Наизнанку. Московский роман Георгий Громов
        Книга известного актера Георгия Громова, студента ВГИКа, который уже снялся у Спилберга, повествует о двух молодых людях, решивших покорить Москву. Как это часто бывает, стать студентом МГИМО или, на худой конец, МГУ сразу не получилось, и судьба забрасывает их в стриптиз-клуб. Это не просто джунгли, живущие по закону «человек-человеку враг», это настоящая мясорубка, из которой никто не выйдет прежним. Многие считают, что книга целиком автобиографична. Так ли это — решать вам.
        Внимание! Книга не рекомендуется людям до 18 лет.
        Георгий Громов
        Наизнанку. Московский роман
        Он
        Каждое утро я ем кашу, всегда разную, всегда вкусную, поскольку я совсем ребенок, мне 6 лет. Сам готовить кашу я не умею и не знаю, как это сделать, и даже не задумываюсь над этим, мне все равно, главное, что это очень вкусно.
        Во-первых, потому, что эта каша рисовая на молоке, чайная ложка густого меда, именно густого, знаете, который немного засахарился, только потому, что густой растворяется гораздо медленнее, чем ласковый, прозрачный, жидковатый. Когда каша доходит до кипения, она горячо заливает тарелку, на которой лежит немного изюма и масла. Осталось перемешать, и трапеза для «Зевса» готова.
        Во-вторых, я очень привык к этому вкусу, а привычка — причина хоть куда. Меня никто не заставит съесть на завтрак кусок жареного мяса, вареной курицы или хохляндские щи.
        Ну а в-третьих, и в самых главных, эту кашу каждое утро готовила мне бабушка, наисильнейшая мотивация влюбиться раз и навсегда в утренний завтрак.
        Бабушка меня будит в 5.30 утра каждый день, кроме субботы и воскресенья. Именно в это время, очень рано, потому что нам с бабушкой надо успеть к 6.30 на первую электричку в город, а точнее в детский сад (где бабушка работала воспитателем).
        Очень интересно все это, как-то, я бы сказал, «лестнично». Сначала ясли, потом детский сад, школа и институт, а потом как хочешь. По каким-то канонам, каждый нормальный «чел» должен работать, зарабатывать себе на жизнь, создавать семью, делать детей и оказаться на небесах. И его дети по утрам будут есть кашу и спешить в садик, и дальше по накатанной, вперед. Так было все устроено в той жизни, где жил я и о которой не задумывался, не задумывался о правилах людей и об устройстве этого хренового мира.
        После того как я легко просыпался в безумные 5.30, я умывался, уже не помню, как делал это в то время, имею в виду, чистил зубы или нет? Видимо, эта процедура как-то становится осознанно необходимой со временем, когда взрослеешь, когда осознаешь кайф первых поцелуев девушки. Тебе приходит самостоятельно, в твою неумную репу, что запах из твоего рта и цвет зубов имеет огромное значение.
        Я помню, как тщательно отскребывал свои зубы, где-то лет в 13 после долгого и каменистого десятилетнего простоя. До этого не помню, чтоб я так тщательно чистил зубы, аж три раза в день, первый — с утра, второй — перед свиданием и третий — на ночь.
        Но тогда, в 6 лет, меня не заботил вопрос о чистоте моих молочных зубов, которых почти уже не было. А вот утренняя каша для меня была каким-то фетишем, ее помню отлично. Какой же от нее шел сумасшедший аромат — тепла, уюта дома, бабушкиной любви, магия ее поистине волшебных рук. Грустно, что все проходит. По истечению времени забывается и вкус детства в параллели с этой кашей. Грустно, что те бабушкины руки не могут вести тебя по жизненным путям, ограждая от бесчисленных навозных куч, на которые если наступишь, придется отмывать, а наступишь в любом случае, ведь никого рядом не будет и на пути к чему-то правильному, ты будешь один.
        Вода течет по моему, совсем детскому лицу, не холодная, а теплая, чтоб было приятней после сладкого и теплого, как эта вода, сна. А про то, что с утра, чтоб взбодрится, лучше ополоснуться холодной водой, я узнал гораздо позднее. Но до семи лет все дети на этой земле безгрешны, и у меня, в мои шесть с копейками, оставался небольшой запас того святого времени, который отделял меня от ответственности перед Богом и небесами. И тот Бог сверху смотрел на меня и улыбался, а я улыбался ему в ответ во все свои молочные зубы и нежился в воздушных и мощных крыльях, сам не осознавая его ласковой, небесной участливости. Вода была теплой, как и все остальное тепло, которое окружало меня, маленького мальчика по имени Миша, живущего с бабушкой и дедушкой, из маленького провинциального, тихого и никому не нужного городка. Не сирота, но родители мои разошлись, когда мне было три года, и как-то само собой я остался у бабушки и деда, и это делало меня безгранично счастливым.
        Отец остался в столице, откуда он и был родом. Просто, когда он был немного помоложе, его родственники все решили за него и послали в провинциальный городок учиться в мединституте, и ожидали от него максимального результата в учебе и доведения идеи с институтом до логического конца — по истечении пяти лет получить профессию врача и работать, как все нормальные люди. В нем хотели видеть суперврача, приносящего людям добро. А вместо всей этой красоты родственники отца (многочисленные сестры, тетки, зятья и прочие свекрови) получили от него незаконченную учебу и быструю свадьбу, на которой практически никого не было, кроме двух свидетелей и новоиспеченных молодоженов.
        Особым ударом оказалось его окончательное отчисление с 6-го курса меда, потому что угрозы отчисления были и на 1-м и на 2-м курсах, но тогда за него кто только не впрягался, и мой дед, и муж его двоюродной сестры, и даже, казалось, сам черт с рогами. Благодаря этим усилиям он как-то и допрыгал до последнего курса, но, подарив родственникам надежду, все равно проявил фамильную настойчивость — оставил и их и самого себя без диплома. Мой дед говорил мне позже: «Я ходил к ректору несколько раз, просил за него, в принципе сделал все, что мог, но он же учиться не хотел, поэтому все было впустую». Тоже самое мне впоследствии говорили и другие родственники.
        Он и она, то есть папа и мама, были очень красивы, особенно рядом, вместе они дополняли друг друга. Он лысоватый (что только шло ему), выразительные карие глаза, большие губы, белые зубы и впалые щеки. Высокий, крепкого и даже очень спортивного телосложения (поскольку постоянно занимался разными видами спорта от плавания и бега до бокса и карате где-то в подвалах). Все это обнаруживало в нем идеального самца. Она чем-то напоминала и дополняла его, но в усовершенствованном и изящном женском варианте хорошенькой самки. Тоже карие глаза, длинные темные волосы, точеная фигурка и поистине девственное ангельское личико. Она и была девственной, именно до того момента, как мой папа приехал учиться в мединститут грызть гранит учености, да так его и не выгрыз.
        Со временем у меня к ним появилось и накопилось огромное количество вопросов. Еще с раннего детства я чувствовал, что что-то не так, что-то не совсем правильно. Я мечтал о многом. Чтобы отец с матерью были вместе. Чтобы мы жили как семья, я ходил в сад, учился в школе, в сумме на мое понимание жизни я потратил 16 лет, за эти 16 лет ответов на мои вопросы я не нашел. Но самое страшное ждало впереди, мои наивные и детские вопросы, не находя ответов, перерождались в форму ненависти и злости, и эти чувства рвали и терзали меня изнутри. И все это было адресовано родителям, которые в принципе меня очень любили.
        Но с детства я был с дедом и бабушкой, и если б нужно было выбирать снова с кем жить, с ними или с родителями как все дети, то, не задумываясь, я бы снова выбрал кашу, вкусные пирожки с клубничным джемом и мои любимые плюшки с маком и сахаром у бабушки дома и все, что с этим связано.
        Надо сказать, что всем классическим бабушкам 60 и 70, а моей было 46, к моим шести, а деду 45, так что я был вполне похож на позднего ребенка.
        После теплой воды я вытирал мягким полотенцем с ворсинками и рисунком мультяшного мишки с воздушными шариками лицо и вешал полотенце обратно на изгибающуюся горячую трубу.
        Потом мы ехали в садик. У бабушки там был свой кабинет, небольшой, но уютный, с длинным стеллажом до самого потолка, для различных книг, от сказок Маршака и Чуковского, до «методик работы с детьми». В общем, этот стеллаж вмещал в себя все, что нужно для воспитания будущего поколения. Вообще-то далеко не у каждого педагога был свой кабинет, но так как бабушка отдала детям двадцать лет и была опытным и уважаемым начальником, то у нее он имелся.
        Отчетливо, как на цветной картинке, помню свой детский сад, в отличие от школы (которая была позже), я любил туда ходить. Сад казался чем-то вроде постоянного детского лагеря. И я наслаждался этими впечатлениями. А на что мне было жаловаться? Ребенком я был неприхотливым, кормили хорошо, аж четыре раза в день. Совсем как на спортивных сборах, ешь, тренируйся и показывай результаты. Это сейчас в стране бардак, и, чтобы родителям засунуть свое чадо в детсад, нужно в очередь вставать еще до рождения этого ребенка. Офигеть, дожили. Так вот, скажу несколько слов о питании в те коммунистические времена, от которых все мы были в восторге. Значит, сначала завтрак. Каша на любой вкус — рисовая, пшенная, ну или дурацкая манная, квадратный кусок сливочного масла на блюдце, чай и несколько кусков белого хлеба. На обед тарелка вкусного, содержательного супа, пюре с котлетой, гречка с подливкой и компот с ягодами.
        После обеда заведенное правило — крепкий сон на час. А полдник был чуть поскромнее обеда: чай с молоком, творожная запеканка и лимонные конфеты, которые все дети ненавидели, но все равно ели. И наконец, для тех, кого забирали позже всех и кто поэтому оставался на ужин, чаще всего было еще и гороховое пюре. Научно подобранный и сбалансированный рацион, витамин к витамину, углевод к углеводу. В наше время не то, что чувствовать себя сытым на такой хавке, а еще и мышцы можно нарастить.
        В детсаду у меня были друганы Вовчик, еще один Вовчик, Димон Казаченко, смешной малый, не сказать, чтоб мы дружили с ним, но, как говорили, «водились». У меня была привычка ржать над Димоном. Вероятно, понятие идиотизма ярко проявляется и в детском возрасте (а ведь тогда не было ничего юморного по телевещанию, кроме «Смехопанорамы» — шутки Хазанова, Иванова и цыпленка табака от Ярмольника). Но Димон Казаченко был сам по себе одарен кретинизмом, и это ему было к лицу, и я ржал всегда. Например, он уморительно любил разговаривать с набитым ртом, кроме того, выдавал такую порой смешную белиберду, что все дети за животики держались, кто-то наделывал даже бывало кучку в колготки от смеха. Как я сказал, с Димой мы общались меньше, чем, допустим, с Вовчиком. С этим мы вроде бы даже дружили. Помню, Вовчик поражал меня своей физсилой. Всегда, когда мы боролись, он скручивал меня в два счета, и я поделать ничего не мог.
        — Почему ты такой сильный?  — спрашивал я. И он с гордостью отвечал:
        — Пью вот столько молока каждый день.
        Он раздвигал руки на свой детский метр, для того чтобы показать, сколько он поглощает питательной жидкости. Я наивно прикидывал: «сколько же это, получается, он выпивает тогда бутылок? Удивительно сильный».
        — Да, я очень сильный,  — повторял Вовчик.
        Вовчик-второй был тоже смешной парень. Тоже — значит еще один забавный экземпляр. Ничего подробного о нем не помню, кроме того, что постоянно его спрашивал с надеждой: «Вов, а ты сегодня выйдешь?», имелось в виду погулять. И он честно обещал: «Выйду». Этот вопрос у меня был в привычке, и, когда однажды мама Вовы пришла за ним, забрать домой, то на автомате, как всегда, я спросил:
        — Вов, ты выйдешь сегодня?
        И вдруг мама Вовы слегка нахмурила брови, что сильно смутило меня.
        — Вова-то выходит, каждый день, и все кого-то дожидается, не тебя случайно?
        Этот вопрос с нотками подозрения не мог меня не испугать, и я ответил:
        — Нет, я выхожу, то есть вышел, то есть я выйду…
        Я не знал, что ответить на такое мое уличение, и почувствовал себя словно схваченным за руку и виноватым. Неприятное чувство.
        Ладно, это все мальчишество, но если по-взрослому, мне нравилась одна девочка. Звали эту принцессу Алена. Она была прекрасна, как день. Она мне так сильно нравилась, что сводила с ума. Это доходило до полного абсурда. В шесть лет мало что смыслишь в сексуальных отношениях, но я уже пытался залезть в эти дебри и узнать, что же это такое во мне пробуждается. Алена, что бы я ни делал, особого интереса не проявляла. Я страдал от нелюбви и непонимания. Все, что мне нужно было,  — это одобрение и улыбка. Я пытался что-то ей подарить, например, красный пластмассовый вагончик от поезда. Обломался. Пробовал участливо снять в туалете с нее беленькие трусики. И снял. Но на мои действия последовал моментальный отказ в виде коровьих слез. Странно, но можно провести параллели со взрослой жизнью, не правда ли? У каждого промежутка времени свой привкус счастья. Необычное проявление теплоты к этой девочке обнаружил я в себе, но эта «странность» давала волю только в тихий час, когда все дрыхли, а для нас время останавливалось.
        Сейчас я вспоминаю и улыбаюсь. Но тогда, в советское время, еще не развращенный современным телевидением и виртуальной чепухой Интернета, я испытывал к Алене, так сказать, необъяснимую нежность, в виде процесса. А процесс заключался в том, что я про-сы-пал-ся. Как мужчина. И не скажу, что все делал в полном сознании, скорее наоборот, как в тумане. Ну и ситуация позволяла, не скрою. Я подкрадывался к раскладушке, где нежно посапывала принцесса. Несколько секунд я наблюдал, как тихонько, рефлекторно подрагивают ее черные ресницы. Потом я наклонялся над ней и как последний оголодавший вампир из Трансильвании впивался зубами, пока ее отчаянный плач не доходил до сонного воспитателя. Потом меня оттягивали практически за уши. Возможно, это было наваждение, так как повторялся процесс почти каждый день, и у моей возлюбленной оставался след моей детской похоти на медовых щечках.
        Как-то раз ее разгневанная мама, с глубоким недовольством, заявила моей бабушке: «Сделайте что-нибудь со своим ребенком, скажите ему строго, чтобы не кусал ее в конце-то концов». У бабушки от этих слов глаза становились квадратными: мол, сказать ему??? Удивительными бывают эти родители иногда, удивительными и смешными.
        В конечном итоге, мы вырастаем и только тогда, вспоминая, смеемся над этими эпизодами. Нет, серьезно, я встретил Алену на улице, лет пятнадцать спустя, и не скажу, что девочка произвела на меня какое-то впечатление. Страшной я ее тоже не назвал бы. Обычная, как все. Мы немного поболтали о том о сем, поулыбались друг другу, благодаря детским воспоминаниям выразили взаимную душевность и ушли каждый своей дорогой.
        После детсада я рос, созревал, познавал и попал, как и все нормальные дети попадают, в школу. Это заведение однозначно менее добродушное и уютное, нежели мой милый сад. Учась в школе десять лет, проходишь первую ступень жизни, как уровень в игре, с оценкой по пятибалльной системе. Ступень эта уже не невинна, слегка очищена от всякой грязи, с привкусом придорожной пыли и кучками коровьего навоза (вот здесь они впервые и попадаются).
        Первые три класса «начальные», они еще похожи на отголосок раннего детства, но дальше краски тускнеют, и в них появляется уже багровый налет.
        Не вижу смысла в описании подробностей, но кое-что мне хотелось бы рассказать. Оставлю на время в стороне саму школу. Мне, как любому пацану, тогда очень хотелось иметь свой собственный музыкальный центр. О нем я только и грезил. Купить его было почти не реально. Бабушка и дед не могли себе такого позволить. Да у нас и видео появилось, когда у всех уже было кассет по пятьдесят в собственной видеотеке, а они тогда стоили не слабо. Но на мое подростковое счастье надвигался тринадцатый день рождения, и отец позвонил мне за неделю до этого.
        — Я приеду и привезу тебе подарок. Магнитофон. А в нем будет место и для компакт-диска.
        — Ой, здорово! Я так хочу. Приезжай быстрей! А он маленький или большой этот магнитофон?
        — Нормальный. Тебе понравится.
        Я весь трепетал и горел от счастья. Неужели мечты сбываются? Так просто? Стоит только сильно захотеть, и все исполнится. Так, теперь я и компакт-диски копить буду. А еще поставлю свой новый магнитофон на стеллажную полку и буду слушать в свое удовольствие, а еще я напишу на отдельном листочке ручкой «без меня не включать» и поставлю листочек с надписью около моего магнитофона. Дни тянулись бесконечно, но я дождался. Помню, как весь этот день простоял у окна, поджидая, когда приедет отец. Часы казались вечностью. Периодически я отходил, чтоб попить чаю или съесть конфету. Я тяжело вздыхал, но наконец, в небольшой дворик заехала седьмая модель «жигулей» белого цвета. За рулем был мой батька. Ликование мое неописуемо.
        — Бабуль, папа приехал!  — вскрикнул я.
        — Ну, дождался, наконец. Весь день у окна стоишь.
        И вот считанные минуты, и я поставлю свой красивый магнитофон на полку. Надпись про не включать была с гордостью сделана синим маркером, чтоб все лучше видели. Место попросторнее для него на полке я разобрал и книжки переставил в сторонку. Теперь расскажу всем в школе, невзначай, как будто между делом, что слушаю хорошую музыку на музыкальном центре. Наконец отец и его друзья поднялись, после долгих теплых лобзаний, он открыл свою дорожную сумку и вынул с гордостью то, что по идее должно было называться музыкальным центром. Но даже я, далеко не искушенный видами, формами и фирмами музыкальных центров, въехал, что попал «впросак»…
        Внешне оно было похоже на магнитофон. Я достал его из коробки и снял полиэтилен. Внимательно взглянул, как на мелкого щенка, словно пытаясь определить сука или кабель.
        — А где… разъем для компакт-диска?
        Батя, видимо, ожидавший от меня подобного вопроса, ответил с заготовленной нотой оправдания:
        — В магазине сказали, что у них такие закончились, но порекомендовали вот этот. Он очень хороший.
        И кто-то из его друзей, державший в руках свой красный фирменный, зализанный Phillips (ФИЛЛИПС! с отверстием для диска сверху!) добавил:
        — Да, магнитофон, действительно, хороший.
        Я смотрел на его аппарат и на то, что мне подарил батя. Прочитал название своего: «Тридуант». Вот это да. Такого идиотского названия я и не слыхал. Он мало чем отличается от моей несчастной мыльницы фирмы Silver. Неужели это наяву? Неужели все мои мечты рассеялись и разрушились, словно карточный домик. Батя, ведь все, что я хотел,  — это слушать компакт-диски и чувствовать себя полноценным и чуть-чуть более счастливым. На тебя, батя, была моя последняя надежда, но ты так и не оправдал ее.
        День, помнится, тогда как-то быстро закончился. Я включал несколько раз этот «музыкальный центр», пытаясь найти в нем хоть одно преимущество перед моим стареньким. Но на первой же кассете моего любимого «Доктора Албона» он не постеснялся заживать пленку так, что без применения крестовой отвертки не обошлось. Я был разочарован и подавлен, только лет через десять, когда уже начал сам зарабатывать, я купил себе новый, самый современный центр от SONY, такой, каких мало у кого было. Как говорится, рано или поздно мечты сбываются.
        Но ладно, что такое, в конце концов, музыкальный центр по сравнению с тем, как не просто понять и разобраться, чего ты вообще хочешь по жизни. Кем хочешь быть. К чему стремишься. Это и в более сознательном возрасте всегда проблема, а когда ты еще маленький? К чему я сейчас это? Знаете, я рос в те времена, когда до распада СССР оставалось совсем немного, и в зарождающейся переломной ситуации стал ощущать влияние Запада и, естественно, иное мышление и мировоззрение. К концу восьмидесятых во всех нормальных детсадах на дневных занятиях педагоги еще уверяли детей, что Владимир Ильич замечательный человек, а главное, очень добрый и всегда делал хорошо, а не плохо. Мы часто читали Маяковского, про крошку сына, который к папе подошел с вопросом, что есть хорошо и что есть плохо.
        Я мечтал стать октябренком, потом пионером. А посвящение в комсомольцы — это уже взрослая ступень жизни с ответственностью и преданностью самому правильному делу. В первом классе моя мечта осуществилась, всех детей посвятили (именно такое слово и было в ходу — посвятили!) в октябрята, и нам с неподдельной гордостью прикалывали красную звездочку с изображением молоденького кудрявого вождя. Синие, школьные костюмчики и звездочки на груди, сейчас это вроде дешевого китча, а тогда целая жизнь. Но я жил на изломе времен, и именно поэтому мне не суждено было стать комсомольцем. Помню, как классный руководитель как-то спросил нас, мол, кто хочет в комсомольцы, поднимите руки. Из тридцати человек только трое, в том числе и я, хотели. Я искренне верил, что мой выбор правильный, а тогда возможность выбора уже, как вы знаете, была. Но буквально за несколько месяцев до вступления в комсомол начальство школы отменило эту процедуру, что не вызвало каких-то эмоций у детей.
        Я рос и познавал, по-своему изучал мир, окружающий меня, и свой внутренний мир (а он был куда наивнее и вместе с тем глубже, чем мутный и спиральный внешний). В детстве особо остро, как выяснилось, воспринимаешь обиды от старших детей. Помню, мой более взрослый двоюродный брат по линии отца подарил мне очень красивый черный, с отделанной коричневой кожей ручкой игрушечный пистолет. Уж очень я его любил, он был как из тех далеких боевиков. И вот, как-то я играл один раз сам с собой в такой воображаемый боевик. Незаметно ко мне подошел один паренек, он был постарше меня года на два. Я немного знал его, мы учились в одной школе. Он взял у меня из руки пистолет.
        — Это твой?
        — Да, мой,  — ответил я.
        — Очень похож на мой.
        — Мне его брат подарил.
        — Че ты мне врешь?
        Он рассматривал пистолет очень внимательно, нажимал на курок, вертел ловко на пальце. Потом сказал:
        — Сойдет.
        И пошел туда, откуда пришел, вместе с моим пистолетом.
        Я стоял на месте и смотрел ему вслед. Я даже ничего не сказал. Помню только, мной овладела дикая ненависть и безграничная обида. Я не смог ничего сделать и понурый побрел домой. Я часто вспоминаю этот случай, в детстве у меня много что отбирали и часто обижали старшие, но тот раз запомнился особенно. Пистолетик подарил мне брат, которого я сильно любил и которого не стало, когда мне было двенадцать. Когда я вырос и уже мог постоять за себя, иногда на машине заезжал в тот двор, чтобы найти этого парня и попросить вернуть мою вещь, но так его и не встретил. Этот конфуз заставил меня пойти в школу бокса. Хоть я и боялся, что там будут бить больно по лицу, но побороть страх стало делом чести.
        Когда дед привел меня к Игорю Афанасьевичу, мастеру спорта, я впервые увидел, как ребята в кожаных перчатках колошматят друг друга и как выглядит их наставник, настоящий боксер тридцати пяти лет от роду. Абсолютно без волос, худощавый, жилистый, со сбитыми руками, сломанным носом и бледным, как будто заболел, лицом.
        — Это мой внук Михаил, сделайте из него мужчину,  — сказал мягко дед и улыбнулся.
        — Да не вопрос,  — спокойно ответил Игорь Афанасьевич.
        — Тогда оставляю на ваше попечение.
        — Оставляйте. Я сам ему все покажу и объясню.
        Голос у него был тихий, уверенный и спокойный.
        Дед наклонился ко мне:
        — Ничего не бойся. Драться — это самое простое, что ты можешь сделать.
        Я смотрел на него, не очень понимая смысл слов, но кивнул в ответ. Запах пота или чего-то мокрого вошел в мои ноздри, когда я только переступил порог этого помещения, потом со временем к нему привыкаешь и даже не замечаешь.
        После того как дед ушел, тренер решил проверить меня. Он подозвал какого-то паренька лет двенадцати и что-то шепнул ему на ухо, я не услышал, что именно, да и мой взгляд был прикован к другому парню с мощной шеей, который колошматил кожаную грушу.
        — Михаил, давай я покажу тебе раздевалку, и ты немного разомнешься.
        Тренер отвел меня в раздевалку, я переоделся, закинул свои вещи в железный ящичек и вышел в зал. Игорь Афанасьевич и тот паренек, которого он подзывал, ждали меня на ринге. Я, как сейчас помню, ни о чем плохом не думая, побрел к ним и поднялся на ринг.
        — Одевай,  — сказал тренер и протянул мне большие твердые, круглые как арбуз кожаные перчатки.
        Я напялил их на руки, и он зашнуровал.
        — Поработаешь сейчас с Ванькой, он выкладываться не будет, так что не бойся,  — тренер заглянул в мои глаза и увидел страх.  — Тебе же дед сказал, не бойся.
        — Хорошо,  — почти уверенно сказал я.
        Мы начали боксировать. Этот Ваня аккуратно прикладывался по моему туловищу своим левым хуком, я в ответ тоже что-то пытался сделать, но ни разу мои удары не достигли цели. Я быстро почувствовал, что устаю, что ноги наливаются свинцом и как-то нелепо заплетаются. Страх снова окутал мое сознание. Стало тяжело дышать. Я боялся пропустить удар в лицо, хотя все-таки словил несколько от партнера, но не сильных и не особо чувствительных. Паренек этот был резкий, с хорошей защитой, как я ни набрасывался — не мог пробить ее. Меня очень раздражало, что не получается к нему подобраться, так сильно хотелось дать со всего маху по морде. Но получил я сам. Получил так, что кровь сразу пошла из левой ноздри. Хотя я не хотел показывать свою слабость никому, но все же не сдержался и повел себя, как обиженная девчонка.
        Увидев это, тренер быстро подошел ко мне и присел, чтобы лучше рассмотреть боевую рану.
        — Ну что ты хнычешь? Здоровый парень. Неужели никогда кровь из носа не текла?
        Он пощупал мой нос, в разные стороны его покрутил, от этого мой кайф еще больше усилился, и я даже немного вскрикнул.
        — Всего лишь ушиб, не больше, перелома нет. А вот на меня посмотри, видишь,  — он взял мою руку и дотронулся до своего носа.  — Чувствуешь впадину? Чемпионат СССР, 85-й год. В финале сломали, но я ничего не чувствовал — ни боли, ни крови, я был счастлив, что дошел до финала и встретился с чемпионом, мастером спорта. Это была моя победа, несмотря на то что я проиграл и занял второе место. Зато победил свой страх, а это иногда гораздо важнее. Твой страх и есть твой главный противник. Он может подавить тебя полностью, либо помочь победить, это уже решать тебе.
        В этом он был прав, это тест, который всякому нужно либо пройти, либо нет. Не скажу, что подобное обучение борьбы со страхом особенно помогает на улице, но все же какие-то плоды приносит.
        С тех пор прошло уже много лет, а я так и задержался в этом виде спорта, хотя делать карьеру на ринге не было ни малейшего желания. Хватило мозгов обойти подобное. Я мечтал и грезил уехать в столицу и там обосноваться, сделать успешную карьеру, заработать кучу денег, чтоб бесконечно одаривать своих родных, близких друзей, подруг, короче всех, кого хотел. С самого детства у меня зародилось чувство некоего долга перед самим собой и другими людьми, но понять, а главное осознать, это было совсем не легко, но то, что оно будоражило меня, это однозначно. Я рос и воспитывался, как и миллионы других пацанов моего поколения, на видаках с боевиками и карате. В тех незамысловатых фильмах герои всегда побеждали в конце, хотя преодолевали далеко не простые жизненные обстоятельства. Я искренне верил и сопереживал, наивно доверяя правдоподобию происходящего в кино. Но взрослые утверждали, что в жизни так не бывает, сказки в реальности не случаются. А я верил, что они случаются, только нужно очень захотеть, а главное, стремиться к хорошему, к поставленной цели. Определенной цели не было, все представлялось
размыто, не ясно, но и жить в этом городке всю жизнь я не собирался.
        У себя дома в своей комнате я сидел за столом и от нечего делать листал книжку про приключения Жени Сидорова.
        Но было как-то скучновато, я закрыл книгу, отодвинул ее, и взгляд мой ленивый и усталый упал на стену, всю увешанную плакатами. Тут и Rocky, Kigboxer и Терминатор и т. д. Все те герои, пленившие меня страстью к жизненным приключениям. Странное чувство, но когда ты живешь и растешь в полноценной семье, где есть свои правила, устои и взгляды на эту жизнь, мир кажется тебе плосковатым и в то же время не однозначным, но тем не менее ребенок живет в детстве, где о нем всячески заботятся и подтирают задницу и слезки, очень долго. Оглядываясь назад, понимаешь, что все не зря и что ты можешь остаться один в любую секунду, после того как пройдешь рубеж под названием детство.
        Как ни крути, время его проходит. Уже после первых засосных поцелуйчиков чувствуешь себя другим человеком и жаждешь быстрее этого, потому что своим сверстникам, если они попробовали раньше, с некой опаской смотришь в глаза, боясь, что засмеют, неправильно оценят тебя (что часто и случается).
        Она оценила наш первый поцелуй у нее в подъезде. Ну, в смысле она совсем не целованная была, но когда почувствовала мальчишеские губы, то оценила. Первые наши чмоканья были настолько неумелые, что идущая вниз по лестнице соседка говорила:
        — Как вы громко целуетесь, мне даже на втором этаже слышно.
        Забавно, да? А могла бы и не греть свои непроколотые уши. Непроколотые они были потому, что в свои 29 соседка Люда со второго этажа честно верила, что если колоть уши, то можно попасть в некие точки и нервным сделаться на всю жизнь. А у нее было свое понятие о красоте.
        Оле я нравился всегда. Даже больше. И я любил ее, или думал, что любил. Мы вместе учились в школе, она была постарше меня на несколько лет, что не могло меня не радовать. Не скажу, что я пялился на нее постоянно, а впервые обратил внимание, когда во время урока русского языка вышел в туалет, да так и не дошел до него. На третьем этаже четырехэтажной школы я впервые увидел Олю другими глазами. Отличие было лишь в том, что она была одна. Сидела на подоконнике, прекрасная, как утро, в сереньком коротком сарафанчике, стильных мягких мокасинах коричневого цвета, почему-то это особенно запомнилось. Олино каре меня сводило с ума. Ей очень шла эта прическа, подходила к ее изящному личику, большим глазам и пухленьким губкам, сложенным в нескромный бантик. Она что-то читала в учебнике или в книге, мне нужно было решиться — либо подойти к ней, либо забыть и никогда этого не делать, потому что такой возможности больше не будет. Колебался я недолго, секунд десять, но эти десять секунд были длинною в вечность. Я решился идти напролом. Подошел так близко, что можно было сделать длинный шаг и оказаться вплотную к
ней. Я хотел сказать что-то, но Оля опередила меня. Услышав, что к ней кто-то подкрался, она оторвала свой взгляд от учебника истории. Теперь я мог точно его разглядеть.
        — Привет,  — сказала она.
        — Привет. Меня Миша зовут. Как дела? Что читаешь?
        — Оля, дела отлично, историю, как видишь.
        — Вижу, что ты очень красивая. Можно я провожу тебя сегодня домой?
        Она повела бровью, и в лице ее я прочитал удивление.
        — Можно я провожу тебя до дома?  — снова спросил я, но уже увереннее, не знаю почему.
        — Я слышала, можешь не повторять третий раз. Нельзя. Тебе не пора на урок?
        — Не пора, а тебе? Ты чего не на занятиях?
        — Не хочу, устала от них, хочу одна побыть.
        — Ну побудь одна сейчас. А позже я тебя провожу. Когда, кстати, у тебя последний урок?
        — Ты всегда такой настырный, а, маленький мальчик?
        — Нет, но в данный момент да. И потом, я не намного младше тебя, маленькая девочка. Так когда последний урок заканчивается?
        — Через один.
        — То есть еще два.
        — Ну да, еще два, литера и история, видишь, сижу, учу.
        — А что учишь?
        — Древнюю Грецию. Завоевания Александра Македонского.
        — А-а, интересно?
        — Интересный он сам, этот Александр.
        Меня не очень занимала тема учебы, поэтому я подвел аккуратно все к встрече после занятий. В итоге она согласилась. Что не могло не привести меня в мощнейший восторг, я даже сам себя зауважал. На уроке я уже, конечно, не мог ничего воспринимать, все мысли были только о ней. Я видел себя как будто со стороны. Мечтатель сидел за разукрашенной авторучкой партой и уже строил дальнейшие планы, связанные с этой девочкой: она подружка, потом уже жена, а там и семья, и дети, и вместе встреченная старость в кругу многочисленных внуков.
        Я слышал от кого-то, что мысли материализуются, если часто проецировать их у себя в мозгу. Вот я и был этим занят вместо изучения географии, хотя у учительницы по этому предмету была очень красивая задница. Думаю, что многие малолетние мои сверстники, включая меня, не одну ночь провели с правой рукой, думая о географичке.
        После занятий я проводил Олю до дома и впредь провожал каждый день. Мы постоянно о чем-то разговаривали — она о себе, о семье, я о своих планах на будущее, о спорте. Нам нравилось общество друг друга, но мы не догадывались, что часики неумолимо двигаются, и наше общее время проходит.
        Я проводил дома у Оли много времени, иногда и тренировки прогуливал, что не могло не волновать Игоря Афанасьевича. Он даже звонил мне домой, чего я совсем не ожидал. Он говорил бабушке, что давно меня не видел, а хотелось бы перед кубком области. Что я мог ответить бабуле с дедом, когда они отчитывали меня? Молчал как рыба, понимая свою никчемность и глупость.
        Наверное, я не был идиотом и впитывал вразумительные слова старших. Стал чаще посещать «трени», это же борьба с самим собой, и я, упиваясь, преодолевал свою трусость. Я очень благодарен деду, что он привел меня в бокс, и тем самым фактически разрешилась проблема с уличным хулиганьем. Поверьте, мало кайфа, когда какой-нибудь Хрен Веревкин возомнит себя крутым Уокером и ни с того ни с сего колошматит твою физиономию. А потом прибегает в истерике твоя девушка и умоляет Хрена Веревкина, который только вчера узнал, что такое боевое искусство, тебя не бить. Жутко, не правда ли? Жутко, а главное, стыдно. Кто пережил подобное, со мной согласится. Спасибо, дед, что думал обо мне.
        Вообще с Ольгой я очень разбаловался и вел себя как хотел, видимо, играла папина кровушка. Это удивительно, что в таком мелком возрасте, а ей было 16 лет, она так искренне относилась ко мне.
        — Пирог с вареной сгущенкой, пожалуйста, я после тренировки зайду, буду очень голоден.
        — Да ты что, а больше тебе ничего не сделать, дорогой?
        — Ну пожалуйста,  — почти жалобно бормотал я и уже знал, что вечером буду облизываться перед готовым пирогом.
        — Ты хочешь именно с вареной или, может, с обычной сгущенкой, а то очень долго ждать, когда она на огне дойдет до нужной кондиции.
        В конце концов я соглашался и на белую сгущенку. Вот, блин, Оленька, ты так избаловала меня, что теперь я зануда, как дед, страдающий «метеоризмом», и предельно придирчив ко всему, что исходит от женского пола.
        — Во сколько ты ко мне зайдешь? Как всегда в 9, как всегда на 20 минут?
        — Я говорил, что, как только закончится тренировка, так сразу приду.
        Я должен был ей это объяснять каждый день.
        — Ты любишь меня?  — спросила Оля как-то в то время, когда я после утомительной тренировки уплетал ее пирог со сгущенкой за обе щеки.
        Я отреагировал, не переставая жевать:
        — Конечно, люблю, почему ты спрашиваешь?
        Может, я не был искренен до конца. Но ответить иначе не мог, не хотелось делать ей больно.
        — Я не знаю, но иногда мне кажется, что я тебе нужна только для решения каких-то твоих проблем, готовки пирогов и безе.
        Кстати, эти безе были божественно нежные и вкусные.
        Оля все мне говорила искренне, это чувствовалось, но я хавал этот вкусный пирог и не хотел заморачиваться такой ерундой, у нее была дурацкая привычка мне надоедать вопросами типа: «Зачем я тебе нужна?», «Тебе нравятся наши отношения?» и все в таком духе.
        Оля не была неумной, скорее наоборот, еврейская кровь по материнской линии давала ей какую-то мудрость, иначе, как объяснить, что столько времени, аж целых три года, я был с ней, она как-то умудрялась меня удерживать, хотя после окончания школы это было уже невозможно.
        — А почему твоя бабушка ко мне так относится? Мне это неприятно. Я ни тебе, ни ей ничего плохого не делаю.
        Я знал, что бабушка, правда, не была в восторге от моих отношений с Олей, потому что считала, что пока рано и, собственно говоря, незачем. Я учился в 8-м классе, занимался боксом и вел нормальную школьную жизнь. Она не хотела, чтобы Оля влияла на мои оценки, на результаты в спорте и даже на отношения в классе с ребятами, потому что я был единственным, кто в этом возрасте встречался с девочкой на два года старше.
        — Не пойму никак ваших отношений, она старше тебя, что у вас может быть общего? У тебя свои интересы, у нее свои, да и вообще…
        Слово «вообще» включало в себя многогранность действий, которую можно свести и к простому: трахаться еще рановато, внучек, думать надо головой, а не головкой.
        — Я, конечно, все понимаю, но все-таки считаю, еще рановато,  — она помолчала и четко повторила.  — Рановато.
        Я же говорил Оле: «Да все хорошо, что ты переживаешь? Бабушка к тебе нормально относится». Она глядела на меня своими выразительными глазами. И я добавлял: «Нормально, поверь мне». Она тогда говорила: «Но я же чувствую, даже когда звоню тебе, твоя бабушка отвечает мне так… нехотя».
        — Да тебе кажется. Все ок.
        Я хотел быстрее закруглить эту тему. Это было чересчур для моей головы. Я позанимался, побоксировал, глотал позитив и жизненную энергию, принял освежающий контрастный душ и прошелся пешком до дома любимой. И как только начал есть выпрошенный пирог, посыпалось 133 вопроса. Как тут не лопнуть от раздражения?
        Ну да ладно, не жалуюсь я на свою подругу, в конце концов, она любила меня и выполняла все мои капризы. А капризничал я постоянно, и причем очень умело.
        Помню, у нее дома на трюмо в коридоре лежали деньги, около пятидесяти рублей. Не самые плохие деньги — это около 10 шоколадок Mars, обожаемых мною тогда. Я запомнил, когда впервые увидел рекламу этого батончика, был 1990 год. Время перестройки, мне было восемь лет. В Италии проходил чемпионат мира по футболу, и я, как и мой отец, болел за сборную Италии. У них тогда ярко выступал дуэт нападающих Р. Баджо и Скилаччи. Но, увы, Италия вылетела из чемпионата, уступив Аргентине в полуфинале в серии пенальти, обидно, но что поделать. Так вот, между матчами тогда запустилась реклама mars и snikers, но купить их можно было только в аэропортах. Я помню, как я докапризничался, и отец погнал свою «шаху» в сторону Шарика. И все только ради этого батончика.
        Недолго думая, я спросил тогда Олю:
        — Это твои деньги на трюмо лежат?
        — Нет, Миша, не мои, и ты их не трогай, скорее всего, это деньги отца.
        — Можно я возьму вот только эту оттопыренную пятерочку?
        — Понимаешь, если бы это были мои деньги, то я бы все отдала, но они отца или мамы, так что никак. Извини.
        Вдохновившись этой идеей, я начал гладить Олю между ножек. «Это не поможет»,  — неуверенно произнесла она. А мне показалось или, может, послышалось: «давай-давай, вперед, смелее, и у тебя все получится».
        Я сказал:
        — Ты знаешь, я возьму эту пятерочку, а завтра в школе отдам тебе, хорошо?
        Постепенно моя рука начала ползти за деньгой, а вторая вдохновенно массировала в уже мокрых трусиках Оли. Я чувствовал себя будто Амаяк Акопян, показывающий виртуозные фокусы по телевизору. Это уже было близко.
        Она расслабилась, закатила глаза. «Не останавливайся»,  — прошептала красавица, будто не видя и не слыша, что я взял с трюмо бумажную пятерку и положил в карман куртки. Второй рукой я массировал клитор и одновременно ввел несколько пальцев во влажное, теплое влагалище. Ольга уплыла в дальнее плавание, но одновременно я ощущал, что ей иногда больновато там. Это потому что только полтора месяца назад она в свои пятнадцать была девственницей, а я в свои тринадцать ее этой девственности лишил прямо на полу этой самой прихожей. Почему именно в прихожей? Не на диване в комнате, не на полу в комнате и даже не в спальне, а в маленьком коридорчике, где была обувь, висела одежда и стояло трюмо с различными лаками, кремами, расческами и небольшой старой черно-белой фоткой с изображением маленькой Оленьки в коляске. Фотка была вставлена в зеркало.
        «Сильнее, давай сильнее»,  — прошептала Ольга, чувствуя, что сейчас что-то произойдет.
        Между прочим, я уже подустал, но сделал последний глубокий рывок к финишу, итак: три, две, одна и ноль — время вышло, вся моя натруженная рука облилась соком любви, и я выдохнул:
        — Как ты?
        Ольга еле стояла, опершись о стену.
        — Ну-у, как ты?  — повторил я.
        Она медленно открыла свои большие глаза.
        — Я тебя ненавижу…  — пробормотала ласково.
        Я улыбнулся:
        — Тебе понравилось?
        — Дай я дух переведу. А сам как думаешь?
        — Думаю, понравилось,  — ответил я, растягивая слова.
        Я посмотрел на настенные часы и увидел, что уже начало девятого.
        — Ой, блин, мне пора, сейчас твои придут с работы и домой надо, доделать уроки и ложиться, утром вставать, в семь в школу.
        Она немного пришла в себя:
        — Давай беги, но только как придешь, сразу позвони, я буду волноваться.
        — Хорошо,  — ответил я, а про себя подумал: какого хрена ты волнуешься, я что, зря боксом занимаюсь? Сам кому хочешь намылю рожу.
        Быстро оделся, напялил на себя дурацкую облегающую шапку в стиле гандон уже в подъезде, конечно: не любил выглядеть нелепо при ней, вышел на улицу и почесал в сторону дома.
        Но сначала — в ларек за шоколадкой на аккуратно стыренную пятерку. Честно говоря, я не особо жаждал шоколада в ту минуту и решил, что лучше все-таки завтра перед школой я куплю snikers или mars.

* * *
        Разные события всплывали в моей голове. Я с отрешенным видом облокотился на толстое дерево где-то между школой и продовольственным магазином.
        — Парень, ты в порядке?  — спросил меня чей-то вроде бы знакомый голос.
        Я очухался, открыл глаза. Казалось, что простоял у этого огромного одинокого дерева целую вечность, но, к моему удивлению, все воспоминания заняли у меня 9 минут, перед тем как «уплыть», я ненароком взглянул на свой свеженький Casio g-shock. Противоударная модель. Время было 3 часа 44 минуты, а сейчас — 53.
        — Чего ты тут стоишь? Онанируешь, что ли? В одиночку?  — спросил меня Морис.
        Да, подошедшим оказался мой лучший друг Морис.
        — Это ты?
        — Я.
        У нас с Морисом была такая «шутка» — иногда мы спрашивали друг друга: «Ты чего тут, онанируешь, что ли?» А зародилась она в одном косметическом салоне. Моя тетка по маминой линии была косметологом, и как-то мы с Морисом зашли ненадолго в салон, где она работала, я даже не помню зачем. Там была прелесть — много классных девок. И несколько голубых парикмахеров. Голубые парикмахеры — это, конечно, не прелесть, но прикол. Я знал Леву — парикмахера, он был другом моей тетки, такой веселый и заводной малый, душа компании. Я и Морис ждали Леву в так называемой подсобке, хотели, чтобы он нас познакомил с очаровательной маникюршей Дашей. Но как-то Лева немного про нас забыл, и мы просидели как два идиота в подсобке около часа, после чего дверь открылась и вошел тот самый Лева.
        — Ой, парни, а вы что тут, онанируете, что ли?
        Мы, конечно, заколебались его ждать, но поржали. С тех пор эта незамысловатая присказка к нам и прицепилась.
        — Да просто задумался что-то,  — ответил я Морису. Не хотел углубляться в подробности, Морис не был глубоким парнем. Со временем я это понял. Но тогда он был мой единственный «большой мен».
        — Слушай, как ты насчет пойти сегодня на ночную в «Пульс»?
        — Ночную?  — переспросил я.  — А ты что, надумал сходить? А, ну да, сегодня пятница — будет много девок,  — добавил я, немного подумав.
        Морис порылся в карманах своих зеленых слаксов и вытащил 30 рублей. Вход в «Пульс» на тот момент был аж целых 20 рублей, а остальные 10 рублей Морис, видимо, хотел потратить на одну несчастную бутылку дурацкого пива за семь рублей 35 копеек.
        — Не густо, Морис, на это особо не разгуляешься, ведь ты на это собираешься погулять да, Мор?
        — У тебя есть сколько-нибудь?  — почти с серьезным видом спросил он.
        Я ожидал, что он так спросит, иначе это был бы не он. Я знал его с первого класса, с первого класса мы были вместе, но он был халявщиком и распиздяем. Внешне Морис был похож на утку, были такие в Диснеевских мультиках — «Зигзаг Мокряк» и «Дональд Дак» — два полных придурка, но добрые и наивные — все-таки для детей делались.
        Иногда его немного вытянутое лицо с большим носом, хитрыми серыми глазами, как будто подкрашенными черными ресницами и волосами на проборчик, напоминало мне лица этих персонажей. Приплюсуем тело, как у сперматозоида, и получим Мориса. Имя «Морис», Мору, как он сам рассказывал, досталось от прадеда по отцовской линии. Тот вроде был цыганским бароном, но так ли это на самом деле, неизвестно. Даже сам Морис путался в своих корнях: иногда они у него были цыганские, а иногда грузинские, но последние — по бабушке.
        — У меня сотка есть, я как раз вчера заходил к Федору, ну, ты помнишь, бывший муж мамки моей, и я стрельнул у него немного.
        Морис удивился:
        — Да, это круто. С соткой, блин, можно даже в «Ложе» тусоваться.
        — Не, в «Ложе» не хочу, там понты и одна дешевка, к тому же музыка не очень. Давай пойдем в «Пульс» либо никуда.
        — Ну, в «Пульс» так в «Пульс»».
        Мы с ним жили в соседних домах, поэтому пошли вместе. Я ужасно хотел есть и знал, что бабушка приготовила что-то вкусненькое. По дороге я сказал Морису, что поговорил с Федором и может, тот даст мне какую-нибудь работенку на лето, очень хотелось немного подкалымить.
        Я горел желанием заработать денег, поэтому появившаяся перспектива вызывала во мне всплеск позитивных эмоций, а что еще нужно обычному городскому парню в 14 лет?
        Все «пацаны» из мелких провинциальных городков похожи друг на друга. Везде есть и «ботаны» с возвышенной самооценкой, есть и «хулиганье», и просто «отморозки», так сказать, внутренне гнилые парни, те, которые плохо кончают. Ну и что-то среднее между вышеназванными. Это среднее тоже включало в себя несколько слоев ребят: тех, которые уже имеют цель в жизни и настроены ее добиваться, даже не подозревая о тяжелых препятствиях и, конечно, плате за свою мечту, и тех, кто живет одним днем — «ни рыба ни мясо» — это выражение про них. Они не «ботаны», ну и не «мелкие пакостники».
        С гордостью я приписал себя к числу ребят, которые хотели вырваться из маленького, серого города и сделать себя в столице. Selfmade.
        Я на этом собаку съел, бился головой об стену 32 раза, поседел и постарел, а также обзавелся целой кучей черных демонов, живущих внутри меня.
        Это моя плата за все, ну об этом чуть позже.
        Итак, направляясь в сторону дома, мы о чем-то переговаривались с Морисом, как вдруг, метрах в 150 от дороги, мой взгляд упал на очень красивую девушку. Она стояла ко мне спиной, но ее светло-розовое летнее платье периодически задиралось, оголяя ее стройные сексуальные ноги.
        — Значит, к одиннадцати в «Пульсе», да?
        — Ты только сотку не забудь, а то совсем лаве нет, я тебя у подъезда буду ждать в 22.30, и нам получаса за глаза хватит дойти.
        Я слышал его, но мой взгляд был направлен на девушку, и я про себя думал: «только не уходи, я сейчас подойду, сейчас, только две минуты, и я подойду». Внутри у меня все играло, мотор работал на полную. Я ощущал некую нервозность.
        — Договорились. Буду ждать тебя внизу,  — выпалил я.
        Мы ударили по рукам, и я со скоростью легкоатлета-«ходуна» потопал к ней. На полпути обернулся и увидел ухмылку на лице Мориса.
        Я шел, шел и, наконец, дошел. Где-то в 10 метрах я сбавил шаг, пытался восстановить дыхание, но было не просто, слишком часто билось сердце, я глотал воздух. Дошел. Немного прошелся вперед, будто иду куда-то, обернулся и увидел учительницу истории, по которой сох уже целый год. Ее, видимо, перевели из другой школы, либо сама перешла. Уверен, что по ней сохли все, даже те самые «ботаны» наверняка в тихушку подергивали свои отростки, мечтая о ней, не говоря обо всех остальных. Елена Викторовна собственной персоной в метре от меня и не в школе. А на улице лето.
        — Здрассьте, Елена Викторовна,  — небрежно ляпнул я.
        Она была в своих мыслях и, видимо, чего-то ждала, либо кого-то. Выражение ее лица при моем появлении почти не изменилось, она только слегка улыбнулась:
        — Сафронов? Привет.
        Вот это вот «Сафронов, привет» — было как серпом по одному месту. После таких интонаций общаться дальше не захочется.
        Но я попробовал.
        — Не ожидал вас встретить здесь, вы кого-то ждете, да? Или просто…
        — Вообще-то жду, мужа.
        — Мужа? Вы замужем?
        — Пока нет, но собираюсь, так что это мой будущий муж.
        Будущий муж — ничего себе. Попал, как говорится, впросак. И что сейчас делать?
        Я немного расстроился.
        — Вы знаете, вам это платье очень идет, вот именно этот цвет, светло-розовый — мой самый любимый.
        — Да ты что, какое совпадение, это и мой любимый цвет.
        Разговор явно не клеился, и я решил идти ва-банк:
        — Пойдемте сегодня в «Пульс» вечером.
        — Сафронов, ты приглашаешь, что ли? Я согласна, только с женихом приду, хорошо?
        Она улыбалась, и мне показалось, даже немного кокетничала.
        — Давайте, приходите, я буду с Морисом, ну, с другом, мы подойдем к 23,  — спокойно ответил я.
        — Не знаю, честно говоря. Хотя в «Пульсе вроде бы ничего, можно расслабиться.
        Это слово «расслабиться» будто погладило меня по животу.
        — Завтра у нас…  — она задумалась.  — Так, завтра суббота, выходной.
        Не знаю, почему она говорила про выходной, ведь были каникулы у всех. Может, она еще где-нибудь работала.
        — Так вы пойдете или нет?
        — Не обещаю, ляжет карта — пойду, а не ляжет — не пойду.
        Про карту у нее было любимое выражение и еще несколько в таком духе.
        Не сказать, чтоб я был счастлив от услышанного, но на секунду у меня мелькнуло подозрение, что Елена чем-то заинтересовалась, может быть, даже мной. Так или не так, я не знал и решил красиво закончить.
        — Вы знаете, Елена! Для меня было бы наслаждением увидеть вас сегодня. До встречи,  — мягко улыбаясь, добавил я и гордо пошел домой.
        В 22 —30 я, как полагается, был около своего подъезда и ждал Мориса. Пока его не было, я занял себя незамысловатым нажиманием на кнопки моих Casio.
        — Здорово, спортсмен!
        Я поднял голову. Двор был пуст, поэтому я не сомневался, что поздоровались со мной. Это оказался Андрей, не сказать, что я хорошо его знал, но мы учились в одной школе, только он был старше меня на несколько лет. Хороший парень, но много бухал и нюхал «кокс», непонятно только, где он его доставал.
        — Привет, Андрюх, как сам?
        — Нормально, у подруги день рождения сегодня, бухать иду.
        — Ты все бухаешь? Здоровый парень, займись спортом.
        — Да на фиг, пять лет хоккея мне за глаза хватило.
        — А перспективы не было, что ли? Ну, там, в Москву поехать? В лигу попасть?
        Андрей достал пачку сигарет Саmel и начал ногтем ее открывать.
        — Не знаю даже, у меня травмировано колено, поэтому вряд ли с такой перспективой в Москву, максимум, что могу сейчас, это быстро ходить.
        Мне было жалко его, с одной стороны, но с другой, мы же сами кузнецы своей судьбы, значит, так тому и быть. Мы попрощались, и больше я его никогда не видел. Через четыре года Андрей умер от передоза, где-то на стройке, с ним был еще один кент, и, по слухам, Андрея можно было спасти вовремя, но тот, второй, испугался и убежал, оставив его отходить в мир иной.
        Наконец подошел Морис в своем любимом выходном комбинезоне, думал, что в «этом» он неотразим. Под мышкой у него виднелась черная барсетка, тонкая, потому что там ни хрена не было, кроме 30 рублей, пары фоток его родных и трех визиток неизвестных ему людей.
        — Стоим, ждем?
        — На часы посмотри сначала, ты чего, «срал», что ли, перед выходом? На 20 минут опоздал.
        — Да просто телка одна знакомая позвонила, когда в дверях уже был.
        — Не лечи меня этими байками, ладно, пошли уже. Сегодня может Елена там будет.
        — Какая Елена?  — с недоумением спросил Мор.
        — Училка истории, Елена Викторовна. Ну та, с ляжками.
        — Да ладно, откуда знаешь? Ты чего, встречался с ней!
        — Не то чтобы встречался, случайно увидел, но это не важно.
        Мне лень было говорить об этом, может, она вообще прикольнулась, а я тут рассуждаю с Морисом.
        Мы шли с ним дворами, любили эти незамысловатые кривые дорожки. Путь тянулся от наших домов. Мимо продовольственного магазина, мимо школы, мимо дома моей подруги Оли, которой я сказал, что уехал на огород помогать бабуле полоть грядки, мимо большого оврага, на дно которого я прыгал в глубоком детстве, изображая «ниндзя». Миновали мы и небольшие частные дома. Здорово это было, потому что, пока шли, мы обсуждали очень большое количество разнообразных тем, так сказать, включали голову и сердце. Например, наше будущее: кто как его видит, как намеревается осуществлять. Частенько я говорил Мору, что уеду в столицу, чтобы продолжить тренироваться там. Но это не было моей главной целью. Основным было желание заниматься собственным бизнесом. Я видел себя в дорогом костюме от известного кутюрье, при дерзком галстуке в разноцветную клетку, сидящим на кожаном стульчике в стильном офисе и щедро раздающим указания подчиненным. Частенько я говорил об этом Морису. Желание выбраться из мертвого однообразия было отчаянным.
        Мор слушал, поддакивал, посасывал тепловатое пиво местного производства, но сам он редко говорил, чего хочет от жизни. Почему-то будущее Мора не особенно заботило. Это странно. По-моему, каждый здравомыслящий человек должен стремиться к чему-то, либо это глобальная и тяжелая цель либо примитивная и обыденная, но цель. Это смысл жизни — идти по лестнице к своему Я. Таких как Морис, в городах такого плана как наш, как нерезаных собак — мечутся из угла в угол в бессмысленных поисках чего-то и не знают сами, чего именно.
        Тем не менее я любил его и возлагал на него надежды, как на своего помощника, эдакого менеджера — правую руку в моих будущих делах. Но о чем я вообще говорю, это же Морис, ему на хрен ничего не надо. Все, за что он хватался, надоедало ему через неделю, те же его занятия боксом, или карате, или плаваньем заканчивались после первых районных соревнований, из которых он с блеском выбывал.
        Не хочу показаться человеком, оговаривающим близкого друга, но вы наверняка сталкивались с подобными ему. Им делаешь, как лучше для них, вкладываешь сердце, а они потом кидают тебя по полной. У многих есть свой «Морис» в жизни, рано или поздно он покажет свое истинное лицо.
        Невероятное количество разной молодежи топталось у входа в «Пульс». — Ничего себе, сколько народу!  — сказал я.
        — Ну да, сегодня пятница, полгорода здесь, не меньше.
        — Может, немного потеряемся в толпе, постоим, осмотримся?  — выпалил я и добавил неуверенно: — Может, Леночку увидим.
        — Забудь, какая Леночка, ее сейчас отделывает во все отверстия какой-нибудь мужик у нее дома,  — разрушал мои иллюзии убедительный Морис.
        — Ладно. Только ты не убегай от меня, не хочу тут один тусоваться,  — сказал я ему.
        Мор спросил у какой-то симпотной девчонки, сколько стоит вход на дискотеку, на что поймал малоразборчивое:
        — Не в курсе.
        Похоже, она набухалась еще до клуба.
        — Ну у охранника спроси, чего ты как дятел.
        Я был немного раздражен, поэтому фыркнул на Мора. Он спросил Гарда, тот, с видом главного в этом заведении, ответил, что вход стоит двадцатку.
        Честно говоря, я идти не хотел. Наперед знал, что там ждет. Народу, конечно, до фига, все бухие или полубухие, которые скоро догонятся. Я подумал и решил — пусть Мор слетает туда, осмотрится, если что, выйдет, позовет, ну а я пока постою, поглазею по сторонам. Об этом я и сказал ему, вручая двадцатку. Мор с деловым видом честно взял деньги и почесал внутрь.
        Я остался снаружи, но немного отошел от народа, чтобы не мешаться.
        Прошло какое-то время, и потом еще. Мне этот стояк порядком надоел, я взглянул на часы, оказалось, что уже 40 минут топчусь на месте. Подумалось, что Мор там небось болтает с кем-то и втирает очередную ерунду. Я решил, что подожду его еще 5 минут и пойду домой. Но «аллилуйя», недалеко от себя мой усталый взгляд заметил вдруг то, ради чего я пришел, ту, о ком думал весь вечер.
        Она была одна и выглядела просто потрясно: облегающее темно-красное платье обнимало ее точеное сексуальное тело. Черные длинные волосы ласкали нежные полуоголенные плечи. Я даже немного смутился — может, она ждет кого-то? А может, не ждет? Эти «может» раздражали.
        Главное, она не обманула и пришла.
        У меня снова с бешеным ритмом начало биться сердце, а внизу ощущался прилив. Я набрался наглости и на глазах у всех гордо подплыл к ней. На нас многие пялились, и меня этот факт радовал.
        — Елена! Я не ожидал вас увидеть, если честно.
        — Почему? Неужели я не внушаю доверия? Или мои глаза обманывают?
        — Ну-у, мне вообще-то нравятся ваши глаза, просто думал, что не придете.
        Про себя говорил: «Соберись, соберись, говори членораздельно и не волнуйся, а то все испортишь, девки любят наглых и настырных».
        Она взглянула на меня, но как-то сквозь.
        — А ты чего не заходишь, был уже внутри или ждешь кого-то?
        — Нет, никого не жду, Мор пошел осмотреться, и уже целый час осматривается. А у меня аллергия на сигаретный дым, поэтому стою здесь, воздухом свежим дышу,  — сказал я и добавил: — А где ваш муж?
        — Ну, пока еще не муж, а жених. Не знаю, гуляет где-то.
        — А разве он не с вами будет? Это странно, он не должен оставлять такую женщину одну.
        — Не должен.
        Мне послышались нотки некой обиды в сторону мужа-жениха, жениха-мужа.
        — А хотите, мы с вами просто погуляем, пообщаемся?
        — Погуляем, пообщаемся… да, можно, но ты же ждешь своего друга.
        — Да он там теперь надолго, так что я свободен.
        — Ну, давай, пойдем.
        Это было круто, многие провожали нас взглядами, я чувствовал это затылком. Давайте, завидуйте мне, неудачники.
        Мы ушли. Громкая музыка, шумная толпа и суета были позади нас. Мы гуляли, болтали, смеялись. Я рассказывал ей о себе, о своих мыслях, о том, что хочу уехать в столицу, втирал ей свою жизненную философию. И между прочим, она все это слушала, проявляла интерес к разговору, о чем-то даже спрашивала меня. Мне все это было приятно, я чувствовал себя возбужденным и даже влюбленным, пока не в Елену, а скорее в саму ситуацию. Через какое-то время мне наскучила эта пустая болтовня ни о чем, потому что я хотел ее. По небольшой аллее мы спустились в городской парк, где присели на пустую лавку. Было темно, никого не было поблизости. «Либо сейчас, либо забудь об этом»,  — сказал я себе!
        — Ты очень красивая. Я начал восхищаться тобой и твоим телом с тех пор, как увидел тебя первый раз в школе.
        — А мы уже на «ты», да, Миш?
        В голове пробежала мысль: неужели обломался?
        — Давай на «ты»?
        — Честно говоря, я тебя тоже заметила и как-то выделила среди всех, но что здесь может быть, кроме вот этой симпатии?
        Наконец я приблизился и поцеловал ее. К моему удивлению, она не сопротивлялась, чуть-чуть вначале не въехала, но потом сама подхватила темп. И мы целовались, по-моему, целую вечность. Я спросил ее, глотая воздух:
        — Какое ты любишь вино? Красное, белое, полусладкое, сухое?
        — Лучше белое, сладкое,  — сказала она, гладя меня по коленке.
        — Просто я подумал, а может, мы возьмем вина и где-нибудь посидим, выпьем, что скажешь?
        — Ну, мы можем сделать это у меня.
        — У тебя?  — я был удивлен.  — А жених твой?
        — Я живу одна. Пока.
        — С удовольствием пойду к тебе.
        «Я даже не мечтал о таком»,  — подумал про себя.
        По дороге к ее дому в ларьке я прикупил бутылку «Монастырского» за 60 рублей и шоколадку «Аленку» за десятку. Идти предстояло минут сорок, поэтому мы решили взять такси. Денег мне было не жалко, хотя водились они у меня редко, сейчас я это делал для себя.
        Думал не головой, а головкой, как говорила моя бабушка. Ну и плевать, зато на моем месте хотел бы быть любой. Я еще подумал, что Мор, наверно, ищет меня. Но извини, брат, ты обломался, а я нет, но, может, тебе еще повезет этой ночью.
        Елена жила в старой пятиэтажной хрущевке из серого, теплого кирпича, на последнем этаже.
        Тогда я впервые увидел, как живет моя любимая учительница. Квартира была двухкомнатная, видимо, недавно делали небольшой косметический ремонт, но не более. Немного отдавало в нос чем-то «бумажным», либо свежие песочные обои, либо деревянные и блестящие от лака плинтуса, либо вообще потолок. Но не мебель — та была похожа на бабушкин гарнитур, по четыре ножки торчали из-под каждого шкафчика, а их было три, плюс у окна стол в этом же стиле, а на нем зеленое растение неизвестного мне вида: внешне было похоже на папоротник. Также на столике красовался телевизор Orion с видаком той же марки. А вот и разбирающийся диван у стены напротив телевизора, покрытый пледом. В общем, стиль «Прощай, молодость». Но наплевать, мы же не ремонтом заниматься будем. Да и потом, не особо обращаешь на это внимание, когда головка зовет в чудесное приключение.
        — Бурный вечерок, ничего не скажешь. Посмотрим, как ты проявишь себя.
        С этими словами она поволокла меня в спальню, где было довольно-таки мило, и толкнула на большую мягкую кровать. Искусительница включила неяркую лампочку, создалась атмосфера полного расслабления и сладостного греха.
        Лежа на кровати весь в нетерпении и в предвкушении ломового кайфа, я наблюдал, как она оголяет свое тело, снимает с себя платье и остается в черном белье, Кстати сказать, с тех пор я полюбил на женщине черное белье, особенно оно идет блондинкам. Ну не буду отвлекаться. Аккуратно раздвинув мои ноги, она сползла к ширинке моих новых джинсов.
        Что-то происходило со мной, но конкретно не помню, только помню, как летал в небесах и бросался с головой в огромный водопад, и периодически возникало удивленное и перекошенное лицо Оли при виде этой картины. Но я всеми силами отгонял ее очертания от себя. Может, она что-то чувствовала? Кто знает? Любящая девушка способна на многое.
        Весь кайф в мире, все людское наслаждение сконцентрировалось в моем половом органе. Много времени мне не понадобилось, чтобы кончить, я ждал этого, хотя и не думал что получится, имею в виду вообще секс с Еленой.
        — А теперь ты мне! И я принялся за работу. Я тяжело и глубоко дышал, я любил Лену в тот момент. Как голодный волк, я вгрызся в ее святая святых и, о боже, это живой вкус металла сводил меня с ума, я готов был рыдать от счастья, что я — это я и что могу получить неземное удовольствие и доставить блаженство рая моей Еве. Как же я боялся сделать что-то не так своими жилистыми руками, а именно силу и власть ощущал я внутри себя. Я обнимал и сжимал ее бедра и стонал. Ее громкое дыхание переросло в крик, который прошел сквозь меня. «Что случилось?» — подумал я. Она как будто не дышала, я смотрел на нее, со лба скатывались капельки пота и падали мне на ресницы. Такое случилось впервые. Я был напуган. Начал бить ее по щекам. От пощечин Лена очнулась, смотрела на меня, глубоко дыша. После паузы, она обняла меня.
        Дело было сделано…
        — А ты меня удивил, нет, правда, не ожидала от тебя такого рвения.
        — Просто у подростков самая большая потенция — это я по новому каналу смотрел, по-моему, «Дискваре» называется.
        — «Дискавери»,  — по-учительски добавила Лена.
        — Точно, именно так — «Дискавери».
        На самом деле, я просто присвоил себе фразу, услышанную в одном американском фильме.
        Около двадцати минут мы о чем-то проговорили, о чем-то неважном. Полумрак действовал на меня, как гипноз. Я чувствовал, как приятная свинцовая нежность просочилась в мои мышцы. Я зыркнул на часы: было уже около трех. Хорошо, что я предупредил бабушку, что останусь у Мориса, а то бы она не спала всю ночь — я не любил, когда дергались и переживали, тем более они с дедом относились ко мне как к сыну.
        Елена, оказывается, уже заснула на моем плече. Мне было приятно — это была моя вторая девушка после Оли. Мои глаза были уставлены в потолок. Я осмотрелся, мой взгляд упал на плакаты обожаемых мною Rokki и Ван Дамма. Вроде бы я очень хотел спать, но никак не мог уснуть.
        Я размышлял: «Почему она решилась переспать со мной, ее учеником? Зачем ей это? Все же хорошо. Скоро она будет замужем, заведет семью, детей. А может, все не так, ведь я знал обо всем только с ее слов».
        В каких-то моментах общения с Леной я чувствовал, что мы внутренне похожи. Не могу объяснить почему, просто не знаю. Может, она была одинокой, может, хотела этим самым насолить ухажеру. Мне повезло, что именно я попал под руку. Но это лишь мои догадки. Кто я такой, чтоб разбирать ее несчастье или счастье. Я лишь маленькая песчинка в ее жизни и не мог для нее ничего значить.
        От всех этих мыслей мои веки потяжелели, и я наконец заснул.
        Она
        Я никогда не считала маму слабой женщиной. Таковой она быть по природе своей не могла. Все, что я люблю, все, что действительно уважаю и то, что по-настоящему для меня важно в этой жизни,  — это моя Мама. Все остальное мишура: деньги, машины, мужчины, статус и даже любовь — все это ничто по сравнению с Мамой.
        Она переехала в Москву из Харькова в 1976 году.
        1976-й год не самое лучшее время для СССР: время нищеты и голода, дефицита всего, что можно представить.
        На Украине, в Харькове, на прилавках магазинов было всего в изобилии. В ряд красовались трехлитровые банки с томатным и манговым соком, с вареньем из лепестков роз, топленый жир, квадратные пачки маргарина, говяжьи обчищенные кости, а обчищены они были так, что даже крысы съесть ничего не смогли бы. Правда, по утрам можно было купить молоко и яйца, а неимоверно долго простояв в очереди, вареную колбасу, в которой иногда люди находили крысиные лапки.
        Мама часто рассказывала про один случай уже в Москве. Она стояла в длинной, четырехчасовой очереди, рядом с ней стояла женщина, приехавшая из Тулы на «колбасной» электричке.
        В кармане у нее было 20 рублей, а в магазине продавались два вида колбасы: «Любительская» и «Докторская». «Любительская» была с жиром, а «докторская» — без. И давали один батон в одни руки.
        Эта несчастная женщина металась и не могла решить, какую колбасу купить. Вы не поверите, но она довела себя до истерики. Она спрашивала всех людей подряд, тех, которые уже купили: «А почему вы взяли вот эту, а не ту? А чем они отличаются? А что, а как, а почему?» В общем, довела себя до слез.
        Вот еще одна история из того СССР. Один товарищ N, приехавший в Харьков, привез с собой две большие сумки, набитые до отказа апельсинами. Тогда этими апельсинами на Украине можно было платить вместо денег, сейчас в подобное вряд ли поверишь.
        Этот N один апельсин дал главной женщине на ресепшине в гостинице и взамен получил номер люкс. Правда, с собой у него было еще несколько плиток шоколада. N делился с людьми, а те все делали для N.
        А было это лишь потому, что в то время на Украине этот апельсин никто никогда не видел, только слышал о нем.
        Всем тем, что есть у меня внутри, всей той силой от земли до небес, всей той силой, дающей мне жизнь, я должна быть благодарна только своей маме.
        Когда мама приехала в Москву тридцать лет назад, ей было около 20-ти, то наивно полагала, что все произойдет быстро и легко, и жизнь будет бить ключом. Она, конечно, поначалу летала в облаках, сам по себе переезд в столицу очень многое значил. Все съезжались в поисках лучшей жизни. Но тогда она не отдавала себе отчета, сколько трудностей выпадет на ее пути. Она все смогла пройти: и то, что первый муж, т. е. мой папаша, бросил ее, и бесконечную борьбу за выживание, но она сумела выстоять и победить.
        Она заплатила за эту победу сполна жизнью своего сына, моего младшего брата. Это чуть не сломало ее, но в тот тяжелейший момент я была рядом и делала все, что могла, и даже больше, и мама нашла в себе силы обрести душевное спокойствие и гармонию.
        Конечно, у некоторых людей складывается и так, что по приезду на новое место все идет «как по маслу», но не в случае с мамой. Приехав к своей двоюродной сестре в трехкомнатную квартиру, она, наивная, думала, что сможет остаться, пока не определится с работой. Но так не получилось: родственникам мама вскоре надоела, они просто посчитали, что это непосильная ноша для них. И мама со своим стареньким темно-коричневым чемоданчиком оказалась на улице.
        После долгих и утомительных мотаний в поисках жилья она нашла маленькую комнатушку где-то на окраине Москвы. Старенькая бабушка сдавала ее в общежитии. Там-то мама и познакомилась с моим отцом. Со временем их сначала дружеские отношения переросли в нечто большее. Он ухаживал за ней, оказывал знаки внимания, дарил цветы, угощал конфетами. А что еще нужно двадцатилетней девственнице? В тот момент она могла влюбиться и в фонарный столб, если бы он проявлял к ней знаки внимания.
        Она устраивалась на разные работы, чтобы хоть как-то кормить себя, тем более что она уже была на третьем месяце. Эта беременность, конечно, появилась в не самый подходящий момент, но, видимо, так было угодно небесам. Тогда, работая обычным дворником, можно было зарабатывать достаточно, чтобы хватало на жизнь.
        Я появилась на свет в 1976 году, в городе-герое Москве в местечке «Ясенево». Не сказать, чтобы я была безгранично счастлива в детстве. Не было рядом никаких дядь и теть с подарками на Новый год и день рождения. Рядом не было никого, кроме Мамы. Она билась как рыба об лед, чтобы хоть чем-то помочь мне глубже ощутить сладости детства. В детстве внешне я была похожа на какую-то птичку, имею в виду не грацией, а смехотворностью. Пухленькие щечки, быстро бегающие карие маленькие глазки. Но всем всегда нравился мой дерзкий, заразительный смех и белые зубки, как у молодой А. Б. Пугачевой с щелочкой посередине. И все смеялись, глядя на меня.
        Цвет моей кожи, а это интересно, отдавал в коричневатый оттенок. Вроде как мулатка. Мама часто подкалывала меня в детстве, мол, я тебя украла из цыганского табора. Все может быть.
        На самом деле, этот цвет кожи лишний раз напоминал мне, что я дочка своего отца. Он оставил нас. Оставил маму, когда она остро нуждалась в нем, он бросил и забыл меня, когда я была совсем ребенком, и краснела, и чувствовала себя крайней, и в садике, и тем более в школе, когда в то социалистическое время все так заботились о неблагополучных семьях. Повзрослев, я поняла, что к чему, но тогда эта семейная трагедия полосовала мне сердце беспощадно. Все, чего мне тогда хотелось,  — это понять, что значит жить в полноценной семье.
