Загадай любовь Ася Лавринович
        Young Adult. Инстахит. Романтика
        Неразделенная любовь - это проблема, и еще какая! Наташа Зуева знает об этом не понаслышке, ведь она безответно влюблена.
        Накануне новогодних праздников может случиться настоящее чудо. Наташа вместе с классом проведет зимние каникулы на прекрасном горнолыжном курорте. Какая девушка откажется встретить Новый год с парнем своей мечты? И неважно, что предмет воздыханий Наташи совершенно не подозревает о ее чувствах.
        Казалось, никто и ничто не сможет испортить ей праздник. Разве только ненавистный Тимур Макеев, самодовольный парень и главный прогульщик в школе.
        Ася Лавринович
        Загадай любовь
        
        Плей-лист
        Yellow Days - A Little While
        Наставшев/Лубенников - Изнемог
        The Cinematic Orchestra - To Build a Home
        Перемотка - Как тебя покорить
        Coldplay - Hypnotised
        Sirotkin - Навсегда
        Lewis Capaldi - Before You Go
        Ляпис Трубецкой - Огоньки
        U2 - With or Without You
        ANIKV feat. SALUKI - Меня не будет
        Olafur Arnalds - Happiness Does Not Wait
        Нина Бродская - Звенит январская вьюга
        Michael Kiwanuka - Love & Hate
        Свидания - Февраля
        Tame Impala - Yes I’m changing
        Земфира - Пальто
        Глава первая
        Все девчонки в нашем классе мечтают выйти замуж за Антона Владимировича. А те, которые говорят, что такого в их мечтах нет, просто нагло врут. Потому что в нашего географа - Золотухина Антона Владимировича, - которого я втайне от всех зову просто Золотко, нельзя не влюбиться.
        Новый учитель географии, недавний выпускник педвуза, появился в нашей школе в начале учебного года, но уже успел покорить не одно женское сердце. Не только старшеклассницы вздыхали по Антону Владимировичу, но и добрая половина педагогического состава. Особенно это, конечно, касалось молодых учительниц начальных классов. Они-то и представляли для меня максимальную угрозу. Хотя и взрослые училки уж слишком настойчиво опекали Золотко. Я не раз слышала, как в столовой русичка Ирина Федоровна приветливо выкрикивала:
        - Антон Владимирович, идите к нам! Мы вам место заняли. А Тамара Константиновна свежие слойки принесла…
        А еще после уроков Ирина Федоровна зазывала Золотко к себе на чаепитие. Разумеется, Антон Владимирович не мог ей отказать. Потому что он галантный, воспитанный и, возможно, иногда слишком мягкий с коллегами. Ну не может человек отказать женщинам. Тем более женщинам в возрасте, таким как Ирина Федоровна. У них же чудовищная разница в возрасте - лет пятнадцать! Русичке уже под сорок, а она все с молодыми парнями заигрывает…
        Конечно, у нас с Золотком тоже немалая разница - целых семь лет. Для кого-то это покажется незначительным препятствием к большой и чистой любви, но в моем возрасте - это целая пропасть. Поэтому пока я даже не предпринимаю никаких попыток завязать отношения со взрослым красивым парнем, который к тому же ведет у нашего одиннадцатого географию. Поэтому остается мне, как и всем моим одноклассницам, сидеть на уроках, подперев кулаком щеку, и мечтательным взглядом гипнотизировать Золотко…
        Сегодня Антон Владимирович, как и обычно, одет с иголочки. Эх, я бы все на свете отдала за то, чтобы мой будущий парень (если им все-таки не станет Золотко) был хоть на сотую долю таким же стильным, как наш географ. С зачесанными назад волнистыми волосами цвета шоколада и пронзительными голубыми глазами. Такими чистыми, как весеннее небо.
        А еще у географа просто умопомрачительный парфюм. От него можно с катушек слететь. Еле уловимый, но терпкий. Этот запах обычно чувствуешь, только если находишься близко-близко к Антону Владимировичу, например, когда, как староста класса, ждешь, пока географ заполнит журнал. Все-таки есть у старост бонусы.
        Одно время я была одержима этим запахом и даже хотела приобрести такую же туалетную воду, чтобы пользоваться ей самой. Правда, название я так и не осмелилась у него спросить. Это было бы странно. Тогда я пристала с расспросами к девчонкам, не знают ли они, чем душится наш географ. Моя лучшая подруга и соседка по парте, Яна Казанцева, сказала, что у меня просто гормоны бушуют. Для семнадцати лет это нормально. Мне бы мою энергию направить в мирное русло… Помню, как я обиделась на Яну за эти слова. Мы потом не разговаривали пару дней и помирились только на контрольной по химии, потому что обе в этом предмете тупы как пробки и нам нужно было скооперироваться. Видимо, чтобы удвоить свою тупость… Но равнодушие Янки к моей несбыточной мечте меня обижало. Все-таки тяжело, когда близкие тебя не понимают и не воспринимают твои проблемы всерьез. А неразделенная любовь - это проблема. И еще какая! Без взаимности душа плачет, скулит, пустеет. Как Янка этого не понимает?
        Я снова так замечталась о Золотке, что не сразу открыла тетрадь по географии. Только когда Яна бесцеремонно пихнула меня локтем, отмерла.
        - Наташ, хорош на географа слюни пускать, записывай тему, - сказала мне подруга. И, как мне показалось, сказала как-то чересчур громко. Я смутилась и осмотрелась по сторонам. Но все были увлечены своими делами, и никто не обращал на нас с Яной внимания.
        - Можешь это еще громче сказать? - все же буркнула я. - А то, боюсь, Антон Владимирович не расслышал.
        Янка равнодушно пожала плечами. Тема урока - «Австралия. Комплексная характеристика страны». Я быстро все записала и снова отложила ручку. Австралия интересовала меня намного меньше, чем наш географ.
        И хотя мы с Яной больше не разговаривали, Антон Владимирович смотрел в нашу сторону, и пару раз я встретилась с ним взглядом. Оттого сильно разнервничалась и демонстративно уставилась в окно. Каждый раз, когда я замечала на себе взгляд географа, я становилась смущенной и чуточку счастливой. Разумеется, взгляды остальных учителей меня так не волновали. Разве что старый математик внушал ужас, потому что к алгебре и геометрии я приходила обычно не особо подготовленной. Не сдержавшись, я посмотрела в сторону учительского стола и снова встретилась с парой голубых глаз. Пока все что-то записывали, Антон Владимирович, явно о чем-то задумавшись, гипнотизировал взглядом нашу с Янкой парту. Я опустила глаза и уставилась в раскрытую тетрадь. От волнения натянула на ладони манжеты пудрово-розовой рубашки. Это была моя любимая рубашка, и, по словам мамы, она очень шла к моим каштановым волосам и светлым глазам. К этой рубашке я подобрала нежные тени и стянула волосы лентой в тон рубашки. Каждый раз, когда в расписании стоял урок географии, я вставала заранее и целый час наводила перед зеркалом красоту. Мама
искренне удивлялась, почему в один день я могу безжалостно проспать школу и выскочить из дома, едва почистив зубы, а в другой день навожу марафет, словно собираюсь на свидание. Но ведь так и было… Я и собиралась на свидание. Безмолвное «свидание» с Антоном Владимировичем, который за весь урок мог всего лишь раз бросить равнодушный взгляд в мою сторону. А может, и не равнодушный?..
        Не знаю, замечали ли остальные одноклассники, что пару раз в неделю я приходила в школу особенно нарядной и хорошенькой, и догадывались ли они, в чем дело… Мне плевать. Только Янка быстро просекла «фишку» и часто с самого утра подкалывала меня на эту тему. Но на Казанцеву я не обижалась. Яна - своя.
        И все-таки я волновалась. Антон Владимирович сегодня смотрел в мою сторону чаще обычного. Поэтому я непроизвольно нахмурилась и снова уставилась в окно, за которым медленно пролетали одинокие крупные снежинки. Они парили в воздухе, не опускаясь на землю. Уже начало декабря, а снега в городе так и нет. На улице уже рассвело, поэтому Антон Владимирович попросил ребят с первой парты третьего ряда выключить свет в классе. За это я нашего географа тоже была готова расцеловать. Больше всего на свете меня раздражает, когда к естественному свету добавляют искусственный… Моя мама имеет привычку летом, когда еще даже не стемнело, зажигать дома все лампы. Сразу какое-то грустное и непонятное состояние. Когда на улице светло, из-за искусственного света впадаешь в уныние…
        Крупные снежинки налипали на окна и тут же таяли. Антон Владимирович убаюкивающе рассказывал нам об огромных пустынях Австралии. Тембр голоса у географа мягкий и приятный. Слушать его лекции - одно удовольствие. Даже Янка притихла. Хотя обычно она пропускает все мимо ушей и торчит на уроках в телефоне.
        Однако вскоре утренняя идиллия была нарушена. Сначала перестали сыпать снежинки с неба, а потом дверь кабинета с противным треском отворилась, и на пороге появилась тучная Виола Леонидовна - наш завуч. Антон Владимирович тут же замолчал, и мы все уставились на Виолу в ожидании сообщения. Кто-то, как полагается, поднялся с места, но Виола Леонидовна тут же замахала руками - мол, сидите-сидите, я на секундочку.
        - Доброе утро, ребята, - поздоровалась она.
        Мы поздоровались в ответ - лениво и вразнобой. Многие с утра были в полусонном состоянии. Несмотря на всеобщую любовь к Антону Владимировичу, не всех воодушевляла география первым уроком. Многие еще клевали носом.
        - Антон Владимирович, а я вот вам прогульщика привела, - довольным голосом произнесла Виола Леонидовна и потянула кого-то за рукав. Вслед за завучем в классе нарисовался Тимур Макеев. Как обычно, недовольный, будто ему все на свете должны. - Вот, пожалуйста! Слонялся по коридору.
        - И еще бы послонялся немного, - сказал Макеев.
        - Ты мне поговори! - погрозила пальцем Виола. Она не отпускала рукав Тимура.
        - Спасибо, Виола Леонидовна, - усталым голосом произнес Антон Владимирович.
        Макеев с завидной регулярностью прогуливал уроки географии, как, впрочем, и остальные гуманитарные предметы. Он у нас вроде как числился техническим гением, был на хорошем счету у физички и математика, а вот на остальные уроки откровенно забил.
        И если другие учителя давно привыкли к выкрутасам Макеева и махнули на его прогулы рукой, то мое Золотко явно задевала такая нелюбовь к его предмету. Антон Владимирович всякий раз, вступая в спор с Тимуром, становился отстраненным и даже немного грустным. Конечно, невозможно нравиться всем. Но когда тебя так демонстративно игнорируют - это очень обидно. Ведь географ-то наш - педагог просто отличный! Его все любят… Ну, а я - больше всех.
        - Ладно, я пошла, - сообщила нам Виола. Причем таким ехидным тоном, будто мы могли начать умолять ее остаться. Наконец она отпустила рукав Макеева, и тот молча прошел к своему месту. Антон Владимирович проводил Тимура печальным взглядом, от которого у меня сжалось сердце. Макеев - просто бездушная скотина! Так изводить молодого учителя. Я обернулась к парте Тимура и сердито посмотрела на одноклассника. К тому же я вспомнила, что он еще несколько дней назад по моей просьбе должен был подать заявку на городскую олимпиаду по физике, но до сих пор этого не сделал. А ведь я, как староста класса, должна все заявки проконтролировать. Я от злости только зубами скрипнула. Маке-е-ев! Невозможный человек! Но Тимуру на мои гневные взгляды, разумеется, было плевать. Он сидел за пустой партой и даже учебник географии доставать не собирался. Кому и что он пытается все время доказать?
        - Ты решила в них обоих дырку взглядом протереть? - склонилась ко мне Яна.
        - Терпеть его не могу, - сказала я.
        - Кого? Макеева? Что он конкретно тебе сделал? - удивилась Казанцева.
        - Ты не понимаешь! - горячо воскликнула я.
        Янка действительно не понимала. Ей было плевать на то, кто портит Золотку настроение. Да и я в двух словах не могла объяснить, из-за чего злюсь на одноклассника. Поэтому только отмахнулась.
        Виола Леонидовна между тем благополучно ушла, а Антон Владимирович устало обратился к Макееву:
        - Тимур, какая сегодня причина для прогула моего предмета?
        - Все та же, - равнодушно ответил Макеев. - Мне не хотелось сюда приходить.
        И если мои одноклассники уже привыкли к выходкам Макеева, я в возмущении заерзала на месте. Янка снисходительно покосилась в мою сторону, а затем снова уставилась в телефон.
        - Вот почему он так с Антоном?.. - склонилась теперь я к уху подруги.
        - Твой Антон - взрослый мужик, - усмехнулась Казанцева. - Переживет.
        Мне снова показалось, что Яна произнесла это слишком громко, поэтому я отстала от нее. Продолжим этот разговор как-нибудь в другой раз и желательно - не в кабинете географии.
        Оставшаяся половина урока прошла совсем не радужно. Было заметно, что грубость Макеева все-таки выбила Антона Владимировича из колеи. Теперь наш географ все меньше говорил, а мы - все больше переписывали в тетрадь огромные абзацы из учебника. Но я не обижалась на Антона Владимировича. Кому понравится, когда к твоему предмету относятся так пренебрежительно? Да и кто? Несмышленый малолетка!
        Я все никак не могла справиться со своей злостью. То и дело оборачивалась к Тимуру и награждала его презрительным взглядом. Он так и не разложил вещи и сидел с нарочито равнодушным видом, но Антон Владимирович не делал ему замечаний. Один раз мы с Макеевым все-таки встретились глазами. Одноклассник посмотрел на меня в ответ так же недружелюбно, исподлобья, как и я на него. В ту секунду я и решила, что после урока обязательно допеку Тимура по поводу заявки на олимпиаду. Чтобы жизнь медом не казалась. Привык, что все ему сходит с рук…
        Я еле вытерпела до конца урока. Когда прозвенел звонок, первой вскочила из-за парты. Яна удивленно подняла на меня глаза.
        - Наташ, ты чего?
        Но вместо ответа я принялась заталкивать тетрадь и учебник в рюкзак.
        - Потом объясню, - пообещала я.
        Мне еще нужно успеть вещи собрать, в то время как Макееву и собирать нечего. Кто его знает, вдруг он снова решит свинтить с уроков? А заявка на олимпиаду? Классная с меня шкуру спустит!
        Я даже толком не попрощалась с Антоном Владимировичем - так поспешно пришлось покинуть класс. Потому что Макеев будто чувствовал, что я имею на него виды. А может, действительно догадался. Все-таки я пол-урока на него недобро пялилась.
        Когда я выскочила из кабинета, Тимур уже быстрым шагом направлялся к лестнице.
        - Макеев! - выкрикнула я. Но одноклассник сделал вид, что не слышит меня. Тогда я понеслась вслед за Тимуром. А этот гад, как назло, только прибавил ходу. Пришлось сбегать за ним по лестнице, маневрируя между другими ребятами.
        - Тимур! - снова закричала я.
        Макеев обернулся, теперь уж точно заметил меня - и нарочно побежал дальше. Чертыхнувшись, я поскакала за ним, минуя сразу пару ступеней. Один раз чуть не навернулась.
        Догнала я Макеева только на первом этаже возле столовой. Схватила за руку точно так же, как сделала это сегодня Виола, и возмущенно рявкнула:
        - Ты почему от меня убегаешь?
        - А ты почему за мной гонишься? - спросил Макеев.
        Я, стараясь отдышаться, наградила его убийственным взглядом. Тимур смотрел на меня насмешливо сверху вниз, и в его темно-карих глазах я увидела себя - маленькую и очень рассерженную.
        - Олимпиада… - выдохнула я. - По…
        - По физике, - услужливо подсказал мне Макеев.
        - Ага. Ты… ты должен был…
        - Подать заявку, - снова добавил Тимур.
        - Подать заявку, - как попугай повторила я. И зачем-то кивнула. Этот кивок я снова разглядела в карих глазах Макеева. - Почему ты этого до сих пор не сделал?
        - Потому что не хочу, - ответил Тимур так же прямо, как отвечал на вопрос Антона Владимировича о своем прогуле.
        - То есть как это - не хочешь? - снова возмутилась я. - А если надо?
        - Кому надо? - вдруг улыбнулся Макеев, и тогда я совсем растерялась от его наглости.
        - Школе, - пролепетала я.
        - Но не мне же.
        - Как у тебя все просто! - вскипела я. - Знаешь, Макеев, в этой жизни у людей есть не только права, но и обязанности!
        - Вот и исполняй свои обязанности, что ты в меня-то вцепилась? - Макеев перестал улыбаться. И, похоже, тоже уже начинал злиться.
        - Да нужен ты мне! - рассердилась я в ответ. - Просто подай заявку, и я от тебя отстану…
        Макеев дернулся было в сторону, чтобы просто молча от меня уйти, но не тут-то было. Я крепче схватила его за руку и потянула на себя с новой силой.
        - Макеев!
        - Что, Зуева? Ты мне так руку оторвешь.
        - Ой, прости! - отозвалась я: действительно немного не рассчитала силы.
        - Да ничего страшного, - нарочито любезно отозвался Тимур. - Если что, у меня есть вторая.
        В коридоре стоял гомон, да еще и у меня от возмущения в ушах гудело. Я не замечала ничего вокруг, только как дура пялилась на свое отражение в глазах Макеева, отчего-то не в силах отвести взгляд. Поэтому-то и не заметила, как рядом с нами оказался Антон Владимирович. Тимур первым его увидел, потому как вид его стал еще более недовольным, чем обычно. Я обернулась и тоже уставилась на географа. Тут же сообразила, что до сих пор держу Макеева за руку. Будто загипнотизировал меня, гаденыш! Я поспешно отпустила руку Тимура, а тот нервным движением провел рукой по ежику светлых волос.
        - Наташа, как хорошо, что я вас здесь встретил, - сказал Антон Владимирович, одарив при этом Макеева неприветливым взглядом. - Вы так быстро убежали после урока…
        - Простите, - выдавила я из себя. Хотя, конечно, ничего плохого я не сделала. Откуда мне было знать, что я могу понадобиться Золотку? Как обычно, в присутствии Антона Владимировича у меня начали потеть ладони. Какой же он красивый! Почему он так хорош собой, а я так молода, да к тому же - его ученица? Жизнь несправедлива!
        - Ну что вы, зачем извиняться, - улыбнулся Антон Владимирович. - Сколько у вас сегодня уроков?
        - Шесть, - ответил вместо меня Макеев. Я в это время уже плыла от очаровательной улыбки географа.
        - Отлично, - сказал Антон Владимирович, глядя при этом на меня. Тимура он теперь игнорировал. - Тогда подойдите ко мне, Наташа, после уроков. Есть дело. Очень вас прошу!
        Долго и «очень» упрашивать меня не пришлось. Я тут же послушно закивала, до сих пор не веря своему счастью. Мы останемся одни! Тет-а-тет! Но для чего?..
        Когда Антон Владимирович скрылся из виду, мы с Тимуром снова схлестнулись взглядами. Молча пялились друг на друга до тех пор, пока не прозвенел звонок на следующий урок.
        - Поздравляю, - наконец произнес Тимур.
        - С чем? - удивилась я.
        - А ты подумай своей черепушкой, Зуева, - усмехнулся одноклассник.
        У меня тут же вспыхнули щеки. Он знает! Знает, почему я ношу по вторникам и четвергам нарядные блузки и заплетаю ленты в косу… Но какое ему до этого дело?
        - Не забудь про заявку, - буркнула я, первой направляясь к лестнице.
        Плевать на то, что вообразил себе Макеев. Главное - не это. Ведь Антон Владимирович будет сегодня ждать меня после уроков.

* * *
        Холодный ветер подгонял меня вперед, мокрые снежинки налипли на ресницы и брови, а под ногами хлюпала каша из растаявшего снега. Но непогода ничуть не портила настроение. Щеки мои горели, а глаза наверняка искрились, как декабрьский снег.
        Да, наш разговор с Антоном Владимировичем был слишком формальным и коротким. Географ рассказал, что у него появилась идея отправиться вместе с нашим классом на Новый год за город в огромный гостевой дом к своему приятелю. Есть в нашей области такое чудесное место - Васильево. Там горы, ели и самый чистый воздух. Доехать до поселка можно на электричке. Но самое главное - рядом с дачным поселком приятеля в Васильево есть отличный горнолыжный курорт. И если нашему классу интересно…
        Не знаю, как «нашему классу», а я от счастья чуть не закричала. Встретить Новый год со своей пусть и не сбывшейся, но все-таки мечтой… Это ли не праздничное чудо? Кажется, я дала ответ еще до того, как Антон Владимирович успел закончить фразу. Мой энтузиазм наверняка сбил молодого учителя с толку, потому как он смутился и сбивчиво продолжил:
        - Конечно, нужно еще поговорить с вашим классным руководителем. И у ребят поспрашивать. Поэтому я вас, Наташа, и пригласил как старосту класса…
        - Да, да, да, - с готовностью закивала я, снова перебив. - Все понимаю. Я обязательно со всеми поговорю!
        Смущающийся Антон Владимирович нравился мне еще больше. Это очаровательно: иногда он краснел, как школьник. И когда его приглашали за свой стол учителя, угощая слойками; и когда кто-то с восторгом отзывался о его предмете или же смотрел на него с нескрываемым восхищением, вот как я в эту минуту. Конечно, мне нужно быть сдержаннее, но я никогда не умела скрывать своих эмоций.
        - Вот и замечательно, - пробормотал Антон Владимирович. - Я всегда знал, что могу на вас рассчитывать, Наташа.
        Так и сказал. Я всегда это знал. На-та-ша… Из его уст мое имя прозвучало так мягко и по-доброму. Конечно, Янка бы сейчас сказала, что я все надумываю. И «Наташа» он произносит точно так же, как и все остальные. Но я сердцем чувствовала: здесь другое. Куда приятнее мне было услышать «Могу на вас рассчитывать, Наташа» от Антона Владимировича, чем «А ты подумай своей черепушкой, Зуева» от Макеева.
        Внезапно разыгравшаяся вьюга подгоняла меня к дому. Снег все падал и падал, но при плюсовой температуре практически тут же таял. Забежав в подъезд, я отряхнула куртку и потерла замерзшие руки одну о другую. Я всегда забываю дома перчатки. Хотя моя старшая сестра, Алина, тысячу раз мне говорила о том, как важно ухаживать за руками смолоду, увлажнять их кремами и носить зимой перчатки.
        Не дожидаясь лифта, я побежала по лестнице, наспех поприветствовав встретившуюся на моем пути соседку с третьего этажа. В голове все крутилось: «Я всегда знал, что могу на вас рассчитывать, Наташа…», и от этого хотелось счастливо распевать песни. Если дома никого не будет, я врублю музыку и все-таки спою. Мне нравилось оставаться дома одной. Жаль, что мне редко выпадала такая удача. Только отец до вечера засиживался на работе. Мама - фрилансер-переводчик - целыми днями торчала у компа. Сестра особо нигде не задерживалась и, как прилежная девочка, после института сразу спешила домой. Не удивлюсь, если она за всю жизнь даже ни разу не прогуливала учебу. То ли дело мы с девчонками. Вместо физики легко можем завалиться в «Мак» и поесть картошки с чизбургером.
        Однако сегодня и у мамы, и у сестры намечались какие-то дела, и надежда побыть одной у меня все еще теплилась. Я отворила ключом дверь и прислушалась. Из кухни доносился смех Алины и монотонный мужской голос. Расслышав его, я почувствовала, как сердце мое упало.
        Глава вторая
        Алина училась на третьем курсе филологического факультета и по праву считалась его гордостью. Она и в школе была лучшей ученицей в классе, а в институте стала самой перспективной студенткой своего потока. Но это не означает, что моя сестра - страшная зануда и синий чулок. Алина - идеальная дочь, которая все и всегда успевает. Прилежно учится, поддерживает порядок в квартире, не имеет вредных привычек, знает себе цену. Конечно, родители Алиной страшно гордятся, и редко какая взбучка по поводу моего поведения обходится без фразы: «Посмотри на свою сестру…»
        Алина у нас красивая: высокая, с темно-русыми длинными волосами и синими-синими глазами. У моей сестры всегда было много ухажеров, но никто долгое время не мог покорить ее сердце. Все изменилось прошлой зимой, когда к ним в институт перевелся красавчик Эдуард Кравец. Эдик учился на курс старше. Ему с первого взгляда понравилась Алина, а Алине понравился Эдик… Моим родителям Кравец тоже с первого взгляда приглянулся. Да так сильно, что они практически сразу принялись называть его в шутку «зятьком». Алина только счастливо хихикала, потому как не прочь была выйти за Эдика замуж. И он действительно этой осенью сделал моей сестре предложение. Алина не могла отказать Эдику. Все были просто счастливы. Все, кроме меня. Потому что я этого Эдика просто не перевариваю.
        А началось все летом, когда я вернулась из английского лагеря. Мама тогда долго ахала и охала, как я повзрослела за лето, загорела, изменилась… И вообще теперь я настоящая невеста! Я и правда здорово вытянулась за лето. И разглядела в себе что-то такое, чего не было раньше. Появилась во мне какая-то манкость и загадочность. Это меня одновременно и радовало, и страшно пугало. Тогда же я и начала замечать на себе внимательные взгляды Эдика, от которых мне становилось неуютно. Правда, складывалось впечатление, что эти красноречивые взгляды от Кравеца замечаю только я. Родители и Алина продолжали восхищаться умницей Эдиком, а сам Кравец с завидной регулярностью стал появляться у нас дома.
        Осенью, перед тем как поступило предложение руки и сердца, Эдик и Алина сильно поссорились, и я наконец вздохнула с облегчением. Не знаю, что у них там произошло (с сестрой мы никогда особо не были близки, и она редко что-то мне рассказывала), но Кравец прекратил захаживать к нам в гости. И это были две счастливейшие недели в моей жизни. Правда, Алина все это время слонялась по квартире как смерть. Бледная, лохматая, убитая горем… А потом Эдик снова появился у нас. Встал на колено и достал из кармана пиджака кольцо. Родители и Алина были на седьмом небе от счастья. А мне хотелось рычать от злости. Потому что странные взгляды в мою сторону, несмотря на предложение, не прекратились.
        - Ой, вроде там Натуся пришла, - послышался из кухни довольный голос Алины.
        Я внутренне съежилась. Мне хотелось незаметно прошмыгнуть в свою комнату, не встречаясь с сестрой и ее женишком.
        - Натуся! - будто нарочно закричала Алина. - Иди к нам! Эдик такие мандарины принес. Целый ящик!
        Я тяжело вздохнула. Скинула кроссовки, повесила пуховик на крючок. Да так и замерла на месте, не решаясь пройти на кухню. Алина все-таки выглянула в коридор.
        - Натусь, ну ты где? Ты опять в кроссовках ходила? А мои сапоги замшевые? Те, что мне по размеру не подошли.
        С самого детства я ненавидела донашивать одежду за старшей сестрой. Потому что мы совершенно разные. Алина любит строгость и консервативность во всем, а мне подавай свободу и яркие краски. Как хорошо, что с возрастом вещи сестры перепадали мне все реже. Но иногда случались исключения.
        Я не ответила на вопрос про кроссовки. Снега ведь еще толком нет, чего пристали? Кроссовки - самая классная и универсальная обувь на свете.
        - Ты ведь знаешь, как папа бы тебя назвал? - добродушно рассмеялась Алина. Она всегда была такой смешливой и веселой, когда Эдик был у нас в гостях.
        - Знаю, знаю, - буркнула я. - Шарик в кедах из «Простоквашино».
        - Вот-вот, - не переставала улыбаться сестра. А потом вдруг подбежала ко мне и потянула за руку. - Ну, идем же! Там Эдик ждет… Неприлично.
        «Неприлично на младшую сестру своей невесты пялиться», - с раздражением подумала я. Но все-таки покорно последовала за Алиной.
        Эдик расселся за столом, будто был хозяином в доме. Как обычно, пижон пижоном - с идеальной укладкой, в теплой водолазке и шерстяных модных брюках. Он привычно поправил вихор светлых волос и уставился на меня пронзительными зелеными глазами. Я тут же отвела взгляд.
        - Привет, - первым поздоровался Эдик.
        - Здрасте, - буркнула я.
        Алина словно не замечала всей этой неловкости. Все так же счастливо улыбаясь, указала на стол. На нем стояла огромная тарелка с мандаринами.
        - Вот! Картина «Создаем новогоднее настроение», - сказала сестра.
        - До Нового года еще почти месяц, - возразила я.
        - Не будь занудой, - привычно отмахнулась сестра. - Сегодня первый снег как раз пошел. Всех поздравляю!
        Мы с Эдиком молчали. Мне хотелось как можно скорее испариться с кухни, несмотря на то что после школы неплохо было бы пообедать.
        - Угощайся. - Эдик придвинул ко мне тарелку с мандаринами.
        - Спасибо, не хочу. У меня на них аллергия.
        - Впервые слышу! - отозвалась Алина. - И давно?
        - С прошлого года, - не моргнув глазом соврала я.
        - Я совсем о тебе ничего не знаю, - расстроилась сестра. - Мы мало общаемся. Хочешь, в выходные вместе с нами на горнолыжку? Там уже снега по колено.
        - Нормально мы общаемся, - поспешно возразила я. Мысль о том, что можно провести целый уик-энд в компании Эдика привела меня в ужас. - Ладно, мне пора.
        Когда я вышла в коридор, из кухни снова послышался довольный смешок Алины. А меня снова накрыло. Неужели она ничего не замечает? Или мне все только кажется? В любом случае оставаться дома желания не было. Я пробралась к вешалке и нашла в кармане телефон. Эдик Эдиком, а мне предстоит рассказать подругам кое о чем важном - предстоящей поездке за город с Золотком…
        В телефоне я открыла мессенджер и сбросила в общий чат сообщение: «Девочки, внимание! Код «Красный». Подруги должны понять: нам пора встретиться.

* * *
        Каждый раз мы собираемся в «Макдоналдсе» за углом школы, чтобы обсудить насущные проблемы. Встречаемся у входа и вместе заходим в ресторанчик, чтобы выбрать лучший столик. По счастливой случайности чаще всего нам удается занять один и тот же - у окна. И вот сейчас мы снова уминаем картофель фри и смотрим на суетящийся город, в то время как за окном бесшумно падает снег. За день ему все-таки удалось принарядить декабрьские улицы - снег припорошил дороги, навис на деревьях и проводах. И сразу стало так нарядно и празднично вокруг. Даже дурные мысли по поводу Эдика куда-то улетучились. Теперь я думала об одном: об Антоне Владимировиче и нашей поездке за город.
        Мои подруги - одноклассница и соседка по парте Яна Казанцева (часто слишком саркастичная и ядовитая мадам) и добродушные близняшки Снежана и Милана, которые учатся в параллельном одиннадцатом и являют собой полную противоположность Янке. Казанцева - высокая (выше нас троих почти на целую голову), с темным хвостом и косой челкой, спадающей на глаза. Одевается Яна, как и моя сестра, очень уж консервативно. В вязаные пуловеры и строгие брюки. Близняшки же - обе белокурые и кудрявые, волосы по плечи. Они любят одеваться ярко и привлекать к себе внимание. Смешливые, несерьезные и крайне озабоченные чужими делами. Моими в частности.
        - Ну, рассказывай! - потребовала Снежана.
        - Что у тебя стряслось? - добавила Милана. - Ты из-за Золотка нас пригласила?
        Конечно, моя безответная любовь к географу не была для подруг секретом. Сначала об этом догадалась Яна, а потом пришлось признаться и близнецам. Потому что держать в себе большие светлые чувства у меня не было никаких сил.
        - Видели бы вы, как Зуева сегодня опять вырядилась, - подала голос Янка. - Как на парад.
        Я показала подруге язык и потянулась за чизбургером. Налетела на него, будто была с голодного края. Девчонки, судя по всему, успели пообедать дома, поэтому ограничились молочными коктейлями.
        - Осторожно, не подавись, - предупредила Снежана, озадаченно поглядывая на меня из-за того, как я поспешно ем.
        - Жуй лучше, - присоединилась к ней Милана. - Ты дома не ела, что ли?
        Я помотала головой.
        - Не успела, - ответила я с набитым ртом. - К нам этот приехал… Эдик. С ящиком мандаринов.
        - Как Чебурашка, что ли? - рассмеялась Яна.
        - Ну, - сердито отозвалась я. - Будь он неладен.
        - По-прежнему пялится? - сочувствующе спросила Снежана.
        - А то как же!
        - Почему ты не расскажешь об этом родителям или сестре? - спросила Янка.
        Я растерялась.
        - Так ведь пялится всего лишь… Не пристает же, - наконец ответила я.
        Рассказать родителям о своих опасениях казалось мне чем-то постыдным и гадким. А если они не поверят? Алина так точно не поверила бы. Еще и выдумала бы себе чего-нибудь… Она очень впечатлительная. Домашние ведь никогда меня не воспринимают всерьез. «Наташа, не выдумывай глупости!» - слышу я на все свои предположения. А ведь этого Эдика вся моя семья просто боготворит.
        Яна наблюдала за тем, как я ем, и только неодобрительно качала головой.
        - Нет, ты все-таки подумай над тем, чтобы рассказать все хотя бы маме. Она вроде у тебя адекватная.
        - У тебя замечательная мама, - согласилась Снежана.
        - Самая лучшая! - добавила Милана.
        Я в ответ усмехнулась.
        - А Наташа у нас не хочет решать проблемы, - наставительным тоном продолжила Казанцева. - Она хочет носить красивые блузки и на уроках пускать слюни на географа.
        - Что плохого тебе сделали красивые блузки и географ? - возмутилась я.
        - Голова тебе для чего?
        - Вот для этого, - сказала я, обмакнув пару картофельных долек в горчичный соус и отправив их в рот.
        Близняшки заулыбались, а вот Янке было не до смеха. Но мне не хотелось говорить об Эдике. Эта тема была для меня неприятной, запретной и какой-то пугающей. В конце концов, для чего мы тут собрались? Обсуждать слизняка Кравеца? Ну уж нет! Поэтому я, напомнив, что не хочу говорить о женихе моей сестры, перешла к главному - предложению Антона Владимировича встретить Новый год всем классом.
        - Думаю, из вашего класса тоже желающие найдутся, - с энтузиазмом сообщила я близняшкам после рассказа о предстоящей поездке. - Конечно, все это так волнительно и ответственно… Ведь это мне нужно организовать сбор.
        - Странно, а почему это он тебе предложил этим заняться? - сощурившись, спросила Яна.
        Я покраснела.
        - Наверное, понял, что я не подведу.
        «Я всегда знал, что могу на вас рассчитывать, Наташа…»
        - Все-таки я староста класса, - добавила я.
        Почему-то в школе взрослые относились ко мне совсем по-другому, нежели родные. В классе я производила впечатление самого ответственного человека. А вот дома мне мама даже не позволяла ухаживать за цветами, боясь, что из-за меня они могут погибнуть. Цветами и уютом у нас в семье занималась только Алиночка.
        - Поэтому ты моталась к нему в кабинет после уроков? - уточнила Яна.
        - Ну, да.
        - Когда он тебя позвать-то успел? После географии ты из кабинета выскочила как ошпаренная.
        - Так на перемене, - принялась объяснять я. - Как раз, когда я Макеева с олимпиадой пытала.
        - Макеева? - отозвалась Снежана.
        - Это тот короткостриженый блондинчик из вашего класса?
        - Ага, - помрачнела я, вспомнив, как Тимур поздравил меня с «тет-а-тетом» с географом.
        - Он хорошенький, - кивнула Милана.
        - Он - чудовище! - скривилась я.
        Близняшки удивленно посмотрели на меня.
        - Терроризирует бедного Золотка и прогуливает его уроки, - пояснила за меня Яна.
        - М-м-м, - промычали сестры, красноречиво переглянувшись. Подруги считали мою увлеченность географом маниакальной.
        А Янка вдруг начала хихикать.
        - Ты чего? - удивилась я.
        - До сих пор не могу забыть, как ты на Новый год Макееву подарила полкоробки шоколадных конфет, - сквозь смех проговорила Казанцева.
        - Ой, да я там съела всего-то пару штучек! - запротестовала я. Но, подумав, криво улыбнулась: - Ладно, штук пять…
        Эта история произошла в седьмом классе. Тогда мы впервые играли в «Тайного Санту», и мне в «подопечные» достался Тимур Макеев. О «Санте» я начисто забыла до того дня, когда подарок нужно было нести в школу. Тогда я взяла из серванта первую попавшуюся коробку конфет. У нас этих коробок тьма-тьмущая: папу на работе на кафедре с наступающим Новым годом каждый раз конфетами задаривают. Из дома я выскочила в последнюю минуту, не успев позавтракать. Даже решила до школы на автобусе добраться. Всю дорогу я гипнотизировала изображенные на коробке конфеты. Такие аппетитные, с орехом внутри и кокосовой стружкой сверху. Не выдержав, распечатала, и слопала несколько штук. Планировала только попробовать, но одной конфетой ограничиться не удалось. О чем, кстати, до сих пор ни капли не жалею. Конфеты оказались обалденными. В итоге коробку конфет вместе с запиской «Тиму М.» я тихонечко положила в красный мешок «Тайного Санты». До сих пор не знаю, какая реакция была у Макеева, когда он получил свой подарок…
        Вскоре я начисто забыла про эту историю, а Янку мой «секрет» так развеселил, что она до сих пор каждую зиму мне это припоминает.
        Когда мы вышли на улицу, уже стемнело. Мелкие снежинки хороводили в свете фонарей. Болтая и скрипя свежим снегом, мы добрели до перекрестка, где обычно и расставались. Пока светофор горел красным, Яна хлопнула себя пушистой варежкой по лбу.
        - Мне же тетя привезла печенье с предсказаниями. Я вам несколько штук взяла.
        Она полезла в сумку и достала яркую коробку. Мы стояли под сплошным снежным кружевом и делили печенье. И почему-то это мне показалось настоящим зимним таинством, преддверием новогоднего волшебства.
        Снежана и Милана решили съесть печенье дома, а я свое в нетерпении разломала сразу. Под желтым светом фонаря мы хором прочитали послание: «Иногда нужно что-то разрушить, чтобы освободить место для чего-то нового».
        Мы переглянулись.
        - И что это означает? - удивилась Яна.
        - Определенно что-то хорошее, - с энтузиазмом отозвалась я, думая о предстоящей на каникулах поездке за город.
        Глава третья
        Следующий школьный день оказался ничем не примечательным. Разве что еще утром я проснулась со странным чувством, будто сегодня должно произойти что-то такое, из-за чего жизнь моя сойдет с привычной орбиты и все вокруг больше не будет прежним. Непонятное и оттого немного неприятное ощущение поселилось внутри.
        После уроков классуха собрала нас на классном часе и рассказала всем об идее Антона Владимировича отправиться вместе на новогодние каникулы кататься на лыжах за город. Ребята восприняли эту новость с энтузиазмом. Еще бы. Ведь географ был всеобщим любимцем. Но главное: поездка за город - это долгожданная свобода. Заснеженные склоны, лыжи, горячий шоколад, хорошая компания и никакой школы. Многим показалось это очень воодушевляющим. Правда, в зимнюю сказку пока не особо верилось. За ночь весь вчерашний снег растаял, оставив после себя наутро лишь неприятную слякоть. Но даже если в городе не будет снега, как в прошлом году, за городом-то его - завались! Еще одна причина покинуть мегаполис и отправиться в поход. Классная поручила мне заняться списком желающих встретить Новый год в Васильево.
        После новости о предстоящем походе с Золотком и одобрительного гудения я зачем-то обернулась к парте, за которой сидел Тимур. Хотелось посмотреть на его разочарованное лицо. Но Макеева на месте не было. Конечно, это же Макеев. Делать ему, что ли, больше нечего - посещать после уроков всякие там классные часы. В том, что он откажется от поездки с Антоном Владимировичем и не запишется, я даже не сомневалась. Макеев, как выяснилось, вообще со списками не дружит.
        После классного часа Янка сразу засобиралась домой, а мне пришлось еще немного задержаться, чтобы выяснить у классной все организационные вопросы.
        Когда вышла из кабинета, школьные коридоры были уже пусты. Занятия у второй смены пока не начались, поэтому в здании было непривычно тихо. Я отнесла журнал в учительскую и спустилась в гардероб. Наматывала огромный шарф горчичного цвета на шею и с тоской смотрела в окно, как ветер размазывает крупные капли по стеклу. Погода снова была не декабрьской. Вместо вчерашних снежных кружев в городе снова дождь и серость.
        Еще со школьного крыльца я заметила знакомый синий «Киа Сид», и настроение мое еще больше испортилось. И тут же вспомнилось то странное чувство тревоги, которое посетило меня сегодня утром. На душе стало тяжело.
        «Сид» принадлежал Эдику. И если он приехал к моей школе без Алины, то ничего хорошего от нашей встречи я не жду.
        Кравец вышел из машины один. Огляделся по сторонам и, разумеется, сразу заметил меня на школьном крыльце. Больше-то здесь никого не было. Я напряглась. Что ему надо? Когда Эдик, глядя на меня, широко заулыбался, я нахмурилась. Если он думал, что я подойду к нему - не тут-то было. Не горю желанием… И вдруг в голове поселилась неприятная мысль: а если его послала Алина? Вдруг что-то стряслось? Тогда я все-таки сбежала с крыльца и направилась к Эдику. По мере того как я подходила, улыбка на лице Кравеца становилась шире. Если бы у моей сестры были неприятности, вряд ли бы Эдик так сиял. Хотя я ничему уже не удивлюсь. Этот парень вселял в меня какой-то неподдельный ужас.
        - Привет! - снова первым поздоровался Эдик.
        - Привет! - отозвалась я глухо, оглядывая его машину. И все-таки она была пустой. Эдик без Алины. Тогда я сразу спросила: - Что ты здесь делаешь?
        Институт, в котором учились Кравец и моя сестра, находился совсем в другой стороне. Эдик, не переставая улыбаться, смотрел на меня. Он был без шапки, и ветер трепал его светлые волосы.
        - А я мимо твоей школы проезжал, - наконец начал он. - Как раз к вам еду. Меня Алина ждет. Думал, вдруг у тебя занятия в это время закончились. И видишь, как повезло? Могу подвезти до дома.
        Да уж, везуха, ничего не скажешь. Я обернулась и посмотрела на школьное крыльцо. На нем появился Антон Владимирович. Он посмотрел в нашу сторону, неодобрительно осмотрел Эдика, а затем кивнул мне на прощание. Я растерянно кивнула ему в ответ. Вот проклятье! А если он решит, что этот болван Эдик - мой парень? Хотя какая разница… Антон Владимирович - несбывшаяся мечта. А Эдик… От него я просто не знаю, чего ожидать.
        Кравец проследил за Антоном Владимировичем, как-то странно усмехнулся, а затем распахнул пассажирское сиденье «Киа».
        - Прошу!
        Я с сомнением оглядела пассажирское место. Конечно, заманчиво было бы сейчас нырнуть в машину и с теплом и комфортом домчаться до дома. А с другой стороны… Провести лишние минуты наедине с Эдиком? Кошмар! И тут же что-то странно кольнуло в груди: а если он начнет ко мне приставать? Ну, нет… Выдумываю, как сказала бы моя мама. Скорее всего, на самом деле все обстоит действительно так, как и сказал Эдик. А у меня просто паранойя развивается.
        - Ну как? - поторопил меня Кравец, заметив, что я не спешу садиться в его машину.
        - Вообще-то я не могу, - не слишком вежливо сказала я. - У меня встреча.
        - Встреча? - переспросил Эдик. - Где?
        - Прямо здесь, - ответила я. - Что-то вроде свидания.
        - Свидание? - удивился Кравец. Будто я не могу с кем-то встречаться. Лицо Эдика стало недовольным.
        Я завертела головой в поисках своего выдуманного кавалера.
        - Ага. Он как раз сейчас придет. Ну… Мой парень.
        Но двор, как назло, был пустым. Наконец дверь школы распахнулась, и на крыльце показался Макеев. Я думала, он уже давным-давно смылся домой, раз прогулял классный час, а он, по-видимому, как обычно, завернул в спортзал, чтобы покидать мяч в кольцо. Сама я этого не видела, но близняшки мне говорили, что наши мальчики имеют привычку торчать после уроков в спортзале.
        Макеев похлопал по карманам в поисках чего-то… Равнодушно скользнул взглядом по мне и Эдику и отвернулся.
        - Он? - кивнул в сторону Макеева Эдик.
        - Он, - во второй раз соврала я.
        Снова обернулась и выкрикнула:
        - Ти-мур!
        Макеев поднял голову и посмотрел в нашу сторону. Я помахала ему. А одноклассник, будь он неладен, остался стоять.
        - Я здесь! - снова крикнула я.
        - Ага! Я вижу! - громко ответил Макеев.
        Мне хотелось рвать и метать. И рычать от злости. Но я продолжала стоять и натянуто улыбаться.
        Эдик продолжал ежиться от холодного ветра.
        - Может, сядем уже в машину? - снова предложил он уже слегка раздраженно.
        Я покачала головой. Обернулась к Макееву и замахала рукой, подзывая его к нам. При этом попыталась сделать самый умоляющий взгляд из всех возможных. Наконец до Тимура дошло. Он спустился с крыльца и неторопливо направился в нашу сторону. Эдик впился в Макеева угрюмым взглядом.
        - Вот ты где! - не нашла я ничего лучше, как начать разговор с этой глупой фразы. Сказала это так неестественно весело, будто Макеев был ребенком, который спрятался, просто прикрыв лицо ладонями, а я делала вид, что его долго искала.
        Тимур покосился в сторону недовольного Эдика и кивнул:
        - Вот я где.
        - А я тебя жду, жду…
        - Меня? - недоумевал Макеев.
        Тогда я порывисто обняла растерянного Тимура и повисла на нем, как сосиска. Макеев меня в ответ обнимать не стал.
        - Ну, мы пошли, - нарочито счастливо сказала я Эдику, оторвавшись от объятий с Тимуром.
        - Ага, - отозвался Эдик.
        - Алине привет!
        Кравец натянуто улыбнулся и обошел машину. Сел за руль, громко хлопнул дверью, завел мотор… Но «Киа» почему-то не трогалась с места. А мы с Макеевым продолжали молча стоять, как два истукана. Я готова была проклясть все на свете. Ведь теперь вместо того, чтобы на законном основании идти домой после школы, я вынуждена буду слоняться пару часов по улице, находясь якобы на свидании. Еще и погода хуже некуда. Ветер словно озверел. Редкий колючий снег летел в лицо.
        Эдик так и не уезжал, чем очень раздражал. Продолжал сидеть в машине и смотреть на нас с Макеевым.
        - Возьми меня, пожалуйста, за руку, - попросила я Тимура.
        - А?
        - И уведи куда-нибудь.
        Наконец Макеев без лишних вопросов сделал так, как его просят. Взявшись за руки, мы направились по аллее в противоположную сторону от школы. Тимур держал меня за руку осторожно, будто не знал, чего от меня ждать. Да я и сама иногда этого не знала. Выдумала же вот себе свидание…
        - Кто этот тип? - спросил Макеев, когда мы немного отошли.
        - Жених моей сестры, - ответила я.
        - И он тебе не нравится?
        - Терпеть его не могу, - призналась я Макееву. И ведь снова не объяснишь, что ничего плохого мне Кравец не сделал. Просто у меня дурное предчувствие на его счет.
        Некоторое время мы так и шли молча, не расцепляя рук, хотя синяя «Киа» была уже далеко позади. Словно, оба о чем-то задумавшись, не обращали внимания на внезапную и такую непривычную близость. Когда до меня наконец дошло, что происходит, я немного смутилась и первой выпустила теплую широкую ладонь Тимура. Он на это никак не отреагировал, просто продолжил шагать рядом со мной. Тогда я осторожно покосилась на профиль одноклассника. Правильные черты лица, прямой нос, черные изогнутые ресницы, красивые губы… На Макееве модный черный пуховик и подогнутая шапка. Изучив лицо, я скользнула взглядом по серебряному колечку в левом ухе. Пожалуй, Макеева можно признать очень даже симпатичным, странно, что я никогда не обращала на него внимания. Хотя… У меня совсем другие вкусы и идеалы. Тимур для меня слишком неформальный и безалаберный. А вот Золотко… Эх, Антон Владимирович, Антон Владимирович… Ну почему вы так недосягаемы для ученицы одиннадцатого «А» класса?
        Тимур, думая о чем-то своем, вдруг улыбнулся.
        - Почему ты на меня так пялишься? - спросил он, так и не поворачиваясь ко мне.
        Я страшно смутилась:
        - С чего ты взял?
        - Я вижу боковым зрением, - сказал Тимур, глядя себе под ноги. Он продолжал улыбаться.
        - Как голубь? - спросила я.
        Тогда Макеев хрипло рассмеялся. Из его рта вырвался пар.
        - Да, что-то вроде того. Как рыба.
        Я не сдержалась и тоже улыбнулась. Было немного странно брести в такой холод куда глаза глядят с парнем, с которым меня не связывает абсолютно ничего. Не считая той коробки конфет в седьмом классе, из которой я увела несколько штук. Да мы с Макеевым ни разу и не общались толком.
        И снова поднялся холодный ветер, а снег неприятно покалывал щеки. Из-за того, что снежинки летели прямо в лицо, мы оба хмурились. Это был самый неподходящий момент, но я все-таки спросила:
        - Какие у тебя планы?
        - На жизнь?
        - На день, - вздохнула я, пряча руки в карманы пуховика. - Может, прогуляемся?
        Возвращаться домой рано. Конечно, можно было завалиться к Яне, но она жила слишком далеко от школы, а близняшки наверняка сейчас на занятиях танцами… Внезапно я поймала себя на мысли, что придумываю «отмазки» и мне просто нравится идти под снегопадом и ветром рядом с Макеевым. Эта мысль мне совсем не понравилась. С чего бы у меня возникло вдруг такое желание?
        - Но мы вроде и так гуляем, - повернулся ко мне Тимур и сверху вниз посмотрел в глаза. И я снова увидела себя в отражении темных радужек: маленькую, растерянную, в огромном желтом шарфе…
        - Тоже верно, - первой отвела я взгляд. - И ты даже не спросишь, почему мы гуляем?
        - Погодка больно хорошая, - серьезно сказал Тимур.
        Я сильнее укуталась в шарф и точно так же, с самым серьезным видом, кивнула.
        Мы дошли до набережной, где снег валил еще гуще. У нас с Тимуром не было ничего общего, поэтому мы оба преимущественно молчали, но, удивительное дело, меня это ничуть не напрягало. Если мы и произносили фразы, то только короткие и какие-то глупые.
        Заметив, как я прячу руки то в карманы, то в рукава, Тимур спросил:
        - А где твои перчатки?
        - Я их все время теряю.
        Тогда Макеев полез в карман и достал свои - вязаные, черные и, кажется, совсем новенькие.
        - Вот, возьми.
        - А ты?
        - У меня никогда руки не мерзнут.
        - У нашей старой собаки тоже никогда не мерзли лапы.
        - Ты все время меня будешь с разными животными сравнивать?
        - Прости.
        - Кем еще назовешь?
        - Могу лошадью.
        - Очень хорошо.
        Молчание. Но перчатки у Макеева просто замечательные. Мягкие, теплые. Хотя и большие. А еще почему-то стало так приятно, что Тимур дал мне их поносить…
        - Странные у нас с тобой разговоры, Макеев.
        - Хочешь горячий чай?
        - Чай?
        - И хот-дог.
        Мы остановились у палатки с быстрым питанием и взяли два стаканчика чая навынос и два французских хот-дога. Мне с кетчупом, а Макееву - с горчицей.
        Поставили стаканчики на припорошенный снегом широкий парапет и уставились на темную воду. Ели молча. Набережная в это время была практически пустой. Вода в реке еще не замерзла. Жуя хот-дог, я с задумчивым видом уставилась на черную водную рябь.
        - А хочешь, я ему морду набью? - спросил вдруг Макеев.
        - Кому? - не сразу поняла я.
        - Жениху твоей сестры.
        - Зачем? - засмеялась я, сделав глоток горячего чая. После съеденного хот-дога стало намного теплее. Перчатки Макеева я зачем-то убрала в карман.
        - Ну, ты же терпеть его не можешь, - пожал плечами Тимур.
        - Ты мне тоже не особо нравишься, Макеев, - со смехом сказала я, снова отпив чай. Картонный стаканчик обжигал пальцы.
        Снег вдруг перестал падать, и из-за туч вылезло солнце. Яркое и уже по-настоящему зимнее. Тимур, прищурив один глаз из-за слепящих лучей, повернулся ко мне и осмотрел меня с нескрываемым интересом. Я улыбалась и теперь тоже не отводила от него взгляд.
        - Поэтому если ты себе там что-то надумал… - продолжила я.
        - А что я могу надумать? - улыбнулся Тимур. А я отметила про себя, какие у него белые и ровные зубы.
        - Сам знаешь что, - проворчала я.
        - Понятия не имею.
        - Перестань, - толкнула я легонько Тимура. Как-то кокетливо получилось, но я не нарочно, честное слово.
        Макеев взял с парапета мой пустой стаканчик и выкинул его вместе со своим в ближайшую урну. Потом вернулся ко мне.
        - Ладно, - вздохнул он. - Я все-таки уже надумал, что ты от меня без ума. Ждешь не дождешься, когда мы выпустимся из школы, чтобы выскочить за меня замуж и нарожать мне кучу детей.
        - Чего-о?
        - Я мечтаю о трех сыновьях и младшенькой доченьке. Чтоб как у Бекхэма.
        Я молча пялилась на Макеева, а он все это рассказывал, продолжая щуриться от солнца.
        А потом вдруг рассмеялся:
        - Ты такая наивная, Наташа. Как моя старая кошка.
        Теперь уже я его пихнула не кокетливо, а со всей силы. Правда, Тимур от моего толчка даже не шелохнулся.
        Он перестал смеяться и уставился на мое лицо. Принялся его так изучать, что я немного засмущалась. Но отводить взгляд не стала. Тоже уставилась на его красивое гладковыбритое лицо.
        - Кое о чем я все-таки на самом деле думаю, - наконец сказал Макеев. А у меня от этого странного тона даже дыхание перехватило.
        - О чем же? - негромко и хрипловато спросила я. В голову полезли шальные мысли, что Тимур меня вот-вот поцелует. А я, возможно, даже не буду против… Дурдом какой-то! Еще вчера я своего одноклассника практически ненавидела, но стоило мне очутиться рядом с ним, как меня словно одурманило.
        - Об этом я скажу, когда провожу тебя до дома, - пообещал Тимур. - Где ты живешь?
        Я назвала адрес. Мой дом находился достаточно далеко отсюда, а еще я понятия не имела, где живет сам Макеев и удобно ли ему будет тащиться через полгорода, чтобы меня проводить. Но уж раз вызвался… Мы снова побрели по набережной. Теперь идти было не так холодно, потому что ветер не дул в лицо, а подгонял нас в спину. В какой-то момент Тимур остановился и взял меня за руку. И его ладонь в очередной раз оказалась теплой, а вот моя - наоборот.
