В твоих объятиях Ли Гринвуд
        # Охотник за наградами Тринити Смит не знал ни страха, ни жалости, если шел по следу преступника. Так почему же его сердце дрогнуло, когда он увидел черноволосую красавицу Викторию Дэвидж, бежавшую от наказания за убийство мужа?
        Осужденная за преступление, которого не совершала, Виктория на собственном горьком опыте научилась не доверять мужчинам и от нового Ковбоя, появившегося на ее ранчо, не могла ждать ничего хорошего. Так почему же она, без колебаний, отдалась ему душой и телом?
        Эти двое должны были стать врагами - но стали возлюбленными. И теперь они готовы вдвоем встретить смертельную опасность...
        Ли Гринвуд
        В твоих объятиях
        Глава 1
        Аризона, 1878 год

«Всего каких-нибудь несколько недель, и очередной убийца отправится на виселицу».
        Тринити опустил бинокль. Он бросил эти слова в пространство... на ветер. Последнее время он все чаще это делал. У палачей друзей не бывает.
        Не то чтобы Тринити был палачом... но он ощущал себя им. Прямо скажем, это ощущение ему не нравилось, но за последние несколько лет он стал именно так себя именовать.
        Ни разу за тринадцать лет, которые он посвятил розыску приговоренных судом убийц и возвращению их в руки правосудия, он не сомневался в справедливости того, что делает. Убийцы должны быть наказаны.
        И все-таки какое-то неясное чувство тревожило его совесть.
        Он напоминал себе, что жители многих городов выходили на улицы, чтобы поблагодарить его. Они пытались заплатить ему деньги, сделать его шерифом, дать ему землю и коров, лишь бы он остался поблизости и продолжал их защищать. Однако он никогда этих наград не принимал. Сознание того, что он отыскал убийцу, было ему единственной наградой. И другой он не желал.
        Он поднял к глазам полевой бинокль и еще раз оглядел окрестности.
        Ранчо «Горная долина» уютно расположилось между двумя невысокими гребнями в долине аризонской реки Верде. Редкая поросль сосен, елей и лиственниц покрывала горные склоны, и сквозь их качающиеся на ветру вершины проглядывали розовато-лиловые от буйно разросшихся цветов луга.
        Долина тихо лежала перед ним, и что-то подсказывало, что в этом месте человек жил в мире и гармонии с природой.
        Но он понимал, что это чувство обманчиво. Именно зло привело его в эту тихую нетронутую долину. Зло, скрывающееся под личиной невинности, красоты и покоя. И он выследит его, как уже делал не раз.
        Но ощущение, что не личность, за которой он охотился, а именно он представляет наибольшую опасность, не покидало его. Сначала, будучи не в силах понять, что его тревожит, он попробовал от него отмахнуться. Но вскоре осознал, что игнорировать такое не следует.
        Он не сомневался в справедливости своей миссии. Убийцу схватили буквально на месте преступления. Присяжные рассмотрели дело и вынесли обвинительный приговор.
        Так почему же он испытывает такое беспокойство?
        На этот раз преступницей была женщина, убившая мужа.
        Приглушенный топот приближающейся лошади заставил Викторию Дэвидж поднять глаза от клумбы с желтыми маками, которые она пересаживала. Гости так редко посещали ранчо ее дяди, что она не сообразила, что не одна, пока в поле ее зрения не появился мужчина на мощном темно-гнедом коне.
        Сердце ее забилось от испуга. Она почувствовала, как напряглось ее тело. Она сделала глубокий вдох, пытаясь расслабиться, но это не помогло.
        Виктория ненавидела это ощущение, но ей нужно было держаться настороже с незнакомцами. От этого зависела ее жизнь.
        Тем не менее впервые она не ощутила подступающую к горлу тошноту паники. И не почувствовала необходимости спрятаться за подпорки вьющихся роз, которые дядя подарил ей два года назад.
        Чтобы лучше рассмотреть незнакомца, Виктория сделала шаг вперед.
        Этот мужчина был не похож на других.
        Он приближался с ленивой уверенностью, которая приходит с годами и сквозит в осанке и неторопливой манере держаться. Хотя Викторию постоянно предупреждали, что ее безопасность напрямую зависит от того, что ее местонахождение никому не известно, она почувствовала, что ее неудержимо тянет к этому сдержанному, самоуверенному человеку.
        Двинувшись ему навстречу, она услышала вдали топот еще одного коня. Обернувшись к купе сосен, росших вдоль горного хребта на краю ранчо, она увидела Бака Стрингера, управляющего ранчо дяди, который выехал из-за деревьев, направляясь к домику ковбоев. Его путь лежал между ней и незнакомцем. Он поговорит с чужаком и выяснит, чего тот хочет. Так что ей не понадобится обнаруживатьсвое присутствие.
        Бак только рассердится, если она это сделает.
        Виктория решила остаться в саду. Бак и ее дядя рисковали жизнью, чтобы увезти ее в Аризону. Не могла же она ради болтовни с заезжим ковбоем поставить их усилия под удар.
        Однако любопытство пересилило осторожность. Скрытая густыми зарослями лиловой сирени, Виктория подобралась поближе.
        Тринити Смит держался настороженно. У него не было причин ожидать неприятностей, но в этих краях человек быстро учился быть внимательным.
        Он позволил коню самому выбрать путь вдоль русла широкого извилистого потока, протекавшего по центру долины. Иногда ему приходилось ступать по более глубокой воде, обходя каменные выступы или нависающие ветви окаймлявших берега деревьев.
        Когда показались здания ранчо, Тринити придержал коня. Он увидел два строения: главный дом и дом для работников, построенные из некрашеных бревен, посеревших от возраста. Строитель расположил их так, чтобы защитники перекрывали выстрелами атаки нападавших с любого направления.
        Он обнаружил два загона для скота. Светлый цвет забора одного из них свидетельствовал о недавней постройке, так же как почти нетронутый ковер травы. Более старый кораль выделялся утоптанными тропинками и проплешинами в траве около мест водопоя.
        Из Трубы главного дома вился легкий дымок. Кто-то занимался там стряпней. Тринити почти уловил аромат пекущегося хлеба, и в животе у него заурчало от голода.
        Разумеется, он обратил внимание на цветы, они росли повсюду: розы, сирень, спирея, тюльпаны, дельфиниум, ирисы и многие другие, которые, как он подозревал, не росли в Аризоне сами по себе. Наверняка понадобилось много труда и заботы, чтобы вырастить их и сберечь в холодные горные зимы.
        Постепенно им овладело чувство глубокого покоя... но горький опыт заставил Тринити прогнать эту иллюзию.
        Он заметил какого-то ковбоя, который выехал из сосняка и направился к дому для работников.
        Бак Стрингер, управляющий.
        Тринити провел много часов, наблюдая за ним в бинокль, смотрел, как он общается с разными обитателями ранчо. Тринити любил разузнать все и обо всех, прежде чем пойти на риск.
        Он мог теперь сказать, что Бак считал себя столь же авторитетным, как владелец ранчо. Да и остальные относились к нему так же. Спал он с ковбоями, но днем ходил в хозяйский дом, как в свой собственный.
        Бак был ростом на голову выше остальных работников. По прикидке Тринити, в нем было примерно шесть футов и три дюйма, а судя по ширине плеч и мощи бицепсов, он был, наверное, вдвое сильнее обычного ковбоя.
        Этого молодого человека не стоило недооценивать. Шериф Уайли Спраг считал, что именно он устроил побег женщины. И проделано все было отлично. Они скрылись задолго до того, как это заметили.
        Бак спешился, но в дом для работников не пошел. Он обернулся, поглядел вдоль ручья в сторону Тринити и стал ждать. Легким толчком пятки Тринити вновь направил коня вперед.
        По воинственной манере Бака Тринити понял, что тот явно ему не рад. Облокотившись на ограду кораля, он начал свертывать папиросу.
        - Чего ты хочешь? - поинтересовался Бак, когда Тринити подъехал.
        Виктория продолжала незаметно следить за их разговором. Бак даже не пытался быть вежливым, он явно хотел, чтобы чужак поскорее убрался прочь. Она же надеялась, что он хотя бы останется на ужин.
        - Просто еду мимо, - невозмутимо ответил Тринити. Ответить таким же враждебным тоном значило все испортить. Он снял шляпу и вытер лоб рукавом. - Сегодня жарковато. Вот я и решил заглянуть попить. Меня зовут Тринити Смит.
        - Насос около водопоя. С водой здесь туго, так что не трать ее зря.
        Тринити знал, что большинство жителей Восточного побережья считают Аризону пустыней, но здесь, в этих снежных лесистых горах, было зелено. В хороший год ручьи здесь не пересыхали и в летний зной. Так что Баку было незачем скупиться на воду.
        Тринити подвел коня к водопою. Бак следовал за ним по пятам. На дне водоема оставалось немного воды, и Тринити вычерпал ее шляпой.
        - Я велел тебе не тратить воду зря, - промолвил Бак. - Тут хватило бы твоей лошади.
        - Она теплая, а Спенглер такую терпеть не может, - ответил Тринити и, взявшись за ручку помпы, стал качать в водоем свежую воду.
        Виктория не могла не улыбнуться, видя, как легко этот незнакомец поставил Бака на место. Баку не стоило вести себя так по-хозяйски.
        - Холодная вода в жару вредна лошадям. От этого у них колики.
        - Спенглер это знает, - ответил Тринити, продолжая качать воду. - Он будет пить медленно, однако предпочитает холодную воду.
        Он знал, что его коню все равно - теплая вода или холодная, но хотел позлить Бака и посмотреть, как тот будет себя вести.
        - Пей свою воду и проезжай, - раздраженно произнес Бак. - У меня много дел.
        - Тебе необязательно присматривать за мной. Со мной ничего плохого не случится.
        - Я смотрю, чтобы ты не сделал ничего плохого, - отозвался Бак.
        - Не может быть, чтобы ты так распалился из-за одинокого ковбоя, которому понадобился глоток воды, - произнес Тринити самым невинным тоном, на какой был способен. Он покачал головой, как бы сожалея о несдержанности Бака. - Наверное, ты так дергаешься из-за апачей на тех холмах.
        Не должен бы Бак так грубить незнакомцу, даже ради ее безопасности, подумала Виктория и решительно шагнула вперед, обнаруживая свое присутствие. Но не успела она заговорить, как Тринити перевел взгляд на главный дом ранчо.
        Оттуда как раз вышел пожилой человек и направился к мужчинам. Он был высоким, худощавым, приятной наружности.
        Это был Грант Дэвидж, владелец ранчо «Горная долина».
        - У нас больше нет неприятностей с апачами, - произнес Грант. - Они уже поняли, что мы способны убить слишком много их молодцов.
        - Никогда не видел, чтобы это останавливало апачей, - откликнулся Тринити. - По-моему, это лишь придает им задора.
        - Я никогда не мог этого понять, - пожал плечами Грант и доброжелательно протянул руку Тринити. - Я Грант Дэвидж, а этот резкий молодой человек - Бак Стрингер, мой управляющий. Я владелец ранчо «Горная долина». Вы приехали издалека?
        - Можно сказать и так, - ответил Тринити, пожимая его руку. - Последнее место моего пребывания - Техас. Каким будет следующее, я еще не решил, но мне захотелось посмотреть на Калифорнию.
        - Ищете работу?
        - Ничего постоянного. Я подумал, что можно чуток погонять коров и поднакопить денег на пропитание. После этого я, наверное, двинусь дальше. Не люблю долго сидеть на одном месте.
        - Можешь уже двигать дальше, - буркнул Бак. - Нам такие типы, как ты, здесь не нужны.
        - Полегче, Бак, - промолвил Грант. - Не стоит каждого проезжего считать охотником за наградой.
        - Не в этом дело, - фыркнул Бак, - он мне просто не нравится.
        - Не могу тебя винить, - заметил Тринити. - Разве угадаешь, на что я способен. А что касается охотников за наградами, я и сам их не слишком уважаю. Но тебе вряд ли что-то грозит.
        Виктория еле удержалась, чтобы не рассмеяться в голос. Ее забавляло, как легко поддразнивал Бака этот чужак. Слишком уж серьезно Бак воспринимал себя.
        Тринити повернулся к Дэвиджу:
        - Я не откажусь, если вы предложите мне работу.
        - Ты нам не нужен, - повторил Бак тоном человека, мнение которого - закон. - Садись на свою лошадь и уезжай.
        Виктория решила, что больше прятаться и подслушивать неприлично. Больше не было речи о ее безопасности, ведь здесь присутствовали дядя и Бак. И потом, если она ничего не предпримет, этот ковбой просто повернется и уедет.
        - Еще один всадник может нам пригодиться, - произнесла она, выходя из сада.
        Звук приятного женского голоса заставил Тринити повернуться налево. У него перехватило дыхание.
        Виктория Дэвидж! Ему говорили о ее красоте, предупреждали, какое сильное впечатление она производит... Он долго изучал ее в бинокль, привыкая к совершенству ее черт, к соблазнительному изгибу груди, чувственному покачиванию бедер при ходьбе.
        Необычайно ясные синие глаза, лишь с легким оттенком тревоги в глубине. Она смотрела на него из-под широких полей шляпы.
        На лице ее было написано любопытство, смешанное с весельем и приглушенным осторожностью возбуждением. Она выглядела открытой, дружелюбной, умной, жаждущей развлечений.
        Несколько прядок темно-рыжих волос выбились из-под шляпы и в очаровательном беспорядке закудрявились на висках и над ушками. На губах затеплилась нерешительная улыбка. На губах, сочных и влажных, казалось, созданных исключительно для поцелуев.
        Соблазнительные изгибы ее фигуры не скрывали ни застегнутая до горла рубашка с длинными рукавами, ни длинная юбка.
        Тринити понимал, что на лице его отразилось удивление, но ничего не мог с этим поделать. Он лишь один раз видел более красивую женщину.
        Куини!
        Однако Виктория Дэвидж убила своего мужа. И он был твердо намерен отвезти ее обратно в Техас, на виселицу.
        Тринити взял себя в руки. Он заметил веселье в глазах Гранта Дэвиджа и понял, что тот обратил внимание на то, как подействовала на него красота Виктории. Еще он увидел, как сверкнула ярость в глазах Бака, и понял, что она происходит из того же источника. Что именно промелькнуло во взгляде Виктории, он рассмотреть не успел, но надеялся, что не насмешка.
        - А как вы обращаетесь с револьвером? - поинтересовался Грант.
        - Обычно я попадаю туда, куда целюсь, - ответил Тринити. - Но не думаю, что меня можно назвать стрелком.
        - Тем лучше, - откликнулся Грант. - Мужчина должен уметь обращаться с оружием, но ему не следует любить это дело.
        - И все-таки мы ничего о нем не знаем, - настаивал Бак.
        - Нет, знаем, - вмешалась Виктория. - Он человек, заехавший попить. Я была в саду, когда вы подъехали, и не могла не услышать ваш разговор. - Она послала Тринити дружелюбную улыбку в ответ на его вопросительный взгляд. - А что вам больше нравится делать?
        - Мне больше нравится не сидеть на одном месте, заниматься разными работами, знакомиться с разными краями.
        - Звучит так, словно вам нравится знакомиться с обстановкой, чтобы потом сюда вернуться, - подозрительно заметал Бак.
        - Просто пытаюсь избежать скуки, - объяснил Тринити. - Не то чтобы я считал себя умнее других, но скакать по каньонам, присматривая за коровами, ум человека не занимает.
        - Лучше бы занимало, если человек хочет остаться в живых, - фыркнул в ответ Бак.
        - Пора вам обоим перестать препираться, - проговорил Грант Дэвидж. - Бак, нам же нужна сейчас подмога, а он вроде подходит.
        - Вы ведь знаете, как я не люблю нанимать всякого заезжего...
        - Но именно так я нанял тебя, - напомнил ему Грант, - и с тех пор ежечасно благодарю за это небеса.
        - Но...
        - Я знаю, о чем ты беспокоишься, - промолвила Виктория. - Но нельзя же только из-за меня прогонять каждого заезжего ковбоя.
        Лицо Виктории смягчилось, когда она, говоря это, смотрела на Бака, и Тринити готов был поклясться, что они любовники.
        Он почувствовал, как все его тело напряглось в неприятии их близости. Что с ним такое творится?
        Почему он ведет себя как подросток в приступе первой любви? Он даже не знает толком эту женщину! Он приехал, чтобы отвезти ее на виселицу. Почему, черт возьми, ему вздумалось ее ревновать?!
        Наверное, он неправильно понял свои чувства. Видимо, это просто злость на то, что такой честный парень, как Бак Стрингер, купился на милое личико, нежный голос и несколько прикосновений. Возможно, именно так она заманила своего будущего мужа в брачную ловушку. Если этот злосчастный дурень был такой же податливый, как Бак, она сумела бы охмурить его в пять минут. Он предполагал, что Бак ради нее пойдет на все.
        Глава 2
        - Сложи свои вещи в доме для работников, - сказал Грант Дэвидж. - Бак покажет тебе все вокруг.
        - Он только что слез с седла, - сказала Виктория. - Почему бы тебе не дать ему возможность немного отдохнуть? Вы все можете пройти в дом, попить кофе и познакомиться. Вы любите пекановый пирог? Я сегодня утром испекла свежий.
        Тринити был неприхотлив в еде, но сладко? было его слабостью.
        - Мэм, вы произнесли волшебные слова.
        - Ты ничего о нем не знаешь, а уже приглашаешь на пирог, - упрекнул ее Бак.
        - Я родился в хижине на берегу реки Тринити, - сообщил Тринити. - Так я и получил свое имя. Родители мои умерли, а я с тех пор странствую по всему Западу. Больше сказать нечего. А теперь, если вы дадите мне несколько минут, чтобы расседлать коня и избавиться от части дорожной пыли, я покажу, как сумею управиться с вашим пирогом.
        - Он будет вас ждать. Кстати, меня зовут Виктория Дэвидж. Грант - мой дядя.
        Значит, она пользовалась своей девичьей фамилией. Впрочем, он этого и ожидал от нее. Не было ей смысла объявлять себя вдовой убитого. Даже в диком захолустье Аризоны кто-нибудь мог сопоставить факты, а с наградой в тысячу долларов за поимку охотников пуститься в погоню за ней хватило бы.
        Он-то приехал сюда не за наградой. Он не возьмет из нее ни цента. Он должен вернуть в Техас Викторию Дэвидж, а точнее, миссис Джеб Блейзер, чтобы она заплатила за свое преступление.
        - Пошли, Спенглер, - позвал Тринити коня, опуская шесты входа в кораль. Он не оглянулся, но знал, что конь послушно оторвет морду от холодной воды и последует за ним.
        - Я приведу его, - произнес Бак, раздосадованный интересом Виктории к Тринити. - Тебе нет нужды его ждать.
        - Мне не трудно, - откликнулась Виктория. Ее любопытство по поводу Тринити усилилось: она не знала никого, кто обращался бы с конем как с человеком, а тот, в свою очередь, с готовностью отзывался хозяину. - Я никогда не видела такого красивого жеребца, - сказала она Баку. - Как ты думаешь, может он сравниться с твоим Аппалузой?
        Пока Бак и ее дядя обсуждали лошадей, Виктория наблюдала за Тринити. Ей нравилось то, что она видит, но она не могла понять свою реакцию на него. На протяжении пяти лет она старательно держалась подальше от новых работников ранчо, пока Бак или дядя не говорили ей, что им можно доверять.
        А притяжение этого мужчины меньше чем за пятнадцать минут выманило ее из сада. Ни один мужчина не оказывал на нее такого сильного действия. Даже муж.
        Она не могла бы сказать, красив ли Тринити так же, как был ее муж, Джеб Блейзер: солнце светило ей в глаза, и она не могла толком его рассмотреть. Но все в нем как-то очень ловко подходило друг к другу, словно все части тела были специально подобраны: длинные ноги, плоский живот, широкие плечи - все у него было таким, как должно быть у настоящего мужчины. А она еще не коснулась той его силы, которая буквально вытянула ее из укрытия.
        Поверхностный наблюдатель мог этого не заметить из-за его спокойной, даже слегка небрежной манеры держаться, но Виктория почувствовала горящую в нем целеустремленность, готовую превратить в пыль любое препятствие на его пути. Ее дядя и Бак всегда казались полными жизни, решительными, но по сравнению с этим человеком выглядели, как зажженная спичка рядом с лесным пожаром.
        - Очень по-соседски с вашей стороны дождаться меня, - обратился Тринити к Виктории, ставя на место заграждение кораля.
        - У нас бывает не так много приезжих, - ответила она. - А так приятно узнавать последние новости.
        - Вряд ли я могу рассказать вам какие-то новости, мэм. Я держусь сам по себе.
        Виктория повернулась к нему и с притворным удивлением подняла брови:
        - Но ведь вы знаете, кто сейчас президент, не так ли?
        - Да, мэм, - улыбнулся Тринити, - это я знаю.
        - А как обстоят дела на рынке скота? - поинтересовался ее дядя.
        - Несколько оправился, особенно после зимних бурь позапрошлого года, но к тому, что было, еще не вернулся.
        - Этого я и боялся, - кивнул Грант, - Хорошо, что мы продаем скот армии.
        - Да это и ближе, - заметил Бак. - Мне не нравится уходить в долгие перегоны. - Говоря это, он посмотрел на Викторию, и в голосе его прозвучала гордость собственника.
        У Виктории от этого заныли зубы. Обычно она не обращала на эту манеру Бака особого внимания, однако сегодня, в присутствии Тринити, это вызвало у нее раздражение. Она знала, что Тринити не мог не обратить на это внимания, и почувствовала необходимость твердо разъяснить ему, что Бак не имеет на нее никаких прав.
        - Мне кажется, что ты и парни должны быть счастливы выбираться отсюда как можно чаще, - произнесла она. - Здесь делать нечего. И, что хуже всего, никаких женщин.
        Прежде чем Бак успел возразить, она сменила тему разговора.
        - Если вы никогда не бывали в Аризоне, мистер Смит, вас ждет много удивительного. Здесь совсем не похоже на Техас.
        - Не похоже, - подтвердил Тринити. - Это напоминает Колорадо.
        - Наверное, вы много краев повидали. - Она не смогла скрыть нотку зависти. - А чем вы вообще занимаетесь? - Вопрос выскочил раньше, чем она успела сдержаться. - Знаю, мне не стоило спрашивать об этом, - торопливо извинилась она. - Дядя Грант неустанно напоминает мне, что таких вопросов задавать не следует, но моя мама выросла в Алабаме и для нее человек не был человеком, пока она не узнавала, откуда он, чем занимается и кто его родня.
        Тринити улыбнулся, следуя за ней на кухню.
        - Думаю, моя матушка тоже так рассуждала, но настоящего родного дома она мне не дала и оставила меня без родни.
        - Простите. Я не хотела...
        - Не тревожьтесь понапрасну. Просто отрежьте мне кусочек этого пеканового пирога. С той минуты как вы о нем упомянули, я больше ни о чем не могу думать.
        Тринити никогда раньше не бывал в такой огромной кухне. Один ее торец занимала громадная железная печка. Стена представляла собой ряд кухонных шкафов. Напротив - большой открытый очаг. Из окон открывался вид на пики далеких гор. Середину комнаты занимал длинный дубовый стол.
        Но что по-настоящему потрясло его, так это цветы. Они были повсюду. Маленькие букетики и большие пучки, в чайных чашках и больших кувшинах, на столе и на каминной полке. Даже свисали в корзинках перед окнами.
        Пока Виктория накрывала на стол, Грант засыпал Тринити вопросами относительно состояния трав в местах, которые он проехал, и возможного появления поблизости банд индейцев. Бак разместился у двери.
        Виктория пыталась убедить себя, что Тринити внимательно слушает дядю, но его глаза почти не отрывались от нее. Поначалу ей это льстило, но вскоре ей захотелось, чтобы его взгляд переместился куда-нибудь еще. Его внимание ее смущало. После пяти лет пребывания в исключительно мужском обществе она привыкла быть центром внимания, но что-то в его пристальном наблюдении заставляло ее чувствовать себя неуютно.
        Этот взгляд не был оценивающим. Такие она хорошо знала. Скорее, она назвала бы его неодобрительным. И еще пронизывающим, как будто он старался проникнуть во все ее секреты. И даже это было не совсем точным определением. Было в его скрытой глубине нечто резкое и осуждающее.
        Она увидела, как он оглянулся через плечо на Бака. Он что, решил, будто у нее с Баком роман?
        Эта мысль заставила ее всерьез разозлиться на Тринити... и на Бака.
        Тринити не имел права так на нее смотреть. Он ничего о ней не знал. Интересно, она ему просто не понравилась, или он вообще не любил женщин? Нет, не так. Она вспомнила, как он поглядел на нее, когда увидел в первый раз.
        Ну что ж, вряд ли его мнение может что-то для нее значить. Он пробудет здесь всего каких-то несколько недель или месяцев.
        И все же ей не хотелось так быстро отмахиваться от него. Она не сомневалась, что он может многое порассказать.
        - Могу я дать вам что-нибудь еще? - осведомилась она, ставя перед Тринити ореховый пирог.
        В его глазах появились веселые искорки. Может, он и осуждал ее за что-то, но хорошо будет пообщаться с человеком, который заставит ее смеяться.
        Кроме того, ей нужно было понять, почему ее так тянет к нему. У нее было ощущение, что она знает его всю жизнь...
        - Второй кусок.
        Виктория удивленно посмотрела на него и засмеялась:
        - Да вы еще первый не ели. Откуда вы знаете, что вам понравится?
        - Его пекли вы?
        - Я его стряпала, а пек Рамон.
        - Тогда уверен, что он мне понравится.
        - Вы, наверное, ирландец.
        - Разве вам не нравятся комплименты? - поинтересовался Тринити.
        - Нравятся, но заслуженные.
        Тринити откусил пирог и зажмурился, наслаждаясь вкусом.
        - Этот, безусловно, заслуженный, - кивнул он. - Знай я, что вы умеете делать с пеканами, я притащил бы с собой из Техаса целый мешок.
        - Хорошо, что я умею стряпать. А то мне больше ничего не разрешают делать, - пожаловалась Виктория.
        Сдержанный гнев, горечь и неудовлетворенность прозвучали в ее голосе так явно, что все трое мужчин не могли их не заметить. Она знала, что дядя и Бак ее не поймут. Они никогда ее не понимали. Она все время старалась сдерживаться и выказывать лишь благодарность, но иногда просто не могла скрыть свои чувства. Ее раздосадовало, что сейчас она обнаружила их перед незнакомцем.
        - На таком ранчо женщина мало что может делать, - объяснила она, надеясь, что у Тринити не хватит сообразительности ее понять. Хотя в глазах его светился ум. - Временами мне так хочется делать что-то по-настоящему полезное. Больше, чем печь пироги и выращивать цветы.
        Тринити сосредоточился на пироге, предоставив Гранту Дэвиджу ответить племяннице.
        - Полагаю, что тебе надоело быть закупоренной в этой долине, но у меня не было бы ни минуты покоя, окажись ты рядом с индейцами или еще бог знает с кем, проезжающим через долину.
        - Не знаю, не знаю, - протянул Тринити, чертики плясали у него в глазах. - Будь я коровой, которая сталкивалась с рысями или медведями, а потом наткнулась на такую маленькую леди, я был бы очень счастлив лечь и протянуть ей все четыре ноги, чтобы она их связала и увела меня с собой.
        Виктория рассмеялась.
        - Дайте ему работу, дядюшка, - проговорила она. - Лжет он бессовестно, но делает это так обаятельно.
        - Уверяю вас, мэм...
        - Не надо. Женщины наслаждаются лестью. Однако лесть теряет часть своей привлекательности, когда льстец начинает клясться, что это правда.
        - Вы слишком мудрая для своего возраста. Облачко набежало на лицо Виктории.
        - Я старше, чем вы думаете.
        - Я вижу, что вы не девочка, - быстро исправился Тринити. - Девочка, по определению, - несформировавшаяся женщина, а значит, не могла бы быть такой совершенной.
        Виктория снова рассмеялась, более непринужденно, чем раньше.
        - У вас на все найдется ответ. Не удивлюсь, если узнаю, что вас изгнали из Техаса.
        - Хотел бы я изгнать его из Аризоны, - мрачно произнес Бак.
        - Я на самом деле абсолютно безвреден, - откликнулся Тринити. - Мой старик говаривал: «Не тревожься о том, кто разговоры разговаривает. Берегись, когда он замолчит».
        - Тогда, полагаю, нам не стоит вас бояться: вы не закрывали рта с той минуты, как сюда приехали. Как по-вашему, сможете вы помолчать так долго, чтобы успеть поработать?
        - Если дадите подходящую работу.
        - Ну и какую же именно? - осведомился Бак с сарказмом в голосе.
        - С разговорами, разумеется.
        Виктория и ее дядя заулыбались, а Бак насупился:
        - Такой работы у нас нет.
        - Наверняка есть. Я мог бы приносить что-нибудь мисс Дэвидж. Ей для стряпни, должно быть, нужно много дров и воды. Потом, выносить помои, подметать мусор. И все это время я мог бы разговаривать, чтобы она не тревожилась о вас. Не украли ли вас индейцы.
        - Когда нам понадобится для дома прислуга, мы наймем женщину, - отрезал Бак.
        - Держу пари, что мисс Дэвидж больше понравится, если вы наймете домашнего слугу. Это будет поинтереснее.
        - Здесь и так хватает интересного. - Бак захлебнулся от злости.
        - Хотите проехаться со мной, мэм? Говорят, что Лос-Анджелес становится по-настоящему красивым городом. Конечно, его не сравнить с Сан-Франциско, но я и туда могу вас проводить, если захотите.
        - Виктория не хочет ехать в Калифорнию, особенно с таким, как ты, - взорвался Бак, не дав Виктории времени ответить самой.
        - Хорошо, что я не принимаю это как личное оскорбление, - заметил Тринити дружелюбно.
        - Я именно имел в виду твою личность. Так что если хочешь получить работу, пошевеливайся. И забудь дорогу сюда, на кухню.
        - Сейчас, кроме вас, в доме для работников никого не будет, - возразила Виктория. - Поэтому будете есть с нами.
        - Мне все равно, - откликнулся Тринити. - Если время от времени смогу заходить сюда за куском пирога.
        - Вы будете есть с нами, - подвел черту спору Грант Дэвидж.
        - Я направляюсь в дом для работников, - обратился Бак к Тринити, - и устрою тебя там.
        - Нет нужды так торопиться, - сказал Грант. - Можешь отвести его туда после обеда. Я хочу с ним поговорить.
        - А можешь ты ему доверять? - спросил Бак, бросая сердитый взгляд на Тринити.
        - Не такой это большой секрет. Половина Техаса уже его знает.
        Бак прислонился к стене. Недовольное выражение его лица превратилось в хмурую гримасу.
        - Бак не испытывает к вам неприязни, - уверил Грант Тринити. - Он просто тревожится, считая, что любой человек, появляющийся в этой долине, охотится на Викторию.
        Тринити постарался выглядеть недоумевающим и заинтригованным.
        - Пять лет тому назад кто-то убил мужа Виктории, - объяснил Грант. - Найти того, кто это сделал, не удалось, и они попытались возложить вину за это на Викторию. К тому времени как я туда приехал, они уже назначили дату суда и подобрали присяжных. Они собрались повесить ее в конце недели. Виселицу уже устанавливали.
        Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что Грант верит в невиновность Виктории.
        - Судья не захотел меня выслушать. Он был свекром Виктории, а Джеб был его единственным сыном. Я полагаю, что он вообще не мог бы держаться, если бы не его жена. Виктория не очень любила эту свою свекровь, его вторую жену, но Майра Блейзер - женщина поразительная. Я собирался подать прошение о помиловании губернатору, но судья Блейзер постарался закончить суд побыстрее.
        - И что же вы сделали?
        - Бак придумал, как вызволить ее из тюрьмы. Сработало как по маслу. Никто не пострадал. Мы были на полпути через Техас, прежде чем они поняли, что Виктория сбежала.
        - А здесь она в безопасности?
        - Пока она не находится на земле штата, они не могут ее тронуть. А местный губернатор - мой личный друг. И он никогда не отошлет Викторию обратно. Он убежден, что женщин нельзя вешать.
        - Даже виновных?
        Тринити не хотел этого говорить, но не сдержался. Слова Гранта скребанули по старым ранам. Даже спустя много лет воспоминания о том, что сотворила Куини с ним и его отцом, заставляли его свирепеть от гнева. Куини удалось уйти от наказания. Она исчезла без следа. Но, Бог свидетель, Виктории Дэвидж это не удастся... если это будет зависеть от него.
        - Поскольку Виктория невиновна, я об этом и не задумывался, - отмахнулся от этого соображения Грант.
        - А не было у вас неприятностей с людьми, охотившимися за ней? - поинтересовался Тринити, меняя тему разговора. - Я имею в виду, что наверняка за ее возвращение была назначена награда.
        - Вы не собираетесь ее заполучить?
        - Нет, но многие продадут и мать родную за пятьдесят долларов.
        - Была назначена награда в тысячу долларов, а судья Блейзер пообещал в десять раз больше тому койоту, который явится за ней. - Серые глаза Гранта стали холодно-стальными, лицо окаменело в жесткой решимости. - Но он не учел меня и Бака. Если этих охотников нельзя было купить, мы... - Грант оборвал себя. Взгляд его твердо и с вызовом встретил взгляд Тринити. - Скажем так: я смог убедить их, что им легче будет заработать такие деньги в другом месте.
        Тринити задумался, нет ли закопанных тел где-нибудь в дальнем уголке этого ранчо. В его работу не входила проверка Гранта или его управляющего, но знать об этом не помешало бы.
        - Почему вы рассказываете мне все это? - спросил Тринити.
        - Потому что частью вашей работы будет охрана Виктории. По сути, самой важной частью. Каждый ковбой здесь знает о том, что случилось, и поклялся не позволить никому увезти ее из долины.
        - Полагаю, постоянное пребывание под замком может сильно наскучить, - повернулся Тринити к Виктории.
        - Да, может, - согласилась Виктория, радуясь тому, что разговор уходит от ее ужасного прошлого. - Бывают моменты, когда я мечтаю о том, чтобы перестать быть пленницей и иметь возможность поехать туда, куда хочу. И вообще, мне очень бы хотелось быть мужчиной.
        - Боже милостивый! - воскликнул Тринити. - Какое бы это было несчастье!
        Виктория засмеялась. Она не могла припомнить, когда столько смеялась на протяжении одного дня. Как же это было замечательно!
        - Я намерена настоять, чтобы дядя Грант подольше задержал вас на нашем ранчо, - произнесла Виктория.
        - Все мужчины считают тебя красавицей, - заметил Грант.
        - Знаю, но они боятся сказать лишнее слово. А Тринити храбро говорит то, что взбредет в голову.
        - Не могу себе вообразить, чтобы мне в голову пришло сказать что-то вам неприятное, мэм.
        - Вы только что это сделали.
        - Мэм?
        - Вот снова. - У Тринити был растерянный вид. - Меня зовут Виктория, и мне неизвестен никто по имени Мэм.
        - Но звать по имени хозяйку невежливо.
        - Значит, хорошо, что я не хозяйка, - сказала Виктория, когда Тринити попытался возразить. - Дядя Грант здесь хозяин, Бак - управляющий, а я просто здесь живу. Если вы хотите получить еще кусок орехового пирога, научитесь звать меня Виктория.
        - Мэм, я научусь звать вас как захотите, только продолжайте печь такие пироги.
        - Еще раз назовете меня Мэм - будете обедать в доме для работников.
        Тринити посмотрел на Викторию несколько глуповатым взглядом.
        - Я постараюсь, но вы должны простить мне, если я иногда забудусь. Понимаете ли, мой папаша придерживался суровых правил и порол меня, если я не называл каждую встреченную женщину «мэм».
        Чертики, плясавшие в глазах Тринити, сказали Виктории, что не стоит принимать его слова всерьез.
        - Вам следует постараться. Несколько пропущенных трапез очень поспособствуют остроте вашей памяти.
        - Она всегда такая жестокая? - обратился Тринити к Гранту.
        - Очень решительная, - кивнул Грант, и в глазах его засверкали ответные огоньки. - Думаю, вам лучше подчиниться ее приказу. Неплохо было бы вам пару дней не удаляться от дома. У нас слишком мало людей, чтобы отозвать их с гор, а Баку и мне придется далеко отъезжать в ближайшие несколько дней.
        - Виктории совсем не нужно, чтобы рядом с ней болтался кто-то вроде него, - запротестовал Бак.
        - Мне не нравится оставлять ее надолго одну, - объяснил Грант Тринити.
        - У нее есть Рамон и Анита.
        - Они мало чем смогут помочь, если что случится.
        - Неприятностей у нас не было три года. Не понимаю, почему они должны случиться в ближайшие два дня.
        - Это еще даст ему шанс получше узнать местность, - добродушно продолжал Грант, не обращая внимания на настойчивое недовольство Бака. - Ты не станешь возражать, Виктория?
        - Нет, если я смогу продолжать обследовать окрестности, - отозвалась она.
        - Приказывай ему что захочешь. Ты согласен? - посмотрел Грант на Тринити.
        - Любоваться хорошенькой женщиной всегда приятнее, чем гоняться за коровами.
        - Ты не слишком-то... - начал Бак.
        - Он всего лишь дразнит тебя, Бак, - прервала его Виктория. - Неужели ты этого не видишь?
        - Я вижу неизвестного ковбоя, который влез к вам в доверие.
        - Я же сказал, что меня зовут Тринити...
        - Это ты так говоришь, - сердито откликнулся Бак. - А может, тебя вовсе зовут Билли или Малыш... Кто тебя знает.
        - Он на шесть дюймов ниже меня, - уточнил Тринити. - И кроме того, начал толстеть.
        - Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду! - яростно взревел Бак.
        - Мы все это поняли, - поспешно произнес Грант. - Но я доверяю Тринити. Мне он понравился. И я буду чувствовать себя спокойнее, зная, что он с Викторией.
        Напряжение в комнате стало просто ощутимым. Тринити видел, что Бак едва сдерживается.
        На данный момент этого было достаточно. Он поднялся из-за стола:
        - Спасибо за пирог, мисс Виктория. Не помню, когда ел что-нибудь вкуснее.
        - Хотите второй кусок? - спросила Виктория. Напряжение сошло с ее лица.
        - Я сберегу его на завтра. Это помешает мне заблудиться.
        - Если вы не заблудились на пути из Техаса в Аризону, сомневаюсь, что вы потеряетесь между большим домом и домом для работников.
        Тринити весело ухмыльнулся:
        - Тем более что Бак присмотрит за мной.
        - Я не слишком бы на это рассчитывала. Судя по тому, какие взгляды он на вас кидает, он скорее заведет вас в горы.
        - Он просто пока тебе не доверяет, - настойчиво повторил Грант.
        - Это я могу понять, - кивнул Тринити. - Но он ведь наверняка понимает, что я сделаю все, чтобы защитить мисс Викторию.
        - Посмотрим, - недружелюбно пробурчал Бак, все еще кипя. - Пойдем, устрою тебя на житье.
        Они добрались до дома для работников, и Бак сказал:
        - Давай поговорим напрямую. Я тебе не доверяю, и ты мне не нравишься. Не знаю почему, но это так. А я всегда следую своему инстинкту.
        - Да я и не возражаю, - откликнулся Тринити, забрасывая свои вещи на ближайшую койку. - Я и сам такой.
        - Что ж, пусть твои инстинкты не дадут тебе крутиться вокруг Виктории. Она выйдет замуж за меня, и я не позволю никому приставать к моей женщине.
        Тринити пристально посмотрел ему в глаза:
        - Вообразить не могу, чтобы Виктория была чьей-то женщиной, даже если бы она хотела быть его женой.
        - А мне все равно, что ты там себе воображаешь. Ты здесь не задержишься настолько, чтобы это имело какое-то значение.
        - Почему ты так полагаешь? Это вроде бы хорошее место.
        Лицо Бака помрачнело.
        - Ты сказал, что двинешься дальше, как только немного подкормишься.
        - Сначала я так и думал, - произнес Тринити, вытягиваясь на койке. На лице его блуждала ухмылка, явно рассчитанная на то, чтобы раздразнить Бака. Мягкий матрас, покрывавший доски, делал постель гораздо удобнее, чем ожидал Тринити, и он позволил своему телу расслабиться. После ночлегов на камнях и твердой земле эта койка показалась ему достойной лучшего отеля Сан-Франциско. - Вообще-то я никогда не остаюсь долго на одном месте, но думаю, что мне здесь понравится.
        - Послушай-ка... - начал Бак.
        Однако закончить фразу он не успел. Тринити сорвался с койки, как распрямившаяся пружина. Прежде чем Бак успел сообразить, что происходит, он оказался нос к носу с совсем другим человеком, вовсе не с добродушным и общительным чужаком, который за секунду до этого улегся отдохнуть.
        - А теперь послушай-ка меня. - Тринити говорил мягко, но тело его напряглось и глаза потемнели. - Я не терплю, когда мне угрожают. Можешь не любить меня сколько хочешь - мне и самому ты не слишком нравишься, - но угрожать я не позволю. Я выполню любую работу, которую ты мне поручишь, и переделаю ее, если с первого раза что-то выйдет не так. Но станешь меня травить, и я наброшусь на тебя, как койот на кролика. Понял?
        - Понял, понял, - сказал Бак с таким видом, словно слышал подобные слова не в первый раз и они его не впечатлили. Тем не менее он отступил, как бы молчаливо признавая, что перешел некую грань. - Только имей в виду, что я буду следить за каждым твоим шагом. Мистер Дэвидж может предоставить тебе работу, но ты будешь работать под моим началом, чтобы ее сохранить.
        - Означает ли это, что ты изменяешь приказ на завтра? - осведомился Тринити, и в глазах его сверкнул вызов.
        - Мистер Дэвидж здесь хозяин. Если он приказывает тебе охранять Викторию, значит, это ты и будешь делать. Хотя я предпочел бы, чтобы он выбрал для этого кого-то, кому можно доверять.
        - Ты собираешься нанять еще работников?
        - Нет. Я предпочитаю заставлять всех работать до изнеможения. Чтобы не получилось, как с тем человеком, которого мы наняли несколько лет тому назад. Чуть не оказалось слишком поздно.
        - Что оказалось?
        - Он был послан увезти Викторию обратно. Это был второй такой.
        - Что случилось?
        - Мы от него избавились.
        Тринити не успел задать еще вопрос, потому что Бак пулей вылетел из дома для работников, но вопрос продолжал жечь его. Неужели Грант, или Бак, или они вместе убили человека, лишь бы не дать ему вернуть Викторию в Техас?
        Тринити не нашел в себе силы винить кого бы то ни было за желание защитить Викторию. Мужчины грабили, мошенничали, убивали ради женщин гораздо менее красивых. По сравнению с этим стремление отпугнуть чужаков казалось безобидным. Будь Виктория его женщиной, он тоже не церемонился бы ни с кем.
        Эта мысль застигла Тринити врасплох. Он поклялся, что после Куини ни одна женщина не будет иметь над ним власти. И хотя знал с тех пор многих красивых женщин, он свою клятву сдержал.
        Не было никаких сомнений в том, что Виктория убила своего мужа. Улики свидетельствовали, что больше некому было это сделать. Значит, должна была быть веская на то причина. Как ни странно, Тринити почувствовал себя обязанным выяснить это.
        Он еще не понимал толком почему, но не мог просто вернуть Викторию в Техас и позабыть о ней. Он должен узнать, почему она это сделала.
        Но каким образом сможет он это выяснить?
        Впрочем, он не успел сосредоточиться на этой мысли, потому что дверь дома для работников вдруг с грохотом распахнулась. В мгновение ока Тринити скатился на пол и выхватил револьвер.
        Глава 3
        В комнату ввалился коренастый плотный мексиканец лет сорока. Он опирался на тощего, рыжего и веснушчатого подростка. На миг все трое замерли, уставившись друг на друга. Тринити заговорил первым:
        - Простите за холодный прием.
        - Вы кто такой? - требовательно поинтересовался подросток. - И что вы здесь делаете?
        - Зовут меня Тринити Смит. Меня только что наняли.
        - Бак никогда бы вас не нанял, - настаивал юноша.
        - Меня нанял мистер Дэвидж. Против совета Бака.
        - В это я верю, - произнес мексиканец. Он проковылял к койке и осторожно опустился на нее. Загорелое лицо и неги колесом выдавали в нем работника ранчо. Пронзительный взгляд черных глаз говорил о том, что его легко не проведешь. - Ему нужно нанять новых работников, чтобы заменить стариков вроде меня.
        - Да через пару дней ты выздоровеешь и будешь как новенький, - проговорил юноша. Несмотря на грубоватый тон, было видно, что старика он любит. - Постарайся только не опираться на эту ногу.
        - Как же ты справишься один? Ведь ездить с тобой будет некому.
        - Может быть, Бак позволит мне поездить с ним, - сказал Тринити мексиканцу.
        - Мне не нужен какой-то чужак за спиной, - проговорил юноша.
        - Простите наши манеры, - вздохнул старик. - Мы боимся, что все незнакомцы охотятся за сеньоритой.
        - Теперь, когда я работаю в «Горной долине», это стало и моей заботой.
        Старик ответил ему осторожной улыбкой.
        - Я - Перес Кальдерон. Моя сестра ведет хозяйство в доме сеньора Гранта. Только поэтому Бак меня держит. Этот молодой гринго - Майкл О Донован. - Он ласково взъерошил волосы юноши. - Мы зовем его Рыжий.
        - Хотите, чтобы я осмотрел вашу ногу? - спросил Тринити.
        - В этом нет нужды. Моя лошадь упала и придавила меня. Нога была бы сломана, если бы Рыжий не подоспел так быстро. И ничего подобного не случилось бы, если бы Бак нанимал побольше людей. Мы столько работаем, что от усталости становимся неосторожными. - Он помолчал и продолжил: - Бак сейчас никого не нанимает. А когда все же нанимает, то выбирает только стариков, безобразных мужчин, вроде меня, или молодых гринго - вроде Рыжего. - Он подмигнул в сторону хозяйского дома. - Бак собирается жениться на сеньорите Дэвидж.
        -Он уже это мне сообщил.
        - В этом нет ничего плохого, - буркнул Рыжий. - Только сумасшедший не захочет жениться на мисс Виктории.
        Тринити окинул юношу оценивающим взглядом. Серьезный. Идеалист. Вспыльчивый, как подсказывает цвет его волос.
        - Должен признать, что Виктория - женщина привлекательная и молодая, но я не думаю, что хотел бы жениться на ней.
        - Мисс Виктория! - воскликнул Рыжий. - Ты бегом бросился бы жениться на ней, будь у тебя шанс.
        - Не-а. Не думаю, что мог бы спокойно спать в постели с женщиной, убившей своего мужа.
        Не успел Тринити закончить фразу, как Рыжий прыжком одолел разделявшее их расстояние и револьвер его оказался в дюйме от носа Тринити.
        - Возьми свои слова назад, или я убью тебя на месте, - раздался молодой голос, в эту минуту больше походивший на свирепое рычание.
        Ничего подобного Тринити не ожидал. Парень двигался как молния.
        - Полегче, Рыжий, - предостерег его Перес. - Не нужно волноваться. Он чужак. И не может знать сеньориту так же хорошо, как мы.
        - Он должен взять свои слова назад, - настаивал Рыжий, слишком разъяренный, чтобы внимать голосу разума. - Никто не посмеет называть мисс Викторию убийцей.
        - Но если она убила того человека...
        - Она никого не убивала.
        Слова прозвучали со всей страстью юноши, одержимого первой любовью.
        - Эта чистая милая девушка не могла убить своего мужа, - произнес Перес. - Судья Блейзер заплатил присяжным, чтобы ее приговорили. Он даже не позволил мистеру Дэвиджу привлечь адвоката или провести расследование.
        - Но суд состоялся.
        - Это не было судом, - пояснил Перес. - Судья все решил заранее. Ему нужно было кого-нибудь повесить, и он решил, что это должна быть сеньорита Дэвидж. Он сказал, что ее обнаружили с револьвером в руке.
        - Но если она держала револьвер...
        - Она из него не стреляла, - настаивал Рыжий. - Кто-то другой убил Джеба Блейзера, а виноватой сделали мисс Викторию.
        Тринити дал мексиканцу возможность подробно рассказать ему о попытках Гранта отложить суд, о людях, которых тот расспрашивал, о найденных им противоречивых свидетельствах произошедшего той ночью. Но, как и большинство доброжелателей, мексиканец игнорировал тот факт, что именно Викторию нашли с револьвером в руке и никого другого рядом не было. Для него Виктория была невиновна.
        Тринити должен был признаться, что ему самому было трудно представить себе Викторию в роли убийцы, но по другой причине. Он не видел в ней слабую, беспомощную женщину. Обычно убийцами становятся либо люди слабые, которые видят в убийстве единственный выход из невыносимой ситуации, либо люди, жадные до власти или денег, готовые на все, или жестокие чудовища, убивающие из презрения к человеческой жизни.
        Виктория, казалось, не подходила ни под одну из этих категорий, но Тринити напомнил себе, что, в сущности, ничего о ней не знает, кроме того, что она выращивает красивые цветы и печет отличные ореховые пироги. Поэтому никак нельзя узнать, какой она была пять лет назад. Женщина может очень сильно измениться между семнадцатью и двадцатью двумя годами.
        - Я ничего этого не знал, - сказал Тринити. - Ее дядя объяснил, что ее собирались повесить, был даже готов эшафот. Я решил, что присяжные сочли ее виновной.
        - Им заплатили, чтобы они солгали, - продолжал Рыжий. Дуло его револьвера упиралось в переносицу Тринити. - А теперь бери свои слова назад.
        - Лучше возьми, - посоветовал старик.
        - Я всего лишь повторил то, что слышал, - пожал плечами Тринити. - До сего дня я даже не знал мисс Викторию. Мне она не показалась убийцей.
        - Лучше не повторяй то, что слышал, в присутствии остальных работников, - посоветовал Перес. - Они это плохо воспримут.
        - Ты хочешь сказать, что все убеждены в ее невиновности?
        - Как ты можешь, повидав ее, задавать такой дурацкий вопрос? - требовательно спросил Рыжий. - Разве может ангел кого-нибудь убить?
        - Я не настолько знаю ситуацию, как ты.
        - Тогда постарайся узнать побольше, прежде чем снова откроешь рот, - сказал Рыжий, отступая и засовывая в кобуру револьвер. - Мы никому не позволяем чернить мисс Викторию.
        Тринити знал, что, по крайней мере, один человек погиб при попытке вернуть Викторию в Техас.
        - Что произошло в Техасе? - поинтересовался Тринити.
        - Мы все туда отправились, - отвечал Перес. - Мы собирались, если понадобится, сжечь город.
        - Не наставляй на меня снова револьвер, - обратился Тринити к Рыжему. - Но почему вы все готовы были идти на такой риск?
        - Тебе надо было бы знать сеньора Гранта и его брата, отца сеньориты, - сказал Перес. - Некоторые из нас пришли в Техас с сеньором Грантом. Не Рыжий. Он слишком молод. Я знал сеньориту Дэвидж еще маленькой девочкой. Она не может никого убить. Если любит.
        - А вы уверены, что она любила мужа? - осведомился Тринити.
        - Ты хочешь сказать, что она вышла замуж ради денег? - вызывающе бросил Рыжий.
        - Я просто задал вопрос, - пожал плечами Тринити.
        - Лучше не получить ответов на вопросы, чем быть убитым, - посоветовал Рыжий.
        Убедившись, что вопрос о репутации Виктории больше не стоит, Рыжий пустился в пространные похвалы ей, свидетельствующие о его бесконечной влюбленности в женщину, которую он считал абсолютно недосягаемой.
        У Переса вид был далеко не такой убежденный. Он перестал сверлить Тринити взглядом, но явно держал его под наблюдением.
        - Надеюсь, вас не очень раздосадует, что надо будет отправиться сегодня со мной? - спросила Виктория на следующее утро, когда Тринити закончил завтрак. - Дядя Грант говорит, что если вы будете сопровождать меня в моем обследовании, вы лучше узнаете ранчо.
        Тринити не успел ответить, как снова вмешался Бак:
        - Я все равно ему не доверяю. Откуда мы знаем, что он не один из людей судьи Блейзера?
        - Бак, с тех пор прошло пять лет, - произнес Грант. - Наверняка Блейзер бросил это дело.
        - Ты боишься, что Тринити меня скрутит? - поинтересовалась Виктория.
        - Нет, но...
        - Тогда в чем же твои возражения? - настаивал Грант.
        - Мне он не нравится, и я ему не доверяю, - без обиняков заявил Бак. - Он может быть профессиональным охотником за наградами.
        - Чушь, - промолвил Грант. - Все охотники за наградами широко известны.
        - Не все. Есть один такой, который каждый раз пользуется другим именем. Никто ничего толком о нем не знает, но говорят, что он доставил на виселицу больше дюжины человек.
        - Откуда он? - спросил Тринити.
        - Этого тоже никто не знает. Кажется, он появляется, получает бляху помощника правосудия и исчезает. В следующий раз его видят, когда он привозит того человека, за которым охотился. Потом он исчезает, снова. Он знает Запад насквозь... Лучше всех...
        - Тогда могу доказать, что я не он, - сказал Тринити. - Вы можете проследить мой путь обратно до Техаса. Я спрашивал дорогу у многих людей.
        - Если Тринити не может быть этим охотником за наградами, - промолвила Виктория, - тебе нечего о нем тревожиться.
        - Я тревожусь обо всех, - признался Бак. - Я спокоен, только когда ты здесь, в доме, защищенная ото всех ищущих взглядов.
        - Это очень мило с твоей стороны, Бак, - проговорила Виктория. Нежность и приязнь, прозвучавшие в ее голосе, заставили сжаться мышцы живота Тринити. - Но ты не можешь держать меня взаперти до конца жизни.
        - Не знаю, почему бы нет, - вздохнул Бак. - Тебе незачем покидать этот дом. Для этого нет причины.
        - Нет, есть, - возразила Виктория резким тоном, чего Тринити не ожидал. - Я сойду с ума, если не буду иногда выбираться отсюда. И хотя мне нравится быть с тобой и с дядей Грантом, я должна что-то делать или засохну на корню, как растение без воды на жарком солнце.
        - Чепуха, - возразил ее дядя. - Я не согласен с тем, что ты должна сидеть взаперти, и не раз говорил это Баку, но не хочу больше слышать эти разговоры о том, что ты сойдешь с ума или засохнешь на корню.
        - Разве вы не сошли бы с ума, сидя все время взаперти? - Виктория обратилась за поддержкой к Тринити.
        - Не знаю, - признался Тринити. - Мне чаще приходилось тревожиться о том, где приклонить голову на ночь.
        - С мужчинами так всегда, - с досадой скривила губы Виктория. - Вы тоже намерены меня ограждать?
        - Я намерен делать то, что мне велят, - откликнулся Тринити.
        - Виктория может заскучать от однообразия жизни, - произнес Грант, - но она никогда не станет делать глупости.
        - Я и не собираюсь делать глупости, - вздохнула Виктория, - но временами задумываюсь, а стоит ли оно того.
        - Как ты можешь так говорить? - воскликнул Бак. - При мысли о тебе в той грязной тюрьме с виселицей под окнами...
        - Ты ведь понимаешь, что она так не думает, - вмешался Грант. - Она просто иногда впадает в уныние. Поезжай с Тринити. Начните с того горного гребня, который ты давно хотела обследовать. Возьми с собой завтрак и, если хочешь, можете провести там целый день. Но оставайся все время настороже.
        - Знаю, - успокоила его Виктория.
        - А я все-таки проверю, - предложил Бак. - Ведь Тринити может заблудиться.
        - Но я не заблужусь, - возмутилась Виктория. - Я живу здесь уже пять лет, и эту долину знаю как свои пять пальцев.
        - Тогда зачем тебе нужно составлять столько ее карт? Никто никогда на них не взглянет.
        - Потому что мне нужно чем-то заниматься, кроме стряпни и уборки, - ответила она, игнорируя его презрительную оценку ее работы. - Если я не стану выбираться наружу хоть иногда, я сойду с ума.
        Тринити быстро обнаружил, что пребывать наедине с Викторией на протяжении целого дня совеем не так легко, как он ожидал. Может, она и была убийцей, но при этом оставалась очень красивой, чувственной и желанной женщиной. Способной свести с ума такого мужчину, как он.
        Тринити, несмотря на то что ему приходилось все время сражаться со своенравным пони, на котором было навьючено нужное ей для съемки снаряжение, не мог отвести от нее глаз. Впрочем, если учесть, что Виктория ехала прямо перед ним, не обращать на нее внимания было практически невозможно.
        Хотя просторная оленья куртка скрывала почти всю ее фигуру, она выглядела слишком хрупкой, чтобы управляться с норовистым пони и тяжелым геодезическим снаряжением.
        Она не оборачивалась, не давая ему возможности хотя бы мельком увидеть очертание ее груди, но зато он мог неотрывно любоваться нежной линией ее затылка и шеи. Только на миг он представил себе, каково будет поцеловать ее шейку, отбросить шаловливые прядки, выбившиеся из ее прически, и тело его тут же напряглось от желания.
        Ехать верхом в таком возбужденном состоянии было, мягко говоря, неудобно, и он проклинал свою реакцию, напоминавшую годы юности. И даже когда он пытался сосредоточиться на окружающих пейзажах, один звук ее певучего голоса обволакивал его, как теплое одеяло холодной ночью, и постоянно напоминал о ее близком присутствии.
        Должно быть, он слишком долго держался вдали от женщин. Не мог он придумать другого объяснения этой раскручивающейся спирали чувств, которая быстро уничтожала всякую способность сосредоточиться на том, как увезти ее отсюда, никого не пристрелив. Ему следовало лучше соображать, иначе любой индеец между Колорадо и Мексикой завтра пойдет по его следу, а он этого не заметит.
        Кроме того, если остальные работники ранчо относятся к Виктории так, как Рыжий и Перес, ему предстоит непростая работа.
        - Как замечательно вырваться на свободу! - промолвила Виктория, когда они выбрались на самый гребень. Перед ними открылась великолепная горная панорама.
        Туман, словно покрывалом, накрыл лежащую внизу долину. Верхушки сосен пронзали слой тумана, как колышки, удерживающие его на месте. С далеких заснеженных пиков слетал бодрящий ветер.
        - Кто обычно с вами ездит? - поинтересовался Тринити. Он не мог представить себе, что Бак или Грант позволили бы ей одной, без сопровождения, забираться так далеко от ранчо.
        - Кто-нибудь. Кто в этот момент свободен, - ответила Виктория. Она сняла шляпу и позволила волосам свободно рассыпаться по плечам.
        Тринити понять не мог, как он позабыл о ее волосах. В доме, при скудном освещении, они казались темными, как потускневшая медь. Но этим утром, на ярком солнце, они словно ожили. Тринити всегда предпочитал белокурых. У Куини были самые длинные и роскошные белокурые локоны, которые он когда-либо видел. Теперь он признал, что тициановские темно-рыжие столь же прекрасны.
        - Из-за того, что у нас нехватка работников, я давно не выезжала из дому, - объяснила Виктория. - Вы не можете себе представить, как я обрадовалась, когда появились вы. Я поняла, что дядя пошлет вас со мной.
        - Почему? Я бы подумал, что он скорее пошлет кого-то из старых работников.
        - Он так и хотел, но я попросила вас.
        Тринити на миг замолк, переваривая эту неожиданную информацию. Вступать в какие-то более близкие отношения с Викторией в его план не входило, но он солгал бы себе, сказав, что его эта мысль не соблазняет.
        - Бак мне не доверяет, - сказал он.
        - Бак никому не доверяет, но я вам верю.
        - Почему?
        - Обычно мужчины, достигшие вашего возраста, или очень надежны, или находят себе работу полегче.
        - Что вы хотите сказать этим «мужчины вашего возраста»? - требовательно спросил Тринити.
        Виктория рассмеялась.
        - Только не говорите мне, что упоминание о возрасте вас встревожило. - Она пристально вгляделась в его лицо и закатилась в смехе: - Боже мой! Вас это действительно волнует. Вы просто надулись от обиды и возмущенной гордости.
        - Дело не в моем возрасте, - произнес Тринити, стараясь говорить убежденно. - Я не стану скрывать от вас, сколько мне лет. Мне тридцать один, но не думаю, что это делает меня стариком.
        Виктория снова рассмеялась. Ей явно не приходило в голову, что это может его задеть.
        - Я вовсе не имела в виду ничего обидного. Обычно мальчишки становятся ковбоями, потому что думают, что это забавно и у них много свободы и шансов почувствовать себя мужчинами. Ну, понимаете: напиться, стрелять во все, что движется, бегать за женщинами. Но когда они достигают лет двадцати пяти или около того, они либо решают, что быть ковбоем им нравится, и тогда берутся за дело всерьез, либо начинают искать что полегче. Я очень уважаю тех, кто может делать эту работу.
        Тринити надеялся, что сумел скрыть свое смущение. Его пристыдило то, что он расстроился, когда она хотела его похвалить. И потом, он только что испытал еще одно сильное потрясение. Никогда в жизни не оказывался он рядом с женщиной, которая могла смеяться так, как Виктория: открыто, свободно, без какого-то скрытого мотива.
        И он заулыбался, хотя знал, что она его поддразнивает. Глаза ее сверкали, и шаловливые чертики, казалось, так и прыгали в них. Невозможно было не улыбнуться ей в ответ.
        - Не знаю, почему я так на это прореагировал. Ваши слова прозвучали так, словно я состарился, а не возмужал. Я думаю, что мужчинам нравится стареть не больше, чем женщинам.
        - Тогда вам будет очень неприятно, когда вы поседеете, или начнете лысеть, или ваша талия станет нависать над поясом.
        - Полагаю, что у меня еще есть в запасе несколько лет, - фыркнул Тринити. - И еще осталось немножко каштановых волос.
        - Песочных. Цвет ваших волос песочный, а не каштановый.
        - Я привык считать его каштановым.
        - Может быть, они выцвели. С возрастом такое случается.
        - Надеюсь, вы поможете мне слезть с седла, - сказал Тринити, и в голосе его прозвучало скорее ехидство, чем шутка. - После того как мы столько проехали, сомневаюсь, что удержусь на ногах без поддержки.
        Смех Виктории трелью разнесся в морозном воздухе.
        - Глупости, Вы будете так же прямо держаться в седле, как сейчас, даже когда вам стукнет семьдесят.
        - Послушать вас, так до этого срока осталось несколько недель.
        Виктория снова рассмеялась, потом посерьезнела.
        - Не знаю, почему я стараюсь вас поддразнить. Мне почти двадцать три года, и я не замужем. Это все равно что быть старой девой. Я не хочу начинать себя жалеть. Полагаю, что быть старой девой лучше, чем быть повешенной.
        - Большинство людей с вами согласится.
        - Просто когда я вспоминаю день своей свадьбы и свои мысли о том, какая начнется у меня жизнь... со всем нынешним трудно смириться.
        Глава 4
        Тут она как бы мысленно встряхнулась.
        - Я не собиралась столько говорить о себе. Боюсь, это результат того, что я слишком долго была предоставлена самой себе и месяцами, если не годами, не видела никого нового. Так и получается, что когда наконец встречаешь кого-то, болтаешь без устали, не в силах остановиться.
        - Болтайте, сколько душе угодно, - промолвил Тринити. - К тому времени, когда вы закончите играться со своими инструментами, надеюсь, у вас не останется ни одной мысли, которую вы не вытащили на свет, не встряхнули и хорошенько не проветрили.
        - Что вы имеете в виду, говоря «играться со своими инструментами»? - спросила Виктория, соскальзывая с седла прежде, чем Тринити успел ей помочь спуститься. - Я хочу обследовать местность не для того, чтобы себя занять.
        - Тогда что же именно вы делаете?
        - Я составляю точную карту владений моего дяди.
        - Но ведь он наверняка может нанять кого-нибудь сделать это.
        - Мог бы, если бы он или Бак решили, что оно того стоит.
        - А вы как считаете?
        - Дядя Грант, кажется, не понимает, что людям не удастся вечно пользоваться правительственной землей. Единственный способ удержать землю - это стать ее владельцем. А для этого нужно провести землемерную съемку и закрепить ее на карте.
        - Ваш дядя придерживается такого же мнения?
        - К сожалению, нет. Но он считает, что это заполняет мое время.
        - Где вы научились проводить такое обследование?
        - У отца. Моя мать умерла, когда я была ребенком. И я умолила отца брать меня с собой в его странствия. Он не соглашался, пока я не выучусь чему-то полезному. Тогда я научилась проводить землемерную съемку.
        - Я думал, что ваш отец владел ранчо.
        - Владел. Но до того, как унаследовал деньги, чтобы его купить, был землемером. К сожалению, он умер прежде, чем смог насладиться своим владением. Вы мне понадобитесь, чтобы установить оборудование.
        Тринити помог Виктории установить треножник и теодолит. Затем она разложила набор карт, в которых - Тринити должен был признаться - он ничего не понял.
        - Теперь мне нужно измерить расстояние до той сосны, - сказала Виктория. - После того как вы крикнете мне результат измерения, нужно, чтобы вы подержали этот шест так прямо, как только сумеете.
        Следующие несколько часов Виктория напряженно работала. Когда они прервались на ленч, Тринити попросил ее объяснить, что именно она делает.
        - Я разбиваю все на участки, которые можно затребовать как отдельные хозяйства. Для этого поставлены хижины.
        - Бак сказал мне, что они поставлены для того, чтобы работникам было где отдыхать, не возвращаясь каждый день на ранчо.
        - Так решили они с дядей Грантом, когда я предложила эту идею. Только поэтому они разрешили мне делать землемерную съемку.
        - Понимает ли ваш дядя, какую услугу вы ему оказываете?
        - Конечно, нет, - беспечно рассмеялась Виктория. - Дядя горячо любит меня, но считает, что я просто играю в обследование земли. И если бы я всерьез посвятила себя стряпне и уборке, то была бы совершенно счастлива.
        - Но это не так?
        - А вы были бы?
        - Только не с моими способностями к стряпне.
        Виктория снова рассмеялась:
        - Вы же знаете, что я имею в виду. Все было бы иначе, если бы у меня была семья и нормальная жизнь замужней женщины. Наверное, я была бы занята детьми, заботами о них, строя планы об их будущем...
        Тринити прочел грусть в ее глазах. Грусть того рода, которая становится постоянной частью мыслей и всей жизни.
        - Но все складывается не так, как мне представлялось. И мне приходится думать о том, чем себя занять. - Она глубоко вздохнула и поднялась на ноги. - Я должна возвращаться к своей работе.
        Она заставила его работать так же тяжко, как если бы он перегонял скот. К тому времени как он несколько раз сгрузил и нагрузил на пони ее снаряжение, полазил по горным склонам и даже слазил на дерево, Тринити готов был с охотой вернуться домой. Он приобрел уважение к людям, обмерявшим бесконечные безымянные мили Запада.
        И еще он всерьез зауважал Викторию.
        Ему следовало поскорее выполнить свою работу. Если судить по нынешнему дню, то чем больше он узнавал о ней, тем труднее будет ему возвращать ее в Техас.
        Его не смущало то, что его сильнейшим образом влечет к ней. Странно, если бы это было не так. По всем меркам Виктория была пленительной красавицей, а он всегда питал слабость к красивым женщинам.
        Но в ней было нечто большее. Что-то в ее характере зацепило его и не отпускало. О ней говорили как о женщине жестокой и себялюбивой. А она вместо жалоб на работу искала себе серьезного занятия. Ее томили ограничения, но она старалась, чтобы ее досада и раздражение не тревожили ее дядю и Бака, Она отрицала, что совершила убийство, сделавшее для нее невозможной обычную жизнь, и вроде бы примирилась с тем, что придется до конца жизни не покидать этой долины.
        Слишком много было в этом противоречий, но одно было ему ясно. По какой бы причине ни убила Виктория своего мужа, она была не той, какую ему называли, в которой его хотели уверить.
        Обильный и вкусный обед ожидал их по возвращении.
        - Теперь вы знаете, что все разговоры о моей стряпне и уборке просто фикция, - призналась Виктория, когда Тринити вопросительно посмотрел на нее. - Рамон и Анита проделывают это лучше, чем я смогла бы когда-либо. И им это нравится.
        - Вы можете заняться чтением, - предложил Тринити.
        - Мне быстро делается скучно, и я слишком непоседливая, чтобы долго оставаться на одном месте. - Она рассмеялась. - Я люблю рисовать, но никто не может разгадать, что именно я нарисовала.
        - Позаботься, чтобы с ней ничего не случилось, - сказал Бак Тринити, когда они позже вечером возвращались в дом для работников. - Я никак не могу заставить ее поверить, что разъезжать по этим горам опасно.
        - Ей скучно. Она умная, деятельная женщина. Ей необходимо что-то делать.
        - Только не вкладывай эти мысли ей в голову. - Бак круто обернулся к Тринити. - Ей следует сидеть дома. Моя мать так жила. Так поступала каждая женщина в городке, где я вырос. Это нормально.
        - Но в жизни Виктории нет ничего нормального. Сколько женщин по соседству были обвинены в убийстве? Или жили на отдаленном ранчо, где им абсолютно нечего делать от рассвета до заката? Сколько из них были полностью отрезаны от других женщин? Сколько расстались навсегда с надеждой завести семью?
        - У Виктории будет семья, - объявил Бак с легким торжеством. - Она выйдет замуж за меня.
        Тринити ощутил одновременно два чувства: ревность при мысли, что Виктория станет чьей-то женой, и презрение к Баку за то, что он рассчитывает взять Викторию замуж, совершенно не вникая в ее мысли и настроения.
        Он был уверен, что Виктория вовсе не собиралась замуж за Бака. Женщина не поворачивается спиной к мужчине, которого любит, и не забывает о его присутствии. И не обращается с ним как с братом, не разговаривает с ним как с неразумным ребенком. Черт побери, да с момента его появления она больше общалась с ним, чем с Баком.
        - Ты говорил с ней об этом? - поинтересовался Тринити, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно.
        - Разумеется, нет. Я говорил с ее дядей.
        Ну точно. Как это похоже на мужчину его типа: решить, что Виктория выйдет за него замуж, даже не поговорив с ней! Он что, думал, раз он спас ей жизнь, теперь она принадлежит ему?
        - Я считаю, что тебе лучше поговорить с ней. У нее могут быть совсем другие идеи о будущем.
        - Что ты там знаешь об идеях Виктории? - воинственно осведомился Бак. - Ты провел один день, разъезжая за ней по горам, и вообразил, что лучше знаешь ее, чем я после пяти лет жизни рядом на ранчо. Изо дня в день!
        - Я ничего не сказал насчет того, будто знаю ее лучше тебя, - откликнулся Тринити мирным тоном, стремясь успокоить Бака. Ему этот человек не нравился, но он не видел смысла в том, чтобы без нужды злить его. - Я просто подумал, что тебе надо бы с ней поговорить. Когда у женщины столько свободного времени, как у Виктории, никогда не знаешь, что она может придумать.
        - Это правда, - промолвил Бак, вдруг меняясь. - У нее всегда есть предлог, лишь бы не сидеть дома. Когда мы поженимся, я смогу приказать ей оставаться в доме.
        - И ты думаешь, что Виктория послушается?
        - Долг женщины - слушаться мужа.
        - Я не удивлюсь, если она понимает свой долг несколько иначе.
        - Она будет делать то, что я ей велю. И кстати, раз об этом зашла речь, прекрати называть ее Викторией.
        - Она попросила меня так ее называть.
        - Она всех просит об этом, но все зовут ее «мисс Виктория». Только мистер Дэвидж и я зовем ее по имени.
        - И что, по-твоему, я должен буду делать, когда она на меня рассердится? Она уже запретила звать ее «мэм».
        - Просто скажи, что считаешь неприличным звать ее по имени, пока вы получше не познакомитесь.
        - Предположим, она ответит, что хочет познакомиться получше?
        Бак, уже собравшийся войти в дом для работников, круто обернулся и двинулся на Тринити, как разъяренный гризли.
        Тринити выхватил револьвер и выстрелил в землю между ногами Бака. Тот застыл на месте.
        - Скажешь еще одно порочащее Викторию замечание, и тебе придется стрелять в меня, чтобы я не разорвал тебя на клочки! - еле сдерживаясь, прорычал Бак.
        - Я не сказал ничего порочащего Викторию и не хотел тебя злить, - произнес Тринити. - Но мне не нравится, когда на меня напирают. Я намерен говорить то, что думаю, нравится тебе это или нет.
        Тут Тринити заметил, что взгляд Бака задержался на чем-то за его спиной. Тринити круто обернулся и увидел Переса с ружьем, направленным прямо ему в сердце.
        - Опусти его и зайди в дом! - крикнул ему Бак. - Это дело между мной и Тринити.
        - Тебе надо поосторожней выражаться, - бросил Бак Тринити. - Не только Перес и я возмутимся, если ты скажешь что-либо против Виктории. Причем парочка таких умеет обращаться с оружием лучше тебя.
        - Я уже настроил против себя Рыжего. Вам здесь нужно перестать дергаться, едва заедет чужак. Однажды вы так кого-нибудь пристрелите, и тогда вами займется федеральный маршал.
        - Грозишься, что уведомишь его?
        - Я только хочу сказать, что вам надо быть поосторожнее и не давать закону повода вынюхивать здесь что-либо. Самый лучший способ наслать сюда правоохранителей - это начать стрелять во всех, кто скажет что-нибудь тебе не по нраву.
        - Он прав, - произнес Грант из тени за спиной Бака. Они не слышали, как тот подошел. - Стрельба из револьверов не остается без внимания, даже в глуши Аризоны.
        - Кто-нибудь пострадал? - раздался голос Виктории. - Я же велел тебе остаться в доме, - обернулся к ней Грант. От досады его слова прозвучали резко. - Ты ведь не знаешь, что здесь могло произойти.
        - Позволь мне догадаться. - Ей хватило одного взгляда, чтобы увидеть, как стояли друг против друга Бак и Тринити. - Тринити сказал что-то, не понравившееся Баку, и Бак на него напал, а Тринити выстрелил в воздух, чтобы не допустить драки.
        - Он говорил кое-что насчет тебя, - попытался объяснить Бак.
        - Что именно? - спросил Грант, начиная злиться.
        - Сомневаюсь, что он сказал что-то заслуживающее драки, - вмешалась Виктория, стремясь умиротворить дядю. - Я пока не очень хорошо знаю Тринити, но, по-моему, он любит поддразнивать людей. И еще я знаю тебя, Бак. Достаточно чужаку пробыть около меня пять минут, и ты заводишься круче пружины часов. Достаточно какого-то одного неудачного замечания, и ты взрываешься как бешеный.
        - Пойдемте в дом и хорошенько остынем, - произнес Грант. - Перес, пожалуй, тебе лучше выбрать койку между этими двумя.
        - А тебе нужно перестать драться с каждым, кто сюда заезжает, - обратилась Виктория к Баку. - Иначе здесь скоро не останется никого, кроме тебя и дяди Гранта. А вам нужно еще поспать. - Она обернулась к Тринити. - Завтра я собираюсь обмерить весь гребень.
        Тринити смотрел, как эта троица направилась вместе к главному дому, и сердце его защемило от чувства одиночества. Впервые после смерти отца он не мечтал о странствиях в одиночку, о ночах под звездами, о стряпне только для себя на одиноком костре...
        И он вдруг осознал, что даже в окружении мужчин, готовых на все для ее защиты, Виктория может чувствовать себя такой же одинокой, как и он. Она смотрела на них обоих, но Тринити понимал, что обращалась она к нему.
        Он понял это по деталям. Выходя из тени, она посмотрела на него. И задержала взгляд на нем дольше, чем требовалось. Он услышал разницу в ее голосе, когда она обращалась к нему и к Баку.
        Тринити почувствовал, как в нем рождается ответное влечение. Его это не удивило: он с самого начала нашел Викторию очень привлекательной. Удивила его сила собственного отклика. Если бы не присутствие Бака и Гранта, он наверняка заключил бы ее в объятия... и плевать на последствия!
        Ему очень не нравилось, что он теряет над собой контроль.
        - Тебе лучше зайти в дом, - раздался из дома для работников голос Переса. - Если вернется Бак и застанет тебя, стоящего здесь столбом, с ним случится припадок. А у нас хватит на сегодня фейерверков.
        - Я не стремлюсь к драке. Я просто хочу оставаться собой.
        Тринити вовсе не хотел совать нос в дела Бака. И ему было совсем не по душе лезть к кому-то с советами. Ему хотелось помочь Виктории, но отныне пусть сама разбирается со своими проблемами.
        К сожалению, стремление бежать сломя голову на помощь Виктории удивило одного Бака. Здесь все жили в постоянной готовности биться за нее при малейшей провокации. Никто не считал это чем-то необычным, Ему нужно быть крайне осторожным, он может невольно высечь искру, которая взорвет всю ситуацию.
        Виктории нужно было время, чтобы все обдумать.
        Ей слишком нравился Тринити Смит. Нравился больше, чем кто бы то ни было из являвшихся в «Горную долину». И это ее тревожило.
        Ей доставляло удовольствие беседовать с ним. Он заставлял ее смеяться. И он сумел заставить ее забыть. Нет женщины, которую не привлекла бы его красивая внешность и лукавая улыбка. Но это не объясняло, почему первой ее мыслью при звуке выстрела был страх за него.
        Она ни на миг не задумалась, устроил ли Тринити заварушку или стал ее жертвой. Она не встревожилась ни о Баке, ни о других работниках и поэтому теперь испытывала чувство вины.
        Тринити она едва знала. А точнее, не знала вовсе.
        Почему же она так им очарована?
        Виктория отвергла самое очевидное объяснение. Каким бы привлекательным и интересным ни был Тринити, не могла же она с ходу влюбиться в него. За один день. Так произошло у нее с Джебом, и она поклялась, что больше никогда не станет вступать в близкие отношения с человеком, не зная его досконально. Одной ошибки ей хватило на всю жизнь.
        Однако Тринити обращался с ней совершенно иначе, чем остальные знакомые мужчины. Она пока не могла выразить это словами. Казалось, разница заключалась в том, как он о ней думает, а не в каких-то его поступках. Она чувствовала, что он видит в ней личность, человека с такими же правами и привилегиями, как и он сам, человека, имеющего свои мнения и чувства, достойные уважения.
        Впрочем, даже все это не объясняло ее реакцию на него. Может быть, она чувствовала какую-то ответственность за него?
        Если с ним что-нибудь случится, особенно если в этом будет замешан Бак, это произойдет из-за нее. И не важно, что она не могла бы этому помешать или не хотела, чтобы это случилось. Все равно причиной была бы неукротимая ревность Бака к каждому мужчине, который бросал на нее взгляд... и его недоверие к чужакам. Она окажет Тринити добрую услугу, если посоветует уехать отсюда.
        Но едва подумав о том, что Тринити стоило бы уехать, Виктория осознала, что хочет, чтобы он остался. Она никогда до сих пор не встречала человека, который вызвал бы у нее такое желание ощутить пьянящий вкус жизни.
        И если получится, что она ему тоже немножко нравится... Дрожь возбуждения пробежала по ее телу. Да и какая бы женщина не возбудилась при мысли, что нравится такому мужчине? Она не видела ничего плохого, чтобы предаться легкому безобидному флирту.
        Только чтобы ни он, ни она не принимали его всерьез.

