Луч солнца на цветных стеклах Кара Колтер
        Поцелуй — Harlequin #88 Поженившись после окончания университета, Кейд и Джессика были уверены, что сделают друг друга счастливыми. Кейд, быстро продвигаясь по карьерной лестнице, обеспечивал семью, Джессика, полностью посвятив себя мужу, старалась создать идеальный дом, мечтая о ребенке. Но вскоре появились первые проблемы. Кейда стали тяготить правила безупречной семьи, навязываемые женой, и он все чаще стал задерживаться на работе, где все было отлично. А Джессика после двух выкидышей никак больше не могла забеременеть. Расставшись, через год Джессика решает взять приемного ребенка и встречается с Кейдом, чтобы оформить развод… Неожиданно все проблемы решаются сами собой…
        Кара Колтер
        Луч солнца на цветных стеклах
        The Pregnancy Secret
        2015 by Cara Colter

«Луч солнца на цветных стеклах»
        
        Глава 1
        Приближаясь к тому месту, куда шел без всякого энтузиазма, Кейд Бреннан вдруг смутно ощутил, что случилось что-то плохое.
        Очень плохое.
        Он не слышал воя сирен, но заметил зловещее мигание длинных красно-синих ламп на крышах полицейских машин. Они резко контрастировали с кристально чистым утренним светом, поникавшим сквозь первую зелень едва распустившейся весенней листвы огромных пирамидальных тополей, которые росли по берегам реки Боу.
        Заглушая гул ее по-весеннему бурных вод, радостное щебетание птиц и шум просыпавшейся утренней автодороги, до Кейда донеслись характерные звуки раций, работавших на аварийной частоте. Механический женский голос передавал какой-то непонятный код. Похоже, где-то среди этого скопления машин находится «скорая помощь».
        Кейд побежал, лавируя между машинами, и пересек Мемориал-Драйв в направлении улицы, где располагались жилые дома.
        Это был один из тех красивых, как на картинке, кварталов Калгари, которые выглядели так, словно здесь никогда не может случиться ничего плохого. Значительную часть квартала составляли дома в стиле старинных ремесленных мастерских, многие из которых теперь превратились в офисы процветающих компаний по строительству коттеджей. Под сенью раскидистых крон старых деревьев виднелись лавка по продаже органических продуктов, антикварный, обувной и художественный магазинчики.
        Еще более привлекательным этот район делало то, что по пешеходному мосту через реку, которым воспользовался Кейд, можно было легко попасть в деловой центр города. Правда, сейчас картинное очарование этого благополучного района нарушали полицейские машины и толпа зевак.
        Проталкиваясь сквозь них, Кейд прислушивался к обрывкам разговоров.
        — Что случилось?
        — Понятия не имею. Но раз уж приехала полиция, наверняка что-то плохое.
        — Неужели убийство?  — Говоривший не мог скрыть радостного возбуждения оттого, что его обыденный поход на работу прерван столь волнующим образом.
        Кейд бросил на него мрачный взгляд и пошел вперед еще быстрее, пробегая глазами по номерам домов, пока не нашел того, который искал. Он двинулся прямиком к нему.
        — Сэр,  — мужчина в форме преградил ему путь,  — дальше нельзя.
        Кейд не обратил внимания на его слова, но тут ощутил на плече твердую руку.
        Он нетерпеливо сбросил ее.
        — Я ищу мою жену.  — Строго говоря, это было не совсем так. Во всяком случае, в последнее время.

«Кейд,  — говорила ему Джессика по телефону прошлым вечером,  — мы должны поговорить о разводе». Он не виделся с ней больше года. Она дала ему этот адрес, и Кейд шел сюда из своего кондоминиума в центре, с раздражением думая о том, что означает его нежелание идти на эту встречу.
        Все определенно слишком сложно, чтобы объяснять это молодому бодрому полицейскому, преградившему ему путь.
        — Ее зовут Джессика Бреннан.  — По лицу парня Кейд сразу увидел, что присутствие полицейских машин каким-то образом связано с ней.

«Нет!  — голосом раненого волка беззвучно взвыло что-то внутри.  — Нет!»
        Точно такой же крик Кейд еле сдержал вчера, когда услышал слово развод. «Значит, она все же хочет развестись»,  — сказал он себе, повесив трубку.
        Лежа ночью без сна, он старался убедить себя в том, что так будет лучше для них обоих.
        Но, судя по реакции на то, что полицейские машины имели какое-то отношение к Джессике, он понял, какой ложью была попытка уговорить себя в том, что ему все равно.
        — Думаю, с ней все в порядке. К ней кто-то вломился и, как я понял, ранил ее. Но жизнь вне опасности.
        Джессику ранил грабитель? Кейд едва уловил слова о том, что рана не опасна. Его охватил приступ бессильной ярости.
        — Она в порядке,  — повторил молодой коп.  — Идите вон туда.
        Кейду не понравилось, что приступ ярости так явно отразился на его лице, а коп попытался его успокоить.
        Он потратил несколько секунд, пытаясь взять себя в руки, чтобы Джессика ничего не заметила. Потом поднял голову и посмотрел в том направлении, куда ему указали. По обеим сторонам решетчатых ворот росли два одинаковых благоухавших куста цветущих белых лилий. За воротами стоял именно такой дом, который всегда хотелось иметь Джессике.
        Симпатичный маленький коттедж светло-зеленого цвета в тон окружающей весенней природе. Однако вывеска, прикрепленная к гостеприимному крылечку, говорила о том, что этот дом не жилой.

«Беби бумер» и ниже маленькими буквами: «Все для вашего ребенка».
        Джессика дала ему только адрес дома, ни словом не обмолвившись о том, что там.
        И Кейд прекрасно понимал почему. На миг он снова ощутил знакомую злость, пересиливавшую даже острый испуг, который немного улегся после того, как молодой коп сказал, что с ней все в порядке. Черт побери, неужели она никогда не уймется?
        А может, его злило, что новый бизнес так же, как и вчерашний телефонный звонок, подтверждал готовность Джессики двигаться вперед?
        Впрочем, нельзя сказать, что Кейд сам не готов двигаться вперед. Собственно говоря, он уже это делал. Его полностью устраивало, как шли дела. За последний год его компания «Ойлфилд Саплайз» достигла впечатляющих высот. Теперь, не отвлекаясь на слишком сложные семейные отношения, он смог полностью сосредоточиться на работе. Результатом стала огромная прибыль. Кейд из тех людей, кому успех приносит настоящее наслаждение. Зато развод никак не вписывался в его представление о себе.
        Развод.
        Он выставил Кейда перед лицом собственной неудачи, не позволяя игнорировать ее. А может, нет? Возможно, это всего лишь необходимость поставить подпись на листе бумаги, и дело сделано? Конец.
        Но разве в таких делах наступает конец? Нет. Он убедился в этом в прошлом году, который провел, упорно стараясь без остатка погрузиться в работу.
        Если все кончено, почему он до сих пор носит кольцо? Кейд убеждал себя в том, что это своего рода защита от назойливого внимания со стороны многочисленных особей женского пола, с которыми ему приходилось сталкиваться. Ничего личного. У него не было никакой личной жизни. Однако по работе он ежедневно встречал красивых искушенных и заинтересованных женщин и не желал иметь никаких связанных с этим сложностей.
        Кейд вдруг осознал, что ему не хочется, чтобы Джессика увидела у него на пальце кольцо, связывавшее его с ней. Он быстро снял его и сунул в карман.
        Сделав глубокий вдох, необходимый бойцу, чтобы противник — с каких это пор Джессика стала его противником?  — не смог заметить ни единого признака страха или сомнения, Кейд через одну поднялся по широким свежевыкрашенным ступенькам сливочного цвета.
        На фоне сладковатого очарования дома резким диссонансом смотрелись разбитые квадраты распахнутой настежь стеклянной входной двери, делавшие бессмысленным желание закрыть ее.
        Войдя, Кейд резко остановился, почувствовав под ногами хруст раздавленных осколков. После яркого утреннего света глаза не сразу привыкли к полумраку. Он входил в мир, пугавший больше, чем обитаемая медвежья берлога.
        Это пространство пугало тем, что представляло собой мир, который они с Джессикой с таким трудом пытались создать, но так и не смогли. Мир мягкого приглушенного света и смутных надежд.
        Стопки крошечных детских вещичек вызвали воспоминания о спорах, слезах и ощущении отчаяния перед тем, с чем он так и не смог справиться. Никогда.
        Он сделал еще один вдох. В комнате находилось несколько человек. Заметив мелькнувшую в центре копну пшеничных волос, Кейд приказал себе не раскисать.
        Нельзя, чтобы Джессика увидела, какое впечатление произвело на него ее ранение и дом, наполненный детскими вещами.
        К сожалению, чтобы взять себя в руки и подготовиться к встрече с ней, волей-неволей пришлось осмотреться.
        Внутренние стены были снесены, превратив внутреннее пространство в одну большую комнату. Оставшиеся стены выкрашены в светло-зеленый цвет, несколько более приглушенный, чем тот, что снаружи.
        Пространство объединяло обилие старого, богато украшенного патиной дерева. Ковры и искусно размещенные стеллажи делили его на четыре зоны.
        Одна отличалась от другой, тем не менее представляя собой детскую комнату.
        В одной доминировала розовая гамма. Розовая кроватка с цветочным рисунком, постельным бельем в розовую полоску и мягким розовым слоном посередине. На пеленальном столике лежало похожее на кукольное розовое платьице в горошек. С потолка на невидимых нитях свисали буквы, составлявшие слово д-е-в-о-ч-к-а. Под углом к кроватке стояло подходящее по цвету кресло-качалка.
        Следующую зону занимала композиция в светло-голубых тонах. В центре кроватка, но глаз невольно притягивали окружавшие ее мальчишеские предметы. На стеллажах стояли игрушечные поезда, тракторы и грузовики. На старинной вешалке висела крошечная спортивная форма и бейсболки. Там же на связанных шнурках висела пара невероятно маленьких рабочих ботинок.
        Очередная детская утопала в белых кружевах, напоминавших подвенечное платье. В стоявшей на полу корзине лежали всевозможные белые игрушки: овечки, полярные медведи и маленькие белые собачки. В последней зоне стояли две предназначенные для близнецов кроватки нежно-желтого цвета, повторявшегося в рисунке постельного белья, абажуров ламп и разных маленьких вещицах.
        Кейд стоял, втягивая воздух и прилагая нечеловеческие усилия, чтобы преодолеть острое желание сбежать.
        Как могла Джессика устроить все это? Как могла день за днем работать с вещами, ставшими причиной немыслимой душевной боли для нее, для него, для них обоих? Он почувствовал, как злость на нее, поднявшись откуда-то из глубины, заклокотала в груди. Вот теперь он готов встретиться с ней лицом к лицу.
        Прищурившись, Кейд посмотрел на людей, находившихся в комнате. Они стояли в дальнем конце дома за стойкой, на которой возвышался старинный кассовый аппарат. С чувством, что его крупное мужское тело способно что-нибудь повредить, Кейд быстро прошел мимо четырех детских, стараясь ни до чего не дотрагиваться, даже, по возможности, не дышать, и двинулся в конец помещения, стараясь придать своим шагам уверенность, которой не чувствовал.
        Впрочем, в этом не было необходимости, потому что в тот момент, когда он подошел к двери склада, Джессика никак не отреагировала. Она лежала на высокой каталке с закрытыми глазами. Над ней склонился врач в форме, накладывавший ей шину на правую руку выше локтя. Рядом стояли двое полицейских, мужчина и женщина, с открытыми блокнотами.
        Встреча с Джессикой в любом случае для него равносильна удару под дых, но увидеть ее в таком состоянии оказалось просто невыносимо.
        Кейд вспомнил самый горький урок, который вынес из своего брака. Несмотря на то что больше всего на свете ему хотелось защитить ее, он не мог этого сделать.
        Глядя на Джессику теперь, пока она его не видела, он отметил в ней некоторые изменения. В белой, наглухо застегнутой блузке и серой юбке карандаш она казалась какой-то странно повзрослевшей. Стройные ноги были облачены в очень практичные и очень строгие туфли на плоской подошве. Она выглядела деловой и совершенно немодной, как английские няньки по телевизору. Весь ее облик, если это можно так назвать, наполнил Кейда ощущением определенного облегчения.
        Очевидно, Джессика не озабочена поисками нового мужчины.
        Нельзя сказать, что в данных обстоятельствах он ожидал увидеть ее радостно-оживленной, но она казалась очень уж серьезной. В этой прагматичной бизнес-леди не осталось ничего от той молодой артистичной женщины, какой она была всегда. Кейд с уверенностью мог сказать, что единственный день, когда он видел ее не в джинсах,  — это день их свадьбы.
        Цвет ее волос, не знавших краски, по-прежнему отливал золотом, как спелая пшеница в поле, однако Джессика подстриглась, и это придавало лицу отточенную элегантность вместо прежнего дружелюбного девчоночьего озорства. А может быть, она просто похудела и ее черты, особенно линия скул, сделались более резкими. На ней не было ни капли косметики. Кейд снова ощутил всплеск непрошеного облегчения. Судя по всему, она не делала ни малейшей попытки воспользоваться своей природной красотой.
        И, несмотря на то что она выглядела одновременно и прежней, и изменившейся, несмотря на бледность и синяки, несмотря на одежду, предполагавшую нежелание привлекать к себе внимание, несмотря на то что он пытался держать себя в руках, Джессика вызвала у него ту же реакцию, что и всегда.
        С первой минуты, когда Кейд увидел в кампусе ее смеющееся лицо, он пропал. Она сидела с друзьями на лужайке и бросила на него случайный взгляд, когда он, торопясь на занятия, проходил мимо.
        Тогда с его сердцем произошло то же, что и сейчас. Оно остановилось. Кейд так и не попал на занятия. Вместо этого подошел к ней и тем определил свою судьбу.
        Джессика — тогда Кларк — не была красавицей в традиционном смысле. Небольшое количество пудры не могло скрыть веснушки, которые уже стали более яркими от солнца. Блестящие золотые волосы выбивались из-под заколки, стягивавшей их на затылке. На ней была самая обычная розовая футболка и джинсовые шорты с обтрепанными отворотами. Ногти на ногах подкрашены в цвет футболки.
        Но главное, что привлекло Кейда,  — ее глаза, зеленые, как у эльфа, сверкавшие таким же лукавством. Если правильно помнил, а Кейд в этом не сомневался, в тот день на ней было немного косметики. Тени вокруг глаз делали их более глубокими и зелеными, как горное озеро. Улыбка казалась неотразимо теплой, манящей, полной жизненной энергии.
        Два года замужества лишили ее этой искрометной живости. И по двум линиям, которые залегли вокруг рта, Кейд видел, что она так и не вернулась. Его сердце сжала ледяная рука.
        Он не оправдал ее ожиданий.
        Несмотря на эту горестную мысль, Кейд не мог удержаться, чтобы не подойти к ней ближе.
        Кейд с удивлением почувствовал, что ему хочется поцеловать Джессику в лоб, убрать волосы, упавшие на лицо. Но вместо этого положил ладонь на ее худенькую руку выше локтя, понимая, что с легкостью может обхватить ее полностью. И только теперь заметил, что она больше не носит его кольца.
        — Как ты?  — Кейд намеренно придал своему голосу твердость. Посторонним ни к чему знать, какой ужас он ощутил, когда на миг подумал, что Джессика может навсегда исчезнуть из жизни.
        Ее глаза распахнулись. Все те же знакомые озера жидкой зелени, опушенные такими густыми ресницами, что казались присыпанными по краям шоколадной пудрой. Самые потрясающие глаза, которые ничто не могло испортить. Непрошеные, как подумал о них Кейд в первый день, когда Джессика подошла к нему. Он поспешил отбросить эти воспоминания, злясь на себя за то, что с такой легкостью возвращался туда.
        Теперь на ее прекрасных глазах лежала тень грусти. И все же в тот миг, когда она увидела, что это он, Кейду захотелось стать таким, каким она хотела его видеть. Человеком, в котором теплилась хотя бы капля надежды.
        Глава 2
        То, что промелькнуло в глазах Джессики, когда она увидела, что это он, быстро сменилось настороженностью. Кейд знал, в его взгляде она увидела такое же выражение.
        — Что ты здесь делаешь?  — Брови Джессики хмуро сошлись у переносицы.
        Что он здесь делает? Она сама просила его прийти.
        — Ее ударили по голове?  — спросил он у врача скорой.
        Джессика нахмурилась еще сильней:
        — Нет. С головой у меня все в порядке.
        — Возможно,  — ответил врач.
        — Что ты здесь делаешь?  — повторила она требовательно. Кейд слишком хорошо помнил этот тон с легким шипящим оттенком злости, притаившейся, словно змея, готовая к броску.
        — Ты просила меня прийти,  — напомнил он.  — Чтобы обсудить…  — Он посмотрел на толпившихся вокруг них людей и не смог закончить предложение.
        — Ой!  — сокрушенно воскликнула она.  — Теперь вспомнила. Мы должны были встретиться, чтобы поговорить о…  — Ее голос сорвался. Она вздохнула.  — Извини, Кейд, я правда забыла, что ты должен прийти.  — Едва ли она провела прошлую ночь без сна, думая о разводе.  — Утро получилось совершенно безумным,  — пояснила она, будто это нуждалось в объяснении.
        — Я вижу,  — ответил Кейд. Умеет же она все преуменьшить.
        — Кто вы?  — спросила его женщина-полицейский.
        — Я ее муж.  — Ладно. Юридически он еще был им.
        Кейд стоял всего в нескольких дюймах от Джессики, но тем острее чувствовалась психологическая дистанция, разделявшая их. Ее невозможно преодолеть. Это именно она злобно шипела в голосе Джессики. Их разделяло минное поле воспоминаний, и любая попытка общения ощущалась, как риск быть разорванными на куски.
        — Я думаю, у нее трещина или перелом предплечья,  — сказал Кейду врач и, повернувшись к ней, произнес:  — Мы отвезем вас в больницу. Там вам сделают рентгеновский снимок. Я позвоню, чтобы они подготовились принять вас в отделении скорой помощи.
        — Что это за больница?  — поинтересовался Кейд.
        — Тебе не надо туда ехать,  — отозвалась Джессика, и он снова услышал этот тон. Извинения забыты. В ответ на сдвинутые брови она бросила на него сердитый взгляд.
        Она права. Ему не стоит ехать с ней. Но сам он не смог бы удержаться.
        — И все же мне было бы спокойней, если бы я знал, что с тобой все в порядке.
        — Нет.
        Кейд помнит этот голос. Уж если Джессика приняла решение, ничто не сможет заставить ее передумать.
        Каким бы глупым и неразумным оно ни было.
        — Мне показалось, он ваш муж,  — смущенно произнесла женщина-полицейский.
        — Тебе не надо приезжать в больницу,  — настаивала Джессика, попытавшись сложить руки на груди, но мешала шина на правом предплечье. После третьей попытки она оставила эту затею и недовольно посмотрела на руку. Видимо, не почувствовав облегчения, перевела недовольный взгляд на Кейда.
        Ее, очевидно, раздражало, что он сделал то, что ей не удалось, решительным жестом сложил руки на груди.
        Боевая стойка.
        Что это значит? Настаивает на том, чтобы ехать с ней в больницу? Принимает на себя ответственность за нее?
        Неужели он так и не перестал чувствовать себя ответственным за нее?
        — Мне казалось, он ваш муж,  — повторила женщина-полицейский.
        — Да,  — подтвердил Кейд и услышал в своем голосе ту же твердость, с какой много лет назад сказал: «Да, согласен!»
        Джессика почувствовала, как по спине побежали мурашки.
        Ее муж.
        Скрестив руки на груди, Кейд стоял так близко, что она чувствовала знакомый пьянящий запах. В такой позе он выглядел мрачным и прекрасным.
        Даже несмотря на зловеще нахмуренные темные брови и опущенные вниз уголки губ, это был самый потрясающий мужчина из всех, кого она знала. Джессика не сомневалась, что женщина-полицейский тоже не осталась равнодушна к нему.
        Джессике никогда не надоедало смотреть на него, даже после того, как в их отношениях наметилась трещина. Временами злость усугублялась оттого, что ей по-прежнему это нравилось, хотя Кейд безумно ее раздражал.
        Но, глядя на него сегодня, Джессика не могла не смириться с этим. На нем был красиво скроенный летний костюм, без сомнения сшитый на заказ, простая белая рубашка, скорее всего из египетского хлопка, и мастерски завязанный галстук, легкий блеск которого буквально кричал, что он сделан из лучшего шелка и стоит сумасшедших денег.
        Все вместе создавало безошибочное впечатление, что перед вами президент и генеральный директор одной из самый успешных компаний в Калгари. Несмотря на скромное название, «Ойлфилд Саплайз» такой и была. Она развернула бешеную активность на всех нефтяных месторождениях в Альберте и не только. Благодаря деловой хватке, уму и амбициям Кейда за последние годы компания демонстрировала фантастический рост.
        В этом человеке нет и намека на слабость. Ни вялости, ни бледности, характерной для офисного работника, проводившего все свое время за столом. Кейд изучил свой бизнес с самых низов еще в университете, работая на буровых установках. Хотя теперь на нем красовался прекрасный костюм, от него по-прежнему исходило ощущение жесткости и грубоватой силы. Вся фигура Кейда Бреннана, с длинными ногами, широкими плечами и грудью, производила впечатление настоящей мощи.
        У него были темно-каштановые волосы, которые каким-то непонятным образом умудрялись всегда выглядеть непослушными, как бы коротко он ни стригся. А сейчас они были очень короткими.
        Кейд был чисто выбрит, впрочем, Джессика никогда не видела его другим, и это лишь подчеркивало совершенство мужественных черт, гладкой кожи, высоких скул, прямого носа, полных губ и слегка выдающегося вперед подбородка.
        А его чертовы глаза! Сексуальные, с поволокой, они сияли сапфировой синевой океанской воды. Только раз в жизни Джессика видела такой цвет на самой южной оконечности Биг-Айленд на Гавайях, где они проводили медовый месяц.
        Задолго до этого, практически с первого мгновения, когда впервые увидела его, Джессика размечталась о том, каким будет их ребенок. Будут ли у него глаза Кейда, ее глаза или смесь того и другого?
        Острая как нож знакомая боль пронзила ее сильней, чем та, которую она чувствовала в поврежденной руке. Эту боль не смогли заглушить пакеты со льдом, которыми обернули руку, чтобы облегчить страдание.
        Ее муж.
        Джессика почувствовала, как сердце начало отбивать знакомую дробь при мысли о том, что это значит, при мысли обо всем, что она знала об этом человеке, обо всех интимных деталях, которые известны только жене.
        О том, что Кейд боится щекотки, любит аромат лимона, а если поцеловать маленькую родинку у него под ухом…
        Она заставила себя остановиться, разозлившись, что так быстро перенеслась туда. Как это могло случиться после всего, что произошло между ними? Будто после долгого мучительного подъема стояла на самом верху американских горок в ожидании, что вот-вот помчится вниз.
        После всего, что было, эта голодная тоска по его объятиям, его дыханию над ухом, прикосновению щеки к щеке, губ к губам, тела к телу казалась предательством по отношению к самой себе.
        Ее муж.
        Джессика почувствовала себя совсем слабой. Куда подевалось вновь обретенное чувство самодостаточности теперь, когда она больше всего в нем нуждалась? Куда подевалось самоуважение зрелой женщины? Где чувство, что жизнь идет своим чередом и она снова может позволить себе мечты, о которых забыла, когда Кейд от нее ушел?
        Она открыла для себя, что может сама отвечать за свои мечты. И это куда проще без проблем, которые привносил в ее жизнь мужчина! В особенности такой мужчина, как Кейд, слишком уверенный, что знает правильные ответы на все вопросы.
        Джессика понимала, что он не одобрил бы то, что она скрывала. Этот секрет наполнял ее чистой радостью, как когда-то картинка с УЗИ, которую она тайком носила в кармашке у сердца. Она приняла решение усыновить ребенка.
        Пока это была не более чем мысль, но ей хотелось завершить все свои дела с Кейдом до того, как начнется процесс усыновления. Джессика напомнила себе, что должна держаться с ним твердо, и с презрением отмахнулась от своей непрошеной слабости.
        Прежде чем позвонить ему, она готовилась целую неделю, репетируя деловой тон. Тщательно продумала предстоящую встречу.
        Ясное дело, то, что она застанет здесь грабителя, никак не входило в планы. Джессика до сих пор не могла поверить в этот кошмар и совсем забыла, что к ней должен прийти Кейд.
        В том-то и дело. Это объясняло сумбур в чувствах. Она просто пережила шок. Сломанная рука нестерпимо болела, и, хотя это отрицала, похоже, в драке она все же получила удар по голове. Так что, возможно, небольшая слабость при мысли о муже вполне допустима.
        Однако теперь она должна держаться с ним твердо. Никакой слабости!
        Джессика украдкой взглянула на Кейда. От нее не укрылось его ощущение при виде этого магазина. Что-то в непроницаемом лице подсказывало, что он злился. Мысль о том, что он злится, придавала сил. Приглашая его сюда, Джессика знала: именно так он и отреагирует.
        Она говорила себе, что это испытание, через которое надо пройти. Развод — не на бумаге, а в сердце — предполагал, что ей все равно, нравится ему то, что она делает, или нет.
        Адвокат совершенно прав. Настало время связать оборванные нити ее жизни. Однако адвокат не знал всех причин, по которым это стало так важно именно сейчас. Он знал только о ее процветающем бизнесе. Решение усыновить ребенка Джессика до поры держала в секрете.
        Однако секрет требовал признания того, что Кейд Бреннан, муж, с которым она не жила уже больше года, стал ее самым большим жизненным провалом!
        — Что здесь произошло?  — спросил Кейд. Впрочем, не спросил, а потребовал объяснений, готовый немедленно вмешаться.
        Но она ни за что не призналась бы, каким облегчением стало бы позволить ему это сделать.
        — Слушай, Кейд, тебя это не касается.
        Женщина-полицейский казалась совершенно ошарашенной ее тоном.
        — Мне казалось, он ваш муж,  — машинально повторила она.
        — Мы почти разведены,  — объяснила Джессика, стараясь говорить небрежным тоном деловой женщины, для которой это сущий пустяк. Однако пришлось собрать все силы, чтобы выдавить из себя это слово.
        Разведены.
        Его она тоже репетировала, пытаясь произносить так, чтобы не было слышно горечи, чувства утраты, безнадежности и поражения.
        — О-о!  — Женщина восприняла эту информацию как голодная собака, почуявшая кость.
        — Что здесь произошло?  — снова спросил Кейд.
        Джессика возмущенно посмотрела на него. К счастью, вмешался врач, заявивший, что они готовы ехать, и ее повезли на каталке мимо Кейда, так и не дождавшегося ответа. Правда, уже в следующий момент она с раздражением услышала, как женщина-полицейский рассказывает ему о случившемся. Обернувшись, Джессика увидела, как та, услужливо моргая Кейду, сверяется со своими записями.
        — Она приехала в шесть утра поработать с бумагами, а около семи тридцати к ней кто-то вломился.
        — Не приезжай в больницу,  — крикнула Джессика через плечо, испытывая детское желание оставить за собой последнее слово.  — Ты мне не нужен.
        У выхода на улицу, где собралась большая толпа зевак, она обернулась еще раз, почти не замечая всех этих людей. Единственное, что заметила,  — ее стрела попала в цель.
        На мгновение Кейд оторопел от ее слов.
        Оттого что он ей не нужен.
        Но вместо удовлетворения оттого, что удалось ранить его, Джессике вдруг стало противно. Какой-то мелкий бес, сидящий внутри, потребовал исправить это и дать понять, что он все-таки нужен.
        — Кейд, прошу тебя, позаботься о том, чтобы здесь ничего не пропало, хорошо?
        По правде сказать, после слов о том, что он ей не нужен, Кейд должен был бы послать ее ко всем чертям. Но он этого не сделал.
        — Если бы ты повесил на разбитое окно табличку «Сегодня мы закрыты», было бы просто замечательно.
        Он фыркнул, но не сказал «нет».
        — Я не могу все это так оставить. Дверь сломана. Грабитель может вернуться. Да и любой может зайти и унести все, что вздумает.
        Все ее надежды и мечты. Как странно, что приходится просить Кейда спасать их.
        — Хотя ладно, не беспокойся.  — Она злилась на себя за то, что попросила его.  — Я кого-нибудь вызову.
        Он ей не нужен. Не нужен! Зачем она шлет ему эти путаные сигналы? «Ты мне нужен», «Ты мне не нужен». Джессика с удивлением обнаружила, что с ее почти бывшим мужем не все так ясно, как она думала.
        — Я обо всем позабочусь,  — заверил он.
        Ей бы отказаться более решительно. Но Джессика не могла отрицать, что испытала огромное облегчение, что Кейд Бреннан все еще ее муж и готов присмотреть за ее вещами.
        Глава 3
        Джессику покатили к машине скорой помощи, а Кейд прошелся по магазину в поисках какого-нибудь инструмента для починки двери. В конце концов в шкафу на крохотной кухоньке нашел молоток и в задумчивости уставился на него.
        — Это не настоящий молоток,  — пробурчал он себе под нос.  — Похоже, игрушка для одной из выставочных детских комнат.
        В промозглом подвале ему удалось найти несколько старых досок. К счастью, из них торчали гвозди, которые можно вытащить и снова забить. Почему у женщин никогда нет самого нужного? Гвоздей, отверток, молотков, клейкой ленты?
        Кейд забил досками сломанную дверь и отыскал квадратный кусок толстой фанеры, где можно было написать несколько слов.
        За неимением клейкой ленты пришлось прибить ее к разбитому окну. Упорный вор по-прежнему мог бы забраться внутрь, и все же теперь магазин выглядел гораздо более защищенным, чем раньше, со сломанной дверью и разбитым окном.
        Бегло осмотрев свою работу, Кейд пришел к выводу, что в качестве временного варианта она вполне приемлема. Потом он позвонил своей личной помощнице Пэтти, чтобы сказать, что сегодня будет поздно, а возможно, не придет совсем.
        — Подыщите мне какую-нибудь простенькую систему видеонаблюдения. Подойдет одна из тех, которые посылают сигнал тревоги на мобильный телефон. И не могли бы вы найти мастера на все руки? Мне надо починить дверь, заменить окно и установить систему видеонаблюдения. Пусть свяжется со мной, я объясню все подробно. И еще договоритесь, чтобы мою машину подогнали к больнице «Холи Кросс». Попросите водителя позвонить мне, когда машина будет на месте. Я подойду забрать ключи.  — Несколько секунд он молча слушал.  — Нет, все в порядке. Не беспокойтесь.
        Кейд вышел на Мемориал-Драйв и поймал кеб, чтобы его отвезли в больницу.
        Каталку с Джессикой он нашел в комнате ожидания рентгеновского отделения.
        — Как ты себя чувствуешь?
        Судя по виду, совсем не хорошо. Она была очень бледной и выглядела так, словно вот-вот заплачет.
        Кейд не мог выносить ее слез. Больше всего на свете ненавидел ощущение беспомощности, которое испытывал, когда Джессика плакала. К своему стыду, в прошлом он никогда не мог реагировать на них по-доброму.
        Вот и сейчас ему стало стыдно, что, прежде чем заговорить с ним, ей пришлось сделать глубокий вдох.
        — Снимок уже сделали. Я просто жду врача. Рука сломана. Не знаю, смогут ли они вылечить ее без операции.  — Глаза Джессики наполнились слезами.
        Кейд едва сдержался, чтобы не обнять ее и дать поплакать. Он никогда не умел правильно обходиться с ее слезами, и теперь уже поздно становиться чувствительным парнем. Это оказалось гораздо трудней, чем быть храбрым парнем, которым он умел быть.
        Джессика знала это, поэтому, приподняв плечи, вздернула подбородок.
        — Ты совершенно напрасно сюда пришел.
        Он пожал плечами:
        — Твой магазин в безопасности. Табличку я повесил.
        В ее глазах отразилась борьба — благодарить его или держаться воинственно. Как он и ожидал, благодарность победила.
        — Спасибо тебе. Что ты написал?
        — «Беби бумер» временно закрыт».
        Неуверенная улыбка тронула губы Джессики, но потом она сдалась и широко улыбнулась:
        — Вот и хорошо.
        Кейд страшно обрадовался, что не дал ей заплакать, даже заставил улыбнуться.
        — Все могло быть гораздо хуже,  — сурово произнес он.  — Расскажи, что произошло.
        Услышав угрожающую нотку в его голосе, она невольно поежилась. Ничего, Кейду не удастся ее запугать!
        — Разве не понятно? Я работала с бумагами, а ко мне влезли.
        — Но он вошел через главный вход.
        — И что?
        — Разве у тебя нет задней двери?  — Теперь его голос звучал еще более грозно.
        — Ну да. Но мы оба не ожидали увидеть друг друга. К счастью, я сразу же позвонила 911, как только услышала звон разбитого стекла.
        — А тебе не пришло в голову сначала выбежать через заднюю дверь, чтобы звонить из безопасного места?
        Джессика сразу вспомнила, что ей так не нравилось в Кейде. Помимо всего прочего. Сейчас хотелось хорошенько выплакаться, но она сдерживалась, боясь его неодобрительной реакции. Будучи большим человеком у себя на работе, он полагал, что знает все на свете.
        Из-за этого Джессика не хотела, чтобы он узнал об усыновлении. Наверняка у него нашлось бы свое мнение и по этому поводу. Джессика не рвалась его услышать.
        — Легко судить задним умом,  — хмуро отозвалась она.
        — Как вышло, что ты сломала руку?
        Джессика слегка поежилась.
        — М-м-м, мы сцепились. Я упала.
        — Сцепились?  — Кейд не верил своим ушам.  — Ты дралась с грабителем? Это, конечно, проще, чем выскочить через заднюю дверь.
        — Я не собиралась убегать.
        — Здесь нечем гордиться.
        — Да неужели? Как ты смеешь поучать меня, чем гордиться, а чем нет?
        Совсем как в последние недели их совместной жизни, когда споры возникали на каждом шагу.
        — И чем ты гордишься?  — Его тон стал еще более мрачным, на щеке задергалась жилка — верный признак того, что он всерьез разозлился.
        — Я горжусь, что дала отпор этому жалкому воришке.  — Джессика говорила тихо, хотя голос звучал все более уверенно.  — Я потеряла мать, когда мне было двенадцать. Я потеряла двух детей в результате выкидыша.
        И еще она потеряла Кейда, хотя и не собиралась об этом упоминать. В каком-то смысле эта потеря оказалась тяжелее всего. Другие утраты невосполнимы, а Кейд здесь, правда, больше не принадлежит ей.
        — Извини?  — Он слегка подался назад, будто она его ударила.  — При чем здесь все это?
        — Я больше не хочу ничего терять,  — ответила Джессика, услышав натянутое звучание собственного голоса.  — Ни единой вещи.
        Кейд пристально смотрел, как она сделала глубокий вдох и продолжила:
        — Послушай меня, Кейд Бреннан. Я больше не намерена пасовать перед жизненными обстоятельствами. Не собираюсь быть беспомощной жертвой. У меня будут свои правила, и я построю свою жизнь в соответствии с ними.  — Кейд онемел от удивления, Джессика добавила низким голосом:  — И если это означает драться с тем, кто хочет у меня что-то отнять, буду драться.
        — О господи,  — наконец произнес он тихим от боли голосом.  — Да это же полный бред.
        — Мне все равно, что ты думаешь,  — с гордым упрямством возразила она.
        В ближайшее время она не планировала становиться более разумной, однако после усыновления с драками будет покончено. Она станет образцовой благоразумной матерью.
        Джессика надеялась, что у нее не возникнет вопросов о том, как реагировать на вторжение, когда появится приемный ребенок.
        — Значит, ты не убегала через заднюю дверь,  — заключил Кейд сам для себя.  — И даже не пыталась.
        — Нет.  — Новая Джессика отказывалась пугаться. Она твердо встретила его взгляд и не собиралась позволять ему подавлять ее. Она не одна из его служащих. И уже даже не его жена. Еще немного, и они станут совсем чужими.
        От этой мысли где-то в глубине души возникла нежданная грусть. Она могла поспорить, что это из-за ранения, но Джессика храбро поборола ее.
        — Я пыталась не дать ему сбежать. Полиция уже подъезжала.
        На мгновение Кейд снова онемел, крепче стиснул зубы. Джессика вспомнила, как ненавидела эту его манеру стискивать зубы.
        Он редко повышал голос, когда злился, но напряженные мышцы челюсти всегда говорили, что его действительно что-то очень раздражает.
        — Ты хочешь сказать,  — низкий голос Кейда звучал угрожающе,  — что не просто сцепилась с грабителем, но и пыталась задержать его?
        — Это был тщедушный малявка,  — запальчиво воскликнула Джессика.
        — На случай, если ты давно не смотрела на себя в зеркало, ты тоже не великанша. У него же мог быть нож! Или пистолет!  — Он очень редко повышал голос до такой степени.
        — Не могла же я стоять и смотреть, как он меня обворовывает!  — Взглянув в лицо Кейду, она резко пошла на попятную.  — Ладно, возможно, в тот момент я не очень ясно соображала.  — Да, кое-что определенно придется изменить, когда она станет матерью.
        — Возможно?
        Непонятно, что заставляло Джессику так сопротивляться ему, хотя и понимала, что Кейд прав, а она нет. И даже не просто сопротивляться, а делать это так, чтобы он почувствовал себя задетым.
        — Грабежи в нашем районе начались несколько дней назад. В ту ночь никто не спал. Все съехались, чтобы караулить свои магазины. Сейчас этот магазин для меня все. Вся моя жизнь.
        Она не сомневалась, что Кейд расслышал то, что она не договорила. Бизнес заменил его.
        Челюстная мышца снова заходила у него под кожей. Джессика наблюдала за ним с невольным восхищением. Вот теперь он по-настоящему разозлился.
        — Ты приезжала сюда среди ночи, чтобы сторожить магазин?
        Теперь под гневным взглядом Кейда эта идея уже не казалась такой разумной.
        — Да, приезжала.  — Она не отступала.  — И сегодня, может быть, тоже поеду, поскольку грабителя упустили.
        Ну, на самом деле это маловероятно, хотя нельзя, чтобы Кейд подумал, что может командовать ею, контролировать или даже порицать ее. Все это в прошлом.
        — Сегодня ты туда не поедешь. Господи, Джессика, ты что, никогда не слышала о камерах видеонаблюдения?
        — Конечно, я о них знаю. И об охранных фирмах тоже. Но вариантов слишком много, а я еще не определилась, что для меня лучше, учитывая мои потребности и бюджет. Но тебя это совершенно не касается. И ты не можешь мне указывать, что и как делать. У нас с тобой осталось только одно дело, которое мы должны обсудить вместе. Развод.
        И снова Джессику пронзила мысль, что это самый крупный провал в ее жизни.
        В этот момент к ним подошла симпатичная молодая женщина-врач с рентгеновским снимком в руке.
        — Мистер и миссис Бреннан?
        Мистер и миссис Бреннан. Эти слова не должны ее так расстраивать! И не стоит гадать, займет ли ее место другая миссис Бреннан.
        Завершился их недолгий брак. Они разводятся. Жизнь Кейда ее больше не касается, так же как ее жизнь не касается его.
        Возможно, она поменяет фамилию и снова станет Джессикой Кларк. Будет миссис, но не Бреннан, а Кларк. И ее ребенок получит фамилию Кларк.
        Джессика не думала о том, какое у него будет имя. Она знала это слишком хорошо. По крайней мере, должна знать. Воспоминание резануло ножом по сердцу. Они с Кейдом перерыли все книги с именами. Выбрали Льюис для мальчика и Амелия для девочки.
        А потом случился первый выкидыш. Каким-то непонятным образом теперь она видела то, чего не видела тогда. С того момента, как Кейд попросил ее не называть по имени того неродившегося ребенка, между ними пролегла трещина.
        Нет, она непременно добьется успеха в бизнесе по дизайну детских комнат. Сделает магазину новую красивую витрину. У нее все получится.
        Она наполнит свою жизнь самыми замечательными детскими вещами, которых не будет больше ни в одном магазине, самыми лучшими колясками, самыми мягкими плюшевыми мишками. Тем, что всем нравится, но чего больше нигде не купишь.
        А в один прекрасный день, который может наступить уже очень скоро, все эти вещи достанутся ее ребенку. Она сама придумает для него дизайн детской.

