопел, уткнувшись носом в сгиб его локтя.
        - А говорил, что не можешь подчинить себе волю другого человека! - усмехнулся Робин, наблюдая, как Реджинальд за несколько мгновений погрузил Дэниса в глубокий сон.
        - Это потому, что он еще маленький и ближе к природе, чем к людям. Или где-то посередине, - улыбнулся Реджинальд, ласково погладив по голове прильнувшего к нему мальчика. Все еще улыбаясь, он поднял взгляд на Робина, и в серебристых глазах Реджинальда не осталось и тени улыбки. - Поговорим о более мирских делах, мой лорд, прежде чем я разбужу его, - предложил он.
        Робин ответил таким же серьезным и неулыбчивым взглядом и на миг прикрыл глаза в знак согласия. Они оба молча смотрели друг на друга, пока Робин не задал вопрос:
        - Ты уже знаешь, что все твои владения находятся под опекой принца?
        - Да, слышал и порадовался, - помедлив, ответил Реджинальд и, лениво передернув плечами, сказал с тайной угрозой: - Хотел бы я посмотреть в лицо тому, кто осмелится перед королем оспорить мои права на родовые земли! Равно как и права Марианны.
        - Как и права Марианны, - медленно повторил Робин и усмехнулся. - Ты ведь сам, без моих слов, прекрасно понимаешь, что я не откажусь от Марианны, не отошлю ее от себя и не отдам даже тебе. Надо ли мне говорить, что она - изначально связанная со мной Светлая Дева? Моя Светлая Дева! Должен ли я воззвать к твоим знаниям Посвященного Воина, чтобы ты вспомнил, что это значит?
        - Не утруждайся: я помню каждое слово из сказанных как леди Маред, так и моей матерью. Но попробуй взглянуть иначе, и тогда, ты, возможно сумеешь понять меня. Кем бы мы ни были, но ты, я, Марианна - мы все равно остаемся людьми, подвластными боли, сомнениям и прочим человеческим чувствам. Ты не можешь не согласиться со мной, что Марианне не место в Шервуде. Поэтому, как только мы покончим с осадой Ноттингема, я немедленно предложу ей приют в любом из моих замков по ее выбору. Я говорю тебе об этом со всей откровенностью, чтобы между нами не осталось недопонимания.
        Робин едва заметно улыбнулся, откинулся спиной на стену и, прижавшись затылком к прохладной каменной кладке, молча закрыл глаза.
        - Да, она не пожелает оставить тебя по собственной воле. Я уже знаю, что сестра скорее будет жить в хижине углекопа, но лишь бы рядом с тобой, - правильно понял его улыбку Реджинальд и внимательно посмотрел на Робина. - Марианна горячо любит тебя. Но ты, Робин, так же сильно любишь ее?
        Робин приоткрыл глаза и молча посмотрел на Реджинальда.
        - Она не пожелает по собственной воле, - повторил Реджинальд, - но есть еще и воля короля.
        - Ты можешь настаивать на своих правах брата, - спокойно ответил Робин, - но если ты призываешь меня вспомнить, что мы тоже люди, тогда я тебе напомню: мы с ней связаны и как обычные люди. По христианскому закону Марианна тоже моя жена. Я не отдам ее, - повторил он, - даже если ты напустишь на меня все войска короля Ричарда.
        - Вот как? - усмехнулся Реджинальд и бросил на Робина испытующий взгляд. - Не отдашь, даже если я сам выйду против тебя? Ты и тогда продолжишь упорствовать?
        В глазах Робина дрогнула синева вечернего неба, потом они стали непроницаемыми, и Робин обрел обычное спокойствие и властность движений.
        - Редж, если мы с тобой хотя бы раз скрестим клинки, то оба навсегда потеряем Марианну. И я даже представить себе не могу, как она поступит. Поверь мне на слово: лучше не проверять! - сказал он и легко поднялся, чтобы долить вина себе и Реджинальду.
        Они вновь пригубили кубки и долго молчали.
        - Робин, - наконец сказал Реджинальд, - мысли о том, что пришлось пережить моей сестре, пока меня не было в Англии, заставляют меня содрогаться. Неужели вот так проявляется сила союза Воина и его Девы?! Отпусти Марианну со мной! Я не смогу спокойно жить, зная, что ей по-прежнему угрожает гибель! Молчишь?.. Тогда, - Реджинальд тяжело вздохнул, - мне остается только молить тебя на коленях: отпусти Марианну! Ей здесь не место, и ты, как и я, не желаешь ей гибели!
        Он уже был готов исполнить то, о чем сказал, но Робин взмахом руки запретил ему сделать это. Устало встав из-за стола, Робин бесшумными шагами прошелся по трапезной и остановился перед Реджинальдом. Обхватив себя руками, он низко склонил голову и спросил:
        - Редж, что ты называешь гибелью? - не услышав ответа, он медленно вскинул голову и посмотрел на Реджинальда потемневшими глазами. - Я впервые встретил ее, когда она только-только вернулась во Фледстан из монастыря. Еще не зная, что это была Марианна, я потерял голову: такое очарование она излучала, так неудержимо притягивала к себе! Потом я видел ее не однажды. И с каждым разом подмечал, как бледнеет и меркнет ее улыбка, как гаснет сияние на ее прекрасном лице. Ее глаза - такие живые, яркие! - они становились пустыми. Она была одинока, не понимала, кто она, и потихоньку начинала смиряться, подчиняясь общим требованиям и правилам. Но ненадолго. И, словно очнувшись от забытья, она вспыхивала как костер и вновь принималась бунтовать против этих правил, срывая с себя невидимые оковы. Я должен был и дальше оставаться в стороне и молча наблюдать за угасанием той, которая была изначально предназначена только мне? Но ведь я любил ее, Редж, и она все то время любила меня! Я уж не буду говорить о том, что на нее тщательно и аккуратно расставляли силки, в которые она непременно бы угодила, и тогда нам не о
ком было бы сегодня вести спор.
        Реджинальд, не в силах больше выдерживать натиск Робина, с тяжелым вздохом уронил голову в ладони:
        - Ты уверен в том, что сказал сейчас?
        - Да, - услышал он в ответ жесткий голос Робина. - Я сам долго сомневался, пытался быть поодаль от нее, и если бы не уверился, что она без меня погибнет, то не приблизился бы к ней ни на шаг. Редж, у нее не могло быть другой судьбы! Если бы ты не был все это время неотступно возле короля, то и ты оказался бы здесь, в Шервуде. Шервуд неодолимо влечет всех, кто готов умереть с оружием в руках, но не поступиться долгом, честью и достоинством. Поэтому предоставь каждому из нас следовать своей судьбе и не противься!
        Реджинальд отнял ладони от лица, вскинул голову и вслушался в шум леса, словно каменные стены не были для него препятствием.
        - Да, дух этого леса очень могущественный! - сощурив глаза, сказал он по-валлийски. - К тому же он помножен на силу твоего духа. Он дремал до встречи с тобой и, разбуженный, вобрал тебя, Робин, воспользовавшись тем, что ты нуждался в нем. И теперь он стал так же нуждаться в тебе. На твоем месте я бы опасался его любви!
        - Чего он хочет от меня? - спросил Робин, тоже переходя на валлийский язык.
        Реджинальд, помолчав, покачал головой:
        - Он сам еще не решил. Знает только, что ты ему нужен. Пусть каждый из нас следует своей судьбе, но мы должны быть едины, - он посмотрел на Робина и спросил: - Объясни мне, мой лорд, почему мы - Посвященные Воины Средних земель - оказались разжатыми пальцами одной руки, вместо того чтобы быть, как и должно, собранными в единой горсти? В сущности, я задаю тебе тот же вопрос, что мне задал этот мальчик: почему нас так разбросала судьба?
        - Сначала разбросала, но потом всех собрала, - возразил Робин и, видя в глазах Реджинальда все тот же вопрос, с глубоким вздохом сказал: - Я сам много думал о том же, но так и не смог пока найти ответ. Когда-то давно я попытался задать твой вопрос отцу, но он отказал мне в ответе. Думаю, что ответ надо искать у леди Маред.
        Реджинальд посмотрел на Робина долгим взглядом, и в его глазах мелькнула серебряная тень, которая до этого чаровала и Дикона, и Мача, и других, с кем он успел перемолвиться хотя бы словом.
        - Нас собрал этот лес, Робин! - сказал он. - Всех нас, даже сына твоего брата. По каким-то одному ему ведомым причинам, о которых он не хочет мне рассказывать, он считает, что мы нужны только здесь, под его сенью.
        - Что ж, раз Шервуд не хочет делиться своими тайнами даже с тобой, так тому и быть, - ответил Робин, подводя черту под долгим разговором. - Буди мальчика, Редж. Время сборов на исходе.
        - Подожди! - стремительно сказал Реджинальд. - Мой лорд, король вернулся в свою страну, и мой долг защищать его скоро можно будет счесть исполненным. И теперь я хочу получить то, что по праву мое. Отдай мне Хранительницу! Она избрала меня, когда ей было четыре года, и я обязан быть рядом с ней и беречь ее ради нее самой и ради всех нас.
        Робин внимательно посмотрел на Реджинальда, и в его памяти прозвучал полный тревоги шепот Марианны за ужином, когда она заметила взгляды, которые брат бросал на сестру лорда Шервуда: «Отговори его, Робин, прошу тебя! Я сердцем чувствую, что все это не к добру ни для кого!»
        Реджинальд по-своему истолковал взгляд Робина и сказал:
        - Признаюсь, меня поразили слова Марианны о том, что Клэренс побывала замужем, но, наверное, тому были причины, и для меня это обстоятельство не имеет значения.
        Робин грустно усмехнулся:
        - Причина простая, Редж. У нас нет Хранительницы. Она отказалась от Дара и ослепла. Мне помнится, Вилл как-то обмолвился, что говорил с тобой о нашей беде и о Клэр, когда был во Фледстане после гибели отца и падения Веардруна.
        - Я не забыл, но, признаюсь, надеялся, что Клэр станет старше и что-то изменится.
        - Нет, Редж. Она сожалела, и я много раз пытался помочь ей обрести зрение и силу, но все попытки оказались напрасными. Закон не сделал для нее исключения, и моя просьба была отвергнута. Клэр стала обычной женщиной. С того самого дня, когда она отвергла Дар, ваше предназначение друг другу утратило силу. Поэтому она забыла тебя и не ждала. И ты вправе не думать о ней. Сделанный ею когда-то давно выбор больше ни к чему тебя не обязывает.
        Реджинальд долго молчал, размышляя над тем, что сказал Робин, затенив светлые глаза черными как ночь ресницами.
        - Печально, - наконец отозвался он, но в его голосе послышалось упорство. - Тогда просто выполни мою просьбу. Я оставляю тебе Марианну, не препятствуя ей следовать своим путем, каким бы он ни был. Но взамен отдай мне свою сестру. Отдай не как Деву мне - ее Воину, а как обычную женщину.
        - Редж, теперь я прошу тебя не настаивать и отступиться! Ради тебя самого! Клэр погружена в горе, как в кокон.
        - Прошло слишком мало времени, но я терпелив.
        - Ты не только терпелив, но еще и упрям! - воскликнул Робин. - Я опасаюсь не за нее, а за тебя! Ослепшая Хранительница не таит в себе опасности для простого человека. Но союз с ней Посвященного Воина грозит причинить сильный, даже неисправимый вред именно Воину - тебе, Редж! Она может ослепить и тебя, не заметив этого и не желая. Когда ты поймешь, что дарованные тебе силы и способности, иссякнут, будет поздно!
        Реджинальд беспечно рассмеялся в ответ, а в его серебристых глазах Робин видел прежнее упорство добиться своего.
        - В своих силах я уверен и готов рискнуть, Робин! Ты говоришь, предназначение утратило силу? Но я почему-то этого не почувствовал, достаточно мне было взглянуть на Клэр. Давай заключим соглашение: ты не станешь мне препятствовать, а я буду действовать исходя из обстоятельств, пообещав тебе, что ничем не огорчу твою сестру.
        - Хорошо, - после долгого размышления согласился Робин. - Пусть все сложится так, как сложится, и - прежде всего! - как захочет сама Клэр. Она имеет право на собственные желания и свою волю.
        - Ну, ты же знаешь, что иную волю я навязать ей не смогу, - усмехнулся Реджинальд, - а ты этого делать просто не станешь, даже если я тебя попрошу. А я не прошу!
        Он наклонился к Дэнису, поцеловал его в лоб, и мальчик немедленно очнулся от сна. Поморгав, он с подозрением посмотрел на Реджинальда, который улыбнулся ему в ответ самой безмятежной и чарующей улыбкой.
        - И все-таки я уснул не просто так! - проворчал Дэнис. - Крестный улыбается точь-в-точь как ты сейчас, когда что-то скрывает!
        - А от тебя совсем непросто что-либо скрыть! - в тон ему ответил Реджинальд, и они с Робином рассмеялись, глядя на озадаченное лицо Дэниса.
        В трапезную вошла Марианна, и Робин с Реджинальдом одновременно оглянулись на нее. Она была в мужском наряде. Белая рубашка открывала до локтей изящные смуглые руки. Серебряный знак Шервуда горделиво сиял на рукаве темно-зеленой куртки. Реджинальд невольно удивился, глядя на сестру: не наряду, а тому, с какой привычной уверенностью ее ладонь лежала на рукояти длинного меча, убранного в ножны на поясе, как твердо и решительно сжаты ее нежные губы, суровы и внимательны глаза. Она молча подала Робину зеленую куртку, подождала, пока он наденет ее, и протянула ему Элбион и колчан с луком и стрелами.
        - Пора, Робин?
        Он кивнул: назначенное им время для сборов истекало. И, словно услышав безмолвный зов лорда Шервуда, в трапезной начали собираться стрелки. Дэнис отыскал взглядом отца, который прощался с Тиль, и пробрался к Робину.
        - Крестный! - воскликнул он, прыгнув Робину на шею. - Как я хочу быстрее вырасти, чтобы тоже сопровождать тебя!
        Все дружно рассмеялись, а Дэнис, приникнув к Робину, шепнул ему на ухо:
        - Очень прошу тебя, крестный: побереги моего отца. У него еще болит рана, которую он получил в Хольдернесе, хоть он и пытается скрывать это от тебя!
        - Не волнуйся, малыш, я обещаю, что твой отец вернется к тебе живым и невредимым! - ласково прошептал в ответ Робин и, поставив Дэниса на ноги, встрепал ему волосы.
        - Ты не забыл взять с собой планы штурма Ноттингема? - спросил Реджинальд, который успел тем временем переодеться в свою одежду и вернуться в трапезную.
        - Они все у меня в голове, - усмехнулся Робин. - Когда я оценю обстановку и силы, тогда смогу выбрать нужный из вариантов.
        Стрелки стали седлать лошадей. Робин вскочил на вороного Воина, окинул взглядом свое пока еще немногочисленное войско, и по его знаку стрелки помчались вглубь леса. Когда кони вынесли их к поляне, где высился многовековой дуб, Реджинальд, потрясенный открывшимся зрелищем, не удержал возгласа удивления:
        - Вот это да! Боюсь, что король Ричард и в малости не предполагал, насколько грозные силы он призвал на помощь!
        Залитая лунным серебром огромная поляна была тесна для конных и пеших воинов. Не только Реджинальд, но и Марианна смотрела на них, широко раскрыв глаза. Она впервые увидела все силы Шервуда, а до этой минуты не представляла себе, сколько в действительности людей нашло убежище в Шервуде за годы правления принца Джона.
        - Слава лорду Шервуда - нашему отважному господину! - прокатилось по рядам стрелков при виде Робина, чей силуэт посеребрил лунный свет. Когда стрелки заметили рядом с ним Марианну, такой же силы гром голосов пророкотал: - Слава нашей леди - прекрасной Марианне!
        - Лорд Робин, не принести ли нам тебе вассальную присягу, чтобы ты не сомневался, что нашу преданность тебе не поколеблет ни одно королевское слово?! - раздался чей-то веселый голос, и повсеместно рассыпался смех.
        - Да ведь вы не знаете, каким окажется слово короля! - громко сказал в ответ Вилл. - А что если он перед штурмом Ноттингема прикажет нас всех повесить на забаву сэру Рейнолду?
        - Тогда мы тем более останемся верными Шервуду! - откликнулся на слова Вилла задорный голос.
        Робин поднял руку, и сплошная стена стрелков немедленно расступилась перед ним. По образовавшейся дороге он направил Воина к подножию дуба, где осадил вороного, который яростно грыз удила, роняя на землю белые клочья пены.
        - Мы выступаем к Ноттингему! - сказал Робин, и его голос пролетел стремительной и мощной волной над смолкшей поляной. - Шервуд всегда отзывался на просьбу о помощи, не останется глух и сейчас, когда нас призвал сам король Англии! Многие из вас в душе сомневаются, не окажется ли этот призыв приглашением не только принять участие в штурме города, но и западней. Слушайте же! - привстав в стременах, Робин возвысил голос. - Я верю слову короля Ричарда! Но если он откажется от своего слова, которым пообещал нам всем безопасность, вы вправе защищать себя даже от короля!
        По поляне прокатился громкий гул. Слыша этот гул, Реджинальд еще раз подумал, что король будет сильно удивлен тем, насколько грозна сила, откликнувшаяся на его призыв. Но мощь этой силы он видел не в ее числе, а в несокрушимой преданности Робину, который даже в присутствии короля был и останется единственным повелителем для каждого шервудского воина.
        Робин пришпорил Воина, и вороной, промчавшись между стрелками, которые спешили уступить ему путь, понес всадника к Ноттингемской дороге. За спиной Робина вновь сомкнулись ряды стрелков, и неумолчный топот копыт и звон оружия сопровождали лорда Шервуда.
        Лес начал редеть, и Воин вскинулся на дыбы, осажденный властной рукой. Робин окинул взглядом притихшую в предрассветной темноте равнину, окружавшую Ноттингем. Языки костров, разложенных на стенах, рвались в черное небо, отбрасывая огромные неровные тени. Такие же костры протянулись кольцом вокруг города на расстоянии, недосягаемом для стрел защитников Ноттингема. Среди осаждающих волной прошло движение: войско, появившееся из леса, было замечено дозорными королевских ратников. Через несколько минут дорога была перекрыта отрядом лучников, которые в два ряда - первый ряд, опустившись на колено, а второй стоя - нацелили луки. Выехав вперед на несколько шагов, Реджинальд громко назвал свое имя. Командир лучников склонил перед ним голову, махнул рукой, и лучники расступились, не опуская луков, по-прежнему нацеленных на вольных стрелков. Реджинальд подъехал к командиру лучников, кратко поговорил с ним и, вернувшись, кивком предложил Робину следовать за ним.
        - Джон и я - мы поедем с тобой! - твердо сказал Вилл и тронул шпорами бока Эмбера.
        Услышав его слова, Реджинальд стремительно обернулся и предупредил намерение Вилла, схватив его коня за поводья:
        - Нет, Вилл! Король ждет только Робина и меня. Больше лучникам не велено пропускать никого, пока Ричард не побеседует с Робином. Поэтому ждите здесь, если не хотите, чтобы на вас обрушился шквал стрел!
        Вилл недовольно покривил губы, но, повинуясь взгляду Робина, заставил Эмбера попятиться и встать в общий строй. Робин пришпорил Воина и бок о бок с Реджинальдом помчался к королевскому шатру. Высокий шатер был окружен ратниками, которым Реджинальд снова назвал себя, когда они с Робином приблизились к ним вплотную. Ратники окружили их, Робин и Реджинальд спешились и, оставив лошадей на попечение ратников, вошли в шатер.
        Внутри при ярком свете факелов Робин увидел трех человек, среди которых один выделялся могучим телосложением и властной осанкой. Именно перед ним Реджинальд преклонил колено со словами:
        - Государь, вот господин вольного Шервуда!
        Рука короля Ричарда на миг по-дружески сжала плечо Реджинальда, одновременно поднимая его с колен. Ричард медленно подошел к Робину, неспешно и обстоятельно всматриваясь в его лицо.
        - Значит, ты откликнулся на мой зов, смелый разбойник? - добродушно проворчал король. - Подойди ближе к свету! Я желаю лучше рассмотреть первого лучника Англии, чья слава докатилась даже до Святой земли!