        - Издеваешься? - спросил Тимур. - Ты и мои перчатки потеряла?
        - Нет, они в кармане.
        Тогда Макеев сам полез ко мне в карман и, достав свои перчатки, принялся их на меня натягивать. Все это время я следила за его сосредоточенным лицом. Когда Тимур опускал ресницы, меня брала зависть. Это было несправедливо! Вот бы мне такие…
        В перчатках стало теплее. Поступок Макеева меня умилил, и настроение стало еще лучше. Мы шли по центру, на улице ярко светило солнце, и свежий снег на газонах слепил глаза.
        Иногда мимо пролетали редкие снежинки. Тогда я открывала рот, чтобы поймать хотя бы несколько, а Тимур на меня в это время странно косился и усмехался.
        Я встречалась взглядами с прохожими, и они широко улыбались мне. А я улыбалась им в ответ. И было так хорошо…
        Не до улыбок мне стало, когда мы зашли в мой двор и остановились у подъезда. Я поймала себя на мысли, что жутко заинтригована и весь путь думаю о том, что же мне не сказал Макеев на набережной. Даже сердце сильнее застучало.
        Тимур снова посмотрел на мое лицо и улыбнулся.
        - О чем же ты думал? - поторопила я его.
        - Я думал, как забавно кетчуп смотрится на твоем носу. Ты похожа на клоуна, - ответил Макеев.
        Я поспешно потянулась к рюкзаку и вытащила карманное зеркальце. На носу действительно красовалась засохшая красная клякса внушительных размеров. Как я ее не почувствовала? Так с ней и прошагала через весь центр. Еще прохожим улыбалась в ответ, дура!
        - Макеев, почему ты мне сразу не сказал? - возмущалась я, оттирая с носа проклятый кетчуп.
        - Сказал бы, если бы ты не призналась, что я тебе не особо нравлюсь. Наверное.
        Я, перестав оттирать пятно, сердито подняла на него глаза.
        - Так это месть?
        - Сама разбила мне сердце, а я виноват, - притворно вздохнул Макеев. - Ладно, пока, Наташа. Увидимся в школе!
        Тимур развернулся и пошел прочь со двора, а я так и продолжила стоять, глядя ему в спину.
        - Эй! - наконец выкрикнула я. - А что мне делать с перчатками?
        Макеев развернулся и громко посоветовал:
        - Пришей на них резиночку!
        Я не удержалась и показала ему язык. Тимур усмехнулся и снова развернулся.
        На свой этаж я поднималась в каких-то растрепанных чувствах. Щеки горели то ли от холода, то ли от непонятно откуда взявшегося смущения. Мы с Тимуром пробродили по улицам почти два часа, так толком и не пообщавшись, но мне казалось, что у нас действительно было настоящее свидание.
        Глава четвертая
        К тому времени, как я вернулась домой, Эдика у нас уже не было. Зато меня встретили мама с сестрой. Как только я отворила дверь ключом, они выскочили в коридор и встали как вкопанные. Я разматывала шарф, не сводя с них непонимающего взгляда. Мама и Алина загадочно улыбались и время от времени переглядывались, словно заговорщики. Да что с ними такое? Я разулась, скинула пуховик, прошла в ванную, чтобы вымыть руки… Они - за мной. Пока вода плескалась, я расслышала, как мама что-то сказала Алине, а та негромко рассмеялась.
        - Что происходит? - сердито спросила я, выключив воду и взяв в руки полотенце.
        - Как погуляла? - первой задала вопрос Алина.
        - Хорошо погуляла, - отозвалась я, проходя на кухню. - И даже перекусила! Хотя чай бы еще попила.
        На столе заметила три чашки и недоеденный разрезанный клубничный рулет. Ага, значит, Эдик уехал от нас не так давно. Ну и скатертью ему дорожка. И тут до меня наконец дошло: он рассказал маме и сестре о нашем с Макеевым «свидании»! Вот почему они такие загадочные. А Алина еще и ржет как дура.
        - Что за Тимур? - спросила мама, когда я молча уселась за стол пить чай.
        - Тимур как Тимур, - буркнула я.
        - Это ведь твой одноклассник? - уточнила Алина.
        Я неопределенно дернула плечом. Больше всего на свете мне не хотелось, чтобы мама и сестра решили, что я встречаюсь с Макеевым. Я бы предпочла соврать, что гуляла с Янкой. Но раз уж так сложились обстоятельства… Вот Эдик трепло! Еще и имя назвал. Так бы я выдумала себе какого-нибудь абстрактного воображаемого парня, а не одноклассника, с которым учусь одиннадцать лет.
        - Она стесняется, - захихикала Алина, не дождавшись от меня ответа.
        - Ш-ш! - шикнула мама на Алину. - Не смущай младшую сестру.
        Я жевала клубничный рулет и молчала. Будут пытать - ничего не расскажу. Да потому что и рассказывать особо нечего.
        - Эдик сказал, что этот мальчик был неформального вида, - сказала Алина, усаживаясь на соседний стул.
        - Это просто твой Эдик слишком формальный, - отозвалась я, припомнив вылизанного Кравеца. Скучный до зубовного скрежета.
        - И давно вы встречаетесь? - продолжила наседать на меня сестра.
        - Я буду говорить только в присутствии адвоката, - ответила я, торопливо допивая чай. Хотелось скорее спрятаться в своей комнате. Я еще ни разу не обсуждала с семьей такие темы, поэтому мне было неловко.
        - Ну, ничего, - сказала Алина, кажется, не замечая моего смущения. - У тебя есть старшая сестра. Я всегда тебе помогу, если появятся вопросы на тему отношений.
        Я почувствовала раздражение. Ей бы со своими отношениями сначала разобраться. Все-таки Эдик производил впечатление скользкого и неискреннего типа.
        - А если все зайдет слишком далеко… - начала мама. - Конечно, лучше бы дождаться совершеннолетия. Но ты знаешь, как важно…
        Тут уж я взорвалась:
        - Перестаньте! Мы всего-то поели хот-доги на набережной, а вы уже раздули из мухи слона!
        - Ладно, ладно, молчим, - сказала мама. Они с Алиной снова переглянулись.
        - Лучше скажи, зачем твой жених караулил меня рядом со школой, - брякнула я. Такой уязвимой себя чувствовала в эту минуту. Как все-таки неприятно, когда лезут в твою личную жизнь… Поэтому я решила перевести тему разговора и переключиться на чужие отношения.
        - О, это было очень мило с его стороны, правда? - расплылась в улыбке Алина. - Встретить тебя и подбросить до дома…
        Я вспомнила, как настойчиво Эдик приглашал меня сесть в машину, и только сильнее рассердилась.
        - Да, настоящий джентльмен, - согласилась мама.
        Меня захлестнула злость. Они никогда не увидят в нем ничего плохого. И снова отвратительное чувство паранойи. Может, я себе все надумываю?
        Из уст сестры это прозвучало так, как будто это действительно настоящий мужской поступок: забрать младшую сестренку своей невесты из школы в непогоду. Что в этом такого, если уж по пути?
        Весь вечер я просидела в комнате за уроками, боясь, что расспросы о Макееве возобновятся. Да и настроения особо не было. После уроков поболтала по телефону с Янкой, почему-то не упомянув о прогулке с Тимуром. Хотя обычно старалась ничего от лучшей подруги не скрывать.
        Ночью долго не удавалось уснуть. Я поднялась с кровати, тихонько вышла в коридор и увидела, что Алина тоже не спит. Сегодняшняя ситуация с Эдиком не отпускала меня. Не знаю, почему я так испугалась, когда увидела его рядом со своей школой. Но если рассказать об этом кому-нибудь, меня не поймут и на смех поднимут.
        Я осторожно постучалась к сестре. Алина промычала что-то неразборчивое, и я решила, что это разрешение войти.
        Сестра сидела за столом перед включенным ноутбуком. На столе были разложены конспекты. Настольная лампа ярко освещала раскрытые тетради. Алина собрала волосы в высокий пучок и вставила в него пару карандашей. В нарядной ночной сорочке, с патчами под глазами и, как обычно, с прямой осанкой. Я вспомнила позу, в которой сама делаю уроки, - а могу и лежа на кровати, задрав ноги на стену, задачи решать. Вздохнула: насколько мы все-таки разные. Бывает же такое у одних родителей.
        Мы никогда не были с Алиной близки. Вроде разница всего четыре года… Но она почему-то казалась мне огромной. У нас всегда были разные интересы и увлечения. И общих тем для разговоров никогда не находилось. Только в детстве, когда мы были совсем мелкими, нас с сестрой отправляли к бабушке, у которой не было интернета и по телевизору ловилась всего парочка неинтересных центральных каналов. Тогда Алина катала меня на багажнике велосипеда по поселку, возила на речку и даже собирала для меня ягоды в глубокую чашку. Все это было так давно, будто бы в другой жизни… Последние лет семь, наверное, мы почти не общались.
        Алина у нас всегда считалась маминой дочкой. Они даже внешне были похожи - обе длинноволосые и синеглазые. А я похожа на папу, поэтому меня почему-то сразу определили в категорию «папина дочка». Мама с Алиной ходили по магазинам, болтали на близкие только им темы. Алина всегда с легкостью делилась всем, что у нее на душе. Рассказывала маме все последние сплетни: кто в кого в их классе влюбился, кто с кем дружит, кто куда пойдет учиться после школы… Я же делиться такой ерундой не видела смысла. Мама с трудом могла вспомнить имена моих одноклассников потому, что жизнь моего класса ее не захватила. Интересно, она помнит, как выглядит Макеев?..
        Но если у мамы свободного времени было много, то у папы его не было вообще. Да и не сказать, что мы с папой были очень уж близки. В силу его загруженности и занятости. Конечно, он время от времени интересовался моими делами, но такого, чтобы мы вместе ездили на рыбалку или чинили его машину в гараже за непринужденными разговорами, конечно, не было. Поэтому иногда я чувствовала себя в своей семье лишней. Может, в этом была и моя вина: я сама не стремилась делиться личным с мамой и сестрой. Но порой мне было все-таки обидно. Если бы они захотели, то обязательно бы нашли ко мне подход.
        Взять сегодняшнюю ситуацию с Макеевым. Наверняка мама с Алиной ожидали, что за чашкой чая я выложу все подробности своего «свидания», спрошу совета, признаюсь в большой любви к Тимуру… Но я довольно быстро свернула нашу беседу. И видела, с каким разочарованием Алина и мама переглянулись. А ведь они ждали меня весь вечер, чтобы узнать подробности.
        В комнате у Алины, как обычно, был образцовый порядок. Расправленная кровать с белым постельным бельем, кругом комнатные цветы, красивые постеры на стенах. Моя комната отличалась от комнаты Алины: она выглядела сиротливой и словно была необжитой, с белыми стенами и разбросанными на стульях вещами. Все, к чему прикасалась Алина, делалось теплым и уютным. У меня же такого умения, к сожалению, не было.
        Алина оглянулась, увидела меня, и по ее лицу я поняла, что она очень удивлена. Наверняка ожидала увидеть маму. Но родители давно уже спали, а меня все мучил один важный вопрос…
        - Ты его любишь? - спросила я с порога.
        Алина отвернулась, снова уткнулась в конспекты и негромко рассмеялась. Конечно, она сразу догадалась, о ком я.
        - Люблю, - ответила наконец сестра.
        - Сильно любишь? - уточнила я.
        - Конечно, дурочка. Он ведь мой будущий муж.
        От слов «будущий муж» меня немного покоробило. Эдик действительно совсем скоро станет членом нашей семьи. И мне придется терпеть его всю жизнь.
        Алина снова обернулась и внимательно посмотрела на меня. В полутьме ее глаза казались совсем черными. Из динамиков ноута негромко лилась песня Бейонсе.
        Я так и застыла с несчастным выражением на лице. Кто знает, может, когда-нибудь я привыкну к Эдику и он не будет настолько мне противен. Но пока на подсознательном уровне я его просто не выношу.
        Сестра оценила мое замешательство по-своему. Встала вдруг со стула, уселась на расправленную кровать и постучала ладонью рядом с собой. Тогда я подошла и села рядом. Было странно находиться в комнате Алины. Я здесь не частый гость.
        - Ты хочешь поговорить о любви, да? - заговорщически спросила у меня сестра. И глаза ее заблестели.
        Мне захотелось разочарованно замычать. Нет, любовь - это совсем не то, о чем мне хотелось бы говорить. Я хотела сказать, чтобы сестра забыла об этом придурке Кравеце.
        - Ты влюбилась, верно? - продолжила сестра возбужденным шепотом. - В этого неформального Тимура, да?
        На самом деле я по уши влюбилась в учителя географии, который старше меня на несколько лет. Но мама с сестрой в обморок бы шмякнулись, узнав об этом.
        Алина замерла в ожидании ответа. Мне кажется, она даже дышать перестала. А я впервые за долгое время ощутила это приятное чувство - единение с сестрой. Мы сто лет не сидели вот так вдвоем, по своей воле. Это не бабушка сказала Алине присмотреть за мной и очистить вишню от косточек, чтобы я не подавилась… Я тут же испытала добрую ностальгию. И мне пока не хотелось выходить из комнаты сестры.
        - Ага, влюбилась, - промямлила я. Ведь это действительно так. Любовь-то во мне горит! Только не к Макееву, разумеется. Я вспомнила, как этот гад не сказал мне о кетчупе на носу, и внутренне снова возмутилась.
        Алина, несмотря на поздний час, захлопала и подпрыгнула на кровати.
        - Это так здорово! - сказала она. - А как ты это поняла?
        Я неопределенно пожала плечами. Как же это можно понять? Наверное, ты просто влюбляешься - и все. Тогда я осторожно спросила:
        - А ты как поняла?
        - Что влюбилась в Эдика? - уточнила сестра.
        У меня аж сердце заныло. Будь этот Эдик неладен.
        - Ну да.
        - Знаешь, иногда мне хочется его съесть, - призналась Алина.
        Я поморщилась. Единственное, чего хотелось бы мне, - это чтобы Эдика съел кто-нибудь другой, например, волки в лесу загрызли.
        - Ну, а тебе? - подтолкнула меня плечом сестра.
        Тут я едва сдержала смех. Никогда о таком не думала. Съесть Антона Владимировича - это же глупость какая-то. Кто тогда будет вести у нас географию? Нет, мне просто хотелось когда-нибудь выйти за него замуж. А Макеева есть я тем более не стала бы. Его можно просто прихлопнуть, как надоедливую муху. Без каннибализма.
        - Нет, - честно ответила я. - Есть мне никого не хочется.
        - Может, вы просто еще не были так близки, - многозначительно усмехнулась сестра. - Еще есть один способ понять, любишь ли ты. Просто представь, какой бы стала жизнь, если бы твой человек вдруг исчез. Вот как бы я одна досматривала сериалы, которые мы начали смотреть вместе? Или как ходила бы без него в те места, куда мы ходим только вдвоем? В такие моменты понимаю, что это и не жизнь бы была. А так, бессмысленное существование.
        У меня после слов Алины даже сердце заныло. Как все-таки крепко она влипла.
        Сестра на миг стала задумчивой, а потом словно спохватилась:
        - Ой, Натусь, а ты чего не спишь так поздно? Завтра ж школа.
        - А ты? - снова перевела я стрелки.
        Алина тяжело вздохнула и указала на разложенные на столе конспекты. Бейонсе теперь пела что-то бодрое и ритмичное. Ей тоже было не до сна.
        - Пытаюсь получить допуск к зачету, скоро ж сессия. Знаешь, я обычно все экзамены автоматом сдаю, а в этом году такая вредная преподавательница попалась. Никому поблажек не делает.
        Про автоматы я знала. Но не от Алины, конечно, а от мамы. Да и то потому, что она хвалилась успехами старшей дочери по телефону перед подругами.
        - Поэтому я еще не скоро лягу спать, - поднимаясь с кровати, сказала сестра. А потом посмотрела на меня сверху вниз и весело спросила: - Что мы говорим богу сна?
        - Не сегодня, - криво улыбнулась я.
        Алина тихо и искренне рассмеялась. Казалось, ничего в жизни не могло ее расстроить или разочаровать. И это качество в сестре ничуть не раздражало. Наоборот, я завидовала ее оптимизму. Меня же из колеи могла выбить всякая мелочь. Вечно я была без настроения.
        Пожелав сестре удачи, я вышла из комнаты. А когда поздно ночью пошла на кухню попить воды, в комнате у сестры по-прежнему горел свет.

* * *
        Утром возле школы я встретилась с Яной. Немного задержалась из-за того, что проспала. Всю ночь мне снилась какая-то ерунда. Посреди необитаемого острова Эдик на вертеле, которого собираются съесть дикие туземцы… Бегающая вокруг них Алина, которая плачет, заламывает руки и просит туземцев о пощаде. И я сижу высоко на пальме. Злорадно смеюсь и жду, когда от Кравеца останутся одни косточки.
        В итоге мама утром еле добудилась меня. Хорошо, что сегодня не было географии, иначе бы явилась я на урок помятой и не при параде.
        Янка тоже проспала. Сказала, что будильник не сработал. Опоздания вообще были не в ее стиле. Потому Казанцева, несмотря на свою любовь к посиделкам в телефоне на уроках, каким-то волшебным образом училась на одни пятерки, не считая химии и алгебры. По этим предметам она еле дотягивала до четверки.
        - Сегодня ведь должны вывесить списки на олимпиаду? - спросила Яна, когда мы толклись возле гардероба. Не люблю зиму за очереди на первом этаже. Чтобы сдать куртку и получить номерок, нужно пройти парочку кругов ада. Если нет дежурных, то тебе в давке и ребра могут переломать. Хорошо, что мы пришли почти к звонку и коридор уже прилично опустел.
        - Угу, - недовольно отозвалась я, вспомнив про Макеева, который с моей просьбой записаться на физику практически послал меня куда подальше. Яна же собиралась на олимпиаду по обществознанию. Это должно было дать ей бонусы при поступлении.
        - Надеюсь, со списками ничего не напутали, - проворчала Яна. - Проверим?
        - Сейчас звонок будет, - сказала я, поглядывая на настенные часы. Мы наконец получили вожделенные номерки и направились по коридору к расписанию.
        - Мы быстро, - возразила Казанцева. - Сейчас английский. Англичанка же вечно в учительской до последнего торчит и минут на пять опаздывает. Всё брови выщипывает, у нее на лице скоро ни одной волосинки не останется.
        - Это да, - тут уж согласилась я.
        Мы долго толклись у расписания. Янка все никак не могла найти свою фамилию среди старшеклассников. Так много было желающих попытать удачу и отправиться на олимпиаду.
        - Ты видишь мою фамилию? - пропыхтела Казанцева, пихнув меня локтем. Я в это время, задумавшись, сверлила взглядом наше расписание. Как хорошо, что завтра география…
        - А? - откликнулась я.
        - Что «а»? Помоги меня найти! Неужели пропустили мою заявку? Проверяй всех, кто записался на общагу.
        Но я вместо обществознания уставилась на список с желающими защитить честь школы на олимпиаде по физике. Их было в разы меньше, чем желающих испытать себя по гуманитарным наукам, поэтому я без труда отыскала фамилию «Макеев», вписанную в столбик в самом конце.
        - Не может быть, - пробормотала я, вчитываясь.
        - Вот-вот, - ворчала Янка. - Я, между прочим, одной из первых подала заявку.
        - Да я не об этом, - отмахнулась я. Потом повернулась к Яне и широко улыбнулась: - Макеев все-таки записался на физику.
        Подруга непонимающе уставилась на меня в ответ.
        - Тимур? Ну и что? - наконец отозвалась Яна. - Молодец, что я еще могу сказать. Рада за него. Отчаянный.
        Я почему-то все не могла перестать улыбаться.
        - А ты чего так радуешься-то? - удивилась Яна. Она даже про свою фамилию в списке забыла.
        - Помнишь, я говорила тебе, что после уроков достала его с этой заявкой?
        - Вот-вот, - кивнула Казанцева. - Когда тебе надо, ты кого угодно достанешь. Передумал человек, бывает.
        Но я была уверена, что Макеев передумал не потому, что я его «допекла» или «достала», а после нашей вчерашней прогулки по набережной. Но когда он успел-то? Пришел раньше в школу и с самого утра подал заявку? Стыдно, что ли, за шутку с кетчупом стало? Все-таки есть совесть у человека. Ничего с ним не потеряно.
        Громко прозвенел звонок, и Яна потянула меня за руку.
        - Ладно, - вздохнула она. - После английского схожу в учительскую и разберусь. Пойдем!
        Пока я шла до кабинета английского, думала над тем, что сегодня до школы дошла в перчатках Макеева. Несмотря на то что они были большеваты, мне не хотелось их потерять.
        Глава пятая
        У Маши Сабирзяновой не было друзей. По крайней мере, в школе ее никогда ни с кем не видели. Молчаливая, тихая, скромная, пугливая… Маша плохо училась и не могла найти общий язык со сверстниками. В начальной школе над ней смеялись из-за лишнего веса. А после летних каникул в восьмом классе Маша пришла в школу сильно похудевшей, однако неуверенность в ней все равно осталась. Чудесное преображение никак не повлияло на Сабирзянову. Она все так же плохо училась, стеснялась и подвергалась насмешкам некоторых одноклассников. С возрастом наши «особо умные» мальчики все-таки отстали от бедной Маши, но кое-кому она не давала покоя. Например, нашему главному хулигану - Стасу Калистратову. Он так и продолжал цеплять Машу, обзывая ее «жирухой», несмотря на то что в Сабирзяновой было килограммов пятьдесят от силы. Наверняка Машу его шутки и тупые подколы доводили до слез, но в классе она свою слабость не показывала.
        - Как думаешь, почему Калистратов все время лезет к Сабирзяновой? - спросила меня как-то Яна. - Мне ее жалко.
        Машу было жалко не только Казанцевой. Калистратов своими издевками достал многих, но связываться с ним никто не хотел. Иногда мне казалось, что у Стаса не все в порядке с головой. Он был жутко избалованным и неприятным. Да еще и со связями: его бабушка работала директрисой в нашей школе. То, что позволялось Калистратову, не позволялось больше никому. Учителя закрывали глаза на его грубость и неуспеваемость по большинству предметов. А мы потихоньку страдали от этой вседозволенности.
        - Может, он влюбился? - предположила я тогда.
        - В кого? - рассмеялась Яна. - В Сабирзянову?
        Мы одновременно обернулись и посмотрели на тихую, молчаливую Машу. Я пожала плечами:
        - Ну, да. Она стала очень даже хорошенькой. Ей бы больше уверенности в себе. Дело ведь даже не в весе, не в шмотках, не в успеваемости… Она просто не умеет преподносить себя.
        Яна кивнула.
        - А еще Маша кажется очень одинокой, - вздохнула я.
        Девчонки из нашего класса не спешили принимать Машу в свою компанию. Да и я сама не горела желанием сближаться с ней. Мне было комфортно дружить с Казанцевой и близнецами. С Машей же у нас не было никаких общих интересов. Она всегда казалась мне отстраненной, забитой и немного странной.
        Иногда мы вовсе забывали о существовании Маши Сабирзяновой, пока на уроке ее не вызывали к доске. Или до тех пор, пока ее снова не начинал цеплять при всех Калистратов.
        Сегодня же, после третьего урока, Маша вдруг оказалась в центре внимания. Я сама не поняла, с чего все началось. Когда мы с Яной вернулись из столовой, в классе стоял страшный дубак. Окно было распахнуто настежь, а на подоконнике сидел довольный Стас с перевернутым полупустым рюкзаком Сабирзяновой. Остальные одноклассники столпились вокруг него. Кто-то из девчонок говорил неуверенно:
        - Калистратов, идиот, отдай ей рюкзак!
        - А будет знать, как руки распускать, - говорил Стас, болтая ногами.
        - Да тебе давно пора врезать, - сказал вдруг наш ботаник Ваня Жариков.
        Судя по красному пятну на щеке, Калистратов наконец получил заслуженную оплеуху от Маши. Сама Сабирзянова сидела за своей партой и, положив голову на руки, тихо плакала. Глядя на эту картинку, я почувствовала, как у меня внутри шевельнулась жалость.
        - Че ты сказал, очкарик? - прищурился Калистратов. - Тебе давно самому морду не чистили?
        Жариков тут же замолчал и отошел в сторону.
        Я поежилась от холода. По классу гулял сквозняк. За распахнутым окном же было сплошное декабрьское умиротворение. Весело щебетали синицы, ярко светило солнце, и от солнечного света слепило глаза. Если б не эта некрасивая ситуация, день казался бы по-зимнему умиротворенным.
        - Отдай ей рюкзак! - настойчивей повторили девчонки.
        - Ага, щас! Если жируха не извинится, я выкину его в окно вслед за пеналом и учебниками.
        Меня от этой ситуации даже дрожь охватила.
        - Да не будет Маша извиняться, ты заслужил! - все-таки снова возмущенно проговорил Жариков.
        - Пусть мои подошвы поцелует, - сказал Стас, вытянув длинные ноги и продемонстрировав стоптанные ботинки. - Тогда, может быть, прощу. Никто не смеет на меня руку поднимать.
        - В детстве его зря не пороли, - шепнула мне на ухо Яна.
        Я не успела ответить подруге. Вдруг кто-то легонько оттолкнул меня в сторону, протискиваясь к окну. Я подняла глаза и увидела Макеева. Он продолжал осторожно расталкивать собравшихся вокруг ребят и наконец подошел к Калистратову. До этого момента я Тимура в классе не видела. Наверное, он только недавно появился в кабинете и следил за событиями от дверей.
        Макеев молча вырвал из рук растерявшегося Стаса уже полупустой рюкзак и кинул его в руки Жарикова. Ваня на удивление ловко его поймал, я даже не ожидала от ребят такой сработанности. Жариков тут же передал рюкзак Маше, которая к тому времени уже перестала плакать. Она поднялась с места и растерянно вглядывалась в толпу, пытаясь рассмотреть, что там происходит у окна. Остальные тоже притихли. А у меня тут же возникло нехорошее предчувствие.
        - Охренел? - возмущенно заорал Стас.
        - Это ты сейчас ей подошву облизывать будешь, - пообещал Макеев голосом, не терпящим возражений.
        Калистратов только растерянно захлопал белесыми ресницами.
        - Да пошел ты, - наконец проговорил Стас, первым толкнув Тимура. Тогда Макеев резко схватил Стаса за грудки и склонил к раскрытому окну. Девчонки, не сговариваясь, заверещали.
        Тимур чуть ли не наполовину вытащил Стаса из окна и навис над ним. Кабинет географии находился на втором этаже. Мы с Янкой тоже ахнули. Я следила за происходящим, будто фильм смотрела. Жаль, все происходящее нельзя было выключить. Или хотя бы перемотать самые неприятные моменты…
        - Дебил, я же упаду, - дрожащим голосом заверещал Стас.
        - Ничего страшного. Здесь невысоко. Извинись, - глухо проговорил Макеев.
        Я видела, как холодный ветер треплет белые волосы Калистратова. Мне казалось, что еще немного - и парни вдвоем улетят вслед за учебниками Сабирзяновой.
        Внезапно раздался громкий и встревоженный голос Антона Владимировича:
        - Что здесь происходит?
        Тогда я перевела дух. Мне казалось, что в том месте, где появляется Золотко, не может произойти ничего плохого. Он как супермен. Придет и все разрулит.
        Макеев развернулся и ослабил хватку. Тогда Калистратов, воспользовавшись замешательством Тимура, резко его оттолкнул и поспешно спрыгнул с подоконника. Волосы Стаса были взъерошены, а в глазах блестели крупные слезы - непонятно, то ли от страха, то ли от ветра.
        - Придурок! - истерично выкрикнул он. Калистратов сильно дрожал.
        Тимур так и продолжил стоять возле открытого окна. Глаза Макеева были полны злости. Мне кажется, я никогда не видела его таким сердитым.
        - Закройте окно, - первым делом приказал Антон Владимирович. Из-за сквозняка по кабинету разлетелись бумаги, которые лежали на учительском столе.
        Но Макеев даже пальцем не пошевелил. Он продолжал стоять на месте и почему-то теперь зло смотрел не на Стаса, а на Золотко. Будто это Антон Владимирович выкинул вещи Маши в окно. Вместо Тимура закрывать окно кинулся Ваня Жариков.
        В классе стало тихо. Я почему-то так разволновалась из-за произошедшего, что слышала в эту минуту только встревоженный стук своего сердца.
        - Что здесь происходит? - строго повторил Антон Владимирович, внимательно осматривая нас. Внезапно он остановил свой взгляд на мне и принялся выжидать. Привык, что я всегда прихожу к нему на помощь. Но здесь даже я не могла найти слов.
        Тогда Золотко посмотрел на нахохленного Макеева.
        - Тимур, ты понимаешь, что все могло закончиться трагедией? Ты чуть не вытолкнул товарища из окна!
        Мне хотелось нервно рассмеяться. Да такого «товарища», как Калистратов, мы бы сами все дружно спровадили с крыши всем классом.
        - После моего урока пройдешь в кабинет директора, - строгим голосом проговорил Антон Владимирович. И тут до меня наконец дошло, как вся эта ситуация выглядела со стороны. Стас в глазах географа стал жертвой. Но Макеев почему-то молчал и ничего не говорил в свое оправдание.
        - Не хочешь мне ничего рассказать? - будто прочитав мои мысли, спросил Антон Владимирович у Тимура.
        - Не хочу, - ответил Макеев.
        - Я удивлен, что ты вообще решил посетить мой предмет, - усмехнулся географ.
        - Я и сам удивлен, - отозвался Тимур.
        - А теперь, значит, решил его сорвать? Шагом марш к директору, - вдруг вышел из себя Антон Владимирович. Таким рассерженным я Золотко видела впервые. День открытий какой-то.
        Под трель школьного звонка Тимур направился к выходу. Два раза его просить не пришлось. Все молча расступились. Одноклассники, как и я, находились под впечатлением от произошедшего.
        Макеев вышел из класса, громко хлопнув дверью. Нам не оставалось ничего другого, как сесть по местам. При этом многие негромко переговаривались и делились впечатлениями. Стас тоже как ни в чем не бывало отправился к своей парте. Вышел сухим из воды. У меня это вызвало возмущение, но остальные молчали. Стас старался ни на кого не смотреть. Опустил голову и обиженно шмыгал носом, строя из себя жертву.
        Когда все немного успокоились, Антон Владимирович начал урок. Он не сразу заметил, что Сабирзянова не собирается садиться на место.
        - В чем дело, Маша? - устало поинтересовался Антон Владимирович. Наверняка он был расстроен из-за стычки Макеева и Калистратова.
        Вместо ответа тихая и забитая Маша схватила с парты свой рюкзак и выскочила из кабинета вслед за Тимуром, точно так же громко хлопнув дверью. Антон Владимирович удивленно проводил ее взглядом, а затем осмотрел класс:
        - Может, все-таки кто-нибудь объяснит мне? С чего все началось?
        Все, как назло, будто воды в рот набрали. Осторожно косились в сторону притихшего Стаса и молчали. Сам он тоже не спешил описывать подробности.
        Я все-таки не выдержала и громко сказала:
        - Калистратов, может, ты начнешь рассказ?
        В классе наступила гробовая тишина. Янка округлила глаза и пихнула меня локтем. Обычно никто не желал связываться со Стасом.
        - А я чего? - подал жалобный голос Калистратов. - Антон Владимирович сам видел, что Макеев меня чуть из окна не вытолкнул. Ни за что ни про что. Я ему ничего плохого не сделал. И, кстати, это так не оставлю.
        Наверняка Стас ожидал, что ему, как обычно, все сойдет с рук, но я не могла успокоиться. От возмущения даже с места встала. Казанцева, конечно, попыталась меня остановить, но я решила, что только благодаря Золотку в нашем классе может наконец восторжествовать справедливость.
        - Ничего себе, ни за что ни про что! Макеев, между прочим, за Сабирзянову заступился. Антон Владимирович, вы знаете, что Стас вещи Маши из окна выкинул? И хотел заставить ее…
        - Наташа-а… - протянула Яна.
        - Зуева, ты знаешь, что со стукачами делают? - зло спросил со своей парты Калистратов.
        - Да пошел ты!.. - резко развернулась я.
        Я думала, Антон Владимирович сделает мне выговор, но он задумчиво молчал. А я так и продолжила стоять у всех на виду.
        - Это правда? - наконец тихо спросил учитель у Калистратова.
        - Зуевой в классе не было, она не может всего знать, - заявил Стас.
        - Ты действительно обидел Машу? - продолжал допрос Антон Владимирович.
        - Она меня ударила, - огрызнулся Калистратов.
        - Разве Маша могла тебя ударить просто так? - снова не удержалась я, развернувшись. - Ты давно напрашивался!
        Стас смотрел на меня злобно, как на врага народа. Если Макеева он искренне боялся, то мне давал понять, что я серьезно нарвалась. Его взгляд говорил: «Теперь я и тебя не оставлю в покое». Именно поэтому Янка так упрямо тянула меня за рукав рубашки.
        Калистратов хотел что-то мне ответить, но Антон Владимирович громко сказал:
        - Спасибо, Наташа, можете присаживаться.
        Я осторожно села на место и опустила голову. В висках пульсировало.
        - Наташ, ты чего… - начала было Казанцева, но я только поморщилась, и Яна замолчала.
        - Что ж, общая картина мне ясна, - сказал географ. - Думаю, после этого урока в кабинет директора должен проследовать не только Тимур Макеев. Станислав, я вас провожу, чтобы вы не заблудились.
        Кажется, справедливость все-таки восторжествовала. Только на душе у меня после всего остался неприятный осадок.
        На этом уроке я даже не слушала Антона Владимировича и ничего не записывала. Да и он будто с пониманием отнесся к моему «протесту». Я отвернулась к окну и уставилась на припорошенный снегом сквер.
        Машу и Тимура я заметила сразу. Они стояли под голым деревом, у скамьи, и о чем-то разговаривали. Я представила, как Сабирзянова выскочила вслед за Макеевым на улицу. Как они вместе искали ее вещи под окнами, как Тимур помог Маше собрать сумку… С чего начался их разговор? Наверное, с благодарностей? А потом Тимур обязательно сказал Сабирзяновой что-нибудь ободряющее. Что-то типа: «Маша, только не обращай внимания на всяких идиотов. Ты очень классная и добрая». Такая воодушевляющая фраза, наверное, не очень подходила язвительному Макееву, но почему-то мне все представлялось именно так. Иначе почему бы Сабирзянова так широко улыбалась, слушая Тимура? И Макеев тоже улыбался. Вполне искренне и дружелюбно. И совсем не иронично, как улыбался мне во время нашей прогулки по набережной, а с теплотой.
        - Ты куда смотришь? - прошептала Яна, склонившись ко мне. Вытянув шею, проследила за моим взглядом и усмехнулась.
        - Тебе не кажется, что они нравятся друг другу? - спросила я, повернувшись к Казанцевой.
        - Макеев и Сабирзянова?
        - Ага.
        - Тебя послушать, так Маша просто королева красоты, - улыбнулась Казанцева. - Все-то в нее влюбляются.
        Я снова посмотрела на заснеженный сквер. Одноклассники так и продолжали о чем-то весело болтать. Маша рассмеялась. Вполне искренне и счастливо. Наверное, я бы многое сейчас отдала, чтобы подслушать, о чем все-таки они разговаривают. И какие слова Макеев нашел в утешение Сабирзяновой.
        - Она правда хорошенькая, - сказала я. - Когда ничего не боится и не зажата. Как мы этого раньше не замечали?
        Яна только безразлично пожала плечами. Потом мельком взглянула на Антона Владимировича, который увлеченно о чем-то рассказывал, и снова повернулась ко мне.
        - Все возможно. Это хорошо, когда рядом подходящий человек. С ним кто угодно преобразится. Мне кажется, любовь делает людей красивее.
        - Думаешь, у них любовь? - почему-то испугалась я. Никогда не обращала внимания, в каких отношениях Маша и Тимур. Как-то не было мне до них особого дела.
        - А тебе-то что с этого? - негромко рассмеялась Яна. - Мне кажется, они даже подходят друг другу. Два отщепенца и два сапога пара. Макеев ведь, по сути, такой же одинокий. Ты видела, чтобы он с кем-то дружил в школе?
        Я только растерянно пожала плечами. В школе Тимур действительно ни с кем особо не общался. Но в нашем классе из парней учились одни придурки. Взять ту же ситуацию с Машей… Никто, кроме Макеева, за нее не заступился. Разве что Жариков. Но у них с Макеевым точно разные интересы и взгляды на жизнь.
        А Тимура можно назвать нормальным. Странным немного, иногда грубым, упрямым, но вполне интересным. Если б он не цеплял Антона Владимировича, я бы к нему намного лучше относилась. Но простить ему издевки над Золотком не могла.
        - То-то и оно! - Мое молчание Яна расценила как согласие. - Разница лишь в том, что Макеев за себя постоять может, поэтому его и не цепляют, как Машу.
        - А может, ему просто неинтересно общаться с нами? - предположила я.
        - А чем это он нас лучше? - оскорбилась Казанцева. Себя она считала исключительно эрудированным, интересным и увлекающимся человеком.
        - Хотя бы тем, что был единственным, кто наконец вступился за Машу, - проворчала я, отводя взгляд.
        Яна долго не отвечала. Я думала, она записывает что-то в тетрадь, но когда снова к ней повернулась, то встретилась с настороженными и удивленными глазами.
        - А чего это ты Макеева выгораживаешь?
        - Никого я не выгораживаю, - тут же смутилась я. - Говорю как есть. По факту.
        Яна состроила обидную гримасу и наконец взялась за конспект. А я снова посмотрела в окно на сквер. Маша и Тимур уже брели прочь от сквера вдоль гигантских черных деревьев. Снег быстро засыпал их следы.
        Глава шестая
        Ситуация с Сабирзяновой, ко всеобщему изумлению и злорадству, решилась не в пользу Калистратова. За Макеева и Машу вступился Антон Владимирович. В школе поднялась шумиха - история быстро обросла слухами и домыслами и в итоге достигла каких-то космических масштабов. Привлекли всех: и родителей Сабирзяновой, и школьного психолога, и родительский комитет. Теперь каждый знал, какой Стас псих: столько лет изводил бедную Машу… Конечно, если бы не Золотко, Калистратову все снова сошло бы с рук. Как обычно, бабушка-директриса замяла скандал. Но теперь о выходках ее дорогого внучка знали не только в нашем классе, но и за его пределами.
        Почувствовав поддержку географа, многие одноклассники подтвердили, что Стас систематически достает Машу и в тот злополучный день он тоже начать ее цеплять. Впервые директриса столкнулась с таким напором и возмущением остальных ребят, а сам Стас даже несколько дней прогуливал школу.
        Однако Калистратов был вынужден все-таки посещать занятия и вернулся еще более озлобленным, чем раньше. Я была в числе многочисленных «свидетелей», давших показания, и чувствовала, что Стас готов на мне оторваться больше, чем на остальных. На переменах он смотрел на меня волком, обращался ко мне не иначе как «стукачка Зуева» и постоянно цеплял меня. Но я старалась игнорировать его косые взгляды и издевки. Я не Маша и на провокации не поддамся. А в случае чего и отпор дать смогу. Мне казалось, что Калистратов не представляет никакой опасности, только надоедает, как муха. Ничего, перебесится и отстанет. Он для меня никто. И его обидные слова ничего не значат.
        Я гордилась Антоном Владимировичем. Все-таки он настоящий мужчина. Взрослый, мудрый и справедливый. Несмотря на то что Макеев делает его школьную жизнь несладкой, он все равно встал на его сторону и защитил его от несправедливости. Теперь я любила Золотко еще больше. А еще втайне надеялась, что Макеев примет все произошедшее с благодарностью и наконец перестанет срывать уроки географии. Но Тимур - импульсивный избалованный мальчишка. Он так и продолжал дерзить Антону Владимировичу и прогуливать его уроки, растеряв все заработанные очки симпатии, которые я великодушно присудила ему после того, как он спас Машу.
        За эти несколько дней, стараясь отвлечься от школьного скандала, я подготовила список желающих отправиться с Золотком в Васильево. Мне самой уже не терпелось уехать. Еще никогда я так не ждала Нового года. Будто чувствовала, что в этом году Дедушка Мороз приготовил мне самый неожиданный, но очень приятный подарок. Возможно, главный в моей жизни.
        Когда Антон Владимирович попросил после занятий зайти к нему в кабинет, я разволновалась. Все оставшиеся уроки места себе не находила в ожидании встречи. Все валилось из рук. Слушала учителей вполуха, не вела конспекты и даже схлопотала двояк по физике.
        Я еле дождалась конца занятий и со звонком с последнего урока тут же полезла в рюкзак за зеркальцем.
        - Как я выгляжу? - обеспокоенно поинтересовалась я у Яны, разглядывая свое взволнованное отражение. Так, тушь не размазалась, румяна на месте… Я взбила волосы, добавив им объема.
        - Просто отлично, - отозвалась Яна, которая спешила домой. Я так и не поняла, куда она торопится, слишком уж невнятными были ее объяснения, но мне было и не до Казанцевой.
        - Ладно, не буду тебя задерживать, - сказала я.
        Когда я подходила к кабинету географии, дверь распахнулась, и из класса вышла директриса - Татьяна Николаевна. Лицо нахмуренное, губы поджаты… Когда я с ней негромко поздоровалась, она даже не обратила на меня внимания, так была занята своими мыслями. А я всерьез забеспокоилась, как бы ситуация с Сабирзяновой и Макеевым не обернулась против Золотка. Ведь Антон Владимирович сильно рисковал, обвинив Стаса. Хотя все учителя, зная, чей он внук, давно закрыли глаза на его выходки, а кто-то, в угоду Татьяне Николаевне, даже внаглую оценки ее внучку натягивал.
        Только я подумала о Калистратове, как он, легок на помине, нарисовался на пороге кабинета географии. Тут уж я сначала замерла на месте, а затем инстинктивно попятилась к стеночке. Вид у Стаса был еще более озлобленный, чем у его бабушки. Конечно, он сразу меня заметил. В своей светлой рубашке и голубых джинсах я маячила посреди темного коридора как белое пятно. Чувствовала, что сейчас снова попаду под горячую руку, ведь именно меня Стас винил во всех своих бедах. Даже не Макеева, который опозорил его перед всем классом, едва не сбросив из окна вверх тормашками. Стас в два шага подскочил ко мне и вдруг схватил за руку. Ладонь его была неприятной на ощупь - мокрой и холодной, как у лягушки.
        - Ты… - начал он рассерженно.
        - Я! - отозвалась я, пытаясь высвободить руку. Страха перед Калистратовым не было. Скорее - раздражение. Да и что он может мне сделать посреди белого дня в школе? Тем более что положение у него шаткое. Еще раз оступится - и точно вылетит из школы. А моя мама может скандал закатить на весь город. Это не родители Сабирзяновой, которые на «очной ставке» показались мне такими же забитыми, как их дочь, а может, даже равнодушными… У моей мамы, как и у меня, обостренное чувство справедливости.
        - Ты знаешь, что меня посреди учебного года могут перевести в другую школу? - зло продолжил Стас, буравя меня серыми сердитыми глазами. Его белесые ресницы нервно подергивались. В ту минуту Калистратов показался мне безумным. Вот до чего может довести злость человеческая.
        - Это было бы чудесно, - сказала я. - Мы бы все очень обрадовались. А ты не рад? Оценки некому натягивать будет, да? Без бабушки-то… Вот жалость!
        Стас так сильно сжал мою ладонь, что мне казалось, еще немного - и он сломает мне руку.
        - Пусти! - громко воскликнула я.
        Дверь кабинета географии снова приоткрылась, и из класса вышли Тимур и Маша. Видимо, директриса снова собирала всех, чтобы замять конфликт, но пострадавшие стороны были непреклонны. Макеев и Сабирзянова о чем-то переговаривались, но, увидев нас с Калистратовым, замолчали. Тимур так и замер у двери. Взгляд его задержался на Стасе.
        Калистратов поспешно отпустил мою руку и снова зло посмотрел на меня. Его длинная белобрысая челка упала на глаза.
        - Мы еще не договорили, Зуева, - сказал он.
        - Ты мне угрожаешь? - усмехнулась я.
        - Я тебя предупреждаю, - ответил Стас и, развернувшись, быстрым шагом направился к лестнице.
        Маша растерянно закашлялась. Дождалась, пока Стас скроется из виду, потом что-то негромко сказала Тимуру и, не попрощавшись со мной, прошла мимо. Я проводила ее взглядом и обернулась к Макееву. Он отошел от кабинета географии и уселся напротив него на подоконник. Я подтянула лямку рюкзака на плече и направилась в класс к Антону Владимировичу.
        Не успела я дотронуться до дверной ручки, как Макеев громко спросил за моей спиной:
        - Что Стас от тебя хотел?
        Я оглянулась. Поразмыслила немного и подошла к Тимуру. Уселась рядом. Говорить на такие щепетильные темы под дверью Антона Владимировича не хотелось. Ему и так наверняка несладко из-за всей этой ситуации. Ну и заварили же мы кашу.
        - На свидание звал, - сказала я.
        Тимур покосился на меня и усмехнулся.
        - Я ведь знаю, что это ты меня защитила перед Антоном.
        - Я тебя не защищала, - возразила я. - Просто рассказала, как было на самом деле.
        Макеев с пониманием кивнул.
        - Хорошо, что Антон Владимирович принял твою сторону, - добавила я.
        Тимур недобро взглянул на дверь.
        - Да пошел он, - сказал Макеев.
        От такого я опешила и в возмущении спрыгнула с подоконника.
        - Спасибо, что меня не послал, - проворчала я. Вот она, благодарность. Было обидно за Золотко. Он работой рискует, защищая Макеева и его драгоценную Сабирзянову, а они… Они этого даже не ценят! Хотя за Машу я ничего сказать не могла. Вспомнила, как они с Тимуром мило шушукались, когда вышли из кабинета, и почему-то еще больше рассердилась.
        - Красивая рубашка, - сказал вдруг Макеев.
        - Спасибо, - откликнулась я немного растерянно. Очень уж неожиданно и не к месту был его комплимент.
        - Тебе он нравится? - спросил Тимур, глядя на меня сверху вниз. Тут уж я совсем растерялась.
        - Кто? - тупо переспросила я. Хотя в недавней нашей перепалке с Тимуром он ясно дал понять, что догадывается, для кого я так периодически наряжаюсь в школу.
        - Антон, - ответил Тимур, не сводя с меня внимательного взгляда. И я снова потерялась в его карих глазах. Так странно - они были как зеркало и действовали на меня магически. Вопрос Тимура по поводу моей симпатии прозвучал так строго, будто Макеев не терпел возражений, если я вдруг начну юлить.
        - Владимирович, - машинально поправила я.
        - Он тебе нравится? - повторил свой вопрос Макеев.
        - Тебе-то что? - все-таки вспыхнула я. Хотела вести себя как можно безразличнее, но под этим тяжелым взглядом нельзя было расслабиться.
        Тимур неопределенно пожал плечами.
        - А тебе нравится? - спросила я.
        - Кто? Антон? - притворно ужаснулся Макеев.
        - Маша, - уточнила я.
        - Сабирзянова, - зачем-то присовокупил Тимур, передразнивая меня. Он смотрел на меня теперь удивленно. Я и сама, если честно, не могла взять в толк, зачем это спросила. Вот уж точно мне до них нет никакого дела. Пускай у них там шуры-муры хоть с первого класса…
        Я даже не ожидала ответа от Макеева, но он ответил:
        - Мне ты нравишься.
        Я нервно хихикнула:
        - Ну-ну, с чего бы?
        - Не веришь - не надо. - Тимур снова пожал плечами и спрыгнул с подоконника. Посмотрел на меня и вдруг улыбнулся. А я подумала о том, что, когда Макеев улыбается, становится еще симпатичнее.
        Дверь кабинета географии снова открылась, и в коридор выглянул Антон Владимирович.
        - Наташа, - озадаченно начал он, рассеянно оглядев нас с Макеевым. Тимур тут же перестал улыбаться и, как обычно, волком уставился на географа, а затем, ни с кем не попрощавшись, зашагал прочь, что-то насвистывая себе под нос.
        - Наташа, - продолжил Антон Владимирович, - как хорошо, что вы пришли…
        Слова Золотка были для меня как бальзам на душу. Куда приятнее услышать их, чем о внезапной симпатии Макеева. Приятнее ли?.. С этим я до конца не разобралась. Да и наверняка Тимур это не всерьез сказал. Вечно меня из зоны комфорта выбить хочет. Очень странный человек.
        Я после слов Антона Владимировича помимо воли расплылась в довольной улыбке. Но географ меня тут же огорошил:
        - Мне так неудобно перед вами, Наташа. Пригласил вас, а меня на педсовет вызвали…
        - Конечно-конечно, - растерянно забормотала я.
        - Вы подготовили список?
        Я тут же полезла в рюкзак за списком желающих.
        - Из нашего класса восемь человек точно записались, - начала я, - и из «Б» класса тоже. Близнецы Власовы, Снежана и Милана…
        - Да-да, разумеется, - перебил меня Антон Владимирович. Вид у него был таким потерянным, что стало ясно: думает он о чем угодно, только не о предстоящем новогоднем походе. - Чем больше народу, тем интереснее.
        - Но для вас и ответственности больше, - ввернула я. Впрочем, ничуть не сомневаясь, что Золотко со всем справится. Он педагог от бога.
        Географ взял из моих рук список и пробежал его глазами.
        - Вот что, - наконец сказал он. - Наташа, давайте перенесем нашу с вами встречу на понедельник.
        Понедельник… Меня ждало огромное разочарование, ведь сегодня только пятница. Но сочетание слов «наша с вами встреча» мне понравилось. Звучало почти как «наше свидание».
        - Да, конечно, без проблем, - снова закивала я. Лучше поздно, чем никогда. Осталось выходные пережить. А выходные всегда пролетают незаметно. Это такой закон подлости. Тем более что в субботу у Алины день рождения, и мы всей семьей должны отправиться на дачу.
        - Тогда до понедельника.
        - До понедельника, Антон Владимирович!
        На школьном дворе я еще издалека заметила Стаса. Он курил и так пристально смотрел на меня, что мне стало не по себе. Я даже решила, что он специально меня здесь дожидается, чтобы как-нибудь отомстить. В голову тут же пришла мысль, что неплохо было бы, если б Макеев снова задержался в спортзале и опять меня спас. А потом мы, может быть, погуляли бы… Странные мысли, конечно. Слава богу, морозный зимний воздух быстро меня отрезвил, а Стас от гневных взглядов так и не перешел к активным действиям и не закопал меня где-нибудь в сугробе…
        Скрипя снегом и время от времени все-таки на всякий случай оборачиваясь, я подумала, почему нам так сложно найти друзей, а вот врагов - пожалуйста, запросто.
        Погода снова переменилась, и вместо снега со свинцового неба капал противный мелкий дождь.

* * *
        Семейный пятничный ужин проходил в напряженной обстановке. Вернее, напряженной на нем была только я. А все потому, что на ужин остался Эдик. Еще до того, как мы сели за стол, произошла одна не очень приятная ситуация. Мама попросила меня принести красивые фарфоровые чашки из большой комнаты, все-таки у нас «дорогие гости». Эдик зачем-то увязался за мной. Вернее, это мама его отправила, сказав привычно что-то в духе: «Прими у нее чашки, а то Наташка весь сервиз мне переколотит». Мама и Алина в этот момент занимались последними приготовлениями. Отец, как обычно, задерживался и, дай бог, мог приехать только к чаепитию.
        Пока я, стоя на стуле, тянулась к коробке с сервизом, Эдик топтался внизу и не сводил с меня взгляда. Хорошо, что я была в джинсах, иначе бы со стыда сгорела. Краем глаза я заметила, что Эдик пялится на мои ноги. В то время как я перебирала мамину посуду, Кравец болтал на какие-то отвлеченные темы, рассказывал, что на носу сессия и, если бы не Алина, он бы не сдал ни одного зачета. Я время от времени напряженно мычала. Слушать про его несданные зачеты мне было абсолютно неинтересно. У меня у самой на носу итоговые контрольные за первое полугодие, но я не горела желанием говорить об учебе. Точно так же, как и слушать о ней. Я бы вообще предпочла, чтобы Эдик остался на кухне, а сама уж как-нибудь донесла бы чашки… И ничего не разбила.
        - Принимай! - грубо сказала я, перебив раздухарившегося Эдика. Тот сразу заткнулся. Я выдала ему сервиз в надежде, что он его примет и первым отправится на кухню. Но Эдик поставил красивую круглую коробку с фарфоровыми чашками на полку серванта и внезапно раскинул в стороны руки.
        Я, по-прежнему стоя на стуле, уставилась на него сверху вниз.
        - Ты чего? - наконец спросила я.
        Пауза затянулась, и Эдик чувствовал себя явно не в своей тарелке с раскинутыми руками.
        - Прыгай, - хрипловато усмехнулся он. - Я тебя поймаю.
        Мне же после этой неприятной ухмылочки захотелось лягнуть его ногой, но я сдержалась.
        - Спасибо, со стула я и сама могу спуститься.
        И все-таки, пока я спрыгивала, Эдик успел схватить меня за руку. Задержал мою ладонь в своей ладони, при этом выразительно заглядывая в глаза. От его прикосновения меня словно током ударило. Я выдернула руку и схватила с полки коробку. Первой направилась на кухню, а Эдик поплелся за мной. От его присутствия мне было физически дискомфортно. Он, словно энергетический вампир, высасывал из меня все силы.
        Поэтому я молилась всем богам, чтобы наш ужин как можно скорее закончился. Но мама с Алиной, перебивая друг друга, принялись обсуждать предстоящее торжество - день рождения моей сестры, который мы собирались отметить на даче. Эдик молча их слушал, время от времени улыбаясь и кидая на меня заинтересованный взгляд. Я в такие моменты опускала глаза. Нет, все-таки мне не кажется. Кравец странно пялится на меня все время! Почему этого не замечают остальные? Хотя, если бы сейчас в городе произошло землетрясение, Алина бы и на это не обратила внимание. Слишком уж была увлечена планированием своего праздника.
        - Папе придется пораньше приехать, чтобы расчистить снег и прогреть дом, - быстро говорила она, позабыв даже о курице, которую они с мамой приготовили. - Эдичка, поможешь?
        - Конечно, - закивал Эдичка модно стриженной головой. Мама тут же умильно заулыбалась. Ну какой послушный и идеальный будущий зять! Я закатила глаза, но на меня, как обычно, никто не обратил внимания.
        - Замечательно! - довольным голосом воскликнула мама. - А мы пока мясо замаринуем. Кто из девчонок приедет? - это она уже обратилась к Алине.
        Сестра поморщилась:
        - Много кого звать не стала. Так… Катьку и Светку. Думаю, хватит. Ты же знаешь, особо близких подруг у меня нет. Самый мой близкий друг здесь, за этим столом.
