Коктейль под названием «муж» Арина Ларина

        # Если взять немножко наглости, горстку доброты, ложку любви, море обаяния и каплю порядочности, то получался он - Машин муж. Она искренне любила Алексея, а он любил жену и сына. И что вы думаете? Выключенный телефон, непонятные отлучки, уединенная ночь на диване в гостиной, сбор вещей - и вот уже мужа как ветром сдуло из Машиной жизни. У него появилась другая женщина... Этот кошмар свалился на Машу именно тогда, когда ее папа решительно ушел из семьи и подался в женихи, автоматически сделав маму невестой, а дедушка пытался устроить свою личную жизнь, охмуряя юных прелестниц...
        Арина Ларина
        Коктейль под названием «муж»
        Пролог
        - Надя! Ты когда-нибудь видела, как должен выглядеть нормальный английский газон? - устало-раздраженный женский голос с плаксивыми нотками словно призывал в свидетели всех и вся. Даже не глядя на упомянутый газон, можно было предположить, что, по мнению говорившей, он не нормальный и не английский. И, учитывая трагический надрыв в интонациях, вероятно, и не газон вовсе.
        - А то как же? Нам-то, хохотухинским, и не видать аглицких газонов! Да мы на них выросли, можно сказать, и с козьим молоком впитали ихние интерьеры! - в сердцах пробормотала не менее раздраженная собеседница, от души добавив пару непечатных конструкций, выражающих весь спектр эмоций местной жительницы деревни Хохотухино по отношению к барским замашкам городских.
        - Что ты там бормочешь? Я тебе деньги плачу, между прочим! А ты мне лужайку испортила. Тут вчера были голубенькие цветочки! Где они?
        Смачным шепотом удачно срифмовав в пространство ответ, Надя елейным голоском, словно успокаивая буйного пациента или неразумное дитя, громко ахнула:
        - Как? Нету цветиков? Как же так? Не иначе улитки съели. Но вы, Диана Аркадьевна, не блажите. Я новые посею. Непременно сию минуту посею, раз без них никак.
        - «Не блажите», - оскорбленно передразнила Диана Аркадьевна. - Перестань так со мной разговаривать. Почему трава криво пострижена? Ты чем стригла?
        - Ножницами, - подобострастно сообщила Надя и, подумав, добавила: - Маленькими такими.
        - Какая дикость! - простонала Диана Аркадьевна. - Тебе косилку купили специальную! Какими ножницами?
        - Так сейчас ребятенок спит! Куды ж я с тарахтелкой вашей полезу! А до обеда вы спите! - рявкнула Надя, утром без зазрения совести презревшая импортный агрегат и скосившая «лужайку» обыкновенной косой.
        - Клумбу надо переделать, - неожиданно перескочила на другую тему хозяйка. - У нее вид неэстетичный. Вон те оранжевые цветы не гармонируют с общим фоном.
        - Выдеру к чертям…
        - Надя! Их надо пересадить вон туда, к голубым!
        - Пересажу, - покладисто согласилась Надя.
        - И добавить красненького, мне кажется, не помешает…
        - Добавлю!
        - И…
        - Все сделаю в лучшем виде.
        - Корни не повреди…
        - Да ни боже мой, - убедительно затрясла головой Надя, мечтая об одном - чтобы хозяйка от нее наконец-то отвязалась.
        - Да, у нас сегодня будут вечером гости. Накрой стол парадным сервизом.
        - Опять этот проглот заявится? - неодобрительно констатировала Надя.
        - Артур Константинович - уважаемый в обществе человек! - взвизгнула хозяйка. - Не смей!
        - Да уж, продукты ваш уважаемый метелит, как с голодного острова, только дай. Да и до дамского пола не дурак, - хмыкнула собеседница, сдобно колыхнув полным телом, затянутым в цветастый сарафан. Она была абсолютной противоположностью хозяйки: субтильной дамы, похожей на слегка состарившуюся, но красивую куклу. - То-то его у Тараторовых уважили, что вчера с бланшем пришел.
        - Прекрати распространять грязные сплетни! - возмутилась Диана Аркадьевна и тут же заинтересованно добавила: - А он сказал, что девушку от хулиганов на станции спас.
        Ответом ей послужил душевный басистый хохот Нади:
        - Да ему папаша Тараторов засветил. Вот не знаю только, с дочкой он вашего уважаемого застукал или с женой.
        Последний комментарий был произнесен с явным сожалением.
        - Но орал на всех - жуть. Вчера же днем и уехали всем семейством. Так что кормить-то его сегодня будем или поостережетесь? - с невинно-наивным любопытством завершила повествование Надя. - Не ровен час, Максим Михайлович приедут. У них-то рука тоже небось тяжелая.
        - Не болтай ерунды, - покраснела хозяйка, но задумалась. То ли о «проглоте», то ли о возможном приезде мужа, то ли об обоих сразу.

        Легкую занавеску лениво теребил теплый июньский ветер. Тонкий тюль, усыпанный легкомысленно-деревенскими цветочками, пронизывали ласковые лучи обнаглевшего от собственной власти солнца.
        - Мама, - яростно прошипела Маша, тревожно прислушиваясь к угрожающему гудению полосатой пчелы, таранившей стекло своим мохнатым тельцем. Еще немного, и она сообразит, что целесообразнее изменить траекторию полета и порезвиться в комнате. Этого Маша Князева, невзирая на панический ужас перед всеми без исключения насекомыми, никак не могла допустить. Даже ценой собственной жизни. А цена была именно столь высока, ибо от одной только мысли о схватке с шестилапым чудовищем сердце переставало биться, а по спине полз липкий страх, переходящий в панику. Схватив последний номер «Космо» и цепенея от накатывающего героизма на грани истерики, девушка замерла посреди комнаты. Пышные рыжие волосы, собранные в конский хвост, трусливо подрагивали, а веснушки, обильно рассыпанные по щекам, побледнели.
        Причина ее грядущего подвига сладко, почти беззвучно посапывала в маленькой кроватке, выпятив в суровый мир беззащитно-розовую попу, удобно устроившуюся на двух крошечных пятках. Никита Алексеевич Князев, шести месяцев от роду, предпочитал смотреть послеобеденные сны именно в такой позе. В этой же позе он был запечатлен бесчисленное множество раз во всевозможных ракурсах, и Маша уже не знала, куда девать фотографии, которые все прибывали и прибывали. А как быть, если хочется запомнить каждый миг, каждое движение этого чуда?
        В данный момент чудо, блаженствовавшее в стране Морфея, даже не подозревало о надвигающейся крылато-полосатой угрозе.
        - Мама, - снова шепотом рявкнула Маша, обернувшись в дверной проем. Она боялась, что битва с пчелой будет неравной и Никита Алексеевич все же окажется укушенным. Ребенка следовало немедленно эвакуировать.
        Разумеется, бабуля знать не знала о трагедии, и, скорее всего, принимала солнечные ванны в гамаке. Бабуля вообще была слишком молода и бесшабашна для роли, навязанной ей полгода назад.


        Глава 1
        Когда сияющая дочь сообщила Диане Аркадьевне, что та скоро обзаведется внуком, реакция была по-детски непосредственной и весьма неожиданной.
        - Какой ужас! - всплеснула кольцами мадам Кузнецова. - Ты с ума сошла! Я не могу так! А что скажут люди?!
        В этом вопросе была вся мама: от тщательно уложенных прядей на темечке до свежего педикюра. Разумеется! Не радоваться же молодой сорокачетырехлетней женщине тому, что у нее появится внук. Внук - это как первый седой волос, первая морщина, первый вставной зуб… В общем - настоящая беда. Еще вчера ее называли девушкой, кто обознавшись со спины, а кто и с хорошо продуманным подхалимажем, и вот…
        - Какое несчастье, - резюмировала Диана Аркадьевна, не замечая перевернутого лица дочери.
        - Да уж. Такое горе, - саркастически подтвердила Маша. - Просто не представляю даже, как мы эту трагедию переживем!
        Шутку мама не поняла и сарказм не заметила, углубившись в свою печаль.
        Давным-давно привыкшая к маминым странностям Маша на сей раз обиделась. Ребенок - событие, кардинальный поворот в жизни, самое важное, что может произойти с женщиной! Несмотря на крайнюю недалекость и инфантильность, мать просто не имела права реагировать так!

        Диана Аркадьевна всю жизнь жила для себя. Природа щедро одарила ее красотой, сэкономив на уме. Не то чтобы девушке вообще ничего не перепало, но то, что где-то там наверху выделили для наполнения извилин, больше походило на блокадную пайку, нежели на полноценный набор из женской логики, сообразительности и интуиции. Просто-таки обделили Диану Аркадьевну самым возмутительным образом. Но именно благодаря столь несправедливой дележке, жила она легко, даже не подозревая о печальной недостаче.
        - Красивая женщина - это сокровище, - убежденно поясняла она всем, имея в виду себя. Женщины ехидно поджимали губы, а мужчины не спорили, зачастую мысленно добавляя к перечню ее плюсов очаровательную недалекость. С умной женщиной тяжело и неуютно. Она давит на самооценку партнера, заставляя напрягаться и держать себя в тонусе. Женщина наивная и примитивная, но красивая, подобна дорогой иномарке: ее легко контролировать и ею можно гордиться.
        Дианой Аркадьевной тоже легко можно было блеснуть в обществе. Как часами «Ролекс».
        Замуж ее выдали рано, но удачно. За сына партийной шишки.
        Шишка была так себе, средненькая, но предприимчивая. Свекр, как снегоуборочная машина, греб под себя все, что плохо лежало. А что лежало хорошо, он «клал» так, чтобы удобнее было взять впоследствии. Сын пошел в него.
        Будущий муж понравился Диане прежде всего перспективами. Про перспективы ей объяснили родители, и дочь приняла их вводную за аксиому.
        Максим Михайлович Кузнецов влюбился в нее горячо, искренне, но ненадолго. Быстро устав от красивой и капризной бабочки, порхавшей по апартаментам, он пересмотрел свое отношение к новой игрушке, предложив бартер: он удовлетворяет все ее потребности в обмен на наследника. Жалобные стоны по поводу порчи фигуры, бессонных ночей и невозможности летнего отдыха у моря он пресек на корню, намекнув, что в противном случае супруга вернется к родителям в чем пришла. Так в жизни четы Кузнецовых появилась Маша. Правда, Максим Михайлович был крайне недоволен тем, что родилась девочка, и даже норовил обвинить супругу, что она это сделала нарочно, поскольку все и всегда делала назло, словно специально стараясь вывести его из себя и помотать нервы. Но через год смирился и уже души не чаял в дочери. Хотя любовь его была настолько специфической, что, даже повзрослев, Маша продолжала побаиваться главу семейства. Максим Михайлович был груб, деспотичен и упрям. Благодаря наработкам и связям отца, он стал довольно крупным бизнесменом, благосостояние которого неуклонно росло. Он все мерил деньгами и считал, что купить
тоже можно почти все. Даже из области высоких материй. Хозяин жизни тот, у кого в руках материальные блага.
        - Что есть «высокая материя»? - любил рассуждать папа. - Материя - суть материал. Оплатил, свернул, положил за пазуху. Еще Пушкин говаривал: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать!» Все, что можно продать, - можно купить.
        Маман брезгливо морщилась и называла его мужланом, а Маша в душе понимала, что отец отчасти прав. Отчасти, так как она все же была романтической барышней, воспитанной на классической литературе и розово-голубых идеалах, напоминавших мыльные пузыри. Они были столь же непрочными и со временем лопались, пачкая окружающих мокрыми брызгами.
        Отца Маша уважала, а к матери с некоторого времени начала относиться с легким снисхождением. Родители ассоциировались у нее с героями знаменитой басни Крылова: отец, словно трудолюбивый муравей, копошился на пике своей финансовой пирамиды, а мамуля бестолковой стрекозой крутилась вокруг, создавая крылышками сквозняк, уносивший из семейного бюджета солидные суммы.
        Возможно, рано или поздно дочь начала бы конфликтовать с легкомысленной родительницей, но тут на ее горизонте возникла любовь - первая, настоящая и всепоглощающая, - и Маша стремительно выскочила замуж, перекочевав в подаренную отцом квартиру.

        Если вдуматься, то Алексей был далеко не первой любовью. И даже не десятой.
        - Марья, ты слишком влюбчивая. Это мягко говоря, - любила повторять ближайшая подруга Рита. - А вообще для твоего поведения есть другой термин.

«Термин» она благоразумно не озвучивала.
        Обижаться на Риту было бесполезно. Она всегда говорила, что думала, а, как правило, ничего хорошего про окружающих Маргарита Гусева не думала. Из таких девушек получаются отличные соратницы в борьбе за справедливость, партийные деятели, бьющиеся не за деньги, а за идею, или просто склочницы. Все это было написано на ее худощавом лице, обрамленном копной мелких черных кудряшек. Максим Михайлович называл маленькую субтильную Риту «занозой», хотя признавал, что лучше уж быть занозой, чем пустым местом.
        Гусева вызывала уважение своей непримиримостью и прямотой, граничащей с хамством. Маша так не умела, но надеялась научиться.
        Будучи довольно симпатичной, Маша пользовалась успехом у противоположного пола и легко отвечала взаимностью. Но, как и любая девица на выданье, она ждала настоящей, светлой и чистой любви. Кто ищет, тот всегда найдет, а кто ждет - дождется.
        Любовь налетела на нее одним прекрасным зимним вечером в коридоре отцовского офиса, когда Маша заехала обсудить с родителем покупку машины. Она считала, что уже пора, а Максим Михайлович презрительно кривил губы и рокотал, что «еще не доросла».
        До папы она в тот день так и не дошла, окончательно и бесповоротно влюбившись в директора отдела продаж. Именно эта солидная должность значилась на визитке мужественного шатена с потрясающими серыми глазами и могучей шеей. Этой визиткой он решил потрясти ее воображение, и Маша сделала вид, что потрясена, затеяв глупую игру и представившись курьером.
        Конечно, он мог знать, что она дочь шефа.
        Конечно, он мог все просчитать и запланировать.
        Конечно, он слишком быстро и напористо начал очаровывать…
        Это все не имело значения, поскольку было уже не важно. А если и важно, то думать об этом было поздно.

        Роман развивался стремительно, и уже на дне рождения Маши Алексей был представлен родителям и знакомым.
        Подруги немедленно высказали свое мнение, как делали всегда.
        - Хлыщ с дальним прицелом, - поджала губы Рита.
        - Какой красивый, - восхищенно цокнула языком Алина.
        Если Рита из-за проблем с личной жизнью во всех чужих кавалерах сразу начинала искать негатив, то Алина, окончившая университет вместе с Машей и олицетворявшая собой натуральную филфаковскую барышню с легкой придурью и в розовых очках, любила всех мужчин без разбора. Они казались ей милыми, трогательными и требующими заботы.
        - Если тебе не о ком заботиться, заведи хомяка. Или попугая, - раздражалась Рита. - Ты их развращаешь своими ритуальными приплясываниями и попытками во всем угодить. Из твоих рук на волю выпадают инфантильные эгоисты, требующие от женщины неустанного внимания и самопожертвования.
        - Можно подумать, ты собираешься подобрать кого-то, выпавшего из моих рук, - язвительно хмыкнула Алина.
        Удивительно, но при совершенно разном отношении и подходе к противоположному полу обе они никак не могли устроить свою личную жизнь.
        - Мне кажется - это моя судьба, - вздыхала Маша и томно хлопала глазами, гипнотизируя широкую спину кавалера. Алексей что-то обсуждал с Максимом Михайловичем, поэтому она, воспользовавшись моментом, потребовала у подруг детального отчета о наблюдениях.
        - Тебе это кажется каждый раз. Больше всего мне нравится разбор полетов в твоем исполнении, когда очередной Ромео получает отставку или наставляет тебе рога. Вот что у тебя, Маня, не отнять, так это чувство юмора и мозги.
        - Да уж, мои мозги всегда при мне, - пробормотала Маша, соображая, как расценивать выступление: как комплимент или как очередной укол. Комплименты были не в обычае Риты, так что вывод напрашивался сам собой.
        - Не скажи, - подтвердила ее опасения «добрая» подружка. - Только полная дура могла поверить, что директор отдела не знает в лицо дочь своего босса. Это во-первых. А во-вторых - учитывая капиталы твоего папаши, я бы не верила ни одному самцу. Я тебе даже сочувствую: никогда не знаешь, на ком он женится - на тебе или на папане.
        Рита победоносно глянула на приунывшую Машу и изобразила лицом нечто скорбное.
        - Язва ты, Ритка, - расстроилась вместе с Машей Алина. - Надо тебе желчный пузырь проверить. Надо ж так на ровном месте настроение испоганить. Красивый мужчина полюбил красивую девушку. То, что у нее папа оказался начальником…
        - …отдает хорошо продуманным сценарием мыльной оперы, - завершила мысль Рита. - Он же понимает, что юные безмозглые барышни, начитавшиеся сопливых романов про любовь, падки на такую мишуру.
        - Я не читаю сопливые романы, - обиделась Маша.
        - Но он об этом не знает. Погоди, еще приедет к тебе на белом лимузине, как Ричард Гир. Цветочки подарит, наплетет чего-нибудь красивого и сказочного. А ты будешь слушать и пускать слюни от умиления.
        - Мань, а давай ее побьем, - задумчиво предложила Алина. - Может быть, у нее в голове что-нибудь встряхнется и встанет на место.
        - Я правду говорю, - надулась Рита. - Проще всего хлюпать носом в унисон и ахать:
«Какой красавчик, как я за тебя рада!» Надо смотреть правде в глаза.
        - Слушай ты, газета «Правда», - хихикнула Алина. - За такое в глаза не только смотрят, но и бьют. У человека любовь, чувства, а ты ерунду всякую мелешь.
        - Я книжки читаю и телевизор смотрю. Вот приберет он к рукам Манькины миллионы и начнет права качать. И любовь пройдет, как утренний туман. Останется только горечь от позднего осознания ошибки. А я ей глаза открываю. Я ж не говорю, что этот пижон именно так и сделает. Но вероятность не исключаю. И ты, Манюня, не исключай. Или наоборот: папенька ни копейки вам не даст. Не потянет твой красавец на твои запросы - турнешь ты его к чертям собачьим и вернешься к папане с наследником в подоле.
        - Спасибо, дорогая, - с чувством выпалила Маша. - Низкий тебе поклон за заботу. Я обязательно учту. Я теперь понимаю, почему от тебя мужики шарахаются.
        - Один - один, - гикнула Алина. - Брэк!


        Глава 2
        После свадьбы, удовлетворившей все мыслимые и немыслимые амбиции любой юной барышни, желавшей, чтобы «было круче всех», неожиданно началась обычная жизнь. Та, которая всегда текла за окном. Как дождь, на который уютно смотреть сквозь стекло, но совершенно невыносимо под этим же дождем мокнуть на остановке, заледеневшими руками удерживая рвущийся вслед за ветром зонт.
        Папа, подаривший во время торжества ключи от новой квартиры, будучи не совсем трезвым, выдал витиеватую речь, смысл корой стал понятен позже: дочь стала взрослой, и он счастлив вручить ее судьбу молодому супругу. Проще говоря, Маша теперь проживала не только на отдельной жилплощади, но и должна была существовать на средства, отдельные от папиных. То есть - на мужнину зарплату.
        Зарплата директора отдела продаж не имела ничего общего с родительским кошельком ни по объему, ни по перспективам. Там были другие нули и другие возможности. По Машиным меркам - так возможностей и вовсе не было.
        Никогда не вдававшаяся в подобные тонкости, молодая жена приуныла. Пару раз закатив истерику и наткнувшись на искреннее непонимание мужа, она совсем пала духом и даже позавидовала маме, так хорошо устроившейся, невзирая на глупость и необоснованные капризы. Маше даже пришло в голову, что мама на самом деле не так уж и глупа, если сумела настолько удачно организовать свою жизнь.
        Посоветоваться было абсолютно не с кем. Подруги не поняли бы однозначно. Если вдуматься, ее проблемы выглядели комично: в новом сезоне придется донашивать прошлогоднюю шубку, нельзя купить в ювелирном красивую побрякушку просто так, а две машины на семью - излишество. Машенькино предложение подарить ей на следующий день рождения красный «БМВ» Алексей воспринял как не особо остроумную шутку и даже вежливо похихикал. А уж когда выяснилось, что мероприятия, на которые она раньше ходила в качестве дочери «господина Кузнецова», теперь приглашают лишь вышеупомянутого «господина Кузнецова» с супругой, а «господина Князева с супругой» приглашают на тусовки рангом несравнимо ниже, Маша разрыдалась, напугав мужа. Тот искренне не понимал объяснений и не видел в перечисленных фактах трагедии.
        Та жизнь, веселая и беззаботная, к которой она привыкла, оборвалась внезапно и фатально. Ощущение было такое, словно судьба, подарив ей любимого мужчину, посадила их обоих в темную сырую яму, дабы уравновесить эйфорию от своего подарка. Это сравнение настолько понравилось Маше и так ярко характеризовало ее переживания, что она все же рискнула поделиться с подругами. Держать все переживания в себе не было никаких моральных сил.
        - Эх, кто б меня в такую яму засадил, - Рита оглядела роскошный евроремонт, итальянскую мебель и насмешливо уставилась на подругу. - С жиру бесишься, Маня.
        - Нет, ну не надо так, - примирительно протянула Алина. - Просто ей трудно так сразу перестроиться.
        - Да привыкла жить у папаши за пазухой! И не надо губки надувать! Хотела все по-взрослому: чтобы муж, семья, отдельно от родителей? Ну, вот и не жалуйся! Еще скажи спасибо, что папаня жилплощадью обеспечил, а то жила бы сейчас с Лешкиными предками. Что у них там? Двушка в хрущевке? А вам, барам, некомильфо в таких гегемонских условиях? Прынцесса на горошине! Манька, спустись с небес на землю! Без машины и новой шубы никто еще не помер. Алинка, ты не померла в пуховике? И я в дубленке тоже живу и радуюсь. А у тебя в шкафу этих шуб штук десять висит…
        - Шесть, - шмыгнула Маша. Ей было обидно слушать столь несправедливые обвинения, словно она капризная царевна из сказки, требующая подснежников зимой. - Ты не понимаешь. Это необходимость. Статус обязывает!
        - Князева! Нету у тебя никакого статуса! И шубы не нужны. Такое вот счастье для семейного бюджета. Все. Отпочковалась ты от папенькиного линкора и ушла в свободное плавание на моторной лодочке. И горючим он тебя снабжать более не обязан. Нету топлива - греби веслами, нету весел - ручками. Ты лодочку и капитана выбрала сама, а за собственные решения надо отвечать, - зло хохотнула Рита.
        - С таким характером ты мужика никогда не найдешь, - оскорбленно парировала Маша. Больше сказать было нечего. - У меня проблемы, а ты еще побольнее ударить норовишь!
        - Я мужика не найду, потому что мне нужен не абы какой, а с квартирой. И не потому, что я такая меркантильная, а потому что жить будет негде. У нас с матерью комната в коммуналке, если помнишь. А еще мне нужен мужик с большой зарплатой, потому что я хочу ребенка. А если я уйду в декрет, то нам хотя бы полтора года должно хватать только его денег. И Алинке нужно все то же самое! И любой другой нормальной девице тоже! А где такого взять? Может, он, как особо ценный клад, и зарыт где-то, только у нас карты нет и лопаты. И даже если откопаем наудачу и без подручных инструментов, то как его делить? Таких роскошных кадров на всех не хватает. Ты, Князева, вообще неправильно понимаешь значение слова «проблемы». Не было у тебя еще в жизни настоящих проблем. И я тебе даже сочувствую, потому что за белой полосой всегда следует черная. Высоко взлетела - падать будет больно.
        Маша оторопело моргнула:
        - Ты что, подраться хочешь?
        - Я хочу, чтобы ты трезво взглянула на себя и окружающих. Никто тебе ничего не должен. Если хочешь машину - заработай на нее. Я вот, например, хочу квартиру. И это не предмет роскоши, а необходимость. Без квартиры я сдохну старой девой в обществе моей любезной мамаши, у которой характер еще гаже моего. Поэтому я на нее зарабатываю. А ты ждешь, пока само в руки обвалится, да еще морщишься, что оно само падать не хочет, а у блюдечка каемочка не голубая.
        - Обычно после таких выступлений гости съезжают с лестницы, пересчитывая копчиком ступени, - философски заметила Алина. Ей хотелось поесть пирожных в спокойной обстановке. Частично Рита была права, но форма затмевала содержание. Впрочем, как обычно.
        - Почему ты работать не идешь? - не унималась Гусева. - Я вот работаю, Алька тоже. А тебе что мешает? Будешь хоть в чем-то независимой.
        - Я и так ни от кого не завишу, - звенящим от обиды голосом заявила Маша.

«Еще немного, и мы останемся без сладкого, а еще насмерть поссоримся», - поняла Алина. Ей категорически не хотелось принимать ничью сторону. Алина Шульгина вообще была крайне миролюбивым и позитивным человеком, и наличие в ближайшем окружении Риты создавало в ее жизни некоторый дискомфорт, а иногда и вовсе угрозу здоровью. Особенно когда Гусева начинала делать замечания подросткам или пьяным.
        - Еще как зависишь. Тебе третий десяток, а ты все деньги на карманные расходы просишь. Сначала у папы, теперь у мужа, - Рита победоносно взглянула на подругу. - Надо радикально менять отношение к жизни. Жизнь - это кактус. Если его грызть или пытаться на него сесть, то ты по-любому останешься в проигрыше. А вот если поливать, то, возможно, он даже зацветет. Мысль моя ясна?
        Судя по напряженному молчанию, мысль адресата не нашла.
        - Поясняю, - Гусева приосанилась, словно лектор перед аудиторией. - Надо уметь пользоваться ситуацией. Один умный человек сказал: если тебе плюнули в спину, это значит, что ты идешь впереди. Минус - плюнули. Плюс - впереди. Жизнь - это губка, из которой надо выжать максимум. Это лестница, по которой надо нестись в нужном направлении. Правильное направление, поясняю для инфантильных и тупых, - это вверх, желательно перепрыгивая через ступеньку. Только тогда ты доползешь до нужного результата. А результат зависит еще и от того, с какой ступеньки ты стартуешь. У тебя, Манька, ступенька высокая и шансов больше, чем у простых смертных, только ты из своих шансов сплела веночек и сикось-накось на прическу нахлобучила. Сие называется нецелевое использование возможностей. Нет бы у папани попросить дело тебе какое-нибудь купить. Тогда на всю оставшуюся жизнь сама себе хозяйка. А ты все норовишь за чьей-нибудь спиной отсидеться. А ежели спина куда-нибудь денется, чего делать будешь?
        - Никуда она не денется, - поджала губы допрашиваемая.
        - Нет в нашей жизни ничего постоянного. Собственно, и сама жизнь - величина переменная. Да еще с летальным исходом.
        - А давайте чай пить, - логично и радостно закруглила беседу Алина, уловив момент, близкий к перемирию. Она даже предприняла попытку пододвинуть на середину стола пирожные, но, видимо, день был неблагоприятным. Как для чаепития, так и для общения на животрепещущие темы. Собственно, Алина именно это и вычитала утром в гороскопе, притулившемся в конце программы телевидения на неделю. Зря она понадеялась, что астрологи врут.
        - И что ты предлагаешь? - Маша нехорошо прищурилась на разглагольствовавшую Гусеву. - Чем мне заняться?
        - Ну, милая моя, - снисходительно потрясла кудрями Рита. - Тебе виднее. Я бесплатных советов не даю.
        - Можно бюро переводов открыть, - оживилась Алина.
        Гусева с состраданием взглянула на «переводчиц».
        - Кому оно надо, ваше бюро. Лучше уж художественную галерею.
        - Ну, разумеется, - мстительно фыркнула Маша. - И выставлять там твои шедевры.
        Рита, воодушевленно метившая ближним в самое больное место, сама абсолютно не умела держать удар. А картины были ее уязвимой точкой.