        Я росла, набиралась опыта, проводила очень много времени на улице и там же многому училась. Но со временем я очень изменилась и быстро повзрослела, несмотря на свои 14. Уже тогда я ненавидела всех мужчин на земле.
        Спасибо за это папе. Именно он спровоцировал мою ненависть к мужскому роду. И это его появление через 20 лет, как ни в чем не бывало…
        Он пришел к нам весь опущенный, спившийся, с отекшей рожей. Мама жила уже 10 лет с другим мужчиной, который любил ее, ухаживал, дарил подарки, боготворил. У них был совместный ребенок, мой младший сводный братик Сеня.
        А папаша мой как ни в чем не бывало приперся обратно «в семью». Он думал, что не было этих 20 лет. Да какие только события не произошли за это бесконечное время. Именно мой отчим помог маме открыть автошколу, так как он был «Гаиром», у него хватало для этого связей. Автошкола приносила неплохой ежемесячный доход. Ну, относительно, конечно, в среднем около 1,5 —2 тыс. долларов США. Но так как со временем мама открыла еще две школы, мы задышали немного по-другому. Тем более у нас уже была своя трехкомнатная квартира. А наивный папаша думал или надеялся, что все его ждут.
        Я как сейчас помню, увидев меня, он обомлел: «Неужели это моя доченька, такая красивая, глазам не верю».
        Да мне по херу твои комментарии в мой адрес — эти слова, конечно, были только в моей голове, высказать их не хватило духу.
        Где он был? С кем жил? Почему пришел? Все эти вопросы меня вообще не волновали. В Библии написано, что каждому воздастся по его поступкам. Конечно, случается такое чудо, что по прошествии многих лет люди, сделавшие кому-то плохо, раскаиваются в этом.
        И наверняка я бы хотела рассказать всю свою жизнь «батюшке» в той будочке в церкви, где он бы меня внимательно слушал и отпускал мои грехи. Много ли их? Достаточно, чтобы решиться пойти в церковь и честно помолиться. Но мне трудно переступить порог храма. Атмосфера, царящая внутри, вызывает у меня дрожь и необъяснимую панику. 101 икона с изображениями святых съедает меня своей силой, я ощущаю себя ведьмой, насильно закованной в железные кандалы где-то в 14 веке в старой Испании, ждущей своего часа расплаты.
        Трудно объяснить, что со мной происходит, но так получилось, что я не была крещена, как-то все забыли это сделать, когда я была маленькой.
        Мама выбивалась из последних сил, чтобы хоть как-нибудь устроить для меня детство. А ведь в то время отношение к религии было однозначным — Бога нет, и все, что связано с ним,  — полная чушь.
        Когда ты шестилетняя девочка, ты воспринимаешь все буквально, впитываешь как губка. А мнение общественности для тебя — это некие правила и каноны, которым ты следуешь. Не помню точно, по-моему, лет в 18 как-то совершенно случайно мне на глаза попалась Библия. От нечего делать я взяла ее в руки и безразлично начала листать назад и вперед, будто бы что-то искала, какие-то ответы на многие вопросы. Книга была очень толстой и тяжелой, в гладком, мягком коричневом кожаном переплете с тысячей сто восемьюдесятью страницами. Незаметно для себя, я погрузилась в теплую атмосферу книги и, обдумывая написанное, перелистывала страницы. К моему удивлению, с помощью этой волшебной книги я изучала мир и, вычитывая слова и предложения, осознавала правду природы и человека.
        «Когда мудрость войдет в сердце твое и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя, дабы спасти тебя от пути злого, от человека, говорящего ложь, от тех, которые оставляют стези прямые, чтобы ходить путями тьмы».
        Притчи Соломона (гл.2, ст.10 —13).
        Надо же, та мудрость тысячелетий дошла до наших времен и до меня. Это удивительно, я не ожидала от этой книги такого ошеломляющего эффекта, раньше я относилась к этому скептически, ни больше ни меньше.
        1995 год. Мне, Александре, 19. Сейчас я решаю, чем буду заниматься в жизни. Конкретной цели у меня нет, но очень хочется заработать денег, как и многим миллионам молодых людей, перешагнувшим порог своего дома и окунувшимся во взрослую и самостоятельную жизнь. Я, как и все молодые, раздумывала, как мне обеспечить себя в свои 19, и тем более когда вокруг так много соблазнов и многого хочется. А молодой девушке только и нужно почувствовать себя полноценной в этом водовороте жизни.
        Конечно, у меня был кое-какой опыт работы: личный референт, курьер по рекламе, курьер в компании по недвижимости и даже торговля в ларьке. Да, в ларьке. Зато каждый вечер, усевшись перед телевизором, я съедала по три «Твикса» с чаем и была счастлива, к тому же этот ларек принадлежал моему бойфренду, то есть это был почти небольшой бизнес на двоих. Но события эти уже в прошлом, сейчас ни ларька, ни бойфренда и только мысли: куда податься? Кому нужна необразованная молодая девушка?
        Как-то очередным спокойным вечером я смотрела телевизор. Даже не смотрела, а просто мои пальцы уверенно нажимали кнопки на пульте. Какой это был день, я не помню, скорее всего, или начало, или середина недели, потому что по ящику не было ничего, достойного внимания. Меня немного пробивала сонливость, хотелось уже выключить этот никчемный черный ящик, как вдруг он выдал мне интересную картинку. Симпатичная блондинистая девушка, с пышными формами виртуозно крутилась вокруг шеста. Надето на ней было, как мне показалось, очень короткое, прозрачное, как чистая морская вода, голубое платье, через которое неприлично сверкали бело-золотые тоненькие стринги, а на ее подкачанных загорелых ногах были белые лаковые туфли с очень длинными каблуками. От всего этого я тотчас прогнала свой сон подальше. Не сказать, чтоб у меня были гейские наклонности, и я совсем не страдала бисексуализмом. В свои 19, конечно, слышала о стриптизе, не раз видела «горячие танцы» в кино, на видеокассетах, но задумываться об этом как о роде творчества мне не приходилось. Я сделала звук погромче и поймала себя на мысли, что мне все
это дико интересно. Шло ночное ток-шоу, так сказать, ночной разговор о людях разных профессий. Гостями студии были стриптизеры или, как они себя сами называли, «танцоры».
        — Расскажите, Маша, а как вы попали в стриптиз?  — с неподдельным интересом спросила ведущая у танцовщицы.
        — Это было абсолютно неожиданно, так получилось, что я прочитала объявление о том, что набираются девушки в новый ночной клуб для танцевального шоу.
        — И вы сразу поняли, что это стрип и решили попробовать?
        — Совсем нет, я и догадываться не могла про стрип, но так как я мастер спорта по художественной гимнастике и довольно долго занималась бальными танцами, то решила попробовать себя.
        — То есть получается, что вы променяли спорт и ваши бальные танцы на стриптиз в ночном клубе, где нужно обнажаться перед мужчинами? И это вас заводит, это вам нравится, да?
        В словах ведущей звучали нотки подкола и некой тяжести.
        Гостья Маша вела себя вполне достойно, ее черный строгий костюм приятно смотрелся с белыми кудряшками, и вообще она производила впечатление уверенного в себе человека. И на вопрос она отвечала ровно и спокойно.
        — Из-за травмы колена мне пришлось оставить спорт, хотя это было ужасно тяжело. Он занимал почти все мое время, и когда мне пришлось уйти, то несколько месяцев я была в тяжелой депрессии, и единственное, что меня радовало, это моя маленькая дочурка, ей всего два года. А что касается обнажения, оно меня не заводит, но комплексов по этому поводу у меня нет. Если твое тело красиво, почему бы не показать его другим, особенно когда тебе за это хорошо платят.
        — А если не секрет, приблизительно, сколько вы получаете в месяц? Если не хотите, можете не отвечать.
        — В целом, в месяц где-то около 5-ти, 6-ти тысяч долларов, иногда 4, когда, как говорится, «не сезон»,  — также уверенно ответила Маша.
        Наблюдая за ее поведением и за внешним видом, я вдруг поняла, что хочу быть похожей на нее. В принципе, мой мальчиковый характер до сих пор не позволял мне создавать себе кумиров, потому что «королева только я», и никто меня в этом не переубедит. Но в этом случае какая-то неведомая сила заставила меня призадуматься об увиденном и услышанном.
        Интересно, а у этой Маши такой же ужасный характер, как у меня, или нет? Потому что с таким мировоззрением и гонором далеко не уедешь, и я это прекрасно осознаю. Если что-то не так, как я хочу, то все, черти, держитесь, я из вас всю душу вытрясу, на дерьмо буду исходить, буду «ковер» на полу грызть, но будет так, как я захочу. Еще ни одному мужчине не удавалось меня удержать или чем-то ограничить. Да если я хотела, они мои трусы стирали после месячных. По характеру я настоящая стерва. Но все-таки, к моему удивлению, у меня появился в жизни человек, я бы назвала его своим ребенком, который свалился с неба (хотя детей у меня не было) и которому удалось меня приручить, меня, «Снежную королеву». Но об этом чуть позже.
        Так вот, в коллективе с таким характером очень хреново, будешь всегда в стороне держаться, «сам с собою разговаривать», но я к такому положению вещей привыкла, еще со школы. Поскольку в классе я была самой высокой из девочек, то дружные комсомольцы и пионеры дали мне кличку «шпала». Поначалу было обидно до слез, мне не хотелось выделяться, мечтала быть как все. Среднего ростика и с обычным размером ноги, а не с 40-м в 9-м классе. Но со временем чувство ущербности ушло. От частых взглядов и подмигиваний со стороны самых красивых мальчиков из одиннадцатых классов я стала чувствовать себя намного уверенней и спокойней. Да о чем я говорю, к 10-му классу та длинная «шпала» стала самой завидной невестой во всем Ясенево. Кто только ко мне не приезжал свататься: и местные мелкие коммерсы и их «крыша», даже менты, но из всех парубков я выбрала своего одноклассника, которого честно любила до тех пор, пока он не кончился от алкоголя.
        Ну, их можно было понять: я была высокой, темноволосой, с пухлыми губами, выразительными лукавыми глазами, с фигурой в форме гитары, длинными стройными ножками и с шикарной задницей. Не буду лукавить и стесняться — моя задница — лучшая в мире.
        За вечер я, наверное, сто раз прокрутила в голове слова Маши о том, что если у тебя красивое тело, почему бы его не показать и не получить за это денег.
        До клуба я добиралась на общественном транспорте: сперва на метро, а потом на троллейбусе. Сидя у окна, а мне всегда нравится сидеть у окна, будь это самолет, поезд или троллейбус, я на мгновение задумалась, а куда я еду? Зачем? Ведь я абсолютно ничего не знаю об этой жизни, к тому же танцевать не умею. Удивлялась, что так быстро поддалась желанию показывать себя за деньги, хотя раньше вовсе ни о чем таком не думала. Но все-таки я решила, что по крайней мере попробую, чисто на авось. Где-то я слышала, что спонтанность — сестра удачи. Проезжая мимо серой и тусклой осенней картинки за окном, я почувствовала, что что-то должно в корне измениться, что-то должно произойти значимое в моей жизни, но что именно, понять не могла, просто слегка дрожали руки.
        «Блин, со мной это впервые»,  — сама себе сказала.
        Подойдя к клубу под названием «Зависть Богов», я осмотрела его. Территориально он находился практически в самом центре Москвы. Внешне этот клуб скорее походил на ухоженный особняк, какие показывают в фильмах. Аккуратно зализанный бежево-коричневый цвет выдавал некий аристократический вкус. Гламурный и пафосный вход с лакированными дубовыми дверями, со слегка возвышенным подиумом и четырьмя металлическими небольшими колоннами, заманивал уплыть в другой, непонятный мне тогда мир. Про себя я подумала, что изображенные три небесно красивые танцующие девушки как будто заманивают к себе, в свой дикий и дивный танец всех проходящих мимо мужчин и, наверно, многих женщин.
        На какие-то секунды я заколебалась, а стоит ли вообще соваться туда, ведь там все мне чуждо. Вот, блин, наверно прав был мой шеф, Саныч, в той компании «Маленький принц», где я спокойно работала обычным референтом и выполняла ежедневную рутинную работу. Так вот, он брякнул мне во время моего ухода, мол, ты еще вернешься сюда, но будет уже поздно, и двери перед тобой не откроются, Саша. Но я гордо сказала в ответ, что никогда не вернусь, а я ведь даже не пойму до конца, почему решила уйти с работы, наверно, потому что это не мое. Да, не мое, именно это банальное утешение меня грело. Но поскольку одной из «достойных» черт моего характера было умение идти напролом и не отступать, то и в этом уникальном случае я не отступлю, пока не попробую все на вкус и цвет.
        Посмотрев на часы, а время было без двадцати пять, я поняла, что не опаздываю на просмотр. Ровно в 17 —00 один раз в неделю идет, так сказать, кастинг — отбор танцовщиц в ночное шоу. Об этом я узнала в Интернете пару дней назад. Войдя внутрь теплого и уютного помещения, я спросила у огромного шкафообразного охранника, где проходит кастинг на шоу?
        — Вы на 5 часов или на 6?  — спросил он.
        — Я на 5,  — уверенно заявила я, про себя подумав: «Что тут, нон-стоп, что ли? И в 5, и в 6, видимо, народу много».
        — Проходите в зал, там вам все объяснят.
        Из зала доносились чистые магические звуки Enigma, и, почувствовав силу и мощную энергетику клуба, я, стиснув зубы, вошла в зал. У меня было странное желание находиться в тени, чтобы меня никто ни о чем не спрашивал и не «докапывался», но, минуточку, я куда пришла, мне еще крутиться вокруг шеста придется в одних, в попу врезающихся, трусиках. Так что, не будь дурой, выпусти воздух из груди и осмысли свой взгляд. Надо, чтобы люди почувствовали твою энергетику, иначе пропала. Карнеги говорил, что самовнушение, это — один из сильнейших способов прикормить других людей.
        Увидев свободный стул, я присела, аккуратно разглядывая все и всех. Около 15 —16 разных сортов девок сидели за столиками и ждали своей очереди на «отборный» танец. В принципе, все ничего. Чувствовала я себя уже уверенно, хотя танцевать «вот так» не умела.
        Мне однозначно понравилось внутри зала: не очень большое пространство, уж точно не походившее на какой-нибудь культурно-развлекательный дом пионеров в далеком селе «Пердеевке». Тут все было роскошно, если дерево, то дуб, если сидения, то только из кожи. Они стояли вдоль зигзаго-бугристой сцены. Я чувствовала исходящий от темно-синей стены странный запах железа и стодолларовых купюр. Даже пол под ногами был аккуратно застелен отдававшим в синеву ковролином.
        На сцене как-то очень смешно извивалась девушка с белыми умершими волосами. Сама-то танцевать не умею, но это было совсем позорно, и я невольно хихикнула. Некоторые сидевшие рядом девочки обернулись.
        — Извините,  — кокетливо сказала я, сделав вид, что не нарочно.
        — Напомни еще раз, как тебя?  — сказал уверенным и в то же время тихим голосом мужчина, стоявший возле шеста с девушкой. Это, наверно, был хореограф или какой-нибудь менеджер по танцовщицам, единственный мужчина в зале, не считая диджея, сидевшего наверху со своей аппаратурой.
        — Марина,  — ответила претендентка.
        — Хорошо, Марина, давай сделаем так, ты сейчас будешь снимать всю одежду, которая на тебе есть. Нет-нет, давай не так, лучше просто один лифчик и все, но только постарайся сделать это ярче и сексуальней. ОК?
        — Постараюсь,  — неоднозначно выдавила она.
        Под мягкую и известную Enigma она начала раздеваться, но, видимо, это было не совсем так, как хотел хореограф. Я одновременно смотрела на танец и на его реакцию и заметила, что он как-то быстро и мелко выдыхает воздух. Частично через левое плечо, непонятно, либо это его привычка, либо нервозное состояние. На вид ему было 37 —40 лет, аккуратно выбрит, в какой-то черной бейсболке, сильно натянутой на лоб, большие безресничные глаза и узкие губы, невысокого роста, худощавый, в джинсах и сиреневом балахоне на молнии.
        Кинув в очередной раз взгляд на девушку, я поняла, что она не пройдет. Танцуя и снимая лифчик так, как она, невозможно завести нормального мужчину, тем более ужасно висящий 1-й размер груди напомнил мне покойную Найду — любимую спаниельку, которую сбила машина два года назад. Я вспомнила, что Найда каждое утро прыгала ко мне на кровать, нежно целовала в щеку и устраивалась рядом, положив свою мордашку мне на подбородок — у нее это был утренний обряд.
        — Марин, все, спасибо большое,  — сказал спец по стриптизу и показал жестом диджею, чтобы тот приглушил музыку.
        Девушка после танца растерянно спросила:
        — Ну и как?
        — Спускайся,  — и он подал ей руку, помогая.
        Вдвоем они о чем-то пошептались, и она быстро и отрешенно вышла из зала.
        У меня сложилось впечатление, что эту девушку я больше не увижу на подиуме, ну, по крайней мере, не в этом клубе. Интересно, она расстроилась или не очень? Меня это, конечно, не особо заботило, но все же все мы, девчонки из разных районов и городов, собрались здесь только для одной цели — попасть в клуб и заработать много денег.
        Передо мной оттанцевали еще три, как мне показалось, похожие девчонки, но особо за ними я не наблюдала, чем ближе подходила моя очередь, тем больше мне становилось не по себе.
        — Так! Давайте поживее. Я вас всех очень прошу, расслабьтесь и представьте, что вы на обычной школьной дискотеке, просто хотите того самого парня, который вам нравится уже три года, и вы завораживаете, зачаровываете, завлекаете его, но при этом для него вы недоступны. Фишка в том, чтобы вас хотели все мужики и бабы,  — хореограф сделал небольшую паузу и снова быстро выдохнул или выплюнул воздух.  — В общем, покажите мне огонь и страсть, хотя бы намекните мне об этом с подиума, только руками меня не зовите и не маните.
        Все немного посмеялись. После этих фраз я почувствовала и уверенность одновременно с робостью и незнанием этого, так сказать, искусства.
        Настал мой черед. Я вылезла на сцену и, о мой бог, мои ноги налились свинцом и другими металлами. Было ощущение, что перед собой я вижу 100 тысяч наблюдающих глаз, Я сама видела себя со стороны: нелепый, а точнее ни к месту одетый бело-синий сарафанчик с изображением каких-то летних бабочек, белые туфли на десятисантиметровом каблуке больше моей ноги на полтора размера (своих у меня не было и пришлось одолжить у школьной подруги, волейболистки Фаины). Мне вроде бы даже слышались хриплые хихиканья в мой адрес.
        — Как тебя зовут?  — спросил он.
        — А-александра,  — тихо, как мне показалось, ответила я.
        — Александра! А можно я буду обращаться к тебе Алекс?
        — Ну, ОК!
        — Просто ты похожа на Алекс!
        — Ладно, Алекс так Алекс.
        — Хорошо, Алекс, я — Игорь.
        — А вас тоже можно как-нибудь обозвать?  — уже уверенней спросила я.
        Игорь заулыбался:
        — Ну, в принципе, как хочешь, так и зови, только не Гоша и не Гога, ненавижу эти идиотские имена. Ладно. Диджей!  — и он щелкнул пальцами.
        Пошла музыка. Игорь быстро добавил:
        — Расслабься, представь, что здесь никого нет, только ты одна и эта музыка, и у тебя на душе просто охуительно. Давай.
        Его слова меня воодушевили. Правда, под эту медленную музыку первые секунд двадцать я не знала, что делать с этим железным шестом. Но, закрыв глаза, начала ловить темп, и ноги не были уже такими тяжелыми, и я даже стала обволакивать ими этот шест и гладить себя по ним, поднимаясь выше, к трусикам. Мне это определенно нравилось, пусть все получалось неумело и уж точно не возбуждающе, но, в первую очередь, меня волновали свои собственные ощущения. Музыка была как теплая река. Голубая и прозрачная. И в этой реке я занималась любовью сама с собой и понимала, что мне одной очень хорошо. На безоблачном небе палит жаркое живое солнце, и капельки воды впитываются в мою загорелую кожу.
        Но музыка закончилась. Я открыла глаза и увидела, что стою у шеста в одних трусиках, а рядом небрежно лежат мои платье и лифчик.
        — Очень, блин, неплохо, ты пока оденься, а потом поговорим, ОК?  — сказал Игорь.
        — ОК!
        Одевшись, я спустилась к нему.
        — Отлично, Алекс. Смотри, у нас система такая: есть дневная работа, с 14 —00 до 20 —00, и ночная — с 21 и до последнего клиента, то есть всегда по-разному. Я хочу, чтобы ты пока поднабралась опыта и поработала днем. Днем не так много народа и, конечно, ощущение стресса меньше, чем ночью, плюс, ты будешь ходить ко мне на занятия по пластике и стрип-танцу несколько раз в неделю, ну, а там увидим, как пойдет. Хотя я уверен, у тебя должно получиться. Ты завтра выйти сможешь?
        — Завтра? Ну, наверно да, смогу, а что насчет одежды на сцене?
        — Лучше без одежды. Шутка. На самом деле все просто: короткие прозрачные платья, юбочки, шортики. Некоторые девчонки даже пошили себе деловые бизнес-костюмы на липучках, которые отстегиваются в один момент. Ну, ты все сама поймешь и увидишь, стрип-кайблы сможешь купить прямо здесь, а деньги можно отдавать в рассрочку, так многие покупали вначале. Со временем тебе сошьют платье по твоему эскизу, у нас есть свои портные. Да, Алекс, и насчет волос, распусти ты их и убери этот пионерский хвост.
        Я тотчас сняла резинку.
        — Вот так намного лучше. Ну все, до завтра. Ты приходи к часу, пока то да се.
        — А вы завтра будете?  — не знаю, зачем спросила я.
        — Да я каждый день здесь. И я ушла, переполненная мыслями о завтрашнем дне, сегодняшнем танце и разговоре с Игорем.
        Он
        Время шло, и я завершал свою жизнь в маленьком сером Городе. Хотя было еще одно маленькое дело. Я оставлял Олю одну, без себя. Не сказать, что сильно дергался по этому поводу или бился в истерике, но понимал, что детство остается здесь, вместе с пирогами, безе, и кучей воспоминаний.
        Как же я не любил эти прощания, но повторял себе, что это нужно просто пройти. Я зашел в старый прохладный подъезд на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома, нажал на кнопку звонка. Из соседней квартиры веяло специфическим запахом, его даже трудно описать. Что-то вроде прелости вместе с древностью и ноткой уксуса. Помню, мы с Морисом думали, что необходимо для того, чтобы вытравить этот гнилой запах. Надо открыть все окна и использовать десяток разных освежителей, от морской волны до ромашки, хотя вряд ли и они помогут. Либо сделать капитальный ремонт, выкинуть все и сменить все коммуникации, тогда, может, сработает. Собственно говоря, так Оля и поступила через энный промежуток времени, когда купила соседнюю квартиру, но я этого перерождения уже не видел. Она открыла дверь, и я зашел.
        — Сделай мне чай.
        — Он уже горячий, тебе в большую или в маленькую чашку?
        — Маленькую.
        Оля была, как всегда, любезна, заботлива, мила и аккуратна, что вроде бы радовало меня, а может, и нет. Она наливала кипяток и, не поднимая глаз, спросила:
        — Когда ты едешь?
        — Завтра утром,  — пробурчал я, не делая ударений и не выделяя слово завтра.
        И тут началось то, чего я боялся больше всего и чего избегал.
        — Ты понимаешь, что это конец? Мы вместе уже не будем!
        Она поставила передо мной кружку, над которой поднимался белый теплый пар.
        — Подожди,  — сказал я уверенно.  — Не надо так траурно, все будет хорошо, я поеду на время, обоснуюсь, и ты приедешь ко мне. Все, что мне нужно в данный момент, это твоя поддержка и понимание, все то, что ты так хорошо умеешь делать.
        Она смотрела на меня своими синими огромными глазами,
        — Ты так говоришь, потому что хочешь утешить меня. Думаешь, я ничего не понимаю? Я тебя знаю наизусть. Ты же ни одной задницы не пропустишь! Какое «приедешь ко мне»?! Тебе это не надо будет, забудешь, кто я такая, через час, как приедешь в столицу.
        — Не говори ерунды,  — перебил ее я.  — Ничего я не забуду, сказал перевезу, значит перевезу, даже если сопротивляться будешь. Да пойми ты, я должен ехать, я тут не смогу, что меня ждет здесь, если останусь? Ну, может, что-то и ждет,  — добавил я, поразмыслив.  — Только меня так не устраивает. Пойми, я часто рассуждал, что хочу быть независимым, чтобы на меня равнялись и следовали своей высшей цели, озираясь на мои поступки, понимаешь? Хочу, чтобы за спиной говорили, мол, это настоящий мужчина, достойный и смелый, и он сделал сам себя.
        Мне даже понравилось, как я сказал. Я был доволен собой и даже гордился своими ораторскими способностями.
        Во взгляде Оли можно было прочитать очень многое, но я просто отпивал поостывший сладкий чай и старался не смотреть на нее.
        — Ты меня любишь?
        — Люблю, зачем спрашиваешь? Ты же и так знаешь.
        — Если любишь, не уезжай, я чувствую, это начало конца.
        — Я тебя люблю, но ехать надо, и клянусь тебе, что как только у меня все наладится, ты приедешь ко мне, и мы будем вместе, но сейчас не тормози меня. Я должен, я обязан.
        — Да ни хрена ты не должен и не обязан! Ладно, делай, как хочешь, все равно это бесполезно.
        — Пойдем, подышим на улице? Прогуляемся немного.
        Я допил свой чай, и мы вылезли на свежий воздух. Я тут же почувствовал себя легче, лучше. Казалось, этот разговор был позади, и я все решил, но ошибался.
        Мы шли, держась за руки, проходя и оставляя позади старые деревянные дома, гаражи, школу, в которой учились, школьный двор с железными перекладинами и лестницами, где часто бывали с друзьями. Конечно, я был рад, что отваливаю, но осознавал, что часть меня остается здесь. Оля держала меня за руку, и мы о чем-то болтали, о чем-то неважном, она улыбалась и даже иногда смеялась, я был еще рядом.
        Вечером дома я собирал свою небольшую сумку, зазвонил домашний телефон, я ответил, на том конце раздался бодрый голос Мора.
        — Ну что, собираешься в экспедицию?
        — Ну.
        — Надо бы это дело отметить, как думаешь?
        — Вообще не думаю, но, конечно, увидеться надо.
        — И как ты там без меня будешь? Ну, ничего, я скоро к тебе приеду, вместе будем дела делать.
        — А ты что, думаешь тоже свалить?
        — Да посмотрим, как получится. Сначала ты там попробуешь, а если чего, звякнешь, так приеду. Во сколько у тебя поезд?
        — Рано утром. Есть желание проводить?
        — Сам дойдешь, сумка небось не тяжелая. Приедешь, позвонишь. Слушай, я хотел тебя спросить.
        — Меня? Спросить?
        — Ну а кого еще? Ты же один или я ошибаюсь?
        — Нет, не ошибаешься.
        — Ты зачем едешь-то? Чего там поймать хочешь?
        — Ни хрена ты спросил, типа умный вопрос, что ли?
        — Нет, ну серьезно, зачем тебе это нужно? Здесь твой дом, а в столице кому ты нужен?
        Я ушел в маленькую комнату, закрыл за собой дверь, чтобы меня никто не слышал, и присел на кровать.
        — Ну и что из того, что никому не нужен и никого не знаю, меня это в последнюю очередь заботит! Для меня главное, что я там лавэ зарабатывать буду, а потом и дело какое-нибудь замучу, конкретней тебе сказать не могу, сам не знаю.
        Я немного слукавил, у меня был уже конкретный план, с чего начать, но об этом позже.
        — Здесь для меня все уже закончилось,  — продолжал я объяснять Мору,  — не вижу себя тут в будущем. Даже если сильно зажмуриться и представить, все равно картина моих будней здесь слишком однотонна. Я тебе объясню, моя жизнь здесь — это Оля и ее сладостные слюнки, которые мне скоро будут казаться слишком приторными. Я чувствую, она — это мой груз, но уеду, и груза не будет.
        — Ты идиот? Такая телка, да тут многие о ней грезят. Не телка, а мечта! Короче, я сам с ней замучу, когда ты уедешь. Шучу-шучу. Но в любом случае я не понимаю, зачем ты сваливаешь!
        Я сидел на кровати и размышлял. Вряд ли бы он меня понял, как бы я ни старался объяснить, да объяснять ничего и не хотелось. Для себя я все уже решил. Я не знал, что меня ждет, но меня это не пугало, скорее наоборот стимулировало и придавало решимости. Поездка уже давно сидела в моей голове, и ничто не могло повлиять на то, чтоб я от нее отказался.
        — Просто у меня своя дорога, Мор!
        — ОК, путешественник, будешь там, освоишься, звякни!
        Мы попрощались, я положил трубку, мне будет тебя не хватать, друг.
        Весь вечер я маялся в сборах и выслушивал нотации и наставления от деда и бабули, кое-что даже запомнил. А когда лег в кровать, никак не мог заснуть, перевернулся с бока на бок 84 раза, и все мысли, мысли, мысли. На фига они вообще нужны, без них было бы лучше, по крайней мере, уже храпел бы в подушку.
        Наконец-то, приехав в Москву, я осознал, что очень повзрослел. Я чувствовал, что вот-вот столкнусь с чем-то очень важным в своей жизни. Ведь я так долго об этом думал, как перееду из той маленькой дыры в центр России, осуществлю все свои планы, а их было, поверьте, предостаточно. Мне думалось, что меня везде и всюду будут приглашать на работу, будут платить нескромные бабки, и вообще я был настроен только на успех, а иначе и быть не могло.
        Но было одно небольшое обстоятельство, о котором я думал с неохотой, точнее сказать, этих обстоятельств было предостаточно, чтобы здравомыслящему человеку взять свою спортивную сумку с вещами и отправиться назад.
        Жить мне было негде, поскольку в самой Москве родственников у меня не было. Хотя если бы мой приезд случился годом раньше, то я бы остановился у своего отца, но тогда я заканчивал школу и приехать не мог. За вооруженное ограбление банковской инкассации мой отец с дружками попали в Алтайский край на 10 лет в тюрьму. Случилось это три месяца назад. Зачем он это сделал, не пойму, ведь по молодости он, кроме спорта, ничего не знал, да и не особо хотел знать. Мне очень грустно думать об этом, даже неловко, наворачиваются слезы на глаза. Я знал, что отец очень сильно любил меня и хотел видеть рядом. И я маленьким видел и чувствовал, что он искренне переживает, что я не росту с ним и с мамой. Мы не живем, как нормальная семья, и бог его знает, кто был в этом виноват.
        Да, отец, когда ты мне так нужен и когда я повзрослел и мы могли бы понимать друг друга и говорить на равных, тебя нет рядом, а ведь ты бы этого очень хотел. Минутная грусть и «соленая вода» просочилась в мое тело и голову. Мне потребовались минуты, чтобы избавиться, хоть на какое-то время, от овладевшей грусти и тоски. Быстренько помотав головой, я утер глаза и сильно выдохнул. Мне стало гораздо лучше.
        У меня есть двоюродный дядя, живущий со своей семьей совсем не далеко от Москвы. И прямо с «Щелчка», Щелковского вокзала, я, даже не позвонив, отправился к нему.
        Адрес у меня был записан на клочке бумаги. Еще дома, с разрешения дяди, бабуля написала мне его адрес. Очень приятно! Хоть чей-то адрес у меня был. На маленьком клочке бумаги также уместилась схема проезда в город Железнодорожный. Звучит, конечно, зверско-далеко и первый раз может показаться, что это на «отшибе», в принципе, оно так и есть. Не центр, конечно, но для начала не плохо, все же ближе к Москве, чем тот городишко, откуда я сам.
        Чтобы добраться, потребовалось несколько общественно-транспортных средств, а это не мало: метро, маршрутка и даже электричка, уходящая с вокзала до самого «пункта назначения». И вот, я почти на месте, конечно, я был здесь, и не раз, но все же некая доля волнения и непонятные нотки тревоги слегка будоражили меня. Ага, вот эта улица и целых четыре одинаковых семнадцатиэтажных дома. Последний от меня тот, что мне и нужен. Как раз там, где начинается частный сектор с дурацкими огородам и «воинская часть». Доковыляв до подъезда и до второго этажа, я начал трезвонить в «225», но мне не открыли. Я позвонил еще несколько раз, но ответа не было.
        Неужели его никто не предупредил, что я приеду?  — подумал я, выйдя из подъезда, немного постояв и осмотревшись. А взору моему предстала унылая серая картина: небольшой дворик, качелька, гаражи «ракушки» и разного типа машины — от крытых «бэх» и «меринов» до забытого бесколесного 41-го «Москвича». Кинув свою нетяжелую сумку, я присел на детскую, скрипучую качельку и мотался туда-сюда, пока меня не затошнило. Кажется, я просидел на ней полвека, аж задница заболела. Уже темнело, сумерки незаметно покрыли день. Утром мой автобус привез меня в Москву к 12 часам дня, а сейчас уже было семь вечера, за это время я страшно проголодался, замерз, так как на дворе стояла поздняя осень во всей красе, а на мне было надето что-то наподобие кожаной куртки, черный синтетический свитер и протертые синие джинсы. Настроение ни к черту. Меня явно не ждали, хотя бабушка наверняка позвонила дяде предупредить о моем приезде.
        «Жигули» девятой модели с выключенными габаритами завернула во двор. Может, это дядька подъехал, радостно подумал я. Вообще с дядей мы общались не так часто, чтобы у нас были более чем просто родственные отношения. Он был двоюродным братом моей матери. Он был старше ее почти на девять лет. В свое время закончил медицинский институт по части стоматологии, но по профессии никогда почему-то не работал. Еще живя у себя в родном городке, я часто слышал, что у дяди возникла очередная новая работа, и все недоумевали, что он, будучи обладателем такой «хлебной» профессии, как «стомат», ищет себе иные пути заработка. В принципе, он, по-видимому, был всегда себе на уме, и, по большему счету, его мало что интересовало в жизни, кроме его самого и хоккея. Все разговоры в основном были о хоккее, как будто других тем не существовало. Его супруга Марина составляла ему подходящую пару по части глубоких размышлений об игре «Зенита», но даже у нее сдавали порой нервы, и она наигранно, с глубоким погружением в себя, усердно потирая пальцами виски, отправлялась восвояси.
        Дядя редко общался со мной как с племянником, никогда не интересовался моими делами, мыслями о будущем, о моих планах, поэтому я сам ему все рассказывал, желая услышать хоть что-то в ответ, но, кроме «ой!», «здорово!», «не может быть!», внятного ничего не слышал. А просто в очередной раз чувствовал себя полным идиотом. Но в Москве, кроме него, у меня никого не было.
        Машина припарковалась у подъезда. Я понял, что наконец-то дождался, но первая реакция у вылезшего из машины дяди, узревшего меня, была с выраженным знаком вопроса: «а ты, мол, здесь откуда?»
        Я подошел.
        — Привет.
        — О, Миха, здорово, приехал столицу покорять?
        А неторопливо вылезшая Марина сухо добавила:
        — Я так и думала.
        — Да я еще пока не решил, останусь здесь или нет, для начала так, осмотреться хочу, работку найти какую-нибудь, а там увидим.
        — А, понятно,  — закрывая машину на ключ, выдавил дядя.
        — А ты давно нас ждешь или только что приехал?  — спросила Марина.
        — Да недавно подъехал,  — не стал я рассказывать, что уже весь день на этой качельке прокачался и продрог от холода как суслик. Им это все равно не интересно, а мне из себя страдальца делать не хотелось. Перекинувшись еще парой фраз, мы отправились домой, где меня вкусно покормили картофельным супом с бараниной и котлетами, тоже из баранины, с сочными, тонкими итальянскими спагетти. После этого меня уложили спать в маленькой комнате на диване, где я моментально вырубился.
        Утром я проснулся довольно-таки рано, в семь, и, как ни странно, был свеж как огурец. Сполоснувшись под контрастным душем и почистив зубы, я отправился на кухню смотреть телевизор и ждать, когда кто-нибудь проснется и приготовит завтрак. Первым делом проснулась Марина и с заспанным видом спросила:
        — О, ты уже встал? Сейчас я сделаю завтрак.
        Завтрак состоял из трех яиц, йогурта и кофе. В принципе, утром я больше и не съем.
        — Марин, слушай, я сейчас в центр поеду, хочу узнать что-нибудь насчет работы, вы вечером во сколько будете дома?
        — Пока трудно сказать, ты позвони домой около семи, я может, уже буду. Ну, а если никого не будет, то в 10 уже точно подойдем.
        — Хорошо, я постараюсь позвонить в семь или восемь.
        — А по работе какие-то наметки уже есть?
        — Точно пока нет, но действую в этом направлении.  — Из коридора послышались тяжелые шаги дяди, я в это время доедал свою душистую яичницу и запивал полуторапроцентным земляничным йогуртом.
        — Что это вы так рано? Совесть мучает?  — это он сказал, заходя в уборную.
        Я ничего ответил, только улыбнулся. У них была небольшая двухкомнатная квартира, довольно милая для двоих, детей не было. И по-моему, насколько я помню, из взрослых диалогов, не раз они расходились на этой почве, вроде бы тетя Марина всегда хотела детей, но у них не выходило. Хотели даже из приюта взять, но в последний момент не решились. Сейчас им обоим около пятидесяти и вроде бы они эту тему больше не поднимают.
        Я допил свой йогурт, пощелкал тивишные программы и, нацеленный на успех, со словами благодарности за завтрак встал из-за стола и пошел собираться.
        Я дошнуровал свои кроссовки и вышел на улицу.
        В кармане целых 100 рублей. Пока есть не хочу, и слава богу, но часика через три, думаю, аппетит появится. Еду сейчас в центр. Зачем? Как зачем? Покорять! Вот зачем! Да нет, шучу. Работу надо найти или подработку или что-то, что похоже на то и на другое. Прыгнул в метро, в Ясенево, и уселся на сиденье. Люди какие-то странные, на лицах озабоченность и неопределенность, в глазах тревога и безразличие. Какая-то серая масса странного вещества под названием people в вагоне и я вместе с ними, только я еще не дошел до такого жалкого и амебного состояния, как они, и не хотел бы, честно говоря. А ведь это так просто — не быть, как они, всего-то нужно быть счастливым. Посмотрел я на все это и вышел в районе центра, где-то на «Октябрьской». Куда идти, я не знал, просто вышел на улицу из метро и снова, как идиот, пялился по сторонам. Много больших зданий, неуютных домов, ларьков с «Пепси», «Сникерсами» и цветами, где белая роза 100 рублей, а у меня всего 90, я же за поезд заплатил. Я подумал, вот проголодаюсь и куплю розу с шипами и жрать ее буду. Так у меня и на нее не хватит. Неудачная мысль. Самое
интересное и смешное, я не знал с чего мне начать поиск этой самой работы, и что конкретно я хочу, тоже не знал. Желание было только заработать хоть что-то. Мне стало стыдно за себя и за свою наивную тупость. Я стал думать, кто мне может подсказать, с чего начать-то. На ум так никто и не пришел. И не удивительно. В Москве-то я никого не знал.
        Решил я эту нелегкую задачу довольно-таки непросто. Я решил, что буду ходить по улице и заходить в кафе и рестораны, которые будут попадаться на пути. Почему рестораны? Не знаю, это первое, что пришло на ум. Там кормят. Топал я топал. Ветрено было. И толпы людей, идущих в неизвестных направлениях. Затерся я в какой-то странный кабак. Там народу особо не было. Две калеки пиво пили за столиком у окна. Стою, смотрю, чего делать, не знаю. Хотел уже выходить обратно на улицу, но ко мне подошла милая девушка в белой рубашке и в строгих черных брюках с острыми стрелками и мило улыбнулась. Белые ровные зубки, розовые пухлые губки. Я даже вздрогнул. Она была хорошенькой, и улыбка ей чертовски шла.
        — Вы в курящий или в некурящий?
        — Нет, я не курю.
        — Тогда вот сюда, пожалуйста,  — девушка указала рукой на столик посредине зала.
        Я прошел и сел, не понимая зачем.
        — Сейчас я позову официанта.
        — Нет, девушка, подождите. Я не есть пришел, а по работе. У вас какие есть вакансии?
        Милая девушка тотчас изменилась в лице, и белые, как жемчужины, зубки исчезли под не менее красивыми губками.
        — А что Вас конкретно интересует? Вакансий сейчас нет. На днях взяли двух официантов.
        — Официантов? Я не очень хочу быть официантом.
        — Барменом хотите? У нас несколько барменов профессиональных, которые закончили курсы специализированные.
        — Бармен? И им не хочу.
        Девушка была немного озадачена.
        — А что тогда? Менеджером?  — тут она снова улыбнулась.
        — Не знаю, что-нибудь, но не барменом, официантом или менеджером.
        Девушка быстро осмотрела меня с ног до головы.
        — На кухне мыть посуду не хотите попробовать?
        — А сколько платят?
        Девушка смотрела на меня, и лицо ее не выражало ни одной эмоции.
        — Послушайте, молодой человек, у нас нет такой вакансии — мыть посуду. Есть уборщица, например, она моет полы везде и убирается тут везде. На кухне есть повар, он готовит еду и есть помощник повара, который помогает готовить и мыть посуду. Вот так мы и живем.
        — А что Вы со мной, как с придурком разговариваете? С какими-то подтекстами.
        — Без подтекстов, молодой человек.
        — Спасибо.
        Я вышел из кафе и почувствовал себя униженным и беспомощным. Так говенно я себя еще не ощущал, ну может только, когда в милицию по малолетству попал. Когда попытался счетчик в подъезде снять, бдительные соседи в глазок усмотрели и вызвали ментов.
        Я шел по улице дальше, но былой энтузиазм куда-то исчез. По дорогое я забежал в обувной светлый магазинчик. Стеклянные двери на входе, бело-желтые, подсвеченные множеством круглых фонариков стены и обувь, преимущественно кожаные, с запахом новья и дороговизны модели. Я подошел к высокому челу в строгом черном костюме, стоящему у входа.
        — Вы не в курсе, у кого можно проконсультироваться насчет работы?
        — Работы в этом магазине? Какой именно?
        — Да не знаю, какой-нибудь.
        — Сейчас я позову менеджера, подожди здесь.
        Охранник пошел куда-то. Здоровый чувак, блин. Видимо, крутой магазин, раз такого верзилу поставили на вход. Я и вправду не знал, кем бы я тут мог работать. Консультантом по обувке? Ложечки приносить и впаривать эту гламурную начищенную кожу? Или на кассе стоять, выписывать чеки и путаться в них, а потом платить из своего кармана в счет недостачи или еще чего-нибудь? В охрану меня точно не возьмут. По сравнению с этим мясоедом, я просто фея на пуантах. Его не было минут семь. А вернулся он с холеным челом в черной рубашке, заправленной в брюки, с лакированным черным ремешком, с тонкой, элегантной, стальной пряжкой, на которой красовались две заглавные латинские буквы G.I. Этот был ниже меня на полголовы. Его смешные тонкие усики и козлиная бородка напоминали мне персонаж из фильма «Эйс Вентура — 2». Ему не хватало только деревянной тросточки и меховой накидки из лисы. Они оба подошли ко мне. И если у великана на лице была нарисована хоть какая-то заинтересованность в моей занятости, то мелкому было явно плевать.
        — Здравствуйте, я хотел бы узнать что-нибудь про работу в вашем магазине.
        — Работа какого рода Вас интересует?  — спросили меня «усики» бархатным голоском.
        — Продавцом обуви, наверное. Что же еще?
        — Ну, может, вы в охрану хотите, я же не знаю! Опыт работы есть?
        — Да, есть, но не большой.
        — График работы тут следующий: три дня работаешь, один отдыхаешь. Время с 9 до 9. Одежда — черный верх, черный низ. Первые два месяца испытательные. Оплата пять тысяч рублей, но после первого месяца. Понятно?
        — Понятно… Понятно… А первый месяц бесплатный, что ли?
        — Да, первый месяц не оплачивается. Деньги после второго проверочного месяца. Так как, Вас устраивает?
        — Да,  — а что я мог еще ответить?
        — Замечательно. Начать можно завтра. При себе паспорт и регистрацию, а также пенсионное.
        — У меня нет регистрации. Я не из Москвы.
        — Тогда извини. Иногородних только с регистрацией либо москвичей без нее. Сделай, все равно понадобится.
        — Мне не выходить, что ли, завтра?
        «Усики» уже уходил туда, откуда пришел, и, не оборачиваясь, тоненько произнес:
        — Нет.
        Нет, нет, снова нет. Снова, снова нет. Я шел по дороге, уже ничего не соображая, и уже очень хотел есть и выпить чего-нибудь горячего. Дорога, по которой я шел, никак не кончалась, и мне приходилось заходить в разные забегаловки, рестораны. Зашел в несколько аптек, бензоколонку и даже секс-шоп, но и там мне отказали по причине несовершеннолетия. Я ощущал дикий голод и готов был съесть целую кастрюлю борща. К тому же был глубокий вечер и нужно было возвращаться к родственникам. Я был на станции метро «Белорусская», недалеко от Белорусского вокзала. Подошел к ларьку с хот-догами типа из Дании или Германии. Фуфло полное, но я так жрать хотел, что купил себе длинную коричневую сосиску со вкусом сыра, воткнутую в круглую белую булочку, с рефленой, в мелкую сеточку, коркой.
        — Вам чем полить? Майонезом, кетчупом, горчицей, сырным соусом?
        Что это за хрень, подумал я про сырный соус. Это что, жидкость из вытяжки сыра 70 % жирности или эссенция химиката какой-нибудь целлюлозы?
        — Полейте сырным соусом.
        Если честно, то показалось вкусно, и даже очень. Было ощущение, что ничего вкуснее я еще не ел. К тому же запивал я хот-дог горячим чаем в пластиковом стаканчике.
        Я стоял рядом с автобусной остановкой, а там плакат рекламный висел — голый, накаченный торс американского актера Антонио Саббато Младшего, звезды экшен-фильмов, достойно вливался в обтягивающие трусы-плавки фирмы Kelvin Clein. Интересно, ему, наверное, достойно заплатили за показ нижнего белья. Но на самом деле показывал актер свои бицепсы и накаченный живот. Простая фабула — накачайся и заработай деньги торсом в фирменных трусах, а кто-то жрет нездоровый, вызывающий изжогу фастфуд. Это баланс — люди на белом коне и люди в полной жопе и ущербной нищете. Но, минуточку, я же еще на начальной стадии своего пути и уверен, что все получится. Тем более хот-дог я доел и червячка заморил. Да и настроение улучшилось.
        Несколько недель скитался я по грязным улицам и улочкам нашей столицы и так никуда и не воткнулся для постоянного заработка.
        Меня никуда не брали из-за документов, точнее из-за их отсутствия. Не думал, что в Москве такая жопа с устройством на работу, и вообще с проживанием, если нет регистрации.
        Родственники мои, услышав, что нужна регистрация, быстро свинтили с темы, мотивируя, что нереально сложно прописать меня в их квартире, а на то, чтоб купить бумажку, я еще не заработал.
        Правда, случилось одно интересное событие, а точнее разговор с Толиком Ракшой. По-моему, была среда, с 8 до 9 вечера я разгружал линолеум, там-то и познакомился с Толей. Это была подработка по объявлению. Я сорвал бумажку в вагоне метро, на которой был ручкой написан мобильный телефон работодателя. Почему бы и нет, подумал я. Денег не было вообще. Даже на хот-дог без сырной сосиски.
        Разгрузка тяжеленного линолеума происходила где-то в районе улицы Гарибальди. И что самое важное, разгружать его можно было, не имея соответствующих бумажек. Главное, чтоб руки на месте были, этого вполне достаточно. Одному, конечно, не очень легко перенести с двадцатипятитонного КамАЗа полутораметровые рулоны линолеума на склад. Толян был моим напарником. Я знал, что родом он из какой-то жопы под названием Кидекша, больше — ничего.
        Во время получасового перерыва мы немного разговорились с Ракшой. Я заметил, что он курил через каждые семь — десять минут.
        — Ты чего кочегаришь так часто?
        — Люблю это дело. Мне вставляет реально.
        — Тебя еще кашель не обуздал хронический?
        — Все равно все помрем.
        — Верно говоришь, лаконично.
        — Слушай, а ты чего спину ломаешь здесь? Работы нет больше? Ладно я. У меня регистрации нет и вообще ничего нет. Хожу, стреляю сигареты. Сейчас вот разгружу все и куплю два блока этого говна.
        — Молодец. У меня тоже бумажки нет, и вообще не везет что-то. Никуда не берут без этой ерунды.
        — Сколько ты в Москве?
        — Около месяца. А ты?
        — Три с половиной. Да мне насрать на Москву. Я тут наездами. Подколымлю — уеду, потом снова приеду. Меня здесь ничего не держит, да и дома тоже я сам по себе и сам себе хороший друг.
        — Ааа…
        — Это из песни одной: «Я сам себе хороший друг, и мне никто не нужен». Слыхал?
        — Нет, не слыхал никогда! Говоришь, ты наездами тут? А как с заработком? Хватает?
        — То пусто, то густо. Я любую работу делаю, абсолютно любую. Да я-то ладно, а вот приятель у меня есть, он бабло делает реальное.
        — И как?
        — В стрипе работает. В стриптизе мужском.
        — Ни хуя себе!
        — Да! В ночных клубах. Он качок бывший. Специально похудел на 20 кило, чтоб не выглядеть совсем «куском мяса». Как-то раз взял меня в клубец, где выступал ночью. Я собственными глазами видел, как бабы ему баксы совали в трусы. Серьезно. Бля, я в ахуе был. Он там за ночь 500 грин поднял. Неплохо, да?
        — Неплохо.
        — Он, правда, танцует, как дерево, но пьяным телкам не танцы нужны, а тело накаченное и шишка до колена.
        — Чего до колена?
        — Шишка. Моя баба говорит, что поговорка «маленький хуек в пизде королек» — чушь и неправда, мол, ее придумали те, у кого проблемы с членом.
        — Ты же сказал, что ты сам по себе? Значит, девушка у тебя есть, да?
        — А какая параллель между «сам по себе» и телкой? Она мое личное пространство не занимает. Просто трахаю ее пару разков в неделю.
        — Не любишь ее?
        — Какой на хер,  — Ракша затянулся сигаретой и почесал в паху, при этом скривил физиономию, будто блоху назойливую словил. Он выпустил три ровных прозрачных колечка изо рта: — Раньше любил. До того, как она изменила мне с моим батей. Я ее домой привел с родителями знакомить. Сказал, знакомьтесь с будущей невесткой. Так они и встретились первый раз. Отец проявлял всякие знаки внимания, вина наливал, закусочки наготовил. Я его таким заботливым и не видел никогда, а тут как подменили. Я думал, что это он от радости, что я женюсь и семью создам, но ошибся. В следующий раз я увидел батю и Настеньку у нас дома в спаленке.
        — А мама узнала, нет?
        — Мама ничего не знала и не узнает. У нее больное сердце. А такое просто убьет ее.
        — А как телка? Просила прощения?
        — Просила! Надо было сфотографировать их обоих в тот момент, когда я их увидел. Сука, блядь, лучше бы не видел.
        Толик затушил сигарету об асфальт и смачно плюнул на нее. Я не знал, о чем говорить, и не понимал, как начать после того, что он мне поведал.
        Ракша увидел меня впервые в жизни. Он даже не спросил, как меня зовут. Ему ни к чему было. После тяжелого дня мы не обменялись номерами телефонов и не договорились как-нибудь увидеться. Просто разошлись по своим дорогам, после того как нам выплатили бабки в размере восьмисот рублей каждому. Больше я Толика Ракшу никогда не видел.
        Было около одиннадцати вечера. Воскресенье плавно отдавало свои полномочия и свертывалось в историю. Понедельник наступал на пятки. Я ехал в пустом автобусе фактически один, пялился в грязноватое окно и ничего не видел, кроме своего осунувшегося лица. Я все вспоминал наш разговор с Ракшой про того парня, работающего в ночных клубах. Может, и мне попробовать, а то совсем с копейки на копейку перебиваюсь, как бомжара последний. Танцы — это же круто. Тем более если за них еще и платят хорошо. А чего в этом зазорного? По-моему, ничего. Самое главное, девушки с ума сходят и влюбляются в тебя, баксы засовывают, и не надо, блин, никуда линолеум перетаскивать и спину надрывать, как сегодня. Еще был один весьма интересный фактор, который простимулировал меня. Я думал о том, что вернусь домой при лавэ и на хорошей тачке, все увидят и зауважают меня и будут говорить: «Он уехал пустой и в никуда, а вернулся приблатненный, с бабками». Весть облетит весь город, и я буду как живая легенда!!! Осталось сделать малое — окунуться в мир ночного шоу-бизнеса, в котором меня, как скоро выяснилось, никто не ждал.
        Я шел по Тверской и слушал в наушниках плеера Seel. Мою голову обдувал легкий ветерок. На душе было спокойно и приятно. Тогда я еще и не подозревал, во что выльется эта идея работы в ночных клубах. Не подозревал, да и не думал о последствиях, просто от абсолютного незнания этой «другой» жизни. Но на сегодняшний день в моей голове был конкретный план: посетить несколько мужских стрип-клубов. Поясню кое-что: живя в своем городе, я не раз обращал внимание на эти танцы, и люди, которые добивались в этой среде успеха, вызывали у меня уважение. Всегда уверены в себе, независимы, хорошо прикинутые, юморные, на престижных тачках, и, конечно, что особенно радовало, это бесконечная любовь женщин. О, да! Но кстати, поделиться мне было не с кем. Не скажу же я Морису: «Послушай, брат, я тут собрался в Москву голым поплясать на барной стойке!» Что бы он, интересно, ответил? Один вариант: «Ну, ты мудак, Мих, может ты в душе голубоватый?» Вариант второй: «Серьезно? Это че, типа, круто? Ну, давай, вперед!» И третий вариант: Морис делает неопределенное выражение лица и закуривает сигарету. И тем более невозможно
было поговорить об этом с Олей.
        Честно говоря, я не был уверен, что меня возьмут. Парни, работающие в подобном заведении, отличались от обычных спортсменов чересчур точеным рельефом, приличной мышечной массой, и, как правило, все танцоры «стрипа» сидели на различных стероидных препаратах с гормональной основой и, в принципе, этого не скрывали.
        Спортсмен, занимающийся три или четыре раза в неделю, ну например тем же боксом, карате или плаванием, не думает, как ему раскачать свои бицепсы и довести до совершенства мышцы живота. Профессиональный спорт отнимает невероятно больше количество энергии, сил, нервов, особенно в предсоревновательный период. Тут, конечно, думаешь только о результате, а не о красоте своего тела. И конечно же прием «стероидов» может привести тебя в плачевное состояние, а порой «передоз» означает летальный исход. Я не буду вдаваться в тонкие медицинские подробности о вреде анаболиков, потому что многие об этом знают, а многим это просто скучно.
        Итак, побродив по разным улочкам Москвы, я немного проголодался и у ближайшего «ход-дог»-ларька где-то в районе метро «Парк культуры» купил себе незамысловатую копченую сосиску, воткнутую в хлебец и политую кетчупом, а также горячий кофе со сливками. Все это удовольствие обошлось мне в девяносто рублей, а всего у меня было сто пятьдесят. Я и не наелся, и остался со своими копейками. Теперь мой путь лежал в «Ректум», ночной клуб для женщин. Я знал, где находится клуб, и знал, что там работает стрип-шоу из пяти или шести ребят и что главным над ними был огромный двухметровый негр по имени Джимми. Его несколько раз показывали в шоу по ящику. Благодаря одному из таких шоу я многое узнал о стрипе и о том, что там можно заработать много денег легко и быстро. Приехав на станцию «Лубянка», а именно там находился «Ректум», мне не потребовалось много времени, чтобы найти его. Подошел к дому, где не было ни вывески, ни названия, а только толпа молодых девчонок и «веселеньких» женщин. Клуб внешне не был похож на клуб. Я даже немного засомневался по поводу адреса, но подошел к охраннику на входе и
поинтересовался:
        — Скажите, это клуб «Ректум»?
        — Ну да,  — ответил тот.
        — Шоу «Джимми» во сколько начинается сегодня?
        — Как обычно, в 8 часов, видишь, девушки ждут, сейчас мы их запускать будем!
        — Понятно.
        Время было 19 —30, и, по ходу дела, провести меня некому. Пока я думал, что предпринять, и топтался на месте, большая толпа рассосалась, все уже были внутри и ждали начала шоу. Я стоял. Прохладный осенний ветерок гладил мое лицо и дурачился с моей шевелюрой, а ведь этим утром я бережно и дотошно причесывал волосы. Меня переполняли самые разные чувства, и я даже проголодался еще сильнее, но в чем-то я был уверен, сам до конца не понимая в чем. Через железные ворота вошел невысокого роста парень лет 26 —27 в строгом черном костюме, в белой обтягивающей майке и со спортивной сумкой. Судя по отточенному рельефу мышц живота, которые всосали в себя тоненькую маечку, я сразу понял, что передо мной живое воплощение дамского угодника — стриптизер. Я подошел к нему.
        — Извини, а ты работаешь здесь, танцуешь, да?
        — Да,  — скоромно, но уверенно ответил он.
        — Ты знаешь, я хотел бы тоже попробовать свои силы и, честно говоря, хочу поговорить с Джимми. Может, он возьмет меня к себе?
        Танцор быстро, профессионально осмотрел меня и по его прищуру я понял, что не дотягиваю физически.
        — Меня зовут Дима.
        — Михаил.
        Я хотел было протянуть руку, но вдруг почувствовал себя неловко.
        — Пойдем, я проведу тебя, и ты сможешь подождать Джимми внутри, он обычно всегда опаздывает.
        — Давай. Спасибо тебе.
        — Да за что спасибо-то?
        Мы прошли через охрану и очутились в мире порока и страсти. Небольшая черная лестница вела нас туда, откуда раздавались женские голоса и крики вперемешку с громкой музыкой. Первое, что я почувствовал,  — это резкий запах пива, вонзающийся в ноздри, пивом провонял весь клуб. И только когда мы вошли в небольшой зал, где оживленная толпа выплясывала под музыку техно, я понял, откуда исходил запах: посередине зала находилась овальная барная стойка, где, видимо, и зажигали танцоры, поскольку сцены там я не обнаружил. Пиво стекалось в литровые пластмассовые стаканы, на которые я периодически наступал, проходя через толпу. Мы дошли и, видимо, были первыми.
        — Вот это наша гримерная,  — положив спортивную сумку, сказал Дима.
        Гримерная была никакой. Одно название, то есть две комнатки-подсобки. Одно небольшое зеркало, висевшее на грязной облупленной стене, три самодельные скамейки и небольшие столы, на них можно было сидеть, когда переодеваешься. Потихоньку начали подтягиваться ребята из команды Джимми. Довольно быстро я почувствовал себя «недоделанным», по сравнению с ними. Я дышал им далеко в спину по всем параметрам.
        Они заходили в хороших шмотках, очень загорелые, лощеные, с красиво сделанными телами, а главное, что-то было во взгляде — уверенность, наглость, холод, некое безразличие. Со мной никто не здоровался и особо даже не смотрел в мою сторону, но этот факт меня не волновал. Я думал о предстоящем разговоре с Джимми и заранее предчувствовал проигрыш, я явно не дотягивал до ребят, и даже не из-за мускулов — рельеф живота у меня был неплохой,  — а из-за какой-то растерянности, наивности, ненужных и лишних движений. Я подошел к Диме, тот уже был без майки, обернут в шелковую белую повязку, потом я узнал, что она называется парео.
        — Ты качаешься?  — спросил я, как будто не понимая, что Дима, видимо, столько всадил в себя стероидов, что охренеть можно, но и результат — высший класс: супер — прорельефенное тело с приличной мышечной сухой массой, идеальные грудные, шестикубовый пресс с отточенными косыми мышцами, при этом руки и ноги были пропорционально прокачены, как у бодибилдера. Только намного позднее я узнал, что он к тому же чемпион Европы по фитнесу.
        — Ну да, есть немного,  — с ухмылкой и не поднимая глаз, ответил он на мой дурацкий вопрос.  — Вообще-то я бывший танцор, занимался балетом четыре года, а потом немного поработал с железом.
        — Неплохо ты с ним поработал.
        Дима снова недвусмысленно улыбнулся, ему явно польстило мое высказывание в его адрес.
        Осматриваясь по сторонам, я видел, как собравшиеся ребята переодевались и обсуждали, как на днях трахали двух блондинок вот в этой подсобке. Обсуждение было бурным, у меня даже колыхнулось что-то внутри. Два брата, Алекс и Макс,  — это были их псевдонимы, осчастливили двух блондинок. Случилось это во время самого шоу, когда ребята привели двух горячих девочек и делали с ними все, что на ум приходило. Они рассказывали, как имели их во все отверстия, и упивались своим подвигом, и не стеснялись ничего. Трудно сказать, хорошо это или плохо, это риторика или образ жизни. В конце концов, я не пуританин и не нашел себя в церковном хоре мальчиков-послушников. Да, однозначно, я был больше «за», чем «против». Эти групповые занятия были, видимо, здесь популярны и часты, поскольку остальные особо не удивлялись. Позднее я выяснил, что сам Джимми «жарит» после каждого шоу минимум по одной, а максимум — неизвестно.
        Наконец я дождался его. Он пришел как король, одетый в сине-голубой строгий костюм. Огромный двухметровый парень афроамериканского происхождения с широченными плечами, как у Кевина Леврона в его лучшие времена. На его мощной черной шее блестели две огромные золотые цепочки с квадратным плетением.
        — Джимми, привет, я к тебе. Меня зовут Михаил, я хочу работать в твоей команде,  — выдал я ему на одном дыхании.
        — Приве-е-ет,  — с каким-то непонятным для меня акцентом произнес Джимми.  — Танцором? Сни-и-имии ма-а-а-йку.
        Я надул что было мочи свою грудную клетку и одним движением снял свой черный свитер и майку. Было заметно, как многие обернулись в мою сторону, но, кроме улыбок, больше эмоций у ребят я не вызвал.
        — Очень хорошо-о, но тебе надо подкачаться чууть-чууть и походить в солярий и тогда приходи через две неделииии.
        — Через две недели?! Но я не наберу нужную массу через две недели,  — уныло сказал я.
        — Посмоотрии на них, оони всее боольше тебя в два раза, ты же не хочешь, чтобы тебя облили пииивом во время танца, а такое часто происходит с новенькими ребятами из-за того, что они сильно от нас отличаются, и публика их не принимает, это очень обидно. Тебе лучше подготооовиться, посмотреть, как происходит шоу, на что это похоже, а потом решааать, надо тебе это или не надо. Так что останься и посмотри, о’кей?
        — Ок,  — немного расстроенно и растерянно ответил я и напялил на себя свой свитер.
        В принципе, все было понятно с самого начала, я и сам чувствовал бы себя лохом по сравнению с ними. Я остался на шоу и был под большим впечатлением от того, какой эффект оказывали на пьяных телок накачанные самцы. В частности, мне понравился номер двух ребят — одним из них был Дима, а другого я не знал. Сам по себе номер прост и незамысловат: они вдвоем выходят по разные стороны барной стойки в белых покрывалах, которые закрывают их полностью, а они тем временем держат их руками, правда, музыка идеально подобрана. Исполнитель Seal четко вписывался в ладные и синхронные движения стриптизеров, и на припев песни они сбрасывали эти тряпки с себя, это было отработано профессионально, так, что бабы визжали, ну а меня переполняли чувства, мол, надо накачаться и тогда тобой будут восхищаться, вроде бы все очень просто. Но я сильно ошибался в силу своей неопытности, я и не знал тогда, что у всего есть оборотная, запачканная сторона.
        На тот момент моей единственной проблемой было, где достать деньги на «химию», т. е. стероидные препараты. Да-да, тогда я загорелся этой нездоровой идеей. Как говорится, насрать на здоровье, главное внешний вид, что и говорить — примитивная башка. В гримерке все ребята активно готовились к номерам. Джимми обматывал какой-то черной тряпкой свое бедро и при этом успевал поливать себя детским маслом из пластмассовой бутылки с желтой этикеткой. Я чувствовал себя тщедушным и сильно зажатым в этой компании.
        Я молча собрался, накинул на себя тонкую плащевую куртку и молча пошел к выходу.
        — Ты уходишь уже?
        — Да, мне пора.
        Дима, который провел меня в клуб, по какой-то причине подошел ко мне. Мы стояли вдвоем почти у выхода в большой зал, и другие ребята не могли нас слышать. Дима говорил тихо и уверенно, я чувствовал, что он хотел помочь мне как-то, хотя бы советом.
        — Послушай, не обращай особого внимания на слова Джимма! Он профи. Ты и вправду худоват, тебе самому не понравится реакция этих пьяных баб, поверь мне. Да и опыта у тебя никакого.
        — Да, ты прав!!!
        — Иди в «Ящер», начни с него. Там публика попроще, в основном «голубые». И денег заработаешь, и опыта наберешься.
        — Клуб для «голубых»?
        — Да,  — спокойно ответил Дима,  — Но ты сам себе хозяин, голова на плечах есть. Многие ребята там и начинали.
        — Ты тоже?
        — Я нет, мне не нужно было! А ты иди туда, там таких уродов принимают, ни кожи, ни костей. А у тебя фейс симпатичный, тебя точно возьмут. Рельеф тоже есть!
        — А где он находится?
        — Метро 1905-го года. Адрес не знаю. Да спросишь там кого-нибудь. Все, мне пора, старик!
        — Спасибо.
        Я вышел из клуба. Время было около десяти, и я должен был торопиться домой к родственникам, но твердо решил, что добьюсь своей цели и буду работать в таком шоу. Если я колебался сначала, то увидев ребят и ощутив ту ауру, я уверился в своем решении. Спасибо Диме за совет, обязательно им воспользуюсь. У меня не играло, как раньше, противоречие, я четко понял — я тут один, и никто, кроме меня самого, не преодолеет препятствия на пути к цели.
        И вот — новый, странный клуб.
        Я много думал и смотрел разные передачи на гейскую тему. Отмотаю снова назад. Я никогда не загонялся по поводу ориентации, всегда относил себя к ярым гетеросексуалам. Даже бисексуалы не вызывали у меня никаких эмоций, кроме жалости, но и осуждать их я не намерен, это личное дело каждого. Что касается подработки в подобных местах, то ок. Но минутку! Все гораздо проще. Моя цель — работать в шоу «Джимми», но пока не могу, недостаточно рельефен и ноль опыта, что немаловажно, само по себе. Вывод: нужно начинать на неприхотливой сцене, куда выпускают всех вплоть до фриков. Собственно говоря, чем уродливее, необычнее, тем лучше. Там извращенцев хватает, но вернемся к теме.
        Мои рассуждения были следующими: я мужик, спортсмен, мне 100 раз наплевать на всех, у меня нет комплексов, мне никто ничего плохого не сделает, просто нужно всегда быть очень внимательным и конкретным. Если кто-то полезет, то я сначала скажу ему, чтобы тормозил, а если этот неумный будет продолжать дальше, то я сломаю ему челюсть, это я умею, но надеюсь, что до такого не дойдет. Хотя кто знает.
        Вообще я не хочу особо погружаться в голубые дебри, просто буду рассказывать дальше и описывать некоторых людей, встречавшихся мне в этом пространстве.
        На следующий день я доехал на метро в район улицы 1905-го года. Спрашивал у людей, где находится этот клуб, и нашел его. Добравшись до места со спортивной сумкой и в том же черном свитере, я в очередной раз обратил внимание на то, что здание клуба вовсе не напоминает клуб, а скорее смахивает на двухэтажный детский садик с двориком для детской площадки. Хотя на территории уютного дворика и не было места для качелек и песочниц, а только травка да кустики. Цвет самого здания был отталкивающе темно-бежевым, и окна были замазаны черной краской, видимо, чтобы свет не попадал вовнутрь.
        Дверь была металлическая, в ней даже можно было увидеть свое отражение, как в зеркале. Рядом с дверью было что-то вроде домофона. На самом деле, это переговорное устройство в виде звонка с камерой: ты нажимаешь, и охрана смотрит у себя на мониторе, кого там занесло, потом тебе отвечают и, если считают нужным, пускают внутрь, а если нет, то не судьба, не прошел «фейс-контроль», ведь клуб — это честное заведение.
        Но также я заметил рядом со входом огромный плакат с накаченным юношей. Сам плакат мне показался каким-то тусклым и вызывающим. Но это было только мое мнение, и оно мало кого интересовало. Так вот, подойдя ближе, я нажал на кнопку. Оттуда уставший голос отреагировал секунд через 20.
        — Что вы хотели?
        — Здрасте, я насчет работы в клубе.
        — Какого рода работа вас интересует?  — на этот раз голос звучал увереннее.
        — Я хотел бы танцевать.
        — Подождите, я вызову менеджера.
        Я стоял на улице, ждал, внутрь меня так и не пустили, но ничего страшного, мне и на свежем воздухе хорошо. Правда, я прождал обещанного мне менеджера около 10 минут и за это время прочитал сегодняшнюю ночную программу раз 25 (это у меня привычка такая, если я кого-то или чего-то ожидаю, и в это время можно что-то почитать, то я буду водить глазами по строчкам до бесконечности до тех пор, пока не поймаю себя на мысли, что меня сейчас уже стошнит от этого). Так вот, в программе было написано, что шоу начинается в двенадцать с выступления местного любимца — «Октябренка Лапочкина», ну и фамилиьце, подумал я. В час ночи будет выступать балет клуба, в 3 часа начинается шоу клуба, выступления травести шоу, а также народный стриптиз.
        Народный стриптиз?! Что еще за хрень такая? Бред. Интересно, а что это за ТравестИ или ТрАвести?
        Все это было слишком смешным и немного отталкивающим. К числу «ссыкунов» я не относился и таковым себя не считал, но понимал, что колени дрожат, все-таки об этом мире я не знал ничего.
        Наконец дверь открыл менеджер клуба, обаятельный, улыбчивый парень лет 25-ти в модной одежде и с мобильником в руках.
        — Привет, я Роман — арт-менеджер клуба.
        — Михаил, я бы хотел работать у вас танцором.
        Он быстро осмотрел меня с ног до головы.
        — А ты когда-нибудь работал в подобном заведении?
        — Вообще-то нет, а это имеет какое-нибудь значение?
        — Да в принципе не имеет, наоборот, мы принимаем ребят без опыта.
        Как раз в этот момент зажужжал его мобильник.
        — Одну секунду,  — сказал он мне.
        — Да, да, конечно.
        Арт-менеджер Роман разговаривал по мобилке очень быстро и четко.
        — Все, иду сейчас,  — закончил он и снова заговорил со мной: — Смотри, Михаил, сегодня вечером ты сможешь придти к 9 часам? Мы посмотрим, как ты двигаешься, ОК? И решим. А сейчас мне бежать надо.
        Я немного озадаченно выдохнул:
        — Да, подойду, а танцоры во сколько обычно приходят?
        — У нас две смены: первая смена начинает с 21 до 6 утра, а вторая — с 0 до 8 утра. График мы сами распределяем, ты все увидишь сегодня. Как раз хореограф будет на месте, посмотрит. Ну все, до вечера.
        Мы ударили по рукам, и он убежал обратно в клуб, также быстро, как разговаривал по телефону.
        До вечера у меня оставался почти весь день. Родственникам я сказал, что ночью меня не будет, так как буду работать барменом. Но сама идея работы в клубе никак и ни с какой стороны не нравилась ни дяде, ни тете. Они смотрели на мои планы с недоверием и осторожностью, ну а что я мог сказать им, ведь так или иначе я жил у них, и что-то обязан был рассказывать, поскольку ел и спал бесплатно. Все свои идеи насчет танцев я спрятал подальше, чтоб никто не догадался, а фенька с барменом могла пройти, почему бы и нет. Молодой пацан подрабатывает в клубе барменом за зарплатку и чаевые, нормально для семнадцати лет.
        Спустившись в метро, я направился в один известный мне спортивный комплекс в районе станции «Динамо». Я вскользь знал о нем от отца, когда я еще был совсем ребенком, и в моей светлой голове не было ничего, кроме мыслей о «Сникерсе» и «Марсе», мы приходили туда, чтобы позаниматься на тренажерах, побить по груше и поплавать в бассейне.
        Я наблюдал за отцом, смотрел, как он тренировался, меня восхищали его сила и мужественность, именно он повлиял на меня своим настроем и частыми разговорами про спорт. Если бы он знал, что по истечении энного количества лет его сын захочет работать стриптизером в клубе, он бы точно охренел.
        Внутри спорткомплекса было довольно спокойно, как-то умиротворенно. Работала пара небольших магазинчиков по продаже спортивного инвентаря: от боксерских перчаток до плавательных очков. Было воскресенье. День близился к завершению, многие люди сидели дома, готовились к понедельнику, к первому, как говорится, тяжелому дню недели. Но не я. Ощущение заботы о будущих буднях у меня напрочь отсутствовало. Я был немного расслабленым, слегка уставшим, но с нетерпением ожидал своего появления в клубе.