        При этом Алина красноречиво посмотрела на Эдика и заулыбалась. А он заулыбался ей в ответ. Я же еле сдержалась, чтобы не продемонстрировать рвотные позывы. Хотя, если б я так сделала, мама бы тут же выгнала меня из-за стола, и это было б к лучшему. Тогда мне не пришлось бы вляпываться в то, во что я все-таки вляпалась…
        - Натуся, а ты можешь позвать своего мальчика, - внезапно весело предложила сестра, переведя взгляд с Эдика на меня.
        Я даже жевать перестала. Так и замерла с вилкой в руках.
        - Какого мальчика? - вполне искренне поинтересовалась я, не понимая, к чему клонит сестра.
        - У тебя еще один мальчик появился? - всплеснула руками мама. - Вот это новости! То ни одного, то сразу двое.
        Тут до меня начало доходить… Еще и сестра услужливо подсказала:
        - Ну, Тимура! Мы бы с ним познакомились.
        - Да не стоит, - покачала я головой, возвращаясь к трапезе.
        - Как это не стоит? - снова воскликнула мама. - Нам не терпится познакомиться с мальчиком, сумевшим покорить холодное сердце моей младшей дочери.
        Я чуть не поперхнулась. Во-первых, почему это холодное? Потому что не треплюсь о своей любви направо и налево, как Алина? Ну а во-вторых, Макеев, «покоривший мое сердце», - это, конечно, громко сказано.
        - Тем более я уже рассказала отцу о том, что у тебя появился молодой человек, - как ни в чем не бывало добавила мама. - И теперь папа хочет с ним познакомиться. И поговорить по-мужски. Точно так же, как в первую встречу от поговорил с нашим Эдиком.
        Я была в таком шоке, что даже позабыла ненадолго о «нашем Эдике». А ведь он стал свидетелем этого цирка.
        - Господи, мама, ну зачем? - взвыла я.
        Алина захихикала:
        - Она снова стесняется!
        Мне же хотелось сквозь землю провалиться. Представляю реакцию папы на Макеева. По сравнению с вылизанным Эдичкой Тимур бы точно не понравился моему отцу. Родитель у меня не любит проколы в мужских ушах. Хотя не такой уж Макеев и плохой. Вон в физике хорошо сечет, униженных и оскорбленных защищает… О реакции Тимура на внезапное знакомство с моими родителями я даже как-то не подумала. Как бы я ему все объяснила?
        - Нет, мама, Тимура я звать на нашу дачу не буду, - отрезала я, уткнувшись взглядом в тарелку. А спустя некоторое время, подняв глаза, обнаружила, что Эдичка снова пялится…
        Может, это и неплохая идея - позвать на дачу своего парня? Одна проблема: не существует никакого «моего парня».
        С условием, что папа не будет приставать к моему «бойфренду» ни с какими мужскими разговорами, я дала обещание все-таки пригласить Тимура и под тяжелый взгляд Эдика отправилась в свою комнату. Нужно было написать Макееву и позвать его на нашу дачу. Казалось бы, что сложного? Только мы с Тимуром не являлись даже приятелями, к тому же у меня не было его в друзьях - мы ни разу в жизни не переписывались. Внезапно мне стало очень волнительно. Отыскав Макеева через одноклассников в «ВКонтакте», я долго набиралась смелости, а потом вдруг рассердилась. Это же Макеев! Ничего серьезного. Ну, откажет он мне или посмеется… Подумаешь! Вот если бы мне пришлось приглашать на нашу дачу Антона Владимировича… Тогда бы я точно в обморок упала от страха.
        Макеева не было в Сети, поэтому я немного успокоилась. Не знала, с чего начать, и, особо не церемонясь, написала:
        «Привет! Это Наташа Зуева. Какие у тебя планы?»
        Отправила сообщение и схватилась за голову. Ну, какая «это Наташа Зуева»? Ведь мое имя и так написано в профиле. И на аватарке - моя фотография. Но изменить сообщение не успела - Тимур зашел в Сеть и уже прочитал это глупое послание.
        Печатает…
        Даже ладошки вспотели. Я не догадывалась, что обычная переписка с одноклассником так меня взволнует. Наконец Макеев разродился с ответом. Как обычно - насмешливым.
        «Привет, Наташа Зуева! Ты про какие планы? Опять на жизнь?)»
        Я вспомнила, что Тимур уже задавал мне этот вопрос, когда мы отправились гулять по набережной. Получается, я снова хочу использовать Тимура в своих коварных целях? Хотя я ж его не на каторгу зову. На свежий воздух - жарить барбекю.
        «Планы на эти выходные», - вздохнув, дописала я.
        «Никаких. Думал в плойку поиграть»
        «А?»
        «Сони плейстейшен», - объяснил мне Тимур.
        «Приглашаю тебя на нашу дачу. На день рождения к моей старшей сестре Алине».
        Объяснять ничего не хотелось, но я уже приготовилась к худшему: долго и муторно рассказывать, как, зачем и почему. Но ответ от Макеева пришел довольно быстро:
        «О’кей, куда подъехать? Пиши адрес».
        Честно говоря, я даже не ожидала, что все будет так просто. Сердце отчего-то взволнованно и радостно запрыгало.
        Теперь, когда я знала, что там будет Макеев, мне стало немного спокойнее.
        Глава седьмая
        С самого утра на даче творилась суматоха. Так было каждый декабрь. Ко дню рождения Алины мама обычно готовилась масштабнее, чем к Новому году. Мы уехали на дачу рано, как только рассвело, груженные пакетами с провизией, украшениями и подарками.
        Я не понимала, к чему такое торжество. У Алины ведь даже дата не круглая - двадцать один год. Сама я предпочитала отмечать свои дни рождения скромнее или не отмечать вовсе. По мне - нам вполне бы хватило заказанной пиццы и напитков. Подозреваю, что отец меня с этой идеей с радостью поддержал бы. Но мама и Алина были другого мнения. Готовить они начинали с самого утра. Закуски, салатики, нарезки, брускетты… Овощи и фрукты в виде корзиночек и нелепых полянок.
        - Это уже немодно, - сказала я им, стянув с тарелки с нарезкой кусок сыра.
        - Много ты понимаешь, - оскорбилась Алина. - Зуевы всегда отмечают праздники именно так. Да, мамочка? Это наша традиция.
        Мама в это время занималась декоративной нарезкой овощей.
        - Конечно. Это намного душевнее, чем твоя заказанная пицца.
        - Думаю, шашлыков было бы достаточно, - снова встряла я, а моя рука опять потянулась к тарелке с сырной нарезкой. Самое мучительное в приготовлениях - ждать еду, ведь в это время ничего из приготовленного трогать нельзя. - Мы же на природе. Все так облопаются мясом, что на твою вырезанную сердечком редиску даже не посмотрят.
        Алина, заметив, что я таскаю нарезанный сыр, рассердилась и убрала со стола тарелку.
        - Помощи от тебя никакой, - сказала сестра. - Ты лучше уже на станцию иди, гостя своего встречай.
        Я посмотрела на часы. До прибытия электрички, на которой должен был приехать Тимур, оставалось полчаса. Я до сих пор не могла придумать, чем объяснить свое внезапное приглашение. Если вчера в переписке он согласился поехать на нашу дачу без лишних вопросов, то при личной встрече мне, наверное, все-таки придется ему все рассказать.
        Алинины подруги собирались приехать на машине, а Тимур - на электричке. Пока Эдик с папой колдовали над грилем, я вышла из дома и прошмыгнула на улицу через заднюю калитку. Не хотелось лишний раз встречаться с женихом сестры. Этим Эдик меня тоже раздражал: я не могла чувствовать себя хозяйкой в собственном доме.
        Снег искрился и поскрипывал под сапогами, в голых ветвях весело щебетали птицы. Небо над головой чистое и солнечное. Все-таки за городом совсем другая зима. Снежная, морозная, настоящая.
        Чем ближе я подходила к станции, тем сильнее меня охватывало волнение. Я понятия не имела, откуда снова взялось это чувство. Ведь к Макееву я отношусь абсолютно равнодушно, а то, что я пригласила его на дачу, - просто глупое стечение обстоятельств.
        Тимур оказался пунктуальным: приехал на той электричке, на которой и сказал. Если б он сел на следующую, мне пришлось бы шататься по станции лишних сорок минут, а на улице сегодня мороз. Когда я увидела Макеева, спрыгнувшего с подножки поезда, внутри снова вспыхнуло волнение. Тимур озирался по сторонам, выглядывая меня. А я отчего-то продолжала стоять на месте, не решаясь сдвинуться. Никогда раньше я не терялась в компании парней, но в присутствии Тимура отчего-то смущалась.
        Наконец я шагнула навстречу Тимуру и помахала ему рукой. Тут же снова почувствовала себя очень глупо. Макеев сдержанно улыбнулся, подошел ко мне и поздоровался:
        - Привет, Наташа.
        - Привет! - выдохнула я.
        Я ждала, что Тимур спросит, для чего я все это затеяла, но он молчал.
        - Нам туда, - смущенно указала я в сторону.
        Тимур кивнул, и мы, спустившись по заснеженному откосу, побрели от станции к дачному поселку. Птицы на обратном пути щебетали еще громче, и солнце светило ярче. А может, все было по-прежнему, только я вдруг начала ощущать все иначе.
        Наша дача находилась в живописном месте: вокруг стояли вековые заснеженные сосны. Где-то неподалеку стучал дятел. Мы брели мимо соснового бора и синеватых сугробов. Я всегда знала, что здесь красиво, но почему-то именно сегодня прочувствовала это как никогда. Большинство дачников зимой в поселок не приезжали, поэтому сейчас он казался умиротворенным. Снег скрипел под ногами и время от времени осыпался с высоченных старых сосен, а от солнца приходилось щуриться. И все это было приятно.
        Макеев шагал рядом и молчал. Я тоже молчала. Это уже стало у нас чем-то вроде традиции - брести куда-то и не разговаривать. Но когда мы прошли уже половину пути, Тимур все-таки полез в карман куртки и достал оттуда небольшой конверт.
        - Как думаешь, твоей сестре понравится?
        Я даже не сразу поняла, к чему он это. А потом, вспомнив повод, по которому мы все собрались на даче, немного смутилась. Надо же, заставила человека в выходной из дома выбираться, да еще и на подарок тратиться… И все в своих меркантильных целях.
        Я стянула зубами перчатки и осторожно открыла конверт. В нем лежали два билета в театр на конец декабря. Балет «Щелкунчик». Я знала, что билеты зимой на этот спектакль достать практически невозможно. А еще была уверена, что Алина придет в восторг, увидев этот подарок. Но как об этом догадался Тимур?
        - Ничего себе, - пробормотала я. - Как классно! Моя сестра обожает театр.
        - Я это понял по ее странице в «ВКонтакте», - улыбнулся Тимур.
        Я взглянула на него с нескрываемым восхищением. Вот это дедукция! Я бы даже не догадалась. Страница моей сестры действительно пестрила фотографиями с премьер. Алина даже ездила на пару студенческих театральных фестивалей с профкомом своего факультета. Вообще Алина была увлекающимся человеком. На меня же, например, театр нагонял скуку смертную. И я снова подумала о том, какая моя сестра умница и красавица. А еще - очень интересный человек. Поэтому родители так ею гордятся, а еще всю жизнь ставят мне в пример.
        И все-таки мне было неудобно.
        - Тимур, не стоило, конечно… - начала я.
        - Не стоило приходить на чужой день рождения с пустыми руками, - возразил Макеев.
        - Но как тебе удалось?
        - Мамина сестра работает в театре.
        - Понятно, - кивнула я и счастливо улыбнулась. Подарив билеты в театр, Макеев произведет на мою семью самое приятное впечатление. Как бы нас и в самом деле в итоге не «сосватали».
        Мы снова замолчали. Я вдыхала полной грудью морозный свежий воздух и не могла надышаться. Еще никогда дорога до нашей дачи не казалась мне такой прекрасной.
        - Наташа, зачем ты меня сюда позвала? - все-таки спросил Тимур.
        Я вздохнула:
        - Помнишь, как я попросила прикрыть меня перед этим придурком Эдиком? Ну, женихом моей старшей сестры? Эдик растрепал, что у меня есть парень Тимур, и родители загорелись идеей пригласить тебя к нам на дачу и познакомиться лично.
        - А почему ты просто не опровергла эту информацию? - удивился Тимур.
        Почему, почему? Может, потому, что Эдик так и не отцепился от меня? А может, мне просто нравилось воображать себя рядом с Макеевым? Шагать вот так - плечом к плечу, теряясь от смущения и неловкости. Во всем, что сейчас происходило, была какая-то таинственность, которая меня очень волновала. И тот факт, что Макеев будет в эти выходные на нашей даче, - мой маленький секрет. Мне не хотелось посвящать в происходящее никого из подруг. Присутствие Тимура вызывало во мне какие-то странные, ранее незнакомые эмоции. Я так и не могла разобраться, как отношусь к этому парню.
        Вместо ответа я просто растерянно пожала плечами. А потом поспешно добавила:
        - Не волнуйся, тебе не придется просить моей руки у папы. Да и, скорее всего, на нас просто забьют. Все-таки это не наш день. Все внимание будет имениннице. Так что забей. Пожарим мясо, поедим салаты, расслабимся…
        - Да я и не напрягался, - с улыбкой признался Макеев.
        Я только вздохнула. Мне бы не напрягаться. Чем ближе мы подходили к участку, тем быстрее развеивались чары нашей заснеженной волшебной прогулки.
        У ворот уже стоял красный «Матиз» Алининой подруги Кати. На нем подруги сестры и приехали на нашу дачу. Я открыла перед Макеевым тяжелую калитку, а он ее придержал и пропустил меня вперед. Я даже и подумать никогда не могла, что одноклассник может быть таким галантным.
        На участке уже вовсю жарили мясо: папа и Эдик суетились над грилем. Из дома доносились веселые женские голоса. Как только мы появились, Эдик тут же впился глазами в Макеева. Мы подошли к папе и Кравецу, Тимур представился и поочередно пожал им руки. Эдик смотрел на Тимура недружелюбно, хотя и улыбался во все тридцать два, время от времени поправляя безупречную стрижку. Пижон. Он и на дачу приехал в строгих шерстяных брюках и кашемировом свитере. На радость моей маме, наверное.
        - Мы пока пройдем в дом, - сказала я, хватая Макеева за руку и увлекая его за собой. Тимур послушно пошел следом.
        В доме витали головокружительно вкусные запахи. Алина уже расхаживала по гостиной в нарядном черном платье с блестками, а ее подруги, рассевшись на диване, что-то рассказывали сестре и громко смеялись. Света была полненькой добродушной блондинкой с короткой стрижкой, а Катя - высокой стройной брюнеткой и носила вызывающие наряды. Сегодня она вырядилась в леопардовую короткую юбку и обтягивающую большую грудь водолазку. Я никогда не понимала, что развязную и резкую Катю может связывать с моей целомудренной старшей сестрицей.
        Подаренные Алине цветы с мороза опьяняли невероятным ароматом. Мама, по всей видимости, была на кухне. Когда мы появились в комнате, девчонки замолчали и с улыбками уставились на нас. Я думала, что Макеев смутится из-за такого внимания, но он повел себя как обычно - очень расслабленно. Чего не скажешь обо мне. Как все-таки неудобно знакомить своих родных с парнем, пускай и липовым.
        Но знакомство прошло вполне удачно. Макеев сразу пришелся всем по вкусу. Особенно Кате - уж больно она кокетливо себя вела с Тимуром. Тут же принялась строить ему глазки. Мне даже захотелось ее одернуть и крикнуть: «Алло! Он слишком молод для тебя!» Тимур, заметив к себе такое внимание, явно был польщен. Принялся развлекать девчонок светскими беседами. Я с удивлением смотрела на то, как Макеев переменился. Вел он себя совсем не так, как в школе. Там из него слова лишнего не вытянешь. Вечно нахохленный и безэмоциональный прогульщик, а тут - прямо душа компании. Девчонки весело хохотали над его шутками. А Алина, конечно же, пришла в восторг от подарка. Макеев, подарив билеты на «Щелкунчика», заработал от моей сестры миллион очков в карму.
        Потом с дымящимся пирогом в руках в комнату вошла мама. И знакомство началось заново. И снова восторги, улыбки, шутки… Я даже не ожидала, что Макеев произведет такой фурор. Думала, мы шашлык пожуем в сторонке, а тут - столько внимания. Тимур еще, как назло, с радостью отвечал на кокетливые вопросы Кати. А она все хихикала и хватала его за руки. В какой-то момент я не выдержала и подошла к ним.
        - Можно тебя на минутку? - позвала я одноклассника.
        Тимур снова улыбнулся Кате, и мы отошли к лестнице.
        - В чем дело? - спросил Макеев.
        - Издеваешься? - рассердилась я. - Ты мог бы с ней так в открытую не флиртовать?
        - А мы разве флиртуем? - удивился Тимур.
        - А это что такое? - Я передразнила идиотский смех Кати: - О-ха-ха-хы-ы!
        Тимур улыбнулся:
        - А ты ревнуешь, что ли, Наташа Зуева?
        - Вот еще! - вспыхнула я. - Просто на этот уик-энд ты вроде как мой парень. Не делай из меня идиотку при моей семьей.
        Я думала, что Макеев возмутится: мол, он вообще не соглашался принимать правила этой игры, я все за нас двоих решила. И с чего он должен отказываться от общения с хорошенькой девушкой? Но Тимур внезапно сказал:
        - Хорошо, я больше к ней не подойду. Чтобы не расстраивать свою вроде как девушку.
        Я криво и растерянно улыбнулась:
        - Спасибо.
        Когда мы вернулись к остальным, в доме уже появились папа и Эдик.
        - Представляешь, Тимур подарил мне билеты на «Щелкунчика»! - весело щебетала Алина, прильнув к Кравецу. - На тридцатое декабря. Помнишь, мы хотели?
        - Ты хотела, - не самым довольным тоном поправил ее Эдик.
        - Пойдем вместе? Ведь пойдем? - продолжала заглядывать в глаза Эдику Алина. - Какой Тимур молодец!
        - Несомненно, - сквозь зубы соглашался Кравец. Скрывать антипатию к Макееву ему было все сложнее. Однако Тимур, кажется, вовсе не замечал косые взгляды Кравеца. Уже спокойно уплетал пирог и отвечал на вопросы мамы. Я же была в таком напряжении, что не знала, к чьему разговору прислушиваться. Вроде мама что-то спрашивала у Тимура насчет поступления в университет, и я впервые узнала, что Макеев собирается поступать на математико-механический факультет.
        Но зря я решила, что Тимур ничего вокруг не замечает. Когда мы уже сидели рядом за столом и все были увлечены беседой, Макеев вдруг склонился ко мне и спросил:
        - Этот Эдик на тебя запал?
        - Что? - склонилась я к нему, и мы едва не ударилась лбами.
        И я снова вижу свое отражение в обеспокоенных карих глазах.
        - Этот Эдик на тебя запал? - спокойно повторил свой вопрос Макеев.
        Я испугалась, что кто-нибудь может это расслышать, но всем в ту минуту было не до нас. Света встала с торжественным тостом и потерялась в каких-то студенческих веселых воспоминаниях. Катя и Алина время от времени ее перебивали и со смехом дополняли рассказ.
        - А это так заметно? - шепотом спросила я.
        - Очень даже, - ответил Тимур. - Он на тебя часто пялится.
        Слава богу! Не то чтобы я рада быть симпатична Кравецу, конечно… Просто хоть кто-то подтвердил мои догадки и сомнения. Я ведь уже решила, что у меня крыша едет.
        Я осторожно посмотрела в сторону Эдика и тут же встретилась с ним взглядом. Он и не думал слушать длинный тост Светы. Все это время пялился на нас с Тимуром.
        - И что же делать? - растерянно спросила я у Макеева практически одними губами.
        - Расслабься, - посоветовал Макеев.
        Он откинулся на спинку дивана и увлек меня за собой. Я тут же машинально положила ему голову на плечо, а Тимур меня осторожно приобнял.
        Я почувствовала его уже знакомый волнующий запах. Сидеть в обнимку с Макеевым оказалось очень даже приятно. Сердце громко стучало. Я боялась пошевелиться, дабы не спугнуть это мгновение. Снова ощутила волнение. Оно не было похоже на то, что я чувствовала, когда оставалась после уроков с Антоном Владимировичем. Это было что-то другое.
        Эдик тут же отвел от нас взгляд, а Тимур зачем-то чмокнул меня в макушку. У меня дыхание перехватило.
        - Ну, ты сильно-то не наглей, Макеев, - шепотом сказала я, приподняв голову и посмотрев однокласснику в глаза.
        - Не волнуйся, Зуева. Просто мне не очень нравится делить с кем-то вроде как своих девушек.

* * *
        Вечером Алина предложила сыграть всем в «Крокодила». Папа развел огонь в камине, и пламя начало уютно потрескивать.
        За окном уже было темным-темно. На улице разыгралась настоящая вьюга. Ветер порывисто свистел, стучался в дом. А мы расположились в большой комнате, объевшиеся и очень довольные.
        Конечно, Катька в леопардовой юбке так и не думала сводить взгляд с Макеева. Когда она объясняла свое слово, то смотрела только на Тимура. Будто они играли в «Крокодила» вдвоем. Я нарочно выкрикивала самые разные предположения, чтобы отвлечь ее наконец от парня. Порой такие нелепые, что Алина время от времени поворачивалась ко мне с удивленным взглядом. Наверное, решила, что я просто придуриваюсь.
        В этой ситуации радовало одно: Тимур на провокации Кати не велся. Как и обещал, за весь вечер ни разу к ней больше не подошел. Разве только сама Катя все время крутилась там, где мы. Даже в игре в «Крокодила» уселась рядом. А я уже даже не скрывала своего раздражения.
        И злорадства не скрывала тоже. Хотелось ей сказать: ну чего ты пыжишься? Разве не видишь, что ты ему безразлична? Он - не твой! Правда, своим я Тимура назвать тоже не могла. Он на эту дачу приехал вообще не по своей воле. Хотя… Не шантажом же я его сюда загнала. Он сам был согласен провести со мной уик-энд. А ведь вполне мог отказаться. И это открытие стало для меня очень приятным.
        За игрой вечер пролетел незаметно. Вскоре подруги Алины засобирались в город, чему я была неимоверно рада. Нет, против Светы я ничего не имела, а вот Катя меня жутко раздражала. Прихватили бы они еще с собой Эдика, запихнув его куда-нибудь в багажник, - и вечер субботы получился бы просто идеальным.
        Наша дача была двухэтажной. И еще чердак. Но на нем пылились старые вещи, в основном старая мебель и одежда, из которой мы с Алиной уже выросли. Чердак производил мрачное впечатление, с самого детства вселяя в меня ужас.
        Дружно убрав все со стола, мы решили, что все, кроме нас с Тимуром, отправятся спать наверх. Родители - в свою спальню, Алина и Эдик - в нашу с сестрой комнату. А мы с Макеевым останемся внизу, в большом зале, где стоял старый скрипучий диван и кресло-кровать. Диван достался мне, а кресло - Макееву. Когда все ушли наверх, мы еще некоторое время сидели у камина. Я положила на блюдце кусок торта и с блаженством вытянула ноги. Только стук чайной ложечки по блюдцу и треск огня нарушали тишину. Макеев смотрел на языки пламени, и в темных глазах его плясали искорки. Я некоторое время молча косилась на одноклассника, а потом все-таки не выдержала и сказала:
        - Сегодня у тебя был шанс завести подружку.
        Конечно, я имела в виду надоедливую Катю. Хватило же ей смелости флиртовать с чужим парнем, да еще и при его «девушке». Я все не могла успокоиться, так была возмущена этим фактом. Все-таки при всей идеальности моей старшей сестры есть у нее один огромный недостаток: она не умеет выбирать подруг и парней.
        - Такой шанс у меня был не только сегодня, - самонадеянно произнес Макеев, не сводя взгляда с огня.
        Я цокнула языком и отправила в рот новую порцию торта. Прожевав, спросила:
        - Ну, она тебе действительно понравилась? Когда уедем с дачи, я могу у Алины попросить ее номер телефона… Когда мы с тобой «расстанемся».
        Тимур наконец посмотрел на меня.
        - А когда мы с тобой расстанемся? - спросил он.
        Я растерянно пожала плечами:
        - Да хоть завтра.
        - Я не такой ветреный, Наташа, чтобы так быстро бросать девушек.
        - Сейчас ты можешь не придуриваться, - негромко рассмеялась я. - И ничего из себя не воображать. Мы здесь одни.
        - А я никогда никого из себя и не воображаю, - спокойно возразил Тимур. И мы снова замолчали.
        Доев торт, я отложила блюдечко в сторону, подобрала под себя ноги и тоже уставилась на огонь. Но долго молчать не смогла.
        - И все-таки… Она в твоем вкусе? - не унималась я.
        - Почему тебя так это интересует? Ты в моем вкусе, - ответил Тимур. - Я ведь тебе уже говорил.
        Я почувствовала, как мои щеки пылают от близкого пламени. Или не от него? Удивленно посмотрела на Тимура и почему-то шепотом спросила:
        - Правда, что ли?
        Макеев посмотрел на меня. Долго, внимательно и немного насмешливо. Но к этому взгляду я уже привыкла.
        - Да, - наконец ответил он. И улыбнулся. Так искренне, широко и лукаво, что я тоже не смогла сдержать улыбку. Если он не врет, то… Это чертовски приятно. Хорошо нравиться таким парням, как Макеев. Если бы мне в симпатии признался трусливый Стас Калистратов, хлопая, как корова, своими белесыми ресницами, я бы даже расстроилась. А нравиться Макееву было даже как-то немного почетно.
        Но я с ответным признанием не торопилась. Потому что давно для себя решила: мое сердце навсегда принадлежит Антону Владимировичу. Даже если любовь до конца моей жизни останется безответной… Мне казалось, если я посмотрю на какого-нибудь другого парня, то предам Золотко. Пусть он даже никогда об этом не узнает. Но мне-то будет горько от этого.
        - Может, пока мы не «расстались», будем вести себя как настоящая пара? - предложил Макеев.
        Вот жук! Я снова засмеялась и нарочно включила дурочку.
        - А это как? - тут же спросила я.
        Тогда Тимур пододвинулся ко мне и снова приобнял. Треск костра и вся эта романтичная обстановка действовали на меня дурманяще. Захотелось прильнуть к Макееву, и я обняла его в ответ. И даже почувствовала, как громко стучит сердце Тимура. Мне казалось, что я сейчас растаю от этой внезапной близости. Боже, что я творю? Обнимаюсь с одноклассником, с которым до недавнего времени даже в школьном коридоре не здоровалась. Но запах парфюма Тимура и выпитый за ужином бокал шампанского вскружили мне голову. Почему объятиям придают так мало значения? По-моему, это несправедливо. Хотя Казанцева бы обязательно сейчас снова сказала, что у меня, как обычно, играют гормоны и для семнадцати лет это нормально. Кстати, о Казанцевой… Из-за этих объятий мне еще больше захотелось сохранить наш с Макеевым уик-энд в секрете. Пусть Яна считает, что нас с Тимуром ничего, кроме той злосчастной коробки с шоколадными конфетами, не связывает.
        Тимуру явно понравилось, что я обняла его в ответ. Я почувствовала, как он улыбнулся мне в макушку. И по-прежнему ощущала под рукой, как стучит чужое сердце. Мне давным-давно не было так спокойно и хорошо.
        - Надеюсь, ты там снова себе ничего не воображаешь? - спросила я, не поднимая головы.
        - Снова? - переспросил Тимур. - Ну, у тебя и самомнение, Наташа.
        - Какое есть, - хихикнула я.
        Еще и тот факт, что наверху спали родители, напрягал. Мне казалось, что папа вот-вот спустится, и тогда «мужского» разговора не избежать. В этот вечер папа сдержал обещание и не стал заводить с Тимуром отцовские нравоучительные беседы. С другой стороны, мы не делали ничего неприличного. Просто сидели у камина и даже не целовались. Хотя, честно признаться, страшно захотелось.
        Было в Макееве что-то притягательное. Почему я раньше этого не замечала? И я осмелилась. Подняла голову и уткнулась в его горячую шею, а потом осторожно поцеловала. Тимур поежился, как от щекотки. И все-таки за нашими спинами раздались шаги.
        - Постыдились бы, - буркнул Эдик. С заспанным и недовольным видом он прошел на кухню. Налил воды. Мы с Тимуром все-таки расцепили объятия и отодвинулись друг от друга. А когда наши взгляды встретились, Макеев мне заговорщически подмигнул. Я сделала вид, что закрываю рот на замок и выбрасываю ключик в камин…
        Я долго не могла уснуть, прислушиваясь к ровному спокойному дыханию Тимура. За окном все так же плясала вьюга. Уснула я спустя минут сорок. Перед этим счастливо пялилась в потолок, ощущая оглушающее счастье.
        Глава восьмая
        Проснулась я позже всех. Даже неудобно было. Получается, Тимур встал раньше меня и видел, как я сплю. А если во сне я выглядела не слишком привлекательно? Пускала слюни в подушку, неприлично храпела или, не дай бог, что-нибудь говорила… Лишнее. Со мной такое не раз случалось. Когда мы с Алиной в детстве жили в одной комнате, она часто жаловалась, что я болтаю во сне. А еще иногда луначу. Один раз, не проснувшись, надела школьную форму и взяла рюкзак… Это было в третьем классе. Алина меня вовремя остановила, а то бы я так и отчалила посреди ночи в школу. Надеюсь, я не приставала к Макееву с дурацкими предложениями. Но, судя по невозмутимому виду Тимура, ничего такого за ночь не произошло. Хотя с этим парнем ничего не разберешь: он всегда невозмутим.
        За завтраком в основном трещала Алина. Делилась впечатлениями от прошедшего дня рождения. Эдик выглядел еще мрачнее, чем вчера, и часто даже не скрывал своего раздражения, что было удивительно. Обычно он при моих родителях до последнего держит приветливую мину, прикидываясь самым добреньким и услужливым будущим зятем.
        На дачу мы приехали на одной машине - папиной. Поэтому Тимуру места не хватало. Да он на него и не рассчитывал, сказал, что накануне изучил расписание электричек и его поезд будет в двенадцать.
        Сестра, заметив, что ее жених в плохом настроении, сникла. Огрызающийся Кравец все-таки ее задел. Я представила, что мне придется ехать в машине между поссорившимися Эдиком и Алиной, и настроение у меня сразу упало.
        - Я не поеду с вами, - сообщила я родителям, жуя вчерашний пирог. - Лучше на электричке. С Тимуром.
        Родители тут же переглянулись.
        - Ну что ж, если ты так хочешь…
        А мне очень хотелось! Лучше так, чем с Кравецом.
        В электричке мы с Макеевым без труда отыскали свободную лавку и сели рядом. За окном мелькали стройные заснеженные сосны и ели. Небо над лесом было ясным и непривычно синим.
        - Это были хорошие выходные, - сказал Тимур, повернувшись ко мне. - Спасибо, что позвала.
        - Спасибо, что приехал, - откликнулась я. И все-таки после вчерашнего была между нами какая-то неловкость. Я уставилась на носки своих черных ботинок. Поезд грохотал. Сказать ли Тимуру, чтобы при Казанцевой он не говорил об этой поездке? Идея секрета и таинственности меня так и не покидала. Да к тому же я представила себе, как бы удивилась Яна, узнав, что я провожу время с Макеевым.
        В то время как я была занята своими мыслями, Тимур полез в карман пуховика и достал оттуда упаковку соленого арахиса. Распечатал и протянул мне:
        - Угощайся.
        Я взяла несколько орешков. Так, поедая орешки и глядя на зимние пейзажи за окном, мы доехали до города, толком не разговаривая. Расстались на перроне как-то скомканно. Больше не обнимались, и уж тем более я не лезла с поцелуями…
        Перед тем как Макеев скрылся в толпе, я поймала себя на мысли, что мне жаль расставаться с ним. Я торопила наступление понедельника, а теперь мне стало обидно, что выходные пролетели так быстро.

* * *
        Густой и крупный снег шел все воскресенье до позднего вечера. Оставшиеся полдня у меня было какое-то потерянное состояние. Даже есть не хотелось. Мама несколько раз звала меня на кухню, но в итоге на ужин я ограничилась только чаем и яблоком.
        - Ты не заболела? - обеспокоилась мама, зайдя ко мне в комнату. Потрогала лоб. - Горло не болит? А живот?
        Мама не часто бывала в моей комнате. Это с Алиной они могли запереться у сестры, что-нибудь увлеченно обсуждая. Ко мне же мама заглядывала только для того, чтобы напомнить про уборку, уроки или о том, что пора ложиться спать.
        - Ерунда, - поморщилась я. - Просто вчера столько всего за столом было… Я объелась. У меня сегодня разгрузочный день.
        Мама, словно не веря, продолжала внимательно разглядывать мое лицо. А потом вдруг улыбнулась. И тут же на лице появился знакомый хитроватый прищур. Алина улыбается точно так же.
        - Просто ты влюбилась, - шепотом вынесла вердикт мама.
        - Ну ма-ам, - возмущенно протянула я. Конечно, влюбилась! Причем давно. Еще несколько месяцев назад, когда в нашей школе появился Золотко.
        - Мне Тимур очень понравился, - доверительно сообщила мама.
        Ах, вот она о чем! Думает, что я запала на Макеева… Умора.
        - Конечно, неформатный мальчик, но очень вежливый и дружелюбный. И умный. Математико-механический факультет! Это же с ума можно сойти.
        Я усмехнулась. Видела бы мама, какой Макеев в школе. Когда прогуливает уроки, грубит Антону Владимировичу или готов вытолкнуть Калистратова из окна.
        - О-очень дружелюбный, - с сарказмом согласилась я.
        Но мама моего сарказма не заметила.
        - Приглашай его в гости почаще. По улицам гулять сейчас холодно. А в кафешках вы такими темпами все карманные деньги спустите.
        - Ага, - отозвалась я. Представляю, если бы еще и Макеев целыми днями тусовался у нас дома. Хватит и Эдика. Да нам с Тимуром даже поболтать особо не о чем. Никаких точек соприкосновения. А мама как скажет…
        После этого разговора мама вышла из моей комнаты, а меня охватила дикая тоска. Ощутила я ее внезапно и очень остро.
        Тогда я полезла в школьную сумку и достала один из блокнотов. Вообще я обожала вести канцелярию и делать записи от руки. Недолго думая, я открыла блокнот и размашисто написала первую строчку:
        «Я представляла себе, как ты гладил мои влажные волосы…»
        Фу, какая пошлость! Я отложила ручку и долго смотрела в окно. За ним уже потухло багровое закатное небо. Что-то непонятное, тревожное и очень печальное поселилось в моей душе. Какая-то безнадега. И все-таки вскоре строчки дописались сами собой.
        Я представляла себе, как ты гладил мои влажные волосы;
        как целовал ладошки;
        как дети наши малину в саду собирали в лукошко;
        как я тебе готовила на ужин пасту, соль по вкусу и вина немножко.
        И было бы здорово, если б мы дарили ласку друг другу
        да уезжали далеко-далеко на крышах поезда
        в то время, как люди тряслись в душных вонючих вагонах,
        в каютах пароходов и на паромах…
        Но ты так далек и совершенно мне незнаком.
        Всё потому, что иногда с тобой
        мы просто молча встречаем рассвет на разных балконах.
        Я долго перечитывала строчки и вспомнила, как мы с Тимуром сидели у камина и как мое сердце взволнованно и испуганно бухало в груди. Я прислушалась к себе. Есть по-прежнему не хотелось. Неужели мама права и я влюбилась в Макеева? Это предположение меня ужаснуло. Не могло это произойти так быстро. Тем более мне уже есть кого любить. Тогда я упрямо подписала инициалы под стихотворением: «А.В.» И для убедительности: «Золотухину». Точка. Мое сердце принадлежит только ему.
        Сердито запихнула блокнот обратно в сумку и стала готовиться ко сну.

* * *
        В начале урока географии Антон Владимирович при всем классе напомнил мне, чтобы я после уроков зашла к нему в кабинет. А тот, кто еще раздумывает над тем, чтобы отправиться с нами в Васильево, пусть запишется. Сегодня - последний день. Антону Владимировичу необходим полный список.
        Янка, услышав это персональное приглашение, повернулась ко мне, пихнула меня локтем и поиграла бровями.
        - Чего? - не особо вежливо ответила я. Выспаться сегодня не удалось. И все из-за вчерашнего дурацкого открытия по поводу Макеева. То стихотворение до сих пор лежало в моем рюкзаке, и мысль о нем меня обжигала. Сама от себя не ожидала такой глупой лиричности.
        - Ты рада?
        - Рада?
        - Ну, да! Господи, Зуева, ты не проснулась еще, что ли? Я про ваше сегодняшнее рандеву с Золотко. В пятницу ты меня сообщениями закидала, что все сорвалось, а сегодня сидишь кислая, будто тебя на каторгу пригласили.
        - Ах, ну да… - рассеянно ответила я.
        - Думала, «этот день мы приближали как могли», - усмехнулась Яна.
        - Конечно, а как еще? - кивнула я, поправив волосы. Несмотря на то, что не выспалась, в школу я явилась с укладкой. И вдруг подумалось, что мне нужно быть красивой каждый день, невзирая на то, есть в расписании география или нет. Хотелось быть особенной всегда.
        Пока Антон Владимирович объявлял тему урока, я обернулась, чтобы отыскать взглядом Макеева. На удивление, сегодня он географию прогуливать не стал. Хотя и пришел, как обычно, перед самым звонком.
        Тимур тоже смотрел в мою сторону. Я и не сомневалась. Приятное чувство удовлетворения… Макеев смотрел пристально, не отводя взгляда. Когда я обернулась, он сдержанно мне кивнул в знак приветствия. А я почему-то смутилась и ничего не ответила. В понедельник мне было неудобно за то, что произошло на даче. Хотя Макеев первым полез с объятиями, но и я, конечно, тоже хороша. Липла к нему… Еще и в шею поцеловала. Сама от себя не ожидала.
        Когда я обернулась во второй раз, Тимур уже с отсутствующим видом пялился на доску.
        - Что ты все вертишься? - удивилась Янка. - Обычно глаз не сводишь со своего обожаемого Золотка…
        - Ну чего ты привязалась ко мне? - неожиданно огрызнулась я.
        Казанцева удивленно захлопала глазами и обиженно отвернулась. А мне все Макеев покоя не давал. Еще несколько раз я смотрела на него во время урока, но взглядами мы больше так и не встретились.
        После географии Антон Владимирович попросил Тимура подойти к нему. Уж не знаю, о чем они разговаривали, но видок у Макеева был еще тот. Недовольней, чем прежде. Я прислушивалась изо всех сил и нарочно медленно собирала сумку. Но в классе стоял такой гомон, что расслышать что-то было просто нереально. Янка, несмотря на то что дулась на меня пол-урока, все-таки терпеливо ждала, пока я соберусь.
        - Что ты копаешься? - не выдержала Казанцева. - Сейчас уже звонок на алгебру будет.
        Пришлось поторапливаться. Когда мы выходили из кабинета, Антон Владимирович меня окликнул:
        - Наташа! Не забудьте!..
        Как такое можно забыть? Я кивнула:
        - Конечно, я забегу!
        А сама при этом не сводила взгляд с Макеева. Он тоже смотрел на меня. А ведь Тимур знает, что я по уши втрескалась в нашего географа. Макеев усмехнулся и первым отвел взгляд.
        Всю алгебру я сидела как на иголках. Новая тема совсем не шла в голову. Я и так обычно ничего в алгебре не понимаю, а здесь вообще - караул. Урок казался бесконечным… Звонок на перемену стал для меня настоящим спасением.
        В столовой я продолжала витать в облаках, и девчонки, конечно, это заметили. Поначалу Снежана и Милана болтали о том, что на зимние каникулы их хотели отправить к бабушке в деревню, но как хорошо, что есть замечательная отмазка - поход с географом - и они могут пропустить эту поездку.
        - Пусть лучше бабушка сама к родителям приедет, - сказала Милана. - Она давно в городе не была. А в деревне делать нечего. Тем более зимой.
        - Там даже интернета нет, - поморщилась Снежана.
        - И телевизор плохо показывает.
        - Ага. Два канала всего. Когда мы приезжали к бабушке летом, то смотрели одни новости и «Модный приговор».
        - Ага, помнишь выпуск, где переодели молодую училку?
        - «Обвиняется в непонимании: весна - время снять лишнюю одежду и влюбиться!» - процитировала Снежана.
        Милана захохотала.
        В панорамное окно ярко светило зимнее солнце. Вокруг слышались голоса и звон посуды.
        - В деревню был резон ездить, только пока там жил Коля Ерофеев, - сообщила нам Милана.
        - Это такой высокий? - припомнила Снежана.
        - Да. Из третьего дома. Он в городе теперь живет. Поступил на химический.
        - Или физический?
        Близнецы могли бесконечно болтать, подхватывая реплики друг друга. Мы с Казанцевой в их беседе участия не принимали. Янка все это время обеспокоенно косилась на меня.
        - Ты не заболела? - наконец спросила она, перебив одну из близняшек.
        Странно, этот же вопрос накануне задала мне мама. Снежана и Милана тоже с интересом уставились на меня.
        - Нет, со мной все в порядке, - тут же отозвалась я.
        Тогда близнецы как ни в чем не бывало продолжили:
        - Еще симпатичный парень жил в девятом доме. Снежан, не помнишь, как его?..
        - Артем?
        - Или Антон?
        - Но, по-моему, он слишком взрослый. Ему лет двадцать семь уже, наверное.
        - Интересно, а он куда переехал?
        - Как думаете, Макеев может ревновать меня к Антону Владимировичу? - вдруг спросила я.
        За столом тут же воцарилось молчание. Первой очнулась Яна.
        - Кто? Тимур Макеев? - переспросила она.
        - Разве он не встречается с Сабирзяновой? - удивилась Милана.
        - Он для нее слишком хорош, - покачала головой Снежана.
        - А ты-то тут при чем? - не врубалась Казанцева.
        - И Антон Владимирович! - подключилась Милана. - Неужели у вас что-то было?
        Я покраснела как помидор.
        - Тише ты! - шикнула я на подругу. - Ничего не было у нас, конечно. Ни с Антоном, ни с Макеевым… Просто Тимур знает о моей любви к Золотку.
        - Откуда? - ахнула Снежана.
        - Вообще-то можно догадаться, - засмеялась Яна. - Ну, знает он про твою любовь к учителю, и что с того? Думаешь, кому-нибудь расскажет?
        - Да нет, конечно. Зачем ему это? Просто Тимур в последнее время на меня так смотрит, - смущенно сказала я. - И эти его вечные контры с географом…
        - Глупости! - покачала головой Яна. - Мало ли какие у Макеева терки с Антоном Владимировичем. И Тимуру точно Сабирзянова нравится. Вечно домой вместе идут после уроков.
        Эта информация была мне не очень приятна, поэтому я принялась молча допивать чай. Вообще зря я, конечно, завела этот разговор, но девчонки теперь не отставали.
        - А тебе самой нравится Макеев? - спросила Снежана.
        - Нет, ну он хорошенький, - ответила вместо меня Милана. - Высокий, лицо чистое, глаза красивые…
        - Ты сама не втрескалась? - рассмеялась ее сестра.
        - Не-е, - протянула Милана. - Макеев же совсем нелюдимый. Я люблю болтливых мальчиков. Чтоб душа компании, понимаете? А Макеев - не самый популярный в школе.
        - Не все хотят быть популярными в школе, - сказала Казанцева.
        - Быть такого не может! - воскликнула Снежана. - Они нагло врут.
        - А вот и сам Макеев…
        Судя по всему, Тимур тоже зашел в столовую, но я сидела спиной ко входу и нарочно не обернулась. Хотя девчонки теперь во все глаза смотрели в ту сторону. Я жалела, что заварила эту кашу. Разговор о симпатии Тимура дался мне тяжело. Почему-то куда легче было рассказать о своей большой и светлой любви к Антону Владимировичу. Сейчас же я поняла, что все-таки хочу сохранить свои неясные чувства к однокласснику в большом-большом секрете… Все, решено! С этого дня я и повода не дам подругам для сплетен. И в сторону Макеева даже не посмотрю. Это так, временное помутнение разума было. Больше такого не повторится.
        - Знаете что? - обратилась я к подругам. - Все! Забыли. Счастья Макееву и любви с Сабирзяновой.
        Я подняла стакан с чаем, и близнецы с готовностью чокнулись со мной. Яна продолжала с сомнением коситься на меня, но я отводила взгляд и к разговору о Тимуре решила больше никогда не возвращаться.
        Никакого Макеева. В моей жизни есть только одна любовь - Золотухин Антон Владимирович. Тем более что сегодня я наконец останусь с ним наедине…

* * *
        Была у меня уже первая любовь. Но совсем не серьезная, глупая и очень наивная. Того мальчика я повстречала в танцевальной студии, когда мне было десять лет. Он был невысоким, темноволосым, кудрявым. Очень гибким и симпатичным. А какие у него глаза!.. Синие-синие. Я таких больше ни у кого не встречала.
        Когда этот мальчик только появился в нашей студии эстрадного танца, мне очень хотелось, чтобы нас поставили в пару. Хотелось этого не только мне, кстати. За парнишку тут же началась настоящая борьба, в которой я принимала активное участие. Потому что за свое счастье нужно бороться.
        В той борьбе я, кстати, одержала победу. А всего-то и нужно было задаривать будущего партнера по танцам жвачками и шоколадками. Задабривала как могла, в общем. Громко смеялась над его шутками, часто его хвалила и вполне искренне им восхищалась. Чем-чем, а талантом этого мальчишку бог точно не обделил.
        Когда нас по его желанию поставили в одну пару, я думала, что не будет предела моему счастью. Но в работе этот мальчик оказался просто невыносимым. Он постоянно обидно меня высмеивал, если у меня что-то не получалось. И мне хохотать в ответ над его «шутками» уже не особо хотелось. А в середине года у нас появился новенький - еще один мальчик. Пухленький и совсем нескладный. Сколько смешков и подколов обрушилось на беднягу от моей первой любви. Но когда мой возлюбленный перешел от слов к делу и принялся ставить подножки новенькому и отвешивать ему обидные подзатыльники, моя любовь окончательно угасла. Это было огромное разочарование в моей жизни. Некоторые из девчонок, как и я, тут же охладели к первому красавчику студии. Другие же хохотали, когда мой бывший возлюбленный обидно подталкивал новенького. А мне было противно. Смеяться над тем, как кому-то делают больно, казалось мне неправильным. Я первой отказалась танцевать в одной паре с тем мальчишкой. И с тех пор уяснила: душевные качества намного важнее качеств физических. Или, как говорит моя бабушка: «С лица воду не пить».
        Антон Владимирович не мог меня разочаровать. Он был не только красивым, но еще и умным, добрым, справедливым, честным, а иногда и очень забавным. И мы дружно и вполне искренне смеялись над его шутками на уроках.
        И как же здорово, что я могла вот так после занятий сидеть в пустом классе напротив его стола. Это, конечно, не танцы в паре, но обстановка все равно очень волнительная. Нет никого вокруг, кто мог бы перебить, задать глупый вопрос, отвлечь… Только я и Золотко. Это ли не счастье?
        - Простите, Наташа, что в пятницу нам не удалось поговорить, - сказал Антон Владимирович, раскладывая на своем столе какие-то документы. - Загрузили на выходные кое-какими отчетами. А я один из них потерял, представляете? Запропастился лист куда-то, не найду… А ведь мне завтра уже их сдавать.
        «Давайте вместе поищем?» - хотела предложить я, но все-таки постеснялась.
        Антон Владимирович с озадаченным выражением лица перебирал бумажки и с каждой секундой становился все мрачнее. Что ж, возможно, кое-какой недостаток у Золотка был: жуткий бардак на столе. Хотя и у меня письменный стол порядком не отличался. Получается, мы просто созданы друг для друга.
        - Ладно, - вздохнул географ. - Это бесполезно. Давайте перейдем к делу. Я просмотрел список…
        Следующие десять минут он описывал предстоящий поход, то зимнее волшебное место, куда нам предстояло уехать. А я вдруг внезапно вспомнила нашу дачу. Как много снега там сейчас. И как вечером за черным окном кружили снежинки. А мы с Тимуром сидели у камина и ели торт. И как потом на электричке ехали, когда я под конец пути заклевала носом и положила ему голову на плечо…
        - Наташа? - вдруг позвал меня Антон Владимирович.
        Я тут же встрепенулась. И осознала, что несколько последних минут совсем потеряла нить беседы.
        - Мне кажется, или вы меня больше не слушаете?
        - Нет, что вы, - тут же смутилась я. И рассердилась на себя. Ведь договорилась же сама с собой, что не буду больше думать о Макееве. Тем более нашла время - думать о нем сейчас, когда передо мной сидит любовь всей моей жизни.
        Золотко как-то печально улыбнулся и снова опустил глаза. Длинные ресницы вздрогнули. А я вдруг увидела в нем что-то такое до боли знакомое, родное, чего не замечала раньше. И даже сердце сладостно замерло. Теперь я не могла отвести от Антона Владимировича взгляда, жадно наблюдая за каждым его движением. Мне снова хотелось уловить то, от чего сердце забилось чаще… Магия какая-то. Необъяснимое притяжение.
        Возможно, я излишне внимательно пялилась на Антона Владимировича, потому как он вдруг мило смутился. Он делал так время от времени, когда ему оказывали особое внимание другие ученицы или учительницы. И его смущение меня еще больше умилило. Какой же он классный!
        - Ну вот я вам и рассказал программу на каникулы. Проведем мы там пять дней. К пятому января уже будете дома. До гостевого дома доберемся тридцать первого декабря на электричке. Нужно подсчитать только, сколько нужно выделить на дорогу, составить программу питания, что из продуктов купить…
        - Я этим займусь! - бойко пообещала я. Вообще я не назвала бы себя особо деятельной и своими полномочиями старосты не очень-то и дорожила. Но когда дело касалось Антона Владимировича, энтузиазм во мне бил ключом. Хотелось ему угодить.
        - Я не сомневался в вас, Наташа, - снова повторил Золотко.
        И я счастливо заулыбалась в ответ.
        - Пора освобождать кабинет, - спохватился Антон Владимирович, взглянув на наручные часы.
        Я тоже вскочила с места. Вроде все, что нужно, мы обсудили. И как быстро пролетело время наедине с Антоном Владимировичем! «Большую часть которого я промечтала о Макееве», - сварливо добавила про себя.
        Пока я убирала в сумку список, Антон Владимирович внимательно следил за мной и потом вдруг сказал:
        - А вы как-то изменились, Наташа.
        Я даже замерла на несколько секунд. И тут же принялась судорожно вспоминать, что могла такого забыть. Вроде и нарядилась сегодня, и причесалась, и накрасилась…
        Я удивленно посмотрела на Антона Владимировича, и тот снова смущенно улыбнулся.
        - У вас глаза блестят, - сообщил мне Золотко. - Будто сейчас не декабрь, а весна.
        Теперь уж пришла моя очередь смущаться. Антон Владимирович, заметив мое смятение, негромко рассмеялся и взял со стола свой портфель.
        - До встречи, Наташа!
        - До свидания, Антон Владимирович.
        Когда географ вышел из кабинета, я снова уселась за пустую парту. Школьный двор был залит ярким солнцем. Надо же, какой декабрь… И правда будто весна.
        Мои мысли прервал грохот жестяного ведра.
        - Ты чего тут одна расселась? - заглянула в класс уборщица, тетя Таня. - Уроки уже закончились, марш домой! Мне надо кабинет помыть.
        Я снова нехотя поднялась из-за стола и тут же заметила, что на ботинке развязался шнурок. А когда присела на корточки, чтобы его завязать, мой взгляд упал на белый лист, на котором был напечатан какой-то доклад. Лист застрял за батареей. Может, сквозняком сдуло… Еще в тот раз, когда Макеев чуть не выкинул Калистратова из окна. Тогда бумаги с учительского стола по всему кабинету летали.
        Я взяла лист в руки. Сомнений не оставалось - это тот самый документ, который искал Антон Владимирович. И который так ему был нужен для завтрашнего дня.
        Я схватила лист и, едва не опрокинув ведро с водой, выскочила из класса.
        - Вот окаянная! - услышала я спиной недовольный голос тети Тани.
        Разумеется, Антона Владимировича в школе уже не было. Как он быстро ушел… Я проверила учительскую и лаборантскую. Представляю, как он обрадовался бы, когда я передала бы ему важный потерянный документ. И, быть может, в очередной раз сказал бы такие приятные для меня слова: «Я знал, что могу положиться на вас, Наташа…»
        Однако у меня еще был шанс услышать его одобрение. Как положено любой по уши влюбленной барышне, я знала домашний адрес моего объекта обожания. Тем более что домой идти не хотелось. Наверняка после своих пар там снова торчит ненавистный Эдик Кравец. И тогда я приняла решение доехать до дома Золотка.
        Глава девятая
        Солнце за окном было обманчивым, на улице стоял настоящий мороз. Вокруг - белым-бело. Главный проспект уже вовсю украшали к Новому году. Даже днем витрины выглядели празднично и были ярко освещены. Несмотря на будний день, на остановках и светофорах толпились люди. Солнце слепило глаза и золотило высотные дома и голые деревья, а мороз при этом покусывал за щеки.
        Конечно, Антон Владимирович мог бы поселиться где-нибудь и поближе к школе. Даже перчатки Макеева не спасали. Пальцы мерзли. Быстрым шагом я шла по проспекту и зябко куталась в свой желтый шарф. Быстрее и теплее было бы доехать на троллейбусе, но я упрямо шла пешком. Спешила навстречу своей мечте. Сейчас больше всего на свете мне хотелось увидеть довольное выражение лица географа. А еще услышать от него искреннее «спасибо, Наташа». А я, вся такая благородная, отчаянная, замерзшая, готовая для него на все, буду стоять, скромно опустив глаза. Потому что скромность украшает девушку. Алина мне это всю жизнь твердит.
        Золотко жил в старом красивом доме с двором-колодцем. Правда, сюда совсем не проникал солнечный свет. Проход к подъезду покрылся наледью, и я едва не растянулась у самого крыльца. Сердито выругалась, ухватившись за перила. Тут же из мусорного бака выскочил черный кот и бросился мне под ноги. Не скажу, что очень суеверная, это скорее к Алине с мамой, которые могут отложить поездку на дачу из-за разбитого зеркала, но знак показался мне не самым хорошим. Однако что же плохого меня может ждать? Только то, что Антона Владимировича не окажется дома. О том, что после школы он может пойти по другим делам, я как-то не подумала…
        Ну, и что? Вернусь домой на метро. Подумаешь, прогулялась немного по улицам в минус пятнадцать.
        Пока я раздумывала, как поступить, дверь подъезда открылась, и на крыльце появилась девочка с забавной кудрявой болонкой. Тогда уж я метнулась в подъезд. А вдруг у Золотка не работает домофон? Да и неудобно было объясняться в трубке, для чего я пришла. А тут уж как заявлюсь на порог дома - не отвертится.