* * *
        - Почему вы все время молчите? - поинтересовалась Виктория у Тринити на другой день. Он смотрел на далекий каньон, а она отдыхала, сидя под гигантским дубом.
        - После того как Бак попытался превратить меня в фарш, я решил, что мне лучше держать рот на замке. А свое мнение - при себе.
        - А у вас есть свое мнение?
        - Да, мисс Виктория. У меня есть свое мнение.
        Она бросила в него камешком. Он удивленно поднял глаза. Камешек был довольно большой, и удар оказался чувствительным. По выражению лица Виктории он понял, что она этого и добивалась.
        - Я предпочту, чтобы вы вовсе не разговаривали со мной, если собираетесь звать меня «мисс Виктория».
        - Все остальные так говорят, и вы вроде бы миритесь с этим.
        - Но вы ведь не все остальные. Не так ли?
        - Нет.
        - Тогда почему же я должна обращаться с вами, как с другими? Я поняла, что вы не такой, как все, с первой минуты, как увидела вас.
        - Я не совсем понимаю...
        - Вы единственный человек, который относится ко мне как к нормальной личности, а не как к драгоценной куколке, которую следует охранять от посторонних и ее самой. Если вы собираетесь вести себя так же, я могла бы попросить Бака сопровождать меня. Он меня душит, но по крайней мере разговаривает со мной.
        Тринити отбросил свою сдержанность. Неудержимая улыбка растеклась по его лицу.
        - Я умею рассказывать анекдоты. Я умею рассказывать разные истории. Даже сказки. Что вы хотите услышать?
        - Ничего из этого, - промолвила Виктория, но в глазах ее просияла ответная улыбка. - Я просто хочу, чтобы со мной обращались как с нормальным человеком.
        Тринити взял маленький камешек и швырнул его в Викторию.
        - А это зачем? - удивилась она.
        - Если нормальный человек бросается в меня камнем, я отвечаю тем же.
        - Как делали в восемь лет? - фыркнула Виктория. Она подобрала сосновую шишку и бросила ее в Тринити.
        - Скорее, как в шесть или семь, - пожал он плечами. - Я рано повзрослел.
        - Полагаю, теперь это делает вас пожилым.
        - Если вы снова начнете цепляться к моему возрасту, я вообще не стану разговаривать, - пригрозил Тринити. - Возраст мужчины - вопрос для него чувствительный. Судьба женщины может зависеть от ее красоты, но судьба мужчины часто зависит от его силы и быстроты, то есть от его возраста.
        - Вы полагаете, что мозги его особого значения не имеют?
        Тринити помог ей встать, и она принялась отряхивать юбку.
        - Имеют, но большинство молодых людей, к несчастью, не придают им этого особого значения.
        Виктория уже было двинулась к лошади, но горечь в его голосе заставила ее резко остановиться и поглядеть на него.
        - Вы имеете в виду что-то конкретное или это общее рассуждение?
        - Общее, - ответил он, желая перевести разговор на другую тему. Он не хотел копаться в своем прошлом. Не хотел обнаруживать прошлую глупость, однако глубоко зарытый яд вырвался на поверхность, а с ним вся бессильная досада и ярость.
        - Вы жалуетесь на то, что за вами присматривают, о вас заботятся и тревожатся, так что доводят этим до безумия. Но мужчины приучены делать это для женщин. Нашими матерями, бабушками, сестрами, тетушками. Все твердят нам, что мы обязаны уважать добропорядочных женщин, лелеять их, защищать от всякого вреда и отдавать за них свою жизнь, если не будет другого выхода. И никто никогда не рассказывает нам об иных женщинах. Тех, кто перережет вам горло, или будет лгать, или оберет до нитки почище мужчины. Они не учат нас отличать хороших от дурных. Не все женщины, которые встречаются в салунах, дурные, и не все, кто посещает по воскресеньям церковь, хорошие.
        - И разумеется, приходит день, когда вы встречаете свою первую иную женщину. И она умело пользуется вашим воспитанием. Это так же легко, как отобрать конфетку у ребенка. Прежде чем вы успеваете сообразить, вы глубоко завязли и не знаете выхода из ситуации.
        - И что? Разве тогда хорошие женщины вам помогают? Нисколько. Они топят вас еще глубже. Они говорят вам, что да, она плохая женщина, но вы сами виноваты, что встали на ее пути. Так что вы заслужили то, что получилось. И это станет вам уроком на будущее.
        Тринити резко замолчал и сделал глубокий вдох, стремясь овладеть бурей нахлынувших чувств.
        - Я хотела, чтобы вы поговорили со мной, но не знала, что вы можете взорваться. Надо было бросить в вас камешком пораньше.
        - Простите, - откликнулся Тринити более спокойным тоном. - Вы задели больное место.
        - Я так и поняла.
        Тринити помог ей сесть в седло.
        - Вы хотите рассказать мне об этом?
        - Не знаю, почему я вообще об этом упомянул. Это случилось пятнадцать лет назад.
        - Люди бывают ранены в сердце в шестнадцать лет точно так же, как в любом другом возрасте. Возможно, даже больнее. Тогда вы мало знали жизнь. И не было у вас толстой шкуры, чтобы смягчить ее удары.
        - Такой шкуры у меня точно не было, но, думаю, я сам был в этом виноват, - промолвил Тринити, вскакивая в седло.
        - Девушки тоже мечтают о вещах, которые приносят им столько же вреда, сколько юношам их желания. Я думала, что хочу мужа красивого, богатого и непокорного, но мне хватило одного часа замужества за Джебом Блейзером, чтобы понять, какую ошибку я совершила. Беда лишь в том, что у девушек нет способа избежать последствия таких ошибок. Юноша может отправиться на Запад, а что делать девушке?
        Глава 5
        - Сбежать и стать актрисой, - ответил Тринити, широко улыбаясь. - С такой роскошной рыжей гривой и чудесной кожей... мужчины будут платить, чтобы посмотреть на них, даже если вы будете косить и заикаться.
        Виктория чуть не подавилась смехом.
        - Я еще могу представить себе заикающуюся актрису. Это может даже заинтриговать. Но не косящую!
        - Косящую даже скорее. Они все будут думать, что вы им подмигиваете.
        - К сожалению, я не обладаю таким смелым воображением и пришла к выводу, что у меня нет выхода.
        - Что же вы сделали?
        - Ничего. Все было сделано за меня и чуть не стоило мне жизни.
        - Вы знаете, кто убил вашего мужа?
        - Нет. Все были где-то поблизости, но не именно там.
        Топот копыт заставил Тринити отвлечься. По тропе приближался всадник. Он не подумал ничего плохого, пока не заметил, как побледнела и напряглась Виктория. Она свернула с тропы в тень большого валуна. Секундой позже из-за поворота показался Бак, и Тринити увидел, как Виктория расслабилась.
        - Что ты здесь делаешь? - спросила Виктория. - Я думала, у тебя дела на другом конце долины.
        - Я приехал, чтобы сопровождать тебя домой. Мы не можем допустить, чтобы Тринити заполонил все твое время. А то он скоро решит, что это его право, и остальным не достанется даже улыбки.
        - Не думаю, что мистер Смит претендует полностью завладеть моим обществом. Мне даже пришлось попенять ему, что он не говорит со мной. По-моему, он иногда вообще забывает, что я рядом.
        - Он должен быть мертвым, чтобы такое произошло, - сказал Бак. - Нет на свете мужчины, который, раз увидев тебя, не стал бы считать минуты, когда увидит тебя снова.
        Тринити придержал коня, чтобы дать Баку и Виктории поехать рядом. Спустя несколько минут он отстал настолько, что уже не слышал комплиментов, в которых рассыпался Бак. Ему очень хотелось услышать версию Виктории о том, что произошло в ночь убийства, так что он проклинал ревность, заставившую Бака проехать тридцать миль через всю долину ради тридцатиминутной поездки домой с Викторией.
        Еще он очень злился на себя за то, что упомянул Куини. Он твердил себе, что это больше не имеет никакого значения. После смерти отца он не говорил о ней ни с одной живой душой.
        Он никогда не терял контроля над собой. Какую же власть приобрела над ним эта женщина? Нет, ему никогда не удастся исполнить свою миссию, если он не совладает со своим влечением к Виктории.
        - Расскажите мне о тех местах, где вы бывали, - попросила Виктория.
        Они возвращались домой после очередного долгого и тяжкого дня и остановились отдохнуть на каменистом склоне, с которого открывался вид на долину.
        Они стояли бок о бок рядом с лошадьми, глядя на далекие горы.
        Солнце прогнало туман, и все детали пейзажа были видны в мельчайших подробностях. Светлая зелень кленов и осин выделялась на более темном фоне сосен и елей. Белые цветы блошницы, розовые астры, желтизна маков, подсолнухов и золотого корня оживляли своими яркими всплесками темно-зеленые и коричневые краски местности.
        В этом тихом уединении легко было почувствовать себя единственными людьми на земле.
        Тринити понимал, что им не стоит здесь задерживаться. Он уже доказал себе, что не в силах контролировать свои чувства, если дело касается Виктории. Осознание того, что он находится наедине с ней, рядом с ней, заставляло все его мышцы ныть от сладостного напряжения.
        Между ними стояла только ее лошадь.
        - Особенно не о чем рассказывать, - промолвил Тринити, решив сообщить о своей жизни в самых общих чертах, а места, где бывал, описать скучно и неинтересно. - Все города, в общем, выглядят одинаково. И люди мало отличаются, где бы ты их ни встречал.
        - Я нигде не бывала. Я выросла на ранчо отца, потом переехала на ранчо мужа, а затем к дяде.
        - Большая часть того, что находится за пределами ранчо, не стоит внимания.
        Виктория посмотрела на него поверх седла:
        - Вы можете это сказать, потому что повидали все своими глазами. И несмотря на все уверения дяди Гранта, я знаю, что мир шире и интереснее ранчо «Горная долина».
        - Большинство женщин проводит всю жизнь на каком-то одном ранчо или ферме.
        - Но они знают, что могут покинуть дом, если захотят, - вздохнула Виктория. - А я не могу. Временами я прихожу от этого в отчаяние.
        - Надеюсь, не слишком сильное.
        Виктория рассмеялась, несмотря на серьезность разговора.
        - Конечно, недостаточно сильное, чтобы позволить кому-нибудь увезти меня обратно в Техас.
        Тринити повернулся к Виктории с лукавой усмешкой.
        - Я не рекомендую вам сейчас навещать друзей в Техасе, но не вижу, почему вы должны оставаться здесь, если не хотите этого. Вы можете поехать в Лондон или Париж. Даже в Нью-Йорк. Там столько людей, что вас никто не найдет, даже если будет искать.
        - Не знаю, почему я не подумала об этом раньше, - промолвила Виктория, и глаза ее загорелись от восторга. - Вы сможете защитить меня.
        - Нет, не смогу, - твердо ответил Тринити. - Я не адвокат.
        Виктория рассмеялась:
        - Но вы и не невежественный пастух. Особенно когда забываете говорить, как они.
        Когда она смеялась, он терял способность сосредоточиваться. Он просто тонул в этом смехе. Ее улыбка дразнила и манила, а в тембре голоса было что-то, приглашавшее разделить с ней нечто интимное.
        - Может, и нет, - произнес он, стараясь изгнать подобные чувства, - но это весьма далеко от знания законов.
        - Я не прошу вас делать что-нибудь с законом. Я хочу, чтобы вы организовали расследование убийства Джеба Блейзера. Вам нужно будет нанять детективов для сбора улик, и адвокатов, чтобы представить добытые сведения в суде.
        - Но...
        Она обошла свою лошадь и встала перед ним, глядя ему в глаза.
        - Не говорите «нет». Хотя бы пока. Подумайте об этом.
        Тринити заставил себя попятиться. Если бы он оставался рядом с ней еще минуту, он не смог бы думать ни о чем, кроме ее глаз... или губ.
        - А с вашим дядей вы говорили об этом?
        - Несколько раз. Но он считает, что толку от этого не будет. Бак тоже так думает. Они полагают, что я должна быть довольна тем, что есть.
        - А вы не можете?
        - Как бы вы чувствовали себя, если бы все считали вас убийцей, сохранившей жизнь только потому, что ваш дядя помог вам сбежать из тюрьмы? - Ее изумительные синие глаза умоляли о помощи.
        - На ранчо нет ни одного человека, кто считал бы вас виновной.
        - Они все относятся ко мне замечательно, и ни один из них не верит, что красивая женщина способна на преступление.
        - Расследование может стоить кучу денег.
        - Мое наследство покроет все расходы.
        - Если у вас много денег, зачем вы тратите время на меня? Вам следует нанять профессионала.
        - Откуда мне знать, что он не выступит против меня? Кажется, никто не способен противостоять судье Блейзеру.
        - Почему вы думаете, что я способен? Она посмотрела ему прямо в глаза.
        - Просто знаю. Тринити этого не ждал.
        - А если вы ошибаетесь? Я могу оказаться охотником за наградой, или помощником шерифа, или даже частным сыщиком.
        Ее взгляд не дрогнул.
        - Можете, но не являетесь.
        Тринити охватило отчаяние. Он не хотел ей отказывать.
        - А что скажут ваш дядя и Бак?
        - Им это знать необязательно. Это останется между вами и мной.
        Ее слова словно ударили его током. Он старательно избегал всего, что могло бы их сблизить. Но больше устоять не мог.
        - Почему я?
        Она придвинулась на шаг ближе.
        - Вы мне нравитесь. Между нами возникло какое-то родство. - Видно было, что Виктории неловко говорить так откровенно, но она продолжала: - Вы не похожи на Бака и моего дядю. Я еще не разобралась, чем именно вы отличаетесь, но я склонна доверять людям, которые мне нравятся.
        Тринити с трудом проглотил слюну. На протяжении трех дней он боролся с растущим влечением к Виктории. Вполне возможно, что он ей нравился только потому, что был новым человеком, с кем можно было поговорить. Лишь мысленное напоминание, что ему нельзя вступать в какие-либо отношения с женщиной, которую должны повесить за убийство, дало ему силы взять себя в руки... Но ее последние слова разрушили его самообладание.
        Как же ему хотелось ее защитить!
        - То, что вас влечет ко мне, не значит, что я вам нравлюсь.
        Он должен был дотронуться до нее, коснуться пальцами ее щеки.
        - То есть между нами не может быть простой приязни?
        Ее щека была такой нежной. Он обвил вокруг пальца один из локонов, обрамлявших ее лицо...
        - Только не между мужчиной и женщиной. Виктория потянулась к нему и подняла лицо. Он не мог больше видеть ничего вокруг, кроме ее губ и синих глаз. Виктория слегка прижалась щекой к его руке.
        - Вам кажется, что в моем отношении к вам есть что-то сексуальное?
        Что он делает? Он не может допустить, чтобы между ними возникла чувственная связь.
        Тринити отдернул руку, как от ожога. Он встречал раньше несколько очень прямолинейных женщин, но ни одна из них не задавала ему подобного вопроса. Поверить, что он услышал такое из уст этой великолепной рыжей красавицы, было невозможно.
        - Мэм, я не скажу ничего подобного.
        - Не называйте меня «мэм» и не уклоняйтесь от ответа.
        - Ладно, раз вы настаиваете. Я не думаю, что вы можете испытывать ко мне влечение, которое не было бы сексуальным.
        Господи! Вот бы Бак услышал это!
        - Почему?
        - Потому что я не могу испытывать к вам влечения, не чувствуя сексуального жара.
        Проклятие! Он мог бы поклясться, что заметил мелькнувший в ее глазах проблеск удовлетворения. Почему женщины вечно стремятся подчинить мужчин, унизить их?
        - Вы хотите сказать, что я вас возбуждаю? - продолжала Виктория, подходя к нему так близко, что он начал ощущать тепло ее тела.
        - А вы этого не ждали?
        - Нет.
        Она всю жизнь жила в окружении мужчин, но явно не сознавала своего воздействия на них. Ему нужно срочно перевести разговор на другую тему, или он добьется, что его еще до заката вышвырнут с ранчо.
        Тринити сделал шаг назад.
        - Полагаю, нам пора возвращаться. Наш разговор пошел не в том направлении. - Он крепко взялся за седло и начал вдевать ногу в стремя.
        Виктория не шевельнулась.
        - Почему вы ничего не сказали?
        Она твердо вознамерилась добиться, чтобы его пристрелили.
        - Вы прекрасная, желанная женщина, мэм, и я с радостью рассказал бы вам, как ценю вашу красоту. Однако я всего лишь пастух, и каждый мужчина на этом ранчо только и ждет, чтобы я совершил какую-нибудь оплошность.
        - Не верю, что вас так легко напугать. - Она сделала еще один шаг к нему. Тринити не поддался на вызов.
        - Это вопрос не испуга. Это вопрос здравого смысла. И чести, - добавил он с отчаянием. - Мужчина не должен захватывать чужую заявку.
        Виктория отступила на шаг. Глаза ее полыхнули, огнем.
        - Какое гадкое выражение! Я женщина, а не кусок собственности. Кроме того, я не принадлежу Баку.
        - Вам лучше сообщить ему об этом. Он и ваш дядя считают, что вы готовы в любую минуту выйти за него замуж.
        - Мне нравится Бак, но к вам я чувствую большее влечение.
        Дьявольщина! Ну почему она решила заявить ему об этом именно в тот момент, когда он взял себя в руки? Он встречал по крайней мере половину знаменитых «дам» Запада. Некоторых он любил, но не остался ни с одной. А тут его сразили наповал прелестные синие глаза, копна своенравных рыжих волос, неотразимый смех и неукротимое желание, выворачивающее его наизнанку. Не говоря уже об искренности, с которой она объявила, что он нравится ей больше, чем человек, за которого она, считалось, вот-вот выйдет замуж.
        - Почему? - спросил он.
        - Я не имела в виду то, как это прозвучало. - Виктория явно подыскивала слова, чтобы притупить свое только что высказанное жесткое заявление. - Просто Бак хочет владеть мной как собственностью. Женщину такое отношение душит. Вы производите впечатление человека, пытающегося понять, какая я на самом деле. И мне это нравится.
        Тринити вцепился в седло, как в якорь спасения. Он должен взять себя в руки!
        - Вы красивая женщина, - произнес Тринити, продолжая держаться за седло. - Только ненормальный мужчина не почувствует влечения к вам.
        - Я не это имела в виду, - с раздражением продолжала она. - Я говорила о том особом влечении, которое возникает, когда вы хотите больше узнать о человеке. Это приводит к тому, что мысли о нем все время вспыхивают у вас в голове. Вы постоянно гадаете, а что он сейчас делает, о чем думает... Но ведь такое наверняка случалось с вами раньше.
        - Вы имеете в виду, как это было у вас с вашим мужем?
        Он не смог бы лучше остановить ее напор, даже окати он ее ведром воды. Виктория отвернулась и снова уставилась вдаль.
        - Нет, так не было. Мне было шестнадцать лет, и мой отец умирал. Нужно было решать мое будущее. Отец выбрал богатого красивого молодого человека и спросил меня, что я думаю о замужестве с ним. Ему был двадцать один год. Он был обаятельным, бесшабашным... Мне он казался замечательным. Я знала, что так и должно быть. Только выйдя замуж за Джеба, я поняла, в какой ад угодила.
        Тринити мог представить себе Викторию, беззащитную юную жену, которую терроризирует пьяница-муж. Опасное чувство симпатии разгоралось в его груди.
        - Не думаю, что нам стоит слишком много размышлять насчет всякого там притяжения, - промолвил он.
        Виктория круто обернулась к нему:
        - Это почему?
        Тринити знал, что лучше всего было бы ему вскочить в седло и поскакать на ранчо, предоставив ей самой найти дорогу домой. Он был дурак, что вообще позволил делу зайти так далеко.
        - Предположим, что я в вас влюбился.
        - А вы смогли бы?
        - Мэм, любому мужчине было бы трудно не влюбиться в женщину с вашей внешностью.
        - Я ничего не говорю о своей внешности, - поправила его Виктория. - Я говорю - в меня.
        Тринити сосредоточился на том, чтобы крепко держаться за седло.
        - Я ведь, мэм, не знаю вас по-настоящему, но полагаю, это было бы не слишком трудно. В любом случае мы отошли от моих доводов. Предположим, что забрел сюда пастух вроде меня и влюбился в вас по уши. Ваш дядя и Бак положат этому конец еще до того, как вы успеете глубоко вздохнуть.
        - Предположим, что я влюблюсь в такого пастуха?
        Любой пастух, который чего-то стоит, перевернет небо и землю, чтобы сделать ее своей женой. Но сказать этого ей он не мог.
        - Они не приняли бы это.
        - Даже если бы я сказала им, что люблю его и никогда не полюблю никого другого?
        Ее глаза никогда еще не были такими синими и такими искренними.
        - Особенно если бы вы это сказали.
        - А что, если бы я решила убежать с ним?
        Она не знала пощады.
        - Он бы не допустил этого... если бы действительно любил вас.
        - Почему?
        Она подступила ближе, но Тринити ухитрился держать между ними своего коня. Она смотрела на него поверх седла.
        - Потому что пастуху было бы нечего предложить такой женщине, как вы.
        - Но все, чего бы я хотела, так это самого пастуха.
        - Он захотел бы дать вам весь мир. И его убивало бы то, что он этого не может. Это было бы хуже, чем просто отвернуться от вас.
        - Как глупо! - Ее досада была почти ощутима. - Только мужчина может решить покинуть женщину лишь потому, что не может дать ей то, чего, возможно, она даже и не хочет.
        - Не просто какую-то женщину, Виктория. Вас!
        - Женщина не стана бы так рассуждать. Пока она может быть с мужчиной, которого любит, остальное не имеет значения.
        Тринити было трудно ей не поверить. И все же он никак не мог забыть, что ее обнаружили с револьвером в руке над телом мужа.
        - Не все женщины таковы. Некоторые больше ценят то, что мужчина может им дать, чем самого мужчину.
        - Но если мужчина любит женщину по-настоящему, он может почувствовать разницу.
        - Не всегда. Любовь делает ужасные вещи с мужским разумом.
        - Не представляю себе, что она могла бы долго влиять на вас.
        - Что ж, пожалуй, нынче не так, как когда-то.
        - Но все еще немножко может?
        - В сочетании с мучительной физической потребностью...
        - А вы мучаетесь?
        - Мэм, задавать такой вопрос нечестно. Как могу я быть рядом с вами и не испытывать подобной потребности?
        - Мужчина испытывает потребность в женщине вообще, но томится лишь по одной определенной.
        - Откуда вы знаете?
        - Женщины чувствуют то же самое.
        Тринити так крепко сжимал седло, что костяшки его пальцев побелели.
        - А вот что точно не следует делать, так это бросаться мужчине на шею. Он может это не так понять, - предостерег ее Тринити.
        - Возможно, он поймет ее именно так, как надо.
        - Мэм, женщине вроде вас нужно точно знать, что она предлагает, прежде чем показать мужчине свою заинтересованность в нем. Как только он узнает, что она доступна, решения начинает принимать он.
        - Это несправедливо.
        - Может, и так, но игра ведется именно по этим правилам. А теперь втяните рожки и перестаньте меня дразнить. Я понимаю, что вы просто пытаетесь подчинить меня, чтобы я занялся для вас этим расследованием. Позвольте помочь вам сесть на лошадь. Нам пора в дорогу.
        С трудом расслабив мертвую хватку на седле, он обошел своего коня и положил руки Виктории на талию, чтобы подсадить ее. Однако она не шевельнулась.
        - Почему вы считаете, что это все, в чем я заинтересована?
        Тринити помедлил.
        - Это все, что я могу предложить.
        - Вы не правы, Тринити. Я действительно хочу, чтобы вы мне помогли, и я действительно пыталась вас уговорить... Но это не все, что вы можете мне предложить.
        - Чем скорее я верну вас домой, тем скорее смогу сунуть голову в ведро с холодной водой.
        Он снова сделан попытку поднять ее в седло. И снова она не шевельнулась. Он отчаянно ощущал свои руки на ее талии. Это интимное прикосновение почти лишало его самоконтроля.
        - Зачем вы хотите это сделать? - поинтересовалась Виктория, и в голосе ее прозвучали удивление и смех.
        - Нет ничего лучше холодной воды, когда мужчине нужно охладиться и прийти в себя. Начать думать трезво.
        Тринити уже не понимал, нужно ли ему убрать руки или все же попытаться вновь посадить ее в седло. Однако поскольку ему нравилось ощущать их там, где они находятся, он их там и оставил.
        - Я хочу заключить с вами сделку, - предложила Виктория. - Если вы перестанете разыгрывать бродячего ковбоя и разговаривать так, словно никогда не заглядывали в книжку, я не стану пытаться уговорить вас взяться за мое дело.
        - Вы попытаетесь уговорить меня на что-то другое?
        Он подумал, как воспримет она дрожь в его голосе: как страх или предвкушение. Он не станет объяснять ей, что это откровенная похоть.
        - Почему вы задали мне этот вопрос?
        - Я давно выяснил, что у меня слабость к хорошеньким женщинам: не могу устоять перед ними. А потому стараюсь держаться от них подальше.
        - Так вы стараетесь держаться подальше от меня?
        - Не очень это получится, пока не покину ранчо. Если вы не позволите мне сейчас же усадить вас в седло, мои руки прирастут к вашим бокам. Тогда ваш дядя и Бак точно меня пристрелят, - заметил он.
        - И вы собираетесь от этого сбежать?
        Тринити сдался. Он притянул ее к себе, и его губы коснулись ее волос. Он уловил слабый аромат душистого мыла.
        Все его тело жаждало ее.
        Виктория запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. Затем, смущенная напряженностью чувств, увиденных в них, опустила веки. Тринити нагнул голову, и губы его коснулись ее левого века. Он ощутил, как затрепетала она от этого прикосновения... потом затихла.
        - Вы хотите, чтобы я на некоторое время остался?
        - Да, - с неловким смешком сказала она, - мне бы этого хотелось.
        - Мне тоже, - промолвил Тринити.
        Он был настолько заворожен близостью Виктории, ощущением ее тела в своих руках, что не услышал движения сзади, пока мощная рука не ухватила его мертвой хваткой за плечо.
        Глава 6
        Тринити круто обернулся к нападавшему и налетел на удар.
        - Бак, прекрати! - вскричала Виктория. - Он просто помогает мне сесть на лошадь.
        - Я видел, что он делает! - прорычал Бак, бросаясь на Тринити, прежде чем тот успел восстановить равновесие. Он нанес ему зверский удар в челюсть, а потом в живот, и Тринити со стоном свалился на землю. - Он тебя целовал.
        - Нет, не целовал, - сказала Виктория, стараясь схватить Бака за руку и удержать его. Однако он резко отстранил ее, не особо церемонясь.
        - Я не потерплю, чтобы какой-то мужчина лапал мою женщину, - твердил Бак. - Я сломаю ему шею.
        Бак был тяжелее Тринити фунтов на пятьдесят и дюйма на три выше. Его бицепсы были толщиной с бедро Тринити, однако опыт Тринити, его умение драться и отличная физическая форма постепенно превратили избиение в соревнование равных.
        Виктория не стала ждать, кто из мужчин утомится первым. В ту же минуту как они свалились на землю, она стащила с лошади землемерный треножник и отсоединила одну его ножку. Дождавшись удобного момента, она ударила ею Бака по голове.
        Чувств он нелишился, но упал навзничь.
        - Что ты хочешь сказать этим «твоя женщина»? - возмущенно воскликнула она, не обращая внимания на Тринити и как раз подъехавшего к ним дядю. - Как ты посмел заявить такое?! Ты никогда даже не заговаривал со мной о женитьбе.
        - Я поговорил с твоим дядей, - пробормотал Бак, держась за голову.
        - Я вам это говорил, - обратился к ней Тринити, осторожно ощупывая разбитое лицо. Когда он отнял руку пальцы его были в крови.
        - Ты больше никогда ей ничего не скажешь, - угрожающе прорычал Бак, поднимаясь на ноги. - Я позабочусь о своей собственности.
        - Я не твоя собственность, и не надо обо мне заботиться.
        Но Бак был слишком разъярен, чтобы ее услышать. Едва поднявшись на ноги, он вновь бросился на Тринити.
        - Перестань вести себя как дурак, - приказал Грант Дэвидж. - Ты ведь знаешь, что я не могу допустить, чтобы мой управляющий ввязывался в драку с работниками.
        Бак попятился, но не спускал глаз с Тринити.
        - Он фамильярничал с Викторией, - прохрипел он между судорожными вдохами. - Я видел, как он держался за нее обеими руками. Он почти что целовал ее.
        - Он просто помогал мне сесть в седло, - повторила Виктория, угрожающе поднимая свое дубовое оружие.
        - Тебе никогда раньше не требовалось для этого помощи, - пробурчал Бак.
        - А ты никогда не предлагал, - тут же возразила Виктория и, круто обернувшись к дяде, добавила: - Ты сказал Баку, что я выйду за него?
        - Виктория, милочка, ты же должна выйти за кого-то замуж. А никто не любит тебя сильнее Бака.
        - Но я его не люблю.
        - У тебя нет особого выбора, милочка. Ты застряла в этой долине, где вряд ли встретишь много других мужчин, - пожал плечами Грант.
        - Ты хочешь сказать, что убийце надо быть благодарной, что ей предлагают хоть какого-то мужа.
        - Я не хочу сказать ничего подобного. Но ты не найдешь мужа лучше Бака, он отличный скотовод... Я с удовольствием оставлю ранчо в его руках.
        - Так пусть он на ранчо и женится, - возмутилась Виктория. - Но я не выйду за того, кого мне выбирают. Я уже один раз это сделала.
        - Твой дядя вовсе не выбирал меня, - умоляющим тоном заговорил Бак, обращаясь к Виктории. О присутствии Тринити он словно позабыл. - Я влюбился в тебя сам по себе.
        - Если ты так сильно меня любишь, то почему не доверяешь? Если ты полагаешь, что я позволю целовать себя мужчине, которого знаю меньше недели, ты меня не знаешь вообще.
        С этими словами Виктория повернулась и направилась к своей лошади.
        - Мне следовало бы убить тебя, - обернулся Бак к Тринити.
        - И не пытайся. Второй раз ты меня не застигнешь врасплох.
        - Бак, прекрати, - приказал Грант.
        Не дожидаясь ни от кого помощи, Виктория взметнулась в седло и галопом поскакала на ранчо.
        - Думаю, тебе лучше на некоторое время оставить ее в покое, - сказал Грант. - Кажется, мы повели себя в этом деле неправильно.
        - Это все из-за него, - начал Бак, вновь наступая на Тринити.
        Тринити подобрался, готовясь к нападению, но следующие слова Гранта остановили Бака.
        - Он не виноват, - промолвил Грант. - Это твоя и моя вина. Мы так привыкли думать за Викторию, когда речь идет о ее безопасности, что стали делать это все время.
        - Я хочу, чтобы ты отсюда убрался! - прорычал Бак, обращаясь к Тринити. - Я хочу, чтобы ты исчез отсюда до восхода!
        - Не надо злиться на меня, если сам совершил ошибку, - ответил Тринити.
        Бак вскочил в седло и поскакал за Викторией.
        - Очень все неудачно сложилось, - вздохнул Грант. - Я не сознавал, что ревность Бака может зайти так далеко. Мне жаль терять тебя. Ты хороший парень, да и помощники нам сейчас нужны, но полагаю, тебе лучше уехать.
        - Обо мне не тревожьтесь, - сказал Тринити. - Просто мне придется двинуться в путь раньше, чем я предполагал.
        - Я принесу тебе твое жалованье в дом для работников. Думаю, что лучше тебе не появляться сегодня в доме.
        - Когда хозяин вынужден уволить хорошего работника из-за своего управляющего, это означает, что он утратил контроль над своим ранчо. Если вы не позаботитесь, вы потеряете из-за Бака и племянницу.
        - Поверить не могу, что ты уволил его только из-за того, что Бак впал в ревнивую ярость, - несколько позже сказала дяде Виктория.
        - Что еще мне оставалось делать?
        - Ты мог посоветовать Баку начать вести себя как взрослый мужчина или искать себе другую работу.
        - Не говори чепухи, Виктория. Я не могу рисковать потерей Бака из-за драки с пастухом, который, вполне вероятно, не пробудет здесь даже до конца лета.
        - Дядя Грант, это твое ранчо. Ты объявил эту землю своей, отвоевал ее у индейцев и привел сюда скот, несмотря на огромные трудности. Тем не менее Бак раздает приказы направо и налево, устраивает скандалы и ведет себя так, словно ранчо принадлежит ему.
        - Тринити сказал мне примерно то же самое.
        - Ты должен к этому прислушаться.
        - Он также сказал мне, что я рискую потерять тебя.
        Виктория подошла к дяде и обняла его.
        - В этом он не прав. Я никого на свете не люблю так, как тебя.
        - Он намекал, что я могу утратить твое уважение. Наступило неловкое молчание.
        - Я рассердилась, что вы с Баком обсуждали мое замужество так, словно это меня не касается, - промолвила Виктория, стараясь смотреть дяде прямо в глаза. - Но я знаю, что ты делаешь то, что считаешь для меня наилучшим. Просто в этом ты ошибаешься. И в некоторых других вещах тоже.
        - Каких, например?
        - Не важно. Важно то, что впервые за пять лет я задумалась о том, что хочу делать, а не о том, чего хотят от меня.
        - Может быть, Бак был прав, тревожась из-за Тринити?
        - Мужчины когда-нибудь позволят женщине иметь чуточку здравого смысла? - раздраженно поинтересовалась Виктория. - Тринити много поездил по свету. Повидал вещи, которые мне никогда не увидеть. Испытал чувства, которые мне никогда не испытать. Он заставил меня понять, что я не хочу жить в страхе.
        - И что ты намереваешься делать?
        - Не знаю, - призналась Виктория. - Все мои чувства в разброде.
        - Я рад, что это все. А теперь, если ты просто позволишь Баку объяснить, почему он...
        - Я уверена лишь в одном, - прервала его Виктория. - В том, что я никогда не выйду замуж за Бака.
        - Но он замечательный молодой человек. Никто не будет любить тебя больше, чем он.
        - Выйти замуж за Бака - это все равно что признать, будто я могу иметь только то, что кто-то готов мне предоставить. Этого я принять не могу. Больше не могу.
        - Бак был прав. Не надо было мне нанимать Тринити.
        Позже вечером, после нескольких часов бесплодных размышлений, Виктория вынуждена была признать справедливость этих слов.
        Он не ввязался бы в драку, если бы она не была так решительно настроена выяснить природу чувств, которые он к ней испытывал.
        Она сама позволила ему долго стоять рядом, положив руки ей на талию, так что тело его почти касалось ее тела, а губы трогали ее волосы и веки. Но ей это нравилось. Она никогда раньше не испытывала подобных чувств, какого-то чудесного бездумного удивления, словно была на грани какого-то необыкновенного открытия.
        Тринити был прав. В ее влечении к нему было нечто сексуальное. Она пыталась убедить себя, что влечение это чисто умственное, но его прикосновение разрушило эту иллюзию.
        Виктории стало жарко. Чувства, ранее ей неизвестные, от которых будто таяли ее кости, становились тем сильнее, чем дольше она вспоминала прикосновения Тринити.
        Она беспокоилась не столько о Тринити, сколько о себе. Она не знала, что ей делать с собой. Тринити ее взбудоражил, пробудил в ней неудовлетворенность ее жизнью, но отказался помочь изменить ее.
        Она может попытаться затеряться в каком-то большом городе, вроде Нью-Йорка или Лондона, но ведь ей понадобится получить контроль над своим наследством. Она не может позволить дяде всю жизнь содержать ее. И потом, ей вовсе не хотелось покидать ранчо.
        Ей нужно убедить Тринити отправиться в Техас. Она заслуживает шанса попытаться получить свободу.
        Тринити затаился, скорчившись, в тени сосен, которыми порос холм за главным домом ранчо, и ждал, пока все разъедутся. Ночью он все обдумал и отбросил несколько планов незаметного проникновения в дом. Тот, который он в конце концов выбрал, основывался на том, что Виктория будет настолько рассержена и взволнована, что не усидит дома.
        Ему не пришлось долго ждать, чтобы убедиться в своей правоте. Через пятнадцать минут после отъезда Бака и Гранта Виктория вышла из дома через кухонную Дверь. Она почти побежала к дому для работников. Спустя несколько секунд она вышла оттуда с сердито поджатыми губами. Вскоре после этого она оседлала лошадь и поехала в горы.
        Осторожно прячась в тени деревьев, Тринити направился вниз по гребню. Рамон и Анита все еще были в доме, и ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, кроме Виктории, знал, что он не покинул «Горную долину».
        Ему понадобился почти час, прежде чем он смог проникнуть в дом так, чтобы его никто не увидел.
        Он направился в комнату Виктории и; взяв по несколько предметов одежды из всех ящиков и шкафов, сложил их в принесенный с собой кожаный мешок. Посчитав, что набрал достаточно вещей, он поместил сложенную записку в головную щетку Виктории, где она не смогла бы не обратить на нее внимания.
        Затем он вылез из окна и снова растворился в соснах.
        Виктория вернулась домой после возвращения дяди и Бака. Она полагала, что Тринити захочет увидеться с ней до отъезда, и очень расстроилась, что этого не произошло.
        Она попыталась закончить обмеры горного гребня, которые они начали вместе, но каждый раз, когда ей пригодилась бы вторая пара рук, вспоминала его. Каждый раз, когда ей хотелось поделиться возникшей мыслью, ей страшно его не хватало. Каждый раз, когда ей хотелось задать вопрос, она ощущала его отсутствие.
        Тринити взволновал ее больше, чем любой другой мужчина, которого она когда-либо знала. В нем было столько энергии, жизненной силы, чувства юмора, уверенности, у него был свой взгляд на жизнь, позволявший ему смеяться над собой и над тем, что с ним приключалось.
        Это было как глоток свежего воздуха. На протяжении нескольких лет она считала, что ее жизнь висит на волоске. Тринити каким-то образом заставил ее поверить, что есть возможность доказать ее невиновность, если она наберется мужества преодолеть страх и отбросить путы, наложенные на нее другими.
        Она хотела бы поблагодарить его за поддержку, но крутой нрав Бака и чопорность дяди Гранта прогнали его прочь.
        Она задумалась, заплатил ли дядя ему за работу. Конечно, жалованье за три дня не бог весть что, и все-таки... Хотя этого все равно не хватит на дорогу до Калифорнии.
        - Где ты была? - требовательно поинтересовался Бак, когда Виктория вошла в дом. Дядя бросил на нее вопросительный взгляд, но промолчал.
        У нее был долгий день. Она устала и была рассержена.
        Уверенность Бака, что она должна ему объяснять свои поступки, разъярила ее окончательно. Он был наемным работником у ее дяди, в каком-то смысле и ее наемным работником тоже. Если кто-нибудь из них должен был объяснять, где был, то это скорее Бак.
        - Ездила верхом.
        - Где? Я же твержу тебе снова и снова, что ты не должна бродить по окрестностям в одиночку. Кто знает, вдруг сюда забредет еще какой-нибудь чужак.
        Хозяйский тон Бака в сочетании со словами «еще какой-нибудь чужак» оказался последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Она взорвалась.
        - И ты, конечно, тут же его прогонишь, как прогнал Тринити?
        - Он был дрянной человек, Виктория. Просто бродячий ковбой, ищущий развлечений. Ты обратила на него внимание лишь потому, что он заставлял тебя смеяться.
        - А есть такой закон, который запрещает мне веселиться?
        - Ох, Виктория! Ты же знаешь, что я имею в виду.
        - Боюсь, что узнала это впервые в жизни.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Что ты запер меня в этой долине и собираешься держать здесь до конца моей жизни.
        - Но тебе нужен кто-то, кто станет тебя охранять.
        - Ты уже назначил день свадьбы? И сколько у нас будет детей? Разрешат ли мне дать им имена, или мне будет только позволено произвести их на свет?
        - Ну-ну, Виктория... - начал было Грант.
        - Не говори мне «Ну-ну, Виктория»! - почти взвизгнула она. - Я не позволю, чтобы всю жизнь все решали за меня. Вам надо было оставить меня в Техасе, там я не больше была под замком, чем здесь.
        - Прекрати немедленно, прежде чем наговоришь лишнего, - разозлился Грант. - Бак рисковал жизнью, вызволяя тебя из этой тюрьмы. Ты по меньшей мере должна быть ему благодарна.
        - Я благодарна, - продолжала Виктория. - Но это не значит, что я должна отдать ему остаток моей жизни.
        - Бак будет тебе хорошим мужем.
        - Я не сомневаюсь, что ты прав, но он никогда ни слова не сказал, что любит меня, пока не появился Тринити.
        - Я полюбил тебя с первой минуты, как увидел, - возмутился Бак.
        - Тогда ты должен был сказать об этом мне, а не моему дяде.
        - Я думал, что ты все еще переживаешь из-за своего мужа. Как бы я выглядел, ухаживая за женщиной, горюющей о смерти мужа?
        - Ты выглядел бы черепахой. Если бы на горизонте объявился заяц, ты проиграл бы гонку много лет назад. Только зайца не было. Не было даже койота. Только одна черепаха. И после пяти лет ты наконец достиг финишной линии. Интересно, добрался бы ты вообще до нее, если бы не появился Тринити.
        - О чем, черт побери, ты говоришь? - возмутился Грант. На лице его отражались одновременно нетерпение и растерянность.
        - Это все Тринити виноват, - взорвался Бак. - Ты никогда так не говорила, пока он не появился.
        - Ты прав. Я совсем забыла, как это - жить без страха.
        - Он наполнил твою голову идеями, которые могут тебя погубить, - вздохнул Грант. - Ты же знаешь, что не можешь покинуть эту долину.
        - Так же как знаю, что должна выйти замуж за Бака, - закончила его мысль Виктория. - Он единственный человек, которому ты доверяешь.
        - Я всегда полностью уверен в Баке, - произнес Грант.
        - Я тоже. Но женщина выходит замуж за мужчину не поэтому.
        И, круто повернувшись, Виктория вышла из комнаты.
        - Если я снова увижу этого парня, я его убью! - проревел Бак.
        - Она уже и до него была неспокойна, - промолвил Грант. - Если бы он не взбудоражил ее, это сделал бы кто-нибудь еще. Нельзя долго держать женщину под замком и не ожидать взрыва.
        - Как ты думаешь, что мне делать?
        - Не знаю. Я не понимаю женщин. Поэтому и не женился.
        - Я тоже их не понимаю, но хочу жениться на Виктории.
        - Тогда оставь ее в покое. Какое-то время все будет не гладко, но потом она успокоится.
        Входя в свою спальню, Виктория не думала ни о каком замужестве. Ее голова была занята темно-русым ковбоем с проказливой улыбкой.
        Она была не права, виня во всем Бака и дядю Гранта. Пусть она не говорила об этом, но в душе смирилась с тем, что когда-нибудь выйдет за Бака.
        Теперь она не могла понять почему.
        Она больше никогда не повторит ошибки, приведшей ее к браку с Джебом. На этот раз она выберет себе мужа потому, что не сможет представить себе жизнь без него.
        Странно, как естественно это звучало, а между тем еще несколько дней назад ей это и в голову бы не пришло.
        Она подсела к туалетному столику, взяла в руки головную щетку... И тут на пол упала записка.
        Глава 7
        Еще до того как она коснулась пола, Виктория догадалась, что записка от Тринити. Руки ее так задрожали, что она с трудом смогла поднять бумажку. Быстро развернув ее, она прочла:

«Я хочу получить шанс попрощаться с вами. Буду ждать вас у подножия старой сосны, которую вы использовали как реперный знак. Я пойму, если вы не придете.
        Тринити».
        Виктория не могла разобраться в сумятице охвативших ее чувств. Не должна была она так бурно реагировать на мужчину, которого спустя какое-то время, может, и не узнает в лицо. «Не лги себе. Ты его увидишь и узнаешь из тысячи». Даже профиль его навечно врезался ей в память. Он был мускулистым и худощавым. Так выглядят мужчины, которые не дают своему телу пощады и часто недоедают. Он не мог сравниться с Баком по массивности, но Виктория не удивилась бы, узнав, что он так же силен.
        Виктория не знала, чего ждать от этого прощания, но не сомневалась, что если не пойдет на встречу, будет жалеть об этом до конца жизни.
        С громким проклятием Бак повернул коня и направился обратно на ранчо. Он не знал, что втемяшилось Виктории, но что-то было явно не так. Грант сказал, что пройдет немало времени, пока вернется ее добродушное настроение, но прошлым вечером, когда они сели обедать, она казалась такой же, как раньше. Почти. Она разговаривала и улыбалась вроде бы как всегда, но за ее улыбкой пряталось что-то иное. Бак не мог это определить, но чувствовал отчетливо.
        Утром она держалась несколько напряженно. Сначала он подумал, что она старается притвориться, будто вчерашней ее вспышки не было вовсе. Но его интуиция, обостренная ревностью, подсказывала другой ответ.
        Виктория вела себя как женщина, собравшаяся на свидание к любовнику... она собиралась встретиться с Тринити.
        - Как я смогу сделать это, даже если бы захотела? - спросила она, когда Бак прямо высказал ей свои подозрения. - Дядя Грант отослал его прочь два дня назад.
        Ответ ее казался логичнее его подозрений, но он никак не мог выбросить эту мысль из головы. Она вела себя, словно что-то задумала. Так или иначе, но она собиралась встретиться с Тринити.
        Он проследит за Викторией. Он хотел получить шанс сломать шею этому Тринити. На этот раз рядом не будет Гранта, чтобы ему помешать.
        Виктория заставила себя выждать целый час после того, как Бак и дядя Грант уехали, прежде чем оседлать свою лошадь. Она хотела убедиться, что за ней никто не проследит. Кроме того, она не знала, придет ли Тринити к дереву так рано.
        Ей никогда раньше не приходилось тайком пробираться на свидание с кем бы то ни было. Джеб был единственным юношей, которого она знала.
        Хотя Бак и считал, что от Тринити нельзя ждать ничего хорошего, она ему благодарна хотя бы за то, что он побудил ее отказаться от мысли выйти замуж за Бака.
        А что еще могла она сделать? Ничего, пока не найдет способа заполучить свое наследство. Возможно, ей еще удастся уговорить Тринити ей помочь. А если не его, то она наймет адвокатов. Судья Блейзер не может удерживать у себя ее деньги.
        В ней проснулась надежда. Впервые за много лет она почувствовала себя счастливой. Снова все показалось возможным.
        Но как в эту картину вписывается Тринити?
        Теперь, раз он уезжает, видимо, никак.
        Но она не могла позволить ему уехать просто так. Сможет ли она устоять против Бака и дядюшки в одиночку? Тринити был человеком необычным, и ее реакцию на него тоже обычной никак нельзя было назвать. Она не сомневалась, что им никогда не забыть друг друга.
        Однако по мере приближения к гребню, где росла большая сосна, ее все больше охватывало беспокойство. Не странно ли, что он вдруг захотел с ней проститься? Разве не мог высказать все, что захотел, в прощальной записке? Или передать это с дядей... или же дождаться утра и попрощаться?
        Виктория перевела свою лошадь с галопа на шаг. Чего вообще она ждет от Тринити? Она почувствовала себя очень глупо, осознав, что сама толком этого не знает.
        Увидеть его, чтобы попытаться уговорить расследовать смерть Джеба; чтобы поблагодарить за то, что вдохнул в нее силы бороться со своим заточением. И проститься с человеком, который стал ей за короткое время так дорог.
        Но сказать ему «прощай» значило положить конец чему-то. Она вдруг поняла, что не хочет, чтобы это кончалось. Натянув поводья, она остановила лошадь. Ей будет не хватать его юмора, общения с ним. Несмотря на тревожное сексуальное напряжение, которое начало возникать между ними, он был замечательным спутником и собеседником.
        Звук копыт на тропе внизу прервал ее размышления. Это должен был быть Тринити, но она не знала, с какой стороны он появится. Может быть, он наблюдает издали, приедет ли она одна, хочет удостовериться, не устроил ли Бак ему засаду. Но даже повернув лошадь ему навстречу, она не смогла преодолеть охвативший ее страх.
        Виктория отогнала тревожные мысли. Скоро она будет такой же смешной, как Бак: в каждой тени ей станут чудиться охотники за наградами и в каждом чужаке она станет подозревать захватчика. Ей надо перестать путаться. Она не желает всю оставшуюся жизнь бегать от теней.
        Она узнала Аппалузу Бака, едва он показался из-за поворота.
        Виктория почувствовала, как вспыхнуло от гнева ее лицо. Она не знала, что злит ее больше: недоверие Бака, из-за которого он решил выследить ее, или то, что она может не увидеться с Тринити.
        - Где он? - требовательно прокричал Бак, едва приблизился настолько, что она могла его услышать.
        - Кто? - холодно осведомилась Виктория, удивляясь про себя, как она вообще могла когда-то задумываться о браке с ним.
        - Тринити. - Он произнес это имя, словно выплюнул какую-то гадость. - Я знаю, ты поехала на свидание с ним.
        - Ничего ты не знаешь, - вызывающе промолвила Виктория. - Ты решил, что я собираюсь встретиться с Тринити, так как ревнуешь настолько, что ни о чем другом не можешь думать.
        - Я еще за обедом догадался. Твой дядя решил, что ты уже остыла, но я понял, что ты что-то задумала. А нынче утром я сообразил.
        - Тогда расскажи мне, где прятался Тринити эти два дня и как я должна его отыскать.
        - Этого я не знаю. Но знаю, что ты намерена с ним встретиться. Ты не можешь так поступить, Виктория. Ты ведь будешь моей женой.
        - Ты мне нравишься, Бак. Всегда нравился. И я весь свой век буду благодарна тебе за то, что освободил меня из тюрьмы. Но я не могу выйти за тебя просто из чувства благодарности.
        - Почему нет?
        - Почему нет?! - возмущенно повторила Виктория. - Разве ты не хочешь иметь жену, которая любит тебя и будет смотреть на тебя с обожанием?
        - Мне будет достаточно, если она будет хорошо ко мне относиться. Ведь ты сама сказала, что я тебе нравлюсь.
        - Но мне этого недостаточно! Именно такие чувства я испытывала к Джебу, и посмотри, чем это кончилось.
        - Но я не похож на Джеба. Я не пью.
        - Дело не в этом. У нас с Джебом не было ничего общего.
        - Но нам с тобой нравятся одинаковые вещи.
        - Откуда ты это знаешь? Мы никогда с тобой не разговаривали.
        - Будь проклят этот Тринити! Он не имел права путать твои мысли.
        - Когда ты наконец поймешь? Это все не имеет отношения к Тринити. Я изменилась еще до того, как он здесь появился. Я жила как в коконе. Он помог мне осознать это. Предположим, вышла бы я замуж за тебя и обнаружила, что ненавижу все, что ты любишь. Я сделала бы тебя несчастным.
        - С тобой я не могу быть несчастным.
        - Езжай домой, Бак. Я хочу побыть одна... - Виктория чувствовала, что ее побеждает его слепая преданность.
        - Ты собираешься встретиться с ним. Так ведь? Ответь мне, Виктория.
        - Я не отвечаю перед тобой за свои поступки.
        - Ты не можешь встретиться с Тринити. Я тебе не позволю этого.
        Виктория потеряла дар речи. Бак говорил ей, что она должна делать, с их первой встречи, но никогда до сих пор он не пытался вмешиваться в ее личную жизнь.
        - Скажи, ты любишь Тринити? - спросил он, прежде чем она успела возразить.
        - Как я могу? Я ведь его едва знаю.
        Не могла она влюбиться в него... Или могла? Нет, но она находила его чертовски привлекательным. Может быть, дело было в этом. Она слышала о мужчинах, которых так обуревало физическое влечение к женщине, что они теряли рассудок.
        Но ведь к женщинам это не относится. Они совсем другие. Или нет?
        - Нет, я не люблю его. Но хотелось бы поговорить с ним до его отъезда.
        - Я тебе не верю. Ты собираешься позволить своему увлечению им отбросить пять лет осторожности. Ты перестала оглядываться на то, что у тебя за спиной.
        - Но ведь это ты всегда смотрел мне за спину вместо меня. Не так ли? - взвилась Виктория. - Ты вечно заглядывал мне через плечо, смотрел за угол, и под кроватью, и за дверью... на протяжении пяти лет. Ты так меня запугал, что я тоже делала это.
        - Не отворачивайся от меня, Виктория, - продолжал Бак, подъехав к ней так близко, что их колени соприкоснулись. - Я пять лет больше ни о ком не думал. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
        - Мне очень жаль, Бак, но я уже сказала тебе, что не люблю тебя.
        - Но ты выйдешь замуж за какого-то бродягу...
        - Бак, будь разумен. Я только-только встретилась с Тринити. Я не люблю его, и он не любит меня.
        - Он тебя загипнотизировал. Он хочет жениться на тебе, чтобы заполучить ранчо.
        - Ты сошел с ума.
        - Я не позволю ему получить тебя. Я заботился о тебе все эти годы и не собираюсь это прекращать.
        - Это какая-то чепуха.
        - Ты будешь встречаться с ним или нет? Скажи мне! - вскричал Бак.
        - Я встречусь с ним, чтобы попрощаться.
        - Я знал это! - кричал Бак. - Где он?
        - Не знаю. Он оставил записку, в которой просил меня встретиться с ним на этом гребне, но его нет.
        Бак придвинулся к Виктории и схватил ее лошадь за повод.
        - Я забираю тебя обратно на ранчо. Я не стану рассказывать твоему дяде, что ты натворила, но ты должна пообещать мне никогда больше не делать ничего подобного.
        - Отпусти повод! - приказала Виктория. Она была в такой ярости, что у нее задрожала нижняя губка. Она не могла унять эту дрожь и разозлилась от этого еще сильнее. - Как ты смеешь угрожать, что расскажешь что-то моему дяде?! Ты самый самодовольный, эгоистичный упрямец, какого я знаю. Никуда я с тобой не поеду.
        - Я делаю это лишь для твоей безопасности. Ты же знаешь, что я никогда не думаю ни о ком, кроме тебя.
        - Тогда тебе пора это прекратить. При первой же возможности поезжай во Флагстафф. Напейся или делай что хочешь, но не возвращайся, пока не выкинешь из головы безумную мысль, что я выйду за тебя замуж.
        Виктория попыталась отвести свою лошадь от Бака, но он продолжал держать ее за повод ив конце концов заставил ее остановиться рядом с ним.
        - Никто не будет обладать тобой, кроме меня.
        Бак попытался поцеловать Викторию, но поскольку старался одновременно удерживать на месте обеих лошадей, ничего у него не вышло.
        - Неужели тебе никто никогда не объяснял, что неразумно пытаться целовать женщину, сидя на лошади, особенно если вы сидите на разных лошадях? - раздался рядом голос Тринити.
        Виктория прекратила бороться. Больше в этом не было необходимости. Она инстинктивно поняла, что Тринити все уладит.
        - Будь ты проклят! - выругался Бак. Круто обернувшись к Тринити, он отпустил Викторию так внезапно, что она чуть не выпала из седла. - Я же сказал, что убью тебя, если увижу снова в «Горной долине».
        - Некоторые из нас любят обещать больше, чем могут исполнить.
        Оба мужчины спрыгнули на землю.
        - Прекратите сию минуту! - заявила она решительно. - Я не желаю, чтобы из-за меня дрались. Ни один из вас не имеет на меня никакого права.
        Однако мужчины не обращали на нее внимания, и от этого она рассвирепела еще больше. Как смеют они притворяться, что дерутся из-за нее, когда все дело в их глупом мужском тщеславии?!
        - Мне еще надо рассчитаться с тобой за то, что напал на меня сзади, - заявил Тринити Баку. - Только трус нападает сзади.
        - Прекратите! - воскликнула Виктория, направляя свою лошадь между ними. - Это ничего не решит.
        - Не вмешивайтесь, Виктория, - сказал ей Тринити.
        Более быстрый и верткий, он обогнул лошадь Виктории и нанес Баку сильный удар в челюсть, а затем мощный удар в солнечное сплетение. С мучительным стоном Бак согнулся пополам.
        - Прекратите, - проговорила Виктория. - Разве вы не видите, что ведете себя как животные?
        - Не я начал эту драку, - ответил Тринити, - но теперь не отступлю.
        Бак выпрямился, поднялся во весь рост и набросился на Тринити с яростью раненого быка.
        Тринити отскочил, но перед этим успел с силой ударить Бака в лицо. Кровь брызнула из разбитого носа великана, но это только прибавило ему решимости.
        Эта драка резко отличалась от их первой стычки. Тогда Тринити был застигнут врасплох и драка закончилась прежде, чем он пришел в себя. На этот раз темп и стиль боя задавал Тринити. Меньше чем через две минуты Бак упал на колени.
        - Пожалуйста, не бей его больше, - взмолилась Виктория. - Неужели ты не видишь, что он слишком ослабел, чтобы продолжать?
        - Еще чего! - прорычал Бак, вставая на ноги.
        Однако два мощных удара Тринити вновь отправили Бака на землю, и на этот раз он не смог подняться. Виктория соскользнула с седла и кинулась к нему.
        - Ты почти убил его. Почему ты не перестал, когда я просила? Я думала, ты другой, а ты такой же, как остальные.
        - Не я это начал, - возразил Тринити, но Виктория, казалось, его не слышала.
        - Подведи Аппалузу. Я должна доставить его домой. - Виктория попыталась помочь Баку подняться, но он оттолкнул ее:
        - Мне не нужна твоя помощь.
        - Но ты пострадал.
        Глаз так заплыл, что ты почти не видишь.
        - Оставь меня в покое! - закричал Бак. - Мне не нужна помощь Иезавели.
        Его слова так потрясли Викторию, что она попятилась, открыв его взору спину Тринити, пытавшегося поймать коня Бака. Без всякого предупреждения Бак вытащил револьвер.
        - Берегись! - закричала Виктория.
        Тринити бросился в сторону за секунду до того, как пуля Бака ударила в скалу около его головы. Виктория повисла на руке Бака. В следующий момент Тринити вырвал у него револьвер.
        - Думаю, тебе пора ехать домой, - произнес Тринити. - Я забуду, что ты попытался выстрелить мне в спину, но если ты еще раз наставишь на меня револьвер, я тебя убью.
        - Лучше убей меня сейчас, - отозвался Бак со свирепой яростью. - Если не сделаешь этого, я буду идти по твоему следу, пока ты не умрешь.
        - Езжай домой, Бак, - сказала Виктория. - По пути придумай, что рассказать дяде Гранту. Я не хочу, чтобы он узнал, что здесь произошло.
        - А ты едешь?
        - Нет. Я не могу быть с человеком, который попытался застрелить другого в спину.
        - Ты влюблена в него. Ведь так?
        - Бак, я тебе уже говорила...
        - Не лги мне. - Бак стер кровь с губ. - Я знаю, что ты его любишь. Я почувствовал, как ты задрожала, едва услышав его голос.
        - Что толку объясняться с тобой, если ты все равно не веришь ни одному моему слову?
        - Тогда уходи. Поезжай с ним. Повернись спиной ко всем, кто тревожился о тебе, охранял тебя, хотел о тебе заботиться...
        - Прекрати! - почти взвизгнула Виктория. - Ты сделал все, чтобы я почувствовала, насколько я у тебя в долгу, чтобы я чувствовала себя виноватой, если поступаю не так, как тебе нравится... Но больше это на меня не действует. Я начинаю принимать собственные решения.
        - Хочешь сказать, что уезжаешь вместе с ним?
        - Бак, я собираюсь проехать немного по тропе с Тринити. Если хочешь, чтобы я поехала на ранчо с тобой, подожди меня здесь.
        - Я и сам доберусь домой.
        - Отлично. Больше не будем об этом говорить.
        Тринити помог Виктории сесть на лошадь, а затем сам вскочил в седло. Она несколько раз оборачивалась, пока Бак не скрылся из виду.
        - Зачем ты подрался с ним? - осведомилась Виктория, после того как они некоторое время ехали молча.
        - Он не оставил мне выбора.
        - Но тебе не нужно было так сильно его калечить.
        - Может, ты забыла, как он напал на меня сзади два дня назад?
        - Он просто был зол, - промолвила Виктория. - Он думал, что ты отнимаешь меня у него.
        - Не важно, что он думал, - едко заметил Тринити. - Пуля убивает независимо от того, почему ее выпустили.
        - Я это знаю.
        - Тогда и веди себя соответственно. Ты винишь меня, потому что я победил. А если бы он меня застрелил, ты тоже считала бы меня виноватым?
        - Теперь ты такой же невыносимый, как Бак.
        - По правде говоря, многие считают, что у меня сдержанный характер. Я просто не привык, чтобы меня обзывали, когда я всего лишь пытаюсь себя защитить.
        - Я не виню тебя за то, что ты стал защищаться.
        - А мне показалось, что ты именно на это намекаешь.
        - Наверное, я сама чувствую себя виноватой. Бак подрался с тобой из-за меня.
        - Не стоит. Что бы ты ни сказала, Бака это не смогло бы переубедить. Я какое-то время слушал ваш спор перед тем, как подъехать.
        Виктория повернула голову к Тринити:
        - Ты хочешь сказать, что подслушивал?
        - Нет нужды подслушивать, когда два человека орут друг на друга посреди горной тропы. Кроме того, прежде чем вмешаться, я хотел удостовериться, что у вас с ним не личный разговор.
        - Он был личным. - Знаю.
        - Тогда почему же ты вмешался?
        - Он стал грубо наседать на тебя.
        - Это было не твое дело.
        - Может, и нет, но я чувствовал, что частично отвечаю за это.
        - Почему все настроены брать на себя ответственность за то, что я делаю?
        - Я подумал, что, возможно, виной этому стали какие-то мои слова. Ты вроде была готова выйти за него замуж, когда я приехал.
        Виктория тяжело вздохнула.
        - Знаешь, бывают моменты, когда я думаю, что, может быть, тебе действительно лучше было здесь не останавливаться.
        Тринити позволил Виктории высказать все, о чем она передумала в эти дни. Она настолько увлеклась своими рассуждениями, что не замечала, как они все дальше отъезжали от ранчо.
        Не замечала она также, что чем дальше они отъезжали, тем напряженнее становился Тринити.
        Она говорила почти два часа, когда, спохватившись, резко натянула поводья.
        - Где мы? - спросила она. - Я не узнаю ничего вокруг.
        - Мы все еще на земле твоего дяди, - успокоил ее Тринити. - Это одна из троп. Похоже, по ней редко ездят.
        - Мне лучше повернуть назад, - сказала Виктория. - Понадобится, наверное, несколько часов, чтобы вернуться на ранчо.
        - Проводи меня до другой стороны гребня, - попросил Тринити.
        Виктория обратила внимание, что глаза его не сверкают как обычно. Он казался странно напряженным, даже расстроенным. Ее даже обрадовало то, что он, видимо, грустил о предстоящей разлуке.
        - Мне лучше повернуть назад, - промолвила она. - Не стоило забираться так далеко. Не знаю, почему ты позволил мне столько всего наговорить.
        - Я люблю тебя слушать.
        - Спасибо, но я тревожусь о Баке. Ты действительно его покалечил.
        - Ты только о нем и думаешь?
        - Нет. - Она решила сказать правду. - Я много думала о тебе, но решила больше не задавать вопросов. Легче будет тебя забыть, если я не буду знать о тебе слишком много.
        - Ты собираешься меня забыть? - спросил Тринити. Прозвучавшее в его голосе уязвленное самолюбие заставило Викторию улыбнуться.
        - Постараюсь. Я и так живу со множеством призраков. Мне не нужно новых.
        - Уверена, что не хочешь подняться со мной на самый гребень?
        - Я не могу.
        Тринити пожал плечами, признавая необходимость сделать то, что делать не хотел.
        Он подъехал вплотную к Виктории.
        - Видишь розовый выступ, налево от седла?
        - Да, - кивнула она, не понимая, при чем тут этот гребень.
        - Поехали туда.
        И прежде чем Виктория смогла спросить у Тринити, что он имеет в виду, он испустил оглушительный вопль и резко хлестнул по крупу ее лошадь. Заржав от боли и страха, лошадь рванулась вперед.
        Действия Тринити были настолько внезапны и неожиданны, что Викторию охватила паника.
        Когда они въехали на гребень, она попыталась остановиться, надеясь, что Тринити сейчас все объяснит. Однако он продолжал гнать вперед, нахлестывая ее лошадь, пока они бешеным галопом не достигли другой стороны хребта.
        Внезапное подозрение пронзило ей сердце ледяной иглой.
        - Что ты делаешь? - вырвалось у нее.
        Лицо Тринити не отражало никаких чувств. На нее смотрели холодные глаза незнакомца.
        - Я послан шерифом Бандеры доставить тебя обратно в Техас.
        Мозг Виктории отказывался принять то, что сказал Тринити. Это не может быть правдой. Если это так, то Тринити не лучше остальных... Даже хуже! Гораздо хуже.
        Страдальческий стон вырвался из ее горла, и она спрыгнула на землю.
        Глава 8
        Неожиданный поступок Виктории заставил Тринити отбросить притворное равнодушие.
        - Дура сумасшедшая! - вскричал он и, подняв своего коня на дыбы, погнал его галопом туда, где Виктория спрыгнула с лошади. Горный склон в этом месте круто спускался в заросли дикого винограда над ковром опавших сосновых игл. Он надеялся, что кустов оказалось достаточно, чтобы остановить ее падение.
        Треск сучьев подсказал Тринити, что Виктория жива и на ногах. Спрыгнув с седла, он бросился по склону за ней.
        - Не беги! Ты можешь сломать шею!
        Но в ответ слышался только треск ломаемых кустов.
        - Ты заблудилась. Ты не знаешь, куда бежать.
        Он пересек маленький ручеек и вскарабкался на каменный выступ, расположенный под углом к основному гребню.
        Звуки ее шагов становились тише, и Тринити задумался, сколько же ему понадобится времени, чтобы ее поймать. Она могла подныривать под густую поросль, в то время как ему, при его росте, приходилось проламываться через нее. Он мог следовать за ней, только постоянно останавливаясь и прислушиваясь. Наконец они добрались до небольшой осиновой рощицы, и сквозь тонкие серебристые стволы он увидел Викторию.
        Тринити припустился за ней, твердо вознамерившись нагнать ее, пока она не скроется в густом подлеске. Но сапога его не были рассчитаны на бег, и он все время спотыкался. Его утешало только то, что Виктории приходилось сражаться с тем же неудобством.
        К его изумлению, Виктория продолжала оставаться далеко впереди него, когда добралась до очередных зарослей.
        Проклиная вслух ее упрямство, он последовал за ней.
        Несколько минут спустя он обнаружил, что больше не слышит никакого шума. Он подождал, но вновь ничего не услышал. Что случилось? Может быть, она нашла место, где спрятаться? Или ждет, когда он пройдет мимо, чтобы вернуться вверх по склону к лошадям?
        Его охватила тревога. Может быть, она упала и что-нибудь себе повредила? Он должен скорее найти ее. У нее нет ни еды, ни теплой одежды, ни лошади, никакого укрытия на ночь. Свое ружье она оставила притороченным к седлу. Он не думал, что ей будет угрожать какое-то дикое животное, но не стоило проверять это, будучи без оружия.
        Тринити осмотрел землю, отыскивая какой-либо след, но путаница веток, ковер листьев и сломанных ветром сучьев выглядели нетронутыми. Он потерял ее след.
        - Черт побери! - Он не мог вспомнить, когда вел себя так глупо. Он позволил своему страху за Викторию завладеть собой. Он поступил как любовник, а не как разумный сотрудник правоохранительных органов.
        Пройдя обратно по своему пути, он обнаружил ее след в ста ярдах позади. Она повернула вверх по склону. Тринити понял, что она решила совершить большой обход и вернуться к лошади.
        Ему было легко обнаружить место, где она упала. Пять минут спустя ее след исчез между двумя высокими валунами. Тринити остановился. Он не был уверен, что Виктория не попытается стукнуть его по голове камнем, как, впрочем, не мог и осуждать ее за это.
        - Выходи, - позвал Тринити. - Ты не сможешь одна найти обратную дорогу на ранчо.
        Он завернул за валун и оказался перед входом в небольшую пещеру.
        - Я знаю, что ты здесь! - крикнул он. - Лучше тебе выйти отсюда самой.
        Никакого ответа.
        Он шагнул внутрь, стараясь не отрывать руку от стены. Только идиот лезет в пещеру без света. Там могло найти пристанище любое дикое животное.
        Продолжая вести рукой по стене, Тринити медленно продвигался в глубину пещеры. Когда стало совсем темно, он зажег спичку.
        И тут же отскочил от неожиданности.
        Сотни летучих мышей висели, цепляясь за скалу, перед самым его носом. Потревоженные вспышкой, они со страшным шумом вылетели из пещеры. Шум их крыльев почти заглушил тихий возглас.
        Обернувшись, в свете догорающей спички Тринити увидел сжавшуюся в комок Викторию. Он кинулся на нее и был вознагражден ляганием, ударами коленями и попытками выцарапать ему глаза. При этом она не переставала визжать. Наверное, легче было бы скрутить горного льва.
        - Прекрати, я не сделаю тебе ничего плохого.
        - Думаешь, я в это поверю, когда ты собираешься отвезти меня в Техас на виселицу? - закричала Виктория.
        - В этом нет ничего личного, - уговаривал ее Тринити, стараясь удержать под контролем ее руки и ноги. - Я просто делаю свою работу.
        - Надеюсь, ты не примешь как личную обиду то, что я постараюсь помешать этой твоей работе? - кричала Виктория. Высвободив руку, она нанесла ему крепкий удар в челюсть.
        - Ударь меня еще раз, и я приму это за очень личное.
        Виктория ударила его коленом в живот.
        Тринити со стоном согнулся вдвое, а Виктория рванулась к выходу. Он дал ей убежать. На свету будет легче с ней справиться. Он не ожидал от нее такой прыти. На ранчо она казалась такой воспитанной и полной достоинства. Теперь он осознал, что в ней уживались два существа, и одна из этих личностей, загнанная в угол, дралась как дикарка.
        Его глазам понадобилось несколько мгновений, чтобы приспособиться к свету, но едва это произошло, как он увидел Викторию, торопливо карабкающуюся на гору. Он решил следовать за ней, но не вплотную. Ее легче будет усмирить, когда она вымотается. Кроме того, если она не изменит направления, они скоро окажутся рядом с лошадьми и тем местом, которое он выбрал для ночлега.
        Откровенно говоря, ему вовсе не хотелось вновь почувствовать на себе ее острые ногти. Он приложил пальцы к щеке и, отняв их, увидел, что они в крови.
        - Будь осторожна! - крикнул Тринити, видя, как она перепрыгивает через небольшую, но глубокую расщелину.
        - Откуда вдруг такая забота? Ты что, не получишь награду, если не доставишь меня живой? Они, наверное, скидывают часть денег за синяки и раны?
        Тринити не мог понять, почему ее насмешки так ранят его. Другие пленники проклинали и умоляли его, предлагали деньги и женщин, обзывали самыми оскорбительными словами, грозили местью родных. Он оставался к этому равнодушным, но слова Виктории жгли душу.
        Он чувствовал себя виноватым из-за своего обмана. Он вообще не любил обманывать людей, но всегда находил себе прощение, объясняя свои действия известной фразой: цель оправдывает средства.
        Теперь он прощения не находил и знал почему. Он нарушил одно из своих главных правил и оказался эмоционально связан с преступницей.
        В голове невольно возникали картины того, как она улыбалась, подшучивая над ним, как выгибала тонкую бровь, как переливались на солнце огнем ее локоны...
        Но ему нужно держать в узде свою слабость к ее манящему присутствию. А лучшей защитой, как известно, является нападение.
        - А много сочувствия ты проявила к своему мужу, когда стреляла в него?
        - Я не убивала Джеба.
        - Он даже не был вооружен.
        Тринити были известны все факты. Он тщательно изучил их и запомнил перед тем, как согласился отправиться за Викторией. Он бы шагу не сделал из Бандеры, если бы у него было хоть малейшее сомнение в ее вине.
        - Ты объявила ему, что собираешься его убить, или просто подпустила поближе, прежде чем выстрелить ему в сердце?
        Виктория приостановилась и обернулась.
        - Я его не убивала, - настойчиво повторила она.
        - Тогда кто это сделал? Ты была рядом с ним, когда его застрелили.
        - Я этого не знаю.
        - Я сначала думал, что тебе помогал твой любовник. Я собирался арестовать и Бака, пока не выяснил, что до твоего бегства из тюрьмы ты не была с ним знакома. И с той поры у тебя не было никаких других мужчин.
        - У тебя мерзкое воображение, - отозвалась Виктория. - Ты всегда придумываешь невесть что о женщинах и их любовниках?
        - Не обо всех женщинах. Только о тех, кто убивает своих мужей.
        - Я не убивала Джеба! - выкрикнула Виктория, остановившись и обернувшись к нему. - Пару раз я хотела, чтобы он навсегда исчез из моей жизни, но никогда не мечтала его убить.
        - Какая жалость, что присяжные не согласились с тобой!
        - Я от них ничего и не ждала... после того как они были тщательно отобраны поверенным моего свекра. Удивительно, что суд вообще состоялся.
        Виктория продолжала взбираться на гору с легкостью горной козочки.
        Он начал задумываться, сколько сможет продержаться, пока ее не поймает. Он гордился, что держит себя в хорошей форме - слишком часто от этого зависела его жизнь, - но и Виктория явно не проводила время, нежась в качалке.
        Но тут она споткнулась и упала. Она повредила щиколотку и не смогла быстро подняться. А когда поднялась, не смогла двигаться с той же быстротой, так что Тринити понадобилось лишь несколько минут, чтобы загнать ее в угол.
        Однако больная щиколотка не помешала ей драться.
        Тринити связал ей руки и лодыжки.
        - Не надо, - сказала Виктория, когда он затягивал пояс на ее ногах.
        - Мне больно.
        - Об этом нужно было подумать, когда ты раздирала мне лицо. Не говоря уже о синяках, которые я получил от твоих кулаков и сапожек.
        Тем не менее, он ослабил путы.
        - Я жалею, что не била тебя в тысячу раз сильнее, почти прорычала Виктория.
        - Будет не так больно, если ты расслабишься, - сказал Тринити, готовясь взять ее на руки.
        Он поднял ее и перекинул через плечо. Виктория никогда раньше не испытывала такой мучительной боли.
        - Как могу я расслабиться, если ты почти задавил меня?
        - Я позволю тебе идти самой, если ты пообещаешь не драться.
        - Обещаю делать это при первой же возможности.
        - Я так и понял, но всегда хорошо прояснить все до точки, - промолвил Тринити, начиная взбираться по склону.
        - Ублюдок! - воскликнула Виктория. Слезы боли, досады и ярости потекли по ее щекам.
        Она едва могла дышать, лежа у него на плече. Тринити остановился.
        - Готова вести себя тихо?
        - Я на все готова, лишь бы ты спустил меня с плеча, - задыхаясь, прошептала она.
        Тринити позволил ей соскользнуть со своих рук. Она ударилась с глухим стуком о землю.
        - Прости. Я не привык носить на плече женщин, - признался Тринити, приседая, чтобы развязать путы у нее на ногах. - Спустить тебя на землю оказалось труднее, чем я думал.
        - Полагаю, нет смысла говорить, что тебе стоило подумать об этом прежде, чем ты вскинул меня на плечо.
        - Теперь говорить об этом поздно.
        - Мужчины редко принимают замечания. Это подрывает их чувство превосходства. Зато женщин они постоянно поучают.
        - У меня этой проблемы нет, - ответил Тринити, развязывая ей руки. - У меня нет жены, дочери, матери и какой-либо другой женщины, с которой я вижусь регулярно.
        - Представить себе не могу почему, - прошипела Виктория, растирая запястья, чтобы восстановить кровообращение.
        Он приложил пальцы к губам и издал резкий свист.
        - Это для чего? - сморщилась Виктория. - Здесь нет ни одной живой души на расстоянии двадцати миль.
        - Это для моего коня. Он приучен прибегать, когда я свистну.
        - А если он привязан или спутан?
        - Я никогда не привязываю его, если нахожусь в поиске.
        - Считаешь себя очень умным?
        - Нет. Просто предусмотрительным. Не каждый хочет отправляться со мной.
        - Понять не могу, почему бы это. Попасть на виселицу - такое приключение выпадает раз в жизни.
        - Так же, как получить пулю в сердце от жены.
        - Это я и твердила Джебу, когда нашпиговывала его свинцом. «Дорогой... - сказала я, - я всегда называла его «дорогой», чтобы он знал, как я его люблю. - Ты не знаешь, как тебе повезло. Не многие мужчины заслужили такое счастье - получить пулю от жены. Чаще всего их убивает кто-то, кого они совсем не любят».
        - Тебе никто не говорил, что у тебя извращенное чувство юмора?
        - А тебе никто не говорил, что у тебя мерзкая работа? - сладким голоском проговорила Виктория.
        - Пару раз говорили.
        Шум ломающихся веток заставил Тринити отвести глаза от Виктории. Конь нашел его. Лошадь Виктории следовала за ним.
        - По крайней мере, нам не придется выбираться пешком... - начал он, оборачиваясь.
        Но Виктории позади него не было. Она сбежала.
        - Проклятие! - вырвалось у Тринити. Он не мог расслышать шаги Виктории из-за треска, который создавали кони, пробираясь через подлесок. К счастью, он увидел, как вдали промелькнул ее коричневый жакет из оленьей шкуры.
        Тринити вскочил на коня, едва тот успел остановиться. Следовавшая за ним вплотную лошадь Виктории на мгновение загородила ему дорогу, но он сумел вскоре развернуться и направился поперек гребня. Виктория сможет быстрее его пробраться через подлесок, но его коня ей не обогнать.
        Яростный взгляд Виктории, который она бросила на него, обернувшись, почти заставил его рассмеяться. Она спряталась за большим деревом, но один взгляд на местность вокруг должен был подсказать ей, что убежать она не сможет. К его удивлению, она остановилась и подождала, пока он к ней подъедет.
        - Поверить не могу, что ты сдалась, - покачал головой Тринити, спешиваясь.
        - Я не сдалась, - отозвалась Виктория. - Просто я не такая дура, чтобы пытаться обогнать лошадь.
        - Рад, что ты стала соображать.
        Но едва он протянул руки, чтобы помочь ей сесть в седло, как она вновь превратилась в брыкающуюся и царапающуюся мегеру.
        - Прекрати, или я тебя стукну.
        - Зачем предупреждать? - прошипела Виктория, пиная его в пах. - Я уже знаю, что бить женщин входит в обойму твоих грязных приемов.
        - Я никогда раньше не брался арестовать и доставить женщину, - пробормотал Тринити, прикрывая лицо и стремясь одолеть Викторию всей массой своего тела. - И очень жалею, что сделал исключение для тебя.
        Они свалились на землю. Причем Тринити оказался наверху.
        - Слезь с меня, - пробурчала Виктория. - Ты мне все ребра переломаешь.
        - А ты обещай не царапаться.
        Она вновь попыталась проехаться ногтями по его лицу, но Тринити плотно прижимал ее к земле. Стараясь перехватить ее руки, он уткнулся лицом в ее грудь.
        Будь обстоятельства другими, Тринити рассмеялся бы или позволил поддаться похоти.
        Но тут он, будучи наедине с красивой женщиной, вместо того чтобы сдерживать бушующее в крови желание, должен был сражаться за свою жизнь. С таким же успехом он мог обнимать дикую рысь.
        И все же, пытаясь схватить ее руки, он, больше чем болезненные синяки и ссадины, ощущал ее близость, ее нежную упругость под собой.
        Он хотел связать ей щиколотки, но их борьба полностью обнажила ее стройное бедро. Не скрытая одеждой нежная белая плоть заставила Тринити забыть, что он делает, пока болезненный пинок не заставил его очнуться.
        Тринити забыл о ее щиколотках. Он свяжет их, когда она будет сидеть на лошади. Он связал ей руки и встал на ноги, потрясенный до глубины души. Он буквально боролся за свою жизнь, но тем не менее соприкосновение их тел вызвало бешеную и очевидную для обоих реакцию.
        Ему никогда не приходилось стыдиться своей реакции на женщину, но сейчас ему было стыдно, что желание обладать Викторией заставило его почти забыть о долге. Он продолжал видеть в ней прекрасную и желанную женщину, а не опасную и расчетливую преступницу... убийцу.
        Если он не сумеет заставить себя считать ее всего лишь пленницей, ему никогда не вернуться в Техас.
        - Я еще раз задаю тебе вопрос: обещаешь не пытаться сбежать?
        - Я никогда не перестану пытаться убежать от тебя.
        - Что ж, надо отдать должное твоей решимости.
        - Не знаю, как другие твои жертвы, но мне не нравится идея быть повешенной.
        - Ты не жертва.
        - Нет, жертва, - резко возразила Виктория. - Ты заставил меня поверить, что у меня может быть в жизни больше, чем я позволяла себе иметь. Ты заставил меня захотеть снова стать частью большого мира. И в тот момент, когда увидел ответный огонь в моих глазах, обманом завлек на свидание. Я зла на себя, что дала так себя провести. Бак с самого начала твердил, что ты всего лишь ковбой, бродяга, мошенник. Но я была такой дурой... ты мне понравился. Ты не можешь себе представить, как мне сейчас больно от этого. Все мы порой ошибаемся в людях, но только я оказалась настолько тупой, что не рассмотрела стервятника.
        Ее слова жгли как огнем.
        Тринити всегда считал свою работу сродни работе федерального маршала. Он вновь и вновь рисковал жизнью, чтобы охранять общество от беззакония. Он брался за неприятные поручения, за которые никто не хотел браться. Он никогда не ждал, что люди будут его хвалить, но всегда испытывал чувство личного удовлетворения. А теперь он испытывал чувство вины зато, что предал доверие Виктории и разбил ее надежды.
        Ему раньше никогда не приходило в голову интересоваться тем, как оценивают его занятие те, кого он ловит. Они были виновны в ужасных преступлениях. Они сбежали от уплаты своего долга обществу. Не он определял их вину и выносил приговор. После исполнения приговора он больше о них не думал.
        Но сейчас он знал, что Викторию никогда не забудет. Он хотел, чтобы она поняла, что как бы ему ни мечталось отдать все, лишь бы держать ее в объятиях, а не в цепях, сделать этого он не мог.
        Но он не стал ничего объяснять. В этом не было смысла. Она могла быть нежной, уязвимой, соблазнительной женщиной, но она убила своего мужа.
        Тринити посмотрел на Викторию, тихо лежавшую на ковре из опавших листьев и сосновых иголок. Она казалась такой красивой, такой доброй и трогательной... если не заглядывать в ее ясные синие глаза. В них проявлялась истинная Виктория Дэвидж: холодная, свирепая и полная решимости сбежать.
        Он поднял ее и усадил в седло.
        Виктория свалилась на другую сторону лошади и поспешила скрыться в подлеске.
        Глава 9
        - Будь ты проклята! - закричал Тринити, бросаясь за ней. Вот чего он добился своей мягкостью. Если бы привязал ее поперек седла, как поступил с последними двумя пленниками, такого бы не случилось.
        Виктория не ответила. Он должен был догадаться, что она не будет тратить силы на разговоры с ним, пока он ее не поймает. По крайней мере на этот раз руки у нее связаны. Она не сможет царапать ему лицо, когда он станет ее скручивать.
        Ему пришлось отправиться за ней пешком. Он не смог бы съехать верхом по такому крутому склону. Впрочем, надеялся, что его конь сам найдет дорогу вниз. Он не был уверен, что после недавней беготни, лазанья по скалам и драк у него хватит сил втащить ее наверх 94 на руках.
        Тринити схватил Викторию в прыжке. На этот раз он постарался прочно усесться на ее ногах. Она лежала на животе, ничком.
        - Все, игры закончились, - проговорил он, судорожно хватая ртом воздух. - Теперь будем играть по моим правилам.
        Виктория что-то произнесла, но слова затерялись в листьях и опавших сосновых иголках.
        - Я привяжу тебя к твоей лошади. Ты сможешь попытаться спрыгнуть с нее, но тогда тебе придется ехать у нее под брюхом, пока мы не остановимся на ночлег. А поскольку до него пятнадцать миль, я тебе этого не советую.
        В ответ Виктория лишь смерила его яростным взглядом.
        - Как я стану обращаться с тобой, когда доберемся до лагеря, зависит только от тебя.
        Он сел, тяжело дыша. В свое время он потратил меньше усилий, чтобы скрутить мощного громилу больше шести футов ростом.
        - В чем дело? - поинтересовалась Виктория. - Ты что, заблудился?
        - Я жду, когда лошади нас найдут, - ответил Тринити. - Мне не хочется тащить тебя на руках вверх на гору.
        - Слишком слабенький?
        - Просто устал. Не привык я к таким беговым состязаниям.
        - А я готова состязаться с тобой хоть сейчас, несмотря на больную щиколотку и все остальное.
        - И не надейся. Еще одна такая гонка, и я должен буду привязать к седлу себя.
        Это признание в слабости несколько охладило гнев Виктории.
        - Ты же знаешь, что мой дядя помчится за мной. Всем будет меньше хлопот, если ты просто отпустишь меня сейчас. Тебе будет только хуже, если ты развяжешь боевую перестрелку. Ты можешь рассказать шерифу, что пытался, но потерпел неудачу.
        Тринити тронуло, что даже теперь Виктория беспокоилась о нем. Все чувства, которые он старательно отгонял в течение этого дня, грозили вырваться на свободу.
        Тем не менее ее слова уязвили его. Уязвили тем, что она считала, будто он может потерпеть неудачу.
        Никакая угроза, никакая опасность никогда не могли свернуть его с намеченного пути. И никогда такого не случится.
        Много раз его гордость достигнутыми успехами и вера в справедливость его занятия были единственным, что держало его на плаву. Ее слова и его собственная слабость грозили лишить его этой поддержки.
        - Ты отправляешься назад в Бандеру.
        - Никогда! - горячо воскликнула Виктория.
        Шум, производимый продиравшимися сквозь подлесок лошадьми, помешал Тринити ответить ей. Он отвязал веревку с одной ее ноги и поднял ее в седло, старательно держась подальше от ее зубов. Прежде чем она сумела ухватиться за луку седла и погнать лошадь вперед, Тринити просунул руку под брюхо лошади, взял болтающийся конец веревки и прочно обвязал ею вторую ногу Виктории.
        Он знал, что сделал ей больно, потому что Виктория сморщилась. Но она ничего не сказала, и он тоже промолчал.
        - Держись крепче за луку и плотно прижми колени к бокам лошади.
        - Я умею ездить верхом, - сказала она сквозь стиснутые зубы.
        Он видел, как она зажмурилась и судорожно глотнула.
        - Ты слишком сильно затянул веревку.
        Он понимал, чего стоило ее гордости это признание.
        - Скажи, когда станет легче, - произнес он, ослабляя веревку. Виктория не проронила ни слова, но он понял, когда боль ее стала меньше, по тому, как обмякло, расслабившись, ее тело.
        Убедившись, что она связана крепко, чтобы плотно держаться в седле, Тринити взял повод ее лошади и привязал к луке своего седла. Затем он набросил веревку на шею лошади Виктории и тоже привязал ее к своему седлу.
        - Знавала я женатых людей, которые были менее прочно связаны, - ехидно заметила Виктория. - Не боишься, что я тебя пристрелю?
        - Ты никогда не станешь в меня стрелять. Тринити сам удивился вырвавшимся у него словам.
        - Продолжай так думать. Попробуй оставить без присмотра свое ружье и револьверы, лишь бы доказать, что ты прав.
        Тринити рассмеялся:
        - Это будет значить, что я тебя подначиваю. Это будет как вызов. Тогда, даже если ты не хочешь пристрелить меня, ты будешь считать делом чести сделать это, чтобы доказать свою храбрость.
        - Неужели мужчины и правда так рассуждают? - Виктория, казалось, была поражена услышанным.
        - В общем, так.
        - Думаю, даже Бак не настолько туп.
        Тринити почувствовал, как его захлестнула волна ярости. Он спокойно отнесся к тому, что Виктория была с ним не согласна. Он ожидал этого. Но его взорвал тон, каким она произнесла «даже Бак».
        - Так считает каждый уважающий себя мужчина. Особенно здесь, на западе. Если тебе не хватает храбрости, можешь возвращаться на восток.
        - У тебя получается, что на востоке живут одни трусы и бездельники.
        - Я не это имел в виду, - отозвался Тринити. - Запад требует от мужчины готовности поставить на кон свою жизнь.
        - А если он потерпит неудачу?
        - По крайней мере будет знать, что умер как мужчина. Достойно.
        - А его жена? Она тоже будет это знать?
        - Конечно, Настоящая женщина не захочет быть замужем за трусом.
        - Может быть, мне лучше позволить тебе меня повесить. Я явно не принадлежу этим краям.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        Но Виктория промолчала. Тринити несколько раз попробовал вернуться к этому разговору, но она на его реплики не отвечала.
        Почему она так презирает черты, являющиеся основой характера мужчин, где бы они ни жили? Обычно женщины ведут себя по-другому. Он знал это, не раз наблюдая, как женщины подначивают своих мужчин. Он наблюдал это в салунах, на старательских заявках, даже на нищих фермах.
        Собственно говоря, именно эти качества Бака и ее дяди помогли освободить Викторию из тюрьмы. Или она думает, что раз все прошло успешно, в этом не было риска для жизни?
        И еще одно озадачивало его. Почему она сначала дралась так отчаянно, а лотом вдруг сдалась? Даже перестала вырываться.
        Он не мог понять Викторию. Впрочем, он вообще не понимал женщин. Возможно, теперь он бы понял Куини, но не тогда... в юности.
        Но он не верил, что Виктория похожа на Куини. Обе убили своих мужей, но на этом их сходство кончалось.
        Виктория не сомневалась, что не сможет больше ни мили оставаться в седле. Они уже ехали несколько часов без остановки. Вскоре после того как Тринити поймал ее, он нашел свою вьючную лошадь и теперь ехал, не останавливаясь ни на минуту.
        - Можешь получить сколько хочешь вяленого мяса, - сказал он, когда она объявила, что голодна, - но мы не можем останавливаться, чтобы что-то сварить. Я хочу отъехать от ранчо как можно дальше.
        - Это не имеет смысла. Мой дядя найдет и убьет тебя.
        - Вероятность этого и заставляет меня двигаться, - ответил Тринити, и насмешливая улыбка на миг смягчила суровость его лица. - Мне совсем не нравится перспектива отбиваться от дюжины вооруженных мужчин и одновременно следить за тобой.
        - Не тревожься. Это недолго будет твоей проблемой.
        - Ты, видимо, очень уверена в Баке?
        - Почему бы нет? Он вызволил меня из тюрьмы в Бандере так, что никто этого не заметил, и защитил от нескольких человек вроде тебя.
        - Я все-таки взял тебя в плен.
        - Только потому, что мы... потому что я потеряла бдительность.
        Некоторое время они ехали молча.
        - Солнце село час назад, - переменила тему Виктория. - Может, остановимся?
        - Нам нужно еще проехать всего несколько миль.
        - Уже так темно, что я не вижу, куда еду.
        - Я все вижу.
        - Ты что, стараешься убедить меня, что способен видеть в темноте? Какими еще сверхчеловеческими способностями ты обладаешь? Нет, лучше не говори. Перечисление множества твоих навыков наверняка убьет у меня всякую надежду на побег. И моя задница так болит, что я живу лишь надеждой вернуть эту боль полной мерой.
        - Готов обменять мои царапины на боль твоей задницы.
        - Я и не думала, что мужчины Запада чувствуют боль. Я считала, что вы принимаете, не дрогнув, пули, кулаки, пинки - словом, все неприятности, которые может причинить вам человек или зверь.
        - Не знаю, как насчет Бака, а я боль ощущаю. И эти царапины чертовски болезненные.
        - Ничего, скоро их еще прибавится.
        - Следующая попытка поцарапать меня или попинать может привести к тому, что я тебя как следует отшлепаю.
        - Не посмеешь. Мужчина не может ударить даму.
        - Вы, женщины, очень любите пользоваться этим.
        - Чем этим?
        - Двойным стандартом. Ты думаешь, что можешь царапаться, брыкаться и ругаться, делать практически все, что хочешь, а мужчина должен продолжать обращаться с тобой как со святыней.
        - Чем же это двойной стандарт?
        - Если мы совершим одну ошибку, даже если потом ведем непорочную жизнь, вы никогда не даете нам забыть об этом. Именно женщины поддерживают в нас чувство вины.
        - У тебя отвратительное мнение о женщинах. Ведь так?
        - У меня не было поводов его поменять.
        - Не знаю, какой из моих проступков заслужил у тебя наибольшее осуждение, но если ты воображаешь, что я перестану драться за свою свободу, ты плохо разбираешься в женщинах... и в дамах, и в других.
        - Не думаю, что дамы сильно отличаются от простых женщин. Разве что обычные женщины честнее.
        - Почему у меня создается впечатление, что ты говоришь о ком-то определенном? И это не я.
        Вопрос Виктории заставил Тринити замолчать. Он понял, что позволил глубоко запрятанным чувствам прозвучать в своем голосе. Ему следует лучше следить за собой. Он не хотел, чтобы Виктория узнала о Куини.
        Он всегда гордился своим самообладанием, но с момента встречи с Викторией мысли о Куини постоянно преследовали его. Многие годы он старался забыть о ней. Несколько раз полагал, что это ему удалось, но она никогда не уходила из его мыслей надолго, Нет, если он хочет выбраться из Техаса живым, ему нужно выбросить ее из головы. Воспоминания о Куини мешали ему сосредоточиться.
        - Я не говорил о ком-то конкретном, - наконец произнес Тринити. - Просто вообще о моем опыте общения с женщинами.
        - Если ты обращался с ними, как со мной, я этому не удивляюсь. Даже падшие женщины плохо относятся к мужчинам, которые им лгут.
        - Почему ты считаешь, что я знавал только падших женщин?
        - Если бы был знаком с порядочными, ты бы думал иначе.
        - Единственные порядочные женщины, которых я когда-либо встречал, были шлюхи.
        - Бесполезно разговаривать с кем-то вроде тебя, с твоими извращенными представлениями, - пробурчала Виктория. - Дай мне знать, когда доберемся до лагеря, то есть если я буду еще в сознании. А до тех пор я избавляю тебя от необходимости говорить со мной.
        Тринити поймал ее на слове, но Виктории скоро захотелось, чтобы он не был таким послушным. Она не могла себе представить, что с ним такое случилось, что он стал так плохо думать о женщинах. Ей хотелось, чтобы он рассказал ей об этом, но она знала, что делать это он не станет.
        Как ни неприятно было ей признаваться себе, но она по-прежнему хотела нравиться Тринити. А еще ей хотелось ему помочь. Возможно, так было потому, что она была женщиной и испытывала врожденное стремление опекать и заботиться. А может быть, потому, что ее влекло к нему и хотелось знать о нем все. Или потому, что она хотела уговорить его, чтобы он помог доказать ее невиновность. Как бы то ни было, она ненавидела, когда кто-то страдает. А Тринити, как бы он ни старался это скрыть, очень страдал.
        - Здесь у нас будет ночлег.
        Тринити остановил коня на скальном выступе, выдававшемся на десять футов из склона горы. Сквозь густой шатер сосен и дубов струился меркнущий свет дня. Беспорядочная куча валунов заслоняла их от тропы. Их было бы трудно заметить даже сверху.
        Виктории было абсолютно все равно, где они находятся. У нее было ощущение, что она провела в седле большую часть жизни. К мучительно дергающей боли в щиколотке присоединилась боль в спине, запястьях, руках и тазу. В эту минуту ей было безразлично, где спать и получит ли она какую-то еду. Ей хотелось лишь одного: слезть с седла.
        Тринити спешился и вернулся немного назад к тропе, чтобы удостовериться в безопасности. Удовлетворенный тем, что никакой погони видно не было, он вернулся к Виктории.
        - Сообщаю, что бежать нет смысла. Мы находимся сейчас так далеко от ранчо твоего дяди, что тебя никто не найдет. Ночи в лесу ты не переживешь. Тут водятся кугуары и волки. Есть и медведи, но, кажется, не гризли. - Тринити знал, что гризли почти никогда не заходят так далеко на юг, но надеялся, что Виктории это неизвестно.
        Она молчала. Тринити развязал ей ноги и потянулся помочь слезть. Она никак не реагировала.
        Он снял Викторию с седла и рассмеялся, когда она попыталась его лягнуть. Она продолжала хранить молчание.
        - Садись. Если считаешь, что сможешь вести себя хорошо достаточно долго, чтобы поесть, я развяжу тебе руки. Если пообещаешь не пытаться сбежать ночью, я не стану привязывать тебя к дереву.
        Виктория продолжала стоять, и он насильно усадил ее на землю.
        - Я не люблю повторять одно и то же. Мне нужно многое сделать, и я не могу тратить время и внимание на твои капризы и обиды. Нам обоим будет лучше, если ты это запомнишь.
        Вот только Тринити самому трудно было не забывать об этом. Она выглядела такой усталой и хотя сверкала на него глазами, полными вызова, было ясно, что она очень подавлена и чувствует себя брошенной всеми, кого любила и на кого могла полагаться.
        Это вызывало в нем желание защитить ее, крепко обнять и уверить, что все будет хорошо. Непонятно было лишь одно, как, испытывая такие чувства, сможет он вернуть ее в тюрьму.
        Он решительно выбросил сомнения из головы. Нравится ему это или нет, но у него была работа, которую следовало выполнить.
        Тринити вновь связал ей ноги и занялся лошадьми. О них следовало хорошенько позаботиться, ведь им предстоял долгий путь до Техаса. Лишних лошадей у него не было, и он не хотел останавливаться и покупать дополнительных. Из-за этого их будет слишком легко выследить. Расседлав лошадей и обтерев их насухо, он отвел серую Виктории на лужайку пониже, где было немного травы.
        Когда он вернулся, Виктория продолжала сидеть там, где он ее оставил.
        - Хочешь что-нибудь поесть? - спросил Тринити и, так как она не ответила, добавил: - Я и забыл, что ты со мной не разговариваешь.
        Он разжег костер, согрел воду и бросил в нее вяленое мясо и кусочки сухих овощей. Затем он поджарил бекон и поставил на угли жестянку бобов, чтобы согрелись. Обычно ему нравилось быть одному. Он находил в тишине покой, который восстанавливал его, особенно после долгой погони. Однако сегодня он чувствовал себя напряженным и настороженным.
        - Пора поесть. Хочешь, чтобы я тебя развязал? Виктория ничего не ответила.
        - Думаю, мне придется тебя покормить. Я никогда не делал этого раньше, но полагаю, все когда-нибудь бывает в первый раз. - Он набрал в ложку супа и поднес ко рту Виктории.
        Она отпрянула.
        - У меня впечатление, что я кормлю ребенка.
        Виктория отклонила голову как можно дальше, но Тринити сунул ложку ей в рот. Виктория выплюнула пищу на землю.
        Жаркая волна гнева поднялась в Тринити.
        - Сегодня ночью будет очень холодно. Тебе нужна эта еда, чтобы не замерзнуть и сохранить силы на завтра. Ты съешь это.
        Глаза Виктории выражали несгибаемую решимость.
        - Не сомневайся. Или ты откроешь рот и проглотишь суп, или я насильно его тебе открою и волью этот суп прямо в горло.
        От гнева руки Тринити так тряслись, что он едва мог набрать суп в ложку. Он увидел, как глаза Виктории расширились от страха, и понял: она боится, что он ее ударит.
        - Я лучше умру от голода, чем буду повешена за преступление, которого не совершала. Но если я должна есть, то предпочитаю сама себя кормить, - произнесла Виктория. - Развяжи мне руки.
        Тринити развязал веревку, стягивающую ее запястья.
        - И ноги тоже. Поскольку я не хочу стать пищей кугуаров, волков и медведей, я останусь в лагере. По крайней мере на ночь.
        - Мне стало легче дышать.
        - Просто дай мне супа. Сомневаюсь, что ты беспокоишься о моих удобствах или благополучии... Разве что это повлияет на твою репутацию. Так что не думаю, что ты меня отравишь.
        - Ты оказываешь мне честь.
        - Нет. Это я делала раньше. И больше такой ошибки не повторю.
        Ее слова вонзались в него, как острые железные шипы, находили самые чувствительные точки, впивались и мучительно жгли.
        Он сдался, проиграл эту неравную битву и передал ей чашку. Без дальнейших споров и замечаний она стала есть и пить.
        - Тебе надо выспаться. Я собираюсь продолжить путь еще до рассвета.
        - Бак и мой дядя погонятся за тобой. Ты ведь это знаешь.
        - Я на это рассчитывал.
        - Они тебя убьют.
        - А вот этого я не планировал.
        - Это твои похороны.
        - Я постараюсь, чтобы никого не пришлось хоронить.
        - Каким образом?
        - Еще не знаю.
        Виктория удивленно и немного растерянно уставилась на него.
        - Я собираюсь поспать, - объявила она.
        Тринити раскрыл одну из кожаных седельных сумок, которые Виктория видела на вьючной лошади, и вынул оттуда подушку и одеяло.
        - Так тебе будет удобнее.
        Виктория молча взяла подушку, но, увидев одеяло, была потрясена.
        .- Это же мое одеяло. С моей постели.
        - И подушка тоже твоя. Я подумал, что они тебе пригодятся. Я взял их, когда оставлял записку.
        Виктория рванулась к нему, как разъяренная медведица, и, прежде чем он сумел схватить ее за руки и повалить на землю, наградила глубокими царапинами.
        - Не знаю, что с тобой неладно, но ты самая сумасшедшая женщина, которую я когда-либо встречал. Если раньше у меня и были сомнения насчет того, убила ли ты мужа, теперь их не осталось.
        - Ты дурак, - бросила ему Виктория, когда он вновь связывал ей руки. - Я никогда не стала бы убивать Джеба. Он был слишком слаб и безобиден. Но тебя я бы убила. Легко.
        И Тринити ей поверил.
        Виктория перекатывалась с боку на бок в бесплодных попытках отыскать более удобное положение. Спать на земле было трудно, а со связанными руками и ногами заснуть было почти невозможно.
        Тринити снова связал ее перед тем, как самому заснуть. Он сказал, что хочет быть уверенным, что она ночью не сбежит. Впрочем, он связал ее не так туго, как раньше. Возможно, если бы она очень постаралась, она могла бы освободиться. Она подозревала, что он сделал это сознательно, чтобы ей было удобнее.
        Однако мысль о побеге пришлось отбросить: она погибла бы в горах.
        Весь день она проклинала себя за то, что была такой дурочкой и поверила ему. Но ведь у нее не было причин не верить ему, как и любому другому ковбою, заглянувшему на ранчо в поисках работы. Беда пришла тогда, когда она позволила симпатии к нему повлиять на свои суждения.
        Она позволила одурачить себя красивому лицу, мускулистому телу и обращению, которое приняла за истинный интерес к ней как к личности. Так же, как она в свое время позволила красивому лицу и мятежному характеру Джеба увлечь ее не рассуждая. Научится ли она когда-нибудь ждать, пока лучше узнает мужчину, прежде чем позволить чувствам взять над ней верх?
        Она практически вешалась на него. Она даже воображала, что он поможет ей обрести свободу.
        Какой иронией это выглядело сейчас!
        Она снова повернулась, и острый камень врезался в бедро. Мгновенная боль заставила ее придумывать какие-то особо мучительные пытки, которым стоило бы подвергнуть Тринити. Подушка баюкала ее голову, но ничто не защищало тело от холодной каменистой почвы.
        Она не могла понять, как он ухитряется спать, всего лишь подложив под голову седло. У нее наверняка свело бы от этого шею. Ни один человек не смог бы ночь за ночью спать на голой земле, если только у него не были вовсе отключены нервы. Нет, в нем не было ничего человеческого.
        От холодного ночного воздуха ее зубы начали стучать, и она плотнее завернулась в одеяло. И это было еще одним поводом для ярости. Мало того что он сыграл на ее доверчивости, обманул и похитил. Сознание того, что он обыскал ее комнату, касался ее вещей, бесило так, что она не могла заснуть.
        Спальня была единственным местом на земле, которое принадлежало только ей. Когда она закрывала за собой дверь, то чувствовала, что никто и ничто из внешнего мира не может ее коснуться. Теперь она утратила это ощущение. Из-за Тринити Смита... охотника за наградой.
        Судья Блейзер уже посылал за ней по крайней мере двух охотников за наградой. У них не было гордости и уважения к себе, и остальной мир относился к ним так же. Она обратила внимание, что ковбои стремились держаться от них подальше, а те принимали это как должное.
        Тринити был совсем не такой. Она не могла припомнить другого человека с таким самоуважением и достоинством. Она подозревала, что он гордится тем, что делает.
        Называть его охотником за наградой казалось чем-то неправильным.
        Она догадывалась, что у этой проблемы есть глубокие корни. Тринити подал ей надежду, дал нечто, во что можно верить. Теперь, когда он оказался обманщиком и лицемером, ей было страшно, что все его слова окажутся пустыми.
        Ей было необходимо верить, что он стремится вернуть ее в Техас не ради денег, а потому что верит в правосудие и справедливость. Иначе в ее глазах он стал бы человеком, лишенным совести.
        Виктория снова перевернулась, пытаясь устроиться поудобнее, но ей это не удалось. Ей нужно было поспать, хоть немного. Бессонная ночь никак не помогла бы ее побегу. Ей нужно было быть настороже... наготове.
        Она подождет, пока он впадет в такое изнеможение, что не сможет сторожить ее как следует. Тогда-то она и сбежит.
        Виктория проснулась внезапно. Она не знала, что ее разбудило. Угли костра давно перегорели и остыли. Ночь была полна каких-то неясных шорохов.
        Она осторожно прислушалась. Дыхания Тринити не было слышно. Заснул он или нет?
        Она потянула за свои путы. Они действительно были ослаблены. Ей понадобилось лишь несколько минут, чтобы освободить руки. С веревками на ногах пришлось повозиться дольше. Она не хотела, чтобы производимый ею шум разбудил Тринити, поэтому, лежа на боку, подогнула ноги под себя. Плечи и икры отчаянно ныли, когда она наконец освободилась.
        Она осторожно откинула одеяло, сунула ноги в сапожки. Затем, не заботясь о еде и амуниции, она поднялась на ноги и направилась к полянке, на которой Тринити оставил лошадей.
        К несчастью, Виктория споткнулась о ветку и наделала достаточно шума, чтобы вспугнуть лошадей. Они попытались бежать, но из-за пут на ногах чуть не попадали.
        - Посмотри, что ты наделала.
        Голос Тринити раздался где-то рядом с лошадьми, и от испуга она вскрикнула.
        - Ты не сможешь убежать, если будешь спотыкаться о камни и вскрикивать от страха.
        - Как ты сюда попал? - Она не могла понять, как ему удалось добраться до лошадей так, что она его не видела и не слышала.
        - Я услышал, как ты проснулась.
        - Ты что, следил за мной всю ночь?
        Тринити тихо рассмеялся:
        - Человек, который в такой дикой глуши крепко спит, - мертвец. Следуя по тропе, мы повстречаем множество людей, готовых нас убить хотя бы ради наших лошадей. В этих краях они дороже золота. И потом, есть ты. Сколько, по-твоему, мужчин захотят убить меня, чтобы завладеть такой женщиной, как ты?
        Такую возможность Виктория не захотела обсуждать.
        - Что ж, очевидно, ты проснулся зря, - промолвила она, направляясь обратно в лагерь. Убежать ей теперь не удастся, и вообще у нее зуб на зуб не попадал от холода. Обернувшись к Тринити, она сказала: - Я просто хотела размять ноги.
        На его лице появилось такое снисходительное выражение, что она готова была дать ему пощечину.
        - Можешь мне не верить.
        - Я и не верю.
        - Я отправляюсь обратно в постель, - объявила Виктория.
        Разумеется, она не надеялась, что он ей поверит, но не ожидала, что скажет об этом ей прямо в лицо. И конечно, ей не понравилось, что пришлось солгать. Она никогда не лгала. А после встречи с Тринити она только этим и занималась.
        Она снова устроилась в своей остывшей и жесткой постели.
        - Если холодно, можешь воспользоваться одной из моих рубашек.
        - Нет, спасибо. - Виктория проговорила эти слова со всем достоинством, которое смогла собрать.
        Тринити рассмеялся. Всего два дня тому назад она радовалась его смеху. Он поднимал ей настроение и делал ее заточение не таким унылым.
        - Мы можем для тепла спать под одним одеялом.
        Виктория яростно подскочила и выпрямилась.
        - Позволь мне кое-что прояснить раз и навсегда.
        Тринити опять рассмеялся. Боже, как она возненавидела этот смех!
        - Не трудись. Я сказал это лишь для того, чтобы тебя позлить.
        - Это не слишком разумно.
        - Знаю, но должен же я как-то развлечься, пока ты не попыталась сбежать в очередной раз.
        Виктория скрипнула зубами. Она вновь залезла под одеяло, завернулась в него до подбородка и решила не про: молвить больше ни слова.
        И она проявила выдержку, пока он не начал насвистывать.
        Глава 10
        Она знала, что он делает это, чтобы ей досадить, но решила не обращать на него внимания. Он вскоре замолчит.
        Но он не замолкал. Он закончил насвистывать одну мелодию и принялся за следующую. Это было ужасно. Он фальшивил, и притом дыхание его все время срывалось. Она не понимала, как он сам может выдерживать свои упражнения. Наверное, ему медведь на ухо наступил.
        Она заткнула уши пальцами и попыталась заснуть, но, кажется, сон убегал от нее все дальше и дальше. Наконец терпение ее лопнуло.
        - Не мог бы ты замолчать? Пожалуйста, - произнесла она раздраженным тоном. - Я пытаюсь заснуть.
        - Предлагаю тебе сделку.
        - Какую? - спросила Виктория, относясь с недоверием к любому его предложению.
        - Я больше не буду свистеть, а ты не станешь будить меня своими притворными побегами.
        - Что значит «притворными побегами»? - осторожно поинтересовалась Виктория.
        - Твоя неприязнь ко мне может подвигнуть тебя на какие-нибудь глупые поступки, но ты не глупая. А пытаться сбежать посреди ночи - глупость несусветная. Я рассудил, что ты хотела заставить меня провести ночь без сна, чтобы я вымотался и не смог толком соображать. Тогда ты воспользуешься первым удобным случаем, чтобы сбежать по-настоящему.
        - Можешь думать что хочешь, - фыркнула Виктория. - Только не удивляйся, если однажды утром ты проснешься и обнаружишь, что остался у костра один.
        Виктория решила, что проспала не больше пяти минут, когда Тринити ее разбудил. Она открыла глаза, но ничего не увидела, попыталась пошевелиться, но тело словно окостенело.
        - Время подъема, - провозгласил Тринити с бесчеловечной жизнерадостностью. - Нам надо выехать на тропу до рассвета.
        Вот почему она ничего не могла разглядеть: была еще ночь.
        - Я не могу двинуться, - простонала она. - Все мое тело как пересохшая кожа.
        Тринити сдернул с нее одеяло. Виктория ахнула от неожиданности и холода.
        - Несколько секунд на ногах, и будешь как новенькая.
        - Я больше никогда не почувствую себя новенькой, - проныла Виктория и потянулась к одеялу. - И ехать верхом я не смогу по меньшей мере неделю.
        - Ты будешь в седле через полчаса, даже если мне придется просто взвалить тебя на него.
        Он нагнулся и, подхватив под мышки, плавным рывком поставил ее на ноги, Она упала на Тринити, попыталась оттолкнуться от него, но руки тоже ей не повиновались. Вся она словно одеревенела.
        Впрочем, если что-то и могло быстро привести ее в себя, так это оказаться в объятиях Тринити! Ее груди упирались в его грудь, щека улеглась на мягкую шерсть его рубашки.
        - Ходи, - приказал Тринити. Было совершенно ясно, что если Виктория не хочет, чтобы ее тащили волоком, она должна заставить свои ноги двигаться.
        - Помедленнее, ты, грубиян, - проговорила она. Крепко держась за него, она попробовала ступать, -надеясь, что ноги удержат ее вес.
        Ей доставило удовольствие сознание того, что ее близость его волнует, но одновременно она была потрясена тем, что его прикосновение все еще могло лишить ее всякой воли к сопротивлению.
        Она понимала, что напряженная скованность его тела и неловкость, с которой он ее держал, были результатом ее близости. Зная, что он чувствует себя неловко, она смогла отбросить частично свой стыд оттого, что продолжала испытывать влечение к человеку, считавшему ее убийцей.
        - Тебе нравится мучить своих пленников?
        - Я уже говорил тебе раньше, что пленниц у меня не было.
        - Ты должен был за годы своей работы арестовать десятки.
        - Восемнадцать. И все мужчины.
        - Кого ты пытаешься обмануть? Ты вчера полдня объяснял мне, как презираешь женщин, как они используют мужчин при любой возможности. Каждая из твоих жертв должна была быть женщиной. Больше никто не смог бы возбудить твое извращенное чувство справедливости.
        Тринити отпустил ее и отступил на шаг. Виктория едва удержалась на ногах. Она подняла на него вопросительный взгляд и тут же об этом пожалела. Выражение его лица привело ее в растерянность. Впервые с того момента, как он взял ее в плен, он выглядел человеком, и человеком ранимым. На секунду ей даже стало его жаль.
        - Ты первая женщина, которую я пытаюсь вернуть в тюрьму, - произнесен. - И второй раз я на это не соглашусь.
        - Ты хочешь заставить меня поверить, будто у охотников за наградами есть совесть?
        - Я не охотник за наградами! - прорычал Тринити. Виктория отпрянула от него, боясь, что он ее ударит.
        Но в его глазах она прочла боль. Он мгновенно скрыл ее, но она не сомневалась: это была настоящая боль.
        Укол раскаяния заставил Викторию заколебаться. Она накинулась на него, потому что была травмирована всей этой историей. Она не ожидала, что ранит его. Он казался таким неуязвимым.
        Быстро оправившись, она возобновила атаку:
        - Ты, наверное, собираешь сказать мне, что занимаешься этим бесплатно. Ради блага людей.
        - Ты все равно не поверишь мне, если я так скажу.
        - Ты же не поверил мне, когда я говорила, что не убивала своего мужа.
        - Присяжные признали тебя виновной.
        - Разве тебе не платят, чтобы ты привез меня обратно?
        Для этого дела он был назначен помощником шерифа. Ему предложили соответствующее жалованье, но он отказался. Однако говорить ей об этом он не собирался.
        Виктория восприняла молчание Тринити как признание вины.
        - Ты профессиональный охотник за наградами...
        - Зачем ты говоришь это?
        - Ты делал это и раньше. У тебя, вероятно, заготовлены такие лагеря с припасами отсюда до Техаса. Ты занимаешься этим, потому что тебе это нравится.
        - Как скажешь.
        Она догадывалась, что он лишь притворяется равнодушным. Она почувствовала боль, скрытую под маской невозмутимости. Это ее удивило и расстроило.
        - Почему ты этим занимаешься? - спросила Виктория. - Охотников за наградами никто не любит. У тебя не может быть ни дома, ни друзей. Ты изгой общества.
        - Я не особенно люблю общество.
        - Наверное, любая работа была бы легче, - продолжала она. - Ты должен все время быть в разъездах, спать на земле в дождь и холод, бегать от людей, прятаться, делать все тайно. Хуже того, тебя постоянно пытаются убить. Не только люди вне закона и индейцы, но и обычные честные граждане.
        Тринити молча смотрел на нее. Лицо его ничего не выражало.
        - Ты права, но не по той причине, о которой думаешь.
        Виктория почувствовала удовлетворение, что вынудила его ответить, но ее удручила безысходность, прозвучавшая в его голосе.
        - Твои «обычные честные граждане» - всего лишь ленивые бесхребетные трусы, которые прячутся в безопасных городках и бегут с жалобами к шерифам, когда кто-то украдет их деньги, или к правительству, если прогорят в том или ином предприятии. У скольких из них хватает мужества встретиться лицом к лицу с убийцами, которых я привозил в тюрьму? Ни у кого! Сколько из тех людей, что судили тебя, набрались храбрости и погнались за тобой, когда твой дядя выкрал тебя из тюрьмы? Ни один! Они все полагаются на меня или кого-то вроде меня, чтобы сделать работу, которую сами делать боятся, не умеют или просто не могут, так как слишком глупы.
        Викторию потрясло, насколько же одинок он был в своей жизни.
        - Ты почти такой же плохой, как те преступники, которых ты ловишь, - промолвила она. - Ты не совершаешь убийства, но отнимаешь у людей их мужество и самоуважение.
        - Они уже утратили их. Поэтому им нужен я.
        - Для чего? Чтобы защитить их от меня?
        - Тебя осудили за убийство.
        - Что дает тебе право решать, какой приговор следует привести в исполнение, а каким пренебречь?
        - Ты была осуждена законным судом.
        - Ты защищаешь людей от меня. А кто защитит их от тебя?
        - Никто не нуждается в защите от меня.
        - Я нуждаюсь.
        - Тебе это было бы не нужно, если б ты делала то, что я прошу.
        - Замечательно. Ты станешь хорошо обращаться со мной, если я не стану мешать тебе отвезти меня назад, чтобы меня повесили.
        - Я всегда знал, что женщина способна так извратить истину, что мужчина вообще перестанет понимать, в чем она состоит. Но не встречал в жизни никого, кто мог бы сделать это так же ловко, как ты. А все сводится к тому, что ты преступница, а я нет. Вот и все. Если хочешь позавтракать, тебе лучше поесть сейчас. Или останешься голодной до ночи. У тебя есть десять минут.
        Виктория была возмущена. Он отмахнулся от нее, как от мухи.
        - Никто не может одеться, умыться и поесть за такое время.
        - Тогда и не пытайся. Если хочешь сходить по нужде, можешь зайти за этот валун.
        - Мне нужно больше уединения.
        - Как знаешь, но теперь у тебя осталось только восемь минут.
        -Ты дикарь!
        - Полагаю, тебе так кажется. Но меня интересуют только две вещи: остаться в живых и доставить тебя к шерифу в Бандеру.
        Тринити встал на колени и взял со сковородки кусочек бекона, затем он положил его на хлеб и протянул Виктории:
        - Это последний кусок хлеба. По крайней мере, кофе горячий.
        Виктория проигнорировала пищу.
        - Я собираюсь переодеться и умыться.
        - У тебя семь минут. Я пошел за лошадьми.
        - Я еще не буду готова, когда ты их оседлаешь. Но она говорила это в пустоту. Тринити ушел. Бормоча себе под нос слова, неприличные для дамы.
        Виктория взяла смену одежды и оглянулась, чтобы выбрать место для переодевания, но не нашла более подходящего, чем за валуном, указанным Тринити.
        Она еще не вышла из-за валуна, когда он вернулся с оседланными лошадьми.
        - Пора ехать, - объявил он.
        - Я еще не готова.
        - Если ты не появишься через тридцать секунд, я иду за тобой.
        Она услышала, как зашипел костер. Наверное, он загасил его, вылив кофе. Она не успела ни поесть, ни попить. Она поспешно закончила одеваться, схватила вчерашнюю одежду и выскочила из-за валуна.
        - Надеюсь, это не кофе ты вылил в костер?
        - Ты не можешь пить кофе во время езды на лошади.
        Тринити взял ее одежду, швырнул на одеяло и скрутил его в скатку. Виктория поняла, что больше не сможет снова ее надеть.
        - Ты испортишь мою одежду, если будешь ее так комкать.
        - В следующий раз позаботься одеться вовремя и сделать все сама, - сказал Тринити не останавливаясь. Он привязал скатку к седлу вьючной лошади. - Хочешь, чтобы я помог тебе сесть в седло, или заберешься на лошадь сама?
        - Я еле успела одеться. Я не умывалась, не чистила зубы...
        - Я никому об этом не расскажу.
        Виктории очень хотелось пройтись по его физиономии ногтями, чтобы стереть с нее эту его ухмылку. Но даже зная, что он вполне это заслужил, она и так чувствовала себя виноватой при виде вспухших красных линий, пересекавших его щеку. Она никогда раньше не делала ничего подобного, и привыкнуть к этому оказалось трудно.
        Одним махом Тринити вскинул ее в седло. И хотя Виктория скорее бы умерла, чем призналась в этом, ей понравилось ощущать его сильные руки на своем теле. Она вспомнила, как он обнимал ее в тот день, когда их застал Бак. Ей уже дважды это снилось. В ее снах он не оставил свои руки у нее на талии... Ей хотелось, чтобы Тринити и наяву повел себя так же.
        - Не боишься, что если не свяжешь мне руки, я попытаюсь сбежать?
        - Нет. Я свяжу тебе ноги.
        Виктория попыталась его лягнуть и одновременно убрать ноги подальше от него. Но было поздно. Он уже накинул веревку на одну ее щиколотку и мертвой хваткой вцепился в другую.
        - Тебе нравится унижать достоинство женщин? - требовательным тоном осведомилась она, не скрывая досады.
        - Не знаю. До сих пор мне не приходилось арестовывать женщин. А что, унижаю твое достоинство?
        - Как ты можешь задавать такой вопрос? Ты выкрал меня из моего дома, связал мне руки и ноги, взвалил на лошадь, как мешок орехов, заставил сутки ехать, не меняя одежды, отказался дать мне возможность умыться и почистить зубы, заставил спать под открытым небом...
        - Ты предпочла бы в пещере?
        - ...и забросил меня в седло, не дав проглотить ни куска.
        - Я предупреждал, что у нас мало времени. - Он покачал головой.
        - Ты бесчувственный и к себе, и к другим.
        - Абсолютно, - жизнерадостно откликнулся Тринити. - Я люблю проводить весь день в седле, спать всю ночь на камнях и есть у костра. Я по меньшей мере раз в год отправляюсь по чьему-нибудь следу, чтобы не слишком разнежиться на своем ранчо.
        - У тебя есть ранчо? - искренне удивилась Виктория, отвлекаясь от своих раздумий.- Видно, охота за преступниками оплачивается лучше, чем я думала.
        Тринити так сильно затянул веревку на ее щиколотке, что Виктория охнула. Тогда он слегка ослабил ее, но она пообещала себе в следующий раз быть осторожнее в высказываниях.
        - Я заплатил за это ранчо деньгами, которые заработал старательством в горах Колорадо. Это заняло у меня больше десяти лет.
        - Я поверю в это, когда ты поверишь, что я не убивала Джеба, - объявила Виктория, очень довольная, что наконец нашла, чем его уязвить.
        - Поехали, - резко оборвал ее Тринити. - Скоро рассветет.
        Виктория раскачивалась в седле. Весь день она то проваливалась в забытье, то приходила в себя. Тринити безжалостно гнал их вперед, стремясь оторваться подальше от погони, в которую наверняка пустится ее дядя. Она готова была продать душу за пять минут на земле, но он игнорировал ее мольбы. Каждый раз, когда она пыталась остановить свою лошадь, он хлестал ее по крупу. Теперь она сдалась и обмякла в седле, не думая о том, где они и как далеко отъехали от ранчо «Горная долина». Она была рада, что Тринити связал ей ноги под брюхом лошади, иначе она наверняка бы выпала из седла.
        Воду он давал ей по первой просьбе. Она была бесконечно благодарна ему за это, хотя пить приходилось из фляжки, вода была теплой и затхлой на вкус. Он также дал ей днем пожевать вяленого мяса.
        Ее подвернувшаяся щиколотка больше не болела, но по всему телу расходилась боль от сидения.
        - Когда мы остановимся? - Ей не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что солнце садится. Она почувствовала, что воздух стал прохладнее.
        - Еще пара часов, и будет достаточно.
        - Достаточно было уже двенадцать часов назад, - пробормотала она. - Не понимаю, как ты можешь это выдерживать.
        - Ты тоже привыкнешь.
        - Не думаю, что смогу. Никогда не понимала, как Перес и остальные ковбои могут целый день перегонять скот.
        - Ты это никогда не поймешь, пока тебе не понадобится выгонять злых быков из техасского кустарника, - усмехнулся Тринити.
        - Ты вроде бы говорил, что занимался золотоискательством.
        - Занимался, но вырос я на юге Техаса, между Нуесесом и Рио-Гранде. И каждый день помогал папе гоняться за быками.
        Голова Виктории была словно набита ватой.
        - Не понимаю. Ты, кажется, сказал, что заплатил за свое ранчо старательством. Разве ты его не наследовал?
        Она слишком устала, чтобы заметить мрачный гнев, полыхнувший в его глазах.
        - Я рос на чужих ранчо, а тем временем отец отправился в Колорадо и там разбогател. Ну, не слишком разбогател, но он добыл достаточно золота, чтобы купить собственное владение. Я не мог понять, зачем он вернулся в Техас и занялся разведением скота, хотя он много раз повторял, что ненавидит это занятие. Думаю, что просто настает день, когда каждый человек хочет вернуться домой.
        - А ты хочешь когда-нибудь вернуться домой?
        - У меня есть множество причин не возвращаться туда.
        - Наверное, дело в женщине, - пробормотала Виктория, почти не соображая, что говорит.
        - Почему ты это сказала?
        Даже отупев от усталости, она ощутила, как напрягся Тринити.
        - Иначе почему ты так ненавидишь женщин? - промолвила Виктория. - Как я понимаю, ты столкнулся с очень плохими. А если ты не хочешь возвращаться домой, значит, одна из них должна быть там.
        - Разумное рассуждение.
        - Просто здравый смысл. Мужчина очень уязвим в отношении трех женщин: его матери, первой любви и жены. Ты говорил, женат не был. Твоя мать, должно быть, умерла, когда ты был маленьким, или даже при твоем рождении. В тебе нет мягкости, ласковости, которая исходит от женщины, которая тебя родила и прощала бы тебе все. Но мужчина никогда не забывает свою первую любовь, как бы сильно потом он ни любил свою жену. Особенно если эта первая женщина причинила ему боль. И он никогда ее не прощает. Как тебе мое рассуждение?
        - Ты уверена, что в тебе нет цыганской крови?
        Виктория хотела бы рассмеяться, но у нее не было на это сил.
        - Мужчины воображают, что они очень загадочные существа, но на деле они все похожи друг на друга. С некоторыми вариациями.
        - Почему ты так говоришь?
        - Моя мать умерла, когда я родилась. Моей жизнью управляли отец и четыре моих дяди. Когда папа купил «Демон-Ди», меня стало окружать еще больше мужчин. Когда я вышла замуж за Джеба, мужчин еще прибавилось. Затем я приехала в Аризону. Снова много мужчин. И все вы одинаковы, - устало бормотала она. - Все как один.
        Много позже заката солнца Тринити добрался до очередного своего лагеря. Прошло больше недели с тех пор, как он заготовил здесь припасы, но он надеялся, что их никто не нашел. Он не мог позволить себе терять время на то, чтобы заехать в город за новыми. И не хотел рисковать тем, что кто-нибудь узнает Викторию. Достаточное число людей могут соблазниться обещанной судьей Блейзером тысячей долларов и попытаться отобрать Викторию у него. Он не хотел драки и надеялся ее избежать.
        Он опустил глаза на Викторию. В своем полном изнеможении она не понимала, что он едет бок о бок с ней и обнимает ее за талию, удерживая в седле. Оно было и к лучшему. А то она вновь расцарапала бы ему лицо. Его теперь не удивляло, что Джеб Блейзер не смог с ней справиться. Чтобы укротить такую женщину, нужен был сильный мужчина.
        Из того, что Тринити о нем узнал, было ясно, что Джеб был абсолютно себялюбивым молодым человеком, слишком занятым поиском собственных удовольствий, чтобы заметить, что у его молодой жены могут быть свои потребности. Даже теперь, устало прислонившаяся к Тринити, она зажигала огонь в его крови.
        Должно быть, такое же действие она оказывала на Бака. Мысль о возможном страстном объятии Бака и Викторин вызвала у Тринити такой прилив гнева, что он чуть не перетащил ее к себе в седло. Сила его реакции потрясла Тринити. Почему он испытал такую ярость? Она же не была его женщиной.
        Но он хотел, чтобы она ею была. Ехать рядом с ней, ощущать под рукой упругую округлость ее груди, вдыхать аромат ее волос... он ни о чем больше не мог думать.
        Интересно, ответила бы она ему, если бы он не похищал ее? Могло ли ее отношение к нему там, на горе, быть лишь прелюдией к страсти, которую она готова была разделить с ним позднее?
        Как могла женщина, познавшая радости наслаждения в объятиях мужчины, отказывать себе в этом на протяжении пяти лет? Он не смог бы изнурять свое тело столько времени. Он вспоминал безликие образы женщин, с которыми делил беглые удовольствия. Он и не узнал бы их. Возможно, Виктория испытывала нечто подобное? Может быть, она смогла бы лечь в постель с Баком, если бы думала, что любит его. Но Тринити казалось, что она не смогла бы переспать с кем угодно. Ей было бы необходимо чувство. То, чего он не испытывал уже много лет.