        Это интересно — наблюдать за плавающими в бассейне через стекло. А именно огромное стекло отделяло небольшую кафешку в здании от бассейна. Сам вид воды приводил меня в состояние внутреннего спокойствия, а тогда именно это состояние мне было необходимо.
        — Миша, это ты?
        Знакомый голос вдруг прозвучал за моей спиной.
        Я удивленно обернулся и узнал Николая. Давным-давно отец познакомил меня с ним. Николай был продавцом в одном из тех нескольких магазинчиков спортинвентаря.
        — А я смотрю, ты это или не ты. Я сразу тебя узнал, но ты, видимо, меня не узнал, да?
        — Ну, если честно… если б вы меня не позвали, я бы вас не узнал.
        Николай улыбнулся широкой, открытой и теплой улыбкой.
        — У меня есть немного времени, давай по стаканчику горячего чая или шоколада, посидим, поболтаем.
        На секунду я задумался и взглянул на часы, когда-то подаренные мне дедом. У меня оставалось еще много времени.
        — Давайте посидим,  — ответил я.
        Вообще-то Николая близко я не знал и особо с ним не общался, но это был единственный человек из моего детства, связанного с моим отцом и с этим спортзаведением.
        — А ты какими судьбами здесь? Пришел позаниматься?
        Николай потихоньку отпивал горячий чай с лимоном.
        — Да нет, я просто зашел ненадолго, время скоротать.
        Моя чашка была без ручки, я никак не мог ухватиться за нее, она была слишком горячей, и я ложкой разминал на дне измочаленную дольку лимона.
        — Я слышал про отца… Ну как он там?
        — Пишет, что скучает по мне.
        Я бы мог сказать больше, но промолчал. Николай увидел мое выражение лица и, поняв, что я не в восторге от этой темы, сразу сменил ее.
        — У тебя в Москве дела какие-то или ты просто так, к родственникам?
        — И так, и так.
        Поговорив в такой же манере о всякой ерунде, я взглянул на часы. Сказал Николаю, что мне пора. Он, в свою очередь, дал мне свой номер телефона, сказав, чтоб я обращался по любым вопросам. Было тепло и приятно после нашей хоть и недолгой, но полезной беседы. Николай производил впечатление открытого человека, со своей жизнью и историей, впоследствии я хорошо узнал эту историю.
        Быстрыми шагами я направился в «Ящер». Я был амбициозен и уверен в себе, именно эти качества помогли мне в те нелегкие времена. Нырнув в метро и оказавшись через пять станций и двух пересадок на месте, т. е. у входа в клуб, я снова во второй раз повторил процедуру с нажатием видеокнопочки.
        Мне ответили, и через несколько минут вышел Роман.
        — Ну что, готов?  — спросил он, вероятно, полагая, что я передумал.
        — Готов,  — более чем уверенно произнес я.
        — Ну, пошли…
        И вслед за Ромой я шагнул в мир, о котором ничего не знал и даже не догадывался, какой он.
        Выкрашенные черным стены и потолки, липкий пол (это чувствовалось местами даже под ботинками). Большая сверкающая картина из каких-то зеркальных переливающихся блесток с изображением мускулистого юноши с карнавальной черной маской на лице и в тесных стрингах, который зазывал гостей в мир страстей и порока. Пройдя мимо этой и других разных причудливых картинок на стенах, мы попали, как мне показалось, на главный танцпол.
        Отовсюду веяло специфическим запахом клуба, я не мог понять, что это за запах, было похоже на смесь дорогого парфюма с разными алкогольными напитками и коктейлями и даже откуда-то доносился запах спермы — вся эта вонючая смесь была, видимо, неотъемлемой частью клуба. Высокая черная сцена с небольшой лестницей в углу. Стены выдержаны в тех же черных тонах. Но что больше всего меня поразило — это три металлические высокие клетки в форме стаканов. В тот момент я еще не понимал, для чего они стоят, может, для некоего интереса клуба? Но я ошибался, все было гораздо проще. Эти так называемые стаканы были вроде мини-сцены наверху.
        Пройдя через танцпол, мы очутились в очень узком, но довольно длинном коридоре, откуда можно было попасть и в гримерную, и на кухню, и в сортир, и в ресторан, и даже на этаж ниже, на маленький танцпол под названием «Детище» — специальное место, где были только геи. Все это «сказочное» и «прекрасное» я узрел и почувствовал этой ночью, но об этом чуть позже.
        Небольшая каморка: на стенах висели вырезки из мужских журналов, фотографии разных годов и с разными моделями. Где-то играла музыка. Одна из песен «Мадонны» доносилась из хрипучей мыльницы, у меня сразу промелькнула ассоциация с моим стареньким магнитофоном. На длинном, грязном и рваном диване, стоявшем вдоль запечатанного газетой окна, сидели три понурых парня, находившиеся каждый в своей нирване и звездном пространстве. Они не заметили, как я вошел в гримерку, вообще ноль реакции, я почувствовал себя вставшим в очередь к врачу-наркологу. Я был удивлен, но заметил в этом странном, узком и тесном месте огромный деревянно-железный стеллаж, отремонтированный, видимо, несколько раз. А вместо книжек там угрюмо и серо тусовались вещи для шоу: костюмы, снаряжения, плакаты, ботинки, различные игрушки гигантских размеров, а также моему взору предстала очаровательная картина — метровый негритянский бутафорский член, воткнутый в не менее уродливую резиновую дамочку с белыми редкими волосками и открытым ласковым ротиком.
        — Это наша гримерная, располагайся вон там, можешь переодеться.  — Рома показал мне на вторую комнату — Как будешь готов, выходи в зал.
        — А во что мне переодеться? У меня из «такой» одежды ничего нет,  — сказал я ему, поймав уже на выходе из гримерной.
        — А-а, там бандаж есть, ты его надень, он абсолютно ничей.
        «Бандаж,  — подумал я,  — интересно, а я ведь даже и названия этих тонких трусов не знал». Я зашел в ту другую комнату и понял, откуда доносилась песня. Молодой парень с явно женскими повадками и жестами что-то бурно и старательно репетировал под музыку.
        — Извините,  — сказал я, но он не среагировал или не услышал, тогда я повторил еще раз.  — Извините,  — на этот раз он обернулся.  — Я не помешаю вам, если тут переоденусь? А то я в первый раз, и мне сейчас надо перед хореографом показаться.
        Огромные раскрашенные глаза парня захлопали, будто в ладоши, и он сказал:
        — Какой мужчина у нас на празднике жизни. Уж позвольте мне выйти, пока вы переоденетесь.
        Честно говоря, от таких слов с женско-девичьей интонацией я слегка покраснел, не каждый день слышишь таких додиков.
        — Да, кстати, на случай, если тебя возьмут сюда, мое имя «Кила»,  — и он, или она, протянул (протянула) мне свою руку.
        — Михаил.
        Я переоделся. Надел этот стремный бандаж на себя, посмотрелся в зеркало, которое стояло на груде разных вещей, и, поняв, что я не так уж плох и худоват, отправился на просмотр.
        Выйдя в пустой и холодный зал, я чувствовал себя нелепо, так как, кроме бандажа и ботинок, на мне ничего не было. Я подошел к Роме, он, в свою очередь, с кем-то разговаривал. Я себя не чувствовал неловко и неуверенно, потому что понимал, в каком месте нахожусь, и пришел сюда сам своими ногами, по своему желанию.
        — Давай, Мих, залезай в стакан. Сейчас под музыку немного потанцуем.
        — Ты имеешь в виду, танцевать тут, в стакане?
        — Ну да, в стакане.
        — ОК.
        Я молниеносно, как обезьяна, забрался в этот стакан, и уже через несколько секунд громко заиграла быстрая музыка. Мои ноги и руки пустились в ритмичный танец, сначала я немного был зажат и скован, но осознал, что все это доставляет мне удовольствие, и в конце концов разошелся, попадая точно в такт. Видели бы меня сейчас Морис и Оля в этом металлическом сооружении под радостным названием «Стакан» и в тонюсеньких трусиках, да я и сам бы ржал над собой, будь я в иной ситуации.
        — Достаточно, слезай,  — сказал мне Роман.
        Краем глаза я видел со стакана, как наблюдали за мной и Роман, и тот парень, с которым разговаривал Роман, по-видимому, он и был хореографом.
        Спустившись вниз, я думал, о чем они перешептывались между собой и что сейчас скажут мне?
        Роман начал:
        — Скажи, ты с сегодняшнего дня сможешь начать работать?
        Честно говоря, я не был готов к такому повороту, но ответил:
        — Да, конечно.
        Ну, а что мне оставалось еще делать, я ведь явился именно за этим.
        — Здорово, тогда сегодня и начнем.
        Первая ночь в клубе
        Я никогда не забуду свою первую ночь в клубе.
        В эту ночь я работал в том самом бандаже, в котором и проходил просмотр.
        — Ты сегодня поработай внизу, в «Детище», на сцену тебе еще рано вылезать,  — Ромины слова звучали как приговор в мягкой форме, о котором я не подозревал.
        Потихоньку в гримерную стали подходить танцоры. Некоторые из них на меня косились недоверчиво, но некоторым из них я даже, видимо, приглянулся, особенно женскому полу. Система работы ночью была следующая:
        В 00:00 Антрэ, так называемое вступление. Начало шоу, на сцену выходили пять-шесть самых мускулистых танцоров и под фанфары выносили и раскрывали огромный гейский флаг с радугой, после чего начиналась колбаса, т. е. быстрая, пробивная музыка, на сцене под нее работали танцоры без какой-то подготовленной программы. Все это было произвольно.
        Около часа ночи начиналось само шоу, где сначала выступал тот самый, с голубым оттенком «Октябренок Лапочкин». Для разгорячения толпы он отвешивал разные похабные шуточки, а в конце приглашал на сцену звезд клуба «Ящер». Звезды были самые высокие и яркие: от «Аллы Борисовны Пугачевой» и до «Валерии». Также разгоряченная толпа могла увидеть и зарубежных звезд. Я вот слышал и «Шаде» и «Тину Тернер» и даже «Мадонну». Конечно, как все уже наверняка поняли, все эти звезды были некто иные, как травести.
        Травести-шоу было коньком всей программы, так как оно проходило на главной сцене на большом танцполе. Все «Малышки» снизу из «Детища» прибегали поглазеть на это чудо.
        Молодые и не очень ребята любили изображать из себя женщин в образе. И честно говоря, в этом самом образе «звезды» они смотрелись довольно-таки «органично». У каждого звездного транса были свои атрибуты красоты: небольшие металлические чемоданчики с многочисленными и всевозможными мэйкапами, помадами, пудрами, лаками для ногтей, короче говоря, всевозможная женская косметика.
        Впервые я лицезрел в таком количестве людей мужского пола, любящих переодеваться в женские платья и вообще с женским «началом».
        После выступления двух-трех травести под бурные аплодисменты толпа зевак разбегалась: кто-то спускался обратно в «Детище» для продолжения бурных гейских утех, кто оставался на танцполе и продолжал отплясывать с новой энергией.
        В принципе, основная масса народа была, конечно, в главном большом зале, все-таки клуб позиционировался как бисексуальный. А молодых людей и девчонок никак не привлекала идея спускаться в малый зал, разве что для прикола, не больше.
        Танцоры работали на сцене по четверо, максимум по пять человек. Это зависело от смены и дня недели, а также по одному танцору в трех больших стаканах.
        Танцоров-стриптизеров и стриптизерш приблизительно было поровну. Среди всей этой массы по внешности были все разные. Но важную роль играли все же внешние данные, а не то, как ты умеешь рассуждать и философствовать о жизни.
        Когда красивая беленькая девчонка технично и завораживающе работала на сцене, ей порой засовывали деньги в трусики, но это было нечасто, по крайней мере, я видел такое один, от силы два раза. Видимо, публика была не того пошиба.
        И вот настало время моего первого выхода в «Детище».
        — Давай, по списку сейчас ты,  — сказал какой-то спортивный стройный парень с язвительной улыбкой.  — Ведь ты же Миха, да? Новенький?
        — Ага, новенький, слушай, а как там надо танцевать и сколько времени?
        — Я Валера, очень приятно,  — сказал парень.  — Все просто, ты на сцене поколбасишься минут 15, потом тебя кто-нибудь сменит, сегодня по графику это буду я, и так нон-стопом до пяти утра.
        — Ничего себе.
        — Да не волнуйся, привыкнешь.
        Я накинул на свое голове тело какой-то стремный серый халат в полоску и угрюмо поплелся вниз.
        — Эй, Миха,  — окликнул меня Валера, подбежал ко мне и добавил: — Ты, когда вниз спустишься, подойди сначала к бармену и скажи, чтоб он тебе что-нибудь веселенькое поставил, а то они там, если не предупредишь, включат тебе шнягу какую-нибудь, вроде Наташи Королевой, понял?
        — Понял, спасибо.
        — Да не за что.
        Мне было приятно от этого небольшого внимания, ибо чувствовал я себя неуютно, неловко, скованно, и мне было даже страшно, не скрою. Набрав полную грудь воздуха, я продолжил свой путь, прямо как в книге «23 ступени вниз».
        Черная винтовая лестница, те же самые холодные черные стены, которые, как мне казалось, были мокрые, я проходил мимо людей, поднимающихся вверх, и их лица казались мне под цвет неоновой лампы, скорее лица мертвецов или зомби из американских ужастиков. Они что-то мурлыкали, уставившись на меня. Я их не слушал.
        «Еб твою мать»,  — это первая фраза, пришедшая мне в голову, когда я очутился в логове «голубых» — пида…ов!
        Как же вас много! Как, черт возьми, танцевать тут перед вами, да еще и голым, в одном только убогом бандаже? Подкравшись незаметно к бармену, я сказал:
        — Пацанчик, слушай, я новенький, и сейчас мне на сцену, ты мне можешь поставить что-нибудь посимпатичней?
        Бармен оказался нормальным малым и сразу все усек.
        — Тебе танцевалку или релакс?
        — А у тебя Hi-Fi есть?
        — Найдется.
        Я увидел, что на сцене еще танцевал парень, и попросил бармена:
        — Ты скажешь, когда он закончит?
        — Да он уже все, вот эту песню доработает и свободен, и ты выходи сразу после него.
        — Да, да, хорошо, я знаю.
        Я слушал громкий стук своего сердца и чувствовал, как горячая кровь омывает мое лицо. От волнения я вспотел, и сильно и резко захотел писать, но сдержался. Я жадно смотрел на танцора, как он танцует, а тот, в свою очередь, очень умело снял с себя бандаж и остался совсем голый. Прикрывая причинное место левой рукой, он, сверкая загорелой задницей, извивался, как змей около шеста. Но музыка закончилась, свет на секунду погас, ему с визгом поаплодировали, и он испарился, словно его и не было.
        — Давай,  — подмигнул бармен.
        Заиграла музыка Hi-Fi, и я вылез на небольшую сценку с двумя шестами, находящимися по разные стороны. И началось. Если кто-то из «натурального» народа когда-либо в первый раз танцевал перед целой толпой геев, он поймет, какие чувства испытывал я, потому что описать это очень сложно.
        Все тело налилось свинцом и не слушалось меня, я не понимал, как мне двигаться в этом чертовом месте, у этого чертова шеста. Я чувствовал на себе многочисленные взгляды, я не мог поднять головы и тем более посмотреть кому-нибудь в глаза. Я задыхался, внутри живота я чувствовал волну тошноты, которая вот-вот вырвется наружу.
        «Это не мое, это не мое, это не мое, сейчас доработаю и уйду отсюда на хуй,  — сумасбродно твердил я себе. В тот момент я себя ненавидел и одновременно жалел.  — Почему я здесь перед этими людьми голый виляю жопой, а кто-то, кому судьба улыбнулась, сейчас спит в роскошной постели со сладкой девочкой и не думает о том, как заработать деньги в стрип-баре. И даже если эта самая девочка бросит его утром, ему может станет немного неуютно, но, в принципе, будет глубоко наплевать, так как в его мобильном телефоне она числилась под цифрой два или восемь, из сотни возможных вариантов. В конце концов, он может сесть в свою шикарную спортивную машину и поехать тусоваться в ночной клуб и знакомиться, знакомиться и еще раз знакомиться. А где-то рядом, пока он будет угощать свою новую подругу абсентом или красным полусладким вином, будут танцевать такие неудачники, как я, Валера и остальные, думая про светлое будущее…»
        Я отвлекся, извините. Пятнадцать минут длились для меня целую вечность, как будто специально никто меня не менял. Нас в эту ночь было всего трое, скорее всего, это была среда, а точнее ночь со среды на четверг.
        Небольшой зал в том же стиле, что и выше, барная стойка, на которой не танцевали, как в других местах. За ней на больших барных стульях с железными ножками сидели «мальчики».
        В тот вечер мне повезло, люди были культурные и лишнего себе не позволяли и даже не выкрикивали и не свистели в мой адрес. Я пребывал в эмоциональном шоке. В голове вдруг пронеслась мысль: «А может, бросить все это к чертовой матери, уехать домой и жить там спокойно? Меня дома любят и ждут, а тут я почти голый стою на сцене и кроме глубоко стыда и разочарования ничего не испытываю. Вместо того чтобы плясать и радовать пидоров, я хочу заорать в голос и провалиться сквозь землю. Признаюсь, мне стоило титанических усилий взять себя в руки и постараться подавить внутреннюю истерику. И что-то внутри меня закричало, да так, что я услышал: «Заткнись! Что ты как баба слюни распустил? Возьми себя в руки, закройся ото всех, воспринимай все легче и продолжай идти вперед! Если уедешь домой, это будет слишком просто, и ты проиграешь, а ты к этому не привык. Тогда, урод, делай то, что должен делать. Утри глазки и пляши дальше! Ты только начал!»
        Но все же мне не хотелось быть закиданным вонючими помидорами или огрести мерзким пивом по физиономии, поэтому, несмотря на свой страх и парализацию конечностей, я стал выглядеть по крайней мере достойно к концу своего выхода, слегка поиграл скулами и рельефом на руках.
        Время вышло, я прошел тест, чуть не умер, но прошел. Меня сменил Валерка, который, видимо, забыл, что должен был это сделать, музыка сменилась тоже. Проходя через большую толпу сидящих на стульях и пьющих различные алкогольные напитки людей, я вновь ощутил на себе их нездоровые взгляды. Паренек лет 20 —25 что-то отпивал из своего стакана и пристально наблюдал за мной в течение всего моего танца. Он с кем-то мило общался и зыркал на меня, каждый раз, когда подносил стакан ко рту. Он был без майки, худой, несколько черных длинных волосков, уложенных по центру плоской груди. Мне показалось, что у него слишком длинные пальцы, как у пианиста. Волосы у него были намазаны гелем и торчали в разные стороны. Интересно, он тоже танцор или гость? Странный малый. Я взглянул на него, когда подходил к бармену поблагодарить за фонограмму, и он это засек.
        — Ты первый день сегодня?
        — Да,  — кивнул я.
        — С крещением тебя.
        — С чем?  — не расслышал я.
        — С боевым, на, глотни, легче будет,  — он протянул мне стакан с чем-то алкогольным.
        — Нет, спасибо, я не пью.
        Он улыбнулся:
        — А кто тут пьет? Спортсмен? Я тоже не пью, так, балуюсь. Я Кэт Алексей, как тебя зовут?
        — Меня Миша, Миха.
        — Миша — Миха? Прикольно.
        — А почему Кэт?
        — Котенок значит, меня так называют, я танцор,  — он посмотрел на мое лицо, и видно, ему стало меня жалко.  — Не волнуйся, привыкнешь, у меня тоже такое было.
        — Расслабься, ты был очень хорош, немного зажат, но хорош,  — эти слова я услышал от кого-то сзади, обернулся и увидел мужчину лет 40, в очках и бежевом свитере. Он поднял бокал с шампанским кверху и залпом выпил.
        Я ушел оттуда, когда он еще не допил. Вернувшись в гримерную, опустошенный и выжатый как лимон, присел на старый диван. На хрен мне все это надо? Что я тут делаю в этом странном и сраном по меньшей мере месте. Я так и просидел минут 20 не шевелясь.
        — Ну как отработал?  — поинтересовался Валера.  — Понравилось?
        — Ты это серьезно?
        — На счет чего серьезно?
        «Да ладно, забудь,  — подумал я про себя,  — все равно не поймешь».
        В гримерку закатился какой-то замусоленный очкарик лет 30 в серо-зеленой клетчатой рубашке навыпуск. Я поинтересовался у Валеры:
        — А кто этот тип?
        — Это Тишка, менеджер по танцорам.
        — Тишка, ну и имечко, а я думал Рома и есть менеджер по танцорам.
        — Не-е, Рома — это менеджер всего клуба, понимаешь, т. е. он следит за всей жизнью клуба, например, он может придумать новое шоу и новые номера, он также решает какие-то организационные вопросы.
        — Я понял, понял,  — от этой болтовни у меня уже кружилась голова.
        Я все время вспоминал тех реальных стриптизеров из «Ректума», им легко достаются деньги, слава, женщины, а здесь все напоминало о каком-то безумии. Но что мне было нужно для того, чтобы работать в шоу у «Джимми»? Навык? Опыт? Харизма? В первую очередь — тело. Нет, конечно, я не был дистрофиком, и рельеф хорошо очерчивал мои квадратики на животе, но тем не менее, сравнивая себя с теми ребятами, я понимал, что худоват, и им, конечно, немного завидовал. Несмотря на появившееся отвращение к этажу ниже, я знал, что именно в этом месте смогу, наверное, чему-то научиться, а главное, заработать денег. Хотя если уже в первый день работы в клубе у меня срабатывает рефлекс тошноты, то что же будет дальше? Господи, дай мне силы все преодолеть, повторял я себе.
        Шел второй час, и мне безумно хотелось спать. Слипались глаза, и я туго и неохотно соображал. Я вышел из гримерной и прошел на кухню. Свежий как огурчик повар спросил меня:
        — Что тебе, кофе налить? Или чай?
        — Лучше кофе, я думаю, а то усну прямо здесь на полу.
        Повар ничего не ответил и молча плеснул мне в пластмассовую чашку с растворимым кофе и двумя кусками сахара уже готовый кипяток.
        Думаю, эти слова он слышал миллион раз и столько же еще услышит от таких же безумцев, как я. Кофе был настолько горяч, что чашку невозможно было держать в руках. Я поставил ее на небольшой столик и стал усиленно дуть.
        Устал, огляделся: кухня маленькая, ничем не отличавшаяся от обычной школьной или детсадовской, все те же кастрюли алюминиевые, ложки, тарелки и специфический, видимо, вечный запах столовки и кухни в подобных заведениях.
        Казалось, что этот растворимый дешевый кофе взбодрил меня на какое-то время. Зайдя снова в гримерную и взглянув на небольшие пластмассовые часы на стене, я увидел, что время уже семь минут третьего. Реальная ночь для глубокого сна, но не в той жизни, куда занесло меня. Посмотрев по графику и поняв, что снова должен менять танцора, я вновь почувствовал упадок сил и явное волнение.
        Что мне оставалось делать, я сам это для себя выбрал и сам должен это пройти. Я снова ушел.
        Когда оттанцевал во второй раз, то вернулся с сотней. Какой-то пьяный парень лет тридцати с гордым видом засунул мне банкноту в носок ботинка, а не за резинку бандажа, что само по себе не типично, но у меня вызвало восторг.
        Так и продолжалась эта изматывающая и нервозная ночь. Я спускался в «Детище» семь раз, и если в самый первый раз я весь дрожал, то и в последний, седьмой, ситуация не поменялась, что не могло меня не разочаровать. Как я глубоко ошибался, когда думал, что в первую же ночь смогу унести стодолларовую купюру. Это миф, мною же выдуманный, и мною же разрушенный. Я представлял, что все будет сразу, как только нормальный парень перешагнет порог гребанного клуба. Но все, на что я был сегодня способен, это потные и обмусоленные 200 рублей. К 6 утра я совсем обмяк, у меня даже не было сил говорить. И что, так будет всегда, что ли? У меня не было никакого желания работать тут больше, я думал, что заработок будет гораздо более существенным. Похлебав картофельный супчик на кухне и выпив чаю, я переоделся и вышел на улицу.
        Было уже светло и необычно свежо и спокойно. Про все забыв и перекинув сумку через плечо, я не спеша побрел к метро. Остальные ребята, как мне показалось, заработав за эту ночь неплохие чаевые, отправились ловить такси. Когда я шел по улице в сторону метро, погруженный в свои мысли, то видел периодически знакомые лица людей, идущих где-то рядом в том же направлении. Мне не хотелось, чтобы они заметили меня, поэтому я прибавил шаг.
        В метро я почти спал, меня немного укачало, но было как-то приятно и даже вроде бы уютно. Я все думал о клубе и о том, как мне там работать при моих взглядах на жизнь? А стоит ли приходить еще? Столько нервов за 200 рублей? Не стоит, наверное? Приехал я уже в девятом часу, но все еще спали. Я очень не хотел звонить в дверь и будить их, но у меня не было ключей, потому пришлось.
        — Миха, это ты?
        — Да, я.
        Заспанный дядя открыл дверь и, ничего не понимая, спросил:
        — Ты откуда?
        — Ну как откуда? С работы.
        — С какой работы? Ночью? Работа?
        — Ну, помнишь, я рассказывал, что хочу устроиться работать барменом в ночной клуб?
        — А-а, ну да, говорил что-то.
        При этих словах он достал из кожаной куртки сигареты, распаковал новую пачку и закурил. А я продолжал говорить и одновременно раздеваться.
        — В принципе, не так сложно, как мне казалось сначала.
        — Заработал что-нибудь?  — спросил он, затягиваясь.
        Я проглотил слюну и сказал:
        — Сегодня у меня был первый день, а точнее ночь, поэтому заработал всего двести рублей.
        — Для начала неплохо, не фонтан, конечно, но хоть что-то.
        — Я очень устал, хочу поспать немного.
        — Конечно, давай ложись.
        Я зашел в ванную и, как любил с детства, включил теплую воду и умылся перед сном, дошел до кровати, плюхнулся и моментально отрубился.
        Что мне снилось? Не знаю. Только вот проснулся я в девять вечера на удивление всем. Когда я вновь начал умываться, то увидел свое отражение в зеркале. Мутные от сна глаза с темно-синими разводами под ними и, казалось, исхудавшее лицо, щеки просто втянулись, как после пластической хирургии, и это всего одна ночь. А между прочим, сегодня по графику работаю тоже я. У меня было четыре рабочих ночи, начиная со вторника и до субботнего утра. Смогу ли я выдержать такой темп? Скорее нет, чем да. Я был зол на самого себя, ведь этого я хотел, я же готовился три месяца перед приездом в Москву. Я не вылезал из тренажерного зала, считая, что с каждым поднятием гантели или штанги мои шансы увеличиваются в сто крат. Раз в неделю я посещал солярий, это необходимо, в том числе, чтобы кожа была загорелой, мягкой, золотистой и сверкающей, особенно, когда на нее выливаешь масло «Джонсон и Джонсон». Я знал многие нюансы, поэтому усердно готовил себя. Но тогда я и думать не хотел, что будет, бля, вот так, для меня это психологический и моральный стресс. Конечно, я не буду ни с кем делиться про свою настоящую работу.
Что говорить-то? Знаете, тетя с дядей, я на самом деле не барменом работаю, а стриптизером. Да, да, вы не ослышались, стриптизером, но что приятнее всего, танцую даже не для женщин, а для «голубых». Если хотите, можете рассказать это бабушке с дедом, я думаю, они одобрят мой выбор, да и вы поаплодируете мне стоя. Бред же. Так что никому я ничего не собирался рассказывать, пусть все думают, что за разлив алкогольных напитков из бутылок в стаканы мне платят двести рублей. Тоска.
        Эй-эй, хватит хныкать как малолетняя баба, которую трахнули и ненароком лишили девственности. Возьми себя в руки и иди дальше,  — сказал я себе. Я снова был настроен на клуб, пусть в первый раз я прошел это крещение, теперь вперед и бояться нечего.
        С этими мыслями я вышел из дома и помчался по уже известному мне маршруту.
        Начало шоу как всегда в двенадцать. Я же перешагнул порог клуба в одиннадцать. Зайдя в гримерную, увидел уже знакомых людей и некоторых новых.
        — Ты новенький, да? Переодевайся быстрее, на антре выйдешь, у нас народа сегодня немного.
        Эти слова были произнесены тем сальным очкариком — Тишкой, менеджером по танцорам и, судя по его речи, он тоже гей, что уже не удивительно. Но зато мне на радость в гримерку зашел один паренек — портной, торгующий разными атрибутами для танцоров: бандажи, полупрозрачные короткие майки. Это было кстати, и я купил у него один бандаж телесного цвета за сто пятьдесят рублей, а также синие шорты за двести рублей (пришлось занять денег в долг у Валеры). От сделанных покупок мне на мгновение стало приятно, как когда-то в детстве от подарков. Напялив экипировку, я стал дожидаться начала шоу.
        Присел на диван к Валере и спросил его, как он попал в клуб? И зачем работает здесь? И сразу подумал, не рассердил ли его своими расспросами. Иногда люди не хотят рассказывать, почему все так, а не иначе.
        — Ты знаешь, я работаю относительно недавно, около трех месяцев. Сам я из Воронежа, раньше профессионально занимался футболом, но из-за травмы пришлось уйти.
        — А что у тебя за травма была?
        — Да вот, посмотри на колено.
        Когда я взглянул, то увидел большой шрам вдоль коленного сустава.
        — Ни хрена себе, а как так получилось?
        — На одном из матчей, мы тогда играли за район, и уже под конец второго тайма мне со всего маха врезали шипованной бутсой в колено, и сразу искры из глаз, реальные причем, а дальше не помню, уже в больнице очнулся с подвешенной, перебинтованной ногой. Врачи сказали, что про футбол можно забыть. Мне раздробили чашечку и полколена, так что у меня там месиво было, полгода ногу разогнуть не мог, адские боли, но потом срослось как-то, даже играю сейчас, но так, для себя. Мне двадцать семь, и я думаю, чем заняться по жизни, и вот пока думаю, подрабатываю здесь.
        Он показался мне открытым парнем, я не ожидал от него такой откровенности, мне даже легче стало. И я спросил его об отношении к клубу и к геям.
        — Да они прикольные в принципе, безобидные, и, конечно, никто тебя не изнасилует, скорее наоборот, многие из них ценят мужчин и настоящую мужскую силу, так что скорее тебя попросят трахнуть их, за бабки, конечно.
        В этот момент я сделал вопросительную физиономию.
        — И что, в натуре просят, чтобы им вдули?
        — Конкретно не просят, а предлагают это сделать за деньги.
        Тут у меня чуть не вырвался вопрос к Валере, делал ли он сам это за бабки, но я не спросил, потому что наверняка поставил бы его в неловкое положение. Да и ни к чему мне об этом спрашивать.
        Со временем я понял, тут все натуралы до первого натурала — так высказывался один известный артист, часто заявляющийся в клуб для оттяга и твердо верящий, что то, что нельзя купить за бабки, можно купить за большие бабки.
        В гримерку зашли два парня и девочка. Оба выглядели довольно-таки спортивно, несмотря на толстые шерстяные свитера. Это подчеркивалось борцовской шеей и мощными ногами. Девочка — блондинка с большими глазами и пухлыми губками. Она просто источала сексульность.
        — А кто эти ребята?  — спросил я с интересом, уж очень они были похожи на тех стриптизеров из «Ректума», в них было то, чего не было у меня и то, к чему я стремился, а именно, сделать себя таким же красавцем, жеребцом, чтобы зубы сводило у женщин.
        — Это Игорь с Сашей, два друга, они вроде и похожи чем-то. Чем, правда, не знаю.
        Я подумал, что на лицо они точно разные: Игорь немного похож на хомяка, а Сашка — на какого-то поп-певца: харизматичная внешность, уверенность во взгляде, некая показуха в жестах выдавали его профессионализм и актерскую игру, видимо, он был в образе постоянно. Похожи они были только торсами, хотя, когда переодевались, было отчетливо видно, что у Саши рельеф гораздо круче, нежели у подзаплывшего Игоря.
        — Да не, они разные, только один из них пытается перегнать другого, вот и все,  — произнес я вслух.
        — Может, ты и прав.
        — Выходите с флагами на Антрэ, через 5 минут начало,  — сказали нам, и, взяв пример с Валерки, я начал отжиматься от пола,  — для лучшего «Пампа».
        Потом, переодевшись, потопал в зал с остальными. В зале было полно народу, негде рзвернуться. Симпатичные девчонки и несимпатичные парни ожидали начала шоу. Я чувствовал, как горячая кровь растекается по моей надувшейся груди. Я был смелее, чем вчера.
        Четверо мускулистых молодых ребят, вместе со мной, конечно, выходили на сцену и под фанфары поднимали гейский флаг — это был своего рода ритуал и начало шоу.
        После нас на сцене появился «комсомолец Лапочкин».
        — Давай уже дуй вниз, там никого нет, график свой лучше смотреть надо,  — бросил мне проходивший мимо Тишка..
        — Да, сейчас пойду.
        — Иди сразу отсюда,  — он фыркнул, облизнулся, казалось, из него сочилась потная слизь, так как он всегда как-то мокро сверкал, будто задыхался от онанизма.
        Когда я вновь оказался в «Детище», то начал работать под музыку уже гораздо смелее, чем прежде. Народу было полно, еще больше, чем наверху. Кто-то из присутствующих кинул в мой адрес: «Давай-давай, красавчик».
        Кто-то добавил: «Какое тело, какой красавец-мужчина».
        Честно сказать, в какой-то мере мне было даже приятно, хотя, с другой стороны, отвратительно. Конечно, когда тобой восхищаются,  — это, по крайней мере, заводит, но в этом клубе было что-то очень лукавое и темное.
        Пока я этого не видел и не знал, но чувствовал.
        В какой-то момент припева песни я начал полностью сжимать свои мышцы, чтобы они играли, но от такого напряга быстро выдохся.
        Ко мне подплыл какой-то чел, и я его узнал — это был тот чел, который выпивал за меня шампанское. Он был довольно высокого роста, с сединой в волосах, в кашемировом фиолетовом свитере и с толстой кожаной барсеткой под мышкой. Он все так же потягивал шампанское из бокала, но не спеша, казалось, что очередной глоток он делал раз в минуту, может реже. Я сделал вид, что не вижу его, но получилось не слишком хорошо. Я начал чувствовать себя совсем уже неловко и неудобно от его пристального внимания, и без него-то было не фонтан, а теперь стало еще хуже.
        — У тебя неплохой рельеф. Ты чем-то занимаешься? Наверное, плаванием, у тебя плечи широкие. Угадал, нет?
        Он находился настолько близко к низкой сцене, что я все четко расслышал с первого раза.
        — Семь лет боксом занимался,  — сказал я, стараясь произнести это как можно более уверенно и брутально.
        — Боксом? А почему нос не сломан, или сломан?
        — Нет, мне повезло.
        — Интересно, значит, ты боксер. Хорошо, можно будет на тебя положиться в трудную минуту.
        — На кого это ты уже собрался ложиться?  — спросил другой чел, с желтым резиновым браслетом на руке, только что подошедший.
        — Не ложиться, а положиться.
        — А-а, подложиться? Ну, это другое дело, особенно когда рядом танцуют такие мужчины.
        Вдруг тот с шампанским спросил:
        — Как тебя зовут?
        — Михаил.
        — Михаил, а мы можем тебя угостить чем-нибудь?
        — Нет, я не пью, спасибо!
        — Ну да, спортсмены не пьют, давай тогда просто пообщаемся, мы там сидим около барной стойки, приходи, если будет желание.
        — Спасибо, я подумаю.
        После того как меня сменил парень, которого я не видел до этого момента, я ушел наверх в гримерную, проигнорировав предложение пообщаться. Но в метре от гримерки я почему-то свернул и вышел в танцевальный зал. Честно говоря, это расслабляло, нет, правда, многие ребята и девчонки из танцоров тусовались в зале, только для того, чтоб снять напряжение.
        На сцене я увидел нескольких девчонок и двоих ребят. Одну из девочек я уже сегодня видел, та, которая заходила в гримерную вместе с Сашкой и Игорем. Кстати, они вдвоем и колбасились на сцене. Я смотрел и учился, как по-настоящему надо зажигать публику и профессионально работать.
        Та, беленькая в коротких бархатных шортах, нахально и кокетливо болтала своими булками, при этом, кстати, выполняла сложные акробатические движения — это и шпагат, и фляг, и многое другое. Делала она это зазывно, и лохи поддавались и засовывали ей бабки в шортики — стопроцентный развод, но не словами, а только возможностями своего красивого пластичного и гиперсексуального тела. Ребята тоже не отставали. Стоя на самом краю сцены, они выделывали синхронные ладные танцорские движения, некие связки, которые нужно долго и нудно отрабатывать. Но Игорь с Сашей знали их наизусть настолько хорошо, что даже ржали и дразнили разгоряченных телок. За это малолетние телки, подтверждая свою значимость и принадлежность к клубу и к ребятам, в частности, засовывали им неплохой чай, что приводило меня в восторг, мол, что надо-то, только хорошо жопой вилять и мандить баб, и они твои. Мысли мгновенно материализовались. Неожиданно ко мне подошла одна очень симпатичная девчонка.
        — Привет, а ты работаешь здесь?
        — Ну да, у меня сегодня второй день.
        — Понятно, поэтому я тебя раньше не видела.
        — А ты здесь часто бываешь?  — спросил я ее.
        — Ну, где-то раз или два в месяц, для меня самое главное от мужа улизнуть, тогда я свободна.
        — Ты замужем?
        — Да, замужем, а что, проблема? Тебя это испугало?
        — Нет, не испугало!
        — А можно задать тебе один вопрос?
        — Конечно, задавай.
        — Мне, честно говоря, как-то неловко.
        Видя, как она ломается, я, в принципе, уже понял, о чем речь.
        — Скажи, а сколько нужно заплатить, чтобы ты меня трахнул?
        От слова «трахнул» я засмущался еще больше, чем от голубых, и она это заметила.
        — Ой, извини, я наверно что-то не так сказала, прости.
        Но я перебил ее:
        — Нет, нет, все ОК. Знаешь, ты красивая девушка, и мне не нужно денег, я бы с большим удовольствием и просто так занялся с тобой сексом.
        В зале очень громко играла музыка, и поэтому даже стоя близко друг к другу мы орали друг другу на ушко. И девочка, хотя я не знал ее имени, и она, кстати, моего тоже, периодически прикасалась рукой к моему члену, якобы ненароком.
        Я спросил ее:
        — А где мы можем это сделать?
        — Пойдем со мной.
        Она, взяв меня за руку, буквально потащила туда, где я еще не был, хотя слышал об этом месте. Называлось оно «жареный лабиринт».
        Попасть в него можно было с двух сторон коридора, который находился у главного входа, и с самого главного танцпола. Внутри было темно, хоть глаз выколи, но обстановка была отнюдь не романтичная.
        Девушка волокла меня за собой, милая и симпатичная, мы подошли туда, куда вход танцорам был воспрещен. Меня уже предупредили, что если там застанут, то оштрафуют, мало не покажется. Но, блин, правила для того, чтобы их нарушать, тем более, когда головка во главе. Все, сейчас будет хороший секс, думал я, но меня ждало очередное разочарование. Только зайдя в мертвый коридор, где, как мне показалось, была толпа больных людей, которые глазели по сторонам, будто высматривая кого-то, я ощутил мерзкий ударный запах хлора, спермы, серы, всего сразу. Надо было взять с собой противогаз, жаль не предупредили. Девушка шла напролом, казалось, ее ничего не смущает, не волнует, не отталкивает, явно закаленная баба. Через неосвещенный проход мы вошли туда, куда ни один человек не пошел бы без галогенного фонарика и пистолета. Я сжал ее руку сильнее, боясь отпустить, у меня дрожали колени и стекал пот по вискам. Если в проходе были люди, мешавшие идти, то здесь они просто кишели, как ящерицы. Всюду было темно, как в аду, и этот запах раздражал мой нос, будто нашатырь, казалось, что чьи-то мерзкие пальцы лапают
меня в наглую, и кто-то нарочито пытается разъединить нас. Смешно, но на ум пришел мультик «ежик в тумане», с той непонятной лошадью. Только не выпускай мою руку, девушка. Я чувствовал, что вот-вот руки разожмутся, и я останусь здесь навсегда с этими грешниками, горящими в геенне. Но путь был закончен. Девушка, видимо, на ощупь нашла пустой угол и прижала меня к себе.
        — Что ты так дышишь?  — спросила она.
        — Да так, место необычное.
        Я стоял, но чувствовал, как под ногами скользит что-то мерзкое, липкое, не споткнуться бы, не упасть мордой в это нечто.
        — Я хочу тебя! Овладей мной сейчас, я вся горю!  — она трогала меня везде и всюду, целовала и ласкала языком.  — Расслабься, мальчик. Я стоял как вкопанный, боясь упасть. На мне был надет этот дурацкий, полосатый, грубый халат, и я всячески окутывал себя им. Я был рад, что надел его. Девушка начала потихоньку спускаться вниз к животу, покусывая меня. Я же всеми силами пытался настроить себя, но кто-то начал пристраиваться ко мне с правого бока, я отталкивал, и это доводило меня до бешенства. Тут какой-то самый умный начал щелкать зажигалкой, да так, что она не горела, а давала такую разлетавшуюся искру, которая высвечивала это мерзкое зрелище, где каждый совокуплялся, как мог. Все мои мысли о нормальном сексе ушли, такое со мной было впервые, когда красивая девушка предложила заняться с ней сексом, а я не смог ответить взаимностью. Чувствуя, что я не готов к подвигу, она встала с колен, обняла меня крепко и на ухо прошептала:
        — Мы с мужем развелись, у нас семь месяцев назад ребенок утонул. Трахни меня, как следует, и я пойду домой, мне сейчас это нужно, не обламывай меня, сделай это, и уйдем отсюда.
        Но я будто не слышал ее. Человек-зажигалка все чиркал в темноте. Я видел, как он вынул из штанов свою кочерыжку и похотливо дергал ее, озираясь по сторонам, вглядываясь в отвратительные процессы. Одной рукой я крепко прижимал девушку к себе, а другой трогал ее шею, я слышал ее дыхание, но не мог дать ей то, что она хотела.
        Набравшись сил, я сказал ей на ухо:
        — Прости, сегодня не мой день. Давай в следующий раз. А сейчас уйдем отсюда, иначе меня штрафанут.
        Девушка поцеловала меня в губы, натянула обратно мои шорты и сказала:
        — Конечно, извини.
        — Тебе не за что извиняться, это ты меня прости, просто идем скорей.
        Теперь я взял ее нежную, маленькую руку и потащил к выходу из жуткого места, где обреченные однополые сношения показывали большой, жирный фак всему гетеросексуальному миру.
        Мы вышли оттуда, и я как будто снова научился дышать, почувствовал себя намного лучше. Обменявшись любезностями, но не оставив ей своего телефона, мотивируя тем, что увидимся снова в клубе, я вернулся в гримерную. И вновь откуда-то появился менеджер Тишка.
        — Ты уже отработал в «Детище»?
        Не долго думая, я ответил: «Да».
        — Молодец, зеленоглазый!
        Я оглянулся, гримерка была почти пуста, танцоры работали на сцене, в металлических стаканах и в том же «Детище». Шоу закончилось, и Травести смывали с себя грим и мэйк-ап специальным молочком для снятия макияжа и постепенно превращались в нормальных людей. Не все, конечно, просто кто-то в реальной жизни внешне был похож на девочку, а кто-то еще сохранял мальчуговые привычки — грызть ногти и надевать брюки с рубашкой.
        Например, Евгений, высокий симпатичный парень с добрыми и правильными чертами лица. Внешне он больше напоминал мажора, нежели «кого-то другого»: короткие, мягкие, слегка редеющие русые волосы, широкие плечи, на которых как влитая сидела атласная рубашка, и черные брюки на крокодиловом неровном ремешке. Не знаю почему, но я часто обращал на него внимание, задаваясь вопросами типа: почему этот нормальный парень занимается такой чепухой, или он думает, что это и есть большое искусство — переодеваться в бабу и изображать из себя поп-звезду? Петь под фонограмму, раздвигая ртом пустоту. Либо это просто работа, он делает то, что у него получается, как он думает, хорошо?
        Если честно, видел я Евгения на сцене в образе «Уитни Хьюстон», и мне очень понравилось, он четко передавал энергетику в зал, которая пробивала всех насквозь. В общем, он загадка для меня, как, впрочем, и многое в этом клубе.
        — Жень, извини, а почему ты взял себе псевдоним Кони?
        Я хотел спросить и спросил, ожидая оскала. Он смущенно, мило улыбнулся и ответил, что долго думал, какой ник взять, ничего не мог придумать, но как-то раз посмотрел клип с Джорджем Майклом, и там у кого-то и позаимствовал. «Обаятельный парень»,  — подумал я.
        С утра с зарплатой в 400 рублей за ночь я вновь отправился к дяде и тете, хотел было сказать домой, но, увы, те, кто жили с дядей и тетей, меня поймут, не хочу, конечно, никого обидеть, но в большинстве случаев, как правило, надолго это не получается.
        Вот и у меня не получилось.
        В этот раз спать я хотел пуще прежнего. От этого желания у меня ноги подкашивались и в глазах мутно было, язык еле поворачивался, и, наконец, я совсем туго соображал.
        Добрался я на этот раз к девяти, долго звонил в дверь, понимая, что с каждым нажатием на кнопку звонка приношу неудобства. Наконец мне в заспанном виде открыла тетя. Она работала два через два, я как раз попал на выходные, когда она самозабвенно отсыпалась вплоть до часа дня.
        — Это я.
        — Кто же еще в такую рань. Ты голодный? Тебя покормить?
        Я слегка улыбнулся, она умела так говорить: сначала поставит человека в неловкую ситуацию, но тотчас эту ситуацию исправит.
        — Нет, спасибо, я в клубе поел. Сейчас я только спать хочу и больше ничего.
        — Давай, конечно, ложись, а проснешься, как всегда, под вечер или пораньше?
        — Постараюсь пораньше, главное, чтобы голова не разрывалась на части после сна.
        После этих слов я умылся и лег, как казалось, надолго, но дверь в мою комнату не закрыли, а я не в силах был это сделать, и на мое несчастье при всем своем огромном желании уснуть у меня это не получалось, как я ни старался. Дядя с тетей уже вовсю расхаживали по квартире и что-то обсуждали, я урывками слышал звуки телевизора из кухни. В голове окончательно все перемешалось, воспоминания клуба: эта одинокая девушка, «Детище», танцоры, но самое хреновое, что я не мог заснуть. И тут наступила кульминация всего этого — неожиданно у меня из носа хлынула кровь, я не испугался, но это было некстати. Я залил подушку и простыню, но очень старался прикрывать руками лицо. Первым заметил дядя:
        — Е-мое, это что такое, что за ерунда?
        Сон моментом отошел, и я уже четко соображал, но голова немного кружилась.
        — Ого, ничего себе!  — опешила прибежавшая тетка.
        — Да все хорошо, у меня такое бывает,  — сказал я им и поплелся в ванную.
        Я закрыл дверь в ванную, и до меня донеслись дядины слова: «Ничего себе “бывает”».
        Когда я вышел из ванной и собрался снова попытаться уснуть, то дядя, вышедший из комнаты, осадил меня:
        — Слушай Мих, мы тут подумали, тебе лучше поехать домой. Так нам, кажется, лучше будет.
        «Вот и пиздец, поработал, покорил Москву,  — подумал я.  — Здрасти, Морис и Оля, я вернулся с голой жопой, зато теперь я знаю, что такое “жареный лабиринт” и травести. Почему сразу выгоняют? Тоже мне родственники».
        — Ты имеешь в виду домой, обратно к себе?
        И тут тетка вставила:
        — Ну, само собой разумеется, просто Москва тяжелый город и он пока не для тебя.
        Я про себя думал: Москва не для меня, ну а вы-то сами не из Москвы, а рассуждаете как коренные. В конце концов, я уже не ребенок и сам решаю, как и где мне жить, и тем более долго здесь не собираюсь засиживаться.
        — Да, Мих! Плохо будет, если тебя здесь что-то хреновое затянет.
        — Так мне сейчас собираться?
        Они как бы переглянулись между собой и почти синхронно выдали:
        — Ну, наверно, да.
        — Хорошо, тогда я буду собираться.
        Я собрал свою сумку, оделся и был готов к отъезду. Я не злился, ну, может, немного, мне было обидно, но тем не менее я не хотел, чтобы они чувствовали себя неловко, будто выгоняют меня. Голова немного покружилась, но я воткнул вату в нос, и кровь остановилась.
        Дядя оделся и сказал, что подбросит меня до вокзала.
        Мы сели в машину и поехали по МКАДу в сторону «Щелчка». Поначалу я что-то говорил, чтоб разрядить обстановку, но вскоре уснул. На мое счастье, на кольце образовалась утренняя пробка.
        — Подъехали, Мих, просыпайся.
        Я проснулся, взял сумку с заднего сиденья.
        — У тебя деньги-то есть?  — спросил меня дядька.
        — Да, есть, на билет хватит.
        — Ну ладно, давай, звякни, когда приедешь.
        — Хорошо, позвоню.
        Он пожал мне руку, сел в машину и уехал.
        Я стоял на территории вокзала с сумкой и, конечно, уезжать никуда не собирался. Но что делать, я тоже не знал. В центре сраного вокзала. В окружении бомжей, сифона и других зараз. Чем это место отличалось от того, где я находился этой ночью? Я посмотрел на себя со стороны: осунувшийся, бледный, с кровавым тампоном в носу, сонный, как лощина чертова. Даже молния на куртке отказалась застегиваться. Зябко, сейчас бы диван и теплый чай. Тут же мое воображение подарило мне образ Мориса, ехидно посмеивающегося и говорящего: «Москвич! Завоевал Москву-то?»
        Я помню, когда передо мной стоял какой-то выбор, я выбирал тот путь, который сложнее и тернистее, мотивируя это словосочетанием «это было бы проще всего». Не знаю, откуда я это знал, может, услышал в каком-нибудь фильме, не помню, но факт тот, что это работало и сработало тогда. Повесив сумку через плечо, я отправился в спортивный клуб на Динамо, чтобы хоть как-то скоротать время. Было только двенадцать часов дня.
        Я сел в метро на «Щелковской» и через две пересадки был на «Динамо».
        В спортивном клубе, в кафе, я купил себе чашку кофе за сорок рублей и пирожное с заварным кремом за пятьдесят рублей. Пока сидел за столиком, попивал свой кофе и думал, ко мне снова подошел Николай. На его лице сияла добрая улыбка.
        — Ты снова здесь? Ты что-то зачастил.
        — Да зашел кофейку выпить.
        — А ты что, не выспался, у тебя глаза краснющие?
        — Не совсем, просто работал всю ночь.
        — Ночью, а где ты работал, или это секрет?
        — Нет, не секрет, барменом в ночном клубе.
        — А чего не отсыпаешься после работы?
        — Ну, если честно, то негде, я вообще-то у дяди с тетей немного пожил, но они решили, что Москва не для меня, и отправили меня обратно домой.
        — Оба-на, а где ты будешь ночевать, то есть отсыпаться после работы, если домой ехать не хочешь?
        — Я не знаю, наверно, что-нибудь найду, где-нибудь останусь.
        Я почти допил остывший кофе и уже давно съел вкусное пирожное.
        — Николай, а вы здесь работаете?
        — Можно на «ты». Да, работаю, сижу в одном из этих спортивных магазинчиков, продаю инвентарь.
        Его лицо расплылось в грустной улыбке, но он тут же ее скрыл.
        — Я помню, отец рассказывал мне, что вы модельер?
        Николай немного засмущался.
        — Да не то чтобы, ну, пара коллекций у меня есть, я так, знаешь, шью для себя и на заказ. Просто я еще работаю в другом месте в ателье на «Киевской».
        — А у вас ателье свое?
        Он посмотрел на меня своими добрыми глазами:
        — У меня тоже свой дядя. Мы, как и большинство, работаем на шефа. Слушай, а если хочешь, ты можешь приходить ко мне в ателье и там отсыпаться днем.
        — В ателье?
        — Да, там есть подсобка внизу и диван.
        Я улыбнулся, мне было приятно от этих слов:
        — Ну, если так можно, то я с удовольствием соглашусь.
        — Можно, конечно, к тому же ты сможешь пожить какое-то время у меня дома, правда, только, когда я там, а то у меня мама болеет.
        От такого предложения я почувствовал себя счастливым.
        — Спасибо, Коль.
        — Не за что.
        Меня поразила доброта Николая. Он был чужой мне и совсем меня не знал, видел только несколько раз в жизни, когда я был совсем мал. Скорее всего, у него сыграло чувство жалости, мол, отец в тюрьме, родственники на хрен выгнали, поэтому надо ему помочь.
        «Помоги ближнему своему …,  — так написано в Библии,  — …и тебе воздастся».
        Николай закончил работу в шесть часов вечера. Все это время я находился у него в ларьке и клевал носом, и все было как в бреду. Резало в глазах, и передергивало все тело, такое бывает, когда долго не спишь.
        Он периодически с кем-то разговаривал через небольшое деревянное окошко. В основном он объяснял, какие плавательные очки стоят наименьших денег и хорошего качества, чтоб воду не пропускали.
        После работы мы на «Жигулях» седьмой модели поехали домой к Николаю.
        Он жил в старой двухкомнатной хрущевке с больной матерью. По его словам, они ждали переезда в новостройку. Их небольшая квартирка больше напоминала коммуналку или съемную квартиру. Не успев зайти туда, Николай проводил меня в большую комнату и тотчас закрыл за собой дверь. Я осмотрелся: большой деревянный шкаф с книгами, старым магнитофоном Sony и с несколькими черно-белыми фотографиями, на одной из них была маленькая белокурая девочка, а на другой, видимо, молодой Николай с кем-то, может, с другом. Вдоль стены стоял небольшой диван синего цвета с каким-то красным покрывалом, рядом с дверью — телевизор с видеомагнитофоном. Также я приметил стопку пластмассовых вешалок с несколькими мужскими костюмами, разбросанными по комнате.
        — Это твои костюмы, Николай? Те, которые ты сам сделал?
        — Ну да, это часть коллекции, остальное хочу закончить в ателье.
        — Прикольно.
        — Ладно, ты располагайся, включи телевизор, а я пока что-нибудь приготовлю.
        Я подумал, это было бы очень кстати, поскольку я не ел с часу дня, а мне еще работать всю ночь. Пока Николай колдовал на кухне, я неторопливо нажимал пальцами на пульт. На каком-то канале шел фильм «Зубастики». Сразу вспомнилось детство, летние каникулы, приятели со двора, а главное, та беззаботность и душевное спокойствие. Включишь себе этих «Зубастиков», нальешь чая, положишь бабушкиных сахарных плюшек, и больше ничего тебе не надо.
        А сейчас борись за жизнь, как можешь, если хочешь, чтоб что-то получилось.
        Как говорят: «Так жизнь устроена».
        В комнату Николай вошел с большим подносом полным вкусной еды. Мои глаза, конечно, жадно осматривали этот поднос. Огромная тарелка домашнего картофельно-куриного супа, от которого исходил аппетитный аромат специй и бульона, на второе спагетти с сыром, причем сыра было достаточно, так, как я люблю, и еще две больших говяжьих сосиски с полосками кетчупа. Но главным достоинством металлического подноса была литровая кружка клубничного компота с ягодами и два бутерброда с сыром и медом.
        — Вот это да, королевская жратва. О такой мечтал весь день.
        Николай поставил поднос на небольшой столик рядом с диваном.
        — Давай ешь.
        Я начал чавкать, хлюпать, стонать, закатывал глаза и кайфовал.
        — Спасибо огромное, Николай, накормил.
        — Наелся?
        Я выдохнул:
        — Под завязку.
        — Так ты говоришь, барменом работаешь? Нравится?
        — Если быть честным, то я в клубе танцую.
        Почему-то Колю я не хотел обманывать, да и что тут такого плохого, я же не ворую. Николай немного удивился:
        — Так ты танцуешь? Это вроде как стриптиз?
        — Ну да, типа того.
        — А что за клуб?
        — «Ящер».
        — Это же вроде бы гейский клуб или нет?
        Тут я немного засмущался.
        — Да нет, ну не совсем, скорее он бисексуальный, вот, а ты уже бывал там?  — я немного напрягся.
        — Я только слышал, у меня нет времени по клубам ходить, но иногда так хочется куда-то вылезти.
        В глазах Николая я заметил грусть и откровенность.
        — Коль, спасибо огромное за еду. Можно я немного поваляюсь? У меня еще три часа в запасе перед работой.
        — Да, да, конечно поваляйся, поспи немного, перед клубом.
        Он достал из нижнего шкафчика большое мягкое одеяло и дал мне, чтобы укрыться. После этого себя не помню, я вырубился в момент. Через три часа Коля разбудил меня. Я не сразу осознал, где нахожусь и кто он такой, но быстро пришел в себя.
        — Давай, кофе горячего попей и чеши на работу.
        Я вытирал глаза и безумно хотел спать, мне даже что-то снилось, казалось, что я еще нахожусь во сне, но я нашел в себе силы проснуться окончательно.
        Горячий кофе — это была мысль.
        Я поднялся, но голова по-прежнему немного гудела. Попросил разрешения умыться, и Коля сказал: «Конечно можно». После чего был кофе.
        Перед моим выходом на улицу Николай дал мне кусочек бумаги с адресом на Киевской, того самого ателье, где работал он и где я мог бы выспаться после клуба.
        Убрав бумажку в джинсы, я отправился на работу. В этот раз я чувствовал себя более уверенным, чем прежде, но тот страх еще не уходил, и я каждый раз читал про себя молитву перед тем, как переступить порог клуба. На тот момент мне было семнадцать, я даже не был совершеннолетним. У меня не посмотрели паспорт, когда брали на работу, а трудовых книжек там не заводят. Да если б даже заводили, что там писать-то: стаж работы тридцать лет, профессия стриптизер — смешно и грустно одновременно. А на семнадцать я не выглядел, многие давали мне больше, и, видимо, менеджер Рома был такого же мнения. На улице было уже темно, и я пошел искать метро, довольный и умиротворенный.
        В гримерную клуба я явился, на удивление, самым первым.
        Там лежали две полуржавые гантели, с которыми я немного позанимался, после чего отжался по-боксерски на пальцах и сделал пару-тройку упражнений на брюшной пресс. В гримерную под мои пыхтения зашла та девочка танцовщица. Когда закончил, я подошел к ней и поздоровался, сказал, что работаю недавно и что мы еще не знакомы. Она была очень мила и красива, ее большие длинные ресницы хлопали будто в ладоши.
        — Я видел тебя на сцене, прикольно ты заводишь публику,  — сказал я.
        — Да ладно тебе, это же место соответствующее, тут так и должно быть.
        — Сегодня много народу будет? Я имею в виду танцоров.
        — Сегодня суббота, а в субботу почти все выходят. В клубе народа будет столько, что задохнешься на фиг. Да, кстати, меня зовут Ира,  — и она уставилась на меня с вопросом в глазах, мол, как твое имя, а я просто любовался ею. Меня уже подцепило то, как она разговаривает, ее тембр голоса, изящные движения руками, но я опомнился:
        — Михаил.
        — Михаил?  — переспросила она.
        — Да, просто Миша.
        — ОК, просто Миша.
        Как-то неожиданно для меня в гримерке собралось полно народу.
        Слились все кому не лень: и танцоры, и менеджеры, и даже диджеи. Тут и Кэт, и Валерка, и куча остальных. Многих я видел впервые. Рома, менеджер, выглядел сегодня довольно свежо, ведь я не видел его с того дня, как отработал в первый раз.
        — Ну как, Мих, ты уже освоился немного?
        — Стараюсь!
        Это был весь наш диалог, он был очень суетной и перетер двумя, тремя словами чуть ли не с каждым танцором и танцовщицей, а сегодня их было хоть отбавляй. Я хотел спросить что-то у Иры, но она исчезла так же быстро, как и появилась.
        Диджеи зарядили музон, и в гримерку из зала били басы, играла какая-то заводная быстрая мелодия, и некоторые дансеры начали пританцовывать, синхронно.
        Игорь с Сашкой, которые пришли одними из самых последних, стоя полуголые, только в нижнем белье, напротив большого зеркала, смеясь и стебаясь, начали вытанцовывать свои заученные новомодные финты.
        — Вот! Сейчас тема пойдет, ты помнишь, нет?  — импульсивно кинул Игорь в сторону Сашки.
        — Помню, конечно, клевая тема, жаль, что этот мудак сейчас ее зарядил, лучше бы через часик поставил, мы бы на сцене ее колбаснули.
        — Да он лох какой-то новенький, ставит нормальные темы не в фартовое время.  — Игорь завизжал как дитя: — Колбаса пошла.
        И тут началась убойная мелодия, под которую ноги сами прыгают. И у этих пацанов все складывалось ништяк, круто работали. Причем перед зеркалом, играя мышцами и рельефом булок, однозначно, они торчали от самих себя.
        Прикольно, думал я, молодые парни, любимцы прекрасных дам в шутку и с приколом трясут своими жопами в трусах и абсолютно счастливы, как мало надо человеку. И так оно и было, по-своему, я был тоже счастлив, в том числе потому, что не уехал обратно в свой серый, мертвый городишко, а остался здесь. Но я двигаюсь пока неуклюже, да и опыта ноль, завести толпу не сумею и поэтому отправляюсь с поникшей головой вниз, в «Детище».
        Спустившись по обыкновению в малый зал, я просто ошизел, сколько там было народу. Вся круглая барная стойка, которая вальяжно располагалась около сцены, просто трещала, два худеньких бармена буквально разрывались от количества заказов. В этом особенном месте многие мужчины вели себя как женщины в прямом смысле, но я не осуждаю, это просто забавно. Каждый живет так, как ему нравится. Мне, например, глубоко не все равно, с кем спать. Во-первых, только противоположный пол, во вторых, лучшие его представительницы.
        — Привет, это ты? Ты сегодня опять на сцене?  — прервал мои мысли тот долговязый мужик, с которым у нас уже состоялся один диалог днем раньше.
        — Да, сегодня снова моя смена, буду вас радовать.
        — Обалдеть, Михаил, а сегодня ты сможешь составить нам компанию? Мы вдвоем с Веркой здесь.
        — С кем? С Веркой?
        Он слегка покосился на того парня, который был с ним в прошлый раз. На вид лет 30-ти, коротко стриженный парень в белой очень обтягивающей майке, которая подчеркивала его стройность и абсолютную безмышечность.
        — Мы все так его зовем. Верка.
        — Понятно, я отработаю, а там увидим.
        Пока у меня было немного времени, я воспользовался моментом и прошел через малый зал, чтоб позагорать в горизонтальном солярии. Там уже кто-то лежал. Сначала я подумал, что это кто-то из танцоров, но когда крышка солярия поднялась, оттуда вылез какой-то незнакомый парень с женской прической каре. Я стоял голый, потому что снял бандаж, и тут он выдал то, что не могло меня, мягко говоря, не шокировать:
        — Слушай, можно взять его в рот? Он такой классный!
        — Да ты че, парень, не гони, дай я лягу позагораю, а ты иди тусуйся дальше,  — кое-как ответил я.
        — Ну, может, дашь все-таки, я заплачу, и неплохо, 500 грина.
        Я немного разозлился, но сдержался, чтобы не послать его матом.
        — Слушай, иди отсюда, я мужчинам в рот не даю.
        Чувак быстро оделся и, извинившись, ушел.
        «Да не за что… 500 грина…»,  — я протер солярий очищающим раствором и лег на десять минут.
        А в это время на главной сцене в большом зале во всей гейской красоте бушевало клубное травести-шоу, куда сплылись все из «Детища». Час ночи — это было единственное время, когда люди снизу приходили наверх. В образе певицы «Валерии» звезда травести «Кила» строила гримасы и открывала рот под фанеру. В принципе, издали она напоминала знаменитую певицу. Псевдо Валерия была на сцене даже с подтанцовкой. Голубые, короткие шортики на Валерке не подчеркивали его мужественность. Зато белые шортики на девочке подчеркивали ее сексуальность, да так, что голова кружилась.
        — Кила — звезда, Кила — лучшая,  — выкрикивали из толпы, и Кила это знал.
        Она была лучшая звезда клуба, некий собирательный образ разных звезд. И это правда. Хотел бы забежать вперед и рассказать, как ребята из клуба провожали бухую Килу домой, та, в свою очередь, была в ноль и ничего не соображала, потому что всю ночь бухала и нюхала до чертей.
        — Где твой подъезд?  — спрашивали ее ребята, когда такси подъехало к дому, но Кила что-то бормотала себе под нос, что-то неразборчивое и абсолютно не въезжала, что происходит. Тут как раз нашелся путеводитель по «Киле»: рядом с подъездом жирными буквами черной краской было написано: «Здесь живет Кила-пидарас», что не могло не вызвать истерического смеха у провожающих ее. Этот забавный случай рассказал мне Кэт-котенок, который был в числе тех ребят.
        Я вернусь к тому моменту, когда я выступал на сцене в «Детище» под Verve — «Горькая, сладкая симфония» назывался тот трек. Мне нравилась эта композиция, близкая мне по духу: сильная и наглая, открытая и дерзкая, под нее я работал на шесте. Мне было все равно, что об этом думают другие люди.
        На мне была белая прозрачная рубашка, естественно расстегнутая, черные обтягивающие шорты и белый бандаж, который высовывался из-под них. Если честно, то я не чувствовал себя униженным или шлюхой. Я себя продаю? Нет. С виду оно может так и выглядело, но внутри я себя так не ощущал. Да и откуда взяться подобным ощущениям, я же в этот грязный мир окунулся совсем недавно и воспитан был в обычной культурной семье, где были свои традиции и уставы, которые я чтил и уважал. Просто у меня так сложилось, что на каком-то моменте своей жизни я попытался сам сделать свою судьбу, да и некому мне было помочь и показать, направить. Но, даже решившись на такую работу, я оставался самим собой и молился, чтобы в дальнейшем так и было.
        Не успел я дойти до гримерки, как меня догнал менеджер Тишка. Выглядел он чрезвычайно запыхавшимся, как будто марафон пробежал:
        — Слушай, ведь это ты только что танцевал внизу?
        Я слегка насторожился:
        — Ну, я! А что?
        — Да ничего, просто у тебя приват.
        — Что это такое?
        — Ты не знаешь, что такое приват-танец? Это очень просто, надо станцевать одну песню клиенту.
        — И чего?
        — Что и чего?
        В этот момент Тишкины маленькие крысиные глазки стали побольше и подурнее.
        — Если ты не знаешь, то это хорошо оплачивается. Каждый такой приват стоит полтинник Грина, а ты получаешь девятьсот рублей чистыми.
        — Неплохо, и что? Просто танцуешь, да? А никто приставать там, надеюсь, не будет?
        — Да кому ты нужен? Все, давай готовься, я тебя позову.
        Девятьсот рублей за песенку — это прикольно, решил я.
        В гримерке я встретил Валерку, он был весь взмыленный и обтекал потом.
        — Ты чего такой мыльный, со сцены, что ли?
        — Да сейчас колбасился полчаса, тема была суперская.
        — Понятно, это круто.
        Тут радостный Валерка приблизился к моему уху и шепотом сказал:
        — Я ща такую телку жарил в лабиринте, ну просто бомба.
        Теперь я понял, почему он так улыбался.
        — Ну, это классно, телка — это всегда хорошо!!!
        И тут у меня как-то само собой вырвалось:
        — А ты ее что, за лавешки отымел?
        Тут он немного смутился, но не обиделся.
        — Да нет, без денег, я просто безумно захотел. Да она сама ко мне подошла, когда я на сцене работал, штуку засунула.
        И он показал мне мокрую смятую тысячную купюру.
        — После того как засунула, прошептала, что хочет узнать меня поближе, я ее взгляд поймал, она все пялилась на мой член, ну а после колбасы я к ней подошел и, прикинь, она меня за руку буквально повела в лабиринт.
        Что-то мне это напоминало до боли. И тут у меня снова вырвалось:
        — Ну как тебе там, уютно было? По-моему, там чтоб встал, нужно обдолбаться чем-нибудь, чтоб никого не замечать.
        — Да слушай, я ее так захотел, что никого и не заметил.
        Валерку прямо переполняли эти мужские чувства победы и своей неотразимости. Ты сверху, значит, победил.
        — Слушай, Валер, это классно, что ты кайфанул, я у тебя спросить хотел, у тебя когда-нибудь приват-танец был?
        — Приват? Конечно, был. Что, у тебя сейчас приват будет?
        — Видимо, будет, с кем не знаю, а что там делать надо?
        — Фигня, помондишься слегка и все.
        — А как это?
        Что-то было в этом слове плохопахнущее.
        — Ну, это значит, около клиента подвигаешься, подразнишь чуть-чуть, чай возьмешь и свободен. Будет предлагать деньги за секс, скажешь пять тысяч грина, и он сразу передумает.
        Я чувствовал, как моя горячая кровь приплыла к голове, и я чувствовал нотки унижения, летающие в атмосфере, где-то очень близко. Единственное, что я смог выдавить из себя — это слово «понятно».
        Тут вернулся Тишка и сказал, что меня уже ждут и что если я не в курсе, куда надо идти, то он с удовольствием мне покажет.
        Оказалось совсем близко, там же внизу была дверь рядом с солярием. Я поглядывал на нее раньше и даже пытался открыть только из простого любопытства, но она была заперта. Когда я вошел в приват-комнату, то увидел там человека, незнакомого мне, правда, его лицо мне уже попадалось среди других, но мы не общались, и он ни о чем меня не спрашивал.
        Комнатушка была небольшой, примерно три на два, но уютной: на полу тепло располагался серый ковролин, на синих стенах висели различные дешевые картинки, на полу стоял небольшой музыкальный центр на один диск рядом с кожаным диваном, на котором расположился этот чел.
        — Здрасте,  — сказал я ему.
        — Здравствуй.
        Я прошел до музцентра и нажал на «плей». Диск крутанулся, и какая-то попсовая мелодия заиграла. Я старался стоять немного в стороне, но катастрофически не понимал, как двигаться.
        — Извини, тебя же Миша зовут?  — начал чел.
        — Ну да, а вы откуда знаете?
        — Как не знать, ты же новенький, и о тебе уже многие судачат.
        — И что судачат, если не секрет?
        — Говорят, красивый, мужественный, робкий.
        — Это я-то робкий?
        — Ну, так говорят. Да ладно, ты можешь расслабиться, присядь сюда,  — старик похлопал ладонью по дивану.
        Почему старик? Да потому что лет ему на вид было под шестьдесят, средней длины курчавые седоватые волосы, сморщенный лоб, пухлые щеки и седые усы под крупным носом. Одет он был в белую лощеную рубашку и кожаные штаны.
        «Дорогие, наверно, шмотки»,  — подумал я.
        — А ты тут как оказался? Ты учишься где-нибудь?
        — Нет, не учусь, просто работаю, танцую и все, вас-то как зовут? А то мое имя вам известно уже, а ваше я не знаю.
        — Юрий Леонидович, либо просто Юрий.
        Он спрашивал меня про то про се, где живу? С кем живу? Сказал даже, что я на него могу положиться как на друга.
        — Если что, можешь мне всегда позвонить.
        В дверь постучали, что означало время вышло. Перед тем как уйти, Юрий Леонидович всунул мне в руки свою визитку с номером мобильного телефона.
        — Звони, буду ждать,  — сказал он мне.
        Я ушел, но, уже дойдя до первого мусорного ведра, выбросил эту визитку.
        «На кой хрен она мне?» — подумал я.
        Время было около четырех утра, и меня одолевало жуткое желание потанцевать на сцене. Роман сказал, чтоб я пока работал внизу и со временем, когда научусь правильно и задорно двигаться, могу перебраться на главную сцену. В эту ночь почему-то народу там было не много, и Роман разрешил мне забраться в стакан и поработать в нем.
        «Колбасься только в стакане, на сцену не ходи пока. Рановато для тебя!»
        И я полез в железный стакан, который стоял ближе к гримерке.
        Вот это да, класс! Совсем другие ощущения, прямо как на американских горках, высоко в воздухе над головами маленьких существ, суетящихся где-то подо мной.
        Несмотря на время, зал все еще был забит до отказа. И тут я разошелся и даже растанцевался, так как благодаря спорту с рефлексами и гибкостью у меня было ОК. Я все схватывал на лету, наблюдал, как кто-то танцевал и потом повторял. Тут все просто: чувство ритма и запомнить несколько незамысловатых движений.