        Квартира Антона Владимировича оказалась на третьем этаже. Некоторое время я пялилась на металлическую дверь, обдумывая свою речь. Что мне сказать? «Антон Владимирович, здравствуйте! Давно не виделись…» Или: «Вы, наверное, и соскучиться по мне не успели…» Фу, какая ерунда! А если он вообще решит, что я сама и сперла важный лист из его документов, чтобы заявиться к нему в гости? Да ну, это просто бред…
        Наверное, я так могла бы простоять до позднего вечера, если бы не услышала шаги. А если это он? Или не он? А-а-а! Я в панике все-таки нажала на кнопку звонка. Но это возвращалась домой девчонка с болонкой. Наверное, что-то забыла… Она с интересом посмотрела на меня и принялась подниматься выше.
        В это время щелкнул замок, и дверь квартиры географа приоткрылась. А я так и замерла на месте с открытым ртом.
        - Привет, - первым поздоровался Макеев, с интересом поглядывая на меня.
        Я быстро заморгала. Может, это мираж? Или я просто ошиблась квартирой? Да, скорее всего… Тимур и Антон Владимирович - просто соседи. Надо же, как повезло Макееву! Какое совпадение. Я бы все на свете отдала, чтобы жить рядом с Золотком. Представляю, как бы мы сталкивались утром в подъезде и вместе отправлялись в сторону школы.
        - Привет, - наконец отозвалась я, сообразив, что пауза явно затянулась.
        На всякий случай я взглянула на номер квартиры.
        - Думала, что ошиблась дверью, - пробормотала я. Нет, это точно квартира Антона Владимировича. Ошибки быть не могло.
        Макеев продолжал внимательно смотреть на меня. И тут я заметила, что он до сих пор в школьных брюках и джемпере. Видимо, сам только пришел.
        - Ты к Антону? - будничным голосом спросил Макеев.
        Я снова на пару секунд подвисла, а затем привычно поправила:
        - Владимировичу… Но я ничего не понимаю.
        - Его еще нет дома, - не вдаваясь в объяснения, сказал Тимур. - У тебя какое-то важное дело?
        Я поспешно полезла в рюкзак.
        - Да. Здесь один нужный документ. И Антон… Владимирович. Он его потерял, а я нашла…
        Глядя на то, как я суечусь, Тимур шире открыл дверь и кивнул в коридор.
        - Проходи, дома только я.
        Я по-прежнему ничего не соображала, но все-таки послушно прошла в квартиру. Здесь было очень уютно. Симпатичные светлые обои, красивая хрустальная люстра под высоким потолком. Не сказать, что последний писк моды, но все довольно-таки стильно. И уютно. Именно так я представляла себе квартиру Антона Владимировича… Но никак не Макеева. Квартиру Макеева я, если честно, вообще ни разу себе не представляла.
        Глядя на мое растерянное лицо, Тимур все-таки сжалился надо мной и негромко рассмеялся.
        - Антон - мой старший брат, - сказал он.
        - Как?! - почему-то шепотом вопросила я.
        Мой мозг вдруг вообразил, что Макеев просто пришел к Антону Владимировичу на репетиторство, а тот куда-нибудь вышел… Или что-то в этом роде. Хотя на кой Макееву подтягивать географию, если он собирается поступать на математико-механический факультет? Да и нет у него интереса и особой любви к этому предмету. Что он и демонстрирует.
        - Что как? - не понял Тимур.
        - Ну… вы братья?
        - А-а. - Макеев усмехнулся. - Помнишь, сегодня после урока Антон подозвал меня к себе?
        Я тут же вспомнила вечно недовольное выражение лица Тимура и кивнула. Даже дыхание затаила. Вот-вот мне должна была открыться семейная тайна…
        - Он спросил, есть ли у меня родинка на руке, - продолжил Макеев.
        - Родинка? - переспросила я.
        - Вот, видишь? - Тимур продемонстрировал маленькую родинку у большого пальца.
        Я снова кивнула.
        - Оказывается, у Антона Владимировича точно такая же в этом же месте…
        Повисла гробовая тишина. С полминуты мы с Тимуром смотрели друг на друга, пока Макеев первым не рассмеялся.
        - Ты издеваешься? - рассердилась я.
        - А что ты хотела услышать? - смеясь, спросил Тимур.
        Я неопределенно пожала плечами. Хотелось бы услышать хотя бы объяснение, почему в школе об их родстве никто не знает. У Тимура фамилия Макеев, а Антон Владимирович - Золотухин. Да они даже внешне ни капельки не похожи! Один светловолосый и кареглазый, второй - голубоглазый шатен… Хотя я тут же вспомнила то самое знакомое и еле уловимое в Антоне Владимировиче, что сегодня почувствовала при встрече с ним. После этого Золотко понравился мне еще больше, потому что в ту секунду напомнил Тимура. Я только сейчас это поняла. И такое открытие меня не обрадовало. Кажется, я втрескалась в обоих братьев сразу!
        Увидев на моем лице полнейшее замешательство, Макеев предложил:
        - Слушай, я только домой завалился. Даже переодеться не успел. Ты голодная?
        Вообще-то мне сейчас и кусок в горло бы не полез, но я в третий раз закивала.
        - Тогда мой руки и проходи на кухню. Я сейчас.
        Тимур поочередно указал мне на ванную и кухню, а сам скрылся в одной из комнат. Я тщательно вымыла руки, попутно разглядывая чистую и светлую ванную. Взглянула на свое отражение. Глаза от удивления по-прежнему были по пять рублей. Все-таки Макеев в квартире Антона Владимировича произвел на меня неизгладимое впечатление.
        Я прошла на кухню. Там тоже было очень симпатично. Свежий ремонт и крутая бытовая техника. А ведь я даже не задумывалась, с кем живет Золотко… Выходит, что с родителями и младшим братом.
        На кухню вернулся переодетый в шорты и футболку Тимур. Какой-то непривычно домашний и оттого будто незнакомый. По-хозяйски достал две тарелки, сковородку и несколько яиц.
        - Яичницу будешь?
        - Буду, - ответила я.
        - Салат порезать?
        - Давай. Тебе помочь?
        - Не стоит.
        Макеев вымыл овощи и ловко их порезал. Разбил несколько яиц. Все делал так быстро и ладненько, что я загляделась. Подперев кулаком щеку, молча наблюдала за тем, как он готовит. Пока яичница шкварчала, Тимур не проронил ни слова. Наконец он поставил передо мной сковородку, достал две вилки, положил в тарелку салат…
        - Когда придут твои родители? - смущенно спросила я, прежде чем приступить к обеду. Конечно, больше меня волновал вопрос, когда вернется Золотко, но про него я почему-то умолчала. Не хотелось сердить Макеева.
        - Не скоро, - туманно отозвался Тимур. - Вечером. И Антон - тоже.
        Мои щеки наверняка порозовели. Я попробовала яичницу. Оказалось, что это очень вкусно. А я обычно все пересаливаю. Когда мы поели, Тимур составил посуду в раковину.
        - Давай я помою? - смущенно предложила я.
        - Проходи в мою комнату, она вторая по коридору, - не подпустив меня к раковине, сказал Тимур. - Хотя я не удивлюсь, если ты в комнату к Антону зарулишь.
        Его слова прозвучали насмешливо, и я, проходя мимо парня, больно ущипнула Тимура за руку.
        Конечно, мне интересно было взглянуть на комнату географа. Это же святая святых. Но и в логове у Макеева было интересно побывать. Двери комнат, кроме спальни Тимура, были закрыты, поэтому я решила не наглеть и идти прямиком туда. На кухне плескалась вода.
        Комната Тимура оказалась просторной и очень светлой. Порядок на образцовый, конечно, не тянул, но все было не так критично, как бывает у парней. И ни одной семейной фотографии… Было бы интересно взглянуть на Тимура и Антона Владимировича в детстве. Но большой любви между ними явно не было. Хотя теперь понятно, почему Золотко все-таки встал на сторону Макеева в ситуации с Калистратовым. Хотя это же Антон Владимирович - он всегда за справедливость.
        Я прошла к окну, продолжая осматриваться. Джинсы и джемпер на стуле, напротив кресла - телик и приставка. В углу - гитара. Все условия для жизни. Можно весь день не выходить за пределы комнаты. Как я и сама обычно поступаю дома.
        Когда Тимур вошел в комнату, я сидела на диванчике, сложив руки на коленях. Одноклассник улыбнулся кротко и посмотрел на меня как-то по-особенному. Присел рядом на диван.
        - У тебя плохие отношения с братом? - повернулась я к Макееву. Этот вопрос интересовал меня больше всего. Так чего ходить вокруг да около?
        - Он меня ненавидит, - ответил Тимур.
        Я снова удивилась. Антон Владимирович не может никого ненавидеть. Он просто не способен на такие низменные чувства.
        - Тебе кажется, - возразила я и тут же почувствовала себя глупо. Будто жила вместе с ними под одной крышей и была в курсе всех событий.
        - Кажется всю жизнь? - усмехнулся Тимур.
        - Вы сводные? - догадалась я. Все-таки внешне они очень разные. Да и фамилии…
        - Ну почему же сводные, - ответил Макеев. - Единоутробные. У нас разные отцы, но одна мать.
        - А-а, - протянула я. И замолчала. А что еще говорить? Видимо, Макеев - ребенок от второго брака. Тогда вполне допускаю, что маленький Антон мог невзлюбить младшего братишку. И мало ли, какие причины были для развода. Вот у Казанцевой, например, родители разошлись, когда ей было пять. И она своего отчима ненавидит. Хотя и ее биологический папаша - редкостный козел. Когда он ушел из семьи, все перекрестились. В общем, Янкина мама явно не умеет влюбляться в нужных мужчин. А я? Я умею?
        - А сейчас ты живешь с мамой и отцом? - спросила я.
        - Я живу с мамой и отчимом - Золотухиным Владимиром Владимировичем.
        Тогда я ничего не понимала. Макеева явно веселило мое замешательство, хотя улыбка у него и была какая-то печальная.
        - Твоя мама вернулась к отцу Антона Владимировича?
        Тимур откинулся на спинку дивана и начал свой рассказ:
        - Понимаешь, Наташа, в жизни бывают такие ситуации, про которые ты сказала бы: «Не может быть!» - такое могло произойти только в кино. В какой-нибудь дурацкой мелодраме, которую любят смотреть по телевизору некоторые женщины. Но в жизни иногда происходит все покруче, чем в фильмах. Моя мама от отца твоего обожаемого Антона Владимировича никогда и не уходила. По крайней мере, надолго. А я - нежеланный и совсем не долгожданный ребенок в этой семье. Я просто ошибка.
        Было немного странно слышать такие слова от Макеева. Мне даже немного не по себе стало. Он всегда такой самоуверенный и, кажется, знает себе цену.
        - Моя мама после одной крупной ссоры назло изменила мужу с его другом. Просто чтобы проучить. И какая неожиданность - через девять месяцев появился я. Ты можешь представить, какой сюрприз ждал всех после бурного примирения?
        Я сидела пораженная этим рассказом. Не знаю, что чувствовал каждый из участников этой истории, но жаль мне в ней было только детей.
        - Мама до последнего надеялась, что я - сын ее законного мужа. Но я слишком похож внешне на своего отца.
        - А твой отец… - начала я.
        - Конечно, он, отчим и мама отношения разорвали. Но от меня отец никогда не отказывался. Мы общаемся. Сейчас редко, правда. Он пару лет назад переехал в Канаду. А я теперь чувствую, что единственный человек, которому я хоть иногда был нужен, живет на другом континенте. Стремное чувство, если честно.
        Я снова растерянно осмотрела комнату. Тимур не производил впечатления брошенного и нелюбимого ребенка. И квартира у них была светлая и уютная. В таких квартирах не может происходить ничего плохого.
        - Никогда бы не подумала… - начала я.
        - Мне ни в чем не отказывали, если тебя это интересует, - снова улыбнулся Тимур. - Я не живу в коробке из-под холодильника и не питаюсь объедками со стола. В этом плане мне не на что жаловаться. Просто есть что-то большее, чем материальные блага. Согласна?
        Еще бы!.. И пусть в моей семье не было такой некрасивой и трагичной ситуации и моя мама живет в соседней комнате, иногда мне казалось, что она так далека от меня… Дальше чем в Канаде.
        - Отчим меня принял, но время от времени все-таки цепляет. И мать тоже. Она теперь на всю жизнь осталась с чувством вины. Все лебезит перед отчимом… Я ведь перед их глазами, меня никуда не денешь. И очень на отца похож. А с Антоном мы никогда не были близки. Он меня ненавидит и все детство изводил. Это ведь не тот случай, когда ты просишь у родителей братика или сестренку… Для Антона я стал обузой.
        - Знаешь, - немного подумав, начала я, - моя сестра немного младше Антона Владимировича. И вот она как раз все время донимала родителей, чтобы у нее появилась сестра. А когда я родилась, мы так и не сблизились. Нет, в детстве, в силу возраста, мы много времени проводили вместе. Но с годами стали отдаляться. Мы совсем разные, у нас нет точек соприкосновения. А еще она намного лучше меня.
        - Кто это тебе такое сказал? - удивился Тимур.
        Я растерянно пожала плечами:
        - Просто знаю. Сестра учится намного лучше. Она добрая, честная, человечная. Родители всю жизнь ставят ее мне в пример, и я пытаюсь дотянуться, но у меня никак не получается. Я не могу так же хорошо учиться, поддерживать такой же порядок в комнате, так же беззаботно и вежливо со всеми общаться… Я всегда в отстающих. Конечно, я уже с этим смирилась, и мне кажется, что и родители махнули на меня рукой.
        Тимур улыбнулся и осторожно потрепал меня по волосам.
        - Злая, корыстная и бесчеловечная Наташа Зуева. Такой я тебя не знал.
        - Ты меня вообще никакой не знаешь, - проворчала я. И это правда. Мы ведь ни разу толком не общались. Тем более - по душам. Пожалуй, этот непонятный день - единственное исключение.
        - Это верно, - сказал Тимур. И мне показалось, что в его голосе было сожаление.
        Общих семейных фотографий в этой квартире я не наблюдала. Поэтому вспомнила свой дом… Мама постоянно расставляла рамки с фотокарточками, на которых были изображены мы с Алиной. Редко, когда мы фотографировались вместе по собственной воле. Чаще нас ставили рядом и заставляли позировать на камеру. В цирке, на море, у бабушки… Отчего-то мне стало тяжело и горько. Будто одна бутафория вокруг.
        - Знаешь, - снова начала я, - вот, например, у Казанцевой нет родных братьев и сестер. И все внимание отчима и мамы направлено только на нее одну. И родители ей уделяют все свое время. И хвалят только ее. Ругают тоже только ее, конечно, но все же… Когда я была помладше, я даже ей немного завидовала. А может, и сейчас завидую. Тогда мне не хотелось быть младшим ребенком в семье. Хотелось быть одной, чтобы Алины не было. Я страшный человек? - испугалась я своих слов. Потому что понимала: если вдруг Алина исчезнет из моей жизни, это будет совсем не то, что я имела в виду.
        - Ужасный, - подтвердил серьезно Макеев. - Я ведь тебе уже это говорил.
        Я улыбнулась и пихнула его плечом. Тимур негромко рассмеялся.
        Но когда ему на телефон пришло сообщение, снова стал серьезным.
        - Как раз Антон написал, - сказал он. - Не может дозвониться до мамы, попросил передать ей, если что, что сегодня придет поздно.
        - Понятно, - почему-то снова смутилась я. - Тогда ты отдашь этот документ, хорошо? Скажешь, что от меня.
        - Скажу, - пообещал Тимур, глядя мне в глаза. Оттого я еще больше растерялась. - А ты куда-то спешишь?
        Спешить мне было некуда. И, честно признаться, уходить от Макеева не хотелось. Дома меня, вполне вероятно, ждала уже знакомая картина - вечная троица: мама, Алина и Эдик. Слушать ахи и вздохи по поводу предстоящей свадьбы? Нет уж, спасибо.
        - Вообще-то никуда не спешу, - ответила я.
        - Тогда оставайся, - предложил Тимур. Так просто и буднично, будто мы давно были лучшими друзьями и вечно торчали друг у друга в гостях. - В приставку порубимся.
        И я согласилась. Макеев показал мне, как играть в FIFA. Во время игры мы спорили, и иногда я злорадно хохотала, а потом подталкивала локтем Макеева, всякий раз, когда забивала гол, а он смущенно улыбался в ответ. Поначалу я решила, что новичкам везет. И мне не сразу пришло в голову, что Макеев нарочно мне поддается. Когда до меня наконец дошло, то поначалу я хотела страшно возмутиться. Ведь я не люблю, когда мне поддаются… Это - нечестная победа. Так случалось часто у нас в семье, когда Алина или папа нарочно проигрывали мне в настольных играх только потому, что я младшая. Но сейчас мне даже стало немного приятно. Тимур хотел, чтобы я радовалась, а не огорчалась. Это показалось мне безумно милым, и свои возмущения я отставила.
        Потом мы еще раз попили чай у него в комнате, глядя какое-то глупое видео на YouTube, но мне казалось, что ни я, ни Тимур особо не вникаем в суть происходящего. За окном уже давно стемнело. В комнате Тимура горел один ночник. Мы пили чай и время от времени переглядывались. Глаза у Тимура в полутьме блестели. И мне снова страшно захотелось его поцеловать. Казалось, что я схожу с ума…
        - Ладно, меня мама, наверное, уже потеряла, - спохватилась я, допив чай. Хотя я частенько захаживала после школы к Казанцевой и мы вместе делали уроки. Но близость Тимура и его прожигающий взгляд действовали на меня совсем не нормально.
        - Скажешь, что была у меня, - сказал Макеев, пожав плечами. - Мы же вроде как встречаемся.
        Точно! У меня эта байка даже из головы вылетела.
        - Да уж, - почему-то рассмеялась я. - Если на даче тебя миновала участь серьезно поговорить с моим отцом, как мужчина с мужчиной, то скоро тебя это ждет. И тебе придется выслушать лекцию о половом воспитании и как важно начать взрослую жизнь после восемнадцати.
        - Выслушаю, - все так же покорно согласился Макеев, а я вдруг снова подумала, какой же он хорошенький… И как я раньше этого не замечала? «В этой семье рождаются одни красавчики», - решила я. Жаль, что между собой они не ладят.
        А еще я вспомнила о разговоре с близнецами. Тогда в столовой Милана сказала, что главный недостаток Макеева - его непопулярность. Меня это, конечно, не сильно заботило, но все-таки я спросила:
        - Почему ты ни с кем не общаешься в школе?
        - Мне ни с кем не интересно, - ответил Тимур.
        Я хотела снова возмутиться, но потом передумала. Разве это так важно? А если действительно неинтересно? Не заставлять же человека дружить с тем, с кем ему не хочется. Зато теперь Тимур общается со мной. Правда, втайне от остальных.
        Видно, этот разговор был Макееву неприятен, потому как он тут же перевел тему:
        - Я тебя провожу.
        - Ой, не стоит, - запротестовала я, вспомнив, как мы уже как-то тащились по морозу через весь город от набережной. - Я на метро.
        - Тогда до метро провожу, - сказал Тимур, стягивая со спинки стула толстовку. - Мне как раз тоже нужно туда. Кое с кем встретиться.
        Мне вдруг стало обидно. Что-то странное, непонятное, похожее на ревность закралось внутрь. С кем это ему нужно встретиться? И тут я осознала, что только школьным общением наша жизнь не ограничивается. Это мне повезло встретить подруг в школе. У Тимура же явно могут быть и другие приятели. Мне было безумно любопытно узнать, с кем же должен встретиться Макеев, но спрашивать я, разумеется, не стала. Молча поплелась в коридор обуваться. Не хватало, чтобы вернулись родители Тимура или, что еще хуже, Антон Владимирович. Почему-то сейчас мне совсем не хотелось с ним встречаться. Возможно, впервые за эти полгода, что я в него тайно влюблена.
        На улице стало еще холоднее. Вдоль проспекта зажглись желтые фонари. И хотя Золотко и Макеев жили практически в самом центре, вокруг казалось непривычно тихо и малолюдно. Над тротуаром летели редкие снежинки. Во многих окнах весело перемигивались новогодние гирлянды.
        Я поежилась от холода и тут же полезла в карман за перчатками. Перчатками Тимура. И мне не хотелось их менять ни на какие другие. Несмотря на то, что они были мне страшно велики. Тимур, конечно, заметил, что я до сих пор хожу в его перчатках. Он это никак не прокомментировал, но все-таки улыбнулся.
        До метро мы дошли практически молча. Только обменялись несколькими фразами про предстоящую олимпиаду по физике. Мне хотелось, чтобы Макеев спросил про поход. И, возможно, даже в него записался. Но теперь, зная его историю, я сомневалась, что Тимур горит желанием отправиться с нами за город. И оттого было немного грустно.
        В метро уже прошел час пик, поэтому народу было не так много. Спускаясь по эскалатору, я макушкой чувствовала присутствие Макеева, и сердце снова гулко забилось. Тимуру нужно было перейти на другую ветку, но прежде он решил посадить меня на поезд.
        На перроне мы встали друг напротив друга.
        - Несмотря ни на что, хороший был сегодня день, - сказала я, стягивая с головы шапку. Из-за шумящего поезда пришлось повысить голос.
        - Что? - переспросил Тимур, склонившись.
        Порыв ветра разметал мои волосы.
        - Спасибо за вечер, - смутилась я.
        - Заходи как-нибудь еще в гости, - проговорил на ухо Макеев.
        Он был так близко, что у меня от волнения во рту пересохло.
        - К Антону или ко мне… Без разницы.
        - Не буду я приходить к Антону, - проворчала я, не в силах оторвать взгляд от карих глаз.
        Поезд подъехал, двери распахнулись. Когда Тимур снова склонился ко мне, снова перехватило дыхание. Я решила, что он меня поцелует на прощание. Но Тимур снова шепнул на ухо, едва коснувшись губами моей мочки:
        - Пока, Наташа!
        - Пока, Тим, - эхом отозвалась я.
        Зайдя в полупустой вагон, встала у дверей. Вот они захлопнулись, и перед глазами замаячила табличка «Не прислоняться». Тимур взмахнул мне на прощание и вскоре влился в поток других пассажиров.
        Глава десятая
        Дома приятный запах свежей выпечки защекотал мне ноздри. После морозной улицы некоторое время не хотелось стягивать куртку. Я замерла на месте в коридоре и прислушалась. Из кухни доносились веселые голоса. Мама что-то возбужденно рассказывала, а Алина и папа смеялись. Неожиданно для себя я улыбнулась. Как хорошо дома. Да, пусть у меня не самые душевные отношения с мамой и я никогда ей не расскажу о чем-то сокровенном, например, о влюбленности в учителя географии, но факт того, что моя мама безусловно меня любит, грел. Пусть она не всегда это показывает, но я-то знаю… И папа меня любит. Мой родной папа, который всегда рядом. И пусть он вечно занят на работе… Что ж, это взрослая жизнь. И Алина, наверное, тоже все-таки меня любит. По-своему. Хоть особо этого и не показывает. Сестра ласково называет меня Натусей и разрешает брать свою дорогую косметику… Нет, у нас все хорошо. У меня классная и благополучная семья. Без страшных тайн и предательств. И мы с Алиной точно родные и самые любимые. Потому что у сестры густые темные волосы, как у мамы, а у меня папины глаза, нос и губы… Мы - одна семья. С
веселыми поездками на нашу дачу, ежегодными путешествиями к морю и этими сладкими булочками на ужин. Я не могла представить, что в квартире у Тимура так же оживленно проходят вечерние посиделки. После его рассказа мой мозг рисовал самые печальные картины. И мне стало за Макеева очень обидно.
        Из кухни выглянула мама:
        - А я думала, показалось, что дверь хлопнула. Ты где была?
        Я отмерла и принялась поспешно раздеваться.
        - У Тимура, - вырвалось у меня помимо воли. Хотя было желание соврать и сказать маме, что в гостях у Яны.
        Мама тут же хитро улыбнулась.
        - Приглашай его в следующий раз к нам. Столько булок напекла, думала, Эдик зайдет, а он после дачи свалился с температурой.
        - Бедняга, - равнодушно отозвалась я. Хотя в душе, конечно, порадовалась. Хоть на некоторое время он перестанет таскаться к нам домой.
        - Давай раздевайся и проходи на кухню, - довольным голосом поторопила меня мама. - Мы как раз ужинаем.
        После ужина Алина отправилась в свою комнату звонить по видеосвязи обожаемому Эдуарду. Справиться о его самочувствии, наверное. Папа ушел смотреть вечерний выпуск новостей, а я осталась на кухне. Задумчиво смотрела, как мама загружает посуду в посудомоечную машину. Обычно я как можно скорее скрывалась в комнате, а тут сама осталась наедине с родительницей. Это не осталось незамеченным для мамы. Она развернулась и посмотрела на меня.
        - В чем дело? - спросила мама.
        Из комнаты доносился громкий голос Алины, диктор бормотал о ситуации в мире, а посудомойка уютно загудела.
        - Как хорошо, что мы - это мы, - ответила я.
        Мама так и замерла с грязной чашкой в руках. Затем села напротив.
        - С чего это у тебя такие мысли?
        - Мама, а почему вы решили завести второго ребенка? Ведь у вас уже была умница Алина.
        Мама нахмурилась. Потом стала какой-то непривычно потерянной.
        - Ну как же… - начала неуверенно она. - Что за глупые вопросы?
        - Чтобы я у вас просто была?
        Мама улыбнулась.
        - Скорее чтобы вы с Алиной друг у друга всегда просто были, - ответила она. - Понимаешь, у нас с папой никого не было. А у вас есть вы. И это такое счастье. Возможно, вы этого еще просто не понимаете.
        Я кивнула. Никогда не задумывалась над тем, зачем родители завели второго ребенка. Но если потом станет понятнее… Пусть мы с Алиной не очень близки, но, наверное, здорово, что она у меня есть. В случае чего я знаю, что могу на нее положиться.
        - А вообще я тебя не узнаю, - сказала мама, потянувшись через стол и снова потрогав мой лоб. - Ты не заболела, Наталья? Чего это тебя на философию потянуло?
        - Да так, - неопределенно пожала я плечами. После рассказа Макеева о его семье у меня на душе остался осадок. - Просто поинтересовалась.
        Проходя мимо комнаты Алины, я снова услышала ее счастливый смех и конец разговора в духе всех глупых влюбленных: «Ты первым клади трубку… Нет, ты…» Обычно я бы раздраженно закатила глаза, но тут мне стало так обидно, будто вся любовь в мире принадлежала кому угодно, но только не мне.
        Не включая свет, я подошла к окну. Во дворе снег засыпал тропинки и припаркованные машины. Еще никогда в жизни мне так сильно не хотелось полюбить взаимно. Золотко - это, конечно, хорошо, но слишком недосягаемая для меня мечта. Я вспомнила, как мимо нас с Макеевым прогремел поезд, мои растрепавшиеся волосы и внимательные карие глаза Тимура… Скоро Новый год. Говорят, что на него что ни пожелается…
        Все так же не зажигая свет, я полезла в ящик стола и вытащила лист бумаги и ручку. В свете уличного фонаря, освещающего комнату, размашисто написала: «Хочу любви. Большой, взаимной и самой настоящей». Сложила этот лист вчетверо, убрала в первую попавшуюся книгу и спрятала в ящик стола. В Новый год обязательно сожгу бумажку в шампанском, и все сбудется. Любовь придет.

* * *
        Декабрьские дни текли своим чередом. Загруженные школьные будни, домашние задания, дополнительные занятия… У нас с девчонками не было времени даже для традиционного похода в «Мак». Болтали мы теперь только в столовой на большой перемене и иногда с Яной в Сети. Под конец первого полугодия у меня накопилось несколько долгов, поэтому приходилось все разгребать. Ложилась спать поздно, вставала рано, и казалось, что не будет просвета. Никакого счастья и ни одного свободного денечка. Единственное, что утешало, - это предстоящий поход с Антоном Владимировичем. Он все эти дни не изменял себе: был просто душкой. Уроки географии оставались интересными, а сам Золотко просто очаровательным. Даже Макеев в конце полугодия стал посещать его занятия, что, как мне кажется, все-таки радовало Антона Владимировича. О том, что они с Тимуром братья, я никому из девчонок рассказывать не стала. Решила, что это не моя тайна, чужая. Если Тимур и Антон Владимирович сами предпочитают это скрывать, то и я не вправе трепаться.
        С Макеевым мы больше не общались. Только стали в коридорах здороваться, что не осталось незамеченным для Янки.
        - Когда это вы сдружились? - спросила у меня как-то Казанцева.
        - Почему это мы сдружились? - смутилась я. - Просто здороваемся.
        - Теперь и мне кажется, что он на тебя как-то не так смотрит, - загадочно проговорила Яна.
        - А как? - быстро откликнулась я. Постаралась спросить как можно равнодушнее, но сердце счастливо заколотилось. А еще я вспомнила о той бумажке с желанием, которую оставила в книге…
        - Не знаю, как-то по-другому, - ответила Яна. - Как не смотрел раньше.
        Я на уроках то и дело оглядывалась на Тимура и пыталась разглядеть этот взгляд «не как раньше», но ничего такого не замечала. Макеев все время старательно делал вид, что меня не замечает. А ведь еще в гости звал. Но я почему-то снова не шла на сближение, ожидая первого шага от него, а Макеев будто на меня из-за этого обиделся. А может, ему просто стало все равно.
        В пятницу на последнем уроке истории я получила сообщение от мамы.
        «Ты не знаешь, где Алина? Телефон с утра не отвечает».
        В этом вся мама. И Алина. Одна теряет мою старшую сестру при любой пятиминутной тишине от нее, а вторая так часто на связи с мамой, что малейшая потеря уже трагедия. Забавно: если разряжается мой телефон, меня так быстро не теряют… Подумаешь, с утра она не ответила!
        «Может, у нее зачет или телефон разрядился?» - предположила я. Очень не хотела раздражаться на маму, но, когда дело касалось Алины, она становилась слишком эмоциональной. Будто сестре было два года, а не двадцать один.
        «И все-таки мне неспокойно! Она мне срочно нужна, мы договаривались к швее вместе пойти. Материнское чутье! Она должна была вернуться полчаса назад. Я бы съездила к ней в институт, но у меня созвон с редактором…»
        Я сразу поняла, на что намекает мама. От моей школы до института Алины недалеко - всего пара остановок на автобусе. Поэтому, как только прозвенел звонок, я набрала мамин номер:
        - Хорошо-хорошо, у меня сейчас закончилась история, и я съезжу к Алине. Передам твое срочное сообщение.
        Мама на том конце провода выдохнула с облегчением:
        - Спасибо, Наталья! Ты ведь понимаешь, что это странно… Алина у нас такая сознательная девочка, что в любом случае постаралась бы предупредить. Знает ведь, что я ее жду.
        Мне показалось, что «сознательная девочка» было камнем в мой огород. Потому как Алина действительно была слишком озабочена тем, что ее могут потерять дома. В то время как я часто забывала зарядить телефон, к чему все домашние давно привыкли. Может, поэтому и не били всякий раз тревогу, когда я пропадала на несколько часов из Сети.
        - Съездишь со мной в институт к Алине? - спросила я у Яны. - Мама попросила.
        - Поехали, - пожала плечами Казанцева. - Погода сегодня хорошая. Мороз и солнце!
        С неба вяло летел снег. Хотя прогноз на эту неделю не радовал: синоптики обещали в городе оттепель и дождь. К странностям погоды мы уже привыкли, но все-таки не хотелось бы, чтобы тридцать первого декабря не было снега. Какой же это тогда Новый год? Больше всего на свете мне не хотелось, чтобы декабрь был бесснежным.
        Заняв место у окна в автобусе и щурясь от солнца, мы с Яной, болтая, быстро доехали до пединститута, в котором училась моя сестра. Студгородок был полон студентов. Я была здесь всего несколько раз. В день поступления Алины и когда заезжала к сестре за забытыми дома ключами.
        Двор был залит солнцем, оттого казалось, что наступила весна. С крыш свисали прозрачные сосульки, вокруг весело щебетали птицы. Здесь было так оживленно и солнечно, что даже не думалось о плохом.
        - Мама странная, конечно, со своим предчувствием, - проворчала я, когда мы с Яной под любопытные взгляды девчонок из курилки шли по студенческому дворику к главному корпусу.
        Весь путь нас сопровождала звонкая капель.
        - Погода как в марте, - вздохнула я. - Представляешь, если к Новому году все, что в эти дни выпало, растает?
        - Вообще-то я во всякое такое верю, - сказала задумчиво Яна.
        - Во что? - улыбнулась я. - В глобальное потепление?
        - Да нет же… В материнское чутье. Один раз летом я улетела с велосипеда в кювет и не могла выбраться. Мне было всего семь, даже мобильника своего еще не было. Это было в дачном поселке. Упала и ногу сломала.
        - Ужас!
        - И вроде не так уж долго я там вся в слезах провалялась, только мама меня очень быстро нашла. Сказала, что ей неспокойно было, что я к обеду вовремя не пришла.
        - А в какой кювет посреди занятий могла улететь Алина? - удивилась я. - И ей что, семь?
        Я все не могла успокоиться, так меня возмущала мамина чрезмерная опека. А когда увидела недалеко от крыльца Катю и Свету, то тут же быстрым шагом направилась к ним. Казанцева за мной еле поспевала.
        Девчонки стояли с какими-то отрешенными лицами. На Кате неизменное мини. А Света, наоборот, укутана, будто на улице все минус сорок.
        - Привет! - поздоровалась я.
        Света вымученно улыбнулась, а Катя сделала вид, будто и вовсе меня не узнала. Я вспомнила, как ее отбрил Макеев, и испытала злорадство. Пусть и по договору, но все-таки в тот вечер Тимур был только моим.
        - Привет! - поздоровалась со мной Света. А потом обратилась к Кате: - Это же Алинкина сестра - Наташа.
        - М-м-м, - равнодушно промычала Катя.
        - А где Алина? - спросила я. - Ее мама потеряла. Они договаривались поехать к швее.
        Девчонки переглянулись. И выражение их лиц мне не понравилось. Теперь и во мне поселилась какая-то неясная тревога. Яна стояла за моей спиной и молчала. Нервная пауза слишком уж затянулась.
        - Алина еще с первой пары ушла, - ответила наконец Света.
        - Ушла? - удивилась я. Алина не из тех, кто прогуливает пары. Или я о ней чего-то не знаю? - А почему? Заболела?
        Из этих двоих информацию приходилось клещами вытягивать, что очень нервировало. Как и грохот капели вокруг.
        - Да поссорилась она с Эдиком опять, - сказала Катя, копошась в сумочке. - Они же раз в месяц стабильно как кошка с собакой. Хотя она точно как собачка верная. Все в рот ему заглядывает. А я сразу ей говорила, чтоб бросала его.
        Удивительно, но после этих слов Катя мне даже немножко понравилась. Хоть кто-то был против Эдика, кроме меня.
        - Если она его и после такого простит… - продолжила Катя, отыскав наконец зеркальце и помаду. - Я ничему не удивлюсь. Никакой гордости. Как покорная овечка.
        Света укоризненно посмотрела на подругу, а потом вдруг взяла меня под локоть и отвела в сторону.
        - Послушай, Наташа, - начала она. Лицо ее по-прежнему было обеспокоенным. Было видно, что она действительно переживает за подругу. - На этот раз все серьезно. Мы давно подозревали Эдика в изменах, а Алинка все смеялась и глаза на это закрывала…
        В изменах? Ничего себе! Когда этот гад успел? Ведь все у нас дома штаны просиживает да моим родителям в рот заглядывает. Женишок будущий.
        - А тут вроде как неопровержимые доказательства, - упавшим голосом продолжила Света. - С утра в аудитории девица появилась, с нашего потока. Рассказала, что они с Эдиком еще с октября шуры-муры крутят. И видео показала.
        - Видео? - поразилась я.
        - Ну… Интимное, из личного архива. Для себя снимали.
        - Ужас какой, - пробормотала я.
        Это же надо! Бедная Алина! Что она почувствовала в тот момент? Сестра же по уши влюблена в Кравеца… Как же ее угораздило еще и замуж собраться за этого козла? Мне тут же захотелось придушить Эдика собственными руками. Но в то же время я почувствовала странное облегчение, будто все закончилось. Вряд ли Алина простит его после такого. Да если папа узнает, он сам Кравеца на порог нашего дома не пустит. Как бы они с мамой ни обожали Эдика до этого…
        - И где же теперь Алина? - быстро спросила я.
        Света только покачала головой.
        - Мы не знаем. Она вылетела из аудитории как ошпаренная. Мы с Катькой ее догнать не успели. На звонки она теперь не отвечает. Я подумала, может, домой пошла?
        - Но дома ее тоже нет, - сказала я.
        Значит, маму чутье все-таки не подвело.
        - Плохо дело, - вздохнула Света.
        - Ну, а сам Кравец? - зло спросила я.
        - А что ему сделается? - горько усмехнулась Света. - Как с гуся вода. Наверное, снова думает, что ему все с рук сойдет. Знаешь, Наташа, мы его еще летом подозревали в связи с другой девчонкой, первокурсницей. Но Алина нас и слушать не хотела. А доказательств у нас не было. А вот в этот раз девица сама с доказательствами пришла. Неоспоримыми. Решила тоже за счастье побороться. Да разве нужно девчонкам «счастье» такое?
        - Да уж, - растерянно отозвалась я, непроизвольно сжимая кулаки. Я и не знала, что способна испытать такую ненависть. Никто в жизни меня так сильно не злил. Даже Стас Калистратов своими выходками.
        Света хотела еще что-то мне сказать, но тут же замолчала, уставившись на крыльцо. Я проследила за ее взглядом. На крыльце появился Кравец собственной персоной с двумя приятелями. Улыбающийся и довольный, как будто никакой ссоры с Алиной не было. Света тут же поджала губы и отвернулась. Зато я смотрела на Эдика во все глаза. Громко разговаривая, Кравец спустился с крыльца и прошел мимо нас, словно не заметив. А может, действительно не увидел. Только у меня при виде его сияющей физиономии внутри все перевернулось. Захотелось его придушить прямо здесь, при свидетелях, посреди дворика пединститута. Не представляю, что пережила моя сестра, когда увидела компромат на своего жениха.
        Эдик поигрывал ключами от машины и что-то с веселой улыбкой рассказывал своим приятелям. Вот они попрощались за руку, и Кравец двинулся к воротам. Там, за корпусом, наверняка была припаркована его машина. Мы со Светой проводили его взглядами и продолжили стоять на месте как вкопанные.
        - Какой же гад… - наконец еле слышно проговорила Света. - Каково сейчас Алине? Где нам теперь ее искать?
        Я кивнула Свете на прощание. Мне нужно было высказать все, что я думаю, этому подонку. Не помня себя и совсем позабыв о стоявшей в стороне Казанцевой, я понеслась вслед за Эдиком. Выскочила за ворота и увидела знакомую прямую спину в сером модном пальто. Я прибавила шаг. Мокрый снег летел в лицо. Кравец свернул за угол дома и исчез в арке. Пока Эдик не сел в машину, я выкрикнула его имя. Кравец быстро обернулся и, увидев меня, нагло заулыбался. Будто только и ждал, что я здесь появлюсь.
        - Здравствуй, Наташенька, - ласково начал он. От его тона меня даже передернуло. - Тебя сестрица подослала ко мне? Или ты сама наконец изъявила желание?
        - Никто меня не подсылал! - запальчиво ответила я. - И что означает твое «наконец»?
        Кравец заулыбался еще шире:
        - Да брось, будто я не вижу, как ты меня взглядом пожираешь все время.
        - Ты с ума сошел? - искренне удивилась я. Если я его и пожирала глазами, то только полными пренебрежения. А теперь и ненависти. Чего он себе надумал? Или четыре года на филфаке в окружении одних девчонок не прошли даром? И почему на него все вешаются? Скользкий, противный тип! А корону себе отрастил до самых небес.
        - А ты за последний год ничего стала, - нагло заявил Эдик, рассматривая меня с ног до головы. - Раньше такой соплячкой была, а теперь настоящая леди. И характер у тебя что надо. Не такая размазня, как Алина.
        - Какой же ты урод, - зло сказала я.
        - Вот это я и имел в виду, - засмеялся Эдик противным хрипловатым смехом. - Смотри, если Алинка меня обратно не примет, могу к тебе под крылышко, так и быть. С родней твоей я уже поладил…
        Я поверить не могла, что все это он говорит всерьез. По-хорошему, надо было развернуться и уйти. Даже все слова обидные, которые я для него приготовила, вылетели из головы. И взгляд Кравеца был таким изучающим, наглым, неприятным… Воспользовавшись моим замешательством, он продолжил насмешливо:
        - Думаешь, я не понял, что ты малолетку этого на дачу привела только для того, чтобы я приревновал? Я же видел, что ты на ходу тогда выдумала свое свидание.
        - Тебе лечиться надо, - посоветовала я. - Алина тебя никогда не простит. И чтобы даже не смел появляться на пороге нашего дома.
        - Какая дерзкая соплячка, - умилился Эдик. Он отошел от своей машины и подошел ко мне практически вплотную. - А то что? Отшлепаешь меня?
        Наклонился ближе и прошептал на ухо:
        - Я люблю, когда пожестче. Твоя сестра об этом знает.
        Меня после его слов чуть не вывернуло. Я хотела было отпрянуть от Кравеца, но он вдруг схватил меня за талию, силой притянул к себе и впился губами в мои губы. На мгновение я обмякла от ужаса. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы мой первый поцелуй произошел вот так - в какой-то подворотне, помимо моей воли, с человеком, которого я ненавижу всей душой. У меня не было ни сил, ни возможности закричать. Воздуха не хватало. Только сейчас я почувствовала, что от Кравеца пахнет алкоголем. Он что, прямо в универе на парах водку глушил со своими приятелями? А может, все-таки с горя? Все мысли вихрем проносились в моей голове. Ноги ослабли, и я ощутила давящую, неприятную горечь… Остервенело принялась отталкивать Кравеца, но мне это оказалось не по силам. Оставалось только мычать. Но я все же нашла решение: со всей силы укусила этого придурка за губу, и он наконец отпрянул.
        - Ты что делаешь? - взвизгнул Эдик, схватившись за губу, из которой сочилась кровь.
        Вместо ответа я занесла ладонь и еще влепила ему звонкую оплеуху. Развернулась, чтобы убежать, но Эдик тут же схватил меня за капюшон куртки и потянул на себя. Ноги заскользили по наледи. Сюда, в подворотню, практически не попадал свет, поэтому здесь было не так солнечно, как в студенческом дворике.
        Я не знаю, что произошло бы дальше, если бы не Янка. Она выскочила откуда-то из-за угла и пронзительно закричала:
        - Отвали от нее! Я звоню в полицию!
        Решительный тон Казанцевой явно охладил пыл Эдика. Он тут же выпустил меня и, грязно выругавшись, быстрым шагом направился к своей машине. Яна подскочила ко мне:
        - Ты как? Он тебя не обидел?
        Я не могла найти слов. Страх словно перехватилось горло. Вся моя смелость и ненависть тут же куда-то испарились. На их место, помимо ужаса, пришла еще и непонятная жалость к себе. Я всхлипнула и покачала головой:
        - Нет, не в порядке. Яна, какой же он гнилой человек… Как страшно…
        Тем временем Кравец завел машину и дал по газам. Мы едва успели отскочить к стене арки, чтобы он нас не задавил. Пронесся мимо, одарив меня ненавидящим взглядом. Мне кажется, я навсегда запомнила его озлобленное перекошенное лицо. Как было бы хорошо больше никогда с ним не встречаться…
        Я сползла по холодной стенке и наконец дала волю слезам. Яна тут же присела на корточки рядом и принялась гладить меня по плечу.
        - Ну-ну, Наташенька, не плачь, - негромко и ласково говорила она. - Все хорошо, все обошлось. Теперь вы знаете, какой он человек…
        - Я ведь это всегда знала-а, - всхлипывала я. - Почему у Алины не было такого же предчувствия?
        - Что очевидно даже слепому, неведомо влюбленному, - философски отозвалась Казанцева.
        Она крепко обняла меня, и я беспомощно протянула руки к ней в ответ. Так мы просидели несколько минут, пока я не почувствовала, что от холода руки и ноги совсем онемели.
        - Вставай! - приказала Казанцева, первой поднимаясь. - А то простудишься перед самым Новым годом. И как же тогда наш поход с Золотком?
        Я послушно встала следом. Конечно, не Золотко стал мотивацией. Сейчас мне было все равно. Пусто как-то и безразлично. Было бесконечно жаль Алину, родителей, себя… Я до сих пор чувствовала привкус чужой крови на губах.
        Мы не спеша направились в сторону проспекта. Яна крепко держала меня под руку.
        - Как хорошо, что ты поехала вместе со мной, - негромко сказала я.
        - Пусть этот гад только попробовал бы с тобой что-то сделать, - сердито проговорила подруга. Ветер в арке был холодным, пронизывающим и неприятно жег лицо. Двор с парочкой припаркованных машин по-прежнему пуст. Вокруг - ни души. Страшно подумать, если бы никто не пришел мне на помощь…
        До остановки мы не проронили больше ни слова. Мне не хотелось говорить, и Яна это понимала. Поэтому не лезла с разговорами и утешениями.
        Что творится сейчас дома? Нашлась ли Алина? И если нашлась, то где была? А если не вернулась в нашу квартиру, то где пропадает и когда вернется?
        Солнце спряталось. Стало морозно и неуютно. Я не знала, как дальше будет развиваться ситуация. Конечно, в этой истории больше всего было жаль мою сестру… Но от этого мне не становилось менее гадко.
        На остановке уже толпились люди. Мы с Казанцевой еле влезли в только подошедший переполненный автобус. Двери - пых!.. И за окном поплыл хмурый декабрьский город.
        Глава одиннадцатая
        Алина вернулась домой только под вечер. Мы с мамой, обе перепуганные, выскочили ее встречать в коридор. Сестра молча сняла шапку, отряхнула ее от снега. Потом подняла на нас глаза, полные слез, и вымученно улыбнулась.
        Мама тут же бросила к Алине с объятиями:
        - Алиночка, доченька, где ты была все это время?
        - Гуляла, - глухо ответила Алина, уткнувшись маме в плечо. Я же стояла в стороне и глупо топталась на месте. Утешение - не самая моя сильная сторона. Я не знала, что теперь сказать Алине… Ну, что? «Он мне сразу не понравился»? Или: «Забей, у тебя этих Эдиков еще будет…» Все слова казались неподходящими. Тем более когда все зашло так далеко - до свадьбы. Когда нужно найти слова для утешения, все фразы кажутся таким глупым и бестолковым. Поэтому я просто молчала.
        Конечно, мама уже была в курсе того, что произошло. Я рассказала. Не стала говорить только о том, что случилось между мной и Эдиком в арке двора. Почему-то было стыдно. Да и неприятно об этом рассказывать маме. Хотя эта сцена так и стояла у меня перед глазами. Когда я пришла домой, то долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя произошедшее…
        Отец уже тоже знал, каким козлом оказался Эдик Кравец. Мама позвонила папе тотчас же после моего рассказа. Он пообещал приехать, как только освободится.
        - Мы с Эдиком расстались, - еле слышно произнесла Алина, не сдерживая слезы. - Кажется, что навсегда, мамочка. Он… Он…
        Сестра снова отчаянно разрыдалась у мамы на плече, а мама принялась ее успокаивать:
        - Ну, ну, ну… Перестань, Алиночка. Мы знаем. Мы все знаем. И мы всегда будем с тобой. Моя девочка…
        Следующие несколько дней в нашей квартире царила траурная и очень гнетущая обстановка. Алина практически не выходила из комнаты. Рыдала целыми днями. Мама носила ей на подносе бульон, чай, фрукты… Но Алина не притрагивалась к еде, и мама вынуждена была нести все обратно на кухню. Сам Кравец попыток помириться пока не предпринимал и в нашей квартире не показывался. И это хорошо. Потому что папа был так зол на него, что, явись Эдик к нам домой, отец тут же спустил бы его с лестницы. Мама все эти дни тоже ходила как мешком прихлопнутая. Никто из домашних не ожидал такой подставы от правильного женишка Кравеца. Никто, кроме меня.
        Собственно, поэтому между мной и сестрой и вспыхнул первый конфликт. Хотя конфликтом это все же сложно назвать. Алина просто на мне сорвалась.
        В тот день маме удалось уговорить сестру хотя бы один раз пообедать с нами. Отец был на работе, а я только вернулась из школы. Алина, уже по традиции, осталась дома. Да, это первая зима, когда моя сестра начала прогуливать институт…
        Наш обед казался мне бесконечным и таким тяжелым, что мне даже воздуха в груди не хватало. Алина сидела молчаливая, с распухшим от слез носом. Было непривычно видеть сестру со взлохмаченными спутавшимися волосами и синяками под глазами. Мы обедали в тишине, без веселой болтовни Алины, которую всегда поддерживала мама. Странно, раньше мне казалось, что они чересчур много разговаривают за столом. Сейчас бы я отдала все на свете, чтобы наш обед проходил как обычно.
        - Алиночка, сейчас начнется зачетная неделя, - осторожно начала мама. - Тебе все-таки нужно будет съездить в институт.
        Алина вымученно подняла глаза на маму. Ведь в институте она наверняка столкнется с Эдиком или его новой пассией. Это было мучительно и унизительно для сестры.
        - Я, конечно, занимаюсь организационными вопросами по поводу отмены вашей свадьбы, - продолжила мама, - но сдать за тебя сессию не могу.
        - Мама! Разве ты не понимаешь? Там будет он!.. - громким трагическим шепотом произнесла сестра.
        - И что теперь? - подняла брови мама. - Институт и красный диплом бросать? Разве Эдик того стоит? Нет, конечно, кто бы мог подумать…
        Я все-таки не сдержалась и закашлялась.
        - Я могла. Мне он никогда не нравился, - наконец произнесла я. - Это даже хорошо, что вы расстались.
        Алина посмотрела на меня колючим взглядом:
        - Хорошо, что мы расстались?
        - Конечно! - искренне отозвалась я. - Это же просто замечательно.
        Я думала, сестра поймет, что я имею в виду. Ведь ясно как божий день: подонок Кравец не достоин умницы и красавицы Алины. Но Алина вдруг выдала:
        - А ведь Эдик как-то обмолвился, что ты неровно к нему дышишь. Я тогда только рассмеялась.
        Мама перестала пить чай и внимательно посмотрела на меня. Алина тоже по-прежнему не сводила сердитого взгляда. Теперь рассмеяться захотелось мне. Сквозь слезы.
        - Какие глупости, - только и сказала я. И с ужасом поняла, как неестественно прозвучал мой голос. Но дело, конечно, было в том, что произошло в арке. Меня по-прежнему не отпускала та ситуация.
        - Глупости? - переспросила Алина таким тоном, словно мне не верила. Она мне не верила! - Натуся, ты ведь радуешься тому, что я порвала с Эдиком?
        - Радуюсь, потому что он - козел! - возмущенно сказала я. - И никогда он мне не нравился! Вот еще… Это он постоянно пялился на меня, неужели вы не замечали?
        Мама с Алиной молча переглянулись. И от их недоверчивых взглядов я пришла в настоящее отчаянье.
        - Тогда почему он меня поцеловал? - выкрикнула я от бессилия. Пауза затянулась, а мне по-прежнему никто не верил.
        - Эдик тебя поцеловал? - тут же взвилась сестра. - Когда?
        - В тот день, когда вы расстались, - потухла я, вспоминая все минувшие события. - Я ведь пришла к тебе в институт, потому что мама меня отправила.
        - Ты целовалась с моим парнем?! - закричала Алина, не слушая моих объяснений. Со взлохмаченными волосами и бледной кожей она сейчас была похожа на ведьму. - После того, как мы расстались… Ты сразу же полезла целоваться с моим парнем?!
        Из уст Алины эти фразы прозвучали просто ужасно! Не знаю, что там вообразила себе сестра, на деле ведь все было отвратительно. И как хорошо, что за столом не было отца. Его бы от нашего разговора точно удар хватил.
        Я на обвинения Алины не могла найти слов. Это ж надо было так ситуацию выкрутить!
        - Все было не совсем так, - наконец отозвалась я.
        - Не совсем так? А как? - Алина сердилась все больше и больше. И тогда я тоже разозлилась. Какого черта мы ссоримся из-за этого урода? Когда как в том, что произошло, виноват только Кравец, и никто другой!
        Пока я пыталась сформулировать свою мысль, Алина жестко произнесла:
        - Нечего сказать? Я так и знала! Не ожидала такого от тебя, Натуся!
        Алина выскочила из-за стола и снова убежала в свою комнату, в итоге так толком и не поев. Я устало обхватила голову руками. Думала, что мама, как обычно, бросится следом за Алиной или начнет точно так же укоризненно меня отчитывать за поцелуй с чужим парнем… Пусть и бывшим. Но мама внезапно положила мне руку на спину и негромко спросила:
        - Наталья, это было против твоей воли?
        Ее голос прозвучал так тихо, обеспокоенно и участливо, что я не выдержала и разревелась. Так же горько, как тогда в арке.
        - Мама, он просто животное! - всхлипывая, наконец произнесла я.
        Мама придвинула ближе стул и крепко обняла меня, давая волю слезам. Я даже не знаю, сколько проплакала. Слезы просто текли и текли, будто не было им конца. Было обидно, что Алина могла подумать про меня так плохо. И гадкий поступок Эдика так и не выходил из головы. Зачем он полез целоваться?
        - Наташа, но почему ты мне сразу не сказала о своих подозрениях? - спросила мама, когда я немного успокоилась.
        Тогда я подняла на нее заплаканные глаза:
        - Разве ты бы мне поверила? Алина вот не верит…
        Мама снова погладила меня по волосам.
        - Конечно, поверила бы. Ведь ты - мой ребенок. Я буду верить тебе всегда.
        - Но вы ведь души не чаяли в этом Эдике. Я вообще сначала решила, что все это мне только кажется. Не было доказательств, были только опасения.
        - Опасениями как раз-таки и надо делиться, - сказала мама. - Пока не будет слишком поздно.
        Я вытерла слезы кулаком и вздохнула:
        - А еще я решила, что вдруг тебе это совсем не важно.
        Мамино лицо исказилось вдруг гримасой боли. Она встала с места, обхватила мою голову руками и, склонившись, поцеловала меня в висок.
        - Прости. Прости меня, Наташа. Я действительно ничего не замечала. Как хорошо, что все обошлось.
        От ее слов я снова не смогла сдержать слезы.
        - Впредь мне рассказывай все, хорошо? - попросила мама. - Иначе я с ума сойду.
        Я неопределенно дернула плечом. Наверное, действительно нужно было все сразу рассказать маме… Но делиться с ней абсолютно всем я по-прежнему не планировала. Например, своей любовью ко взрослому учителю.
        - А Алина? - спросила я, подняв голову и посмотрев на маму снизу вверх.
        - Она скоро остынет, - пообещала мама. - И вы поговорите. Все будет хорошо.
        Отношения у нас с сестрой и так особо не складывались. И теперь мне не верилось, что все может стать хотя бы как прежде.