«Не надо,  — прошептал Кейд, когда Джессика второй раз начала красить стены пустой детской комнаты в нежно-лавандовый цвет.  — Пожалуйста, не делай этого».
        Но теперь ей не нужно его согласие. Она все сделает сама. И наконец, наконец станет счастливой. Теперь все сложится как надо.
        Сложится? Если да, откуда это внезапное желание плакать? Все потому, что она ударилась головой и болит сломанная рука. Потому что сегодня такой ужасный день.
        — Мистер и миссис Бреннан?  — снова спросила врач, озадаченная тем, что не услышала ответа.
        — Да,  — отозвался Кейд.
        — Нет,  — одновременно с ним ответила Джессика.
        На его лице появилось упрямое выражение, которое Джессика помнила даже слишком хорошо.
        Решив, что не стоит поддаваться внезапно охватившему ее желанию убить его прямо на глазах у врача, она пожала плечами.
        — Мы почти разведены,  — пояснила она.  — Он уже уходит.
        Бросив на нее взгляд, Кейд прошелся по небольшому помещению.
        — Ладно, тогда пойдемте со мной.
        Джессика встала с каталки и пошла за докторшей, но вдруг пошатнулась. Кейд мгновенно оказался рядом.
        — Сядь!
        Нет, она действительно не могла выносить этот тон, это желание командовать. Просто головокружение не оставило ей выбора.
        Кейд с докторшей покатили каталку по коридору, он вместе с ней вошел в маленький кабинет. Женщина положила снимок на светящийся стол.
        — Перелом не сложный.  — Она показала им место перелома кончиком шариковой ручки.  — Мы называем это полный перелом. Я наложу вам гипс. Думаю, придется походить в гипсе недели четыре, а потом понадобится дополнительное лечение, чтобы полностью восстановить подвижность.
        Четыре недели в гипсе? На снимке Джессика отчетливо видела свою руку, разделенную на две части. Головокружение усилилось. Она с трудом удержалась, чтобы не уронить голову на колени.
        — Она будет болеть?  — шепотом спросила она, не желая, чтобы Кейд заметил признаки слабости.
        — Я была бы рада сказать вам «нет», но даже с сильным обезболивающим, которое я вам выпишу, будет больно. Хотите, чтобы муж пошел с вами?

«Да»,  — всхлипнула Джессика про себя. Но нет, нельзя поддаваться! Чувствуя на себе пристальный взгляд Кейда, она вздернула подбородок:
        — Нет. Кейд, я в порядке, ты можешь не ждать.
        Глава 4

«Ты можешь не ждать» звучало не так категорично, как «ты можешь идти». Джессика заставила себя не оглядываться на него, когда врач повела ее в другой кабинет. Но приходилось признать, что она была бы благодарна, если бы, обернувшись, увидела, что он не уходит.
        Через полчаса медсестра вывела ее из кабинета с неподвижной рукой, закованной в гипс. В другой руке она держала рецепт обезболивающего и список предписаний. Слабость усилилась десятикратно.
        Поэтому, увидев, что Кейд все еще там, она по-настоящему обрадовалась. Он вскочил, как только увидел ее, но потом сунул руки в карманы.
        — Ты мог бы не ждать,  — упрямо повторила Джессика.
        — Я должен удостовериться, что ты благополучно добралась до дома. Попросил, чтобы мою машину подогнали к больнице, пока я жду. Сейчас подъеду к выходу.
        Прежде чем она успела возразить, что ей не нужно, чтобы он отвозил ее домой, поскольку она собирается на работу, Кейд ушел.
        Джессика никак не хотела признаваться в том, что временами его способность брать ответственность на себя очень кстати. К тому моменту, когда его машина подъехала к выходу, она успела понять, что не сможет вернуться на работу. Неохотно она согласилась и с тем, что не без удовольствия увидела, как Кейд распахнул перед ней дверь, и она скользнула с каталки в знакомую роскошь салона.
        Почему ее так обрадовало, что он не купил другую машину? Это не должно волновать. Эту машину Кейд купил сразу после того, как они окончили университет, задолго до того, как мог позволить себе такую вещь.
        — Зачем ты ее купил?  — спросила Джессика, когда он приехал к ней показать машину. Казалось бы, дорогая машина не самая необходимая вещь для вчерашнего выпускника.
        — Потому что, когда мы поженимся, сразу уедем на ней.
        И он показал ей кольцо, которое тоже было ему не по карману. Три месяца спустя они уезжали, сопровождаемые дождем конфетти и радостными возгласами друзей.
        Одной из самых любимых свадебных фотографий Джессики была та, где виден знак «Молодожены», криво прикрепленный к заднему бамперу отъезжающей машины, а сзади тащится связка консервных банок. На этой фотке Кейд, глядя через плечо, улыбается, как человек, у которого есть все. А она, смеясь, придерживает фату и выглядит, как женщина, решившаяся на самое безумное путешествие в своей жизни.
        Каким и стало ее замужество, хотя все обернулось совсем не так, как она ожидала. Оно, словно американские горки, то возносило на головокружительные высоты, то бросало в глубокие мрачные пропасти.
        Джессика глубоко вздохнула и попыталась выбросить воспоминания из головы, однако сильные обезболивающие ослабили способность владеть собой. На самом деле, она не знала, что больше влияет на настроение — таблетки или пребывание в этой машине и близость Кейда.
        Джессике всегда нравилось, как он водит, хотя теперь это воспринималось как слабость, она дала себе волю насладиться его мастерством. В его руках машина вела себя, как живое существо, ловко пробивавшее себе дорогу в плотном потоке.
        Они остановились у входа в дом, где когда-то жили вместе. Дом находился дальше от центра, чем магазин, но тоже в красивом респектабельном юго-западном районе индивидуальных бунгало пятидесятых годов.
        О боже. Если поездка чуть не задушила ее воспоминаниями, что будет, если он войдет в дом, где они были вместе? Именно поэтому Джессика хотела встретиться с ним в магазине.
        — Кейд,  — твердо сказала она, потянувшись левой рукой к двери машины,  — нам надо оформить развод.
        Он заставил себя повернуться и взглянуть на нее, хотя то, что Джессика сидела на пассажирском сиденье сзади, вызвало неожиданную боль.
        Сделав над собой усилие, он внимательно присмотрелся к ней. За бледностью и худобой скрывалось что-то еще.
        — Что ты недоговариваешь?
        Джессика не смотрела на него. Открыла дверь машины, хотя это неудобно делать левой рукой.
        — Ты могла бы подождать, когда я открою,  — раздраженно сказал он, но она бросила на него горделивый взгляд и спустила ноги на землю.
        Однако боевого настроя хватило ненадолго. На лице Джессики появилось смущенное выражение. Она побелела. Споткнулась.
        Кейд выскочил из машины и успел подхватить ее в тот момент, когда ослабевшие ноги подкосились. Он с легкостью поднял ее, пристально глядя ей в лицо, и оказался в положении, в котором в этот день рассчитывал оказаться меньше всего. Легкое тело Джессики у него в руках приятно прижималось к нему. На него уставились большие глаза. От нее исходил знакомый запах с легкой ноткой лимона, как от торта с взбитыми сливками.
        Она облизнула губы, взгляд Кейда упал на них. Вспомнился их вкус и то, каким наслаждением было целовать ее.
        Видимо, ощутив внезапную искру, промелькнувшую между ними, Джессика быстро пришла в себя и уперлась ему в грудь здоровой рукой:
        — Поставь меня на землю!
        Будто он поднял ее против воли, а не удерживал от падения. Не обращая внимания на слова, Кейд понес ее по дорожке, ведущей к дому.
        К их дому.
        Но он не собирался вносить ее через порог. Воспоминание о том, что однажды он уже делал это, было слишком мучительным. Он поставил ее на верхнюю ступеньку перед входной дверью, ноги Джессики подогнулись. С беспомощным и несчастным видом она села на ступеньку.
        — Мне что-то нехорошо, я не могу найти ключи.
        У Кейда до сих пор сохранились его ключи, но он не знал, стоит ли ими воспользоваться. Это могло показаться слишком бесцеремонным. Он считал, что больше не имеет права чувствовать себя здесь как дома.
        — Кажется, я забыла сумку в магазине.  — Джессика пыталась подняться.
        — Посиди минуту.
        Это был не приказ, а предложение, но она скрестила руки на груди, положив здоровую руку на больную. Кейд ждал, что она покажет ему язык, но она не стала.
        — Ты похудела,  — заметил он, глядя на нее.
        — Немного,  — признала Джессика, будто выдавала государственную тайну.  — Ты же меня знаешь. Я слишком увлекаюсь проектами. Сейчас это «Беби бумер». Иногда забываю поесть.
        Кейд нахмурился. Она всегда чем-нибудь увлекалась. Когда-то это был он.
        — Что вдруг за спешка с разводом?
        Джессика вздрогнула и бросила на него сердитый взгляд:
        — Какая спешка? Прошло больше года.
        — У тебя кто-то появился?  — Собственный голос показался ему нелепо взволнованным.
        Джессика пристально рассматривала его, но он выглядел совершенно невозмутимо.
        — Нет, хотя тебя это совершенно не касается.  — Она помедлила.  — А у тебя?
        Он фыркнул:
        — Нет. С меня довольно, спасибо.
        — С меня тоже!  — Джессика снова засомневалась, видимо не желая показать, что ее интересует его личная жизнь.  — Но, полагаю, ты в игре?
        — Что? Что ты хочешь этим сказать?
        — Встречаешься с кучей женщин.
        Кейд снова фыркнул, будто это его обидело. Она что, принимает его за плейбоя?
        — Мне кажется, ты могла бы знать меня лучше.
        — Но ты ведь живешь в том доме. У него вполне определенная репутация.
        — У кондоминиума репутация?  — удивился он.  — У дома, в котором я живу? У «Риверз Эдж»?
        — Конечно,  — уверенно ответила Джессика.  — Там живет много одиноких людей. Очень богатых одиноких людей. Есть бассейн и сумасшедшее место для вечеринок в пентхаусе. Там шикарные апартаменты.
        — Откуда ты знаешь?
        Она покраснела:
        — Только не думай, что я пыталась разнюхать что-то о тебе.
        — Мне бы это и в голову не пришло.
        — В газете писали.
        — Должно быть, я пропустил.
        — Похоже, отличное местечко для холостяка. Особенно для того, кто ищет свободных развлечений.
        Так вот что она про него думает? Ну и ну. Ладно, пусть думает что хочет. Но как могло случиться, что она совсем его не знает?
        — Помимо всего прочего,  — услышал Кейд свой каменный голос,  — это в шаговой доступности от работы, где я, между прочим, провожу большую часть времени, когда не сплю.  — Он замолчал, тоже не желая казаться слишком заинтересованным ее личной жизнью.  — А как ты? В игре?
        — Не говори глупостей.
        — Интересно, когда я спрашиваю — это глупости, а когда ты — нет?  — И снова между ними возникло напряжение, которое постоянно таилось где-то рядом, готовое в любой момент вырваться наружу.
        — Я уже объясняла тебе, что полностью поглощена бизнесом. У меня больше ни на что нет времени.
        — Значит, у тебя нет новых отношений и ты не рвешься заводить их. Тогда зачем тебе развод?
        Джессика вздохнула. Слишком театрально, на его вкус.
        — Это не может продолжаться бесконечно, Кейд.
        Ему хотелось спросить почему, но он не стал.
        — Все время, что я провела на работе, окупается. Мой бизнес выходит на новый уровень.
        Кейд поднял бровь.
        — В прошлом году я заработала больше ста тысяч, торгуя через Интернет.
        Он одобрительно присвистнул:
        — Это здорово.
        — Думаю, в этом году смогу заработать вдвое больше, после того как открою шоу-рум.
        Значит, она двигалась не только вперед, но и вверх. Что ж, тем лучше для нее. Даже самому себе Кейд ни за что не признался бы, как его обрадовало, что успехи Джессики не подразумевали появления нового парня.
        — Мой адвокат советует покончить с неопределенностью.
        Ему не без труда удалось сохранить спокойствие, когда к нему применили эпитет «неопределенность».
        — Чего опасается твой адвокат? Что ты добьешься сумасшедшего успеха, и я, как твой законный супруг, потребую себе половину бизнеса?
        — Полагаю, возможны разные странные вещи.
        — Я думаю, в случае предъявления взаимных претензий мой бизнес потянет не меньше твоего.
        — Мы оба знаем, что твоя компания стоит в сотню раз больше моего скромного бизнеса. Дело не в этом.
        — Тогда в чем?  — Кейд, прищурившись, смотрел на нее. Он так хорошо ее знал. И понимал, что она чего-то недоговаривает.
        — Кейд, у нас даже нет соглашения о разводе. Этот дом принадлежит нам обоим. И все, что в нем есть. Ты даже не взял ничего из мебели. Со всем этим надо разобраться.
        Он пожал плечами и взглянул на их дом, маленький, нуждавшийся в ремонте домик, в который она когда-то влюбилась с первого взгляда.

«Он похож на домик Белоснежки»,  — мечтательно говорила она.
        Он совсем не был похож на домик Белоснежки. Если не считать декоративных ставней с вырезанными на них сердечками, дом представлял собой незатейливый, безобразно оштукатуренный куб. Единственное, что роднило его с домиком Белоснежки,  — это необходимость держать семь гномов на полный рабочий день, чтобы помогали с нескончаемым ремонтом.
        С тех пор как он ушел, Джессика ничего не делала с его внешним видом. Из-за того что на большее не хватало денег, они взяли напрокат краскопульт и выкрасили штукатурку в белый цвет. Ставни и дверь остались светло-голубыми. Теперь косметические изменения уже исчезали.
        Интересно, изменилось ли что-нибудь внутри? Кейду вдруг захотелось узнать, насколько далеко она ушла от прошлого. Почувствовал, что ему необходимо это понять.
        Достав из кармана ключи, он удивился.
        — Надо же, у меня завалялись ключи.
        И уже в следующее мгновение помог Джессике войти. Ему казалось, что с ее стороны было бы разумно убрать из дома любое напоминание о нем.
        Но она была женщиной, сцепившейся с грабителем, и не делала разумных вещей.
        Их дом почти не изменился. Джессика не пыталась убрать то, что напоминало о нем. Сохранила диван, они выбирали его вместе, и потертую старинную скамью, которую ей нравилось использовать как кофейный столик. Даже не избавилась от огромного кресла с откидной спинкой, обитого бордовой искусственной кожей. Кейд считал, что его надо выбросить. Когда к ним приходили гости, она любовно называла его царь-креслом и даже дала ему имя Бегемот.
        Собственно говоря, насколько Кейд смог заметить, единственное изменение состояло в том, что теперь на стеклянном столике стояла только ваза с тюльпанами. И он не был завален журналами про детей. А еще над камином больше не висели ее любимые свадебные фотографии в разномастных рамках. Краска под ними не успела выгореть, и теперь на том месте, где горделиво красовалась их любовь, осталось шесть пустых прямоугольников.
        Камин на самом деле никогда не работал. Кейд помнил восторг, когда они попытались разжечь его, после того как выпал первый снег. Но из печи в дом пошел такой черный дым, что пришлось, смеясь, спасаться бегством. В память о том случае на полу перед камином так и осталось большое черное пятно.
        Он провел Джессику на кухню, в заднюю часть дома. Когда-то они надеялись, что сломают стену и получится открытое пространство, однако не сложилось. Кейд заставил ее сесть за стол — еще один предмет мебели, который они раздобыли вместе в магазине секонд-хенд, куда любили заглядывать по утрам в субботу. Не спрашивая, он налил ей воды, найдя стаканы там же, где они стояли раньше.
        Кейд вспомнил, как они пытались перекрасить дубовые шкафчики в белый цвет в надежде придать кухне более современный вид. Получился сущий кошмар. Они заснули, прижавшись друг к другу, рядом с буфетом, измученные и вымазанные краской сильнее, чем шкафчики, которые выглядели просто ужасно. Старые жирные пятна проступали сквозь белую краску. С тех пор они больше не пытались закрасить их. Собственно, они нравились ему такими, напоминая, как они смеялись над своим неумением, пытаясь увернуться от летевшей во все стороны краски. Кейд предположил, что Джессике они, похоже, тоже нравятся.
        Воспоминания резанули его как острый нож.
        Глава 5
        Но, конечно, счастливые воспоминания об ужасах ремонта относились к тому времени, когда проблемы еще не начались. После того как Джессика обнаружила, что беременна в первый раз, ремонт сразу же прекратился.
        Химикаты. Пыль. Риск наткнуться на мышиные какашки.
        Джессика глотнула воды и посмотрела на него поверх края стакана.
        — Нам надо принять решение по поводу дома.
        — Можешь считать его своим,  — сказал Кейд.  — Мне он не нужен.
        — Кейд, я не хочу, чтобы ты отдавал мне дом,  — ответила она с раздражающим спокойствием, будто объясняла третьекласснику таблицу умножения.  — Я действительно не хочу этот дом. Мне бы хотелось получить половину его стоимости и съехать отсюда.
        Она отказывалась от дома с неработающим камином и брызгами смеха, застывшими в каплях краски? Несмотря на многочисленные изъяны, она всегда любила его.
        С ней явно происходит что-то такое, о чем она ему не рассказывала. Кейд всегда знал, когда она что-то скрывала. Джессика совсем не умела хранить секреты.
        — Я просто перепишу на тебя свою половину,  — повторил он.
        — Я не хочу, чтобы ты мне ее отдавал.
        Теперь она походила на сумасшедшую. Точно так же, как последние месяцы их совместной жизни. Что бы он ни сказал, все принималось в штыки.
        — Это просто смешно. От дома никто не отказывается.
        — О’кей, тогда дарю его тебе.
        — Почему с тобой так сложно?
        Кейд не мог поверить, что с его губ слетели эти слова. Их самая любимая строчка из «Красавицы и чудовища». В самом начале их совместной жизни все споры заканчивались тем, что один из них говорил эту фразу.
        На миг в глазах Джессики блеснуло что-то подозрительно похожее на слезы, но уже в следующий момент губы сжались в упрямом выражении «сейчас говорить со мной бесполезно».
        — Неужели мы даже развестись нормально не можем?  — спросила она устало и, утонув в кресле, закрыла глаза.
        — Что ты имеешь в виду?  — Он тут же пожалел об этих словах.
        Конечно, она имела в виду то, что они не смогли нормально завести ребенка.
        Но, к счастью, Джессика промолчала.
        — Нормально означает, что мы должны были бы драться за имущество, а не пытаться спихнуть его друг другу.
        — О, простите меня,  — с сарказмом произнес он.  — Я не читал книг о том, как правильно разводиться. И это мой первый развод.  — Однако, взглянув на нее, он заметил, что она слишком бледна.  — Тебе нехорошо, верно?
        — Да,  — призналась она.
        — Отложим этот разговор до лучших времен.
        — Почему именно ты всегда должен решать, что нам делать?
        Он не стал спорить, хотя его это задело.
        — Послушай, у тебя выдалось тяжелое утро, сейчас ты под действием очень сильного обезболивающего.
        Джессика вздохнула.
        — Думаю, в ближайшие сорок восемь часов тебе не стоит принимать никаких важных решений.
        — Я прекрасно могу принимать любые решения.
        — Ты только что отказалась от дома. Это ясно доказывает, что ты не в состоянии мыслить здраво.
        — Просто я не нуждаюсь в твоей благотворительности! У меня тоже есть гордость, Кейд. Нам надо продать дом. Половину денег возьмешь ты, половину я.
        Пожав плечами, он оглянулся вокруг:
        — Ты хоть что-нибудь здесь починила?
        Ее сердитое лицо выдало больше, чем она хотела.
        — Здесь ничего не отремонтировано,  — тихо произнес Кейд.  — Ручка в туалете по-прежнему болтается, и ты до сих пор ставишь ведро в гостевую спальню, где течет крыша. На полу можно получить занозу, потому что ты отказываешься его менять, хотя постелить новый гораздо дешевле, чем приводить в порядок этот.
        — Поэтому я и хочу его продать,  — резонно заметила Джессика.  — Дом не пригоден для одинокой женщины.
        Кейд снова почувствовал, что она чего-то недоговаривает.
        — Хорошо, мы поговорим о продаже дома,  — пообещал он.  — Возможно, сможем получить за него больше, если кое-что подправим.  — Заметив, что слишком легко использует слово «мы», он поспешил поправиться:  — Давай я заеду на неделе? Быстро осмотрю дом и напишу список того, что нужно отремонтировать обязательно, а потом найму мастера, который это сделает. Моя помощница сейчас как раз ищет кого-нибудь, чтобы починить дверь в твоем магазине, так что посмотрим, как он справится там, и решим.
        — Я думаю, список того, что надо сделать, отлично может составить риелтор.
        Она уже говорила с риелтором. Он пожал плечами, будто не чувствовал себя задетым ее решимостью избавиться от этого напоминания о них.
        — Твой риелтор хочет на тебе заработать. Сомневаюсь, что стоит во всем доверять его советам.
        — А твоим стоит?
        Он считал, что заслуживает этого.
        — Ладно. Делай как знаешь,  — согласилась Джессика.  — Я заплачу мастеру половину. Как думаешь, когда ты сможешь прийти, чтобы составить список? Может, завтра, пока я буду на работе?
        Кейд умолчал о том, что не уверен, сможет ли она завтра пойти на работу. Ее лицо казалось бледным и изможденным, тело устало тонуло в кресле. Что бы она ни говорила, сейчас явно не время для споров.
        — Я отведу тебя в постель, ты слишком устала сегодня. О доме мы поговорим позже.  — Кейд заметил, что старательно избегает слова развод.
        — Да, я очень устала. Мне действительно надо лечь. Но провожать меня в постель не надо.  — Она положила здоровую руку на гипс, тут же вздрогнула, почувствовав неожиданную боль в груди.
        — Сомневаюсь, что ты в состоянии сама раздеться.
        Джессика задумчиво посмотрела на загипсованную руку. Только в этот момент Кейд осознал, что ей светит в ближайшие четыре недели, когда даже простая задача снять одежду и надеть пижаму превратится в проблему.
        — Я лягу в одежде,  — заявила она.
        — Но рано или поздно придется придумать, как раздеваться. Сколько времени ты будешь в гипсе?
        — Месяц.  — Ее лицо исказилось от ужаса, когда она осознала свое положение.
        — Давай я просто помогу тебе на первый раз.
        — Нет, ты не будешь помогать мне раздеваться.  — Она испугалась.
        Кейд и сам почувствовал себя несколько шокированным, когда представил, как блузка соскальзывает с ее худеньких плеч, и постарался отмахнуться от знакомого огня, который всегда разжигала в нем Джессика. Ради бога, она же нездорова.
        Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы преодолеть нестерпимое желание прикоснуться к ней и заставить свой голос звучать спокойно и рассудительно.
        — О’кей,  — не спеша произнес он,  — значит, ты не хочешь, чтобы я помог тебе раздеться, хотя раньше я делал это десятки раз. Тогда что ты предлагаешь?
        Джессика густо покраснела и от этого разозлилась. Бросила на него гневный взгляд, потом уставилась на свой рукав, туго натянутый поверх гипса, и, похоже, поняла, что с этим препятствием справиться не удастся.
        — Неужели придется разрезать рукав? Но я так люблю эту блузку!  — Джессика встала. Кейд был уверен, что она сделала это главным образом для того, чтобы оказаться к нему спиной. Дойдя до кухни, она открыла шкафчик, где всегда держала ножницы.  — Что, если разрезать его по шву?
        Несколько секунд он наблюдал, как она вертит в руках ножницы, потом ему стало ее жалко. Он взял у нее ножницы и встал перед ней. Нежно взяв ее за руку, торчавшую из рукава, он, как мог, расправил его.
        Она сопротивлялась меньше, чем он ожидал. Кейд очень осторожно, стараясь не обращать внимания на ее близость, знакомый запах и шелковистую кожу под пальцами, острым концом ножниц распорол рукав блузки по шву.
        — Спасибо, дальше я сама.
        — Правда? Интересно, как ты собираешься расстегивать пуговицы?
        С ослиным упрямством она подняла левую руку и сделала неловкую попытку вытащить пуговицу через очень узкое отверстие.
        — Давай,  — вызвался он.  — Я помогу.
        Она поняла, что не может отказаться.
        — Ладно, только не смотри.
        Не смотри? Черт возьми, Джессика, мы были мужем и женой. Но вместо этого он решил подразнить ее.
        — Хорошо, как скажешь.  — Закрыв глаза, Кейд положил руку на расстегнутый ворот блузки. Было приятно чувствовать кончиками пальцев ее нежную кожу. Очень приятно.
        — Что ты делаешь?  — воскликнула Джессика.
        — Ну, я же не смотрю. Просто пытаюсь нащупать пуговицы. Слепые так читают книги.  — Он скользнул рукой вниз. И почувствовал, как она затаила дыханье. Кейд ждал, что она велит ему остановиться, но она молчала.
        Прошла, кажется, целая минута, прежде чем Джессика пришла в себя и оттолкнула его руку.
        Кейд открыл глаза и увидел, что она смотрит на него широко раскрытыми прекрасными глазами. Она облизнула губы, взгляд упал на них. Захотелось прижаться к ним. Казалось, в воздухе между ними мелькнула знакомая искра, как бывало до неудач в попытке завести ребенка.
        — Держи глаза открытыми,  — потребовала Джессика.
        — Джессика,  — он дотронулся до пуговицы,  — как я могу держать глаза открытыми и не смотреть?
        — А ты постарайся.
        — Тебе трудно угодить.  — Однако он помнил, что угодить ей совсем не трудно. У него пересохло во рту. Дотрагиваться до пуговиц на блузке и вспоминать, как все было между ними… Опасная игра.
        Кейд нащупал пуговицу. Джессика перестала дышать. Он тоже перестал дышать.
        О боже, Джессика!
        Он нашел способ держать глаза открытыми и не смотреть. Все время, пока расстегивал пуговицы, не сводил взгляда с ее глаз. Его мир вдруг стал таким, каким был когда-то. Она и ничего больше. В этом мире царила красота. Свет, поблескивавший в ее волосах, ее запах и потрясающие зеленые, как два горных озера, глаза.
        Намеренно стараясь продлить момент, он не спеша расстегивал пуговицы. Наконец, расстегнув последнюю, сделал шаг назад.
        — Готово.
        В его голосе слышалась хрипотца.
        Джессика стояла неподвижно, словно ослепленный фарами олень. Блузка распахнулась.
        — Хочешь, помогу тебе ее снять?
        Она очнулась, как от наваждения, отвела глаза.
        — Нет. Нет! Дальше я сама.