        Внизу скопились девчонки-танцовщицы и кто-то из гостей, также ребята-танцоры — все они снизу наблюдали за мной. Я заметил, как девочки зашушукались между собой, мои танцы вызывали улыбки у людей, но меня это не смущало, мне было очень хорошо, а самое главное, я был уверен в себе и чувствовал внутренний огонь. Долго меня колбасило, песен пять, шесть, семь, не знаю, но я был весь в мыле, да и чувства другие на этом танцполе, нежели внизу. Здесь как будто танцуешь в свое удовольствие и девчонок хватает. Работай и набирайся опыта. Весь этот танцевальный стакан обдувается снизу, поэтому, когда начинаешь потеть, тебя охлаждает, как в дорогом солярии. На большой сцене работали два танцора, и честно сказать, я заимствовал у них движения. Слегка подворовывал. В одном из танцоров я узнал Котенка. Он завязал белую рубашку на поясе и, к моему удивлению, зажигал на сцене с какой-то дамой лет 25, а другого танцора я видел в первый раз: здоровый, высокий, но мне показалось, что лет ему до фига, точно за тридцатку, даже пепельного цвета волосы редели с макушки, мне сверху-то видно все.
        Я спрыгнул на пол, словно Тарзан с лианы, и довольный собой поплелся в гримерку. Зашел и плюхнулся на диван. С небольшого стеклянного столика набрал кучу салфеток и начал вытирать себя. Было ощущение, что даже похудел, пока танцевал. В гримерку зашла Ира и села недалеко от меня на тот же длинный диван. Она была сонная, и веяло от нее сигаретным дымом.
        «Что бы спросить у нее?» — подумал я. В голову ничего не ползет, отупел, пока колбасился.
        — Давно уже тут работаешь?
        Она взглянула на меня:
        — Что? Извини, не расслышала?
        — Я спросил: ты давно тут работаешь?
        — А-а это, да нет, два месяца.
        — Любишь танцевать?
        — Люблю.
        — Чем-то еще занимаешься?
        — Учусь в институте.
        Не знаю почему, но спросил:
        — А почему в стрип не пойдешь, на шесте крутиться, там денег-то побольше будет?
        — Там и дерьма побольше, здесь никто себе дурного не позволяет, а если захочет что, то сразу выкинут. Да потом не люблю раздеваться. Тут как видишь, костюмчики всякие, шортики, штанишки, а в стрипе трусики и каблучки. Ненавижу эти железные палки, а я двигаться люблю быстро, люблю «колбасу», а не умиротворяющие, вяло текущие танцы на шесте.
        — Понятно.
        Я продолжал прикладывать к себе салфетки и мокрые забрасывал в мусорное ведро, как баскетбольный мяч. Я думал, пригласить мне ее на свидание или нет? Но потом понял, что обломаюсь, куда приглашать? Да и денег нет. В гримерку зашли взмокшие Кэт и второй танцор, здоровый и также без сил плюхнулись на диван.
        — А ты неплохо двигаешься, еще немного подтянешься и сможешь работать на сцене,  — сказал Кэт.
        — Да ладно, это вы крутые, а я как дерево.
        — Нет, нет, тебе еще поработать, поднабрать пяток кило и вообще нормальный будешь,  — сказал здоровый.
        — А мне так нравится. Не набирай мышцы,  — сказал Кэт,  — качком быть не сексуально.
        — Почему сразу качком? Он таким и не будет, если рука сантиметров 40 —41 будет, то это нормально, а у качков уже за 44 —45. Вот у тебя рука сколько?
        Я посмотрел на свою руку и сказал, что не знаю, не мерил.
        — У тебя где-то 36 —37, нормально для новичка, но качаться тебе надо, чтоб плечи расширять, тем более при твоем росте.
        — Да оставь ты мальчика в покое,  — сказал Кэт.
        — А ты качаешься, да? Сколько рука у тебя?
        Здоровяк посмотрел на свой внушительный бицепс.
        — Давно не замерял, но думаю, сейчас 43 —44, в лучшее время 47 было.
        — Леш, это же передоз,  — сказала вдруг Ира,  — смотрится, как твоя голова, один размер.
        — Очень смешно, Ира.
        — А не пора ли нам на кухню покушать, а то времени уже до хрена,  — выпалил Кэт.
        Значит, этого парня, я бы сказал, мужика, звали Алексеем. Мы еще с минуту поболтали о том о сем и снова о бицепсах и двинулись наполнять желудки общепитом, который в эту ночь включал голубцы с мясом, бутерброд с дешевым жирным сыром и ароматный красный борщ.
        После клуба я добрался до метро. «Киевская» и нашел пошивочное ателье, о котором написал Николай. Я все еще не мог привыкнуть к ночному образу жизни и к 9 часам утра меня срубало.
        — Здравствуйте, а не могли бы вы позвать Николая?  — спросил я пожилую женщину, сидевшую за столом в ателье.
        Она читала «Семь дней», и я отвлек ее от интересной статьи о какой-то киношной русской звезде.
        — Здрасте, сейчас его позову.
        Она осмотрела меня с ног до головы. Сняла очки, положила их на журнал и ушла за Колей.
        Я присел в мягкое кресло, чувствуя, как сон неумолимо наваливается на меня.
        — Ээй, проснись!
        Я открыл глаза и увидел перед собой Николая.
        — Давай, пошли, я тебя уложу.
        Мы спустились на этаж вниз и оказались в небольшой подсобке с маленьким нераскладывающимся диванчиком. Тусклый свет, желтые картонные коробки, миллион разноцветных вешалок, мужские и женские костюмы.
        — Вот, располагайся, здесь тебя никто не побеспокоит.
        Я был безумно уставшим. Поблагодарил Николая за оказанную мне любезность, лег на диван, и Коля выключил свет. Темно, я на диване сейчас усну, но перед тем как уснуть, хочу поблагодарить Бога за то, что он меня не забывает и посылает хороших и добрых людей. В данном случае я думал о Николае и о его заботе обо мне. Что принесет мне грядущий день? Я не знал, но ценил и боготворил именно этот момент, в подсобке, в ателье на Киевской в городе Москве.
        Мы очень сдружились с Валеркой. После того как я начал более-менее зарабатывать, вдвоем мы сняли сначала комнату на двоих, а потом двухкомнатную квартиру, куда почти каждый день приводили разных девчонок и развлекались до упаду. С Николаем я по-прежнему поддерживаю связь, он искренне относится ко мне как к младшему брату. Он даже был немного расстроен, когда я сказал, что переезжаю. Мне тоже было жаль его, он был одинок. Расставшись со своей женой двенадцать лет назад, он так и не нашел никого, а с дочкой мать общаться не разрешает, полностью ее от него отгородила. Может быть, именно потому он нянчился со мной как с родным.
        Мария
        — Алло.
        — Алло, Миш, привет, ты не занят? Не отвлекаю тебя?
        Я сразу узнал бархатный голос Николая.
        — Нет, я не занят, Коль, что-то случилось?
        — Ничего не случилось, слава богу. Я хочу пригласить тебя на показ в качестве модели на неделю Российской моды в «Рэдиссон САС Славянская» завтра и послезавтра, оплата пятьсот рублей за день, получится у тебя?
        — Без проблем, с радостью, а что показывать нужно будет? Белье, что ли?
        — Почему белье, нет, мою одежду, классические костюмы.
        — А-а.
        Почему я спросил про белье и сам не знаю, наверно потому, что видел несколько раз показы нижнего экстравагантного белья по МТV.
        — Отлично, показ начнется в восемь, в шесть репетиция.
        — Все понял, буду.
        Дело было, конечно, не в деньгах, хотя пятьсот рублей все еще были деньгами для меня на тот момент. Мне было интересно попробовать себя в роли модели. Что это? Как это?
        На третьем этаже гостиницы случилось много разного народа: модели, парикмахеры, стилисты, визажисты, модельеры. Оказавшись впервые на подобной тусовке, я чувствовал себя слегка неуютно, скованно, зажато, много симпатичных девчонок с худыми фигурками, достаточно ребят с рельефами. Жаль, что я не очень накачан, мне нечем особо похвастаться, а так хотелось.
        Николай показал, как нужно пройтись по подиуму, оказалось, очень просто, как на прогулке по парку, когда идешь с красивой девушкой.
        — Ты только улыбайся и все.
        Когда мы возвращались с репетиции к гримерной, я заметил в коридоре очень знакомое красивое женское лицо. Мне показалось, что я знаю эту женщину и, конечно, ведь это была известная телеведущая Мария Логинова.
        Она была такой же красивой, как и в ящике, но только еще лучше, она улыбалась какому-то менеджеру, и от этой улыбки просто било энергетикой и сексом, она была восхитительной: не очень высокого роста, но это и неплохо, черные вьющиеся кудри под каре, изящная, тонкая шея и белые гладкие плечи — я заторчал.
        Прикольно было увидеть настоящую звезду и притом очень красивую.
        — Коль, неужели это Логинова?
        — Я же тебе не сказал главного, что твой выход будет вместе с Марией Логиновой, забыл, извини.
        — Извини, ну ты даешь, Николай, забыть такое! Я понимаю, забыть смыть за собой, но выход на подиум вместе с такой женщиной…
        — Ой, Миш, ладно тебе, расслабься.
        Она совсем недолго побыла в коридорчике гостиницы и быстро с какими-то людьми исчезла в неизвестном направлении, видимо, в свою гримерку.
        Как же мне хотелось познакомиться с ней, пообщаться, о чем-то спросить ее, может быть даже посоветоваться. Эта ситуация для меня была очень странной, до отказа наполненная животным желанием, тайной и страхом потерять ее. Все, что ни делается, все к лучшему, думал я, раз я здесь, а звезды совпали так, что и госпожа Логинова будет участвовать на показе, то, значит, все правильно.
        Кроме меня, на показе у Николая было не так уж мало людей, от 18 до 30, разных телосложений, разных типажей, актуальных и неактуальных, говоря языком стилистов. Я посчитал, в этой группе было семь девчонок и девять парней, итого шестнадцать, именно столько и нужно было Николаю, чтоб продемонстрировать его довольно неплохую коллекцию. Я мало что понимал в моде, но по-своему заценил прикид.
        «Достучись до небес»,  — сказал я себе, уже сидевший в гримерной в костюме стального цвета из неизвестного мне материала. Собственно и костюмом это сложно назвать: тоненькая обтягивающая майка с различным переплетением стальных цепей на животе — нечто вроде пиджака с сеточкой на спине. Брюки, как брюки, но колени из той же сеточки. Единственным атрибутом костюма были лишь классические черные ботики, купленные мною еще на дешевом рынке у себя в городе за три с половиной сотни рублей.
        Я решил, что познакомлюсь с Марией, но как это сделать? Как сделать, чтоб она сама во мне заинтересовалась, чтобы в первые же секунды общения ее что-нибудь зацепило? Это витало в воздухе, было рядом, но я ломал голову и ничего не мог придумать, а выраженьица типа: «у вас прекрасная фигура», или «как же вы очаровательно улыбаетесь», или даже «от вас пахнет сексом» немного затерлись в моем понимании, за исключением последней фразы, хотя я не считал ее вульгарной, но так ни разу и не применил, хотя любил еще со времен фильма с Джимом Керри «Тупой и еще тупее».
        Вдруг меня посетила идея, я вспомнил, что Логинова дружит с одним голубым певцом уже довольно давно, и по ящику даже мульку бросали, мол, Логинова и Господин N хотят пожениться. Все ничего, но только детишек бы у них не было, разве что из приюта. Но какая мне, собственно, разница? В моей голове уже созрел план.
        — Ну что, дети, готовы все?  — Николай почти вбежал в гримерку.  — Через пять минут начинаем шоу.
        — Да, Коль, все ок. Готовы к труду и обороне,  — сказал кто-то из ребят.
        — А народу в зале много?  — спросила растерянная девочка с огромными глазищами.
        — Полный зал людей, помещение огромное. А ты стесняешься?
        — Я просто спросила.
        Николай подошел ко мне:
        — Ты чего такой потерянный? Заболел, что ли?
        — Все отлично, просто задумался.
        — Не думай слишком много, у тебя выход с Марией в третью проходку.
        — Так, так, так — это под танго, да?
        — Да, под танго, мы же уже репетировали.
        Шоу началось. Забыл сказать, что кроме Николая и его приглашенных моделей также на неделе Российской моды было дофига всяких неизвестных кутюрье. Просто бессмысленно перечислять фамилии, вы все равно никого не узнаете, ну может быть кроме Зайцева В. М., но в эти дни его не было, он был в первый и последний дни — открывал и закрывал это шоу.
        Я слегка нервничал, но был уверен в себе касательно прохода и, соответственно, подката к Логиновой.
        Она стояла передо мной в шикарном бело-сером платье, которое закрывало ее ноги, даже туфель не было видно. На ее лице была небольшая синяя маска в стиле венецианской с распушившимися перьями павлина того же цвета. Это мне напомнило фильм с Жаном Маре «Фантомас разбушевался», где все герои, включая неподражаемого комиссара Жюва, находились на маскараде и у всех были разные маски.
        Жаль только, в нашем не кино я не был ни Жаром Маре, ни даже Фантомасом.
        Мне трудно было понять, сколько ей лет, приглушенный свет и ее загар затеняли реальный возраст. Но явно девушка давно уже состоялась как совершеннолетняя, можно было заметить по ее рукам, да, собственно, и на телевидении ее персона появилась еще лет надцать тому назад, а тогда ей уже было далеко за двадцать.
        — Знаете, мы вместе выходим, а вы помните под какую музыку?
        Она взглянула на меня сверкающими глазами и непонятно, что подумала про меня и мой вопрос, так как взгляд ее выразил нотку удивления, интереса и насмешки.
        — А разве что-то изменили в программе? Как мне сказали, я должна выходить с кем-то на танго или уже не так?
        — Нет, нет, все так, «кто-то» это я, очень приятно и неожиданно познакомиться с вами при таких обстоятельствах. Меня зовут Михаил.
        — Очень приятно, Мария.
        — Я знаю.
        Она улыбнулась, будто ожидала, что я так скажу.
        — Я хотел бы с вами посоветоваться.
        — Посоветоваться о чем?
        — На какой фильм мы с Вами пойдем? Ужасы, комедия, любовная драма?
        И снова я заметил нотки удивления, но уже без насмешки.
        — Давайте поговорим после прохода, хорошо?
        — С удовольствием.
        Я был воодушевлен.
        По пластику с элементом железа легко под музыку танго цокали наши каблуки, особо не было ничего отработанным или тщательно отрепетированным, и было ощущение, будто я проработал моделью лет пять и мог и других учить, как правильно ходить по подиуму. Просто у меня была поистине профессиональная партнерша, все понимали — она первая скрипка, остальные лишь подыгрывают, и она легко вела меня, я находился от нее ровно на таком отдалении, как ей было нужно, я даже не волновался, ну может перед самым выходом «заиграло» чуть-чуть, но быстро ушло.
        — Как я отработал?  — спросил я потом у Николая.
        — Слушай, совсем неплохо, я бы звал тебя на показы чаще, но на новые коллекции у меня средств пока нет, и когда появятся, не известно.
        — Ничего, Коль, я не расстроен, это же не основной мой доход. Ладно, я смотрю на все с улыбкой, тем более познакомился с самой Логиновой.
        — Да ты шустряк, я заметил, что вы общались перед выходом, смотри, она дама конкретная!
        — Ну, она хорошенькая.
        — Кто же с этим спорит.
        После проходок все расслабились и готовились разбегаться по домам. Я не упустил своей возможности и при первом удобном случае внаглую подошел к Логиновой. Это мало было назвать внаглую, так как она была не одна, и окружало ее по меньшей мере человек шесть. Но терять мне было нечего.
        — Очень прошу извинить меня, можно вас на секундочку похитить?
        Оторопевшие люди переглянулись между собой, потом посмотрели на меня и на Марию и явно были в шоке от моей простоты.
        — Минуточку.
        Она о чем-то договорилась с пожилой дамой с седыми как снег волосами и оторвалась от толпы.
        — Слушаю очень внимательно.
        — Извините, что оторвал, но я хотел бы узнать номер вашего телефона.
        Она зыркнула на меня как-то профессионально, я понял, что не я один спрашиваю у нее номер, но, по-видимому, она не была против. Поколебавшись секунду, вынула из сумочки Nokia.
        — Записывай.
        Я быстренько достал свой нефартовый Siemens и от удивления, что все получается, растерялся, пальцы скользили по кнопкам.
        — Говорите, записываю.
        Она продиктовала быстро шесть цифр своего прямого номера, и я был в эйфории.
        — Ну, все, счастливо. Приятно было поработать с вами.
        Она снова отошла в толпу, но была немного смущена, все заметили румянец на ее щеках. Но мне было настолько наплевать на всех, я ведь сделал то, что хотел.
        Приполз домой я около двенадцати часов и был разбит, и хотелось спать, но я был голоден как собака, с самого утра практически ничего не ел, кроме какого-то датского хот-дога за 27 рублей у Киевского вокзала. Но в низком холодильнике, на котором так угрюмо висел засаленный магнит с дедом морозом, не было ни хрена, кроме недоеденной мною же тарелки с уже засохшими макаронами и одной трети копченой сосиски. Я охотно вынул все это из холодильника и вывалил на сковородку. Разогревал недолго. По всей тесной кухоньке прошелся горелый запах, так как подсолнечному маслу «Ява» было уже сто лет, и в бутылке можно было разглядеть крупинки и частички чего-то точно несъедобного. Я и не заметил, как проглотил на удивление вкусную и питательную пищу, после чего у меня схватило живот. Меня это не удивляло. Ведь варил эти макароны я почти неделю назад, а несколько сосисок неизвестного происхождения были куплены конечно же не в «Азбуке вкуса». Сидя на унитазе, я размышлял: «хорошо, что я не ем в домашних условиях, а то из холодильника так несло, что свет туши, и еда вся пропиталась бы этим ароматом лугов». Я мог
себе позволить поесть в «Макдоналдсе», в «Ростиксе». Пиццы, хот-доги и всякая разная подобная американская дрянь, «здравствуй, гастрит», называется. Но у меня было одно правило, я каждый вечер выпивал пол-литра однопроцентного кефира. Это помогало мне на унитазе.
        А еще я хотел спать. И уже через двадцать семь минут провалился в сон.
        Прошла ровно неделя с момента, когда я познакомился с Марией, и сегодня я хотел позвонить ей, раньше не мог, работал все ночи, отсыпался все дни, а с синими кругами не хотелось показываться, с этого дня я взял три выходных.
        После обеда я набрал ее номер. Сначала никто не брал трубку, я ждал, и наконец женский голос ответил мне.
        — Здрасте, я хотел бы поговорить с Марией Логиновой.
        — Вы знаете, она сейчас на записи, перезвоните в шесть.
        Я не успел ничего спросить, как там уже повесили трубку. В шесть так в шесть.
        Выдержав паузу в несколько часов, я дозвонился ей после шести.
        Наконец-то я слышал ее голос.
        — Да! Слушаю!
        — Мария, здравствуйте, это Михаил, мы с вами работали вместе на показе.
        — Да, отлично помню, как у вас дела?
        — Теперь лучше, я подумал, давайте с вами увидимся? Может, погуляем где-нибудь или в кино сходим?
        — В кино? В кино не была уже года три, не меньше, ну давайте попробуем.
        — А когда вам удобно?
        — Завтра вечером, по-моему, я должна быть свободна, можем увидеться в районе проспекта Мира, Олимпийского, часов в восемь?..
        — Отлично, в восемь удобнейшее время.
        Мы попрощались, и я начал ждать завтра.
        Телевизора у меня не было, и поэтому каждый свободный вечер, лежа на сломанном диване, я думал, размышлял, вспоминал, разговаривал сам с собой, периодами пел песни, только те куплеты, которые помнил, от русско-народных до современной попсы. Мне было дико приятно, что я познакомился с такой дамой, ведь в отрочестве мне в голову и мысль бы не пришла, что когда-нибудь заговорю с ней. Надо же, как устроена жизнь, удивительная вещь, иногда даже случается справедливость.
        На следующий день, дожив до восьми, я стоял у Олимпийского и ждал. Было без десяти, я думал, куда мы пойдем, о чем будем говорить, получится ли диалог вообще. Погода была отличная, солнце почти слепило глаза, а на небе красовалось огромное белое облако в виде собачки, прыгающей за косточкой. В четыре минуты девятого синий глазастый «меринок» притормозил возле меня, стоящего. Через лобовое стекло я узнал Марию, ей однозначно шло быть за баранкой.
        Когда я запрыгнул в машину, то почувствовал смешанный запах духов и кожаной отделки. Ничего.
        — Привет, как ты?  — спросила она и осторожненько улыбнулась.  — Я вот подумала, давай на «ты», а то «вы» как-то режет.
        — Как скажешь, и мне тоже резало. Ты отлично выглядишь.
        — Спасибо большое, ну что я подумала, давай поедем, посидим где-нибудь? А то я о чашке хорошего кофе мечтала весь день.
        Идея, конечно, полна здравого смысла, подумал я, вот только кэша у меня не так много, а я и представить не мог, в какого типа заведения она может позволить себе пойти, ведь статус тоже много значит.
        — А-а-а, давай, поехали куда хочешь.
        И машина резко рванула вперед, да так, что меня вмяло в сиденье, как прессануло. По дороге мы почти не общались, во-первых, недалеко было, во-вторых, она все чаще комментировала езду соседних машин, от чего я просто улыбался.
        Она припарковала свой глазастик на небольшой стоянке, где уже стояли три дорогущие машины. «Монолит»,  — прочитал я название на одноэтажном кирпичном здании, похожем на бункер.
        — Все, приехали, выходи.
        Я вылез, она нажала пальцем на Lock, и машинка заморгала. Я все думал, о чем мы будем разговаривать? У нас наверняка лет 20 разница, а то и больше. Я вроде сделал первый шаг и познакомился с ней, но что дальше, это же не училка из средней школы, это звезда, это личность: «Эх, лохонешься ты, парень».
        Мы прошли к зданию и вскоре оказались внутри. Ничего особого. Как я и сказал, «бункер», только для вечеринок. Довольно просторно. Если видел здание снаружи, то оно таким не кажется: буквально несколько стеклянных столов с кожаными пуфами, приглушенный свет, легкая музыка, небольшой бар с множеством разного алкоголя, люди, сидящие за столиками. Некоторые лица показались мне знакомыми, их я видел по телевизору. Вот этот седой дядька в полосатом пиджаке, например,  — известный музыкальный продюсер, забыл как его, да неважно. Мы прошли к столику и уселись на пуфы.
        — Что ты будешь пить? Подожди, а может, ты чего-нибудь съешь? Ты голодный?  — спросила меня Мария, рассматривая табло своего мобильного телефона.
        — Нет, я совсем не голоден, думаю, я выпью кофе.
        Хотя есть я хотел, но решил побыть скромным и ограничиться кофе.
        Официант принес два меню.
        — Нет, спасибо,  — сказала она,  — сделайте нам два капуччино, больше ничего.
        Официант удалился.
        — Я правильно сделала, что заказала для тебя капуччино или нет? Я еще не знаю, что ты любишь.
        — Да, абсолютно правильно, очень люблю его.
        Это я, конечно, врал, ни разу еще не пил ничего с подобным названием, все только обычный, растворимый, либо три в одном, очередное растворимое дерьмо, где и намека на кофе нет.
        С полминуты мы молчали, но это было невыносимо, я ощутил себя уязвленным, с чем это было связано, не знаю, хотя все понятно, сказал А, а Б уже сложнее, опыта нет. Она смотрела на меня и разглядывала, но так, чтоб я этого не видел.
        — Так откуда ты такой смелый взялся?
        Я немного замешкался, не понимал, как ответить на простой, казалось бы, вопрос.
        — Я из никому неизвестного городка приехал сюда, поступать в институт, но иногда подрабатываю как модель на показах.
        — А в какой институт хочешь поступить?
        — В медицинский, хочу людей лечить,  — не понимаю, почему это сказал, ну сказал, и сказал.  — Вы мне сразу понравились, когда я вас увидел в первый раз, даже не понял, почему подошел к вам, почему заговорил.
        Она смотрела на меня своими большими глазами и думала, что же мне ответить. В это время принесли вкусный и ароматный кофе.
        — Это капуччино?  — спросил я.
        — Да, капуччино, ты же его заказал.
        — Ну да, просто никогда не пил, сейчас в первый раз.
        — Все когда-то случается в первый раз, даже капуччино.
        Она осторожно улыбнулась, глядя на меня. Мне на мгновение показалось, что ей не о чем со мной говорить, и каждый раз, когда она смотрит на меня, у нее не рождается вопрос ко мне, она не знает, что спросить, возможно, ей уже надоели банальные кофейные посиделки и узнавание у разных незнакомых людей их историй.
        — Ты один здесь живешь или с родителями?
        — Один, я самостоятельный, я с окончания школы живу один.
        — Они помогают тебе? Наверно, денег высылают на жилье? В Москве одному не просто, так скажем.
        Я хлебал горьковатый, крепкий напиток.
        — Да, не просто, но родители мне не помогают. Я же говорю, я самостоятельный.
        — Похвально, ты смелый парень, рано окунулся во взрослую жизнь. Но кто знает, может, это и к лучшему.
        Я глядел на даму напротив меня и чувствовал себя калекой, лишенным возможности счастья быть полноценным. Эта великая дама смотрела на меня и видела перед собой молодого парня в черном, порванном на локте свитере, синих старых джинсах и смешных дешевых ботинках, в которых я танцевал по ночам. Чего она могла ожидать от нашей встречи? Да ничего такого, чего она не знает. Я не был открытием ни для нее, ни для кого-нибудь еще. Мы поговорили еще немного, о том о сем, она спрашивала, откуда я знаком с Колей, чем занимаются мои родители, сколько лет бабуле и деду, и много других «водяных» вопросов. Но перед тем как разойтись по домам, мы снова договорились увидеться. А случилось это потому, что под конец вечера я начал включать обаяшку, улыбаться по причине и без. Отвешивать комплименты в ее адрес, пытаясь даже пошутить, вспомнил старый анекдот про «Вини-Пуха», и, что самое ценное, она смеялась, да так звонко, что некоторые сидящие неподалеку обернулись.
        Когда Мария подвезла меня к дому, где жил Николай и хотела попрощаться, то воодушевленный сам собою, я набрался наглости и поцеловал ее в щечку.
        — До встречи, Миша.
        — До встречи, Мария.
        Весь вечер я рассказывал о нашем свидании Николаю, а он, как пацан, с искреннем любопытством спрашивал меня о ней. Мне даже показалось, что он меня зауважал. Мне было дико приятно рассказывать и видеть его реакцию, я казался себе крутым. Когда я засыпал в кровати, я искренне думал, что вот-вот покорю Москву и буду купаться в лаврах чего-нибудь сверкающего и гламурного. Я уже практически влюбил в себя так называемую селебрети, знает она об этом или еще нет, не имеет значения, ведь я пру как танк, не зная преград.
        Дни проходили одни за другим, я работал по ночам в «Ящере», а днем отсыпался у Николая в подсобке. Все работники цеха интересовались у Николая, кто я такой и почему днем сплю внизу в темном, сыроватом помещении? Николай отвечал, что я сын его близкого друга, который уехал из города по важным делам, а отсыпаюсь я потому, что ночами работаю официантом. Почему официантом, а не барменом? Наверное, это первое, что пришло ему в голову. Я был очень благодарен Коле за заботу обо мне.
        — Что-то вы давно не созванивались,  — как-то сказал мне Коля, перебирая в руках шелковые синие нитки.
        — Да, давненько,  — я зыркнул на него и добавил: — Может, ей нет до меня дела?
        — Может, ты недостаточно ее охмурил? Либо сказал что-нибудь не то, с делами такого рода нужно обдумывать все, что хочешь спросить или сказать.
        Я почесал репу, подумал, вспомнил:
        — Вроде бы нет, все было хорошо, правда, поначалу я терялся и не знал, о чем беседовать.
        Николай задумался, и снова появились на его лице эти добродушные морщинки, которые не могли не радовать глаз.
        — Что, Коль? Почему ты улыбаешься?
        — А может, она ждала от тебя каких-то действий, знаешь, когда дама в ожидании чего-то?
        — А-а, ты об этом,  — теперь заулыбался я.  — Не знаю, я не почувствовал, ты знаешь, именно с ней я не понимаю, как себя вести, она же «звезда».
        — В первую очередь она женщина и у нее те же желания, что и у других женщин.
        — Значит, ты предлагаешь вести себя с ней понаглее?
        — Я предлагаю быть самим собой, это важно, а там, как фишка ляжет.
        Воодушевленный сказанным, я позвонил Марии. Уставший, тихий голос ответил мне. В итоге мы договорились встретиться вечером, после восьми часов в районе Олимпийского.
        «Почему она была согласна на встречу?  — размышлял я.  — Может, потому что я был конкретен и уверен в своих словах? А может, так просто звезды совпали? Не буду воображать на свой счет слишком много, сначала доживем до вечера».
        Не скажу, чтоб я испытывал к этой даме что-нибудь больше простой симпатии, но мне было интересно. А что нужно было ей? Странный вопрос, она мне в матери годится, если что. Долгожданный вечер наступил, я не работал этой ночью, взял выходной, так как встреча с ней была назначена на восемь часов, и сколько бы продлилась неизвестно, а в «Ящер» нужно было приходить к десяти, я бы не успел. Одет я был так же, как и в предыдущей раз, денег пока особых не зарабатывал, хватало только на еду, да и кушал я только ночью, в основном отсыпался и уже совсем забыл, что такое спортзал. У меня, собственно, и сил на это не хватало, поэтому, хоть как-то компенсируя этот удручающий меня факт, я постоянно отжимался в клубе, да так, что в руках дрожь пробивалась.
        К восьми я стоял у Олимпийского, уже в восемь ноль пять подъехала Мария, она была как всегда свежа и прекрасна, как летняя ночь.
        — Такси заказывали?  — спросила она, лукаво улыбаясь.
        — Заказывал.
        — Тогда садись, едем ко мне.
        «Вот это уже интересно,  — подумал я,  — решительная дама, а я-то как-то растерялся».
        Мы ехали в ее шикарном «Мерседесе» и разговаривали о чем-то неважном. Пока мы ехали, у нее все время играла Лиза Стенсфильд.
        — Тебе нравится Лиза Стенсфильд?
        — Этот диск она сама мне подарила, вот видишь, ее подпись,  — Мария дала мне коробку из-под авторского диска.
        Мы ехали совсем недолго, она жила недалеко от того места, где встречалась со мной. Заехав в небольшой старенький дворик, она припарковала машину. Поднявшись на седьмой этаж, спросила меня, что я буду пить из предложенных ею: бакарди, виски и красного вина. Я выбрал, как всегда, зеленый чай.
        — Зеленый чай?  — удивилась она.  — Ты что, совсем ничего не пьешь?
        — Бывает, но стараюсь не пить. Я не люблю вкус алкоголя, он во мне не усваивается.
        — Но впрочем, это правильно. Тогда не возражаешь, если я себе немного налью? Тебе не будет противно общаться со мной?
        — Да вы что? Конечно, наливайте, это же мой личный задвиг.
        — А я еще и курю, видишь, как все плохо.
        — Да что вы, все хорошо, мне даже нравится, когда женщины курят, некоторым это даже идет. Я более чем уверен, что вам это идет.
        Мария как всегда обаятельно улыбнулась:
        — Давай я покажу тебе квартиру, пока чай остывает, не возражаешь?
        — Не возражаю.
        Она взяла в руку стеклянный стакан, наполовину наполненный коричневым Уокером, более темной колой и тремя мутными, белыми кусочками льда.
        — С чего начнем?  — как бы разговаривая сама с собой, спросила меня.
        Я пожал плечами.
        — Ну, тогда с зала.
        Мы прошли в другую комнату, называемую залом. Она пальцем нажала на какую-то модную серую штучку, и свет в зале аккуратно медленно вырос.
        — Вот эти статуэтки — мои награды, так сказать, за творчество,  — она тихонько отпивала из стакана.  — А это один известный художник нарисовал меня в стиле семнадцатого века.
        — Это очень красиво,  — сказал я, подойдя ближе к огромного размера картине, висящей на стене.  — Вы здесь очень похожи, наверное, дорого стоит?
        — Нет, это подарок. А это, как видишь, коллекция икон, есть очень древние, как, например, вот эта,  — Мария подошла к стене, которая вся была увешана различными иконами, сняла небольшую икону с изображением Девы Марии.  — Смотри, ей пять веков. Веришь, нет?
        — Верю.
        — Ну ладно, пошли в другую комнату, там что-нибудь покажу.
        Другая комната была в шаге от этой и являлась спальней. Это я понял по огромной кровати и длинному зеркальному шкафу.
        — Может, тебе налить чего-нибудь? Вина? Например, у меня есть очень хорошее красное молодое Бордо.  — Она посмотрела мне в глаза, и я уловил в ее нежном взгляде нотки растерянности, и, по-моему, даже легкого извинения, а может, мне просто померещилось.
        Я снова отказался от ее предложения, но, по-моему, я начинал понимать, к чему все идет, и оказался прав, предчувствие меня не подвело. Мария прошла по комнате, включила настольную лампу, стоявшую рядом на деревянном комоде, и плавно присела на кровать. Я смотрел на нее, а она молчала и плавно посасывала свой виски из стакана. Казалось, тишина длится вечно. Я не знал, о чем она думает, я пытался найти тему для разговора.
        — У вас, наверно, много всяких красивых нарядов, ну там платьев каких-нибудь.
        Она встала с кровати и подошла к зеркальному шкафу, отодвинула одну из створок.
        — Полно всяких нарядов, и что самое удивительное, что меньше их не становится, а наоборот. Мне часто, например, дарят дизайнерские вещи, даже с того показа, помнишь то платье длинное стального цвета? В котором я была на дефиле? Мне его после показа презентовали. Знаешь, мы будем встречаться с тобой каждый день, в течение полугода, и каждый раз ты будешь видеть меня в новой одежде.
        — Это интересно,  — сказал я, подойдя поближе к ней.  — Каждый день в новой, а без нее сможешь?
        Я от себя не ожидал, что вот так задам идиотский вопрос. Это животное желание родилось во мне мгновенно, я даже не успел засечь, как оно накрыло меня с головой, хотя минуту назад я обдумывал, как поскорее уйти от милой гостьи, и еще успеть в клуб, и, может, заработать что-то. Мне не было с ней ни хорошо ни плохо, мне было никак, и от этого «никак» я чувствовал равнодушие и скуку, и куда пропал тот боевой настрой, тот нескрываемый интерес и восторг с модного показа.
        В тот момент, когда я сказал это, она резко, с вопросом взглянула на меня, но вскоре ее непонятный взгляд изменился в неожиданном направлении. Я приблизился еще ближе, и еще, и мог коснуться своим носом ее носа, я взял ее за талию и сильно прижал к себе. Я поцеловал ее в щеку, потом в ее мягкие губы и снова посмотрел на нее. Видимо, мне было интересно наблюдать за ее реакцией, но глаза ее были закрыты, и я продолжил начатое дело. Казалось, мы целовались целую вечность, и мне было так приятно целоваться с ней, ощущать ее мягкие губы и сладкий язык, который так усиленно ласкал меня. Я уже подзабыл ощущение от поцелуев. В этот момент я отключил мозги, не хотел думать головой, хотелось другим местом. Через мгновение мы оказались на полу. Это освежило у меня в памяти, как первый раз у меня было с Олей, у нее дома в коридоре, там, где оставляют после улицы грязную обувь и вешают одежду на дощечки с крючками. На сей раз было не так жестко, по крайней мере, даме подо мной, так как на полу был постелен пятисантиметровый белый ковролин…
        После душевной и физической услады я отправился в душ, с мыслями, что сполоснусь и поеду в клуб. Под душем я простоял довольно долго, даже кожа покраснела от теплой воды. Когда я вышел, то увидел Марию на кухне, сидящую на стуле и только что закурившую сигарету. Она была в старом махровом халате.
        — Мне сейчас ехать надо, на работу в клуб, я совсем забыл, сегодня моя смена, просто голова ни о чем не думает.
        Она внимательно рассматривала металлическую пепельницу.
        — Ты прямо сейчас уйдешь или, может, поешь чего-нибудь?  — Она затушила половину сигареты и добавила: — Я думала, ты останешься сегодня.
        — Я бы с удовольствием, но будут неприятности на работе, меня и так с трудом туда взяли, пока на испытательный срок.
        — Так ты поешь что-нибудь?
        Я на мгновение задумался, напяливая на свой плоский зад потертые джинсы, купленные еще до отъезда в столицу.
        Мария подошла к холодильнику, на котором красовались различные магниты, будто крупная шоколадная крошка на белом пломбире. Открыв холодильник, она поднимала крышки кастрюль, видимо, чтобы понять, какая жрачка там прячется, но выбор был невелик, и из предложенного ею рациона в виде овощного рагу или жареного куска курицы, я, как самый голодный, выбрал и то, и другое, наверно, съел бы и третье что-нибудь, если бы было, но не было.
        Уплетая сочную куриную голень, закусывая подгоревшим рагу и запивая ананасовым соком, я о чем-то болтал с ней, о какой-то интересной фигне, которая ни ее не заботила, ни меня.
        — Ты сейчас замужем?  — спросил я, не понимая зачем.
        — Сейчас нет, а что, уже намекаешь? Не слишком рано? Давай узнаем друг друга ближе, дорогой!
        — Давай… Нет, ну я серьезно, мне просто интересно.
        — Как и ответила, на данный момент нет, в разводе уже пять лет.
        — Почему развелись?
        — Ревность, только ревность.
        — Кто кого ревновал?
        — Он меня, да и я его тоже, он был настоящим котом, ни одной юбки не пропускал.
        — А ты его любила?
        — С ума сходила, он дрожал каждый раз, когда прикасался ко мне. Но в один прекрасный момент я приняла решение, что буду учиться жить без него.
        — Как?
        — Очень просто. После очередного сто третьего раза, когда он не ночевал дома, я собрала в два больших пакета его вещи и выставила в коридор. Он просил простить его, умолял, бил себя в грудь, что больше никогда, даже на коленях стоял, как Рогожин.
        — Кто?
        — Рогожин — персонаж из «Идиота», Достоевского, почитай на досуге.
        — А-а.
        — Сказал, что если я его брошу, то повесится в этом же подъезде.
        — И что?
        — Ничего, я приняла решение, вот и все. Закрыла дверь за ним и его вещами и перелистнула эту страничку.
        — Не жалеешь?
        — Если честно, то иногда, но очень редко. Может, просто соскучилась.
        — А он где? Не пытался вернуться?
        — Пытался, около года меня караулил у подъезда, цветы, подарки, в окна все смотрел с открытым ртом.
        — Жалко-то не было парня?
        — Нет, не было. Меня как отрубило со всех сторон, но в итоге он пострадал, пострадал и женился на какой-то бабе из уральского города, забыла, как называется, и живет с ней там счастливой семейной жизнью. Ты знаешь, у меня пять лет не было секса, я не могла себе этого позволить, не подпускала никого и за бабки не снимала, в клубы не ходила, не знакомилась, иначе, что подумали бы люди обо мне. Очень всего хотела, но статус не позволял, хотя кому до этого дерьма есть дело.
        — Тебе никто даже не был симпатичен такое долгое время?
        — Я много работала. Зарабатывала и абстрагировалась от людей мужского пола, кроме своего директора, но он гей.
        Я взглянул на часы, которые висели у нее на кухне, давая тем самым понять ей, что мне пора.
        — Тебе нужно идти, да?
        — Да.
        Когда мы прощались, то договорились, что созвонимся, но этого не случилось больше, по неизвестным причинам.
        Оказавшись на улице, я решил, что не поеду в клуб, не было боевого настроя, и решил двинуться в сторону Николая. В метро думал о ней, но внутри ничего не ощущал, был пуст, как выстрелившая обойма.
        Куда нас приводят мечты? Я бы сказал, в какую ситуацию они нас заносят, или это мы отходим от правильного и четкого направления? И всегда на отрезках этого пути с нами происходят случайности. Именно, отталкиваясь от них, мы совершаем поступки. Разные: плохие — хорошие, подлые, благие, т. е. Black and white, Инь и Ян. Ты вроде бы хорошо знаешь себя, уверен, ты придерживаешься своих принципов, для тебя все это важно и серьезно, но случайность может все изменить, разломать, внести хаос в твой внутренний мир, довести тебя до слез и отчаяния.
        В принципе, все, что я хочу сказать, это то, что, попадая в разные ситуации жизни, мы меняемся. Но не забывайте, что всегда и в любых правилах существуют исключения. Вот и Мария для меня была и ситуацией, и исключением одновременно.
        Я отработал в «Ящере» три месяца и семнадцать дней, за это время у меня появились кое-какие знания, мани-мани, несколько новеньких свитеров от Colins и синие толстые джинсы от Lee, которые мне очень нравились и, более того, они отлично сидели на мне и охотно прикрывали мои худые ноги.
        Я сидел в недорогом кафе в районе «Белорусской» и хлебал зеленый чай, закусывая типа «французским» круассаном. И думал, как хороша жизнь, насколько она правильно устроена: три месяца назад у меня не было пятидесяти рублей в кармане и я мечтать не смел о провождении времени в кофейнях, но стоило мне только пойти в ночной гейский клуб и неумело подрыгать там на сцене голой задницей, как денежки сразу появились, и параллельно с ними появилась некая внутренняя легкость и конечно же самоуверенность. Я работал ночами и целыми днями отсыпался, фактически я не видел белого дня и не ориентировался днем во времени и именно к такому режиму я привыкал!
        Она
        — Хорошо Марта работает, грациозно, я бы даже сказал, вызывающе. Интересно, сколько времени она проводит в спортзале?
        «Неужели этот старый пердун при мне будет обсуждать Марту,  — думала я.  — Мало того что вместо текилы этот жлоб заказал столичную, а от нее я получу на семьсот рублей меньше, к тому же водку не переношу, хотя у нас в клубе весь алкоголь только высшего качества».
        Моему терпению пришел конец. Я резко встала из-за стола, опрокинув тем самым стопку водки. Этот хрен с лысой макушкой удивленно зыркнул на меня:
        — Детка, в чем дело? Ты куда?
        — Какая я тебе детка? Ты че, думаешь, ты меня купил, что ли? Да всех денег мира не хватит это сделать. Предложи Марте бухать водку с тобой, может, она согласится.
        Этот несчастный был явно так смущен, что аж руки задрожали. К тому же все гости клуба резко обернулись в мою сторону, что смутило его, а не меня.
        В гримерной я достала из своего ящика новый мобильный телефон, подаренный мне Анзором, и набрала домашний номер. Было около часа, и я думала, что мама еще не спит, накануне она немного простудилась после поездки на дачу, где мы отмечали Новый год. Три гудка прошло, и немного охрипший и сонный голос мамы ответил мне:
        — Алло.
        Хоть я была раздражена, но на маму это не распространилось.
        — Алло, мамулечка, ну как ты себя чувствуешь?
        — Уже лучше, знаешь, температура, правда, к вечеру немного поднялась и небольшая слабость, наверно, потому что спать хочется.
        — А температура какая?
        — В последний раз мерила была 37 и 5, ну сейчас снизилась.
        — Ладненько. Ты засыпай, а я утром подъеду, привезу тебе твой любимый тортик.
        И нежным голоском мама сказала:
        — Не буду спать, подожду до утра, пока ты не приедешь. Да нет, я шучу, конечно.
        — Давай, мамулечка, я тебя целую, засыпай,  — я выключила телефон.
        В гримерку зашла менеджер Лена, и вид у нее был какой-то потерянный.
        — Слушай, Саш, подойди, пожалуйста, к плешивому, он там весь в трауре, что ты ушла. Я тебя, конечно, понимаю, все девчонки говорят, что этот перец на редкость жаден, но он постоянный клиент клуба, и плюс к этому друг Папы.
        — Он друг Папы, а не мой, если Папа его впускает сюда, то это не значит, что я около него на халяву плясать буду.
        — ОК, ладно, и что ему передать?
        — Передай ему, чтоб шел на хуй.
        — Я скажу, что ты плохо себя чувствуешь, и мы отпустили тебя домой.
        — Хорошо, может, он сам сейчас свалит.
        Лена ушла, а я подкралась к двери, слегка приоткрыла и увидела, как она ему что-то объясняла, видимо, то, о чем мы говорили. Лена была из числа людей, не любивших конфликтовать, она прикрывала меня часто. Не знаю почему, но я приглянулась ей с тех пор, как попала в клуб.
        Вдруг я услышала звонок мобильного телефона, посмотрев на высветившийся номер, увидела, что это звонит Анзор. «Чего ему-то не спится?» — подумала я.
        — Алло, достал уже трезвонить по ночам, звонарь, блядь.
        На том конце трубки зазвучал немного грубоватый со слегка кавказским акцентом голос Анзора:
        — Я, честно говоря, думал, что ты в зале и не подойдешь к трубе. Давай я заеду за тобой?
        — Спасибо, я сама доеду. Я очень устала, и мне ни до чего.
        — Я недалеко, поэтому заеду и отвезу тебя домой.
        — Хорошо,  — сказала я, не было сил с ним спорить, и снова подошла к двери.
        Плешивого уже не было, и в зале буквально осталось несколько человек из гостей: один коммерс, который всем жалуется на бесконечные измены своей жены, только потому что у него не стоит, и адвокат из прокуратуры, любитель горячительных напитков и белого порошка, но они тоже собирались уходить и запросили счет.
        — Ты можешь ехать, только не забудь, сегодня рассчитывают всех,  — сказала Лена, забежав вновь в гримерку.
        — Да, я сейчас заберу, а ты-то когда уходишь?
        — Сейчас разгребу и тоже поеду, мне еще машину из сервиса в 12 забрать надо.
        В клубе действует правило: никто не может покидать клуб, если в зале есть хотя бы один клиент, даже если уже обеденный час. Правило есть правило, этот клуб кормил всех танцовщиц, менеджеров, хореографов и, конечно, начальство.
        Может, с будущим мужем тут и сложно познакомиться, зато богатых любовников хоть отбавляй. Лохушки занимались оральным сексом с клиентами прямо в вип-комнате, тем самым рискуя поставить на себе клеймо дешевки. Среди девочек все знали, кто работает, а кто нет, знали это и менеджеры, параллельно выполняя функцию сутенеров.
        Само собой, это не было, как на улице. С тобой советовались, тебе впаривали, разводили, утирали слюнки, пытались показать твое превосходство над клиентом. Никто не считал себя проституткой или шлюхой. Не дай бог кто-то из гостей позволит себе такие вещи, как обозвать или показать неприличный жест. И тем более не дай бог что-то сделать физически, сразу наши бравые охранники выкинут «несчастного» за порог.
        С Анзором я познакомилась в этом клубе. Не я, конечно, проявила инициативу к знакомству. Он с друзьями приходил много раз в «Зависть Богов», но я не обращала на него внимания, хотя он полностью в моем вкусе: брюнет, с черными глазами, всегда небрит, эдакий мачо с пистолетом из бандитских фильмов. Только он не являлся вымышленным персонажем в киношном сценарии, он был реален и по-настоящему занимался подобными делами. Немного поясню, что это за дела: каждодневные стрелки, разборки, мордобой и все в таком духе. Нельзя сказать, что мне не хватало приключений в жизни, но это было чересчур.
        Каждый раз, когда он приходил, то заказывал огромный букет белых роз специально для меня. Сам этот букетик из двадцати пяти роз стоил триста баксов.
        После того как в третий раз мне торжественно вручили цветы, и от кого я уже знала, Анзор пригласил меня за свой столик, где мы мило пообщались. Он рассказывал мне о себе, о своей жизни, о том, что сам из Дагестана, что пять лет назад они с братом приехали в Москву. Открыли свой бизнес, связанный с алкоголем. Также он рассказывал про то, как шли их дела и как высоко они с братом поднялись. Но два года назад на одной из стрелок его брата убили, и теперь он озабочен только мыслями, как отомстить убийцам брата. Жутковато это все, не правда ли?
        Не имею понятия, каким Анзор был на своих стрелках, но со мной он был обходительным и нежным. Со временем мы начали встречаться, и это стало моей ошибкой. В буквальном смысле слова у него в спальне под подушкой лежал заряженный пистолет на предохранителе, а под кроватью автомат Калашникова, что не могло не приводить меня в ужас. Но одно было приятно, каждый раз, когда он приезжал домой с разборок, то отсчитывал мне «котлету» зеленых, мол, за твое терпение и красоту. Было еще одно большое «но» — я не могла заниматься с ним сексом. Меня буквально хватало на один раз в две недели. Все из-за того, что я не переносила его запах, а запах для этого немаловажная деталь, которая может либо оттолкнуть меня от человека, как это было с Анзором, либо, наоборот, пленить меня, как в известном мультике Уолта Диснея, когда жирного смешного мышонка пленил запах сыра.
        Два месяца назад мы ездили отдыхать в Марокко, я скажу вам честно, один раз в две недели заниматься сексом, это еще куда ни шло, но два раза в день — это жесть. На третий день отдыха я уже в открытую ему говорила, что не могу с ним спать. Это, конечно, задевало его достоинство, но через себя я перешагнуть не могла и не хотела. Его, может быть, спас бы один нюанс — если бы у меня были к нему чувства, но их не было.
        На улицу из клуба я вышла из черного входа, который находился с другой стороны здания. Здесь очень часто назойливые поклонники тусовались в своих шикарных тачках и ждали особо понравившихся девчонок, чтобы подешевле договориться с ними. Я была немного подшофе и как хорошо, что я приехала без своей машины, иначе днем пришлось бы приезжать и забирать ее. Даже плюс был в том, что приедет Анзор. Хотя видеть его я и не горела желанием.
        Из-за угла серого жилого дома вывернула знакомая машина. Несмотря на то что она была и затонирована, я поняла, что за рулем BMW Анзор. Он тормознул в метре от меня, я села, и машина, не успев остыть, тронулась снова.
        Несколько минут мы ехали молча, но, боясь, что он повезет меня к себе домой, я на всякий случай спросила его:
        — Ты же меня ко мне везешь, я правильно понимаю?
        Он посмотрел на меня своими черными глазами с пухлыми полукружьями под ними.
        — Конечно, к тебе, к маме. Как она, кстати, как дела у нее?
        — Да все хорошо, все потихоньку.
        У меня абсолютно отсутствовало желание общаться с Анзором, и в очередной раз я убедилась, что идея расстаться с ним была правильной.
        Он еще о чем-то спрашивал меня, но я также кратко ему отвечала и думала про себя, вот же какая штука — жизнь. В самом начале нашего знакомства, как казалось мне, я ощущала симпатию к нему, а сейчас еду с ним в машине и не хочу ни о чем разговаривать.
        Подъезжая к дому, я попросила его тормознуть — чуть не забыла про обещанный торт для мамы. Магазин «Продукты 24 часа» находился совсем рядом, неподалеку от моего дома.
        — Подожди меня, я сейчас приду.
        Я вышла из машины и зашла в магазинчик.
        Он был совсем пустой, покупателей там не было, даже продавцы спали — это удивительно. Но я никогда не видела в этом магазинчике много народу, потому что в пять или шесть или в семь утра мало кто ходит за продуктами. По обыкновению, возвращаясь из клуба домой, я часто покупала сладости, например любимый наш с мамой «Наполеон», а в этом магазинчике он был «пальчики оближешь»: шесть пропитанных вкуснейшим кремом с грецкими орехами коржей готовились у них же в кондитерском отделе. И в этот раз я не отказала себе в удовольствии купить его. Расплатившись с сонной продавщицей, я вернулась в машину.
        — Я подумал, давай заново попробуем, может получится?  — спросил он с надеждой в глазах.
        — Анзор, ты хороший парень, но я не могу быть с тобой, я не люблю тебя, я с тобой откровенна, и не имеет значения, что я не совсем сейчас трезвая, это не значит, что, когда я проснусь, я передумаю. Я говорю серьезно, а сейчас довези меня, пожалуйста, до подъезда.
        Он выпустил воздух из ноздрей словно бык, нервно повернул ключи зажигания и нажал на газ.
        Когда он подъехал к дому, прежде чем уйти, я сказала ему, что мы можем остаться друзьями, но не более того. Не дождавшись его реакции, я хлопнула дверью BMW и ушла домой.
        Дома все было умиротворенно и спокойно. Мама сладко спала, я не хотела ее будить и поставила торт на столе на кухне, чтоб она порадовалась с утра. Телевизор в ее комнате негромко работал, видимо, она уснула при включенном.
        Приняв теплый и расслабляющий душ, я доволоклась до кровати и рухнула на нее без памяти.
        Проснулась я в шесть вечера и еще удивилась, что так рано. Обычно это случается часа на три позже.
        Мама, как почувствовала, что я открыла глаза, осторожно зашла ко мне в комнату с большой чашкой черного кофе с молоком, чей душистый аромат приятно витал в воздухе и с отрезанным куском «Наполеона», что не могло не радовать меня.
        — Как твое самочувствие?  — спросила я маму, протирая глаза.
        — Все лучше и лучше, температуры уже нет. А твое как? Я имею в виду твою вчерашнюю нетрезвость?
        — Надеюсь, что после кофе станет лучше.
        — А кстати, ты откуда знаешь, какая я пришла?
        Мама широко улыбнулась:
        — Я твое настроение и состояние могу узнать уже потому, как ты дверь входную закрываешь.
        — Да? Интересно, выходит, я тебя разбудила, как пришла?
        — Не совсем. Просто я ждала, когда ты приедешь, но скажу честно, я не помню, как ты выключила телевизор, потому что уснула.
        — Понятно, в общем, ты шпионила за мной.
        — Ты же меня знаешь, у меня все спонтанно получается.
        — Ага, спонтанно.
        Не выдержав, я с превеликим удовольствием принялась за трапезу с тортом и кофе.
        Немного побродив по квартире, я чудом вспомнила, что договорилась со своим фитнес-тренером на восемь часов. Я реактивно собралась и пулей вылетела из дома. Пройдя сто метров до автостоянки, я села в свой Audi-6, приобретенный тремя месяцами раньше просто за смешные деньги: годовалая 2001 года выпуска мне обошлась в семнадцать тысяч долларов. Мой отчим подогнал эту тачку для себя, но решив, что для полной солидности подполковнику милиции необходим джип, любезно предложил мне выкупить эту Audi именно в тот удачный и удобный для меня момент, когда я, разбив свою Toyota, намеревалась приобрести новый автомобиль.
        Откуда у меня деньги, вы спросите? Я вам отвечу. Проработав в своем клубе около пяти лет, я кое-что скопила, но это, как говорится, на черный день. Стрип приносит мне неплохой доход. Когда ночь так себе, и гостей в клуба два или три столика, то с них я при хорошем настроении могу срубить минимум от тысячи до полутора тысяч грина. Соответственно, когда все столики и, в особенности, VIP-места забиты, да ко всему прочему приедет влюбленный в тебя гость, то тогда зарплата зашкалит за две с половиной тысячи грина и выше.
        Знаете, деньги — это очень, очень хорошо, они дают тебе свободу и независимость. Но не знаю почему, уже несколько лет они не приносят мне радость и счастье.
        У меня нет настоящих друзей и подруг, чтоб можно было излить душу — выпустить тех черных демонов, которые живут во мне и не дают мне покоя.
        Внешне все выглядит презентабельно и даже гламурно. Я молодая красивая девушка, которая имеет многое не по годам: хорошую машину, квартиру, деньги, украшения, бриллианты. Но порой мне кажется, что я не живу и не вижу смысла жизни. Я боюсь, что она, эта самая жизнь, меня не радует.
        Путешествуя по разным странам и по городам, я вижу и поминаю, что все одинаково, страна похожа на страну, город на город, и все люди одинаковы, так и с ума можно сойти.
        Меня совершенно не устраивает перспектива быть чьей-то женой и родить, воспитывать детей, но в то же время я понимаю, что не буду работать стрипереллой до конца своих дней. Хотя лет 10 можно потанцевать, этак лет до 28, если у тебя чудесная генетика и наследственность. Если ты следишь за собой, посещаешь фитнес-клуб, делаешь массаж в spa-салонах, а может, и контурную пластику, то это еще три-четыре года, а потом ты никому не нужна, кроме своих родителей.
        Я все делаю на автомате, надо ехать на работу — поеду, надо ехать на тусовку — поеду и туда, надо отрепетировать номер — этого я делать не буду. Если надо с кем-то переспать, с тем, с кем хочу я — пересплю. Вы скажете — циничная сука. Ну да, стала такой, хотя и не думала, что темный занавес закроет мне вид на яркое солнце, когда питала желание пойти работать в стриптиз. Оборотная сторона медали — это, как в мистическом кино: тебе дают золото, а взамен просят душу.
        Вот и я, по-моему, отдала свою душу кому-то, только в моем случае условий не было, все получилось само собой.
        Вставив компакт-диск Snap в дисковод CD-магнитофона в своей машине, я набрала по мобильному телефону своего тренера и сказала, что буду через сорок минут; он ответил, что так и знал, что я опоздаю, поэтому сам приедет в тренажерку минут через тридцать.
        Я отключила мобильник, сделала музыку погромче и слегка нажала на газ. Быстрая езда меня успокаивала.
        Снова зазвонил телефон, и на электронной крышке флипера высветилось имя «Аня». Я знала, почему она звонит, и ответила ей:
        — Да Аня, привет.
        — Едешь куда-то?
        — Да я в тренажерку, у меня персоналка с тренером, а что, ты предложить что-то хочешь?
        — В принципе, хочу, составь мне сегодня компанию, хочу сходить потусоваться, если слышала, открылся новый мужской стриптиз, давай сегодня вместе сходим, а?
        — Подожди, я что-то о нем уже слышала. Кажется, он называется «Крейзи булл», или я путаю?
        — «Крейзи булл», именно так и называется, да. Ты знаешь, я была на открытии клуба, не ожидала увидеть там столько наших девок.
        — Я в курсе, меня приглашали, только я с мамой уезжала за город. Ну, хорошо. Во сколько сегодня туда пойдем и где он находится?
        — Так ты согласна? Тогда в двенадцать пересечемся на Тверской у «Пирамиды», ок?
        — Ок. Мне только домой надо будет заехать переодеться.
        Я подумала, что идея с мужским стрипом неплохая, коллеги все-таки, а что может быть интереснее и зажигательнее рельефного ухоженного мускулистого тела? В любом случае — «это фан».
        В фитнес-клубе занудный стероидный тренер все втирал про правильное питание, и что есть надо только куриные грудки в вареном виде и куриные яйца без желтков, также обезжиренный творог, и все молочные продукты с 0 % жира. Все бы ничего, если бы он об этом рассказал мне один раз, так он же без стоп-сигнала каждую тренировку одно и то же талдычит. Явно у него весь мозг в мышцы ушел. Пусть так, но этот имбецил глаз не может отвести от моей груди, рассказывает, как приготовить куриные грудки, а тупым взглядом смотрит на мои.
        Если начинаю делать упражнение со штангой на спину, при этом, естественно, стою жопой кверху, то этот диетолог хренов стоит сзади в метре от меня и делает вид, что считает.
        — Тебе надо почаще заниматься,  — объяснял он мне.
        — Слушай, Гриш, я не озабоченная спортом, я это делаю, потому что надо, а когда стою перед зеркалом в душе, то считаю, что свой долг перед красотой я выполнила.
        — Ну, ты загнула.
        — Нет, мне просто нравится мое отражение в зеркале, но пыхтеть в тренажерном зале — это не для меня, скорее уж я на «тайбо» буду ходить, чем бодибилдингом заниматься.
        Из карманов своих широких штанин фирмы No Limits тренер Гриша вынул шоколадно-протеиновый батончик Multipower и жадно его зажевал, а сквозь мерзкое чавканье произнес:
        — Аэробика — это только на функционалку влияет, а мышцам толку никакого.
        — Ты знаешь, не все в жизни — это мышцы. Даже для мужчин — это не главное, поверь мне.
        Мое время персональной тренировки вышло, и я пошла в душ.
        Уже прыгнув в машину, по дороге домой, я подумала, насколько же многие мужики стали похожими на баб: постоянно разговаривают только про внешний вид, про правильное питание, стероидные мышцы и модные шмотки.
        Я хотела послушать новый альбом Syla, купленный пару дней назад, но не могла найти его в машине. Может, я его вынула и засунула в чехол для дисков? Перелистала там и не обнаружила. Полезла в бардачок и оттуда выпали еще не распечатанные «инсулиновые шприцы». Я сразу вспомнила боль и слезы, ту боль и те слезы, которые я испытываю при введении в живот иглы этого болезненного шприца.
        А все началось годом раньше, когда мама захотела забеременеть, но в связи с перенесенным глубоким стрессом, связанным со смертью моего младшего брата, сделать это не смогла, не получалось.
        Мы консультировались с врачами, делали анализы, и доктора говорили, что мама полностью здорова физически, но детей больше иметь из-за психологической травмы не сможет.
        Я не могу смотреть на ее страдания, как она скрыто переживает по этому поводу, держа все внутри себя. Больше всего в жизни я страдаю тогда, когда страдает она, поэтому я решилась на подобный эксперимент.
        У меня слезы на глаза наворачиваются, когда я голая смотрю на себя в зеркало: увеличенный темно-синий живот — следствие уколов, еще больше расширенные бедра, будто бы я уже готова родить. Стрелка моих стеклянных весов совсем сошла с ума и уже показывает шестьдесят три килограмма, вместо обычных пятидесяти. На работе мне приходится надевать длинные прозрачные платья, чтоб хоть как-то скрыть явную полноту.
        Но меня успокаивает одна мысль, что делаю все это для самого любимого человека, и я готова терпеть все муки ада только для того, чтобы она была счастлива.
        Без пяти двенадцать я подъехала, как мы и условились, на Тверскую к «пирамиде».
        Аня уже подъехала, я это знала, поскольку ровно в двадцать два часа она набрала мне и сказала, что будет сидеть в «пирамиде» с девчонками из «Зависти Богов». Мне надо скинуть смс ей, когда подъеду, так как идти в «пирамиду» и общаться с девчонками не было ни малейшего желания. Мало того что ежедневно мы сталкиваемся на «производстве», так и в других общественных местах видеть их приходится, этого общения мне вполне хватает.
        Сбросив письмо Ане, я пыталась найти место для парковки, но все было забито, поэтому машину я поставила на аварийку, почти напротив ресторана.
        Около десяти минут прошло, пока Аня вышла оттуда. Она огляделась, сразу увидела мою машину и подошла ко мне.
        — Привет, дорогая,  — чмокнула меня в губы.
        — Ну что, поедем посмотреть на стриптиз?
        — Конечно, я же там уже была, давай ты езжай за мной, это тут недалеко.
        Аня быстрым шагом пошла к своему «Мерседесу».
        Я, выждав недолгую паузу и отключив аварийку, поехала за ней. Она была права, нам не понадобилось много времени, чтобы найти клуб. От огромной сине-красной рекламы исходил яркий свет, падающий на узкий переулок и слегка освещающий припаркованные машины. На той яркой и гламурной рекламе графическим образом была нарисована огромная голова быка, с налитыми красным зенками. По бокам за рога держались два мускулистых стриптизера, с намазанными маслом телами, а над ними красовалась надпись «Welcome to Crazy Bull». Начало прикольное, подумала я, хочу посмотреть, что там внутри происходит.
        Напротив входа была припаркована парочка шестисотых меринов с водителями, поэтому мы проехали чуть ниже по переулку, чтобы парконуться где-то самим.
        У входа в клуб молча стояли два огромных охранника в черных классических костюмах, прямо как люди в черном, только без солнцезащитных очков и бутафорских железных пистолетиков. Когда мы с Аней подошли, нас без слов пропустили внутрь, правда, слегка посмотрели наши сумочки.
        — А что, вход бесплатный?  — спросила я у Ани.
        — Для дам бесплатный, а для мужчин — 200 баксов. Можешь себе представить, даже в наш клуб вход с любого пятьдесят баксов.
        — Круто они залупили.
        Громкая музыка сотрясала пол и ударялась в стены, атмосфера клуба располагала к внутреннему релаксу и сексуальным утехам. Повсюду на стенах висели плакаты, на которых были изображены мускулистые мальчики с загорелыми телами. Стиль новомодного клуба был незамысловат, но притягателен. Там везде были сине-красные фонари, они светили отовсюду, даже от длинного металлического бара. Да, все было в железках, и барная стойка, и столики, даже пол был устлан крупными металлическими квадратной формы листами, ровно располагающимися на толстых шурупах. Прозрачная сцена танцпола буквально висела на нескольких металлических цепях, на ней уже работали два очень загорелых парня в обтягивающих белых штанах.
        Народу было не очень много, буквально четыре столика, за которыми сидели, уныло потягивая шампанское, четверо женщин бальзаковского возраста. Правда, два столика уже обхаживали стриперы и вели с клиентками задушевные разговоры.
        К нам подошел изящный молодой человек с широкой улыбкой на лице. Одет он был, как мне показалось, дорого, но безвкусно: черная стильно приталенная рубашка навыпуск с белыми по-модному мятыми штанами и черные крокодиловые ботинки.
        — Милые дамы, для вас специально VIP-места, вот здесь, пожалуйста,  — и он указал на центровые кожаные диваны со своим стеклянным столиком. Я заметила, что каждое такое VIP-место подсвечивали сине-красные фонарики, спрятанные наверху.
        Мы прошли к этим уютным диванам и посмотрели меню, аккуратно разложенное на каждом столике. Это интересно: помимо всяческой еды и закусок, также через меню можно заказать любого понравившегося танцора или официанта, бармена или даже менеджера. Любой каприз дамы исполнялся в этом заведении.
        Для начала мы заказали бутылку шампанского и тарелку с фруктами, что представляло собой порезанные бананы, очищенные киви, виноград без косточек, дольки ананаса и, конечно, классические груши и яблоки.
        — Здесь есть симпотные ребята, некоторых я уже заметила,  — прошептала мне на ухо Аня.
        — Давай посмотрим, кто тут есть,  — цинично ответила я.
        Я знала, что Аня обязательно закажет кому-нибудь приват-танец, у нее есть привычка трахаться в VIP-комнатах, то есть это своего рода ответная реакция. В женском стрипе снимают девочек, соответственно в мужском стрипе — мужчин. Поэтому ей льстило, что она, стриперша, за деньги может снять стриптизера. Она торчала от длинноволосых блондинов. В недавнем прошлом один такой белый красавчик кинул ее, и у нее бзик по этому поводу, и как только увидит более-менее смазливого блондина, то сперва заказывает ему приват, а позже предлагает переспать за деньги, если, конечно, ее не трахнут в привате за бесплатно.
        В отличие от Ани, я никогда не снимала танцора за деньги. Но спокойно могу заказать понравившемуся парню, например, танец у стола или даже в приватной комнате, но без сексуальных подводок, конечно. Не буду отрицать, что такое не случалось, но в те моменты я была очень пьяна и расслаблена.
        Худощавый официант со смешным хохлядским чубчиком открыл нам бутылку с шампанским. Он как-то комично или может нелепо выглядел, как нам показалось: надетая на тощее тело, абсолютно белая жилетка с такой же белой бабочкой на шее, а вместо штанов — обтягивающие шорты того же цвета.
        Я не выдержала и спросила:
        — Молодой человек, а это что, униформа? Вас так всех одевают или только тебя вырядили?  — Он немного растерялся от моего простого вопроса и даже слегка смутился.
        — Нет, мы все так одеты: официанты, бармены — все, кроме танцоров,  — и через секунду добавил: — А вам что-нибудь еще принести?
        — Мы тебя позовем, мальчик,  — ответила ему Аня.
        Она взяла в руки «Крейзи меню». И начала внимательно читать его.
        — Смотри, у них тоже увольнения есть, за штуку зеленых на весь день.
        А я ей говорю:
        — Ты же понимаешь, это типа по правилам, по-написанному, клуб с этого имеет больше, чем сам танцор, а ведь с ними можно и так договориться.
        — Может, увезем сегодня кого-нибудь на рандеву?  — с улыбкой предложила она.
        — Давай сначала посмотрим на всех, а там увидим.
        Мне ничего не хотелось, у меня жутко болел живот от уколов, так что я проглотила пару таблеток анальгина и ни о каком рандеву и думать не могла, от того, что ныл живот, начала гудеть голова. Но мне нравилось игривое настроение, Аня меня расслабляла.
        Танцоры менялись на сцене каждые минут двадцать.
        Сейчас двое работали на двух теток, сидящих за передним столиком. Но пробить этих теток на чаевые будет очень сложно, видимо, они в первый раз в подобном заведении и пока не знают, как себя вести. Я вам скажу, дамы, вас просто разводят. Будьте бдительны, берегите кошельки.
        Ребята, кстати, выглядели довольно-таки неплохо, оба, судя по мышцам, знают о тренажерке не понаслышке. Один из них, левее, как раз был во вкусе Ани: высокий, рельефный, беленький, но стрижка короткая, да и взгляд блядский. Второй, по-видимому, не в настроении сегодня мандить кого-либо, судя по его кислой мине и нежеланию работать. Но вот он увидел нас, взгляд его стал осмысленным, откуда-то появилась интересная улыбка, и он даже стал прикалываться, что вызвало у нас смех. Просто блондин реально и технично мандил испугавшихся теток и вовсю выплясывал перед ними, а второй инертно пародировал его, как на каком-то шоу пародистов и двойников, только волосы у него были темные и ростом был на полголовы меньше.
        Понимая, что от этих мертвых теть ему ничего не перепадет, блондин нашел нас своим зорким орлиным взглядом и теперь мандит нас с Аней.
        — Тебя кто-нибудь прикалывает?  — спросила Аня меня.
        — Пока не пойму. Этот блондин неплохой, но слишком звездный, а второй вроде бы ничего, только мелкий какой-то.
        Аня сделала жест рукой стоявшему неподалеку официанту.
        — Мы хотим заказать вот этим двум на сцене танец у стола.
        — Ты серьезно?  — немного удивленно спросила я.
        — А почему нет, хочу вблизи посмотреть.
        — Сейчас все будет,  — сказал ей официант.
        Он быстро вышел, видимо, звать менеджера по танцорам, а те двое уже все поняли. Через минуту человек-крокодиловые ботинки подошел к нам. Мы сказали ему, что хотим этих ребят, и он махнул им, мол, спускайтесь со сцены.
        Минут через десять два красавца уже работали вплотную перед нами.
        Приятно ощущать красивое тело, натренированное тело самца в сантиметрах от тебя. Это как в какой-то дурацкой песне, что, мол, ты дергайся, я за все заплачу.
        Как и полагалось, загорелый высокий блондин имитировал половой акт с Аней и по всякому прикасался своим восставшим членом через белый бандаж к ее ногам. А дальше интереснее — он почти задрал ее юбку так, что можно было увидеть ниточку ее черных трусиков. Еще немного, и он войдет в нее прямо тут. Второй, мелкий, был скромнее и гораздо менее профессионален. Видимо, он работал недавно, и все получалось у него смешно и нелепо, что не могло не прикалывать меня.
        — У тебя что, первый танец у столика?  — осадила его я.
        — Да не совсем, еще были,  — ответил он мне.
        Он так старался понравиться и произвести на меня впечатление, что ненароком рукой сдернул бокал с шампанским на пол, отчего искренне смутился. Меня все это забавляло.
        Он, видимо, решил реабилитироваться и уткнул свой нос в мою грудь, для меня это был слегка перебор, но не смущало. Время закончилось, танцоры, чмокнув нас в щеки, ушли снова в гримерку.
        — Что-то как-то время быстро вышло, тебе не показалось?  — искренне спросила Аня.
        — По-моему, все нормально, одна песня, или тебе мало? Тогда, может, ты ему закажешь танец в приватной комнате?
        Она посмотрела на меня с задумчивым видом.
        — А ты знаешь, я так и сделаю.
        — Давай-давай, расскажешь мне потом, как это было? А впрочем, я тоже закажу приват, чтоб не сидеть здесь одной.
        Мы сообщили гламурному менеджеру наши желания о приватных танцах. Он со своей лукавой улыбкой все быстро для нас организовал. По правилам, в приват идут сначала гости, а потом уже танцоры, так было всегда во всех стрип-клубах, не знаю уж почему.
        Аню менеджер отвел в ближний приват, он находился непосредственно на танцполе, только был слегка спрятан с тыльной стороны длинными темными занавесками.
        А я с любезностью была препровождена до дальнего привата, находящегося на небольшой территории чиллаута. Комната была совсем крошечная, но милая. Особенно тепло и уютно выглядел небольшой мягкий красный диванчик в форме сердца. Танцор не заставил ждать себя долго и в скором времени был на боевом посту.
        — Ты чего сел, парень? Давай танцуй, включи CD и потанцуй.
        Стриптизер, видимо, думал, что сейчас мы будем задушевно разговаривать, но фиг он угадал, таких разговоров мне хватает, а если уж я и захочу кому-то душу излить, то точно не ему.
        После моих слов он поставил что-то медленное и начал двигаться.
        — Только я тебя прошу, не лапай меня, я этого жутко не люблю,  — рявкнула ему я, после того как он начал, стоя на коленях, раздвигать мне ноги. Судя по всему, он был без бандажа, об этом говорило черное шелковое парео, откровенно висевшее у него на бедрах. Голова не переставала гудеть, и я решила, что мне поможет кокс. Достав из своей сумочки небольшую бархатную коробочку, я вынула сверточек и поймала взгляд парня.