«Зачем ты лжешь самому себе? Ты сейчас испытываешь бурю чувств... Нечто, что не испытывал ни к кому, даже к Куини. Ты испытал это в первый же раз, как взглянул на Викторию. Поэтому ты сейчас поддерживаешь ее в седле. Она и сама может в нем удержаться».
        Он попытался убрать руку, но ее тепло, ее близость сделали это невозможным. Ему нравилось ощущать ее в своих объятиях, нравилось ощущение собственной руки, обвившей ее талию. Это давало ему сознание своей нужности. После тринадцати лет одиночества он жаждал иметь близкого человека.
        Нет ничего плохого в том, чтобы немного опустить заграждения.
        Хотя, возможно, он уже слишком их убрал. Но нужда в близости к кому-то, таившаяся в самой глубине его души, нужда, которую он отрицал тринадцать лет, отчаянно взывала к нему.
        Тринити спешился. На мгновение он засомневался, сможет ли удержаться на ногах, но годы испытаний помогли. Через какие-то секунды он стал двигаться с прежней легкостью. Он отвел лошадей в лагерь. Затем снял с вьючной лошади постель Виктории и разложил ее одеяло на земле там, где толще был слой опавших листьев и сосновых иголок. Затем он развязал ей ноги и руки. Стертые, воспалившиеся, ее запястья стали безмолвным упреком ему. Он не думал, что так получится.
        Осторожно спустив с седла, он уложил ее на одеяло. Она застонала, когда он выпрямил ей ноги, но не шевельнулась. Он отвязал от седельных сумок свою постель и, поискав, нашел в них маленькую коробочку с лечебной мазью, которую бережно втер в стертую кожу обоих ее запястий. Ему совсем не хотелось связывать ее каждый день, но он не знал, как иначе оградить ее от собственной импульсивности. Если она теперь сбежит, то, вероятнее всего, погибнет.
        Она выглядела такой беспомощной и жалкой, лежа с подогнутыми ногами на одеяле. Тринити попытался устроить ее поудобнее, но она лишь стонала. Ноги ее так одеревенели, что не разгибались.
        Тринити стащил с нее сапожки и стал массировать ей икры. Они были напряжены и затвердели, как каменные.
        Он едва мог поверить, что можно так закостенеть от езды верхом.
        Но, разрабатывая мышцы Виктории, он так возбудился, что брюки стали неудобно тесными.
        Он бывал со многими женщинами и всегда сразу по окончании соития спокойно отправлялся дальше в путь. Он никогда не проводил с женщиной целый день. У него не было ни времени, ни желания узнать их поближе.
        Однако на этот раз все шло не так. Ощущение ее кожи, ее упругой мягкости... завораживало.
        Это удивило Тринити. Все было необычно, и удовольствие от женского тела было каким-то новым.
        Он перевернул Викторию на спину и стал медленно разминать мышцы ее стройной и нежной шеи, слишком хрупкой, чтобы выдержать рывок веревки палача.
        Отогнав от себя эту мысль, Тринити почувствовал не просто желание, это было ощущение совместности... нужности, а не одно только стремление к сексуальному удовлетворению.
        Он был так поглощен этим откровением, что забыл, где находятся его руки.
        И коснулся бедра Виктории.
        Глава 11
        - Убери свои руки, - резко произнесла Виктория вполне бодрым голосом. Она явно осознала, что он делает.
        Неожиданный приказ заставил его отдернуть руку быстрее, чем от горячей печки. Эта реакция разозлила его и пробудила чувство вины.
        - Ты вообразила, что я воспользуюсь своим положением? - поинтересовался он, надеясь скрыть смущение за усмешкой.
        - Я и не думала ничего подобного, - ответила Виктория, пытаясь сесть. Она откинулась на подушку, которую он подложил ей под спину, и с трудом приняла сидячее положение. - Мне казалось, что брак с Джебом и обвинения в том, чего я не совершала, вышибли из меня всю романтическую чепуху. Похоже, однако, что это не так.
        - Почему ты продолжаешь настаивать на своей невиновности?
        - А почему ты продолжаешь убеждать меня, что везешь меня обратно не из-за денег?
        - Мы ни до чего не договоримся, повторяя все это. - Тринити посмотрел ей в глаза. - Если бы я поверил в то, что ты невиновна, я бы с еще большим упорством постарался, чтобы ты осталась на свободе.
        Она уже поняла, что Тринити будет до конца отстаивать то, во что верит. Даже если ради этого ему придется лгать. Он сделал именно это, чтобы ее поймать. Она верила, что он сделает то же самое, чтобы ее защитить.
        Но была ли у Виктории хоть малейшая надежда убедить его в ее невиновности? Может быть, и нет. Он не допускал этой мысли. Так что ей приходилось ждать, пока Бак и дядя их найдут.
        - Но ты виновна, - продолжал Тринити. - Сводный брат Джеба, Керби, и судья Блейзер видели тебя с револьвером в руке.
        - Керби увидел, что я держу револьвер, когда выбежал из дома, услышав выстрел, - объяснила Виктория. - Я заметила его на земле и по глупости подняла, думая, что это оружие Джеба. Я решила, что он сам застрелился.
        - Откуда же он взялся?
        - Не знаю. Может быть, его отшвырнул убийца, застрелив Джеба.
        - И ты не слышала, как он ударился о землю?
        - Я не помню, что револьвер лежал там, когда я склонилась над Джебом. Но не имеет значения, когда его уронили: я бы этого не услышала. В доме шел званый вечер - у них постоянно были такие вечера, - и было много шума, музыки... люди смеялись и разговаривали. Судья Блейзер устроил танцплощадку снаружи дома. Топот сапог и туфель по деревянному настилу все заглушил.
        - Ты пытаешься уверить меня, что кто-то застрелил Джеба в тот момент, когда ты повернулась к нему спиной, а потом, когда ты над ним наклонилась, бросил револьвер на землю и сбежал, а ты ничего не видела и не слышала?
        - Я знаю, это звучит неправдоподобно. Но я была очень взволнована. Я ни на что не обращала внимания. У меня только что произошла ужасная ссора с человеком, за которого я вышла замуж всего семь дней назад.
        - О чем была ссора?
        - О том, из-за чего мы все время ссорились. Он хотел только одного: напиваться и проводить все ночи с друзьями. Я могла бы понять, если бы речь шла об одной ночи или двух, но Джеб вечно или отправлялся на попойку, или устраивал ее у себя. Он начал вести такую жизнь каждую ночь, едва его отец объявил дату нашей свадьбы. Я-то думала, что после того, как мы поженимся, он успокоится и займется ранчо. Его отец был покалечен несколькими годами раньше, когда озверевший бык вспорол брюхо его коню и ему нужна была помощь Джеба. Но когда тот продолжал пить и после свадьбы, я поняла, что он никогда не повзрослеет. Я должна была попытаться что-то сделать, иначе наш брак закончился бы, толком не начавшись.
        - И поэтому ты его убила.
        - Я его не убивала! - почти закричала Виктория. - В этом не было смысла. Я все еще думала, что смогу его урезонить, но он накричал на меня.
        - Неудивительно, что присяжные тебя осудили. В этой истории больше дыр, чем в мишени после учебной стрельбы. Ты сама поверила бы всему этому?
        - Полагаю, не поверила бы. Знаю, что все это звучит невероятно, но тем не менее это правда.
        Тринити внимательно слушал то, что она говорит, и взвешивал рассказанное. Если она лжет, неужели не смогла бы придумать лучшее объяснение? Но хотя этот рассказ обвинял ее, Виктория вновь и вновь повторяла именно его. Она не изменила в нем ни слова.
        - Они провели суд немедленно. Судья Блейзер дал мне адвоката, который не хотел, чтобы меня оправдали. Я умоляла их подождать приезда дяди Гранта, но они отказались. Они сказали, что отошлют ему мои письма, но не сделали этого, и дядя Грант их не получал. Когда он приехал, они не позволили ему и его адвокату увидеться со мной. Судья Блейзер отклонил просьбу о новом рассмотрении. Он даже не отложил приведение приговора в исполнение на время, достаточное, чтобы они смогли ознакомиться с судебными протоколами. Мой свекор решительно хотел меня повесить.
        - Они могли подать апелляцию в Остин.
        - Дядя Грант начал было, но судья Блейзер поклялся, что повесит меня раньше, чем он успеет оттуда вернуться. Вот тогда-то Бак и вызволил меня из тюрьмы.
        Кофе почти весь выкипел. Осталось только на одну чашку. Тринити отдал его Виктории и снова поставил воду кипятиться. Затем он помешал похлебку и добавил в нее сухих овощей.
        - Как он это проделал?
        - Никто не ждал побега из тюрьмы, ~~ объяснила Виктория. - Бак пришел туда где-то после полуночи. Он сказал тюремщику, что моему дяде стало плохо с сердцем и врач думает, что он может умереть. Поскольку я единственная его родственница, Бак пришел спросить у меня, что ему делать. В ту же минуту как тюремщик отвернулся, Бак сбил его с ног. Тот упал без чувств. Дядя Грант ждал с лошадьми позади тюрьмы. Никто не узнал, что я сбежала, до рассвета.
        - Что сделал судья?
        - Послал погоню, но мы покинули Техас раньше, чем она напала на след. Они послали за мной несколько охотников за вознаграждением, но Бак и дядя Грант кого-то из них подкупили, кого-то прогнали.
        - Суп готов, - объявил Тринити. Чем больше он разговаривал с Викторией, тем тяжелее становилось у него на душе. Рассудок утверждал, что она виновна, а интуиция шептала, что может быть, и нет.
        Он всегда доверял своей интуиции, но может ли поверить ей теперь?
        Многочасовое путешествие рядом с ней было пыткой. Ее близость разрушила железную выдержку, которой он отличался в обществе женщин.
        За какие-то два дня пути он стал бесконечно чувствителен к ее присутствию. Впрочем, нет. Это случилось в первый же день на ранчо, когда он помогал ей проводить землемерное обследование. Чувство это было не просто физическим влечением, это была симпатия.
        Он поймал себя на том, что хочет, чтобы она оказалась невиновной. Он не мог поверить в дурацкую историю, которую она ему рассказала, но как же ему хотелось в нее поверить! Он ничего не знал о судье Блейзере, о Джебе или Керби, но хотелось верить, что не правы они, а не Виктория.
        Он больше не знал, во что верит. Достаточно было ему взглянуть на нее, и все остальное становилось неважным. Что значили право, долг и самоуважение в сравнении с ее жизнью? Или его собственным душевным покоем?
        Он уже не мог контролировать свои чувства к ней. И это его безумно пугало.
        Чем скорее он окажется вдали от нее, тем лучше.
        - Что ты собираешься делать, когда мой дядя нас догонит? - поинтересовалась Виктория, закончив еду. Она все еще не сдвинулась с того места, на которое он ее посадил.
        - Может быть, мы окажемся в Техасе раньше, чем это произойдет. Я назначен на должность шерифом Спрагом, так что нападать на меня будет противозаконно.
        - Спасать меня из тюрьмы тоже было противозаконно. Ты думаешь, сейчас, из-за тебя, он станет колебаться?
        - Нет.
        - Что ты собираешься делать?
        - Воевать.
        - Знаю. Меня интересует, намереваешься ли ты его убить?
        - Я не хочу никого убивать. Моя единственная цель - доставить тебя назад в Бандеру. Если я смогу сделать это без единого выстрела, тем лучше.
        - А если не сможешь?
        - Тогда буду драться.
        - И попытаешься убить дядю Гранта?
        - Сначала я попытаюсь отогнать их выстрелами. Затем буду стрелять, чтобы ранить. Только в конце я буду стрелять, чтобы убить. Может быть, в твоих глазах я презренный охотник за вознаграждением, но я не убийца.
        - Ты ожидаешь, что такая убийца, как я, оценит эту разницу?
        - Твой дядя может привести с собой хоть всех ковбоев Аризоны, но я все равно доставлю тебя в Техас.
        - А тебе не приходило в голову, что убитым можешь оказаться ты?
        - Я знал об этом еще до начала этой миссии.
        - Неужели так важно доставить меня обратно?
        - Не именно тебя. В каком-то смысле ты вообще не имеешь значения. Но с другой стороны, в другом смысле ты представляешь всех людей, совершивших преступление и избежавших наказания. Поэтому я возвращаю этих людей правосудию. Поэтому я возвращаю назад тебя.
        - Наверное, она ранила тебя очень глубоко, если ты ненавидишь так долго и так яростно.
        - Я никого не ненавижу долго и яростно, - рявкнул Тринити. - И уж наверняка не делаю это из-за какой-то женщины. Некоторые из нас глубоко верят в принципы, по которым мы живем. Когда какие-то люди нарушают эти принципы, мы ощущаем потребность предать их правосудию. Не каждый человек это может делать. Я могу и делаю.
        Он не мог рассказать ей о своей неприязни к выполняемой миссии или о сомнениях, которые никак не мог отбросить. Первому она не поверит, а вторым попытается воспользоваться.
        - Никто не делает это год за годом, отказываясь от нормальной жизни, если его не гонит какое-то сильное чувство, и причиной тому обычно женщина.
        - Даже если ты права, это не твое дело, - вздохнул Тринити. - Лучше поспи. Завтра тебе опять предстоит долгий день в седле.
        - Ты никогда не избавишься от своей навязчивой потребности делать то, что не хочешь, пока не сделаешь с ней что-нибудь, - покачала головой Виктория.
        - Что, по-твоему, я должен сделать?
        - Поговорить об этом. Выплеснуть наружу весь гнев и ненависть, которые все эти годы жгли тебя изнутри.
        - Не с кем говорить.
        - Ты можешь поговорить со мной.
        - Поговорить с убийцей об убийце?
        - Полагаю, я могла ожидать такого ответа, - промолвила Виктория. - Забавно, но я так и не смогла привыкнуть к этому слову.
        Тринити сморщился, так же задетый вырвавшимся эпитетом, как и Виктория.
        Это заставило его почувствовать себя хуже поганого червяка. Она выглядела такой усталой и пришибленной. Но вместо того чтобы думать о себе, она пыталась помочь ему. А он ее обрезал.
        Но он должен был это сделать. Не мог он пользоваться ее добротой и при этом везти ее на смерть. Вот еще один пример влияния Виктории на него. Он не думал так часто о Куини уже много лет.

«Нет, ты просто годами не пытался решить эту проблему. Ты просто отказывался о ней думать. Когда твои чувства начинали слишком рваться наружу, ты брался за очередную погоню-охоту. Физические тяготы, сосредоточенность на том, чтобы поймать этих людей и не быть самому убитым, - все это давало тебе возможность на несколько месяцев забыть о Куини...»
        Но кого он обманывал? Виктория знала его всего несколько дней и все же раскусила его. Правда, он подбросил ей несколько намеков, но она угадала добрую половину того, что случилось когда-то. Неужели и другие люди были способны так легко читать в его душе? Он съежился при мысли о том, что провел тринадцать лет с людьми, умевшими заглянуть в его прошлое, которое он так старательно скрывал. Они, должно быть, считали его круглым дураком. Возможно, некоторые его даже жалели.
        Тринити не любил, когда его считали дураком, и, безусловно, не терпел, чтобы его жалели. Он всю жизнь сам нес свои тяготы, иногда в невыносимых условиях. И гордился этим.
        Он гордился этим, потому что не мог гордиться тем, что сумел доставить Куини в суд.
        Значит, в этом и было дело. Он тринадцать лет пытался избавиться от проклятия Куини, даже не догадываясь о его истинной природе. А Виктория привела его к требуемому ответу за какие-то несколько дней.
        Он не видел этого ответа в упор из-за собственной упрямой гордыни.
        - Может, ты и права, - неохотно признал он, - но я не хочу говорить об этом. А теперь поспи.
        Однако сам Тринити заснуть не мог. Он обнаружил, что снова и снова хочет, чтобы она была невиновна и он не испытывал бы эти мучительные сомнения.
        Если он не возьмет себя в руки, то скоро начнет искать пути, как доказать ее невиновность.
        Нет, черт побери, он не собирается это делать. Хотя преодолеть это желание будет труднее, чем подавить гнев, поселившийся в его душе из-за того, что Куини удалось остаться безнаказанной за убийство. Вот это разъедало его изнутри, как раковая опухоль.
        Возможно, ему следует поговорить об этом с Викторией. Он за тринадцать лет так и не сумел разобраться в этой истории с Куини.
        Но нет, это было бы все равно что признать себя неправым. А он убежден в собственной правоте.

* * *
        Виктория так устала. Все ее тело болело, но физическое изнеможение не мешало испытывать возбуждение от прикосновений Тринити.
        Она была почти без сознания, когда он начал массировать ее тело. Она никогда не позволила бы ему дотронуться до себя. Впрочем, она сомневалась, что он предложил бы это, если бы она бодрствовала. А теперь она не могла забыть ощущение его рук на своих ногах, плечах и спине.
        Когда Джеб к ней прикасался или наваливался на нее пьяным в постели, не сознавая, что делает, она не чувствовала ничего, кроме отвращения.
        С Тринити все было по-другому. Последний час или около того перед тем, как они добрались до лагеря, она всеми чувствами отзывалась на его телесную близость.
        Она хотела, чтобы он снова трогал ее, но поклялась себе держать его на расстоянии.
        Судя по тому, как он относится к женщинам, Тринити решил бы, что она готова пожертвовать своим целомудрием ради спасения собственной шеи. Она не хотела умирать, но и пойти на такое не могла.
        Но разве она не хотела на ранчо остаться с ним наедине? Не потому ли она отправилась на свидание с Тринити?
        Она находила его привлекательным, так как разговоры с ним будили ее воображение. Но теперь ее мнение о нем полностью переменилось. Он был таким бесчувственным.
        Однако постепенно она начала видеть в нем не только человека, который ловил преступников за деньги. Он многие годы пытался спрятаться от своего прошлого. Возможно, именно это прошлое вынудило его стать отщепенцем и заняться таким отвратительным делом. Может быть, если бы он смог отбросить это свое прошлое, он мог бы изменить и образ жизни.
        Виктория едва осмеливалась думать о Тринити, созданном ее воображением. Если она хоть на мгновение соблазнится представлением о том, каким он мог бы быть, она уйдет далеко от реальности и позволит себе его полюбить.
        Мысль эта потрясла ее. Должно быть, она сошла с ума. Только слабоумные влюбляются в своих тюремщиков!
        Но Виктория не могла думать о нем как о своем тюремщике. Верно, он захватил ее в плен, но лишь потому, что собственное прошлое держало его в беспощадных оковах. Она сможет вырваться на свободу, а он никогда... Но он должен это сделать.
        А она должна ему помочь. Где-то внутри его скрывается совершенно иной человек. Она не может предсказать, каким он окажется. Но она этого не узнает, пока не принудит его открыться ей. А может быть, это все обернется против нее... Готова ли она испробовать этот шанс?
        Да! Если она не ошибается, за внешней суровостью в нем кроется замечательный человек. С ним, когда он был юношей, произошло что-то трагическое. Именно тогда, когда он был в самом впечатлительном возрасте... полном самых идеалистических представлений. Сейчас он может говорить, что стал тем человеком, каким является теперь, потому что хотел этого, но Виктория в это не верила.
        Она не знала, сможет ли это изменить. Не знала, стоит ли пытаться сделать это. Ее собственная безопасность, дальнейшая ее жизнь зависели от того, сумеет ли она сбежать от Тринити и никогда больше его не видеть.
        - Нам следует сделать передышку, - сказал Грант Дэвидж. - Мы потеряли след. Я сомневаюсь, что мы найдем их в темноте.
        - Не важно, найдем мы их или нет, - настаивал Бак. - Есть только одна дорога на Бандеру. Нам нужно просто двигаться вперед.
        - Мы еще ни разу не останавливались, - заметил Грант. - Парни устали. Как и наши лошади. Всем будет лучше после ночи отдыха.
        - Можете отдыхать, если хотите, - ответил Бак, - но я еду дальше. Я не могу спать, думая о том, что он там с ней наедине. Неизвестно, что он с ней сделает. - Бак заскрежетал зубами в бессильной ярости. - Я намерен убить этого типа голыми руками. Если понадобится.
        - Он ей ничего не сделает, - покачал головой Грант. - Он только хочет вернуть ее в Техас.
        - Откуда мы знаем? Может быть, он хотел этого, когда ехал сюда, но Виктория - красивая женщина. А Смит - человек без чести.
        - Я согласен с Баком, - заявил Рыжий. - Мне он не нравился с самого начала. Я надеюсь влепить пулю ему между глаз.
        - Никто не тронет Смита, пока я с ним не посчитаюсь! - прорычал Бак. - После этого делайте с ним что хотите. Если от него что-то останется.
        У Тринити не хватило духа разбудить ее. Она выглядела такой усталой. И такой прелестной. Он удивлялся, какой у неё во сне беззащитный и безобидный вид.
        Она лежала на боку, уронив голову на руку, волосы водопадом ниспадали ей на лицо. Одеяло было поддернуто под самый подбородок. Она заставила его вспомнить о семье, которой он помог когда-то, много лет тому назад. Там была маленькая черноволосая девчушка, которая настаивала, чтобы Тринити позволил ей спать у него на коленях. Эта малышка была единственным человеческим существом в мире, которое полностью ему доверяло и не испытывало ни малейшего страха.
        Нет, в Виктории не было ничего детского, но любование ею приносило ему то же теплое чувство, как когда он укладывал спать Марию. Он хотел оставаться рядом, оберегать ее покой, баюкать, согревать...
        Он горестно улыбнулся. Виктория вовсе не походила на маленькую Марию. Виктория скорее замерзнет, чем позволит ее согревать. Он вспомнил ощущение ее теплой нежной кожи под своими пальцами. Она бы и этого не допустила, если бы не одеревенела настолько, что не могла шевельнуться. Он задумался, получала ли она удовольствие от его массажа или просто терпела, потому что у нее не было выбора.
        Глава 12
        Тепло от солнечных лучей разбудило Викторию. Перекатившись на бок, она поглядела на Тринити и увидела, что лошади уже оседланы и ждут, а кофе и завтрак греются на костре. Тринити сидел неподалеку на валуне и смотрел на нее.
        - Который час? - поинтересовалась она и очень осторожно потянулась.
        Обнаружив, что мышцы не сводит в болезненные узлы, а скорее приятно поламывает, она с удовольствием потянулась.
        - Около семи тридцати.
        - Я думала, что ты хочешь уехать до восхода.
        - Я решил, что тебе не повредит поспать подольше.
        - Ты очень добр, - удивилась Виктория.
        - Да нет. Если судить по вчерашнему, мне пришлось бы ехать, обнимая тебя, чем ты была бы недовольна, или мне пришлось бы привязать тебя к седлу, что привело бы к ссадинам у тебя на запястьях.
        Виктория была разочарована этим разумным объяснением.
        - Ты не боишься, что задержка даст моему дяде время нас нагнать?
        - Мы успели далеко отъехать. Кроме того, я собираюсь сегодня гнать лошадей особенно жестко. У тебя есть пять минут на то, чтобы одеться. Мы уезжаем через пятнадцать.
        Виктория мысленно выругалась. Каждый раз, когда она начинала думать, что он стал человечнее, он доказывал, что она ошибается.
        Она стала подниматься, но ноги тут же подогнулись.
        Тринити успел подхватить ее на руки до падения.
        - Полагаю, я не в такой хорошей форме, как мне показалось, - промолвила она. Она попыталась его оттолкнуть, но не особенно сильно. Ей нравилось ощущать его обнимающие руки.
        - Я-то думал, гоняясь за тобой по горе, что ты в отличной форме.
        - Я проводила время не только за составлением букетов, - ответила она, пытаясь сделать несколько неуверенных шагов. - Каждый день я ездила верхом и много лазила по горам.
        - Тебе лучше присесть. Позволь дать тебе завтрак.
        - Ты очень заботлив, но мне нужно умыться и переодеться.
        - Не сегодня. Я уже потратил слишком много времени. У тебя осталось его немножко, лишь на то, чтобы поесть. - Он передал ей тарелку и чашку кофе. Но она поставила то и другое на землю.
        - Я не могу ехать целый день, даже не ополоснув лицо, не почистив зубы и не сменив одежду. Я чувствую себя ужасно грязной.
        - Пока мы не достигнем Техаса, ты будешь чувствовать себя еще грязнее, - сказал Тринити. - А теперь ешь свой завтрак или выброси его. Я больше не могу ждать.

«Вот тебе и заботливость», - подумала Виктория. Она быстро проглотила кофе, который от долгого кипения стал совсем горьким. Бобы были лучше.
        Пока она ела, Тринити залил костер и забросал горячие угли землей.
        Виктория сама поднялась на ноги и поняла, что никак не сможет сесть на лошадь без посторонней помощи.
        - Было бы хорошо, если бы ты подал мне руку, - сказала она.
        Тринити без усилий поднял ее в седло. Виктория раньше никогда не задумывалась, как приятно чувствовать себя легкой, словно перышко.
        - Где мы находимся? - спросила она. - Какая красивая местность!
        - Мы покидаем низменность Тонто. Там, внизу, течет Солт-Ривер. За нами горы Мазатзал. А направляемся мы в Апачские горы.
        - У тебя есть бинокль? Я хочу лучше рассмотреть окрестности.
        - Никак не можешь забыть, что ты землемер?
        - У меня не было времени особенно разглядывать местность, когда мы прибыли в Аризону. Это такая красивая земля.
        Внизу по дну долины извивалась серебряная лента реки, отражая утреннее солнце. Песок, гравий и редкие деревья отмечали границы паводков. Поросшие лесом холмы с острыми гребнями подступали к реке со всех сторон.
        Вдали вздымались окутанные туманом огромные зеленые пики гор, четко выделяясь на фоне синего безоблачного неба. Небольшой водопад казался резкой белой полоской на зеленом холсте.
        Виктория перевела бинокль на север; и ее тело напряглось. Всадники. Может быть, это ее дядя? Она бросила взгляд на Тринити: обратил ли он внимание на ее внезапный интерес? Но он навьючивал их скарб на лошадь. Всадники держались в тени деревьев. Затем один из них въехал на низкий гребень и в свой бинокль осмотрел долину.
        Бак! Она узнала его Аппалузу.
        Не раздумывая ни секунды, Виктория пинком послала свою лошадь в галоп и поскакала в сторону всадников. Проклятия, разразившиеся за ее спиной, только заставили ее ехать быстрее. Она не знала, куда ведет тропа, по которой скачет, но казалось, что она ведет к дну долины, ближе к Баку и дяде. Она вонзила пятки в бока своей серой. Она должна убежать.
        Виктория проклинала себя за то, что у нее не было ни ружья, ни револьвера. Ей нужно привлечь внимание Бака. Жизненно необходимо, чтобы они увидели ее прежде, чем Тринити ее поймает.
        Казалось, не прошло и минуты, как она услышала за собой на тропе стук копыт. Она оглянулась, уверенная, что Тринити в любую минуту окажется рядом, но он все еще был далеко. Просто звук далеко разносился в горном воздухе.
        Виктория испустила вопль, который пронзил воздух, как меч. Она набрала в легкие побольше воздуха и снова закричала. Тринити практически ее нагнал. Она открыла рот для очередного крика, но его рука обвила талию и выдернула ее из седла. Она повисла в пяти футах от земли, и единственным, что удерживало ее от сокрушительного падения, была рука Тринити.
        - Ты, кажется, стараешься убить как можно больше народа! - прорычал Тринити, сдерживая коня. - Если бы ты действительно заботилась о своем дяде, ты дала бы ему проехать мимо.
        - Ты именно этого и хочешь? Не так ли? - задыхаясь, выговорила Виктория. - Еще одна легкая поимка, прежде чем ты перейдешь к следующей.
        - Не бывает легких поимок, - сказал Тринити, останавливая коня и поворачивая его назад на узкую тропу. Звук выстрелов привлек его внимание к всадникам внизу. - Но твоя оказалась самой тяжелой.
        Затем, к ее удивлению, вместо того чтобы посадить ее перед собой или даже бросить поперек седла, он помчался галопом обратно в их лагерь. Она болталась над землей, проносившейся мимо с ужасающей скоростью.
        Ее лошадь, напуганная выстрелами, повернула до того, как он достиг ложа долины, и направилась обратно на тропу.
        - Ты пытаешься меня убить? - вскричала Виктория после того, как нога ее с силой ударилась о ветку дерева.
        - Как ни странно, я пытаюсь сохранить тебе жизнь, хотя иногда спрашиваю себя почему.
        Она дернулась, пытаясь как следует вздохнуть.
        - Ты меня задушишь.
        - Тогда тебе незачем беспокоиться о будущей виселице.
        - Ты бесчеловечный. У тебя нет никаких христианских чувств.
        - Я сейчас немного занят, но как только разберусь с этой перестрелкой, не убив людей больше необходимого, я подумаю и, возможно, отыщу по крайней мере одно.
        - Что ты хочешь сказать этим своим «не убив больше необходимого»? Ты не осмелишься стрелять в моего дядю.
        - Уговори его не стрелять в меня, и я пообещаю не стрелять в него.
        - Но он должен это делать. Ты же иначе меня не отпустишь.
        - Я не отпущу тебя в любом случае. Чем скорее он это сообразит, тем меньше людей пострадает.
        К этому времени они добрались до лагеря. Вьючная лошадь стояла там, где Тринити ее оставил. Он уронил Викторию, и она кучей свалилась на землю, а затем сам соскочил с седла. Прежде чем она успела прийти в себя, он перевернул ее навзничь, связал ей руки и ноги полосками мягкой кожи и прислонил к скале. Затем он взял обоих коней и завел за поворот, за пределы досягаемости выстрелов, а потом забрался на камень, превратив его в наблюдательный пункт.
        То, что он увидел, заставило его грубо выругаться.
        - Они направляются сюда.
        - Я скоро буду на свободе. Там должно быть не меньше дюжины людей.
        - Твой дядя, должно быть, оставил без охраны свое стадо. Он явно ценит тебя больше, чем свое ранчо.
        Несколько минут Тринити потратил на то, чтобы изучить местность вокруг их лагеря.
        - Тебе лучше спрятаться за скалами, - произнес он. - Один из этих горячих молодых глупцов может начать стрелять по мне, не соображая, что может легко попасть в тебя.
        Виктория не подумала, что может стать мишенью. Ее энтузиазм по поводу предстоящей перестрелки заметно угас.
        - Что, по-твоему, станет делать дядя Грант?
        - Это зависит от того, кто руководит погоней: твой дядя или Бак.
        - Дядя Грант.
        - Тогда, может, мы просто разойдемся.
        - Я не хочу «просто расходиться». Я хочу вернуться в «Горную долину».
        - Сколько бы людей ни привел с собой твой дядя, сколько бы раз они ни нападали на меня, ты отправляешься в Техас.
        - Почему ты считаешь, что сумеешь перехитрить и перестрелять всех этих людей?
        - У меня есть то, чего у них нет. Ты. Если понадобится, я использую тебя в качестве щита.
        - Никогда не думала, что ты опустишься так низко.
        - Самозащита не имеет ничего общего с правилами этикета. Она сводится к тому, что ты делаешь то, что должен. Они не станут стрелять по тебе, как бы им ни хотелось меня пришибить.
        - Где мой дядя? Что они делают?
        - Зачем тебе это знать?
        - Я не доверяю тебе. Ты можешь выстрелить в него, как только увидишь.
        - Ты действительно думаешь, что я на это способен?
        Нет, она так не думала. Только гнев заставил ее бросить такое обвинение. Но брать его обратно она не собиралась.
        - Тот, кто может использовать женщину как щит, способен на все.
        Ее лошадь вернулась в лагерь и присоединилась к остальным.
        - Даже твоя лошадь не чувствует себя в безопасности рядом с Баком, - ухмыльнулся Тринити.
        Виктория не увидела в его замечании ничего смешного.
        - Тринити! - раздался снизу голос Гранта Дэвиджа. - Я пришел за Викторией. Я знаю, что ты там, на горе. У меня здесь дюжина человек. Мы тебя окружим и выковырнем.
        - Пожалуйста, можете попробовать! - крикнул в ответ Тринити. - Только напомните этим горячим головам быть поосторожнее. Любой выстрел может рикошетом поразить вашу племянницу.
        - Если ты ее отпустишь, мы с парнями вернемся на ранчо и навсегда забудем, что слышали о тебе.
        - Вы говорите и за Бака?
        - Бак работает на меня. Он делает то, что я скажу.
        - Что ж, это вполне приличное предложение. Можете вы дать мне немного времени на обдумывание? - спросил Тринити.
        Виктория недоверчиво посмотрела на него. Она думала, что он будет драться до конца.
        - Даю тебе десять минут. Ты отпускаешь Викторию, и мои парни поклянутся, что твоя нога никогда не ступала в «Горную долину».
        - Рада, что ты рассудил разумно, - сказала Виктория, когда Тринити приблизился к ней. - У тебя бы все равно ничего не вышло.
        Тринити сорвал с шеи платок и сложил его в несколько раз.
        - Ты меня еще плохо знаешь. Когда узнаешь получше, поймешь, что я никогда не сдаюсь.
        Без всякого предупреждения он ухватил Викторию за щеки и крепко сжал. Ее рот приоткрылся, и прежде чем она успела его закрыть, он затолкал ей в рот сложенный платок.
        - Я собираюсь бросить тебя поперек твоей лошади и надеюсь перевалить через хребет до того, как они поймут, что мы исчезли. Когда твой дядя явится поглядеть на нас, он найдет гнездышко пустым.
        Тринити взвалил Викторию на плечо. Ее яростное мычание лишь вызвало у него улыбку.
        Воздух вырвался из ее груди болезненным выдохом, когда он положил ее на седло. В последующие мучительные минуты она поклялась отомстить ему за каждое мгновение этой пытки.
        Она старалась не задохнуться и постепенно теряла сознание.
        Они не успели далеко отъехать, когда Виктория услышала крик сзади.
        - Они ушли! - Это был голос Бака. - Ублюдок сбежал от нас.
        - Проклятие! - выругался Тринити. - Кажется, твой дядя не больше держит свое слово, чем я. Теперь нам нужно отыскать местечко, чтобы затаиться и воевать.
        Виктория подумала, что сейчас умрет. Каждое ребро готово было вот-вот сломаться. Она вдруг подумала, что, наверное, кончить жизнь на виселице было бы легче... и наверняка быстрее.
        - Этого достаточно, - произнес Тринити несколько минут спустя, и, слава Богу, костоломная тряска прекратилась. Виктория даже не поморщилась, когда ее грубо уронили на землю. После мучительной езды она этого почти не почувствовала. Тринити вынул у нее изо рта платок.
        - Тебе понадобится заговорить, а я, возможно, не смогу быть рядом с тобой.
        - Что ты собираешься делать? - требовательно спросила Виктория.
        - Это зависит от твоего дяди.
        - Где он?
        - Спускается по тропе прямо за нами.
        Тринити поднял ружье и всадил пулю в землю перед копытами лошади Гранта, после чего с удовольствием увидел, как преследователи рассыпались по кустам и подлеску.
        - Вы подъехали достаточно близко, Дэвидж. Я не хочу никого начинять свинцом.
        - Сдавайся, - раздался ответный крик Гранта, - мы тебя окружим и пристрелим.
        - Виктория будет сидеть передо мной.
        - Никогда не думал, что ты будешь прятаться за женщину! - крикнул Грант.
        - Я собираюсь отвезти Викторию обратно в Техас. И я доберусь туда любым способом..
        какой подвернется.
        Этот первый выстрел был предупреждением. Я - официально присягнувший помощник шерифа в Техасе. Вы нарушите закон, если попытаетесь меня остановить.
        - Мы следуем за тобой, Смит. Отпусти мою племянницу.
        - Если кто-то намеревается меня преследовать, скажите ему, что я буду стрелять на поражение.
        Тринити подошел к Виктории и снял веревку с ее ног.
        - Что ты собираешься делать? - Она надеялась, что он не заметит страха в ее глазах. Она знала, что Тринити может быть жестким, но еще не видела его загнанным в угол. Теперь она поняла, почему он никогда не терпел поражений.
        - Мы отъезжаем. Тот, кто поедет по нашему следу, рискует жизнью.
        - Но они обязательно станут нас преследовать.
        - Они будут держаться на расстоянии.
        - Как долго?
        - Это зависит от того, захотят ли они рискнуть твоей жизнью.
        Тринити поднял Викторию в седло и снова связал ей ноги под брюхом лошади. Руки ее он привязал к луке седла.
        - Я не хочу, чтобы ты упала. Нам понадобится скакать изо всех сил.
        Так начался самый странный день в жизни Виктории. Тринити ехал так, словно они просто путешествовали. Если ей удавалось повернуться в седле, она видела позади группу всадников во главе с дядей. Время от времени они разъезжались веером в поисках второй тропы, но вскоре возвращались на главную.
        Никаких выстрелов не было. Виктория поняла, что их и не будет, пока они едут по узкой горной дороге, то есть пока люди ее дяди не могут съехать с нее, чтобы застрелить Тринити. Ведь Виктория все время находилась на линии огня.
        Она знала, что Бак и дядя найдут способ ее освободить. Она также знала, что они, по всей вероятности, убьют Тринити. Но едва она признала неизбежность его смерти, как поняла, что не хочет этого.
        Но как смогут они освободить ее, не убивая Тринити? Тринити ее не отпустит, пока будет физически способен этому помешать.
        Она ехала позади него, уставившись в его спину. Ее привлекала сила его характера.
        Она вспомнила время, когда считала Джеба таким, каким должен быть настоящий мужчина. Она мечтала о том, как он будет держать ее в объятиях, целовать, заниматься с ней любовью. Это ее возбуждало, но это были всего лишь грезы юной женщины.
        При мысли о Тринити ее даже теперь бросало в жар, несмотря на морозный горный воздух. В ее желаниях уже не было порыва юной девушки, рвущейся навстречу новому интересному опыту. Скорее это было предчувствие того, что если она слишком долго будет рядом с ним, она изменится навсегда.
        При этом она вдруг с удивлением осознала, что испытывает еще одно чувство: она огорчалась за Тринити. Его больно ранила какая-то женщина. Вероятно, если бы эта женщина не сломала его, когда он был еще слишком молод и не мог ей противостоять, сейчас он был бы счастливым женатым человеком.
        Из-за того, что сделала с ним та женщина, Тринити сам вынес себе суровый приговор. Которого он не заслуживал! Виктория понимала его и сочувствовала. Странно, но то, что он отрицал произошедшее, делало его еще более ей симпатичным, более человечным. Мир видел его беспощадным и непреклонным, не испытывавшим никаких чувств к своим жертвам. Но в душе он страдал.
        Неужели боль может сотворить с людьми такое? Может ли подобное превратить ее в женщину, неспособную чувствовать любовь и радость?
        Она теперь понимала, что Тринити должен иметь большие резервы сострадания.
        Однако пережитая им боль извратила его сострадание, превратила его в жажду мщения. Тринити мог считать, что выполняет свой долг по отношению к обществу, но она знала, что он мстит другим преступникам за ту единственную, которую не может наказать.
        Глава 13
        Выстрел Тринити в воздух над головой Гранта резко вернул Викторию в действительность.
        - Пора поесть! - крикнул он ее дяде. - Позаботьтесь, чтобы ваши люди оставались в лагере.
        - Я ничего не хочу, - обратилась к нему Виктория, когда Тринити спускал ее с седла на землю. Он прислонил ее к валуну, но не развязал.
        - Как хочешь, но лошади устали. И я не успел позавтракать.
        - Мне это безразлично.
        - Какое прекрасное отношение к мужчине! Особенно подойдет оно жене, - произнес Тринити, улыбаясь с таким видом, что Виктории снова захотелось расцарапать ему лицо. Предыдущие царапины уже начали подживать, и совесть почти перестала ее мучить. - Ты откажешься кормить мужа, если он тебя рассердит?
        - Он никогда не рассердит меня настолько.
        - За кого ты собираешься выйти? За какого-нибудь кроткого банковского клерка или нервного бухгалтера? Мне не слишком нравится Бак, но у него есть характер и отвага.
        - В последний раз говорю - я не собираюсь замуж за Бака, - заявила Виктория.
        - Неправильно заставлять мужчину рисковать жизнью ради женщины, на которой он намерен жениться, если при этом она твердо знает, что замуж за него не собирается. Ведь ты все эти годы позволяла Баку заботиться о тебе.
        - Мой дядя платил Баку, чтобы он обо мне заботился. Он делал это не потому, что я его просила об этом или обещала выйти за него замуж. Я еще много лет назад сказала, что не люблю его.
        - Но ты же не говорила, что никогда не полюбишь.
        - Зачем мне было это говорить?
        - Чтобы он перестал томиться по тебе.
        - Откуда было мне знать, что он не влюбится в какую-нибудь другую девушку?
        - Мужчины часто влюбляются в женщин, которых спасли. Особенно если эта женщина такая красивая, как ты.
        - Теперь ты винишь меня за мою внешность.
        - Нет, только за то, что ты ею пользуешься к своей выгоде.
        - Если бы я пользовалась ею к своей выгоде, я бы попробовала свои чары на тебе.
        - Это бы не сработало.
        - Ты закален против женщин?
        - Не женщин вообще. А только против тебя.
        Виктория открыла было рот, чтобы поинтересоваться насчет реакции его тела на нее, но передумала. Она не знала, хочет ли выжать из него признание, и боялась собственного отклика на это признание.
        - Однажды ты найдешь женщину, способную принудить тебя делать вещи, которые ты делать не хочешь.
        Он долго смотрел в огонь. Какое-то мрачное чувство исказило его черты и заставило так сжать в пальцах жестяную кружку, что та смялась.
        - Это уже произошло... пятнадцать лет тому назад. - Он выплеснул в огонь остатки кофе. - Я поклялся, что больше ни одна женщина не будет иметь надо мной такую власть.
        Охватившая его ярость потрясла Викторию. Она и не предполагала, что в нем живут такие сильные чувства.
        - Время отправляться в дорогу. Нам еще долго добираться до моего следующего лагеря.
        - Ты действительно думаешь, что доберешься до Техаса? Ты подготовил лагеря-стоянки с припасами и точно знаешь, сколько проедешь каждый день... Неужели ты считаешь, что дядя и дюжина парней, идущие по твоему следу, ничего не изменят?
        - Всего лишь затруднят путь.
        Он никогда не встречал такой женщины, как Виктория. Чем дольше он находился в ее обществе, тем больше был ею зачарован. Чем больше узнавал ее, тем больше хотел узнать. Чем больше она старалась убежать от него, тем более решительно он был настроен удержать ее при себе. Она стала частью его мыслей и чувств, частью его мира... который он больше не мог себе представить без нее.
        В голове Тринити прозвучал сигнал тревоги. Он не знал, была ли это интуиция или он и правда что-то услышал.
        Одним прыжком он вскочил на ноги, досадуя на себя за то, что позволил Виктории его отвлечь. Он не думал, что они предпримут какую-то попытку до наступления темноты, но его тринадцатилетний стаж успешной охоты на преступников был достигнут благодаря тому, что он ни на минуту не забывал об опасности.
        Тринити пересчитал головы в лагере Гранта.
        - Проклятие! - выругался он. - Бак исчез.
        - Я говорила тебе, что он не сдастся.
        - Я думал, у него больше здравого смысла. Он должен понимать, что не сможет сделать это без выстрела. Если он не подберется достаточно близко для верного попадания, любая его пуля также опасна для тебя, как и для меня.
        Тринити подхватил Викторию на руки, отнес ее за большой валун, словно лежащий на боку, и положил на землю.
        - Посади меня.
        - Я хочу, чтобы ты вся была в укрытии. Я не знаю, что этот глупец может предпринять. Я бы чертовски хотел, чтоб твой дядя лучше держал в руках своих людей.
        - Уверена, что дядя Грант велел ему попробовать подобраться к тебе сзади.
        - Я полагаю, что твой дядя достаточно благоразумен. Это Бак позволяет своим эмоциям захлестнуть рассудок.
        Тринити заметил движение в лагере Гранта. Несколько человек отошли от лагеря и сквозь деревья пробирались сюда. Это могло означать только, что Бак обогнул горный гребень, чтобы зайти к нему с тыла. Они же хотели отвлечь Тринити. Либо Бак достанет его сзади, либо они с тропы снизу.
        Передвигаясь крадучись среди камней над своей стоянкой, Тринити проклинал всех: Бака и Гранта за их решимость освободить Викторию, судью Блейзера за то, что приговорил невестку к смерти, Джеба Блейзера за то, что позволил себя убить, и себя - за то, что согласился отправиться за Викторией.
        Он не проклинал Куини, потому что уже делал это на протяжении тринадцати лет. Он не проклинал Викторию, потому что не хотел.
        Быстро оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что парни, приближающиеся к нему снизу, еще не вошли в простреливаемое пространство, он обратил свое внимание на верхнюю часть склона. Он не увидел Бака, но не сомневался, что тот должен быть там. Однако даже тщательный осмотр склона не показал ему никаких следов Бака.
        Тринити оглядел свою стоянку. Была ли она доступна с других направлений?
        Он выбрал для нее выступ с отличным видом на верх горы, ее низ и на тропу. Всю, за исключением последних ста футов. Они были скрыты большой каменной осыпью, за которой сейчас пряталась Виктория. Бак мог перебраться через гребень и вместо того, чтобы свалиться на него сверху, чего он от него и ждал, мог спуститься на тропу и с нее подкрасться к лагерю.
        И Тринити никогда его не заметит. Тринити так быстро скатился со склона, что последние несколько ярдов проехал на заднице.
        Виктория не могла лежать спокойно, когда Тринити высматривал на горе Бака. Она должна была знать, что он собирается делать. Ее дядя находился где-то дальше с одиннадцатью парнями, готовыми отдать за нее жизнь. Она должна была что-то предпринять. Перекатившись на живот и подтягиваясь вперед на локтях, она выползла из-за камня... и увидела Тринити и Бака прежде, чем они увидели друг друга.
        Ее ужаснуло, что первая ее мысль была о Тринити.
        Она увидела, что Бак уже выхватил свой револьвер, а револьвер Тринити еще оставался в кобуре.
        Прежде чем осознала, что делает, Виктория вскрикнула:
        - Берегись!
        Двое мужчин заметили друг друга в тот момент, когда ее крик повис в воздухе. Тринити мгновенно перекатился на бок, выхватил свой револьвер и выстрелил.
        Первый выстрел Бака ушел в землю там, где Тринити приземлился перед этим. Второй зацепил ему плечо.
        Единственный выстрел Тринити пронзил грудь Бака.
        Бак рухнул на колени, револьвер выпал из его обессилевшей руки. Он свалился навзничь и затих.
        Тринити вскочил с гибкостью кошки. Два быстрых выстрела в сторону мужчин, поднимавшихся к нему с тропы, заставили их остановиться.
        - Я достал Бака! - крикнул он им.
        Ошеломленная и потрясенная, Виктория отчаянно поползла на локтях и коленях. Она должна была добраться до Бака. Он не может умереть... только не из-за нее! Она этого не допустит.
        Тринити был прав. Она была за это в ответе. Она ожидала, что Бак придет за ней. Она ждала, что он попытается ее спасти. Она ждала, что он рискнет ради нее жизнью. Она это знала и не предприняла ничего, чтобы его остановить. А еще она знала, что не хочет выходить за него замуж... и знала, что он намерен жениться на ней в любом случае.
        Она привела его сюда. Можно сказать, что она его застрелила. Если он умрет, она станет убийцей, которой ее считали.
        Не важно, что ей придется сделать, но она не может позволить Баку и остальным умереть из-за нее.
        Она приподнялась на руках и коленках и ухитрилась сесть.
        - Бак,- прокричала она, - ты меня слышишь?
        - Он не умер, - откликнулся Тринити со скалы.
        - Ты не знаешь, куда ему попала пуля. Может быть, в сердце.
        - Куда он мне метил... если бы ты меня не предупредила. Почему ты это сделала?
        - Не знаю, - промолвила Виктория, слишком потрясенная, чтобы кривить душой. - У него был в руках револьвер. Я была уверена, что он тебя убьет. Тебя ранило? - Она заметила кровь на его рубашке.
        - Это всего лишь царапина.
        - Откуда ты знаешь?
        - Я думал, ты хочешь видеть меня мертвым.
        - Я не хочу никого видеть мертвым, - вздохнула Виктория. - Никогда не хотела. В этом нет моей вины, но, кажется, все становится хуже и хуже... и нет способа это прекратить.
        - Если ты вернешься...
        - Уже так много убито. Кто-то убил троих наших парней. Боюсь спрашивать, что случилось со вторым охотником за вознаграждением. Теперь вот Бак лежит здесь и умирает.
        - Он не умирает. Это только рана в плечо.
        Залп выстрелов прервал их разговор. Звон от рикошетивших от камня пуль заставил Викторию похолодеть.
        - Тринити, как там Бак? - раздался голос Гранта Дэвиджа.
        - Он получил пулю в плечо, но еще один такой рикошет, как последний, может его убить.
        - Вы окружены. Мы наступаем со всех сторон.
        Пуля ударила в скалу над головой Виктории. Осколок металла срезал полоску кожи с ее каблука. Это вызвало ее вскрик.
        - Если не можете держать своих людей в руках, получите мертвую племянницу! - крикнул Тринити. Ярость придала его словам особую убедительность. - Последняя пуля срезала кусок ее сапога. Скажите своим прекратить огонь, или я убью первого же, кто поднимет ружье.
        - Не стрелять, - приказал Грант.
        - Он лжет, - сказал Рыжий. - Нападем на него. Он не сможет достать всех нас.
        - Награду заплатят за Викторию, живую или мертвую! - крикнул Тринити. - Судья Блейзер будет только рад, если одна из ваших пуль ее убьет. Это избавит его от хлопот и сохранит репутацию.
        Еще один беспорядочный залп. Виктория, падая на землю, увидела, как взлетела в воздух шляпа Тринити. Пуля просвистела в дюйме от его головы. Тринити откатился от низкого камня, за которым прятался, и вскарабкался выше по склону. Тщательно прицелившись, он всадил пулю в ногу парня, слишком старавшегося быть первым в атаке.
        - Прекратите огонь! - снова выкрикнул Грант.
        - Мы не можем оставить ее там.
        - Меня ему не достать.
        Виктория узнала голос Переса Кальдерона. И тут очередной залп прижал их к земле.
        Гром дюжины ружей эхом прокатился по горам. Виктория увидела, что Тринити убрал в кобуру револьвер и взял ружье. Когда он прицелился, она поняла, что сейчас он будет стрелять, чтобы убить.
        Ее дядя - единственный в мире родной ей человек, по крайней мере, единственный, кого волновали не только ее деньги. Ему следовало бы сейчас быть дома, наслаждаться комфортом, который он заслужил многими годами труда и урезания себя во всем.
        Перес Кальдерон - человек, любивший ее, как собственную сестру.
        Бак, которому дороги были только две вещи в жизни: Виктория и ранчо.
        Рыжий - неуклюжий долговязый юноша на пороге жизни, безоглядно преданный дяде Гранту.
        Остальные парни, поклявшиеся защищать ее ценой жизни.
        Виктория крикнула, но Тринити не услышал ее за шумом выстрелов. Ей нужно подобраться к нему, остановить, пока он не убил дядю Гранта. Она поползла на локтях, не обращая внимания на боль от вонзавшихся в тело камешков. Ей надо добраться до Тринити прежде, чем он кого-то убьет.
        - Тринити, остановись. Не стреляй, - отчаянно позвала она. - Я поеду с тобой обратно.
        Тринити резко обернулся. В глазах его было недоверие.
        - Ты понимаешь, что говоришь?
        - Я говорю, что вернусь с тобой в Бандеру. Я не могу допустить, чтобы ты убил моего дядю. Или еще кого-нибудь. Но у меня одно условие. Прежде чем передать меня судье Блейзеру, ты должен попытаться доказать, что я не убивала Джеба.
        - Не хочешь же ты заставить меня поверить...
        - Ты должен найти Чока Джиллета. Он был наемным работником на ранчо судьи. Одиночка, бродяга, но он мой свидетель.
        - А если я не смогу?
        - Если не сможешь найти доказательств за две недели, передашь меня шерифу.
        Тринити ее предложение не понравилось, но идея перестрелки нравилась ему еще меньше. Кто бы ни победил в конце, погибнет много народа.
        - И ты безропотно поедешь со мной?
        - Да.
        - А как насчет твоего дяди? Он попытается тебя остановить.
        - Ему это не понадобится, если ты найдешь Чока Джиллета.
        Огромный груз спал у Тринити с души. До этого момента он даже не подозревал, как ему хочется получить шанс доказать невиновность Виктории. До сих пор он не позволял себе думать дальше момента, когда сдаст ее на руки шерифу Спрагу. Но если она невиновна...
        Тринити попытался удержаться от бесплодных рассуждений. Сначала он договорится с Грантом, а потом отыщет этого Чока Джиллета.
        - Тебе придется убедить своего дядю.
        Виктория чуть не упала в обморок от облегчения.
        - Развяжи меня. Я пойду и поговорю с ним.
        - Ты будешь говорить с ним отсюда. И тебе еще придется убедить всех этих ковбоев. Дэвидж, - позвал Тринити, игнорируя возражения Виктории, - прикажи своим людям прекратить стрельбу. Твоя племянница хочет сказать тебе кое-что.
        - Если это какая-то уловка...
        - Через минуту ты поймешь, что это не так. Но пока, ради Бога, прекратите огонь. Виктория не в укрытии. Вели своим людям встать в рост. Я не подпущу ее близко к краю, пока не насчитаю одиннадцать голов.
        Грант отдал приказ, его люди неохотно поднялись на ноги из своих укрытий, и у Тринити пробежал холод по спине. Они все рассеялись и подобрались очень близко. Очень скоро они бы полностью его окружили.
        - Я не вижу Рыжего. Пусть встанет, или переговоров не будет.
        - Рыжий, ты его слышишь?
        - Я ему не доверяю, - раздался голос Рыжего.
        Тринити круто обернулся. Каким-то образом мальчишка забрался выше по склону. Через несколько минут он оказался бы прямо над ним.
        - Встань, - приказал Грант.
        Рыжий, вставая, сердито пнул ногой камень, и тот покатился по горе, увлекая за собой дюжину более крупных. Несколько человек должны были отскочить и укрыться от камнепада.
        - Ты, юный глупец! - воскликнул Грант. - Ты чуть не убил меня.
        - Говори, - приказал Тринити Виктории.
        Виктория сделала несколько шагов вперед, пока не увидела рассыпавшихся внизу мужчин. Они готовы были умереть за нее, а она ничем это не заслужила. Нет, она обязана это прекратить.
        - Дядя Грант, я решила вернуться в Техас с Тринити.
        - Ты не можешь так поступить! - Крик Гранта перекрыл шум протестующих голосов ковбоев. - Они тебя повесят.
        - Тринити обещал найти Чока Джиллета.
        - От этого не будет толку. Если ты забыла, как были отобраны твои присяжные, то я помню.
        - Тринити отыщет доказательства.
        -Ты не можешь туда вернуться, милая. Признаюсь, я верю в способность Тринити сделать то, что он говорит, но не могу рисковать. Вдруг ему это не удастся.
        - Тогда отправляйся вперед, чтобы быть там раньше меня. Ты говорил, что хочешь нанять хорошего адвоката и сыщиков Пинкертона. Теперь ты можешь это сделать. И тебе нужно отвезти Бака к врачу.
        - Виктория, я не знаю, какие сказки тебе рассказывает Тринити, но если он сказал, что может доказать твою невиновность, он лжет. Я не позволю тебе совершить та- кое безумство. А теперь спрячься снова за валун. Мы двигаемся на вас и быстро.
        - Нет, - воскликнула Виктория, - я вам не позволю!
        - Ты не можешь меня остановить.
        - Я не сдвинусь с места. Я буду стоять прямо здесь. И если понадобится, встану перед Тринити.
        - Виктория, что с тобой случилось? Не хочешь же ты сказать мне, что влюбилась в него?
        - Нет, - ответила Виктория. - Я просто осознала, что если я не вернусь обратно, кто-то непременно погибнет. Либо ты, либо Бак, либо кто-то из парней... даже Тринити. Если не в этот раз, так в следующий. Я никогда так не думала на ранчо. Там все казалось проще.
        - Если бы ты просто оставалась там, все было бы хорошо. И так будет снова. После того, как мы убьем Тринити.
        - Ничего никогда больше не будет просто. Особенно если вы убьете Тринити.
        - Я могу тебя защитить.
        - Ради чего? Чтобы жить в заключении до конца жизни? Боясь шагу ступить за пределы дома?
        - Я найму больше людей.
        - А кто позаботится обо мне, если тебя убьют?
        - Твой муж.
        - А после него? Мои сыновья и мужья моих дочерей?
        - Мы можем переехать на другое ранчо.
        - А кто поручится, что и там меня кто-нибудь не узнает? И нам не придется снова все начинать сначала?
        - Мы что-нибудь придумаем.
        - Я уже все решила. Это должно прекратиться. Причем сейчас. Я поняла это, когда увидела, как ранило Бака.
        - Я не позволю тебе сделать это.
        - Ты не можешь меня остановить. .
        - Мы достанем Тринити и увезем тебя с собой на ранчо.
        - Тогда я вернусь в Техас сама. Наступило молчание.
        - Ты действительно решилась?
        - Да. До сегодняшнего дня я не сознавала, чего стоит моя свобода. Теперь, когда я это знаю, я решила, что это слишком дорого. Не знаю, почему я не поняла этого много лет назад. Полагаю, что вы с Баком слишком хорошо меня охраняли. Вы убили того охотника за наградой?
        Грант ответил не сразу.
        - На моей земле нет закопанных трупов, - сказал он наконец.
        Виктория вздохнула с облегчением.
        - Пошлите кого-нибудь забрать Бака, - промолвила она.
        - Я сам отвезу тебя в Техас, - проговорил Грант.
        - Нет. Время для этого прошло. Я должна поехать с Тринити.
        - Я верю ему, но не настолько.
        - А я верю. Теперь нет смысла спорить дальше. Когда убедишься, что с Баком все в порядке, можешь ехать в Техас. Я уверена, что Тринити оставит сообщения по дороге, чтобы ты знал, что со мной все хорошо.
        - Я поднимаюсь к вам! - крикнул Грант.
        - Я тоже поднимаюсь, - поддержал его Рыжий.
        - Оставьте внизу ваши револьверы, - отозвался Тринити.
        Обоим мужчинам не понравилось его условие, но в конце концов они позволили Виктории убедить себя, что это единственный способ вынести с горы Бака без жертв с обеих сторон.
        Увидев Викторию связанной, Грант и Рыжий отказались делать что бы то ни было, пока Тринити не снимет с нее ремни. Виктория сразу спрятала руки. Она сомневалась, что дядя сдержит слово, когда увидит ее растертые до крови запястья.
        - Если что-нибудь случится с Викторией, я отправлюсь за тобой, - пригрозил Грант.
        Бак поднялся на ноги, но идти не мог. Один из ковбоев подвел коня. Понадобилось трое мужчин, чтобы взгромоздить его в седло. Он уселся, крепко вцепился в луку и полными боли глазами посмотрел на Викторию:
        - Зачем ты его предупредила? Я легко мог его убить.
        - Я не хотела, чтобы ты его убил, - ответила Виктория. - Я хочу, чтобы никто никого не убивал. Поэтому я возвращаюсь. Пока я буду в бегах, эти убийства никогда не кончатся. Я не убивала Джеба, но если ты убьешь Тринити или он убьет тебя, ваша смерть падет на мою голову.
        Она замолчала и посмотрела Баку в глаза. Он был таким достойным, честным и милым человеком.
        - Я не могу выйти за тебя, Бак. Ни теперь, ни когда вернусь из Техаса. Я тебе это уже говорила, но не старалась убедить. Это моя вина, и я о ней сожалею, но я не люблю тебя. Я старалась, особенно когда впервые приехала в Аризону, но этого так и не случилось.
        - Ты влюблена в него? - Бак ткнул пальцем в Тринити.
        - Нет. Но если бы он не приехал и не вытряхнул меня из кокона, который я позволила тебе и дяде Гранту соорудить вокруг меня, я так и не узнала бы, что не люблю тебя.
        - Ты хочешь сказать, что если бы он не появился, ты вышла бы за меня замуж и была бы вполне счастлива? Я не знаю, какие лживые слова он тебе наговорил, но обещаю, что он заплатит за каждое из них.
        - Бак, ты должен пообещать мне одну вещь. И ты тоже, дядя Грант.
        - Все, что угодно, - откликнулся Бак. Грант Дэвидж не спешил с обещаниями.
        - Никто из вас не станет охотиться на Тринити.
        - Ты все-таки влюблена в него! - прорычат Бак.
        - Это не имеет никакого отношения к Тринити. Я прошу об этом из-за себя. Если вы будете убиты, я никогда этого себе не прощу. Вы единственные люди на свете, любящие меня настолько, что готовы рисковать ради меня своей жизнью. - Глаза ее наполнились слезами. - Если я вас потеряю, у меня никого не останется.
        - Но мы не можем просто позволить тебе отправиться в Техас и забыть о тебе.
        - Должен найтись способ узнать, кто действительно убил Джеба. Вы можете заняться этим, пока Тринити станет разыскивать Чока Джиллета. Но сначала убедитесь, что с Баком все в порядке. Обещаете?
        - Ладно.
        - Я не обещаю, - сердито произнес Бак.
        - Бак, если ты хоть пальцем тронешь Тринити, я больше никогда слова с тобой не скажу.
        - Я знаю: ты в него влюбилась.
        - Да к черту Тринити! - разозлилась Виктория. - Я говорю о тебе. Я не хочу, чтобы тебе был причинен вред. И не хочу, чтобы люди вроде Тринити охотились за тобой до конца твоей жизни. Ты должен пообещать оставить его в покое. Обещай! Если не пообещаешь, тебе придется покинуть ранчо.
        Бак посмотрел на Гранта в поисках поддержки, но не нашел ее.
        - Она права. Хоть ты мне и нравишься, хоть я и надеялся, что вы поженитесь, я не могу допустить, чтобы мой управляющий бегал от закона.
        Бак выглядел как затравленный зверь.
        - Ладно. Но ты еще обо мне услышишь, - обернулся он к Тринити.
        - Дядя Грант, поскорей доставьте его к врачу. Проследите, чтобы он полностью поправился, а до тех пор не спускайте с него глаз. Увидимся в Техасе.
        - Тринити... - начал Грант.
        - Знаю. Если с ней что-нибудь случится, полмира пойдет по моему следу.
        - Можешь на это рассчитывать. Она все, что у меня есть.
        - Тебе следует поосторожнее выбирать следующую жертву, - бросил на прощание Бак. - Без друзей и родственников.
        - Следующей жертвы не будет, - зло огрызнулся Тринити.
        Виктория за злостью в голосе Тринити расслышала какое-то приглушенное чувство. Была ли это горечь, усталость, раздражение или отвращение?
        Неужели он и впрямь имел в виду, что оставит это гнусное преследование смертников?
        Глава 14
        Тринити увидел вопрос в ее глазах. Виктория была уверена, что он знает, о чем она хочет у него спросить, и поспешил отвернуться.
        - Нам нужно ехать, чтобы до темноты добраться до следующего лагеря, - произнес он.
        Виктория сдерживала нарастающее возбуждение. Тринити действительно имел это в виду, иначе не стал бы отводить глаза. Но он явно не хотел это обсуждать. Не теперь. Не перед Баком и ее дядей. Но у них еще будет для этого время, прежде чем они доберутся до Бандеры.
        Виктория взяла лошадь Бака за поводья и повела вниз по тропе.
        - Смотри, делай все, что велит врач. Такие раны могут легко воспаляться. Я буду ждать вас через несколько недель. И не тревожьтесь обо мне. Можете не сомневаться , что Тринити доставит меня в Техас в целости и сохранности. Он уже доказал вам, на что способен.
        - Полагаю, что так, - кивнул Грант, но вид у него был далеко не счастливый.
        - Поезжайте, - сказала Виктория, шлепая лошадь по крупу.
        Виктория наблюдала, как несколькими минутами позже ее дядя собрал своих людей. Некоторые из них шумно возражали против того, чтобы оставить Викторию под опекой Тринити. После горячего спора Рыжий оседлал своего коня и галопом умчался прочь.
        Его отъезд словно сломил сопротивление остальных членов отряда. Они уныло сели на лошадей и направились по тропе в обратный путь. Многие оборачивались, чтобы бросить прощальный взгляд на Викторию. Она махала им вслед и улыбалась.
        - Я готова, - сказала Виктория, поворачиваясь к Тринити, после того как последний из людей ее дяди скрылся из виду. - Не обязательно связывать мне руки и ноги. Я не стану пытаться сбежать.
        - Может быть, но я буду чувствовать себя уютнее, если ты будешь связана.
        - Ладно. - Она протянула ему руки, соединив ладони.
        - Хочешь сначала сесть на лошадь?
        Она села в седло и вновь протянула ему руки. Проверив, что стертые места на них стали подживать, он связал их полосками мягкой кожи.
        Тринити не доверял ее кротости. Он боялся, что за ней всего лишь скрывается попытка вывести его из равновесия, чтобы легче было сбежать.
        Виктория продолжала оборачиваться назад, и он решил, что у нее приготовлена какая-то уловка. Они проехали по тропе минут пятнадцать, когда она выругалась и выхватила повод из его расслабившихся пальцев.
        - Рыжий нас преследует. Я должна его остановить, - сказала она и галопом поскакала назад по тропе.
        В несколько шагов Тринити оказался рядом с ней, и рука его опустилась на уздечку ее лошади.
        - Дай мне поехать одной, - попросила Виктория. - Я не хочу никакой перестрелки.
        - Я стрелять не собираюсь.
        - Возможно, но я не могу поручиться за Рыжего.
        Тринити продолжал скакать немного впереди нее.
        - По крайней мере поезжай позади меня.
        - Я не прячусь за женщинами.
        - Ты собирался сделать, это раньше.
        - Тогда было другое дело.
        - Не вижу разницы, - промолвила Виктория, не пытаясь больше понять этого человека, который перевернул ее жизнь. - Я просто не хочу, чтобы Рыжему был причинен вред. Он слишком молод, чтобы думать, перед тем как действовать. Он все еще видит во мне заколдованную принцессу, а в тебе злого рыцаря.
        - Не очень лестная картинка.
        - А как бы ты чувствовал себя на его месте? Тринити ничего не ответил.
        - Я не поверну назад, - объявил Рыжий, поравнявшись с ними.
        В любое другое время его юношеская воинственность позабавила бы Викторию. В своем стремлении ее защитить он походил на младшего брата, которого у нее никогда не было. Но сейчас слишком много стояло на кону, чтобы довериться его вспыльчивому характеру.
        - Дядя Грант обещал никого не посылать за нами.
        - Он и не послал. Когда он запретил мне ехать, я уволился.
        - Почему?
        - Я ему не доверяю, - указал Рыжий на Тринити.
        - Я пообещал, что с ней ничего не случится.
        - Ты везешь ее обратно в тюрьму. Ведь так? - внезапно взорвался мальчишка. - По-моему, это нельзя назвать иначе.
        - Ты когда-нибудь бывал в Техасе?
        Рыжий покачал головой.
        - Как ты туда доберешься? Я тебя с собой не возьму.
        - Я тебя и не прошу. Я буду ехать за тобой всю дорогу, и тебе лучше сдержать свое обещание.
        - Могу я сделать что-нибудь, чтобы ты повернул назад? - спросила Виктория.
        - Ничего. У меня нет работы. Мне нечего делать, кроме как следовать за вами.
        - У тебя деньги есть?
        - Достаточно.
        Виктория знала, что ничего у него нет. Дядя Грант не стал бы с ним расплачиваться на тропе.
        - Поехали, - обратился Тринити к Виктории, - мы зря тратим время.
        Виктория не отвернулась от Рыжего.
        - Не тревожьтесь обо мне, - уверял ее юноша. - Я буду ехать сразу за вами.
        Трудно было не улыбнуться его торжественному тону, но ни один мускул на лице Виктории не дрогнул. Это унизило бы его гордость.
        - Кажется, Аризона полна людей, готовых всем жертвовать ради тебя, - сказал Тринити, погнав лошадей быстрой рысью. - Я думал, что лучше Куини не бывает, но, по-моему, ты дашь ей сто очков вперед.
        - Я понятия не имею, кто такая Куини, но, судя по твоему тону, когда ты называешь ее имя, сравнение это совсем не лестное.
        - Это как посмотреть, - сказал Тринити. - Куини была хороша. Она никогда этого не говорила, по крайней мере мне, но, ручаюсь, гордилась тем, как ей удавалось поймать на удочку очередного глупца.
        - А я, считаешь, поймала на удочку Рыжего? - обиженно и сердито поинтересовалась Виктория.
        - Не знаю. Сказать по правде, я не знаю, что у тебя на уме. Ты самая непредсказуемая женщина, которую я когда-либо знал. Сначала ты любимая балованная дочка очень богатого человека, который умирает и оставляет тебе большое состояние. Затем ты выходишь замуж за сына еще более богатого человека, только ты его убиваешь. Потом твой дядя, еще один богатый человек, у которого нет других родственников, кроме тебя, спасает тебя из тюрьмы. А теперь каждый ковбой на его ранчо и, возможно, все ковбои Аризоны - почем мне знать - готовы сложить за тебя головы. Ты держишь Бака на протяжении пяти лет изнывающим от страсти, потому что никак не можешь ранить его, сказав, что не любишь. Ты позволяешь состояться перестрелке с теми, кто помчался тебя спасать, зная, что кого-то убьют... А потом ты объявляешь, что решила отправиться со мной в Техас, потому что не можешь видеть, как погибнет кто-то, кого ты любишь.
        - Ты всегда выворачиваешь наизнанку слова других людей?
        - К честным людям это не относится.
        - Я никогда не лгала. Ни тебе, ни кому бы то ни было. Разве что себе. - Она неожиданно улыбнулась: - Забавно, что именно твоя ложь заставила меня перестать лгать себе.
        - Как это? - нахмурился Тринити.
        - Все, что ты наговорил мне там, на ранчо, о других краях и людях, о том, что у меня есть будущее и надежда. Все это была ложь, но она заставила меня взглянуть в лицо лжи, которую я сама себе твердила. Видишь ли, я говорила себе, что раз никто мне не верит, вполне справедливо будет убежать... что я легко смогу жить в страхе. Я также уговаривала себя, что счастлива в «Горной долине», что выйду замуж за Бака и сделаюсь хорошей женой и матерью. Я уговаривала себя, что смогу жить с клеймом трусихи и убийцы, с приговором, висящим над моей головой.
        Он не понимал ни ее рассуждений, ни поступков. Если только она не говорила правду.
        Но если она говорит правду об этом, то не говорит ли она правду и об убийстве?
        Внезапно его охватил ужас от того, что он собирался совершить. Он везет ее обратно на смерть. Не шериф Спраг, не судья Блейзер, не присяжные или техасская судебная система, а он, Тринити Смит, С таким же успехом он мог собственноручно накинуть ей петлю на шею и затянуть ее.
        Как цветок, распускающий лепестки навстречу теплу весеннего утра, она казалась слишком совершенной, чтобы быть долговечной. Он хотел только сидеть и смотреть на нее.
        Получалось, что все мужчины, знавшие ее, были с ним согласны. Они бросались ей под ноги, чтобы заслужить ее улыбку. Он без труда понимал их. Разве он уже не был готов на все ради нее?
        Почему? Потому что в ней было нечто доброе и честное, вызывающее восхищение, отчего ее хотелось защищать.
        - Ты думаешь, он сдержит свое слово? - спросил он Викторию, отчаянно пытаясь отбросить одолевающие его сомнения.
        - Рыжий? Надеюсь, что так, но я не очень хорошо его знаю.
        Остальную часть дня они ехали в молчании.
        - Если развяжешь мне руки, я что-нибудь состряпаю, - сказала Виктория, когда Тринити помог ей слезть с лошади.
        - Ты наконец решила заговорить.
        - Просто я лучше готовлю, - продолжала Виктория. - И потом, тебе нужно позаботиться о лошадях.
        Он заколебался.
        - Обещаю, что не стану убегать и обливать тебя горячим жиром. Я слишком устала, чтобы сбежать далеко, даже если бы захотела. Я просто хочу нормально поесть. А потом подольше поспать.
        Тринити развязал ей запястья и снова почувствовал стыд при виде ее стертой до крови кожи.
        - У меня есть целебная мазь...
        - Со мной все будет в порядке, если ты завтра не станешь снова меня связывать.
        - Не думаю, что это будет необходимо. Я собираюсь взять с тебя слово, что ты не станешь пытаться сбежать.
        - Почему вдруг такое доверие?
        - Не знаю. У меня ужасное чувство, что я веду себя как дурак, но зачем бы тебе отсылать назад своего дядю, если бы ты намеревалась сбежать?
        - Я рада, что здравый смысл наконец-то проник в твою голову.
        - Мой здравый смысл говорит, что ты лжешь, - ответил Тринити более грубо, чем хотел. - Он подсказывает мне, что никто не захочет возвращаться в тюрьму. Он просто вопит, что твой дядя где-то неподалеку, а Рыжий - его шпион, который держит нас под наблюдением. И что посреди ночи они на нас нападут и мое тело останется на корм волкам.
        - Тогда почему ты развязал мне руки?
        - Потому что я впитал с молоком матери те же уроки, что и Рыжий. Мой отец вдолбил мне в голову, что я должен уважать каждую женщину, обращаться с ней как с леди, защищать ее. А еще я продолжаю думать о моей матери. Она бы мухи не обидела, если бы та, конечно, не попыталась причинить вред мне или отцу. Во всяком случае, я все думаю, что бы чувствовал, если бы это она ехала со связанными руками и ее кожа была бы стерта до крови. А еще я думаю о тебе и всех этих мужчинах на ранчо. Я не знаю, правду ли ты говорила, но любая женщина, заслужившая их поклонение, может рассчитывать на доверие.
        - Тебе трудно поверить любой женщине, или я одна такая?
        - Я никому не доверяю. Но женщинам мне верить особенно трудно.
        - Что сделала тебе Куини?
        - Почему ты решила, что Куини что-то мне сделала?
        - Она единственная женщина, кроме матери, о которой ты упоминал. Одна из них отвечает за твое отношение к женщинам, и это явно не твоя мать.
        - Я не хочу говорить о Куини.
        - Тогда иди и.позаботься о лошадях. А я тем временем приготовлю что-нибудь поесть.
        Тринити так долго занимался лошадьми, что Виктория к его приходу успела сварить обед. Они поели в неловком молчании.
        - Расскажи мне, что произошло той ночью, когда был убит Джеб.
        Виктория не знала, с чего начать. Она много раз заново переживала ту ночь и все еще не находила ответов.
        - Мой отец приехал в Техас из Алабамы сразу после войны. Я толком не знаю почему, но думаю, что дело было в том, что он не хотел воевать за Юг. Моя мать умерла, когда я родилась, так что там его ничто не держало. В Техасе мы были счастливы. Папа любил свое ранчо, и мне нравилось быть свободной от надзора тетушек.
        Все было бы хорошо, если бы папа не заболел. Вот тогда он и решил, что я должна выйти за Джеба Блейзера. Судья Блейзер был самым богатым человеком в округе, а Джеб - его единственным сыном. Судья Блейзер и папа приятельствовали, вместе выпивали. Любили один и тот же сорт виски. Они заключили между собой соглашение, а я пошла у них на поводу.
        - Мы не должны были жениться, пока мне не исполнится восемнадцать лет, но папа умер, когда мне было семнадцать. Я стала жить в доме судьи. Это тоже устроил папа. Судья сказал, что нехорошо незамужней девице жить в доме с тремя мужчинами, которые ей не родственники. Майра думала, что нужно дать мне дождаться восемнадцати лет, но судья и слышать об этом не хотел. Это был единственный раз, когда я слышала, что они ссорятся.
        К тому времени я имела возможность узнать Джеба поближе. Мое увлечение им шло на убыль. Он никогда не относился ко мне плохо, но его не интересовали ни я, ни те вещи, которые мне нравились. Я гораздо лучше общалась с Керби.
        - А он был какой?
        - Он сын Майры от первого мужа. Очень красивый, он был еще подростком. В общем, судья назначил день свадьбы, и мы с Джебом поженились. Но если он думал, что брак как-то урезонит его сына, он ошибался. Джеб стал еще хуже. Он провел первую ночь после свадьбы и все последующие со своими дружками.
        В ту ночь, когда он был убит, он устроил в доме вечеринку с друзьями. Он не хотел, чтобы я в ней участвовала, но я все равно спустилась вниз. Чем больше он пил, тем грубее становился. Когда я отказалась вернуться в свою комнату, он заявил, что Майра всегда оставалась у себя. Почему я тоже не могу вести себя как леди? Он заявил мне это перед своими друзьями!
        Некоторые из них пытались обратить это в шутку. Другие игнорировали. Я.попыталась его урезонить, но он повернулся и ушел. Теперь я понимаю, что мне не следовало идти за ним, но я была очень расстроена. Я была замужем всего семь дней и не провела и часа наедине с мужем. И вместо того, чтобы вызвать у него сочувствие, я его разозлила.
        Он на меня накричал и сказал, что меня не любит. И еще наговорил много такого, о чем я не хочу вспоминать. - Голос Виктории дрогнул. - Наконец я больше не могла его выслушивать и повернулась, чтобы пойти в дом. Я прошла шагов десять, когда из-за угла дома вышел Чок Джиллет.
        В тот момент, когда наши взгляды встретились, я услышала выстрел. Я обернулась и увидела, что Джеб пошатнулся и начал падать. Я подбежала к нему, постаралась удержать его, но он был слишком тяжелым. Он упал на землю и потянул меня за собой.
        Я оглянулась в поисках Чока, надеясь, что он мне поможет, но он исчез. Тогда-то я и увидела револьвер, лежавший на земле рядом со мной. Я не знаю, как он туда попал и когда. Могу только предположить, что убийца бросил его, когда я наклонилась к Джебу. Из дома раздавался шум: там играл оркестр, танцевали, смеялись, так что я ничего и не могла услышать... например, если кто-то двигался в кустах.
        - Во дворе росли кусты?
        - Множество. В общем, я по глупости подняла револьвер. К несчастью, судья и Керби застали меня над телом Джеба с револьвером в руке.
        - А как насчет Чока Джиллета?
        - Никто его больше не видел. Я не знаю, что случилось, но если он жив, он знает, что я не убивала Джеба. Я смотрела прямо ему в глаза, когда раздался выстрел.
        - Разве не странно, что он так исчез?
        - Не особенно. Чок - бродяга вроде тебя. Керби рассказал, что Чок еще днем попросил расчет, сказав, что слишком долго задержался на одном месте.
        - Откуда это узнал Керби?
        - Керби обожает судью и ходит за ним по пятам. Он любит все, что любит судья, и делает все, что делает тот. Несмотря на свою юность, он иногда исполняет обязанности управляющего.
        - И ты понятия не имеешь, кто мог убить Джеба?
        - Нет.
        - Кто от этого выигрывал?
        - Полагаю, что Майра и Керби, но они единственные, кто поверил в мою невиновность. Да и судья совсем еще не стар. Он может прожить еще двадцать или тридцать лет.
        - А кто получит твои деньги?
        - Джеб, если бы я умерла. Но я жива.
        - Где они сейчас?
        - Думаю, их контролирует судья.
        - И если ты не сможешь вернуться в Техас, чтобы предъявить на них права, судья будет продолжать ими распоряжаться. Так что Керби, если проживет долго, получит два наследства.
        - Но это не мог быть Керби. Когда раздался выстрел, он находился в доме.
        - Я не удивлен, что судья тебе не поверил.
        - Если ты отыщешь Чока, я смогу доказать, что не убивала Джеба.
        Виктория поднялась на ноги и зевнула.
        - Я вижу отсюда костер Рыжего. Он еще очень молод, чтобы оставаться там одному. Может быть, ты утром проверишь, как он там? Мне очень не хочется, чтобы с ним что-то случилось.
        - Угу, - согласился Тринити, погруженный в свои мысли. Он никогда не слышал более неубедительной истории. Впрочем, сам факт, что в ней было столько дыр и она была так глупа, заставлял его верить в нее.
        Проблема Тринити состояла в том, что он очень плохо знал, какая она на самом деле.
        Но одно он теперь знал хорошо: он не повезет ее в Техас на смерть.
        Глава 15
        В последующие два дня Виктория едва вымолвила два слова. Тринити хотелось узнать побольше о смерти Джеба Блейзера, но она не хотела говорить об этом снова. Она вообще не хотела разговаривать.
        Он больше не связывал ее. И вовсе не из-за ссадин на руках или потому, что она теперь занималась стряпней. Он не связывал ее просто потому, что не хотел этого делать.
        Виктория ему нравилась. Наконец он признался себе в этом. И бессмысленно было уговаривать себя, что в его жизни нет места женщине или что нелепо увлекаться кем-то в подобных обстоятельствах.
        По правде говоря, его чувства были сильнее, чем просто «нравится». Он не влюбился в нее, хотя были моменты, когда он твердил, что обезумел достаточно для такого. Скорее, его чувства были некой смесью похоти и увлечения, совсем не тем, в чем хотелось бы признаться такой женщине, как Виктория.
        Он представлял себе, что она отнеслась бы с тактом к признанию в любви. И если не смогла бы ответить на его страсть, по крайней мере попыталась бы пощадить его чувства. Но его признание, что он хочет ее физически и она привлекает его своей необычностью, по всей вероятности, заработает ему еще изрядное число царапин на физиономии.
        Кончиками пальцев он нащупал все еще воспаленные рубцы на щеке. Шрамы, наверное, останутся у него на всю жизнь.
        Тринити посмотрел, как она возится у костра, и ощутил, как напряглось его тело.
        Даже когда он считал ее убийцей, он чувствовал сильнейшее физическое влечение и должен был с ним бороться изо всех сил. Теперь, когда его взгляды перевернулись на сто восемьдесят градусов, ему было просто невозможно думать о чем-нибудь еще.
        Но как сказать этой женщине, что он полностью переменил свое мнение о ней? Что он больше не думает о ней как об убийце, а видит в ней просто красивую женщину; с которой хотел бы заняться любовью?
        Если он такое скажет, она разорвет его в клочья. И поделом ему.
        И как ему попросить у нее прощения за свое отношение к ней в самом начале? Он изменил обращение с ней, но она отреагировала на это каменным молчанием! За последние два дня он пытался заговорить с ней об ее отце, об их ранчо, о ее доме в Алабаме и десятке других вещей, а она отвечала бурчанием, односложными восклицаниями или молчанием.
        Его слова, что он поверил ей и сделает все от него зависящее, чтобы доказать ее невиновность, не пробили стену, возведенную ею вокруг себя. Теперь, когда она решила вернуться и заручилась его обещанием отыскать Чока Джиллета, Виктория, казалось, потеряла всякий интерес к тому, что с ней будет.
        Ирония состояла в том, что он наконец искренне поверил в ее невиновность. Виктория была борцом, она никогда не сдавалась. Она не смогла бы с таким спокойствием отнестись к возвращению в Бандеру, если бы не знала, что невиновна, если бы не поверила абсолютно, что Тринити сможет отыскать Чока Джиллета. Тринити не знал, жив ли еще Чок Джиллет, но если жив, он поклялся себе, что обязательно его найдет. Виктория не пойдет на виселицу.
        - Он не должен быть там один. - Они кончили обедать, и Виктория уставилась на маленькую точку далекого костра. - С ним может случиться все, что угодно... и мы этого не узнаем.
        - Пока мы видим по вечерам его костер, с ним все в порядке.
        - Я была уверена, что к этому времени он сдастся и вернется в «Горную долину». - Виктория была искренне встревожена.
        - Мальчишки вроде Рыжего не сдаются. Не в его возрасте. Следовать за нами стало сейчас самым важным в его жизни.
        - Ты когда-нибудь был таким?
        Был ли он когда-нибудь таким, как Рыжий? Таким зеленым, чувствительным, таким полным жизненных соков? После стольких лет охоты на убийц, после того как он научился никому не доверять, ни во что не верить, не позволять никому приблизиться, казалось невероятным, что когда-то он был таким молодым, полным энтузиазма, готовым страстно верить, поступать согласно своей вере, жаждущим принести свою жизнь на алтарь любви...
        А что было теперь у него внутри? Пустыня неверия, обмана и разрушения. С какой стороны ни посмотреть, он губил жизни. Он взял на себя роль и судьи, и присяжных и не позволял никаким воззваниям к милосердию влиять на свои решения.
        Внезапно он испытал глубокое отвращение к себе. Он все еще верил в свои побудительные мотивы, верил в эту работу, которую нужно было делать, но больше не хотел ею заниматься. Она слишком дорого ему стоила. Она выжгла его душу. Он все бы отдал, лишь бы снова стать тем юным мальчишкой, но было поздно.
        - Когда-то.
        - Это сделала Куини?
        Тринити вздохнул и почувствовал, как стена, охранявшая его прошлое, начала крошиться.
        - Да.
        - Она была очень красивой?
        - Она была самой красивой женщиной, какую я знал. И самой злой.
        Тринити поднял глаза на Викторию, но она не смотрела на него. Она изучала маленькую прореху на своей блузке. Внутреннее напряжение ушло. Сочувствия он бы не вынес.
        - Мне было шестнадцать. Я думал, что я какой-то особенный, что никогда не было такого молодого человека, как я. Я достиг нынешнего роста и не был тощим, как большинство подростков. Девушки роились вокруг меня.
        Но я устремил глаза на певицу из данс-холла. Она называла себя Куини и была королевой Сан-Антонио. Мужчины каждую ночь сбегались на нее посмотреть, но она держала их на расстоянии.
        Можешь теперь представить себе, что я почувствовал, когда однажды вечером Куини подошла ко мне и попросила купить ей напиток. Я продал бы душу тут же на месте, чтобы купить ей все, что она пожелает. Мы сидели и разговаривали, пока не пришло время ее следующего номера. На ранчо я возвращался как на крыльях.
        Когда через какое-то время я снова приехал в город и она пригласила меня за свой столик, я совершенно потерял голову. Я начал говорить о женитьбе. Но Куини сказала, что я еще слишком молод. Я виделся с ней каждую ночь на протяжении двух недель, пока не убедил ее. Но она настояла, чтобы я прежде познакомил ее с отцом.
        Виктория отчаянно пожалела, что не знала Тринити до того, как горечь разъела его душу. Она легко могла представить, как он раскачивающейся походочкой идет по городу, гордый, как павлин, страстно жаждущий доказать свою мужественность.
        - Что сказала на это твоя мать?
        - Мама умерла, когда мне было двенадцать. Папа тогда чуть с ума не сошел: пил, буянил и постоянно ввязывался в неприятности, так что мистер Слокум его уволил. После этого мы отправились в Колорадо и провели почти два года, работая на приисках. Мы не стали богатыми, но папа нашел жилу, достаточную, чтобы вернуться и купить ранчо.
        - Какое ранчо он купил?
        - «Демон-Ди».
        - Но это было ранчо моего отца.
        - Я знаю, тамошний шериф рассказал мне. Отец купил его, потому что прежний владелец умер и оно продавалось дешево. Но отец все никак не мог угомониться. Он ездил в город и напивался. Я ездил за ним, чтобы привезти его домой. Он садился в уголке салуна и пил до закрытия. Все знали, что он тоскует по жене, и не трогали его.
        Виктория задумалась. Приходило ли отцу Тринити в голову, что сын тоже горюет по матери?
        - Мне было скучно дожидаться отца, поэтому я заходил в другие салуны и так познакомился с Куини. Я сообщил отцу, что хочу жениться. Он пытался меня отговорить, но я ничего не слушал. Наконец он согласился пойти со мной посмотреть на Куини.
        Поначалу он был о ней невысокого мнения, но Куини умела обращаться с мужчинами, и вскоре папа ел из ее рук. Они отослали меня, чтобы поговорить. Казалось, их разговор длился целую вечность, но на обратном пути отец сказал, что хочет снова с ней поговорить.
        Если бы я был поопытнее, я бы уже тогда заметил все признаки надвигающегося... но я был полон мыслей о том, что я мужчина, завоевавший Куини. Папа перестал пить и привел себя в порядок. Когда он в третий раз отправился к Куини, меня он с собой не взял.
        Даже тогда я не разобрался, за чем охотилась Куини. Отец тоже. Она каким-то образом узнала, что он вдовец с большим ранчо, и решила выйти за него замуж. Меня она использовала, чтобы подобраться к нему.
        Когда отец вернулся домой после этого последнего раза, он сказал, что они с Куини решили пожениться. Он сообщил мне, что Куини двадцать два года, что она слишком стара для такого мальчика, как я.
        Но я не понимал ничего, кроме того, что отец украл женщину, которую я люблю. Не знаю, почему я не взял револьвер и не пристрелил его. В голове у меня была такая мысль, но я ограничился кулаками. Может быть, я был крепким парнем для своих шестнадцати лет, но отец был настоящим медведем. Одним ударом он свалил меня на землю.
        Я. наговорил ему много вещей, о которых сейчас стыдно вспомнить, а потом убежал из дому. Я не мог видеть их женатыми. Я ненавидел отца так же сильно, как любил Куини.
        - Куда ты отправился?
        - Снова старательствовать. Это было единственное, что я умел. Год спустя до меня дошел слух, что отец умер. Я не мог в это поверить. Он был всегда таким сильным и здоровым. Я немедленно отправился домой, все время думая о переменах, которые сделаю на ранчо. Ты не можешь себе представить, как я был потрясен, узнав, что отец все завещал Куини.
        Но я уже не был тем наивным мальчишкой. У меня было время подумать, пока я искал золото на приисках Колорадо и Невады. Я сообразил, что Куини с самого начала нацелилась на отца. Теперь же я понял, что ей нужен был не отец, а его ранчо. Куини не захотела меня видеть, так что я начал расспросы.
        Я выяснил, что отец умер, когда они были в Галвестоне. Кажется, он отравился устрицами. Я сразу понял, что отца убила Куини. Он терпеть не мог устриц.
        Никто меня не слушал. Отец умер в Галвестоне, значит, это не касалось никого в Бандере. Куини стала дамой, и все говорили, что теперь она в трауре, что она по-настоящему любила моего отца. Она говорила, что отец был очень несчастлив, что я не смог ужиться с его новой женой, что я разбил его сердце, когда убежал из дома.
        Я хотел убить Куини. Я встретил ее на улице и объявил, что собираюсь это сделать. Меня посадили в тюрьму на шесть месяцев, К тому времени как я вышел на свободу, Куини продала ранчо и скрылась.
        - Ты больше ее никогда не видел?
        - Нет. Но я продолжал слышать о женщине, очень похожей на нее, которая переезжала из одного старательского городка в другой, где были богатые разработки, и представлялась там респектабельной вдовой. Должно быть, она ограбила десятки старателей.
        - А что произошло с тобой?
        - Выйдя из тюрьмы, я снова отправился на прииски. Я не мог оставаться в Техасе, а старательство и коровы было все, что я знал.
        - Когда ты решил стать охотником за наградами?
        Тринити при этом слове дернулся, как от удара.
        - Один человек попытался отнять мою заявку. Я обнаружил, что его разыскивают за убийство в Небраске, так что я подождал, пока он ночью проберется в мою хижину в надежде застать меня спящим. Когда он очнулся, то был уже связан, с кляпом во рту и на полпути в Огаллалу.
        - Охота за вознаграждением, наверное, более выгодное занятие, чем промывка песка ради нескольких долларов в день.
        - Я никогда не брал денег, даже в виде жалованья. Я делаю это не ради денег.
        Виктория не могла ему не поверить.
        - Полагаю, что должна перед тобой извиниться.
        - Нет, не должна. Я же тебе не поверил.
        - А почему ты продолжил этим заниматься?
        - Я не думал, что снова займусь этим, но однажды заезжий карточный игрок застрелил во время игры трех старателей. Они поймали его на шулерстве, но не успели вытащить свои револьверы. Одним из них был мой друг. Этого игрока разыскивали в Денвере, так что я отвез его туда.
        - И после этого продолжал в том же духе?
        - Что-то вроде того.
        Он замолчал, явно не желая продолжать разговор. Виктория не сомневалась, что он никогда никому не рассказывал то, чем сейчас поделился с ней.
        - Я могу простить потерю ранчо, но мысль о том, что Куини убила отца и живет на свободе, гложет меня все это время. Если бы я не свалял такого дурака из-за нее, папа сейчас был бы жив. Я ничего не могу сделать с ней, я даже не знаю, где она сейчас. Но я могу постараться, чтобы другой убийца не ушел безнаказанным. Каждый раз, когда я ловлю преступника, это чувство ненадолго отступает. Но оно всегда возвращается.
        - И когда это происходит, ты находишь еще одну жертву?
        - Примерно так.
        - Почему ты выбрал меня?
        - Я не был в Бандере с тех пор, как меня выпустили из тюрьмы. Но я как раз доставил очередного преступника в Сан-Антонио и не удержался от того, чтобы не навестить старое ранчо. Оно снова выставлено на продажу. Кажется, человеку, купившему его у твоего отца, тоже не слишком повезло. Его порвала рогом корова, а один из его сыновей умер от укуса гремучки. Оставшиеся дочь и сын решили, что хватит с них «Демон-Ди», и уехали, оставив распоряжение продать его любому, у кого достанет глупости его купить.
        Виктория хорошо могла понять его желание выкупить обратно ранчо, которое по праву должно было бы принадлежать ему.
        - Я предложил им смехотворно низкую цену, и они согласились. Так вот, когда я занимался оформлением бумаг, я услышал историю об убийстве сына судьи Блейзера. Она так походила на приключения Куини, что я не смог удержаться. Судья с семьей находился в поездке в Остине, но я пошел к шерифу и предложил доставить тебя обратно.
        - Сколько судья готов заплатить за это?
        - Я не спрашивал. - Тринити поднялся на ноги. - Уже поздно. Завтра у нас долгая дорога.
        - У нас всегда долгая дорога, - вздохнула Виктория, понимая, что его откровенности закончились.
        Виктория улеглась, но заснуть не могла. Она не могла выбросить из головы рассказ Тринити. Теперь она сумела понять его преданность этому занятию. У множества людей имеется дело, которому они посвящают всю жизнь. Она ненавидела дело Тринити, но его резоны были вполне похвальны. А поскольку он не брал за это денег, оно превращалось в некий крестовый поход за справедливостью. Как могла она осуждать человека за это?
        Очень легко, если этот человек вез ее назад, чтобы отправить на виселицу за преступление, которого она не совершала.
        Но даже это соображение больше не имело силы возбудить в ней прежний гнев против него. Он не отвечал за то, что ее осудили по ошибке. Он просто делал то, что велит закон.
        Виктория почувствовала отвращение к себе. Она старательно подыскивала оправдания человеку, который обманом увез ее из дома. И все только потому, что он был красив, обаятелен, забавен и бесстрашен...
        От его прикосновения она таяла. Последние несколько дней она его избегала, но все время помнила, с какой легкостью он вскинул ее в седло, как держал ее подвешенной в воздухе на одной руке... А его улыбка всегда вызывала в ней невольный отклик.
        Но больше всего трогали ее сердце и рассеивали гнев те моменты, когда она заставала его наедине с его мыслями, моменты, когда его боль выходила наружу. В эти моменты он не был ни врагом, ни другом, а просто человеком, нуждавшимся в любви и доверии. Ему так не хватало кого-то близкого.
        И Виктория знала, что отчаянно хочет быть этим близким.

