Дюймовочка крупного калибра Арина Ларина

        #
        Арина Ларина
        Дюймовочка крупного калибра


***
        Начать себя ненавидеть очень просто. Сначала надо внимательно всматриваться в то, что отражает зеркало, с отвращением кривя губы и содрогаясь от собственного несовершенства. Внимательно инвентаризируя обнаруженные недостатки, нужно изо дня в день проверять их наличие, выучивая как молитву и повторяя сей изумительный список перед сном. Далее следует периодически уточнять у знакомых, действительно ли глазки «поросячьи», жир складками, а целлюлит бугрится так, что виден даже через пальто. Не исключено, что допрашиваемые будут сопротивляться, пожимать плечами и категорически отрицать очевидное. Ни в коем случае не стоит покупаться на их льстивые речи. Однажды найдется честный человек, который не только подтвердит вашу правоту, но и добавит в перечень свидетельств ущербности новые пункты, о которых вы, будучи о себе слишком высокого мнения, даже не догадывались.

        Серафима Разуваева ненавидела в себе все: простецкое щекастое лицо, пегие волосы, после мелирования ставшие похожими на старую мочалку, большие крестьянские руки, широкую талию, рыхлое тело и по-мужицки крупные ступни.
        Почему кто-то может носить изящные туфельки на хрупкой шпильке, а Сима обречена шлепать в баретках на низком стариковском каблуке? Да еще тридцать девятого размера! Нет в мире справедливости. Нет!!!

        Настырные переливы звонков горохом раскатывались по операторской. За окном мотались крупные хлопья снега, тяжелое серое небо застыло над заледеневшим городом. Новогодняя ночь со всеми ее мечтами, надеждами и планами осталась позади, о минувшем празднике напоминали лишь остатки мишуры, налипшие на жалюзи, и наполовину разобранная пластмассовая елочка, лежащая в углу.
        Телефонная панель, словно бомба замедленного действия, тревожно семафорила красными огоньками, натужно подвывал ксерокс, плюясь копиями документов, из угла слышалось вульгарно-кокетливое хихиканье, ревела кофеварка, рожавшая очередную порцию кофе, за дверью сипло и пронзительно орал шеф. Его непарламентское выступление было настолько громогласным, что периодически перекрывало какофонию офисного гама.
        - Бедлам, - печально констатировала Серафима, обреченно нашаривая под столом снятые туфли.
        Здесь все было привычным, набившим оскомину и напоминало фильм «День сурка». Даже туфлю, как обычно, не удалось поддеть ногой и пришлось лезть под стол. Девушкой мадемуазель Разуваева была корпулентной, а посему процедура поиска обуви вызывала у нее глухое раздражение. Впрочем, как и сама обувь. За системным блоком притулились зимние сапоги в белых соляных разводах, разношенные и убогие. Сима скорбно скосила глаза, пытаясь разглядеть свои ступни, и пошевелила пальцами - лапти. Разве у девушки могут быть такие ноги?
        Горестно вздохнув, Серафима задвинула сапоги поглубже.
        Вот ведь невезуха!
        Но особой бедой двадцатисемилетнего диспетчера Разуваевой была огромная грудь, вмещавшаяся лишь в колхозно-атласные лифчики чудовищных фасонов. Именно на это горе и клевали примитивные самцы, завороженные габаритами. Кому-то охота хоть раз в жизни съесть устрицу, кому-то - прыгнуть с парашютом или нырнуть с аквалангом, а кому-то - хоть раз переспать с обладательницей именно такого бюста, чтобы было о чем вспомнить на старости лет. Как богач, опасающийся, что любимая девушка отдает руку и сердце не ему, а его кошельку, Серафима всех изредка намечающихся кавалеров подозревала в физиологической корысти. А хотелось любви, про которую писали книги, снимали фильмы и врали знакомые. В общем, куда ни плюнь - сплошное расстройство и неудовольствие. Скорее всего, где-то там, наверху, ответственный за раздачу сбился при распределении женских чар, капитально обделив невезучую Серафиму по одной позиции и через край облагодетельствовав - по другой…
        -Фима, что у тебя с телефонами! - раздраженно крикнула из угла Лиза Симбирцева. Она отвлеклась от флирта с новым программистом и с негодованием уставилась на круп сотрудницы, склонившейся к полу с грацией векового дуба. - Может, соблаговолишь ответить на звонки?
        - Может, и соблаговолю, - индифферентно отозвалась из-под стола Серафима. Она разглядывала туфли и прикидывала, что в принципе если купить такие же не на шпильке, а просто на высоком каблуке, то фигура будет выглядеть стройнее. Хотя при ее росте еще и высокий каблук - гарантированное сужение круга претендентов на звание возлюбленного до минимума. Какой мужчина захочет иметь рядом девицу, смотрящую свысока в буквальном смысле?
        Про Лизу Серафима старалась не думать, старательно утаптывая в душе темный разбухающий ком ненависти.

«Начальница. Знаем мы, почему ты начальница, - такие мысли роились в Симиной голове. - Ни мозгов, ни воспитания. Только доступность тела в любое время в любом месте. А гонору! Возомнила себя пупком земли».
        О том, что Лиза периодически уезжает из офиса вместе с шефом, знали все. Зачем уезжает - не знали, но догадывались. Тут особого ума не надо, особенно если знать о стремительном продвижении Симбирцевой по службе. То ли это скороспелая карьера грейдером проехалась по характеру юной секретарши, сравняв все человеческое с землей и превратив Лизу в циничную стервочку, то ли она с самого начала таковой и являлась, так или иначе - работать под ее началом было невыносимо. Лиза была хорошенькой крепенькой брюнеткой с нежно-розовым румянцем, бровями вразлет, пышными кучерявыми волосами и надменным взглядом. Временную близость к начальству она ошибочно принимала за удачный старт, а ставшее следствием этой близости повышение по службе - признанием собственной исключительности. Серафиме было даже жаль эту Лизу. Иногда. Потому что диспетчером она здесь работала уже семь лет, и это была четвертая такая «Лиза» на ее счету. Виктор Николаевич Бобриков, директор и хозяин фирмы, был страсть как охоч до дамского пола, особенно до юных девиц, благосклонно прощавших ему и лысину, и низкорослость, и скандальный нрав. Как
правило, однажды блудливого шефа в очередной раз подлавливала супруга - и секретаршу увольняли, а сам Бобриков во искупление вины вез семейство в экзотическое путешествие.
        Но чаще Сима не жалела Лизу, а бурлила от негодования, бдительно скрывая эмоции от посторонних. Симбирцева была на удивление пакостной особой, по-видимому, получавшей наслаждение от скандальных ситуаций. Поняв, что Серафима терпеть не может, когда ее называют «Фимой», Лиза начала обращаться к ней именно так, и никак иначе. Бесконечные соболезнования по поводу фигуры и советы насчет диет Симбирцева предпочитала озвучивать непременно при свидетелях, желательно - мужчинах. Если Серафима приходила в обновке, то начальница непременно смотрела на нее долгим взглядом, полным сострадания, и, дождавшись, пока у кофеварки соберутся сотрудники, деликатно советовала сменить стиль одежды, так как нынешний
«укрупняет», «не скрывает» и «подчеркивает» то, что лучше бы занавесить, как старую облупленную печь в деревенской избе. А кроме всего прочего, девица еще и
«стучала» как ополоумевший дятел. Она докладывала шефу абсолютно все: кто сколько проводит времени в «курилке», кто пьет дармовой кофе чаще, чем положено, кто опоздал, кто ругал, кто использовал телефон в личных целях и так далее. Больше всех доставалось Серафиме, так как она постоянно была у Симбирцевой на виду и по неизвестной причине вызывала у той наиболее острое чувство неприязни.
        Можно было ругаться, скандалить, можно было даже врезать пару раз, благо воспитание позволяло, и в этой дуэли сразу было бы ясно, кто выйдет победителем. Но Серафима предпочитала снисходительно улыбаться, поскольку именно такая реакция выводила Елизавету из себя и не позволяла остальным сотрудникам сделать окончательные выводы относительно чьей-то правоты. Обычно логика человеческих отношений подсказывает: не прав тот, кто орет и хамит. Именно поэтому незаслуженно оскорбленные и пытающиеся оправдать поруганную честь истеричными воплями в адрес обидчика выглядят в глазах окружающих крайне непривлекательно. Чем громче кричишь, тем меньше тебя слушают. Поэтому Сима предпочла демонстративно игнорировать нападки коллеги, снисходительно улыбаясь, когда Симбирцева доводила ее особенно изощренно. Так улыбается крестьянин, глядя на бестолковую курицу, с воплями носящуюся вдоль плетня в поисках выхода на свободу. Или хозяйка с мухобойкой в руке, наблюдающая за мухой, бьющейся о стекло рядом с раскрытой форточкой.
        Так они и жили, как два скорпиона в одной банке.

        - Фима, ты там застряла? Или заснула? - Лиза с презрением наблюдала за возней Разуваевой.
        Программист подобострастно и одобрительно хихикнул. Это был первый рабочий день Вовы Хрящикова, и мама очень четко проинструктировала единственного сына касательно генеральной линии поведения в новом коллективе. Согласно маминым установкам надо было изначально прибиваться к вожакам стаи, ибо каждому известно, что любой коллектив делится на стаи. При этом желательно прибиться ко всем вожакам сразу, проявив чудеса дипломатии и такта. Мама работала в огромном умирающем НИИ и знала об интригах, стаях и подковерной борьбе все. Свои бесценные знания она передавала Вове, который не мог удержаться ни на одном рабочем месте дольше испытательного срока. Вполне возможно, что не последнюю роль в данном прискорбном факте играло применение на практике маминых советов. Хрящиков был отличным программистом, но никак не дипломатом, поэтому балансировать на позиции «и нашим, и вашим» ему удавалось лишь за счет грубой лести и прямого подхалимажа, кои достаточно быстро приедались представителям всех противоборствующих лагерей.
        Девушки Вову Хрящикова не любили за все сразу: за низкий рост, тощеватую фигуру, маленькую зарплату и судорожное желание во что бы то ни стало понравиться. Отсутствие личной жизни угнетало Вову даже больше, чем регулярные падения с первой ступеньки карьерной лестницы. Без женской ласки у него портился характер, и на поверхность трепетной натуры вылезали вулканические прыщи. Хрящиков был черняв, лопоух и лупоглаз, что чрезвычайно портило ему жизнь. С такими исходными данными он неминуемо должен был найти общий язык с Серафимой, которая тоже считала свою жизнь безвозвратно испорченной внешними дефектами организма. Но Вова, науськанный мамой, сразу же разглядел «главную» в нагловатой Лизочке и начал процесс сближения, тем более что та благосклонно улыбалась свежеиспеченному сотруднику. Кроме всего прочего, Лиза подходила истосковавшемуся без половой жизни Хрящикову и по росту. Именно поэтому Вова и совершил очередную, но не последнюю в своей жизни ошибку, решив дружить «против Фимы».
        Серафима не любила подхалимов. Мелких мужчин она не любила тоже. Своим существованием они лишь подчеркивали ее лишние сантиметры, заставляя чувствовать себя водонапорной башней, по недоразумению сорвавшейся с места и пожелавшей прогуляться по городу. Высокая девушка комплексует рядом с низкорослым спутником ничуть не меньше кавалера, не дотягивающего ей до подбородка. И еще неизвестно, кому морально тяжелее в таком тандеме.
        Как обычно, снисходительно улыбнувшись Симбирцевой всепрощающей улыбкой воспитателя в интернате для слабоумных и заодно поставив на место новенького, съежившегося под Симиным внимательным и сочувственным взглядом, мадемуазель Разуваева величественно поднялась с места и вышла из помещения, вежливо прикрыв за собой двери.
        - Ты куда? - запоздало взвизгнула Симбирцева. - А телефоны?
        Серафима, будучи крайне ответственной и исполнительной сотрудницей, никакой вины за собой не чувствовала. Согласно должностной инструкции Лиза хоть и была начальницей, но тоже являлась диспетчером, так что не грех было иногда делиться обязанностями.
        - Симочка, звезда моя, все цветешь! - по коридору, разлаписто загребая пространство и заполняя богатырским телом весь проход, надвигался водитель шефа, Михаил Владленович. Крепкий жизнерадостный здоровяк пятидесяти трех лет, дважды муж и четырежды дед, он был единственным мужчиной в Симиной жизни, который, боготворя ее формы, не посягал на них в открытую и всякий раз виртуозно избегал скандала с рукоприкладством, «ненароком задев» неприступную барышню. А задевал он Серафиму почти ежедневно, обращая все в шутку и из последних сил делая вид, что воспринимает все не более чем забавный ритуал. С одной стороны, это злило невероятно, а с другой - Сима подсознательно стыдливо понимала, что рада даже этому дурашливому кавалеру, таким незамысловатым способом напоминавшему одинокой девице на выданье о ее половой принадлежности. Хотя бы изредка за женщину должен кто-то держаться именно как за женщину, потому что хочется, а не потому, что не дотянутся до поручня в час пик или в поиске чего-то монументально-надежного, чтобы не вывалиться из переполненного вагона метро. Дядька был вменяемым и лишнего себе не
позволял, хотя явно хотел именно этого «лишнего». Это был флирт, обреченный на бесперспективность и безрезультатность.
        - Куда ты, лань моя пугливая? - Как обычно Михаил Владленович не дал Серафиме проскользнуть вдоль стены, и они с грацией двух слонов влепились в дверь бухгалтерии. По зданию пошла легкая вибрация, а из кабинета выглянула главбух. Поправив очки, она пару секунд фокусировала взгляд на слипшихся в огромный ком коллегах, после чего, понимающе протянув «а-а-а», скрылась. По умолчанию считалось, что у водителя с диспетчером роман. Серафима сей факт категорически и с возмущенным смехом отрицала, а Михаил Владленович многозначительно отмалчивался и таинственно ухмылялся, укрепляя сотрудников в их безосновательных подозрениях.
        - Куда бежишь, малышка? - Он уперся руками в стену, не позволяя уйти, но одновременно и не давая Серафиме повода поскандалить. При этом обращался Михаил Владленович исключительно к Симиному бюсту, внимательно и любовно оглядывая богатство, прикрытое кружевной блузкой и втиснутое в темно-синий пиджак. Наверное, по физиономии Михаил Владленович не получал еще и потому, что это так здорово, когда на твои сто восемьдесят сантиметров роста и восемьдесят кило веса кто-то может посмотреть сверху вниз и назвать этот комплект «ланью» или «малышкой». Был бы воздыхатель помоложе и посвободнее…
        - В туалет, - не поддалась на его романтический настрой Сима.
        - Ну беги. Не расплещи только, - заботливо напутствовал Михаил Владленович.
        Фыркнув, Серафима стремительно двинулась вдаль, стараясь потише топать и повыразительнее вилять бедрами. И то, и другое получалось не очень. Острое сожаление об отсутствии изящных каблуков снова впилось в сердце и сформировало четкое решение: вечером в магазин!

        Тратиться на обувь не хотелось. И денег было жаль, и не верилось, что каблуки на самом деле скрасят безобразный облик. Хотя бабушка давно намекала на смену имиджа, презрительно именуя Симину обувь чоботами и галошами. Именно она, а не внучка бдительно следила за новинками моды и внимательнейшим образом наблюдала за показами сезонных коллекций по ТВ, не забывая, впрочем, критиковать тщедушность моделей:
        - На женщине должно быть мясо. Во всех местах. Если мяса нет - это не баба, а полуфабрикат, не годный к употреблению.
        Серафима, сколько себя помнила, всегда жила с бабушкой, даже когда были живы родители. Анфиса Макаровна водила ее в сад, потом в школу, потом пристраивала в институт, от обучения в котором остался диплом и ясное осознание того, что по специальности химика-технолога Сима работать не будет никогда. Анфиса Макаровна не возражала. Она вообще редко возражала, уважая мнение внучки и ее свободу. Никакого консерватизма или авторитарности в их семье отродясь не было. Наоборот, бабуля была настолько шебутной и жизнерадостной, что Серафима на ее фоне казалась выпускницей института благородных девиц. Сдобная, приземистая, похожая на колобка Анфиса Макаровна катилась по жизни легко и беззаботно. Конечно, легкой ее судьбу назвать было никак нельзя, а вот реакция на все передряги у бабули была поверхностной.
        - Никогда не зацикливайся на проблеме. Проблема - это яма, трясина. Чем дольше топчешься, тем глубже засасывает. Учись перешагивать и уходить, не оглядываясь. Обидели - пожалей обидчика, ему судьба все вернет по заслугам. Потеряла кого - иди дальше, еще найдешь. Ошиблась, виновата - исправь сразу, нельзя исправить - уходи, всегда дается возможность искупить вину позже! - Анфиса Макаровна была женщиной мудрой и мудростью этой с удовольствием делилась с внучкой.
        Серафима бабушку понимала далеко не всегда, но любила и прощала, как можно любить и прощать единственного близкого человека на земле.
        Именно бабушка подарила ей первую косметику, посоветовала проколоть уши и даже подарила на восемнадцатилетие пачку презервативов. С подарком бабуля припозднилась, но Симе стало легче: демонстрация лояльности Анфисы Макаровны по отношению к ее личной жизни и неминуемым ошибкам удалась.
        Бабушка вела столь активный образ жизни, что Серафиме иногда становилось стыдно за то, что она так бездарно транжирит свою молодость. Анфиса Макаровна то посещала какие-то кружки и сборища, тяготевшие к мистике, то затевала немыслимые аферы со сватовством окружающих дам, включая и засидевшуюся в девках внучку, то бросалась в пучину бизнеса, то боролась за справедливость путем участия в пикетах у мэрии, то вдруг увлекалась темой спорта. Сама бабуля вследствие чрезмерной тучности спортом не занималась, зато была азартной болельщицей. Когда однажды Анфиса Макаровна явилась домой за полночь в трехрогой шапочке цветов местного футбольного клуба да еще с таким же флагом, Сима вдруг поняла, что завидует. Она не умела радоваться жизни, хотя и пыталась.
        - Просто в твоей жизни еще не случилось ничего такого, что могло бы сделать тебя счастливой, - сказала тогда бабуля. - У тебя все еще впереди, как я тебе завидую. Однажды ты поймешь, что такое праздник. Лучше, когда праздника ждешь, чем когда он уже миновал и надо убирать конфетти, мыть посуду и тешить себя воспоминаниями.
        Серафима тогда пробурчала нечто неопределенное, мол, запросто можно и разминуться с ожидаемым торжеством, на что бабушка резонно возразила, что нечего сидеть и ждать. Надо действовать. Это все была теория, а на практике действовать не получалось. Да и не хотелось. Сима не ждала принца с белым замком на берегу моря и не надеялась на сказку. Сказки имеют обыкновение заканчиваться, принцы превращаются в стареющих обрюзгших королей, а замки ветшают. Нет, ей хотелось любви, спокойной, взвешенной и надежной, чтобы родился ребеночек, чтобы муж был верным и заботливым, чтобы все были здоровы и так далее. Этих банальных мыслей она стеснялась и никому их не озвучивала. Бабушка точно не поняла бы такого упаднического настроя, а подруги начали бы поучать и насаждать свое видение мира. Мечтать о высоком и красивом можно вслух, а о банальном и простеньком - про себя.

        - Если уж и покупать обувь, то дорогую, - науськивала себя Сима, заглушая вопли поднимавшейся из глубин сознания жадности. Житейская мудрость подсказывала, что шмотки - суть быстротечное, тлен, мошка на фоне вечности, а человек должен быть прекрасен душой. Жаль, мужчины первым делом окидывали взглядом оболочку, и если увиденное не удовлетворяло их высоким требованиям, то до души дело не доходило. Приходилось мириться с действительностью и украшать реальность, данную нам в ощущениях, занавешивая ее яркой мишурой и блестками, словно плешивую новогоднюю елочку.
        - Имею право, - убежденно сообщила Серафима сама себе, подталкивая тело к бутику. - Почему бы и нет? Я же не школярка, у которой нога завтра вырастет на два размера. Куплю что-нибудь запредельно дорогущее и буду носить до старости. В них и похоронят.
        На этих энергичных размышлениях, словно на помеле, она подлетела к витрине, похожей на вход в рай. Рай был женским, безмерно дорогим и социально-чуждым. Невидимое стекло предательски отсекало сверкающее великолепие стеллажей от Серафимы. Она бодро прошагала мимо дверей, кляня себя последними словами. Подвиг не удался. Оставался еще один шанс - отовариться в торговом комплексе рядом с домом. Там работала давняя подруга Зоя, которая могла поспособствовать не только выбору нормальной модели, но и выбить скидку. Хотя если задуматься, то какой смысл покупать еще одни дешевые сапоги? Задумываться не хотелось, тем более что даже дешевые сапоги хотя бы какое-то время побудут новыми. Плюс не так жалко будет выбрасывать, если затея с каблуками не найдет поддержки у организма. Бросив прощальный взгляд на изящные модели, по ширине голенища больше напоминавшие перчатки, нежели сапоги, Сима двинулась к метро.

        - Симона! - радостно прогудела Зойка, расплывшись в приветственной улыбке. - Решила прикупить трусы с люрексом? Есть кому показать? Смотри - отобью.
        Зоя Чугунова была массивной и низкорослой, как диван. Весила она тоже как диван и ровно настолько же была домашней и уютной. Рядом с Чугуновой постоянно вились мужчины, как оводы в жаркий день. При тотальном дефиците сильного пола Зоина востребованность казалась феноменом вроде Тунгусского метеорита. Красивой Чугунову назвать было никак нельзя, даже с сильным натягом: маленькие близко посаженные глазки, всегда густо подведенные и разукрашенные тенями павлиньих тонов, мясистый нос, белесые брови и вытравленные химией волосы, собранные на макушке в тощий пучок. В дополнение к вышеперечисленным достоинствам Зойка была невероятно контактной и обожала латиноамериканские сериалы с лубочными страстями. Именно поэтому Симу она называла Симоной, их общую подругу Ингу - Инессой, а себя - Зизи. Чугунова жила мечтой о мексиканском красавце, а потому отдавала предпочтение жгучим брюнетам. Увы, но до сих пор еще ни один брюнет не оправдал чугуновских надежд в полной мере, поэтому Зизи продолжала находиться в поиске.
        - Зой, я хочу туфли, то есть нет, сапоги на каблуке, - стесняясь, призналась Сима после того, как Зойка облобызала ее и наврала, что Серафима сильно похудела.
        - Жесть, - резюмировала Чугунова. - Ты на каблуках, а Клава Шиффер отдыхает. Я всегда говорила, что тебе надо идти в модели. Жрала б поменьше, сейчас бы по подиуму вихлялась и нас бы с Инессой пристроила в зрительный зал. У вас там олигархи пачками ходят.
        - У нас там - это где? - развеселилась Сима. - И что за намеки про «жрала»? Сама же только что сказала, что я похудела.
        - Во-первых, я просто хотела сделать тебе приятное. Никогда не верь, особенно в комплименты. А во-вторых, сколько слону ни худеть, жирафа из него не получится.
        - Спасибо, дорогая.
        - Да пожалуйста. Обращайся. Погоди, сейчас пойдем за сапогами. Нинка! - Чугунова вдруг гаркнула так, что у Симы в ухе что-то лопнуло и тихо зазвенело. - Пригляди, чтобы у меня чего не сперли!
        Появившаяся из глубины подсобки напарница Нинка ответила неохотным согласием, и подруги двинулись в соседний отдел.
        В обувном отделе маялась рыженькая продавщица, раздраженная до крайности. Причиной ее раздражения явно был печальный худой усач, в отчаянии разглядывавший собственную ногу в высоком зимнем ботинке.
        - Мужчина, вам идет. И моделька удобная, и цена хорошая.
        - Какой-то стиль совсем молодежный, - понуро бубнил дядька.
        - Так и вы, чай, не старик, - вымученно улыбнулась рыженькая. Судя по количеству распакованной обуви, покупатель сидел тут давно и страдал от широты выбора.
        - Не старик, но и не сопляк какой-нибудь, - солидно хорохорился усач. - Дайте-ка те, вишневые.
        - Так-с, юноша, подвиньтесь. - Зойка заполнила своим обаянием, голосом и пышным телом все пространство магазинчика. - Симона, садись. Лилька, это моя подруга, ее надо осчастливить сапогами на каблуке. Ну, ты понимаешь.
        - Понимаю, - оживилась продавщица, переключившись на вновь прибывшую. Дядька тоже уставился на Симу во все глаза. Он сидел на самом краешке скамьи, поджав тощие ноги в бордовых носках, и следил, как Серафима стаскивает ботинок.
        - Стриптиза не будет, - хохотнула Чугунова. - Во всяком случае, тут. А дальше - как договоритесь.
        - Зойка! - покраснела Сима, украдкой покосившись на соседа. Тот тоже заалел, как свежий помидор, и смущенно заерзал.
        - Вот, - пресекла зарождающийся обоюдный интерес Лилька. Она сунула Серафиме замшевое нечто, напоминавшее чулок на шпильке. - Тянется на любую ногу.
        - Шпилька? - растерянно проныла Сима, пугливо подняв взгляд на Зою.
        - Шпилька, - сурово подтвердила Чугунова. - Давай не ерепенься. Или боишься завязнуть в асфальте?
        - Я не умею на шпильках. Зима как-никак. Шею сверну на льду, - оправдываться при постороннем мужике не хотелось. Хоть бы ушел он уже, что ли…
        - Зима, - презрительно процедила Зоя. - Так что ж теперь, на коньки всем становиться? Меряй давай. Тебе пойдет, зуб даю.
        - Да-да, - неожиданно поддержал тему усач. Видимо, ему хотелось хоть как-то завязать разговор, и он воспользовался первой же возможностью. - У вас такие потрясающие ноги, вам обязательно подойдет.
        - У вас тоже ноги ничего, - не осталась в долгу Серафима. - Может, примерите?
        Мужчина обидчиво затих.
        - Знаете, - вкрадчиво подключилась к беседе Зоя, - у некоторых женщин в случае крайнего смущения включается защитный механизм в виде агрессии.
        - Да, - подтвердила Сима, вытянув мощную гладкую конечность. - Я крайне смутилась.
        Усач, словно загипнотизированный, смотрел на ее ногу, судорожно дергая кадыком. Серафима тоже залюбовалась, после чего рискнула натянуть предложенную обновку.
        - Да уж, - вздохнула Чугунова. - Небось Италия?
        - Италия, - кивнула Лиля, напряженно следя за Симиными манипуляциями по застегиванию «молнии». Ноги было много, а сапога - мало. - Девушка, вы осторожнее.
        - Не, не натянется, - вздохнула Серафима.
        - У них в Италии бабы сухие из-за температурного режима, вот они нормальные модели и не делают, - затараторила Зоя. - Но, Симона, я знаю точно: тебе нужен именно высокий сапог. Вот так и вижу тебя в мини-юбке и высоких черных ботфортах.
        Усач шумно сглотнул и отвернулся. Наверное, он тоже представил себе обрисованный пейзаж.
        - Ботфорты не пойдут, надо просто сапог под коленку, - не согласилась Лиля. - Вот, попробуйте эти. Правда, не шпилька, но вам и не надо, быстро стопчется.
        - Ты еще кому-нибудь так скажи - и обязательно схлопочешь сапогами, - предостерегла ее Чугунова. - Чегой-то стопчется-то? Скажи честно, что нет подходящей модели на шпильке.
        - Не пререкайтесь, я не хочу на шпильке, я хочу на надежном каблуке, толстеньком, - строго подвела итог Сима. - Давайте эти, без шпильки.
        - Можно пригласить вас на чашечку кофе? - просипел усач, когда Серафима, чрезвычайно довольная собой, потопталась в новых сапогах по картонке: обувка оказалась именно то, что надо.
        - Во. Значит, идут тебе сапожки. Видишь, как мужчина оживился, - обрадовалась Зоя. - Красота, только росту в тебе теперь метр девяносто, не меньше. Хотя с такими габаритами плюс-минус десять сантиметров - уже не принципиально.
        Удивительное дело, но сапоги Серафиму стройнили. Правда, общий вид портила Чугунова, отражаясь рядом на уровне подмышки. Да и продавщица, попавшая в зазеркалье, тоже не дотягивала Симе даже до плеча. Это пугало и нервировало. Нация мельчала, а где ж в таких условиях найти мужчину подходящих пропорций? А если не пропорций в смысле веса и внушительности, то хотя бы роста. Мужикам хорошо, на них спрос всегда был и будет независимо от размеров, а выбор высокой женщины ограничен…
        Серафима задумчиво посмотрела на усатого, торопливо сворачивавшего шопинг и зашнуровывающего выбранные ботинки: «Интересно, а он мне по плечо или до уха дотянет?»
        Удивительное дело, но резво вскочивший покупатель оказался одного с ней роста, правда, тощ он был до безобразия, да и усы, спускавшиеся домиком к подбородку, его землистую физиономию не красили, навевая мысли о соплеменниках Тараса Бульбы. Но зато было приятно осознавать, что вероятность наличия на земле высоких мужчин не равна нулю, тем более что первый же встречный оказался вполне на уровне.
        - Кофейку? - напомнил усач, пытаясь смотреть Серафиме в глаза, но постоянно утекая взглядом ниже. Сима даже знала, куда именно.
        Серафима Разуваева очень хотела замуж. До дрожи в ногах и до спазмов в желудке. Чем яростнее мы стремимся к цели, тем дальше она от нас отползает. Еще никто и никогда не предлагал ей руку и сердце и не намекал на взаимообразный обмен. Мужчины иногда напоминали ей цыганок на вокзале, вероломно отхватывающих то, на что рассчитывали, и мгновенно исчезающих в толпе. Но Сима не просто хотела печь кому-то пироги, гладить рубашки и рожать детей. Она хотела любить и быть любимой. Замужество просто как акт гражданского состояния было ей не нужно. Нет, Серафима ждала вспышки, удара в сердце или чего-то похожего, когда вдруг понимаешь, что этот человек создан именно для тебя. Пару раз подобное происходило, но пока Сима разбиралась, вспышка это или так, блуждающий огонек на болоте, предмет страсти, как голодная мышь, выгрызал из мышеловки сыр и трусливо сбегал.
        Сейчас у нее даже ничего не екнуло, лишь по поверхности сознания скользнула самодовольная мысль, что она понравилась. Ну пусть даже приглянулась она не как хороший человек, а как обладательница притягательных форм, но приглянулась же! Тем более что в актив помимо груди теперь можно было добавить еще и ноги. Ноги на каблуках и ноги в тапках - это две совершенно разные вещи, не имеющие ничего общего.
        - Я кофе не пью, - извиняющимся тоном Серафима пресекла дальнейшие попытки к сближению.
        - А что-нибудь покрепче? - не унимался дядька. Наверное, тяжело осознать, что тебе отказывают, поэтому доходит смысл сказанного не сразу.
        - С кем-нибудь покрепче, - хохотнула Чугунова. - Симона, ты королева. Ежели б тебя еще поярче накрасить и причесать, цены б тебе не было в базарный день!
        - Не все сразу. Зарплаты не хватит, - вздохнула Сима. Удержаться от трат было невыносимо сложно, обновляющийся образ хотелось довести до максимально возможного совершенства: стать блондинкой с приличной стрижкой. Что может остановить женщину, вышедшую на тропу трат? Только кража кошелька. Но у Симы все было проще: оставшихся денег в обрез хватило бы до конца месяца, поэтому пришлось ограничиться сапогами.

        - Как ты его отбрила, - восторгалась Зойка, пока они шли к выходу. - Молодец, так их. У тебя кто-то есть?
        - Тебе соврать?
        - Ясно. Но ты не расстраивайся, чем дольше ждешь, тем выше шанс.
        - Я, Зой, выросла уже выше всех мыслимых и немыслимых шансов, - вздохнула Сима. - Мой шанс скачет где-то в баскетбольной команде. И не исключено, что в африканской. Ладно, спасибо тебе. Я пошла, бабуля волнуется.
        - А у меня новый мужчина, - остановила ее Чугунова. - У него друг есть, рослый такой. Не хочешь вечером в гости зайти?
        - А мужчину твоего как зовут?
        - Гоча.
        - Ясно. Спасибо, Зоенька, но я вечером не смогу.
        - Ничего тебе не ясно, - надулась Чугунова. - Они знаешь какие темпераментные, не то что наши. И женщин уважают, и щедрые, и вообще…
        - Как в кино, - подсказала Сима. - Ты извини, но мне Алика хватило.
        Зоя покраснела и махнула рукой. Она не любила, когда подруга вспоминала эту историю. А вспомнить было что.

        В чередной раз познакомившись с «гарным хлопцем» откуда-то с юга, Чугунова решила осчастливить подруг, так как хлопец проживал не один, а с целой бригадой соплеменников: молодых, здоровых и веселых. Инге повезло: она в тот момент отдыхала с родителями на море, поэтому счастье познакомиться с Фариком и Аликом выпало лишь Серафиме.
        - Фарик мой, - строгим шепотом предупредила ее Чугунова.
        Сима, как раз недавно расставшаяся со своей первой любовью, оказавшейся по результатам общения ошибкой, легко согласилась на вечер в приятной компании.
        Алик был высок, чернобров и напорист до такой степени, что умудрился напоить Серафиму и перейти в фазу близких отношений в предельно сжатые сроки. Темперамента его хватило на то, чтобы сломать Чугуновой диван и произвести на Симу неизгладимое впечатление. Дело было еще и в том, что ее первая любовь и первая ошибка был человеком крайне деликатным, интеллигентным и физически слабым, тем разительнее оказался контраст. Алик засыпал ее цветами (благо ими же и торговал днем), пел под балконом, в общем, устроил Серафиме целую неделю девичьих иллюзий. Остановить ее было некому, бабушка возделывала на даче огород, понадеявшись на внучкино благоразумие и оставив ее стеречь квартиру.
        Оборвалось все трагически и внезапно, когда Сима уже начала робко представлять себя в белом платье. Однажды утром, когда Алик собирался на работу, в дверь позвонила мрачная худая брюнетка в цветастом платье, золоте и с черным платком на голове. Гортанно прокричав нечто на неизвестном языке, тетка ворвалась в квартиру и набросилась на Алика. Они долго дрались и орали друг на друга, после чего Алик, прижимая к груди одежду, в одних трусах проскакал мимо Серафимы и зашлепал босыми пятками по лестнице, бормоча на ходу ругательства неизвестно в чей адрес. Дурой Сима не была и поняла все сразу, но цивилизованно решить вопрос не вышло. Соплеменница, явно бывшая женой вероломного южанина, расцарапала Серафиме лицо и выдрала клок волос. Урон был нанесен лишь за счет внезапности нападения, уже через минуту Сима сориентировалась и дала сдачи. Зойка долго путано объясняла, что ничего не знала, извинялась и пыталась лечить повреждения жеваным подорожником, жуя его на глазах жертвы и норовя налепить на свежие царапины.
        Придя к выводу, что менталитет мужчин с рынка ей категорически не подходит, поскольку вступает в антагонизм с ее морально-этическими принципами, Серафима решила в поисках счастья к Зойкиной помощи более не прибегать. Во всяком случае - в части знакомств.

        Из магазина домой Сима вернулась на подгибающихся ногах. С непривычки ломило спину, ныли икры и что-то подозрительно похрустывало в коленях. Красота требовала непомерных жертв. Правда, у подъезда Серафима столкнулась с соседом Юрой Востриковским, когда-то учившимся с ней в одной школе, но года на три младше. В старших классах Юра подсовывал ей в почтовый ящик записочки и вялые цветочки с клумбы, украшавшей двор и бдительно охраняемой местными пенсионерками. Потом он куда-то делся, затем вернулся с голенастой девицей, которая вскоре пропала, а Востриковский снова начал краснеть при встречах с Серафимой. Внимание мужчины творит чудеса. Пусть даже он младше и не интересует как кавалер. Сима томно улыбнулась, напрочь забыв про больную поясницу и гудящие ноги, и начала подниматься впереди Юры, чувственно повиливая бедрами. Востриковский полз сзади молча, видимо в предынфарктном состоянии.
        - Как жизнь? - неожиданно нарушила молчание Серафима, перепугав впечатлительного кавалера. Юра затравленно вытаращил глаза и нервно кхекнул, изобразив шеей некое волнообразное движение, символизировавшее полное благополучие и превосходство над проблемами. Из звукового оформления Востриковскому удалось только тяжелое короткое мычание.
        - Ну и молодец, - подбодрила его Серафима. - Заходи, если что.
        Юра дернул головой и что-то сипло кукарекнул. Вероятно, соглашался зайти «если что».
        Защелкнув замок, Сима вдруг вспомнила, что именно так общались в мультике пес и волк. Всхлипнув от хохота, она плюхнулась на стул.
        - Сима, ты там плачешь? - тревожно крикнула из кухни бабушка.
        - Ржу, - с трудом выдавила Серафима и снова зашлась в приступе веселья.
        - Ты нас отвлекаешь. - Анфиса Макаровна недовольно выглянула в коридор. - Перестань хихикать, весь настрой сбила.
        - Вас? Отвлекаю? У тебя наметился очередной тет-а-тет? Бабуля, не пугай!
        Последний старый пират, дребезжавший в бабушкину честь песни сомнительного содержания и неумеренно поглощавший алкоголь из семейных запасов, получил отставку еще перед Новым годом, поскольку заснул на лестнице, опозорив возлюбленную перед соседями. Анфиса Макаровна предпочитала не выносить личную жизнь на публику, хотя публика с проницательностью Штирлица отслеживала бабулину жизнь и суммировала разведданные. Анфиса Макаровна была загадочна, странна и своей активностью пугала местный старушечий бомонд как НЛО. Бабки шептались и не одобряли.
        - Бабуль, у нас мужчина? - игриво шевельнула бровью Серафима.
        - Бестолочь, - бабушка беззлобно махнула рукой.
        - Симочка, добрый вечер, - каркнул знакомый старческий голос из глубин квартиры.

«Не мужчина. И это не может не радовать. Кто-то из сподвижниц», - облегченно выдохнула Серафима. Лучше уж всякий наивный оккультизм и очередная хиромантия, чем деды, хитро косящие глазом и пересказывавшие книги про пионеров-героев от первого лица. Они требовали уважения, еды и крова. Ради бабушки Сима терпела, но каждому разрыву отношений радовалась как последнему.
        Ничего нового на этой земле еще не придумали. Удивляться не приходилось: сегодня в программе было общение с духами. Сима бабушкины чудачества принимала как данность: Анфиса Макаровна всегда тяготела к чудесам и мистике.
        - Симочка, как ты выросла, как похорошела, - робко навела мосты бабулина гостья, Маргарита Дормидонтовна. Она стеснялась сомнительной затеи и робела в присутствии нового лица. Свекольный румянец на старческих щечках наводил на мысль о тайне, которой не хотелось делиться. Наверное, бабушка вновь затеяла аферу с потусторонними силами.
        - Марго, не отвлекайся. - Анфиса Макаровна сосредоточенно водила листом бумаги перед тощенькой свечой. Огонек на верхушке истерично дергался, расплавленный воск стекал в блюдце с сушеным горохом, у соседей надрывался тяжелый рок, за окном повякивала автомобильная сигнализация, на столе перед двумя напряженно замершими бабульками белела свежая брошюра - таковы были реалии колдовства в двадцать первом веке.
        На цыпочках прокравшись мимо, Сима заглянула в сковороду - пусто. Пустая тара - еще не трагедия, если ее есть чем заполнить. Например, омлетом или вчерашней вареной картошкой, которую можно разжарить на масле, покрошив лука и чеснока… Поперхнувшись слюной, Серафима тихо чавкнула дверцей холодильника.
        - Александр Сергеевич, потухнет ли солнце? - медленно и трагично провыла бабушка.

«Не иначе - Пушкин в гостях», - умилилась про себя Сима и мысленно попросила у великого поэта прощения за плотское стремление к чревоугодию.
        - Вот, сказал, что потухнет, - удовлетворенно и уважительно констатировала Анфиса Макаровна.
        - Александр Сергеевич, солнце потухнет не скоро? - продолжала испытывать судьбу бабуля.
        - Уф, - облегченно закряхтела Марго. Надо полагать, что поэт не настаивал на скором конце света.
        Серафима заинтересованно уставилась на стол, пытаясь угадать, каким образом дух общается с пенсионерками.
        - Спроси что-нибудь менее глобальное, - умоляюще шепнула Маргарита Дормидонтовна. - А то у меня давление подскочило.
        - Александр Сергеевич, я выйду замуж? - речитативом проныла бабушка.
        От неожиданности Сима выронила сковороду, и та, прогремев набатом, прокатилась по полу. Бабулины планы ужасали своей целеустремленностью и неотвратимостью.
        Старухи дружно взвизгнули.
        - Извиняюсь, - пробормотала Серафима. - Есть очень хочется. Устала, оголодала, не удержала. Надеюсь, Пушкина это не особо напугало.
        - Почему сразу «Пушкин»? - возмутилась Анфиса Макаровна. - Может, мы с Грибоедовым общаемся или с Даргомыжским.
        - Тогда я оптом извиняюсь перед всеми, - покладисто согласилась Сима, с неудовольствием глядя на натюрморт. Даже если и удастся согреть ужин, есть все равно негде. Вряд ли великие потерпят картофельно-чесночный дух, а бабушка сейчас готова тигрицей отстаивать их интересы. Тем более что столь животрепещущий матримониальный вопрос так и остался не решен.
        Сима деликатно удалилась, но терпения и воспитания хватило ненадолго. Через полчаса желудок сжался от голода и начал выводить такие рулады, что пришлось еще раз нарушить спиритический сеанс. Под восторженные «охи» пенсионерок после вопросов «есть ли шанс у Марго найти приличного мужчину с домиком и участком»,
«уволят ли депутата, который не реагирует на жалобы», «скоро ли поднимут пенсии»,
«начнет ли ЖЭК менять трубы» она ворвалась в кухню и предложила сразу перейти к основному вопросу, волнующему человечество: построят ли коммунизм.
        Маргарита Дормидонтовна подобострастно хихикнула, а бабушка снисходительно поморщилась:
        - Дуреха ты моя. Коммунизм - это плохо продуманная теория, которую невозможно осуществить на практике. Хочешь, мы лучше спросим, скоро ли ты замуж выйдешь?
        - Не хочу, - испугалась Серафима, явственно представив, как из загробного мира донесется зловещий хохот и будет выплюнуто решительное «нет». - А почему горох в тарелке? Это что, новая технология?
        Бабушка купилась и отвлеклась от скользкой темы внучкиного замужества:
        - Ты представляешь, мы с Марго решили сегодня сходить на лекцию в ДК про лунный календарь. Ее так интересно анонсировали…
        Бабушку, как обычно, унесло в дебри лишних подробностей. Под неспешное повествование, причудливо перескакивающее с астрологических высот то на обсуждение нравов нынешней молодежи, то на размышления про взаимосвязь между хамством и зарплатой кондуктора, Серафима с вожделением посыпала картофель луком, сдабривала чесноком и возила лопаткой по шкворчащей сковороде. Острое чувство счастья и щемящее предвкушение вкуснейшего ужина переполняли Симу, как закипающее молоко, грозя с аппетитным шипением выплеснуться наружу.
        - … мы с Марго решили выбрать чулки. В конце концов, женщина не перестает быть женщиной даже после смерти. И запомни: мне не все равно, в чем я буду лежать в гробу. Не халат какой-нибудь, а выходное платье. А то я на том свете буду опозорена на всю жизнь. Все будут как люди - в вечернем и парадном, а я как нищенка. Платье, чулки, туфли - все по высшему разряду.
        - Так вы чулки на похороны покупали? - бестактно уточнила Серафима.
        - Не дождешься! - хехекнула Анфиса Макаровна. - Мы их еще и тут поносим. Да, Марго? Кстати, Марго купила себе колготки сеточкой. Сима, тебе надо это видеть. Уверена - тебе бы пошло, ты девушка крупная.
        Серафима ошарашенно уставилась на Маргариту Дормидонтовну, пугливо прятавшую сухонькие старческие ноги под стул. Увидеть удалось лишь костистые коленки, обтянутые черной паутинкой сетчатого капрона.
        - В общем, его биополе вычленило нас в толпе, - торжественно объявила Анфиса Макаровна.
        Переход был настолько резким, что Сима утеряла нить повествования:
        - Чье биополе?
        Необходимый минимум информации про биополя, карму и энергетические хвосты у Симы уже был, поэтому лишних вопросов она задавать не стала.
        - Его! Нет ничего случайного, все преднамеренно и продуманно. Судьба вела нас навстречу друг другу.
        Испугавшись, что в квартире поселится новый дед, Серафима печально уточнила:
        - А сам он где?
        Оставалась еще надежда, что у старикана есть своя жилплощадь и он не уцепится клещом за их квартиру. Как правило, обладатели собственных квадратных метров оказывались менее корыстными, врали меньше, а вели себя достойнее, поскольку им всегда было куда уйти. Остальные держались за бабулю насмерть, вызывая у Серафимы бешенство наивной стариковской хитростью и маразматическими выходками.
        - Он отбыл, - односложно обронила Анфиса Макаровна.
        - Ну и хорошо, - повеселела Сима. - Надеюсь, денег на дорогу он у тебя не попросил?
        Бабушка обидчиво поджала губы. Пару лет назад она уже оплатила дорогу на Тибет одному юному мерзавцу, представившемуся духовной субстанцией, временно занявшей чужое тело. Субстанции срочно требовалось либо новое вместилище в виде тела пожилой мудрой женщины, либо денег на дорогу до монастыря, где ему помогут уйти в нирвану. Отдавать тело бабушка поостереглась, поэтому пожертвовала пенсией. Серафима до сих пор поминала бабуле тот печальный случай. До монастыря субстанция так и не доехала, будучи отловлена доблестной милицией во время очередного торга с доверчивой старушкой. Прыщавую юношескую физиономию показали в криминальных новостях с просьбой ко всем пострадавшим позвонить по указанному в бегущей строке номеру.
        На сей раз, вероятно, схема обмана была другой. Либо старухам встретился обычный псих, намоловший ерунды и «отбывший» в неизвестном направлении.
        - Великому не нужны деньги на дорогу. Ты еще слишком мала и глупа, чтобы понимать такие вещи, - снисходительно пояснила бабушка. - Он отбыл в другой мир, оставив нам, избранным, ключ к потустороннему.
        Сима с жалостью посмотрела на бабулю. Анфиса Макаровна всю жизнь отдала внучке, так и не устроив личного счастья, хотя и пыталась. И теперь, на старости лет, ей страстно хотелось заполнить хоть чем-то образовавшиеся пустоты. Именно в эти пустоты и лезла нечисть со всякими аферистами и шизофрениками.
        - Почем нам обошелся ключ? - сразу перешла к делу Сима. Ей было обидно за бабушку, явно в очередной раз попавшуюся на удочку к мошеннику.
        Вопрос попал в точку. Анфиса Макаровна покраснела и засуетилась, бестолково перекладывая на столе атрибутику. И тут Сима четко осознала, что поторопилась с покупкой сапог. Судя по бабушкиному смущению, «ключ» обошелся недешево.
        - Симочка, ты не понимаешь…
        - Куда уж мне. - Даже шкворчавшая картошка перестала казаться соблазнительной. Настроение тяжелым булыжником катилось в пропасть. До зарплаты еще надо дотянуть, но вот как?
        - Это истинное знание, а не псевдотеория какая-нибудь. Он дал нам книгу…
        - Вот эту? - Серафима брезгливо ткнула в свеженапечатанную методичку, выглядевшую крайне несолидно и возмутительно.
        Из дальнейшего сбивчивого повествования, во время которого Марго порывалась уйти, но бабуля, пугаясь остаться в меньшинстве, держала подругу за подол, выяснилась методика общения с духами.
        Вызвать можно кого угодно, ибо «книгу мудрости» составлял Наивеличайший из Великих, а посему все обязаны подчиняться зову его сподвижников. Сухой горох валяется на блюдце не просто так, а вбирает в себя духов-прилипал, вырывающихся из загробной реальности за компанию с вызванным. Само же общение было довольно односложным: если огонь после вопроса продолжает гореть - ответ «да», если потухнет - «нет». Духи не любят говорить «нет», посему, после того как свеча в первый раз потухнет, следует немедленно свернуть процедуру. Во время ритуала необходимо водить перед огнем листом особой бумаги, выданной Великим.
        - Мракобесие какое-то. - Серафима взяла упомянутый «специальный лист» и, резко взмахнув им, строго спросила: - Стоит ли верить Великому?
        Хилый огонек погас, выдохнув тощую струйку серого дыма.
        - Вот так, - удовлетворенно оповестила притихших старух Сима.
        - Это совпадение, - первой отмерла Анфиса Макаровна.
        - Разумеется, - кивнула Сима. Какой смысл пытаться доказать свою правоту, если деньги все равно уже не вернуть? Ссориться и убеждать логично лишь тогда, когда еще можно на что-то повлиять. А так - лишь трата нервных клеток.

        Сапоги на работе не оценили. Почему-то Серафима была уверена, что обновку заметят сразу, начнут обсуждать, хвалить, но… Ничего такого не случилось. То ли люди очерствели, и всем было глубоко наплевать друг на друга, то ли это распространялось только на нее, так или иначе комплиментов Серафима не дождалась. Лишь Михаил Владленович, привычно прислонившись к объекту страсти в коридоре, в замешательстве обнаружил, что все, в том числе и бюст, находится не на привычном месте, а выше.
        - Подросла, что ли? - неуверенно моргнул он и отступил.
        - Или вы утоптались, - парировала Сима и в растрепанных чувствах вернулась на место. В течение дня она предприняла еще несколько попыток засветить новые сапоги, но процедура так и не увенчалась успехом.
        Тем не менее себе Сима категорически и бесповоротно нравилась. С этим ничего нельзя было поделать. Старые туфли она тщательно упаковала в мешок, твердо решив более это убожество не надевать. Как алкоголик с понедельника решает завязать, так Серафима в очередной раз начинала новую жизнь.
        - Разуваева, что у тебя вечно пакеты какие-то валяются, как у бабки-мешочницы? - Лиза раздраженно заглянула под стол. - Будь хоть немного женщиной, а не кошелкой. Если ты вообще понимаешь, что такое женщина.

«Ясно, - успокоила себя Сима. - Не в духе. Либо критические дни, либо проблемы личного характера. Как же она меня достала. Восстать, что ли?»
        Новые сапоги и проявившаяся красота ног прибавляли уверенности в завтрашнем дне и будоражили кровь. Тем более что новую жизнь нужно начинать с кардинальных перемен и смены власти.
        Серафима старалась относиться к чужим истерикам спокойно. Своих проблем полно, а тут еще посторонние люди пытаются обломать об тебя свое плохое настроение, вызывая на конфликт. Самый замечательный способ ответного удара - отсутствие реакции. Сима всегда представляла себе, как оппонент берет максимальный разбег, чтобы протаранить стену ее сопротивления, а она - раз и отходит в сторону, злорадно глядя вслед обидчику. Чем больше разбег, тем дальше улетит.
        Симбирцева на сей раз «улетела» совсем далеко:
        - С тобой невозможно работать, я тебя иногда боюсь. Ну чего ты так уставилась на меня, что за тупые улыбочки? Может, тебя интересуют не мужчины, а женщины? Сходи, на гормоны проверься. Корова тупая, сидит и лыбится! Просто жуть какая-то.
        Обманчивое молчание со стороны Серафимы только подстегнуло Лизу к дальнейшему развитию темы.
        - Слышала бы ты, что про тебя мужики говорят в курилке. Да если бы про меня хоть один процент от всех тех ужасов кто-нибудь озвучил, я бы удавилась. А как они ржут! Мерзко и похабно!
        - Я смотрю, тебя тоже противоположный пол раздражает, - сочувственно кивнула Сима, болезненно пережив намек на то, что ее обсуждают. Конечно, Симбирцева могла врать, а что, если нет?
        - Меня ты, ты раздражаешь! Просто бесишь! Сидишь тут, котомки, как бомжиха, разложила и дышишь! Шевелишься! Да нормальную женщину твое общество вообще компрометирует! - взвизгнула Лиза.
        Серафима медленно поднялась и доброжелательно поинтересовалась:
        - В глаз хочешь? Или под дых? Нет, лучше в глаз, так эффектнее будет.
        Лиза, теперь казавшаяся с высоты Серафиминого роста еще мельче, обалдело моргнула. Юная начальница настолько привыкла к покорному молчанию подчиненной, что теперь изумилась так, словно телефонный аппарат на ее столе ожил и потребовал независимости, пытаясь перекусить провод.
        - Ты что себе позволяешь? - ахнула Лиза. - Хамка! Совсем страх потеряла! Да я тебя сейчас уволю!
        - Я вот сейчас тебе вломлю за «тупую корову», - задумчиво рассуждала Серафима, - а потом пойду и поставлю шефа перед выбором: либо я, либо ты. С кем спать, он всегда найдет и без тебя, а вот диспетчера на такую зарплату - вряд ли.
        Еще вчера Лиза Симбирцева пропустила бы подобное замечание мимо ушей, но сегодня…

        Сегодня все с самого утра пошло наперекосяк. Утром, по дороге на работу, она внимательнейшим образом прослушала свой гороскоп, гласивший: «Сегодня день начала важных дел. Если и закладывать крутые виражи на линии судьбы, то именно сегодня!» Вираж она заложила, едва добравшись до фирмы.
        Из солидно поблескивающего джипа, словно тля из капустного кочана, выбирался Бобриков. Виктору Николаевичу с его простецко-пролетарской физиономией, плюгавым ростом и веснушчатой плешью категорически не шел столь пижонистый автомобиль. Более гармонично шеф смотрелся бы рядом с битым «Москвичом» или «Окой». Хотя если продолжить ассоциативный ряд, то и в качестве спутницы жизни ему более подходила потрепанная жизнью супруга, а вовсе не юная и свежая Лизочка. Но последняя искренне считала, что банковский счет окупает как все известные, так и еще не раскрытые ею недостатки босса.
        Реакция Елизаветы была спонтанной и по-женски непредсказуемой.
        - Витюша! - Она полетела наперерез Бобрикову, косолапо перебиравшемуся через слякотные лужи и отчаянно чертыхавшемуся. - Я решила!
        - Погоди, - недовольно осадил ее Виктор Николаевич. - Надо бы организовать, чтобы стоянку нормально чистили. Безобразие, понимаешь. Иду, как ледокол, по колено в жиже.
        - Витя, не надо больше этой глупой конспирации. Я больше не буду скрывать наши отношения. Я согласна любить тебя открыто. Жизнь дается один раз, и брать от нее надо все! Почему мы должны давить свое чувство в угоду общественной морали? Я абсолютно не стесняюсь нашего чувства, вот так!