        Глава 3
        Рите Гусевой прочили большое будущее, мировую известность и счастливую судьбу. А потом вдруг оказалось, что художники никому не нужны. И работы Гусевой - не шедевры, а так - мазня с претензией. И будь она хоть трижды гениальной в своих глазах, максимум, на что можно рассчитывать - место художницы в рекламной фирме. Вместо всемирной славы Рита под неустанный бубнеж мамы, надежды которой она не оправдала, влачила жалкое существование и надеялась на чудо. Чудеса бывают только в сказках, а Рита Гусева застряла в реальном мире, больше похожем не на цветочную клумбу, а на гору мусора. Такая куча ничего общего с чудом не имела и иметь не могла. Редкие мужчины, проявлявшие к Рите интерес, исчезали со скоростью мухи, интуитивно почуявшей свернутую в трубочку газету. В общем, куда ни плюнь - сплошной негатив. Судьба словно пыталась взять Риту измором и потренировать ее силу воли. В битве за место под солнцем Рита регулярно проигрывала, а ее неудовольствие жизнью постоянно подпитывалось завистью к окружающим, которым все само плыло в руки. Больше всех ее раздражала Маша.
        С раннего детства Маня постоянно маячила перед глазами, наглядно доказывая отсутствие мирового баланса справедливости. Жили они всегда рядом, одна на пятом этаже, другая - на шестом. Только семья Кузнецовых занимала огромную квартиру единолично, а у Гусевых была всего лишь комната в коммуналке. И если у Маши были ласковая няня и мама, непонятно чем занимавшаяся дома, то у Риты няню заменяли либо пятидневный детский сад, либо, в случае болезни, глухая бабка Тоня, забывавшая ее покормить, и непросыхающий сосед Зубовалов, оправдывавший свою изумительную фамилию потрясающими габаритами и ужасающим набором железных зубов в пасти. Но на самом деле Зубовалов был совершенно безобиден. Он даже пытался одно время ухаживать за Риточкиной мамой, приведя в качестве аргумента для женитьбы последующее слияние комнат и хлипкое здоровье бабки Тони. Джентльменом Зубовалов, безусловно, не был, а посему озвучил свою программу, сграбастав Елизавету Потаповну в охапку и попытавшись запечатлеть на ее сахарных устах поцелуй. Дело было в кухне, мадам Гусева, работавшая санитаркой в больнице и на тот момент как раз
вернувшаяся со смены, ухаживания отвергла, с легкостью первой теннисной ракетки мира засветив жениху в лоб чугунной сковородой. Звук был таким, что даже глухая бабка Тоня, подслеповато таращившаяся на представление из угла, мелко дробно захихикала.
        - Ну, Лиз, ты… эта… Зачем? - печально развел лапищами Зубовалов. - Я ж по делу говорю. Мне баба на хозяйстве нужна. А то придешь домой, жрать нечего, не приласкает никто, не спросит, как, мол… эта…
        - Совещание прошло, - подсказала Елизавета Потаповна. - Не звонил ли министр? Не объявили ли благодарность за доблестный труд?
        - Шутишь все, - тяжело вздохнув, констатировал Зубовалов. - Я ж как лучше хотел. Если я бабу приведу, как вы тута уживетесь в одной квартире?
        - Не знаю, как твоя баба уживется, а я уж как-нибудь, - поджала губы Ритина мама и плотоядно взглянула на сковороду.
        К слову сказать, Зубовалов все же женился, положив начало бесконечным распрям и холодной войне, изредка переходящей в открытое противостояние с приглашением участкового и формулировкой длинных и нескладных заявлений с обеих сторон.
        В квартире этажом ниже жизнь была абсолютно иной. С рождения Маша получила все, а у Риты был даже не ноль, а дырка от него. Маше покупали фирменную одежду, а Рите мама перешивала из старья, Машины дни рождения отмечались так, что в курсе был весь двор, а Рита никого никогда не приглашала, стыдясь убогой обстановки и страшась соседских козней. Да и денег на продукты было всегда в обрез, и в конце месяца они с мамой часто переходили на пустые макароны. Эти серые толстые макароны иногда снились ей в кошмарах, они склизкими змеями подползали все ближе, а Рита никак не могла убежать.
        Маша, независимая и веселая, поскольку ее, в отличие от Риты, не унижали заплатки на локтях и отсутствие капроновых колготок, казалось, не нуждалась ни в чьем обществе, люди сами тянулись к ней. Каждому хочется погреться в лучах солнца, а не ежиться в тени. Рита не была исключением. Спасало только то, что они с Машей учились в параллельных классах, иначе она просто возненавидела бы свою соседку за удачливость, круглосуточно наблюдая ее триумф. А так они лишь вместе ходили в школу и иногда возвращались обратно, да изредка гуляли во дворе.
        Маша стала для соседки стимулом, ориентиром и недосягаемой целью. Рита, безумно стеснявшаяся своей худобы, убогой одежды и невзрачной внешности, решила действовать иначе и выделиться демонстративной независимостью и бунтарским поведением. Получалось плохо. Мать начали часто вызывать в школу, фамилию «Гусева» воодушевленно и гневно склоняли на каждом собрании, а единственным достижением шестиклассницы Риты Гусевой стало некое подобие дружбы с хулиганом Мутятиным из восьмого «Б». От него Рита научилась красиво и далеко сплевывать и материться.
        Наверное, в какой-то момент судьба устыдилась своего равнодушия и на мгновение повернулась к девочке лицом. В школе организовали художественную выставку, и вдруг оказалось, что у Риты талант. Ее заметили, пригласили в художественную студию, а потом и вовсе - в художественную школу. Времени на глупости не осталось, Мутятин стал пройденным этапом, а Рита неожиданно превратилась в этакого гения, местную гордость и знаменитость. Директриса, раньше специально посещавшая собрания, чтобы потоптаться на самолюбии Елизаветы Потаповны, расписав тюремные перспективы ее дражайшей доченьки, теперь ласково улыбалась и настойчиво напоминала, что именно в стенах ее школы был выпестован и открыт столь ценный самородок. Елизавета Потаповна гордилась и великодушно прощала прежние оскорбления. Дочь все же выросла человеком.
        Теперь дружить с ней было почетно, и Рита, равнодушно принимая знаки внимания от сверстников, одновременно презирала их за двуличность и нежелание протянуть ей руку помощи тогда, раньше, когда ей это было необходимо.
        Девочка поняла, что любой член общества зависим от мнения окружающих, но если не хочешь быть растоптанным, никогда не показывай эту зависимость. Докажи всем, что их мнение для тебя пыль, что у тебя есть свое видение мира, кардинально отличающееся от общего, выделись, стой на своем любой ценой, независимо от того, что ты думаешь на самом деле, - и тебя заметят, выделят и будут с тобой считаться. Мягких и добрых сминают как пластилин, а о жестких царапают руки в кровь и больше не лезут. С тех пор дух противоречия стал второй сущностью Риты, не дав ей окончательно сломаться. Кроме того, вера в собственный талант и будущие возможности, возвышала ее не только над толпой, но и над удачливой подругой, не добившейся ничего, но получившей блага «за так». А если и не возвышала, то хотя бы уравнивала.
        Маша тоже не была красавицей, так, обычная девочка, да к тому же рыжая. Но даже это оказалось не минусом, а плюсом, так как парни предпочитали ухаживать за конопатой Машкой, а вовсе не за гениальной художницей Гусевой. Дружить - да, общаться - да, но Рите хотелось большего. Именно тогда она раскусила физиологическую сущность мужчин: их не интересует ум и талант. После недолгого анализа Риточка поняла, чем их привлекала Маша. Открытие потрясло ее до глубины души: у соседки всего-то навсего выросла грудь. Да - большая, да - к бюсту прилагались крепкие стройные ноги и красивые тряпки. Но разве это главное в женщине?
        - Которые бегают за выменем - сосунки, не нужны тебе такие, - успокоила ее мама. - Тем более что у тебя уже вряд ли что путное вырастет, ты в бабку по отцовской линии пошла. Ищи умного, надежного. Кто за одним выменем побежал, и за другим побежит, и за третьим. Так всю жизнь и будет метаться, где сытнее да больше искать. А ты найди такого, чтобы тебя полюбил, чтобы бежать ему было некуда.
        От словосочетания «некуда бежать» веяло безысходностью, но мама, безусловно, была умнее и опытнее в этом вопросе.
        Все стало предельно ясно и понятно, но как справиться с завистью, Рита не знала. Она усвоила одно: глупо и нерационально стремиться к несбыточному и недосягаемому. Есть такое слово «нет». Надо исходить из жизненных реалий и замещать то, чего
«нет», тем, что возможно, вероятно и достижимо при определенных усилиях.
        Институтская пора была наполнена разочарованиями, как летний пруд головастиками. Маша всегда топталась рядом, в поле зрения, и смущала обилием кавалеров, особенно на фоне явного простоя Риты. На вечеринках, куда она приглашала Риточку, молодые люди Гусевой пренебрегали, хотя девушка изо всех сил старалась понравиться своей эрудицией и неординарностью.
        Однажды, когда Рита, в очередной раз безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание и перекрикивая всех, рассказывала о выставке своих работ в училище и голландце, владельце галереи в Амстердаме, желавшем непременно купить несколько картин юного дарования, к ней подсела Алина.
        Изрядно выпившая Рита уцепилась за, как ей показалось, благодарную слушательницу, но Аля, несколько минут вежливо послушав дифирамбы в честь гениальной последовательницы Дали, сочувственно ее перебила:
        - Хочешь совет? Не хвали себя сама, подожди, пока кто-то похвалит. Иначе это выглядит смешно и нелепо. Человек не может быть объективен в отношении себя. Если ты орешь, что гениальна, то это выглядит как выпендреж. И над тобой посмеиваются, но не верят.
        Услышав, что над ней могут еще и «посмеиваться», Рита даже протрезвела. Больше всего на свете она боялась, что над ней именно посмеются. Она так долго добивалась репутации оригинальной и независимой в суждениях, что столь неожиданное мнение, претендующее на объективную оценку ее усилий, просто-таки скосило девушку.
        Так состоялось знакомство с Алиной, трансформировавшееся в дружбу на взаимовыгодной основе. Алина теперь периодически нахваливала в компаниях Ритины картины, а Рита - ее стихи.
        Результатом стало то, что на одной из вечеринок на Риту обратил внимание молодой человек по имени Юрий. Он восторженно пожирал ее глазами и недоверчиво расспрашивал про картины, робко набиваясь в гости. Вероятно, именно такой мужчина и был предназначен Рите: интеллигентный, умный, тонко чувствующий дистрофик с сильнейшей близорукостью и обширными залысинами над «сократовским» лбом. Да, именно такой, поскольку ни одна нормальная женщина, с грудью, бедрами и прочими сочными атрибутами, на него никогда бы не позарилась. Вполне возможно, что, устав штурмовать лучшую половину человечества, Юра осознал, что надо брать то, что ближе, пока рядом вообще хоть что-то есть. Если нельзя обладать умной и красивой, то пусть она будет просто умной. Тем более, что видит он без очков плохо. Возможно, кавалер рассуждал именно так, а может быть, у него были другие стимулы для общения с Ритой, но все это не имело ни малейшего значения. Дух противоречия подмял под себя доводы логики, победила завышенная самооценка и трезвый взгляд на кавалера утром. Во-первых, из ночной романтики особо ничего не вспоминалось, ибо
рыцарь оказался не на высоте, изумив подругу скудной фантазией и скоростью произошедшего, во-вторых, впалая грудь и тощие синеватые конечности кузнечика никак не могли принадлежать мужчине Ритиной мечты, в-третьих, фамилия Юры оказалась Нахухыров.
        - Лучше остаться холостой Гусевой, чем стать замужней Нахухыровой, - насмешливо подвела итог своего первого романа Рита.
        - Ты погоди, он замуж-то еще не звал, - осадила ее Аля.
        - Не успел. И уже не успеет. Я ему, конечно, благодарна за первый сексуальный опыт, за внимание и за все остальное, чего я не заметила, если таковое имело место быть, но за сим откланиваюсь. Я не стремлюсь замуж, мне нужен просто нормальный мужчина, а не это жалкое недоразумение, вызывающее сострадание и сочувствие. Кстати, если тебе его жаль, то можешь забрать и утешить.
        Алина утешать Юру Нахухырова не пожелала, так как тоже любила мужчин если не крупных, то хотя бы отчасти мужественных хоть в каких-то местах: будь то плечи, мышцы, разлет бровей или что-нибудь еще.
        В результате, Маша продолжала менять кавалеров, не тяготясь отношениями с ними и тоскливо вздыхая, что нет рядом того единственного, Аля маялась в одиночестве, изредка прислоняясь к какому-нибудь мужскому плечу в ожидании все того же единственного, а Рита исходила желчью практически в полной изоляции от противоположного пола и тихо завидовала обеим подругам.


        Глава 4
        Получение диплома стало для девушек поворотной вехой. Но у разных людей и вехи разные. Единственное, что было общим, это место праздника. Кузнецов-старший недавно, дабы разнообразить бизнес или еще с каким дальним прицелом, прикупил небольшой ресторанчик. Именно там девушки и обмывали «корочки».
        - Вот ведь какая штука жизнь, - философствовала Рита, до краев наполненная красным вином и оттого плохо выговаривавшая некоторые звуки. Паузы между словами, призванные сделать выступление солидным и значимым, затягивались настолько, что не менее опьяневшие собеседницы с трудом удерживали в сознании канву повествования. - У всех людей две руки, две ноги, два уха, два глаза…
        - Две головы, - заполнила паузу Аля, нарушив серьезность момента.
        - Две головы - это только у Риткиных монстров с претензией на гениальность, - фыркнула Маша и тут же тактично поправилась: - В смысле - монстры с претензией, а ты, Ритуська, гений безо всяких оговорок. Я твою последнюю картину до сих пор забыть не могу. До спинного мозга пробирает… Бр-р-р…
        - Так вот, - Рита шумно отхлебнула из бокала, словно пила не вино, а горячий чай. - Изначально все данные у каждой особи одинаковые. То есть - равные. Так какого черта каждый развивается по своей спирали, увеличивая разрыв? Причем, прошу отметить, спираль развивается в двух плоскостях: интеллектуальной и материальной. Они обе - две стороны мира-перевертыша. Чем выше развитие поднимается в мире материальном, тем глубже оно проваливается в грязь в мире интеллектуальном. Я о чем?
        - О чем? - эхом повторила Аля, мучительно разглядывая лекторшу.
        - А о том, - Рита многозначительно проткнула воздух пальцем и обличительно уставилась на подруг, - что если мы изначально считаем интеллект достоинством, то люди достойные в этой жизни всячески притесняются и лишаются положенных благ. А недостойные, то есть - неинтеллектуальные, но материально облагодетельствованные, получают все. При том, что у них и так уже все есть. Я считаю, что в обществе должна назреть революция, так как наблюдается катастрофический дисбаланс. Мысль ловите?
        У Алины взгляд был абсолютно стеклянным, что выдавало искреннюю попытку постичь гусевские размышлизмы. Маша сосредоточенно смотрела в бокал и улыбалась.
        - И чего я смешного сказала? - вскинулась Рита.
        - Мне иногда кажется, что ты меня ненавидишь, - спокойно констатировала Маша, не поднимая глаз. - Я не виновата, что у меня такие родители. Что у меня все есть. Что даже мужчину я себе нашла раньше вас. Так получилось.
        - А что, если бы была возможность, ты бы все переиграла и предпочла бы родиться мною? - Рита раздула ноздри, вцепившись в скатерть.
        - Нет, - пожала плечами Маша. - Я бы с удовольствием все повторила. То, что ты считаешь несправедливостью, лично меня вполне устраивает. Каждому дается то, что положено. Может быть, в прошлой жизни я была бурлаком или святой мученицей? А эта жизнь - всего лишь компенсация? Не нам судить, кто чего заслуживает. К тому же еще неизвестно, что нас ждет дальше. Может быть, эта жизнь - тоже перевертыш. Если чего-то хочешь, надо добиваться, а не исходить желчью, что у кого-то это уже есть.
        - Здоровый всегда с легкостью дает советы больному, - поджала губы Рита. - Но стоит ему заболеть, как он теряется и сам бежит за советом.
        Алина чуть не упала со стула, в пинке пытаясь ногой дотянуться до Гусевой и прервать ее выступление. Она искренне полагала, что пить вино за Машин счет, одновременно пытаясь унизить спонсора застолья, по меньшей мере нелогично. Если уж Рита пришла к столь нелицеприятным выводам, то либо надо общаться, держа их при себе, либо можно озвучить, но тогда уж не общаться, оставаясь последовательной.
        - Ты, Ритка, не больная, ты просто злая очень, - Маша покрутила бокал и подняла глаза. - Я устала все время чувствовать себя виноватой за то, что тебе судьба чего-то недодала.
        - А ты чувствуешь себя виноватой? - неожиданно изумилась Рита.
        - Что тебя удивляет? Ты регулярно пытаешься донести это до меня. Я, несмотря на мою интеллектуальную спираль, которая, следуя твоей логике, ушла на глубину, схватываю все на лету. Ты достойная, я - недостойная, просто наверху все перепутали. Но разве я могу что-нибудь изменить? Рита, я тебя уважаю, я пытаюсь тебя понять. Но и ты пойми: меня не за что ненавидеть. Я ничего плохого тебе не сделала.
        Рита смотрела мимо нее и думала только о том, чтобы не заплакать. Нет, не от избытка чувств. Машины слова ее вовсе не растрогали. От бессилия. От злости. Ей нельзя плакать, она сильная. А слезы унижают.
        Самое обидное, что Маша могла бы ей помочь. Просто, как любое инфантильное и избалованное создание, не грузилась чужими проблемами. Ведь если задуматься, она могла бы попросить отца, чтобы тот вложился в Ритину раскрутку, проплатил пару презентаций, замолвил словечко в своем олигархическом высшем обществе, организовал аукцион, выставку… Да, в конце концов, купил бы хоть несколько ее картин за нормальные деньги, чтобы у Риты появился минимальный капитал для старта. Но разве можно сказать об этом Маше? Ни-за-что. Унижаться? Пресмыкаться? Смотреть снизу вверх в ожидании подачки с барского плеча? Ни-ког-да. Если бы Маня своим засахаренным умишком додумалась до этих элементарных вещей, то Рита смогла бы изобразить неловкость, смущение, но принять помощь.
        Принимать помощь, когда ее предлагают по чьей-то инициативе, и просить о помощи самой - несоизмеримо разные вещи.
        Как ни крути, получалось, что все неудачи из-за Маши.

        А Маша была настолько занята своими личными переживаниями, и, что самое обидное для Риты, позитивными, что ей было не до подружкиных проблем. Диплом перестал иметь значение, как только определились с датой свадьбы. Разве можно думать о карьере, работе или о чем-то еще, когда рядом Алексей. Алешенька…
        В детстве Маша последовательно хотела стать врачом, космонавтом, милиционером, балериной, начальником. Как только начала оформляться фигура, Маша поняла, что хочет стать женой. Но не такой капризной пустышкой, как мама, а настоящей. Умной, тонкой, нужной, любящей. Она будет помощницей своего мужа во всех делах, его правой рукой. Она будет вести переговоры с зарубежными партнерами, разоблачать их козни, тонко шутить на иностранных языках, а супруг будет ее боготворить. В общем-то - все просто. Именно поэтому был выбран филфак. Родители не возражали.
        Теперь диплом был просто брошен на полку. Результаты высшего образования пока что оказались Маше не нужны.
        Зато Аля с тем же самым дипломом неожиданно поняла, что результаты ее высшего образования не особо нужны окружающим. Переводчики не требовались. Тоскливо погуляв по разнообразным фирмам и фирмочкам и с ужасом констатировав, что взять ее могут только секретаршей, Аля со слезами прибежала к подруге. Должность секретаря после пяти лет учебы в университете казалась ей более оскорбляющей достоинство, нежели протекция подруги. Более того, Аля была уверена, что глупо не воспользоваться Машиными связями, а вернее, связями ее отца. Да и что такого в столь обычной просьбе. То, что для Алины было неразрешимой проблемой, решилось в считаные дни. Конечно, переводить президентские речи ее не взяли, тем не менее место, предложенное Кузнецовым-старшим, было уютным и хорошо оплачиваемым. Кроме того, новый шеф, Аполлон Аркадьевич Берг, оказался обаятельным сорокалетним мужчиной в полном расцвете сил, как Карлсон. Покружив вокруг симпатичной переводчицы и потарахтев пропеллером, он сообщил, что в скором времени у Али есть все перспективы стать начальником отдела переводов. Девушка совершенно растаяла от счастья.
Во-первых, столь солидная запись несомненно украсила бы трудовую книжку, а во-вторых, она немедленно влюбилась в Аполлона Аркадьевича.
        - Мужчина с таким именем непременно должен оказаться самовлюбленным мерзавцем, - вынесла свой вердикт Рита, с трудом пережившая удачное пристройство Алины Шульгиной.
        Невыносимо голодать, сидя рядом с исходящим паром запеченным куском мяса. Невыносимо знать, что ключ к твоему успеху в кармане у подруги, но не иметь возможности ей об этом сказать. И вдвое больнее смотреть, как ближний с легкостью этой возможностью пользуется.
        - Он не мерзавец, - осторожно прояснила ситуацию Маша. - Просто, насколько я в курсе, - Берг женат, и у него то ли один ребенок, то ли несколько.
        - Ну вот, - трагически шлепнула себя по ляжкам Алина. - Опять. Вечно мне не везет.
        - Из любого женатого мужчины со временем может получиться холостой. Исключений тут не бывает, бывает мало напора в деле достижения цели, - утешила ее Рита, одновременно многозначительно зыркнув на Машу. Разумеется, реплика предназначалась скорее для подруги, готовящейся к свадьбе, а вовсе не для поддержания морального духа Алины.
        - Какой уж тут напор, - опечалилась Аля. - Не буду я на женатого напирать, пусть себе живет и мучается без меня.

        Человек - существо подневольное. Он планирует, рассчитывает, надеется, а судьба дергает за ниточки по своему сценарию.
        Самое тяжелое - быть аутсайдером в толпе более удачливых ближних. Как легко быть пусть и слегка помятой, но ромашкой в букете полевых цветов, и как трудно быть в том же букете сухой колючкой, а то и вовсе - корявым сучком.
        Маша вышла замуж, стремительно забеременела и стала готовиться к роли матери, Алина все же закрутила роман с женатым шефом, а Рита, с трудом, но зато самостоятельно отыскавшая место в убогой рекламной фирмочке на окраине, вынуждена была привирать про свои успехи, содрогаясь от жалости к себе. Она, чьи работы благоговейным шепотом обсуждали преподаватели и сокурсники, рисовала ширпотребовские листовки, плакаты и этикетки для бизнеса средней руки. Разве можно было сказать подругам правду?
        Иногда Рита думала, что, пожалуйся она Маше хоть разок, та смогла бы помочь и открыть совершенно другие перспективы. И от этого Маша, пребывавшая в предродовой эйфории и цитировавшая наизусть Спока, казалась ей причиной всех бед. Наверное, это была даже не ненависть, а злое и отчаянное недоумение.
        Отсутствие приличной одежды она маскировала неприятием «вещизма», подробно объясняя в пространство, что самое ценное сокрыто в человеке, а все остальное - пустая бессмысленная оболочка. Затишье в творческой карьере Рита оправдывала мифической подготовкой серии картин, которые потрясут мир. Картины-то были, а вот пристроить их хоть куда-нибудь не представлялось возможным. Мир был обречен остаться непотрясенным.
        - Хочешь, я к соседу схожу? - не выдержала однажды Елизавета Потаповна, глядя на метавшуюся по комнате дочь, излагавшую свою точку зрения, близкую к помешательству. - Он же со связями, авось поможет.
        - Не вздумай! - дико заорала Рита. - Никогда! Слышишь? Никогда не лезь в мои дела!
        - Да, пожалуйста, - перепуганно пробормотала мама и зашуршала на полке в поисках валерьянки для буйной художницы. - Пропадешь же. И талант твой пропадет. Вот сколько бумаги испорчено, а вдруг это продать можно?
        - Продать? - взвыла дочь. - Это моя душа! Мое «Я»!
        Далее последовал новый взрыв воплей сугубо философской направленности, в результате чего валерьянку выпила сама Елизавета Потаповна, в ужасе поняв, что пора вести ребенка к психиатру.