* * *
        - Вот. Тебе нужно иметь это при себе.
        Это было на следующее утро. Виктория готовилась сесть на лошадь, когда Тринити протянул ей ружье. Потрясенная, она уставилась ему в лицо, но он отвернулся, чтобы приторочить чехол от ружья к ее седлу.
        - Что заставило тебя решиться дать мне ружье?
        - Я еще дам патронов. Если тебе понадобится стрелять, некогда будет их просить.
        - Ты уверен, что можешь мне доверять?
        - Ты его не используешь против меня.
        - Почему ты так думаешь?
        - Потому что я тебе нравлюсь. Ты сейчас страшно зла на меня, - добавил Тринити, видя, как Виктория возмущенно выпрямилась, - но ты не захочешь причинить вред тому, кто тебе нравится.
        Виктория лишилась дара речи. Теперь она вдруг поняла, что хотя несколько раз пробовала убежать, но никогда не пыталась украсть револьвер. Каждый день, проводя долгие часы в седле, она обдумывала различные способы избавления от Тринити, но ни один из них не был связан с его убийством.
        Потому что она этого не хотела. Никогда не хотела... даже тогда, когда была в ярости из-за его предательства или боялась за свою жизнь. Она даже жалела, что поцарапала его.
        - Это одна из причин, по которой я поверил, что ты невиновна. - Тринити запихнул две коробки с патронами в ее седельную сумку. - Если ты не стала калечить меня после всего, что я с тобой сделал... значит, ты не стреляла в Джеба.
        - Ты не можешь это знать.
        - Прошлой ночью, когда я вернулся от лошадей, я заметил, что забыл свое ружье около седла.
        - Беспечно.
        - Несомненно. Но я понял две вещи. Первая: я достаточно тебе доверяю, чтобы забыть взять ружье с собой. Вторая: ты не станешь его использовать, даже если подвернется шанс.
        - Мне стыдно признаться, но я совершенно не обратила на это внимания.
        - Обратила бы, если бы хотела им воспользоваться. Дай-ка я подсажу тебя в седло.
        Виктория забыла, как жарко может быть в пустыне. Два дня они ехали по иссушенной земле юго-восточной Аризоны. В этой местности не было ни родников, ни весенних дождей, от которых так пышно зеленели травы на ранчо ее дяди. Даже в реках было мало воды, а промоины были просто сухими. Гребни угловатых скал беспорядочно выступали из сухой почвы то здесь, то там. В нижних частях склонов гор или в глубине каньонов росли редкие платаны, ясени, ивы, орех и вишня, но чаще горы были безлесными, а на пустынной равнине были разбросаны акации, юкка, мескит, креозотовые кусты и разнообразные кактусы.
        С момента как они оставили позади прохладу холмов. Тринити почти не разговаривал. Одно лишь слово - «апачи» - словно повисло в воздухе между ними. Дважды они натыкались на следы неподкованных пони. И рядом не было других следов. Ни отпечатков женских мокасин, ни босых детских ног, ни собачьих лап, ни мусора. Это были следы отряда воинов, настроенных стереть с лица земли белых людей, укравших их землю.
        В первый же вечер после того, как они заметили следы индейцев, Тринити поехал в лагерь Рыжего, рассказал ему об этом и настоятельно посоветовал повернуть назад. Рыжий отказался. На второй вечер Тринити пригласил Рыжего присоединиться к их лагерю.
        - А ты не боишься, что когда повернешься спиной, я пристрелю тебя?
        Тринити посмотрел ему прямо в глаза:
        - Нет, не боюсь. Ты парень импульсивный, но не дурак. Ты чертовски хорошо знаешь, что если за нами идут апачи, тебе без меня отсюда не выбраться. То, что они сделают с тобой, будет достаточно плохо, а вот о том, что они сделают с Викторией, лучше вообще не думать.
        - Почему ты решил, что я отсюда не выберусь?
        - Ты не умеешь воевать с апачами. Они убьют тебя в первый же день.
        - А тебя не убьют? - осведомился юноша тоном уязвленной гордости.
        - До сих пор не убили. И я не собираюсь предоставлять им эту возможность. Кроме того, я не хочу, чтобы ты оставлял им след, по которому они смогут идти за нами с закрытыми глазами.
        Грубое объяснение Тринити разозлило Рыжего, но тем же вечером он присоединился к их костру. Они держались в стороне от привычных путей. Там, где могли, ехали по каменистым почвам, а где не могли - по мягкому песку, но полностью скрыть следы было невозможно.
        На третий день, поздно утром, Тринити остановился, чтобы посмотреть назад на только что пройденный, путь. Изучив горизонт, он обратился к Рыжему:
        - Сколько у тебя с собой патронов?
        - Залпов на пятьдесят. А в чем дело?
        - По-моему, по нашему следу идет не меньше дюжины индейцев. Нам понадобится каждая пуля. Давайте-ка направимся к тем холмам. Если они настигнут нас на открытом месте, перестреляют, как сидячих уток.
        И они поскакали легкой рысью. Виктория подъехала поближе к Тринити и поинтересовалась:
        -.Откуда ты знаешь, что индейцы нас преследуют?
        - По облаку пыли.
        Они не стали останавливаться на ленч.
        - Теперь я тоже ее вижу, - сказала Виктория в середине дня, с трудом различая в прозрачном воздухе легкую дымку пыли.
        - Это потому, что они поехали быстрее. Они знают, что мы пытаемся добраться до гор, и хотят перехватить нас до этого. Они могут попытаться отрезать нам путь. Скачем быстрее.
        Они погнали лошадей галопом. Тринити ехал во главе, Виктория - в середине, а Рыжий замыкал их отряд. Их лошади были крупнее индейских пони и, будучи кормлены зерном, сильнее. Но все же облако пыли неуклонно приближалось. Тринити придержал коня и поравнялся с Викторией.
        - Они быстро гонят коней. Я сверну налево. Может быть, их это запутает и даст нам несколько лишних минут. Ты и Рыжий продолжайте скакать по тропе. Что бы вы ни увидели и ни услышали, не останавливайтесь, пока не доберетесь до холмов. Езжайте к скалам, которые стоят как бы торчком. Я следую за вами.
        С этими словами он круто свернул налево. Какое-то время Виктория видела его, а потом он скрылся из виду. Они с Рыжим остались в пустыне, предоставленные сами себе, с дюжиной индейцев на хвосте.
        Глава 16
        Виктория осознала в эту минуту, насколько она привыкла полагаться на Тринити, насколько чувствовала себя в безопасности, когда он был рядом. Она знала, что Рыжий ее не оставит, что жизнь отдаст за нее, но он был всего лишь юношей, сейчас, наверное, более испуганным, чем она. И по всей вероятности, он не знал, что делать.
        Пуля просвистела над головой. Виктория вздрогнула и обернулась. Хитрость Тринити не сработала. По крайней мере половина индейцев продолжала скакать за ними.
        Холмы, казалось, удалялись от них с той же скоростью, с какой они убыстряли свою скачку. Она продолжала оглядываться через плечо. Уже можно было расслышать воинственные крики апачей, еще несколько пуль просвистело над головой. Она низко пригнулась к гриве лошади, стараясь сохранить ее силы и поддерживая скорость скачки. Жизнь Виктории зависела сейчас от быстроты этой лошади.
        Ей показалось, что она слышит выстрелы слева, с той стороны, куда ускакал Тринити. Ей отчаянно хотелось присоединиться к нему, но это позволило бы индейцам поймать ее с Рыжим в ловушку.
        Она гнала лошадь к горам. Рыжий скакал прямо за ней. Их лошади были сильнее, так что индейцы не могли их догнать.
        Не обращая внимания на усталость, Виктория продолжала сумасшедшую скачку. Им оставалось всего несколько сотен футов.
        Очередной залп заставил ее дать лошади шпоры. Уголком глаза она заметила, что Рыжий уронил поводья и поник в седле. В него попали!
        Придержав свою лошадь, Виктория схватила уздечку его коня и оглянулась. Позади скакали шестеро индейцев. Она видела их вполне отчетливо. Они были примерно в пятистах ярдах позади, достаточно далеко, чтобы успеть добраться до гор, если Рыжий удержится в седле.
        Он почти лежал на шее коня, раскачиваясь из стороны в сторону. Виктория молилась, чтобы его сил хватило еще на несколько минут.
        Наконец они достигли скал. Виктория соскользнула с лошади, остановила коня Рыжего и схватила ружье, а потом быстро заняла позицию на плоской вершине большого камня. Шесть быстрых выстрелов помешали индейцам последовать на гору вслед за ними.
        Индейцы рассыпались в укрытия, и Виктория смогла заняться Рыжим. Высвободив его ноги из стремян, она стащила его с седла. В результате они оба свалились на землю. При падении он чуть не раздавил ее своим весом. К счастью, он был по-юношески тощим. Она разорвала на нем рубашку, чтобы добраться до раны. Пуля вошла ему в спину, но не вышла наружу. Она все еще находилась внутри. Может быть, это поможет остановить кровотечение и сохранить его живым, пока они не найдут врача.
        Она поспешила снова схватить ружье. Индейцев или их лошадей она не заметила, но сделала несколько выстрелов по скалам, за которыми те исчезли.
        Затем Виктория вернулась к Рыжему. Он потерял сознание. Ей нужно было приглядывать за ним и не упускать из виду индейцев. С того места, где он лежал, она не могла делать и то и другое. Крепко взяв его за ноги, она подтащила его к камню, с которого стреляла.
        Рана Рыжего начала обильно кровоточить. Нужно было срочно его перевязать. У нее не было ничего, чтобы обхватить его грудь и зажать рану.
        Не колеблясь ни секунды, Виктория сняла с себя рубашку и разорвала ее на длинные лоскуты. Из одного она сделала плотную подушечку и положила на рану.
        Подняв глаза, она увидела перебегающего между камнями индейца, схватила ружье и выстрелила по нему. Прошло несколько секунд, но больше движения не было. Однако, переведя глаза на Рыжего, она увидела другого индейца, который начал высовываться из-за другого камня. Выстрел высек пыль рядом с ним, и он мгновенно спрятался обратно. Может быть, теперь они не станут так безоглядно наступать... Но они приближались. Она не могла рисковать, отрывая от них взгляд.
        Кровь насквозь пропитала тампон на ране Рыжего. Ей нужно сделать что-то, или он истечет кровью, но с индейцев нельзя сводить взгляд. Какие-нибудь несколько минут, и те окажутся на горе.
        Внимательно следя за склоном внизу, Виктория сложила очередной лоскут в подушечку и сменила окровавленную. Затем, схватив большой камень, она положила его прямо на рану.
        Повернувшись снова к скале, Виктория подняла ружье и направила его на камень, за которым скрылся первый индеец. Ей понадобилось подождать лишь несколько секунд, и оттуда появилась его голова. Он пытался перебежать к кусту мескита, расположенному гораздо ближе к Виктории. Она всадила пулю в землю у его ног. Индеец снова нырнул за камень.
        Теперь они знали, что она наблюдает за ними, и будут более осторожны. Она посмотрела на Рыжего. Подушечка пока оставалась белой.
        Тринити возник из ближайшей впадины, словно вырвался на свет из-под земли. Пятеро индейцев следовали за ним всего в паре сотен ярдов.
        Виктория подняла ружье, чтобы прикрыть его огнем, но между ней и индейцами находился Тринити.
        Она выстрелила в сторону, и неожиданный огонь заставил индейцев приостановиться. Тринити использовал эту передышку, чтобы увеличить разрыв. Стреляя с седла, он свалил одного индейца наземь.
        - Рыжий ранен, - прошептала Виктория, когда он бросился на камни рядом с ней. Она не могла оторвать взгляд от того, что делалось внизу. Теперь индейцы занимали две позиции.
        - Сильно?
        - Не знаю, но он истекает кровью. Ему нужен врач.
        Тринити осмотрел рану.
        - С ним все будет в порядке, когда мы вынем пулю.
        Они оба посмотрели на склон, где скрылись индейцы.
        - Ты думаешь, они ушли совсем? - спросила Виктория.
        - Нет. Они притаились там, - ответил Тринити. - Но ты их не заметишь, пока они не попытаются тебя убить.
        - Что произошло с их лошадьми?
        - Один из них отвел лошадей подальше за скалы. Нам нужно позаботиться, чтобы они не добрались до наших.
        - Что будем делать?
        - Ждать.
        День тянулся мучительно медленно. Тринити время от времени постреливал, больше для того, чтобы показать индейцам, что он здесь и настороже. Но они, казалось, потеряли к путникам всякий интерес.
        - Я сумел попасть в троих, - объяснил Тринити, когда они поели вяленого мяса и запили его водой. - Они не хотят терять больше людей и попытаются нас перехитрить. Они знают, что здесь нет воды. Мы, может, и выдержим несколько дней, но не кони. Они выжидают, когда мы решим прорваться. Когда мы начнем, они будут наготове.
        Тринити говорил совершенно спокойно. Он не собирался сдаваться.
        - Что у тебя на уме?
        Тринити улыбнулся, молчаливо признавая, что она научилась хорошо его понимать.
        - Я собираюсь зайти им в тыл. Ночью я проберусь туда. Ты устроишь здесь бурную стрельбу. Стреляй, меняя позиции. У них должно создаться впечатление, что их атакует с двух сторон большой отряд. Это может вызвать панику, и тогда они, возможно, сбегут. Мне понадобится время, чтобы занять нужную позицию, так что почему бы тебе пока не поспать?
        - Я не смогу заснуть, зная, что ты где-то там.
        Виктория не собиралась это говорить. Она не хотела, чтобы кто-либо, особенно Тринити, узнал о сумбуре в ее чувствах, но сейчас не время было притворяться. Он может умереть. И тогда она его больше никогда не увидит.
        - Одна из моих тетушек как-то сказала мне, что у женщины есть в жизни два занятия: помогать и ждать. Сегодня у меня будут оба.
        - Очень жестокий урок для юной девушки.
        - Я поступала легкомысленно, а тетушка легкомыслие осуждала.
        - Я никогда не замечал в тебе легкомыслия.
        - Я уже не та, что была в четырнадцать.
        Тринити сомневался, чтобы у нее когда-нибудь была возможность быть легкомысленной, увлекаться нарядами, флиртовать с мальчиками, переживать по поводу того, кто будет сопровождать ее на танцы и какое платье надеть. Вместо этого она вела хозяйство целого ранчо, ухаживала за умирающим отцом, вышла замуж почти подростком и была принуждена скрываться. Она никогда не знала маленьких радостей свободы, невинных радостей быть юной, защищенной и лелеемой.
        - Сколько времени тебе понадобится, чтобы занять позицию?
        - Не больше пары часов. Но мне еще нужно будет подготовить несколько сюрпризов, что займет почти всю ночь. Я собираюсь напасть на них почти перед самым рассветом.
        Тринити потратил полчаса, собирая патроны по всем вьюкам.
        - Осталось достаточно? - поинтересовалась она.
        - У Рыжего еще много. Помни: перед рассветом. А теперь поспи.
        Но Виктория спать не могла. Все это было странно. Она желала ему смерти, угрожала убить, делала все от нее зависящее, чтобы причинить Тринити вред, а теперь дрожала за его жизнь. Теперь все, что он для нее делал, казалось более важным, чем то, что он делал против нее.
        Теперь она думала о нем совершенно иначе. Он стал ее спутником, товарищем, союзником, другом. Да, она стояла лицом к лицу со смертью... но стояла не одна.
        Это нападение индейцев было очередным кризисом в цепи событий ее короткой жизни. И как ни странно, было, пожалуй, менее значительным, чем появление в ней Тринити.
        Его приезд заставил ее пересмотреть ценность всего, во что она верила. Заставил отвергнуть защиту дяди и разумные доводы, ее обосновывающие.
        Он привел к тому, что она влюбилась в бродячего ковбоя, причем настолько сильно, что не отвернулась от него, даже считая охотником за вознаграждением. Теперь он рисковал ради нее жизнью, и она все сильнее подпадала под его обаяние.
        Она не могла толком понять, почему это называлось любовью. Она никогда не ощущала такого бурного и неукротимого чувства. Она хотела быть с ним все время, до конца жизни следовать за ним. Она знала, что рискнет своей безопасностью и уважением тех, кого любит, лишь бы быть с ним рядом.
        И все же она продолжала бы держать его на расстоянии, если бы он не рассказал ей о Куини. Это было бы трудно, потому что его физическое присутствие действовало неодолимо, но после рассказа о Куини она видела в нем человека, пережившего и переживающего боль, с которой не знает, как справиться. Все ее сопротивление словно растаяло. К тому времени как он кончил говорить, Виктории было так жаль его, что она чуть не разрыдалась.
        Она прислонилась лбом к скале, чтобы охладить горячую голову. Все эти доводы она твердила себе ежедневно, если не ежечасно. Но ей оставался лишь единственный вывод: каким бы невероятным это ни казалось, она влюбилась в Тринити Смита в ту же минуту, как увидела его.
        А теперь, когда убедилась, что он достойный человек, каким она считала его с самого начала, ей хотелось только одного: быть с ним рядом до конца ее жизни.
        Она не знала, хочет ли Тринити жениться на ней или жениться вообще, но была уверена, что он испытывает к ней сильнейшее влечение. Виктория видела это по тому, какое напряжение царило между ними, по тому, как пожирал он ее взглядом, по жару, охватывающему обоих при малейшем касании. Но она не была уверена, чувствует ли он что-то, кроме вожделения.

«Глупая женщина. Брак с Джебом должен бы научить тебя слушаться разума, а не сердца. Какая жизнь ждет тебя с охотником за наградами? А он занимается именно этим, хоть и не берет за это денег. Он отправляется в погоню за опаснейшими людьми, которые, не колеблясь, убьют его.
        Так что же ты намерена делать? Отправишься с ним, чтобы его охранять? Будешь сидеть дома с детьми и молиться, чтобы не получить письмо с известием, что он похоронен в безымянной могиле далеко от дома?»
        Нет, такого она не вынесет. Она достаточно долго жила с угрозой смерти над головой, чтобы сознавать: до конца жизни ей этого не стерпеть.
        Конечно, если Тринити не разыщет Чока Джиллета, она так и будет жить под смертным приговором. И не будет у нее ни малейшего шанса выйти за Тринити или за кого бы то ни было. А помочь ему найти Чока она не могла. Она ничего не знала об этом человеке.
        Голова у Виктории разболелась. Никогда ей не приходилось справляться со столькими неразрешимыми вопросами сразу. Она пристроилась к утесу поудобнее. Еще немножко, и она так освоится на тропе, что решит, будто здесь и есть ее место.
        Вот еще одна перемена, которую вызвал в ней Тринити.
        Она решительно выбросила из головы путавшиеся мысли - к ним можно вернуться потом. А сейчас она тревожилась о Тринити: как он там один? Однако сделать она ничего не могла, только ждать...
        Виктория проснулась резко, Толчком. Чернильная синева неба подсказала ей, что близится рассвет.
        Где-то в середине ночи она заснула. Сначала она решила, что, пока спала, случилось что-то страшное, но быстрый взгляд на горный склон показал, что индейцы еще не начали свою атаку.
        Рыжий не двигался. Это ее испугало. Она помогала лечить многих мужчин, некоторые из них были в очень тяжелом состоянии, и самой большой проблемой было не дать им метаться. У Рыжего дыхание было замедленным, сердцебиение слабым. Она страшилась, что то и другое может в любую минуту прерваться. Но по крайней мере камень лежал на ране. Кровь из нее больше не шла. Она задумалась, сколько еще пройдет времени, прежде чем они смогут доставить его к врачу. Выдержит ли он долгую дорогу? Сможет ли врач ему помочь?
        Луч света пронзил небосвод.
        Виктории показалось, что с первым лучом солнца пустыня взорвалась. Ружейный огонь раздался по крайней мере из дюжины разных мест. Придя в себя, Виктория схватила свое ружье и стала поливать пулями скалу ниже себя. Может, она ни в кого не попадет, но индейцы поймут, что их атакуют с двух сторон. Перед ее изумленным взглядом индейцы выскочили из зарослей, как дикие псы из нор, и бросились к своим спрятанным пони. Почти сразу же двое из них упали.
        Меньше чем за две минуты индейцы исчезли из виду. Виктория с несказанным удовольствием прислушивалась к удаляющемуся топоту копыт. Они были в безопасности. План Тринити сработал.
        Несколько минут спустя он появился рядом.
        - Где ты нашел себе столько помощников? - поинтересовалась Виктория. - Я думала, ты нападешь на них один.
        - Так я и сделал.
        - Я слышала этот ружейный огонь. Он раздавался из дюжины разных мест.
        - Верно. Из дюжины мест, но это не был ружейный огонь.
        - О чем ты говоришь?
        - О хлопушках.
        - Хлопушках?
        - Да. Специальных, которые я сделал, чтобы они звучали как ружейные выстрелы.
        - Не понимаю.
        - Я применял их раньше, когда нужно было отбиваться от погони или от какой-нибудь банды.
        Виктория растерянно посмотрела на него.
        - Ладно, объясню потом. А сейчас нам нужно поскорей убираться отсюда. Индейцы скоро вернутся за своими мертвецами и ранеными. А когда это случится, я хочу быть как можно дальше отсюда.
        - Как мы понесем Рыжего? - спросила Виктория.
        - Нам придется привязать его к лошади.
        - Он может до смерти истечь кровью. Нам нужна повозка.
        - Хочешь верь, хочешь нет, но езда в седле будет для него легче, чем в повозке. Если его состояние ухудшится, мы потом что-нибудь придумаем. Сейчас самое главное - выбраться отсюда, пока не вернулись индейцы.
        Тринити привязал Рыжего к седлу, и они тронулись в путь.

* * *
        - Какое-то время ваш молодой человек будет очень болеть, но он поправится.
        Доктора Урбана Миллза оторвали от ленча, чтобы извлечь пулю из Рыжего. Краснолицый и толстый жизнерадостный мужчина не выглядел особенно встревоженным.
        - Я нынче вижу много огнестрельных ран. Конечно, не столько, сколько во время войны, - продолжал он. - Я с тех пор растерял опыт, но здесь подходящее место, чтобы его восстановить.
        - Мы не можем просто бросить его здесь, - сказала Виктория Тринити. - Нужно, чтобы кто-нибудь заботился о нем, пока он не поправится.
        - Вы с вашей миссис куда-то торопитесь? - спросил Миллз у Тринити.
        - Можно и так сказать, - ответил Тринити, не дав Виктории открыть рот. - Нам нужно давать показания на судебном процессе по поводу убийства в Техасе. Может быть, вы знаете кого-то, кого мы могли бы нанять, чтобы за ним ухаживать?
        - Можете нанять меня, - промолвил врач и добродушно рассмеялся при виде их удивленных лиц. - Я лучше любой сиделки. И кроме того, люблю, когда рядом мальчишки. У меня двое своих. Они были твердолобыми, бесшабашными негодниками, но теперь, когда они разъехались, мне их не хватает. Один заболел золотой лихорадкой. Другой решил, что в Сан-Франциско жизнь веселей, чем в аризонской пустыне.
        - Сколько я буду вам должен? - поинтересовался Тринити.
        - Пяти долларов должно хватить.
        - Вы уверены?
        - Мне нет необходимости запрашивать больше. Я единственный доктор на сто миль вокруг. У меня больше пациентов, чем времени. А теперь отправляйтесь в путь. Я пошлю мальчишку за вами, едва он сможет ездить верхом.
        Когда с этим делом все было улажено, Тринити предложил Виктории переночевать в единственной в городке Гейблз-Стоп гостинице. Там же был и ресторан.
        Первым делом она приняла ванну. Лежа в теплой воде, она чувствовала, как сходят с нее слои грязи, как уходят усталость и напряжение их долгого путешествия.
        А то, что предстоит идти обедать в зал ресторана, заставило ее почувствовать себя юной девушкой, отправляющейся на свидание. Она никогда на свидании не бывала и вся трепетала от возбуждения. Впервые Тринити увидит в ней не пленную преступницу, не спутницу, измотанную дорогой, а женщину.
        Что ей надеть? До сих пор у нее не было повода и возможности нарядиться специально для Тринити. А теперь, когда такая возможность появилась, ей было нечего надеть. Этот охотник за вознаграждением был человеком сугубо практичным: он перерыл весь ее гардероб и не удосужился захватить хотя бы одно платье.
        В конце концов она остановилась на кремовой рубашке и светло-коричневой юбке с сапогами. Зачесать волосы наверх она не могла, потому что все свои шпильки растеряла по дороге.
        Никаких украшений у нее тоже не было. Кто наденет украшения, отправляясь в горы на рассвете? А Тринити, естественно, их из ее шкатулки не взял.
        Волосы Виктории пришлось расчесать пальцами. Нет, перед тем как покинуть этот городок, она непременно сделает несколько необходимых покупок. Она не может явиться в Бандеру, выглядя как бродяжка. Ей надо будет купить хотя бы одно платье. Она надеялась, что здесь найдется что-нибудь ее размера. Шить она не умела и сомневалась, чтобы Тринити стал дожидаться, пока она найдет портниху.
        Виктория улыбнулась своим мыслям. Прошло много лет с тех пор, как она волновалась по поводу того, что надеть к обеду, Джеба никогда не интересовало, что на ней надето, даже когда у нее была куча платьев.
        Баку и дяде Гранту тоже было все равно, в чем она. Она задумалась, будет ли Тринити таким же.
        Но нет, Тринити все замечал. Они словно видели друг друга впервые. Ни висящий над ее головой смертный приговор, ни похищение, ни злосчастное путешествие через пустыню будто не существовали. Они были просто мужчина и женщина, которые нравились друг другу и теперь отправлялись на обед.
        Виктория ощущала странную стеснительность, хотя даже беглого взгляда на других посетителей было достаточно, чтобы понять: ее скромный наряд выглядит лучше, чем у многих других. И все же она чувствовала бы себя увереннее, если бы смогла как следует причесаться, надеть красивое платье и свою двойную нитку жемчуга.
        А вот простая одежда Тринити производила совсем другое впечатление. Он был одет во все черное: черная шляпа, черная рубашка, черные штаны. Даже пуговицы и пряжка на ремне были черными. Он, наверное, не догадывался, как действует его внешность на Викторию, но и все присутствовавшие в ресторане женщины не могли глаз от него оторвать.
        Он выглядел загадочным. Виктория не привыкла к тому, что мужчины не снимают шляпу в помещении, но все мужчины в ресторане были в шляпах. Тринити надвинул свою низко на глаза. Он посмотрел на нее, потом обвел глазами комнату, снова перевел взгляд на нее. Взгляд собственника и защитника.
        Он выглядел властным и мощным. Одежда облегала его, как перчатка. Никакой мешковатости, никаких свободных складок, которые могли бы раздуваться от ветра или цепляться за что-то. Ткань была туго натянута на его мускулистых широких плечах и предплечьях.
        Он выглядел... обольстительно. Его штаны плотно прилегали к мощным бедрам, отчего у Виктории перехватывало дыхание. Движение мышц при ходьбе, когда он шел к ней, вызвало у нее трепет и нервную сухость в горле... и непонятное ощущение внутри. Она сглотнула.
        Нет, она не позволит ни взгляду, ни мысли задержаться на выпуклости на его брюках. С Джебом и Баком у нее этой проблемы не было. И не было этого свербящего ощущения в животе.
        - Чувствуешь себя лучше после купания? - спросил Тринити, подойдя к ней. Она заметила перемену в его... взгляде, когда он на нее смотрел. Раньше, если она случайно ловила его взгляд, его глаза сверкали, но он быстро их отводил. Теперь, несмотря на то что она открыто его рассматривала, глаза его полыхали огнем.
        - Гораздо лучше. Я и не подозревала, что буду так тосковать по ванне. Если еще приобрести приличную одежду...
        Тринити подвел ее к столику ближе к середине комнаты. Все остальные места были заняты. Он усадил ее лицом к входной двери, а сам сел напротив большого зеркала над барной стойкой.
        - Судя по реакции присутствующих здесь мужчин, они считают твой наряд более чем приличным. Я тоже так считаю.
        Виктория старалась сохранить самообладание. Она не рассчитывала, что он станет делать такие личные замечания. Она и так еле удерживала под контролем свою реакцию на него. Его ответная реакция могла нарушить это хрупкое равновесие.
        - По крайней мере ты видел меня в лучшем виде.
        - Нет, не видел.
        - Конечно, видел. Покаты меня не похитил, я каждый день надевала чистую одежду. И у меня были шпильки.
        - Я никогда не видел тебя более красивой.
        Виктория почувствовала, как жар прилил к ее щекам.
        При ее белоснежной коже всем вокруг будет очевидно, что она покраснела. Этого она терпеть не могла. Никто не имел права знать, что ей неловко и что она так очарована этим мужчиной и один его взгляд заставляет ее сердце биться вдвое чаще.
        - Поздно мне льстить. Мы видели друг друга в самом худшем виде, так что ничего нового не увидим и не узнаем.
        - У меня такое чувство, - произнес Тринити, - что я ничего о тебе не знаю. С таким же успехом я мог путешествовать с незнакомкой.
        - Это у тебя от голода, - беспечно промолвила Виктория, стремясь снять напряжение. Оно было слишком сильным для общественного места. Окружающие могли прочесть их мысли по выражению лиц.
        Тринити улыбнулся... почти расхохотался. Ей нравилось видеть его смеющимся. Он тогда казался более доступным. Обычно он был непреклонным, и тогда она задавалась вопросом, способен ли он вообще испытывать такое человеческое чувство, как любовь.
        Сегодня она не сомневалась, что способен.
        - Я не даю тебе обедать, но даю всем этим мужчинам шанс поглазеть на тебя, - усмехнулся Тринити.
        Им подали еду, горячую и обильную.
        - У них в меню только одно блюдо, - объяснил Тринити, - поэтому не приходится ждать.
        Виктория весь день мечтала об обеде. После дюжины трапез, состряпанных на костре, съеденных холодными или не съеденных вовсе, она буквально слюнки глотала при мысли о нормально приготовленной еде. Но теперь аппетит у нее пропал, и она должна была насильно заставлять себя есть.
        - Что мы станем делать потом? - спросила она у Тринити, чтобы как-то отвлечься от его физического воздействия на нее. Возможно, если она не будет так сильно реагировать на его соседство, ей будет проще и уютнее. И аппетит вернется...
        - Я думаю, мы останемся здесь на день или два, чтобы поговорить с Рыжим. Мне не нравится оставлять его здесь, не сказав ни слова. Кроме того, кажется, зарядил дождь. - Тринити продолжал рассказывать ей о своих планах на остаток путешествия. Виктория с облегчением узнала, что он предполагает остановки в нескольких городах, а не в лагерях, разбитых в глуши. Но тут она заметила, что он отвлекся и наблюдает за мужчинами, занимавшими столик в углу.
        Виктория проследила направление его взгляда и обнаружила, что на нее открыто и похотливо глазеют четверо мужчин в грязной одежде. Услышав громко высказанное желание мужчины с ржаво-рыжей бородой, она залилась краской.
        Она попыталась сосредоточиться на том, что говорил Тринити, но голос того мужчины звучал все громче.
        - Не надо нам было здесь останавливаться, - произнес Тринити, кладя вилку. - Городок такого рода - не место для женщины. Особенно красивой.
        - Он просто грубиян, - откликнулась Виктория. - Я уверена, что он не имеет в виду ничего такого.
        -Это старатели. Они всегда имеют в виду кое-что такое.
        Глава 17
        Мужчина с рыжей бородой встал и направился к их столику. Остальные последовали за ним.
        - Не отвечай ни на какие их слова, - произнес Тринити вполголоса. - Что бы ни происходило, продолжай есть, как будто их не видишь.
        - Стойте где стоите, - скомандовал Тринити, когда рыжебородый оказался в шести футах от них. - Это касается и остальных,- добавил он, когда спутники рыжебородого стали окружать их стол. - Я могу отстрелить тебе мочку уха, - предупредил он мужчину неприятного вида, продолжавшего подходить.
        Тринити держал револьвер над столом и целился в рыжебородого.
        - Мы не хотим неприятностей, - сказал рыжебородый. - Мы всего лишь хотим поболтать с дамочкой. Мы такой давно не видели.
        - Моя жена и я предпочитаем, чтобы наш обед не прерывали, - сказал Тринити. - А теперь, если вы вернетесь за свой стол...
        - Она тебе не жена, - возразил рыжебородый.
        - Почему ты так решил? - спросил Тринити.
        Виктории не нужно было поднимать на него глаза, чтобы понять, что поведение Тринити изменилось. Он был готов защищать свою женщину.
        - На ней нет обручального кольца. А женщина вроде нее без кольца не венчается.
        - И вообще, не связалась бы она с таким типом, как ты, - добавил молодой блондин. - Она заарканила бы кого-нибудь с деньгами. Я видел, как вы смотрели друг на друга, когда входили сюда, - продолжал он. - Ни один мужчина не смотрит так на свою жену.
        - Она твоя забава-красотка, - уточнил рыжебородый. - Нам это без разницы. Мы просто тоже хотим немного поразвлечься.
        Мерзкий тип сделал шаг к Виктории, и это было его ошибкой. Оглушительный звук выстрела потряс комнату, и он схватился за ухо. Рука его, когда он ее отнял, была в крови.
        - Черт подери! - завопил он. - Ты отстрелил мне пол-уха.
        - Ты слишком быстро подходил, - небрежно ответил Тринити.
        - Ты не можешь так просто отстреливать людям уши, - вмешался блондин. - Здесь цивилизованная страна.
        - Тогда вам нечего приказывать мужчине отдать вам свою жену, чтобы вы могли поразвлечься вечерок, - откликнулся Тринити. - А теперь отправляйтесь назад за свой стол, и я постараюсь забыть, как вы оскорбили мою жену. Если же нет... у меня осталось еще одиннадцать пуль.
        - Она тебе не жена, - настаивал рыжебородый. - Почему ты не спросишь ее, что бы ей понравилось? У нас много золотого песка.
        - Так отошли его своей жене. Уверен, что твоим детям нужны новые башмаки.
        Рыжебородый покраснел, безмолвно подтвердив, что выпад Тринити относительно его семейного положения попал в цель. Однако блондина было не так легко заставить замолчать.
        - У меня вот жены нет, а песка больше всех. - Он выхватил из кармана тяжелый кисет. - Можешь забрать его весь целиком, если возьмешь меня на часок в свою комнату.
        - Дерьмо! Я его убью, - выругался мерзкий тип, промокая ухо грязным платком. - Его и его шлюху. Он отстрелил мне ухо!
        Тринити внезапно обернулся и выстрелил себе за спину. Затем он повернулся обратно и снова выстрелил. Мужчина, сидевший у входной двери, обмяк. Револьвер, который он успел выхватить, выскользнул из его руки и с грохотом упал на пол. Мерзкий тип тоже упал на пол, его револьвер так и остался зажатым в пальцах.
        - Кто-нибудь еще хочет попытать счастья? Тогда давайте, - объявил Тринити. - С помощью зеркала я вижу всю комнату.
        Никто не двинулся и не сказал ни слова.
        - Поднимись и уйди как можно быстрее, - вполголоса сказал Тринити Виктории сдержанным голосом. - Пойди в свою комнату и запри дверь. Я приду через минуту.
        Виктории не хотелось покидать его, но она знала, что безоружная женщина станет скорее обузой, чем помощью. Никто не помешал ей, когда она быстро встала из-за стола и торопливо вышла из комнаты.
        - Я не хочу, чтобы кто-либо последовал за мной, - произнес Тринити, поднимаясь на ноги. - Я сочту это весьма недружелюбным.
        - Ты отсюда не уйдешь! - выкрикнул рыжебородый. - После того, как убил Хоби.
        - И Бернса тоже! - крикнул кто-то.
        - Я вызову шерифа, - заявил блондин.
        - Давай, давай, если рассчитываешь добраться до двери живым, - откликнулся Тринити. - Предлагаю тебе позаботиться о своих друзьях. Если только у меня не сбился сегодня прицел, они должны быть еще живы.
        - Они последуют за тобой из города, - прошептал мужчина, сидевший у входной двери, Тринити, когда тот проходил мимо. - И они тебя убьют. Они уже делали такое раньше.
        Виктория металась по комнате. Секунды, прошедшие с того момента, как она оставила Тринити внизу, превратились в вечность. Никогда в жизни ей не угрожали незнакомые люди. Она всегда находилась под защитой и о настоящей опасности толком не подозревала.
        Теперь она прочувствовала ее всерьез.
        Звук шагов на лестнице заставил ее судорожно засуетиться. Она схватила стоявшее в углу ружье и направила его на дверь. Затвор щелкнул, когда дверь открылась, и палец ее приготовился спустить курок.
        В комнату шагнул Тринити.
        - Слава Богу, ты цел! - промолвила она и, рыдая от облегчения, отшвырнула ружье на постель, а затем бросилась в его объятия.
        Тринити был готов к любой реакции, кроме этой. Он никогда не обнимал женщину просто так. И хотя он крепко прижал Викторию к себе, он не знал, что сделать, чтобы она перестала плакать.
        С тех пор как мать спасла его от медведя, никто не обнимал его, плача от счастья, что он цел. Просто он не был никому дорог... даже своему отцу. И вот эта прекрасная женщина, у ног которой было пол-Аризоны, переживала из-за него так сильно, что готова была ради него спуститься вниз и вступить в бой.
        Виктория обхватила его руками и уткнулась лицом ему в грудь.
        - Понять не могу, почему я веду себя так глупо. - Она наконец подняла голову и посмотрела ему в глаза, но высвобождаться из объятий не стала. - Я никогда не плачу и не впадаю в истерику. Я привыкла считать себя сильной. Получается, что не такая я и сильная.
        - Почему бы тебе не поплакать разок или два, если хочется? - выдавил он из себя. - Никто, кроме меня, этого не увидит. Меня надо пристрелить за то, что я привез тебя сюда. Я должен был догадаться, что произойдет с этими негодяями, едва они тебя увидят.
        - У тебя не было выбора. Нам нужно было отвезти Рыжего к врачу.
        - Надо было избавиться от мальчишки еще там, на тропе, а не впутывать его в неприятности.
        -Он сам навлек их на себя.
        - И нечего было мне рисковать твоей жизнью... тут и там.
        - Но ты спас мне жизнь, - настаивала Виктория. - Одна я никогда не смогла бы убежать от индейцев. И даже Бак не смог бы их сдержать.
        - Мне не понадобилось бы спасать тебя от индейцев и осаждать старателей, если бы я все делал правильно, - вздохнул Тринити. - Я должен был передать тебя кому-то другому. - Он крепче притянул ее к себе. - У тебя есть полное право отказаться ехать со мной дальше.
        Виктории это заявление не показалось странным. По правде говоря, оно ей так понравилось, что она обвила руками шею Тринити.
        Тихий стук в дверь заставил Викторию ахнуть от страха. Она еще крепче вцепилась в него. У него был большой соблазн не откликнуться на стук. Когда она бросилась в его объятия, здравый смысл куда-то улетучился.
        Однако повторный стук вернул его к действительности... и напомнил об опасности. Он бережно расцепил руки Виктории, вытащил револьвер и приоткрыл дверь.
        - Я увел лошадей, - прошептал голос.
        - Они тебя заметили?
        - Нет. Они все еще спорят.
        - Отведи их к дому доктора Миллза. И оставь в ивовой рощице у ручья. Мы будем там через пятнадцать минут.
        Дверь закрылась, и Виктория услышала удаляющиеся шаги.
        - Как можно быстрей собери вещи, - сказал Тринити, едва закрыв дверь. - Мы уезжаем немедленно.
        - В такой дождь? Он может перейти в бурю.
        - Эти люди собираются меня убить. Если это случится, им никто не помешает сделать с тобой то, что они хотят.
        - Но почему?
        - Они хотят тебя.
        - И это единственная причина? То, что они меня хотят?
        - Они, наверное, караулят фасад гостиницы. А через минуту пошлют кого-нибудь в конюшню. Если мы отправимся сейчас же, то, может, проскользнем под прикрытием дождя. По крайней мере дождь смоет наши следы.
        Больше Виктория вопросов не задавала.
        Десять минут спустя они покинули, гостиницу через черный ход. Держась в тени неказистых строений, они пробрались к дому доктора Миллза.
        - Еще не совсем стемнело, - сказал доктор Миллз, когда Тринити поделился с ним своим планом. - Они могут вас увидеть.
        - Мы не можем ждать. Если они обнаружат, что мы скрылись, они начнут обыскивать город. И если найдут нас, плохо будет всем.
        - О мальчишке не тревожьтесь, - сказал доктор Миллз Виктории.
        Виктории казалось, что после гнетущей жары пустыни она с радостью встретит прохладу дождя. Но вскоре она возненавидела льющийся с неба водопад. Такой бывал весной в Техасе.
        Тринити снабдил ее дождевиком и шляпой, достаточно большой, чтобы защитить лицо от дождя, но холод и сырость никуда не делись.
        - Они следуют за нами, - сказал он, когда через несколько часов они остановились на отдых. - Вопрос в том, как сбить их со следа.
        - Мы выехали задолго до них. Они не знают, куда мы едем.
        - Здесь только одна дорога, что ведет в Гейблз-Стоп и из него.
        - Что ты собираешься делать?
        - Зайти к ним в тыл.
        - Ты сошел с ума.
        Было так темно, что Виктория могла только догадываться об усмешке Тринити.
        - Мы используем этот ручей, - сказал Тринити, показывая на мелкий поток, в который превратилась сухая еще утром промоина. - Если мы сможем обойти их и поехать сзади, они никогда не выйдут на наши следы, даже если дождь не смоет их.
        - Дождь лил все сильнее и сильнее, ручей все больше наполнялся водой, и она текла все быстрее. Виктория знала, что ливень превращает такие ручьи в смертоносный поток воды, смешанной с грязью. Она не могла не оглядываться постоянно через плечо. Молнии, озарявшие время от времени небо, освещали деревья и валуны, которые могли бы спрятать их от рыжебородого... или убить, если их смоет водный поток.
        Через некоторое время, показавшееся ей бесконечно долгим, Тринити дал ей знак придержать коня. Они остановились посреди густой рощи.
        - Мы подождем, пока они проедут, - сказал Тринити.
        - Долго ждать?
        - Не знаю, но сомневаюсь, что больше пары часов.
        Если до сих пор Виктория думала, что она несчастна, то эти два часа доказали ей, что она ошибалась. Деревья защищали их от струй дождя, но крупные капли стекали с листьев с необычайной частотой и силой. И здесь было некуда сесть. Ее ноги скоро промокли и замерзли. Разговаривать они не могли. Было важно, чтобы они первыми услышали приближение погони и чтобы их кони стояли тихо, пока погоня не проедет.
        Преследователи появились раньше чем через час, но Виктория готова была поклясться, что прошло не меньше шести часов. В этой бесконечной, холодной и мокрой ночи время тянулось невыносимо долго.
        Дождь продолжал лить все сильнее. Ручей вышел из берегов и теперь затоплял землю под деревьями. Если так пойдет, они скоро окажутся по колено в воде.
        Виктория чихнула.
        - Тихо, - прошипел Тринити.
        - Я не нарочно, - прошипела в ответ Виктория, - но я промокла насквозь и замерзла. Не удивлюсь, если утром свалюсь с простудой.
        Несколько минут спустя она снова чихнула. Лошади беспокойно переступили с ноги на ногу.
        Не говоря ни слова, Тринити достал из седельной сумки свою рубашку.
        - Вот. Если снова захочешь чихнуть, уткнись в нее лицом.
        Ее раздосадовало, что Тринити не проявил к ней сочувствия. Она не сомневалась, что сам он никогда бы не чихнул в такой момент. И не кашлянул... и ему не понадобилось бы облегчиться! Наверное, его тело всегда подчинялось его приказам, и этого же он ждал от других.
        Что ж, у нее все работает не так. Она окоченела, промокла и, вероятно, заболеет бронхитом. И она всю ночь провела в седле. Она так устала, что еле держалась на ногах.
        Виктория почувствовала, как в носу снова защекотало. Не в силах сдержаться, она погрузила лицо в рубашку Тринити и ощутила, что ее голова будто взорвалась. Нет, второй раз она этого не выдержит. У нее лопнут барабанные перепонки.
        - Кто-то приближается, - прошептал Тринити. - Подойди к голове своей лошади. Не позволяй ей издать ни звука.
        Виктория положила руку на влажный нос своей кобылы. Ей придется как-то помешать ей заржать.
        Время шло, но Виктория никого не видела. «Уж не ошибся ли Тринити?» - подумала она и тут заметила их: неясные тени двигались к ним сквозь серую пелену косого дождя. Сначала она никого не узнала, а потом почувствовала, как напряглось ее тело. Она поняла, что это рыжебородый и его дружки.
        Их было всего трое. Они ехали, согнувшись в седлах, низко наклонив головы. Они были хорошо укутаны от непогоды, но Виктория узнала едущего во главе рыжебородого.
        Лошади унюхали близость чужих коней и забеспокоились. Вьючная лошадь вдохнула воздух, готовясь заржать, но Тринити ей помешал.
        Лошадь Виктории стояла тихо, но сама она почувствовала, что сейчас чихнет. Она прижала к носу тыльную сторону ладони, но это не помогло. Она погрузила лицо в рубашку Тринити, но и от этого было мало толку. Чем ближе подъезжали всадники, тем сильнее становилась ее потребность чихнуть.
        Виктория с силой потерла ноздри, заставила себя дышать глубоко и медленно. Она даже подняла лицо к небу и проглотила несколько капель дождевой воды.
        Ничего не помогало. Ей необходимо было чихнуть.
        - Мы никогда не найдем их под этим дождем, - раздался голос одного из преследователей.
        - Мы найдем их, - настаивал рыжебородый. - Из Гейблз-Стоп только одна дорога ведет в Техас. И потом, мы же до сих пор видим следы их коней. Дождь пока их не смыл.
        - Скоро смоет. Он льет все сильнее.
        - Мы не отступимся, - возразил рыжебородый. - Я убью этого чужака. Никто не может остаться безнаказанным, убив моего брата.
        - Мне плевать на Хоби, - сказал блондин. - Я хочу эту женщину. Черт побери! Ты когда-нибудь мечтал о такой? Войти в нее будет как попасть на небо. Я всю ночь буду накачивать ее дополна, пока не иссякну и не свалюсь от усталости.
        - Неужели ты не можешь подумать о чем-то, кроме женщин? Это ведь твоего кузена убил этот чужак.
        - Он сказал Хоби, чтобы тот не двигался. Но Хоби никогда никого не слушался. И не работал он ни хрена, вечно старался увильнуть от дела. Так что я скажу: туда ему и дорога.
        - Ах ты, сукин сын! - взорвался рыжебородый, оборачиваясь к блондину.
        - Не хватает еще вам поубивать друг друга из-за Хоби, - промолвил третий. - Ему было бы плевать на это.
        - Ты заткнись насчет Хоби. Слышишь? - снова пригрозил рыжебородый блондину.
        - Да ладно. Я только и думаю об этой женщине. Думаю, нам надо будет ее придержать у себя. Забрать ее к нам в хижину. Она наверняка умеет стряпать получше Бастера. А после того как она набьет нам желудки обедом, я набью ее кое-чем получше, - Он гадко рассмеялся.
        - Можешь ты наконец подумать о чем-нибудь, кроме своего члена?
        - А по-моему, мысль хорошая, - произнес третий, видимо, упомянутый блондином Бастер. - Если только мы их найдем.
        Виктория так и не чихнула. Их разговор напугал ее до полусмерти.
        Они с Тринити не двигались, пока очередная вспышка молнии не показала им, что тропа опустела.
        - Мы побудем здесь еще пятнадцать минут, - сказал Тринити.
        .- А что потом?
        - Последуем за ними. Мне нужно поскорее увести тебя с дождя, пока ты не заболела. У меня тут неподалеку есть друг, а у него ранчо. Мы последуем за ними, пока не придет время свернуть с тропы. Наши следы затеряются среди их следов.
        - Но разве они не заметят, где мы свернули?
        - Они не догадаются, что мы едем сзади. Когда они проезжали там первый раз, следов не было. Так что если они повернут назад - в чем я сомневаюсь, - то решат, что кто-то еще проехал по этой дороге после них.
        Настало утро, серое и дождливое. И еще холоднее ночи. Тропу они вскоре оставили, но было далеко за полдень, когда они наконец увидели одинокую хижину.
        - Непохоже, чтобы в доме кто-то был, - произнес Тринити. - Дыма нет над трубой.
        Настроение у Виктории упало. Она не могла ехать дальше. Только мысль о том, что скоро она высохнет и согреется, поддерживала ее так долго. Она провела в седле без сна большую часть последних трех дней. Теперь ее одолело такое изнеможение, что она обрадовалась бы и пещере.
        - Не могу сообразить, куда подевался Бен, - сказал Тринити, когда они укрылись от дождя под широким навесом. - Но он не пожалеет для нас убежища на ночь.
        Тринити пришлось снять Викторию с седла. Сама она спешиться не могла.
        В маленькой хижине была только одна комната. Виктория мысленно поблагодарила небо за деревянный пол. После нескольких часов дождя земляной превратился бы в грязную лужу. В центре комнаты стояли грубо сколоченный стол и два стула. Маленькая железная печка с дымоходом, выходившим в потолок, стояла у дальней стены. Слева от печки отсутствующий Бен построил на стене полки, где держал под рукой припасы. Справа, в маленьком алькове, образованном открытой дверью кладовки и глубокими полками, стояла односпальная кровать. И хотя она была тщательно застелена, комфортом явно не отличалась.
        Но Виктория восприняла ее как подарок небес.
        На крючках вдоль стен висели седла, уздечки, шляпы.
        - Я разожгу огонь и поставлю воду для кофе, - произнес Тринити, входя в хижину вслед за ней с седельными сумками в руках. - А ты поскорей избавься от мокрой одежды. - Долгие годы практики позволили ему разжечь огонь меньше чем за минуту.
        - Давай-давай, снимай одежду, - сказал Тринити, поворачиваясь. Он увидел, что Виктория стоит неподвижно, и вода с нее капает на пол.
        - Не могу, когда ты здесь.
        - Мне нужно позаботиться о лошадях. К тому времени, когда я их расседлаю, оботру и накормлю... ты должна все успеть.
        - Мне неприятно, что тебе приходится выходить наружу, но ведь здесь всего одна комната.
        - Не волнуйся, - кивнул Тринити. - Мне все равно пришлось бы заняться лошадьми.
        Глава 18
        Едва дверь за Тринити закрылась, Виктория полезла в сумки за сменой одежды. Сначала она стащила с себя сапожки, а потом стала раздеваться. Несмотря на плащ-дождевик, она промокла насквозь и продрогла до костей.
        Стоя так близко к маленькому очагу, как только осмелилась, она разделась догола. Дрожа и стуча зубами, она поспешила натянуть сухую одежду. Вещи были влажными и холодными.
        Она взяла с постели толстое индейское одеяло и закуталась в него, затем подвинула один из стульев поближе к огню и бессильно опустилась на него. Еще несколько минут тело ее оставалось словно деревянным, все мышцы были напряжены. Однако по мере того как печка согревала хижину, Виктория начала расслабляться.
        Она и не представляла, насколько устала. Даже во время бегства из Техаса она не провела столько часов в седле, не испытывала такого изнеможения и ей не приходилось убегать от такого количества опасных преследователей.
        Но теперь, кажется, все плохое было позади. Она обсохла, согрелась, и пищи у них хватит на несколько дней. И еще она была в безопасности. Тринити об этом позаботится. Впервые за многие часы она может расслабиться.
        Ей становилось жарко. Она отодвинула стул немного назад. Вода закипала. Ей нужно было бы поискать кофе, но она чувствовала себя слишком усталой, чтобы этим заняться... и чтобы сидеть на стуле. Веки ее отяжелели...
        Виктория поднялась и пересела на кровать. Она была не такой удобной, как ее постель дома, но для короткого отдыха сгодится. Она легла и натянула на плечи одеяло.
        Она не станет спать, только подремлет десять - пятнадцать минут. А затем встанет и приготовит что-нибудь поесть. Виктория с облегчением расслабилась на постели. Были времена, когда путешествие с Тринити казалось страшным сном, от которого ее разбудит Анита со словами, что никогда она ничего не сделает в жизни, если будет спать и спать. Виктория закрыла глаза и улыбнулась. Анита такая милая. Они с Рамоном вечно ее балуют. И так же поступали ее отец и дядя... и Бак. Все ее баловали, пока не появился Тринити. Только Тринити решил, что она не сломается, что она крепкая, как мужчина; Ей это понравилось, но надо признаться, что ей было приятно, когда ее баловали. Может быть, Тринити не всегда, был таким. Может, когда он будет на своем ранчо, он сможет стать мягче. Возможно, он даже скажет ей что-нибудь приятное и не испортит комплимент тем, что тут же нагрубит.
        Интересно, какое у него ранчо? Что откроет оно ей нового, что расскажет о нем, чего она раньше не знала?
        - Снаружи становится все хуже и хуже, - сказал Тринити, входя в хижину. Ветер тут же захлопнул за ним дверь. - Я не удивлюсь, если это перейдет в...
        Виктория спала как убитая. Даже его шумное появление ее не разбудило. Тринити поспешил к печурке. Вода в кастрюле вся выкипела. Взяв с полки другую, Тринити поспешил наружу, зачерпнул воды из дождевой бочки и вылил ее в кастрюлю, стоявшую на огне. Вода зашипела, подняв облако пара, значит, скоро вода для кофе будет готова.
        Он подошел к кровати и хотел сменить одеяло. То, на постели, было тяжелым и грубым, сделанным из конского волоса, но пальцы Виктории крепко в него вцепились. Он пожалел, что у него нет мягкой подушки, - на постели Бена лежала жесткая, туго набитая ватой. Однако Виктория спала крепко, несмотря на грубое одеяло и жесткую подушку.
        Ему хотелось устроить ее поудобнее, но, кажется, лучше всего было оставить ее в покое. Не слишком удачно он о ней заботился. Грант Дэвидж наверняка не позволил бы ей с ним ехать, если бы знал, что на нее нападут индейцы, а потом будут преследовать похотливые старатели и после всего ей придется спать в грязной хижине.
        Тринити точно не позволил бы женщине, которая была ему дорога, ехать куда-то в таких условиях.

