Цветок пустыни Барбара Картленд
        # Юная Вита, стремясь избежать ненавистного брака, бежит в Сирию к своей тете, вышедшей замуж за арабского шейха. По пути девушку захватывает в плен непредсказуемый, таинственный шейх Шаалан. Несмотря на вспыхнувшую страсть, соединить таких разных людей может лишь чудо. И это чудо происходит.
        Барбара Картленд
        Цветок пустыни
        Глава первая

1870 год
        - Нет, папа! Я не могу выйти замуж за лорда Бэнтама!
        Вита говорила очень решительно, но ее отец, генерал сэр Джордж Эшфорд, отвечал не менее категорично:
        - Понимаю, что его предложение явилось для тебя неожиданностью, Вита, но и твоя мать, и я считаем, что лорд Бэнтам, вне всякого сомнения, самая подходящая для тебя партия.
        - Но он ведь такой старый, папа! Я никогда даже не подозревала, что интересую его!
        - Бэнтам - мой друг, и я могу сказать о нем только хорошее, - с гордостью заявил генерал. - Он человек старой закваски и обладает чувством собственного достоинства, которое так редко можно встретить у современных молодых людей, и, в отличие от них, не выставляет напоказ свои чувства. Тем не менее, он любит тебя и хочет на тебе жениться.
        - Но это же просто нелепо! Он слишком стар для меня!
        Не успев произнести эти слова, Вита уже поняла, что совершила непростительную ошибку. Ведь ее отцу через пару лет должно было исполниться шестьдесят, и в его глазах сорокапятилетний лорд был еще сравнительно молод.
        Ей же сама мысль о замужестве с таким солидным мужчиной казалась отвратительной. Конечно, Вите уже пора было задумываться об этом, и уже несколько весьма привлекательных мужчин предлагали ей руку и свое сердце.
        То, что большинство из претендентов были отвергнуты ее отцом, который видел в них только охотников за приданым, ничуть не смущало девушку.
        Ей было восемнадцать, и, отвергая одного за другим претендентов на свою руку, она говорила себе, что у нее еще много времени впереди и она обязательно встретит того единственного, который станет ее мужем и возлюбленным.
        В том, что Вита не спешила замуж, не было ничего удивительного. Девушка была так красива, что могла вскружить голову любому мужчине, с которым знакомилась.
        Вита обладала совершенными чертами лица, густыми длинными волосами цвета золотистого меда и темно-голубыми глазами. Осененные густыми ресницами, они казались фиалковыми, когда девушка сердилась или была чем-то огорчена. Ее кожа спорила белизной с лепестками лилии, а щеки своим нежным розоватым тоном могли сравниться только с дикой розой.
        Но еще более, чем ее несравненная красота, мужчин привлекал веселый, живой нрав девушки. Нельзя было пробыть в ее обществе и нескольких минут, чтобы не подпасть под очарование ее непосредственной, искренней натуры. Ее прекрасные глаза так и светились лукавством и добрым юмором, она умела радоваться жизни, любила шутки, и то и дело в ответ на остроумные замечания раздавался серебристым колокольчиком ее веселый заразительный смех.
        Ни одно имя не могло подойти ей больше, чем то, которым нарек ее отец при рождении.
        Генерал Джордж Эшфорд ожидал сына. В этом он ничем не отличался от большинства английских отцов, которые хотели, чтобы их первенцы были сыновьями и наследниками.
        Однако леди Эшфорд едва не потеряла жизнь, производя на свет Виту. И был момент, когда врач сообщил сэру Джорджу, что ему скорее всего не удастся спасти жизнь матери, а возможно, и ребенку.
        И когда генерал, наконец, взглянул на свою дочь, едва не задохнувшуюся при родах, он испытал огромное облегчение, так как они обе были живы - его жена и его дочь.
        - Девочка, сэр Джордж! - воскликнул доктор преувеличенно бодрым тоном. Он знал, что обычно именно докторов обвиняли и проклинали, когда вместо ожидаемого наследника они объявляли о рождении дочери.
        - Я и сам это вижу, - бросил генерал.
        - Интересно знать, как вы думаете назвать девочку, - продолжал врач. - Ей, видимо, самой судьбой назначено было выжить, хотя все было против нее.
        - Что ж, тогда ее следует назвать Вита, что значит жизнь! - воскликнул генерал, проявив остроумие, которым он так славился среди своих друзей.
        Они с женой перебрали множество самых славных имен, выбирая имя для своего сына-первенца.
        Рождение девочки привело их в замешательство, словно они совершенно не допускали такой возможности. Когда леди Эшфорд окрепла настолько, что могла спорить с мужем, она долго доказывала, что его решение дать их дочери такое нелепое имя просто абсурдно.
        Однако со свойственной ему твердостью, которая принесла ему столь высокий чин и уважение в армии, генерал настоял на своем решении. Он уже дал имя их дочери и не намерен обсуждать это.
        Когда подошло время крестин, леди Эшфорд добавила имена Гермиона, Элис, Хелен к имени своей дочери. Однако имя Вита, тем не менее, осталось первым, и с каждым годом становилось все более ясно, что оно подходит ей как нельзя лучше.
        И вот теперь, стоя в гостиной Эшфорд-хауза в Лестершире, Вита казалась своему отцу необыкновенно прелестной, может быть, благодаря тому, что ее прекрасные глаза, обращенные к нему, пылали гневом.
        Сколько девушка себя помнила, отец всегда ее баловал, но она прекрасно знала, как он упрям. Сама Вита, чего уж греха таить, была упряма не меньше его. Однако теперь ей будет очень трудно противиться его воле, раз уж он вбил себе в голову, что она должна выйти замуж за лорда Бэнтама.
        Вите частенько удавалось, как любила говорить ее мать, обвести отца вокруг своего маленького хорошенького пальчика. Но иногда, особенно в тех случаях, когда тот был уверен, что действует ради ее же блага, это оказывалось, на удивление, трудно. И сейчас был именно такой случай.
        Девушка не могла понять, почему то обстоятельство, что лорд Бэнтам интересуется ею, до сих пор оставалось для нее тайной. Однако, поразмыслив немного, решила, что все дело, наверное, в том, что лорд Бэнтам был для нее прежде всего старым другом отца. Она привыкла к нему и не обращала внимания на проявление интереса к ее персоне, а ведь в других случаях Вита безошибочно могла угадать, что тот или иной мужчина обязательно признается в любви, причем еще задолго до того, как он сам решится на это.
        Ей не было нужды выслушивать все то, что отец сейчас говорил ей. Она и так знала: в качестве мужа для их дочери лорд Бэнтам - лучшая кандидатура в глазах ее родителей.
        В обществе, к которому принадлежали Эшфорды, незамужняя девушка из хорошей семьи всегда становилась источником бесконечных спекуляций и интриг до тех пор, пока не была благополучно сосватана.
        Вита прекрасно понимала, причем еще до того, как покинула классную комнату, что она не только красива, но и богата, и это еще больше повысило ее самомнение.
        Так как Вита с самого детства слыла умелой наездницей, ей уже в восемь лет позволили принимать участие в охоте, которую часто устраивали самые знатные и влиятельные аристократы Лестершира, и благодаря своей храбрости и твердому характеру девочка стала всеобщей любимицей.
        Ее отца, прекрасного наездника и азартного охотника, искренне забавляло и радовало, что, не имея сына и наследника, он мог брать с собой на охоту свою маленькую дочь, которая почти всегда возвращалась с охотничьими трофеями.
        Такая свобода не могла не принести свои плоды, и к тому времени, как Вите исполнилось пятнадцать, она оказалась не по годам развитой и умудренной опытом, который ее ровесницы вряд ли могли приобрести в своих классных комнатах.
        Благодаря своей очаровательной внешности, изящной фигурке, широко расставленным невинным глазам и тонкому, с легкой горбинкой, носу, Вита казалась необыкновенно прелестным ребенком. Она привыкла к тому, что все ею любовались, восхищались и чрезмерно баловали.
        И только когда ей исполнилось семнадцать и состоялся ее первый официальный выход в свет, женщины вдруг увидели в ней свою соперницу и стали косо на нее поглядывать, прекрасно понимая, что у них слишком мало шансов выиграть в сравнении с таким совершенством.
        Вита была слишком умна, чтобы не понимать, что ее отец и мать не находят себе покоя из-за всех этих многочисленных мужчин, которые вились вокруг нее, подобно пчелам над распустившимся благоухающим цветком.
        Родители, без сомнения, были уверены, что лучше всего устроить ее брак с человеком, которому они могли бы полностью доверять и который смог бы защитить ее от множества опасностей, подстерегающих такое прелестное, очаровательное создание.
        То, что они, в конце концов, выбрали ей в мужья лорда Бэнтама, привело Виту в неописуемый ужас. Хотя она не могла не признать, что у родителей были весьма веские основания для такого выбора.
        Лорд Бэнтам слыл одним из самых богатых людей Англии, и в то же время это был весьма выдающийся во всех отношениях человек.
        Его нельзя было встретить среди тех бездельников из самых высших слоев общества, которые своими экстравагантными, фривольными выходками приводили в ужас Ее Королевское Высочество.
        Он был известен как один из самых надежных столпов государства, член палаты лордов, человек, к чьему мнению прислушивалась сама королева.
        Желая применить свои блестящие знания и незаурядный ум на благо страны, лорд Бэнтам не раз предлагал себя - и, разумеется, был избран - в различные организации, ассоциации и комитеты, имеющие отношение к сохранению уклада старой сельскохозяйственной Англии.
        В поместьях, занимающих обширные территории, царил образцовый порядок.
        Разумеется, в качестве удачной партии для замужества лорд Бэнтам не имел себе равных. Однако как мужчина…
        Вита даже содрогнулась при мысли об этом.
        Она подняла глаза и снова посмотрела на жесткие непреклонные линии отцовского лица. В молодости сэр Джордж был на редкость красив, да и сейчас он, без сомнения, мог считаться весьма привлекательным мужчиной.
        Вита взглянула на свою мать и по виноватому выражению ее глаз сразу же поняла, что та поддерживает решение отца и что с этой стороны помощи ждать не приходится.

«Мне придется самой разбираться с этим», - сказала сама себе Вита. Она и на секунду не могла допустить мысли, что станет женой этого человека.
        - Бэнтам обеспечит тебя всем, что тебе необходимо в жизни, - продолжал убеждать ее отец. - Ты станешь одной из первых леди в свете и хозяйкой одного из самых великолепных домов в Лондоне. Лорд Бэнтам всегда мечтал о хозяйке, которая могла бы устраивать в его доме роскошные приемы. А кроме того, у него самая великолепная конюшня, его рысаки не имеют себе равных!
        Джордж Эшфорд знал, что подобное известие не могло оставить равнодушной его дочь.
        У генерала было несколько скаковых лошадей, однако в основном он занимался лошадьми, которые годились бы для зимней охоты, которую так любил он сам и его дочь.
        Это не значит, что он не увлекался бегами. Вита частенько сопровождала отца на скачки в Ньюмаркете и Эпсоме, а в прошлом году, когда состоялся ее первый официальный выход в свет, она присутствовала в Аскоте на скачках и была приглашена вместе с отцом на королевскую трибуну.
        И нет никакого сомнения в том, что среди собравшихся на зеленых газонах лучших представителей английского высшего света юная красавица привлекала к себе внимание, ничуть не меньшее, чем фавориты скачек.
        Лорд Бэнтам в тот раз выиграл золотой кубок, и генерал, поставивший на его рысака, выиграл довольно большую сумму, чем был весьма доволен.
        Джордж Эшфорд в сопровождении дочери подошел поздравить лорда Бэнтама, и сейчас, вспоминая об этом, Вита с некоторым опозданием сообразила, что в тот раз он задержал ее руку гораздо дольше, чем того требовали приличия.
        Впрочем, для Виты здесь не было ничего необычного. Все мужчины без исключения вели себя подобным образом, когда им представлялся подобный шанс. Бывало, завороженные ее красотой, смотрели ей в глаза, порой не в силах произнести ни слова.
        Лорд Бэнтам вел себя совсем иначе. Вита не могла припомнить в его поведении ничего странного, разве что иногда он смотрел на нее слишком пристально.
        Среди друзей ее отца было немало остроумных, интересных людей. Они наперебой ухаживали за ней, поддразнивали и состязались в красноречии, восхваляя ее красоту и очарование.
        Лорд Бэнтам никак не выказывал своего к ней отношения, разве что часто смотрел на нее, а девушка всегда была слишком занята теми, кто более пылко проявлял свои чувства, чтобы обращать на него внимание.
        - А какие великолепные фамильные бриллианты у Бэнтама, - неожиданно вступила в разговор леди Эшфорд. - Я помню, как однажды видела их на матери лорда Бэнтама - на балу в королевском дворце. Она буквально была ими усыпана с головы до ног. Эти бриллианты превосходили по красоте даже те, что были на королеве!
        - У Виты сейчас нет никакой необходимости усыпать себя драгоценностями, - довольно резко возразил генерал. - Но, конечно, когда она станет старше, то найдет, что они весьма не лишнее дополнение к женской красоте.

«Родители пытаются оказать на меня давление, - поняла Вита, - хотят загнать в угол, лишь бы добиться моего согласия».
        Вите пришлось приложить усилия, чтобы изобразить на лице улыбку.
        - Ты застал меня врасплох, папочка! - произнесла она мягко. - Пожалуйста, позволь мне немного подумать об этом столь неожиданном предложении. Я бы хотела о многом поговорить с тобой… чтобы ты мне объяснил…
        Вита знала, что подобные просьбы действуют на ее отца безотказно, и действительно, заглянув ему в лицо, увидела, как смягчилось его выражение и в глазах засветилась нежность.
        Генерал обнял дочь за плечи и притянул к себе.
        - Ты ведь знаешь, дитя мое, - ласково произнес он, - все, чего я хочу, это видеть тебя счастливой, а также, чтобы ты заняла достойное тебя место в обществе.
        Прежде чем продолжить, он взглянул на жену, словно ища поддержки.
        - Мы стареем, твоя мама и я, и нас очень беспокоит, что в случае нашей смерти ты останешься совсем одна и тебя некому будет защитить.
        Он подавил тяжелый вздох.
        - А кроме всего прочего, ты очень богатая девушка. Я иногда даже сожалел по поводу того, что твоя крестная мать оказалась такой щедрой к тебе, ведь богатые невесты часто становятся жертвами всяких бездельников и проходимцев. Но тебе, моя девочка, это, слава богу, не грозит.
        - У вас много общего, ведь лорд Бэнтам - заядлый охотник, - вновь вступила в разговор леди Эшфорд.
        Манера жены высказывать совершенно очевидные вещи с таким видом, будто она совершает открытие, обычно весьма раздражала лорда Эшфорда. Однако сейчас он лишь едва поморщился и нежно поцеловал дочь в макушку.
        - Хорошо, Вита, как ты и предлагала, мы поговорим об этом позднее.
        - Спасибо, папочка.
        Вита приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать отца в щеку, а затем, улыбнувшись матери, покинула гостиную с грацией эльфа. Глядя на нее, трудно было поверить, что это взрослая девушка, стоящая на пороге замужества, а не беспечный, шаловливый ребенок.
        Она легко взлетела по лестнице в свою комнату и, закрыв за собой дверь, остановилась на мгновение, глядя прямо перед собой. В ее потемневших от гнева глазах бушевала буря, губы были крепко сжаты.
        Как могло такое случиться? Как это произошло так неожиданно, захватив ее врасплох, подобно разорвавшейся прямо под ногами бомбе.
        - Я не выйду за него! Ни за что! - сказала она.
        Сама того не желая, Вита произнесла эти слова так громко, что звук своего собственного голоса заставил ее вздрогнуть.
        Девушка быстро подошла к камину и с такой силой несколько раз дернула за шнурок колокольчика, что буквально через несколько секунд в комнату вбежала ее служанка.
        - Что-то случилось, мисс Вита? - испуганно спросила она.
        - Мою амазонку… быстро! И прикажи оседлать лошадь… нет, я сама пойду в конюшню! Просто помоги мне переодеться!
        Служанка поспешно принялась расстегивать застежку ее платья на спине.
        - Где Марта? - спросила Вита.
        - Внизу, пьет чай, мисс.
        Виту вдруг ужасно потянуло к Марте - своей доброй, всепонимающей и всепрощающей нянюшке. К ней она всегда несла все свои горести и неприятности, и та умела утешить и ободрить свою любимицу.
        Марта твердо придерживалась своих привычек и в этот час, как обычно, пила чай в комнате у экономки. Не было никакой необходимости заставлять ее спешить и возвращаться к своим обязанностям раньше времени.
        Эмили помогла своей хозяйке переодеться в амазонку из темно-зеленого бархата, который подчеркивал белизну ее кожи и огненный отлив ее золотистых волос.
        Торопясь, Вита мельком взглянула на себя в зеркало, надела шляпку с высокой тульей и нежной, прозрачной вуалью и, подхватив по дороге хлыстик и перчатки, поспешно вышла из спальни и спустилась вниз по ступеням задней лестницы, чтобы избежать встречи с отцом.
        Если бы она его встретила, генерал скорее всего сам захотел бы составить ей компанию в верховой прогулке, и девушке пришлось бы ждать, пока он будет готов.
        Вита прекрасно знала, что отец не любил, когда она отправлялась на верховую прогулку одна. Однако, войдя в конюшню и велев оседлать одну из своих любимых лошадей, Вита отказалась даже от того, чтобы ее сопровождал грум.
        - Я всего лишь собираюсь проехаться по парку, чтобы немного поупражняться.
        - Если вы хотите знать мое мнение, мисс, то я вам скажу, что уж чего-чего, а упражнений вам с лихвой хватает, когда вы выезжаете на целый день поохотиться, - с легкой фамильярностью старого слуги сказал ей старший грум.
        - Это так, Хедлэм, - согласилась Вита. - И именно поэтому я не могу позволить лениться ни себе, ни тем более лошадям.
        - Уж это-то я знаю, мисс, - с усмешкой отвечал Хедлэм.
        Он помог Вите сесть в седло и с молчаливым одобрением смотрел ей вслед, отмечая, как она прекрасно держится в седле и управляет своей норовистой лошадью с искусством и умением, заставившими его в который уже раз повторить:
        - Да, девочка вся в отца!
        Отъехав на достаточное расстояние от конюшни, Вита дала волю своей кобыле, и та весело помчалась по зеленому лугу, радуясь возможности двигаться в полную силу.
        После нескольких минут бешеного галопа, от которого вспыхнул яркий румянец на ее щеках и несколько золотистых прядей выбились из ее безупречной прически, Вита направила лошадь в сторону приземистого длинного здания, находящегося почти в самом центре их поместья.
        Она еще не доехала до ворот, как оттуда выехал верхом молодой мужчина и направился ей навстречу. В его радостном взгляде, обращенном на девушку, можно было безошибочно прочитать восхищение, смешанное с обожанием.
        - Я поджидал тебя, - сказал он, улыбаясь, - но не думал, что ты приедешь так рано.
        - Я собиралась заехать после ленча, - ответила Вита, - но произошло нечто ужасное, и мне было необходимо увидеться с тобой прямо сейчас!
        В голосе девушки прозвучало такое неподдельное волнение, что ее собеседник внимательно посмотрел на нее.
        Это был очень приятный молодой человек, стройный и гибкий и, без всякого сомнения, джентльмен по рождению. Однако он не обладал ни изысканными манерами, ни элегантностью тех мужчин, что постоянно окружали Виту в самых роскошных гостиных Мэйфера[Один из самых роскошных районов Лондона (прим. пер.).] или вились вокруг нее на балах, на которых она всегда была неизменной, признанной всеми первой красавицей.
        Чарльз Фентон был сыном управляющего.
        Его отец служил вместе с сэром Джорджем, и когда они оба демобилизовались из армии, генерал предложил майору Фентону управлять его поместьем. О своем решении генерал ни разу не пожалел, ибо трудно было бы найти более умелого и честного управляющего, который считал бы делом своей жизни оправдать доверие своего генерала.
        Разумеется, Вита не могла избежать знакомства с Чарльзом, и столь же неизбежно молодой человек не мог не влюбиться в эту взбалмошную жизнелюбивую красавицу. Она приняла это как должное, но хотя Чарльз ей очень нравился, девушка никогда не относилась к нему серьезно, как к своему поклоннику, по той простой причине, что при сложившихся обстоятельствах он никогда не мог бы стать претендентом на ее руку.
        Различие в их положении, а также то, что Вита была богатой наследницей, обладающей своим собственным, независимым состоянием, делало невозможным для молодого человека даже мечтать о том, чтобы просить ее руки.
        Однако Чарльз был благодарен уже за то, что девушка с удовольствием общается с ним, и смирился со своей долей. Он утешал себя тем, что обладает особой привилегией и честью считаться ее верным другом и доверенным во всех делах.
        - Что случилось? - спросил он, видя, что она и вправду не на шутку встревожена.
        - Папа хочет выдать меня замуж за лорда Бэнтама!
        - Лорда Бэнтама? - повторил в изумлении Чарльз. - Но ведь он же стар… он годится тебе в отцы!
        - Я знаю. Они думают, что заботятся о моей безопасности, а сами хотят запереть меня в клетку… в тюрьму! - с горячностью воскликнула Вита.
        - И что ты теперь думаешь делать? - спросил встревоженный Чарльз. - Надеюсь, ты сказала своему отцу, что не собираешься выходить за этого скучного старика?
        - Сказала, - печально кивнула Вита, - но затем поняла, что отец обязательно настоит на своем. Ты ведь знаешь, каким он бывает упрямым, когда что-то вобьет себе в голову.
        Чарльз молча кивнул.
        Они придерживали своих лошадей так, чтобы ехать рядом, и любящий взгляд молодого человека не отрывался от прелестного лица девушки.
        - Ты не можешь выйти замуж, пока не полюбишь своего будущего мужа, - горячо сказал он, и в его голосе прозвучали нотки такого глубокого неподдельного чувства, что это не могло укрыться от Виты.
        - Нет, конечно, но как мне сказать об этом моему отцу?
        - А ты не можешь просто попросить его?
        Чарльз, как всякий влюбленный, не мог себе представить, что кто-то может устоять перед просьбой Виты, произнесенной ее нежным, ангельским голосом.
        Она помолчала несколько мгновений, затем сказала:
        - Мне всего восемнадцать. Даже если папа и не потащит меня силой к алтарю, он может очень сильно осложнить мою жизнь, если я откажусь поступить так, как он того желает.
        - Каким же образом? - недоверчиво спросил Чарльз.
        - В прошлом году, когда папа был сильно настроен против одного молодого человека и даже отказал ему в доме, я впервые воспротивилась его воле и продолжала с ним встречаться.
        - И что же произошло? - холодно спросил Чарльз, почувствовав невольный укол ревности. Ему была нестерпима мысль, что Вита могла пожелать встречаться с каким бы то ни было мужчиной.
        - Папа наказал меня! - возмущенно заявила Вита, однако, увидев выражение лица Чарльза, весело рассмеялась. - Ну, конечно, не так, как ты подумал. Папа никогда до меня даже пальцем не дотронулся. Когда я была ребенком, ни он, ни мама ни разу меня не шлепнули. Однако он всегда умел придумывать более изощренные наказания. Так, однажды он пообещал, что накажет меня, запретив кататься верхом, пока я не поступлю согласно его желаниям.
        Вита тяжело вздохнула.
        - Ты можешь представить, как бы я страдала, если бы не могла ездить верхом и если бы грумам было запрещено даже близко подпускать меня к лошадям?
        - Это было бы слишком жестоко! - горячо поддержал ее Чарльз.
        - У папы есть еще много других способов наказать меня, - продолжала Вита. - Например, он распоряжается моими деньгами. И мог бы отказаться дать мне деньги на новые наряды или на поездку в Лондон. Однажды он даже угрожал мне, что отправит жить к моей тетушке Эдит, которая живет в Сомерсете. И чтобы он не выполнил своих угроз, я должна была подчиниться его желаниям.
        Вита печально вздохнула. А затем ей в голову, видимо, пришла какая-то поразившая ее мысль, и она сказала, словно рассуждая:
        - Знаешь, что я тебе скажу, Чарльз, они, наверное, думают, что раз я внешне похожа на кузину Джейн, то я должна и вести себя подобно ей. И теперь они всячески стараются предотвратить мои возможные прегрешения. Однако все их старания как раз и могут заставить меня поступить именно так, как она!
        - Кузина Джейн? - переспросил Чарльз. - Которая из твоих многочисленных родственниц?
        - Мы говорили с тобой о кузине Джейн раньше, - нетерпеливо пояснила Вита. - Джейн Дигби. У нее было четыре мужа и так много любовников, что вряд ли кто-нибудь мог бы взять на себя труд их сосчитать. А сейчас она замужем за арабским шейхом.
        - Ты говоришь о леди Элленборо! - догадался Чарльз Фентон.
        - Лорд Элленборо был ее первым мужем, - пояснила Вита. - И чем больше я думаю об этом, тем больше нахожу сходства между ним и лордом Бэнтамом! Такой же богатый, важный, самодовольный, к тому же мне говорили, что Дигби заставил свою дочь выйти за него замуж, когда ей было всего семнадцать, просто потому, что она была необыкновенно красива. Ее родители боялись за нее, точно так же, как мои мама и папа боятся за меня сейчас.
        Она помолчала несколько секунд, затем продолжила свои размышления вслух:
        - Наверное, именно появление Уильяма Стила убедило моих родителей, что меня срочно надо выдать замуж.
        - А кто такой Уильям Стил? - холодно спросил Чарльз. Этот разговор ему явно был не по душе.
        - Просто один весьма привлекательный повеса, - легкомысленно заявила Вита. - Он присматривал себе богатую наследницу. Сам он, бесспорно, очень красив и элегантен, поэтому многие молодые девицы возомнили, будто они влюблены в него. Было так забавно отвлечь его от них! Но, честное слово, у меня с ним никогда не было, да и не могло быть ничего серьезного.
        Девушка помолчала.
        - Но кто-то пустил сплетню по поводу Уильяма и меня, и она достигла папиных ушей. Из-за этого он поднял жуткий и совершенно неоправданный шум.
        - И тогда-то он и решил, что ты должна выйти замуж за лорда Бэнтама? - сурово спросил Чарльз. - Ах, Вита, как ты прелестна! Твоя красота просто слепит глаза.
        Вита одарила его кокетливой улыбкой, рассчитанной на то, чтобы окончательно лишить молодого человека покоя.
        - Благодарю, Чарльз. Но только мне сейчас не до комплиментов. Лучше скажи, как мне избежать брака с лордом Бэнтамом.
        - Тебе надо что-нибудь придумать, - мрачно сказал он.
        - Спасибо за совет, но только это я и сама знаю, - ехидно сказала она, а затем, немного подумав, сердито воскликнула: - Ну как только мои родители могут быть настолько глупыми, настолько черствыми, чтобы не понимать, что они теперь поступают точно так же, как когда-то сделали родители кузины Джейн? Ведь они не могут не знать, сколько горя и страданий ей это причинило! Думаю, именно они, в конечном итоге, вынудили ее совершить этот отчаянный поступок.
        Чарльз ничего не ответил, и Вита продолжила:
        - Кузина Джейн сбежала с принцем Феликсом Шварценбергом, потому что полюбила его, ведь она никогда не любила лорда Элленборо, именно поэтому была так несчастлива с ним после свадьбы.
        - Я думаю, любая женщина всегда бывает несчастлива с мужчиной, которого не любит, - тихо заметил Чарльз.
        - Тебе следовало бы сказать об этом моему отцу, - воскликнула Вита. - Но ты, конечно же, прав, Чарльз. Я думаю точно так же и поэтому приняла решение, твердое и бесповоротное, что никогда не выйду замуж, пока не встречу человека, которого полюблю всем сердцем, без которого не смогу жить.
        - Не можешь ли ты попросить лорда Бэнтама отказаться от мысли стать твоим мужем? - предложил Чарльз.
        - И ты думаешь, это что-нибудь даст? - презрительно фыркнула Вита. - Он полагает, что оказывает мне честь. К тому же он столько лет искал женщину, достойную носить бриллианты Бэнтамов или сидеть и с молчаливым восторгом внимать его длинным скучным речам, подобным тем, которые он произносит в палате лордов, что, найдя ее в моем лице, вряд ли откажется от своего счастья!
        - У него такие замечательные лошади! - заметил молодой человек.
        - И это единственное, что можно сказать о нем хорошего, - съязвила Вита. - Да только вот незадача - мне ведь придется выйти замуж за него… а не за его лошадей!
        И она вновь глубоко вздохнула.
        - Как ты думаешь, если бы кузина Джейн знала, насколько несчастной она будет в этом браке, не убежала бы она из дома еще раньше, до своей свадьбы с лордом Элленборо? О мой бог! Как бы я хотела спросить ее об этом!
        - Разве она сейчас живет не в Сирии?
        - Она живет со своим арабским шейхом в пустыне, и еще у них есть дом в Дамаске, - мечтательно произнесла Вита, глядя куда-то вдаль. - Когда месяц назад сюда приезжал Бевил Эшфорд, другой мой кузен, он все мне рассказал о ней.
        - Бевил Эшфорд, дипломат?
        - Да, Бевил оправдал надежды, которые на него возлагало наше семейство. Он сделал блестящую карьеру, его хорошо знают дипломатические круги в России, Норвегии, Сирии. Там-то он и встретился последний раз с кузиной Джейн и привез о ней самые свежие новости.
        - И что же он о ней рассказывал? - По тону Чарльза было очевидно, что он не одобрял поведение кузины Джейн.
        - Он рассказывал, что она и в шестьдесят два по-прежнему очень красива. В этом году ей уже должно было исполниться шестьдесят три.
        - Довольно странно, когда подумаешь о том, какую бурную жизнь прожила эта женщина.
        - Но, может быть, именно любовь и помогла ей сохранить молодость и красоту?
        - Но не может же она все еще любить мужчин в свои годы! - недоверчиво произнес Чарльз.
        - Твои слова показывают только то, как мало ты знаешь женщин! - возразила Вита. - Любовь способна творить с ними чудеса. Бевил сказал, что она до сих пор безумно влюблена в своего шейха, как, по-видимому, была влюблена и в двух своих мужей, и в двух любовников королевской крови, в обоих королей, а также во многих других мужчин!
        - Но ты ведь не хочешь быть такой же, как она! - в ужасе воскликнул совершенно потрясенный Чарльз.
        - Меня постоянно пугали примером кузины Джейн, неустанно твердили о том, как ужасно она себя вела и каким неподобающим может быть поведение женщины, если она забывает о своем долге и чести. - Вита покачала головой, думая о чем-то своем. - Но вся моя семья, тем не менее, говорила о ней, затаив дыхание. В действительности все испытывали к ее судьбе неподдельный интерес. Новости о жизни Джейн распространялись в моем многочисленном семействе так, словно их приносили на хвостах сороки. Ее имя не сходило с уст моих тетушек, внучатых теток, кузин, двоюродных и троюродных кузин и кузенов. Они могли просиживать часами и все говорить и говорить, обсуждая каждый новый скандал, к которому кузина Джейн имела хоть какое-то отношение.
        Вита весело рассмеялась и добавила:
        - Но что их доводит просто до бешенства, так это то, что кузина Джейн все еще красива и очень счастлива!
        Молодой человек по-прежнему хранил молчание.
        Взглянув на хмурого Чарльза, Вита заметила:
        - И ты тоже возмущен, как я вижу. Ну разве это не странно? Никто не может вынести того, что такая грешная женщина не рвет на себе в раскаянии одежд, не ходит в рубище и не посыпает голову пеплом, выплакав все глаза, чтобы вымолить великодушное прощение. А кузина Джейн вовсе и не нуждается в том, чтобы ее прощали!
        - Откуда ты знаешь?
        - Ну, она вызвала здесь настоящий переполох, когда приезжала тринадцать лет назад в Англию. Тогда вся семья собралась у нее - только это было вызвано, разумеется, больше любопытством, чем родственной привязанностью.
        - Зачем же она приезжала?
        - Думаю, она, должно быть, почувствовала неодолимое желание вернуться туда, где ее корни, - пояснила Вита. - Но затем, приехав сюда, вдруг обнаружила, что дом человека там, где его сердце. А сердце ее осталось в Сирии.
        - Все это кажется мне очень странным.
        - К сожалению, я была слишком мала, чтобы меня могли взять на эту встречу, - задумчиво продолжала девушка. - Ей было тогда пятьдесят, но все, кто видел ее, говорили с восхищением, что она была по-прежнему очень красива. И еще очень долго после этого события мои родственники вообще ни о чем другом больше не могли говорить.
        Вита улыбнулась своим мыслям.
        - Как только упоминалось ее имя, кто-нибудь тут же восклицал: «Только не при ребенке!» Однако когда я стала старше, то смогла сложить вместе, словно увлекательную мозаику, те разрозненные фрагменты и обрывки разговоров, которые мне удалось услышать. Таким образом я многое узнала о жизни кузины Джейн. А теперь благодаря Бевилу я знаю о ней гораздо больше.
        - Не могу взять в толк, почему тебя так интересует жизнь этой женщины, - неодобрительно проворчал Чарльз. - Твоя семья права, Вита. Ни одна нормальная женщина в здравом уме никогда не выйдет замуж за араба и не захочет жить в пустыне.
        - А мне кажется - это так романтично!
        - Если бы ты побывала там сама и видела все собственными глазами, то нашла бы эту жизнь убогой, однообразной и, несомненно, временами очень опасной!
        - Да, она действительно опасна! - с воодушевлением воскликнула Вита. - Бевил рассказывал мне об этом. И все же, должно быть, так увлекательно царствовать над племенем бедуинов и быть свободной от мнения всех этих отвратительных чванливых снобов, от мелочной зависти и бесконечных условностей, которые царят в Англии.
        Она сделала паузу, прежде чем закончить.
        - А главное - не надо выходить замуж за такого неприятного типа, как лорд Бэнтам!
        - Но ты и не должна выходить за него! - горячо заявил Чарльз. - Никто, даже твой официальный опекун, не может заставить тебя произнести «да», когда настанет момент отвечать перед алтарем.
        Глаза Виты озорно блеснули.
        - Вот было бы забавно - дождаться, когда священник перед алтарем произнесет слова свадебного обряда: «Берешь ли ты этого мужчину в свои законные супруги?» - и затем ответить: «Нет!»
        - Но ты ведь не пойдешь на подобный… на такой общественный скандал… в церкви! - Чарльз был вне себя от изумления и негодования.
        - А почему бы и нет? - беспечно ответила Вита. - Я могу делать все, что мне вздумается!
        - Но ты ведь этого не сделаешь, - осторожно попытался увещевать ее Чарльз. - Ты слишком хорошая, Вита, слишком замечательная во всех отношениях; ты ведь не хочешь, чтобы о тебе говорили гадости в связи с подобным скандалом. Это было бы жестоко и по отношению к твоим родителям.
        Он помолчал, подыскивая новые аргументы, затем заговорил, слегка понизив голос:
        - Ты ведь знаешь, все, чего я желаю, - это чтобы ты была счастлива. Я, не задумываясь, отдал бы жизнь, если бы знал, что этим могу тебе помочь. Но здесь я бессилен.
        Вита нежно улыбнулась ему.
        - Ты так добр, Чарльз, и ты ведь знаешь, как я полагаюсь на тебя и как доверяю. Ты должен мне помочь… Я не могу… выйти замуж, даже если мне придется пойти против воли отца.
        - Но как я могу помочь тебе? - в отчаянии произнес Чарльз.
        Вита ничего не отвечала, и через мгновение Чарльз вновь заговорил:
        - Я, конечно, не могу поверить в то, что ты решилась бы бежать со мной. Но если ты все же согласишься на это, нет необходимости говорить тебе, что я стал бы самым счастливым человеком на свете.
        - Ах, мой дорогой Чарльз! - ласково сказала Вита. - Не думаю, что из этого может получиться что-нибудь хорошее. Они мгновенно поймают нас, и единственным результатом будет то, что мой отец выгонит твоего, и мы больше никогда не сможем увидеться. Нет. Это не выход.
        - Но как еще я могу тебе помочь? - безнадежным тоном спросил Чарльз.
        - Ты и так мне помогаешь тем, что поддерживаешь меня. Для меня большое облегчение знать, что ты на моей стороне. Ты ведь и сам хорошо знаешь, что любой другой сказал бы: «Твоему отцу виднее», или «Ты должна делать так, как велит отец», или
«Как может девушка в восемнадцать лет знать, что она на самом деле хочет?»
        - Но ты-то ведь знаешь, чего хочешь, - тихо ответил Чарльз.
        - Разумеется, знаю, - фыркнула Вита. - И чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что я ни за что не выйду замуж за лорда Бэнтама, даже если бы он вдруг стал единственным мужчиной на свете.
        Она помолчала немного, затем спросила:
        - Ты смотрел когда-нибудь на его руки, Чарльз? У него короткие, толстые пальцы. Я не вынесу, если он когда-нибудь… прикоснется ко мне!
        - Нет, Вита, не говори этого! - взмолился Чарльз.
        В его голосе прозвучала неподдельная боль, и он бессознательным движением сжал бока лошади, посылая ее вперед. Она вырвалась так далеко, что прошло несколько минут, прежде чем Вита смогла нагнать своего друга.
        - Я причинила тебе боль, Чарльз? Сделала тебя несчастным? - спросила она грустно.
        - Ты уже давно сделала меня несчастным, - отвечал он, не глядя на девушку. - Это все равно, что смотреть на небо и видеть звезды, такие прекрасные, такие желанные, что ты понимаешь, насколько пуста твоя жизнь, раз ты не сможешь владеть ими, и к тому же точно знаешь, что они для тебя совершенно недостижимы.
        - Ах, Чарльз, ты настоящий поэт! - воскликнула Вита.
        Она внимательно посмотрела на него своими огромными глазами, затем добавила:
        - Если бы я любила тебя, я бы обязательно убежала с тобой. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко - так, чтобы нас никто не смог найти. На какой-нибудь далекий остров, где могли бы быть счастливы просто потому, что были бы всегда вместе.
        - Но ты не любишь меня! - резко сказал Чарльз.
        - Я люблю разговаривать с тобой, мне нравится, когда ты рядом. Но этого слишком мало, правда?
        - Нет, - с горечью ответил молодой человек, - для тебя этого недостаточно, и я думаю, что этого было бы недостаточно также и для меня.
        - А на что похожа любовь, Чарльз? - спросила Вита.
        Он издал короткий горький смешок, затем ответил:
        - Ты действительно хочешь, чтобы я тебе рассказал об этом?
        - Я спрашиваю тебя об этом как своего друга.
        - Но я не могу разговаривать с тобой об этом, как друг, - с неожиданной страстью отвечал он. - Для мужчины, который любит тебя, это похоже на смертельную агонию и блаженный экстаз. Это боль, которая пронизывает все тело и мозг, почти невыносимая временами. Затем внезапно тебя охватывает такой восторг, что ты чувствуешь себя на седьмом небе от счастья и понимаешь, что, в конце концов, вся эта боль и мука того стоит.
        В голосе Чарльза Вите послышалось едва сдерживаемое рыдание, и когда он замолчал, она нежно сказала:
        - Спасибо тебе, Чарльз. Это то, что я обязательно должна испытать…
        - Мне нестерпима мысль, что ты будешь когда-нибудь испытывать подобные чувства по отношению к другому мужчине, - грустно сказал Чарльз. - Но в то же время я бы не вынес, если бы тебе вместо этого пришлось довольствоваться жалкой подделкой. Ты достойна самого лучшего, Вита!
        - Это именно то, что я и сама чувствую. Знаешь, Чарльз, жизнь должна быть интересным приключением, волнующим, восхитительным приключением, если только ты не позволишь заточить себя в позолоченную клетку и закрыть засов из бриллиантов, который навсегда заставит отказаться от мечты!
        - Ты должна быть очень осторожна в своих словах и поступках, - предостерег ее Чарльз. - Сейчас важно выиграть время.
        - Почему? - удивилась Вита.
        - Потому что, как только ты выйдешь замуж, будет слишком поздно. Советую тебе согласиться на помолвку, но только надо поставить условие, чтобы до свадьбы было как можно больше времени, хотя, как мне кажется, это будет непросто - лорд Бэнтам не захочет долго ждать.
        - Почему ты так в этом уверен?
        - Да потому, что любой мужчина, который хочет тебя заполучить, будет бояться потерять такое сокровище, - с пылкостью принялся объяснять Чарльз, и в его сверкающих глазах ясно отражались обуревавшие его чувства. - Он должен быть слепым, глухим и круглым болваном, чтобы не понимать, что любой мужчина, которого ты встречаешь, немедленно влюбляется в тебя и ты вполне можешь предпочесть ему кого-нибудь другого.
        - Я бы и предпочла ему кого угодно, - не преминула вставить Вита.
        - Полагаю, он слишком высокого о себе мнения и упоен собственной значимостью, чтобы понимать это в настоящий момент, - заметил Чарльз. - И тем не менее он может заявить, что это дело срочное, не терпящее отлагательства, и твой отец вынужден будет с ним согласиться.
        - Ты хочешь сказать, что папа может заподозрить, будто я могу сбежать, если поймет, насколько мне противен этот брак?
        - Не наделай ошибок, Вита, - серьезно сказал Чарльз. - Генерал очень умный и проницательный человек. Мой отец относится к нему с огромным уважением. Он часто рассказывал мне о том, каким хорошим командующим он был и как были преданы ему люди, готовые следовать за ним, куда он только прикажет.
        - Я в этом никогда не сомневалась, - кивнула Вита.
        - Но в то же время, - продолжал Чарльз, - за генералом закрепилась репутация невероятно строгого, придирчивого командира. Он не только отдавал приказы, но и следил, чтобы они беспрекословно и в точности выполнялись. Мне кажется, он будет не менее настойчив, когда дойдет дело до этой свадьбы.
        - Ты абсолютно прав, Чарльз! - вздохнула Вита. - И все потому, что он думает, что поступает так ради моего же блага. О, как я ненавижу это выражение!
        - Но, может быть, я заблуждаюсь и твой отец прав? - спросил Чарльз взволнованно.
        - И это говоришь мне ты, после того, как рассказал о том, что такое любовь?! - воскликнула Вита. - Ты не можешь отказаться от своих слов сейчас. Ведь ты сам подстрекал меня к сопротивлению и должен теперь быть готов к последствиям своего поступка! - с вызовом заявила девушка.
        - Вита, умоляю, не поступай опрометчиво, продумай все хорошенько! - произнес Чарльз, полный тревоги и мрачных предчувствий.
        Чарльз знал, насколько отчаянной и импульсивной была его подруга, и он слишком хорошо знал, что она обладала не менее деспотичными замашками, чем ее отец, и полагала, что стоит ей пожелать - и весь мир будет здесь к ее услугам.
        - У меня такое ощущение, - сказала девушка, - что я что-нибудь обязательно придумаю… придумаю, как мне сбежать. Но как мне выиграть время? Помоги мне, Чарльз! Что мне делать? Ты ведь сам предложил быть осторожной!
        Они ехали какое-то время молча, затем Чарльз сказал:
        - Нет ли у тебя родственников, к которым ты могла бы обратиться? Я не имею в виду твоих кузенов и кузин, которые живут здесь неподалеку. Я говорю о ком-нибудь в Шотландии или Франции. Что твой кузен Бевил? Куда его отправили на этот раз?
        - Он как раз сейчас направляется в Мехико, - отвечала Вита. - Он только нанес короткий визит домой. Нет, это нам не подходит.
        Внезапно она издала радостный возглас.
        - Что с тобой? - изумился Чарльз.
        - Ты решил ее. О, Чарльз, ты решил эту проблему! Ты только что подсказал, что именно мне надлежит делать. Я вечно буду тебе благодарна за это!
        - Я подсказал тебе, что делать? - растерянно повторил за ней Чарльз. - Но мне показалось, что ты только что сказала, что не можешь ехать к кузену Бевилу? Или я что-то не понял?
        - Да не к Бевилу! - нетерпеливо воскликнула Вита. - А к кузине Джейн! Вот куда я поеду! Я же говорила тебе, что хотела бы спросить у нее совета… она единственная из всех моих родственников, кто в состоянии понять меня и помочь!
        - Но она же в Сирии! - разволновался Чарльз. - Не можешь же ты, в самом деле, ехать в Сирию, да к тому же твой отец никогда не позволит тебе поехать в гости к особе, которая вела себя подобным образом. Это просто невозможно!
        Вита радостно рассмеялась.
        - Мой дорогой Чарльз, уверяю тебя, я не настолько глупа, как ты полагаешь, - весело сказала она. - Конечно, я ни слова не скажу папе о том, что собираюсь поехать к кузине Джейн. Ты единственный, кто будет знать об этом! Но я собираюсь сделать именно это, и никто - слышишь - никто не сможет остановить меня!