        — Расслабиться хочешь?
        — Ну, давай, а ты не против?
        — А как ты думаешь, если я сама предложила?
        Сделав четыре дорожки, каждому по две, на обратной стороне моего зеркала, мы, свернув стодолларовую бумажку, сделали по затяжке.
        — Десну разотри остатками,  — поучила я его.
        — Тебя как звать?
        — Александра.
        — Саша!
        — Ненавижу, когда меня так называют, ты зови меня просто Алекс. А тебя?
        — Кирилл. А ты стриптизерша? Извини, конечно, просто это видно.
        — За что извиняться, «рыбак рыбака видит издалека», у нас с тобой еще по одной, давай добьем их.
        — С удовольствием,  — сказал пацан.
        Мы втянули еще раз, и это явно мне помогло. Боль в животе, конечно, еще была, но я не обращала особого внимания, нет, я не была наркоманкой, но иногда кокаин помогал мне справиться с той или иной стрессовой ситуацией, либо просто на тусовках.
        — Деньги зарабатываешь здесь?
        — Да, клуб новый, народу пока немного, так, на ставке обосновался.
        Нам уже было хорошо, и так как Кирилл хотел поговорить с самого начала, у него получилось.
        — Сколько лично у тебя гарантия?
        — Тысяча за ночь.
        — Я тебе скажу, Кирилл, тысяча за ночь еще не самые плохие деньги.
        — Да, не самые, но у меня две маленькие сестры, отца нет, а мать понемногу спивается, и все вырученные деньги я посылаю им в Воронеж, они там с бабушкой-пенсионеркой, у которой пенсия две тысячи двести пятьдесят рублей в месяц.
        — А здесь ты снимаешь что-то, или как?
        — Здесь, в Москве, что-либо снимать одному очень сложно, я себе не могу такого позволить, поэтому «клуб» немного спонсирует нас, танцоров. То есть снимают трехкомнатную квартиру, но нас там в каждой комнате по четверо тусуется.
        — И как часто работаешь?
        — Сейчас я в графике каждый день, с одним выходным. Практически живу в клубе, то репетиции ежедневные, то немного гантели побросать — на спортзал тоже не хватает лавэ.
        Пацан был забавный, все время говорил с улыбкой на лице. Я, конечно, не склонна к сентиментальности, но этот парень меня растрогал так, что я отдала ему ту свернутую сотку грин, через которую нюхали. Пусть думает, что есть и нормальные суки, помянет добрым словом. Шутка.
        Время вышло, он встал с пола и собирался уйти, и вслед ему я сказала:
        — Запомни, все, что ты делаешь, имеет большое значение.
        Он удивленно зыркнул на меня.
        — Это ты к чему?
        — Это я так, на всякий случай, удачи.
        Он ушел и закрыл дверь, я убрала свое добро обратно и вышла из привата вслед за ним.
        Аня уже ждала меня за столиком.
        — Ну и как там было, расскажи?  — с неподдельным интересом спросила она меня.
        — Да никак, ничего особенного, немного пообщались.
        — И все? Пообщались?
        — На большее желания не было, ну, а ты как с блондином?
        — Алекс, у него такая бомба в штанах, я офигела.
        — И что? Бомба взорвалась или нет? Хотя подожди, дай угадаю, судя по твоему лицу, все прошло, как ты хотела?
        — Не совсем, мне просто недостаточно вот этого, так что я с ним договорилась о встрече и бесплатно.
        Я говорила с ней и думала, что мне порядком надоело тут, и я предложила оплатить счет и разъехаться по домам. Кураж, который и так на ладан дышал, иссяк совсем. Но видимо, уеду я одна, так как у Ани запланировано на сегодня романтическое свидание с тем блондином.
        Расплатившись и попрощавшись с ней, я поехала в сторону дома.
        Однозначно, клуб мне понравился, и будь я не в таком состоянии, я б осталась подольше посмотреть на шоу. Наверняка через год это будет один из самых популярных стрип-клубов, ему просто нужно время на раскрутку, и богатые клиентки сами потянутся туда в поисках любви и секс-утех.
        На работу я приехала к одиннадцати, чтоб сделать мейкап и переодеться. Обычно, чтоб покрасить глаза, у меня уходит минут 40, а так как в зале очень приглушенный свет, то жирно подводить глаза просто необходимо, иначе лицо твое будет казаться прозрачным, как в фильме про невидимку.
        Кейблы (туфли на высоких каблуках)  — необходимый атрибут. Они могут быть разных цветов, из разного материала, разной длины. Многие отдают предпочтение гелевым с прозрачными каблуками, либо сделанным в виде сапог, они будут подороже, но выглядят поударнее, более вызывающе и подчеркивают дерзкий и непредсказуемый характер танцовщицы. Верхняя одежда, а она конечно же имеется в наличии, гиперсексуальна и коротка. Трусики должны быть заметны совсем чуть-чуть. Как правило, сшить такое откровенное платье можно, обратившись к портнихе, работающей в клубах для танцоров и танцовщиц, заказывают все, начиная от пошива бандажей и заканчивая всевозможными костюмами из кинофильмов. Для девчонок достаточно нескольких разноцветных платьев. Лично у меня полно коротких платьев: от кожаного в садо-мазной форме с крючочками и всякими металлическими феньками до самого обычного прозрачного из хлопчатобумажного материала. Это дело вкуса и настроения.
        В первом часу я на сцене. За те годы, которые я провела в клубе, а для меня он стал вторым домом, профессионально крутиться на шесте я научилась. Сначала бедняга хореограф Игорь меня учил, а после па… и тренировки, как говорится, количество перейдет в качество (как он сам утверждал). Так и у меня, и у многих девчонок — сначала все ноги в синяках и ободранные локти, но со временем к шесту очень привыкаешь.
        Кстати, об Игоре. Я не случайно назвала его беднягой. Дело в том, что Игорь был хореографом не только у наших девок, но он также ставил постановочные номера у модного мужского стрип-коллектива.
        Один из ребят из этого коллектива жил у Игоря и его жены дома, поскольку у того был дома ремонт, и Игорь предложил ему на время ремонта пожить у них. Ленка, жена Игоря, классная девчонка, бывшая стриптизерша. Впоследствии открыла свое дело по продаже нижнего белья и чувствовала себя очень хорошо, безумно любила Игоря и всем нам об этом постоянно говорила.
        Но один раз она днем вернулась домой и увидела интересную картину: у них в спальне на кровати стриптизер натягивал Игоря сзади. Она быстренько собрала свои вещи и ушла. Игорь умолял ее, плакал, стоял на коленях, говорил, что это было недоразумением, а Ленка ему в ответ:
        — Ладно бы ты с телкой был, это я бы еще пережила, но с пидарасом я жить не собираюсь, извини.
        Так она его и не простила, а Игорь постепенно начал спиваться, его уволили из клуба, и, по слухам, он продал свою квартиру по дешевке и уехал куда-то в деревню пропивать вырученные деньги. А Ленка уже два года живет с каким-то итальянцем и в основном у него дома в Милане. Грустно все это, но вернемся в клуб.
        Мистическое настроение от Deep forest плавно заполняло небольшое пространство зала. Много гостей сегодня собралось в нашем клубе, да и девчонок хоть отбавляй, аж двадцать восемь танцовщиц. Одни сидят без дела и ждут свою жертву, другие уже нашли и как коршуны или как вонючие пиявки облепили ошарашенного гостя и разводят его на консумацию, приват-танец или чай.
        Опс, какую-то куколку повели в медпункт, а что это она хромает и кровь на подошве ноги? Не повезло девчонке, видимо, кому-то нагрубила, ведь небось стеклышек в каблучки подсыпали. У нас это была излюбленная фенька. Так девчонки мстили за обиды, а кто-то из зависти и жадности. Помню, в начале моей карьеры одна попыталась такое сделать со мной, но потом очень пожалела, так как я сама застала ее за процедурой подкладывания стекла. Папе не сказала, а тихо заперла дверь и вспомнила все приемы рукопашки, которыми меня учил отчим лет в 16.
        Мне со сцены все хорошо видно, я четко секу, кто заходит в клуб и какого пошиба гости. Пришедший мужчина в строгом костюме долго и пристально смотрел на меня и немного смутил. Он вынул из бумажника три зеленых купюры в сто долларов, поманил меня пальцем, а я с рефлексом и грацией кошки подползла к нему на четвереньках так, что другим гостям было отчетливо видно мои тонюсенькие красные трусики, изящно обтягивающие сладкие места.
        Он аккуратненько засунул деньги за бархатную резиночку на левой ноге, обычно чаевые заворачивали именно за резиночки, не за трусики, как, например, у стриперов, им могли класть хоть в носки, а у нас, девочек, все было красиво и эстетично.
        — Я хочу заказать тебе прива,  — объявил он мне.
        — Закажи,  — ответила я.
        Я была совершенно голая, без всего, даже без трусиков. Таковы правила привата — никакой одежды у танцовщицы, кроме кошелька на ноге в виде резиночки. Приват — это особенное место. Чем оно особенное? Да все просто: гость тебя разводит на секс, а ты его на деньги без секса. Лукавое место. Он, молча, смотрел на меня. Внешне он был никакой: маленького роста, в очках, с залысинами на макушке, а спереди узкие, как у сучьих баб, губки. В общем, «ни о чем». В VIPе он уселся в мягкое кресло и, облизавшись, сказал:
        — Ты не будешь против, если я засуну свой язык тебе туда?
        Я офигела. Конечно, не в первый раз предлагают подобные эксперименты, но каждый раз, как в первый. Эти извращенцы думают, что здесь все потаенные желания осуществляются?
        — Я думаю, не стоит, я не очень люблю оральные ласки.
        Дальше было все интереснее: он расстегнул ширинку, вынул маленькую пипиську и начал ее дрочить тремя пальцами. Знакомая картина, не раз такое случалось в привате, тут надо играть по правилам и без.
        Я держалась в полуметре от него и сидя на полу изображала половой акт сзади. От моих выгибаний в спине он начал повторять одну фразу:
        — Кто твой папочка?
        Это вызывало у меня смех и истерику, я с трудом находила силы не заржать в голос.
        — Давай, детка, давай.
        Непонятно, правда, кому это было адресовано: его маленькой, невзрачной пипиське или мне.
        Тут я стала играть в его игру и помогать ему, но мне было дико смешно, я чуть не заржала, но все обошлось.
        — О, Малыш, ты просто чудо. Продолжай гладить его, меня это возбуждает.
        Он болезненно посмотрел на меня, по его лицу текли капли пота и попадали ему на рубашку, оставляя темные разводы.
        — Тебе нравится то, что ты видишь?
        — Меня это заводит, не останавливайся,  — сказала я с усилием.
        Он стал дергать с такой силой, что я подумала — так и инфаркт можно схватить. Он весь покрылся потом, даже белая рубашка, до конца застегнутая под галстук, становилась все более серой.
        — Вот так, вот так,  — приговаривал он самому себе.
        Через несколько минут все было закончено, причем с возгласом:
        — О да-а, детка.
        Он кончил прямо на пол, я еле успела отпрыгнуть к двери. Несколько секунд сидя приходил в себя. Потом резко встал, засунул все обратно, снова достал бумажник, отсчитав семьсот долларов со словами: «Ты прелесть», любезно засунул их под кошелечек на ноге и деловито ушел из привата.
        Я выдохнула и почувствовала мышечное и моральное утомление, а похожее происходит каждый раз после приватов. Если бы не истерический смех, который добавлял агрессии, послала бы его на х..й.
        Он
        За окном было темно и лил дождь, казалось, что он не кончится никогда. Я видел свое грустное и задумчивое выражение лица в отражении стекла. В моей памяти всплыли какие-то события из детства. Помню, что бабушка однажды заболела. В эти дни дедушка отводил меня в садик и забирал по вечерам. Он возвращался с работы поздно. А я, совсем маленький, мне было около пяти лет, точно так же как сейчас одиноко стоял у окна и всматривался в сумерки вечера. Ждал дедушку. Только вместо сегодняшнего дождя падал пушистый мягкий снежок. Всех детей уже разбирали, а я часто оставался один с уборщицей, она в конце трудового дня протирала полы шваброй, а я терпеливо ждал.
        Помню, как с двоюродным братом мы весело проводили летние каникулы в Подмосковье. Тогда я уже был постарше и учился в школе, а он поступал в медицинский институт. Я всегда честно дожидался, когда он закончит заниматься с репетитором, и дома в кресле засыпал на время его занятий, и когда репетитор уходила, я был вне себя от счастья, что мы снова будем вместе.
        Жаль, что столько хорошего остается позади, и только воспоминания ненадолго возвращают тебя обратно туда, где был счастлив.
        — Миха, собирайся, нам выходить через пять минут.
        Валерка был уже почти собран, я обернулся:
        — Сейчас, иду.
        — Ты чего загрустил?  — поинтересовался он.  — Окунулся в сентиментализм?
        — Да нет, просто в окно засмотрелся, отрешенность от настоящего, как в книгах по восточной медицине.
        — Возвращайся, пошли уже, а то на штраф налетим.
        Мы по-быстрому собрались и вышли из квартиры, которую снимали вместе уже больше года.
        По дороге поймали такси и по обычному пути поехали в «Крейзи Булл».
        Ах да, я не рассказал, что уже как год не работал в «Ящере». Сначала уволили меня, а через месяц Валерку. Отработав там около восьми месяцев, я многое понял, многое увидел. Сейчас я, можно сказать, переродился, стал более циничным, более холодным не по отношению к людям, конечно, а к своей жизни и к самому себе. Что-то мне постоянно не давало покоя, что-то меня внутри теребило. Похоже было на внутренний голос, который повторял одни и те же вопросы: «Для чего? Почему? Зачем?»
        Хочу вам поведать, по каким обстоятельствам я был успешно и быстро вытурен из клуба «Ящер». Меня оставили без зарплаты за целых три недели. Произошло это потому, что я, один из приглашенных на дачу к самому хозяину клуба, попросту не дал ему в рот и, поймав такси, смылся оттуда. За то, что меня так лоховски подставили, я чуть было не разбил мерзкую, похотливую рожу директора этого клуба. Он сам меня уговаривал поехать с ребятами к хозяину типа на «пати». Уверяя меня, что сам хозяин очень щедрый человек и к тому же гетеросексуал.
        А когда я внаглую позволил себе войти к директору с претензиями, мол, где моя зарплата, то моментом он вызвал отмороженных охранников, которые и выставили меня за порог. У Валерки все было проще. Его уволили за то, что он трахал каждую девку в лабиринте, а очередной умник баловался с зажигалкой, и в тот роковой момент, когда огонек зажигалки воспламенился снова, Валерка увидел в шаге от себя все того же извращенца-директора «клуба», который с наслаждением отливал какому-то молодому человеку в рот. Только вот любитель таких экспериментов, господин директор, тоже узрел Валеру, поэтому поспешил того уволить из клуба, чтобы никто ничего не узнал. О странностях и извращенских замашках директора ходили клубные легенды. Но кого это волнует?
        Через месяц уволили и самого директора, не знаю, по какой причине. Шоу Травести там по-прежнему отрабатывали, только в меньшем составе. Женя уволился, чувствуя, что клуб загибается, солистка Кила иммигрировала в другой гей-клуб, но карьера там не заладилась, и, по моим сведениям, она сейчас ничем не занята. Многие танцоры разбрелись по разным клубам. Менеджер клуба — Рома, говорят, уехал за бугор.
        После открытия «Крейзи Булл» многие танцоры из разных клубов ринулись туда, и мы в том числе. Это было забавно. Я и Валера просто тусовались по разным столичным клубам, этак впустую тратили время, как многие стриптизеры-неудачники из Москвы.
        Мы уже слышали от других танцоров про недавно открывшийся новый стрип-клуб для дам, и что называется он «Сумасшедший бык», в переводе с английского. Адрес нам ребята сказали, и мы решили не пройти мимо него.
        В клуб нас пустил сам хозяин, когда мы проходили типа мимо. А мимо ли мы проходили вообще?
        — Для вас, молодые люди, бесплатно, заходите к нам,  — любезно сказал седоватый старичок с длинной сигарой во рту. Недолго думая, мы зашли.
        В клубе мы встретились со старыми знакомыми танцорами, в том числе и со стриперами из «Ящера». Не успели мы с Валеркой с ними разговориться, как ребята как-то поджались и рассеялись из-за того, что к нам подошел тот седой старичок с сигарой и предложил нам кое-что:
        — Вы, ребята, неплохо выглядите, я плачу вам каждому по сто долларов за то, чтоб вы потанцевали на сцене всего 15 минут.
        Он взглянул нам в глаза, казалось, одновременно.
        Втянул аромат сигары и в воздух выпустил круговые дымки.
        Валерка и я были слегка ошарашены, но только слегка, нам уже не раз приходилось слышать от разных танцоров о странностях хозяина клуба. Мы переглянулись, и оба поняли, что попали, в «хорошем» смысле слова.
        — Да, договорились,  — ответили мы ему почти синхронно.
        Он ехидно улыбнулся, показывая ровные белые зубы.
        — Тогда на сцену, проходите через гримерку,  — сказал он нам.
        И, сделав жест менеджеру со словами: «Проводи ребят»,  — удалился с такой же таинственностью, как и подошел.
        Вот старый хрен, знает свое дело. А он его знал слишком хорошо, лучше, чем мы думали.
        В гримерке царила атмосфера дружелюбия и расслабухи. Один высокий светлый парень нас спросил:
        — Чуваки, а вы что, братья?
        — Мы? А что, похожи?
        Он посмотрел на нас еще, как бы примеривая.
        — Ну не знаю, просто в одинаковых майках, черноволосые, похожие габариты. Занимаетесь чем-то? Братья Кличко, прямо. Вы откуда, не из «Ящера» случайно? По-моему, видел вас там. Мы с ребятами тусовались там в «педрильнике», стебались над всеми, и там наверху танцпол клевый был.
        — Да, было дело, и там работали,  — сказал Валерка.
        Это все здорово, в том числе и то, что в этот раз в гримерке стоял крепкий запах пота и парфюма, в отличие от вонючего запаха «Ящера».
        Теперь я и вправду очень отличался от самого себя годом раньше. Изрядно поднабрав в мышцах после нескольких химкурсов, я и забыл, что когда-то восхищался и завидовал внешнему виду матерых стриптизеров. Теперь я сам был одним из тех, с кого можно было брать пример: широкий плечевой пояс, исполинская спина, рельефная грудь и точеный пресс. Я четыре месяца из спортзала не вылезал. Поэтому скромно ответил, что занимаемся иногда для себя, как обычно все говорят. Ребята одолжили парочку боксерских шорт и искренне пожелали нам удачи на сцене. Но тут, как всегда, было целое шоу, и диджей, сидящий сверху в диджейской, и миксующий треки, объявил в микрофон, что на сцене «Крейзи булл» специально для женщин, только в этот вечер танцуют два испанца. Мы с Валерой валились со смеху, скрыть щекотавший внутренности «ржач» было очень сложно, только благодаря некоторому опыту мы смогли с честью отработать пятнадцать минут. За что каждый, как и договаривались, получил по сто долларов.
        После сцены к нам подошел хозяин клуба и предложил составить ему компанию на втором этаже и выпить по стаканчику молодого французского вина. Мы не отказались, а для чего пришли?
        Официант принес на второй этаж бокал вина для него, а для нас с Валерой — железный чайничек в японском стиле с зеленым чаем, так как мы не пили и отказались от вина. Прежде, чем начать разговор с нами, этот дедок трепался минут 15 с кем-то и был явно не доволен.
        — Зовите меня Евгенич, ребята, если вы еще не в курсе. Я, как вы поняли, тут главный, и хочу сказать: у вас есть все данные для работы в этом клубе. Вы слышали, как девки визжали? Так вот, они будут приходить и тратить на вас свои деньги, но, кроме этого, я сделаю вам гарантию в тысячу долларов в месяц стабильно. Несмотря на ваше крейзи. Вы будете работать с хореографом и отрабатывать номера, тем самым участвовать в шоу клуба.
        Ему еще кто-то позвонил, но он со словами: «Не хочу говорить», проигнорировал звонок.
        Мы слушали и понимали, что этот человек — настоящий бизнесмен и что желание делать деньги для него стоит на первом месте.
        — Так что вы об этом думаете? И кстати, я представился, а вы нет.
        — Вы нам времени не дали, чтоб представиться,  — сказал я.  — Меня зовут Михаил, а это мой друг Валера.
        — Вы где-то раньше танцевали, что-то я вас не видел?
        — Вообще-то мы немного работали в «Ящере», слышали о таком?
        Он взглянул на нас, будто услышал знакомую мелодию, но в этот раз избавил нас от своей дорогой улыбки. Лицо его было напряженно и сосредоточено, он явно знал о том клубе.
        — Это клуб моего приятеля, но вас я там не видел,  — он отпил вина и добавил.  — Наверное, потому что там не было симпатичных ребят, да и клуб загадили совсем дешевки и извращенцы.
        Мне было приятно, что хоть кто-то разделял мои мысли по поводу «Ящерицы».
        И тут от Евгенича поступило одно предложение, но сначала он поинтересовался:
        — А вы квартиру вместе снимаете или же вы москвичи?
        — Нет, мы из разных городов и сейчас снимаем вместе двушку, а что?
        Он допил все вино и заказал еще бокал, пока мы неторопливо попивали свой чай.
        — Сколько в месяц платите за нее?
        — Триста долларов,  — ответил я.
        — У меня есть интересное предложение к вам, а что, если мы сегодня поедем ко мне домой и втроем поваляемся в ванной, вы не волнуйтесь, она у меня на пятерых человек. Вы сможете заплатить за квартиру за полгода вперед.
        Мы конечно же были ошарашены, но с деньгами были напряги.
        — Только в ванне поваляться?  — спросили мы.
        — Только поваляться в ванне и больше ничего, обещаю.
        Что нам оставалось делать — ничего, и мы согласились на эти условия.
        Мы еще раз заглянули в гримерку, в надежде, что останемся тут работать. В целом, у нового клуба была приятная аура и энергетика, тут хотелось остаться, чего не скажешь про «Ящер».
        — Ну что, вас взяли?  — спросил кто-то из пацанов, я пожал плечами.
        — Надеюсь.
        — Ну что ж, удачи, парни.
        — Спасибо.
        Шестисотый «мерседес» подъехал к сталинскому дому в центре Москвы. Из машины вылезли мы с Валерой, Евгенич и его охранник с абсолютно тупыми глазами. Охранник проводил всех до двери и остался за порогом.
        Неплохая квартира у этого Евгенича. Огромный шикарный зал с двумя мраморными колоннами посередине. Шикарные диваны и дорогущая мебель из редкого красного дерева просто кричали о помпезности хозяина. Каждая мелочь была произведением искусства, вплоть до золотой дюпоновской зажигалки размером с пачку сигарет, небрежно положенной на край стеклянного стола. Красиво жить не запретишь, подумал я, да и Валера наверняка думал то же самое.
        — Расслабляйтесь, ребята, чувствуйте себя как дома.
        Старик прошел в другую комнату, и до нас донесся шум льющейся воды.
        Мы присели на диван и только переглядывались между собой, и, скорее всего, мысли у нас были одинаковые, но я почему-то нервничал, каким-то странным получается наш прием на работу. Зачем-то нужно искупаться в этой ванне — это что, ритуал такой или просто дешевый развод?
        Видимо, старика вдохновлял фиолетовый цвет, так как он был всюду — и на потолке, и на стенах.
        В зал он вышел в огромном черном халате «Версаче».
        — Готово, ребятки.
        Я чувствовал себя скованно и нелепо.
        Пройдя через зал и попав в не менее большую комнату с тренажерами и солярием, мы сняли с себя одежду и зашли в ванну, больше похожую на «SPA-бассейн» в мини-варианте на пять здоровенных парней, да и девчонка тоже поместится.
        Вода бурлила из всех дырок этой ванны, от нее исходил приятный пар и аромат морской соли, щедро брошенной на дно хозяином.
        Когда все втроем мы сидели в ванне, разговаривали абсолютно ни о чем. Он задавал формальные вопросы. Почему решили заняться стриптизом? Каким спортом занимаетесь? Говорил, что у нас большое будущее, если будем работать у него в клубе. Все это он тер, практически не выпуская сигару изо рта. От мягкой теплоты воды и от нежных, как оливковое масло, солей я совсем расслабился и просто балдел до того момента, как…
        — Вы, наверно, думаете, что я пидор, мол, чуваков в ванну с собой посадил — это ваше дело. Если б мне кто-то предложил с ним в ванной поваляться, я бы тоже так решил. Но если честно, то меня прикалывают мужские тела. Я отношу себя к разряду креаторов-художников. Я восхищаюсь творчеством Микеланджело и его «Давидом», Рафаэлем и другими художниками. Я, конечно, не рисую картины, но помогаю некоторым ребяткам по жизни. Достаю им путевки в жизнь, и мне нравиться так поступать. Не скрою, сейчас одному пареньку 18-летнему заказал «Мерседес-230» только потому, что у него черты лица очень правильные.
        Он говорил это, наблюдая за нашей реакцией.
        — Когда я очень бухой, а это случается довольно часто, я деньги раздаю направо и налево, но четко контролирую процесс. Ребятки, я больше скажу, у меня в квартире здесь есть сейф, сейф с бабками, и, знаете, что я делаю каждое утро не зависимо от того, чем занимался вечером и ночью? Так вот, каждое утро я перед тем, как принять душ, подхожу к сейфу, набираю шифр из семи цифр, вынимаю денежки и пересчитываю их. Я всегда знаю точно, сколько там должно быть. Вот такие вот дела, ребятки.
        Наступила неловкая пауза.
        — А вы давно клубами занимаетесь?  — почему-то спросил его Валера.
        — Мечта всей моей жизни — работать в школе преподавателем русского языка. Но лет двадцать назад я встретил своего первого компаньона по бизнесу, и моя жизнь очень изменилась.
        Он опустил остаток толстой сигары в ванну, тем самым затушив ее, и громко спросил:
        — Ну, так что, будете работать у меня?  — и снова на его лице нарисовалась эта обманчивая улыбка.
        — Будем, да,  — синхронно ответили мы.
        Не успели мы еще насухо обтереться белыми махровыми полотенцами, как хитрый Евгенич поделил на двоих две тысячи долларов, тем самым оформив нас в свой клуб.
        Прошло около трех месяцев с нашей общей последней встречи, около трех месяцев жесткого режима и полноценной работы. Все, что требовалось от нас, а точнее от всех танцоров «Крейзи Булла»,  — это следить за собой, что включало системный поход в тренажерный зал, солярий, пилинги. Но самое главное требование «хозяина» — это постановочные номера с профессиональным хореографом.
        С Валерой у нас был дуэт, поэтому хореограф много проводил нервных часов с нами на отработке синхронных движений, что не могло не приводить его в бешенство до такой степени, что в гневе он кидал в нас все, что попадалось ему под руку: стул, зажигалки, пепельницу. В один такой приступ ярости он запульнул в меня пепельницу, которая чудом пролетела в миллиметре от моей головы. Но мы не сердились, мы были деревянные уроды, да и истерики хореографа вызывали у нас только смех, не более.
        Под конец мучительных месяцев репетиций у нас в арсенале было четыре готовых номера: ковбойский, с фонарями, с шинами и с маской обезьяны. Все они шли на ура, девчонкам нравилось, мы деньги получали, касса клуба, соответственно, свой процент тоже. Все получалось по прогнозам и обещанным словам Евгенича, только вот ставку в тысячу грина в месяц мы не увидели, как своих ушей. За первый месяц работы в клубе начальство заплатило нам по четыреста грин, а в следующий вообще ничего.
        Мы как-то попытались повозбухать, но всем было насрать, мол, хозяин не давал конкретных распоряжений на ваш счет. Мы понимали, что нас поимели, как лохов зеленых, да и сделать мы ничего не могли, не нравится,  — вали на хрен в гей-клуб. Разговор короткий, а поскольку мы прижились и идти было некуда, то мы работали и существовали только на «крейзи».
        Но кидали не только нас с Валерой, и других ребят тоже, как старых, тех, которые работали с открытия, так и новеньких. Проблемы танцора были меньше всего интересны хозяину. Он, мать его, бизнесмен, и весь бизнес построен на мясе, т. е. на стриперах. Их можно брать в аренду, менять, короче, использовать во благо клуба. А то, что многие нормальные и достойные ребята от такой жизни и от постоянного стресса превратились в ничто: скурились, спились, снаркоманились, опидорасились — это никого не волновало.
        И сами они ничего не могли поделать со своей жизнью, лишь немногие из бесконечного потока со всех городов России добивались успеха, а связано это было лишь с появлениями спонсоров либо женщин. Но повторюсь, многие покалечили себе психику не без помощи спонсоров, особенно со стороны геев. Но так ничего толком не добились, кроме шмоток, которые быстро выходят из моды и, в лучшем случае, подержанной иномарки. А те, у кого получилось с квартирой в столице, о тех, как правило, ничего не слышно. Лично я знал одного паренька, симпотного, высокого, накаченного, то есть тянущего на цифру 9 по десятибалльной системе стриптизера, на которого запала «рублевская» женщина необъятного размера в талии и жопе. Так вот, этот N-стрипер трахал и лизал ее двенадцать часов в сутки до мозолей на члене и языке, но был «вознагражден» новеньким X-5 BMW после месяца совместного проживания. Хорошо это или плохо — не нам судить, каждому свое.
        Я все это говорю, потому что стрип — это грязь и уродливое клеймо по жизни, давно убежавшее за пределы искусства. Пускай какой-нибудь «Тарзан» не рассказывает про то, как он умеет красиво и эстетично танцевать, пусть лучше он расскажет, что за этими танцами скрывается.
        Я опустил заднее окно «жигулей» — Валерка ехал впереди с пассажирской стороны — и, спросив разрешения таксиста, закурил свой «Парламент». За окном стоял март, весна. Несмотря на то что время уже было начало одиннадцатого и на улице еле-еле можно было разглядеть очертания домов, к тому же моросил дождик, настроение было приподнятое и, наверно, даже радостное от мысли, что скоро будет тепло, асфальт станет сухим и светлым от жаркого солнца, печальные и голые деревья в скором времени окрасятся в яркие зеленые краски, а любовь и свобода снова войдут в сердца людей.
        Мы подъехали к клубу и расплатились с таксистом.
        «Welcome to Crazy Bull» — это амбициозное название, словно гипноз притягивало людей. Побывавших хоть раз, тянуло туда снова и снова. Как я и говорил, аура и энергетика.
        Мы быстро прошли в гримерку, там жизнь уже вовсю кипела: кто переодевался, кто отжимался, кто нагеливал себе голову для модной прически, кто просто болтал и обсуждал вчерашних гостей, ведь самые любимые темы в гримерках — как накачать больше бицепсы, где купить неподдельную химию и кто и с кем потрахался в приватах. Еще обсуждают гостей — девушек, женщин, маромоек (так называют малолетних девчонок, пришедших на халяву и купивших в баре бутылку пива Korona, важно сосущих его из трубочек всю ночь, а утром, с открытием метро, уезжавших домой).
        Шустрый менеджер Альберт, подбежав к нам, отругал меня за то, что я не побрился, Валерке тоже досталось за то, что пожирнел слегка и живот заплыл.
        — Любимое занятие — мозг взрывать у этого еб***го Альберта. Раньше был тише воды ниже травы, а сейчас, бля, вырос, умник,  — возмущенно выразился Валера.
        — Слушай, да он вообще раньше гребаным официантом был в гей-клубе, помнишь, в том, где все халдеи в обтягивающих колготках ходили,  — поддержал Валерку Серега по кличке «Гном», технично отжимаясь между большими барными стульями.
        — Да ладно, чего вы наехали на чувака, ну был халдеем, ну был грешок, с кем не бывает, в целом-то он нормальный, когда кокс не нюхает,  — сказал я своим ребятам. Тогда я еще не знал, как ошибся насчет Альберта. Он показал себя во всей красе чуть позже.  — Кстати, парни, через пять минут антре. Кто пропустит, опять на штраф нарвется, сегодня снова этот стукач-официант, забыл его имя, он, как всегда, пожалуется Альберту, а тот Евгеничу, а дальше крандец всем,  — добавил я с акцентом на стукача.
        Под фанфары все танцоры, обмотанные разными флагами, вылезли на сцену. Я обратил внимание, что зал просто ломился от гостей. Я забыл про то, что должен был побриться, и стоял позади всех, чтобы первым уйти перед шоу-программой, а наш номер с фонарями был по счету вторым. Косясь на толпу, я понял, что времена «Ящера» канули в небытие и наступили другие, более модные, с крутыми декорациями по-имени «Крейзи булл». Все как в компьютерной игре, та же игра, только левелы меняются.
        Первым номером в шоу-програме была «Колбаса» (название постановочного номера): два танцора синхронно работают под быструю музыку Scooby-doo, а на второй трек раздеваются.
        Валерка вовсю отжимался между тех стульев уже в сшитом костюме, а я, напялив только штаны и тяжелые ботинки, заканчивал подтягиваться на перекладине. Объясню почему,  — перед выходом на сцену танцор делает различные упражнения, самые простые, например, отжимания от пола для пампинга в мышцах (прилив крови раздувает вены и мышцы).
        Я спрыгнул с турника, надел куртку для номера и снова вошел Альберт, но я подпрыгнул к нему первый.
        — Вот смотри, кожа как у младенца,  — сказал я ему, уже побрившись.
        — Совсем другое дело, на работу надо ходить опрятным, Миша.
        «А вот без последней фразы обойтись ты не мог»?  — подумал я.
        — Где Кобель?  — крикнул Альберт в сторону мышечных ребят.
        — Здесь все такие,  — с юмором ответил ему Гном.
        — Чья бы мычала?!  — ответил Альберт.
        — Так что, Кобель здесь или исчез? Я его только что на сцене видел,  — продолжил менеджер.
        — Да тут я, просто sms-ку писал,  — почти извиняющимся тоном сказал Дима по кличке Кобель. Ребята дали ему эту кличку за то, что Дима мог засадить любой даме прямо в зале, ничуть не стыдясь народа, окружавшего его.
        — Выходи, у тебя приват,  — сообщил ему Альберт.
        — Это круто, начало вечера и уже приват,  — бросил в сторону Кобеля красавчик Кроха.
        — Ты сначала так трахать научись в зале, Кроха, и у тебя приваты будут всегда,  — рявкнул Алекс.
        Кобель довольный собою гордо вышел из гримерки.
        — Все, с богом, пошли,  — сказал мне Валерка. Мы ударили по рукам, отсчитали до трех, и фонограмма пошла.
        На сцене появился туман и нечеткие фигуры двух крупных стриптизеров в черных космических костюмах. В зале было темно, и только прямые светлые лучи наших фонарей, как лазеры, пробивали эту тьму сквозь лукавый дым. Мистическая и завораживающая музыка постепенно набирала темп.
        Я четко чувствовал драйв, пронзавший меня насквозь. Эти новомодные движения мы знали как свои пять пальцев и поэтому работали синхронно, даже не видя друг друга, только чувствовали.
        Возбужденные женские голоса доносились с каждого сантиметра живого зала. Я не видел ни одного лица, все происходило на полном автомате. Мы — стопроцентные стриперы, четко знающие свое дело.
        Драйв первого трека заканчивался, и мы доделывали движения в последнем блоке. Мы отключили ручные фонари, поскольку они больше не нужны, сцену осветили красно-синие прожекторы, и под медленную и красивую мелодию RFA мы начали спускаться в зал к готовым жертвам. Я подошел к какой-то блондинке в короткой джинсовой юбке, чтоб не пришлось ее долго раздевать, посмотрел в ее большие выразительные глаза, взял на руки и понес на сцену. Она слегка повизжала, но не сопротивлялась.
        Обычно я не вижу Валерку на сцене в этой части номера, потому что не всякая девушка согласится помочь тебе доработать номер, и ты до конца песни как лох будешь искать ее, получив тысячу отказов. Поэтому с самого начала стрипер должен проявить максимум уверенности, включить все свое обаяние и почти влюбить в себя женщину. Если честно, у меня ни разу не было таких отказов, и у Валеры тоже.
        На сцене я любил ее, не в прямом, конечно, смысле, я играл, и всем эта игра нравилась.
        — Как тебя зовут?  — спросил я ее, когда положил на сцене.
        — Аня,  — испуганно ответила девушка.
        — Анечка! Ничего не бойся, я не стану тебя раздевать, ты только поддавайся мне — это лишь имитация секса.
        Я вкладывал максимум нежности и искренности в свои слова, и, как правило, это отлично работало.
        — Хорошо, как скажешь,  — доверительно отвечала она.
        Пока мелодия играет, ты должен подчеркивать припев. Мы стояли с Аней на сцене, и я видел Валерку, имитировавшего половой акт с какой-то симпатичной брюнеткой.
        Аня обхватила меня руками и на припев песни резко снимала части костюма, точнее это были мои руки, держащие ее, под конец она раздела меня полностью до бандажа. Под аплодисменты мы провожали своих дам со сцены.
        — Хорошенькая мне попалась девочка,  — сказал мне в гримерной Валерка.
        — Да, сексуальная девка,  — подтвердил я.  — Мне тоже ничего, ноги красивые.
        После того как я переоделся в танцорскую одежду: черную майку на лямках и белые облегающие штаны из латекса на длинных молниях по бокам, то захотел выйти в зал поглазеть.
        Я ловил на себе разные взгляды людей женского пола: вот та девочка, которая сидит за барной стойкой и делает вид, что разговаривает по мобильному телефону, явно чего-то хочет. Но я не узнаю, что именно, так как знакомиться с парнями первой — противоречит ее принципам, а к ней подходить я не собираюсь. Вот эта белокурая симпотная женщина, которая сидит за столиком и общается со своими подругами, с большой охотой перепихнулась бы со мной в привате, судя по ее воздушным поцелуям в мою сторону и голодным глазам.
        Не успел я прислониться к стенке, чтоб посмотреть номера ребят дальше, как к моему уху незаметно подплыли мерзкие пухлые губы Альберта.
        — Ты где был? Я тебя ищу везде, ты переоденься, у тебя приват сейчас,  — прошептал он мне, и я поинтересовался:
        — А с кем?
        — Стриптизерша из «Зависти Богов».
        — Да ты что? Это интересно.
        Это действительно было интересно, обычно такие приваты — стопроцентная гарантия секса.
        Я принял душ, прыснул «Фаренгейт», намотал черное шелковое парео на бедра и в сопровождении Альберта отправился в приват-комнату.
        Когда я вошел, то увидел в полумраке фигуру девушки, уютно расположившейся на тесном красном диване.
        — Как тебя зовут?  — нежно спросила она.
        — Михаил,  — спокойно ответил я.  — А как зовут прекрасную даму?
        — А прекрасную даму зовут Аня,  — и добавила: — Мне понравился ваш номер, особенно вторая его часть, очень чувственно.
        Я уже знал, что Аня стиптизерша и что она просто втирает мне, ведь у нее есть конкретная цель.
        — А чем ты занимаешься? Судя по твоей точеной фигуре, скорее всего фитнесом, угадал?
        — Ну, иногда я посещаю фитнес-клуб, а вообще-то я танцую в «Зависти Богов»,  — гордо ответила Аня.
        Я сделал вид, что удивлен и подыграл ей.
        — Да ты что, а я так и подумал, когда увидел тебя. Такая симпатичная молодая девочка с прелестной фигурой в привате!  — интересно, что после моей фразы она подумала? Что здесь все такие болтуны?
        Недолго думая, я подошел к ней вплотную, почти так, что мой восставший член, ломясь через бандаж и тряпку, чуть не уперся ей в лицо. Через какие-то секунды я лапал ее везде, где хотел и куда могли добраться мои пальцы.
        — Какой ты шустрый, хочешь, сегодня поедем ко мне, и у меня дома займемся этим?
        Недолго думая, я согласился. Всегда приятно трахнуть хорошенькую стиптизершу.
        Она достала квадратик бумажки, что-то там начеркала и протянула мне:
        — Держи, это номер моего мобильного, на всякий случай, но я намерена тусоваться всю ночь, так что ко мне мы поедем утром вместе.
        Я вышел из привата в приподнятом настроении, и лаве срубил за него и позже развлекусь вдоволь, в этом и есть преимущество стриперской профессии. Это приблизительно как в порнокино: ты можешь заняться любовью со многими красотками, которые мало кому дают в обычной жизни.
        — Как все прошло с «Завистью Богов»?  — спросил Валерка меня в гримерной.
        — ОК, утром к ней поеду, ути-ути сделаю.
        — Ути-ути — это хорошо!  — одобрительно сказал он.
        В гримерку снова забежал Альберт.
        — У тебя приват!  — сказал он мне.
        — Да все ОК, он у меня уже был, только что оттуда ушел.
        — Нет-нет, ты не понял, у тебя следующий приват, и он тебя уже ждет,  — загадочно произнес Альберт.
        Я был крайне удивлен.
        — Он — это кто?
        — Иди, узнаешь сейчас, хотя он мне сказал, что вы знакомы.
        Этими фразами Альберт наверно хотел подковырнуть меня, но мне было наплевать, я слегка напрягся.
        — Но вряд ли это так,  — добавил он.  — Ты же у нас натурал, иди быстрей.
        Во второй раз зайдя в приват-кабину, я увидел человека уже знакомого мне, когда-то мы встречались в точно таком же привате, и это было в «Ящере», а звали его Юрий Леонидович, или просто Юрий, как когда-то сказал он мне.
        — Привет, Миша, видел на сцене тебя, ты стал настоящим мужчиной со всех сторон. Значит, ты теперь в самом модном клубе Москвы работаешь?
        Я подошел ближе к нему:
        — Давно я вас не видел, Юрий, а вы сбрили свои усы?
        Он расхохотался:
        — Ты первый, кто заметил, даже мои охранники долго и наивно полагали, что я пластику сделал, правда, на полном серьезе.
        Он сидел на диване, расстегнул ширинку, с трудом достал вялый член и самозабвенно принялся дрочить, при этом Юрий не менял своего тона и также спокойно и мило беседовал со мной.
        — Тебе сейчас сколько уже лет?  — спросил он меня, поддрачивая член.
        — Когда мы виделись в последний раз, а это было год назад, мне было 17, соответственно, сейчас восемнадцать, а можно я спрошу вас?
        — Конечно, спрашивай — ответил Юрий.
        — А вам охрана зачем? Вы что, какая-то крупная шишка или вас убить хотят?
        Он рассмеялся еще раз, но скромнее:
        — Я не крупная, как ты говоришь, шишка, но кое-что имею. Я бизнесмен, у меня много всяких вложений, сейчас меня интересует недвижимость. А моя охрана в основном от мелких хулиганов. У меня был случай, лет семь назад в Лондоне. На меня в парке вечером напали двое бритоголовых, пырнули меня в живот, отобрали все вещи: и часы, и валюту, правда, рубли мне оставили, но обидно было, как ребенку, до слез.
        Какая душещипательная история, подумал я, сейчас расплачусь у него на плече.
        — Миш, а ты не мог бы потрогать его у себя?  — спросил он меня.
        — Боюсь, у меня он не поднимется таким путем,  — спокойно ответил я.
        — А ты подумай о свое девушке.
        — С удовольствием, но у меня нет девушки.
        Тогда Юрий Леонидович вынул из внутреннего кармана своего серого пиджака двести долларов.
        — Может так получится, постарайся, пожалуйста.
        За двести баксов, просто чтобы он встал, совсем не дурно, я не был против и, достав из бандажа свой мягкий член, принялся его дергать, закрыв глаза и представляя, как утром займусь сексом с Аней.
        — Вот это да! Какой у тебя большой и ладный прибор, все бабы прутся, наверно?  — откровенно прокомментировал Юрий.
        — Может быть, не знаю.
        — Да ладно, хорош дурака валять, присядь лучше. Ты сможешь взять в рот?
        От этих долбаных слов я весь покрылся потом:
        — Ты что, старик, охуел, я не сосу члены и не подставляю задницу, ты не по адресу обратился и тем самым очень меня оскорбляешь.
        Сказать, что я взбесился, ничего не сказать.
        — Я вижу, что ты настоящий мужик и натурал, иначе не заказал бы тебе приват. Если честно, я никак не воспринимаю педовок, они жалки и слабы, а может, я тогда возьму у тебя в рот?  — спросил он.
        — Да я не занимаюсь этой ерундой, как вы не поймете,  — пытался я объяснить ему доходчиво и вежливо.
        — Расслабься, я это вижу, на, возьми, это твои деньги,  — и он указал на две купюры по сто долларов, вальяжно лежащие на диване, также он протянул мне свою визитку.
        В гримерке я долго просидел в раздумьях на тему, что этот голубой народ как тараканы — повсюду. Не знаю, как другие танцоры реагируют на них, но меня все это не прикалывает. Мерзковатый осадок и долгие сраные отголоски внутри после такого.
        Я, конечно, знал, что были ребята, тщательно скрывающие, что они спят за деньги с пидорами. Стриптизный мужской бизнес непосредственно связан с голубями, и рано или поздно каждый с этим сталкивается, даже самые закоренелые натуралы склонялись со временем к такому опыту.
        Самой значимой и главной причиной, по которой танцоры, ломая свои жизненные принципы, устоявшуюся мораль и психику, ложились в кроватку с этими, были, конечно, деньги.
        В этот странный вечер я еще несколько раз выходил на сцену, просто колбаснуть, и видел эту Аню, она или танцевала, или просто сидела на диване со своей подругой и что-то обсуждала. Вероятно, девка решила оттянуться после веселых танцев у себя в клубе. Им-то достается похлеще, чем парням. Там извращенцев хватает, и воображалка у любителей клубнички работает не дай бог. По крайней мере, я от самих стриптезерш слыхал такое, что мало не покажется.
        Под утро я подошел к Ане и сказал, что готов ехать с ней. Мы договорились, что встретимся через двадцать пять минут на выходе.
        — Сделай все красиво и кинь за меня деревяшечку,  — попросил меня Валерка.
        — Ты же меня знаешь, некрасиво не умею,  — смеясь, ответил я.
        Мы ударили по рукам и договорились, что созвонимся сегодня, когда проснемся.
        Валерка посмотрел на меня своими уставшими и пьяными глазами и искренне сказал:
        — Слушай, старик, хорошо, что ты у меня есть! Не было бы тебя, мне тут было бы не по себе!
        — Друг, все хорошо, я тоже рад, что ты у меня есть, без тебя я бы здесь не работал.
        Я прыгнул на переднее пассажирское кожаное сиденье «мерседеса» и поставил свою нетяжелую спортивную сумку себе на колени.
        По дороге мы о чем-то неважном болтали. Аня рассказывала мне, как ей нравится творчество певицы Sonic, а, в частности, произведение Sky. Я болтал с ней и случайно повернул голову назад, и мой взгляд упал на кого-то, почти свернувшегося в клубок, как домашний котенок после того, как с ним поиграли дети.
        — А это кто? Она перепила, что ли?  — шепотом спросил я у Ани.
        — Это подруга моя, тоже из «Зависти Богов». Да вроде нет, спит, наверно, просто.
        Заехав в просторный двор, Аня припарковала свой мерин у высокого кирпичного дома.
        — Алекс, просыпайся, мы приехали,  — ласково погладив девушку по каштановым волосам, сказала Аня.
        — Мы приехали к тебе?  — спросонья спросила девушка.
        — Ко мне, ты же помнишь, что я не одна.
        Я понял, что она говорит обо мне.
        Поднявшись втроем на одиннадцатый этаж в большую трехкомнатную квартиру Ани, мы сняли с себя верхнюю одежду и, особо долго не церемонясь, я почти под руку отвел Аню в спальню, хотя в этой квартире я был в первый раз, но как ясновидящий попал в правильную комнату. Мой голод разрывал меня изнутри, и, скинув одежду с себя и Ани, я повалил ее на роскошную белую кровать. Я имел ее во всех мыслимых и немыслимых позах. Нет смысла описывать этот животный секс, лишь скажу, что все было замечательно и дико.
        Я лежал у нее в кровати, положив правую руку себе за голову, и понимал, что такое у нее далеко не в первый раз, все было со всеми девушками одинаково: ты знакомишься или знакомятся с тобой, немножко флирта, улыбок, и дело сделано. Я, правда, сейчас говорю только про стриперш, хотя какая разница? Женщины в конечном итоге все равно раздвинут ноги, не тебе, так другому — это правда жизни. И мне это по хрену.
        Я чувствовал внутреннее опустошение и холодное безразличие ко всему, что меня окружало: эта стриперша, лежащая рядом, повернувшаяся ко мне жопой, эта пафосная кровать, на которой вчера был один, а завтра третий, либо сто третий, а где-то между ними задумчиво тусовался снова я со своими вечными мыслями. А еще меня просто выводили из себя огромные антикварные часы, стоящие напротив, с действующим на нервы своим идиотским тиканьем. Пошло все к чертям собачьим, решил я и вырубился на краю этой пафосной кровати.
        Теплый лучик солнца воткнулся мне в лицо и разбудил меня. Я встал с кровати, обмотался простыней и тихонько погреб в ванную комнату.
        После теплого душа я вышел на кухню и увидел двух девушек: одной была Аня, а другой, видимо, та, вчерашняя, но, о Боже, я не глядел на нее вчера, за что себя уже возненавидел,  — это был настоящий ангел. Ее лукавые карие глаза смотрели на меня, маленький аккуратный носик подчеркивал ее аристократичность и сексуальность, пухлые ровные губки периодически прикасались к сигарете. Ровная изящная шея дополняла ее ласковые плечи, а шикарная грудь неприлично выпирала из-под тонюсенькой черной кофточки. Она нежно курила и не менее нежно и эротично сбрасывала пепел с сигареты.
        Сколько я мог так стоять на кухне голый и обмотанный белой простыней? Да целую вечность, только чтоб любоваться ею.
        — Здрасте,  — после длинной и странной паузы еле-еле произнес я.
        — С добрым утром, а точнее уже с вечером,  — ответила мне Аня.
        А эта девочка ничего не сказала, видимо, решила, что я мудак.
        Я переоделся и снова пришел на кухню, чтобы поболтать с ней. Мне было глубоко наплевать, что думает обо мне Аня и что она вообще думает.
        Я взял в руки чашку с чаем и первым нарушил молчание:
        — Как тебя зовут?
        — Алекс,  — спокойно ответила девушка.
        — А меня Михаил, очень приятно.
        — Мне тоже,  — слегка улыбаясь, сказала она.
        — Классно, что тебя зовут Алекс, тебе идет.
        Она ничего не ответила, просто удивленно на меня зыркнула.
        — Ты работаешь в стрипе, да?
        — Да, в «Зависти».
        — Давно?
        — Лет пять, а что?
        — Нет, ничего, просто спросил.
        — А ты давно танцуешь в «Быке»?
        — Да нет, еще и полгода не прошло.
        — Ты борьбой занимался?
        — Почти, только не борьбой, а боксом, но это было давно, когда еще в школе учился.
        — Я люблю смотреть бокс, мне очень нравится Холифилд.
        — Если честно, то впервые вижу девушку, которая знает кого-то из боксеров, кроме Тайсона, удивительно.
        — Он просто красавчик, поэтому запомнила, как его зовут.
        — Мне тоже нравится, в какой он форме.
        Мы еще болтали о том о сем, я совсем не обращал внимания на Аню, хотя она иногда встревала в наш разговор, но раздражала меня. Я только сегодня разглядел, какая она никакая по сравнению с Александрой.
        Мне нужно было уже двигать домой, чтоб вечером снова выехать в клуб.
        — Ты сегодня работаешь?  — спросила меня Аня.
        — Да, сегодня воскресенье, моя смена, в такой мертвый день тоже бывает народ.
        Я допил остывший и не ароматный чай, со всеми попрощался и вышел на улицу ловить такси.
        Всю дорогу в машине я думал о ней, и это странно, за время работы я перевидал большое количество девушек, но ни одна не производила на меня такого впечатления. Но ничего, успокойся, скоро это пройдет, говорил я самому себе. Расплатившись с таксистом, я побрел к подъезду, достав ключ из кармана куртки, открыл дверь и вошел в съемную квартиру, в коридоре, как всегда, валялись пакеты с мусором, видимо, они будут находиться на полу еще долгое время, пока не провоняет вся квартира. Аккуратно разделся, снял тяжелые ботинки, была мысль, что Валерка спит, не хотелось его разбудить. Прошел в комнату, но Валерки не было, да и обуви его я не заметил в коридоре. Открыл дверь в комнату, где спал я, но и там Валерку не обнаружил, должно быть, танцор где-то заклубился или затрахался, что, в сущности, одно и то же. Мне было так хреново, что я даже не хотел знать, который сейчас час, что происходит в мире, какая погода за окном, кто отец кролика Роджера, кто шлепнул Кеннеди и какой козел придумал мужской стрип, да и ответы на другие вопросы, мне все было по фигу. Ведь сегодня мне снова на сцену и людям, которые
смотрят, будет снова на меня насрать, и мой внутренний мир им тоже безразличен.
        Я упал в рваное матерчатое кресло и взял в руки заляпанный глянцевый журнал про бодибилдинг, но я его просматривал уже не менее тысячи раз, поэтому каждую страницу знал почти наизусть. Это настоящая сортирная привычка, садишься на унитаз, берешь б/у журнал, а он в очередной раз живой и активно помогает перестальтике. Надо же, сейчас в журналах такого рода активно пропагандируют анаболические стероиды. А пяток лет назад о подобном боялись писать, а если что-то и было, то в статьях такого рода говорилось о вреде приема. Если честно, не отказался бы от приема стероидов (жаль, что мышцы за счет здоровья, да и денег нет на химию). Хреново только одно, то, что эти химические мышцы сдуваются, как гелевые шарики после прекращения курса. Сотни четыре-пять за качественную «форму» надо выложить, а лавеэ нет, и пока не предвидится. Да может, это и к лучшему.
        Я смотрел, смотрел, а глаза слипались, но нашел в себе силы отправиться в душ, после чего уткнулся носом в подушку на пару часов. Очнулся снова как в бреду, не понимая, где я и кто я. На автомате отправился заваривать себе геркулес и делать растворимый кофе. Снова в душ. Собрался, казалось, за минуту, как в армии, хотя там не был и не особо горел желанием попасть. Собрал плохо пахнущие кульки с мусором и отправился на работу. Забавно звучит — работа, забавно, если не сказать больше, я бы назвал это — долбоебизмом.
        — Мих, проснись, слышь! Алло, гараж, просыпайся.
        Я открыл глаза и увидел Валеру, стоящего надо мною, я уже был в клубе и пока в гримерной. Сидя на уютном диванчике, я читал «Отель» Хейли, но незаметно для себя уснул.
        — Подвинься, дай я присяду, сейчас тебе расскажу историю интересную,  — он присел на диван.
        — Подожди, а ты где был-то? Тебя же дома не было, когда я приехал?  — спросил я его.
        — Ну, так я сейчас расскажу тебе. В общем, вчера, когда ты уже уехал с этой телкой, сюда приехала моя «любимая» (так он называл одну из своих клиенток, она мало чем отличалась от других, если не брать во внимание тот факт, что вес ее был сто тридцать пять кило). Короче, мы с ней здесь нажрались, я обзаказывался виски, а она обожралась абсента, можешь себе представить? Она мне говорит, поехали сейчас в гостиницу «Мариот», у меня там огромный номер, там коксика нюхнем пару разочков. Я ей говорю: с радостью, и просто так, ради прикола ляпнул: две штуки баксов дай, мне срочно надо долг отдать. Она говорит, если сейчас со мной поедешь и трахнешь хорошенько, то я тебе пять дам. Что ты думаешь, я собрался за какие-то секунды. Правда, она еле-еле вылезла из-за стола. Хохма, конечно, хорошо, что почти никого не было, и Альберт тоже уехал. Вышли на улицу, подъезжает «Брабус Гелендваген», а я не знал, на какой тачке она ездит. Она, наверно, говорила, только я забыл, всегда с ней в хлам нажираюсь.
        — Слушай, давай уже дальше к финишу,  — поторопил я.
        — Короче, приехали мы в «Мариот», у нее там апартаменты просто нереальные, в футбол гонять можно, в общем, обдолбались прямо на полу кокса, я ей говорю: мне что-то хреновенько, пойду в ванну, щас приду. А она мне: давай, я трахаться хочу, быстрей давай. И чего ты думаешь? Выхожу из ванны и вижу это немыслемое чудовище, как в самых вонючих ужасах, лежит около кровати в полуспущенных шестидесятого размера трусах, мордой в свою блевотину. Ее по дороге к кровати стошнило, и она так и уснула в ней.
        — Ни хрена себе отстой,  — мне было смешно.
        — Подожди, это еще не все, это еще цветочки. Я охреневший стою и не знаю, что делать. Но чувствую, чем-то невыносимо воняет от нее. Я, короче, нос пальцами заткнул и приблизился к ней почти вплотную, чтоб посмотреть, может она заодно и в штаны наделала. И что ты думаешь? Так оно и было, бля буду, она, как корова, насрала огромную кучу дерьма, которое везде расплылось. Я сразу же побежал в сортир блевать, да там и уснул, а когда проснулся, то она уже выхаживала деловито с вопросом, засадил ли я ей.
        — И что ты ей сказал?  — спросил я.
        — Я сказал, что трахал ее два часа, а когда пошел в душ, то там и уснул.
        — А что на счет лаве?
        — Она мне две штуки дала и сказала, что еще завезет на днях.
        — И ты в это веришь?
        — Да мне все равно, двуха-то у меня есть.
        — Ну и свинья эта твоя «любимая», где ты ее нашел вообще? Или она тебя нашла?
        — Если честно, то трезвый я никогда, и ни за какие бабки ей засадить не смог бы,  — искренне произнес Валера.
        — Издержки работы,  — сказал я ему, похлопал его по плечу и дружески обнял.
        Где-то через полчаса тесная и маленькая гримерка была уже заполнена ребятами.
        У всех было классное настроение, ребята общались, травили анекдоты, рассказывали про себя: как начинали, как пришли к этой работе, например, наш Кобель рассказал, что раньше был профессиональным спортсменом и играл в американский футбол за юниорскую сборную России. Из-за травмы плеча бросил любимое занятие, а потом два года был в запое и не выходил из квартиры, только видик смотрел и водку пил до того момента, как не увидел передачу по TV про стриптизера, который точно так же пришел в стрип из нищеты и очень высоко поднялся. Женился в итоге на красивой девчонке, у которой папа нефтяник. Эта история подстегнула Кобеля отправиться в спортзал, и через месяц уже в неплохой форме он пришел в клуб. А Сашку-Локтя — симпатичного, высокого, атлетичного пацана, в стрип привела трагедия. Его мама ехала в такси к сестре на юбилей и попала в жуткую аварию: на гололеде на встречку выехала маршрутка и, не справившись с управлением, в лоб столкнулась с такси — водитель насмерть. Его мать сидела на пассажирском сиденье спереди, и ее так зверски зажало, что пришлось применять автоген, чтоб вытащить, а когда
достали, то выяснилось, что как-то незаметно ей оторвало обе ступни, но от шока и боли она уже была без сознания. А ей всего лет 40. Поэтому Локоть работает как сумасшедший, ездит по всем клиентам подряд, трахает за бабки и женщин и мужчин, у него давно стерлись все жизненные позиции и принципы, он просто делает своей матери каждый день праздник.
        Вот такие истории и судьбы в нашей тесной гримерке. А лично я все время думаю об отце и, как только подкоплю достаточно денег, то сразу же поеду в Алтайский край, чтоб перевести его поближе куда-нибудь, в тюрьму Московской области, где не такие жесткие условия, иначе там ему пиздец с его больной печенью.
        В эту ночь все танцоры нажрались и на сцену вылезали с улыбкой на лице. На одном из номеров Кобель на сцену вытащил офигительную телку: красивую, ухоженную, но жутко пьяную, хотя она все прекрасно понимала. На сцене нетрезвый Кобель завел ее своими пальцами, а после номера, уже совершенно голую, притащил в гримерку, повалил на диван и начал трахать, а девка с довольной физиономией предложила остальным присоединяться. Ее имели во все дырки, даже официанты и бармены заходили в гримерку полакомиться ею. Весь персонал ее отымел, а некоторые и не по разу, а ей все мало.
        Древние Калигуловские оргии по сравнению с этим грязным похотливым извращенством — просто детские утренники. При этом девчонка симпатичная, ухоженная. Что ж она себя унижала таким способом? А ведь на ней кто-то женится когда-нибудь, или уже? Кто-то ей романтику захочет предложить, кольцо надеть, или уже надел? Кто-то искренне в любви признаваться будет? Жалко и его и ее, дура пьяная, короче.
        А когда она уходила со словами: «мальчики, я вас дотрахаю в следующий раз» — все облегченно вздохнули.
        — Давай, давай! Ступай домой.
        Она
        Странный парень этот Миша, подумала я. Вчера развлекался с моей подругой, а на следующий день ко мне клеится — типичный стрипер, бабник как все. Хотя все же симпатичный и обаятельный, но раз уж был с Аней, то… переходить дорогу подруге не в моих принципах.
        Сегодня я снова решила поехать в «Крейзи Булл», у меня выходной, а ехать домой как-то скучновато. Или появилась иная причина? Нет, думать об этой причине я наотрез отказалась, но ловила себя на мысли, что все-таки причина была.
        Мы слегка опоздали на шоу, менеджер Альберт уже знал нас с Аней и заранее зарезервировал столик у сцены. Мы заказали фрукты и несколько коктейлей «Б-52». Шоу было в разгаре, а на сцене по иронии судьбы танцевал Миша со своим другом номер с автомобильными шинами, оба обмазанные чем-то, напоминающим мазут и масло «Джонсон & Джонсон». Рваные джинсовые комбинезоны небрежно облегали их мускулистые тела. Этот Миша внешне был очень даже ничего. Со сцены он казался просто гигантом: брюнет с каре-зелеными глазами, черные густые брови, как у Колина Фарелла, большие отточенные скулы и сильный мужской подбородок. И по-моему, он засек меня, наконец-то заулыбался, а то с кислой миной неприкольно работать на сцене. А чего я вообще думаю о нем, он просто красавчик, сначала засадил моей подруге, а теперь на меня положил свой блядский глаз.
        — Они, по-моему, сюда идут,  — сказала мне Аня как раз в той часть номера, когда танцоры спускаются в зал за очередной жертвой. На всякий случай я отвела от него взгляд и уставилась с умным видом куда-то в сторону.
        — Ты не возражаешь, принцесса?  — спросил он меня.
        Я, конечно, хотела возразить, но не успела — уже через секунду молниеносным движением оказалась в его сильных руках.
        — Ты куда меня понес, мальчик?
        — Не волнуйся, все будет хорошо,  — тихо, но уверенно произнес Михаил.
        Аккуратно положив меня на пол сцены, Миша начал имитировать движения секса, но я чувствовала что-то более глубокое, чем просто заключительную и важную часть номера. Он смотрел на меня и слегка улыбался, но не больше. Честно говоря, он далеко не первый стриптизер, вытащивший меня на сцену, но именно ему мне было интересно подыгрывать. Из нас получился бы неплохой дуэт. К концу номера он прикоснулся своими губами к моей щеке, а я чувствовала, что за нами наблюдает Аня. Не то чтобы Миша ей нравился, нет, наоборот, он не в ее вкусе, видимо, ей понравился его член, хотя мне она доложила, что трахается он так себе, по десятибалльной дотягивает только до троечки. Но прекрасно понимая, что Аню охватывает сучья зависть и что она по натуре своей настоящая сука, я воспринимала ее слова, связанные с ним, фильтрованно.
        Свет в зале погас, и с помощью танцора я вернулась к своему столику.
        — Не хочешь заказать ему приват? Я слышала от наших девок, что парни из «Крейзи Булл» отлично «лижут», у них даже есть шутка по этому поводу: если хочешь получить оргазм от язычка, то езжай в «Крейзи Булл»,  — гордо и пафосно сказала Аня, отрывая большую зеленую виноградину от коричневой веточки.
        — Да нет, не буду, зачем мне это?
        Он
        — Ты видел эту девчонку, которую я на сцену вытащил?  — спросил я Валерку в гримерной.
        — Так, краем глаза, но скажу тебе откровенно, ее пухлые сиськи невозможно не заметить,  — ответил он, снимая комбинезон.
        — У кого? У кого там крутые сиськи? У Сашки, Алекса из «Зависти»? Если вы про нее, то у нее лучшие сиськи во всем клубе,  — подловил бухой Кобель.
        — Короче, я хочу попробовать замутить с ней, старик, как ты думаешь, стоит или нет?  — искренне спросил я у Валерки.
        — Слушай, Михалыч, я по-братски скажу, на хрен тебе это нужно? Ты извини, но ее, наверно пол-Москвы попользовало? Ты что, не знаешь, что у них в «Зависти Богов» увольнение стоит полторы тысячи, и любую телку увози, мне пацанчик один рассказывал. Их «пачками» на дачи отвозят, ты покумекай мозгами, как с ними там это делают,  — ответил он.
        — Братан, я это все прекрасно осознаю, но все-таки хочу рискнуть, она просто обалденная, таких я еще не видел, поверь мне.
        — Смотри сам, тебе виднее.
        В гримерку зашел Альберт и подошел ко мне:
        — У тебя приват.
        Круто, подумал я. Я точно знал, кто заказал приват. Я сорок раз отжался на пальцах, несмотря на то что был не совсем трезв, побрызгался Валеркиным Kenzo, намотал белое парео и важно почесал в приват к Алекс.
        Но все мои иллюзии быстро разрушились, ибо ожидал меня Юрий Леонидович, деловито вынувший свой вонючий член и водящий правой рукой вперед и назад.
        — Миша, привет, как успехи? Я видел, как ты несчастную барышню прижал на сцене своими мышцами,  — почти подкалывая, сказал он.
        — Почему это она несчастная? Очень даже счастливая, на мой взгляд.
        — Конечно, счастливая, под таким кобелем полежать — одно удовольствие, тем более для шлюхи.
        — Почему это она шлюха? Вы что, ее знаете?
        — Понимаешь ли, не обязательно знать всех, достаточно знать, для кого создан этот клуб,  — так же улыбчиво говорил Юрий, и на этом диване в полумраке он казался мне каким-то Мефистофелем, а не человеком.
        — И для кого же этот клуб создан?  — спросил я.
        — Иди сюда, сядь рядом, а то стоишь почти у самой двери, а я тебе все расскажу.
        Я подошел и присел, а Юрий Леониодвич рассказывал то, что я и так знал и знали абсолютно все, даже уборщицы. Что, мол, «хозяин» открыл клуб для своих друзей-извращенцев гомиков, которых можно постоянно узреть в клубе, хотя по правилам администрации вход мужчинам запрещен. И что богатые шлюхи делают неплохую кассу клубу, хотя в основе своей это заведение не для них. Юрий неплохо знал самого хозяина, и поэтому его пускали сюда.
        — Ты классный пацан, молодой, красивый, тебе надо что-то менять в жизни, нельзя работать здесь вечно, тебя еще хватит лет на семь, в лучшем случае, это при недюжинном здоровье и если не скуришься и не сопьешься, а тут это просто,  — сказал он мне.
        — Вы что, думаете, я этого не знаю? Я лучше вас знаю, как и чем дышит клуб и какие перспективы он может дать, но здесь я не случайно, мне нужно отца перевезти в Москву из Алтайского края, он в тюрьме сидит и у него печень совсем хреновая, к тому же этот клуб меня кормит. Это все, что я могу и умею,  — ответил я.
        — Сколько ты зарабатываешь в неделю?  — спросил он, продолжая себе поддрачивать.
        — Когда как, но в среднем около пятисот в неделю,  — ответил я.
        — Я буду платить тебе шестьсот в неделю, если ты будешь моим мальчиком и оставишь этот клуб.
        — Вашим мальчиком? Что это значит?
        — Значит, что ты уходишь из клуба и начинаешь жить по-новому, так, как еще не жил, с полгодика отоспишься, а там решим, чем ты заниматься будешь по жизни. Ты же не думаешь, что этим прокормишь себя в старости.
        — Я подумаю,  — сказал я.  — Конечно, в старости я буду иметь свою пасеку и буду разводить пчел у себя на огороде, где-нибудь под Москвой.
        — Не думаю, что это правильно, хотя мед я люблю, но сейчас я говорю о другом.
        — Я понимаю, о чем вы,  — перебил его я,  — но подставлять зад за деньги я не собираюсь, и здесь я не для того, чтоб такие, как вы, мне предлагали это.
        — Молодец, это я в тебе уважаю и всегда уважал, начиная с «Ящера», ты стержневой. Но есть одно «но», у тебя никого нет, того, кто может тебя направить на истинный путь, того, кто научит зарабатывать деньги и даст образование, между прочим. Парень ты смышленый, но у тебя наверняка жирный минус в знаниях. И поверь, это нормально, пока ты молод, ты ведь, наверное, вместо того чтобы получить нормальные знания от учительницы, строил ей глазки иль куда пуще? А?
        Я сразу вспомнил случай с Еленой у нее дома и слегка отошел.
        Но Юрий Леонидович ровным голосом продолжал:
        — Ты всегда качал мышцы, теперь может надо накачать и мозги? Тогда будет баланс и все, что я прошу взамен,  — это только твое тело, все остальное останется с тобой, согласись, это не так уж много за хорошее будущее.
        — Да хрен его знает? Но тело и душа, пока человек жив, взаимосвязаны и не могут абстрагироваться друг от друга. В любом случае, мне надо подумать, такое не решают за мгновение.
        — Само собой, подумай, я тебя не подгоняю, ни в коем случае, ты парень самостоятельный, сам решаешь. Только взвесь, насколько тебе все вот это нужно, все эти танцы. В этом клубе ты точно не найдешь себе помощников по жизни, кроме кровососов и обманщиков. Много могут только обещать, а на деле полный ноль, им нужно твое тело и ничего взамен. Пустой развод, а я всегда делаю то, что обещаю, и это мне по жизни помогает, знаешь, быть честным — выгодно. Даже в Древнем Риме у каждого храброго солдата был свой начальник, который воспитывал его с детства, вкладывал знания, учил искусству войны, учил выживать. Одним словом, выковывал его. В свою очередь, у воина был долг исполнять обязанности перед старым воином, и так было у греков, спартанцев, Александра Македонского, у того, кто завоевал полмира, перерезал своим мечом миллионы людей, у него официально была жена и любовник, с которым они ходили в походы. Кто-нибудь сможет назвать его педиком? Такое даже в голову никому не приходит.
        Я слушал его, и мне казалось, что местами он даже прав, но все же моя природа противилась этому. Послышался стук в дверь, это означало, что время вышло и мне пора уходить.
        — Время айлю-лю, истекло,  — Юрий Леонидович аккуратно засунул своего друга в штаны и со словами «подумай хорошо»,  — открыл дверь.
        — Магазинчик прикройте.
        — Что? А! Забыл совсем, спасибо, видишь, какой ты внимательный.
        Я обернулся, и он протянул сто баксов и номер своего мобильника, записанный на салфетке.
        Я ушел, но он загрузил меня. Мне было не по себе. Я как-то грязно себя ощущал и, наблюдая за происходящим вокруг, за тем, как ненавидят друг друга бармены, как танцуют пьяные стрипперы, ненавидя баб, которые, в свою очередь, пьяные и мокрые, лезут на сцену и на различные металлические предметы, изображая стриптиз, задавался одним вопросом,  — что я тут делаю?
        Алекс сидела на стуле и пила пиво, я подошел к ней сзади, поднял на руки и понес под ее визги в лабиринт. Сам от себя не ожидал, что выкину что-нибудь подобное.
        — Ты меня зачем оттуда унес?  — спросила она, когда мы вдвоем стояли в темном узком пространстве под названием.
        — Не знаю, хотел остаться с тобой наедине, посмотреть на тебя, когда никого нет рядом,  — сказал я ей, трогая ее лицо.
        — Я не буду переходить дорогу своей подруге.
        — Ты не понимаешь, что ей наплевать? Кроме секса и блондинов, ей ничего не интересно.
        — А что тебе нужно, кроме секса?  — спросила она.
        — Любовь,  — ответил я и нежно поцеловал ее пухлые и чувственные губы.
        — Любовь? Странно услышать это слово от стриптизера.
        — Поверь мне, я способен на чувства. Когда, проснувшись утром у Ани в квартире, я на кухне увидел тебя, то подумал, что мир сошел с ума, и в ту же секунду возненавидел самого себя за то, что не увидел тебя раньше.
        Говоря ей эти откровенные слова, я чувствовал, что со мной подобное происходит впервые. Да, я стриптизер, но я хочу любить и ухаживать, хочу дарить нежность и сдувать пылинки с нее. На тот момент, после дяди-Юриных советов у меня разболелась голова, именно поэтому я был в лабиринте. Конечно же этот лабиринт отличался от прежнего Ящерского, прежде всего чистотой и свежестью, и не скажешь, что поднабравшиеся тетки завершают свой отдых в темном местечке горячим сексом. Я особо туда не захаживал, но когда и посещал заведение, там почти никого не было. Время шло, и декорации менялись, но, слава богу, в новом клубе не было столь паршиво-отвратительно, как в «Ящере». Вонючий запах хлора и спермы еще не пропитал стены.