        Крепко взяв Робина за плечи, Ричард повернул его к свету и стал не торопясь, не упуская ни одной черточки, разглядывать Робина цепким и острым взглядом.
        - Клянусь Гробом Господним! - воскликнул он, медленно отпуская Робина. - Мне уже доводилось видеть тебя, но я не могу вспомнить, когда и где! - и он тут же увлек Робина к выходу из шатра, не скрывая своего нетерпения: - Идем, я хочу видеть твое войско!
        В сопровождении лорда Шервуда король Англии вышел наружу и остановился, глядя на темневшие вдали отряды вольного воинства. Соратники короля, которые были с ним, когда Реджинальд привел Робина в королевский шатер, и почтительно отступили в тень, чтобы не мешать королю беседовать с лордом Шервуда, вышли вслед за ними.
        - Я поражен! - выдохнул Ричард и обернулся к одному из двух своих спутников: - Что скажешь, Лестер? Я не напрасно посылал Линкольна в Шервуд! Но едва ли я мог предположить, насколько внушительно войско знаменитого лорда разбойников!
        Граф Лестер - высокий, темноволосый, остававшийся в ратном облачении - приблизился к королю. Он посмотрел на Робина, встретился с ним глазами, и они обменялись быстрыми взглядами.
        - Это большая помощь, государь! - ответил Лестер, отвернувшись от Робина и устремив на короля бесстрастный взгляд. - Но и я бы не смог представить, что только в одном Ноттингемшире столько людей оказалось объявленными вне закона!
        - Ты решил заручиться расположением их предводителя, мой славный Лестер, позволив себе столь вольные рассуждения? - усмехнулся Ричард и в упор посмотрел на Робина. - Так что же, послужит лорд вольного Шервуда королю Англии?
        Робин в ответ склонил голову и вновь гордо выпрямился, глядя Ричарду прямо в глаза - так же, как на него смотрел король.
        - Государь, мои воины рады оказать вам услугу, - негромко сказал он. - Все мое ратное искусство и сама жизнь находятся в вашем распоряжении.
        - А ты гордец! - усмехнулся Ричард, с интересом разглядывая Робина. - Оказать услугу кому? Королю? Так говоришь, твоя жизнь в моем распоряжении? А что если, покончив с осадой Ноттингема и глупцом шерифом, я призову к ответу и тебя самого?
        Невозмутимое выражение лица Робина не изменилось, и взгляд, устремленный на короля, остался по-прежнему спокойным. Робин молча пожал плечами, и Ричард правильно истолковал этот жест. Он свидетельствовал не о покорности лорда Шервуда королевской воле, как могло показаться, а о сомнении в том, что у короля получится исполнить свою угрозу. Лицо Ричарда потемнело, глаза угрюмо прищурились. Второй из спутников короля решительно шагнул к Ричарду и твердо сказал:
        - Государь! Вы передали через графа Линкольна от своего имени гарантию вольным стрелкам. В вашей власти изменить данное вами слово, но король должен стоять на страже справедливости и не отвечать на добро неблагодарностью!
        Взгляд короля вспыхнул гневом, но Ричард сдержался и, искоса посмотрев на того, кто упрекнул его, проворчал:
        - Только то, что тебя во всем христианском мире почитают как олицетворение рыцарской чести, граф Уильям, заставило меня проглотить твой упрек! А теперь изволь мне объяснить, когда и чем я уже оказался обязанным этому человеку? На какую неблагодарность и несправедливость по отношению к нему ты сейчас намекал в своей пламенной речи?
        - Вы ему обязаны свободой, государь, - спокойно ответил граф Пембрук и посмотрел на лорда Шервуда, - а я - возрождением веры в понятия о чести и благородстве, в существовании которых усомнился, посетив Англию с поручением привезти выкуп за вас.
        Выслушав ответ Пембрука, Ричард откинул голову и уже иначе посмотрел на Робина:
        - Так это тот, о котором ты мне рассказывал с таким восхищением? Тот, кто позаботился, чтобы хотя бы часть денег, собираемая моим братцем, все-таки попала по назначению? И ему я обязан свободой, а теперь он поможет мне раздавить очаг сопротивления, укрепив тем самым мой трон? Но ты говорил мне, что он отказался назвать себя, сославшись, что у него не одно имя, а два и оба они известны, но одно из них неугодно моему слуху. Полагаю, что неугодное мне имя я уже знаю, а теперь хочу услышать второе!
        Он требовательно посмотрел на Робина, но, прежде чем тот успел ответить, к лорду Шервуда подошел граф Лестер. Дружески положив ладонь на плечо Робина, он обернулся к королю и с улыбкой сказал:
        - Государь, позвольте мне представить вам сэра Роберта Рочестера графа Хантингтона, которого все считали погибшим и которого я узнал сейчас, несмотря на то что к прославленному имени Рочестеров он прибавил не менее прославленное имя лорда вольного Шервуда!
        Глава тридцать третья
        Ночная темнота начала медленно сереть. Над черной кромкой леса появилась алая полоска зари. Воздух заметно посвежел, и высокая трава сникла под тяжестью рассветной росы. Над равниной повис протяжный громкий голос рога, на который откликнулись трубы, и лагерь у стен Ноттингема пришел в движение.
        Город был взят в кольцо красно-зеленого цвета отрядами королевских ратников и вольных стрелков. На дороге, которая вела к главным воротам Ноттингема, Ричард отдавал последние указания Лестеру и лорду Шервуда. Те слушали короля, следя за точными жестами Ричарда, которыми тот дополнял свои распоряжения. Лестер был в полном ратном облачении, а Робин по-прежнему оставался в зеленой куртке со знаком вольного Шервуда на рукаве. По своему обыкновению покусывая сорванную травинку, он внимательно слушал Ричарда. Резко прекратив говорить, король потрепал по плечам своего военачальника и лорда Шервуда, приказав им возвращаться к войскам.
        - Отдать под твое командование ратников Гая Гисборна? - спросил Лестер, прежде чем проститься с Робином.
        Тот выплюнул травинку и отрицательно покачал головой. Лестер рассмеялся и дружески похлопал лорда Шервуда по локтю:
        - Как знаешь! Но командир его дружины сказал, что почел бы за честь сражаться вместе с тобой и под твоим началом!
        - Нет! - недолго подумав, ответил Робин. - Я не уверен, что, сказав так, он говорил не только за себя, а за всю дружину. Да и в своих людях я не буду уверен, если они пойдут на штурм вместе с ратниками Гисборна. Слишком глубокая пропасть долгой вражды разделила нас с сэром Гаем, чтобы я так рискнул успехом в атаке. Оставь их себе, Артур!
        - Ладно! Я безмерно рад видеть тебя! - сказал Лестер. - Если все сладится так, как ты задумал, - а Ричарду очень понравился предложенный тобой план штурма! - увидимся снова уже в Ноттингеме.
        Пожав друг другу руки, Лестер и лорд Шервуда разошлись в противоположные стороны. Быстрым шагом Робин прошел вдоль рядов лучников к отряду стрелков, с которым лорд Шервуда собирался сам идти на приступ стен. Ни у кого из этого отряда не было ни луков, ни стрел - только мечи, ножи и смотанные толстые веревки с железными крючьями. Джон приладил на плечо легкую, сложенную в несколько раз лестницу. Рядом стояла Марианна, постукивая пальцами по рукояти меча. Но едва Робин подошел, как ее пальцы мгновенно замерли, сцепившись вокруг рукояти. Улыбнувшись Марианне, Робин поправил на ней капюшон и туже стянул завязку так, что края капюшона стали совсем плотно облегать лицо Марианны.
        - Следи, чтобы он не упал с головы! - предупредил Робин. - Иначе по твоим волосам в тебе узнают женщину и сочтут тебя легкой добычей как для стрел, так и для копий или меча.
        Марианна подняла на Робина блестящие глаза, и он, заметив в них вспыхивавшие искорки азарта и возбуждения, провел ладонью по ее щеке:
        - Запомни: твое дело - командовать лучниками. Поддерживай нас стрелами и прикрывай. Больше ничего, Мэри! Только лучники, - настойчиво сказал он, сопроводив слова выразительным взглядом.
        - Да, мой лорд! - кивнула Марианна, с сожалением отодвигая ножны с мечом подальше от своей руки.
        Заметив ее сожаление, Робин усмехнулся.
        - Командуй так, чтобы не попасть в нас, Саксонка! - добродушно проворчал Джон.
        Вилл рассмеялся и потянулся, стряхивая с себя дремоту. На его лице не было и тени волнения, словно он уже не в первый раз брал город приступом.
        - Как только разгоним защитников стен, разнесем заодно и замок шерифа! - зевнув, предложил он. - Грех не воспользоваться таким случаем! Кто знает, как сложатся наши судьбы после штурма?
        Стрелки дружно рассмеялись и одобрительными возгласами поддержали предложение Вилла. Робин тоже мельком улыбнулся, но вновь стал серьезным. С лиц стрелков тоже сбежали улыбки, они стали напряженно ждать сигнала к началу штурма. Наконец пронзительно запели трубы. Робин поцеловал Марианну в лоб и указал ей взглядом на лучников, замерших в ожидании ее команд.
        - Только это, Мэри! - повторил он. - И не вздумай ослушаться меня!
        Марианна ответила ему знаком, ограждающим от смерти и ран, и поспешила занять свое место возле лучников. Она вскинула руку, и по ее сигналу лучники изготовились к стрельбе. Снова запели трубы, и одновременно со всех сторон раздалось пение тетивы. Стрелы взмыли в воздух в таком количестве, что закрыли собой небо и осыпали стены города, вынудив защитников искать укрытие и прятаться за зубцами стен. Каждая бойница, каждая щель в стене были взяты на прицел. Длинные и мощные луки позволяли шервудским стрелкам безнаказанно для себя сдерживать осажденных, стрелы которых не достигали рядов вольных лучников из-за более коротких луков.
        Раздался новый сигнал, и на стены обрушился новый шквал стрел - не менее мощный и смертоносный, чем предыдущий. Марианна, краем глаза поглядывая в сторону Робина, увидела, как лорд Шервуда и те, кто были с ним, под защитой стрел устремились к городской стене. С другой стороны защитников города атаковали королевские ратники под командой Лестера. На подступах к стене стрелков встретил обрушившийся сверху град камней. Марианна снова подняла руку, скомандовала голосом, и в воздух поднялась новая завеса стрел, которая заставила осажденных снова отпрянуть под защиту стен. Воспользовавшись замешательством защитников города, стрелки, возглавляемые лордом Шервуда, забросили веревки с крючьями, приставили к стенам лестницы и стали быстро взбираться наверх, где их встретили мечами ноттингемские ратники.
        Не спуская глаз с городских стен, Марианна увидела, как там завязался ожесточенный бой. Она попыталась отыскать среди воинов в зеленых куртках лорда Шервуда, но тщетно: не угадать, который из них Робин. Голос за спиной Марианны отвлек ее от наблюдения за сражением на стенах:
        - Начинайте обстрел ворот, чтобы можно было подтащить осадные орудия!
        Кивнув гонцу Лестера в знак того, что она услышала его слова, Марианна приказала лучникам изменить позицию, взяв на прицел защитников ворот.
        Когда осадные орудия ударили в ворота Ноттингема, Марианна остановила лучников. Ее участие в штурме города закончилось. Стрелки, убрав луки, бросились к воротам и стенам, на бегу выхватывая из ножен мечи, и только она осталась стоять под охраной пяти стрелков. Вздохнув, Марианна опустилась на траву, не сводя блестевших от возбуждения глаз с провала ворот в стене, где раздавались глухие удары осадных орудий, вокруг которых копошились королевские ратники и вольные стрелки.
        ****
        - Пора, Линкольн! - глухо сказал Ричард, неотрывно наблюдавший за сражением, и приказал подвести к нему коня.
        Вскочив в седло, король помчался в сопровождении небольшого отряда к воротам, но неожиданно осадил коня возле Марианны.
        - Прими хвалу, юный военачальник! - услышала она возглас Ричарда и, вскочив перед королем на ноги, встретилась с ним глазами. - Ты отлично командовал лучниками!
        Заметив во взгляде Марианны азарт битвы, Ричард рассмеялся и протянул к ней руку.
        - Иди сюда, мальчик! - приказал он. - Войдем вместе с этот упрямый город!
        - Государь! - задыхаясь от волнения, ответила Марианна. - Мой лорд и командир запретил мне участвовать в сражении!
        - Я, твой король, разрешаю тебе и зову с собой! - сказал Ричард, удерживая нетерпеливо пляшущего под ним коня. - Вперед!
        Отбросив колебания, Марианна ухватилась за руку короля и птицей взлетела на круп лошади позади Ричарда. Король пришпорил коня, и они помчались к воротам Ноттингема, которые сотрясались под натиском осадных орудий. Возле ворот Ричард спрыгнул с лошади и выхватил из ножен огромный меч.
        - Я наблюдал за тобой, малыш, пока ты командовал лучниками! У лорда Шервуда все стрелки - такие же отличные воины, как он сам и ты?
        Марианна рассмеялась в ответ смехом Морриган и, перехватив рукоять меча, устремилась следом за Ричардом в пробитую в воротах брешь. Их встретила стальная завеса мечей ноттингемских ратников. Ричард принялся крушить защитников ворот, обрушивая на них всю мощь своего меча, подкрепленную собственной яростью.
        - Не зарывайся, мальчик! - воскликнул он, когда Марианна, оказавшись впереди него, отбросила мечом одного за другим трех ратников, расчищая дорогу королю. - Я уже понял, что ты особенно дорог Рочестеру и он не простит мне твоей гибели!
        Ноттингемские ратники дрогнули под натиском ратников короля. Внезапно они расступились, и вперед в ратном облачении с обнаженным мечом в руке вышел шериф Ноттингемшира сэр Рейнолд. Узнав его, Ричард рывком стащил шлем и гневно прорычал:
        - Глупец и изменник! С кем ты собрался скрестить меч? Со мной - своим королем?!
        Его слова вызвали большое смятение, и защитники города смолкли, опуская приготовленные к бою мечи. Сэр Рейнолд выронил меч и, опустившись на колени, низко склонил голову.
        - Уведите его! - приказал Ричард, бросив на шерифа взгляд, полный презрения. - Линкольн, проследи, чтобы он был взят под стражу. Позже я побеседую с этим бунтовщиком.
        Почувствовав, как у нее подгибаются ноги от усталости и волнения, Марианна отчаянно искала глазами Робина. Вот он, сидит возле городской стены, привалившись спиной к каменной кладке и уронив возле ног Элбион. Рядом с ним устроился Вилл, и они передавали друг другу фляжку, по очереди делая глоток. Не помня себя от радости, Марианна подбежала к ним. На потемневшем от пыли лице Вилла сверкнула белозубая улыбка, он подвинулся, и Марианна упала на булыжники мостовой между ним и Робином. Она провела ладонью по лицу лорда Шервуда, стирая пыль, смешавшуюся с потом. Робин устало приоткрыл глаза, улыбнулся, оглядев Марианну, и молча притянул ее за плечи к себе. Вилл подал ей фляжку, она сделала глоток вина и благодарно потерлась щекой о влажную от пота куртку Вилла.
        Граф Пембрук, не отрывавший глаз от лорда Шервуда, поднял брови, выражая удивление. Когда Марианна, которую он, как и все окружение короля, принял за юного стрелка из числа вольного воинства, склонила голову на плечо Робина, а тот прикоснулся губами к ее лбу, Пембрук нахмурился и с неодобрением закусил ус.
        - А я понимаю Рочестера! - улыбнулся Ричард, заметив гримасу досады на лице Пембрука, и вздохнул: - Очень пригожий юноша, вдобавок еще и отважный, и преданный своему господину!
        Зная о пристрастиях короля, решительно не одобряя их, но не смея вслух высказывать осуждение, Пембрук покачал головой. Он уже почти разочаровался в лорде Шервуда, заподозрив и того в склонности к мужчинам, когда Реджинальд, догадавшись о мыслях графа Уильяма, сказал ему на ухо несколько слов. На этот раз брови Пембрука взлетели еще выше, и он посмотрел на Марианну иным взглядом, рассматривая ее недоверчиво и растерянно.
        А она, не чувствуя обращенных к ней глаз ни Пембрука, ни самого короля, от души, весело и беззаботно смеялась над тем, что говорили стрелки, которые собрались возле своего лорда. Блестя глазами от возбуждения, они пересказывали друг другу события только что закончившегося сражения с шутками и смехом. Внезапно смолкнув, стрелки расступились, и к лорду Шервуда приблизился ратник с королевскими львами на доспехах.
        - Ваша светлость! - сказал он, почтительно поклонившись Робину. - Король Ричард желает говорить с вами!
        Стрелки встретили эти слова и того, кто их произнес, настороженными взглядами, невольно заслоняя своего лорда. Робин успокоил их легким взмахом руки и прыжком вскочил на ноги, поднимая с мостовой и Марианну. Ричард подъехал к нему верхом и, спрыгнув с седла, небрежно бросил поводья одному из сопровождавших его слуг. Лестер, Пембрук и другие соратники короля, а в их числе и Реджинальд, тоже спешились и остановились в почтительном отдалении.
        Под тяжелым и властным взглядом Ричарда шервудские стрелки преклонили колени, и только лорд Шервуда остался стоять, гордо распрямив плечи и вскинув голову.
        - Преклони колено, Рочестер! - с тайной угрозой в голосе потребовал Ричард, не сводя глаз с лорда Шервуда. - Я твой законный король и сюзерен!
        - Государь! - негромко произнес Робин и улыбнулся, чем мгновенно пленил Ричарда. - Вы забываете об одном обстоятельстве: я - вне закона.
        Услышав его ответ, граф Лестер и граф Пембрук посмотрели на Робина одинаково предостерегающими взглядами. Реджинальд глубоко вздохнул и, сложив руки на груди, склонил голову так, что никто не понял, перед кем - королем или лордом Шервуда. Но Ричард неожиданно расхохотался.
        - Если дело только в этом, то мне не составит труда исправить сейчас ошибку моего отца! - воскликнул он.
        И король круто обернулся к горожанам, ноттингемским ратникам, все еще толпившимся у ворот и смолкшим, когда Ричард обвел всех суровым взглядом.
        - Да будет каждый вознагражден по заслугам! - прогремел в полной тишине голос короля. - Я дарую прощение всем стрелкам вольного Шервуда! Провинности перед законом они сполна искупили сегодня верной службой своему королю под стенами Ноттингема! Вы! - и он обвел взглядом воинство вольного Шервуда. - Вы можете вернуться к семьям, к мирным занятиям, и я даю вам слово в том, что новый шериф Ноттингемшира не станет преследовать никого из вас!
        Слова короля были подхвачены ликующими криками шервудских стрелков, прославляющими милость Ричарда. Но король, не слыша их, неотрывно смотрел на лорда Шервуда, словно хотел узнать, насколько велика его радость от известия о помиловании. Робин встретился взглядом с Марианной, в глазах которой отразились и недоверие, и ликование, и устало улыбнулся. Эта улыбка чудесным образом осветила мужественные черты лорда Шервуда, и Ричард довольно улыбнулся в ответ.
        - Сэр Роберт Рочестер! - и король, сделав широкий шаг к Робину, сжал ему локоть. - Я выражаю вам свое удовлетворение вашей службой, и восхищение вашим планом штурма, и воинской отвагой, которую лично вы проявили. Я наблюдал за вами, пока вы сражались, и скажу, что уже давно не видел такого умелого и бесстрашного воина! Надеюсь, что вы ради титула и имени своих славных предков откажетесь наконец от титула и имени лорда вольных стрелков Шервудского леса. Мне не хотелось бы, возвращаясь в Лондон, оставлять в сердце королевства такое войско, враждебное власти и закону. Под вашим предводительством шервудские стрелки могут доставить немало хлопот теперь уже мне самому!
        Он с ожиданием посмотрел на Робина.
        - Вам стоит только выразить волю, государь, чтобы все ваши пожелания были немедленно исполнены! - с улыбкой сказал в ответ Робин.