* * *
        Двумя часами позже Вита вошла в кабинет отца, где сей почтенный джентльмен сидел в уютном кресле и читал газеты.
        Он поднял глаза, когда Вита появилась прямо перед ним, и в который раз подумал, что ему несказанно повезло, что у него такая прелестная и милая дочь.
        Одетая в скромное белое платье, которое, тем не менее, подчеркивало плавный изгиб ее высокой груди и тонкую талию, Вита казалась сошедшей с портретов Гейнсборо. И, словно намеренно стремясь вызвать подобное сравнение, она держала в руках ярко-розовый цветок гвоздики.
        Ее белоснежная кожа горела ярким румянцем, подтверждая впечатление об отменном здоровье, веявшем от этой юной красавицы. И в то же время в ее внешнем облике было что-то эфирное, неземное, говорившее о хрупкости и ранимости нежного создания. В сердце любого мужчины при виде такого изящества и хрупкости мгновенно загоралось неуемное стремление защищать и оберегать… до тех пор, пока они не замечали задорные, пляшущие искорки в ее дерзких голубых глазах.
        Вита подошла совсем близко к креслу отца и наклонилась, чтобы коснуться поцелуем его щеки с любовью и нежностью, которые отличали их отношения.
        - Я принесла гвоздику для тебя, папа. Вдень ее в петлицу. Ты будешь выглядеть еще более эффектно и элегантно, чем всегда!
        С этими словами она просунула ножку цветка в петличку, затем поцеловала отца еще раз и опустилась прямо на пол, расположившись у его ног.
        - Теперь я гораздо лучше себя чувствую, папа, - сказала она. - Я прокатилась верхом и после прогулки могу думать яснее и рассуждать разумнее, чем несколько часов назад, когда ты заговорил со мной о браке с лордом Бэнтамом.
        - Я чрезвычайно рад этому, моя милая, - отвечал генерал, - однако было бы лучше, если бы мы прокатились вдвоем. Ты ведь знаешь, я не люблю, когда ты ездишь верхом одна.
        - Но я никуда не выезжала из парка, папа. К тому же мне хотелось как следует обо всем подумать.
        - И к каким же выводам ты пришла в результате своих раздумий?
        - Я пришла к заключению, что у меня самый замечательный, самый добрый и обожаемый папочка на свете, - медленно произнесла она.
        Генерал ласково улыбнулся ей, в то же время на его лице мелькнуло тревожное выражение.
        - Я чувствую, Вита, - сказал он, - что ты что-то собираешься у меня попросить. Но учти, если ты намерена говорить о том, что не желаешь выходить замуж за лорда Бэнтама, то только зря потеряешь время. Это вопрос уже решенный.
        - Я оставляю тебе решать такую важную и трудную проблему, папочка, - тихо произнесла Вита. - Если ты считаешь, что он сделает меня счастливой, то я должна согласиться с твоим решением.
        - Это именно то, что я и желал от тебя услышать, - сказал довольный генерал. - Ты очень благоразумно поступаешь, моя милая, и я обещаю, что ты никогда не пожалеешь, доверив мне решать твою судьбу.
        - Я в этом уверена, папочка. Но если я согласилась с твоими планами, то не мог бы и ты кое в чем пойти мне навстречу?
        Генерал внимательно посмотрел на дочь, и в его глазах вспыхнули веселые, задорные искорки.
        - Я не сомневался, что ты неспроста такая уступчивая. Ну, признавайся, плутовка, что ты хочешь?
        Вита приподнялась и, положив руки отцу на колени, заглянула ему в глаза умоляющим взглядом.
        - Однажды ты сказал мне, папа, - начала она, - что никто не может считаться образованным или по-настоящему культурным человеком до тех пор, пока не побывает в Италии.
        - Я говорил это? - удивился генерал. - Ну, что ж, возможно, я и в самом деле так говорил. Во всяком случае я действительно так думаю. Это необыкновенно красивая страна, и мне всегда было жаль, что твоя мама и я не могли ни разу отвезти тебя туда.
        - Я думаю, что, прежде чем я выйду замуж, мне обязательно надо побывать в Риме и, может быть, еще в Неаполе, - заявила Вита.
        - Так вот какое обещание ты пытаешься вытянуть из меня, - воскликнул удивленный генерал.
        - Разве я слишком многого прошу, папа? Подумай, как было бы чудесно увидеть Колизей в Риме и Помпеи. Выйдя замуж, я уже не смогу никуда поехать. Я совершенно уверена, что лорд Бэнтам будет всегда слишком занят, чтобы найти время для путешествий.
        - Так же, как и я в настоящий момент, - сказал генерал. - Ты ведь знаешь не хуже меня, Вита, что обязанности главного шерифа графства делают невозможным мою поездку за границу по крайней мере еще два месяца. Кроме того, у меня накопилось много дел в самом имении.
        - Конечно, Италия будет уже не той без тебя, папа. Без твоих рассказов и объяснений моя поездка многое потеряет, - огорченно протянула Вита. - Но в то же время я просто уверена, что она мне необходима для завершения образования. Я думаю, можно найти кого-нибудь, кто мог бы сопровождать меня… леди Кроун, например.
        Генерал ничего не ответил, и Вита продолжала:
        - Я знаю, она старая сплетница, но ее муж был дипломатом, и она много путешествовала по миру. Кроме того, она говорит по-итальянски.
        - Хм, интересно, когда ты успела придумать все это? - подозрительно спросил генерал.
        - Я мечтала об этой поездке уже давно, - с невинным видом заявила Вита. - На самом деле я уже обсуждала это с леди Кроун, и она даже дала мне несколько уроков итальянского. Я хотела сделать тебе сюрприз, когда мы с тобой приехали бы вместе в Италию.
        Генерал вновь ничего не ответил, и Вита поднялась с пола и, сев на подлокотник его кресла, обвила руками шею отца.
        - Ну, пожалуйста, милый папочка, позволь мне поехать в Италию, - умоляющим голосом произнесла она. - Как только я выйду замуж, мне придется угомониться и выполнять все желания своего мужа. У меня может вскоре родиться ребенок, и тогда мне придется забыть о путешествиях. Поверь, эта поездка доставила бы мне такую радость! Ты ведь знаешь, как я люблю путешествовать.
        Это была правда, генерал знал любовь дочери к странствиям, так как несколько раз брал ее с собой в поездки во Францию, в Бельгию, Данию. Однажды они собирались даже съездить в Венгрию, так как генерал загорелся целью купить там лошадей, о которых он слышал самые восторженные отзывы. Но вместо этого генерал отправился в Ирландию и вернулся домой с двумя лошадьми, специально обученными для охоты, которые до сих пор вызывали у его соседей жгучую зависть.
        И он на самом деле обещал Вите отвезти ее в Италию.
        - Я должен об этом подумать, - сказал он наконец.
        - Ну, пожалуйста, папочка. Ты ведь сам настаивал на том, чтобы я получила полное образование. Ты всегда говорил, как ты не любишь пустоголовых женщин, которые ничего не видели, нигде не бывали, а берутся судить обо всем на свете. А я чувствую, что у меня имеется существенный пробел, который мог бы заполниться, если бы я собственными глазами увидела памятники архитектуры, побывала в картинных галереях и опере.
        Вита притянула его голову к себе и, пока говорила, заглядывала в глаза.
        Она была так мила, так нежна и ласкова, а ее руки и волосы пахли розами.
        И генерал ничего не мог с собой поделать. Он сдался.
        - Делай, что хочешь, - сказал он и поцеловал дочь в щеку.
        - Ты хочешь сказать… я могу ехать? - радостно воскликнула девушка. - О, мой дорогой, замечательный папочка! Я так люблю тебя!
        Глава вторая
        Вита стояла на балконе своей спальни и смотрела на мерцающую в лучах солнца, переливающуюся гладь Неаполитанского залива.
        Лазурное море, далекие горы и небольшая рыбацкая деревушка, примостившаяся внизу среди разбивающихся о скалы волн, были настолько красивы, что она невольно задержала дыхание.
        Она с восторгом поняла, что это победа!
        Девушка наконец добралась до Неаполя, и теперь вот-вот начнется то необыкновенное приключение, к которому она была готова всем сердцем и ради которого все это и было задумано.
        Все получилось гораздо проще, чем она могла ожидать.
        Раз уж генерал принял решение, что Вита поедет в путешествие по Италии до своей свадьбы, он сделал все от него зависящее, чтобы это путешествие состоялось как можно быстрее.
        Вита подозревала, что отец вскоре пожалел о данном ей обещании. Наверняка лорд Бэнтам был недоволен такой задержкой, и она с трепетом ожидала, что он каким-то образом сможет помешать ей осуществить задуманное.
        Однако генерал был человеком слова, и раз он обещал, что Вита сможет поехать в Рим и Помпеи, он не собирался разочаровывать ее своим отказом.
        Вита была очень возбуждена перед своим отъездом. Но только Чарльзу девушка могла признаться в том, что не собирается ограничиваться одним лишь осмотром достопримечательностей Италии.
        - Я все продумала, Чарльз, - сказала она, - надо будет только найти корабль, который отвезет меня из Неаполя в Бейрут. Судя по карте, это ближайший порт от Дамаска.
        - Но тебе еще потребуется убедить леди Кроун сопровождать тебя, - заметил обеспокоенный Чарльз. - Что если она откажется?
        - Что-нибудь придумаю, - беспечно отмахнулась Вита.
        Чарльз внимательно, с некоторым подозрением посмотрел на нее.
        - Надеюсь, ты не задумала какую-нибудь глупость - например, поехать туда одной? - спросил он. - Если только я заподозрю, что это так, то клянусь, что тут же пойду к генералу и скажу ему, что ты затеяла!
        - Чарльз! Ты этого не сделаешь! Если ты окажешься предателем и выдашь мой секрет, я никогда больше не заговорю с тобой.
        - Что будет все же лучше, чем мучиться раскаянием, думая обо всех тех смертельных опасностях, которые могут тебя подстерегать, если только ты окажешься настолько сумасшедшей, что поедешь туда одна, - заявил он. - Ведь до сих пор ты вела спокойную, комфортную жизнь, не зная, что такое лишения и настоящая опасность. В твоем окружении постоянно были слуги и люди, готовые защитить тебя. Даже за границей тебя всегда сопровождал отец.
        Вита ничего не смогла на это возразить, и Чарльз продолжал:
        - Обещай мне… нет, поклянись всем, что есть для тебя святого, что не станешь делать глупостей, которые могли бы вовлечь тебя в серьезные неприятности.
        - Что ты называешь серьезными неприятностями? - спросила Вита, отведя глаза.
        - Ты слишком красива и слишком молода, чтобы путешествовать по миру без сопровождения армии солдат, которая могла бы защитить тебя!
        Вита весело рассмеялась.
        - Вот было бы забавно! Но вряд ли Военный департамент согласится выделить мне армию для моих собственных нужд. Как ты думаешь?
        Чарльз еще долго молил, увещевал, уговаривал и спорил с ней. Все было напрасно. Когда они расстались, он был страшно собой недоволен и с тревогой сознавал, что Вита поступит так, как задумала, и никакими уговорами ее невозможно заставить отказаться от своей затеи.
        Он был прав. Девушка с самого начала задумала сбежать от своих опекунов и теперь не собиралась отступать.
        Именно Вита настояла на том, чтобы поездка по Италии началась с Неаполя, а не с Рима, как предлагал отец. Она не хотела ехать через всю Францию до Рима. И, хотя у нее были свои причины для этого, убеждая отца, Вита нашла серьезные аргументы в пользу подобного решения.
        - Ведь добраться до Неаполя по морю быстрее и гораздо удобнее, - сказала она отцу. - Я всегда боялась, путешествуя поездом, что потеряется багаж или мы что-нибудь перепутаем и сойдем не на той станции. Ведь это будет совсем не то же самое, что путешествовать с тобой, дорогой папочка! Я буду постоянно беспокоиться.
        - Но с тобой поедет самый опытный и заслуживающий полного доверия сопровождающий, - снисходительно сказал генерал. - Я знаю Девенпорта уже многие годы, и знаю, что он очень надежен. Он присмотрит за твоим багажом, так же как и за всем остальным. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Тебе останется только наслаждаться путешествием.
        Однако он наконец согласился, что предложение Виты вполне разумно и что лучше будет ей отправиться на корабле до Неаполя.
        Вита догадывалась о причине такой покладистости со стороны своего отца. Видимо, генерал думал, что этот путь ближе и быстрее. А чем скорее она приедет в Италию, тем скорее вернется домой. Это его вполне устраивало.
        Итак, они отплыли на одном из самых современных и комфортабельных пароходов, которые даже до Бомбея добирались всего за двадцать пять дней, что совсем еще недавно казалось абсолютно невозможным.
        Генерал поехал в порт провожать их. Расцеловав на прощание дочь и прижав ее последний раз к сердцу, он обратился к леди Кроун, и в его голосе прозвучала глубоко скрываемая тревога:
        - Вы будете как следует заботиться о ней?
        - Вы ведь знаете, что буду, сэр Джордж!
        Леди Кроун, как и предвидела Вита, была настолько рада представившейся ей возможности поехать в Италию, что готова была согласиться на любые условия генерала. В то же время она и в самом деле очень любила Виту и была ей несказанно благодарна за то, что девушка пригласила ее в качестве своей дуэньи.
        Эдуард Девенпорт, другой ее сопровождающий, был человеком средних лет, уже седой, очень учтивый и обходительный, а также весьма расторопный. Он пользовался неизменным уважением своих клиентов, которые ценили его и часто нанимали в качестве курьера и сопровождающего в самые дальние и сложные поездки.
        Среди высших армейских офицеров Девенпорт пользовался большой популярностью. В какой бы отдаленный уголок мира ни приходилось ему сопровождать их детей или жен, он все осуществлял с таким умением, что создавал максимальные удобства для своих подопечных. Сам же он был настолько приятным и деликатным спутником, что все в один голос говорили, что он совершенно незаменим.
        Вита посчитала бы его слишком скучным человеком, если бы на второй день своего путешествия не узнала, что мистер Девенпорт хорошо знает Сирию. Девушка тут же постаралась разговорить его и выведала много полезных вещей, о которых прежде никогда не слыхала.
        Разумеется, ей вовсе не хотелось, чтобы он заподозрил истинные мотивы ее расспросов. Поэтому она постаралась - и это ей вполне удалось - представить все таким образом, будто ее интересы касаются исключительно арабских лошадей.
        Дело в том, что когда-то давно генерал рассказал Вите о происхождении скаковых лошадей в Англии от чистокровных арабских скакунов. Так что теперь она со знанием дела могла говорить о знаменитых кобылах арабских кровей, от которых вели свое происхождение английские скаковые лошади.
        Мистер Девенпорт рассказал ей о породе бинт-эль-ахвей, принадлежащей детям Измаиловым, от которой берут начало все арабские лошади; затем они заговорили о бедуинах и шейхах, занимающихся разведением этих прекрасных животных. После этого Вите ничего не стоило как бы невзначай упомянуть о своей кузине, достопочтенной Джейн Дигби эль-Мезраб, которая, как рассказывал ей Бевил, пользовалась в Сирии довольно широкой известностью.
        После ее слов повисло неловкое молчание. Вита почувствовала, что Эдуард Девенпорт растерялся, не зная, как ему говорить о женщине, имеющей столь дурную репутацию и постоянно шокирующей все почтенное семейство Эшфордов.
        Но Вита была готова к такому повороту.
        - Уверяю вас, вы вполне можете говорить со мной о кузине Джейн, - заявила она смущенному мистеру Девенпорту. - Мой другой кузен, Бевил Эшфорд, очень много рассказывал мне о ней, разумеется, не в присутствии моего отца, так что мне даже кажется, будто я с ней сама знакома.
        - Боюсь, ваша кузина ведет жизнь, весьма далекую от жизни достойной, благочестивой леди, мисс Вита, - смущенно проговорил мистер Девенпорт. - И, хотите верьте, хотите нет, даже в самой Сирии ее брак с шейхом-мусульманином вызвал весьма горячее осуждение.
        - Да, разумеется, я знаю об этом, - заявила Вита, - но я также знаю, что шейх Абдул Меджул эль-Мезраб в действительности принадлежит к арабской знати.
        - Это так, - кивнул мистер Девенпорт, - у него такая же голубая кровь, как и у его жены. Однако местная знать не признает ее высокое происхождение и считает его брак мезальянсом. Разумеется, у нас в Англии такое никому и в голову не могло бы прийти.
        - Расскажите мне о кузине Джейн, - попросила Вита.
        Однако мистер Девенпорт слишком боялся ослушанием вызвать гнев генерала, поэтому на ее просьбы он лишь коротко ответил:
        - Она очень красива.
        Вита поняла, что больше от него ничего не добьется, и прекратила свои расспросы, боясь вызвать ненужные подозрения.
        Тем не менее, продолжая придерживаться безопасной темы о лошадях, она узнала от своего собеседника много интересного об арабских племенах. Рассказал он ей и о том, каким опасным для путешественников местом была пустыня. Впрочем, Вита уже слышала об этом от Бевила.
        - Пустынные арабские племена находятся в состоянии непрекращающейся войны друг с другом, - рассказывал мистер Девенпорт. - Постоянные стычки и грабеж - дело совершенно обыденное в тех краях.
        Заметив, как внимательно слушает его девушка, он продолжал с большим воодушевлением:
        - Самые могущественные из них - шаммеры и анизы. Муж вашей кузины принадлежит к анизам.
        - Они, эти племена, что, так ненавидят друг друга, что постоянно враждуют? - затаив дыхание, спросила девушка.
        - Между ними веками существует кровная месть, - отвечал мистер Девенпорт. - И тот, кто отваживается проникнуть на территорию другого племени, часто рискует жизнью!
        Однако, почувствовав, что его слова прозвучали слишком зловеще и могут напугать впечатлительную девушку, поспешил добавить:
        - Но, разумеется, все совсем не так трагично, как может показаться из моих слов! И хотя некоторые бедуины, действительно, самые настоящие бандиты, они часто используют всякие хитрые способы, позволяющие им обирать неосторожных путешественников самым бессовестным образом, но не убивают их.
        - Что же это за способы? - заинтересовалась Вита.
        - Со мной однажды произошел такой случай, - признался мистер Девенпорт. - Я путешествовал вместе с караваном, когда на нас напала банда самых настоящих разбойников. Они устроили грандиозный спектакль, бешено носились вокруг нас, показывая чудеса верховой езды, оглушая воздух дикими криками и устрашающе потрясая копьями и саблями.
        - Вы, наверное, испугались?
        - Да, это было крайне неприятно, - согласился мистер Девенпорт, - но я чувствовал, что, по крайней мере, нашим жизням ничего не угрожает.
        - И что случилось дальше? - спросила Вита. Глаза ее возбужденно горели.
        - Они взяли все, что смогли найти. А затем, в определенный момент, с не меньшим драматическим эффектом неожиданно появилась другая такая же банда всадников, которая напала на первую.
        - Кто же были ваши спасители?
        - Другой отряд из того же племени, - усмехнулся мистер Девенпорт. - Они сделали вид, что прогнали напавших на нас бедуинов, а затем потребовали награду за то, что спасли наши жизни.
        Вита весело рассмеялась.
        - Так, значит, вам пришлось платить дважды!
        - Ну, конечно! - тоже улыбнулся мистер Девенпорт. - В том-то и заключался весь смысл этого красочного представления.
        Для Виты рассказ Эдуарда Девенпорта звучал как захватывающее и увлекательное приключение. Он еще больше утвердил ее в решении во что бы то ни стало добраться до Сирии.
        Впрочем, эта мысль созрела в ней гораздо раньше, еще до ее отъезда из Англии, когда лорд Бэнтам стал довольно частым гостем в их доме.
        Генерал, разумеется, сообщил своему другу, что Вита приняла его предложение и готова вступить в брак сразу, как только вернется из путешествия. Поэтому в глазах сего почтенного джентльмена, во всяком случае так казалось Вите, появилось самодовольное выражение торжества, которое портило его улыбку, кривившую тонкие губы и почти не сходившую с его лица на протяжении всего крайне тягостного для девушки визита.
        - Мы поженимся через месяц после вашего возвращения из Италии, - важно произнес он. - Принц Уэльский и принцесса Александра соизволили дать согласие присутствовать на церемонии нашего бракосочетания.
        - Какое удовольствие это, видимо, вам доставило, - сказала Вита, стараясь скрыть саркастическую усмешку.
        Она вовремя опомнилась, что не следует так откровенно показывать свои чувства, и поспешно добавила, опустив глаза и изобразив на лице смущение:
        - Я боюсь, что буду слишком волноваться… Такая пышная свадьба со столь высокими гостями… мне, право же, страшно подумать об этом.
        - Нет никаких причин для беспокойства, - снисходительно произнес лорд Бэнтам. - Я буду подсказывать, что вам надлежит делать и говорить, и все пройдет прекрасно, вы не сможете совершить никакой ошибки.
        - Вы так добры, - произнесла Вита, искренне надеясь, что в ее голосе звучит признательность, а не насмешка.
        В тот первый свой визит в качестве жениха, когда они остались на какое-то время одни в гостиной, лорд Бэнтам, воспользовавшись ситуацией, взял ее за руки.
        - Я уверен, что мы с вами будем счастливы вместе, - сказал он. - Есть многое, чему мне бы хотелось научить вас, и я уверен: вы будете самой прелестной и прилежной ученицей.
        - Да, - пробормотала Вита, - конечно.
        Она говорила тихим, покорным голосом, словно послушная девочка, однако ей стоило больших усилий не выдать отвращения, охватившего ее, когда лорд Бэнтам взял ее руки в свои.
        Девушка смотрела на его толстые короткие пальцы и боролась с диким, яростным желанием - вырвать у него свои руки и вытереть их. Лорд Бэнтам привлек ее к себе, намереваясь поцеловать. Ее охватило смятение. Как долго еще она сможет скрывать свои истинные чувства?!
        К счастью, ей удалось увернуться, и она подставила лорду Бэнтаму щеку, а не губы, как бы ему того хотелось, но даже это невинное прикосновение заставило ее вздрогнуть от отвращения. Ей показалось, что ее поцеловала какая-то мерзкая холодная жаба.
        Вита поняла, что он действительно внушает одно только отвращение и что она ничуть не преувеличивала, когда сказала Чарльзу, что не выйдет замуж за лорда Бэнтама, даже если он останется одним-единственным мужчиной на всем белом свете!
        Выгнувшись, Вита сумела ускользнуть из рук своего жениха и отодвинулась от него на безопасное расстояние.
        - Мне кажется, папа хочет вас видеть, - сказала она поспешно. - Он еще очень многое хотел бы обсудить с вами, нам не следует заставлять его ждать.
        - Нет никакой необходимости спешить, моя дорогая, - заявил лорд Бэнтам.
        В его голосе послышались нотки, которые яснее слов предупредили Виту, что ей следует как можно дальше держаться от его рук.
        Она быстрым движением открыла дверь, понадеявшись, что так называемый жених не осмелится дотронуться до нее при слугах, которые дежурили в холле.
        После этого случая Вита стала очень осторожной и старалась ни на одно мгновение не оставаться в комнате вдвоем с лордом Бэнтамом.
        Она понимала, что в нескольких случаях он сам старательно подстраивал так, чтобы они остались вдвоем, но каждый раз тем или иным способом Вита разрушала его планы.
        Девушка догадывалась, что он озадачен ее странным отношением к нему, но очень надеялась на то, что он припишет все ее юности и неопытности. К тому же лорд Бэнтам, по ее мнению, был слишком самодоволен, чтобы заподозрить какие-то иные, тайные мотивы, помимо вполне естественной стыдливости невинной девушки.
        Перед их отъездом лорд Бэнтам предложил поехать вместе со всеми в Тилбери, чтобы проводить Виту на пароход, однако ей все же удалось избежать этого испытания.
        - Я бы хотела побыть с тобой вдвоем перед разлукой, папочка, - сказала она генералу. - Если с нами поедет кто-то посторонний, то нам не удастся насладиться обществом друг друга. Придется вести вежливые разговоры, а мне еще о многом хотелось тебя расспросить об Италии и вообще… Если с нами поедет чужой человек и будет нас слушать, это будет уже совсем не то!
        - Едва ли можно назвать чужим человеком лорда Бэнтама, моя девочка, - машинально возразил генерал.
        Однако он был очень польщен, что Вита пожелала остаться только с ним, а не со своим женихом, поэтому почти без всякого сопротивления согласился с ее требованием.

«Лорд Бэнтам ужасен! Я никогда не выйду за него замуж!» - пообещала сама себе Вита, покидая берега Англии. И на протяжении всего путешествия она еще не раз повторила эти слова.
        В то же время она была так занята, составляя планы на будущее, которое рисовалось ей как увлекательное приключение с побегом и путешествием в Сирию к кузине Джейн, что девушка не забивала голову мыслями о том, что будет делать, если ей все же придется вернуться в Англию, не решив своих проблем.
        С каждым днем, который отдалял ее от мужчины, которого родители выбрали ей в мужья, она все более убеждалась в том, что была права, стремясь любым способом избежать этого брака. Несомненно, ее замужество было бы столь же ужасным и окончилось не менее плачевно, чем брак ее кузины Джейн с лордом Элленборо.
        Все это время девушка не могла не думать о необыкновенной, яркой жизни Джейн. У нее сладко замирало сердце от предвкушения и страха одновременно.
        Не кто иной, как Бевил, нарисовал перед ней картину жизни кузины Джейн, описывая ее как романтическую искательницу приключений. Но искала она в жизни только одного - любви, настоящей сильной любви, которая, она была в этом абсолютно уверена, где-то обязательно ждет ее в этом огромном мире. Только надо суметь отыскать ее.
        - И вы думаете, она действительно нашла ее со своим шейхом? - спросила тогда Вита.
        - На поиски ушло немало времени, - с улыбкой заметил Бевил, - но она не теряла его даром и наслаждалась теми волнующими встречами, которые происходили в ее жизни, прежде чем, в конце концов, леди Джейн не достигла Востока и не нашла человека, которого теперь называет не иначе, как «мой дорогой и обожаемый супруг».
        - Расскажите мне о тех ее романах, которые кончались неудачно, - попросила Вита.
        Но Бевил только покачал головой.
        - Ты слишком молода и чересчур любопытна. Если твои отец или мать узнают, что я хотя бы просто упомянул о Джейн в твоем присутствии, меня больше не пустят на порог вашего дома.
        - Но вы далеко не единственный, кто рассказывает о ней, - возразила Вита.
        Это была правда, так что Вита могла вполне живо представить себе бурную жизнь кузины Джейн.
        Среди родственников Виты было много таких, кто с большим удовольствием и даже злорадством рассказывал о том, как страдала и горевала кузина Джейн, когда ее любовник, принц Феликс Шварценберг, бросил ее. Это произошло почти сразу после того, как палата лордов дала согласие на ее развод с лордом Элленборо.
        Она осталась одна, с разбитым сердцем, с двумя маленькими детьми на руках, и вряд ли кто-нибудь менее сильный и волевой, чем Джейн, мог бы выдержать такой удар судьбы.
        Однако совсем скоро все почтенное семейство было взбудоражено рассказами о том, что Джейн отправилась в Баварию и стала любовницей короля Людвига, с которым у нее начался весьма бурный и полностью выходящий за рамки приличия роман.
        Король был очень образованным, обворожительным и несколько эксцентричным мужчиной, который славился тем, что совершенно не мог устоять перед очарованием прекрасных дам.
        Итак, Джейн жила в Мюнхене и была абсолютно счастлива.
        Именно король возбудил в ней любовь к живописи и скульптуре, а также пробудил интерес к культуре Греции, которая нашла свое воплощение, когда сын короля Людвига, Отто, стал королем греков.
        Однако еще до того, как это произошло, Джейн совершенно неожиданно вышла замуж за барона Карла-Теодора ван Виннингена, баварского вельможу и очень богатого человека.
        Почему этот брак оказался неудачным, Вита так никогда и не узнала.
        Письма Джейн к ее родственникам в Англии приходили нечасто и были не слишком откровенны.
        Тем не менее они, к своему ужасу, каким-то образом вскоре узнали, что в нее безумно влюбился некий грек, по рассказам, необыкновенно привлекательный молодой человек, а именно граф Спиридон Теотоки.
        Рассказывали о дуэли на пистолетах, в которой граф был тяжело ранен в грудь. Только стараниями самой Джейн, долгие дни и ночи ухаживавшей за ним, молодого графа удалось спасти. После того как он выздоровел, она сбежала с ним в Париж, вновь отказавшись от мужа, детей и достойной жизни в браке.
        Последовал еще один громкий бракоразводный процесс, и чета Теотоки покинула Париж и переехала жить в свой новый дом на Корфу.
        - Ну наконец-то она остепенится, - вздыхали с облегчением и каким-то ликованием тетушки и кузины Виты. - Остается только молиться за нее, чтобы она начала достойную жизнь.
        Однако молитвы родственников, видимо, не достигли далекого острова Корфу.
        Глядя сейчас на Неаполитанский залив, пронизанный удивительным, призрачным светом, не похожим ни на что виденное ею раньше, Вита спрашивала себя, уж не в красоте ли и не в самой ли атмосфере Средиземноморья есть что-то неуловимое, что действует, как возбуждающий, горячащий кровь напиток, заставивший Джейн после пятнадцати лет более-менее спокойной жизни вновь разорвать свой брак и искать новой любви.
        Возможно, все дело было просто в неотразимой привлекательности и красоте короля Отто, у которого граф Спиридон был личным адъютантом, или, быть может, в самом древнем, первобытном духе, царящем здесь, который делал Грецию такой не похожей на другие страны мира, где Джейн довелось побывать.
        Вита вполне могла понять ее увлечение молодым королем, охваченным романтическим чувством, которое вспыхнуло на этой удивительной древней земле. Ведь здесь, казалось, даже дикие скалы запечатлели в себе сказания о былых подвигах и любви богов и героев.
        Но произошло то, что случалось уже не раз. Даже сам король не смог дать ей ту любовь, которой она жаждала.
        И вновь среди родственников начались разговоры и перешептывания. И снова Вита внимательно прислушивалась, так как они старались говорить очень осторожно, чтобы девичьих ушей ни в коем случае не достигли известия об албанском генерале.
        - Она сказала, - сообщила страшным шепотом одна из тетушек, - что он восхитительный мужчина, высокий, красивый, и в свои шестьдесят лет обладает таким обаянием и привлекательностью, каким редко кто может похвастаться даже в тридцать!
        Вита услышала, как внезапно тетушка преувеличенно тяжело вздохнула, и представила себе, как сплетничающие дамы поджимают губы с видом крайнего неодобрения. В то же время она знала, как ярко сверкают от возбуждения их глаза, настолько сладким им кажется запретный плод. Впрочем, они едва ли могли в этом сознаться даже самим себе.
        - Джейн просто на нем помешалась! Вы подумайте, они живут вместе в горах, вместе скачут на диких полуобъезженных лошадях почти весь день, затем ночуют в походном лагере, вокруг которого бродят шайки разбойников… да, да, разбойников и бандитов!
        - Она, действительно, должно быть, сошла с ума!
        - Как отвратительно! Как недостойно! Она позорит свою семью! Мы не должны больше никогда говорить о ней! И даже упоминать ее имя!
        Но Вита прекрасно знала, что их неодобрение и возмущение - это всего лишь слова.
        В действительности они желали знать о Джейн все, они не могли не говорить о ней, и еще больше, чем когда-либо, им хотелось все знать о ее шокирующем поведении, о ее безумных диких романах, о ее удивительной жизни, непонятной им, но оттого еще более завораживающей. В сравнении с ее жизнью, полной необыкновенных романтических приключений, их жизнь казалась бесцветной и скучной.
        Некий французский писатель, друг одного из членов этого большого семейства, невольно способствовал распространению скандальных слухов о Джейн, после того как встретил ее в Париже.
        Он искренне восхищался этой удивительной женщиной и, покоренный ее ошеломляющей красотой, прислал домой послание в самых восторженных выражениях, описывая ее великолепную фигуру, золотисто-каштановые волосы, маленькие аристократические руки и ноги, огромные синие глаза.

«Ее молочно-белая кожа подобна лепесткам белой лилии, что так свойственно англичанкам, - писал он. - Она краснеет от малейшего волнения, но, несмотря на ее сдержанность, вы понимаете, что под этой чуть холодноватой с виду оболочкой бушуют страсти, и это привлекает вас еще более, а порой сводит с ума».
        Подобное описание казалось просто шокирующим, особенно если учесть, что оно было сделано посторонним человеком, но Вите оно помогло явственно представить себе кузину. Кроме того, она знала, что, если бы Джейн наконец обрела счастье со своим албанским генералом, для нее это было бы великолепным окончанием такой увлекательной сказки, которую представляла собой вся ее жизнь.
        Однако вскоре до Англии дошли вести, что Джейн покинула своего очередного любовника.
        Как и многие мужчины до него, генерал разочаровал ее, и в который уже раз она внезапно обнаружила, что ее сердце разбито, а любовь прошла.
        И вот в сорок шесть она направилась в Сирию.
        Здесь, как знала Вита, Джейн нашла ту единственную, настоящую любовь, которую искала всю свою жизнь.

«Больше всего, - говорила себе Вита, - мне хочется спросить кузину Джейн: неужели эта вновь обретенная любовь стоила всех пережитых мук, встреч и разочарований, всех этих разбитых сердец».
        Вита старалась четче сформулировать мучившие ее вопросы, которые она хотела задать кузине Джейн.

«Если бы Джейн встретила своего шейха в то время, когда ей было столько же лет, сколько и мне, захотела бы она встречаться с другими мужчинами, или же она так навсегда и осталась бы с ним одним?»
        Это был вопрос, на который, как понимала Вита, могла ей дать ответ только сама Джейн. И, возможно, именно поэтому с такой настойчивостью и упорством, в которых ее отец мог бы безошибочно узнать свои собственные черты характера, девушка стремилась в Сирию.
        И судьба, казалось, была с ней заодно.
        Еще до того, как они прибыли в Неаполь, леди Кроун заболела. Возможно, причина заключалась в довольно бурном путешествии через Бискайский залив или в непривычной пище, а может быть, как предположила Вита, леди Кроун была просто слишком стара, чтобы отправляться в долгое путешествие.
        Так или иначе, но, когда они достигли порта, пожилую даму перевезли с корабля и доставили в лучший отель в Неаполе, где сразу уложили в постель.
        Апартаменты, которые подготовили к их приезду по заказу Эдуарда Девенпорта, были очень удобными и просторными, и Вита без малейших угрызений совести оставила заболевшую леди Кроун на попечение своей Марты, а сама отправилась гулять по городу в сопровождении Девенпорта.
        Девушка не только живо интересовалась всем увиденным, ей еще было необходимо определиться и решить, как действовать дальше.
        Вита была не только очень умна, но и настойчива в достижении своей цели, особенно когда дело касалось таких важных вещей, как ее собственная судьба. Ей не стоило никакого труда убедить мистера Девенпорта, после того как они совершили весьма обстоятельное путешествие по городу, что ей необходимо вернуться в гостиницу - к больной леди Кроун.
        В действительности же она, едва добравшись до гостиницы, немедленно выскользнула через черный ход и наняла экипаж до ближайшей транспортной конторы.
        Служащий конторы, черноволосый, темпераментный итальянец, потрясенный появлением в их скромном офисе такой изумительной красавицы, был готов на все, что угодно, лишь бы иметь счастье услужить ей.
        Он сразу же сообщил девушке все, что она хотела знать.
        Да, действительно, практически каждый день из Неаполя отплывают корабли, и у многих из них порт назначения - Бейрут.
        Да, конечно, для синьорины несложно будет нанять надежного проводника, который не только хорошо знает Сирию, но и также сносно говорит по-арабски.
        Вита обо всем договорилась с черноглазым Ромео, не сводящим с нее жгучего, восхищенного взгляда. Он посоветовал ей заказать место на самом комфортабельном пароходе, который отправляется следующим утром, и заверил ее, что судно наилучшим образом подходит для такой красавицы.
        Попросив Виту немного подождать, молодой человек с видом фокусника, вытаскивающего из шляпы кролика, представил ей обещанного сопровождающего. Вита нашла, что тот действительно очень приятный, обходительный человек, отличающийся теми качествами, которые были ей необходимы в этом непростом путешествии.
        Поговорив с проводником, она тут же приняла решение, что, прежде чем достигнет берегов Сирии, попытается хотя бы немного выучить арабский, чтобы иметь возможность говорить и понимать самые основные вещи.
        Ей было досадно думать, что, хотя она совсем неплохо знала четыре языка, по-арабски не могла сказать ни единого слова, а ведь именно этот язык был необходим ей, чтобы осуществить свои далеко идущие планы.
        В конце концов, как Вита уже успела узнать, от Бейрута до Дамаска было целых семьдесят две мили.
        Девушке предстоял долгий, опасный путь, и ей было абсолютно необходимо иметь рядом с собой кого-то, кто не только бы постарался обеспечить безопасность юной путешественницы в случае возможного нападения мародерствующих на дорогах банд разбойников, но и смог найти выносливых лошадей, запастись нужным количеством пищи и воды.
        Проводник сказал, что его зовут Дайри и что он сам наполовину араб.
        Синьор Дайри показался девушке сносно образованным, и хотя она не могла судить, хорош или плох был его арабский, он, во всяком случае, говорил на нем довольно бегло.
        Она объяснила ему, что ее желание - добраться до Дамаска, чтобы найти свою кузину, достопочтенную Джейн Дигби эль-Мезраб, и отметила, что ее слова произвели на ее собеседника весьма сильное впечатление.
        - Эта дама очень хорошо там известна, - заметил он, - и очень уважаема. Ее лошади не имеют себе равных!
        Вите даже показалось, что она уловила нотку благоговейного почтения в его голосе, и тут же Вита вспомнила, что кузина Джейн была очень богата, что, несомненно, весьма высоко ценится среди арабов в Дамаске, как, впрочем, и во всем остальном мире.
        Она договорилась с синьором Дайри встретиться завтра на корабле в семь часов. Затем заплатила клерку названную им сумму за билеты и поспешила обратно в гостиницу.
        Итак, она сделала первый шаг к своему великому приключению! Однако ей еще многое предстояло подготовить перед отъездом.
        Прежде всего нужно было достать денег.
        У Виты с собой была только кое-какая мелочь на карманные расходы, а основная сумма на их путешествие находилась, для пущей надежности, в руках мистера Девенпорта.
        Еще раньше, обдумывая эту непростую ситуацию, Вита решила, что должна продать свои драгоценности, которые взяла с собой именно для этой цели.
        Конечно, это было для нее совсем непростым делом и могло вызвать ненужные и весьма щекотливые вопросы, однако у нее не было другого выхода.
        Наконец Вита решилась спросить у портье отеля, не сможет ли кто-нибудь из его служащих отвезти ее к самому лучшему ювелиру Неаполя.
        Портье, казалось, был весьма удивлен подобной просьбой.
        - Синьор Девенпорт сейчас поднялся к себе в номер, синьорина. Если вам необходим провожатый, то почему бы не обратиться к нему?
        - Ах, нет, он очень устал. Для него сегодня выдался долгий, тяжелый день. А кроме того, я бы хотела сделать им обоим сюрприз, ему и виконтессе, которая, как вам известно, немного нездорова.
        Это портье понял мгновенно.
        Обманутый ее по-детски наивным выражением и невинным взглядом огромных голубых глаз, он отправил Виту в наемном экипаже с одним из своих служащих к ювелиру, который, как он заверил девушку, слыл самым честным во всей Италии.
        Впрочем, на этот счет у Виты сложилось свое собственное мнение. Правда, она нашла его чрезвычайно любезным.
        Служащий магазина ввел ее в заднюю комнату, где она смогла спокойно поговорить с хозяином. Девушка объяснила, что она хотела бы помочь своему дорогому другу, виконтессе, предоставив в ее распоряжение некоторую сумму денег для ее бедного сына. Молодой человек оказался в весьма затруднительном положении. Он проиграл значительную сумму в карты и теперь должен вернуть долг чести одному очень суровому джентльмену.
        - Но если только леди Кроун узнает, что для того, чтобы достать эти деньги, мне придется продать свои драгоценности, она никогда не позволит мне сделать это, - объясняла Вита своим ангельским голоском. - Вот почему я должна все сделать втайне от нее. После того, как я отдам деньги, будет уже слишком поздно отказываться от моей помощи.
        - Но я могу быть вполне уверен, что эти драгоценности ваши, синьорина? - с подозрением глядя на нее, спросил ювелир.
        Впрочем, он вскоре отбросил сомнения, не в силах устоять перед умоляющим взглядом этих честных, прекрасных глаз. К тому же он был тронут теплотой, с которой Вита поведала ему о своем желании помочь бедному молодому человеку и его охваченной отчаянием матери.
        - По счастью, я богата, синьор, уверяю вас, - сказала она в заключение, - и я не могу оказаться столь бессердечной, чтобы спокойно смотреть на страдания моего лучшего друга.
        - Ваша доброта, синьорина, делает вам честь, - наконец сказал ювелир.
        Вита ощутила, что краска стыда заливает ей щеки, но она не стала спорить с ним.
        В конце концов она получила весьма внушительную сумму за свои драгоценности, которая, насколько она могла судить, была лишь немногим меньше их настоящей стоимости. При этом она не могла не подумать, что, если бы не производила такого благоприятного впечатления на людей своей юностью и невинностью, все могло бы оказаться много хуже.
        Итак, она сделала еще один шаг на пути к намеченной цели, преодолела еще одно препятствие. Осталось последнее - ей надо было так тихо и незаметно ускользнуть завтра утром из отеля, чтобы никто об этом не узнал и не спохватился до того, как корабль отплывет и она окажется вне пределов досягаемости.
        Марта, которая с возрастом стала весьма неодобрительно относиться к всевозможным поездкам и путешествиям и очень не любила их, уже распаковала вещи Виты. К счастью, пустые саквояжи все еще стояли в коридоре перед ее спальней.
        Вита, разумеется, не собиралась брать с собой всю свою одежду, а только те наряды, которые, с ее точки зрения, могли быть необходимы ей в Дамаске, и особенно костюмы для верховой езды.
        Как только она осталась одна, девушка затащила к себе в спальню большой саквояж и быстро сложила в него все самые необходимые вещи, которые, как ей казалось, могли понадобиться в дороге, пока она не доберется до кузины Джейн.
        Затем она присела к столику и написала письмо леди Кроун. Вита откровенно объяснила ей, что уехала, так как хочет повидать свою кузину, о которой она так много слышала с тех пор, когда была еще ребенком.
        Вита также написала, что прекрасно сознает, что, если бы она об этом упомянула заранее, ее бы ни за что не отпустили в путешествие, и поэтому она решила поступить по-своему.
        Девушка попросила о ней не беспокоиться, потому что она отправляется в Сирию в сопровождении очень опытного и надежного человека, которого ей рекомендовали в одной внушающей доверие конторе.
        Далее она писала:

«Я не думаю, дорогая леди Кроун, что буду отсутствовать более трех недель. Быть может, вы и мистер Девенпорт подождете меня в Неаполе? Когда я вернусь, мы сможем решить между собой, что скажем, если понадобится, папе. Я умоляю вас ничего ему пока не сообщать и не расстраивать его. Вы ведь знаете, как он занят, и папа будет очень волноваться и сердиться, если узнает, что я уехала без спроса в Сирию. Я обязательно вернусь через три недели или, возможно, быстрее. Ведь между Бейрутом и Неаполем суда курсируют почти ежедневно».
        Она на минутку задумалась, прочитала написанное, а затем добавила с озорной усмешкой:

«Возможно, мистер Девенпорт будет достаточно предусмотрителен, чтобы выкупить мои драгоценности, которые я продала одному весьма уважаемому ювелиру, чей адрес я прилагаю. Я рассказала ему грустную историю о том, что мне были необходимы деньги для одного молодого человека, который должен оплатить свои карточные долги.
        Мистер Девенпорт может сказать, что игрок отыграл потерянное и теперь хочет возместить мне те деньги, которые я истратила на него. Мы ведь с вами не хотим, чтобы папа потребовал объяснений, куда девались все мои драгоценности, когда я вернусь домой».
        Вновь став серьезной, Вита задумалась, покусывая кончик пера. Затем приписала:

«Пожалуйста, простите меня, если я вас расстроила своим поступком. Уверяю вас, что это вовсе не безответственный, легкомысленный порыв, как вы, вероятно, подумали, но поступок, от которого, возможно, зависит все мое будущее.
        Мне совершенно необходимо увидеться с моей кузиной по очень важным причинам. Вот почему я умоляю вашу милость не сердиться на меня, а просто попытаться понять и пожелать мне счастливого пути и скорейшего возвращения. Надеюсь на ваше доброе сердце».
        Вита вздохнула и, сложив письмо, надписала имя леди Кроун. Она оставила письмо на своем ночном столике, уверенная, что Марта обязательно найдет его завтра, когда придет ее будить.
        Вита могла себе представить, какой поднимется переполох, когда обнаружится, что она исчезла. Но они уже ничего не смогут предпринять, чтобы остановить ее. Девушка была уверена, что ее спутницам ничего не останется, кроме как ожидать ее возвращения. Они не станут писать в панике ее отцу, так как не захотят испытать на себе его гнев и, главное, признаться генералу в том, что они так плохо выполняли взятые на себя обязанности заботиться о его дочери.
        Вита долго раздумывала, не посвятить ли Марту в свои планы и не взять ли ее с собой, но потом оставила эту мысль. Марте было слишком тяжело пускаться в такое сложное и опасное путешествие, годы были уже не те, да и сил могло не хватить.
        Хотя Марта обожала Виту и была с ней с самых первых дней ее жизни, она страшно переживала за то, что Вита с каждым днем все больше и больше напоминала свою печально известную, прекрасную кузину Джейн, поведение которой Марта горячо осуждала.
        Именно Марта всегда говорила Вите: «Красота - на годы, а доброта - на всю жизнь»…
«Ты глядишься в зеркало, а Господь смотрит тебе в душу!»
        Когда Марта повторяла Вите эти старые поговорки, девушка безошибочно угадывала в ее добром голосе нотки беспокойства. Это был страх за нее: ведь девочка, которую она так любит, больше уже не тот шаловливый ребенок, которым можно было управлять, а личность, отличающаяся независимым нравом и стремящаяся во всем следовать своим собственным, особым путем.
        Вита очень любила свою старую няню, и ей было трудно подавить в себе импульсивное желание пойти к ней в спальню и рассказать обо всем, чтобы та понапрасну не тревожилась за нее.
        Но она понимала, что этого делать ни в коем случае нельзя. Если только Марта что-нибудь узнает, она обязательно постарается помешать ей. Ведь Марта, несмотря на все свои чудесные качества, была, к сожалению, самым настоящим снобом.
        Для ее бедной служанки казалось вершиной успеха, что ее любимая Вита станет леди, супругой такого важного пэра, будет иметь право присутствовать на церемонии открытия парламента и, без сомнения, со временем займет важный пост при дворе Ее Величества королевы Англии.
        Она соглашалась со своей подопечной, что лорд Бэнтам, конечно, чуточку староват для нее, но этим недостатком, с ее точки зрения, можно было спокойно пренебречь, потому что он был все еще очень приятный, статный мужчина. Он отличался отменным здоровьем и таким положением в обществе, что на все его недостатки можно было попросту не обращать внимания.
        - Но, Марта, я хочу влюбиться! - говорила ей Вита, когда они обсуждали ее замужество. - Я хочу любить мужчину, за которого выхожу замуж!
        - Ничего, - отвечала ей Марта, уверенная в своей правоте, - полюбишь после свадьбы.
        - Но почему ты в этом так уверена? - спрашивала Вита.
        - Потому, милая, что о таком муже любая женщина может только мечтать. Его светлость будет заботиться о тебе. Во время обеда ты будешь сидеть во главе его стола, принимать его гостей и, бог даст, подаришь ему детей, которые станут ему утешением в старости.
        От этих слов Виту охватила нервная дрожь.
        И вновь она почувствовала то отвращение, которое, подобно отраве, заставило покрыться холодным потом ее тело, когда лорд Бэнтам сжимал ее руки своими толстыми пальцами, а затем поцеловал в щеку.
        Она не очень хорошо себе представляла, что происходит между мужем и женой в спальне, но что касается лорда Бэнтама, то она была твердо уверена, что это было бы нечто крайне неприятное, а возможно, настолько отвратительное, что она вряд ли смогла бы этого вынести.
        Тем не менее Вита понимала, что она не должна ничего подобного говорить Марте. И уж, конечно, она не могла рассчитывать на помощь своей верной служанки, когда собралась бежать от брака, который та с таким восторгом приветствовала.
        Что ж, оставалась только кузина Джейн - и больше никого в целом свете. И Вита ночь за ночью лежала без сна в своей каюте на пароходе, следующем рейсом до Неаполя, все больше убеждаясь, что последний отрезок своего путешествия, от Неаполя до Дамаска, ей придется проделать совершенно одной.