«Хорошая была бабенка, крепенькая такая, ну да ладно…» - элегически подумал Бобриков и, скупо улыбнувшись, прошлепал мимо.
        - Витя, ты оглох! - Лиза посеменила следом. - Я больше не стесняюсь нашей связи, я ею горжусь. И пусть все знают. Это не страшно, что у нас такая разница в возрасте. Если родители будут против, я готова любить тебя вопреки их воле и без их благословения.
        - Ой, - лучась ехидным добродушием, шеф расплылся в язвительной улыбке. - А то никто не знал, что ты гордишься. Готова она. Эх, молодежь. Все бы вам сразу да на блюдечке.
        - Витюша, я не понимаю…
        - Ты не расстраивайся. - Бобриков, весело мотая ушастой головой, бодро пошагал на проходную.
        - Я и не расстраиваюсь. - Лиза недоуменно перебирала ногами, стараясь не отставать. - Ты не понял, я готова связать с тобой жизнь, понимаешь?
        - Чего ж не понять, - внезапно остановился Виктор Николаевич. - Очень даже понимаю. Все хотят. Тебе работать здесь нравится?
        - Да, - попятилась девушка, как раз планировавшая уволиться и осесть дома, лишь изредка набегая на фирму в роли хозяйки. Но, по идее, Витюша сам должен был предложить ей этот вариант. Не к лицу жене миллионера работать. Нынешняя супруга Бобрикова в качестве соперницы не рассматривалась, потому что - смешно. Где она, а где Лизочка.
        - Ну вот и работай. Или не работай, - непонятно пошутил шеф, потрепав Симбирцеву по щечке.
        Никогда нельзя переоценивать свое влияние на мужчину. Конечно, излишние комплексы и заниженная самооценка еще никого до добра не доводили, но и в гордости за себя, любимую, надо знать меру. Лиза была еще слишком юна, чтобы правильно оценивать позиции и перспективы. И слишком самоуверенна, чтобы вовремя остановиться.
        - Я даже не знаю, - кокетливо протянула она, в недоумении догоняя босса, который слишком быстро удалялся, даже не озаботившись тем, чтобы удостовериться: понята ли его шутка. То, что сказанное шуткой не было, Елизавете даже в голову не приходило. - Вообще-то, я бы лучше не работала.
        - Тогда пиши заявление на увольнение через две недели. Раньше никак, нужно тебе замену найти.
        Слово «замена» Лизе не понравилось. Оно было подозрительным и скользким, как змея за пазухой. Что-то было не так. В воздухе сгущалась фатальная необратимость негативных изменений в Лизочкиной судьбе.
        Именно поэтому, вместо того чтобы вступить в конфронтацию с Серафимой, начальница внезапно притихла в углу, погрузившись в невеселые размышления о стратегии дальнейшего поведения.
        - Лиза, ты сегодня очаровательно выглядишь. - В операторскую ввалился Вова Хрящиков со сникерсом в потной ладошке.
        Серафима тут же злорадно представила, во что превратился шоколадный батончик, нервно сжимаемый хрящиковской лапкой.
        - А я? - басовито хохотнула она, выставив в проход ногу на новом каблуке. Щуплого Вову такой ляжкой можно было только напугать, но никак не вдохновить на комплимент. Переступив через Серафимины прелести, как через бревно, Вова застенчиво протянул сникерс Лизе.
        Серафиме этот кусок шоколада с орехами даром был не нужен, хотелось мужского внимания, отсутствие которого особенно остро сказывалось на фоне покупки сапог и обновленного постройневшего образа.
        - Я на диете, - буркнула Симбирцева, нервно вскочив и выбежав из комнаты.
        Где-то за Серафиминой широкой спиной Хрящиков тыкал кнопки мобильного.
        - Алло, мама? Она не взяла, сказала, что на диете… Нет, я все правильно сказал, а она убежала. Смутилась? Нет, вряд ли. По-моему, она не ест сникерсы вообще.
        Сима вздохнула. Робкому программисту хотелось посочувствовать, как бездомному щенку, брошенному под дождем. Вроде и пригрела бы, да он потом писаться будет и обувь грызть. Но объективно - жаль.
        - … Цветы? Нет, мам, это слишком явный намек. Тем более что директору может не понравиться. Я же не конкурировать с ним собираюсь, а так… Нет-нет, здесь никого нет, только операторша.

«Мерзавец малолетний», - огорчилась про себя Серафима. Жалость к отвергнутому Хрящикову моментально испарилась.
        - Разуваева, - из кабинета высунулся шеф, едва не размазав программиста дверью по стене. Вова не дышал и не шевелился, сжавшись до состояния сухого листа. - Подыщи-ка мне на всякий случай еще одного оператора. Пособеседуй там… Ну сама знаешь. Чтобы в теле и ноги красивые.
        - Такие? - нагло уточнила Сима, предъявив боссу «козырную карту».
        Бобриков задумчиво притих, потом с интересом взглянул на грудь: - Примерно. И верх чтоб тоже был… того… В общем, чтобы был.
        Взгляд директора согрел Симу, как свежий горчичник, обдав сердце жаром. Хоть и плюгавенький, а все ж мужчина. А мнение мужчины, даже такого, на счет которого дама не строит абсолютно никаких планов, - сильнейший стимул для самосовершенствования и роста самооценки.
        - Мама, а может, ну ее? - подал голос забытый за дверью Хрящиков. - А сникерс я сам съем. Тут как-то сложно все, не разобраться.



«Наверное, надо все же еще и постричься», - рассудительно констатировала Серафима, все еще пребывая под впечатлением от директорского замешательства. Но совести и моральных сил на столь решительное действие у нее не было. Разумеется, она могла бы потратить оставшиеся деньги на парикмахерскую и посидеть на диете, но как быть с бабушкой? Ее-то кормить все равно надо!
        Иногда бывает, что решение кажется нам окончательным, поскольку оно тщательно взвешено, продумано и обосновано. Так бегуну на длинную дистанцию в середине пути становится ясно, что нужно либо упасть и отдышаться, либо умереть, сделав следующий шаг. Ключевое слово - «кажется». В какой-то момент должно открыться второе дыхание.
        У Серафимы этот момент настал после обеда. Молодой человек с приятным голосом ошибся номером, а Серафима, раздухарившаяся на почве начальственного внимания к своей персоне, неожиданно решила пококетничать.
        - Увы, но вы не туда попали, - мурлыкнула она, удивляясь собственной лояльности. Обычно с попавшими «не туда» Сима не церемонилась.
        - Зато как было приятно услышать ваш голос, - не остался в долгу собеседник.
        Для зарождающегося чувства зачастую необходимо элементарное стечение обстоятельств. В данном случае оба партнера были расположены с легкому флирту. Бессмысленно-игривый диалог привел к тому, что Сима неожиданно для себя оказалась приглашена на свидание. Сей приятный факт она осознала, лишь повесив трубку.
        - А вдруг это судьба? - заволновалась мадемуазель Разуваева и бросилась на поиски Лизы.
        Симбирцева нашлась в курилке. Она мрачно пускала в потолок колечки дыма и хмурилась.
        - Мне надо уйти. Срочно. Иди, подмени меня, - поторопила ее Сима. Раз уж начала новую жизнь, то не стоит церемониться и рефлексировать по поводу субординации. Тем более что в отделе намечается ротация кадров. Вероятно, Лиза тоже чувствовала приближающиеся изменения, а посему спорить не стала, злобно затушив сигарету и промаршировав мимо довольной собой Серафимы.

        Мороз немилосердно щипал за нос, щеки заледенели, а изо рта вырывались клубы пара. Серафима чувствовала себя революционным паровозом, рвущимся навстречу грандиозным свершениям. Встреча должна была состояться в метро, под часами. Это было так волнительно и романтично, что Серафиму от переизбытка эмоций начало потряхивать. Она сто лет не была на свидании. В вагоне Сима уже настолько вошла в образ, что в каждом мужчине ей мерещился тот самый рыцарь, который так взволновал ее по телефону бархатным голосом и расплывчатыми комплиментами. Глупые мысли из серии «а вдруг я ему не понравлюсь» Серафима гнала прочь, как похмельный дворник, расчищающий путь метлой: зло и решительно. У нее были новые сапоги, роскошные ноги и свежая стрижка цвета «пепельный блондин». Так назвали этот цвет в салоне, хотя Серафима была уверена, что стала светло-русой.

        Мужчин под часами было столько, что разбегались глаза. К сожалению, выбирать было нельзя, поскольку далеко не все пришли на свидание именно к Симе. А жаль.
        Она выбрала бы вон того рослого блондина… Нет, к нему уже подгребла какая-то пухлая кнопка… Целуются. Не то. Тогда вон того здоровяка в кашемировом пальто и при галстуке. Вполне респектабельный и надежный. Мужчина не должен быть красавцем, он даже имеет право не понравиться с первого взгляда, но он должен затронуть в женском сердце что-то такое, что не позволит его отпустить, что будет волновать и будоражить. Настоящая любовь необязательно начинается с первого взгляда, она может начаться даже не с первых слов, а лишь тогда, когда человек раскроется полностью. Как непрезентабельный зеленый бутон среди густой травы вдруг однажды явит миру нежные лепестки цветка, так и истинная сущность мужчины может скрываться в неинтересной оболочке без широких плеч и красивых глаз, но зато однажды она, эта сущность, тоже предстанет перед избранницей во всем великолепии…
        Нет, кашемировый тоже уходил с ярко накрашенной теткой. Снова не судьба. Ну и ладно. Может, у него характер поганый или совести нет. Или еще какие дефекты, не совместимые с семейной жизнью.
        Серафима придирчиво оглядела мявшихся у стены мужчин, запоздало сообразив, что не спросила у кавалера имя. Единственной приметой, которую он назвал, была темная куртка. Как назло, под это описание подходила добрая половина ожидавших. Сима же на вопрос, как ее узнать, легкомысленно и самонадеянно чирикнула, что будет самой роскошной девушкой под этими часами. Теперь она опасливо сравнивала себя с представительницами женского пола, крутившимися в непосредственной близости, волнуясь, что ее мужчину по ошибке уведет другая.
        - Добрый вечер, - проникновенно шепнул кто-то рядом. Сима оглянулась: рядом стоял брюнет весьма ординарной внешности, с жесткой щеточкой усов над тонкими губами, внимательными глазами и взлохмаченной копной коротких волос. Голос она не узнала и вполне допускала, что брюнет мог ошибиться.
        - Добрый, - настороженно кивнула Серафима. - А пароль?
        - Вы самая роскошная девушка под этими часами? - улыбнулся брюнет, весело прищурив глаза. И Сима вдруг стыдливо подумала, не помешают ли усы целоваться.
        Не помешали.
        Правда, ничего больше она ему и не позволила, твердо отстранив провожатого от дверей подъезда. Рыцарь, не ожидавший от женской ручки такой силы, едва не кувырнулся в сугроб.
        - Антон, я не такая, - посуровела Серафима, поперхнувшись глупостью и банальностью фразы.
        - Тогда еще один поцелуй, - пылко вцепился в ее шарф Антон. - Только один.
        Одним они, конечно, не ограничились, но расстались более-менее удовлетворенные знакомством.
        - Богиня, - прошептал он на прощание.
        - Ну дак, - смущенно хихикнула Сима, захлопывая дверь. Теперь оставалось лишь ждать: телефон и адрес у Антона были.

        -Позвонит - хорошо, нет - тоже не смертельно, - спокойно рассудила Сима. - Мужчина - как шоколад: вредный, но вкусный. Иногда для здоровья полезнее посидеть на
«одинокой» диете, чем дежурить в прихожей со скалкой, обыскивать карманы и по ночам проверять эсэмэски в мобильнике кавалера. Что ни делается - все к лучшему.
        Серафима была мудра, как никогда. И по-женски последовательна. Поэтому ждать звонка она начала, едва расставшись с Антоном. Сима поминутно поправляла трубку на домашнем аппарате, хваталась за мобильный, в общем, вела себя как мышь в террариуме. Бабушка понимающе закатывала глаза и изнывала от любопытства. Перед сном, подловив Серафиму ползущей вдоль плинтуса и инспектирующей целостность провода, Анфиса Макаровна шепотом спросила:
        - Он кто?
        - Да так.
        - А откуда взялся?
        - Откуда и все.
        - У вас серьезно? - Бабуля, наткнувшись на глухую оборону, начала рыть подкоп.
        - Пока никак.
        - А чего ты тогда, как клоп, по плинтусу ползаешь, провод щупаешь? Или это у него
«пока никак», а у тебя как раз серьезно?
        - Ну, бабушка! - взвыла Сима. - Я не знаю. Мы просто погуляли.
        - Ай, ладно тебе. - Бабушка знала, что ничего «просто» не бывает. - Я в окно видела, как вы подходили, а потом тебя нет и нет, вот я и спустилась проверить. Слышала, как вы там об дверь снаружи терлись.
        - Да? - опешила Сима, но все же нашлась: - А чего ж тебе тогда сразу у меня не спросить, когда дети будут?
        - В такой-то мороз? - ухмыльнулась Анфиса Макаровна. - Насчет детей мне все пока ясно, а вот простуда на губе запросто может вскочить. Ты мне скажи, порадоваться за тебя уже можно или еще рано?
        - Не знаю я, - сдалась Серафима.
        Несмотря на подробнейший пересказ истории знакомства, бабушка осталась недовольна.
        - Что за легкомыслие в твои-то годы? Где живет - не знаешь. Женат или нет - не уверена. Кем работает - непонятно. Сколько получает - загадка. И кто ты после этого?
        - Кто? - опешила Сима.
        - Свистушка. Малолетняя. Очень безответственный подход.
        - Да я вообще не собиралась к нему подходить! Больно надо!
        - Ну да. Ты собиралась подползать, - язвительно намекнула бабушка на недавний Симин демарш вдоль плинтуса. - И нечего тут стесняться. Одинокая женщина так же аномальна, как верблюд на льдине. Лучше ошибаться, чем вообще ничего не делать. Когда к чему-то стремишься, есть шанс хотя бы раз не ошибиться, а если просто сидишь квашней, то и шансов нет.
        - И какие выводы?
        - На какие ума хватит, такие и выводы, - туманно отреагировала бабуля. - Иди спать.

        На работу Серафима шла, как на свидание. А как же? Мало ли, вдруг Антон вечером опять захочет встретиться?
        Да и вообще, начав новую жизнь, надо менять привычки.
        Первым нововведением стала зарядка. Попрыгав под звон посуды в серванте и пару минут помахав ногами, Сима подумала, что не в зарядке дело. Тем более что делать ее было холодно и лень. Надо было стать ярче и привлекательнее не только в своих глазах, но и в глазах окружающих. То есть накраситься и приодеться.
        Первым Симу оценил сосед Юра. Реакция ей понравилась: Востриковский открыл рот и замер, вжавшись в почтовые ящики.
        - Ну как? - пробасила Серафима, имея в виду себя.
        - Хорошо, - выдавил Юрик, имея в виду светскую беседу про погоду и самочувствие. На самом деле ни в погоде, ни в самочувствии ничего хорошего не было. На улице свирепствовала яростная метель, а самочувствие у Юры было близко к простудному, так как он уже сорок минут маялся в холодном подъезде, ожидая Серафиму. Сима всегда была для Востриковского эталоном женщины, поэтому никаких особых изменений в ее внешности он не заметил.
        Удовлетворенно хмыкнув, Серафима проплыла мимо.
        - Какие у тебя духи вкусные, - жалобно проблеял вслед Юрик.
        - Вот черт! - Сима в сердцах шлепнула себя по бедру с таким сочным звуком, что Востриковский едва не упал в обморок от избытка эмоций. - Молодец! Забыла я подушиться-то!
        - Тебе и не надо, - обреченно шепнул Юрик вслед уносившейся домой богине. Он так и остался стоять внизу, вслушиваясь в тяжелый гул бетона под Серафиминой летящей походкой.
        - Плохая примета, в зеркало посмотрись, - неодобрительно вздохнула бабуля. - Фея.
        - Да, я такая, - Серафима величественно качнула бюстом, любовно оглядев в зеркале отражение. - Королевна!
        - Иди уже, королевна, а то на карету опоздаешь.
        Юра все еще маялся внизу.
        - Ты чего здесь? - удивилась Сима, в принципе догадываясь «чего».
        - Жду, - честно ответил Востриковский, преградив выход. Когда-то надо было определяться в конце концов.
        Такой прыти от стеснительного соседа Сима не ожидала. Все бы ничего - и фигура вполне, и рост не подкачал, и не дурак вроде - но три года разницы были абсолютно неприемлемым моментом.
        Тет-а-тет нарушила Инга. Когда Востриковский, судя по остекленевшему взгляду, уже нацеливался на поцелуй, вниз пополз лифт. Из кабины доносилось фальшивое, но энергичное пение:
        Если вам немного за тридцать,
        Есть надежда выйти замуж за принца…
        До этих самых тридцати двадцатишестилетней Инге Бартышкиной было еще жить и жить, но тем не менее шансов выйти замуж за принца у нее не было ни сейчас, ни тем более после тридцати. Бартышкина была особой крайне утонченной, интеллигентной, доверчивой и слегка оторванной от реальности. Она была экстравагантна до невменяемости, наивна до идиотизма и доброжелательна до инфантилизма. Такой набор добродетелей провоцировал мужчин использовать Бартышкину самым непорядочным образом, после чего безболезненно с ней расстаться. Инга не устраивала истерик, легко давала деньги в долг, если они были, и не требовала клясться в любви и верности.
        - Ты сама их портишь, - злилась по ее поводу подруга Зойка. Серафима занимала нейтральную позицию. Если Зоя пыталась каждого удержать силой и, дай ей волю, сажала бы кавалеров на цепь, то Сима была уверена, что рано или поздно любой мужик с цепи сорвется.
        - Ты не представляешь, - свирепела Чугунова, - что она на работе творит. Хорошо хоть товар не дает домой мерить.
        Работали они обе в том самом торговом комплексе недалеко от дома. И если Зойка вписывалась в рыночные отношения вполне органично, то Инга была там элементом чужеродным, как самовар на выставке богемского стекла.
        - Доброе утро. - Сегодня Бартышкина была, как всегда, в своем репертуаре: светлая улыбка пятилетнего ребенка, кудряшки над лимонной вязаной полоской, прикрывающей лоб, куртка с орнаментом из собачек, кошечек и портретом Ди Каприо во всю грудь, а также разноцветные полосатые рейтузы. - Я не помешала?
        - Да.
        - Нет.
        Нестройный хор полярно различающихся ответов сбил Бартышкину с толку.
        - Точно не помешала? - напряглась Инга, выбрав в качестве собеседницы Симу.
        - Конечно, нет, - Серафима примирительно погладила вспыхнувшего Юру по плечу и медленно моргнула. Если бы ее кто-нибудь спросил, что такое она пыталась изобразить, то Серафима вряд ли смогла бы членораздельно ответить. Подсознательно отказывать Востриковскому Ёраз и навсегда» не хотелось. Мало ли. Как говорила бабушка: не плюй в колодец.
        - А я пошла на курсы вождения, - поделилась новостью Инга. - Папа хочет мне свою старую машину отдать. Здорово?
        - Не то слово, - кивнула Сима, подумав, что с того момента, когда Бартышкина впервые отправится в самостоятельное «плавание» за баранкой папиных «Жигулей», придется относиться к переходу проезжей части более бдительно.
        Молча втроем они дошагали до остановки, где Инга, неожиданно тепло и грустно улыбнувшись Востриковскому, пошла в свой магазин, а Серафима вновь осталась наедине с взволнованным соседом. Он тревожно смотрел вслед Инге, недоуменно морща лоб. Серафиму столь странное прощание тоже озадачило, и она решила перезвонить подруге с работы, чтобы уточнить подробности. Подошедший автобус рассеял замешательство, и они с Юрой дружно ринулись на штурм. Востриковский как порядочный всю дорогу до метро пытался сохранять между ними дистанцию, что в условиях часа пик было затеей провальной и раздражавшей окружающих. Отстраниться от Серафимы ему удавалось лишь на доли секунды, после чего плотная пассажирская масса с размаха влепляла его в Симины формы. Юра краснел, переживал и страдал.
        - Лучше расслабься и получи удовольствие, - успокоила его Сима. Ничего особенного она в виду не имела, но Юра, настроенный на совершенно другую волну, пошел пятнами и неожиданно взялся за ее грудь.
        - Не в этом смысле, - обозлилась Серафима. - Просто не рыпайся, а то все пуговицы мне оборвешь.
        Судя по Юриному взгляду, он перешел в параллельную реальность и Симу не слышал.

«Я действую на мужчин гипнотически», - самодовольно подумала Серафима, легко и ненавязчиво ткнув кавалера коленом в нужное место. Он хрюкнул и вернулся с небес на землю.

        Не успела мадемуазель Разуваева отойти от утренней поездки с юным поклонником ее форм, как нахлынули вчерашние воспоминания, разбуженные звонком Антона.
        - Я скучал, - дохнул он в трубку и томительно затих.
        - И я, - взволновалась Сима, глупо добавив про себя «и я, и я, и я того же мнения». Это были нервы. Не пристало взрослой, знающей себе цену женщине так смущаться и психовать. Подумаешь, мужчина позвонил. Мало ли… Но с адреналином, выплеснувшимся в кровь, не поспоришь. Руки тряслись, уши заложило, а щеки полыхали.
        - Я не спал всю ночь…
        - Я тоже, - Серафима стыдливо вспомнила, что заснула, едва только голова коснулась подушки. Но это же ничего не значило. Крепкий сон тоже мог стать следствием сильных переживаний, даже стресса. А как же: когда у тебя столько времени нет мужчины, то поцелуи на морозе с едва знакомым кавалером - стресс! Тем более что планируется продолжение.
        - Мы увидимся? - Антон говорил интимным полушепотом, от которого по Симиной спине волнами кочевали мурашки.
        Тут она сообразила, что пора немного покочевряжиться, а не идти покорной овцой в открытое стойло:
        - Ну, я как-то не думала…
        - А ты подумай. - Серафима по голосу чувствовала, что Антон улыбается. Конечно, все ее хитрости шиты белыми нитками, но игра есть игра, а правила есть правила. Ценится лишь то, что тяжело дается. Серафима твердо решила «даться тяжело». То, что само свалилось в руки, потом не жаль и потерять, а вот то, за что бился, будешь беречь и охранять всегда.
        Антон ей нравился. Наверное, даже больше, чем нравился. Именно поэтому Сима понимала, что ошибиться нельзя. Хотя особой уверенности, что получится выдержать характер до конца, у нее не было. Хотелось согласиться на все и сразу, наплевав на условности.

        Наплевать на условности гораздо проще, чем удержаться в рамках, прописанных общественной моралью и собственной логикой. Серафима увязла в чувствах к Антону, как колхозный трактор в трясине. Она и ненавидела себя за слабость - и наслаждалась ею. Если мужчины пугливо съеживаются, когда ты резко взмахиваешь рукой, если в транспорте с тобой не отваживаются вступать в конфронтацию, если соседка просит помочь передвинуть шкаф, уважительно глядя снизу вверх, то иногда чудовищно хочется ощутить себя слабой и беззащитной Дюймовочкой. С Антоном она чувствовала себя именно так. Счастье плескалось в Серафиминой душе, как вода в переполненном ведре, обдавая брызгами окружающих.
        Если сравнивать жизнь с пустыней, обезвоженной, утомительной, кишащей змеями и скорпионами, то Антона с полным правом можно было бы назвать оазисом. Кто-то так и погибает в песках, а кому-то везет. Серафиме повезло, но она все еще боялась поверить в свое счастье. Судьба ее не особо баловала подарками. Детство прошло в крайней бедности: родители пили, потом и вовсе оставили дочь сиротой, угорев в бане. В жизни девочки ничего не изменилось: она почти с самого рождения жила у бабушки, но в душе поселился стойкий привкус полного одиночества. Ей всегда не хватало любви или просто казалось, что не хватает. Еще подростком Серафима поняла: окружающий мир вовсе не дружелюбен и не расположен прощать ошибки. А она вся была сплошная ошибка: полная, крупная, неуклюжая и уязвимая. Прыщи, немодная одежда, строгая бабушка, не отпускавшая в клуб, - как мало надо, чтобы почувствовать себя изгоем. Слишком рано созревшая, слишком рано обманутая, слишком рано разочаровавшаяся. С годами Серафима научилась бороться, нарастила крепкий панцирь, но внутри этого панциря она осталась все той же ранимой пухлой девчонкой,
горько рыдавшей перед бесстрастно честным зеркалом. Сима пыталась плыть по течению, но оно все время меняло направление, она училась на чужих ошибках, мудрела, но окружающие становились все изощреннее в своей хитрости, она научилась держать удары, ассимилироваться с враждебной средой, но хотелось не борьбы, а гармонии. И вот такую - глупую, зажатую, прикрывавшуюся грубоватой самоуверенностью - и полюбил Антон. Как легко было ему верить и как тягостно бояться грядущей потери.

        Второе свидание стало решающим. Серафима летела на крыльях любви, стыдливо волнуясь, не похожа ли она на летающую корову из «Тайны третьей планеты». Ей хотелось быть утонченной, воздушной и романтичной, чтобы понравиться.
        Бабушка всегда говорила, что женщин можно поделить на два основных типа: баба и фифа. Баба - это у Некрасова, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». А фифа - это блоковская Незнакомка. Первая нужна для жизни, она надежна и стабильна, как бетонный фундамент. Вторая - для мимолетной услады взора и поддержания мужского «эго»: слабая, хрупкая и зависимая. С такой каши не сваришь, детей не нарожаешь, разве что переспать пару раз для эстетического наслаждения и вернуться к первой. Суть бабулиной теории сводилась к следующему: женятся на бабах. Лучше быть бабой, к которой мужик возвращается, подняв самооценку, чем фифой, от которой уходят с чувством глубокого удовлетворения. Серафиме эта теория казалась слишком примитивной. Жизнь все же была многограннее, чем ее представляла себе Анфиса Макаровна. Согласно бабушкиной теории Серафиме повезло. Но любому человеку хорошо там, где его нет. Особенно это касается женщин. Худые пытаются поправиться, полные - похудеть, брюнетки перекрашиваются в блондинок, блондинки - в рыжих, рыжие бреются наголо, кудрявые распрямляют волосы, обладательницы
коротких стрижек отращивают косы, а те, у кого косы уже есть, стригутся. Процесс тюнинга женской внешности бесконечен и многообразен. У Серафимы тоже все было не так, как мечталось. Гибкий стан, аристократическая бледность, тонкие запястья - сны, грезы и недостижимый идеал.
        Вот и с Антоном хотелось быть той, которая «дыша духами и туманами», а вовсе не бетонным фундаментом, на котором будет построен крепкий уютный дом. То есть, конечно, и фундаментом быть хотелось, это даже было бы легче, но Серафима боялась, что Антону больше импонируют хрупкие томные создания, рядом с которыми так просто чувствовать себя сильным и мужественным. В тени Симы мужчины терялись, как опята в тени раскидистой ели. Логика подсказывала, что противоположный пол предпочитает доминировать. А подоминируй тут - под елью.

        Антон был открыт и бесхитростен, как банный таз - весь на виду. Никаких намеков, никакого обмана, все по-мужски прямолинейно и честно.
        - Поехали ко мне, - он протянул Серафиме лилии, которые она терпеть не могла, и крепко взял за талию.
        Охранник на вахте чуть не выпал из будки, зачарованно наблюдая эту волнительную сцену.
        - Ой, - попыталась покраснеть Серафима. - Как-то неловко.
        Покраснеть не получалось категорически. Ей просто хотелось немедленно отгородиться от всего мира, оставшись наедине с Антоном, а «поехали ко мне» подходило для этого идеально.
        - Мы же взрослые люди и знаем, чего хотим, - он не улыбался, не шутил, а просто внимательно смотрел на трепыхавшуюся Симу. Трепыхалась она, надо сказать, аккуратно, чтобы не сшибить кавалера как кеглю. Любая королевна, долго просидевшая в башне в ожидании женихов, отлично знает: сопротивление должно быть умеренным, иначе рыцарь может с перепугу ускакать на белом коне, даже не попытавшись добиться взаимности.
        - Я так сразу не могу, - держала марку Сима, до одурения боясь перегнуть с демонстрацией приличий.
        - Так сразу и не получится. Пока доедем, пока то-се, - рассудительно заметил Антон. - Тем более - пробки.
        - Ну да… Пробки, - покорно кивнула Сима. - А ты что, на машине?
        - Да, - Антон подталкивал ее к серебристому джипу.
        - А вчера почему без машины был?
        - В ремонт отдавал. Ну давай, лапа моя, садись.
        Серафима молча и осторожно упиралась, стыдливо пряча глаза и рефлексируя про себя:

«Тоже мне - центнер кокетства. Черт с ней, с романтикой. Кому она нужна-то? Только время тянуть. Все правильно. Так даже проще».

        На следующий день она пришла на работу окончательно обновленной. В биополя Серафима не верила, но практика показывала, что нечто такое у человека все же имеется. Мужчины неожиданно начали обращать на нее внимание, да еще как. Самое смешное, что теперь это было ни к чему ни для самооценки, ни для физиологии.
        Первым стал вчерашний охранник.
        - Доброе утро, - протянул он, приветливо улыбаясь. - Бомбу на себе не несем?
        - Как обычно - полкило тротила, - корявенько пошутила Серафима, опешив от неожиданности. Обычно на вахте ей лишь кивали.
        - Может, обыскать? - игриво дернул бровью страж.
        Конечно, Сима могла ответить так, что он не только больше не делал бы попыток заигрывать, а вовсе перестал бы здороваться, но в эту ночь часть комплексов облетела с нее, как шелуха со старой луковицы. Поэтому и реакция на внешние раздражители стала менее ершистой.
        Неопределенно хмыкнув и тоже дернув бровью, Серафима проплыла через проходную в сторону рабочего места. Физически ощущая горячий взгляд охранника, она поднималась по лестнице, повиливая бедрами. К последней ступени амплитуда размаха бедра стала уже опасной для окружающих. Позади медленно шуршал кто-то из сотрудников. Скорее всего, мужчина, так как вместо цокота каблуков доносился лишь звук тяжелых шагов и сосредоточенное сопение. Резко обернувшись, Сима аж отшатнулась: с блудливой улыбкой на лице ее преследовал не кто иной, как шеф.
        - Ядреная ты девка, Разуваева, - поделился наблюдениями Бобриков.
        - Да что вы говорите, - вежливо проблеяла в ответ Серафима. - То есть… спасибо.
        - А пока не за что, - о чем-то задумавшись, отрезал Виктор Николаевич.
        Побоявшись, что за этой фразой может последовать конкретизация сомнительного словечка «пока», Сима припустила по коридору, перестав вилять задом и подобравшись. Соблазнение шефа не входило в ее планы. Одно дело - внимание сотрудников, которое могло бы польстить самолюбию, и другое - планы босса, которые могли привести к потере рабочего места в случае несовпадения целей.
        У операторской терся Хрящиков.
        - Здравствуй…те, - проблеял Вова. - Отлично выглядишь… те.
        - И ты ничего. - Сима протиснулась мимо, пробормотав в сердцах: - То густо, то пусто.
        Самодовольство смешивалось с тревожным ожиданием. Слишком много вокруг нее сконцентрировалось флюидов, привлекавших мужчин, как свежая коровья лепешка - мух.
        По коридору неотвратимо надвигался шеф. На его жеваной физиономии проступала печать созревшей и оформившейся мысли. Бобриков плотоядно ухмылялся.

«Ужас, - тоскливо поняла Сима. - Вот оно - женское счастье. Нету - плохо, а привалило - не отбрыкаешься теперь!»
        - Вот, - Хрящиков на мгновение прижался и сунул ей в руку что-то продолговатое. Серафима отпрянула, вдруг заподозрив, что спит и вся эта дичь ей снится. Хорошо бы, чтобы сон начинался с событий сегодняшнего утра и Антон оказался явью. Еще был шанс, что сотрудники сговорились.
        Смущенный Хрящиков с топотом унесся на лестницу, оставив в Симиной руке шоколадный батончик. У Вовиной мамы явно были неправильные представления о том, чем можно соблазнить современную девушку.
        - Разуваева, - шеф протолкнул Симу в помещение и плотно закрыл за собой двери. - Вот что…
        - Не надо, - пискнула Серафима. Перед глазами пронеслась картина драки и последующего увольнения. Был бы кто другой - лежал бы уже в глубоком нокауте, но Бобрикова бить нельзя.
        - Не перебивай. Я еще даже не начал.
        - И не надо. Честное слово, ни к чему это. Лишнее. Вы потом даже пожалеете, - Сима пылко прижала руки к груди и торопливо запахнула пиджак. Антон вчера оборвал на блузке две верхних пуговицы, дело было на лестнице, поэтому фурнитура оказалась безвозвратно утрачена, да и не до нее было в тот момент. В результате блузка теперь выглядела более чем фривольно, особенно учитывая габариты бюста, вздымавшегося в стихийно образовавшемся декольте. Вполне вероятно, что мужчин привлекла эта новая деталь в Серафимином облике, и вовсе не в флюидах было дело.
        - Пожалею? С чего это? - напрягся Бобриков, с сожалением глядя на суетливые манипуляции с блузкой.
        - Мне лучше знать, - туманно соврала Сима.
        - Эй, Фима, ты чего закрылась? - в двери ломилась Лиза.
        - Надо открыть, - с облегчением заторопилась Серафима.
        - Погоди, - прошипел шеф, оттаскивая ее от двери. Оставшиеся пуговицы с треском отлетели. - Ух ты! - Бобриков даже зажмурился. - Убери это, не нервируй.
        Пока Сима под вопли Симбирцевой, глухо доносившиеся из коридора, подбирала пуговицы, шеф жарко шептал ей в ухо:
        - Сегодня придет девица на собеседование, звать Жанна. Надо ее для порядка опросить и взять. Объяснишь ей тут все и пришлешь ко мне, ясно?
        Смысл сказанного доходил до Симы долго, а когда дошел, она даже немного обиделась:
        - Это вместо кого?
        - Ну не вместо тебя же. - Шеф любовно оглядел сотрудницу, как крестьянин оглядывает только что засаженное картофельное поле: одобрительно и по-хозяйски. - Пока втроем поработаете, а там разберемся.
        Наверное, надо было обрадоваться, что все благополучно завершилось, без домогательств и рукоприкладства, но Серафима чувствовала себя обманутой в своих ожиданиях.

«Вот я бесстыжая, - подумала она. - И так плохо, и эдак не устраивает».
        Бобриков еще раз окинул Серафиму долгим взглядом и скрылся в кабинете.
        - Что здесь происходит? - звенящим голосом отчеканила Лиза, врываясь в операторскую.
        - Ничего, - Сима демонстративно уселась и занялась пришиванием пуговиц. - Орать не надо.
        - Ты что тут вывалила? - Симбирцеву трясло от злости. - Что ты своим выменем трясешь, совсем сдурела? Здесь приличная фирма, а не публичный дом!
        - Плохо, когда трясти нечем, - философски заметила Сима. - И вообще, не лезь в чужие дела. Так вышло.
        Лиза прикусила губу и резко отвернулась к окну. Серафиме стало стыдно. Все же должна быть какая-то женская солидарность. Хоть Симбирцева и стерва, но ее только что бросили и почти уволили, так что можно было бы и посочувствовать. Осуществить акт милосердия Сима не успела.
        - У тебя, говорят, бойфренд появился? - Лиза холодно смотрела на нее, поджав губы в змеиной улыбке.
        - Да, - горделиво подтвердила Серафима, наивно полагая, что это признание снимет с нее подозрения в шашнях с шефом.
        - А не боишься, что кто-нибудь ему стукнет про твои кувырки с начальником?
        - Какие кувырки? Кто стукнет? - опешила Сима. - Да ты спятила! Не было ничего!
        - А вот ты потом попробуй оправдайся, - сузила глаза Симбирцева. - На мое место метишь? Промахнешься. Зад великоват, не усидишь ты на моем стуле!
        - Стучи, дятел, - презрительно отвернулась Серафима с деланым равнодушием, а на самом деле похолодев от ужаса. Лиза запросто могла сделать такую гадость.
        - Съела? - в операторскую заглянул Хрящиков и застыл, парализованный открывшимся видом. Серафима в очередной раз запахнула пиджак, чертыхнувшись и вспомнив про шоколадку.
        Лиза насчет батончика была не в курсе и вопрос приняла на свой счет.
        - Что, переметнулся? Я тебе покажу «съела»! Быстро ты курс меняешь, флюгер!
        - Извините, я потом зайду, - прошептал Вова, не в силах оторваться от созерцания Серафимы. Наверное, надеялся, что она еще раз взмахнет полами пиджака и осчастливит его истосковавшуюся без женских прелестей душу.
        Ответом ему было гробовое молчание.

        Хорошие новости, равно как и плохие, в тесном коллективе распространяются так же быстро, как простуда и зевота. К обеду мужская часть сотрудников до такой степени извела Серафиму бессмысленными посещениями, что у нее появился соблазн запломбировать блузку степлером.
        Можно подумать, раньше они всего этого роскошества не замечали! Хотя, если быть честной, раньше Сима никогда без верхних пуговиц и не щеголяла. Ей казалось, что груди слишком много для того, чтобы отважиться ею погордиться. Всего должно быть в меру: если кастрюля доверху наполнена супом, то это здорово, но если жирный бульон переливается через край, то это уже мало кого обрадует. Более того, наличие столь выдающегося достоинства привлекало к Серафиме вовсе не тех мужчин, о которых мечталось.
        Лиза агрессивно долбила по кнопкам телефона и источала волны презрения, предназначенные для утопления ненавистной Разуваевой.
        Почти в самом начале дня Симе позвонил Антон, и они очень мило побеседовали, доведя своим воркованием Елизавету до крайней степени бешенства. Она никак не могла решить, что лучше: чтобы Серафима отвлеклась на нового кавалера, оставив шефа ей, или чтобы лишилась своего личного воздыхателя. С точки зрения личной выгоды пришлось смириться с первым вариантом.

        После обеда обстановка изменилась, как давление перед тропическим ливнем. Пришедшая на собеседование девица на короткое время сплотила противоборствующие лагеря.
        - Привет, я Жанна. - В операторскую впорхнула яркая блондинка, миниатюрная и сексуальная до такой степени, что и Серафима, и Елизавета одновременно ощутили совершенно одинаковое чувство зависти. После чего Сима, знавшая о дальнейших планах, сгруппировалась: раз новую девицу берут с определенной целью, то именно она станет начальницей, таким образом, надо было сразу поставить ее на место любой ценой. А Лиза, даже не подозревавшая, что «Жанна» - это почти пароль, интуитивно почувствовала в ней соперницу.
        - Вы анкету принесли? - строго сдвинула брови Сима.
        - Конечно, - Жанна улыбалась так приветливо и радостно, что пугать ее расхотелось.
        - Какую анкету? - сварливо скрипнула Симбирцева.
        - Мы оператора нового берем, - не упустила случая поддеть коллегу Серафима.
        - Что? - Лиза вскочила. - Зачем? Нам не нужен оператор!
        - Вам, может, и не нужен, - звонко отрапортовала Жанна, - а Виктору Николаевичу нужен.
        - Да, - как кулацкий подпевала согласилась Сима. Новенькая ей нравилась.

        Бобриков рассчитал все правильно. Больше недели трио не продержалось. Симбирцева, окончательно понявшая, что получила отставку, начала спешно искать работу, разумеется, нашла и ушла с шумом, треском и скандалом, напоследок сообщив супруге шефа, что рога ей весьма и весьма к лицу. Лариса Федоровна Бобрикова на фирме мужа появлялась очень редко, но ради такого случая примчалась в течение часа. Поскольку никакой тайны из разоблачения Лиза не делала, а наоборот, устроила целое представление с максимумом зрителей, босс начал готовиться к худшему, унесясь в кабинет глотать валидол, а Жанна в ужасе начала выдвигать фантастические теории спасения. Ничего умнее, чем взять отгул или быстро изуродовать внешность, ей в голову не пришло.
        - Эх ты, блондинка, - снисходительно ухмыльнулась Серафима. - Ну и как тебя изуродовать? Можно волосы выдрать, еще можно нос сломать, глаз подбить, но фингал к ее приезду дозреть не успеет. А ты как думала? Честь шефа дороже. Все для фронта, все для победы, придется идти на жертвы. А ты потом можешь Лизке отомстить. Если найдешь.
        Нежное личико Жанны медленно зеленело:
        - Я не хочу мстить. Я лучше уволюсь.
        - Так поздно пить боржоми, когда почки отвалились, крошка, - фыркнула Серафима.
        Из этой водевильной ситуации, которая лично ей ничем не угрожала, можно было извлечь максимум пользы. Сима уже видела себя с медалью за боевые заслуги, выражавшейся в денежном эквиваленте. Наш подвиг не умрет в веках…
        - Ладно, иди на склад, поработай, пока все уляжется, а сюда Светку-уборщицу пришли. Да, и поменяйся с ней одеждой.
        - Как это? Отдать ей свой костюм? Да ты знаешь, сколько он стоит?
        - Да ты знаешь, что с ним будет, если в нем останешься ты? Бобрикова - это ураган и смерч в сжатом виде, термоядерная бомба. Хотела быть изуродованной - будешь!
        - Не-не… - Жанна попятилась. - Просто костюм дорогой… Это я так… Уже бегу.
        Уборщица Света была обычной сорокавосьмилетней женщиной, блеклой, поникшей и умеренно-интеллигентной, если ей не перечить. Ее взяли недавно, поэтому трудовой энтузиазм в ней еще теплился, а сердце бодрили невнятные обещания карьерного роста. Какая карьера может быть у складской уборщицы, Света не знала, но надеяться ей никто не мешал и радужных надежд не лишал.
        Авантюру с переодеванием она приняла на «ура», уже через десять минут примчавшись в операторскую.
        - Чего делать? - Задора в Светлане было на целый гусарский полк, готовящийся к увольнительной. Она возбужденно подпрыгивала, перетряхивала бумаги и восторженно зыркала по сторонам.
        - Ничего. Отзывайся на имя Жанна и ничего не трогай. Сиди с умным видом и смотри каталог с канцелярией.
        Света схватила протянутый журнал и скорчила такую физиономию, что Серафима прыснула:
        - Не, не надо. Умный вид у тебя как-то неубедительно получается. Просто листай и делай пометки.
        Довести инструктаж до конца не удалось.
        - Где? - взревела мадам Бобрикова, лавиной вкатываясь в операторскую.
        - Ой, Лариса Федоровна! - расцвела Серафима. - Здравствуйте! А Виктор Николаевич у себя.
        - Где девка? Эта… Как ее…
        - Жанна? - подобострастно подсказала Сима.
        - Да! - гаркнула обманутая супруга.
        Света сидела, прикрывшись журналом, и не подавала признаков жизни.
        - Вон, работает, - Серафима выдвинула подбородок в сторону уборщицы. - А зачем она вам?
        - Добрый день, - вступила Светлана. - Я могу вам помочь? Симочка, свари нам кофе. Вы с сахаром пьете или так?
        Бобрикова замерла в боевой стойке, заторможенно оценивая соперницу.
        Сима распласталась по стене, подумав, что лучше быть честной женщиной и жить спокойно, чем спать с чужими малопривлекательными мужьями и так рисковать внешностью и здоровьем. Собственная идея с подставной телефонисткой уже не казалась ей удачной. Светина самодеятельность ей тоже не понравилась.
        - Что-то я не пойму, - наконец сформулировала Лариса Федоровна. - Это она новенькая?
        - Она! - осторожно кивнула Сима.
        - Сима, ты глухая? - Светлана недовольно отложила журнал и строго сфокусировалась на Серафиме. - Я попросила два кофе. Просто ужас, как тут сотрудников распустили.
        Последняя фраза относилась уже к Бобриковой, которую вместо драки призывали посочувствовать.
        Перестраивалась мадам Бобрикова медленно, остывала тоже недостаточно быстро для того, чтобы сотрудники могли почувствовать себя в полной безопасности.
        - Это вы - Жанна? - Светлана Федоровна подозрительно изучала Свету, пытаясь обнаружить, чем же соперница лучше. По всему выходило, что ничем. Более того, вообще странно было считать это недоразумение в костюме не по размеру соперницей.
        - Да, - Светка задумчиво закатила глаза к потолку, не обращая внимания на угрожающую мимику Серафимы, выглядывавшей из-за спины визитерши. - Вот что, Разуваева, сбегай-ка в юридический отдел, узнай, когда ко мне юрисконсульт придет наконец. Сколько можно ждать? Поувольняю всех, допрыгаются.
        Представив себе, как юрисконсульт Белла Адамовна Бахман вспугнутым мамонтом несется на ковер к уборщице, Серафима сдавленно хрюкнула и перевела тему:
        - Лариса Федоровна, вы к шефу?
        Светке она показала кулак и изобразила пантомиму «харакири». Уборщица, дождавшаяся звездного часа, сильно переигрывала и вообще - вела себя так, как будто работала тут последний день. Розовый бегемот из «Минуты славы» поблек на фоне ее
«мегаартистичности».
        - Да, пожалуй, зайду. - Бобрикова еще раз придирчиво осмотрела лже-Жанну и направилась в кабинет мужа. - Заперто.
        Лариса Федоровна изумленно подняла брови и подергала дверь еще раз. Действительно, было заперто.
        - Не может быть, - не поверила Серафима и тоже дернула за ручку, после чего толкнула бедром. По стене прошла дрожь, в кабинете что-то упало. Признаков жизни Виктор Николаевич не подавал.
        - Тюша, - занервничала Лариса Федоровна. - Что за шутки. С кем ты там?
        - Да один, один! - испуганно заголосила Сима, лихорадочно соображая, как спасти ситуацию. Похоже, Бобриков, одурев от страха, отупел настолько, что банально заперся, решив переждать грозу в одиночестве.

«Страус - он страус и есть, - злобно подумала Серафима. - Все мужики такие. Как руки распускать и лапать - так все они герои-любовники, а как отвечать - так не при делах, один хвост над поверхностью трясется».
        Надо было срочно мобилизовать фантазию. Размер премии в Симиных фантазиях рос в геометрической прогрессии.
        - Ой, я что-то так переживаю. Виктор Николаевич неважно себя чувствовал. У нас тут сегодня такое было. Девушку одну увольняли, так она скандал закатила. В общем, неприятная была история, она давно работала, все шефа домогалась, а он весь в работе, в работе, - затарахтела Серафима, повысив голос и надеясь, что Бобриков услышит свежую версию событий. - Сами знаете, Виктор Николаевич - мужчина порядочный, ничего себе не позволяет, так она ему гадостей наговорила, сказала, что раз ей не достался, так и никому не достанется!

«Не, он меня уволит, - неожиданно печально поняла Сима, вдумавшись в смысл озвучиваемого директорской жене бреда. - Ни одна нормальная баба в такую ерунду не поверит».
        - Она домогалась, а Витя отказал? - скептически ухмыльнулась Бобрикова.
        - Так ее ж видеть надо было, - гнула свою линию Серафима.
        - Я Лизу видела.
        - Вот, - подавилась собственной уверенностью Сима. - Именно. На ней же пробы ставить негде. Она так и сказала, на спор соблазню шефа. А я ей говорю, мол, никогда! Виктор Николаевич не такой! Я тут столько работаю, мне ли не знать!
        - Да уж, - непонятно скривилась Бобрикова. - Кто ж его не знает.
        - Именно. И Лизку все знают. От нее и подцепить что-нибудь можно, - съехала на интимный тон Серафима, тихо постукивая каблуком в шефскую дверь. Врать она уже устала, запал прошел, тем более что история становилась все более фантастической.
        - Кто там? - глупо подал голос шеф, словно пятилетний ребенок, оставленный дома в одиночестве.
        - Свои, - выдохнула Сима. - Откройте, Виктор Николаевич! С вами все в порядке?
        - Ой, Ларочка, - проблеял шеф, наконец-то рискнув прервать уединение. - Какой сюрприз.
        - Надеюсь, приятный? - рыкнула супруга.
        - Уж как я рад, как я рад, - раскудахтался Бобриков, суетясь так, словно к нему нагрянула налоговая полиция.
        - Жанна вам сейчас кофе принесет, - оповестила присутствующих Сима.
        - Жанна? - опять напряглась Бобрикова.
        - Не надо! - утробно взвизгнул шеф. - Пусть она лучше… пусть… в банк съездит!
        - Сима, вели подать машину через пять минут, - не растерялась Света.
        - Сейчас велю, - прошипела Серафима. - Не извольте беспокоиться.
        - Что-то вы тут все какие-то напряженные, - неожиданно резюмировала Бобрикова.
        - Ну так, - развела руками Сима. - Такая отвратительная история с этим увольнением. До сих пор еще не отошли. Вы не представляете, какая дикая сцена была.
        - А где Жанна? - вклинился шеф, чуть не порушив хрупкое взаимопонимание между высокими договаривающимися сторонами.
        - Вон она, - Сима весьма невежливо ткнула пальцем в сторону уборщицы и уперлась в Бобрикова тяжелым взглядом. - Видите, Лариса Федоровна, до чего начальника нашего довели?
        - Витенька, может, тебе сегодня не стоит больше работать? - Лариса Федоровна многозначительно указала мужу на дверь. - Давай-ка я тебя домой отвезу.
        - Давай, Ларочка, - китайским болванчиком закивал босс.

«Надо же, какая дура, - удивленно подумалось Серафиме. - Чтоб так легко в такую ересь поверить. Да уж, семейка».
        В коридоре Лариса Федоровна на мгновение задержалась, пропустив мужа вперед, и вдруг доверительно шепнула провожавшей их Серафиме:
        - Запомните, Симочка, у вас все впереди. Главное для мудрой женщины - вовремя остановиться. Виноватый мужик - воск, лепи, что хочешь. Их надо уметь гнуть, но не ломать. А вам - спасибо.

«Сама я дура!» - уважительно глядя вслед удаляющейся чете Бобриковых, резюмировала Сима.
        - Что у нас с банком? - Света томно скособочилась в кресле, обмахиваясь журналом. - Машина готова?
        - Слушай, Золушка, выходи из образа. Твоя тыква ждет тебя на складе, - хихикнула Серафима. - Не быть тебе артисткой, Светка.
        - Почему это?
        - Режиссера не слушаешь, а экспромты у тебя неудачные.
        - Это субъективное мнение непрофессионала, - обиделась Светлана. - Я всю сцену на себе вытянула. Нравится тебе или нет, а она поверила, и все обошлось.
        - Медаль тебе, пиши заявление. Все, верни мне Жанку, работать надо.
        - Ну, еще пять минуточек, - заканючила уборщица. - Когда еще в начальниках буду? Дай насладиться.
        - Ладно.
        - Спасибочки, - Светка снова по-хозяйски откинулась в кресле. - Сима, свари-ка мне кофе быстренько!
        - Сейчас я тебе лучше юрисконсульта пригоню, чтобы ты ее уволила, - расхохоталась Серафима.

        Кому-то изменяют, кто-то расстается, кто-то встречается. Круговорот чувств в природе бесконечен. Счастье и несчастье, встречи и разлуки так плотно переплетены между собою, что сложно понять, где заканчивается одно и начинается другое.
        Зима, холодная, слякотная, гриппозная, стала для Серафимы праздником. Раздраженные сограждане, толкавшие ее в транспорте, казались милыми и несчастными, потому что они не жили в гармонии друг с другом. Терпимость и благожелательность росли в Симе в геометрической прогрессии. Когда на душе светло, то и фонарей не надо. Счастье перестало пугать, она даже начала привыкать к нему, страх отступал, настоящее казалось незыблемым и стабильным. Волновало лишь одно - пока не шло речи о браке. Но, во-первых, утешала себя Серафима, для столь серьезного решения еще слишком рано, а во-вторых, разве в штампе счастье? Да и никакая это не гарантия, а ненужный атрибут, отпугивающий мужчин.
        Она твердо знала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не заговорит на эту тему первой.

        Вконце февраля Антона срочно услали в командировку.
        - Лапа моя, не успеваю тебе ключи передать, - расстроился он. - И главное - вообще не понимаю, на сколько еду, обратных билетов еще нет. Ты меня дождешься?
        - В каком смысле «дождусь»? - опешила Серафима. На носу было Двадцать третье февраля и Восьмое марта, а тут такие непонятные события.
        - Мне страшно оставлять тебя одну, - признался Антон. - И мне было бы спокойнее, если бы ты осталась в нашей квартире. Давно думал сделать тебе ключи, и вот теперь сам виноват - буду дергаться.
        - А ты где? - Симу это выступление совершенно сбило с толка. То ли признание, то ли оправдание, то ли еще что.
        - В аэропорт несусь.
        - А. Ну счастливо.
        - Ты не ответила. Дождешься?
        - Антон, но ты же не в армию на два года уходишь! И мне не шестнадцать лет! Куда я денусь?

«Тьфу! - тут же расстроилась она. - Так говорить ни в коем случае нельзя. Мужчина всегда должен быть в напряжении и держаться за свою женщину. Как это «куда денусь»? Такая всем нужна, а он там теперь расслабится. Да еще в командировке! Знаю я эти командировки!»
        Хотелось плакать.
        - Ты к празднику хотя бы вернешься?
        - Я постараюсь. Обязательно, - горячо зашептал Антон, не уточняя, к какому именно: к женскому или мужскому.
        Пришлось ехать ночевать к бабушке.
        - Что случилось? - перепугалась Анфиса Макаровна, увидев на пороге внучку с трагически перекошенным лицом.
        - Он уехал! - неожиданно разрыдалась Сима. Слезы лились таким потоком, что она даже мельком удивилась, как это бескрайнее горе удалось довезти до дома и не расплескать.
        - Как это? Что? Ты беременна?
        - Бабуль, ну чего ты всякую ерунду говоришь? - всхлипнула Серафима. Бабушка своими вопросами не к месту мешала прочувствовать трагичность момента.
        - Это не ерунда. А чего тогда голосишь? Не помер же. Надолго уехал-то?
        - На неделю, наверное. - Сима снова зарыдала.
        - Тьфу, дурища. Я думала, серьезное что-то случилось, - махнула рукой Анфиса Макаровна.
        - А это, по-твоему, не серьезно? Я без него дня не могу.
        - Вот, заодно и потренируешься, - донеслось из кухни. - Не было бы в твоей жизни большего горя.
        - Ты не понимаешь. Он же в командировке! А вдруг он там с кем-нибудь…
        Нет, про такой ужас даже думать не хотелось. Сердце оборвалось, повиснув тяжелым булыжником на тонкой резиночке. Казалось, еще секунда и - все.
        - Вдруг с кем-нибудь, - легкомысленно передразнила бабушка. - Тоже мне, небывалое явление. Да запросто! И вдруг, и с кем-нибудь! И чего в этом такого? Физиология. У мужчин она на первом месте. Самое страшное - духовная измена. Если любит - и неделю вытерпит, и не случится ничего.
        - А если нет? - страшным шепотом спросила Серафима.
        - А если нет, тогда и даром он не нужен.
        - А как узнать?
        - Никак. Об этом не надо ни знать, ни думать. Меньше знаешь - крепче спишь. Думай о хорошем, мысль материальна.
        - Конечно, о хорошем, - надулась Сима. - Сначала наговорила гадостей, а теперь на позитив настраиваешь.
        - Морально надо быть готовой ко всему, - пояснила свою позицию бабушка.
        На сковороде жарилось мясо, запах которого мешал страдать.
        - Куда столько-то, мы не съедим, - Серафима подумала, что попереживает потом, вечером, когда останется одна.
        Ответить Анфиса Макаровна не успела.
        - «Каламбия Пикчерз» не представляет, - донеслось из ванны фальшивое пение, и в коридор шагнул голый смуглый атлет в повязанном на бедрах полотенце. - Анфиса, я готов!
        - Что это? - одними губами прошептала Серафима.
        - Это Иван, - смутилась бабушка. - Так надо.
        - Кому надо?
        Анфиса Макаровна многозначительно указала глазами на потолок.
        - А он кто?
        - Колдун.
        - Ясно, - прошипела Серафима, решительно шагнув к гостю.
        Тот белозубо улыбнулся и взялся за полотенце, то ли собираясь его сорвать, то ли, наоборот, придержать, чтобы не упало.
        - Вижу заботу. Птицей мечется. Оставь, успокой. Не твоя это забота. Хорошо все будет. Что твое, то никто не поднимет.
        С этими словами он прошествовал в Симину комнату и закрыл двери.
        - Ну вот, а ты переживала, - удовлетворенно констатировала бабушка.
        - Бабуль, это что, еще одна субстанция, не добравшаяся до Тибета?
        - Не мели ерунды. Иван - колдун, у него дар. Но он ошибся с предсказанием, и теперь его ищут враги.
        - А мы при чем?
        - Ну, - замялась Анфиса Макаровна. - Он сын нового друга Марго. У мальчика проблемы, попросили спрятать, пока отец проблемы уладит. Тем более парень хороший, вдруг у вас с ним что-нибудь получится.
        - О! - Сима была в шоке. - Безусловно, получится. Особенно если учесть, что я собираюсь здесь переночевать, а ваш колдун, я гляжу, тоже остановился в моей комнате.
        - Он сказал, что там аура светлее.
        - Аргумент, - свирепо процедила Сима. - И что будем делать?
        - Ты взрослая девочка. Где захочешь, там и переночуешь, у нас не одна комната, а три, так что выбирай. Но я бы на твоем месте выбрала свою.
        - Бабуля, я еще понимаю, когда у нас деды по апартаментам шаркали, но этот!
        - Я же не для себя!
        - Ага, спасибо за заботу! Надеюсь, враги за ним к нам не припрутся?
        - Не должны.
        - Отлично. Пошла наводить мосты.
        - Не вздумай его обижать, - забеспокоилась бабушка.
        - Надеюсь, он не обидчивый!
        Иван оказался не только не обидчивым, но и крайне сметливым молодым человеком. Вероятно, у него было образование психолога или в родне имелись вокзальные гадалки. Так или иначе, зубы он заговаривал мастерски.
        Серафиму гость встретил в одних трусах, на мгновение смутив голым телом.
        - Переживаешь из-за него? - прошептал Иван сочувственно, усадив хозяйку на диван. Серафима попыталась встать, но он не дал, схватив за руку и убежденно сообщив: - На весах сидишь.
        - Не хами…
        - Я не про диету, не поняла ты. На весах: на одной чаше - ты, на другой - он. Равновесие держать надо, не позволяй подниматься, и сама себя не роняй. Изменил - про весы вспомни. Он ошибся, ты ошибись.
        - Я что-то не въезжаю…
        - Просто говорю. Захочешь, приходи ночью, я твою чашу подниму, легче станет. Дай поле проверю.
        Он уверенно взялся за Серафимину грудь, где, по-видимому, и находилось поле.
        - Ну ты наглый, - опомнилась Сима, спихнув искателя полей на пол. - Короче, так: раз бабушка хочет, живи тут, но без глупостей. А то в момент вылетишь. Весы, поля… Жри, спи, веди себя прилично. Будешь придуриваться - как соплю размажу.
        - Неженственно выражаешься… - начал было удивленный реакцией колдун.
        - Ха, выражаюсь! Ты еще не в курсе, как я себя неженственно веду, если меня разозлить, - сообщила ему Серафима. - Инструкции понятны, колдун?
        - Я с добром…
        - Будешь шаманить, я твое добро оторву на фиг. Я тебе не бабуля. Мне эта мистика даром не нужна. И говори нормально. Тут не на приеме, денег не заплатим.
        - Ну ладно, я как лучше хотел, - примирительно проныл Иван.
        - Для тебя лучше - меня не трогать.
        - Да все уже, понял, не трогаю.
        - Тогда пошли есть. И оденься.
        Вечер прошел в натянуто-теплой, почти дружественной обстановке.