        - Сэр Роберт Рочестер, ты восстановлен в правах, всех владениях, принадлежавших тебе по праву наследования, и в титуле графа Хантингтона! - объявил Ричард.
        - Государь! - признательно склонив голову, воскликнул Робин, и Ричард, дождавшись, пока он поднимет голову, встретился с ним глазами и неожиданно весело улыбнулся:
        - Как долго ты еще заставишь меня ждать изъявления твоего почтения?
        Робин преклонил колено и вновь склонил голову:
        - Государь, у меня есть к вам просьба!
        - Какая? - требовательно спросил Ричард, невольно оживившись при мысли о том, что лорд Шервуда, который принял помилование и восстановление в правах как должное, все-таки ждет некой милости от своего короля.
        - При вашем отце, короле Генрихе, мой отец признал перед троном своим сыном моего единокровного брата Уильяма, о чем был издан указ короля Генриха, скрепленный его печатью. Еще раньше мне была оказана честь стать посвященным в рыцари самим королем Генрихом. И сейчас я прошу вас, государь, о такой же чести для моего брата.
        Ричард, следуя за взглядом Робина, посмотрел на Вилла. Тот стоял, преклонив колено, рядом с братом и из-под ресниц смотрел на Робина с подлинным ошеломлением. Он не знал до этой минуты, что граф Альрик, несмотря на ссору с ним, все-таки признал его перед королем своим сыном.
        - Лорд Уильям Рочестер! - торжественно провозгласил Ричард, вынимая из ножен меч, и несильно ударил им плашмя по одному плечу Вилла, потом по другому. - Поднимись, сэр Уильям Рочестер, и прими из рук своего короля звание рыцаря!
        Исполнив обряд посвящения, Ричард тут же позабыл о Вилле, отвернулся от него и поэтому не заметил, что взгляд Вилла, полный волнения и признательности, был обращен не к нему, а к брату.
        - А вот где ты, мой мальчик! - вдруг воскликнул король очень довольным тоном, наконец отыскав взглядом Марианну среди стрелков. - Подойди и ты ко мне! Твой лорд забыл попросить для тебя такой же чести, но я сам решил, что ты достоин стать рыцарем!
        - Государь, остановитесь! - поспешно сказал Робин.
        - Почему? - с неудовольствием и удивлением посмотрел на него Ричард. - Этот юноша выказал себя отличным и бесстрашным воином. Я сам могу засвидетельствовать его отвагу и ратное мастерство, поскольку мы с ним… - Ричард поймал отчаянно-просительный взгляд Марианны и, усмехнувшись, сказал не то, что собирался сказать: - Поскольку я сам наблюдал за ним, пока он командовал лучниками! - добродушно договорил он, не выдав ослушания Марианны воле лорда Шервуда.
        - Потому, государь, что перед вами не юноша, а моя жена!
        С этими словами Робин стянул капюшон с головы Марианны и, не заметив, как вспыхнули румянцем ее скулы, вытащил заколку из узла, в который были уложены на затылке ее косы. Светлый, сверкающий на солнце ливень длинных волос хлынул на плечи Марианны. Встретившись с ней глазами, Ричард оторопел. Марианна, не зная, что сказать, медленно провела ладонью по лицу, стирая перемешавшуюся с потом пыль.
        - Ну и ну! - наконец воскликнул король, окинув Марианну долгим взглядом, и после минутного замешательства буркнул: - Леди! Вам удалось поразить своего короля!
        Он протянул к ней руку, и Марианна, преклонив колено, прикоснулась губами к руке Ричарда.
        - Каким болваном я предстал бы перед графом, если бы вас сразил чей-то меч! - услышала она сердитый шепот Ричарда и, подняв голову, улыбнулась королю виноватой улыбкой.
        Ричард подал ей руку, помогая подняться, оглянулся на Реджинальда и ласково усмехнулся:
        - А тебе, мой славный Линкольн, конечно, не терпится навестить родовое гнездо Невиллов? Я не удерживаю тебя! Помнится, ночью ты обмолвился о том, что твоя сестра, которую ты почти считал умершей, все-таки оказалась жива? Не забудь привезти ее в Ноттингем и представить мне. Ты столько раз рассказывал мне о ней в Святой земле, что ее прекрасный в твоем описании образ заворожил и меня!
        Реджинальд весело хмыкнул и посмотрел на Марианну. В одежде стрелка, с серыми полосами пыли на лице, растрепавшимися светлыми волосами, Марианна встретила его насмешливый и ласковый взгляд и отчаянно помотала головой. Но Реджинальд лишь невозмутимо повел бровью в ответ на ее безмолвную просьбу.
        - Ради этого, государь, мне не надо никуда ехать, - сказал он, обернувшись к Ричарду. - Моя сестра сейчас стоит рядом с вами.
        Ричард с удивлением посмотрел на Реджинальда и недовольно сказал:
        - Ты изволишь шутить? Здесь только одна женщина, и она - жена графа Хантингтона.
        Робин рассмеялся и стер ладонью пыль с лица Марианны:
        - Государь, мою супругу в девичестве звали леди Марианна Невилл.
        - Однако! - протянул Ричард, снова окинув Марианну быстрым взглядом, и от души расхохотался: - Видит Бог, Линкольн, ты нашел в Шервуде больше, чем искал по моему указанию! Тебе пришелся по душе этот брак?!
        Реджинальд с невозмутимым спокойствием выдержал откровенно насмешливый взгляд короля и, склонив голову перед Робином, сказал:
        - Граф Роберт, для меня большая честь породниться с домом Рочестеров. Я охотно вверяю вам сестру, не опасаясь за ее судьбу ни в малейшей степени!
        - Это ты сейчас так говоришь, когда он получил помилование, - продолжал смеяться Ричард, - а что бы ты сказал, если бы он с твоей сестрой вернулся в Шервуд, оставшись вне закона?
        - Государь, - вступила в разговор Марианна, - можно объявить кого-либо вне закона, приговорить к смерти. Но тем самым нельзя его лишить ни мужества, ни благородства, ни чести, мерилом которых для меня является мой супруг. Разве невеста, принося у алтаря брачные обеты, не клянется разделять долю мужа не только в дни радости, но и в дни лишений и бед?
        Не опуская смелых глаз, она с достоинством выдержала взгляд короля, и Ричард первым отвел глаза в сторону.
        - Граф Хантингтон, - сказал Ричард, старательно избегая новой встречи с глазами Марианны, - я желаю видеть вас завтра на обеде, который будет дан в Ноттингеме преемником сэра Рейнолда. Отдельное приглашение я передаю вам, сэр Уильям, - король обратил взгляд на Вилла, который сдержанно поклонился в ответ, - и леди Марианне, поразившую меня бесстрашием, проявленным ею при штурме Ноттингема. Я впервые встретил женщину, которую не задумываясь мог бы причислить к своим военачальникам!
        Ричард благосклонно кивнул Робину и сделал знак, по которому к нему немедленно подвели коня.
        - А теперь повидаем гонца моей матери, - сказал он, садясь в седло. - Действительно ли вести о нашем брате так важны, как он с ее слов утверждает!
        Пришпорив коня, Ричард помчался в разбитый под Ноттингемом лагерь, не дожидаясь своей свиты.
        - Робин! - очнулась Марианна, провожая взглядом короля. - Значит, мы покидаем Шервуд? И тебе, и никому из нас больше не грозит казнь?
        Видя недоверие в глазах самой леди Шервуда, стрелки расхохотались. Не стесняясь своего воинства, Робин подхватил Марианну на руки, и она утонула в синеве его искрящихся весельем глаз.
        - Это значит, моя милая, что я больше не разбойник в глазах властей! - шепнул Робин, улыбаясь недоверчивой и пока еще несмелой радости, появившейся в глазах Марианны. - Это значит, что я привезу тебя в Веардрун, моя графиня Хантингтон, леди Марианна Рочестер! И мы станем мирно жить в окружении тех, кого любим и кто любит нас. А тех, кто осмелится угрожать нам, мы с тобой пошлем ко всем чертям!
        Она наконец поверила, рассмеялась и, обняв Робина за шею, прильнула головой к его плечу. Робин поцеловал ее и, выпустив из объятий, поставил на ноги.
        - Вот и все, брат! - с глубоким вздохом сказал Вилл, и Робин, обернувшись к нему, увидел теплую улыбку в глазах старшего брата. - Годы изгнаний, лишений и битв подошли к концу при общем ликовании тех, кого ты собрал за это время под свое крыло!
        Марианна, ладони которой оставались лежать на плечах Робина, почувствовала, как его мускулы напряглись. Робин улыбаясь смотрел на Вилла, но в его глазах не было и тени улыбки.
        - Ты вернешься в Веардрун вместе со мной, Вилл? - тихо спросил Робин, и в его голосе прозвучало нескрываемое волнение.
        Давно, пока они с братом жили в Локсли, Дэнис спросил Робина, сможет ли он иногда гостить у крестного в Веардруне, когда Робин вернется в резиденцию Рочестеров. Робин, удивленный таким вопросом, ответил мальчику, что он будет не просто гостить, а жить в Веардруне так же, как и Вилл с Элизабет. Нет, ответил Дэнис, он слышал, как отец говорил матери о том, что предпочтет остаться в Локсли, где он хорош и такой, какой есть. И Дэнис спросил Робина, почему его отец недостоин возвращения в Веардрун. Робин ответил, что не знал и не знает людей, более достойных, чем его отец. Дэнис успокоился после такого ответа, а у самого Робина осталось тягостное чувство. Он прекрасно понял, что Вилл подразумевал свое незаконное происхождение и не хотел спотыкаться о намеки на него на каждом шагу в Веардруне. И теперь он с душевным волнением ждал ответа Вилла, не зная, каким он будет.
        Вилл заглянул в глаза Робина, полные тайного ожидания, посмотрел на Марианну и увидел в ее серебристых глазах такое же ожидание и волнение. Снова обратив взгляд к Робину, Вилл улыбнулся:
        - Из нас двоих ты не приносил вассальной присяги сюзерену. Я же намерен следовать своей до последнего дня, - и уже иным тоном, как если бы давал новую клятву, сказал: - Я вернусь с тобой в Веардрун, Робин!
        Глава тридцать четвертая
        - Их светлости граф Хантингтон и его супруга графиня Хантингтон! Его светлость граф Линкольн! Досточтимые лорд Рочестер и леди Эдит Рочестер!
        Громко огласив имена новых гостей, которые входили в огромную залу, где стояли столы, накрытые к торжественному обеду, глашатай стукнул длинным жезлом о каменные плиты пола. Робин под руку с Марианной подошел к Лестеру и Пембруку и обменялся с ними рукопожатиями.
        - Робин, представь меня наконец своей супруге! - весело воскликнул граф Лестер, склоняясь над рукой Марианны, и окинул ее восхищенным взглядом с головы до ног. - Миледи, если короля вы сразили бесстрашием, то меня сейчас наповал убили красотой и очарованием! Вы позволите впредь называть вас сестрой? Ведь мы с вами - родня!
        - Вот как? - весело удивилась Марианна, не устояв перед обаятельной улыбкой Лестера, и оглянулась на брата: - Реджинальд, я не знала, что мы состоим в родстве с графом Робертом!
        Реджинальд стоял позади нее, вежливо и почтительно держа под руку Клэренс. Услышав возглас Марианны, он перебросился с Робином веселым взглядом и рассмеялся:
        - Ты, сестричка, состоишь, а я - нет!
        - Артур - двоюродный брат мне и Виллу, - улыбаясь удивлению Марианны, пояснил Робин.
        - А разве вы сами не заметили, миледи, что мы похожи? - весело осведомился Лестер. - Моя матушка - родная сестра графа Альрика. Так что я наполовину Рочестер.
        - Как говорил твой отец - едва ли не на большую и не самую лучшую! - негромко поддел его Вилл и ловко отпрянул в сторону, когда Лестер попытался шутливо толкнуть его.
        Внимательно посмотрев на Лестера, который был одних лет с Робином, Марианна действительно обнаружила в них сходство. Но что удивило ее больше всего, так это цвет глаз Лестера, которые были янтарно-золотистыми, такими же, как у Вилла. Заметив удивление, отразившееся на лице Марианны, и взгляд, который она украдкой бросила на Вилла, Лестер рассмеялся:
        - Да, милая сестрица, глаза у меня и впрямь как у истинного потомка Рочестеров. В этом роду все рождались с синими глазами, как Робин, или с янтарными, как Вилл и я.
        - Граф Хантингтон, леди Марианна, состоит в родстве со многим знатными английскими и французскими фамилиями, - улыбаясь в усы, заметил Пембрук.
        - Данное обстоятельство не может не усилить мою приязнь к супругу, - чинно сказала Марианна, опуская глаза, в которых сверкнули лукавые искорки, и вызвав таким церемонным ответом общий смех. - Но почему Артур, если графа Лестера зовут Робертом?
        - А почему леди Эдит все называют Клэренс? - рассмеялся Лестер. - Да, при крещении мне дали имя Роберт. Но моя матушка была так увлечена легендами о короле Артуре, что дала мне такое прозвище, которое стало моим домашним именем. Артуром меня называют только друзья, прочие - Робертом. Я же, милая сестричка Марианна, прошу вас называть меня как друга, а не как графа Роберта де Бомона.
        К ним подошел Ричард Ли, облеченный королевской волей званием нового шерифа Ноттингемшира. Он с глубоким почтением поклонился всем и отдельный поклон отдал Робину.
        - Ваша светлость, я безмерно рад видеть вас гостем в этом замке и впредь почту за честь принимать здесь вас и вашу благородную супругу!
        Едва он посмотрел на Марианну, как в его глазах мелькнули печаль и затаенная нежность.
        - Благодарю за любезные слова, сэр Ричард, - ответил Робин. - Я же в свою очередь искренно рад тому, что не кто-нибудь, а вы теперь будете олицетворять порядок в Ноттингемшире и поддерживать справедливость.
        - И я обещаю именно поддерживать ее, а не стеречь леди Справедливость, уподобившись тюремщику! - пылко заверил сэр Ричард.
        - Ее светлость графиня Пембрук! Благородный и досточтимый сэр Уильям Лонгспи! - провозгласил новые имена глашатай.
        К высокому обществу присоединились молодая женщина и юноша восемнадцати лет - Уильям Лонгспи, сводный брат короля, рожденный во внебрачной связи короля Генриха. Он тут же напомнил Робину, как они встречались в Лондоне лет десять назад, когда Робина посвящали в рыцари. Граф Пембрук представил свою супругу леди Изабеллу. Несмотря на большую разницу в возрасте - леди Изабелле было двадцать лет, а графу Уильяму - сорок восемь, супруги обменялись нежными взглядами и держались друг с другом так, что не возникало сомнений в их обоюдной сердечной приязни. Брак, заключив который, Уильям Маршал получил права на титулы и обширные земли, а юная наследница графского рода де Клэр - надежного и влиятельного защитника, оказался и браком по любви.
        Поймав взгляд Марианны, леди Изабелла обняла ее и поцеловала в щеку.
        - Рада познакомиться с вами, леди Марианна! Надеюсь, что мы подружимся так же крепко, как подружились наши мужья! Имя графа Роберта постоянно срывается с уст моего супруга! - весело сказала Изабелла.
        Она без всякого стеснения окинула Марианну взглядом и звонко рассмеялась. Марианна изогнула бровь, безмолвно интересуясь, что так развеселило Изабеллу, и та поспешила объяснить и любопытство, и смех:
        - Прости, Марианна! Меня рассмешило то, что я представила, в какое изумление будут повергнуты дамы при дворе королевы-матери, когда увидят тебя или узнают от меня, какая ты в действительности! Мы ведь были много наслышаны о тебе, о том, что ты сражалась с оружием в руках наравне с графом Робертом. Воображение нарисовало нам совсем иной облик! Мы представляли тебя могучей, широкоплечей, крепкого, считай мужского, сложения! А ты оказалась тонкой, изящной и такой очаровательной, что затмила бы собой любую из придворных дам!
        Не устояв перед заразительным смехом Изабеллы, Марианна рассмеялась вместе с ней.
        Тем временем брат короля, ни к кому в отдельности не обращаясь, пересказывал вести, полученные Ричардом от королевы-матери.
        - Королева Алиенора прислала письмо, в котором уговаривает царственного сына простить брата. Сам принц предусмотрительно покинул Англию и сейчас скрывается от гнева Ричарда во Франции. В своем послании, приложенном к письму королевы, он тоже умоляет брата о прощении.
        - Каким жалким может стать прежнее величие! - презрительно сказала Изабелла, пожимая плечами.
        - Потому что величие оказалось мнимым, - вздохнул Лестер. - Ну а что же король?
        - Его гнев уже перегорел, - сказал Реджинальд, который присутствовал при короле, когда тот читал письма матери и брата, - и хотя он все еще сурово отзывается о принце, это уже видимость. В душе государь готов забыть все грехи брата и примириться с ним.
        Пембрук посмотрел на супругу, Марианну и Клэренс, его нахмуренные брови разошлись, и на губах появилась улыбка.
        - Мы заставили скучать наших прекрасных дам за разговорами о политике! - учтиво сказал он и поочередно поцеловал руки всем трем женщинам. - Я прошу у вас, дорогие леди, прощения за всех нас! Мысли о том, что предательство останется безнаказанным, слишком занимают мой ум.
        - Великодушие - черта истинно царственных особ! - заметила Изабелла.
        - Оно-то их и губит, моя дорогая! - усмехнулся Пембрук, еще раз поцеловав жене руку. - Но будет об этом! Я вновь приношу вам извинения!
        Отвлекшись от Изабеллы, он обратил взгляд на Марианну и громко кашлянул, привлекая внимание остальных собеседников.
        - Леди Марианна! Окажите услугу всей Англии и лично мне!
        - Вам - с радостью, милорд! Но какую услугу я могу оказать Англии?! - с удивлением спросила Марианна.
        - Уговорите супруга поехать в Лондон, - с тайным нажимом в голосе ответил Пембрук, не сводя с Марианны пристального взгляда.
        Она заметила, как после его слов Лестер и Лонгспи насторожились, а Реджинальд посмотрел куда-то вдаль и странно усмехнулся. Сам Робин в эту минуту поправлял манжету рубашки, разглядывая ее с преувеличенным вниманием.
        - Граф Уильям, - наконец сказала Марианна, так и не разгадав, почему просьба Пембрука вызвала такой интерес у всего их маленького круга, - мне известно, что мой супруг только навестит свою резиденцию, после чего последует в Лондон для принесения вассальной присяги!
        - Речь идет не просто о поездке ради присяги! - с усмешкой покачал головой Пембрук. - Я говорил о том, чтобы граф Хантингтон остался при короле, как того желает сам Ричард!
        Марианна незаметно вздохнула и украдкой посмотрела на Робина. Он наконец отвлекся от манжеты и ответил Марианне невозмутимым взглядом. В его глазах замерцала непроницаемая синь. Марианна вспомнила, как минувшей ночью Робин, погрузившись в глубокую задумчивость, долго мерил шагами покои, отведенные им в Ноттингемском замке, отвечая на вопросы обеспокоенной Марианны улыбкой или ласковым словом. Марианна не зря тревожилась: она знала, что вечером у Робина состоялся долгий разговор с королем, и связала этот разговор с отрешенным состоянием мужа. Но только теперь она поняла, о чем размышлял Робин, что ему не давало ночью покоя.
        - Граф Уильям! Милорды! - сказала Марианна, заметив устремленные на нее взгляды не только Пембрука, но и Лестера, и Лонгспи. - Я всего лишь слабая женщина и не вправе указывать супругу, как ему следует поступать. Если граф Роберт согласится принять предложение короля, я последую за ним, как и должно жене следовать за супругом. Если он решит не принимать участия в делах королевства и останется в Средних землях, я с радостью подчинюсь и этой его воле. Больше я ничего не могу ни сказать, ни сделать.
        Ответ Марианны вызвал у Пембрука скептический смешок.
        - Право же, леди Марианна, вам не стоит даже пытаться изображать из себя покорную и безропотную жену, когда вы своим ответом так явно сказали, чего желаете вы сама! - и Пембрук тяжело вздохнул: - Значит, я не нашел в вас союзницы!