        Ничто не вселяет в человека больше сил, чем сознание собственной правоты и возможность взглянуть на окружающих с позиции силы. Или хотя бы просто - сверху вниз.
        Время - лучший доктор, а жизнь - лучший учитель.
        Наивная Алина однажды поняла, что умудрилась забеременеть от своего Аполлона, и все внимание подруг переключилось на нее. Оказалось, что иметь красивого и богатого любовника не так уж и здорово. Вернее, здорово, но однажды за это придется заплатить.
        - Чего ты маешься? - успокаивала подругу Рита, втайне ощущая непередаваемое удовлетворение от того, что все это происходит не с ней. Хотя Алину было жалко.
        - Я не знаю, что делать, - заламывала руки Аля и рыдала, периодически убегая
«потошнить». Из ванной она возвращалась с запавшими глазами и растерянной физиономией, словно забывая всякий раз, на чем остановилась. Она моргала, дергала нижней губой, шмыгала и плаксиво тянула:
        - Как быть-то?
        - Это невозможно! - не выдержала наконец Рита. - Мы уже по сто раз повторяем одно и то же. Дежавю! Что тут можно сделать? Жениться он не хочет?
        - Не хочет, - снова зарыдала Аля. - Так и сказал: я, мол, тебе ничего не обещал!
        - А он обещал? - тревожно переспросила Маша, погладив свой огромный живот. Наверное, она пожалела, что пришла, так как в книгах писали, что беременным нельзя волноваться. Но и оставить Алину в столь плачевном состоянии было никак нельзя.
        - Разве в обещаниях дело? - с трагическим пафосом схватилась за голову Аля. - Он говорил, что любит! Он же сам первый начал! Он же спал со мной!
        - Так все логично, - пожала плечами Рита. - Что еще может говорить мужик, если с тобой спит? Представляешь, в кульминационный момент он вдруг серьезно смотрит на тебя и заявляет: «Только имей в виду - я жену люблю!»
        Маша тихонько прыснула, но тут же испуганно осеклась.
        - Ой, ну конечно! - Алина даже плакать перестала. - Тебе ли не знать. С твоим-то богатым опытом!
        - Да, я не сплю со всеми подряд, - нахохлилась Рита и даже наклонила голову, словно собираясь боднуть оппонентку. Она уперлась взглядом исподлобья прямо в Алю: - Если ты это называешь опытом. Для того чтобы научиться правильно переходить улицу, совершенно необязательно быть однажды задавленной трамваем. А ты сделала именно так: легла под трамвай и убедилась, что не права!
        - Он не трамвай! - вспыхнула Аля.
        - Во-во, давай. Заступись-ка еще за своего Аполлона! Как-никак - отец твоего ребенка! Давайте будем все вместе его уважать! - рявкнула Рита. - То есть я правильно понимаю: жениться он не обещал, но ты сама решила, что, раз он с тобой спит, то априори считает себя твоим будущим мужем?
        - Да ничего я не решила!.. - глаза Али трусливо забегали.
        - Ты что, специально залетела? - вдруг дошло до Маши, переставшей вслушиваться в копошение и толчки собственного ребенка и уловившей Алинины метания.
        - Почему сразу «специально»?! - Аля опять унеслась в ванную.
        - Т-э-э-экс, - протянула Рита. - Все ясно. По работе и награда. Вот дура!
        - Не надо так, - шепотом одернула ее Маша. - Сейчас необходимо вообще решить, оставлять ли ребенка.
        - Он мне деньги на аборт дал, - неожиданно вернувшаяся Алина нарушила составление стратегического плана по ее спасению.
        - Вот и делай, - легко предложила Рита.
        - Аборт делать? - не поверила Алина.
        Маша, находившаяся в том же физическом, но несоизмеримо лучшем материальном положении, ахнула:
        - Ритка, ты что несешь? Это же живая душа.
        - Маня, а кто его воспитывать будет? Ты? У твоего ребенка будет папа, дедушка-олигарх и прочие причиндалы. Да с таким дедом можно вообще хоть троих от разных мужиков нарожать - не пропадешь! А этой курице что делать? Мужа нет, денег нет, родители помочь деньгами не смогут. То есть она пополнит армию матерей-одиночек, будет горбатиться, зарабатывая на сандалики, панамки и памперсы, и робко надеяться, что однажды повезет, и ее, дуру набитую, возьмет замуж какой-нибудь хороший человек, случайно перебежавший ей дорогу. По статистике везет десяти процентам из ста! Как думаешь, много у нашей кулемы шансов попасть в десятку?
        - Откуда ты про статистику знаешь? - дрогнувшим голосом поинтересовалась Алина.
        - Да, откуда? - вторила ей Маша, воодушевленная перспективой спасти душу и не дать свершиться ошибке.
        - Я читаю правильные книжки, - снисходительно пояснила Рита. - И стою на земле, а не мельтешу крылышками в облаках.
        - Как хочешь, но это убийство, - парировала Маша. - И плевала я на статистику. Жизнь дается не нами и не нам решать…
        - Если я правильно понимаю, то жизнь была дана Аполлоном, а он свое мнение в денежном эквиваленте с комментарием уже выдал, - мрачно напомнила Рита.
        - Я его выращу, воспитаю. И однажды он встретит своего отца, и тот поймет, как страшно ошибся, - посветлела лицом Алина.
        Маша испуганно моргнула, а Рита яростно выпалила:
        - Тьфу на вас! Две дуры! А ты, Манька, со своими советами, лучше бы дома сидела. Легко экспериментировать с чужой судьбой. Это тебе папаша все подкорректирует, если что не так! А этой самой придется выплывать. Судя по бреду, который я только что услышала, плавать наша барышня не умеет.
        Как легко можно разобраться в чужой жизни, глядя со стороны. Какое изумительное слово - объективно. Рита была объективна. Кто-то там наверху тоже все решал объективно, не особо заморачиваясь на чужие переживания.

        Через пару недель выяснилось, что Алина ошиблась с тестом, а тошнило ее из-за банального отравления.
        - Рассосалось! - радостно сообщила она подругам.
        - Ребеночка не будет? - опрометчиво опечалилась Маша, вздрогнув под тяжелым взглядом Риты.
        - Я только теперь поняла, что не готова, - кивнула Аля. - Положить всю жизнь на то, чтобы через двадцать лет какой-то хмырь пожалел, что его ребенок его не любит? Оно того не стоит!
        - Жму руку, - хмыкнула Рита. - Поумнела. Когда в следующий раз у тебя случится неземная любовь, купи таблетки.
        - Чтобы отравиться?
        - Чтобы не залететь!

        Маша вынуждена была искать Алине другую работу, а Рита, вместо того чтобы воспользоваться случаем и тоже попытаться рассказать о своих проблемах, снова начала воодушевленно вещать, как у нее все замечательно.
        Работа для Алины нашлась, у Маши родился сын, а у Риты все стало только хуже. В фирме ее недолюбливали за скандальный характер и высокомерие, попытка организовать выставку своими силами провалилась, а единственный за последние годы мужчина, изображавший нечто вроде вялотекущих ухаживаний, пропал с горизонта. Все шли в гору, а она кубарем катилась вниз.


        Глава 5
        Никита проснулся и басовито заревел.
        - Сейчас, мое солнышко! Сейчас, моя радость! - засуетилась Маша.
        - Невозможно, какой капризный ребенок, - недовольно пробубнила где-то под окнами Диана Аркадьевна. - Ведь только задремала.
        - Мама, иди сюда! - крикнула дочь. - Тут пчела, она может укусить.
        - Ты что, уже с пчелой сама не можешь справиться? Ты выросла на редкость инфантильной, Маруся! Надя! Надя! Иди наверх, у них там что-то случилось!
        На этом мама посчитала долг выполненным и затихла.
        - С ума сойти, - разозлилась Маша. - И это называется бабушка.
        - Чего тут у вас? - в комнату ввалилась Надежда.
        - Надя, да вы что, обалдели! - взвизгнула Маша. - В детскую в рабочей одежде! Тут же миллиарды микробов!
        - Чай не в навозе копалась, - примирительно прогудела Надя, выгоняя пчелу на улицу. - А воздух вообще состоит из микробов, так что чем ближе ребенок к грязи, тем меньше будет болеть.
        - Вот-вот, - подала голос бабушка. - Ты росла изнеженной, поэтому часто болела.
        - Какие тут все умные, - раздраженно констатировала Маша. - Давайте его изваляем в грязи и посмотрим, что получится.
        - А давайте! - обрадовано чирикнула «бабуля».
        - Зачем валять? - примирительно проворчала Надя. - Пусть сам ползает.
        Сглотнув горячий комок, распиравший горло, и с трудом сдержав слезы, Маша покосилась на телефон. Муж со вчерашнего дня был «вне зоны действия сети». Даже пожаловаться некому! И не только на маму с этой безумной хохотухинской аборигенкой, но и на мужа. Где он может быть? Телефон сломался? Разрядился? Что-то случилось? Или…
        Про «или» думать не хотелось, но в голову лезли мысли именно из этой серии. Если поделиться с подругами, то заранее можно предположить, что они скажут. Алина-то, может, еще и утешит, а вот Рита…
        С другой стороны, Маша и сама бы кому угодно расписала массу вариантов объяснений, почему муж второй день не звонит жене на дачу, отключив трубку. Выходные. Даже у секретарши не узнать, в чем дело. А папа в командировке.
        То, что отец не взял с собой Алексея, Маша знала наверняка.
        Тогда кто его взял с собой, спрашивается?! Вечером Алексей обещал приехать. Если не приедет, тогда…
        - Маша, позвони Алеше, напомни про черешню! - крикнула мама.
        - У него трубка не работает со вчерашнего дня, - машинально ответила дочь и тут же осеклась.
        Через пару секунд тягостного молчания Диана Аркадьевна констатировала:
        - Загулял.
        - Или в аварию попал, - дипломатично уравновесила страшное предположение Надя. Потом, подумав, добавила утешительных подробностей: - Не насмерть. Но телефончик сломался.
        - Дурдом, - всхлипнула Маша и выхватила из кровати сына, пытавшегося засунуть в рот собственную пятку. - Никитоша, ты один меня любишь.
        Ребенок недовольно закрутил головой и снова заревел.

        Алексей приехал поздно. Усталый и недовольный. Объясняться по поводу трубки не пожелал и, наскоро поев, лег спать. Ошеломленная Маша ушла в сад плакать.
        Утром она твердо решила вызвать на консультацию подруг. Надо было срочно возвращаться в город. Интуиция суетливой курицей заполошно билась в груди и мешала сосредоточиться.
        Повертевшись в кровати и поняв, что мужа рядом нет, Маша испуганно вскочила. Отпускать его без объяснений нельзя. Она не мама, чтобы закрывать глаза на ночные отлучки и молча терпеть. Тем более, что положение позволяет диктовать условия. Скорее Алексей зависит от нее, чем Маша от него. Никогда раньше эта крамольная мысль не приходила ей в голову. Маша ужаснулась:
        - Неужели именно так заканчивается любовь?
        Нет, любовь была. Только к ней примешался страх потери и колючие сомнения, сорняками разраставшиеся в душе.

        - А вот мы сейчас полетим! Самолеты - на взлет! У-у-у-у! - раздался внизу голос мужа, которому вторил заливистый смех Никиты.
        Они играли в саду. Эта мирная лубочная картинка никак не вязалась с бурей в Машиной душе. Следовало немедленно расставить все по местам. Действовать надо было аккуратно. Если жертву загонять в угол, то даже самое безобидное создание начнет огрызаться.
        - Мышь, загрызшая кошку, - пробормотала Маша, нервно наводя красоту на помятом личике.
        Если у него в городе кто-то есть, то пусть сравнит и содрогнется от собственной глупости!
        Придирчиво изучив отражение и отогнав крамольную мысль о том, что яркий макияж вкупе с бриллиантовым комплектом в условиях летнего хохотухинского утра выглядит так же неуместно, как шляпка на корове или бант на помойном ведре, Маша вздохнула.
        А что, если она все придумала? И ничего такого не было. Что лучше: подозревать и мастерски разоблачить предательство, будучи обманутой, или жить в наивном неведении, не зная и не желая знать, обманывают тебя или нет?
        - Вопрос риторический! - Маша показала сама себе язык. - Я подумаю об этом завтра.
        Чувствуя себя столь же смышленой, как Скарлет О’Хара, она пошла искать ответ на свой риторический вопрос.
        Поссориться всегда проще, чем восстановить мир и понимание. Иногда после выяснения отношений от чувств могут остаться руины, не подлежащие восстановлению. Всегда надо иметь пути для отступления, чтобы не обострить ситуацию и не ввергнуть ее в штопор, из которого уже не выйти.
        Но Маша опоздала.

        Диане Аркадьевне не спалось, и она, раздраженная и разбитая, выползла на свежий воздух. Мадам Кузнецова была женщиной до мозга костей, поэтому никогда не позволяла себе расслабиться в плане внешности. Из опочивальни она появлялась лишь с тщательно уложенными волосами, надушенная и нарядная.
        Этим утром вдруг выяснилось, что корни отросли и немедленно нужно ехать в парикмахерскую, тональный крем не ложится, плохо размазываясь и подчеркивая морщины у глаз, а цветастый крепдешиновый сарафан старит и без того не особо свежее лицо. Увенчав головку шляпкой с широкими полями, по которым были разбросаны цветы, и сунув ноги в сабо с восьмисантиметровой платформой, Диана Аркадьевна выплыла в сад.
        Оглядев газон, хозяйка «поместья» остолбенела и на мгновение потеряла дар речи. Если день не задался с утра, то дальше будет только хуже. В изумрудной, криво постриженной траве там и сям торчали голубые кладбищенские цветочки: голубые тряпочки на пластмассовых штырьках.
        - Надя! - заорала Диана Аркадьевна, живо представляя себе, как сейчас будет распекать горе-садовницу. Самое обидное, что средства позволяли нанять самого лучшего, нормального садовника и вполне квалифицированную прислугу, но муж упрямо твердил, что это барство, и если супруга желает изображать интеллигентку на природе, то это ее личные проблемы. Максимум, на что он согласился, купить коттедж, да и то только потому, что внуку нужен был свежий воздух. Сам он в Хохотухино приезжал лишь пару раз и остался крайне недоволен обилием комаров и наличием жены, требовавшей прогуляться по окрестностям и полюбоваться красотами. На хохотухинские красоты Максиму Михайловичу было глубоко наплевать, а на комариные укусы у него обнаружилась аллергия. Единственное, что его радовало, это то, что жена неожиданно выразила горячее желание побыть с внуком и дочерью, мотивировав столь несвойственную ей заботу тем, что Маше нужна моральная поддержка.
        Про Артура Константиновича, местную достопримечательность, он знать не знал и даже предположить не мог, что супруга банально наставляет ему рога.
        Всю жизнь Максим Михайлович пользовался благосклонностью женщин, не отказываясь от того, что само плыло в руки, и завоевывая то, что сначала пыталось прикинуться неприступной крепостью. Кузнецову было глубоко безразлично, что по этому поводу думает жена. Он обеспечивал материальную сторону ее существования, считая, что женщина - это в первую очередь мать, во вторую - исполнительница супружеского долга, а в третью - безмозглое создание, смысл жизни которого в тряпках и бесконечной болтовне по телефону. Диана Аркадьевна, первое время пытавшаяся устраивать истерики в связи с отсутствием мужа дома, перепачканными помадой рубашками и странными царапинами на торсе, быстро затихла, правильно оценив перспективы военных действий. Она оказалась удобна во всех отношениях: красивая, глупая и понятная, как березовое полено. Максим Михайлович был уверен, что у супруги элементарно не хватит ума на сокрытие походов налево и хватит осмотрительности на то, чтобы об этом даже не думать. Все получилось с точностью до наоборот.

        В ярости пнув ближайшее изделие, отдаленно напоминавшее незабудку и более подходящее для погоста, нежели для английской лужайки, Диана Аркадьевна понеслась искать Надю, испуганно затаившуюся где-то на территории.
        На пути попался зять. К его несчастью и к злорадной радости тещи.
        Вообще-то, злой она не была, но носить в себе плохое настроение не любила, поэтому с энтузиазмом выплескивала негативные эмоции на первого встречного, чтобы не отравлять свой хрупкий внутренний мир.
        - О, явился, - начала она визгливо, при этом не забывая слегка кокетничать. Кокетство заключалось в игривом трепете ресниц и улыбке «по Карнеги». Алексея всегда пугали эта дежурная демонстрация идеальных вставных зубов и резиново растянутые губы. В памяти навязчиво всплывал образ Гуинплена. Но если герой Гюго был прекрасен душой, то Диана Аркадьевна и внутри, и снаружи виделась зятю одинаково непривлекательной.
        Скорее всего, для полного счастья ей не хватало лишь звания тещи какого-нибудь арабского шейха или европейского принца. Дочка ей в этом вопросе подложила свинью, перечеркнув честолюбивые замыслы мамаши и введя в приличное семейство «плебея». Нельзя сказать, что Диана Аркадьевна зятя ненавидела. Вовсе нет. Просто если бы его не было, ей жилось бы спокойнее. Алексей портил общую картину, как пятно на свежей побелке, как затяжка на чулке и как «Запорожец» на стоянке с «Лексусами» и
«Мерседесами».
        Диана Аркадьевна никак не могла понять, почему дочь выбрала человека «не их круга». Любовь любовью, но деньги никто не отменял. Вместо того чтобы поднять свой материальный уровень, Маруся решила сыграть в принцессу и свинопаса. Любовь - это, безусловно, красиво, важно и нужно, но зачем так кардинально все менять? Замужество, ребенок… Понятно, что Алексей женился с дальним прицелом, в расчете на тестя. Неравный брак - это всегда расчет. А вот дочь оказалась до обидного недальновидной. Диана Аркадьевна даже обрадовалась, когда муж решил пустить молодую семью в самостоятельное плавание. То ли он хотел проверить крепость чувств, то ли на самом деле считал, что каждый кузнец своего счастья и своего кошелька, и не желал делиться, так или иначе - молодые крутились самостоятельно. Максим Михайлович с женой никогда ни о чем не советовался, поэтому мотивы его поступков были ей неизвестны. Но она этим и не тяготилась, так как давным-давно привыкла к своему положению, смирившись с зависимостью и даже научившись получать от жизни удовольствие. Но все же в душе Диане Аркадьевне было немного завидно, что зять не
имеет над дочерью той материальной власти, которой всю жизнь пользовался Кузнецов-старший по отношению к жене.
        Мозг тещи, способный лишь к примитивным мыслительным операциям, постоянно генерировал идеи, препятствовавшие мирному сосуществованию. Диану Аркадьевну это мало волновало, а Алексея иногда даже веселило. Теща не знала одного: несмотря на изначальное неравенство материального статуса и подчиненное положения зятя в фирме, Алексей был не просто незаменим: он стал правой рукой и даже почти головой всего дела. Кто-то танцует, как Бог, кто-то пишет стихи, как Пушкин, а Алексей Князев оказался талантливым бизнесменом.
        - У тебя роман на стороне? - в лоб поинтересовалась теща, забыв, что до того собиралась сорвать зло на садовнице.
        От неожиданности Алексей чуть не уронил ребенка.
        - Диана Аркадьевна….
        - Я более тридцати лет Диана Аркадьевна, - мадам Кузнецова дипломатично обошла точную цифру. - Так что не надо путать меня с моей наивной дочерью.
        - Вас трудно спутать, - желчно сообщил Алексей.
        - Вот и не путай. Кто она?
        - Вы о чем?
        - Я желаю знать, на кого ты тратишь деньги, пока мы тут все нянчимся с твоим ребенком?!
        - Хочу напомнить, что ребенок общий…
        - Нет, не общий! Я своего, вернее - свою, уже вырастила. Это твой ребенок!
        - Хорошо, ребенок мой, - Алексей перехватил Никиту поудобнее. - Вот, видите, я приехал с ним нянчиться.
        - А где ты был вчера? Только не пытайся мне врать, что на работе. Вчера была суббота.
        - Надо же, какая неприятность. Именно это я и собирался сказать, - Алексей насмешливо и нагло уставился на тещу.
        - Вот видишь, - теща торжествующе качнула полями шляпы. - Я так и знала. Еще варианты ответов есть?
        - Нету, - он состроил скорбную рожицу, чем чрезвычайно развеселил сына и обозлил тещу.
        - Потрясающе! - уже менее уверенно продемонстрировала интеллектуальное превосходство Диана Аркадьевна. По ее понятиям зять должен был смутиться, заюлить и пытаться договориться. - Тогда скажи правду. И мы вместе решим, как тебе выпутаться из этой сложной ситуации, не травмировав Машу.
        - То есть вы готовы покрывать мои любовные похождения? - заинтересовался Алексей. - Весьма великодушно с вашей стороны.
        - Я сделаю это ради спокойствия и счастья дочери, - теща вошла в роль и явно успела сочинить некий душещипательный сценарий, по которому будет развиваться диалог.
        Алексей с видимым удовольствием нарушил ее планы:
        - Уж лучше я буду придерживаться первоначальной версии.
        - А если я проверю твою машину, наверняка ты куда-нибудь отвозил свою девку, или мобильный, ведь ты ей звонишь периодически? Или приду в офис и поговорю с секретаршей?
        - Я предлагаю сразу пожаловаться начальнику, - расхохотался Алексей. - А ключи от машины в спальне. Можете обнюхать сиденья, отдать волоски и волокна ткани на экспертизу. Все, что пожелаете! Только не надо забивать Маше голову этими глупостями. Если у вас в личной жизни проблемы, то не надо думать, что все вокруг живут так же!
        - Ты на что намекаешь?! - опешила теща, впервые сообразив, что, вероятно, о разгульном образе жизни Максима Михайловича знает не только она, не только его партнеры по бизнесу, но и подчиненные!
        - Привет Артуру Константиновичу, - широко улыбнулся зять.
        Диана Аркадьевна, собравшаяся было разразиться гневной тирадой о том, что Алексей не джентльмен, торопливо захлопнула рот и выкатила глаза.
        Откуда ей было знать, что Князев, считая родную бабушку своего ребенка абсолютно легкомысленным, никчемным и местами даже опасным существом, задабривал Надю подарками, надеясь на ее жизненный опыт и адекватную реакцию в случае форс-мажора: все же он оставлял на этой даче двух самых дорогих людей. В качестве благодарности Надя вываливала молодому хозяину все новости, в том числе и про зачастившего в гости Артура Константиновича. Быстро поняв, кто именно интересует любвеобильного дачника, Алексей успокоился. Маше он доверял, а на тещины пируэты Алексею было плевать.
        - Если молодой мужчина отправляет свою жену с ребенком на дачу, оставляя в своем распоряжении пустую квартиру и отключая мобильный телефон, то вывод однозначен, - пробормотала Диана Аркадьевна, желая оставить последнее слово за собой.
        Именно эту замечательную по своей содержательности фразу и услышала вышедшая к родственникам Маша.
        То, что Алексей в ответ промолчал, лишь многозначительно, как ей показалось, хмыкнув, окончательно испортило и без того гнусное настроение.


        Глава 6
        - Привет! - дрогнувшим голосом бросила Маша, старательно удерживая слезы. Не расплакаться удалось, но голос тем не менее стал гундосым.
        - Ура, наша мама пришла, молочка принесла! - обрадованно загудел Алексей. - Самолеты, на посадку!
        Он вручил радостно хохотавшего ребенка жене и обнял обоих, дунув Маше в затылок.
        - Щекотно, - недовольно поморщилась страдалица и обернулась. Напряжение, исходившее от нее, ощущалось почти физически.
        Муж мечтательно смотрел куда-то мимо.
        - О чем задумался? - ревниво спросила Маша, напрочь забыв, что собиралась держать нейтралитет в ожидании извинений и оправданий.
        - А вот представляю, как твоя мамаша садится в ракету, нахлобучивает шлем и, как Гагарин, машет нам рукой. Сколько сейчас космонавтов на орбите-то держат? Год?
        - Не знаю, - машинально бормотнула Маша, не уловив мысль.
        - Хорошо бы год. На орбите, говорят, инопланетный разум иногда в борт стучится, в контакт входит. Вот бы она на этот самый чуждый нам разум накапала там, просто проела бы дыру, как гусеница в яблочке. Они бы, бедные, не то что про планы завоевания землян забыли, а и дорогу домой вряд ли бы вспомнили. Ма-му в кос-мос! Ма-му в кос-мос! - воодушевленным шепотом начал скандировать Алексей, подталкивая семейство к дому.
        Маша прыснула, испортив первоначальный план действий. Но ссориться с мужем уже расхотелось.
        - Надя, - он помахал рукой. - Погуляйте с Никитой, нам с женой поговорить надо.
        - Поговорить? - удивилась и одновременно испугалась Маша.
        - Поговорить. Разве ты не хочешь поговорить? - Алексей смотрел серьезно и, как ей показалась, даже немного печально.
        От ужаса предстоящего объяснения, как в дурном сне или глупом фильме, у Маши даже голос сел. А в районе желудка что-то трусливо затряслось. Раз он сам сказал, значит, будет не защищаться, а нападать. Или вообще - это будет уже резюме, итог, решение: принятое, взвешенное и обдуманное.
        - Я? Поговорить? А ты что, хочешь поговорить? - бестолково замямлила Маша, моментально представив, как после сообщения «люблю другую» она стремительно превращается из счастливой замужней женщины в разведенку с ребенком на руках, рыщущую в поисках следующего мужа… - О чем?