        Раньше, когда я знакомился с девушкой, мне нужен был только секс, не больше и, как правило, я получал его. Но Алекс не была одной из тех девушек, для меня она уже значила больше, и это немного пугало.
        — Давай сходим в кино вдвоем?  — спросил ее я.
        — В кино?  — она слегка улыбнулась.  — Давай сходим, запиши мой номер.
        Я вбил ее номер в свой мобильный и пометил как «Александра».
        В гримерке я, подумав, положил салфетку с номером Юрия Леонидовича себе в куртку, а в голове моей осталось, что, мол, надо звякнуть этому «уникуму». Так, пощупать, кто он, что он.
        Переодевшись в свою танцевальную одежду, я вышел на сцену, чтоб слегка срубить чай. Но работал я конкретно на внимание Александры, которая сидела с Аней за первым столиком у сцены. Лучшей наградой за мое старание было ее внимание: глаза, очаровательная улыбка — я испытывал истинное наслаждение от того, что она была рядом. Я чувствовал в ней что-то свое и близкое мне.
        Слегка вспотевший, я спустился со сцены к Алекс.
        — Если захочешь, мы можем сегодня поехать к Ане,  — предложила мне она.
        От такого быстрого предложения я немного опешил.
        — Она не против?  — поинтересовался я у Алекс.
        — Нет, Аня уже договорилась вон с тем светленьким барменом на ночь.
        Я зыркнул в сторону бармена, разгуливающего в одной белой кожаной жилетке на тощем теле за барной стойкой.
        — Если так, то я только за.
        Под утро, в некогда бурной и громкой гримерной воцарились покой и умиротворенность. Все танцоры настолько умотались и нажрались, что храпели в разных углах клуба. На небольшом кожаном диванчике трое танцоров разместили свои уставшие мышцы. Поскольку под утро почти никто и никогда не заказывает приват, в этих комнатках можно было неплохо выспаться, что и сделали Гном и Кобель. Кроха вырубился в солярии, хорошо, что отключили его, а то загорел бы пожизненно. А вот Гарик воспользовался случаем, разложил на столике принадлежности для запихивания в нос, да так тщательно, будто ожидал этого всю ночь.
        — Ты чего собрался делать?  — спросил его я.
        — Не видишь, кайфану слегка.
        — А если кто зайдет, тогда что?
        — Да никто не зайдет, все уже разъехались.
        — Ты охренел, кто разъехался? Альберт еще здесь, да и барменов полный штат, а в зале еще кто-то сидит, ты давай аккуратней.
        — Ладно, ладно.
        И он по-быстренькому затянулся и растер десну. Чудак-человек, неужели мало все? В гримерке Валерка упаковывал свои вещи в спортивную сумку.
        — Ты когда будешь готов? А то я устал нереально, даже сидеть на этом пластмассовом стуле силы нет,  — сонливо спросил он.
        Я стоял у большого зеркала, опершись руками на фанерную подставку, еле-еле держась на ногах от тяжелой ночи.
        — Слушай, кореш, а твои предки знают, как ты бабки добываешь? Или ты им какую-нибудь жидкую историю про курьерство в компьютерной фирме рассказываешь?
        — Почему в компьютерной? Я говорю, что работаю ночным сторожем у одной жирной дамы, глубоко в заднице.
        Я улыбнулся:
        — А она тебе платит освежителями, розовыми елочками?
        Валерка был слегка пьян и расслаблен, поэтому утренний бред был обычным делом.
        — Да, и иногда посыпает коксиком елочки по праздникам за стойкость, по этим дням я особо счастлив.
        — Харе, а если серьезно? Или ты просто не говоришь?
        Он широко и сонно зевнул, вытянув длинное «а-а-а-а».
        — Мамка знает, что я танцую, не в стрипе конечно, а типа на подтанцовках в клубах, а отчим, мой отец помер, когда я совсем мелким был, не знает.
        Женя мне как отец, я его своим считаю, но ему не сказал, он меня нормально воспитывал, в нормальной семье, он меня не поймет.
        — Понятно,  — я присел на кожаный пуфик, как на облако.  — Надо идти в душ, я сегодня к этим поеду, натрахаюсь вдоволь, после этого домой приеду, так что, ты не жди меня, езжай сейчас.
        — Ты с этой, из «Зависти»?
        — Ну да, с Алекс.
        Валерка взял свою сумку, накинул кожаную куртку и, уходя, добавил:
        — Ты только аккуратнее, особо голову не теряй.
        Я с трудом кивнул: «Договорились».
        Еле-еле передвигая ногами, я поплелся в душ, думая о ней. Главное, не ударить лицом в грязь, а то сил совсем не осталось, что она подумает про меня? Хотя наверняка баба не глупая, примет к сведению фактор трудовой ночи.
        Она
        Аня спросила меня, когда я оплачивала счет:
        — Я полагаю, что он поедет в твоей машине, дорогая? Если да, то я возьму себе вон того «белого» бармена.
        — Вы уже договорились с ним?  — спросила я без особого удивления.
        — Я ему предложила вместе время провести. Сказала, что очень нравится его игривая прическа с таким ровным идиотским пробором. Он сказал, что планов до следующего вечера у него нет и он в моем распоряжении.
        — Понятно, о чем ты так долго болтала у барной стойки.
        — Это классно, Алекс, что мы такие супертелки и можем вот так снимать кого захотим в этом клубе. И мне глубоко плевать, что они обо мне думают. Я не чувствую себя старой неудачницей.
        Я закрыла кожаный блокнот с тремястами долларами и тысячей на чай и, в принципе, могла понять, почему у Ани такое игривое настроение. Наверняка парень понравился.
        — Конечно, это клево, когда хочешь и получаешь.
        В этот момент я заметила его, он не спеша подходил ко мне: высокий, но слегка ссутулившийся, уставший парень.
        — Ты чего такой грустный?  — спросила я его.
        — Грустный?  — переспросил он.  — Да нет. Просто слегка утомился за ночь.
        — Ну да, столько приватных танцев — любой устанет,  — язвительно сказала Аня.
        — Если ты готов, то мы можем идти, да?
        — Да, пойдем.
        Он
        Я с сел в машину Алекс на холодные кожаные сиденья, и мы поехали к дому Ани.
        Первые минут пятнадцать мы ехали молча, но я не выдержал.
        — Алекс, ты знаешь, ты мне симпатична очень, я не хочу, чтобы это было вот так, понимаешь, наверно, это не совсем красиво.
        — Некрасиво, говоришь? Но с Аней ты хорошо провел время и не рассуждал ни о чем.
        — А что ты себя с Аней сравниваешь, ты другая, отличаешься от нее, поэтому и говорю.
        — Хитрец. Хорошо, сделаю вид, что верю.
        Мы перекинулись еще парой фраз и как-то незаметно подъехали к дому, машина Ани уже была припаркована во дворе.
        Поднявшись к ней в квартиру, я почти сразу же прошел в ту комнату, где обычно спала Алекс. Я недолго ждал ее, видимо, ей не терпелось, как и мне, животный инстинкт давал о себе знать. Через считанные секунды мы целовались полуголые на раскладном диване, застланном тонкой белой простыней. Мы перекатывались с одной стороны на другую, как в любовном кино.
        — Тихо, тихо, не так быстро,  — нежно прошептала Алекс.
        Ее руки гладили мою спину, и внутренняя истома пробивала меня изнутри. Бледно-синий свет луны из большого окна аккуратно окутал нас своей пеленой.
        — Какая ты красивая. Я не видел девушки красивее, чем ты сейчас. Какой я был дурак, что не увидел тебя сразу.
        — Солнышко, мы будем заниматься любовью или ты будешь говорить?
        — Я не знаю, Алекс!
        Это было искренне, я действительно не знал, как мне быть, такой ступор случился у меня впервые, сейчас я просто хочу ею любоваться, гладить по лицу, и большего не надо. Наверно, это странная картина со стороны: парень сверху, девушка снизу, оба замерли в ожидании чего-то. На самом деле все гораздо проще. Это химия, это то, что с коротким промежутком времени трансформируется в любовь.
        — Солнышко, что с тобой?  — спросила Алекс.
        — Мне кажется, я люблю тебя.
        — Тебе кажется?
        — Думаю да, я не знал, что так может получиться.
        — Малыш,  — ласково произнесла Алекс.  — Ты мне тоже очень приятен, но сейчас я не верю в любовь, тем более со стриптизером.
        — Поверь, я не такой, как все, способен на глубокие чувства и могу доказать.
        Алекс ласково мне улыбалась, периодически нежно чмокала в губы, перебирала мои волосы пальцами. От ее губ исходил свежий сладко-молочный аромат. Через какое-то время несостаявшийся секс плавно перешел в теплый разговор. Я сидел на диване абсолютно голый, смотрел на луну и думал, что мир сошел с ума.
        Алекс сила рядом, накинув на себя коротенький шелковый халатик красного цвета, медленно затянулась сигаретой.
        — У тебя есть кто-нибудь?  — тихо спросила она.
        — Мы расстались, если честно, некоторое время назад. Я пережил шок, обидно, баба променяла меня на толстый кошелек, а потом до меня дошло, что весь сраный мир пропитан циничностью и эгоизмом.
        — Ну и сука твоя бывшая, ноги бы ей пообрывала, что довела тебя до такого состояния.
        Я заулыбался:
        — Ты имеешь в виду, что у меня член перестал стоять?
        — Ха-ха, да нет, я не про член, а про твои рассуждения, ты еще молод для таких выводов о людях. Знаешь, не все уроды, иногда встречаются достойные, но это иногда. Просто нужно общаться и понимать.
        — А ты дейтишь с кем-нибудь?
        Алекс переспросила, сбрасывая сантиметровый пепел в железную круглую пепельницу.
        — По английски a date — значит «свидание», ну я и спросил, ты встречаешься с кем-нибудь или нет?
        Она слегка улыбнулась и снова сбросила серый пепел в пепельницу.
        — На данный момент ни с кем. Ты похож немного,  — она пристально посмотрела на меня,  — или он, может, на тебя похож, на одного техасца. Лет пять назад, в начале моей танцевальной карьеры, я познакомилась на соревнованиях по бодибилдингу с одним американцем из Техаса. У него и номер на сцене был ковбойский. И втюрилась в него, чуть было не уехала в Штаты на ПМЖ. Так вот, вы чем-то похожи, не знаю, может, улыбкой, может бровями, только он размером был, как этот шкаф, ты по сравнению с ним просто общипанный цыпленок, Малыш.
        Я не обиделся. Алекс так это сказала, что я, наоборот, почувствовал себя крутым.
        — Но ты мне и таким нравишься,  — добавила она.
        Тяжелеющие веки с каждой минутой все больше давали о себе знать, я слегка приткнул голову к подушке и закрыл глаза, я только чувствовал сначала, как Алекс осторожно накрыла меня мягким пледом и тихонечко прилегла сзади, поглаживая мое плечо. Я уснул быстро и, как всегда, незаметно для себя.
        Открыв глаза, я снова ощутил темноту, как снаружи комнаты, так и внутри ее. Было около семи или восьми, мне даже будильник не нужен, чтобы это понять. Алекс еще спала, свернувшись, словно котенок под пледом. Я смотрел в окно — на улице лил грустный дождик — и слушал ее дыхание, она вызывала у меня чувство нежности, робости, невинной искренности.
        По-моему, Аня тоже спала, так как в большой четырехкомнатной квартире было тихо, как под землей.
        Я быстро собрался и незаметно ушел, решил, что поступил правильно и обязательно позвоню ей позже.
        Доехав на такси домой, снова уставший и обессиленный, я рухнул на свою одноместную кровать. Валерки дома не оказалось, у нас были выходные, и, скорее всего, он уехал к родителям. Все хорошо, только все мои мысли были о ней и о том, что ждет меня рядом с этой девушкой. Тогда я и представить не мог, к чему все это приведет.
        Приезд Оли
        Знаете, иногда говорят: «я был удивлен». Мог ли я сказать самому себе подобные слова этим вечером? Ответ прост, как немытая консервная банка,  — нет.
        Я уныло шагал по узенькому и темному тротуару, было немного ветрено, и я приподнял ворот своей потертой кожаной куртки. От этого было чуть теплее, ворот прикрыл мою озябшую шею, но озноб не проходил. Не знаю почему, но я вспомнил слова своего первого тренера по боксу, что если ты зябнешь и на теле у тебя появляются мелкие шарики, как у гусика, то обязательно будешь кашлять и появится насморк. Только простудиться мне еще не хватало.
        Я шел и тупо смотрел себе под ноги, будто бы боялся поскользнуться и упасть. Как будто какая-то невидимая сила заставила меня поднять голову и взглянуть на человека впереди. Я вгляделся, подходя ближе, и сбавил шаг. Вот, пиздец,  — в двух шагах от меня стояла, непонятно откуда взявшаяся, Оля! Я застыл как вкопанный, недоумевая, как же это так получилось?
        Она стояла и смотрела на меня своими большими красивыми, и как мне показалось, печальными глазами:
        — Привет Миша, ты не ожидал?
        — Не ожидал, это слабо сказано!
        — Даже так? А как же твое обещание, ты помнишь, что ты говорил, когда уезжал?
        — Помню!
        — Если помнишь и если ты меня еще любишь и хочешь, чтобы мы были вместе, то давай будем вместе!
        — Чего?
        — Или ты меня уже не любишь? Ну чего ты молчишь? Ничего не можешь сказать? Хотя бы посмотри мне в глаза, Миша!
        — Да что ты, на хрен заладила, одно, блин, и тоже. Думаешь, имеешь право вот так приехать, найти меня, хрен знает как, прийти сюда и устроить мне долбаный допрос про мои обещания? Ты в каких-то мечтах живешь. Сама подумай, я же ни разу тебе даже не позвонил. Какая это любовь? Оля, прости, но все осталось в прошлом!
        — Ну ты же обещал, обещал мне быть со мной!
        — Хватит! Не надо этих дешевых сцен на улице! Мало ли что я обещал, это было в другой жизни, и, вообще, я нереально замерз тут, весь зад отморозил, и прекрати реветь, ты знаешь, я ненавижу слезы, тем более женские, тем более твои. Да хватит, я сказал!
        — Я так и знала, что так получится, зря я тебе поверила!
        — Успокойся, Оля, я прошу тебя, хватит! Я правда замерз. Давай ко мне зайдем, раз уж ты приехала, и попьем горячего чаю, и ты успокоишься, и я успокоюсь!
        Мне стоило немалых усилий и нервных затрат, чтоб успокоить Олю и заставить зайти домой выпить горячего чаю, хотя я этого и не хотел. У меня не было ни малейшего желания находиться рядом с ней. Какого черта так сошлись эти несчастные звезды, что этот человек не поленился сюда приехать, закатить мне истерику и довести меня до бешенства.
        — Боже, так и знала, что ты меня обманешь, подсказывало мне сердце, что не надо ехать! Что все это впустую. Да только сама себе нервы треплю. Тебе уже, видимо, наплевать на меня. Скажи честно, наплевать?
        — Я не могу пятнадцать раз повторять одно и то же. Идем.
        Я взял ее за руку и повел к себе домой. Она не хотела идти, собиралась выяснить все на месте, но я был против всяческих выяснений.
        Дома я налил ей чаю, заварил в кружке обычный пакет якобы зеленого чая. Мы сидели на кухне, я тупо уставился на грязноватую металлическую чайную ложку, которая лежала рядом с моей кружкой, небрежно пальцем по столу рисуя различные невидимые узоры. Оля смотрела на меня и маленькими глотками отпивала из кружки. Я хотел спросить ее, как она меня нашла, но не стал. Тут история слишком простая: мои старики, конечно, знали, где я живу, а так как иногда Оля позванивала им, то узнать мой адрес для нее не составило особого труда.
        — У тебя кто-то есть?
        — Ну зачем тебе, Оль?
        — Ты сам подумай зачем. Ты что, не понимаешь, почему я тут? Посмотри на меня.
        — Пей чай, а то остынет!
        — Это единственное, что ты можешь ответить?
        — Как родители твои?
        — Замечательно. Говорят, что я полная дура, что верила тебе!
        — Они знают, что ты в Москве?
        — Если б они знали, то выгнали бы из дома!
        — Почему?
        — Потому!
        Я нехотя оторвал свой взгляд от ложки и посмотрел на Олю! Если честно, я не испытывал к ней ничего, абсолютно никаких эмоций! Ее красивые и невинные глаза больше не будоражили меня! Она осталась той прежней Олей, которую я хорошо знал, но меня к ней больше не тянуло. Хотя я захотел ее. Странно это или нет, но я захотел заняться с ней сексом. Мы были одни в квартире, Валера находился у своих родителей. Раньше, чтоб заняться нам с Олей сексом, мы с нетерпением ждали, когда ленивый ее батька отправится в ларек купить себе бутылочку пивка. А сейчас мы были одни, и никто не мешал. Я возбудился!
        — Пойдем в комнату, немного помассируешь мне шею, по-моему, я ее застудил.
        — Болит?
        — Немного, поворачиваться сложно, пошли, помнешь меня!
        — Хорошо!
        В комнате я поудобнее устроился на диване. Когда Оля начала активно проминать пальцами мою шею, приятная истома охватила все мое тело.
        Она о чем-то все спрашивала меня, но я ее не слышал. Я повернулся к ней и резким движением руки обнял ее за талию!
        — Ты что делаешь?
        — Ничего.
        — Что ничего?
        Я поцеловал ее в шею, потом еще и вскоре совсем разошелся. Больше Оля не задавала мне никаких вопросов. Я чувствовал себя животным и понимал, что в очередной раз делаю ей больно. Но мне было плевать, я хотел только трахнуть ее, не больше! И я это сделал! Я думал, что мне тоже будет больно, но я ошибался. Все, что я ощущал,  — это полное безразличие к человеку, и мне даже не было дико от этой мысли. Все, что было у меня к ней когда-то, умерло. Я лежал на кровати и безумно хотел, чтобы Оля прямо сейчас собралась и ушла. Мне даже трогать ее не хотелось, да что трогать, у меня не было желания и смотреть на нее.
        — Ты любишь меня?  — этот вопрос заставил меня взбеситься, но я не шелохнулся, и даже ни одна мышца на лице не дернулась. Но внутри я чувствовал себя как говно!  — Ты молчишь, потому что не любишь? Да зачем я спросила, я и сама знаю ответ.
        — Давай, я провожу тебя до вокзала!
        Я не видел в эту секунду выражения ее лица, но почувствовал, что она, мягко говоря, опешила!
        — Уже вечер, куда я поеду? Я на последний автобус не успею!
        Я резко вскочил, меня будто кипятком ошпарили.
        — Собирайся и езжай домой! Ты чего, не въезжаешь, что не нужна мне? Бля-я-ядь, Оля, какая ты глупая баба, подумай, неужели я не был бы с тобой, если б любил! Хули ты достаешь меня и мешаешь жить! Приехала и думаешь, что у тебя есть права на меня? Ни хрена у тебя нет никаких прав, так что одевайся и проваливай на хрен из моей жизни!
        Я вытаращил глаза как идиот и внутренне ждал реакции Оли на мой грубый, но искренний монолог!
        — Знаешь что, ублюдок несчастный, иди ты на хуй! Думаешь, ты самый лучший? Да ты просто дешевка!
        — Спасибо. Теперь проваливай, да поживее!
        Она начала собирать свои вещи, при этом покрывая меня трехэтажным матом! Но я был счастлив, что она злится и скоро уйдет, я просто хотел остаться один, лечь на диван и уснуть, и больше ничего, но с ней я этого сделать не смог бы, поэтому я хотел, чтобы она исчезла!
        Перед тем как уйти и захлопнуть дверь, Оля, видимо, хотела что-то умное сказать и дать мне напутствия, но кроме слова «ублюдок», у нее ничего не сказалось. Дверь с треском захлопнулась, и я остался один. Несколько секунд я еще слышал ее раздраженные шаги на лестнице, а потом и звук захлопнувшейся входной двери.
        Я был один в квартире. Я везде выключил свет, прошел в свою маленькую комнатушку, уютно утрамбовался и с наслаждением завернулся в мягкий ворсистый плед. Мне было хорошо и спокойно. Я был один.
        Она
        — Мама, я же говорила тебе про него, мальчик молодой, красивый, похож глазами на нашего Зюку,  — Алекс смеялась.
        — Ну да, только Зюку ты никак не приучишь мочиться в одном месте. Я утром сегодня пришла и первым делом промочила ноги во всех трех лужах. Я тебя предупреждала, что кошки будут всюду гадить.
        — Да это понятно, но ты же знаешь, как я к животным отношусь, особенно бездомным.
        — У тебя это с детства, ты часто приносила домой бездомных собачек и кошечек, где ты их находила? Ну так ты сейчас с ним, забыла, как его зовут, встречаешься?
        — Миша не звонил мне что-то уже около двух недель.
        — Так ты сама позвони, не жди.
        Слова мамы для меня всегда были особенными, чем-то большим, чем просто слова или пустой звук. К ним я прислушивалась, потому что, когда мне было больно и плохо, только она была со мной.
        Он
        Весь день мне снились кошмары, как будто бы я в лесу скрываюсь от какого-то непонятного и странного существа, которое во что бы то ни стало хочет настичь меня. Я прячусь от него, как американский бойскаут, то зарываюсь в грубую землю и накидываю на себя свободной рукой различные палки и листья, то карабкаюсь на дерево в гущу веток и пытаюсь застыть и слиться с природой. Иногда я просыпался до того, как «оно» меня настигало, но чаще всего мне приходилось бежать от него, задыхаясь от ужаса. Это странно, но мне часто снился этот сон, он всегда повторяется, иногда я даже могу противостоять этому непонятному существу, когда в руках у меня что-то типа автомата, без понятия, откуда он у меня появлялся. И тогда уже «триллер» трансформируется в некий «экшн» с элементами фантастики. Просыпаясь от всего этого, сам себе задаю вопросы, почему мне снова и снова снится этот сон и почему я каждый раз переживаю этот страх и что это за непонятный «леший», чего ему от меня надо?
        Проснувшись на этот раз в своей маленькой темной комнатушке, я осмотрелся вокруг: за окном было уже темно, видимо, я проспал до позднего вечера, как обычно. В окна мерзко задувал осенний ветер. Я включил лампочку, незаметно свисающую над моим диваном. Я был еще сонный, чувствовал, что поспал бы еще часов пять или даже больше. Ночная работа очень выжимала меня.
        Интересно, подумал я, Валерка дрыхнет за стеной или уже проснулся? Я не видел его несколько дней, в последний раз из его слов я понял, что он хочет съездить в какой-то город, но зачем? Этого я не помнил. Я встал с кровати и с любопытством открыл дверь в большую комнату. Я улыбнулся, мой кореш разложился на слегка провалившемся от древности диване, как старая кукла. Мне было приятно, что он дома, за то время, что мы провели вместе, я успел к нему привыкнуть и, конечно, подружиться, что само по себе для меня было не так просто. Сквозь мои размышления мой мобильный телефон недавно закаченной «Горькой, сладкой» симфонией от Verve, дал о себе знать.
        — Алло?
        — Алло, Малыш, привет, узнал?
        Как я мог не узнать, от ее голоса меня бросило в жар, и я расплавился, как масло на асфальте под жарким иранским солнцем.
        — Конечно, я узнал.
        — Как ты там, мой медвежонок? Почему не звонил так долго? На днях мы заходили к вам с девками из «Зависти», но тебя я не видела.
        — Да, я слышал, как вы там погуляли, соблазняли всех коллективным топлесом на барной стойке.
        Наступила небольшая пауза, я почувствовал, что Алекс неловко.
        — А откуда ты в курсе? Уже успели доложить?
        — Малыш, это дело твое, если тебе в кайф всем показывать свои достопримечательности, то вперед смело, я же не выясняю с тобой отношения, тем более что их у нас пока нет.
        — Тихо, тихо, медвежонок, во-первых, я была в очень хреновом настроении. Испортили его на работе, во-вторых, была не трезвая, ну а, в-третьих, тебя там не было, кто бы мог за мной последить.
        Меня бесила ее манера вот так разговаривать, как будто бы я идиот или тупорылый лох.
        — Да все нормально, Алекс. Я, кстати, практически уже собираюсь, сегодня какая-то важная вечеринка в клубе, если будет желание, приезжай, я бы очень хотел тебя увидеть.
        — Не знаю, не знаю, если девки соберутся, то приеду, а одной ехать не очень хочется.
        Я собрал в себе все силы, чтоб не послать ее на хуй, а очень хотелось, хотя жить без нее не мог. Думал и дышал только ею.
        — Посмотри по ситуации, в общем, я хочу тебя увидеть очень.
        — Ладно, я может, и подъеду, если так уж хочешь, мой сладкий.
        В ее голосе и словах, мне казалось, всегда было несколько смыслов и понимай как, блин, понимается. Очень бы хотелось залезть к ней в душу и узнать, что она ко мне чувствует, если вообще что-либо чувствует.
        — Я буду ждать,  — сказал я и отключился.
        — Е-мое, я совсем забыл, что сегодня долбанная VIP,  — пробормотал Валерка, видимо, проснувшийся, на нашем с Алекс разговоре.
        — Рад тебя видеть. Ты где был-то два дня?
        — Да я просто мудак, можешь так и звать меня — «Му-дак», это мое даже не второе, а первое имя.
        — Да в чем дело-то, объясни нормально.
        Валерка привстал с неровного дивана, достал из кармана джинсов «Парламент» и закурил, протирая еще заспанные глаза.
        — Ну, ты помнишь, я тебе рассказывал про Юлю, помнишь, нет?
        — Про Юлю из Пензы? Помню, это же недавно было.
        — Из Пензы?  — Он выпустил густой дым изо рта и качнул головой.  — 600 км отмотал туда и столько же обратно. И напрасно, прямо как в песне, все, блин, напрасно.
        Я слегка улыбнулся и присел рядом, отпив яблочно-морковного сока из горла бумажного пакета.
        — Ну, давай уже, мне интересно. Тебе чего, здесь девок не хватает, что ты в Пензу укатил?
        — В общем, мы до того, как я поехал туда, около месяца смс-ками переписывались. Ну, знаешь, не такими, что, мол, трахать тебя буду, как ты сама захочешь во всех извращенных позах, а наоборот. Я к ней бережно и осторожно относился, как бы не напугать чем, не разочаровать, такое бывает, когда девка понравится.
        Я отпил еще сока и стал вертеть коробку в руках, внимательно слушая рассказ.
        — Извини, перебью тебя, а ты ее где встретил, в клубе, что ли?
        Валерка слегка откашлялся:
        — Нет. Ехал на машине в спортзал и увидел ее на улице, особо, правда не разглядел, но тут же притормозил тачку и догнал ее быстренько: невысокого роста, большие чувственные губки, голубые лукавые глаза. Честно говоря, сначала подумал, она такая одноразовая, ну понимаешь, одноразовая.
        — Я въехал, въехал.
        — В общем, взял номер и начали созваниваться, переписываться, и понял, что она живет не здесь, просто приезжала к подруге. После трех недель и трехсот пятидесяти смсок я понял, что хочу поехать в долбаную Пензу, чтоб увидеть ее. Вот и поехал позавчера ночью один, не зная дороги и толком не зная девушки.
        — Она ждала тебя? Ты был у нее дома-то?
        — Если бы. Во-первых, ей 19, во-вторых, живет с родителями, которые ее полностью обеспечивают, сама учится в политехническом. Ну, а в-третьих, несмотря на то что ей 19, она ведет себя на все 13 и делает вид, что умнее всех.
        — Ну, ты хоть что-то сделал?
        Валерка затушил сигарету в блюдце.
        — Даже не понюхал, только чуточку в губки поцеловались, как в школе в средних классах. Я был там всего полтора дня и из них семь часов отсыпался от дороги в съемной квартире по шестьсот рублей за сутки. Самое смешное было на второй день, когда она мне написала, что не может со мной встретиться, якобы дел у нее много и что приедет через пару недель в Москву, там и увидимся.
        — Ни хрена себе, это ты ради нее ехал за столько километров, и она даже не увиделась с тобой? Вот сучка глупая, зачем тогда звала тебя, чтоб приехал? Для того чтоб чмокнулись в губки разок? Сучка!
        Валерка выглядел довольно-таки расслабленно, он явно восстановился после поездки.
        — Да я сам мудак, решил поиграть в чувства, в романтику, даже, наверно, в любовь, ведь я никогда не срывался ради девчонки вот так. Да-а,  — он выпустил воздух из груди.  — Лучше просто иметь их в два смычка, что мы и делаем в клубе, и без амбициозных чувств. Знаешь, ее просто нет.
        — Кого?  — спросил я.  — Кого нет?
        — Как кого? Любви, конечно!
        — Да ладно, забудь,  — сказал я, улыбаясь.  — От обломов никто не застрахован. Даже симпотная рожа, бицепсы и шишка до колена иногда не могут спасти корабль, идущий ко дну. Она не оценила тебя, твое желание. Что ты ожидал от нее? Она жизни-то не знает, дом, институт, институт, дом, родители, по субботам городская дискотека с подружками, не далек их взгляд по жизни. На хер тебе такая баба? Забудь, как страшный сон, и никогда не вспоминай. Давай лучше собирайся, а то время почти девять, а в половине одиннадцатого мы должны уже быть.
        Клуб жил своей обычной жизнью. Если бы не было нас с Валерой, ничего бы не изменилось. Мы попросту были частью его, он же, в свою очередь, был неотъемлемой частью нас. Время было десять, в десять некоторые ребята, чья смена начиналась с девяти, уже работали в поте лица на главном танцполе. В пока еще полупустом зале из шестнадцати столиков занято было всего два, но оно и понятно почему: во-первых, рано, публика обычно подкатывает к часу, к двум. Раньше обычно приходят только маромойки. В принципе, в маромойках нет ничего такого уж плохого, у них просто очень ограниченное количество денег, буквально на метро, на вход, на один, максимум два недорогих коктейля: «джин-тоник» либо «блади мери» — водка с томатным соком. Чтобы заказать приват-танец с понравившимся стриптизером, такой девчонке надо изрядно постараться и напрячься. Например, если она работает и зарабатывает тысяч двадцать, к примеру, то отложить на развлекуху в клубе ей придется тысяч тридцать, а то и побольше. Войдя в раж, нажрется и подумает ошибочно про себя, что щедрее такой тети в клубе еще ни один танцор не видел.
        Так как я и сказал выше, те несколько столиков, как раз на большую радость стриперов, заняли те самые девочки-простушки. — Прямо как по VIP заказу. Ты хотел трахнуть молоденькую девку, вот они и пришли, так что дерзай,  — сказал Пропеллер новенькому пареньку. Тот немного смутился и, по-моему, даже покраснел.  — Только сначала помонди их со сцены, просто так не подходи, не наклеивай клеймо шлюхи, пусть сами к тебе потянутся. Поверь, они здесь за этим, только сначала им нужно поверить в свое превосходство над тобой. Никто же не знает, что она на метро сюда добралась, и главное, ты типа не в курсе. Въехал?
        — Да это я так шутил. На фиг оно мне надо.
        С виду паренек показался мне растерянным и неуверенным: небольшого роста, худоватый, он стоял почти голый в метре от меня, на нем были только шелковые синие обтягивающие шорты.
        Я даже удивился, как его взяли работать. Может, он танцует хорошо? У нас обычно те, кто двигаться совсем никак не мог, отличались рельефом от тех, кто ладил с хореографией.
        Аккуратно уложенные светлые мелированные волосики не прибавляли ему мужества.
        Я подошел и неуклюже спросил:
        — Привет, тебя как звать, чемпион?
        Паренек выпрямился и тихо произнес:
        — Володя.
        — Тебе надо подкачаться или это не для тебя?  — спросил я.
        — Я вообще-то профессионально занимаюсь бодибилдингом,  — взволнованно произнес он, видимо, сам не осознавая, что говорит.
        Полупустая и еще совсем недавно тихая гримерная вдруг судорожно зашевелилась и затряслась.
        Стартер в это время очень осторожно, чтоб не порезаться, выбривал свои яйца одноразовой бритвой Bic и чуть не полоснул себя по животу, когда услышал про бодибилдинг от этого явного лоха.
        Кроха сразу обернулся и перестал лакать свой протеиновый коктейль. Просто ему очень хотелось взглянуть на настоящего и яркого представителя «железки».
        — А, я понял,  — кивнул я еще раз, осмотрев его.
        Узкие плечи, жилистые белые руки и тонкие ноги с крупными квадратными коленями.
        Тут ко мне незаметно подошел Валерка и отвел меня за руку из гримерки.
        — А я знаю этого хрена,  — сказал он.  — Я его еще по «Ящеру» помню, ты его уже тогда не застал, я с ним несколько дней проработал, но не общались, может, он меня и не узнал. Там рассказывали, что он часто ездил по хозяевам.
        Я состроил туповатую гримасу.
        — По каким хозяевам? Что-то не особо въезжаю.
        — К хозяевам клуба домой, на дачу, в сауны, въехал?
        — Понятно, но это его личное дело, мне-то по хрену, да и тебя это особо не должно волновать.
        Он зыркнул на меня:
        — Меня и не волнует, я тебе для справки рассказал.
        Я улыбнулся ему:
        — Слушай, кореш, в каком месте мы работаем?
        — Ты прав,  — он хлопнул меня по плечу.  — Пойдем переодеваться.
        Клуб задышал снова и, как всегда после часа, народ набился под завязку. Наверняка Алекс подойдет меня лицезреть, да и сама оторваться любит. Мощные колонки пробирали всех до яиц, прямо как в фильме — этот кристальный чистый звук проберет тебя «до яичек». О да, а эти замысловатые световые узоры и ультрофиолетовые фонари делали всех жителей клуба такими забавными с отбеленными протезами.
        — Сегодня что-то народа до хрена,  — сказал я Валерке.
        — Тебя это смущает? Стал бояться женщин? Может, тебе вернуться в «Ящерицу»?
        — Давай, только вдвоем, один не пойду.
        — Ок, детка, как скажешь.
        — Эй, пацаны, в курсе, что у нас сегодня звезды в клубе?  — сказал Кобель и добавил, что он уже пообщался с ними.
        — Кто там?  — поинтересовался Гарик
        — Кто, кто, все тот же Великий Парис Ларнеев.
        — Он опять за мальчиком пришел?
        Вся гримерка загудела, все начали стебаться над этим Великим Ларнеевым.
        — Да он жадный, как, бля, не знаю что,  — высказался Гарик.
        — Нет, ну бабло у него водится, только он в натуре жмет, даже на чай не дает. Странный тип.
        — А он так интимно втихую предлагает за 50 долларов отыметь его на дому, нормально, да?
        — Я бы его и за 1000 вряд ли.
        — Ты нам-то не гони, ты за сотку и мартышке вставишь по самый небалуй.
        — Ха, ха, ха, что правда, то правда, но я теперь изменился, ставка выросла.
        — Парни, а что, кто-нибудь подойдет к нему?
        — Ну и вопросы у тебя, Гарик, ты че, обдолбался уже?
        В гримерке было два красивых торта, видимо, кто-то их принес в связи с днюхой.
        — Парни, давайте один из этих хаванем, а то сладкого хочется,  — сказал искренне Валерка.  — А у кого днюха-то?
        — У меня, у кого же еще,  — почти обиженно сказал Кроха, глотая свой сывороточный протеин.
        Все ребята оживились, что у скромного Крохи день рождения, все начали горланить, как в школе в начальных классах и поздравлять парня с его девятнадцатилетием. Неожиданно зашел Альберт с озабоченным лицом.
        — Что тут происходит?
        — У Крохи днюха,  — сказал Кобель, откручивая советское шампанское и разливая его по белым, пластиковым стаканчикам. Альберт сразу расплылся в улыбке и принялся лобызать Кроху в щеки.
        — Кстати, Валер, подойди к столику нашей звезды, он, по-моему, влюбился в тебя.
        Валера заулыбался.
        — Пусть лучше лавешки готовит, а то влюбляться все мастера.
        — Выйди к нему сейчас, потом доешь свой калорийный торт.
        — Калории мне нужны, чем больше, тем лучше, а то скупой дядя не покормит, а я похудею, и масса сольется.
        Он запихал в рот небольшой ломтик кремового торта, запил шампанским, отрыгнул и вышел к гостю. Альберт тоже ушел.
        К торту с чайной ложкой подсел Гном и начал жадно уплетать его, при этом чавкая, раскрывая рот и что-то приговаривая.
        — Гном, ты же билдер, тебе вроде нельзя, чувак. Ты чего творишь,  — спросил его Кроха.
        — По хер, сегодня можно по двум причинам, Кроха. Во-первых, у моего кореша день рождения, во-вторых, у меня сегодня разгрузочный день, могу жрать, что захочу, вот так.
        И он чавкал, жевал и проглатвал, забывая про свою диету и сухие мышцы. И снова забежал Альберт, всмотрелся внимательно в программу и сказал, что мы с Валеркой вторыми идем со своим номером в кожаных плащах.
        — Так он же на «вечере»?  — сказал я.
        — Уже скоро закончит, это не «вечер», просто просили подойти.
        — А-а.
        — Так что переодевайся.
        Первым номером шел Гном, со своим сольником Графа Дракулы. Гном держался за живот и что-то бормотал себе под нос, у него вообще была привычка разговаривать с самим собой.
        — Гном, дружище, ты чего за пузо держишся?  — спросил я, видя его раздраженную физиономию.
        — Да переел, это жирно для меня, я забыл и увлекся, у меня хронический панкреатит. Че-то совсем хреново.
        И вправду он как-то позеленел, осунулся в момент, я потрогал его лоб, он весь горел.
        — Чувак, у тебя, по-моему, температура.
        — Да это, сука, приступ. Надо съесть ферментативные таблетки, отпустит, но с собой нет.
        — Слушай, по-моему, в аптеке через дорогу можно взять, там 24, давай схожу,  — сказал Кроха.
        — Да брось ты, у тебя же днюха.
        — Знаешь, мой кореш плохо себя чувствует, поэтому я сбегаю, и это не займет много времени.
        — Давай, чувак, сходи,  — сказал я, и в считанные секунды Кроха вышел за лекарством. Ну, а я начал готовиться к номеру, так как мы по понятным причинам уже шли первыми.
        Мы намазывались детским маслом «Джонсон и джонсон», чтобы блестеть. Я спросил Валерку:
        — А чего он хотел-то?
        — Кто? Звезда, что ли? Да ничего, рассказывал, как мной восхищается, и приглашал в ресторан завтра.
        — Ясно!
        — Чувак, спину мне помажь, а то не дотягиваюсь. Как у тебя с теткой из «Зависти»?
        Я плеснул себе на руку масло и начал растирать его широкую спину.
        — Не знаю, пока без динамики, посмотрим. Пока секс и больше ничего.
        — А ты что, хотел, чтоб она женой твоей была, после того как отработала сто пятьдесят лет в лучшем клубе для мужиков, не думай даже об этом. Это стена, через которую не перелезешь, чувак, поверь.
        Не сказать, чтоб я был ошарашен, но он был прав, наверное. Но бывают же исключения, которые подтверждают правила.
        На сцене мы отрабатывали с удовольствием, как и всегда, когда есть народ. Девки визжат, что-то выкрикивают, и ты заводишься, и наш синхрон был четок и мощен на удивление. Казалось, что сегодня мы были звездами. Мне казалось, что я, Валерка, музыка и этот зал, одно целое, как живой, чувствующий организм. Я пытался найти ее глазами, чтоб никто не понял, что я кого-то выглядываю, но было темновато и слишком много народу. Отработав, мы вернулись туда, откуда пришли.
        В гримерке что-то все собрались, была суета, причину которой мы поняли не сразу.
        — Что случилось, парни?  — спросил Валерка.
        — Кроху машина сбила.
        — Сбила? Насмерть?
        — Нет вроде бы, но его увезли на «скорой». Вот дерьмо, блин, чувак только хотел купить лекарства, и то не себе.
        — В какую больницу отвезли?
        — Говорят, что в Склиф, тут недалеко.
        Альберт был разъярен, всех отчитывал.
        — Не хер было пускать пьяного Кроху на улицу, думать надо иногда и головой, а не другими местами.
        Вечер был испорчен, и если честно, я даже не выходил из гримерки до утра, не хотелось видеть этих людей, которые веселятся, отдыхают, танцуют и соблазняют, им все равно не понять. У Гнома к утру все прошло, и по нему было видно, как он переживал. И после работы он отправился в Склиф. Ну а я залег на диван, укутался каким-то старым, клетчатым пледом и вырубился до утра. Перед тем как заснуть, меня переполняли странные чувства, а утром где-то около семи меня разбудил Валерка, и мы отправились спать дальше домой.
        Но дома я уснул не сразу, такое часто бывает, когда перегуляешь. Ворочался, ворочался, думки все какие-то, вспомнил Николая, мы давно не созванивались, трудно сказать почему. Но когда-то я жил у него, он был любезен со мной и добр, предоставил кров и я часто спал у него в подсобке, молился там же, чтоб так было дальше. Некоторое время я жил у него, но вскоре этот факт очень раздражительно подействовал на его маму, ей 106 лет в обед, но это не важно, важно то, что Коля не мог и не хотел с ней спорить, он ее вроде как боялся. Из его рассказов я понял, что мама больше отдавала предпочтение его брату, то есть своему первенцу, несмотря на то что он был последним алкашом и так и пропил свою квартиру, а к Коле относился, как к возможности нажраться на халяву. Я неоднократно слышал, как Николай рыдал по ночам, как ребенок. Странно видеть взрослого мужчину, рыдавшего в подушку. Мне было жаль его, и я не хотел напрягать их с матерью своим присутствием. В очередной раз дал бабки — хорошо, не дал, значит, говно. А мама… А что мама? Старый, больной человек.
        — Пусть он здесь не живет!  — вот такие были ее слова, я их слышал. Мне Колю было жалко, а не себя. Бедный Коля, это расходилось с его понятием самаритянства. Все хорошо, Коль, все нормально.
        Она
        Я открыла глаза. Спать не хотелось, но понежиться в кроватке, поперебирать ножками и пальцами одеялко и простынку было приятно и уютно.
        Который час?  — подумала я. Где мама: на работе или уже дома? Интересно, есть ли что-нибудь покушать? Если мама уже дома, почему я ее не слышу? Правда, обычно, когда я отсыпаюсь, мама тихонечко смотрит телевизор в своей комнате.
        Я еще сонно осматривалась, этакое сканирование самой себя со стороны, иначе не назовешь. Все вещи, игрушки, поделки, фотографии, аппаратура, картинки на стенках — это я, моя жизнь, от детства до теперь, как у Горького, которого я так и не дочитала.
        Блин, где же звонит, телефон или мне кажется, что где-то звонит? Да нет, точно гудит бесшумка. Рукой я нащупала мобилку, хорошо расположившуюся почти под кроватью.
        — Алло. Хорошо. Я поняла, буду раньше. Давай, до вечера.
        Звонили из клуба. Папа попросил меня сегодня выйти, и пораньше, из-за корпоратива. А если сам Папа попросил, значит, приказал.
        Меня тошнило уже от всего этого, но как жить-то, если делать я ничего не умею и не хочу, собственно говоря. Открыть бы свое дело. Какое?  — спросите вы, да любое, но в идеале хочу владеть ночным клубом, быть хозяйкой и смотреть на жизнь иными очами. Приказывать, увольнять, принимать на работу, следить за всем. Строить и реализовывать планы и проекты буду я, а не какой-нибудь жиденыш-мажор из МГИМО. И для этого требуется всего-то миллион долларов. Это лет семь, восемь моих ночных танцев и большая из них в VIP-кабинках, а потом смело в дурку на лечение сосудов головы.
        Снова загудел мобильник, наконец-то. — Да, сладкий, привет, как ты?.. Сегодня?.. А что, у тебя сегодня выходной? Думаю, невозможно, меня вызвали на работу в срочном порядке… Алло, что ты замолчал? Не молчи, ты обиделся?.. Откуда ж я знаю, просто вызвали, я не могу, прости… Алло, ты не можешь меня понять, что ли? Не надо сейчас так говорить, это лишнее… Не перебивай, ты все знаешь…. Это относится как ко мне, так и к тебе. Не будь идиотом, почитай еще раз ваше «крейзи-меню», освежи свою память… Да все у вас там выезжают. Знаешь, если б ты был из хора мальчиков при церкви, то да! А так, извини… и вообще, блядь, о чем мы говорим, тебе обязательно надо было взбесить меня пораньше сегодня? Еб твою мать, Малыш, у тебя это получилось!.. Я отключилась. Продолжать разговор не было ни сил, ни желания. Его мужское самолюбие ушло далеко от него самого. Господи, ну зачем же мне портить и так никакие нервы, он же должен это понимать, хотя он еще совсем дите малое, неразумное. Сколько же надо иметь сил, чтобы жить на земле? А ведь не так давно мне искренне казалось, что нет ничего страшней школьных проблем и что
в самой жизни без школы все намного проще. Оказаться бы сейчас на необитаемом острове, чтобы никого и близко не было, ну, может, кроме Малыша, после того как чуть подрастет. Услышать бы его запах и бархатный шум сине-зеленого океана, ощутить тепло африканского солнца и уловить легкий ветерок где-то во Французской Полинезии. Эх, мечты, мечты.
        Уже через часик я спокойно потягивала ароматный кофе на кухне. В коридоре послышались шаги, и скрипнула входная дверь. — Детка, ты проснулась? Вчера я не могла до тебя дозвониться весь день.
        — Да, мамулечка, я была со своим цыпленком.
        Мама подошла ко мне и нежно чмокнула, я обняла ее и начала жаловаться.
        — Дурачок меня обижает и ругается на меня не по делу.
        Мама улыбнулась. Ей напомнило это меня совсем маленькой, когда я на кого-то жаловалась и искренне, как все дети, переживала за что-то.
        — А что такое? Из-за чего?
        Тут я уже стала взрослой.
        — Из-за того, что я должна сегодня выйти на производство, а он специально взял выходной, чтоб вместе провести. Но я-то тоже в свой выходной буду «крутиться».
        Я ждала, что мама как-то откомментирует, но она промолчала.
        — Я ужасно хочу есть.
        — Хочешь, я для тебя что-нибудь приготовлю?
        Мамины глаза загорелись, и она, как ребенок, запрыгала от удовольствия.
        — Хочу, хочу. Мне оставалось только придумать, что именно.
        Он
        Валера расхаживал возбужденно по комнате.
        — Надоело все на хрен: работа эта и график дурацкий ночной, и все прочее дерьмо. Хочу спокойствия, хочу стабильности в работе, и заработке, короче, чувак, я устал!
        — У тебя хандра, браток,  — сказал я, надевая черную майку.
        — Я сам, как хандра,  — Валерка на секунду задумался.  — Мне уехать надо будет на неделю, может, больше.
        — Что? Сваливаешь уже? Заработал бабок и летишь в Майами на курорт? Искупаешься в океане…
        — Издеваешься, что ли? Майами! Лечу в Турцию со своей жирной свиньей, она пообещала мне треху «грина» подкинуть, если типа отдохнем вдвоем в сраной Турции.
        Я заулыбался:
        — Турция? А почему не Майами?
        — Че ты пристал со своим Майами? Как будто каждый месяц туда летаем, как к себе домой? Ты хоть на глобусе-то сможешь мне его показать?
        — Не знаю, а глобус есть?
        — Для тебя достану и воткнешь мне красный флажок, когда найдешь этот Майами.
        — Смешно.
        — Не смешно, блядь, а грустно.
        — Так и я о том, что не смешно!  — Я плюхнулся в кресло и взял в руки журнал.
        Валерка сидел на краю изломанного дивана и искренне грустил.
        — Когда летишь?
        — Завтра утром.
        — Можешь отказаться?
        — Могу, но деньги нужны, поэтому не откажусь.
        Я смотрел на Валерку, в таком задумчивом состоянии я видел его впервые. Он был весь в себе, в своих мыслях. Мне даже показалось, что он вот-вот разрыдается, как маленький мальчик, у которого отняли любимый пистолет.
        — Это всего неделя, семь дней, и после ты вернешься с бабками в кармане. Согласись, не у каждого есть возможность сделать треху за семь дней.
        Он тяжело поднялся с дивана.
        — Соглашусь,  — совсем тихо ответил он мне и пошел на кухню.
        Был вечер, и у меня был выходной. Я тупо смотрел ящик и какой-то старый черно-белый фильм. Скоро и я стану черно-белым фильмом, подумал я, как раз в тот самый момент, когда я об этом подумал, зазвонил противно мой мобильный. Я достал его из кармана своей куртки.
        — Да!
        — Что да, Малыш? Я соскучилась, а ты нет?
        Как же я всегда счастлив, когда она звонит и вот так начинает разговор. Я вообще счастлив, когда она звонит, и меня уже совсем не напрягает черно-белый фильм.
        — Я тоже так сильно соскучился, что даже не знаю, как хочу увидеть тебя и побыстрей тебя зацеловать и заобнимать! Когда? Когда? Когда?
        — Всегда! Всегда! Всегда!  — она засмеялась так искренне и чисто, словно счастливый ребенок.
        «Е-мое»,  — подумал я, Валерка же уезжает, и никого не будет дома.
        — Послушай, ты завтра работаешь? В клуб выходишь?
        — Да, милый, думаю, да! Что-то хотел предложить? Я вся в нетерпении.
        — Хочу сделать предложение, от которого ты не сможешь отказаться!
        — Малыш, ты «Крестного отца» посмотрел? Или замуж меня уже зовешь?
        — Я хочу сказать, что я тебя люблю!
        Через небольшую паузу на другом конце трубки я услышал признания в свой адрес. От этого вечер стал казаться замечательным.
        — Какое предложение, Малыш?
        — Мы завтра с тобой увидимся, и я хочу, чтоб мы остались у меня дома, Валерка к родителям уезжает ненадолго.
        — Вон как, неплохая мысль, можно попробовать.
        — Ну что, тогда до завтра, моя любимая девушка?
        — До завтра, мой любимый юноша!
        Голос у нее был мягкий, ласковый, я любил ее голос.
        В эту ночь я спал, как ребенок. Открыл глаза уже к обеду: «Ничего себе, сколько я спал», даже и не помню, что снилось, и не помню, как заснул. Такое случается, когда в жизни царит гармония и повседневные проблемы решены каким-то непонятным образом.
        Я встал с дивана и поплелся в другую комнату, но она была пуста, кровать заправлена, Валерка уехал и даже «до свидания» не сказал.
        Я должен был в ночь выйти на работу, но позвонил менеджеру и сообщил, что заболел и, видимо, надолго. Менеджер равнодушным голосом сказал, чтоб я выздоравливал. О да, наш стрип-клуб не был госинститутом, и по случаю болезни медсправки не требовались. Мне было только на руку. Тем более я немного устал и хотел бы отвлечься.
        Мой план на сегодня был прост и примитивен: сходить в спортзал и прибрать немного эту помойку, т. е. квартиру. Мусора, как всегда, было до потолка и немытой посуды после нас с соседом — не меньше. Не скажу, что я такой уж педант, нет, тем более эту задрипанную старую квартиру мы просто снимали. Приводить в порядок чужую хату совсем нет настроения и желания. Но сегодня было исключение, и именно поэтому я заставил себя взять в руки влажную тряпку, чтоб протереть пыль на тех местах, где она плотно и густо осела. Я почесал репу, немного поразмышлял, с чего бы мне начать, потом налил себе растворимого кофе в чашку и тупо начал протирать пыль с телевизора. Позже меня посетила мысль: может, не полениться и купить Саше цветы, например хризантемы? А может, вообще устроить романтический ужин? Нет, это бред, готовить я не умею ничего, кроме яичницы и овсянки. Значит, как будет, так и будет, куплю бутылку вина, и достаточно романтики.
        Часа два мне хватило на эту уборку, после чего со спокойной душой и чувством выполненного долга я отправился в зал.
        Там я пребывал часа три и, по-моему, переборщил слегка на железках, позабыв, что вечером еще предстоят упражнения. Силы были мне нужны. По дороге к дому я остановился у цветочного ларька и по сто рублей за штуку купил желтых хризантем. Дорого, блин, также дорого, как и розы, хотя, по-моему, розы — не очень красивые цветы. Хризантемы красивее и пушистей, к тому же не колются. Дома я прождал Сашу до часа ночи и за это время посмотрел четыре фильма разных жанров, просто так, от скуки и от вечного нескончаемого ожидания. Я уже начал сомневаться, стоило ли вообще суетиться и приглашать Сашу к себе на романтик. Да и какой романтик, к черту, в этой вонючей квартире, со сломанной и неудобной старой мебелью. У меня даже ручного пульта для ящика не было, ведь ящик был советского производства. Неудобно, блин, все это. Чувствуешь себя натуральным бомжом и лохом, стыдно девушку привести, убежит сразу после того, как увидит тараканьи гонки на кухне. Я немного нервничал, для меня непонятна была реакция Саши после того, как она перешагнет порог этого чахлого приюта для бездомных. Я никогда никому не завидовал в
жизни, но в данной ситуации мне дико захотелось поменяться местами с каким-нибудь богатеньким мажором, у которого есть свое удобное, красивое, модное жилье. Многие скажут, что, мол, не в хате дело и не в том, как она обустроена. Дело в тебе самом, в твоей, блин, харизме. Соглашусь, но их бы на мое место, я бы посмотрел, как бы они себя чувствовали, когда сердечная мышца сокращается со скоростью ветра в ожидании прихода второй сердечной мышцы, которая сокращается не меньше твоего. А дома у тебя «срач» и сломанная мебель, на которую вы по ходу дела должны умиротворенно улечься и изучать камасутру.
        Вместе
        Звонок в дверь заставил меня встать с кресла и резко подбежать к двери. Перед тем как отпереть замок, я выдохнул целых три раза и повертел головой и затем еще выдохнул один раз и только тогда открыл эту дверь коричнево цвета. А потом я увидел ее и обомлел. Казалось, что сердце выпрыгнет из груди и побежит скакать на улицу и безумно радоваться, и орать от счастья, что на этой грешной земле живет совершенство, и это самое совершенство смотрит на меня влюбленными карими глазами.
        — Привет, Малыш, я соскучилась!
        — А я умирал без тебя, хорошо, что пришла, ты спасла меня!
        Я обнял ее сильно-сильно. Так я никого не обнимал и, думаю, не обниму. В этом узком коридорчике мы целовались так, что даже стены дрожали от возбуждения. Дальше я ничего не помню, все было как в тумане или дурмане, а может, и там, и там одновременно. Помню, что через мгновение мы оказались на кровати и быстро раздевали друг друга. Не знаю почему, но в голову пришла одна ассоциация из моего прошлого, когда моя девушка Оля просила, чтобы я снимал с себя всю одежду перед сексом. В комнате было темно, свет был всюду выключен. Молоденький месяц просматривался через окно. Снаружи разгулялся ветерок и с шумом пытался ворваться в комнату через плотно закрытые ставни.
        — Малыш, обними меня еще сильней, целуй еще слаще, я вся твоя, мне никто не нужен, только ты!
        — Мне, кроме тебя, тоже никто не нужен.
        Я любил ее страстно и нежно, бурно и тихо, огненно и грубо. Я смотрел на нее, как она дышала и откидывала голову назад, и ее шикарные волосы аккуратно покрывали мягкие перьевые подушки, будто гжелевые рисунки на белых глиняных блюдцах. Ее большие глаза были закрыты, и, лишь когда Саша говорила мне, что счастлива, она немного открывала их, и это было божественно красиво.
        — Я так много хочу сказать тебе. Мне так…
        Она аккуратно и нежно дотронулась до моих губ своими длинными ангельскими пальцами, так что я не закончил то, что собирался ей сказать.
        — Я все знаю, малыш, ты не говори мне, я все вижу и чувствую,  — через маленькую паузу она добавила: — Я люблю тебя!
        Я никогда не думал, что от этих трех слов у меня могут выступить слезы. Если б кто-нибудь мне раньше сказал, что такое возможно, я бы рассмеялся и сказал, что это не мужик, а тряпка.
        Я не был готов к такой своей реакции. Я пристально смотрел на нее, а она на меня. Мы лежали на кровати голые и были раскрыты друг перед другом, как книжки. Саша дотронулась до моей слезы, и мне показалось, что она тоже плачет. Этот момент я не забуду никогда.
        Боже! Что происходит? Я сошла с ума. Я трогаю его, обнимаю, целую и боюсь отпустить. Я боюсь, что это все сон, а сны когда-нибудь кончаются. Он плачет, или мне показалось? Неужели это слезы? Они соленые, как морская вода, и такие же настоящие, как молодой месяц на небе. Я смотрю ему в глаза, и у меня тоже текут слезы. Что это, любовь? Или что-то большее? Боже, я почувствовала, как разрываюсь на части, так не может быть, ведь я не готова, только не сейчас!!!
        — Я вижу себя в твоих глазах.
        — Поцелуй меня еще раз и обними, как будто в последний раз, ведь я любила тебя всегда!
        Я коснулся ее губ и почувствовал, и услышал, как усиливается ветер за окном. Я не хотел жить на Земле, если б ее не было. Не могу сказать, сколько длилась эта ночь, возможно бесконечно, возможно слишком мало. Но именно в эту ночь я понял, что есть что-то намного больше и выше, чем любовь.
        Под утро мы обнялись так сильно, будто кто-то нас хотел разнять и растащить по разным углам. С другой бы девушкой я бы помер от затека шеи, рук и ног. Но спали мы долго и даже не разлеплялись.
        Проснулся я первым в четвертом часу дня. Саша еще спала и, как ребенок, посапывала в подушку. Сейчас этой маленькой девочке не больше семи лет, и я готов как верный сторож охранять ее сказочный сон. Я аккуратно вылез из-под одеяла, убедился, что «ребенок» спит, и пошел в душ. Из дома я вылетел минут через 25 и побежал за завтраком и утренними цветами, ну или уже дневными!!! Главное, чтоб все организовать до того, как она проснется.
        Я как угорелый забежал в супермаркет. Первым делом почему-то накупил много-много разного мороженого, потом всяких вкусняшек для завтрака или уже для обеда, а там и до ужина будет недалеко. По дороге домой забежал в цветочный магазинчик и купил за немалые деньги райский цветок под названием — орхидея.
        Продавщица долго мне объясняла, как правильно нужно ухаживать и поливать этот цветок и даже с гордостью всучила мне какую-то фигню в пластиковой коробочке. Но к моему сожалению, я ни одного слова не понял из того, что она сказала. Просто я был переполнен эмоциями. Единственное, что надо — успеть до того, как принцесса откроет глаза, иначе сюрприз не состоится. Также в этой цветочной лавке я узрел очень смешную мягкую игрушку непонятного животного. Внешне оно было похоже на моего дружбана Мориса — с огромным носом, глазками навыкат и пришлепанной идиотской улыбкой. Она обычно означала: «не понимаю, о чем речь, но сделаю вид, что понял».
        Оставив все деньги цветочнице, я побежал домой. Забежав в квартиру со всеми покупками, я старался дышать медленно, но не особо получалось. От пота вся майка была почти мокрая. Я осторожно заглянул в комнату, и, к моему великому счастью, принцесса еще спала, но уже просыпалась, видимо, я разбудил, когда открывал дверь. Я снял куртку и кроссовки и тихо подошел к кровати.
        — Ты решил меня бросить, Малыш? Я открывала глазки, но тебя не видела… а что это у тебя?
        — Это? Это тебе. Хочу, чтоб каждый день со мной ты просыпалась со счастливой улыбкой!
        Я достал цветок и положил на подушку рядом с ней.
        — Он прекрасен! Ты угадал, это мои любимые цветы.
        — Он не такой прекрасный, как ты. Тем более, когда вы сейчас вместе лежите.
        Она засмеялась, и я въехал, что поступил очень правильно. Саша немного привстала и начала рассматривать мои пакеты.
        — А что у тебя еще для маленькой девочки?
        — Для маленькой сони у меня есть вот что!  — И я, чувствуя себя Сантой, засунул руку в пакет и достал оттуда игрушку.  — Вот, это Морис, и он для тебя.
        — Е-мое, он очень смешной, на тебя похож.
        Она засмеялась так искренне, что я даже удивился, почему на меня? Нет, на Мориса.
        — Нет, нет, на Мориса он похож, слышишь, хорош смеяться, это не я, это Морис!
        — Мо… что? Ха-ха-ха, какой Морис, что это за имя идиотское? Ха-ха-ха!
        И тут Саша залилась таким смехом, что и мне стало смешно, я даже и не думал, что она может так заразительно смеяться. Мой любимый певец Адриано Челентано в одном интервью сказал, что всегда счастлив, когда смеется его жена, и грустит, когда она печальна. Теперь я понял его слова очень хорошо.
        — Малыш, это не Морис или как его там? Это ты, мой дурачок!
        Я уже сам заулыбался:
        — Да почему я? Это не я.
        — Это ты, и не спорь, я так хочу, дурачок мой!
        — Ну, хорошо, хорошо, это я, хотя это придурковатый Морис!! Ты голодная?
        — Я очень голодная и съела бы тебя целиком, что ты об этом думаешь?
        — Я… я думаю, что я не совсем вкусный.
        — Ты очень вкусный, одна твоя задница чего стоит, очень аппетитная.
        — Ты думаешь? Ну, ок, но сначала я приготовлю тебе завтрак, а потом решишь, съесть меня или нет!
        — Иди ко мне, я уже соскучилась, пока болтала с тобой.
        Я прилег к ней, взял цветок и начал водить им по ее губам.
        — Щекотно!
        — Я знаю!
        Потом я ее поцеловал.
        — А так щекотно?
        — Так нет!
        Я целовал ее и гладил ее грудь.
        — А так не щекотно?
        — По-моему, кто-то хотел приготовить завтрак?
        — Я хотел?
        — Ты хотел! Уже расхотел?
        — Никак нет, Босс, иду готовить! Я спрыгнул с кровати и пошел на кухню, стряпать, что мог.
        Поверить не могу, утренние цветы, игрушка, это так мило. Это очень мило. Неужели такое еще есть на земле? Неужели есть другая жизнь вне клуба? Как мне мало надо, чтобы чувствовать себя счастливой: цветок, игрушка и завтрак, вот и все. Я еще нежилась в кровати и слышала, как Малыш колдовал на кухне. Уже через несколько минут Миша принес стол с едой в комнату и поставил рядом с кроватью.
        — Питайся.
        — Ты целый стол сюда принес, я и на кухню могла бы подойти!
        — Ни к чему себя утруждать, ты же принцесса!
        — Хорошо, я принцесса, а ты тогда кто?
        — Ну, повар, наверное.
        — Нет, ты мой принц-повар.
        — Принц-повар?
        — Ну, да.
        — Забавно, я принц-повар! Давай ешь, смотри, сколько всякого мороженого, и оно уже подтаяло, а вот омлет с молоком и сыром, надеюсь, сыр ты любишь, вот каша овсяная с медом. Мед цветочный, я на выставке покупал, не поленился, съездил. Вот апельсиновый сок! Но не фреш, правда! А вот кукурузные оригинальные хлопья с обезжиренным полуторапроцентным молоком. Еще я нарезал тебе фруктов. Могу залить их йогуртом, и будет типа фрут-салата!
        — Кроме того, что ты принц-повар, ты еще и гурман!
        — Нет, я не тот и не тот, просто я тебя люблю.
        — Я хочу, чтоб мы вместе поели, ты же еще не ел?
        — Пока нет.
        — Тогда прыгай сюда, я тебя покормлю!
        — А ты хитрая!
        — Нет, просто я тебя люблю.
        Мы ели, болтали, смотрели друг на друга и смеялись. Казалось, что время вообще остановилось. При нашей работе времени не существовало. Время — это иллюзия.
        Саша на секунду призадумалась, и мне стало интересно о чем.
        — Ты ок?
        — Мне сегодня в клуб, а когда тебе?
        — Послушай сейчас меня!
        Я всмотрелся в ее глаза и обхватил руками лицо.
        — Тебе не надо сегодня идти в клуб, мы будем вдвоем, и точка! Отдохни от него, и я отдохну, давай попробуем провести это короткое время вместе. Валера уехал на несколько дней. И я хочу быть с тобой, ведь это хорошая возможность посмотреть друг на друга с другой стороны. Со стороны, где нет порока и лицемерия, где нет жажды заработать все деньги на земле. Со стороны, где нет продаж, выкупов и выездов к тем, кто тебя покупает. Но есть только я и только ты. Подумай, такие моменты, как сегодняшний, не стоят ничего, но и бесценны по-своему. Только ты и только я!
        Саша смотрела мне в глаза.
        — Возьми мой телефон и не отдавай мне его до того, как приедет Валера!
        Я улыбнулся:
        — Телефон тут ни при чем, тебе еще маме надо будет звонить хоть иногда!
        — Я позвоню ей сейчас и вечером, но ты все равно забери телефон.
        — Если хочешь, заберу, а сейчас доедай, сходи в душ и пойдем подышим свежим воздухом!
        — Малыш, а ты что, в армии служил? Там научился командовать?
        — Нет, в армию за энурез и плоскостопие не взяли.
        — Ты смешной, Малыш! Но ладно, иду.
        И пошла в душ, и была рада всему. Мне нравилось, как Миша умело разговаривал со мной, он будто чувствовал меня и знал мои мысли, читал их.
        Мы шли по какой-то узенькой тропинке где-то в парке, недалеко от дома, где жил Миша. Под ногами шуршали и ломались опавшие с деревьев листья. Ветер уже не был таким сильным. Он будто успокоился и пребывал в умиротворенном состоянии при виде наших влюбленных глаз.
        — Ты чувствуешь, как свежо на улице?
        — Аха!
        — Это потому что мы сейчас за руки взялись и не хотим друг друга выпускать!
        — Ты думаешь?
        — Я уверен!
        — И я должна верить?
        — Ты должна верить только мне!
        Миша остановился, приблизился ко мне и поцеловал в нос, как неразумное малое дите.
        — Мне нравится, как ты улыбаешься! Люблю твою дырочку в зубах!
        — Дурачок, это не дырочка, это щербинка!
        — Щербинка? Смешное слово.
        — Сам ты смешной.
        Мы все шли и шли и говорили вообще ни о чем и в то же время обо всем.
        — Смотри, какое большое и толстое дерево.
        — Ого, такого я еще не видела, оно действительно очень толстое, возможно ему миллион лет!
        — Лет двести — триста!
        — Ты серьезно?
        — Шучу!
        — Давай поближе подойдем к нему, посмотрим.
        Это странное дерево росло в глубине парка. Походило на сказочное волшебное существо из мистических фильмов. Огромный мощный ствол, который даже бензопила бы не взяла. Сильные, неровные сучья напоминали изгибающихся змей, а густая копна листьев бережно покрывала их.
        Миша подошел к этому дереву и приложил к нему руку.
        Я спросила, почему он так делает? Он ответил, что это дерево очень старое и мудрое, и он хотел бы, чтоб оно поделилось с ним этой мудростью и энергетикой. Потом на какие-то секунды закрыл глаза.
        — Подойди сюда.
        — Ты хочешь, чтоб я тоже подпиталась энергией?
        — Нет, подойди и встань с другой стороны дерева.
        Я подошла с другой стороны, ствол был настолько огромен, что ощущения были, как будто между нами была стена.
        — Обхвати его.
        — Ты хочешь, чтобы я обхватила это дерево?
        — Да, сделай это, и я обхвачу, и мы встретимся руками, тогда все у нас будет хорошо.
        Всеми силами я обхватила это дерево, а точнее сказать, сделала попытку его обхватить, но это было нереально!
        — Ты обхватила?
        — Да, но тебя не чувствую.
        Он тоже обхватил ствол, я прижалась к дереву еще крепче и вдруг почувствовала прикосновение пальцев.
        — Это ты?
        — А это ты?
        — Дотронься кончиками пальцев до моих.
        Еще одно усилие, и мы соединились руками, и вдвоем обняли это вечное дерево.
        — Ты чувствуешь меня?
        — Чувствую тебя.
        — Сколько можешь так держаться?
        — Боюсь, что совсем не могу, сейчас отцеплюсь!
        — Загадай быстрее желание, пока не разлепила!
        И я загадала, но не могу сказать вам, а то оно не сбудется. Ведь так обычно говорят!
        Мы расцепили пальцы, и Миша гордый и счастливый подошел ко мне.
        — Ну что, герой, рассказывай, откуда ты знаешь, что так надо!
        — Кто сказал, что так надо? Так делают только люди, которые хотят быть вместе, несмотря ни на что! Я слышал, что где-то в Индии есть очень толстый железный столб неизвестной природы и происхождения. Каким образом и кто его поставил, а главное зачем, не знает никто. Но есть древнее поверье, что если два человека смогут обнять его и встретиться руками, то они всегда будут вместе, всегда!
        — Так романтично, но мы же не в Индии с тобой.
        — А какая разница, это странное дерево тоже неизвестно при каких обстоятельствах появилось на этой земле.
        — А ведь самое главное, что ты не верила, что мы встретимся, обхватив его?
        — Верила!
        — Ты верила? Или обманываешь?
        — Верила, Малыш, и знаешь почему?
        — Скажи.
        — Ты был слишком убедителен и искренне верил, что мы встретимся, а с тобой я ничего не боюсь. Миша подошел ко мне, взял за руки, и мы пошли гулять дальше, перебирая листья под ногами.
        Я шел по дороге, держал ее за руку и был счастлив абсолютно. Я никогда не чувствовал себя как сейчас. В одной книге я прочитал, что «счастье есть отсутствие борьбы за счастье». Внутри меня не было борьбы. И я не был пуст, я был наполнен кристально чистой водой, состоящей из одних эмоций и воздушных шариков. — Мне хорошо с тобой!  — сказала Саша, глядя на мои пальцы.
        — Сегодня я не поехал в клуб, потому что хотел побыть с тобой!
        — Знаешь, раньше со мной такого не случалось, я не ставила мужчин на первое место! Мне правда хорошо с тобой, но я чего-то боюсь!
        Мы продолжали идти, и она говорила, а я слушал.
        — А ты боишься? Что нас ждет? Какая перспектива? Что ты можешь дать нашим детям, если когда-нибудь они будут… Извини, я какую-то чепуху несу, какие на хрен дети? О чем я вообще?
        Я молчал пока. Не хотел ничего говорить, это не значило, что я соглашаюсь с ней, я просто приятно устал за сегодняшний день и хотел пойти с ней домой, чтоб лежа в кровати посмотреть какой-нибудь фильм. А суровые размышления можно отложить и на завтра.
        — Пойдем домой, выпьем горячего чая.
        Саша ничего не ответила, только качнула слегка головой, и мы пошли в сторону дома. Я обнял ее и сказал на ушко, что все будет хорошо, но главное, чтоб она не волновалась. Саша положила мне голову на грудь и сказала, что так ей спокойней.
        — Это как?
        — Это так, что я чувствую себя защищенной, когда лежу у тебя на груди!
        Меня переполняла гордость и нежность к ней. Вот так, в таком неземном кайфе прошло еще несколько дней! Складывалось впечатление, что это будет длиться вечно, ведь нам так хорошо вдвоем. Ни я, ни Саша не появлялись в клубе уже четыре ночи. Каждый вечер звонили менеджерам и уверяли их, что болеем, и когда выйдем не имеем понятия. Но самым важным в этой истории было то, что заработок денег был поставлен на последнее место. А клубное понятие, что все и все продаются, не имело к нам никого отношения. За эти несколько коротких дней и ночей мы вдвоем были вне этого мира, даже мобильники спрятали друг от друга. Саша позвонила маме и предупредила, что уезжает на неделю к подруге в Ярославль. О да, никто не знал, что у Саши была подруга в Ярославле, и сама Саша тоже была не в курсе! Кому какое дело, мы были вдвоем, и это самое важное!
        Помню, я проснулся, как всегда, пораньше, и в голову мне пришла идея. Идея абсолютно банальная и не оригинальная: мне экстренно захотелось выиграть большую игрушку для Саши в тире.
        Снова я утречком мотался за мороженым и хлопьями, а к обеду на Сашиной машине мы поехали в парк Горького.
        — Ты хорошо водишь тачку, поучи меня, я не умею!
        — Научить тебя? Я никогда никого не учила.
        Она посмотрела на меня и улыбнулась.
        — Это забавно, давай попробуем, только из меня хреновый учитель, я так думаю.
        — Я так думаю! Как в «Мимино» прям.
        Мы гуляли по парку Горького, ели сладкую вату.
        — Эта вата вечно лезет мне в нос и расплывается по всему лицу, и вся морда липкая, как у лизуна из мультика про охотников за приведениями.
        — Я не ела эту вату лет десять уже.
        — И как ощущения?
        — Мне очень приятно!
        — Пойдем вон туда, там народу немного, хочу выиграть для тебя что-нибудь.
        Мы подошли к тиру, но, чтобы выиграть игрушку, нужно было закинуть баскетбольный мяч в корзину три раза подряд, а приз был либо слоненок голубого цвета, либо розовый заяц с огромными пушистыми ушами, либо смешная обезьянка. Если ты попадал два раза из трех, то приз — маленькая игрушка, если один, то, соответственно, ничего!