«Слава богу»,  — подумал он. Но понял, что это почти нереально.
        — Боюсь, сражаясь с этой одеждой, ты упадешь и сломаешь другую руку. Блузка не единственное препятствие. Есть еще и… м-м-м… колготки.
        — Справлюсь. Я уверена.  — Голос Джессики звучал сдавленно. Неужели она представила, как Кейд, встав на колени, снимает с нее колготки?
        Ему доставляло дьявольское удовольствие смущать ее, хотя сам ощущал некоторую неловкость.
        — И я просто теряюсь в догадках, какими магическими способностями ты должна обладать, чтобы расстегнуть левой рукой бюстгальтер,  — добавил он.
        На ее лице отразилось смятение, когда она представила себе дальнейшие действия.
        — Если ты позволишь помочь на этот раз…  — начал Кейд, но она не дала ему закончить:
        — Нет!
        — О’кей.  — Он поднял руки, вдруг вспомнил все, что они потеряли. Исчезла непринужденность близости. Приятное томительное напряжение. Радость физического узнавания друг друга и поиски того, как доставить друг другу удовольствие. Он вспомнил, как первые дни совместной жизни гонялся за ней по этому маленькому дому до тех пор, пока оба не падали, задыхаясь от смеха.
        Джессика вспыхнула, ему показалось, что в ее напускной гордости тоже читаются все эти потери. Она направилась в сторону их бывшей спальни.
        Если бы он пошел за ней, последствия было бы трудно предсказать. Ему стоило труда этого не сделать.
        Господи, что с ним? Какие там последствия? Она под действием обезболивающих препаратов. У нее сломана рука. Она так немодно выглядит.
        Так в чем дело? В том, что все это не имеет никакого значения, и меньше всего ее немодный вид. Рядом с Джессикой он никогда не мог мыслить трезво. Никогда.
        — Пока ты здесь,  — крикнул он вслед, стараясь убедить ее — или себя — в том, что просто услужливый разумный парень, а не мужчина, одержимый женщиной, которая больше не хочет быть его женой,  — тебе нужно тщательно подобрать то, что ты будешь носить ближайшие четыре недели.
        — А ты, пока торчишь здесь, мог бы начать составлять список того, что необходимо отремонтировать. Тогда не придется приходить еще раз.
        Ему больше не придется приходить сюда, чтобы помочь ей. Кейд задумался.
        — Не уверен, что ты справишься сама. Подумай, как будешь надевать колготки одной рукой. Это, пожалуй, труднее, чем снимать их.
        — Я могу ходить с голыми ногами.
        — И мне даже не хочется думать о том, как ты будешь надевать бюстгальтер,  — хрипло добавил Кейд, не понимая, как она намерена справляться с одеванием и раздеванием. В любом случае попытка представить эту картину не пошла на пользу.
        Глава 6
        Пройдя через спальню, Джессика скрылась в ванной. Не хотела, чтобы он думал про бюстгальтер. Однако реальное положение дел не могло оставить ее равнодушной.
        Ее ожидает куча бытовых проблем. Как с ними справиться? И это касается не только одежды, грозившей доставить массу неудобств, это касается всего. Как она будет принимать душ, распаковывать коробки в «Беби бумере»? Господи, она даже не сможет намазать тост маслом!
        Однако бытовые проблемы отступали на второй план по сравнению с тем, что она почувствовала от прикосновения руки Кейда, теплого, сильного и прекрасного. К шее, к пуговицам блузки.
        Это всего лишь химия, напомнила она себе. Химии в их отношениях всегда хватало с избытком. Впрочем, нет, не всегда. Когда она захотела, чтобы химия возникала по свистку, появились сложности.
        И все же Джессике было проще успокоиться и почувствовать, что она держит под контролем ситуацию с неожиданным появлением Кейда в ее доме… их доме, когда она закрылась в ванной.
        Только ради этого она заперла дверь. Однако, услы шав, как щелкнул замок, поняла, что не может запереться от ощущения опасности. Оно затаилось внутри.
        — Соберись,  — скомандовала себе Джессика. Но жизнь вдруг сделалась сложной, она устала от этих сложностей. Хотелось раздеться и лечь в постель. Чтобы муж ушел из ее дома, а то, что давно уснуло, а теперь вдруг пробудилось, снова отступило в глубины ее существа.
        Хотя оно давало ощущение жизни, которого Джессика не испытывала уже долгое время. Даже радость от успехов в бизнесе не могла дать этого ощущения.
        Даже самое волнующее в жизни, мысль об усыновлении ребенка, о том, что у нее будет собственная семья, не могло заставить чувствовать себя так!
        — Надо собраться,  — громко повторила она себе.  — Это ощущение как наркотик, мощный, вызывающий привыкание наркотик, который может все испортить.

«Надо же, какой приятный способ все испортить»,  — шепнул где-то глубоко внутри тихий несговорчивый голосок.
        — У тебя все в порядке?
        — Да, спасибо, все хорошо.  — Нет, все совсем не хорошо. Уходи. Я не могу ясно мыслить, когда ты здесь.
        — Мне показалось, ты что-то бормотала. У тебя действительно все хорошо?
        — Да, хорошо,  — крикнула Джессика, услышав в своем голосе высокие нотки отчаяния. Вдруг стало тяжело дышать, будто после марафона.
        Разозлившись, она сказала себе, что должна каждый момент времени думать о чем-то одном. Сейчас ее задача снять блузку. Самостоятельно.
        Ночная рубашка висела на внутренней стороне двери ванной. И нечего жалеть, что она совсем обычная и ничуть не сексуальная. Зато без рукавов, очень кстати.
        Весь этот год Джессику совершенно не волновало, как выглядит ее ночное белье. Оно удобно, и не важно, что совершенно немодно и обладает сексуальной привлекательностью двадцатифунтового мешка из-под картошки.
        Весь год она говорила себе, что ей все равно, в чем спать, и возможность не тратиться на роскошное белье это дополнительный элемент свободы. Джессика даже убедила себя в том, что это одно из преимуществ жизни в одиночку.
        — Сосредоточься на том, чтобы снять блузку!  — приказала она себе.
        — Джессика?
        — Все нормально.  — Она надеялась, что он не услышит отчаяния в ее голосе. Но он конечно же услышал.
        — Судя по голосу, не похоже. Я предупреждал, это будет сложнее, чем ты думаешь.
        Что? Раздеться? Или развестись?
        Кейд имеет раздражающую тенденцию оказываться правым. Это очень бесит.
        — Сосредоточься,  — повторила она. Ей удалось стряхнуть блузку с плеч и зубами снять рукав с левой руки. Но когда она попыталась стянуть распоротый рукав с гипса, ткань закрутилась и отказалась двигаться.
        Теперь Джессику безумно раздражали уже две вещи: правота Кейда и блузка. Она уже не считала ее любимой. Как она сможет надеть ее, не вспоминая, как его руки расстегивали эти пуговицы.
        Джессика потянула блузку. Сильно. Раздался треск рвущейся ткани. Он ей понравился. Джессика потянула еще сильнее.
        — А-а-а!  — Ткань зацепилась за руку, Джессика почувствовала сильную боль.
        — Ты в порядке?
        — Перестань спрашивать!
        — Ладно. Не надо так расстраиваться!
        Ей не хотелось выслушивать от него, из-за чего надо, из-за чего не надо расстраиваться. Поэтому она и хочет развестись с ним.
        Джессика внимательно осмотрела блузку. Ткань зацепилась за гипс так сильно, что застряла намертво. Она испугалась, если будет сильно тянуть, снова сделает себе больно. А тянуть понемногу казалось бесполезным. Слишком узкое плечо не позволяло гипсу пролезть через него, хотя ткань порвалась под мышкой, шов держался крепко.
        — Будешь знать, как покупать качественные вещи,  — пробурчала Джессика, ожидая комментария от Кейда. Тишина. В поисках ножниц она начала открывать все шкафчики в ванной один за другим. И, естественно, не нашла.
        Оставалось двигаться дальше. С застрявшей на плече блузкой, которая еще больше осложнила положение, Джессика начала изгибаться самым невероятным образом, чтобы снять колготки. За ними последовала юбка. Она вспотела.
        Осталось справиться с бюстгальтером, надеть через голову ночную рубашку. Но это уже сущий пустяк.
        Джессика потянулась левой рукой за спину, застежка бюстгальтера с восхитительной легкостью поддалась. Он упал на пол поверх юбки и колготок.
        Посмотрев на ночную рубашку, Джессика подумала, если не снимать ее с крючка, можно просто подсунуть голову снизу, и дело сделано. Издав удовлетворенный звук, она просунула голову внутрь рубашки, продела левую руку в нужную дырку и стянула рубашку с крючка.
        Та накрыла ее с головой, из горловины выглянуло лицо. Прекрасно. Теперь осталось просунуть в нужное отверстие правую руку.
        Джессика попытала поднять руку в гипсе. Пока толкалась правой рукой в поисках отверстия, ночная рубашка приподнялась над головой. К несчастью, блузка, застрявшая на гипсе, не позволяла найти отверстие. Оно за что-то зацепилось.
        Теперь Джессика стояла с поднятыми руками и накрытой рубашкой головой.
        Она потрясла руками. Бедрами. Ничего не помогало.
        Джессика попыталась поправить ночную рубашку левой рукой. Потянула горловину вниз. Теперь голова высунулась до половины наружу. Она повернулась к зеркалу и уставилась на себя одним глазом. Ночная рубашка безнадежно зацепилась за блузку, рука застряла над головой.
        И болела так, словно в нее воткнули кинжал.
        Джессика опустилась на сиденье унитаза, начала ерзать туда-сюда и снова вспотела.
        Раздался стук в дверь. Она замерла.
        — Я составил список.
        — Хорошо.
        — В нем нет ничего неожиданного. Что ты думаешь по поводу полов?
        В данный момент Джессика ничего не могла думать по поводу полов! С сердитым ворчанием она попыталась высвободиться из рубашки.
        — Джессика, у тебя все нормально?
        — Я же просила не спрашивать!
        — Мне послышался удар. Ты не упала?
        — Нет.
        — Ты в порядке?
        — М-м-м…
        — Это да или нет?
        — Ну, хорошо. Нет.  — Джессика отперла дверь.
        Кейд на мгновение замер от неожиданности. Она уставилась на него одним глазом с рубашкой на голове и поднятой рукой в гипсе.
        — Не вздумай смеяться,  — предупредила она.
        Кейд прыснул.
        — Я тебя предупреждаю.
        — О чем ты меня предупреждаешь?
        — Не смейся. И не подходи ближе.
        Естественно, он проигнорировал ее по всем статьям. И, естественно, Джессика почувствовала облегчение, когда он подошел к ней. Боль в руке становилась невыносимой. Хотя он мог бы обойтись и без улыбки.
        Потому что в мире нет ничего более сногсшибательного, чем улыбающийся Кейд. Он всегда был красивым, а уж когда на губах появлялась улыбка, в глазах вспыхивали сапфировые искры, становился просто неотразимым.
        Однако она должна сопротивляться.
        Улыбка исчезла. Кейд посмотрел на нее сверху вниз. Судя по внезапно вспыхнувшему в его глазах огню, Джессике пришло в голову, что ночная рубашка могла задраться слишком высоко, оголив ноги.
        Молча и крайне сосредоточенно Кейд протянул руку туда, где ночная рубашка перепуталась с блузкой, и принялся разматывать. Ткань с легкостью поддалась.
        — Вот видишь, бессмысленно мне угрожать, потому что худшее со мной уже случилось.
        — О чем это ты?  — удивилась она. Как он может говорить, что с ним случилось худшее, когда она сидит, запутавшись в собственной одежде самым унизительным образом!
        — Ты со мной разводишься,  — тихо ответил Кейд, его лицо посуровело, словно он пожалел, что произнес эти слова.
        Глава 7
        Ночная рубашка высвободилась, сломанная рука попала в нужное отверстие. Рубашка с шуршанием скользнула вниз, облегая тело. Джессика одернула левой рукой подол, чтобы как следует прикрыл ноги.
        Кейд наклонил голову, схватил зубами ткань блузки и, наконец, вытащил неподдающийся шов из-под гипса. Нежным движением, чтобы не сделать больно, потянул рукав и снял с нее блузку.
        — Хороший портной сможет ее починить,  — оценил он, положив блузку ей на колени.
        — Это не я развожусь с тобой,  — сказала она.  — Это мы разводимся друг с другом. Разве ты не этого хотел?
        Кейд нашел на полу повязку, которая поддерживала гипс, и аккуратным движением надел ее через голову Джессики.
        — Судя по всему, это тебе вдруг срочно понадобился развод. Есть что-то еще, о чем ты не говоришь, верно?
        Она ощутила внезапную слабость, будто еще немного, и выболтает ему свой секрет. Интересно, как он отреагирует? Кейд, у меня в конце концов будет ребенок.
        Нет, это не тот секрет, который стоит выболтать. Да и зачем? Неужели она думает, что это изменит что-то в их отношениях? Не хочется, чтобы их отношения менялись из-за ребенка. Ей хотелось, чтобы они изменились, потому что он ее любит.
        Что? Она вообще не хотела ничего менять. Предпринимала шаги к тому, чтобы закрыть эту дверь, а не открывать ее заново! Она счастлива.
        — Счастлива, счастлива, счастлива,  — произнесла она в голос.
        — Что?
        — Ничего, просто мысли вслух.
        Кейд выглядел озадаченным. Ну и хорошо!
        — Иди ложись. Поговорим позже. Сейчас явно не время.
        Он имеет на это право! Откуда взялись эти ужасные мысли? Надо взять себя в руки.
        С удивительной нежностью, во всяком случае, ей так показалось, Кейд просунул ее загипсованную руку в повязку, поправил узел на шее.
        Это прикосновение с какой-то невероятной силой пробудило в Джессике желание и тоску о нем. Взяв за левую руку, он помог ей встать и повел из ванной в спальню.
        Отпустил только после того, как откинул покрывало. Джессика скользнула в постель. Она вдруг почувствовала себя такой измученной, что даже тоска по любви мужа отступила куда-то на дальний план.
        Кейд подоткнул одеяло и встал у кровати, глядя на нее сверху вниз.
        — О’кей. Все хорошо. Ты можешь идти.
        Он пошел было к выходу, но остановился в дверях спальни, облокотившись на косяк мощным плечом, и уставился на нее долгим пристальным взглядом. Желание вспыхнуло снова, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы удержаться и не откинуть одеяло в знак приглашения.
        В тот же миг нахлынули все интимные тайны этой спальни. Запах Кейда, ощущение его рук на ее разгоряченной коже, губы, блуждающие по всему телу.
        — Ты точно в порядке? Вся красная.
        Краснеть от воспоминаний об их страсти? Странно.
        Стоило вспомнить, что страсть не уберегла их от конфликтов и разбитых сердец.
        Джессика выплакала всю страсть, которую познала в этой спальне. После двух выкидышей стала одержима мыслью о ребенке. Это превратилось в сплошной кошмар. Постоянное измерение температуры и составление графиков. Всякий раз, когда они занимались любовью, оба чувствовали легкий привкус ее отчаяния.
        Глядя на Кейда в дверях спальни, она вспомнила, как сама стояла на том же месте и смотрела, как он собирает вещи после последней ночи, которую они провели вместе.
        — Пожалуйста, не уходи,  — шептала она.
        — Я не могу здесь оставаться.
        — Но почему?
        Те жестокие слова навсегда запечатлелись в ее памяти.
        — Джессика, ты убила всю радость, которая в этом была.
        — В занятии любовью?
        — Во всем.
        Вот о чем нужно помнить, когда душевная слабость позволила проснуться до боли сильному желанию быть любимой Кейдом. Прижиматься к нему. Чувствовать вкус его губ и соленый привкус кожи после любовных ласк. Ощущать под руками его сильное мускулистое тело. Вдыхать его свежий аромат после душа, смеяться с ним до колик и потери пульса.
        Нет, она должна вспоминать не радость, а боль, одиночество, разочарование и потери. В то время, когда он был ей так нужен, когда она чувствовала себя такой слабой и хрупкой, словно могла сломаться от порыва ветра, Кейд оказался не способен помочь ей. Ни в чем. Как такое забудешь.
        И теперь она ответила ему:
        — Все нормально. Пожалуйста, уходи.
        Услышав ее холодный голос, Кейд, кажется, почувствовал себя задетым, но она убедила себя, что ей все равно. И после того, как услышала, что он закрыл за собой входную дверь и запер ее своим ключом, сказала себе, что не чувствует ничего, кроме облегчения.
        Да, все равно, что он ушел, и она снова одна. И теперь чувствует, что счастлива, счастлива. И испытывает нестерпимое желание заплакать. Схватив здоровой рукой подушку, Джессика прижала ее к лицу, подавляя это желание.
        Желание. Почему это несчастное слово вертелось у нее в голове? Подтверждение собственной слабости заставило Джессику еще сильнее сопротивляться подступившим слезам.
        Это малодушие. Оно недостойно той женщины, в которую ей хотелось превратиться. Сегодняшний день даже нельзя назвать тяжелым. Она пережила два выкидыша. Те дни, да, действительно были тяжелыми. Она вынудила мужа, которого любила до безумия, уйти от нее. Вот тот день был действительно тяжелым.
        Но, несмотря на все старания уговорить себя, слезы полились с такой силой, будто Джессика оплакивала разом все свои самые тяжелые дни.
        Кейд вышел из дома и на мгновение остановился на ступеньках перед входной дверью. Отсюда он мог видеть узкую полоску неба и крыш центральной части города. Это единственное место их владений, откуда открывался хоть какой-то вид, они с Джессикой пользовались им, чтобы посидеть летними вечерами с бокалом вина, мечтая о том, как когда-нибудь построят террасу, чтобы иметь возможность делать это с большим удобством.
        Но это до того, как она стала одержима желанием иметь ребенка. Потом вино и все переделки были вычеркнуты из повестки дня.
        Кейд не хотел этого вспоминать.
        Взглянув на часы, он с удивлением обнаружил, что еще совсем мало времени. Даже меньше двенадцати. Он чувствовал себя, как в конце долгого и далеко не легкого дня. Тем не менее оставалось место, куда он всегда мог пойти, когда не хотелось возвращаться туда, куда вела дорога памяти.
        Работа.
        Он позвонил помощнице. Мастера-универсала уже направили в магазин Джессики. Кейд подумал, если сходит туда и ему понравится, как парень работает, он сможет передать список. Это позволит избежать лишних контактов.
        Познакомившись с мастером, которого звали Джейк, Кейд понял, что ему нравится и парень, и его работа. Пэтти снабдила его системой видеонаблюдения и охранной сигнализацией, и к тому времени, когда подъехал Кейд, обе системы уже были установлены.
        — Отличная штука,  — сказал Джейк.  — Срабатывает от датчика движения, но можно запрограммировать так, чтобы она просто отсылала изображение на ваш телефон, если кто-то попытается открыть окно или дверь. Дайте мне номер вашего мобильника.
        У Кейда мелькнула мысль, что нужно дать телефон Джессики, но, с другой стороны, где уверенность в том, что она не бросится сюда, если увидит на своем телефоне сообщение о взломщике?
        Он дал Джейку свой номер, и они, смеясь, как два старых приятеля, принялись экспериментировать с настройкой сигнализации, а потом, подергав дверь, стали разглядывать свои изображения в телефоне Кейда. Помимо охранной системы Джейк почти закончил установку новой двери, очень похожей на старую, которую ему удалось подобрать, но с антивандальным непробиваемым стеклом. Он усилил косяк таким образом, чтобы запорный штифт нельзя было вырвать.
        И все же, когда Кейд ушел, список дел так и остался лежать у него в кармане. Он не отдал его, хотя не сомневался, что мастер попался очень толковый.
        Почему? Кейд подозревал, что причина не только в том, что он так и услышал от нее ответа на вопрос о полах.
        Всю дорогу до офиса он только об этом и думал. Каким-то непонятным образом, пока добирался от ее дома до работы, он решил, что все сделает сам.
        Почему?
        Он не считал себя мастером на все руки. Состояние шкафчиков на кухне и неработающий камин явное тому подтверждение.
        А потом он понял. Пришло время с этим покончить. Не просто с домом, но и со всем, что он олицетворял. Пришло время положить конец отношениям с Джессикой. В этом она права на все сто процентов.
        И чем сильнее Кейду этого хотелось, тем яснее он понимал, что не может передать эти последние дела кому-то еще. Это было бы трусостью. И оставило бы у него ощущение собственной несостоятельности, от которого он уже никогда не смог бы избавиться.
        Он отремонтирует все, что указано в списке, а потом они попросят риелтора оценить дом и повесят на нем табличку «Продается». Когда дом будет продан, исчезнет последнее, что их связывает.
        Интересно, что он будет чувствовать?

«Счастлив, счастлив, счастлив»,  — ответил себе Кейд.
        Однако, когда Джессика пробурчала эти слова под воздействием чего-то непонятного, выглядела она далеко не счастливой! Вот и он понимал, что это «счастлив, счастлив, счастлив» тоже очень далеко от того, что он чувствовал.
        Всего лишь подтверждало справедливость его решения и того, что делать все надо срочно. Они должны расстаться. Кейд позвонил помощнице и сделал то, что не делал уже давно. Попросил перенести все дела, которые запланировал на выходные.
        И, только повесив трубку, Кейд понял, что за его желанием все закончить кроется еще одна причина.
        Что будет с Джессикой после этой попытки ограбления? Не считая руки. Рука заживет. Но она сама. Джессика всегда отличалась артистическим темпераментом, который предполагает исключительную чувствительность к окружающему миру.
        Насколько он ее знал, а знал хорошо, Джессика далеко не такая храбрая, как пытается выглядеть.
        В субботу утром, чувствуя себя немного глупо в новеньком поясе для инструментов, Кейд постучал в дверь дома, где когда-то жил с Джессикой. Он совершенно точно помнил, что она собиралась на работу, но она открыла дверь.
        Кейд сразу догадался, почему она не на работе. Джессика распугала бы всех клиентов магазина, если бы появилась в таком виде. На ней было какое-то безумное платье без рукавов на четыре размера больше, чем надо.
        Но, по правде сказать, его больше обеспокоило ее лицо. Как и подозревал Кейд, осунувшиеся черты указывали на то, что ей нехорошо. Изможденный вид и темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи.
        — Это платье для беременных. У меня их три,  — запальчиво произнесла она.  — Их проще надевать. Видишь, спереди пуговицы до самого низа? Очень тяжело найти другое платье с такой застежкой.
        — Я ничего не говорю.
        Ее рука висела на повязке. По крайней мере, предписания врача она выполняет.
        — Но даже с этими пуговицами одеться оказалось непросто. Я опоздала.
        Кейд заметил, что гипс украшают всевозможные надписи и рисунки.
        В колледже ее всегда окружали друзья. Но после свадьбы Джессика изменилась. Ее мир все больше ограничивался им и их домом. Когда начались проблемы с беременностью, она бросила работу, на которую устроилась после получения диплома по искусству. Надо сказать, работа не из лучших. Зарплата в недавно открывшейся на востоке Калгари художественной галерее едва дотягивала до минимальной.
        Поначалу Кейду нравилось, что она дома и полностью посвящает себя ему. Можно сказать, ему очень даже нравилось. Возможно, настолько, что он поощрял это. Кому не хочется, придя домой, обнаружить свежеиспеченный хлеб, или ростбиф, или йоркширский пудинг, или три дюжины теплых шоколадных пирожных?
        Кому не хочется прийти домой, где тебя ждет самая красивая женщина в мире, готовая каждый раз по-новому доказывать свою любовь к тебе? Это была то ванна со свежими лепестками роз, то дегустация вина при свечах на заднем дворике, который она собственными руками превратила в сад.
        Но постепенно ее бесконечная преданность начала его тяготить. Он видел, как мир Джессики сжимался все сильнее и сильнее. Картины сменились выбором краски для стен в комнатах. Она постоянно изобретала новые блюда. Научившись делать покупки через Интернет, все время находила разные бесполезные вещицы, которыми Кейду полагалось восторгаться вместе с ней.
        Даже его колоссальный эгоцентризм не мог скрыть, что Джессика превратилась в тень той бесконечно живой девушки, какой была когда-то. Ее одержимость желанием завести ребенка только усилила ощущение, что он не понимает, кто рядом с ним.
        Джессика начала покупать вещи для ребенка, которого у них не было: маленькие ботиночки, настолько очаровательные, что она не могла пройти мимо, образцы расписанных вручную обоев для детской, которой у них не было. Все газетницы и подставки для журналов наполнились изданиями, посвященными уходу за детьми.
        Она постоянно совала Кейду статьи о том, как выбрать самые лучшие детские бутылочки, прогулочные коляски и детские сиденья для авто. Ей хотелось, чтобы он вместе с ней смотрел образцы тканей, поскольку она нашла белошвейку, шившую на заказ белье для колыбели. Но то, что он выбирал, не имело никакого значения, потому что уже на следующий день Джессика отыскивала что-то еще, и ему стоило взглянуть на это. Она собрала коллекцию мягких зверюшек, грозившую заполонить комнату, не говоря уже о том, что им потребовался еще один кредит, чтобы заплатить за все это.
        — Джессика,  — кричал он,  — никто не покупает плюшевых мишек за триста долларов.
        Она выглядела подавленной, но не раскаявшейся.
        В отличие от того, что казалось тогда, теперь Кейд понимал, что его злость не имела никакого отношения к злополучному плюшевому мишке. Причина в том, что он чувствовал свою ответственность за ужасную метаморфозу, которая произошла с ней. По глазам Джессики он видел, что теперь ей уже мало его одного.
        Ее слова вернули его к реальности.
        — Можешь ничего не говорить насчет платья. Я по твоему лицу вижу, что ты думаешь.
        Кейд был совершенно уверен, что на его лице отразилось воспоминание о ссоре из-за трехсотдолларового плюшевого мишки, поэтому он поспешил отбросить его и обратиться к сегодняшнему дню:
        — Я не понимаю, зачем надевать что-то настолько… э-э-э… неприглядное.
        — Затем, что мне безразлично твое мнение, вот зачем!