«Тьфу! Зачем спросила! Сейчас он как скажет что-нибудь… Нет! Вот дура, сама помогла начать!»
        - Я работал. Много, нудно и неинтересно. А трубка села. Ты же об этом хотела поговорить? Небось, маманя уже двинула стопроцентно верную версию событий? Чего краснеешь? Я старый, мудрый питон Каа. Все знаю, все понимаю и душу всех, кто наступает мне на хвост. Если тебе дорого мамулино здоровье, не прислушивайся к бреду, который она озвучивает. Сбережешь нервные клетки, мир в семье и маму в целости и сохранности. Ну, согласись, солнышко: зять ведь не обязан любить тещу. А вот жену он любить и обязан, и хочет, и может, и вообще - страшно соскучился…

        Сомнение - это колорадский жук, планомерно уничтожающий всходы любых благих намерений. И извести его можно только вкупе с самими всходами, и то не факт, что победит фермер с огнеметом. Всходы-то он точно спалит, а вот жук может запросто отсидеться и атаковать свежие посадки.
        Вот вроде и хотелось бы Машеньке Князевой любить коктейль под названием «Муж» беззаветно и преданно, купаясь в ответном чувстве - ан нет. Сомнения подтачивали ее уверенность в светлом «завтра», в мужчинах вообще и в муже - в частности.
        Подруги приехали со скоростью группы быстрого реагирования, вызванной для спасения главы государства. Они ввалились на территорию, едва только подозреваемый отбыл в город. Алексею необходимо было подготовить какие-то документы к понедельнику, поэтому он с видимым или, как показалось Маше, нарочитым сожалением чмокнул ее на прощание и умчался, подняв столб пыли на хохотухинской дороге.
        - Я уж думала, он тут заночует, - округлила глаза Алина. - И нам придется ползти обратно без ужина и новостей.
        - Мы в кустах отсиживались, - пояснила Рита.
        Маша недоуменно хлопнула глазами:
        - Зачем? С ума сошли?
        - Вот и я Ритке говорю, - затараторила Алина. - Пошли поздороваемся, поедим. Чего мы как партизаны по крапиве ползаем. А она уперлась…
        - Шульгина, - с нажимом рыкнула Рита. - Такое чувство, что ты живешь только мыслями на предмет «пожрать», а в перерывах между едой не живешь, а существуешь. У тебя глистов нет?
        - Нету у меня ничего, - обиделась Аля. - Ни глистов, ни мужиков, ни терпения гадости от тебя выслушивать. У Мани всегда вкусненькое есть. И вообще - я фигуру берегу.
        - Что ты там бережешь? - пренебрежительно поморщилась Гусева.
        - Девочки, - прервала перепалку хозяйка. - Вы чего? Спятили? Почему вы в кустах-то терлись?
        - Страшно жить, товарищи! - с пафосом провозгласила Рита, обращаясь куда-то вверх. Вероятно - к телеграфному столбу, косо возвышавшемуся за забором, на краю главной хохотухинской магистрали. - Меня окружают невменяемые люди. Умный человек среди тупых одинок, как елка в пустыне, как балерина на плацу, как кнопка на стуле. Неужели непонятно: у тебя проблемы с мужем. Ты звонишь, психуешь, интригуешь, хотя и так все ясно, и вызываешь нас на консультацию. Он, естественно, в курсе, что у вас проблемы, но думает, что ты об этом ни сном, ни духом. Любой нормальной рогатой тетке ясно: ее сила в слабости. Тишь, гладь и - бац! Внезапное нападение! То есть изначально никакой группы поддержки у нее быть не должно! И тут в вашем Хохотухине высаживается десант из двух баб, несется прямиком к тебе и выжидательно пялится на вас обоих.
        - Это кто тут рогатая тетка? - дрогнувшим голосом уточнила Маша.
        - Здра-а-асьте, - затряслась в приступе веселья Гусева. - А что - есть варианты?
        - Ну, в принципе, все верно. Мужиков всегда раздражает, когда в случае возникновения напряженки в отношениях на горизонте появляются подруги. Ему сразу ясно, на чьей они стороне и зачем приперлись, - примирительно закивала Алина. - А что, все так плохо?
        - Да с чего вы взяли, что плохо?! - заорала Маша, поняв, что утешать ее и рассеивать подозрения никто не будет. - Я просто пригласила вас в гости, двух дур!
        - То есть муж трубку не отключал, черт-те где не пропадал и сегодня не полировал тебе рожки своими сказками? - скучно уточнила Рита.
        - Все оказалось совсем не так! - с жаром начала Маша, вспомнив, что нечто похожее на «полировку рожек» сегодня имело место быть.
        - Вот и хорошо! - обрадовалась Алина. - Я за тебя так рада!
        - А уж я-то как рада! - желчно поджала губы Рита. - Может, расскажешь, как именно
«не так» все оказалось? Хотя, дай я попробую угадать: у него разрядилась трубка. А ночевал твой красавец в офисе на документах. Вот подложил под себя папку… или мамку… и заночевал. А снились ему графики, отчеты и прочие тоскливые вещи. И приехал он измученный, уставший и страшно соскучившийся по тебе. Так?
        - А что такого? Откуда столько скептицизма? - пошла в атаку Маша.
        - Скептицизм, Маня, является неизбежным спутником объективного взгляда на жизнь. Вот я смотрю со стороны на этот анекдот и сочувствую.
        - Кому? Не надо мне сочувствовать!
        - Князева, ты сама спрашиваешь и сама же отвечаешь. А почему? Все потому, что интуитивно оцениваешь ситуацию правильно, но признаться сама себе в этом не можешь. Это трусость, которая может привести к трагическим последствиям.
        - И кто ж погибнет? - насмешливо поинтересовалась Алина.
        - Ячейка общества. Рассыплется вдребезги семейная лодка, и лучше, чтобы Машка сошла на берег до того, как все пойдет ко дну.
        - Лодки, как правило, делают из дерева, а дерево не тонет, - попыталась пошутить Аля, с некоторым беспокойством поглядывая на застывшую Машу.
        - Слушай, Шульгина, ты хоть знаешь, что не тонет? Тебе озвучить термин? При чем тут дерево? Сама ты дерево! Твоей подруге лапшу на уши вешают, а ты бегаешь рядом и вместо того, чтобы стряхивать, поправляешь, чтобы гуще и ровнее висела!
        - Это ты ей лапшу вешаешь! - взвизгнула Алина. - Мелешь всякие ужасы вместо того, чтобы успокоить!
        - Ну, разумеется! Я дура, а ты - умная! - Рита прищурилась и угрожающе шмыгнула. - Утопающему надо протягивать руку, а не бить веслом по башке, успокаивая, что на том свете зато спокойно и мухи не кусают! Нельзя потакать человеческой глупости, если ты ее видишь, а человек - нет!
        - Ой, девочки приехали, - захлопала в ладоши очень кстати появившаяся Диана Аркадьевна. Еще немного, и на лужайке, утыканной искусственными цветочками, могла разгореться самая настоящая драка. - А у нас тут такая скука! Да еще у Маруси с мужем проблемы!
        - Мама! - взвыла Маша.
        - О! - многозначительно и победоносно выкатила глаза Рита.
        Алина молча шмыгнула в дом. С одной стороны, ей тоже казалось, что с Алексеем все ясно, но с другой - презумпцию невиновности никто не отменял. В жизни чего только не бывает. Как это ни смешно, но он на самом деле мог работать. Новый Алин шеф тоже часто работал по субботам, выдергивая и ее в офис в счет будущих отгулов. И в то же время - почему он не мог позвонить с городского телефона на Машин мобильный? . Алина была в растерянности.
        - Не грусти, Марусенька, - прощебетала мама, когда Надя торжественно внесла блюдо с пирогами и все участники с воодушевлением занялись дегустацией. - Все мужчины считают, что имеют право на измену. Может быть, там ничего серьезного и нет.
        Маша поперхнулась, и Алина с воодушевлением начала молотить ее по спине, судорожно соображая, как бы сгладить неловкость.
        - А мне кажется, что он на самом деле работал, - пискляво и ненатурально прочирикала она, когда подруга прокашлялась. - Вот мы с Владимиром Эдуардовичем часто по выходным работаем, потому что…
        - Это с Сухостоевым, что ли? - перебила ее Диана Аркадьевна.
        Рита радостно загоготала, а Алина потерянно кивнула:
        - Да. Просто он…
        - Неудачный пример, - жестко прервала попытки реабилитировать нелюбимого зятя мадам Кузнецова. - Твой Сухостоев уже лет десять на двести процентов оправдывает свою фамилию. Я с его супругой общаюсь, так вот…
        - Мама, может хватит?! - разъяренно поинтересовалась Маша. - Нас не интересует половая жизнь чужого начальства!
        - И правильно. Давайте вернемся к нашей половой жизни! - Диана Аркадьевна то ли издевалась, то ли в самом деле желала довести дочь до истерики, а беседу - до логического завершения. - Ты проверила его мобильный?
        - Разумеется, - буркнула Маша. - А также обыскала карманы, обнюхала одежду и сняла отпечатки пальцев с интимных мест. Осталось только сличить.
        - С чем? - опешила мама.
        - Остроумно, но неконструктивно, - Рита отхлебнула чай и сыто откинулась на стуле.
        Она явно собиралась развить мысль, но плавный ход женской логики, закапывавшей Машины надежды поверить мужу, был прерван стуком и игривым покашливанием.
        - Тук-тук-тук, три девицы под окном пряли поздно вечерком, - напевно сообщил веселый тенорок - и на веранде появился Артур Константинович. Он зорким соколом оглядел всех присутствующих и щелкнул голыми пятками, чуть не потеряв шлепанцы. Гость был носат, зубаст и мускулист. Кривоватые ноги, густо покрытые шерстью, торчали из-под алых шорт, на суховато-рельефном торсе болталась алая майка, развевавшаяся, как знамя китайских революционеров, а густые смоляные кудри приминала бейсболка все того же революционного колера.
        - А почему три? - кокетливо оживилась Диана Аркадьевна.
        - Кого-то не посчитали за девицу, - мрачно предположила Рита. Она была откровенно недовольна вторжением местного Казановы и желала продолжить разбор полетов.
        - Ну, что вы, - не ударил в грязь лицом бойкий гость. - Просто неудачная цитата. Девиц тут целых пять! Такой цветник, что я теряюсь! Просто заблудился, девочки!
        - Ишь ты, блудить он сюды приперся, - громко проворчала из кухни Надя, сняв вопрос о пятой девице.
        - Артур, присаживайся! А мы тут сплетничаем, - Диана Аркадьевна завораживающе хихикнула и хлопнула ресницами, послав гостю многообещающий взгляд. Про историю с Тараторовыми она или забыла, или не желала вспоминать.
        - Уж не про меня ли? - Он облизнулся то ли на пироги, то ли на «девиц», то ли на все сразу.
        - А что, есть повод? - все так же недовольно прогундела Рита.
        - Какая красота кругом, - деревянным голосом каркнула Алина, и все томительно затихли. На заднем фоне умиротворяюще материлась Надя, гремя посудой.
        - Кому еще чаю? - отмерла Маша, сообразив, что присутствие соседа вряд ли помешает Гусевой обсуждать ее мужа.
        - А танцы будут? - хохотнул Артур Константинович. - А то сейчас чайком набулькаемся - и никакого рок-н-ролла!
        - Эшь ты, набулькается он! - моментально среагировала из кухни Надя. - Да кто ж тебе даст?!
        - Неужели мне никто не даст? - Гость обвел опешивших дам блудливым взглядом.
        Алина, сидевшая к нему ближе всех, настороженно принюхалась. Присутствующим внезапно стало ясно, что красавец мужчина не совсем трезв.
        - Ах, что-то душно тут, - Диана Аркадьевна помахала перед лицом ладошками и водрузила на кудри шляпку. - Артурчик, а не прогуляться ли нам по саду?
        - Мадам, я в вашем распоряжении, - он ринулся к хозяйке и оттопырил локоть, с сожалением мазнув взглядом по Алине. - Пойдемте, я почитаю вам стихи. Свои.
        - Та-а-ак! - Эхо грозно прокатилось по веранде и горохом ускакало в темноту. В дверном проеме возникло новое действующее лицо, мрачно взиравшее на Диану Аркадьевну.
        - Ох, какая радость! - залепетала она. - Михаил Яковлевич! Вот уж не ждали!
        - Дед приехал! - восторженно заорала Маша и начала выбираться из-за стола.
        - Да уж вижу, что не ждали! - Дед прищемил в дверях Артура Константиновича, пытавшегося прошмыгнуть мимо. - Куда побёг? Уже нагостился? А погулять? По саду. Динка, в сад пойдешь?
        - Нет, - невестка трусливо попятилась и плюхнулась на место, цапнув пирожок. - Я что-то еще не наелась.
        - Ишь ты, жор на бабу напал, - констатировал дед. - Ладно, с тобой отдельно пообщаемся. Пошли, Пушкин, мне стихи почитаешь. Я поэзию страсть как люблю. Помню, в пятьдесят втором был у меня в лагере поэтишка один. М-да… Расстрелял я его. Дрянь стишки писал. Человек должен свою работу делать хорошо, а иначе не человек он вовсе, а так - шелупонь ненужная. А шелупонь надо в расход, чтобы небо не коптила.
        Поэт вспугнутой молью заметался по помещению.
        - А твой дедушка что, в репрессиях участвовал? - округлив глаза, Аля вцепилась в Машу и зашептала ей в ухо.
        - Это дед так шутит. Он у нас вообще - остроумец, - тоже шепотом фыркнула Маша.
        Михаил Яковлевич, несмотря на преклонный возраст, был не только «остроумец», но и большой охотник до женского пола. Передав бразды правления сыну, он ушел на заслуженный отдых, окунувшись в круговорот разгула и порока, насколько это было возможно в его возрасте.
        Дед считал, что за десятилетия кристально-чистой семейной жизни заслужил полноценную компенсацию с учетом инфляции и амортизации организма. Он и по молодости был горяч и влюбчив, но в годы активного строительства коммунизма потакание инстинктам могло лишить не только материальных благ, но и свободы. Дело в том, что Михаилу Яковлевичу категорически нравились женщины моложе его. И чем старше он становился, тем моложе оказывались адресатки его платонической любви. Супруга, шумно возражавшая против его пристрастий и попыток осуществить мечту, давным-давно вышла замуж за итальянца и выращивала розы недалеко от Венеции с толстым и уравновешенным Валериано.
        Почуяв свободу, дед оторвался по полной программе. Время шло, а Михаил Яковлевич все не мог насытиться волей и вседозволенностью. Периодически он становился неадекватен, но, в общем и целом, в маразм не впадал, строго блюдя свой материальный статус.
        Последней его выходкой, потрясшей семью, было участие в фестивале байкеров. Незадолго до этого Михаил Яковлевич познакомился с девицей лет двадцати по имени Валькирия. По паспорту мадмуазель звалась просто Валькой и выглядела как абитуриентка, изгнанная с экзаменов в ПТУ.
        - Знаете, где у нее пирсинг? - цокал языком дед, смущая участников семейного застолья, и так чувствовавших себя в присутствии Валькирии, как стая лебедей рядом с упавшей в реку курицей.
        - Могу показать, - с готовностью хваталась за ширинку красотка и зычно гыгыкала.
        Максим Михайлович свирепел, но сделать ничего не мог. Отец был не только главой семьи, но и держателем основного пакета акций.
        Валькирия раскрутила Михаила Яковлевича на покупку мотоцикла, и некоторое время дед с упоением носился по ночному городу в кожанке и бандане. Но на фестивале юная нимфа была застукана старцем за прелюбодеянием с тощеватым прыщавым юнцом, и патриарх семейства Кузнецовых потерял интерес к мотоспорту.
        Семья затаилась в ожидании нового коленца, на которые дед был мастером.
        Манерную невестку он терпеть не мог, к сыну относился снисходительно, а внучку нежно любил. Самым страшным испытанием было любое официальное торжество, которое по этикету нельзя было провести без Михаила Яковлевича. Дед мстил своей социалистической молодости, державшей его в узде сплошных ограничений, и любое тусовочное мероприятие превращал в фарс, позоря близких и распугивая гостей сомнительными комплиментами и вызывающе-откровенными разговорами политической направленности. С первыми он подкатывался к молодившимся дамам, а со вторыми - к депутатам и политическим деятелям, дорожившим своими теплыми местами. Делал он это все демонстративно и с нескрываемым удовольствием. Больше всего доставалось Диане Аркадьевне, которую свекор с упоением изводил на светских раутах.
        - Оно, конечно, лошадей на переправе не меняют, - задумчиво рокотал он, при большом скоплении народа разглядывая холодеющую невестку, - но ведь загнанных кобыл-то пристреливают! А блудливых и вовсе - на колбасу!
        Диана Аркадьевна, чувствовавшая за собой определенную долю вины, в открытую конфронтацию не вступала, но отвечала взаимной неприязнью, смешанной со страхом. Ей все время казалось, что свекор что-то знает или догадывается. Спасало только то, что муж, будучи глубоко уверен в ограниченных умственных способностях жены и ее абсолютно зависимом положении, на слова отца внимания не обращал, лениво отмахиваясь и даже не пытаясь сгладить неловкость.

        Визит свекра на дачу стал неожиданностью. Тем более что намечался романтический вечер с соседом.
        - Михаил Яковлевич, может, коньячку? - Диана Аркадьевна попыталась нейтрализовать родственника и отвлечь его от обреченно мотавшегося вдоль стола кавалера.
        - А для кого это ты тут коньячок держишь? - прищурился вредный старик, строя из себя симбиоз Шерлока Холмса и комиссара Мегре.
        - Так для Максима, - покраснела невестка. Девушки сидели как примороженные, и даже Маша не спешила подходить к любимому деду.
        - Ага. Ага, - презрительно закивал патриарх семейства Кузнецовых. - А то он часто сюда приезжает. Чего застыла? Я говорю, часто он сюда приезжает-то?
        - Нет, - вытянулась Диана Аркадьевна.
        - Не скучает, стало быть, - подытожил Михаил Яковлевич. - И правильно. Чего ему там скучать. Радоваться надо. И ты, я гляжу, тут не скучаешь.
        - Да я с внуком…
        - Ну да, ну да, - дед пригвоздил взглядом местного Казанову, царапавшего раму. Видимо, красавец мужчина надеялся выброситься из окна. - Хотя во внуки он тебе, может, и не годится, а в сыновья-то точно. Ишь, в сиськах силикон, в башке студень. Я тебя на чистую воду-то выведу!
        - Нет у меня силикона! - взвизгнула Диана Аркадьевна.
        - Надо же: а то, что я про студень сказал, тебя не взволновало? Правильно, волноваться нечему, - печально скривился Михаил Яковлевич. - Колышется там в черепушке сплошная желеобразная масса с люрексом вместо извилин. Куда Макс смотрит? Давно пора тебя за ушко да на солнышко. Таранька ты сушеная, совести в тебе нет ни на грамм.
        Диана Аркадьевна трагически всхлипнула и, едва не сметя свекра, вылетела в темноту.
        Мгновенно сориентировавшийся Казанова решил изобразить рыцаря и под этой маркой миновать негостеприимного старика.
        - Не смейте обижать даму! - Он выпятил грудь и опасливыми приставными шагами начал наступление, продвигаясь исключительно боком.
        - Так ить не твоя дама-то, - простецки заулыбался дед. - Или твоя?
        - Дама - она не обязана быть чьей-то. Право на неприкосновенность дает ей уже то, что она дама. Дамы - они общие.
        - Общие дамы на Тверской стоят, - старик продолжал улыбаться с доброжелательностью аллигатора. - А эта курица щипаная - невестка моя. Пока еще невестка!
        Последнее предложение он проорал так, чтобы Диана Аркадьевна была в курсе перспектив.
        - Дед, зря ты так, - наконец вмешалась Маша. - Давай пироги есть. Надя, чай вскипятите!
        - Ну, пироги так пироги. - Михаил Яковлевич смачно шлепнул зардевшуюся Надежду по объемистой филейной части и посмотрел вслед быстро удаляющемуся гостю. - Темень-то на улице. Не ровен час - сломает себе что-нибудь.
        Словно в подтверждение его слов из-за забора раздался треск и жалобный вскрик.
        - О! А теперь можно и по коньячку! - старик удовлетворенно потер руки.
        Во тьме теплой июньской ночи одуряюще стрекотали сверчки, где-то лениво побрехивала собака, да слышалось удаляющееся жалостливое бормотание Казановы.


        Глава 7
        Счастье стало похоже на расколотое блюдце. Только что оно красовалось на белоснежной скатерти, и вот - два неровных полукружья на полу под ногами. Вроде и склеить можно, да надо ли? Если это просто блюдце, то можно и на помойку, а если нет? Если это жизнь? Нельзя ее на помойку, надо что-то сделать. Как раз мысль про
«что-то делать» и бесила Машу больше всего. Совет постороннего, незаинтересованного и равнодушного. Лишь бы что-то сказать.
        - Маня, ты тут, или в астрал ушла? - вывела ее из разъяренных раздумий Рита. - Лицо у тебя, прямо скажем, неласковое.
        Алина примирительно улыбнулась и выразительно уставилась на Гусеву в надежде, что та немедленно онемеет.
        - Случилось что? - оживился дед. Коньяк разогнал по жилам кровь и взбодрил. Старику захотелось попари?ть гордым орлом над суетливыми курицами и даже решить одним махом какой-нибудь ерундовый вопрос, который казался им обреченно-риторическим с налетом трагического фатализма.
        - Ничего, - напряглась Маша.
        - Сущая безделица, - подтвердила Рита. - Муж у нашей Мани, похоже, налево ходит.
        - Ноги выдерну, - моментально рассвирепел Михаил Яковлевич. - Это как это? Почему молчала? Факты есть? Ну-ка, Машуня, давай все по порядку, излагай факты.
        - Дед, успокойся. Нечего рассказывать. Нет никаких фактов. Одни догадки и подозрения. Леша пропал на сутки, отключил телефон, непонятно где ночевал. Я не хочу это обсуждать. Он сказал, что работал. Значит - работал. Все. Вопрос закрыт.
        Она уже пожалела, что психанула и вызвала девчонок. Да еще дед приперся. Обсуждать собственный позор, раскладывая по полочкам обрывочные сведения и ловя за хвост смутные подозрения, не хотелось категорически.
        - Кому врешь-то? «Вопрос закрыт»! - передразнил дед. - Такие вопросы не закрываются усилием воли. Надо все выяснить и успокоиться.
        - И гнать его в шею, - ажиотированно добавила Рита, предвидевшая лишь один вариант развития событий.
        - Не хочу я ничего выяснять! - подпрыгнула Маша. - Я мужу верю.
        - И правильно, - неуверенно поддержала ее Аля. - Как можно жить с человеком, воспитывать общего ребенка и не доверять? Раз поженились - надо верить друг другу.
        Старик и Рита уставились на дипломатку одинаково круглыми глазами.
        - Шульгина, иногда лучше жевать, чем говорить, - отмерла Рита. - У тебя других доводов нет? Или, по-твоему, штамп в паспорте связан с ампутацией участка мозга, отвечающего за измены? Если твой мужик не ночевал дома, отключив телефон и появившись через сутки, ты в первую очередь подумаешь, что он работал?
        - У меня нет мужика, - обиделась Алина, проигнорировав вспышку заинтересованности в рядах старшего поколения. - Но если он скажет, что работал, то я поверю. Так же проще.
        - Так-то, может, и проще, только жизнь посложнее, чем тебе хочется, - разозлилась Гусева. - Если такому поверить один раз, то он войдет во вкус и заделается стахановцем, перейдя на круглосуточный график труда. А ты будешь удостоена высокой чести обслуживать героя пятилетки, кормить, обстирывать и создавать условия для будущих подвигов.
        - Почему пятилетки? - опешила Алина.
        - Потому что по статистике такие браки более пяти лет не держатся, с треском распадаясь, так как стахановец, не разобравшись, откуда берутся горячий корм и чистые подштанники, уходит туда, где живет романтика трудового азарта. Разберутся и он, и его романтика позже, но тебе от этого легче уже не станет. Не путай Машу: она должна либо узнать правду и восстановить справедливость, либо, опять же, узнать правду и жить дальше спокойно. Что вряд ли.
        - Злая ты, Гусева, - опечалилась Алина и робко взглянула на Михаила Яковлевича, ища поддержки.
        Маша, покрывшись красными пятнами, заплетала на бахроме скатерти косички, перемещаясь вдоль стола.
        - Машуня, я могу все выяснить. Это дело пары минут. Охрана фиксирует входящих и выходящих, узнаем, во сколько пришел, во сколько ушел.
        - Я мужу верю, - упрямо сдвинула брови Маша. - Но раз вы настаиваете…
        Нет ничего страшнее и тягостнее неизвестности. С одной стороны, она понимала, что не надо копать, а то можно раскопать не только сундучок, но и пару-тройку скелетов, а с другой - как отказаться, если информация лежит практически рядом. Только руку протяни - и вот она, пожалуйста. Никаких сомнений, полная ясность. Беда была в том, что ясность эта могла разрушить всю жизнь. А Маша не готова была строить что-то новое на руинах. Хотя, вполне вероятно, что она уже давным-давно сидит на пепелище, только не знает об этом.
        - А заодно узнайте, какие бабы находились в здании в этот же период времени, - бдительно посоветовала Гусева. - Нахождение на рабочем месте не освобождает от ответственности. Знаем мы, чем они там в этих офисах на столах занимаются. В Интернете целая подборка висит.
        - Если у кого-то в транспорте украли кошелек, то это вовсе не означает, что у тебя тоже обязательно сопрут и поэтому надо ходить пешком и по исключительно пустынным улицам, - вспыхнула Алина. - Не надо подо все подводить свою упадническую философию.
        - Разумеется, у меня могут украсть мобильник, а то и вовсе столкнуть под поезд. Это кому как повезет. Просто по теории вероятности «повезет» каждому, но в большей или меньшей степени, - Рита снисходительно потрепала подругу по плечу. - Наивная ты, Шульгина, аж до слез. Вот именно поэтому мужики тобой пользуются, а мной - нет.
        - Нашла чем гордиться. - Алина не любила, когда кто-то намекал на ее многочисленные неудачи, именно из-за своей многочисленности и похожие то ли на неразборчивость, то ли на неосмотрительность. Она каждый раз совершенно искренне считала, что нашла свой идеал, и не ее вина, что идеал в результате оказывался далек от совершенства. - Лучше уж пусть пользуются, чем я в старых девах до старости доживу.
        Михаил Яковлевич, допивший коньяк и считавший, что внучкина проблема уже решена, начал поглядывать на Алю и даже расправил плечи, постепенно перемещаясь все ближе к Шульгиной. Заметив его маневры, внучка пришла в себя и резко прервала философскую беседу:
        - Ладно. Сейчас всем спать, а завтра решим. Дед, я подумаю.
        - В такую ночь и спать-то жалко. - Михаил Яковлевич приосанился и бодрячком начал наворачивать круги по гостиной, кося глазом на смутившуюся Алину. Как реагировать на пенсионерский натиск, она не знала, но обидеть старика боялась. - Кто со мной на звезды смотреть?
        - Я могу, - дверной проем заполнил мощный корпус Нади. - Заодно прослежу, чтобы вы впотьмах не сковырнулись, не ровен час, в канаву какую-нибудь. А то по пьяни чего не бывает. И вам безопасно, и мне приятно, потому как мужчина вы видный, всем на зависть.
        Последнее замечание, видимо, примирило Михаила Яковлевича с не первой свежестью спутницы. Он самодовольно хмыкнул, повел плечами и согласно прогудел:
        - Я-то да, я-то еще любому плейбою фору дам. Есть еще порох в пороховницах.
        - Ну и дед у тебя, - ошалело покрутила головой Алина, когда старик угнал повизгивающую и похохатывающую Надю в темноту.
        - Да уж. Дед у меня - ого-го, - с некоторым сомнением в позитивности данного факта подтвердила Маша.