* * *
        На экране то и дело мелькали праздничная реклама «Кока-Колы» и анонсы всевозможных новогодних распродаж в магазинах бытовой техники. У всех актеров, с восторгом рассказывающих об акциях, были такие счастливые лица, будто они на самом деле сэкономили кучу денег… Слишком довольные, красивые и неестественно белозубые. Эти люди из телика только раздражали.
        У нас же дома праздничного настроения так и не появилось. Алина наконец начала выбираться на улицу и ездить сдавать зачеты. Из института возвращалась молчаливая и, не вдаваясь в подробности, просто сообщала маме: «Сдала». И это было настоящим чудом, учитывая, что к зачетам моя сестра теперь не готовилась - не до этого ей было. Просто зачетка работала на нее.
        Мы даже не знали, как проходили их встречи с Эдиком. То, что они пересекались в коридорах института, - факт. Возможно, мама знала какие-то подробности, но со мной Алина не разговаривала. А я и не лезла к ней с расспросами. Мы и раньше не были близки, а теперь и подавно. После той ссоры на кухне сестра смотрела на меня волком. А я не находила в себе смелости поговорить с ней наконец по душам. Возможно, Алина решила, что мне все равно, раз я не лезу к ней с задушевными разговорами. Но я, как и родители, тоже переживала за сестру. Без ее громкого смеха и бесконечных бесед квартира казалась пустой.
        Алина вела себя со мной так, будто это я увела у нее жениха. Иначе чем объяснить ее вечное раздражение? Я старалась войти в положение сестры и не обращать внимания на ее язвительные комментарии, хотя это было сложно…
        Сидеть дома становилось все невозможнее, но выбраться из квартиры было особо некуда. Тем более в такую скверную погоду.
        С Казанцевой я встретиться теперь не могла. У подруги появился какой-то тайный поклонник из музыкальной школы. Яна рассказывала мне о нем еще в прошлом году, но тогда Казанцева фыркала, что парень этот не в ее вкусе - слишком худой и прыщавый. А в этом году, по словам Яны, он превратился в настоящего красавчика. Кожа стала намного чище, да еще и в спортзал записался… В общем, моя подруга взглянула на него другими глазами. И великодушно разрешила сводить ее в кафе на первое свидание. А где первое, там и второе… Мне было интересно посмотреть, что же это за принц на белом коне, покоривший мою подругу, но Яна не спешила нас с ним знакомить. Снежана и Милана видели его как-то издалека, потому что их дом находился рядом с музыкалкой. По словам близняшек, Яна со своим новоиспеченным парнем брели по аллее, мило держась за руки. Яна казалась непривычно смущенной и тихой.
        - Ну, он ничего такой, - сказала Снежана на большой перемене в столовой, когда Яна отправилась за чаем. Мы сидели за столом, и девчонки, уже зная, что произошло у нас дома, старались меня подбодрить сплетнями. В том числе и о нашей дорогой и любимой Казанцевой.
        - Ага, - подхватила Милана. - И почему Янка называла его в прошлом году макарониной?
        - Спагеттиной, - поправила ее сестра.
        - Не суть важно! - отмахнулась Милана. - В общем, парень как парень. Жду не дождусь, когда Яна нас с ним познакомит. Может, Новый год вместе встретим?
        В то, что скоро наступит Новый год, особо не верилось. Даже новогодняя реклама «Колы» не могла спасти положение. Не было не только праздничного настроения, но и зимней погоды. В город пришла обещанная аномальная оттепель с дождями. Вот уже пару дней держалась плюсовая температура. По тротуарам разлились мутные лужи, на обочинах - грязь. Но самое неприятное - это гололед по утрам.
        И пахло на улицах вовсе не приближающимся Новым годом, а выхлопами, мокрым асфальтом и прелыми листьями. Даже не верилось, что три недели назад мы слушали, как воет метель, сидя у камина на даче. Тогда Алина была счастливой, а Макеев - рядом со мной. Тот самый Макеев, который сейчас в школе на меня практически не смотрит. Все это было будто в прошлой жизни. А еще я вспомнила, что у Алины лежат два билета на «Щелкунчика». Наверняка теперь пропадут… Жалко.
        Близнецы уехали на спортивные сборы, Яна прогуливалась с Мистером Икс, некогда бывшим Спагеттиной, а мне не оставалось ничего другого, как сидеть на подоконнике и наблюдать за тем, как машины обдают брызгами прохожих. Окна большой комнаты выходили на оживленный проспект. В толпе я разглядела ряженого Деда Мороза, раздающего листовки. Он выглядел забавно на фоне разлитых мутных луж. Его белые кроссовки, выглядывающие из-под красной бархатной шубы, казались нелепыми.
        Алина с мамой пялились на экран равнодушными взглядами и периодически переключали каналы. Я даже завидовала папе: ему есть где на законных основаниях пропадать целыми днями, чтобы не быть в этой угнетающей домашней обстановке.
        Над городом набухли тяжелые серые тучи. Что в них? Снова дождь или наконец снег? Конечно, больше бы хотелось второго. Снег хотя бы город побелил и украсил… Я тяжело вздохнула.
        - Ну, что ты маешься? - посмотрела на меня мама. - Тебе заняться нечем?
        Вообще-то мне, конечно, было чем заняться. Например, уроками на завтра. Но на них тем более не было настроения.
        - Нечем, - ответила я.
        - Иди прогуляйся, - посоветовала мама. Она как будто не смотрела сегодня в окно и не замечала предгрозового жуткого неба.
        Прогуливаться было не с кем, поэтому я промолчала.
        - Позови на прогулку Тимура или Яну, - не отставала мама.
        Про Макеева мне нечего было сказать, а вот про Казанцеву я все-таки сообщила:
        - Не могу. У Яны появился секретный парень, с которым она меня не знакомит.
        - Боится, что ты и с ним поцелуешься? - подала вдруг голос Алина, продолжая пялиться на экран. Сказала это как будто между делом.
        Я тут же взвилась:
        - Ты дура, что ли?
        - Ш-ш-ш, - зашипела мама. Вообще разборки между нами были делом очень редким. Только в детстве мне могло попасть от старшей сестры из-за того, что я испортила ее вещи. Но с возрастом Алина стала намного терпимее и снисходительнее. Да и я почти не лезла на рожон. А теперь мы не могли сдержаться из-за любой мелочи. Тут же срывались друг на друга.
        - Ты слышала, что она сказала? - возмущенно проговорила я, спрыгивая с подоконника.
        Мама ведь была в курсе всей ситуации! Она знала, что инициатором тоже ужасного поцелуя была не я. Господи, зачем я вообще им об этом рассказала?
        - Слышала, - кивнула мама, а затем повернулась к сестре: - Алина, извинись перед Наташей.
        Алина наконец оторвалась от телевизора и посмотрела на меня немигающим взглядом.
        - Что? - спросила она растерянно, будто только что очнулась от многолетнего сна. - Извиниться? Перед ней? Это она должна передо мной извиняться!
        - Вот еще! Лучше терку лизнуть.
        - Девочки! - ахнула мама. - Что с вами? Прекратите обе!
        - Она целовалась с моим парнем! - закричала Алина.
        - Уже после того, как вы расстались! - напомнила я. - Он же настоящий негодяй!
        - И ты решила меня еще раз в этом убедить? - ехидно отозвалась сестра. Глаза у нее зло блестели, темная прядь упала на лицо, щеки раскраснелись… Ну хоть уже привычная бледность ушла.
        - Конечно! Он - настоящий отморозок! - кричала я. Обычно нужно было постараться, чтобы вывести меня на эмоции. Как и Алину. Она - вечно позитивная и спокойная; я - безразличная и снисходительная. Но теперь мы ощетинились, как две дворовые кошки. Мама только растерянно переводила взгляд с сестры на меня. Я продолжала вопить: - И вообще, это он меня поцеловал!
        - Потому что ты его спровоцировала!.. - Алина тоже вскочила с дивана. В какой-то момент мне показалось, что она схватит с журнального столика вазу и запустит ею в меня. - Эдик мне все рассказывал! Все, все! И как ты смотрела на него все время, и как касалась его, пока меня рядом не было, и как…
        Я в ужасе посмотрела на маму и залепетала:
        - Это неправда! Мама, честное слово, ничего такого не было!
        - А я не хотела ему верить. Но теперь понимаю, что все сказанные тобою пренебрежительные слова в его сторону были исключительно для того, чтобы усыпить мою бдительность.
        Я не верила, что родная сестра обвиняет меня в такой низости. Да, ей плохо. Ее мир рухнул. Но почему она в этом винит только меня? Что я ей сделала? Внезапно мне даже стало ее ни капельки не жаль. Она сама была слепа все это время.
        - Да пошла ты… - произнесла я жестко, направляясь в коридор. Схватила куртку с вешалки. Из комнаты доносилось бормотание телевизора и мамин шепот: «Алина, ты не права… Ты вспылила…»
        Вспылила? Она несправедливо обвинила меня во всех смертных грехах! Выставила какой-то падшей подлой девкой. Волна обиды и ненависти снова захлестнула меня, и я, натягивая куртку, выглянула из коридора в комнату.
        - Отчасти ты сама виновата в том, что с тобой произошло! - зло заговорила я. - И в одном был прав твой обожаемый Эдичка: ты, Алина, безвольная тряпка, которая все ему прощала, и в итоге это привело к краху!
        Алина не сводила с меня ненавидящего взгляда. Еще ни разу в жизни она не смотрела на меня такими глазами. Я могла представить со стороны, что мой взгляд был ничуть не добрее. Я поняла, что это - конец. Наверное, мы никогда не простим друг друга.
        - Уходи, - спокойно сказала Алина.
        И хотя я была уже в куртке и с шарфом в руках, все-таки нервно рассмеялась:
        - С чего это мне уходить? Я здесь тоже живу, между прочим!
        - Я не хочу тебя сейчас видеть, - проговорила сестра.
        - Аналогично, - усмехнулась я, все-таки обуваясь. Оставаться сейчас в квартире рядом с сестрой у меня и у самой не было никакого желания. И перед тем, как выйти в подъезд, я выкрикнула: - Тряпка! Ненавижу тебя!
        Еще никогда мне не хотелось так сильно обидеть сестру в ответ. Задеть, чтобы ей было еще больнее, чем есть. Я чувствовала вселенскую несправедливость.
        Только оставшись одна на темной лестничной клетке, я дала волю слезам. Всхлипнула громко и жалостливо. Еще и еще. Горячие тяжелые слезы застилали глаза, скатывались по щекам. Я спустилась практически на ощупь, в спасении хватаясь за перила. Из-за слез и дороги толком не разбирала.
        На улице надоевшая слякоть и снег с дождем. На обочинах - островки растаявшего снега. И ветер. Ледяной гудящий ветер, сбивающий с ног. Ну почему даже погода против меня?
        Я шла по проспекту, вытирая непрекращающиеся слезы тыльной стороной ладони. Прохожие с удивлением косились на меня, но мне было плевать. Я старалась ни с кем не встречаться взглядом. На улице уже сгустились синие сумерки. Широкие украшенные витрины магазинов были ярко освещены. Порывистый ветер едва не сбивал с ног, но я упрямо брела дальше.
        Сама не помню, как дошла до остановки. После рабочего дня еле втиснулась в переполненный автобус. Из-за вечерних пробок ехали медленно, надолго застревая на каждом светофоре. Кондуктор ругалась с кем-то в начале автобуса из-за неуплаты за проезд, рядом со мной два парня спорили о том, как лучше поделить шпоры для зачета по английскому. Девушка, сидящая у окна, долго трепалась по телефону, рассказывая о планах на Новый год… С кем встретит, какое платье на ней будет и что есть вариант заказать подешевле ящик очень хорошего шампанского. Все эти разговоры я слушала фоном. Просто людской шум, ничего не значащие обрывки фраз.
        Толпа сама вытолкнула меня на нужной остановке, и я решила, что это знак. Мне хотелось быть именно здесь. У этого старого красивого дома, с неприветливым темным двором-колодцем. Здесь было еще сумрачнее, чем на улице, все вокруг накрыла мутная дождевая пелена. Над головой вспыхнул уличный фонарь, но это не прибавило двору никакого уюта.
        Огромная лужа разлилась прямо из арки, словно озеро. В ней отражались зажженные в окнах огни и тот самый фонарь. Со стороны оживленного проспекта доносились голоса, слышалось гудение машин. Тут же из проехавшего авто донеслись глухие басы магнитолы. Город продолжал жить в своем привычном ритме.
        Я застыла рядом с огромной лужей, думая, как лучше ее обойти. А может, это знак, что и не нужно мне идти дальше? Лучше развернуться и отправиться домой. Из размышлений меня вытянули веселые голоса. Я подняла голову и увидела их. В сумерках даже не сразу узнала… Только по знакомой походке. Он шел, трепетно держа ее за руку. Тогда я попятилась и встала под огромное дерево, чтобы меня не заметили.
        Вот они тоже остановились у противоположного края лужи, не зная, как ее миновать. Он что-то негромко сказал ей, а она тихо рассмеялась. Полненькая, невысокая, с кудрявыми светлыми волосами, которые выбились из-под шапки. У нее очень миловидная внешность, но совсем не такой я представляла его спутницу жизни. Возможно, они учились вместе или познакомились недавно, где-нибудь в баре или через общих друзей… Наверняка она его ровесница. И, конечно, подходит ему.
        Вот она привстала на носочки и поцеловала его. Несмело, трогательно, в щеку. И его лицо тут же стало счастливым. А вдруг сегодня у них первое свидание, и все только начинается? Вдруг у меня еще есть шанс все изменить? Или наконец просто отпустить?.. Любить безответно - это как добровольно поджигать себя, делая себе больно. Гореть в огне, не зная, как выбраться из этого пламени… Ну, вот и все, - решила я. Это конец. Несколько месяцев я лелеяла мечту. По-детски глупую, но в глубине души казалось, что все-таки осуществимую. Когда-нибудь. А оказалось, что никогда.
        Возможно, не от такой большой любви, а уже от обиды слезы снова навернулись мне на глаза. Я смотрела, как Антон Владимирович с легкостью подхватил свою спутницу на руки и перенес через лужу. Меня они, конечно, не могли заметить. Они бы сейчас никого рядом не заметили, так были увлечены собой и своим счастьем. Я стояла в тени голого высокого дерева и боялась пошевелиться. Не сводила с них немигающий взгляд. И, как назло, дождь еще больше разошелся.
        Почему любовь может причинять столько боли? Разве это не трепетное и сильное чувство, которое должно тебя делать только лучше? Я вспомнила о своей сестре, которая на почве несчастной любви сошла с ума. Перестала быть собой и стала какой-то незнакомой, озлобленной и несчастной Алиной.
        Они будто нарочно уходили медленно, не спеша. О чем-то весело болтая в свете одинокого фонаря. А я вдруг вспомнила о своем новогоднем желании. Таким глупым теперь оно мне показалось. Закинутым глубоко в ящик. Все волшебство исчезло в миг. И я исчезла, как растаявший декабрьский снег.
        Антон Владимирович и его девушка скрылись за углом дома, а я почему-то так и осталась стоять под дождем. И зачем сюда приперлась? Вот дура! Делаю самые нелогичные вещи на свете, а потом о них жалею… Я вышла из-под дерева и направилась в сторону проспекта. Погрязнув в своих печальных мыслях, не сразу услышала шум мотора. Из арки на скорости выскочила иномарка, осветив двор фарами. В последний момент я успела отскочить в сторону. Машина пронеслась мимо, по той самой огромной луже, обдав меня веером холодных брызг с ног до головы. Стало так холодно и неуютно, что меня бросило в дрожь. Если до этого мне казалось, что хуже мне уже не может быть, то теперь я поняла, как сильно ошиблась. Ледяные капли стекали по щекам к подбородку. В голове крутился только один вопрос: за что мне все это в один день? Как теперь возвращаться домой, облитой с ног до головы? Мне даже не хотелось ругаться на унесшегося водителя иномарки. Казалось, что это само собой разумеется. Этот день должен был закончиться только так, и никак иначе. Я великая неудачница. Никчемная, несчастная, глупая. Я все это заслужила. Стояла под
проливным дождем, проклиная собственную жизнь.
        Снова подул ветер, и меня бросило в дрожь. А когда я взглянула в сторону арки, сердце екнуло. На меня растерянно смотрел Тимур. В тусклом свете фонаря он казался каким-то незнакомым, но при этом, как и всегда, красивым. Макеев кивнул, подзывая меня к себе. И я пошагала к нему прямиком по луже, еще вдобавок промочив ноги.
        Глава двенадцатая
        В одном ботинке неприятно чавкало. В подъезде было сумрачно и холодно. Мы поднимались молча. Я искоса поглядывала на Макеева и почему-то не решалась сказать ни слова. Тимур был серьезным. Он вообще в последнее время редко улыбался. Хотя я и не могу припомнить его сияющим. Разве что когда он любезно кокетничал с Алининой подругой Катей на нашей даче. Ну, и раньше он иногда улыбался мне… В такие минуты они были похожи с Антоном Владимировичем, и я уже не могла разобрать, кому эта белозубая улыбка идет больше. И как я раньше не замечала этого сходства в мимике? Интересно, а другие одноклассники, как и я, даже не догадываются об их родстве? Но учителя-то, разумеется, в курсе…
        Конечно, географ улыбался намного чаще, чем Тимур. Антон Владимирович вообще был очень обаятельным и дружелюбным. А от Макеева попробуй еще добиться улыбки. Прям царевна Несмеяна. Небрежность в одежде, коротко стриженные волосы, серьга в ухе… Макеев был далек от элегантного старшего брата. Но в этой его небрежности тоже была мужественность и привлекательность.
        Мне хотелось, чтобы Тимур улыбнулся, но я не могла придумать, чем его развеселить. Да и самой веселиться не очень-то хотелось. Этот водитель, обливший меня с ног до головы, окончательно убил сегодняшний день. Мне казалось, что уже не будет ничего хорошего. И не только сегодня, а вообще… Жизнь кончена.
        Когда мы остановились у квартиры Макеева, я внезапно осознала, что не могу в нее зайти. Было неудобно. Все еще дрожа от холода, я сделала шаг назад.
        - Ты чего? - удивился Тимур, обернувшись.
        Эта фраза - первая, которую он произнес за все время.
        - Да неудобно как-то, - пробормотала я. От холода зуб на зуб не попадал. Не хватало только простыть перед Новым годом и пропустить долгожданный поход. Впрочем… Какая теперь разница? Ждать поездку с Антоном Владимировичем уже не имело смысла. Сердце его, как выяснилось, все-таки занято. А что касается моей простуды… Ну, заболею я, а может, даже умру. Алине наверняка будет только легче от этого. Надеюсь, ее до конца жизни будет грызть совесть из-за того, что я заболела после нашей ссоры. Я сбежала из дома, едва не попала под машину и замерзла насмерть. Мысль о том, как моя сестра будет страдать от раскаяния, мне понравилась гораздо больше, чем мысль о блондинке в вязаной шапочке. Хотя желание это было, конечно, нездоровое, но я была так обижена на сестру, что меня это даже ничуть не испугало.
        - Дома никого нет, - сказал Макеев. - Отчим в командировке, мать на сутках. А Антон только недавно ушел.
        - Я видела, - сказала я глухо.
        Тимур снова обернулся. И в его глазах сверкнуло что-то незнакомое и злое. И тогда я подумала, что он наверняка подумал, будто я так убиваюсь из-за Антона… Конечно, доля правды в этом была (кому приятно, когда твои мечты летят к чертовой бабушке), но дело ведь было не только в нем. Макеев стал еще более колючим, и я решила, что он все-таки ревнует. И точно не нравится ему никакая Сабирзянова… И Катька не нравится. Он не обманывал и не шутил - ему нравлюсь только я. И от этой мысли я широко улыбнулась.
        Смена моего настроения наверняка испугала Макеева. Все то время, пока он возился с ключами, Тимур не сводил с меня слегка недоуменного взгляда. Я и сама себя боялась. Меня кидало из стороны в сторону… Как при биполярном расстройстве. Я даже решила, что за один день сошла с ума.
        Наконец замки поддались Макееву. Он распахнул дверь, и мы прошли в темную квартиру. Тимур включил бра на стене. При тусклом свете все в квартире казалось таинственным. Я встала напротив зеркала в полный рост и с ужасом осмотрела себя. Мокрая, жалкая, с распухшим от рыданий носом и грязевыми каплями на лице. Каштановые волосы как жесткая проволока, торчали из-под отяжелевшей шапки, которая сползла на лоб. Да уж, красавица… Ничего не скажешь! Макеев, который сейчас стоял за моей спиной и тоже смотрел на меня в отражении, по сравнению со мной был моделью с обложки модного каталога. Я вздохнула и произнесла:
        - Ну я и чучело.
        - Да, похоже, сегодня не лучший твой день, - наконец улыбнулся Тимур. Теперь я не смотрела на себя. Только на его отражение. В полутьме глаза Макеева казались еще чернее, а черты лица - как никогда притягательными. Тимур осторожно снял с меня влажную шапку, и мои волосы рассыпались по плечам. Мы стояли молча и пялились друг на друга в отражении с самым серьезным видом.
        Тогда я не удержалась и показала Макееву язык. Он расслабленно рассмеялся и кивнул в сторону ванной.
        - Можешь принять душ. Я тебе дам чистые вещи. А потом приходи на кухню, пока чай заварю.
        Мы сняли верхнюю одежду. Тимур принес мне свои треники, которые приятно пахли стиральным порошком. Я зашла в ванную и снова уставилась в зеркало. При ярком освещении мой вид показался мне еще хуже. Надо же, какой кошмар… А я еще считала, что Алина после всех своих страданий неважно выглядит.
        Я сняла грязные мокрые джинсы и стыдливо убрала их в угол. Нужно попросить у Тимура пакет. Ванная казалась стерильно чистой, и я совсем не вписывалась в интерьер. Принимая душ, не могла отделаться от мысли, что моюсь у собственного географа. А он даже не в курсе… М-да. Я вспомнила, как мы с близнецами дулись на Яну из-за того, что она скрывает подробности своего романа. Знали бы девчонки, у кого я торчу в гостях, упали бы в обморок.
        Приняв душ и переодевшись в штаны Макеева, я снова критически осмотрела себя в зеркале. Конечно, треники были на несколько размеров больше. Тогда я подвязала их на талии.
        Когда осторожно вышла из ванной, на кухне как раз посвистывал чайник. На столе стояли пирожные в виде корзиночек с милыми желтыми цыплятами и розочками. Сто лет таких не видела. В последний раз ела их в далеком детстве.
        - Присаживайся, - кивнул Тимур.
        Я смущенно уселась на край табуретки.
        - Я твои ботинки на батарею поставил. И куртку почистил. А джинсы и шапку сейчас в стирку загружу.
        - Ой, ты чего… Не нужно, - еще больше смутилась я. - Я домой унесу и сама постираю.
        - Фигня, быстро с сушкой высушится. Не парься.
        Тимур сказал это так легко, что париться действительно немного перехотелось. Хотя смущение никак не проходило.
        - Милые пирожные, - сказала я, кивнув на «корзиночки».
        - Ага. Это я за ними в магаз гонял, - ответил Тимур.
        Почему-то меня это умилило, поэтому я рассмеялась. А Макеев, наоборот, стушевался.
        - Ну, вкусные же, - проворчал он.
        Мы пили чай, слушая, как свирепствует ветер за окном. Смущение постепенно уходило. На смену ему пришло уже позабытое чувство уюта. Дома царила такая нервная и напряженная атмосфера, что я уже отвыкла от простых радостей.
        - Давно они встречаются? - все-таки не сдержалась и спросила я.
        Макеев тут же помрачнел:
        - Понятия не имею. Я за похождениями Антона не слежу.
        - А у него много похождений?
        - Зуева, если ты пришла сюда вынюхивать подробности личной жизни Антона Владимировича, то немного не по адресу. Я не буду с тобой об этом на кухне сплетничать, как бабка.
        - Вообще-то я не для этого я пришла, - стушевалась я. - Я просто мимо проходила.
        Прозвучало это не слишком правдоподобно. Просто так получилось. А зачем я сюда пришла? Кого хотела здесь увидеть? Антона Владимировича?.. Или все-таки Тимура?
        - Ну-ну, - усмехнулся Тимур. - Ты уже за ним шпионить начала?
        Я покачала головой:
        - Нет, конечно. Говорю ж тебе: случайно. Мне вообще на него все равно.
        Тимур мне не особо верил. Пил чай и молчал.
        А я, доев пирожное, сделала большой глоток горячего чая, обожгла язык, поспешно поставила кружку на стол и всхлипнула.
        Тимур из обиженного тут же сделался озадаченным. С тревогой в голосе спросил:
        - Наташа, с тобой все в порядке? Это из-за него?
        - Нет, Тимур, все плохо, - сказала я. И как только произнесла это, меня тут же захлестнуло прежними эмоциями.
        Отодвинув пустую чашку в сторону, я прильнула к Тимуру и снова зарыдала. Макеев осторожно погладил меня по плечу, но ни о чем не спрашивал. Ждал, когда я сама начну говорить.
        - Алина… - шмыгнула носом я, когда слез стало немного меньше. - Алина меня ненавидит. Она почему-то винит меня в том, что они с Эдиком расстались… Из-за того, что он меня поцеловал.
        - Эдик тебя поцеловал?
        Я, закусив губу, закивала.
        - Я этого не хотела, - сказала я сквозь слезы. - Он сам. И это было после того, как они расстались. Он изменял моей сестре. Не со мной, конечно. С другой. Или с другими. Света так сказала… Ты помнишь Свету? Которая с Катькой была, в леопардовой юбке.
        Рассказ мой получался сбивчивым и странным, но Тимур все равно меня слушал. При этом не переставал хмуриться.
        Я думала, мне станет легче, если я выговорюсь, но по мере моего рассказа стало казаться, что все, наоборот, нагромождается как снежный ком. Все тяжелее и тяжелее мне становилось. В какой-то момент даже показалось, что я вот-вот покачусь кубарем в эту снежную пропасть и переломаю себя всю.
        - За что мне это? - немного высокопарно произнесла я в конце своего монолога.
        - Все в порядке, - сказал Тимур невозмутимо. - Просто ты взрослеешь.
        - Взрослеть больно, если честно, - призналась я.
        - Есть такое, - согласился Макеев.
        - И я некрасивая, когда плачу, - снова шмыгнула я. Было неудобно показываться перед Тимуром в таком виде. Но что поделать, если все так сложилось.
        Думала, сейчас Макеев скажет мне что-нибудь ободряющее. Мол, все проходит, и это пройдет, не плачь. Сестра поймет, что была не права, и бла-бла-бла… Но Тимур вдруг предложил:
        - А пойдем в кино?
        - В кино? - удивилась я.
        - Ну да. Здесь рядом кинотеатр. И время еще детское.
        Моя куртка была еще влажной, поэтому Макеев выдал мне свою и еще дал шапку. Смотрелась я в этом нелепо, как гном, которому одежда больше на несколько размеров, но деваться было некуда.
        Кинотеатр действительно находился рядом. Да и времени еще было немного, несмотря на темноту за окном.
        - Отвлечешься, - добавил Тимур.
        Он был прав - отвлечься мне было необходимо. После рассказа о том, что происходило у нас дома, на душе стало только тяжелее.
        Проходя мимо большой комнаты, я заметила, что у Тимура уже наряжена елка. Искусственная, высоченная и очень красивая. С красными шарами и золотистыми бантами.
        - Ой, у вас уже елка, - с восторгом отозвалась я. И снова иголкой в сердце кольнуло разочарование. У нас в доме ответственной за елку всегда была Алина. Она украшала не только новогоднее дерево, но и всю квартиру. Делала еловые венки, развешивала гирлянды и лепила забавных снеговиков на окна. В этом же году ни о какой подготовке и речи не шло. Всем нам стало не до Нового года.
        - Ага, - кивнул Тимур. - Она у нас потом до марта стоит. Мама говорит, что в противном случае не доживет до весны.
        - Понятно, - грустно улыбнулась я.
        На улице было совсем темно. Мы шли какими-то закоулками, минуя подсвеченный проспект. Я не очень хорошо знала этот район, поэтому рассчитывала, что к кинотеатру меня выведет Тимур. Дождь закончился, и асфальт немного подморозило. Поэтому я время от времени поскальзывалась, хватая Тимура за руку. Он был не против. И я - тоже. Вообще мне хотелось идти с ним под руку до самого кинотеатра. И в какой-то момент, снова едва не навернувшись, я так и не стала выпускать его руку. Ладонь Тимура снова была теплой.
        Мы очень долго выбирали фильм. В репертуаре были в основном новогодние комедии. Тимур сказал, что терпеть их не может, но, похоже, это именно то, что мне сейчас нужно. А я подумала, что то, что сейчас нужно, - это он. Настолько спокойнее мне стало. Можно и без комедий обойтись. Но все-таки я вяло кивнула в ответ, и Тимур направился к кассе.
        Народу в этот вечер было много, поэтому нам достались практически последние места в конце зала.
        - Места для поцелуев? - спросила я, заглядывая в билет, который Тимур протянул мне.
        - Именно, - сказал Макеев, не сводя с меня внимательного взгляда. Я выдержала его взгляд и слабо улыбнулась.
        Возможно, фильм был сносным. И местами смешным. Но я все никак не могла сосредоточиться на кино и перестать думать обо всем, что произошло. Сначала об Антоне Владимировиче, потом об Алине и Эдике… И о том позорном поцелуе, который произошел в арке. Никогда не думала, что целоваться - настолько неприятное занятие. А если я больше никогда не захочу никого поцеловать? Так и проживу всю жизнь без любви только с воспоминанием о той замерзшей арке и липких объятиях Кравеца…
        Я покосилась на Тимура. Он со скучающим видом, не отрываясь, смотрел на экран. Надо же, ему действительно это неинтересно. И он терпит эту новогоднюю комедию только из-за меня. В своих мыслях я потеряла счет времени. Сколько прошло? Кажется, это еще даже не середина фильма…
        Тимур, почувствовав на себе мой взгляд, повернул ко мне голову.
        - Тебе тоже неинтересно? - наклонившись близко, спросил он на ухо.
        Из-за всех мыслей я даже не сразу сообразила, о чем он, и тут же зачем-то переспросила:
        - Что?
        - Тебе тоже неинтересно? - повторил свой вопрос Тимур. Он так и продолжал внимательно на меня смотреть. Точно так же, как в тот вечер, когда мы стояли в метро. Вместо ответа я вдруг обхватила ладонями лицо Тимура и первой его поцеловала. Поначалу Тимур явно растерялся. Затем все-таки ответил на мой поцелуй. И тут же меня захлестнуло. Нет, это совсем не было похоже на поцелуй с Эдиком. А ведь я так боялась, что после произошедшего никогда и ни с кем не смогу поцеловаться… Но клин клином вышибают. Целуясь, я провела ладонью по короткостриженым волосам Макеева. Из колонок гремела музыка. Тимур углубил поцелуй, и мое сердце толчками заходило в груди. Я давно хотела его поцеловать. Еще на даче.
        Мне кажется, мы целовались всю оставшуюся половину фильма. Я совсем потеряла счет времени. Из кинозала вышла на ослабленных ногах и с дрожащим счастливым сердцем. Мы не держались за руки и не обнимались. Нам без слов было хорошо. Удивительно, но только сейчас мне стало по-настоящему легко. Будто крылья выросли за спиной.
        У гардероба уже толпились люди, пришедшие на следующий сеанс. Мой взгляд зацепился за одну из парочек. Яна Казанцева стояла напротив нескладного высокого парня. Темноволосый, кудрявый, челка спадает на глаза. В широких брюках и безразмерной толстовке. Я поняла, что это и есть тот самый Спагеттина, о котором рассказывали близнецы. Яна и парень мило держались за руки и смотрели друг другу в глаза, не замечая никого вокруг. Их время от времени толкали, но они были поглощены только друг другом. Никогда я не видела Яну такой. Смущенной и потерянной. Сильная, волевая, иногда жесткая, теперь она краснела и скромно улыбалась. А еще я впервые видела подругу в юбке. Милой, шерстяной, в клеточку. На ногах - ботиночки на невысоких каблуках. Я подумала, что если сейчас Яна меня заметит, то я могу все испортить. Если она решила держать свою любовь в секрете, я не вправе нарушать ее личные границы. Не хотелось смущать подругу. Мы с Тимуром уже получили свою верхнюю одежду. Я нащупала руку замешкавшегося с курткой Макеева и потянула его за собой.
        - Пойдем скорее, - попросила я.
        Тимур завертел головой:
        - В чем дело?
        - Просто давай быстрее, - попросила я, косясь в сторону Яны.
        Тимур проследил за моим взглядом и, разумеется, тоже заметил нашу одноклассницу.
        - Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе? - как-то сухо спросил он.
        - Разве в этом дело? - растерянно отозвалась я, не сводя взгляд с Яны. Но подруга не замечала никого и ничего вокруг. Намотав шарф, я первой направилась к выходу. Тимур молча последовал за мной.
        На улице летели крупные снежные хлопья. Все вокруг было покрыто белой пеленой. После теплого кинозала и поцелуев лицо горело, поэтому мокрые снежинки, медленно падающие на лицо, приятно холодили.
        Мы шли молча, снова каждый думая о своем. Мои мысли по-прежнему скакали - правда, теперь я думала преимущественно о том, что произошло в кинозале. Мне больше никогда не хотелось вспоминать о Кравеце. Поцелуи с Тимуром затмили все. Целоваться с упоением оказалось так приятно… Сердце застучало только при одном воспоминании. И все-таки теперь между нами возникла страшная неловкость.
        - Ты ведь понимаешь, что это ничего не значит, - откашлявшись, сказала я и покосилась на Тимура. Макеев тоже посмотрел на меня немного озадаченно.
        - Понимаю, - наконец сказал он. Я к тому времени уже вся извелась в ожидании его ответа. Не хотелось, чтобы он все не так понял.
        - Я сегодня немного не в себе, - призналась я. - И сама не ведаю, что творю.
        Снег без остановки сыпал с черного неба. Несмотря на нашу «условную договоренность», меня продолжало тянуть со страшной силой к Тимуру. Его ко мне, по всей видимости, тоже. Во второй раз он первым притормозил и, взяв меня за руки, нагнулся и поцеловал в губы. Так мы, не сговариваясь, несколько раз остановились посреди улицы и, мешая прохожим, снова и снова целовались, словно безумные. Холодные снежинки мягко касались наших лиц, вокруг нетерпеливо гудели машины, играла музыка, шумел вечерний зимний город…
        Только когда мы попрощались у моего подъезда, я вспомнила, что оставила грязные вещи у Тимура.
        Вернувшись домой, я открыла квартиру своим ключом. В коридоре было темно. Дверь в комнату Алины привычно закрыта, только тонкая полоска желтого света под ней. Из кухни выглянула мама. Я не сказала ей ни слова. Молча разделась и прошла в ванную - мыть руки. Мама пошла за мной.
        - Что на тебе за одежда?
        - Мужская, - ответила я.
        - Вижу, что мужская. Наташа, где ты была?
        - Мама, ничего серьезного. Это вещи Тимура. Меня обрызгала машина, я попала под дождь… - Все это я объясняла будничным голосом, стараясь не вспоминать о сегодняшней ссоре. Наедине с Тимуром мне казалось, что все прошло и немного отпустило. Но гнетущая тишина снова вернула все на свои места. Мама продолжала смотреть на меня обеспокоенно, а я почувствовала, как задрожали мои губы.
        - Вы меня в могилу сведете своими ссорами и побегами из дома, - устало сказала мама. - Всем сейчас тяжело.
        Я упрямо вытирала руки полотенцем и молчала. Иногда в такие моменты, когда всем плохо, кажется, что тебе хуже всех.
        Мама молча меня обняла.
        - Две мои самые любимые девочки. Ну, где болит? Дай подую? - спросила она меня точно так же, как спрашивала в детстве.
        Тогда я показала на сердце. Мама грустно рассмеялась.
        - Алина показала точно так же. Как жаль, что сейчас я не могу примирить вас, как в детстве. Мы все это переживем. Осталось дождаться, кто сделает первый шаг.
        Глава тринадцатая
        В школе меня нервировало абсолютно все. Раздражали контрольные в конце полугодия и бесконечные придирки учителей. Даже предновогодняя суета не радовала. Все обсуждали предстоящие праздники - кто как проведет, кто куда уедет на каникулы. А меня даже разговоры о походе огорчали. То, что я ждала с таким трепетом еще месяц назад, сейчас казалось мне глупым, надуманным, а главное - бесполезным. Теперь мне, как Алине, хотелось закрыться в своей комнате и проваляться, укрывшись одеялом до головы, все каникулы. Никакого праздника я так и не почувствовала.
        Историчка слегла с гриппом, поэтому первым уроком была география. В коридоре толпились сразу два одиннадцатых класса - наш и параллельный «Б». У них в соседнем кабинете должна была проходить биология. Снежана и Милана сидели на подоконнике и, практически синхронно болтая ногами, рассказывали о прошедших спортивных сборах. Мы с Яной стояли рядом. Я - не выспавшаяся и не слишком счастливая. Янка - молчаливая. Только при этом вполне себе довольная и загадочная. Наверняка в мыслях летала, вспоминая вчерашний поход в кино с бойфрендом. У меня при воспоминании о поцелуях с Макеевым тоже вспыхнули щеки. Наш поход в кино - луч света в темном царстве. Я оглянулась, но Макеева в оживленном шумном коридоре не было. Все понятно: снова прогуливает гуманитарные науки.
        Одни только близнецы с самого утра были в приподнятом настроении. Как обычно, оживленно болтали, перебивая друг друга.
        - Говорят, у Золотка появилась девушка, - сказала Снежана и выразительно посмотрела на меня.
        Для меня это уже было не новостью, но я все-таки осторожно спросила:
        - А ты откуда знаешь?
        - Рита Кошелева видела его позавчера с дамой сердца у кинотеатра «Знамя», - ответила вместо Снежаны Милана.
        - Ага, - подтвердила Снежана. - Рита говорит, они совсем не смотрятся. Она какая-то дурнушка.
        - Нормальная она, - буркнула я, хотя информацию о новой девушке Антона Владимировича слушать было неприятно. Это не было ревностью, нет. Просто тоска по чему-то несбывшемуся и ускользнувшему. В последнее время я так запуталась в себе, что сама ничего не понимала. Ссоры с Алиной и бесконечные контрольные вытягивали из меня все душевные силы. Под конец полугодия я очень устала. - Рита бы на себя посмотрела. Красавица нашлась.
        - Так ты ее тоже видела? - оживилась тут же Милана.
        - Расскажи, какая она, - подключилась к допросу Снежана.
        - Высокая?
        - Низкая?
        - Блондинка?
        - Брюнетка?
        - Во что одета? Пуховик? Только не говори, что пуховик!..
        Казанцева не участвовала в допросе. Просто с интересом наблюдала за моей реакцией.
        - Поэтому ты такая кислая? - наконец спросила она.
        - Ах, да при чем тут это! - в сердцах воскликнула я. - Все дело в Алине. Придурок Кравец испортил не только Новый год, но и всю нашу жизнь. Этот гад лапшу на уши навешал сестре. Сказал, будто бы я все время была в него влюблена… И даже приставала к нему, представляете? Урод! И теперь Алина меня ненавидит.
        Я думала, девчонки вместе со мной начнут возмущаться, но они вдруг притихли и уставились куда-то за мою спину. Я быстро обернулась. За мной стоял Тимур. Встретившись с ним взглядом, я почувствовала, как мое сердце тут же подскочило. Мне захотелось броситься к нему на шею и крепко обнять. Но я так и продолжила стоять истуканом.
        - Макеев, ты что-то хотел? - спросила Яна.
        Тимур протянул мне пакет.
        - Вот твои вещи, которые ты вчера у меня оставила, - сказал он.
        Я, смутившись, быстро взяла из его рук пакет с одеждой. Даже сказать ничего в ответ не успела. Тимур уже отошел в сторону и встал у кабинета. Девчонки удивленно уставились на меня. Я заглянула в пакет. Он все постирал - вещи приятно пахли свежим кондиционером для белья.
        - И что это было? - удивилась Яна. Близнецы тоже сидели с вытянутыми лицами.
        - Мне передали вещи, - невозмутимо ответила я.
        И нашел же время, когда отдать пакет! Хотя я догадывалась, что Макеев поступил так нарочно, чтобы у девчонок возникли вопросы.
        - Ты была в гостях у Макеева? - спросила Снежана.
        - Ты раздевалась в гостях у Макеева? - ахнув, уточнила Милана. - Для чего?
        Я только поморщилась. Все эти догадки и домысливания в последнее время меня просто с ума сводили.
        - Меня облила машина недалеко от его дома, - принялась объяснять я. Но девчонки стояли с такими лицами, будто мне не верили.
        Но тут к кабинету географии подошел Антон Владимирович, и я первой закончила разговор. Золотко сегодня буквально сиял. Нет, он всегда был довольным и дружелюбным, но сегодня выглядел особенно счастливым. Я злилась на Тимура за то, что он отдал мои вещи при подругах, поэтому в кабинет прошла, демонстративно его проигнорировав. Усевшись за свою парту, обернулась к нему и провела ребром ладони по шее. Мол, ты не мог найти для этого другое время? Убью! Тимур равнодушно пожал плечами и раскрыл тетрадь.
        По мере того как Антон Владимирович во время лекции становился все довольнее и веселее, мое настроение скатывалось куда-то вниз, прямиком к плинтусу. Вчера был такой эмоционально насыщенный день, что я даже впервые за долгое время не подготовилась к географии, что было совсем на меня не похоже. Не мог, что ли, Золотко хотя бы влюбиться в другое время? Почему все проблемы навалились именно сейчас?
        Антон Владимирович задал какой-то вопрос, который я благополучно прослушала, и с довольным видом оглядел класс. Но все молчали. Тогда он пришел за помощью ко мне, зная, что я никогда его не подвожу.
        - Наташа, тогда, может, вы подскажете?
        - Понятия не имею, - буркнула я.
        Влюбленный вид Антона Владимировича раздражал. Точно так же, как раздражал безразличный вид Макеева… А-а-а! Ну почему все так сложно?
        Казанцева удивленно покосилась на меня. Антон Владимирович тоже явно растерялся от моего ответа. Не привык он к такому тону.
        - Вы не готовились? - спросил географ.
        - Я не готовилась, - глухо согласилась я, удивив, кажется, своим ответом не только Казанцеву и Золотко, но и остальных одноклассников.
        - Что ж… - Золотко замолчал. Потом откашлялся. - Надеюсь, у вас все в порядке?
        - Да, вполне, - сказала я, тем не менее опустив глаза.
        - Может, Вова Галушка ответит нам? - переключился Антон Владимирович на моего одноклассника.
        - Я тоже не готовился, - признался Галушка с последней парты.
        - Мне ставить вам двойку, Владимир? - спросил Золотко.
        - Почему вы не спросите, в порядке ли я, Антон Владимирович? - оскорбился Галушка. - У меня с самого утра живот сильно крутит, между прочим.
        В классе раздались смешки. А бедный Антон Владимирович был явно сбит с толку. «Ну, ничего, - злорадно подумала я. - Так тебе и надо. Привык, что я за весь класс отдуваюсь».
        - Ставьте тогда и Зуевой двойку, - ворчал с задней парты Галушка. - У нас вроде равноправие.
        - С Наташей я тоже поговорю, - обескураженно пообещал Антон Владимирович и поспешил приступить к объяснению новой темы.
        Казанцева пихнула меня локтем.
        - Все в порядке? - задала мне тот же вопрос подруга.
        Я посмотрела на нее со страданием, давая понять, что в жизни моей - бардак. Казанцева взглянула на меня сочувствующе, а потом внезапно скромно улыбнулась.
        - Ты чего? - спросила я.
        - Да так, ничего, - пробормотала она, уткнувшись взглядом в тетрадь. За свою улыбку ей было неудобно.
        Я посмотрела на подругу и тяжело вздохнула. Все понятно, Яна вспомнила про своего парня и их свидание. Я бы тоже так хотела. Наверное… Мой журавль в небе упорхнул от меня навсегда, но и нужен ли он был мне? Я посмотрела на Тимура, который что-то записывал в тетрадь и, как обычно, не обращал ни на кого внимания. Хотелось бы мне быть смелее. Ответить ему взаимностью, рассказать девчонкам о своей любви. И чтобы Макеев стал не «выдуманным для родителей», а моим настоящим парнем. Но я почему-то трусила и стеснялась.
        После урока Антон Владимирович не оставил меня для разговора. Вместо этого убежал в учительскую. Двойки нам с Галушкой тоже ставить не стал. А я снова отметила про себя, какой же Золотко благородный и понимающий, правда, без былого трепета в душе.
        В остальном школьный день оказался ничем не примечательным. Яна смылась сразу после уроков, видимо, на свидание со Спагеттиной. А мы с близнецами договорились вечером встретиться в «Маке». В привычное время в привычном месте. Дома было нестерпимо сидеть и смотреть на кислую Алину. Когда же я уже смогу спокойно жить у себя дома? Не избегая придурочного Эдика и плохого настроения старшей сестры? Мне казалось, что покоя в моей жизни не будет никогда.
        Снежана и Милана имели скверную привычку опаздывать. Я заняла столик у окна и уставилась на нарядный город. Вокруг слышался галдеж и звон посуды. Выпавший вчера снег сверкал и искрился. А вот расчищенный асфальт у «Мака» был мокрым, блестящим. В нем отражались неоновые фонари, и вывеска непривычно и угрожающе промигала кровавым светом…
        Я не сразу обратила внимание на шумную компанию ребят. Но когда громкий гогот вывел меня из раздумий, посмотрела в сторону столика у входа. И тут же обнаружила среди незнакомых парней Стаса. Я сбоку взглянула на его застывший профиль. Меньше всего мне хотелось встречаться с Калистратовым здесь, вне школы. Он по-прежнему волком смотрел на меня на занятиях, и если поначалу я храбрилась и думала, что вскоре Стас остынет и все-таки от меня отстанет, то со временем уверенность моя гасла. Да и после поступка Эдика я стала опасаться таких неуравновешенных ребят как огня. Нет ничего хуже, чем ощущение беспомощности. Мне почему-то стало теперь казаться, что Стас тоже может сделать что-то в духе Кравеца… Целоваться, конечно, не полезет, а вот подкараулить где-нибудь в темном уголочке и навалять - запросто. Я снова отвернулась к окну. Ну, где же девчонки? С ними мне было бы спокойнее. Я так и гипнотизировала мигающую вывеску, пока не заметила боковым зрением, что Калистратов все-таки сел рядом на мой диванчик. Я напряглась. От Стаса пахло крепкими сигаретами. Я знала, что его готовят к переводу в другую
школу. Прямо посреди учебного года выпускного класса. Хотя он по-прежнему посещал занятия и писал контрольные вместе с остальными. Машу Сабирзянову больше не трогал, возможно, боялся возмездия Макеева или усугубления ситуации, я ощущала опасность, оказываясь рядом с ним.
        - Привет, - поздоровался Стас и как ни в чем не бывало стянул у меня пару картофелин фри.
        - Привет, - проглотив ком в горле, хрипловато произнесла я. Главное, не показывать, что мне страшно. Что он мне сделает? Мы - в людном месте. Тем более скоро придут близнецы… Но легко сказать, сложнее - сделать. Я была запугана, и мне казалось, что меня снова загнали в угол. Как тогда, в арке.
        - Выперли меня с братиком географа из школы и рады? - спросил Калистратов.
        Он бесцеремонно стянул у меня еще картошку и обмакнул в соус. Я внимательно проследила за его движением и громко произнесла:
        - Вообще-то нужно разрешение спрашивать, когда берешь чужое.
        - Чего?.. Да пошла ты.
        - Сам иди. Иначе я закричу, скажу, что ты у меня кошелек пытался украсть.
        Глаза Стаса зло сузились:
        - Это у тебя в порядке вещей - стукачить и выдумывать всякую фигню?
        - А у тебя в порядке вещей - цеплять девушек? До парней так и не дорос? Боишься, что по шее накостыляют?
        - Я обещал тебе отомстить, и я отомщу, - сказал Калистратов, прожевав.
        - О-очень страшно, - сказала я насмешливым тоном. Мне казалось, что я держусь молодцом. Возможно, со стороны это так и смотрелось. Всю жизнь я старалась делать вид невозмутимой и безразличной девицы. Но сейчас все-таки по спине пробежал холодок. Напоследок этот идиот сможет учудить что-нибудь, из ряда вон выходящее. Ему ведь больше нечего терять.
        Наконец с веселым щебетом в «Маке» все-таки появились близнецы. Я их первой увидела у входа. Стас хотел еще что-то мне сказать, но, тоже заметив Снежану и Милану, усмехнулся и поднялся с места.
        - И все-таки оглядывайся, когда по улицам ходишь, - предупредил он.
        Я показала ему средний палец и демонстративно отвернулась к окну. Когда Снежана и Милана подошли к моему столику, Стас уже собирался уходить вместе со своей компанией.
        - Что ему от тебя было нужно? - спросила Милана, оборачиваясь.
        - Разве его не выгнали из школы?
        - Наверное, он очень злится на Макеева и Золотко.
        - Злиться на Макеева и Золотко у него кишка тонка, - сердито сказала я. - Он злится на меня.
        - На тебя? - удивилась Снежана.
        - А, Яна что-то говорила… - припомнила Милана.
        - Да ну его, - поморщилась я, провожая взглядом компанию Калистратова. Напоследок Стас обернулся и еще раз выразительно посмотрел на меня. Я не успела отвести взгляд. - Лучше расскажите, почему вы опоздали?
        Рядом с близнецами страх постепенно ушел. Они своей легкой болтовней могли разрядить любую обстановку. После девчонки проводили меня до трамвайной остановки. Я пару раз проехала по кольцевой, вглядываясь в черноту. Людей вечером было немного, я заняла место у окна. Выходить из трамвая мне не хотелось. Когда кондуктор начала недобро на меня поглядывать, я все-таки выгрузилась на своей остановке и побрела к дому.
        Холодный, пронизывающий ветер задувал в рукава. Двор казался мрачным и темным. Даже мигающие гирлянды в окнах не спасали ситуацию. После разговора со Стасом мне было неуютно. Я прислушивалась к каждому шороху, а когда уже у подъезда ко мне сзади кто-то подошел и осторожно взял под руку, то меня едва сердечный удар не хватил. Я вскрикнула. А обернувшись и обнаружив Макеева, выдохнула с облегчением.
        - Зачем так пугать? - воскликнула я и пихнула его в грудь. Из-за мягкого дутого пуховика Тимура толчок получился не очень внушительным.
        - Прости! Ты где была? Я тебя тут весь вечер жду.
        - Весь вечер ждешь? - удивилась я. - Зачем?
        Вместо ответа Тимур поймал меня за руки, привлек к себе и поцеловал. И я тут же снова ощутила приятную и уже знакомую слабость в коленях. Я не стала отталкивать Макеева. Но все-таки в какой-то момент мне пришлось прервать поцелуй, чтобы напомнить:
        - Мы ведь с тобой договаривались.
        Тимур как-то печально и виновато улыбнулся:
        - Не бойся, здесь поблизости нет твоих знакомых. Я проверил.
        Он по-прежнему думает, что я стесняюсь того, что мы вместе? Хотя я сама сегодня проявила недовольство, забирая пакет со своими вещами.
        Я усмехнулась:
        - Не в том дело.
        - А в чем?
        Тимур выжидающе смотрел на меня. Ветер с новой силой толкнул меня в спину. Тогда я взяла Макеева за руку и потянула за собой - в свой подъезд.
        Мы поднялись на несколько пролетов. Тимур сел на ступени, а я - к нему на колени. Первое время мы просто целовались, как обезумевшие. Внутри меня разлилось что-то нежное, сладкое и тягостное.
        - Так в чем же дело? - снова спросил Макеев между поцелуями.
        - Какой же ты упрямый, - покачала я головой.
        - Какой есть. Это из-за Антона и его новой подружки?
        - Тим, не говори глупости.
        - Ты все еще его любишь?
        Я прислушалась к себе. Когда несколько месяцев лелеешь мечту и засыпаешь с мыслью об одном человеке, наверное, сложно разлюбить в один миг и отпустить. Но когда в твою жизнь вихрем вдруг врывается другой… И ты не можешь ни есть, ни спать, постоянно думаешь о нем и жадно ловишь каждый его взгляд… Мне никогда не было так хорошо, как рядом с Тимуром.
        - Вот ты дурачок… Нет, я больше его не люблю, - сказала я. Мне показалось, что мой ответ прозвучал честно. Но Тимур мне не поверил. Это ужасно: никто вокруг мне не верил. Неужели я заслужила такую репутацию?
        - Я его ненавижу, - сказал Тимур. - Он мне всю жизнь все портит.
        - Не говори так о нем, - попросила я.
        Макеев выпустил меня из объятий и немного отстранился, облокотившись о перила.
        - Я не хочу, чтобы ты на меня обижался, - сказала я. - Просто сейчас столько всего происходит… Дома и в школе. Мне кажется, для всего этого - не время.
        - Для чего «этого»? - усмехнулся Тимур.
        - Для любви.
        - Разве для нее нужно искать время? Ты просто любишь или нет.
        Он замолчал. Я ждала, что Тимур снова меня обнимет, но он больше не обнимал. Тогда я первой потянулась к нему и крепко обхватила за шею.
        - Нет никакой любви, - шепотом сказала я, выпуская Макеева из объятий. - Все дело в гормонах.
        - Всего лишь в них?
        - Да, так Казанцева говорит. Что для нашего возраста - это нормально.
        - Вчера мне показалось, что и она влюблена.
        Я тоже вспомнила Яну в кинотеатре. Каким взглядом она смотрела на своего парня. Может, подруга теперь поменяет свою точку зрения и поймет, что в семнадцать влюбляться по-настоящему - самое время?
        Мы немного помолчали. Тимур обнял меня, а я положила голову ему на плечо.
        - Ты когда-нибудь задумывалась, о чем «Сказка о рыбаке и рыбке»? - спросил меня Тимур.
        - А чего же тут задумываться? - удивилась я. - Это сказка о жадности и алчности. Этой же старухе все было мало и мало…
        Я подняла голову и посмотрела на Тимура. В тусклом подъездном свете его лицо казалось смуглым и усталым. Макеев улыбнулся.
        - Ты только представь, как сильно старик любил свою сварливую, жадную старуху, что готов был ради нее на все? Нет, Наташа, эта сказка о любви.
        Я замолчала. Никогда не задумывалась о смысле сказки с этой точки зрения. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Сколько дед прожил со своею старухою? И все равно любил ее все эти годы, несмотря ни на что.
        - Никогда об этом не думала, - честно сказала я. - А ты все объясняешь любовью?
        - Нет. Я вижу ее только там, где она есть.
        Внизу хлопнула дверь подъезда, но я не обратила на это внимания. Было так уютно и хорошо сидеть на коленях у Макеева. Губы снова приятно горели после поцелуев. И я подумала, как мало мне нужно для счастья. Для кого-то необходим целый мир, а мне хватит этого зимнего вечера, лестничного пролета и глупых разговоров о любви.