        - Зато я лишний раз убедился, что имею надежного союзника и верного друга в лице моей жены, - с усмешкой ответил Робин и поднес к губам руку Марианны, безмолвно поблагодарив ее за поддержку в деле, о котором она узнала только сейчас.
        - А что скажете вы, сэр Уильям? - неожиданно спросил Лонгспи, посмотрев на Вилла, который безмолвно стоял за спиной Робина.
        По губам Вилла пробежала ироничная улыбка:
        - Милорд, вы плохо знаете графа Хантингтона, если думаете, что кто-то может повлиять на его решение! Видите, Артур понимает всю бесполезность уговоров, а потому сохраняет молчание.
        - Я просто устал уговаривать твоего брата, Вилл! - в сердцах сказал Лестер и бросил на Робина взгляд, полный досады. - Мы проговорили с ним все утро, я привел уйму доводов, а он!..
        - А я не нашел в твоих доводах ничего замечательного для себя, - неожиданно жестко ответил Робин. - Интриги, зависть, наветы - что изменилось при дворе с тех пор, как умер король Генрих и на престол взошел Ричард?
        - Милорд, вы изрядно умны, чтобы одерживать верх над врагами, и весьма изобретательны, чтобы самому плести интриги! - с не меньшей жесткостью возразил Пембрук. - Поверьте, вы даже в малости не похожи на человека, который способен прожить остаток жизни в кругу семьи, не занимая себя ничем, кроме управления владениями. Согласитесь с предложением Ричарда, а окружение при дворе - вы быстро привыкнете ко всему! И, уверяю вас, так же быстро начнете находить удовольствие в том, что сейчас вызывает у вас пренебрежение! - Увидев, как губы Робина сложились в скептическую усмешку, Пембрук невольно повысил голос: - Граф Роберт, вы же честолюбивый человек! Неужели вас не привлекает сама возможность обрести большую, огромную власть? И граф Лестер, и сэр Уильям Лонгспи, и граф Линкольн, и я - мы все ваши друзья. Перестаньте наконец давать нам уклончивые ответы и скажите прямо, в чем заключается причина вашего упорного отказа?
        - Я был объявлен вне закона, меня знают прежде всего как разбойника, а подобная слава не может привести к прочному положению при дворе, тем более - к возвышению и власти, - пожав плечами, ответил Робин, но Лестер оборвал его неожиданно рассерженным тоном:
        - В самом деле, перестань отговариваться! Ричард - и тот во времена войн с отцом едва не оказался вне закона. Покойный король Генрих в последний до своей смерти год неоднократно сожалел о гибели твоего отца и пожелал возвращения Рочестеров ко двору!
        - Мне известно об этом, но не стану уверять в том, что я польщен, - усмехнулся Робин, и его глаза, жестко сощурившись, полыхнули гневным огнем. - Сначала король Генрих молчаливо кивнул, разрешая убить моего отца и каждого, в ком течет кровь Рочестеров, а потом сожалел. Это и заставляет меня отказываться, Артур!
        - Сейчас на троне Ричард, и на его совести нет греха в гибели графа Альрика и разгроме вашего рода, - с прежним напором не отступал от него Лестер.
        - Ричард, - повторил Робин и, глубоко вздохнув, уверенно сказал: - Пройдет немного времени, Артур, и король осознает, что совершил ошибку, приблизив меня. Ты и я - мы оба знаем, как исправляются подобные ошибки. И я совсем не желаю из-за тщеславия, которое вы пытаетесь во мне разбудить, сложить голову на плахе. - Он внимательно посмотрел на Лестера и отчетливо произнес: - Ричарду станет тесно рядом со мной.
        Выслушав его признание, Лестер перекинулся взглядом с Пембруком, и по губам того пробежала усмешка.
        - Гордыня! - протянул Пембрук и покачал головой: - Вы, Рочестеры, всегда были чрезмерно гордыми, что и приводило к беде. Что ваш дед, что отец - все заканчивалось одинаково!
        - Называйте как хотите! - с внезапной усталостью ответил Робин. - Я считаю свой отказ проявлением обычного благоразумия, и гордость здесь совершенно ни при чем.
        - А как же Англия? - очень тихо спросил Пембрук, по-прежнему глядя на Робина. - Ваш ум, ваши таланты, ваша целеустремленность - сколько пользы они бы могли принести королевству!
        - Я считаю, что исполнил свой долг перед Англией, когда помог вам вернуть в ее пределы законного короля, - бесстрастным тоном сказал Робин. - Оставим этот разговор, милорд! Хотя бы потому, что я уже убедил Ричарда, что его в первую очередь должны занимать нужды королевства, доведенного почти до нищеты правлением принца Джона, а не устройство моей судьбы.
        - И какой же ответ дал тебе король?! - воскликнул ошеломленный Лестер.
        - Он согласился со мной, - сдержанно ответил Робин.
        - Святая Дева! - выдохнул Лестер. - Робин, неужели тебе по сердцу балансировать на лезвии ножа?! И ты еще говоришь о благоразумии! Ведь таким поведением ты неминуемо навлечешь на себя немилость Ричарда!
        - Да, - с грустью отозвался Робин, - король остался не слишком доволен моим ответом, но все же согласился.
        Взяв Марианну под руку, он увлек ее в сторону, остановившись поодаль у окна. Лестер проводил Робина неодобрительным взглядом и порывисто обернулся к Реджинальду:
        - А ты почему все это время молчал?!
        - Потому что помню неписанное правило Рочестеров, - усмехнулся Реджинальд и искоса посмотрел на Клэренс, которая безмолвно стояла рядом, по-прежнему опираясь на его руку. - Оно гласит: Рочестер сам себе господин. Так, леди Клэр?
        Очнувшись от его голоса, Клэренс подняла глаза на Реджинальда и ответила ему печальной согласной улыбкой.
        - К тому же я уверен, что Ричард все равно найдет Робину применение. Он не оставит его в покое: Плантагенеты ничуть не менее упрямы, чем Рочестеры! Ричард и Робин в одном очень схожи. При всем своем кажущемся романтизме они оба - жесткие прагматики, не упускающие из складывающихся вокруг них обстоятельств ни одного преимущества для себя.
        - Вот как? - улыбнулась Клэренс и внимательнее посмотрела на Реджинальда. - Ваша проницательность делает вам честь!
        - Моя проницательность ни при чем, леди Клэр, - улыбнулся Реджинальд. - Просто я давно знаю вашего брата, да и рядом с королем провел несколько лет, так что неплохо изучил обоих.
        - Ты чем-то опечалена, сердце мое? - заметил Робин, не спуская с Марианны внимательных глаз. - Что тебя гнетет? Разве ты не рада встретить прежних друзей и познакомиться с новыми? Улыбнись, милая! Ты сегодня такая красивая, что затмеваешь собой всех дам в этой зале!
        Он провел ладонью по золотому ожерелью с рубинами, которое обвило шею Марианны. Она перехватила его руку и накрыла своей ладонью, не в силах отвести взгляда от синих глаз Робина, в которых светилась нежная любящая улыбка. Граф Хантингтон откровенно и без всякого стеснения любовался своей женой. Марианна была одета в роскошное платье из сиреневой парчи, украшенное по подолу широкой полосой золотой вышивки. Из-под верхнего платья была видна шелковая туника, белизна которой оттеняла золотистый цвет кожи Марианны. Робин не удержался и дотронулся кончиками пальцев до шеи Марианны, ощутив тепло ее кожи, светившейся, словно драгоценный камень.
        Наряд Марианны был так великолепен и так ловко облегал ее стройную фигуру, что она только удивилась, где Робин смог раздобыть его за такое короткое время. Конечно, он не открыл ей своих секретов, когда она спросила, лишь отшутился. Фамильные драгоценности, которые Робин подобрал к ее наряду, пришлось отложить. Ричард прислал графине Хантингтон истинно королевский подарок - целый набор золотых украшений с рубинами: ожерелье, два браслета, пояс и графский венец. Именно они и были сейчас на Марианне. В ее волосах играли блики света, которым заливало залу множество светильников вдоль стен и под потолком. Рубины, вправленные в золотой обруч-венец, указывающий на графское достоинство его обладательницы, вспыхивали красными огоньками.
        - Ты ослепительна, милая, словно сама - драгоценный камень, - пошутил Робин.
        - Ты тоже прекрасен, мой лорд, - с ласковой улыбкой прошептала Марианна.
        Робин был одет в наряд из бархата темно-синего цвета. Из ворота выбивалось пенное кружево рубашки из тончайшего льняного полотна, и такие же кружева на манжетах ниспадали на кисти его рук. На сапогах из черной замши поблескивали золотые шпоры. На груди Робина светлым золотом сияла рыцарская цепь с гербом Рочестеров, а в темных волосах - золотой графский венец. Марианна подумала, что праздничный наряд, в котором она так редко видела Робина, подчеркивает его стать, за милю выдавая в нем воина. Она почувствовала непреодолимое желание поцеловать его и поспешно прикусила губы. Заметив ее усилия, Робин рассмеялся, поддразнивая Марианну веселым, зовущим к себе взглядом.
        - Осторожнее, радость моя! - шепнул он. - В знатном обществе не принято, чтобы супруги так откровенно, как ты сейчас, выражали влечение друг к другу. Ты ведь не хочешь, чтобы моя и твоя репутация пострадали?
        Заметив лукавые искорки, проскальзывающие в его глазах, Марианна с деланой скромностью опустила взгляд и принялась расправлять складки платья.
        - Не сомневайтесь во мне, мой лорд! - уверила она и не менее лукаво улыбнулась: - Пожалуй, мне стоит укрепить нашу репутацию, поприветствовав прежних поклонников.
        Пальцы Робина с нежной силой сжали ее запястье, едва Марианна попыталась сделать шаг в сторону.
        - Только попробуй! - шутливо пригрозил он. - За каждым твоим приветствием немедленно последует мой вызов! Так мы не доберемся до Веардруна и за месяц!
        - Как ты воинственно настроен сегодня, мой лорд! - протянула Марианна и беззаботно рассмеялась.
        - Так-то лучше, - улыбнулся Робин, - а то четверть часа назад я подумал, что ты среди гостей увидела облик самой смерти: настолько ты помрачнела!
        Улыбка сбежала с губ Марианны, ее ресницы задрожали, когда она посмотрела на Робина.
        - Здесь Гай, Робин! - еле слышно сказала Марианна.
        - Да, я заметил, - так же тихо ответил Робин, продолжая сохранять на губах вежливую улыбку и одновременно легким наклоном головы отвечая на приветствия гостей, которые старались пройти мимо них как можно ближе, чтобы разглядеть знаменитую чету. Но глаза Робина в то же время оставались неулыбчивыми. Ричард Ли, незаметно для самого себя приблизившийся к Робину и Марианне, расслышал последние слова из их разговора.
        - Милорд, я уже обращался к королю с ходатайством о привлечении к суду Гая Гисборна за то, что он подверг пыткам благородную даму, - сказал сэр Ричард, сопроводив свои слова тяжелым вздохом.
        - И что вам на это ответил король? - спросил Робин, почувствовав, как Марианну пробила легкая дрожь, и, успокаивая, нежно пожал ее тонкое запястье.
        - Что в то время леди Марианна была объявлена вне закона, что лишило ее защиты как общества, так и статутов. Хотя сам король не одобрил действий Гисборна, - мрачно признался сэр Ричард. - Тем не менее он сказал: будь даже принято во внимание то обстоятельство, что леди Марианну объявили вне закона, злоупотребив властью, ради справедливости и вы, граф, должны будете предстать перед судом. И неизвестно, к кому из вас двоих судьи окажутся снисходительнее - к вам или к Гаю Гисборну.
        - Я ни на мгновение не сомневался в ответе короля! - с невеселой улыбкой ответил Робин. - И это то, что я пытался объяснить и графу Лестеру, и Уильяму Маршалу.
        - Посмотри на него, Брайан! - тихо говорил Гай, не сводя глаз с Робина. - Граф Хантингтон! Кто бы, глядя на него сейчас, мог сказать, что он унизился до труда подобно йомену? Что он запятнал свое имя разбоем? Вот он стоит, в графском венце, окруженный цветом английской знати! И те, кто еще месяц назад требовал бы предать его казни, сейчас спешат выразить ему свое почтение, напомнить о былом знакомстве с ним самим или его отцом! И радуются тому, что благородный Рочестер снизошел до беседы с ними! Глупцы. Мир глупцов!
        Гай и Бэллон тоже были в числе гостей короля, но Гай явился не по своей воле, а повинуясь королевскому приказу, составленному в таких словах, которые исключали двоякое толкование. Ричард уже имел с ним беседу и, отдав должное умению и отваге его ратников, резко отозвался как об отказе самого Гая выступить на штурм Ноттингема, так и о причине отказа, сочтя ее надуманной. И теперь, в будничном наряде темных цветов, словно соблюдая траур по былому величию и утраченной власти, Гай неприкаянно бродил среди гостей и злился на самого себя. Злился, что никак не может собраться с силами и преодолеть охватившую его растерянность. Но вот в залу вошел Робин, и злость Гая привычно нацелилась на извечного врага и соперника.
        - Что ж, нельзя не отдать должное графу: его манеры безукоризненны, равно как и его брата с сестрой, - заметил Бэллон, проследив взгляд Гая. - Если бы я не знал, то никогда бы не подумал, что он не всегда жил в обществе равных ему по титулу! Впрочем, замечу, Гай, что и весной он стоял перед тобой - избитый и связанный - все равно с королевским достоинством. Вот кого мне крайне неприятно здесь видеть, так это его жену!
        Посмотрев на Марианну, Бэллон покривился с откровенной враждебностью. Гай тоже бросил быстрый взгляд в ее сторону и едва заметно улыбнулся. В его темных глазах мелькнула тень смертельной тоски.
        - Ты несправедлив к ней, Брайан, - сказал он, вложив в тон и слова всю убедительность, на которую был способен. - Вспомни, ты собственными глазами видел, что на шее Беатрис не было ни единой царапины. Леди Марианна обманула меня видом крови, но это была ее кровь, а не Беатрис. Она сама нанесла себе рану ножом!
        Но его слова не произвели на Бэллона никакого впечатления, и он ответил с прежней непримиримостью:
        - Она угрожала моей сестре, и мне нет дела до ее уловок! И прошу тебя, Гай, давай не будем вспоминать тот день!
        Гай усмехнулся, угадав, что Бэллон простил ему пренебрежение к Беатрис, откровенно выказанное им во время событий в Руффорде, но не забыл. Бэллон, наконец отвлекшись от Марианны, снова посмотрел на Робина и, не удержавшись, прыснул смехом:
        - Только взгляни, Гай! Наши гордые дамы и нежные девицы, которые прежде упали бы в обморок от одного его имени, сейчас одаривают его взглядами, полными восторга!
        Гай с досадой посмотрел на Бэллона и раздраженно пожал плечами.
        - Какой же ты еще мальчишка, Брайан, если ревнуешь к нему жеманниц, цену которым хорошо знаешь сам! - Он погрузился в невеселые раздумья и тяжело вздохнул: - Нас было четверо, и вот я остался один. Епископ погиб, Роджер тоже погиб, по крайней мере, для этого мира, сэр Рейнолд… Не обижайся, Брайан, но твой тесть давно не блистал умом! И теперь мы с Робертом Рочестером остались один на один.
        Бэллон крепко сжал локоть Гая, предупреждая:
        - Гай, будь благоразумен! Ты ничем не сможешь повредить ему, раз сам король Ричард даровал графу Хантингтону полное и безоговорочное помилование! И не говори, что ты остался один. Вспомни, ведь я всегда был тебе преданным другом!
        Гай с грустной и признательной улыбкой посмотрел в его серьезное взволнованное лицо и устало потрепал юношу по плечу:
        - Благодарю тебя, Брайан! Но ради своего же блага остерегись сейчас показываться рядом со мной и не упоминай ни о том, что мы родственники, ни о том, что считаешь себя моим другом. Я в опале, мой милый Брайан, - с кривой усмешкой добавил Гай, не сдержав тяжелого вздоха. - В опале! Дружба со мной может сильно тебе повредить.
        Бэллон выслушал его горькое признание и растерянно улыбнулся.
        - Этак ты мне сейчас дашь совет искать дружбы графа Хантингтона, благо он-то нынче в милости у короля!
        - В милости, говоришь? - с непонятной усмешкой переспросил Гай и невольно обернулся в сторону Робина, мгновенно отыскав взглядом его высокий стройный силуэт среди гостей. - Нет, мой Брайан! Эта милость продлится очень недолго! Сейчас король очарован им, но вскоре поймет, как опасен Рочестер. Слишком опасен, и не столько действиями, сколько самой своей сутью! И не важно, останется ли Рочестер рядом с Ричардом или пребудет вдали от двора.
        - Ты знаешь, что Ричард вчера предложил ему занять высокую должность при своей особе, но граф попросил короля повременить до вассальной присяги, которую он должен принести Ричарду в Лондоне? - спросил Бэллон. - Говорят, что король согласился, но остался не слишком доволен просьбой графа.
        Это известие оказалось для Гая новостью. В его темных глазах впервые за весь день вспыхнул неподдельный интерес к происходящему вокруг. Он живо обернулся к Бэллону и впился в него жадным взглядом.
        - Попросил повременить? - и Гай торжествующе рассмеялся: - Что я тебе говорил? Такой человек, как он, не может долго находиться в милости у властителей мира сего!
        Взгляд Гая устремился к Робину. Забыв о Бэллоне, он, не отрывая глаз от Робина, прошептал, думая вслух:
        - Иначе и быть не могло! Он слишком умен, чтобы стать забавой короля. Ричард, словно дитя, наслаждается тем, что в его свите оказался знаменитый разбойник, который прославил страну едва ли не больше, чем сам король. Но когда чары Рочестера немного рассеялись бы, он стал бы раздражать Ричарда, вызывать у короля ревность и в результате лишился бы головы. Конечно, он поедет в Лондон и принесет королю присягу в верности, но потом вернется в Средние земли. Слишком независим! Слишком горд! Будь он другим, я бы не испытывал к нему ни капли уважения. Вот если бы Ричард уступил ему трон, тогда он остался бы в Лондоне!
        Бэллон слушал его с возрастающим изумлением. Наконец Гай нехотя отвел взгляд от Робина, заметил юношу и оборвал себя на полуслове. Могущественный и всесильный друг, каким его всегда воспринимал Бэллон, исчез. Вместо него возник человек, обуреваемый страстями, с мятущейся душой, которая подобно маятнику не могла найти покоя.
        - Послушай! - тихо сказал Бэллон, пристально вглядываясь в замкнувшееся лицо Гая, и в его глазах впервые не было прежнего простодушного обожания. - А ведь ты сам очарован им! И так сильно, что, наверное, отдал бы все на свете за то, чтобы он позволил тебе быть рядом с ним, даже в числе самых последних его стрелков!
        Услышав подобное предположение, Гай сузил глаза, словно волк, и в них полыхнул такой яростный огонь, что Бэллон невольно отступил на шаг.
        - Ты ошибаешься, Брайан, - неожиданно спокойно ответил Гай. Его взгляд снова погас, а лицо приняло обычное бесстрастное выражение. - Я не мечтаю оказаться в числе его приближенных. И ты ошибаешься, утверждая, что я ничем не могу повредить ему. Просто час еще не настал!
        Он резко отвернулся и широким шагом пошел прочь, оставив Бэллона в одиночестве.
        Наконец глашатай трижды стукнул жезлом, привлекая внимание гостей, и во всю мощь своих легких провозгласил:
        - Король Англии Ричард!
        Неспешной царственной поступью, не скупясь на благосклонные улыбки, Ричард шел к главному столу по коридору, который прокладывали перед ним расступавшиеся гости. Марианна, присев в низком реверансе и склонив голову, как и остальные дамы, увидела, что возле нее шаг короля резко замедлился, а потом Ричард и вовсе остановился.
        - Графиня Хантингтон?!
        Не поднимая глаз, Марианна еще ниже склонилась перед королем. Мощная рука Ричарда неожиданно подхватила ее под локоть, принуждая подняться из реверанса. Подчиняясь воле и просто физической силе Ричарда, Марианна выпрямилась и подняла голову, встретившись глазами с королем. Ричард окинул ее медленным взглядом, снова посмотрел Марианне в глаза, и его губы тронула недоверчивая улыбка:
        - Да полно! Неужели это и вправду вы?