        Ночью она не спала. Мысли распирали, теснясь в голове, давя на сердце и заставляя его замирать то от тоски, то от ужаса. Картины будущего рисовались одна чудовищней другой.
        Рита тоже не спала. Около двух часов она поскреблась в Машину дверь и замогильным шепотом уточнила:
        - Ты там страдаешь и не спишь или решила плыть, как букашка по воле волн в направлении сточной канавы?
        - Очень поэтичное сравнение! - Маша распахнула дверь, попутно остро пожалев, что открывается она внутрь, а не наружу. Мучительно хотелось заехать доброжелательнице в лоб.
        - Это я еще сынтеллигентничала, - порадовала ее Рита. - В принципе, напрашивается сравнение не с букашкой, а…
        - Не надо. Добивать пришла?
        - А чего тебя добивать? - искренне удивилась подруга. - Ты, по-моему, и так уже размазана по асфальту в ноль. Я пришла посочувствовать.
        - Спасибо. Все?
        - Здрасьте. Приперлась бы я среди ночи только ради такой ерунды! У меня есть мысли.
        - Гусева, у тебя всегда есть мысли. Потому что ты умная, а все вокруг идиоты, без твоего чуткого руководства делающие все неправильно. Я в курсе.
        - Не злись. Просто сочувствовать - не конструктивно. Сочувствие унижает и уничтожает волю к победе. А женщина должна быть победительницей. Ради своих же соратниц по борьбе. Должно идти накопление опыта путем анализа ошибок.
        - Ритка, я спать хочу.
        - Нашла время! Значит, так, я тут подумала: во-первых, тебе надо срочно вернуться в город. Внезапно, чтобы он не успел убрать в квартире.
        - Я и так знаю, что он неряха…
        - Бестолочь. Я имею в виду бутылки, одежду со следами помады, мусорное ведро, в котором может оказаться много интересного.
        - То есть ты предлагаешь мне его застукать?
        - Именно! Все лучше, чем наивно хлопать глазами и улыбаться, пока об тебя ноги вытирают.
        Спорить с такой формулировкой было невозможно. Если у Алексея кто-то есть, то выглядит Маша именно так: доверчивой дурехой, о которую действительно вытирают ноги.
        - …Да еще в квартире, подаренной твоим папой, - дополнила картину Гусева и злобно добавила: - Ненавижу мужиков! Используют нас, унижают, да еще и уверены, что в случае чего - смена караула пройдет в максимально сжатые сроки. На каждого паразита целая очередь из одиноких девиц. А все почему? Потому что нет единой позиции у всех. Каждая норовит любой ценой удержать своего ужа, который из рук выскальзывает. А надо объявить им бойкот! Чтобы тоже за нас держались! Чтобы боялись потерять, как мы боимся!
        - Рита, ты с ума-то не сходи. Меня глобальная революция не интересует. У меня проблемы личного характера на отдельно взятой жилплощади.
        - Это ты от примитивности так рассуждаешь.
        - Своя рубашка ближе к телу. Уж извини, - пожала плечами Маша. - У меня ребенок и муж, которого я люблю. Если он изменяет, то это больно, и тогда мне со своей любовью придется что-то делать. Я даже не представляю - что! А ты предлагаешь мыслить во вселенских масштабах. Не до того мне.
        - Ладно, - легко согласилась Рита. - Ты еще не доросла. В общем - так. Тебе надо отсюда уезжать. Ты по глупости предоставила ему слишком много свободы. Это вредно. Мужика надо держать на коротком поводке, пока он не вошел во вкус. А то будет потом излагать свою позицию по Пушкину. «Капитанскую дочку» читала? «Чем триста лет питаться падалью, лучше один раз напиться живой крови!» О как.
        - Стесняюсь спросить: падаль в данном контексте кто?
        - Ты все поняла правильно. Это не в обиду, а для более четкого разграничения ролей. Ты, Маня, аморфное тело. Студень, оставленный на солнцепеке. Ну, не кладут тебя в холодильник, так отползи сама! Чего ты ждешь? Наша жизнь в наших руках. Потому что если отдавать ее в чужие руки, из нее могут сделать гербарий или завязать в бантик и прицепить под хвост потрепанной болонке. Жизнь - псу под хвост. Очень символично.
        - Ритка, ты пьяная, что ли? Чего ты несешь всякую ересь? Я спать хочу.
        - Не хочешь ты спать! Шульгиной ври. Она, лопоухая, всему верит и поддакивает. А я не позволю, чтобы мою подругу уничтожали морально. Тебе надо возвращаться в город и становиться человеком. Самостоятельным и независимым. То есть не просто жить на папины деньги, тем более что он тебе их теперь и не дает, а начать зарабатывать самой!
        - Как это? - опешила Маша. - Раскопать нефтяную скважину или найти золотую жилу?
        - Князева, ты совсем отупела в своей «новорусской» среде! Люди как-то умудряются жить без скважин и жил. Мало кто помер без чемодана с баксами. В любом случае, в плане денег - у тебя есть папа. А я говорю о новой среде общения. Ты для него мамка с сиськой, домашняя клуша. Мужчины таких не любят. К ним приходят ночевать, отдают зарплату, но однажды перестают замечать. Ты стираешь, убираешь…
        - Да ты что! У нас домработница все делает.
        - Ужас. С кем я общаюсь? Ты хоть что-нибудь умеешь сама? Прынцесса на бобах! Страшно слушать. А что ты вообще делаешь дома?
        - Ребенка воспитываю. Мужа с работы жду.
        - И как? Часто приходит?
        - Кто?
        - Муж. С работы. По-моему, ты уже дождалась, что он через раз ходит: раз к тебе, раз еще куда-то.
        - Это всего лишь домыслы…
        - А ты их проверь. И на будущее подстрахуйся. Неужели не страшно превратиться в домохозяйку, которая разбирается только в сериалах и узорах на когтях?
        - Я не смотрю сериалы!
        - Начнешь! Вот подрастет ребенок, сдашь его в садик и от тоски сдохнешь! Будешь мужу по вечерам про Хуана Педро рассказывать. Тебе на работу надо выходить!
        - На какую?
        - Нет, и это она меня спрашивает! При таком-то папаше! Это у нас с Шульгиной голова болит, как бы местечко получше найти, а тебе-то - раз плюнуть.
        - Я отца просить не буду. Он упертый. Если меня куда и возьмут, то спрос будет в десять раз строже, чем с обычного сотрудника. У него пунктик: баба либо предмет домашнего обихода на полном довольствии, либо танк, который прет по головам и пашет, пока горючее не закончится. Да и не будет он мне помогать. Сказал, что каждый должен пробиваться в жизни сам. Иначе, мол, у человека искажается представление о жизни, он начинает функционировать как бы на костылях, и если вдруг костыли из-под него выбить, то даже ходить не сможет - поползет. Он вообще обозлился, что я замуж вышла рано. Хотел мне дело свое передать, в финэк меня на второе образование запихнуть. Думаешь, просто так я без денег сижу? Не-а. Папа на принцип пошел: раз захотела быть бабой - будь. Он же думал, что я боец. А оказалось, что я так, портянка.
        - Жестко. Но верно. Так, а в чем сейчас проблема? Скажи, что передумала.
        - Чего это я передумала? У меня патологическая ненависть к цифрам. Какой мне финэк? Мне бы, правда, бюро переводов какое-нибудь. Но я не буду просить.
        - Почему? - ахнула Рита. - Что за неуместная гордость? Гордость от глупости, кстати, отличается не только набором букв в слове, а еще и последствиями. Кому она нужна, твоя поза? Дурью не майся. Не у чужого просишь, у своего.
        - Глупо просить, если я знаю, что он откажет. Тем более, что я уже просила.
        - И что? - заинтересовалась Гусева, для которой все это было откровением. Ей казалось, что у подруги жизнь простая, как рулон туалетной бумаги: разматывается себе предсказуемо и равномерно с четко выверенными линиями отрыва. А оно вон как, оказывается. Страсти кипят, на ровном месте люди сами себе проблемы придумывают.
        - Посмеялся и отказал. Сказал, что дело хорошее, но денег он мне не даст. Потому что это может оказаться очередной прихотью. Мол, я должна эти деньги сама заработать, тогда и научусь относиться к бизнесу серьезно, а не как к маникюру на пару дней. В общем - с голоду не умру, но никакого личного бизнеса не видать мне никогда.
        - Тогда иди работать на кого-нибудь. Мужа попроси тебя пристроить. Заодно посмотришь, к себе он тебя возьмет или от глаз подальше спихнет.
        - Ритка, ты чего? Мой муж работает на моего отца!
        - Ну, пардон. Забыла. Как у вас все сложно. В любом случае ищи место, ссылайся на папу, спекулируй его именем и начинай зарабатывать. Дочери такого человека постесняются предложить мало. Тем более, что с твоим папаней через тебя многие захотят подружиться. Используй то, что доступно. Работать надо хотя бы в качестве развлечения. Это нам с Шульгиной надо вкалывать, чтобы не голодать и не сверкать голым задом в протертой юбке, а ты можешь за тылы не опасаться.
        - А Никиту куда? В карман?
        - В частный сад! И самой на этот сад заработать. Ну, это не принципиальный момент, но можно же что-то придумать. Ты же можешь себе позволить тратить на сад хоть всю зарплату. Это будет компенсация за человеческое общение и возможность не сидеть дома.
        - Но таких маленьких не берут в сад. Их вообще никуда не берут!
        - Дело не в этом, - презрительно процедила Рита. - А в том, что ты просто желаешь торчать дома, как тупая клуша, и боишься нормальной жизни. Ему с тобой уже неинтересно! О чем вы разговариваете? О чем ты ему рассказываешь?
        - О Никите, - опешила Маша. - О чем еще?
        - Вот! - торжествующе проревела Гусева. - «О чем еще»! Да не о чем тебе больше рассказать! У тебя жизнь пустая, никчемная, и сама ты получаешься не человек, не личность, а приложение к своему ребенку. К его ребенку! Ты - нянька!
        - Я не нянька, а мать! Что ты мелешь? Ему интересно про Никиту…
        - Князева, ты дура. Тебе бэйджик надо сделать: «Круглая дура». Чтобы народ сразу понимал, с кем дело имеет. Ему раз интересно, два интересно, но у вас что, так много событий за день происходит, что прям как детектив: захватывающе и волнительно. Вот объясни мне, что обычно бывает? Что ты ему за ужином рассказываешь?
        - Ну, как мы гуляли, что видели, машинки там, кошечек, - пожала плечами Маша, которой никогда не приходило в голову рассматривать свои повествования с точки зрения насыщенности и интересности. - Как Никита улыбался, как зарядку делал, чем покакал…
        - Во ужас-то, - Рита выкатила глаза и пристально вгляделась в подругу, словно у той прорезался рог на лбу или третий глаз. - А что, есть варианты, чем можно испачкать памперс?
        - Цвет, - снисходительно пояснила Маша.
        - Не продолжай, - заржала Гусева. - В твоем голосе столько интеллектуального превосходства, что я раздавлена. И что, это вы день изо дня за ужином обсуждаете?
        - Но это его ребенок, ему интересно!
        - Маня, ты же вроде не идиотка. Хотя теперь я уже сомневаюсь. Ты с чего взяла, что мужику, который приперся домой со своих совещаний, оторвался до утра от офисных надушенных баб, интересно слушать про машинки и кошечек, не говоря уже про анализы? Ты меня бесишь! До такой степени, что хочется тебе сказать какую-нибудь фантастическую гадость или просто врезать, чтобы извилины встряхнулись и заработали. И его ты тоже бесишь. Ты хоть понимаешь, как это все тупо, по-бабски. Как можно считать женщиной тупую курицу, круглосуточно квохчущую над своим дитем? Мужики любят женщин, а матерей они уважают! Князева, если муж ложится к тебе в постель с чувством благодарности за подаренного ребенка и глубоким уважением, то можно пойти и утопиться с горя.
        - Я в первую очередь мать…
        - Мать у твоего Леши уже есть. У него должна быть жена. Женщина. Никто тебе не запрещает быть еще и матерью, но не до фанатизма, граничащего с идиотизмом.
        - Ты хочешь подраться? - холодно поинтересовалась Маша, крепясь изо всех сил, чтобы не сорваться. Ей нужно было немедленно все обдумать. Только в одиночестве. Самое ужасное, что Гусева, эта ехидна, эта невозможная стерва, была права. Права на сто процентов!
        - Нет, я просто хочу тебя побить, потому что ты, изнеженная, избалованная фря, не понимаешь своих возможностей! Вот я, умная, талантливая, перспективная, а у меня нет ничего! Вообще ничего! И не будет, хотя я знаю, как и что надо сделать! Но у меня нет сисек, нет шмоток и нет денег на то, чтобы обрести первое и второе! А без этого у меня не будет нормального мужика! А без мужика жизнь не имеет смысла, потому что тогда я буду чувствовать себя ущербной! И все будут считать меня таковой! Мне мужик нужен как факт! Как портки, чтобы зад прикрыть, потому что в нашем обществе ходить с голым тылом - моветон! А у тебя есть все, а ты это все свалила в мусорное ведро и тащишь на помойку. И за это тебя хочется убить на фиг!
        - Злая ты, Ритка. И завистливая.
        - И я этого не скрываю! Но я с таким же энтузиазмом порадовалась бы за тебя, будь ты хоть капельку умнее! Я не хочу, чтобы тебе однажды стало так же хреново, как мне! Я не знаю, как мне выползти из своей проблемы, но я знаю, как решить твою! А ты меня не слышишь!
        - Гусева, ты так орешь, что тебя уже весь дом слышит. Ну, хорошо, я хочу работать. Кем я могу пойти? И куда? Без опыта и рекомендаций, имея в загашнике только диплом и девичью фамилию? А если я попаду к папиным конкурентам и его подставлю? Я же вообще не разбираюсь в их кухне. Кем мне работать?
        - Да хоть разносчицей!
        - И какую инфекцию ты мне предлагаешь разносить?
        - Шутница, тоже мне. Газеты бесплатные разноси. Листовки. Пиццу.
        - И много за это платят? - ухмыльнулась Маша.
        - А что, тебе на хлеб не хватает? Я же о чем говорю: тебе не важно, где работать! Важно - вообще уходить из дома, общаться с нормальными людьми, а не наряженными манекенами на ваших тусовках. Жить полноценной жизнью, чтобы цвет ребенковых анализов волновал, но не являлся единственной темой для общения. Чтобы было куда накраситься, одеться и уехать с утра, вернувшись вечером, не торча весь день в квартире в ожидании мужа. У вас вешалка в прихожей есть?
        - Ну, есть.
        - Во-о-от! Мужик уходит - она там стоит, провожает. И возвращается - она там же. И ты тоже. То есть роль ваша с вешалкой примерно одинаковая.
        - По-моему, тебя заносит, - оторопела Маша.
        - Это тебя, дубину, занесло так, что одни тапочки из сугроба торчат. А Никите няню возьми, - непоследовательно окончила обличительную речь Гусева. - А то работаешь вместо нее, да еще забесплатно. На общественных началах.
        - Чужого человека? В дом? К ребенку? Как ты легко советами разбрасываешься!
        - Если не ошибаюсь, у вас там уже домработница есть, так что к чужим в квартире вам не привыкать. Раз к ребенку, то берите из фирмы, с рекомендациями. А советами я не разбрасываюсь. Я консультирую, но далеко не всех, а по знакомству и большому блату. Пользуйся, пока я добрая.
        - Ритка, кто тебе сказал, что ты добрая?
        - Один очень авторитетный человек.
        - Надо же, еще остались индивидуумы, которых ты считаешь авторитетными. И кто ж у нас в авторитете?
        - Я!
        - А. Как это я не догадалась, - фыркнула Маша.
        - Все, аудиенция окончена. Я спать хочу. Иди, - величественно махнула рукой Гусева.
        - Угу. Смею напомнить вашему авторитетному величеству, что это вы ко мне в комнату приперлись. Так что валите в свою опочивальню.
        - Спокойной ночи. Вернее, наоборот. Надеюсь, вместо того чтобы спать, ты обдумаешь мои умные советы.


        Глава 8
        Диана Аркадьевна непонимающе моргала, собирая рассыпавшиеся опилками мысли. Они лежали бесформенной грудой, навевая печаль и чувство беспомощности. Только что жизнь была гладкой, как каток, и вот вам, пожалуйста: нужно перекраивать планы, взвешивать последствия и то ли руководить, то ли позволить руководить собою. Дочь вывалила на нее ворох новостей, поставив перед фактом: мы уезжаем в город, ищем няню, я выхожу на работу.
        - Мама, что ты молчишь? - вспылила Маша, из чего можно было сделать вывод, что дочь сама не уверена в правильности решения и ждет, как минимум, реакции, а как максимум - советов. Делать выводы Диана Аркадьевна не умела и не любила, поскольку каждый раз получалось, что она что-то недодумала, что-то не так поняла, и Маша с удовольствием топталась на ее самолюбии. А давать шибко умной Мане советы и подавно было делом неблагодарным.
        - А что за срочность? - на всякий случай уточнила мама, чтобы хоть что-то сказать. Собственно, в Хохотухине теперь нечего делать. После вчерашнего позора и изгнания Артурика уединение в сельской глуши потеряло свою прелесть. В самом-то деле - не с внуком же нянчиться!
        - Вот ведь, до седых волос дожила, а ума не нарастила! - В гостиную вошел дед, свежий, как только что политый огурец.
        - У меня нет седых волос. - Диана Аркадьевна напружинилась, готовясь сбежать с поля боя, пока свекор не сказал еще какую-нибудь пакость.
        - Да все у тебя есть, кроме мозгов, Динка. И седые волосы, и морщины, и наглости через край. Ох, допрыгаешься ты. Выпрет тебя Макс, пойдешь работать, как все. Зараза крашеная.
        - Это мой натуральный цвет! - взвизгнула обвиняемая.
        - Парикмахерше своей расскажи, гусыня щипаная. Метлу тебе в руки и во двор. Летать, - довольный своей шуткой, дед радостно заржал.
        - Хватит вам, - нахмурилась Маша. - Давайте собираться. Дед, отвезешь нас?
        - А что ж, Алексею звонить не будешь? - с детской непосредственностью поинтересовался Михаил Яковлевич.
        - Не буду.
        - И правильно, - оживилась мама. Зять ее раздражал и беспокоил, как простуда на губе в канун торжественного мероприятия. Если бы вдруг выяснилось, что дочкиного мужа требуется заменить на что-то другое, она бы только обрадовалась. Не за всякого мужа следует держаться. Вот Максим и его папаша незаменимы, как голова у ящерицы, а новый зять - хвост, который легко можно отбросить, отрастив со временем новый.
        - Собирайтесь. Отвезу, - пожал плечами дед, ядовито зыркнув на невестку. «Сколько баб нормальных вокруг, а сын живет с этой дурищей, потому что удобно! Кому удобно? Чем удобно?! Присосалась пиявка, да еще налево бегать начала на старости лет. Никакой пользы в хозяйстве, расход один».
        Везти внучку в город душа не лежала. А ну как и правда - гуляет Лешка? Получается, дед своими руками развалит молодую семью. Если вдуматься, то что такого страшного? Кто не погуливает-то? Мужской организм, он разнообразия требует. Главное - не попадаться и не злоупотреблять. Дело житейское.
        - Да, а подружки-то твои где? - спохватился Михаил Яковлевич. - Все не влезем, но беленькую я бы взял.
        - Уехали они, утром еще. На работу им надо, - бормотнула Маша, соображая, что нужно взять с собой, а что можно упаковать и оставить.
        - Жаль, - поскреб макушку дед. - Я бы эту беленькую покатал бы. Хорошая девка, ладная.
        - Я ей передам, - неодобрительно качнула головой внучка. - Ну ты, дед, даешь. Она ж моя ровесница.
        - Глупая ты ишшо, - расплылся в улыбке дед. - Разве ж в возрасте дело? Я и не таких видал.
        - Ты не обижайся, но они тебя тоже… кхм… видали. Надо трезво смотреть на свои возможности.
        - Надо верить в чудо, - назидательно и внушительно поделился Михаил Яковлевич. - В жизни чего только не бывает.

        Разумеется, вещи собирала Маша. Маменька, поболтавшись под ногами, перепутав пакеты и доведя Никиту своими присюсюкиваниями до истерики, отбыла в сад, пролепетав что-то про сложную геомагнитную обстановку и флюиды неприязни, исходящие от Маши и сбивавшие с ног.
        Михаил Яковлевич, мимоходом подмигнув расстроенной Надежде, ушел к себе и набрал мобильный Алексея:
        - Здоровеньки булы!
        - О, рад слышать, - радушно отозвался Князев, правда, с некоторым удивлением. Михаил Яковлевич до сих пор только однажды звонил ему на трубку, и то сильно напившись по случаю рождения правнука.
        - Ты вот что, - кхекнул дед, - мне бы с тобой поговорить. Нет у тебя на вечер никаких планов?
        - Да нет вроде. Поработать хотел.
        - А чего так? Молодой, здоровый, а все в конторе киснешь? - простодушно удивился Михаил Яковлевич.
        - Да дел много. Пока мои на даче, дома скучно - чего бы и не повкалывать.
        - Ну-ну, правильно. Я ж не осуждаю. Спросил просто, - обстоятельно пояснил дед и замолчал. Он любил вот так, неожиданно, прерывать диалог неловкой паузой, вынуждая собеседника нервничать и говорить ненужное, лишнее, лишь бы не молчать. Иногда из суетливой словесной мишуры удавалось выловить что-то полезное.
        - А что ж меня осуждать, - хохотнул Алексей. - На вас работаю. Ну, и на себя тоже.
        Надежд Михаила Яковлевича он не оправдал, чему дед даже некоторым образом порадовался. Помолчать не удалось - собеседник довольно конструктивно закруглил беседу:
        - Я часов до одиннадцати в офисе буду. Если удобно - подъезжайте. Или могу сам подъехать, куда скажете.
        - Да в том-то и дело, что не уверен я, что смогу сегодня, - с облегчением вздохнул несостоявшийся психоаналитик. - Это хорошо, что ты на месте будешь. Смогу - подойду, нет - езжай домой. Не к спеху мне. Планы-то я твои не нарушу?
        - Да какие у меня планы?! Я же говорю - мои на даче, да и дел невпроворот.
        - Так дело молодое, мало ли: в баньку с друзьями или на рыбалочку, - намекнул дед.
        - Михаил Яковлевич, вы чего-то темните, - хмыкнул Алексей.
        - Да нет, это у меня тут свои дела, - голосом уставшего от подпольной борьбы Штирлица отмахнулся дед. - Не обращай внимания. Просто планы твои нарушать не хотел.
        Распрощавшись с Князевым, Михаил Яковлевич аж плюнул от досады:
        - Совсем нюх теряю! Но парень молодец. Не зря его Маняшка выбрала. Эх, хорошая семья, ежели б не эта швабра пустолобая.
        Он выглянул в окно и, приметив в гамаке томящуюся от безделья невестку, запустил в нее вишневой косточкой. Косточка не долетела, слегка подпортив настроение. Задумчиво вздохнув, дед посмотрел на пылившийся в углу спиннинг. Представив, как стягивает Диану Аркадьевну за трусы с насиженного места, он приободрился и залихватски кхекнул.
        - Дед, мы готовы, - прокричала где-то внизу Маша.
        - И неймется им, не сидится, - проворчала совсем рядом Надя. - Тут и воздух, и витамины для ребенка, а их понесло в пылищу, выхлопами всякими дышать. Неужели уедете?
        Последний вопрос относился уже к Михаилу Яковлевичу и задан был абсолютно иным тоном.
        - Да я-то, может, еще и вернусь, - обнадежил ее дед, многообещающе пошевелив бровями.
        Возвращаться он, разумеется, не планировал, но почему бы не порадовать хорошую женщину.

        Ехал дед, как юный лихач, только что получивший права и непременно желавший произвести впечатление на спутниц. Причиной его позерства была Диана Аркадьевна, усаженная на переднее место.
        Джип был под стать хозяину: с убойным тюнингом в виде развратных русалок по бортам авто, кенгурятником и фарами на крыше. На таком кроме как в крайнем левом ряду и ездить-то было неловко.
        Маша с Никитой дремали сзади, а сизая от ужаса невестка намертво прикипела кровавым маникюром к обивке сиденья.
        - Говорят, с возрастом появляется страх скорости, - замогильным голосом вещал дед, плавно вдавливая в пол педаль газа и на ходу придумывая небылицы. - Психологи считают, что это первый признак старения.
        Диана Аркадьевна с ненавистью зажмурилась и старалась дышать размеренно, не поддаваясь панике.
        - Ты гляди, молодуха, чехлы мне не обмочи, - как ребенок радовался Михаил Яковлевич, косясь на пассажирку. - Эх, хорошо летим!

«Молодуха» утешала себя картинами дедовых похорон. Она представляла, как в сильно приталенном черном платье и шляпке с черной атласной лентой будет стоять у гроба, принимая соболезнования.

«Шляпку надо будет заказать непременно из Англии, чтобы с пышным цветком и жесткой вуалью в крупную сеточку, - размышляла Диана Аркадьевна, стараясь не смотреть на дорогу. - Интересно, а по этикету сумочку можно с собой брать? Или на похоронах не положено? Одно дело - гости, им проще. А скорбящая родственница имеет право на пригоршню косметики в черном атласном ридикюльчике? Причем обязательно в тон шляпки: тот же материал и такой же цветок. Или цветок не нужен? А этот Вий будет лежать хоть раз в жизни молча, не позоря семью. Тихий, кроткий, безобидный. Он уйдет навсегда, и уже никогда не попросит у меня прощения, не раскается и не узнает, как заботливо я выбирала лилии для украшения гроба. Лилии он терпеть не мог, но, во-первых, они смотрятся очень аристократично, а, во-вторых, какая ему разница на том-то свете. А я все ему прощу. И отпущу с миром…»
        Диана Аркадьевна почувствовала, как к глазам подступают слезы. Она с состраданием взглянула на уже почти похороненного старика.
        - Чего шмыгаешь-то? Страшно? - радостно гаркнул дед. - Может, выйти хочешь? Так это мы мигом. Только скажи - враз высажу. Но, уж не обессудь, ждать не буду. Если по нужде, то вон в окно вывешивай свое добро.
        И он снова удовлетворенно заржал, видимо, представив невестку с «добром в окне».