        На наш этаж поднималась Алина. Увидев нас, она явно смутилась. Остановилась и замешкалась.
        - Привет, Алина, - первым поздоровался с ней Тимур.
        - Привет, - устало улыбнулась сестра. На ней была меховая шапочка, припорошенная снегом, и приталенное пальто. Щеки раскраснелись от мороза. Я снова подумала, какая она все-таки красивая, стройная, хорошая, самая лучшая… Но в эти дни потухшая и опустошенная. С сестрой мы по-прежнему не разговаривали, поэтому я промолчала.
        Алина пожелала нам хорошего вечера и стала подниматься дальше. Когда входная дверь нашей квартиры хлопнула, я тоже начала собираться.
        - Я еще уроки не делала, - забеспокоилась я.
        Уйти сразу мне не удалось. Мы еще некоторое время целовались, стоя у перил. В квартиру я вернулась с горящими глазами и гулко бьющимся, переполненным до краев нежностью сердцем. Одно омрачало наше «свидание»: кажется, упрямый Макеев не поверил, что я больше ничего не чувствую к Антону Владимировичу.
        Глава четырнадцатая
        Утром в школьный чат скинули информацию, что историчка все еще болеет и заменить ее урок некому. Поэтому нас ждало два «окна». Эти сообщения я прочитала с улыбкой. Но только я растянулась на кровати, чтобы еще поспать, как мне пришло новое сообщение, от Казанцевой.
        «SOS! Ты мне очень нужна».
        Делать нечего. Я снова выбралась из-под одеяла. Набрала номер подруги. Яна взяла трубку сразу, но почему-то сначала некоторое время молчала.
        - Издеваешься? - сердито спросила я. - Почему молчишь?
        Казанцева всхлипнула.
        - Что случилось? - всполошилась я.
        - Выйдешь во двор? - сквозь слезы спросила Яна. - Я тебя здесь жду, у подъезда. Все расскажу при встрече.
        Я быстро вскочила с кровати и собралась за десять минут. Поспешно покидала вещи в рюкзак и, не позавтракав, выбежала из квартиры.
        На улице еще не рассвело. Прохожих было немного, но те, которые попадались на пути, казались самыми невыспавшимися и угрюмыми на планете. Яна стояла под тусклым светом уличного фонаря. Когда я подошла к ней, то заметила, что подруга трясется от холода.
        - Ты в порядке? - обеспокоенно спросила я.
        Яна закивала:
        - Только сильно замерз-зла. Давно гуляю. Погреться бы где-нибудь, но все еще закрыто.
        - Я знаю, где можно кофе навынос взять, - сказала я. - Они вроде с семи. Пойдем!
        Я потянула подругу за собой. С расспросами не лезла, ждала, когда Яна сама мне все расскажет.
        Мы зашли в небольшой кафетерий. У прилавка стоял парень с королевским черным пуделем на поводке и долго выбирал сироп в кофе. Мы встали в очередь.
        - Только у меня с собой денег нет, - грустно шепнула Янка.
        - Ерунда, я заплачу, - ответила я, прикидывая, сколько у меня есть. Из-за всей этой суматохи с отменой свадьбы в нашей семье был нарушен привычный порядок, и в начале недели папа не дал мне обещанных карманных. Но зато я вспомнила, что на карте лежали деньги, которые перевела к Новому году бабушка.
        - Ты голодная? - спросила я, успокоившись, что мне должно на все хватить. - Тут выпечка вкусная. Выбирай!
        Хоть позавтракать я не успела, из-за Янки меня охватила такая тревога, что казалось, кусок в горло не полезет. И тем не менее мы взяли по свежеиспеченной ватрушке и кофе и встали за небольшой круглый столик у окна. На улице уже занимался рассвет. Подсвеченные розовым облака, негромкая музыка, запах кофе и свежей выпечки немного нас успокоили. Яна долго грела пальцы о стаканчик и молчала. Я терпеливо ждала. Жевала ватрушку и смотрела в окно, как цинковые крыши вдалеке пылали от сумасшедшего рассвета.
        - В общем… - неуверенно начала подруга. - Я сбежала из дома.
        Я удивилась:
        - Когда ты успела? Из-за чего?
        Янкины глаза наполнились слезами. Непривычно было видеть свою сильную подругу в таком состоянии.
        - Вчера вечером, - ответила Яна.
        - А ночевала где?
        - У Маринки, знакомой девчонки из соседнего подъезда. Она с утра пораньше в универ уехала, и мне пришлось уйти. Думала, сразу в школу зайти, а потом поняла, что, если не поговорю с кем-нибудь, не вынесу. Ты ведь не сердишься, что я тебя вытянула из дома в такую погоду? Ты могла бы еще поваляться.
        - Глупости! - отмахнулась я. - Лучше расскажи, как так вышло, что ты из дома захотела сбежать.
        Признаться, меня ни разу такая мысль не посещала. Несмотря на все ссоры и склоки, которые преследовали меня в последнее время.
        - Отчим узнал о моем романе кое с кем, - вздохнула Яна. - Помнишь, я тебе рассказывала о парне из музыкалки? Я вам с девчонками не говорила, но у нас с ним все очень серьезно. Мы встречаемся.
        - Я знаю, - поспешила сказать я. Актриса из меня никакая, поэтому если бы я сейчас удивленно заахала, это было бы очень подозрительно. - Мы вас в кино видели.
        - Кто это - «мы»? - удивилась Яна.
        Тогда и я честно ответила:
        - Я и Макеев.
        - Ты и Макеев? - А вот Яна выразила искреннее недоумение.
        - Да. Он мне очень нравится, - ответила я. Если не сказать больше - я в него по уши влюблена. И я сама удивилась, как легко я призналась себе в этом.
        - Ну ничего себе… - пробормотала Яна. - Хотя можно было догадаться.
        Внезапно Казанцева грустно улыбнулась.
        - Вот почему мы с тобой такие? Держим в секрете друг от друга такие вещи.
        - Просто это очень сокровенные вещи, - улыбнулась я в ответ. А ведь я сама долгое время не могла признаться себе в любви к Тимуру. Что уж говорить о признании подругам…
        Яна кивнула, а затем печально продолжила:
        - Отчим узнал, что я встречаюсь с Димой, и такой скандал мне устроил дома. Сказал, что в выпускном классе не о том думаю, что успеваемость моя и так скатывается, а тут еще гулянки… Я ведь до сих пор с институтом не определилась. А родители мне каждый день про поступление на мозг капают. Но самое ужасное то, каким способом отчим все пронюхал.
        - Каким же?
        - Он прочитал нашу переписку. Представляешь? А там столько всего честного, сокровенного, совсем не для его глаз… Может, он от этого так и взбесился. Только я взять в толк не могу, как такое вообще возможно! Какое он имел право лезть в мои личные вещи?! Еще и маме все показал. Пристыдил меня и выставил непонятно кем. Будто я проституцией занимаюсь. А мама, конечно, приняла его сторону. Она всегда на его стороне, никогда не перечит, ты же ее знаешь.
        Яна снова шмыгнула носом и отпила кофе.
        - Ненавижу их! И домой не хочу возвращаться. Ты не представляешь, как это было больно и унизительно.
        Да уж… Я действительно не представляла. Да я бы с ума сошла, если б кто-то вторгся в мое личное! В последнее время я хранила слишком много секретов. Чем была хороша моя мама - она никогда не нарушала наше личное пространство. Я могла не беспокоиться из-за того, что кто-то прочтет мои записи. Я, например, долгое время вела личный дневник. Моя комната была моей крепостью.
        - Где же ты тогда будешь жить? - осторожно спросила я. - А вещи? А школа?
        - Вещи заберу, когда родителей дома не будет. Поживу пока у Марины, у нее родители в отъезде, а потом… Потом не знаю. - Яна снова тяжело вздохнула. - Но пока я ни отчима, ни маму видеть не желаю. Скорее бы мы уехали в поход. Конечно, я буду скучать по Диме… Но дома нет сил находиться после всех обидных слов.
        Мы с Яной допили кофе и засобирались в школу. Но когда уже дошли до ворот, Казанцева сказала, что уроки она не выучила и, вообще, настроения на занятия у нее нет, поэтому она дальше сваливает бродить по улицам. Погода, кстати, была не для прогулок. Настоящий морозный зимний день.
        Попрощавшись, я направилась к школьному крыльцу. Небо уже перестало полыхать, и мне вдруг стало казаться, что и жизнь вдруг потухла. Снова появилось неприятное и тягучее предчувствие беды.

* * *
        Это случилось на школьной лестнице после четвертого урока. Я спускалась в столовую, когда со мной поравнялся Антон Владимирович.
        - Добрый день, Наташа! - поприветствовал он меня.
        - Здравствуйте, Антон Владимирович! - откликнулась я, прислушиваясь к себе. Что ж, ноги не подкосились (это пока что!), и сердце чаще не забилось. Скорее я испытала легкое волнение. И светлую грусть по своим некогда сильным, как мне всегда казалось, первым чувствам.
        - Наташа, вы вчера не подготовились к моему уроку. У вас все хорошо? - обеспокоенно спросил географ. И по его участливости в голосе я поняла, что он действительно за меня волнуется.
        - Все хорошо, Антон Владимирович, - быстро ответила я. - Просто не успела. Извините меня! Такое больше не повторится.
        - Ну, что вы, Наташа, - очень мило смутился Золотко. - Я искренне за вас переживаю.
        Я тоже засмущалась. Опустила взгляд в пол и принялась рассматривать наши ноги. Его - в черных блестящих туфлях. И мои - в бархатистых темно-зеленых балетках с бантиками, которые я брала как сменку.
        - Хотя, возможно, я имею представление, что отвлекает вас от учебы, Наташа, - заулыбался географ, искоса поглядывая на меня.
        - О чем вы, Антон Владимирович? - спросила я, покраснев. Конечно, он имел в виду наш последний разговор. Когда сказал, что у меня взгляд изменился. Но догадывается ли он, что я влюблена в его брата?
        - Любовь - это замечательно, - сказал Антон Владимирович.
        - Вы сейчас чувствуете то же самое? - осмелилась задать я вопрос и посмотрела на учителя.
        Географ лучезарно улыбнулся. Какую он тему завел, однако.
        - Наташа, с чего вы взяли? - спросил Антон Владимирович, негромко рассмеявшись. Но по его лицу было все понятно. В какой-то момент мне даже показалось, что Золотко со мной флиртует. Оттого щеки с непривычки больше запылали.
        - Да так… - многозначительно ответила я, рассмеявшись в ответ.
        Так заболталась и засмотрелась на географа, что перемахнула сразу через одну ступеньку. Нога соскользнула, подвернулась, и я рухнула вниз. Позорно проехалась на заднице несколько ступеней. Как это было больно, унизительно и неудобно! Вот так и строй глазки учителям…
        Ногу пронзила острая боль. Да еще и копчиком здорово приложилась. Я закусила губы, чтобы не разреветься. Антон Владимирович тут же ко мне подскочил и присел рядом на колени.
        - Наташа, сильно ушиблись? Где болит?
        Снова захотелось указать на сердце и спросить: а вы подуете? Как мама в детстве?
        - Ногу больно, - пожаловалась я.
        Мимо, обступая нас, проходили другие ученики и с интересом наблюдали за происходящим.
        Я уставилась на свою ногу. Из-за плотных колготок сложно было разобрать, опухла ли она, но мне казалось, что боль пульсирует до самой макушки.
        - Наверное, подвернула.
        Я и охнуть не успела, как Антон Владимирович легко подхватил меня на руки. Тут же рефлекторно я обвила его шею руками.
        Случись это в сентябре или в октябре, я бы с ума сошла от счастья. Но сейчас был конец декабря, и моя любовь к Золотку пропала, как новогоднее настроение. От «большой светлой любви» остался запах парфюма географа, который мне по-прежнему нравился. И, конечно, стеснение. Как тут не смущаться, когда такой мужчина на глазах у всей школы несет тебя на руках? Пусть и не на край света, а всего лишь в травмпункт.
        Путь к кабинету врача лежал через класс информатики на первом этаже, где после столовой уже толпились мои одноклассники в ожидании учителя.
        Девчонки, обсуждающие что-то, тут же примолкли и уставились в нашу сторону. Зная, что некоторые из них тоже вздыхали по Золотку, я почувствовала на себе недоуменные и завистливые взгляды. Из вредности мне хотелось прильнуть к Антону Владимировичу, им назло. Но географ может все не так понять… Однако в этот момент Золотко сам подтянул меня, потому как я немного сползла.
        - Вам не тяжело, Антон Владимирович? - спросила я. И тут же испугалась, что мой вопрос может прозвучать кокетливо.
        - Наташа, вы просто пушинка, - посмотрел мне в глаза Золотко. Взгляд его был так похож на взгляд Тимура, что я невольно заулыбалась.
        Краем глаза заметила, что за нами наблюдает Кристина Благовещенская - моя давняя врагиня. Мы практически не общались, и я даже не помню, с чего конкретно началось наше соперничество. И все-таки оно было. Во всем. В школьных мероприятиях, в учебе, в симпатиях к мальчикам… А еще я не раз слышала, как Кристина обсуждала в раздевалке, какой шикарный мужчина Антон Владимирович. Конечно, эти разговоры меня страшно злили. Я ревновала. Но тогда ведь я не могла запретить другим девчонкам влюбляться в молодого учителя. Возможно, не заметь я ядовитый взгляд Благовещенской, то так бы тихонечко и просидела на руках у географа. Но тут во мне взыграло непонятное злорадство. Когда мы поравнялись с Кристиной, я крепче обняла за шею Антона Владимировича и на несколько секунд прижалась к нему. Золотко не обратил на это никакого внимания, а может, просто сделал вид, что не заметил… Когда мы прошли мимо Кристины, я с довольным видом выглянула из-за плеча географа, но вместо Благовощенской наткнулась на взгляд суровых карих глаз. Улыбка тут же сползла с моего лица. Несмотря на больную ногу, захотелось сразу слезть с
рук Антона Владимировича. Или хотя бы чтобы он меня скорее донес до медкабинета. Но школьный коридор теперь казался бесконечным.
        Сиять на руках географа сразу расхотелось. В медкабинете Антон Владимирович осторожно усадил меня на кушетку, объяснил школьной медсестре ситуацию и вместе со звонком, извинившись, покинул кабинет.
        - Как же это тебя угораздило? - спросила медсестра, туго перевязывая мне ногу эластичным бинтом.
        - Замечталась и навернулась с лестницы, - буркнула я. Какая же я дура! Об этом и вспоминать не хотелось.
        Медсестра как-то хитро взглянула на меня, но промолчала.
        Когда я, прихрамывая, вышла из ее кабинета, урок уже был в самом разгаре. Коридор опустел, и Тимура в нем, разумеется, не было.
        На информатику я не пошла. Тем более у меня уважительная причина - травма. Остальные подтвердят. Весь класс наблюдал за тем, как Антон Владимирович несет меня на руках. Вспомнив, что Макеев тоже стал свидетелем этого действа, я помрачнела. Все-таки Тимур до сих пор не верил, что у меня прошли чувства к его брату. Да и кто бы поверил? Я ведь еще обняла географа, чтобы Благовещенскую позлить.
        Я доковыляла до широкого подоконника и кое-как забралась на него. В школе шли уроки, и вокруг было тихо. За окном начался сильный снегопад. Я подумала о Яне. Как она сейчас? Чем занимается? Бездумно слоняется по улицам в такую погоду? Я достала из рюкзака телефон и набрала номер подруги.
        - Да? - грустно ответила Янка. Ее голос был таким усталым, будто она вагоны разгружала.
        - Гуляешь? - задала я какой-то глупый вопрос.
        У Казанцевой на фоне гудели машины. Снег так и валил с неба. Наверное, сейчас на дорогах настоящий коллапс.
        - Маринку жду у универа. Только вот думаю, что прятаться от родителей в своем же доме, только в соседнем подъезде, - глупо. Они меня быстро вычислят. Из окна увидят, например.
        - Так ты не прячься, - посоветовала я. - Предупреди, что ушла из дома, поживешь у друзей. Только у конкретно каких, не говори. Если мне твоя мама позвонит, я не выдам. Честное слово!
        Яна долго молчала. Я даже решила, что это связь прервалась, но машины продолжали шуметь и изредка сигналить.
        - Я вообще-то их проучить хотела, - наконец сказала Казанцева. - Ну, чтоб, знаешь, побеспокоились…
        - Они уже беспокоятся, - перебила я. - А так - весь город на уши поставят, в полицию сообщат, в школе трепаться будут. Оно тебе надо?
        Мне даже не верилось, что все это я говорю Казанцевой - строгой, пунктуальной, правильной Казанцевой.
        - Вообще-то ты права, - нехотя согласилась Яна. - Но во дворе все-таки буду оглядываться, чтобы они меня не заметили.
        - Ты только долго родителей не маринуй, - осторожно сказала я. Отчим ее мне никогда особо не нравился, а вот маму Янкину было жалко. Бесхребетная она, конечно. Но Яну очень любит.
        - Посмотрим, - проворчала Казанцева и перевела тему разговора: - Ну… А в школе как?
        - Классная про тебя спрашивала, - сообщила я. - Я ответила, что ты болеешь. А так…
        Я задумалась, стоит ли рассказывать Яне о своем падении с лестницы и чудесном спасении Антоном Владимировичем. Все-таки мы с Яной решили ничего друг от друга не скрывать. Но о той ситуации мне даже вспоминать было стыдно, не то что рассказывать. Тем более что это был явно не телефонный разговор.
        - А так… вроде больше ничего нового, - закончила я.
        Яна вздохнула:
        - Понятно. Ну, я завтра в школу все-таки приду. Ты мне скинешь домашку?
        - Угу.
        Гудение на фоне прекратилось, и вдруг стало тихо-тихо.
        - Ты тут? - спросила я. - Ян, ты чего молчишь?
        - Тут, - отозвалась Казанцева. - Я слушаю, как снег шелестит. Ты слышишь?
        Я ничего не слышала. Только из спортзала доносился стук баскетбольного мяча и редкие свистки.
        - Наташ, и почему все так сложно? - спросила Яна.
        На этот вопрос у меня ответа не было.
        Глава пятнадцатая
        На уроки в тот день я решила больше не идти. Если уж прогуливать, то вместе с Казанцевой. Без нее сидеть на алгебре, которая стояла в расписании последней, не хотелось. К тому же после случившегося в коридоре приходить в класс было стыдно. Как я в глаза Тимуру посмотрю? Наверняка девчонки уже шушукаются по этому поводу… Поэтому я, закончив телефонный разговор с Казанцевой, недолго думая, слезла с подоконника и поковыляла в сторону гардероба.
        По улицам ползли снегоуборочные машины. Ледяной ветер покалывал лицо. Нога ныла, поэтому до дома я плелась неприлично долго. Алины и мамы не было. Сестра сдавала последний зачет, а мама умотала на дачу приводить дом в порядок перед праздниками. Чтобы отвлечь Алину от расставания с Эдиком, родители готовили большую вечеринку. На Новый год должны были прийти мамины друзья, а это всегда торжество в духе: «А Наташка-то как вымахала! Жених-то у тебя есть? А поступать на кого собираешься? Тоже в педагогический? А почему? Профессия не модная и не перспективная…» Взрослые всегда лезли со своим ценным и неинтересным для меня мнением. Поэтому я была даже рада, что на Новый год уеду с классом за город. К тому же с Алиной мы по-прежнему не помирились, а делить с сестрой на даче одну комнату в неуютной тишине мне точно не хотелось.
        Дома у меня разболелась голова. В холодильнике мышь повесилась, из-за чего настроение еще больше испортилось. Небо в снегопад было темное, низкое и лохматое, оттого в квартире стало неуютно и сумрачно. Я даже толком не разделась. Просто завалилась в школьной форме на диван и включила телевизор. Бесконечные дневные ток-шоу, все тупые и провокационные, и сериалы для домохозяек… Ничего интересного. Остановившись на кнопке с музыкальным каналом, я немного убавила звук и прикрыла глаза. Сама не заметила, как заснула. Снились коридоры. Длинные, бесконечные и неуютные. По ним меня на руках нес Тимур. Я, крепко ухватив его за шею, много говорила, оправдывалась, признавалась в любви, а Макеев уже привычно молчал. Поочередно вышибал ногой двери и кого-то там высматривал, не обращая на меня внимания. Наконец мы дошли до кабинета географии и остановились. Класс был пуст. Мы стояли у огромных карт, Макеев по-прежнему со мной не разговаривал. «Перестань на меня обижаться! - плакала я во сне. - Ты все не так понял! Я не люблю его больше… Он хороший, но не мой. Ну почему все так сложно? Зачем мы вообще начали
общаться? Зачем ты подарил мне свои перчатки?..»
        Я почувствовала, что плачу по-настоящему. А потом прозвенел школьный звонок. Правда, странный какой-то… Он звонил и звонил. Так настойчиво, что я наконец проснулась. Мои глаза не разлеплялись от слез. Еле-еле я сообразила, что это был дверной звонок. Кто-то отчаянно пытался меня разбудить. Я наконец открыла глаза и огляделась. В квартире по-прежнему было пусто. Может, мама уже с дачи вернулась? Или Алина оставила дома ключи…
        Встав на больную ногу, я охнула. Совсем забыла о том, что ее подвернула. Доковыляв до двери, даже не взглянула в глазок. И очень удивилась, когда за порогом обнаружила соседку с пятого этажа - Екатерину Васильевну.
        - Слава богу! А я уж думала, дома никого нет, - запричитала она. - Но решила на всякий случай проверить.
        Я спросонья вообще не соображала.
        - Здравствуйте! - сказала я. - А мамы нет дома, она…
        - Спускайся скорее на улицу! - закричала Екатерина Васильевна, перебив меня. Затем заглянула в нашу квартиру и принюхалась. - Горим!
        - Как горим? - опешила я. И только тут заметила на площадке задымление и ощутила запах гари. У нас в квартире, как мне казалось, горелым не пахло… А может, я просто спала и не почуяла.
        - Пожар на шестом. У меня вся квартира в дыму! Пожарные будут с минуты на минуту. Ну же, собирайся! - торопила меня Екатерина Васильевна, сея панику.
        И я, конечно, тоже запаниковала. Ступая на больную ногу, бросилась к шкафу в родительской комнате. Мама всегда говорила, что первым делом в случае ЧП нужно хватать документы. Я взяла папку с документами, и тут мой взгляд упал на толстый семейный альбом. И почему-то в эту минуту я подумала, как жалко будет, если он сгорит. Это же такая память… Возможно, если б я бегала по квартире в поисках ценных вещей, то мне еще много чего стало бы жалко, но сейчас я без раздумий схватила альбом и вместе с папкой сунула его под мышку.
        Екатерина Васильевна ждала меня в коридоре и громко причитала:
        - Ох, господи помилуй! Господи помилуй! Сгорим ведь! Все сгорим! Наташенька, ты готова?
        Послышался вой сирен, и оттого я еще больше испугалась. Внутри все неприятно задрожало. Я схватила с вешалки пуховик и зачем-то нацепила на ноги папины тапки сорок четвертого размера.
        На лестничной клетке творилась суматоха. С верхних этажей суетливо спускались соседи. С питомцами, ноутбуками, вещами в руках… Я подумала, что, возможно, стоит вернуться домой и прихватить тоже что-нибудь дорогостоящее из техники, но в подъезде уже стоял едкий запах гари, и я передумала. Едва не теряя огромные тапки, спускалась вслед за остальными, минуя сразу несколько ступеней. На удивление даже нога не болела. Хотя в ту минуту я подумала, что позже мне такая прыть все-таки аукнется.
        Екатерина Васильевна проявляла небывалую активность. Обычно тучная и неповоротливая, сейчас она неслась вперед, опережая других соседей. Выбежав на улицу под мокрый снег, я тут же угодила в крепкие объятия Алины.
        - Натуся! Ты как? Слава богу, жива!
        Я, как ошалелая, оглядывалась по сторонам. У подъезда толпились соседи и оживленно переговаривались:
        - А у кого горит?
        - У Семеновых! Слава богу, Васильевна почуяла…
        - Как же так? Забыли утюг отключить?
        - Говорят, гирлянды китайские вспыхнули.
        Все это громким шепотом вперемежку с ахами и вздохами. Когда я выбежала на улицу, во двор уже въезжала тяжелая пожарная машина.
        Алина продолжала меня осматривать и бормотать, не давая мне и слова вставить.
        - А я иду из института, смотрю, народ у подъезда стоит. Говорят, пожар. Я кинулась внутрь, а меня дядя Коля с первого этажа не пускает. Я уже не знала, что и делать… И тут ты выбегаешь! Натуся, а что с твоей ногой?
        - В школе подвернула, - поморщилась я, подтягивая папку и тяжелый альбом. Алина тут же обратила на него внимание.
        - А это что? Семейный альбом? - вздернула брови сестра.
        - Ну да… - Я растерялась. - Взяла самое ценное.
        Алина вдруг улыбнулась сквозь слезы и снова крепко обняла меня.
        - Ох, ты же почти босиком! Заболеешь. А шапка?
        Сестра быстро стянула с себя шапочку - серую, вязаную, которая очень шла ее приталенному зеленому пальто, а с моим длинным черным пуховиком и папиными тапками смотрелась нелепо.
        Но ее шапку мне снимать не хотелось. Алина обняла меня за плечи, будто таким образом могла согреть, и мы принялись смотреть на работу пожарных. С возгоранием они справились достаточно быстро, поэтому вскоре я немного успокоилась. Хотя, конечно, струхнула знатно.
        Спустя сорок минут, когда мы уже окончательно продрогли, нам разрешили возвращаться в квартиры.
        Дома Алина тут же побежала ставить чайник, а меня усадила на диван и укрыла пледом.
        - Маме пока звонить не будем, зачем ее пугать? - кричала Алина из кухни, гремя чашками. - Они сегодня с папой на джазовый концерт идут. Папа должен освободиться пораньше и забрать ее с дачи. Если мама узнает, что у нас в доме пожар был, то сразу ведь примчится. И расстроится страшно. Все ведь, слава богу, обошлось. Хотя квартира Семеновых здорово пострадала. Так жалко их! Прямо перед Новым годом…
        Сестра снова забежала в комнату и протянула мне чашку с горячим чаем. Так суетилась и переживала, будто я ни много ни мало страшно пострадала при пожаре. Замерзла и испугалась я, конечно, знатно, но не так, чтобы геройствовать.
        Вскоре Алина появилась в комнате с еще одной кружкой чая. Поставила ее на столик рядом с моей и тоже села на диван, поджав под себя ноги. Долго смотрела на меня, а потом снова порывисто обняла. Я растерялась.
        Мама говорила, что рано или поздно одна из нас сделает первый шаг. И, конечно же, этой первой я не стала. Потому что Алина всегда была и будет смелее, честнее, человечнее.
        - Прости меня, - тихо произнесла Алина. - Хотя, наверное, я не заслуживаю прощения.
        - Что ты… - растерялась я. Осторожно обняла ее в ответ. - Прощения заслуживает каждый человек.
        - Натуся, ну как я могла поверить этому козлу?
        - Вот-вот, - глухо отозвалась я. Здесь я с сестрой спорить не стала.
        - А хочешь, я испеку имбирное печенье? - предложила сестра.
        И во второй раз поспорить с Алиной я не могла. Потому что имбирное печенье в ее исполнении - мое любимое. Тем более в это время года. Кажется, сестра начала потихоньку приходить в себя.
        Я бездумно пялилась в телевизор, пока Алина готовила на кухне печенье. Позже мы обе расположились под пледом перед телевизором. На одном из каналов обнаружили первую часть «Гарри Поттера». Не зажигая в комнате свет, смотрели фильм, жевали печенье и запивали его чаем с молоком. Все было как в детстве, когда мы вдвоем завороженно пялились в экран, и я закрывала глаза от страха на моменте, когда Квиррелл снимал свой тюрбан… Алина всегда смеялась надо мной. Но теперь на такие глупости закрывать глаза не хотелось. Потому как в жизни, как оказалось, есть вещи намного страшнее и неприятнее, чем выдуманный Волан-де-Морт на чужом затылке.
        В одну из реклам сестра повернулась ко мне и сказала:
        - А ты знаешь, что мне удалось немножко отомстить Эдику?
        - Как? - заинтересовалась я.
        Алина грустно улыбнулась.
        - Конечно, это не пойдет ни в какое сравнение с тем, какую боль он мне причинил… Я ведь ему дипломную работу помогала писать. Он вообще в последнее время обнаглел. Совсем не учился, все я за него делала. Конечно, мама об этом не знала… Мне не хотелось выставлять Эдика в плохом свете. - Сестра смущенно опустила глаза. - На днях он должен был показать черновик на кафедре, и я распечатала другой диплом, чужой… Первый попавшийся на схожую тему скачала. И подменила на перемене перед сдачей. Эдик этот диплом сдал, а там такая лажа. Он ведь даже не вникал, на какую тему я ему работу пишу. И в электронке у него диплома не было… Это он так на меня надеялся, потому что я даже документы в копицентре всегда распечатывала за него. Еще, наверное, надеялся, что я в конце года и речь ему подготовлю. Идиот. В общем, его на кафедре на смех подняли. Теперь пусть заново сам пишет.
        Я восхищенно смотрела на сестру. Вот тебе и Алина!
        - А он что?
        Сестра рассмеялась:
        - Ничего! А что он мне теперь предъявит? Он даже не подходит ко мне. Все-таки стыдно ему, наверное. Да и родителей боится… Что-то же должно было человеческое в нем остаться?
        Я только растерянно пожала плечами. Ой, не знаю… Я бы этому упырю вообще не доверяла. Нет в нем ничего человеческого.
        - Так жалко. Лучшие годы на него потратила.
        - У тебя впереди еще столько лучших лет, - поспешила с утешением я. - Вся жизнь.
        Алина снова печально вздохнула, а затем спросила:
        - Ну, а у вас как дела с Тимуром? Все хорошо?
        Я вспомнила, как сестра застукала нас в подъезде, и, кажется, немного покраснела. Пожала плечами:
        - Да как-то неясно все, если честно. Мы просто встречаемся иногда. И целуемся. А потом можем несколько дней подряд даже не здороваться. Он думает, что я другого люблю. А это не так. И мы никак не можем окончательно сблизиться. Все дело во мне, наверное. Я его не подпускаю. О чувствах своих не говорю. Кто ж знал, что о любви так сложно говорить? Вот все советуют: будьте откровенными… А как? У меня от одной мысли об откровенном разговоре внутри все от страха дрожит. А вдруг он не поймет, не поверит, отвергнет, посмеется? Все время чего-то боюсь, опасаюсь… Я так устала. От самой себя в первую очередь.
        Телевизор мы больше не смотрели. Экран мерцал, и по темной комнате растянулись легкие тени. Алина откинулась на спинку дивана и тихонечко продекламировала:
        Я изнемог, я так устал.
        О чем вчера еще мечтал,
        Вдруг потеряло смысл и цену.
        Я не могу уйти из плену
        Одних лишь глаз, одних лишь плеч,
        Одних лишь нежно-страстных встреч.
        Я, не отрываясь смотрела на сестру. Вот что значит иметь в доме «филологическую деву», как в шутку называет Алину наша мама.
        Как раненый, в траве лежу,
        На месяц молодой гляжу.
        Часов протяжных перемена,
        Любви все той же - не измена.
        Как мир мне чужд, как мир мне пуст,
        Когда не вижу милых уст!
        ‹…›
        Лежу и мыслю об одном:
        Вот дальний город, вот наш дом,
        Вот сад, где прыгают гимнасты,
        Куда сходились мы так часто.
        О, милый дом!.. о, твой порог!
        Я так устал, так изнемог…[1 - «Я изнемог, я так устал…», автор Михаил Алексеевич Кузмин (1876 - 1936).]
        Алина замолчала. В это время в коридоре послышался шум. Родители вернулись с концерта. Тут же раздался взволнованный голос мамы:
        - Девочки, вы дома? Почему свет нигде не горит? Все в порядке? У нас в доме пожар был! У Семеновых… Наташа! Наташенька, ты тут?
        Алина посмотрела на меня и приложила палец к губам.
        Мама заглянула в комнату и щелкнула по выключателю. Мы с сестрой, щурясь от яркого света, одновременно повернулись. Мама удивленно смотрела на нас двоих, укрытых одним пледом. Картина эта была явно непривычная. Мама даже папу позвала. Теперь они вдвоем озадаченно разглядывали нас.
        - Вы в курсе вообще про пожар?
        - В курсе, - кивнула Алина. - я еще в институте в это время была, а Наташа дома.
        - Ага, спала, - подала голос я.
        Мама всплеснула руками:
        - Почему мне никто не позвонил?
        Она, перенервничав, начала метаться по комнате. А я, Алина и папа молча за ней наблюдали.
        - Мы встретили Екатерину Васильевну, она сказала, что огнем полыхал весь этаж!
        - По-моему, у Семеновых пострадала одна комната, - несмело подала голос Алина.
        - Екатерина Васильевна вытащила Наташу из огня!
        - У нас даже задымления в квартире не было, - сообщила я.
        - Наталья выскочила на улицу почти голая…
        - Кажется, Наташа была в куртке, - припомнила Алина.
        - …и со сломанной ногой! - растерянно закончила мама, уставившись на меня.
        - Я ее просто подвернула. В школе. Мне уже лучше.
        Мы некоторое время помолчали, а потом вчетвером истерически рассмеялись.
        - Ну Екатерина Васильевна! - вытирая проступившие от смеха слезы, проговорила мама. - Так меня накрутила! Вся жизнь перед глазами.
        - Екатерина Васильевна любит приукрасить, - сказал папа. - А какой перелом-то у Наташки был? Открытый?
        - Перестаньте, - смеялась и я. Кажется, с помощью смеха мы избавлялись от скопившегося в последние дни негатива. Будто не было расставания и депрессии Алины, сорвавшейся свадьбы, нашей крупной ссоры с сестрой. И мир снова стал прежним - ярким, голубым шариком, который закрутился в привычном и уютном ритме. В этой комнате, где мы вместе собрались после сложного и нервного дня, наконец установилась родная семейная атмосфера.
        - Как концерт-то? - спросила Алина.
        - Ах, да какой уж теперь концерт!.. - отмахнулась мама. - Вы печенье испекли имбирное? Мое любимое. Как хорошо, что вы помирились…
        «Гарри Поттера» мы уже досматривали все вместе. С новой порцией горячего чая и имбирного печенья. Вообще, вечер выдался душевным. Во время просмотра фильма я получила несколько сообщений от Казанцевой. Яна писала, что еще несколько дней поживет у своей Маринки, но потом все-таки вернется домой. Маму ей жалко. А вот отчима она до конца жизни не простит.
        Если бы не уроки (но я решила сделать себе поблажку и ничего не делать, все-таки день был сложным) и не мысли о Тимуре… вечер можно было бы считать идеальным. Но из-за Макеева меня грызла совесть. Каким взглядом он провожал нас с Антоном Владимировичем… И я сияла на руках географа, как влюбленная дура. Давно мне не было так неловко.
        Перед сном я долго листала ленту «Инстаграма». Потом через общих одноклассников нашла Тимура. Фотографии он добавлял раз в несколько месяцев. В основном прикольные старые машины, которые видел в городе. Было и несколько фото, на которых был сам Макеев. Вполоборота на фоне заката и бушующего моря не в сезон. Я долго любовалась его красивым профилем. Как в тот день, когда мы впервые гуляли по набережной и ели хот-доги. Тимур точно так же жмурился от солнца. Мне стало интересно, с кем он отдыхал и кто мог так красиво сфотографировать Макеева.
        В отмеченных фотографиях Тимур постоянно был в компании незнакомых парней и девчонок. Вполне себе симпатичных девчонок, кстати. Я принялась ревниво представлять, где и с кем Тимур может быть сейчас. А вдруг гуляет с девушкой за руку, в отместку мне. По красивому заснеженному городу. Ведь, по сути, все так, как я и говорила Алине: мы друг другу никто. И он мне ничего не должен. Как и я ему…
        Как раз в этот момент высветилось сообщение от Снежаны:
        «Привет! Ты не знаешь, где Янка? Говорят, она из дома сбежала».
        Новости, конечно, разлетаются молниеносно.
        Я свернула «инсту» и быстро напечатала ответ:
        «Привет! Яна поссорилась с родителями и на время съехала к подруге».
        Не стала уточнять, из-за чего они поссорились. Все-таки поступок отчима - очень низкий. Если Яна захочет, то сама при встрече расскажет близнецам подробности.
        «Понятно!((А тебя можно поздравить?»
        «С чем?» - удивилась я.
        «Как это с чем?! С первым местом! С Зо-ло-том!»
        Я некоторое время не отвечала, пытаясь врубиться в смысл сообщения. Тогда Снежана, не дождавшись от меня ответа, снова написала:
        «Ну, ты что? Все в параллели обсуждали, как Золотко нес тебя на руках по коридору. И при этом вы так друг на друга смотрели!»
        Я похолодела от ужаса. Как же так? Снежаны даже не было в тот момент у медпункта. Она учится в другом классе. Вот сплетники!
        «Ничего серьезного! - принялась печатать я. - Всего лишь подвернула ногу, а Антон Владимирович помог мне добраться до медсестры».
        «Ничего себе - ничего серьезного! - Если бы кого-нибудь из нас Золотко нес на руках… Он всегда тебя выделял! У нас алгебра сдвоенная была, ваша Благовещенская при всех вас обсуждала».
        Эта информация меня не радовала. А если глупые сплетни и обсуждения дошли и до Тимура? Хотя что тут говорить. Он собственными глазами все видел…
        «Короче, завтра на большой перемене будем ждать подробности!» - прислала новое сообщение Снежана. - А сейчас мама спать гонит. Споки!» ¦
        «Споки!» ¦¦ - ответила я и вышла из мессенджера.
        Да-а… Дела. Но вместо того, чтобы тоже отправиться спать, я снова зашла в «инсту» на страницу Макеева.
        Изучив все до самого конца, тяжело вздохнула. Может, он мне хотя бы сегодня приснится? В самом лучшем на свете сне.
        Как там Алина цитировала?..
        Как раненый, в траве лежу,
        На месяц молодой гляжу.
        Часов протяжных перемена…
        Молодой месяц заглядывал в комнату сквозь незашторенные окна. По украшенному новогодней иллюминацией проспекту разлился свет от фар. Сердце разбито, уроки не выучены, а город засыпало снегом.
        Вот дальний город, вот наш дом,
        Вот сад, где прыгают гимнасты,
        Куда сходились мы так часто.
        О, милый дом!.. о, твой порог!
        Я так устал, так изнемог…
        Глава шестнадцатая
        Несмотря на все мои ночные переживания, проснулась я в хорошем настроении. А все потому, что из кухни впервые за долгое время доносился привычно веселый голос сестры. Уютное звяканье посудой, папин низкий голос и мамин звонкий смех. Все стало как раньше. До того как в нашей семье произошла ситуация с Эдиком, я даже не задумывалась, как важно ценить эти обычные вещи. Никто не болеет, не страдает, не плачет, не ссорится и не думает, что жизнь его закончена… Мы просто переговариваемся, строим планы на день, пьем кофе и едим вкусные мамины сырники на завтрак. Да, счастье должно быть именно таким - простым.
        Нога еще немного побаливала, но боль эта казалась вполне терпимой. Хотя последний урок физкультуры на законном основании можно и прогулять - медсестра выписала мне освобождение. Еще один штришок к простому счастью.
        За окном в свете фонаря снова кружил снег. Когда я вышла к столу, все домашние повернулись в мою сторону.
        - Доброе утро! - поприветствовала меня мама. - Как спалось? Как твоя нога?
        По пути на кухню я поняла, что нога меня уже практически не беспокоит. Расходилась. Но, помня о ненавистном уроке физкультуры, театрально вздохнула:
        - Болит!
        - Как же ты поедешь в поход на лыжную базу? Несколько дней осталось. Придется тебя никуда не пускать и оставить дома. С нами на дачу поедешь. К нам на Новый год Латыповы приедут. Будет весело!
        Я едва сдержалась, чтобы не скривиться. Вот к чему может привести мое вранье.
        - Ой, да до лыж сто раз заживет, - беспечно махнула я рукой.
        Мама посмотрела на меня с подозрением и усмехнулась.
        - А ты почему так рано проснулась? - спросила я у сестры, усаживаясь за стол. Лучше перевести тему разговора. - Ты ведь уже сдала все зачеты.
        Алина, конечно, странный человек. Была б я на ее месте, то отсыпалась бы перед экзаменами, пока есть время. Хорошо, что и моя учеба подходит к концу. Контрольные худо-бедно написаны, осталось только дождаться выставленные оценки за полугодие, и можно срываться в Васильево. Лыжи шуршат по лыжне, и ветер посвистывает… Конечно, кое-что все-таки омрачало мое настроение. А именно - наша недоговоренность с Макеевым. Но после вчерашней беседы с Алиной о моих чувствах и трусости я решила, что обязательно поговорю с Тимуром до своего отъезда и во всем ему признаюсь. От одной мысли, что мы можем стать настоящей парой, я испытала трепет и незнакомое волнение. Мы можем все зимние каникулы провести вместе. Будем ходить на каток и пить там глинтвейн, а потом гулять по нарядному зимнему городу. Я буду приглашать Тимура в гости, а можно еще раз съездить на нашу дачу. Все-таки с родителями парня уже знакомить не надо. Из-за ситуации с Эдиком мама и папа на время забыли о моем якобы первом бойфренде. Но я чувствовала, что позже мне от допроса не отвертеться. После Кравеца мама и папа будут начеку. Но в порядочность
и честность Тимура я верила. Взять ту же ситуацию с Машей Сабирзяновой… Макеев был единственным человеком в нашем классе, кто не побоялся вступить в конфликт со Стасом, любимым внучком директрисы. А ведь все могло закончиться не так радужно.
        Думая над этим, я на несколько секунд подвисла, забыв, что задала вопрос Алине. А сестра в это время уже перечисляла свои планы на день:
        - …а потом мы встретимся с папой в обед, и он свозит меня на елочный рынок.
        - О, у нас наконец будет елка? - оживилась я, потянувшись за сырниками и сгущенкой.
        - Конечно, будет. Куда она денется? - засмеялась Алина. Конечно, она изо всех сил делала вид, что теперь с ней все в порядке, но глаза у нее при этом все равно оставались печальными. Конечно, так быстро от всего не оправишься. Но сестра после больного разрыва отношений пыталась жить дальше.
        - Здорово! - откликнулась я.
        Алина всегда выбирала живые, самые красивые и пушистые ели. В доме стоял терпкий запах хвои. Елку обычно убирали после старого Нового года.
        - Хочешь, вечером вместе украсим? - предложила сестра.
        Я чуть сырником не подавилась.
        - Серьезно?
        - Ну да, - пожала плечами Алина. - А что здесь такого?
        Дело в том, что сестра никогда раньше не доверяла мне наряжать с ней елку. У нее всегда все было продумано до мелочей: в том году Алина украшала ель в «золотой» палитре, в позапрошлом - «красно-белой». Мне же всегда хотелось немного похулиганить: добавить на елку какого-нибудь яркого попугая или диско-шарик. Неоновые фигурки и забавных фарфоровых зверьков. Все это не вписывалось в идеальную концепцию Алины. Только несколько раз она брала мои новогодние украшения и вешала их куда-нибудь на самый верх. А тут вдруг предложила нарядить ель вместе. Это показалось странным даже родителям. Они удивленно переглянулись. Мама пожала плечами и счастливо улыбнулась папе.
        - Ну… я только «за», - кивнула я.
        Из дома я вышла в самом шикарном настроении. На улице было морозно и тихо. Только снежок под ногами приятно похрустывал. Вечером у нас будет наряженная живая елка; все контрольные написаны; я обязательно поговорю с Тимуром и расскажу ему о своих чувствах; мир с сестрой восстановлен, и даже злодей немножко наказан. Жизнь прекрасна! Представляю, как влетело Эдику на кафедре за списанный диплом. Надо же быть таким лошарой. Он никогда не запаривался над своей учебой. Наверняка эксплуатировал мою сестру на полную, пользуясь тем, что она в него так сильно влюблена… Ну, ничего! Теперь попляшет. Пусть отдувается.
        В школе коридоры украсили елочными ветками и бусами. На первом этаже шестиклассники репетировали какой-то забавный новогодний номер. Мальчишка в маске волка зажигательно отплясывал, а потом вдруг кинулся на своих одноклассниц. Девчонки заверещали и бросились врассыпную, едва не сбив меня с ног, но я даже ни капельки не рассердилась на них. В это утро казалось, что меня сложно чем-то разозлить. Еще и первым уроком - география. И пусть теперь я ждала этот предмет не с таким трепетом, как раньше, увидеть Антона Владимировича все равно было приятно. Куда лучше, чем алгебра, где от скуки помереть можно.
        Зайдя в класс, я первым делом обнаружила за нашей партой Яну. Ура! Значит, она уже решила вернуться в школу. Может, и с родителями помирилась? Мне не терпелось узнать подробности. К тому же теперь все карты раскрыты, и мы со спокойной душой можем в подробностях обсудить мальчишек, которые нам небезразличны… Кстати, о них. По пути к своему месту я посмотрела на парту Макеева. Она, разумеется, пустовала.
        - Приветик! - счастливо поздоровалась я, усаживаясь рядом с Казанцевой.
        Яна сидела перед раскрытым листом с текстом и сосредоточенно на него смотрела. Стихотворение какое-то. Повторяет, что ли? Странно, вроде у нас сегодня нет литературы. Хотя какая разница? Не до уроков мне теперь было. Я тут же принялась тормошить подругу:
        - Ну, рассказывай! Как ты? Где ночевала? Что отчим говорит? А мама? Снежана вчера вечером про тебя спрашивала…
        Яна подняла голову и посмотрела на меня каким-то странным встревоженным взглядом. Все понятно. Отношения с родителями наладить не удалось. Вчера утром Янка была точно такой же - напуганной, потерянной и взвинченной одновременно.
        - Наташ… - начала она, но потом почему-то замолчала.
        - Что такое? - испугалась я. - Тебя выгнали из дома? Не пускают обратно? Ты можешь пожить у меня, в моей комнате. Мама будет не против.
        - Не в том дело, - перебила Казанцева. А затем придвинула ко мне листок. - Вот, смотри. Это правда ты писала?
        Я уставилась на стихотворение. И только теперь, вчитавшись, конечно же, узнала его. С первой строчки. И почерк мой… Сейчас я поняла, что это просто размноженная копия. Мое признание в любви. То самое, которое я написала поздно ночью в блокнот, когда вернулась с дачи и не могла уснуть. В тот вечер я впервые призналась себе в сильных чувствах, но, испугавшись, упрямо подписала: «А.В. Золотухину». Да, эта позорящая меня подпись так и значилась в конце стихотворения.
        - Так это правда? - снова спросила Яна, не дождавшись ответа. - Почерк похож на твой.
        - Откуда это у тебя? - хрипло спросила я, отобрав у подруги листок. Жадно принялась вчитываться в строчки, будто за это время в стихотворении что-то могло измениться. - Где ты его достала?
        Яна еще больше растерялась.
        - Я пришла на географию, - начала она, - а листок на парте лежал. Как и у других.
        У других?!
        Я осторожно оглядела класс. И только сейчас поняла, что практически каждый смотрит в мою сторону. Самые ехидные смешки раздавались в другом конце класса, где сидели Благовещенская с компанией. Смеялись они, конечно, надо мной - влюбленной в учителя дурочкой.
        Разумеется, мой почерк не был знаком всем одноклассникам. Я практически никогда не давала списывать. Но в классе никто не сомневался в том, что стихотворение Золотку было написано мной. Судя по словам Снежаны, по школе уже поползли дурацкие слухи. Ведь я сама дала повод! Да и достаточно было сопоставить все факты - мои наряды, отличные ответы, старательность и желание все время угодить Золотухину. Уж если Макеев давно догадался о моей любви, что говорить об остальных…
        Первое, о чем я подумала: видел ли это послание Тимур? А Антон Владимирович? Боже, что географ обо мне подумает? Хотя, наверное, он тоже обо всем всегда догадывался. Я вспомнила о нашем неудобном разговоре на лестнице…
        Вторая мысль: кто это, черт возьми, сделал? Кто посмел лазить в моей сумке, перетряхивать мои тетради, читать личные записи? Теперь я еще больше понимала боль Яны. Как это низко, подло, как неприятно, когда кто-то копается в твоих вещах. А еще больнее - когда это личное показывают другим. Тем, кому оно совсем не предназначалось.
        Третья мысль: «Что обо мне теперь подумают?» - волновала меня почему-то не так сильно. Сердце жгло от обиды, и хотелось расплакаться прямо в классе, при всех. Наверняка кто-то из девчонок проделал это в женской раздевалке. Та же Благовещенская. Не удивлюсь, если признание вытащили несколько дней назад, а я его так и не хватилась. Только злоумышленник поджидал подходящее время, и вот - дождался. После вчерашней сцены в коридоре, свидетелями которой стал весь мой класс, наверняка ни у кого не осталось сомнений, кто мог оставить это любовное послание учителю географии.
        Казанцева сочувствующе смотрела на меня и осторожно гладила по руке.
        Галушка не выдержал и выкрикнул:
        - Зуева, кто там твои влажные волосы наглаживал?
        Все снова тут же уставились на меня. Щеки горели, и кровь пульсировала в висках. Я даже не решалась обернуться. Сидела, как мешком прихлопнутая, опустив голову. Как же унизительно.
        - А кто-нибудь в курсе, Антон это письмо видел? - спросила Благовещенская своим противным писклявым голосом.
        Вот стерва! Еще делает вид, будто это не она сделала.
        - Думаю, доброжелатель первым делом отнес это письмо адресату, - с ехидством подключилась ее подружка Влада Полякова. - Вдохновителю, так сказать.
        В этот момент в класс вошел Тимур, и я услышала, как громко стучит мое сердце.
        Одноклассники между тем продолжали обсуждать мой позор.
        - Золотухин - муза! - восторженно воскликнул Вова Галушка, будто музой был не Золотухин, а он.
        - Нет, Наташ, но стихи очень хорошие, - сказал наш отличник Ваня Жариков. От него я вообще такого не ожидала. И он тоже насмехается? Хотя, возможно, Жариков решил меня просто поддержать, но вышло у него это не очень хорошо. Неужели они все не понимают, что меня просто подставили и в этот момент я сгораю от стыда?
        Макеев, прислушиваясь к разговору, сел на свое место, и я тут же увидела, что и на его пустой парте лежит этот проклятый лист. Прислушиваясь к беседе в классе, Тимур взял в руки распечатанное стихотворение и принялся его внимательно читать. Он даже еще вещи не разобрал. Мускулы на его лице напряглись. А Галушка продолжал свою клоунаду. Ей-богу, как же мне хотелось его чем-нибудь заткнуть!
        - Нет, ну стихи правда хорошие. Пронзительные такие. Про лукошко! Только настоящая любовь могла вдохновить на такое.
        - Да все мы вчера видели, как Зуева на шею вешалась Антону Владимировичу, - снова подала голос Благовещенская. - Постыдилась бы.
        - Заткнитесь вы уже все! - гаркнула Янка, обернувшись к одноклассникам. Потом посмотрела на меня: - Наташ, ты как?
        А я - никак. Меня будто здесь больше не было. Душа улетела далеко-далеко, а в классе осталась одна разбитая оболочка. Я даже не знала, что ответить одноклассникам, хотя обычно не лезла за словом в карман.
        И все-таки этот балаган продолжался. Когда Галушка снова разинул свою варежку, чтобы отпустить очередную шутку, я не выдержала, схватила пенал с парты и, развернувшись, запустила в него. Попало прямо в хохочущую голову. Вова будто словами подавился, но, слава богу, наконец заткнулся.
        В этот момент прозвенел звонок, и вместе с ним в класс влетел озадаченный Антон Владимирович. В руке он нес стопку бумаг, и было ли среди них стихотворение, я не знала. Но молилась всем богам, чтобы мой «доброжелатель» все-таки не отправлял Золотку мое признание в любви. Хватит мне недоговоренностей с Тимуром. Боже, ситуация только усугубляется! Вот тебе и объяснилась. А «доброжелателя» я найду сразу же после урока географии. Только немного приду в себя и успокоюсь.
        Но успокаиваться пока не было повода. Потому как Антон Владимирович первым делом обратился ко мне:
        - Наташа…
        От его интонации у меня внутри все заныло. Ничего хорошего она не предвещала. Я поняла: Антон Владимирович, конечно же, тоже прочитал признание в любви. Глупо было надеяться, что стихотворение не подкинут самому «адресату».
        - Подойдите ко мне, пожалуйста, после урока.
        Одноклассники тут же заулюлюкали. А я просто уронила голову на руки и просидела так почти весь урок. Антон Владимирович все это время меня не трогал и никаких вопросов, как обычно, не задавал. Пока я даже не знала, как можно исправить эту ситуацию.
        Урок тянулся вечность, но мне и не хотелось, чтобы он заканчивался. Тогда придется вернуться в суровую реальность. Со смешками, подколами и вынужденными объяснениями.
        Да и что я скажу Антону Владимировичу? Что он все не так понял? А как еще можно это понять? Я ведь прямым текстом признаюсь ему в любви в стихах… И вскоре об этом будет знать вся параллель. Уже представляю, как все это раздуют. Хорошо, если до директрисы информация не дойдет. После случая с ее внучком мне кажется, что она меня недолюбливает. Ведь Стас точно рассказал, кто заложил его Антону Владимировичу.
        И тут меня осенило. Стас! Точно. Он грозился отомстить. И это вполне в его духе - лазить в чужих вещах и обнародовать чужие секреты. Я огляделась. Стаса в кабинете не было. Тут же несмело перевела взгляд на Макеева, но Тимур в это время кому-то отвечал в телефоне и в мою сторону не смотрел.
        Я заерзала на месте. Яна снова посмотрела на меня с сочувствием.
        - Как я тебя понимаю, - сказала она шепотом. - Тот, кто сделал это, поступил очень низко. Но все будет хорошо.
        Хорошо? Все уже очень плохо! Не может быть никакого хорошо. Меня даже затошнило.
        За пять минут до звонка в кабинет зашла завуч Виола Леонидовна. Она часто вызывала Антона Владимировича, нагружая его заданиями, чем обычно меня раздражала. Но сейчас для меня это стало спасением. Я не готова была к разговору с Золотком. Гораздо важнее мне было сейчас объясниться с Тимуром.
        - Антон Владимирович, после уроков ждем вас в учительской, - сказала Виола.
        Золотко кивнул, а потом быстро взглянул на меня. Конечно, это заметили и все остальные. Я только ниже нагнула голову. Теперь я не могла представить, как мы вместе отправимся в этот дурацкий лыжный поход.