        Без Антона Серафима чувствовала себя на удивление незащищенной. Ей было даже странно, что еще совсем недавно можно было возвращаться с работы без него, ужинать без него, засыпать без него. Теперь все изменилось. Наверное, голый в центре города ощущает себя комфортнее, чем Сима, временно оставшаяся в одиночестве. Она сравнивала себя то с табуретом, у которого сломалась одна нога, то с канатоходцем без страховки, то с поросенком, спрятавшимся от волка в соломенном домике.
        - Я схожу с ума, - констатировала Сима печально и безапелляционно в ответ на немой вопрос Инги.
        Они встретились вечером, по дороге домой.
        - Симочка, нельзя так зависеть от мужчины, - лепетала Инга. - Это опасно.
        - Ты думаешь, что он…
        - Да нет же, нет, - замахала руками подруга, пресекая дальнейшие фантазии на тему ее варианта развития событий. - Все обязательно будет хорошо, Симочка! Вот увидишь!
        - Об чем речь? - их нагнала раскрасневшаяся Зойка с внушительными пакетами в руках.
        - О мужиках, - вздохнула Серафима.
        - Это надо запить! - Чугунова тряхнула пакетами, в которых что-то звякало, булькало и шуршало. - И заесть! Потому что они все подлецы, но без них мы, как керогаз без керосина. Как электричество невозможно без плюса и минуса, так и существование женщины невозможно без противоположного пола. Они постоянно должны быть рядом, иначе - жизнь проходит зря. Нет тока, нет эмоций, вообще ничего нет. Одна радость - пожрать да поспать. А от этого портится фигура, вследствие чего наличие рядом мужчины становится еще более нереальной фантазией. Замкнутый круг. Поэтому надо хватать любого и перебиваться в ожидании мужчины твоей мечты. Потому что этот «любой» может оказаться вообще последним. Как сухарь в блокаду. Это я сама придумала.
        - Чтобы оправдать текучку кадров? - неожиданно поинтересовалась обычно интеллигентная Инга.
        - О! - Зойка радостно гоготнула. - Это она из-за Юрика обиделась. Видишь, а так даже и поговорить было бы не о чем. Мужик - это вечный двигатель и вечный раздражитель. Но ты, Инесса, не кисни. Не вышло ничего.
        - Да мне наплевать, - дрогнувшим голосом открестилась Инга. - Занимайтесь чем хотите.
        - Чем хотим - никак! - Зойка развела руками, и пакеты снова заманчиво звякнули. - К консенсусу не пришли. А силой не получилось.
        - Ты не далась? - хмыкнула Сима. - Я что-то пропустила? Кто такой Юра и с каких пор вы его делите?
        - Мы его не делим! - вспыхнула Инга. - Там нечего делить!
        - Ну не скажи! - рассудительно булькнула пакетами Чугунова. - Делить всегда есть чего, особенно когда мужик хороший. Обидно, Сим, добро пропадает. Никого у него нет, ходит, глаза мозолит. Это же неправильно. Он один, я одна, почему бы и нет? Но я ж понимаю: Инга тоже одна. Вот и делим. Про Востриковского мы. Чернявый такой, видела небось. В твоем подъезде живет.
        - Не делим, - упрямо мотнула кудряшками Инга.
        - Да не делим, не делим, успокойся, - добродушно отмахнулась Зоя. - Убег он от меня уже. Кто ж делит шкуру неубитого медведя? А жаль.
        - Чего жаль, что не догнала? - развеселилась Серафима. - Быстро бежал?
        - Бежал быстро, - согласилась Чугунова. - Но я девушка гордая, буду еще за всякими бегать. Мое то, что само придет. Ну или, по крайней мере, не будет шибко отбиваться. Там как дело было. Мы с Инессой домой шли, вот как сейчас. Я с сумками, она без. А зря, как оказалось. Смотрим, Юрик чешет. Я говорю, мол, сейчас я его заарканю, а она мне, мол, не получится. Он сейчас со мной в подъезд зайдет. Нет, логично, конечно, только он с ней сколько лет уж в подъезд заходит, а толку - ноль. Потому что в женщине должно быть больше физиологии и меньше понтов. Не надо из себя облако в кринолине строить. Будь проще, и мужики к тебе потянутся.
        - Мне не нужны мужики вообще, мне нужен один, с которым… - начала было Инга.
        - … ты будешь жить счастливо и помрешь в один день. Это тебя мама научила. И очень несовременный подход, надо сказать! - парировала Чугунова. - Ты так вообще помрешь в одиночестве. Активнее надо бороться за счастье.
        - Я слишком высоко себя ценю…
        - Именно! - Зойка удовлетворенно прикрыла глаза, явив миру фиолетовые полукружья век и тщательно прорисованные стрелки. - Вот мужики и боятся к тебе прицениваться, как я к сумочке в бутике. Страшно. Ты их отпугиваешь, милая моя. А надо притягивать. Так вот. Я этому Юрику заступаю дорогу и говорю, мол, как дела, как здоровье, не поможешь ли сумки донести. Он, ясно дело, папой-мамой воспитанный, даму в беде не оставит, попер пакеты. Идем, на светские темы беседуем, Инесса, само собой, откололась. Едем в лифте, тет-а-тет, я намекаю, что дома одной холодно, он мне - обогреватель купите, я ему - а что на «вы», давайте выпьем на брудершафт и станем ближе. Он ржет, мол, в лифте, что ли, пить. Я обрадовалась, говорю, конечно, нет, дома уютнее. В общем, сказал, что выпьет, но в другом месте и в другом составе. Короче, как у Винокура: вы, тещенька, у себя там, а мы у себя. Сумки поставил у дверей и распрощался. Зато я теперь знаю еще один способ загона мужика на свою территорию: ловля на сумки. Заодно и фильтр по воспитанию. Если откажет - то не джентльмен.
        - Есть риск, Зойка, - еле сдерживая смех, поделилась соображениями Серафима. - Он может быть никаким не джентльменом, а таким же ловцом баб, элементарно воспользовавшимся поводом проникнуть в квартиру, а там и в постель.
        - Да пожалуйста, - великодушно согласилась Чугунова. - Если дельный мужчина, то пусть пользуется. Мне не жалко.
        - Ужас какой-то, - вздохнула Инга. - Девочки, ну как так можно. В первую очередь мы женщины, а не самки какие-нибудь!
        - Вот дело говоришь, - ухватилась за мысль Зоя. - В первую очередь мы женщины, а во вторую - честные, порядочные, скромные и прочая мишура, мешающая устроить свое бабское счастье. И не злись. Юрик вырвался на свободу и бегает теперь не стреноженный. Так что лови момент. Пока ты гордишься, какая-нибудь другая пронырливая тетка его уведет. Ты останешься гордая, а она - при хорошем мужике.
        Серафима вдруг пристально посмотрела на Чугунову. В голове зрела и оформлялась мысль. Хорошая такая мысль, удобная со всех сторон и для всех действующих лиц, что бывает довольно редко. Ведь, как правило, удобство одного формируется в ущерб другому.
        - Зойка, есть предложение. Конкретно для тебя. По кандидатуре мужика на проживание и все остальное, на что уломаешь.
        - А для меня? - насторожилась Инга, только что открестившаяся от звания «самки». Самка не самка, а поди ж ты - интересуется.
        - Уломаю. На все уломаю. А не уломаю, так заломаю, - заржала Чугунова, не дав подруге возможности развить столь обидную тему несправедливой дележки кандидатуры неизвестного кавалера. - У меня уже сколько времени никого не было! С прошлой недели.
        Тут Зоя, видимо, вспомнив про девичью честь или понадеявшись не упасть в глазах Инги окончательно, спохватилась, снабдив свое выступление пояснениями:
        - Люстру починить некому, кран на кухне подтекает и вообще…
        - Вот и отлично. Будет тебе сюрприз. Пойдем ко мне.

        Иван, по часу заседавший в туалете, пожиравший продукты как саранча и скользивший по Серафиме блудливым взглядом, кардинальным образом нарушил уют в квартире. Сима перестала чувствовать себя дома комфортно, но выселить юного колдуна не позволяла Маргарита Дормидонтовна, ежедневно названивавшая с шифровками в духе Штирлица. Она была уверена, что обиженный колдуном клиент давно подключил к поиску спецслужбы и теперь все телефоны прослушиваются.
        - Серафимочка, - елейным голоском осведомлялась Марго. - Как там мой фикус? Поливаете?
        - Да-да, еще удобряем и обрезаем сухие листья, - мрачно цедила Серафима.
        - А что такое? Болеет? - волновалась Маргарита Дормидонтовна.
        - Здоров ваш фикус. Скоро заберете?
        - Сима, - сердилась Анфиса Макаровна. - Как не стыдно!
        - Бабушке привет передавай, - трусливо сворачивала беседу Марго.
        - А фикусу?
        - Кхм. До свидания, Симочка!
        - Да уж. И желательно - до скорого.
        Маргарита Дормидонтовна, насколько стало известно Серафиме из коротких бабушкиных реплик, жила за городом у своего нового друга, отпрыском которого и являлся колдун Ванечка. Наверное, удержать мужчину, который хотя бы в чем-то от тебя зависит, проще. А тем более когда партнеров сплотило общее дело по спасению ребенка. То, что ребенок - вполне совершеннолетний аферист, дела не меняло. С одной стороны, людям надо помогать. Вот хочет Марго простого женского счастья на склоне лет, так отчего бы не посодействовать.

«Наверное, я черствая и бездушная», - пыталась проанализировать свое неприглядное поведение Серафима. Но самобичевание шло как-то вяло и без огонька. Она была бы рада помогать людям вообще и в целом относилась к теории взаимовыручки позитивно. Не радовало только одно: что помогать в данном случае нужно было за свой счет. И не столько в материальном плане, сколько - в моральном.
        - Ну нету во мне тяги к самопожертвованию! - развела она руками в ответ на немой укор в бабушкиных глазах. - Вот такая уродилась. Не люблю гостей, которые задерживаются на ночь и пачкают белье, не люблю посторонних в своей ванной, не люблю, когда утром надо одеваться с учетом присутствия в квартире чужих, не люблю, когда мною пользуются. Да-да, я понимаю, Марго твоя подруга, и пользуется она в данном случае тобой, но так уж вышло, что и я попала под раздачу. Поэтому и выступаю с критикой. Но терплю же. Кстати, не очень понятно, почему нельзя этого Ванечку сховать там же, за городом, или в квартире Марго?
        - Где его там прятать? Среди грядок? - рассердилась бабушка. - Тем более что здесь единственное место, где его никто не будет искать. Мальчик вон даже на улицу не выходит. Надо же, чтобы его кто-то обслуживал!
        - Аха, вот оно что! Обслуживал! Мальчика надо обслуживать! Скажите пожалуйста! А кто мне оплатит мои услуги? Между прочим, обслуге с высшим образованием положено платить больше. Не говоря уже об аренде комнаты!
        - Сима, как ты можешь?!
        - Да я уже, бабуля, вообще никак не могу! Но ради тебя потерплю.
        Такие разговоры повторялись по нескольку раз в день, и в какой-то момент Серафима поняла, что терпеть уже нет никаких сил. Тем более что Антон не звонил, никак не проявлялся, мобильный его был отключен, и Симе в голову лезли всякие гнусные мысли.
        Когда на душе черно и тоскливо, любая мелочь выводит из себя. Тем более такая, как посторонний молодой мужчина в доме.

        Предупредить Чугунову, чтобы она придерживалась версии «случайно зашла», Серафима не успела. Откровенно говоря, просто не сообразила от радости грядущего освобождения. В том, что Зойка уволочет добычу к себе, она даже не сомневалась.
        - А мы мимо шли, - начала было Серафима, но тут же была перебита бабушкой:
        - Я вот интересуюсь: кто это мы и почему ты шла не домой, а мимо дома? - Анфиса Макаровна напряглась. Она прекрасно понимала, что ее дружеская услуга зашла слишком далеко, и разрывалась между умоляющей о помощи Марго и раздраженной внучкой.
        - Мы - это я, - ввинтилась в прихожую Чугунова. - Здрасьте, Анфиса Макаровна! Где жилец?
        - Какой жилец? - покраснела бабушка.
        - Да который надоел. Вы не стесняйтесь, чего уж тут. Не все такие гостеприимные, как я. Тем более что я тоже рада далеко не всем. Вот если бы у меня Симона поселилась, я бы ее уже через день поперла. А как же? На что мне конкурентка? Вдруг я свою судьбу в лифте встречу? А домой-то не приведешь, если там чужие. Тем более что тут все по взаимному согласию: вам ни к чему, а мне позарез надо. Очень все складно получилось.
        - Добрый вечер. - В коридор на звук беседы вышел Иван. Как всегда - в тренировочных и с голым торсом. - Уж не меня ли тут, как старый диван, пристраивают?
        - Тебя, - ласково улыбнулась Сима и предостерегающе процедила: - Будешь возражать?
        Иван внимательно осмотрел задохнувшуюся от восторга Чугунову. Серафима тоже уставилась на подругу. Если быть объективной, то Зойка была не такой уж полной, скорее сдобной и аппетитной. Лицо, если смыть косметику, тоже вполне ничего себе: глаза добрые, щеки румяные, улыбка радушная. Что еще нужно мужчине если не для счастья, то хотя бы для временного проживания?
        - Беру, - выдохнула Зойка, чуть все не испортив. - В смысле, не хотите ли чаю?
        При этом она, вдруг вспомнив про пакеты, проиллюстрировала приглашение, тряхнув булькнувшим содержимым.
        - У вас с собой? - ухмыльнулся Иван. - Или вы к нам?
        Именно уверенное «к нам» и добило Серафиму окончательно. Какая феерическая наглость! Он уже мыслит себя неотъемлемой частью их семьи.
        - Не «к нам», а «к вам», - директивно поправила она зарвавшегося гостя. - Зой, у нас чая нет.
        - А у меня есть, - понимающе кивнула подруга. - И не только чай. Приглашаю.
        - Ну мы с бабулей как-нибудь в следующий раз, - Серафима ободряюще улыбнулась Ивану. - А ты давай.
        - С вещами? - он криво и, как показалось Симе, с сожалением, ухмыльнулся.
        - С вещами! - хором обрадовались заговорщицы. Причины у этой радости были абсолютно разными, но степень - одинаковой. Как же приятно, когда цели совпадают.
        Бабушка смущенно молчала, испытывая и стыд, и облегчение. В конце концов, уж у Зойки-то мальчика точно не найдут. Хотя жаль, что с Серафимой у них ничего не получилось.

        -Ты чего такая кислая? - заботливо спросила Жанна. - И с каждым днем все кислее и кислее.
        - Да так, ерунда, - Серафима махнула рукой. - Личное.
        - Не скажи, - живо возразила Жанна. - Личное не может быть ерундой. Особенно накануне Восьмого марта. Такой день бывает раз в год, тут либо все решается, либо рушится.

        Они сидели в операторской и маялись от безделья. День был на удивление тягостным и унылым. Завтра начнется предпраздничная суета, мужчины будут поздравлять, дарить цветы, говорить комплименты, мучительно выискивая, что бы выдающегося отметить в давно примелькавшихся обликах сотрудниц. Но сегодня не было даже намека на предвкушение завтрашнего торжества. То ли давление, то ли магнитные бури, то ли просто крах надежд. Если готовишься к похоронам, то глобальные события мало волнуют. Тем более что предпраздничной атмосферой на работе даже не пахло. Бобриков с утра наорал на Жанну, не вовремя доставившую факс, на Серафиму, плохо заварившую чай, и на заведующего складом, не угодившего с отчетом.
        К слову сказать, с Жанной у шефа пока никакого романа так и не было. Серафима все присматривалась и ждала со смешанным чувством недовольства собой, своей пассивностью и даже попустительством. К жене шефа Сима после истории с Лизиным увольнением начала испытывать нечто сродни уважению.
        С тех пор как появился Антон, она стала совершенно иначе относиться к легкомыслию женатых мужчин, примеривая все известные случаи адюльтера на себя. Что чувствует женщина, которую обманывают? Подозревает? Мучается? Проверяет ночами эсэмэски на трубке мужа? Пытается взломать почту или аську? Рыдает, но соглашается на унижение? Прощает? Или не прощает? Это было так страшно, от подобных моделей веяло такой безысходностью, что Серафима изо всех сил пыталась не рассуждать на столь мрачные темы. Но то ли интуиция, то ли необоснованные страхи заставляли ее вновь и вновь примерять на себя шкуру обманутой и покинутой. Ответа на ее вопросы не было. Каждый выбирает свою дорогу. Как страшно оказаться на перепутье. Но шансов избежать этого выбора нет. Рано или поздно фортуна сделает подножку, и любая, гордо шествующая по жизни женщина, еще пять минут назад считавшая себя счастливой, уверенная в завтрашнем и даже послезавтрашнем дне, раздававшая советы и реагировавшая на чужие проблемы с юношеским максимализмом ни разу не преданной и не проданной, окажется там, где оказаться не чаяла - в грязи, в реальности, в
том, из чего сотканы поломанные судьбы, разбитые сердца и скомканное, как бумажный лист, будущее.
        Что касалось Антона, то за последние дни Серафима уже успела столько всего напридумывать, что подсознательно была готова ко всему и даже отчасти смирилась с тем, что ее бросили. Но надежда еще теплилась: а вдруг? Обсуждать свою беду ни с кем не хотелось. Слишком больно. Слишком горько. Да и знала она заранее все, что ей скажут. Серафима и сама умела утешать, говоря дежурные фразы и фальшиво убеждая, что все еще впереди. Никому не дано знать, что будет впереди, и не последний ли шанс упущен. Жизнь - это промежуточная станция без расписания. Поезда несутся мимо, обдавая горячим дыханием чужих судеб, отзвуками чужого мира и оставляя лишь крошечную надежду: следующий может остановиться. А как разобраться, стоит ли в него садиться? А вдруг не туда увезет? Ведь не вернешься, не проживешь уже прожитое. Дни утекают под колеса пунктиром шпал, обратной дороги нет. Есть только новая, и кто ее разберет, по какому маршруту придется путешествовать и есть ли где-то на этой траектории то самое долгожданное счастье. А вдруг оно осталось на другой ветке?

        Когда перестаешь судорожно ждать и надеяться, то иногда происходит чудо. Редко, но все же.
        Антон позвонил, когда Серафима разглядывала не первой свежести маникюр, прикидывая, не поменять ли лак. Ей мучительно хотелось совершенствовать свой облик, поднимаясь все выше и выше над комплексами, в которые ее втаптывала зависимость от мужчин. Премия от шефа, отложенная на подарок для Антона, уже давно жгла карман, тем более что мужской праздник благополучно миновал, а женский можно было запросто провести в одиночестве. Если не прихорошиться. Хотя даже если и прихорошиться, то все равно - не успеешь. Да и нужно ли хватать то, что попадет под горячую руку?
        - Лапа моя, соскучилась? - бархатный голос не умещался в трубке, обволакивая моментально поплывшую Серафиму. Она молчала, захлебнувшись радостью и подавившись еще не до конца пережеванным горем. Собственно, горе было бы более ожидаемым и даже более логичным итогом этой любви. Как больной зуб: пломба рано или поздно подведет, а вот если вырвать - то и болеть будет нечему. Хотя, конечно, если каждый зуб вырывать, то и вкусить запретный плод, который однажды упадет в руки или прямо на темечко, будет нечем. Привыкшая к разочарованиям, Сима некоторым образом даже насторожилась: радоваться она боялась - слишком непривычный эмоциональный фон.
        - Ты почему молчишь? Алло? Меня слышно? - недовольно забасил Антон.

«Какие странные существа - мужчины. Молчит, потому что не слышно? А то, что на его двухнедельное отсутствие можно было обидеться, в голову не приходит? Вот сейчас возьму и обижусь. И трубку повешу!»
        - Привет, - обмирая, шепнула Серафима. Не хотелось быть гордой, независимой, насмешливой - вот не хотелось, и все тут! В принципе она легко могла поставить на место любого мужчину, но только не этого. Гордиться можно только тогда, когда в результате не остаешься внакладе, но держать марку себе в ущерб - глупо.
        - Какие у нас планы на праздник? - как ни в чем не бывало поинтересовался Антон. Как будто они только вчера расстались. Какие у Симы, уже считавшей себя коварно обманутой и брошенной, могли быть планы на Международный женский день? Напиться и, если получится, презреть морально-нравственные устои.
        Как здорово, что теперь можно остаться приличной девушкой!
        - Пока не знаю, - вкрадчиво прошелестела она, ожидая от любимого конкретных предложений. Вообще-то, праздник по календарю лишь послезавтра, а как быть с сегодняшним и завтрашним днем? В сердце опять впилась острым жалом тревога.
        - А я знаю, - порадовал Антон. - В шесть я за тобой заеду, вот все и решим.
        Неуверенная в себе женщина смешна и нелепа. Ей во всем чудятся подвох, скрытый смысл и прочая дрянь, мешающая насладиться жизнью. Серафима ненавидела себя именно за эту глупую подростковую неуверенность, выглядевшую в сочетании с ее мощным грозным обликом как бантик на хвосте слона. Вот и сейчас Сима снова растерялась: в шесть сегодня, или завтра, или вообще вечером Восьмого марта? А может быть, утром в шесть? Вдруг любимый приготовил какой-то сюрприз, до которого полдня ехать?
        Чтобы не изводить себя догадками, она сразу бухнула:
        - Сегодня?
        - Ну разумеется.
        - Ладно. До вечера, - с облегчением вздохнула Сима, чувствуя себя жабой на болоте, краснеющей при приближении Ивана-царевича. Вроде и неловко за лягушачью шкурку, и любви королевского отпрыска страсть как хочется.
        - Твой? - понимающе хихикнула Жанна. - Полегчало?
        - Нет, - подумав, честно мотнула головой Серафима. - Как-то все не так…
        Она не могла себе объяснить, что именно не так. Ощущение счастья, трансформировавшееся за время общения с Антоном из робкого мотылька в мягкую уютную подушку, неожиданно оказавшуюся набитой не пухом, а соломой, теперь и вовсе натянулось жесткой пружиной, метя Серафиме прямо в лоб. Отсутствие окончательного удара казалось просто отсрочкой.
        Но Жанна лишь посмеялась над ее мнительностью:
        - Будешь ждать от жизни только плохого - обязательно это плохое получишь. Мысль материальна. Мужики - цветы. Рви, плети венки, завяли - выбрасывай и рви новые. Все просто.
        Иногда Сима остро завидовала девушкам, у которых все просто. У нее было вечно все сложно, проблематично и напряженно. Наверное, от того, что Серафима была слишком умной, трезвой и смотрела на жизнь не как на праздничный воздушный шарик, а как на объект, из которого торчит ниточка, а значит - можно зацепить и привязать, и как на крайне уязвимую поверхность, вся радужная праздничность которой в одно мгновение может превратиться в жеваный кусочек цветной резинки. И не просто превратиться, а еще и оглушительно бабахнуть напоследок, напугав до обморока и окунув в неизбежность.

«А может, так и надо жить: волочь свой шарик за ниточку, весело подпрыгивая, а не высматривая на пути следования шипы и колючки. Лопнет - значит судьба такая. Может, он оттого и лопается, что я этого жду? Другие-то живут себе и не особо переживают. Ну и что, что любовь. А что, если это и не любовь вовсе, а так, от тоски и долгого простоя? Будь что будет. Сколько ни есть счастливых минуток, а все мои».

        На следующий день Антон доставил ее на работу в соответствующем моменту праздничном настроении.
        - Ух, какая ты сегодня, Разуваева, - мотнул плешивой башкой шеф и ущипнул воздух рядом с Серафимой. После чего, зажмурившись, словно обожравшийся кот, на некоторое время застыл в нирване.
        День был условно-рабочим, так как мужчины, найдя повод, праздновать начали задолго до общего сбора в столовой. Часть коллектива стихийно разделилась на парочки, удивляя сторонних, обделенных парой наблюдателей, неожиданными комбинациями. Кто-то осуществлял давние романтические планы по сближению с интересующими объектами противоположного пола, кто-то сближался с корыстной целью, кто-то просто устраивал охоту, движимый спортивным азартом. Дамы бальзаковского и более старшего возраста, утратившие свежесть, мужей или наивность, а то и все вместе взятое, пользовались праздничной индульгенцией, требуя внимания и кокетничая напропалую.
        Складская уборщица Светка, дебютировавшая в роли оператора, интуитивно рвалась по кратчайшему пути к пику карьерной лестницы: в чем-то блестящем, больше похожем на длинную майку, нежели на верхнюю одежду, она явилась на аудиенцию к шефу, интимным шепотом сообщив в приоткрытую дверь, что имеет коммерческое предложение. Жанна с Серафимой как зачарованные смотрели на ее пятую точку, медленно просачивающуюся в бобриковский кабинет вместе с черными чулками и серебристыми босоножками на шпильке. Едва только за уборщицей закрылась дверь, девушки, не сговариваясь, ринулись подслушивать.
        - Шефа надо будет выручать, если что! - моментально нашла оправдание неблаговидного поступка Жанна.
        Серафиме оставалось лишь согласиться.
        Слышно было, увы, очень плохо, но на помощь Бобриков не звал.
        - Давай факс какой-нибудь занесем, - предложила Жанна через пять минут, азартно сверкнув глазами.
        Сима испуганно замотала головой:
        - Нельзя. Ты что! А вдруг…
        - Вот я и боюсь, что он что-нибудь сделает такое, о чем потом будет жалеть!

        - Жанна, ты сейчас за кого переживаешь?
        Жанна покраснела и демонстративно вернулась на место:
        - Ладно, не маленькие, сами разберутся.
        - Да, - снова как кулацкий подпевала согласилась Сима и тоже с сожалением отлепилась от косяка.
        - В конце концов - не наше дело, - занялась аутотренингом Жанна.
        - Конечно, пусть делают что хотят. Может, у нее и правда коммерческий план, - неуверенно развила мысль Сима, но коллега по цеху одарила ее таким взглядом, что обе прыснули.
        - Плевать.
        - Конечно…
        - Шеф у себя? - завскладом со следами оранжевой помады на щеке, криво завязанным галстуком и не в меру оживленной физиономией влетел в операторскую, тряся букетом роз.
        - Да! - хором гаркнули девушки и рванули к дверям вслед за ним.
        Увиденное разочаровало. Светка сидела за столом, на котором были разложены бумаги и стояла бутылка с двумя хрустальными рюмками.
        - Поздравлять пришел! - отрапортовал вновь прибывший и взмахнул букетом, как копьем.
        - Кого? - Бобриков очумело поднял брови и схватился за рюмку.
        - Так… это… женщин…
        - А-а-а. Так вот твоя женщина сидит. Кстати, ты почему ей служебную записку на модернизацию не подписал?
        - Чего ей модернизировать-то? - завскладом вновь тряхнул многострадальным букетом. Судя по тону, его отношения со Светкой носили характер холодной войны. - Моторчик к швабре приделать? Так она и без мотора летает…
        Осекшись на полуслове и не успев добавить рвавшийся с языка эпитет, завскладом поперхнулся собственным негодованием.
        - Цветочки - мне? - зло уточнила Светка, дернув букет из цепких лап складского начальства, и рассудительно добавила: - Праздник женский, значит - мне.
        - А может, и не тебе! - не по-джентльменски взвизгнул завскладом. Наверное, Светка была ему крайне несимпатична, если даже наступающий праздник не сгладил непримиримые противоречия в их непростых отношениях. Но цветы отдал. После чего, сурово и яростно чеканя шаг, удалился.
        - Стесняется, - пояснила присутствующим Светка. - Смешной такой.
        Ни смешным, ни стесняющимся завскладом Серафиме не показался, но, поскольку присутствующие не спорили, она тоже промолчала. Когда у женщины есть своя личная жизнь, она меньше интересуется неудачами в чужой.
        Праздник в коллективе - это всегда повод для последующих сплетен как минимум до очередного яркого события, имеющего все шансы на обсуждение. Кто кому, кто сколько, кто с кем… И, что характерно, версии очевидцев расходятся, само число очевидцев неуклонно растет, а факты обрастают фантастическими подробностями.
        Набег Светки в приемную переплюнули последовательно: явление главбуха с аккордеоном, департация из стен фирмы абсолютно пьяного менеджера и удивительное поведение программиста Хрящикова.
        Главбух, оказывается, занимавшийся в кружке народной самодеятельности, решил продемонстрировать свои таланты и, притащив на работу аккордеон, начал планомерно обходить кабинеты, распевая поздравительные частушки, больше похожие на экспромт. Поскольку в каждой поздравленной дамской ячейке ему тут же наливали, то к концу бенефиса автор-исполнитель начал переходить в желеобразное состояние, а последняя частушка ознаменовала полный провал поздравительной миссии.
        Сосредоточенно ловя ускользающее равновесие, главбух доплелся до рекламного отдела, где его хватило лишь на полторы строки:
        Будем женщин поздравлять!
        Что ни баба, просто…
        Дорифмовать он не смог, зато неспетую песню додумали за него поздравляемые креативщицы. Главбуха вывели из помещения и уложили в конференц-зале.
        Менеджер Алешенька, по которому сохла добрая половина женского коллектива, спас репутацию главбуха, затмив его выступление своим сольным номером. Широкоплечий атлет с голубыми глазами, мужественной ямочкой на подбородке и соболиными бровями явился с утра при букете, и дамы немедленно начали строить предположения на тему, кто же счастливица. До обеда Леша держал букет при себе, видимо, набираясь смелости. Женщины томно вздыхали и сновали мимо, подбадривая богатыря взглядами. Развязка стала потрясением для всех. Многократно принявший для храбрости Алексей отправился с букетом к коммерческому директору. Все бы ничего, если бы директор не был мужчиной, да еще родственником Бобрикова. Юный, но хваткий Роман Константинович, в стильных очочках, хрупкий, белокожий блондин, был потрясен не меньше коллектива. Когда Алексей широким шагом внесся в его кабинет, едва не вышибив косяки мощными плечами, и уверенно взял директора за руку, секретарша галопом поскакала за охраной. Алексей, путаясь в словах и заплетаясь в мыслях, нечетко и крайне неаргументированно объяснял свой визит, пихая цветы Роману
Константиновичу и бормоча что-то про искренние чувства, про Бобрикова и про отсутствие корысти. Косноязычного менеджера охранники вежливо, но твердо, вместе с букетом, отправили домой. Но его жалобные вопли «Хотя бы букет передайте!» стражей не тронули. То, что букет предназначался для сестры Романа Константиновича, однажды почтившей своим присутствием фирму и разбившей сердце рядового сотрудника, осталось за кадром. Первую часть истории без столь банального разъяснения смаковать было куда интереснее.
        Но и этот мезальянс быстро забылся под натиском следующего события, вероятно, тоже спровоцированного неумеренным потреблением горячительных напитков обоими участниками. Жанна стала свидетельницей удивительно пылкого объяснения между юрисконсультом Беллой Адамовной и Вовой Хрящиковым. При этом Вова краснел, как диатезный младенец, а мадам Бахман смущенно хихикала, тряся пышными формами. Пока Жанна донесла новость до Серафимы, эта сцена была обмусолена в подробностях и домыслена обитательницами всех кабинетов, находившихся на пути ее следования.
        - Да ну, - неуверенно махнула рукой Сима, вспомнив, как Хрящиков планомерно обходил сотрудниц, пристраивая шоколадный батончик. - Мало ли, о чем они говорили.
        - Дело не в том, о чем, а в том - как! - ажиотированно прошептала Жанна. - Это надо было видеть. У нее помада размазана, у него глаза бешеные, и держатся друг за друга, как голубки.
        - Голубки не могут держаться, им нечем, - машинально заметила Сима, посчитавшая своим долгом заступиться за Беллу Адамовну. Подлец Вова запросто мог довести уважаемую, но одинокую женщину до такого позора. Это им с Жанной еще есть на что надеяться, а такие, как юрисконсульт, уже не выбирают, это их выбирают. Да и то - редко.
        - Наверное, не надо никому говорить, что видела, - предложила Серафима. - Не наше дело.
        - Да все и так знают, - пожала плечами Жанна, не уточняя, откуда у общественности компромат.
        Погоревав о позоре Беллы Адамовны и высидев полчаса на общем торжестве, не отличавшемся ничем от празднования Нового года, 2 Февраля или чьего-то дня рождения, поскольку народ ел, пил и веселился, забыв про повод, Серафима незаметно сбежала. Ее ждали Антон, настоящий праздник, любовь, счастье и прочие светлые вещи, которые, даже потемнев по прошествии лет, не забываются. Главное то, что происходит в данный момент времени, потому что завтра будет завтра. Как любила говорить Зойка: «Живи сегодня, а то завтра кирпич на голову может упасть», и в ее словах была доля правды и многовекового опыта, накопленного человечеством. Далеко не все осмотрительные и просчитывающие каждый шаг индивидуумы успевают этот просчитанный и выверенный шаг сделать.
        Окончательно решив не бояться будущего и не проецировать на свой жизненный путь негатив, Сима выпорхнула к любимому и повисла у него на шее:
        - Гуляем!

        - Гуляем, - согласился Антон и повез ее домой.
        Действительно, гулять можно и за кухонным столом. Все дело в правильном настрое. А у Серафимы в этот вечер настрой был правильным.
        Именно благодаря своему настрою она и сумела обрадоваться весьма и весьма оригинальному подарку. Перед сном Антон презентовал ей ключи от своей квартиры, прицепив к ним брелок в виде сердечка.
        - Вот за это я тебя и люблю, - непонятно прокомментировал он счастливую Серафимину улыбку. - Как хорошо, что мы нашли друг друга.
        С этими словами он повернулся к Симе спиной и через минуту уже заснул крепким сном человека с чистой совестью. А Серафима еще долго ворочалась, пытаясь осмыслить его последнюю фразу и понять, можно ли говорить кому-нибудь, что ей подарили запасной комплект ключей. Или это стыдно?
        Додумавшись до того, что близким подругам можно, а вот бабушке не стоит, она заснула.

        -Жмот, - возмущенно поморщилась Зоя. Подруги сидели в кафе торгового комплекса и обсуждали прошедший праздник. - Был у меня такой романтик. Прикиньте, девчата: мой день рождения, я его покормила, выпили, жду подарка. Мой говорит: пошли, мол, на балкон. Ну - выходим. Я аж замерла: не иначе, думаю, он скрытый миллионер, который бюджетником прикидывался. Сейчас как выйдем, а под окнами - «Лексус». Ну или
«жигуль» на крайний случай.
        - Это ты книжки неправильные читаешь, - прервала чугуновские откровения Инга. - Вредные и несовременные, которые формируют хапужническое и иждивенческое отношение к мужчине. Если замуж, то за олигарха, если любить, то Бандераса с его красотой и гонорарами, чтобы все вокруг от зависти полопались.
        - Кто бы говорил, - ехидно покачала белесой химией Зойка. - Сама-то, небось, не жэковского сантехника и не работягу какого-нибудь ожидаешь. Тебе тоже принца подавай.
        - Мне нужен принц не в материальном, а в моральном смысле, - поджала губы Инга. - Тебе не понять.
        - Куда уж нам, - сморщилась Чугунова. - Ты остынь: принцев по-любому сейчас нет ни в каких смыслах. Так вот. Выходим, значит, на балкон, и, как думаете, чего там?
        - В свете темы жмотства рискну предположить, что он тебе под балконом посадил дерево, а после презентации собирался заняться рождением сына, - не осталась в долгу Инга.
        - Хуже, - ничуть не обиделась Зойка и радостно гоготнула. - Даже дерева не посадил, мушкетер убогий. Луну он мне подарил. Махнул лапкой своей худосочной, челку, моим феном уложенную, сдул, зубами поблестел и говорит: дарю, мол, тебе, любимая, самое дорогое - луну и звезды. Пусть твоя жизнь будет как это восхитительное ночное светило. Вот так и вышло: жизнь у меня такая, что выть на нее хочется, как на эту луну.
        - Да уж, - неопределенно промямлила Серафима. Сравнивать ключи от квартиры с луной было сложно.
        - Именно, - уставилась на нее Зойка. - Что предпримешь? Надо его сразу на место ставить, как паркет, а то потом рассохнется - молотком не загонишь.
        - А мне кажется, что в этом подарке был скрытый подтекст. Чтобы понять его, надо по-настоящему любить и понимать своего мужчину, - мечтательно засопела Инга.
        Эта версия Серафиме была ближе. Чугуновой было проще: критика мужчины в отставке никаких моральных затрат не требует, а вот как искать дефекты в действующем кавалере, тем более когда он на самом деле дорог, а не схвачен дамой рефлекторно, как варан хватает пролетающую мимо муху?
        - Я так подумала, - торопливо начала оправдывать свою терпимость Сима. - Он доверяет мне ключи от своего дома, то есть предлагает стать там хозяйкой. Это очень важно. А сердечко символизирует его любовь. Он отдает в мои руки свое сердце и заботу о семейном очаге.
        - Такое чувство, что это вы читаете Барбару Картленд, а не я, - фыркнула Чугунова. - Представляю, как бы удивился твой плейбой, услыхав такую трактовку своих намерений. Предлагаю продолжить: а если мужик не использует контрацептивы, то это вовсе не означает, что ему плевать на партнершу или что он элементарно не подумал, а символизирует его стремление к продолжению рода и зачатию общего ребенка. Но тут сложнее. Если ключи можно потом отобрать, оставив тебе сердечко, или замки поменять, то на ребенка придется платить алименты. У вас с этим как?
        - Нормально, - буркнула Серафима. Антон как раз в этом вопросе был удивительно предусмотрительным. Хотя что плохого в том, что твой мужчина взвешивает и продумывает свои решения?
        - Ладно, радуйся, что хотя бы ключи подарил, - Зойка вдруг сочувственно покосилась на Ингу. - Инессе нашей и того не перепало.
        - А мне и не надо, - вспыхнула та. - То есть надо, но я подожду.
        - Подожди, - понимающе закивала Чугунова. - Тем более что никто и не торопит. Ладно, сменим тему на приятное. А мне Ванечка такой праздник устроил - с ума сойти. Стриптиз, ужин и велотренажер. Я давно хотела. Он все по телефону заказал, на улицу-то пока нельзя, проблемы у него.
        - Стриптизершу он тоже по телефону заказал? - ядовито ухмыльнулась Инга. - Как романтично.
        - Одиночество и зависть портят лучших из нас, - трагическим тоном резюмировала Зоя. - На стриптизерше сэкономили. Сам изобразил.
        - Ой, да было бы чему завидовать, - Инга шмыгнула и отвернулась.
        После разговора с подругами Серафиме полегчало. У любой медали есть две стороны. Даже платье от Шанель можно надеть наизнанку и весь вечер страдать и стыдиться. Сима выбрала позитив, так как от негатива и характер портится, и настроение, и даже во внешности начинают проступать черты скрытой нервозности. У нее были теперь дом, очаг и сердце любимого человека. Что еще надо для счастья?

        Как выяснилось через некоторое время, для счастья нужна стабильность, которой фортуна нас не балует. Любит она исподтишка вдруг толкнуть в самую грязь. Особенно тех, кто весь в белом.
        Сначала Серафима простудилась. Она стыдливо шмыгала носом и отбегала сморкаться в самые дальние уголки квартиры, чтобы не разрушать романтический ореол отношений. Но соплями дело не ограничилось, заболело горло, начался кашель, и любимый стал опасливо отворачиваться от бациллоносительницы. Серафима была девушкой тактичной и понятливой:
        - Тоша, давай я к бабушке пока поеду, чтобы тебя не заразить.
        - Давай, - легко согласился Тоша, но тут же добавил: - Мне будет тебя не хватать. Собирайся, отвезу.
        То, что ее отвезут так быстро, Серафима не ожидала. Голова болела, тело ломило, и хотелось прилечь. С другой стороны, Антон вообще мог предоставить ей замечательную возможность добраться своим ходом, поскольку в тесном салоне автомобиля риск заразиться был слишком высок. А он, поди ж ты, не побоялся.
        - Интересно, а когда вы поженитесь, тоже порознь болеть будете? - хмыкнула Чугунова, позвонившая поболтать и похвастаться продвижением отношений с Иваном.
        - Не «когда» поженимся, а «если» поженимся, - мрачно перебила ее Сима. Настроение было так себе, хотелось злиться и говорить гадости.
        - Ну, милая моя, при таком подходе ничего у тебя не выйдет. Если сомневаешься, значит, есть повод. Хотя о чем это я? Конечно, повод. Ближнего надо любить и в беде, и в радости, а не только в промежутке между критическими днями и соплями. Если у него чувство такое перманентное, то на фиг твой пунктирный мужчинка вообще нужен?
        - Есть еще такое понятие, как здравый смысл, - едко отреагировала Серафима. - Я могу его заразить, и будем мы оба в беде, а не в радости.
        - Здравый смысл не имеет ничего общего с любовью. Потому что любовь выбирает одних, а здравый смысл - других, - глубокомысленно изрекла Чугунова. - Что лучше - никому не известно. Будущее не холодильник, на него гарантию не выпишешь.
        - Это смотря какое будущее ты себе планируешь, - раздраженно парировала Сима. - Если с этим аферистом, то я затруднюсь только с точным адресом изолятора, в который ты будешь носить передачки, а так запросто могу все рассказать. С подробностями.
        Когда у человека насморк, мозг не способен вырабатывать правильные мысли и правильно воспринимать информацию. Кому может понравиться общение с гундосой девицей, если она сама себе противна?
        Интуитивно прочувствовав Серафимино настроение, Зойка поспешно попрощалась, пока не узнала подробностей своего «незавидного» союза с Иваном.
        На работе Симу тоже ничего не радовало по причине свирепствовавшей в коллективе простуды, косившей сотрудников автоматной очередью. Коридоры были пустынны, и витал чесночный дух, словно оставшиеся в живых планомерно изгоняли из помещений вампиров. Сами же выстоявшие свели общение друг с другом к минимуму, отчасти боясь подцепить от соратников какую- нибудь недобитую бациллу, а отчасти стыдясь выдыхаемого чесночного амбре.
        - Серафима, я вот что думаю, - созрел к концу недели босс. - Народ обнаглел, жрет на рабочих местах, крошки везде, антисанитария, тараканы развелись. В наш век высочайшего технического прогресса это не есть хорошо. Надо бы потравить, пока людей мало и остальные не вернулись. Организуешь?
        Нельзя сказать, что Сима считала трудовой коллектив своей семьей, но и травить сослуживцев было бы чересчур радикальным решением проблемы антисанитарии. Голова была тяжелой, хотя здоровье медленно возвращалось, поэтому Серафима не стала держать столь ценное мнение при себе, а поделилась с Бобриковым.
        - У тебя весь мозг в сопли утек, - посочувствовал Виктор Николаевич. - Тараканов травить, а не сотрудников, Разуваева.
        Наверное, можно было намекнуть косноязычному шефу на то, что указания надо формулировать четче, но вступать в конфликт не было ни сил, ни желания.
        На пятницу были вызваны умельцы, частным образом подрабатывавшие на ниве борьбы с тараканами.
        Многократно допросив по телефону недовольную тетку, не вреден ли процесс для сотрудников и не будут ли испачканы субстанцией стены, Сима успокоилась и занялась личной жизнью. Она почти поправилась и готовилась вернуться к любимому. Правда, в воскресенье Антон трагическим шепотом сообщил, что, кажется, и сам простудился, но Серафима посчитала, что тем скорее надо приехать на выручку: надеть теплые носочки, поставить банки, напоить чаем с малиной…
        Фантазии на тему излечения любимого были прерваны странной ку-клукс-клановской процессией, молча вдвинувшейся в операторскую. Три фигуры в противогазах и островерхих капюшонах молча застыли перед ее столом. Жанна болела, поэтому мадемуазель Разуваева осталась с делегацией один на один.
        С трудом удержавшись от соблазна перекреститься, Сима дрогнувшим голосом уточнила:
        - Вы к Виктору Николаевичу?
        - Мы к Серафиме Разуваевой, - замогильным басом ответил кто-то из визитеров. - Тараканов травить.
        И тут все встало на свои места. Тихо наливаясь безграничной яростью, Сима начала подниматься со стула, набирая воздуха для приветственной речи.
        - Какого лешего? - взревела она. - Мне же сказали, что отрава безвредная!
        - Так, дамочка, где ж это видано, чтобы от безвредного насекомые дохли? - резонно возразила самая мелкая фигура, маячившая у дверей. Фигуру тут же ткнули в бок, заставив проглотить остатки еще не озвученной правды.
        - Абсолютно неядовитый яд, не сомневайтесь, - глухо и веско подтвердил один из пришельцев.
        - Неядовитый яд, - пробормотала Серафима. - Бред. А это на вас тогда что? Маскарадные костюмы?
        - Рабочая одежда. В малых дозах отрава не вредная, а ежели ее изо дня в день нюхать, можно последнее здоровье потерять. Не тратьте наше и свое время. Вам шашечки или ехать?
        - Что? - растерялась Серафима.
        - Перевожу: вам дресс-код или тараканов травить?
        - Сейчас, подождите.
        Как это ни удивительно, но неправильное понятое ею предложение шефа перетравить сотрудников в данный момент вполне могло осуществиться. Ответственность за мероприятие требовалось срочно разделить с Бобриковым.
        Виктор Николаевич, словно любопытный дятел, высунул голову из начальственного дупла и на некоторое время замер, округлив маленькие слезящиеся глазки.
        - Охотники за привидениями, - отмер он наконец, сипло зайдясь то ли в кашле, то ли в смехе.
        - За тараканами, - мрачно поправила шефа Серафима.
        Бобриков злобно зашипел и начал обличительную речь, красной нитью которой были варианты судебных исков, которые ему предъявят нанюхавшиеся отравы сотрудники.
        В результате кратких переговоров на повышенных тонах, в ходе которых вся вина была благополучно свалена на диспетчера из «тараканьей» фирмы, рабочий день решили завершить досрочно, отдав офис на поругание.
        - Вот и здорово, - обрадовалась Серафима. - Что ни делается, все к лучшему.
        И она полетела на крыльях любви сначала по магазинам, а потом к прихворнувшему любимому.
        - Сюрприз будет, - радостно улыбалась Сима, целеустремленно носясь с тележкой по супермаркету.

        Незваный гость хуже татарина. Иногда он даже хуже стихийного бедствия. Далеко не каждая женщина готова воспринимать в качестве приятного сюрприза неожиданный приход даже очень дорогого человека. Особенно если именно этот день она решила посвятить косметическим процедурам или генеральной уборке. Если в квартире бедлам, все вещи выволочены, а сама хозяйка летает по апартаментам верхом на пылесосе, то звонок в дверь ничего кроме глухого раздражения не вызовет. А уж если она целый час протирала фрукты со сметаной для питательной маски, наложила ее на лицо и теперь, узрев в дверном глазке милый сердцу лик, вынуждена ее спешно смывать, то, скорее всего, свидание пройдет неудачно. Любая женщина понимает, что к ней нельзя приходить совсем неожиданно. То есть даже внезапный незапланированный визит должен быть гипотетически предсказуем. Но при этом большинство женщин отчего-то уверены, что мужчины устроены иначе: их не смутит, если гостья обнаружит в квартире клубы пыли, грязную посуду недельной давности в раковине или стоячие носки возлюбленного в будуаре. Мужчине не надо прихорашиваться, следить за собой
24 часа в сутки и волноваться по поводу наличия щетины. Он всегда готов обнять, принять и обрадоваться.

        Серафима прекрасно понимала, что изошедший на сопли Антон может смутиться своего непрезентабельного вида и состояния, но тем важнее показать ему, что дело не во внешней оболочке. Она любит его всякого, между ними нет никаких преград и недомолвок. Они близкие, родные люди, единое целое, в горе и в радости…
        Нет. Получалось как-то напыщенно. Наверное, такие глупости пишут в Зойкиных романах.
        Сима просто хотела быть рядом. Всегда.
        С бараньей ногой наперевес она торопилась навстречу своему счастью. Во всяком случае, в квартиру Серафима ввалилась с блаженной улыбкой абсолютно и безгранично счастливой тетки, у которой одна проблема - уточнить, тушить эту ногу или запекать.
        Замок покорно отсчитал два поворота ключа, как метроном, отмерив два последних мгновения счастья.
        В прихожей - женские сапоги.
        В комнате - женский смех.
        Медленно, как во сне, Сима начала погружаться в топь замедлившего бег времени. Она уже все поняла… и ничего не понимала. Желатиновые мысли застыли в сознании бесформенными кучками. Надо было что-то срочно сделать. Но что? И зачем?
        Вдох. Выдох. И никакого конструктива. Только биение пульса в ушах, пробка, перекрывавшая дыхание, и мерзкая дрожь в конечностях.
        - Адреналин, - вяло сообразила Серафима. Апатия накрыла душным одеялом, под которым истерично вибрировало крошево сознания. Судороги разума. Жар ненависти.
        - Какого черта? - пришла в себя Сима и шагнула в комнату.
        Ее заметили не сразу.
        - Хочу выпить, - капризно протянула сидевшая спиной к двери миниатюрная изящная брюнетка. Ее темные волосы отливали глубокой ночной синевой, а белая кожа казалась прозрачной. Но любоваться чужими прелестями Серафима, как это ни удивительно, оказалась не в состоянии. Она лишь отметила, что в Антошиной постели, белея бесстыжими округлостями, сидит ее совершеннейшая противоположность. Вот так. А она-то думала, что любимому нравятся мощные и уютные девушки в теле. Тяжелые и надежные, как деревенская печь.
        То ли Сима ошиблась, то ли Антон, как и большинство мужчин, особым постоянством не отличался и предпочитал условно-доступные экземпляры.
        Хотя чего уж тут: Сима тоже оказалась доступной. И условно, и безусловно.

«А брюнетка-то хороша. Картинка!» - всколыхнулись в Серафиме с таким трудом задавленные комплексы.
        Хорошо, что кульминация встречи двух голубков осталась за кадром. Хотя в этой ситуации уже ничего не подходило под определение «хорошо». Все было очень и очень плохо.
        - Всем привет, - бодро поприветствовала собравшихся Сима. Нижняя челюсть у нее тряслась так, что зубы клацали. Но некие рефлексы, мобилизовавшие мыслительную деятельность, подсказывали: уходить надо достойно. И лучше первой, пока тебя не попросили на выход. Вряд ли Антон захочет оправдываться. Да и не о чем говорить: даже если случится чудо и он начнет придумывать объяснения, стремясь сохранить отношения, то Симу это все равно не устроит. Зачем? Простить, потом безуспешно пытаться забыть и всю оставшуюся жизнь бояться наступить на те же грабли? А она была уверена: прощение изменщика не что иное, как попытка пробежаться по темной комнате, где лежат эти самые грабли. Шансов, что удачно минуешь западню, минимум. Но бежать вот так, все время ожидая рокового удара в лоб, - увольте!
        Антон густо и зло покраснел. Серафима буквально физически ощущала острые комки раздражения и даже бешенства, летевшие в нее с противоположного конца комнаты.
        - Добрый день. - Брюнетка грациозно повернулась и с удивленной, но отчего-то доброжелательной улыбкой уставилась на Симу. Доброжелательность эта была так же неуместна в столь щекотливой ситуации, как и частушки на поминках.
        - Наидобрейший, - согласилась Серафима. - И погода замечательная.
        Как ей хотелось выглядеть достойно! Вот чтобы не жалкой курицей, изначально приговоренной к бульону, а насмешливой, самодостаточной, такой, как эта голая девица. Похоже, брюнетка на самом деле чувствует себя вольготно и ничуть не смущается и ни наготы, ни двойственной ситуации. У Серафимы это никак не получалось. Ноги дрожали от слабости, колючая обида царапала горло, норовя выплеснуться горькими слезами: за что?!
        На Антона она смотреть боялась. Чего на него смотреть. Исход ясен. Если столкнуть с полки тонкий хрустальный сосуд, то все будет точно так же понятно: горка осколков и необходимость влажной уборки, чтобы не наступить потом босой ногой на незамеченную крупинку. Так и тут: любовь - вдребезги, и долгое психологическое восстановление, когда малейшее воспоминание вызывает острую боль, а раны не заживают годами, а иногда и до самой смерти. Настоящая любовь - тяжелая болезнь. И самое лучшее для женщины, если она изначально ошиблась в определении, приняв за любовь временное увлечение.
        Антон на самом деле был очень зол и расстроен. Стресса не было, а вот раздражение выплескивалось через край. Стресс - это когда жена, мать твоих троих детей, возвращается «из командировки» и знакомится с любовницей. Вот это да - жуть. У женатого слишком много ответственности и масса поводов почувствовать себя подлецом: дети без отца, напряженный психологический климат в семье, жена, потратившая на тебя всю молодость, и постоянное «должен». Никто не любит быть должным. Кредиторы ничего кроме недовольства не вызывают. Жена - тоже кредитор. Она тебе - жизнь, борщи, детей, а ты ей - жизнь, зарплату и вечную верность. Брать чужую жизнь легко, а вот с возвратом долгов сложнее. Промучиться до самого конца рядом с женщиной, которая перестала привлекать, - с какой стати? Если перестала интересовать, то это не его проблема, а ее. Значит, с ней что-то не так. Растеряла юношеский задор и девичью легковерность, испортила фигуру и характер. И почему ее такую надо рядом с собой терпеть? Жизнь одна, и прожить ее надо со вкусом, ярко, а не должником в кабале. Именно поэтому Антон и не собирался жениться. Наверное,
со временем это придется сделать, и Серафима, такая домашняя и покладистая, вроде бы даже подходила на роль спутницы жизни, с ней и проблем было бы меньше, чем с какой-нибудь лисичкой, вроде этой своенравной брюнетки. Ну чего уж теперь. Хотя, может, Сима еще и захочет за него побороться. Тем проще будет в дальнейшем. Тем более что сама виновата: не надо заявляться без приглашения. Хотела сюрприз - получи взаимообразно. Никакой трагедии, просто вечер испорчен. Лишь бы не скандалили…
        - Ну вот что, девушки, - Антон через силу улыбнулся. - Вечер не удался. Вы тут сами разберитесь, а я пока в душ.
        Разбираться с брюнеткой Серафима была не готова. Она вообще не желала никаких разборок. Слишком унизительно делить мужика, который к тому же гордо удалился омывать свое тщедушное тело. Дезертир! Закрылся в ванной и ждет, чем все закончится.
        Ну почему ей так не везет?! Гадость какая! Слизняк! Бороться за него? Много чести. Тоже мне - приз.
        - Я, пожалуй, пойду, - светским тоном обронила Серафима, пятясь к выходу. Похоже, что здравый смысл, слегка притопленный истерикой, периодически выныривал на поверхность «подышать»: продукты Сима забрала. Из принципа. Потому что вдруг явственно представила, как эта нагловатая девица запечет баранью ногу, и они с Антоном будут ее пожирать вдвоем, посмеиваясь над Симой. Жир потечет по подбородкам, мясо разлохматится неопрятными кусками, захватанные пальцами бокалы тускло застынут среди скомканных грязных салфеток… тьфу!
        На автобусной остановке силы ее покинули.