        Сверкнувший рубинами золотой обруч на голове Марианны убедил Ричарда, что он действительно видит сейчас ту, которая вместе с ним прорубала мечом дорогу под аркой разбитых ворот Ноттингема. Затаив улыбку в глазах, Марианна вновь присела в реверансе и была мгновенно поднята Ричардом.
        - Будет, леди Марианна! - добродушно рассмеялся король. - После того как я стал свидетелем ваших ратных подвигов, эти чинные поклоны и кротко потупленные глаза не смогут меня обмануть!
        - О государь! - с пленительной улыбкой промолвила Марианна и, взмахнув ресницами, бесстрашно посмотрела на Ричарда.
        - Вы очаровательны! - воскликнул Ричард, удерживая руку Марианны в своей руке и откровенно любуясь ею. Оглянувшись на Реджинальда, он намеренно громко сказал: - Граф Линкольн, а вас я упрекну в том, что вы были недостаточно красноречивы, когда рассказывали мне о красоте вашей сестры.
        Отпустив руку Марианны, Ричард перевел взгляд на Робина и усмехнулся.
        - Будь я в Англии, леди Марианна, в то время, когда вы выходили замуж, я бы иначе распорядился вашей рукой! Несмотря на все уверения вашего брата, я не испытываю такого же спокойствия, как он, за вашу судьбу в супружестве с графом Хантингтоном!
        Марианна заметила, как губы Робина едва уловимо дрогнули. Всем сердцем опасаясь, что Робин сейчас отыщет всего лишь одно слово, которое превратит короля в ледяную статую, она поспешила сама ответить Ричарду:
        - Государь, я благодарю Бога за то, что Он предоставил вам возможность отправиться в крестовый поход и тем самым прославить и ваше имя, и все английское королевство!
        - Вы так восхитительны, леди, что я даже пропущу мимо ушей вашу дерзость! - от души развеселился король. - Буду с нетерпением ожидать вас в Лондоне, куда вы должны прибыть, сопровождая своего супруга.
        Марианна почувствовала, как рука Робина, поверх которой лежала ее ладонь, налилась силой.
        - Ловкий ход, Рочестер? - прищурившись и глядя на Робина, спросил король.
        - Неожиданный, государь, - улыбнувшись, ответил Робин.
        - И признай, что удачный! Теперь попробуй найти ответный! - довольно усмехнулся Ричард и вновь обернулся к Марианне: - А сейчас, леди Марианна, я прошу вас оказать честь своему королю и занять место за моим столом рядом с вашим супругом.
        Марианна, которая была готова к тому, что они с Робином на обеде будут сидеть за разными столами, повеселела. Но, посмотрев на Клэренс, которой теперь предстояло остаться одной среди тех, кто еще совсем недавно требовал смерти для лорда Шервуда, она обратилась к Ричарду с просьбой о подобной милости и для своей невестки. Заметив во взгляде Реджинальда безмолвную поддержку просьбы сестры, Ричард сам предложил Клэренс руку и отвел ее за королевский стол.
        Обед продолжался долго, с многочисленными переменами блюд, пением менестрелей, забавами шутов. Ричард, пребывая в отменном расположении духа, с удовольствием отдавал должное искусству ноттингемских поваров, которые превзошли самих себя, стараясь угодить королю и его знатной свите. Сам отличный музыкант, известный не только приятным пением, но и сложением стихов, король одобрительно кивал менестрелям, а иногда принимался подпевать им во весь голос.
        Марианна, которая за столом, как и в Шервуде, оказалась между Робином и Виллом, вскоре почувствовала усталость от блестящего пира. Усмехнувшись, она подумала о том, что превратилась в настоящую лесную дикарку, если когда-то привычное для нее знатное общество вдруг вызывает раздражение. Заметив ее усмешку, Вилл ободряюще потрепал Марианну по руке, и она, заглянув в его золотисто-медовые глаза, снова повеселела.
        С рыцарской цепью на груди, сидевший за столом в своей обычной позе - раскованной, свободной и при этом полной природного изящества, Вилл безукоризненно вписывался в атмосферу пышного обеда и в окружение высшей знати королевства. Его присутствие за королевским столом выглядело абсолютно естественным и уместным. Если кто-нибудь из гостей, сидевших за другими столами, и проявлял к брату графа Хантингтона чрезмерное любопытство, один лишь взгляд бесстрастных золотистых глаз Вилла заставлял умолкнуть все шепотки по его поводу.
        - Я был сегодня представлен пяти или шести знатным девицам - сбился со счета! - шепнул Вилл на ухо Марианне. - Узнав, что я не женат, их отцы приглашали меня в гости так же настойчиво, как дочери - улыбками и взглядами! Стоило получить помилование, право на имя, герб и рыцарскую цепь, как я из разбойника превратился в завидного жениха.
        Марианна обернулась к Виллу и, не устояв перед его обворожительной улыбкой, улыбнулась в ответ. В янтарных глазах Вилла прыгали лукавые смешинки, способные очаровать любую девушку, и Марианна сказала:
        - За тобой и без рыцарской цепи каждая из девиц, что сидят за этими столами, побежала бы на край света, стоило тебе только поманить взглядом! Я невольно сочувствую Тиль, которая сейчас, наверное, переживает в Шервуде, едва представив тебя в окружении знатных девиц и дам.
        Услышав имя подруги, Вилл ласково улыбнулся и пригубил кубок:
        - И напрасно переживает. Но думаю, что она спокойна. Тиль знает, что я всегда верен данному слову.
        Отвлекшись от Марианны, Вилл заговорил с Лестером, и они принялись с веселым смехом вспоминать юношеские проказы. Марианна же искоса посмотрела на Робина. Вот кто на званом обеде, в присутствии короля чувствовал себя словно рыба в воде! Приветливая и одновременно безразличная улыбка изогнула уголки его губ. Синие глаза скользили небрежным взглядом поверх голов знатных красавиц, которые украдкой поглядывали на графа Хантингтона, пытаясь встретиться с ним взглядом, обменяться улыбками. Ведь он так хорош собой, овеян такой необычной славой, знатен и одарен расположением короля!
        - Робин! - позвала Марианна.
        - Что, милая? - откликнулся он, не обернувшись к ней и наблюдая за представлением шутов.
        - Ты ведь сейчас такой же, каким был всегда? - спросила Марианна, с тревогой глядя из-под ресниц на его четкий профиль. - Ты же не мог измениться за один день!
        Его губы задрожали в улыбке, он повернулся к ней лицом и, глядя Марианне в глаза, ответил:
        - Ни за один день, ни за всю жизнь. Я неизменен, сердце мое! Я тот, каким ты всегда меня знала. Ты же не видишь своего лица, а оно у тебя сейчас властное и неподвижное, словно выточено из камня. Так почему же тебя обеспокоил мой облик?
        В его глазах вспыхнули синие искорки, и Марианна, почувствовав облегчение, улыбнулась ему в ответ. Робин опустил руку, она сделала то же самое, и их пальцы крепко сплелись под столом, недоступные для взглядов гостей.
        - Наша жизнь изменилась, Мэри, - тихо сказал Робин и обвел глазами залу. - Подобное вот такому обеду станет частью нашей жизни, нравится нам это или нет. Поэтому некоторые ограничения придется соблюдать и не забывать больше о сдержанности.
        - Всегда? - уточнила Марианна, не сводя глаз с Робина.
        Он едва заметно улыбнулся:
        - Привыкла к свободе? Нет, милая, только в присутствии посторонних людей. Пожалуйста, перестань так смотреть на меня! А то я прямо сейчас тебя поцелую, и мы тем самым устроим скандал на королевском обеде.
        - А ты опасаешься огорчить короля? - поддразнила его Марианна.
        - Милая, безрассудство и отвага - не одно и то же.
        Клэренс сидела рядом с Реджинальдом, и тот внимательно, но незаметно для нее самой, наблюдал за сестрой Робина. Она была сегодня очень хороша собой. Голубой бархат верхнего платья оттенял небесную лазурь ее больших глаз, опушенных длинными темными ресницами. Вуаль из тончайшего шелка струилась по плечам, и сквозь прозрачную дымку были видны светлые косы, уложенные царственной короной вокруг головы. Изящной, словно выточенной из белого мрамора рукой она едва прикасалась к кушаньям, блюда с которыми меняли перед ней слуги.
        - Леди Клэренс, вы чувствуете вкус того, что едите? - спросил Реджинальд.
        - Нет, - ответила Клэренс, не удивившись его вопросу.
        - Это заметно, - усмехнулся Реджинальд, - как и то, что роскошный прием, устроенный Ричардом, совсем не веселит вас.
        - Совсем, милорд! - откровенно призналась она. - Я вообще не хотела ехать в Ноттингем и не поехала бы, не прояви Робин странной настойчивости. Он сказал, что если я откажусь сопровождать его по доброй воле, то он перекинет меня через седло и увезет силой.
        Реджинальд не стал говорить ей, что Робин привез сестру на королевский прием по его просьбе. Глядя на нее, окруженную глубокой печалью как стеной, он решил, что, открыв ей причину настойчивости Робина, лишь напугает и оттолкнет Клэренс. А ему хотелось разрушить эту стену печали, и, взяв руку Клэренс в свою, Реджинальд сказал:
        - Миледи, я знаю, какое горе вас постигло. Но не хороните себя заживо! Вы еще слишком молоды, хороши собой, вас ждет прекрасная жизнь в Веардруне. Поверьте, пройдет время, и вы поймете, что будущее еще может стать счастливым.
        - Не говорите так! - попросила Клэренс, осторожно высвобождая руку из-под его ладони. Она вскинула на Реджинальда глаза и сказала ему с неожиданной для нее самой доверчивостью: - Знаете, я собиралась принять постриг.
        - Раз вы так говорите об этом, значит, передумали?
        Клэренс едва заметно кивнула:
        - Да. Обстоятельства изменились.
        И она улыбнулась не просто вежливой улыбкой. В ее глазах появилось выражение затаенной нежности. На лице Клэренс слабой тенью мелькнуло отражение ее самой, прежней, какой она была до гибели Вилла Статли: живой, веселой, пленительной, очень красивой. Нащупав конец нити, из которой был соткан кокон ее скорби, Реджинальд неожиданно для Клэренс предложил:
        - Расскажите мне о своем муже.
        Ее лицо сразу замкнулось, сделалось холодным и отчужденным. Но, заметив в серебристых глазах Реджинальда искреннее участие, а не простое любопытство, она внезапно для себя самой разговорилась. Она говорила и вспоминала многие милые сердцу мелочи, которые сложила, как в сундук, и замкнула на самом донышке себя, не обращаясь к ним до сих пор. Слишком больно было оживлять их и тем самым усугублять силу страдания и отчаяния, которые охватывали ее при мысли о том, что она никогда больше не увидит мужа, не услышит его ласкового голоса, не дождется его возвращения.
        Реджинальд слушал ее, не перебивая, давая выговориться и излить со словами боль и горечь, которые накопились в ее душе. Он видел, каким чудесным светом озарилось нежное лицо Клэренс, как засияли прежде неживые и тусклые глаза, в уголках которых незаметно для нее самой заблестели слезы. Он слушал, смотрел на нее и думал о том, что просьба к Робину отдать ему, Реджинальду, сестру была вызвана чувством долга, соболезнованием горю той, которая не дождалась его и не узнала при встрече, желанием помочь справиться с горем и вернуться к жизни. Но сейчас, глядя на лицо Клэренс, осветившееся изнутри светом ее души, он понял, что о долге уже нет речи. Хранительница, утратившая Дар и ослепшая, душа, изломанная болью утраты того, кого любила, юная женщина, исковеркавшая бегством от долга собственную жизнь, не знающая, что теперь делать с этой жизнью… Сама о том не догадываясь, она сумела задеть его сердце, которое сейчас билось чаще, чем обычно. Незаметно вздохнув, Реджинальд едва заметно нахмурился, не сводя глаз с Клэренс, которая продолжала рассказывать, уплывая взглядом вдаль. Он помнил предостережения
Робина, знал, что Робин прав: ее можно оживить для нового брака, но любить ее недопустимо, нельзя!
        - Вам стало немного легче? - мягко спросил он, когда Клэренс замолчала.
        - Да, - ответила она и улыбнулась уже не воспоминаниям, а Реджинальду. - И я признательна вам, милорд, от всего сердца!
        Он улыбнулся в ответ, а сам в это время пытался понять, действительно ли у него хватит сил и терпения исцелить Клэренс, мысленно сравнивая ее с молоденьким деревцем, у которого надломился ствол. Деревцу он помог бы легко и быстро, а здесь ему придется прибегнуть к исцеляющей силе времени. Терпение, понимание, время, а еще много душевной силы.
        - Всегда располагайте мной, Клэренс, - сказал Реджинальд. - И помните, что я не только брат Марианны, но и ваш друг.
        Она снова улыбнулась ему и поблагодарила молча, на миг сомкнув веки с отяжелевшими от слез мокрыми ресницами.
        Ричард поднялся с кресла, и все ожидали, что король удалится, тем самым подав знак к окончанию обеда. Но, обманув ожидания гостей, Ричард крепко взял Робина под руку, вышел вместе с ним из-за стола и поискал кого-то глазами. Наконец он увидел Гая, и тот, повинуясь властному жесту Ричарда, медленно приблизился и остановился в шаге от короля, склонив голову и устремив мрачный взгляд на носки собственных сапог.
        - Я не желаю продолжения ссор между своими вассалами! - громко объявил Ричард. - Граф Хантингтон и лорд Гисборн, подайте друг другу руки и в моем присутствии дайте слово забыть о былой вражде и стать друзьями!
        Пораженный требованием короля, Гай медленно поднял голову и встретился взглядом с Робином. На его лице отразилось странное ожидание, словно Гай и сам хотел примирения с давним недругом. Но в глазах Робина мелькнуло и скрылось выражение брезгливости, не настолько быстро, чтобы этого не заметил Гай. Робин медленно заложил руки за спину и крепко сцепил пальцы.
        - Увольте, государь! - прозвучал его непреклонный голос.
        Гай усмехнулся и отступил на шаг, выразив тем самым согласие с графом Хантингтоном. Король, не ожидавший отказа, смерил обоих взглядом, полным гнева.
        - Так-то вы исполняете волю своего сюзерена?! - на всю залу прогремел его яростный рык. - Сэр Гай!
        - Государь, - ответил Гай, вновь опуская глаза, - я готов умереть по вашему слову, но сейчас вы приказываете то, что невозможно исполнить.
        Выслушав его ответ, Ричард обернулся к Робину. Тот ответил ему спокойным взглядом, в котором король прочитал прежнюю непреклонность.
        - Государь, мой отказ, возможно, разгневает короля, но найдет понимание у рыцаря, которым вас по праву именует весь мир.
        Почувствовав бессилие, Ричард с угрозой процедил сквозь зубы:
        - Какое трогательное единодушие! Но вот что, упрямцы: никаких поединков! Только скрестите друг с другом мечи или преломите копья, и победитель немедленно отправится на плаху! Лорд Рочестер! - и король бросил взгляд на Вилла. - То, что я сказал сейчас, относится к вам в самой полной мере!
        Отыскав взглядом Марианну, король пристально посмотрел на нее, на Робина и отрывисто сказал:
        - Я жду в Лондоне вас обоих!
        После этих слов Ричард стремительным шагом покинул залу в сопровождении Ричарда Ли. Не удостоив Гая больше ни взглядом, ни словом, Робин вернулся к столу и подал руку Марианне, безмолвным кивком предложив Клэренс и Виллу последовать за ним. Оказавшись в отведенных им покоях, Вилл упал в кресло и невесело рассмеялся:
        - Клянусь Одином, братец, ты не выдержал бы и дня при дворе, чтобы не вызвать гнев Ричарда!
        - Хорошо хоть ты это понимаешь, - устало улыбнулся Робин и перевел взгляд на жену и сестру: - Мои леди, переодевайтесь. Я ухожу испрашивать королевское позволение на немедленный отъезд в Веардрун. Уповаю на то, что Ричард благосклонно отнесется к моему нетерпению как можно скорее оказаться в родовом гнезде.
        На утомленном и бледном лице Клэренс появилась радостная улыбка - впервые за весь день. Когда Робин вернулся, Марианна и Клэренс уже сменили праздничные наряды на простые платья. Вилл расхаживал из угла в угол, словно лев в клетке, всем видом выражая желание скорее покинуть Ноттингем.
        - Как здесь душно! - негромко сказал он, оттягивая ворот дорожной куртки.
        Следом за Робином в дверях появился Ричард Ли, лицо которого выражало явную растерянность. Наблюдая за сборами Робина, он просительно сказал:
        - Граф Роберт, так ли уж необходим ваш отъезд на ночь глядя? Леди Марианна и леди Клэренс несомненно устали!
        - Супруге и сестре не привыкать к моим прихотям, - весело отозвался Робин, пристегивая к поясу ножны с Элбионом.
        - Да ведь уже темнеет! - продолжал уговаривать Ричард Ли. - Мало ли что может случиться ночью в дороге? На вас могут напасть…
        - Кто? - немедленно обернулся к нему Робин и, не услышав ответ, сверкнул улыбкой.
        - Да, разбойники вам и впрямь не страшны! - проворчал Ричард Ли, обескураженно разводя руками и слыша за спиной приглушенный смех Марианны. Но тут его осенило, и он ухватился за новый предлог, вспомнив, что отныне он - шериф Ноттингемшира. - Но ведь ворота уже закрыты! Как же вы покинете город до утра?
        Робин усмехнулся и мгновение смотрел Ричарду Ли в глаза, а тот старательно прятал улыбку.
        - А вы прикажите открыть ворота, - посоветовал Робин.
        - И то! - хмыкнул сэр Ричард. - Наверное, так будет правильно, если я не хочу завтра прямо с утра заняться починкой ворот, которые только-только заменили новыми! Я провожу вас, милорд, чтобы при выезде из города у вас не возникло недоразумений со стражей.
        Проводив нового шерифа веселым взглядом, Робин посмотрел на Эдрика, который молча копошился в сундуке, всем своим видом выражая неодобрение поступкам своего господина. За один день Эдрик умудрился разыскать несколько человек из бывшей прислуги Веардруна и сумел создать целую свиту из челяди.
        - Эдрик, - мягко, но с тайным значением сказал Робин, - я уезжаю в Веардрун, а ты следуй за мной.
        - Не лукавьте, милорд! - не глядя на него, буркнул Эдрик. - Вы сейчас отправляетесь вовсе не в Веардрун! Вряд ли королю придется по нраву, что вы поспешили оставить Ноттингем ради того, чтобы тут же вернуться в Шервуд! Вы теперь полноправный граф Хантингтон, вельможа! Вот и ведите себя соответственно титулу. Время мальчишеского озорства миновало.
        - Если от тебя вдруг кто-нибудь потребует объяснений, куда я мог подеваться, отвечай всем, что граф, наверное, по дороге заблудился в лесу, - невозмутимо посоветовал Робин.
        - Это в Шервудском-то лесу вы могли заблудиться?! - возмущенно воскликнул Эдрик и смерил Робина негодующим взглядом. - Да вы, я вижу, решили позабавиться над всеми!
        - Эдрик, я не могу вернуться в Веардрун, не простившись с теми, кто все эти годы делил со мной тяготы жизни вне закона, - ответил Робин, обнимая Эдрика за плечи. - Я обязан удостовериться, что каждый из них знает, куда отправится из Шервуда и что найдет в конце пути. Не ворчи, мой добрый наставник! Тебе как раз хватит времени приготовить Веардрун к нашему приезду.
        - Ты всегда отыщешь лазейку в мое сердце! - проворчал Эдрик уже иным, добродушным тоном и, с грустью посмотрев на Робина, сказал: - Мальчик мой, ведь в твоем Шервуде поди и нет никого! Твои стрелки - обыкновенные люди. Им не терпится вновь ступить под родной кров и обнять свои семьи!
        - Это их право, - улыбнулся Робин, - а мой долг - вернуться сегодня в Шервуд. Кто-нибудь да остался!