* * *
        Закончив писать письмо леди Кроун, Вита собралась лечь.
        Марта уже помогла ей раздеться, причесала ее на ночь и поправила постель, перед тем как пожелать своей питомице спокойной ночи.
        - Я зайду к тебе в восемь, голубушка, - сказала она, уже взявшись за ручку двери.
        - Пожалуй, лучше чуть позже, Марта, - отвечала Вита сонным голосом. - Я сегодня очень устала. Мне кажется, я просплю завтра до самого полудня.
        - Тогда, может быть, ты сама позвонишь, когда проснешься? - предложила Марта. - Я уже предупредила горничную, что, если звонок из этой комнаты прозвонит два раза, она немедленно должна послать за мной.
        - Какая прекрасная идея! - согласилась Вита. - Я и в самом деле очень устала. Возможно, это от жары.
        - Может быть, тебе нездоровится, - забеспокоилась Марта.
        - Нет, совсем нет, - поспешила заверить ее Вита. - И, пожалуйста, скажи мистеру Девенпорту, что мы выедем завтра осматривать Помпеи сразу после завтрака.
        - Обязательно скажу. Спокойной ночи, и храни тебя Господь! - сказала Марта.
        - Спокойной ночи, милая Марта, - отвечала ей Вита, невольно испытывая грусть от близкой разлуки с дорогой нянюшкой.
        Она вновь откинулась на подушки, дожидаясь, пока Марта не выйдет из комнаты.
        Девушка заранее все это продумала, чтобы обеспечить себе хоть немного времени до того, как ее хватятся.
        Хотя по расписанию пароход должен был отойти от пристани в семь тридцать, Вита понимала, что, вполне возможно, они могут и задержаться. Итальянцы, как она могла судить по своему, пока еще не слишком богатому опыту, редко что делали вовремя.
        Итальянцы жили легко и не любили спешить и суетиться. Они умели радоваться жизни и были вполне довольны ею. А неаполитанцы особенно славились своей независимостью. Они предпочитали жить по своим собственным правилам и законам, отказываясь подчиняться кому бы то ни было, а тем более иностранцам.
        Подобная позиция, к сожалению, создавала определенные трудности для приезжих, так как жизнь здесь приобретала некоторый элемент неопределенности, а отношение со стороны местных жителей подчас воспринималось как неучтивость.
        Впрочем, все это сейчас не слишком волновало Виту. Единственное, что ей было необходимо, - это чтобы пароход, на котором она собиралась отправиться в свое рискованное путешествие, покинул порт и направился в свой путь по водам Средиземного моря раньше, чем будет обнаружено ее исчезновение из гостиницы.
        Тогда уже ни леди Кроун, ни Эдуард Девенпорт, ни Марта ничего не смогут поделать.
        Наконец саквояж был уложен, письмо написано, и Вита подошла к окну и раздвинула занавески.
        Над ней раскинулось черное южное небо, усыпанное, будто бархат бриллиантами, огромными сверкающими звездами.
        На небе не было луны, но света звезд, отраженных в черном зеркале спокойного моря, было вполне довольно, чтобы различить ровные полукруглые очертания берегов Неаполитанского залива. По берегам тут и там поблескивали огоньки в окнах маленьких домиков. Взбираясь вверх по горам, эти огоньки казались россыпью драгоценных камней, брошенных здесь, на черном покрывале ночи, горными гномами.
        Теплый, ласковый ветерок обдувал горячие щеки девушки, которая внезапно ощутила волну небывалого возбуждения, поднимающуюся из самой глубины ее жаждущего приключений сердца.
        Первый раз в своей жизни ей предстояло действовать по своему собственному разумению - делать именно то, что она хотела, не оглядываясь на родителей, гувернанток, няню или даже слуг, не спрашивая ни у кого совета, не подчиняясь ничьей воле.
        Вита нисколько не испытывала сейчас стыда или чувства вины за то, что ей пришлось кого-то обманывать.
        Она ни за что бы так не поступила, если бы ее отец не вынуждал ее к ненавистному браку с человеком, который не вызывал у нее ничего, кроме отвращения. «У меня просто не осталось другого выхода», - говорила Вита себе.
        Она сразу, с самого начала, знала, что никакие доводы не помогли бы ей убедить отца. И сколько бы Вита ни умоляла его не отдавать ее замуж за лорда Бэнтама, она лишь потеряла бы время. Раз он решил, что этот брак для нее - самое лучшее, что можно себе представить, переубедить его было бы просто невозможно.
        А жить с лордом Бэнтамом - теперь Вита была уверена в этом - она бы ни за что не смогла: уж лучше было сразу покончить с собой.
        Ведь тогда пришел бы конец всем ее надеждам на счастье, всем ее мечтам о прекрасной, волшебной любви, которая, она знала, где-то ее ждет.
        Вита уже не помнила, сколько ей было лет, когда она впервые начала мечтать о мужчине, которого смогла бы полюбить всем сердцем и который обязательно однажды полюбит ее.
        Мысли о нем никогда не оставляли ее, даже когда она не отдавала себе в этом отчета. Она представляла его себе - человека, отличающегося от всех известных ей в жизни мужчин, воплотившего в себе все качества, которые она хотела бы видеть в своем возлюбленном муже. Такому человеку она бы принадлежала всей душой и телом навеки, до самой смерти.
        Возможно, из-за того, что Вита с самого детства была прелестна и обещала стать настоящей красавицей, все ее гувернантки считали себя обязанными раскрывать перед ней красоту мира, рассказывать обо всем прекрасном, что только существовало на этом свете.
        Она узнала о Тадж-Махале, этой поэме в камне, который был выстроен мужчиной для своей любимой, о картинах Боттичелли, воспевающих юность и красоту; она читала поэмы и стихи, написанные теми, кто познал высшую любовь и страдание. Все это вызывало в душе у девушки восторг, заставляло ее мечтать о самых возвышенных и прекрасных чувствах.
        Когда Вите было тринадцать, она впервые прочитала стихи лорда Байрона просто потому, что одна из ее гувернанток сказала, что ей еще рано читать такие вещи.
        Она читала стихи Шелли и Китса и с жадностью набрасывалась на любой роман о любви, который тем или иным путем попадал ей в руки.
        В библиотеке отца было несколько таких романов, но в основном ей одалживали книги ее подруги, которые, понимая, что не совсем хорошо читать такие сомнительные книги, говорили при этом: «Только ничего не говори своей маме».
        Это были романы, над которыми не одна девочка проливала жгучие слезы и печально вздыхала, понимая, что ей вряд ли придется испытать в жизни такую великую любовь, о которой рассказывалось в этих романах и которая, в традициях времени, обычно заканчивалась безутешными рыданиями у смертного ложа безвременно скончавшихся от болезни или раны возлюбленного или возлюбленной.
        Виту, однако, никоим образом не могли вдохновить такие романы. Она хотела жить полнокровной жизнью и мечтала встретить, подобно своей кузине Джейн, прекрасного возлюбленного, любить и быть любимой до конца своих дней.
        Она плохо себе представляла, что она почувствует, когда он заключит ее в свои объятия и станет целовать, но в одном она была совершенно уверена - это будет совсем не похоже на то ощущение гадливости и омерзения, которое охватывало Виту, когда ее касался лорд Бэнтам.
        Множество мужчин целовали ей руку и шептали слова восхищения и страстные признания во время танцев на балах или во время прогулки по вечернему, освещенному фонариками, летнему саду.
        Но она никогда никому не позволяла поцеловать себя в губы, так как давно уже для себя решила, что сохранит себя только для того мужчины, которого полюбит и назовет своим мужем.
        И теперь она с отчаянием думала, что если кузина Джейн ей не поможет, то единственным мужчиной, которому достанется ее первый поцелуй, может оказаться лорд Бэнтам.

«Я ненавижу его! - подумала Вита, в ярости сжимая руки. - Ненавижу! И никогда не достанусь ему!»
        Но она верила, знала, надеялась, что где-то под этим ночным звездным пологом, за этими шепчущими о любви и нежности волнами, может быть, на краю земли, есть человек, для которого она могла бы стать единственной желанной и страстно любимой, как и он для нее.
        Она чувствовала, что должна отправиться в путь, выйти ему навстречу, и, может быть, он услышит ее зов и приблизит мгновение их встречи.
        Вита ощущала себя так, словно все ее существо рванулось вверх в единой мольбе, которая должна была пронзить пространство и время и долететь до сердца того, кого она пока еще не знала, но к кому всей душой рвалась навстречу.
        - Приди! Найди меня! Позволь мне найти тебя! - повторяла Вита про себя эти слова, как заклинание. - Позволь мне узнать любовь такой, какой она должна быть… частью всего самого прекрасного в мире… моря… звезд… неба и солнца, которое взойдет завтра, чтобы осветить мою новую жизнь.
        Ей показалось, что голос ее души должен был достичь самых дальних уголков мира - такую веру и силу она вложила в эту молитву. Девушка вслушивалась в тишину, втайне ожидая услышать ответ… но лишь безмолвие ночи и ощущение пустоты и одиночества стали ей ответом.
        - Я одна! Совсем одна! - прошептала Вита, обхватив себя руками, чтобы справиться со вдруг охватившей ее дрожью.
        Внезапно ей стало очень страшно. Что ждет ее завтра?
        Глава третья
        Корабль легко разрезал лазурные волны моря, весело сверкавшие в лучах утреннего солнца. Сильный ветер сдувал с высоких волн белые пенные барашки и бросал соленые брызги в лицо пассажирам, стоящим на раскачивающейся под ногами палубе.
        Синьор Дайри еще перед самым отплытием, глядя на волнующееся море, довольно мрачно заметил, что их ждет нелегкий путь до Афин, куда пароход должен был зайти по пути в Бейрут.
        Однако его сообщение ничуть не расстроило Виту. Девушка легко переносила морскую качку. Волнение Адриатического моря никак не сказалось на ее самочувствии, хотя почти все женщины на борту судна лежали в своих каютах и были не в силах подняться.
        Сейчас она стояла возле борта, наблюдая, как исчезает в утреннем тумане берег Неаполитанского залива, и раздумывая о том, обнаружили ли уже в гостинице ее отсутствие. Впрочем, девушка не любила предаваться бесплодным раздумьям. У нее были другие дела. Поэтому, обращаясь к своему сопровождающему, она заявила не терпящим возражения тоном:
        - Полагаю, мы могли бы уже начать наши уроки арабского прямо сейчас. У нас очень мало времени, а я бы хотела выучить как можно больше.
        Едва они устроились в защищенном от ветра месте и начали урок, Вита сразу поняла, что синьор Дайри не питает больших надежд на то, что она в состоянии будет что-либо усвоить за то время, которое у них оставалось до Бейрута. Тем не менее она была настроена весьма оптимистично.
        Девушка уже говорила по-французски, по-испански и по-итальянски, а также немного по-немецки.
        Конечно, гордиться тут было нечем, особенно когда она вспомнила, как кто-то рассказывал ей о том, что кузина Джейн в совершенстве владела девятью языками!
        Однако уже через несколько часов скепсис синьора Дайри сменился искренним восхищением той быстротой и легкостью, с которой Вита, благодаря хорошей памяти, усваивала новые слова и целые фразы.
        Синьор Дайри рассказал девушке, что его отец был арабом, мать - итальянкой и что они жили в Сирии до тех пор, пока не умер отец. Ему тогда исполнилось девятнадцать. После смерти отца они с матерью переехали жить в Неаполь.
        Вита немедленно забросала его вопросами о бедуинах, и, к ее полному удовольствию, он смог ответить почти на все вопросы, которые ее занимали.
        Так, к большому своему облегчению, она узнала, что рассказы кузена Бевила о жестокости и дикости бедуинов, а также о кровной вражде между ними были сильно преувеличены. И что войны между племенами вовсе не велись с такой бездумной беспощадностью, как это следовало из его рассказов.
        Бедуины были вооружены в основном копьями и очень старыми кавалерийскими седельными пистолетами, от которых чаще было больше шуму, чем крови. К тому же между многими племенами существовала договоренность о возмещении убытков за раненых и убитых.
        - Этот штраф за кровь, - пояснил синьор Дайри, - во всех племенах свой. Так, например, если кто-нибудь из анизов убьет аниза, то он должен будет заплатить пятьдесят верблюдиц, одного делюта - это обученный верховой верблюд, затем еще кобылу, одного черного раба и ружье.
        - А что будет, если одержавший победу враг не захочет платить? - спросила заинтересованная Вита.
        Синьор Дайри, казалось, был потрясен одним только этим предположением.
        - Но это вопрос чести для любого араба! - воскликнул он. - Когда племя должно другому за смерть человека или животного, эта плата выплачивается всегда, и неважно, сколько времени может пройти после убийства.
        - Это кажется вполне цивилизованным способом ведения войн, - заметила Вита с улыбкой.
        - Во всяком случае это предотвращает ненужное кровопролитие, - согласился с ней синьор Дайри.
        Вита, конечно же, заинтересовалась жизнью женщин-бедуинок и принялась расспрашивать своего собеседника о свадебных церемониях, а также о положении женщины в семье. «Правда ли, - спрашивала она, - что с женщинами бедуины обращаются как со своим имуществом?»
        Синьор Дайри сначала как следует обдумал свои слова, прежде чем довольно осторожно ответить:
        - Пока девушка не замужем, она пользуется гораздо большим уважением, чем замужняя женщина. Ведь для отца большая честь и немалая выгода, если у него в семье есть девственницы.
        - А после свадьбы? - спросила Вита.
        - А затем она живет только для того, чтобы всячески услаждать своего мужа, - просто ответил синьор Дайри.
        Такое существование показалось Вите слишком безрадостным. Но затем она вспомнила, как Бевил говорил о кузине Джейн, что та стала прекрасной женой бедуина, обожает своего мужа и абсолютно с ним счастлива, причем полностью подчиняется ему, что никогда не было ни с одним из ее европейских мужей или любовников.

«Она с удовольствием носит голубые хлопчатобумажные платья, - рассказывал Вите Бевил, - обычную одежду бедуинской женщины, и даже ходит босая. Ей это нравится».
        Вита с трудом могла в это поверить, особенно вспомнив, как ее родственники описывали дорогие роскошные наряды и драгоценности кузины Джейн, которые дарил ей король Людвиг, а также другие мужчины, обожавшие ее и домогавшиеся ее любви.
        Тетушки и кузины Виты также часто говорили об исключительной элегантности и экстравагантности этой женщины, а также о ее взбалмошности и эксцентричности. Так что почти невозможно было представить, что она могла настолько потерять голову от любви, что была готова во всем покорно слушаться своего мужа, подобно женщинам его собственного народа.
        Вита не могла отделаться от ощущения, что кузен Бевил все несколько преувеличил, и думала о том, как было бы интересно посмотреть на все самой.
        И вот теперь ей представляется такой шанс. Но, даже стоя на борту корабля, идущего в Бейрут, Вита не могла до конца поверить, что ей удастся ее предприятие и она наконец увидится с кузиной Джейн и сможет попросить у нее помощи в решении своих нелегких проблем.
        Вите все еще не верилось, что корабль, чья палуба сейчас тяжело раскачивалась у нее под ногами, все дальше уносит ее и от леди Кроун, и от ее отца, и что она теперь, если не считать помощи синьора Дайри, почти полностью предоставлена самой себе.
        Действительно, это было самое безумное и восхитительное приключение в ее жизни, которое она вообще могла себе вообразить.
        Весь день Вита заставляла синьора Дайри заниматься с ней арабским, лишь иногда прерываясь и давая ему немного отдыха. Но и тогда она забрасывала его вопросами о жизни самих бедуинов, и особенно об их великолепных лошадях, о которых хотела знать все.
        Вита понимала, что единственное, что могло бы хоть как-то смягчить гнев ее отца, когда ей все же придется вернуться в Англию и покаяться в своем проступке, - это интересные и полезные сведения об арабских скакунах.
        А синьор Дайри, как оказалось, мог очень многое рассказать ей такого, о чем ни она, ни ее отец никогда не слыхали.
        - Я уверена, что моя кузина, достопочтенная Джейн Дигби, владеет прекрасными лошадьми, - заметила она по ходу рассказа.
        - О да! У нее прекрасные лошади! - с воодушевлением воскликнул синьор Дайри. - Шейх Абдул Меджул эль-Мезраб разводит и покупает только лучших, чистокровных арабских лошадей для своего племени, а его жена скачет на кобыле, которая является предметом зависти всего Дамаска!
        И он продолжил рассказ о породистых чистокровных арабских скакунах.
        - В холке они должны иметь рост в четырнадцать-пятнадцать ладоней, - говорил синьор Дайри. - И, насколько мне известно, голова чистокровного скакуна арабских кровей пропорционально больше, чем у английской лошади.
        - Мой отец всегда говорил, что уши у чистокровных арабов имеют красивую форму, - заметила Вита.
        - Это так, - улыбнулся синьор Дайри, - и хвост чуть приподнят вверх и на шаге, и на галопе. Это один из признаков чистокровной породы.
        Едва они заговорили о лошадях, Вита вспомнила, что когда она только поднялась на борт парохода в Неаполе, то увидела, как какую-то лошадь вели вниз, в трюм.
        Тогда она не обратила на лошадь особого внимания. Ее больше всего беспокоило, отойдет ли пароход вовремя и не хватятся ли ее раньше времени в гостинице.
        Однако теперь, после того как они отплыли из Афин и море казалось даже еще более бурным, чем оно было с утра, она сказала синьору Дайри:
        - Я знаю, что на борту есть лошадь. Интересно, она тоже арабских кровей?
        - Да, разумеется, - отвечал он. - Я видел ее утром еще до того, как вы прибыли на корабль. Это жеребец шейфи.
        - А что это значит?
        - Это линия чистокровных арабов, которые существуют сейчас только в королевских конюшнях Италии, - торжественно произнес синьор Дайри. - Они ведут свое происхождение прямо от породы бинт-эль-ахвей, которых разводили еще Кейланы, хорошо известные среди первых последователей пророка Магомета.
        - Расскажите мне побольше об этих лошадях, пожалуйста, - попросила Вита.
        - Шейфи - это великолепная чистокровная порода, и только одно племя владеет чистокровными жеребцами этой линии. Это племя шейха Шаалана эль-Хассейна, одна из ветвей шаммеров.
        - Врагов анизов, - быстро добавила Вита.
        Синьор Дайри не стал возражать.
        - Я должна увидеть эту лошадь, - решительно заявила Вита.
        - О, это чудесное животное, - восторженно сказал синьор Дайри. - Я думаю, его привозили специально в королевские конюшни, чтобы покрыть кобыл.
        - Так давайте спустимся и посмотрим на него прямо сейчас, - нетерпеливо предложила девушка.
        Ей хотелось как можно скорее увидеть это благородное животное.
        Похоже было, что на палубе не было в этот момент никого, у кого они могли бы спросить разрешение спуститься вниз, поэтому синьор Дайри, который был хорошо знаком с расположением помещений на пароходах, как пассажирских, так и грузовых, бороздящих воды Средиземного моря, помог Вите спуститься в трюм по узкому трапу.
        Здесь пахло машинным маслом и было довольно грязно, но, насколько Вита могла судить, этот пароход был одним из самых больших из всех тех, что плавали до Бейрута, а также гораздо быстроходнее многих из них.
        Несмотря на уверения служащего конторы в Неаполе, на пароходе было довольно мало удобств. Ее каюта оказалась обставленной более чем скромно, и Вита не сомневалась, что матрас на койке именно такой жесткий и неудобный, каким казался на первый взгляд.
        Впрочем, Вита почти не обращала внимания на такие мелочи. Главное - она могла делать все, что хотела, и ехать туда, куда задумала. Это ощущение свободы было для нее важнее всего, оно пьянило, от него слегка кружилась голова.
        Пробираясь сейчас по узкому помещению трюма, едва удерживаясь на ногах от качки, девушка думала о том, в какой ужас пришла бы ее мама, если бы только узнала, где находится и что делает в этот момент ее дочь.
        Наконец они добрались до кормы и обнаружили, что жеребца поместили в наспех сколоченное стойло. Его большие темные глаза внимательно и дружелюбно смотрели на приближающихся людей.
        Это был великолепный гнедой жеребец пятнадцати ладоней в холке, с большими черными ушами, белыми бабками и большим белым пятном на носу.
        - Он великолепен! - прошептала в восторге Вита.
        Синьор Дайри похлопал жеребца по шее, и в этот момент девушка осторожно погладила его по носу.
        - Не бойтесь, - подбодрил ее синьор Дайри. - Все арабские чистокровки очень нежные и ласковые создания. Они совершенно не боятся человека и даже, когда свободно пасутся, позволяют подойти к себе, погладить или оседлать.
        - Я и не знала об этом, - прошептала Вита, не в силах отвести восторженных глаз от красавца коня.
        - Арабы не только невероятно ласковые лошади, но и очень отважные. Эти свойства они получили частично от предков, а частично потому, что у них нет никаких причин для страха. Жизнь коня здесь ценится порой гораздо выше жизни человека, - продолжал свои объяснения синьор Дайри.
        Он улыбнулся, видя восторг в глазах девушки, и продолжил свою лекцию:
        - Они так привязаны к человеку, что часто доставляют массу хлопот и неудобств, когда норовят потереться о плечо своего хозяина или следуют за ним по пятам. Иногда от них бывает очень трудно отделаться.
        - Какая прелесть! - воскликнула Вита.
        Тем временем жеребец, как бы в подтверждение этих слов, принялся тереться носом о плечо Виты, и она почувствовала, что ему нравится быть в центре внимания. Между тем Вита внимательно осмотрела неудобное стойло, в которое поместили жеребца, и с недоумением произнесла:
        - Вы заметили? Здесь нет воды. И я не вижу никакой еды! Как же так можно!
        - Да, действительно, вы правы, - кивнул синьор Дайри. - Я видел возле коня одного бедуина, когда садился на пароход. Там был еще кто-то, видимо, слуга, кажется, итальянец. Они должны были бы позаботиться об этом красавце.
        - Узнайте, где они поселились, - распорядилась Вита. - Я уверена: лошадь голодна и мучается от жажды, раз весь день о ней никто не позаботился.
        Синьор Дайри, не возразив ни слова, послушно направился искать нерадивых слуг, забывших о коне. Вита осталась с жеребцом. Она внимательно разглядывала его, стараясь запомнить все его характерные особенности, предвкушая, как будет рассказывать отцу о том, что она видела настоящего шейфи.
        Синьор Дайри что-то задерживался, но Вите не было скучно.
        Наконец он появился. По его виду можно было понять, что не все обстоит так просто, как ей казалось.
        - Тот бедуин, который обязан присматривать за лошадью, страдает от морской болезни. Я нашел его с огромным трудом. Он не может двигаться и вообще мало что соображает - так ему плохо. Он лежит на своей койке и стонет.
        - А другой, итальянец? - спросила Вита.
        - Он был послан в качестве сопровождающего из королевских конюшен, однако сомневаюсь, что он годится на то, чтобы ухаживать за такой лошадью.
        - Что вы имеете в виду? - удивилась Вита.
        - Попросту говоря, синьорина, он напился до чертиков. Он также плохо переносит качку и таким образом решил лечиться или, по крайней мере, забыть о морской болезни.
        - Как это отвратительно! - воскликнула возмущенная девушка. - Как это возможно, чтобы кто-либо, владеющий таким изумительным конем, так безобразно ухаживал за ним!
        - Шейх Шаалан не был бы в восторге от поведения своего слуги, - покачал головой синьор Дайри, - однако его нет здесь, чтобы увидеть, что происходит.
        - Что ж, тогда мы сами должны позаботиться об этой лошади, - заявила Вита. - Не знаете, где можно было бы раздобыть ведро?
        Ее спутник, казалось, был очень удивлен вопросом девушки.
        - Полагаю, синьорина, нам не следует вмешиваться. И уж во всяком случае вам не подобает заниматься этим собственноручно, ведь вас это совершенно не касается.
        - Касается, когда я вижу, как плохо обращаются с животными, - резко возразила Вита. - Если вы думаете, что я могу спокойно обедать и думать, что этот конь мучается от жажды и голода, вы глубоко заблуждаетесь на мой счет!
        Девушка заметила легкую улыбку на губах синьора Дайри и подумала, что он наверняка решил, что она - одна из тех ненормальных англичанок, которые заботятся о своих животных гораздо больше, чем о собственных детях. Но ее мало волновало, что он будет думать на этот счет.
        Не обращая внимания на недовольное лицо синьора Дайри, Вита заставила его все же найти деревянную бадью и дать коню воды. Затем, после некоторых поисков, она обнаружила сзади стойла большой тюк с фуражом, видимо, приготовленный для коня.
        Когда конь с жадностью начал пить воду, у девушки не осталось никаких сомнений, что его действительно мучила жажда.
        Жеребец выпил целую бадью, и Вита снова отправила теперь уже не на шутку возмущенного синьора Дайри принести еще воды.
        Затем она покормила коня и, только когда наконец убедилась, что с ним все в порядке, поднялась с синьором Дайри на верхнюю палубу.
        Во время обеда ее спутник немного остыл от своей обиды. Видимо, он считал для себя унизительным выполнять распоряжения какой-то юной англичанки.
        Вита забросала его вопросами о Сирии, и он с охотой принялся рассказывать ей обо всем, что сам знал.
        Девушка, в свою очередь, попыталась смягчить его, высказывая ему самую горячую благодарность за то, что он делится с ней своими знаниями и опытом.
        С самого начала он ясно дал ей понять, что путешествие от Бейрута до Дамаска - весьма дорогостоящая затея. Они должны были обезопасить себя от нападения разбойничьих банд, подстерегающих беззащитных путешественников, а кроме того, Вита сразу же заявила, что ей нужны самые лучшие и быстрые лошади, чтобы путь оказался не слишком долгим.
        Сидя в этот вечер на палубе и любуясь серебристой лунной дорожкой, дрожащей на волнах, Вита с облегчением думала, что до прибытия в Бейрут оставалась всего одна ночь.
        Завтра рано утром они покинут корабль, и синьор Дайри заверил ее, что едва они сойдут на берег, как он тут же найдет самых быстрых лошадей и охрану, чтобы доставить ее как можно скорее и безопаснее в Дамаск.
        Из разговора за обедом Вита, к своему огромному удивлению, поняла, что синьор Дайри относится к возможным опасностям, подстерегающим их на этом пути, гораздо серьезнее, чем она могла себе представить.
        Испугавшись, что он, в конце концов, струсит и надумает бросить ее и вернуться назад в Италию, Вита решила отвлечь его беседой на другие темы.
        - Расскажите мне о том, как проводятся свадьбы у бедуинов, - попросила она, зная, как любит синьор Дайри слушать самого себя.
        - Многие бедуины довольствуются всего одной женой, - отвечал он. - А сама церемония очень проста.
        - И как это происходит? - настаивала Вита, чувствуя, что на этот раз синьор Дайри не расположен к рассказам.
        - Обычно спустя пять или шесть дней после обручения - тэйлаба - жених приходит в шатер к отцу невесты с ягненком в руках и в присутствии свидетелей перерезает ему горло. Как только кровь прольется на землю, брак считается совершенным.
        - А устраивают они свадебную трапезу?
        - Да, конечно, потом устраивается очень большое застолье. Много гостей, много еды, много песен. Вскоре после захода солнца жених приходит в шатер, который ставится для него вдали от остального лагеря. Там он закрывается и ждет прибытия невесты.
        Вита улыбнулась.
        - Я бы сказала, что все должно быть как раз наоборот. Именно невеста должна ждать жениха.
        - Нет, разумеется. Смущенная невеста пытается спрятаться где-нибудь, а остальные члены племени ее ловят. Наконец девушку хватают, и женщины торжественно препровождают ее в шатер жениха.
        - И она им покоряется?
        - Все ожидают, что она станет кричать и вырываться, - улыбаясь, ответил синьор Дайри, - потому что именно так подобает себя вести скромной, застенчивой девушке. Иногда она сопротивляется так сильно, что жениху приходится побить ее, чтобы заставить подчиниться своей воле.
        Вита подумала, что этот обычай кажется слишком уж примитивным и грубым, но ничего не сказала.
        После обеда и прогулки по палубе Вита, пожелав своему спутнику спокойной ночи, отправилась спать.
        Уже засыпая, она подумала о коне, стоящем в одиночестве внизу в трюме. Все ли у него в порядке?
        Если бы они не напоили и не накормили его, он бы сейчас мучился от жажды и голода. И еще она подумала, как бы рассердился ее отец, если бы какая-то из его лошадей так страдала по вине одного из грумов.
        Девушка решила, что, если у нее будет время, она утром обязательно спустится вниз, чтобы проведать лошадь перед тем, как они прибудут в Бейрут.
        Однако она проснулась слишком поздно и у нее осталось время только на то, чтобы одеться и привести себя в порядок. Едва она закончила сборы, как в ее дверь постучал синьор Дайри и сообщил, что корабль прибывает в порт.
        Вита поспешила на палубу и едва не задохнулась от восторга, потрясенная красотой величественных гор, возвышающихся над небольшим портовым городком. Их высокие, покрытые снегом вершины, освещенные солнцем, сверкали ослепительней бриллиантов.
        Цветущие миндальные и персиковые деревья подобрались к самому берегу, и утопающий в их белоснежно-розовых цветах город со своими белыми приземистыми домами с плоскими крышами показался Вите необыкновенно привлекательным и по-восточному колоритным.
        - Как вы думаете, с лошадью все в порядке? - спросила она у синьора Дайри, когда он присоединился к ней на палубе.
        - Могу лишь предполагать, что его сопровождающий наконец пришел в себя, - отвечал он довольно равнодушно.
        - Думаю, вы должны найти его и высказать все о том, как безобразно он поступил, бросив лошадь без воды и пищи, - заявила Вита. - В конце концов, единственное, что от него требовалось, раз уж он не мог сделать этого сам, - попросить кого-нибудь поухаживать за жеребцом. Он же не сделал даже этого.
        - Не думаю, что разумно делать замечание слуге шейха Шаалана, - заметно нервничая, сказал синьор Дайри.
        - Похоже, вы боитесь этого шейха, - поддела его Вита.
        - Это очень могущественный человек, синьорина, да будет вам известно.
        - Я все же полагаю, что кто-то из нас должен обязательно поговорить с его человеком, - стояла на своем Вита. - Ведь если он когда-нибудь еще совершит нечто подобное, это может стоить жизни какой-нибудь другой ценной лошади.
        Синьор Дайри ничего не ответил, и она поняла, что он не желает вмешиваться в то, что считает не своим делом.
        И еще она подумала, что, может быть, ее проводник боится ссориться с одним из могущественных племен бедуинов. Ведь он также принадлежал к одному из этих племен, и у него могут быть свои причины держаться в стороне.
        В то же время Виту приводила в ярость мысль, что кто-то может так безобразно обращаться с животным. Она не сомневалась, что, если бы путешествие продолжалось дольше, этот негодяй так бы и валялся в каюте, жалуясь на морскую болезнь, и его нисколько не заботило бы, что лошадь, которую доверили его заботам, мучается от жажды и голода.
        Она прекрасно понимала, что синьор Дайри сейчас стоит перед нелегким выбором, что хуже для него - потерять лицо, отказываясь разбираться с грумом, или навлечь на себя гнев могущественного шейха своим вмешательством в его дела.
        Когда корабль уж почти подошел к причалу, синьор Дайри издал возглас облегчения.
        - Все в порядке, синьорина! - воскликнул он. - Вам больше не надо беспокоиться об этом жеребце.
        - Почему же? - нахмурившись, спросила Вита.
        - Я вижу шейха Шаалана, - отвечал синьор Дайри. - Он прибыл сюда собственной персоной. Так что можете быть абсолютно уверены - с этого момента за конем будет самый прекрасный уход.
        - А где он? - заинтересовалась Вита.
        Синьор указал на стоящего чуть в стороне от основной толпы, ожидавшей прибытия парохода на причале, высокого аравийца, одетого в традиционный белый комбар - так называлось длинное белое одеяние бедуинов. Поверх него был накинут черный аббас, вышитый золотом, который придавал ему строгий и торжественный вид.
        Обут шейх был в коричневые мягкие сапоги, которые так любили бедуины, а на голове, поверх белой кеффи, традиционная повязка, сплетенная из верблюжьей шерсти.
        Когда корабль приблизился к причалу, Вита смогла рассмотреть, что на поясе у шейха красуется большой, украшенный драгоценными камнями кинжал. Но даже без этих атрибутов, свидетельствующих о его положении, одного взгляда на лицо этого человека было достаточно, чтобы понять - перед ней очень важная персона.
        Шейх был несколько выше всех остальных мужчин, окружающих его, и от всей его фигуры веяло таким спокойным достоинством и силой, что и на секунду нельзя было усомниться в том, что этот человек привык повелевать и властвовать.
        - Итак, это сам шейх Шаалан эль-Хассейн! - едва слышно прошептала Вита, не в силах оторвать взгляда от его величественной фигуры.
        - Да, синьорина! И не забывайте: это враг - и притом злейший враг - шейха Меджула эль-Мезраба и его жены.
        При этих словах Вита еще пристальнее взглянула на шейха.
        Когда корабль причалил, синьор Дайри поспешил собрать их вещи, с тем чтобы они могли одними из первых сойти с корабля.
        Мгновенно нашелся носильщик, чтобы нести саквояж Виты, и девушка наконец ступила на землю, несколько ошеломленная гомоном толпы и протяжными криками торговцев, обычными для восточного портового города.
        Ей бы очень хотелось лучше знать арабский, чтобы понять хоть что-нибудь из того, что говорилось вокруг, но неожиданно ее уха достигли и французские слова.
        - Сюда, пожалуйста, синьорина, идите за мной, - говорил синьор Дайри, с усердием расчищая ей путь через толпу и отдавая приказания носильщику.
        Двигаясь следом за ним, Вита обнаружила, что почти поравнялась со стоящим поодаль шейхом.
        Казалось, он не замечал всей этой толпы, так обособленно от всех он держался, хотя рядом с ним суетилось несколько аравийцев в таких же, как и у него, черных аббасах. Это дало основание Вите думать, что они, видимо, принадлежали к тому же самому племени, что и шейх. Например, анизы, как было ей известно, никогда не носили черное.
        Внезапно ей в голову пришла отчаянная мысль, и девушка решительно направилась в сторону шейха Шаалана.
        И только теперь, как следует разглядев его, Вита поняла, что перед ней один из самых красивых мужчин, которых она когда-либо видела.
        Его отличали классически правильные, тонкие черты лица, но прямой нос красивой формы, как казалось Вите, был не характерен для аравийца.
        Темные, почти черные глаза шейха смотрели на нее совершенно бесстрастно. Ей показалось, что в них не мелькнуло даже намека на интерес или какие-либо другие эмоции.
        - Вы шейх Шаалан эль-Хассейн? - спросила Вита, приблизившись к нему и глядя на него снизу вверх.
        Он окинул ее равнодушным взглядом и утвердительно наклонил голову.
        - Вы говорите по-французски, месье? - спросила она, перейдя на этот язык.
        - Да, мадемуазель, - также по-французски отвечал шейх.
        - Тогда я бы хотела сказать вам, - заявила Вита, - что человек, которого вы послали ухаживать за вашим жеребцом, тем, что находился на борту парохода, прибывшего из Неаполя, забыл о своих обязанностях. Вам не следовало бы поручать такому человеку отвечать за столь великолепного коня! Нельзя так издеваться над животными!
        Возмущенная отвратительным обращением с жеребцом, Вита не отдавала себе отчета, что говорила слишком категорично, почти агрессивно.
        В глазах шейха мелькнуло какое-то непонятное ей выражение, сменившееся прежним непроницаемым блеском. Но голос его звучал по-прежнему бесстрастно:
        - Вы хотите сказать, мадемуазель, что мой человек жестоко обращался с конем?
        - Из-за того, что он страдал морской болезнью, он оставил животное без воды и пищи, - ответила Вита, ничуть не смущенная его взглядом. - И если бы я и мой спутник не накормили и не напоили вашего жеребца, он, несомненно, страдал бы на протяжении всего этого путешествия от жажды и голода.
        Наступило непродолжительное молчание, затем шейх спросил:
        - Могу ли я быть уверен, что то, что вы говорите, - правда?
        - Вы думаете, месье, у меня есть какие-либо иные причины сообщать вам об этом, кроме заботы о прекрасном животном, которое вы отдали в такие недостойные руки? - сердито спросила Вита. - Грум страдал от морской болезни, я не отрицаю этого, но он обязан был сделать распоряжения кому-то еще, чтобы за жеребцом ухаживали, как подобает.
        Опять на какое-то время повисло напряженное молчание, а затем шейх холодно произнес:
        - Я принял во внимание то, что вы мне сказали.
        Безразличие, с которым он отнесся к ее словам, показалось девушке возмутительным. Не выдержав, она в раздражении воскликнула:
        - Что ж, надеюсь, что впредь вы будете более осторожны в выборе тех, кому поручаете своих лошадей, месье, - резко сказала она, вскинув голову. - У нас в Англии мы слишком ценим наших лошадей, чтобы позволить нерадивым слугам ухаживать за ними!
        Закончив свою гневную тираду, она резко развернулась и быстрым решительным шагом отошла, ни разу даже не оглянувшись на шейха.
        И все же она спиной чувствовала его внимательный взгляд, пока, гордо подняв голову, шествовала к тому месту, где ее поджидал синьор Дайри с только что нанятыми лошадьми.
        И только когда они отъехали на какое-то расстояние от пристани, синьор Дайри осмелился произнести:
        - Это оскорбление шейх не забудет никогда!
        - Какое оскорбление? - удивилась Вита, все еще пылая негодованием.
        Она вдруг почувствовала, как у нее бешено колотится сердце и перехватывает дыхание после этого неприятного разговора с шейхом.
        - Вы назвали человека из его племени «нерадивым слугой». Это оскорбление, которое имеет свою цену, как и плата за кровь.
        Вита рассмеялась.
        - Что-то не похоже, что шейх собирается наказать меня, - легкомысленно заявила она. - Хотя было бы интересно узнать, что именно он пожелал бы получить в качестве компенсации.
        - Обычная плата в таких случаях - овца, - серьезно заметил синьор Дайри.
        Вита снова засмеялась.
        - Тогда шейх будет глубоко разочарован, ведь у меня нет овцы. И, если бы я сама разговаривала с его грумом, я бы произнесла гораздо больше резких слов, уверяю вас, чем разговаривая с его хозяином.
        - Вы должны быть более осторожны, синьорина. - Было видно, что синьор Дайри относится ко всему этому гораздо более серьезно, чем Вита. - В Сирии память длинна, а шейхи очень могущественны.
        - Уверяю вас, что я ни в малейшей степени не боюсь его, каким бы могущественным он ни был, - заявила Вита. - И, возможно, благодаря моим словам в будущем он будет более осторожен с теми, кому доверяет своих лошадей.
        Синьор Дайри промолчал, но Вита почувствовала, что он осуждает ее поведение.
        Впрочем, Вита почти сразу же забыла об этом неприятном эпизоде, едва только они начали торговаться за лошадей и слуг, которые должны были сопровождать их до Дамаска.
        Но, в конце концов, все устроилось наилучшим образом, и сразу же, как только Вита и синьор Дайри перекусили в ресторане отеля и девушка сменила свой наряд на амазонку, они были готовы отправиться в путь.
        Ехали они быстро, Вита с любопытством смотрела на все вокруг в этой чужой стране, и ничто не предвещало каких бы то ни было неприятностей.
        Синьор Дайри нанял значительный эскорт из всадников, в их караване было несколько лошадей и ослов, что Вите казалось совершенно излишним. По ее мнению, синьор Дайри просто слишком беспокоился и старался максимально обезопасить себя от всяких неожиданностей.
        При этом он не нанял для каравана ни одного верблюда, как это обычно делали путешественники, так как у Виты было с собой совсем мало багажа. Ее дорожный саквояж нес на спине белый ослик, который, как ей объяснили, свидетельствовал о том, что она - важная леди.
        Кроме того, верблюды значительно задержали бы их продвижение.
        Едва только они выехали за город и начали подниматься в горы, их взорам открылась такая красота, что у Виты захватило дух от восхищения.
        Она и вообразить не могла себе раньше, что где-то есть такая прекрасная страна с высокими белоснежными пиками царственных гор, чьи склоны поросли цветущим кустарником, с высокими деревьями, усыпанными розовыми и огненно-красными цветами, сверкающими на фоне ярко-синего неба.
        По обеим сторонам узкой, каменистой дороги тянулись мрачные пропасти и глубокие ущелья.
        Сначала было очень жарко, но по мере того, как они все выше и выше поднимались в горы, становилось холоднее, и Вита была рада теплому плащу, который синьор Дайри предусмотрительно посоветовал ей взять с собой. Она накинула плащ поверх своего легкого костюма для верховой езды и закуталась в него.
        Девушка специально выбрала для этой поездки самый эффектный наряд, так как знала, что арабам нравятся яркие цвета. Костюм для верховой езды был сочного розового цвета, отделанный белой тесьмой.
        Модную шляпку с высокой тульей украшала воздушная вуаль, закрывающая верхнюю часть лица и сзади спадающая на спину, что несколько защищало нежную кожу юной английской леди от обжигающего солнца.
        Синьор Дайри предупредил ее, что путь неблизкий и за один день они не смогут преодолеть все расстояние до Дамаска, поэтому придется переночевать в палатках. Он также объяснил, что здесь нет ни одного постоялого двора или гостиницы, в которой могла бы заночевать дама, и это еще одна причина, почему было необходимо нанимать такой большой эскорт. Ведь людям всю ночь придется дежурить по двое, постоянно сменяясь.
        Для Виты все это было захватывающе интересно. Ее романтическая душа приходила в восторг от этого восхитительного приключения, тем более что особенной опасности она не видела и не слишком устала от долгого путешествия. Ведь многие часы, проведенные в седле во время частых охот, в которых она участвовала вместе с отцом у себя дома, послужили ей хорошей тренировкой.
        Вечером Вита смогла увидеть великолепный закат. Розовые, карминные, бирюзовые и даже фиолетовые цвета неба, казалось, отражались на скалах и заливали волшебным светом долину, по которой они теперь ехали.
        Здесь, в долине, она увидела большое голубое озеро чистой воды, вокруг которого столпились овцы, лошади, ослы и верблюды. Все спешили напиться, истомленные жарой и жаждой.
        День оказался весьма утомительным, но и к вечеру Вита все еще была полна энергии и не остывающего интереса ко всему, что встречалось ей на пути, пока, наконец, они не остановились, чтобы разбить лагерь.
        За весь день путники делали всего две короткие остановки для отдыха и подкрепления сил. Вита узнала, что обычная еда арабов во время путешествия с караваном - это джирейша, крупнозернистая пшеничная каша, в которую добавлялось растопленное масло. Если ее готовили с молоком, тогда она называлась «никаа».
        Внешний вид блюда не вызывал у Виты аппетита, но, когда она попробовала немного, каша ей понравилась. Кроме того, синьор Дайри специально для девушки купил в Бейруте фрукты, яйца и сыр, понимая, что богатая европейская женщина не привыкла питаться одной кашей.
        Он объяснил, что многие путешественники еще зажаривают барашка, но считал, что это большая ошибка, ведь огонь от костра мог привлечь к себе внимание бандитов.
        Вита совсем не была голодна, после того, как съела все, что ей предложили, однако пожалела об излишней, как ей казалось, осторожности своего проводника. Она с удовольствием посмотрела бы, как готовят на костре жаркое, да и тепло от огня было бы ей сейчас кстати.
        Едва зашло солнце, как с гор, покрытых снегом, подул холодный, пронизывающий ветер. Для Виты поставили маленькую палатку, и девушка с удовольствием укрылась под ее пологом. В палатке было уютно, и Вита удобно устроилась на набросанных на пол мягких подушках.
        Мужчины расположились прямо на земле, положив под голову свои узелки и накрывшись сверху бурнусами. Рядом с каждым из них под рукой лежало ружье. Кроме того, еще когда они только выезжали из Бейрута, Вита отметила, что у всех ее спутников за широким поясом заткнуто по пистолету и по кривому короткому кинжалу, который назывался «секин».
        Вита так устала за день, что заснула мгновенно, едва ее голова коснулась шелковой подушки.
        Разбудили ее гул голосов, лошадиное ржанье и крики ослов.
        Уже взошло солнце, и в лагере кипела жизнь. Маленький караван готовился двигаться дальше. Мужчины громко переговаривались, понукали животных. Один синьор Дайри выглядел уставшим, словно ни на минуту не сомкнул за ночь глаз.
        - С вами все в порядке, синьор? - спросила его Вита.
        Он скупо улыбнулся.
        - Я уже отвык подниматься так рано, синьорина. Город портит человека, делает его ленивым, не то что пустыня.
        - А вам никогда не хотелось вернуться назад и жить здесь?
        - Временами я мечтаю об этом, - отвечал он, и тень грусти набежала на его смуглое лицо. - Но у меня семья - жена и шестеро ребятишек, которым вряд ли здесь бы понравилось.
        На это трудно было что-нибудь возразить, и Вита промолчала. Вскоре она вновь была в седле, и все ее мысли устремились вперед - к цели ее путешествия.
        Девушка с волнением ожидала встречи с Дамаском. Она знала: он должен быть прекрасен, ведь недаром Дамаск называли «Жемчужиной Востока».
        И вот, когда перед ней раскинулся этот удивительный город, она вспомнила строки поэта:

«О Дамаск, ты стар, как сама история, и ты свеж и юн, как дыхание весны!»
        И еще она не могла не подумать о том, что она одна, самостоятельно, смогла добраться сюда через горы от самого Бейрута и достигла этого города - «святого и благословенного».
        Словно догадавшись, о чем она думает, синьор Дайри придержал свою лошадь, поравнялся с нею и сказал:
        - Говорят, что пророк Мохаммед, любуясь Дамаском, назвал его раем.
        - Как красиво! - восторженно воскликнула Вита.
        Однако она смотрела не только на сам город, но и на окружающую его пустыню, где разглядела множество черных шатров, издали напоминавших стаю воронов.
        Еще до полудня они въехали в город, и здесь Вита, к своему удивлению, узнала, что кузина Джейн живет не в самом городе, а в местечке под названием «Бэб Мензил Хассаб».
        Девушке было очень жаль, что она не смогла как следует осмотреть город, о котором столько читала и слышала. Она дала себе слово, что непременно побывает в нем позже. Но Вита понимала, что самое главное для нее сейчас - как можно скорее встретиться с кузиной Джейн.
        И, возглавляемый синьором Дайри, весь караван, состоящий из наездников, лошадей и ослов с поклажей, двинулся в сторону Бэб Мензил Хассаба, где расположился дом достопочтенной леди Джейн, занимающий большую территорию, укрытую от внешнего мира высокой стеной деревьев и цветущих кустарников.
        Проехав в ворота, Вита сразу же поняла, что кузина Джейн постаралась перенести сюда, в пустыню, кусочек Англии.
        Вокруг дома расстилались ровные зеленые газоны и клумбы с гвоздиками, кентерберийскими колокольчиками, турецкой гвоздикой и зонтичным перечником.
        Проезжая по тенистой аллее под высокими деревьями, мимо пруда с белыми кувшинками, Вите показалось, что здесь собрано много редких растений и фруктовых деревьев, не свойственных Сирии.
        Однако когда она увидела дом, то чуть не вскрикнула от восторга. Это был настоящий восточный белокаменный дворец.
        Они подъехали к самой двери, и только тогда Вита обнаружила с тревогой, что почти все окна закрыты ставнями, а у самого дома совершенно нежилой вид.
        Один из ее спутников спешился и позвонил в дверной колокольчик. Они слышали, как звон разносится по пустому дому.
        Им пришлось довольно долго ждать, пока вдалеке раздались шаркающие старческие шаги по каменному, не покрытому коврами полу.
        Послышался звук отодвигаемых засовов, клацанье замка, и дверь наконец открылась.
        Перед ними стоял старый слуга, щурившийся от яркого света.
        Синьор Дайри обратился к нему на арабском. После довольно долгих переговоров, из которых Вита не смогла понять ни одного слова, синьор Дайри повернулся к ней, весьма встревоженный.
        - Боюсь, синьорина, вы будете очень расстроены, но достопочтенная Джейн Дигби эль-Мезраб отбыла в пустыню со своим мужем.
        - Ее нет здесь! - воскликнула Вита, чувствуя, как от огорчения у нее все похолодело внутри.
        Теперь только она поняла, как глупо было с ее стороны надеяться, что ее кузина неотлучно находится в Дамаске.
        Ей нужно было предвидеть, что в любой момент Джейн может отправиться в пустыню со своим шейхом и его племенем. Ведь кузен Бевил рассказывал ей об этом!
        На какое-то мгновение выдержка изменила девушке, и она почувствовала самое настоящее отчаяние. Все ее путешествие грозило окончиться ничем, а это значит, что ей придется возвращаться в Англию… к лорду Бэнтаму!
        Однако уже через минуту она взяла себя в руки и со свойственной ей решимостью заявила:
        - В таком случае я должна найти ее в пустыне. Однако прежде всего необходимо узнать, где именно она сейчас находится.
        - Вы собираетесь ехать за ней? - изумленно переспросил синьор Дайри.
        - А почему бы и нет? - вопросом на вопрос ответила Вита.
        И вновь последовал долгий разговор со слугой, после чего синьор Дайри сказал Вите:
        - Он говорит, что узнать точнее, где находится ваша многоуважаемая кузина, может только британский консул, капитан Ричард Бертон, и его супруга. Слуга сказал, что они близкие друзья вашей родственницы и могли бы помочь вам.
        - Тогда мы прежде и отыщем капитана и миссис Бертон, - решительно заявила Вита. - Пожалуйста, поблагодарите слугу.
        Девушка с сожалением еще раз взглянула на дом. Ей очень бы хотелось осмотреть его изнутри, но она понимала, что просить об этом было бы неслыханной дерзостью с ее стороны.
        И вновь Вита проехала по чудесному английскому саду, только в обратном направлении, сопровождаемая покорно следующим за ней караваном. Теперь им надо было найти дом британского консула, расположенный в предместье Дамаска, в курдской деревушке Салахи.
        К счастью, она располагалась как раз неподалеку. Пока они ехали, Вита пыталась вспомнить все, что ей приходилось прежде слышать о капитане Бертоне. А слышала она немало, так как сей достойный джентльмен, как и ее кузина Джейн, принадлежал к тем людям, о которых в Англии говорили очень много.
        Почти во всех газетах время от времени появлялись статьи о нем, а слухи и разговоры об этой незаурядной личности были настолько неоднозначны, а порой и попросту скандальны, что в присутствии Виты все разговоры о нем тут же смолкали, совсем как и разговоры о кузине Джейн.
        Вита знала, что капитан Бертон был известным в мире путешественником, востоковедом, носил зеленый тюрбан - знак того, что он совершал паломничество в святая святых мусульман - Мекку. Еще девушка читала, что именно он открыл истоки Нила.
        Она вспомнила, как отец как-то спросил за обедом у кузена Бевила, который тогда как раз гостил у них, встречал ли он Бертона, когда был в Сирии.
        - Ну конечно! - отвечал Бевил. - Кто мог бы, бывая в Дамаске, избежать встречи с ним? Он удивительный, необыкновенный человек! Может быть, несколько странный и эксцентричный, но он всегда поступает по-своему, даже если это шокирует общество, с чьим мнением он, впрочем, никогда не считался.
        - Так он тебе нравится? - спросил сэр Джордж с удивлением.
        Бевил пожал плечами.
        - Можете ли вы сказать, что вам нравится посаженный в клетку лев… или тигр… Об этом человеке писали, что у него «чело Бога и челюсти дьявола».
        Он рассмеялся и добавил:
        - Кроме того, Ричард Бертон - человек блестящего ума и удивительных способностей, в этом ни у кого не может быть сомнений! Он владеет, по крайней мере, двумя десятками всевозможных языков и наречий.
        - Да, я это слышал, - сухо заметил сэр Джордж. - И, как обычно добавляют у нас в клубе, когда заходит о нем речь: один из этих языков - язык скабрезных непристойностей.
        Спохватившись, что их разговор слышит Вита, сэр Джордж смущенно закашлял и быстро сменил тему.
        И вот теперь Вита чувствовала смятение - ведь ей предстояла встреча с человеком, с которым были связаны истории, постоянно служившие поводом для сенсационных слухов, и чьи книги ей было строжайше запрещено читать.
        Она представления не имела, почему на его имя был наложен такой строгий запрет; знала только, что о его поведении постоянно ходят какие-то сплетни, так же, как и о ее кузине Джейн.
        Вита слышала, что мистер Бертон однажды, полностью изменив внешность, проник в гарем к какому-то очень влиятельному паше, что он принимал участие в странных и страшных языческих ритуалах, после которых ни один белый человек не смог бы остаться в живых.
        Все это вызывало в девушке одновременно любопытство и страх.
        Деревня курдов оказалась удивительно живописной. Здесь, на узких улочках, по которым они были вынуждены ехать друг за другом, Вита увидела маленькую мечеть и рядом с ней - дом, который они искали.
        Высокие каменные стены были украшены вьющимися розами и виноградом, а когда они въехали через арочные ворота внутрь дворика, то увидели посередине мраморный фонтан. Его струи весело сверкали и переливались на солнце, даря прохладу и свежесть воздуху, напоенному ароматом роз.
        И вновь они позвонили в дверной колокольчик, который звонко зазвучал во внутренних покоях дома, но не так отрешенно и печально, как это было в доме кузины Джейн, а весело и радостно, словно возвещая о прибытии долгожданных гостей. И сам дом, далеко не такой величественный и большой, как у кузины, показался Вите, несомненно, гораздо приветливее.
        Оглянувшись вокруг, девушка увидела весьма странный набор животных, бегающих по двору. По саду бродили барашки, маленькие и худосочные; они выглядели так, будто их привели сюда, потому что они оказались слишком слабыми, чтобы самим щипать траву на пастбище вместе со всеми.
        Здесь также резвились бойкие козлята, олень, который казался спокойным и невозмутимым и, по-видимому, совсем не боялся других животных. С лаем носились друг за другом собаки разных размеров и пород, но шум, поднятый ими, не мешал дремать толстым, ленивым котам, разлегшимся на солнцепеке.
        Несколько позже Вита узнала, что среди этой пестрой компании домашних любимцев был даже леопард! Хотя его все же держали подальше от козлят и ягнят.
        Между тем слуга открыл дверь, и синьор Дайри объяснил ему, кто такая Вита и почему они приехали в Дамаск.
        Слуга пригласил их войти. Вита с облегчением соскочила с лошади.
        Она вошла в прохладный зал с мозаичным полом, и спустя мгновение показалась крупная, полная женщина средних лет. На ее пухлом добром лице сияла радостная улыбка.
        - Неужели я не ослышалась и вы - кузина нашей дорогой Джейн Дигби эль-Мезраб? - спросила она.
        - Да, - ответила Вита. - Я приехала в Сирию специально, чтобы увидеться с ней, да вот только обнаружила, что ее нет дома и что она уехала в пустыню. Я бы очень хотела поехать за ней туда, но не знаю, где ее искать. Поэтому мы приехали к вам, с надеждой на вашу помощь.
        - Ну, конечно же, я вам помогу! Меня зовут Изабель Бертон. Родственница моей дорогой Джейн - мой друг. Должна заметить, вы очень похожи на вашу кузину!
        Изабель Бертон оказалась не только очень словоохотливой, но и необыкновенно энергичной женщиной.
        Она тут же увлекла Виту за собой в гостиную, послав слугу за освежающими напитками, и по дороге забросала ее вопросами, даже не пытаясь выслушать ответы. Миссис Бертон трещала без умолку, но при этом ее лицо выражало такое обезоруживающее радушие, что на нее невозможно было сердиться.
        В какой-то степени ее доброта смягчала и ее ненасытное, непомерное любопытство.
        - Я была в Неаполе и решила, почему бы мне не навестить мою родственницу, о которой я так много слышала, - сдержанно объяснила Вита свой приезд.
        Она вовсе не собиралась говорить слишком много этой не в меру говорливой женщине. В то же время она прекрасно отдавала себе отчет, что если хочет разыскать Джейн, то только Изабель Бертон в состоянии ей помочь.
        - Вот уже три недели, как Джейн уехала, - рассказывала между тем миссис Бертон. - Перед отъездом она устроила роскошный обед. Мы сидели на крыше ее дома под звездами и болтали до полуночи.
        - Я была бы очень вам благодарна, если бы вы помогли мне найти кузину Джейн, и чем скорее, тем лучше, - сказала Вита. - Как вы думаете, она сейчас далеко отсюда?
        Изабель Бертон сделала весьма выразительный жест рукой.
        - Всегда трудно сказать, куда именно люди Мезраба направляются в это время года, но не думаю, чтобы это было слишком далеко. Хорошие пастбища расположены как раз довольно близко к городу, и прежде чем племя тронется дальше со своими табунами и отарами, они должны полностью использовать их.
        - Я бы очень хотела скорее отправиться туда, - сказала обрадованная Вита. - Если можно, прямо сейчас.
        Миссис Бертон покачала головой.
        - Сегодня уже слишком поздно трогаться в путь, милочка, а кроме того, сомневаюсь, что люди, которые охраняли вас по дороге из Бейрута, согласятся сопровождать вас дальше - в пустыню.
        - Вы хотите сказать, что мне надо нанять других?
        - Да, - кивнула миссис Бертон. - Однако не волнуйтесь, с этим у вас не будет проблем.
        Она взглянула на расстроенное лицо девушки и улыбнулась.
        - Вы слишком молоды и слишком прелестны, - сказала гостеприимная хозяйка. - Думаю, большинство наших соотечественников ужаснулись бы при мысли, что вы поедете одна в пустыню. Они бы обязательно попытались напугать вас рассказами о путешественниках, на которых нападали грабители, обворовывали их и даже убивали.
        - И все эти истории - правда? - спросила Вита.
        Изабель Бертон рассмеялась.
        - Ваша кузина Джейн могла бы вам рассказать правду о пустыне и ее законах. И мой муж, и я любим бедуинов, так же как и Джейн.
        - Так, значит, вы мне поможете найти ее?
        - Я поговорю с одним из людей шейха Меджула. Почти не сомневаюсь, что он охотно возьмется нанять для вас караван и проводит туда, где остановилось сейчас их племя. Только, я боюсь, это может стоить довольно дорого.
        Миссис Бертон с нетерпением ждала ответа. Все это предприятие, без сомнения, очень увлекло ее.
        - Расходы не имеют для меня никакого значения!
        - В таком случае предоставьте все мне, милочка. - Миссис Бертон с облегчением улыбнулась. - Обычно именно я занимаюсь всеми вопросами по найму людей. Мой муж полностью полагается на меня. И могу обещать, что у вас будет самая надежная свита, какую здесь только можно найти.
        - В таком случае мне бы хотелось отправиться завтра утром, сразу, как только будет возможно, - сказала Вита. - Конечно, если вы окажете мне одолжение и позволите остаться у вас на одну ночь.
        - Это меня может только порадовать! - с воодушевлением воскликнула миссис Бертон. - Вы должны рассказать мне об Англии! О, дорогая моя, знали бы вы, как я скучаю без этой жизни - без балов, обедов, приемов, без дворцовых сплетен!
        К концу этого, не очень простого для нее вечера Вита обнаружила, что, несмотря на все привлекательные черты ее добродушной хозяйки, приходилось признать, что Изабель Бертон была самым настоящим снобом.
        Она очень старалась показать Вите, каким близким другом была она для Джейн, но Вита почувствовала, что для миссис Бертон Джейн всегда была, есть и будет «леди Элленборо, супругой пэра Англии», а вовсе не женой какого-то шейха Мезраба.
        В то же время миссис Бертон рассказала ей много захватывающих историй о самой кузине Джейн.
        Так, она вспомнила, как Джейн охотилась вместе с мужем и персидскими гончими, как стреляла куропаток, участвовала в скачках на одногорбых верблюдах - дромадерах, - что, кстати, было очень непростым делом, говорила прекрасно на арабском и всегда скакала впереди племени на самой горячей кобыле во время войны.
        - А еще она может доить верблюдов, - закончила свой рассказ миссис Бертон, пока Вита переводила дух от изумления.
        - Сколько у вас домашних зверей, - чуть позже заметила Вита и тут же узнала еще об одной особенности характера кузины Джейн.
        - Да, - сказала Изабель Бертон, - но далеко не так много, как у Джейн. А кроме того, лошади, ослы, дромадеры, персидские гончие, попугаи и даже прирученный пеликан - он известен всему Дамаску. Кроме того, у нее живут около сотни кошек.
        - Сотня! - воскликнула пораженная Вита.
        - И каждая ест из своей собственной миски, - с улыбкой заметила миссис Бертон.
        - Расскажите мне, как выглядит леди Джейн, - попросила Вита.
        - Она очень красива, властна и держится с королевским достоинством, - охотно отвечала миссис Бертон. - Бедуины прозвали ее Умн эль-Лалан - Мать молока - за белоснежный цвет ее кожи. У вас тоже белая кожа. Думаю, Джейн выглядела в точности как вы, когда была в вашем возрасте.
        Вита не собиралась говорить о себе и повернулась к Ричарду Бертону, почти все время хранившему молчание, испытывая при этом неподдельный интерес и некоторую робость.
        Это и в самом деле был самый удивительный мужчина, которого она когда-либо встречала.
        У него были темные волосы, черные густые брови и сильно загорелая морщинистая кожа, словно выдубленная солнцем и непогодой. Высокие скулы четко выделялись на резко очерченном, худом лице, а под тонким, с небольшой горбинкой, носом красовались пышные черные усы.
        Но самым приметным на его лице, как показалось Вите, были большие черные сверкающие глаза, опушенные длинными ресницами. От их взгляда было невозможно укрыться. Словно пылающие угли, они, казалось, прожигали душу насквозь, проникая в самые потаенные ее уголки.
        Неожиданно для себя Вита вспомнила пару других черных глаз, которые видела только вчера, - пронзительных глаз шейха Шаалана эль-Хассейна. Она вспомнила выражение холодного презрения на его лице, когда он осматривал ее с ног до головы.
        Во враждебности этого взгляда Вита не усомнилась ни на секунду. Но девушка до сих пор недоумевала, как могло случиться, что она пробудила подобные эмоции у мужчины, которого совершенно не знала. Вита привыкла к совсем другим взглядам. И уж тем более со стороны арабов, которые, как ей всегда казалось, восхищались блондинками с нежной белой кожей.
        Ей очень бы хотелось спросить Ричарда Бертона, что он думает по этому поводу, но по какой-то причине так и не смогла решиться рассказать обо всем. Вместо этого она рассказала ему, как плохо ухаживал за лошадью во время путешествия человек шейха. Известный путешественник был немало удивлен.
        - Насколько я знаю, все шейхи очень дорожат своими лошадьми и всегда хорошо о них заботятся, - сказал он, качая головой. - Особенно о племенных жеребцах. Впрочем, шейх Шаалан - очень странный человек. Он заклятый враг Меджула эль-Мезраба, поэтому я советую вам поменьше говорить о нем, когда вы присоединитесь к вашей кузине.
        - Из-за твоих слов у мисс Эшфорд может сложиться совершенно неправильное представление, дорогой, - вмешалась в разговор миссис Бертон. - Меджул, так же как и наша дорогая Джейн, добрейший человек. Он ненавидит схватки и межплеменную вражду.
        - Едва ли шейх Шаалан согласится с тобой! - заметил Ричард Бертон с ноткой раздражения в голосе.
        Вита подумала, что знаменитый путешественник, видимо, во многом не согласен со взглядами своей жены на аравийских бедуинов и что споры у них по этому поводу далеко не редки.
        Что же касается миссис Бертон, то едва они остались с Витой одни, как она снова заговорила о шейхе Меджуле, чуть понизив голос, чем придала некоторую интимность своим словам:
        - Это очаровательный, образованный и очень умный человек, но как муж!.. - Она передернула плечами.
        - Вы имеете в виду - из-за того, что он - араб?
        - Да, милочка, эта темная кожа… но Джейн просто боготворит его, и, конечно же, она невероятно ревнива.
        - Но разве у нее есть на это причины? - удивилась Вита.
        После всего, что она знала о любовных победах кузины Джейн, мысль о том, что она может кого-нибудь ревновать, казалась ей невозможной. Но тут она вспомнила рассказ Бевила о том, что бедуины могут иметь четырех жен и, чтобы развестись с любой из них, ему достаточно одного слова.
        - Н-нет… я так не думаю, - ответила миссис Бертон, но тон у нее при этом был весьма неуверенным. - Однако бедняжка Джейн постоянно ревнует шейха к красавице Шадияр - вдове Шебиба, старшего сына Меджула.
        Помолчав немного, она задумчиво, словно про себя, добавила:
        - Когда так страстно, безумно любишь, трудно удержаться от ревности, даже если для этого нет никакой причины.
        В ее голосе неожиданно для Виты прозвучала затаенная боль, и девушка поняла, что она сейчас говорила о себе. Затем она внимательно посмотрела на Виту так, словно ей в голову пришла неожиданная мысль:
        - Ну конечно, Джейн может приревновать своего супруга к вам. Знаете, это не всегда приятно, когда возле твоего возлюбленного вдруг появляется столь прелестное и юное создание, как вы. А тем более неприятно, если в шестьдесят перед тобой предстает живое напоминание о том, как ты была хороша в восемнадцать.
        Вита в немом изумлении уставилась на миссис Бертон. Подобная мысль ни разу не приходила ей в голову.
        Но затем она тут же отбросила ее прочь как совершенно абсурдную. Однако спорить не стала.
        Вита была в этот вечер слишком возбуждена предстоящим ей на следующий день путешествием, чтобы наслаждаться болтовней с миссис Бертон, даже если речь шла о кузине Джейн. Поэтому, с большим трудом избавившись от болтливой хозяйки, Вита поднялась в комнату для гостей и, забравшись в кровать, мгновенно уснула.
        Ее разбудили на рассвете, и, к своему удивлению, девушка обнаружила, что весь дом гудит от развернутой миссис Бертон кипучей деятельности, а мистер Бертон уже отбыл в Дамаск.
        Сама миссис Бертон в этот ранний час кормила своих четвероногих любимцев.
        После легкого завтрака Вите сообщили, что за воротами дома ее ждет большой караван, готовый сопровождать ее в пустыню, к месту стоянки шейха Меджула эль-Мезраба.
        Как могла судить Вита из представленного ей огромного счета, за столь короткое время пришлось купить множество вещей, которые, как ей объяснили, были совершенно необходимы в этом путешествии.
        Синьор Дайри ждал ее, чтобы попрощаться.
        - Вы уверены, что не хотите изменить свое решение и поехать со мной, синьор? - спросила его Вита с дружеской улыбкой.
        - Как бы я хотел сопровождать вас в глубь пустыни, - ответил синьор Дайри с грустью, - но в Неаполе меня ждет семья, и, к тому же, у меня есть возможность вернуться с караваном, который отправляется в Дамаск сегодня утром. С ними путешествовать намного безопаснее.
        Зная, как он боится нападения бандитов по дороге, Вита не стала его больше уговаривать, а просто поблагодарила своего спутника за доброту и за то, что он с такой охотой и терпением учил ее арабскому языку.
        - Вы самая способная ученица, какую мне когда-либо приходилось встречать, синьорина, - сказал он. - Человек, который будет сопровождать вас в этой поездке, продолжит наши уроки. Я уже договорился с ним об этом.
        Человек, о котором шла речь, как раз в этот момент появился во главе каравана. Он выглядел несколько старше синьора Дайри и показался Вите гораздо более уверенным и решительным. Было очевидно, что он привык командовать.
        Однако на миссис Бертон, которая пришла проверить, все ли в порядке, и убедиться, что девушку будут сопровождать люди, на которых она может положиться, этот человек явно не произвел должного впечатления. Она смотрела на него весьма подозрительно.
        - Вы не тот человек, с которым я вчера договорилась, - заявила она решительно. - Где Юсуф?
        - Юсуф болен, ваше превосходительство, - отвечал мужчина, нимало не смутившись. - Он посылает вам свои глубочайшие извинения, но он недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы предпринять такое трудное путешествие и возглавить этот караван.
        - Это полная чепуха, и вы это прекрасно знаете! - возмущенно воскликнула миссис Бертон. - Либо ему где-то предложили больше денег, либо у него есть какие-то личные причины, чтобы не возвращаться в свое племя.
        - Мое имя Назир, ваше превосходительство. Я буду сопровождать леди. Не беспокойтесь, я знаю пустыню, как свои пять пальцев, и приведу караван прямо туда, куда надо.
        - Остается лишь надеяться, что это так, - угрожающим тоном сказала миссис Бертон. А затем, повернувшись к девушке, тихо сказала ей на ухо: - Это просто возмутительно. Я сама встречалась с Юсуфом вчера вечером, и он обещал мне все устроить и сопровождать вас. Однако хорошо, что он хотя бы наполовину сдержал обещание и нанял караван.
        Вита с любопытством смотрела на изумительных, горячих лошадей, в нетерпении перебирающих тонкими ногами, готовых сразу же пуститься вскачь, затем на Назира, казавшегося вполне надежным и уверенным в себе, и отвечала с благодарной улыбкой:
        - Я не сомневаюсь, все будет хорошо.
        - А я очень не люблю, когда что-то меняется в моих планах, - возразила ей миссис Бертон. - Юсуф обещал мне сопровождать вас. И это совершенно непростительно с его стороны - отменять свое решение в самый последний момент. Он должен был предупредить меня.
        - Но он, возможно, на самом деле сильно болен, - вступилась за него Вита.
        - Глупости! Скорее всего у него есть какая-то причина не покидать Дамаск, но, уверяю вас, я обязательно узнаю, что за этим кроется. Так просто я это не оставлю!
        Вита ни на минуту не усомнилась, что эта угроза обязательно будет приведена в исполнение, но так как у нее больше не было причин и желания задерживаться, она тепло поблагодарила гостеприимную хозяйку и распрощалась с ней.
        Один из слуг подвел к девушке лошадь и помог подняться в седло. К своей огромной радости, Вита обнаружила, что это был великолепный, чистокровный арабский скакун. Ей еще никогда в жизни не приходилось ездить на таких изумительных лошадях.

«Скорее всего мне дали такую великолепную лошадь, потому что я еду к Джейн эль-Мезраб», - подумала Вита. Она сомневалась в том, что здесь к приказам миссис Бертон относятся хотя бы вполовину так же уважительно, как к воле шейха Меджула.
        Они тронулись в путь, Вита помахала провожающим, и вскоре их небольшой отряд уже выбрался из узких улочек деревни и выехал на простор пустыни.
        Было что-то необъяснимо волнующее и величественное в раскинувшейся перед ними пустыне, в этих застывших песчаных волнах, простирающихся до дальних гор справа и сливающихся в тонкую линию горизонта впереди.
        А сзади, в лучах восходящего солнца, словно драгоценные камни, сверкали купола Дамаска.
        Глава четвертая
        Всадники помчались вперед, сразу перейдя на галоп, и Виту охватило небывалое волнение. Так приятно было чувствовать под собой великолепную резвую лошадь. Свежий, холодный воздух, не успевший еще нагреться в лучах поднимающегося над горизонтом солнца, наполнял тело живительной энергией.
        Солнце вставало все выше, но они двигались так быстро, что почти не чувствовали усиливающейся жары. Копыта мягко ударяли по песчаной почве, и с каждым шагом лошади все дальше уносили своих седоков от раскинувшихся вокруг Дамаска зеленых пастбищ и все глубже проникали в самое сердце пустыни.

«Все именно так, как я себе и представляла, - думала Вита с восторгом. - Теперь мне будет что вспомнить!»
        Вдали, у самого горизонта, пустыня была окрашена в странные, необычные цвета и казалась загадочно полупрозрачной, что придавало всему пейзажу облик чего-то нереального. Вита затруднялась подобрать подходящие слова, чтобы описать увиденное. Ничего подобного она в жизни не видела.
        Вита всегда думала, что пустыня должна быть плоской и унылой, но оказалось, что это совсем не так. Вокруг поднимались песчаные барханы, то здесь, то там из земли торчали острые скалы, часто окруженные зарослями колючего кустарника.
        Затем, снова совершенно неожиданно, появились зеленые пастбища, где паслись овцы и где Вита смогла разглядеть вдали группу островерхих шатров.
        Она решила, что это, должно быть, племена анизов, но Назир был явно не намерен терять время на разговоры с попадающимися им навстречу бедуинами. Он задал такой темп скачки, что у Виты не было никакой возможности рассмотреть их поближе.
        Лошади неслись бешеным галопом, и вначале, как бы Вите того ни хотелось, она не могла разговаривать с Назиром. Она знала, что арабские лошади из всех аллюров знают только галоп, их нельзя заставить бежать рысью или кентером - легким галопом. Однако через какое-то время они поехали уже спокойнее, и у Виты появилась возможность перекинуться хотя бы несколькими словами с пожилым аравийцем.
        При этом девушка обратила внимание на то, что другие мужчины стараются держаться поодаль, словно их по какой-то необъяснимой причине слишком смущало ее присутствие.
        По пути она увидела нескольких обитателей пустыни, которых прежде знала только по книгам. Назир, обратив внимание на то, что она внимательно их разглядывает, стал называть их по-арабски.
        Вита видела страусов, правда, слишком далеко, и ей не удалось как следует их рассмотреть, но Назир рассказал, что у самцов - черные перья с белыми кончиками, за исключением полностью белых перьев хвоста.
        Назир также рассказал ей, что самки откладывают яйца в середине зимы, а высиживает их самец, причем в его гнезде, как правило, бывают яйца от нескольких самок.
        - Бедуины считают эти яйца деликатесом, они часто продают их по одному шиллингу за штуку.
        - А перья? Они ведь тоже высоко ценятся?
        - Продаются только самые крупные, - охотно отвечал Назир. - Они стоят около двух шиллингов.
        Кроме страусов, Вита видела грациозных газелей и самых разных антилоп.
        Еще им встретилось несколько диких ослов, которые, как показалось девушке, были очень похожи на обычных домашних животных.
        Кроме того, по пути им попадалось множество разных птиц - аистов, диких гусей, куропаток, жаворонков и еще неизвестных девушке птиц, которые Назир назвал
«каттах». Их стая появилась, подобно небольшому серому облаку вдали, и Назир рассказал, что они устраивают себе гнезда прямо на камнях.
        - Мы собираем их яйца, они очень вкусные, - заметил он. - И вообще, яйца - это у нас традиционная еда.
        Когда появлялась возможность поговорить, Вита задавала Назиру множество вопросов о растениях, пытаясь запомнить их названия: такие, как шаумар, похожие на фенхель, или васби, у которых были желтые стебли. Назир сказал, что если верблюд съест такое растение, то рот у него становится черным.
        Однако чаще они скакали слишком быстро, чтобы разговаривать. В такие минуты Вита погружалась в свои мысли, представляя себе встречу с кузиной Джейн и придумывая, что она ей скажет.
        Девушка не могла не вспоминать с чувством некоторого смущения слова миссис Бертон о том, что кузина Джейн может ревновать к ней своего мужа. И что ей будет неприятно в ее возрасте встретиться с юной красивой девушкой, похожей на нее в молодости.
        Но чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась в нелепости этого предположения. Ведь, в конце концов, никто не может похвастаться, что прожил такую же бурную, наполненную удивительными событиями и необыкновенными романами жизнь, как Джейн Дигби. Уж ей ли завидовать юной девочке, которая еще ничего не успела узнать в жизни и которую в ближайшем будущем не ждет ничего, кроме возможного брака с отвратительным, напыщенным немолодым джентльменом.

«Что может быть прекраснее, - с завистью думала Вита, - чем владеть таким восхитительным домом и быть настоящей королевой в племени своего мужа и сопровождать его везде, даже когда он кочует по пустыне».
        Ну не смешно ли восемнадцатилетней девушке соперничать с такой необыкновенной, знаменитой и красивой женщиной!
        Правда, многие говорили Вите, что она походит на Джейн Дигби, но, несмотря на бесчисленные комплименты, которыми осыпали ее поклонники, не она слыла первой красавицей чуть ли не во всем мире, а Джейн. И у нее не было бесконечной вереницы высокопоставленных поклонников, готовых жениться на ней или бросить к ее ногам королевскую корону.

«Все, что у меня есть, - это лорд Бэнтам», - с грустью подумала Вита, понимая, насколько это ничтожная замена всем тем знаменитым, влиятельным, могущественным мужчинам, которые были в жизни ее кузины.
        В то же время она отдавала себе отчет, что еще слишком молода и у нее еще все может быть впереди. А вот Джейн… Но хотя Чарльз Фентон мог считать, что Джейн слишком стара для любви, из рассказов Бевила и миссис Бертон следовало, что и в шестьдесят три она все еще была полна страсти и огня.
        И вновь мысль о том, что Джейн может рассматривать ее как свою соперницу, наполнило сердце Виты неясной тревогой. Она продолжала думать об этом почти весь день - до тех пор, пока они не остановились на отдых в небольшом, очень красивом зеленом оазисе.
        Воду для животных здесь доставали из глубокого колодца, опуская туда ведро на длинной веревке.
        Для Виты питьевую воду везли в сосуде странной формы из козлиной шкуры. На вкус эта вода была довольно противной, и Вита старалась пить как можно меньше.
        Бедуины приготовили свою обычную еду, уже знакомую девушке по первому дню ее путешествия по земле Сирии. Все расположились на отдых в тени высоких пальм, пытаясь в их скудной тени спрятаться от палящего дневного зноя.
        Спустя два часа после того как они покинули оазис, Вита заметила вдалеке густые клубы пыли и вскоре увидела большую группу всадников, мчащихся им навстречу.
        Она повернулась, чтобы спросить у Назира, не знает ли он, кто это такие, но, к своему изумлению, не увидела его рядом. Решив, что он немного отстал, Вита окликнула его, но он не откликнулся. Зато другие всадники сгрудились вокруг нее.
        - Где Назир? - нетерпеливо спрашивала Вита, переводя тревожный взгляд с одного смуглого лица на другое.
        Не получив ответа, она наконец-то сообразила, что они ее просто не понимают, и несколько раз повторила имя Назира.
        И вновь ей никто не ответил. Казалось, она совершенно не интересовала гарцующих возле нее людей. Они почти не обращали на нее внимания, зато напряженно вглядывались в приближающихся всадников.
        А те неслись прямо на них с бешеной скоростью, и скоро девушка уже могла рассмотреть их лица. И в этот момент Вита вспомнила все ужасные рассказы Бевила и синьора Дайри о нападениях на путешественников, а еще ей припомнился рассказ мистера Девенпорта о том, как одна часть племени нападает и грабит путников, а вторая, якобы спасая их, требует за это вознаграждение.
        Ей очень хотелось бы знать, что собираются предпринять приближающиеся на полном скаку всадники, и она снова позвала Назира.
        Привстав в седле, Вита повернулась назад, пытаясь рассмотреть, где он и почему не идет на ее зов. Однако в следующую секунду застыла от изумления и растерянности, не зная, что и думать.
        Назир мчался назад - в ту сторону, откуда они только что приехали, со всей скоростью, на которую только была способна его лошадь.
        Девушка была так удивлена этим зрелищем, что несколько секунд не могла прийти в себя, только растерянно смотрела ему вслед. Но звук выстрелов заставил ее повернуться в сторону всадников, скачущих им навстречу во весь опор.
        Они стреляли, вопили, размахивали над головой ружьями и, потрясая длинными копьями, подкидывали их высоко в воздух и вновь подхватывали на лету, ни на мгновение не останавливая своих мчащихся галопом великолепных арабских скакунов.
        Виту обуял ужас.
        Ее лошадь заволновалась, возбужденная шумом, и девушке пришлось проявить немалую ловкость, чтобы успокоить ее и вновь заставить слушаться. Управляясь с лошадью, она вдруг вспомнила, как, рассказывая о кузине Джейн, говорили о джериде - яростном мгновенном нападении бедуинов, которым пользовались воины от Марокко до Аравии, чтобы напугать и посеять панику в рядах противника.
        Теперь Вита с безмолвным ужасом наблюдала за приближающимися всадниками, которые оглашали воздух гиканьем и дикими воплями, без сомнения означающими воинственный клич, стреляли в воздух, привстав на стременах, и выделывали всевозможные трюки, демонстрируя искусство первоклассных наездников. Казалось, каждый из них составлял с лошадью единое целое.
        Не осознавая, что делает, Вита натянула поводья и остановилась, невольно завороженная этим необычным, диким представлением. От ужаса на нее нашло странное оцепенение; страх был настолько силен, что она почти ничего не чувствовала. Остальные всадники также остановились, окружив ее кольцом.
        Как раз в тот момент, когда Вита отрешенно подумала, что нападающие сейчас врежутся в них на всем скаку, всадники натянули поводья, и лошади остановились, взвившись на дыбы и оглашая воздух громким ржаньем.
        Это было великолепно проделано и явно преследовало две цели - продемонстрировать высочайшее искусство верховой езды и устрашить предполагаемого противника.
        Вита почувствовала, как вся напряглась, словно струна, судорожно вцепившись в поводья.
        Однако, внимательно рассмотрев всадников, она вдруг поняла, что все ее страхи были напрасны. Она видела перед собой молодых, красивых людей, с веселыми темными глазами и сверкающими белозубыми улыбками.
        Они только издали казались свирепыми и страшными, сейчас же было ясно, что настроены они вполне дружелюбно.
        К тому же никто из ее эскорта не сделал никакой попытки сражаться с подъехавшей группой, ни один из них не вытащил ни пистолет, ни кинжал.
        Вита ждала, что последует дальше, тем более что больше ей ничего и не оставалось.
        В то же время она пыталась лихорадочно разобраться, что бы все это могло означать.
        Один из всадников, видимо, главарь, отдал приказ, и остальные сразу окружили Виту и ее эскорт плотным кольцом.
        Затем он подал знак, без сомнения означающий следовать за ним, и когда все повернули в указанном направлении, в том числе и Вита, ей в голову пришло одно-единственное возможное объяснение - этих всадников отправил ей навстречу шейх Меджул, чтобы доставить с почетом в свой лагерь.
        В том, что он смог каким-то образом узнать о ее приезде, девушка не видела ничего невероятного. Возможно, кто-то из его людей, находившийся в Дамаске, узнал о ее приезде и поехал вперед, чтобы предупредить шейха. А возможно, у них были какие-нибудь иные способы связи, например, почтовые голуби. Голубиную почту ввел у себя повсеместно еще Фатимид - халиф Каира.
        Бевил рассказывал Вите, что птицы постоянно летают по направлениям Каир - Басра - Бейрут - Константинополь и что в пустыне по маршруту от Дамаска до Пальмиры через каждые пятнадцать миль возведены специальные башни.
        Так или иначе, но сейчас для Виты было очевидно, что перед ней не враги, а друзья, и это было самое главное.
        Единственное, что все еще тревожило ее, это совершенно непонятное поведение Назира.
        Он отнюдь не выглядел как человек, способный трусливо бежать с поля боя. Но пусть даже так: если он был из племени Мезраб, неужели он не мог узнать своих соплеменников в тот же момент, как они только появились?
        Она все еще недоумевала, однако ее арабский был, к сожалению, не настолько хорош, чтобы она могла задавать такие сложные вопросы. И Вита решила, что у нее еще будет время во всем разобраться, когда они приедут в лагерь шейха.
        И еще кое-что казалось ей непонятным. Они слишком долго ехали по пустыне, а ведь Изабель Бертон уверяла ее, что лагерь шейха Меджула должен находиться где-то недалеко под Дамаском, где еще сохранились зеленые сочные пастбища. Кроме того, она сказала, что Джейн и ее супруг находятся в пустыне всего три недели и вряд ли за такое относительно короткое время могли откочевать со своими стадами далеко в глубь пустыни.
        Впрочем, Вита едва ли могла судить об этом - ведь она не знала ни величины их стад, ни продолжительности их остановки на пастбище. К тому же она понятия не имела, как велико в это время года племя, с которым они кочевали. Были ли там женщины и дети или только одни мужчины.
        Вита знала, что анизы - наиболее могущественный народ в Сирии и одно из самых больших и влиятельных племен бедуинов в Аравийской пустыне.
        Однако они были расколоты на небольшие племена, среди которых было и племя Мезраб.
        Бевил как-то говорил ей, что когда он был в Сирии, анизы насчитывали в своем составе около трехсот пятидесяти тысяч человек, рассеянных по территории по меньшей мере в сорок тысяч квадратных миль. Однако он не мог ей сказать, насколько большим было племя Мезраб, и Вита не стала сейчас даже фантазировать на эту тему.
        Словом, она вполне могла успокоиться. Так или иначе, все скоро должно разъясниться.
        Они ехали все дальше и дальше, так что Вита уже устала и проголодалась, когда наконец заметила впереди нечто, напоминающее черное облако, лежащее в пустыне. Подъехав ближе, она увидела, что на самом деле это множество черных шатров.
        Они, без сомнения, достигли конечного пункта своего путешествия, так как всадники оживились и снова принялись издавать свои воинственные крики, размахивать копьями, подбрасывая их в воздух и ловя на лету. Кто-то запел странную, дико звучащую для уха Виты, монотонную песню, вызвавшую смех у остальных.
        Лошади также почуяли, что дом близок, и рванулись вперед. Скоро они все летели бешеным галопом, на полной скорости преодолевая последнее расстояние, отделяющее их от шатров.