«Зато ушла красиво!»
        Это было последнее, что подумала Серафима перед тем, как горько и безутешно разрыдаться.

        Даша задумчиво сидела на постели и прислушивалась к шуму воды в ванной. Девяносто процентов из ста, что Антон тоже прислушивается, но с другой стороны двери. Трус. Жук навозный. Поставить ее в такое дурацкое положение, обмануть, да еще с кем?! С Симкой Разуваевой. Они, конечно, не родственницы, но ощущение мерзопакостное, словно имел место инцест. А Разуваева изменилась. Похорошела, расцвела. Только одета неправильно и макияж деревенский. Но все равно - королева.
        Пока Дарья Малашкина в тишине размышляла о метаморфозах, произошедших со скромной толстушкой Разуваевой, Антон, устав от ожидания и повышенной влажности в ванной, выполз на свежий воздух. Оставляя на паркете мокрые следы, он дошлепал до спальни и едва не поскользнулся, уцепившись за косяк:
        - Ты?
        - Я, - презрительно ухмыльнулась Даша. - А ты мыслил весовыми категориями? Думал, что твоя обманутая пассия задавит меня массой, выдворит на лестницу и приготовит ужин? Или надеялся, что мы обе свалим?
        - Нет, почему… Я рад, что так вышло.
        - А уж я-то как рада - словами не передать. Только буквами. На заборе.
        - Ой, Даш, не начинай, - сморщился Антон. Правильно ему подсказывала интуиция: от таких самовлюбленных и самоуверенных баб одни неприятности и плохое настроение. Жаль, что осталась не Сима. Вот ей бы он объяснил все, а этой…
        - Скажи, милый, это и была твоя жена, про которую ты так много рассказывал? Стерва, язва, исчадие ада с кучей диагнозов, которое на ладан дышит? А так на первый взгляд не похоже. Пышет здоровьем и цветет. Почему-то мне кажется, что это тоже была не жена, а заместительница. «Замжены», так сказать. Или «и.о.» жены? Так правильнее?
        - Даша, накинь что-нибудь, - поморщился Антон. Начинается. Сначала будет строить из себя умную, спокойную, проницательную, потом начнет орать и обличать, а закончится все истерикой и требованием извинений и заверений в любви. Никакой любви с Дарьей Малашкиной ему уже не хотелось. Ну ее.
        - С чего это вдруг? Застеснялся? Или на мне что-то новое выросло, чего ты еще не видал? - Даша нарочито сладко потянулась и начала медленно одеваться. - Так я не слышу: это еще одна подружка? А где же супруга, с которой ты встречал Восьмое марта. Только не говори, что праздник ты провел с Серафимой.
        - Что, познакомились? - скривился Антон. - А почему это я не мог провести день с ней?
        - Не «почему». На вопросы принято отвечать ответами, пардон за тавтологию. Так с кем, милый? С ней? Или с женой? Ты мне просто скажи: супруга у тебя имеется или это легенда, чтобы девки аппетит поумерили? С чего ты взял, что кому-то нужен? Думал, ты нас используешь? Дескать, как здорово я все просчитал: к женатому с загсом не пристанут. Зато какое разнообразие выбора. Да на фиг ты сдался, голубь. Это тебя используют, а не ты. Когда собираешься кого-то разжевать и выплюнуть, не забывай про теорию относительности: ты тоже в чьем-то меню. Все, чао, красавчег. С тобой было неплохо, но наверняка есть и получше.
        Пока Антон подбирал адекватный ответ, Даша проскользнула мимо, снисходительно потрепав его по уху. Как собачонку.

        Серафиме было жаль себя так, что на мгновение даже захотелось вернуться и испортить вероломному Антону остаток вечера. Дело было не в том, что планы на личную жизнь вновь рухнули, а в том, что ее предали. Лучше жить себе тихо серой гусеницей, жрать яблоки и ждать старости, чем собраться с силами, превратиться в бабочку, успеть возгордиться и закончить свои дни раньше срока, оказавшись сухим экспонатом в чьей-то коллекции. Потому как неожиданно и несправедливо. Планируешь одно, а фортуна, нагло ухмыляясь, преподносит нечто совсем другое.
        Вот почему все вокруг довольны жизнью? Хотя, может, если покопаться, то только делают вид, что довольны. На Серафиме, вон, тоже не написано, что ее только что бросили. Мало ли, почему плачет. Может, зуб болит.
        Она поспешно промокнула остатки слез платком и трубно высморкалась. Сидевшая рядом бабка, до этого с сорочьим интересом косившаяся в Симину сторону, вздрогнула и перекрестилась.
        Итогово шмыгнув, Серафима начала восстанавливать макияж. В сумерках утекавшего на закат дня процесс шел проблематично, но помогала шальная мысль: когда кажется, что все потеряно и надежды нет, как раз и открывается второе дыхание. Вот вдруг именно сейчас, врезав от души и полюбовавшись результатом, экспериментаторша-судьба решит осчастливить великомученицу? А она вся в разводах туши и опухшая, как переваренная сарделька.
        У остановки призывно бибикнул автомобиль.
        - Что-то слишком быстро, - мелькнуло в Серафиминой голове трусливое сомнение. - Неправдоподобно.
        К машине тут же, уверенно повиливая тощим задком, направилась тонконогая блондинка. Джинсы, больше похожие на две трубочки для коктейля, свободно болтались на ее конечностях.

«Надо же, и никаких комплексов!» - завистливо подумалось Симе.
        Бабка сплюнула, а стоявший неподалеку одышливый толстяк вдруг перестал пыхтеть и засопел в другой тональности.
        Когда блондинка изогнулась грациозной дугой, отчего ее коротенькая куртенка задралась, обнажив дистрофичную талию и выступающие острые позвонки, а джинсы сползли, явив миру углы тазовых костей, на одном из которых было вытатуировано нечто брутальное, бабка с дребезгом захихикала, а мужик выдохнул и зажмурился.
        - Везет же, - отвернулась Серафима. - А мне вот не бибикают.
        Но, как выяснилось, бибикали именно ей.
        Недовольно отлепившись от дверцы, девица процедила:
        - Дама, это вас.
        - Меня? - встрепенулась Сима, но тут же солидно нахохлилась и, демонстрируя высокомерное удивление, медленно и нехотя пошла к машине. От неожиданности она даже не обиделась на «даму». Какая она дама?! Девушка на выданье! В самом соку, можно сказать.
        Как чувствует себя начинающая актриса, поднимающаяся на сцену за неожиданным
«Оскаром» и смачно падающая, не дойдя до заветной статуэтки, под прицелом сотен фотоаппаратов и камер? Примерно схожие ощущения испытала Серафима, увидев за рулем не мускулистого блондина, не брутального шатена, а мелкую наглую брюнетку из Антошиной постели.
        - Ну здравствуй, Разуваева, - ухмыльнулась нахалка. - То, что ты меня не узнала, списываю на шоковое состояние. Я тебе, кстати, тоже не обрадовалась сначала. Не надо на меня так зыркать, дыру протрешь.
        - Сначала? - мрачно переспросила Сима. - А сейчас что, передумала и решила продолжить приятное знакомство?
        - Не хами. Между прочим, этот скунс мне целый месяц мозги пудрил и врал, что безнадежно женат на Медузе-горгоне. Так что мне сейчас тоже плохо. Считаю, что нам надо выпить. Кстати, если твой мозг все еще в тумане, то напоминаю: я Даша Малашкина. Память освежилась?
        - Дашка? - потрясенно округлила глаза Серафима.
        - Давай я сразу угадаю: ты меня не узнала, потому что я дико похорошела, а вовсе не потому, что я стала старой страшной обезьяной.
        - Дашка, сколько лет, сколько зим.
        - Много, Сима, много. Так много, что челюсти сводит от тоски и печали. Ты хоть помнишь, что в мае десять лет, как мы школу закончили?
        - Ну помню. В смысле, вспоминаю иногда.
        - И как?
        - Чего?
        - Как была тормозом, так и осталась, - вздохнула Даша. - Встреча выпускников будет. Чуешь, чем пахнет?
        - Чем?
        - О, как все запущено-то, - сдвинула красивые брови Дарья. - Тебе что, есть чем похвастаться? Семья, карьера?
        - Ну я как-то не думала.
        - А ты подумай. А вот представь, приходишь ты на встречу: этот крутой бизнесмен, эта артистка, эта директор, а какая-нибудь Анька Зиновьева - вообще жена олигарха! А мы где?
        - Где?
        - В Караганде! Два ничтожества, без денег, счастья и перспектив.
        - Ну почему? Перспективы есть всегда.
        - Ага, - трагически скривилась Даша. - Все дело в их качестве. Попасть на кладбище - тоже перспектива. Но кого она обрадует?
        - Нет, ну встретиться-то все равно будет приятно. - Серафима никогда не задумывалась о том, что ее можно расценивать как «ничтожество без денег, счастья и перспектив». То есть сама про себя она, может, и думала нечто похожее, но никогда не предполагала, что то же самое про нее может сказать абсолютно посторонний человек. Одно дело - знать про то, что у тебя вставная челюсть или чирей на заднице, и совсем другое - продемонстрировать это на людях. Особенно покоробило напоминание о Зиновьевой. Эта девица постоянно изводила ее насмешками и даже играючи разрушила зародившийся намек на первую любовь с мальчиком из параллельного класса. Как этого Ромео звали, Серафима уже не помнила, в память врезалось лишь одно: когда кавалер дозрел наконец пригласить ее на танец на школьной дискотеке, Анька перехватила его на подходе и что-то зашептала, приобняв обалдевшего от неожиданного счастья парня. Они ходили вместе целую неделю, после чего Зиновьева нашла новый объект для флирта. А Сима потеряла веру в мужчин.
        Анька никогда ей не нравилась: бесстыжая, высокомерная, хамоватая. У нее все всегда получалось: если не выучить - то списать, если не заинтересовать - то соблазнить, если не стать первой красавицей - то хотя бы оставаться самой популярной и обсуждаемой. Она пользовалась успехом у старшеклассников, у одноклассников и даже у учителей. При этом никто не мог сказать точно, был ли у нее с кем-то настоящий роман, в том самом полном смысле этого слова, который вкладывают в этот термин неопытные, но уже дозревшие школьницы.
        Красавицей как раз считалась Даша. Наверное, поэтому она тоже не любила и с такой неприязнью вспоминала Зиновьеву.
        Кстати, наверное, потому Дашу так волновала встреча выпускников, что негоже первой красавице школы оказаться на второстепенных ролях. Хочется прийти королевой. Такой, какой уходила, какой ее запомнили, а не отчаянно пыжащейся неудачницей.
        - Даша, да я бы рада тоже удивить бывших одноклассников, только нечем. И, думаю, большинство просто живет, ничего особого не добившись. Так что нет повода так уж переживать.
        - Это уверенности в твоем голосе нет, - отрезала Малашкина. - Или ты считаешь, что ничего страшного, когда за твоей спиной сочувственно перешептываются? Когда снисходительно жалеют, а в душе радуются: а я-то - на горе, а эта-то - в болоте. Не хочу в болоте, хочу на самолете. Чтобы под его серебристым крылом остались все, а я буду искренне жалеть и сочувствовать. Я ж добрая, я умею. Чисто теоретически, если будет такая возможность. Надо, Сима, стремиться в космос, чтобы достичь хотя бы вершины какого-нибудь холмика. Жизнь всегда дает меньше, чем хочешь, чем просишь и чем заслужил. Чем меньше хочешь, тем меньше получишь. Загребай руками все, тогда хоть горстка, а твоя будет.
        - А ты, я смотрю, философ, - уважительно протянула Серафима.
        - С такой-то жизнью зафилософствуешь.
        - Но ты, вон, одета прилично, машина своя, все солидно, - подольстилась Серафима. Ей было стыдно признаться, что Дашу уже жаль вместе с ее амбициями и теориями. Сама Сима в космос не хотела и придерживалась другой аксиомы: чем больше хочешь, тем меньше получишь. Надо быть скромнее, чтобы не злить фортуну. Но, поди ж ты, она вот мало хотела, всего лишь семью и тихое уютное счастье, а получила пинок. Кто прав, будет ясно тогда, когда вернуть будет уже ничего нельзя.
        - Сима, да разве в этом смысл жизни? Машина, одежда! Да я наизнанку вывернулась, чтобы банку эту консервную купить и шмотки приличные достать. Это не цель, это средство. Я хочу либо работу, такую, чтобы я все решала, все проекты - мои, чтобы уважали, ценили. Хочу стать ценным спецом, за которым хэдхантеры охотятся…
        - Кто? - ахнула Серафима, представив себе нечто наподобие отряда средневековой инквизиции в костюмаха «а-ля садо-мазо».
        - Охотники за головами, - любезно перевела Даша.
        Инквизиторы в Симином воображении моментально трансформировались в отряд индейцев, потрясающих свежедобытыми скальпами.
        - Разуваева, а ты где работаешь? - вдруг сочувственно поинтересовалась Малашкина и жалостливо посмотрела на бывшую одноклассницу. Так смотрят на деревенских старух, неуверенно топчущихся у входа в метро и боящихся спускаться в преисподнюю. Не презрительно, а именно с состраданием.
        - В фирме. Оператором, - это тоже было как-то серенько. Но уж лучше, чем вообще безработная квашня, сидящая на шее у родни.
        - Ясно, - припечатала Дарья. - В общем, ценных специалистов переманивают в другие фирмы. Так вот я хочу, чтобы меня с руками отрывали. А я и есть такой специалист, только меня начальник на работе зажимает, затирает и вздохнуть не дает. Шкаф безмозглый. Гений зажравшийся. Сам не уходит и другим не дает голову поднять, все проекты под себя загреб. А ему уже давно пора в свободное плавание с такими-то замашками, а меня на его место. У меня, Симка, столько планов, столько идей! Я раньше ему писала, а теперь - ни за что. Он все в папочку складывает и хоронит в ящике. Мамонт!
        Серафима понимающе кивала, хотя знать не знала ни Дарьиного начальника, ни особенностей ее непонятной работы, мифических проектов и прочей атрибутики чуждой и незнакомой жизни.
        - А если с работой не получится, тогда хотя бы счастья хочу. Настоящего, полноценного, без оговорок, - разоткровенничалась Малашкина. - Чтобы любовь сумасшедшая, чтобы страсть, как в Африке, чтобы не как в кино, а лучше. Пусть такое бывает раз на миллион, но этот раз должен быть моим. Только надо бороться, искать, работать в этом направлении.
        - Это утопия, - Сима отважилась вставить в пламенный монолог свое ценное мнение. - Это все возможно только в одностороннем порядке. Женщина на такое способна, а мужик обязательно однажды подведет. На них рассчитывать нельзя.
        - Рассчитывать нельзя даже на себя, - усмехнулась Даша. - Но я умею своего добиваться и добьюсь. Как хочу, так и будет. Тебя какой-то задохлик один раз обманул, и ты уже решила, что на нем свет клином сошелся…
        - При чем тут Антон, - возмутилась Серафима. Напоминание о предательстве больно стиснуло сердце. - Можно подумать, что я мужчин не знаю.
        - Разуваева, не знаешь. Потому что нельзя знать всех мужчин. Как говорил мой любимый поэт: «Я не знаю мудрости, годной для других». У каждого своя жизнь, свои ошибки и свой негативный опыт. Мужики у каждой бабы тоже свои. Это ступени, вехи, по которым надо идти вверх. Прямо по головам, не стесняясь и не оглядываясь. Потому что ты для них тоже ступень. У каждого конечная точка пути своя. Надо только вовремя остановиться.
        - Я не хочу быть ступенькой, - вдруг обиделась Серафима. - И промежуточным этапом тоже не хочу!
        - А нас никто не спрашивает. Все относительно. Где-то ты промежуточный этап, а для кого-то - конечный. Мне тоже по голове ходят без зазрения совести: и в общественном, и в личном. Я терплю, так как все взаимосвязано. Нельзя нарушать причинно-следственные связи. В природе все продумано и предусмотрено.
        - Я выпить хочу, - неожиданно выдохнула Серафима, уставшая от этой беседы: заумной и переворачивающей ее мир с ног на голову.
        - Поехали тогда к моему дому, а то я за рулем, потом вести не смогу. Захочешь - у меня останешься. Я, кстати, срам сказать, с родителями живу. Экономлю на съемной квартире и домработнице. Деньги коплю.
        - На квартиру?
        - Клуша ты домашняя, Разуваева. Я дело свое открыть хочу.
        Выпить получилось примерно как у дембелей, дорвавшихся до свободы. Серафима так торопилась утопить свой позор, разочарование и предательство в спиртном, что налегла на ликеры сразу, едва они зашли в ближайший бар, чем крайне заинтересовала двух молодых людей, медленно цедивших свои коктейли по соседству. К моменту, когда юноши решили познакомиться поближе, Серафима от усталости и эмоций так опьянела, что никак не могла разглядеть их лица. Она раздраженно пыталась сфокусировать взгляд на ближайшем, но ничего не получалось. Лицо уплывало то вправо, то влево, то подергивалось туманом. Тогда она уверенно взяла соседа за уши, чтобы прекратить надоевшую качку. Он радостно улыбнулся и тоже взял Симу за уши. Это было последнее осмысленное воспоминание того дня.

        Очнулась Серафима от того, что умирала. Она умирала вся целиком и по отдельности, разваливаясь на запчасти. Особенно мучила тяжелая голова, обморочно обваливавшаяся в темный вакуум Вселенной и мешавшая определить место Серафимы в системе координат. Кажется, Сима лежала. Потому что по логике сидеть она не могла. Как сидеть, если не чувствуешь точки опоры? В таком состоянии даже лежать невыносимо тяжело.
        Глаза не открывались.
        - Какой кошмар, - простонала Серафима, с трудом восстанавливая в памяти осколки вчерашних событий. Антон, Даша, хихикающая старуха, гарный хлопец, держащий ее за уши и говорящий нечто, что проваливалось в пустоту, не доходя до Серафиминого сознания. Рядом кто-то шевельнулся и тоже застонал.
        Серафима подорвалась было бежать, но тут же рухнула обратно. Голова раскололась и сложилась в блин.
        - Кто это может быть? - Она снова прокрутила ленту воспоминаний. - Бабка? Тьфу. Парень из бара? Позорище! Или Антон?
        Последний вариант показался настолько отвратительным, что Серафима, превозмогая сопротивление скрученного болью организма, повернулась и приоткрыла один глаз. Из ее груди вырвался хриплый стон. Все оказалось еще хуже. Рядом лежала голая Даша. Из одежды на ней были только сережки.
        - М-м-м, - проныла Сима и подумала, что лучше умереть, чем жить после такого.
        - Хто тут? - в Дарьином голосе тоже угадывался ужас. Видимо, ей было страшнее, так как Малашкина даже не нашла в себе сил повернуться. Или на ее воробьиную массу тела пришлась непосильная доза спиртного, поэтому Даша и продолжала лежать симпатичным поленом, отклячив тыл.
        - Я, - обреченно призналась Сима.
        - А… ты кто? В смысле пола.
        - В смысле пола, я «жо». Хотя теперь даже не знаю. Что вчера было?
        - А ты с какого момента не помнишь?
        Серафима задумалась:
        - Меня держали за уши. И разговаривали, но я ничего не понимала.
        - А. Это сумасшедшие австралийцы, фанаты русского языка. Приехали к нам изучать обычаи.
        Даша выдавала информацию короткими порциями, перемежая повествование тягостными паузами и слабыми стонами:
        - Они решили, что это такой местный обычай - за уши хвататься. Зачем ты его трогала?
        - Он качался и расплывался, - виновато пробурчала Сима. Теперь она явственно ощущала, что уши болят намного сильнее остальных частей тела. - А мы с ними потом что? Того?
        - Кажется, нет. Не, точно нет. Мы потом с нашими познакомились.
        Рядом с кроватью, с противоположной от Дарьи стороны, что-то зашуршало и вздохнуло.

«Наши», - обреченно догадалась Серафима. Никаких «наших» она категорически вспомнить не могла. И это угнетало. Приличная, интеллигентная девушка, упившаяся до состояния полнейшей амнезии и морально-нравственной деградации. С другой стороны, лучше уж чужие мужики, чем… о ужас, Дарья. Следующей накатила банально-житейская мысль: придется сдавать анализы. Мало ли что.

«Дожила, - Сима чуть не расплакалась от унижения и стыда. - Где? С кем? Вот так и катятся по наклонной плоскости обманутые невинные девушки. Не пережив предательства, они спиваются и идут по рукам».
        Конечно, насчет «невинных» она себе слегка польстила, но в общем и целом утро выглядело как начало конца. Апокалипсис. Армагеддон в отдельно взятой судьбе.
        Забытый «наш» зашевелился где-то на полу более активно, зевнул и явно собрался встать. Серафима в тоске зажмурилась. Знакомиться по второму кругу не было ни моральных, ни физических сил. Щеку защекотали чужие волосы, мелькнула шальная мысль: «Целоваться полезет, а я зубы не чистила». И тут невидимый кавалер дыхнул таким смрадом, что Серафима вздрогнула и резко распахнула глаза.
        И заорала. Так, как умела орать в случаях крайней необходимости - паровозным гудком.
        Над ней нависла чудовищно-косматая рожа пришельца. Или монстра. Жизнь кончилась.
        В комнате сразу стало многолюдно. Появились смутно-знакомая женщина, злой бородатый мужик, бабка с глазами-буравчиками. Они разноголосым хором начали ругать почему-то Дашу, а на Серафиму никто даже не смотрел.

«Наверное, я умерла, и меня здесь нет, поэтому они меня не видят. Я бестелесна и прозрачна. А померла я еще вчера, видимо».
        Когда в жизни женщины появляется мужчина, то даже самая размеренная жизнь запросто может пойти кувырком. И имеющие место нелепости не вызывают уже ни удивления, ни неприятия. Как будто мужчина - это вирус, вслед за которым к женщине начинают липнуть неприятности и странности. Может, у других и было как-то иначе, а у Серафимы все всегда происходило именно так. Не давала ей судьба пожить спокойно и даже просто ограничиться изъятием мужика из ближайшего окружения не желала. Нет, ей надо было непременно поэкспериментировать, взбалтывая события как в шейкере.
        Испуганная Симиным ревом колли, не ожидавшая от собственной попытки лизнуть незнакомую девицу столь катастрофических последствий, трусливо жалась к ногам бородача. Сам бородач, давясь нецензурными выражениями, пытался донести до безучастной Дарьи мысль о том, что ему стыдно за то, что у него выросло.
        Женщина пыталась заплакать, но, видимо, поругать Дашу ей хотелось больше, поэтому она кричала, периодически морща лицо и надеясь выжать слезы, но полноценного плача так и не выдала.
        А бабка, отчего-то страшно довольная, попугаем повторяла: «А я говорила. А я предупреждала!»
        При этом она просто лучилась счастьем и даже потрясала от избытка эмоций сухонькими кулачками, словно болельщица, команда которой только что забила гол. Старушке для завершения образа не хватало шарфа и рогатой шапки.

«Фантасмагория какая-то», - вяло подумала Серафима. За последние несколько минут события спрессовались в плотную однообразную субстанцию, словно бутерброд, на который наехал асфальтовый каток. Ей даже стыдно уже не было. Тем более что в отличие от Даши спала она не просто одетой, а даже почему-то в сапогах. В орущей компании очень не хватало Анфисы Макаровны. Уж она бы не просто внесла свою неповторимую ноту в общий хор, а непременно солировала бы в этом концерте.
        Первым сдался бородач. Он вдруг в отчаянии махнул рукой и вышел. Женщина всхлипнула и выбежала следом. Бабка замешкалась, но, оставшись в меньшинстве, тоже ретировалась, с демонстративным грохотом захлопнув дверь.
        - Даш, - после паузы отважилась спросить Серафима. - А что это было? Мы где? У тебя?
        - М-м-м.
        - А четче?
        - У меня. Не ори. Голова сейчас треснет.
        - По-моему, за время этой вакханалии ты должна была адаптироваться. А что они так разорялись-то? Ты пьешь, что ли, часто?
        - А ты, что ли, дура, Разуваева? Я на пьющую похожа? - Даша даже привстала, натянув на себя простыню.
        - Я смотрю, тебе полегчало.
        - Мне похужело. Я первый раз так глупо и бездарно напилась. Хотя в моем возрасте уже можно было бы сообразить, что пить надо с тем, кто сможет вовремя остановить. Симка, все из-за тебя!
        - Не надо валить с больной головы на другую больную голову! Мне тоже вчера не хватило вменяемой собутыльницы. А я, между прочим, на тебя рассчитывала.
        - Вот так. Лузеры мы с тобой, Разуваева. Везде просчитались: и в карьере, и в мужиках, и даже напиться без последствий не смогли. Фу!
        - Фу, - подтвердила Серафима. - Сегодня суббота?
        - Если вчера была пятница, то да.
        - Ладно. Я, пожалуй, пойду.
        - Не бросай, комиссар, - жалостливо проныла Малашкина. - Они меня тут загрызут. И так все время пилят, что я непутевая, а теперь еще новый козырь добавился: запила.
        - Поехали ко мне, - предложила Серафима. - Они со временем устанут злиться, и все спустится на тормозах. Наверное.
        - Наверное, - передразнила Даша. - Ладно, поехали, только надо фасад отреставрировать, а то нас в милицию заберут. Не знаю, как у меня, а у тебя на лице просто шедевр импрессионистов. Больная фантазия художника, воплощенная в остатках косметики.
        - На себя посмотри, - надулась Серафима.
        - Могу себе представить. Поэтому умоюсь не глядя. Не хочу пасть в собственных глазах окончательно.

        Провожать их никто не вышел. Семья бурно дискутировала на кухне, поэтому девушки выскользнули незамеченными.
        - А поехали в кафешку, - предложила Даша. - Или у тебя дома никого?
        - Наверное, бабушка дома. Только в кафе как-то… - опасливо протянула Серафима. Она не была уверена после вчерашнего провала, что сможет ограничиться чашечкой кофе. Вот так всегда: один проступок - и вера подорвана. Мало того что Сима больше не доверяла мужчинам, но теперь еще и себя, любимую, приходилось вычеркивать из списка благонадежных лиц.
        - В кафе, а не в бар, - посуровела Даша. - У меня есть план, так что напиться у тебя не выйдет.
        - Можно подумать, - досадливо пожала плечами Серафима.
        - Можно-можно. Подумать можно, главное - никому ничего не говорить, - хихикнула Даша. - Мы поедем не просто в кафе, а в интернет-кафе.
        - Еще не хватало. Зачем? На сайте знакомств регистрироваться?
        - Ты поразительно догадлива.
        - Даша, там одни маньяки. Я не буду! И вообще…
        - А вообще - нам скоро тридцатник. Или ты думаешь, что тебе кто-нибудь приволочет мужика за рога, пока ты царевной Несмеяной у окна сидеть будешь? Фига! Хотя вот я тебя, считай, почти волоку. А ты еще и упираешься.
        - Вот так какой-нибудь маньяк вычислит и домой припрется.
        - Дикая ты баба, Разуваева, - вздохнула Дарья. - Кому ты нужна. Тут их и ловишь, и заманиваешь, а они все равно увернуться норовят, а ты боишься, что сам припрется. Бестолочь! Нашла чего боятся.
        - А что, ты уже пробовала? - заблестела глазами Сима.
        - Я в процессе.
        - Ну ясно. В смысле… и как?
        - Как-как, если я с тобой вчера пила? Сама догадайся. Кстати, Антошу я тоже в Интернете нашла. У него там анкета висит. Хочешь, напишем?
        Серафима ожесточенно затрясла головой. Про Антона хотелось забыть как можно скорее.
        - Мужчины, Сима, такие животные! Но среди них попадаются экзотические экземпляры, занесенные в Красную книгу.
        - Красная книга - это такой талмуд в загсе?
        - Однако познания у тебя, - хмыкнула Малашкина. - Неправильно мыслишь. В общем, так: тебя надо приодеть, причесать и - в атаку.
        - Про Пигмалиона и Галатею - это, Даш, из области сопливых мелодрам. Я уже и приоделась, и причесалась, а на большее у меня денег нет.
        - Не останавливайся на достигнутом. Галатеи из тебя не получится, конечно, но подстричься у нормального парикмахера не мешало бы. Но это вечером, а сейчас - искать.
        Интернет-кафе оказалось обычной забегаловкой с парой компьютеров.
        - Женщины, помощь нужна? - Юнец с сальными волосами и россыпью прыщей по всей физиономии снисходительно улыбнулся.
        - Мы не женщины, - осадила его Дарья. - Обойдемся.
        - Офигеть, а так вроде все на месте, - понесся им вслед изумленный шепот добровольного помощника.
        - Даш, давай лучше я на работе спокойно зарегистрируюсь.
        - Серафима, не зли меня. Мы бы и дома у меня могли, если бы мои такой вой не подняли. А на работе ты ничего не сделаешь: соврешь, и все. Трусиха ты. Нет там маньяков, там все по делу. Кому покувыркаться, кому пожениться, кому просто попереписываться и приврать. Сейчас зарегистрируемся без фотографии и будем выбирать сами. Сила на стороне того, у кого право выбора. Это мужики пусть топчутся и заискивающе ждут, а ты - королева. Ты кого-то забракуешь, а кому-то дашь шанс.
        По мере проведения этой психологической подготовки Серафима наполнялась гордостью за себя и проникалась собственной значимой ролью в судьбах неизвестных мужиков.
        Выбор кавалеров потрясал многообразием и удивительно высоким уровнем представленных кандидатов. Все как один были интеллектуалами, бизнесменами и половыми гигантами. Они занимались сноубордом, летали на дельтапланах и отправлялись по выходным в Ла Скала слушать оперу. Серафима снова начала комплексовать и сдуваться.
        - Разуваева, в твоем возрасте быть такой наивной - непростительная роскошь, - отпихивала ее от монитора Даша. - Дай я найду.
        - Нет, ну погоди, погоди… «Ищу настоящую любовь, ради которой сверну горы». Вот такого хочу! Дай про него почитать!
        С фотографии взглядом капитана морских пехотинцев манил потрясающий блондин.
        - Ты что, совсем дура? Он потом скажет, что горы не свернул, потому что ты не настоящая любовь. Не надо этих красивых слов. Нормальный мужик не умеет нормально складывать слова, он действует.
        Тут они обе на некоторое время затихли, пофантазировав на тему «настоящих мужиков».
        - …А вот этот: «Где ты, моя Королева?», - наконец вернулась к основной теме Серафима.
        - Ты на возраст глянь. Ему не королева нужна, а ее внучка, а то и правнучка. И, кстати, почему с большой буквы? Может, он буквой «е» не пользуется и ищет подружку, похожую на Наташу Королеву? Так и тут ты пролетаешь. Ищи, что попроще.
        - Чего это мне попроще? Сама говорила, что я королева! - возмутилась Сима.
        - Королеве нужны подданные, а не король, которому после работы в зубах тапочки надо приносить. Учись правильно расставлять приоритеты. В общем, так: берем вот этого упитанного и разрабатываем.
        Серафима с сомнением посмотрела на щекастого крепыша. В душе ничего не отозвалось.
        - Даша, вообще-то, мне не нужен просто мужчина. Я тоже хочу, чтобы любовь и горы свернуть. А кобель для спаривания - это не для меня.
        - Ишь ты, какая исключительная нашлась! А всем остальным любовь не нужна, можно подумать! Расширяй круг общения, тогда будет шанс захватить частым бреднем и искомую любовь. Так, все, садись и пиши ему.
        - Чего писать?
        - Письмо. «Ищу любовь. На всю жизнь. Может, это Вы?»
        - Это глупо.
        - Серафима, глупо писать, что ты мимо шла, замуж не хочешь, по убеждениям - феминистка, а мужчина тебе нужен исключительно для хозяйственных нужд. И вообще - ты их презираешь. Пиши правду, но не унижающую тебя.
        - А какая правда унижает? - напряглась Сима. Техника ведения интернет-переписки оказалась не так проста, как представлялось вначале. Надо было набираться опыта, чтобы не осрамиться.
        - Ну что-то вроде: «До смерти хочу замуж. Возьмите кто-нибудь. Влюбиться постараюсь по мере сближения».
        - Но у меня другая позиция.
        - Позицию, Разуваева, будешь отстаивать, если до этого вообще дойдет, - остудила ее пыл Дарья.
        Мужественные блондины, рельефные брюнеты и лысые олигархи в турецких майках на фоне Финского залива были отметены категорически и бесповоротно. Упитанный избранник не впечатлял, но и не отталкивал. Письмо ушло. Выписав для Симы на листочек пароль и логин для анкеты, Даша решительно встала:
        - А теперь по кофейку!
        Тон ее Серафиме не понравился:
        - Я больше пить не буду.
        - Пуганая ворона куста боится. Если я сказала «по кофейку», то это без подтекста. Ты же не мужик, для которого приглашение на чашечку кофе означает прямое предложение переспать.
        - Почему это? - озадачилась Сима и покраснела. Такой логический пируэт раньше ей в голову не приходил.
        - А чего краснеем? Есть что вспомнить? - обрадовалась Дарья. - Нет, давай колись, а то раскраснелась как маков цвет. Ты что, не знала?
        - Да ну…
        - Не интригуй.
        - Это сто лет назад было.
        - Ну, Разуваева! Не тяни. Расскажи, какой ты была дурой, облегчи совесть, заодно и потопчись на своих прошлых ошибках.
        Вспоминать эту глупую историю, приключившуюся с ней на заре полового созревания, Серафима не любила.
        В тот раз она опаздывала в институт. Причем опаздывала настолько капитально и безнадежно, что пришлось ловить машину. Вместе с машиной поймался Виктор. Белобрысые вихры, мужественная щетина и детская открытая улыбка. Они проболтали всю дорогу, и сердце глупой Серафимы к концу пути билось наивной рыбешкой в чужих сетях. Правда, сначала она перепугалась: лихо притормозив у института, новый знакомый первым делом сказал цену. Сима даже не сразу услышала цифру, переспросила, раскраснелась, затряслась.
        - Дорого? - заботливо уточнил Витя. - Могу скинуть.
        Серафима сама была готова «скинуться» от стыда и разочарования. Разомлела, дурища, в чужой машине, размечталась, бюст выпятила, ногу на ногу закинула. Теперь голое колено позорно тряслось, а ноги заплелись и склеились, плотно застряв под
«бардачком». А потом, когда она уже думала только об одном - как бы побыстрее удрать подальше от позорища, - он попросил телефон. Именно в таком порядке: сначала взял деньги, аккуратно пересчитал, сложил в барсетку и только потом нежно коснулся руки:
        - Я бы хотел еще раз увидеться. Телефон дашь?
        Сима без предисловий тут же протарахтела телефон и, едва не выломав дверцу, с тяжелым топотом унеслась на лекции. До самого вечера она страдала, мучилась и соображала, не для того ли был взят телефон, чтобы еще раз подвезти ее за деньги. Может, мужчина просто принял ее за постоянную клиентку, с которой можно хорошо поиметь. Как лицо некредитоспособное, Серафима нервничала и переживала. Но звонка ждала. Витя не позвонил, зато на следующий день подъехал к институту после лекций. Каким образом он вычислил, во сколько она выйдет, осталось загадкой.
        - Вряд ли специально ждал, - сразу решила Серафима, не привыкшая к столь широким жестам и знакам внимания.
        Ей вообще не везло на галантных кавалеров. Наверное, настоящим рыцарям больше импонировали субтильные хрупкие феи, а удел грудастых дев в теле - нахрапистые и быстрые мужики. Почему-то Серафима всех располагала именно к прямолинейным наскокам на бюст, а не к длительным и красивым ухаживаниям за ее душой и уязвимой внутренней сущностью.
        Да, нет в ее внешности утонченности, ну и что? Сказки все равно хочется.
        Сказку Витя ей устроил сразу, только в весьма ускоренном темпе.
        Сначала были подарены рыжие ромашки в куске полиэтилена, потом он сразу расписал план действий: сейчас погуляем, а потом кофейку попьем.
        Наивная Сима купилась исключительно на культурное завершение первого свидания. Кофе - это так утонченно. Это не пиво на аллее и не энергичное тисканье в подъезде, после чего хочется вымыться с порошком, а кавалера вытравить из памяти хлоркой.
        Нет, Витя - это что-то настоящее.
        Почему они все думали, что Серафима своя в доску и с ней обязательно можно пить, рассказывать похабные анекдоты и не церемониться? Душу нежной и ранимой Дюймовочки запихнули в тело Серафимы Разуваевой и предложили приспосабливаться. Наконец-то нашелся мужчина, который разглядел ее истинное лицо!
        Гулять они поехали за город. Что удивительно - в самый настоящий лес. Узрев пустынную местность, Серафима ощутила некоторое волнение и беспокойство. Нет, разумеется, с Витей она справится, если что. А может, и не захочет. Мало ли. Вон как романтично все получается. Смущало лишь то, что, во-первых, кавалер был ей абсолютно незнаком, а во-вторых, стыдно было вот так сразу соглашаться. Хотелось соблюсти условности. Вдруг он не поймет, что все дело в настоящей любви, а вовсе не в Серафиминой доступности.
        У мужчин нет никакой интуиции. Одни рефлексы и неправильные выводы.
        Когда Виктор вышел из машины, Серафима на мгновение остро пожалела, что вообще с ним связалась. Если за рулем он смотрелся вполне гармонично, то то, что в данный момент с улыбкой обходило автомобиль, вызывало жалость и разочарование. Маленький, худосочный, неуклюжий - просто недоразумение какое-то!
        Она-то была уверена, что, будучи девушкой возвышенной, интересуется в первую очередь внутренним миром, а вот поди ж ты - глянула на внешность и остыла. Как только что согнутая подкова, брошенная в ледяную воду.
        Куда ей такой комар? И не покажешь никому, и не похвастаешься, и вообще - дети непонятно в кого уродятся.
        - Детка, выходи, - улыбнулся Витя и открыл дверь, галантно поклонившись.

«Вот небось мужики тоже смотрят на меня и думают: куда такую корову в хозяйство. На люди такой танк выводить стыдно, родит - вообще в двери не пройдет. И никому моя прекрасная душа не нужна. Мне не нужна и им не нужна. Потому первым делом на сиськи и смотрят. Хоть какой-то плюс. Я на - рост, они - на бюст. Почти стих родился», - обреченно подумала Серафима и выкарабкалась из машины.
        От трассы в глубь зарослей шла сухая протоптанная дорога, по которой Витя и повел ее на романтическую прогулку. Он шел и что-то такое рассказывал про свою автомастерскую, про поход на байдарках, а Сима шла и ничего не слышала, погруженная в свои невеселые мысли. Было такое ощущение, что она выгуливала мопса. Или что-то другое, мелкое и навязчивое, что и бросить нельзя, но и домой по каким-то причинам взять нет никакой возможности.
        Чем дальше, тем больше она раздражалась.

«Я все понимаю. Мне бы мужиком с такими габаритами родиться, а ему - бабой. Ну не повезло обоим, ладно. Тут я еще могу посочувствовать. Но почему он не выбрал какую-нибудь девицу по себе? Зачем меня-то позорить? Я ж не виновата, что такая лошадь уродилась! Ведь есть маленькие девушки, есть здоровенные мужики. Надо делиться по парам правильно и продуманно, а не вот так замысловато. Бывают, конечно, исключения, но я не хочу быть исключением. Я любви хочу. А какая любовь, если он мне до плеча не дотягивает. Я мужчину уважать хочу, а не жалеть! И да-да-да - плевать мне на его прекрасную душу, если он вот так поступает. Это же нечестно. Специально в машине прятался, а теперь в лесу - нате вам, сюрприз! Знала бы - прямо в городе распрощалась и телефона не дала. А чего мне теперь в чаще этой делать? Вот гад! Не поеду я с ним никакой кофе пить».
        Гуляли они долго. Даже не гуляли, а просто бодро шагали по лесной дороге под Витин щебет. Радовало одно - ничего такого кавалер себе не позволял, вываливая на Серафиму подробности своей бурной молодости в виде забавных историй.
        Дорога неожиданно закончилась, и пара оказалась на краю полузаброшенной деревеньки. Как выяснилось, у Вити здесь был дом, в котором он и собирался поить Серафиму кофе.

«Ничего себе поворот!» - обозлилась Сима.
        Но Виктор, не замечая ее помрачневшего лица, заливался соловьем, устроив экскурсию по струхлявевшему хозяйству.
        - … тут скважину сделаю, договорился уже. Сарай снесу, гараж будет. А вон там, видишь, поле здоровенное. Это мое! И бумаги оформил. Там хочу домиков понастроить и сдавать на лето. Как? - он горделиво покосился на спутницу.
        - Да уж, - голосом незабвенного Ипполита Матвеевича шамкнула Серафима.
        - Прошу в дом. Это еще не все, - интригующе сообщил Витя.
        Ссориться Серафима не хотела. А чего ссориться, если из этой дыры непонятно как выбираться.

«Придется и кофе пить, и лекцию слушать, - печально думала она. - Вот влипла! За грудь сразу хватать не начал - надо же, достижение! Вот теперь и плати!»
        Но лекции не было. Поставив чайник, Витя присел рядом на пыльный диван и вдруг хрипло сказал:
        - Ну иди ко мне. Ты же хочешь, я вижу.
        Нормальная, знающая себе цену женщина быстро и доступно объяснила бы Вите, чего именно она хочет, после чего в напряженной тишине, но с комфортом была бы доставлена домой тем же образом, каким и была вывезена на природу. Но Сима была девушкой неопытной и в общении с мужчинами стеснительной, поэтому объяснять ничего не стала, а молча сиганула на улицу. До трассы она добежала на удивление быстро. С удовлетворением обнаружив, что сумка болтается у нее на плече, Серафима начала голосовать. Денег с собой было мало, но шанс поймать попутку был. Здесь все ехали в город. А там она выйдет, доберется до метро и домой.
        Ее трясло от волнения, обиды и омерзения.
        Черт бы побрал этих мужиков. Нет рядом принцев, одни кобели.
        - Сколько? - добродушно улыбнулся из подъехавшей фуры плешивый толстяк.
        - Пятьдесят, - с достоинством начала торговаться Сима. Вообще-то, у нее с собой было сто рублей, но надо же было еще оставить на метро и автобус. Но и уехать хотелось как можно быстрее. А вдруг Витя решит догнать? Мало ли…
        - Долларов? - удивленно высунулся в окошко второй, с одутловатым болезненным лицом.
        - С ума сошли! Рублей! Вообще уже!
        - Рублей? - еще больше удивился плешивый. - Ну залезай!
        Ее легко втянули в кабину. Настолько легко, что Сима вдруг почувствовала себя в крепких мужских руках слабой и беззащитной.
        - Спасибо, - она шмыгнула, стараясь не разреветься. - Большое спасибо. Мне бы до метро или хотя бы до границы города, где автобусы ходят.
        - Макар, ты кого подобрал? - заржал вдруг водитель.
        Толстяк тоже развеселился и даже захлопал себя ладонями по толстым ляжкам.
        Серафима, не понявшая причину веселья, тоже деликатно посмеялась вместе с ними. Увидев, что пассажирка хихикает, мужики вообще зашлись в гомерическом гоготе.
        - Ты… того… осторожнее на трассе голосуй, - наконец помотал башкой водитель. - Тут девчонки работают. Зарабатывают. Пятьдесят рублей!
        И он снова захлебнулся весельем.
        Доходило до Серафимы долго, но зато, когда дошло, она взмокла от ужаса и попыталась открыть двери.
        - Куда! - рявкнул толстяк, больно ухватив ее за ногу. - Совсем с ума сошла? И так башки нет, так еще лампочку свою безмозглую разобьешь. Не скачи блохой, довезем. Кому ты нужна?
        То, что она никому не нужна, обидело так сильно, что Сима даже бояться перестала и отвернулась.
        Денег с нее тогда не взяли, высадив на автобусной остановке и одобрительно гоготнув вслед.

        -Да уж, Разуваева, - Даша тоже смеялась. - Если что-то с мужиком не так, не надо усугублять и деликатничать. Чем дальше в лес, тем больше дров. Не понравится - прощаешься. Вон их тут сколько. Всю жизнь можно выбирать.
        - Я не хочу всю жизнь. Я любить сейчас хочу, а не в старости, - призналась Сима. В словах ее был большой резон. - В старости я хочу долюбливать.
        - А кто мешает? - хмыкнула Даша и безнадежно махнула рукой. - Ладно. Поеду я к своим, мосты наводить. У тебя компьютер дома есть?
        - Есть, но без Интернета.
        - Глухомань, - закатила глаза Даша. - Хорошо, на работе проверишь. В понедельник позвоню, проконтролирую, учти.
        - Учту.
        - Отлично. До встречи, - Малашкина легко и грациозно двинулась к выходу.

«Надо же: такая красотка, а тоже не везет в личной жизни, - печально подумала Сима. - Куда уж мне-то тогда?»
        - Даш, - окликнула она.
        - Ась?
        - А я рада, что мы встретились.
        - Да уж. И не говори! Здорово, что в одной постели, - хихикнула Дарья и выскользнула за дверь.
        Прыщавый юнец осуждающе зыркнул на Симу. Малочисленная публика в кафе тоже заинтересовалась.
        Одним глотком осушив чашку, Серафима быстро покинула заведение следом за Дашей.

        Март плавно перетекал в апрель, то захлебываясь слякотными ручьями, то покрываясь пупырчатой ледяной коркой. Инга сидела на подоконнике и понуро смотрела вниз. Там жили люди. Они суетились, мирились, ссорились, выгуливали детей, вносили в дома свежеприобретенную мебель и выносили на помойку старую. А у нее ничего не происходило. Даже плохого ничего не случалось. Каждый день был пресным и отвратительным, как диетическая овсянка на воде. Единственное, что вносило хоть какое-то эмоциональное разнообразие в череду бесцветных и безвкусных дней, - появление Юры. Сначала Инга подкарауливала его на остановке, потом вдруг испугалась, что вынудит парня избегать ее, и стала наблюдать издали, прячась, словно партизан с гранатой.
        Лучше уж никакой любви, чем неразделенная. Особенно мучительным и острым это чувство бывает тогда, когда еще не все шансы использованы, а моральных сил на полномасштабную атаку не хватает.
        Инга страдала молча, но окончательного объяснения избегала, оставляя себе право на надежду.
        Сегодня Юра куда-то ушел с самого утра. Нарядный. Во всяком случае, с высоты шестого этажа Инге показалось, что он при полном параде. Она так углубилась в свои тоскливые фантазии, что не сразу заметила радостно жестикулировавшую Зойку.
        - Бартышкина-а-а-а! - глухо разнеслось по двору. Чугунова трясла неизменными пакетами и дергала головой, указывая в сторону своего подъезда. Инга ехидно постучала по лбу и приложила к окну мобильник. Вряд ли подруга снизу разглядит, но должна же она догадаться, что бессмысленно вот так гримасничать, когда технический прогресс уже давно предоставил человечеству массу способов для удаленного общения. Открывать окно в такой холод было бы неправильно. На улице весна, любовь, возможно, перспективы - глупо в такой момент простужаться.
        Зойка опять приподняла пакеты и покачала ими, как маятником. После чего исполнила замысловатое «па», поочередно подкинув полные ноги, и крутнула мощным задом, продолжая призывно улыбаться. Инга налегла лбом на стекло и затряслась от смеха. Позади Чугуновой притормозил огромный джип, из которого выглянул бритый качок и что-то сказал разошедшейся плясунье. Наверное, Зойке сказанное не очень понравилось, так как она повернулась на сто восемьдесят градусов и лягнула ближайший сугроб, послав в сторону мужчины фонтанчик жидкого снега. Тот начал было вылезать с угрожающим видом, продолжая шевелить губами, но Зойка с не менее угрожающим видом, распространяя вокруг себя вихрь злобных флюидов, двинулась навстречу опасности. Дверца джипа захлопнулась, и машина рванула с места.
        - Бартышкина-а-а-а, - подруга вернулась на исходную и стояла, задрав к небу довольную физиономию. - Приходи в гости, мужики будут!
        - Вот дура-то, - покраснела Инга и торопливо слезла с окна.
        - Детка, я не понимаю, что тебя может связывать с этой девицей. Просто позор. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, - в дверях двухметровой жердью маячила тетка Ульяна, одинокая старая дева, все выходные проводившая у них дома. Больше всего на свете Инга боялась повторить ее судьбу.
        - Лучше пусть про меня скажут что-нибудь плохое, чем у меня вообще не будет друзей, и, следовательно, сказать про меня будет нечего. И некому, - огрызнулась Инга. - Самое страшное, когда до человека никому нет дела. Обсуждают лишь тех, кто интересен.
        Конечно, тетка обиделась. Но зато Инга назло ей решила пойти к Чугуновой, у которой «будут мужики». Чрезмерная щепетильность делала жизнь блеклой. Вот о Зойке никто не скажет, что живет она блекло. Инга вдруг поняла, что ей тоже надоело слоняться бледной тенью тургеневской девушки. Да, следовало признаться хотя бы себе, что хочется туда, где мужики. Лучше жалеть об ошибках, чем отсиживаться в углу.

        Серафима в четвертый раз укладывала волосы, но ничего не получалось. Вернее, получалось, но совсем не то, что хотелось.
        - Челка не так лежит, - ныла Сима под молчаливо-насмешливым взглядом бабушки. - И не пышно как-то. Или, наоборот, лучше прилизать, чтобы было стильно? А, бабуль?
        - Женщине идет коса, - выдала свое мнение Анфиса Макаровна.
        - Да-да, и черный балахон.
        - Надо выделяться среди общей массы, быть оригинальнее.
        - Тогда я, пожалуй, в одном белье пойду. И выделюсь, и все мужики попадают, - Серафима мотнула бюстом, приведя его в долгий колебательный процесс.
        Она нервничала. Поэтому и шутки были дурацкими, и юмор плоским, и настроение дерганым. Серафиму колотило изнутри, и волнение было вовсе не радостным, а отчасти истеричным. Она терпеть не могла события, которые могли стать поворотными вехами в ее судьбе. Потому что до сих пор все вехи поворачивали ее куда-то не туда, загоняя в болото и норовя окончательно утопить, чтобы не мучилась.

        Упитанный мужчина по имени Михаил, месяц назад найденный для нее Дарьей на сайте знакомств, вступил с Серафимой в длительную и мучительную переписку. Он острил, философствовал, рассуждал на темы политики и духовной деградации поколений, не забывая напоминать Симе, что она очаровательная и невероятно интересная собеседница. На этих ненавязчивых и уважительных комплиментах она висела, как карась на крючке, и продолжала держать планку. Серафима штудировала новостные сайты, отслеживала афишу и изнуряла мозг чтением аналитических статей различной тематики. Сначала она надеялась, что к концу недели Миша дозреет и назначит свидание. Но прошла неделя, потом еще одна, малочисленные кавалеры, клюнувшие на ее объявление без фото, были безжалостно отметены, Симина анкета уехала в самый конец списка, а определенность в отношениях не наступала. Конечно, переписка помогает узнать о человеке, привыкнуть к стилю общения, стать ближе, но ведь и живого общения тоже хочется! Через месяц Миша вдруг прислал ей вместе с письмом фотографию. Громадный шатен в костюме и при галстуке у стенда со схемами, графиками и чем-то
очень мужским научно-непонятным. Рядом толпятся люди, взирающие на гиганта снизу вверх. У Серафимы моментально закончился воздух в легких, а сердце остановилось, жалобно стукнув напоследок. Такого мужчину можно встретить в жизни лишь однажды. Умный, тактичный, интеллигентный и по габаритам подходящий под определение Серафиминой «половинки». Жизнь - это компот, в котором все половинки фруктов перемешаны, и встретить в одной кружке именно свою - редкая удача. Тем страшнее было спугнуть эту удачу.
        Серафима отправила в ответ фотографию с празднования Восьмого марта. Она там как раз принимала поздравления от шефа, рядом маячили Хрящиков и завскладом. В общем - полноценная иллюстрация к сказке «Белоснежка и семь гномов». Только Белоснежка, она же - Серафима Разуваева, оказалась блондинкой. Отредактировав фото путем удаления всех остальных попавших в кадр женщин, Сима отослала свой светлый образ Михаилу и затаилась в паническом ожидании.
        Ответ пришел почти сразу. Она перескакивала через строчки, пытаясь вникнуть в смысл и отыскать оценку внешности. Письмо обрывалось непонятной фразой «Это самый сложный и ответственный момент, поэтому я не могу позволить себе скомпрометировать тебя или напугать».
        - Елки-палки, - похолодела Серафима и снова начала перечитывать послание. Слог был витиеват, стиль - высок, а смысл - туманен.
        Вероятно, комплиментом можно было считать констатацию факта, что Сима - «женщина с большой буквы». Миша долго и нудно описывал психологический аспект взаимоотношений полов, после чего перешел к рассуждениям на тему первого визуального и тактильного контакта. К сожалению, в письме был подробно рассмотрен лишь факт визуального контакта, а тактильный, более всего заинтересовавший Серафиму, был упомянут вскользь. Если в тексте и был какой-то намек, то она его не поняла, ибо был он тонок и незаметен, как иголка в стоге сена, обнаружить которую можно, лишь сев на нее. Серафима опасалась, что и намек она поймет слишком поздно. Тем более что было совершенно непонятно, как отвечать на столь беспредметное письмо. Зацепиться за
«женщину с большой буквы»? Тоже порассуждать на отвлеченные темы?
        Сима избрала второй вариант, застеснявшись двусмысленности размышлений на тему собственной внешности.
        Посопев, она отгрызла кусок шоколадки с орехами и настрочила:

«Люди очень часто не доверяют друг другу. Это может быть оправдано и здравым смыслом, и негативным опытом, и просто стеснительностью. Последнее более свойственно женщинам. Женщины крайне ранимы, чувствительны и связаны общественным мнением. Им очень трудно переступить через себя и довериться незнакомому человеку. Именно доверие очень много значит для женщины, но доверие проистекает из опыта общения, из фактических подтверждений обоснованности этого доверия. Женщины интуитивны, поэтому о многом им может рассказать взгляд, голос, внутреннее ощущение комфорта или дискомфорта. Они консервативны во внешних проявлениях и раскрепощены лишь в душе».
        Перечитав написанное с некоторой гордостью, она почувствовала себя старой бесполой жабой, сочиняющей научный трактат. Не понравилось лишь про «душ». Еще подумает, что она имеет в виду душевую кабину. По Серафиминому замыслу, Миша должен был наконец понять, что пора бы уже предложить встречу, а там как пойдет: или визуальный контакт, или тактильный, или вообще - полное взаимопонимание в душе, который душевая кабина, а не что-то там эфемерное. Когда письмо ушло, Сима вдруг представила, как на том конце электронной ниточки, связавшей двух незнакомых людей, сидит себе вполне обычный, нормальный мужик и старательно корчит из себя интеллектуала, тоже мечтая о моменте, когда партнершу по переписке можно будет пристроить и в душ, и на диван к телевизору, и на кухню к плите. Ей стало легче. Но ненадолго.