«Поэтому-то ты и чувствуешь себя виноватым». От неожиданного понимания у него перехватило дыхание. «Ты испытываешь к ней нежные чувства. Такие, каких никогда не испытывал ни к одной женщине после Куини. Такие, какие поклялся больше никогда не испытывать».
        Он испугался. Подобное с ним было в первые месяцы после женитьбы отца на Куини. Чувство бессилия и безнадежности. Многие годы это чувство преследовало его. Оно заставляло его просыпаться среди ночи в холодном поту.
        Влюбиться было все равно что потерять власть над своей жизнью.
        К его удивлению, страх рассеялся так же быстро, как нахлынул. С Викторией все будет по-другому. Но все-таки чего он от нее хотел? Он часто думал о том, что испытывает к ней желание, но получалось, что он хочет от отношений с ней чего-то более серьезного и долговременного.

«Не дури. Женщины вроде Виктории рассчитывают только на брак. И они не рассматривают возможность брака с ковбоем, весь доход которого - тридцать долларов в месяц».
        Кем он был? Бывшим старателем. Ковбоем... в некотором роде. Он точно не мог назвать себя скотоводом, хотя и владел скотоводческим ранчо. У него не было времени купить коров. Все, что у него было, - это несколько лошадей. Женщины вроде Виктории не выходят замуж за нищих старателей, ставших скотоводами, если у этих женщин в банке лежит большое наследство, один из богатейших людей Техаса является свекром, а дядя владеет самым большим ранчо в Аризоне.
        Она может кокетничать с ним, особенно если нуждается в нем, чтобы доказать свою невиновность, но не может она всерьез думать о браке с ним.
        Тринити заставил себя рассмотреть сложившуюся ситуацию. Виктория спала и, вероятно, проспит весь день, вечер и ночь. Если он хочет есть, ему нужно самому приготовить обед и съесть его в одиночестве.
        Будить ее он не станет.
        И он принялся стряпать. Ему так часто приходилось этим заниматься, что теперь он делал это не думая.
        Через некоторое время он почувствовал, что все не так, как обычно. У него возникло странное чувство, будто он наслаждается чем-то приятным, но не может сообразить, чем именно. Однако чувство это не проходило. По правде говоря, по мере того как он готовил обед, ел его и убирал потом, оно становилось все сильнее.
        К тому моменту как он собрался лечь спать, он только что не мурлыкал от удовлетворения. Почему? Что привело его в такое состояние?
        Его взгляд упал на Викторию, и он понял, что дело было в ней.
        Странно было находиться в хижине со спящей поблизости женщиной. Словно быть женатым... По крайней мере, подумал он, женатые, вероятно, так себя чувствуют. Он никогда всерьез не рассматривал такую возможность. Он не хотел, чтобы его жизнь оказалась под контролем женщины, которая будет заставлять его делать то, что он не хочет.
        Но если так будет не всегда... то, пожалуй, в этом нет ничего плохого. Виктория обладала такой легкостью в обращении, что мужчинам было уютно в ее присутствии. В этой простой хижине, где не было никаких женских мелочей, ощущалась какая-то домашность.
        Он откинулся на стуле и уставился в огонь.
        Любой мужчина, увидев Викторию, не мог не представить себе, какое блаженство будет оказаться в ее объятиях. Понимала она это или нет, но она была создана для любви. И если ему повезет, он докажет ей это прежде, чем они распрощаются.
        Но Тринити задумался и о другом, что раньше никогда не приходило ему в голову. Например, о том, чтобы создать дом. Об этом невозможно было и мечтать, пока он гонялся за преступниками. Он никогда не делал на этом деньги. Наоборот, денежное обеспечение этой работы забрало большую часть добытого им золота. Погоня за преступниками была делом дорогостоящим. Он подолгу не бывал дома, так что не мог построить дом и привести в порядок ранчо или наладить какое-нибудь дело.
        Он стал думать о том, чтобы на многие годы осесть на одном месте, чтобы рядом были друзья, чтобы завести семью и быть связанным с некоторыми людьми нерушимыми связями.
        Это означало полную перемену образа жизни, образа мыслей, всего, чего он ждал от жизни. Это означало трезво посмотреть в глаза себе самому.
        Тринити знал, что не готов это сделать.
        Они сидели перед огнем за столом. Тринити состряпал обед и вымыл посуду. Виктория проснулась в сумерках.
        Пришла пора ложиться в постель, но никто из них не решался сделать первое движение.
        - Дождь кончается, - промолвил Тринити. - Мы сможем уехать рано утром.
        - А мы не столкнемся с теми людьми?
        - Они уже, должно быть, в ста милях к западу отсюда.
        Наступило молчание.
        - Сколько времени, по-твоему, займет у нас путь до Бандеры?
        - Это зависит от того, в каком режиме ты согласна ехать.
        Снова повисла тишина.
        - Разве ты не хочешь дождаться своего друга?
        - Нет. Он может отсутствовать неделями. Может быть, он отправился продавать свое стадо. У него коровы хорошей породы.
        - Как ты собираешься найти Чока Джиллета?
        - Пока не знаю. Я надеюсь, что Бен подскажет мне это. Он знает практически каждого ковбоя отсюда до Галвестона.
        Молчание.
        - Что будет, если ты не сумеешь отыскать Джиллета?
        - Я его, непременно отыщу. - Тринити встал и потянулся. - Пора ложиться. Пойду проверю, как там лошади.
        Когда Тринити вернулся, Виктория была уже в постели и свет был потушен. Он подбросил в огонь несколько поленьев. Небо прояснилось, но с севера подул холодный ветер. Они находились на высоте примерно трех тысяч футов над уровнем пустыни, так что ночь здесь должна быть холодной.
        Тринити расстелил на полу свои спальные принадлежности и разделся. Он намеренно повернулся при этом спиной к Виктории. Она крепко спала, но он не доверял себе. С того дня в горах, когда он ее поцеловал, ему было все труднее и труднее держать руки при себе и не прикасаться к ней.
        Тогда он убедил себя, что поцеловать ее можно, так как это часть плана по ее заманиванию, что это нужно, чтобы завоевать ее доверие. С тех пор он старался держаться на расстоянии, частью из-за того, что она после похищения не желала иметь с ним ничего общего, частью потому, что ни он, ни она не знали, как вернуть прежнюю легкость в их отношениях.
        Тот факт, что он везет ее назад в Бандеру, также не способствовал добрым отношениям. И не важно было, что она едет с ним добровольно. Он по-прежнему ставил под угрозу ее жизнь. Он втягивал ее в одну опасную ситуацию за другой. Он готов был стрелять в ее дядю. Все это никак не могло послужить основой для рождения доверия и любви.
        Но все-таки он хотел, чтобы она ему доверяла. Л вот чего он хотел больше всего - это нравиться ей.

«Не будь глупцом, - твердил он себе. - После того, что ты сделал, ни одна женщина не станет относиться к тебе так, как ты этого хочешь. Даже если ты ее отпустишь. Единственный способ исправить то, что ты натворил, - это доказать ее невиновность».
        Но он не хотел ждать так долго. Он был здесь и сейчас. Его тело изнывало от желания прикоснуться к ней, еще раз ощутить упругую нежность ее кожи. Он придвинулся ближе к ее постели.
        В свете огня печурки он мог хорошо ее рассмотреть. Она лежала тихо и по странной привычке закусывала во сне нижнюю губку. От этого у нее был такой вид, словно ей снится кошмар.
        Он почувствовал угрызения совести. Если ей снится страшный сон, это он тому виной. В своей «Горной долине» она жила в покое и безопасности, но он не мог жалеть, что приехал туда. Что бы с ним ни случилось дальше, он никогда не забудет Викторию и никогда не пожалеет, что отыскал ее.
        Он задумался, не замерзла ли она. Пока она спала, он отыскал легкое одеяло из мягкого хлопка. Хотя нынче ночью - вот уж ирония судьбы - ей скорее понадобится толстое одеяло из конского волоса.
        Отсветы пламени мелькали на ее щеках. Нижняя губа у нее изогнулась в легкой улыбке.
        В тусклом свете густые ресницы казались черными. Было странно видеть ее с закрытыми глазами.
        Тринити больше не мог сдерживаться. Придвинувшись еще ближе, он дотронулся до ее щеки и позволил своим пальцам насладиться мягкой нежностью ее кожи. Кончиками пальцев он очертил контур ее подбородка, скользнул по гладкости губ. Ему понравилось их тепло.
        Еще ему понравилась неподвижность, сопровождавшая ее сон. Она вливала в его душу покой. Он и не помнил, когда испытывал подобное чувство. Но близость к ней заставляла его кровь кипеть и жарко бурлить в жилах, а мускулы ныть от напряжения. Желание переполняло его. Но в то же время какая-то безмятежность, казалось, проникала во все клеточки его тела, доходя до самой глубины существа. Странно, что близость этой женщины порождала в нем противоречивые эмоции, которые тем не менее прекрасно уживались друг с другом.
        Она казалась такой хрупкой и нежной, такой деликатной... и он боялся, что она сломается. Однако наяву она смогла оставаться три дня в седле и воевать с индейцами так же храбро, как он.
        Он коснулся ее волос, густых и тяжелых и в то же время шелковистых и послушных. Он жаждал погрузить в них руку, обвить ими пальцы, скрутить, заплести их... но не решался. Это ее разбудит.
        Он дотронулся до каждой части ее лица. Словно слепой, Тринити осязанием запоминал лицо женщины, которую любил. Он вбирал в себя его форму и текстуру.
        А затем он ее поцеловал. Он не должен был этого делать, но сделал. Это был легкий поцелуй, нежнейшее прикосновение к ее губам. Так много и так мало. И совершенно недостаточно.
        Он поцеловал ее снова. На этот раз не так легко.
        Она пошевелилась.
        Он отпрянул, уверенный, что она проснется. Но она не проснулась. Он не мог вернуться к своей постели. Он испытал пьянящий вкус ее рта и должен был сделать еще глоток.
        Тело Тринити так напряглось, что он задрожал. Брюки больно врезались в тело, но он не сделал попытки их поправить. Только Виктория могла дать ему требуемое облегчение. Он поцеловал ее веки. Ему хотелось сделать это с самого начала, с того момента как он увидел ее спящей.
        Он отвел беглый локон с ее лба, поцеловал лоб и кончик носа, шею под ушком... Каждый следующий поцелуй становился все жарче. Виктория зашевелилась, но Тринити был настолько поглощен своим желанием, что отступить уже не мог. Когда ее рот затрепетал под его губами, его поцелуй стал более полным, более жадным.
        Виктория ответила на его поцелуй. И Тринити потерял всякую сдержанность. Взяв ее лицо в ладони, он стал осыпать его жгучими поцелуями.
        Тринити отбросил прочь покрывало и заключил Викторию в объятия. Теплота ее тела звала, приглашала прильнуть лицом к изгибу ее шеи. Он не мог ею насытиться. Ни одна женщина из тех, с которыми он бывал раньше, не вызывала у него таких чувств. Словно то, что он проделывал много раз, происходило впервые в жизни.
        Тринити хотелось что-то сказать ей... но как сказать женщине, которую везешь на виселицу, что сходишь по ней с ума и жаждешь заняться с ней любовью? Поделом ему будет, если она отнесется к нему, как к рыжебородому.
        Но она так поступать не стала. Виктория прижималась к нему так же крепко, как он к ней. Она откинула голову, чтобы ему было удобнее целовать ее шею. Она покрывала его лицо жаркими поцелуями. Она льнула к нему так, словно не хотела отпускать. Тринити решил, что их тела сами говорят все, что нужно и важно сейчас. Потом он попытается выразить все словами.
        Губы Тринити ласкали ее шею, затем переместились к плечу, где он сдвинул бретельку ее рубашки. Он пробежался цепочкой поцелуев по ее руке и плечу. Стон наслаждения, вырвавшийся у Виктории, побудил его сдвинуть бретельку дальше за локоть. Обнажившаяся пышная грудь едва не заставила Тринити окончательно утратить самообладание.
        Ему мучительно хотелось спустить рубашку до талии, Но он побоялся, что все происходит слишком быстро. Виктория хотела его точно так же, как он ее, но он не мог забыть о препятствиях, стоявших между ними.
        Сделав глубокий вдох, он сосредоточился на другом ее плече. Но когда сдвинул бретельку и там обнажилась вторая грудь, выдержка покинула его.
        Он захватил ее рот долгим страстным поцелуем. И одновременно накрыл обе ее груди ладонями. Виктория потрясенно ахнула, но не отшатнулась. Язык Тринити проник между ее зубами и погрузился глубоко в ее рот. В то же время кончики его пальцев нежно обводили кругами ее возбужденные соски.
        Тело Виктории выгнулось ему навстречу, и она прервала их поцелуй. Дыхание ее стало прерывистым и неглубоким. Однако она не отодвинулась. Она лежала тихо и ждала.
        Оставив губы, Тринити проложил след поцелуев по ее шее вниз.
        Бережно и нежно он дотронулся до одного из набухших сосков кончиком языка. Викторию словно подкинуло на постели. Он взял сосок в рот и потянул его. Ее тело словно одеревенело.
        Испугавшись, что огорчил ее, Тринити отпрянул, но Виктория взяла в ладони его голову и прижала к груди.
        Он уже готов был окончательно поддаться ее приглашению, но тут острое ощущение опасности пробилось сквозь туман его воспламененных чувств. Желание овладеть ею боролось с желанием защитить.
        Последнее победило.
        Тринити прервал их объятие. Только отчаянное понимание необходимости действовать помогло ему проигнорировать возмущение его возбужденного тела. Их жизнь была в опасности.
        Он внимательно прислушался.
        - Что... - начала было Виктория, но тревожный шепот ее остановил.
        - Ш-ш! Снаружи кто-то есть, - прошептал Тринити.
        Глава 19
        В одну секунду, едва осознав опасность, Тринити превратился из пылкого любовника в опытного охотника. Быстрыми плавными движениями он вынул из седельных сумок револьверы и протянул их Виктории:
        - Вот. Стреляй в каждого, кто попытается войти. И стреляй на убой.
        Затем он подобрал ружье и закрыл дверцу печурки, погрузив комнату в полный мрак. Лишь постепенно глаза его стали различать бледные квадраты окошек.
        - Пригнись, Я выхожу, - прошептал он.
        Виктория старалась понять, что происходит вокруг. Ее тело сорвалось с высот огненной страсти в глубины ледяного страха, но ей не хватало опытности Тринити. Ее рассудку не хватало его гибкости и ясности. Эта быстрая перемена привела к тому, что ее трясло, кровь стучала в висках, а в голове воцарился сумбур мыслей и чувств.
        Рыжебородый.
        Она говорила себе, что там, снаружи, может оказаться кто угодно... но поверить в это не могла. Она не сомневалась, что там рыжебородый и его дружки.

«Вылезай из постели. Тринити рискует жизнью ради тебя. Ты не можешь оставить его там, снаружи, одного». Эти мысли усмирили ее нервы. Она боялась за себя, но Тринити... насчет него все обстояло иначе. То, что кто-то собрался его убить, потому что он пытается ее защитить, привело Викторию в ярость.
        Она слезла с постели и, не обращая внимания на холодный пол под босыми ногами, подошла к окошку, но ничего не смогла разглядеть. Луны не было. Она перешла к двери. Тринити оставил ее слегка приоткрытой. Открыв ее еще на несколько дюймов, она выглянула наружу. Ничего. И полная тишина.
        Впрочем, этого она и ожидала! Рыжебородый не станет оповещать о своем прибытии.
        Виктория осторожно открыла дверь пошире. Несмотря на темную ночь, она заколебалась, прежде чем выйти за порог. Ее белая ночная рубашка сделает ее явной мишенью. Она порылась в вещах Тринити и отыскала черную рубашку. Сбросив рубашку на пол, она торопливо натянула на себя его рубашку и шагнула в ночь.
        Холод тут же стал кусать ее за ноги, ветер раздувал рубашку и, пробираясь под нее, холодил пылающее тело, но Виктория этого почти не замечала. Тринити был где-то снаружи, и рядом были убийцы.
        Она скользнула вдоль стены под навес, заметила во дворе движение и замерла. Это был мужчина, но не Тринити. Мужчина двинулся ближе, и Виктория подняла револьвер.
        - Бен! Чертов ты сукин сын! Напугал меня до полусмерти, - прогремел голос Тринити. Он нарушил напряженную тишину, как треск падающего дерева, и чуть не заставил Викторию случайно спустить курок.
        - Да тебя ничего не могло напугать с тех пор, как выскочил из живота матери, - отозвался незнакомый голос. - Что это ты придумал: забрался за моей спиной ко мне в хижину? И небось выпил весь кофе?
        - Почему ты не подошел к двери, вместо того чтобы подкрадываться, как волк-одиночка?
        - Потому что вокруг слишком много таких волков, и мне это не по нраву. Так что следы трех коней насторожили меня. А вот когда увидел твоего коня, понял, что здесь ты. Но зачем тебе столько лошадей? Я думал, что ты покончил со всеми этими перестрелками и погонями.
        - Решил выехать на охоту еще раз.
        - Ну и где он? Лежит связанный в хижине?
        - Это она.
        - У тебя там женщина?
        - Да.
        - И вас там только двое?
        - Угу.
        - Нет, я должен на это посмотреть. - Бен двинулся к хижине. - Должно быть, она безобразна, как чушка. Никогда не видел тебя ближе пятидесяти футов к женщине, если это не шлюха.
        Виктория быстро вернулась в хижину, торопясь сменить рубашку Тринити на свою рубашку. У нее не было времени переодеться как следует, поэтому она просто накинула его рубашку на рубашку, ради приличия и тепла. Прежде чем мужчины успели подойти к двери, она зажгла фонарь.
        - Может, я и безобразна, как чушка, - заявила она, едва Бен переступил порог, - но я не шлюха.
        Бен остолбенел, не в силах сдвинуться с места. Глаза его стали большими и круглыми, как соколиные яйца. Челюсть просто отвисла.
        - Это Виктория Дэвидж, - произнес Тринити. - Ей вынесен смертный приговор за убийство мужа.
        - Непредумышленное убийство, - пробормотал Бен. - Малышка леди ничем не могла помочь ему, если он умер в брачную ночь. Наверное, у него было слишком слабое сердце, чтобы пережить такое потрясение.
        В глазах его заплясали смешливые искорки.
        - Он был застрелен из мелкокалиберного револьвера. Они были женаты всего неделю.
        - За неделю с ней я позволю тебе застрелить меня, - проговорил Бен. - Оно того стоит.
        - Я везу ее назад для исполнения приговора.
        Виктория по голосу Тринити поняла, что он дразнит приятеля.
        - Если ты намерен отдать ее на виселицу, нельзя ли нам задержать ее у нас? Ненадолго. Почему бы вам не выйти за меня замуж? - осведомился он у Виктории. - Я могу одолеть его... когда он заснет, а потом мы можем убежать в Колорадо.
        - А вы не боитесь, что я вас убью? - поинтересовалась Виктория, с трудом сдерживая смех.
        - Вы не убийца, мадам. Не знаю, что там случилось, но вы своего мужа не убивали.
        - Как вы можете это знать? - спросила Виктория, удивленная и потерявшая настроение шутить.
        - Тринити оставил вас в хижине с двумя револьверами и несвязанной. Я знаю его больше десяти лет. Он никогда не поворачивается спиной к тем, кому не доверяет. Полностью.
        - А почему вы не вошли в собственный дом? - поинтересовалась Виктория. - Мы не выпили весь ваш кофе, но, боюсь, порядочно отъели бекона.
        - А там немного и оставалось. Я вернулся сюда ненадолго, перед тем как отправиться за припасами. Теперь пойду займусь конем. Но когда вернусь, хочу получить горячий кофе и кое-какие ответы. У меня родилось такое чувство, что это не просто дружеский визит.
        - Так что же ты хочешь, чтобы я сделал? - спросил Бен у Тринити. Виктория заварила еще кофе. Пока Бен ел свой ужин, Тринити рассказал ему обо всем, что произошло с ним с того дня, как он вернулся в Бандеру.
        - Я хочу, чтобы ты помог мне найти Чока Джиллета.
        - Почему ты думаешь, что я могу это сделать? Может, его вообще больше нет на свете. Пять лет - большой срок для некоторых людей.
        - Знаю, но если он где-то поблизости от Техаса, ты наверняка о нем слышал. Я никогда не знал никого, кроме Бена, кто бы помнил все, что когда-либо слышал, - обратился Тринити к Виктории. - Он может повторить разговор, слово за словом, спустя десять лет и больше.
        - Предположим, что мы отыщем этого Чока Джиллета, как ты собираешься доставить его в Бандеру? Он столько времени держался вдали от нее, что, наверное, у него есть серьезная причина и дальше туда не возвращаться.
        - Предоставь это мне. Я лишь прошу помочь мне его отыскать.
        - Я что-то слышал о нем года два тому назад.
        Тринити с торжествующей улыбкой повернулся к Виктории:
        - Я говорил тебе, что Бен сможет помочь.
        - Подожди, подожди минутку. Я не сказал, что знаю, где он был. Я просто сказал, что слышал кое-что о нем. Тебе придется самому его разыскивать. И я не думаю, что ты его отыщешь, с твоей-то репутацией. Даже если ты снова сменишь имя.
        - Сменит имя?! - До тех пор Виктория не проронила ни слова, но потрясение от того, что Тринити вовсе не Тринити, заставило ее прервать молчание.
        - Он меняет имена по крайней мере пару раз в год, - сообщил Бен.
        - Ты можешь найти его для меня, - настаивал Тринити. - От тебя он прятаться не станет.
        - Ты хочешь, чтобы я метался туда-сюда вдоль мексиканской границы за каким-то парнем, которого ты собираешься уволочь обратно в Бандеру? А может, кто-то там хочет его убить?
        - Почему ты часто меняешь имя? - в упор спросила его Виктория.
        - Нельзя пользоваться все время одним и тем же именем, когда разыскиваешь преступников, - пояснил Бен. - Это их настораживает.
        - Я позабочусь, чтобы его никто не убил, - продолжал Тринити, - но мне необходимо с ним поговорить. Он единственный человек, который может подтвердить, что Виктория не убивала своего мужа.
        - За исключением настоящего убийцы.
        - Если он не объявился до сих пор, не думаю, что он это сделает, - отрезал Тринити.
        - Видимо, так, - задумчиво кивнул Бен. - Полагаю, что могу отправиться по твоему делу. Но это тебе будет дорого стоить.
        - Я тебе заплачу.
        - Знаю, что заплатишь, - ухмыльнулся Бен. - Мне просто хотелось услышать это от тебя.
        - Нам нужно ехать завтра. Когда ты сможешь отправиться в путь?
        - Я могу выехать с вами. Я сейчас ничем не занят.
        - Кстати, я не вижу здесь никаких коров. У тебя что, увели их?
        - Может, и увели бы, если бы я продержал стадо подольше. Но я от него избавился. Не хотел быть привязанным к месту.
        - Как его настоящее имя? - вмешалась в разговор Виктория.
        - Это вам надо узнать у него, мэм. А теперь мне нужно хорошенько выспаться. Я прикорну снаружи.
        - Я пристроюсь там же, - сказал Тринити.
        - В этом нет нужды.
        - Ты же не думаешь, что я останусь внутри, а ты будешь снаружи подслушивать в щелку, что происходит?
        Бен, не стесняясь, ухмыльнулся:
        - А если мы оба уляжемся внутри, мне не придется подслушивать и подсматривать.
        - Если вы оба уляжетесь спать внутри, мне не придется сомкнуть глаза ни на минутку, - фыркнула Виктория. - Вы проговорите всю ночь.
        - Догадалась, - вздохнул Бен. - Ты не думаешь, что на этот раз ухватил кусок, который не проглотишь?
        - Что ты хочешь этим сказать? - возмутился Тринити.
        - То, что ты и подумал, - пожал плечами Бен. - Ты смотришь на нее, как медведь на медовые соты, да еще в отсутствие всяких пчел.
        - Твой язык болтается, как у шакала, почуявшего баранью котлету, - добродушно откликнулся Тринити. - Забирай свою постель и выходи наружу.
        - Я выйду и посчитаю до десяти. Если ты не выйдешь к тому времени, я вернусь и тебя спасу.
        - Я все время задаю себе вопрос, почему он мне нравится, - покачал головой Тринити, пока Бен направлялся к двери со счастливой улыбкой на лице.
        - Потому что он выглядит как лучший друг.
        - Пожалуй, что-то вроде того. Тебе не страшно здесь одной?
        - С такими двумя охранниками?
        Прежде чем закрыть за собой дверь, Тринити оглянулся, и Виктория увидела призыв в его взгляде. От этого остаться одной было еще труднее.
        Виктории действительно не хотелось спать одной, но не потому, что она была напугана. Ей понравился Бен, но она хотела, чтобы он не возвращался в хижину... по крайней мере пока. Стена, которая представлялась ей такой тонкой, когда речь шла о защите от пуль, оказывалась слишком толстой, когда разделяла ее с Тринити.
        До этого вечера она не была уверена в том, чего хочет от него. Теперь знала - всего, что он может ей дать. Однако как на него подействует ее откровение?
        Естественно, он не догадывался, что она до сих пор была девственницей. Откуда ему было знать, что Джеба не интересовала жена, а если бы даже он захотел исправить ситуацию, то был слишком пьян все ночи, чтобы что-то предпринять. Даже поцелуи его были какими-то вялыми. Теперь она это поняла, потому что могла сравнить их с поцелуями Тринити.
        Она всегда считала, что вина лежит на ней. У нее не было страстной потребности в Джебе. Сексуальное возбуждение, которое она испытывала, было таким слабым, что она без труда засыпала и наутро забывала об этом. Не чувствовала она той могучей силы, которую пробудил в ней Тринити.
        Теперь она осознала, с какой силой проявляется мужское желание, и задумалась, все ли с ней в порядке. Джеб практически ее не касался, а Бак никогда не намекал, что хочет с ней спать. Тринити - да. Он выказал явное желание, но сумел быстро с ним справиться, когда появился Бен.
        Чувствовал ли он сейчас ту досаду, какую чувствовала она?
        Она вспомнила его голодный взгляд и несколько успокоилась. Он хотел ее так же, как она хотела его.
        Хотя ласки их были прерваны появлением Бена, тело Виктории трепетало, жаждая удовлетворения, в котором ему было отказано. Она не могла улежать на постели спокойно. У нее было ощущение, что если она не встанет и не займется чем-нибудь, то просто сойдет с ума. Однажды у нее была сыпь, которая изводила ее на протяжении трех дней. Посейчас ей было хуже.
        Постепенно ощущения, грозившие довести ее до безумия, начали ослабевать, и она смогла наконец заснуть.
        Вторая часть их путешествия была столь же бесцветной и тихой, насколько первая - опасной и бурной. Бен ехал с ними. Их с Тринити веселая болтовня все время вызывала у Виктории смех. Тринити был более приветливым, более приятным в общении, чем раньше. Ее часто заставляли смеяться уловки Бена, который постоянно сообщал Тринити, как следует держаться истинному джентльмену. Если бы не категорические возражения Виктории, он стал бы переносить ее на руках через грязные лужи.
        - Сэр Уолтер Рейли именно так поступил ради королевы Елизаветы, - сообщил Бен. - Я не всю жизнь был невежественным ковбоем, я ходил в школу. Я научился читать. Я многое узнал о людях, о которых здесь никто и не слыхивал. Вот вам двое, к примеру. А я знаю о многих.
        - Пощади, не перечисляй остальных, - попросил Тринити.
        Они останавливались в гостиницах и даже иногда путешествовали в дилижансах. Тринити настоял, чтобы ей всюду доставалась лучшая комната. Он также позаботился, чтобы каждый день у нее была ванна и настоящий обед. Он даже заставил ее купить новый дорожный наряд.
        - Я знаю женщин, которые терпеть не могут часто надевать одну и ту же одежду. Я, например, видел на тебе все по три раза.
        - Он имеет в виду мою одежду, - объяснила Виктория озадаченному Бену. - Постарайся убедить его, чтобы, когда он станет похищать женщину в следующий раз, он дал ей время захватить собственную одежду.
        - Он вообще немного знает насчет женщин, - кивнул Бен. - Во всяком случае, не о приличных. А вот есть одна танцорка, Бетти Дин...
        При этих словах Тринити напал на друга, зажал его шею крепким захватом и пригрозил сломать ее, если тот скажет еще хоть слово. Виктория достаточно повидала схваток между ковбоями, чтобы понимать, что они не причинят друг другу вреда, так что предоставила их самим себе. Она пошла и на деньги, данные ей Тринити, купила себе шляпу, самую дорогую, какую смогла найти.
        У нее было ощущение, что она его потеряла и не может никак отыскать... не знает, как его вернуть.
        Сначала она решила, что это Бен встал между ними, и в какой-то степени так и было. Но вскоре она поняла, что это сам Тринити использовал друга, чтобы не оставаться с ней наедине.
        Неужели он держался вдалеке от нее по той же причине, что и Джеб? Она всегда хотела понять, почему Джеб не занимался с ней любовью, ей было необходимо это знать, но не хватило храбрости прямо спросить об этом.
        Однако последние пять лет научили ее, что в браке все должно быть иначе. Джеб просто не был заинтересован в налаживании с ней каких бы то ни было отношений.
        Причем это было не из-за ее внешности. Виктория не была тщеславной, но знала, что очень хорошенькая. Джеб не занимался с ней любовью, но было множество таких, кто с удовольствием бы занялся. Но они никогда к ней не прикасались. Даже не пытались ее поцеловать.
        Даже Бак. Он сказал ей, что любит ее, что собирается на ней жениться во что бы то ни стало, он с первого взгляда возненавидел Тринити из-за жесточайшей ревности, но он никогда не пытался ее обнять.
        Тринити влекло к ней. Она поняла это через пять минут после того, как его увидела. Этой ночью в хижине он показал ей частицу той страсти, которая, как она чувствовала, должна существовать между мужчиной и женщиной.
        Но как только появился Бен, Тринити тут же взял себя в руки. Как он мог не приближаться к ней на протяжении двух недель? Такое возможно, только если с ней что-то неладно.
        Ей надо будет спросить его об этом. Для этого ей придется набраться храбрости, но выяснить это она должна.
        Благодаря ему она узнала чувства, о которых и не подозревала. Она не ошибалась насчет отношений мужчины и женщины, а теперь еще узнала, что желание, огненная страсть могут быть не только со стороны мужчины. Она ощутила этот неистовый жар.
        Тринити страшился момента, когда придется попрощаться с Беном. И при этом ждал его с еле сдерживаемым предвкушением. Он снова останется наедине с Викторией и снова получит шанс открыть свое сердце надеждам и разочарованию.
        Он не сомневался, что нравится ей. Она доказала это той ночью в хижине. Он помнил каждое мгновение.
        Он помнил вкус ее губ, запах ее волос, трепет ее тела, когда он ее целовал, помнил, как льнуло ее тело к нему, как твердели ее соски, когда он ласкал их, слегка прикусывая.
        И еще он помнил свой отклик. Он не мог забыть это ощущение. Каждый раз, когда он позволял себе думать о Виктории и о той ночи, все повторялось.
        Впрочем, физические последствия этих воспоминаний его не слишком тревожили. Была бы это другая женщина, он бы только посмеялся с Беном насчет этого, а может, даже пошутил с самой этой женщиной. Они приятно провели время, и пусть все закончится мирно и естественно.
        Но он не хотел, чтобы кончалось время, проводимое с Викторией. И это его пугало.
        Он вдруг обнаружил, что думает о годах, долгих годах, когда он станет просыпаться, а рядом на подушке будет ее лицо, когда они будут каждое утро вместе завтракать, когда после долгого дня в седле он будет возвращаться домой к ней и каждую ночь находить тепло и утешение в ее постели. Хуже всего - он начал думать о дочерях, каждая из которых была бы точным подобием своей матери, о девочках, обожаемых, потому что они были такими маленькими и потому что они были его дочурками.
        Как только он начинал представлять себя лет через десять, окруженным семьей, с процветающим ранчо и ответственностью за всех людей, которые на него работают... он чувствовал, что задыхается. Он понимал, что свобода, которой он наслаждался всю жизнь, исчезает.
        И все-таки, как только он решал, что не вынесет такой жизни, оказывалось, что он жаждет ее больше всего на свете.
        Что получал он от жизни на тропе? Еду у костра. Езду по безумной жаре, пронизывающему холоду, дождю, слякоти или снегу. Сон на земле. И риск. Вечно рисковать жизнью и ничего не достичь в конце.
        И все же от закоренелых привычек было трудно избавиться, а мысль о новых... смущала его. Однако ему нужно выбирать одно из двух. Он должен сделать выбор в пользу Виктории или против нее.

* * *
        Бен поравнялся с ним.
        - Думаю, что здесь я с вами расстанусь.
        - Ты не можешь бросить нас сейчас, - запротестовал Тринити. - Мы всего в десяти милях от моего ранчо. Ты ведь захочешь помыться и отдохнуть несколько дней.
        - Не-а. Я точно не знаю, где искать Чока. Надо будет поспрашивать тут и там. Надеюсь найти его в Игл-Пасс, но, может, придется съездить в Мексику, возможно, до Монтеррея. Можешь встретиться со мной через три дня в Увальде?
        - Тебе нужна свежая лошадь. Коров у меня нет, но зато имеются самые лучшие кони в Техасе.
        - Мне не нужна свежая лошадь. Моя старая кляча не простит, если я залезу на другой мешок костей.
        - Но что-нибудь тебе нужно?
        - Не-а. Просто встреть меня в Увальде. Если не смогу быть там, я оставлю тебе сообщение в конюшне Блэкпула. Спросишь Джуда. Он старый, безобразный и вредный, но можешь полностью ему доверять.
        - Увидимся через три дня.
        - А ты позаботься о маленькой леди. Если я вернусь и узнаю, что ты позволил судье покусать ей бока, я тебе этого не прощу.
        - Ты сомневаешься, что я знаю, как позаботиться о пленнике?
        - О мужчине - знаешь. Даже если он мерзкий мошенник и за тобой гонится дюжина его родичей. Но не думаю, что ты имеешь хоть малейшее понятие, как обращаться с женщиной. Ты слишком давно не практиковался в этом.
        - Убирайся отсюда, пока я не решил арестовать тебя за что-нибудь.
        Бен жизнерадостно распрощался и поскакал прочь.
        - Откуда он знает, куда ехать?
        - Инстинкт. Ты можешь забросить его в Блэк-Хиллз, и он доберется до Техаса, ни разу не сделав неверного поворота.
        Местность, по которой они ехали, резко отличалась от гор Аризоны и пустыни, простиравшейся от южной Аризоны до Большой излучины Рио-Гранде. Они вступали на скотоводческую территорию южного Техаса, в край, который Виктория хорошо помнила с детства.
        Местность поросла низкорослыми деревьями и колючими кустарниками с ароматными цветами и сочными ягодами.
        Подъехав к ранчо, они стали встречать беломордых коров.
        - Что-то тут не так, - произнес Тринити. - Когда я уезжал, тут не было ни одной коровы.
        Глава 20
        - Может, здесь появились скотокрады?
        - Скотокрады забирают коров, а не приводят их на ранчо, - ответил Тринити. - И уж точно не таких коров. - Он всмотрелся в ближайшую корову, и было видно, что его осенила какая-то мысль. Он подъехал к корове, чтобы рассмотреть ее получше, но животное припустилось бежать. Слишком быстро, чтобы он мог накинуть на него лассо, но недостаточно быстро, чтобы он не смог прочитать клеймо.
        - Это одна из коров, которых я отдал Бену, - сказал он, присоединяясь к Виктории. - Теперь я знаю, почему его не было в хижине, когда мы приехали. И знаю, почему он не захотел ехать на мое ранчо.
        - Он пригнал коров сюда? - Виктория не понимала, почему Бен сделал это и почему Тринити не знает, ругаться ему или смеяться.
        - Он отдал их мне обратно. Теперь у меня есть отличное стадо.
        Виктория хорошо помнила этот дом, словно покинула его лишь вчера. Он не был красивым. А теперь, с облупившейся краской и посеревшими от непогоды досками, выглядел совсем уныло. Глаз радовала только веранда, окаймлявшая две стороны, и раскидистые клены и вязы, защищавшие от палящего полуденного солнца.
        На дворе не было видно ни души. Забор, когда-то ограждавший небольшой дворик и охранявший ее цветничок и маленькую лужайку от коров, полностью исчез. Только кораль выглядел достаточно исправным.
        - Тут все немного запущено, - произнес Тринити, явно думая о чем-то другом. - Дом простоял пустым два года, когда я его купил.
        - Ты собираешься сохранить его?
        - Не знаю. Я купил его просто так, из прихоти. К несчастью, я не оценил, во что обойдется привести все в порядок. Боюсь, что единственный способ поддержать ранчо, пока стадо не станет прибыльным, - это вновь заняться старательством.
        - А как же коровы, которых мы видели на въезде?
        - Не знаю. Спрошу об этом у Уорда.
        Они подъехали к сараю, и из его темной глубины вышел высокий худощавый мужчина. Одежда на нем сидела мешком, но он был умыт и чисто выбрит. Из-под шляпы выбивались почти белые волосы. Большие пальцы его мозолистых рук были засунуты за пояс брюк. По выражению его лица Виктория поняла, что он не знает, как воспринять появление хозяина, да еще с какой-то женщиной.
        - Что здесь делают коровы Бена? - поинтересовался Тринити.
        - И вам доброе утро, - откликнулся Уорд с легкой улыбкой, едва тронувшей его губы. - Надеюсь, у вас было хорошее путешествие.
        - Ладно, ладно. Ну, плохие у меня манеры, - пожал плечами Тринити, улыбка вернулась и к нему. - Ты знал это, когда подписывал договор, так что не жди внезапного улучшения.
        - Дом не в лучшем виде, мэм, но от солнца вас укроет. Я.буду рад помочь вам спешиться.
        - С удовольствием приму вашу помощь, - ответила Виктория, довольная тем, что все друзья Тринити относятся к нему уважительно и не обращают внимания на его репутацию.
        Тринити послал своего коня между Викторией и Уордом.
        - Никто никуда не пойдет, пока ты не ответишь на мой вопрос.
        - Мне, пожалуй, лучше ему ответить, мэм, а то он продержит нас здесь, пока кто-нибудь не свалится от солнечного удара. Ему-то что, а у меня, если долго стою на солнце, кружится голова.
        - Наверное, у меня кружилась голова, когда я решил, что ты можешь быть управляющим, - кивнул Тринити. - Ты такой же, как Бен. Ваша парочка заговорит кого хочешь. Так что делают здесь эти коровы?
        - Он сказал, что привел сюда коров, потому что нечего тебе было сажать их ему на шею. Слишком много заботы держать их в стороне от оврагов, находить для них воду, прогонять скотокрадов и кугуаров.
        - Тогда он должен был их продать.
        - Сказал, что с этим тоже много хлопот.
        - Поэтому он перегнал их на расстояние нескольких сот миль через одну из худших пустынь в стране.
        - Бену пустыни нипочем. Сказал, что ему они очень даже нравятся, если нет дождя.
        У Тринити был такой вид, будто он готов свернуть шею своему управляющему.
        - Я отдам ему половину денег, когда продам этих коров.
        - Он так и думал, что ты это скажешь. Велел передать тебе, что открыл в банке счет на твое имя.
        - Я отдам ему наличными.
        - Сказал, что закопает их у тебя под крыльцом.
        Тринити расхохотался:
        - Получается, что я все-таки завел себе стадо. Теперь мне нужно раздобыть денег, чтобы привести в порядок постройки.
        - Не возражаешь, если, пока ты будешь их искать, я заберу маленькую леди с солнцепека?
        Тринити спрыгнул с коня и протянул руку Виктории, помогая ей спешиться.
        - У этой маленькой леди есть имя. Она Виктория Дэвидж. Убийца, за которой я отправился, чтобы вернуть ее в Бандеру на виселицу. - И добавил, видя растерянность в глазах Уорда: - Я сделал ошибку. Она невиновна.
        - Но ты все равно привез ее сюда?
        - Она настояла. - Тринити рассмеялся, глядя на недоверчивое лицо Уорда. - Мисс Дэвидж решила, что пришла пора покончить со злосчастной неразберихой раз и навсегда. Она побудет здесь, пока я отыщу человека, который может доказать, что она не убивала своего мужа. Бен уже отправился на его поиски.
        - Куда он поехал?
        - В Увальде. Я должен встретиться с ним там через три дня. Он разыскивает Чока Джиллета. Слышал о таком?
        - Нет.
        - Как поживает Дьябло?
        - Вредный, как всегда, - покачал головой Уорд. - Сам посмотри.
        Тринити повел Викторию в сарай к стойлу у дальней стенки. Прохладный полумрак был очень приятен.
        - Почему ты держишь коней в сарае? Отец никогда так не поступал.
        - Мы держим внутри только Дьябло. Он жеребец и нападает на всех лошадей мужского пола, будь то жеребец или мерин.
        От громкого посвиста у Виктории заложило уши. Великолепный вороной жеребец в дальнем стойле недовольно стучал копытом.
        - Он дикий?
        - Нет, просто сердитый. Я выиграй его у игрока, который сам выиграл его у какого-то конезаводчика с Востока. Он чуть не забил его до смерти, пока я его не забрал. Он позволяет мне положить на него седло, но буквально безумеет, если кто-нибудь пытается на него сесть.
        - Что ты будешь с ним делать?
        - Приручу его. Надеюсь.
        - А если не сможешь?
        - Пущу на племя. Я заработаю состояние, продавая жеребят от него. Не подходи слишком близко. Он кусается.
        - Ты ведь не укусишь меня? Правда? - промурлыкала Виктория, обращаясь к жеребцу. - У меня был такой же, как ты. Только он любил, чтобы я на нем скакала. Я ездила на нем каждый день.
        Тринити стоял напряженно, готовый оттащить Викторию от Дьябло. Однако, к большому его удивлению, голос Виктории, казалось, успокоил жеребца. Она даже протянула к нему руку сквозь решетку. Дьябло попятился, но не попытался на нее напасть!
        - Кажется, у тебя есть особый подход к лошадям, - промолвил Тринити. - Он ведь не подпускает к себе никого, кроме меня.
        - Он не злой, - проговорила Виктория, отступая от стойла. - С ним просто очень плохо обращались. Если будешь приручать его медленно, он научится тебе доверять.
        - Я это и делаю, - кивнул Тринити, выходя с ней из сарая. - Но он отнесся к тебе лучше, чем к кому бы то ни было. Возможно, ты сумеешь мне помочь. Это займет твое время, пока меня не будет.
        Они не обсуждали его отъезд, и Виктория вдруг поняла, что они вообще ничего не обсуждали. За исключением смертного приговора, нависшего над ее головой, они разговаривали лишь о вещах совсем малозначительных.
        Это следовало изменить. Пока он был всего-навсего бродячим ковбоем, пока он был всего лишь охотником за вознаграждением, который вез ее обратно в Бандеру, то, что он делал, было для нее не важно. Но все изменилось за время их долгого путешествия.
        Она знала, что любит его. Она знала, что хочет провести с ним остаток жизни. Но она не знала, каковы его чувства к ней. Она не знала, что он думает насчет женитьбы. После той ночи откровенностей он никогда не упоминал о Куини. Она не знала, сможет ли он когда-нибудь забыть Куини.
        Если бы она знала, как справиться с призраком Куини!..
        Она думала, что даже если та умерла, это не решит проблему. Тринити переживал, что ему не удалось наказать ее за преступление. Так что если она умерла, получалось, что она избежала его мести. Чувство вины перед отцом заставило его выбрать профессию, которую он ненавидел.
        Виктория поклялась, что поможет ему покончить с этим.
        Дом настолько не изменился, что Виктории показалось, будто она шагнула в прошлое.
        - Это же наша мебель! - воскликнула она, входя в северную гостиную, известную как
«дамская гостиная». Ее гостиная. - Я помню, как сидела здесь каждое воскресенье, поджидая папочку, чтобы идти в церковь. Банк продал дом со всей обстановкой, за исключением нескольких вещей, которые я забрала в «Тамблинг-Ти».
        - Далтоны продали его точно так же, лишь бы избавиться от обузы.
        - Твоему отцу тоже с ним не повезло. Зачем ты его купил?
        Тринити на минуту задумался.
        - Наверное, потому, что это было единственное место из нашего прошлого, которое отец мог назвать своим собственным. Наш дом на Тринити был смыт весенним паводком, так что в Колорадо не осталось места, которое я мог бы назвать родным домом.
        Виктория подошла к одному из окон. Оно смотрело на север, в сторону Сан-Антонио.
        - А что ты собираешься делать со мной, пока будешь искать Чока?
        - Я рассудил, что тебе будет спокойнее, если ты останешься здесь, в привычном месте. И конечно, я не хочу, чтобы судья Блейзер или шериф узнали, что мы вернулись. Пока я не найду Джиллета.
        - Можно мне осмотреть весь дом? - попросила она.
        - Разумеется. Мне нужно еще кое-что проверить, но думаю, ты в любом случае захочешь пройтись по нему одна.
        Он был прав. У нее было чувство, что это больше ее дом, чем его. Ей не понадобится много времени, чтобы заново освоиться в нем, несмотря то, что привычные вещи больше ей не принадлежали.
        Она чувствовала себя юной девушкой, вернувшейся домой после долгого путешествия.
        Общая гостиная, столовая, кабинет ее отца и кухня выглядели в точности как прежде.
        Только дорожка на лестнице поистрепалась больше, чем ей помнилось. Может, ей показалось, но и перила выглядели тоньше. А вот что явно не было плодом ее воображения, так это что окна отчаянно нуждались в хорошей мойке. Удивительно, что свет вообще проходил сквозь них.
        Комната отца выглядела точно такой же, как была. Разве что ее дополнили некоторые вещи Тринити. Дома он был столь же аккуратен, как на тропе. Все имело свое предписанное место и именно там и находилось. Поскольку она сомневалась, что Уорд занимался чем-либо, кроме сбруи, она решила, что порядок наводил Тринити.
        Судя по всему, он ничего не оставлял на волю случая. И наверное, ничего в жизни не терял. Неудивительно, что он сумел скопить денег на приобретение этого ранчо.
        Она заглянула в другие спальни. Занавески там поменяли. Одеяла, покрывала и простыни были новыми, но мебель осталась прежняя.
        Она вошла в свою прежнюю комнату. Это было роскошью для шестнадцатилетней девочки - иметь собственную гостиную, но в доме было так много комнат, что отец настоял на этом. Она провела здесь много счастливых часов, планируя свое будущее, свою свадьбу, мечтая о цветущих годах в качестве жены, матери, возлюбленной.
        Там было пусто, как пусты оказались эти ее мечты. Вся мебель отсюда переехала с ней в «Тамблинг-Ти». Судья хотел, чтобы она была окружена привычными вещами. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы с радостью ждала своего брака.
        А теперь он хотел ее смерти.
        Виктория закрыла дверь. Она будет спать в одной из комнат для гостей.
        Тринити принес в дом седельные сумки с ее вещами.
        - Куда тебе их положить?
        - Кто-нибудь пользуется спальней над северной гостиной?
        - Нет.
        - Тогда я займу ее.
        - Эта пустая спальня была твоей?
        - Да.
        - Что случилось с меблировкой?
        - Я забрала ее с собой, когда вышла замуж.
        - Боюсь, что здесь маловато вещей. Я здесь давно не был...
        - Оно и к лучшему. Человек должен пожить в доме, прежде чем начинать его обставлять. Нужно время, чтобы понять характер дома.
        - Я полагал, что дом принимает характер своего владельца.
        - С большинством домов так и бывает. Но не с этим.
        - Этот дом принес погибель многим людям.
        - Я думаю, что те, кто здесь пострадал, уже несли в себе семена гибели. Если человек не хочет гибели, он не погибнет.
        - Почему ты так говоришь?
        - Из-за тебя. Тринити растерялся.
        - У кого было больше причин потерпеть поражение, чем у тебя? Ты хотел поквитаться. Просто не знал как. Ты даже попытался отдать стадо первоклассного скота и не смог этого сделать. И с этим ранчо ты все устроишь, точно так же как приручил этого жеребца.
        Тринити не знал, что сказать. Никогда и никто не выказывал такой веры в него. Большей частью люди говорили, что он везунчик, если до сих пор остается в живых. А как же иначе он вернул восемнадцать приговоренных мужчин в руки правосудия и не был убит? О его везении твердили и тогда, когда он находил золото, хотя его находки были весьма скромными. Его золота едва хватило на покупку ранчо.
        Но за все эти годы Виктория была первым человеком, не приписавшим его успех случайности.
        - Ты изменишь мнение, когда заглянешь на кухню. Там нет почти ничего съестного, а до города не близко.
        - Но у нас остались кое-какие припасы.
        - Их неприлично подать на стол.
        - Может, и так, но я лучше съем на ужин бобы с беконом, чем останусь голодной.
        - Полагаю, мы найдем что-нибудь получше, если ты сумеешь разжечь эту печку.
        - Неужели большая синяя печка все еще здесь? - спросила Виктория, вспоминая, сколько раз помогала готовить их испанской кухарке.
        - Самое большое чудище, которое я когда-либо видел.
        - Отнеси все на кухню. Пока Уорд расскажет тебе все, что случилось в твое отсутствие, я приготовлю поесть. А потом я хочу ванну. Могу я попросить кого-нибудь поставить на печку котел и наносить в него воды? Он нагреется, пока я буду стряпать. Там наверху была большая медная лохань. Ты не знаешь, что с ней случилось?
        - Нет, но я выясню.
        У Виктории об этой кухне были самые счастливые воспоминания. Наиболее привлекательной ее чертой были четыре огромных окна, выходивших в большой мир. Даже зимой они давали ей ощущение, что она часть необъятных открытых пространств.
        К тому времени как Виктория растопила печку и начала жарить бекон, Тринити вернулся с огромной лоханью, занявшей большую часть плиты. Используя насос около задней двери, он стал носить ведро за ведром, пока лохань не наполнилась водой до краев.
        - Уорд нашел твою купальную ванну. Кто-то приспособил ее как поилку для скота. Сейчас он ее отмывает.
        - Надеюсь, он поест вместе с нами?
        - Его здесь не будет. Я послал его в город. Раз ты здесь остаешься, нам нужны припасы. Поездка займет у него два дня.
        Ужин прошел в напряженном молчании. Напряжение возросло, когда Тринити стал помогать ей мыть посуду. А потом, когда они уселись в гостиной, дожидаясь времени отхода ко сну, оно стало просто невыносимым.
        Он сидел напротив нее на неудобном диване с высокой спинкой, принадлежавшем еще семье ее матери. Было видно, что ему неуютно среди полированного дерева, бархатной обивки и свечей. Даже одежда его казалась здесь не к месту.
        Виктория полностью сосредоточилась на нем. Нервы ее были натянуты как струны.
        - Если я хочу встретиться с Беном, мне нужно отправляться в Увальде, как только вернется Уорд, - объяснил Тринити.
        - А когда ты вернешься?
        Почему он так рвался уехать от нее? Весь день он провел с Уордом и не вошел в дом, пока ужин не оказался на столе. Теперь он торопился уехать в Увальде.
        - Надеюсь, что через пару дней. Все зависит от того, сколько времени у меня уйдет на поиски Джиллета. Тебе не нужно бояться, что шериф тебя найдет. Уорд сумеет позаботиться о тебе так же хорошо, как я. Если ты не будешь выезжать в город, никто не догадается, что ты здесь. А если что-нибудь все-таки случится, отправляйся к шерифу и заставь его посадить тебя в тюрьму. Там ты будешь в безопасности, пока я не вернусь.
        - Я не тревожусь насчет этого. - Она хотела спросить его, почему ему так трудно находиться рядом с ней. Она несколько раз пыталась сделать это во время ужина. Еще раз, когда они мыли посуду. Она хотела попытаться и сейчас, но слова не шли у нее с языка.
        - Если он жив, я притащу его сюда. Обещаю.
        Ее даже не тревожила мысль о Чоке. Она уже некоторое время не боялась и виселицы. Ее мысли были заняты делом более серьезным. Ее приводила в ужас мысль о том, что едва рассеется угроза ее жизни, Тринити исчезнет и она больше его никогда не увидит.
        В глубине души она знала, что больше никого не полюбит. Если он ее покинет, она всегда будет одна.
        Сознание того, что скоро она будет свободна и сможет ходить и ездить, куда захочет, должно было бы сделать ее счастливой. Она должна бы быть переполнена планами и мечтами о будущем. А она боялась того дня, когда угроза, нависшая над ней, минует. Тогда у Тринити не будет повода оставаться с ней, защищать ее, думать о ней все время.
        Она должна понять, что держит Тринити на расстоянии от нее. Она должна сделать все возможное, все, что в ее силах, чтобы это изменить.
        - Я знаю, что ты вернешь сюда Чока.
        - Даже если я не смогу это сделать, твой дядя наверняка отыщет достаточно улик, чтобы просить губернатора назначить новый суд.
        - Знаю. Впервые за пять лет я ничего не боюсь.

«Не боюсь повешения. Но если он уйдет, мне незачем будет жить».
        - Что ты будешь делать потом? Вернешься в Аризону?
        - Что ты имеешь в виду? - Этот вопрос застал ее врасплох.
        - Ну, когда будешь свободна. У тебя же здесь нет никаких родственников. Я полагал, что ты вернешься в Аризону, чтобы жить со своим дядей.
        - Вряд ли мне там будет уютно... в присутствии Бака.
        - Можно еще поехать в Алабаму. Там у тебя будет больше шансов найти мужа. Здесь ты наверняка не сможешь оставаться.
        Виктория быстро подняла на него глаза. Он что, пытается ей намекнуть, что хочет поскорее выпроводить ее из своего дома? Он нервничал так же, как и она. Неужели она такая ужасная, что он не может провести один несчастный вечер с ней наедине? Неужели мужчина может чувствовать сильное физическое влечение к ней и одновременно отвращение?
        - Почему же нет?
        - Я имею в виду не этот дом, а то, что ты не сможешь жить в Бандере, оставаясь незамужней женщиной. Правда, ты сможешь жить у судьи Блейзера... Ты все-таки его невестка.
        - Он никогда не пустит меня в свой дом, если только ты не найдешь настоящего убийцу Джеба. Кроме того, я не хочу туда возвращаться. Там все будет слишком напоминать мне об ошибке, которую я совершила.
        - Ты не можешь остаться здесь без защиты и покровительства. Всегда найдется поблизости кто-нибудь вроде рыжебородого.
        - Я найму людей, чтобы меня охраняли.
        - Я забыл, что ты богатая, - промолвил Тринити, поморщившись.
        Он избегал смотреть ей в глаза, ерзал на своем сиденье. Она явно раздражала его. Ей следовало позволить ему уйти, но она не могла сделать это. Она должна была попытаться еще раз.
        Он встал.
        - Мне пора отправляться спать. До Увальде путь долгий.
        Больше она выдержать не смогла.
        - Что со мной не так?
        Глава 21
        - Что с тобой не так? - недоуменно повторил он. - Я не понимаю.
        - С той ночи в хижине Бена ты стараешься держаться как можно дальше от меня. Теперь ты не можешь дождаться, когда уедешь в Увальде. Я знаю, что ты меня хочешь. Вижу это по твоим глазам.
        Тринити молча уставился на нее.
        - Точно так же было с Джебом. Он тоже считал меня красивой, но ни разу не прикоснулся ко мне. - Она не смогла сдержать слез, которые ручьем потекли по ее щекам.
        - Ты хочешь сказать... - Тринити не нашел слов, чтобы закончить фразу.
        - Мой муж ни разу не занимался со мной любовью, - закончила Виктория за него. Слезы ее текли неудержимо. - В точности как ты. Я спрашиваю: что со мной не так?
        В мгновение ока Тринити пересек расстояние между ними. Он стащил Викторию со стула и заключил в объятия.
        - Все с тобой так. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал. Джеб, должно быть, был сумасшедшим.
        - Бак тоже не прикасался ко мне. И ты чуть не спотыкаешься, стараясь держаться как можно дальше от меня.
        - Да я только что не сидел на своих руках, лишь бы не протянуть их к тебе. Я готов съесть тебя.
        - Нет. Ты как мог долго держал между нами Бена. А сегодня делал то же самое с Уордом. Теперь ты хочешь уйти спать, а завтра уезжаешь в Увальде. Почему ты постоянно убегаешь от меня?
        - Убегаю? - Тринити был потрясен тем, как она объясняла его поведение. - Да я с трудом удерживался, чтобы не послать Бена к черту и не заниматься с тобой любовью каждый час.
        - Так почему ты этого не сделал?
        - Потому что я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что это сводит меня с ума, но не думаю, что ты когда-нибудь простишь меня за то, что я с тобой сделал. Простишь своего тюремщика.
        - И это все? - поинтересовалась Виктория, боясь, что не выдержит переполнявшей ее радости.
        - Что значит - это все? - растерянно переспросил Тринити.
        - Я не думаю о тебе как о своем тюремщике., - убедительно проговорила Виктория, улыбаясь сквозь слезы. - Ты всегда был моим защитником. Даже в самом начале я чувствовала себя скорее твоим призом, а не пленницей.
        - Так ты не ненавидишь меня за то, что я сотворил?
        Виктория покачала головой.
        - Почему?
        - Потому что я тебя люблю. А женщина простит человеку, которого любит, почти все на свете.
        - Ты меня любишь? - Тринити выглядел ошеломленным.
        - Да. Не знаю, как это случилось. Наверное, это началось с первого момента, как я тебя увидела. Не думаю, что прощу Бена зато, что он так не вовремя вернулся той ночью.
        - Ты понимаешь, что говоришь?
        - Я хочу это сказать тебе уже несколько дней. Я просто боялась произнести это вслух. Я люблю тебя, Тринити Смит. Я знаю, зачем ты явился в «Горную долину», и мне это все равно. Я не могу жалеть о том, что ты приехал за мной, потому что иначе я не полюбила бы тебя.
        - Но ты ведь не захочешь выйти за меня замуж.
        - Почему бы нет?
        - У меня нет ничего, кроме захудалого ранчо и жуткой репутации.
        - Я вышла бы за тебя, даже если бы у тебя не было ничего, кроме хижины, как у Бена. Я вышла бы за тебя, если бы у тебя и этого не было.
        - Но ты состоятельная женщина.
        - В настоящее время я беднее тебя. Так что я выйду за человека богаче себя.
        - Ты правда так думаешь? - почти жалобно произнес Тринити.
        - Да. Но у меня есть один вопрос.
        Она почувствовала, что Тринити напрягся.
        - Можешь ты позабыть Куини хотя бы на время, чтобы я смогла тебе доказать, что не все женщины похожи на нее?
        Казалось, возбуждение, охватившее его, немного поугасло.
        - Полагаю, что совсем забыть ее я не смогу. Но меня тревожит не Куини. А то, что я делал. А ты сможешь любить человека, у которого в прошлом призрак?
        - Хоть целая стая призраков, если только я стану единственной женщиной в твоем будущем.
        Казалось, он не мог до конца ей поверить.
        - А что скажет твой дядя?
        - Всю жизнь другие принимали за меня важные решения - где я буду жить, с кем видеться, за кого выйду замуж. Большая часть их оказалась ошибкой. Отныне я буду все решать сама, И первое мое решение, что я тебя люблю и хочу быть твоей женой. Ты на мне женишься?
        Она не могла поверить, что произнесла эти слова. Женщины такое не говорят. Мужчины этого от них не ждут. Более того, им это не нравится.
        Но счастливая улыбка Тринити тут же развеяла ее сомнения.
        - Да, - промолвил он, подхватывая ее на руки и кружа по комнате. - Как только найду Чока Джиллета.
        - Ты уверен?
        - Я никогда и ни в чем не был уверен больше.
        - Тогда докажи это.
        Тринити только поглядел на нее.
        - Ты сказал, что любишь меня и что со мной все в порядке. Что много дней стараешься держать руки подальше от меня... Докажи это.
        На мгновение казалось, что он откажется, и сердце Виктории заныло. Но он подхватил ее на руки и почти бегом бросился к лестнице наверх.
        - Смотри под ноги, а то упадешь, - предупредила она смеясь, когда он споткнулся о ковровую дорожку.
        Прежде чем положить ее на кровать, он помедлил. Когда он сел рядом с ней, сердце Виктории забилось чаще. Он заключил ее в объятия и прильнул щекой к ее волосам.
        - Я много недель мечтал о тебе, - промолвил он. - Из-за тебя я стал таким рассеянным, что не мог толком сосредоточиться на главном: доставить тебя сюда целой и невредимой.
        - Когда ты понял, что любишь меня? - спросила Виктория.
        - Той ночью в хижине Бена.
        - Почему ты ничего не сказал?
        - Я вез тебя на виселицу, выманив из дядиного дома. Я стрелял в человека, который тебя спас. Чего я мог ждать от тебя в ответ?
        - Ты мог сказать мне, что чувствуешь.
        - Мог, если бы Бен не вернулся домой. Не думаю, что смог бы остановиться после того, как ты ответила на мой поцелуй.
        - Ты собирался мне что-нибудь сказать на следующий день?
        - Нет. Ты держалась так, будто ничего не случилось. Я рассудил, что ты была слишком сонной, чтобы понять, что происходит. Или стыдилась, если поняла.
        Виктория взяла его лицо в ладони и притянула к себе, пока они не оказались носом к носу.
        - Я помню каждую секунду той ночи. И переживаю ее снова и снова. Я молилась, чтобы это был не последний раз.
        - Я постоянно хотел и буду хотеть заниматься с тобой любовью, - прошептал Тринити.
        Он нежно поцеловал ее, но ответный поцелуй Виктории был твердым и настойчивым, Она не хотела нежного ухаживания. Ей хотелось, чтобы Тринити убедил ее, что любит и хочет с отчаянием, равным ее собственному. Ласково ухаживать за ней он будет завтра. Сегодня она хотела, чтобы ее смела с ног и закружила, затопила волна страсти.
        Виктория обвила руками шею Тринити и притянула его к себе. Она не хотела его отпускать. Она хотела ощутить давление его губ на своих губах, почувствовать, как ее груди вдавились в грудь Тринити, коснуться всей кожей его кожи, его тела, сплетенного с ее телом. После стольких лет догадок и размышлений о том, что же такое любовь, она хотела знать, что он ее хочет. Ей хотелось, чтобы он так убедил ее в своем желании, чтобы ей больше никогда не пришлось в этом сомневаться.
        Она откинулась на постель, увлекая Тринити за собой. Он пытался поцеловать ее носик, пройтись легкими поцелуями по векам, шаловливо покусать ушки. Она хотела, чтобы он ласкал ее грудь. Даже сейчас ее жгла память о его губах, втягивающих ее соски. И она прижалась к нему, стремясь удовлетворить свою страстную потребность в нем.
        - Люби меня, - прошептала она. - Теперь.
        Тринити не нужно было просить дважды. В какие-то секунды он расстегнул и стянул с нее халат. Еще меньше времени ушло на рубашку. Вскоре Виктория лежала под его взглядом совершенно обнаженная.
        И тут она ощутила прикосновение его языка к своему болевшему от желания соску, его губы согрели ее грудь своим теплом, и тело ее откликнулось, взорвалось от неведомых ощущений. Руки ее впились в кровать, тело выгнулось дугой ему навстречу. Он начал массировать кончиками пальцев вторую грудь... и Виктория бессильно откинулась, притянув к себе его голову.
        Она извивалась под его ласками, судорожно ловя ртом воздух и томно постанывая.
        Он гладил ее груди легкими, скользящими движениями языка, а пальцы его в это время отыскали женственный бугорок между ее бедер.
        Виктория никогда не испытывала такого накала чувств. Когда Тринити дотронулся до ее влажного жара, она вскрикнула и вжалась в его руку. Она хотела его проникновения в себя... глубоко-глубоко. Она уже не понимала, что он делает, жила только ощущениями, которые он в ней вызывал.
        Второй раз она вскрикнула, когда он убрал руку, и хотя он продолжал ласкать ее груди, больше всего ей хотелось его прикосновения между бедер. Именно там бушевал огонь, лишавший ее самообладания.
        Когда он надвинулся на нее, Виктория ощутила, как он раскрывает, расширяет ее и как .растягивается она внутри под его вторжением. Он вошел в нее, потом остановился, и хотя она понуждала его продолжать, он словно зависал над ней. Тогда Виктория не колеблясь рванулась ему навстречу. Укол боли ошеломил ее, но боль эта тут же рассеялась, по мере того как Тринити погружался в ее манящее тепло.
        Виктория сладостно застонала и подалась к нему в стремлении ощутить его глубже в себе, еще глубже, пока он не достиг самого средоточия ее желания. Когда он выходил из нее, ей становилось пусто, словно он ее покинул, когда он снова вонзался в нее, она испытывала экстаз. Продолжая свои выпады, он покрывал ее грудь, губы, шею, плечи жгучими поцелуями.
        Непонятные сильные ощущения нарастали в ней волнами, каждое следующее мощнее предыдущего. Она льнула к нему, отвечала выпадом на выпад, задыхающимися вдохами на его задыхающиеся вдохи. В тот момент, когда она подумала, что больше не выдержит, Тринити напрягся и ритм его движений стал неровным. Последняя волна жара накрыла ее и взорвалась в ней его взрывом.
        Тринити глубоко вздохнул и дал бешеному биению сердца успокоиться. Ему хотелось дать себе хорошего пинка. Он не собирался пожирать Викторию, как беглый огонь прерий. Он многих женщин использовал просто для утоления животной потребности. С ней он хотел быть другим. Как может она поверить, что он ее любит, если он не мог заняться с ней любовью неторопливо и вдумчиво? Недели, когда он задыхался от бешеного желания, довели его до края. Так что как только барьеры были сняты, страсть понесла его бурным потоком.
        - Это всегда так бывает? - спросила Виктория.
        - Не знаю, - отозвался он. - Я никогда не бывал с той, которой хотел угодить. Я всегда думал только о себе.
        - Значит, ты сейчас обо мне не думал?
        - Думал, но не так, как мне хотелось бы. Я так долго страдал по тебе, что не мог себя сдерживать. Прости меня.
        - Ты хочешь сказать, что все может быть лучше?
        - Да.
        Виктория на миг замолкла.
        - Не уверена, что смогу это вынести.
        - Я знаю, тебе было больно, но в следующий раз боли не будет.
        - Я не это имела в виду. Я имела в виду, что не выдержу, если это будет лучше. Я думала, что умру от блаженства.
        Тринити поцеловал ее.
        - Для меня тоже это было лучше, чем раньше.
        - Лучше, чем со всеми другими женщинами?
        - Ты помнишь ночь, когда я массировал тебе мышцы? - спросил Тринити.
        Виктория кивнула.
        - Я тогда обнаружил, что быть около тебя, касаться тебя, что-то для тебя делать для меня лучше всего, что я испытывал до сих пор.
        Виктории хотелось плакать от счастья.
        - Тебе не понять, каково это - пять лет гадать, почему твой муж так и не коснулся тебя. Почему Бак настаивал, что любит меня, но так и не попытался меня поцеловать. Почему ты хотел меня, но с облегчением позволил Бену путешествовать с нами. Я так боялась, что со мной что-то неладно.
        А Тринити вдруг страшно испугался.
        - А ты не использовала меня лишь для того, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке?
        Виктория посмотрела на него недоуменно, а потом понимающе, рассмеялась.
        - Если ты хочешь сказать, что теперь, когда я знаю, что со мной все в порядке, я тебя брошу, то мой ответ, безусловно, отрицательный. Я намерена заставить тебя жениться на мне и защищать от всех рыжебородых этого мира до конца жизни.
        Тринити посерьезнел.
        - Ты хоть понимаешь, что у меня больше врагов, чем у тебя? Семьи некоторых людей, которых я помог арестовать, будут рады моей смерти.
        - Тогда мне придется защищать тебя, - улыбнулась Виктория. - Но сначала ты должен пообещать, что будешь меня любить.
        - Я буду любить тебя до конца моей жизни. Никогда не думал, что смогу любить кого-нибудь так, как тебя.
        Глаза Виктории наполнились слезами.
        - Думаю, что мне тебя просить не о чем. Просто люби меня так сильно, как только сможешь, и больше мне ничего не надо.
        И во время этого долгого поиска он обнаружил, что, несмотря на весь свой любовный опыт, до сих пор ничего не знал о любви.
        Опершись на ограду кораля, Виктория наблюдала, как разминает ноги Дьябло. С момента отъезда Тринити она все время проводила с этим конем, разговаривала с ним, кормила его, чистила... лишь бы забыть о Тринити.
        Они еще раз отдались своей страсти, когда проснулись, и ее тело до сих пор блаженно покалывало от удовлетворения. Она была счастливой женщиной и больше не волновалась, что никто не хочет ее любить.
        Она старалась не припоминать слишком много деталей. Они заставляли ее краснеть, особенно то, как она умоляла его заняться с ней любовью. Она ничего не знала о том, как поступают другие женщины, но ей было известно, что мужчины предпочитают быть лидерами. А Тринити, казалось, не обращал на это внимания. На ее просьбы он откликался с бурной энергией. И удовлетворял ее.
        Чем больше она его узнавала, тем большее удовлетворение испытывала. Недостатки, которые раньше ее тревожили, теперь она приписывала его решимости хорошо исполнить Неприятную работу, предпринятую с самыми достойными и похвальными намерениями.
        И этого было вполне достаточно, чтобы Виктория простила ему то, во что он ее втравил. Но все закончится, едва он вернется с Чоком Джиллетом. Возможно, им никогда не узнать, кто именно убил Джеба, но по крайней мере она сможет доказать, что не убивала.
        Виктория была настолько уверена в успехе поиска Тринити, что даже не рассматривала возможность того, что Чока Джиллета нет в живых. Хотя должна же быть причина, по которой его никто не видел после той ночи.
        Может, он видел убийцу. Или кто-то заплатил ему, чтобы он скрылся. Получалось, что он уехал, так как боялся убийцы, или убийца решил, что оставить Чока в живых слишком рискованно.
        Виктория была уверена, что Тринити добьется успеха во всех своих предприятиях, но и ему будет не под силу вызвать Чока из могилы. А без его свидетельства она навсегда останется преступницей, приговоренной к повешению и ждущей исполнения приговора.
        Даже если Тринити не позволит приговору свершиться, она все равно вечно будет беглянкой. Ей придется вернуться к тому образу жизни, который она вела в Аризоне, до конца жизни оглядываясь через плечо.
        Виктория сомневалась, что сможет это выдержать, особенно после того, как представила себе дальнейшую жизнь с Тринити.
        Она вспомнила, как считала жизнь тяжким грузом и желала, чтобы она как-то закончилась. А теперь не представляла ничего прекраснее, чем провести ее с Тринити, родить ему детей, делить с ним счастье и успехи и утешать, когда ему будет плохо. Все, чего она хотела от жизни, было связано с этим человеком.
        - Он очень похож на тебя, - сообщила она Дьябло, когда тот осторожными шагами приблизился к забору, чтобы взять сахар из ее руки. - Ты бесишься, потому что кто-то причинил тебе боль, и решительно настроен выместить это на каждом. Он злится на себя и не может себя простить. Вы оба должны понять, что это что-то, на что вы никак не могли повлиять. Ничего не могли сделать, чтобы это предотвратить. Вам нужно теперь позабыть об этом, чтобы не испортить остаток вашей жизни.
        - Вы всегда разговариваете с лошадьми, мэм? - спросил Уорд. Виктория не слышала, как он подошел. Он принес уздечку и седло, о которых она попросила.
        - Часто животным легче сказать кое-что, чем людям.
        - Почти всегда легче. Если вы говорите о Тринити.
        - Вы когда-нибудь пытались что-то ему растолковать?
        - Все время. Я говорил, что не надо ему возвращаться в Техас. Я говорил, что не надо покупать это ранчо. Я говорил, что надо избавиться от этого коня.
        - Неудивительно, что он вас не слушал, - кивнула Виктория. - Вы даете ужасные советы.
        - Я должен был догадаться, что вам они не понравятся.
        - Почему?
        - Вы согласились вернуться в Техас, зная, что Блейзер хочет вас повесить.
        Виктория невольно рассмеялась:
        - Действительно, это звучит безумно. Но хотя это и правильный поступок, особого выбора у меня не было.
        - И еще вы считаете, что этого дьявола можно приручить лаской. На мой взгляд, это чистое безумие.
        - Посмотрим. Вы поможете мне его оседлать?
        - Нет, если вы собираетесь на нем ехать. Тринити свернет мне шею.
        - Я не собираюсь ездить на нем. Я просто хочу посмотреть, как он воспримет седло.
        - Воспримет он его хорошо. Только глаза станут белыми по краям.
        - Я хочу убедить его, что не причиню ему боли.
        - Зря тратите время. Не знаю, что с ним случилось, но этот урок он никогда не забудет.
        - Вы то же самое думаете о Тринити?
        Уорд посмотрел ей прямо в глаза:
        - Да, мэм, именно так. Что-то внутри его переломано. Я не говорю, что вы не сумеете слегка это поправить, но не представляю, как вы сделаете это с конца веревки.
        Неприятное напоминание о том, что ждет ее в Бандере, притушило энтузиазм Виктории.
        - Снимите перекладины. Тринити найдет Чока и докажет, что я не убивала Джеба.
        - Надеюсь, что так. Однако на вашем месте я поискал бы другую линию защиты.
        - Какую, например?
        - Например, поискал, кто его убил.
        - Значит, вы не думаете, что это сделала я?
        - Тринити охотился за девятнадцатью людьми. Восемнадцать захватил. Он не привез бы вас сюда - как бы ни сходил по вас с ума, - если бы не был уверен, что вы этого не делали. А того, что считает Тринити, для меня достаточно.
        Виктория переступила через снятые перекладины кораля.
        - Передайте мне уздечку.
        Говоря ровным певучим голосом, Виктория протянула жеребцу ладонь с сахаром. Дьябло взял сахар и спокойно стоял, пока она надевала на него узду. Казалось, его это вообще не встревожило.
        - Кто-то очень хорошо его выучил.
        - Вы только гляньте на его шрамы и сразу поймете, почему он забыл все уроки.
        Виктория не могла без боли смотреть на рубцы на боках великолепного жеребца. Кто-то изодрал их шпорами. Она накрыла широкую спину коня одеялом и сразу почувствовала, как он задрожал. Она отступила подальше и посмотрела ему в глаза. Действительно, зрачки его начали сужаться. Дьябло стоял совершенно спокойно, но глаза выдавали. Это были глаза опасного животного.
        - Вам придется положить на него седло. Я его не подниму, - сказала Виктория.
        Уорд поднял седло на спину Дьябло. Виктория потянулась к подпруге.
        - На вашем месте я не стал бы затягивать подпругу очень сильно, - предупредил Уорд. - Он тогда начинает брыкаться.
        - Ладно. Но я хочу, чтобы он походил под седлом часа два. Если никто не поедет на нем, может быть, он начнет забывать, что с ним произошло.
        Однако, поглядев в его глаза, Виктория засомневалась, что Дьябло когда-нибудь это забудет. Он теперь смотрел на нее почти белыми глазами, зрачки превратились в крохотные точки.
        Виктория наблюдала за Дьябло из тени трех пекановых деревьев, посаженных так, чтобы они затеняли одну сторону сарая и угол кораля.
        Это был третий день, когда она надевала на него седло, и в это утро глаза его почти не изменились.
        Она сидела на скамейке, сооруженной вокруг одного из деревьев. Ей следовало бы пойти в дом и позаботиться об ужине - она уже выяснила, что если стряпает Уорд, ей не проглотить ни куска, - но ей хотелось еще немного побыть одной. Она знала, что делать этого не стоит, потому что тут же в голову начинали лезть мысли о Тринити. От этих мыслей она не могла уснуть по ночам.
        Она откинулась назад и оперлась спиной о дерево. После почти бессонной ночи она засыпала. Солнечное тепло лишь усиливало дремоту. Не было никакого смысла стараться бодрствовать. Сон сократит скуку долгих часов.
        Виктория беспокойно металась в постели. Тринити отсутствовал уже три ночи, и ей не удавалось заснуть. Теперь она жалела, что задремала под пекановым деревом, но тогда у нее веки слипались от усталости.
        Она встала с постели. Сегодня она решила лечь в комнате Тринити, в надежде, что там ей будет лучше спаться. Не получилось. Она только ярче представляла себе, как они занимались любовью. После нескольких минут воспоминаний о тех чудесных вещах, которые он проделывал с ее телом, ее начало трясти от желания, которое только Тринити мог удовлетворить. Нет, она больше не может лежать в постели.
        И можно не одеваться перед тем, как спуститься вниз. Уорд спал в сарае, а в доме она была одна. Она не зажгла лампу. В этом доме она знала каждую половицу. А полная луна заливала светом все снаружи дома.
        Она посмотрела через северное окно на равнину, в сторону Бандеры. Это был маленький захолустный городишко, но в нем был ключ ее будущей жизни. Большинство людей, приходивших к Джебу на вечеринки, жило в Бандере. Они никогда ей не нравились, как, впрочем, и город.
        Она медленно спустилась по лестнице. Холл был погружен в темноту, но Виктория добралась до кухни, ни на что не наткнувшись. Есть ей не хотелось. Даже кофе не хотелось пить, а вот прохладная вода освежила бы ее пересохшее горло. Она накачает воды насосом у заднего входа. Вода в кувшине на кухне должна была согреться за день.
        Пальцы. Виктории сомкнулись на дверной ручке, и тут она увидела троих мужчин, перебегавших залитое лунным светом пространство между сараем и домом. Она окаменела.
        Кто мог узнать, что она здесь?