«Я победила! Я сделала то, что намеревалась! - с восторгом говорила себе Вита. - Я скоро увижу кузину Джейн! И обязательно найду решение своим проблемам, как она нашла решение своим!»
        Когда девушка разглядывала раскинувшийся перед ней лагерь, ей показалось, что здесь сосредоточено много шатров, и она подумала, что, наверное, здесь не меньше двух-трех сотен людей.
        Они уже подъехали достаточно близко, когда Вита разглядела один большой шатер, стоящий поодаль от других. По этим признакам Вита догадалась, что это - шатер самого шейха.
        Синьор Дайри рассказывал ей, что главный шатер, шатер шейха, всегда ставится с западной стороны лагеря. Это делалось потому, объяснил он, что именно с запада аравийцы ожидают как нападения врагов, так и приезда гостей.

«Сражаться с первыми и приветствовать вторых - вот главные обязанности шейха, - говорил он девушке. - Для храброго шейха поставить шатер на восточной стороне лагеря означает бесчестие».
        Тогда Вите эти сведения показались не особенно интересными, но сейчас она вспомнила о них с благодарностью и, глядя на одиноко стоящий шатер с западной стороны лагеря, подумала, что цель близка и больше ей не надо скакать по пустыне в поиске своих родственников.
        Это был долгий, трудный день, и как только всадники, все еще продолжая кричать, подъехали вместе с Витой к шатру шейха, девушка спешилась и, поправив немного съехавшую шляпку, приготовилась войти внутрь.
        Возле входа в шатер стояли на страже два бедуина с оружием в руках. Они и подали знак Вите входить.
        Полог шатра был откинут. Девушка решительно шагнула вперед и… застыла на месте, испытав самый настоящий шок. Сердце ее замерло от страха. Посередине шатра стоял высокий мужчина, и, по-видимому, поджидал ее.
        Одного-единственного взгляда было ей достаточно, чтобы понять - это не муж кузины Джейн, не шейх Абдул Меджул эль-Мезраб.
        Вместо него перед ней предстал шейх Шаалан эль-Хассейн, с которым она не так давно разговаривала на пристани в Бейруте.
        Несколько мгновений они стояли и молча смотрели друг на друга. Затем, стараясь держать себя в руках и не выдавать своего страха этому человеку, Вита заговорила по-английски:
        - Почему я здесь? - спросила она резко.
        - Вы моя пленница! - ответил шейх на том же языке.
        - Ваша… пленница?!
        Казалось, ей было невероятно трудно выговорить это слово. Все еще не веря в происходящее, она пристально уставилась на шейха и увидела в его глазах все то же презрительное враждебное выражение, которое так поразило ее еще во время их первой встречи, когда она выговаривала ему за дурное обращение с лошадью.
        - Вы говорите по-английски! - обвиняющим тоном сказала она. Это была первая мысль, пришедшая ей сейчас в голову.
        - Мы можем вернуться к французскому и продолжить наш разговор на этом языке, если вам угодно, - холодно ответил он.
        Вита глубоко вздохнула, закрыв глаза.
        - Почему… Почему вы… ваши люди привезли меня сюда, и как вы посмели помешать мне увидеться с моей кузиной Джейн и нарушить все мои планы?
        - Ваша кузина замужем за моим врагом, шейхом Абдулом Меджулом эль-Мезрабом, - невозмутимо сказал шейх. - Давайте считать, что я сделал это потому, что, украв у моего врага его уважаемую гостью и родственницу его любимой жены, я получил большее удовлетворение, чем воруя его овец или лошадей. И большую выгоду, как я надеюсь.
        Тон, которым он говорил, чуть насмешливый и презрительный, гораздо сильнее, чем слова, задел Виту за живое. Она вспыхнула от гнева.
        - Как смеете вы использовать меня для сведения ваших счетов? - воскликнула она. - Я приехала в Сирию, чтобы увидеться со своей кузиной. Я британская подданная и требую, чтобы вы немедленно отвезли меня к ней. Вы слышите меня?! Немедленно!
        Она говорила, как ей казалось, уверенно и решительно, но шейх, помолчав несколько мгновений, ответил все тем же насмешливо-презрительным тоном:
        - Да, конечно, то, что вы британская подданная, стоит, по меньшей мере, армии храбрых солдат. Вполне возможно… в других частях мира. Но только не здесь!
        - Вы не имели никакого права похищать меня! - сердито заявила девушка.
        - Ну, это было совсем не трудно, - усмехнувшись, заметил шейх.
        Что-то в тоне навело Виту на правильную мысль, и она быстро спросила:
        - Вы ведь заранее спланировали это! И Назир - ваш человек! Именно вы помешали Юсуфу отвезти меня к моей кузине, как это распорядилась сделать миссис Бертон!
        Теперь она поняла, почему человек, которому она заплатила за то, чтобы он охранял ее, так поспешно их покинул, едва вдали показались всадники шейха Шаалана.
        Да и все остальные - они тоже, наверное, люди шейха, а вовсе не из племени Мезраб, как она думала вначале.

«Это был откровенный, бесстыдный обман», - с горечью поняла Вита. И когда она теперь увидится со своей кузиной - одному Богу, вернее, Аллаху, было известно.
        Но самое главное - она не сможет вовремя вернуться в Неаполь. В таком случае леди Кроун ничего не останется, как написать отцу. О том, что последует потом, Вите не хотелось даже думать.
        Постаравшись взять себя в руки, Вита с усилием спросила:
        - Почему бы нам… не обсудить все это спокойно и разумно?
        - Это зависит от того, что именно вы полагаете разумным, - отвечал шейх. - Однако я забываю о законах гостеприимства. Может быть, вы присядете? И, возможно, даже не откажетесь от чашечки кофе? - С этими словами он широким движением указал на низкий широкий диван, роффи, стоящий у стены шатра.
        После долгой бешеной скачки у Виты пересохло во рту, и она бы сейчас с удовольствием выпила просто холодной воды, но и от кофе ни за что не собиралась отказываться. Поэтому, наклонив голову в ответ на повелительное приглашение шейха, девушка молча присела на диван.
        Перед роффи стоял такой же низкий кофейный столик на медных ножках, а опустив глаза, Вита обратила внимание, что ноги ее утонули в мягком, необыкновенной красоты персидском ковре, покрывающем пол.
        Шатер был очень просторным - больше, чем она представляла себе, глядя на него снаружи. Он был разделен на две части свисающей сверху шерстяной плотной занавесью, затканной по белому полю удивительно ярким цветочным узором.
        Вита очень устала, но хорошо понимала, что должна быть начеку. Постаравшись придать себе уверенный, спокойный вид, она небрежным движением сняла шляпку с высокой тульей и вуалью и положила рядом с собой.
        Утром, собираясь в дорогу, она так старательно уложила волосы, что сейчас, даже несмотря на такую отчаянную скачку, ее прическа все еще держалась вполне сносно, не рассыпавшись по спине спутанными прядями, как это часто бывало после целого дня, проведенного на охоте. Лишь несколько локонов выбились и теперь падали ей на спину.
        Ее розовая амазонка все еще выглядела опрятно, хотя и запылилась во время скачки. Словом, Вита решила, что выглядит вполне сносно. И все же она видела, что по какой-то необъяснимой причине ее внешний вид отнюдь не вызывал и намека на восхищение в глазах мужчины, стоящего сейчас против нее.
        Шейх также присел на диван и щелкнул пальцами. В следующее мгновение чернокожая рабыня внесла поднос, на котором стояли чашечки и кофейник с ароматным кофе.
        Вита знала, что у всех аравийских шейхов, занимающих более или менее высокое положение, есть рабы, однако ей еще никогда не доводилось их видеть, поэтому она с интересом смотрела на женщину, пока та наливала кофе в чашки. Затем рабыня низко поклонилась своему господину и вышла из шатра.
        Кофе был горячим и необыкновенно вкусным, и они довольно долго молча пили его маленькими глотками. Наконец, когда Вита выпила почти половину чашки, она прервала молчание:
        - И сколько же денег вы собираетесь потребовать за мое освобождение?
        - Я так и думал, что вы, возможно, предложите мне деньги, - медленно произнес шейх. - Но я сомневаюсь, что даже если бы вы были так же богаты, как ваша кузина Джейн, вы смогли бы выплатить за себя достойную компенсацию.
        Было что-то очень суровое, даже жестокое в том, как он произнес эти слова. И Вита почувствовала, что ей придется иметь дело с человеком, абсолютно непреклонным и несгибаемым, на которого она вряд ли сумеет произвести впечатление.
        Тем не менее стоило попытаться. В ее отчаянном положении нельзя было пренебрегать ничем.
        - В таком случае, что я могу… предложить вам за свою свободу? - спросила она дерзко.
        - Ничего, - отрезал он. - Вы просто напишете своей кузине, расскажете о том, что произошло, и сообщите, что вы - пленница шейха эль-Хассейна. После чего мы подождем, пока эль-Мезраб и его люди не примчатся сюда, чтобы освободить вас.
        - Вы хотите сказать, что используете меня, чтобы начать войну? - спросила изумленная Вита.
        - Таково мое намерение, - спокойно ответил шейх.
        - Но как вы можете… как вы можете поступать так… Это же нелепо - начинать кровавую резню из-за такого пустяка, даже не имея на то достаточно веских причин? - Возмущенная абсурдностью всего происходящего, Вита едва не лишилась дара речи.
        Ее охватило отчаяние. Она с тоской взглянула через открытый выход из шатра на бескрайнюю пустыню, лежащую между ней и далеким и недоступным теперь Дамаском. Только сегодня утром она выехала оттуда, полная восхищения, окрыленная надеждами, которым теперь, скорее всего, не суждено сбыться.
        - В это время года все племена заняты тем, что пасут свои стада на зеленых пастбищах. Почему вы не можете дать им возможность мирно заниматься своим делом? Неужели вы один из тех безумцев, которые жаждут крови и страданий просто ради удовлетворения своих собственных амбиций и низменных страстей?! Это жестоко и бессмысленно - убивать, не имея на то причин, только потому, что ваши племена были долгие века врагами.
        - А вы очень красноречивы, - заявил шейх с улыбкой, в которой Вита уловила злую насмешку.
        Он говорил на английском с акцентом, однако девушка не могла не заметить, что в остальном речь его была беглой и вполне правильной. Кроме того, звучащие по-английски, его слова приобретали большую силу, чем тогда, когда он говорил по-французски.
        Нет, поняла Вита, ее дерзость и вызывающее поведение ни к чему хорошему не приведут. Необходимо попробовать иную тактику.
        - Я прошу вас, умоляю, - тихо произнесла она, - отпустите меня к моей кузине или, если таково ваше желание, хотя бы обратно в Дамаск. Если я не вернусь в самое ближайшее время, я окажусь в очень большой беде! Пусть вы ненавидите всех своих врагов, но это еще не причина, почему я должна страдать за их преступления против вас. Это несправедливо!
        - О какой беде вы упомянули? - спросил шейх.
        Мгновение Вита колебалась, затем все же решила сказать правду.
        - Я сбежала от своей компаньонки и сопровождающего, которых выбрал для путешествия мой отец. Я оставила их в Неаполе и приехала сюда, надеясь увидеться с кузиной Джейн. У меня есть очень серьезные личные проблемы, которые я бы хотела с ней обсудить. Отпустите меня в их лагерь… пожалуйста, отпустите… ведь даже если я уеду… вы все равно можете продолжать свою войну, если захотите… я не так уж вам и нужна для этого!
        - Вы очень настойчивы, - усмехнулся шейх. - Но подумайте сами: если бы в ваших руках оказалась козырная карта, как у меня сейчас, разве вы бы так легко с ней расстались? И, главное, так бессмысленно!
        - Но для меня это вовсе даже не бессмысленно, - возразила Вита. - И я ведь предложила вам деньги.
        - Которые меня нисколько не интересуют. Хотя, впрочем, я могу купить на них еще ружей, чтобы убивать моих врагов из племени вашей кузины.

«Он специально меня провоцирует», - поняла Вита и все же сдержалась, чтобы не ответить ему грубостью.
        Вместо этого она поднялась с дивана и, подойдя к выходу из шатра, выглянула наружу.
        Солнце почти село, и траурный покров ночи медленно наползал на небосвод.
        В пустыне не бывает сумерек. Только что был день, и внезапно, в течение нескольких минут, становится совсем темно.
        - Уж не думаете ли вы сбежать? - услышала она сзади насмешливый голос шейха.
        - Почему бы и нет? Уж лучше это, чем быть орудием мщения в ваших руках.
        - Вам не удастся далеко убежать.
        В его голосе Вите послышалась скрытая угроза. Она резко развернулась и в ярости взглянула на него, испытывая в то же время явную тревогу. Ей, может быть, впервые стало по-настоящему страшно.
        - Уж не угрожаете ли вы мне физической расправой? - резко спросила она.
        - А почему бы и нет?
        - Но это же отвратительно! Я уже сообщила вам, я - британская подданная! Хоть вы и считаете, что можете себе позволить не обращать внимания на законы, но обещаю: если станете удерживать меня здесь силой, вам это будет стоить таких неприятностей, что вы будете вспоминать об этом до своего смертного часа!
        - Да это настоящий вызов! - насмешливо произнес шейх, подойдя к ней.
        Он протянул руки, и Вита в ужасе отшатнулась, сообразив, что он собирается схватить ее.
        - Нет!
        Она сама не поняла, как это случилось, но в следующую же секунду, несмотря на яростное сопротивление, девушка оказалась в кольце сильных мужских рук. Вита вырывалась, царапалась, всеми силами пытаясь освободиться из этих железных объятий, и, понимая всю тщетность своих усилий, тем не менее не желала сдаваться.
        Девушка больше не кричала. Вся их борьба, если можно было так назвать ее судорожные попытки вырваться из его сильных рук, проходила в полной тишине. К тому же шейх так крепко прижимал ее к своей груди, что Вита едва могла дышать.
        Все же она каким-то образом сумела вывернуться и принялась молотить по этой каменной груди кулаками, хотя и понимала, что ее удары могут навредить ему не более, чем крылья бьющейся в клетке птицы - стальной решетке.
        Медленно, все с той же жесткой непреклонностью, шейх втащил девушку обратно в глубь шатра. Выбрав момент, когда она меньше всего этого ожидала, он швырнул ее на диван и навалился сверху, прижимая всей своей тяжестью и вдавливая в подушки.
        Вита сделала еще несколько попыток как-то вырваться, пока окончательно не выбилась из сил и с отчаянием не поняла, насколько она беспомощна. Почти задохнувшись под его тяжелым телом, она на несколько мгновений затихла. Ей казалось - она больше не может ни дышать, ни шевелиться.
        Но затем, чуть переведя дух, с неизвестно откуда взявшейся силой, девушка вновь принялась яростно отбиваться, лишь бы только столкнуть с себя его тяжелое тело, лежа под которым она ощущала полную беспомощность. Ее охватило безнадежное отчаяние, захлестнувшее ее мощной волной.
        Внезапно Вита ощутила, что проваливается в какую-то темноту.
        Именно в этот момент она услышала его идущий откуда-то издалека зловещий голос:
        - Ну так как, Илейн, признаешь теперь, что я твой господин?

«Кто такая Илейн?» - отрешенно подумала она, понимая, что не в силах больше сопротивляться, чувствуя, как погружается в черную бездну. Единственной ниточкой, удерживающей ее в этом мире, был ужас, ужас перед тем, что сейчас может произойти.
        И ухватившись в отчаянной надежде за последнюю соломинку, она выдавила из себя жалобным, прерывающимся голосом:
        - Пожалуйста… О, пожалуйста… не делайте этого!
        В то же мгновение ее глаза закрылись, и она затихла в полной неподвижности.
        Шейх приподнялся на локте и, взглянув на ее бледное лицо, резко встал, оставив ее лежать распростертой на диване.
        - С моей стороны вам ничего не грозит, если вас волнует именно это, - сказал он с неожиданной горечью. - Как девственница, вы для меня более ценны в качестве заложницы. Мужчины, как правило, яростнее сражаются за невинных дев.
        Сквозь плотный туман, все более охватывающий ее, Вита слушала то, что он говорил ей.
        - К тому же, могу вас заверить, меня не интересуют светловолосые, голубоглазые женщины. Я оставляю их для Меджула эль-Мезраба! Он лучше знает в них толк.
        С этими словами он вышел из шатра, оставив ее одну.

* * *
        Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем окутывающая ее темнота несколько рассеялась и Вита стала понемногу приходить в себя.
        Чувствовала она себя отвратительно, каждый мускул ее тела невыносимо болел после неравной битвы с шейхом.
        Она знала, что завтра на руках появятся синяки, но, когда попыталась сесть и почувствовала тупую боль в груди и бедрах, поняла, что синяки будут не только на руках. «Еще хорошо, если вся кожа не станет одним сплошным кровоподтеком», - мрачно подумала она.
        И в страшном сне Вите не могло привидеться, что такое с ней может случиться. Чтобы она сражалась с мужчиной! Она никак не могла понять, почему, вместо того чтобы разговаривать как цивилизованные люди и все решить словами, они вдруг начали эту совершенно нелепую борьбу?
        Перед глазами у нее снова все поплыло, и она была вынуждена на несколько минут закрыть их и вновь откинуться на подушки, чтобы остановить качающийся и кружащийся вокруг нее мир.
        Когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что в шатер вошла женщина-бедуинка в просторном голубом одеянии. Ее черные волосы были заплетены в две толстые косы, свисающие почти до колен.
        Женщина поклонилась Вите и знаком пригласила гостью следовать за ней.
        Она откинула белую с узором штору, служившую перегородкой, и Вита оказалась в другой части шатра, догадавшись, что это, должно быть, комната для гостей.
        Здесь стоял диван с грудой шелковых подушек, покрытый пестрым покрывалом. Возле него Вита увидела низкий стол, а в углу - принадлежности для мытья.
        А кроме того, здесь же на полу стоял ее дорожный саквояж. Девушка поспешно открыла его и достала мыло и губку, радуясь возможности смыть с себя дорожную пыль и пот.
        Вита чувствовала такую слабость от волнений и усталости, что была только благодарна, когда женщина помогла ей снять платье.
        Один из рукавов ее прекрасной амазонки оказался порван на плече во время борьбы с шейхом, и женщина объяснила Вите с помощью знаков, что зашьет и почистит платье.
        Девушка была так измучена, что ей хотелось только одного - добраться до кровати и заснуть. Но женщина принялась что-то взволнованно объяснять ей с помощью знаков, и Вита поняла, что от нее ожидают совсем другого.
        Судя по всему, ей предстояло облачиться в другое платье, и она предположила, что ее скорее всего ожидает обед с шейхом.
        Стоило ей только подумать об этом, как она тут же почувствовала, что страшно голодна.
        Впрочем, Вита решила, что ей бы не повредила еще одна чашечка кофе, чтобы хоть как-то восстановить силы.
        К счастью, она узнала, как называется бодрящий напиток на арабском, когда занималась с синьором Дайри, и сейчас, улыбнувшись женщине, произнесла его и знаками попросила принести.
        Крепкий ароматный кофе подбодрил ее, немного сняв усталость, однако все еще очень болели руки. Взглянув на себя в зеркальце, которое она достала из саквояжа, девушка обнаружила, что лицо у нее заметно осунулось, побледнело, а под глазами залегли тени. Да, сейчас она, пожалуй, не смогла бы вызвать и десятой доли тех восхищенных взглядов, к которым привыкла у себя дома.
        Вита тут же одернула себя. О чем она только думает? Совершенно неважно, как она выглядит. Взгляд шейха яснее ясного говорил, как он относится к своей пленнице. И какими бы ни были его чувства к ней, восхищения среди них не было и в помине.
        И все же… она ничего не могла с собой поделать, ей очень хотелось узнать, кто такая Илейн.
        Вита предполагала, что шейх произнес это имя случайно - оно, должно быть, вырвалось у него подсознательно. Но, возможно, именно в нем крылась одна из причин его неоправданно жестокого с ней обращения.

«Возможно, у меня слишком разыгралось воображение», - сказала сама себе Вита.
        Несмотря на выпитый кофе, девушка все еще двигалась как в тумане, и в голове не совсем прояснилось. Она едва держалась на ногах.
        И когда Вита, в конце концов, оделась в одно из своих самых лучших платьев, привезенных с собой с тайным желанием услышать похвалу и одобрение кузины Джейн, она спросила себя с некоторым удивлением: а зачем ей это нужно - вновь встречаться с шейхом после того, что недавно произошло? Не разумнее ли было отказаться от этого обеда и просто отправиться спать?
        Впрочем, у нее были все основания подозревать, что, если шейх захочет ее увидеть, его вряд ли остановит то, что она легла в постель. Вита понимала, что находится в его власти и ее сопротивление только разжигает в нем ненависть, поэтому она решила делать так, как он ей велит, и не нарываться на еще большие неприятности.
        На этот раз она выбрала бледно-розовое платье с небольшим турнюром сзади, как того требовала нынешняя мода.
        Это было не вечернее платье, которое было бы сейчас, по мнению Виты, совершенно неуместно, но низкий квадратный вырез открывал шею, а короткие рукава почти не скрывали рук. Узкий лиф платья подчеркивал соблазнительные изгибы ее изящной фигуры и тонкую, гибкую талию.
        По взгляду прислуживающей ей женщины Вита поняла, что та восхищена ее красотой, и это послужило девушке хоть и небольшим, но утешением, когда она, собравшись с мужеством, шагнула из-за белой шерстяной шторы, отделяющей ее половину от остальной части шатра.
        Как она и ожидала, шейх был уже там. Он сидел на диване, в упор глядя на нее, и девушка испытала внезапный острый приступ паники. Ее охватило жгучее желание броситься прочь - в пустыню, куда угодно, только подальше отсюда, от его холодного, тяжелого взгляда.
        Но гордость и чувство собственного достоинства, бывшие неотъемлемой частью ее натуры, не позволили ей обнаружить свой панический страх перед этим человеком. Она вскинула голову и дерзко взглянула ему прямо в глаза.
        Между тем шейх окинул ее внимательным взглядом с ног до головы, и вновь Вита отметила в его глазах выражение откровенной враждебности.
        Шейх молчал, и Вита, сразу почувствовав себя неуверенно, решила прервать их затянувшееся молчание. Стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более беспечно, она заметила:
        - Хочу надеяться, что уже пора обедать. Прошло так много времени с тех пор, как мы останавливались в оазисе, чтобы перекусить, по пути сюда.
        - Обед готов, - спокойно сказал шейх. - Но, разумеется, поскольку вы находитесь в лагере бедуинов, то должны вести себя, как приличествует женщине-бедуинке.
        Предчувствуя недоброе, Вита вопросительно посмотрела на него.
        - Вы должны вымыть мне руки и ноги, как того велит обычай!
        Девушка застыла на месте, думая, что ослышалась.
        Она прекрасно понимала, что он хочет оскорбить и унизить ее. И еще она знала, что бедуинские женщины не только моют руки и ноги своему хозяину или мужу, но еще и прислуживают ему во время трапезы, но сами никогда не едят с ним за одним столом.
        Синьор Дайри рассказывал, что бедуинским женщинам никогда не достаются лучшие куски, и они вынуждены доедать то, что останется после обеда хозяина, скрывшись на женской половине жилища. Им никогда не приходится пробовать хороших кусков мяса - только то, что не захотел есть их повелитель.
        И теперь взбешенная, растерянная Вита просто не знала, что ей делать. Ее гордость требовала дать ему достойный отпор. Но если она снова разозлит шейха, то, вполне возможно, ему опять захочется силой подчинить ее себе.
        Внезапно девушке пришло в голову, что с ее стороны будет более достойным, а возможно, и приведет его самого в замешательство, если она спокойно сделает то, что он от нее требует. Ведь он не может не понимать, как бы он к ней ни относился, что, заставляя ее делать это, он нарушает все законы гостеприимства, которыми на Востоке так гордятся.
        - Разумеется! - сказала она, с трудом заставив себя чуть улыбнуться. - Но только, боюсь, вам придется подробно объяснять мне, что надо делать. Такого обычая нет в Англии, там подобное занятие посчитали бы не подобающим для леди.
        Шейх щелкнул пальцами, и черная рабыня, которая прислуживала им в самый первый раз, внесла глиняную чашу с водой и полотенце.
        Затем он что-то сказал рабыне, и та, с чуть заметным удивлением, вручила Вите чашу.
        Девушка поднесла ее шейху, и тот окунул в воду пальцы. Затем Вита вытерла ему руки полотенцем мягкой льняной материи.
        Во время всей этой процедуры она ни разу не взглянула на шейха. После того как она кончила вытирать ему руки, она опустилась перед ним на колени, готовая к тому, чтобы то же проделать и с его ногами.
        Он был бос, Вита заметила, что шейх ходит по ковру без туфель. Девушка невольно отметила, что ступни у него узкие, хорошей формы.
        Она вытерла ему ноги и, в первый раз за все время взглянув на него, сказала с чуть заметным вызовом:
        - Мне бы только хотелось знать, сколько подобных процедур заменяют одного барана!
        Шейх ничего ей не ответил, и девушка продолжила:
        - Я прекрасно понимаю, что вы заставляете меня платить за нанесенное вам оскорбление. Я только хотела бы знать, как дорого мне придется заплатить вам за него.
        - Вы свободны от долга! - резко ответил шейх.
        Вита выпрямилась.
        - Рада это слышать. Но тогда, может быть, вы скажете мне, в качестве кого я сегодня здесь присутствую, в качестве вашей пленницы или гостьи?
        - А вам не все равно? - чуть насмешливо спросил шейх.
        - Разумеется, нет. - Девушка дерзко взглянула ему в лицо. - В качестве гостьи я могу есть с вами за одним столом. Как пленница я должна буду дождаться, когда вы насытитесь, а я очень голодна!
        Шейх неожиданно рассмеялся, и Вита поняла, что одержала маленькую победу.
        Ей удалось, пусть хоть на мгновение, пробить ту неприступную защитную броню, которой он окружил себя, и теперь девушке очень хотелось бы знать, каким будет его следующий шаг.
        - Садитесь сюда. - Шейх широким жестом указал на диван рядом с собой.
        Почти тут же две рабыни внесли в шатер подносы с едой и расставили ее перед ними на низком столике.
        К счастью, Вита уже знала из рассказов Бевила о том, как едят бедуины, и ничуть не растерялась, не увидев на столе никаких столовых приборов.
        Главным блюдом была баранина, приготовленная с особой кашей из пшеницы с маслом, которая называлась «бегоул», и верблюжьим молоком.
        Бегоул был горкой выложен в центре большого деревянного блюда и обложен по кругу тонкими кусочками баранины.
        Вита взяла пальцами кусочек баранины и, ловко захватив в него немного каши, скатала трубочкой и положила его в рот.
        Еда была слишком горячей, и приходилось есть очень осторожно, чтобы не обжечь пальцы и рот. Вита сказала шейху правду - она была очень голодна, возможно, потому ей показалось, что ничего вкуснее в своей жизни она не ела.
        Ей понравился свежеиспеченный хлеб и еще некоторые блюда, которые были, по-видимому, приготовлены из совершенно необычных для европейцев ингредиентов, так что Вита даже не знала, с чем их можно сравнить.
        В самом конце им подали необыкновенно вкусное, сладкое блюдо, хенейн, приготовленное из хлеба, масла и фиников.
        Единственным питьем служило кислое молоко, или леббен.
        Вита уже слышала об этом обычае бедуинов и представляла себе, что это будет нечто очень неприятное, но, выпив несколько глотков, обнаружила, что, на самом деле, напиток вовсе не так уж и плох.
        Синьор Дайри говорил ей, что бедуины, кроме него и кофе, больше ничего не пьют. Что же касается обычных горячительных, алкогольных напитков, то они считают для себя позорным их употребление.
        После обеда им сразу же подали кофе.
        Когда трапеза завершилась, одна из двух обслуживающих их за столом рабынь поднесла Вите чашу с водой, чтобы омыть пальцы, что Вита приняла с благодарностью.
        За все время обеда, пока вокруг них постоянно сновали рабыни, шейх говорил очень мало. Вита же была слишком голодна. К тому же ей было все внове - ведь она впервые присутствовала на обеде у бедуинов. Каждый раз, когда ей казалось, что обед уже закончен, приносили новое блюдо, еще удивительнее предыдущего.
        В конце, когда она уже решила, что не может больше проглотить ни кусочка, она выпила кофе и с улыбкой взглянула на шейха.
        - Я была очень голодна, - сказала она, словно извиняясь за свою прожорливость.
        - Вы, должно быть, гораздо сильнее, чем кажетесь, - заметил он. - Вы проделали очень долгий путь верхом по пустыне. Многие мужчины нашли бы его слишком утомительным.
        - Я очень устала, - призналась она, - но не столько от самого путешествия, сколько…
        Вита вовремя прикусила язык и тут же отчаянно покраснела, пожалев, что эти слова вообще сорвались с ее языка. Ей совсем не хотелось, чтобы шейх понял, что именно борьба с ним оказалась более тяжелым испытанием для нее, чем все остальное.
        - Прежде чем вы отправитесь спать, - сказал шейх, - я хочу, чтобы вы написали письмо. Это в ваших же интересах, если вы не желаете задерживаться здесь долее, чем это необходимо. Чем быстрее ваше письмо попадет к шейху Меджулу, тем для вас же будет лучше.
        - Но какие цели вы преследуете - могу я знать? - тихо спросила Вита, глядя шейху прямо в лицо.
        - Вы боитесь, что он, возможно, сочтет, что ради вас не стоит рисковать? - насмешливо спросил шейх.
        - Нет, этого я как раз не боюсь, - ответила Вита. - Я просто подумала о том, что в этой войне окажется много раненых и убитых. И не только среди людей, но и среди лошадей.
        - Неужели вас все еще беспокоит, что я недостаточно хорошо забочусь о своих лошадях? - нахмурился шейх.
        - Они просто восхитительны! - горячо воскликнула Вита. - В Англии мне ни разу не доводилось скакать на подобной лошади. Они произвели бы фурор на лондонском аукционе в Татерсоле. Так зачем же им погибать на войне? Это жестоко и бессмысленно!
        - Война - это жизнь для бедуинов, - резко возразил ей шейх. - Если мы перестанем сражаться, мои люди обленятся и растолстеют. А главное - мы потеряем свой боевой дух и свое лицо.
        - Осмелюсь предположить, что они все же смогли бы найти иные, более достойные, способы, чтобы занять себя, - съязвила Вита.
        - Это их путь. Они всегда так жили и не знают ничего другого! - высокомерно бросил шейх.
        - Даже если вы сами знаете иной путь?
        На какое-то время в шатре воцарилась тишина. Затем он спросил, пронзительно глядя на девушку:
        - Почему вы говорите мне это? Что заставляет вас думать, что я не такой, как мои соплеменники?
        - Потому что вы образованный человек, в отличие от них, и потому, что вы слишком умны, чтобы по любому поводу говорить: Инч Аллах - на все воля Аллаха!
        Ей показалось, что в глазах шейха промелькнуло удивление. Несколько долгих мгновений он смотрел на нее странным взглядом, и Вита подумала, что в нем уже не было той непонятной враждебности, с которой шейх встретил ее появление здесь.
        Затем не терпящим возражения тоном он произнес:
        - У вас нет выбора. Вам придется подчиниться моей воле и написать письмо.
        Он щелкнул пальцами, и в шатре мгновенно появилась рабыня, очевидно, ожидавшая у входа, когда ее позовут. В ее руках был поднос, на котором лежали письменные принадлежности и бумага.
        Все это она поставила перед Витой.
        Девушка неохотно взяла ручку и с отчаянием подумала, что пыталась сделать все, что было в ее силах. Но она проиграла.
        Чернила показались девушке довольно бледными, но писать ими все же было можно. Закончив письмо, она протянула его шейху. В нем говорилось следующее:

«Дорогая кузина Джейн!
        Вы, конечно, не можете меня помнить, но мой отец, генерал, сэр Джордж Эшфорд, и моя мать так часто говорили о Вас, что, когда я была в Неаполе, мне очень захотелось встретиться с Вами. Поэтому я приехала в Дамаск, но, к сожалению, обнаружила, что Вы уехали в пустыню.
        Миссис Бертон была так добра, что согласилась снарядить для меня караван, чтобы я могла найти Вас в пустыне. Однако сопровождающему, которого она наняла для этой цели, человеку из племени Мезраб, помешали доставить меня к Вам люди шейха Шаалана эль-Хассейна, чей пленницей я сейчас и являюсь.
        Он приказал написать вам это письмо, призывая прийти мне на помощь.
        Мне стыдно и горько думать, что меня пытаются использовать в подобной неприглядной роли, заставляя служить причиной ссоры между племенами, но мне остается лишь надеяться на Вашу доброту и снисхождение.
        Прошу Вас верить мне, что я ни за что на свете не хотела бы, чтобы такое произошло, но я ничего не могу изменить.
        Искренне Ваша
        несчастная Вита Эшфорд».
        Шейх прочитал письмо, быстро пробежав по нему глазами, чем очень удивил Виту. Итак, он не только говорит, но и хорошо читает по-английски, раз смог так легко справиться с этим текстом. Что ж, выходит, ее предположение о том, что шейх - образованный человек, подтвердилось. Но легче ей от этого не стало.
        Шейх сложил письмо и поднялся с дивана.
        - Его тотчас же отправят, можете быть в этом уверены. Ваша кузина получит письмо не позднее завтрашнего утра.
        - Так, значит, они отсюда совсем недалеко? - удивилась Вита.
        - Не очень далеко для всадника, - уклончиво отвечал он, - но слишком далеко для вас, если вы вдруг вздумаете сбежать и отправиться туда пешком.
        Она ничего ему не ответила, и шейх продолжил:
        - Теперь можете идти спать. Надеюсь, вы хорошо выспитесь, и тогда завтра утром, если таково будет ваше желание, я покажу вам своих лошадей, прежде чем они пострадают в войне.
        - Мне бы этого очень хотелось, - быстро ответила Вита, не скрывая своего интереса.
        Она тоже встала и, прежде чем уйти на отведенную ей половину, еще раз взглянула на него.
        Шейх показался ей очень высоким, возможно, потому, что в шатре был довольно низкий потолок.
        - Спокойной ночи, - сказал он. - И позвольте отметить вашу отвагу. Я бы не поверил, если бы мне сказали, что женщина может так быстро вернуть себе самообладание и даже чувство юмора в подобных обстоятельствах.
        - Быть может, просто потому, что вы вообще не даете этим бедняжкам возможность доказать, что оно у них есть! - вспылила Вита.
        Шейх хмыкнул, словно с трудом сдерживая смех. А затем сказал тоном, резко отличным от того, каким разговаривал с ней только что:
        - Достаточно с вас битв и сражений на сегодня! Идите спать, мисс Эшфорд, и помните: в конце концов все-таки - Инч Аллах!
        Глава пятая
        Виту рано разбудили звуки просыпающегося лагеря. Она лежала и слушала ровный гул голосов, топот копыт, блеяние коз и овец, которых гнали на пастбище, смех и звонкие крики детей.
        Спустя некоторое время она поднялась и надела костюм для верховой езды, так как помнила, что шейх обещал показать ей своих лошадей.
        Конечно, Вита совсем не была уверена, что он позволит ей покататься верхом, опасаясь, что она решится на бегство, но именно этого ей хотелось сейчас больше всего на свете. А кроме того, она была любопытна и хотела как можно больше узнать о чистокровных арабских скакунах.
        Девушка вышла в общую часть шатра, и в ту же минуту рабыня принесла ей кофе, свежеиспеченный хлеб, - хотя Вите показалось, что еще слишком рано, и было непонятно, когда его успели испечь - а также горшочек с маслом, очевидно, сбитым из овечьего или козьего молока.
        Вита знала, что молоко верблюда никогда для этих целей не использовалось и что сбивать масло было одним из самых обычных домашних дел, которые выполняли женщины племени.
        Они также выгоняли на пастбища овец и другой скот - мужчины считали для себя унизительным заниматься подобной работой, так же как и носить воду из колодцев - это тоже считалось женским занятием, как бы далеко ни находился колодец от шатра и сколько бы раз туда ни приходилось ходить.
        Вита получила настоящее удовольствие от чашечки горячего, ароматного кофе. Она догадывалась, что это вошло у шейха в привычку и что большинство бедуинов не пьют такой дорогой напиток, разве что в самых исключительных случаях.
        Затем, поднявшись с дивана, она направилась к выходу из шатра.
        И в этот момент вошел шейх.
        Было очевидно, что он готов к верховой прогулке. В руках он держал короткий хлыст, и Вита успела заметить, что на ногах у него высокие коричневые сапоги, которые она видела еще в тот день, когда встретилась с шейхом на пристани.
        - Как вы отдохнули? - спросил он.
        - Хорошо, благодарю вас, - ответила Вита, - и теперь горю нетерпением увидеть ваших лошадей.
        Он улыбнулся, заметив ее возбужденное лицо.
        - Идемте. Я приказал подогнать их прямо сюда, чтобы вам не пришлось идти слишком далеко.
        Выйдя из шатра, Вита на мгновение остановилась, упиваясь открывшимся перед ней зрелищем.
        Сейчас она жалела только об одном, что нет рядом ее отца и он не может увидеть эту красоту. Сотни три самых великолепных лошадей, каких она только могла себе представить, собрались вместе в один табун.
        И, конечно, она не могла не подумать, что любой английский коневод дорого бы отдал за то, чтобы сейчас оказаться на ее месте.
        - Я догадался по тому, как вы бранили меня во время нашей первой с вами встречи, - заметил шейх, - что вы кое-что понимаете в лошадях.
        - У моего отца большая конюшня, - ответила девушка, не отрывая взгляда от прекрасных животных и не замечая выражения, с которым смотрел на нее шейх, - но я сомневаюсь, есть ли у него хотя бы одна лошадь, равная этим.
        Она прошла вперед, шейх следовал за ней. Подойдя к животным ближе, Вита убедилась, что синьор Дайри был абсолютно прав, называя арабских лошадей ласковыми и смирными.
        Кобылы сразу же узнали шейха и потянулись к нему, пытаясь потереться головой, приласкаться. Ему пришлось буквально отталкивать их морды, когда он захотел дать своей спутнице некоторые пояснения.
        - Только когда я увидела, как на нас мчатся ваши люди, там, в пустыне, я поняла, какими быстрыми могут быть арабские лошади.
        - Мы никогда не устраиваем регулярных скачек, как вы у себя в Англии, - ответил шейх, - поэтому нам трудно оценить скорость наших лошадей до тех пор, пока их не продают в Европу. Но поскольку нас больше интересуют сражения, то главное для нас в лошади - это ее выносливость и стойкость, необходимые в боевой обстановке, и именно по этим признакам мы их отбираем.
        При упоминании о войнах Вита невольно обернулась назад, вглядываясь в линию горизонта.
        Конечно, она понимала, что еще слишком рано ожидать появления каких бы то ни было признаков приближения племени Мезраб, просто она безумно боялась момента, когда два племени начнут сражение из-за нее и будут бессмысленно умирать люди и лошади.
        Однако эти мысли слишком угнетали и расстраивали девушку, поэтому она постаралась отвлечься от них на время и все свое внимание сосредоточила на лошадях, которых показывал ей сейчас шейх.
        - Вот это представительница породы кейлан, - сказал он. - Думаю, что название эта порода получила из-за черных отметин вокруг глаз, будто нарисованных углем, как это делают арабские женщины, подводя глаза и черня брови.
        Лошадь была очень красивой, и Вита не удержалась и потрепала ее по шее. Затем шейх указал на другую лошадь.
        - А вот это - кохлани, - продолжал объяснять он, - эта порода используется исключительно для верховой езды. Говорят, что порода берет свое начало от кобыл из стада самого царя Соломона. Так это или нет - не знаю, но только это самая выносливая порода среди арабских скакунов, эти лошади могут выдержать тяжелые и долгие лишения.
        Они двигались вдоль табуна, рассматривая одну лошадь за другой, и шейх рассказывал Вите то, что она уже знала, а именно, что бедуины никогда не надевают на своих лошадей удила или уздечки - только тонкий ремешок, обвязанный вокруг носа.
        - Я заметила во время нападения ваших людей, - сказала Вита, - что все они ездят без стремян и узды. Но как же тогда вы управляете лошадью? Ведь я видела, как легко, просто виртуозно всадники выполняли совершенно немыслимые трюки.
        - Думаю, это удается потому, что наши лошади мягче нравом и послушнее европейских. Я не встречал среди них злых или строптивых, - немного подумав, сказал шейх. - У них нет пороков, присущих европейским… лошадям.
        Он помолчал, затем добавил, скривив губы:
        - Возможно, это можно отнести не только к лошадям. - И отвернулся прежде, чем Вита смогла что-либо ответить.
        Девушка промолчала, невольно подумав о том, кто же мог нанести столь горькую обиду этому, казалось бы, такому суровому человеку.
        А затем Вита вспомнила, как шейх произнес имя Илейн, и обнаружила, к своему удивлению, что ее очень интересует, кто же такая эта Илейн? Может быть, она англичанка?
        Шейх хорошо говорил по-английски, поэтому можно предположить, что он бывал в Англии или много общался с англичанами. И кем бы ни была для него эта женщина, она вполне могла также быть родом из Англии.
        Если какая-то англичанка когда-то нанесла обиду этому гордому человеку, то тогда можно было хоть как-то объяснить ненавидящий, враждебный взгляд, которым встретил ее шейх при самой первой встрече, еще даже не зная, кто она такая.
        И снова Вита одернула себя. Зачем давать волю своему воображению и придумывать всякие сказки только для того, чтобы объяснить вещи, имеющие, возможно, самое простое объяснение?
        - Как получилось, что именно в Сирии появились такие изумительные породы лошадей? - спросила Вита, пытаясь отвлечься от мыслей, принявших несколько неожиданный для нее оборот.
        - Есть легенда, говорящая о том, что они ведут свое происхождение от превосходных кобыл царя Соломона, - ответил шейх. - Некоторые арабы верят в эту легенду. А мы знаем лишь то, что наши лошади не имеют себе равных во всем мире.
        - В Англии никто не стал бы с вами спорить.
        Она немного помолчала, затем произнесла довольно неуверенно:
        - Мне бы очень хотелось купить у вас одну из ваших чудесных лошадей.
        - Они не предназначены для продажи, - неожиданно резко ответил шейх и отвернулся.
        Но Вита была почти уверена, что он сказал неправду. Почему?
        Ей говорили, что все племена продают своих лошадей и выручают за них хорошие деньги, к тому же присутствие жеребца шейфи на борту парохода, на котором они плыли из Неаполя, говорило о том, что шейх продавал своих лошадей в королевскую конюшню в Италии.
        Значит, на самом деле он имел в виду, что не хочет продавать лошадь именно ей. Но почему? И еще ей бы очень хотелось знать, отчего он вдруг снова заговорил с ней таким резким, агрессивным тоном?
        Пока шейх говорил о лошадях, ей казалось, что он был настроен вполне дружески и вел себя так, словно она - не пленница, а дорогой гость, которому он показывает свои владения.
        Однако, сама того не зная, Вита, видимо, чем-то расстроила его. Да, шейх, оказывается, весьма непредсказуем. Кто бы мог подумать, глядя на это непроницаемое лицо, что его так легко вывести из себя?
        Но в этот миг, словно сожалея о своей несдержанности, он сделал знак своему человеку, и тот подвел к ним великолепную белую кобылу.
        Это была самая красивая лошадь, которую Вите приходилось видеть. Чисто белой масти, с черными пятнами вокруг глаз, словно у кокетливой красавицы, и с черным пятном на носу.
        У нее были длинные, как у оленихи, уши и большие кроткие глаза.
        - Она прекрасна! - воскликнула девушка, сразу забыв обо всем, что ее тревожило еще секунду назад.
        - Это кобыла из породы хамдани, - принялся объяснять шейх по-прежнему спокойным, приветливым тоном. - Очень редкая и необычная порода как в нашем племени, так и у анизов.
        Заметив откровенное восхищение, горящее в глазах Виты, он спросил ее, улыбаясь:
        - Не хотите ли прокатиться на ней верхом?
        - Вы же знаете, как бы мне этого хотелось!
        По знаку шейха к нему подошел слуга с дамским седлом в руках и оседлал кобылу. Затем шейх сам помог Вите сесть в седло, чем поверг ее в крайнее замешательство.
        Она была уверена, что он подзовет одного из своих слуг, чтобы тот скрестил руки и подсадил ее так, как обычно это делали сопровождающие ее в этом путешествии арабы.
        Вместо этого шейх обхватил ее руками за талию и легко поднял в воздух, так что у девушки от неожиданности захватило дух.
        Кобыла по имени Шерифа мгновенно отреагировала на легкое прикосновение Виты и помчалась по пастбищу. И тут девушка поняла, что до этого момента даже представления не имела, какое это чудо - скакать на такой великолепной лошади.
        Почти мгновенно Шерифа взяла в галоп, и в первые минуты этой захватывающей скачки Вите казалось, что она мчится одна по бескрайнему простору пустыни. Однако вскоре она услышала за собой стук копыт, и мгновением позже с ней поравнялся шейх на черном жеребце.
        Она оглянулась на него, и он с улыбкой заметил:
        - Я вовсе не собирался предоставлять вам легкий способ сбежать от меня, так что лучше не пытайтесь.
        - На самом деле я даже не подумала об этом, - честно призналась Вита.
        Но, поскольку он заронил в ее голову эту мысль, она тут же начала обдумывать возможности побега.
        Если бы только у нее появилась возможность незаметно добраться до лошади, она вполне могла бы ускакать из лагеря и, может быть, встретить отряд Мезраба прежде, чем те действительно решатся напасть на лагерь шейха.
        Она обдумывала это, пока они мчались галопом по пустыне еще некоторое время. Затем шейх на полном скаку подъехал к ней совсем близко и перехватил поводья Шерифы. Он заставил кобылу сделать полный поворот, и они поскакали назад к лагерю.
        - Уж не боитесь ли вы, что мы можем встретить по дороге ваших врагов, которые спешат мне на выручку? - вызывающе спросила Вита.
        - Нет. Пока рано. У них наверняка уйдет больше времени на подготовку похода против меня, - серьезно ответил шейх.
        Тем не менее он не мог удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на восток, и Вита тут же про себя это отметила, обрадовавшись, что теперь знает, в какой стороне находится племя Мезраб.
        Они галопом поскакали обратно к лагерю. Остановив лошадь у шатра, Вита искренне сказала:
        - Благодарю вас. Я никогда еще не получала такого удовольствия от прогулки верхом. Шерифа - просто совершенство.
        - Рад, что вам понравилось, - вежливо ответил шейх.
        - Я хочу сама покормить ее. Вы позволите?
        Шейх отдал короткий приказ, и один из его людей подбежал и передал Вите плоскую миску, полную каких-то очень странных на вид кусочков, к которым Шерифа сразу же потянулась, без сомнения, уже знакомая с этим лакомством.
        Угощение скоро закончилось, и кобыла сделала именно то, чего ожидала от нее Вита, - последовала за ними до шатра, может быть, в надежде получить добавку.
        Вита ласково погладила Шерифу, тихо шепнула, что никогда прежде не встречала такую красивую кобылу и что она самая быстрая лошадь, на которой ей приходилось ездить.
        Шерифа доверчиво тыкалась мордой в плечо девушки, и если бы шейх в конце концов не отогнал ее, хлопнув по крупу, она бы с радостью последовала за Витой в шатер.
        Утро выдалось таким приятным, что время пролетело незаметно, и Вита была искренне удивлена, когда обнаружила, что наступил полдень и в шатре их уже ждет угощение.
        На этот раз им подали киммей, про который шейх сказал, что это любимая еда арабов. Она готовится из грибов - разновидности трюфелей, которые растут в пустыне.
        - Они очень похожи на настоящие трюфели, так высоко ценимые французами, - заметил шейх.
        Киммей варили в молоке до тех пор, пока грибы не превращались в однородную массу; затем туда наливали растопленное масло.
        Вита очень осторожно попробовала то, что ей положили в небольшую чашу. Несмотря на свой подозрительный вид, это блюдо показалось ей очень приятным на вкус. К тому же здесь, в суровых условиях пустыни, где еда была довольно однообразной, подобные попытки разнообразить стол следовало только приветствовать.
        К столу подали мелкие яйца, которые, как уже знала девушка, откладывали куропатки, свежевыпеченный хлеб и масло.
        После того как они покончили с едой, шейх сказал:
        - А теперь я предлагаю вам отдохнуть. В это время дня очень жарко, и все жители пустыни обычно укрываются в тени.
        - Это я уже поняла по нашему вчерашнему путешествию. Помню, я была страшно рада, когда мы добрались до оазиса.
        - Тогда идите и ложитесь. Если мы еще не начнем военных действий сегодня, до захода солнца, я познакомлю вас немного с настоящей арабской музыкой.
        - Я была бы рада, - ответила Вита и, одарив его на прощание улыбкой, направилась на свою половину шатра.
        Однако отдыхать она на самом деле вовсе не собиралась. Пока они скакали утром по пустыне, у девушки созрел план побега. Выглянув через откинутый полог шатра, Вита заметила, что Шерифа все еще бродит неподалеку, надеясь на внимание со стороны своей наездницы.
        Женщина-бедуинка, которая прислуживала ей вчера вечером, помогла снять костюм для верховой езды и умыться.
        А затем Вита, частично с помощью знаков, частично используя известные ей арабские слова, дала понять служанке, что хотела бы надеть легкую хлопчатобумажную одежду бедуинов.
        Женщина хоть и была удивлена такой просьбой, однако не нашла в ней ничего подозрительного. Да и какая истинная дочь Евы, независимо от национальности или цвета кожи, откажется от извечного женского развлечения - примерять наряды, прихорашиваться и переодеваться.
        Она поспешно вышла и вскоре вернулась в сопровождении нескольких женщин.
        Те сразу же поняли, что Вита хочет посмотреть на их наряды, и принесли показать ей длинные хлопчатобумажные платья из голубой, коричневой и черной материи. Они также показали ей бурнусы, которые обязательно носят все без исключения арабы - и мужчины, и женщины - во время путешествия. Еще они разложили перед ней особые головные платки, красного цвета - для молодых женщин, черного - для пожилых. И, конечно же, они принесли множество самых разных украшений - массивных колец, крупных серег, тяжелых браслетов и ожерелий, издававших мелодичное позвякивание, когда женщины двигались.
        Вита с восторгом все рассматривала и примеряла под веселый смех и болтовню женщин, но краем глаза заметила, что не все держатся с ней приветливо. Одна из них все время оставалась в стороне, не принимая участия во всей этой суматохе. Приглядевшись внимательнее, Вита увидела, что женщина смотрит на нее с угрюмым, вызывающим видом.
        Вита вспомнила, что видела ее, когда первый раз зашла в шатер, но только теперь смогла как следует рассмотреть ее. Это была очень красивая молодая женщина с большими темными глазами, почти совершенными чертами лица, длинной шеей, гордо посаженной головой.
        Ее кожа была заметно светлее, чем у других женщин, и Вита подумала, что она, должно быть, из племени эль-Хадеддин.
        Более внимательно присмотревшись к ней, Вита обнаружила, что на красавице надето больше украшений, чем на других женщинах. Некоторые из них были действительно ценными.
        Вита заговорила с девушкой, но та не ответила ей, лишь взглянула исподлобья, а затем, резко развернувшись, быстро вышла из шатра.
        Вита с удивлением посмотрела ей вслед, а потом обратила внимание, что остальные женщины обмениваются многозначительными взглядами и хихикают.
        - Забла ревнует, - сказала одна из женщин по-арабски.
        И тогда Вита все поняла.
        Эта красавица была женщиной шейха и, разумеется, не могла не возмутиться неожиданным появлением красивой чужестранки в шатре любимого мужчины.
        Вита могла понять интерес к ней шейха - девушка была очень хороша собой.
        Однако ее поведение внезапно расстроило Виту, вызвав какую-то непонятную ей самой досаду или, может быть, беспокойство, и она знаками показала оживленно галдящим женщинам, что устала и хотела бы отдохнуть.
        Вита попросила, чтобы они оставили платье и бурнус на тот случай, если ей захочется надеть их позже.
        Женщины оставили подходящее ей по размеру платье, но, помимо него, оставили и некоторые из своих украшений, в том числе бесчисленные браслеты, которые, как поняла Вита, были здесь особенно любимы.
        Подождав, пока все выйдут, Вита поднялась с постели, на которую прилегла, чтобы показать женщинам, что очень устала, и начала вновь одеваться.
        Наконец, полностью одевшись, Вита остановилась у полога и чутко прислушалась. Было очень тихо, казалось, жизнь в лагере замерла. Девушка поняла, что в эти жаркие послеполуденные часы все отдыхают, кроме разве что нескольких человек, стоящих в карауле.
        Вита надела юбку от костюма и белую блузку, которую обычно носила под жакетом. Затем она накинула сверху белый бурнус и надвинула капюшон как можно ниже на лицо.
        Она знала, что с большого расстояния будет трудно понять, кто это - мужчина или женщина.
        Выждав еще немного, девушка очень осторожно приподняла полог над входом в шатер, который закрыли, чтобы спрятаться от дневной жары, и вышла наружу.
        Шерифа стояла всего в двадцати ярдах от шатра. Вите не пришлось издавать ни звука, так как кобыла, видимо, почувствовав ее присутствие, уже шла ей навстречу, приветственно потряхивая гривой.
        Ее все еще не расседлали после их утренней прогулки. Вита уже знала по своему небольшому опыту, что арабы могут быть весьма небрежны и ленивы, когда дело касается ухода за лошадьми. Это ее возмущало, но сейчас эта небрежность оказалась для нее спасительной.
        Об этой особенности арабов ее предупреждал еще синьор Дайри. Оседланная лошадь могла целыми днями ходить под седлом, и никто не подумает его снять.
        - В зимнее время, - говорил синьор Дайри, - через седло часто перебрасывают попону, а летом лошади стоят открыто на полуденном жарком солнце.
        - Как можно так небрежно относиться к таким благородным животным? - сердито воскликнула Вита.
        - Лошади у арабов необычайно выносливы, - ответил ей тогда синьор Дайри. - К тому же седла у них совсем не такие, как европейские. Они без стремян, много легче, чем те, к которым вы привыкли, и сделаны из мягкой овечьей кожи.
        Однако для Виты шейх распорядился подать обычное дамское седло. Кроме того, на Шерифу надели уздечку. И хотя она была легкая, Вита подумала, что только очень терпеливая лошадь будет так безропотно сносить узду, после того как привыкла, что все, кто ездит на ней, пользуются не уздечкой, а мягким ремешком.
        Впрочем, сейчас Вите все это было только на руку.
        Девушка подождала, пока Шерифа подошла совсем близко и потерлась головой о ее плечо, как делала это раньше. Затем девушка мгновенно вскочила в седло и, дернув за уздечку, повернула лошадь в сторону от лагеря.
        Пока она находилась в тени шатра, с той стороны, что была обращена к пустыне, Вита надеялась, что охрана ее не заметит.
        Но едва Шерифа помчалась галопом, как ее, без сомнения, должны были сразу же увидеть. Теперь Вита гадала, сколько пройдет времени, прежде чем люди шейха бросятся за ней в погоню.
        Впрочем, Вита надеялась, что быстроногая Шерифа в состоянии обогнать любую лошадь. А кроме того, у нее было достаточно времени, чтобы далеко вырваться вперед, пока поднимут тревогу да пока сообщат шейху и он отдаст приказ отправиться в погоню.
        Ей очень хотелось верить, что в этом бурнусе они не узнают ее и не сразу догадаются, что пленница сбежала.
        Все эти мысли пронеслись в ее голове, когда она летела навстречу обжигающему, раскаленному мареву пустыни. На мгновение Виту обуял страх, что за ее спиной вот-вот раздастся выстрел.
        Однако ничего не произошло. Проехав около мили, она оглянулась и, увидев, что ее никто не преследует, вздохнула свободнее и расправила плечи.
        Неужели ей удалось это?! Она на самом деле сбежала! И теперь, развернув Шерифу на восток, в ту сторону, откуда должны были прийти воины шейха Меджула эль-Мезраба, девушка позволила кобыле скакать так быстро, как только было в ее силах.
        Они мчались галопом уже около часа, когда кобыла начала замедлять шаги, и тут Вита почувствовала, какое вокруг пекло.
        Она откинула со лба капюшон бурнуса, но палящие лучи солнца обожгли ей кожу, и, боясь получить солнечный удар, Вите пришлось снова прикрыть голову.
        Девушка, отправившаяся без запаса воды, понимала, что скачка под палящим солнцем в самые жаркие часы, когда в пустыне замирает все живое, может очень дорого стоить как ей самой, так и Шерифе.
        Теперь она скакала медленнее. Вита вглядывалась в даль, очень надеясь увидеть оазис или хотя бы скалу, в тени которой они могли бы отдохнуть.
        Было бы неразумно надолго задерживаться где-нибудь - ведь за ней уже наверняка отправили погоню. Однако Вита чувствовала, что небольшая передышка была им обеим просто необходима.
        Девушка была уверена, что шейх не даст ей так просто сбежать от него.
        Ведь он сказал, что она - его выигрышная карта, его козырь. Если только он действительно жаждет сражаться с племенем Мезраб, ее присутствие обеспечивало ему прекрасный повод для этого.

«И почему бы ему не наслаждаться жизнью вместе со своей красавицей Заблой, вместо того чтобы искать опасностей в войне?» - спрашивала она себя с недоумением.
        И тут же задумалась: действительно ли он любит Заблу? Во всяком случае ей шейх не показался счастливым влюбленным… скорее наоборот. Можно было бы подумать, что он глубоко разочарован в любви.
        Большинство арабов, с которыми ей уже приходилось встречаться, казались ей вполне счастливыми людьми, умеющими радоваться жизни. Когда она смотрела на их сверкающие темные глаза и белозубые улыбки, на горящие энергией лица, ей представлялось, что эти мужчины способны на самые пылкие чувства и знают толк в любовных утехах, которые в их жизни наверняка играют далеко не последнюю роль.
        Однако шейх разительно отличался от них.
        Он не только казался более сдержанным и суровым, но где-то там, в самой глубине, угадывалась разъедающая его душу ненависть. Девушка была уверена: под холодной оболочкой сдержанного равнодушия полыхал яростный огонь, сжигающий его изнутри.

«Наверное, все из-за этой Илейн, - подумала Вита. - Он и меня возненавидел из-за нее».
        И все же это как-то не укладывалось в ее голове. Ей казалось, что такая прелестная, изящная женщина, как Забла, могла бы послужить утешением любому мужчине. И кем бы ни была эта Илейн, шейх должен был бы давно ее забыть в объятиях такой красавицы.
        Мысли о любви вернули Виту к ее собственным нерешенным проблемам.
        Так или иначе, но она все же доберется до кузины Джейн и спросит ее совета, что же ей делать с лордом Бэнтамом.
        Рано или поздно ей все равно придется встать перед выбором - ненавистный брак с человеком, которого она терпеть не может, или же гнев отца и суровое наказание, если она осмелится пойти против его воли.
        И, конечно, она не могла не думать с невольным страхом о том, что он скажет о ее побеге. Но с почти детской наивностью и верой в могущество кузины Джейн девушка надеялась, что та сумеет найти решение всех ее проблем. Вот только она не могла себе представить, что бы это могло быть.
        Вита скакала все дальше под палящими лучами полуденного солнца, и временами казалось, что она больше не вынесет эту дикую жару. «Каково же сейчас Шерифе», - подумала Вита с раскаянием. Она понимала, что только такое великолепное, выносливое животное, как арабская лошадь, могло выдержать эту безумную скачку по раскаленной пустыне.
        Время от времени Вита оглядывалась, опасаясь увидеть вдали скачущих за ней всадников, но пока не было никаких признаков погони. В конце концов девушка даже начала думать, что шейх, вероятно, был и сам рад избавиться от нее.

«Возможно, втайне он решил, что со мной слишком много возни, и уже пожалел, что захватил меня в плен, - рассуждала она, - если не сделал никакой попытки меня догнать».
        И тут с непонятной ей самой грустью она вдруг пожалела, что не успела узнать его лучше.
        Было что-то удивительно искреннее и человечное в том, как он показывал ей своих лошадей. В эти минуты шейх открылся ей с совсем неожиданной для нее стороны.
        Конечно, не было никакого сомнения в том, что он очень любил своих лошадей, хорошо разбирался в породах, знал их историю и был весьма знающим и умелым коневодом. И ей о многом хотелось расспросить его, ведь он мог рассказать ей столько интересного.

«Мне больше не представится такой великолепной возможности, - печально думала Вита. - Когда я вернусь в Англию, то буду общаться с людьми, рассуждающими о годольфинских арабах и дерби-арабах, и никто из них даже не поверит мне, если я скажу им, что видела и даже ездила на лошадях, принадлежащих к еще более великолепным породам, здесь, в Сирии».
        И все же грусть по поводу того, что она его больше не увидит, помимо сожалений об упущенной возможности расширить свои знания о породах лошадей, была вызвана чем-то еще, в чем она сама пока не могла разобраться.
        И еще ей было обидно, что шейх не согласился продать ей лошадь, чтобы она смогла взять ее с собой в Англию.
        Она думала о том, что ей легче было бы утихомирить гнев отца, если бы она смогла подарить ему такую кобылу, как Шерифа, или такого жеребца, как тот, что плыл с ней на одном пароходе по пути в Бейрут.
        Но, возможно, анизы, когда она доберется до них, окажутся более сговорчивыми. И во всяком случае Шерифа, если все сложится хорошо, останется с ней. Почему-то мысль о том, что она оказалась в роли конокрада, не слишком ее беспокоила.
        Между тем дневная жара немного ослабла, однако часы, проведенные в седле на открытом палящем солнце, давали о себе знать. Вита чувствовала, что ее покидают последние силы, что она просто умирает от жажды.
        Она была уверена, что к этому времени уже должна будет встретить племя Мезраб, если только они выступили в поход. Ведь она ехала в направлении, которое невольно выдал ей своим взглядом шейх сегодня утром во время прогулки. Однако вокруг, насколько хватало глаз, простиралась бесконечная пустынная равнина.
        Она ехала все дальше, чувствуя невыносимую усталость и с отчаянием понимая, что Шерифа также двигается из последних сил.
        У девушки пересохли губы, горло саднило и болело так, что она не знала, сумеет ли говорить, когда доберется до лагеря кузины.
        А затем она неожиданно увидела вдалеке, чуть в стороне от своего пути, темное пятно, и в ней вспыхнула надежда. Ей показалось, что это оазис!
        Видимо, Шерифа также увидела или почувствовала его, так как без всякого понукания побежала быстрее в нужном направлении.
        Это действительно оказался оазис, и едва Шерифа достигла спасительной тени пальм, как Вита соскользнула с седла.
        На какое-то мгновение она почувствовала себя такой ослабевшей, что едва удержалась на дрожащих от напряжения и ставших вдруг непослушными ногах. Девушка опустилась на землю, но в эту же минуту увидела Шерифу, которая понуро стояла и дышала так тяжело, что бока ее ходили ходуном. Вита знала, что лошадь измучена и страдает от жажды не меньше, чем она сама.
        С огромным усилием, превозмогая усталость и слабость, Вита заставила себя подняться на ноги и направилась к колодцу. Перегнувшись через грубо выложенную камнями ограду колодца и заглянув вниз, она, к своему огорчению, увидела, что вода сверкала где-то очень глубоко.
        Возле колодца стояла большая бадья с привязанной к ней длинной веревкой. Вита понимала, что она должна сделать - опустить вниз бадью, зачерпнуть воды и вытащить ее на поверхность. Тогда и она, и Шерифа смогут напиться. Единственное, в чем она сомневалась, хватит ли у нее сил.
        Она с сомнением посмотрела на бадью. Если она зачерпнет ее полную, то едва ли сумеет вытащить. И веревка - толстая и грубая - обдерет ей все руки, но делать было нечего. Им с Шерифой вода была нужна во что бы то ни стало. Это был вопрос жизни и смерти.
        Пока Вита стояла в раздумьях перед колодцем, к ней подошла кобыла и потерлась носом о плечо девушки, словно хотела подбодрить ее.
        Вита скинула на землю бурнус. Хоть он и спасал от палящих лучей солнца, но в нем было нестерпимо жарко. И девушка подумала, что больше всего на свете ей бы сейчас хотелось самой окунуться в этот колодец - прямо в его холодную темную глубину.
        - Ну почему нам не попался оазис с озером или открытым источником вместо этого дурацкого колодца? - спросила она, обращаясь к Шерифе, и едва узнала свой охрипший голос.
        Она взяла бадью и медленно опустила ее на веревке вниз.
        Веревка была завязана узлами через каждый фут, чтобы легче было ее держать и она не выскальзывала из рук и, как и ожидала Вита, оказалась слишком грубой для ее нежных рук.
        Она опускала ее все ниже и ниже, думая, что, наверное, никогда не достанет до дна. Наконец натяжение веревки ослабло, и Вита поняла, что бадья коснулась поверхности и зачерпнула воду.
        Девушка быстро потянула вверх и… поняла, что упустила момент!
        Бадья налилась доверху и оказалась для Виты слишком тяжелой. Девушка потянула веревку вверх, напрягая все свои силы, но с отчаянием понимала, что никогда не сможет ее вытащить.
        Все же Вита продолжала тянуть, а Шерифа со все возрастающим нетерпением терлась головой о ее руки и спину.
        Веревка так больно ободрала ей руки, что девушка непроизвольно отпустила ее, и та скользнула вниз, насколько позволило железное кольцо, к которому она была привязана, вделанное в каменную ограду, окружающую колодец.
        Бадья, видимо, опустилась на самое дно колодца. Вита с отчаянием поняла, что никогда не сможет поднять ее, как бы ни старалась.
        И она снова заглянула в глубь колодца. Там было темно, прохладно и невероятно тихо, и девушке неожиданно пришло в голову, что, если она упадет туда, никто не будет об этом знать.
        И никто никогда не найдет ее здесь.
        С внезапной решимостью, порожденной отчаянием, и удвоенной энергией она вновь ухватилась за веревку и снова попыталась поднять бадью, но та действительно была слишком тяжелой.
        - Я не могу… Шерифа! - задыхаясь от отчаяния, крикнула Вита. - Я не могу… даже сдвинуть ее с места!
        Ее голос сорвался, и слезы безысходного отчаяния хлынули из глаз и покатились по щекам, оставляя жгучие дорожки.
        - Господи, что же нам делать? - Она покачала головой. - Прости меня… Шерифа!
        - Мне кажется, вам нужна помощь? - раздался вдруг спокойный голос у нее за спиной.
        Вита застыла на мгновение, а затем резко развернулась в ту сторону, откуда раздался этот невесть откуда взявшийся голос.
        В тени деревьев, чуть поодаль от колодца, перед ней стоял шейх!
        Она смотрела на него несколько секунд, словно не веря своим глазам, а затем, не сознавая, что делает, охваченная безумной радостью просто оттого, что видит в этой бесконечной пустыне живого человека, бросилась к нему навстречу.
        Девушка и сама не поняла, как это произошло, но внезапно очутилась в его объятиях, и он прижал ее к себе.
        Вита подняла голову, чтобы взглянуть на него, и в то же мгновение его губы встретились с ее губами, а руки еще крепче сжались вокруг ее талии.
        Сначала она даже не удивилась. Это было неизбежно, неотвратимо… это была судьба… То, что должно было случиться, - случилось.
        А затем, когда его губы завладели ее ртом, взяв в упоительный плен, что-то дикое, необузданное и прекрасное, что она еще никогда в своей жизни не испытывала и даже не подозревала о его существовании, завладело всем ее существом.
        Вита даже вообразить себе не могла, что поцелуй может быть таким… таким необыкновенным, сладостным, волнующим. Весь мир вокруг нее, казалось, замер в эту минуту. И в это мгновение она вдруг поняла, что это именно то, чего жаждала ее душа, к чему стремилось ее сердце, чего искала она сама так долго и упорно.
        А шейх все сильнее сжимал ее в своих объятиях. И она почувствовала, будто вокруг нее не крошечный оазис с несколькими пальмами, а прохладный тенистый сад - такой прекрасный, что он вряд ли мог находиться где-то на земле, а лишь в волшебном мире грез, созданном для всех влюбленных.
        А когда она затрепетала, не в силах сдержать восторга, который дарили его губы, и почувствовала, что перестала быть сама собой, но стала частью его, шейх внезапно поднял голову и слегка отстранился.
        Он посмотрел на нее сверху, на ее распахнутые, такие доверчивые и сияющие глаза, на ее полураскрытые губы, зовущие к поцелую, и неохотно, так, словно это стоило ему громадных усилий, выпустил ее из своих объятий и направился к колодцу.
        Ни разу не оглянувшись, он взялся за веревку и начал поднимать ведро с водой. У него это получалось так легко, что, глядя на него, Вите даже стало немного стыдно, как это она не могла справиться с таким простым делом. Она, не отрываясь, смотрела на него, на его сильные руки, на широкие мощные плечи, не в силах пошевелиться, не в силах даже дышать.
        Он поцеловал ее! Одним прикосновением губ он забрал ее сердце, и это чудо заставило ее трепетать от восторга и какого-то неясного ей пока еще ощущения тревоги.
        Между тем шейх поднял бадью и поставил ее на камни, отталкивая Шерифу, которая сразу же потянулась к воде. Он повернулся к девушке.
        Медленно, словно каждый шаг давался ей с огромным трудом, она подошла к нему, не отрывая взгляда от его лица, и встала рядом с ним.
        Вита стояла, подняв к нему лицу, ошеломленная настолько, что почти не помнила о том, что еще несколько минут назад умирала от жажды, не помнила ни о чем, кроме того, что только что произошло между ними.
        - Пей! - сказал он.
        Сделав над собой усилие, она оторвала от него взгляд и, склонившись над ведром, полным до краев воды, опустила в него лицо.
        Только теперь она почувствовала, что безумно хочет пить, и начала пить с жадностью, еле переводя дыхание. Утолив жажду, Вита окунула лицо в холодную, чистую воду и почувствовала, что не просто смывает с себя пыль и пот, но что-то гораздо более важное происходит с ней сейчас, что-то уходит прочь вместе с усталостью и отчаянием.
        Она вытащила мокрое лицо из воды, радостно улыбаясь и жмурясь от удовольствия, и шейх протянул ей белоснежный носовой платок, чтобы она вытерлась, а сам поставил бадью с водой перед Шерифой, которая тут же с жадностью начала пить, с шумом отфыркиваясь.
        Вита не сводила глаз с шейха.
        Сначала ей показалось, что он сейчас отвернется от нее. Но в следующее мгновение шейх вновь почти грубо схватил ее в объятия и с силой привлек к себе, так что она едва не задохнулась.
        Он снова поцеловал ее, и на этот раз его поцелуй уже не был таким нежным. Он целовал ее более яростно, более требовательно, более страстно… и все же она ничуть не боялась его.
        Шейх целовал ее губы, глаза, щеки, затем вновь губы, и девушка чувствовала, как огонь его поцелуев обжигает ее, воспламеняет ее изнутри, заставляет желать чего-то еще - более волнующего и прекрасного.
        Затем, так же неожиданно, как до этого он прижал ее к себе, шейх вдруг отстранился и, приподняв ее своими сильными руками, посадил в седло на Шерифу.
        Ее бурнус все еще лежал на земле - там, где она его бросила. Шейх поднял его и перекинул через седло своего вороного коня, который подошел к ним, пока они целовались, и теперь пил из ведра воду.
        - Как… как ты нашел меня? - спросила Вита.
        Это были ее первые слова, которые она произнесла с той минуты, как увидела его здесь, в оазисе.
        - Я следовал за тобой весь день, - отвечал он просто.
        - Но почему… почему же ты не догнал меня раньше?
        Он улыбнулся.
        - Мы совсем недалеко от дома. Ты не знала, что в пустыне и животные, и человек почти всегда двигаются по кругу? Шерифа почти принесла тебя назад!
        - Я… рада! - сказала она, нежно глядя ему в глаза.
        Шейх застыл в напряженной позе, и она почувствовала, что он пытается справиться со своим желанием поцеловать ее снова. Затем он резко отвернулся и вскочил в седло.
        - Ты устала, - сказал он, - надо возвращаться.
        Лошади напились и немного отдохнули в тени, а кроме того, они чувствовали, что дом уже недалеко, поэтому сразу же взяли в галоп. Вита и шейх помчались почти так же быстро, как и утром, когда только выехали из лагеря прокатиться по пастбищу.
        Вита молчала, но ей о стольком хотелось сейчас спросить, столько услышать, что она едва сдерживала себя!
        И все же в эти минуты она была невероятно счастлива. Он был рядом с ней, и она все еще чувствовала на губах вкус его поцелуя.

«Это и есть любовь, - думала Вита с восторгом. - Это именно то, что кузина Джейн нашла в пустыне со своим шейхом! Но и я нашла это!»
        Она была уверена, что вихрь чувств, который шейх вызвал в ней одним лишь поцелуем, не был похож на то, что она когда-либо испытывала в жизни. Вряд ли такой темперамент обнаружился бы в каком-нибудь англичанине, а уж о поцелуе с мерзким, отвратительным лордом Бэнтамом Вита не могла думать без содрогания.
        Девушка уже знала, когда он первый раз поцеловал ее, что она нашла решение всех своих проблем, и это было лучшее решение, какого не смогла бы найти для нее и кузина Джейн.
        Именно любви жаждала она. И отправившись в это рискованное путешествие, сама того не подозревая, Вита искала именно в любви ответы на все вопросы. Но нашла она ее в ту минуту, когда меньше всего ожидала, и теперь видела в том руку судьбы.
        Да, это было так, как сказал ей шейх, - Инч Аллах! - На все воля Аллаха!

«Мы нашли друг друга», - говорила себе Вита, испытывая невыразимое счастье.
        Сейчас она чувствовала в себе силы сбросить с себя все оковы условностей и норм, которые могли бы помешать ей быть рядом с человеком, неожиданно ставшим центром ее вселенной. Вита твердо знала, что теперь ее ничто не остановит: ни мнение света, ни осуждение ее родных.
        Правда, девушка боялась даже подумать о том, что будет, когда она сообщит своим родителям, что намерена остаться в пустыне с шейхом бедуинов. Правда, до сих пор он не сказал ей ни слова о своей любви или о том, что собирается взять ее в жены.
        Но все это сейчас каким-то образом оказалось совершенно неважно и почти не волновало ее. Главное, что она любила его и что они нашли друг друга в этой бесконечной вселенной.