«Давайте попробуем встретиться в комфортной для вас обстановке. Не хотелось бы смутить, оттолкнуть или разочаровать, поэтому предлагаю пообщаться в людном месте на вашей территории, чтобы не было ни недоверия, ни напряжения с вашей стороны».

        Прочтя очередное письмо, интеллигентная девушка Серафима Разуваева выдала длинную неинтеллигентную тираду и затряслась. Во-первых, она снова испугалась, что не оправдает надежд Михаила и продемонстрирует крайне низкий IQ. Одно дело формулировать красивые фразы, сидя за компьютером и обдумывая каждое слово, и совсем другое - общаться в непринужденной обстановке. А что, если она в этом людном месте опять напьется на нервной почве? Серафима больше не доверяла себе и боялась осрамиться. Во-вторых, какое такое людное место она должна предлагать? Да еще «на своей территории»?
        И тут раздался колокол судьбы.
        - Ах, Юра-Юра-Юра, я такая дура! - пропел телефон голосом Глюкозы. Именно эта мелодия была выставлена на звонки, поступающие от Зойки Чугуновой.
        - Симона, у нас событие!
        - У меня, кажется, тоже.
        - Залетела? - ахнула Зойка.
        - Нет.
        - А. Тогда не интересно. Потом. В общем, у нас такое, но я тебе не скажу. Приходи завтра в гости. К обеду. Может, еще один мужик будет, тогда я Инессу позову, чтобы все спарились. В хорошем смысле.
        - Зой, я не знаю… - начала Серафима.
        - Я же говорю - событие! - обиделась Зойка. - И для тебя сюрприз. Так что приходи.
        И тут Серафима придумала.
        - Зоя, я, может, не одна приду. Ничего?
        - Только не с бабой, - строго предупредила Чугунова. - А мальчикам всегда рады.
        - Я завтра скажу точно, одна или нет. Все, целую.

«Своя территория» была найдена. Миша согласился встретиться и пойти вместе в гости к друзьям на удивление быстро, заодно попросив телефон, чтобы договориться поточнее.

«Все. Небось самому надоело переписываться. А в тесной компании и сближение пойдет быстрее. Заставлю Зойку его напоить, и пообщаемся как люди. Может, даже потанцуем. Вот и будут ему и визуальный контакт, и тактильный, и напряжения с моей стороны не будет», - удовлетворенно констатировала Сима, отсылая номер своего телефона.

        И вот теперь она вибрировала перед зеркалом, страдая от несоответствия желаемого и действительного. Подкрашенные волосы приобрели золотисто-рыжий оттенок, абсолютно Серафиму не устраивавший, а уложенная парикмахером челка оказалась одноразовым достижением, так как без цирюльника получился невразумительный куделек, игриво пружинящий над припудренной физиономией.
        - Это какой-то кошмар! - хотелось плакать. А еще хотелось кого-нибудь во всем этом безобразии обвинить. Кроме бабушки, рядом никого не было, но Анфиса Макаровна для роли стрелочницы никак не годилась.
        Михаил позвонил утром и поздоровался таким голосом, что Симе стало заранее дурно. Она не сможет ему понравиться! С таким тембром очаровывают юных прелестниц, сводят с ума женщин-вамп или, на худой конец, покоряют бизнес-баб. Диспетчер Разуваева была из другой жизни, и Михаил это поймет сразу же.
        Встретиться договорились у метро - первое, что пришло Серафиме в голову. То, что к метро придется ехать, а потом возвращаться в набитом автобусе, до нее дошло позже. Может, оно и к лучшему. Тактильный контакт и все такое. Жаль только, прическа растреплется. А теперь еще и выяснялось, что никакой прически нет.
        - Не психуй, - равнодушно отнеслась к внучкиной трагедии Анфиса Макаровна. - И декольте свое поправь, а то никакой кофты не видать, одни лямки и сиськи. Не бери мужика грудью, они на этом, как младенцы, больше года не держатся: отвалится, как пиявка, и уплывет, даже хвостом на прощание не помашет.
        - Бабуля, ну что ты такое говоришь!
        - Правду никто не любит. А чего я тебе врать-то буду? Бери нутром.
        - Никому мое нутро не нужно, - пропыхтела Серафима, ожесточенно начесывая челку. Волосы наэлектризовались и стояли дыбом. - Все как назло!
        - Значит, не судьба, - философски прокомментировала бабушка. - Когда все поперек, значит, не твое это. Если тебе дано, то как по писаному складываться будет.
        - Вот спасибо-то, утешила! - Сима готова была разрыдаться.
        - На здоровье. Подштанники надень, застудишься. Не лето на улице.
        - А то как же, обязательно, - яростно прошептала Сима, поправляя чулки. На ее ляжке кружевная полоска смотрелась то ли феерически сексуально, то ли аномально. Оценить общий вид объективно не получалось. Стринги дополняли фантастическую картину.
        - Если до этого дойдет, - меланхолично заметила Анфиса Макаровна, оглядывая Симину красоту - то у мужика инфаркт будет.
        Уточнять, по какой причине он будет, Серафима не стала, боясь услышать что-нибудь не особо лестное. Ей сейчас было так плохо и муторно, что требовались исключительно положительные эмоции. Бабушкино мнение могло подкосить и без того шаткую уверенность в себе. Подпрыгнув и задумчиво проследив амплитуду движения бюста, Сима несколько повеселела.

        Серафима совершенно зря опасалась, что не узнает Михаила в толпе. Они медленно плыли навстречу друг другу, как два «КамАЗа» в заторе из легковушек.
        - Очарован, - пробасил Миша и поцеловал ей руку.

«Врет», - убежденно подумала Сима и криво улыбнулась. Никакого восторга на его физиономии не проступало. Кавалер внимательно и сосредоточенно осматривал ее, словно кобылу перед посевной. При этом он так непонятно и многозначительно улыбался, что у Серафимы начали трястись ноги. Надо было срочно восстановить баланс сил, чтобы Миша не начал верховодить в свежеобразовавшемся тандеме.
        - Ну так что? - неопределенно, но сурово пресекла дальнейший осмотр Сима. У нее замерзли ноги и оголенное тело под юбкой. Права была бабушка - нужно в такую погоду подштанники надевать. Фиг с ними, с кавалерами. Надо будет - снимут.
        - В смысле? - как Чеширский кот ухмыльнулся Михаил. - Хотя во всех смыслах - великолепно, о чем бы ты ни спрашивала.

«Отмазался», - помрачнела Сима.
        Народ тек мимо, толкался и как пыль стряхивал под ноги и затаптывал последние крупицы романтики.
        - Тебе, наверное, холодно, - Миша заботливо приобнял Серафиму. Она беззвучно охнула: настроение пошло вверх со скоростью космического челнока после старта.
        - Поехали, - шепнула она таким тоном, что Михаил мог просто неправильно понять, куда именно его тянут. Судя по тембру голоса - в постель. Надо было срочно прояснить, и Серафима добавила: - Нас в гости ждут. Я тебе писала.
        - Конечно, прошу. - Он подтолкнул Симу в сторону от остановки. После короткой борьбы, во время которой Серафима пыталась развернуть кавалера к автобусу, а он страстно загребал ее и тащил не туда, выяснилось, что Миша приехал на машине.
        - Ух ты! - обрадовалась Сима, у которой уже окончательно задеревенело мягкое место и, кажется, перестало быть мягким. Перспектива попасть в теплый салон личного авто с печкой, а не домораживать филейную часть на остановке, вдохновила ее необычайно.
        - Да вот, - смутился ее откровенному щенячьему восторгу Михаил. - Забирайся.
        Машина у него была чуть меньше маршрутки, стоявшей рядом. Только маршрутка была замызганной и старой, а машина - блестящей и вопиюще дорогой.
        Разговаривать не хотелось, хотя Серафиму молчание, пусть даже и под музыку, немного смущало. Она медленно оттаяла, рассопливилась и затихла, изредка деликатно шмыгая. Михаила перерыв в светской беседе не беспокоил, он улыбался чему-то своему и изредка поглядывал на пассажирку.

        -О, гости! - в прихожей их встретила празднично накрашенная Зойка. - Прошу к столу, а то мы уже оголодали, вас ждавши.
        - Это Михаил, - Сима медленно наливалась уверенностью и весельем, как бурдюк вином. На своей территории ей действительно было легче. Смущение отступало.
        - Вау, - томно прошелестела Чугунова и закатила глаза. - Как его много!
        - Но я мало ем, - на всякий случай успокоил хозяйку Михаил.
        - Да? - Зойка кокетливо затрепетала тяжелыми ресницами. - А как насчет выпить?
        - Тоже мало, - Михаил почему-то покосился на Серафиму.
        - А я вообще не пью! - вздрогнула она и выразительно уставилась на Чугунову.
        - Ты? - не поняла намека Зойка и переспросила таким непередаваемым тоном, что Михаил мог вообще посчитать Симу запойной. - Подшилась?
        - Зоя шутит, - напряженно процедила Сима.
        - Шучу, - покладисто согласилась Чугунова. - А чего ты разволновалась-то? Или наш бойфренд не любит пьяных теток? Это ты, Мишаня, зря. Ничего, что я так по-свойски? Нам все же есть- пить-спать теперь вместе, так что можно без церемоний.
        - Спать мы будем в другом месте, - буркнула Сима и тут же раздраженно поправилась: - В смысле, мы все будем спать в разных местах.
        - Это если уползете, - завершила мысль Зойка. - Ладно, что-то у вас чувство юмора подморозилось. Сейчас отогреем.
        - Ты не подумай ничего, просто Зоя так острит, - начала виновато оправдываться Серафима.
        - Все нормально, - прямо в ухо шепнул ей Миша. - Расслабься!
        Это было сказано так, что Серафима тут же расслабилась до киселеобразного состояния. Захотелось все же выпить и танцев.
        На диване, как два встрепанных чижа на насесте, нахохлились Инга и Востриковский. Они отодвинулись друг от друга на максимальное расстояние, то ли опасаясь испачкаться, то ли слиться в экстазе.
        - Ну-ка, Юрик, переезжай к Инессе, - скомандовала Зойка, бесцеремонно треснув Востриковского по плечу и нажав на нос. Была у нее такая отвратительная привычка. По неизвестной причине Чугунова считала, что это веселит не только ее, но и схваченного за нос оппонента.
        Юра заполошно отмахнулся и отпрянул к Инге. Бартышкина замерла и задышала, как треска, выброшенная на берег.
        Обстановка за столом царила дружеская и непринужденная. Про то, что мало ест и пьет, Миша наврал. Серафима с умилением наблюдала, как он, словно пылесос, засасывает Зойкины салаты и наливку.
        - Ты с клюквянкой осторожнее, - на всякий случай доверительно шепнула она. - Зойка ее на спирту делает.
        - Да? - обрадовался Михаил и налил еще.
        На такую массу не хватило бы и всех Зойкиных запасов алкоголя, поэтому Миша не пьянел, вел себя достойно и волновал Серафимино сердце, случайно, а может, и нет пихая ее под столом коленом.
        Инга с Юрой сидели как два аршина на смотринах, почти не ели и страшно веселили своей скованностью хозяйку.
        - Чего как не родные? - орала Зойка. - Ну-ка, Ваня, налей им, пусть на брудершафт выпьют. Юрик, перестань строить из себя недотрогу. Видишь, девушка дозрела.
        - Зойка, - шипела Инга, норовя выскочить из-за стола. Но поскольку ее задвинули в самый угол, то сделать это можно было либо пройдясь по головам сидящих на диване, либо, как таракан, на четвереньках под столом.
        - Замолчите все! - радостно рявкнула Чугунова. - У всех налито? Я собрала вас здесь, чтобы сообщить обалденную новость. Угадайте, какую?
        - Ты залетела, - мстительно предположила Инга.
        - Тебя повысили, - деликатно ушла от ответа Серафима. Вообще-то, она подумала, что подруга хочет сообщить о чем-то вроде помолвки, но побоялась ошибиться.
        - Ну да, до директора рынка, - гоготнула Чугунова. - Нет, господа. Мы с Иваном решили жить вместе!
        - А что вы делали до этого? - бестактно поинтересовалась Инга.
        - До этого мы думали, стоит ли решаться на столь ответственный шаг, - просветил гостью Иван.
        - Что-то вы больно долго думали, - пробормотала Инга. Серафима тоже не очень поняла сути качественных изменений в Зойкиной жизни. Но уточнять не рискнула.
        - А теперь танцы? - Юра подчистил тарелку и посмотрел почему-то на Серафиму. Инга покраснела, Сима застеснялась, так как Михаил опять придвинул к ней ногу, а Чугунова послушно унеслась ставить музыку.
        - Надеюсь, мы не под рэп будем плясать, - прошептала Бартышкина.
        - Киркорова, как я понимаю, все любят? - утвердительно проорала Зойка, одновременно врубив любимого исполнителя на полную громкость.
        - Сима, - Михаил повернулся и обласкал Серафиму долгим вдумчивым взглядом.

«Сейчас пригласит», - поняла она.
        - Как думаешь, горячее будет? - Он так нежно дотронулся до ее руки, что Серафиме почудился в столь простом и понятном вопросе скрытый смысл. Она густо покраснела и что-то невнятно промычала, по спине лавиной стекли мурашки, голос сел.
        - Вы танцевать идете? - Инга проталкивала вперед Юру, тараня парочку, не определившуюся с танцами.
        Сима пожала плечами, за нее ответил Михаил:
        - Конечно, идем. Надо поразмяться. Симочка, прошу. - Он выдернул Серафиму из-за стола, освободив проход для обреченно плетущегося Востриковского и его нетерпеливо подскакивающей спутницы.
        Танцевал Миша самозабвенно и эффектно. Мелодия и голос Филиппа Бедросовича ему абсолютно не мешали исполнять экзотический танец неведомого происхождения, плохо попадавший в такт, но зато шедший от души. Дом содрогался, посуда жалобно позвякивала, гости веселились.
        Трезвому человеку в выпившем коллективе плохо. Во-первых, ему не так весело, как остальным. Во-вторых, ему неловко за этих остальных, принявших на грудь больше положенной нормы и ведущих себя в несвойственной им манере. В-третьих, ему обидно, что всем хорошо, а ему нет.
        Серафима, планировавшая страстный медленный танец в объятиях нового кавалера, с недоумением взирала на его шаманскую пляску, имевшую целью, видимо, проломить дыру в полу и исполнить последнее па у соседей ниже этажом. Заходясь в музыкальном экстазе, он подпевал и, что самое удивительное, замечательно обходился без партнерши. Чугунова с Иваном отбивали кадриль, изредка переходящую в брейк и хип-хоп в исполнении последнего, а Инга плотно висела на Юре. Они, кажется, даже начали целоваться.

«Нельзя мужикам доверять. Непостоянные они», - оскорбленно констатировала Серафима, глядя, как Юра, еще недавно строивший ей глазки и подкарауливавший на лестнице, воодушевленно ощупывает Бартышкину. И, судя по блаженной физиономии, процесс ему нравится.
        Надо было срочно выпить, хотя бы с горя. Тем более что Миша уже пребывал в том состоянии, когда превышение алкогольной нормы рядом стоящим партнером не должно волновать.
        - Ты чего? - пританцевала к ней Зойка. - Лицо расправь, никто не помер.
        - Да Миша, похоже, выпил прилично, - рискнула поделиться сомнениями Сима.
        - Это ж разве выпил? Так - пару пипеток в душу накапал. И вообще, сама подумай: мужик смущается, стесняется, не знает, как к тебе подойти. Облегчи ему жизнь, напейся, сравняйся и волоки к себе. Не понравится - утром отошлешь посылкой по домашнему адресу. Какие проблемы? Роскошный самец - пользуйся.
        - Мне не нужен самец, - начала было Сима, но Чугунова перебила:
        - Тебе не нужен - желающие найдутся, пробросаешься. Так, еще раз: точно не нужен?
        - Нужен, - передумала Сима и пошла за допингом.
        Одного бокала ей вполне хватило, чтобы повеселеть и даже присоединиться к Михаилу в танце. Внутренний стержень держал ее цепко и надежно. То ли Миша Симе действительно так нравился, то ли просто хотелось определенности в отношениях, а не подростковой романтики, то ли обидело, что Юра так легко переметнулся к Бартышкиной, но Серафима решила позволить Мише больше, чем планировала изначально. Поскольку он не особо и стремился что-то там такое себе позволять, развеселившаяся Серафима начала намекать, подсказывать и даже слегка распускать руки. Миша реагировал сдержанно и деликатно, тоже позволяя себе ровно столько, сколько позволяла Серафима.

«Мог бы быть и понаглее», - ей наконец надоела эта партия в пинг-понг. Оставаться у Зои не хотелось, потом будет слишком много разговоров, да и Чугунова вполне может учудить что- нибудь незапланированное. Просто целоваться - слишком медленное развитие событий, это ж когда в следующий раз удастся скосить под пьяную, чтобы оправдать собственное падение. Домой никак нельзя, там Анфиса Макаровна, наличие которой может смутить гостя. Получалось, что надо ехать домой к Мише. А как ехать, если он уже не в состоянии вести свой драндулет? То есть, может, и в состоянии, но пьян-то прилично. Мало ли…
        - У меня дома бабушка, - выдохнула она в ухо кавалеру заключительный аккорд своих размышлений.
        - Ну здравствуй, Красная Шапочка, - многозначительно улыбнулся Миша, смутив Серафиму не дошедшей до сознания шуткой.
        - Здрасьте, - расстроилась она.
        - Тебя съесть?
        - Валяй, - Серафима криво улыбнулась.
        Михаилу, похоже, понравилось острить на тему сказок Шарля Перро:
        - А охотник не придет?
        - Кузнец - тоже, - многозначительно подтолкнула его к правильному решению Серафима. Или они мыслили в тот вечер в разных плоскостях, или Михаил банально не желал понимать ее намеков, так или иначе, ничего не получилось.
        Прощаясь, Серафима вдруг поймала его на удивление трезвый взгляд, в который Миша, впрочем, тут же напустил тумана и бессмысленного веселья.
        Он довел ее до подъезда. Это был последний шанс или поцеловаться, или хотя бы договориться о планах на будущее. Сима даже готова была первой свернуть губы в трубочку, чтобы подтолкнуть мысли кавалера в нужном направлении. Но не успела. Хрупкая романтика была грубо нарушена вторжением чужого чувства: мимо продефилировали слипшиеся в поцелуе Инга с Востриковским.
        - Ну я пойду, - пожала плечами Сима, с сожалением глядя вслед Юре. Как только безнадежно влюбленный мужчина завязывает со своим чувством и переключается на другой объект, он сразу становится нужен. Так модница жалеет о некупленных туфельках фантастической расцветки и не подходивших ни под один из ее нарядов. Как только наряд в гардеробе появится, туфельки непременно исчезнут. Вот и в жизни: как только терзаемая одиночеством дама великодушно решает дать поклоннику шанс, тут же выясняется, что это уже не ее и не поклонник.
        - Спокойной ночи, дорогая, - светским тоном подытожил встречу Михаил. Так прощаются до утра супруги, укладывающиеся спать под одним одеялом накануне золотой свадьбы.

        - Дашка, кажется, ничего не вышло, - трагическим тоном прошептала в трубку Серафима. В бабушкиной комнате тут же бдительно скрипнули половицы.
        - А что у нас с дикцией? - зевнула Дарья. - Проглотила с последней рюмкой?
        - Растеряла вместе с зубами, - огрызнулась Сима. - Он даже целоваться не захотел. Прям ни в какую.
        - Как-то ты страшно формулируешь. Такое чувство, что ты нападала, а бедный мальчик отбивался изо всех сил.
        - Примерно так и было, - мрачно подтвердила Серафима. - Довел меня. Дашка, такой мужик. Был. Почему он не захотел?
        - Застеснялся, например.
        - Отпадает. Этот явно не стеснительный. Ты бы видела, как он пил и плясал.
        - Побоялся тебя смутить, - продолжала строить догадки Дарья, оправдывая незнакомого чужого ухажера и обеляя его в Серафиминых глазах. - Со скромными девушками у него, наверное, своя тактика.
        - Тоже не то. Я так себя вела, что скромной меня посчитал бы только полный идиот, - самокритично призналась Сима.
        - Фу, - с любопытством фукнула Даша. - Ты что же, танцевала голой на столе? Этого не может быть, и не ври.
        - Спасибо за доверие, - вздохнула Сима. - Но, по-моему, было даже хуже.
        - Разуваева, - с сожалением принялась объяснять Даша, - то, что показалось тебе верхом неприличия, нормальный мужик вполне мог посчитать проявлением девичьей неловкости. Ты же у нас скромница.
        В ответ Серафима демонически расхохоталась. Это должно было разубедить подругу в наличии у нее такого атавизма, как «девичья скромность».
        - Если ты с ним тоже так бурно веселилась, то неудивительно, что мужика сдуло, - после паузы сообщила Даша.
        - С ним я старалась. Я, Даш, так старалась, что мне теперь плохо.
        - По идее, плохо должно быть с утра, сейчас еще рано для похмелья.
        - Да я не пьяная почти, - обиделась Серафима. - У меня психологическая травма, моральный ущерб.
        - Слушай, ущербная, ложись спать, - предложила Даша. - Давай завтра обсудим. Что-то мне подсказывает, что нынче ты не в состоянии оценить ни случившееся, ни последствия.
        - Что, не вышло? - глухо спросила из темноты бабушка, едва только Сима положила трубку.
        - Не вышло. И не выйдет у меня ничего.
        - А я говорила, бери Ванечку.
        - Взяли уже твоего Ванечку.
        - И этого профукала, - вздохнула Анфиса Макаровна.

        Утром легче не стало. Когда мужчины еще нет, то есть хотя бы надежда. А когда мужчины уже нет по каким-то причинам, то и надежда рассыпается в прах. Отвергнутой женщине намного хуже, чем просто одинокой. Одинокая еще верит в себя, ждет чего-то, ищет в зеркале плюсы и ретуширует минусы. Серафима Разуваева ничего хорошего в зеркале уже не видела. Еще вчера она на что-то рассчитывала и даже самым неприличным образом навязывалась едва знакомому мужчине, а сегодня рубеж был перейден. Назад дороги нет. Ее отвергли, ей отказали, это конец. Никому не нужна, ни на что не годна…
        Уход от реальности и углубленный анализ собственной никчемности были прерваны телефонной трелью.

«А вдруг! - Серафимино сердце забилось в нарастающей амплитуде и едва не покинуло организм, пока хозяйка неслась к телефону. - Он не хотел торопить события, не мог обидеть, не посчитал возможным воспользоваться…»
        - Еще дрыхнешь или уже занимаешься самобичеванием? - весело поинтересовалась Дарья.
        - Даша, почему все так? - Серафиме хотелось плакать. - Если не он, то кто тогда вообще? Чем я могла так уж не понравиться, что он так банально сбежал? Можно подумать, у меня нога костяная или диагноз написан на лбу! Все при мне, да с избытком, но это же лучше, чем когда не хватает!
        - С тобой все так. Вполне может быть, что с мальчиком не так. Ты не думала, что он, вполне вероятно, способен только переписываться? - разумно предположила Даша.
        - Да ты б его видела! Такой на все способен, было бы желание!
        - Я, Разуваева, за свою долгую половую жизнь чего только не видела. Так что не надо переводить все стрелки на себя. Пожалей мужика и живи себе дальше. Вот меня всегда бесил такой зависимый подход к мужикам. Ой, ай, лишь бы понравиться, а то у меня там прыщ, тут складка, здесь вообще грудь не такая, как в последнем номере
«Плейбоя». Почему-то мужиков такие мелочи не беспокоят. Все люди - братья, они равны изначально.
        - Не все братья. Некоторые сестры, - буркнула Сима. - И равны не все одинаково.
        - Вот именно. Ты выбрала за ориентир неправильную теорию. Он не захотел с тобой переспать. Почему?
        - Потому что я рылом не вышла.
        - Вот, Разуваева! Это твоя первая ошибка. У тебя такая фигура, что желающие должны выстроиться в очередь и ходить за тобой паровозиком. А ты, балда, комплексуешь. Не захотел, значит - дело в тебе. А я бы ни за что не подумала, что проблема во мне. У меня нет никаких проблем, я королева.
        - При чем тут ты? Ты королева - и гордись себе до пенсии. А что нам, не королевам, делать?
        - Чтобы стать королевой, вполне достаточно начать себя таковой считать, - снисходительно поделилась секретом Малашкина. - Вот скажи, тебе может понравиться мужчина с пивным животом умеренных, но внятных размеров, кривоватыми ногами и без свежей укладки?
        - А при чем здесь это? Ну может!
        - Вот! А где ж тогда логика? Почему если все то же самое перечислить при описании женщины, считается, что мужики должны брызнуть в стороны, как тараканы?
        - Потому что мужчина ценен не внешностью, - неуверенно выдвинула версию Серафима.
        - А чем? Что в нем такого ценного? Зарабатывают они в большинстве своем плохо, универсалов в хозяйственных вопросах среди них раз- два и обчелся. Тут либо интеллектуал, не ковыряющий в зубах вилкой, но зато не представляющий, как починить сливной бачок и прикрутить к стене выключатель, либо рукастый и хозяйственный, мягко выражаясь, «неинтеллектуал», которого в люди выпускать нельзя, либо смазливый гопник- менестрель, либо еще какое-нибудь недоразумение с кучей дефектов. И ведь выбирают их, и плюсы находят, и влюбляются. Почему же в таком случае женщина ценна только фасадом? Где равноправие полов? Где справедливость? И даже если предположить, что самое главное в женщине - наружность, то у тебя с этим все в порядке. Откуда комплексы, девушка?
        - У меня наружности хватит на пару-тройку девиц, - обреченно напомнила Серафима. - И по росту, и по весу, и по общему объему выпуклостей.
        - Ага! Именно! А все это богатство может достаться кому-то одному! Запомни, Сима, ты выбираешь. Или, во всяком случае, пытаешься выбирать. И не потому, что ты никому не нужна, а потому, что выбирать особо не из кого. Повыродились настоящие мужчины, в которых можно влюбляться и от которых детей можно рожать. Зато самоуверенность у сильного пола неоправданно возросла. По нашей, между прочим, вине. Кто сказал, что самец ценен сам по себе? Это ж они придумали, потому что больше похвастаться нечем, а мы подхватили. Хочется рядом сильное плечо заиметь, вот и хватаем всякую имитацию, лишь бы хоть чуть-чуть похоже на мечту было.
        - Легко тебе говорить, - вздохнула Сима. - Это все теория, а мужика хочется не теоретического, а реального. Вот если бы тебя бросили хоть раз, ты бы меня поняла. Это такой удар по самолюбию, что можно хоть обпридумываться всякими теориями, но не полегчает.
        - А кто сказал, что меня не бросали? - задала вопрос Даша.
        - Ну не знаю, я не думала, - растерялась Серафима.
        - А ты думай, иногда бывает полезно. Помнишь, за мной еще в школе парень взрослый ухаживал?
        Конечно, Серафима помнила. По тем временам это был первейший повод для обсуждения: Дашку Малашкину после уроков увозил на импортной машине обалденный красавец. Ее родителей вызывали в школу, саму Дарью вечно разбирали то на педсовете, то на классном часе, но любовь вопреки всему жила и процветала. В малашкинского жениха немедленно повлюблялись все старшеклассницы. Потом был выпускной, на котором Дарья объявила, что выходит замуж. Это был фурор. Учителя уже ничего не могли сделать, директриса бессильно злобствовала и исходила желчью. Собственно, перипетии Дашиных отношений с кавалером стали одним из самых ярких школьных событий.
        - А он что, бросил тебя? - недоверчиво протянула Сима. Почему-то этот факт Дарьиной биографии абсолютно стерся из ее памяти. Действительно, такая красивая была история. А закончилась, видимо, как-то очень жизненно и банально, раз повстречались бывшие одноклассницы у постели совершенно другого мужика, временно оказавшегося общим.
        - Зиновьева отбила, - коротко подтвердила Даша.
        - Анька? - ахнула Сима. - И у тебя тоже? Представляешь, она и у меня мальчика увела. Но у нас с ним так ничего и не было.
        - Думаю, это у нее хобби такое, - злобно прокомментировала Малашкина. - Ничего, в этой жизни все возвращается.
        История с Анной была на удивление дикой и некрасивой. Даша тоже выглядела в ней не лучшим образом. Вспоминать было противно, но из биографии факта не вычеркнешь.
        Однажды погожим весенним вечером юная десятиклассница Даша Малашкина стояла у метро в ожидании троллейбуса. Предпоследний год учебы в школе заканчивался, скоро наступит настоящая взрослая жизнь. Сердце трепыхалось в ожидании сказки, принца, феи и хрустальных туфелек. Ясное дело - сказка случается далеко не у всех, а лишь у самых достойных. Даша была не какой-нибудь там дурнушкой, а самой настоящей первой красавицей школы, поэтому с полным правом причисляла себя к достойным. Одноклассники и старшеклассники на принцев не тянули, поэтому их знаки внимания Дарья воспринимала благосклонно, но без энтузиазма. Должно было случиться нечто эдакое - и оно случилось.
        К Даше пристал пьяный. Причем приставал он довольно вяло, на остановке было не так уж мало народа, но заступаться за уверенную в себе девушку в мини-юбке никто не спешил. Критичной ситуация не была, тем не менее молодой мужчина, эффектно вышедший из иномарки и красиво давший пьяному в зубы, произвел впечатление не только на скучавшую в ожидании транспорта публику, но и на саму виновницу происшествия. А уж когда спаситель уверенно взял ее за плечо и посадил в машину, Даша поняла: вот оно, счастье. Настоящее и красивое, как в кино. Много ли надо для счастья в шестнадцать лет? Мало. Очень и очень мало. Зато шансов, что счастье окажется не кратковременным эмоциональным всплеском, а действительно настоящим, практически нет. Не было их и у Дарьи, только она об этом еще не знала.
        Год настоящей взрослой жизни или скорее ее имитации. Цветы, рестораны, гражданский муж Тимофей, красавец, сын богатых родителей, а потому - владелец собственной квартиры, машины и кошелька. Уроки в эту мозаику вписывались с трудом, родители в ужасе пытались повлиять на свихнувшуюся дочь, считая, что чадушко катится по наклонной, а Даша жила и радовалась. И жизнь вопреки глупостям, которые пророчила мама, виделась простой и ясной, как уже пройденная таблица умножения: аттестат, свадьба, счастье. Аттестат получился не ахти, свадьба не получилась вообще. В результате Малашкина осталась без медали, на которую шла до момента своей трагической влюбленности, и без института. Сдавать в тот год экзамены она не смогла по причине страшнейшей депрессии.
        Счастье, внезапно попавшее в руки, исчезло так же стремительно. Однажды Тимофей не пришел ночевать. Всю ночь Даша металась по пустой квартире, плакала и не понимала, что делать. Родители Тимы уехали отдыхать, а собственная мама, вместо того чтобы помочь, выдала по телефону совершеннейшую чушь:
        - Ложись спать. Загулял, наверное, твой жених.
        Да, любой другой мог загулять, но только не ее Тима! Мама, прожившая совсем другую, неправильную жизнь, ничего в современной действительности не понимала. А будущего зятя так и вовсе недолюбливала, причем весьма откровенно. Она говорила всякие глупости о том, что он сбил Дашу с пути, лишил образования, будущего, сломал судьбу, и прочую ересь. Потом, когда-нибудь, мама обязательно поймет, как фатально ошибалась, но сейчас Даше нужна была поддержка вменяемого адекватного человека, который целиком и полностью на ее стороне. Таковых не имелось.
        А утром пришел Тимофей, коротко сообщил, что уже давно любит другую, и предложил помочь перевезти вещи.
        - Давай без сцен, как цивилизованные люди, - сказал любимый.
        У Даши цивилизованно не получилось. Сначала она орала, потом царапалась, потом умоляла передумать, в общем - унижалась по полной программе. Переехав к родителям, она некоторое время еще пыталась бороться за утерянное счастье, выслеживая Тимофея и выскакивая у него на пути, как черт из табакерки. Ей почему-то казалось, что самое главное - узнать, кто же соперница, и тогда она непременно придумает выход, или что-то поймет, или отомстит…
        - Оставь его. Живи другой жизнью, новой. Лучше не знать ничего, забыть, не думать, - мама жалела ее, но, наверное, не смогла тогда найти правильных слов, потому что Даша с маниакальным упорством продолжала дежурить у дома Тимы. И додежурилась. Мама оказалась права: лучше было забыть и не знать. Ее место заняла Анька Зиновьева. Это был не просто удар, а запрещенный прием. Зиновьева, с которой они негласно конкурировали с первого класса, которую Даша терпеть не могла, которая была недостойна не то что Тимофея, а самого последнего районного гопника, жила ее жизнью, пользовалась ее счастьем и наверняка злорадствовала.
        В Даше что-то сломалось. Любовь прошла, отхлынув и оголив обострившиеся чувства. Плюнув на несбыточное, мечты о котором расшатывают нервную систему, Дарья Малашкина занялась образованием и карьерой, лишь изредка пробуя судьбу на прочность и пытаясь отыскать в мусорной куче встреч и событий любовь, настоящую и единственную.
        - Ты, Серафима, меня не жалей, не надо, - заявила она в разговоре с Симой. - Я не неудачница. У меня все еще будет, я сама кого угодно потом пожалею. Это дело времени. Каждый свою жизнь делает сам. Нет ничего дороже времени, его нельзя упускать. Если хочешь преуспеть в любви и найти среди всякой шелупони единственного и настоящего - торопись, пока молода и свежа. Если хочешь сделать карьеру - тоже торопись занять нижнюю ступеньку, чтобы потом протискиваться все выше и выше. Не получится с наскока, так хоть упорством и терпением возьмешь. А терпения без времени не бывает. В общем, куда ни плюнь - все зависит от тебя. Подумаешь, один мужик бросил. Вычеркнула и пошла дальше. Не надо тратить драгоценные мгновения на сопли и хныканье. Взяла лопату в руки - и откапывай свой клад. Мы должны вплыть на встречу одноклассников белыми лебедями, а не пришлепать мокрыми курицами.
        - Такая красивая теория и такое банальное резюме, - фыркнула Серафима. - Какая разница, что про нас подумают?
        - Вот именно. Главное, что ты сама про себя думаешь. Ты ведь про себя все знаешь, а, Разуваева?
        - Да уж, - вздохнула Сима. - Лучше б не знать.
        - Именно. А ты знай про себя такое, от чего грудь выгнется колесом, а самооценка снесет крышку. Добейся и гордись собой. В общем, я выбрала карьеру. А личное - если получится. По крайней мере, хотя бы на работе чего-то добилась. У тебя, кстати, с карьерой шансы есть?
        - Ха, - опечалилась Сима, вспомнив свое «операторство». - Без шансов там. Если только почет и уважение к пенсии.
        - Тогда ищи любовь.
        - Что-то после вчерашнего демарша мне кажется, что проще подсидеть шефа и прибрать к рукам его контору, чем найти мужа.
        - Мужа найти - особого ума не надо. А вот любимого и достойного - это да, проблема, - по-деловому заявила Даша.
        - Идеи есть? - заискивающе поинтересовалась Серафима.
        - Есть. Изучать предложение, соответствующее нашему спросу. Раз на работе все равно ничего не светит - не перетруждайся. Придешь и борозди просторы Интернета. Твое счастье где-то там сидит, в ожидании, и грызет ногти. Но по себе скажу: карьера все же надежнее. На мужиков рассчитывать опасно. Сегодня он твое счастье, а завтра - соседкино. Подумай, может, тебе на курсы какие-нибудь пойти?
        - Я подумаю, - соврала Сима. Она прекрасно понимала, что с точки зрения карьеры ловить ей нечего. Обидно вот так легко записывать себя в аутсайдеры, но против фактов не попрешь. Каждому свое.

        Даша хорохорилась из последних сил. Поучать доверчивую Разуваеву легко, а вот как самой поверить в то, что все еще впереди? Нет там ничего, сплошной туман. Она совершенно справедливо считала себя отличным специалистом, но вот как донести эту аксиому до начальника? Этот самовлюбленный гений подбирает под себя все проекты, специально подсовывая Даше какую-то фантастическую дрянь и неумеренно скандальных клиентов. Последний, ООО «Боровик», вымотал ей все нервы. Плюгавый и истеричный директор этой фирмочки, Геннадий Семенович Плюхин, был о своем детище столь высокого мнения, что Дарье иногда даже казалось: многоуважаемый господин Плюхин напрочь забыл, что является не владельцем модного дома и даже не главным редактором глянцевого издания, а всего лишь хозяином крохотной фабрики, специализирующейся на консервировании грибов. Грибы, конечно, не икра, но на их экспорте Плюхин умудрился заработать столько, что возомнил о себе невесть что и возжелал стильной рекламы. Что он понимал под термином «стильная», Даша пыталась угадать третий месяц. Еженедельно к ней приезжала «пиар-директор» фабрики - Клавдия
Петровна. Носатая, черноволосая, горластая, неумеренно покрытая косметикой и облитая парфюмом, она волновалась лишь об одном: чтобы шеф был доволен и додержал Клавдию Петровну до пенсии. При этом сформулировать, что именно желает получить Плюхин в качестве результата, удовлетворяющего его высокому эстетическому вкусу, «пиар-директор» не могла. Она еще много чего не могла. Например, принимать макеты по электронной почте. Не желая признаться в том, что просто не умеет пользоваться Интернетом, бедная тетка специально приезжала из области, чтобы пошуршать изображениями на Дашином столе, глубокомысленно покряхтеть и уволочь картинку куда-то за черту города, в плюхинское гнездо. Как правило, часа через три после отъезда Клавдия Петровна перезванивала и строго отчитывала Дашу:
        - Это снова не то. Вы не передали основную идею.
        Дарья измученно сопела и глотала оскорбительные возражения, рвавшиеся в пространство с ее острого язычка. «Клиент всегда прав. Он прав, даже если не прав!
        Это изречение придумал директор отдела, Дима Носов. Свою умную мысль он растиражировал в разных вариантах и развесил перед носами сотрудников. Даше досталась картинка, на которой схематично, в виде спичкообразных человечков, был представлен известный всем акт. То, что шеф выдал этот шедевр именно ей, Дарья воспринимала как намек. Тем более что Носов то флиртовал, то пытался довести ее до истерики и уволить. Вот у Артема, сидевшего за соседним столом и именовавшего себя не иначе как Арт, картинка была поприличнее. Все те же спичкообразные дистрофики, но уже без половой тематики: один, явно креативщик, покорно толкает автомобиль на квадратных колесах, внутри которого сидит довольный клиент.
        Плюхин с его грибными консервами ассоциировался у Даши со всеми картинками сразу: и с приличными, и с неприличными. Если в первый месяц сотрудничества Клавдию Петровну было еще жалко, то сейчас один только ее голос вызывал у Даши зубную боль. Геннадий Семенович желал высокохудожественную рекламу. Этикетки у него были совершенно невыдающиеся: фото маринованных грибочков в овале и вся необходимая информация на фоне елок, сосен и травы. А вот плакаты, баннеры и прочую ерунду, слабо ассоциирующуюся с продажей столь специфического товара, он желал на уровне монстров мобильной связи и импортных колготок.
        Дарья перепробовала уже все: то полуголых девиц, как стриптизерши обвивающих шест ногами, то гигантскую чернобыльскую лисичку, то мухомор, романтические парочки на природе все с теми же грибами, детей с корзинками, мультяшных грибоподобных монстров, просто качественные фотографии грибов, картины, стилизованные под Шишкина. Плюхин был неумолим:
        - Не то!
        - Дима, они сами не знают, чего хотят, - злилась Дарья.
        - Не знают, - соглашался Носов, ласково щурясь на Дашу с высоты своего исполинского роста и барабаня по упитанному пузу. - А в чем ценность истинного мастера своего дела? Не знаешь, а я скажу. Настоящий спец должен уметь объяснить клиенту, что ему нужно на самом деле. Не навязать, а убедить.
        - Я уже ездила убеждать, - мрачно трясла головой Даша. - Он отравил меня своими мухоморами, напоил водкой и чуть не… В общем, я туда больше не поеду, а эта Клавдия Петровна явно сама не понимает, какого лешего надо ее Плюхину. Точно ясно одно: «пиар-директору» этого болота не надо ничего. Она просто катается и возит туда-обратно картинки.
        - Так, может, Геннадию Семеновичу тоже все равно, какая картинка будет, и дело в том, что он всего лишь хочет с тобой еще раз увидеться?
        - Увидеться? - Дарья понимающе кивнула на неприличную картинку с автографом шефа, прикнопленную над монитором. - То есть ты считаешь, что если меня под этого лешего подложить, то он подпишет акт и отвяжется?
        - Я этого не говорил, - нагло ухмыльнулся Носов. - Но безвыходных ситуаций не бывает. Ищи варианты.
        - Дима, у меня есть вариант. Поезжай к нему сам и на деле изобрази, что клиент всегда прав, - разъярилась Даша. Но Носов был непробиваем. Удовлетворенно заржав, он нацепил наушники и, приплясывая, удалился на рабочее место.
        - Уволюсь, - в бессильной злобе прошептала Даша. Она прекрасно понимала, что не уволится. Здесь ее знают, ценят, здесь есть перспективы. Шеф - мерзавец, но гений, его рано или поздно повысят, и тогда есть все шансы занять его место. Не зря же он больше всех цепляется именно к ней и именно ей спихивает самые трудные заказы, с которыми никто не справится. Хотя может оказаться, что Носов ее терпеть не может. Жизнь многопланова, а подлость человеческая многообразна в своих проявлениях.
        - Дашенция, вот! - На стол уселся Костя, художник, дизайнер, охламон, но тоже не без таланта. - Мухоморщику твоему принес наброски.
        - Ты что курил? - остолбенела Даша, глядя на фантастическое смешение красок, линий и пятен. Яркий лист, бьющий по глазам. Бледно-пастельные кляксы на следующем. Абсолютная фантасмагория на третьем. И никаких грибов.
        Костик лег на документы и преданно посмотрел на Дашу снизу вверх:
        - Почему сразу курил? Это моя позиция.
        - Жизненная? - хмыкнула Даша. - Где тут верх-то? Концепция есть?
        - Есть. Реализм твоему мухомору не подошел, сама же говорила, что будем брать оригинальностью. Под это подойдет любая концепция. Каждому, кто скажет, что грибов тут нет, можно объяснить, что он примитивно и узко мыслит.
        - Я их тут тоже не вижу, - призналась Дарья.
        - По секрету, только для тебя: их тут и нет. Зато каждый будет цепляться за изображение взглядом и тупить: чего это?
        - Это что у вас? - материализовался за Дарьиной спиной директор. - Креатив для Геннадия Семеновича? А слоган?
        - Грибы-галлюциногены для крокодила Гены, - пробормотала Малашкина.
        Ответом ей был гомерический хохот Носова и ласковое похлопывание по спине:
        - Я всегда знал, что ты гениальная креативщица.

        Интернет оказался кладезем одиноких мужчин и одновременно кладбищем Серафиминых надежд. Обилие кавалеров сначала вдохновляло, потом удивляло, а потом приходило прозрение. Все в основном отсеивались еще на стадии переписки. Кто-то сразу по-деловому интересовался техническими параметрами, словно Серафима была не девушкой, ищущей счастья, а иномаркой с правым рулем и большим пробегом, которую претенденты собирались приобрести после ожесточенного торга. Кто-то в первом же сообщении норовил изложить свое видение образцовой жены, вероятно, чтобы не терять время на лишние встречи и переписку. Некоторые, наоборот, углублялись в бессмысленный обмен репликами, и Серафима всякий раз мучительно выискивала, к чему бы прицепиться, чтобы настрочить ответное послание. Пару раз приходили недвусмысленные предложения сначала протестировать ее в койке, а потом уже подумать о большем. Она начала путаться в виртуальных собеседниках, их именах, фактах и лицах. В какой-то момент Серафима даже получила два совершенно одинаковых письма от разных мужчин, один из которых искал счастье на всю жизнь, в другой - женщину для
встреч. После детального сравнения невнятных фотографий стало ясно, что мужчина один и тот же. Даже Миша снова начал изредка писать ей письма, словно и не было той странной безрезультатной встречи.
        - Я с ума схожу. Мне эта карусель надоела! - пожаловалась она Даше. - Пишу-пишу, как Лев Толстой, уже на «Войну и мир» набралось, а толку все нет. У меня сплошные друзья по переписке.
        - Однажды количество перейдет в качество, - глубокомысленно утешила ее Дарья.
        - А я доживу?
        - Надо напрячь внутренние резервы.
        - А по-моему, надо бросать эту ерунду и просто ждать. Мое счастье мимо меня не промахнется.
        - Ты, конечно, девушка крупная, промахнуться трудно, - хмыкнула Даша, - но счастье - такая увертливая фиговина, что так и норовит улететь в чужие ворота. Я бы не рекомендовала ждать у моря погоды. Посуетись слегка, а то потом поздно будет.
        Поскольку Сима уже устала суетиться и не чаяла найти в почте ничего хорошего, где-то там, наверху, над ней сжалились и дали еще один шанс. Подробное, не лишенное романтики письмо от сорокалетнего финансового директора по имени Александр: «Одинок, состоятелен, интеллигентен, не лишен честолюбия и веры в сказку».
        - Это розыгрыш. Или новая пакость, чтобы жизнь медом не казалась, - решила Серафима, читая про одинокие вечера, невеселые праздники без детского смеха, отсутствие нежной, любящей и понимающей, той, которую хочется спрятать и защитить. Далее шло скрупулезное и честное описание внешности. Чувствовалось, что текст Александр долго и вдумчиво правил, чтобы и не обнадежить собеседницу относительно своих внешних данных, и не пригвоздить себя к позорному столбу.
        Волосы не густые, рост высокий, телосложение обычное, глаза некрупные, стиль одежды неброский.
        Воображение ехидно изобразило нечто блеклое, стеснительное и жалостливо-бюджетное. Вариант экономкласса, мечта закомплексованной и неуверенной в себе девицы средних лет, с невыразительными параметрами и ограниченными материальными возможностями. Но Серафима уже давно была другой. Во всяком случае, считала себя другой: уверенной в себе и интересной. Насчет комплексов приходилось признать, что, как ни убеждай себя в их отсутствии, комплексы не пузыри, сами не полопаются.
        Обстоятельный и деловой подход Александра ее покорил. А может, просто надоела бесцельная переписка с недомолвками, самолюбованием и бессмысленными остротами. Так или иначе, Серафима ответила. Правда, подробно расписывать себя она не стала. Напишешь, что роскошная блондинка исполинского роста и IQ выше среднего, мужик может или испугаться, или посмеяться над бабской самоуверенностью. Писать, что она крашеная дылда с претензией на интеллект, - несправедливо по отношению к своему
«эго». Поэтому Серафима вывернулась, оповестив собеседника о духовном одиночестве и поиске надежного плеча. Мужчины чаще всего покупаются на видимость женской слабости. Даже самый последний хлюпик хочет почувствовать себя защитником, надеждой, опорой и светом в окошке. Долго соответствовать несправедливо завышенным женским требованиям они, как правило, не могут, но некоторое время похорохориться и покрасоваться способны. Именно поэтому никогда нельзя торопиться с брачными узами, как бы ни велико было желание приватизировать пойманную добычу. При совместном проживании с избранника, и кстати, избранницы тоже, стирается наносной лоск: они утомляются играть выбранную роль и постепенно скатываются к будничной модели повседневного существования бок о бок. Вот тогда и надо решать, подходит ли вам данная модель или это категорическое «не то».
        Александр не разочаровал. Во-первых, он сократил бессмысленную переписку предложением обменяться телефонами. Во-вторых, предложил перейти на «ты» и встретиться сразу после работы.

«Я хочу видеть тебя такой, какой ты бываешь не по торжественным дням, а по вечерам после долгого дня. Надеюсь, ты меня правильно поняла и не обидишься».
        - Какая прелесть, - пробормотала Серафима, прислушиваясь к внутренним ощущениям. - Подумаешь, финансовый директор! Это чудо считает, что для встречи с ним я оденусь и прихорошусь, как в особо торжественный день. Какая самонадеянность! И что за намеки? Размечтался. Вот сейчас я наряжусь в вечернее платье и пойду собирать грязь подолом!
        Если подумать, то Александр ничего особенного не сказал. Более того, он опять же пытался сэкономить время и сократить затяжной период взаимного вынюхивания недостатков. Лучше сразу все карты на стол. Но Серафима, даже осознавая его правоту, все равно желала соблюсти условности. Общественное мнение и въевшиеся в сознание стереотипы мешали нормальному человеческому общению. Ей требовались эмоции, красивые слова и декорации. Такой прагматичный подход к общению коробил, хотя и выглядел вполне целесообразно. Но все это было бы замечательно, желай Сима просто и банально выйти замуж за приличного человека, которого со временем можно если не полюбить, то начать понимать. Она не планировала притереться, притерпеться и нарожать детей. Серафима искала не просто мужчину, а любовь. Сам объект был вторичен. Именно поэтому рациональный подход ее пугал и расстраивал. Хотя и иррациональная переписка с виртуальными кавалерами тоже никоим образом не приближала к цели. Интуиция просто вопила о том, что эта история вряд ли будет похожа на мимолетную встречу с Мишей или на краткосрочный флирт. Судя по пугающей
откровенности, обдуманности планов и аргументации предложений, Александр подходил к поиску спутницы жизни более чем серьезно. Этот факт возлагал на Симины плечи невнятную ответственность и туманные обязательства.
        Логика подсказывала, что влюбиться в Сашу с первого взгляда вряд ли получится, а со второго и подавно.
        - Дашка, что делать? - Серафима набрала Дашин номер, твердо решив свалить ответственность за дальнейшее на подругу. В конце концов, это именно Малашкиной принадлежала идея интернет-знакомств.
        - Как что? - удивилась Даша. - Идти!
        - Мне что-то не хочется, - призналась Сима.
        - Да уж, - саркастически протянула Даша. - Стоило целый месяц набивать письма всяким невразумительным кавалерам, чтобы при появлении реального мужчины сразу сигануть в кусты. От тебя что, убудет?
        - Может, и не убудет. Но просто как-то не тянет. Что-то не то, понимаешь?
        - Не-а, не понимаю, - призналась Даша и деловито поинтересовалась: - Фотография не понравилась?
        - Там он мелко и в темноте, не разобрать, - ответила Сима. - Да и не в этом дело. Он какой-то правильный, скучный, что ли…
        - А тебе что, нужен уголовник с богатой биографией? Или творческая личность? - хохотнула Малашкина. - По секрету: у меня был один поэт и один художник. Поэт пропивал и мои, и свои деньги, исходил на желчь относительно более удачливых собратьев по перу и таскал меня на литературные чтения. Там ни одного нормального нет. Они все воют свои вирши, никто никого не слушает, если только с целью покритиковать или похвалить с дальним прицелом. В общем, богема.
        - И как? - восхищенно прошептала Сима. Ей тоже хотелось туда, где богема, вирши и творческие личности, знающие толк в настоящей красивой любви.
        - Жесть, - категорично отрезала Даша. - Надо один раз увидеть, чтобы твердо уяснить: нормальному человеку в творческой тусовке делать нечего.
        - А художник?
        - Наркоман. У него как приход - так картина. А без дозы муза, оказывается, дремлет. В общем, я теперь хочу твердо стоящего на ногах, без творческой эйфории, без экстазов и муз. Так что определение «финансовый директор», которое ты расцениваешь как недостаток, я бы рискнула назвать «достоинством». Во-первых, директор. Не курьер, не старший помощник младшего дворника, а начальник. А во-вторых, «финансовый». От этого слова веет стабильностью и спокойствием.
        - А чувства? - голос Серафимы дрогнул.
        - Погоди еще. Может, и чувства будут. Ты ж его еще не видела. А вдруг это душка, свой парень и мечта с голубыми глазами?
        - Ладно.
        - Ой, вот не надо таким тоном. - Даша чутко уловила Симино настроение. - Можно подумать, я тебя уговариваю отдаться первому встречному. Сходишь в кафе, культурно развеешься, пококетничаешь, а то небось забыла уже, что это такое и как делается. Практика еще никому не вредила. И вообще, я могу вместо тебя сходить, хочешь? Фотографии-то твоей все равно на сайте нет.
        - Уже есть, - призналась Сима, неожиданно поняв, что хочет на свидание. И кофе хочет, и флиртовать, и культурно развеяться.
        - Давай, дерзай, - обрадовалась Даша. - Потом расскажешь. Только не надо, как в прошлый раз - торопить мужика. Веди себя естественно, тем более что тебе это уже предложили.
        - Попробую, - буркнула Сима и положила трубку, поворачиваясь к компьютеру.

«На «ты» перейду с удовольствием, - решилась она. - Согласна, что не стоит превращать жизнь в театр. Мы такие, какие есть. Я работаю до шести. Могу встретиться вечером в любое время».
        Перечитав послание несколько раз, она удовлетворенно улыбнулась. Как только пришел ответ и время было назначено, Серафима со всех ног бросилась к Бобрикову отпрашиваться. Надо было успеть в парикмахерскую и домой переодеться.
        Жизнь не театр, но первая встреча слишком много значит. Если с самого начала предстать взлохмаченной и замученной тяжкими трудами бабенкой, то потом не стоит ждать от кавалера высоких чувств и преклонения, выражающегося в цветах, подарках, восхищенных взглядах и красивых словах. Он с удовольствием примет предложенный уровень взаимодействия и начнет ковыряться в зубах, разбрасывать носки, пререкаться по поводу того, кто выносит ведро, окопается перед телевизором в лучшем случае с пивом и воблой, а в худшем - с водкой и друзьями. Нет, женщина должна оставаться женщиной, чтобы и мужчина, прижившийся рядом, соответствовал ее требованиям.