        Он набросил на плечи плащ, обнял Марианну и Клэренс и подтолкнул их к дверям. Заметив, что Вилл не спешит идти вместе с ним, Робин вопросительно посмотрел на брата.
        - Я следом! - шепнул Вилл и указал глазами на Эдрика. - Вот только еще раз попробую его уломать!
        - Ты помягче с ним, - одними губами ответил Робин.
        Вилл с готовностью кивнул и, закрыв за Робином дверь, подошел к Эдрику.
        - Сэр Уильям, не трать мое и свое время понапрасну и не доводи меня снова до греха! - угрюмо сказал Эдрик, по-прежнему стоя к Виллу спиной. - Я сказал тебе - нет, и ничего другого ты от меня не услышишь. Лучше не заставляй его светлость ждать тебя.
        - Послушай, старый, упрямый мул! - прорычал Вилл, мгновенно забыв о намерении обойтись с Эдриком по-доброму. Рванув наставника за плечо, Вилл заставил Эдрика обернуться к нему лицом. - Неужели ты настолько закостенел в борьбе за чистоту крови Рочестеров, что готов принести в жертву собственную дочь?!
        Неожиданно для Вилла Эдрик рассмеялся.
        - А ты, оказывается, доверчив? Проглотил сказочку, которую я сочинил для Тиль, и не поморщился? - расправив широкие плечи, Эдрик снял с себя руку Вилла и спокойно сказал: - Значит, ты считаешь, что мне чужды отцовские чувства. Так, Вилл? Нет, как раз они и заставляют меня отказывать Тиль в благословении на брак с тобой. Ведь я, как любой отец, желаю своему ребенку счастья, а ты не можешь дать моей дочери то, что она заслуживает.
        - Тиль любит меня, - возразил Вилл.
        - Да, моя дочь тебя любит, - подтвердил Эдрик и, прищурившись, внимательно посмотрел на Вилла, - а ты любишь ее?
        Вилл промолчал, и Эдрик невесело улыбнулся:
        - Что, ей солгал, а мне не можешь? Знаешь, что я почувствую ложь, или не хочешь передо мной унижаться?
        Не спуская насмешливых глаз с Вилла, который мрачно молчал, покусывая губы, Эдрик опустился на сундук и указал на кресло напротив.
        - Садись, и давай поговорим откровенно и без угроз. Я далеко не молод, но еще достаточно умен и уж совсем не слепой. Ты что, думаешь, если я промолчал, то лишь потому, что не понял причины, по которой ты допустил промах, поддавшись на уговоры ее светлости? Если бы я не был уверен, что мой малейший упрек враз переломит тебе хребет, если бы не видел, с какой беспощадностью ты сам себя казнил, я бы уже в то утро высказал тебе все в лицо. Одного не понимаю: с твоим чувством долга, с твоей преданностью брату, как же ты позволил себе?!
        Вилл криво улыбнулся и тихо сказал:
        - Есть то, что случается против воли и вопреки рассудку. Если в этом кроется причина твоего отказа отдать мне дочь, не бойся. Ни за кого, Эдрик.
        - Не только. Есть и другое. Я помню, как ты после сражения в Локсли очнулся в Шервуде и узнал, что твоя жена погибла. У тебя слезы текли по лицу. Это у тебя-то! Ты в детстве на все мои выговоры и оплеухи лишь стискивал зубы и сверкал глазами, как упрямый волчонок, но твоих слез я не видел ни разу до того дня. Твое горе было бы таким же сильным, окажись другая на месте Элизабет? Не уверен! - сам себе ответил Эдрик и тяжело вздохнул. - Сынок, твое сердце очень изранено, и я сочувствую тебе. Но почему ты решил, что моя дочь - то лекарство, которое тебе нужно? Попробуй излечить себя с помощью других женщин, а Тиль оставь в покое. Она вернется ко мне, конечно, погорюет, но потом утешится, когда поймет, что пыталась тянуться за тем, чего никогда не получит! Никогда, Вилл, и в том нет твоей вины, но и вины Тиль тоже нет. Почему же она должна расплачиваться за то, в чем не повинна?
        Молча дослушав отповедь наставника, Вилл тяжело прислонился к спинке кресла и скрестил руки на груди:
        - Значит, ты скорее допустишь, чтобы твои внуки родились такими же бастардами, как их отец, но не позволишь Тиль обвенчаться со мной?
        Эдрик одарил его взглядом, говорящим, что Вилл своим вопросом уязвил наставника в самое сердце.
        - Отошли ее от себя, пока нет никаких внуков! - сказал он непривычным для него просительным тоном. - Я заклинаю тебя памятью графа Альрика!
        - Оставь в покое моего отца, - глухо посоветовал Вилл, не спуская с Эдрика взгляда. - Ты понимаешь, что, сделав так, как меня сейчас просишь, я разобью ей сердце? Она никогда не утешится, Эдрик. Не обманывай себя!
        - Ты разобьешь ей сердце, когда она, выйдя за тебя замуж, однажды поймет, как мало в действительности значит для тебя!
        - Эдрик, если бы твоя дочь мало значила для меня, неужели я вел бы с тобой этот разговор уже в пятый раз?
        Сузив глаза, Вилл посмотрел на Эдрика так, что тот невольно вспомнил давно минувший день, когда он вмешался в разговор графа Альрика с Виллом. Точно таким же взглядом отец и сын тогда одинаково посмотрели на него, резко проведя черту между ним и собой. И Эдрик, печально усмехнувшись, покачал головой, отводя в сторону глаза от властных и жестких глаз старшего сына графа Альрика.
        Вилл с глубоким вздохом поднялся с кресла и подошел к Эдрику вплотную. Сделав над собой заметное усилие, он положил ладони на плечи наставника. Тот, вскинув голову, угрюмыми глазами посмотрел в непреклонные глаза Вилла, который сказал:
        - Я даю тебе слово, что не будет ни одного дня, когда Тиль усомнилась бы во мне и пожалела, что вышла за меня замуж. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы и ты никогда не раскаялся, что вверил свою дочь мне.
        Эдрик долго смотрел в полные волнения глаза Вилла, и его взгляд дрогнул. Тоже поднявшись на ноги, он с негромким вздохом похлопал Вилла по плечу.
        - Ты невозможно упрям, Вилл, и мне хорошо известно, какой у тебя тяжелый нрав. Но то, что твоему слову можно верить, я знаю так же хорошо! - Он помедлил и, решившись, сказал: - Передай моей девочке, что я прощаю ей ослушание и благословляю ее на брак с тобой. Всем сердцем надеюсь, что и ты сумеешь обрести рядом с ней если не счастье, то хотя бы покой.
        Вилл с искренней признательностью крепко обнял Эдрика, но уже через секунду на его губах заплясала дразнящая улыбка.
        - Эдрик, ты только что обрел в моем лице самого почтительного сына, какого только мог пожелать! - сказал он невозможно прочувствованным голосом, за что тут же получил ощутимый подзатыльник.
        - Я тебе покажу, насмешник! - рявкнул Эдрик, отталкивая Вилла. - Добился своего и отправляйся - граф устал тебя ждать!
        Расхохотавшись, Вилл подхватил плащ и вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, Эдрик возвел глаза к потолку:
        - Вот в кого он такой упрямый, как ты думаешь? А я тебе скажу: в тебя, Барбара! И все же тебе не удалось совершенно отвергнуть меня: внуки у нас все равно будут общими.
        Глава тридцать пятая
        С мягким перестуком копыта лошадей опускались в прохладную дорожную пыль. Сумерки сгустились, и на темно-синем бархатном небе зажглись первые звезды.
        - Как тихо! - вдруг с печалью сказал Вилл. - Ты заметил, Робин? Мы только что миновали внешний рубеж дозоров, но нас никто не окликнул. Шервуд словно вымер.
        - Что ж, может быть, Эдрик был прав, - с не меньшей печалью отозвалась Марианна, - но в любом случае нас ждут Тиль и Дэнис.
        - Как и те, кто жил в Локсли, - сказал Робин. - Джон и Кэт, Алан с Элис, Эллен, остальные. Им возвращаться некуда.
        Уже почти в темноте они доехали до брода через реку. Вилл неожиданно перевел коня на шаг и обернулся к Робину, указывая рукой на берег. Там, спиной к приближавшимся всадникам, на земле сидел человек. Рядом с ним, щипая траву, бродила оседланная лошадь. Вилл узнал Гая и положил ладонь на рукоять меча, но Робин остановил его, отрицательно покачав головой. Услышав стук копыт, Гай оглянулся и больше не сводил с всадников глаз.
        - Я ждал тебя, - сказал он, поднимаясь с травы. - Знал, что ты не сможешь не вернуться в Шервуд.
        Робин натянул поводья, заставляя Воина остановиться. Гай хотел перехватить повод, но Воин злобно клацнул зубами, и Гай отдернул руку. Запрокинув голову, он заглянул в замкнутое лицо Робина, который молча смотрел на него сверху вниз холодными глазами.
        - Ты скоро уедешь в Лондон? - не дождавшись от Робина ни слова, Гай продолжил: - Так вот, тебе лучше там и остаться, хотя еще днем я думал иначе.
        - Мне кажется или ты сейчас пытаешься мне угрожать? - спросил Робин насмешливым отчужденным тоном.
        - А ты считаешь, что получил помилование и на том для тебя все завершилось? - зло усмехнулся Гай. - Ты мог бы чувствовать себя в безопасности, если бы не отказался подать мне руку, как требовал король. Да, он запретил нам искать смерти друг друга. Но вдруг я найду способ избавиться от тебя, не прибегая к поединку?
        - Это в полной мере отвечает как твоим представлениям о чести, так и очень неявной склонности к поединкам со мной, - ответил Робин, пожимая плечами. - Ты опять пытаешься давать мне советы, Гай? Что же до требования короля - я презирал бы себя, коснувшись твоей руки, а не то что пожав ее. А теперь, если ты все сказал, посторонись, пока я не сбил тебя лошадью.
        - Ты сумел одолеть всех врагов, Робин! Всех, кроме меня! - крикнул Гай, отходя в сторону. - Но ты еще убедишься, что и один я стою тех троих!
        - Я никогда в этом и не сомневался! - сказал Робин и пришпорил коня.
        Вороной, шумно разбрызгивая воду, перенес его на другой берег. Спутники Робина последовали за ним, проехав мимо Гая в полном молчании, не обращая на него внимания, словно его и не было. Оставив реку и луг за спиной, они углубились в лес, и Робин неожиданно расхохотался во все горло:
        - Вилл, а ты сокрушался о том, что Шервуд опустел!
        - Но отнюдь не о том, что мы больше не повстречаем сэра Гая! - фыркнул Вилл и тоже расхохотался, а вместе с ним - Марианна и Клэренс.
        Наверху зашумела листва, и с высокого дерева спрыгнул стрелок в зеленой куртке. Зная нрав Воина, стрелок предпочел ухватиться за повод Эмбера.
        - Куда держите путь, благородные рыцари и прекрасные дамы? - спросил он, покусывая губы, чтобы не рассмеяться. - Назовите себя! Как мне представить вас нашему господину - лорду вольного Шервуда?
        - Дик! - воскликнул Робин и, спрыгнув с коня, заключил стрелка в объятия. - А мы было начали горевать, что все стрелки разошлись из леса по домам, даже не попрощавшись!
        - Кое-кто остался! - ответил Дикон и, не выдержав, рассмеялся, горячо обнимая лорда Шервуда. - И те, кто остался, не сомневались, что ты вернешься! Ведь сегодня праздничный день - последний день августа!
        - Тогда поспешим! - предложил Вилл, немедленно повеселев и забыв о недавней печали.
        Дикон вывел из высоких зарослей оседланного коня, и все пятеро всадников помчались галопом к лагерю лорда Шервуда. Едва расступились деревья, как Робин осадил Воина, вскинув коня на дыбы, и невольно заслонил глаза ладонью.
        Вся поляна перед лагерем была залита светом костров, разложенных по ее краям, уставлена длинными столами, за которыми собрались стрелки всего Шервуда. Они оглушили своего лорда приветственными криками. Марианна, рассмеявшись от переполнившей ее радости, спрыгнула с седла и оказалась подхвачена могучими руками Джона.
        - Что, Саксонка, краса и гордость Шервуда, не ожидала, что вас ждет весь вольный лес?! - пророкотал Джон, целуя Марианну, и, поставив ее на ноги, так же подхватил Клэренс.
        Вилл поймал бросившегося к нему Дэниса и крепко прижал сына к груди. Выпустив мальчика из объятий, Вилл подошел к Тиль, скромно ожидавшей в сторонке, обнял ее и прошептал несколько слов на ухо, услышав которые, всегда сдержанная Тиль издала громкий торжествующий вопль, достойный Дэниса, и прыгнула Виллу на грудь, осыпав его лицо жаркими поцелуями. Вилл подхватил ее, закружил и ответил Тиль не менее жарким поцелуем, не стесняясь устремленных на них взглядов.
        - Не верю глазам! - выдохнул Робин, обводя стрелков взволнованным взглядом. - Неужели никто не покинул Шервуд?!
        - Да как же мы могли, Робин, покинуть лес, не простившись с тобой?! - укоризненно воскликнул Эдгар.
        Глубоко растроганный Робин оглянулся на улыбавшегося во весь рот Дикона и покачал головой:
        - А ты, шельмец, сказал, что остался лишь кое-кто!
        Он спрыгнул с коня и, расправив плечи, высоко вскинул голову, с наслаждением вдохнув напоенный ароматом трав лесной воздух. Лорд Шервуда вновь посмотрел на свое собравшееся за столами воинство и почувствовал себя бесконечно счастливым. Чтобы скрыть охватившее его волнение, Робин нагнулся, собираясь сорвать травинку и закусить ее между зубами, как вдруг к нему подскочил Дэнис.
        - Держи, крестный! - заботливо сказал он и под смех стрелков сунул Робину в ладонь длинный стебель.
        - Спасибо, малыш! - невозмутимо ответил Робин и, заметив, что Дэнис держит в руке целый пук травы, расхохотался и шлепнул крестника по затылку: - Ах ты, поросенок!
        - Что ты, крестный! Неужели решил, что все это тебе одному? - фыркнул Дэнис, блестя хитрющими глазами. - Остальное Воину!
        Он забрал у Робина поводья и, ласково оглаживая вороного по атласной шее, скормил ему сочную траву. Воин довольно покивал головой и, когда Дэнис, схватившись рукой за стремя, взлетел в седло, не стал протестовать.
        - Отец! - звонко крикнул Дэнис, заставив Воина проскакать коротким галопом на середину поляны, и поднял жеребца на дыбы. - Что ты теперь скажешь?!
        - Что ты сейчас опрокинешь все столы, если не угомонишься, - хмыкнул Вилл, но в его глазах мелькнула тайная гордость, не ускользнувшая от Дэниса.
        Мальчик рассмеялся и, ловко управляя конем, провел вороного между столами, не задев никого из стрелков, и умчался к конюшне. Расседлав жеребца, он со всех ног вернулся на поляну и плюхнулся за стол рядом с Виллом, который ласково потрепал сына по волосам.
        - Ты у меня молодец, сынок! - негромко сказал Вилл, и теперь уже янтарные глаза Дэниса засветились гордостью.
        К Робину подошла Кэтрин, взяла его под руку и повела к столу.
        - Соскучилась по мне, мой дружок? - стрельнув взглядом в сторону Джона, спросил Робин, обнимая Кэтрин и целуя в щеку.
        - Что за вольности, мой лорд?! - с притворным негодованием воскликнула Кэтрин, отталкивая Робина, и тоже посмотрела на Джона. Она с удивлением заметила, что Джон вовсе не собирается протестовать, и уже с искренним возмущением спросила: - Почему же ты молчишь, Джон?
        - Боюсь охрипнуть, отгоняя его от тебя! - под общий смех ухмыльнулся Джон и пренебрежительно махнул рукой: - Пусть потешится своим правом первой ночи!
        - Я не опоздал?! - расхохотался Робин и, крепко сжав в объятиях Кэтрин, онемевшую от щедрости всегда ревнивого мужа, шепнул ей на ухо: - Жаркое из оленины удалось, Кэт?
        К несчастью для Кэтрин ветер донес от костров запах жареного мяса, и она поспешно закрыла нос ладонью. Отвернувшись от подсмеивавшегося над ней Робина, Кэтрин обернулась к Джону и с негодованием топнула ногой:
        - Джон! Да ты, кажется, не против уступить меня Робину!
        - Кэт! Да это ты, кажется, не против уступить ему, а не я! И мне это кажется уже давно! - язвительно ответил Джон.
        Внезапно он скроил свирепую физиономию, перегнулся через стол и, ухватив Кэтрин за талию, легко, как травинку, оторвал ее от земли. Когда она с веселым визгом оказалась сидящей рядом с Джоном, он громко рявкнул, вызвав общий восторг:
        - Жена! До каких пор мне придется вытаскивать тебя из объятий то Робина, то Вилла?!
        - Неужели у короля Ричарда оказался такой скудный стол? - осведомился отец Тук, наблюдая за Робином, который поглощал жаркое из оленины с завидным аппетитом.
        - Нет, святой отец! - рассмеялся Робин. - Столы в Ноттингеме ломились от всевозможных яств, но под грозным взглядом короля у меня просто кусок не лез в горло! Сначала он не мог наиграться мной, потом раскусил мой нрав, - Робин с усмешкой неопределенно махнул рукой, - и так расстроился, что почти решил развести меня с Марианной. Но передумал и вознамерился взять ее в заложницы, чтобы держать меня в повиновении. А в конце обеда не нашел ничего лучшего, чем попытаться помирить меня с Гаем!
        - Да, тебе нелегко пришлось! - ухмыльнулся Джон.
        На плечо Робина легла ладонь Мэта. Робин обернулся, и Мэт с улыбкой сказал:
        - Меня послали к тебе просителем от всего Шервуда! Сегодня последний день августа, Робин, и день нашего расставания с Шервудом. Спой нам напоследок! Спой прощальную песню и еще, что сам захочешь!
        Его просьбу подхватили все стрелки. Робин улыбнулся и согласно кивнул. Кэтрин принесла ему гитару, и он, настроив ее, запел песню прощания с летом, которую Марианна слышала в такой же день ровно год назад.
        Неужели с того дня прошел только год? Марианне казалось, что она оставляет в Шервуде не меньше половины своей жизни. Сколько радости подарил ей Шервуд, и сколько горя она узнала за год, проведенный вне закона! Сегодня они покидают Шервуд, и ей не хотелось омрачать вечер печальными воспоминаниями. Закрыв глаза, она слушала голос Робина.
        Хотел я сплести для любимой венок, но цветов не нашел…
        Нежная мелодия обволокла ее, подхватила, закружила в теплом водовороте. Зелень листвы, шелест высоких трав, рокот речной воды на нагретых солнцем камнях, перестук конских копыт - все перемешалось в песне, которой лорд Шервуда прощался не только с летом, но и с самим лесом, со многими друзьями.
        Марианна открыла глаза и посмотрела на Робина. Она вдруг подумала, что может представить его в королевском дворце, но здесь он все равно оставался единым целым с Шервудским лесом.
        Печаль близкого расставания отозвалась в сердце Робина светлой щемящей болью. Он провел ладонью по струнам, заставив их смолкнуть, обвел стрелков взглядом, полным тепла и грусти, и тихо признался:
        - Не могу больше петь. Охрип. Алан, менестрель Шервуда, замени меня!
        Алан не заставил себя долго упрашивать. Стрелки хором подхватывали знакомые слова его песен, и вскоре за столами воцарилось безудержное веселье, в котором все равно чувствовался горький привкус приближавшегося прощания. Алан пел до тех пор, пока голос не начал изменять ему. Потребовав себе кубок вина, он осушил его и напоследок в полный голос запел:
        Эй! Давайте воспоем
        Лук и тетиву на нем,
        Резвость наших скакунов,
        Сталь надежную клинков!
        Слава солнечным лугам,
        Слава рощам и холмам!
        Славьтесь, звонкие рожки!
        Славьтесь, вольные стрелки!
        Слава Маленькому Джону,
        Слава Скарлету лихому,
        Славься, леди Марианна -
        Красота лесного клана!