        Я отдал свою вату Саше и принялся за дело.
        — Мячик дайте мне!
        Продавец подал мне баскетбольный мяч, я посмотрел на него, повертел в руках и сказал, чтоб он мне дал другой!
        На что все сильно удивились.
        — Малыш, ты что-то в мячиках понимаешь, или может, ты баскетболист подпольный?
        — Аха! Лучше бы я был подпольным миллиардером! Ладно, давайте кидать!
        Я прицелился и аккуратно закинул мяч в корзину. Один из трех. Надо еще два раза. Я приподнял мяч над головой, резко выдохнул и стрельнул также четко в корзину.
        — Малыш, ты красавчик!
        — Тихо, ничего не говори, еще раз нужно закинуть.
        Я тщательно прицелился и сказал вслух:
        — Чикаго-Булз не хватает трех очков, чтоб опередить «Эй лекерс» и выйти в «плей офф». Майкл Джордан проходит одного за другим, обыгрывает самого Шакила О‘Нила и с трехочковой зоны тщательно прицеливается и кидает мяч в кольцо и-и-и… Да-а-а, мяч достигает цели и… Ура! Чикаго-Булз во второй раз подряд, благодаря титаническому усилию их главного игрока под номером «23» Майкла Джордана, выходит в «плей-офф».
        — Ты выиграл, малыш, я не ожидала. Долго тренировался?
        Продавец спросил, какую мы хотим игрушку?
        — Какую ты хочешь? Слона? Зайца? Дайте слона, у него хобот смешной!
        — Нет, нет! Я хочу вон ту обезьянку!
        — Почему это обезьянку?
        — Она на тебя похожа!
        — У тебя все на меня похоже, и та игрушка, которая Морис, а теперь еще и эта обезьянка.
        Я присмотрелся повнимательнее.
        — А может, ты и права, у нее улыбка идиотская
        — Нет, малыш, у нее глаза счастливые, как у тебя!
        — Да что ты? А у меня глаза счастливые?
        — Да, сейчас да!
        Саша подошла близко ко мне и чмокнула в губы.
        — А у тебя знаешь что?
        — Что у меня?
        — У тебя губы сладкие, вот что!
        — Я никак не могу доесть эту вату, зачем ты мне ее купил? У меня уже все слиплось!
        Я взял ее за талию одной рукой, а второй держал эту обезьянку.
        — Я могу разлепить все, что у тебя слиплось!
        — Малыш, я в этом не сомневаюсь! Ты очень мило выглядишь с этой обезьянкой, вы как брат с братом или как брат с сестрой!
        — Конечно! У нас же глаза счастливые!
        — А ты молодец, захотел и выиграл для меня игрушку, красавец!
        — Это странно, вообще я в баскет плохо играю, обычно та команда, за которую я играю, проигрывает!
        — Пойдем кофе попьем!
        — С удовольствием! Мы пошли с Сашей в ближайшее кафе на территории парка и за чашечкой свежего кофе приятно провели время.
        — Уже темнело, и нам резко захотелось поехать в сторону дома и заняться любовью.
        — Но машину поведу я, ок?
        — Согласна, только ты ездить не умеешь.
        — Ты же меня сейчас научишь, я видел, как ты ею управляешь, это просто!
        — Садись в машину и рули, раз это так просто!
        Я быстро запрыгнул на переднее сиденье комфортного audi.
        — Как ехать?
        — Ну, ты же гений, догадаешься, наверно, как!
        — Ок, я не гений, я не знаю, как и что делать. Чувствую себя Сталлоне в фильме «Разрушитель», помнишь, он залез в машину будущего, был уверен, что поведет ее, а там одна новая электроника. Ну, чего ты смотришь на меня, как на идиота, фильм «Разрушитель», Сильвестр в главной роли, его там еще заморозили в крио-тюрьме на тридцать лет.
        Саша смотрела на меня и явно не понимала, о чем я говорил.
        — Ладно, забудь, Малыш, я вижу, ты не въезжаешь!
        — В детстве мне нравился Ван Дамм, а не Сталлоне, у Сталлоне рот перекошенный, и похож он на собаку с просящими глазами!
        — Малыш, ты не права, Слай даже очень обаятельный, плюс он сам пробился и написал под себя кучу сценариев.
        — Может быть, но Ван Дамм просто красавчик, и мне очень нравится его шпагат.
        — Сейчас я тоже сделаю шпагат, тут, в машине, хочешь?
        — Порвешься и машину испортишь, поверни ключ зажигания, но сначала сними с ручного тормоза!
        — Ок, босс, вот так?
        — Да, теперь оглянись по сторонам, нет ли помех, поставь коробку на драйв, значит вперед, и аккуратно нажимай ногой на педаль газа, только нежно нажимай.
        Я искренне старался все делать, как велел инструктор, но очень волновался, даже весь вспотел. Попытался ехать вперед, и вроде бы даже получилось, машина была явно умнее, чем я.
        — Хорошо, Малыш, только так на газ не дави, ты же водил раньше?
        Я сдвинул брови и серьезно ответил:
        — Аха!
        Я немного освоился и уверенно, но не спеша ехал по садовому кольцу.
        — Малыш, я еду, смотри, круто блин, я сижу за рулем и везу тебя, везу.
        Как-то непроизвольно я давил на педаль газа, и море стало по колено!
        — Я тебя прошу, Малыш, ты так не гони, то, что ты давишь на газ, не значит, что ты умеешь ездить!
        Я не слышал Сашу и начинал маневрировать между тачками.
        — Ты идиот, что ли?! Что ты творишь?! Вот придурок, сейчас же врежемся и разобьемся на фиг, вот блин, полюбила сумасшедшего, и он нас угробит обоих, и в «дорожном патруле» мы по-любому с ним засветимся, как два бездыханных тела. Зачем я подписалась на это?
        Я ехал и даже не смотрел на спидометр, а там уже было за 120 км/ч.
        — Извини, что отвлекаю тебя от твоей виртуозной езды, но если ты посмотришь на спидометр, то увидишь, что стрелка показывает почти 130 км/ч, а это значит, что если мы врежемся куда-нибудь на этой скорости, то от нас ничего не останется, так что тормознись уже, ты научился ездить, молодец!
        Вдруг каким-то странным образом до меня дошли слова Саши, и я сбавил скорость до 70 км/ч.
        — Как мне припарковаться, скажи, что нужно!
        — Сбрасывай скорость потихоньку, включи правый поворотник.
        — А где он?
        — Шумахер! Вот здесь.
        И она сама включила его, чтоб я долго не искал, все равно не нашел бы в этой крутой машине.
        Я сбавил скорость до подходящего минимума и попытался поставить машину у невысокого бордюра и, как ни странно, все красиво получилось.
        — А теперь что?
        — Поставь автомат на Р-парковку и потяни наверх рычаг ручного тормоза.
        Я все сделал точно по инструктажу. Я был горд и доволен и с ожиданием похвалы спросил:
        — Ну, как тебе?
        — Пиздец, Малыш, душа в пятки ушла!
        Я был очень доволен.
        — Правда?
        — Нет, шучу, конечно, только дебилы ездят по городу 130 км/ч.
        — Да, ты права, я увлекся, просто первый раз за рулем.
        — Первый раз?
        — Ну да, почти. До этого только велосипед и русскую шаху, а последняя с места так и не сдвинулась, там сцепление сломано было.
        Саша смотрела на меня и даже, по-моему, улыбалась.
        — Какой же ты придурочный, просто жесть!
        И вдруг через окно автомобиля на тротуаре я увидел белую лошадь, а рядом девушку небольшого роста, в смешной белой вязаной шапочке, которая чем-то кормила эту лошадь. Я вылез из машины, и Саша даже не успела среагировать и спросить меня, куда я пошел. У меня возникла идея! Я подбежал к этой девушке и спросил, можно ли покататься на лошади? И во сколько мне обойдется это удовольствие?
        Вязаная шапочка ответила, что покататься можно, но не долго, 10 —15 минут, и обойдется это удовольствие в тысячу рублей. Я полез в карман и нашел все, что осталось после сегодняшнего дня, оказалось ровно семьсот рублей.
        — Девушка, вот это мои последние деньги, больше нет, а мне очень нужно, чтоб моя девушка покаталась на этой прекрасной белой лошади, я загадал, если она покатается, то мы поженимся, а если нет, то значит, нет, но вы ведь этого не допустите, именно от вас зависит моя судьба. Не разрушайте ее, пожалуйста, у вас, кстати, очень красивые глаза!
        — Вам не стоило так долго уговаривать, конечно же можно покататься!
        Я так обрадовался.
        — Правда?! Сейчас я ее позову!
        Я побежал к машине, открыл дверь, где сидела Саша:
        — Вылезай, Принцесса.
        — А что такое?
        — Не удивляйся, просто вылезай, и пошли!
        — Ну, пошли!
        — Ты когда-нибудь раньше каталась на лошади?
        — Ты знаешь, нет, и я как-то не готова, боюсь!
        — Чего ты боишься? Я же с тобой. Давай, залезай покататься, ты же Принцесса.
        — А точно не свалюсь с нее?
        — Точно не свалишься, ну если только на меня! Залезай!
        Саша посмотрела на меня, и ее взгляд был как у ребенка, который ожидает любимую игрушку на Новый год или день рождения.
        Я поцеловал ее в щеку и улыбнулся.
        Саша молча повиновалась. Девушка рассказала ей, что и как сделать, и помогла вскарабкаться на лошадь. Потихоньку лошадка начала перебирать своими мускулистыми копытами. Девушка-шапочка помогала, шла по земле и рассказывала Саше, как управлять этим животным.
        Я же остался на месте и просто наблюдал за этой прекрасной картиной. Нет ничего лучше в жизни, чем видеть, что твой любимый человек так искренне рад своей поездке верхом на лошади! С лица у Саши не сходила улыбка. Эта улыбка была наполнена всем прекрасным, что есть в мире. Девушка отпустила лошадь, и Саша осталась одна, но, по-моему, вошла во вкус и стала чуток прибавлять ход. По-видимому, это было не так страшно для Саши, после моего вождения.
        Я дивился на самого себя — неужели все это происходит со мной?
        Но даже не этот вопрос меня волновал, а то, насколько может полюбить человек! Как же долго может продлиться такой небесный кайф на этой грешной земле?
        На последний вопрос я не знал ответа и, собственно говоря, боялся узнать. Но куда-то это все пропадает, уходит туда, куда вход закрыт.
        О Боже, скакать на лошади — это что-то с чем-то! Есть небольшое опасение, что ты шлепнешься! Волнение присутствует. Но оно особо не дает о себе знать, я вся горю, и мне дико в кайф, что хоть один мужчина проявляет по-настоящему свою смелость и азарт в любви. Вот он стоит в десяти метрах в черных брюках и белой рубашке, стоит и улыбается, глядя на меня. Он весь светится счастливой улыбкой. Я все знаю, Малыш мой, я тоже тебя сильно люблю, и мне дико приятно то, что ты делаешь для меня! Время быстро вышло и пришлось слезать с лошади. Мой Принц подал мне руку, и я спустилась вниз.
        — Тебе понравилось?
        — Да, такой кайф! Ты катался?
        — Я? Да, может, не помню. Ладно, поехали в сторону дома, а то мы все никак не доедем! А мне очень хочется тебя поцеловать. Уставшие и счастливые, мы сели в машину и поехали домой.
        Уже дома мы лежали в кровати и почти засыпали, Саша, как всегда, лежала на моей груди, и я гладил и перебирал ее волосы. Мы почти засыпали, как вдруг зашевелился и щелкнул дверной замок. От неожиданности и противного скрипа я резко приподнялся, что не могло не разбудить Сашу. — Что такое?
        — Кто-то открыл дверь.
        Я встал с кровати и осторожно направился в коридор.
        — Привет, старик! Ты чего не спишь?
        — Валера? Это ты? Ты вернулся?
        — Да, мэн, я вернулся. Поссорился на хрен с этой дурой, послал ее ко всем чертям и улетел, старик, оттуда!
        — Старик, я тут не один, я с Сашей.
        — С кем? С Сашей из Богов?
        — Да, мы тут на твоей кровати. Можешь у меня переночевать?
        — Не вопрос. Конечно.
        Я вернулся в комнату.
        — Кто там?  — спросила взволнованная Саша.
        — Валерка приехал!
        — Это твой друг, с которым вы танцуете вместе?
        Я кивнул.
        — Тогда я поеду домой, мне очень неудобно оставаться.
        — Ну, он переночует в моей комнате.
        — Нет, Малыш, пойми, мне неудобно, мы не знаем почти друг друга!
        — Ты права, наверное.
        Она собиралась, и сборы были недолгими.
        — Пойдем, я провожу тебя.
        — А вы что, уходите? Я лягу у тебя в комнате, без проблем, Мих!
        Я успокоил его, сказал, что все хорошо, все правильно. Было больше часа ночи, мы с Сашей вышли на улицу, я провожал ее. Она открыла машину, я отдал ей ее мобильный телефон.
        — Малыш, мне так…
        — Все хорошо, давай без слов только, к чему ненужные слова! Она поцеловала меня в щеку, села в машину, завела мотор, поставила коробку на драйв, еще раз взглянула на меня и умчалась по пустой, холодной дороге. Я стоял и смотрел до самого того момента, пока ее машина не завернула за угол. Ветерок был свеж, как в тот недалекий вечер, когда мы гуляли по парку и обнимались со странным деревом. Мы загадывали желания, мечтали, летали. А теперь я поплелся спать один в свою лачужку.
        Он
        На сцене мужского клуба уже вовсю синхронно работают спортивные и гибкие ребята. Номеров было несколько: первый назывался «Садо-маза», за ним следовала «Матрица» — один из ходовых и популярных колбасных номеров в клубе. Два так называемых разогрева перед началом «аукциона». В эту ночь клуб был забит под завязку. Съехались все, кому не лень, и не спалось, да какой на фиг спалось, когда в единственном клубе мужского стрипа честно работали «мускуланы Москвы».
        — Охренеть, сколько похотливых глаз в эту ночь,  — озвучил свою мысль Валерка.
        Я огляделся вокруг, он был прав на двести процентов. Все малые столики были заказаны, на них, как подобает, стояли лохани с фруктами и по бутылке Moet chatdon. Гости жадно смотрели на сцену.
        VIP-места также были заняты. Черная кожа диванов нагревалась от теплых, жирных жоп гостей. Они жадно смотрели на сцену. Звезда шоу бизнеса, большой, видимо, ценитель творчества Элтона Джона, Боя Джорджа и Джимми Сомервиля, что-то втирал сидящему напротив Кабану. Кабан печально слушал и медленно потягивал «абсент», а Звезда почти со слезами на глазах нежно отсасывал «виски с колой».
        — Мы выходим после аукциона, да? Или еще позже?  — спросил я у Валерки.
        «Что такое аукцион?» — спросите вы. Отвечу. В нашем клубе практиковались разные нововведения, опыты, новомодные штучки, как казалось менеджерам. Как в зоопарке приблизительно, ну или в цирке — у каждого танцора на руке был прикреплен номер. Аукцион являлся развлечением для всех гостей. Каждый вечер в N-й промежуток времени проходил этот самый аукцион, ведущий спрашивал гостей клуба, какой номер они хотели бы видеть на сцене, зрители отвечали, выбирали, и номерок под аплодисменты и приглашения ведущего, выходил на сцену, где и происходило с ним самое интересное. Ну, например: девушка, которая заплатит за номер большую сумму денег, могла делать с выигрышем все, что хотела: попросить полностью его раздеться при всех. Либо отправиться с ним на приват-танец.
        Валера не успел ответить, как незаметно к нам подошел учредитель клуба,  — «главная и самая большая шишка» всего этого дерьма.
        — Миша, почему ты в верхней одежде здесь находишься, не первый же день ты работаешь, не надо тут светиться, идите, переодевайтесь.
        — Все, идем уже,  — сказали мы вместе с Валеркой и быстренько смылись в гримерку, а то никогда не знаешь, что можно ожидать от «Шишки». Ему не составит особого труда послать тебя на хуй или уволить в секунду, что, в принципе, одно и то же, но он был трезв и не груб и вроде в неплохом настроении, в противном случае я узнал бы о себе много нового.
        На подвешенной железными канатами сцене мы отколбашивали один из наших номеров, я видел и чувствовал на себе различные взгляды людей, хотя на тот момент они были для меня просто зрителями. В «тактах» и в «мувмантах» чувствуя свое превосходство, ты начинаешь работать для удовольствия, а результат — это мокрые трусики женского пола и непреодолимое желание потратить на тебя побольше бабла.
        Вспотевшие и немного запыхавшиеся, как лошадки после долгого забега, я и Валерка ворвались в шумную гримерную.
        — Прикольно выглядите, ребята!  — сладко пропела какая-то белая красотка. Несколько раз я видел ее среди гостей, но не задавался вопросом, кто она такая, таких как она,  — большая половина гостей женского рода.
        — Спасибо детка, ты тоже очень ничего, правда, я не видел тебя без одежды, но уверен, там есть, на что потратить свое время.
        Я был совершенно без одежды, и во мне все еще оставалось чувство превосходства, мне не стыдно было маячить перед ней своим членом и мокрой задницей.
        — Вы тут все такие смелые или ты один такой важный?
        — Моя важность не поместится у тебя нигде, солнце.
        Недавно шумная, потная гримерка слегка замерла в ожидании чего-то.
        — А вы, извините, как вас по имени, не знаю, чего тут делаете? В эту комнату гостям не разрешается,  — обмотавшись толстым махеровым полотенцем бежевого цвета, выпалил Валера.
        — Я просто на секунду забежала к другу,  — девушка напряглась.
        На вид ей было не больше семнадцати: кругленькое румяное личико, карие глаза и белые, по плечи, волосы, высокий каблук, приталенные черные джинсы Armani приятно обтягивали ее сладкую попку, а белая стрейчевая кофтенка с вырезом в районе второго размера грудей подчеркивала ее желание быть красивой, значимой, желанной и просто охуенной. Но только не в этом месте, Детка.
        — Кто твой друг?  — спросил я и сразу добавил: — С другом можно за дверью пообщаться.
        — Да ладно, чего ты взъелся-то?  — тихонько шепнул мне Валера.
        — Она вообще ко мне зашла, а чего тебе не нравится? Основной, что ли, тут или поговорить желание есть?
        Эти уродливые словечки были брошены в мой адрес, как дерьмо вонючее. И бросил их неосторожно какой-то хрен новенький. Но реально здоровый бык, под два метра ростом, с плечами, как у «Флекса», явный качек, но дерзкий. Еще по школе знал, что с такими лучше не спорить и не доказывать, кто прав, а кто нет, таких надо сразу валить, иначе свалят тебя. В тесной гримерке запахло и жареным и сладеньким. Привычные ор, шум, гам трансформировались в ожидание. Запахло кровью.
        Парень приблизился ко мне почти вплотную:
        — Я слышал, как ты грубил ей.
        Он смотрел сверху вниз, и что-то мне подсказало, что сейчас меня посадят на задницу, его серые, как туман, глаза, становились сизыми.
        — Чего заткн…  — он не успел договорить, так как на последнем слове мой коронный правый боковой резко и тяжело вонзился в нижнюю челюсть парня, в этот удар я вложился, весь эффект удара — это неожиданность, тогда соперник упадет.
        Хрен сложился вдвое, как будто и не было двухметрового гиганта. По крайней мере, сейчас он напоминал мне сломанный, распиленный дуб.
        — Эй, хорош, ты чего тут?
        — Бля, ни хрена себе.
        — Бывает же вот прямо так…
        Со всех тесных углов гримерки посыпались различные высказывания по поводу случившегося.
        Я взглянул на лежащего козла. Он вроде уже начал приходить в себя. Потом я нехотя поглядел на девушку, она явно была растеряна больше остальных. Ее взгляд метался от меня к хрену, она даже не знала, что делать: то ли плакать, то ли наброситься с кулаками.
        Я гадал, а она успокоилась и спокойно вышла.
        В секунду я осознал, что это не любовь, но и героем себя я не почувствовал, хотя то, что я стоял на ногах, а не лежал на грязном полу, не могло меня не радовать.
        — Красавчик ты, Миша, красавчик!  — Валера постучал меня по плечу.
        — Резкий, как Шугар Рей, брат, иначе бы меня тут не было,  — искренне ответил я и начал одеваться: натягивал черный плюшевый бандаж и черные рифленые «гриндерсы», как у «терминатора».
        В гримерку забежал Альберт.
        — Это что тут такое, что за хрень?!  — голос его был тверд и уверен.
        Хрен уже поднимался с пола, начинал приходить в себя после нокаута, а именно это с ним и произошло — отключка на несколько минут.
        — Устроили гладиаторские бои, охуели совсем?!  — киданул Альберт, видимо, ни разу не участвовавший в драках.
        — Да нет, Альберт, пацанчик новенький и Миха просто поиграли, повздорили, ну все прошло, они помирились, всякое бывает,  — сказал Кабан, а он был правильным пацаном.
        — Меньше стероидов жрать надо и книжки умные читать почаще,  — орал Альберт.
        — Бабла чаще и больше зарабатывать надо зеленого,  — сказанул важно Валерка, будто помолился.
        Альберт вспомнил, ради чего так быстро взбежал в гримерку.
        — Миха, иди сюда!  — тихонько поманил он меня.
        Он вывел меня из гримерки. Я напрягся: иногда Альберт при всей его широкой лукавой улыбке и мягкотелости способен быть очень жестким и ирреально резким. Я ждал.
        — Там люди тобой заинтересовались.
        Я свел брови и уши.
        — Какие люди, кто?
        — Там один очень влиятельный изготовитель мебели хочет тебя взять на тусовку с телками. Ну, правда, крутой парень, реально башляет, поверь мне.
        — Реально? И что девочки, тоже реальные?  — мне было интересно, не скрою, тем более скоро нужно было платить за съемную квартиру, а этот месяц был не шибко хлебным.
        Я чуть было не согласился, мысли о добыче лаве долбасили меня.
        Минутку поразмыслив, я сказал, что подумаю немного и дам ответ позже.
        — Я тебе говорю, он не по этой теме,  — откровенно сказал Альберт.
        Вот, блядь, я ему доверял и доверился, о чем позже очень пожалел.
        Альберт был из тех людей, которые несли добро в каждый дом. То есть он сделает все, чтобы доставить удовольствие тем, кто нуждается в нем с использованием других человеческих душ. Я не хочу сказать, что Альберт сын князя тьмы, нет, он, как я позже узнал, просто обыкновенная шавка, шестерка для тех, кто выше. Его армянско-еврейские корни ему очень помогали в нелегком труде дешевого развода ребят на благо кассы клуба.
        — Соглашайся, все будет хорошо,  — закончил он, ему нужно было, чтобы я поехал с теми людьми.
        Он никогда не просил меня о выездах из клуба, хотя такая экзотическая функция даже значилась в так называемом крейзи меню. Гостье или гостю надо заплатить где-то около тысячи американских рублей клубу для выкупа на ночь понравившегося танцора. Этот процесс начинается с менеджера, именно к нему обращаются с просьбой. Менеджер хорошо знает, кто из действующих танцоров склонен к таким выездам, и хорошо знает, кто выезды не приемлет и не практикует. Но если вдруг случается форс-мажор и менеджер упрашивает и уговаривает танцора выехать, значит, неплохо заплатили. Дело в том, что помимо основной штуки зеленых клиент дает на лапу менеджеру, хотя процент того и так ожидает, и он лично договаривается с танцорами, цена может колебаться от пятисот до двух, максимум трех тысяч зеленых. Что остается у танцора на утро, кроме бумажных банкнот и сломанной психики? Я вам скажу, это опустошение. И мне довелось его испытать.
        Я огляделся вокруг. Сложилось ощущение, что народу скопилось в клубе еще больше, а ведь время было уже около трех утра, о чем лишний раз свидетельствовала заключительная часть шоу.
        Глазами я искал ее, я скучал, мне не хватало ее, я постоянно думал о ней, хотел увидеть, сравнивал ее с другими. Чем дольше и больше сравнивал, тем четче осознавал ее превосходство. Ее не было в эту шумную ночь, и я остро ощущал пустоту вокруг себя, мне не перед кем было повыпендриваться на сцене и некому посылать воздушные поцелуи.
        Я заморозился.
        — Не спи.
        Я почувствовал тяжелую руку на своем плече. Валерка с улыбкой на лице начал хвалить меня.
        — Представляешь! Парень, которого ты задрал в гримерке, оказывается, на днях Европу взял по кикбоксу в тяжелом весе, мне ребята рассказали, а с этой девушкой встречается,  — он улыбнулся еще шире,  — но, по-моему, ты разбил их отношения.
        Я выслушал его, на мгновение задумался:
        — Я извинюсь перед ним или перед ней, все-таки на одном производстве работаем.
        — Да херня все это, а ты че такой странный?  — спросил Валера.
        — Странный?
        — Да какой-то грустный или мне показалось? Соскучился?
        — Да есть немного,  — хотя этого немного хватало, чтоб сжирать меня изнутри.  — Посоветуй мне, Альберт просит меня ехать с какими-то хренами на тусовку, говорит, там девочки пастись будут.
        Валера сделал полшага вперед и взглянул в сторону крайних кожаных VIP-диванов, а потом спросил меня:
        — Ты знаешь, кто это?
        За столиками сидели три типа, примерно одинакового возраста, от 35 до 38. Один из них в меру упитанный жирдяй постоянно смеялся, прищуривал без того узкие глаза, он что-то бурно обсуждал со вторым монгольского плана мужиком. Третий со спокойным выражением лица пристально наблюдал за происходящим на сцене.
        — Кто именно?  — спросил я Валерку.
        — Вот тот, кто на сцену зырит с бокалом в руке.
        — Нет,  — спокойно ответил я.  — Первый раз вижу его в клубе.
        В ту секунду я и представить себе не мог, что запомню этого человека, наверно, на всю свою жизнь. Гнилой отпечаток его, как на помеченных в лагерях гестапо людях, будет вновь и вновь напоминать о себе.
        — Как зовут его, я не помню, честно говоря, то ли Петр, то ли еще как-то.  — Валера сощурил глаза, пытаясь вспомнить имя, но не получалось.  — Не могу вспомнить, потому что мои знакомые называли его по фамилии, фамилия Игнатов — это я точно помню. Знаешь, тебе лучше не ехать с ними.
        Я взглянул на Валерку, выражение его лица не скрывало озабоченности, таким я видел его несколько раз и только тогда, когда наши разговоры случайно затрагивали тему пидорасости, и в этот раз было о том же.
        — Почему? Альберт мне абсолютно уверенно втер, что этот Игнатов любит наблюдать.
        — Я тебе говорю, он реально представитель голубей, тот еще кадр, мне рассказывали про его извращенские замашки. Вообще, я бы не поехал, чего и тебе советую.
        Я поднапрягся и подумал, что в силу своей отчасти наивности и тупости, может, Валерка что-то путает. Не будет же Альберт выпускать меня на выезд с меньшинством, прекрасно зная, что это развлекуха не по адресу.
        Я выдохнул легко и ненапряжно:
        — Ладно, посмотрим, я думаю, не все так грустно, Альберт же в курсе.
        — Смотри сам, мое дело предупредить.
        Через пару минут я подошел к Альберту, который говорил новому бармену, чтобы тому выдали другую жилетку, потому что та, которая висела на нем, а она именно висела, была минимум на два размера больше и походила на мешок белого цвета.
        — Понял, да? Доработай сегодня, а завтра чтоб я видел тебя в другой, да, и обязательно походи в наш солярий, ты белый как сметана.
        Понурый бармен на все выговоры покивал полубоксовой мелированной прической.
        Увидев подошедшего меня, Альберт растянулся в своей коронной лукавой улыбке от уха до уха.
        — Ну что, едешь?
        — Валерка мне сказал, что он по этой теме.
        — Кто? Игнатов? Да ты что, никаким боком. Я же тебе объяснял, он любит наблюдать, как занимаются сексом девочка и мальчик, все, как ты любишь, я давно его знаю.  — И тут Альберт добавил от всего сердца: — Неужели ты думаешь, что я буду посылать тебя на выезд с пидорасами? Плохо ты обо мне думаешь, ты же у меня любимчик.
        От всего сказанного я доверчиво улыбнулся, но внутренний голос что-то шептал мне, и я пытался его угомонить. А зря.
        — Тем более,  — добавил Альберт.  — Ты не один поедешь. Алекс, Игорь и Толстый поедут тоже.
        От того, что ребята тоже собрались, мне реально полегчало.
        — Ок, ладно, поеду.
        — Тогда собирайся, они уже ждут.
        Черный, тонированный гробовой «Гелендваген» в сопровождении «гАирских» мигалок мчался за территорию столицы.
        В квадратной машине веяло холодными ощущениями недоверия и страха. Я сидел на заднем сиденье и мотал головой, то вправо, то влево, переглядываясь с не менее взволнованным Игорем, сидящим на другом конце кожи. Между нами вальяжно и гордо находился сам Игнатов, периодически говоря по мобильному Nokia. Его бодрый уверенный голос не внушал глубокого доверия, правда, я не вслушивался в разговор, но некоторые словечки резали слух, типа «по хую» и «до пизды». Я не ханжа, не против мата, но одно дело самому говорить, как говорится, остренько разбавлять, другое же дело выслушивать помои от не внушающих доверия личностей.
        Мы заехали так далеко, что МКАД остался далеко позади. Мрачные серо-черные высокие деревья пробегали за стеклами машины, если кто-то и хотел что-то узнать, куда нас запрягли, как свиней или куриц, то это были только танцоры, испуганные и абсолютно охуевшие от неизвестности. Мне уже все стало ясно, но было поздно.
        Загородная местность, правда, домов совсем нет, территория абсолютно закрытая. У длинного серого забора со шлагбаумом находилось что-то вроде будки или сарая полтора на полтора, откуда показался заспанный фэйс усатого сторожа. Невидимыми для глаз движениями он нажал кнопку, шлагбаум нехотя поднялся. Припарковавшиеся джипы и седаны-мерины уже давно не удивляют сторожа, сам-то он добирается до особняка на не новенькой седьмой модели «жигуленка» и вполне доволен месячным жалованием в полторы тысячи зеленых. Мы проехали непосредственно на территорию и припарковались рядом с другим точно таким же «Гелендвагеном». На улице я оглянулся вокруг, хотя существование и быт хозяев жизни меня не трогали ни с какой стороны, но мое удивление не могло не остаться незамеченным.
        Дом напоминал внешне правительственную дачу одного из первых и приближенных людей Иосифа Виссарионовича, а именно Лаврентия Берия. Это я знал, недавно посмотрев какую-то историческую передачу по каналу «Культура». Мог бы я полагать, лежа на сломанном диване, что в скором времени лично буду гостем на такой даче?
        Одноэтажное довольно низкое здание, но длинное и изогнутое внутрь, как бы завершало само себя. Из-за черты своего характера не запоминать то, что не нравится, внешне дом я не помню, то ли белый кирпич, а может и не белый или вообще покрашенный деревянный сруб? По хер, но крыша однозначно была зеленого цвета.
        Пока шли по направлению к дому, ко мне подошел Игорь, он больше походил на запуганную бабу, нежели на самого себя. Бывший военный двадцати семи лет, хохол, он демобилизовался год назад после крупной и последней ссоры с супругой на бытовой почве. Результат более чем банальный: развод и деление пятилетней дочки. Игорь понимал, что на Украине олигархом ему не стать, и вопрос, как достойно и качественно воспитать ребенка, тоже висел в воздухе, он решился на отчаянный шаг — поехал в Москву, сначала пристроился на стройке, потом официантом в одной небольшой кофейне, после чего на его нелегком пути оказался клуб и стрип.
        — Пиздец нам,  — сказал он искренне.
        — Ты думаешь?  — спросил я.  — Ну, я так понимаю, тут и бабы должны тусоваться, иначе зачем мы здесь?
        Игорь смотрел на меня.
        — В такую даль нас завезли.
        — Расслабься, не напрягайся раньше времени.
        Перебросившись еще тремя фразами, мы зашли в дом. Если снаружи особняк не произвел никакого особенного впечатления, то внутри назвать его скромным было невозможно.
        Огромная, просторная зала плавно перетекала в длинный голубой бассейн, над которым гордо возвышался искусно сделанный звездный млечный путь.
        Что-то наподобие кухни находилось с другой стороны. В этом вальяжном и светлом помещении кухню выдавала широкая стойка с различными принадлежностями, особенно меня поразил гигантского размера холодильник с двумя дверьми, забитый фабричными «тураковскими» пельменями и черной икрой.
        Толстый и Алекс подъехали чуть позже в другой машине. Когда они переступили порог дома, я прочитал некую озабоченность и на их лицах, видимо, все мы ожидали чего-то другого, а именно того, что обещал нам Альберт.
        — Раздевайтесь, разувайтесь, проходите на кухню. пацаны.
        Это прозвучали первые словечки в нашу сторону от самого Игнатова, который до этого даже словом не обмолвился.
        — Оба-на, а эти мечи настоящие?  — спросил Игорь.
        В зале на видном месте красовались три самурайских меча, а чуть ниже под подставкой с мечами были поставлены и зажжены несколько церковных свечей, скорее всего для понтов, подумал я, тоже мне, любители Бога.
        — Да, это настоящие катаны, шестнадцатый век, практически закат эпохи самураев,  — с неподдельной гордостью ответил Игнатов.
        — Я слышал, из Японии невозможно вывести самурайское обмундирование, а мечи и подавно,  — сказал Игорь.
        Игнатов оставался с неподвижным лицом, казалось, что эмоции не могут затронуть его мимику.
        — Правильно, поэтому ты их не сможешь вывезти никуда, а я могу, понимаешь?
        — Понятно!  — ответил понявший Игорь, больше он не задавал никаких вопросов.
        Мы все прошли на кухню и уже через полчаса голодные навалились на горячие пельмени и черную икру с белой булкой.
        За столом сидели четыре танцора, включая меня, а также та «святая» троица: жирный, монгол и сам Игнатов. Узкоглазый показался мне симпатичным парнем около 37 —38 лет. Он явно был натуралом. Он все рассказывал, как часто приезжает в женский стрип и прямо там, в VIP-ах, трахает дорогих девочек. Я думал о Саше, и мысль, что этот рыхлый, волосатый хрен мог иметь и ласкать ее, приводила меня в состояние ледяного ужаса. Жирный, я не знал, как его имя, да и не хотел знать, о чем-то оживленно трепался с Игорем. Из их разговора было понятно, что они знают друг друга, и жирный не раз видел выступление Игоря на сцене в другом клубе. Также из разговора я понял, что клуб этот был гейским. Толстый и Алекс где-то надыбали «Бэйлиз» и уже изрядно нахрюкались, хотя и не совсем трезвые были до того, как сюда приехали. Ребята также о чем-то трепались с жирным и, к моему удивлению, тоже откуда-то были с ним знакомы. Я жирного видел в первый раз и, как я понял, в последний.
        Игнатов не производил впечатления коммуникабельного и жизнерадостного чела, он избрал позицию наблюдателя, так сказать, смотрящего за ситуацией, лениво потягивая Black Label и затягивая, между просмотрами, толстую гавану, часто щурился, у нас в школе таких называли «тикавший нервно», именно так, а не привычно наоборот. «Тикавший нервно» Игнатов за столом сидел без майки и стремно было наблюдать его бледное тельце с синими татуировками-паутинами на плечах.
        — Пойдем, поговорим!  — неожиданно сказал он мне.
        — Пойдем.
        Мы встали из-за стола и вышли из зала в широкий коридор, переходящий уже в другое крыльцо с тыльной стороны. На улице было приятно и свежо, от длинных елей исходил теплый и живой кислород. Я вдохнул полной грудью и тут же выдохнул.
        Игнатов все также спокойно затягивал сигару, и вновь я почувствовал железный вкус крови во рту.
        — Ты знаешь, зачем ты здесь?  — начал он.
        Я пожал плечами и, нервно смущаясь, ответил:
        — Ну, я думал, что здесь девки будут, некая тусовка, хотя я их не люблю.
        — Кого? Тусовки или девок?
        — Тусоваться, а девок я очень люблю, особенно одну.
        Я говорил ему в лоб, что я не по голубой части, и он это прекрасно знал, иначе я бы здесь не находился.
        — Ты думал когда-нибудь о будущем своем? О том, что в жизни кто-то нужен, чтоб, например, сложилась твоя карьера, и о том, что без правильных связей сейчас никуда.
        Он не смотрел мне в глаза, смотрел в никуда, но также продолжал дымить гаваной.
        — У меня пока нет конкретной цели по работе, я просто хочу что-то делать, любить это что-то, получать от этого удовольствие и, безусловно, зарабатывать деньги.
        — А ты не думал, что нужен партнер, друг, который будет помогать тебе в твоих начинаниях? И будет проталкивать тебя дальше.
        — Вы о себе, что ли, говорите?
        — Нет, не о себе, просто говорю.
        Пока его голос был ровным и спокойным. Где-то я это уже слышал, знакомые слова.
        — Нет, не думал, я не сторонник таких вот связей и такого рода помощи, мне этого не надо, я спокойно живу.
        Тут Игнатов стал говорить иначе, я почувствовал напряжение в его голосе.
        — Ты же знал прекрасно, куда и зачем едешь?
        — Альберт сказал, что вы не по этой теме.
        Он слегка улыбнулся.
        — Альберт твой — сутенер еще тот, я его помню еще со «Слона» (другой гейский клуб), а начиналась его карьера сутенера с Китай-города, с так называемой плешки. И ты хочешь мне сказать, что никогда этого не знал? Не делай из меня дурака, мальчик.
        Я слушал его, но не мог поверить, что Альберт просто продал меня, как шлюху. Он не мог так поступить со мной, он же прекрасно знал, что я натурал, и сам не раз отгораживал меня от голубых в клубе, которых там хватало. Миллионы значков вопросов крутились у меня в голове. Я был растерян.
        Неожиданно раздался звонок моего мобильного телефона, я вынул его из кармана и был счастлив, как никогда — почти в пять утра мне позвонила Саша, ее прекрасное имя ярко и нежно высветилось на мониторе мобилки. Я заскочил с крыльца в дом, оставив там Игнатова, быстренько отыскал закуток между бассейном и длинным коридором и с неимоверным волнением открыл флиппер.
        — Алло!  — сказал я.
        — Я соскучилась по тебе, ты куда пропал, почему не звонишь?
        А я не звонил ей специально, хотел выдержать паузу, хотел затронуть ее самолюбие, хотел, чтоб сама набрала мне.
        — Слушай, я что-то заработался в последнюю неделю, почти каждую ночь выхожу, собирался тебе уже звонить, но ты меня опередила.
        На другом конце трубки слышалась музыка.
        — А ты где сейчас?  — спросил я.  — Работаешь сегодня?
        — Малыш, мы с девчонками приехали к вам в клуб, а тебя нет, Альберт сказал, что ты был сегодня и уехал, а куда уехал, если не секрет? С девушкой, наверное?
        На том конце послышалась нотка волнения.
        — Нет, я плохо себя почувствовал и уехал домой, наверное, простудился слегка.
        — А я могу приехать к тебе?
        Я попал. Почему же то, чего так долго ждешь, приходит в неподходящий момент? Какой на фиг приедешь, когда я впервые в своей жизни на выезде, к тому же за сто километров, да еще к тому же с пидорами. Что она обо мне подумает?
        — Солнышко, я буду очень рад, если ты подъедешь, но ко мне мама приехала.
        — Вы же с Валерой снимаете, насколько я помню, Валера вернулся? Мама с тобой в кровати будет спать?
        — Да нет же, я с Валеркой в большой комнате, а мама в моей в маленькой, и это буквально на несколько дней.
        Я плел что мог и что могло влезть в мою глупую башку, я уже ненавидел всех на этом свете, и Альберта, и Игнатова, и особенно себя, но вопрос об оплате квартиры и еде насущной, и об оплате спортзала брал верх, я ненавидел себя, мою ситуацию и этот говенный суровый мир. Как жаль, что сейчас я не в клубе и не могу воспользоваться ситуацией, увидеть Сашу и поделиться с ней накопившимся у меня внутри. Я очень ждал нашей встречи.
        — Я поняла. Выздоравливай, позвони, если захочешь,  — после чего пошли раздражающие ушную раковину гудки.
        Я закрыл флипп трубки, и внутри поселились тоска и обида.
        Вернувшись в реальность, я прошел в некогда шумную кухню. К моему удивлению, никого не обнаружил, потом дошел до крыльца, где трепался с Игнатовым, но и там было пусто. Странно, подумал я, куда же все делись? Немного побродив по пустому дому, я наткнулся на лестницу, ведущую на второй этаж. Хотя с улицы кажется, что дом одноэтажный. Я медленно пошел наверх, мне просто было интересно, куда все исчезли. Я хотел уже поскорее убраться отсюда, и деньги мне уже были не нужны.
        Второй этаж представлял собой более романтическое место: огромная, шикарная спальня располагала к крепкому и долгому сну. Но не для меня, а точнее не для нас, танцоров. Картина, представшая моим удивленным глазам, вызвала приступ тошноты. На белоснежных простынях изгалялись два мужских тела. Игнатов с несдерживаемым желанием входил сзади в обезумевшего Игоря, большие глаза которого ничего не выражали, кроме досады и боли. Они не могли меня увидеть, я стоял в темноте и наблюдал в слегка приоткрытую дверь. Бледное и худое тело Игнатова импульсивно двигалось. Интересно, о чем сейчас думал Игорь, его мускулистое загорелое тело играло мышцами, как на пляжном волейболе. Только вместо яркого солнца светила огромная венецианского стекла люстра. Происходящее на кровати напоминало мне один голливудский фильм, я смотрел его не так давно — «Американская история икс» с талантливым актером Эдвардом Нортоном. Одним из самых сильных и запоминающихся моментов в картине было изнасилование главного героя, которого играл сам Нортон, в душевой тюрьмы.
        Я был в шоке, но что делать в такой ситуации? Куда убегать? Как? Ведь когда я искал всех, я не увидел припаркованных машин, это значит, водители уехали, и когда приедут неизвестно. С осторожностью я спустился вниз и в шоке прилег на диван. Крутилось все в голове, и Альберт, и Игнатов, и Игорь, и было непонятно, куда подевались Алекс с Толстым. Я обдумывал также, как мне смыться из этого места. И вдруг почувствовал, что меня сейчас вырвет. Я еле успел добежать до сортира, прикрывая рот рукой, чтобы не сделать это на дорогой ковер. Я блевал так, как никогда, из меня вышло все, что я съел за день и ночь. Я смыл за собой, подошел к раковине и умылся. Потом взглянул на себя в зеркало и никого там не увидел, кроме неудачника и долбоеба. Я смотрел на себя и чувствовал, что умираю. Вдруг почти изо всех сил стукнулся головой об зеркало, увы, оно выдержало, а моя голова чуть не отлетела к тому самому унитазу, где я блевал несколько минут назад.
        Срочно нужно было что-то сделать. Так, так, так, успокойся, расслабься, соберись и беги отсюда куда глаза глядят. Я быстро вышел из уборной и столкнулся нос к носу с Игнатовым. Он стоял передо мной, как зимняя серая туча, голый, обмотанный в белое длинное полотенце.
        — Далеко собрался, юнец?
        — Да нет, хочу к ребятам спуститься, поговорить.
        — Поговорить? Потом поговоришь, тем более они сейчас не расположены к беседам. Они… как его, деньги отрабатывают, понимаешь?
        Я молчал и глядел на него, не понимая, что мне делать и как быть. Я сделал еще несколько шагов. Игнатов перекрыл мне выход и резко взял меня за руку.
        — Я же тебе сказал, им сейчас не до общения с тобой.  — Он сдавливал мне руку, а я смотрел в его дикие, похотливые, мерзкие глаза.  — Разденься, я хочу посмотреть на тебя. А, нет, подожди, я сам тебя раздену. Повернись-ка.
        Сам с собой я уже успел договориться и наметил небольшой план. Но, самое главное, я не думал о последствиях. И очень хорошо, иначе мне был бы пиздец.
        — Давай, повернись,  — Игнатов фактически силой начал меня разворачивать, но я провел правый апперкот снизу и молниеносно угодил ему сначала в челюсть, а потом и в нос. Я даже услышал звонкий звук зубов и хруст в носу. Он рухнул на пол и закрыл лицо руками. Сквозь пальцы сочилась кровь. Он свалился, как тяжелый бык после финального укола шпаги на «корриде». Я взглянул на него и побежал к двери.
        — Стой, сука,  — хрипел за спиной Игнатов.
        Он облокотился на колено и все еще держался руками за лицо. Кровь текла ручейками по груди и заляпала его белое полотенце.
        — Стой, сука,  — повторил он.
        Я видел, как слезились его глаза, не долго думая, подбежал к нему и пнул ногой в лицо. А потом я бил его еще и еще, до тех пор, пока он не отключился. Еще с детства я знал, что добивать надо до конца, иначе неизвестно, что будет дальше.
        В душе я хотел убить его, но что-то меня остановило. Да, я ненавидел эту мразь. Еще вчера я не знал его, а сейчас готов был убить без капли сожаления. Это опасная игра.
        Я осмотрелся и еще раз взглянул на Игнатова, лежащего в луже крови. Я нагнулся и пощупал его пульс, слава богу, он был жив. Игнатов что-то бормотал, но что, я не мог разобрать. Я побежал вниз. На первом этаже, возле бассейна, жирный пялил Алекса в рот, держа его за голову. Глаза его были закрыты, а рот искривлен. Я замер на мгновение. И снова почувствовал, что сблюю прямо сейчас. Неожиданно жирный открыл глаза и увидел меня. И без того мерзкая свинячья морда его искривилась в непонимающем вопросе — «Ты чего?» При этом он продолжал держать голову Алекса, а сам Алекс никак не отреагировал на происходящее и не отвлекался от дела. Я, ничего не ответив, быстро пробежал до коридора, обулся, накинул свою куртку и попытался открыть дверь, но, пиздец, она была заперта, и ключей не было. И чего? Здрасти, блядь, приехали. Даже страшно было подумать, что будет, если я сейчас не убегу. За спиной я чувствовал какое-то движение, но не оборачивался, а искал эти долбаные ключи. Мне повезло, я обнаружил их на столе. Я взял их и через секунды был уже на улице.
        Время было под утро. Еще темно. Ни одной машины вокруг. Я быстро добежал до ворот, но сторож спал в своей будке, а ворота были, естественно, закрыты и к тому же они были длинными, метра два с половиной. Я оглянулся и увидел какие-то фигуры на втором этаже. Неужели все узнали, и Игнат очухался, и сейчас искать меня будут? А жирный видел, что я убежал. Попал, блядь. Я осмотрел ворота. Они были металлические и фактически плоские, но рельеф присутствовал, и я мог за него ухватиться, надо только сильно подпрыгнуть. Я отошел на три шага и с разбегу прыгнул на выпуклую перекладину, от чего раздался грохот, и сторож выбежал из будки.
        — Ты куда лезешь? А ну слезай оттуда!
        Я уже почти долез до верха, перекинул ногу и, не задумываясь, прыгнул вниз. Я бежал лесом долго. Так долго я еще не бегал никогда. Хорошо, что лес не был особенно густым. Лес вывел меня на дорогу. Я был счастлив, что это произошло. Я бы мог заблудиться в том лесу.
        На дороге я уже увидел далекий рассвет, но продолжал бежать. Я быстро бежал и ни разу не остановился. Я все думал, что происходит там, в доме. Они наверняка преследуют и едут за мной. Мои ноги налились свинцом, а дыхалка уже открылась в третью степень. Я только и слышал, как тяжело дышу.
        Машины изредка ехали по шоссе. Я не мог больше бежать и свалился на колени, пытаясь отдышаться. В жизни еще так не уставал. Пульс зашкаливал за двести. Он стучал, как дятел, в висках, раздражая меня. Я сидел на коленях, пытался поймать воздух и постоянно сплевывал накопившуюся слюну, а она набиралась и набиралась, раздражая меня.
        Через некоторое время, когда я уже мог разговаривать, я поймал «грача» и поехал в сторону дома. Я сидел в машине и пытался успокоить нескончаемый тремор в ногах. Но он все равно не успокаивался. Я запрокинул голову назад и охуел, что так все получилось. Я не хотел ничего. Вообще ничего. Что же будет потом? Что ждет меня? И сам себе отвечал на вопросы. Ответы были весьма не оптимистичными.
        Это как в серьезном кино, где не видишь выхода, а есть ли он вообще? Если нет, тогда ты обречен, тебя поймали, чувствуй себя жертвой, прими свою жалкую натуру и беспомощность, вспомни, что говорил тебе дядя: ты никто без старшего друга, если ты один, то ты ноль, и твои таланты тоже мыльные пузыри. Как же быть? Что дальше? Я хотел, чтоб мои амбиции привели меня к цели, к независимости, к признанию, к успеху. А где этот сраный успех? Ты не хотел быть как все, как миллионы живущих в забвении и повседневности бытия. А кому нужны эти людишки с их амбициями и целями? Они как мишура, как грипп, как холера, и я часть этого жестокого заговора, меня так же хотят туда швырнуть как отработанную, смятую туалетную бумагу. Хоть караул кричи, тебя никто не услышит, ты всего лишь сортирная бумажка, смытая в канализацию. А ведь был, наверное, выбор между унитазом и добротной офисной бумажкой. В общем, мальчик, с таким дерьмом за спиной тебе сложно будет реабилитироваться, ты слишком много познал, жизнь более яркую, чем ты мог себе представить. Одновременно тебя обманули и подставили, так что жуй и глотай то, что
сам создал.
        Она
        — Ты скушать хочешь что-нибудь?  — спросила мама.
        — У меня аппетита нет, и голова разламывается после вчерашнего.
        — Ну, после вчерашнего наверняка разламывается, в клуб опять ходила? К своему маленькому мальчику?
        — Ну да, с девчонками сходили, но маленького мальчика там не было, сказал мне по телефону, что внезапно заболел.
        Мама подошла ко мне поближе и присела рядом на кровать. По выражению ее глаз и лица я поняла, о чем она хочет поговорить. Так было всегда.
        — Дочка,  — начала нежно мама. Она улыбнулась.  — Наверняка ты знаешь, о чем я хочу поговорить, судя по тому, как смотришь.
        — Наверно, это то, что я думаю.
        — А что ты думаешь? Нам, конечно, хорошо с тобой вдвоем, но скоро тебе нужно будет подумать о будущем, о муже, о нормальной работе и, конечно, о детях, которых я так сильно хочу, и ты знаешь это.
        — Знаю, мама. Но я сейчас не могу завести ребенка, не могу, это же, блин, не игрушка, ведь я хотела бы дать ему все самое лучшее. Отдать в хороший сад, в лучшую школу, вообще сделать так, чтобы мой ребенок ни в чем не нуждался.
        Мама смотрела на меня. Я видела, как она грустит и переживает.
        — И абы от кого я не хочу ребенка, от «папика» какого-нибудь. Я хочу от любимого человека, не от кошелька. Знаешь, может, тебе мои слава покажутся странными, в силу моей работы, но я всегда была уверена, что это только временно. Я не могу и не хочу работать в стриптизе всю жизнь, но пока эта работа меня кормит и кормит далеко не худшими обедами, а представь, что я сейчас забеременею. Буду с животом. И потом года два буду дома сидеть с ребенком. Кто будет нас кормить? Ты? Я так не хочу.
        Мама наклонилась ко мне и начала перебирать мои волосы и легонько массировать голову.
        — У тебя всегда одни и те же отговорки,  — она улыбнулась и тихонько добавила: — Когда ты у появилась, у меня не было ничего, ни работы, ни дома, только быстро спивающийся муж. Никаких намеков на светлое будущее, но тем не менее все это прошло, и все осталось позади, сейчас есть и хорошая работа, и квартира, и дачу доделываем, и красавица дочка, за которой бегает вся Москва.
        — Мама, ты, может быть, еще и замуж выйдешь.
        — Может, и выйду.
        Мы обе улыбнулись, но я добавила:
        — Я все хорошо помню. Но еще когда была маленькой, я дала себе слово, что у моего ребенка будет все.
        Мама тепло и нежно провела рукой по моему заспанному лицу и сказала:
        — Я тебя люблю.
        Потом она поднялась с кровати и пошла в сторону кухни.
        — Пойду кофейку выпью.
        — Мамуль, и мне тоже сделай, пожалуйста.
        В моей комнате было очень мягко и уютно, мне нравилось засыпать в ней и просыпаться. Она не была очень большой, да мне этого и не нужно было, гораздо удобнее спать в комнате три на три, с мягкой кроваткой, укрытой теплым ярко-красным пледом, привезенным из Индии. Также с небольшим зеркальным шкафом, где еле-еле умещалась треть моих вещей, иногда казалась, что шкаф вот-вот треснет по швам, но он стоял честно и крепко. Настенные круглые часы иногда сводили меня с ума, показывая, как долго я могу спать. Небольшой комод с зеркалом был улеплен моим фотографиями и открытками. Там даже был мой портрет, нарисованный на Монмартре в Париже, правда, он мне не особо нравился, уж больно щечки мои были хорошо прорисованы. В этой небольшой комнатушке также был кетлер, скамейка для тренировки пресса.
        Прости, мам, за то, что я не могу помочь тебе иметь детей, что бы я ни делала, как бы ни старалась, после смерти Мити, у тебя была агония и единственное непреодолимое желание родить еще, забеременеть. Но все было тщетно, будто Господь наказал тебя за что-то, а мои опыты с уколами в животик с мамиными эмбрионами рассыпались, как лохань с белым сахаром на углу кухонного стола. Они просто не ужились в моем животе, прости, мам, та физическая боль, которую я испытывала, ни на унцию не сравнится с твоей душевной, но, может, Господь меня услышит и подарит тебе внука. Ты знаешь, я хотела бы в это верить. Я думала, думала, мы с ней не озвучивали слова на эту тему, но глаза выдавали нас обеих, что не могло не волновать наши души.
        Если помечтать, если представить, что с Малышом у нас будет маленький… О Боже, даже в мечтах это кажется абсурдным юмором, стриптизер и стриптизерша, и их ребенок, и люди будут говорить этому повзрослевшему дитю:
        — Знаешь, чадо, ты ведь плод настоящей ночной клубной любви, и совсем не важно, что твои родители до сих пор на выездах по очереди или вместе, это ничего, они же тебя любят, и ты их тоже… но вот вопрос, будет ли «чадо» любить родителей? Пипец какой-то, бред сумасшедшей женщины. Даже в моем воображение идеи о ребенке кажутся просто кошмарными, но может у нас будет иначе? Господи, спасибо тебе за то, что я лежу в моей любимой кровати, наслаждаюсь тишиной и видом легкого слоя пыли на комоде и летающей мошки под лампой, спасибо, что эта возможность есть.
        Телефон помешал мне тупо рассматривать свою комнату. Я, скрежеща зубами, как девяностолетняя старуха, доползла до сумочки, все перерыла, но достала его, поставленный только на виброзвонок.
        — Алло!
        — Привет, это я. И мне сильно не хватает тебя.
        От его голоса мне стало жарко.
        — Вчера бы я так не сказала.
        — Вчера я плохо себя чувствовал.
        — Как мама?
        — Я сегодня проводил ее с утра.
        — Так быстро, я думала она немного побудет с тобой.
        — Да, но здесь тесно, притом ей звонили с работы, что-то случилось в больнице, поэтому ее вызвали.
        — Понятно.
        — Я хочу увидеть тебя.
        Мне показалось, что у него грустный голос, по крайней мере, не такой как всегда.
        — У тебя все хорошо?  — включилась непродолжительная пауза.  — Миша!
        — Да, все хорошо.
        — Я тоже хочу тебя увидеть, сегодня работаю и завтра тоже, может в воскресенье? У меня будет выходной.
        Но на том конце трубки было лишь дыхание.
        — Малыш, у тебя точно все хорошо?
        И опять тяжелое дыхание.
        — Я перезвоню тебе.
        Он отключился. На какое-то время я заморозилась. Мало того что мама устроила мне промывку мозгов поутру, тут еще и он не в себе. Может, у него и вправду что-то случилось? Я заметила за собой нотку переживания и тревоги, что, кстати, раньше отсутствовало.
        Я стала набирать его номер, но мне ответили, что абонент отключен.
        Я ехала по шоссе в машине и сделала звук на своем Pioneer погромче. По дороге на работу я часто слушала радио. Не то чтобы я особо интересовалась горячими новостями, обвалами или взлетами валюты на биржах или куда более скучным шоу-бизнесом — все это не имело значения, но то, как наше правительство безжалостно убивает молодых русских солдат в Чечне, не могло меня не задеть. Конечно, чужое горе всегда далеко, но если горе случится с тобой — это не дай бог.
        По седьмой волне сообщили, что из многих городов России были организованы срочные отправки бойцов в Грозный для урегулирования конфликта. Это все неправда, ложь для лохов. Война в Чечне — это огромные бабки для обеих сторон. Российские солдаты не собираются защищать свои семьи от чеченцев. Приказы, полученные сверху, несут чисто политический характер, и независимость республики не входит в грандиозные планы президента. Я ничего не понимаю в политике, но война — это страшное дерьмо, где стерта грань между жизнью и смертью, «кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Для меня сегодняшняя Чечня — это, так сказать, Брежневский Афганистан или Вьетнам Никсона. А этот колхозник Буш-младший, хуй он нашел Бен Ладена за одиннадцатое сентября. Я уверена, что сам Бен Ладен ничего не знал об этих взрывах, он как бывший ставленник ЦРУ, организовав впоследствии свою террористическую группу, вышел из-под полного финансирования ЦРУ и послал их на хуй. Вот и думай, кто на самом деле стоит за всем этим дерьмом.
        Припарковавшись у клуба, я вышла из машины и только хотела нажать на кнопку сигнализации центрального замка, как услышала за спиной дерзкий, истеричный хохот молодняка вперемежку с матом. Голоса напомнили мне школу, когда в классе шестом — седьмом надо мной также смеялись ребята из-за моего высокого роста и называли меня «шпалой». Длилось это недолго, до того момента, когда главный забияка Артем учительской указкой начал тыкать в мой зад, приговаривая при этом: избушка-избушка… Я, не выдержав, развернулась и со всего маху дала Артемке кулаком в нос, насмотревшись до этого Rocky и «Кровавого спорта» с Ван Даммом. Нос чуть не раскололся, кровь залила пол классной комнаты, меня живо отвели к директору. Но к моему счастью, все обошлось, я объяснила, что мальчик меня чуть не изнасиловал, за что и поплатился, на что директор ответил: «Ну и правильно, только в следующий раз бей в живот, крови не будет». После этого случая никто больше не называл меня шпалой, а с Артемкой мы даже подружились, но уже в старших классах.
        — Давай добьем его? — Да он и так окочуренный.
        — Дай камень,  — говорили между собой подростки лет 16 —18.
        Мне стало непонятно, почему интересно, и я потихонечку подошла к кучке ребят.
        Моим глазам предстала жалостливая картина. На асфальте лежал голубь, по-видимому, он еще был жив, так как пытался дернуть крылом, но был очень слаб, он умирал. Чувство жалости росло во мне. Я наклонилась и взяла его в руку, он был такой большой, что скорее напоминал ворона или еще кого-нибудь. Он еле приподнял головку со смешным серым хохолком и открыл глаза.
        — Ты чего делаешь? Положи обратно,  — почти в приказном тоне сказал один из отморозков в черной «адидасной» кепке.
        Я спокойно спросила его:
        — Это твоя птица? Что с ней случилось?
        На что отморозок мне ответил:
        — Тебе-то что, не моя, положи мотылька и топай куда топала, детка.
        Стоящие рядом его дружки не стесняясь посмеялись хором.
        — Слышь, ты, «Адидас»! Бери-ка скорей своих дружков-пидоров и съебись отсюда, пока можешь это сделать.
        Я была уверена в своих словах, так как все происходящее было в трех метрах от черного входа в мой клуб, и нажать кнопочку не составит большого труда, откроется дверь и несколько здоровых ребят разгонят шалупонь в пух и прах.
        Парень посмотрел на меня с недоумением и после паузы сказал неуверенно:
        — А ты че, типа, основная здесь?
        — Щас узнаешь, кто тут основной.
        Я немедля подошла к железной двери и нажала на вызов, на всякий случай два раза. Отморозки озабоченно переглянулись.
        Через какие-то секунды сим-сим открылся, и в двери появился огромный охранник Саша с тупым выражением лица и упрямым ежиком на голове. Он сначала посмотрел на меня, потом на обездвиженного голубя у меня в руке, и выражение его лица стало еще более тупым.
        — Саша, ты можешь разобраться с молодыми людьми, а то они оборзели вконец, хотят узнать, кто тут основной, а кто нет? Вот голубей давят.
        Охранник сделал шаг вперед, но молодых уже и след простыл, я обернулась и заметила, что они исчезли за углом.
        — Щенки,  — важно сказал им вслед Саша.
        — Подожди секунду, не закрывай дверь, я сейчас вернусь.
        Я нашла какой-то густой зеленый куст и зашла за него, там я аккуратно положила голубя на теплую травку, чтобы он умер спокойно. Мне было очень жаль его. Он все также тихонько посматривал на меня, но жизнь из него выходила, глаза мои налились слезами, я погладила его и накрыла мягкими большими листьями, чтоб его никто не смог потревожить..
        Почему-то в эту ночь народу было не так много, как обычно. Правда, девчонки вышли почти все — около сорока юбок.
        Я сидела одна в дальнем уголке. Меня никто не тревожил. Я мечтала об отдыхе и думала о нем, почему меня так тянет к нему. Он был самым обычным парнем, без статуса, без вредных привычек, я могла крутить с одним, манипулировать другим, играть с третьим и оставить его только для себя. Но я так не могла, не могла и не хотела. Я же мечтала о любви, об огне внутри, о радостях и счастье каждого дня, проведенных вместе. Я не хотела его обманывать ни в чем, и все бы отдала за искренние чувства и за другую жизнь, где нет клуба, где нет порока, обмана и конечно же игры.
        — Ты чего мерзнешь?  — спросила меня Оля, и я тут же вернулась в реальный мир.
        — Да просто задумалась о чем-то.
        — Или о ком-то,  — она улыбнулась.
        — Да нет, я не о ком, просто… хотя, да, и о ком-то тоже.
        — Детка моя, ты что так покраснела?  — она с любопытством посмотрела на меня и добавила: — Я даже в этих сумерках вижу красноту на твоих щечках.
        После второй, но более короткой паузы она сказала:
        — Я видела, как ты смотришь на него, когда он танцует.
        Я с вопросом взглянула на Олю:
        — На кого?
        — На Мишу, ведь именно о нем ты и думаешь, не так ли?
        Я не хотела ничего скрывать, поэтому просто кивнула.
        Ольгу я знала около шести лет. Не могу отнести ее к категории моих лучших подруг, но почему-то именно она относилась ко мне искренне, и это чувствовалось. Ей уже 36 — староватый возраст для стриптиза, молоденькие сучки уже наступали на пятки или, вернее сказать, на гелевые каблуки. Но Оля была в отличной форме — в физическом и умственном плане. Из-за ее золотых, как у барби, волос, ярко-голубых стреляющих глазок, точеной фигурки и накачанных ножек, а самое главное — доверительных отношений с Папой, она могла честно проработать в клубе вплоть до пятого десятка, как это ни смешно звучит. Яркой и отличительной чертой Оли была вечная борьба за восстановление справедливости и честная преданность людям, которые с ней были уже на протяжении многих лет. Не знаю почему, может, потому что родилась Оля в год собаки в августе, то есть лев — справедливость.
        — Думала о нем, ты права. От тебя ничего, как всегда, не скроешь.
        — А ты не скрывай, ты же знаешь, мои цыганские корни все узнают, у кого хочешь.
        — Это точно,  — я огляделась.  — Сегодня как-то тухло в клубе.
        — Да, народ как будто вымер, перестал ходить перед майскими праздниками. Все деньги зарабатывают, потом уедут куда-нибудь в теплую Турцию или на Кипр.
        Оля закурила Vogue.
        — Ты никуда, кстати, не собираешься?
        Я задумалась, как было бы здорово вырваться куда-нибудь далеко, где синяя вода, белый, как снег, песок и теплое радостное солнце.
        — Я не думала пока об отдыхе, но подумаю.
        — Ты в курсе, что нашей Анжелке олигарх ее двухдверный пятисотый подкатил, новый, за 70 штук зеленых?
        — Да, в курсе, это Анжелка сказала, что он новый, а я от других людей слышала, что он полуторагодовалый и даже вроде перевертыш.
        — Ну да?  — Ольга повела бровями.
        — А Анжелка тебе не рассказывала, что приходится терпеть за машинки и все другие ее потребности и подарки?
        — Ну, от нее вряд ли что конкретное узнаешь, только глаза грустные ее выдают.
        Ко мне подошла официантка, одетая так же, как и танцовщицы, только с подносом.
        — Саш, тебе что-нибудь принести, пока ты тут мерзнешь?
        — Да не мерзну я, что, у меня такой вид, как будто я на морозе?
        — Да нет, вы просто под кондиционером сидите, вот я и подумала предложить тебе что-нибудь горяченького, например сто граммулек.
        — Принеси, пожалуйста, нам две по сто «Путинки»,  — сказала ей Оля и официантка, профессионально кивнув, ушла к бару.
        Я и не чувствовала, что откуда-то дует. Видимо, мои мысли намного важнее, чем внешний мир.
        — Так вот,  — вспомнив вновь об Анжеле, продолжила я.  — Они с этим Игорем, так по-моему его зовут, познакомились три года назад у нас в клубе, и все три года она живет у него где-то на Рублевке в особняке и не выходит никуда без охраны, даже с подружками, только по мобиле общается. Этот Игорь хрен еще тот, просто увез туда и запретил ей все, что можно, даже, ты не поверишь, она только раз в полгода может уехать на несколько дней к себе во Владимир навестить маму.
        — Ни хрена себе она попала,  — выпустив дым изо рта, сказала Оля.  — Так, может, просто послать подальше, да и все?
        — Она пыталась, но не может уйти от него, он подарил ей квартиру трехкомнатную на Садовом, но записал на себя, и по юридическому договору Анжела сможет въехать и переписать квартиру, только когда ей исполнится тридцать один, а сейчас ей только двадцать. И она сознательно на все подписалась. Но это еще не самое ужасное в истории. У Игоря таких Анжел… только я знаю еще троих, и он этого не скрывает, для него они просто куколки или мясо, не больше. Он ни хера никого не любит и делает с ними все, что захочет.
        Оля вздохнула:
        — Грустная история. Но по-моему, у нас у всех свои скелеты в шкафах.
        Доля истины в ее словах была. Я знала, что у Ольги взрослая дочь от первого брака и что отношения у них, мягко сказать, не очень, хотя живут по одной крышей. А большая любовь всей жизни уже седьмой год прячется от правоохранительных органов где-то в старой доброй Европе, и любят они друг друга исключительно по телефону.
        Как-то неожиданно подошла та же официантка с подносом, на котором были две запотевшие стопки по сто. Мы чокнулись с Ольгой и как всегда с обычным тостом: «с Новым годом!» — выпили, морщась, и тут же запили ананасовым соком.
        — Не понимаю, как ее пьют алкоголики,  — пропыхтела я, сморщившись.
        — Ой, по-моему, твой пришел или мне это уже кажется?  — сказала Ольга, кивая в сторону входа.
        Я прищурилась, и правда, это был Михаил. Одновременно я испытала и бескрайнюю радость, и странную тревогу — он никогда не приходил к нам в клуб, всегда мы ходили к ним.
        Неожиданно мир перестал существовать, меня уже ничто не волновало. Как мне было тепло с этим чувством, но одновременно я остерегалась его.
        Я подлетела к нему, как птичка, которую поманили зернышком.
        — Ой, привет, Малыш. Что случилось? Почему ты здесь?
        Миша выглядел озабоченным. А еще я заметила его какое-то шарнирное состояние, мне показалось, что он под чем-то.
        — Что с тобой?  — повторила я, не дождавшись ответа на первый вопрос.
        — Со мной все хорошо, я просто дико соскучился по тебе и очень хотел тебя увидеть, не мог заснуть всю ночь, думал.  — После паузы он ласково добавил: — Ты такая красивая.
        — У тебя все хорошо?
        — Все хорошо,  — немного раздраженно сказал Миша.
        — Мне не хватало тебя.
        — Какая ты красивая!
        Он приблизился ко мне и положил руки на талию и начал массировать своими пальцами мой зад, отчего на коже выступили мурашки.
        — Тебе холодно? Ты вся в мурашках,  — сказал он с той же улыбкой.
        Я покачала головой:
        — Наоборот, твои руки меня греют, и мурашки от этого, ты же знаешь, как я реагирую на твои прикосновения.
        Он прижался ко мне и легонько, едва-едва касаясь, поцеловал меня в губы, но от такого нежного и одновременно сильного поцелуя я почувствовала щекочущее ощущение внизу живота. Миша был младше меня на 6 лет, внешне был похож на молодого Брандо, но внутри он был еще сильнее, чем казался. Именно эта сила особенно заводила меня. Порой даже самой холодной женщине нужен теплый остров. Для меня этим островом был он.
        — Послушай, Малыш, нам здесь нельзя так обниматься, могут выговор сделать в виде минуса двухсот американских рублей.
        — Да пошли все, все равно они все уроды и лицемеры.
        — Я согласна, но они дают нам работу, и, хочешь не хочешь, мы зависим от них.
        — Ты странно рассуждаешь, боишься потерять хлебное местечко, поэтому тихая как мышка.
        Я чувствовала, как он раздражен, и сама начинала раздражаться.
        — Давай не будем сейчас обсуждать и месить все это, мы оба знаем, что это за работа, и пока я действительно не хочу терять это место, потому что неплохо зарабатываю, где я еще смогу зарабатывать пять, семь тысяч долларов, не имея никакого образования и нужных знаний?
        — Разводя лохов, да?  — с некой укоризной спросил он.
        — Как говорят, без лоха и жизнь плоха.
        — Это точно, детка.
        Незаметно для нас подошла Аня. Миша изменился в лице, но ничего не ответил, даже не кивнул, практически проигнорировал, но не оставил без внимания.
        — Привет, как твой гость?  — спросила я.
        Аня уже около трех часов окучивала банкира Федора и, по-моему, включала весь свой небогатый интеллект и скудное обаяние, но, кроме слегка подмятых стодолларовых бумажек за тонкой резиночкой черных трусиков, не было ни VIPа, ни предложений интимного характера.
        — Вы красивая пара,  — сказала Аня.
        — Мне пора, позже созвонимся,  — сухо, нервно и коротко произнес Миша и быстро пошел к выходу.
        Я хотела что-то ему сказать, но комок воздуха не дал мне этого сделать.
        Аня ухмыльнулась.
        — Я не знала, что ты еще с ним.
        — Да, я с ним, тебя это бесит?
        — Мне все равно, я бы с таким долго не стала встречаться. Так, пару раз потрахала бы его, да и все.
        — Есть одно но: потрахал тебя он, потому что он мужик, потрахал один раз и кинул, вот и все. А ты можешь размышлять по этому поводу очень долго.
        Аня скорчила рожу и, ничего не ответив, ушла в глубь клуба.
        Он
        Я смотрел на Альберта и с трудом сдерживался, чтобы не разбить ему морду, я диву даюсь, как он может так просто, как будто бы ничего не случилось, смотреть мне в глаза, не пряча своих. Желание свернуть ему шею росло, но я старался подавить его и чуть не заплакал, еле сдержался.
        Он что-то говорил мне, с умным видом рассказывал о новом стриптизере, выигравшем конкурс «голой среды». «Голая среда» — название конкурса стриперов по средам. Фишка была в том, что стриптизерами в эту ночь работали любители, так сказать, лохи начинающие. Собственная импровизация и была фишкой, над многими публика, не стесняясь, смеялась, вызывая комплекс неполноценности у ребят. Некоторым из них, тем, кто проявлял себя, везло, и впоследствии с ними заключали рабочий контракт минимум на год, в пунктах которого указывались такие моменты, как предоставление квартиры от клуба, где жило порой до семи ребят в двух комнатах. Также клуб щедро давал во временное пользование одежду — самую примитивную: огромные бутсы, привезенные хозяином из-за границы и один новый бандаж бледного цвета, как кожа нездорового человека. Вот в принципе и все для начала. Предполагалось, что танцор с получек должен прикупить себе барахла: обтягивающие пидовские шорты, штаны с молниями по бокам или липучками, чтобы при сильном рывке руками мигом срывать их с себя.
        В свою очередь, танцор был обязан работать в постановочных номерах, а иногда даже с голым стоячим членом, как делали все приглашенные команды стриптизеров из-за границы (поясню: в мире мужского стриптиза подобная фенька является высшим пилотажем и оплачивается в два-три раза дороже, чем обычные номера).