        Саша пришел на свидание с белыми мелкими астрами в целлофане. Не розы, конечно, но хоть какой-то антураж соблюден. Он маячил у входа в метро сутулой жердью, оправдывая Серафимины ожидания: блеклый, несуразный, сосредоточенный, как спортсмен на старте. Даже букет он держал как олимпийский факел. Выглядел Александр так, словно готов был вручить цветы любой, которая первой протянет руку.
        Разочарование легко царапнуло сердце и испарилось, как капля воды с раскаленной сковородки. Серафима представляла себе «финансовых директоров» несколько иначе. Одежда была более чем затрапезной, соответствующего должности лоска тоже не наблюдалось. Поскольку в левой руке кавалера болтался портфель, можно было предположить, что и автомобиля у него не имеется. Нет, Серафима Разуваева ни в коем случае не преследовала меркантильные цели, ей было почти все равно, сколько зарабатывает и кем служит мужчина ее мечты, если он на самом деле таковым является. Но, во-первых, при виде Саши ничего в душе не вспыхнуло, а во-вторых, Сима была не лишена здоровой житейской сметки. Мужчина в любом случае должен быть добытчиком и опорой не только в моральном, но и в материальном смысле. Золотых гор не надо, но и альфонс, поступающий на полное содержание, восторга не вызовет. Более того, мужчина, не умеющий зарабатывать, вряд ли достоин женского уважения. Потому что уважать не за что. Исключение составляют непризнанные гении, но их доля в поголовье холостяков, как известно, настолько мала, что шанс наткнуться именно
на такого ничтожен. А любовь - чувство хоть и возвышенно-бездумное, как праздничный воздушный шарик, но с годами начинает тяготеть к земле. Наверное, глупо искать любовь, как гриб в лесу: целенаправленно и взвешенно. Но ведь не всем везет столкнуться с ней в будничной круговерти. Поэтому Серафима оправдывала себя тем, что не просто ищет эмоциональной встряски и бесшабашного счастья абы с кем, а хочет вполне жизненного чувства, допускающего негативные нюансы в отношениях и светлых образах влюбленных, и реальных последствий в виде создания семьи и рождения детей.

        Это лет в двадцать пять еще можно глупо и наивно рассуждать о том, что истинная любовь не знает преград и оговорок, что главное - сойти с ума, а все остальное приложится и что рационально мыслящие клуши путают любовь со стремлением к браку по расчету. Когда возраст начинает подкатывать к тридцати, то мысли становятся все приземленнее. Унижать себя попытками притереться и свыкнуться все так же не хочется, но рай в шалаше уже не прельщает, так как отрицательный опыт многочисленных замужних подруг и знакомых неумолимо подталкивает к выводу: не все так просто. Можно даже сказать, что все очень и очень сложно. И максималистские заявления о том, что жизнь надо прожить красиво, настоящая любовь дается однажды и женщина должна в первую очередь любить и быть любимой, а мысли о соломе для семейного гнезда вторичны, выдают лишь юный возраст и отсутствие жизненного опыта у сторонниц данной позиции. Реальность разносит все пункты этих, казалось бы, неопровержимых постулатов в пух и прах. Со временем выясняется, что недостаточно хотеть прожить жизнь красиво, а надо еще и найти партнера, который готов лечь
костьми, но предоставить вам эту возможность. Как это ни удивительно, но среди молодых мужчин тоже встречаются особи, желающие использовать молодость на всю катушку и прожить жизнь красиво. Беда в том, что красиво жить может кто-то один, другой должен обеспечивать процесс и соответствовать запросам. А вот это уже сложно. Если папа с мамой готовы предоставить для этого все свои материальные ресурсы и лишь умиляться, глядя на свое сокровище, то у партнера тоже могут оказаться такие же папа с мамой. Если два таких персонажа, привыкших к безграничной любви родных, встречаются, то им потребуется время, чтобы научиться не только принимать восхищение окружающих, но и отвечать взаимностью в полной мере, то есть чем-то жертвовать. Потом запросто может выясниться, что любовь дается не один раз или, например, что каждый предыдущий раз оказывался ошибкой. Или, что самое страшное, - любовь может и вообще пройти мимо в толпе, так и не встретившись с вами. Но когда кажется, что вся жизнь впереди, аргументы более старших и битых в боях на любовном фронте товарищей проходят мимо сознания. Что же касается возмущенного
отрицания материальных моментов, которые, словно брызги из грязной лужи, пачкают истинное чувство, то это самый больной вопрос, ответ на который доходит до сознания лишь в том случае, когда начинает банально не хватать денег. На фоне финансовых проблем чувство бледнеет и отступает на задний план, так как любовь требует не замутненного хозяйственными хлопотами сознания и безоблачного неба. В природе не предусмотрено ни безоблачного неба 365 дней в году, ни отсутствия хлопот при совместном проживании. Однажды неожиданно выясняется, что предмет восхищения пачкает белье, посуду, поедает романтические ужины, причем желает питаться трижды в день, а устраивать праздник из совместного потребления продуктов так часто надоест кому угодно. Кроме того, иногда он заболевает, превращаясь в капризное сопливое существо, или вдруг оказывается, что у него есть какие-то даром вам ненужные друзья, с которыми, о ужас, ему тоже интересно встречаться. А когда появляется крикливый плод вашей совместной любви, то к друзьям добавляются задержки на работе, командировки и констатация факта, что ребенком в первую очередь должна
заниматься мать, потому что его мама… и далее по тексту. Любовь самым неожиданным образом начинает причудливо трансформироваться из беззаботного светлого чувства в нечто муторное и больше похожее на перечень обязанностей и прав.

        Серафима представляла себе последствия любви очень смутно, ее пока больше волновал процесс и первый этап, когда все красиво и возвышенно, но бабушкино воспитание возымело свои плоды, поэтому рациональный налет в планах на будущее проглядывал.
        - Я представлял тебя именно такой, - вежливо улыбнулся Саша. Нет, он не захлебнулся от восторга, не пустил слезу, не охнул и не ахнул. Сдержанный, интеллигентный и совсем-совсем чужой. А так хотелось, чтобы судьба хотя бы в этот раз удивила.
        Наверное, именно из таких мужчин и получаются самые надежные и верные мужья. Но даже на мгновение представить, что в такого можно влюбиться, Сима не могла. Не веселый, не скучный - никакой. Как голый холст в подрамнике. Безукоризненно воспитанный, но настолько эмоционально невзрачный, что ему даже хотелось посочувствовать.
        - Расскажи, что ты любишь? - начал Александр тоном работника социальной службы, проводящего опрос. - Я хотел бы заранее знать все твои пристрастия, чтобы потом не ошибиться.

«Мама дорогая, - перепугалась Серафима. - В чем он ошибиться-то боится? И какое такое «заранее», если я даже еще не решила, будет ли это самое «потом»? Такое чувство, что меня, как черепашку в зоомагазине, уже купили и заворачивают в бумажку. Караул».
        Саша смотрел на нее глазами доброго психиатра, решающего, какой диагноз влепить новому пациенту.
        - Я бабушку люблю, - вывернулась Серафима. - А еще - мороженое.
        - Как мило, - подбадривающе кивнул кавалер, дескать, продолжай в том же духе, все правильно. - А почему именно бабушку?
        - У меня нет других родственников. - Симе стало неприятно. Никаких трагических воспоминаний эта тема не навеяла, но обсуждение родителей-алкоголиков в ее планы не входило.
        - Да ты что! - искренне обрадовался Саша. Похоже, теоретическое отсутствие в будущей семейной жизни тещи его сильно вдохновило. Он даже осмотрел Серафиму более внимательно и пристально. Вероятно, факт отсутствия родственников добавил ей привлекательности.
        - Да, - директивно перешла на другую тему Сима. - Я люблю мороженое без сиропа. Если тебя интересуют подробности…
        - Интересуют!
        - Ванильное, чуть подтаявшее, чтобы есть маленькой ложечкой. Под настроение еще люблю фруктовое. Шоколадное терпеть не могу.
        - Как с тобой легко и приятно, - сообщил Саша. Вероятно, в его устах это был комплимент.
        Серафима не могла сказать того же об общении с ним. Ей было тягостно и странно, как в кресле стоматолога в ожидании вердикта: кариес или все же ничего делать не надо.
        Разговор зашел в тупик. Рассказывать про свои пристрастия человеку, с которым встречалась в первый и последний раз, Серафима не желала.
        - Может быть, угостить тебя мороженым? - предложил Александр. - Или ты хочешь выпить?
        Выпивать Серафима предпочла бы в более приятной компании, поэтому ожесточенно затрясла головой и согласилась на мороженое.
        В кафе они поехали на метро.

«Значит, машины все-таки нет», - констатировала Сима, сунув карточку в прорезь автомата. Правда, Саша пытался сунуть ей жетон, бормоча, что он все же пригласил девушку на свидание, а потому должен платить. В результате они были крепко и нецензурно обозваны напиравшей сзади дамой и тихо просочились в подземку каждый за свой счет. Этот маленький конфликт их несколько сблизил. Стоя на эскалаторе ступенькой ниже Серафимы, Саша оказался с ней почти вровень.

«А где я еще найду мужика, который не будет смотреть снизу вверх?» - вдруг грустно подумала Сима и ободряюще улыбнулась. Александр тоже улыбнулся и легко коснулся ее руки.
        Длительное отсутствие нормального мужского внимания шандарахнуло Серафиме по сознанию, взорвавшись в мозгу веселеньким салютом. Саша внезапно показался привлекательным, его улыбка милой, а занудная серьезность и сосредоточенность - стеснительностью.
        Вероятно, Симина улыбка его взбодрила, а может, ему тоже осточертело отсутствие женского внимания, так или иначе, Саша вдруг перестал задавать анкетные вопросы и начал рассказывать о себе.

        Женщины уверены, что при раздаче прав и обязанностей весы богини справедливости сломались. Когда обязанностей много, частью изредка можно пренебречь, чтобы не надорваться. А когда их мало? Так получилось, что мужчинам выпало защищать и содержать семью. Скажите это любой современной женщине, и она лишь обреченно улыбнется. Защищать семью в наше время особо не от кого, тем более что большая часть дееспособного мужского населения норовит улизнуть даже от святого долга - пару лет потренироваться в защите родины. Кстати сказать, совершенно правильно делает, так как это мероприятие почти повсеместно превратилось в фарс с тяжелыми последствиями. Ибо дееспособный - это вовсе не значит «здоровый». Мужики пошли слабосильные, хворые, и армейские будни их не лечат, а калечат. Остается содержание семьи. Тут улыбка должна медленно стечь с лица все той же современной женщины и трансформироваться либо в горестные стенания, если сама женщина заработать на всех детей и присосавшегося пиявкой супруга не в состоянии, или в надменную насмешку, если женщина в состоянии заработать и на многочисленных или малочисленных
отпрысков, и на опять же супруга, и даже на его родню. То есть мужчины норовят пренебречь своими обязанностями, аргументировав невозможность исполнения последних, но зато самозабвенно пользуются правами: есть, пить и чувствовать себя вожаками стаи. А слабый пол послушно по пунктам исполняет предписанные повинности: носится с тяжелыми сумками, обстирывает, готовит, шьет, поддерживает огонь в очаге, воспитывает детей, утешает, удовлетворяет и ложится костьми на ниве семейного благополучия. И упаси бог воззвать к совести мужчины. Он тут же ткнет неблагодарной под нос если не мозолистый кулак, то древний перечень устоявшихся за века правил, сообщив, что каждому свое.

        Любая аксиома с помощью женской логики может превратиться сначала в теорему, а потом и вовсе в теорему Ферма. Иными словами, благодаря женской логике нет в мире постоянных величин. Все зависит от обстоятельств, точки зрения в определенный момент времени и от настроения. Еще вчера некий усредненный самец был самым лучшим, самым любимым, и этот факт юная мыслительница и мечтательница могла доказывать всем с завидным упорством, приводя неоспоримые аргументы. А завтра он запросто может стать последним подлецом, и, возможно, перечень аргументов в пользу этого прискорбного факта будет еще шире и глубже. И попробуй поспорь.
        Поэтому Серафима, внезапно почувствовавшая теплоту и расположение к новому кавалеру, восприняла его печальный рассказ про бывшую жену в нужном ключе. Хотя расскажи ей все то же самое вышеупомянутая отставная супруга, очень может быть, что Сима посчитала бы Александра негодяем и начала бы горячо сочувствовать обманутой в лучших ожиданиях даме.

        Саша женился по любви. Любовь возникла вследствие того, что престарелая мама стала активно волноваться насчет отсутствия внуков. Да и сам он начал смутно осознавать, что мелкие интрижки с девушками становятся все более редкими и дорогостоящими. Жена, она, конечно, не в пример дешевле обходится. И кому, как не финансовому директору, знающему счет деньгам, этого не понимать!
        Кандидатку на роль жены он нашел сразу. То есть это она его нашла. Ухаживать Александр не умел и стеснялся, поэтому очень обрадовался, когда менеджер Анечка подарила ему на Двадцать третье февраля сердечко с открыткой. В открытке стояла буква «л» с точкой. Во время дарения сама Анечка, довольно эффектная и неробкая девушка, трогательно смущалась и отводила глаза. Намеки и полунамеки Саша понимал плохо, трактуя их не в свою пользу, чтобы не ошибиться. Поэтому ему требовалось именно такое прямолинейное признание. Перебрав варианты слов с буквы «л» от лаптя до лямблии, Александр остановился на единственно возможном - «люблю». Ухаживать за девушкой, настрой которой неясен, а планы туманны, сложно и нецелесообразно. Можно потерять время, деньги и не достичь желаемого результата. Хочется чего-то более доступного, но не падающего в руки и не липнущего к ним, как сосновая смола. Мужчине отведена сложная роль первопроходца. Он должен сделать первый шаг, а на такое не каждый способен. Чувство собственного достоинства и боязнь попасть впросак, будучи отвергнутым, останавливают многих. С другой стороны,
легкодоступная девушка, делающая недвусмысленные предложения, тоже отпугивает перспективой стать одним из батальона. Саша считал, что женщина - это все же предмет индивидуального пользования. Хотелось найти нечто среднее: не шарахающееся в сторону дикой ланью при первом же приближении и не охотящееся на самцов с луком и стрелами, заранее закатав юбку.

        До сих пор явный интерес к нему дамы проявляли лишь дважды. Первый раз это была девочка из соседнего двора, решившая на спор соблазнить тихоню-отличника. Саша тогда учился на третьем курсе финэка, тяготясь невинностью и густой россыпью прыщей по всему телу. Он просто не представлял, как с такой обезображенной половым перезреванием физиономией можно приблизиться к девушке. Сам с собой он точно целоваться бы не стал - побрезговал.
        Ясным весенним днем, когда птички пели, гормоны бурлили, а организм требовал женской ласки, девушка Женя подошла к нему на улице и, словно старого знакомого, взяла под руку. Эту девушку знала вся округа. Более того, ее имя было ругательно-нарицательным, и строгая мама, желавшая старшему сыну только добра, запугивала Сашеньку этой девицей, как Бабой-ягой. Она вдохновленно перечисляла возможные стыдные болезни, носительницей которых могла являться такая оторва, и расписывала перспективы дружбы с подобными девочками, как то: обворованные квартиры, пропитое имущество и дети-инвалиды. Саша слушал затаив дыхание, мотал на ус, а по ночам фантазировал, складывая мозаику из обрывочных фактов неведомой жизни. Порок притягателен. В двадцать лет хочется все ж таки ошибиться самому, чтобы убедиться, что мама не врет. Потому что при всей отрицательности Жениного образа мужчины клубились вокруг нее, как мухи вокруг свежей кучи и как осы над ароматной розой.
        - Лучше есть торт со всеми, чем грызть сухарь в одиночку, - глубокомысленно возражал маме Сашин младший брат Костя. Костя был младше всего на два года, но ни прыщами, ни отсутствием половой жизни не страдал. Он даже порывался поделиться с Александром опытом и девушками, но Саша хорохорился и высокомерно отказывался: мол, надо будет - сам найду.
        Все мамины наставления смыло гормональным всплеском.
        - Пойдем в кино, - сдавленно пробормотал Саша, стыдливо отворачивая от лучезарно улыбающейся Жени прыщавую физиономию.
        - А оно тебе надо?
        - А тебе? - растерялся Саша.
        - Мне надо не кино, - глубокомысленно процедила Женя и потащила Сашу в подъезд.
        Через десять минут слегка обалдевший Саша покинул заплеванную лестничную клетку настоящим мужчиной. Правда, таинство оставило в душе странный осадок недоумения и разочарования, смешанного с брезгливостью.
        Кто сказал, что лишь кисейные барышни мечтают о красивом и высоком. Домашние мальчики тоже хотят того же, но чаще тех и других жизнь удивляет оборотной стороной медали.
        Несмотря на трезвую оценку произошедшего, продолжения тем не менее хотелось. А то, что Женя не утруждала его необходимостью красиво обставить конечную цель общения, даже радовало.
        Желание общаться пропало, когда вечером брат сообщил, что это было на спор. Саша почувствовал себя униженным и обманутым.
        - Плюнь, - посоветовал Костик. - Не она тебя, а ты ее. Тебе - баба, ей - выигрыш, все удовлетворены. Это жизнь, братишка, а не учебники. Будь проще.
        Быть настолько проще Саша не мог. Поэтому долгое время шарахался от незамужних сокурсниц, с содроганием ожидая от них какой-нибудь пакости.
        Следующей добившейся его девушкой стала хорошенькая студенточка из Пензенской области. Сначала она просто улыбалась и строила глазки, чего Саша просто не замечал. Потом начала все чаще попадаться в коридорах института, но и это не возымело результата. Тогда она попросила Сашу помочь подготовиться к сдаче сессии.
        - А почему я? - ошарашенно уточнил Александр, явно впервые сфокусировавший взгляд на фигуристой шатенке.
        - Вы вызываете доверие. Мужчины такие грубые и навязчивые, я их боюсь. У нас в поселке такого разврата нет. А вы хороший, к вам пойти не страшно. Меня Карина зовут.
        Таким образом выяснилось и имя прелестницы, и то, что заниматься они будут почему-то у Саши дома. Любой другой мужчина понял бы все правильно, быстро просчитал варианты и воспользовался предложенным, но только не он. То есть, может быть, Саша и воспользовался бы, но он просто не понял, что именно ему предлагают и предлагают ли. Все ж таки девушка мужчин боялась, значит - хорошая, порядочная, как такую можно обмануть?
        Под гнетом моральной ответственности Александр предложил заниматься в институте:
        - Вам так спокойнее будет.
        Этот аргумент не прошел.
        - Да я вам абсолютно доверяю, - наивно хлопнула глазами Карина и доверительно погладила будущего репетитора по нагрудному карману.
        Хороших, неиспорченных цивилизацией девушек всегда было не так уж много, поэтому Саша вдруг подумал: не его ли это первый и последний шанс?
        Чувствуя себя последним подлецом, он приступил к процессу соблазнения, который на удивление пошел как по накатанной. Бедная студентка, ошалевшая от голодной жизни в общежитии и твердо вознамерившаяся остаться в большом городе, помогала ему изо всех сил, интуитивно держась в рамках и стараясь не спугнуть. Она была уверена, что таких ископаемых в природе уже нет. Александр шел к цели настолько издалека, что все действо напоминало анекдотичную ситуацию с надеванием брюк через голову. Карина направляла его изо всех сил, подбадривая и помогая осмелеть. Смелел Саша чрезвычайно медленно. Через месяц он отважился поцеловать ей руку, еще через неделю - поцелуй в лоб при прощании у дверей общежития, еще через неделю в кино он положил ей руку на колено. Карина доверчиво склонила кудрявую головку на его плечо и посмотрела долгим наивным взглядом. Деньги, присланные родителями, закончились, от стипендии остались жалкие крохи. Хотелось есть и определенности, а еще - завистливых взглядов подруг, городского мужа и прописки. Поэтому Карина затащила Сашу в общежитие и довела историю до логического завершения.
Кавалер, конечно, слегка удивился, что он не первый, но спрашивать ничего не стал, сообщив, что как честный человек и восхищенный мужчина обязательно женится. Только надо познакомить невесту с мамой.
        Карина, справедливо рассудив, что вряд ли мама такая же варежка, как ее отпрыск, начала активно бояться и даже предложила сделать маме сюрприз. Что-то подсказывало Саше: сюрприз родительницу может и не обрадовать. Поэтому он поделился новостью с Костей. Костя, несмотря на юношеское легкомыслие, в житейском плане всегда был мудрее брата, поэтому не упускал из виду квартирный вопрос.
        Они тогда крупно поссорились, но в итоге Костя оказался прав. Ни слова не сказав брату, Константин нашел Карину, изобразил мексиканские страсти и позвал замуж. Это было немыслимой подлостью, но еще больше Сашу потряс тот факт, что Карина согласилась. Собственно, пронырливая провинциалка попалась в свои же сети. Ей было абсолютно все равно, за кого из братьев выходить, благо что от перестановки мест слагаемых сумма, как известно, не меняется. Проще говоря: прописка, квартира и городской муж у нее оставались, а личность мужа была не так уж и важна. За исключением того факта, что Костя ей понравился гораздо больше.
        Никакой свадьбы, разумеется, не случилось, зато Александр надолго потерял веру в женщин.
        И вот на его пути встретилась Анечка. Не красавица, но эффектная, не семи пядей во лбу, но и не какая-нибудь сельская дуреха, интересующаяся пропиской, не зашуганная скромница, но и не разбитная Женя из его молодости.
        За Анечкой он ухаживал недолго. А чего тянуть, если скоро сорок, а девушку могут увести? Тем более что работала она в фирме давно, и никаких сюрпризов с ее стороны последовать не могло. У Ани был молодой человек, с которым она рассталась. Подробностей невеста не рассказывала, ограничившись упоминанием, что это было больно и вспоминать не хочется. Она была честна, искренна и открыта: хочется семьи, надежности и доверия. А еще - детей.
        Маме девушка понравилась, Костя тоже не возражал, тем более что его попытку проверить стойкость бастионов Аня решительно пресекла. Все были удовлетворены. Любви никакой особой не было, но было понимание и уравновешенное довольство друг другом. Свадьба состоялась, беременность тоже. Правда, беременность была тяжелой, будущая мать долго лежала на сохранении и родила раньше срока.
        Когда малышу исполнилось восемь месяцев, внезапно выяснилось, что ребенок как раз не Сашин, а того самого молодого человека, роман с которым предшествовал свадьбе.

        Серафима в ужасе всплеснула руками и с сочувствием уставилась на мученика. Надо же, сколько всего на мужика навалилось!
        - А точно не твой? - на всякий случай переспросила она. То ли не зная, что сказать от смущения и сострадания, то ли надеясь помочь восстановлению семьи.
        - Абсолютно. - Саша вдруг желчно и зло начал рассказывать, как застукал жену во время разговора с бывшим бойфрендом, как узнал, что она получает с него деньги на ребенка.
        - И главное, - горячился Саша, - я посмотрел на него и понял, что это не мой сын. В нем ничего моего нет! Абсолютно! Черты лица не наши, глаза не мои и не ее. Представляешь, я потерял и жену, и ребенка. Как после такого вернуться к жизни? Как верить? Кому?
        - Кошмар, - пробормотала Сима. Наверное, следовало сказать, что ей-то верить можно, но это было бы не к месту. Право на доверие завоевывается поступками, а не словами и обещаниями.
        Ей вдруг захотелось сделать этого загнанного мужика счастливым. В сердце что-то ворошилось: не то жалость, не то нежность. Но что-то там определенно было.

«А вдруг», - подумала она недоверчиво, но с робкой надеждой. Серафиме тоже очень хотелось найти то, что искала. Жаль только, что на данном этапе было не разобрать: то это или еще не то.

        -Разуваева, ну какая же ты капризная, - вздохнула Дарья, которой Сима позвонила, едва вернувшись со свидания. - Чего ты сразу разобраться норовишь? Погуляй, повстречайся, а потом уже делай выводы.
        - А если я пойму, что не люблю? Представляешь, какой стресс у него будет. Человек и так за жизнь настрадался!
        - Ага. А ты, значит, желаешь сберечь его хрупкую детскую психику? Великодушно. Только есть риск, что, ежели что, твою психику никто беречь не будет. Это не лотерея, когда проигрышный билетик можно выбросить. Это надолго и, возможно, с последствиями.
        - Не пугай.
        - Я не пугаю. Я рассуждаю, - хмыкнула Малашкина.
        Серафима долго ворочалась. Не спалось. Она все пыталась вспомнить Сашино лицо, но почему-то не получалось.
        Утром она побрела на работу, размышляя о конфликте логики, жалости и надежд. Мужчин подходящего роста в последнее время в ближайшем окружении было предостаточно, а вот результата не наблюдалось. Увлекшись философией, Серафима чуть не затоптала Ингу, застрявшую на выходе из подъезда. Мадемуазель Бартышкина выглядывала в дверную щель и сопела.
        - Ты чего тут? - опешила Сима.
        - Надо, - туманно отмахнулась подруга.
        - Помочь?
        - Тихо!
        Мимо подъезда шел Юра.
        - О, Юрик, привет! - обрадовалась Серафима, вытолкнув Ингу наружу. - А мы тоже на работу идем. Хотя я могу вас оставить.
        Серафима понимающе подмигнула и только в этот момент осознала, что ни Инга, ни Востриковский особо друг другу не обрадовались. Жизнь мелькала калейдоскопом, тасуя судьбы, словно затертые карты в старой колоде. Сима поняла, что упустила последние изменения в личной жизни Бартышкиной.
        Юра, вежливо кивнув, припустил вперед, как циркуль с моторчиком.
        - Ты почему ничего мне не сказала? - призвала она к ответу подругу, желая хоть чем-то оправдать собственную бестактность.
        - А чего говорить? Это неинтересно, - буркнула Инга.
        - Здрасьте! Мне все интересно. У меня своей личной жизни нет, так хоть бы в чужой поучаствовала, - хихикнула Серафима. - Поссорились? Хочешь, помирю?
        - Сима, скажи честно, у тебя с ним что-нибудь было? - выдавила Бартышкина после тягостной паузы.
        - Нет! Честно! Ничего и никогда. Я тебе клянусь.
        - Не ори.
        - Да я не ору. Я разволновалась, что из-за меня у вас проблемы. Ты не ревнуй…
        - Сима, да плевать мне уже! Я просто думала, ты в курсе.
        - В курсе чего?
        - Его странностей.
        - У Юрика есть странности? - взволновалась Серафима. В связи с крайне ограниченным опытом в этой сфере ее очень интересовали чужие странности. Мало ли, что там у Саши окажется. Надо быть морально готовой ко всему, чтобы проиграть свою реакцию на чужом опыте. Предупрежден - значит, вооружен.
        - Сима, спи спокойно. Тебя это не касается.
        - Инга, ну расскажи! - взмолилась Серафима. - Я же теперь спать не буду. Чего у вас было? Может, Юрика теперь надо вообще стороной обходить.
        - Да не было ничего. Знаешь, у меня такое разочарование только однажды было, в детстве. Я ужасно хотела попробовать шоколадные конфеты из подарочной коробки. Их мама в заказе с работы принесла. Представляешь, дождались моего дня рождения, открыли, а там все конфеты с белой начинкой. А я ее терпеть не могу!
        - Ой. А что у Востриковского с начинкой? - оторопела Серафима.
        - Это у тебя мужик нормальный, а я, как дура, по какому-то недоразумению сохла, - всплеснула руками Инга.
        - Нет у меня никакого нормального мужика, - с тяжелым вздохом поведала Сима. - Если ты про Мишу, то он тоже того - с начинкой. Или вообще без начинки. В общем, Миши никакого нет.
        - У тебя, Серафима, мужики, как расписание поездов, все время меняются. Я следить не успеваю, - отчитала ее Инга. Надо сказать, очень обидно и ни за что. А еще обиднее было продолжение.
        - Я, - с чувством собственного достоинства выступила Бартышкина, - не могу спать со всеми подряд. Мне воспитание не позволяет. Один раз пересилила себя и рискнула - и на тебе!
        Оправдав хамство обнаглевшей подруги стрессом и замерев от любопытства, Серафима подначила:
        - Может, не надо было?
        - Конечно, не надо! - согласилась Бартышкина.
        - Я в том смысле, что не надо относиться к этому как к рискованному предприятию. Мужчины тоже наш настрой чувствуют. Ты - как на Голгофу, он - как на обрезание. Ой, в смысле, он тоже не готов был морально…
        - Серафима, не трави душу, - голос Бартышкиной дрожал. - Если ты думаешь, что наш Юрочка - агнец невинный, то глубоко ошибаешься. С такими прибабахами, как у Востриковского, лечиться надо.
        - А что было-то? - простонала Сима. - Страшное?
        - Дикое. Мы пришли к нему. Он воспользовался тем, что я пьяна. Кроме того, конечно, понимал, что я к нему неровно дышу. В общем, мы еще выпили. Потом он включил «Эммануэль». Нет, я, конечно, девушка строгих правил…
        - Да-да, - нетерпеливо закивала Сима. - Ты у нас кремень.
        - Не перебивай. Он меня начал раздевать, дошел до белья. Я уже тоже дошла и до белья, и до кондиции, а он… он…
        - Что?! - взревела Серафима.
        - Ай, да ну, - махнула рукой Инга. - Там твой автобус.
        - Бартышкина! - вцепилась в нее Серафима. - Какой автобус, когда тут такие дела творятся?! Что он сделал?!
        - Растоптал мое чувство. Он сказал, что не может позволить себе опошлить наши отношения сексом. И еще: что женщиной нельзя пользоваться, надо быть выше этого.
        - Ну… так… а чего страшного-то? Красиво сказал. Не захотел торопиться, - озадачилась Серафима, пытаясь понять, в чем ужас и трагизм.
        - Сима! Это красиво, когда в кафе и с букетом цветов, а не с размазанной им же помадой и в одних трусах на диване! Этот мерзавец попросил меня одеться и проводил домой. А у дверей пожал руку и предложил остаться друзьями. И кто он после этого?
        - Импотент? - предположила Серафима.
        - Хотелось бы надеяться. Потому что в противном случае мне надо удавиться, - простонала Инга. - Выпивший мужчина, которому позволили почти все, не захотел меня! Как жить-то после этого в одном дворе? Как в глаза смотреть?
        - Так, может, не в тебе дело? - пособолезновала Серафима, смутно вспоминая, что это все уже где-то было. И вдруг ей стало смешно.
        - Чего ты ржешь? - оскорбилась Инга. - Если думаешь, что ему белье не понравилось, то зря. Я специально красивое надела, меня Зойка предупредила, что Юра будет.
        - Я над собой смеюсь. У меня то же самое с Мишей было. Только я раздеться не успела. Слушай, мать, может, среди мужиков сейчас какой- нибудь вирус бродит? Не может быть, чтобы мы с тобой до такой степени никого не интересовали, чтобы даже в пьяном виде нами побрезговали!
        - Вот! - всхлипнула Инга. - Правильное слово. Именно побрезговали.
        - Нет, никакое оно не правильное. У нас обязательно все еще будет. Я чувствую.

«Врать, утешая ближнего, проще, чем на самом деле убедить себя в том, что вранье - это правда». Примерно к такому замысловатому выводу пришла Серафима, доехав до работы. Мир вокруг казался враждебным. Это духовное противостояние продолжалось ровно до того момента, пока ей не позвонил Саша.
        - Привет, сегодня хороший день. Это Саша, - раздалось в трубке.
        - Я узнала, - тут же ответила Сима. - Раз ты позвонил, то точно хороший.
        - Правда?
        - Правда.
        - Серафима, у меня сейчас совещание, но я еще позвоню. Можно? Просто так.
        - Можно.
        Александр ничего особенного не сказал. И Сима не была уверена, что день резко похорошел именно из-за его звонка. Но жить определенно стало легче.

        День в отделе выдался сумасшедший. Опять заявилась Клавдия Петровна, всем своим видом демонстрировавшая сдержанное недовольство. Сдержанное на тот случай, если произойдет чудо и Плюхину внезапно приглянется очередной дизайнерский шедевр. Она царственно крутила головой, раздувала ноздри и вращала глазами. Костин абстракционизм вызвал у нее здоровое изумление:
        - Вы уверены, что это нам?
        - Вам, вам, - радушно закивала Даша. Ей уже было решительно все равно, чем отвлекать грибников и тянуть время.
        - То есть я за этим через весь город ехала? - Клавдия Петровна была не в настроении и решила подпортить Дарьино благодушие. Поскольку благодушие было наносным, так как визит представителя ООО «Боровик» давным-давно не вызывал у Малашкиной положительных эмоций, то и портить было нечего. Старалась Клавдия Петровна зря. Более того, Даша в этот день сама могла кому угодно и что угодно испортить. Будучи под впечатлением от Серафиминой активности в области знакомств, Дарья вдруг подумала, что могла бы точно так же заняться личной жизнью, обновив свою анкету, и уж у нее бы, в отличие от Разуваевой, получилось бы лучше. В этой связи ее переполняло раздражение и чувство глубокой неудовлетворенности собой. Как ни крути, момент Клавдия Петровна выбрала неудачный: и для визита, и для психологической разгрузки.
        - Вы знаете, обычно наши клиенты не утруждают себя дальними поездками, - доверительно улыбнулась Дарья грибному «пиар-директору». - Все макеты можно получить по электронной почте. Нет, я, конечно, польщена и тронута, что вы считаете необходимым лично забирать распечатки. Общаться с вами лично, Клавдия Петровна, безусловно, одно удовольствие, но, может быть, вы мне все же дадите ваш мэйл?
        Для того чтобы задеть человека, совершенно необязательно наскакивать на оппонента, изрыгая оскорбления. Вполне достаточно понять, где у него слабое место, и от всей души впиться словом. Чем доброжелательнее это будет сделано, тем сложнее возражать.
        Клавдия Петровна возмущенно заалела, но с достойным ответом замешкалась.
        - Если что - звоните, - Дарья гостеприимно повела рукой в сторону двери.
        Когда визитерша покинула кабинет, Малашкина злобно скрипнула зубами и пнула стул.
        - Мебель не виновата, - пророкотал влетевший в кабинет Носов. - Судя по стервозному выражению твоего очаровательного личика, к консенсусу высокие договаривающиеся стороны не пришли.
        - Не пришли, - процедила Даша. - Я смотрю, тебя это забавляет.
        - Я профессионал, - пожал плечами Носов. - Меня это тревожит и стимулирует.
        - А меня бесит, - призналась страдалица и снова пнула стул.
        - Кстати, о мебели, - Дима просветленно улыбнулся. - У меня для тебя сюрприз, дорогая!
        - А для меня? - из-за монитора выглянул Артем.
        - У меня не та ориентация, чтобы делать тебе сюрпризы, дорогой, - хмыкнул Носов.
        - Давай свой сюрприз, - Даша уселась, изящно закинув ногу на ногу. - Скажи, что придумал концепцию для Плюхина, которую он уже принял.
        Начальник мечтательно посмотрел на ее коленки и сел на стол. Стол испуганно заскрипел, а Даша на всякий случай отодвинулась, чтобы ее не придавило сломанной мебелью. Все же Носов явно к ней неровно дышал. Смотрел, словно оценивал, и флиртовал, словно ждал продолжения. Наверное, стоило к нему присмотреться, хотя шеф был и не в Дашином вкусе. Тем более что романы на работе - страшнейшая и неосмотрительнейшая глупость. Все хорошо, пока не приедается. Но приевшееся чувство можно освежить с другим, а вот как быть, если бывшее чувство продолжает оставаться твоим руководителем? Ему тоже, может, захочется освежить эмоции и все забыть, а тут такая мемориальная доска перед глазами маячит. По аналогии с памятниками развенчанным вождям и кумирам можно предсказать судьбу отставной любовницы собственного шефа. Дарья такой судьбы не хотела. Игра не стоила свеч.
        - Мой сюрприз придет к двенадцати. Звать его «Гном».
        - Нет! - Даша даже подпрыгнула от возмущения. - Сначала «Боровик», теперь «Гном»! Ты специально на меня всю некондицию спихиваешь? Могу себе представить, чем этот
«Гном» занимается!
        - Продает надувных Белоснежек! - радостно предположил Артем.
        - А, знаю, это секс-шоп, - продолжил логическую цепочку художник Костя. - Хороший, кстати, магазинчик.
        - У тебя версии будут? - Дима благодушно посмотрел на разъяренную подчиненную.
        - Конечно! Маринованные яблочки! Отравленные!
        - А почему яблочки? - удивился Костя.
        - Сказки читай, повышай интеллектуальный уровень! - рявкнула Даша и выскочила из кабинета.
        Ее разозлило даже не то, что Носов подсунул очередного проблемного клиента, а то, что сюрприз оказался таким банальным и не оправдал ожиданий. А она-то размечталась!
        - Малашкина, вернись! - крикнул Дима. - Все не так плохо, как могло бы быть!
        - Ну у меня еще все впереди, - прошипела Даша, обернувшись. - Приятно осознавать, что в перспективе может быть еще хуже.
        - Иди ко мне, я тебя утешу, - пробасил начальник, растопырив руки.
        - Обойдусь. Меня и так есть кому утешить.
        - Ой ли? - Он потряс головой и понимающе хмыкнул. - Утешенная и удовлетворенная женщина ведет себя иначе.
        - Тебе врезать?
        - Нет, меня надо выслушать. Если забыла - напоминаю: я твой шеф. Главный начальник, главнее самых главных, добрее самых добрых. Только я способен терпеть твой ужасный характер. Девушка с таким характером никогда ни с кем не уживется, и это замечательно. Сотрудница, которой не грозит замужество и декрет, - клад для работодателя.
        - Отсутствие замужества декрету не помеха! - Даша уже остыла, но все еще обижалась.
        - Какие страшные вещи ты говоришь, Малашкина! - заржал шеф. - В общем, оставим твою личную жизнь на твоей совести. «Гном» продает детскую одежду. Какие ассоциации?
        - Гриб. Под грибом - мерзкий голый карлик в колпаке и памперсе.
        - А одежда? - окончательно развеселился Носов.
        - А креатив? - набычилась Дарья.
        Ровно в двенадцать с охраны позвонили:
        - К вам Харитон Баранов. Гном.
        Даша всхлипнула от смеха. Но смех был нервным и злым.
        - Чего там? - оживился Артем.
        - Харитон Баранов. Гном! - процитировала Дарья. - Я сейчас скончаюсь. Грибы, гномы - жизнь навязчиво скатывается к букве «г». Это символично.
        - Пускать? - поторопил ее охранник.
        Подавив острое желание проорать «гони его в шею», Даша выдохнула:
        - Конечно. Очень рады.
        Артем хрюкнул.
        У всех в памяти еще свеж был трагический случай, произошедший в соседнем отделе. Один из охранников, новенький, еще не научившийся пользоваться селектором, начал осваивать телефон с громкой связью. На беду, к одному из сотрудников, Вадику Клюеву, явилась давняя клиентка, изводившая рекламщика томными взглядами и намеками. Тетка была довольно непрезентабельной, худосочной блондинкой средних лет, поэтому взаимностью ей Клюев не ответил. Нормальные женщины с адекватной самооценкой понимают все и сразу. Но эта дама к понятливым не относилась, поэтому заявлялась в рекламное бюро набегами, всякий раз придумывая повод для встречи с бедным Вадиком.
        - Скажи ей, что я заболел, - прошипел Клюев.
        - Он говорит, что заболел, - покорно повторил охранник, мучительно соображая, как бы намекнуть Вадику, что работает громкая связь, и одновременно нажимая на все кнопки, чтобы эту связь отключить.
        Среагировать визитерша не успела. Волею судеб технически неграмотный вахтер, перебиравший все кнопки подряд, умудрился вклиниться в телефонную беседу по параллельной линии. Коллега по креативному цеху расписывал клиенту свое видение рекламы противопростудного препарата:
        - … чахлая несимпатичная бабенка, символизирующая болезнь. Она приходит, когда не ждут, она вламывается без приглашения, нарушая мирное течение семейной жизни. Она бросается то к одному, то к другому…
        - Какая мерзость! - взвизгнула клиентка, совершенно справедливо приняв тираду на свой счет.
        Она все же прорвалась к недоумевающему Клюеву, еще больше убедив того в своей психической неполноценности. Вадик потом еще долго делился впечатлениями. Но выговор получил.
        - Женщине, даже самой навязчивой и непривлекательной, надо уметь отказывать достойно, - пояснил карательные санкции Носов. - Сам виноват. Отказывать надо правильно и вовремя.
        С тех пор сотрудники побаивались шутить по телефону. Мало ли что.
        - Арт, останься, а, - умоляюще посмотрела на коллегу Даша. - Иначе я за себя не ручаюсь. Послушаешь его, может, себе заказ возьмешь. У меня и так грибы эти во где!
        - У меня два заказа, - отмахнулся Артем. - Извини, Дашка. Я покурю схожу.
        - Предатель!
        - Мерзавец, - согласился коллега, широко улыбнувшись входящему гостю.
        Гость застыл, проводив рекламщика недоуменным взглядом.
        - Добрый день, - Даша растянула лицо в резиновой улыбке. Вошедший оказался пегим крепышом с грязноватой россыпью веснушек на физиономии и доброй улыбкой деревенского увальня. Подумав, Даша слегка поддернула юбку, выставив коленки, и выехала из-за стола, чтобы продемонстрировать ножки. Очень может быть, что такому понравится любой проект, особенно если пококетничать. Смущало одно: почему Носов дал клиента именно ей? Подвох или реверанс со стороны шефа?
        Но коленки тут же пришлось убрать. Следом за крепышом в кабинет, распространяя запах дорогих духов, вошла на подламывающихся тощих конечностях белокурая фея лет восемнадцати. Глаза вполлица, губки бантиком, бровки ниточками. Сплошной сгусток розового и блесток: костюмчик, сумочка, маникюр, макияж. Шеф называл таких барышней «огрызками гламура».
        - Ой, Харитон Семенович, смотрите, какой милый! - взвизгнула «Барби», схватив со стола Артема сиреневого телепузика с ушами Чебурашки. Игрушка была эксклюзивной, сделанной креативщиками на заказ в честь двадцатипятилетия коллеги. На пухлый торс уродца была натянута майка с надписью «Черепузик», а из-под майки в соответствующем месте торчала прищепка неприличной формы. Чем можно порадовать творческую личность? Только такой вещицей. Арт им очень гордился и никому не позволял трогать свое сокровище, именуемое талисманом и вводящее клиентов в заблуждение относительно вменяемости хозяина, поскольку суеверный Артем постоянно теребил талисман за прищепку.
        Харитон Семенович покосился на спутницу и виновато вздохнул, выдрав животное из наманикюренных лапок:
        - Рая, не надо.

«Блондинка», - мстительно подумала Даша и снова выставила коленки. Краснеющий Баранов ей нравился все больше и больше.
        - Добрый день, - он вежливо кивнул и аккуратно подсек Раю стулом, заставив девицу сесть.
        Даша с любопытством наблюдала за перестрелкой взглядами, размышляя на тему, спит ли Харитон Семенович с «огрызком гламура» или держит для смеха. Судя по амплитуде размаха ресниц и чистоте взора, с девушкой спали для смеха.
        - Ой, какое колечко, - Рая восхищенно уставилась на Дашину руку.
        - Рая! - повысил голос Баранов.
        - Я устанавливаю психологический контакт с зависимым лицом, - неожиданно выдала
«блондинко», нахмурив белоснежный лобик.
        Харитон Семенович угрожающе засопел.
        - Я вас слушаю. - Дарья решила, что правильнее будет вообще игнорировать существо в розовом. Она продолжала улыбаться Баранову и уселась поудобнее, чтобы не только ноги были видны, но и грудь в меру проглядывала в вырезе кофточки.
        На вырез гость даже не посмотрел. На ноги тоже глянул всего один раз, углубившись в восторженный рассказ о своей замечательной продукции. С таким азартом и воодушевлением впаривают товар уличные коробейники и торговые агенты, всеми правдами и неправдами прорывающиеся в офисы. Следовало признать, что дар убеждения у директора фирмы «Гном» присутствовал. Хотя в сочетании с названием компании, веснушками и смешным именем выглядел он несерьезно.
        Но когда дошло до сути, Даша почти влюбилась в Баранова. Харитона Семеновича мало интересовала концепция. То есть она его вообще не интересовала. Господин Баранов желал получить смету и варианты проведения рекламной кампании с технической точки зрения, то есть: сколько щитов, на какой срок и за какие деньги.
        - И все? - не поверила Дарья. - Только смету?
        - Почему же? Еще картинку. Что-нибудь без вывертов.
        Клиент с таким подходом был сродни теории об идеальном муже. Сказка, в которую хочется верить, но которая никогда не случается наяву.
        - Без вывертов, - эхом повторила Даша.
        - Да, - неожиданно ожила блондинка. - Что-нибудь веселенькое из нашего ассортимента плюс пара детишек. Они могут держаться за руки. Девочка в розовом и мальчик в голубом. Я каталог вам оставлю.
        Выдав эту тираду, «Барби» хихикнула и снова выпала из общения, с интересом озираясь, как ребенок в игрушечном магазине.
        Дарья немедленно представила лицо Носова, который увидит этот похабный прожект. Дима всегда орал, что «примитив» - слово необидное. Примитив может быть талантливо исполнен. А вот примитивный подход к работе - страшнейший проступок настоящего креативщика. Если промахнуться, то можно навсегда потерять доверие и уважение шефа, а Даша была уверена, что Носов ее все же уважает. И не за фигуру, а за интеллект.
        - Рая, - простонал Харитон и виновато моргнул. Веснушки налились стыдливо-свекольным колером.

«Интересно, - с сожалением думала Дарья, провожая гостей заученными уверениями о высоком качестве работы и сжатых сроках, - почему хорошие мужики достаются таким безмозглым мочалкам, у которых все извилины в кудрях?»
        На круглой физиономии Харитона Баранова было четко прописано, что им можно крутить как угодно. Он будет думать, что так и надо, в крайнем случае утешит себя догадкой, что могло быть хуже. Недалекий простак под каблуком.
        Интересно, которая машина его?
        Даша села на подоконник и прислонилась щекой к холодному стеклу. Почему-то стало грустно. Она, такая умная, тонкая, неординарная, а все мимо: и мужики, и карьера. Может, сильный пол, желая доминировать, потому и предпочитает таких вот пустышек в розовом, чтобы не особо утруждаться в борьбе за первенство. Глупо. Женщина - тоже важный аксессуар, если уж мыслить мужскими критериями. Достойному мужику иметь рядом с собой безмозглый силиконовый пузырь так же неприлично, как надевать шлепанцы с деловым костюмом или розовый галстук с блестками.
        Философские рассуждения были прерваны появлением внизу колоритной парочки. Приземистый Харитон Семенович широко шагал по весенней слякоти, а сзади мельтешилась «блондинко». Она нелепо путалась в полах длинного пальто, разгребала руками платиновые кудри, залепившие лицо под натиском порывистого ветра, и одновременно пыталась идти от бедра.

«Для кого старается? - усмехнулась Даша. - Этот даже не оглядывается. И правильно, я б на его месте тоже от такого позорища дистанцировалась».
        Но, увы, все оставались на своем месте: и шибко умная и профессиональная Дарья, и господин Баранов, к веснушчатой физиономии которого не подходили ни гламурная спутница, ни огромный угловатый джип «Мерседес».

        Весной на одиноких девушек и дам пограничного возраста накатывает депрессия. Особенно тяжелым этапом становится май.
        - На то он и май, чтобы маяться, - глубокомысленно подбодрила внучку Анфиса Макаровна.
        Серафиму объективные факты от субъективной грусти не отвлекали. Она изнывала от тоски и несбыточных надежд. Но даже больше, чем мечты о мифическом принце, ее изводила необходимость выбора. Когда выбора нет - плохо, а когда он есть - еще хуже. Выбор - это всегда ответственность. В данном случае это была ответственность не только перед собой, но еще и перед Александром. Обостренная женская интуиция подсказывала, что кавалера терзают те же сомнения, но знать наверняка было не дано, поэтому Сима страдала.
        Она не любила. Через месяц нечастых встреч и тусклых разговоров стало ясно, что искры уже не будет. То ли поленья намокли, то ли спички некачественные, но процесс в любом случае не пойдет, кто бы ни был в данном факте виноват. Не срослось, не сбылось, не склеилось.
        Серафиме иногда казалось, что они с Сашей, как два одиночества, столкнулись в темном тупичке жизни: и вперед идти некуда, и назад возвращаться страшно, и вместе делать нечего.
        - Накрасься хоть по-человечески, - взорвалась бабушка. - Моль антресольная!
        - Спасибо, бабуля. Это пастельные тона, сейчас так модно, - Сима придирчиво исследовала отражение в зеркале. На лбу - прыщ, под глазами - тени, волосы опять легли как-то непонятно.
        - Постельные! - Анфиса Макаровна неодобрительно выпятила живот и уперла руки в бока. - Ты когда в последний раз в этой постели была-то? Видела я твоего жердяя в окно. Позвоночник сплошной, а не мужик! Не одобряю!
        - Я поняла, поэтому и не привожу его домой, - покладисто сообщила внучка.
        - А ты приведи, - бабуля резко сменила тон. - Вдруг он человек хороший? Может, интеллигентный через край, так это мы поправим. Мужики-то, они по сути своей все одинаковые, им только объяснить надо, что можно не кукожиться.
        - Не надо ему объяснять ничего, - испугалась Серафима. - Пусть лучше «кукожится». Я пока не решила…
        - Дорогая моя! - с пафосом гаркнула бабушка. - Кто тебе наврал, что у тебя есть время решать? Дашка твоя? Так у нее тоже никакого времени уже нет. Провыбираетесь вы, кулемы! Последних завалящих мужиков расхватают! Я не вечная, помру - кто с ребенком-то будет сидеть?
        Догадавшись, что сейчас бабуля оседлает любимую тему собственных похорон, Серафима торопливо схватила сумочку:
        - Бабушка, я сегодня задержусь!
        - С этим?
        - А с кем еще-то? - Сима поспешно застучала каблуками по лестнице.
        - Вот плохо, что больше не с кем! - покатился следом крик Анфисы Макаровны. - С таким только бабочек сушить и на выставки ходить, а не детей делать.

        После майских праздников на работе Серафиму ждал сюрприз. Бобриков, столкнувшийся с ней при входе, так и сообщил:
        - Сюрприз для тебя, Разуваева!
        - Какой? - покладисто поинтересовалась Сима.
        - Симпатичный, - гоготнул шеф. - Холостой.
        Что ответить на столь странную шутку, Серафима не нашла, поэтому тему развивать не стала.
        Сюрприз сидел в приемной, на него, не отрываясь, глазела Жанна. Она заговорщицки подмигнула Симе и, кивнув в сторону оробевшего «сюрприза», изобразила малопонятную пантомиму.
        Суть сюрприза оказалась в следующем: на должность менеджера был принят новый сотрудник - Сергей Федоров. Как и было обещано Бобриковым, юноша оказался холостым. Этот приятный факт и мог бы порадовать Серафиму, если бы не одно «но» - почему-то весь дружный коллектив решил, что непременно должна образоваться новая пара. Это пугало и заставляло задуматься. Серафима, конечно, была девушкой на выданье, но не до такой степени, чтобы коллеги единогласно озаботились этим вопросом. Видимо, ее одиночество либо бросалось всем в глаза, либо эти глаза уже так намозолило, что за нее начали переживать.
        Парень оказался в меру симпатичным, в меру интеллектуальным и в меру воспитанным. Все бы ничего, если бы не пристальное внимание коллектива да не постоянные визиты Сергея в операторскую, во время которых Жанна изо всех сил старалась организовать интим и удалиться. Кроме того, как ни крути, ростом он был ниже Серафимы.
        Угодить женщине сложно, она всегда ропщет на судьбу и хочет большего. Но большего заслуживают далеко не все представительницы прекрасного пола, хотя почти все поголовно уверены, что фортуна им недодала.
        Теперь у Серафимы был выбор аж из двух кавалеров. Правда, Сергей пока в официальных ухажерах не числился, поскольку явно ждал хотя бы минимального проявления Симиной благосклонности.
        - Хоть глазки ему сострой, - шипела Жанна. - Так же нельзя. Мужик ходит-ходит, а ты на него как на пустое место реагируешь.
        - Я на него вообще не реагирую, - оправдывалась Серафима, - потому что не знаю, как на него надо правильно реагировать. Мне надо подумать.
        - Тугодумка ты, однако, - злилась коллега. - Роскошный мужчина, все при нем…
        - Что при нем? - занудничала Сима. - Ты откуда знаешь? Где гарантии, что при нем вообще что-то есть?
        - Эти тезисы ты будешь выдвигать на блошином рынке, когда вздумаешь торговаться и сбивать цену, - Жанна неодобрительно смотрела на разборчивую «невесту» и тяжело вздыхала. - И гарантии требуй на бытовую технику, а не на мужика. У них гарантийный срок зависит от соблюдения индивидуальных инструкций по эксплуатации.
        Серафима вздыхала в ответ и печалилась. Саша продолжал водить ее по выставкам и музеям, плотно застряв на стадии подготовительного этапа к влюбленности. То, что влюбленностью тут и не пахло, Серафима прекрасно понимала. Причем - с обеих сторон.
        - Мужик не для ходьбы по музеям нужен, - ворчала бабушка. - Тоже мне - гид! Тьфу!
        Сима была с ней согласна. А что предпримешь, если дальше музеев дело не шло? Оставалось только ждать. Может, Саша где-то в глубине души знойный мачо или идеальный спутник жизни? Но в глубину души Серафиму пока не допускали, а никаких всплесков, по которым можно было бы хотя бы приблизительно догадаться про его скрытые резервы, не происходило.
        Таким образом, было два варианта, оба из которых могли оказаться в равной степени как перспективными, так и бесперспективными. Надо было что-то решать, ибо долго усидеть на двух стульях еще никому не удавалось. Больше всего Серафима опасалась, что в один прекрасный день окажется на полу между этими двумя стульями. Увы, но кавалеры упорно не желали ей помочь в решении столь судьбоносной задачи и подсказать ответ. А она так надеялась, что весенний гормональный сдвиг хоть как-то подтолкнет Сашу к сближению.

        Через пару дней после появления Сергея в штате Сима оказалась свидетелем интереснейшего разговора, приятно ее взволновавшего. Она шла с обеда и остановилась у дверей операторской, чтобы проследить за траекторией движения непонятного насекомого. С приходом весны в открытые окна полезла всяческая фауна, пугавшая дам и нарушавшая рабочий процесс. Дверь была приоткрыта, и доносившийся с той стороны диалог заставил Серафиму затаиться и подслушать.
        - Жанна, а вот скажи, какие цветы нравятся девушкам?
        - Каким, например?
        - Ну, блондинкам, - в обладателе мужского голоса угадывался застенчивый Федоров.
        - Не знаю, - протянула Жанна. - Всем разные нравятся. Серафиме, например, нравятся лилии.
        Лилии Сима терпеть не могла, но не влезать же с поправками!
        - А вот если, например, хочешь дать знать девушке, что она тебе симпатична, то что лучше подарить?

        - Лучше сказать прямым текстом, - намекнула Жанна.
        - То есть как это?
        - Да просто: так, мол, и так, ты мне очень нравишься, - подначивала его Жанна.
        - Как-то неловко. А если, например, она ко мне равнодушна, я же поставлю ее в неловкое положение, - мялся Федоров.
        - Здесь все свои. И все ловко, не дрейфь, - усмехнулась искусительница. - Тем более что когда девушка хочет замуж, она более лояльна в этих вопросах.
        - А если она замуж не хочет? - допытывался Сережа.
        - Хочет, - убежденно отрубила Жанна. И на всякий случай для пущей основательности доказательной базы добавила: - Все девушки хотят мужского внимания. Только некоторые стесняются об этом сказать.