«Или затем, что ты очень, очень стараешься сделать вид, что тебе это безразлично»,  — подумал он.
        Глава 8
        — А вот гипс мне нравится,  — одобрил Кейд.
        Он говорил правду. Ему нравилось, что Джессика снова вышла в большой мир. Надписи на гипсе подтверждали наличие друзей, коллег и вообще жизни за пределами дома. Немного жаль, что она смогла вернуться в большой мир без него, и этот мир по-прежнему каким-то образом связан с детьми.
        — Это единственное платье, которое я могу надеть сама. Видишь? Спереди пуговицы сверху донизу.
        — А эти платья,  — невозмутимо произнес Кейд,  — они все такого цвета? Как бы ты его назвала?
        — Пожалуй, розовый?  — предположила Джессика.
        — «Тошнота, изжога, несварение».  — Это был рекламный слоган популярных розовых таблеток, улучшающих пищеварение.
        — Другие еще хуже.
        — Нет-нет, это невозможно.
        — Цвет пряной тыквы или камуфляжный.
        — Камуфляжное платье для беременных? Полагаю, мой следующий вопрос должен быть: «А их покупают?»
        — Они пользуются очень большой популярностью.
        — Не может быть,  — простонал Кейд.
        — Они являются частью коллекции экстра оверсайз.
        — Господи, ты пугаешь меня своим видом.
        — Ну, знаешь ли, твой вид меня тоже немного пугает,  — парировала Джессика, отходя от двери, давая ему пройти.  — Что это за пояс с инструментами? И на чем это ты приехал?
        — Я взял напрокат грузовик.
        — Грузовик стоит беременной женщины в камуфляжном платье.
        — Мне нужно было привезти вибрационную циклевальную машину, которую я взял в аренду, чтобы закончить с полами.
        — Циклевальная машина?  — Испуг усилился.  — Ты же всегда считал, что полы надо просто заменить.
        — А ты всегда говорила, что мы просто должны их отшлифовать.
        — Но сейчас это не важно!  — сказала она, хотя весь ее вид говорил об обратном. Этот пол был частью того, что они не закончили. И в доме, и в своих отношениях. Хотя об этом он умолчал.
        — Разве ты умеешь циклевать полы?
        — О да, можешь мне поверить. Я все посмотрел в Интернете. Это проще, чем ты думаешь.
        На лице Джессики отразилось обидное сомнение.
        — Я подумал, что отциклевать быстрее, чем снять старый и настелить новый,  — пояснил Кейд. Он не стал добавлять, что с его навыками это будет еще и надежней.
        — Почему ты решил взяться за это сам? Почему не нанял кого-нибудь? Тот парень, которого ты нашел, чтобы отремонтировать дверь в магазине, справился просто прекрасно. Кстати, я буду должна тебе денег за это.
        — Да, как скажешь.
        Судя по виду, Джессика собралась спорить, но вспомнила, что у них уже есть один предмет для спора, и решила остановиться на нем.
        — Я имею в виду, эта работа не вполне соответствует твоей квалификации. Впрочем, я не в курсе твоего нынешнего образа жизни.
        — Что еще за образ жизни?
        — Ты знаешь.
        — Не знаю.
        — Генеральный директор престижной компании, проживающий в «Риверз Эдж».
        — Я уже говорил, все мое время занято работой.
        — Вот и я о том же. Ты все время занят работой, а вовсе не ремонтом домов. У тебя весьма специфический образ жизни. Ты вращаешься в самых влиятельных кругах. Я не понимаю, почему ты вдруг решил заняться этим сам.
        — Я это начал и намерен закончить.
        Джессика посмотрела на него, он почувствовал, что она поняла смысл, который он вкладывал в свои слова.
        — Ладно, я бы хотела остаться и помочь.
        Наверное, хотела, чтобы это прозвучало саркастически, но вместо этого оба услышали тоску и сожаление. Джессика покраснела.
        — Но мне надо на работу. Я и так собиралась на сорок пять минут дольше, чем рассчитывала, а моя помощница сегодня только до полудня.
        — Ты проспала,  — догадался Кейд.
        Джессика посмотрела на него так, словно хотела возразить, но промолчала и, вздохнув, призналась:
        — Никак не могла заснуть.
        — Я так и подумал.
        — Что? Почему?
        — На свете не так много людей, которые могут пережить нападение без последствий. А ты всегда была более чувствительна, чем среднестатистический человек.
        Она слабо улыбнулась, соглашаясь с ним. Что ни говори, а Кейд был ее мужем и знал ее.
        — Я чувствую себя нормально, пока не лягу, потом начинает мерещиться, что я слышу звон разбитого окна. Я вскакиваю на звук включившегося обогревателя и на скрип ветки об оконное стекло. Потом, раз уж все равно не сплю, начинаю размышлять о том, как защитить свой магазин, и с ненавистью думаю о своей беспомощности.
        У Кейда вырвался глубокий вздох. Воин в душе, он готов был отдать жизнь, чтобы защитить ее.
        Однако Джессика, похоже, чувствовала себя так же неловко из-за своих признаний, как и он из-за своей реакции на них. Она снова взглянула на часы.
        — Ой! Посмотри, который час! Еще раз извини, что не смогу тебе помочь.
        — Ничего страшного. Мне придется еще порядком повозиться, до того как я смогу приступить к делу. Прежде чем браться за полы, надо передвинуть мебель.
        Она бросила взгляд на кресло Бегемот и, очевидно, подумала о том, что двигать мебель — это работа для двоих. Однако утром Кейд взял напрокат тележку, имея в виду именно это кресло.
        — Помнишь тот день, когда мы привезли его домой?  — тихо спросила Джессика.
        Ему не хотелось заводить подобные разговоры. Он помнил все.
        — Ты всю дорогу до дома ругалась, говоря, что оно безобразное,  — напомнил Кейд. Если быть точным, она говорила, что кресло не соответствует ее видению дома. Тогда он еще не был сыт по горло этим видением. Хотя, возможно, уже начинал это чувствовать, но притащил домой это кресло, несмотря на активные протесты Джессики.
        — А потом мы не смогли пронести его в дверь. Оно весит не менее тысячи фунтов.
        — Ну, положим, фунтов пятьдесят,  — поправил он, криво усмехнувшись.
        — Я пыталась удержать его с одной стороны, пока ты старался протащить его в дверь. Я тогда сказала, это знак того, что дом не хочет его принимать. А потом ты толкнул его с особенной силой. Дверная коробка сломалась, Бегемот влетел в дом, чуть не убив меня.
        — Но я тебя спас,  — добавил Кейд.
        Джессика посмотрела ему в лицо. Ее глаза распахнулись очень широко. Она смотрела так, будто хотела шагнуть к нему.
        Кейд вдруг вспомнил, как они праздновали, когда затащили кресло в дом. На этом самом кресле. И как после этого Джессика с легкостью примирилась с присутствием Бегемота.
        Их связывали жаркие воспоминания. Но то, что кресло до сих пор у нее, ничего не значит. Разве не так?
        — Поезжай на работу,  — хрипло сказал он, намеренно отступив назад.  — В твоем деликатном положении от тебя все равно никакого толку.
        Он слишком поздно понял, что слова «деликатное положение» обычно относятся к беременности, а эта тема была для них настоящим минным полем.
        К счастью, Джессика, похоже, как и он, немного увлеклась воспоминаниями о Бегемоте. Кейд не собирался делиться с ней секретом о тележке для передвижения мебели. Когда она вернется домой, полы будут полностью сделаны, мебель на своих местах, ей останется только восхищаться его мужской сноровкой и оперативностью.
        Она пожалеет, что у них ничего не получилось.
        Эта мысль, взявшаяся неизвестно откуда, молнией пронеслась в голове Кейда.
        — Куда мне надо переставить мебель?  — торопливо спросил он.
        — Ох, хороший вопрос. Попробуй засунуть в гостевую комнату. Я использую ее как кабинет. Сейчас там, пожалуй, больше всего свободного места.
        — Хорошо.
        Джессика бросила последний обидно недоверчивый взгляд на гостиную, посмотрела на часы и, ойкнув, исчезла. Вернулась через несколько минут, слегка подправив внешний вид за счет симпатичной сумочки, туфель на очень высоких каблуках и солнцезащитных очков, скрывавших темные круги вокруг глаз.
        — Ну, ладно. Удачи. Увидимся позже.
        Повернувшись на высоченных каблуках, манящее постукивание которых отчаянно контрастировало с ужасным платьем, она прошла через кухню к задней двери. Кейду послышалось, что дверь хлопнула. Он ошибся, или она стремилась как можно скорее сбежать от него?
        Джессика не могла дождаться, когда, наконец, вырвется из дома! Ее муж привлекательный мужчина. Его роскошный вид — английские костюмы, льняные сорочки с шелковыми галстуками, ухоженные ногти и красиво постриженные волосы — неизменно заставлял женщин смотреть ему вслед.
        И тем не менее сегодня утром этот мужчина казался ее Кейдом. Его джинсы, вылинявшие почти до белизны, клетчатая рубашка с расстегнутым воротом, красиво подчеркивавшим сильную шею, закатанные по локоть рукава, открывавшие руки, легкая тень щетины на щеках — таким он всегда бывал дома, раскованным и невероятно сексуальным.
        Если добавить к этому пояс с инструментами, низко сидевший на бедрах, и уверенность в своей мужской силе, способной легко справиться с Бегемотом.
        Бегемот. Он возвращал в прошлое. Когда все еще было весело.
        Неудивительно, что ей захотелось броситься ему на грудь, ощутить щекой стук его сердца, почувствовать, как его руки обнимают ее.
        Попытка ограбления оставила гораздо больше последствий, чем предполагала Джессика. У нее нарушился сон. Она просыпалась от малейшего звука. Снова и снова возвращалась мыслями в то утро, и ее охватывало пугающее чувство одиночества и страха.
        Это слабость. А то, что Кейд знал о ее состоянии, заставляло тосковать о нем, хотя здоровая часть ее существа понимала, что желание опереться на него тоже слабость, вызванная нездоровьем. Однажды Джессика уже понадеялась, что он ее поддержит, а Кейд не смог помочь. Возможно, именно эта неуверенность в нем удержала ее утром от того, чтобы броситься на шею. Как бы он себя повел? Стал обнимать ее, прижимать к себе? Или после недолгого смущения отступил назад?
        Джессика решила, что снова поставить себя в зависимость от Кейда — это не самая лучшая идея.
        Но даже несмотря на твердую решимость не поддаваться, она приехала на работу в растрепанных чувствах.
        — Какой кошмар,  — отозвалась ее помощница Мейси, остановившись перед ней.  — Где ты взяла это платье?
        — Ты прекрасно знаешь, сняла с вешалки Поппи Паппинс в подсобке.
        — Оно тебе ужасно не идет.
        Джессике не хотелось выглядеть ужасно. Было противно думать, что Кейд видел ее в таком обличье, хотя она намеренно сказала, что выбрала это платье, чтобы показать свое безразличие к его мнению.
        Безусловно, сказывалась бессонница и, как говорил Кейд, реакция психики на то, что она стала жертвой преступления. Джессика вдруг почувствовала, что с трудом сдерживает желание расплакаться.
        — У него спереди пуговицы до самого низа,  — объяснила она второй раз за день и, не обращая внимания на жалостливый взгляд Мейси, направилась в кабинет, громко захлопнув за собой дверь.
        Джессика не могла сосредоточиться еще до того, как ее посетила эта мысль. Но эта мысль заставила почувствовать себя так, словно она несется в самой первой машинке на американских горках. Казалось, сердце то падает вниз, то делает безумное двойное сальто. Она заперла кабинет и пошла на склад.
        — Джессика? Что случилось?
        Она уставилась на Мейси, не видя ее. Неужели она сказала Кейду, чтобы он поставил мебель в гостевую комнату? Там ведь ее кабинет! Если правильно помнила, она оставила на столе список агентств по усыновлению и адвокатов, специализировавшихся на подобных делах.
        — Что с тобой?  — спросила Мейси. Положив на пол настольную игру в футбол, она подбежала к Джессике.  — Тебе плохо?
        Джессика опустила глаза на счет за доставку, который все еще сжимала в руке. Она действительно чувствовала, что вся дрожит.
        — Думаю, ничего страшного.
        — Я собиралась во второй половине дня посидеть с ребенком сестры, но, если хочешь, я узнаю, не сможет ли меня подменить мама.
        Джессике стало стыдно, что помощница явилась свидетелем ее состояния. Ее слабости. Но уже-почти-бывший муж всегда обладал даром вносить в ее жизнь смуту тем или иным способом.
        Какая разница, если он узнает о ее намерении взять приемного ребенка? Однако где-то в глубине души Джессика не хотела, чтобы он об этом узнал.
        Поэтому, хотя в обычных обстоятельствах она резко отклонила бы предложение, подобное тому, что сделала Мейси, на этот раз она этого не сделала. В обычных обстоятельствах она взяла бы себя в руки. Могла бы просто позвонить и сказать Кейду, чтобы он поставил Бегемота не в кабинет, а в спальню.
        Она посмотрела на часы. Кейд в доме уже полтора часа. Возможно, уже в кабинете, разглядывает ее личные бумаги, открывает ее секреты.
        — О, Мейси, ты сможешь? Я была бы так благодарна.  — Она сунула счет за доставку в руку помощницы.
        И только уже на полпути к дому осознала, что, даже не дождавшись от Мейси ответа, бросилась к выходу, будто на пожар.
        Глава 9
        Джессика подъехала к входной двери дома. Обычно она ставила машину позади него, но сегодня так спешила, что решила сэкономить несколько секунд, припарковавшись спереди.
        То, что ее ожидало, лишь усилило ощущение, что жизнь, вырвавшись из-под контроля, пошла кувырком. Вся мебель из гостиной стояла на лужайке перед домом, за исключением Бегемота, который, она уже знала, не проходил в дверь. Мебель на газоне, по крайней мере, давала надежду на то, что он не вторгался в кабинет.
        Собравшись с духом, Джессика поднялась по ступенькам. Входная дверь открыта. Она заглянула внутрь. В гостиной не осталось ничего из мебели.
        Кейд рассматривал какую-то инструкцию. Рядом с ним стояла машина, похожая на огромный полотер, с той лишь разницей, что сзади к ней был прикреплен ящик, как у газонокосилки.
        Он казался каким-то особенно большим, широкоплечим и сильным. Выглядел, как мужчина, в котором любая женщина мечтала бы видеть опору. Но Джессика знала кое-что, о чем ей нельзя забывать.
        Когда она нуждалась в том, на кого можно опереться, надеялась, что этим человеком станет муж, Кейд отсутствовал. Сначала отсутствовал эмоционально, потом начал задерживаться на работе все дольше и дольше, пока не стал отсутствовать физически.
        К тому времени, когда он сделал свое отсутствие официальным и съехал, Джессика давно чувствовала себя брошенной.
        Вооружившись этими воспоминаниями, как щитом против его привлекательности, она откашлялась.
        — Это не продается,  — бросил он, не поднимая глаз.
        — Что?
        — Почему ты вернулась?
        — Что не продается?
        — Мебель. Люди постоянно останавливаются и спрашивают, не распродажа ли это. Особенный интерес вызывает кофейный столик.
        — Я всегда говорила, это стоящая вещь.
        Кейд немного помолчал. Джессика понимала, что этими словами давала ему возможность поддеть ее на предмет «стоящей вещи». В его понимании это нечто прямо противоположное тому, что имела в виду она. Когда он не ухватился за эту возможность, а прежде Кейд никогда не мог устоять перед возможностью подразнить ее, Джессика уже не знала, что и думать. Правда, от этого не легче.
        — Если бы здесь стоял Бегемот, люди уже закидали бы меня деньгами, дрались за него. Возможно, сюда уже слетелась бы пресса, выяснить, из-за чего вся эта заварушка на Двадцать девятой авеню.
        — В связи с этим у меня первый вопрос. Почему, собственно говоря, все стоит на лужайке?
        — Быстрее выбросить это сюда, чем двигать по коридору.
        — Выбросить?
        — Я хотел сказать, вытащить аккуратно.
        И хотя, что бы он ни говорил, это означало его полное безразличие к ее собственности, ведь каждый мог взять и унести то, что ему понравилось, Джессика почувствовала облегчение, поскольку он, очевидно, даже не приближался к гостевой спальне, которую она превратила в кабинет. Если бы он видел бумаги, связанные с усыновлением, она поняла бы это по его глазам, но его явно интересовала только стоявшая перед ним машина.
        Джессику не удивило, что он выбросил ее вещи на лужайку, поскольку это быстрее, чем возиться, таская их по коридору. Кейд всегда отличался особой целеустремленностью. Когда он чего-то хотел, он просто убирал препятствия, стоявшие на пути. Это позволило ему добиться поразительных успехов в бизнесе.
        И именно так он завоевал Джессику. Его напор буквально сбил ее с ног. Однако потом это качество стало разъедать их отношения, как яд.
        Не получается завести ребенка? Забудь и двигайся дальше.
        — Почему ты вернулась?
        — Покупатели сегодня не идут,  — с неожиданной легкостью соврала Джессика, которая прежде не сказала ни слова лжи.  — Я закрыла магазин пораньше. Подумала, что я могла бы быть полезней здесь. В конце концов, я тоже начинала все это.
        — Честно говоря, не знаю, чем ты можешь помочь. В данный момент ты скорее помеха.  — Он задумчиво нахмурил брови.  — У тебя неважный вид. Ты бледная. Осунувшаяся.
        — Со мной все нормально.
        Его лицо внезапно прояснилось. Кейд придумал, как ее можно использовать.
        — Я понял, что ты можешь сделать! Закажи пиццу. «Страдивариус» за углом еще работает? Боже, как же я соскучился по этой пицце. Не ел ее с тех пор, как…
        Он замолчал, не договорив.
        С тех пор, как бросил меня.
        А о ней он не скучал? Совсем? Неужели даже пицца оказалась ценнее ее?
        Не важно. Теперь у каждого своя жизнь, и она движется вперед. Это напомнило Джессике, зачем она примчалась домой. Вовсе не для того, чтобы заказать пиццу!
        Джессика протиснулась бочком мимо Кейда. Настолько близко, что вдохнула знакомый запах, смешанный с чем-то другим. Возможно, с запахом опилок.
        Ее так и подмывало наклониться чуть ближе, чтобы глубже вдохнуть сладкую отраву, которой для нее стал запах Кейда. Но Джессика удержалась.
        — Я пойду… м-м-м… освежиться.  — Она не имела в виду переодевание. С неработоспособной рукой смена одежды превратилась бы в весьма хлопотное мероприятие. На самом деле она собиралась пробраться в кабинет и спрятать некоторые аспекты своей жизни от любопытных глаз на случай, если он туда сунется.
        Бегемот, оказалось, переместился не в кабинет, а в ванную. Если бы Джессика действительно хотела освежиться, пришлось бы перелезать через него. Насколько убедительной должна быть ее уловка? Может, надо залезть на Бегемота и спустить воду в унитазе?
        Впрочем, похоже, опасность сломать вторую руку ей не грозит. Обернувшись, она увидела, что Кейд не обращает на нее ни малейшего внимания.
        Как всегда.
        Эта мысль отдавала такой едкой горечью, что Джессика буквально почувствовала ее вкус, будто прожевала лимонную кожуру.
        Она вошла в кабинет. Как и предполагалось, все бумаги лежали на столе. Однако никакого беспорядка. Смахнув их в верхний ящик стола, Джессика задумалась, не запереть ли его. Впрочем, это явный перебор, учитывая, что Кейд на нее даже не смотрел. Сомнительно, чтобы он вдруг заинтересовался ею настолько, чтобы полезть в закрытые ящики стола.
        — Интересное место ты нашел для Бегемота.
        — Мне пришло в голову, что это может стать трендом. Любому мужчине наверняка хотелось бы иметь в ванной кресло с откидной спинкой. А если придумать сочетание кресла и унитаза, это бы стало идеей на миллион долларов.
        — Какая похабщина.
        — Напротив, это практично и высшей степени роскошно. Ты же не станешь отрицать, что в сиденье унитаза нет ничего комфортного и роскошного?
        Джессика с болезненной тоской вспомнила эту его склонность придумывать всякие неприличности, вызывавшую желание отозваться неодобрительно, но вместо этого она всегда смеялась и прощала его.
        Она почувствовала, как губы изогнулись сами собой. Кейд тоже это заметил.
        — Подумай об этом,  — настаивал он.  — Мы могли бы предложить дизайнерские расцветки. Например, пряная тыква или камуфляж. И в придачу предлагать каждому покупателю платье того же цвета.
        Джессика старалась сохранять серьезность. Но не удержалась и прыснула. Он улыбнулся в ответ. Ей удалось сдержать смех. Ему удалось убрать с лица улыбку.
        — Я думаю,  — сурово произнесла она голосом старшей воспитательницы, обращающейся к новичку, не умеющему себя вести,  — нам стоит закончить с полами, прежде чем ввяжемся в очередной спор.
        — О, конечно. Согласен. Тогда посмотри на это. Ну, что думаешь?
        — О чем?
        — Этого-то я и боялся. Я уже отшлифовал эту часть. Стало не намного лучше. Поэтому я купил другую шкурку. Вот, хочу попробовать ее. Затыкай уши.
        Она послушно закрыла уши руками. Машина взревела. Ей показалось, что она стоит рядом с отбойным молотком.
        К счастью для Джессики, уже через несколько секунд Кейд остановил машину.
        — Это лучше, но она все еще недостаточно тяжелая.
        — Кто?
        — Циклевальная машина. Недостаточно тяжелая, чтобы справиться с этими полами. Иди сюда.
        — Что?
        — Давай. Садись на нее.
        — Ты что, с ума сошел?
        — Ты же хотела помочь. С такой рукой ты мало что можешь. Садись на машину.
        Ну почему она не ушла заказывать пиццу? Вопреки здравому смыслу Джессика подвинулась немного ближе.
        — Сесть на нее? Сюда?
        Кейд нетерпеливо кивнул.
        О боже, у нее никогда не хватало сил устоять перед его энтузиазмом.
        Джессика скинула туфли, подобрала юбку и гордо уселась на циклевальную машину, твердо поставив ноги на выступающую часть спереди.
        — Главное, не сломай мне вторую руку.
        — Не волнуйся.  — Радостно улыбнувшись, он включил агрегат.
        Сначала Джессику затрясло, потом она испугалась.
        — О господи.  — Ее голос дрожал, будто откуда-то из-под воды или эпицентра землетрясения. Она изо всех сил вцепилась в машину здоровой рукой, обхватив корпус ногами.
        — Готова?
        Готова? Черт, Джессика, беги, спасайся! Вместо этого она вжалась в машину, как объездчик диких мустангов в ожидании, когда откроются ворота, и кивнула головой.
        Машина, пошатываясь, поползла по полу.
        — Теперь лучше,  — крикнул Кейд.  — Сработало!
        И начал возить тяжелый агрегат по полу вперед-назад.
        — Такое чувство, будто сижу на одном из тренажеров в спортзале семидесятых годов,  — крикнула Джессика вибрирующим голосом мультипликационного персонажа. Тело безумно тряслось, мелко дрожали мышцы на руках и ногах.
        Вскоре Джессика начала смеяться. Но смех тоже дрожал. Кейд издал ликующий вопль.
        Закончив медленные плавные движения в углу, он двинул машину вперед. Толкая ее перед собой, промчался по гостиной. Джессика оглянулась через плечо на широкий след из опилок, похожий на струю бурлящей воды за катером.
        Они пулей помчались к входной двери, откуда показалась пожилая женщина. Ее очки соскользнули вниз, нижняя челюсть отпала. За ней появился муж. Открыв рот, он схватил супругу за руку и попытался оттащить от двери, словно уберегая от зрелища, недостойного глаз леди. Однако женщина не двинулась с места. Стояла как вкопанная и смотрела во все глаза.
        Кейд остановил машину так резко, что Джессика чуть не вылетела со своего места. Одернула юбку, от вибрации та задралась до самых бедер, и постаралась подавить смех. Но вместо этого из ее рта вырвался какой-то недостойный храп.
        — Слушаю вас,  — как ни в чем не бывало обратился Кейд к визитерам.
        — Уф-ф. Нас интересует распродажа,  — сказал мужчина, когда стало ясно, что его жена от потрясения лишилась дара речи.  — Нас заинтересовала скамейка.
        — Не продается,  — заявил Кейд. Джессика услышала в его голосе знакомые издевательские нотки.  — Однако могу прокатить вас на самом лучшем в мире вибраторе.
        Женщина в ужасе бросилась назад. Рот мужчины открылся так широко, что подбородок ударился о грудь.
        — Извините за беспокойство,  — выкрикнул он, выскочив вслед за женой.
        Джессика подождала, пока они уйдут, бросила гневный взгляд на своего мужа. Но так и не смогла по-настоящему разозлиться на него. Вместо этого вспомнила, каким веселым умел быть Кейд, как спонтанно и нестандартно проявлялось его чувство юмора.
        На его губах мелькнула улыбка, такая знакомая. И Джессика поняла, что на самом деле никогда не забывала ее.
        У него вырвался возглас, полный дьявольского восторга. Ее тоже разобрал смех, они расхохотались вместе. Смеялись до колик, сгибаясь пополам, пока не задрожали стены маленького дома. Пока смех не полился рекой, соединявшей и уносившей их туда, где они были вместе.
        Глава 10
        Посмотрев на Джессику, Кейд с особенной ясностью осознал, как сильно ему нравилось ее смешить. Всегда нравилось. Именно об этом он больше всего скучал, когда отношения дали трещину. Как она смеялась.
        — Господи,  — задыхаясь, сказала она.  — Как же давно я так не смеялась.
        — Я тоже,  — признался он.
        — Это напомнило мне дни нашей молодости.
        — Мне тоже.
        — До того…  — Она умолкла. Он понимал, что она имела в виду. До того, как они потеряли первого ребенка. Потом второго. Ее смех исчез, как красное вино, вытекшее из бурдюка через маленькую дырочку.
        А когда она совсем перестала смеяться и Кейд понял, что не в силах это исправить, оказалось, у него тоже нет причин для смеха.
        Теперь он смотрел, как она слезала с циклевальной машины, разглаживая здоровой рукой безобразное платье. Смех несколько смягчил напряженное выражение ее глаз и рта.
        Когда она повернулась к нему, в ее глазах появилась иная грусть, не имеющая отношения к воспоминаниям о том, что исчезло из их отношений.
        Они утратили еще кое-что. Сладкое ощущение близости. Или не потеряли? Может, оно просто спряталось вглубь, словно река, продолжавшая течь где-то под землей, незаметная под внешней оболочкой. И не важно, что сейчас оболочка Джессики являла собой отвратительное платье. Для Кейда не составляло труда увидеть то, что скрывалось под ним. Ее душу. Он по-прежнему испытывал сладкое ощущение ее присутствия, томительное желание прикоснуться к ней, познать.
        Пока они жили вместе, казалось, оно тоже ушло. Исчезло в пропасти одиночества, куда ушел смех. Будто плот, который они сколотили, чтобы идти по жизни вместе, раскололся надвое, и они, оставшись без весел, все дальше и дальше удалялись друг от друга, не в силах остановиться.
        — Почему дети?  — тихо спросил Кейд.
        — Что?
        Джессика посмотрела на него с неподдельным испугом.
        — Почему ты выбрала «Беби бумер»? Решила открыть магазин детских вещей, когда все связанное с ними так болезненно для нас?
        — О!  — Она заметно расслабилась.  — Не знаю, это вышло спонтанно. Понимаешь, кое-кто из моих друзей видел детскую, которую мы с тобой…  — Она прищурилась, словно хотела разглядеть что-то вдали, откашлялась.  — Николь Рейнолдс спросила, не могу ли я сделать кое-что для нее. Нарисовать картину на стене детской. Она должна была изображать сценку в лесу. С кроликами, птичками и оленем. Я с головой ушла в работу, в каком-то смысле это отвело меня от края. Стало целью и смыслом вставать по утрам. Мне нравилось участвовать в том, что происходило в их семье, погружаться в атмосферу радостного ожидания. И чем дальше, тем больше.
        Кейд слишком хорошо знал, что это он причинил ей боль. Хотя нет, не совсем так. Выкидыши привели Джессику в состояние, из которого он не смог ее вытащить. Но она хотела повторить, погрузиться в ту бездну несчастья, откуда бы он снова не смог ее спасти. Кейд всегда считал, что его задача сделать Джессику счастливой. Сделать ее мир прекрасным. Но в какой-то момент, отчаявшись, оставил это.
        — Прости меня, Джесси. Прости, что не смог помочь тебе.
        Ее глаза взметнулись к нему, потом в сторону. На миг показалось, что она сможет преодолеть пропасть между ними, бросится в его объятия, вернется домой.
        Но миг прошел еще до того, как он осознал то, что зарождалось в его душе.
        Надежда.
        Неужели он до сих пор не понял, что это самая опасная из всех ловушек? Надежда.
        Джессика, похоже, знала это, потому что с улыбкой сказала:
        — Что, если я закажу пиццу?
        — О да, конечно.
        Она скрылась на кухне, Кейд посмотрел на пол. С дополнительным утяжелением дерево быстро поддалось, обнажилось, но осталось неровным. Если положить на него уровень, он наверняка бы закачался, как игрушечная лошадка в одной из ее выставочных детских. Кейд понимал, что ущерб, причиненный бешеной ездой Джессики на циклевальной машине, не удастся устранить обычной шпатлевкой.
        Однако ему гораздо больше нравилось иметь дело с такими проблемами, чем с другими. С загадочным сердечными проблемами.
        — Какую пиццу ты хочешь?
        — Как всегда,  — ответил Кейд, прежде чем вспомнил, что теперь у них не осталось «всегда». Теперь их жизни шли совсем не как всегда.
        Однако Джессика, казалось, ничего не заметила, и он услышал, как она по телефону заказывает половину пеппероне с грибами и половину с анчоусами, ананасом и ветчиной.
        Кейд вошел в кухню и посмотрел на нее. Послеобеденное солнце окрасило ее золотом. Даже в этом ужасном платье она выглядела красивой. Он вспомнил, каково это, жить с ней, и ощутил резкую боль потери.
        Ему показалось, что Джессика тоже это почувствовала. Потому что, повесив трубку, достала из буфета — в свое время она настояла, чтобы они завели настоящий буфет,  — список блюд, которые они обычно заказывали на дом, и пристально изучала его.
        — Ты слишком тяжелая,  — заметил он, когда она подняла на него взгляд.
        — Извини? Может, не стоило заказывать пиццу?
        — Ну, не настолько.
        — А насколько?
        — Ты прекрасна.  — Его голос звучал хрипло.  — Просто слишком тяжела для циклевальной машины. Мы наделали в полу несколько заметных выбоин.
        — О!  — Джессика вспыхнула и оглянулась на стол. Ей было приятно, что он считает ее красивой. А ему приятно, что он сделал ей приятное, хотя дорога, на которую они ступили, чревата опасностями.  — Тебе надо было кого-нибудь нанять.
        — Это выглядело бы совсем не по-мужски.
        — Ты не можешь выглядеть не по-мужски, во всяком случае, в такой одежде.
        Ему понравилось, что она считает его мужественным, хотя ощущение опасности уже буквально шипело в воздухе.
        Джессика права не только насчет мужественности. Ему следовало кого-нибудь нанять ремонтировать пол. Но, по правде сказать, ради нескольких минут ее смеха он не пожалел бы и целого мира. Даже если они совершенно испортили пол, а в данный момент это весьма вероятно, невелика цена.
        — Просто мне надо было подыскать что-нибудь легче тебя.
        Чтобы сгладить напряжение, повисшее в воздухе, Кейд намеренно отошел от задней двери к чулану, где у них хранились инструменты. Там он отыскал старый шлакобетонный блок. От него не ускользнул взгляд, которым Джессика скользнула по его мощным бицепсам, когда он вернулся.
        Он резко замедлил шаг, наслаждаясь ее восхищенным взглядом, на который уже не имел права. Прошел в гостиную, чтобы заняться проблемой, решение которой действовало на него скорее успокаивающе. Как пристроить блок к шлифовальной машине?
        В конце концов Кейду удалось с этим справиться, и он снова запустил машину. Это оказалось совсем не так весело, как вальсировать по комнате с Джессикой. Зато не так опасно.
        По крайней мере, он так думал, пока не почувствовал запах дыма. Нахмурившись, посмотрел в сторону кухни. Они же заказали пиццу. Что могло гореть?
        Он выключил машину и подошел к двери в безумной надежде увидеть Джессику вынимающей из духовки подгоревшее печенье. Они уже проходили это в то время, когда весь ее мир вращался вокруг него. Тогда его поразило, сколько различных видов печенья существует на свете.
        Один или два раза он даже пытался отвлечь ее от полного погружения в роль идеальной домохозяйки. Являлся на кухню, дышал ей в шею, прикусывал ушко.
        Вспомнил, как они смеялись, когда он утащил ее с кухни, а когда они вернулись, печенье превратилось в черные угли. Они выбросили его.
        Но сейчас ни о каком печенье речь не шла. Джессика стояла на том же месте, где он ее оставил, по-прежнему разглядывала список блюд, будто каждое представляло собой нечто особенное. Впрочем, так и было, хотя Кейду не хотелось к этому возвращаться. Он не хотел вспоминать китайское блюдо, которое они ели в грозу на ступеньках перед домом, тайское блюдо, на поверку оказавшееся обычной лапшой, которое они заказали только ради экзотического названия.
        — Не отвлекай меня,  — фыркнул он и поймал удивленный взгляд Джессики.
        — Что ты тут жжешь?
        — Я ничего не жгу.
        Кейд отвернулся от нее, нюхая воздух. Запах шел не из кухни, а, похоже, доносился из гостиной. Оглянувшись, Кейд обратил внимание на циклевальную машину. Над ящиком для опилок поднималось что-то подозрительное.
        Буквально в следующую секунду после того, как он это заметил, это «что-то» превратилось в столб черного дыма.
        — Мы горим!  — крикнул Кейд.
        — Не смешно,  — отозвалась Джессика.
        Протолкнувшись мимо нее, он открыл шкафчик рядом с плитой — слава богу, она оставила все вещи на своих местах,  — достал огромную кастрюлю. Метнулся к раковине, но вспомнил, что кастрюля плохо влезает под кран. Наклонив ее боком, пустил воду. Казалось, все происходит в каком-то замедленном темпе.
        Джессика потянула носом воздух.
        — Что это?
        Кейд бросил взгляд на дверь между кухней и гостиной. Оттуда, поднимаясь почти до потолка, надвигалось облако черного дыма.
        — Иди на улицу,  — крикнул он ей и, схватив кастрюлю, бросился в гостиную. Как раз в этот момент из ящика вырвался первый язык пламени. Кейд плеснул на него воду из кастрюли. Пламя затрещало и исчезло, превратившись в клубы густого дыма, настолько едкого, что он закашлялся. Бросил кастрюлю на пол и подошел к Джессике, которая, к его глубокому удивлению, не послушавшись, осталась на месте, вместо того чтобы бежать во двор. Стояла с открытым ртом, по-прежнему держа в руке список блюд.
        Кейд схватил ее в охапку, не зная, как обойтись с ее рукой в таких обстоятельствах, но постарался сделать все, чтобы не давить на поврежденную конечность. Прижав Джессику к груди, он, несмотря на экстренность ситуации, чувствовал, что делает именно то, что ему хочется.
        Защищать ее, заботиться о ней, использовать всю свою силу, чтобы отвести от нее любую угрозу. Она замерла и ничего не говорила, только глядела на него огромными зелеными глазами.
        А потом у нее вырвался вздох, Кейд понял, что она чувствует то же самое. Что ее место здесь, в его объятиях.
        Крепко держа ее в руках, он открыл заднюю дверь и спустился во двор, где неохотно позволил Джессике соскользнуть вниз и встать.
        — В доме что, пожар?  — спросила она.  — Мне надо звонить 911?
        — Сначала надо выбраться в безопасное место, а потом звонить 911.
        — Но мой телефон остался в доме.
        — У меня есть свой. Можешь не волноваться. Пожар уже потушен. Я просто не хотел, чтобы ты надышалась едкой гари.
        — Мой герой,  — сухо отозвалась она.  — Спас меня от пожара, который сам же и устроил.
        — Собственно говоря, это даже не пожар.
        Она удивленно подняла бровь.
        — Задымление. В худшем случае самое начало возгорания.
        — А-а.
        — Должно быть, циклевальная машина неисправна. Мы можем подать в суд. Я прямо сейчас позвоню и скажу им, что они подвергли нашу жизнь опасности.  — Кейд позвонил в фирму проката, строго отчитал, но вскоре замолчал, слушая.
        Повесил трубку и опустил голову.
        — Что?
        Кейду не хотелось признаваться, но пришлось.
        — Это моя вина. Перед тем как включать машину, надо проверить покрытие пола. Некоторые виды лаков и красок в процессе шлифовки легко воспламеняются.
        Джессика с улыбкой посмотрела на него, будто все это не имело значения.
        — Ты как всегда. Бросаешься в бой, наплевав на инструкции.
        — А потом приходится приводить в порядок безобразие, которое я развел,  — согласился он.  — Пойду в дом. А ты оставайся здесь. Дым наверняка токсичен.
        — Можно подумать, я беременна,  — возразила Джессика, он услышал в ее словах слабый оттенок горечи и обреченности.
        Они снова подошли к этой сверхчувствительной теме. Что он мог сказать? Он давно сказал все, что умел. Раз уж случилось, то и пусть. Они должны успокоиться. Это не меняет его отношения к ней. Его не волнует, будет ли у них ребенок, его волнует только она.
        Он сказал все, что мог сказать по этому поводу. Большая часть этих слов оказалась неправдой.
        Сейчас Кейд молчал. Он просто прикоснулся ладонью к ее щеке и на мгновение замер, надеясь, что она почувствует то, что он так никогда и не сумел сказать.
        Глава 11
        Джессика, кажется, действительно почувствовала. Вместо того чтобы оттолкнуть его руку, прижалась к ней щекой и, накрыв своей ладонью, закрыла глаза. Потом, вздохнув, открыла их и, как ему показалось, неохотно отвела его руку в сторону.
        Они вместе подошли к дому, остановились на пороге.
        — Боже, какая вонь.  — Джессика вошла внутрь, взяла с полки пару кухонных полотенец.  — Надо закрыть ими лица, только я не смогу завязать.
        Кейд взял полотенца и завязал одним нижнюю часть ее лица, а другим — своего.
        — Мое хотя бы мужское? Или я взял то, которое в цветочек?
        Поверх маски на него взглянули смеющиеся глаза. Джессика стояла перед ним в безобразном платье, с полотенцем на лице. Искорки веселья в глазах делали ее такой красивой, что у него захватило дух сильнее, чем от вонючего облака ядовитого дыма.
        Кейд понимал, что выглядит смешно, как бандит из старого фильма, поэтому скрепя сердце заставил себя отвернуться от нее и попытался оценить ущерб, причиненный гостиной.
        Все, что осталось от ящика для опилок,  — полоски обгоревшей ткани. Они еще дымились, поэтому Кейд, подняв машину, выбросил ее из входной двери, пожалуй, с несколько большей силой, чем требовалось. Ударившись о цементные плиты дорожки, она развалилась, ее части разлетелись в разные стороны.
        — Это дает мне ощущение мужского удовлетворения,  — глухо произнес он сквозь полотенце и вернулся в комнату.
        Веселые морщинки в уголках глаз Джессики сделались еще глубже. Почему даже теперь, когда они чудом избежали катастрофы, он по-прежнему чувствовал себя хорошо рядом с ней? Будто в стене, возвышавшейся между ними, появились трещины, и из нее выпала пара кирпичей.
        На полу в том месте, где стояла машина, осталось большое горелое пятно, а там, куда Кейд плеснул воду, пол покрылся отвратительной черной маслянистой пленкой. Дым, поднимаясь вверх, оставлял следы на потолке.
        — Мне кажется, самое неприятное — это запах, просто ужасно, похож на какой-то крепкий химический коктейль. Думаю, ты не можешь оставаться здесь, пока он хоть немного не выветрится.
        — Ничего страшного. Поживу в отеле.
        — Тебе, наверное, надо позвонить в страховую компанию. Запах распространился по всему дому. Твоя одежда наверняка пропиталась им.
        — О господи,  — воскликнула она.  — Два обращения за неделю. Кому после этого захочется иметь со мной дело?  — И засмеялась.  — Хорошо еще, мебель стоит на лужайке. Она уж точно не провоняет. Думаешь, придется все перекрашивать?
        — Не надо в отель. У меня полно места.
        Сынок, слушай, сынок, что ты делаешь?
        Джессика колебалась. Послышался стук в дверь.
        — Пицца,  — сказали они одновременно.
        Пока Джессика пыталась анализировать свои чувства, Кейд разбирался с курьером, принесшим пиццу. Слегка приподнял голову в ее сторону, призывая обратить внимание на парня, очевидно с наушниками в ушах, тот ритмично покачивал головой. Похоже, даже не заметил, что, подходя к двери, перешагнул через дымящиеся обломки циклевальной машины. А если и почувствовал дым, даже не сбился с ритма.
        Когда они проводили курьера, Джессику снова разобрал смех. Невероятно! Ее постигло два несчастья за неделю. Казалось, надо плакать, а ее будто изнутри распирает от радости, готовой вырваться наружу шипящим потоком.
        Джессика сказала себе, что это шок. Реакция на то, что жизнь оборачивалась самым неожиданным образом. И что такого, если в этой неожиданности нашлось нечто приятное?
        — Кейд, я не могу жить у тебя.  — Несмотря ни на что, она пришла в себя.  — Сниму номер в отеле. Или поеду к друзьям.
        — Почему бы нам не поехать ко мне, чтобы съесть пиццу? На голодный желудок в голову приходят не самые лучшие мысли. А там все обсудим.
        Идея ей понравилась. Приятно сознавать, что это звучит вполне разумно. Она хотела есть, а подыскивать, где провести следующие несколько дней, гораздо лучше, чувствуя себя сытой. Что плохого, если она поедет к Кейду, чтобы съесть пиццу? Кроме того, нельзя не признать, ей очень любопытно увидеть, как он живет.
        Вскоре она шла в сторону арендованного Кейдом грузовичка, посмеиваясь над тем, как он аккуратно запирает дверь, а мебель по-прежнему стоит на лужайке перед домом. Исключение составляла только драгоценная скамейка, которую она в последний момент заставила его погрузить в кузов.
        Джессика подозревала, что оставлять мебель на лужайке менее опасно, чем ехать с Кейдом, чтобы украдкой заглянуть в его жизнь.
        Его кондоминиум располагался в парковой зоне, там, где река Боу делала поворот. Все в этом здании, включая прекрасное расположение почти в центре города, говорило о статусе, богатстве и больших достижениях. В центре подъездной дороги шумел водопад. Здание было облицовано черным гранитом и черным непрозрачным стеклом, современный дизайн не выглядел холодным за счет использования на впечатляющем главном фасаде более традиционного камня и дерева.
        Когда Кейд остановился перед роскошным входом, навстречу вышел привратник в униформе.
        — Привет, Сэмюель. Вы не могли бы поставить машину на охраняемую стоянку для гостей?
        Он подошел к пассажирской двери и помог Джессике спуститься. Она отчетливо услышала шум воды, бьющейся о камень, и ощутила в воздухе чудесный аромат. Жимолость?
        Если привратник и удивился, что должен припарковать грузовичок рядом с дорогущими спорткарами и роскошными седанами, на его приветливом лице это никак не отразилось.
        — Это подземная парковка,  — успокоил Кейд, когда грузовик уехал.  — Так что за свою скамейку можешь не беспокоиться.
        Она была так очарована окружающей обстановкой, что напрочь забыла про скамейку.
        Несмотря на то что этот невероятный ландшафт подготавливал к тому, что ждало в вестибюле, Джессика оказалась к этому не готова. Вход в здание выглядел потрясающе. Высокие потолки, огромная люстра и глубокие, обитые мягкой кожей диваны, сгруппированные вокруг камина.
        Неудивительно, что он ни разу не появился дома.
        — Вау.  — Она задохнулась от восторга.  — После этого наш маленький домик должен казаться совсем убогим. Теперь понимаю, почему ты готов просто отдать его мне.
        Кейд оглянулся, будто эти слова его озадачили.
        — Честно говоря, я это место не выбирал. Моя компания владеет здесь несколькими апартаментами, куда мы селим иногородних служащих. Одна квартира оказалась свободной, и я арендовал ее у компании.
        Джессика украдкой бросила на него пытливый взгляд, пока бесшумный лифт поднимал их на последний этаж. Похоже, он действительно не осознает окружающего великолепия. Выйдя из лифта, Кейд набрал код на двери без ключей.
        — Код 1121, на случай, если тебе понадобится.
        Она кивнула в ответ на это доверие. Господи, что, если она ворвется сюда, когда он развлекается с подружкой? Джессике стало грустно, она знала, что этот код ей никогда не понадобится. Ну, разве что на пару дней, пока дом не приведут в порядок после сегодняшнего кошмара.
        Тем не менее, хорошо зная себя, она не могла не почувствовать, как пошатнулось желание ответить на его предложение резким «нет».
        Возможно, не стоит удивляться. Кейд умеет очаровывать, может быть совершенно неотразимым. Однако не стоило забывать, что очарование — это не то, что могло служить фундаментом семейных отношений.
        Открыв дверь, он отошел в сторону.
        — О мой бог,  — воскликнула Джессика, проходя вперед мимо него. Ощущение, что ее соблазняют, непроизвольно усилилось. Она стояла в просторной прихожей с мраморным полом. Та плавно перетекала в жилую зону, организованную по принципу открытого пространства, с окнами от пола до потолка, выходящими в парк, посреди которого протекала река.
        От потрясающих видов из окон захватывало дух. Джессика почувствовала острое любопытство, не знала, с чего начать осмотр, потому что интерьер апартаментов тоже не мог оставить равнодушным. Ультрасовременная мебель и отделка выглядели безукоризненно. Кухня у задней стены огромного помещения была настоящим шедевром из гранита и нержавеющей стали. Варочная панель помещалась на большом острове, над которым висела стальная вытяжка, похожая на космический объект.
        — Давай поедим,  — предложил Кейд, явно привыкший к этой роскоши, потрясающий интерьер не вывал у него никаких эмоций.  — Сегодня приятный вечер. Может, пойдем на террасу? Я сейчас принесу тарелки.
        Джессика как во сне прошла через раздвижные стеклянные двери на крытую террасу. Та оказалась такой большой, что с легкостью вмещала зону отдыха на шесть кресел из темного ротанга с мягкими подушками. С другой стороны стоял огромный грубый дощатый стол со стульями. Судя по размеру, за ним могли с легкостью уместиться восемь человек.
        В гигантских цветочных горшках росло все, что угодно,  — от настоящих взрослых деревьев до скромных анютиных глазок. Джессика села за стол и представила себе вечеринки, проходившие здесь, на которые она ни разу не была приглашена.
        Бросив взгляд на реку, она почувствовала, что сейчас заплачет. Этот дом буквально кричал о том, как далеко вперед успел уйти Кейд. Он жил жизнью, о которой она ничего не знала. После сегодняшнего дня, когда дела почти вернули их к прежней близости, Джессика вдруг почувствовала себя невыносимо одинокой.
        Кейд вошел на террасу, держа в руках тарелки и пиццу, скользнул взглядом.
        — Что с тобой?
        — У тебя красивый дом,  — отозвалась она каменным голосом.
        — Да, нормальный.  — Интересно, он нарочно недооценивает свои апартаменты?
        — Кухня — просто ожившая картинка из журнала.
        Он пожал плечами, вытащил из коробки пепперони, положил ей на тарелку. Будто они заказали ее не сегодня, а когда-то очень давно.
        — Я думаю, в новом доме мне тоже стоит подумать об открытом пространстве.  — Она откусила пиццу, стараясь не терять голову от возбуждения. Не потому, что пицца так хороша, а потому, что ее вкус пробудил волну воспоминаний.
        — Не стоит.
        Потерять голову от пиццы?
        — Открытое пространство не так хорошо, как кажется.
        — Да-а,  — с облегчением откликнулась Джессика,  — тебе не нравится?
        — Оно не допускает никакой неряшливости. Все постоянно на виду. Никуда не спрячешься от грязной посуды.
        — Должно быть, тебе это непросто.  — Ей вспомнились обидные слова, которые они бросали друг другу из-за того, что сейчас казалось совсем смешным. Следы зубной пасты на раковине, рулон туалетной бумаги стоит не так, как надо.  — Но я что-то не вижу грязной посуды.
        — О да, кондоминиум предоставляет услуги. Они могут прислать кого-нибудь помыть посуду, убрать постели и прочее. Неужели ты думаешь, что все эти растения живы благодаря моим заботам?
        — Шикарно живешь,  — оценила Джессика.  — Как в отеле.
        — Точно,  — согласился Кейд.  — Наверное, именно поэтому это место не воспринимается как дом.
        От удивления у нее по спине побежали мурашки. Неужели в этом красивом, идеально устроенном месте он не чувствовал себя как дома?
        — Я скучал об этой пицце,  — признался он.
        — Я тоже.  — Она понимала, что оба имеют в виду вовсе не пиццу. Они сидели на террасе и смотрели, как меняется река под лучами заходящего солнца. Молчали, наслаждаясь покоем.
        — Мне надо идти,  — наконец заговорила она.  — Я должна сделать несколько звонков. Наверное, уже слишком поздно звонить друзьям. Поеду в отель, сделаю кое-какие приготовления на оставшиеся дни недели.
        — Не стоит беспокоиться. Здесь полно места. Есть комната для гостей.
        Если рассуждать здраво, Джессика понимала, что не может остаться. Но ей здесь так нравилось. Как ни странно, в отличие от Кейда, она чувствовала себя как дома. Возможно, потому, что впервые после столкновения с грабителем чувствовала себя в безопасности, усталой, но спокойной.
        А может быть, ее дом там, где Кейд? Еще одна причина, чтобы уйти.
        — Ладно,  — услышала она собственный голос.  — Разве только на одну ночь.
        Разумная часть существа попыталась вмешаться.
        — Мне надо собрать кое-какие вещи. Не знаю, как я могла об этом забыть.
        — Я же тебе говорил,  — Кейд снисходительно улыбнулся,  — на голодный желудок ты плохо соображаешь. Я об этом подумал, но решил, что твои вещи наверняка пропахли гарью. Не волнуйся. В ванной есть все, что надо: зубные щетки, паста, шампунь и прочее. А пижама тебе не нужна.
        Джессика почувствовала, как брови подпрыгнули вверх. Кейд засмеялся:
        — В гостевой комнате своя ванная и туалет. Я не предлагаю тебе спать голой. Можешь взять мою рубашку.
        Господи, он был ее мужем. Так почему она покраснела, как школьница, когда его губы с такой раздражающей легкостью произнесли слово «голой»?
        Глава 12
        — А что я надену завтра?
        Ее голос дрожал от напряжения. Однако Кейд, похоже, не испытывал никакого напряжения. Лишь пожал плечами и игриво произнес:
        — Мы что-нибудь придумаем. Думаю, хуже того, что на тебе сейчас, точно не будет.
        Мы.
        Она велела себе не попадаться на эту удочку. Позволить Кейду заботиться о ней было бы слабостью. Да и ощущение безопасности рядом с ним не больше чем иллюзия.
        Однако уговоры не помогли. К тому же Джессика вдруг поняла, что после нападения не могла ни спать, ни есть нормально. На нее навалилась усталость.
        — Одна ночь,  — решила она.  — Надеюсь, до завтра мой дом проветрится.
        — Возможно,  — не слишком искренне согласился Кейд.
        — Думаю, сейчас мне лучше отправиться в постель.
        — Хорошо. Я провожу тебя, подыщу рубашку, которую ты сможешь надеть вместо пижамы.
        — Я уберу посуду.
        — Не надо, сам все сделаю. Теперь, когда я живу один, у меня это лучше получается.
        Правда ли это, или завтра придет горничная и все уберет? Джессика почувствовала, что ей все равно. Она отдалась роскошному ощущению быть женщиной, за которой ухаживают. Хотя бы на одну ночь!
        Ее повели по широкому коридору, она вошла в спальню, представлявшую собой настоящую симфонию в серых тонах. Войдя в ванную, открыла рот от удивления. Прекрасная ванна в форме яйца. Двойная раковина из гранита. Душевая кабина. И это все в гостевой комнате.
        Отчего ее так успокаивала мысль, что Кейд не чувствовал себя здесь как дома, считая своим домом маленькую хибарку, где они жили вместе?