«Костюм дешевый и никакого памятника», - злобно подвела итог кладбищенским фантазиям Диана Аркадьевна. Теперь ей стало ясно, зачем свекор поил ее перед дорогой чаем.
        Высадив невестку у подъезда и вручив ей сумку, Михаил Яковлевич сурово отрезал:
        - Сама донесешь, не рассыплешься. А Максу я скажу, что ты приехала. Так что - не балуй. Хотя лучше уж пусть он тебя разок застукает. Вот тогда я за милую душу помогу барахло твое по лестнице таскать.
        Плюнув вслед удалявшемуся внедорожнику, Диана Аркадьевна побрела домой. Все чемоданы с вещами пришлось оставить в Хохотухине, так как свекор с видимым удовлетворением констатировал, что места в машине ровно на Машины баулы.
        - А шмотки свои тут брось, - ласково предложил он невестке прямо перед отъездом. - Тебя все равно уже ничем не задрапируешь.
        На этой жизнерадостной ноте они и покинули дачу. Диана Аркадьевна едва успела прокричать Наде, чтобы та позаботилась о чемоданах и следила за садом.
        - Дед, а почему ты маму все время дразнишь? - спросила Маша, когда Никита уже был уложен в родную кроватку, а многочисленные затащенные Михаилом Яковлевичем в квартиру сумки возвышались в коридоре неопрятной горой.
        Они без сил сидели в кухне, ожидая, пока вскипит чайник.
        - Не подходит она твоему отцу. И никогда не подходила, - туманно пояснил старик. Не объяснять же внучке, что родители у нее рогатые, а она достойная продолжательница семейных традиций. Се ля ви, как говорится. Кто не рогат, у того все впереди. Или уже позади. Иногда ему вообще хотелось поспорить с Дарвиным и доказать, что человек произошел не от обезьяны, а от оленя. Но как подвести под свою теорию научный базис, дед не знал. - Не пара они.
        - Дед, но они мои родители, понимаешь? Жизнь уже прожита, чего сейчас менять-то? - Маша прекрасно все понимала. И про мамину склонность к флирту она знала. И о том, что дед подозревал невестку в изменах, тоже догадывалась. Только его подозрения были, на Машин взгляд, абсолютно беспочвенны. Флирт и измена - вещи несравнимые. Мама не такая, она просто любила внимание мужчин, оно было нужно ей как воздух, потому что папа этого воздуха как раз и не давал. Мама была женщиной во всех смыслах слова, особенно в тех презрительно-снисходительных смыслах, которые мужчины любят вкладывать в понятие «слабый пол». Но как объяснить это деду?
        - Это у кого это жизнь прожита? - опешил старик. - Я вон только жить начинаю. Кстати, дай мне телефон той беленькой. Надо узнать, как она добралась-то.
        - Нормально она добралась. Слушай, тебе нравятся молоденькие, ей тоже нравятся молоденькие, понимаешь?
        - Это от неопытности. Самое хорошее вино - хорошо выдержанное. Чем старше, тем лучше.
        - Мужик не вино. Как и тетка. Вот тебе пенсионерки не нравятся, а они ведь тоже по твоей логике с возрастом должны похорошеть.
        - В меня пошла. Языкастая, - гордо констатировал Михаил Яковлевич. - Молодца. Но с дедом не спорь.
        - Не буду, - покладисто согласилась Маша. - Но и телефон не дам. Если бы Алька хотела, она бы сама тебя номером снабдила. И вообще, я не готова называть ее бабушкой.
        - Так и я жениться не созрел еще, - развел руками старик.
        - Ты, дедуль, перезрел уже. Тебе жениться не позволит избыток жизненного опыта.


        Глава 9
        К подбору кандидатуры няни Маша подошла со всей серьезностью. Муж, правда, деликатно намекнул, что для начала неплохо было бы выяснить, есть ли смысл вообще искать кого бы то ни было, пока нет определенности с работой.
        - Маруся, сейчас хорошее место сложно найти, - попробовал он воззвать к ее здравому смыслу.
        - А я читала, что в стране безработица и нехватка профессиональных кадров, - отрезала Маша. - То есть места есть, а людей нет.
        - А ты профессиональный кадр? - изумился супруг.
        - У меня диплом! О высшем! Образовании!
        Маша всегда начинала кричать, когда бывала в чем-то неуверена. Словно убеждала сама себя. А сейчас еще плюс ко всему было страшно. Как ребенку в темном лесу.
        На помощь отца Маша твердо решила не рассчитывать, хотя и надеялась, что он предложит сам.
        Услыхав, что дочь возжелала выйти на работу, Максим Михайлович недовольно крякнул и обронил:
        - Ну, дерзай. Куда пойдешь?
        - Еще не решила, - дрогнула Маша.
        - Ладно. Не мое дело. Ты уже взрослая, сама разберешься. Я просто так спросил, по привычке.
        - Конечно, разберусь, - чуть не разревелась Маша. Вот и все. Словно щенка, сброшенного с лодки в глубоком месте, ее уносило течением. Либо греби сама, либо - на дно.
        - Не майся дурью! - раздражалась мама. - Если скучно дома, купи абонемент на шейпинг. Или танцами займись, это сейчас модно.
        Но Маше не хотелось просто заполнить свою жизнь абы чем. Ей вдруг мучительно захотелось жить, работать, быть нужной, приносить пользу, чтобы от нее хоть что-то зависело в этом мире, кроме составления списка продуктов.
        - Но мы не сможем оплачивать и домработницу, и няню, - аккуратно намекнул Алексей. - Мы же не знаем, сколько ты будешь зарабатывать. И вообще, я не очень понимаю, почему с ребенком не может посидеть бабушка?
        - Какая бабушка? Ты же говорил, что твоя мама работает!
        - Да я про Диану Аркадьевну! Она тоже некоторым образом бабушка.
        Маша выразительно постучала пальчиком по лбу:
        - Леша, не смеши меня. Или, может быть, ты сам хочешь оповестить тещу, что отныне вместо салонов красоты и девичников она будет заниматься внуком?
        - Не хочу. Театр абсурда. Давай Нину попросим. Она же приходит к нам три раза в неделю, а будет каждый день еще и нянькой по совместительству.
        - Не надо экономить на моем ребенке! - Маша шлепнула ладошкой по столу и поморщилась от боли. - Лучше мы отменим приходы домработницы и возьмем няньку, которая будет еще и готовить. А продукты, в конце концов, можем покупать мы. Сколько сложностей! Почему у нас вечно не хватает денег?
        - Солнышко, нам хватает. Но на то, что надо, а не на глупости.
        - И что это ты называешь глупостью? - Маша напряглась.
        - Вторую машину, кольцо на Новый год, которое ты надела всего пару раз, теперь вот нянька при маме и бабушке!
        - Это вещи, определяющие качество жизни! Неужели непонятно? А дома я сидеть больше не могу! Все! Хватит! Я не клуша, которая обязана высиживать для тебя яйца! Хочу работать, хочу зарабатывать, хочу иметь свои собственные деньги, хочу ходить на корпоративные вечеринки, хочу приходить вечером и говорить, что устала! Жить хочу! Жить! А не ждать тебя целыми днями!
        - Все, все! - испугался Алексей. - Давай я буду давать тебе дополнительные деньги.
        - Мне не надо давать! Я сама возьму, что мне положено!
        - Зайка, мы же обсуждали еще до свадьбы, что я не смогу обеспечить тебе тот уровень жизни, к которому ты привыкла. Тогда тебя это не пугало. Ты сказала, что я стану партнером твоего отца…
        - Так вот что! - охнула Маша.
        - Да не «вот»! - разъярился Алексей. - Мне от твоей семьи ничего не нужно, кроме тебя! И должность моя меня устраивает! И зарплата! Будет возможность шагнуть выше - с радостью! Если нет - мне и так хорошо! Понимаешь: мне хорошо, а тебе почему-то плохо! Я не против: хочешь идти работать - пожалуйста! Но хорошая няня дорого стоит.
        - Я буду хорошо зарабатывать, - пожала плечами Маша.
        Застонав, Алексей капитулировал.

        - Надо искать по знакомству, это дешевле, - предложила Алина.
        - А я считаю, что надо обзвонить самые крутые агентства. Нельзя ребенка отдавать в чужие безответственные руки, - отрезала Рита. - Должен быть договор, обязательства и все такое. Со знакомых фиг спросишь. А так - наемный работник. Вы ей деньги, она вам - услуги.
        - Ой, не знаю, - опечалилась Маша. - Что-то страшно мне. Вдруг ошибусь?
        - Ты кардинально ошибешься, если останешься сидеть дома. Твоя задача - доказать всем, и в первую очередь мужу, что у тебя, помимо обязанностей ублажать его и воспитывать ребенка, есть еще и права. За свои права надо бороться, сам он их тебе не отдаст. Любому проще иметь дома покорную телку, которая сама поставила на себе жирный черный крест. Все, мол, товарищи, я вымя с ножками, вцепившееся в кулек с памперсами.
        - Хватит! - прошипело «вымя с ножками». - Я и так все понимаю. В каждой женщине должна быть доля здорового эгоизма. Но в первую очередь я все же мать и просто боюсь выбрать не ту няньку.
        - Да, я тут передачу одну смотрела, страшную, про нянек, - начала было Алина, но Рита свирепо рыкнула:
        - Шульгина, лучше смотри мультики, поднимай интеллектуальный уровень. Про нянек тебе еще рано!
        Но было поздно.
        Маша побелела и закивала:
        - Ага. Точно. Я тоже смотрела. Там съемка велась скрытой камерой…
        - Заткнитесь обе. Такое чувство, что я пасу гусей, которые тупо норовят то на проезжую часть выскочить, то в болоте утопиться. Слушать всем меня. Няньку берем не молодую, чтобы с мужем проблем не было, и не старую, чтобы не скрипела тут со своим ревматизмом, гипертоническим кризом и прочими дефектами. У нее не должно быть семьи, чтобы не выклянчивала отгулы на поход к зубному со старшим сыном и на больничный с младшим. У нее обязательно должны быть приличные рекомендации и опыт работы. Плюс - скромность, непритязательность; минус - личная жизнь.

        На словах все выглядело много проще и понятнее, чем на деле. Предлагаемые агентствами кандидатуры оказывались то слишком пожилыми, то слишком симпатичными, то без опыта, то просто не нравились либо Маше, либо Диане Аркадьевне, которая в качестве развлечения каталась с дочкой на кастинги. Отвязаться от маменьки не было никакой возможности, поэтому Маша тихо ярилась и скрипела зубами, отводя глаза от недоумевающей сотрудницы агентства. Как ее звали, Маша моментально забыла, визитку потеряла, а переспрашивать ей не хотелось. Диана Аркадьевна без тени смущения именовала тетку «милочка» и строила из себя Шемаханскую царицу, по недоразумению попавшую на блошиный рынок.
        - Милочка, - морщилась она, игнорируя присутствие очередной претендентки, добродушной полной дамы лет пятидесяти. - Мы же просили - самую лучшую. Я понимаю, что у нее опыт, но возраст, возраст! Пенсионерка мне не подходит. Антиквариат хорош в антикварной лавке.
        Несостоявшаяся няня мучительно краснела, Маша играла желваками, а «милочка» терпеливо объясняла:
        - Но я же сказала, у вас слишком много требований. В данном случае имеет смысл пойти на компромисс. Вы хотите человека с педагогическим и медицинским образованием от тридцати до сорока пяти, готового помимо основной работы на ведение домашнего хозяйства, но при этом еще и недорого.
        - Недорого хочет дочка! - возмущалась Диана Аркадьевна. - Я могу себе позволить и позволяю, собственно, целый штат прислуги. А тут семья ограничена в средствах. С зятем не повезло. Ну, вы понимаете.
        Она доверительно наклонялась к сотруднице агентства и многозначительно поднимала брови. Диалог в разных вариациях повторялся из раза в раз.

        Как это часто бывает, сопротивление клиента было мастерски сломлено, и в результате уставшая от собеседований и маминого общества Маша остановила свой выбор на первой попавшейся няне.
        - Это Вероника, - обреченно представила ее порядком одуревшая от разборчивых клиенток «милочка». - Опыт работы в Австрии, рекомендательные письма, курсы гувернанток с отличием: язык, первая медицинская помощь, психология.
        - Что-то она забитая какая-то, - тут же среагировала Диана Аркадьевна.
        Перед ними, судорожно сжав коленями руки, сидела блеклая брюнетка в нелепом костюме а-ля хард-ретро времен застоя. Бесформенный мрачно-бордовый пиджак как-то криво сидел на ее чуть полноватой фигуре, длинная старушечья юбка угрюмо нависала над пенсионерскими мокасинами. Прямые темные волосы были стянуты в безжалостно-плотную фигу на затылке, дешевые очки в металлической оправе, никаких украшений, косметики и прочих девичьих атрибутов, хотя на вид ей было не больше двадцати пяти. Вероника вызывала чувство сострадания с легким налетом брезгливости. Было в ней что-то жалкое, убогое, неблагополучное.
        Диана Аркадьевна пристально разглядывала кандидатку, склоняя головку со свежей укладкой то на один, то на другой бок, словно петух, примеривающийся к жирному червяку. Она морщилась, демонстрируя всю гамму обуревавших ее чувств: презрение, сомнение, недоверие и томное раздражение.
        Вероника на работодательниц даже не смотрела. Сгорбившись, она, как дворняга, обреченно ждала или пинка, или подачки. И к тому, и к другому ей было не привыкать. Спасибо соседке, тете Вике, предложившей внести одуревшую от безденежья и отчаяния девушку в картотеку.
        - Нам надо подумать. Мы позвоним завтра, - решительно отрубила Маша, прервав маменькино высокомерное ерзание и зревшие в ее головке едкие реплики.

        - Просто недоразумение какое-то, а не девица. Бывают же такие недоделанные, - щебетала Диана Аркадьевна, повернув к себе зеркало заднего вида и придирчиво осматривая макияж. Машина была служебной, отцовской, поэтому привычный к взбалмошной пассажирке водитель терпеливо ждал, пока дама отцепится от зеркала.
        - Жалкая она какая-то, - вздохнула Маша. - Прямо неудобно рядом с ней находиться, виноватой себя начинаешь чувствовать. На все согласна, про оплату даже не спрашивает, одета как-то… даже не знаю, как сказать. Несуразная какая-то. Такие по улицам с брошюрками всяких сект ходят и на свои шабаши заманивают.
        - Я же говорю, - обрадовалась Диана Аркадьевна, в кои-то веки совпав с дочерью во мнениях. - Отброс общества.
        - Ну почему сразу отброс, мама?! - раздраженно отмахнулась Маша. - Просто страшненькая и одеваться не умеет. Или не на что.
        Последняя мысль пришла как-то сама собой и озадачила. Чувствуя острую неловкость от собственного благополучия, Маша вдруг подумала, что могла бы изменить жизнь этой неказистой Вероники. Вот так взять и взмахнуть волшебной палочкой, как фея. Живет себе тетка, мучается, а тут раз - и сказка. Причесать, приодеть, стать поворотным пунктом и благодетельницей. Почему бы и нет?

        - Жуть очкастая, - резюмировала Рита, проглядев анкету претендентки. - Хотя в этом что-то есть. Мужики, они как дети, но допускать до них нянек все же не рекомендуется. А вот такую, бесполую, запросто. Она у тебя будет как евнух в гареме султана. А с фигурой у нас что? За фэйс-то я спокойна, а вот остальное как?
        - Мешок с картошкой, - влезла Диана Аркадьевна. - Просто дикость, как молодая женщина может довести себя до подобного состояния.
        - Ей, кстати, двадцать три всего, - проявила бдительность Алина.
        Военный совет заседал в гостиной, Алексей участвовать не пожелал, сказав, что он против в принципе, поэтому всякую ответственность за последствия с себя снимает.
        - Это, между прочим, твой ребенок, - прокричала Маша, расстроенно оглянувшись на участниц дискуссии.
        - Да. Именно. И я бы предпочел, чтобы мой ребенок сидел с моей женой, а не с посторонней бабой! - вполне добродушно прогудел муж.
        - Но мы же договорились!
        - Договорились. Я против. Но не возражаю, - ответствовал супруг и закрыл двери в кабинет.
        - Вот оно, искусство ведения переговоров, - уважительно протянула Аля. - Я против, но не возражаю.
        - Так что решаем? - Маша снова вгляделась в покорно-бесстрастную физиономию на фото. - Никитина Вероника Максимовна. Надо же, у нас с ней отчества одинаковые и возраст.
        - Надеюсь, что отцы разные, - хихикнула Диана Аркадьевна, но тут же, смешавшись, покраснела и закашлялась.
        - Тебе виднее, - выразительно покосившись на подруг, Маша закатила глаза. Мама была в своем репертуаре.
        - А другие варианты есть? - на всякий случай уточнила Алина.
        - Есть, но еще хуже, - односложно бросила Маша, опасаясь, что мама начнет вдаваться в подробности.
        - Тогда бери эту. В крайнем случае поменяете потом. Кстати, у нас есть вакансия переводчицы.
        - Да уж, кстати, - заржала Гусева. - Я аж не поспеваю за твоим потоком сознания.
        - А мне бы было неловко, если бы моего ребенка выгуливала такая чучелла, - Диана Аркадьевна жеманно передернула плечами и потянула анкету к себе.
        - Мама, выгуливают собак, а твой внук будет гулять с няней. С такой няней, на которую у нас хватило денег.
        Вообще-то, если бы мама не была до такой степени углублена в себя, она могла бы догадаться и попросить у Максима Михайловича оплачивать няню для родного внука. Собственно, и замолвить слово о нормальном рабочем месте для дочери она тоже могла бы. Маша со вздохом окинула маменьку взглядом и отвернулась: увы, родительница купалась в собственном эгоизме, как сельдь в рассоле. С какой стороны ни подступись - вляпаешься.
        - Маш, ты слышишь, что я говорю? - забеспокоилась Алина. - Место у нас есть. Правда, там оклад не очень, двадцать в месяц. То есть хороший, но тебе может не понравиться. И шеф твоего отца знает.
        - Двадцать чего?
        - Рублей. Тысяч, - виновато проблеяла Алина.
        - Да уж, - неопределенно пробормотала Маша.
        - Зажралась, - радостно объявила Гусева. - Кто б сомневался! Я вот за десять работаю и счастлива до одурения. Зато есть свобода для творчества.
        - Ограниченная размером этикетки, - ехидно оборвала ее Маша. - Человек должен стремиться к большему, а не довольствоваться минимумом. Иначе так ничего и не добьешься.
        - Так и добивайся. Кто тебе мешает? - тут же нахохлилась Рита. - Только больно уж ты широко шагаешь - штаны не порви. Легко за папину спину прятаться. А ты без поддержки попробуй.
        - Вот я и пробую.
        - Вот и пробуй. Когда у самой получится, тогда и начинай других учить. А то как советы давать, так все умные, а как самим лопату в ручки брать, так менталитет не позволяет, - Рита нервно барабанила по столу тонкими пальцами.
        - Ладно, Гусева, не злись, - примирительно протянула Маша. - Сама первая начала. Ты подумай, у меня же ребенок. Как я на двадцать тысяч проживу?
        - Ты в роль-то особо не вживайся, - фыркнула Рита. - У тебя еще муж есть. Насколько я понимаю, твоя задача заработать только на няньку, а она стоит дешевле двадцатки.
        - Здрасьте, а карманные расходы? - напомнила Маша.
        - Манюня, пионерка ты наша! Тебе еще надо на булочку и компот в буфете? - Рита вскочила и забегала по комнате. - Чего ты как маленькая? Да люди спят и видят, чтобы такую работу найти, а тебе и тут все на блюдце! Все! На блюдце!
        - Маргарита, ты не права, - томно напомнила о себе Диана Аркадьевна. - Этих денег даже на такси не хватит.
        - Наши люди в булочную на такси не ездят! - отрубила Рита. - Вы ее абсолютно развратили.
        Острого Ритиного языка Диана Аркадьевна побаивалась, поэтому в полемику вступать не решилась.
        - Аль, спасибо тебе за хлопоты. Только я хочу быть как все, без поблажек, понимаешь? А там все знают, кто я, - Маша директивно сменила тему собственной развращенности на более актуальную.
        - Кто знает-то? - изумилась Алина. - Там и отца-то твоего только по фамилии знают, а у тебя она уже другая. Шефу я ничего не говорила. В кадрах просто сказала, что у меня подруга переводчица есть. Велели приводить, пока место не заняли.
        - А что, много желающих на такую зарплату? - не поверила Маша.
        - Много, - односложно кивнула подруга.
        - Еще как много! - не выдержала Гусева. - Тебя там на подходах затопчут претендентки на эти «копейки»! Отстегни крылья, сними нимб и вернись на землю, Князева! Это деньги. День-ги! Зарплата! На нее живут! Едят, пьют и даже одеваются! Спроси у папы своего, он сотрудникам платит так же, и никто не помер!
        - Как-то страшно так сразу все менять, - загрустила Маша.
        - Может, и не стоит? - тут же оживилась Алина.
        - Конечно! - злорадно проорала Рита. - Лучше уж варить дома кашки и обсуждать с мамками на лавке цвет детского поноса! Чем не тема, тем более, что он каждый день разный!
        - Типун тебе на язык, - плюнула Маша. - Нет у Никиты никакого поноса.
        - Нет, так будет. Еще неизвестно, заразная эта нянька или нет, - внесла свою лепту в разговор мама.
        - Все, хватит! - рявкнула Маша. - Берем эту Веронику, а я выхожу к Але на работу. В конце концов, работа - не рабство. Если что, буду искать что-нибудь другое!


        Глава 10
        Вероника никак не могла заснуть. Где-то в темноте зудели комары, прорвавшиеся в комнату, невзирая на застиранную марлю, вместо занавески болтавшуюся на окне. Каждый вечер она рыскала с газеткой, устраивая комариное сафари. Весь потолок был в телах бойцов, павших в неравной битве, а они все прибывали и прибывали.
        - Надо бы побелку обновить, - вяло подумала Вероника, прикрыв глаза.
        По большому счету в этой квартире следовало обновить все, сделав нормальный ремонт. Жилплощадь была куплена у невероятно опухшего алкаша, которым руководила хваткая суровая бабенка. Судя по диссонансу между ее приличной одеждой и обшарпанностью хоро?м, в которых из мебели имелся только матрас, жила тетка не здесь. Пока оформлялись документы, алкаш заигрывал со всеми, вплоть до старухи-нотариуса. Вероника с детства ненавидела запах перегара. Этот смрад ассоциировался с паническим страхом и засаленной кисеей старой скатерти, свисавшей со стола, под которым она пряталась от вечно пьяной матери.
        Тогда, в нотариальной конторе, тоже было страшно. Она все боялась, что пронырливая хитроглазая бабенка обманет, возьмет деньги, а потом случится что-нибудь ужасное.
        Ничего не случилось. Если тетка кого и обманула, то алкаша.
        Навязчиво тикали старые часы, разрезая ночь на крохотные мгновения. Не в такт, а оттого - раздражающе-гулко, капала в ванной вода из ржавого крана. Текущий кран - первая примета отсутствия в доме мужчины.

        У них в квартире тоже всегда так капало, а ванну украшали похожие рыжие разводы. Починить было некому, да и не волновало это никого. Отца у Вероники никогда не было, а мать вспоминалась либо совсем пьяной, либо мучимой жесточайшим похмельем. Она все время где-то подрабатывала, но деньги топились в водке.
        Это все было так давно, что должно было стереться из памяти. Но почему-то не стиралось, а лишь пряталось внутри, то и дело впиваясь в сердце острым шипом воспоминаний.
        Перед глазами всплывало старье, которое мать приносила неизвестно откуда и в котором приходилось ходить в школу. А школа была специализированная, языковая. И не попасть бы туда Веронике никогда, не будь она прописана в соседнем со школой доме…
        Не забылись и насмешки одноклассников, стыд, страх и вечный голод…
        А сколько было чудовищных часов унижения из-за фингалов, поставленных матерью в воспитательных целях вместо подписи в дневнике. Их приходилось запудривать мукой…
        Вероника помнила и выпускной бал, на который не пошла, чтобы не позориться. Идти было не в чем. Она весь вечер бродила у школы, так и не решившись войти…

        Самым ярким впечатлением детства был день рождения одной из одноклассниц. Веронике тогда было лет десять. Это было похоже на сон, сказку. Ее пригласили только потому, что приглашен был весь класс. Она бы и не осмелилась никогда пойти, но там кормили. Как больно и страшно было вспоминать себя тогдашнюю: тощую, жалкую, встрепанную и без подарка. Она ела, как одичавший зверек, потрясенно кося глазами в разные стороны. Все смеялись, но Веронике было все равно. Стыд упал куда-то вниз желудка, на самое дно, придавленный едой, настоящей, праздничной, вкусной…
        А потом вдруг все резко закончилось, окутав девочку липким ужасом безысходности. Как в кошмарном сне, когда надо кричать, вырываться, а тело немеет, и парализованный язык отказывается слушаться. Когда понимаешь, что все, конец. И сделать ничего нельзя.
        Она жадно глотала огромные куски торта, стараясь не испачкать единственное платье, как вдруг за спиной раздался быстрый брезгливый шепот:
        - Какая ужасная девочка. Она плохо кончит, это написано у нее на лбу.
        Вероника обернулась. Красивая холеная женщина, похожая на кинозвезду, подобравшись и болезненно морщась, разглядывала ее, словно омерзительное насекомое, по недоразумению заползшее на праздник.
        С тех пор девочка так и жила, зная, что она ужасная и плохо кончит. И сделать с этим ничего нельзя, потому что та удивительно красивая женщина не могла ошибаться. Ей было виднее. И если она смотрела на Веронику, как на неизвестную науке гадость, то, значит, имела право.