«Вот паразитка! - заволновалась Серафима, приникнув к стене. - Ничего подобного, я не такая. Я без мужского внимания уже столько живу, что… Что сил уже никаких нету!
        Быть честной с самой собой - тоже мужество.
        - Жанна, и ты тоже? - удивился Федоров.
        - Я? А при чем тут я? Мне мужчины до смерти надоели! Я имела в виду женщин, обделенных вниманием. Вот Сима, например! Хозяйственная, покладистая, домашняя, милая, а фигура! Ты грудь видел?
        - Видел, - виновато подтвердил Сережа и прокомментировал: - О-го-го!
        - Именно! Не у каждого такая голова, как у нашей Серафимы - бюст! Настоящая русская красавица! Косая сажень в плечах… В смысле, коса… В общем, натуральная блондинка, умница, красавица!
        - Я согласен.
        - Вот и правильно! Да к ней очередь должна стоять, как в поликлинику в день записи, чтобы с криками, руганью и мордобоем. А боятся мужики! Почему?
        - Почему?
        - Это я у тебя спрашиваю - почему? - с пафосом провозгласила Жанна.
        - Я не знаю, - голосом нерадивого ученика проныл Сережа. - Давай не будем обсуждать Серафиму.
        - Давай, - заговорщицким полушепотом согласилась Жанна. - Ну ты меня понял.
        Федоров с диким взглядом выкатился из операторской, шарахнулся от ободряюще улыбнувшейся Серафимы, подпиравшей стену, и галопом понесся на рабочее место.
        - Ой, Симка, что тут у нас без тебя было, - обрадовалась Жанна. - Все, дозрел мужик. Как он тут про тебя расспрашивал! Как выпытывал! Ты лилии любишь?
        - Ненавижу. Они так воняют, что тошнить начинает и башка болит.
        - Мне отдашь. Я люблю.
        - А зачем ты сказала, чтобы он прямо в лоб мне все сказал? Я обхождение люблю, чтобы обстоятельно, долго и красиво.
        - Серафима, извини, но, по-моему, у тебя нет времени на то, чтобы долго и обстоятельно! - честно возразила коллега. - Куй железо, пока горячо.
        - Думаешь, мало протяну? Что, так плохо выгляжу? - ухмыльнулась Сима. - Не дождетесь.
        - Не то чтобы я в тебе не была уверена, но, по-моему, Сереня тоже что-то темнит. Чем быстрее ты его прихватизируешь, тем спокойнее нам всем будет.
        - И много вас? - заинтересовалась Серафима.
        - Все, - легко махнула рукой Жанна. - На свадьбе-то всем выпить охота, вот и переживаем. Свадьба, знаешь ли, такое дело, у кого жизнь заканчивается и начинаются семейные будни, а у кого и наоборот - все хорошее только начинается. Может, я с каким-нибудь свидетелем симпатичным познакомлюсь.
        - А что, у тебя сейчас никого нет? - изумилась Серафима. - А кто вчера тебя на черной машине забирал?
        - Да так. Это несерьезно.
        - На такой машине, по-моему, все очень серьезно.
        - Там кроме машины еще и жена есть. Везде я опоздала! - вздохнула Жанна. - То, что нам, красивым, легко жить, - это миф. Нам еще сложнее, чем вам. Каждый норовит попользоваться и обмануть.
        Не вдаваясь в загадочное разделение на «нам и вам», Серафима посочувствовала общими фразами и углубилась в раздумья о Сергее. Думать было сложно, постоянно отвлекали телефонные звонки, тем не менее из обрывков мыслей сложилось некое подобие лоскутного покрывала, неоднородного по составу, но в целом - веселенького. Получалось, что Сергей хоть и не интересовал ее в принципе, но на всякий случай иметь его в виду стоило. Тем более что он, похоже, тоже строил относительно Серафимы какие-то планы.

«Что за жизнь, - затосковала Сима, наблюдая в окно, как Жанна впархивает в темно-зеленый внедорожник: то ли подружкин женатый Ромео поменял машину, то ли она сменила кавалера. - Все друг друга имеют в виду. Все условно и непонятно. И рассчитывать ни на кого нельзя, и в себе не разобраться. Промотать бы жизнь вперед и посмотреть, чего я там в результате решила».
        Ей предстояло еще полчаса сидеть на работе. Сегодня они с Сашей шли в театр. Сима неожиданно подумала, что еще недавно бегом бы побежала в парикмахерскую, чтобы навести красоту, а тут - сидит и пасьянс раскладывает. Может, так и начинается настоящая семейная жизнь, когда каждый остается сам собой и не напрягается на реставрацию фасада, дабы ввести партнера во временное заблуждение. По-настоящему близкие люди уверены, что все внешнее - шелуха. И эта шелуха со временем, пока они притираются друг к дружке, осыпается, отваливается, обнажая суть. Одна проблема - Сима не была уверена, что останется интересна Саше и без «шелухи». Другое дело, что ее это уже мало волновало. Наверное, Серафима даже вздохнула бы с облегчением, если бы их то ли роман, то ли вынужденное общение перешло в более внятную стадию или вообще сошло на нет.
        Нет мужика - плохо, появился - с ним пришли проблемы.

        Майский вечер заползал в окно волнующей свежестью и птичьим гомоном. Дарья с удивлением разглядывала прозрачную коробку, в которой стоял горшочек с синим цветком. Цвет был настолько глубоким и потрясающим, что завораживал своей нереальностью. Коробку пять минут назад доставил курьер, сухо попросивший расписаться и отбывший в неизвестном направлении.
        - От восхищенного поклонника? - предположил художник Костя, уже полчаса болтавшийся в кабинете и мучительно придумывавший, как бы попросить сто рублей в долг. Просить было стыдно, поэтому он трепался ни о чем, коротая остаток рабочего дня.
        - От Плюхина, - хихикнул Артем.
        - Нет, - со знанием дела переключился на свежую тему Костик. - Если бы от Плюхина, то это были бы банальные розы или ромашки какие-нибудь.
        - Или шампиньон, - заржал Артем.
        - Помолчите, а? - оборвала соратников Дарья. Ей хотелось открыть коробку в одиночестве, но эти два любопытных попугая теперь не отстанут. В довершение всего в коридоре послышались тяжелые шаги Носова.
        - Ну, разумеется, сейчас сбегутся все, - пробормотала она расстроенно.
        - Такие подарки делают люди творческих профессий с креативным подходом к ухаживанию, - глубокомысленно изрек Костя и скороговоркой выпалил: - Даш, дай сто рублей на неделю.
        Момент он выбрал подходящий. Дарья, начавшая перебирать в памяти всех известных ей творческих людей, которых она могла бы заинтересовать как женщина, машинальна выдала запрошенную сумму.
        - Там может быть пояснение, - подсказал шеф, присоединившийся к группе любопытных. - Ты открывала?

«Откуда он знет? - напряглась Дарья, выуживая из-под горшочка открытку. - Неужели от него?»
        На просто мужчину и на мужчину - потенциального кавалера женщины смотрят совершенно по-разному. Список завышенных и заниженных требований к некоторым пунктам кардинально различается. Иногда - с точностью до наоборот.
        В открытке каллиграфическим почерком было выведено:
        На изумрудном бархате листвы
        Небес вечерних кружевная глубина.
        Ее судьба печальна и нежна,
        Ее недолог уязвимый век, увы.
        Ей не продлить цветенья колдовством,
        Она скромна, как Золушка до бала,
        Бездонной нежности крупинки раздавала
        И покоряла дивным естеством.
        Бездумной щедрой юности намек,
        Ей дней сочтенных для любви не жалко.
        Даря надежду, синяя фиалка
        За лепестком роняет лепесток.
        - А что такое «хэ»? - нарушил благоговейную паузу Носов. - У меня что-то несимпатичные ассоциации напрашиваются.
        - Хмырь? - предположил Артем и заржал.
        Очарование записки было безнадежно нарушено.
        - Идите отсюда со своими пошлыми шуточками! - расстроилась Дарья.
        - Хороший человек, - великодушно предположил Костик. Сто рублей волшебным образом простимулировали его умственную деятельность в Дашину пользу.
        Единственный приличный вариант - Харитон Баранов - отпадал как лицо, неспособное на складные вирши. Предположить, что веснушчатый «Гном», забросив длинноногую
«Барби», рифмует стишок для подарочной фиалки, было сложно. Даже смешно было такое предполагать. Но других претендентов на «Х.» у Даши не было. Она вдруг вспомнила Серафимин рассказ про ее аморфного Сашу, получившего записку от коллеги с подписью
«л.», и подозрительно уставилась на Носова.
        - Я не дарю цветы в земле, - замотал башкой шеф и даже стукнул себя в широкую грудь. - Цветы должны вянуть, чтобы можно было дарить новые. Я не хочу, чтобы у моей девушки, как у пенсионерки, весь подоконник был заставлен горшками.
        - А какие цветы ты даришь своей девушке? - вдруг заинтересовалась Даша.
        - Последней подарил композицию из мимозы, но она сказала, что лучше деньгами, поэтому у меня сейчас временно нет девушки. И алиби тоже нет, но, Малашкина, верь - это не я. Я бы не стал подписываться такими неприличными буквами!
        Заинтригованная Даша даже задержалась на работе в надежде, что неизвестный «Х.» как-то проявится. Коротая время, она позвонила Серафиме:
        - Ну как?
        Приятно, когда люди понимают друг друга с полуслова. Когда две незамужние барышни общаются по телефону, то незамысловатое «ну как?» может означать только одно. И Сима поняла все правильно.
        - Никак. В театр идем.
        - Разуваева, никак - это когда в театр ты идешь с бабушкой в надежде, что на соседнем кресле окажется Басков или, на худой конец, просто холостой, молодой и красивый театрал. Если я правильно понимаю, ты уже знаешь, что примерно такой рядом и окажется, а вот бабушки как раз не будет.
        - У меня такое чувство, что лучше бы была бабушка, - покривила душой Серафима. Никакого такого чувства у нее не было, просто надоело ждать решительных мужских действий. - Понимаешь, по ощущениям - я встречаюсь с подругой. Даже не с подругой, а со знакомой.
        - А ты с ней познакомься поближе, - сострила Даша. - Хватит строить из себя правильную, дай понять, что ты способна на многое.
        - На что, например? И как намекнуть, чтобы не отпугнуть?
        - Если он пугливый, то и даром не нужен, - заявила Дарья.
        - Смею тебе напомнить, что у меня не такой богатый выбор, чтобы пугливыми разбрасываться. Что-то никто под балконом не поет и в драке моей руки не добивается.
        - Так приманивать надо, - сумничала Дарья. - Надень пеньюар какой-нибудь прозрачный и выйди на балкон белье развешивать.
        - Ага, бабушкины фланелевые панталоны шестидесятого размера и свои парашютные лифчики, - грустно усмехнулась Сима. - А если налить под балкон валерьянки, то сбегутся все окрестные коты и будет мне серенада.
        - Ты из всего делаешь проблему, - воскликнула Даша. - Разуваева! Неужели так сложно улыбнуться мужчине, чтобы он все понял.
        - Дарья, что он должен понять, если я сама ничего не понимаю? Тоскливо мне с ним и муторно, - призналась Серафима. - Не то что-то. Пообщаться приятно, он эрудированный, интеллигентный, но у меня другая беда. Я устала общаться культурно, хочется чего-то другого. Я подозреваю, что Саша того, что мне хочется, даже приблизительно дать не сможет, потому и таскает по культурным мероприятиям, ждет, пока я сама что-нибудь придумаю и отстану.
        - Тебе посочувствовать? - уточнила Даша.
        - А мне полегчает?
        - Нет. Но будет ощущение, что тебя поддержали.
        - Тогда давай сочувствуй.
        - Сочувствую, - фыркнула Даша. - Кстати, у меня новость.
        - Замуж выходишь?
        - Разуваева, в твоем вопросе зависть и осуждение, - рассмеялась Дарья. - Нет пока. Но у меня подарок от неизвестного поклонника. На букву «Х.».
        Серафима тихо хрюкнула, потом не выдержала и расхохоталась в голос:
        - Страшно подумать, что он тебе на эту букву подарил!
        - Фу. Он мне стихи подарил и цветочек, а буквой подписался, - пресекла шутки Дарья и, не дожидаясь реакции, продекламировала содержание записки, а декламацию закончила пояснением: - А внизу - «хэ». То есть - от этого «хэ» подарок. Ясно?
        - Не в полной мере, - честно призналась Серафима. - В смысле - от хорошего или…
        - Или!
        - Ой, Малашкина, не пугай.
        - Я не пугаю. Сама в недоумении. Какой такой «хэ»?
        - Узко мыслишь, рекламщица. Это не «хэ», это «икс».
        - Гениально! - ахнула Дарья. - Ну ты даешь! Хорошо, что я тебе позвонила. Точно, он меня интригует. Как оригинально - «Мистер Икс». Наверное, я знаю, кто это!
        - Кто?
        - Шеф. Он сегодня, когда спрашивал про записку, явно переигрывал. И вообще, он ко мне неровно дышит.
        - Это хорошо? - не поняла Серафима. - У тебя голос странный, испуганный какой-то.
        - Не знаю. - Даша говорила чистую правду. - Скорее плохо. Во-первых, он мне не нравится как мужчина, то есть он, конечно, собой хорош и все такое, но не в моем вкусе, а во-вторых, он начальник. Начальнику непонятно, как отказывать, зато понятно, что будет, когда он наиграется.
        - Тогда я тебе тоже сочувствую, - сникла Серафима. - Ладно, закругляемся, меня мой театрал небось заждался уже.

        Вечер выдался не по-майски прохладным, но Дарью сей факт не смутил. Ее грели адреналин и тревожно-праздничное ожидание. Раз есть подарок, то есть и кавалер, а раз есть кавалер, то появился шанс на сказку. Сказки бывают разными, но Даша Малашкина надеялась, что ее сказка если и случится, то будет именно такой, как хочется, а не как получится. До сих пор получалось не особо удачно, а вот хотелось многого и по пунктам.
        Высидев в офисе лишних полчаса, Дарья медленно двинулась домой. Подарок она положила в прозрачный пакет и несла его как славянский шкаф из анекдота про разведчиков в надежде, что неизвестный даритель опознает ее издалека. Но кавалер где-то затаился или постеснялся подойти. В полнейшем разочаровании Малашкина переступила порог собственной квартиры и едва не расплакалась. Нет, ей никто ничего не обещал, но она же ждала!

        Сидя в душной темноте театрального зала, Серафима бездумно таращилась на сцену, активно формулируя программу действий. Просто так встречаться, трепаться ни о чем и потом ворочаться всю ночь, бормоча «зачем мне это надо?» ей более не хотелось. Поскольку Сашу, похоже, все устраивало, пора было брать инициативу в свои руки. Но как это сделать, чтобы в общем и целом активность выглядела прилично, никак не придумывалось.
        Сима положила руку на подлокотник и замерла. Кавалер немедленно стек к другому краю кресла, утянув в темноту свой костлявый локоть.

«Придурок!» - обозлилась Сима. Следующий этап плана - «случайное» касание коленом - тоже успеха не возымел. Тем более что касания и не получилось. Симина нога окунулась в пустоту, так и не обнаружив препятствия. Поборов желание пошарить рукой, дабы удостовериться, что кавалер не безногий или не сидит, заложив конечности за уши, она перестала надеяться на телесный контакт и начала готовить речь. Речь готовилась плоховато, так как настроение было злобным, термины подбирались соответствующие. В идеале Саша должен был сам захотеть… Ну хотя бы чего-нибудь, кроме бессмысленного шатания по улицам и отвлеченных бесед. Или пресечь дальнейшие попытки сближения. Тогда с чистой совестью можно будет переключаться на Сережу Федорова.
        Речь получалась путаной и странной. Основные тезисы то выпадали из памяти, то вдруг начинали казаться неубедительными, а то и вовсе неприличными. Если говорить полунамеками, то не факт, что до кавалера дойдет смысл, а если прямым текстом, то оратор будет выглядеть, мягко говоря, эпатажно.
        Они уже подъезжали к Серафиминому дому, а она никак не могла начать выступление. Саша то замолкал, задумчиво глядя в окно маршрутки, то вдруг снова начинал анализировать пьесу. Пьеса оказалась, надо сказать, дрянь. Авангардная постановка в духе труппы из «Двенадцати стульев». Заумь с претензией на глубокий смысл и сатиру. Чем хуже спектакль, тем больше пищи для разговоров. У Саши эта «пища» оказалась в стратегических объемах, и по всему выходило, что неудачный поход в театр станет темой разговоров на ближайший месяц. Представив лицо бабушки, которая наверняка дежурит у окна, и пофантазировав на тему эпитетов, которыми Анфиса Макаровна охарактеризует очередное свидание, Серафима окончательно осмелела.
        - Саша, я хотела спросить…
        - Да, Симочка!
        Нет! Это было просто невозможно. Таким тоном воспитатель в детском саду поощряет робкое дитятко к общению. И глаза у него при этом добрые-добрые, как у Ильича.
        - Нет, ничего, - великодушно улыбнулась Серафима, пропев про себя «Это конец, конец любви, пробил ее последний час…». Ей было ясно: они добежали до финишной черты, за которой не оказалось ни фанфар, ни медалей, ни зрителей. Зря бежали. Счет один - ноль не в Серафимину пользу. А сколько времени потрачено!
        - У меня к тебе тоже вопрос, - прорезался вдруг Саша. - Не совсем банальный. Что ты делаешь завтра вечером?
        Сима фыркнула. Да уж. Вопрос более чем не банальный.
        - А что? - машинально пококетничала она. Хотя надо было сказать, что все ближайшие вечера у нее будут заняты. Уж если чувства ампутировать, так ампутировать, а не нарезать по кусочкам, как колбасу. Бутербродов все равно не получится.
        - Хотел познакомить тебя с мамой.
        Вот так всегда и бывает. Решение уже принято, а обстоятельства изменились. Правильно говорят: дорога ложка к обеду. Но обед ведь можно и перенести…
        Удивляясь собственному непостоянству и лицемерию, Серафима заулыбалась, сопротивляясь воплям интуиции и женского «я»:
        - Как неожиданно!

«И, главное, некстати!» - съязвила интуиция.
        - Это да или нет? - Саша внимательно и заботливо смотрел Серафиме в глаза.
        - Конечно, да!

«Разумеется, нет! - взвизгнуло женское «я». - Идиотка! Мало тебе выставок и театров, так теперь еще и мама. Да какая там может быть мама, если у нее выросло вот такое чудо? И никаких «вдруг»! Сюрпризы кончились, даже не начавшись. Это полоса препятствий, через которые придется скакать, как бешеной жабе, всю оставшуюся жизнь. Мама - это серьезно. И если он вот так сразу, вместо поцелуев и прочей атрибутики, пихает на амбразуру маму, то кого он подсунет, когда дело дойдет, не дай боже, до брачной ночи?»
        - А папа у тебя есть? - бестактно спросила Серафима.
        - Мы не общаемся. Так вышло. Тебе рассказать? - Похоже, Саша желал полной открытости и вываливания скелетов из семейных шкафов.
        - Нет-нет, я просто спросила, - испугалась Серафима, не готовая к ответной откровенности.
        - Я хочу, чтобы между нами была абсолютная прозрачность, - подтвердил ее худшие опасения кавалер. - Можешь спрашивать даже о самом сокровенном.
        - Ну мы не настолько близки… - брякнула Сима и осеклась. В диалоге с таким приличным и воспитанным мужчиной любая ее фраза казалась пошлым намеком. А что будет, если с ним не только разговаривать, но и жить придется? До гробовой доски.
        - Нам надо больше общаться, ты могла бы переехать к нам с мамой, - буднично предложил Саша.
        Воздух свернулся в плотный жгут и застрял на вдохе. Сима бессмысленно вращала глазами и силилась улыбнуться.

«Неужели эти заветные слова прозвучали? Нет. Не так. Неужели эти слова и есть те самые, заветные? Какой ужас».
        - Я так сразу не могу, - проблеяла Сима, с содроганием представив совместное проживание с Сашиной мамой. «Тоже мне, финансовый директор! Не мог в отдельную квартиру переселиться. Хотя, может, там хотя бы мама ничего…»



… -Не мое это. Совсем не мое, - вздохнула Серафима в ответ на бабушкино многозначительное молчание.
        - Как это? Столько времени парень ходит, а ты только сейчас поняла? - возмутилась Анфиса Макаровна.
        - В том-то и дело, что «столько времени» он только ходил. Пищи для размышлений и выводов не было.
        - Ага, конечно, - саркастически скривилась бабуля. - Пища и выводы были бы, если бы он сразу начал пить, бить или юбку задирать.
        - Да хоть бы и начал с юбки! - взорвалась Серафима. - Можно подумать, что я к этому не располагаю!
        - Я тебя воспитала порядочной женщиной, - картинно всхлипнула Анфиса Макаровна, активно заморгав в попытках выдавить горькую слезу. - Вернее, думала, что воспитала. А ты такое говоришь! Где твоя девичья честь?
        - При мне, к сожалению, - буркнула Серафима. - Хоть бы кто за последнее время покусился. Самой приходится нападать.
        - Что ты несешь-то! - перепугалась бабуля.
        - Шучу я так. Бабуля, я не поняла, тебе Саша нравится?
        - А что плохого? Не пьет, не курит… Не курит?
        - Нет. Не курит, - ухмыльнулась Сима.
        - Не гыгыкай. Смешно ей. Так вот, не курит, порядочный, интеллигентный, в театры водит…
        - Странно. Еще совсем недавно тебе это не нравилось. Сама же говорила, что мужик нужен для другого, - мстительно напомнила Серафима.
        - Я? - не поверила бабушка. - Да ты меня неправильно поняла!
        - В общем, закрыли тему, - махнула рукой Сима.
        - Как это? Ты что, больше не будешь с ним встречаться?
        - Нет. Я у него теперь, похоже, жить буду.
        Реплика оказалась неожиданной не только для Анфисы Макаровны, но и для самой Серафимы. Видимо, эту мысль выдало подсознание.
        Окончательно упав духом, почти невеста побрела в душ. Аморфное и мутное будущее начало оформляться в нечто внятное, но удручающее. Сима словно неслась с горы, не имея ни сил, ни возможности затормозить. Впереди маячила не то пропасть, не то обычный пень. Но вера в лучшее теплилась крохотной искоркой, заставляя Серафиму надеяться, что все не так плохо, как подсказывают логика, интуиция и здравый смысл. Причем - подсказывают хором. Бесшабашно-наивное «а вдруг» веселой летней мухой кружилось в сознании.
        - Симочка, а у тебя на примете-то есть кто- нибудь? - поскреблась в ванную бабуля.
        - А чего? - розовая и сдобная Сима, замотавшись полотенцем, как римский патриций, прошлепала в кухню.
        - Можно было бы приворожить, - с абсолютно серьезным лицом сообщила Анфиса Макаровна.
        Серафима тяжело и сочувственно вздохнула.
        - А ты не дыши! - обиделась бабушка. - Я дело говорю. Мы с Марго достали новые тексты заговоров. Проверенные.
        - Дорогие, - подсказала Сима.
        - Это как раз свидетельствует в пользу их надежности. - Бабушка подняла вверх указательный палец. - По дешевке только подделки продают.
        Сима снова вздохнула, но уже с раздражением. Денег было жалко. Сколько стоят заговоры, бабуля все равно не скажет. А так хотелось купить новые джинсы. Темно-синие, классические, с крохотным узором из стразов.
        Серафима брезгливо взглянула на засаленную книженцию, которой трясла Анфиса Макаровна, и сварливо поинтересовалась:
        - А чего Марго на заговоры потянуло? У нее же какой-то старый гриб с шестью сотками, предел мечтаний, появился. Или не срослось?
        - Марго переживает за меня. А гриб этот, между прочим, не на шести сотках живет, а на гектаре земли. И весь гектар в собственности.
        - Леший на болоте? - мстительно предположила лишенная джинсов внучка. - Или председатель приватизированного разворованного колхоза?
        - Заместитель директора банка, - горделиво парировала бабушка. - Так что и дом там - четыре этажа, и прислуга есть, и Дормидонтовна - как сыр в масле.
        - Это что получается, Ванечка - наследник заводов, газет, пароходов? - оживилась Сима.
        - Именно. А ты профукала.
        - Ну хоть Чугуновой повезло.
        - О, я, безусловно, чрезвычайно рада за твою подругу, но хотелось бы и тебя, дурищу, пристроить, - бабушка снова налаживалась плакать.
        - И чего там с приворотом? - сменила тему Серафима. Она сердилась и успокаивать старушку была не в состоянии. Бабушка переключалась, как младенец, только что разбивший нос, но забывший про несчастье при виде леденца на палочке.
        - Вот, жду. Мы провели с Марго процедуру. Тут ведь какое дело. Когда привораживаешь кого-то определенного, то это насилие над волей, добра от этого никому не будет, полевой закон, ну ты не поймешь…
        - Куда мне, - поддакнула Серафима.
        - Поэтому надо аккумулировать притяжение своего поля. То есть не приворот в полном смысле этого слова, а повышение личной притягательности для мужчин.
        - Бабуля, а тебе зачем? Нам нужен дед в доме, да? Чтобы пил, кряхтел и болел?
        - Дело не в деде как таковом, а в достижении результата, - прищурилась бабушка. - Ну разве тебе было бы неинтересно проверить действие заговора?
        - Нет. Мне - не интересно, - отрезала Серафима. - Я просто хочу замуж за нормального мужика, которого полюблю, а чтобы на меня все подряд слетались как воронье, мне сто лет не надо.
        - Врешь, - убежденно хлопнула книгой по столу Анфиса Макаровна. - Это надо всем женщинам. Каждой! Это заложено природой. Женщина - цветок, который должен всем нравиться, им должны любоваться. Женской красоте нужны зрители. А своего единственного проще выбрать из восхищенной толпы.
        - А я поняла, что не готова проводить кастинг этой восхищенной толпы. - Серафима поворошила в вазочке печенье, откопала шоколадную конфету и демонстративно сунула ее в рот. Джинсы стрейч так и стояли перед глазами. Чем больше они с бабушкой углублялись в неприятную тему, тем больше ей казалось, что в гости к Сашиной маме надо было бы пойти именно в джинсах. Рабочие штаны американских фермеров казались Серафиме символом современной, независимой и сильной женщины. А стрейч замечательно держал бы живот.
        - Ой, - захихикала бабуля. - Когда поняла-то? Что-то я толпу мужчин пропустила. Когда они на тебя слетались-то, красавица ты моя?
        - Да, я не красавица, но зато умная! - обиделась Сима.
        - Ты красавица, - бабушка все же была женщиной и диалог вела по-женски
«последовательно». - Красота женщины - в теле. Ум, он как бонус. Есть - хорошо, нет - и так сойдет, а если много ума - то и не всякому такое сокровище надо.
        - Все равно я умная, - набычилась внучка.
        - Да на здоровье. Умная - и молодец. Умничай дальше.
        Похоже, бабушка начала обижаться.
        - Так что с заговором? - Сима вернула старушку к любимой позитивной теме.
        - Жду результатов.
        - А сколько ждать, бабуль?
        - Должно быть, уже скоро.
        - Ну-ну, - не выдержав, хохотнула внучка.
        Она твердо решила проучить старушку, по ее мнению, медленно впадавшую в маразм со своей тягой к мистике, и взять деньги на брюки из отложенных на хозяйство. А что такого? У бабушки - заговоры, у внучки - брюки со стразами. Глядишь, до бабули в какой-то момент дойдет, что хобби у нее не по средствам.

        Утром Серафима окончательно сникла. Мало того, что встреча с Сашей приближалась с неотвратимостью уже сорвавшегося с крыши кирпича, так еще и у других было все хорошо. Нет, Серафима не была ни злой, ни завистливой. Но радоваться чужому счастью в полном объеме получается лишь тогда, когда у тебя самого все в полном порядке. Или хотя бы не хуже. Когда хуже, то радость получается кислой и через силу. Вроде и понимаешь, что надо улыбаться, ахать и поздравлять, а в мозгу стучит подленький мелкий дятел: «А почему не у меня?» И даже, если покопаться, выясняется, что действительно рад за ближнего, и даже ближний этот, если подумать, радость эту самую заслужил, а себя все равно жалко.
        Сима посмотрела в окно. Внизу суетилась Чугунова. Зойка выглядела неожиданно и странно: в деловом брючном костюме и без индейского макияжа. При этом в руках у нее были клетчатые хозяйственные торбы, из которых одуряюще пахло котлетами, салатами и прочей едой. Аромат смешивался с запахом Зойкиных духов и полз по улице, привлекая бродячих собак и кошек. Суетилась Зойка не просто так, а в отчаянных попытках запихнуть торбы в салон серебристого «БМВ». Удивительное дело: Чугунова смотрелась рядом с дорогой и стильной машиной вполне комплектно. Как будто так и надо. Серафима поторопилась выйти на улицу.
        - Зоя, давай в багажник. Мне едой весь салон провоняет! - умоляюще ныл Иван.

«Неладно что-то в королевстве», - изумленно констатировала Серафима. Иван, не голый, волосатый и в старых тренировочных, а дорого одетый, интересный и вальяжный, произвел на Симу неизгладимое впечатление.
        - Зойка, привет. Чего стряслось? - Серафима пристроилась к подруге и схватилась за пакет.
        - Аккуратно, там торт! - заверещала Зойка.
        - А стряслось-то что? Ты чего не на работе?
        - Отгул, - таинственно поиграла бровями Чугунова. - А может, я и вообще там больше работать не буду.
        - А где будешь? - допытывалась Серафима.
        - Мы к Ванькиному отцу едем, - доверительно зашипела Зоя. - Если я ему понравлюсь, то мы поженимся. Хотя Ванечка сказал, что мы по-любому поженимся, он от отца зависеть не хочет. Но я-то вменяемая. Там у папашки столько денег, что я хочу от него зависеть. Категорически! Вот, наготовила, везу, чтобы показать, что хозяйка хорошая. Ваня сказал, что папашка потрескать любит. Пироги, салаты, заливное, торт
«Пражский». В общем, постаралась…
        - Ты замуж выходишь? - ахнула Сима.
        - Почти. Не сглазь. - Зойка поплевала, потом побежала стучать по деревянной скамейке.
        - Из-за денег? - осуждающе протянула Серафима. Происходило нечто из ряда вон выходящее. Банальный сюжет из слащавого женского романа, которые так любила Чугунова, на глазах превращался в реальность. Толстая Зойка неожиданно преобразилась, умеренно похорошев, окрутила почти принца и идет почти под венец.
        - Сима, ты спятила? - сочувственно покачала головой Чугунова. - Ты на него глянь. Разве за таких из-за денег выходят? Да я знать не знала, что они, деньги эти, у него есть. Я ж его как беглого уголовника у тебя забирала. А оно, вишь, как повернулось.
        Повернулось «оно» и правда невероятным образом.
        - Поздравляю, - неуверенно пожала плечами Серафима.
        - Ты не расстраивайся, и у тебя все получится, - Зойка все и всегда понимала правильно. - В крайнем случае среди Ванькиных друзей тебе кого-нибудь подыщем. Он у меня с колдовством завязал, пошел по специальности работать, в банк. Папашка там уладил все. Сначала проучить его хотел, а потом пожалел. Ванька у него - единственный сын.
        - Мне это надо осмыслить. В голове не укладывается, - честно призналась Сима.
        - Да я сама еще не верю, - вздохнула Чугунова. - Знаешь, все боюсь, что мне это снится и я сейчас проснусь одна. Не в деньгах даже дело, хотя, чего врать, рада я, что и деньги еще есть. Нет, мне Ваньку потерять страшно. Он у меня красавчик.
        - Не мели ерунды! - горячо залопотала Серафима. - Он тебя любит, сразу видно. Вон к папе повез. Жениться хочет.
        Сочувствовать всегда получается легче и искреннее, чем просто радоваться. Серафима тоже не была уверена, что такой красавец, как Ванечка, пара для Зойки. Хотя чего в жизни только не бывает.
        - Чего у вас тут? - к шептавшимся подругам подоспела Инга.
        Бартышкина на удивление искренне обрадовалась. Правда, она полезла лобызать и поздравлять Ивана, чем слегка разъярила Зойку, но в целом создала на отдельно взятом пятачке настроение предпраздничной суматохи и не замутненного завистью веселья. Серафима даже заподозрила, что у Инги в личной жизни тоже наметились подвижки к лучшему, иначе с чего она так сияет.
        Недовольная своей внезапно проявившейся желчностью и неумением в полную силу порадоваться за ближнего, Серафима поехала на работу.
        Там ее ждал еще один сюрприз.
        У вахты маячил Сережа Федоров. С лилиями. Лилии он прятал за спиной, поэтому букет топорщился павлиньим хвостом на уровне копчика.
        Серафима, издали заприметившая нервно краснеющего и переминающегося за колонной кавалера, воспряла духом. Она заалела, заволновалась, раскрыла глаза пошире, чтобы стать похожей на глазастую трепетную лань, и пошла от бедра.

        - Ух ты! - закряхтел сзади давний поклонник Михаил Владленович. - Это ж надо. Симочка, как ты сегодня хороша!
        - Я всегда хороша, - благожелательно парировала Серафима. Настроение поднималось, как ртуть по градуснику, лежащему под мышкой у больного гриппом.
        Она старательно делала вид, что Федорова не видит. Каково же было Симино удивление, когда Сережа, мельком глянув на нее, равнодушно поздоровался, продолжая высматривать кого-то на улице.
        - С такой фигурой… - разошелся было в комплиментах водитель. Но Серафима, потрясенная выбыванием Федорова из малочисленного списка женихов, не дав престарелому кавалеру договорить, во всю прыть понеслась на рабочее место. Ей требовалось немедленно обсудить с Жанной свое открытие. И желательно успеть посмеяться над необоснованными подозрениями коллектива, что у них что-то такое планируется. Самое ужасное, что теперь все будут это обсуждать. Хорошо, что Серафима до сих пор не проявляла к Федорову интереса. Но от сплетен это вряд ли спасет. Хотелось заплакать. А еще - врезать кому-нибудь. Потому что вонючие, ужасные лилии - не ей. А вот визит к Сашиной маме - ей. Кособокая справедливость продолжала преследовать Серафиму с упорством июльского овода.
        Когда через четверть часа в операторскую вошла виновато моргающая Жанна с букетом лилий, Серафима начала давиться истерическим смехом. Не жизнь - а сказка, просто-таки страшилка на ночь.

        Дима Носов воодушевленно крутился на Дарьином стуле, завалив ее стол цветными распечатками.
        - Я гений, - скромно сообщил он, увидев входящую Малашкину.
        - Да? - она подозрительно прищурилась. - А ты, гений, стихи писать умеешь?
        - Не пробовал. Но, если надо, думаю, что и стихи смогу. Я такой.
        - Не пробовал?
        - А что, «Гном» желает стихов? Или это Плюхина на поэзию потянуло?
        - Нет, это меня потянуло на поэзию. Хочу, чтобы мне писали стихи.
        - Нет проблем. В твою честь?
        - В мою.
        - У меня есть внештатная студентка, она за пятьдесят долларов тебе что угодно напишет. На любую тему. На юбилей, золотую свадьбу, похороны…
        - Я хочу бесплатно, - Дарья задумалась. Если так, то Дима мог попросить эту самую студентку написать стих к подарку. Почему нет? Она еще раз внимательно посмотрела на шефа.
        Наглый, красномордый, самоуверенный, подсовывающий ей тяжелых клиентов. Разве такой мог додуматься до вчерашнего сюрприза?
        - Малашкина, что ты глазами хлопаешь, как буренка. Спроси меня, почему я гений!
        - Почему, Дима? С чего ты взял, что ты гений? Кто тебе это наврал? - отомстила Дарья.
        - Вот! - Носов широким жестом указал на распечатки. - Если Плюхин это возьмет, то премия пойдет мне.
        - А, ясно, - хмыкнула Даша.
        Нет, этот самовлюбленный эгоист не мог подарить фиалку.
        - Дашка, ну включи мозг! Смотри, что я придумал.
        Даша смотрела. Креатива в носовской идее было как булки в столовском бутерброде с икрой, когда булки много, а икры мало.
        На белоснежном фоне в манере Глазунова был выписан гриб с отрешенной физиономией и печальными стариковскими глазами. Гриб куда-то плелся, волоча на плече короб с грибниками. С удивительной выразительностью были прорисованы злобные лица грибников: заросшие щетиной, несвежие, усталые, с последними всплесками угасающих эмоций. Грязные сапоги, мятые штормовки, куртки защитного цвета, заскорузлые пальцы с траурной каймой и обреченность поз.
        - Прорыв, - гордо прокомментировал Дима, не дождавшись реакции. - Плюхина хватит удар.
        - А при чем здесь маринад? - Дарья наконец-то отошла от первого потрясения и сформулировала вопрос.
        - Не в маринаде дело. Дело в идее. Не мы их едим, а они нас. Эта реклама будет привлекать внимание, люди будут столбенеть и рассматривать каждую деталь. В общем, сам себя не похвалишь - никто не похвалит. Малашкина, отомри!
        - Ты гений, Дима, - она вздохнула и с сожалением посмотрела на картины. Вряд ли ООО «Боровик» оценит шедевр. Как и любому творческому человеку, Дарье было жаль, что это создала не она. Не успела, не додумалась, хотя идея витала в воздухе. Но даже если бы она эту идею ухватила за верткий хвост, все равно ничего бы подобного не получилось. Так рисовать Даша не умела.
        - Ха, - самодовольно подтвердил Носов. - Ладно, я пошел. Работай, салага.
        Гениальный креатив начальника мешал работать. Теперь для «Гнома» хотелось изобразить что-то подобное: злобного гнома, уносящего в корзине голых детей. Замечательная идея для новой коллекции детской одежды. Дети будут рыдать от ужаса, а юные мамашки - критиковать и злобствовать.
        Настроение было подпорчено, как перестоявший йогурт с истекшим сроком годности. Пузыри профессиональной зависти и сероватая плесень подозрений по поводу «Мистера Икс».
        - Арт, развесели девушку, - вздохнула Даша. - Мне надо что-то детско-карамельное сформулировать, а настроение на нуле.
        - Похмелье? - понимающе посочувствовал коллега.
        - Не угадал.
        - Тогда, если верить рекламе, надо сожрать какой-то шоколадный батон. Появятся прыщи и чувство сытости. У сытого человека настроение всегда выше, чем у голодного.
        - Свободен, - отмахнулась Даша. - Не судьба мне сегодня развеселиться.
        Через час, когда ее стол был завален исчирканными и смятыми листами бумаги, позвонил господин Баранов. Видимо, не так уж много у него было сотрудников, если ходом работ хозяин интересовался сам.
        - Здравствуйте, Дарья, - воодушевленно начал он и запнулся.
        Даша растерялась. Слишком мало времени прошло, чтобы было о чем отрапортовать заказчику. Конечно, заказ срочный, но не настолько же! Судорожно пробежав глазами по схематичным наброскам - дети купаются, бросив одежду на берегу, одежда на земляничной поляне, на одежде ожившие рисунки в виде бабочек, божьих коровок и гномов, - она бодро доложила:
        - Работаем! Скоро будет результат.
        - А я могу приехать, посмотреть?

«Начинается, - рассвирепела Дарья. - Теперь понятно, почему Носов мне его подсунул. Клиент с сюрпризом».
        - Конечно, только зачем? Давайте мы договоримся о встрече, когда будет что показать. Вы же не хотите просто сидеть и смотреть, как я рисую и считаю?
        - Хочу, - после паузы выдал заказчик.

«Ах ты ж…!» - подумала Дарья, но вслух елейным голоском произнесла:
        - По-моему, это лишнее.
        - Вы не хотите, чтобы я приезжал?
        - Что вы, что вы, буду рада, - процедила она.
        - А по голосу не скажешь, - Баранов помрачнел.
        - Харитон… э-э-э-э… Семенович…
        - Просто Харитон.

«Зовите меня просто Ильич!» - рявкнула про себя Даша и пнула корзину для бумаг.
        - Значит, мне не приезжать пока? - «просто Харитон» был откровенно недоволен и разочарован.
        - Мне жаль вашего времени, - тактично намекнула Даша.
        - Надеюсь, хотя бы цветок вам понравился, - буркнул Баранов и отсоединился, даже не попрощавшись.
        Дарья застыла с открытым ртом. Из трубки горохом выпадали короткие гудки.
        - Малашкина, воды дать? - озаботился Артем. - Эй, алле, Дарья, прием!
        - Отстань!
        - Уже отстал. Больно надо. В кои веки раз решил проявить человеколюбие, воды не пожалел, а она обзывается, - коллега хихикнул и снова прилип к мышке. Судя по азартному блеску глаз и резким движениям, Арт во что-то играл.
        Даша в отчаянии препарировала свое неблагоразумное поведение. Как только тайна
«мистера Икс» раскрылась, Харитон Баранов сразу предстал в ином свете. И теперь было ясно, что он Даше очень даже нравится. Причем симпатия возникла с первого взгляда, а тупая блондинка разрушила очарование встречи. Чтобы это осознать, оказалось достаточно мелкого знака внимания со стороны кавалера. Внутренний голос подсказывал, что в таком подходе есть доля необъективности. Можно даже сказать - львиная доля.
        Настоящая женщина должна быть непостоянной и менять точку зрения как флюгер.
        Придя к этому утешительному выводу, Даша начала печалиться по поводу скоропостижного окончания разговора. А вдруг Баранов, как настоящий мужчина, обиделся раз и навсегда, вычеркнув Дарью из сердца? А вдруг он болезненно самолюбив и не терпит отказов? А вдруг он обиделся, что она сама не догадалась, от кого подарок? Или, что самое страшное, догадалась, но в грубой форме дала понять, что не желает общаться? А ведь Даша не желала общаться лишь с навязчивым клиентом, а с Харитоном очень даже желала. И что теперь делать? Звонить ему и извиняться? Это унизительно. Даже если он извинения примет, отношения в любом случае будут развиваться уже не на том уровне…
        Уйти в себя и утонуть в страдании не дал очередной телефонный звонок.
        - Извините, я забыл попрощаться, - с вызовом сообщил Харитон. Наверное, ждал очередной отказной реплики, но в душе надеялся на реванш.
        - Стихотворение потрясающее. И цветок. Я вообще очень люблю фиалки, - заторопилась Даша. - И… Приезжайте. Честно, смотреть пока не на что, но мы можем выпить кофе.
        - Давайте лучше поужинаем. В семь вас устроит? Заберу у входа, - уточнил Харитон.
        Вот так. По-мужски, без романтики и лишних слов. Зато все ясно.
        - Устроит.
        - Тогда - до вечера.
        И снова вереница коротких гудков. Зато сразу ясно, кто тут главный.
        Даша схватила лист и моментально набросала схему. Добрый гном, живущий в мультяшном пряничном домике, рядом с домом - ромашка, здоровая, как дерево. От дома к ромашке тянется веревка, на которой сохнет детское белье из каталога. Или вместо ромашки опять же мультяшное дерево, на котором растут кофточки, штанишки и прочая прелесть. А гном ходит с корзиной и собирает.
        Отлично, будет что показать Харитону, если Костик успеет сделать эскиз. Дарье просто необходим был отступной. Пусть эта встреча будет отчасти деловая, чтобы все не выглядело как готовность Даши Малашкиной по первому же зову нестись на свидание с клиентом.
        Костя успел, а вот Харитону Баранову, похоже, было глубоко плевать на креатив. Зато, что не могло не радовать, было вовсе не плевать на саму креативщицу. Он краснел, волновался, но пытался выглядеть независимо и мужественно, от чего становился похож на хулигана, прячущего от матери в портфеле ворох двоек и вызов на ковер к директору.

        Теплый вечер навалился душной подушкой. Он сверлил виски тупой головной болью и наполнял через эти дыры Серафимин организм раздражением и недовольством. Выпив таблетку, она поплелась в гости к Сашиной маме. Александр был отнюдь не оригинален в уже набившем оскомину отсутствии романтического подхода к условно любимой девушке. Он просто дал адрес и сказал, что они с мамой будут ждать. Логично было бы предположить, что дама робеет предстоящего знакомства и жаждет поддержки. Нет, Серафима не робела, но поддержки хотелось. Жил Саша довольно далеко от центра, поэтому пару раз у Симы возникала крамольная мысль - выскочить из вагона и отправиться домой. Пусть ее не дождутся, обидятся и освободят от необходимости планировать свою жизнь вовсе не так, как хочется.
        Выйдя из метро, она позвонила Даше. Как Малашкина скажет, так пусть и будет. Серафима подсознательно рассчитывала на Дарьин феминизм и здравый смысл. Зато будет на кого спихнуть ответственность. А Саше она позвонит и извинится. Лучше расстаться по телефону, чем глядя в глаза.
        - Конечно, иди, - ласково посоветовала Малашкина.
        - Ты уверена? - Сима расстроилась.
        - Ну, Серафима, во-первых, ты уже обещала, а динамить людей непорядочно. Во-вторых, ты сама говорила, что еще не разобралась.
        - Так мне уже что-то и не хочется разбираться, - вздохнула приговоренная. - Вот веришь - ноги не несут туда.
        - Верю. Но есть такое слово «надо». Удачи, - подбодрила Дарья и положила трубку.
        Чтобы не ударить в грязь лицом, Серафима купила громадный торт и побрела по указанному адресу, сверяясь с бумажкой.
        Вопреки ожиданиям мама оказалась не сухой желчной селедкой в очках, а маленькой, упитанной и деятельной.
        - Вы Серафима! - азартно выкрикнула она, втаскивая гостью в прихожую.
        - Да, Серафима. Здравствуйте!
        - А я Антонина Георгиевна! Вам приятно?
        - Не то слово, - обалдело подтвердила Сима.
        - Это я шучу, - снова выкрикнула мама. - Я вообще большая шутница. Не пугайтесь.
        Но Серафима уже испугалась. Ей хотелось чего-то более предсказуемого. Хотя вечер обещал не быть томным.
        - Я вот тортик купила, - робко крикнула она вслед убежавшей хозяйке. В глубине квартиры послышался грохот и веселые ругательства.
        - А где Саша? - Серафима продолжала топтаться в коридоре, надеясь, что кавалер объявится и поухаживает за ней.
        - А где тортик? - мама выскочила, как черт из табакерки, и снова рассмеялась. Она так искренне и громогласно веселилась, что Сима заподозрила как минимум трещину в психике пожилой дамы.
        - Вот, - она неуверенно отгородилась от Антонины Георгиевны коробкой.
        - Замечательно! - заголосила та. - Свадебный! Обожаю! Намек понят!
        - Он просто с безе! - беспомощно начала оправдываться побагровевшая от смущения гостья. Но хозяйка опять ускакала куда-то греметь посудой и ругаться.
        Поворошив засаленные хозяйские тапки, Сима решила идти босиком. Тем более что костюм у нее был с претензией на элегантность, а тапки выглядели бы как муха в компоте. Жаль, что забыла про сменную обувь. На каблуках она чувствовала бы себя увереннее.
        - А Саша ушел за вином. - Антонина Георгиевна налетела на нее в коридоре и снова расхохоталась. Ее неестественное оживление пугало гостью все больше и больше. У Серафимы складывалось ощущение, что она приглашена в замок Людоеда, где на ужин, как в анекдоте, бывают гости.
        - А вы такая крупная, - плотоядно констатировала хозяйка.
        Сима икнула и попятилась. Комплимент, если это, конечно, был комплимент, оказался некстати.
        - А вот и я! - раздался из прихожей Сашин голос. - Симочка, ты уже тут?
        - Тут, - буркнула Серафима.
        - А вы с мамой познакомились?
        - Мы даже уже породнились! - непонятно пошутила мама и снова заржала, доверительно прижавшись к Симиному плечу.
        Только тут до Серафимы дошло, что мама сильно навеселе. Хорошо это или плохо, она еще не решила, но обстановка стала казаться более неформальной.
        - Давай я покажу тебе нашу квартиру, - голосом экскурсовода предложил кавалер. - И расскажу все, чтобы тебе стало понятнее, как я жил до тебя.
        Квартира финансового директора состояла из двух комнат и удивляла бедностью обстановки.
        - Когда мы поженимся, я куплю нам другую, - правильно понял ее напряжение Саша. - Мама не хочет здесь ничего менять. Мы с братом столько ее уговаривали - ничего не получилось. Кстати, Костя тоже придет. Он должен на тебя посмотреть.
        - Саша, ты, конечно, извини, но у меня такое чувство, что ты за меня уже все решил! - не выдержала Серафима. Ей вдруг захотелось показать свою независимость, а на ком еще тренироваться, как не на мужчине, который тебе практически безразличен и которого даже хочется потерять.
        - Нет-нет, не волнуйся, мы решим все вместе. И обсудим. Костя и мама - это, так сказать, параллельные мероприятия. Обычная формальность. Согласись: тебе ведь тоже нужно познакомить нас с бабушкой. Но при этом ты понимаешь, что решаешь все ты, а не она, да?
        - Это я понимаю, но при чем тут «поженимся»? Или ты мне уже сделал предложение, а я прослушала? Тогда извини.
        - Нет, конечно. Предложение я тебе не делал, но в анкете ты написала, что ищешь мужчину с целью создания семьи. Зачем же мы будем делать вид, что не знаем, зачем встретились? Наши намерения ясны и прозрачны с самого начала. Мы познакомились, чтобы создать семью, мы встречались и общались, чтобы лучше узнать друг друга, теперь мы введем друг друга в круг знакомых семьи. Разве не так?
        - Как-то это все… выглядит, словно техзадание или сценарий. Сухо, скупо и неэмоционально, - расстроилась Серафима. Она вынуждена была признать Сашину правоту, но какая-то эта правота была повседневная, банальная и жизненная, вовсе не похожая на то, чего ждала Сима.

«Наверное, не надо было писать, что я хочу создать семью, - в ужасе поняла она. - Надо было написать, что просто хочу влюбиться? Но тогда набежали бы любители одноразового секса. Мужчины часто путают и подменяют понятия. Значит, надо было писать - хочу влюбиться так, чтобы захотеть выйти замуж, нарожать детей и любить свекровь. В любом случае - сначала влюбиться, а потом уже все остальное».
        - Жизнь вообще мало похожа на куклу в бантиках. У нее волчий оскал и пустой желудок. Она готова сожрать любого, кто зазевается, поэтому люди сходятся, чтобы поддерживать и защищать друг друга, - сумничал кавалер, задумчиво вперив взгляд в окно. Вероятно, в этот момент он сам себе казался мудрым философом, оставляющим бессмертные мысли в наследство потомкам.
        - От чего защищать? - беспомощно спросила Сима. - От жизни? А как же любовь?
        - Мы научимся любить друг друга, - пообещал Саша.

«Может, и правда научимся, - уныло подумала Серафима. - Может, и нет никакой любви. Врут все. Привычка есть, консенсус есть, умение найти компромисс и притереться тоже есть, еще есть дети, они скрепляют, даже привязывают людей друг к другу. А больше нет ничего. Но люди оправдывают физиологию и боязнь одиночества придуманными эмоциями».
        Она разочарованно улыбнулась:
        - Как-то не так все.
        - Это тебе только так кажется. Мы это еще обсудим, - успокоил ее кавалер.

«Это, это… - чуть не расплакалась Сима. - Какое такое «это»? Любовь, которой нет? Эх…»
        Но вслух она ничего не сказала. «Это» надо было обдумать самой, без Сашиной помощи.
        - Вы много едите? - радушно поинтересовалась Антонина Георгиевна.
        - Мало, - осторожно ответила Серафима и пристально вгляделась в лицо хозяйки. Нет, никакого коварства, сплошное дружелюбие на грани идиотизма. Судя по тому, что мамин бокал уже потускнел, там что-то было. А ведь они только сели.
        - Шурик, налей дамам, - Антонина Георгиевна эхом отозвалась на Серафимины подозрения. - Симочка, а пьете тоже мало?
        - Да, почти совсем не пью, - успокоила даму гостья. Что-то ей подсказывало, что пекутся тут не о ее моральном облике, а о справедливой дележке спиртного.
        Серафима решила проследить за Сашей. Может быть, у них это семейное.
        Светской беседы как таковой не получилось. Маменька блаженно улыбалась и поминутно прикладываясь к бокалу, Саша смущался, но почти не пил, и Сима затосковала. Есть хотелось, но после вопроса хозяйки она постеснялась налегать на салаты.
        Разбавил чопорность мероприятия явившийся брат. Костя оказался совершенно непохожим на Сашу: плотный, вальяжный и уверенный в своей неотразимости балагур.
        - О, какая женщина! - Он восхищенно растопырил руки, то ли собираясь обнять гостью, то ли прикидывая ее габариты. - Это я понимаю! Есть на что опереться, да, Сашок?
        - Добрый вечер, - пискнула Сима и закашлялась.
        - Константин, - Антонина Георгиевна игриво погрозила пальцем, - держи себя в руках. У нас дама.

«Сашок» поджал губы и демонстративно положил руку на спинку Серафиминого стула. Видимо, между братьями было нечто такое, неизвестное Симе, но электризовавшее воздух. Саша отчетливо напрягся, сгруппировался и застыл в неестественной позе владельца Серафиминых прелестей, закинув ногу на ногу и при этом угрожающе скособочившись. По всем законам физики и логики он должен был неминуемо свалиться, но каким-то чудом держался.
        Зато Костя чувствовал себя вольготно. Подмигнув Симе, он навалил в тарелку салат, с наслаждением запихнул в рот ложку с «Мимозой» и, жуя, повернулся к матери:
        - А что, маменька, вы уже, я гляжу, тепленькая? Напугаете девушку своими манерами, и опять наш бобыль останется куковать в одиночестве. Вы, Серафима, не подумайте чего плохого. Мы тут все - голубая кровь, в хорошем смысле. Из дворян. Но выпить любим. И поесть любим. Так что не стесняйтесь, расслабьтесь, налейте, пожуйте. Все свои, не надо церемоний. Сейчас хлопнем по рюмашке и танцевать пойдем. Вы танцевать любите?
        - Люблю, - призналась Сима. Ей вдруг захотелось, чтобы Саша пригласил ее на медленный танец, может быть, тогда она что-нибудь почувствует. Или он что-нибудь почувствует. Танцы, они тоже сближают, если танцевать правильно и под нужную музыку.
        - А Санька не пляшет. Так что мы на пару рок-н-ролл забацаем. А, как? - воодушевленно подмигнул братец Костя. - Я так и вижу, как мы сейчас зажжем. Мама тоже танцевать любит. Да, мама? Она у нас молода душой и телом.
        - Да, - горделиво крякнула Антонина Георгиевна и осушила очередной бокал. - Я в молодости-то твист о-го-го как танцевала. Сейчас поедим еще и жирок пойдем растрясывать.
        Саша играл желваками и в обсуждении грядущей дискотеки не участвовал.
        Никаких танцев, на счастье, не случилось. Маменька тихо заснула на диване, Костя, поев и надавав брату похабных советов, отбыл в неизвестном направлении, и Серафима засобиралась домой. Собиралась она вяло, почему-то решив, что как раз сегодня все и случится. Тем более что на улице ночь, ехать далеко, да и куда она поедет, если рядом почти жених.
        - Я вызову тебе такси, - деликатно сказал Саша как раз в тот момент, когда Сима соображала, как бы так отказаться от совместной ночевки, чтобы в результате остаться.
        - Почему? - от неожиданности она вытаращила глаза. Недипломатично, недальновидно, зато искренне.
        - Мы же не можем так сразу. Ты потом мне этого не простишь, - туманно пояснил кавалер.

«Что он такое про меня вообразил? Тоже мне, голубая кровь!»
        - Саша, я довольно демократичная и современная девушка, - зачем-то цеплялась за последнюю надежду Серафима, а про себя с содроганием думала: «Надо бежать отсюда. Зачем мне это надо? Все эти странности, напряг - дурь какая. Чего я напрашиваюсь? Если он так отбрыкивается от постели, то уж явно никаких приятных сюрпризов не будет. Мужик, который мужик в полном смысле этого слова, а не в частичном, уже давно бы все сделал. И не спрашивал, и тем более не отбивался, как красна девица!»
        - И все же. - Саша мягко погладил ее по руке и пошел вызывать машину.
        Домой Сима приехала в крайнем раздражении, протопав мимо испуганной бабушки, шандарахнула дверью ванной и разревелась, сидя на бортике.