«Я люблю его! Я люблю его!» - повторяла про себя Вита, пока их лошади мчались вперед, выбивая копытами дробь по сухой земле.
        Очень скоро они подъехали к лагерю и спешились. Вита поспешила в шатер. Шейх последовал за ней, и она обернулась, сгорая от желания вновь броситься в его объятия.
        Однако в шатре были слуги, и Вита, смутившись, быстро прошла на свою половину, где ее уже ожидала женщина, которая прислуживала ей раньше. Если не считать поцелуев шейха, то единственная вещь, о которой она сейчас мечтала, была ванна.
        К радости Виты, едва она разделась, как несколько женщин внесли большую оловянную ванну с водой.
        Вода пахла жасмином и чем-то еще, удивительно приятным, и Вита с наслаждением окунулась в ее живительную прохладу. После мытья женщины обернули девушку белым полотенцем, помогая ей вытереться и расчесать волосы, беспрестанно ахая, восхищаясь тем, какие они мягкие и шелковистые, совсем не похожие на их собственные.
        После ванной они принесли Вите кофе и немного хлеба с маслом и финиками. Но девушке совсем не хотелось есть. Она пребывала в радостном состоянии возбужденного ожидания, и единственное, чего она хотела, это снова видеть шейха, говорить с ним, чувствовать на себе его взгляд, а на губах - его губы…
        Она выбрала одно из своих самых красивых платьев и попыталась придать волосам какое-то подобие прически, что было непросто сделать, так как после мытья волосы завивались пышными непокорными прядями и никак не желали держаться с помощью шпилек и заколок. Наконец приведя себя в порядок, Вита прошла в центральную часть шатра.
        Она была так взволнована от мысли, что сейчас вновь увидит шейха, что никак не могла сдержать бешено бьющегося сердца.
        Шейх сидел на диване, и при взгляде на него у девушки засияли глаза и на щеках вспыхнул румянец. Ей едва удалось подавить невольно вырвавшийся у нее вздох разочарования. Шейх был не один.
        Рядом с ним на диване сидел молодой человек в богато расшитом золотом аббасе. Его темные глаза, обращенные на девушку, вспыхнули так хорошо ей знакомым восхищением, которое она давно привыкла видеть в глазах мужчин.
        - Мисс Эшфорд, позвольте представить вам Хеджаза эль-Хассейна, - произнес шейх без всякого выражения. - Хеджаз, это мисс Вита Эшфорд - та женщина, о которой я тебе рассказывал.
        Вита чуть присела, а Хеджаз эль-Хассейн встал и поклонился с удивительной грацией и изяществом, сделавшими честь любому придворному.
        - Хеджаз только что приехал из Парижа, где он учился в Сорбонне последние несколько лет, - продолжал шейх по-французски. - Он сожалеет, что плохо говорит по-английски, но французский он знает прекрасно.
        Шейх помолчал, затем довольно сухо добавил:
        - Как, разумеется, и должно быть после четырех лет пребывания в стенах университета.
        - Я чрезвычайно рад знакомству с вами, мадемуазель! - горячо произнес Хеджаз. - Я слышал, как храбро вы вели себя в столь непростых для вас обстоятельствах, и восхищаюсь вами!
        - Благодарю, месье.
        Вита взглянула на шейха, затем подошла и села рядом с ним на диване. Она испытывала глубокое разочарование. Ну почему этот молодой человек приехал так некстати! Ей отчаянно хотелось остаться сейчас вдвоем с мужчиной, который разбудил ее сердце и который так много для нее значил.
        Но она сама была гостьей шейха, а вернее - его пленницей, поэтому Вите не оставалось ничего другого, как смириться с ситуацией.
        Вступить в разговор она не решилась, и ей пришлось просто молча сидеть и слушать беседу двух мужчин.
        Через несколько минут после ее появления слуги начали приносить блюда, и хотя Вита не ощущала голода, она с удовольствием принялась за еду.
        Девушка несколько восстановила силы, хотя испытывала сильную усталость, ведь у нее был длинный день, и помимо изнуряющей скачки по пустыне, ей пришлось пережить столько волнений!
        Сегодня на обед вместо барашка была приготовлена газель. Ее мясо оказалось необыкновенно нежным и вкусным, даже вкуснее, чем то, что они ели вчера вечером.
        Когда внесли большое деревянное блюдо с мясом, Хеджаз неожиданно рассмеялся.
        - Я уже почти забыл, как едят руками, - сказал он. - Я думаю, мне стоит ввести новый обычай для наших людей: есть ножами и вилками. В конце концов, цивилизация - это не так уж и плохо.
        - Что ж, можешь попробовать.
        - И еще я буду очень скучать по французским винам, которые мне так пришлись по вкусу, - продолжал Хеджаз легкомысленным тоном.
        - А вот это новшество я бы тебе вводить не советовал, - заметил шейх. - Так же, как и все то, что правоверные мусульмане никогда бы не одобрили.
        - Поэтому я предчувствую, что мне многого будет не хватать.
        - Нет совершенства в этом мире! - философски заметил шейх. - И, может быть, некоторые лишения, такие, как отсутствие вина, - это та цена, которую тебе придется заплатить за другие, возможно, гораздо большие удовольствия.
        Он говорил с явным сарказмом в голосе, но Хеджаз только добродушно рассмеялся.
        - Ты прекрасно знаешь, как я рад вернуться домой! - сказал он. - Здесь так много дел, которые я должен сделать, и так много людей, с которыми я должен увидеться.
        Он взглянул на Виту.
        - Ваша кузина, мадемуазель, достопочтенная Джейн Дигби, очень хорошо известна здесь, в Сирии. Ею восхищаются как одной из самых красивых и удивительных женщин.
        - Вы встречали ее? - спросила Вита, первый раз за весь вечер нарушив молчание.
        - Я только видел ее в Дамаске, где она блистала в роли светской дамы, - ответил он. - Но в пустыне она - настоящая амазонка. Бедуины буквально поклоняются ей.
        Хеджаз снова повернулся к шейху.
        - А что, Фарис эль-Мезид, этот король демонов, по-прежнему преследует прелестную Ситу? - спросил он.
        - Полагаю, что да, - холодно ответил шейх.
        - А кто он такой? - с любопытством спросила Вита.
        - Шейх Фарис - это могущественный человек, ему принадлежат обширные земли, - охотно отвечал Хеджаз, словно не замечая неодобрительного взгляда шейха. - Он жаждал получить себе очаровательную жену шейха Меджула эль-Мезраба с того самого момента, как увидел ее на их свадьбе, и с тех пор неотступно преследует ее. Однажды ему даже удалось выкрасть ее, но с шейхом Меджулом шутки плохи.
        - Он сделал себя посмешищем среди всех бедуинов, - презрительно заметил шейх.
        - Кто осудит мужчину, если тот влюбился в такую красавицу, как Джейн Дигби! - воскликнул Хеджаз. И добавил, выразительно взглянув на Виту загоревшимся взглядом: - Или как ее кузина!
        - Благодарю, месье, - сдержанно произнесла Вита.
        Шейх нетерпеливо взмахнул рукой.
        Взглянув на него из-под опущенных ресниц, Вита заметила выражение едва сдерживаемого гнева, полыхнувшего в его темных, до этого непроницаемых, глазах.
        Так он ревнует!
        И Вита сразу же почувствовала, как отозвалось трепетом ее тело на это явное доказательство того, что он к ней неравнодушен!
        Тем временем Хеджаз поднялся с места со словами:
        - А теперь позвольте мне откланяться. Я должен пойти к матери - она, наверное, заждалась меня.
        - Уверен, она ждет тебя с нетерпением, - отвечал шейх.
        - И скорее всего уже подготовила список невест для меня, - все тем же легкомысленным тоном продолжал молодой человек. - Боюсь, ей никогда не понять, что у меня могут быть на этот счет совсем иные планы.
        При этих словах он вновь выразительно посмотрел на Виту, и девушка поняла без слов, что молодой человек имел в виду. Очевидно, его очаровали женщины, подобные тем, которых он встретил во Франции. Он считал их очень привлекательными и желанными, - возможно, более желанными, чем местных красавиц.
        Эта мысль заставила ее подумать о Забле, которая, возможно, поджидала сейчас шейха, стоя в тени шатра.
        Впервые в своей жизни Вита почувствовала острый укол ревности. Это оказалось очень больно. Забла была так хороша - с прекрасной изящной фигурой, грациозными движениями, пылающими очами. Едва ли с ней могла соперничать любая европейская красавица.
        Внезапно Вита ощутила каким-то своим шестым чувством глубинную связь с этим суровым мужчиной, что сидел сейчас рядом с ней. Они были друг для друга чем-то особенным, и у нее не могло быть соперниц.
        Девушка поняла, что это чувство единства с ним появилось в ней еще тогда, когда они скакали бок о бок, возвращаясь в лагерь из оазиса.
        И все то время, пока она умывалась и переодевалась, оно распускалось в ней, разворачивалось, наполняя душу удивительным светом.
        А сейчас оно вдруг полностью раскрылось, подобно драгоценному цветку невиданной красоты. Она ощущала себя так, будто ей вручили волшебный талисман ее любви.
        Но теперь Вита вдруг испугалась!
        Хеджаз начал прощаться. Молодой человек поклонился шейху, затем на французский манер склонился перед Витой и изящным жестом поднес ее руку к губам.
        - Доброй ночи, мадемуазель. Надеюсь, завтра мы с вами увидимся.
        - Доброй ночи, месье.
        Он бросил на нее весьма красноречивый восхищенный взгляд и вышел из шатра, оставив шейха и Виту одних.
        Девушка неуверенно посмотрела на сидящего рядом с ней мужчину, на его суровый, четко очерченный профиль. На какое-то мгновение в шатре повисло напряженное молчание.
        А затем Вита придвинулась к шейху и прижалась щекой к его плечу.
        - Я… люблю тебя! - тихо произнесла она.
        На мгновение он застыл, затем резко поднялся на ноги и, не глядя на нее, отрывисто произнес:
        - Завтра на рассвете вы уезжаете! Я отправляю вас к шейху Меджулу эль-Мезрабу!
        Глава шестая
        И вновь повисла тишина. Шейх подошел к выходу из шатра и, откинув полог, выглянул в темноту пустыни, над которой раскинулось сверкающее алмазами звезд небо.
        Он услышал, как за его спиной раздался тихий голос:
        - Значит… вы не хотите… не хотите меня?
        Прошло еще несколько мгновений, прежде чем шейх повернулся к ней.
        Вита стояла посредине шатра с растерянным выражением лица, которое обычно появляется у легкоранимого ребенка, если тому внезапно нанесли жестокую обиду.
        Он смотрел на нее несколько мгновений, затем довольно резко ответил:
        - Разумеется, я хочу вас! Вы знаете, как я вас хочу! И все же вы должны забыть обо всем, что случилось сегодня у колодца.
        - Но почему? Почему? Я… не понимаю, - пробормотала Вита, чувствуя себя глубоко несчастной.
        - Потому что нам не суждено быть вместе, - жестко отрезал он.
        И шейх вновь отвернулся, устремив глаза в ночь, словно ему было невыносимо трудно смотреть на девушку.
        Вита шагнула к нему.
        - Но почему… я не могу остаться здесь, с вами? - спросила она дрожащим голосом, перешедшим почти в шепот.
        - Потому что я сам здесь не останусь.
        Его голос прозвучал как-то странно.
        - Вы хотите уехать? Зачем? - И добавила растерянно: - Я… ничего не понимаю.
        Не глядя на девушку, шейх развернулся и прошел обратно к дивану.
        - Идите сюда и садитесь, - сказал он. - Я все вам объясню.
        Вита медленно подошла к нему, но, чувствуя необъяснимое смущение, села на противоположный от него конец дивана. Ей казалось, что ее ждет какое-то важное сообщение.
        - Молодой человек, которого вы сейчас видели здесь, и есть настоящий шейх эль-Хассейн.
        - Но я думала, что шейх вы, - с недоумением произнесла Вита.
        - Я просто заменял Хеджаза, пока он был слишком юн и учился, - бесстрастно ответил он. - Теперь он вырос, стал мужчиной и готов занять свое законное место в племени.
        - Но вы ведь можете оставаться здесь с ними и дальше? - спросила удивленная Вита.
        - Нет, я должен уехать. Моя миссия здесь выполнена. Я им больше не нужен.
        - Но тогда… если вы должны уехать, - медленно произнесла Вита, осторожно подбирая слова, - почему я не могу… поехать с вами?
        В ее голосе прозвучали умоляющие нотки, и она почти бессознательно придвинулась к нему.
        - Если бы вы только знали, как сильно я хочу этого! - вырвалось у него помимо воли.
        Он повернулся, взглянул в ее огромные умоляющие глаза и резко поднялся.
        - Ради бога! Не смотрите на меня так! - воскликнул он. - Иначе вы обнаружите, что в том, что касается вас, я далеко не так цивилизован и благороден, как вы думаете.
        Но Вита не вняла его просьбе, продолжая неотрывно смотреть на него.
        - Я люблю вас! - сказала она.
        Ее слова прозвучали, как магическое заклинание, связывая их неразрывными узами. Словно не в силах противиться этому притяжению, шейх наклонился и, подняв ее за руки, притянул к себе.
        Сжав Виту в объятиях, он пылко поцеловал ее, вложив в этот поцелуй всю страсть и все отчаяние, переполнявшие сейчас его сердце.
        Он целовал ее в губы, в глаза, в шею, покрывал поцелуями ее волосы. Его страстные поцелуи и объятия сначала напугали девушку, но спустя мгновение в ней вспыхнул такой огонь, от которого замирало сердце. Вита чувствовала, как это дикое и прекрасное пламя возносит их все выше и выше - к звездной бездне ночного неба.
        И только когда у нее перехватило дыхание, и она, припав к его груди, затрепетала, охваченная неясным ей самой томлением и восторгом, он резко отстранился и почти оттолкнул ее от себя. Если бы не диван, Вита от растерянности просто упала бы на пол, ошеломленная такой резкой переменой.
        - Я же сказал: не искушай меня! - пробормотал он, тяжело дыша. - Уходи и забудь, что мы когда-то с тобой встречались!
        - Ты ведь знаешь… Я не могу… это невозможно, - прошептала Вита.
        Она глубоко вздохнула и добавила чуть слышно:
        - Я бы хотела… остаться с тобой. Я люблю тебя. И не смогу без тебя жить!
        - Ты такая юная, - медленно произнес шейх, словно разговаривая сам с собой. - И ты забудешь… О, конечно, ты все скоро забудешь!
        - Я никогда не думала, что любовь… зависит от возраста, - сказала Вита. - Я приехала в Сирию, потому что не могла… решить своих проблем… но теперь, встретив тебя… я нашла решение. И мое решение - это ты!
        Он покачал головой, с болью глядя на девушку.
        - Ты ошибаешься. К сожалению, это не так.
        - Но почему нет?
        - Потому что я бродяга, человек без положения, без корней, которому нечего предложить тебе, кроме самого себя, а этого недостаточно ни для тебя, ни для меня.
        - Но пустыня так велика. Неужели здесь не найдется места для нас двоих?
        - Но я не бедуин!
        Он увидел изумление, отразившееся в глазах девушки, и закончил со странной, непонятной ей горечью:
        - Если хочешь знать правду, то вот она: я испанец!
        - Испанец? - растерянно повторила девушка, не в силах сдержать странной дрожи.
        Этот разговор все больше начинал казаться ей каким-то нереальным, словно она спала и видела кошмарный сон. Слишком много признаний обрушилось на нее за такое короткое время.
        - Что ж, пожалуй, настало время рассказать тебе все, - сказал он устало. - Только держись от меня подальше. Я просто не отвечаю за себя, когда ты так близко.
        Он произнес это таким жестким тоном, что Вита даже не сделала попытки придвинуться к нему, когда он вновь опустился на диван.
        - Я жил в Испании до девятнадцати лет, - начал он, опустив глаза на сложенные на коленях руки. - Затем отец отправил меня в Париж, в Сорбонну, чтобы я завершил свое образование. Там я встретился с Отманом эль-Хассейном, старшим сыном шейха этого племени. Он стал мне самым преданным и верным другом.
        Шейх помолчал, словно вспоминая, как много значила для него эта дружба, затем продолжил рассказ:
        - Мы с ним все делили на двоих, все беды и радости, и когда одному приходилось трудно, другой обязательно приходил на помощь. Вместе мы пережили с ним не одно опасное приключение, а однажды он спас мне жизнь, но это уже совсем другая история… - Шейх вновь задумался. - Мы были с ним похожи, как братья, и не только внешне. Он заразил меня рассказами о своей родине, о бедуинах, о пустыне, о лошадях…
        - Я могу… это понять, - тихо произнесла Вита, заметив, что он снова замолчал. Ей нетрудно было вспомнить, как действовали на нее рассказы о пустыне и странной, волнующей жизни бедуинов.
        - Я это знаю. - Он поднял на нее глаза и посмотрел долгим взглядом, от которого у нее закружилась голова. Затем он вновь отвернулся.
        - В последний год, который я должен был провести в Сорбонне, мне тогда как раз исполнился двадцать один год, - продолжал шейх, - я потерял голову от любви к одной английской девушке.
        - Илейн! - невольно вырвалось у Виты, и она тут же пожалела о своей несдержанности.
        Шейх в изумлении посмотрел на нее.
        - Откуда вы узнали ее имя?
        - Вы сами так назвали меня… однажды, - покраснев, тихо ответила Вита.
        - У нее были такие же волосы, как у вас, - произнес шейх. - Вот почему с тех пор все светловолосые англичанки вызывают у меня… - Он замолчал, оборвав себя на полуслове, но по тому, как плотно сжались его челюсти и сверкнули глаза, Вита поняла, что именно он хотел сказать.
        - Как вышло, что она смогла причинить вам такую боль?
        - Она обещала выйти за меня замуж, - ответил он, отводя глаза. - Я вернулся в Испанию просить благословения отца. Он отказал мне, мы поссорились… сильно поссорились. Он заявил мне, что Илейн, а она была актрисой, нужны только мои деньги, но не я. Я возразил, что все равно женюсь на ней. Но отец сказал, что если я решил это серьезно, то я ему больше не сын и с этого момента могу рассчитывать только на себя. Мы разругались, и я ушел, хлопнув дверью. Я был уверен в любви Илейн.
        - Она… сама говорила вам об этом? - спросила Вита.
        Ее вдруг больно кольнула мысль, что шейх и эта англичанка по-настоящему любили друг друга.
        - И довольно ясно подтверждала свои слова, - криво усмехнулся шейх. - Но вскоре, к своему стыду, обнаружил, что я такой же глупец, как и все остальные молодые ослы, которые верят женским клятвам.
        Он невольно взглянул на Виту при этих словах и, заметив боль, отразившуюся в ее глазах, поспешно сказал:
        - К тебе это не относится, сокровище мое, я говорю о других женщинах. Обо всех тех женщинах, которых я успел узнать за свою жизнь.
        Вита коротко вздохнула, затем попросила:
        - Расскажи мне… об Илейн. Чем это закончилось?
        - Я вернулся в Париж, - продолжал шейх, - уверенный, что, несмотря на то, что мой отец оставил меня без гроша в кармане, это никак не отразится на чувствах моей Илейн ко мне. Я решил, что найду работу, любую работу, и мы сможем пожениться и быть всегда вместе… Наивный дурак, глупец!
        Он замолчал, и через некоторое время, видя, что шейх не собирается продолжать, Вита спросила:
        - И что случилось дальше?
        - Дальше? - Он горько усмехнулся. - Она просто посмеялась надо мной. Отец был прав. Ее не интересовал нищий, молодой, без памяти влюбленный в нее болван. Ей был нужен только богатый жених.
        - Как это бессердечно! - возмущенно воскликнула Вита и, едва не забыв запрет, уже хотела было взять его за руку, но вовремя остановилась, заметив выражение его глаз. - И что вы сделали тогда?
        - Поскольку я был совершенно раздавлен случившимся, Отман уговорил меня ехать с ним и пожить вместе с его племенем.
        - И, судя по всему, вы приняли его предложение.
        - Да. К тому времени я уже хорошо знал арабский, и Отман много рассказывал мне о своем племени, об их обычаях, о жизни в пустыне. Мне хотелось все забыть и начать новую жизнь. Так оно и произошло, словно небо услышало мои молитвы.
        Шейх задумчиво потер виски, собираясь с мыслями. Вита молча ждала продолжения его рассказа.
        - Когда мы добрались до Дамаска, то узнали о страшной трагедии. Погиб отец Отмана - шейх эль-Хассейн. Все ждали Отмана, так как, кроме него, некому было возглавить племя, его младший сводный брат Хеджаз был совсем еще ребенком. Так Отман стал шейхом, а я - его правой рукой во всем. Ему было трудно начинать вот так, сразу после Сорбонны, ведь прошло много лет с тех пор, как он был последний раз на родине. Он делился со мной всеми заботами, доверял, как родному брату. Мы много часов провели вместе в пустыне, раздумывали над проблемами племени… Однако беда, говорят, не приходит одна. Через два месяца после нашего приезда и смерти старого шейха Отман подхватил тяжелую лихорадку, и через несколько дней его не стало.
        Шейх снова умолк, и Вита поняла, как трудно даются воспоминания.
        - Перед смертью он просил меня стать на время во главе племени, пока не подрастет его младший брат, которому тогда было всего четырнадцать. Его соплеменники уже успели узнать меня за это время, мне доверяли.
        - Так вы стали шейхом! - воскликнула Вита, пораженная его рассказом.
        - Все эти восемь лет я выполнял обещание, данное мною другу, возглавлял племя, пока Хеджаз не стал достаточно взрослым, чтобы занять место, принадлежащее ему по праву.
        - И теперь… он вернулся, - еле слышно произнесла Вита.
        - Да, он получил солидное образование, как и его старший брат. Этого хотел их отец, чтобы его сын, новый шейх племени, был образованным человеком. Теперь он сможет занять достойное место среди наиболее цивилизованных шейхов, которые управляют племенами бедуинов. Ну а я… - он чуть помолчал. - Я остался не у дел!
        В его последних словах явственно звучала горечь, от которой скривились его чувственные губы.
        - Я и представить себе не могла, что вы не араб, - сказала Вита. - И я могу понять, почему племя так охотно приняло вас.
        - Я испанец, хотя в моих жилах есть примесь другой крови: моя бабушка была англичанкой, - признался он. - Но все это не имеет значения. Сейчас я просто нищий, бездомный бродяга, без роду и племени.
        Он вновь поднялся на ноги и прошелся по шатру, словно внутреннее волнение не позволяло ему сидеть спокойно.
        Когда он встал и отвернулся от нее, Вита очень тихо сказала ему в спину:
        - У меня есть деньги… много.
        - Надеюсь, вы не думаете, что я могу ими воспользоваться? - спросил шейх с внезапно вспыхнувшей яростью. - Я еще не пал так низко, чтобы брать деньги у женщины. Если у меня больше ничего не осталось, это не значит, что я потерял свои достоинство и гордость!
        Вита глубоко вздохнула и закрыла глаза.
        Она знала, как горды испанцы, и понимала, еще когда только произносила эти слова, что он сочтет для себя невозможным даже подумать о том, чтобы принять от нее помощь.
        И еще девушка думала в отчаянии, что, если она не сможет помочь ему решить его проблемы, он покинет ее, и они никогда более не увидятся.
        Она поднялась со своего места и подошла к нему, стоящему возле выхода из шатра.
        - Пожалуйста… выслушайте меня, - взмолилась она.
        - Нет, - резко оборвал он ее. - Я все для себя решил, и что бы вы сейчас ни сказали, ничто не может изменить моего решения. Завтра я отправлю вас к вашей кузине. С самого начала было сумасшествием с моей стороны помешать вам ехать туда.
        - Так почему же вы… сделали это?
        - Почему? - Он криво усмехнулся. - Да просто вы оказались самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел в своей жизни, и я решил… использовать вас… отомстить вам за нанесенную мне когда-то обиду…
        Он издал короткий смешок, в котором не было и намека на веселье.
        - Я решил, что все здорово придумал! Наказал вас за то, что вы англичанка и так красивы, и, кроме того, заставил шейха Меджула спасать вас и тем самым начать небольшую войну, потакая желаниям наиболее воинствующих представителей племени.
        - А… почему вы… переменили свое решение? - спросила Вита, затаив дыхание.
        - Едва вы вошли в шатер, как я уже пожалел об этом, - сказал шейх. - Я понял, что вы - моя судьба, которую я ждал так долго и которая нашла меня именно тогда, когда я должен от всего отказаться… Какая злая насмешка! Видно, это расплата за все мои грехи… Я понял, что чувство, которое испытываю к вам, далеко не ненависть. Только я не осмелился признаться себе в этом сразу.
        - Но тогда почему вы… не хотите понять, что мы… должны быть вместе? - с отчаянием спросила Вита.
        - Как мы можем быть вместе? - спросил он горько. - Неужели вы думаете, я стану таскать вас за собой по всему свету и видеть, как вы страдаете, постоянно испытывая нужду и лишения? Без денег, без крыши над головой? Вы достойны всего самого лучшего… а я не в состоянии дать вам даже необходимое! Ни богатства, ни положения в обществе!
        - Но меня совершенно не интересуют такие вещи, - поспешно сказала Вита.
        - Да, до тех пор, пока они у вас есть, - усмехнулся он.
        - Но мы можем… вернуться ко мне… в Англию, - предложила вконец отчаявшаяся девушка.
        - Могу себе представить, какой теплый прием устроит мне ваш отец! - возразил шейх. - Нищий жених, искатель богатого наследства! Иностранец, которого его дочь подобрала в пустыне!
        Он говорил с такой презрительной усмешкой, что Вита неожиданно для себя заплакала.
        - Все, что вы говорите, это так ужасно… так жестоко… - сквозь слезы выкрикнула она. - Вы не знаете, что такое любовь. Иначе вы бы так не говорили. Но я люблю вас, и моя любовь… так прекрасна… она - дар небес, вы не можете ее вот так… оттолкнуть!
        Он обернулся и взглянул на нее, и в ту же секунду выражение его лица смягчилось, а в глазах засветилась нежность.
        - Ах, девочка моя, - сказал он ласково, - ты так прекрасна, ты само совершенство. Я восхищаюсь твоей храбростью, твоим чувством юмора, твоей чистотой, но более всего твоей душой. Я обожаю тебя, и я знаю: ты права, наша любовь - это дар небес. И тем тяжелее мне отказываться от тебя.
        Его глубокий голос, полный любви, казалось, перевернул ей сердце.
        Вита протянула к нему руки, и он пылко поцеловал сначала одну, затем другую. Его губы показались ей горячими, будто охваченными огнем, и такой же огонь вспыхнул у нее в груди, когда он медленно перевернул ее руки и со сдержанной страстью поцеловал ладони.
        - Я преклоняюсь перед тобой! - сказал он. - И именно поэтому я не могу впустить тебя в свою жизнь, увлечь за собой вниз. Возвращайся в Англию, любимая, и вспоминай иногда о человеке, который будет обожать и любить тебя до конца своих дней!
        Вита сжала пальцами его руки.
        - Я не могу… не могу расстаться с тобой! - прошептала она прерывающимся от рыданий голосом.
        - У нас нет выбора, сокровище мое.
        Печаль, прозвучавшая в голосе шейха, говорившая о его покорности судьбе, яснее убедила ее в неотвратимости разлуки, чем его гневные, страстные уверения в ее неизбежности.
        Все еще не отпуская рук девушки, он произнес низким, глухим голосом, глядя ей в глаза:
        - Я не осмелюсь еще раз поцеловать тебя. Иначе… я не смогу остановиться и сделаю тебя своей. А тогда ни для тебя, ни для меня уже не будет выхода.
        - Это… как раз то, чего я… хочу, - едва слышно прошептала она, глядя ему в глаза.
        - Ты чудо, - сказал он, пожирая ее глазами, - но именно поэтому и еще потому, что ты - женщина моих грез, которая, как я думал, существует только в моих мечтах, я не могу погубить тебя! Вот почему, любовь моя, ты должна меня забыть!
        - А ты? Ты сможешь… забыть?
        - Я попытаюсь, - ответил он, не отрывая от нее горящего взгляда. - Бог свидетель, я попытаюсь!
        Он вновь поцеловал ее ладони, обжигая их яростным, страстным поцелуем, вызывая в девушке ответное неистовое чувство, горячей волной поднявшееся из самой глубины ее тела. Сейчас она хотела только одного - чтобы его губы приникли к ее губам, а там будь что будет!
        Она уже сделала было движение к нему навстречу, но он выпустил ее руки и, резко развернувшись, стремительно вышел из шатра в ночь, так ни разу и не обернувшись.
        Вита застыла на месте, словно соляной столб. Она знала: бежать за ним бесполезно. Это был конец. Конец ее любви и всем надеждам.
        Она еще долго стояла, глядя на звездное черное небо, чувствуя, как истекает кровью ее разбитое сердце.
        А затем, словно раненое животное, стремящееся спрятаться в свою нору, девушка добрела до своей половины шатра и упала на постель.
        Вита лежала, уткнувшись лицом в подушку, не раздеваясь, даже не шевелясь, чувствуя себя такой несчастной и безутешной, что вынести это, казалось, было просто невозможно.
        Она не плакала - она была уже где-то за пределами того отчаяния, которое еще может пролиться слезами.
        Она просто знала, что перед ней - пугающее пространство, мир - огромный, пустой, безрадостный, что у нее никогда не хватит мужества встретиться со своим будущим.
        - Господи, как я теперь буду жить? - прошептала она в подушку.
        А затем мучительно медленно и тяжело пришли слезы.

* * *
        А в трех часах езды другая женщина лежала без сна, глядя в черную тьму своего шатра.
        Джейн Дигби эль-Мезраб получила письмо от Виты вскоре после восхода солнца.
        Ей сообщили, что какой-то одинокий всадник подскакал к лагерю, отдал письмо первому человеку, которого встретил, а затем так же быстро умчался на запад.
        Письмо попало в руки Джейн вскоре после того, как она проводила своего мужа, шейха Меджула, который вместе с дюжиной своих соплеменников отправился в пустыню поохотиться - частично для развлечения, частично из необходимости.
        Куропатки, перепелки, газели, а если повезет, то и дикий кабан были бы весьма кстати, чтобы пополнить мясные запасы.
        В то же время орлы унесли несколько недавно родившихся ягнят - явно, чтобы кормить своих птенцов. Поэтому было решено найти и разрушить гнезда этих крылатых разбойников.
        Обычно, когда Меджул отправлялся на охоту, Джейн его сопровождала. Однако на этот раз она решила остаться в лагере, так как довольно сильно простудилась и теперь мучилась от головной боли и других неприятных последствий этой болезни.
        Когда она все еще очень внимательно читала письмо от Виты, ловя себя на мысли, что едва верит тому, что там написано, ей вручили еще одно письмо - на этот раз из Дамаска.
        Письмо было написано Изабель Бертон, и чувствовалось, что ее подруга находилась почти на грани отчаяния.
        В письме объяснялось, как к ней приехала Вита Эшфорд из Англии просить помощи в поисках своей кузины и как Изабель Бертон наняла для нее Юсуфа, чтобы тот помог ей найти их лагерь в пустыне.
        И только уже после отъезда девушки этот самый Юсуф прибыл в дом к Бертонам и сообщил, что его задержали люди шейха Шаалана эль-Хассейна и что повел караван Виты человек из племени Мезраб, печально известный тем, что готов на любое предательство за деньги.
        Далее Изабель Бертон писала:

«Я не могу описать, как все это меня расстроило и как я сожалею, что Ваша милая кузина оказалась в такой затруднительной ситуации.
        Она так молода и так хороша собой, что трудно представить себе ее в руках этого негодяя.
        Она сказала мне, что Ваше семейство находит ее очень похожей на Вас, и это действительно так, можете мне поверить, моя дорогая Джейн! Она действительно очень красива, это просто Ваша копия, когда Вам было восемнадцать.
        Я могу только надеяться, что Вы и Ваш муж каким-то образом сумеете спасти бедную девушку из этой ужасной ситуации, в которой она оказалась. Я же, со своей стороны, могу Вас заверить, что буду молиться, чтобы Ваша милая кузина как можно быстрее в целости и сохранности добралась до Вас».

«Моя живая копия в юности!»
        Джейн повторила эти слова про себя несколько раз и поняла, что боится - но не за Виту, а за себя.
        Спустя двенадцать лет счастливого замужества с Меджулом она отчаянно ревновала своего мужа.
        Не было никаких особенных причин, которые могли бы дать ей повод усомниться в его любви и верности, и все же Джейн изводила себя постоянными подозрениями по поводу своей невестки, Шадияр.
        Отнюдь не облегчало ее страданий и то, что шейх Фарис эль-Мазид, преследовавший ее своим вниманием вот уже больше десяти лет, постоянно намекал на какие-то особые интересы Меджула, которые он скрывает от всех далеко в пустыне.
        Джейн пыталась не слушать шейха Фариса, да и некоторых других, кто повторял за ним подобные сплетни.
        Но, без сомнения, в их жизни постоянно возникали моменты, когда она не могла быть с мужем, как, например, сегодня, и тогда ему ничего не стоило проводить время с другой женой или просто возлюбленной, что, в конце концов, было естественно для любого бедуина. Вряд ли можно было найти еще хотя бы одного шейха, у которого столько лет была всего одна жена.
        Однако сейчас ей предстояло столкнуться с еще более опасной соперницей, чем какая-то молодая бедуинская красотка.

«Моя собственная копия, только совсем юная!»
        Джейн знала, что и в шестьдесят три все еще красива, тому было много доказательств. Многие мужчины влюблены в нее до сих пор, она не могла ошибаться, видя, как вспыхивают восхищением и страстью их глаза.
        Но для нее существовал только Меджул - самый мужественный, красивый и страстный мужчина. Джейн мучила мысль, что он значительно моложе ее.
        - Предположим, только предположим на минуту, - тихо сказала себе взволнованная Джейн, - что он влюбится в нее, а она, конечно, тоже не сможет остаться к нему равнодушной.
        Но эта мысль была столь мучительна, что бедная женщина едва сдержала стон отчаяния. Для нее это означало бы конец. Как она может потерять Меджула, которого любила, обожала и ради которого пожертвовала всем, что было в ее жизни раньше?
        Где-то в Европе у нее остались дети, друзья, бывшие любовники - вся ее жизнь; ее величественное и великолепное поместье в Холкхэме, принадлежавшее когда-то ее деду - графу Лестеру.
        Но все это не имело для Джейн никакого значения, пока с ней был ее Меджул и их любовь.
        Весь день Джейн читала и перечитывала письма Виты и Изабель Бертон и мучилась мыслью, что же ей делать.
        Прежде всего она знала, что не вынесет, если Меджулу придется отправиться на войну с шейхом эль-Хассейном.
        Каждый раз, когда ее муж вступал в межплеменные стычки, она умирала от страха за него, бесконечно страдая и мучаясь, в ужасе представляя себе, как его несут окровавленного к ним в шатер. То, что племя Мезраб почти неизменно выходило победителем в подобных сражениях, не имело для нее никакого значения.

«Что делать? Боже мой, что же мне делать?» - повторяла про себя Джейн, не находя себе места.
        Она снова и снова мысленно возвращалась к этой совершенно безвыходной ситуации, пока не поняла, что еще немного - и она сойдет с ума.
        В тот же день, позже, почти перед самым закатом, в лагерь прискакал один из людей Меджула и сообщил, что они сегодня не вернутся.
        Он прислал записку, так как знал, что Джейн все равно будет волноваться. В своих поисках орлиного гнезда они заехали дальше, чем предполагали, и пока ничего не нашли. Поэтому они решили разбить лагерь и продолжить охоту на следующий день.
        В первое мгновение Джейн почувствовала невероятное облегчение. Проблему - что делать с Витой - можно было отложить, по крайней мере, на день.
        Однако затем к ней неизбежно вернулись все ее прежние подозрения. И она представила себе, что эту ночь шейх Меджул проведет с другой женщиной - если не с Шадияр, то с одной из тех юных арабских красавиц, которых он тайно от нее где-то содержит.
        И, лежа в темноте шатра, Джейн, так же как и Вита в полусотне миль от нее, горько плакала от невыносимой сердечной муки.

* * *
        Вита не сомкнула глаз почти до рассвета, пока, обессиленная слезами и тоской, на какое-то недолгое время не провалилась в забытье.
        Однако долго поспать ей не дали, и едва взошло солнце, как девушку разбудила все та же бедуинка.
        - Лошади для вас готовы, леди, - сказала она по-арабски.
        Так как Вита сначала не поняла ее, бедуинка приподняла полог шатра, чтобы девушка могла увидеть группу всадников недалеко от входа, явно ожидающих ее, и среди них - оседланную Шерифу.
        Вита с большим трудом поднялась с постели, умылась и позволила женщине помочь ей одеться.
        Она выпила несколько глотков кофе, но когда попыталась проглотить кусочек свежевыпеченного хлеба, он застрял у нее в горле.
        Между тем бедуинка собрала все вещи девушки в ее дорожный саквояж и вынесла его к ожидающим снаружи всадникам.
        Вита привела в порядок волосы, тщательно приколола свою шляпку с вуалью и вышла в общую половину шатра, в тайной надежде, что шейх будет там, чтобы попрощаться с нею.
        Однако шатер был пуст.
        Вита в растерянности стояла посередине, не зная, что ей делать, но тут в шатер вошел один из бедуинов, что ожидали ее снаружи, и с поклоном произнес на плохом французском:
        - Сопровождение… для мадемуазель. Мое имя Нокта.
        - Благодарю вас, - отвечала Вита. - Но прежде я бы хотела попрощаться с шейхом.
        - Нет… уехал, - отвечал Нокта и взмахнул рукой, неопределенно показывая куда-то на юг.
        И Вита поняла, что шейх не смог вынести прощания с ней, предпочитая уехать, не сказав ей ни слова.
        Чувствуя себя невероятно несчастной, она послушно последовала за Ноктой и, выйдя из шатра, подошла к Шерифе. Нокта помог ей сесть в седло.
        Шерифа, казалось, обрадовалась девушке, но ее это нисколько не утешило, так как она вспомнила, что в последний раз садится на эту изумительную кобылу и последний раз видит шатры лагеря эль-Хассейна.
        Нокта легко вскочил в седло, и вся кавалькада мгновенно тронулась с места, почти сразу перейдя на галоп.
        Вита знала, они спешат поскорее передать ее в руки шейху эль-Мезраб до того, как начнется сильная полуденная жара, хотя и сейчас было уже жарко.
        Поднимающееся над горизонтом солнце нещадно палило, но, к некоторому облегчению Виты, уже спустя полтора часа после начала бешеной скачки она увидела вдали оазис и предложила немного передохнуть.
        Вита знала, что Нокта предпочел бы продолжить путь, но ощущала острую боль, увеличивающуюся с каждой милей, отделяющей ее от человека, завладевшего ее сердцем. Ей казалось, что, остановившись хоть ненадолго, она сможет как-то унять эту муку или хотя бы примириться с мыслью, что уезжает отсюда навсегда.

«Я люблю его! Я люблю его!» - повторяла про себя Вита, зная, что единственное, чего она хочет в жизни, это быть с ним рядом, даже если это означало бы жить в маленьком шатре посредине бескрайней пустыни.
        И она вообразила себе, как бы это было прекрасно, если бы они остановились в таком вот небольшом оазисе и остались здесь жить!
        А затем девушка с болью и отчаянием вдруг отчетливо поняла, что если бы для нее этого и было достаточно, то такая жизнь не устроила бы его.
        Интуитивно она чувствовала, что этот человек был рожден для того, чтобы повелевать, вести за собой других, он был прирожденным лидером, который должен был претворять в жизнь свои планы, человеком, для которого немыслимо оставаться в бездействии. И, как бы сильно он ни любил женщину, он никогда не согласится на скромную, тихую жизнь с ней. «Рай в шалаше» был не для него.
        Вита уважала его за это и восхищалась им. Но в то же время ей было мучительно больно думать, что она не в состоянии дать ему то, в чем он нуждается, и что по этой причине он отказался от нее и вычеркнул из своей жизни.

«Но как он мог так поступить со мной? - спрашивала она себя, пытаясь найти ответ в своем сердце. - Как он мог быть таким жестоким… таким бесчувственным, когда я… так люблю его, что готова ради него на все?»
        Путники достигли оазиса, и Вита напилась воды, которую бедуины достали из колодца. Затем присела в тени. Воспоминания с новой силой нахлынули на нее. Она вновь ощущала вкус поцелуев на своих губах, силу его объятий.
        Между тем мужчины напились сами, напоили своих коней и расселись в круг возле колодца в скудной тени пальм. Они оживленно переговаривались, шутили, смеялись.
        А затем внезапно случилось что-то непонятное. Оазис наполнился неизвестно откуда взявшимися всадниками. Вита даже не успела заметить, каким образом это произошло.
        Никто не слышал, как они подъехали. Не раздалось ни одного возгласа, ни одного из тех воинственных воплей, которыми обычно сопровождались нападения. Всадники, как безмолвные тени, внезапно возникли перед ними.
        Вита смотрела в полной растерянности, а затем, когда один из всадников наклонился из седла и поднял ее в воздух, отчаянно закричала. Но было уже поздно, сильные руки крепко держали ее за талию. Спустя секунду Вита оказалась на лошади, и всадник, посадивший ее в седло впереди себя, уже мчался прочь от оазиса.
        В одно мгновение тишина наполнилась оглушительными криками, выстрелами - это напавшие на людей эль-Хассейна всадники начали, наконец, свое воинственное представление.
        Вита хотела оглянуться назад, чтобы увидеть, что же происходит возле колодца, однако у нее не было такой возможности. Ее похититель крепко сжимал ее одной рукой, сразу взяв в галоп. И по звуку раздававшегося сзади топота копыт Вита поняла, что все его люди также скачут вслед за ним.
        У девушки появилась надежда, что, быть может, это люди эль-Мезраба, пришедшие ей на помощь в ответ на ее письмо.
        Однако одного взгляда на хмурые лица ее похитителей было достаточно, чтобы полностью развеять ее надежды. От мрачных взглядов, которые они бросали на нее, Вите стало не по себе, она по-настоящему испугалась.
        Они ехали уже довольно долго, прежде чем Вита решилась спросить у своего похитителя на арабском, отчаянно запинаясь:
        - Кто вы? Куда вы… меня везете?
        Девушка знала, что он ее понял, но вместо ответа лишь загадочно посмотрел на нее своими черными блестящими глазами.
        Кавалькада на мгновение остановилась. К Вите подвели кобылу, оседланную дамским седлом, и сильные мужские руки пересадили ее на лошадь. Затем, подхватив поводья ее лошади, человек, который до этого вез Виту, вновь помчался вперед, увлекая за собой и ее кобылу.
        Вите казалось, что они скачут уже целую вечность, хотя в действительности прошло не больше двух часов. Но она поняла, что надежды на то, что это могут быть люди Мезраба, уже никакой не оставалось. Племя Мезраб не могло быть так далеко. Еще когда они подъезжали к оазису, Нокта сказал ей, что они проехали больше половины пути.
        Оставалось только предположить, что по какой-то неизвестной ей пока причине ее захватили люди из совершенно незнакомого ей племени. Однако кто они такие и почему заинтересовались ею, Вита не могла понять.
        Может быть, это была всего лишь попытка спровоцировать эль-Хассейна на нападение, в таком случае все объяснялось просто - обычной межплеменной враждой между анизами и шаммерами.
        Но, так или иначе, пока было ясно только одно - ее похититель не собирался отвечать ни на какие вопросы. Вите пришлось ехать в полном молчании и быть благодарной уже хотя бы за то, что ей предоставили возможность самой ехать на лошади, да еще и в дамском седле. Кстати, это свидетельствовало о том, что нападавшие заранее готовились к похищению и действовали наверняка.
        Кобыла, на которой она сейчас ехала, едва ли могла сравниться с Шерифой. В то же время это тоже была прекрасная чистокровная арабская лошадь. Она мчалась так легко и плавно, что даже на полном галопе Вита чувствовала себя почти так же удобно, как если бы ехала в экипаже.
        Она была уверена, что эта кобыла из тех знаменитых пород, которые показывал ей шейх… Когда это было? Неужели только вчера? У девушки защемило сердце от сладких и таких горьких воспоминаний. Он рассказывал ей, что самые красивые среди арабских скакунов - это лошади абейанской породы, и, похоже, сейчас она ехала именно на такой кобыле.
        Вите вновь невольно подумалось, что, если бы у нее была возможность привезти отцу одну из этих красавиц, он, возможно, не стал бы слишком сильно сердиться на ее самовольное путешествие в Сирию.
        Но затем ей пришла в голову совсем уж печальная мысль: а увидит ли она снова когда-нибудь родной дом и своих близких? Куда ее везут? Для чего? Что с нею будет дальше? На эти вопросы у Виты ответов не было.
        Хоть шейх и восхищался ее отвагой, девушка чувствовала, как страх все больше и больше овладевает всем ее существом. Кажется, впервые с тех пор, как она покинула Неаполь, она была по-настоящему напугана.
        Еще двадцать минут скачки между песчаными холмами, и впереди показался какой-то совсем небольшой лагерь.
        Здесь было не более тридцати шатров, примостившихся у подножия острой черной скалы, а когда они подъехали ближе, Вита увидела, что вокруг не было ни стад, ни табунов. Девушка поняла, что они приехали не на обычную стоянку, где живет племя, а во временный лагерь.
        Впрочем, ей было трудно более четко сформулировать свои мысли, так как она была слишком взволнована тем, что ждало ее впереди.
        Слишком много неясных вопросов требовали ответов, и девушка молила только об одном, чтобы тот человек, к которому ее сейчас везли, хотя бы говорил на одном из известных ей языков.
        Ее похитители быстро подъехали к лагерю, осадив своих лошадей на полном скаку, что, как уже поняла Вита, было у бедуинов своеобразным ритуалом и демонстрацией своей удали и мастерства наездников.
        Человек, захвативший Виту в плен, спешился сам и помог ей сойти с лошади.
        Она яростно отряхнула юбки и резким движением поправила на голове шляпку, надвинув ее чуть глубже на голову. Казалось, она готовилась к битве, сама того не сознавая. Приведя себя в порядок или, по крайней мере, укрепив в себе воинственный дух, Вита вздернула подбородок и со спокойным достоинством направилась к самому большому шатру, расположенному на западной стороне лагеря.
        Попав после яркого солнца в полутемное помещение, Вита была вынуждена несколько мгновений подождать, пока глаза привыкнут к полумраку. И затем она увидела, что в дальнем конце шатра, пол которого был устлан великолепным ковром, на традиционном низком диване, словно на троне, восседает шейх и в ожидании смотрит на нее.
        В том, что это был именно шейх, Вита ни минуты не сомневалась, стоило ей взглянуть на богато расшитую одежду, властное лицо и полную горделивого достоинства фигуру мужчины, молча ожидавшего, пока она подойдет к нему.
        Это был красивый мужчина средних лет с небольшой черной бородкой, пронзительными темными глазами и орлиным носом.
        И смотрел он на нее, как в смятении подумала Вита, словно хищная птица, наметившая себе жертву. Ей было безумно страшно, и единственное, о чем сейчас молила Вита, чтобы страх, который сковал ее, не слишком бросался в глаза.
        - Салам алейкум, мисс Эшфорд, - сказал шейх, когда девушка подошла чуть ближе. - Добро пожаловать в наш лагерь.
        Вита чуть присела, наклонив голову.
        - Откуда вы знаете мое имя? И по какому праву привезли меня сюда? - спросила она, не в силах скрыть удивления. Шейх говорил по-английски и довольно чисто.
        - А вы даже более красивы, чем мне о вас рассказывали, - вместо ответа заявил шейх.
        Тон, которым это было сказано, показался Вите вызывающе дерзким, если не сказать больше, и она внутренне напряглась.
        - Я задала вам вопрос, - ледяным тоном сказала она.
        - Но мои слова вполне могли послужить ответом. Однако если вы хотите, чтобы я сказал вам прямо, без намеков, то позвольте мне сообщить вам, что я привез вас сюда для того, чтобы сделать своей женой!
        В первое мгновение Вита едва могла поверить своим ушам. Это было невероятно! И она переспросила, не узнав собственного голоса:
        - Вашей… женой?
        - Возможно, сначала мне стоило бы представиться вам, - невозмутимо отвечал шейх. - Мое имя Фарис эль-Мезид.
        Вита только широко раскрыла глаза от изумления. Все происходящее стало казаться ей дурным сном. Ведь шейх Фарис эль-Мезид, она хорошо помнила это имя, был не кто иной, как человек, преследующий своим вниманием ее кузину Джейн.
        Не далее как вчера Хеджаз рассказывал ей о том, как шейх Фарис влюбился в жену Меджула эль-Мезраба еще тогда, когда они только поженились, и с тех пор постоянно преследует ее.
        Стараясь не терять присутствие духа, Вита окинула шейха ледяным взглядом и произнесла с вызовом:
        - Однако я слышала, начиная с самого первого дня моего пребывания в Сирии, что вы привлечены красотой моей кузины, достопочтенной Джейн Дигби эль-Мезраб! Говорят, что вы так влюблены в нее, что неотступно преследуете ее, несмотря на то, что она замужем!
        - То, что вы слышали, - правда, - с достоинством отвечал шейх. - Но, прошу вас, присядьте, мисс Эшфорд. Я уверен, вы не откажетесь от чашечки кофе с дороги.
        Вита подумала, что глупо продолжать стоять посередине шатра. Этим она все равно ничего не добьется. Поэтому она не стала возражать и присела на небольшой низкий диван, на который указал ей шейх.
        Перед ней стоял небольшой низкий столик. Едва Вита присела, как в шатер вошли черные рабыни, неся кофе, засахаренные фрукты и еще какие-то сладости. Лихорадочно соображая, что ей делать, Вита, чтобы потянуть время, выпила несколько глотков крепкого ароматного кофе, пытаясь собраться с мыслями.
        Между тем шейх взмахом руки отпустил рабынь и сказал:
        - Что ж, может быть, продолжим наш занимательный разговор?
        - Как хотите, - отвечала Вита. - Но только я бы хотела знать, не почудилось ли мне невероятное предложение, которое вы мне только что сделали.
        - Почему же невероятное? - спокойно ответил шейх. - Вы, очевидно, слышали, что я влюбился в красавицу Джейн Дигби, едва только ее увидел, когда она приехала в Сирию.
        Вита ничего не ответила, и через мгновение он продолжал:
        - Однако она упорно отказывала мне. Я был в отчаянии… до тех пор, пока мне не сообщили, что некая красавица, юная и прелестная, похищена шейхом Шааланом эль-Хассейном.
        - Но он отпустил меня, чтобы я могла добраться до своей кузины, в лагерь шейха эль-Мезраба! - воскликнула Вита, ошеломленная нелепостью всего происходящего.
        - Да, - невозмутимо отвечал шейх Фарис, - именно так мне и сообщил мой шпион. Мои люди следовали за вами по пятам с того момента, как вы покинули лагерь эль-Хассейна.
        - Меня освободят сразу же, как только шейх Шаалан узнает, что произошло! - воскликнула Вита, не сумев сдержать своего гнева.
        Шейх Фарис улыбнулся, и в выражении его лица Вите показалось что-то змеиное.
        - Он, конечно, может попытаться это сделать, - согласился шейх, - но мы будем готовы его встретить. Более того, к тому времени, как он приедет, вы скорее всего уже будете моей женой.
        - Вы и в самом деле считаете, что я выйду за вас замуж? - спросила Вита с искренним удивлением. - Мой ответ на ваше предложение, разумеется, «нет»!
        - Это не предложение, это мое желание, - ответил шейх таким тоном, что у Виты прошел мороз по коже. - Не знаю, говорили ли вам, как заключаются у нас браки, или нет, но, уверяю вас, это не займет много времени.
        Вита в ужасе застыла.
        Она вспомнила рассказ синьора Дайри о том, что жениху достаточно просто перерезать горло барану в присутствии невесты и свидетелей, и в тот момент, когда первые капли крови упадут на землю, брачная церемония считается завершенной. На это, действительно, не понадобится много времени.
        Девушка чувствовала, как ее бьет дрожь, тем не менее храбро сказала:
        - Я не принадлежу к вашему народу. И свадьба, заключенная по обрядам бедуинов, меня никоим образом ни к чему не обязывает.
        - А меня это нисколько не интересует, - насмешливо ответил шейх. - Вы можете считать все, что вам заблагорассудится. По законам нашего народа вы будете моей женой. И как моей жене, вам не удастся покинуть меня до тех пор, пока я сам не захочу этого. А теперь довольно разговоров. Вы станете моей женой сразу, как только примете ванну и переоденетесь. Наверное, вам давно хочется этого.
        Первым импульсом Виты было открыто заявить, что она не подчинится ему. Однако она тут же подумала, что, если хочет вырваться из этой нелепой и почти неправдоподобной ситуации, ее единственный выход заключается в том, чтобы выиграть сейчас время.
        Она не верила в то, что люди шейха Фариса убили всех ее сопровождающих, которых послал с ней шейх Шаалан.
        Может быть, они ранили одного или двух, думала девушка, но хоть кто-нибудь из них уцелел и сразу вернулся в лагерь. Шейх уже наверняка знает, что произошло.