        Робин, лорд наш, друг и брат,
        Петь хвалу тебе я рад!
        Слов достойных всех не счесть,
        Чтоб пропеть их в твою честь!
        Славься, доблестный Шервуд -
        Песни о тебе споют![4 - Вольный перевод из стихотворения Джона Китса.]
        Его пение заглушили рукоплескания. Робин встал с кубком в руке, и все замолчали, ожидая прощального слова лорда Шервуда.
        - Друзья! Мы с вами прожили вместе немало дней, - раздался его громкий голос, который был хорошо слышен всем в наступившей тишине. - Благодаря вашей отваге и воинскому умению несколько лет вольный Шервуд был силой, с которой пришлось считаться тем, кто олицетворял собой власть в Средних землях. Сегодня для нас и радостный день, и печальный. Вы возвращаетесь к семьям, к оставленным поневоле домам, где вас ждут с нетерпением. И все мы прощаемся со старым добрым Шервудом, который приютил нас и оберегал все эти годы. Здесь, в Шервуде, остаются могилы наших друзей. Им не довелось дожить до этого дня, но мы всегда будем хранить в сердцах память о них! Я знаю, что среди вас есть те, кому некуда возвращаться, и зову их с собой. Вы были преданы мне, и я до конца своих дней останусь преданным каждому из вас. В моих владениях вы всегда найдете приют, хлеб и защиту. Те из вас, кто не хочет расставаться с ратным делом, могут последовать за мной в Веардрун и носить герб Рочестеров, как до сих пор носили серебряный знак вольного Шервуда. Те, кто истосковался по мирному труду, смогут обосноваться на моих землях.
Я благодарен вам и люблю вас всем сердцем, мои друзья! Слава вольному Шервуду!
        И Робин, обведя притихших стрелков теплым и одновременно печальным взглядом, высоко поднял кубок.
        - Слава лорду Шервуда! - раздался в ответ единогласный хор приветствий под перезвон кубков. - Долгих лет тебе, Робин! Слава вольному Шервуду!
        - Робин! - воскликнул Айвен. - Я отвечу тебе за всех стрелков Шервуда! Как бы ни сложились наши судьбы и твоя судьба, ты всегда останешься нашим лордом и командиром. Стоит тебе только бросить клич, и мы все как один встанем под твои знамена, будь на них белый единорог Рочестеров или черный волк Шервуда!
        Прощальный праздничный ужин подошел к концу. Стрелки начали разъезжаться, прощаясь с друзьями и лордом Шервуда, который стоял посредине поляны, освещенный высокими кострами. Деревья смыкались стеной за спинами стрелков, покидавших Шервуд, но им долго чудились высокий черный силуэт на фоне огненных языков и вееров рассыпающихся искр и поднятая лордом Шервуда в прощальном взмахе рука.
        ****
        Через час на поляне перед лагерем остались те, кто решил принять приглашение Робина и последовать за ним в Веардрун, - не больше пяти десятков. Остальные поспешили вернуться к семьям. Отдав приказ отправляться в путь на рассвете, Робин отослал стрелков отдыхать перед дорогой и ушел в трапезную. Там его уже ожидали за столом Эллен и отец Тук, Джон и Кэтрин, Алан и Элис, Вилл, Тиль, Дэнис и Марианна. Поодаль, возле очага, на лапнике устроилась Клэренс, рядом с ней - Мач, Мэт и Эдгар. Вилл и Алан разлили по кубкам вино и раздали кубки всем, кто остался в трапезной.
        - Ну а что решили вы? - спросил Робин, садясь за стол рядом с Марианной, и посмотрел на Джона и Алана.
        Джон повел широкими плечами и добродушно улыбнулся:
        - Что-то я устал от ратных подвигов! Если ты не против появления в Веардруне еще одного кузнеца, то я…
        - Вот уж не думал, что тебя потянет к спокойной жизни! - недоверчиво усмехнулся Вилл.
        - А я по природе мирный человек, - ухмыльнулся в ответ Джон.
        - Да, я наблюдал все годы в Шервуде твое ни с чем несравнимое миролюбие! - не остался в долгу Вилл и посмотрел на Алана: - А ты, Ирландец?
        - Я? А вот я, пожалуй, продолжу ратную службу уже под гербом Рочестеров, - рассмеялся Алан. - Я решал весь вечер, как мне воспользоваться предложением Робина, а потом понял, что забыл, с какой стороны подходить к плугу.
        - И мы с Эдгаром, Робин, надеемся получить доспехи с твоим гербом! - откликнулся Мэт. - Возьмешь нас в свою дружину?
        - С превеликим удовольствием, Мэт, раз ты не хочешь вернуться к отцу и помогать ему на постоялом дворе, - ответил Робин.
        - Да он в первый же день, не отвыкнув от шервудских привычек, раскроит там кому-нибудь голову кружкой за один косой взгляд! - усмехнулся Эдгар.
        - Мэт, Эдгар и Алан опередили меня, но и я хочу тебя просить о такой же милости! - сказал Мач, застенчиво глядя на Робина.
        - Мальчик мой! - рассмеялся Робин. - Да ведь тебя ждут не дождутся в Ротервуде твои близкие! И к чему тебе доля ратника?
        Мач подбежал к Робину, упал перед ним на одно колено и просительно сжал в ладонях руку лорда Шервуда.
        - Я прошу тебя, Робин! - с мольбой протянул он, забыв о намерении держаться с важностью и достоинством взрослого мужчины, искушенного в ратном деле.
        - Ладно, Мач! Так тому и быть, - вздохнул Робин и, улыбнувшись, потрепал его по плечу. - Хочешь оказаться в ратниках Веардруна - будь по-твоему. Тем более что тебе не придется привыкать к новому командиру.
        Робин посмотрел на брата, и Вилл согласно прикрыл глаза.
        - А кто возглавит ратников Веардруна? - поинтересовался довольный Мач и, заметив ухмылку Вилла, с непритворным испугом воскликнул: - Ох, нет! Только не Вилл! Я и здесь устал от его подзатыльников!
        - На новые, малыш, ты сам сейчас напросился, - ответил под общий смех Вилл.
        Все занялись сборами. Джон с Эдгаром отправились в конюшню проверить, в исправности ли повозки. Марианна и Эллен ушли в аптечную комнату укладывать в дорожные корзины флаконы с настоями и мазями, пучки лекарственных трав и корешков. Кэтрин резонно предположила, что она не может знать, какое состояние запасов обнаружит в Веардруне после того, как в нем несколько лет хозяйничали слуги шерифа. Поэтому, прихватив с собой Мэта и Мача для помощи, она отправилась в кладовую, а Тиль и Клэренс поручила заняться бельем и одеждой. Отец Тук ушел в часовню собирать церковную утварь, Дэнис увязался с ним, клятвенно обещая помогать, а не шалить.
        - Не забирай все, дружок! Оставь часть запасов еды и одежды, - предупредил Робин деловитую Кэтрин.
        - Для кого? - удивилась Кэтрин. - Для зверей?
        - Нет, Кэтти, - усмехнулся Робин, - для людей.
        Кэтрин пожала плечами, выразив сомнение, но не стала спорить.
        Робин и Вилл остались в трапезной вдвоем. Они сидели за столом друг напротив друга, потягивая светлое вино, и молчали, пока Вилл не сказал с тихим смешком:
        - Вот, значит, в чем крылась причина твоей настойчивости, когда ты лежал, раненный стрелой Хьюберта! Ознакомься, дескать, со всеми документами, оставшимися от отца, а потом принимай решение. Ответь, Робин, почему ты только сегодня сказал, что отец признал меня, если давно знал об этом?
        - Да, знал, - ответил Робин. - В Локсли, когда я немного пришел в себя, то собрался с силами и просмотрел все документы отца, взятые Эдриком из Веардруна. Когда я нашел среди них тот, которым отец, с соблюдением всех формальностей и заручившись согласием короля Генриха, признал тебя свои сыном с правом на имя Рочестеров и пользование родовым гербом, первым моим порывом было броситься к тебе и показать этот документ.
        - Что же тебя остановило? - спросил Вилл, пристально глядя на Робина.
        Робин задумчиво посмотрел на брата и тихо сказал:
        - Представь, что я поддался бы тому порыву.
        Вилл долго молчал, глядя перед собой, потом грустно усмехнулся.
        - Я был бы раздавлен великодушием отца, которого оскорбил и ослушался, - он перевел взгляд на Робина и склонил голову. - Ты был прав, что сдержался.
        - Это не моя заслуга, - признался Робин. - Меня остановил Эдрик. Он сказал, что ты и так измучен чувством вины перед отцом, а известие о том, что отец признал тебя, усугубит твою боль. И он уговорил меня подождать некоторое время, пока ты придешь в себя, а лучше всего - сказать тебе обо всем тогда, когда мы с тобой восстановим наш род в правах.
        - И я вместо раскаяния испытаю гордость за себя и признательность к отцу, - кивнул Вилл и рассмеялся. - Всегда поражался тому, насколько сильную неприязнь Эдрик ко мне испытывал - да и сейчас не слишком-то жалует, но при этом умудрялся так хорошо разбираться во мне!
        Робин хотел возразить, но его внимание привлекли тихие звуки, доносившиеся снаружи, из-за дверей трапезной. Вилл тоже прислушался и, встретившись с Робином взглядом, кивнул, расслышав сдавленные всхлипывания. Робин стремительно поднялся из-за стола.
        - Клэр! - выдохнул он. - Наконец-то!
        Встретившись глазами с Робином, Вилл увидел в них боль - отражение его собственной боли от горя сестры. Они оба вспомнили, как отец Тук читал молитвы над телом Статли, когда рядом появилась Клэренс. Опустившись на колени возле ложа, на котором лежал погибший возлюбленный, она обвила рукой его шею и прижалась щекой к холодной щеке Статли. Отец Тук потом сказал: если бы он не знал, что Клэренс жива, то не смог бы отличить ее от покойницы - таким холодным и неподвижным было ее лицо, лишь тени от ресниц трепетали на скулах. Со дня гибели мужа Клэренс не проронила ни слезинки. Когда Кэтрин, жалея подругу, шепнула ей, что невыплаканные слезы могут разорвать сердце, Клэренс холодно и отчужденно ответила:
        - Вилл просил меня не плакать. Это были его последние слова, и я не нарушу его волю.
        Не сговариваясь, братья вышли из трапезной. Клэренс сидела возле стены, уткнувшись лицом в стопку выстиранной одежды, которую она собрала после сушки, и отчаянно рыдала, сотрясаясь всем телом. Из-за разговора с Реджинальдом и прощания с Шервудом, где навсегда останется Статли, боль, накопившаяся в сердце Клэренс, наконец вырвалась наружу. Робин и Вилл опустились на траву рядом с сестрой, и она порывисто обхватила руками плечи Робина и припала головой к его груди. Робин, едва дотрагиваясь ладонью до ее волос, гладил Клэренс по голове, и они с Виллом молчали, пока Клэренс сама не успокоилась, стихнув в объятиях Робина.
        - Он погиб из-за меня, - услышали они ее сдавленный голос, - закрыл меня собой и поэтому погиб!
        - Клэр, сестренка! - тихо сказал Вилл, накрыв ладонями ее плечи. - Для мужчины нет большей чести, чем погибнуть, защищая любимую женщину. Ты можешь гордиться Виллом, но ни в чем не должна винить себя.
        - Нет, брат, нет! - замотала головой Клэренс. - Его смерть послана мне еще одним наказанием за малодушие, из-за которого я отказалась от своего Дара! Слепая Хранительница, которая ничем не могла помочь вам с Робином, и недалекая женщина, которая своей неловкостью погубила любимого!
        Вилл выразительно посмотрел на Робина и сокрушенно покачал головой. Робин с нежной силой вскинул сестру на руки и понес Клэренс в безлюдную трапезную. Удерживая ее в объятиях, он сел на лапник рядом с очагом и, прижимая сестру к груди, баюкал ее, как ребенка. Вилл, забрав у Клэренс стопку собранного белья и одежды, наугад вытащил полотенце и ласковыми прикосновениями промокнул лицо сестры. Не выдержав, Клэренс, улыбнулась сквозь слезы.
        - Будто я маленькая девочка, как в детстве! - она печально посмотрела на братьев и призналась: - Если бы не вы, я бы, наверное, не пережила гибели Вилла.
        Впервые имя погибшего мужа слетело с ее губ легким дуновением, а не встало камнем в горле, мешая дышать. Коснувшись кончиками пальцев лица Вилла с неожиданной лаской, которой она прежде не удостаивала старшего из братьев, Клэренс заглянула ему в глаза и сказала, вложив в слова весь сердечный жар:
        - Как я тебя теперь понимаю, брат! Понимаю, насколько тебе было плохо после гибели Элизабет. Прости меня, Вилли, за все злые слова, что я когда-либо тебе говорила!
        - Ну что ты, сестричка! - улыбнулся Вилл и поцеловал ее руку. - Я никогда не трудился их запоминать. Ведь я твой брат и люблю тебя, малышка Клэр!
        Слабо улыбнувшись ему, Клэренс вскинула голову и посмотрела на Робина:
        - Мне надо поговорить с тобой.
        - Я слушаю тебя, - отозвался Робин, поправляя выбившиеся из косы волосы Клэренс.
        - Ты восстановлен в правах и, наверное, должен теперь иначе смотреть на многие вещи. Я знаю, ты заставил меня поехать в Ноттингем и присутствовать на королевском обеде, чтобы в глазах знатного общества я предстала сестрой графа Хантингтона, а не женой простого наемника, кем был тот, кто носил имя Уильяма Статли.
        - Вилл был моим другом, а не наемником, Клэр! Нашим другом! - с едва заметной резкостью сказал Робин. - Я заставил тебя поехать по другой причине, но мы не будем ее сегодня обсуждать. Продолжай, прошу тебя. Говори то, что хотела сказать мне.
        - Так вот, - помедлив, продолжила Клэренс, - мне действительно не важна причина, по которой ты взял меня в Ноттингем. Важно другое: я хотела сказать, что была и останусь женой Вилла. У меня будет ребенок.
        Она замолчала, глядя на Робина и с вызовом, и с печальным торжеством. Робин ласково усмехнулся и поцеловал сестру в лоб.
        - Вот и славно! - прошептал он. - Я очень рад за тебя.
        Он почувствовал, как Клэренс оттаяла в его руках, благодарно и виновато потерлась щекой о ладонь Робина.
        - Прости меня! - сказала она, понимая, что огорчила Робина выказанным ему недоверием, хотя он не подал вида. Вытерев заплаканные глаза, она отвела руки брата и спросила: - Когда мы отправимся в дорогу?
        - На рассвете, - ответил Робин.
        - Тогда позволь мне сейчас уехать, - и Клэренс просительно посмотрела на Робина, - а к рассвету я вернусь.
        Робин молча кивнул в знак согласия, поднялся, помогая Клэренс встать на ноги, и набросил ей на плечи плащ. Прижав на миг к губам его руку, Клэренс торопливо вышла из трапезной в теплый сумрак последней летней ночи. Проводив ее взглядом, Робин негромко сказал:
        - Вилл, отправь следом за ней Мача. Только предупреди, чтобы он держался поодаль и не показывался ей на глаза.
        Мач, немедленно прибежав на зов, выслушал указания Вилла и с готовностью кивнул.
        - А куда она поехала? - уточнил он, стоя уже в дверях.
        Братья переглянулись, и Робин ответил:
        - На кладбище, мой мальчик.
        Мач, став серьезным, снова кивнул и растворился в темноте. Робин на миг закрыл глаза и глубоко вздохнул:
        - Хорошо, что Вилл останется не только в нашей памяти!
        - Да, - эхом откликнулся старший брат, - но жаль, что он умер, не зная о том, что оставил нам своего сына. Или дочь.
        Робин обвел медленным взглядом потемневшие от времени стены трапезной, и Вилл заметил, как в глазах младшего брата неожиданно сверкнула влага. Он молча обнял Робина, и тот крепко обнял Вилла в ответ.
        - Спасибо тебе, Вилли! - глухо сказал Робин, выпуская брата из объятий. - Не знаю, сколько бы мне удалось продержаться, если бы все это время рядом не было тебя!
        - Ты не из тех, кто сдается, - уверенно ответил Вилл, - а для меня было большой честью находиться рядом с тобой все эти годы. Не только по велению долга, но прежде всего по зову сердца.
        Вилл дотронулся до прохладной каменной кладки стены и так же, как Робин, окинул взглядом трапезную.
        - Прощай, старина Шервуд! - вздохнул он и, обернувшись к Робину, улыбнулся с неожиданной грустью. - Мы всегда с тобой шли вперед, чтобы нам ни мешало, кто бы ни пытался остановить нас, только вперед! Веардрун, Локсли, Шервуд, и вот нас снова ждет Веардрун. Но знаешь, стремясь туда всей душой, я при этом уже не уверен, что Веардрун - наш дом. Хотя надеюсь на это всем сердцем! И все же что-то подсказывает мне, что настоящим домом для нас с тобой навсегда останется Шервуд, пусть мы и прожили здесь не так долго, как в Веардруне или в Локсли. Но я верю, что он - седой и старый Шервуд - всегда откроет нам объятия и приютит, чтобы с нами ни случилось!
        - Вилл, я чувствую сейчас то же самое, что и ты, - тихо ответил Робин, - но я твердо знаю, что если мы сюда вернемся, то останемся здесь навсегда. Сегодня он отпускает нас - с большой неохотой, превозмогая себя, но во второй раз уже не отпустит. Ты и я - мы можем исполнять свой долг независимо от того, где мы находимся. Но ради тех, кому мы дороги и кто дорог нам, я надеюсь, что нам не придется сюда вернуться. Лучше мы будем наведываться в Шервуд гостями, а не сами встречать здесь гостей как стражи этого леса!
        Они долго молчали, пока Вилл не напомнил:
        - Пора и нам с тобой собраться в дорогу и немного поспать. До рассвета осталось не так много времени, а путь предстоит неблизкий.
        Когда Робин дошел до двери в свою комнату, он остановился и услышал пение Марианны. На миг ему показалось, что время стремительно обратилось вспять, и он снова в том страшном зимнем вечере, точно так же стоит перед закрытой дверью, и ему чудится нежный голос Марианны, ее смех, легкие шаги. А она в Ноттингеме, и он не знает, сумеет ли спасти ее, успеть к ней. Ощутив тот же холод в груди, Робин очнулся и поспешил открыть дверь.
        Его встретили нежный взгляд Марианны, ее улыбка. Она подошла к Робину, обвила руками его шею и прикоснулась к губам прохладными губами. Жар его ответного поцелуя удивил Марианну, которая не догадывалась, какой вихрь чувств подняли в душе Робина страшные воспоминания.
        - Мы с Эллен уже собрали все лекарства и травы, осталось только погрузить в повозку, - сказала Марианна. - К счастью, мне больше не придется залечивать тебе раны! Но я сварю из трав приворотное зелье, если однажды мне покажется, что ты разлюбил меня! - добавила она с шутливой угрозой.
        - Я согласен, милая! - ответил Робин, дотрагиваясь губами до ее лба и тихонько дуя на светлые завитки ее волос. - Но приворотное зелье тебе не понадобится! Напои меня соком таких трав, чтобы он одурманил меня и усыпил, чтобы, проснувшись, я ничего не вспомнил, и тебя тоже. Но будь у изголовья моей постели, когда я проснусь, поймай мой самый первый взгляд. И тогда я без всякого зелья влюблюсь в тебя с новой силой потому, что это ты - моя единственная Моруэнн!
        Его ласковый шепот заворожил и взволновал Марианну. Она приникла к Робину и, услышав стук его сердца, почувствовала желание. Но не время! Совсем уже скоро рассвет, и настанет пора отправляться в путь. И она сдержалась, когда Робин, выпуская ее из объятий, сказал так, словно прочел ее мысли:
        - Заканчивай сборы, милая. Ночь почти на исходе.
        Марианна вернулась к сундуку, в который складывала одежду. Робин, заглянув в него поверх ее плеча, рассмеялся, увидев, что она положила и зеленые куртки - его и свою.
        - А они зачем тебе понадобились?