        Ослепительное утро прорывалось сквозь кремовые шторы. Шторы и потолок были Дарье смутно знакомы. Этот пейзаж она уже где-то видела не так давно. Она прикрыла глаза и блаженно улыбнулась.
        Харитон. Баранов.
        Из-под одеяла торчала часть веснушчатой спины.

«Как это я так быстро?» - мимолетно, но, впрочем, без сожаления удивилась Даша.
        Странно, но ей хотелось сварить для Харитона кофе. Чтобы он проснулся, а на столике дымились две чашечки. Останавливало два момента. Дарья не ориентировалась в чужой квартире. Вчера они так стремительно преодолели путь от входной двери до спальни, что она была даже не в курсе, где кухня и где, собственно, сама входная дверь. Кроме того, если мужчину изначально баловать, то ничего хорошего из него не выйдет. Мелкие знаки внимания сильный пол зачастую принимает как должное, а не как приятный сюрприз, после чего начинает их требовать постоянно.
        - Хочешь кофе? - неожиданно глухо и сонно пробормотал Харитон.
        - Очень, - призналась Даша, тут же подумав, что вполне логично прозвучало бы в исполнении хозяина продолжение: «Вот пойди и свари».
        - Я сейчас, - зевнул тот и с хрустом потянулся.

«Сейчас целоваться полезет, а я зубы не чистила, не умывалась. И вообще…»
        - А знаешь, чего мне больше всего по утрам хочется? - томно спросил Харитон и снова зевнул.

«Ой. Только не это!» - заволновалась Даша, придумывая, как бы улизнуть в душ.
        - Чтобы сегодня оказался выходной, - доверчиво поделился Ромео. - А еще - поесть. Я люблю поесть. А ты? Или, как все, на диете?
        Последнее предположение прозвучало с оттенком презрительного снисхождения.
        - Мне диета не нужна, у меня с фигурой проблем нет, - отрезала Дарья, проигнорировав тревожащее душу «все».
        - Да, - кавалер одобрительно потрепал ее по спине, как кобылу по крупу. - Фигура у тебя что надо. Ты красивая.
        - Спасибо, - хихикнула Даша.
        - Не смейся. У меня вообще плохо получается слова складывать. Не мое это. Зато я добрый, верный и надежный. Женщины же это любят.
        - То есть ты с каждой очередной подругой добрый, верный и надежный? - уточнила Даша. - Как трогательно.
        - Почему же - с каждой. Мне вообще не до этих глупостей. Я ничего просто так не делаю.
        - Харитон, родненький, как же ты умудрился такие стихи написать? Или это из старых запасов, и ты всех так дежурно очаровываешь?
        - Не понравилось? - огорчился Баранов. - А я Райке говорил, не надо этого. Просто цветок, и все. А эта кукла: «Стихи, стихи, оригинально!»
        - Не поняла, - Даша озадачилась. - Это не твои стихи?
        - Да нет, конечно. Я стихов не пишу, я деньги зарабатываю. А стихи Рая написала. Она умеет. Собственно, это, наверное, единственное, что она умеет. Сестренка моя троюродная, из-под Пскова. Просили пристроить, а куда я ее? Вот и взял референтом. Ей название должности понравилось.
        Дарья одурело хлопала глазами и пыталась осмыслить услышанное.
        Крашеная кукла Рая написала изумительные стихи, а Харитон - неотесанный мужлан.
        - Ну конечно, - сморщив крестьянское лицо, пробубнил Харитон, - вам, девушкам, больше поэты нравятся, чтобы красиво и в жабо под балконом, а потом этого стихоплета кормить, поить и ненавидеть всю жизнь за то, что он деньги зарабатывать не умеет. А я вот умею, а стихи, наоборот, не умею. И что мне теперь, расстраиваться из-за этого? Не мужское это дело, вот что. Зато честно. И никогда я ничего красивого не смогу для тебя ни сделать, ни соврать, зато я за тебя хребет любому переломлю и денег на тебя не пожалею. И любить всегда буду, как могу.
        Вполне вероятно, что в Дашиной психике что-то сместилось за прошедшую ночь, но ей казалось, что никогда она не слышала более романтической фразы, чем обещание переломить за нее хребет любому. Да, пусть коряво, но она же все правильно поняла. Розово-мыльное «жизнь за тебя отдам, одной тобой дышу, луну с неба достану» вызвало бы лишь горькую недоверчивую улыбку. А тут так душевно получилось.
        - Давай я тебе кофе сварю, - шепнула она и чмокнула Харитона в небритую щеку. Он лежал злой, недовольный и обиженный.

«У нас будут рыжие дети, обалдеть!» - неожиданно подумала Дарья и счастливо улыбнулась.
        - А поехали к родителям в выходные, - смущенно пробормотал Баранов. - Познакомимся.

«Ой, Симка же к этой мамаше вчера ездила свататься, надо спросить, чего там и как», - вспомнила Даша, согласно кивнув.
        - А ты ко мне переедешь?
        - Так уже переехала.
        - Тогда я сам тебе кофе сварю. Каждое утро не обещаю, но по праздникам и под настроение - будет, - удовлетворенно сообщил кавалер и замотался в одеяло. - Я еще пять минут поваляюсь и пойду.
        - Тоша, а тебе идея рекламы понравилась? Ты ее принял? - вдруг спохватилась Даша.
        - Ой, Тоша… меня так мама называет, - обрадовался Харитон. - А идея мне по барабану. Главное, чтобы реклама была. Реклама - двигатель торговли. Хорошая идея. Наверное.
        Оправдание по поводу опоздания на работу было у Даши в кармане. Она встречалась с заказчиком, который принял проект. Говорить шефу про личные планы было преждевременно. Если Носов к ней небезразличен, то это может помешать работе. А Носов точно к ней небезразличен, в этом Дарья была уверена.

        Как природное явление, солнечное утро объективно позитивный момент, но с точки зрения внутреннего мироощущения каждого конкретного индивидуума оно вполне может и не обрадовать.
        Серафиму, например, ни голубое небо, ни птичий базар, ни почти по-летнему теплые лучи не радовали. Утром бабушка снова насела на нее с бредовой идеей про приворот, намекая, что «однако тенденция». Под тенденцией Анфиса Макаровна подразумевала сплошные неудачи на внучкином любовном фронте. Мужчины вели себя словно бройлеры, выращенные в одном инкубаторе, дружно отвергая предлагаемые дивиденды. С одной стороны, она даже радовалась, что с Сашей ничего не вышло, а с другой… Что ни говори - обидно, когда от тебя вот так откровенно отказываются.
        - Здравствуйте, милая барышня, - к Серафиме семенил дед из крайнего подъезда. - А какая нынче погодка-то! А? Восторг, а не погодка.
        - Да уж, погодка, - неопределенно подтвердила Сима, ускорив шаг. Общаться со скучающим пенсионером ей было некогда, да и незачем. Степана Игнатьевича знал весь двор. Он вечно инициировал митинги, собрания и протесты против несвоевременного вывоза мусора, некачественной работы дворников, недостаточного внимания депутатов к вверенному им народонаселению… В общем, язва, а не дед. Скорее всего, сейчас опять придется подписываться под очередной кляузой.
        - Погоди, куды так погарцевала, - заорал Степан Игнатьевич, с несвойственной его возрасту резвостью нагоняя Серафиму.
        - На работу опаздываю, - попыталась она отвязаться от старика. Но не тут-то было.
        - Я спросить хотел, как бабушка?
        - Моя?
        - Ну не моя же! - задребезжал дед, зайдясь в жизнерадостном смехе. - Анфиса как?
        - Хорошо, - удивилась Серафима. - А что?
        - А можно я вечерком на чай загляну? - застеснялся Степан Игнатьевич.
        - К нам?
        - К вам!
        - На чай?
        - Ты издеваешься? - похоже, дед начал обижаться. - Не боись, не с пустыми руками. Печенья куплю. Ишь, заволновалась, чаю, что ли, пожалела?
        - Мне для вас чаю не жалко, - оторопела Серафима. - Я понять не могу, с чего это вы вдруг в гости собрались?
        - Так, ясное дело, с чего. Весна, птички, а Анфиса - женщина видная.
        Дедова логика завернулась странной загогулиной, приведя Серафиму в состояние крайнего душевного дисбаланса. Похоже, бабушкин заговор начал действовать. Но почему так избирательно? Почему среди всех был отмечен этот старый кляузник?
        - А что, вас интересуют видные женщины? - бестактно намекнула она, надеясь противостоять магическим силам и «отвернуть» Степана Игнатьевича от любимой бабушки.
        - Видные и одинокие. И не все, а только Анфиса. Давно уж. С прошлой недели, - пояснил дед.
        Это успокаивало. Дело не в заговоре. Утешенная этой мыслью, Сима заверила Степана Игнатьевича, что с удовольствием выпьет с ним чаю, особенно с печеньем. Довольный старик посеменил в глубь двора, а Сима позвонила бабушке.
        - Бабуль, к тебе Игнатьевич привернулся. Сегодня чай придет пить. Мне для страховки прийти или, наоборот, задержаться на работе?
        - Степа? - ахнула Анфиса Макаровна и кокетливо добавила: - Мерзавец старый. Ну пусть приходит. А что, у тебя сегодня есть дела на работе?
        - Если надо, то будут.
        - Ну-у-у… кхм, - замялась бабушка.
        - Ясно. Буду к десяти. Надеюсь, он рано ложится спать и к десяти уже уползет в родной террариум. Зачем тебе этот скандалист?
        - Он не скандалист, а человек с активной жизненной позицией, - горячо заступилась за новообразовавшегося кавалера бабуля.
        Серафима хмыкнула, вспомнив, какими словами она награждала старика после стычки с дворником, которого из-за дедовой жалобы уволили, а нового не нашли. Тогда по двору целую неделю мотались обрывки пакетов, грохочущие пивные банки, бумаги и прочий хлам, не донесенный жильцами до мусорного бака.
        Да, женщина остается женщиной в любом возрасте: непостоянной, непредсказуемой и жаждущей любви…

        Жанна с Федоровым при виде Серафимы брызнули в стороны. Ей стало и смешно, и грустно. Когда у кого-то что-то получается, срастается и идет в развитие, а у тебя сплошной застой, засасывающий как трясина, перекрывающий воздух и выпивающий волю к победе, то создается ощущение, что жизнь проходит мимо, уплывает из рук, просачивается сквозь пальцы, неумолимо и фатально.
        Из печальных философских дебрей ее выудил звонок Малашкиной.
        - Симка, ну как? Все прошло на высшем уровне?
        - На наивысочайшем, - язвительно отрапортовала Серафима. - Дворянская семья с голубой кровью и благородными корнями.
        - Ой, - искренне удивилась Даша.
        - А то. Мамашка тихо упилась, братец достал сальными шуточками, а сам жених отказался со мной переспать, спровадив домой на такси.
        - Жених? - еще больше удивилась подруга.
        - Да, - печально констатировала Сима. - Оказывается, он с самого начала встречался со мной на правах жениха. Я же написала в анкете, что замуж хочу.
        - Нет, ну не так же банально, чтобы за первого встречного, - посетовала на превратности мужской логики Даша.
        - А ты покажи мне мужика, который считает себя первым встречным, а не подарком судьбы! - воскликнула Сима. - Все они подарочки те еще.
        - И что?
        - Я не хочу больше с ним встречаться. Мне противно и унизительно.
        - Сима, а вдруг твой Саша…
        - Не мой!
        - Ну хорошо, просто Саша так проявляет как раз свое уважение. Он относится к тебе бережно и трепетно, любит платонически и все такое.
        - Какое «такое»? - вздохнула Сима. - Я боюсь, что на платонической любви мы и остановимся. А детей мне ветром надует.
        - Чего ветром-то? - хихикнула Дарья. - Там, вон, брат еще есть.
        - Остроумица, - съехидничала Серафима. - Бездна юмора.
        - Так что? Ищем другого?
        - Нет пока, - подумав, отвергла предложение Сима.
        - Очень последовательно, - фыркнула подруга.
        - Дашка, мне сегодня пойти вечером некуда. К бабушке дед один придет.
        - Ух ты. Вот, Разуваева, учись, даже к бабушке придет дед. У нас еще все впереди.
        - Что впереди? Деды?
        - И деды тоже, если не поторопиться и не активизировать поиск. Ладно, поняла. Приезжай ко мне на работу, что-нибудь придумаем. Моя личная жизнь сегодня занята будет допоздна, так что можем устроить девичник, - Дарья вздохнула в предвкушении.
        - Я пить не буду, - предупредила Сима.
        - Тьфу на тебя. Пиши адрес.

        Видимо, чтобы совсем выбить Серафиму из колеи, в обед позвонила Чугунова.
        - Симона, меня берут! - сообщила она с гордостью.

        - Куда?
        - В невестки. Память у тебя девичья.
        - Поздравляю, Зойка. Совет вам да любовь, скатертью дорога и, что там еще…
        - Земля пухом, - обиженно подсказала невеста. - Ты, Симона, недобрая стала. Нельзя так. Я понимаю, что не клеится, но я ж не виновата. Порадуйся за меня, а?
        - Я рада, Зойка, устала просто, - честно ответила Сима.
        - А свидетельницей будешь?
        - У тебя?
        - Да, у меня. Я тебе доверяю. Это ж ты мне Ваню отдала. Спасибо тебе, Симона! - Чугунова картинно всхлипнула и высморкалась.
        - Представляешь, а к моей бабке Степан Игнатьевич из углового подъезда клеится, - сообщила Сима.
        - Немудрено, - тут же отреагировала Зоя. - У него внук недавно женился, невестка с пузом, ему там места нет, выживают его молодые. Девица там вообще - оторва. Ему либо на кладбище, либо еще куда.
        - «Еще куда» - это, выходит, к нам, что ли? - перепугалась Серафима.
        - Жалко старика, правда? - Чугунова вздохнула и снова затрубила в носовой платок.
        - Объективно да, но в моем случае… А я куда? И вообще, мне только старика с правнуками не хватало! Да что ж такое. Все вокруг женятся, устраиваются, а меня, как прыщ, просто выдавливают!
        - Фу, Симона, как грубо! - пристыдила подругу Чугунова.
        - Как есть! Просто сговорились все! Уйду с обеда, - непоследовательно выдала Сима.
        - А вот это правильно, - поддакнула Чугунова. - По магазинам пройдись.
        - И пройдусь, - угрожающе прошипела Сима. Перед глазами всплыли так и не купленные джинсы.
        Жанна, чувствуя себя виноватой, моментально согласилась ее подменить, и Серафима выкатилась на майскую веселую улицу. Она физически ощущала электрические разряды, шаровыми молниями разлетавшиеся в разные стороны. Первому же, кто попался бы ей под руку, должно было крупно не повезти.
        Чтобы вернуть душевное равновесие, нужно чрезвычайно мало. В метро ей уступил место приятный юноша, потом несколько остановок подряд разглядывавший Серафиму сверху и пугливо розовевший, когда она ловила его взгляд. Смотрел он, конечно, в основном на бюст, но это не расстраивало. Бюст был ее, поэтому внимание оказалось приятным и, что самое ценное, ненавязчивым и необременительным.
        По торговому комплексу Серафима уже плыла королевой, горделиво сверяясь с собственным отражением в витринах. Для полного счастья и начала новой жизни не хватало лишь джинсов- стрейч.
        Искомый отдел нашелся быстро. И джинсы там были нужного цвета. Но все хорошо не бывает. Втиснувшись в кабинку и облачившись в предложенную модель, Серафима приуныла.
        - Девушка, а классические, не с заниженной талией у вас есть?
        - Так сейчас модно, зачем вам старье? - ожила «девушка» лет пятидесяти. У нее на лбу читалось крупными буквами, что неотоваренной она покупательницу не выпустит.
        Сима угрюмо взглянула на живот, уверенной складкой нависавший над ремнем.
        - Вам этот фасон чрезвычайно идет, - с азартом заявила продавщица, возведя к потолку бесстыжие глаза. Вероятно, ей казалось, что ее позиция, проиллюстрированная столь выразительной мимикой, выглядит убедительнее.
        Никакие фасоны никогда ей не шли, это Серафима знала точно. Тяжело вздохнув, она начала расстегивать обновку.
        - Живот не того… - обиженно пробормотала Сима, выпутываясь из брюк.
        - Да где ж «не того»! - завопила тетка, бросившись к ускользающей покупательнице и заново втискивая ее в джинсы. - Так аппетитно смотрится. Просто чудо! Столько шарма в этой ямочке.
        - Это пупок, - рассвирепела Серафима, - а не ямочка.
        - Надо сделать пирсинг, - тетка уверенно ткнула ее в мягкое пузо. - К этим штанам пойдет синий камушек. И даже прокалывать необязательно. Можно приклеить.
        - Ужас, в моем возрасте и с моей комплекцией только висюлек в пупке не хватало. Для смеха, - зло заявила Серафима.
        - Вы такая юная, - подольстилась продавщица. - Надо следовать модным тенденциям.
        - Значит, так. Я хочу классические, резиновые, чтобы пузо убрать, а талия на талии, а не в неприличном месте. Если таких нет, то так и скажите.

«Такие были». Загвоздка была в том, что они оказались частью старой коллекции, которую распродавали со скидкой.
        - Может, две пары возьмете? - вздохнула продавщица.
        - Взяла бы, денег не хватит, - в унисон с ней вздохнула Серафима.

        КДарье она ехала уже в джинсах, аккуратно спрятав юбку в сумку. Как же Серафима сама себе нравилась! Живот, надежно упакованный в плотную ткань, грудь, аппетитно вздымавшаяся над стянутой ремнем талией, - красавица!
        На остановке она даже не стала садиться, а стояла в полный рост у края дороги, чтобы такую красоту смогли разглядеть все желающие.
        - Ну ты и мерзавец! - услышала она сзади сдавленное шипение. - Просто невероятное что-то!
        - Да, рыбка, я такой! А ты вся белая и пушистая, да? Все, что тебе от меня было надо, ты отхапала. Квартира у тебя теперь есть, машинка тоже, - с насмешливым превосходством парировал мужской голос.
        - Да она не на ходу! - взвизгнула женщина. - А в квартире нужен ремонт! Ты хотя бы понимаешь, что я вынуждена была пойти работать, чтобы прокормить ребенка!
        - Миллионы женщин работают, чтобы прокормить своих детей, но возмущает сей факт только тебя. Чего ты от меня хочешь? Вместо алиментов ты получила квартиру, сама бумаги подписала.
        - Да твой юрист мне голову задурил!
        - Это ты мне голову задурила. Думаешь, я не знаю, почему ты ребенка родила! Мне он был не нужен, я тебе это прямым текстом сказал. Удержать меня хотела? Привязать? А я не племенной бык, чтобы меня в колхозном стойле насильно держать! Все. Это было твое решение. У тебя своя жизнь, у меня своя.
        - А ребенок общий! Общий! И ты обязан! Ты мне при разводе ничего не оставил, кроме квартиры!
        - И правильно сделал. Таких стерв надо учить. А квартиру я тебе зря отдал, дурак был.
        - Я тебя любила.
        - Ну, надеюсь, теперь-то ты поняла, как ошибалась? Кстати, за твою ошибку и мне платить пришлось.
        - Но ребенок-то? Как с ним быть?
        - Слушай, милая, ты его родила в браке с другим мужчиной! Почему я должен верить, что этот ребенок мой? И вообще, зачем ты все это устроила?
        - Но ты же меня бросил!
        - Бросил, дорогуша. Бросил. Здорово, что хотя бы это ты понимаешь. Так зачем было надо меня провоцировать на ту поездку, мы же развелись, расстались. Так нет, тебе надо было от меня родить! Родила? Довольна?
        - Нет, не довольна. И что мне теперь делать?
        - Когда ты всю эту ерунду задумывала, ты меня не спрашивала. А теперь спрашиваешь?
        Сима так увлеклась, что решила даже пропустить автобус. Какие страсти. Вот так полюбишь мерзавца, а потом ходи с ребенком, как курица с яйцом: и на работу не выйти, и папеньке отпрыск не нужен, да еще и гадостей про себя наслушаешься. Ей смертельно хотелось оглянуться и посмотреть на эту пару, но Сима стеснялась. Женщина ей представлялась невысокой, полненькой и милой, а мужик - наглым, лысоватым и несимпатичным. Единственное - она никак не могла уловить временную и логическую связь событий. Подслушать чужой скандал - это как увидеть одну серию из середины бразильского сериала. Когда люди ссорятся, они припоминают все крупные и мелкие обиды, вменяя в вину даже провинности многолетней давности, таким образом, перечисление грехов становится похожим на предисловие к сто двадцать восьмой серии, когда и событий много и постичь их очередность весьма затруднительно. Но, как истинная женщина, Серафима по умолчанию была на стороне брошенной одинокой матери.
        - Да, я ошиблась, - печально прошептала женщина. - Но ведь ребенок от этого не перестает быть твоим. Неужели ты такой подонок, что даже в душе ничего не шевелится?
        - Я, милая моя, за здоровьем слежу, анализы сдаю, поэтому в моем организме не шевелится ничего лишнего! - отрезал мужик.

«Зачем она унижается? - заволновалась Серафима. - Надо плюнуть и уйти. А он потом сам приползет. В старости… Хотя такой может и не приползти. Тем лучше!»
        - Где были мои глаза? - обреченно и отрешенно обронила женщина.
        - В моем кошельке, - не поддержал драматического надрыва собеседник. - Они и сейчас там вместе с загребущими ручонками, по локоть. Иначе ты бы тут сейчас не топталась, и не караулила бы меня, и не шантажировала!
        - Но мне нужны деньги не для себя, а для ребенка!
        - А когда ребенка не было? Зачем они тогда тебе были нужны? - разъярился мужчина. - Хотя о чем я спрашиваю. Деньги нужны всем и всегда. Так пошла бы и заработала. А то сначала свадьбу мою расстроила, на себе женила…
        - Ой-ой-ой, - неожиданно базарным тоном пошла в атаку женщина. - Я тебя на себе женила? А ты что же, не участвовал? В обмороке был? Или в спячке?
        - Ты со мной переспала, прекрасно понимая…
        - …твою поганую сущность. Только я тебя любила. А ты воспользовался. И вообще, что значит «я с тобой переспала»? А ты со мной нет, что ли?
        - Ну и что дальше? Развелись же, не было никаких детей, никаких проблем.
        - Ребенок не проблема, а счастье! - с ненавистью прошипела женщина.
        - Так и радуйся тогда! Что тебе мешает? Дай угадаю: для полного счастья тебе не хватает денег.
        - Это ж твоя кровь, у него лицо твое, глаза…
        - Считай, что это тебе подарок на память. Аня, когда мы развелись, я оставил тебе квартиру. Оставил?
        - Что ты все про материальное, про деньги? Как не стыдно-то? Деньги - мусор, ничто.
        - Ну тогда ты иначе разговаривала, и мусора у меня нагребла, как дворник после выходных. Уборщица, елки-палки, ассенизаторша!
        - Не хами!
        - Не хамлю, а вспоминаю. Ностальгия у меня, милая, приступ сентиментальности. Так вот, когда мы развелись, никаких детей не было, зато ты получила в качестве отступных на загубленную молодость неплохую квартирку. А потом, когда другого идиота с толстым бумажником не нашлось, ты снова пришла изображать чувства. Ты меня тогда напоила и ночевать осталась. Уж не знаю, что ты там со мной делала…
        - Ага, даже не предполагаешь, святая наивность, - зло хохотнула собеседница. - Это не я, а ты все сделал!
        - Да, но ты же потом пришла тыкать мне в нос справку о беременности, а не я тебе! А что, аборты в нашей стране отменили?
        - Это убийство! Вот сын вырастет, найдет тебя и отомстит!
        - Отвяжись от меня, кликуша, - взвизгнул мужик. - Ты же нашла ему папашу. Ты замуж выскочила, ребенок родился в браке. Чего тебе от меня надо?
        - Алименты! Я разошлась с мужем из-за тебя! Потому что выяснилось, что ребенок не его!
        - И это называется «из-за меня»? Слушай, радость моя, я тебе сейчас врежу! Ты же змея, а не баба!
        Тут Серафима, окончательно сбитая с толку, все же рискнула обернуться. Она уже не знала, кто из спорщиков был прав. Оба правы, и оба виноваты. Так в жизни всегда и бывает: нет черного и белого, сплошные грязные пятна, полутона и разводы. И нет одной правды, как нет точки опоры в болоте. Куда ни ткни - завязнешь.
        Какие ощущения может испытать человек, открыв двери своей квартиры и обнаружив за нею, например, наглухо замурованный вход? Шок, недоверчивое изумление, подозрение о наличии вблизи скрытой камеры. Но уж точно не радость и не приятное удивление.
        Застыв в полнейшем недоумении и с трудом подавив инстинктивное желание протереть глаза, Серафима взирала на ссорящуюся парочку: все такой же сногсшибательно красивый Тимофей, бывший жених Дарьи Малашкиной, бросивший ее практически на пороге загса, и Анька Зиновьева, эффектная, дорого, стильно одетая и вовсе не похожая на забитую жизнью мать-одиночку.

«Санта-Барбара», - пробормотала Серафима, резко отвернувшись. Ей было так стыдно и гадко, словно она сидела в шкафу чужой супружеской спальни.

        - Я видела твоего Тимофея! - это было первое, что проорала Сима, завидев у проходной подругу.
        - Это ко мне, - светски улыбнулась Даша охраннику и поволокла Серафиму в глубь здания. - Разуваева, ты чего вопишь как пароходный гудок? И не Тимофей, а Харитон!
        - Какой еще Харитон? Я про твоего жениха, которого Зиновьева увела.
        - Ха, это сто лет назад было. Они потом развелись, - начала было Дарья и тут же осеклась.
        - А ты откуда знаешь? - изумилась Сима.
        - Ну, интересовалась, - вынужденно призналась Малашкина, недовольно нахмурившись. - Понимаешь, очень хотелось убедиться, что он ошибся и был наказан.
        - Убедилась?
        - Как сказать… - пожала плечами Даша.
        - Ага. Ты даже не представляешь, как тебе повезло.
        - В смысле?
        - В прямом! - Серафима раздувалась от переполнявшей ее информации. - У них там такое было! О-го-го!
        Пересказывать услышанное пришлось дважды, так как Серафима основательно запутала подругу подробностями и хитросплетениями сюжета.
        - Надо же, у них ребенок, - отчего-то печально констатировала Дарья.
        - Так и радуйся, что у них, а не у тебя с ним. А то бы сейчас тоже билась за алименты и сидела безработная.
        - Все равно как-то неприятно, - поморщилась Даша. - Как будто уволилась с хорошего места, а новенький твою работу еще лучше делает, и никто о тебе не сожалеет, не вспоминает и не печалится.
        - Какую работу, Дашка? Какой новенький?
        - Это метафора.
        - Чушь это, а не метафора. Новенького с твоего места поперли в два счета, да еще проблемами обвесили, как чукотского шамана бусами. Я вот тут подумала: а хорошо мужики устроились. Чуть что не так - до свидания, родная.
        Самое неприятное, что их может ожидать, - это алименты, и то, если договоришься. Уйдет, имущество разделит, а тебе самое дорогое оставит - ребеночка. И кому легче потом личную жизнь наладить: бабе с дитем или одинокому алиментщику? А потом еще удивляются: откуда у нас столько незамужних женщин? Так они не незамужние, они разведенные - не первой свежести, с критическим взглядом на жизнь и орущим отпрыском на руках. И прошу заметить: отпрыском чужим для всего мужского народонаселения планеты, кроме одного, который вдруг решил, что его счастье не здесь, а где-то в другом месте. Найдет, не найдет - это уже другой вопрос, а вот то, что тетка уже свои шансы ополовинила, - это факт. Ему-то что - взял гармошку и пошел к другой дуре частушки петь.
        - Тяжела и неказиста жизнь простого гармониста, - хмыкнула Дарья. - Все равно, хоть и «бэу» мужик, а мой. Обидно, когда кто-то подбирает.
        - Да он же подлец! Ты бы слышала, как он про ребенка говорил! - возмутилась Серафима.
        - Мне обидно не потому, что я упустила, а что его вообще подобрали, - пояснила Малашкина. - Мне бы хотелось, чтобы он так валялся неподобранный, никому не нужный и занимающийся самобичеванием: ах, зачем я не женился на умнице и красавице Дашеньке!
        - Ты… серьезно? - Сима не могла поверить, что Даша, такая самодостаточная, такая сильная, такая гордая, до сих пор сожалеет о первой неудавшейся любви.
        - «Фифти-фифти», Симка! - весело воскликнула Дарья. - Не все шрамы заживают, некоторые всю жизнь ноют перед дождем.
        - Ну не знаю, - неуверенно проговорила Сима. - Я тоже вся в шрамах, а ничего не ноет.
        - Значит, это не шрамы, а давно зажившие царапины, - беспечно махнула рукой Даша. - Не было еще у тебя, Разуваева, настоящих шрамов. Вот и радуйся. Пусть их никогда не будет. Пошли кофе пить, мне еще час на работе торчать.
        Артем уехал к заказчику, поэтому кабинет был в полном распоряжении девушек. Серафима, как завороженный японский турист в картинной галерее, бродила вдоль стен, изучая надписи и восторженно хихикая.
        - Какая ты, Дашка, счастливая! - наконец воскликнула она. - В таком месте работаешь. Это же так интересно, наверное!
        - Интересно, но сложно, - скромно погордилась Дарья. - Не все могут потянуть креативный коллектив и креативного начальника.
        Некстати помянутый Носов, словно почувствовав, что его обсуждают, заглянул в кабинет:
        - Дашенция, я отослал к грибникам курьера с картинками. У Плюхина истерика.
        - От ужаса? - не удержалась Даша.
        - От восторга. Он, оказывается, именно этого и ждал. Мы с ним сегодня пьем.
        - Ясно, - подавив ревнивую творческую зависть, кивнула Малашкина. - Ждал настоящего собутыльника. Плюхин вообще любит выпить, был бы повод. Ты там смотри, не расслабляйся. Пьяный мухомор страшен в своих похотливых фантазиях. Гриб-галлюциноген с водкой - тот еще коктейль. Возьми с собой кого-нибудь.
        - Хочешь со мной? - хихикнул Дима. - А кого ревнуешь? Плюхина ко мне или меня к нему?
        Как раз в этот момент замершая в углу за спиной Носова Серафима осторожно переступила с ноги на ногу. Пол тяжело скрипнул.
        - Вах! - завопил креативный гений. - Какая мощь!
        Сима немедленно обиженно засопела. Упоминание мощи, на ее взгляд, могло служить комплиментом для совхозной лошади или трактора, но никак не для девушки, только что купившей новые джинсы и расстегнувшей на блузке аж три верхних пуговицы. О чем она не замедлила сообщить Носову.
        - Я никогда не вру женщинам, - гоготнул Дима. - Мощь - это хорошо. От тебя столько драйва: смотришь и балдеешь. Честно-честно. Есть женщины в русских селеньях… Эх! А что, кто-то тебе врал, что ты похожа на Дюймовочку? Нет, Дюймовочка - это у нас Дашка.
        Самый верный способ оскорбить женщину насмерть, заставив ее затаить злобу на всю оставшуюся жизнь, - это похвалить при ней любую другую даму, да еще сравнить их для пущего закрепления результата.

«Так испортить замечательный день покупки джинсов!»
        - Кстати, Дашенция, ты в курсе, что Дюймовочка жила со всеми подряд до своего эльфа? И с жабой, и с кротом - страшная сказка, детям до шестнадцати.
        - Я обязательно перечитаю, чтобы не повторить ее ошибок, - пообещала Даша, нехорошо прищурившись. - Думаю остановиться на кроте. Мужик с крыльями - это не для меня.
        - Перечитай, зайка, - радостно согласился Дима. - Буду рад, если мудрый забугорный сказочник обогатит тебя новыми идеями. Крот - это не так плохо. Бывает и хуже. Ну, ты в курсе.
        Отвернувшись от Даши, уже набравшей воздух, чтобы ответить любимому шефу, Носов задумчиво уставился на Серафиму:
        - Хочешь подработать моделью?
        - Я? - зарделась Сима, представив себя усохшей на треть и красиво вихляющейся на подиуме. Несбыточно, но приятно. - Надо подумать.
        - Идет! У нас есть заказ на рекламу от магазинов «Страна великанов». Ты там будешь звездой проекта, гарантирую.
        - Носов, Серафима у нас девушка горячая, так что беги, - хихикнула Дарья.
        - Так я же от всей души! - искренне не понял Дима, но Серафима уже надвигалась, сопя, словно разозленный бык. Если первую порцию «комплиментов» она вынесла стоически, то вторая ее добила. Плюс ко всему вспомнились неудачи последних дней, и в душе со скоростью молока, поставленного в микроволновку, поднялась горячая обида.
        - Не хочешь - как хочешь, - гоготнул на прощание шеф, выскочив за дверь. - Передумаешь - звони.
        Сима оскорбленно поджала губы. Настроение было испорчено окончательно и бесповоротно.
        - Серафима-а-а-а, Серафима-а-а-а, ты мужчинами любима-а-а-а! - донеслось удаляющееся фальшивое пение.
        - Не обижайся, Дима у нас на женщин очень своеобразно реагирует, - утешила подругу Даша.
        - Я не люблю, когда на меня своеобразно реагируют, - шмыгнула носом Серафима. - Он что, совсем идиот?
        - Совсем, - подумав, призналась Дарья. - А что ты хотела? Рекламщик. Тем более что я ему нравлюсь. Наверное, решил отомстить мне. Думаешь, он просто так гадости про Дюймовочку тут трепал?
        - Мне показалось, что просто так, - наивно хлопнула глазами Сима.
        - Ага, сейчас! На меня намекал. Небось видел себя кротом.
        - Да брось ты, все мужики считают себя сказочными эльфами, которые выбирают, какую бы дуру осчастливить. Так и порхают от одной к другой, пока крылья носят, - запечалилась Сима.
        - А ты его за крылья цапни, обломай - и не улетит, - предложила Даша в качестве креатива.
        - Обломай, - скептически хмыкнула Серафима. - Обломать не сложно, а зачем мне инвалид по крыльям? Надо, чтобы добровольно остался.
        - Тогда жди. Не угодишь на тебя. Пошли, обсудим подлецов за рюмкой чая.

        Обсуждать мужчин в общем и целом - занятие приятное. Особенно это приятно, когда в запасе у тебя все же есть тщательно оберегаемое от соперниц приятное исключение. Это как обсуждать возможный дефолт, предварительно вложив немалые средства в недвижимость. Теория теорией, а когда на практике никаких глобальных катастроф не планируется - заниматься демагогией одно удовольствие.
        У Серафимы никакого надежного тыла не было, поэтому она клеймила мужчин позором и заливала желчью, а Даша без особого энтузиазма поддакивала. Через два часа и четыре коктейля стало ясно, что перемывать кости сильной половине человечества надо в компании подруг по несчастью, пребывающих в одинаковой степени разочарования мифом о любви. Дарья периодически выпадала из общения, глупо бессмысленно глядя вдаль. Конечно, ведь у нее был Харитон.
        - Это даже интересно. Меня окружают люди с необычными именами, - весьма нелогично завершила она беседу с Симой, прощаясь с ней в метро. - Серафима, Тимофей, Харитон. Что бы это значило?
        Ничего особенного в этом не было. Просто родители решили соригинальничать, вот и вся странность. Называли же когда-то сыновей Тракторами, а дочерей Даздрапермами. По этим меркам Симе еще и повезло. Но Дарья была настроена романтично, поэтому Серафима ушла, не поделившись своим банальным мнением.
        Когда она подходила к дому, на трубку неожиданно позвонил Саша:
        - Симочка, как твои дела?
        - Мои? - глупо переспросила она. Звонок не то обрадовал, не то взволновал, но после осознания того, что у всех мужчины есть, а у нее нет, даже сомнительный потомок не менее сомнительных дворян был кстати. - Хорошо мои дела. Лучше всех.
        Саша мялся, вздыхал и наконец озвучил причину звонка:
        - Может быть, мне пора познакомиться с твоей бабушкой?
        И тут Сима, во-первых, вспомнила, что бабушку хорошо бы предупредить о своем возвращении, а то кто его знает, что эти пенсионеры там устроили. А во-вторых, она поняла, что Саша уверенно и неуклонно движется к цели. Поэтапное выполнение продуманного плана сквозило во всех его словах и намерениях. Жуть. Терминатор, уперто и жестко преследующий жертву. Она уже видела, как он навинчивает на палец обручальное кольцо… Никогда!
        - Симочка, почему ты молчишь? - забеспокоился кавалер.
        - Думаю, в какой день это было бы удобнее, - выдавила Серафима, ненавидя себя за слабохарактерность. И дело было даже не в том, что она боялась обидеть Сашу. Его тонкая душевная организация волновала девушку на выданье меньше всего. Нет, Сима боялась промахнуться с выбором, боялась оказаться провыбиравшейся и остаться как старуха у разбитого корыта. Она даже представляла себе это корыто - старое, потемневшее, с трещинами. Жаль, но, видимо, Саша - это все, что отпущено ей крохоборкой- судьбой. Пугало лишь одно: а вдруг Серафима выбрала еще не весь лимит. Сделать выбор не так уж сложно, а вот сделать правильный выбор - практически невозможно. Каким бы он ни был, рано или поздно в душе, как в пивной бочке, начнут бродить сомнения, будоража и подталкивая к плохо обдуманным действиям. Человеку свойственно не ценить то, что дано, и стремиться прочь от достигнутых результатов. Зачастую вектор этого стремления направлен вовсе не вверх.
        - Давай не будем тянуть. Я могу прийти завтра вечером, - застенчиво прервал ее раздумья забытый кавалер.
        - Ладно, приходи.
        - Нет, если тебе неудобно или это неловко…
        - Приходи завтра к восьми! - рыкнула Сима.
        - А почему к восьми?
        - Тогда к девяти.
        - Давай лучше к семи. А то где мне после работы болтаться? Раньше приду, раньше уйду. Бабушка, наверное, рано ложится спать. Я же понимаю, она человек пожилой.
        Серафима задрала голову и с интересом понаблюдала за пляшущими тенями в окнах своей квартиры. Тощая тень махала руками и неловко подпрыгивала, а полная, явно принадлежащая Анфисе Макаровне, исполняла нечто зажигательное. Будущая пожилая родственница могла оказаться для Саши шкатулкой с сюрпризом. Как железный рубль в пирожке. Повезет тому, кто не сломает о сюрприз зубы.
        У подъезда на лавочке скучала Инга.
        - Ты чего тут? - сочувственно поинтересовалась Сима.
        - Гуляю. Для цвета лица полезно.
        - Ты аккуратнее по ночам гуляй, а то тебе тут кто-нибудь по пьяни еще и перманентный макияж нарисует.
        - А хоть бы нарисовал, - неожиданно всхлипнула Бартышкина. - Хоть какое-то разнообразие.
        - Не реви, - Серафима села рядом. - Все еще наладится. Юрка сам не знает, чего хочет, молодой еще. Мужики позже взрослеют, у них инфантилизм перевешивает все инстинкты, в том числе и инстинкт продолжения рода.
        - Все. - Инга сложила руки крестом. - Юра - пройденный этап. Я думала, он не как все, а он мочалку крашеную, грудастую привел.
        - «Не как все» - это как? - заинтересовалась Серафима.
        - Это когда постель не главное, когда в женщине видят человека, друга, собеседника, а потом уже мать детей и тренажер для выполнения супружеского долга, - пояснила свою позицию Инга.
        В ее мировоззрении наметилось бросающееся в глаза противоречие. Еще недавно Бартышкина ненавидела Юру именно за то, что он норовил увидеть в ней друга и собеседника, трусливо зажмуриваясь при попытке Инги преподнести себя именно как женщину.
        - На Юре свет клином не сошелся, - мудро изрекла Серафима. Более ей ничего умного в голову не пришло, а утешить подругу хотелось.
        - А на ком сошелся? - поинтересовалась Инга.
        - Да ни на ком. Не надо зацикливаться на своем одиночестве.
        - Одиночество - не сопли, само не пройдет, - возразила Бартышкина. Ей хотелось спорить и страдать. А Серафиме хотелось домой, спать. Тем более что завтра в гости должен был заявиться то ли жених, то ли без пяти минут отставной кавалер. Поэтому она ободряюще треснула Бартышкину по сгорбленному позвоночнику и жизнерадостно пообещала:
        - Все образуется.

        Идея познакомиться с Сашей привела бабушку в несвойственное ей оживление.
        - Он, говоришь, финансовый директор?
        - Да, вроде.
        - Так-так. А получает хорошо?
        - Бабуль, вопросы какие-то странные. С каких пор тебя такие корыстные темы волнуют?
        - С некоторых, - загадочно шевельнула бровями Анфиса Макаровна.

«Будь что будет», - сдалась Серафима, засыпая. Не так уж ценен был Александр. Если не пройдет испытание бабулей, то туда ему и дорога. В конце концов, у него мамаша тоже - тот еще фрукт.

        Явился он минута в минуту.

«Небось под дверью с секундомером стоял», - неодобрительно подумала Сима, поймав себя на мысли, что даже условно-положительные Сашины качества ее раздражают. Похоже, что перед походом в гости Сашу инструктировала сильно пьющая и закусывающая мама, так как кавалер вместо торта принес мясную нарезку и сыр. На цветах Александр сэкономил, заменив букет бутылкой вина.
        - Какой милый юноша, - Анфиса Макаровна вышла встречать гостя с чудовищно неестественной улыбкой хитрого и голодного крокодила. - Рады-рады, прошу.
        Саша приложился к бабушкиной ручке и, отказавшись от предложенных тапок, резво погарцевал в глубь квартиры. С неудовольствием проследив, как жених тщательно вымыл руки, подробно осмотрев внутреннее убранство ванной комнаты, Серафима поймала себя на мысли, что гостю не рада. А уж когда Александр принялся инспектировать квартиру, зачем-то заглядывая даже между рам, она и вовсе рассвирепела.
        - Давайте я вам Симочкины фотографии покажу, - хлопотала бабушка. Смотреть семейный альбом Саша согласился на удивление легко и даже, как показалось Серафиме, с удовольствием. Пришлось садиться рядом и комментировать. Это бестолковое занятие она терпеть не могла.
        - Это я в школе, это в парке с девчонками, это бабушкин день рождения, - обреченно бубнила Сима.
        - А это кто? - внезапно дернулся Саша, ткнув пальцем в общую фотографию выпускного класса.
        - Это? - Серафима с неудовольствием отодвинула его ухоженный палец, мимолетно отметив, что у настоящего мужика руки должны быть крупные, а не такие сухие лягушачьи лапки. - Это Аня Зиновьева.
        - Аня Зиновьева, - эхом отозвался Саша, брезгливо колупнув Анькину фотографию. - Удивительное совпадение. Ты училась вместе с моей бывшей женой, про которую я рассказывал.
        - Обалдеть! - ахнула Серафима. Впервые на Сашином лице проявились нормальные человеческие эмоции. Но жалко его не было.
        - Скажи, а каким человеком она была на самом деле? Я до сих пор не понимаю, почему она со мной так поступила.
        - Вот каким человеком она была, так и поступала. В соответствии, так сказать, со своим жизненным кредо. Если ты понимаешь, о чем я, - отвертелась от детального анализа Анькиной сущности Серафима.
        - Она была непорядочной? - уточнил он, как будто были варианты. - Дело в том, что она сейчас пытается ко мне вернуться. Нет-нет, ты не думай, это невозможно, но, как мужчине, мне приятно, что она осознала свою ошибку.

«Во дает! - изумилась про себя Сима. - Молодец Зиновьева, нигде не пропадет. В огне не сгорит и в воде не утонет, как… впрочем, почему же «как». Прав был Тимофей - змея».
        - Я ее плохо помню, - соврала Сима. - Давай не будем о грустном.
        - Давай. Я рад, кстати, что ты не ревнива.
        - Сашенька, а скажите, вы много зарабатываете? - вклинилась в диалог бабушка.
        - Семью обеспечить смогу, - скромно потупился тот.
        - А чем? - не унималась Анфиса Макаровна. - Обеспечивать можно по-разному. Человек - животное живучее, на хлебе и воде может долго протянуть.
        - Я вас понял. Не волнуйтесь. У меня стабильно высокий доход.
        - А вот в свое дело вы вложиться не пробовали? - азартно наседала бабуля.
        - Нет пока.
        - Бабушка, - не выдержала Серафима, - перестань. Давайте за стол, а то есть хочется.

        - Погодите, - сурово перегородила путь к яствам Анфиса Макаровна. - У меня очень серьезный вопрос. Сейчас мы его решим, а потом обмоем.
        - Давайте, - покорно согласился гость.

«Тюфяк», - раздраженно констатировала про себя Сима и демонстративно отвернулась.
        И тут раздался звонок в дверь. Судя по радости, осветившей бабулину физиономию, она кого-то ждала.
        - Здрасьте-здрасьте! - в комнату вполз Степан Игнатьевич. При этом он потирал руки и подмигивал всем по очереди. - Так вот ты какой, спонсор!
        - Не понял, - напрягся Саша.
        - Мы со Степой решили открыть туристический бизнес. Экскурсии для иностранцев по революционным местам с рассказами очевидцев. Нужны машина, водитель и переводчик. Костюмы у нас будут обычные, только бантики красные добавим.
        - Куда? - ошалело моргнул «спонсор».
        - Ну не на голову же, - неодобрительно уставился на него Степан Игнатьевич. - В карман пиджака, как у Ильича.
        - А очевидцы, надо полагать, это вы, - отмерла Серафима. Она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
        - Да, - гордо ответила Анфиса Макаровна. - Мы организуем пенсионеров, они будут изображать митинги с флагами.
        - А штурм Зимнего и залп «Авроры» в программе будут? - хихикнула Сима.
        - Когда раскрутимся - будут, - проигнорировав ее ехидство, отчеканил дед. - Дело за малым. Нужны средства на первый этап. Реклама там, техническое оснащение. Связи с гостиницами обеспечит Мария Кирилловна из второго подъезда. Она уборщицей в КВД работает, так через них все на работу устраиваются. Картотеку гостиничных работников она нам предоставит. Так что не думайте, что, мол, два старых маразматика ерундой маются. У нас все продумано. Вот и бизнес-план имеется.
        Старик гордо помахал тонкой школьной тетрадкой, основательно замусоленной и исписанной даже на обложке.
        - Мне надо подумать, - попытался отвязаться от странного проекта Саша. Но не тут-то было.
        - Думай быстрее, - ласково улыбнулся Степан Игнатьевич, жестко ограничив время на раздумья. - Ужин стынет.
        - Тогда - нет, - не смутился гость.
        - А тогда ты нам не подходишь, - развел руками дед. - Серафима теперь наш основной актив. Ее надо выгодно вложить. Поясняю: отдадим ее тому, кто готов проспонсировать наше дело. Ты, Сима, извини, но другого выхода у нас с бабушкой нет. Бантики мы уже купили, дело начато.
        Анфиса Макаровна тоже перестала гостеприимно улыбаться и поглядывала на Сашу с плохо скрываемой неприязнью. Серафима мелко тряслась от смеха, стараясь не смотреть на кавалера.
        Ужин не состоялся. Сухо простившись, Александр в последний раз посмотрел на бывшую невесту, дав ей шанс реабилитироваться. Но реабилитация тоже не состоялась. Сима никак не могла отойти от аргумента «бантики мы уже купили» и от нервного потрясения в связи с расторжением помолвки, поэтому продолжала заходиться в беззвучном хохоте. С сожалением вздохнув, Саша растворился в темноте лестничной клетки.
        Он так увлекся собственными переживаниями и анализом поводов для справедливого негодования, что сшиб на выходе девушку с авоськами.
        - Ой, простите, - чуть не расплакалась она и беспомощно взглянула на разорвавшийся пакет.
        - Нет, это вы меня простите! - Саша покаянно бросился поднимать покупки.
        - Да вы-то при чем? Вечно у меня все так. Уж не везет, так во всем…
        И тут Саша вдруг подумал, что ему, похоже, тоже давно и основательно не везет. И все дело в нем, а не в окружающих, которые вдумчиво и планомерно портили ему жизнь. Мысль эта окончательно расстроила несостоявшегося жениха, едва не выжав скупую мужскую слезу жалости к самому себе.

        Баланс положительных и отрицательных событий всегда остается неизменным: когда кто-то умирает - кто-то рождается, когда одна пара играет свадьбу - другая как раз разводится и начинает делить имущество. Но среднее арифметическое состояние удовлетворительного баланса никак не сказывается на отдельно взятом пострадавшем.
        Серафиму, только что в очередной раз оставшуюся без перспектив на личную жизнь, никак не мог утешить Дашин щебет на тему знакомства с родителями нового кавалера.
        - Ну, как прошла встреча Саши с бабушкой? - издалека начала Малашкина, подбираясь к сообщению о своей персональной радости.
        - Изумительно прошла, - с вызовом сообщила Сима, - с перевыполнением плана. Я не только снова осталась без мужика, но еще получила бонус в виде продуктового пайка.
        - Сочувствую. А я Тошиным родителям понравилась, - виновато вздохнула Дарья.
        - Тоша - это Антон, в постели которого мы встретились? - желчно уточнила обиженная на весь свет Серафима.
        - Тоша - это Харитон. Надеюсь, в его постели я не встречусь ни с кем.
        - Ха-ха. Надейся. Блажен, кто верует, - мрачно прокаркала Серафима.
        - О, как все запущено. Я, пожалуй, попозже позвоню, когда ты переваришь разрыв с Сашей, - огорчилась Малашкина.
        - Да мне на него плевать. И на разрыв, и на Сашу. Мне не плевать только на себя. А вот у меня все плохо, это не радует. Я старая, толстая, страшная баба, которую обхамил даже твой начальник, который тоже далеко не Ален Делон. А сначала он мне так понравился. Нет, мужиков надо ненавидеть, тогда жить будет легче - меньше разочарований.
        - «Даже», - хмыкнула Даша. - Да он всем хамит. Тебе еще мало перепало. Вот у меня сегодня был стресс!
        Это было единственное, что Серафиму заинтересовало. Чужой стресс - бальзам на израненное сердце.
        - Он уходит и организовывает свое рекламное агентство, - страшным голосом начала Малашкина, выдержав эффектную паузу.
        - Ну и? - не поняла Сима.
        - Я могла бы занять его место. Так, представляешь, тут такое выяснилось. Я-то думала, что нравлюсь ему. А этот мужлан, оказывается, ко мне присматривался как к рабочей силе! И предложил такую зарплату, от которой я не смогла отказаться!
        - А стресс в чем?
        - Так он в меня, оказывается, не был влюблен, представляешь?
        - Подумаешь, - расстроилась Серафима. - Я думала, у тебя что-то серьезное.
        - Конечно, серьезное. Меня отвергли.
        - А ты напрашивалась?
        - Разуваева, не издевайся. Он, представляешь, сказал, что я ему нравлюсь как мозг. А женщинами он считает теток от пятидесятого размера! Извращенец!
        - Но-но, - озадачилась Серафима. - Теток попрошу не обижать. А что, так и сказал, что от пятидесятого?
        - Да, Разуваева, так что на таких, как ты, тоже есть спрос.
        - Ну да, ну да. Он про меня вспомнит, когда ему колбасный цех рекламу закажет или кто там - магазин для троллей…
        - А что, - хихикнула Даша, - понравился? Он, Симка, такой мерзавец, но талантливый. И холостой.
        - Все холостые мужики мерзавцы, - убежденно, как мантру, прогундосила Серафима. И на всякий случай пару раз повторила.
        - Не скажи, - не согласилась Даша. - Обычно все, кроме одного, который рядом.
        - У меня рядом только Бобриков, и то он женатый, - отмахнулась Сима. - У всех жизнь устраивается, а у меня рушится.
        - Я тебе ремонтника пришлю, подлатает, - пообещала Дашка и отсоединилась.
        Сима горестно вздохнула. Единственным человеком, который ее бы понял и вдумчиво обмусолил тему одиночества, была Бартышкина. Серафима набрала номер подруги и настроилась на философский лад.
        - Сима, - взвизгнула Инга. - У меня такое!
        - Какое? - Серафима поняла, что сейчас просто разрыдается. Нет, не от зависти, а от острой и невыносимой жалости к себе. Они все сговорились!
        - Я вчера на лестнице с таким мужчиной познакомилась!
        - Докатилась…
        - Нет, ты послушай, все не так! Я влюбилась. А Саша такой робкий, такой необыкновенный, такой несовременный!
        - Да ты что? Ах-ах-ах, - ядовито порадовалась Серафима. - Я даже представляю себе, какой он: двухметровый тощий интеллигент, нудный, как подтекающий кран.
        - Ты злишься? - упавшим голосом прошептала Бартышкина. - Я все понимаю, но ведь между вами все кончено. Я знаю. Иначе я бы никогда…
        - Нет, я не злюсь. Просто у меня так челюсти свело, что я радоваться не в состоянии! Ощущаю себя кикиморой на детской елке. Вокруг сплошной позитив, а я - ведьма ведьмой, и все меня, убогую, шугают. Я рада, если честно. Но где-то очень глубоко в душе.
        Положив трубку, Серафима задумчиво вперила стеклянный взгляд в окно. По голубому небу плыли ошметки легких облаков, шуршала первая свежая листва, заходились в экстазе голуби.
        На улице блаженствовала весна, а в душе чавкала обидами слякотная осень.

«Правильно говорила Дашка. Нельзя зависеть от мужиков. Надо делать карьеру. Чем я хуже других? Да ничем! - Сима бодро открыла поисковик. - Подам документы, получу второе высшее и буду сама себе королевна. Вон сколько возможностей: можно стать юристом, можно банкиршей, а можно вообще - психологом. А то приросла к телефону и заплесневела, как старая булка».
        Она начала воодушевленно читать рекламные текстовки ведущих городских вузов. Серафиму манил клондайк знаний и перспектив. Зачитавшись перечнем дисциплин на юрфаке и подбадривая себя легкомысленным «ничего-ничего», она едва не пропустила звонок мобильного.
        - Серафима?
        Сердце глухо стукнуло, задрожало, а потом взорвалось. Не хватало воздуха, уши заложило, а руки едва удерживали крошечный телефончик.
        - Да, Дмитрий, здравствуйте!
        - Как ты меня узнала?
        Она пожала плечами, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
        - Я у тебя под окнами. - Дима Носов тоже трясся всеми своими девяноста шестью килограммами креатива, как подросток на первом свидании. Последние силы ушли на то, чтобы уговорить Малашкину дать Серафимин телефон. Сначала мобильный, а потом рабочий, чтобы выяснить адрес. Потому что он не знал, как лучше: заявиться к женщине-мечте сюрпризом или сначала позвонить. Наверное, впервые в жизни уверенный в себе Дима Носов боялся, что ему не обрадуются. И впервые даже думать боялся, что будет, если его отвергнут. Он вышел из машины, чувствуя предательскую дрожь в коленях. Сейчас она как шуганет его… И будет права.
        - Я вижу, - выдохнула Сима.
        Дима поднял голову. В окне второго этажа растерянно и недоверчиво улыбалась его Дюймовочка.
        - Где ж ты раньше был?
        - Но я ведь не опоздал, Дюймовочка?
        Она мотнула головой, захлебнувшись счастьем, которого уже не ждала, на которое уже не надеялась и в которое уже не верила. Счастья было так много, что, казалось, сгустился воздух и остановилось время. Любовь не придумали, она была, есть и будет. Из тусклых будней, полных горечи одиночества, Серафима прорвалась в параллельную реальность, куда дозволено ступать лишь избранным. Все оказалось так бесконечно сложно и так удивительно просто: избранным мог стать каждый. Главное - помнить об этом и верить вопреки всему.