«Ты просто устала». Как и было обещано, в ванной она нашла все, что нужно, от зубных щеток до свежих полотенец.
        Выйдя из ванной, Джессика увидела, что Кейд оставил на кровати рубашку для нее. Не в силах удержаться, она прижала ее к лицу и глубоко вдохнула глубокий манящий запах мужа. Расстегнула огромные пуговицы платья и сбросила его. Потом надела рубашку. Застегнуть пуговицы оказалось не так просто, но она справилась. Правда, когда оказалось, что она застегнулась криво, не хватило сил переделывать. Утонув в мягкой роскоши кровати, Джессика посмотрела в окно на огни города, отражавшиеся в темных водах реки, и почувствовала, как тяжелеют веки.
        Впервые после того, как магазин попытались ограбить и она сломала руку, опрометчиво сцепившись с грабителем, ей удастся заснуть с легкостью. И спать будет крепко. На самом деле не первый раз за неделю. Первый раз за год.
        Кейд очень остро ощущал близкое присутствие Джессики. Стоило лишь пройти по коридору. И лучше бы он не острил на тему того, что она может спать голой.
        Мужчине, который до сих пор тосковал о своей почти бывшей жене, совсем ни к чему задумываться о ее наготе.
        Однако он уже давно придумал способ избавления от болезненных мыслей. Он взглянул на часы. Несмотря на то что Джессика уже легла в постель — она всегда плохо справлялась со стрессом и, как он подозревал, очень устала,  — было еще рано.
        А у него имелось свое лекарство.
        Работа. К тому же сегодня он сильно подпортил ее дом. Всем этим надо заняться. Кейд любил ощущение того, что у него есть цель. На этот раз он решил позвонить парню, который чинил дверь в магазине, по крайней мере, чтобы привести в порядок полы.
        Как все хорошие плотники и мастера широкого профиля, Джейк оказался занят. Однако услышав о том, в какой ситуации оказалась Джессика, а ее мебель до сих пор стоит на лужайке, изъявил желание отложить другую работу.
        Такое поведение вызывало доверие. Кейд рассказал о проблемах в доме Джессики. Несмотря на воскресный день, Джейк пообещал уже завтра утром оценить объем работ и представить Кейду смету по деньгам и времени, необходимому для ремонта.
        — Она сможет пару дней пожить где-нибудь еще? Циклевка и покраска полов дело непростое. Всегда существует риск неприятностей. Даже самая лучшая шлифовальная машина не может убрать все опилки, а в них полно вредной химии. К тому же проще работать, если в доме никого нет.
        — Да, конечно,  — согласился Кейд, подумав, что Джессика могла бы несколько дней оставаться здесь. Но, возможно, она будет настаивать на том, чтобы поехать в отель.
        Пусть и ненадолго, но Кейд все еще ее муж. И ему нравится, что она здесь, под его крышей. Нравится чувствовать себя заботливым, решать ее проблемы.
        Поэтому он дал Джейку добро.
        Повесив трубку, Кейд признался себе, что есть масса вещей, особенно когда речь шла о чем-то серьезном, которые он не умеет чинить. И не стоит об этом забывать. Вот и мысль о том, что он в состоянии защитить Джессику, в значительной степени иллюзия. Однажды он уже попытался сделать это в реальной жизни, но потерпел неудачу.
        Завтра утром он встанет в такую рань, что она еще не успеет открыть глаза. Он уйдет и избавится от этого нелепого двойственного ощущения так же, как делал это всегда.
        Поедет на работу.
        И оставит жену одну, подсказывал слабый внутренний голосок. Как делал это всегда.
        Однако на этот раз вышло иначе. Среди ночи Кейда разбудил плач.
        Он вскочил с кровати и прошел по коридору к ее двери. На мгновение остановился, внезапно подумав о том, что на нем только нижнее белье. Но, услышав сдавленное всхлипывание, забыл все сомнения. Открыв дверь, подбежал к Джессике. У кровати стоял сенсорный ночник, Кейд провел по нему рукой.
        На Джессику упал мягкий свет. Она металась по постели, волосы слиплись от пота, глаза были крепко закрыты. Почувствовав свет, она резко села и проснулась.
        Испуганно посмотрела на него, потом ее взгляд стал таким, ради которого Кейд мог бы отдать жизнь. Когда-то он жил ради него. Но это было давным-давно, он еще верил в сказку.
        — Что с тобой?  — нежно спросил он.
        — Просто плохой сон,  — ответила она хрипло.
        Кейд пошел в ванную и, взяв пластиковый стакан, с треском снял целлофановую пленку. Это в очередной раз напомнило ему, что это место больше похоже на отель, чем на дом. Налив воды, он отнес стакан Джессике.
        Она сидела на кровати, прислонившись к спинке и закрыв глаза.
        — Извини.
        — Ничего страшного. И давно у тебя кошмары?
        — С того дня, когда залезли в магазин.  — Джессика сделала большой глоток.  — Мне снится, что кто-то ломится в мой дом. В мою спальню. Я просыпаюсь и…  — Она вздрогнула.
        Кейд почувствовал бессильную ярость к грабителю, ставшему причиной всего этого.
        — Ты совсем раздетый?  — вдруг шепнула она.
        — Да.  — Ему хотелось сказать, что в этом нет ничего такого, чего она не видела раньше, но Джессика вдруг смутилась, это выглядело очаровательно.
        — Ты же знаешь, я не ношу пижамы,  — напомнил он.
        И присел на кровать рядом с ней. В ней все было очаровательно. В его рубашке, косо застегнутой, Джессика выглядела прелестной и беззащитной. Волосы упали на одну сторону, он с трудом удержался от соблазна погладить их рукой. Заметил, что ее взгляд, бегая повсюду, избегает его голых ног.
        Черт возьми! Сколько они уже женаты?
        У Джессики был такой вид, будто она возражает против того, чтобы он залезал на кровать, но она подвинулась, и Кейд положил ноги на матрас, почувствовав прикосновение знакомого округлого плеча, и втянул носом ее запах.
        — Мне очень жаль, что у тебя ночные кошмары.
        — Это глупо. Похоже, это посттравматическое стрессовое расстройство. Стыдно, что оно возникло из-за такого незначительного инцидента.
        — Эй, прекрати это. Ты пострадавшая. А стыдно должно быть тому, кто это сделал. Господи, Джесс, неужели у таких людей нет ни капли совести? Достоинства? Неужели не понимают, какой болью и стрессом оборачивается то, что они готовы сделать ради незначительных сумм?
        Он почувствовал, как расслабилась Джессика, прислонившись к нему.
        — А мне его жаль.
        — Ну вот еще,  — фыркнул Кейд.
        — Думаю, ни ты, ни я никогда не доходили до такого отчаяния.
        На самом деле это было не так. Когда Джессика захотела иметь ребенка, он испытал отчаяние оттого, что не мог дать ей это и сделать счастливой. Настоящее отчаяние. Тогда, при виде ее горя, его охватило ужасное ощущение собственного бессилия.
        Кейд выключил свет. Найдя рукой голову Джессики, положил ее себе на плечо, погладил по волосам.
        — Ложись и спи. Я посижу здесь, пока ты не уснешь. Ты в безопасности. Я с тобой. Давай-ка, ложись.
        — Да, сейчас. Знаешь, что мне это напомнило, Кейд?
        — Хм-м?
        — Помнишь, когда мы впервые встретились, как я испугалась грома?
        — Да. Помню.
        — А потом, когда однажды ночью над городом проносилась страшная гроза с молниями, и ты, приехав ко мне, вытащил меня из ванной, куда я спряталась от страха.
        — Под раковину,  — напомнил он.
        — Ты вывел меня на улицу и накрыл стол на ступеньках перед входной дверью. Постелил покрывало, поставил бутылку вина и два бокала. И мы уселись на ступеньку. Сначала мне было страшно, я вздрагивала и хотела убежать. Тучи такие черные, молнии такие яркие. Я чувствовала себе, как Элли из «Волшебника Изумрудного города». Казалось, меня сейчас унесет. А ты положил мне руку на плечо, словно хотел удержать на земле. Сказал, если я сосчитаю, сколько секунд проходит между молнией и громом, смогу узнать, насколько далеко от нас ударила эта молния.
        Кейд все это помнил, особенно то, как прижалось к нему ее дрожащее тело, когда гроза усилилась.
        — Она подбиралась все ближе и ближе, и в конце концов пауза между молнией и громом совсем исчезла. Я не могла сосчитать даже до двух. Весь дом задрожал. Я почувствовала, как ты содрогнулся от грома, я тоже, и ступеньки, и все вокруг. Содрогнулось даже большое дерево перед домом.
        — Да, помню.
        — Все небо озарилось яркой вспышкой. Я посмотрела на тебя и увидела, как свет молнии залил твое лицо. Но ты ничуть не испугался. Мне показалось, тебе даже нравилась сила и ярость грозы. И вдруг почувствовала, что мне больше не страшно, мне это тоже нравится. Сидеть с тобой на ступеньках, потягивать вино, кутаться в покрывало и постепенно намокать от дождя.
        Джессика надолго замолчала.
        — И после этого,  — с нежностью произнес Кейд,  — всякий раз, когда начиналась гроза, ты первая выходила на ступеньки.
        — Это было весело, правда? И ничего не стоило. Просто сидеть на ступеньках и смотреть на грозы. Они появлялись неизвестно откуда. Мы не могли запланировать их. Но эти моменты…
        — Я знаю, Джессика. Они самые лучшие. Эти моменты были самыми лучшими.
        — Вот и сегодня,  — сказала она, слегка замедленным сонным голосом,  — сегодня тоже был хороший день. Как тогда.
        — Я чуть не сжег твой дом.
        — Наш дом,  — поправила она.  — Ты меня рассмешил. И это того стоило.
        Ее слова сказали Кейду, как много боли скопилось в их отношениях и как сильно он в этом виноват. Хотелось что-то сделать с этим, как-то исправить. Его взволновало случайное признание Джессики в том, что она давно не смеялась. И он признался себе, что в ответе и за это тоже.
        И понял, что они с Джессикой могут расстаться по-хорошему. Развестись без злобы и взаимных упреков. Так, чтобы потом вспоминать моменты, как сидели вдвоем и смотрели на грозу. Эти воспоминания делали их лучше. Не на время. Навсегда.
        Он чувствовал, что стал лучше благодаря ей.
        Глава 13
        Возможно, он и не стал таким, каким хотел и надеялся стать, зато сделался лучше, чем был. И это благодаря Джессике, благодаря их любви.
        Существует ли способ сохранить это до тех пор, пока они не скажут друг другу последнее прощай? Завтра воскресенье. Что, если он не поедет на работу?
        Кейд ощутил какое-то движение. Голова Джессики тяжело легла ему на грудь, дыхание сделалось спокойным и размеренным.
        Он понимал, что должен встать и уйти, но в этом было что-то особенное, какой-то нежданный подарок. Его жена рядом с ним, доверилась ему, и он чувствовал себя как в один из тех далеких и прекрасных моментов, когда они сидели на ступеньках перед домом и смотрели на грозу. Понял, что не хочет этого лишиться.
        В конце концов он так и уснул, обнимая спящую Джессику.
        Она проснулась, испытывая приятнейшее ощущение оттого, что хорошо выспалась. В комнату лился поток солнечного света. Она села, потянулась и поняла, что из огромных окон спальни открывается потрясающий вид на реку и людей, снующих по прилегающим дорожкам.
        Вспомнилось, как накануне приходил Кейд, они говорили, вспоминая грозы. Или это был сон? Скорее всего, потому что уже давно, очень давно все слишком усложнилось.
        Однако, взглянув на постель, Джессика увидела, что место рядом с ней смято, будто там кто-то лежал.
        Откуда-то из хозяйской жилой зоны до нее донесся знакомый звук.
        Кейд что-то насвистывал.
        Ее удивило, что он до сих пор не ушел. Она посмотрела на часы. Уже больше девяти. Воскресенье всегда было для Кейда обычным рабочим днем. Обычно в семь утра он уходил на работу. Но сегодня не просто не ушел, а насвистывал что-то веселое, будто чувствовал себя счастливым. Как в старые добрые времена.
        В щелке над дверью появился свет, она распахнулась. Джессика натянула одеяло до подбородка, будто стеснялась его.
        — Я принес тебе кофе.
        Она стеснялась Кейда. Ее вдруг осенило, что вчерашний вечер вовсе не сон, она отчетливо вспомнила его возбуждающий образ в одном белье. К счастью, теперь он стоял перед ней почти одетым, хотя даже в таком виде выглядел сексуально сверх всякой меры.
        Кейд, очевидно, только что принял душ и дышал свежестью. Влажные волосы торчали как попало, по щеке стекала капля воды. Он стоял босиком, в джинсах, с голым торсом и белым полотенцем на шее.
        Джессика могла бы целый день смотреть на его широкую грудь, совершенство точеных мышц, плоский живот, уходящий под ремень джинсов, низко сидевших на стройных бедрах. Она почувствовала, как от этого зрелища пересохло во рту.
        Он протянул ей кофе. Аромат был просто великолепен, однако не настолько, насколько его собственный свежий запах после душа. Джессика взяла чашку. Их пальцы соприкоснулись, и воздух сразу наэлектризовался.
        Да, прошлый вечер ей не приснился. Теперь она знала, Кейд скользнул к ней в постель, они вспоминали, как любили смотреть на грозу. А потом она уснула, положив голову ему на плечо.
        Чтобы успокоиться, Джесика сделала глоток кофе. Неожиданно и приятно. Кейд всегда готовил прекрасный кофе, любил его и постоянно экспериментировал с разными зернами, которые молол сам. В чашку Джессики он добавил ровно столько сливок, сколько надо, и не стал класть сахар.
        Он помнит. Наверное, глупо, но ее очень порадовало, что он помнит, как она любит кофе. Роскошная постель, солнце и кофе, который подавал полуодетый Кейд. Да, это тоже один из неожиданных прекрасных моментов.
        — Я только что говорил с Джейком.  — Он отпил кофе, глядя на нее поверх ободка чашки.
        — С кем?
        — С Джейком. Это мастер, который чинил дверь в твоем магазине. Он как раз только что приехал к тебе.
        — Он у меня — сколько там, на часах — в семь утра воскресенья? Как тебе удалось заставить мастера, да еще хорошего, согласиться на это?
        — Пустил в ход свое недюжинное обаяние.
        — А может, пухлую чековую книжку?  — сладко съязвила Джессика.
        Кейд сделал вид, что обиделся.
        — Он собирается составить список всего, что надо отремонтировать: протечку на крыше, ручку в туалете и, конечно, полы. К тому же уберет гарь, подпортившую потолки. Это хорошая новость.
        — Значит, есть и плохая?
        — Да. Без этого ведь никак, верно? Чтобы все сделать, ему потребуется почти неделя. И сказал, ему гораздо удобней, если тебя там не будет.
        Джессика уткнулась носом в чашку.
        — Ох!  — Неделя такой жизни? Кофе в постель, поданный потрясающим мужчиной, которого ей когда-то довелось знать очень близко? Который вчера вечером сидел у нее на кровати в одном нижнем белье? Да она с ума сойдет.  — Послушай, совершенно ясно, я не могу здесь оставаться. Надо позвонить подруге. Или поеду в отель.
        — Кому это ясно, что ты не можешь здесь оставаться?
        — Кейд, мы разводимся. Предполагается, что должны ссориться, а не жить в одном доме, словно добрые соседи.
        — Покуда солнце всходит на востоке, я не намерен больше ссориться с тобой.
        — Терпеть не могу, когда ты цитируешь Вождя Джозефа.  — Она лгала. Она любила это. Любила так же, как то, что он делал кофе, как ей нравится, даже не спрашивая, как надо.
        Ей нравилось, что Кейд не забыл, как она купила картину, совершенно не вписывающуюся в их семейный бюджет, в названии которой использовалась эта цитата. Джессика помнила, что он не стал злиться. Повертел полотно, где конь мчался навстречу солнцу, и, улыбнувшись, сказал: «Пожалуй, она стоит того, чтобы недельку поголодать».
        Впрочем, голодать им, конечно, не пришлось.
        Это было в самом начале, когда иметь свой дом и мужа, о котором надо заботиться, казалось ей чем-то новым и увлекательным. Позднее стало казаться, что Кейда раздражало, когда она покупала что-то в дом.
        Джессика подумала, не стоит ли напомнить ему об этом. Нет, это выглядело бы слишком мелочно. Она бросила на него взгляд. Почему он вспомнил эту цитату? Не потому ли, что они начинают новую жизнь? И в этой жизни больше не будут ссориться? Но все ссорятся, когда разводятся.
        — Нет ли у тебя желания развлечься сегодня? Раз уж нам не нужно заниматься ремонтом?
        Нет, она совсем не хотела развлекаться! Она хотела развестись. Продать дом, где они жили вместе. Порвать все нити, связывавшие ее с ним. Усыновить ребенка и устроить свою жизнь без него. Развлечься? Кто это развлекается в процессе развода?
        — Мне казалось, я убиваю всю радость,  — сказала она, поставив чашку и сложив руки на груди. Ей вдруг захотелось, чтобы рубашка, в которой она спала, выглядела хоть немного секси. Приходилось признаться себе в этих предательских мыслях.
        Кейд выглядел смущенно:
        — Ты убиваешь всю радость?
        — Так ты сказал. В тот день, когда ушел.
        Казалось, он искренне потрясен.
        — Не может быть.
        — Да, ты это сказал.  — На самом деле эти слова прожгли ее, как раскаленное клеймо, оставив след, от которого так и не смогла избавиться.
        — Ты уверена?
        — О да.
        Он выглядел искренне расстроенным, но она чувствовала, что не может спустить это так просто.
        — Ладно,  — она постаралась придать голосу непринужденную легкость,  — как ты обычно развлекаешься? Ты ведь, наверное, в этом эксперт теперь, когда никто не висит на твоей шее мертвым грузом.
        — Джессика, я не помню, чтобы говорил это. Должно быть, в сердцах, и это ничего не значит. Мне очень жаль.
        Она пожала плечами, будто ее это ничуть не трогало, будто не твердила эти слова в уме ежедневно в течение целого года.
        — Итак, допустим, мы действительно решили сегодня развлечься, хотя я не говорю, что согласна, что бы ты предложил?  — Интересно, не прозвучало ли это так, будто она прощает его? Или прощает?  — Не забудь, у меня рука в гипсе. Так что прыжки с парашютом не годятся. Как и скалолазание. И скачки на быках.
        — Неужели я сказал, что ты убила радость?
        — Да! А потом собрал вещи и ушел, и больше никогда не вернулся.
        — Джессика, я думал, ты позвонишь.
        — Зачем мне было звонить? Это ведь ты ушел.  — Она старательно пыталась скрыть боль.  — Я думала, ты позвонишь.
        — Я не знал, что сказать.
        — Я тоже. И не собиралась умолять тебя вернуться.
        — Зачем умолять вернуться? Думаю, поэтому я и не позвонил. Мы оказались в полном тупике. Устали, измучились, настрадались. Ходим по кругу. Ты хотела ребенка. Я уже ничего не хотел.
        Джессика увидела в его лице настоящую боль. Как она не замечала ее раньше? Неужели действительно так погрузилась в себя, в свои желания и не смогла разглядеть, что происходило с ним? Обвиняла Кейда в бесчувствии по отношению к себе. Теперь она увидела, что виноваты оба. Джессика почувствовала, как по спине побежал слабый холодок осознания.
        — Ну,  — она осторожно продвигалась по минному полю,  — отвечай на вопрос. Какое развлечение ты можешь предложить однорукой женщине?
        Глаза Кейда остановились на ее губах.
        — Прекрати.
        — Ты о чем?  — невинно поинтересовался он.
        — Перестань так смотреть на меня. Я думаю, для однорукой женщины это уж слишком.
        — Что?
        — Ты знаешь.
        Он криво улыбнулся.
        — А я думаю, это могло бы стать отличным развлечением.
        — Черт возьми, это почти невозможно.
        — Не согласен. Мне нравится преодолевать трудности. Люблю придумывать, как с ними справиться.
        Господи, она не могла оставаться здесь еще несколько дней, когда сам воздух между ними дышит чувственным напряжением.
        — Я мог бы начать с того, чтобы помочь тебе принять душ.  — Его голос сделался совсем низким и соблазнительным.
        Джессика бросила в него подушку. Бросок получился неточным, Кейд уклонился, стараясь обезопасить кофе. Рассмеялся и скорчил ей рожу:
        — Значит, договорились? Сегодня идем развлекаться?
        — Согласна, но только если ты будешь хорошо себя вести,  — предупредила она, потянувшись рукой к следующей подушке.
        — А я должен? О’кей, о’кей.  — Он попятился и исчез за дверью.
        Джессика пошла в ванную, умылась и надела платье для беременных. Увидев свое отражение в большом зеркале до пола, украшавшем роскошную гостевую ванную, поняла, как мало преуспела в достижении своей цели.
        Джессике хотелось выглядеть так, словно ей на все наплевать! Но явно не настолько плохо. Ни дать ни взять сирота, брошенная на пороге детского приюта. И все же, отказываясь поддаться соблазну заслужить хоть каплю одобрения со стороны Кейда и уж тем более пытаться выглядеть привлекательно, она гордо вышла из ванной.
        По правде сказать, была еще одна причина. Она просто больше ничего с собой не взяла. Думала, что пробудет здесь совсем недолго. Учитывая, насколько шаткой оказалась ее решимость, выглядеть жалкой, пожалуй, наилучший вариант.
        Кейд стоял у рабочего стола на кухне и выкладывал на тарелку круассаны, судя по всему, только что принесенные.
        — Вау. Извини, не могу на тебя смотреть. Забыл, насколько уродливо это платье. А может, подсознательно старался забыть. Для меня это настоящая психотравма.
        — Оно не такое уж плохое.  — Он до сих пор не надел рубашку. В департаменте жизненных несправедливостей это бы наверняка оценили. Он не хотел на нее смотреть, а ей хотелось смотреть на него бесконечно.
        — Нет, оно безобразно. Можешь мне поверить. Одна радость, его безобразность наводит меня на мысль, чем сегодня заняться. Первым делом устроим шопинг.
        — Я не хочу шопинга. Мне нравится это платье.  — На самом деле Джессика считала его совершенно отвратительным.  — Я понимаю, тебя это удивляет, но дело обстоит именно так.
        — Ты меня не удивляешь. Но в департаменте того, за что можно быть благодарным…
        Она прищурилась и с подозрением взглянула на него. Он не из тех, кто склонен искать, за что можно быть благодарным.
        — Радует то, что ты не надела камуфляжное. Если мы сегодня окажемся в лесу, не хотелось бы тебя потерять.
        — А что, есть шанс оказаться сегодня в лесу?
        — Когда нет четких планов на день, всякое может случиться.
        Это привело ее в восторг гораздо больше, чем надо. Спонтанные действия уже давно исчезли из жизни Джессики, она вдруг почувствовала, как ей этого не хватает.
        Глава 14
        Кейд обладал одним качеством, которое особенно восхищало ее, исключительной открытостью к тому, что предлагала жизнь.
        Помимо горячих круассанов ему принесли джем. Они съели этот нехитрый завтрак, сидя на террасе под теплым весенним солнцем. Каким же волшебством обладает весна, что внушает надежду даже самому израненному сердцу?
        Казалось, Кейд забыл, что она выглядит отвратительно. Казалось, Джессика забыла, что Кейд выглядит великолепно. Между ними воцарился былой мир и покой.
        Они болтали, будто и не было ничего плохого. Как в старые добрые времена, когда, общаясь с ним, она чувствовала, что находится с лучшим другом. Беседа текла легко и непринужденно. То, о чем говорил один, тут же спешил подхватить другой. Они говорили об общих друзьях, о его тетушке Хелен, о ее кузине Дейв. О своей работе.
        А потом вышли из дома и направились в центр города. Шагая рядом с ним, Джессика в очередной раз остро почувствовала, как ужасно выглядит в этом платье. Кейд был одет в простую спортивную рубашку и летние брюки цвета хаки, но, несмотря на это, она не могла не заметить, какие взгляды бросали на него женщины. Заинтересованные. Восхищенные. Жаждущие испытать такое же удовольствие. На нее они тоже бросали взгляды, но, удивившись, тут же забывали о ней.
        Когда он обошел ее и взял за руку, Джессика почувствовала всплеск этой жажды. Как же сильно она истосковалась о нем, о тех мелочах, которые составляют близость, о его сильной руке, по-хозяйски сжимавшей ее ладонь и посылавшей всем остальным сигнал «мое».
        Джессика была полна решимости устроить жизнь, обойтись без этого, стать самостоятельной, но его рука, державшая ее руку, наполнила ее тоской. Она почувствовала это физически, как дрожь, пробегавшую вверх-вниз по спине и не желавшую уходить.
        Будь она умнее, оттолкнула бы его руку и убежала прочь. Но здравый смысл, похоже, покинул ее. Хотелось удержать эти мгновения. Будто она воровала их, чтобы сохранить где-то глубоко в себе для тех времен, когда рядом не будет Кейда. Джессика чувствовала, что за эти воспоминания будет благодарна судьбе даже больше, чем за все предыдущие. Горечь, злость и разочарование оставили много темных красок на полотне их истории, закончившейся расставанием, они почти полностью скрыли первоначальный светлый замысел.
        Они дошли до центра города и выбрали пешеходную зону на Стивен-авеню. Погода стояла прекрасная. В центре не было обычной для будних дней суеты, которую создавали толпы мужчин и женщин в деловой одежде, на смену им пришли ярко одетые продавцы, и ощущение бурлящей жизни не покидало улиц.
        Одетый ковбоем, уличный музыкант, устроившись на обочине Стивен-авеню, пел что-то чувственное. Они остановились и несколько минут слушали его. Кейд бросил пятерку в футляр от гитары, и они двинулись дальше. Потом с удовольствием прошли мимо знаменитых зданий из песчаника, причисленных к немногочисленным историческим памятникам Канады. Сотни лет жители Калгари занимались здесь торговлей.
        Пройдя мимо здания, находившегося в самом сердце финансового центра Калгари, где работал Кейд, они оказались рядом с украшенной колоннами галереей «Хадсон-Бей компани». Это впечатляющее строение всегда считалось визитной карточкой делового центра.
        — Может, зайдем сюда?
        Джессика посмотрела на магазин, у которого остановился Кейд. Маленький, но очень дорогой бутик под названием «Крисалис», о котором Джессика, конечно, знала, но куда никогда не ступала ее нога.
        — Я не могу туда идти.
        — Почему?
        В основном из-за своей одежды.
        — Я не могу себе позволить то, что здесь продается.
        — А я могу.
        — Нет.
        — Брось. Это будет забавно. Помнишь сцену, которая нам так понравилась в том фильме?
        — «Красотка»?  — догадалась она.
        Кейд радостно кивнул:
        — Давай ее разыграем.
        — Я не Джулия Робертс,  — возразила Джессика, но в душе почувствовала, что готова вступить в игру. Куда подевались шутки и игры, которые они так любили поначалу?
        — Ты гораздо лучше,  — ответил он, взглянув на нее с таким искренним мужским восхищением, что Джессика чуть не растаяла.
        Они вошли в магазин. Интерьер отличался сдержанной элегантностью и вкусом. Однако продавщица оказалась очень шикарной молодой девушкой с вопиюще яркой пурпурной лентой в светлых волосах. Она бросилась к ним, чтобы, как подумала Джессика, попытаться отделаться от нее. Совсем как в кино.
        — Вы мои первые клиенты за сегодняшний день,  — радостно воскликнула девушка. Затем окинула Джессику взглядом опытного модного стилиста. Только вместо снобизма и осуждения Джессика ощутила доброжелательность и искреннее беспокойство.  — Что это на вас надето?  — Девушка произнесла это таким тоном, каким обычно говорят: «Я очень сожалею, что вашу семью постигло это скорбное событие».
        — У меня небольшая проблема с рукой,  — настороженно объяснила Джессика.
        — Тем не менее, несмотря на это, вы прелестны! Вам просто надо подчеркнуть свои достоинства!  — Она бросила на Кейда красноречивый взгляд, говоривший: «Особенно когда вы с парнем, который так на вас смотрит», и явно оценила его достоинства.
        — Спасибо. Мы просто хотели взглянуть, что у вас есть.
        — Нет, нет, нет. Я устрою вам экскурсию по «Крисалис».
        — О, дорогой,  — пробормотала Джессика, бросив на Кейда умоляющий взгляд. Уведи меня отсюда. Но Кейд только сложил руки на груди и слегка пожал плечами. Давай просто посмотрим.
        — Это не займет у вас много времени. Честно говоря, мне будет очень приятно с вами работать. Превратить гусеницу в бабочку, что и предполагает название нашего магазина. Кстати, меня зовут Холли.
        Девушка излучала такой искренний энтузиазм, что Джессику даже не рассердило сравнение с насекомым.
        — В обычной ситуации я бы поинтересовалась вашим образом жизни. Но, думаю, сегодня вы ищете вещи, которые будет проще надевать и снимать, верно?
        Кейд хмуро посмотрел на Холли.
        — Мы надеялись встретить кого-нибудь больше похожего на продавщицу из фильма «Красотка». Помните? Думали, вы станете презрительно фыркать, а потом я махну перед вами своей золотой кредиткой, и вы начнете лезть из кожи, стараясь угодить нам.
        Холли засмеялась:
        — Золотая карта? Это мне нравится. Но я всегда лезу из кожи, стараясь помочь клиентам.  — Она взглянула на Джессику.  — Как вы смотрите на то, чтобы пройти в примерочную, а я подберу вещи, которые, на мой взгляд, могут вам подойти?
        Казалось бы, Джессика могла обидеться, ведь ей открытым текстом говорили, что она не умеет выбирать одежду для себя. Однако как можно было винить девушку, учитывая платье, в котором она пришла?
        — Я люблю пробуждать в людях интерес к покупкам, предлагая им несколько вещей на свой вкус,  — пояснила Холли.  — Понимаете, в магазине люди имеют обыкновение двигаться по накатанной колее.
        Уголком глаза Джессика увидела, как Кейд выкатил глаза в ответ на такое почти религиозное отношение к шопингу.
        Ничуть не смутившись, девушка продолжила:
        — Они раз за разом выбирают себе вариации тех вещей, которые у них уже есть. Иногда свежий взгляд дает поразительные результаты. А потом вы сами сможете подобрать себе что-то подобное, чтобы поразить своего исключительно симпатичного бойфренда.
        — Мужа,  — поправил Кейд.  — Хотя определение «исключительно симпатичный» мне понравилось.
        — О, простите. На вас нет кольца,  — оправдывалась Холли. Она подмигнула ему.  — Хотя, похоже, совсем недавно оно еще было.
        Взгляд Джессики метнулся к безымянному пальцу Кейда. Верно, белая полоска на коже отчетливо указывала на то место, где было обручальное кольцо. Учитывая, как быстро исчезали такие отметки, полоска говорила о том, что еще совсем недавно он носил кольцо. О чем это говорит?