«Никто, дурочка, - сказала она себе, стараясь успокоить нервы. - Они, наверное, пришли за Тринити».
        Но успокоение не наступало. Предположим, они все-таки пришли за ней. Она совершенно одна. Если они сейчас ее заберут, никто и не узнает, что с ней случилось.
        Один из мужчин отделился и направился к фасаду дома. Теперь она была отрезана. Виктория отшатнулась от окна, когда двое мужчин остановились на ступеньках кухонного крыльца.
        - Нам нужно выждать минуту, пока Джонни не дойдет до парадной двери, - прошептал один из них. - Мы войдем сзади как раз в то время, когда он войдет спереди. - Он осторожно потрогал дверь. - Не заперто. Отлично. Мне не хотелось бы лезть через окно.
        - А если он там? - прошептал второй.
        - Он уехал. Я наблюдал за домом практически все время с тех пор, как он здесь появился. Тут нет никого, кроме одного старика. Она здесь одна и, наверное, спит как дитя. Очень легко будет проскользнуть в дом и увезти ее так, что никто и не заметит.
        - Старик в сарае будет знать.
        - Он не узнает ни кто мы, никуда ее забрали... тем более что будет валяться без чувств.
        - Мне все равно это не нравится.
        - Тогда оставайся здесь. Мы с Джонни войдем внутрь и возьмем ее.
        - Нет, черт побери. Я не дам тебе повода рассказать твоей мамочке, что я не сделал свое дело. Я боюсь ее до смерти.
        Что-то в одном из голосов показалось Виктории знакомым, нетрудно было опознать его по шепоту. Они вели себя как мальчишки. Почему какие-то мальчишки явились за ней? Может, это для них просто шалость?
        Нет, они оглушили Уорда, чтобы тот им не мешал. Это не шалость. Они намерены ее похитить.
        - Ты готов? - спросил голос.
        Виктория обмерла. Мальчишка забыл шептать, и она узнала голос. Это был Керби Блейзер. Он вырос, и голос его стал грубее, но она узнала бы его особый выговор повсюду. Ребенком он жил в немецкой семье и выучил немецкий раньше английского.
        Чего Керби от нее хочет? Откуда он знает, что она здесь? Что от нее нужно Майре? Майра всегда заявляла, что уверена в ее невиновности, но убежденность Майры ничего не изменила, ведь судья Блейзер жаждал ее смерти.
        Впрочем, у Виктории не было времени искать ответы на эти вопросы. Она услышала, как кто-то, предположительно Джонни, повернул ручку входной двери. Керби приказал своему спутнику держаться ближе к нему и быть осторожнее, чтобы ни на что не наткнуться.
        Они уже почти были в доме.
        Глава 22
        Ей нужно выбраться из дома, пока они ее не поймали. Она метнулась в холл, но едва повернула к лестнице, как во входную дверь шагнул Джонни. Сейчас он ее увидит. Она в ловушке!
        Виктория бросилась к единственной открытой двери в полутемном холле, двери ее старой гостиной. Ее босые ноги ступали неслышно по толстому ковру. Она прижалась к стене за дверью и задержала дыхание в страхе, что они ее услышат. Стук сердца отдавался громом в ушах.
        Откуда они смогли узнать, что она на «Демон-Ди»? Она не сомневалась, что Уорд никому в городе ничего не сказал бы.
        Ей нужно подумать. Неизвестно, почему они оказались здесь, но явно не из доброго к ней отношения. Если бы это было так, они дождались бы, пока Тринити отвезет ее в город, или привезли бы с собой адвоката... или шерифа. А не стали бы вламываться в дом.
        Она была в опасности. Ей нужно было срочно сообразить, что делать.
        Тринити она не найдет. Он слишком далеко. И на Уорда она не могла положиться. Значит, здесь ей помочь некому. Конечно, можно было бы спрятаться, но где? В доме такого места не было. Может быть, в сарае? Возможно, второй раз они туда не пойдут.
        Трое мужчин встретились в холле. Ковер приглушат их шаги.
        - Не нравится мне все это, - произнес капризный молодой голос. - Нехорошо вламываться в чужой дом, когда хозяев там нет.
        - Нам никто не нужен, кроме Виктории. А ему я оставлю деньги, которые дала мне мама. Он должен быть рад избавиться от нее. И ему не понадобится ехать в Бандеру. Меньше хлопот.
        - Мне все равно это не нравится.
        - Тогда оставайся здесь. Мне это безразлично.
        Но он не остался на месте. Друг за дружкой все трое поднялись по лестнице. Виктория рванулась в холл, а оттуда на кухню. Не желая привлечь внимание мальчишек скрипом дверных петель, она вылезла через открытое окно и мягко приземлилась снаружи. У нее было несколько секунд, пока они осмотрят все спальни и поймут, что ее там нет.
        Сможет ли она незаметно пробраться в сарай? Нет, если кто-то из них выглянет в окно. Между домом и сараем не было никакого прикрытия, только гладкая пустая площадка, залитая лунным светом.
        Сломя голову она побежала к сараю. Она была рада, что босая, но ночной ветер проник под рубашку, напомнив ей, что она практически голая. Полпути она пробежала быстрее, чем могла рассчитывать. Если бы теперь незамеченной проскользнуть в сарай. Еще несколько секунд...
        - Эй, Керби, тут какая-то девушка бежит изо всех сил к сараю! - крикнул из открытого окна один из мальчишек.
        Она проскочила внутрь сарая, понимая, что через несколько секунд они последуют за ней. Уорд лежал без сознания около двери в сбруйную. Он явно попытался сопротивляться, но их было слишком много. Она потратила несколько драгоценных мгновений на то, чтобы развязать ему руки, но он не пришел в себя. Она была предоставлена себе самой, и здесь негде было спрятаться. Что же ей делать?
        Дьябло. Он был ее единственным шансом... если только он позволит скакать на нем. У нее не было времени надеть на него седло или уздечку. Она открыла маленькую дверь и вывела его наружу, а затем крепко ухватила его за гриву.
        - Если ты намерен забыть и простить, сделай это сейчас, - молящим тоном проговорила Виктория. - Ты моя единственная надежда.
        Используя для опоры открытую дверь стойла, она вскочила коню на спину.
        Ей никогда не удалось бы удержаться у него на спине, если бы Дьябло не заинтересовался звуком приближающихся шагов больше, чем безвредной женщиной, которую видел каждый день по несколько часов. Она едва обрела равновесие, когда почувствовала, как заиграли под ней его мышцы. Он мог взбрыкнуть в любую минуту.
        - Вот она! - вскричал Керби, когда они подбежали к сараю.
        По-видимому, вид троих бегущих навстречу и что-то кричащих незнакомцев изменил настроение Дьябло. Яростно заржав, он оскалил зубы и бросился на ребят.
        Они разбежались от него, как горошины из стручка.
        Виктория ездила верхом всю жизнь, но никогда ей не приходилось скакать на обезумевшем диком коне без седла и даже уздечки.
        Дьябло едва проскакал двадцать ярдов, как она почувствовала, что он сворачивает налево. Он собрался вернуться и снова напасть на мальчишек. Если он это сделает, ей никак не удержаться у него на спине. А они могут его застрелить.
        - Нет! - отчаянно вскричала Виктория и открытой ладонью шлепнула его по шее. Дьябло повернулся так круто, что Виктория чуть не скатилась с него. Он почти поднялся на дыбы, и она усидела только потому, что мертвой хваткой вцепилась в его гриву.
        - За ней! Пока она не ускакала! - прокричал Керби, и все трое бросились к своим коням.
        Дьябло продолжал крутиться и вставать на дыбы, разрываясь между желанием сбросить человека, прильнувшего к его спине, и желанием затоптать чужаков. Виктория была абсолютно беспомощна.
        Кто-то выстрелил поверх их голов. Виктория не знала, кто это сделал, но звук выстрела разрешил все колебания Дьябло. Он круто развернулся и помчался к ближайшей галопирующей лошади.
        Он явно собрался атаковать и эту лошадь, и ее всадника.
        Виктория снова вскрикнула и шлепнула его ладонью по шее. Дьябло проскочил мимо той лошади и помчался прямо к ограде кораля. Виктория никогда раньше не совершала таких прыжков. Она еще крепче вцепилась в его гриву, зажмурилась и мысленно помолилась.
        Дьябло преодолел ограду с легкостью антилопы и поскакал к дальнему концу кораля.
        - Отрезайте их! - вопил Керби. - Она удирает!
        Они окружали ее с двух сторон, а от свободы Дьябло отделял второй барьер. Но никто не ожидал от него такой скорости. Он перескочил второй барьер с той же легкостью, что и первый, и поскакал в открытую прерию. И хотя лошадям похитителей нужно было проскакать более короткое расстояние, Дьябло вырвался из капкана как молния. В какие-то секунды он удвоил расстояние между Викторией и преследователями. Еще несколько секунд, и это расстояние снова удвоилось. Через минуту он оказался за пределами их выстрелов.
        Однако облегчение, которое испытала Виктория, оказалось кратковременным. Она удрала, но что делать ей теперь? Куда ехать?

«Что сделал бы Тринити? Он ведь всегда выкручивается из неприятностей. Думай, думай, что сделал бы он».
        Он велел бы ей отправиться к шерифу и попросить заключить ее в тюрьму. Они не смогут сразу повесить ее, тем более если она сообщит, что Тринити скоро привезет доказательства того, что она не убивала Джеба. Что бы ни говорил судья Блейзер, они подождут возвращения Тринити.
        Она потянула Дьябло за гриву. Им предстояла долгая дорога, и Виктория хотела, чтобы он берег силы. Она не сомневалась, что Керби и его приятели не смогут их догнать. Их лошади уже проделали большой путь, да они и не могли сравниться с Дьябло в скорости. Однако если Керби знал, что она находится на ранчо, это мог знать кто-то еще. Так что не исключено, что ей может понадобиться еще убегать.
        Сначала Дьябло сопротивлялся, но постепенно сбавил темп и перешел на рысь. Поначалу он тяжело дышал, и Виктория поняла, что это он еще злится. Спустя некоторое время он совсем успокоился и пошел легкой рысью.
        Виктория явилась в тюрьму с заднего хода. Хотя было четыре часа утра, она не решилась проехать по главной улице Бандеры в одной ночной рубашке. При виде ее шерифа Уайли Спрага буквально вынесло из постели. Когда он понял, кто перед ним, у него отвисла челюсть. Виктория не дала ему шанса открыть рот.
        - Я Виктория Дэвидж, и я приехала доказать, что не убивала Джеба Блейзера. В ближайшие два дня сюда явится человек с доказательствами этого. Сюда я также вызвала адвоката, который займется повторным судебным разбирательством, и сыщика, чтобы найти, кто в действительности убил Джеба.
        - Что вы здесь делаете в одной ночной рубашке? - требовательно спросил Спраг, слишком потрясенный зрелищем полуодетой женщины на пороге своей тюрьмы. - Если судья обнаружит, что вы здесь, он прикажет повесить вас еще до заката.
        - Тогда предлагаю вам не сообщать ему, что я здесь. Мой дядя получает сейчас от губернатора решение отложить казнь. И если меня не будет в живых, когда он сюда приедет, судью самого повесят за убийство. И вы будете висеть рядом с ним.
        Виктория надеялась, что лжет убедительно.
        - Только не говорите мне, что примчались тихо сидеть здесь и ждать, пока все эти люди сюда приедут. Вы ведь где-то прятались. Почему же не остались там?
        - Я должна была оставаться на «Демон-Ди», пока все сюда не приедут. Но Майра Блейзер каким-то образом узнала, где я. Она послала Керби и еще двоих меня похитить.
        - Что они от вас хотели? - Не знаю.
        - Но. Майра и Керби никогда не верили, что это сделали вы.
        - Это я знаю, но Тринити велел мне никуда ни с кем не ездить. А они собирались меня куда-то увезти. Я слышала, как Керби это говорил.
        - Что вы от меня хотите?
        - Подержите меня в тюрьме, пока не приедут Тринити и мой дядя.
        - Но если Блейзер прикажет мне вас повесить...
        - Судья повесить меня не может. Только вы.
        - А если у Тринити не окажется доказательств?
        - Они у него уже есть. Ему просто нужно день или два, чтобы доставить их сюда. Если не верите мне, отправляйтесь на «Демон-Ди» и спросите у Уорда Болдуина.
        Это имя, казалось, убедило шерифа.
        - Вам повезло. Судья сейчас в отъезде, в Остине. Я подержу вас здесь, пока он не вернется. Но к тому времени хорошо бы, чтобы ваши представители были здесь. Иначе я умываю руки.
        - Отныне вы отвечаете за все, что со мной произойдет.
        - Ладно. Сначала я должен раздобыть вам какую-нибудь одежду. Если дамы этого города узнают, что я содержу в тюрьме женщину, одетую так, как вы, я лишусь работы в течение десяти минут.
        Спустя несколько минут Виктория, одетая в рубашку и брюки, слишком большие для нее, растянулась на койке в той самой камере, из которой пять лет назад наблюдала, как под окном строят для нее эшафот. Она никогда не думала, что будет счастлива вновь оказаться в тюрьме, но именно здесь она почувствовала себя в безопасности. Или Уорд, или Тринити скоро узнают, где она. Ей даже не нужно заботиться о том, чтобы их известить. Увидев Дьябло, охраняющего задворки тюрьмы, Уорд скоро сообразит, где она.
        - Ты глупец! - Майра яростно уставилась на сына. - Втроем не смогли поймать одну девушку.
        Майра Уинслоу Блейзер была поразительной красавицей, даже в глазах собственного сына. Черты ее лица были классически совершенны, а сильный характер, не давал этой красоте стать пресной. Хотя ей было под сорок, ее волосы цвета черного дерева выглядели как роскошный шелк. Они были такими пышными и длинными, что служанке каждый день требовалось не менее получаса, чтобы их расчесать и собрать в высокий узел на макушке. У нее были безупречная кожа и сочный рот, а глаза принимали разный цвет, в зависимости от ее настроения.
        В красоте Майры была некая вневременность, а сила ее личности всегда позволяла ей подчинять себе даже самых сильных мужчин.
        Обладая значительным собственным состоянием, она стала еще богаче, выйдя семь лет назад за судью Блейзера.
        Она держала в Сан-Антонио портниху с двумя помощницами, которые круглосуточно трудились, создавая ей наряды по последним парижским фасонам. Драгоценностей, украшавших ее шею, руки, волосы и грудь, хватило бы на королевский выкуп. Дом, который судья построил для нее, был потрясающим даже по техасским меркам, а ее спальня не посрамила бы и Вандербильтов. В этой великолепной комнате доминировала кровать с шелковым балдахином в стиле Людовика Шестнадцатого. Обстановку дополняли обюссонский ковер, занавеси алого шелка и позолоченная мебель с бархатной обивкой.
        - Повторяю тебе, я никогда не видел, чтобы конь двигался так быстро, - настаивал Керби.
        - Как вы могли позволить ей добраться до коня?
        - Не мог же я просто ворваться в дом. Он мог находиться внутри и был бы вправе просто меня пристрелить. Наверное, она нас заметила и выбежала с заднего хода, когда мы входили в парадный. Мы думали, что она у нас в руках, но этот конь перепрыгнул через барьеры, словно у него крылья.
        - Хватит разговоров о чудо-коне. Вы не справились с простейшей работой. Теперь мне нужно будет придумывать что-то еще.
        - Почему тебе было так важно увидеть Викторию? Ты никогда ее особенно не любила, - спросил Керби.
        - Потому, идиот, что если Виктория возвращается, то лишь для того, чтобы доказать, что она не убивала Джеба.
        - Но ты никогда не считала, что это сделала она.
        - Знаю, но пока судья был убежден, что убийца она, было совершенно не важно, что я говорю. А теперь все изменится.
        - Не понимаю. Если она сможет доказать, что не делала этого, ты должна быть только рада.
        - Если она не убивала, глупенький и наивный мальчишка, это значит, что убил кто-то другой.
        - Ну и что?
        - А то, что от смерти Джеба больше всего выигрываем я и ты. У нас самый серьезный мотив. И даже если они не найдут никаких улик, судья не сможет не задуматься. Он может даже решить развестись со мной. Этого я допустить не могу.
        - Но у нас же есть алиби.
        - Мы могли нанять кого-нибудь еще.
        - Но мы не убивали Джеба.
        - Кажется, и Виктория этого не делала, но ее все равно приговорили.
        - Ты хочешь сказать, что нас могут приговорить без всяких доказательств?
        - Именно это я и хочу сказать.
        - Так что было бы хорошего, если бы мы привезли Викторию сюда?
        - Если она не расскажет свою историю, все останется как есть.
        - Но зачем ей молчать?
        - Я и не думаю, что она промолчит. Зачем иначе она покинула Аризону?
        - Тогда что ты собираешься сделать?
        - Мы должны устроить так, чтобы это не могло случиться.
        - Но ты же не имеешь в виду...
        - Именно это я и имею в виду.
        Это была жалкая гостиница в паршивеньком городишке. Впрочем, Тринити другого и не ожидал.
        Жара была удушающей. Она нависла над городком гигантским куполом, притягивая солнечные лучи, отражая малейший ветерок с реки и превращая в пар ничтожные капли дождя, осмеливающиеся упасть. У коновязи стоял конь, слишком обессилевший от жары, чтобы отогнать мух, жужжавших у его головы. Тощий пес дремал в тени полусломанной скамейки.
        Тринити такие местечки ненавидел, но он и не собирался здесь долго задерживаться. Он приехал отыскать Чока Джиллета.
        В гостинице у регистрационной стойки никого не было. В ответ на пинок пыльным сапогом по стойке появилась на редкость некрасивая женщина с растрепанными седыми волосами в выцветшем платье.
        - Я разыскиваю Чока Джиллета, - произнес Тринити. - Мне сказали, что вы знаете, где его найти.
        - Может, и знаю. А что я буду с этого иметь?
        Глаза ее оживились от хитрости и алчности.
        - Доллар.
        - За доллар я и с дьяволом говорить не стану.
        - А как насчет десяти долларов?
        - Он очень сильно вам нужен?
        - Достаточно, чтобы заплатить за информацию о нем. - Она протянула костлявую руку за деньгами. - Но недостаточно, чтобы заплатить больше пяти долларов до и пяти долларов после.
        Она смерила его ненавидящим взглядом:
        - Откуда мне знать, что вы вернетесь?
        - А откуда мне знать, что вы знаете, где он находится?
        - Это все знают. Он живет здесь много лет.

~ В таком случае я спрошу кого-нибудь подешевле. Женщина выскочила из-за стойки, чтобы помешать ему покинуть гостиницу.
        - Давай мне пятерку, и я все тебе расскажу, - Тринити передал ей купюру, которую она тщательно осмотрела. - Обещаешь, что отдашь мне остальное, прежде чем уедешь из города?
        - Если расскажешь еще, нет ли у него запасного пути отхода.
        Старуха подозрительно посмотрела на него и захихикала.
        - А ты хитрый. Он живет в доме как раз за пределами города. Вообще-то это хижина, но он требует, чтобы ее называли домом. Спиной она упирается в высохший ручей, сплошь заросший ивами и мескитом. Если он видит, что спереди к дому приближается кто-то, кому он не доверяет, он прыгает в этот ручей и через минуту оказывается на холмах. Там же сзади он держит коня.
        Тринити отдал вторую купюру.
        - Что-нибудь еще мне следует знать?
        - Его хижина напичкана оружием. Когда он одевается, сует револьвер в рукав. И еще держит в сапоге нож.
        - Откуда ты все это знаешь?
        - Он очень любит женское общество. Как раз сейчас у него Дора.
        Тринити шагнул поближе к женщине и сказал тихо и решительно:
        - Если ты солгала мне хоть в едином слове, я вернусь за своими деньгами. И тогда сожгу эту кучу мусора вместе с тобой.
        Тринити расслабился в тени хлопкового дерева на краю ивовой кущи. Неподалеку низенький пестрый пони жевал овес из открытого мешка. Рядом стояла бочка, наполненная на треть тепловатой водой. Чок не скупился на предосторожности.
        Как и Тринити. Он отпустил подпругу седла, так что оно едва держалось на спине пони. И стреножил его. Если Чок решит податься в бега, ему придется делать это пешком. Он посмотрел на часы. Через пару минут Бен должен был подойти к переднему входу в дом. Скоро его охота закончится.
        Вся эта история заняла больше времени, чем рассчитывал Тринити. Когда он явился в Увальде, его там ждало сообщение от Бена, приглашавшее его приехать в Санта-Лусинду. Это потребовало еще одного дня езды. Он собирался пуститься в обратный путь уже сегодня вечером, но пройдет еще два дня, прежде чем он доберется до «Демон-Ди».
        Звук шагов заставил Тринити вскочить на ноги. Бен играл роль техасского шерифа, надев принадлежащую Тринити бляху помощника. Он ожидал, что Чок появится у сухого ручья через тридцать секунд после того, как Бен постучит в дверь. Чок проделал этот путь за двадцать.
        - Я подрезал подпругу, - объявил Тринити, когда Чок вместе с седлом свалился кучей на песок. - И еще я его стреножил.
        - Кто ты, черт побери, такой? - возмутился Чок.
        Это был очень некрасивый мужчина, на два дюйма ниже ростом, чем Тринити, располневший, небритый и давно не мывшийся. Он смотрел на Тринити с испугом и какой-то полубезумной отвагой, отвагой человека, которому в жизни везло и который поэтому не верит, что с ним может случиться что-нибудь очень плохое. На нем были только штаны и сапоги. По крайней мере револьвер ему спрятать было негде.
        - Меня зовут Тринити Смит. Я приехал забрать тебя обратно в Бандеру, чтобы ты мог свидетельствовать, что Виктория Блейзер не убивала своего мужа.
        Чок рванулся прочь, но Тринити его перехватил. Мышцы Чока давно заплыли жиром, так что Тринити не составило труда его скрутить.
        - Ты сошел с ума, - задыхаясь, выговорил Чок, когда Тринити поднял его с песка. - Меня убьют, если я снова приближусь к этому месту.
        - Я гарантирую тебе безопасность. И я позабочусь, чтобы ты потом смог уехать куда захочешь.
        - Ты не сможешь гарантировать мне защиту от дьявола.
        - Ты знаешь, кто убил Джеба?
        - Нет. Но я знаю человека, который нанял убийцу.
        - Скажи мне его имя. Или я выбью его из тебя.
        - Я его не знаю. Я видел его только дважды. Но если б и знал... ты можешь избить меня до полусмерти, я все равно бы его не назвал.
        - Тогда, полагаю, мне остается только доставить тебя в Бандеру.
        - Я поклянусь, что это сделала Виктория.
        - А я представлю Дору, которая поклянется, что ты говорил ей, будто Виктория этого не делала.
        Это был выстрел наудачу. Реакция Чока убедила его, что он угадал верно.
        Рука Чока рванулась к сапогу, и в ней оказался нож с шестидюймовым лезвием. Он застал Тринити врасплох, и они оба покатились по песку. Только превосходящая сила Тринити помешала ножу вонзиться в его горло.
        Он ударил запястье Чока о камень, и нож вылетел из его руки.
        - Черт побери! - воскликнул Чок. - Ты сломал мне запястье.
        - Если бы мне не нужно было твое свидетельство, я бы тебя убил! - прорычал Тринити.
        - Я никогда не стану свидетельствовать.
        - Тогда, полагаю, мы подождем здесь, пока ты не переменишь свое решение.
        - Но мне нужно к доктору. Ты, наверное, раздробил мне кость.
        Тринити быстро оценил характер Чока. Полагаться на то, что этот тип расскажет правду, было нельзя. Он будет делать то, что сочтет наиболее для себя выгодным. Если Тринити попытается отвезти его в Бандеру - даже если до этого отведет его к врачу, - придется задержаться в пути вдвое дольше, чем он рассчитывал.
        - Я заключу с тобой сделку, - сказал Тринити. - Если ты согласишься поклясться перед судьей, что видел, как Виктория уже отошла от Джеба Блейзера в тот момент, как его убили, я отвезу тебя к врачу.
        - Я не стану говорить ни с каким чертовым судьей. Я хочу врача. - Он катался по песку, и запястье его висело под странным углом.
        - По-моему требуется равный обмен.
        - Провались в ад! - вопил Чок.
        - Это звучит не слишком примирительно, - задумчиво произнес Бен, приближаясь к ним.
        - Он говорит, что не поедет в Техас и не станет свидетельствовать в суде. Я предложил ему сделать заявление перед здешним судьей, но он отказался. Выходит, что нам остается отвезти его назад, как он есть.
        Бен почесал в затылке.
        - Наверное, тебе надо будет привязать его к лошади. И конечно, связать ему руки. Нельзя же допустить, чтобы он схватился за револьвер. - Бен осмотрел запястье Чока. - Может, оно будет и к лучшему. Держи запястье попрямее. Оно, на мой взгляд, малость кривое.
        Чок протянул к нему руку и застонал.
        - Если ты оседлаешь его пони, Бен, я поставлю его на ноги. Я хочу отправиться в дорогу прямо сейчас. Нам предстоит долгий путь.
        - Я не поеду! - завизжал Чок. - Мое запястье нужно поставить на место сейчас.
        - Пусть это тебя не тревожит, - утешил его Бен. - Если оно срастется неправильно, его будет очень легко снова сломать.
        Чок заорал, когда они взгромоздили его в седло.
        - Ну, ты сам виноват, - без всякого сочувствия произнес Бен. - Я говорил тебе, что если придется сажать тебя на лошадь, будет только хуже.
        Когда Тринити связал Чоку руки, тот завопил еще сильнее.
        - У тебя есть выбор: поговорить здесь с судьей и сегодня же попасть к врачу или поехать обратно в Бандеру и поговорить с судьей там. У тебя есть пять минут на раздумье.
        - Ты... проклятый... сукин сын... - выругался Чок. - Я убью тебя.
        - Не убьешь, если не вправишь свое запястье, - раздумчиво подсказал Бен. - Может, ты вообще не сможешь держать револьвер, не то что стрелять из него.
        - Как мне дальше жить? - возмутился Чок. - Если я заговорю, я больше не получу денег.
        Глава 23
        Тринити хотелось придушить его прямо на месте. Значит, Чок все время получал деньги за молчание. Он шантажировал убийцу. Викторию приговорили к смерти, чтобы этот комок слизи мог до конца жизни наслаждаться бездельем.
        - Кто убил Джеба? - требовательно спросил он негодяя.
        - Я уже сказал, что не знаю.
        - Думаю, нам надо сломать ему и второе запястье, - покачал головой Бен. - Просто позор, что они не соответствуют друг другу.
        - Вы меня не испугаете.
        - Скажи мне, кто убил Джеба, и мы не будем даже пытаться.
        - Я вам не сказал бы, даже если бы знал.
        Они сели верхом и поехали вниз по сухому руслу. Первый же шаг пони заставил Чока покачнуться в седле, что натянуло веревки на его запястьях. Чок завопил.
        - Скажи мне, кто убил Джеба, и я развяжу тебе руки.
        - Я не знаю.
        - Думаешь, мы поверим, будто кто-то платит тебе деньги все эти годы, чтобы ты молчал насчет убийства, а ты даже не знаешь, кто это?
        - Но это правда. Я не видел, кто это. Со мной говорили из кустов. Они сказали мне убираться прочь и никогда не возвращаться, если хочу остаться в живых.
        - Голос был мужской или женский?
        - Не могу сказать. Говорили свистящим шепотом.
        - Как ты получал деньги? - поинтересовался Бен.
        - Они просто начали приходить.
        - Как они узнали, где ты?
        - Наверное, также, как и вы. Они выехали из оврага наверх.
        - Сколько?
        - Не особенно много. Около пяти сотен в год.
        - Почему тебя не убили, вместо того чтобы платить?
        - Они не могли тогда. Там было полно людей.
        - А позднее?
        - Не знаю. Может, они посчитали, что если меня найдут мертвым, то поверят рассказу Виктории.
        - Почему шериф не разыскивал тебя? Ведь Виктория сказала, что ты там был.
        - Я уже получил свое жалованье и убрался. Некоторые видели, как я уезжал. Я вернулся только потому, что кое-что забыл. Может, они решили, будто Виктория назвала меня, считая, что они не смогут меня найти и опровергнуть ее слова.
        - Это самая глупая история, какую я слышал в жизни, - покачал головой Бен.
        - Но достаточно глупая, чтобы быть правдой, - признался Тринити. - Ближайший судья находится в тридцати милях отсюда. Ты поклянешься, что расскажешь ему все, что сейчас наговорил, и я отвезу тебя к доктору.
        - А если они потом явятся за мной?
        - Отправляйся в Аризонскую пустыню, - предложил Бен. - Я слышал, что это идеальное место для людей с избыточным весом.
        - Я не знал, что ты хотел получить разрешение на отсрочку казни, - произнес Бен, когда они покидали дом судьи.
        - И я не знал. Но когда он это предложил, я понял, что именно это может понадобиться. Судья Блейзер взбесится до чертиков.
        - Ты едешь прямо сейчас?
        - Да, и буду ехать всю ночь. Ты со мной?
        - На этот раз нет. Я поеду помедленней. Для меня все это было слишком быстро.
        - Ты вспоминаешь еще Калифорнию?
        - Нет, - ухмыльнулся Бен, - но я думаю, не продать ли мне все и не начать ли работать на кого-нибудь. Я устал добывать себе пропитание.
        - Ты ведь знаешь, что для тебя всегда есть место на «Демон-Ди».
        - А сколько ты будешь платить?
        - Ничего, кроме еды и спального места, пока не налажу дело.
        - Вроде бы мне подходит.
        - Если меня там не будет, скажешь Уорду, чтобы устроил тебя. - Тринити схватил товарища за руку и крепко ее пожал. - Спасибо, Бен. Я твой должник.
        - Ты мой должник два или три раза, но я соглашусь на то, чтобы одного из детишек назвали в мою честь.
        У Тринити был такой удивленный вид, что Бен расхохотался.
        - Да у тебя это написано на лице с той минуты, как я застал вас двоих в моей хижине. Ты без ума от этой женщины и не придешь в себя, пока не женишься на ней. А теперь в дорогу.
        - Если меня не будет на ранчо, значит, я в Бандере! - крикнул Тринити, растворяясь в сгущающихся сумерках.
        - А теперь найдем тебе доктора, - обратился Бен к Чоку. - И будем надеяться, что он лечит не только животных.
        Хриплый шепот разбудил Викторию.
        - Виктория!
        Шепот шел из окна. Она подняла глаза, но утро еще не наступило и за окном было совсем темно. Она села на койке и подождала несколько мгновений, пока не проснется окончательно. Затем она подтянула койку к окну и взобралась на нее. Снизу на нее смотрело запрокинутое лицо Уорда.
        - Слава Богу, с вами все в порядке, - промолвил старик. - Я боялся, что никогда больше вас не увижу.
        - Как вы меня нашли?
        - Я могу дойти по следам Дьябло куда угодно, даже при лунном свете. Он в этих краях единственный неподкованный конь. Я был развязан, когда пришел в себя. Это сделали вы?
        Виктория кивнула.
        - Я так и думал. Тринити говорил, что вы сообразительная.
        Благодарная за комплимент, Виктория покраснела.
        - Что вы здесь делаете? Кто меня оглушил?
        - Керби Блейзер.
        - Вы только держитесь. Я вытащу вас оттуда за пять минут.
        - Керби не привозил меня сюда, - объяснила Виктория. - Он и несколько его друзей пытались меня похитить. Я сама приехала сюда. Тринити велел мне так сделать. Он сказал, что если кто-нибудь меня найдет, здесь будет самое безопасное место.
        - Он убьет меня, когда узнает, что произошло.
        - Он разозлится на вас за то, что вас одолели три человека?
        - Скорее, трое мальчишек. Там, где дело касается вас, он разозлится, что я не справился с целой армией. Я был беспечен. Мне следовало спать в доме.
        - Вы спали в сарае, потому что вы джентльмен. Я ему так и скажу.
        - Буду признателен, если вы это сделаете.
        - Я обязательно расскажу Тринити, что вы за два часа разыскали меня и Дьябло.
        - Как вы сюда попали? Какое-то время я думал, что вы попробовали проскакать на этом бешеном коне, но когда добрался сюда, с облегчением увидел, что на нем нет седла. Как вообще он выбрался наружу? Я помню, что запер его в стойле.
        - Я скакала на нем без седла. И он мчится как ветер. Керби и его дружки загнали меня в угол, но Дьябло буквально пролетел мимо них.
        - Вы скакали без седла? - недоверчиво спросил Уорд.
        - Это был мой единственный шанс. Один из них увидел, как я выбежала из дома.
        - Теперь он точно меня убьет, и я не буду сопротивляться, потому что действительно это заслужил.
        - Нет, не убьет. Я в безопасности и еще узнала, что Майра что-то затевает. Не знаю что, но я ей не доверяю. И теперь мы знаем, что Дьябло - самый быстрый конь в Техасе.
        - Тринити заявит, что все это можно было бы узнать, сохраняя вас в безопасности на ранчо.
        - Может быть, но после всех неприятностей, в которые он меня втравил, он не может никого ругать.
        - Надеюсь, что вы скажете ему и это.
        - Скажу. А теперь заберите Дьябло домой. Я не удивлюсь, если кто-нибудь попытается его украсть.
        - Не попытается, если хочет остаться в живых.
        Виктория проснулась от звука ссорящихся сердитых голосов.
        - Откройте эту дверь немедленно. Поверить не могу, что вы держите ее в этой жалкой и мерзкой дыре, не сообщив мне.
        Виктория едва могла поверить своим глазам, увидев Майру Блейзер. Солнце только-только поднялось на небосклоне, а Майра редко покидала свою спальню ранее, десяти часов. Злосчастный шериф плелся за ней. Лицо его было наполовину покрыто мыльной пеной: она явно застала его за бритьем. Он бормотал на ходу извинения и настаивал, что ни в чем не виноват.
        - А чья, я вас спрашиваю, может быть вина, если член семьи Блейзер безвинно заключен в тюрьму? Откройте эту дверь немедленно! Бедное дитя! Я явилась сюда в ту же минуту, как узнала, что ты здесь.
        Как только шериф отпер камеру, Майра оттолкнула его, величественно в нее проследовала и заключила Викторию в объятия.
        Виктория почувствовала себя очень неловко. Стройная фигурка Майры и ее фарфоровое совершенство всегда заставляли Викторию ощущать себя громоздкой и неуклюжей.
        Майра выпустила Викторию из рук и отступила на шаг, чтобы лучше ее рассмотреть.
        - Полагаю, что у тебя есть объяснение твоему чудовищному наряду.
        Виктория была ошеломлена. Майра всегда умела выставить ее глупенькой девчонкой.
        - Трое мальчишек пытались среди ночи меня похитить.
        - Милостивые небеса! Неужели снова? Ты хоть разглядела, кто это был?
        - Керби.
        Лицо Майры волшебным образом просветлело.
        - Ах, этот негодник! Я послала его привезти тебя в «Тамблинг-Ти», - объяснила она. - Я не могла вынести того, что ты находишься в этом запущенном доме в обществе одного старика.
        - Тогда почему они не приехали днем? - требовательно спросила Виктория. - И зачем оглушили Уорда и связали его?
        - Просто глупое мальчишеское озорство и желание выглядеть героями, - умиротворяющим тоном проговорила Майра. - Ты же знаешь: спасти красавицу принцессу из заточения. Все эти юноши до сих пор говорят о твоем спасении из тюрьмы пять лет назад. Они просто преклоняются перед этим твоим Баком.
        Ее объяснение выглядело разумным.
        - Почему же ты собиралась дать денег Тринити?
        - Но ведь, наверное, трудно было доставить тебя сюда из Аризоны. Мужчине нужно заплатить за его работу.
        - Тринити никогда не принял бы за меня деньги. Он не охотник за вознаграждением.
        - Ты должна меня простить. Я уезжала, когда он приходил. Я не знала. Я никогда не стала бы его оскорблять. Я, естественно, подумала, что он захочет денег.
        Страхи Виктории рассеялись, и гнев поутих.
        - Что ж, Керби не стоило так поступать. Он напугал меня до полусмерти. Сомневаюсь, что и Уорд испытывает к нему добрые чувства.
        - Я с ним поговорю, - пообещала Майра. - Он не должен был пугать тебя, - вздохнула она. - Так трудно воспитывать мальчика без отца. Он вечно стремится что-нибудь доказать.
        Виктория почувствовала смущение, что вообще упомянула о шалости Керби. Как это всегда получалось у Майры, что даже когда она обвиняла кого-то другого, виноватой чувствовала себя Виктория?
        - А теперь, когда мы разъяснили это маленькое недоразумение, дай мне как следует тебя разглядеть, - промолвила Майра, явно выбросив из головы все мысли о попытке похищения Виктории, как будто ее и не было. Она подвергла Викторию тщательному осмотру. - Ты стала необыкновенно красивой женщиной.
        - Но никогда не стану такой красивой, как вы, - откликнулась та.
        - Поверить не могу, что ты вернулась в Бандеру, после того как здесь так чудовищно с тобой обошлись. Тебе стоило бы видеть мое лицо, когда Керби сообщил мне, что ты в бандерской тюрьме.
        В этот момент Керби как раз вошел в тюрьму и остановился за своей матерью. Теперь, когда Виктория смогла толком его рассмотреть, она увидела, что он вырос в очень красивого молодого человека, почти такого же красивого, как его мать. Однако вид у него был растерянный и пришибленный, и он явно не знал, что ему говорить и делать. Он просто стоял и смотрел на Викторию, словно его мысли парализовало. Она же надеялась, что Майра хорошенько отругает его за бездумную проказу.
        - Ты должна сию же минуту покинуть это жуткое место, - продолжала Майра. - Я содрогаюсь при мысли, что ты остаешься здесь, когда твоя комната в нашем доме все эти годы стоит пустая.
        - Я никоим образом не могла приехать на ваше ранчо, - наконец обрела дар речи Виктория. - Судья никогда бы этого не позволил.
        - Он ничего не узнает. Я оставила его в Остине.
        - Мне необходимо оставаться здесь, - сказала Виктория. - Тринити отправился на поиски Чока Джиллета. Он сказал, что после того, как будет доказано, что я не убивала Джеба, настоящий убийца попытается меня убить. Находиться в тюрьме для меня будет безопаснее всего.
        - Как ужасно! - покачала головой Майра. - Ты должна мне рассказать, есть ли у тебя хоть какое-то представление о том, кто мог быть этим убийцей. Я позабочусь, чтобы шериф немедленно его арестовал.
        - Я думала об этом пять лет, но так и не могу догадаться, кому понадобилось убивать Джеба.
        - Но тебе не нужно иметь твердые доказательства, - настаивала Майра. - Просто скажи мне, кого ты подозреваешь.
        - У меня нет даже подозрений.
        - А у Тринити Смита они есть?
        - Нет. Его волнует только, как найти Чока.
        - Но это может занять дни, а то и недели, - покачала головой Майра. - Ты же не думаешь оставаться здесь все это время.
        - Я не хочу оставаться здесь и одной ночи, но Тринити сказал, что вернется через пару дней. А он всегда делает то, что обещает.
        - Ты очень высокого мнения об этом Тринити, не так ли? - заметила Майра.
        Предположение, что она может быть больше обычного заинтересована в Тринити, настолько смутило Викторию, что она не обратила внимания на небольшую перемену в тоне Майры.
        - Конечно, глупо, когда на тебя производит сильное впечатление человек, везущий тебя на виселицу, но Тринити - человек необычный. Он обещал доказать, что я не убивала Джеба, и сделает это.
        - Что ж, я искренне рада это слышать, - объявила Майра. - Я всегда настаивала, что ты не могла убить Джеба. А теперь позволь мне отвезти тебя домой.
        - Большое спасибо, но я не могу.
        - Тогда, если не хочешь думать о себе, подумай обо мне. Как мне вынести позор того, что моя невестка находится в тюрьме?
        - Вы уже выдержали это один раз, - без обиняков произнесла Виктория, и глаза Майры стали жесткими и непроницаемыми, как агат.
        Майра явно была в ярости. Виктория знала, что та привыкла добиваться своего даже в мелочах, но не отступила. Она могла бы пойти на это, если бы не история с ночным появлением на ранчо Керби, Вид у него был напуганный, как будто он каждую минуту ждал наказания.
        - Полагаю, ты знаешь, что я никогда тебе этого не прощу, - объявила Майра в самой своей величественной манере. - Это унизительно.
        - Мне очень-очень жаль.
        - По крайней мере позволь мне привезти тебе какую-нибудь приличную еду, - сказала Майра, слегка смягчаясь.
        - Я буду этому очень рада, - ответила Виктория, благодарная Майре за заботу. - Вы представить себе не можете, что мне пришлось есть последние несколько недель.
        - Не рассказывай, - откликнулась Майра, картинно содрогаясь. - Это наверняка испортит мне аппетит. Я немедленно пошлю за моей кухаркой. Ты абсолютно уверена, что не поедешь со мной?
        - Я действительно не могу, - с сожалением проговорила Виктория, надеясь, что Майра не станет повторять приглашение. Ей безумно хотелось согласиться. Мысль об удобной постели, горячей ванне и возможности сбежать от тяжелого запаха камеры почти подорвала ее решимость.
        - Очень плохо, что ты не едешь со мной, но я позабочусь, чтобы тебе было удобнее, - пообещала Майра.
        - Привет, Керби, - сказала Виктория юноше, прежде чем он успел последовать за матерью из тюрьмы. - Ты вырос за эти годы. Бьюсь об заклад, девушки рады, когда ты наезжаешь в город.
        - По-моему, гадко, что ты должна оставаться в тюрьме, - на ходу выдавил он из себя и заторопился за матерью.
        Виктория не помнила, чтобы он был таким робким. Майра, видимо, держала его у своих юбок. Она была женщиной властной и собственницей. Может быть, когда она выйдет из тюрьмы, она пригласит его погостить у них с Тринити. Это даст ему шанс выйти из-под власти мамочки и приобрести немного уверенности в себе.
        Виктория не могла не улыбнуться своим мыслям. То-то удивится Тринити, что она не только решила выйти за него замуж и поселиться на «Демон-Ди», но и уже составляет список гостей, которых туда пригласит. Но она знала, что возражать он не станет. И вообще, это позволит ему отвлечься от мыслей о Куини.
        Виктория сонно зевнула, когда шериф Спраг прервал ее дневной сон. Казалось, все сговорились помешать ее отдыху.
        - К вам посетитель. Говорит, что он адвокат и его нанял ваш дядя.
        Виктория с любопытством уставилась на вошедшего мужчину. Он выглядел слишком молодым для адвоката. Чисто выбритый, на темном костюме и сапогах ни пылинки, хотя летом Бандера утопала в пыли.
        В свою очередь, молодой человек удивленно рассматривал камеру Виктории. Она совершенно преобразилась.
        Почти все пространство теперь занимала медная кровать, на которой возвышалась перина. Вдоль стены громоздились ящики с платьями пятилетней давности. Между кроватью и ящиками оставался лишь узенький проход. Толстый ковер покрывал пол, а на окнах пузырились от ветерка прозрачные занавески. На маленьком столике разместились лампа, кувшин и тазик. Около кровати стояли блюда с остатками еды. Шериф поторопился их убрать.
        - Шериф Спраг сообщил мне, что вы решили остаться в тюрьме, - сказал мужчина. - Признаюсь, что до этой минуты я не понимал подобного желания. Наверное, так выглядит турецкий гарем.
        Виктория усмехнулась:
        - Это попытка моей бывшей свекрови успокоить совесть. - Она протянула руку: - Я Виктория Дэвидж.
        - Дэвид Вулридж к вашим услугам, - произнес он, отвешивая церемонный поклон.
        - Садитесь, пожалуйста. - Виктория снова хмыкнула. - Только не нужно больше поклонов и замечаний о гаремах.
        Вулридж уселся на стул, втиснутый в узкое пространство между столом и ящиками.
        - Как поживает дядя? И как чувствует себя Бак?
        - Не знаю. Он связался телеграммой с нашей главной конторой в Остине. Я живу в Сан-Антонио, поэтому мне поручили заняться вашим делом.
        - Что вы сделали?
        - Пока немного. Я нахожусь здесь всего несколько дней, но самым важным мне казалось остановить исполнение приговора. Когда мы добьемся этого, у меня появится время подробно изучить дело.
        Виктория затаила дыхание.
        - В деле есть ряд нарушений. Едва ли не самым большим из которых является то, что председателем на суде был отец убитого.
        - Вы добились отсрочки? - нетерпеливо осведомилась Виктория.
        - Моя контора известила меня, что приказ был подписан.
        Виктория от облегчения ощутила слабость в коленях.
        - Через день-два я получу официальные бумаги. Так что вам нет никакого резона находиться в камере.
        Виктория была счастлива узнать, что тень виселицы больше не нависает над ее головой, но ее огорчило, что люди, с которыми ей больше всего хотелось разделить эту радость - Тринити, дядя, Бак, работники ранчо, - были далеко.
        - Думаю, что до возвращения Тринити я останусь здесь.
        - Но в этом нет необходимости. Вам не грозит никакая опасность.
        Однако Виктория не была в этом уверена. Она не знала, что сделает настоящий убийца, и была бы рада, чтобы об этом позаботился Тринити.
        - Тем не менее я останусь здесь.
        Мистер Вулридж обвел взглядом камеру и улыбнулся.
        - Возможно, вам здесь будет гораздо комфортабельнее, чем мне в гостинице. - Вулридж встал. - Как я понимаю, прошедшая ночь была богата событиями, так что оставляю вас отдыхать. Мне жаль, что вы не поставили меня в известность, когда приехали сюда.
        - Я не знала, что вы здесь, - откликнулась Виктория.
        - Представитель Пинкертона приедет сюда на днях. Он, наверное, захочет с вами поговорить.
        - Вы знаете, где меня найти.
        Керби проскочил мимо шерифа Спрага и замер напротив камеры Виктории. Она лежала на постели, и тело ее сводили судороги.
        - Что с ней случилось? - потребовал Керби ответа у шерифа, не отводя ошеломленного взгляда от Виктории.
        - Не знаю, - ответил шериф испуганно. - Ей стало плохо несколько минут назад. Она непрерывно стонет. Каждый раз, когда я спрашиваю ее, что с ней, она лишь громче стонет и ее рвет. Что мне делать?
        - Вы послали за доктором?
        - Он в отъезде.
        - Я приведу маму.
        Глава 24
        Тринити был зол на Уорда, на Керби Блейзера, на шерифа Спрага и на себя. Особенно раздражал его Чок Джиллет.
        Из-за него он отсутствовал слишком долго, и Виктория оказалась в бандерской тюрьме.
        Городок Бандера был разделен на кварталы. Мексиканцы облюбовали южную часть с салунами и данс-холлами, которые посещали в основном игроки, ковбои и сомнительные личности. Коммерческий квартал лежал к северу, вдоль главной улицы. За ним располагались дома крупных торговцев, видных горожан и богатых скотоводов.
        Тюрьма находилась как раз на линии, разделяющей торговцев и владельцев салунов.
        Тринити еще больше рассердился, когда вошел внутрь и никого не нашел. Викторию нельзя было оставлять без охраны ни на минуту. Чем скорее Уайли Спраг это поймет, тем лучше. Тринити направился в глубь тюрьмы, туда, где были расположены камеры.
        Дверь камеры была открыта нараспашку. Шериф был не дурак. Позволить Виктории вести себя в тюрьме как хочет, создать в камере хорошие условия - это была хорошая страховка на будущее. Никто не сможет его упрекнуть, что он не обращался с невинной женщиной со всей возможной обходительностью.
        Однако камера была пуста. Черт побери, это зашло слишком далеко. Зачем держать Викторию в тюрьме, если она могла гулять по Бандере? Там она не была защищена.
        У выхода Тринити чуть не столкнулся с шерифом Спрагом.
        - Что ж ты за размазня, шериф, если позволяешь пленникам разгуливать по городу? - проворчал Тринити. - Где она, черт возьми?
        Шериф открыл рот, но смог выдавить из себя лишь несколько невнятных слов.
        - Ну, говори же, парень. У меня в кармане признание Джиллета и ордер на отсрочку казни. Она свободная женщина. Впервые за пять лет она может отправляться куда хочет и делать все, что ей вздумается.
        - О-она в г-гостинице, - пролепетал шериф.
        - Почему ты отпустил ее туда?
        - Она больна. Майра Блейзер поместила ее в свою комнату.
        - Что с ней? У нее что, несварение желудка от той бурды, которой здесь кормят?
        - Майра не знает, что с ней.
        Тринити никогда не испытывал особого уважения к шерифу Спрагу, но до него наконец дошло, что шериф просто в панике.
        - Что случилось? Чем ты ее накормил?
        - Ничем. Она получала еду из гостиницы.
        Страх, такой, какого Тринити никогда не знал, скрутил ему внутренности в болезненный узел. Он схватил Спрага за рубашку и встряхнул так, что у того отлетели пуговицы и полопались швы.
        - Что с ней не так? Говори, проклятый, жалкий трус.
        - Я не знаю. Ей стало плохо минут тридцать назад.
        - Что ты для нее сделал?
        - Я не знал, что делать. Поэтому я послал за Керби.
        - Но сейчас с ней все в порядке? Ей лучше?
        - Она умирает.
        С нечеловеческим воплем, в котором смешались отчаяние и ярость, Тринити схватил шерифа и выбросил его через окно на улицу.
        А затем он помчался по улице как одержимый.
        - Я не знаю, что делать, - ломая руки, говорила Майра доктору Раундтри. - Она ни на что не реагирует.
        Виктория неподвижно лежала на постели Майры в гостинице. Она была бледна и при этом вся горела. Дышала она часто и неровно.
        - У нее не было сердечных болезней? Случались подобные приступы раньше?
        - Я не знаю, - промолвила Майра. - Она моя невестка, но последние пять лет она жила в Аризоне. Право, я очень мало знаю о ней. Керби, она когда-нибудь упоминала при тебе, что у нее больное сердце?
        Керби стоял, застыв, как статуя, явно настолько потрясенный происходящим, что не мог ответить матери.
        - Боже, как я хотела бы, чтобы судья был здесь! - продолжала стенать Майра, нервно крутя на пальце кольцо с бриллиантом. - Он и ее отец были давние друзья. Он может знать что-то о ее здоровье.
        - Я боюсь ее лечить, ничего о ней не зная, - покачал головой доктор Раундтри. - Так легко можно прописать неправильное лекарство.
        - Но вы должны сделать что-то, - настаивала Майра. - Вы не можете просто позволить ей умереть.
        Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался запыленный незнакомец с безумным взглядом. Не обращая ни на кого внимания - а все смотрели на него как на привидение, - он промчался по комнате и упал на колени перед постелью. Схватив вялую руку Виктории, он прижался к ней губами. Широко открытыми испуганными глазами он вглядывался в ее мертвенную бледность.
        - Как вы смеете врываться в частные апартаменты?! - закричала Майра. - Отпустите руку моей невестки и убирайтесь вон!
        Незнакомец перевел глаза на доктора.
        - Что с ней?
        - Я не знаю, - ответил доктор. - Никто не может мне объяснить, что стало причиной этого приступа.
        - Я требую, чтобы вы немедленно нас покинули, - повторила Майра, лицо ее потемнело от злости. - Или я позову шерифа.
        - Что вы для нее сделали?
        - Ничего. Я не знаю, с чего начать. Никто не знает ее медицинской истории, а она сама была без сознания, когда я сюда пришел.
        - Керби, позови шерифа Спрага. Я хочу, чтобы этого человека немедленно выкинули отсюда.
        Незнакомец повернулся к Майре. Глаза его излучали ненависть.
        - Выметайтесь отсюда! - приказал незнакомец.
        Глаза Майры зажглись яростью почти такого же накала, как у незнакомца. Было ясно, что она не привыкла, чтобы ей приказывали, и не собиралась подчиняться такому обращению. И тем более со стороны какого-то грязного ковбоя.
        - Никуда я не уйду. Это моя комната, и я...
        - Уходите, или я вас убью.
        Тринити выхватил револьвер, направил его в голову Майры и снял с предохранителя.
        - Только коснись меня, и я...
        Раздался оглушительный выстрел, и все находящиеся в комнате замерли в страхе. Они недоверчиво уставились на то, как завиток черных волос Майры сбоку у виска разлетелся на мелкие части, рассеявшиеся по комнате, как облако пепла. Майра чуть не упала в обморок от ужаса. Ее красивое лицо посерело под косметикой. Недоверчивым, непонимающим взглядом она уставилась на незнакомца, а затем бегом бросилась из комнаты.
        Керби побежал за ней.
        - Это была жена судьи Блейзера, - сообщил Тринити доктор, трепеща от страха. - Он вас за это повесит.
        - Как вы лечите от отравления? - спросил незнакомец, снова поворачиваясь к Виктории.
        - Но тут и речи нет о пищевом отравлении. Шериф говорит...
        - Она была отравлена, - произнес незнакомец. - Это Куини. Она отравила моего отца.
        Доктор растерянно уставился на Тринити.
        - Ей дали яд. Смотрите, чтобы она не умерла, или я убью вас и Куини. Обоих. И если понадобится, убью еще и судью.
        Доктор нервно сглотнул.
        - Я не знаю, кто вы, но вы ошибаетесь насчет этой женщины. Она не ваша Куини, кто бы она ни была. Это Майра Уинслоу Блейзер, жена судьи Блейзера. Все в городе знают, что она пыталась помочь этой молодой женщине. Когда та отказалась покинуть тюрьму, Майра доставила туда хорошую постель и множество ее вещей. Она даже заказала в гостинице еду для нее. Господи Боже, парень, ты же не ждешь, что я поверю, будто она отравила собственную невестку!
        - Поверьте в это, - кивнул Тринити. - Ваша жизнь зависит от этого. Какие здесь самые доступные яды?
        - Не знаю. Я никогда об этом не думал.
        - Растения. Что-то, что можно найти в саду или вдоль берега ручья весной.
        - Но таких множество.
        - Какие вызовут такие симптомы?
        - Я думаю, что-то вроде красавки, то есть черного паслена. А может быть, что-то вроде дурман-травы. Они все действуют примерно одинаково.
        - Так действуйте.
        Врач начал искать что-то во внутреннем отделении своей сумки.
        - Я все еще не согласен с тем, что миссис Блейзер несет за это какую-то ответственность.
        - Мне все равно, во что вы верите, лишь бы спасли Викторию.
        - Я сделаю все, что смогу.
        - И пожалуйста, не говорите Куини, что я знаю, кто она такая.
        Доктор начал было снова возражать, но выражение лица Тринити его остановило.
        - Ладно, я ничего ей не скажу.
        Пять минут спустя кто-то забарабанил в дверь. Когда Тринити немного ее приоткрыл, раздраженный шериф Спраг попытался ворваться в комнату, но Тринити преградил ему дорогу.
        - Послушайте, Смит, - начал шериф, - я знаю, вы расстроены из-за этой молодой женщины, но вы не можете выгонять миссис Блейзер из ее комнаты.
        - В гостинице много других комнат, - промолвил Тринити и захлопнул дверь.
        Спустя час доктор снова пощупал пульс Виктории.
        - Он немного успокоился, хотя все еще очень частый. Но ничего больше я сделать для нее не могу. Если это один из тех ядов, о которых я говорил, у нее есть шанс. Если нет, мои действия были абсолютно бесполезны.
        - Это был яд, - уверил его Тринити.
        Доктор выглядел неубежденным.
        - Надеюсь, что я пришел вовремя. - Он собрал свои принадлежности в сумку и надел плащ. - Теперь нам остается ждать и смотреть, как справится с этим ее организм.
        - Как долго ждать?
        - Не могу сказать. Если утром она еще будет жива, думаю, она поправится. Мне нужно идти на другие вызовы, но я буду забегать, как только смогу.
        Дверь открылась после одного осторожного стука. Вошел доктор Раундтри и подошел к постели, чтобы проверить состояние Виктории. Его сопровождал молодой человек. Тринити не поднял на них глаз.
        - Она выживет? - осведомился молодой человек.
        - Не знаю, - ответил доктор. - Кто-нибудь уведомил ее дядю?
        Тринити покачал головой.
        - Думаю, вы должны это сделать.
        Тринити промолчал.
        - Если у вас нет возражений, я немедленно пошлю ему телеграмму.
        Тринити опять ничего не сказал.
        - Я Дэвид Вулридж. Ее дядя нанял меня защищать ее в суде.
        Глаза Тринити были устремлены на Викторию.
        - Она в том же состоянии, - сказал доктор Раундтри. - Я вернусь позже вечером.
        Мистер Вулридж нерешительно посмотрел на Тринити и последовал за доктором.
        - Кто этот человек с ней? - поинтересовался он, едва они с врачом вышли за дверь.
        - Мне сказали, что это очень опасный человек по имени Тринити Смит. Он кажется мне абсолютно неуравновешенным. Ради нашего общего блага, я надеюсь, что эта молодая женщина выживет.
        - Но что он здесь делает? Ведь это его шериф послал за ней.
        - Об этом я ничего не знаю. Я только видел, как он выгнал миссис Блейзер из этой комнаты под дулом револьвера.
        - Я слышал. История уже обошла весь город.
        - Он уверен, что эта молодая женщина была отравлена.
        - Это так?
        - Вполне возможно.
        Молодой адвокат задумался.
        - У него есть какие-то подозрения, кто это сделал?
        - Он говорит, что это Майра Блейзер.
        Вулридж был потрясен.
        - Вы полагаете, что он прав?
        - Не вижу, как это может быть, но хорошо знаю этот тип людей: они очень редко ошибаются.
        После ухода доктора Тринити снова взял руку Виктории в свои. Ему было необходимо прикасаться к ней. Только это удерживало его от безумия, оттого, чтобы перестрелять всех в Бандере. Все они в той или иной степени довели ее до этого состояния, и он хотел перебить их всех до единого.
        Особенно жаждал он убить Куини.
        Он не знал, как ему удалось скрыть свое потрясение, когда, подняв глаза, он увидел ее. Она сильно изменила внешность, но он узнал бы ее повсюду. Длинные белокурые волосы, ниспадавшие ниже плеч и окружавшие ее голову золотым облаком, сменились черными, собранными в строгую прическу на макушке. Дешевые, кричаще яркие платья заменило великолепное шелковое. Вместо красных губ и грубо нарумяненных щек ее лицо светилось изысканным макияжем. Место хищной повадки заняли уверенность в себе и достоинство, но это была она, вне всяких сомнений.
        Он никогда не смог бы забыть Куини, и теперь, отыскав ее, позаботится, чтобы она больше никому не причинила вреда. На этот раз он не станет дожидаться, пока ему кто-нибудь поверит, не станет даже пытаться достичь правосудия законными методами.
        Он твердо решил убить Куини.
        Он не знал, каким образом ей удалось это устроить, но не сомневался, что именно Куини ответственна за смерть Джеба. Непростительным было и то, что она хотела, чтобы Виктория провела остаток жизни, скрываясь от закона. И наконец, в глазах Тринити Куини подписала свой смертный приговор, попытавшись отравить Викторию, когда затея с виселицей не удалась.
        Он посмотрел на Викторию. Она не может умереть сейчас. Ей есть для чего жить. Она свободна. Ей больше никогда не придется оглядываться через плечо и бояться того, что принесет завтра.
        Она может выйти замуж, нарожать детей и дожить до глубокой старости.
        Она может выйти замуж за него! Она может родить его детей. Она должна жить долго, потому что он хочет умереть в ее объятиях. Он не хочет ни минуты своей жизни прожить без нее.
        Тринити едва мог смотреть на Викторию и вместе с тем не мог отвести от нее глаз. Он думал о ней каждую минуту с тех пор, как покинул Увальде. Впервые за тринадцать лет у него появилась настоящая цель жизни, ее средоточие, не имевшее ничего общего с ненавистью, виной или желанием позабыть обо всем этом. Он знал, что больше никогда не станет гоняться за преступниками. С этим было покончено.
        Он думал о будущем, когда ему пришла в голову мысль попросить Викторию стать его женой, и ни секунды не сомневался в том, что она ему не откажет. Память об их единственной совместной ночи была свежа в его памяти.
        Он никогда раньше не испытывал такого наслаждения с женщиной и не верил, что так было из-за совершенства тела Виктории и его долгого вынужденного воздержания. Тем более это не имело ничего общего с ее любовным опытом. Источником его наслаждения была сама Виктория. Даже если б она не была физически соблазнительна, Он все равно хотел бы лечь с ней в постель дюжину раз за день. Впервые он испытал настоящее удовлетворение. Конечно, он ее хотел, и так будет всегда, но еще знал, что величайшее наслаждение исходило просто из того, что она была Викторией, что она его любит. Все остальное было приятной добавкой.
        А теперь она лежала на этой постели и пульс ее частил, словно она бежала всю дорогу от Аризоны. Жизнь ее висела на волоске... и все из-за Куини!
        Он едва мог сдержаться, чтобы не убить Куини здесь же. Это займет лишь несколько минут. Она все еще в гостинице, наверное, там, дальше по коридору. Он мигом вернется.
        Но он не мог оставить Викторию даже на этот миг. Он хотел быть на месте, когда... если она очнется. Если это последние ее часы, он хотел быть рядом. Теперь, будучи женой судьи Блейзера, Куини никуда не денется. Ей слишком много придется потерять.
        Он поднялся с колен и сел на постель рядом с Викторией. Нежно подняв ее с подушек, он прижал ее к себе, как дитя. Если ей придется умереть, он хотел, чтобы она умерла в объятиях единственного человека, который любит ее больше жизни.
        Он понял наконец то, о чем давно подозревал: его любовь к Куини была всего лишь юношеским увлечением.
        И еще одну вещь он понял. Он не был виноват в смерти отца. Куини не просто заманила потрясенного горем вдовца в сети злосчастного брака. Его отец женился на Куини, зная, что она женщина, которую любит его сын. Отец должен был понимать, что Куини больше заинтересована стать женой владельца ранчо, чем порывистого мальчишки. Он просто не знал, что ради денег она готова на убийство.
        Но это было ошибкой отца, а не его. И отец сделал так, что Тринити стало практически невозможно привлечь Куини к суду. Завещав ей все свое имущество, он фактически обездолил сына. Это означало признать публично, что он больше доверяет жене, чем сыну. Позволив сыну отправиться в Колорадо в возрасте, когда тому следовало жить дома, отец открыто проявил свое недовольство им. Не важно, что думал отец на самом деле, его действия обеспечили всеобщую симпатию Куини, а не сыну.
        Все было так, как пыталась ему объяснить Виктория: он не отвечает за смерть своего отца. И он не должен за нее мстить!
        Тринити никогда не подозревал тяжести этого груза, пока не скинул его с души. Впервые с тех пор, как повзрослел, он осознал, что волен прожить свою жизнь так, как захочется.
        Теперь он был волен стать мужем Виктории, построить жизнь с ней вместе, поднять семью, создать ранчо, которое мог бы оставить своим детям. При мысли, что Виктория может не дожить, чтобы насладиться этой жизнью, Тринити вновь испытал убийственный гнев. Едва он очистился от одного из проклятых наследий Куини, как она впутала его в другое.
        Когда он наконец избавится от этой женщины? Он знал, что это она отравила Викторию, вероятнее всего - едой, которую прислала из гостиницы. Одного этого было достаточно, чтобы догадаться, что именно она была причиной смерти Джеба. Убийство было для нее привычным способом приобретать богатство, к которому она стремилась.
        И снова он не знал, как это доказать, но не сомневался, что теперь она попытается отравить судью. Может, она постаралась бы свалить это на Викторию? Ведь, как вдова Джеба, Виктория была наследницей мужа. И если только судья не сделает особой оговорки в завещании, Виктория могла претендовать и на часть его состояния. Куини этого не допустит.
        Теперь, зная, что у нее есть сын, Тринити не сомневался, что она готовится убить судью, особенно если уговорила его усыновить Керби. Наверное, она намеревалась захватить все состояние и, конечно, не могла позволить Виктории встать на своем пути. Если Виктория не умрет сейчас, она попытается снова.
        От четырехчасового сидения в одной позе у Тринити онемела рука. Вообще все тело было как деревянное, но он не мог двинуться с места. Все долгие одинокие часы этой ночи он бережно прижимал Викторию к себе, стараясь передать ей свое тепло, свою силу, надеясь влить в нее волю к жизни.
        Он провел много часов, пересматривая свою жизнь, испытывая желание прожить ее сначала, надеясь, что Виктория будет рядом с ним и не даст бесполезно, потратить остальные годы. Но как бы далеко ни заводили его воспоминания, внимание его ни на секунду не отрывалось от любимой.
        Он почувствовал наступление кризиса за мгновение перед тем, как сердце ее перестало биться.
        - Нет! Пожалуйста, только не это!
        Оно, конечно, сейчас снова забьется. Должно забиться. Не может она умереть!
        Но оно не билось.
        Дыхание покинуло ее тело. Она лежала в его объятиях. Абсолютно неподвижно.
        Глава 25
        - Матерь Божья! - вскричал Тринити, сев рывком на постели. Виктория скатилась с его рук и застыла в неподвижности. Не обращая внимания на боль в одеревеневшем теле, он вновь посадил ее, схватил за руки, неистово потряс, как тряпичную куклу.
        - Дыши, черт бы тебя побрал! Ты не можешь умереть и бросить меня. Только не сейчас.
        Голова Виктории моталась из стороны в сторону, словно шея у нее вот-вот сломается, но она не дышала.
        - Пожалуйста, Господи, заставь ее дышать! - Он снова потряс ее, но ничего не произошло. - Заставь ее дышать! - Он схватил ее под мышки и попытался заставить ее ходить, но безжизненные ноги лишь волочились по полу. Он снова уронил ее на кровать и упал на нее.
        Вопль разрывающей сердце муки вырвался из его груди.
        - Почему?! - потребовал он ответа у неба. - Почему она должна умереть, а эта смертоносная стерва жить? - Он изо всех сил опустил кулак на грудь Виктории. - Будь все проклято! Дыши! Не сдавайся! Не позволяй этой дьяволице победить себя! - Он снова ударил ее в середину груди, и тяжкое рыдание вырвалось из его горла: - Дыши, ради Бога! Не оставляй меня одного. Я должен был прожить все эти годы, когда хотелось умереть. Но больше я не хочу умирать. Я хочу жить, но не смогу без тебя. - Он снова и снова бил кулаком в ее грудь. - Я не могу! Просто не могу!
        Тринити крепко обхватил Викторию руками, и рыдания, горькие и гневные, рвущие сердце и душу, хрипло зазвучали в комнате. Сквозь это отчаяние он вдруг ощутил, что тело Виктории содрогнулось, и мгновенно замер.
        Сердце внезапно бурно забилось в ее груди, тело еще раз содрогнулось, и воздух рванулся в ее легкие.
        Она вдохнула раз... два... три раза. И постепенно краска стала возвращаться на ее белые щеки.
        Тринити вознес благодарственную молитву.
        Виктория почувствовала, как веки ее затрепетали, прежде чем смогла их поднять. Комнату она не узнала и понятия не имела, где вдруг оказалась. В тот же момент она осознала, что находится здесь не одна. Она повернула голову и уставилась на Тринити.
        - Ты вернулся, - промолвила она, удивляясь, что не помнит его возвращения и их прихода в эту комнату. И не помнила она, что ощущала такую слабость. Голос ее еле поднимался выше слабого шепота. Она не могла шевельнуться. - Ты нашел Чока Джиллета?
        - Я не только нашел его, - сказал Тринити, и улыбка медленно разгладила морщины на его лице. - Я получил от него подписанное признание, в котором говорится, что ты не убивала Джеба. Я также получил от тамошнего судьи предписание об отсрочке приговора, на случай если здешний шериф не устоит перед судьей Блейзером.
        - Я знала, что ты это сделаешь, - прошептала Виктория, довольная тем, что ее вера в Тринити оправдалась. - Но мне хотелось бы, чтобы ты разбудил меня, когда вернулся. Ты что, перевез меня в гостиницу?
        Тринити кивнул.
        - Что ты помнишь?
        - Я не помню, чтобы чувствовала такую слабость. - Она попыталась сесть, но у нее это не вышло. - Я что, болела?
        - Ты чуть не умерла.
        Виктория замолчала, осознавая слова Тринити.
        - Ты не считаешь мою болезнь естественной?
        Тринити покачал головой:
        - Когда я сюда приехал, ты была в коме. Все считали, что ты вот-вот умрешь. Они сдались бы, если бы я не настоял на лечении.
        - Ты всегда умеешь заставить людей делать то, что ты хочешь, - сказала Виктория, радуясь на этот раз, что Тринити такой настойчивый.
        - Что последнее ты помнишь?
        - Я помню... - Виктория озадаченно замолкла. - Я помню, как съела ленч и легла подремать. И больше ничего не помню. Я даже не помню, что ела на ужин.
        - Потому что у тебя не было никакого ужина. Тебя отравили, вероятнее всего, за ленчем. Майра Блейзер - это Куини, женщина, которая убила моего отца. Я узнал ее, едва увидел.
        Виктория потрясенно уставилась на Тринити. Ее ум не в силах был связать элегантную, величественную Майру с коварной, зловещей Куини.
        - Она не может быть ею. Майра жила в Огайо до смерти своего мужа. Он был банкиром. Его звали Уинслоу. Он отец Керби.
        - Я ничего не знаю о банкире Уинслоу и понятия не имею, откуда она взяла Керби, но Майра - это Куини. И она тебя отравила.
        - Но она была так добра ко мне. Она пыталась убедить меня переехать на их ранчо или по крайней мере переехать к ней в гостиницу. А когда я не согласилась, она прислала в камеру постель и вещи. Она даже послала за своей кухаркой, чтобы та готовила мне еду.
        - Чтобы легче было тебя отравить, - сказал Тринити, совершенно уверенный, что прав. - Говорю тебе: она Куини. Я уверен, что она ответственна и за смерть Джеба.
        - Я не могу в это поверить, - прошептала Виктория, скептически относясь к словам Тринити. - Она всегда настоятельно твердила, что я Джеба не убивала.
        - Возможно, потому что знала, что тебя приговорят, что бы она там ни говорила. Не знаю, что произошло, и, наверное, мы никогда этого не узнаем, но обещай мне, что не будешь иметь с ней никаких дел. Она самая опасная женщина, какую я когда-либо встречал.
        - Кто-нибудь уведомил дядю Гранта?
        - Полагаю, что да, - ответил Тринити, с трудом припоминая происходившее. - Какой-то адвокат, которого нанял твой дядя.
        - Мистер Вулридж. Вели ему прямо сейчас послать другую телеграмму. Мне невыносима мысль, что дядя Грант думает, будто я умерла.
        Виктория быстро поправлялась. К концу третьего дня она уже встала и могла ходить часами. Она чувствовала лишь легкую усталость. Согласившись, что Викторию не стоит особенно тревожить, пока она не поправится, Майра перешла в другую комнату гостиницы.
        Тринити занял смежную комнату рядом с Викторией. Дядя не ответил на телеграмму, и она надеялась, что он скоро приедет.
        Навещали Викторию доктор Раундтри, Майра, явно неловко чувствовавший себя Керби, шериф и Дэвид Вулридж. Тринити не оставлял ее одну ни на секунду. Он лично проверял всю ее пищу и лекарства.
        Он извинился перед Майрой за свою грубость, и Майра милостиво его простила и приняла объяснение, что это было следствием перенапряжения.
        Хотя они много часов проводили вместе, Майра не выказывала никаких признаков того, что узнала Тринити. Ее злило, что он постоянно отказывался от ее помощи в уходе за Викторией, но он вообще никого к ней не подпускал.
        - Ты не можешь постоянно находиться рядом со мной, - сказала Виктория, тщетно пытаясь убедить его ослабить свою настороженность. - Когда-нибудь тебе придется позволить мне жить нормальной жизнью.
        - Я думал об этом,- откликнулся Тринити. - Пока Майра жива, ты не будешь в безопасности. Судья может вернуться в любой день. Как только он убедится, что ты не убивала Джеба, он начнет искать истинного виновника... И обязан будет подумать о Майре и Керби. Правда, я не уверен, что мальчик имеет к этому какое-нибудь отношение...
        - Он не мог иметь, - покачала головой Виктория. - Он был еще слишком молод.
        - Но он выглядит до смерти перепуганным. Думаю, он подозревает, что мать его сделала что-то ужасное, и очень боится, что мы это узнаем.
        - Кроме того, он был в доме, когда убили Джеба.
        - Это не имеет значения. Но совершенно очевидно, что твое присутствие среди живых чем-то угрожает Майре. Она всегда будет представлять для тебя опасность, а я не могу этого допустить. Нам придется продать «Демон-Ди» и куда-нибудь уехать.
        Виктория не знала, что на это ответить. Она задумалась, чего будет стоить Тринити скрыться от Майры. Тринити не убегал никогда и ни от чего, а теперь получалось, что должен это сделать... и все из-за нее.
        - У тебя есть деньги, чтобы купить где-нибудь ранчо вроде «Демон-Ди»?
        - Мы можем начать с маленького ранчо.
        Виктория посмотрела ему в глаза, но не увидела ни сомнения, ни досады.
        - И ты сделаешь это ради меня?
        - Нет ничего важнее твоей безопасности...
        - Ты ничего не сказал о дяде Гранте или моих деньгах.
        - Я не возьму ни цента у твоего дяди. А твои деньги - это твоя страховка на будущее. Я не позволю тебе вложить их в такое неверное дело, как ранчо. Коровы могут сдохнуть от жажды, лошади могут наесться ядовитой травы. Мы можем разориться в первый же год.
        - Я в тебя верю. Я вложу деньги в любое дело, которым ты решишь заняться.
        - Ты действительно доверишь мне свои деньги?
        - Я доверила тебе свою жизнь.
        - Значит, ты не против покинуть Бандеру?
        - Нет, если у тебя не будет ощущения, что ты бежишь от Куини.
        Тринити сел рядом с ней.
        - Я наконец понял, что ты все говорила правильно. Я не был в ответе за решения, которые принимал отец, и не несу ответственности за его смерть. И еще я сознаю, что мой арест за убийство Куини никому не принесет добра.
        - Хотелось бы мне, чтобы ты сказал, что хочешь продать этих чертовых коров, до того как я намучился, перегоняя их из Нью-Мексико. Наглотался я пыли по дороге.
        - Ты должен был это выяснить сначала, - улыбнулась Виктория.
        - Что толку, мэм. Вы так его перетряхнули, что он и сам не знал, что станет делать дальше.
        Бен прибыл в Бандеру накануне вечером. Чтобы оправдаться за свое долгое отсутствие, он старался всячески развлечь Викторию.
        Дверь в комнату вдруг распахнулась, и на пороге возник Рыжий.
        - Клерк внизу сказал, что вы чуть не умерли, - выпалил он и через всю комнату бросился к Виктории, не обращая внимания на Тринити и Бена.
        - Рыжий! - воскликнула Виктория и, вскочив с кресла, кинулась бурно его обнимать. - Я так о тебе беспокоилась. Когда ты сюда приехал? Мы никогда бы тебя не оставили, если б...
        - Доктор Миллз объяснил мне все про этих старателей. Я предупреждал мистера Дэвиджа, что этот Тринити не сможет о вас позаботиться как следует. И теперь узнал, что он едва не дал вам умереть.
        - Кто этот изрыгающий огонь петушок? - поинтересовался Бен у Тринити. - И почему ты не пристрелишь его за то, что он положил руки на твою женщину?
        - Это Майкл О’Донован, по прозвищу Рыжий, - произнес Тринити с веселыми искорками в глазах. - Он следовал по пятам за нами до Техаса, чтобы убедиться, что я хорошо забочусь о Виктории. Пойдем отсюда. Дадим возможность Рыжему поделиться с Викторией всем, что с ним произошло.