        Со звонком все повскакивали со своих мест и принялись собирать вещи. Вова Галушка подошел ко мне и молча положил на нашу парту пенал, который я в него запустила. Видимо, понял, что переборщил. Антон Владимирович быстрым шагом одним из первых вышел из класса. Я скидывала учебник и тетради в сумку, а сама не сводила взгляда с Тимура. Он тоже собирал вещи и по-прежнему не смотрел на меня. Когда он поднял голову и наши взгляды встретились, мое сердце учащенно забилось. Я только тяжело вздохнула. Но тут к Макееву подошла эта прилипала Маша Сабирзянова и что-то ему шепнула на ухо. Привстав на носочки, чтобы дотянуться до высокого Тимура, едва не коснувшись губами его мочки. Я попыталась задавить поднявшуюся ревность. Еще никогда Сабирзянова меня так сильно не раздражала.
        Она что-то говорила Тимуру, а он внимательно слушал. Потом они вдвоем вышли из кабинета. Что могло понадобиться Маше? Вот пристала же к Тимуру! Нашла себе защитника и покровителя.
        Яна первой собрала вещи. Теперь я нарочно тянула резину и ждала, когда все выйдут из класса. Не хотелось ни с кем пересекаться и ни о чем говорить. Казанцева понимала, почему я медлю, и терпеливо ждала.
        Когда класс опустел, я устало спросила:
        - Как думаешь, уже все в курсе?
        Яна пожала плечами, постаралась ободряюще улыбнуться, а затем все-таки кивнула:
        - Думаю, что да.
        - Близнецы знают о вчерашней ситуации с медпунктом. Я тебе не рассказывала, в общем…
        - Про это я тоже знаю, - перебила меня подруга. - Пока ты не пришла в класс, ребята это активно обсуждали.
        Я нахмурилась.
        - Если они растрепали эту мелочь, то представляешь, каким событием им покажется письмо?
        - Ты догадываешься, кто это сделал? Может, Благовещенская?
        - Это Калистратов, - сказала я. - Подставил меня - и в кусты. Ты заметила, что его нет больше в школе?
        - По-моему, он уже может ее не посещать. Контрольные-то сданы. И оценки по большинству предметов выставлены.
        Наконец мы вышли из кабинета и не спеша направились в сторону лестницы. Людей было не очень много, поэтому я без труда разглядела в конце коридора Стаса. Он стоял у окна и что-то изучал в своем телефоне. Когда он, словно почувствовав на себе взгляд, поднял голову и увидел меня, то так гадко усмехнулся, что сомнений не осталось: это он. Зря я оглядывалась в темном дворе по сторонам. Конечно, я ждала от него подставу, но не думала, что он падет так низко.
        Янка по его ухмылке тоже все поняла. Я тут же двинулась в сторону Калистратова, но Казанцева схватила меня за руку:
        - Наташ, не надо! Что ты хочешь сделать?
        - Высказать ему все, что о нем думаю.
        Стас тоже стоял, дожидаясь, пока я подойду. Злость во мне закипала каждую минуту все сильнее. Я знала: ничем хорошим наша стычка не закончится.
        Глава семнадцатая
        - Я представляла себе, как ты гладил мои влажные волосы, как целовал ладошки…
        Наш неприятный разговор Калистратов начал с цитирования. Да еще таким насмешливым, противным тоном, что мне стало совсем тошно от него. Хотелось Стаса придушить! Это не мужской, да даже не человеческий поступок. И я точно не заслужила такого позора.
        - …мы просто молча встречаем рассвет на разных балконах! - торжественно закончил Стас. А потом нагло добавил: - Приветик! Антошка Золотухин уже вызывал тебя на тет-а-тет? Не стоит благодарности. Я буду рад, если вас это только сблизит.
        - Что ты несешь? - сердилась Казанцева. Она стояла рядом со мной. Я же пока просто сжимала кулаки, раздумывая, куда в первую очередь вмазать Калистратову. Жаль, что под рукой у меня не было ничего тяжелого. Одним пеналом, как для Галушки, здесь не обойдешься.
        - Интересно, а что скажет директор школы, когда узнает, что у географа роман с ученицей? Может, не одного меня попрут, как думаешь, Зуева? Поговорить мне с бабушкой?
        - Да хоть с дедушкой и со всей своей родней поговори, - наконец сказала я. - Это всего лишь стихи. Ты просто больной, если думаешь, что сможешь этим кому-то, кроме меня, насолить. Да и мне все равно!
        Последнее предложение я произнесла, чтобы позлить Стаса, но по моей интонации было ясно: мне не все равно. Тогда Калистратов противно расхохотался.
        - А я скажу, что видел, как вы в кабинете после уроков уединяетесь. Да весь класс - свидетели. Как он вечно просит тебя остаться наедине. А еще расскажу, что видел пару раз, как вы на улице взявшись за ручки гуляли.
        - Врешь! - возмутилась я. - Не было такого.
        - Не вру, а немного приукрашиваю. У тебя учусь. Какая же ты жалкая стукачка, Зуева.
        - Человека более жалкого, чем ты, сложно найти, - парировала я. И снова в моей фантазии я должна была стоять перед Стасом, гордо вскинув голову, но на деле мой голос предательски дрожал. - С тобой ведь никто даже не дружит. И уж точно не будет расстраиваться, когда ты свалишь из нашей школы. Наоборот - выдохнут с облегчением.
        Лицо Калистратова исказила злая гримаса. И все-таки мои слова задели его за живое.
        - Уж лучше быть одному, чем с кем попало, - произнес Калистратов высокопарно. Я не смогла сдержать улыбку. Всегда улыбаюсь, когда мне некомфортно, - ничего не могу с собой поделать. Стаса моя ухмылка еще больше рассердила, поэтому он продолжил: - Пусть я один, зато ты бегаешь за географом как собачка. Все уже над тобой смеются.
        - Кто это надо мной смеется? - нахмурилась я.
        - Да вся параллель! Я же сказал: ты, Зуева, жал-ка-я! Влюбленная малолетка, которая думает, что стихами можно цепануть взрослого мужика. Да и стихи твои полное…
        Тут уж я не выдержала и с силой пихнула Калистратова в грудь. Не хватало стоять перед этим ничтожеством и выслушивать его оскорбления. Я ведь не Сабирзянова - глотать обиду не буду. Калистратов отшатнулся в сторону окна, а потом внезапно налетел на меня в ответ. Схватил за ворот рубашки и с силой тряхнул.
        - Ты что делаешь? - заверещала Яна, в ответ хватая Стаса за руки. Кажется, в последнее время ей часто приходится помогать мне выпутываться из некрасивых ситуаций.
        - Отвали! - рычал Стас, еще сильнее потянув меня воротник. Я думала, он порвет мне рубашку или чего хуже - заедет по лицу, но тут в нашу потасовку вмешался третий - Макеев. Снова, подобно супергерою, молча отпихнул меня от Калистратова и схватил его за грудки.
        - Опять ты? - чуть не плача, проканючил Стас. Сразу же как-то обмяк и ссутулился. Только его ноздри продолжали некрасиво раздуваться. Все-таки Калистратов был очень зол. - Зря стараешься и бегаешь за ней, Макеев! Зуева с географом после уроков в кабинете закрывается и на улице с ним милуется. Я сам видел. Наташа твоя - обычная учительская подстилка!
        После этих слов Тимур изо всей силы вмазал Стасу в скулу. Теперь уж мы с Янкой обе заверещали. Калистратов пошатнулся и беспомощно ухватился за подоконник. Потом вдруг поднял голову, усмехнулся и грязно выругался.
        - Ударь меня еще раз, Макеев, - улыбаясь, сказал Стас. - Тогда тебе, как и этой подстилке учительской, недолго в этой школе придется оставаться.
        Просить Тимура дважды не пришлось. Макеев снова ударил Калистратова. Один раз, второй… Тут же на наши с Казанцевой вопли из классов выскочили другие ребята. Парни кинулись разнимать, хотя там и разнимать было нечего. Просто кое-как оттащили в сторону Макеева. Это больше походило на избиение, а не на драку. Стас сполз по стеночке и теперь прикрывал голову руками. Вскоре рядом с нами очутилась разъяренная директриса.
        - Макеев! - кричала она, бросившись к Стасу, который выглядел просто жалко. Из его носа потекла кровь. - Макеев!..
        Директрису буквально трясло от ярости. Худенькая, сухонькая старушка в пиджаке, который был явно больше на пару размеров.
        - Ты знаешь, Макеев, что в школе драки запрещены! - продолжала она.
        Калистратов, как нарочно, распластался на полу и чуть ли не рыдал. Мне было ни капельки его не жаль. Наоборот, хотелось подойти и пнуть. Несмотря на поговорку «лежачего не бьют».
        - Стасик! - кинулась перед ним на колени директриса. - Стасик, мальчик мой, ты как? Не тошнит? Сотрясения нет?
        - Стас получил за дело! - подала я возмущенный голос.
        Директриса посмотрела на меня снизу вверх таким озлобленным взглядом, что мне стало не по себе. Ясно как божий день: во всем, что происходило в этом декабре со Стасом, они всей семьей винили меня.
        Но меня это не пугало. Меня потряхивало от несправедливости. Я упрямо продолжила:
        - Если кто и виноват в том, что случилось, так это ваш внук! Он первый меня схватил, а Тимур…
        - Хватит! - выкрикнула директриса. Вокруг нас, несмотря на урок, собиралось все больше людей. - Хватит, Зуева! Замолчи! Мы что, животные, выяснять отношения таким образом? И мы еще поговорим о твоей распущенности в школе. Не знаю, что вы задумали против Стасика, но я этого так не оставлю!
        - Но так и есть, - подключилась Яна. - Я - свидетель!
        Всем было ясно, что единственный свидетель на нашей стороне. Больше свидетелей не наблюдалось. Директриса поднялась на ноги и одернула край пиджака.
        - Я буду готовить документы на отчисление Макеева. Это угроза жизни. Причем не в первый раз. Но для начала, конечно, поговорю с твоими родителями, Тимур. Пускай завтра мать или отец придут в школу.
        Я растерянно взглянула на Тимура. Он стоял молча, упрямо глядя в другую сторону. Да, вот это подарочек на Новый год. Представляю, как влетит Тимуру от отчима. Но отчислять его?! Я просто не находила слов. Все вокруг тоже помалкивали.
        Когда директриса, стуча каблуками, направилась к своему кабинету, я бросилась к Тимуру, но он посмотрел на меня исподлобья.
        - Наташа, не надо сейчас, - негромко сказал он, устало потерев переносицу. Я уставилась на его сбитые костяшки пальцев. А потом Тимур развернулся и пошел прочь. Я знала, что его задели мои стихи, которые я посвятила якобы Антону… Знала, что он по-прежнему не верит мне. Только потому, что я так и не набралась смелости признаться ему в том, как он мне дорог.
        Стас так и не поднимался с пола. Этот спектакль мне надоел. Я повернулась к нему и зло спросила:
        - Может тебе эвакуатор вызвать? Чтобы тушу твою гнилую наконец с пола подняли.
        - Наташа… - Казанцева осторожно тронула меня за локоть.
        - Мне плохо, дура, не видишь? - закрыв ладонями лицо, проговорил Калистратов. - Я жду врача. Вдруг у меня сотряс?
        - Пришибить тебя мало, - сказала я.
        Стас отнял руки от лица и посмотрел на меня. А потом хрипло рассмеялся. Из-за размазанной по лицу крови выглядел он жутковато. И смех получился злодейским.
        - Хоть одного из братьев вышвырнуть из школы удалось. Потому что справедливость должна восторжествовать. Хотя посмотрим, что Антошке будет за совращение малолетней.
        Я покачала головой и вздохнула:
        - Какой же ты придурок, Калистратов.
        Развернулась и быстрым шагом направилась к лестнице. Яна засеменила за мной.
        - Как думаешь, Макеева правда исключат? - спросила она, заглядывая мне в лицо. Я едва сдерживала слезы обиды.
        Навстречу нам попалась встревоженная медсестра. Директриса снова семенила за ней, но теперь я ее и взглядом не удостоила. Противная старуха!
        - Понятия не имею, - буркнула я.
        - А о каких братьях говорил этот идиот? Ты что-нибудь знаешь?
        Только тут я заметила в противоположном конце коридора Машу Сабирзянову. Она стояла у расписания и смотрела прямо на нас. Наверняка Маша тоже стала свидетельницей драки. Но ее показания точно так же, как и показания Казанцевой, директриса бы не стала брать в расчет. Мы все были против ее внука.
        Я повернулась к подруге и вздохнула:
        - Слушай, Ян, по-моему, между нами стало слишком много тайн. Я уже сама путаюсь во вранье.
        - Ты права, - кивнула Казанцева. - Значит, «Код красный»?
        - Угу. Давайте завтра после уроков соберемся в «Маке» и обо всем поговорим. Нет ничего хуже недоговоренностей между друзьями.
        Казанцева кивнула, а потом внимательно посмотрела на мое лицо:
        - С тобой точно все в порядке?
        - Да. Только ты меня оставь одну, пожалуйста.
        - Конечно, - кивнула Яна. - Тогда до завтра.
        - Ага.
        Яна поправила лямку рюкзака на плече и направилась к лестнице. Может быть, она на меня обиделась, но сейчас мне было не до этого. Сабирзянова так и не двигалась с места. Она буквально сверлила меня взглядом. Хотя обычно явно избегала моего общества, прятала глаза и первой уходила, где бы я ни появлялась. Тогда я приняла вызов и направилась к ней.
        - Привет, - сказала я.
        - Привет, - откликнулась Сабирзянова.
        Скорее всего, мы разговаривали в первый раз в жизни. Обычно я с ней даже не здоровалась. Как и она со мной. И все издевки над Машей я пропускала мимо ушей, хотя, наверное, нужно было раньше за нее вступиться. Теперь мне было стыдно. Да и вся эта ситуация не закончилась бы так печально. В итоге пострадал Тимур. Если его все-таки исключат из школы… Мы подошли к окну и встали рядом, опершись о подоконник. Плечом к плечу, одного роста, даже руки на груди сложили одинаково. Могли бы мы когда-нибудь подружиться? Мне кажется, мы с Сабирзяновой были слишком разными.
        На мое удивление Маша первой начала разговор.
        - Я все видела, - сказала она. - Стас тебя первым начал цеплять. Так же, как и меня.
        - Вряд ли директриса и тебе поверит, - усмехнулась я. - Ты - заинтересованное лицо.
        - Калистратов когда-то предлагал мне дружбу, - внезапно призналась Маша. - Давно это, правда, было. В седьмом классе.
        - Серьезно? - удивилась я. Нет, Маша, конечно, симпатичная девчонка. И о чем-то подобном я даже Янке говорила… Но Казанцева тогда просто рассмеялась. - И ты не согласилась?
        - А ты как думаешь? - усмехнулась Маша. - Стас всегда был гнилым и подлым человеком. С детства. Разве ты не знаешь, что он у малышей из начальной школы деньги вымогал? Меня такие люди никогда не привлекали. Со Стасом никто и никогда в классе не дружил искренне. Только из-за выгоды. Потому что его бабушка в случае чего таких же, как он, хулиганов отмажет. Или из-за страха. Запугает и заставит с собой дружить…
        Я вспомнила компанию, которую видела вместе со Стасом в «Маке». Кто его друзья? Наверное, такие же сомнительные личности со схожими жизненными ценностями. Обмануть, обсмеять, унизить.
        - Если дружат из жалости, это плохо, - сказала я. С Машей-то никто не дружил… Кроме Тимура. Как недавно выяснилось. - Может, он одинокий? Или у него проблемы в семье?
        - А у кого нет проблем в семье? - откликнулась Маша. - У всех своих заморочек хватает. Только это не дает никому права становиться злым человеком и обижать слабых.
        - Мне кажется, злым человеком можно родиться. Просто так. И ничего с этим не поделаешь.
        - Калистратов слишком избалованный, - жестко сказала Маша. - Мстительный и злопамятный. Все отказ мне простить не может. Вот, например, у Макеева тоже в семье непростая ситуация. И это не мешает ему оставаться порядочным человеком.
        Сабирзянова произнесла это с такой гордостью и так высокопарно, что я с удивлением осторожно на нее покосилась.
        - Ты знаешь о его ситуации в семье? - ревниво спросила я.
        Мне казалось, что Макеев должен был делиться сокровенным только со мной.
        - Знаю, - кивнула Маша. И ехидно улыбнулась. - Мы ведь друзья. Я рассказала ему как-то о своей семье, а Тимур мне - о своей. Мы все друг другу говорим.
        Я вспомнила о семье Сабирзяновой. Тогда ее родители показались мне забитыми и очень тихими. Такие не способны отстоять не только права своей дочери, но и свои собственные.
        - Значит, все-все друг другу рассказываете? - зачем-то уточнила я.
        Внимательно посмотрела на Машу. Какое-то непонятное раздражение я к ней испытывала. И тут же поняла, что никогда раньше по-настоящему не испытывала чувство ревности. Даже та блондинка, которую нес на руках Антон Владимирович, меня так не злила, как Сабирзянова. Сейчас она казалась мне в тысячу раз интереснее и симпатичнее, чем когда-либо.
        - Все рассказываем, - ответила Маша. Она с достоинством выдержала мой взгляд.
        Я немного отошла от Маши, развернулась и заглянула в окно. Вдалеке раскачивались заснеженные деревья. И небо было непривычно синим. На его фоне голубые глаза Маши казались кристальными.
        - Понятно, - кивнула я. Хотелось пожелать им добра и удачи. Я не могла сдерживать свое раздражение, поэтому решила просто уйти. - Ладно, пока! - бросила я уже на ходу.
        - И я знаю, что он в тебя влюблен, - поспешно сказала Маша.
        Тогда я остановилась и снова обернулась:
        - И это он тебе сказал?
        Поверить не могу, что Макеев обсуждал все, что между нами происходит, с этой Машей.
        - Нет, про тебя он мне ничего не говорил, - ответила Сабирзянова. - Но я сама это вижу. Догадалась.
        - Какая ты молодец, - все-таки огрызнулась я. - А ты влюблена в него?
        Я думала, Маша начнет смущаться и отнекиваться, но она честно сказала:
        - Да. Я его люблю.
        Она произнесла это так тихо, что у меня сердце екнуло.
        - Но ни чужому, ни своему сердцу не прикажешь, - вздохнула одноклассница. - А ты, Наташа, просто дура, если не замечаешь, какой человек хочет быть рядом с тобой.
        - Все я замечаю, - тут же смутилась я.
        - Тогда прекрати парить ему мозги, - посоветовала мне Маша. Будто я нуждалась в ее советах.
        - Я подумаю над твоим советом, - сдержанно отозвалась я.
        - Ага, подумай, - с грустью кивнула Маша.
        Когда я покидала школьный коридор, на меня такая тоска накатилась, что снова захотелось плакать…
        Дома я не могла найти себе места от беспокойства. Квартира была пустой, оттого я чувствовала себя особенно одиноко. Начиналась предновогодняя суета. Папа принимал на кафедре последние зачеты, мама и Алина уехали по магазинам за продуктами закупаться к приезду на дачу Латыповых. Настроение не поднимала даже привезенная ель. В квартире стоял смолистый запах хвои. В детстве я бы пришла в восторг оттого, что, вернувшись домой, обнаружила в большой комнате такую огромную пушистую елку, которая доставала практически до потолка. Сейчас же все мои мысли были заняты другим. Я думала о Тимуре. Поверил ли он словам этого придурка Стаса? Куда ушел после уроков? Почему не захотел со мной поговорить? И, наконец, исключат его из школы или нет? Я подумала, что если Макеева исключат и мы так и не сможем выяснить отношения, то жизнь моя будет кончена. Не поеду я ни в какой поход. И до конца своих дней не выйду из комнаты. Маша Сабирзянова права. Хватит вести себя как трусливый страус, пряча голову в песок. Но если я впервые столкнулась с такими чувствами и просто не знаю, как себя вести?
        У меня даже не было номера телефона Макеева. Вот так влюбленная! Конечно, я бы сразу ему позвонила и попросила встретиться. Объяснилась бы перед Тимуром… Но что-то мне подсказывало, что никто в классе его номер не знал. В «ВКонтакте» Макеева тоже не было. Я отправила глупое сообщение, потом отменила отправку. Потом долго мониторила его профиль, обновляя периодически страницу. Но каждый раз мне высвечивалось ненавистно: «заходил 22 дек. в 10:32». Да, Макеев не частый гость в социальных сетях. Оставалось одно - ехать к нему домой уже по знакомому мне маршруту.
        Мама и сестра застали меня в полутемном коридоре, когда я натягивала сапоги. Они вернулись веселые, с полными пакетами провизии. От них вкусно пахло морозом. Мама включила свет и удивленно посмотрела на меня.
        - Ты куда это на ночь глядя? - спросила она, снимая шапку, на которой блестел растаявший снег. Про «на ночь глядя» она, конечно, загнула. Но за окном уже действительно сгустились сумерки.
        - К Тимуру, - честно ответила я. - Мы с ним поссорились. Он все не так понял, набил морду другому парню и вообще… Его теперь могут исключить из школы.
        Мама с сестрой так и замерли с пакетами в руках.
        - А поподробнее? - нахмурившись, поинтересовалась мама.
        - Куда уж еще подробнее? - почему-то рассердилась я.
        - Мам, пускай идет, пока не так поздно, - подала голос Алина. - Потом нам все расскажет.
        И я посмотрела на сестру с благодарностью.
        На улице усиливался снегопад. Пробки в девять баллов. Представляю, какая суета сейчас творится в магазинах. Все носятся сломя голову, выбирая друзьям и близким подарки. Мне в этот год впервые было не до праздника, хотя обычно Новый год я обожаю.
        Автобус плелся слишком медленно. Засыпанный снегом город был украшен фонариками и гирляндами. Я смотрела на нарядные улицы через замерзшее стекло и думала о своем. Конечно, можно было доехать без пробок на метро, но потом от станции пришлось бы слишком долго тащиться до дома Макеева. А так доеду практически до точки назначения.
        Я была так увлечена своими мыслями, что не сразу заметила в другом конце автобуса Стаса. Он пристально смотрел на меня. Глаз его заплыл, и теперь Калистратов выглядел еще более злобно и непрезентабельно. Поначалу я решила, что это совпадение: мало ли почему мы можем оказаться в одном автобусе? Но в душе скреблись сомнения. Что-то подсказывало мне: не все так просто. Неужели он выслеживал меня весь вечер у дома? Говорил же, чтобы я смотрела в оба. Мало ему моего позора со стихами и отчисления Макеева? Все никак не угомонится? Я снова взглянула в его сторону. Стас хищно улыбнулся, и только сейчас я заметила за его спиной еще двух парней. Они явно были вместе. Я припомнила: этих же ребят я видела с Калистратовым в «Маке». Только сегодня я размышляла на тему, кто может дружить со Стасом, и пришла к выводу, что такие же стервятники, как и он сам, от которых ничего хорошего не жди. Внутри от волнения все поднялось, а потом рухнуло куда-то в низ живота. Стало страшно. Что они задумали? Я запаниковала, и это не осталось незамеченным для Стаса. До дома Тимура оставалось еще две остановки, но я не могла
оставаться в этом автобусе. Почувствовала, как от непонятного волнения не хватает воздуха. Когда двери распахнулись, я, стоя у выхода, быстро выскочила наружу, надеясь, что Стас и его приятели поедут дальше. Но не тут-то было. Парни выскочили за мной вместе с другими многочисленными пассажирами. Сердце разрывалось от страха. Неужели будут бить? Этому отморозку нечего терять.
        Я направилась от остановки быстрым шагом, а когда обернулась, увидела, что Стас и его приятели идут за мной. Тогда я, недолго думая, перешла на бег. Прохожих в это время было много, поэтому приходилось маневрировать между ними. Когда я в следующий раз обернулась, Стас и его дружки бежали за мной в прежнем темпе, ничуточки не отставая.
        Хорошо, что асфальт здесь был расчищен, иначе я рисковала где-нибудь навернуться. Помню, как скользили мои сапоги по наледи во дворе Тимура… Однако недолго я радовалась. Впереди меня ждал светофор с «красным» для пешеходов. Отсчет в сто двадцать секунд совсем не радовал: за это время меня могли с легкостью цапнуть. Тогда я свернула к дворам. Макеев живет в квартале отсюда, и теперь его дом казался мне настоящим спасением.
        Калистратов не отставал. Когда народу вокруг стало меньше, мне в спину послышался свист. А потом противный гнусавый голос Стаса:
        - Зуева, стерва! Стой! Хуже будет!
        И хоть бы кто-нибудь пришел на помощь и остановил их! Я вспомнила, как прохожие расступались в стороны, пропуская вперед эту шпану, и меня злость взяла. Снова на время вернулось то неприятное чувство беспомощности, когда меня зажал в арке Кравец. Ощущение, что никто и никогда тебе не поможет…
        Удивительно, но я совсем не чувствовала усталости, наоборот - только прилив адреналина. Хотя обычно для меня пробежать километр на уроке физкультуры уже целое событие. Хочется потом легкие выплюнуть… Теперь же я бежала сломя голову. Правда, вскоре меня ждал новый облом: впереди в одном из дворов показался тупик. Несколько мусорных контейнеров на фоне высокой обшарпанной стены перегородили мне путь. Я знала выход к арке, где жил Тимур, поэтому свернула туда. Впереди - та самая огромная замерзшая лужа, через которую Антон Владимирович нес свою возлюбленную на руках. Сейчас она была припорошена свежим выпавшим снегом, но никуда, разумеется, не делась. Помня о ней, я взяла немного в сторону, а вот один из моих преследователей - незнакомый нескладный пацан, который был ко мне ближе всего, - на ней растянулся и выругался. Стас и его второй приятель тут же на всякий случай затормозили. Я тоже остановилась и быстро обернулась. Во взгляде Калистратова была такая лютая злость, что я поежилась. Наша встреча не предвещала ничего хорошего. Я покосилась на подъездную дверь, где жил Макеев. Сейчас она была
плотно закрыта. Калистратов с дружками загнали меня в тупик. Стас обошел лужу и двинулся в мою сторону.
        - Я ведь сказал тебе, Зуева, чтобы ты по сторонам оглядывалась. Думаешь, все кончено? - спросил он, приближаясь ко мне все ближе.
        - Что ты привязался ко мне? - искренне воскликнула я.
        - Из-за тебя мне лицо разбили, а у меня - свидание.
        - С кем это? - не сдержалась я и расхохоталась. - С самим собой?
        Калистратов рассердился еще больше и в пару шагов приблизился ко мне практически вплотную.
        В этот момент подъездная дверь распахнулась, и на крыльце показалась уже знакомая мне девчонка с болонкой. Следом вышел высокий мужчина в черном пальто. Наверное, ее отец. Девчонка быстро посмотрела на меня, потом на окруживших парней. Дернула болонку за ошейник, и та заливисто разлаялась на весь двор. Отец девчонки что-то искал в кармане пальто, как позже выяснилось - ключи от машины, - и только раздосадованно поморщился от звонкого лая своего питомца.
        - Наташа, уйми Бусю, - сказал он раздраженно.
        Но я уже поняла, что моя тезка специально дала команду «голос» болонке. Лай и появление жильцов этого дома явно сбили спесь с моих преследователей. Стас непроизвольно попятился и едва не навернулся на той же замерзшей луже. Девчонка придерживала дверь, а потом незаметно кивнула мне. Я с благодарностью кивнула ей в ответ и бросилась к подъезду. Поднявшись на пролет, посмотрела в окно. Моя спасительница с отцом направились к припаркованному белому «Форду». Мужчина долго счищал щеткой снег. Стас и его дружки так и стояли неподалеку, о чем-то переговариваясь. Если сейчас в подъезд зайдет кто-нибудь из соседей, пустив этих придурков внутрь, то мне не жить. Может, все-таки уйдут? Но парни и не думали уходить. С ногами уселись на скамейку и достали сигареты.
        Я продолжала наблюдать за ними из окна, боясь пошевелиться. Почувствовала, как на меня навалилась страшная усталость. После погони мышцы загудели. В подъезде я стояла рядом с батареей, от которой жарило с такой силой, что щеки запылали. Боже, ну почему я в последнее время постоянно попадаю в дурацкие ситуации? Тридцать три несчастья просто!
        Я поднялась еще на пару пролетов. У Макеева было тихо. А вот в соседней квартире у кого-то вовсю орал телевизор. Наверное, там живет глухая старушка. Я даже смогла разобрать слова из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Папа всегда смотрит его на Новый год. Мне так захотелось домой, к родителям, в самое безопасное на свете место… Я прислонилась к двери Макеева, не осмеливаясь нажать на звонок. Наверное, Тимур не захочет со мной разговаривать, и будет прав. Я чертова жалкая трусиха. От ненависти к себе хотелось плакать. Я даже всхлипнула негромко. И тут же послышался какой-то шум. Лязгнул замок, и я отскочила от чужой квартиры.
        Дверь приоткрылась, и на пороге показался Антон Владимирович. В домашних брюках и белой футболке.
        - Наташа? - удивился он, явно смутившись. - Что вы здесь делаете?
        - Здравствуйте, Антон Владимирович, - снова всхлипнула я. - Вы ведь тоже сегодня получили мои стихи?..
        Глава восемнадцатая
        Антон Владимирович осторожно оглянулся, будто нас кто-то мог подслушать, и негромко спросил:
        - Вы пришли из-за них?
        Лицо его тут же стало каким-то печальным и отрешенным. Конечно, он не ожидал получить любовное признание от ученицы. И уж тем более не думал, что это может стать известно всей школе.
        Я неопределенно кивнула.
        - Я пришла к Тимуру, - наконец ответила я. - Он дома?
        Антон Владимирович явно озадачился моим вопросом.
        - Нет, Тимура нет дома. Я, честно говоря, даже не знаю, где он.
        - Понятно, - вздохнула я. - А вы в курсе, что Тимур сегодня избил Калистратова?
        Географ помрачнел еще больше и кивнул.
        - А по поводу стихов… - снова начала я.
        Антон Владимирович снова оглянулся и внезапно меня перебил:
        - Наташа, может, вы пройдете в квартиру?
        При этом сильно смутился. А я подумала, что раньше меня бы его смущение очень умилило. Теперь же я вообще не думала о таких глупостях, как влюбленность в географа.
        Предложение зайти в квартиру к учителю меня почему-то страшно перепугало. А если вернется Тимур? Он снова себе что-нибудь надумает… И вообще, все казалось каким-то глупым и неправильным. Я замотала головой:
        - Нет, спасибо. Может, в другой раз. До свидания!
        Антон Владимирович прикрыл за собой дверь, и я решила, что он, не прощаясь, просто решил от меня избавиться. От надоедливой, странной, влюбленной в него ученицы…
        Я спустилась на полпролета и снова выглянула в окно. Белого «Форда» больше не было, а вот компания «бравых» ребят осталась. Они по-прежнему торчали на скамейке, видимо, в ожидании, когда я выйду. Я вздохнула и уселась на одну из ступеней. Что же, мне тут, в подъезде, ночевать? Я прислушалась. Из соседней квартиры глухо доносилось:
        Звенит январская вьюга,
        И ливни хлещут упруго,
        И звезды мчатся по кругу
        И шумят города…
        Я слышала эти строчки десятки раз, но именно сейчас они мне показались такими прекрасными, одинокими и почему-то очень правильными.
        Не видят люди друг друга,
        Проходят мимо друг друга,
        Теряют люди друг друга,
        А потом не найдут никогда.
        Подперев голову руками, я так и сидела, прислушиваясь к звуку чужого телевизора. В подъезде запахло печеной картошкой и курицей. Домой захотелось еще больше. Я сидела так всего несколько минут, но мне казалось, что уже целую вечность. Может, все-таки дождусь Тимура? Не мог же он, как Яна, из дома уйти. Замок снова лязгнул, и я услышала голос Антона Владимировича:
        - Наташа, вы еще здесь?
        Я смущенно промычала:
        - Угу.
        Тогда Антон Владимирович спустился ко мне. Все в тех же домашних клетчатых брюках, а еще в забавных розовых тапочках, которые явно были ему малы на несколько размеров.
        - Наташа, я… присяду? - смущенно спросил географ.
        Я кивнула.
        Тогда Антон Владимирович осторожно присел рядом со мной на ступеньку. И я снова подумала о том, как переменчива наша жизнь. Ведь это все тот же Антон Владимирович. Красивый, галантный, воспитанный и справедливый. И пахнет от него все тем же обалденным парфюмом. Но теперь я не чувствовала ничего, кроме горечи и тревоги за Тимура.
        - Те стихи… - снова начала я, набравшись смелости.
        - Они очень красивые, Наташа, - осторожно перебил меня Антон Владимирович. Мы оба чувствовали себя не в своей тарелке.
        - Они не для вас, - выдохнула я.
        - Не для меня? - удивился Антон Владимирович. И по его лицу я не могла понять, обрадован он или даже немного разочарован. Хотя, скорее всего, конечно, выдохнул с облегчением.
        - Я их писала для Тимура, - призналась я. Произнесла это и сама убедилась в правильности своих слов. А ведь когда сочиняла эти строчки, сомневалась. Оттого и приписала на эмоциях: «А.В. Золотухину». Назло самой себе. - Сама не понимаю, почему поставила ваши инициалы. Я такая дура.
        - Вы не дура, Наташа, - пробормотал Антон Владимирович. Кажется, он еще больше смутился. - Вы просто очень молоды и влюблены. Как говорится, двойной тариф.
        Я только тяжело вздохнула:
        - Вы ведь в курсе, что после драки с Калистратовым Татьяна Николаевна грозилась исключить Тимура из школы?
        Антон Владимирович помрачнел.:
        - Конечно, уже в курсе.
        - Его правда исключат?
        Антон Владимирович внимательно посмотрел на меня. Наверное, в эту минуту мои глаза были полны отчаянья. Тогда географ мягко возразил:
        - Я так не думаю. По крайней мере, постараюсь сделать все, что в моих силах.
        - Стас перед этим наговорил всякой ерунды Тимуру. Назло. Якобы мы с вами… В общем, что он видел…
        - Я вас понял, Наташа.
        - Но ведь это все неправда! - воскликнула я. - Какой же Калистратов жалкий, просто слов нет. Мало он получил по шее.
        О том, что Стас дожидается меня у подъезда, я пока говорить не стала.
        - Как вы думаете, где может быть Тимур? Он на меня злится.
        - Найдется, - пообещал Антон Владимирович как-то отрешенно.
        И я вспомнила наш разговор с Тимуром, когда тот говорил, что старший брат его ненавидит. Все-таки между ними сложные отношения. Может, ему на самом деле все равно? И я тут со своей рефлексией совсем не к месту.
        Тогда я поднялась:
        - Ладно, мне пора идти. А то уже поздно. Родители потеряют.
        Антон Владимирович встал за мной следом. Я замялась и все-таки сообщила:
        - Там меня внизу Стас с друзьями поджидают. Не знаю, что им надо, но они преследовали меня от самого дома. Калистратов хочет отомстить за то, что я его заложила. Ведь в тот раз досталось бы в первую очередь Тимуру, когда он Стаса чуть из окна не выкинул.
        Антон Владимирович тут же нахмурился:
        - Наташа, тогда подождите меня здесь. Я спущусь с вами. Только куртку накину. Ну, и переобуюсь. Не могу же я…
        Географ красноречиво указал на свои розовые тапки. Мы одновременно посмотрели на них, а потом переглянулись и улыбнулись друг другу.
        На первый этаж спустились вместе.
        Я первой вышла из подъезда. Калистратов, увидев меня, тут же вскочил со скамейки и, щелчком отправив в урну окурок, быстрым шагом направился к крыльцу. Однако, когда следом за мной вышел Антон Владимирович, Стас, явно растерявшись, встал как вкопанный и часто-часто заморгал. Лицо его вытянулось от удивления. Под светом фонаря Стас казался мертвенно-бледным. Только фингал чернел на его некрасивом лице.
        Я осталась довольна эффектным появлением Антона Владимировича. Приятели Стаса тоже притормозили, встав чуть поодаль. Наверняка они понятия не имели, почему их вожак вдруг дал заднюю.
        - Здравствуйте, Антон Владимирович, - сквозь зубы проговорил Стас.
        - Здравствуйте, Стас, - ответил Антон Владимирович. - Какими судьбами?
        - А она какими судьбами? - сердито кивнул на меня Стас. - К вам пришла? Так вы все-таки правда вместе?
        Мы с Антоном Владимировичем переглянулись. Тогда я решилась:
        - Вообще-то, дорогой Стасик, я приходила к Тимуру Макееву, но не застала его дома. Мы с Тимуром - близкие друзья. И тебе ли не знать, что Антон Владимирович и Тимур Макеев - братья?
        Стас это, конечно, знал. Даже при Янке проболтался.
        - А что же ты так долго там торчала, если Макеева нет дома? - сощурился Калистратов. Вот и противная у него все-таки рожа! - С ним была?
        Он кивнул на учителя, а я все-таки взорвалась:
        - Да потому, что от тебя и твоих дружков пряталась в подъезде! Идиот! Напугал меня до чертиков. Почему я нахожусь здесь, я объяснила. А ты зачем погнался за мной? Следил? Да еще и дружков своих позвал! Для чего?
        - Действительно, Стас, для чего? - строго спросил Антон Владимирович. - Зачем вы пошли за девчонкой и загнали ее в угол?
        При географе Калистратов уже не был таким смелым и замямлил:
        - Да я че… Я бы ниче не сделал ей! Мы так… Напугать хотели…
        - Напугать? - удивился Антон Владимирович.
        - У вас это получилось, - буркнула я.
        - Ну да. - Стас совсем растерялся. Теперь со своим подбитым глазом он выглядел совсем жалко. - Зуева в последнее время думает, что самая умная! Вот пускай и получает.
        Внезапно окно первого этажа с треском распахнулось, и показалась старушка в теплом вязаном берете.
        - А я все видела! Антоша, здравствуй.
        - Здравствуйте, Алевтина Степановна, - откликнулся Антон Владимирович.
        - Вот эти трое голубчиков погнались за девочкой. Если бы не Юра с третьего этажа со своей Бусей, не знаю, чем бы все закончилось. Я все видела! Надо будет - в милиции расскажу!
        - В полиции, - зачем-то машинально поправил старушку Антон Владимирович. А потом как-то странно улыбнулся, будто ему только-только пришла в голову светлая мысль. - Алевтина Степановна, понятой будете?
        - Буду! - со всей серьезностью важно кивнула старушка. - Я уж думала, что зря в окне сутками торчу, так вот же - пригодилось.
        - Какой еще понятой? - растерянно отозвался Стас. - Мы ж ничего не хотели ей сделать даже!
        - А это еще надо доказать, - сказал Антон Владимирович.
        - И доказывать это в суде будете, охламоны, - пригрозила Алевтина Степановна.
        Стас совсем перепугался. Стоял белый как смерть. Дружки его принялись бормотать что-то в оправдание и сзади подталкивать Калистратова. Мол, ты во что нас втянул?
        - Мы просто прикольнуться над телкой хотели, - сообщил один из них.
        - Вот видишь, Стас, сколько свидетелей вашего бесчинства, - вздохнул Антон Владимирович.
        - Еще про Юрика с дочкой не забывай, - снова подала голос Алевтина Степановна. Она так и не закрывала окно. При каждой ее фразе изо рта вырывалось облачко пара. Она недружелюбно косилась в сторону Стаса и его приятелей.
        - Алевтина Степановна, что же вы, простудитесь, - словно опомнившись, быстро проговорил географ. - В случае чего привлечем вас в качестве свидетеля.
        Старушка гордо кивнула и закрыла окно.
        Конечно, никуда заявлять Антон Владимирович не собирался. Но Стас знатно струхнул:
        - Антон Владимирович, честное слово, это шутка была! Согласен, неудачная. Больше не повторится. Не надо никакую полицию… Пожалуйста. Мы бы Зуеву и пальцем не тронули, клянусь! Наташа, ну хочешь, всем скажу, что я эти стихи из инета скачал? Что это глупая шутка.
        - Со стихами сама разберусь, - глухо отозвалась я.
        - Чтобы не видел тебя больше рядом с Наташей или моим братом, ты меня понял? - внезапно перейдя на «ты», обратился к Калистратову Антон Владимирович.
        От его тона я даже слегла опешила и удивленно уставилась на географа. По выражению лица Антона Владимировича было ясно: он не шутит. И Стас тоже ему поверил. Затравленно закивал:
        - Конечно, конечно! Только бабушке не говорите, что я сегодня здесь был. Что я над Наташей… Ну… Пошутить хотел! Бабушке волноваться нельзя, у нее сердце.
        - Взялся бы ты за ум, Калистратов, и поберег свою бабушку, - сердито ответил Антон Владимирович. - А теперь проваливайте, пока полицию не вызвали.
        Стаса и его приятелей уговаривать не пришлось. Они тут же сорвались с места и уже спустя несколько секунд скрылись в арке. Во дворе тихо падал снег. После теплого подъезда меня охватила дрожь.
        - Наташа, вы мне оставьте свой номер телефона, - нарушив тишину, попросил Антон Владимирович.
        Географ просит мой номер… Не об этом ли я мечтала, как только увидела его в нашем классе? Мечты имеют свойство сбываться тогда, когда нам это уже совсем не нужно.
        - Зачем вам мой номер? - быстро спросила я. Получилось немного грубовато.
        Антон Владимирович закашлялся. Несмотря на то что он был старше, смутить его было намного проще, чем младшего брата.
        - Вы ничего такого не подумайте, - откашлявшись, начал он. - Я бы вам написал, когда Тимур домой вернется. Вижу, как вы волнуетесь.
        Я тут же продиктовала свой номер. Антон Владимирович записал его, но смартфон не убирал. Озабоченно осмотрел двор и проговорил:
        - Я бы вам все-таки вызвал такси. Мало ли…
        - Ой, ну что вы, - запротестовала я. В то, что Стас может вернуться, мне не верилось. Он был здорово напуган после разговора о свидетелях и «понятых».
        И все-таки Антон Владимирович вызвал такси. Пока мы ждали машину под светом фонаря, между нами произошел еще один странный и короткий разговор.
        - Если бы мне в семнадцать лет кто-нибудь посвятил такие стихи, я бы от счастья с ума сошел, - вдруг сказал Антон Владимирович. Я удивленно подняла на него глаза. - Вы очень хорошая, Наташа. Талантливая, умная и справедливая. И я рад, что у моего брата такая девушка.
        - Где же он? - растерянно спросила я. На улице давным-давно стемнело. Высоко над крышей ярко загорелась большая звезда. Где-то вдалеке прозвучала полицейская сирена. В памяти всплыл тот день, когда Алина, расставшись с Эдиком, долго-долго бродила по улицам и вернулась только ближе к ночи.
        - Придет, куда он денется, - вздохнул Антон Владимирович. - Честно признаться, я даже не знаю, с кем он дружит. И кому можно позвонить в случае чего…
        - Вы его любите? - все-таки прямо спросила я, перебив географа.
        Теперь Антон Владимирович удивленно посмотрел на меня. А потом, как мне показалось, вполне искренне ответил:
        - Конечно, люблю. Ведь он мой брат.
        - А Тимур считает, что вы его ненавидите.
        Антон Владимирович не успел мне ответить. В этот момент во двор въехал темный «Солярис» с эмблемой такси.
        - Это за вами, Наташа, - сказал Антон Владимирович.
        Я смущенно кивнула на прощание и направилась к машине. Выезжая со двора, смотрела в окно. Антон Владимирович не зашел в подъезд, пока машина не скрылась в арке.
        В такси играли «Огоньки»[2 - Группа «Ляпис Трубецкой».]. Старая песенка, от которой мне почему-то хотелось плакать. Вот тебе и взросление. Одни неприятности.
        Город за окном машины плясал, крутился, мигал праздничными огнями. Из задумчивости меня вывел звонок Казанцевой. Подруга сообщила грустным голосом:
        - Я дома.
        - Дома? - обрадовалась я.
        - Ага, - отозвалась Яна. - Мама плачет. Говорит, так переволновалась… Все больницы обзвонила и уже самое страшное себе представила. На ней лица нет. Плачет все время и обнимает меня.
        - А отчим? - спросила я.
        - Я его не прощу, - жестко сказала Яна. Но я знала, что подруга отходчивая и рано или поздно все равно поговорит с ним. - И с Димой встречаться не перестану. А будет запрещать - снова убегу.
        Я ничего не ответила. Только вздохнула в трубку.
        - А ты где? - почему-то насторожилась подруга. - И как вообще после сегодняшнего? С Макеевым поговорила?
        Я вспомнила холодный взгляд, и сбитые костяшки Тимура, и разговор с Машей, и своих преследователей, и признание Антону Владимировичу… Внезапно почувствовала, что у меня совсем нет сил. Ни на что.
        - Все завтра, - пообещала я. - «Код красный», забыла? До отъезда на турбазу нужно встретиться. А пока - проведи время с мамой.
        Яна что-то недовольно пробурчала и, попрощавшись, первой положила трубку.
        Дома я быстро приняла душ и переоделась. Наряжать сегодня елку настроения не было. Отказавшись еще от ужина, я решила пораньше лечь спать. Конечно, несмотря на усталость, сна у меня не было ни в одном глазу. Слава богу, что мама не лезла с расспросами о том, куда я сорвалась «на ночь глядя». Я думала, что такие разговоры будут меня только грузить, но, оставшись наедине со своими мыслями, поняла, что не справляюсь.
        В дверь постучали. Я выдохнула с облегчением. И все-таки мама не выдержала…
        - Войдите! - великодушно разрешила я.
        В комнату сначала проникла полоска желтого света. А затем раздался шепот Алины:
        - Ты не спишь?
        - Не-а.
        Тогда сестра бесцеремонно щелкнула по выключателю, и в глаза ударил яркий свет. Я сощурилась.
        - С ума сошла?
        - Я тут тебе кое-что принесла, - проговорила Алина. Привыкнув к свету, я увидела в руках сестры тарелку с сэндвичем.
        - На ночь? - поморщилась я. - Зачем?
        - Потому что спать мы пока не собираемся, - важно проговорила сестра. - У тебя ведь уже начались каникулы?
        - Вроде того.
        - Отлично! Тогда будем болтать. Вижу же, что тебе надо выговориться. И вообще, когда ты в последний раз ела?
        Я припомнила: утром. Во время завтрака. После истории с письмом мне кусок в горло не лез. И вообще казалось, что я больше в жизни ничего не смогу проглотить - меня сразу вывернет. Но сейчас, глядя на аппетитный сэндвич, я сглотнула слюну.
        - Вот! Знала, что хочешь, - обрадовалась сестра. - Давай двигайся!
        Я подвинулась на кровати, уступая место Алине.
        - С каких это пор мы едим в постели? - спросила я.
        Нет, меня такие глупости, конечно, никогда не смущали. Но, зная педантичность Алины, я удивилась ее поведению.
        - С таких, что это не моя постель, - весело ответила сестра. - Я тебе корочки у сэндвича отрезала. Знаю, что ты их не любишь. А я люблю. Сама съем!
        А это было очень мило с ее стороны. Давно мы по-сестрински ничего не делили. Почему-то эта ситуация с сэндвичем меня позабавила и немного расслабила.
        Мы молча жевали, уставившись в стену. А потом Алина сбегала на кухню и принесла два стакана с шипящей колой.
        - Хорошо, что мамы на кухне нет, - заговорщически проговорила сестра. - А то бы нам влетело.
        Забавно, как Алина в двадцать один год постоянно опасалась, что ей может влететь от мамы. Хотя, конечно, скорее всего, она просто не хотела ее расстраивать.
        Мы выпили колу и уставились друг на друга. Как давно я не рассматривала лицо сестры. Она стала совсем взрослой. А ведь в детстве Алина часто играла со мной. Особенно нам нравилось строить шалаши. А потом Алине стукнуло тринадцать, и сестра решила, что теперь слишком взрослая и серьезная для общения со мной. Сейчас мы сидели в ворохе подушек и подоткнув одеяло, и это было чем-то похоже на один из наших шалашей.
        - Ты расскажешь мне, что произошло с Тимуром? - осторожно спросила Алина. - Поверь, тебе нужно выговориться. Хоть разочек.
        Я молча теребила в руках край одеяла.
        - Даже не знаю, с чего начать, - грустно улыбнулась я. - И сама не понимаю, в какой момент в него влюбилась.
        - А ты начни с самого начала, Натуся, - посоветовала Алина, устраиваясь поудобнее и подкладывая под спину подушку. - У нас вся ночь впереди. Не молчи о том, что для тебя важно. Знай, что есть я. Я всегда тебя слышу.
        Я на мгновение задумалась.
        - Наверное, все началось с прогулки на набережной. Хотя… Нет. Намного раньше. Все началось в сентябре, когда в нашей школе появился новый учитель географии…
        И я, больше не таясь, рассказала Алине все: и о своей безответной любви к Антону Владимировичу, и о странных отношениях с Тимуром, и о том, как незаметно для самой себя влюбилась в Макеева. Рассказала о Стасе и Маше Сабирзяновой, о подвернутой ноге и слухах, о драке, о преследовании, даже об огромной луже и пассии географа рассказала зачем-то. Алина меня внимательно слушала и не перебивала. Правда, время от времени все же охала. Например, когда я говорила, что Тимур расквасил нос Калистратову и теперь Макееву грозит отчисление из школы. Не забыла я рассказать и об украденных стихах. Почему-то эта часть истории далась мне наиболее тяжело. До сих пор было неприятно вспоминать свой позор. Как это все-таки больно - стать посмешищем и предметом обсуждений. Показать личное, что готов был хранить только в дневнике или закромах своего письменного стола.
        Я боялась реакции старшей сестры на влюбленность в учителя. Думала, Алина начнет причитать, какой он взрослый и как я могла… Но сестра отнеслась с пониманием. Только вздохнула и посетовала на то, что сердцу не прикажешь. Мы влюбляемся в тех, кто взрослее, младше, умнее, глупее, богаче, беднее… И даже в таких монстров, как Эдик Кравец.
        - Но он здорово шифровался, - в оправдание своей сестры сказала я. - Хорошие манеры, прическа, вечная улыбка… А как он лебезил перед мамой и папой?
        - Это точно, - с грустью в голосе согласилась Алина. - Но наедине со мной он нередко был совсем другим. Нужно было раньше его бросать и не терпеть такое унижение.
        - Как ты теперь? - спросила я.
        - Все еще надеюсь, что однажды проснусь утром и пойму, что больше ничего к нему не чувствую. Ни любви, ни ненависти. Очень жду того момента, когда наконец пойму: все позади. Мне все равно. Ничто не вечно, к сожалению. Но у меня есть я. И есть вы.
        Я осторожно обняла сестру. Алина положила голову мне на плечо, да так мы и просидели, обнявшись. В последний раз такое было в детстве, когда Алина не досмотрела за мной, а я навернулась у бабушки с велосипеда. Тогда я долго рыдала от вида разбитой коленки, а сестра меня успокаивала. Мы сидели под раскидистой ивой, в камышах громко крякали утки, а в воздухе витал пряный запах полевых трав. Сейчас никто не крякал. Было тихо-тихо. Даже телевизор в комнате родителей не работал. Хотя обычно папа до поздней ночи смотрит политические программы.
        - Теперь ты беспокоишься за Тимура?
        - Я даже не знаю его номера телефона, - откликнулась я. - Какая уж тут любовь?
        - Перебесится. И поймет, что был не прав. Ты ведь сказала, что тебе этот Антон Владимирович больше не нравится. Так почему он может не верить?
        - У них с детства соперничество.
        - Глупости! Все будет хорошо.
        Мы помолчали.
        - И все-таки Тимур твой - хороший. Одобряю. - Алина посмотрела на меня и искренне улыбнулась. - Билеты на «Щелкунчика» мне достал.
        - С кем же ты теперь пойдешь? - озадачилась я, вспомнив, что спектакль уже завтра.
        - С тобой, - недолго думая, ответила сестра.
        - Серьезно? - удивилась я. В этом году Алина меня удивляла. То разрешила нарядить вместе с ней елку, то зовет в театр… - Но мы никогда не ходили никуда вместе.
        - Надо же когда-то начинать, - пожала плечами Алина. - У тебя ведь на завтра нет планов?
        - Нет, - покачала я головой. - Только на послезавтра. Я ведь уезжаю в Васильево.
        - Значит, договорились, - подмигнула мне сестра.
        И тогда я все-таки задала ей вопрос:
        - Алина, а что происходит? Почему ты вдруг решила…
        - Проводить время с тобой?
        Я кивнула.
        - Во мне после истории с Эдиком будто все перевернулось, - призналась сестра. - Жизнь на «до» и «после» разделилась. Я поняла, кто мне по-настоящему дорог и важен. А кто может в любую минуту всадить кинжал в спину. Но… Ты разве против, что мы с тобой пойдем в театр? - вдруг озадачилась сестра. Лицо ее стало расстроенным.
        - Что ты! - рассмеялась я. - Наоборот. Ни разу не была на «Щелкунчике».
        За окном уже была глубокая лунная ночь. За разговорами время пролетело незаметно. Мы болтали обо всем на свете, даже не думая расставаться, а потом Алина уснула в моей кровати. Я осторожно выбралась из-под одеяла и выключила большой свет. Когда легла в кровать, Алина сонным голосом спросила:
        - У тебя на потолке фосфорные звезды?
        - Ну да.
        Я уставилась в потолок. Эти наклейки в виде искрящихся созвездий я наклеила пару лет назад. Раньше я всегда изучала их перед сном.
        - Никогда не замечала, - сказала сестра, укладываясь удобнее. - С ума сойти! Я вижу созвездие Центавра…
        - Ты практически не бываешь в моей комнате, - сказала я.
        - Это да. У тебя здесь такой беспорядок, Натуся.
        - Ну, начина-а-ается, - протянула я.
        Алина тихо рассмеялась.
        - Но звездочки прикольные. А давай тебе в комнату живых цветов принесем? Я могу поделиться. Мне как раз надо фикус пересадить, - сонно пробормотала сестра.
        - Давай обсудим это завтра? - предложила я.
        - Спокойной ночи, Натуся, - зевнула Алина.
        - Спокойной ночи, - шепотом отозвалась я.
        Уже проваливаясь в сон, я услышала, как провибрировал мой телефон. Я нащупала его под подушкой. Циферблат показывал полтретьего ночи. Сообщение было отправлено с незнакомого номера. Спросонья я не сразу сообразила, что этот номер принадлежит Антону Владимировичу.
        «Наташа, прошу прощения, что так поздно! Тимур нашелся, не беспокойтесь. Здоровый и невредимый».
        Заснула я с едва успокоившимся сердцем под россыпью фосфорного звездопада.
        Глава девятнадцатая
        На шумном заснеженном перроне толпились люди. У многих помимо тяжелых рюкзаков за спинами в руках были сноуборды и лыжи. Над вокзалом висело оранжевое закатное солнце. Снежинки летели с неба и мягко падали на щеки. Настроение было таким, какое оно обычно и бывает в канун Нового года: я чувствовала одновременно волнение и счастье, будто вернулась в детство. Вчера мы с Алиной побывали на «Щелкунчике», и праздничная торжественная атмосфера немного меня опьянила. Я не большая любительница театра, но с Алиной наш поход на «Щелкунчика» получился очень теплым и душевным. Перед спектаклем мы купили программки и взяли напрокат бинокли. Сидели на балконе среди нарядных и счастливых зрителей. И мы с Алиной были нарядными и счастливым. И даже, возможно, впервые в жизни похожими друг на друга. А после театра мы ехали в такси по вечернему подсвеченному городу. Вокруг горели фонари и гирлянды на деревьях. И от этих разноцветных огоньков голова шла кругом…
        Конечно, было и то, что омрачало приближающийся праздник: наша ссора с Тимуром. Он по-прежнему не выходил со мной на связь. Наутро я написала ему сообщение, что нам срочно нужно встретиться перед моим отъездом и чтобы он нашел способ поговорить, но Макеев так и не появлялся в Сети. И сообщение мое сиротливо висело непрочитанным.