        - Не знаю, - пожала плечами Марианна и улыбнулась, - наверное, на память.
        Она хотела уложить в сундук мешочек с рунами, но Робин остановил ее, предложив:
        - Достань одну из них, Мэри. Наугад, одну для нас обоих. Какое будущее они предскажут нам с тобой?
        Марианна улыбнулась, вынула из мешка деревянную табличку и посмотрела на нее.
        - О! - только и сказала она, когда увидела, что табличка пустая: на ней не было начертано рунического знака.
        - Руна Одина! - усмехнулся Робин. - Да еще нам двоим!
        - Одно служение, одна судьба, - задумчиво произнесла Марианна и, помедлив, добавила: - одна смерть.
        Она посмотрела на Робина вопросительно и тревожно. Он улыбнулся, успокаивая ее, и, обняв, привлек к себе:
        - Не о чем тревожиться, милая! Мы оба молоды, и до смерти нам далеко. А служение и судьба у нас давно стали общими, и я не хочу иной судьбы, в которой не было бы тебя!
        Убрав руны и закрыв крышку сундука, Марианна обвела погрустневшим взглядом комнату, которая сейчас показалась ей почти нежилой. Впереди спокойная и радостная жизнь, в которой нет места ни потерям, ни опасности, ни бедности. Так почему же ей до боли в сердце грустно думать, что она уже никогда не будет сидеть возле этого камина, в котором больше никто не разведет огонь? И Робин уже не откроет эту дверь - внезапно, потому что его шаги не слышны, не подойдет к ней, обнимая, целуя в макушку и одновременно сбрасывая с плеча ремень колчана. Не повторятся эти минуты его возвращений, когда ее сердце замирало в груди от счастья, едва он появлялся на пороге!
        Взгляд Марианны упал на низкую широкую кровать, застланную темным покрывалом. Сколько бессонных ночей она провела на этой постели - счастливых и сладостных в объятиях Робина и тревожных, когда он уезжал в Шервуд, а она терпеливо ждала его!
        - Ты помнишь последнюю ночь августа в прошлом году? - тихо спросила Марианна.
        - Когда я представил тебя на празднике своей невестой? Конечно, помню, - услышала она за спиной голос Робина и поняла, что он улыбается. - И ночью раньше, когда ты вернулась ко мне. И еще раньше - два года назад, когда я впервые встретил тебя!
        Марианна обернулась и встретилась с ним глазами. Он стоял, наблюдая за ней. По его губам пробежала улыбка, и он, не сводя с Марианны потемневших глаз, прошептал так, что по ее телу пробежала волна огня:
        - Почему нет, милая?
        Она мгновенно оказалась в его объятиях, пылко отвечая на его поцелуи. Их руки сталкивались, пока они помогали друг другу избавиться от одежды.
        - Что за робость напала на тебя, моя леди? - шепнул Робин, осыпая поцелуями ее плечи, высвобожденные из-под платья. - Я все ждал, что ты сама позовешь меня!
        Он увлек ее на постель, уронил на спину, и они, забыв, что хотели немного поспать перед дорогой, любили друг друга самозабвенно и долго, словно впереди у них были утренние часы для сна - как всегда, когда он возвращался из Шервуда и будил ее на рассвете. Она обнимала его широкие плечи, скользила ладонями по спине, ловила губами кончики его пальцев, шептала его имя, называя его своей жизнью, любовью и светом. А он, не сводя потемневших глаз с ее отрешенного лица, заставлял ее оплетать ногами его стан, приникать к его груди и обессиленно опадать ему на руки, и говорил ей на ухо, как ему хорошо с ней, что никто и никогда не будет ему нужен, кроме нее.
        Когда они уже просто лежали рядом друг с другом, в открытое окно влетела теплая волна воздуха. Марианна почувствовала, как невидимая ладонь ветра медленно и едва ощутимо провела вдоль всего ее тела - от кончиков пальцев ног до макушки, а напоследок ветер прикоснулся к ее лбу невесомым поцелуем. Легкая дрожь пробрала Марианну от этих воздушных касаний, и вдруг к ней пришло знание: недавнее слияние не останется бесследным. В эту ночь - последнюю ночь в Шервуде - они зачали ребенка.
        Она повернула голову к Робину, раздумывая, сказать ему или подождать, пока ее неведомо откуда пришедшее знание обретет подтверждение, и увидела, что Робин улыбается.
        - Благословение Шервуда перед расставанием, - шепнул Робин и посмотрел на Марианну сквозь ресницы. - Ты тоже почувствовала?
        Он повернулся на бок и, повторяя недавнее прикосновение ветра, провел ладонью по ее телу, задержав руку на ее животе.
        - Понаблюдай за собой, милая, пока я буду в Лондоне. И в письмах подробно пиши мне о своем здоровье и состоянии.
        - Ты не возьмешь меня в Лондон? - встревожилась Марианна.
        - А тебе очень хочется побывать в нем? - улыбнулся Робин.
        Марианна отрицательно покачала головой.
        - Нет, дело не в самом Лондоне, - и она крепко сжала его руку, признавшись: - Я не хочу расставаться с тобой!
        Робин привлек ее к себе, обнял и поцеловал в висок.
        - Придется, милая, потерпи! Я не знаю, с чем столкнусь при дворе короля, и должен быть каждый миг собранным и внимательным. Твое присутствие отвлечет меня, а это опасно. К тому же Лондон не лучшее место для тебя, если окажется, что ты забеременела.
        Почувствовав, что Марианну охватила грусть от предстоящей разлуки, он заставил ее посмотреть ему в глаза и нежно поцеловал.
        - Не печалься, сердце мое! В Веардруне тебя ждет много дел, и времени скучать не останется. А я постараюсь вернуться так быстро, как только король отпустит меня, и буду часто слать тебе гонца с письмами.
        - А как же приказ короля? - с прежней тревогой спросила Марианна. - Ведь он недвусмысленно дал понять, что желает видеть в Лондоне нас обоих!
        - А! Приказ, который он счел неожиданным и удачным ходом, предложив мне найти ответный ход! - усмехнулся Робин. - Я бы в любом случае не взял тебя, отговорившись тем, что ты в тягости. Иначе мы с тобой угодили бы в силки Ричарда. Он бы немедленно определил тебя в штат придворных дам королевы-матери и счел, что после этого я уже не смогу покинуть двор, оставив там тебя.
        - То есть ты был готов солгать королю? - улыбнулась Марианна, недоверчиво глядя на Робина.
        - Прибегнуть к военной хитрости, - поправил ее Робин. - Это и будет моим ответным ходом Ричарду. К тому же мне легче столковаться с ним, если он будет в душе сконфужен тем, что увлек за собой в гущу сражения не просто женщину, но еще и женщину в тягости!
        Поймав опасливый взгляд Марианны, Робин от души рассмеялся:
        - Милая, ты всерьез считала, что я не заметил тебя, когда ты бок о бок с Ричардом рубилась под сводами ворот Ноттингема?
        Марианна прикусила губу, опасаясь, что веселье Робина сменится гневом, на который он имел все основания.
        - Я ведь не могла отказать самому королю, когда он позвал меня с собой.
        - Вот даже в малости не сомневаюсь, что отказала бы, не раздумывая, если бы его желание не совпало с твоим! - хмыкнул Робин.
        Привстав на локте, он заглянул в лицо Марианны. Заметив, что она приготовилась к резкому выговору, Робин ласково усмехнулся и отвел светлую прядь с ее лба:
        - Не замирай с такой обреченностью, моя леди! Не буду же я менее великодушен, чем король, помиловавший меня и остальных стрелков! Поэтому я не сержусь на тебя за ослушание, тем более что это битва была последней в твоей жизни.
        Марианна облегченно вздохнула и прижалась к груди Робина, улыбнувшись уже без всякой тревоги. С его лица, напротив, сбежала улыбка, оно стало напряженным и хмурым, и Робин сказал со сдержанным негодованием:
        - Что Гай, что Ричард - все пытаются взять тебя в заложницы, чтобы добиться от меня того, чего им угодно! Не выйдет!
        Он властно привлек ее к себе и поцеловал, но уже без страсти. Так, словно утверждал этим поцелуем, что она принадлежит только ему и он никому и никогда не отдаст ее.
        - Пора, любовь моя! - шепнул он и, прикоснувшись ко лбу Марианны губами, легко поднялся с постели.
        Они стали одеваться. Робин нашел на столе сухую травинку и по привычке закусил ее зубами. Взяв в руки Элбион, он сдвинул ножны и провел ладонью по клинку. Потом снял с вбитого в стену крюка колчан, пересчитал стрелы, убрал в него длинный лук и положил колчан по постель рядом со своим плащом. Марианна, опустившись на стул, сложила руки на коленях и настороженно следила за сборами Робина. Ее вдруг охватила безотчетная тревога: он собирался так, словно не покидал Шервуд навсегда, а отправлялся в одну из обычных поездок по лесу.
        - Не смотри так на меня, милая! - не оборачиваясь, попросил Робин, и Марианна услышала в его голосе улыбку. - А то я и вправду отправлюсь по привычке патрулировать дороги Шервуда!
        Марианна рассмеялась и тихонько вздохнула:
        - Бедный, добрый наш Шервуд! Как же одиноко ему станет теперь! Никто не потревожит оленей, никто не разбудит рожком его луга и рощи. В нем будут царить тишина, покой и безлюдность!
        Услышав ее слова, Робин невесело усмехнулся и покачал головой, выражая сомнение:
        - Нет, моя хорошая! Если бы твои слова могли сбыться! Но ты ошибаешься.
        - Ошибаюсь? - удивленно переспросила Марианна, не сводя настороженных глаз с Робина, который стоял к ней спиной и неотрывно смотрел в окно на проступающие в рассветных сумерках очертания леса.
        - Ты ошибаешься, - тихо повторил Робин. - Всегда здесь окажутся те, для кого не будет иного убежища, кроме Шервуда. Ведь и мы не были первыми, кого принял этот гостеприимный и великодушный к изгнанникам лес! И мы не станем последними, Мэри, как это ни печально.
        Он замолчал, по-прежнему глядя в окно, и Марианна тоже молчала, глядя на Робина с тревожным раздумьем.
        - Робин! - негромко окликнула она и, когда он, очнувшись от размышлений, обернулся и, вопросительно изогнув бровь, посмотрел на нее, произнесла: - Я хочу просить тебя!
        - О чем, мое сердце?
        Марианна сделала глубокий вдох и решительно сказала, не опуская глаз, в которых серебро сменилось твердостью стали:
        - Я прошу тебя дать мне слово в том, что ты сегодня навсегда покидаешь Шервуд.
        Его глаза насмешливо прищурились, но, почувствовав, что Марианна взволнована и ее просьба не просто каприз, Робин улыбнулся. Он подошел к ней и опустился рядом на колени. Сковав руками ноги Марианны, он склонил голову к ее ладоням и, нежно целуя их, сказал:
        - Ласточка моя, все тревоги позади! Просто поверь в это! Мы станем жить с тобой в Веардруне, и наша жизнь будет долгой и счастливой. Мы будем приглашать к себе друзей, ездить в гости к ним, устраивать праздники, пиры, охоты. Каждую ночь ты станешь засыпать в моих объятиях, а утром просыпаться рядом со мной. Ты родишь мне сына, потом еще - сколько захочешь! И обязательно подари мне дочь - такую же красавицу, как ты сама. Мы всегда будем вместе, и любое твое желание будет для меня законом! Но никогда, Моруэнн, - он вскинул голову и посмотрел на Марианну непреклонным твердым взглядом, - никогда не требуй от меня клятв, не старайся связывать меня словом! Все, что я сочту возможным тебе обещать, я пообещаю сам.
        Глядя ему в глаза, она не выдержала этой знакомой непроницаемой сини и кивнула в знак согласия и повиновения, но не удержала печального вздоха, услышав который, Робин рассмеялся.
        - Давай условимся так, - предложил он, с улыбкой глядя в ее нежные, но полные беспокойства глаза. - Я не смогу себя изменить, но сейчас я даю тебе слово в том, что ради тебя, что бы ни случилось, я постараюсь не возвращаться в Шервуд. Постараюсь, Моруэнн!
        Он выпустил ее из объятий, набросил Марианне на плечи плащ и увлек к двери.
        - Пора, милая! - сказал Робин, и Марианна услышала в его голосе едва сдерживаемое нетерпение. - Нас ждет Веардрун!
        Времени на то, чтобы оседлать лошадей, а нескольких - запрячь в повозки, куда была сложена поклажа, потребовалось немного. Посмотрев на Кэтрин, которую Джон собирался взять на коня, посадив себе за спину, Робин велел ей занять место в повозке рядом с Элис.
        - Зачем это? - удивился Джон. - Понятно, Элис - она на сносях, а с Кэт что сделается?
        - То же, что и с Элис, но немного позже, - улыбнулась Марианна.
        На лице Джона отразилась такая растерянность, что все расхохотались.
        - Жена? - вопросительно протянул Джон и, осененный внезапной догадкой, хлопнул себя ладонью по лбу: - Так вот почему ты последнее время воротишь нос от жареного мяса!
        - Догадался? - язвительно спросила Кэтрин и махнула рукой на потешавшихся над ними друзей, отворачивая покрасневшее лицо. - Робин и Вилл уже месяц изводят меня насмешками, а собственный муж ведет себя так, словно ослеп!
        Джон, не обидевшись, торжествующе пророкотал, словно могучий медведь. Он вскинул Кэтрин на руки, звонко чмокнул ее в кончик носа и сам устроил жену в повозке, укутав плащом, несмотря на все протесты Кэтрин.
        Вилл закрыл двери трапезной, которые раньше закрывались только в непогоду, а так оставались распахнутыми днем и ночью, безмолвно приглашая войти путников и гостей. Робин посмотрел на запертые двери долгим взглядом, махнул рукой, и отряд двинулся в путь, оставив за спиной старый монастырь, несколько лет бывший средоточием жизни вольного Шервуда.
        ****
        Дорога заняла весь день. На ночь они по привычке разбили лагерь в лесу и продолжили путь, едва дождавшись рассвета. В воздухе все ощутимее веяло прохладной свежестью моря. И вот почти на закате дорога вывела отряд Робина из лесов на огромные луга. А далеко впереди показалась светлая громада замка, который был выстроен на огромной скале, отвесно обрывавшейся в море. Робин осадил Воина и долго смотрел на Веардрун. Обменявшись взглядом с Виллом, он увидел на лице брата такое же волнение. Уже не скрывая нетерпения, Робин пришпорил вороного.
        Мост оказался опущенным, большие обитые железом ворота распахнулись, как по волшебству, и путники въехали за крепостные стены. За стенами открылось огромное пространство, на котором стояли жилые дома, хозяйственные постройки, протянулись выпасы для скота. А дальше высилось второе кольцо стен, за которым находилась резиденция рода Рочестеров.
        - Это не замок, а настоящий город! - прошептала ошеломленная Марианна.
        Услышав ее возглас, Робин мельком бросил взгляд на жену и улыбнулся. Всадников тотчас окружило плотное кольцо людей, которые спешили приветствовать Робина. Расступаясь перед вороным Воином, шествовавшим, высоко поднимая точеные ноги и важно потряхивая гривой, обитатели Веардруна встречали Робина громкими возгласами, ловили его стремя. Робин, смеясь, отвечал на пожатия протянутых к нему рук, обменивался шутливыми приветствиями с девушками, бросавшими цветы под копыта его коня. Сопровождаемые толпой, она въехали во вторые ворота и оказались во дворе, который можно было смело назвать площадью. Вымощенный булыжниками двор, посреди которого высился настоящий дворец, сооруженный из светло-серого камня.
        Эдрик, успев опередить графа на сутки, постарался приготовить Веардрун к возвращению своего господина. Робин спрыгнул с коня и подал руку Марианне. Их тут же окружили вассалы Рочестеров, собравшиеся по зову Эдрика, ратники, замковая челядь.
        - Как же вы возмужали, ваша светлость! - пророкотал бас высокого седовласого мужчины, преклонившего колено перед Робином.
        - Хвала Святой Деве, милорд, вы живы и наконец вернулись к нам!
        - Ваша светлость, а меня вы помните? - спросила миловидная женщина лет тридцати, пробравшись к Робину сквозь плотно окруживших его людей.
        - Как же я мог забыть тебя, Гита? - рассмеялся Робин и поцеловал ее в щеку. - Тебя саму и твою самоотверженность, с которой ты пыталась хотя бы напоить меня, когда я был связан и заперт ратниками шерифа в том амбаре!
        - Мне так хотелось помочь вам! - горячо воскликнула Гита, прижав руку Робина к губам. - А получилось упросить ратников всего лишь разрешить принести вам несколько глотков воды!
        - Я тебе еще тогда сказал, что не стоило жертвовать собой и так просить их, как это сделала ты!
        - Стоило, милорд! Даже ради воды для вас стоило! - убежденно ответила женщина и, увидев Вилла, радостно ахнула: - Лорд Уильям!
        Вилл, на чью долю выпало едва ли меньше приветствий, чем Робину, рассмеялся, открыл объятия и поймал бросившуюся к нему Гиту.
        - А ты все такая же красавица, какой я видел тебя в снах все эти годы! - воскликнул Вилл, покружив женщину.
        - А вы все такой же насмешник, милорд! - ответила Гита, шутливо шлепнув Вилла по руке.
        Марианна спрятала улыбку, догадавшись, что это и есть та самая бойкая служанка, которая умудрилась побывать в постелях обоих сыновей графа Альрика. Гита тем временем заметила Дэниса, который, сидя в седле, вертел головой, пожирая глазами все, что видел вокруг. Его лицо пылало восторгом и восхищением.
        - Ваш сынок, лорд Уильям? Какой славный мальчик! Когда вырастет, будет похож на вас как две капли воды!
        - Ну-ну, Гита! - с притворной строгостью одернул ее Вилл. - Даже не вздумай!
        - Куда мне! - рассмеялась Гита, беспечно махнув рукой. - Я постарею, пока он подрастет! Вон тут сколько молодой девичьей поросли, чтобы он не чувствовал себя одиноким!
        Вилл подал руку Тиль, снимая ее с лошади, и подвел к Эдрику. Тиль робко встретилась с отцом взглядом и склонилась перед ним в почтительном реверансе. Эдрик поднял ее, поцеловал в лоб и накрыл ладонью сплетенные пальцы Вилла и Тиль, благословляя обоих.
        Робин представил Марианну вассалам, ратникам и слугам. Эдрик кому-то махнул рукой, и над Веардруном взвился лазурный стяг с белым единорогом. Украдкой посмотрев на Робина, который не сводил глаз с герба своего рода, Марианна увидела, что он улыбается, не замечая слез на скулах. Она бросила взгляд на Вилла - он тоже не сводил глаз со стяга, и его скулы были также влажны.
        - Ты счастлив? - тихо спросила Марианна Робина.
        В ответ он обнял ее и, крепко прижав к себе, негромко ответил:
        - Да, мое сердце! Особенно тем, что наконец-то могу подарить тебе дом, достойный тебя.
        С трудом оторвав взгляд от стяга, гордо развевавшегося над замком, Робин опустил глаза на Марианну и, взяв ее за руку, повел вверх по ступеням широкой лестницы к дверям дворца, в котором им предстояло начать еще одну часть своей жизни.
        - Иди смелее, моя радость, леди Марианна Рочестер, моя прекрасная и отважная графиня Хантингтон!
        - Я рядом, мой лорд! - шепнула Марианна, поднимаясь по лестнице об руку с Робином. - Я всегда рядом с тобой! Веардрун прекрасен, но помни - мой дом был, есть и будет только там, где ты.
        notes
        Примечания
        1
        Альба (или «утренняя песнь», от провансальского alba - «рассвет»; жанр поэзии и музыки трубадуров, посвященный земной, разделенной любви) анонимного автора. Перевод А. Наймана. Далее - стихи и переводы автора, если не указано иное.
        2
        В оригинале:
        Для нас весною у реки
        Споют и спляшут пастушки.
        3
        Стихотворение английского поэта XVI века Кристофера Марло «Страстный пастух - своей возлюбленной». Перевод И. Жданова. Текст приведен с небольшими сокращениями.
        4
        Вольный перевод из стихотворения Джона Китса.