«Он придет за мной, я знаю это, - подумала Вита. - Он меня спасет!»
        Поэтому она продолжала медленно пить кофе и даже заставила себя съесть несколько каких-то сладостей, вкуса которых почти не почувствовала.
        Куски застревали у нее в горле, тем не менее она продолжала делать вид, что ест, так как надо было тянуть время. К тому же, здесь такая задержка не должна была казаться неестественной, ведь Восток, в отличие от Запада, не знал, что такое спешка.
        Все время, пока она ела и пила, шейх внимательно наблюдал за ней, и в его глазах время от времени появлялось такое выражение, от которого ей становилось не по себе.
        Вита была совершенно невинна, как и большинство девушек ее лет, но она слишком часто слушала захватывающие истории о любовных приключениях кузины Джейн, чтобы не понимать, что любовь между мужчиной и женщиной включает отнюдь не только одни поцелуи.
        Конечно, она не совсем точно представляла себе, что это такое - быть замужем, но чувствовала, что, если шейх Фарис коснется ее, это будет нечто совсем не похожее на то, что бы она чувствовала, если бы на его месте был мужчина, которого она любила.
        Наконец, когда она уже больше не могла делать вид, что пьет из пустой чашки, Вита подняла глаза на шейха. Тот сразу же хлопнул в ладоши, и мгновенно перед ним возникли чернокожие слуги. Вите даже показалось, что они просто материализовались из воздуха, так бесшумно и быстро они вошли в шатер.
        Шейх отдал короткий приказ. Вита поняла, что он велел им проводить ее в другой шатер, который, как оказалось, располагался почти вплотную с шатром шейха.
        Этот шатер был почти таким же большим, как шатер, который она делила с шейхом Шааланом, только гораздо богаче украшен.
        Больше половины площади здесь занимали огромная, похожая на низкий диван, кровать со множеством подушек, а также низкий столик, на котором стояло большое зеркало.
        Стены шатра были задрапированы тонкими тканями, а воздух напоен дурманящим ароматом благовоний.
        Виту сразу же окружили несколько женщин, которые беспрерывно болтали между собой, и она смогла уловить из их разговора одно знакомое слово по-арабски, означающее
«свадьба». Итак, эти женщины считают ее невестой шейха Фариса.
        И Вита спрашивала себя в отчаянии, не стоит ли ей попытаться сбежать прямо сейчас в пустыню.
        Но она прекрасно понимала, что тем доставит только удовольствие шейху и его людям, которые легко поймают ее и с позором притащат обратно. И еще она вспомнила, что именно таков местный обычай: невеста должна убегать от жениха, а его люди - ее ловить. Ничего более унизительного она не могла себе представить.
        Поэтому Вита просто позволила женщинам раздеть себя и забралась в прохладную воду с сильным запахом розового масла.
        Шейх Фарис сказал, что она может переменить одежду, и Вита с отрешенным интересом подумала, каким образом ей удастся это сделать, если все ее вещи остались в том оазисе, где ее схватили.
        Однако женщины принесли ей платье, такое же бесформенное, как и те, в которые были одеты сами. Только это одеяние было сделано из тончайшего белого материала, покрыто богатой, удивительно красивой вышивкой серебряными нитями и украшено по вырезу драгоценными камнями.
        Вита поняла, что это традиционный наряд невесты.
        Она сначала решила, что откажется надевать этот наряд и снова потребует назад свою амазонку. Однако потом все же переменила свое решение. Глупо было устраивать здесь сцены, тем более что женщины, очевидно, предвидя ее намерение, тут же унесли из шатра всю ее одежду.
        Таким образом, Вита без всякого сопротивления позволила надеть на себя этот белый наряд. И теперь, глядя в зеркало, она с отчаянием видела, что он очень шел ей. Вот если бы она могла сделать что-нибудь, чтобы выглядеть совсем непривлекательной, тогда, быть может, шейх Фарис отказался бы брать ее в жены.
        Но она ничего не могла придумать. На нее из зеркала смотрело собственное отражение - то же прелестное лицо, только слегка позолоченное загаром, огромные глаза, полные страха, пушистые светлые волосы, отливающие рыжиной в солнечных лучах, проникающих в шатер через откинутый полог.
        Девушка, как могла, тянула время, одеваясь, расчесывая волосы, но, как бы она ни старалась, как бы ни оттягивала этот ужасный момент, он неотвратимо приближался. И, наконец, ей не оставалось ничего больше, как выйти к шейху Фарису.
        Женщины проводили ее назад, в большой шатер шейха. Они ни на мгновение не оставляли ее одну. И Вита понимала, что таков был приказ - не спускать с нее глаз.
        Теперь шейх Фарис был в шатре не один. Несколько мужчин в расшитых дорогих аббасах сидели в кружок на низких диванчиках. Все они курили свои наргиле - трубки, и воздух в шатре показался Вите терпким от крепкого запаха табака, смешанного с ароматом кофе.
        Когда Вита вошла, ни один из мужчин не поднялся. Они просто все повернулись в ее сторону и принялись разглядывать внимательными, оценивающими взглядами.
        На какое-то время, показавшееся Вите бесконечным, в шатре повисло напряженное молчание, которое прервал шейх Фарис:
        - Подойдите сюда и сядьте рядом. Как только мы будем готовы, начнется церемония.
        - Я думала, что по обычаю необходимо, чтобы невеста поиграла в недотрогу и в страхе бегала по всему лагерю в то время, как ваши храбрые мужчины должны ее ловить, - с презрительной холодностью сказала Вита.
        Девушка с удовольствием увидела удивление, мелькнувшее в темных глазах шейха, прежде чем он ответил на ее выпад:
        - Мы действительно ожидаем от невесты, что она станет проявлять свою девичью скромность и застенчивость, но только после свадебной церемонии, а не до нее.
        Они говорили по-английски, и Вита по реакции присутствующих здесь мужчин поняла, что они не понимают ее родного языка. Она добавила все с тем же холодным вызовом:
        - И вы на самом деле собираетесь вести себя столь диким, нецивилизованным образом?
        - А я бы сказал, что веду себя даже слишком цивилизованно, - насмешливо возразил ей шейх Фарис. - Ведь, в конце концов, я мог бы овладеть вами и безо всякой свадьбы!
        - Эта свадьба - всего лишь насмешка надо мной! - возмущенно воскликнула Вита. - Ведь вы даже не спрашиваете моего согласия!
        - Нет, это просто подходящий случай для того, чтобы… устроить пир… И я могу сказать, что для меня этот случай во всех отношениях счастливый. Как я уже говорил вам, вы прекрасны!
        - В ваших устах это звучит отнюдь не как комплимент, - довольно резко сказала Вита.
        Он вновь насмешливо улыбнулся, и Вита поняла, что все бесполезно. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала, на него это не произведет никакого впечатления.
        Шейх был слишком уверен в своей силе и власти над ней, а также в том, что может делать все, что захочет. Но она все же решила сделать еще одну попытку убедить его отказаться от своей затеи. Очень медленно девушка подошла к шейху и сказала умоляющим голосом:
        - Позвольте мне уйти. Вы знаете так же хорошо, как и я, что все это не принесет счастья ни мне, ни вам!
        - Ну, что касается меня, то можете не беспокоиться. Вы дадите мне то, что я всегда жаждал, но в чем ваша кузина отказывала мне. Теперь я могу считать себя самым счастливым человеком в Сирии.
        И Вита, к своему удивлению, поняла, что в его словах не было и намека на сарказм. Когда он безо всякого стеснения разглядывал ее, останавливаясь долгим, жадным взором на соблазнительных изгибах ее тела, отчетливо проступающих сквозь тонкую ткань платья, его темные глаза загорались от страсти.
        Но во взгляде шейха Фариса было нечто неприятное, нечто отличавшееся от того огня, что пылал в глазах другого человека. И Вита знала теперь, что тот взгляд, который снился ей во сне и преследовал наяву, был взглядом человека, который не просто сгорал от страсти, но и любил.
        И девушка в полном отчаянии молча взывала сейчас к тому единственному человеку, который мог ее спасти, словно он мог услышать крик, рвущийся из самых глубин ее души.

«Помоги мне! Спаси меня!» - мысленно взывала она, уверенная, что если он любит ее так же, как она, то не сможет не почувствовать, не услышать ее отчаянный зов о помощи, не сможет не понять, как он нужен ей сейчас.
        Шейх Фарис протянул руку и указал место возле себя, где надлежало, по его мнению, сидеть девушке.
        Понимая, что ей не остается ничего, кроме как подчиниться, Вита медленно села. Каждый нерв был напряжен, ее била еле заметная дрожь, и все же девушка высоко держала голову, стараясь не подать виду, что ей страшно, и делая все, чтобы наблюдающие за ней мужчины не заметили, какого труда ей стоит сохранять эту видимость гордого спокойствия.
        Обращаясь к собравшимся, шейх произнес несколько слов на арабском, которые их, видимо, очень позабавили, а затем щелкнул пальцами.
        И в ту же секунду в шатер вошел человек с маленьким ягненком в руках.
        Через откинутый полог Вита могла видеть бескрайние пески пустыни. Еще не наступил полдень, но солнце палило немилосердно.
        Когда шейх поднялся со своего места, Вита уже знала, что за этим последует. И в ту же секунду она поняла, что должна сделать.
        Казалось, кто-то вложил в голову Виты эту мысль, кто-то направлял каждое ее движение, подсказывал каждое слово, которое она должна будет произнести, представив ей всю сцену от начала и до конца. И девушка, ни минуты ни колеблясь, подчинилась этой воле, не думая, чем все может закончиться для нее. Даже такой выход был лучше, чем тот, что ждал ее в плену шейха Фариса.
        Шейх повернулся к Вите, и его полные, чувственные губы искривились в злорадной усмешке.
        - Сейчас я перережу горло этому ягненку, - сказал он, - и с этой минуты вы станете моей женой!
        - Это очень странный обычай, - медленно произнесла Вита, также поднимаясь на ноги. - Я должна при этом стоять возле вас?
        - Если это доставит вам удовольствие, - все так же улыбаясь, отвечал шейх.
        - Я бы не хотела нарушать ваших традиций.
        Она прошла вместе с шейхом через шатер к выходу - туда, где стоял человек, держащий ягненка.
        Когда шейх подошел к нему, один из рабов протянул ему поднос, на котором лежал длинный тонкий нож с украшенной драгоценными камнями ручкой. Шейх уже протянул руку, чтобы взять его, но Вита оказалась проворнее.
        Она схватила нож и быстро отступила назад так, чтобы между нею и всеми остальными оказалось достаточно большое пространство и никто не смог подойти к ней сзади.
        - Жертвой будет не ягненок, а я! Все равно мне незачем жить, если твои грязные руки коснутся меня!
        Она схватилась обеими руками за рукоятку и приставила лезвие к левой стороне груди.
        В безмолвной тишине раздался шумный вздох, и Вита поняла, что шейх Фарис на какое-то мгновение растерялся. Такого поворота событий он никак не ожидал.
        Мужчины также застыли в изумлении, прекратив курить, и смотрели во все глаза.
        Молчание, повисшее в шатре, нарушалось только жалобным блеянием ягненка.
        - Я сделаю это - не сомневайтесь, - сказала Вита решительно. - Если вы не дадите мне слово чести, что забудете весь этот фарс со свадьбой и не отпустите меня, я убью себя. Мне нечего терять.
        - Вы этого не сделаете! - заявил шейх, к которому уже вернулась прежняя уверенность. - Ни одна женщина, тем более столь красивая, как вы, не захочет умереть таким образом.
        - Я не боюсь смерти, - возразила Вита все тем же спокойным тоном. - Я боюсь только попасть к вам в руки.
        Шейх, немного поколебавшись, сделал шаг по направлению к ней, и в ту же секунду Вита подняла руки и слегка нажала на нож, так что его кончик пропорол тонкое платье и поцарапал нежную кожу. Кровавое пятнышко мгновенно выступило на белоснежной ткани.
        Вита понимала: шейх Фарис попытается сделать все, чтобы перехитрить ее.
        Однако сзади подойти к ней было нельзя, а мужчины, с интересом наблюдавшие всю эту сцену, вмешиваться, кажется, не собирались.
        - Вы согласны освободить меня, - спросила Вита, - или мне придется умереть?
        Шейх все еще колебался, обдумывая, как бы ему уладить это дело с наименьшими потерями и все же получить девушку, как внезапно тишина была разорвана гортанными криками и топотом копыт.
        Это были уже знакомые Вите воинственные крики, которые сопровождали обычно любое нападение бедуинов друг на друга, только прозвучали они совсем близко и оттого казались еще более устрашающими.
        Девушка все еще продолжала стоять в прежней позе, прижав нож к груди, когда в шатер на полном скаку ворвалась лошадь.
        Вита не сразу разглядела всадника, склонившегося к шее коня, но увидела, как в ту же минуту шейх Фарис повалился на спину, хотя Вита не поняла, был ли он просто сбит с ног копытами лошади или сражен ее спасителем.
        Она услышала, как трещит стол, звенят разбитые чашки. А затем почувствовала, как чьи-то сильные руки подняли ее в воздух. И в то же мгновение Вита узнала эти руки, они могли принадлежать лишь одному-единственному человеку на свете.
        Нож вывалился из ее рук, и она уткнулась лицом в бурнус, не удержавшись от радостного возгласа, идущего из самой глубины ее сердца.
        Вите казалось, что она очнулась от страшного кошмара. Все кончилось, и ей не придется выбирать между смертью и ненавистным браком! А главное - он снова был с ней! В это было просто трудно поверить!
        Как сквозь туман, до нее доносились крики, выстрелы, отчаянные вопли. Но для нее сейчас главным было ощущение сильных рук, которые крепко сжимали ее в объятиях, и ровный шаг скачущего галопом коня, уносящего ее прочь от всех бед и отчаяния.
        Это было так прекрасно - чувствовать себя в безопасности, что Вита сидела не шелохнувшись, боясь, что чары разрушатся и ей снова придется встретиться лицом к лицу с неразрешимыми проблемами.
        Она все же заставила себя поднять голову, и в тот же миг такие знакомые губы завладели ее ртом, и Вита поняла, что нет для нее в мире ничего более важного, чем этот человек, сжимающий ее сейчас в своих объятиях.
        Глава седьмая
        Этот поцелуй был самым прекрасным из всего, что довелось испытать Вите в своей жизни.
        Шейх держал ее в своих объятиях, как самую большую драгоценность, принадлежащую всецело только ему одному. А она готова была раствориться в нем без остатка.
        Когда он наконец поднял голову, Вита что-то еле слышно пробормотала и спрятала лицо у него на груди.
        Шейх натянул поводья, остановив лошадь.
        - Любовь моя, милая моя девочка! С тобой все в порядке?
        - Я едва… не убила себя, - тихо прошептала она, - потому что он хотел… жениться на мне, а я никогда бы ему не позволила до меня дотронуться.
        - Я так и подумал, когда увидел ягненка.
        Она услышала едва сдерживаемый гнев в его голосе.
        Шейх сильнее прижал ее к себе, словно не в силах был думать о том, через что ей пришлось пройти и что ждало бы ее, не подоспей он вовремя.
        - Как тебе удалось… найти меня?
        Она задала свой вопрос просто так, на самом деле ей было все равно, потому что ее сердце пело сейчас от счастья и ни о чем не хотелось думать. Он был здесь, рядом с ней, а все остальное казалось ей совершенно неважным.
        - Когда ты уехала, - отвечал шейх, - меня неотступно преследовала мысль, что вы можете натолкнуться на отряд шейха Мезраба. Не зная, что мои люди везут тебя к ним, они могли бы напасть на вас. Поэтому я собрал своих воинов, и мы выехали вслед за вами.
        - Я рада… я так рада! - воскликнула Вита. - Я ведь звала тебя на помощь, молила тебя прийти и спасти меня. Почему-то я чувствовала, что… ты услышишь, узнаешь, что я в опасности.
        - Я понял это, когда мы, подъехав к оазису, увидели там моих людей. Я не собирался сворачивать туда, оазис лежал в стороне от вашего пути, но увидел, как оттуда выехали какие-то всадники. Мы были далеко и не смогли рассмотреть как следует.
        - И тогда ты поехал в оазис? - спросила Вита и увидела, как у шейха помрачнело лицо.
        - Двое из моих людей были убиты, и тяжело ранены две лошади. Шейх Фарис дорого мне за это заплатит!
        - И ты пустился в погоню?
        - Я послал нескольких человек следить за теми всадниками, еще не зная, кто они. Мои люди следовали за ними до лагеря эль-Мезида. Боюсь, иначе мне пришлось бы долго искать его лагерь в пустыне. Подумать не могу о том, что случилось бы, если бы я опоздал!
        - Но ты нашел меня… как раз вовремя, - нежно прошептала Вита.
        Он наклонил голову и вновь завладел ее губами, а Вита подумала, что всего полчаса назад готова была умереть, лишь бы не достаться ненавистному человеку, а сейчас ей грозит смерть разве только от полноты счастья.
        Губы шейха отпустили ее только тогда, когда невдалеке показались всадники и Вита поняла, что это его люди, возвращающиеся из лагеря эль-Мезида.
        Они скакали очень быстро, и, когда подъехали ближе, Вита увидела довольное выражение на их молодых лицах, сверкающие от возбуждения глаза и ослепительные белозубые улыбки. Их седла были увешены награбленной добычей.
        Подъехав к своему предводителю, они начали рассказывать ему обо всем, что произошло, но Вита не могла понять ни слова из их быстрой речи.
        Но и без слов, по одной только жестикуляции, легко было понять, о чем они рассказывали. Они захватили лагерь, застав их врасплох, так как шейх Фарис никак не ожидал, что его обнаружат так быстро, полагая, что у него в запасе еще много времени.
        Шейх отдал приказ, и всадники вновь помчались вперед.
        - Куда мы едем? - спросила Вита.
        - В Дамаск!
        - Как в Дамаск? - изумленно переспросила она.
        - Я собираюсь сдать тебя с рук на руки английскому консулу, - сказал он резко. - Тебе нельзя больше оставаться в пустыне. Это слишком большой риск!
        Вита посмотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых отразилась тревога и невысказанный вопрос. Шейх улыбнулся.
        - Ты полагаешь, что слишком неудобно путешествовать в моих объятиях? Не беспокойся, Дамаск недалеко, всего в десяти милях отсюда. Это не займет много времени.
        - Ты же знаешь… я бы хотела всю жизнь быть… рядом с тобой, - тихо ответила Вита, продолжая глядеть ему прямо в глаза.
        Но он отвел взгляд. У нее упало сердце. Она все поняла без слов.
        Он собирался оставить ее в Дамаске, в безопасности, под защитой консула, а сам… сразу же исчезнет в пустыне - теперь уже навсегда… Ей предстоит еще одно расставание, которое на этот раз окончательно разобьет ей сердце.
        Но Вита постаралась отогнать эти мысли, сказав себе, что прекрасные минуты, когда она может быть с ним, чувствовать его объятия, наслаждаться его поцелуями, - нежданный подарок судьбы, на которой она не рассчитывала. Так зачем же отравлять их сожалениями о том, что должно неизбежно случиться?
        Чарльз Фентон как-то сказал ей, что любовь - это боль, пронзающая сердце и душу, и бывают минуты, когда кажется, что эту боль невозможно выдержать.

«Но бывают минуты, - говорил он, - когда тебя охватывает такой восторг, что ты понимаешь: и боль, и мука - все это того стоит».

«Вся моя боль и мука стоит одних только этих мгновений восторга», - утешала себя сейчас Вита.
        Но в то же время душа ныла при мысли, что она должна расстаться с ним. Вита чувствовала себя так, словно сердце ее истекает кровью, и почти не надеялась, что эта рана когда-нибудь заживет.
        - Любовь моя, - тихо прошептал он, наклонившись к ее волосам, и от этих слов дрожь прошла по всему ее телу.
        Почувствовав, как она дрожит, он еще сильнее сжал ее в объятиях, словно стараясь защитить от той боли, которую сам же вынужден был причинить.
        - Сокровище мое, если бы этот дьявол что-нибудь с тобой сделал, я бы разрезал его на куски.
        И Вита вновь задрожала, на этот раз от ненависти, прозвучавшей в его голосе.
        - С тобой я чувствую себя в полной безопасности, - прошептала она.
        Ехать ей было очень удобно. Шейх, как многие бедуины, не пользовался настоящим седлом и стременами. На спине лошади привязывалась мягкая подушка, ехать на которой было одно удовольствие. Уздечкой он также не пользовался, морда лошади была просто обвязана мягкими кожаными ремнями. Тем не менее он прекрасно контролировал малейшие движения своего прекрасного жеребца.
        Вита знала, что бедуины, как правило, ездят только на кобылах, и понимала, что выбор лошади не менее ярко, чем все остальное, характеризует нрав ее возлюбленного.
        Сейчас же она молила только об одном, чтобы этот путь до Дамаска никогда не кончался.

«Если бы только мы могли ехать вот так бесконечно, чтобы он сжимал меня в своих объятиях и шептал слова любви!» - мечтала она.
        Девушка понимала, что здесь, с ним, посреди дикой пустыни, она в полной безопасности, как никогда не была и никогда не будет больше в своей жизни.
        Мир без него представлялся ей ужасным и пустым - местом, где ее подстерегают не только такие конкретные опасности, как шейх Фарис, но и неясные, таинственные, а оттого еще более страшные. И еще ее впереди ждал брак с лордом Бэнтамом.
        Словно догадавшись о том, что она сейчас думает, шейх чуть наклонился к ней и сказал:
        - Не терзайся так, любовь моя. Ты должна сказать себе: Инч Аллах! - на все воля Всевышнего. И, возможно, однажды мы снова встретимся при более благоприятных для нас обстоятельствах.
        - Это «однажды» может наступить еще очень не скоро, - грустно отвечала Вита, - а я хочу быть рядом с тобой теперь… и всегда.
        Она услышала вместо ответа тяжелый вздох, вырвавшийся из его груди, и поняла, что он чувствует то же самое.
        А когда вдали показались минареты Дамаска, Виту вдруг охватило отчаяние, которое невозможно было выразить словами. Да и что тут можно было сказать.

«Теперь Дамаск уже никогда не будет для меня Шаум Шериф! - «Святым и благословенным» - с грустью подумала Вита. - Теперь это для меня «Проклятый город», ведь здесь я должна навсегда расстаться с человеком, которого люблю больше жизни, и, наверное, с самой мечтой о любви!»
        Подъезжая к Дамаску, они слышали блеяние овец и мычание коров, пасущихся на пастбищах вокруг городских стен; видели цветущие сады, окружающие город, словно зеленое кольцо вокруг сверкающих вод озера. Но вся эта красота уже не трогала Виту. Ее сердце было полно печали.
        Скоро - слишком скоро для девушки, которая прощалась со своей любовью, наслаждаясь по-следними минутами счастья, - они въехали в городские ворота.
        Медленно двигаясь по узким живописным улочкам, они направлялись к большой площади, выложенной мрамором, с фонтанами, сверкающими на солнце, и окруженной апельсиновыми, лимонными и гранатовыми деревьями, дающими прохладную живительную тень.
        Шейх ехал впереди кавалькады, одной рукой обнимая Виту. Гордая осанка, высокомерное выражение лица - все говорило о том, что это повелитель одного из самых могущественных племен. И только Вита знала, сколько боли скрывалось под этой маской.
        Они подъехали к красивому особняку, над которым, словно увядший на жарком солнце листок, безжизненно висел флаг Великобритании. Часовые в красных мундирах, застывшие у входа, наверное, изнывали от палящего зноя.
        Шейх натянул поводья. Все остановились.
        Вита заглянула ему в лицо и увидела в его темных глазах отражение мучительной боли.
        - Может, не будем делать это? - прошептала она. - Позволь мне… остаться с тобой… хотя бы ненадолго…
        Она увидела, как в ответ на ее мольбу судорога исказила на мгновение его красивое лицо, и поняла, что в его душе идет отчаянная борьба. Но, не ответив ей ни слова, он очень мягко отстранил ее от себя и, приподняв, спустил на землю. Затем легко спрыгнул сам.
        Один из его людей уже поспешил к воротам сообщить охране, что прибыли шейх эль-Хассейн и мисс Эшфорд. Поддерживая девушку под локоть, шейх направился следом и, пройдя через распахнутые перед ними ворота, повел Виту к зданию консульства.
        Вита не могла не подумать о том, как странно, наверное, они выглядят с точки зрения своих соотечественников. Шейх - в своей традиционной одежде, и она сама - в белом свадебном наряде бедуинской женщины.
        Но эта мысль появилась и исчезла, Виту нисколько не волновало сейчас, как она выглядела. Слишком сильна была боль отчаяния, разрывающая на части ее сердце. Ведь через несколько минут ее возлюбленный расстанется с ней. Навсегда. Какое страшное слово. И как странно было произносить его ей, мечтающей о любви на всю жизнь!
        Вита словно читала мысли бесконечно дорогого ей человека, идущего сейчас рядом. Девушка понимала: он хочет передать ее прямо в руки капитана Бертона, а затем вместе со своими людьми исчезнет в пустыне, и она никогда уже его не увидит.
        Она не смогла его уговорить, хотя и очень старалась. Теперь ей ничего больше не остается, как выдержать с достоинством эти мучительные минуты, пытаясь не показать виду, как ей больно, хотя единственное, чего ей сейчас хотелось, - это броситься ему на шею и залиться слезами.
        Возле дверей их встретил слуга, и шейх повелительным тоном произнес:
        - Сообщите его превосходительству, что мисс Вита Эшфорд желает его видеть.
        Слуга поспешил через большой холл консульского дворца и исчез за высокими дверями. Но буквально через несколько секунд он уже широко распахнул их и пригласил шейха и его спутницу войти.
        Вита взглянула на шейха, но тот отвел глаза, и девушка поняла по выражению его лица, что он страдает сейчас не меньше, чем она.
        Не говоря ни слова, она пошла впереди, пересекла холл и вошла в высокие двери, которые распахнул перед ними слуга.
        Вита оказалась в большой светлой комнате с высокими окнами, выходящими в цветущий сад. Здесь она увидела капитана Бертона и еще двух мужчин.
        Едва она вошла, как капитан Бертон впился в нее своими темными, пронзительными глазами, и девушка подумала, что он еще больше, чем в прошлый раз, когда она его видела, напомнил ей тигра.
        - Это и в самом деле Вита Эшфорд! - воскликнул он с неподдельным изумлением. - Каким образом, объясните ради всего святого, вы появились здесь?
        - Я привез ее сюда, ваше превосходительство, - ответил за Виту шейх.
        Ричард Бертон подошел ближе и пытливо взглянул на девушку.
        - Мы очень беспокоились за вас, - мягко сказал он.
        Вита молчала, ей было трудно сейчас говорить. Тогда капитан Бертон обернулся к шейху, протянув ему руку.
        - Мы слышали, что она была с вами, шейх Шаалан, - произнес он. - С ней все в порядке? Она была в безопасности?
        Мужчины обменялись выразительными взглядами, и на безмолвный вопрос капитана шейх твердо ответил:
        - В полной безопасности, ваше превосходительство!
        Капитан только собрался задать очередной вопрос, но в этот момент один из стоящих возле окна мужчин, о которых все забыли, внезапно воскликнул:
        - Мануэль! Это ты, Мануэль? Или я ошибаюсь?
        Шейх резко повернулся в сторону говорившего, и Вита тоже взглянула на него. Это был высокий, красивый молодой человек, изысканно одетый по последней европейской моде. Его спутник был гораздо старше, смуглый - седой и скромный на вид.
        Наступило непродолжительное молчание, и Вита внезапно поняла, что молодой человек говорил по-испански.
        Шейх отвечал ему на том же языке:
        - Хулио? Что ты делаешь здесь?
        - Ищу тебя! - воскликнул молодой человек, весь светясь от радости. - И дьявольская же это, доложу я тебе, была работенка! Мы с доном Рикардо уж думали, что нам придется объехать весь свет, чтобы разыскать тебя!
        Он подошел к шейху и порывисто обнял его, похлопывая по плечам, затем продолжил, все так же радостно улыбаясь:
        - Слава богу, что мы нашли тебя и нам не придется теперь прочесывать всю пустыню! Мануэль, как же я рад тебя видеть!
        Было очевидно, что шейху трудно от волнения найти подходящие слова, и молодой человек, повернувшись к своему спутнику, произнес:
        - Ты ведь помнишь дона Рикардо Саведра?
        - Конечно, помню! - Шейх шагнул к пожилому мужчине, внимательно наблюдавшему за встречей двух друзей. - Вы ведь были управляющим фамильного поместья Вальдепеньяс, с тех пор как я себя помню!
        - Я и сейчас управляющий, - отвечал дон Рикардо, - вот почему я так рад, что мы наконец-то нашли вас, ваша светлость!
        Вита почувствовала, как шейх вдруг напрягся. Она видела, что он судорожно сглотнул и весь подобрался.
        - Это правда! - воскликнул молодой человек. - Твой отец скончался. Вот почему мы так давно тебя ищем.
        - Но Альфонсо… - с трудом произнес шейх внезапно охрипшим голосом.
        - Ваш старший брат был убит на дуэли два года назад, - пояснил дон Рикардо. - С тех пор мы пытались разыскать вас и уже отчаялись.
        - И вряд ли бы нашли, но нам удалось отыскать одного из твоих приятелей, с которым ты и твой арабский друг учились тогда в Сорбонне. Он и навел нас на след, - добавил Хулио, явно гордясь своими успехами в розыскном деле.
        - Я едва могу в это поверить, - пробормотал шейх чуть слышно.
        - Уж не хотите ли вы мне сказать, что тот испанский идальго, которого вы разыскиваете и о котором вы только что расспрашивали меня, на самом деле не кто иной, как шейх Шаалан эль-Хассейн? - не веря своим ушам, спросил капитан Бертон.
        - Разрешите представить вам этого человека, ваше превосходительство, - с поклоном отвечал дон Рикардо. - Перед вами сеньор дон Мануэль де Канас-и-Гейра, герцог Вальдепеньяс.
        При этом известии Вита перевела дух. Обернувшись к ней, шейх взял ее за руки и сжал их, нежно глядя ей в глаза.
        - Если бы вы знали, насколько вовремя вы принесли мне эти вести! - произнес он, не отрывая от нее взгляда. Затем шейх обернулся к консулу: - Я был бы очень благодарен вашему превосходительству, если бы вы помогли мне организовать свадьбу с мисс Витой Эшфорд прежде, чем мы покинем вас и уедем в Испанию!
        Вита чувствовала, как он с силой, почти до боли, сжал ее руки в своих. А когда она подняла на него взгляд, его глаза сказали ей все, что она хотела бы услышать.
        - Это так, мисс Эшфорд? - донесся до нее голос капитана Бертона. - Вы хотите выйти замуж за этого человека?
        - Я хочу этого больше всего на свете! - ответила Вита, оторвав наконец глаза от лица шейха и обведя сияющим взглядом всех присутствующих.
        И настолько прекрасным было сейчас ее лицо, освещенное внутренним светом любви, что все четверо мужчин, как зачарованные, несколько минут молча любовались ею, радуясь вместе с ней ее счастью.
        - Должен признаться, что скорее всего я навлеку на себя множество неприятностей, способствуя такому скоропалительному браку, - заметил, улыбаясь, капитан Бертон. - Впрочем, еще один неблагоразумный поступок вряд ли что-либо изменит в общей сумме моих прегрешений!
        Шейх склонил голову.
        - Благодарю вас, ваше превосходительство.

* * *
        В тот же день поздним вечером Вита стояла возле окна и любовалась площадью перед консульским дворцом, освещенной серебристым светом луны, отражавшимся в белом мраморе мостовой и струях фонтанов. Этот призрачный свет придавал всему городу странный, немного загадочный и неземной вид, и Вите казалось, что она попала в сказку или, быть может, в какой-то волшебный сон.
        Да это и неудивительно. Вита до сих пор едва могла поверить, что все, что произошло с ней за последние часы, - не сон и что она не проснется в отчаянии где-нибудь по дороге в Неаполь, где весьма недовольная леди Кроун поджидает ее, чтобы отвезти к разгневанному отцу и лорду Бэнтаму.
        Это было так типично для человека, за которого она выходит замуж, рассуждала она, все продумать до мелочей, все организовать так обстоятельно за столь короткое время. И все, что произошло, показалось всем неизбежным и естественным, словно так распорядилась сама судьба.
        Прежде всего Мануэль настоял на том, чтобы Вита как следует отдохнула, и капитан Бертон предложил им воспользоваться комнатами для гостей в консульстве, которые предназначались для наиболее важных особ, приезжающих в Дамаск с визитом.
        Вита при этом испытала большое облегчение, что ей не придется ехать в дом к Бертонам, где, как она знала, ее ждали бесконечные расспросы, охи и ахи доброй, но не в меру болтливой миссис Бертон. А ей сейчас совсем не хотелось что-либо рассказывать.
        Поэтому она наслаждалась покоем и прохладой большой светлой спальни, в которой, к ее большой радости, она обнаружила свой собственный саквояж со всеми вещами.
        Мануэль с присущей ему предусмотрительностью побеспокоился о том, чтобы подобрать и привезти ее вещи из оазиса, где на нее напали люди шейха Фариса. Подивившись такой заботе, Вита поскорее сняла с себя свадебный наряд, который вызывал в ней неприятные воспоминания, и, решив послушаться своего жениха и отдохнуть немного, надела одну из своих ночных рубашек и забралась на широкую кровать.
        Кровать была застелена белым муслином, украшенным вышивкой, манила прохладой и чистотой, и едва Вита коснулась головой подушки, как тут же провалилась в глубокий, спокойный сон.
        Проснулась она только к вечеру, когда на землю уже спустилась прохлада и благодаря стараниям и кипучей деятельности ее жениха все уже было организовано и спланировано до мелочей.
        Сначала Вита расстроилась, когда после того, как приняла ванну и оделась, пересмотрела свой гардероб. У нее оказалось с собой всего одно вечернее платье. Оно было белым, поскольку Вита надевала его на бал в качестве дебютантки, но ей хотелось, чтобы свадебный наряд выглядел более торжественным. Девушка беспокоилась, что не понравится в нем шейху - ей трудно было привыкнуть к мысли, что он знатный испанский вельможа.
        Приезд Изабель Бертон неожиданно порадовал девушку - добрая женщина, необыкновенно взволнованная предстоящей свадьбой, привезла с собой фату из настоящих брюссельских кружев, в которой когда-то венчалась сама.
        Когда девушка оделась и спустилась вниз по лестнице в гостиную, где ее ждали консул, шейх и его испанские друзья, она была так прелестна, что у мужчин от восхищения захватило дух. Юная невеста казалась неземным существом - светлым и удивительно прекрасным. И каждый из присутствующих подумал о том, как непросто будет защитить этот нежный цветок от жестокости мира и жизненных бурь, но зато какой подарок ждет того мужчину, который готов взять на себя эту заботу.
        И выражение лица этого мужчины без лишних слов сказало Вите, что сейчас происходит в его душе. Ее сердце сразу забилось сильнее. Их глаза встретились, и Вита почувствовала обволакивающую магию его властного взгляда.
        Все направились в католический собор, и там состоялся обряд бракосочетания. Изабель Бертон, сама католичка, была в полном восторге. Ей давно не приходилось присутствовать на католической свадьбе, да еще на свадьбе двух таких красивых молодых людей.
        Служба показалась Вите очень короткой, но необыкновенно красивой.
        Небольшой собор был украшен цветами, и Вита знала, что обо всем этом побеспокоился ее жених.
        Она с трудом узнала его, когда он предстал перед ней не в обычном одеянии бедуинского шейха, а в богатом европейском платье испанского идальго.
        Конечно, Вита догадалась, что этот наряд он позаимствовал у своего кузена, дона Хулио, но все равно он казался ей в нем еще более красивым, чем в наряде арабского шейха.
        Но в то же время она почувствовала какую-то неловкость рядом с ним - таким незнакомым, почти чужим он вдруг ей показался.
        Вита понимала: это оттого, что Мануэль неожиданно оказался частью ее прежнего мира, того самого мира, который, как ей представлялось, она оставила позади себя, окунувшись в мир пустыни, арабских шейхов, их кровавых ссор и странных, суровых законов. Она почувствовала себя частью этого мира, к которому, как она думала, принадлежал и он.
        И вот теперь они встретились на равных. И он, и она - европейцы, и у обоих длинный ряд славных предков, происхождение, положение в обществе… ей трудно было сразу привыкнуть смотреть на все с такой точки зрения.
        Когда они произнесли торжественные фразы свадебного обряда на латыни, звучавшие вот уже многие столетия, Вита вознесла в своем сердце короткую молитву, прося Господа помочь ей сделать счастливым человека, за которого она вышла замуж, чтобы забыл он всю боль и ненависть, что носил в своем сердце последние годы.
        Возможно, думала девушка, для него будет очень трудно отвыкнуть от его прежней жизни и вернуться снова в цивилизованный мир, но она будет рядом и обязательно поможет ему.

«Наши религии могут быть различны, - говорила себе Вита, - но Бог у всех один, и если его это сделает счастливее, я с радостью перейду в католичество. Хотя вряд ли для него это важно, ведь он столько лет прожил в крае, где поклоняются иному Богу, и научился уважать и это обличие Всевышнего. Ибо, как бы ни величали Бога, с помощью каких бы обрядов к нему ни обращались, Бог - один для всех».
        Так думала Вита, стоя перед алтарем.
        Когда дон Мануэль надел на ее палец обручальное кольцо, она едва сдержалась, чтобы не крикнуть на всю церковь: «Я люблю его!»
        Видимо, глаза ее говорили красноречивее всяких слов, потому что ее муж, улыбаясь, незаметно приложил к губам палец, а затем прильнул к ее устам таким страстным и долгим поцелуем, что у девушки закружилась голова, и она была вынуждена прислониться к нему, ища поддержки и опоры.
        Они вернулись в консульство, где их ждал великолепный обед.
        Угощение было восхитительным, беседа за столом - оживленной и остроумной, так как собрались вместе весьма интересные люди, однако Вита едва могла оценить как одно, так и другое.
        Единственное, что сейчас занимало ее, - это мужчина, сидевший возле нее, человек, которому она теперь принадлежала душой и телом.
        Она почти не замечала, что она ела или пила, - все утонуло в странном тумане, и когда капитан и миссис Бертон наконец уехали в свой загородный дом и Вита поднялась к себе в спальню, она знала, что наступил момент, которого так ждала и страшилась.
        И сейчас ничего больше не имело значения.
        Вита с помощью служанки переоделась на ночь и, накинув белый пеньюар поверх тонкой ночной рубашки, подошла к окну и задержалась, любуясь призрачным серебристым светом луны, залившим притихший город.
        Тихая красота лунной ночи находила отзвук в ее сердце, полном любви и предвкушения волшебства. И когда она услышала, как открылась дверь, то не повернулась, а продолжала стоять, не в силах справиться с охватившим ее трепетом.
        Вся комната была погружена во тьму, и только серебристый свет проникал снаружи, освещая белую, словно прозрачную, фигуру стоящей у окна девушки.
        Мануэль пересек комнату и остановился возле нее. Не поворачивая головы, Вита чувствовала на себе его взгляд, надеясь всем сердцем, что ему нравится то, что он видит. Почему-то именно теперь у нее не было в этом уверенности.
        - Ты на самом деле существуешь или просто приснилась мне? - спросил он тихо, и в его глухом голосе ей послышались незнакомые нотки.
        Вита повернулась и встретилась с ним взглядом.
        - Я существую… и я твоя… жена!
        - Я едва могу в это поверить, - ответил Мануэль. - Даже сейчас я ловлю себя на мысли, что боюсь вновь ощутить ту боль, которая еще совсем недавно разрывала мне сердце. Я знал, что должен отказаться от тебя, отправить тебя домой и никогда больше не видеть. Я должен был это сделать, но, боже мой, как это было невыносимо!
        - А… что ты чувствуешь сейчас?
        - Что я безмерно благодарен судьбе за этот дар, - отвечал он, осторожно привлекая ее к себе. - И все еще не могу поверить, что такая красавица принадлежит мне навеки.
        Он осторожно прижимал ее к себе, в этом жесте было нечто благоговейное, и Вита с тихим счастливым вздохом прижалась головкой к его плечу. Она молчала, и через секунду Мануэль опять заговорил:
        - Я никогда не отпущу тебя, любимая. И если только ты когда-нибудь попытаешься проделать то же, что твоя кузина Джейн… клянусь, я убью тебя!
        Вита была несколько удивлена силой страсти, прозвучавшей в его голосе, но она не испугала ее.
        - Со мной такого не может случиться, - сказала она тихо. - Я думаю, что в жизни кузины Джейн все произошло из-за того, что она просто искала настоящую любовь. Если бы она сразу вышла замуж за человека, которого любила так, как своего шейха Меджула, она была бы счастлива с ним, зная, что нашла то, что ищут все женщины на свете, - мужчину, которому они могли бы принадлежать душой и телом навеки.
        - Мне нет никакого дела до кузины Джейн, мне важно знать лишь одно: ты любишь меня?
        - Ты сам знаешь, что… да.
        - Скажи это, скажи, чтобы я был уверен, что в твоей жизни нет другого мужчины.
        - Я люблю тебя… и ты единственный мужчина… для меня единственный на свете. - Вита откинула голову и заглянула ему в глаза, сверкавшие в лунном свете.
        - Если ты когда-нибудь посмотришь таким же взглядом на кого-нибудь другого, я привезу тебя назад, сюда, в пустыню, и сделаю из тебя настоящую жену бедуина, которых, как тебе известно, наказывают, чтобы научить покорности и смирению.
        Девушка улыбнулась шутке, но неподдельная страсть, прозвучавшая в его голосе, заставила ее задрожать.
        - Тогда я не буду смотреть ни на кого, кроме тебя.
        - Я буду безумно ревнивым, властным, требовательным мужем…
        - А я все равно буду любить тебя… и сделаю так, чтобы ты был со мной счастлив.
        Мануэль продолжал нежно смотреть на нее, затем произнес, словно говоря сам с собой:
        - Ты так прекрасна! Неправдоподобно прекрасна!
        Затем его голос зазвучал более резко:
        - Есть еще очень многое, чего следовало бы тебе знать о браке бедуинов, когда женщина полностью подчинена мужу и когда у нее нет и не должно быть своих мыслей или своих желаний, так как вся ее жизнь без остатка принадлежит ее мужу и господину!
        - Я готова быть для тебя тем, чем ты хочешь, чтобы я была, - сказала Вита. - Или как говорят бедуины: «Я… у твоих ног».
        - Если бы это было так, я, может быть, не стал бы сходить с ума от ревности! Но только ты не «у моих ног», любимая, ты - в моем сердце, и я не просто люблю тебя, но преклоняюсь перед тобой и боготворю тебя… И в то же время я умираю от желания обладать тобой как женщиной!
        При этом в его голосе неожиданно прозвучала такая незащищенность, что Вите захотелось тут же броситься ему в объятия. Однако какое-то внутреннее чувство подсказало ей, что между ними осталось что-то недосказанное, что надо было выяснить, прежде чем они смогут забыть обо всем в объятиях друг друга.
        И снова, словно прочитав ее мысли, шейх сказал почти нетерпеливо:
        - Я сделал все распоряжения, чтобы мы могли уехать отсюда уже завтра. Мы отправимся сначала в Неаполь, так что ты сможешь забрать там все свои вещи и увидеться с дамой, которая тебя сопровождала.
        Заметив по реакции девушки, что это ее мало волнует, он продолжал:
        - Когда мы доберемся до Испании, я смогу дать тебе очень многое, чтобы доказать свою любовь, но у меня уже сейчас есть для тебя свадебный подарок, который, я думаю, тебя порадует.
        - Какой подарок? - живо заинтересовалась Вита, втайне надеясь на несбыточное.
        - Я распорядился, чтобы Нокта, который, к счастью, не пострадал в схватке с людьми шейха Фариса, вернулся в лагерь и отвез мое письмо к Хеджазу. Я все объяснил ему и сообщил, что больше нет никаких причин для вражды между племенами Мезраба и Хассейна.
        - Я так рада! - воскликнула Вита.
        - И еще я распорядился привезти сюда трех лучших лошадей из моего табуна. - Он помолчал немного, затем закончил с улыбкой: - Двух из них я отправлю твоему отцу в качестве выкупа за невесту, ну, или, если угодно, в качестве подарка от жениха в надежде на примирение с разгневанным отцом. А третью кобылу, Шерифу, ты возьмешь с собой в Испанию.
        - Ты не мог бы сделать для меня лучшего подарка! О мой дорогой! Мой любимый… муж! Спасибо тебе!
        И в порыве благодарности Вита прижалась к нему со всем пылом своего юного сердца. Он сжал ее в объятиях, чувствуя, как тает тот невидимый ледок отчуждения, который возник между ними, когда он предстал перед ней не в облике шейха, а в роли знатного испанского дворянина. Но теперь они снова были просто мужчиной и женщиной, влюбленными и сгорающими от страсти. Он наклонил голову и заглянул ей в глаза.
        - Я обожаю тебя, - прошептал он страстно. - Я готов боготворить землю, по которой ты ступаешь. Но я мужчина, и я хочу тебя так, как никогда еще не желал ни одной женщины! И сейчас я мечтаю только об одном, чтобы зажечь в тебе огонь, который сжигает меня самого. Этот огонь слишком примитивный и дикий, и я боюсь напугать тебя, мое сокровище, но я не могу больше сдерживать его.
        В его голосе прозвучали какие-то новые для нее нотки, которых она раньше никогда не слышала и которые отозвались в ее теле странной истомой и жаром. Она почувствовала, как запылали ее щеки.
        - Ты ничем не можешь напугать меня, - шепнула она. - Люби меня, я твоя, и я доверяю тебе. Ты можешь делать все, что хочешь.
        С этими словами она подняла к нему лицо и, встретив поцелуй горячих губ, ощутила тот огонь, о котором он говорил ей и который зажег ответное пламя в ее крови.
        Этот огонь действительно был примитивным и диким - огонь любви, который воспламенял мужчин и женщин уже многие века.
        Шейх сжимал Виту в объятиях так крепко, что она и в самом деле ощутила, что становится его частью. Их сердца теперь бились рядом, и Вита уже не могла больше ни о чем думать, вся превратившись в ощущения и отдавшись захватившему их обоих огненному вихрю.
        Он поднял голову.
        - Это судьба, - прошептал он. - Помнишь, я сказал тебе - Инч Аллах, любимая. Чему быть, того не миновать. Нам суждено было быть вместе. Ты была права, а я заблуждался. Я чуть было не потерял тебя.
        А затем его губы вновь завладели ее губами, и слова им были уже больше не нужны.
        Она обвила руками его шею, а он поднял ее на руки и понес в глубь комнаты, освещаемой только призрачным, серебряным светом луны.
        notes
        Примечания

1
        Один из самых роскошных районов Лондона (прим. пер.).