«Не думай об этом»,  — строго велела себе Джессика. Сегодня у нее другая цель. Развлечься. Забыть обо всем. Чувствовать себя непринужденно. И если с помощью Холли у нее получится выглядеть лучше, чем сейчас, будет совсем неплохо.
        Джессика вдруг почувствовала, что не имеет никакого желания афишировать приближающийся развод.
        Она послушно проследовала за Холли в заднюю часть магазина, где располагалась шикарная зона ожидания, с удобными глубокими креслами и огромным плоским телевизором. Вручив Кейду пульт от него, Холли отвела Джессику в элегантную примерочную. И через несколько минут вернулась.
        — Не хочу показаться бестактной, но я принесла вам вот это.  — В руке она держала бюстгальтер.  — Он застегивается спереди.
        И еще он был невообразимо секси. Джессика взяла бюстгальтер здоровой рукой, ей вдруг до боли захотелось надеть его. Позволить себе стать женственной и красивой.
        После того как ее бросил муж, она перестала чувствовать себя красивой. И, несмотря на успешность в бизнесе, ощущение поражения и одиночества не покидало ее.
        Неизвестно, откуда явилась непрошеная мысль.
        Неужели она хотела завести ребенка, чтобы избавиться от гнетущего чувства собственной неполноценности? Джессика поспешила отбросить набежавшую тень. Сегодня только развлечения. За прошедший год она потратила достаточно времени на самокопание.
        — Вы просто спасаете мне жизнь,  — сказала она Холли, решившись поддаться искушению. И сделала это безоговорочно. У Холли оказалось поразительно точное чутье на моду и стиль. Следом за бюстгальтером она уже очень скоро снабдила Джессику целой горой нарядов, которую венчал прозрачный топ из черного шелка.
        Ничего из этого Джессика не выбрала бы самостоятельно. Она стала настоящим мастером заниженной самооценки. Почти вся ее одежда выдержана в нейтральных серых и бежевых тонах, будто сделана для невидимки. Теперь она это видела.
        Джессика прикоснулась к шелку и почувствовала самую настоящую жажду. Жажду быть красивой.
        Вдруг стало ясно, что она перестала следить за собой задолго до того, как ушел Кейд. После потери второго ребенка.
        — Он удивительно подходит к вашим глазам. И посмотрите, застегивается на липучки!
        — Вы нашли топ на липучках? Это действительно шелк? А где бирка с ценой?
        — Ваш принц Очарование велел снять все ценники.
        — Хм-м,  — промычала Джессика, чувствуя, что недовольна гораздо меньше, чем следовало бы. Она напомнила себе, что не обязана это покупать. Хотелось просто получать удовольствие от процесса.
        Вскоре ансамбль дополнила очень простая для надевания юбка и пара босоножек, в которые достаточно было просто сунуть ноги.
        — Вы выглядите великолепно,  — оценила Холли.  — Идите покажитесь ему.
        Джессика посмотрела на себя в зеркало.
        — М-м-м, кажется, это выглядит слишком молодежно.  — Кроме того, блуза оказалась весьма прозрачной, и это объясняло то, что Холли предложила ей такой сексуальный бюстгальтер.
        — Глупости.
        — Это похоже на одежду для подростка. Вам не кажется, что юбка немного… м-м-м… коротковата? Не говоря уже о том, что блузка… э-э-э… чересчур прозрачна.
        — С такими ногами, как у вас? Их надо демонстрировать, подруга. Как и другие ваши достоинства. Теперь идите и покажитесь ему! Он даст вам понять, как хорошо все на вас смотрится.
        Охваченная странным чувством смущения перед тем, что должна поделиться этим с Кейдом, Джессика вышла из примерочной. Такое же чувство она испытала сегодня утром, проснувшись с ним в одном доме. Кейд нашел по телевизору футбольный матч и смотрел его, не выказывая никаких признаков нетерпения. Он выглядел довольным.
        Но тут заметил ее. Его глаза потемнели, с губ сорвался неразборчивый возглас. Джессике вдруг стало все равно, насколько коротка юбка и прозрачна блузка. Она сделала маленький дерзкий пируэт.
        — Вау,  — произнес Кейд охрипшим голосом.  — Ты выглядишь просто потрясающе. Я обеими руками за.
        Джессика впервые за долгое время почувствовала себя не просто красивой. Она почувствовала себя сексуальной. И это оказалось невероятно приятно. Чувствовать себя сексуальной, не думать о температуре, не подсчитывать в уме, какой сейчас день в ее женском календаре. Просто получать удовольствие, развлекаться. Теперь Джессика окончательно погрузилась в эти ощущения.
        Она с удовольствием позволила Холли помогать ей надевать и снимать наряды, демонстрировала их Кейду, выступавшему в роли самой благодарной публики. Он поднимал брови, издавал низкие волчьи звуки и свистел. Заставлял Джессику чувствовать себя не просто красивой и сексуальной, а единственной в мире женщиной, вызывавшей у него такие эмоции.
        И все же рано или поздно надо было подводить черту. Джессика сделала это на вечернем платье, которое принесла Холли.
        — Мне абсолютно некуда носить такое платье,  — запротестовала она. Тем не менее с сожалением потрогала его. Как у всех вещей в «Крисалис», ткань и крой были наилучшего качества.  — Я не смогу надеть его через больную руку.
        — Еще как сможете,  — не согласилась Холли.  — У него застежка сзади, я просто надену его вам через голову. Вот так. И пу-уф. Вы бабочка.
        Чтобы просунуть руку в рукав, потребовалось немного потрудиться, но потом Джессика замерла, потрясенно глядя на себя в зеркало.
        От многочисленных переодеваний волосы у нее растрепались, но это странным образом только добавляло ощущения электрического напряжения в воздухе. Платье цвета пламени облегало фигуру как перчатка, расширяясь книзу, словно русалочий хвост.
        — Ну вот.  — Холли присела у ее ног.  — Позвольте, я надену на вас туфли.
        Словно во сне, Джессика подняла одну ногу, потом другую. Каблуки добавили к ее росту три дюйма. Казалось, гипс и повязка на руке исчезли, все внимание забирало на себя платье, особенно очень глубокое декольте.
        Холли встала и посмотрела на Джессику с удовлетворением.
        — Вот то самое, что я представляла на вас с того момента, как вы вошли в дверь. Идите покажитесь ему.
        Показаться? Но зачем? Ей было уже не весело. Она чувствовала странное волнение, похожее на то, которое испытала, когда шла с Кейдом к алтарю в свадебном платье.
        Она собралась возразить, но, когда Холли открыла перед ней дверь, Джессика втянула в себя воздух и шагнула из примерочной. Холли скользнула в сторону.
        Кейд не поворачивался.
        — Держи мяч!  — крикнул он, глядя в телевизор. А потом он обернулся и увидел ее. Не отрывая глаз, нажал кнопку на пульте. Экран телевизора погас. Кейд встал. Открыл рот, закрыл его и, повернувшись, уставился на нее прищуренным страстным взглядом.
        Именно этого ей так не хватало, когда радостное волнение у алтаря сменилось тяготами повседневной жизни, разочарованиями, обидами и непониманием.
        — Джесси,  — шепнул он.
        Именно об этом она тосковала.
        Глава 15
        Джессика потянулась к Кейду, ее веки отяжелели. Pretty woman… walking down the street…
        Звуки музыки буквально взорвали маленькую примерочную и зону ожидания. Джессика охнула и, схватившись рукой за горло, пошатнулась на высоких каблуках. Кейд мгновенно подскочил к ней.
        — Извини,  — сказала она.  — После нападения меня стали пугать громкие звуки.
        Он кивнул. Комната наполнилась знакомым вокалом Роя Орбисона. Кейд шагнул ближе, протянул руку, Джессика, не колеблясь ни минуты, протянула ему свою. Он прижал ее к себе.
        А потом они танцевали, будто так и надо, будто танец, начавшись когда-то давно, не прекращался никогда.
        Они медленно двигались по комнате, прижавшись, глядя друг другу в глаза. Музыка умолкла, но они продолжали стоять неподвижно, глядя друг на друга, словно хотели насмотреться за весь потерянный год.
        Холли не выдержала:
        — Это было просто здорово. Вижу вы…  — Она запнулась.  — Вау! Да вы просто горите.
        Руки Кейда соскользнули с талии Джессики. Он отступил назад. Провел рукой по волосам.
        — Мы это берем,  — решил он.
        — Это платье?  — уточнила Холли.
        — Нет. Всё. Все вещи, которые она примеряла.
        У Джессики открылся рот, но возражения застряли где-то в горле, и она не произнесла ни звука. Повернувшись, вернулась в примерочную.
        — Наденьте вот это,  — предложила Холли, последовав за ней, сунула руку в кучу одежды и вытащила то, что Джессика мерила в самом начале: черный шелковый топ и юбку.
        Но Джессика не хотела это надевать, потрясенная тем, что они с Кейдом столь внезапно оказались в объятиях друг друга, и думала только о том, как успокоиться и вернуть себе ощущение безопасности.
        — Где платье, в котором я сюда пришла?
        У Холли вырвался смешок:
        — Он попросил, чтобы я его выбросила.
        — Что?
        — Да, велел забрать при первой же возможности и избавиться от него.
        — И вы послушались? Это неслыханно.
        — Он был очень убедителен,  — со вздохом оправдывалась Холли.  — Кроме того,  — она подмигнула,  — кредитка-то у него.
        Джессика вспомнила нескрываемое мужское одобрение в его глазах, когда она показывалась в новых нарядах, и попыталась проанализировать свои ощущения. Как она себя почувствовала?
        Ожившей. Она ощущала полноту жизни на все сто процентов, до дрожи, до мурашек, пробегавших по коже. Действительно ли ей снова хотелось покоя? Снова почувствовать себя одеревеневшей, какой она чувствовала себя весь этот год?
        Почему бы не порадоваться тому, что с ней происходит? Хотя бы сегодня? Радоваться тому, что ожила, и в ее жизни снова появилось что-то неожиданное, веселое. Радоваться внезапной вспышке влечения между ней и тем, кто все еще был ее мужем.
        Они вышли из магазина: Кейд, весь обвешанный пакетами с одеждой, и Джессика — в наряде, который мерила первым, с ощущением свежести и легкости, которое было сродни дыханию весны. Он заплатил за все.
        — Я отдам тебе деньги,  — пообещала она. Кейд настоял, чтобы они купили все вещи, которые она надевала, даже вечернее платье.
        Раз уж они решили сегодня развлекаться, Джессика ничего не имела против. Но покупать это платье просто глупо. Ей некуда носить вечернее платье. Да и ее планы на будущее не предполагали официальных выходов в свет. На самом деле ей могли понадобиться только комфортные брюки и трикотажные кофты, в которых удобно переодевать ребенка и предаваться прочим радостям материнства.
        Но Джессика так увлеклась моментом, а это платье давало возможность почувствовать себя необычно гламурной, что захотелось сделать глупость. Да, купить эту вещицу из шелка и газа, в которой она ощущала себя не хуже, чем кинозвезда.
        Следовало возражать активней. Джессика поняла это, когда увидела сумму счета, но, вспомнив глаза Кейда, когда он смотрел на нее во время примерки, не смогла отказаться. У нее возникло дурацкое ощущение, что все эти вещи ей совершенно необходимы, хотя в действительности просто хотелось видеть этот взгляд.
        — Как только мы продадим дом, я все тебе отдам,  — твердо повторила сказала она.
        — Как хочешь. Эй, все это порядочно весит. Смотри. Вон один из рикшей, которые возят людей в коляске, приделанной к велосипеду. Ты когда-нибудь каталась на них?
        — Нет.
        Кейд перекинул пакеты в левую руку, приложил два пальца к губам и громко свистнул. Рикша — крепкий парень лет двадцати с небольшим — подъехал к ним.
        — Куда ехать?
        — А-а, мы еще не решили. Думаю, мы хотели бы зафрахтовать вас на весь день. У вас есть дневная такса?
        — Теперь будет!
        Услышав сумму, названную парнем, Джессика поняла, что необходимо отказаться, но почему-то не решилась. Они забрались на узкое сиденье и, затащив все свои пакеты, устроились, тесно прижавшись друг к другу.
        — Так куда ехать?
        — Думаю, нам нужен завтрак на природе,  — решил Кейд.  — И бутылка вина. И лес. Пожалуй, сначала заедем в «Янь» за едой. Что ты думаешь по поводу китайский кухни?
        Джессика вспомнила блюда, список которых разглядывала вчера. За каждым из них стояли воспоминания. Она любила китайскую кухню.
        — Две порции говядины с имбирем,  — напомнила она ему.
        Рикша двинулся в центр города, то ныряя в поток, то выныривая из него, из-за чего им постоянно сигналили, а он в ответ размахивал кулаком и выкрикивал ругательства в адрес других водителей.
        Это было безумно смешно, и Джессика хохотала без умолку. Восхитительное чувство полноты жизни не покидало ее, отзываясь легким покалыванием во всем теле.
        — Вы нас угробите,  — смеясь, сказала она, когда кеб, который они подрезали, громко бибикнул. А когда налетели на бордюр, она вцепилась в руку Кейда и добавила:  — Или я сломаю вторую руку.
        Он разгладил воображаемые усы:
        — И станешь именно такой, как я хочу. Беспомощной. Вот тогда-то я и обрушу на тебя все свое убийственное обаяние.
        Кейд улегся на покрывало, которое купил специально для пикника. Рикша нашел для них укромное местечко на Принсес-Айленд и потихоньку испарился, а они, слушая негромкое журчание реки, наслаждались пикником под сенью густого дерева. Теперь, когда вся еда была съедена и почти все вино выпито, он чувствовал себя расслабленным и сонным.
        — Две порции говядины с имбирем. Это же чистой воды мазохизм.
        — Никто не заставлял тебя съедать все.
        — Ты же знаешь, почему нам всегда приходится покупать две порции.  — Всегда, будто и не было в их отношениях пустого места длиной в год, будто они могли просто взять и продолжить оттуда, где расстались. Кейд вспомнил, на чем они расстались, и, несмотря на то, что сейчас чувствовал себя с Джессикой очень хорошо, задумался: а хотят ли они продолжить?
        — Да, нам всегда приходилось брать две порции, ведь ты съедаешь одну порцию и большую часть второй.
        — Признаюсь, виноват,  — простонал он.  — Джесси, у меня болит живот.
        — И еще три спринг-ролла,  — напомнила она.  — И большую часть риса.  — Джессика произнесла все это строгим голосом, но, когда Кейд приоткрыл один глаз, она улыбалась. И выглядела такой довольной, какой он не помнил ее уже давно.
        Задрав рубашку, он показал живот. Джессика вздохнула и опустилась рядом и принялась нежно поглаживать ему живот. Коротенькая юбочка задралась еще выше.
        — А-а-а.  — Кейд закрыл глаза. Может быть, дело в том, что прошлой ночью он плохо спал, или много съел сейчас, или впервые за целый год чувствовал, что у него все в порядке. У него вырвался довольный вздох. Неожиданно он уснул. А когда проснулся, обнаружил, что Джессика, свернувшись клубочком, спит рядом. Кейд обнял ее за плечи и осторожно, стараясь не задеть больную руку, повернул лицом к себе.
        — Неужели мы заснули?  — удивилась она.
        — Да.
        — А наш рикша все еще здесь? Или сбежал, прихватив с собой все мои новые наряды?
        Кейд приподнялся на локте и заметил рикшу вдалеке у самого берега реки. Подняв голову выше, увидел, что парень самозабвенно давит на кнопки своего телефона.
        — Никуда он не денется. Я ему еще не заплатил.  — Кейд достал из кармана телефон и посмотрел на время.  — Господи, да уже почти четыре.
        — Чудесный день,  — одобрила Джессика.
        — Согласен. Что тебе понравилось больше всего? Шопинг? Мне очень понравилось длинное платье.
        — Мне совершенно некуда надевать его,  — возразила она.  — Не надо было покупать.
        — Нет, надо. Пусть это будет мой подарок. За остальное можешь вернуть деньги, если очень хочешь.
        — Хочу!
        — Но это платье я хочу тебе подарить.
        — Зачем дарить платье, которое я наверняка никогда не надену?
        — Носи его дома. Включи кино, надень и смотри. Ешь в нем попкорн.
        Джессика засмеялась:
        — Это странно и рискованно. Вдруг я испачкаю его маслом?
        — Это лучше всего. Знаешь, что оно мне напоминает, Джесс?
        — Нет. Что?  — Она затаила дыхание.
        — Оно напоминает мне картины, которые ты рисовала. Те, где все цвета смешивались в одном потрясающем движении.
        — Я уже много лет о них не вспоминала,  — откликнулась она.
        — Сохрани это платье для открытия первой выставки своих картин.
        Джессика засмеялась немного нервно:
        — У меня не будет выставки.
        — Вот что меня постоянно удивляло. Куда все это исчезло?
        — Я расписываю стены. Это моя творческая отдушина.
        — Не думаю, что зайчики на стенах достойная замена.
        — Меня не интересует, что ты думаешь! Извини. Но не надо портить настроение, указывая мне, как жить.
        Она права. Его это не касается. Теперь уже нет. А может быть, никогда не касалось.
        — Мясо с имбирем еще осталось?  — с надеждой спросил Кейд.
        — Нет.
        — А рис?
        Неприятный момент прошел, она засмеялась и протянула ему коробку. После этого казалось совершенно естественным поехать к нему домой. А потом, с противоестественной любезностью пожелав друг другу доброй ночи, разойтись по разным спальням.
        На следующее утро они проснулись одновременно. Кейд снова заказал круассаны. Джессика вышла завтракать в его рубашке.
        — Думаю, вместо вечернего платья мне надо было купить пижаму,  — заметила она.
        Кейд подумал: интересно, какой ящик Пандоры откроется, если он скажет, что рубашка, которая сейчас на ней, гораздо лучше, чем пижама?
        — Ты вернешься сюда после работы?  — спросил он, невольно затаив дыхание в ожидании ответа.
        — Думаю, да,  — ответила Джессика, и в ее голосе он услышал те же сомнения, которые чувствовал сам. Какую новую страницу приоткрывают они, живя под одной крышей? Что их ждет? Возможно, сейчас строят каркас своих будущих отношений? Может ли случиться, что им удастся стать одной из тех редких пар, которым удается развестись мирно и остаться друзьями?
        Кейд надеялся, что в ближайшие несколько дней все прояснится. Он не любил неопределенности. Сейчас его будущее выглядело туманным, будто он смотрел в самый несговорчивый магический кристалл.
        Глава 16
        В понедельник после работы Джессика вернулась в апартаменты Кейда. Ее мучил стыд за то, что она и пальцем не пошевелила, чтобы продвигаться вперед в обустройстве собственной жизни. Вместо этого сидела здесь и ждала, когда откроется входная дверь.
        Зачем? Кейд никогда не приходил домой в одно и то же время. Чего она ждет? Не в этом ли была их главная проблема? Она все время чего-то ждала, будто вся ее жизнь зависела от него. А ведь у него была какая-то своя жизнь, не имевшая к ней никакого отношения.
        Нет, конечно, она уже вышла за эти рамки, и незачем ждать, когда он придет. Это выглядит жалко, а она больше не желала быть жалкой. Поэтому, чтобы не сидеть у него, отправилась осматривать здание.
        В нем обнаружился достаточно большой бассейн и стена для скалолазания. Усевшись на скамейку, Джессика смотрела, как люди тренируются на стене.
        Вскоре к ней подошел симпатичный мужчина и, представившись Дейвом, спросил, не желает ли она тоже попробовать.
        Джессика подняла сломанную руку.
        — Уже попробовала,  — невозмутимо заявила она.
        Он засмеялся и немного пофлиртовал с ней, отчего она поняла, что новая одежда делает свое дело. Джессика надела один из купленных вчера нарядов, придававший ей уверенность, почти совсем утраченную в последнее время. Дейв полез по стене, очевидно желая произвести впечатление, она с готовностью позволила ему это сделать.
        Понаблюдав за ним какое-то время, Джессика решила, что, как только рука станет лучше, ей тоже стоит попробовать себя в скалолазании. Стена действительно выглядела заманчиво.
        После тщательного осмотра здания и окружавшего его великолепного парка с водопадом она вернулась в апартаменты Кейда.
        Он уже пришел. Ей показалось или он в самом деле доволен тем, что она самостоятельно воспользовалась кодом, который он назвал?
        — Привет. Как прошел день?
        — Ох, в трудах.
        — Тебе пришлось задержаться на работе?
        — Нет, я вернулась какое-то время тому назад. Просто захотелось осмотреть твое жилище. Мне очень понравилось. А в стену для скалолазания я просто влюбилась.
        — Серьезно? Ни разу там не был. Это одно из тех платьев, которые мы купили вчера?
        — Да. Кажется, я имела успех. Ко мне даже клеился парень по имени Дейв, который тренировался на стене. Думаю, в обычной ситуации он не допустил бы такой ошибки.
        Джессика почувствовала определенное удовольствие оттого, что Кейд не смог скрыть раздражения по поводу Дейва.
        — Хочешь, закажем что-нибудь на обед? Я почти ничего не держу здесь из продуктов для готовки.  — Он щелкнул пальцами.  — Разве что ты готова ограничиться омлетом.
        Омлеты всегда удавались ему на удивление хорошо.
        — С удовольствием.
        Джессика действительно поела с удовольствием. После обеда они посмотрели новости, и это показалось обоим совершенно естественным, будто они обычная семейная пара.
        Кем они пока еще являлись в определенном смысле.
        Конечно, когда только поженились, они не сидели у телевизора. Не могли оторваться друг от друга. Позже, когда этот период закончился, вернее, когда она его оборвала, подчинив все графику, способному обеспечить зачатие, они иногда по вечерам играли в карты.
        Джессика вдруг почувствовала, что соскучилась по этому времяпрепровождению.
        — Кейд, у тебя есть карты?
        — Зачем? Хочешь сыграть в покер на раздевание?  — спросил он с такой искренней надеждой, что она невольно рассмеялась.
        — Нет!
        — Тогда как насчет игры в скраббл на раздевание?
        — А может, сыграем в обычный скраббл?  — Она старалась не поощрять его своим смехом.
        — А плохие слова допускаются?
        — Думаю, сойдет. Но только на этот раз.
        — А если мы будем использовать только плохие слова?
        Джессика шлепнула его по плечу.
        — Это уже по принципу: «Дай ему палец, так он всю руку отхватит».
        Ей вдруг самой захотелось сыграть с Кейдом в скраббл с плохими словами. Захотелось перестать быть занудно правильной.
        — Идет. Играем в скраббл с плохими словами.
        — Честно говоря, у меня нет доски для скраббла.
        — И значит?
        — Но, могу поспорить, мы можем найти ее в компьютере.
        Так они и сделали, усевшись рядышком на диван перед компьютером. Принялись играть в скраббл и играли до тех пор, пока Джессике не стало казаться, что она сейчас умрет от смеха.
        — Итак,  — сказал Кейд как бы невзначай, после того как выложил слово «цицька»,  — объясни мне, почему тебе вдруг срочно понадобился развод.
        — Я тебе уже говорила, что не считаю это срочным.
        — Но за этим что-то кроется.
        Возможно, он нарочно все это подстроил, напомнил, что значит иметь рядом лучшего друга, потому что Джессике вдруг захотелось рассказать ему обо всем. Вдруг безумно захотелось узнать, что он об этом думает.
        — Я собираюсь взять приемного ребенка,  — тихо призналась она.
        Кейд вытаращил на нее глаза:
        — О, Джесс.  — Он не радовался за нее, а будто жалел.
        — Что это означает?
        — Это вариант слова «титька» или «сиська».
        Только что она сказала ему нечто очень важное!
        Как он может вести себя так, словно какое-то дурацкое слово занимает его больше?
        — Не это. Что означает «О, Джесс»?
        — Не обращай внимания. Просто вырвалось, извини.
        Она вдруг поняла, что он зацепился за глупое слово, чтобы не продолжать разговор на тему ребенка.
        — Нет, я хочу знать. Отвечай.
        — Но если я скажу, ты взбесишься.  — Он не желал продолжать этот разговор.
        — Неужели?  — Когда это она была такой? Когда спрашивала чье-то мнение, а потом злилась на то, что оно не такое, как ей хочется? Джессике хотелось, чтобы это оказалось неправдой, но где-то в глубине души она чувствовала, что он прав.
        — Тебе не понравится то, что я скажу, но я все равно хочу это сказать, хотя бы ради ребенка.
        Она вся съежилась.
        — Ребенок не даст то, что тебе нужно,  — негромко произнес он.  — Придется делать то, что нужно ему.
        Джессика была в шоке. Ей следовало бы очень, очень разозлиться на него. Но этого не случилось. Она вспомнила откровение, посетившее ее в примерочной «Крисалис». Откровение, которое так ее потрясло. Ребенок нужен ей, чтобы преодолеть ощущение собственной неполноценности. Нет, Джессика не злилась на Кейда, почувствовав как никогда остро, что носит в себе эту потребность с тех самых пор, как умерла ее мать. Выкидыши только усилили ее.
        Кейд просто назвал вещи своими именами. По его лицу она видела, что это не желание задеть ее, а проявление мужества. Он сказал простую правду, зная, что это может ее разозлить, однако веря в то, что она способна слышать. И еще, возможно, веря в то, что поймет, как обойтись с этой правдой.
        Джессика вспомнила, как, прежде чем ей стали ненавистны все качества Кейда, любила их. И одним из этих качеств была его способность правильно улавливать суть вещей. Если бы она назвала это инту ицией, Кейд стал бы возражать, но дело обстояло именно так.
        Именно это так помогало ему успешно вести бизнес. Его проницательность поражала. До того как их отношения испортились, Джессике всегда нравилось его умение подать себя.
        — Я был слишком резок. Извини.
        — Нет, Кейд, мне нужно было это услышать, даже несмотря на то, что это неприятно.
        Он подумала, что именно поэтому не хотела рассказывать ему об усыновлении. Он сразу увидел бы истинную подоплеку ее планов, и это могло изменить все.
        — Мы с тобой такие разные. Будто в каждом есть половина фрагментов пазла. И только когда вместе, картинка складывается целиком.
        Джессика подумала о бумагах по усыновлению, и ей пришло в голову, что она хотела использовать ребенка, чтобы заполнить пустоту, которую чувствовала в себе.
        И возможно, сейчас, как никогда, оказалась не готова к его появлению.
        — Я очень устала,  — прошептала она, чувствуя себя так, словно пытается удержать осколки еще одной несбывшейся мечты.  — Пойду лягу.
        — Джесс, прости меня. Я не хотел сделать тебе больно.
        Она слабо улыбнулась:
        — О, Кейд, я думаю, никто из нас никогда не хотел причинить боль другому. И все же мы почему-то постоянно это делаем.
        Но, несмотря ни на что, следующие несколько дней они чувствовали себя так, словно стена льда, разделявшая их, треснула и на свободу хлынуло то, что так долго томилось за ней. Когда они сидели дома у Кейда, их временами охватывало беспричинное веселье, сменявшееся мирным ощущением товарищества. Завтракая и ужиная вместе, вспоминая общих знакомых, они заново открывали ощущение комфорта, которое дарило им общество друг друга. И с облегчением чувствовали, что нашли в этом мире кого-то, с кем могут быть самими собой.
        Поэтому, когда вечером в четверг позвонил Джейк, чтобы сказать, что дом Джессики приведен в порядок, вместо радости по поводу столь скорого окончания работы Кейд испытал чувство утраты. Ему захотелось написать Джейку список из еще одного десятка дел. Нет, лучше сотни. Нет, тысячи.
        С этими новостями он приехал домой с работы. Джессика вернулась раньше его. Надела один из тех нарядов, которые они купили вместе,  — милое платьице в цветочек с поясом и широкой юбкой, напоминавшее платья, в которых раньше танцевали джайв.
        Сняв руку с повязки, она протирала кухонные столы. Когда-то его раздражало, что она с таким рвением старается смахнуть все до мельчайшей крошки.
        Но сейчас, глядя на нее, Кейд понял, она просто получает удовольствие, приводя в порядок окружающее ее пространство. И вдруг обнаружил, что ему нравится наблюдать за ней.
        Подняв глаза, Джессика увидела, что он смотрит на нее, и улыбнулась.
        — Привет! Тебе еще рано снимать повязку.
        — Ты же меня знаешь.
        Это было самое обычное замечание, но Кейд вдруг почувствовал необычайное удовлетворение, потому что — да, он ее знал.
        — Терпеть не могу, когда на кухне беспорядок. А чтобы отжимать тряпку, нужны обе руки.
        — Ты всегда была такой рьяной поборницей чистоты.
        — Знаю. Ты каждый день ругался из-за этого. «Слишком много правил».
        — В самом деле? Я этого не помню.
        Джессика бросила взгляд на Кейда. Неужели он действительно не помнит смысла слов, которые говорил ей?
        — Ты обзывал меня домашним тираном,  — уныло напомнила она. Может, надеялась, что он извинится? Но Кейд не стал. Вздернул голову и посмотрел на нее так, что у нее свело живот.
        — Я никак не мог понять, почему ты так изменилась. Не успели мы сказать друг другу «согласен» и «согласна», как на следующий день ты начала превращаться из свободолюбивой богемной художницы в дублершу ведущей программ по домоводству.
        — А ты,  — напомнила Джессика,  — противоречил мне на каждом шагу. Это сводило с ума. Если я ставила корзину для грязного белья, ты бросал свое белье на пол рядом с ней.
        Она старалась создать для них идеальное маленькое гнездышко, идеальный мир, а он постоянно сопротивлялся. Бросал носки в гостиной. Отказывался расправлять полотенца, когда вешал их в ванной. Оставлял в раковине грязные тарелки, а если работал на улице и забывал что-нибудь в доме, вламывался, не вытирая ноги, и оставлял за собой грязь, траву и листья.
        — Я понимаю, что мог быть невнимательным,  — сказал он без малейших угрызений совести.  — У меня было такое ощущение, что ты постоянно пытаешься мной командовать, считая твой образ жизни единственно правильным. А то, что в собственном доме я хотел немного расслабиться, совершенно не принималось в расчет.
        Его слова поразили Джессику. Да, Кейд говорил чистую правду. Она действительно всегда хотела устроить их жизнь по-своему.
        — Каждый день, когда я приходил с работы, ты готовила изысканный ужин со свечами на столе и самой лучшей посудой. А я был бы счастлив получить гамбургер и сесть перед телевизором, положив ноги на кофейный столик. Но мне не разрешалось класть ноги на кофейный столик, хотя на самом деле это всего-навсего старая скамья, пережившая одну войну, пожар и два наводнения.
        Картина, которую он нарисовал, привела Джессику в ужас. Казалось, Кейд сейчас замолчит, но теперь, когда плотину прорвало, он уже не мог остановиться.
        — Мне хотелось поговорить с тобой, как мы говорили раньше, о мечтах и идеях, о твоем искусстве. Хотелось посмеяться с тобой, почувствовать себя беззаботным. Но вдруг выяснялось, что ты не хочешь говорить ни о чем, кроме цвета стен в детской. Или о том, что нам хорошо бы купить новый диван, и не слишком ли много эстрагона ты положила в еду. Эстрагона, Джесс!