        Еще издалека я заметила, что Антон Владимирович не один, а со своей девушкой. Сейчас, в нарядном лыжном костюме и белой вязаной шапочке, его пассия показалась мне прехорошенькой. И чего девчонки на нее наговаривали? Сами близняшки стояли неподалеку от сладкой парочки и метали в сторону Антона Владимировича и его девушки заинтересованные взгляды. Это даже хорошо, что географ пошел в поход с ней. Остальные поймут, что все случившееся с моими стихами, просто недоразумение, и скорее отстанут. Хотя, на удивление, никто особо ко мне и не лез. Конечно, Благовещенская еще некоторое время будет злорадствовать, но мне все равно. За зимние каникулы все забудется.
        Девчонки, заметив меня, синхронно замахали руками. У близнецов была одна спортивная сумка на двоих, одинаковые красные куртки и черные лыжные брюки. Только варежки разные. Они тут же бросились ко мне, и я уже была готова к тому, что главной темой нашего разговора станут Антон Владимирович и его пассия. Так и вышло.
        Снежана начала первой:
        - Видела? Ты видела?
        - Видела, видела, - отозвалась я.
        Перрон шумел, снег под ногами пассажиров и провожающих уютно скрипел, яркое закатное солнце слепило глаза.
        - И что ты думаешь по этому поводу?
        - Совет им да любовь, - вполне искренне отозвалась я.
        Из-за похода в театр наш «Код красный» отменился. Да и Янка весь вечер выясняла отношения с родителями. Я даже начала опасаться, что те могут ее не отпустить на Новый год в Васильево. После мятежного побега из дома…
        В итоге я так и не успела рассказать девчонкам о своих чувствах к Макееву. И о том, что к Антону Владимировичу я больше ничего не чувствую. Совершенно точно - не люблю его больше ни капельки. Вот сейчас увидела на платформе вместе с другой девушкой, и даже ничего не екнуло внутри.
        Наверняка девчонки бы пристали с расспросами и догадками, но, на мою удачу, на горизонте появилась Казанцева со своим парнем. Я была счастлива, но искренне удивлена, что родители все-таки отпустили подругу, да еще и с мальчиком, из-за которого в семье произошла крупная ссора. Яна, крепко держа за руку своего кавалера, осматривалась по сторонам. Потом увидела нас и слабо улыбнулась. Я первой помахала ей. Яна потянула за собой смущающегося Спагеттину. Наконец-то она нас официально представит, а то неудобно называть его глупым прозвищем.
        - Во дела! - ахнула Милана.
        - Она взяла его с собой!
        - Больше не скрывает…
        - Как интересно! Сейчас мы узнаем его ближе? Он поедет с нами?
        Я, не выдержав, сорвалась с места и побежала навстречу подруге.
        - Привет! - выдохнула я, обнимая Янку. Казанцевой мне сейчас не хватало. Из-за ситуации с Тимуром на душе кошки скребли. - Ты все-таки вырвалась.
        - Не поверишь, нас до вокзала мама подвезла, - негромко сказала мне Яна.
        - Как? - удивилась я.
        - А вот так! Сказала, что лично хочет познакомиться с моим первым парнем, посмотреть, кому она доверяет единственную дочь. Ой, а это, кстати, Дима!
        - Очень приятно, - улыбнулся Дима. Наконец я могла разглядеть его ближе. У Димы очень доброе лицо и ясные зеленые глаза. Когда он улыбается, на щеках появляются симпатичные ямочки. Вообще, Дима сразу внушал доверие. Наверняка и Янкина мама убедилась в том, что ничего страшного с ее дочерью произойти не может.
        - И мне приятно, Дима, - отозвалась я. - Меня зовут Наташа.
        - Яна много о тебе рассказывала, - сказал Дима. - И только хорошее.
        Я пристально посмотрела парню в глаза и улыбнулась.
        - Но познакомиться со мной - это отделаться малой кровью, - сказала я. - Настоящее испытание впереди.
        Дима удивленно взглянул на меня, а я кивнула в сторону близнецов. Те уже переглядывались и перешептывались. Со стороны смотрелось это комично. Яна, глядя на подруг, рассмеялась:
        - Да уж, Дим, Наташа права! Готовься к тщательному допросу. Так просто они тебя не отпустят.
        - Надо так надо, - притворно вздохнул Дима. Кажется, и о близнецах он уже был наслышан.
        Пока мы шли к Милане и Снежане, Яна шепнула:
        - Тимур так и не нашелся?
        Я покачала головой.
        - Неужели мы друг друга даже с Новым годом не поздравим? - вздохнула я. - До последнего надеялась, что он ответит на сообщение. Или Антон Владимирович даст ему мой номер.
        Яна удивленно посмотрела на меня.
        - Да, у географа есть мой номер, не спрашивай, - поморщилась я. - В любом случае все так глупо вышло. Ненавижу недосказанности.
        Яна что-то хотела сказать мне, но быстро передумала и уставилась куда-то в сторону. Я проследила за ее взглядом. Недалеко от путей рядом с серым вокзальным столбом стоял Тимур и смотрел на меня. В черном сноубордическом костюме и с рюкзаком за спиной. Мы не виделись всего два дня, но мне казалось, что расставались на целую вечность.
        - Макеев тоже едет в поход? - удивилась Яна.
        - Видимо, - растерянно отозвалась я, не двигаясь с места.
        Так мы стояли почти с минуту неподвижно, гипнотизируя друг друга взглядами. Когда Макеев двинулся в нашу сторону, Яна склонилась ко мне и негромко проговорила:
        - Ладно, вы объясняйтесь, а я пойду спасать Димку. Иначе сестренки его разорвут.
        Рядом уже раздавались веселые голоса подруг и довольный голос Димы. Яна зря беспокоилась. Ее парень сразу нашел общий язык со Снежаной и Миланой. И, кажется, подход к родителям Казанцевой. Наверняка заверил, что ни в коем случает не будет мешать Яне с подготовкой к экзаменам и поступлению. Разве любовь - это что-то плохое? Если она взаимная и настоящая, то должна только окрылять и вдохновлять на подвиги и новые свершения.
        Я вспомнила знакомство своих родителей с Тимуром. Тогда, на даче, Макеев представился моим парнем и тоже обаял маму и папу. И сестру. И без билетов на «Щелкунчика» Тимур бы обязательно понравился Алине. Он не может не нравиться. Об этом я думала, поджидая, пока Макеев ко мне подойдет. Он шел легкой спортивной походкой через платформу с таким серьезным видом, что у меня сердце тревожно замерло. Мне казалось, что сейчас он подойдет и скажет что-нибудь плохое. Например, что эти дни думал о нас и убедился в том, что нам не по пути… Стараясь унять волнение, я слабо улыбнулась.
        Мне хотелось начать наш разговор с фразы: «Ты все снова не так понял», но слова застряли где-то в горле. Наконец Тимур подошел ко мне, встал напротив и мы молча уставились друг на друга.
        Ну же, Наташа! Скажи, что эти дни ты места себе не находила! Что те стихи ты посвятила ему, Тимуру, а не Антону. Что именно Тимур вызывает в тебе бурю эмоций, от вселенской любви до большой ненависти из-за того, что заставляет чувствовать себя впервые в жизни так глупо. Испытывать незнакомые ранее сильные эмоции. Душевный вихрь, страх, притяжение. Скажи, что у тебя все полыхает внутри. Что ты сама себя в последнее время не узнаешь…
        - Тоже едешь в поход? - вместо этого спросила я. И сама испугалась, как глухо и непривычно прозвучал мой голос.
        Тимур кивнул. А потом серьезно сказал:
        - Ты же не думала, что я оставлю тебя наедине со своим главным соперником?
        Я невольно отыскала глазами Антона Владимировича. Вокруг географа и его девушки уже столпились наши одноклассницы. Подружка Антона Владимировича явно была смущена таким вниманием. Раскраснелась от мороза и, возможно, смущения. Она мило улыбалась всем и отвечала на какие-то вопросы.
        - Нет у тебя никаких соперников, дурачок, - сказала я, повернувшись обратно к Тимуру. - Только ты мне нравишься… Как и я тебе. Но ты же не даешь мне ничего объяснить!
        Тимур смотрел на меня настороженно, словно по-прежнему не верил. Но в глазах моих было столько отчаяния, что он не мог больше сомневаться. Да и голос прозвучал искренне. Возможно, я произнесла свое признание даже слишком громко, но сейчас мне было все равно. Плевать! Впервые в жизни я готова при всех признаться в своих чувствах человеку, который мне дорог. И нет мне дела до того, кто и что об этом подумает.
        Я думала, что Макеев снова начнет занудствовать по поводу моей симпатии к его брату, но вместо этого Тимур молча взял меня за руку и повел к Антону Владимировичу. Там начинался всеобщий сбор. Наша электричка уже подошла. Многие смотрели на нас с Тимуром с интересом.
        Особенно, конечно, нашему совместному появлению удивились близнецы. Они уставились на наши сцепленные руки и молчали. Что с ними бывает крайне редко. Скорее всего, Яна успела ввести их в курс дела, потому как лишних вопросов они пока не задавали, но выглядели озадаченными. Возможно, девчонки даже обиделись на то, что мы с Яной держали все втайне. Но так бывает, что хочется сначала разобраться в себе, а уж потом поделиться своими открытиями с близкими…
        Антон Владимирович проверял списки. Кого-то вычеркивал, кого-то добавлял… И словно ничуть не удивился появлению Тимура, хотя фамилия «Макеев», конечно, не была заявлена. Они переглянулись, и географ сдержанно кивнул Тимуру. Отношения между братьями по-прежнему казались напряженными, что меня немного огорчало. После нашего примирения с Алиной мне казалось, что в семье каждого должны царить гармония и любовь. Особенно когда дело касалось Тимура и Антона Владимировича. Пусть я больше не испытывала любовных симпатий к нашему учителю, все-таки я уважала этого мужчину. Ни разу Антон Владимирович меня не подводил.
        В электричку мы с Тимуром зашли одними из последних, пропустив вперед практически весь класс. Не хотелось лишних глаз и разговоров. Все места в этом вагоне были заняты, поэтому мы прошли в следующий - там было намного свободнее. В конце вагона, заняв две скамейки, сидели три парня с банками пива в руках и громко что-то обсуждали. Выглядели они, мягко говоря, не очень дружелюбно. Поэтому я старалась на встречаться с ними взглядами.
        Мы сели недалеко от парней. Их присутствие меня почему-то беспокоило. Нехорошее предчувствие кольнуло внутри. Я чувствовала, как парни кидали на нас взгляды и о чем-то переговаривались. Тимур не обращал на них никакого внимания, а вот я места себе не находила. Один раз осторожно повернула к ним голову. Пялятся и пялятся. Достали! Потом один из парней что-то негромко сказал второму, и тот заулыбался. Хотя «заулыбался» - неточное слово. Скорее оскалился, как волк. Лучше бы мы остались в переполненном вагоне вместе с Антоном Владимировичем и другими ребятами. Пусть бы и ехали стоя, но зато без приключений. Но Тимур, по всей видимости, даже в одном вагоне с братом ехать не желал. А может, и правда хотел найти для меня свободное место… В любом случае в этот поход он отправился ради меня. И я не могла этого не оценить.
        Тимур заметил мое беспокойство и спросил:
        - Ты чего ерзаешь?
        - Да так, - неопределенно отозвалась я, уставившись в окно.
        Парни тем временем ненадолго забыли о нас и принялись громко обсуждать какую-то девчонку, у которой «такие формы…». Слушать сальные подробности было неприятно, но наши попутчики галдели на весь вагон. А когда какой-то усатый мужичок сделал им замечание, они послали его куда-то подальше. Мужичок в спор вступать не стал и быстро ретировался в соседний вагон. Если честно, я бы не отказалась сделать то же самое.
        - А вообще, мне не нравится вон та компания, - негромко сказала я, склонившись к Тимуру.
        - Вон та? - Тимур проследил за моим взглядом.
        Все это время он находился в своих мыслях и не замечал ничего вокруг. Зато теперь тоже с любопытством осмотрел парней.
        Как назло, те в этот момент снова обратили на нас внимание.
        - Какие-то проблемы? - спросил самый здоровый из них. Он бесцеремонно положил ноги на скамейку и смотрел на Макеева с вызовом.
        Помня взрывной характер Тимура, когда он едва не вытолкнул из окна Стаса, я немного напряглась. Кажется, Макееву ничего не стоит ввязаться в конфликт, чтобы не допустить несправедливость. Поэтому я осторожно нащупала ладонь Тимура и сжала ее. Макеев удивленно посмотрел на меня. Я поспешно ответила парням:
        - Никаких проблем.
        Но мой ответ не удовлетворил шпану. Их вожак тут же прицепился к нам.
        - А твой кавалер че, язык проглотил? Ответить сам не может?
        Претензия была странной, ведь вопрос задали нам обоим. Я почувствовала, как Тимур напрягся, поэтому быстро повернулась к нему и тихо попросила:
        - Не связывайся с ними. Давай уйдем в другой вагон?
        Я думала, что Тимур встанет в позу, но он, глядя мне в глаза, кивнул. И я была рада, что он отреагировал на мою просьбу согласием.
        Взявшись за руки, мы молча направились в следующий вагон. В спину нам доносились обидные обзывательства и фразы в духе: «Эй, вы че, оглохли?» И я не представляю, каких усилий Тимуру стоило смолчать и снова не вспылить. Остальные пассажиры молча наблюдали за происходящим. Никому связываться с этими отморозками не хотелось. Кто-то даже вышел с нами. От греха подальше.
        В соседнем вагоне свободных мест оказалось еще больше. Мы вольготно расселись на пустых скамейках друг напротив друга и наконец расслабленно улыбнулись. Теперь можно было выдохнуть. На вокзале творилась суета, оба мы были напряжены. Тимур - из-за старшего брата, я - из-за девчонок. Чувствовала теперь, что ждет меня долгое объяснение перед близнецами. Уж очень неожиданно для них все получилось. Как и для меня самой… Удивительный, конечно, год был. Влюбилась сразу два раза так быстро и незаметно, как в пропасть ухнула.
        Хорошо, что Яна привела на вокзал своего парня. Близнецы, наверное, не знали, с кого начать. Я уже представила, как в соседнем вагоне они облепили с двух сторон бедолагу Диму и закидали его вопросами. Снежану и Милану, увлекающихся астрологией, наверняка интересует знак его зодиака и во сколько парень родился…
        Мы с Тимуром долго переглядывались и улыбались. Глаза у Тимура карие и сегодня какие-то особенно незнакомые, ласковые. За окном мелькали снежные обочины и вековые сосны. На улице уже темнело - к поселку мы должны были подъехать только поздним вечером. Вскоре в электричке зажглись фонари.
        - У тебя есть орешки? - спросила я у Тимура.
        - Соленые? - зачем-то уточнил он, улыбнувшись.
        Я кивнула. Вспомнила тот день, когда Макеев приехал к нам на дачу в качестве моего вымышленного парня. На улице - начало зимы, деревья такие же белые, как сейчас… Только тогда я еще не знала, что все обернется вот так - любовью, перед которой я окажусь бессильна.
        Вагон мерно раскачивался. Проходящие мимо другие электрички гремели как раскатистый гром. Мимо проплывали белые деревья и станционные строения. Вскоре Тимур перебрался ко мне на лавку, и, обнявшись, мы стали смотреть в окно.
        - Где ты пропадал в тот день? - спросила я, приподняв голову.
        - Честно?
        - Ага.
        - Напился с друзьями. И первый раз в жизни перед отчимом спалился.
        Я вздохнула. Положила голову на плечо Тимура и тихо призналась:
        - Только ты мне нужен, Макеев. Больше никто. Обещаешь верить мне?
        - Обещаю.
        - И я буду тебе верить.
        Вскоре меня стало клонить в сон. Сама не заметила, как уснула. Снился зимний лес. Темный-темный, с пушистыми елями, проглядывающим сквозь верхушки сосен черным небом и далекими звездами над головой. В этом лесу мне не было страшно, хотя и была я там совсем одна. В моем сне ничего не происходило. Я просто шла по лесу, зная, что не будет ему конца.
        Проснулась я словно от резкого толчка, но никто меня не будил. За окном уже было совсем темно. Поначалу я даже не поняла, где нахожусь. Тимур по-прежнему сидел рядом со мной и тоже дремал.
        Надеюсь, мы не проспали нашу станцию… Хотя без нас, конечно, не могли уйти. Я принялась шарить рукой по лавке, чтобы взять рюкзак, в котором лежал телефон. Но рюкзака рядом со мной не было. Может, упал в проход или под лавку? Я склонилась, чтобы проверить, но на полу рюкзака тоже не было. Я оглядела вагон. Народ схлынул, поэтому мы ехали практически в пустом вагоне. Только в начале, у самого входа, на скамейке дремала старушка. У меня спросонья и от странного сна даже голова разболелась. Тимур, почувствовав мою возню, тоже проснулся.
        - Что случилось? - сонным голосом спросил он. - Мы проспали?
        Затем отдернул рукав и посмотрел на часы:
        - Наташ, нам скоро выходить.
        Его-то рюкзак был на месте, рядышком.
        - Тимур, у меня вещи пропали, - взволнованно сказала я. - Рюкзак. А там деньги, телефон…
        Тимур тут же нахмурился:
        - Ты хорошо посмотрела?
        - Естественно! - вспылила я. В критических ситуациях я становлюсь слишком нервной и уязвимой.
        Тогда Тимур нахмурился еще больше.
        - Думаешь, это они? - спросила я.
        - Скорее всего.
        - Интересно, они уже сошли? Если да, то плакали мои вещи. Те парни пьяные. Или вообще под чем-то.
        Мы одновременно принялись оглядываться. Тимур первым поднялся со скамейки.
        - Жди меня здесь, - сказал он. - Посмотрю их в соседних вагонах.
        - Я с тобой! - тут же вскочила я следом.
        - Это совсем ни к чему. Жди.
        Я решила не спорить и снова уселась на лавку. Настроения не было. Главное - со всеми этими разборками не пропустить свою станцию. Тимур вроде говорил, что мы подъезжаем…
        Как мне показалось, Макеева не было целую вечность! И все-таки я не выдержала и, взяв его тяжелый рюкзак, направилась в соседний вагон.
        На пути мне встретилась взволнованная женщина. Тогда я почувствовала неладное и прибавила шаг.
        Тимура обнаружила в следующем вагоне. Шпана никуда не делась. Я вовремя подоспела, хотя не знала еще, чем могу помочь. Парни окружили Макеева и хищно улыбались. Свой рюкзак я заприметила издалека, - он сиротливо валялся на лавке. Наверняка они успели достать оттуда самое ценное. Я так и замерла посреди пустого вагона.
        Не сразу расслышала, что говорят эти отморозки, но их тон не предвещал ничего хорошего. Свет в вагоне зловеще мигал. Мимо с грохотом пронеслась встречная электричка, отчего гнусавый голос главаря тут же потонул в этом металлическом грохоте.
        - И что здесь происходит? - громко спросила я. Страха почему-то теперь не было, только злость. Вот ведь мой рюкзак, целехонький! Увели из-под самого носа. А если в вещах лазили? Я была готова придушить каждого по очереди.
        - А вот и твоя защитница пришла! - довольно проговорил их главный - самый зловещий и неприятный тип. - Ты без няньки, наверное, совсем пропадешь?
        - Наташа, я ведь попросил тебя оставаться на месте. - Макеев повернулся ко мне.
        - Заступиться за своего слюнтяя проколотого пришла? - с издевкой продолжили парни.
        - Зачем вы забрали мой рюкзак? Отдайте! Я сейчас найду полицейского…
        - Какая грозная девочка, - противно причмокнул главарь, перебив меня. Его приятели заржали. - Ну отдам я тебе твой рюкзак. Думаешь, за просто так? Не-ет, крошка. Ты мне должна будешь. Что ты можешь дать мне взамен?
        Он сделал шаг вперед, неприятно облизал обветренные губы и жадно осмотрел меня с ног до головы. А дать я могла одно - чужим тяжелым рюкзаком по причинному месту этого придурка. Размахнувшись, я как следует вмазала ему между ног - мой обидчик аж присел. Согнулся в три погибели и заскулил как побитая собака.
        - Ну, что вы стоите? - жалобно проговорил он своим приятелям. - Накажите ее!
        Как именно они собрались меня наказывать, я не знала. Только сообразить ничего не успела, как один из парней бросился в мою сторону. Тут уж Тимур встал между нами и с ходу врезал ему. Второй парень, высокий и прыщавый, тут же кинулся на Тимура. Завязалась драка. Я не отставала, размахивая тяжелым рюкзаком Макеева. И пусть все удары принимал на себя Тимур, один раз мне тоже неприятно влетело в скулу, отчего я громко заохала. Тогда Макеев двинул прыщавому в челюсть. Кажется, я даже расслышала ее хруст… В какой-то момент поезд резко дернулся и остановился. Свет снова неприятно мигнул и погас на несколько секунд. В это мгновение я успела разглядеть в окно огни перрона. Поезд стоял. А в наш вагон ворвались несколько человек. Пара полицейских и тот самый мужичок, которого послали эти отморозки в самом начале нашего пути.
        - Вот они, хулиганы! - выкрикнул мужичок. - Держите их!
        Почему-то один из полицейских первым делом схватил Макеева. А этот усатый и слова против не сказал! Я в возмущении выкрикнула:
        - Вы не того взяли! Вот они украли мой рюкзак!
        Я указала рукой на главаря банды. Тот по-прежнему сидел на коленях на полу, ухватившись за одну из скамеек. Поезд продолжал стоять, и меня посетило неприятное тяжелое предчувствие.
        - Он мне челюсть сломал, дяденька полицейский, - жалобно проговорил один из парней. Тот, что прыщавый. Из его глаз потекли слезы. И только сейчас до меня дошло, что эти отморозки младше нас на пару лет. Все, кроме главаря. Тому на вид - лет девятнадцать. А остальной шпане не больше пятнадцати.
        - А тебе, девочка, как не стыдно, - обратился вдруг ко мне мужичок. Я окончательно растерялась. - Посмотри, на кого ты похожа!
        Я не могла знать, как выгляжу со стороны, но тут же перепугалась, что встречу Новый год с синяком на лице.
        - Вы что, не слышите? - рявкнула я. - Они - воры! Они украли мой рюкзак! А там - телефон и деньги.
        - Вы с самого начала едете в этом вагоне? - начал свой допрос полицейский.
        Мужичок же посмотрел на нас с подозрением и первым ответил.
        - Да, этих я здесь тоже видел! Шпана.
        Я задохнулась от возмущения. Поезд дернулся и покатился. Я только растерянно посмотрела в окно на удаляющийся перрон и вновь замелькавшие деревья. Полицейский продолжал держать Макеева за куртку. Прыщавый плакал. Все происходящее было похоже на сюр. Я молча подошла к скамейке и взяла свой рюкзак.
        - Я сейчас вернусь, - сказала я Макееву. - Приведу сюда Антона Владимировича.
        Тимур молча пожал плечами.
        - Девушка, стойте! - одернул меня один из полицейских. - Мы еще ничего не выяснили.
        Но я упрямо направилась в вагон, где расположился наш класс. Однако там никого не обнаружила. Вагон был заполнен другими, незнакомыми людьми. Они весело общались, пели песни и разливали спиртные напитки по стаканчикам. Похоже, кто-то решил встретить Новый год прямо в электричке. Поначалу я даже решила, что просто перепутала вагоны. Но потом я поняла: предчувствие меня не подвело. Из-за всех этих разборок мы с Макеевым пропустили нашу остановку. Поезд стоял недолго, и наверняка в суматохе о нас просто забыли. Ветер засыпал окна снежной крупой. Строения за окнами вскоре исчезли. Остался только лес. Бескрайний, темный, снежный. Точно такой же, как в моем сне.
        Глава двадцатая
        Когда я вернулась в вагон за Макеевым, дело сдвинулось с мертвой точки. Мужичок наконец разобрался, кто на самом деле является злоумышленниками, и Тимура отпустили.
        - Понадевают черных курток, - проворчал мужичок. - Этот, - он кивнул на Тимура, - самым крепким из них кажется. А вообще, все они хулиганы… Шпана. Что с них возьмешь?
        Пока выясняли все обстоятельства, поезд продолжал стучать по рельсам, а я, после того как проверила содержимое рюкзака, с волнением уставилась в окно. На горизонте дымились гигантские трубы. Наконец, когда нас с Макеевым отпустили, а за нетрезвых малолеток взялись органы правопорядка, я встревоженно шепнула Тимуру:
        - Мы проехали нашу станцию.
        - Я уже понял, - откликнулся Макеев. - Выйдем на ближайшей и пересядем.
        В итоге мы сошли на незнакомой пустой станции. Поезд ушел, и вокруг стало тихо-тихо. На высоком бетонном перроне никого больше не было. Тимур с озадаченным видом осмотрел закрытую билетную кассу. А мне и вовсе разреветься от обиды захотелось. Из-за пьяных уродов в Новый год мы очутились непонятно где. Ладно хоть рюкзак удалось отвоевать. Если бы я осталась без телефона…
        Тут же потянулась к рюкзаку.
        - Кому собираешься звонить?
        - Кому-кому? Антону Владимировичу. Он ведь нас наверняка уже потерял.
        Тимур внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Я думала, он снова заведет старую песню о том, что я без Золотка никуда, но Макеев сдержался.
        - И ты ничего не скажешь по этому поводу? - искренне удивилась я.
        - Ты ведь сказала, что только я тебе нужен. У меня нет оснований тебе не доверять.
        Я улыбнулась. Как же это хорошо, когда тебе наконец верят. Нет ничего хуже, чем начинать отношения со лжи.
        Однако в следующую секунду мое довольное выражение исчезло с лица. Айфон страшно глючит от холода. Единственное, что мне удалось сделать, - отправить сообщение Золотку о том, что мы заблудились. Батарея тут же вырубилась. У Тимура телефон и вовсе здесь не ловил связь. Мы немного постояли на платформе, но приближающейся электричкой и не пахло.
        - Что будем делать? - устало спросила я, ежась от холода. Стоять на пустынной, слабо освещенной платформе и ждать чуда свыше было глупо. Кто знает, когда придет электричка? Так и окочуриться недолго. Встретить Новый год здесь? Конечно, это лучше, чем отпраздновать его в отделении полиции, куда тебя загребли за компанию с хулиганами… Хотя кто знает. В отделении хотя бы тепло.
        - Идем обратно, - наконец принял решение Тимур.
        И мы зашагали по шпалам.
        - Ты все-таки знаешь дорогу? - спросила я.
        - Был там несколько раз, - нехотя признался Тимур. - Правда, давно. Совсем мелким. От станции до Васильево недалеко, главное - на нее выйти.
        Я осторожно с опаской осмотрелась.
        Мы брели вдоль путей. Тимур отобрал у меня рюкзак и теперь нес сразу два.
        - Мы помирились с Алиной, - сообщила я.
        Фонари освещали железнодорожные пути. Снова повалил снег. Крупный и мокрый. Вдалеке показались огни, и это меня немного успокоило. Цивилизация близко. Мы не в непроглядной заснеженной глуши, не замерзнем насмерть, и нас не съедят волки. Единственное, что омрачало, - здесь не ловила сеть. А ведь я обещала позвонить родителям, как только мы доберемся до места. И Антон Владимирович вместе с остальными наверняка нас потеряли. Я уже представила, какую тревогу забил географ, обнаружив потерю и получив мое сообщение.
        - Здорово, - откликнулся Тимур. Он шагал впереди. Снег скрипел под ногами. Луна в черном небе светила ярко, словно прожектор. Вокруг - ни души. Только сонные елки, облепленные снегом.
        - Мы поговорили, - продолжила я. - Раньше между нами не было таких близких разговоров. Я даже не знала, что после них бывает так хорошо.
        - Очень рад за вас. - Тимур обернулся и слабо улыбнулся мне.
        Некоторое время я шла молча, слушая скрип снега под ногами. Потом все-таки решилась:
        - После того как мы поссорились, я приходила к тебе. Антон… Владимирович не говорил об этом?
        - Мы не так часто общаемся, - ответил Тимур. Улыбка тут же исчезла с его лица.
        - Он ночью написал мне, когда ты пришел. Я волновалась.
        - Это было благородно с его стороны.
        - Я не знаю, что происходило между вами все эти годы, но почему ты не дашь ему шанс? - не отставала я. - Шанс заслуживает каждый. И ты не представляешь, какое это облегчение - наконец помириться с близким человеком.
        - Ты действительно не знаешь, что происходило между нами, - ответил Тимур. - И с чего ты взяла, что мы близкие люди?
        - Он сказал, что любит тебя, - растерялась я. - Неужели он тебя в детстве бил?
        - Нет, конечно, - усмехнулся Тимур. - Пусть только попробовал бы. Угнетать можно не только физически, но и морально. Особенно младших.
        - Вы оба были мальчишками. А ты им так и остался, - сердито сказала я.
        - Скоро должна быть станция, а там - тропинка к поселку. Не пропустить бы, - сказал Тимур, оглядываясь. Он явно переводил тему. Я поняла, что к этому разговору Макеев больше возвращаться не хочет. В конце концов, я действительно не знаю, что пережил в детстве Тимур. С такой ситуацией в семье ему все-таки не позавидуешь.
        Я думала, мы больше не будем говорить на эту тему, но Тимур вдруг признался:
        - Возможно, я его простил. Где-то в глубине души. И готов как-нибудь поговорить как взрослые люди.
        - Это было бы здорово, - вздохнула я. На первом шаге я настаивать не хотела. Решила, что и без меня рано или поздно разберутся.
        - Замерзла? - спросил Макеев.
        - Немножко, - призналась я.
        Как назло, в такой критической ситуации мне тут же захотелось есть и пить. Но я стеснялась признаться.
        Мы прошли уже приличное расстояние. Вдалеке помигивал семафор. На железнодорожных откосах - глубокие сугробы, в которых я тотчас бы утонула. Да, не так я представляла встречу Нового года.
        Спасательные огни становились все ближе. Впереди - станция. Я уже потеряла счет времени. Мне казалось, что уже давным-давно наступила глубокая ночь.
        - Кажется, пришли, - сказал Тимур.
        Мы свернули на еле заметную протоптанную тропинку. Тимур подсвечивал наш путь фонариком на телефоне. Нас тут же обступили облепленные снегом елки. Постепенно становилось еще темнее, а лес - гуще.
        - Ты уверен, что мы выйдем к людям? - озабоченно спросила я.
        Тимур что-то неразборчиво промычал, отчего я пришла к выводу, что он, как и я, ни в чем не уверен.
        - Другой протоптанной дороги я не видел, - сказал Макеев.
        Что ж, логично. А если мы в темноте ее просто пропустили? Но я решила не паниковать раньше времени. Тем более что рядом с Тимуром мне не было страшно. Он уверенно шел вперед, и я послушно плелась за ним. Но вскоре протоптанная дорожка как-то резко оборвалась. Снега становилось все больше, идти было все сложнее, и тут я все-таки запаниковала.
        - Тимур! Мне страшно, - призналась я. - А если здесь волки?
        - Вполне возможно, что они на самом деле здесь есть, - немного озадаченно отозвался Тимур. Теперь, когда и он был не уверен в том, в какую сторону нам идти, мне стало по-настоящему тревожно.
        - Может, вернемся к той станции и все-таки дождемся поезда?
        - А если он приедет только завтра? Или вообще по праздникам не будет ходить? Мы с тобой окоченеем. Нет, Наташа, нам нужно выйти к людям. Я уверен, что где-то здесь поблизости есть населенный пункт. Мы не могли уехать далеко.
        Я прислушалась. И снова - ничего, кроме пугающей тишины. Такой, что от нее в ушах зазвенело. Вскоре тишину прервала лесная птица. Она вспорхнула с ветки, и с высоченных сосен посыпался снег.
        А мне так хотелось услышать спасительные человеческие голоса, признаки хоть какой-то жизни. Но темный лес стоял тихий, мрачный, таинственный. Хорошо хоть, волки не выли, иначе бы я совсем с ума сошла.
        Наконец деревья стали реже, и вдалеке показался дом. Это было нашим спасением. Я первой прибавила шаг, и снег громче заскрипел под ногами. Но чем ближе я подходила, тем больше угасал мой энтузиазм. Дом стоял на отшибе, и окна в нем не горели. Наверное, глупо было думать, что нам сразу повезет. Чуть дальше мы разглядели еще пару домов. Таких же темных, нежилых. Хотя на вид они не казались заброшенными. Крепкие, с высокими заборами. Скорее всего, их использовали летом под дачи, а зимой приезжали сюда редко. По всей видимости, Новый год хозяева встречали в городе. Надежда меня оставила. Возвращаться через этот страшный лес? А если мы заблудимся да так и не сможем выйти к людям?
        Этот поселок оказался безжизненным. Мы немного побродили по нему в надежде встретить кого-нибудь из людей, но все оказалось тщетно.
        - Ты знаешь легенду о заброшенной деревне? - спросил Тимур.
        - О какой еще деревне? - вяло отозвалась я. К ночи стало холодать. Снег больше не падал, зато на небе высыпали яркие звезды.
        - Очень старая байка. Возможно, ты все-таки ее слышала. Это было в начале прошлого века. Два путника на конях - отец и сын - заблудились в лесах, практически как мы с тобой. Правда, на улице тогда поздняя осень была, а не зима. Когда путники совсем выбились из сил, то сделали привал на опушке. И тут сын говорит, что места ему эти кажутся знакомыми, летом он выезжал как-то на своей кобыле к одной нарядной гостеприимной деревеньке, где его встретили замечательные люди. Только он подъехал к ней, как навстречу к нему вышла добрая старушка в ярком платочке и пригласила к столу. Тут же парня окружили девушки с венками на головах. Одна из них была настолько прекрасна, что невозможно было в нее не влюбиться. Пригласили они этого парня к костру. Угощали, выпивали, песни пели. Так хотелось ему остаться там подольше, но пришлось все-таки покинуть это место. Деревня эта, кстати, говорят, была где-то в этих краях. С симпатичными избушками и красивыми заборами с расписными узорами. Вот как этот, например.
        Тимур указал на заваленным снегом забор. В темноте он казался практически черным, но, приглядевшись, я все-таки разглядела в свете луны узоры.
        - Поэтому сын предложил заехать туда еще раз - уж больно люди там жили гостеприимные, которые не бросят в беде. И накормят, и напоят, и ночлег, если нужно, предложат. А еще сыну очень хотелось снова встретиться с той прекрасной девушкой. Согласился отец, только кобыла его уже еле ногами перебирала. Тогда сын сказал, что поедет вперед и дождется там. А сам подробно дорогу объяснил. Отец согласился, и сын ускакал. Отец ехал долго, уже смеркаться начало. И вот наконец впереди показались дома. Несколько. Может, даже столько же, сколько здесь.
        - Зачем ты завел этот разговор? - рассердилась я, предчувствуя, что рассказ Макеева не приведет ни к чему хорошему. Зато так заслушалась, что про холод забыла. Почувствовала непонятное жуткое возбуждение от происходящего - уж больно обстановка напоминала ту, о которой рассказывал Макеев. Мне казалось, что и мы попали в ту самую деревню, в которой угощали у костра неведомого мне «сына».
        - Чтобы тебя развлечь, - ответил Тимур.
        - Тоже мне развлечение, - хмыкнула я. - Если думаешь, что сможешь меня напугать, то не на ту напал.
        Не скажу, что мой голос прозвучал очень убедительно, но все-таки я старалась храбриться.
        - Я знаю, что ты у меня бесстрашная, Наташа. Но все-таки слушай, что дальше было. Чем ближе старик подъезжал к деревне, тем больше она ему не нравилась. Вокруг, как я уже говорил, смеркалось, видел старик плохо, но все-таки смог рассмотреть, что домики там стоят совсем не нарядные и новые, как рассказывал ему сын, а скорее заброшенные и покосившиеся. Поначалу он решил, что просто заблудился и нужная деревня еще впереди. Но чувство тревоги его не покидало. Он проехал вдоль и поперек эту заброшенную вымершую деревню, но за весь путь не встретил в ней ни души. И его сына там, разумеется, не было. Только у дальнего разбитого забора стояла старушка, правда, она совсем не была похожа на ту доброжелательную, в ярком платочке, о которой рассказывал его сын. Глаза у бабки впалые, а кожа - черная, обугленная. У старика от ужаса чуть сердце не остановилось. Тогда он решил, что просто переволновался за сына и ему все это показалось. Он скакал вперед, в поисках той самой нарядной гостеприимной деревеньки, отгоняя мрачные мысли. А потом ему на пути все же встретились два мужика, возвращавшиеся с охоты. Когда
старик спросил их о деревне, охотники сказали, что эти места давно заброшены и никаких поселений здесь нет. А когда старик подробнее рассказал о том месте, о котором ему говорил его сын, мужики только переглянулись и побледнели. Сказали, что когда-то в этих местах жили язычники, только было это очень давно. Потом деревню подожгли, и все, кто там жил, сгорели заживо. Теперь на том месте полно призраков и злых духов. Если кто и видит их в старом обличье, то только те, кому приходят навязчивые мысли о смерти. Таким кажется, что духи - живые люди, а вот остальные их видят в обычном обличье - страшными и сожженными. Оттого в этих местах самоубийцы периодически пропадают. Старик, кстати, так и не видел своего сына больше.
        Я молчала. Притихшие заснеженные дома теперь вселяли тревогу. Я даже по сторонам осмотрелась, в страхе увидеть кого-нибудь. Например, старуху с обугленной черной кожей. Если поначалу я была рада встретить хоть одну живую душу, то теперь не была в этом уверена.
        Тимур словно прочитал мои мысли и довольным голосом присовокупил:
        - Поэтому если сейчас из-за того угла выйдет добрая бабулька и пригласит тебя на костер, ты ни в коем случае не соглашайся.
        - Какой же ты дурак, Макеев! Перестань меня пугать! - рассердилась я.
        А Тимур только веселился.
        - Значит, я все-таки на ту напал? - спросил он, обнимая меня.
        - Замолчи!
        Когда мы с Тимуром проходили мимо одного из домов, за забором послышался какой-то шум. Обычный дом, ничем не примечательный, как и все остальные… С высоким деревянным забором. Я остановилась. Может, мне послышалось?
        - Ты слышал? - спросила я.
        - Слышал что? - удивился Макеев.
        - Шорох какой-то…
        И тут внезапно за забором кто-то завыл. Так пронзительно, что я подскочила от неожиданности на месте.
        - Мамочки! - закричала я. - Кто там?!
        Первое, что я подумала: волки! Потом мозг подкинул дурацкую версию о язычниках-погорельцах из рассказала Макеева, хотя я в такую чушь, разумеется, не верю. Но тут из-за забора раздался громкий заливистый лай.
        - Там собака! - почему-то обрадовалась я. От испуга сердце гулко стучало.
        Не знаю, к чему было это уточнение про собаку. И без меня было понятно, что за забором пес. Услышав наши разговоры, он залился лаем, и теперь его было не остановить.
        - Кто же бросает собак на зиму? - рассердилась я.
        - Откуда ты знаешь, может, хозяева приезжали совсем недавно и оставили ему еды?
        Дорожка была протоптана, значит, хозяева все-таки приезжают сюда регулярно и подкармливают пса, но сегодня мы явно были здесь первыми.
        - Бедненький, он там голодный! - покачала я головой.
        Из-за забора доносился такой сердитый лай, что мне казалось: если пес каким-то чудом выскочит, то сожрет нас в два счета.
        - У меня есть с собой сосиски, - сказал вдруг Тимур.
        - Прости, что у тебя есть? - удивилась я.
        - Сосиски, в рюкзаке, - ответил как ни в чем не бывало Макеев. - Мама в дорогу дала.
        Я едва сдержала смех. Мне почему-то представилось, что и Антона Владимировича мать снарядила в поход пачкой сосисок. Но я решила не говорить о своих предположениях Тимуру. Несмотря на то что он все-таки рано или поздно собирался наладить отношения с братом, пока на разговоры о Золотке по-прежнему реагировал как бык на красную тряпку.
        - Это что же я, тех упырей в вагоне сосисками лупасила?
        - Ага.
        Я все-таки рассмеялась. А потом вдруг поняла, что тоже все-таки страшно хочу есть.
        - Доставай сосиски, - приказала я.
        Тимур снял с плеч свой рюкзак. Мой аккуратно поставил на снег себе под ноги. Учуяв запах сосисок, пес стал лаять еще яростнее. Тимур подкинул первую сосиску через забор, и лай ненадолго прекратился.
        - Нравится тебе сосиска? - спросил довольным голосом Макеев.
        Пес заскулил.
        В сумерках я успела разглядеть вывеску: «Осторожно, злая собака!» Еще бы не быть злой, когда тебя бросают зимой на произвол судьбы.
        Тимур перекинул еще одну сосиску. Я к нему присоединилась. Так мы и кормили собаку через забор, а она довольно чавкала. В какой-то момент я не удержалась и сама откусила от сосиски. Уж больно вкусно они пахли. Тем более за последние несколько часов я испытала максимум стресса, да еще и намотала несколько километров по сугробам. Тимур удивленно посмотрел на меня.
        - Ты хочешь есть?
        - Не то слово! - призналась я, доедая сосиску. Собака за забором примолкла, но мы не сразу обратили на это внимание. Пока я беззаботно жевала сосиску, Тимур удивленно уставился куда-то за мою спину.
        - Кто там? - спросила я с полным ртом. - Обгорелая бабка?
        - Мне кажется, злая собака вырыла подкоп, - быстро ответил Тимур.
        Я обернулась. Собака в это время выбиралась из-под деревянного забора. Сосисок ей явно не хватило. В темноте из-под снега показалась огромная собачья голова. До этого я никогда не видела таких здоровенных собак. Если она действительно злая, то в два счета перегрызет меня, как щепку. Лай за забором был внушительный, но я даже не подозревала, что собака окажется таких больших размеров. Не прожевав, я дернулась в сторону, но Тимур схватил меня за рукав.
        - Куда ты? От собак нельзя убегать!
        - Но она же даже не выбралась еще! - запаниковала я. - Или подождем, пока она перелезет? Может, за лапы ее потянуть, помочь?
        Собака рычала и продолжала яростно копать. Еще немного, и она выберется наружу. И тогда мы все-таки понеслись вперед, минуя пустые дома, которые теперь мне уже не казались пугающими. Сердце отчаянно стучало у самого горла. Я боялась обернуться: мне казалось, что собака давно уже выбралась наружу и вот-вот схватит меня за ногу. Мы неслись изо всех сил. Из-за выброса адреналина внезапно стало жарко и весело. Захотелось визжать на всю округу - все равно рядом никого не было. В какой-то момент дома закончились, и началось заснеженное пустое поле. Бежать по нему быстро не получилось. Мы тут же застряли. Я первой начала пробуксовывать. Снега здесь было мне по пояс. Я не выдержала и рухнула в чистый глубокий сугроб. Тимур, отбежавший чуть вперед, вернулся ко мне и лег рядом. Громкий лай давно остался позади. Мы так и не знали, смогла ли собака вырваться наружу. Тяжело дыша, уставились на черное звездное небо и яркую полную луну.
        - Представляешь, какой сейчас переполох у наших? - спросила я. - Единственное, что я успела написать Антону Владимировичу, - что мы заблудились в лесу. Испортили всем праздник. Как долго мы здесь будем лежать?
        - Пока нас не отыщут волки и не обглодают до костей.
        - Нет, нас отыщут люди, - убежденно сказала я.
        - Ты уже слышишь треск вертолетов? Обчесывают всю тайгу.
        - Ты всегда такой циничный? - повернулась я к Тимуру.
        - Какой есть, - ответил Тимур, серьезно посмотрев мне в глаза. - Я тебе нравлюсь и таким?
        - Ты мне нравишься любым, - засмеялась я. - Только жалко будет, если мы сейчас здесь замерзнем насмерть. Недолго длилось счастье и любовь.
        - Любовь? Или гормоны? - подколол меня Макеев.
        Я, снова рассмеявшись, уставилась в небо. Мигающие звезды в ответ смотрели на нас. Почему-то сейчас у меня не было ощущения, что мы сгинем и пропадем навсегда в этом белом поле. Хотя я по-прежнему понятия не имела, где мы находимся и как долго нам еще идти. Впереди маячили новые огни - значит, нам в ту сторону.
        - Я сейчас почему-то очень счастлива, - проигнорировав вопрос про гормоны, сказала я.
        - Раньше мне казалось, что когда я стану по-настоящему счастливым, то обязательно это почувствую. А сейчас думаю, что все происходит так, как и должно быть. И мне очень хорошо.
        - Это как у Тургенева, - улыбнулась я. - Алина часто повторяет: «Счастье - как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть».
        - Да, наверное. Все так, - улыбнулся Тимур.
        Мы долго целовались, не чувствуя холода. А потом я вспомнила определение любви от старшей сестры и рассмеялась. Кажется, теперь я понимала, что она имела в виду.
        - Мне хочется тебя съесть, - негромко призналась я.
        - Как сосиску? - ужаснулся Макеев.
        Я снова расхохоталась. Туманные звезды хороводили над головой. Давно мне не было так хорошо и спокойно.
        А потом недалеко от нас раздались залпы салюта. Все вокруг осветилось праздничным фейерверком. Огни взлетали в черное небо, как спасательные ракеты.
        - Уже Новый год наступил? - ахнула я.
        - Видимо, - улыбнулся Тимур.
        Это была самая необычная встреча Нового года. Заснеженное поле, поцелуи и единственная холодная сосиска. Я представила, какое застолье сейчас на нашей даче в компании Латыповых. Но мой Новый год мне показался в миллион раз круче. Омрачало мысли только то, что мама наверняка уже несколько раз пыталась дозвониться, чтобы поздравить меня с праздником. Скорее бы добраться до наших…
        - Нужно было идти дальше, чтобы успеть до Нового года, а не валяться здесь, - сказала я, немного смущаясь.
        - Зато согрелись, - возразил Тимур.
        Это правда. От поцелуев горели губы и лицо. И все-таки я проворчала:
        - Я согрелась еще в тот раз, когда от собаки убегала. А если заболею?
        - Я буду ухаживать за тобой, - пообещал Тимур, первым выбираясь из сугроба. Протянул руку и помог мне подняться. Затем снова взял два рюкзака. Залпы салютов продолжались.
        - Значит, в той стороне и есть дачный поселок, - сказал Тимур.
        И мы принялись пробираться через поле на спасительные сигналы и освещенное яркими огнями небо. Проваливаясь по колено в сугробы, мы упрямо шли дальше, пока наконец не вышли на дорогу. За это время я совсем выбилась из сил и тяжело дышала. Если бы Тимур не помогал мне, точно бы сгинула на этом поле. Зато выбрались прямиком к будке контрольного пункта.
        - Мы на месте? - пытаясь отдышаться, спросила я. Мне не верилось, что все закончилось. Снег неприятно набился в ботинки.
        - Да, - кивнул Тимур.
        Контрольный пункт мы миновали без проблем. Поселок был благоустроенный, современный и совсем не похож на ту маленькую деревеньку, где мы кормили собаку сосисками через забор.
        Ворота дома, который нам был нужен, были распахнуты настежь. Фейерверка там не было, но зато слышались оживленные голоса. Яна первой увидела нас и выскочила за ворота навстречу.
        - Где вы были? - закричала она. - Мы тут с ума сходим! Хватились вас только на перроне. А поезд - чух-чу-ух!
        Она принялась меня внимательно оглядывать, будто не видела не несколько часов, а, по крайней мере, пару суток. Хотя видок у меня, как и у Макеева, был еще тот. Мы были промокшие насквозь и страшно уставшие.
        - А где Антон Владимирович? - спросила я.
        - Он сразу вас искать ушел. Еще до полуночи.
        На наши голоса вышли и остальные. Близнецы кинулись меня крепко обнимать. Возлюбленная Антона Владимировича, которую, как выяснилось, звали Алла, суетилась больше всех. Славная она, конечно. Стянула тут же с меня мокрые варежки и отдала свои. Одноклассники принялись галдеть и наперебой спрашивать, что же с нами произошло. Тимур, не привыкший быть в центре внимания, все-таки отвечал на вопросы. А потом все вдруг резко примолкли и обернулись.
        За нашими спинами стоял Антон Владимирович. Такой же уставший, как и мы, и словно опустошенный. Представляю, как он перепугался, когда заметил нашу пропажу, а потом получил мое сообщение… Антон Владимирович долго смотрел на Тимура, а Тимур смотрел на него. В какой-то момент Золотко быстро направился к младшему брату и крепко обнял его. Тимур сначала стоял как вкопанный, с опущенными руками, а потом все-таки обнял Антона в ответ. Тоже крепко. Антон Владимирович так стиснул брата в объятиях, что у него побелели костяшки замерзших рук. Остальные ребята, которые не были в курсе того, что происходит, молча наблюдали за происходящим. Положение спасла Алла:
        - Друзья, уже больше часа как наступил Новый год, а мы так толком и не отметили! Идем в дом? Наташа, тебе нужно согреться…
        Она кивнула в сторону дома. А я подумала о том, какие у нее добрые и лучистые глаза.
        - Антон решил, что вас уже загрызли волки, - негромко сказала мне Яна по пути к дому. - Мало ли… В прошлом году был такой случай.
        - Нет, все хорошо, - почему-то смутилась я, припомнив огромного пса. Чем не волк?
        Когда мы с Казанцевой приотстали, я негромко спросила:
        - Как Дима?
        - Он понравился близнецам, - улыбнулась подруга. - И тебе тоже понравится.
        - Знаю, - улыбнулась я в ответ. - Обязательно!
        - До сих пор не понимаю, как я его раньше не разглядела. Ведь мы в музыкальной школе вместе несколько лет проучились. Ты представляешь, как это бывает?
        - Очень даже представляю, - кивнула я.
        Яна поняла, что я имею в виду. Мы переглянулись и счастливо рассмеялись.
        - Ой, Яна, дай мне свой телефон, надо маму поздравить! - спохватилась я. - Она, наверное, с ума сходит из-за того, что я им не позвонила.
        - И что ты скажешь?
        - Скажу полуправду: разрядился. Подробности ей не обязательно знать.
        - Тебе влетит.
        - Мне не привыкать, - снова улыбнулась я.
        Перед тем как зайти в дом, я обернулась. Тимур и Антон Владимирович уже поднялись на широкое крыльцо. Географ стоял, прислонившись спиной к деревянной балке. Братья о чем-то негромко говорили. Одного роста, похожие в профиль… Разговор, судя по всему, был серьезным. Тимур, как обычно, нахмурен. Антон Владимирович - не на шутку взволнован.
        Я так и зависла в дверном проеме, наблюдая за ними, пока ко мне снова не подошла Яна и не протянула свой телефон:
        - Вот, держи.
        Пришлось мне все-таки зайти в дом. Последнее, что я увидела: Тимур все-таки улыбнулся старшему брату.

* * *
        Я вышла на крыльцо уже ближе к утру. Уселась в старое кресло-качалку. Вдалеке над кромкой соснового бора забрезжил рассвет. Большинство ребят крепко спали. Новогодняя ночь прошла отлично - мы долго сидели у камина, болтали, пели песни и жгли бенгальские огни…
        Дверь хлопнула, и я, не оборачиваясь, сразу поняла, кто вышел на крыльцо. Сердце счастливо застучало.
        Тимур накинул на меня плед и присел напротив на деревянные перила. За его спиной в морозном небе поднималось солнце, обливая желтым светом заснеженные верхушки деревьев. У Тимура та же шапка, то же колечко в ухе и тот же прищуренный карий взгляд. Таким я Макеева и разглядела на набережной, когда он разыграл меня с хот-догом и почему-то произвел на меня этим большое впечатление.
        Я смотрела на него снизу вверх и куталась в плед.
        - Всё потому, что иногда с тобой мы просто молча встречаем рассвет на разных балконах, - произнес Тимур.
        - Ты выучил мое стихотворение? - смутилась я.
        - Мне никогда не посвящали стихов.
        - Я и сама их никогда до тебя никому не посвящала.
        Мы замолчали и уставились друг на друга. Наша игра «кто кого переглядит» всегда меня занимала и отчего-то очень волновала.
        - Мне кажется, я тебя люблю, - шепотом, не отводя взгляда, сказал Тимур. В своей привычной, ироничной манере. Но прозвучало это очень искренне. Внутри у меня все задрожало.
        - Знаешь, мне кажется, я тебя тоже, - шепотом ответила я ему в тон.
        Тимур улыбнулся мне. А потом спрыгнул с перил и сказал:
        - Я там кое-что в доме видел… Сейчас.
        Он вернулся спустя несколько минут с термосом и коробкой конфет. Точно такие же конфеты я подарила Тимуру в седьмом классе, когда была его тайным Сантой.
        - Что это? - удивленно спросила я, глядя, как Макеев распечатывает коробку.
        - Конфеты. Кажется, твои любимые.
        Я не придала его словам значения. Тимур открыл коробку и поднес ее мне. Пару секунд я обдумала происходящее, а потом потянулась за конфетами.
        - Погоди, - вдруг сказал Тимур. Первым взял несколько штук и запихнул в рот. - Вот так-то лучше.
        - Ты всегда знал, что это я подарила тебе ту коробку? - ахнула я.
        - Я в тот день ехал с тобой в одном автобусе в школу, - рассмеялся Тимур. - Ты сидела чуть впереди, ела конфеты и смотрела в окошко. Я видел твой довольный жующий профиль. Я всегда считал тебя самой забавной девчонкой в нашем классе. Самой красивой, умной и интересной. А сейчас в этом убедился. Ты - самая-самая, Наташа.
        Мы пили чай на крылечке, негромко разговаривали, ели конфеты и смеялись. Уже давно рассвело. Вокруг было тихо, между домами высились громадные сосны, вдалеке виднелся горнолыжный подъемник.
        Я вспомнила свое желание на Новый год, которое написала наспех на клочке бумаги и похоронила в ящике стола. Надо же… Оно сбылось. Все-таки в моем сердце не смогли уместиться две любви. Но я сделала важный и правильный выбор. Впереди зимние каникулы: с лыжами, прогулками, кофейнями… Впереди что-то новое, неизведанное, и оттого счастье распирает грудь и сердце гулко стучит.
        Все так, как и должно быть.
        notes
        Примечания
        1
        «Я изнемог, я так устал…», автор Михаил Алексеевич Кузмин (1876 - 1936).
        2
        Группа «Ляпис Трубецкой».