        Вероника приняла это за аксиому и стала ждать, когда же все закончится. Она даже знала, как именно может закончиться. Однажды она умрет от голода, если мама пропадет больше чем на неделю. Или мама ее просто забьет до смерти. Или она замерзнет на проспекте, как Магдалина из соседнего дома, которую даже на похоронах шепотом называли ужасными словами.
        В общем, смерть у нее должна быть обыденная, как у таракана.
        Вероникой брезговали, унижали, жалели, но никто не помог. Наверное, потому, что все было «написано у нее на лбу». Конечно, зачем тратить время на ничтожество, которое в любом случае плохо кончит.
        Мама умерла в год, когда Вероника окончила школу. К тому времени родительница умудрилась практически все вынести из квартиры, оставив дочке лишь квадратные метры.
        Первую неделю она наслаждалась тишиной и непривычным чувством безопасности, с некоторой оторопью наблюдая, как заканчиваются последние продукты. Поскольку больше не было необходимости постоянно бороться и бояться за свою жизнь, обороняясь от невменяемой матери, у нее появилось время поразмыслить. Доразмышлялась Вероника до того, что поняла: дальше будет только хуже.
        Сутки просидев голодной, она пошла к метро сдавать квартиру.
        Мир не без добрых людей, но каждый отмеривает добро ближнему в меру собственного понимания. У метро на нее наткнулась соседка Лена, острая на язык пышущая здоровьем стерва, которую побаивался весь подъезд.
        - Ну, ты даешь, - Лена нависла над съежившейся Вероникой, уперев руки в необъятные бока. - Квартиру она сдает! А сама куда?
        - Не знаю, - испугалась девушка. Соседи с ней никогда не разговаривали и даже не здоровались. Для нее было новостью, что Лена помнит ее в лицо. Вероника жила, как мышь, хоронясь по углам и сторонясь людей.
        Окинув Веронику тяжелым взглядом, Лена решительно выдернула у нее из рук картонку, содержавшую хвалебную оду сдаваемым квадратным метрам и цену:
        - Я сама сдам. Будешь жить у меня, я с тебя много не возьму. Разницу за квартиру буду тебе отдавать. Значит так: под ногами не мешаться, в кухню при мне не лезть, ванную и туалет не занимать, когда я дома.
        Конечно, Лена безбожно ее обманывала, но тогда Вероника была рада даже той малости, которую наглая соседка выдавала ей ежемесячно. Если бы Лена тогда вдруг не решила поучаствовать в ее судьбе, возможно, и не было бы сегодня уже никакой Вероники.
        На деньги от сдачи квартиры девушка смогла худо-бедно одеться и окончить курсы гувернеров с гарантией трудоустройства за границей.
        - Да какие гувернеры, - громогласно ржала Лена. - Дура ты, в бордель увезут, и все дела.
        Веронике было все равно. Хоть бы и бордель. Когда опускаешься на самое дно, стыд закапывается еще глубже.
        Так началась ее новая жизнь.

        На курсах выдали диплом и действительно предоставили обещанную работу. Поручив сдачу квартиры соседке за небольшой процент, Вероника уехала в далекую Австрию.
        Жизнь в лубочном местечке под Веной она вспоминать не любила. Потому что там была сказка, которая закончилась навсегда. Проработав почти пять лет у добропорядочных законопослушных австрийцев, Вероника вынуждена была вернуться домой. Малыш, с которым она нянчилась, вырос, рабочая виза, оформленная главой семейства, истекла. Все хорошее рано или поздно заканчивается. Округлившаяся и даже умудрившаяся вырасти «на австрийских хлебах» аж на семнадцать сантиметров, нянька прибыла на историческую родину, где никому не была нужна.
        Вероника вернулась домой, опрометчиво решив, что сможет начать с чистого листа, что та, прошлая жизнь, вырванная с корнем, как листок из домашней работы с ошибками, давно истлела.
        Она считала себя победительницей: с деньгами, рекомендательными письмами и желанием во что бы то ни стало забыть о том, что она «девочка, которая плохо кончит».
        Но, видимо, ни грамма счастья в этой жизни Веронике отмеряно не было.
        Соседка Лена никаких денег за квартиру не отдала, почему-то с порога начав орать, что «не нанималась следить за чужим жильем». От веселых молдаван, в удивительном количестве проживавших на ограниченной площади малогабаритной однушки, соседка тоже открестилась, сказав, что знать не знает, откуда они там взялись.
        Молдаване быстро съехали, лишь только Вероника упомянула милицию. Окрыленная первой маленькой победой, она почувствовала себя увереннее и решила все же разобраться с обнаглевшей соседкой. В результате по двору поползли сплетни, что Вероника вернулась из тюрьмы, где провела пятилетку за кражу. Соседи стали ее откровенно избегать, бабки за спиной шипели всякие гадости, а в довершение всех несчастий однажды вечером Веронику подкараулил на лестнице какой-то уголовного вида детина, задушевно посоветовавший ей переехать как можно дальше, пока он не прописал ее на ближайшем кладбище.

        И Вероника переехала, окончательно порвав с прошлым. Она даже поменяла паспорт, оформив массу документов и взяв девичью фамилию бабушки - Никитина. Полурассыпавшиеся документы вместе с фотографиями сохранились среди хлама, оставшегося в квартире. Живой она бабушку никогда не видела, а фотографию очень любила разглядывать в детстве. Никитина - всяко лучше, чем Баракова. С такой фамилией и вся жизнь может оказаться похожей на барак.
        Заработанные деньги Вероника положила в банк и начала с нуля. Работы не было, в институт поступить не удалось. Экзамен по немецкому языку, который она теперь знала в совершенстве, был сдан на тройку. Раздраженная женщина с тонкими злыми губами, прослушав рассказ о том, где абитуриентка совершенствовала свои знания, лишь презрительно процедила:
        - Язык надо учить в школе, а не в стрипбаре. Знаю я этих гувернанток.
        Последнее слово она буквально выплюнула. Так Вероника и ушла: оплеванная и до крайности изумленная.
        Жизнь снова начала мрачнеть, как летний день, на который наползает грозовая туча.
        Как это ни странно, но все складывалось против нее. Устроиться на хорошее место никак не удавалось. Рекомендательные письма не помогали, а диплом гувернантки, выданный пять лет назад кооперативом «Арина Родионовна», никого не впечатлял. Везде требовалось высшее образование.
        Последней неудачной попыткой было собеседование в фирме «Вакханалия».
        - Всех отпугивает наше название, - радостно поделился с ней по телефону молодой и энергичный басок. - А по-моему - очень оригинально.
        - Да. Очень, - вежливо согласилась Вероника, в душе тоже несколько потрясенная избытком оригинальности в названии.
        - Нам нужен переводчик, мы организовываем туры по городу для иностранцев, но не обычные, а с розыгрышами, сюрпризами и прочей ерундой. У кого на что денег хватит.
        - Как интересно, - поддакнула претендентка на место.
        - Вас это не пугает?
        Веронику на данном этапе не могла напугать даже слишком маленькая зарплата. Надо было с чего-то начинать, зарабатывать деньги на высшее образование, а потом карабкаться все выше и выше по этой жизни, больше похожей на неприступный утес, равнодушно сбрасывающий слабых в пропасть.
        - Нет, не пугает, - утешила его Вероника и договорилась о времени собеседования.
        Будущие работодатели оказались более чем склонными к экзотике. Офис располагался в немыслимых трущобах, где даже номера домов шли не по порядку, а в соответствии с чьей-то замысловатой логикой.
        Покружив по дворам-колодцам и порядком устав, Вероника остановилась посреди очередной заасфальтированной коробки. Единственным ярким пятном здесь были душераздирающе-желтые «Жигули». Приглядевшись, потрясенная Вероника обнаружила на забрызганном грязью заднем стекле надпись: «Кастинг там». Под надписью имелась кривая стрелка, указывавшая на правое заднее колесо авто. Опасливо подойдя, девушка разглядела за машиной разбитые ступеньки, спускавшиеся в подвал. Ни вывески, ни прочих опознавательных знаков на косой фанерной двери не было. Стараясь не шуметь, она на цыпочках спустилась вниз и заглянула в щель. За дверью был самый настоящий подвал, из которого тянуло смрадной сыростью. Где-то рядом приглушенно разговаривали двое мужчин. Пулей вылетев на проспект, к людям, девушка долго бежала по веселым июльским лужам, стараясь унять бешеное сердцебиение.
        Больше ее на собеседования не приглашали.
        Когда Вероника уже совсем отчаялась, новая соседка, Виктория Игоревна, безмерно счастливая, что теперь вместо алкаша рядом живет приличная девушка, неожиданно предложила внести ее в базу своего агентства.
        - Надо же, какое совпадение, а мы как раз нянями занимаемся, - тарахтела она, радостно поглаживая Веронику по руке. - А к вам шумные компании ходить не будут? Вы, я смотрю, тихо живете, да?
        Вероника машинально кивала и недоверчиво соображала, что соседке может понадобиться в обмен на услугу. То, что люди не помогают друг другу просто так, она уже усвоила.

        С улицы доносились вопли подростков, нетрезво радовавшихся летним каникулам. Судя по петушиным дискантам и словарному запасу, им было лет по четырнадцать-шестнадцать. Вероника встала и закрыла окно. Какая странная штука - жизнь. Бежишь, бежишь, думаешь, что вперед, а оказывается, что бежал как лошадь в цирке - по кругу.
        - Неужели я все еще та девочка, которая «плохо кончит»? - Вероника с болезненным любопытством вгляделась в свое отражение. В темноте лицо белело неровным пятном. Никакой печати на лбу не было. Тогда почему все так? Почему она продолжает жить с этим клеймом? Ведь никто об этом не знает. Или знает? Или все дело в том, что об этом знает она?
        А если бы тогда не были произнесены роковые слова, может быть, и жизнь сложилась бы иначе?
        Завтра дадут ответ в агентстве. Завтра все решится.


        Глава 11
        Диана Аркадьевна, к своему громаднейшему сожалению, не смогла присутствовать при первом визите няни в квартиру. У нее по расписанию был массаж, пропускать который ради такой ерунды не хотелось.
        - Прислуга должна знать свое место! - Красиво скрестив ножки, она сидела в холле салона и давала по телефону последние наставления нервничавшей Маше. - Сразу объясни ей, что у няньки в вашем доме только обязанности, права пусть она в профсоюзах качает. Ты платишь деньги, а она за эти деньги, если потребуется, споет, спляшет и по потолку побежит. Наемная рабочая сила - это не добровольная помощница на общественных началах, а подчиненная. Сразу расставь все точки над
«i», чтобы боялась, уважала и не вякала. Прислуга - она и в Африке прислуга.
        - Мам, - не выдержала Маша. - Где ты набралась этой старорежимной философии? Какая, елки-палки, прислуга? Я не барыня, а она не крепостная. Я хочу, чтобы с человеком, который будет рядом с моим ребенком, у меня сложились дружеские отношения. Дру-жес-ки-е!
        - Друзья имеют обыкновение предавать, - глубокомысленно изрекла мама, следя взглядом за крепким мужчиной в светло-зеленой униформе.
        Он тоже посмотрел на Диану Аркадьевну и заученно улыбнулся.
        - А что, у вас новый массажист? - Мадам Кузнецова налегла на стойку приема, едва не выронив трубку.
        - Какой массажист? - опешила Маша. - Нет у нас никакого массажиста. У нас сейчас няня будет.
        - Да отстань ты со своей ерундой, - мама еще раз оценивающе оглядела мужчину. - Хочешь - дружи, хоть целуйся со своей нянькой. Ты будешь лобызать ее, она - твоего ребенка, ребенок - мужа. Или наоборот: ты - ее, она - мужа, муж - ребенка… Все, мне некогда.
        - Ага. Спасибо за консультацию, - опешила Маша.
        - Девушка, а перезапишите меня к этому новенькому, - Диана Аркадьевна захлопнула крышку мобильного телефона. - Мне кажется - он делает массаж более профессионально.

        Вероника оказалась почти на голову выше и значительно крупнее Маши. Сразу бросалось в глаза, что мешковатая одежда ей абсолютно не идет.
        - Здравствуйте, - няня замялась в дверях, и стало ясно, что волнуется она не меньше хозяйки. Руки тряслись, голос дрожал, а сама Вероника суетилась, как школьница, в портфеле которой был спрятан дневник с жирной двойкой. Она отводила глаза, торопливо переобуваясь и одновременно вываливая анкетные данные.
        - Справки у меня все есть, из поликлиники, не липовые, вы не подумайте чего, - наконец сбавила темп повествования пришедшая и добавила: - Мне бы руки помыть.
        - Пожалуйста, - так же скованно и нервно Маша показала ванную, мимолетно пожалев, что не успела выделить для няни полотенце. Теперь вытрется их или вообще - детским. Надо будет вечером не забыть поменять…
        - Можно мне с малышом познакомиться? - Вероника смотрела сверху, все еще отчаянно робея и кося в сторону. - Или вы хотите еще что-нибудь обо мне узнать?
        - А вы не хотите спросить у меня про ребенка? - с вызовом поинтересовалась Маша. Она вдруг разозлилась на себя за смущение и неуверенность. В конце концов, мама права: эта девица будет на нее работать, так вот пусть она и трясется.
        - Конечно, конечно, - покладисто закивала Вероника. - Но сначала надо выяснить, примет ли он меня. У детей очень хрупкая психика. Если я вдруг не понравлюсь, то вам придется искать другого специалиста.
        - Ужас, - искренне брякнула Маша. - Вы уж постарайтесь понравиться. Он у нас мужчина лояльный. Я больше этих поисков не выдержу.
        Вероника неловко улыбнулась:
        - Я постараюсь.
        Никите няня понравилась сразу и безоговорочно. Лишь только она пошла к манежу, держа в руках зайца и спрашивая тонким смешным голоском «А кто это тут такой спрятался? Уж не серый ли волк?», будущий подопечный завалился на спину, заливисто хохоча.
        - Ну, вы тут общайтесь пока, - неуверенно дернула плечами Маша. Острый укол ревности заставил ее торопливо покинуть комнату. Она и не ожидала, что улыбка сына, адресованная постороннему человеку, может так болезненно отозваться где-то внутри.
        Весь день Маша чувствовала себя лишней. Вероника, ознакомившись с содержимым Никиткиной полки и списком разрешенных продуктов, перестала задавать вопросы.
        Оказалось, что при наличии в доме няни занять себя совершенно нечем. С трудом дождавшись, пока Вероника уйдет с ребенком гулять, Маша бросилась звонить подругам.

        - Это же замечательно, - порадовалась за нее Алина. - Ну и что, что ревнуешь? Главное, чтобы Нику было хорошо. Ему же хорошо?
        - Хорошо, - вынужденно признала Маша. - Гогочет и на руки к ней лезет. Представляешь, ей двадцать три, а выглядит на тридцатник.
        - Супер. Мечта, - Аля зашуршала бумагами. - Ты когда сможешь выйти на работу?
        - Не знаю. Как-то страшно их вдвоем оставлять.
        - Ну, ты даешь, - хихикнула подруга. - Зачем ты ее взяла, если собираешься третьей там сидеть и стеречь? Давай не копайся, как божья коровка в ромашках. Место-то уплыть может.
        - Ладно, ладно, - испугалась Маша. - Давай завтра тогда.
        Страх огромным холодным пауком вцепился в затылок и медленно пополз по спине. И ребенка оставлять одного было страшно, и выходить в чужой враждебный коллектив - тоже.

        Гусева была более категорична.
        - Первое впечатление - самое правильное. Если она тебе чем-то не понравилась - ищи другую.
        - Ритка, да ты что?! Это ж кошмар. Ходишь туда, как работорговец на невольничий рынок, и выбираешь. Осматриваешь, вопросы задаешь, разве что не щупаешь!
        - А прикинь, как мужикам на смотринах туго приходится, - заржала Гусева. - Только они все делают в обратном порядке: сначала щупают, потом уже вопросы задают. Если нащупают, чего надо. Только им потом с этой нащупанной всю жизнь придется жить или имущество и детей делить, а ты всегда можешь эту тетку уволить. Сплошные плюсы. Радуйся и пользуйся сама, пока тобой не воспользовались. Вокруг одни мерзавцы и потребители.
        - Чего-то ты злая сегодня. Случилось что? - вздохнула Маша.
        - Я всегда злая. Потому что жизнь вокруг недобрая. Чего я буду выделяться из общей массы? Нет, надо ассимилироваться, пока не схватили за уязвимое место и не выдернули на всеобщее поругание.
        - Ну и настроение у тебя нынче! Давай, делись, легче станет.
        - А чего делиться? Было бы чем делиться. Нет у меня ничего для дележки. В сердце и в кошельке снова пусто.
        Но долго интриговать Гусева не умела. Когда случалось что-то на самом деле серьезное, она рано или поздно выкладывала подробности. Маша терпеливо ждала. Пока Рита не выговорится, обсуждать с ней свои проблемы бессмысленно.
        - Был у нас клиент один. Такой, мужикастый, - Рита томительно замолчала. Пауза была больше похожа на минуту молчания памяти павших. Мужикастый клиент явно именно
«был». Во всяком случае - в Гусевской личной жизни. А теперь он перешел в разряд тех, «кого рядом нет». - Когда приходил, шоколадки мне все время приносил. С намеком. Сначала «Аленку», потом «Вдохновение», а потом вообще - «Баунти».
        - А в чем намек? - не уловила Маша.
        - Манюня, ну думай головой! Сначала просто кукла в платке, потом уже романтика, а потом - райское наслаждение. Не в этом дело! Он еще смотрел так… Ну, так, что аж мурашки бегали. Хотя, ты знаешь, я мужиков не люблю, и ничего у меня от них не бегает.
        Насколько Маша помнила, особенно Гусева не любила мужчин, не обращавших на нее внимания.
        - В общем, у него какая-то то ли консервная фабрика, то ли овощебаза. Не суть. Настоящего мужчину ничто не испортит. Он нам заказал рекламный проект маринованных огурцов. А наш Вадик, ну, ты помнишь, я про него рассказывала, он еще гением себя считает, придурок лысый. Кстати, я всегда говорила, что лысый мужчина ущербен и закомплексован, потому что человек с коленом вместо головы и мениском вместо мозга по определению не может быть полноценным. Так вот Вадик наваял целую концепцию, суть которой в том, что огурцы повышают потенцию. А мне велено было воплотить идею на этикетке. Самое дикое, что этот овощной король согласился на такую пошлятину. Измельчали мужики, отупели. Весь мозг утек ниже пояса, как неправильно закачанный гель. В общем, представляешь себе ассоциации огурца с потенцией?
        - Кхм, - ассоциации в Машином мозгу всплыли незамедлительно, и она покраснела.
        - Ну, я заменила потенцию на романтику и наваяла более-менее приличных вариантов: огурцы со свечами, типа - романтический ужин, огурцы с мускулами, как бы мультяшки, мачо с банкой огурцов, на которой этикетка с ним же и этой же банкой и так далее. А этот Вадик, дебил со спермотоксикозом, нарисовал огурец в виде… ну, сама поняла, в виде чего, здоровый, зеленый, пупырчатый и подписал: «Йа агурчег!» Ты упала или еще сидишь?
        - Я вообще не поняла, - призналась Маша. - Это что означает?
        - Как ты думаешь, Князева, где больше всего неудовлетворенных мужиков?
        - Там, где нас нет, - предположила Маша. На самом деле ей было глубоко наплевать, где кучкуется сильный пол, дошедший до нужной Гусевой кондиции.
        - В Интернете. Во всяких там «удавах» и в чатах. В общем, не буду тебя грузить трагическими подробностями. Мой мачо выбрал эскиз, который сделал Вадик. Они на этой почве, прям, подружились. Дурак дурака видит издалека. В моей жизни очередной облом. Аж тошно теперь. Я ж его шоколадки ела.
        - А ты верни.
        - Зря шутишь. Мне сейчас так отвратно, что они того гляди сами вернутся. Ладно, чего ты там плакалась про няньку-то? Хочешь, я приду ее попугать?
        - Нет, Рит, спасибо, не надо, - с жаром начала убеждать ее Маша. Уж что-что, а попугать у Гусевой могло получиться в лучших традициях. - Я просто боюсь ее оставлять в квартире. Придется же ключи отдать. И Никитку. А вдруг она чего удумает? Сейчас по телевизору всякую жуть показывают.
        - Ну, давай я все же приду попугаю, - оживилась Рита. - У меня все равно теперь личной жизни нет, так я хоть пользу принесу какую-нибудь. Тем более, что она тебе не нравится.
        - Рита, не надо. Она мне нравится. Просто непривычно и боязно.
        - Ага. Как к гинекологу в первый раз, - понимающе хмыкнула Гусева. - Поставь на шкаф камеру и диктофонов включенных везде напихай. Хотя бы будешь знать, что она примерно делает и сколько плачет ребенок. Если все нормально, то он плакать не должен. Кстати, старайся ее выпирать до прихода мужа. На всякий случай.
        - Да ты что, - улыбнулась Маша. - Ты ее не видела. Она в реале еще смешнее, чем на фото. Каланча такая в очках и хламиде какой-то. Я потом, может, займусь ею. Жалко же, она наша ровесница, а выглядит, как синий чулок.
        - Князева, ты дура. Я тебе это уже говорила, но могу повторить. Мне не лень. По квартире должен полоскаться синий чулок, а не фря расфуфыренная. Меньше напряга в семейной жизни. Если села на диету, не держи в холодильнике пирожных.
        - Спасибо, добрая душа, - в сердцах парировала Маша. - То есть я - диета, а она - пирожное?
        - Пока нет. Но что-то мне подсказывает, что ты только что собиралась украсить ее взбитыми сливками и воткнуть в композицию вишенку.
        - В любом случае мой муж не такой!
        - Не такой, это когда он щиплет за задницу сантехника или заглядывается на соседа дядю Васю. Все остальные - такие.
        - Ты мне настроение испортила, - сообщила Маша.
        - Хоть что-то хорошее в этот трагический день, - резюмировала Гусева. - Если передумаешь и решишь попугать свою очкастую - звони.


        Глава 12
        Кондиционер весело гонял по кабинету холодный воздух, освежая и бодря. Максим Михайлович потянулся, хрустнув суставами, и вызвал секретаря:
        - Ирмочка, чайку мне сделай, пожалуйста.
        Ирма материализовалась в кабинете через несколько минут, аккуратно водрузив на стол перед шефом серебряный поднос со всеми необходимыми для чайной церемонии атрибутами. При этом она не забывала подрагивать бюстом и попкой, почти не прикрытой мини-юбочкой. Кузнецова ее наивные ухищрения забавляли. Как она сверкала глазками на собеседовании, как строго уточняла, не предполагается ли интим, как старательно натягивала на оголявшиеся колени юбку… А теперь уже пошел пятый месяц, как эта цыпочка испытывает босса на моральную устойчивость.
        Он одобрительно окинул взглядом тонкие стройные ноги, размышляя, сколько еще времени и терпения понадобится юной соблазнительнице, чтобы сделать первый шаг. Пока она еще не шагала, а только семенила в направлении светлой цели. Максим Михайлович не любил напрягаться и тратить время на пустое. Женщина должна сама созреть и упасть в руки.
        - Как тут у вас тихо! - Двери распахнулись, и в проеме раскорячился папа собственной персоной. - Спите, что ли, ась?
        Он расставил руки и пошел на пугливо жавшуюся к шефу Ирму.
        - Здравствуйте, Михаил Яковлевич, - проблеяла она, плотно впечатав бедро в плечо босса. Больше всего девушка боялась, что в результате ее титанических усилий в качестве приза будет завоеван не непосредственный начальник, а этот старый мухомор, вечно донимавший молодую секретаршу скабрезными шуточками и распускавший руки.
        - Здравствуй, деточка, - прошамкал дед, глумливо ухмыльнувшись. - Этот пояс тебе очень идет.
        Он одним глотком опустошил чашку с зеленым чаем и крякнул:
        - Макс, что ты сено-то завариваешь? Нет бы что путное в чайник бросил. Травку какую-нибудь бодрящую. Или тебя и без травки есть кому бодрить?
        Тут он, как старый краб, развернувшись боком, попытался дотянуться клешней до секретарской юбочки, действительно состоявшей из одного пояса. Маневр не прошел: Ирма, тихо взвизгнув, отпрянула в сторону.
        - Эх, ядреная девка! - выдохнул дед. - От такой в хозяйстве одна польза. Слышь, чадо, чего глаголю?

«Чадо» в лице Максима Михайловича скучно разглядывало край стола. Выражение его физиономии было чрезвычайно кислым и обреченным. «Интересно, - думал он. - Если бы Ирма знала, кто на самом деле тут хозяин, к кому бы она сейчас прижималась?»
        - Эх, мне б такую кобылку в хозяйство, - старикан мечтательно поскреб подбородок. - Ух!
        Ухнул он так зычно, что девушка вздрогнула и, словно проснувшись, начала медленно по стенке продвигаться к выходу.
        - Я чего пришел-то, - Кузнецов-старший моментально потерял к ней интерес и начал подъедать печенье из вазочки.
        - Ну, и чего? - недовольно, но послушно вернул его к теме визита сын.
        - Мальчик у меня есть знакомый. Только из армии пришел, в институт не попал. Надо бы его к нам взять.
        Раньше папенька трудоустройством мальчиков не занимался. Ошарашенный Максим Михайлович неуверенно хохотнул:
        - Пап, ты чего? Белены объелся? Какой еще мальчик? Куда я его брать должен?
        - Да хоть курьером. Парень он видный, интересный, с огоньком. А поет как - заслушаешься. На гитаре играет, баллады всякие романтические сочиняет. Знаешь, так вот слушаешь его - и слезы подкатывают. Во-о-от, стало быть… Зарплату ему положь нормальную, чтобы не обиделся. Мне ни к чему, чтобы он обижался.
        - Чтобы кто не обиделся? На кого не обиделся? - начал закипать почтительный сын. - С каких это щей ты мальчиками интересуешься? Папаня, ты с ума-то не сходи! Ладно, шалавы малолетние, ладно ты секретарей моих всех повыживал, так теперь еще мальчики?!
        - Максим Михайлович, там из мэрии звонят, - робко заглянула Ирма, подобострастно косясь в сторону приемной.
        - К черту мэрию! - рявкнул шеф. - Папа, ты чего, ориентацию поменял? Какие, в баню, баллады? Не нужен мне курьер!
        - А мне нужен, - насупился дед и сурово зыркнул на любопытно поблескивающую глазками секретаршу. - Я его привез, в машине сидит. Вот сейчас познакомишься и возьмешь курьером.
        - Нет!
        - Да!
        - Ты спятил!
        - Ты как с отцом разговариваешь?! Сказано, возьмешь, значит - возьмешь, поганец. А то сам курьером пойдешь у меня!
        - Все. Понял. Веди своего протеже, - Максим Михайлович промокнул потный лоб платком. - Черт знает что такое!