«Вот так в отношениях и появились первые трещины,  — подумала она.  — А потом все покатилось по наклонной».
        — Мне хотелось встряхнуть тебя и сказать: «Кто ты такая и куда ты девала мою Джессику?»
        Только после того, как Кейд исчез из ее жизни, Джессика поняла, насколько глупо было создавать проблему из того, о чем она сама потом тосковала.
        — Но ты…  — Попытка возразить замерла у нее на губах.
        Возможно, он прав, и, вместо того чтобы броситься в контратаку, она задумалась над его словами. И вдруг впервые пришло в голову, что это она во всем виновата. И если намеревалась стать хорошей матерью, нет, самой лучшей матерью, стоит начинать работать над собой уже сейчас. А это означает признать, что со своей ролью в отношениях с Кейдом она справилась плохо. До сих пор Джессика говорила себе, что она здесь ни при чем и во всем виноват он.
        — Что с тобой произошло? А главное, что я должен был с этим делать?
        — Ничего,  — тихо ответила она. И с грустью добавила:  — Я думаю, дело в том, что после смерти матери мне постоянно хотелось вернуть тот мир. Мне было всего двенадцать лет, когда у нее нашли редкую форму рака. И через три недели она умерла.
        — Я знаю,  — отозвался Кейд, напоминая, как много о ней знает.
        — Но есть то, чего ты не знаешь. Возможно, до этой минуты я сама не осознавала этого, но хотела вернуть себе тот мир. После ее смерти мы с отцом и братом остались одни. И все пошло прахом. Дом выглядел просто ужасно. Мы питались готовой едой и макаронами с сыром. Я даже не могла пригласить к себе друзей, потому что в доме царил жуткий беспорядок. Мне хотелось вернуть мою хорошую благополучную семью.
        — О, Джесси. Я должен был догадаться.
        — К тому времени, когда мы поженились, у меня уже сложилась в голове идея по поводу того, как выглядит идеальная жизнь. А когда я почувствовала, что ты недоволен, подумала, что нам надо сделать следующий шаг для укрепления семьи.
        — Ты решила, что хочешь завести ребенка.
        — А разве ты не хотел ребенка?
        — Конечно, хотел. Но, возможно, не для себя. Я хотел видеть счастливой тебя. Не похоже, чтобы подбор краски для стен и творческий подход к использованию эстрагона делали тебя счастливой. Казалось, я тоже не в состоянии это сделать.
        Глава 17
        Теперь Джессика смотрела в лицо печальной правде. У нее был прекрасный муж, который ее любил, но каким-то образом она умудрилась превратить их жизнь в мучение.
        Нельзя сказать, что у них не возникало реальных проблем. Но почему она сосредоточила все свое внимание на том, как надо и как не надо, вместо того чтобы заделывать мелкие трещины в отношениях, пока они не превратились в пропасть, разделившую ее и Кейда?
        Несмотря на то что разговор получился болезненным, он принес Джессике облегчение. Он должен был состояться еще год назад, когда они окончательно отдалились друг от друга. Если бы они поговорили еще раньше, возможно, смогли бы предотвратить разрыв.
        — Когда случился первый выкидыш, я решила, что это жестокое напоминание о том уроке, который я вынесла из болезни матери, и я должна держать все под контролем. А вместо того, чтобы принять ситуацию, я стала сопротивляться еще сильней. Чем сильнее чувствовала, что у меня ничего не получается, тем сильнее старалась все контролировать. В особенности тебя.
        — Джессика,  — у Кейда сдавило горло,  — мне всегда казалось, что это у меня ничего не получается.
        Ее глаза наполнились слезами. Это явно не те слова, которые ей хотелось услышать сейчас, когда она признала свою часть вины в катастрофе, постигшей их брак.
        — Когда женился на тебе,  — сказал Кейд низким, полным боли голосом,  — я считал, что дал священную клятву, принял на себя долг длиной в жизнь. Долг защищать тебя. Хранить, не допускать, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Казалось, моей любви хватит, чтобы защитить нас обоих от любых невзгод. Когда я понял, что это не так? Когда после двух выкидышей между нами образовалась пропасть, которую я не мог преодолеть. Я больше не имел доступа в твой мир. Мне казалось, я схожу с ума. Эти выкидыши, потерянные дети вынудили меня признать, что я бессилен. Я не смог сделать самое важное в своей жизни, то, чего больше всего хотел. Я не смог спасти собственных детей. Я и без того уже чувствовал себя несостоятельным в других вопросах.
        — В каких?
        — Не смог сделать тебя счастливой. Мне хотелось, чтобы ты прекратила свои попытки забеременеть. Но ты не прекращала. Из-за этого у меня возникло ощущение, что я не могу оправдать твоих ожиданий. Казалось, почва уходит у нас из-под ног. Ты хотела, чтобы мы продолжали попытки завести ребенка, эту мучительную гонку, где надежда и радость сменялись унынием и отчаянием, а я больше не мог. Ушел в свой мир, туда, где сам мог стоять у руля.
        — И бросил меня,  — прошептала Джессика.
        — Да,  — тихо согласился он.  — Да. Да, я тебя бросил. Но думаю, далеко не так безвозвратно, как ты сама отказалась от себя. Будто ребенок должен был стать единственным смыслом всей твоей жизни.
        Джессика расплакалась. Теперь она понимала, что не готова завести ребенка. Ни тогда, ни даже сейчас. Она поклялась себе, что больше не допустит никаких потерь, но стояла перед лицом самой большой из них. Непонятно как, но в браке она потеряла себя. Играла роль, вместо того чтобы жить настоящей жизнью.
        Кейд всегда ненавидел слезы. Всегда. Если во время ссоры она начинала плакать, он уходил.
        Кроме единственного случая, когда она потеряла первого ребенка. Тогда они забрались в постель, прижались друг к другу и плакали до тех пор, пока не выплакали все слезы.
        Однако после этого он будто окаменел от этой боли и после второго выкидыша оказался способен лишь неловко похлопать ее по плечу и сказать пару банальностей, от которых стало только хуже.
        Казалось, ее горе еще больше отдалило его, окончательно уводя куда-то прочь.
        Слезы текли по щекам Джессики. Теперь она уже не могла с ними справиться, они лились потоком.
        Она ждала, что Кейд сделает то же, что и всегда,  — уйдет, заметив первые признаки того, что она не в состоянии держать себя в руках. Но он не уходил.
        — Джесси,  — нежно сказал он.  — Оглядываясь назад, я вижу, что мы не были готовы к детям. Ни один из нас. Мы думали, наши отношения стоят на прочном фундаменте, но при первом стрессе они треснули. Дети должны появляться на более надежной основе, чем эта.
        Он подошел к ней и обнял за плечи. А потом сделал то, чего она так отчаянно ждала от него уже очень давно,  — крепко прижал ее к себе. И позволил слезам свободно литься ему на грудь.
        — Все. Я в порядке,  — наконец со вздохом сказала она.  — Спасибо тебе.
        — За что?
        — За то, что обнимаешь меня. Мне всегда так не хватало этого. Я не ждала, что ты уладишь все проблемы, однако хотелось, чтобы во всех невзгодах ты был рядом, как скала, на которую я могу опереться.
        Кейд посмотрел на нее. Кивнул. Джессика видела в его лице сожаление. Он все понял. Все.
        А потом в его глазах что-то изменилось. Протянув руку, смахнул с ее щеки слезинку и провел большим пальцем по губам.
        Джессика почувствовала, что пересекает опасную черту, и надо отступить назад. Но не могла.
        Где-то в глубине души она так отчаянно тосковала о нем, тосковала об их жизни вдвоем, что могла сравнить свои страдания с муками героинового наркомана. Эта потребность заслонила собой все: и здравый смысл, и доводы рассудка. Она была сильнее желания контролировать ситуацию, поступать правильно.
        Все исчезло, было сметено одним движением его пальца, коснувшегося ее губ. Губы Джессики раскрылись, и она сжала его палец. Вкус его кожи показался божественным.
        Кейд замер. Джессика посмотрела ему в глаза. А потом поднялась на цыпочки и наклонила его голову к себе. Поцеловала знакомую маленькую родинку возле уха. Кейд покорно застонал и, взяв в ладони ее лицо, прижался губами к ее губам.
        Здравствуй. Добро пожаловать домой.
        Его страсть была так же очевидна, как и ее. Кейд не мог оторваться от ее губ. Его язык скользнул в знакомое убежище ее рта, Джессика почувствовала, что тает. Оторвавшись от ее губ, он принялся целовать ее шею, лоб, кончик носа, веки.
        — Джессика,  — хрипло стонал он.  — О, Джессика!
        Подхватив ее на руки, понес по коридору в свою спальню. Открыл ногой дверь и, сделав несколько стремительных шагов, положил ее на огромную кровать. Она пристально уставилась на него.
        Она хотела своего мужа, хотела Кейда так, как никогда ничего не хотела за всю свою жизнь. Желание шипело в животе, змейкой сжимало сердце, срывалось с губ страстным стоном. Джессика протянула к нему здоровую руку.
        Кейд охотно опустился на нее, прижимаясь всем телом и вместе с тем аккуратно стараясь не задевать больную руку. Он нежно ущипнул мочку ее уха и осыпал поцелуями брови, нос, щеки и подбородок.
        Наконец, когда она уже задыхалась от желания и томления, Кейд нашел ее губы и игриво ткнулся в нее носом. Поцелуй стал крепче, еще сильнее распаляя и без того раскаленную страсть.
        — Я сейчас растаю,  — шепнула она.
        — Можешь таять,  — так же шепотом ответил он.  — Я с тобой.
        Его поцелуи становились все жарче и ненасытней. Оторвавшись от губ Джессики, Кейд опустил голову к расстегнутому вороту ее блузки. Оставил огненный след на ее шее, его губы скользнули к ней на грудь. Нащупав пуговицы блузки, он расстегнул их одну за другой и, добравшись до обнаженного тела, проделал путь от выступавших над бюстгальтером полукружий груди до плоского живота. Его губы касались тех мест, которых не касался никто, кроме него.
        Джессика не растаяла, однако возбуждение достигло последнего предела.
        До первого июля, когда отмечался День Канады, оставалась еще неделя, но фейерверки уже начались. Они всегда начинались с малого, с небольших красочных вспышек, но с каждым днем нарастали, пока все небо не озарялось светом, а от грохота взрывов содрогалась земля.
        Джессика чувствовала, что с ней происходит то же самое. С каждым поцелуем ее желание возрастало, а тело все сильнее выгибалось к нему, приближая к единственному неизбежному концу.
        — Моя рука… я не знаю…  — шептала она. Это единственное, что внушало ей сомнение. Она не чувствовала ни стыда, ни сожаления. Он был ее мужем, они принадлежали друг другу. Навсегда.
        Кейд приподнялся и замер, глядя на нее.
        — Ты хочешь этого?  — спросил он резким от возбуждения голосом.
        Джессика не сомневалась в ответе, он читался в лице, во всем ее трепещущем теле.
        — Хочу. Просто не знаю, как у меня получится, с этой рукой.
        — Хочу,  — вторил Кейд дрожащим от страсти голосом. Нарочно или нет, но эти слова прозвучали как эхо их супружеских клятв.  — Ты мне веришь, Джесси?
        — Да.
        — Тогда положись на меня.
        Так она и сделала.
        Когда все кончилось и оба замерли в блаженном бессилии, Джессика наконец поняла. И эта правда поразила ее в самое сердце.
        Дело не в том, что она снова влюбилась в своего мужа. Она никогда не переставала его любить. И, убаюканная теплом этой правды, лежа в объятиях любимого, впервые за год чувствуя, что она дома, уснула.
        Кейд проснулся глубокой ночью. Джессика спала рядом, свернувшись калачиком и тесно прижавшись к нему, как маленький щенок, стремящийся к теплу. Он вдруг почувствовал к ней такую нежность, что у него сдавило горло. С того самого момента, когда увидел полицейские машины у ее магазина, он где-то в глубине души понял, что до сих пор любит ее.
        Не представляет без нее мира. Не мира вообще. Своего мира.
        Ощутив смутное беспокойство, Кейд понял, что его разбудил какой-то звук. На мгновение он растерялся. В ночные часы на его телефоне автоматически устанавливался режим «Не беспокоить». Взяв телефон с ночного столика он, прищурившись, взглянул на экран. Полпятого утра.
        Телефон снова зажужжал и начал вибрировать у него в руке. Это был не обычный звонок. Внезапно его осенило. Ведь он вывел на телефон сигнал тревоги из «Беби бумера», присвоив ему наивысший приоритет. Кейд разблокировал экран и тут же увидел чью-то фигуру, маячившую у дверей «Беби бумера».
        Бросив взгляд на мирно спящую Джессику, он выскользнул из кровати, схватил с пола свою одежду и выскочил в коридор. Набрал 911 и, не отрывая телефона от уха, натянул брюки. Он объяснил, что происходит, но, судя по голосу, его сообщение о возможном взломе не произвело на скучающего оператора особого впечатления.
        Он подумал о Джессике, ее неподвижной руке в гипсе, о том, что она просыпается от каждого громкого шороха. Даже в магазине, когда неожиданно зазвучала громкая музыка, она подскочила от страха. Подумав об этом, Кейд разозлился. Не на шутку.
        Джессика должна знать, что он о ней позаботится, защитит ее. И если что-то будет угрожать ее миру, он окажется рядом. Если понадобится, встанет на пути пули, пущенной в нее.
        В таком настроении, как солдат, готовый драться за все, во что верит, Кейд вышел из дома, сел в машину и на полной скорости помчался к магазину.
        Сначала ему показалось, что никого нет. Но потом он заметил, что отремонтированная дверь приоткрыта и внутри магазина движется серебристый луч фонарика.
        Не сомневаясь ни минуты, он выскочил из машины и через две ступеньки подлетел к двери. Распахнув ее, вбежал и возле кассы увидел смутные очертания худощавой фигуры.
        Джессика была права. Схватить этого щупленького воришку оказалось до смешного легко. Злость за все неприятности, которые этот парень причинил ей, била через край. Вор закричал: «Пожалуйста, только не бейте меня».
        Он выглядел совсем маленьким, жалким и, как правильно догадывалась Джессика, казалось, пребывал в отчаянии, которого Кейд даже представить себе не мог.
        Внимание Кейда привлек вой сирен и мигающий свет полицейских машин. Уже через несколько мгновений в дверях показался полицейский и потребовал, чтобы он поднял руки вверх. Казалось, блюстителю порядка понадобилась целая вечность, чтобы во всем разобраться, но в конце концов он закончил записывать в блокнот и задавать вопросы.
        Часы показывали уже почти семь. Возможно, Джессика уже проснулась и не знает, где он.
        Позвонив ей, Кейд услышал в трубке взволнованный голос:
        — Ты где?
        — Пару часов назад мне на телефон пришел сигнал тревоги из твоего магазина. Я поехал туда.
        — Ты принял сигнал тревоги?
        — Ну да. Я позвонил в полицию, но мне хотелось лично удостовериться, что вор не уйдет.  — Кейд засмеялся, адреналин до сих пор бурлил в его венах.  — Ты оказалась права. Он совсем дохлый.
        Джессика перебила его:
        — Ты поймал вора?  — В ее голосе послышались резкие нотки.
        — Да,  — гордо ответил Кейд.
        — Разве не ты читал мне лекцию о том, что нельзя допускать подобного безрассудства!
        Он нахмурился. Ему хотелось чувствовать себя героем. Ее героем. Хотелось, чтобы она знала, что с ним ее миру ничего не угрожает. Чем же она недовольна? Почему не воспринимает его посыла?
        — Тебя могли убить,  — сказала она.  — У него мог оказаться нож или пистолет. Ты же сам внушал мне это.
        — Джессика, все обошлось. Все хорошо.
        — В самом деле?  — воскликнула она. Кейду не понравилось, как звучал ее голос.  — В самом деле, Кейд?
        — Да!
        — Кейд, иметь с кем-то отношения означает думать об этом человеке.
        — Так я о тебе и думал.
        — Нет, не думал.
        — Давай ты не будешь говорить мне, о чем я думал. Вчерашняя ночь была потрясающей. Но это не значит, что я твоя собственность и ты можешь мной командовать. Ты представляешь, что мне напоминает этот разговор? У нас все начинается снова.
        — Неужели?  — Теперь ее голос звучал очень резко.  — Ладно. Попробуй понять, у нас ничего не начинается снова!
        Она бросила трубку. Кейд долго смотрел на мобильник, пока наконец не сунул его в карман. Он уже знал, что, когда вернется домой, ее там не будет.
        Глава 18
        Джессика положила трубку. Ее сильно трясло. Почувствовав внезапный холод, она обхватила себя рукой.
        И оказалась лицом к лицу с неприятной правдой о самой себе. Она исчерпала все свое мужество. Не осталось ни капли. Эта любовь сделала ее совершенно беззащитной. А ведь она так надеялась, что больше никогда не испытает этого чувства.
        Она вспомнила прошлую ночь, жаркие губы Кейда, касавшиеся каждого дюйма ее разгоряченного тела. И теперь в этот холодный предрассветный час ее сердце переполняла любовь к нему.
        Только ее это совсем не радовало. Казалось, эта любовь не только не помогает обрести себя, но разрушает то, что осталось.
        Это стало ее проклятием. Сначала у нее забрали мать, которую она очень любила. Потом двоих детей, которых она безумно хотела и любила, вопреки тому, что они даже не успели появиться на свет.
        Любовь к Кейду заставляла чувствовать себя так, словно она беззащитна перед лицом еще одной возможной потери. Он мог быть таким опрометчивым. Импульсивным. Вот что он сделал сейчас! Все могло закончиться иначе. Это мог быть звонок из полиции с сообщением о том, что Кейда убили.
        Разве он прав? Разве она пыталась им командовать? Так или иначе, Джессика чувствовала, что еще одну потерю ей не вынести.
        Она тихо прошла по его красивому дому. Каждый шаг будоражил память: пицца и теплые круассаны, диван, где они сидели, играя в скраббл. Пройдя в гостевую комнату, Джессика надела первое попавшееся платье, оставив все остальное, что они покупали вместе. Эти вещи тоже слишком о многом напоминали.
        Например, как они танцевали в «Крисалис». Вот когда ей следовало осознать опасность. Еще до того, как они сели в коляску рикши, до того, как устроили в парке пикник с китайской едой, до того, как уснули на покрывале под сенью деревьев, шептавших их имена. До того, как все это закончилось ночью необузданной страсти и надеждой на то, что сбудется самое несбыточное.
        Будущее.
        Чувствуя себя воровкой, укравшей самое ценное на свете — момент чистого наслаждения любовью, Джессика выскользнула из двери пустой квартиры и закрыла за собой дверь. Спустилась в вестибюль и попросила консьержа вызвать ей такси.
        Уже через несколько минут она ехала по залитому утренним светом городу. Когда такси остановилось у ее дома, она пожалела, что не поехала в отель.
        Потому что дом тоже был полон воспоминаний о них с Кейдом. Этот дом они выбирали вместе, жили в нем вместе и любили друг друга.

«И ссорились друг с другом»,  — напомнила она себе. И смотрели, как с их любовью происходила мучительная метаморфоза, превращавшая ее в ненависть.
        Джессика не смогла бы пережить это вновь. Не смогла бы пережить, если бы снова потеряла его.
        Заставив себя войти в дом, она почувствовала облегчение. Нет, это больше не их дом. Несмотря на то что знакомая мебель вернулась на свои места, за исключением скамьи, так и оставшейся в кузове грузовика, все остальное выглядело по-новому.
        Кроме Бегемота, который, стоя на новом блестящем полу, казалось, смотрел на нее с укоризной.
        Благодаря свежей краске в доме даже пахло по-другому. Полы отливали красивым мягким блеском. Стены были выкрашены в серо-голубой цвет. Исчезла сажа в том месте, где они однажды пытались растопить камин, исчезло и пятно на потолке.
        Джессика прошла на кухню, и там ей вдруг стало страшно. Протянув руку, она потрогала шкафчики. Жирные пятна больше не просвечивали сквозь белую краску, и от этого больше, чем от чего-либо другого, захотелось плакать.
        Скинув туфли, Джессика прошла мимо спальни. Она знала, что не сможет спать. В этом не могло быть никаких сомнений. Поэтому направилась в кабинет и открыла ящик письменного стола. Достала все бумаги, которые нужно было заполнить, чтобы начать процедуру усыновления и осуществить свою мечту о новой жизни, в которой не будет Кейда.
        Однако, взглянув на них, вдруг поняла: ее пугает все, что предполагает любовь, в особенности пугали возможные потери и сердечные раны.
        Она не чувствовала себя полноценным человеком. Никогда не чувствовала. Их отношения с Кейдом стали для нее такой необходимостью, что она невольно иссушила их, лишив живости и радости. Если она не разберется в себе, то же самое произойдет и с ребенком.
        Джессика хотела снова убрать документы, но подумала, что это станет лишь еще одной проблемой, с которой придется разбираться, когда придет время переезжать. Похоже, она совсем перестала понимать, чего хочет.
        Бросив бумаги в мусорную корзину, она села на диван, обхватила руками колени и заплакала. Она оплакивала свою неполноценность и то, чего у нее никогда не будет.
        В конце концов, покончив со слезами и Кейдом, покончив с мечтами, она набрала номер агентства недвижимости. Риелтор подъехал очень быстро. Джессика спокойно провела его по дому, чтобы он смог оценить его стоимость. Она чувствовала себя оцепеневшей и отстраненной, будто от риелтора ее отделяла стена из толстого стекла. В действительности ее даже не интересовало, во сколько тот оценит дом. Она просто записала цифру, которую он назвал. Подписала бумаги, и риелтор установил у нее на газоне табличку «Продается».
        Она еще надеялась, что телефон зазвонит, но он молчал. Они с Кейдом вернулись к тому, на чем расстались, снова оказались в тупике, из которого ни один из них не желал выбираться. Но если это правильно, почему она чувствует себя такой потерянной?
        После того как риелтор прикрепил табличку к дому, Джессика пригласила его поехать в «Беби бумер», проделать то же самое.
        В безжалостном свете правды она видела все слишком ясно. Этот бизнес появился из ощущения собственной несостоятельности, потребности компенсировать ее за счет чего-то внешнего. Он стал очередным звеном в цепочке одержимой гонки, и она не могла остановиться даже ценой брака с любимым человеком.
        Джессика думала, что расстроится, когда увидит табличку «Продается» на фасаде «Беби бумера».
        Однако вместо этого почувствовала облегчение. Непривычное ощущение свободы.
        Теперь все будет по-другому. Джессика задумалась над тем, чего хочет на самом деле, и вспомнила, кем она была до того, как встретила Кейда, до того, как потеряла себя. Художником. Не таким, который рисует мишек и зайчиков на стенах детских комнат, а настоящим художником, воплощающим на холсте то, что на душе.
        Вечером того дня, закрыв магазин, она отправилась в соседнюю лавку, где продавались товары для художников. Едва переступив порог, почувствовала знакомый манящий запах холстов, красок и кистей.