* * *
        - Я не думал, что ты оставишь этого горячего парня наедине с твоей женщиной, - произнес Бен, едва они вышли из комнаты.
        - Если я стану волноваться из-за Рыжего, я буду недостоин Виктории. И перестань называть ее «моей женщиной». Она ударила Бака рейкой, когда тот позволил себе такое.
        - Ладно. Однако не слишком мудро поворачиваться спиной к таким рыжим, даже малолетним. Кстати, я тут услышал кое-что о Чоке Джиллете, - сказал Бен, меняя тему разговора.
        - Что именно?
        - Он мертв. Попал на нож в стычке с каким-то мексиканцем. Тот тип перерезал ему горло.
        - Ты думаешь, что его подставили? - мрачно спросил Тринити.
        - Да, и теперь ничто не стоит между Викторией я виселицей, кроме клочка бумаги в твоем кармане, - подсказал Бен.
        - Что такое ты говоришь?
        - Тебе надо поскорее добраться до судьи. И я имею в виду вовсе не судью Блейзера.
        - Ближайший судья в Остине. Ты можешь отправиться туда утром.
        - Я рад бы отвезти эту бумагу, если бы думал, что мне это удастся. Но если Чока подставили, мы говорим о совсем другом раскладе. Если Куини наняла стрелка, я буду не в той лиге... и ты это знаешь. Корову я могу заарканить с пятидесяти футов, но не попаду по жестянке с двадцати. Это ты можешь проскользнуть между воинственными апачами так, чтобы они не заметили. Я кончу тем, что меня убьют, и при этом потеряется единственный шанс оправдать Викторию.
        - Прости. Я так нервничаю из-за того, что Куини здесь, что ничего не соображаю. Я поеду сегодня же вечером, но ты должен поклясться, что не спустишь глаз с Виктории, пока меня не будет. Ни на минуту.
        Широкая улыбка расплылась по лицу Бена.
        - Нет ничего легче. Я буду смотреть на нее столько, сколько она мне позволит. - Тринити не знал, чего больше в этой улыбке: облегчения, что едет не он, или желания поддразнить друга.
        - Я сказал - только смотреть.
        - Эта женщина не видит вокруг никого, кроме тебя. Клянусь, я мог бы бросить свое сердце ей под ноги, и она прошла бы, не заметив его. Дай ты не лучше.
        - Ты просто завидуешь.
        - Я и не говорю, что не хотел бы иметь рядом кого-то вроде Виктории, чтобы посматривать время от времени. Просто не хочу, чтобы у меня мозги съехали набекрень. У меня их не так много. Впрочем, у тебя тоже их немного осталось. Никогда не видел, чтобы разумный человек был в таком сумасшествии. Еще год назад ты влепил бы пулю в лоб этой черноволосой ведьме, и дело с концом. А теперь ты думаешь о том, как все распродать и куда-нибудь переехать.
        - Мне теперь нужно думать о многом, а не только о том, чего хочется.
        - Но ведь это приглашение от самого судьи, - настаивала Виктория, убеждая Бена. - Он хочет повидать меня, чтобы покаяться и уладить неприятности, связанные со смертью Джеба.
        - Если судье так хочется повидать вас, почему бы ему самому не приехать в город?
        - Он в плохом состоянии. Говорит, что поездка в Остин так его вымотала, что он не сможет выехать из дому еще несколько дней.
        - А как насчет этой самой Куини?
        - Вы имеете в виду Майру? Что она сможет, мне сделать, если вы будете рядом?
        - Мне все равно это не нравится. Почему вы не можете дождаться возвращения Тринити? Он поедет с вами.
        - Мне лучше поехать туда без него, - проказливо посматривая на Бена, промурлыкала Виктория. - Если не хотите меня сопровождать, я могу позвать Рыжего.
        - Только не надо испытывать на мне ваши фокусы, - поспешно откликнулся Бен. - Вы с ним никуда не поедете. Послушайте моего совета и дождитесь Тринити.
        - Вы не понимаете, - вздохнула Виктория, - Тринити настаивает, что Майра - это та самая Куини, что вышла замуж за его отца. Конечно, кому это знать, как не ему, но я уверена, что он ошибается. Когда они оказываются рядом, напряжение царит в воздухе. Да и о судье он не слишком высокого мнения.
        - Полагаю, он прав. Это же надо: отправить на виселицу свою невестку!
        - Вы забываете, что убит был его единственный сын.
        - Нет, я не забываю, - пожал плечами Бен. - Но дюжина ему подобных не стоила одной такой, как вы.
        - Это очень милые слова, но они ничего не меняют. Это будет всего лишь краткий визит. Мы выедем утром и вернемся засветло. Тринити даже не узнает, что мы уезжали.
        - Нет, узнает, - предсказал Бен. - Вы можете обязать хранить секрет всех людей отсюда до Оклахомы, но он все узнает через пять минут после возвращения.
        - Ну, тогда это уже не будет иметь значения. Мы вернемся, и ничего с нами не случится. Так что ему не на что будет злиться.
        - Я в этом не уверен, - настаивал Бен. - Я иду против своей интуиции, позволяя вам ехать. А когда она меня тревожит, я всегда оказываюсь с кучей неприятностей.
        - Полагаю, что ты мне не поверишь, но мне очень стыдно за все, что я натворил, - сказал судья Блейзер Виктории. - Казалось, нет никаких сомнений в том, что ты виновна, и я отчаянно хотел, чтобы кто-то испытал те же страдания, что и я.
        Виктория едва могла поверить своим глазам, так сильно изменился судья. Он перестал активно управлять ранчо после несчастного случая, произошедшего около десяти лет тому назад, но оставался гордым, красивым и общительным мужчиной.
        Теперь он страшно исхудал и постоянно жаловался на жжение в горле и желудке. Кожа его потемнела, как будто он много времени проводил на солнце, лицо и руки опухли.
        Казалось, болезнь изменила даже его личность. Он стал сварливым, медлительным и категорически не хотел выходить из дома.
        - Я не виню вас за то, что вы сделали, - промолвила Виктория.
        - Как можешь ты не винить меня?!
        - Раньше винила, но с тех пор я многое поняла о жизни и людях.
        - Полагаю, мне не стоило заставлять тебя выйти замуж за Джеба.
        - Вы меня не заставляли. Точнее, не больше, чем мой отец. Вы просто считали, что так будет лучше для нас обоих. К несчастью, мы с Джебом не подходили друг другу.
        - Думаю, я слишком его избаловал.
        Судья тяжело закашлялся. С приезда Виктории приступы кашля мучили его почти непрестанно. Виктория огорчилась, что Майра выбрала именно этот день для поездки в гости.
        - Могу ли я чем-то вам помочь? Может быть, подать лекарство?
        - Я и так принимаю их чересчур много, а толку никакого ни от одного. Мне хотелось бы чашечку кофе. Он всегда успокаивает боли. Можешь мне приготовить?
        - Разумеется, - откликнулась Виктория. - Вы посидите, а я сварю.
        - Доктора говорят, что он нехорошо действует на слабое сердце, но я так привык, что не могу обойтись без него! - крикнул судья Виктории в открытую дверь. - Раньше я пил его немного. До того как женился на Май-ре, я предпочитал виски. А когда доктора запретили мне спиртное, я пристрастился к кофе. Майра заваривает свою особую смесь весь день. Никогда не встречал никого, кто пил бы так много кофе.
        Виктория не очень понимала, о чем он толкует, но не мешала ему болтать.
        Ей показалось странным вновь оказаться на этой кухне. Она привычно протянула руку к банке с молотым кофе. Его как раз хватало на четыре чашки. Поставив кофейник на плиту, она поискала в буфете; нет ли еще запасов. Кухарка всегда ее учила досыпать кофе в опустевшую банку.
        Виктория еще раз пожалела, что Майра отсутствует и не может позаботиться о муже или подсказать ей, что делать. Кофе поддержит его какое-то время, но вряд ли это хорошо для его здоровья.
        Она нашла еще кофе за банкой с лярдом. Больше ее половины было уже израсходовано. Она досыпала в пустую банку ровно столько, сколько оттуда взяла, и вернула остаток на место. Потом она налила три чашки. Хотя Бен отказался войти в дом, но, может, он согласится выпить чашечку.
        - Очень вкусно, - заметил судья, сделав несколько глотков. - Тебе нужно будет рассказать Майре, как ты его завариваешь. Я хочу, чтобы ты переехала жить к нам, - продолжал судья, меняя тему разговора.
        - Спасибо, но я не могу.
        - Только не говори «нет» из-за того, что я тогда так поступил, - умоляющим тоном произнес судья. - Я сделаю все, чтобы это искупить. К тебе переходят значительные деньги как к вдове Джеба.
        - Пожалуйста, не надо мне денег Джеба. Если бы мы были дольше женаты или у нас были бы дети, тогда другое дело. Но папа оставил мне более чем достаточно.
        - Они твои. Джеб так написал в своем завещании.
        - Я знаю, но он не любил меня на самом деле. В этом не было его вины. Мы просто не подходили друг другу. Я не могу взять его деньги.
        - Что же ты станешь делать? Вернешься в Аризону?
        Виктория почувствовала, что краснеет.
        - Я собираюсь выйти замуж.
        - За управляющего твоего дяди? Того парня, что освободил тебя из тюрьмы?
        Виктория покраснела еще больше.
        - Нет. За Тринити Смита, человека, который привез меня в Бандеру.
        - Ты сошла с ума? - громко возмутился судья. - Ты не можешь выйти за охотника за вознаграждениями!
        Глава 26
        - Он не охотник за вознаграждениями, - отрезала Виктория. - Он отправляется за преступниками, потому что никто больше делать этого не хочет. - Повторяя объяснения и резоны Тринити, она узнавала собственное осуждение в каждом слове судьи.
        - Мне это все равно не нравится, - продолжал судья. - Ты понимаешь, что окружающие его не примут. Тебя никуда не будут приглашать. А что будет с твоими детьми?
        - Я знаю это, - произнесла Виктория, наконец оценив в полной мере цену, которую платил Тринити за исполнение того, что считал своим долгом. - Но Тринити - замечательный человек. Я буду счастлива разделить его изоляцию. Если люди откажутся с ним общаться, это будет их потеря.
        Также быстро, как вспылил, судья обмяк и притих. Он устало откинулся в кресле.
        - Ты всегда была разумной девочкой, гораздо разумнее меня. Привози сюда своего молодого человека. Если он мне понравится, я посмотрю, что можно будет сделать. Немного найдется в Техасе людей, которые вступят в конфликт со мной. И никто не станет бодаться с Майрой.
        - Вы очень добры, но боюсь, что Тринити мало заботит, примет его общество или нет.
        - А ты скажи ему, что это ради ваших детей. Он может проводить все время с коровами, если ему так нравится, но вашим детям понадобится жить в обществе. И несколько друзей на таком пути не помешают.
        - Вы очень великодушны...
        - Нет, это не так. После того, что я натворил, это самое меньшее, что я могу сделать. - Судья замолчал, словно вспомнив что-то. - Ты говоришь, твой молодой человек уверен, что мачеха убила его отца?
        - Это случилось в Галвестоне пятнадцать лет назад. Он пытался заставить шерифа расследовать это дело, но оно его не заинтересовало.
        - Жаль, что я об этом не знал. Я бы быстро заставил их пошевелиться. А что произошло потом с этой женщиной?
        - Она исчезла.
        Виктория не могла заставить себя сообщить судье, что Тринити узнал Куини. Хотя, вероятно, ей следовало бы это сделать. Если Майра в самом деле Куини, он должен быть предупрежден.
        - На что он собирается тебя содержать?
        - Он владеет ранчо в Нью-Мексико. - Она не стала говорить правду.
        - Полагаю, ты хочешь взять под контроль свои деньги?
        - Да, хотела бы.
        - Он знает, что женится на очень богатой женщине?
        - А я богатая? Никто не говорил мне, сколько папа мне оставил.
        - Больше двухсот тысяч долларов.
        Настроение Виктории взлетело до небес. Теперь денег хватит, чтобы Тринити мог купить себе самое большое ранчо, какое захочет. И коров. И лошадей. И еще много останется на то, чтобы построить дом, завести детей и делать множество разных вещей, о которых она мечтала в Аризоне.
        - Теперь даже немного больше, - добавил судья. - Одно из вложений, которое я сделал, дало отличную прибыль.
        - Возьмите ее себе.
        У судьи хватило энергии, чтобы обидеться на такое предложение.
        - Категорически нет! Зачем мне это делать?
        - Потому что вы присматривали за всем для меня. Вы не обязаны были это делать.
        - Нет, обязан. Я хотел, чтобы убийца Джеба был повешен, но никогда не хотел причинять вред тебе. Ты можешь это понять?
        Виктория прекрасно это поняла.
        - Я рада. Мне тоже не хотелось вас ненавидеть, но вы меня запугали. Вы были так решительно настроены меня вернуть. Вы теперь попытаетесь выяснить, кто убил Джеба?
        Судья снова поник в кресле.
        - Не знаю. Мне теперь почти все безразлично. Я все время ощущаю такую усталость. Если бы у меня не было Керби, я не знал бы, что делать с ранчо и вообще всем. Он молод, но уже выполняет работу взрослого мужчины.
        - Керби всегда вами восхищался, - сказала Виктория. - Я думаю, что он видит в вас отца, которого у него никогда не было.
        - Он хороший мальчик. Я к нему очень привязался. Мне только хотелось бы, чтобы Майра не держала его так жестко на привязи. Я попытался уговорить ее, чтобы она позволила мне отослать его в школу, но она об этом и слышать не хочет.
        Виктория почувствовала себя неловко. Ей никогда не нравилось, когда ее вмешивали в разногласия между судьей и Майрой. Сейчас ей это тоже не понравилось. Она увидела, как Бен встал со своего места отдыха под деревьями и направился к дому. Она ухватилась за это как за предлог закончить свой визит.
        - Мне нужно ехать обратно, - сказала она.
        Судья начал было подниматься, но тут же упал обратно в кресло.
        - Приезжай поскорее снова и привози сюда своего дядю. Вам всегда будут здесь рады.
        - Приеду. А вы боритесь со своим кашлем, У вас врач был?
        - Не меньше дюжины, но они лишь чешут в затылке и что-то бормочут у меня за спиной. Полагаю, они боятся сказать мне, что я умираю. Если б они знали, как мне это безразлично. Мне это абсолютно все равно.
        Бен нервно оглядывался по сторонам. К каждой купе деревьев, к каждым зарослям кустов он приближался так, словно ожидал засады. Вскоре его тревога передалась Виктории.
        - Перестаньте дергаться. У меня от этого лошадь нервничает.
        - Не знаю, зачем вам понадобилось навещать этого старика именно сегодня. У меня с утра очень плохое предчувствие.
        - Вам просто не хотелось сегодня вставать с постели.
        - Вы правы. Не хотелось. Тринити велел мне оставаться в гостинице и присматривать за вами, и я был счастлив делать именно это.
        - А сейчас у меня не проходит ощущение, будто кто-то целится мне в спину.
        - Никого здесь нет.
        Бен обреченно вздохнул, но она явно его не убедила.
        - Вероятно, вы правы. Знаете, прежде чем связаться с этим вашим мужчиной, я был человеком легким и общительным.
        - Что вы хотите сказать этим «ваш мужчина»? - требовательно поинтересовалась Виктория.
        - Я немного угонял парочку коров, понемножку выпивал виски, слегка гонялся за женщинами и слушал байки перегонщиков скота. Не было у меня никаких забот, и каждую ночь я спал как младенец. А с тех пор как я стал водить компанию с ним, сначала мне навесили стадо, которого я не хотел. За мной гоняется куча плохих парней, от Нового Орлеана до Калифорнии. Я сплю на земле так часто, что позабыл, как приятно спать в постели. Я так нервничаю, что ем без всякого удовольствия. А теперь еще мне пришлось сопровождать молодую женщину на прогулку.
        - Да, тяжко: перейти от бандитов к дебютанткам. Как низко вы пали!
        - Не падение меня тревожит. Быть сопровождающим - работа безопасная и приятная. А вот остальное... У каждого из тех, кого он арестовывал, имеется куча родственников, злобных, как гремучие змеи. Не угадать, когда они решат немного поквитаться. Нет, водить компанию с вашим парнем - дело небезопасное. Может, вам стоит передумать?
        - Вы думаете, мне стоит выйти замуж за кого-то другого?
        - По-моему, вам стоит об этом подумать, - заманчиво ухмыльнулся Бен.
        Внезапно Бен перегнулся и, схватив Викторию, почти стащил ее с седла. Разозлившись, она изо всех сил ударила его. Удар пришелся ему в шею сбоку и чуть не лишил его дыхания.
        - Там, на холме... кто-то с ружьем, - задыхаясь выговорил Бен.
        Словно в подтверждение его слов раздался выстрел, и пуля вспорола воздух над головой Виктории.
        - Скачи, как дьявол! - крикнул Бен и огрел ее лошадь ладонью по крупу.
        Второй ружейный выстрел подкрепил его команду.
        - Кто бы там ни был, нас решили достать обоих. Скачи в заросли.
        - Мы убьемся, если попробуем сквозь них проехать.
        - Нас убьют, если мы этого не сделаем. Виктория крепко зажмурилась и поскакала в чащу терновника.
        Тринити был страшно зол.
        Он вернулся в Бандеру весьма довольный собой. Он передал бумаги судье в Остине. Отныне Виктория была свободна. Теперь ему оставалось лишь попросить ее стать его женой и вместе с ней решить, где им жить.
        Всю долгую и тяжкую дорогу обратно в Бандеру он перебирал в памяти все виденные им места и прикидывал, какое больше подходит для ранчо. Таких мест, которые ему нравились, были буквально сотни.
        Однако теперь он рассматривал их еще с точки зрения пригодности для жизни с семьей. А это все меняло. Он не хотел закончить свои дни где-то на задворках Техаса или в глуши Нью-Мексико, в горах Аризоны или Колорадо, на равнинах Вайоминга или Монтаны. Он пришел к выводу, что идеальным местом является это самое
«Демон-Ди», расположенное между Бандерой и Сан-Антонио.
        Оно было бы идеальным... если бы не Куини.
        Он попытался выбросить Куини из головы, но она вновь заставляла его делать то, чего он не хотел, - принимать решение, не лучшее для него и его будущей семьи.
        Он знал, что Виктория не верит, будто Майра и есть Куини. Она этого не говорила, но он же видел. Он мог это понять.
        Он был уверен, что Куини не остановится, пока не отравит Викторию. А если она когда-нибудь вспомнит его, тоже попытается убить.
        Ему претило бежать от Куини. Хуже того, его тошнило при мысли, что он должен уйти из собственного дома. Но нужно было рассуждать трезво. Всегда ли ему удастся защитить Викторию? А детей? Они станут идеальными мишенями для мщения Майры. Он же не сможет вечно находиться рядом, чтобы их охранять. Неужели гордость стоит вечного бдения?
        Куини никогда не сдастся.
        Тринити так и не пришел ни к какому выводу. А когда приехал в гостиницу, он узнал, что Виктория отправилась навестить судью Блейзера и ее ждут только вечером.
        - Ее дядя приезжает сегодня, - злорадно сообщил Рыжий. Он явился в гостиницу в поисках Виктории, размахивая телеграммой, которую ему вручил Дэвид Вулридж. - Он все еще думает, что она умерла.
        - Ты останешься здесь и будешь его ждать, - сказал Тринити. - Объясни ему, что произошло. Я поеду за ней.
        Тринити вскоре проклял себя за то, что решил ехать на Дьябло. С момента возвращения из Увальде он каждый день понемногу ездил на этом норовистом жеребце и никогда не надевал шпоры и не брал с собой хлыст. Но хотя он всегда стремился управлять конем даже не пятками, а только коленями и икрами, Дьябло не переставал сражаться с ним.
        - Если бы у меня было время, я бы вернул тебя назад в конюшню, - сказал Тринити жеребцу, который крутился под ним и вставал на дыбы, так что приходилось тратить вдвое больше времени, чем нужно, чтобы проехать сотню ярдов. - Но Виктория твердила, что ты быстр как ветер, а сегодня мне нужна твоя быстрота.
        Однако сегодня Дьябло не был настроен ее демонстрировать. Он крутанулся и успел проскакать двадцать пять ярдов не в ту сторону, прежде чем Тринити удалось повернуть его.
        - Будь ты проклят! Никогда в жизни не знал такого вредного зверя.
        Пятнадцать минут спустя, все еще пытаясь убедить Дьябло, что следует сотрудничать, Тринити заметил всадника, мчавшегося галопом со стороны Бандеры. Узнав Керби, он остановил коня.
        - Он хочет убить Викторию! - прокричал Керби на скаку.
        Резко вонзив пятки в бока Дьябло и ударив его одновременно открытой ладонью по крупу, Тринити пустил его вслед за Керби. Дьябло ответил великолепным рывком.
        Он догнал Керби с легкостью газели, гонящейся за ослом.
        - Кто собирается убить Викторию? - крикнул Тринити.
        -Джермен Лаймен.
        - Кто такой, черт побери, Джермен Лаймен?
        - Он помогал матери, когда мой отец сбежал, оставив ее беременной. Он с тех пор при ней.
        Дьябло попытался укусить чистопородного мерина Керби. Мерин так испугался огромного жеребца, что пустился в отчаянный галоп. Дьябло не отставал, не прикладывая для этого никаких усилий.
        - Откуда ты знаешь, что он попытается убить Викторию?
        - Я увидел в городе одного из наших конюхов. Он сказал, что Лаймен уехал с ранчо рано утром, за несколько часов до того, как мама отправилась по гостям. Джермен никогда и никуда не отпускает ее одну, если только у него нет более важного дела.
        - Что ты собираешься делать?
        - Я должен заставить ее остановить его. Я уверен, что это он убил Джеба. Я не позволю ему застрелить еще и Викторию. Это убьет судью.
        Вся история показалась Тринити фантастической. И он ни на мгновение не поверил бы ей, если бы не знал Куини.
        - Что он станет делать? - спросил Тринити, стараясь помешать Дьябло напасть на мерина Керби.
        - Я не знаю.
        Тринити понял, что дальше расспрашивать Керби бесполезно. От страха мальчишка был почти в истерике. Ему хотелось, используя большую скорость Дьябло, обогнать Керби, но он сдержался, понимая, что тот скорее догадается, где убийца устроит засаду.
        Никогда Тринити не чувствовал себя таким беспомощным... и таким разъяренным. Если Куини и дальше будет вредить Виктории, он ее убьет.
        Дьябло насторожил уши. Тринити не услышал ничего, что могло бы привлечь внимание коня, но ощутил, как напряглись мускулы жеребца и ускорился его ход. В три скачка они обогнали Керби. Доверяя инстинкту, Тринити дал волю Дьябло. Огромный вороной жеребец больше не воевал с ним и потерял всякий интерес к мерину Керби. Его влекло что-то происходившее впереди.
        Наконец и Тринити это услышал. Звуки выстрелов! Дьябло яростно заржал и помчался вперед еще быстрее.
        Сначала он заметил одинокого всадника, который преследовал кого-то и стрелял не переставая, едва успевая взвести курок. Тот, за кем он гнался, находился в зарослях терновника. Тринити надеялся, что это не Виктория: она же не выйдет оттуда живой!
        Он увидел ее, когда они с Беном перескочили из одной гущи зарослей в другую. Даже на расстоянии он увидел, что одежда ее изодрана шипами. С яростным ревом он погнал Дьябло на одинокого стрелка.
        Теперь Дьябло не надо было подгонять. Расстояние между ними сокращалось с бешеной быстротой. Тринити вытащил револьвер, но не стрелял. Он хотел быть поближе, чтобы не убить нападавшего, а взять живым. Он хотел знать, кто послал его за Викторией и почему.
        Стрелок так сосредоточился на своей цели, что Дьябло оказался почти за ним, когда он наконец понял, что его преследуют. Со свирепым видом он круто повернулся в седле и вскинул ружье.
        Тринити выстрелил, и тело мужчины дернулось, но ружья он не выронил. Тринити выстрелил в него второй раз, но мужчина продолжал сидеть в седле и держать ружье.
        Дьябло был уже бок о бок с лошадью стрелка. Оскалив зубы, он сильно укусил изнемогавшую от усталости лошадь. Та взвизгнула от боли и круто обернулась. Ее внезапное движение вышибло стрелка из седла, и он скатился на землю... прямо под тяжелые копыта Дьябло.
        Тринити отдернул жеребца в сторону, но успел ощутить удары копыт по мягкому телу. Он соскочил наземь и подбежал к человеку, неподвижно лежавшему на сухой земле.
        Тринити вроде бы узнал мужчину, который постоянно крутился около Куини, когда та была певичкой в дансинге, но полной уверенности в этом не было. Время слишком его изменило. Он открыл глаза и уставился на Тринити.
        - Кто ты? - спросил Тринити. - Почему ты пытаешься убить Викторию? Кто тебя послал?
        Мужчина ничего не ответил, лишь продолжал сверлить Тринити ненавидящим взглядом.
        - Тебе нужен врач. Скажи, кто заплатил тебе за убийство Виктории, и я отвезу тебя в Бандеру.
        Мужчина лежал неподвижно и молчал. Подскакал Керби. Он спрыгнул с мерина и склонился над упавшим.
        - Это Джермен Лаймен.
        - Значит, это Куини послала тебя убить Викторию.
        - Он ничего не скажет, - промолвил Керби. - Он скорее умрет, чем скажет хоть слово, способное повредить матери.
        Тринити показалось, что ненависть в глазах Джермена стала еще яростнее, когда тот перевел взгляд на Керби. Он явно считал мальчишку предателем.
        Внезапно Тринити утратил всякий интерес к Джермену Лаймену, К ним подъезжали Виктория и Бен. Они оба были сильно расцарапаны.
        Виктория свалилась с седла прямо к нему в объятия. Она вся была в крови. Одежда на ней висела лохмотьями. Видно было, что лошади ее тоже крепко досталось.
        Хуже всех выглядел Бен.
        - Другого выхода не было, - произнес он, когда Тринити бросил на него угрожающий взгляд.
        - Бен заставил меня ехать за ним, - пробормотала Виктория. - Иначе от меня бы ничего не осталось.
        В тот же миг Тринити услышал шорох позади себя и, обернувшись, увидел, что Джермен Лаймен приподнялся на локте и направил ружье прямо в грудь Виктории.
        Звук выстрела оглушил Тринити. Он с ужасом ожидал, что Виктория сейчас упадет, но вместо этого наземь свалился Лаймен.
        Он был мертв.
        Ружье Керби выпало из его враз ослабевшей руки, и он с ужасом уставился на труп.
        - Он собирался убить Викторию. Он направил ружье прямо на нее.
        Тринити почувствовал бешеное желание отправиться на ранчо Блейзеров и пристрелить Куини на месте. Ему надо было срочно доставить Викторию к доктору. Он не думал, что ее раны серьезны, но точно узнает это только в гостинице. Она была ему важнее, чем Куини. И всегда будет.
        К тому же если он сейчас поедет на ранчо Блейзеров, Керби последует за ним. И как бы зол он ни был, как бы она этого ни заслуживала, но не мог он застрелить Куини на глазах у ее сына.
        Но однажды он найдет Куини и застрелит ее.
        У него не было другого выхода.
        - О-о-о! - стонала в голос Виктория. Тринити вытащил последний шип из ее плеча. - Совсем не надо было тащить его в сторону.
        - Поделом было бы тебе, если б я вообще его не вытаскивал, - сказал Тринити, выбрасывая шип и протирая ранку спиртом. - Тебе не пришлось бы скакать через терновник, если бы ты оставалась здесь, как я тебе велел.
        - Я уже призналась, что виновата. Я бессчетное число раз говорила, что сожалею, извинялась до тошноты. Я не могу Бену в глаза смотреть. Это достаточное наказание и нечего тебе повторять упреки снова и снова.
        Бена и лошадей передали под опеку Уорда и доктора Раундтри. Удовольствие позаботиться о Виктории Тринити оставил за собой.
        - Он вовсе не должен тобой заниматься, - запротестовал Грант Дэвидж. Когда Виктория вернулась в гостиницу, они с Рыжим уже ее ждали. Обрадовавшись тому, что племянница его жива, Грант вскоре возмутился, узнав, что Виктория и Тринити фактически делят одну комнату. При виде ее, окровавленной и израненной, он пришел в ярость. И его чувство приличия было еще больше возмущено тем, что не врач, а Тринити занялся ее лечением.
        - Почему ты не позволила заняться этим доктору Раундтри? - в третий раз потребовал он у нее ответа.
        - Я выхожу замуж за Тринити, - терпеливо повторила Виктория. - И предпочитаю, чтобы он видел меня полуголой, а не какой-то доктор.
        - Но жениху неприлично смотреть на тебя в таком виде.
        - Тогда сделай это сам.
        Но от этой чести Грант категорически отказался.
        - Я вообще не уверен, что одобряю твою помолвку. Я едва мог поверить Рыжему, когда он рассказал мне об этом.
        - Он должен был предоставить это мне.
        - Он был слишком потрясен, чтобы рассуждать здраво.
        - Тогда ему следовало оставаться в «Горной долине», где бы ты с ним нянчился, - отрезала Виктория. Тринити как раз лил спирт на ее раны, и боль была нестерпимой.
        - Не понимаю, Виктория, почему ты так поступаешь. Ты ведешь себя так, словно просто хочешь меня шокировать.
        - По сравнению с тем, что произошло со мной за последние несколько недель, это пустяки. А теперь перестань жужжать, как сердитая оса, и расскажи мне про Бака.
        - Рана Бака заживает, но он покидает «Горную долину». Едет в Калифорнию. Он сказал, что остаться не может: все напоминает ему о тебе.
        Виктории хотелось выругаться. Как это похоже на Бака - постараться заставить ее почувствовать себя виноватой!
        - Тебе нужно срочно повидаться с этим твоим адвокатом. Неизвестно, что он затеял, и его следует остановить. И потом, этот человек от Пинкертона. Тринити меня всю забинтует к твоему возвращению, и я буду выглядеть вполне пристойно, - сказала она, когда дядя заколебался. - Потом он уйдет, и мы сможем поговорить.
        - Тебе не обязательно это делать.
        - Вы заслужили возможность дать племяннице свой совет, - промолвил Тринити. - Я больше всего на свете хочу жениться на ней, но понимаю ваши опасения. Я впутал ее во многие неприятности.
        - Но кажется, и выпутал из них, - признал Грант.
        - У меня не было особого выбора. - Тринити усмехнулся в той шутливой манере, которая так нравилась Виктории. - Ведь Рыжий все время дышал мне в затылок.
        Глава 27
        - Ты не веришь, что Майра - это Куини, - произнес Тринити. Дядя Виктории ушел, и они остались одни. - Не отрицай. Я знаю, что не веришь. Мне было бы это безразлично, если бы она не была так опасна. Ты должна признать, что кто-то заплатил, чтобы тебя убили. Кто мог это сделать, если не Куини? И кто еще, кроме Майры, нанял бы убийцу из работников ранчо Блейзеров?
        - Признаю, что была не права. Вида Керби после того, как он застрелил этого человека, было достаточно, чтобы меня убедить. Как по-твоему, с ним все будет в порядке? - Она была искренне озабочена этим.
        - Должно пройти время. Он явно не убийца, но ему придется это пережить. Все зависит от Куини.
        - Как ты думаешь, что она теперь сделает?
        - Не знаю, но что бы это ни было, она не станет ничего предпринимать нынче вечером. А теперь снимай свой халат. Я хочу проверить твои раны.
        - Они не могли так быстро воспалиться.
        - Как знать.
        - Ладно, ладно. Проверяй, - вздохнула Виктория, подчинившись. - Ну, ты закончил? - поинтересовалась она, когда Тринити осмотрел последнюю царапину.
        - Да.
        - Ты не возражаешь, если я оденусь?
        - Возражаю, и очень.
        - Тринити, не можешь же ты иметь в виду...
        - Могу.
        - Но ведь я вся покрыта царапинами.
        - Я люблю твои царапины.
        Виктория поставила крест на стараниях научить Тринити пристойному поведению. В такой ситуации единственным гуманным поступком было ответить ему той же страстью.
        - Надеюсь, ты не подумаешь, что я собираюсь всегда так себя вести.
        - Тебе и не надо. Так вести себя буду я.
        - Ты безнадежный бесстыдник.
        - Ты права.
        - И тебе это безразлично.
        - Вовсе нет. Я страстно постараюсь быть с тобой бесстыдником каждый день моей жизни.
        Виктория сдалась. Так чудесно было отдаться на волю их взаимной страсти. Она не думала, что когда-нибудь устанет от желания Тринити заниматься с ней любовью. Ей нравилась нежность, с которой он целовал и прижимал ее к себе. Ей нравилась сила, с которой он сжимал ее в объятиях и вторгался языком в ее рот. Ей нравилось его нетерпение, когда он хотел ее так сильно, что не мог ждать.
        И конечно, больше всего ей нравилось, когда он ее любил!
        Все остальное было лишь прелюдией, увертюрой перед основным действием. Она расслабилась и позволила себя ласкать. Но когда он прикасался к ее плечам или рукам, она ждала тех бурных ощущений, которые дарил ей его рот, втягивающий в себя ее соски. Когда кончики его пальцев легко скользили по ее губам или рисовали замысловатые узоры на ее животе, она вспоминала сладкую муку, которую порождали они в ее лоне.
        Когда его ладони брали в горсть ее груди или нежно массировали ей бедра или живот, она предвкушала то отчаянное желание, которое ощутит, едва он раздвинет ей ноги. Когда его язык резкими движениями вторгался в ее рот, она жаждала вторжения его мужской плоти глубоко-глубоко, до самого средоточия ее голодной неуемной сути, которой никогда не суждено будет, удовлетвориться полностью.
        - Люби меня, - простонала она, не в силах больше терпеть. - Ты сводишь меня с ума.
        Но Тринити не спешил. Он продолжал ласкать ее груди, а его рука тем временем медленно скользила к животу и бедрам и снова возвращалась к грудям, чтобы взять их в ладонь.
        Виктория извивалась под этой блаженной пыткой.
        - Прекрати меня мучить, - молила она. Тринити вторгся в нее, и Виктория томно застонала.
        Толкнувшись в его руку, она постаралась втянуть его в себя поглубже. Он нашел нежную шишечку ее наслаждения и стал бережно массировать ее огрубевшим кончиком пальца.
        Виктория почувствовала, что сейчас взорвется.
        Она торопливо помогла ему освободиться от остатков одежды, обрывая в спешке пуговицы и разрывая швы. Она обвилась вокруг него, взяла его в плен своим телом, захватила в себя. Она не знала, нравится ли это ему больше прежнего, но сейчас ей было все равно. Он должен погасить огонь ее чресл, даже если для этого ей придется взять на себя роль агрессора.
        Тринити отбросил всякую сдержанность. Он хотел Викторию так же сильно, как она его. Они соединились в неукротимом слиянии энергий. Они больше не могли сдерживать эту влекущую их друг к другу силу. Вонзающиеся в нее выпады Тринити были размеренными и мощными.
        Волна за волной накатывал на Викторию пульсирующий восторг. Каждая волна еще более блаженно мучительная, чем предыдущая. Снова и снова она взывала к Тринити, моля смягчить эту муку, разрядить это напряжение, но он скакал на гребне своей страсти. Он не слышал ничего, кроме зова собственных чресл, рвущихся к полному изнеможению.
        Еще один последний выпад, один глубокий вдох, и Виктория отдалась на волю экстаза. Она ощутила, как уходит прочь, тает жгучая потребность освобождения и она плывет куда-то на облаке совершенного удовлетворения.
        Проснулась Виктория с ясным предчувствием беды. Затем она вспомнила все подробности того, как Тринити ночью занимался с ней любовью, и это предчувствие рассеялось. Впрочем, первое же движение пробудило боль и скованность в руках и плечах. Она осмотрела свои раны. Некоторые выглядели ужасно. Несмотря на это, Тринити страстно любил ее.
        Никогда больше не станет она беспокоиться о том, хочет ли ее Тринити. Если он любил ее даже в таком виде, он, несомненно, будет любить ее до конца жизни.
        От яркого ощущения счастья Виктория рассмеялась. В последние дни случилось много такого, что она не забудет никогда. Жизнь была прекрасна, люди чудесны, а Тринити был самым замечательным из всех.
        В сравнении с этим морем счастья все ее прошлые беды и неприятности казались пустяком. Она даже подумала, что стоит спустя какое-то время поехать в гости к родственникам в Алабаму. Она с удовольствием покажет Тринити своим высокомерным тетушкам. Наверняка их бесцветные благовоспитанные дочери не сумели найти мужей, даже отдаленно похожих на него.
        Она перевернулась, решила встать, но передумала. Тринити уже оделся и ушел. Он, наверное, хотел проверить, как там Бен и лошади. Скоро он вернется, и они вместе позавтракают.
        Ей очень нравилось завтракать наедине с Тринити. Даже когда они были на тропе и она его ненавидела и чувствовала себя ужасно, была какая-то магия в том, что они одни.
        Она громко фыркнула. Эта жуткая поездка из Аризоны станет, наверное, легендарной в будущем доме Смитов, и ее будут долго рассказывать и пересказывать в их семействе. В конце концов она будет звучать так романтично, что станет совсем не похожей на то, как это было на самом деле. Она сама уже вспоминала только приятные вещи. Все неудобства, опасности и страхи были забыты.
        Она надеялась, что, приближаясь к концу своих дней, сможет оглянуться на свою жизнь и увидеть именно это. Живя с Тринити, она должна будет примириться с его упрямством, но это ее не смущало. Лишь бы только не возникли на пороге какие-нибудь призраки из его прошлого... и пусть упрямится сколько захочет.
        Его револьверы исчезли!
        Виктория резко села на постели. Сначала она не обратила на это внимания, но если он всего лишь отправился навестить Бена, зачем ему оружие? Тревожное предчувствие вернулось. Она попыталась убедить себя, что это разыгралось ее воображение, но ничего не получалось.
        Что-то было очень неладно... она это знала.
        Виктория вскочила с постели и, быстро накинув халат, открыла двери в холл. Там было пустынно. Она пробежала по холлу до двери Вена. Сонный голос велел ей послать первого же брыкающегося пони в ад. Тем не менее она вошла в комнату.
        - Вы что-то очень недружелюбно настроены нынче утром. Господи, какой же у вас жуткий вид! - воскликнула она, рассмотрев его. - С вами все в порядке?
        Вся верхняя часть его тела была практически целиком забинтована. От бесчисленных царапин лицо опухло и воспалилось.
        - Со мной все отлично, - пробормотал он, еле шевеля губами. - Мне так все это понравилось, что как только избавлюсь от бинтов, собираюсь поехать туда и повторить все снова.
        На Викторию нахлынуло чувство вины. Бен сделал все, что мог, лишь бы удержать ее от поездки в гости к судье Блейзеру, а потом пожертвовал собой, защитив собственным телом от колючего терновника.
        - Вам не стоило ехать впереди меня.
        - Нет, стоило. Я выгляжу черт знает как, но это все заживет. А если бы я допустил, чтобы вы выбрались из тех проклятых кустов в таком виде, Тринити бы меня убил.
        - Тринити исчез. Вы не знаете, где он?
        - Он ничего не сказал, только удостоверился, что я еще жив. Но если вас интересует мое мнение, он отправился раз и навсегда разобраться с этой стервой Куини. Меня удивляет, что он не сделал этого раньше. А после вчерашнего я удивляюсь только тому, что он дождался утра.
        Виктория бегом побежала назад в свою комнату. Не обращая внимания на собственные раны, она скинула халат и надела первую попавшуюся под руку одежду, которой оказался вчерашний изодранный наряд. Метнувшись в холл, она наткнулась на Бена, который, побаиваясь того, что сделает Тринити, если он не остановит Викторию, с трудом поднялся с постели.
        - Вы не должны гнаться за Тринити. Я же не сказал, что он обязательно поехал убивать Куини. Я всего лишь сказали что так думаю.
        - Это все равно. Вы ведь его хорошо знаете. Вы оба сходите с ума одинаковым образом.
        - Что ж, если это комплимент, я от него отказываюсь.
        - У меня нет времени на вежливость, - откликнулась Виктория. - Мне плевать на Куини. Меня волнует, что будет с Тринити. Если он убьет Куини, то погубит свою жизнь. И мою тоже.
        Не обращая никакого внимания на изумленные взгляды, Виктория пробежала через вестибюль гостиницы, выбежала на улицу и остановилась, только добравшись до конюшни.
        - Уехал отсюда Тринити Смит нынче утром? - спросила она у человека, сидевшего в дверях.
        -Да, мэм.
        - Когда?
        - Около получаса назад.
        - Он поехал вверх или вниз по улице?
        - Вниз.
        Значит, он поехал в сторону ранчо Блейзеров.
        - Оседлайте Дьябло.
        - Этот конь не любит, когда на него надевают седло, - пробормотал конюх. - Если я попытаюсь, он скорее всего меня покалечит. - И он даже не сдвинулся с места.
        Виктория вышибла из-под него стул.
        - Оседлайте мне Дьябло, или я покалечу вас хуже, чем он.
        Мужчина поднялся на ноги и, смерив Викторию обиженным взглядом, направился к деннику Дьябло. Виктория набросила на Дьябло уздечку и держала его за голову, пока конюх его седлал.
        - Он выезжал вчера, - жалостным тоном сообщил мужчина, подгоняя седло и подтягивая подпругу на норовистом жеребце. - Он наверняка вымотался.
        - И все равно остается самым быстрым конем в Бандере.
        Виктория взметнулась в седло. Дьябло даже не попытался встать на дыбы. Он вылетел как стрела из дверей конюшни и сразу пошел галопом.
        - Да, быстр, ничего не скажешь, - проворчал конюх, снова усаживаясь у двери.
        Виктории не понадобилось подгонять Дьябло. Он несся во весь опор. И хотя Виктория была полна тревоги за Тринити, она восхищалась быстротой, мощью и выносливостью этого замечательного жеребца. Если он передаст это своим отпрыскам, то сделает Тринити богачом.
        Дорога казалась бесконечной. Она не допускала мысли, что может опоздать, и пыталась придумать, как убедить его оставить Куини в покое.
        Виктория облегченно вздохнула, когда, обогнув купу ив, заметила в отдалений мерина Тринити. Он ехал неспешной рысью. Она сразу догадалась, что он еще не решил, что будет делать. Когда у Тринити все было определено, он скакал галопом. Узнав ее,он придержал коня.
        - Ты что здесь делаешь? - требовательным тоном поинтересовался он, когда она подъехала к нему ближе.
        - Какой милый способ приветствовать свою нареченную! Надеюсь, когда мы поженимся, ты станешь разговаривать вежливей.
        - У меня нет времени на шуточки. Зачем ты приехала?
        - Остановить тебя, чтобы ты не убил Куини.
        - Я точно убью Бена, - выругался Тринити.
        - Никто не сообщал мне, куда ты отправился. Просто я уже знаю тебя, Тринити. После вчерашнего это единственное, что ты мог сделать. Я только не ожидала, что это будет так скоро. Я не позволю тебе ее убить. - И когда он промолчал, добавила: - Я знаю, что ты чувствуешь, но наше совместное будущее гораздо важнее Куини.
        - Если Куини предоставить самой себе, у нас не будет будущего.
        - Тогда найди другой способ ее остановить.
        - Я нашел.
        Теперь она поняла его неспешную езду. Он обдумывал все детали своего нового плана.
        - Как ты намерен поступить?
        - Что для Куини важнее всего на свете?
        - Не знаю. Наверное, деньги.
        - Быть женой судьи Блейзера. Деньги этому сопутствуют, но главное - это положение в обществе. Как жена судьи, она важная персона. Куда бы она ни пошла, люди разбиваются в лепешку, чтобы ей угодить. Забери у нее этот статус, и что останется?
        - А ты можешь его забрать?
        - Думаю, да. После того как она украла ранчо моего отца, думаю, она прошлась ураганом по всему Западу, обчищая всех, кого удавалось.
        - Ты сможешь это доказать?
        - Пока нет, но сильно подозреваю, что многие еще помнят Куини. В любом случае я знаю достаточно, чтобы сильно ее напугать.
        - Так что мы предложим ей молчать о ее прошлом в обмен на то, что она оставит нас в покое?
        - Что-то вроде того. Не очень-то на меня похоже... не так ли?
        Виктория видела, что он недоволен собой. Может, он и решил пойти на компромисс, но радости ему это не доставляло.
        - Нет. Это слишком разумно. Ты считаешь, что она пойдет на это?
        - Куини терпеть не может что-либо терять, но сейчас у нее есть практически все, что она хотела. Зачем рисковать потерей всего ради мести? Она молодая женщина. Если судья с ней разведется, ее ждет долгая и бесславная жизнь.
        Виктория почувствовала, как уходит напряжение из ее шеи и плеч. Она не знала, сработает ли идея Тринити, но это был шанс провести жизнь вместе, никого не убивая для этого.
        Приближаясь к ранчо «Тамблинг-Ти», Виктория была удивлена, увидев во дворе перед домом нескольких лошадей, а вокруг дома даже небольшую толпу людей.
        Что-то произошло.
        - Что случилось? - спешиваясь, спросил Тринити у одного из работников.
        - Жена судьи умерла.
        - Что?! - воскликнула Виктория.
        - Когда это произошло? И как?
        - Я толком не знаю. Нам никто ничего не рассказывает.
        Виктория с Тринити поспешили к дому. Никто не встречал их у двери. Они нашли всех собравшимися в гостиной: судью, Керби, шерифа Спрага, доктора Раундтри.
        Виктория сразу направилась к Керби и заключила потрясенного юношу в объятия. Горе, которое он долго сдерживал в присутствии мужчин, от ее прикосновения прорвалось, и он душераздирающе разрыдался, уткнувшись ей в плечо.
        - Что случилось? - спросил Тринити у шерифа.
        - Никто не знает. Служанка нашла ее утром, когда зашла прибраться. Никаких следов борьбы. И никакой раны я не заметил.
        - Что же ее убило? - поинтересовался он теперь у доктора.
        - Не знаю. Возможно, просто остановка сердца. Судя по виду, у нее перед смертью было что-то вроде судороги. Видите, она сбросила на пол свою кофейную чашку.
        Тринити посмотрел на валяющуюся чашку. Он взял в руки кофейник, стоявший на столике рядом с креслом Майры, и поболтал в нем жидкость. Там еще оставалось немного кофе.
        - Проверьте это. Я полагаю, что ее отравили.
        - Ерунда, - заявил шериф Спраг. - Кто стал бы это делать?
        - Не знаю, но все равно проверьте.
        Доктор передал кофейник служанке и велел ей перелить остаток кофе в чистую банку.
        - Результаты будут у меня к вечеру. Вы полагаете, это тот же яд?
        - Вы сможете оценить это лучше меня. Симптомы те же?
        - Нет. Если это яд, то больше похоже на мышьяк.
        - Но как мог крысиный яд попасть в кофе? - растерянно спросил судья.
        - Понятия не имею. Кто-нибудь еще здесь болел недавно?
        - Я уже давно болею, - ответил судья и стал подробно описывать свои симптомы.
        - Мне хотелось бы вас осмотреть, - сказал доктор Раундтри.
        - У меня есть свои врачи в Сан-Антонио и в Остине, - объяснил судья, удивленный желанием полузнакомого врача.
        - Тем не менее, если ваша жена отравлена, вас тоже могли отравлять.
        - Ну ладно. Мы можем пройти в мой кабинет, но я могу уделить вам лишь немного времени.
        - Я займу у вас всего несколько минут, - успокоил его доктор.
        - Мне кажется, было бы хорошо рассказать людям снаружи, что произошло, - предложил Тринити шерифу. - Это лучше, чем они станут сочинять свои объяснения.
        Шериф кивнул, соглашаясь, и покинул гостиную. Рыдания Керби перешли в усталые всхлипывания.
        - Я должен был рассказать шерифу, но не смог. В конце концов, она была моей матерью.
        - Рассказать ему что? - осведомился Тринити.
        - Она отравляла судью. Я узнал это только вчера вечером. У нас была страшная ссора, когда я привез на ранчо тело Лаймена. Я сказал ей, что знаю, как она пыталась убить Викторию, и если она не остановится, я расскажу об этом судье. Тогда-то она призналась мне, что уже отравила судью и он может умереть в любой день. Я ничего не могу поделать, чтобы это исправить. Наверное, у меня был потрясенный и испуганный вид, потому что она разозлилась еще больше. Она стала попрекать меня, обзывать трусом, который не может пробиться в жизни. Как, по моему мнению, говорила она, ей удалось выбраться из жалкой лачуги, в которой она родилась? Я должен на коленях благодарить ее за то, что она не бросила меня, когда мой отец сбежал. Тогда-то она и рассказала мне обо всех мужчинах, которых она обманула и убила. Это было ужасно. Меня от этого затошнило. А она стала еще безумнее. Именно тогда она объявила, что убила Джеба. Велела Лаймену его убить. Он несколько недель следил за Джебом, пока не выбрал идеальный момент.
        - Почему она травила судью?
        - Она его ненавидела. Как только она могла... он так хорошо ко мне относился! Иногда он относился ко мне лучше, чем к Джебу. И лучше моей собственной матери.
        - Я уверена, что твоя мать любила тебя, - промолвила Виктория.
        - Нет, не любила. Она сама мне об этом сказала. Она хотела, чтобы я был с ней, только потому, что судья оставляет все мне.
        - А не твоей матери?
        - Нет. Но она была бы моей опекуншей до достижения мной восемнадцати лет. Она должна была убить судью до моего дня рождения, если хотела контролировать деньги.
        - А когда деньги стали бы твоими, она могла тебя отравить, чтобы наследовать все, - предположил Тринити.
        - Мой отец из Чикаго занимался перепродажей скота, - объяснил Керби. - Он обещал жениться на матери и забрать ее с собой. Она меня ненавидела, потому что я олицетворял человека, который ее бросил.
        - Каким образом она травила судью? - спросила Виктория.
        - Она подсыпала мышьяк ему в кофе.
        - Но ведь она пила тот же, - удивилась Виктория.
        - Она держала для него специальную жестянку. Говорила, что так лучше для его сердца. Она держала его за банкой с лярдом и не позволяла никому к ней прикасаться. Я отыскал ее прошлым вечером и выбросил.
        Виктория побледнела.
        - Я переложила часть кофе оттуда в повседневную банку вчера днем, потому что использовала все, что там было раньше, чтобы сварить кофе себе и судье.
        Все трое поспешили на кухню. Банка была пуста.
        - Она выпила кофе судьи. Я ее отравила, - еле слышным от потрясения шепотом произнесла Виктория и упала в обморок.
        - Судья полностью выздоровел, - сообщил доктор Раундтри Виктории и Тринити спустя несколько дней. - Она давала ему яд маленькими дозами на протяжении длительного времени.
        - Что из этого станет общеизвестным? - поинтересовался Тринити.
        Доктор посмотрел на Викторию.
        - Ничего, - ответила она. - И не хмурься. Ты же готов был пойти на компромисс несколько дней тому назад. Теперь на это готовы все. Судья не хочет скандала.
        - Не пытайся меня убедить. Просто скажи, что ты решила сделать.
        - Я обсудила это с Керби и с судьей, - промолвила Виктория. - Они согласились объявить, будто Майра умерла от сердечного приступа.
        - Знаешь, мне жаль судью, но еще больше мне жаль Керби. Ему теперь некуда деться.
        - Не совсем.
        Брови Тринити взмыли вверх.
        - Я предложила судье усыновить Керби. Он считался Блейзером по имени, теперь он станет им по-настоящему. - Тринити внимательно смотрел на нее. - Они оба остались без семьи. Они прожили вместе восемь лет и очень привязались друг к другу. По-моему, это разумно.
        - Пожалуй. Выглядит как единственно правильное решение.
        Виктория прыгнула ему на колени, чтобы получить заслуженный поцелуй. И получила заодно еще несколько, в качестве премии.
        - А какие у тебя планы насчет меня? - поинтересовался Тринити.
        - Предлагаю тебе поскорей на мне жениться. Судья согласился провести официальную церемонию, а дядя Грант вручит меня тебе.
        - Ах ты, маленькая...
        Виктория приложила палец к его губам:
        - Будь осторожней в выражениях. Я запомню это навсегда.
        - ...дорогуша! - закончил Тринити. - Сегодня днем для тебя достаточно скоро?
        - Идеально. Гостиная рядом с нашим номером как раз подходящего размера, а судья будет здесь вскоре после полудня.
        - Какие еще будут приказы?
        - Думаю, что твоим свидетелем надо быть Бену, и ты должен одеться в черное. Это придает тебе загадочный вид.
        - И потом, это же похороны моей свободы. Виктория притворилась, что царапает его лицо, и наградила чувствительным тумаком в солнечное сплетение.
        - Ты ужасный человек. Ты заслуживаешь быть женатым на властной женщине.
        - А во что будешь одета ты? Невозможно сшить платье к полудню.
        Виктория хихикнула:
        - Я собираюсь надеть ту жуткую юбку и блузку, какие носила в первую неделю моего похищения. Раз ты в них меня похитил, можешь в них и замуж взять.
        Глава 28
        - Сидни?!
        - Сидни Карлин Аттмор, - объявил Тринити.
        - Сидни... - с отвращением выговорила Виктория. - Ты не можешь рассчитывать, что я стану называть тебя таким мерзким именем.
        - Моя мать меня так назвала.
        - Мне все равно. Я не смогу произнести его с невозмутимым видом.
        - Тогда зови меня Тринити.
        - Но ведь это не твое имя!
        - Мне все равно. Можешь звать меня Джорджем, Фрэнком, даже Аттмором. Мне не важно, только зови как-нибудь.
        Виктория засмеялась:
        - Я буду звать тебя Тринити. Может, ты и привык зваться Томом, Диком или Гарри, но для меня ты всегда будешь Тринити. А какие у тебя были другие имена?
        - Том, Дик и Гарри.
        - Я серьезно. Мне очень хочется знать.
        - Может быть, когда-нибудь я тебе их открою... но не сейчас.
        - Почему?
        - Потому что я хочу забыть об этом периоде моей жизни. Там нечем особенно гордиться.
        - А я думаю, есть чем. Наверное, есть много вещей, которые ты сейчас не хочешь вспоминать, но через несколько лет они перестанут тебя тревожить.
        - Сейчас меня тревожишь только ты. - Тринити подхватил ее на руки и положил на постель.
        - Тринити, ты же не можешь...
        - Точно могу. Не сомневайся.
        - Но мы же женимся меньше чем через час.
        - Каким же лучше способом отпраздновать наш союз?
        - Обычно люди дожидаются конца церемонии и празднуют после нее.
        - До и после гораздо лучше.
        И Виктория сдалась. Она не возражала, чтобы все делалось по его... если это было и по ее желанию тоже.