        Так вот, Альберт с редким интересом и нескрываемым восторгом отзывался о новеньком танцоре, видимо, совсем позабыв, как он, Альберт, со мной поступил. Он не спрашивал меня, как было там, все ли прошло гладко, он не спрашивал, потому все знал. Что я мог сделать в этот момент? Многое, но не в свою пользу. Я размышлял, какой же низкий и дешевый тип этот Альберт. Кроме наживы на других людях, его ничего не волнует, ему абсолютно насрать на всех, кроме себя, и вся сущность его была в этом, просто сука и тварь!
        — Ты себя нормально чувствуешь, какой-то бледный, заболел, что ли?  — неожиданно спросил он.
        Я пожал плечами и ничего, кроме слова «нормально», не сказал.
        — Может, чаю крепкого выпьешь?
        «Какой ты заботливый, Альберт»,  — подумал я, но выдавил снова «нормально».
        Тут кто из барменов позвал его, и он тут же исчез, как будто его и не было, и не втирал он мне про новенького.
        Я почувствовал легкость и явное облегчение, все-таки я сдерживал себя. По виску медленно стекал пот, было щекотно, и я вытер его рукой.
        В гримерке еще никого не было. Правда, был небольшой беспорядок, такой как всегда, просто я редко приходил раньше всех, а сегодня пришел, чтобы немного поспать перед работой, так как Валерка дома был с очередной девчонкой.
        Я все не мог понять, что за запах стоит в гримерке, его трудно описать досконально, но в ноздри врезались миксовые ароматы хлора и спермы с ноткой пота. Короче, воняло по полной.
        Я присел на разбитый от частого траха диванчик, он на удивление оказался уютным и глубоким. Мне показалось, что диванчик поглотил меня почти целиком, он был дружелюбным и теплым. Может, мне уехать домой? Морис был прав, сказав, что я здесь никому не нужен. То, что я никому здесь не нужен, меня не заботило, но что оказался в подобном дерьме… Вот тут я и почувствовал, что сдаюсь. Я даже разочаровался в самом себе. Где мои принципы? Воля к победе? Нескончаемая энергия и желание жить?! Кроме пустоты и дикой озлобленности, я ничего не ощущал.
        Если Игнатов придет сюда, если сегодня ночью этот мудила придет сюда, меня же расчленят! Что же делать? По ходу дела, я уже не жилец. Он меня везде найдет, даже на луне.
        Приехал, блядь, в Москву за счастьем и длинным рублем, неудачник хренов. Если мне пипец в любом случае, то буду тихо, мирно ждать своей жалкой участи. Морис, где ты сейчас? Тебя нет, когда ты так нужен.
        Я откинул голову на удобную выемку и тупо уставился в потолок. Я отвлекся. Было слышно, как диджей негромко включает разные композиции. Некоторые были даже очень ничего, например, OIL с их единственным синглом или мистический IRIS с Saving time, от которых меня реально перло. У нас в клубе был даже номер под эту композицию, шел всегда на ура. Девочки писались и кричали. Но в тот момент я не думал о девочках, нет, правда, об одной думал, но что было толку думать. Все было не решено. От гнусных раздумий мне дико захотелось спать, хронический недосып давал о себе знать. Я закрыл глаза и моментально уснул.
        — Эй, Майкл, просыпайся,  — ткнул меня Малыш.  — О, у тебя что с лицом? Махался? Или получил?
        Я еле открыл глаза. Так приятно было побыть одному в гримерной и немного поспать.
        — Так что у тебя с фэйсом, Майкл?  — повторил Малыш.
        «Это он ко мне обращается?» — подумал я.
        — А что не так с моим лицом? Все нормально.
        Я встал с дивана и подошел зеркалу. И вправду, под глазами вырисовывались два черных круга, явно от переживаний. Кстати, Малыш не заметил, а на левом виске я увидел два седых волоса, появившихся несколько часов назад. Черные круги под глазами выглядели, как два фонаря. Надо их замазать мейк-апом и все будет ок!
        И вновь гримерка ожила и зашевелилась, ребята один за другим начали переступать ее порог.
        Я залез в душ и долго настраивал приятную воду. Открылась дверь, и вошел Валера. Мы увидели друг друга и улыбнулись. Валерка вылупился на меня!
        — Ты, наверно, хочешь спросить, что у меня с лицом? Все норма, просто упал.
        — Ты похож на зомби.
        — Слушай, я сейчас вспомнил, я мелкий еще был, с парнишей дружил. И как-то он в школу утром приходит, и я смотрю, что-то у него с губой верхней, как будто она зашита, зеленка и все дела.  — Чего с тобой?  — спрашиваю.  — Упал? А он говорит: «Шел, шел, запнулся ногой об бордюр и упал мордой в кусты. И при этом рот открыл — поэтому палки губы и во рту что-то поранили».
        — А чего он рот-то открыл?
        — Да не знаю, идиот потому что. На самом деле этот товарищ с дерева свалился, когда играл в «казаков-разбойников» со своим старшим братом. А в школе всем рассказывал, что запнулся о бордюр с открытой пастью!
        — Да-а, странный малый,  — сказал Валерка.
        — Вдоволь натрахался?  — спросил я с неподдельным интересом.  — Девочка ничего была?
        Он закатил глаза от удовольствия и показал большой палец:
        — Вот так, на пять с плюсом.
        Я выдавил гель Adidas на руку и растер его по телу.
        — Офигенный запах, это что такое? Nivea Cleo? Запах, как парфюм.
        — Это Adidas,  — ответил я.
        Запах был и вправду, как дорогой парфюм.
        У Валерки была одна идиотская привычка, он с одного вопроса, не дождавшись ответа, перепрыгивал на следующий. Но он не был бессмысленным парнем, и я дорожил нашей дружбой.
        — А мы с красоткой всю ночь трахались до упаду. Вот она, секс-машина без стоп сигнала.
        Валерка натирался моим гелем и выпускал воду изо рта, попадая на белую клеенчатую шторку.
        — Днем поехали в «Якиторию», суши захотелось дико, до отупения, после чего купили билеты в «Пушку» на «Ведьмы из Блер 2», ничего фильмец, я его, правда, почти весь проспал, но помню кусками.
        — Интересная у тебя программа была, прямо ведешь себя, как нормальный серый житель столицы: кино, суши — молодец.
        Валерка в очередной раз выдул струю воды на шторку, только в этот раз воды во рту у него было больше.
        Мы еще поболтали о том о сем, и вроде на душе стало легче.
        Единственное, чего я остерегался этой ночью, так это увидеть ребят, с кем были у Игнатова, увидеть и встретиться с ними глазами. Я думал о случившемся, думал так часто и долго, что от различных сложных мыслей у меня развивалась головная боль и появлялось бессилие. Но это смешно, как не встретиться с ними на одном производстве? Нет, ну хотя бы не по горячим следам, чуток позже, когда осядет. Но не вышло.
        Этой же ночью к моему «счастью» в гримерке я увидел Игоря. Он был одет в белую шелковую рубашку и черные стрейчевые шорты, наряд, предназначенный только для зальной колбасы. Игорь сидел на высоком барном стуле и почти ни на кого не обращал внимания, затягивался немягким «Парламентом».
        Не хотел я подходить, но и не хотел, чтоб он думал, будто я избегаю его, оно так и было, но это чувство идиотское и примитивно отталкивающее.
        — Привет,  — я улыбался внаглую, будто ничего не случилось, все как обычно.
        — Привет,  — аналогично ответил Игорь.
        — Да-а,  — подметил я.
        На нем лица не было. Обесцвеченные глаза Игоря и особенно те же выразительные круги под ними создавали впечатление, что он не спал минимум три дня.
        — Там был настоящий пиздец,  — тихо и убедительно сказал он.
        — Да нормально все, расслабься,  — сказал я, не понимая, почему избрал именно эту позицию — пофигизма.  — Клоуны они все дешевые, вообще не парься.
        — Там проблемы были вначале. Тебя найти хотели в ту же ночь, но Монгол запретил. Сказал, что ты поступил по совести, хоть и передернул. Главное, не попадайся Игнатову на глаза, даже если он сюда придет.
        — Как ты себе это представляешь? Если он захочет, попадайся не попадайся, здесь все ходы и выходы перекроют, и никуда я не денусь.
        — Ну не знаю. Я тебе передаю то, что узкоглазый сказал, что не тронут тебя.
        Игорь смотрел на меня, и я чувствовал, как он восхищается и ненавидит меня.
        — Скажи, как ты сделал это? Как ты смог пойти на такое?
        — Я просто очень испугался.
        Он выдавил из себя уродливую улыбку:
        — Пиздишь ты все.
        — Не понял?
        — Да ладно, ничего.
        Игорь только качал головой и удивленно смотрел на меня, не понятно о чем думая. Этого я и боялся.
        В гримерке роилась толпа, и все занимались собственными персонами, и наш разговор никто не подслушивал, или мне так показалось, но Игорь говорил так, чтоб слышал только я и никто другой, мы вообще могли не произносить слова вслух, только эмоции.
        — Где Игорь хохол, мне нужен Игорь,  — прозвучал серьезно настроенный голос почти вбежавшего в гримерку Альберта.
        Игорь быстро затушил сигарету в барном блюдце, мельком взглянул на себя в зеркало. Казалось, что он даже приободрился, все-таки запахло бабками. И они ушли в зал.
        Я выдохнул, сразу легче стало, Альберт, сам того не зная, помог мне. Раны еще не зажили.
        Ночь подходила к концу, как всегда часам к шести безумно хотелось спать. Во время работы я перехватил баночку «Адреналина» и пока оставался бодрячком. Алекс не пришла, на моем мобильнике не было пропущенных звонков. Я грустил, скучал и еще грустил. Достаточно в клубе было девочек, и нужду справить, и денег заработать, но работать я хотел для Алекс, ее глаза смотрели на меня, а девственно оттопыренные губки соблазняли. Ее теплые и сильные руки гладили меня. Алекс, ты мне нужна, где ты сейчас?
        Ночные гости практически разошлись, клуб становился светлым от лучей солнца и пустым. У окошка, находящегося у входа, выстроилась небольшая очередь танцоров, будто в армии перед завтраком. В так называемом окошке находилась девушка-кассир, ее функция была выдать заработанные за ночь деньги танцору, там были деньги с приватов, с танца у столиков, консумации, с вечеров (это когда гостья заказывает того или иного танцора посидеть с ней за столиком, потолковать по душам). Вообщем все, что входило в «крейзи» меню, любые услуги, даже выкупы — все было утром в кассе за окошком. В эту ночь я ничего не заработал, поэтому не стоял в очереди. Правда, подходила во время работы ко мне одна дамочка бальзаковского возраста, хотела заказать VIP мне, но при условии, что я хорошенько помоюсь в душе, который находился непосредственно в зале, на что я ей ответил, что пойду с ней в VIP, если она сама в том душе помоется. Так я дал уйти своим и без того небольшим бабкам.
        Наверное, это глупость — вытворять такое в стриптиз-клубе, но так уж я был устроен.
        Я оделся, вышел, на пересечении улиц поймал грача и поехал домой. И тут я почувствовал, что ноги, руки ослаблены, и мне захотелось тупо провалиться в сон.
        Звонок мобильного телефона разбудил меня, я не хотел отвечать на него. У меня не было никаких сил, чтоб оторвать себя от теплого и уютного дивана, но идиотский звонок, заунывный и настойчивый, раздражал.
        — Что за урод,  — приоткрыв правый глаз, я с усилием встал и взял трубку.  — Да.
        — Малыш, привет, это я. Прости, что разбудила.
        От этого голоса сон как рукой сняло, все показалось правильным.
        — Что случилось?  — спросил я, не понимая, зачем это спросил.
        — А что может случиться, кроме того факта, что я дико соскучилась и не менее дико хотела тебя увидеть?
        — Я тоже очень соскучился, и почему ты решила мне сейчас это рассказать? Могла бы и раньше.
        — Ты не рад, что ли? Я зря звоню?
        Что за логика у этих баб, никогда этого не понимал. Сначала делают шаг, либо полшага, а остальных шагов с нетерпением ждут от тебя. Если уж ты начала, так и финишируй. Но для взрыва мозгов было слишком рано, я не был готов, лучше поиграю в ее игру, а то себе дороже выйдет.
        — Я рад и доволен, просто неожиданно, со сна сложно сразу врубиться.
        — Я хотела поговорить с тобой, давай вечером увидимся, мне надо кое-что тебе сказать.
        — Вечером, вечером, вечером,  — размышлял я вслух.  — Да, давай, сегодня у меня выходной, и я буду очень рад тебя видеть, во сколько и где?
        — На Белорусской в восемь, я подъеду к «Москве-Берлину».
        — Давай, к восьми буду.
        — Целую тебя, Малыш, до встречи.
        И она отключилась. Впервые я не знал, что мне делать и как вести себя. То ли радоваться, то ли нервничать. Что же Алекс хочет мне сказать?
        В кафе с непонятным названием «Москва-Берлин» я подошел в семь сорок пять и успел заказать себе зеленый чай с мятой. Я был расслаблен, даже несмотря на то, что не знал, что может сказать мне Алекс, при том, что таких запланированных встреч у нас еще не было, а если задуматься, то вообще, что у нас было-то? И что могло бы быть между нами? Я ее любил и готов был умереть ради нее. Но ее чувства для меня были закрыты, с одной стороны, у нас зубодробительный секс, легкий флирт, некая недосказанность, и это меня выворачивает. Мне хочется решить все сразу, либо это и есть любовь, либо мы встречаемся, когда оба захотим только лишь для общего отдыха. Но последнее для меня невыносимо и невозможно. Я потягивал свой уже поостывший чай, размышлял, был целиком и полностью в себе.
        — Не возражаете, если я присяду, молодой человек?  — ласково улыбаясь, сказала мне Алекс.
        Она выглядела, как богиня, нет, как Клеопатра, в одном известном старом фильме, только еще красивее. Казалось, что все, к чему она прикасалась, оживало и расцветало, мои глаза могли это видеть, а что видели чужие, мне не было никакого дела.
        — Ты классно выглядишь.
        Алекс всегда выглядела на «лимон». Белая, почти обтягивающая блузка, бережно облегала ее грудь, что не могло не радовать глаз. Голубые джинсы не могли скрыть ее стройные ноги.
        — Давайте познакомимся, мое имя Саша, а как зовут вас, молодой человек?
        Я слегка и как бы чуточку смущенно улыбнулся:
        — Михаил.
        — Михаил,  — медленно и тягуче повторила Алекс, как бы запоминая.  — Я наблюдала за вами, пока вы пили чай, и пришла к выводу, что вы мне чрезвычайно симпатичны, и мне хотелось бы, чтоб мы провели этот вечер вдвоем!
        — Вдвоем этот вечер?  — как бы удивляясь, сказал я.  — Глядя на вас, вряд ли нормальный мужчина устоял бы от такого предложения.
        Алекс посмотрела на меня, в лукавых глазах читалось: «Ну, и…»?
        Я отхлебнул своего чая и сказал:
        — Согласен, но только если ты снимешь сейчас свои трусики и положишь на этот столик.
        Алекс засмеялась:
        — Все бы ничего, но вот только джинсы мешают. А как ты помнишь, героиня Шерон Стоун в фильме «Щепка» в людном ресторанчике сидела на стуле в черном коротком платье и к тому же без колготок.
        — Да, жаль, что не получилось, как в фильме, а так хотелось.
        — Ничего, Малыш, для тебя я сниму трусики, когда захочешь, и буду твоей дольше, чем в фильме.
        Она засмеялась, но почти мгновенно переменилась в лице. Только что она была шкодливой распутницей, а сейчас разом преобразилась в серьезную, жесткую, умудренную опытом девушку с тяжелым взглядом. Странно, но я никогда еще не замечал такого взгляда у нее.
        К нам подошел официант.
        — Чего-нибудь желаете?
        — Принесите «Перье», больше ничего.
        Официант с деловым видом удалился.
        Алекс смотрела мне в глаза, взгляд у нее был глубокий и чистый. Я непроизвольно улыбался, мне доставляло огромное удовольствие смотреть на нее и наблюдать, как она смотрит на меня.
        — Малыш, если честно, то я глубоко сожалею, что мы встретились с тобой в это время в таком месте, это ведь все некстати, никак для тебя и никак для меня. Что мы можем сделать, когда оба привыкли к «этому» образу жизни, к таким легким деньгам, к такому процессу выживания, эта работа, как один гигантский порок, ты и вправду думаешь, что у нас может что-то получиться?
        Я думал об этом уже давно, и рано или поздно этот разговор должен был состояться.
        — Почему ты молчишь, Малыш?
        — Я люблю тебя, Алекс, люблю тебя, слышишь, и мне все равно, что происходит в нашем мире и как мы пытаемся выжить в нем. Я хочу быть с тобой, хочу, чтоб ты чувствовала каждый день мое плечо, мою силу и любовь. Я хочу видеть тебя по-настоящему счастливой, ну, помнишь, ты рассказывала, что когда была маленькой и ела свой любимый пломбир в вафле, то была счастлива, и тебе больше ничего не нужно было. Я хочу продлить этот пломбирный момент, и чтоб он не кончался никогда.
        Мне казалось, что все, что я сказал, вылилось само по себе, я не думал, что мне говорить, я это ощущал и чувствовал. Алекс смотрела на меня, она изучала меня глазами, как бы тестировала, но по-прежнему сохраняла хладнокровие.
        — Малыш, я чувствую к тебе то же самое… и ты для меня сейчас свет в окне, но ты не ответил на мой вопрос.
        — Солнце, я не знаю ответа на твой вопрос, даже если он и существует. Давай не будем ударяться в поиски, давай жить, как живем, и стараться каждый день что-то делать для того, чтобы быть вместе, вместе, понимаешь? Ты хочешь, чтобы мы были вместе?
        Я был очень конкретен, может, не понимал слегка, о чем говорю, но был искренен с ней и с собой.
        — Хочешь быть со мной?  — я повторил отчетливей и медленней.
        — Да Малыш, я хочу быть с тобой, но не вижу перспективы. Как мы будем жить? Танцевать в клубах, ты в одном, я в другом? На утро приходить в угарном состоянии домой и делать вид, что это дерьмо происходит где-то за кулисами?
        — За кулисами происходящее, проблемы и зло, прямо как в чеховском «Крыжовнике»,  — с долей сарказма подумал я и, видимо, это и озвучил.
        Официант наконец-то притащил долгожданный «Перье» с извинениями, что задержался, и вновь упорхал.
        Я снял крышку, и с легким, мягким шипением вода полилась в стакан. Прозрачные пузырьки быстрыми струйками поднимались с донышка вверх.
        Я взял руку Алекс, перебирал ее пальцы, трогал запястье и потом нежно поцеловал:
        — Я хочу быть с тобой и только с тобой, мне больше никто не нужен, мне нужна ты и твоя любовь, и я умру за это.
        Она смотрела на меня, потом встала со стула, подошла ко мне и присела, как бы на корточки. К слову говоря, все кафе было переполнено, все столики были заняты, народ пил вкусный чай и закусывал сырными пирожными, но в мгновение многие притихли и обратили на нас свои взоры, я не смотрел по сторонам, но как-то ощущал их взгляды, хотя мне было плевать.
        Алекс провела рукой по моей небритой щеке, казалось, что из ее глаз вот-вот потекут слезы или, может, они у меня потекут, она трогала мое лицо и нежно улыбалась, такой нежной, как сейчас, я ее еще не видел.
        — Мое сладкое солнышко, поехали отсюда куда-нибудь,  — сказала она.
        — С удовольствием.
        И уже через семь минут ее машина несла нас в гостиницу.
        Улицы проносились мимо, свет и мрак сливались в одно целое, не было фигур, не было дорог, не было фонарей и светофоров, был только мир, где существовали я и она. Только мы. Саша вела машину одной рукой, а второй держала крепко мою руку, я гладил ее шею и перебирал ее волосы, и, казалось, она совсем не смотрит на дорогу, а только на меня.
        — Брателло, я скоро поеду домой. Исчезну, навещу стариков, давно их не видел. Валерка только что закончил пробивать трицепс на блоке и посмотрел на меня.
        — Правильно, давно уже пора съездить и навестить, сколько ты уже дома не был?
        Я призадумался, и, правда, давно не был, мне было как-то даже неудобно перед ними.
        — Почти пять месяцев не был. Ты же понимаешь, эта работа съедает все время.
        Валерка приступил ко второму подходу на заднюю часть руки и начал пыхтеть.
        — Да, жопа, даже на самого себя времени нет, вот и думай тут об отношениях, какие на фиг отношения?
        — Нет, брат, мы же с тобой не матросы все-таки.
        На восьмом подъеме он задрожал и отпустил снаряд.
        — Матросы. Знаешь, Рон Джереми — звезда порно — говорил, что никогда не снимался в матросских фильмах. А это какие такие «матросские»?  — спрашивали его. Ну, там, где парень с парнем.
        — Рон Джереми — жирное, волосатое животное, порнозвезда. Я еще понимаю, тот итальяшка, у которого псевдоним из фильма «Борсалино».
        — Рокко Сифреди.
        — Точно, вот он понимаю, симпотный, нормально выглядит.
        — Ну и шишка до колена.
        — Девчонкам это нравится.
        — Ты утверждаешь или спрашиваешь, или подтверждаешь факт?
        — Ни то, ни то и ни то, просто базарю.
        — Давай, может, плечи побьем? Разводочка, махи и жим.
        — Плечи можно, хочу квадратные, как у Слая в Rembo 3.
        — Да, там просто супер: сухие, отточенные, все в полосках и большие.
        Я смотрел на него и думал, что все ребята, работающие в стрипе, озабочены внешним видом и, в частности, объемом своих мускулов. Но сложно, честно говоря, раскачать себя всухую без стероидной прививки и без спортивного питания. Последнее, в свою очередь, не является помощью в наращивании объемов, я, честно говоря, так и не понял, для чего нужно пихать в себя эту целлюлозу, в лучшем случае — эффекта ноль.
        Мы вовсю прорабатывали плечи, я тщетно хотел угнаться за Валерой. У него были потрясающие плечи, отточенные со всех «трех» сторон не хуже, чем у Слая.
        — Я, наверно, скоро «захимичусь» немного,  — сказал Валерка, скрипя под тридцатикилограммовыми гантелями.
        — Я тоже не против, но качественно не по карману, а «пухнуть» на «метане» и «ретушке» совсем не хочется, хотя по средствам доступно, я бы подкопил на индийский «Вистрол» плюс «Сустанол» пятикомплексный. Три месяца, и ты как один из тех, кто работает в «Чип и Дейле».
        — Да, только они таким дерьмом не пользуются, а уже давно накупили себе «гормонов роста».
        Я взвалил на плечи те же гантели, а Валерка стоял сзади и страховал на случай, если поведет не туда.
        Слушаешь самих себя и диву даешься, дети и есть дети, это тогда мы болтали о том, чего не знали, у медали-то два оборота. Последствия после стероидов у здорового организма весьма плачевны, но стоит ли задумываться в восемнадцать-девятнадцать о необратимых проблемах органов, кожи, крови, когда ты обязан внешне быть на пять с плюсом? И ты хоть исколись и обожрись пилюль, но выдави из себя битцепсы под сорок сантиметров, хотя это маловато.
        Я доделывал одиннадцатый раз с подъемом и чувствовал, как горят мои плечи, как кровь обильно приливает к мышцам. Я пыхтел.
        — Давай, давай, давай, вверх,  — помогал мне друг.
        После трени мы отправились в душ, где меня прибило воспоминаниями о детстве и регулярных боксерских тренировках. Я подолгу стоял под приятной водой и прогонял в голове все происходящее. Странно, но я не часто обдумывал отработанные спарринги или ближайшие районные соревнования, я чаще думал об Оле, о ее влюбленности в меня и наивной собачьей преданности, о школе, куда не совсем часто вызывали родителей, да, собственно говоря, и незачем было, так все по мелочам: прогулял пару недель, нахамил учительнице истории, как-то не так посмотрел на учительницу литературы, но зато я всегда готовился заранее к уроку, который никто в классе больше не переваривал кроме меня — уроку биологии и анатомии. Я знал все, про обмен веществ, витамины, белки, гормоны, я мог вступать в дискуссии с учителем и при этом не выглядеть идиотом.
        Я стоял под душем в подвальном зале в районе N города Москвы, вспоминая прошлое. И вновь приятная вода смывала ароматный гель с моего тела и накопившийся негатив за день.
        По дороге в клуб я раздумывал, а что за человек этот хозяин клуба, в котором я работал? Я был в курсе, что он уезжал к себе в Голландию на некоторое время, для него это было нормой. Хозяин был далеко не последний чел в Москве, и ему принадлежало несколько популярных клубов, насколько я знал, он владел и сетью ресторанов — совсем не дурно. Он жил на две страны, имел два дома — в России и Голландии, говорили, что и за бугром у него есть свой клуб. У нас в клубе все ребята, включая меня, боялись его, как чумы, и правильно. Как я уже говорил, не составишь ординарный и однотонный портрет этого «Мефистофеля». Бывают люди настроения, куда подует, в ту сторону их настроение и склонится, но хера с два такое скажешь про хозяина. От него можно было ожидать всего. Он даже мог тебе съездить по морде и не чувствовать себя виноватым. И был у него один фокус, назло всем ребятам: этот великий чел доставал из небольшого металлического чемоданчика пачку зеленых стодолларовых купюр, мирно клал ее на поднос и с вопросом: денег хочешь?  — спокойно поджигал ее на глазах у охеревших ребят. Подумайте сами, какие мысли
могут прийти в голову в такой момент? Удивительный человек. При этом ни в коем случае его не назовешь тупым или одноклеточным. Он очень умен, образован, эрудирован, обладает врожденным чувством стиля, имеет стопроцентный собачий нюх на модные явления, в частности в ночных клубах: музыка, декорации, еда, выпивка, одежда на танцорах, барменах, даже флаер клуба отредактирован, спроектирован им же. Настоящий «Мефистофель».
        Время было около десяти. Первые гости обычно подтягивались к одиннадцати, как правило, в час уже был легкий муравейник.
        Такси тормознуло, я заплатил пару сотен и погреб к двери, хозяин был уже на боевом посту, он был к тому же четким и пунктуальным. Его аккуратно припаркованный «Гелендваген» с водилой занимал всю площадку у входных дверей, блестел, переливался на заходящем солнце. Водила, видимо, как всегда, сладко сопел за тонированными стеклами.
        Клуб еще не проснулся, диджей сортировал музыку и настраивал звук. Правда, световые рефлекторы уже вовсю рабатали.
        Я открыл дверь, ведущую в гримерку. Кабан пыхтел над короткой самопальной штангой, работал на бицепс. Его вены просто вылезали из мышц и надувались будто от насоса.
        — Не лопни, дружище!
        Кабан вскрикнул в заключительный подход и аккуратно положил штангу.
        — Здорово, Мих! Давно тебя не видел.
        — Не пыхти, как паровоз, ты че, по полной, что ли?
        — Почти, ручонки решил побить, я, короче, читал на днях статью, не помню в каком журнале. Статеечка была про паренька — «испашку» из Мадрида, интервью у него брали. Он говорит, что для танцора главное — это живот и руки.
        — А морда?
        — Это природное.
        — Руки тоже сложно.
        — Это генетика.
        — Слушай, Кабанище, а ты, я слышал, раньше свой бизнес вел?
        — До какого-то момента вел и скоро буду снова вести, вот только немного разбогатею тут, если бы здоровье моего батю не подкосило, вы бы меня не знали.
        — Кабан, ты правильный парень, знать тебя приятно.
        — Да, Кабан, ты просто чудо. А танцуешь так, что просто свет туши,  — юморно похвалил вошедший Майкл.  — Ты бы лучше рассказал, как 45 см сделать?
        — На члене, что ли? Уже не сможешь.
        — Не, ну серьезно?
        Я улыбался, Майкл был всерьез озабочен вопросом.
        — Укольчики, детка, укольчики.
        — И все, что ли? Только это?
        — Ну-ка руку сделай.
        Майкл гордо снял свитер и напряг то, что у него было.
        — Ну, у тебя где-то 39.
        — Было сорок, мерил недавно.
        Собственно говоря, Кабан и получил свой ник по праву — самый здоровый из всех танцоров, но он всегда говорил, что не пользовался химией, глядя на него в это сложно поверить, и никто не верил, хотя, кто знает, он же из бизнес-среды, а там все бывает, даже правда. Так или иначе, на него равнялись, и бабы по нему сохли, болтать он умел.
        — Ну сорок, какая разница-то. Если хочешь без уколов, тогда правильное питание, сон, тренировки, протеины, режим, короче, и побольше бабок, а всего этого у тебя нет, так что выбирай.
        К дискуссии подключились еще несколько подошедших, все обсуждали, как на Верховном собрании, проблему хорошей накачки.
        — Да зачем тебе это надо-то, на фига тебе большие объемы, все равно девки не за это любят, им бы проблемки и душу излить, да и достаточно.
        — Красноречиво говоришь, ты-то уже поднабрал за полгода, а когда пришел в клуб, сам плакался, что худой.
        — Не льсти, это со всеми происходит, на то и стрип.
        Теперь уже фактически вся смена спорила. Я наблюдал, не влезал в разговор, молча переодевался, все равно все приходят к химии рано или поздно. Это часть работы и все это понимают, но базарят.
        — Да ты сам, когда сидел-то последний раз на «химозе»? У тебя мышцы набухшие всегда, это, хочешь сказать, бесконечный пампинг без качки, да? У тебя там гликогена хоть отбавляй, поэтому они такие распухшие.
        — Мелкий, кончай меня грузить. Сам недавно проходил чистку крови на капельнице, а то от прыщей даже регулярный секс с клерасилом на десерт не помогал, че, не так, что ли?
        — Парни, что за перепалка, вы о чем вообще? Все мы тут сидим на химии, особенно я, мне хватило шести лет этого «удобрения» дианабола — корм для свиней в США, а сейчас в свои 29 я… лечился от простатита, лаве уходит море, что мы, не знаем этих проблем, все равно приходим к тому же.
        Тут влез Мокрый:
        — Ты слыхал, на днях чувак из соседнего клуба, я не помню, как его, такой, рельефный?
        — Ленский, что ли?
        — Да нет, Ленский хуже, не такой рельефный, у него только пиджак фартовый.
        — А, я понял, про кого ты говоришь, это Бади, да?
        — Точно, он, Бади. В общем, он пережрал чего-то и всю ночь на выезде был с девками из «Богов», кокс нюхали, «напитками» запивали. Утром от них поехал и в машине, прикинь, в тачке у него мышцы все свело и в судороги кинуло, как эпилептика, чуть копыта не отбросил, сейчас лежит в больнице, сказали, сахар упал донельзя.
        — Я тоже слышал эту байку.
        — Если бы это была байка!
        — Когда на коксе сидишь, бухать нельзя, а то перегруз будет.
        В гримерку незаметно для всех зашел Альберт.
        — Что мы так бурно обсуждаем одну и ту же проблему? Я вот сразу вижу, кто сидит, а кто слез. Вот ты, Мелкий, видимо, недавно закончил, у тебя рожу раздуло, как воздушный шар, прав я, нет?
        Мелкий сделал виноватые глаза.
        — Ну, прав, нет?  — снова повторил Альберт.
        — Ну да, почти слез.
        — Вот видишь, Мелкий. Ладно, вечная тема, как любовь и война. Давайте на сцену, химики. Мих, там шеф хотел с тобой и Валерой обсудить что-то.
        — Что именно он хотел, денег побольше платить?
        — Щас! Поднимайтесь и узнаете, мне он не говорил ничего.
        — Конечно, не говорил, ты уже давно все знаешь, вот только рассказывать не хочешь, дорогой.
        — Так мне сейчас на сцену или к шефу на разговор?
        — Сначала сходи к нему, а где твой дружбан?
        — Он в душе, я ему сейчас скажу.
        Я подошел к уголку, где был расположен душ, и открыл дверцу, оттуда донесся запах воды и апельсиновый аромат геля.
        — Ты слышал, нам надо подняться к хозяину на разговорчик.
        Валера вышел из душа и начал вытираться.
        — Жопа, мы попали, а может, он хочет отвалить немного бачей?
        — Это же я спросил у Альберта, но, думаю, нет. Хотя пара сотен не помешала бы совсем, тем более скоро платить за квартиру.
        — Точно, а я и забыл, скоро первое уже, ну ладно, Гошка потерпит, если даже на недельку задержим.
        — Мы каждый месяц на недельку-другую задерживаем, бедный Гошка уже и не рад, что пустил нас.
        — Да нет, он свой парнишка, все поймет.
        — Ладно, давай одевайся, и пошли уже выясним, уволят, так уволят.
        — Что будем делать, когда уволят, куда пойдем? Не хочется возвращаться в сраный «Ящер» к меньшинству в лапки.
        — Вот туда уж точно нет, исключено, лучше к соседям.
        — Там, говорят, хуже, все гости у нас, сам знаешь, что некоторые загребают по пятнадцать косарей зеленых в месяц.
        Я почти взбесился.
        — Сам знаешь, каким образом они загребают!
        Он зыркнул на меня, выдержал паузу. И сказал:
        — Ок, пошли, чемпион, я готов.
        Мы не спеша поднимались на второй этаж клуба в спецложу, где восседал сам хозяин. Там у него все было со вкусом: на темно-синих стенах (или от слабого, приглушенного света они казались такими) висело несколько ярких картин неизвестных авторов, на одной из них, ближе к лестнице, обрамленный в металлическую позолоту, красовался сам Дориан Грей с ровно сделанным пробором из тех же золотых волос. На картине, висящей строго по центру, было что-то очень абстрактное, пересечение всех красок радуги, эдакая невкусная кашка с гейского флажка, а на третьей мне трудно было понять, что происходит, так как она находилась почти в самом конце этого VIPа. Но главное достоинство второго этажа заключалось в стекле во всю длину и ширину ложи. Оттуда открывался вид на весь клуб и всю его грешную жизнь, а Мефистофель, грустивший на своем троне, искренне проживал эту жизнь. Только я никак не мог разобраться, отработав уже около года, его ложа — это небеса, или Царство Аида?
        Шеф сидел за своим столиком один и наблюдал за шоу. В принципе, гости клуба могли заказывать себе столики на этом этаже, но это можно было сделать, только когда хозяин сам не сидел там.
        Видимо, он услышал наши шаги и резко развернулся.
        — Садитесь,  — заманивающим тоном сказал он.  — Вы знаете, вот мне, например, нравится, как работает на сцене Стартер, очень профессионально. Вы работаете неплохо, но чего-то не хватает, есть природные задатки, но нет профессионализма, мертвые, мало энергетики в зал, все только на себе сосредоточено, это признак дилетантства. Если вы чего-то не знаете, посмотрите выступление Чипа и Дейла, голландцев, на худой конец того же Стартера, он неплохой, но старый, а мне нужны молодые, как вы.
        Мы сидели, слушали и помалкивали, прикидывая, к чему он клонит. Так уже случалось с некоторыми. Хозяину было наплевать на тебя, как он сам говорил: незаменимых нет, его не интересовали твои проблемы, внутренние ломки, как я это называю. Ты работаешь в клубе, значит, ты часть его бизнеса, его хлеб, почти собственность, но всегда существует тонкая грань между до и после. Оказаться выкинутым из клуба проще простого, любой повод: не пришел на репетицию, нахамил, подрался, не вышел вовремя на сцену, вышел не в тех шортах, штанах, майке, да вообще все работники клуба трудятся до тех пор, пока настроение хозяина не поменяется, а меняется оно всегда. Так устроен он и его клуб, не согласен — до свидания. Незаменимых нет.
        В то самое время по иронии судьбы на сцену в костюме Санты вышел Тимур — Стартер. Почему Стартер? Потому что изначально, когда Тимур пришел в клуб устраиваться на работу, то многие удивились и у них возникли вопросы типа: сколько ему лет? Не поздновато ли трясти почти седыми мудями, девок смешить? И «умные» ребята с ходу дали ему ник — Старпер или Старый пердун, но когда так называемый Старпер, начинал работать на сцене, все вопросы исчезали. Тимур преображался и даже молодел на сцене, он, видимо, в молодости профессионально танцевал, еще подкаченное, рельефное тело выдавало в нем бывшего спортсмена (но в то же время и его реальный возраст). Но на сцене все это выглядело вполне круто и самоотверженно и лучше, чем у остальных. Ребята решили, что посмеялись над стариком и хватит, сменили Старпера на Стартера.
        Насколько я знал по рассказам, за последние годы Тимур заработал около четырех тысяч бачей, и он бережно хранил скопленное в ящике в каком-то клубе, где и танцевал. Видимо, у него были свои планы по поводу этих его денег, но в один прекрасный день кто-то особо умный прямо из ящика спиздил эти денюжки и не моргнул. Тимур от горя почти с ума сошел, бедняга реально тронулся умом, ему так нелегко было накопить несчастные баксы.
        Сейчас Тимур — Стартер работал с нами и жил в этом же клубе, вообще жить там нельзя было, это как-то не приветствовалось, но сам хозяин в виде особого исключения разрешил Тиме на время поселиться в нашей небольшой гримерке, у него также был ящик с вещами, документами и прочим. Никто не мог понять, сколько ему лет, да ему и в лоб не задавали таких вопросов, слухи ходили, что около сорока, кто-то говорил, что ему реально сорок четыре, а кто-то рассказывал, что ему не больше тридцати пяти. Я не особо хотел вдаваться в подробности всей его жизни, я знал только некоторые факты. Услышал их от других людей. Единственное, что скажу,  — это то, что Стартер нормальный чел, без понтов, присущих продвинутым стриперам, неразговорчив, угрюм, внешне мне всегда напоминал человека шестидесятых годов, например, известного вратаря Льва Яшина. — Вот это я называю — «завод», тот завод, который подстегивает девок полезть за бумажником.
        Шеф был абсолютно серьезен и даже не пьян, что говорило о том, что наш разговор носил серьезный характер.
        — Да, Стартер красавчик,  — сказал Валера, посмотрев на его выступление.
        — Я вам, ребята, рассказываю, что он как раз не красавчик, а работает, как подобает. Проблема в его возрасте. Может, вы поедете на несколько месяцев в Голландию? У вас есть уже «номера», хореограф, вам еще поставят несколько, вы там и поработаете, опыта наберетесь, номера новые сделаете, вообще увидите, как надо работать на сцене. Каждый месяц оплачивается в тысячу чистыми от меня, плюс все заработанное, кроме чая, делится пополам, как вам такой расклад? Проживание и питание за мой счет.
        — Надо подумать, в принципе неплохо,  — сказал удивленный Валера.
        — Неплохо! Штука баксов в месяц уже неплохо?  — хозяин якобы свирепел, но это лишь внешне, так как внутренне он не ощущал ничего.
        — А сколько можно подумать?  — спросил я.
        — У вас что, головы есть, чтобы думать?  — он взглянул на нас, казалось, что его взгляд сканировал тебя насквозь.  — Пару дней, как раз до субботы.
        — Хорошо, до субботы мы ответим.
        Он немного покачал головой и что-то хотел добавить, но зажужжал на столе его мобильник, он быстро взял его и спокойно сказал:
        — Все, ребята, идите работать.
        Все складывалось неплохо. Я даже подумал, что это неплохое предложение, много плюсов. Конечно, есть и свои недостатки, но, в целом, можно было и денежек скопить, и посмотреть другую страну. Но вот только я еще не догадывался, что меня ждет этим утром. Как-то Алекс сказала мне, что ночью она чувствует себя гораздо уютнее, чем днем. На мой банальный вопрос почему, я получил незамысловатый ответ: ночью никто никуда не торопится и все вокруг спокойно, люди отдыхают от своих забот и проблем.
        Не согласиться с ней было нельзя, она это сказала с такой искренностью, что я просто поверил. Я вспомнил ее и загрустил, а мне скоро на сцену, и я буду искать ее глазами, но не найду, она же тоже сейчас танцует.
        В гримерке уже не протолкнуться: шум, гам, суета перед номерами.
        — Бля… где мои шорты?
        …
        — Сколько у нас времени до выхода и где вообще расписание, вы что, его в сортир унесли, что ли?
        …
        — Там девки пришли с «Богов», с ними хоть побухать можно.
        — Алекс с ними, не видел?
        — Не, не видел ее, там другие.
        …
        — Где же все-таки мои шорты?
        …
        — О, Тим, а зачем ты там бреешь?
        — Чтобы запаха не было, когда потею.
        — Серьезно?
        — Я еще, когда в бальных выступал, узнал.
        — Да-а, я с этим сталкивался.
        — Кабан, а ты сегодня в номерах?
        — Да, по-моему.
        — Mortal Kombat сможешь отработать?
        — Легко.
        — Круто.
        …
        — Да это я делаю, а ты за мной, забыл, что ли? А потом синхронно выпад.
        — А на каком моменте в зал спускаемся?
        — Ты идиот? На вторую песню, на East 17, не путай меня.
        …
        — Парни, а что это с мелким? Он обдолбался опять? Мелкий, ты спишь, что ли, с открытыми глазами?
        — Да оставь его, не видишь, он стеклянный совсем, как Элвис.
        — Он так копыта отбросит, может, его расшевелить?
        — Бесполезно, он сам в себя придет, не в первый же раз.
        — Парни, вам что, заняться нечем? Я просто устал.
        — Я же сказал, он сам в себя придет.
        — Ну, чувак, ты даешь!
        … Все то короткое время, пока мы отрабатывали номер, я всматривался сквозь дым, но даже не мог определить, где сидят девки из «Богов».

* * *
        По завершению номера мы вернулись в гримерку,
        Я чувствовал слабость и равнодушие к происходящему, от наполняющей меня пустоты я заперся в сортире и присел на унитаз. Я вдруг осознал, что я страдаю, грущу, эта пустота появилась не случайно, я ослабел морально, да и физически тоже, мне резко захотелось домой, к деду и бабуле. Я пообещал себе, что позвоню им завтра днем. Как я соскучился по деду и его моральным наставлениям, по бабулиным плюшкам, по детству, в котором так давно не был.
        У унитаза была оторвана крышка, но своим задом я не ощущал холода, ну, может, только поначалу. Мне было уютно одному в этом маленьком пространстве. Охренеть, как мало нужно, чтобы чувствовать себя спокойно и умиротворенно.
        Меня отпустило, я омыл холодной водой лицо и небрежно вытер его рукой. Вышел в бар: по телевизору, подвешенному над стойкой, крутилась нон-стопом кассета с накачанными мальчиками, где те изображали для распущенного голубого зрителя игру на пляже в американский футбол. Мало интересного. Я огляделся: на сцене шел какой-то номер, и поэтому пустили дым, а он разлетелся по всему клубу будто осенний утренний туман.
        Я прошел чуть дальше к биллиардной и, черт возьми, увидел там Алекс, наверняка это была она, ее формы трудно было не узнать, даже сквозь туман, она нервно разговаривала с каким-то мужиком, мне незнакомым, и трудно было определить, какого он возраста, но меня эта сцена уже задела. Я не слышал слов и раздумывал, подойти мне к ним или нет.
        — Для этого мне не нужно было сюда приезжать.
        — Я тебе, по-моему, говорил, что откручу голову любому, и тебе в том числе!
        — Открути себе что-нибудь! Ты болен, по-моему! Комплексы свои подавить не можешь? Ошарашен, что кто-то может быть лучше тебя? Поэтому жаждешь что-то сломать? Иди и убейся об стену!
        — Рот закрой, я твою голову об стену приложу и еще чью-нибудь. И по-моему, будет это очень скоро. И не надо так ухмыляться. Ты что думаешь, я шучу, что ли? Сейчас ребятам звякну, будут здесь через 10 минут.
        — Да кому ты на хрен нужен? Только шестеркам, пока платишь им. Иди, вызывай кого хочешь, но только мне больше не звони и не ищи! А в клуб будешь приезжать, так я и там буду тебя жестко игнорировать… Ты мне не нужен!
        — Чего?
        — Счастливо!
        Пока я думал, а думать я мог долго, голубки уже закончили ворковать, и тот мужик испарился, при этом ударив кулаком по стенке так, что Алекс взрогнула.
        Я почти не слышал, что говорил ей мужик, но выглядел он эмоционально.
        Я отошел чуть назад, ближе к бару, но так, чтобы видеть Алекс.
        Она потопталась на месте несколько секунд и быстро прошла в зал.
        «Какого хрена? Неужели что-то происходит между этими двумя?»
        Как же так, ведь я верил ей больше, чем самому себе, да нет, я полностью осознаю, что означает наша профессия, но почему-то мне казалось, что у нас по-другому. Но как выяснятся, я ошибался.
        Фа-а-ак, а может, я зря кипячусь, может, это только мираж, мне показалось?
        Алекс села за столик и заказала бутылку шампанского, она была одна.
        — Привет, как ты?  — спросил я ее, при этом с огромным усилием собрал свою «бычку» и кучу вопросов в кулак.
        — Привет, Малыш, все хорошо.
        Тут-то я и почувствовал, что что-то не так. Она была отстранена и как будто находилась где-то в другом месте.
        — С тобой все хорошо? Ты какая-то странная.
        — Да, Малыш, все хорошо, только голова немного болит.
        — Голова? А чего ты в клуб пришла, тут еще больше разболится.
        Алекс посмотрела на меня пристально и пронзительно.
        — Я просто хотела тебя увидеть, но если тебе это не нужно, могу уйти. Ты даже не поцеловал меня, когда увидел.
        «Не поцеловал,  — подумал я,  — да я тебе сейчас голову откручу. Я сдерживался как мог, аж пот на лбу выступил».
        Я поцеловал ее в щечку и присел на стул рядом.
        — Тебе ничего не скажут?
        — В смысле? Кто должен мне что-то сказать? Ты имеешь в виду, что я общаюсь с клиентом?
        Она смотрела на меня внимательно и курила.
        — Слушай, в чем дело? Ты странно себя ведешь.
        — Странно? А с кем ты трепалась у входа? Мне просто интересно, у тебя там что, какая-то жизнь, о которой я не знаю? На хрен не нужны мне такие отношения, ведешь себя, как шлюха.
        Я встал с этого дурацкого стула и, не дождавшись ответа и реакции Алекс, пошел в свою гримерку. Как же я ненавидел себя в этот момент, ненавидел за то, что увидел ее с ним, ненавидел за то, что не выслушал ее, хотя оправдания мне были бы не нужны. Да что ты хочешь, говорил я сам себе, она же стриптизерша, и все тут. Какой я тупой бываю, когда злюсь, и от гнева меня может спасти только время.
        Я зашел в гримерку и уселся на диван.
        Возле зеркала с большим усердием Валерка выдавливал себе прыщ на спине, белая головка надувшегося прыща лопнула и с треском брызнула на стекло, даже не вызвав отвращение у Валеры.
        — Бляха муха, круто так выстрельнула, как «ворошиловский». Ты чего, заболел, что ли, бледный какой-то?
        — Нет, я сейчас Алекс видел с каким-то челом возле входа.
        — И что, ты уже выстроил в мозгу целую систему? Продумал вплоть до поз, в которых они трахаются?
        Я молча взглянул на него.
        Валера небрежно смочил свою рану XS и развернулся ко мне.
        — Да я шучу, шучу, понимаешь, может, это ничего не значит, старые знакомые и все, ты так не думаешь?
        — Не знаю, брат, не знаю, что и думать, но внутри я весь взрываюсь, такое ощущение, что разлечусь на мелкие кусочки.
        — Хочешь, завтра напьемся с тобой? А то мне тоже нужно стресс снять.
        — А тебе-то зачем?
        — У меня дед недавно помер, во вторник похоронили.
        — Да ты что, брат, я же только летом его видел, он вроде бы не болел.
        — Он курил много, лет 40, как паровоз. Ладно, бухаем завтра? Или нет?
        Я это дело, конечно, не уважал, и искать в бухле спасение было не для меня, но составить компанию другу был не против.
        — Конечно, побухаем, дружище,  — сказал я, и мне на удивление полегчало.
        В гримерку забежал Альберт:
        — Красавчик, вот ты где. Подойди, пожалуйста, к Алекс, она зовет тебя, давай, давай подойди.
        — Да, сейчас подойду, спасибо.
        — А ты чего скучаешь? Давай на сцену. Обленился совсем.
        — А я только оттуда, видишь, «чаек» нагреб,  — и Валера показал четыре смятые купюры по 100 $.  — Она уже ушла, одни маромойки в зале.
        — Ладно, ладно, но чуть позже появись на сцене. А то ребят мало, а ты давай выйди к своей красавице.
        — Да, да, сейчас.
        Альберт ушел.
        Я снова присел на диван, а потом прилег.
        — Пойдешь?
        Я покачал головой:
        — Пусть на хуй идут оба.
        Она
        Я сидела грустная за столиком.
        «Дурачок маленький, кроме эмоций и члена, нет ничего».
        Ко мне подошел Альберт.
        — Сейчас он подойдет, я ему передал.
        — Спасибо, Альбертик.
        — Тебе еще принести что-нибудь: фрукты, суши? Виски?
        Я улыбнулась:
        — Нет, не надо, давай двойной «эспрессо», хочу кофеина.
        — Будет исполнено.
        — Спасибо.
        Я пила свой кофе, но Малыш идти не спешил. Ок, подумала я, не хочешь, как хочешь.
        Попросила счет, допила эспрессо, посмотрела на часы: время было пять ноль семь, я ушла, так и не открыв бутылку с шампанским.
        Выйдя на улицу, я направилась к проезжей части, чтобы поймать такси до дома. Недалеко от входа были припаркованы две машины Сергея: черный тонированный «Гелентваген» и пятисотый меринок с охраной. Заметила я их не сразу, вообще думала, что он уехал. Но упрямый хрен остался до утра попасти меня. Неужели он всерьез задумал то, что говорил? Зачем ему это надо? Уже скоро и танцоры будут выползать из клуба. Я остановилась в нескольких шагах от входа и старалась всем своим видом показать, что не заметила Сережин кортеж, окна машин были плотно закрыты, и наверняка эти отморозки выжидали. Я судорожно начала набирать по мобильному Мише, чтобы предупредить его.
        С Сергеем я познакомилась три месяца назад на дне рождения клуба. И не объясню, почему оставила ему свой номер телефона. Видимо, на тот момент меня никак не могла оставить мысль, что у нас нет будущего с Малышом, и все наши псевдоотношения — чистой воды химера и вымысел. К тому же на тот момент мы были в короткой ссоре, а они случаются у нас часто.
        Этот Сергей в принципе был неплохим парнем, нормального для зрелого мужчины возраста — тридцати семи лет. Небольшая залысина его ничуть не портила, а даже, наоборот, вливалась в стиль его строгости и статности. Маленькие серые глазки выдавали его проворство, и то, как много людей он обманул. Он был невысоким, но очень развитым, как умственно, так и физически, что было для меня неким открытием, потому что я привыкла, что гости нашего уютного и приветливого «дома» зачастую, кроме утолщенной барсетки и волосатого живота в виде целлюлитных складок, других достоинств не имели. Он закончил что-то вроде ГАПА по специальности токарь, но ему показалось, что этого не достаточно для амбициозных жизненных планов. В начале девяностых у этого товарища была сформирована небольшая бригада — группа единомышленников, занимавшихся боксом. В свободное от «спорта» время друзья крышевали рынки и кооперативы. Многих его товарищей посадили или подрезали, но Сережу эта участь миновала. Сказались, видимо, хитрожопые татарские корни и товарищ поднялся позже по иерархической лестнице от рэкета до торговли спиртными напитками
и, наконец, до Госдумы. А как оно там было в деталях, это за несколько месяцев узнать невозможно, да особо и не хотелось. Но мозги у товарища были, и его смело можно было назвать человеком знающим и начитанным. Наверно, он набирался знаний между поборами с ларьков и распределением «Пшеничной» и «Советского» в те же самые ларьки.
        Я его охмурила черство, профессионально, расчетливо, и он подсел. Наслаждался моим обществом, и все рассказывал, как он крут и что любой из этого клуба посчитает за счастье потусоваться в его компании или чего-нибудь больше. Болтливый. Обаятельный, наглый, холодный, интересный. Но все чары на меня не производили особого впечатления. Таких мы видали в разных вариантах. Все, что я хотела, к чему стремилась на тот момент — это проверить свои чувства к Мише, только и всего, прекрасно осознавая, что у меня нет будущего с ним, по крайней мере, выглядит оно обреченным и абсурдным.
        Я нажимала судорожно на тонкие и неудобные кнопки телефона, но он не брал трубку. Возможно, Мишин телефон «стоял» на виброзвонке. Что же делать?
        Еб твою мать, ну и ситуация. Всякие разные мысли лезли в голову. Если с ним что-то случится, я же не прощу себе никогда. Я механически начала рыться в сумке, чтобы найти сигареты, но руки дрожали, не припомню за собой такого, если только в самый первый раз у шеста в клубе.
        Я чувствовала, как мне становилось трудно дышать, я боялась, боялась за него, и поймала себя на мысли, что впервые готова на все ради любви. Время неумолимо шло, постепенно танцоры один за другим выходили из клуба, кто-то из них садился в свои машины, кто-то направлялся ловить такси, но его пока не было, я отвернулась, и меня никто не видел, по крайней мере, я так думала.
        Вдруг из дверей клуба вышел Миша, он был один, и вид его выдавал бессонную, рабочую ночь. Все случилось как в детективных книгах Дарьи Донцовой или в сериале типа «Бандитский Петербург». Из мерина молниеносно выскочили трое коротко стриженных амбалов, напоминающих внешним видом мясников. И вдруг я неожиданно впала в ступор. Ноги и руки налились свинцом. Я видела и слышала, что происходило, но поделать ничего не могла. Я была парализована, и даже если б его убили, думаю, я ничего бы так и не сделала. Жуткое ощущение.
        — Эй, парень! Притормози на минутку. Миша медленно обернулся.
        — Тебе, тебе.
        Миша остановился и почувствовал неладное, опустил рюкзак на землю. Громилы окружили его со всех сторон, так, чтобы не мог убежать.
        Сергея среди них не было, да и был ли он вообще в машине, тоже неизвестно.
        — Значит, слушай сюда, танцор. Чтобы рядом с Сашей тебя больше не видели, понял?
        — Понял, нет?  — повторил громила и слегка ткнул Мишу в плечо рукой. Тот на какие-то секунды замешкался.
        — А то что?  — спросил он, стараясь не смотреть в глаза амбалу.
        — Не понял, да? До тебя не доходит, что ли, пионер? Еще раз рядом увидим…
        — Дай пройти,  — сказал Миша, как бы игнорируя последнюю фразу, и уверенно шагнул вперед, но ему преградили путь.
        Миша моментально пустил в ход свой правый «хук». Да так, что у лысого товарища хрустнула челюсть, и он сразу «осел». Завязалась драка, и Михаил явно проигрывал. Амбалы били его ногами и руками, а он только прикрыл голову. Я видела его серое от боли лицо, видела, как лилась кровь, и такое ощущение было, что он улыбался и смотрел на меня. Мгновение — и все закончилось, он лежал на асфальте, а машина умчалась прочь. Трудно описать мои чувства в эти секунды, да и что это даст, если я так и не помогла ему, а просто наблюдала, будто в кинотеатре, не хватало только лохани с попкорном и лимонада.
        Он
        Проснулся я от того, что солнечный летний луч грел мою левую щеку. Вероятно, было около двенадцати или чуть больше, мне снился сон, как мы с братом купались в озере под названием Идра, где-то под Москвой. Я лежал и думал, что прошло уже девять лет со дня смерти брата, и что теперь он снится мне все реже и реже.
        — Эй, чемпион, я тебе бананы принес, как ты хотел.
        В палату зашел Валерка с пакетом в руках, а я его даже не заметил.
        — Врач сказал, что скоро тебя отпустят. Ребра уже зажили, голова тоже на месте, шов скоро снимут.
        Я потрогал пальцами шершавую поверхность головы в районе лба и попопытался слегка надавить, но было еще больновато, и я поморщился.
        — А что ты хотел, брат, тебе здорово досталось, но худшее позади, как говорится. Повезло, что у тебя башка железная.
        Я улыбнулся. Это как в одном фильме, помнится, герой все головой кирпичи ломал, а потом ему сломали.
        Валерка слегка улыбнулся, поняв, что шутка не удалась.
        — Ребята тебе огромный привет передают, все скучают, говорят, выздоравливай быстрей.
        — А как в клубе вообще?  — спросил я.
        Валерка поморщился:
        — Маромоек в последнее время все больше и больше, и нормальных клиентов все меньше и меньше. Слухи ходят, что хозяин продавать клуб хочет, сейчас открыли другой стрип-клуб, и вся нормальная клиентура туда перебирается.
        — Надо завязывать со всем этим, старик,  — сказал я.
        Валерка подхватил:
        — Надо, надо, у меня уже есть несколько предложений от некоторых людей, я вот думаю.
        — Ой, ой. Это опасно!  — сказал я.
        — Да ладно, хорош, короче, один вариант, меня на биржу зовут, а другой — в банк работать. На бирже вроде, если подфортит и научишься этому делу, то и лаве можно нормально делать, ну, и в банке карьерная лестница.
        Валерка на секунду задумался.
        — В принципе, и там и там нужны мозги и желание.
        — Это точно, и трахать по расписанию работодателя и не быть уличенным в измене,  — с иронией добавил я.
        — Аха, а как же без этого!
        Меня охватил соблазн спросить его… Но я пытался не подать вида, и идиотская натянутая улыбка не сходила с моего синего побитого лица, но, наконец, он заговорил сам.
        — Это, слушай, мне на днях Алекс звонила, спрашивала, где ты и в какой больнице. Хочет навестить тебя.
        Я чувствовал, как усилилось сердцебиение.
        — Не надо, не говори ей, я… не хочу ее видеть.
        — Понимаю, старик, поэтому и не сказал, как она ни выпытывала. Говорит, что звонит тебе, но ты недоступен. Да забей ты, сколько таких еще встретишь на пути?
        Я отрешенно смотрел в потолок, на то место, где отходила побелка, и думал, почему этот тонкий листок побелки до сих пор не свалился вниз. Если бы были силы и голова не кружилась, встал бы на кровать и отколупал бы ее, я так любил это делать в детстве.
        «Нет,  — подумал я,  — такой я не встречу больше никогда. Такое дается либо один раз в жизни, либо никогда».
        — Ты все правильно сделал, мен, спасибо, что не сказал.
        Валерка привстал с кровати.
        — Мне пора, я сегодня работаю, народа мало, вызывают.
        — Понятно, старик.
        Мы попрощались, и он ушел.
        Глазами было немного больно водить, и я захотел вздремнуть, слабость еще жила в моем теле. Что будет со мной? Как жить дальше? Чем заниматься? В голову лезли эти три вопроса, да не лезли, а жили уже очень давно и периодически давали о себе знать.
        «Отстаньте от меня, я ничего не знаю, я просто хочу спать!»
        Прошло несколько месяцев, я уже полностью поправился и восстановился, вовсю ходил в зал, также работал по ночам в клубе. Только клуб постепенно вымирал, как животное юрского периода. Жаль, конечно, что так получается, золотые времена клуба остались далеко позади, и что меня ждало впереди, я не имел представления, как-никак, я привык к такому образу жизни и поменять его в корне было совсем не просто. Припомнился разговор с хозяином о трансфере за границу, да, это было бы кстати сейчас, но наш «папка», иногда не помнит, что говорит и обещает, но в принципе к этому все привыкли. Только новички велись на заманчивые предложения заработка за бугром или совместного похода в ресторан. Подойдя на днях к хозяину с вопросом о его предложении, я получил однозначный ответ:
        — Кого надо, я уже отправил, а ты не был готов и долго думал.
        — К чему я не был готов?
        Смешно даже становится. И потом те, кого он якобы отправил, что это за ребята? Кто они, танцоры из клуба? Вряд ли, иначе бы об этом судачили день и ночь. Тогда кто? Любовники? Минутку, а я разве говорил, что хозяин клуба гей? Не помню. Ходили о нем слухи? Ходили.
        Если уж затронул эту тему, то хочу напомнить про Юрия Леонидовича, который набегами заглядывал в клуб, я давно его не видел, но в пятницу довольно-таки рано, около двенадцати ночи, он пришел буквально на час.
        Как всегда свеж, энергичен, бодр.
        — Откуда у вас столько энергии, Юрий Леонидович?  — с неподдельным интересом спросил я.
        Он приподнял брови.
        — Да чего мне, ежу? Утром проснулся, уже счастье неземное. А как у тебя дела?  — не дождавшись ответа, он добавил: — Вроде бы клуб продают. Чем заниматься будешь? Есть наметки?
        Я немного поколебался:
        — Да пока не знаю, найду что-нибудь. Друзья на биржу предлагают к ним пойти, я вот думаю.
        — На биржу? Интересно, но это не так просто, как кажется. Это не мое поле деятельности, но некоторые мои знакомые как раз в этом бизнесе, и там не все так сладко, как кажется, хотя,  — добавил он после паузы,  — ты привык к сложностям.
        — Почему вы так думаете?
        — Ну, во-первых, я разбираюсь в людях. Во-вторых, в тебе есть характер, есть стержень. Такие, как ты, либо погибают, либо добиваются всего и достигают успеха. На днях я смотрел один русский фильм, где главный герой попадает на зону и пытается там выжить. Он мне чем-то напомнил тебя. Оба упертые, как бараны горные. В том фильме была гениальная фраза в адрес главного героя: «В тебе что-то есть от человека!» Так вот, и в тебе что-то от человека есть!  — Он посмотрел на свой Патек Филлип.
        — Мне пора. Если что, звони, номер знаешь, если ничего не найдешь, что-нибудь придумаем.
        Он хлопнул меня по плечу, к нему подошел верный охранник, и они быстро покинули клуб. Где-то была у меня его визитка, но буду ли звонить, не знаю, не уверен.
        Про биржу я, конечно, наплел, надо было что-то говорить, вот и сказал, что услышал от Валерки. Он, кстати говоря, теперь активно вживается в новый коллектив брокерской компании, не думал, что он решится, так как уходить с кормушки, даже с трещиной, практически в никуда, даже если есть перспектива, поменять в одночасье образ жизни, это — смело. Я как-то звякнул ему, он говорил со мной и параллельно решал вопрос по поводу субботнего футбольного матча на работе.
        «Ок, мен, созвонимся»,  — сказал я, понимая, что вряд ли это случится.
        Я не злился, ведь так устроена жизнь. Остальные ребята, с кем так или иначе сталкивала меня судьба, продолжали честно отрабатывать в клубе. Они молодые, красивые, почему бы и нет? Каждый живет, как хочет, как получается.
        А насчет Саши… Эти отношения имели свое начало, но не имеют определенного завершения.
        Я встретил ее рано утром на улице, по иронии судьбы, неподалеку от того места, где я «нахавался» сполна. Я разговаривал о чем-то с охранником клуба у входа, когда рядом припарковалась синяя тонированная AUDI, из которой вышла Аня, а за ней и Саша. Я хотел было незаметно скрыться, но не успел. Она моментально засекла меня, и я остановился в ожидании дальнейших действий. Какие-то секунды мы смотрели друг на друга молча.
        Я сделал шаг по направлению к проезжей части, чтобы поймать грача.
        — Миша!  — окликнула она.
        Я остановился.
        — У тебя есть минутка?
        — Есть.
        — Как ты себя чувствуешь?
        — Хорошо.
        — Тебя давно выписали? Меня не было в Москве месяц, я только вчера прилетела.
        Я кивнул, давая понять, что мне все равно. Я не смотрел ей в глаза, я боялся себя.
        — Мне не хватало тебя,  — сказала она, приблизившись.
        Я молчал, в ее словах слышалась: «Прости», или что-то вроде того.
        — Мне пора,  — сухо сказал я и, не дождавшись ее реакции, уверенным шагом пошел ловить машину.
        Я чуть не разрыдался, еле сил хватило сдержаться. Спинным мозгом я чувствовал, знал, что за спиной что-то происходит. Но когда я прыгнул в такси и обернулся, то никого уже не увидел, только утренний слабый туман. По дороге домой я все время разговаривал сам с собой, а может, надо было остаться, надо было объясниться? Узнать? Выслушать? Но сделал, как сделал и, наверное, был прав.
        Но как же хреново на душе. Еще несколько месяцев назад мы смело объяснялись друг с другом, смотрели в глаза. Даже строили планы на будущее, забавно. Неужели на этом все закончилось? Что это у нее за странная идея — сразу после приезда пойти в клуб, поглазеть на голых стрипперов? Она же не знала, когда я буду в клубе, или дело вовсе не во мне? Так или иначе, иди ты, Саша, на хуй со своими заморочками.
        На тот момент это было мое решение, жалею я о том или нет, сейчас не имеет значения. Тем не менее я продолжал работать в клубе. Там мало что изменилось, Евгений наведывался крайне редко, так как по слухам организовывался новый масштабный клуб, где-то за бугром, ну что же, удачи ему на этом нелегком поприще.
        Зайдя в гримерку, я бросил взгляд на большое зеркало, где, казалось, еще совсем недавно были выставлены множество прикольных фоток ребят, вот тут с краю была фотка Кабана в смешной полосатой шапке и с гантелями в руке, а тут по центру день рождения клуба, все танцоры только в шортах красного цвета. А в этом углу — Новый год. Все нажрались как свиньи, помню, как Малыш лизался в засос с Гариком у всех на виду, и все в голос ржали над этой романтикой.
        Сейчас уже нет этих фотографий, только в памяти остались. Куда они делись — не понятно. Кто их поснимал? Конечно, многие перешли в только что открывшийся мужской стрип «К2». Уйду ли я? Не знаю. Если уйду, то все начнется сначала, а я этого не хочу, слишком надоело. Надоело ощущать себя белкой в колесе. И у меня родилось желание вылезти на сцену. Но оно было несравнимо с тем желанием, которое было у меня, когда я только начинал этот путь. Тогда мною управляли страсть, интерес и желание покорить публику, а сейчас пустота и безнадежность. Наверху, в VIP-ложе было пусто, через окно виднелись только одинокие картины на стенах. А ведь когда-то это место было одним из самых модных и скандальных в столице, и что от него осталось? Только белый слабый туман по центру зала, а он скоро рассеется, и все разойдутся по домам..
        Последние несколько месяцев я жил одним лишь желанием уехать домой. Теперь, когда многое уже позади, я могу это сделать. В Москве меня уже ничего не держало, клуб закрыли, а в новый переходить пока не хотел, поэтому купил билет на вечерний поезд. Вернувшись в свой городок, я увидел, что ничего не изменилось с того самого момента, когда я прощался с Морисом и Олей. Те же самые деревья, улочки, дома, здания, даже воздух оставался прежним. Все то, от чего я так рвался убежать, оказалось снова со мной, как будто бы я не уезжал. Июнь, тепло, солнечно, приятный легкий ветерок, но, правда, ранним утром, пока шел к дому, я слегка продрог в одной легкой майке. Ну вот я и в своем дворе, в трех шагах от подъезда. В моем дворике пусто и спокойно, как будто жизнь тут идет сама по себе, независимо от остального мира. Я взглянул на соседний дом, боком пристыкованный к моему. На седьмом этаже единственный балкон был покрашен в темно-синий цвет, а в соседних окнах висели белые шторки. Именно в этой квартире на седьмом этаже жил Морис. На лице у меня появилась непроизвольная улыбка. Я был рад.
        Я поднялся к себе, долго звонил в дверь, но никто не открывал. Потом я вспомнил, что старики отдавали ключи соседям, когда уезжали на огород. Так оно случилось и в этот раз. Соседка сказала, что дед с бабулей вчера уехали, но ключи оставили, чтоб она покормила нашу кошку по имени Муська. «Надо же, Муська еще жива?  — подумал я.  — Ей уже лет восемнадцать, не меньше».
        Когда звонил в последний раз, я сказал старикам, что приеду. Они были счастливы. Я решил, что побуду немного дома, а позже поеду к ним на огород. Переступив порог, я осознал, что отсутствовал целую вечность. Меня переполняли разные чувства, от восторга до глубокой грусти. Я прошел на кухоньку, открыл холодильник и узрел там алюминиевую кастрюльку с рисовой кашей. Она была сейчас в самый раз, я почувствовал дикий голод и поставил ее разогреваться. Она грелась, а я честно помешивал ее, чтоб не подгорела. Я отрезал несколько толстенных кусков свежей «городской» булки и уселся за стол. Вуаля. За обе щеки я уплетал свою любимую кашу, ведь я не ел ее так долго, целую взрослую жизнь. Бабушкина каша всегда вкусная и всегда разная. У меня не было мыслей, я был счастлив. Хотя одна мысль возникла: сейчас доем кашу и пойду звонить Морису.
        Она
        — Как-то тихо, умиротворенно, странно, даже народу нет.
        — Ну, это мы с тобой после шеста, а нормальные люди просыпаться будут часа через 2 —3.
        Грациозное, пафосное, безлюдное кафе приютило нас. Я медленно пила свой капуччино.
        — О чем ты думаешь?  — спросила Аня.
        — Совсем недавно я сказала ему, что люблю ночь больше дня, именно ночью чувствуешь себя защищенной от внешнего мира.
        — Странные мысли, по-моему, именно ночью все безжизненно. К тому же обычно по ночам ты работаешь с мерзкой публикой.
        — А если отбросить тот факт, что по ночам мы крутимся на шесте, и абстрагироваться от нашей клиентуры, то и жизнь кажется другой.
        — Вот именно, что кажется. И не абстрагируешься от всего этого дерьма даже если очень захочешь. Мы так живем и дышим и, более того, нас все это устраивает.
        — Меня не устраивает.
        — Перестань, Саш, откуда такая машина? Шмотки, цацки, квартиры, бабки? Ты можешь себе позволить то, что обычным людишкам только грезится. Меня просто выводят эти разговоры про то, как нам «плохо» и что мы такие несчастные. Подумай сначала, потом рассуждай.
        Я никак не реагировала на возбужденность Ани, я осознавала, что она в чем-то права, но ведь так не может быть вечно, рано или поздно всему приходит конец. Я ощущала всем своим существом, что что-то уже закончилось и не вернется никогда. Мы, люди, вообще странные создания, всегда хотим все изуродовать, даже то, что приходит к нам так редко, и более того, отнюдь не ко всем, и мы не ценим, даже если вроде бы знаем, что делать, в конечном итоге это все равно уходит куда-то далеко, в другую галактику.
        Аня смотрела на меня и докуривала сигарету.
        — Ты думаешь о нем?
        — О нем,  — ответила я, не поднимая век.
        — Да выбрось уже из головы, забудь, он в прошлом.
        К столику подошел сонный официант в серой короткой жилетке.
        — Вам что-нибудь еще?  — лениво спросил он, чуть не зевая над нами.
        Как раз вовремя, подумала я.
        — Принесите счет.
        Официант удалился так же безэмоционально, как и пришел.
        — Поедем по домам, а то устала, сил нет, да и кофе весь выпит.
        — Как хочешь, Малыш,  — сказала Аня.
        Мы разошлись, я села в свою машину. Куда ехать? Домой? Или заехать ненадолго в клуб, увидеть Мишу, поговорить, рассказать ему обо всем, что случилось, о том, что с Сергеем у меня не было ничего, что две недели назад его мерин изрешетили, как голландский сыр, вместе с пассажирами, и что нашему счастью больше ничего не может помешать.
        Я уже почти убедила саму себя, но так и не решилась доехать до клуба, почему просто не позвонить? Да потому, что мы ссорились где угодно, но не в клубе. И только клуб мог нас снова помирить. Это дико, но, видимо, мы не могли существовать вместе вне клуба. Я чувствовала, как начинаю злиться, как схожу с ума. Я поехала в сторону своего дома, где ждали меня мама и теплая постель.
        Надо сделать первый шаг. Я не считаю себя в чем-то виноватой. Скорее обстоятельства сложились против нас. А что, собственно, мы хотели? Нирваны? Блаженства? Тихой мирной гавани? Бред. Жизнь диктовала свои правила, жесткие, даже жестокие. Однако существует одно весомое «но», и заключается оно в чувствах. В настоящих чувствах. Когда в тебе это есть и ты не можешь объяснить, откуда оно там. Не можешь дать точную характеристику «этого». Тебе просто очень хорошо, и ты счастлива.
        Именно поэтому я и еду сейчас к нему, куда-то за триста километров от столицы, в небольшой городок N. Он почти ничего не говорил про дом. Знаю только то, что ехать надо по Горьковскому шоссе и примерно через триста километров буду там, где надо. В любом случае, время у меня есть. Неделька — точно.
        У меня очень приподнятое настроение. Правда, мама не одобрила, что я сама еду к нему, тем более, не зная адреса и не предполагая, какой будет его реакция на мой приезд.
        «Но, мама! Я не могу без него! Я люблю его! У меня внутри все нахуй разрывается»,  — я так ей и сказала, слово в слово. Может, только вместо «хуй» было «хер». Не важно. В общем, я прыгнула в машину и поехала к моему мальчику. Хотя он об этом даже не догадывается.
        Мама еще сказала: «А может, ему уже не надо ничего?» Может, и не надо. Никто не знает. Но нет ничего хуже, чем гадать.
        Я сижу в машине и еду к тебе, потому что люблю, потому что ты дал мне почувствовать вкус настоящего счастья. Время — 12:14. На 105.02 поет Snap. Я пью капуччино из бумажного стакана, купленного на «В.Р.». Дорога долгая и неизвестная…