«Вот он, запах дома»,  — твердо сказала она себе. Запах ее истинного дома, предназначения, от которого она постоянно пыталась уйти.
        Но этот дом вызывал к жизни другие картины. Кейд смеется, Кейд сидит, положив ноги на кофейный столик, носки Кейда валяются на полу, Кейд открывает коробку с пиццей, а она сидит на кухонном столе и хохочет до слез.
        Джессика нетерпеливо тряхнула головой.
        Она же давала себе новую клятву. Ту, в которой не существовало слов «иметь» и «удерживать». Она пообещала себе, что больше ничего не потеряет. Ни единой вещи. А это означало не делать ничего такого, что таит в себе опасность потери.
        И пожалуй, больше всего на свете это касалось ее любви к Кейду.

* * *
        Следующие несколько недель заставили Джессику заново усвоить очень жестокий урок: невозможно перестать любить кого-то только потому, что ты этого хочешь, только потому, что это может причинить тебе боль.
        Любовь постоянно где-то рядом, манит и нашептывает, что жизнь может стать гораздо богаче, стоит только рискнуть. Джессика решила, это потому, что живет в том доме, где они были вместе, и никак не могла освободиться от мучительной тоски.
        Даже рисование ее не удовлетворяло.
        Поэтому она делала и другие вещи, к которым всегда хотелось вернуться, и в чем она себе отказывала. Она записалась на курсы скалолазания, гребли на каяке и кулинарии для гурманов. Ее преследовало ощущение, что надо чем-то заполнить каждую секунду, чтобы не оставалось времени думать, погружаться в бездонный колодец печали, грозивший поглотить ее. Джессика отчаянно искала что-то такое, чем могла бы страстно увлечься, но что не подразумевало презренную, капризную, неуправляемую силу, которая зовется любовью.
        Однако чем больше она старалась сделать это, тем сильнее на нее наваливалась усталость. Если она все делала правильно, разве не должна была почувствовать прилив сил вместо полного изнеможения? На уроках скалолазания у нее так слабели конечности, что невозможно было удержаться на стене. На гребле — тренировки проходили в ближайшем бассейне — Джессика выпала из каяка, и с ней приключилась паническая атака. На кулинарных курсах, попробовав свой голландский соус, она была вынуждена бежать в туалет, где ее вырвало.
        Ощущение слабости нарастало. Она ощущала постоянное бессилие. За работой засыпала. Желудок находился в состоянии хронического тревожного спазма.
        Конечно, она была абсолютно права, сказав Кейду: «У нас ничего не начинается снова». Ее состояние лишь подтверждало то, что она поступила правильно. Если она так реагирует на недельное общение с мужем, чем могла закончиться попытка провести с ним еще год? Или два? А вдруг ничего бы не получилось? Нет, она определенно не пережила бы этого.
        — Тебе надо сходить к врачу,  — посоветовала Мейси, обнаружив, что Джессика заснула за письменным столом, положив голову на руки.  — С тобой что-то не так.
        В конце концов она так и сделала, абсолютно не сомневаясь, что с ней все в порядке. Любовь не та хворь, от которой могут избавить доктора. У них нет таблеток от разбитого сердца. Доктор назначил несколько анализов, Джессика сдала все, хотя знала, что они ничего не покажут.
        Но потом ей позвонили из клиники и попросили прийти снова. Пришли результаты анализов, и врачи хотели обсудить их с ней лично.
        И вот тогда до нее дошло. Джессика поняла, что больна тем же, чем болела ее мать. Она умирает. Слава богу, что она вовремя отказалась от идеи усыновить ребенка. Слава богу, что порвала с Кейдом.
        Для Джессики это стало очередным подтверждением того, что она не может позволить себе любить. Любимые могли покинуть ее так же, как она могла покинуть их. Один сплошной риск.
        Доктор вошел в кабинет с лучезарной улыбкой. Джессика решила, что он, должно быть, очень удачно сыграл в гольф и это полностью затмило в его сознании ее проблемы.
        Она ждала, что он вот-вот вспомнит о тяжкой необходимости сообщить умирающей трагическую новость.
        Однако нелепая улыбка не сходила с его лица.
        — У меня для вас замечательные новости,  — заявил он.  — Вы беременны.
        Джессика уставилась на него. Жизнь не может быть такой жестокой. Несколько лет она потратила, ежедневно измеряя температуру и составляя графики, а теперь беременна. К тому же она знала печальную правду о том, что беременность не всегда заканчивается ребенком.
        И потом, она ведь уже решила, что непригодна для материнства. Позвонив Мейси, Джессика предупредила, что сегодня уже не придет, и поехала домой.
        На ступеньках ее поджидал риелтор.
        — Я пытался дозвониться вам все утро. У меня есть желающий купить ваш дом! Отличный вариант.
        Джессика молча подписала бумагу, которую он ей сунул. Потом вошла в дом и закрыла дверь. Несмотря на старания держать все под контролем, ситуация развивалась сама по себе.
        Должна ли она сообщить Кейду?
        Ни за что. Он будет чувствовать себя в ловушке. Решит, что должен отдать долг чести и теперь приговорен жить и ссориться с ней до конца своих дней.
        Нет. В ту последнюю ночь с ней он не притворялся. Кейд действительно любил ее. Джессика это знала.
        И теперь они снова оказались на том же месте. Там, где любовь проходит проверку жизнью. Что изменилось на этот раз? Если они потеряют третьего ребенка, разве им станет лучше?
        — Нет,  — сказала себе Джессика.  — Лучше не станет. Станет только хуже.
        Она легла на диван и заплакала. Слезы все лились, лились и лились. Она надеялась, что перестанет плакать, когда слез больше не останется. Но по опыту знала, что слезы остаются всегда. В жизни всегда может случиться такое, что вызовет новые слезы.
        Глава 19
        Кейд повесил трубку. Как совладелец он получил уведомление о том, что дом только что продали. Судя по всему, Джессика даже не захотела сообщать ему об этом лично. Звонил секретарь агентства недвижимости, который просил его подъехать и подписать документы.
        После ночи, когда они занимались любовью, а потом он принял решение сам разобраться с вором, забравшимся в ее магазин, Кейд не видел Джессику и ничего не слышал о ней.
        Для парня, считавшего себя психологически устойчивым, как скала, он был ошеломлен собственной реакцией.
        Сначала злость. Потом печаль. Разочарование. Ощущение собственного бессилия. И снова печаль.
        Кейд любил свою жену. Любил вопреки всему. Они же умные люди. Так почему же не могут перекинуть мост через пропасть, которая их разделила?
        Он снова задумался о только что проданном доме. Что делать дальше? Может быть, первым пересечь минное поле, лежавшее между ними? А как же мужская гордость?
        Впрочем, гордость Кейда, похоже, тоже внесла свою лепту в то, что они не могли наладить отношения.
        Может быть, мужчине не полагается иметь гордость?
        Может быть, мужская гордость не имеет никакого отношения к тому, чтобы быть сильным, делать то, что должно, правильно? Может быть, мужчине стоит попридержать собственную гордость?
        Кейд знал, что Джессика никогда не сделает первый шаг к миру. На секунду его снова обуяла злость.
        Правда, потом он вспомнил ее голос по телефону тем утром, когда они поссорились. Ему вдруг стало ясно, что Джессика вовсе не пыталась им командовать. Она действительно испугалась.
        Кейду стало стыдно за себя. Разве не его гордость явилась одной из причин их разрыва? Гордость. Да это же просто мальчишество. Он всегда был таким. Даже тогда, когда говорил себе, что делает все ради нее. Да, он мог поехать спасать ее магазин. Но на самом деле делал это для себя. Хотелось почувствовать себя героем. Увидеть ее глаза, сияющие от восхищения.
        Может быть, пришла пора повзрослеть? Взглянуть на вещи глазами Джессики, а не сквозь призму своего раздутого эгоцентризма.
        Она испугалась.
        С самого начала, с того дня, когда он впервые снова увидел Джессику, после того как попыталась самостоятельно задержать вора, она дала ему ключ к истинной природе своего страха.
        Я потеряла мать, когда мне было двенадцать лет. Я потеряла двух детей. Я не хочу больше ничего терять. Ни единой вещи.
        Кейд видел, что сделала с ней потеря тех двух детей, как разрывалось ее сердце от этой неосуществившейся любви.
        Он вспомнил детские фотографии Джессики. На фото в пятом классе она улыбалась в камеру с радостным озорством веселого эльфа. Но уже на следующий год, когда умерла мать, Джессика выглядела серьезной и печальной, будто тяжесть всего мира легла ей на плечи.
        Кейд попытался вообразить ее двенадцатилетней девочкой, представить чувство утраты, чувство, что ее благополучного безопасного мира больше не существует.
        Потеря каждого из детей подкидывала пищу старой пытке — ощущению, что мир небезопасен.
        Как и то, что человек, которого она любила, подвергал себя риску.
        Внезапно Кейд почувствовал презрение к самому себе. Что с того, если она хотела контролировать его?

«Кейд,  — он мысленно выругался,  — неужели ты так ничего и не понял?»
        Он любил ее. Любил Джессику Кларк-Бреннан. Любил свою жену. И это он оставил ее разбираться со своими сердечными ранами в одиночку. Когда она исчезла, погрузившись в темный мир боли, у него не хватило мужества остаться с ней. Вместо того чтобы помочь ей, найти выход, он ее бросил.
        Разве это любовь?
        Как он мог теперь заставить Джессику увидеть, что он все понял? Кейд подозревал, что последние недели она провела, старательно выстраивая вокруг себя защитную стену. От него. От любви. Сможет ли он пробиться сквозь эту стену?
        Они только что продали дом. Самое простое и естественное — принести бутылку шампанского и отпраздновать это вместе с ней.
        Пришло время искренности. Не гордости. Гордость не хотела, чтобы Джессика узнала, что у него на душе. Гордость не хотела чувствовать себя зависимым от нее.
        А любовь хотела этого. Любовь хотела, чтобы Джессика узнала о нем все.
        Они расстались тогда, когда победила гордость.
        Теперь настало время дать шанс любви. Второй шанс.
        Приняв окончательное решение, полчаса спустя Кейд постучал в дверь дома, где они когда-то жили вместе. Увидел, как Джессика подошла к окну. Потом наступила тишина. На мгновение ему показалось, что она не собирается открывать дверь.
        Однако открыла.
        То, что он увидел, заставило содрогнуться. Джессика снова надела одно из тех безобразных платьев. Он думал, она шутит, говоря про платье для беременных с камуфляжным принтом, но это оказалось правдой. Но даже если забыть про платье, Джессика выглядела просто ужасно. Бледная, изможденная, осунувшаяся.
        — Привет, Джессика.  — Кейд говорил каким-то неестественным голосом.
        — Ты пришел за своими деньгами?
        — За деньгами?  — спросил он в искреннем недоумении. Очевидно, она еще не получила деньги от продажи.
        — Я же обещала тебе отдать деньги за наряды из «Крисалис», когда дом будет продан.
        — Но ты даже не взяла их.
        — И что? Ты их носишь?
        — Ты с ума сошла?
        — Ну, раз не носишь, то я за них заплачу.
        — О’кей,  — согласился он,  — тогда будем считать, что я их ношу.
        На лице Джессики мелькнула слабая улыбка, но она сейчас же погасила ее, как вспыхнувшую спичку в сухом лесу. И все же, помимо нарочитой мрачности, Кейд заметил в ее взгляде что-то еще. Нечто такое, что она старалась от него скрыть. Казалось, несмотря на все потери и собственное нежелание, она надеялась.
        Джессика надеялась на него, и в этом была невероятная храбрость.
        — Ладно. А где моя скамейка? Ты ее привез?
        — Нет.
        — Тогда зачем ты пришел?
        — Разве непонятно? Я принес бутылку шампанского. Думаю, мы должны отпраздновать продажу нашего дома.
        — А-а.
        — Теперь ты должна пригласить меня войти,  — деликатно подсказал Кейд.
        — А что, если я не хочу, чтобы ты входил?  — возразила Джессика.
        Он больше не мог спокойно смотреть на искру надежды в ее глазах.
        — У нас еще остались незаконченные дела, Джесси.  — Ага. Она никогда не могла отказать ему, когда он называл ее Джесси.
        Она сделала шаг назад и заносчиво подняла подбородок. Он вошел.
        Постарался скрыть шок, в который его привело то, что увидел внутри. Дом никак нельзя было назвать отражением хозяйки. И не только из-за обновленных полов. Множество вещей оказались не на своих местах. На диване лежало теплое одеяло с подушкой. На столе стояли пустые стаканы. На полу валялись носки.
        Не может быть! Все это пугало. Очень пугало.
        — Ты здорова?  — поинтересовался Кейд.
        Джессика села на диван и сложила руки на груди, будто хотела защититься. От него.
        — Все нормально. О чем ты хотел поговорить?
        — Э-э-э.  — Кейд отнес шампанское на кухню.  — Как твоя рука?
        Может быть, в этом крылось объяснение того, что он увидел. Она до сих пор не могла нормально двигаться.
        — Все в порядке. Недавно сняли гипс. Мне прописали специальные упражнения для укрепления мышц.
        Штопор лежал на обычном месте. Странно, почему на кухне он чувствовал себя дома в гораздо большей степени, чем в своем дизайнерском шедевре из нержавеющей стали? Открыв бутылку, Кейд наполнил бокалы. Ему страшно не понравились безупречно выкрашенные шкафчики.
        Вернувшись в гостиную, он протянул Джессике бокал и сел рядом с ней. И только теперь заметил, что черное пятно перед камином тоже исчезло.
        У него возникло чувство, что их воспоминания стерли одно за другим.
        — Выпьем за продажу дома,  — предложил он.
        — За то, чтобы жизнь шла вперед,  — глухо согласилась Джессика. Однако, не сделав ни глотка, поставила свой бокал на стол.
        Кейд отпил немного из своего, осторожно глядя на нее сквозь стекло. Над ее верхней губой выступили капельки пота, лицо сделалось белее полотна.
        Он протянул к ней руку, испугавшись, что она упадет с дивана.
        — Джессика?
        Уклонившись от его руки, она вскочила, бросилась в ванную, и, едва успела закрыть за собой дверь, Кейд услышал характерные звуки. Ее тошнило.
        Неудивительно, что в доме царит такой кавардак. Она нездорова.
        Джессика вернулась в комнату. Она выглядела измученной и ослабевшей. Опустившись на диван, она облокотилась на спинку и закрыла глаза.
        — Зачем ты говоришь, что у тебя все в порядке? Почему бы просто не сказать, что у тебя грипп?
        — Извини,  — пробормотала она.  — Надо было тебе сказать. Я не хочу, чтобы ты что-нибудь подхватил.
        Ее глаза забегали по дому. Она совсем не умеет врать. У нее был такой же вид, как тогда, когда она отказывалась купить ему карту гольф-клуба, куда он очень хотел попасть, в то время как уже купила ее.
        Но зачем врать, что у нее грипп? Или она врет, что не хочет, чтобы он что-нибудь подхватил?
        Кейд пристально посмотрел на нее. После долгой паузы Джессика наконец взглянула на него с гордостью и… Было что-то еще. Что? Страх? Чего она боялась? Его?
        Он почувствовал странное оцепенение. Такое иногда случается в церкви, когда сквозь цветные стекла вдруг прольется луч солнца.
        И где-то в самой глубине души он понял. Джессика беременна. Ему представляется второй шанс.
        Она отвернулась в сторону.
        — Да,  — в конце концов сказала она. Кейд видел, что ложь дается ей с трудом.  — Грипп.
        — Угу.
        Ее взгляд быстро скользнул по его лицу и снова устремился в сторону.
        — Джессика, ты беременна, верно?
        Она немного помолчала, вздохнула, похоже с облегчением.
        — Представь себе,  — тихо призналась она.  — Столько усилий, измерение температуры, составление графиков, и все напрасно. А потом одна ночь. Одна-единственная ночь!
        — Разве ты не счастлива?
        — Трудновато чувствовать себя счастливой, когда боишься. А знаешь, Кейд, в чем самая жестокая ирония судьбы? Я только теперь, с твоей помощью, поняла, что не готова иметь ребенка!
        В ее голосе звучали нотки, близкие к настоящей панике.
        — Джесс, может быть, именно теперь ты по-настоящему готова. Теперь, когда видишь все свои несовершенства и готова принять их. Теперь, когда понимаешь, что мир тоже несовершенен, и вместо того, чтобы навязывать ему собственное представление о том, как надо, ты готова принять его как есть. Может, это единственный урок, который мы могли бы преподать ребенку. Я понял это, когда наш брак потерпел неудачу. Мир никогда не станет совершенным. Жизнь будет непростой. Я не могу контролировать все на свете. Но вместе, любя друг друга, мы сможем противостоять тому, что он бросает нам в лицо.
        — Мы?  — шепнула Джессика.
        — Джесси, я не оставлю тебя одну. Возможно, именно эти слова я хотел сказать тебе той ночью, когда ты сказала, что хочешь усыновить ребенка. Не о том, что ты не готова, или тебе надо разобраться со своими проблемами. Кто и когда может сказать, что готов к ребенку? И у кого нет проблем, с которыми надо разобраться? Думаю, в ту ночь я хотел сказать, что это слишком много для одного. Мне не хотелось думать, что ты останешься со всем этим одна, без меня. Для того чтобы справиться, поднять этого ребенка, нужны два человека. И на этот раз я хочу быть с тобой.
        Джессика взглянула ему в лицо и теперь не отвела взгляд. Ее огромные глаза смотрели с надеждой. Да, ей хотелось верить, но она боялась. И кто мог бы ее обвинить?
        — Я знаю, что мой послужной список не внушает восторга.
        Она не стала на это возражать.
        — Я знаю, что не могу оградить тебя от жизни. И от потерь. Я знаю, пройдет еще много месяцев, прежде чем мы сможем взять на руки этого ребенка. Я знаю, ты боишься, что все может кончиться, как раньше. Единственное, от чего я действительно могу тебя защитить, так от того, что весь этот трудный путь тебе придется пройти одной.
        Джессика заплакала.
        — Джессика, мне дается еще один шанс стать лучше. И я не упущу его. Докажу тебе и себе, что могу претворить в жизнь клятву, которую мы давали. Я помню каждое слово. Послушай меня. На этот раз я все сделаю правильно.
        Голос Кейда, охрипший от волнения, сначала звучал чуть громче шепота, но с каждым словом становился все громче и уверенней.
        — Я, Кейд Бреннан, беру тебя, Джессика, в законные жены, чтобы ты стала моей душой, моим сердцем, моим товарищем и моей единственной лю бовью. Я буду заботиться о тебе, стану твоим другом. Я буду смеяться с тобой и плакать с тобой. Я буду любить тебя сегодня, завтра и всегда. Я буду с тобой в горе и в радости. Вот тебе моя рука.  — Кейд протянул ей руку, откашлялся и продолжил:  — И так же, как даю тебе свою руку, я вручаю тебе свою жизнь.
        Ему показалось, что Джессика целую вечность смотрела на него блестящими от слез глазами. Но потом ее рука скользнула в его руку, будто и не покидала ее, будто именно там ей и надлежало находиться.
        И она заговорила. Ее голос срывался от слез, которые свободно текли по щекам, как в тот день, несколько лет назад, когда он перестал относиться к ним, как к знаку собственной беспомощности, а попытался успокоить ее.
        — Я, Джессика Кларк-Бреннан, беру тебя, Кейд, в законные мужья, чтобы ты стал моей душой, моим сердцем, моим товарищем и моей единственной любовью. Я буду заботиться о тебе, стану твоим другом. Я буду смеяться с тобой и плакать с тобой. Я буду любить тебя сегодня, завтра и всегда. Я буду с тобой в горе и в радости. Вот тебе моя рука. И так же, как даю тебе свою руку, я вручаю тебе свою жизнь.
        Как маленький ребенок, она закрыла глаза руками, сжатыми в кулаки, словно хотела остановить слезы.
        Раньше ее слезы расстраивали Кейда, заставляя испытывать чувства бессилия и безнадежности. Он отворачивался и уходил. Поэтому Джессика начала скрывать свое состояние от него, единственного человека, на которого могла бы положиться, единственного человека, с которым могла бы быть полностью откровенна.
        Но теперь все это в прошлом. На этот раз Кейд готов принять огонь на себя. Он придвинулся к ней, преодолев небольшое расстояние, разделявшее их. Нежно взяв на руки, он поднял ее и посадил к себе на колени. Она не сопротивлялась, вздохнула так, словно ждала этого момента всю жизнь.
        Почувствовать себя в безопасности, почувствовать, что о ней заботятся, поверить в то, что все будет хорошо. Кейд положил ее голову себе на плечо и ощутил, как рубашка намокает от слез.
        И только много позже он понял, что рубашка мокрая не только от ее слез. Теперь и его слезы, так долго спрятанные где-то глубоко внутри, слились со слезами Джессики.
        Он не знал, как закончится эта беременность, но был уверен: как бы ни закончилась, они будут вместе. На этот раз и навсегда.
        — Я люблю тебя, Джесси, я тебя люблю.
        Кейд затаил дыхание до тех пор, пока не услышал слова, которые ждал.
        — Кейд, я люблю тебя.
        Это было как дождь, пролившийся над пустыней, давным-давно не видевшей дождя. И этой пустыней оказалась его душа. Он почувствовал, будто жизнь во всех своих красках снова вернулась в его мир.
        Глава 20
        — С лушай, а мне нравится.
        — Платье?  — отозвалась Джессика, повернувшись лицом к Кейду. Она дразнила его, прекрасно зная, что он ненавидит это платье, как и все другие из коллекции Поппи Паппинс. Но оно отлично справлялось с ролью халата, защищавшего от пятен краски, и хорошо скрывало ее растущий живот.
        Кейд задержался у двери, чтобы снять куртку.
        — Конечно, не платье.  — Он сморщил нос.  — Придется мне разыскать твой тайный склад этих платьев. Не успею я выбросить одно, как появляется следующее.
        Джессика засмеялась. Это была одна из тех мелочей, которые она больше всего любила. Вот он входит в дом после работы, потом игра в скраббл, совместный просмотр ТВ с пачкой попкорна. Вот он облизывает ее пальцы, испачканные в масле.
        Иногда она задумывалась: любила бы так сильно все эти мелочи, если бы они никогда не ругались, если бы не было в ее жизни времени, когда она день за днем жила без него? Смогла бы по-настоящему оценить все это?
        Когда дом передали новым владельцам, Джессика переехала к Кейду на «Риверз Эдж». Хотя, конечно, после рождения ребенка они собирались купить новый дом.
        Однако сейчас с большой осторожностью относились ко всем решениям, предполагавшим существование ребенка. И несмотря на то, что положенный срок неумолимо приближался, опасения не исчезали. Они даже не стали трогать гостевую комнату и устраивать специальную детскую комнату. На этот раз никаких лавандовых узоров на стенах. Ни детской кроватки, ни плюшевых мишек, ни других игрушек.
        Они купили красивую колыбель ручной работы, куда можно было постелить одеяльце и поставить ее рядом с их кроватью. Когда придет время. Джессике нравилась идея, что ребенок будет спать рядом с ними, чтобы они дышали одним воздухом и постоянно чувствовали его близость.
        Подойдя к ней, Кейд нежно коснулся рукой округлой линии живота. Потом прижался к нему лицом.
        — Привет, малыш. Ты меня слышишь? Шевелится,  — удовлетворенно заключил он.  — Футболист.
        — Или балерина.
        — Нет, это мальчик.
        Они так боялись сглазить, что только в последние две недели стали позволять себе эту игру. Но на этот раз страх был иного рода. Просыпаясь среди ночи, они хватались за руки и прижимались друг к другу.
        Они предпочитали не знать пол будущего ребенка. Девочка или мальчик, в любом случае этот ребенок стал бы настоящим чудом. Поэтому, несмотря на постоянные шутливые споры по этому поводу, они тщательно избегали детских отделов в магазинах. Возможно, они вели себя суеверно и иррационально, но Джессику это не волновало. Она не станет покупать ни одной детской вещи, пока не подержит в руках новорожденного ребенка.
        После того как продала Мейси «Беби бумер», она почти не появлялась там. Тем не менее знала, что Мейси про нее не забыла, и на складе появилась полка, куда та складывала вещи, тщательно отобранные для Джессики. Бутылочки, одеяльца, пеленки и крохотную одежду. Если на этот раз все получится — а Джессика очень на это надеялась, да и доктор улыбался и только качал головой в ответ на ее опасения,  — все, что нужно для детской, будет немедленно упаковано в большую коробку и отправлено им.
        Кроме того, в их отношениях с Мейси наметилась новая тенденция, связанная с магазином.
        Мейси умудрялась продавать ее картины почти с той же скоростью, с которой Джессика их писала. В основном она работала в абстрактной манере, цвета и мазки выплескивались из нее, словно брызги света. Будто эта часть ее существа слишком долго томилась в заточении, а теперь наконец вырвалась на свободу.
        По какой-то причине этот вид искусства привлекал людей, приобретавших вещи для детей. Картины покупались не только для детских, хотя недавно вошедший в моду взгляд на детские комнаты сильно отличался от традиционного.
        В наши дни люди, имевшие детей, особенно те, кто покупал вещи в таких дорогих магазинах, как «Беби бумер», в основном относились к разряду высококвалифицированных специалистов. Им требовалось обставить не только детскую комнату, но все их большие красивые дома в целом.
        Имя Джессики Бреннан произвело неожиданный переполох на художественном рынке Калгари.
        — Мне нравится это,  — одобрил Кейд. Поздоровавшись с ребенком, он повернулся к холстам.  — Как она называется?
        У Джессики не было мастерской. Но свет из окон его апартаментов оказался как раз таким, как надо. Холсты, краски и испачканные в краске тряпки, валявшиеся на полу, создавали ощущение хаоса. Свою лепту вносили коробки от еды, заказанной Кейдом, лежавшие на кухонных столах, и журналы на кофейном столике. Джессику это совсем не смущало. Более того, ей это нравилось.
        С помощью Кейда она попыталась преодолеть нездоровую потребность держать все под контролем.
        Теперь, глядя на его апартаменты, она думала, что, возможно, немного перегнула палку.
        Она повела плечом. Ну и ладно.
        И посмотрела на картины. Джессика не знала, откуда исходит этот неиссякаемый поток вдохновения, но подозревала, что причиной всему любовь.
        — Сегодня это называется «Восход радости».  — Она пожала плечами.  — Но неизвестно, как это будет называться завтра.
        — «Восход радости».  — Кейд остановился перед картиной.
        Фон был выдержан в нейтральных сероватых тонах. Поверх него весь холст заполняли сотни пузырей, похожих на мыльные. Внизу слева они были маленькими и постепенно увеличивались в размере в сторону правого верхнего угла.
        — Это хорошо,  — сказал он.  — А что у нас на обед?
        Этой дежурной шуткой Кейд поддразнивал жену, напоминая о том, что она называла «фазой домохозяйки».
        — Там на столе пицца.
        Он засмеялся.
        От его смеха у Джессики по спине побежали мурашки. Они чуть не потеряли все это. Чуть не отказались. И это делало сегодняшний день еще более ценным.
        А может быть, именно потери ведут к счастью, если есть смелость и готовность усвоить урок. Может быть, потери обостряют ощущение ценности того, что имеешь сегодня.
        Пройдя в зону кухни, Кейд разглядывал еду.
        — Кейд?
        — М-м-м?
        Джессика положила руку на живот.
        — Ой.
        В одно мгновение он оказался рядом, с тревогой глядя ей в лицо.
        — Началось,  — пробормотала она.  — О боже, началось.
        Но даже этот момент, когда боль, волной пробежав по телу, полностью завладела им, был полон света и радости. Джессика посмотрела на мужа и поняла, что бы ни случилось дальше, они вместе, а значит, все будет хорошо.
        Кейд проснулся. Шея затекла и болела. Он заснул, сидя на стуле. В первый момент он не мог понять, где он, но потом, услышав слабый звук, похожий на мяуканье котенка, все вспомнил.
        Когда глаза привыкли к темноте, Кейд увидел жену и дочку. Ребенок лежал у Джессики на груди.
        Он задумался о прошедших месяцах, когда они снова стали жить вместе, как супружеская пара. Когда им был подарен второй шанс. Когда казалось, что он наконец познал всю силу и глубину любви.
        Теперь, глядя на своего ребенка, он понимал, что может лишь посмеяться над собой. Он только слегка приподнял завесу над тем, что называется любовью.
        Ребенок снова издал мяукающий звук.
        Джессика пошевелилась, но не проснулась.
        Джессика. Откуда в этой маленькой и такой хрупкой женщине столько храбрости? Мужчины привыкли считать себя смелыми. Правда, ровно до тех пор, пока не увидят, как рождается ребенок. Потом остается лишь признать, как ничтожна их сила, как смешны их представления о храбрости.
        Храбрость определенно не означает способность поймать вора!
        Кейд встал. Джессике нужен отдых. Она сделала свое дело. Тринадцать часов немыслимой боли, которую он даже не смог бы себе представить.
        Как бы он хотел избавить ее от этой боли, поменяться с ней местами.
        Но это один из тех уроков, которые преподал ему второй шанс. Кейд не мог избавить ее от боли, справиться со всеми проблемами, а по правде сказать, даже с большей их частью.
        Ему пришлось смириться с этим. Смириться со своей беспомощностью и не пытаться убежать от нее. Он должен был вместе с ней пройти через ее боль. Иногда, для того чтобы принять собственное бессилие, нужно столько мужества, сколько никогда не требовалось раньше.
        Ребенок снова пискнул и пошевелился.
        Кейд коснулся крошечной спины своей дочки. Пальцы ощутили тепло. В этом маленьком комочке он почувствовал поразительную волю к жизни.
        Он стал первым, кто взял ее на руки. Медсестра показала ему, как это сделать. Он посмотрел в крохотное сморщенное личико с насупленным носиком и плотно закрытыми от возмущения этим насилием глазками и почувствовал это.
        Любовь.
        Поэтому теперь, собрав все свое мужество, поднял ребенка с груди спящей жены.
        Положив ее на ладонь одной руки, второй он поддерживал головку, как показывала медсестра.
        Дестини (Судьба).
        Они решили назвать ее Дестини.
        Ребенок открыл глаза молочно-серого цвета, который, по словам медсестры, должен был поменяться. Неизвестно, каким он будет, зеленым, как у Джессики, голубым, как у него, или каким-то восхитительно смешанным.
        Еще сестра сказала, что ребенок, скорее всего, мало что видит.
        И все же, когда Кейд взял ее на руки, показалось, что глазки девочки раскрылись шире, и она узнала его.
        — Да, милая, это я. Твой папочка.
        Папочка. Слово прозвучало на удивление нежно, ребенок пошевелился у него в руках. Кейд прижал ее ближе к груди и, снова опустившись на стул, стал неловко поглаживать малышку по спинке.
        Он чувствовал, какая она крохотная и беспомощная. Она полностью зависела от него.
        На миг его охватил страх. Мир показался таким ненадежным. В нем постоянно менялась погода, вспыхивали войны, случались пожары и наводнения.
        Люди тоже ненадежны. Замыкаются в своей боли, стараясь скрыть душевные раны.
        В жизни столько всего, что они не в силах изменить, и все же эта маленькая девочка будет считать его всесильным. Ведь он ее папочка.
        Он должен будет объяснить ей: да, мир хрупок, и его легко разрушить. Люди тоже хрупки, и их легко сломать.
        Но есть одна вещь, которая надежна, которую нелегко разрушить.
        И это любовь.
        Словно прочная нить, она связывает все остальное. Придает сил, когда те на исходе. Дает надежду, когда все твердят, что надеяться не приходится. Она лечит раны и заставляет людей, преодолев боль, снова вернуться к жизни.
        — Добро пожаловать в эту безумную, непредсказуемую, удивительную и прекрасную жизнь,  — прошептал Кейд маленькой дочке.  — Добро пожаловать.
        Он закрыл глаза, а когда открыл, ему на плечо легла рука Джессики. Она проснулась и теперь смотрела на них.
        — Я должен кое в чем тебе признаться,  — сказал Кейд.
        — В чем?
        — Я не сдержал одно из тех обещаний, что давал тебе в клятве.
        — Не может быть,  — шепнула она.
        — Ты больше не единственная моя любовь. Теперь у меня вас двое.
        Улыбка на лице Джессики, такая сияющая, что ей могло позавидовать солнце, сообщила ему, что оно того стоит. Вся боль, которую им пришлось пережить, оказалась не напрасной.
        Потому что привела их сюда.
        К этому моменту.
        Мимо которого они едва не прошли.
        Если бы не любовь.