«Протеже» оказался тощим длинным блондином с серьгой в ухе и тонким голоском.
        - Жан, - манерно представился он, протянув вялую ладошку.
        Мысленно простонав, Максим Михайлович энергично тряхнул тощую лапку, едва не оторвав, и душевно хлопнул юношу по плечу:
        - Рад сотрудничеству. Вы на работу ходить будете или так оформим?
        - Как это - «так»? - заморгал Жан.
        - Женя, не тормози. Он думает, что ты мой бойфренд и будешь просто числиться, - мстительно хихикнул дед.
        - Я?! Бойфренд? - взвизгнул Жан, оказавшийся Женей.
        - Ну, не я же, - примирительно прогудел Максим Михайлович.
        - А кто? Я? - Женя вытягивал жилистую шею и возмущенно шевелил губами, явно формулируя более развернутый, но менее цензурный ответ.
        - Что вы тут клокочете, как бойцовский петух?! - разозлился Максим Михайлович. - Мне нет дела до чьей бы то ни было ориентации: натуралы, зоофилы, да кто угодно! Меня не касается! Хочешь - работай, не хочешь - не работай!
        - Он меня петухом назвал, - Женя повернулся к деду и развел руками.
        - А ты ему врежь, - добродушно посоветовал Михаил Яковлевич, дробно захихикав.
        Драка не состоялась, но рубаха у Максима Михайловича тем не менее пропиталась потом и липла к спине. Сердце все еще прыгало в груди, а голос злобно подрагивал. Недовольно бубнивший Женя выкатился в приемную, а улыбающийся светлой улыбкой кудрявого ангела папаша застрял на выходе, решив напоследок пояснить:
        - Сеструха у него - что надо. Подружка моя. Попросила пристроить. Что ж не помочь хорошему человеку! Ну, я пошел. Спасибо тебе, сынок.
        - Заходи почаще, - яростным шепотом напутствовал папу сын. - А то без тебя тут скучно.
        - Как не зайти, зайду. Чай, у меня тут кошелек, - снова захихикал дед, прикрывая за собой двери.
        В приемной глухо пискнула Ирма.
        - Черт знает что! - рявкнул Максим Михайлович, свирепо впечатав кулак в столешницу. После чего откинулся в кресле и захохотал.

        Маша тосковала на неудобном стуле, пытаясь на уголке стола, заваленного регистраторами и кипами разнокалиберных бумаг, заполнить анкету. К анкете прилагались психологические тесты. Их будущей переводчице выдала вертлявая коротко стриженная шатенка с надменным взглядом и короткими плотными ножками.
        - Заполните и сдайте вместе с остальными документами Ядвиге Карловне, - бросила девица и куда-то убежала.
        Хозяин стола, за который она посадила Машу, отсутствовал. У окна с выражением лица вдохновленного трубадура маячил субтильный дядька. Он то перевешивался через подоконник, то щелкал по клавиатуре компьютера. Все это происходило в гробовой тишине. От трубадура веяло такой безграничной занятостью и отрешенным уходом в себя, что Маша не рискнула спрашивать его про Ядвигу Карловну. То, что одухотворенный усач не являлся упомянутой дамой - не подлежало сомнению. Потратив на заполнение бумажек больше часа и устав нюхать крепкий запах пота, исходивший от будущего коллеги по работе, Маша позвонила Алине. Та, как назло, была вне зоны действия сети. Поерзав, Маша нерешительно кашлянула. Мужчина, словно впервые увидев ее, дико глянул прямо в глаза, после чего снова перевесился через подоконник, выставив костлявый зад. Поборов инстинктивное желание пнуть по демонстрируемому тылу, девушка поджала губы и снова попыталась дозвониться до Алины.
        - Вы что, еще здесь? - в кабинет заглянула психолог, обдав Машу презрительным недоумением.
        - Здесь, - с вызовом подтвердила Маша. - А где ж мне быть?
        - На рабочем месте, - ядовито пояснила девица. - Обычно все в рабочее время находятся на рабочих местах. Хотя, вы ж не работали, откуда вам знать.

«И это я еще ей ничего плохого не успела сделать! - изумилась Маша. - Вот он - трудовой коллектив. Интриги, скандалы, неприязнь…»
        - Людик, - тем временем девица отвлеклась от купания новенькой в своем презрении и дернулась в сторону трубадура. - Тебе еще долго?
        - Это бессмысленно, как скрещивание носорога с удавом, - печально проныл усач. - Ничего не выйдет. Либо кто-то кого-то поцарапает, либо насмерть обидятся. И в любом случае это будет из-за меня! Бедные девочки!
        - Людик, милый, не переживай! Ты же такой умница, придумаешь, как разрулить, - неожиданно нежно чирикнула психолог и даже, кажется, погладила недокормыша по плечу.

«Надо же, какое самомнение. - Маша во все глаза таращилась на мужчину с женским именем Людик и фигурой кролика времен голода в Поволжье. - Из-за этого убожества кто-то будет царапаться и обижаться! Дефицит мужских кадров, однако. Главный босс с фамилией Сухостоев и дистрофик-сердцеед. М-да…»
        - Маня, вот ты где! - Запыхавшаяся Алина послала воздушный поцелуй Людику, проигнорировав психолога. - У меня телефон разрядился. А тебя уже там ждут.

«Там» было произнесено таким тоном, словно Машу ожидали как минимум в приемной президента.
        - Я тут… пишу. Анкеты заполняю и выявляю свои скрытые дефекты путем ответов на дикие вопросы, - тут она скосила глаза в сторону психолога. - Вот у тебя, Шульгина, в случае припадков гнева что дергается: бровь, щека или губа?
        - Рука, - подумав, сообщила Алина. - Даже обе. Я начинаю ими махать.
        Психолог внимательно посмотрела на разоткровенничавшуюся сотрудницу, но промолчала.
        - А если у меня не бывает припадков? - не отставала Маша. - Где галку ставить? А вот это: с чем у вас ассоциируется слово «секс»? С начальником, с подчиненным, с коллегой или другое. «Другое» рекомендуется указать!
        - С начальником, - тут же отреагировала Алина.
        - Мы в курсе, - процедила психолог.
        - Девочки, не ссорьтесь, - влез Людик. - Вы обе красавицы.
        Отметив замечательное дополнение «обе», Маша остро захотела домой. Вливаться в коллектив, где творится непонятно что, было крайне неуютно.
        - А что у тебя с начальником? - спросила она у Алины, когда они поднимались по лестнице, покинув негостеприимного психолога и бестактного Людика.
        - Ты представляешь - ничего! - с трагическим надрывом выпалила Аля и с болью посмотрела на подругу. - Про нас тут все болтают, а ничего нет!
        - Неприятно, конечно, когда сплетни распускают без причины, - начала было Маша.
        - Неприятно? - ахнула Алина. - Да ты даже не представляешь, насколько это оскорбительно…
        - Конечно…
        - Когда все говорят, а мы даже ни разу не переспали! Я же не могу сама набрасываться на мужчину! Вижу, как он страдает, как хочет, но не могу! Это понизит мой рейтинг в его глазах, да и в моих тоже. Женщина должна себя ценить или хотя бы прикидываться целомудренной. А он, знаешь, такой обалденный! Такой душка! Я просто не могу работать, когда он входит. Вся цепенею и обмираю.
        Алина затормозила на площадке третьего этажа, притиснув Машу в угол:
        - Это моя судьба. Поэтому я не буду торопиться. На этот раз - не буду. Чтобы не спугнуть счастье.
        Наверное, Аля была права. Торопиться, когда речь идет о завоевании мужчины, ни в коем случае нельзя. Хотя, независимо от темпа атаки, счастье все же каждый раз уносилось от Шульгиной вспугнутым зайцем.
        - Слушай, а эта девица точно психолог? - Маша попыталась перевести задушевный разговор в другое русло. Тем более что Шульгина орала на всю лестницу, словно громкоговоритель времен Великой Отечественной, оповещавший о наступлении наших войск.
        - Светка-то? Страшная, правда?
        Маше вышеупомянутая Светка страшной не показалась, но она малодушно поддакнула.
        - Тоже на Толика глаз положила.
        - А кто такой Толик?
        - Анатолий Кузьмич! Богатов! Мой шеф! - Алина вновь оседлала приятную тему. - А он на нее даже не смотрит. Правда, он и на меня старается не смотреть, но через силу, потому что на меня ему смотреть хочется, а на эту дуру озабоченную - нет. Она ему все время бумажки носит и над душой стоит, дышит. Я ей говорю, мол, Копейкина, иди, не мешай работать, мы тебя вызовем, когда понадобишься, а эта, зараза, как глухая: на стол наляжет и делает вид, что совещается. Вот когда я над столом наклоняюсь, он мне в вырез смотрит всегда, а ей - нет. Потому что у нее ни выреза, ни того, что туда кладут нормальные люди, нет! А все туда же - заигрывает.
        Видимо, «любовь» Алины и Копейкиной была взаимной, ибо Света Копейкина, словно ведьма, материализовавшись из воздуха ниже этажом, громко кому-то сказала:
        - Вы случайно не видели эту нимфоманку, как ее там, Шульгину?
        Маша знать не знала ни шефа, ни его истинных реакций на обеих девиц, но почему-то четко понимала, что и тут подруга пролетит со свистом. Слишком уж любила Шульгина облагораживать своих рыцарей несуществующими достоинствами и преувеличивать их заинтересованность в себе.
        Алина уже набрала воздуха, чтобы вступить в лестничную полемику с оппоненткой, но Маша ее прервала:
        - Слушай, а что это за недоразумение тощенькое было? Он что, местный мачо?
        - Кто? Где был? - тут же сделала стойку Шульгина.
        - Да этот, с усиками, который в окне висел. Кстати, а он что, стихи пишет?
        - Людик? А что, он тебе их читал? - заржала Алина. - Нет, по-моему, он книги втихаря ваяет. Киберпанк или что-то в этом духе.
        - Надо же, - озадачилась Маша. - У него такой вид был, как будто он с натуры поэму пишет. Про клумбы и любовь.
        - А, это… Просто в бухгалтерии штат расширили, а на бухов на стоянке только два места выделено, у нас тут с парковкой напряженка. Так вот Людик пытался из двух как-то сделать три. Кстати, его Людвиг зовут.
        Маша хихикнула: самые нелепые вещи разъясняются подчас легко и непредсказуемо, зато понятно. Оказывается, имя у мужика вовсе не женское, и поцарапаться могли машины, а не дамы в борьбе за обладание щуплым Людиковым телом. Все можно объяснить, даже отсутствие мужа в ночь с пятницы на субботу и отключенный телефон. И, что характерно, объяснение не будет иметь ничего общего с тем, что в первую очередь приходит в голову любой мало-мальски вменяемой и трезво наблюдающей за взаимоотношениями полов женщине.
        - Сейчас я тебя познакомлю с Толиком. То есть с Анатолием Кузьмичом. Он мой шеф, начальник юридического отдела. А его зам, Матвей Иванович Сокольский, будет твоим шефом. Поняла?
        - Поняла, но не запомнила, - честно ответила Маша. - Я и дорогу-то никак запомнить не могу. Ты меня, как Сусанин поляков, кругами водишь. Сплошные лестницы и коридоры.
        - Тут раньше НИИ был, - охотно пояснила Алина. - Теперь все отремонтировали, соединили, но планировка осталась. Жуть, да? Я тебе потом карту нарисую.
        Так и не поняв, шуткой было обещание нарисовать карту или нет, Маша дошла до конечной точки пути.
        - Прошу! - Алина торжественно распахнула двери. - Твоя приемная.
        - Приемная? Ты же говорила, что я буду переводчицей!
        - Будешь. И переводчицей тоже. Но по совместительству ты как бы секретарь Сокольского.
        - Как бы?
        - Как бы, потому что в основном будешь переводить. Не надо меняться в лице! Подумаешь, чай-кофе приготовить для симпатичного мужчины.
        - А он симпатичный?
        - Да, но не такой, как Толик. Не в моем вкусе, - махнула рукой Аля.
        - Кто там? - весело поинтересовался головастый короткостриженый крепыш, выглянув на звук голосов в приемной. Судя по надписи на табличке, это и был Машин шеф.

«Если он не такой симпатичный, как Толик, то что же за Ален Делон у Шульгиной?» - охнула про себя Маша. Матвей Иванович был плотным, жизнерадостным мужчиной в самом расцвете сил. С красивыми, весело прищуренными глазами и ямочкой на подбородке.

«Обаяшка», - размякла Маша.
        - Матвей Иванович, это наша Маша, - схохмила Шульгина. - Она будет вас поить и кормить.
        - Вот это да! - потрясенно хлопнул в ладоши Сокольский и восторженно посмотрел на Машу. - Надеюсь, вы холостая?
        - Она замужняя, - развеяла его опасения Алина. То, что это были именно опасения, Маша поняла по облегченному вздоху, вырвавшемуся из будущего начальника.
        - Он женат, - свистящим шепотом доложила Шульгина, едва только Сокольский скрылся в кабинете, и хихикнула. - Но такой ходок! Ужас! Клад для замужней женщины!
        - Я не такая, - неуверенно сообщила Маша.
        - Все не такие! Пошли, я тебе своего покажу.
        Маше подумалось, что мужчина с отчеством «Кузьмич» непременно должен быть похож на деревенского деда с хитрыми маленькими глазками и бороденкой клинышком.
        Примерно так и оказалось в действительности. «Свой» оказался тощим неинтересным дылдой.

«На вкус и цвет товарищей нет», - подумала про себя Маша, изобразив для подруги подобие экстаза от красоты объекта.
        Первый рабочий день медленно входил в колею, по которой Маше предстояло катиться то ли к светлому будущему, то ли до ближайшей станции, чтобы там без сожаления сойти, поняв, что села не в свой поезд.


        Глава 13
        Август свалился на город душным комом жары, рассыпавшись по улицам пылью и знойным безветрием. Из продажи резко исчезли вентиляторы, в домах отключили горячую воду, продавцы мороженого вожделенно подсчитывали космическую прибыль. В общем, все приметы лета были налицо.
        Жизнь становилась подозрительно идиллической: коллектив, несмотря на отдельные негативные моменты, оказался дружным и веселым, шеф - очаровашкой, няня - замечательной, а муж - удивительно внимательным и заботливым. Он вдруг периодически стал заезжать за Машей на работу, и ее уже не волновали его поздние возвращения домой. Она стала ходить с Алиной по магазинам, кафе или просто гулять по вечерам, приходя иногда еще позже Алексея. И все оказалось просто и ясно: работа - это другая жизнь, и задерживаться можно по разным причинам, ни одна из которых не угрожает семейному счастью.

        - Ну, и как? - недоверчиво поинтересовалась Гусева. - Еще не выперли? И тебе там нравится? И нянька не ворует?
        Подруги сидели в кафе, охлаждая организмы мороженым.
        - Рита, не пугай. Мне самой страшно, что так все хорошо сложилось, - вздохнула Маша.
        Но если Алина при этих словах только улыбнулась и сказала, что у хорошего человека все должно быть хорошо, и нечему тут удивляться, то Рита озабоченно помотала головой:
        - Да, что-то тут нечисто. Не бывает в жизни все так гладко. Это затишье перед бурей, вот точно тебе говорю. Чем лучше сейчас, тем хуже потом…
        - Гусева, хватит нагнетать! - разозлилась Маша, перестав ковырять башню из клубничного мороженого. - Вечно ты гадости говоришь.
        - Правда всегда больше похожа на горькую пилюлю и на гадость, чем на конфету, - тоном старой мудрой Тортиллы провещала Рита. - Вот мне сейчас плохо. Работаю в убогой конторе с убогими людьми за убогие деньги. А все почему?
        - Потому что дура, - выпалила растроенная Маша.
        - Потому что не повезло, - смягчила ее вариант Алина.
        - Нет! - Гусева вдохновлено и гордо воткнула в свое мороженое ложечку, как альпинист втыкает флаг на вершине покоренного пика. - Потому что сейчас у меня черная полоса. И чем чернее она сейчас, тем белее будет потом! В жизни все чередуется, а в среднем получается у всех одинаково. Кто-то просто ползет гусеницей-плодожоркой, портит колхозные посадки и ничего в жизни кроме грядок не видит. Зато и никаких потрясений, кроме обработки родной грядки ядовитой химией, она не переживет. Кто-то, родившись гусеницей, полжизни снося попреки и оскорбления, однажды превратится в бабочку и улетит на фиг в светлую даль. А кто-то сначала летит гордым гусем в синем небе, а потом - бэмс, и попадает на стол в виде дичи какому-нибудь егерю. И заканчивается его жизнь под вонючий самогон и хруст лука. Вот так вот.
        - Тебе бы книжки писать, начальник, - первой отмерла Алина. - Красиво излагаешь, но непонятно.
        - А что непонятного? Нас трое, а я примерно, сугубо приблизительно, обрисовала варианты.
        - Одно ясно точно, - хмыкнула Маша. - Бабочка - это ты, Гусева.
        - Надеюсь.
        - Про червяка и дичь уточнять не будем, - предложила Аля. - Иначе быть тебе, Ритка, битой.
        - Душевнейший ты человек, Гусева! - Маша смерила подругу недобрым взглядом. - Добро так сиропом и сочится из всех дыр. Соболезную твоим коллегам.
        - А чего им соболезновать? - сморщилась Рита. - Уроды - они уроды и есть. Вадик опять у меня заказ увел. Представляете, пришла тетка, у нее салон красоты. Ну, как салон? Так - не салон, а забегаловка. Хочет плакатики с рекламой и раскладушку. Концепции нет. Я ее на входе перехватила и к себе. Тетка с придурью, хочет что-нибудь необычное, чтобы цепляло, но чтобы сразу было ясно, что это салон именно красоты, а не зубодерня или ЖЭК. А у меня как раз есть женское лицо, стилизованное под цветок, то есть - из лепестков. С одной стороны смотришь - цветы, а если приглядеться - начинают проступать черты лица. В общем - шедевр. Тетка начинает ахать, охать, тут приходит на работу Вадик. Между прочим, с бодуна и опоздав почти на три часа. Но ему же можно, он у нас гений. Так вот, этот лысый кабачок с семечками вместо мозгов начинает закатывать свои гляделки и обхаживать клиентку, вопя, что хочет писать с нее портрет. Мол, этот образ он искал всю жизнь. А образ там - будьте нате: бабье лето старухи Шапокляк. Короче, клиентка переползает за его стол, и в результате подписывает договор на дикую банальщину:
слоган «КвазиМОДА на красавиц» и картинка а-ля «Квазимодо с Эсмеральдой». За такое убивать надо.
        - За что именно? За непрофессионализм? - потрясенно спросила Аля.
        - За отбивание клиента. Плевала я на его непрофессионализм. Если тетке понравилось - это ее проблемы. Только деньги теперь не мои, а Вадика. Вот такая
«справедливость»! Должна я получить компенсацию за свои страдания? Должна. Мне, в конце концов, должен обломиться принц, тонко чувствующий и согласный спонсировать мое творчество, чтобы донести красоту до широких масс. Народ нельзя лишать общения с высоким искусством!
        - Гусева, да кто ж возражает! Пусть тебе обломится! Только зачем при этом обламывать окружающих? Пусть всем будет хорошо, - вздохнула Маша.
        - Всем хорошо быть не может, - в унисон с ней вздохнула Рита. - Я вам, девчонки, очень сочувствую, но вы не расстраивайтесь. Может быть, в конце жизни, если настрадаетесь лишку, вам тоже как-то компенсируют моральный ущерб. Может, вас внуки будут любить или дом престарелых, в который вас сдадут, окажется повышенной комфортности.
        - Спасибо, добрая душа, - закивала Алина. - Мороженым не подавись, чтобы не пришлось получать компенсацию в следующей жизни.
        - Злые вы, - хихикнула Рита. - Но я так скажу: когда будет плохо - обращайтесь. Я друзей не предаю. И не надо вот так насмешливо перемигиваться. Плохо обязательно будет. Я этого вовсе вам не желаю, я констатирую многовековой опыт человечества.
        - Ладно, хватит каркать, - Маше вдруг стало не по себе. - Я не суеверная, но слушать про свои грядущие горести больше не желаю.
        - Тогда давайте споем, - предложила Гусева и взвыла: - Червону руту не шукай вечорами…
        На них начали недоуменно оглядываться.
        - И это я еще трезвая, - громко сообщила бескомплексная Гусева малочисленным посетителям кафе. - А как я пою, если меня напоить!
        - Ой, пошли отсюда, Кабалье ты наша, - рассмеялась Алина. - А то сейчас поедем в отделение, и будет у нас одна общая черная полоса на всех.

        То ли Гусева и правда накаркала, то ли все последующие события закономерно вытекали из проверенной многовековым человеческим опытом теории о черных и белых полосах, но через пару дней утром Маше на работу позвонила мама, истерически захлебываясь рыданиями и заикаясь.
        - Что? Что? - заорала Маша. - Никита? Алеша? Папа? Что произошло?!
        - Приезжай ко мне, немедленно! - просипела Диана Аркадьевна и повесила трубку.
        - Мне надо уехать, - прошептала Маша в ответ на вопросительный взгляд шефа, выскочившего в приемную на ее вопли.
        - Ладно, отгул, - с неудовольствием согласился Сокольский. - Но чтобы завтра были на месте.
        Молча кивнув, Маша метнулась ловить такси, набирая домашний номер. Вероника долго недоуменно переспрашивала в чем дело и жарко заверяла, что у них с Никитой все в полном порядке. Муж недовольно буркнул, что у него переговоры и отсоединился. По дороге она пыталась дозвониться отцу, но он не брал трубку. Длинные гудки по капле отмеривали холодный ужас, наполнявший сердце.

        Мама распахнула двери сразу, как будто дежурила у глазка. Вид Дианы Аркадьевны был ужасен. Впервые в жизни Маша видела родительницу в разгар дня лохматой, с потекшим макияжем и перекошенным лицом. Сейчас ей можно было дать все шестьдесят. Жуткая старуха в стильном спортивном костюмчике и домашних босоножках на высоченной танкетке. Контраст был столь разителен и страшен, что Маша почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. В голову лезла всякая дрянь: все же что-то с отцом, началась война, родителей ограбили…
        - Папа? - еле выдавила она. - Что с ним? Он… жив?
        Реакция маменьки оказалась настолько неожиданной, что Маша начала икать.
        Смачно плюнув себе под ноги, Диана Аркадьевна прошипела:
        - К сожалению!!!
        После чего вдруг начала страшно выть, выкрикивая нечто нецензурно-неразборчивое.
        - Я фигею, дорогие товарищи, - пробормотала Маша, икая через слово, и побежала в кухню пить. На полу валялись осколки в таком количестве, словно упала полка с посудой. Аккуратно лавируя среди черепков, девушка добралась до графина с соком и попыталась пить мелкими глотками, по инструкции. Это не помогло, тогда Маша набрала воздуха и задержала дыхание, пытаясь залить в судорожно вздрагивающий организм остатки сока.
        - Будь проклят! - рявкнула Диана Аркадьевна, шатающейся походкой продефилировав к окну и широким жестом отдернув легкую занавеску.
        Маша подавилась соком и закашлялась. Икота вопреки ожиданиям не прошла, а участилась.
        - Прощай, - мама помахала рукой, как Гагарин, и полезла на подоконник. Не хватало только сакраментального «Поехали!». Почему-то вспомнилась шутка мужа про «маму в космос».
        - Дурдом, - буркнула Маша и начала молча стаскивать маменьку вниз.
        - Нет, я не буду жить! - верещала Диана Аркадьевна и требовала немедленно вызвать супруга.
        - Не хватало еще, чтобы отец увидел тебя в таком раздрае, - рассвирепела Маша. - В чем дело-то? Хватит концертов, я сейчас порежусь тут о мусор. Ты посуду била? Для антуража?
        - Ты как со мной разговариваешь? Ты знаешь, что сейчас пережила твоя мать? И я скажу больше: она этого не пережила! Она погибла, разорвала оболочку и воспарила ввысь, в космос, от всей этой грязи, лжи…
        - Пафоса-то сколько, - недовольно констатировала дочь и исподлобья глянула так, что Диана Аркадьевна резко перестала говорить о себе в третьем лице, нагнетая трагизм.
        - Твой отец изменил мне.
        Маменька застыла в скорбной позе, жуя губами, словно полоумная старуха. В этом было что-то такое дикое и непривычное, что Маше стало страшно. Мать, безусловно, сошла с ума.
        - Ты меня слышишь? Он предал меня, изменил!
        - Ну, предположим, это не новость, - осторожно заметила Маша. - И для тебя в том числе.
        - То были измены телесные, а эта - духовная!
        - Папа что, пол поменял или в кришнаиты подался? - изумилась девушка и даже неуверенно улыбнулась, представив респектабельного Максима Михайловича разгуливающим по центру города замотанным в оранжевую хламиду и бьющим в бубен.
        - Тебе все еще смешно? Он ушел. От нас. Совсем.
        - От нас? - остолбенела Маша.
        - Да, именно от нас. Из семьи. Или ты не его семья?
        - Я что-то не поняла…
        - У него завелась такая баба, с которой он не хочет просто спать! Он с ней хочет жить! А то, что я с ним столько лет мучилась, молодость на него потратила, он забыл! Нет, я этого унижения не переживу. Наложу на себя руки.
        - Мам, я все равно не понимаю. Это бред какой-то. Ты можешь по порядку рассказать? Может, ты его не так поняла? Или папа сгоряча что-то брякнул?
        Она не могла не то что поверить в такую дикость, а даже осознать смысл происходящего. Мама картинно заламывала руки и демонстративно страдала, вероятно, еще не понимая, что после окончания спектакля ничего не изменится. И страдать она уже может по-настоящему, ибо случилось страшное.
        Если не обращать внимания на витиеватые оскорбления и экскурсы в историю, изобиловавшие в трагическом рассказе Дианы Аркадьевны, то расставание произошло следующим образом. Супруг, спокойно переночевав дома и позавтракав, собрал документы в непривычно большой кейс, используемый для командировок, и разбудил жену сообщением, что уходит.
        - Я что, должна помахать тебе рукой? - раздраженно ловя остатки ускользающего сна, прохрипела Диана Аркадьевна.
        - Обойдусь. Я тебе благодарен за все, но жизнь изменилась, я ухожу к другой женщине. Денег у тебя на карточке хватит на пару лет нормальной скромной жизни, за это время ты сможешь найти работу и как-то устроиться. Квартира остается тебе. Более я ничего не должен. Надеюсь, материальных претензий не будет. За моими вещами приедет водитель. Домработницу я рассчитаю сам. Прощай.
        Пока Диана Аркадьевна медленно прокручивала смысл услышанного и соображала спросонья, не привиделось ли ей это, Максим Михайлович уехал.
        Нервно похохатывая и размышляя на тему возможности наступления старческого маразма у мужчины в столь раннем возрасте, Диана Аркадьевна начала напряженно ждать прихода домработницы. Когда ни в восемь, ни в девять, ни в десять та не явилась, и, соответственно, завтрак не был подан, мадам Кузнецова запаниковала. Мобильный мужа не отвечал, пустой сейф нахально демонстрировал девственно чистые полки, привычной пачки денег «на расходы» в ящике стола не наблюдалось.
        Трясясь всем телом и начиная тихо сходить с ума, Диана Аркадьевна позвонила в банк выяснить остаток на карте. Мизерность суммы ее добила, и женщина впала в страшную истерику.

        - А кто она? - потерянно спросила Маша. Все рассказанное никак не укладывалось в голове. Папа, иногда грубый, иногда несправедливый, но все равно родной, куда-то делся из их жизни. У него было столько женщин! Зачем что-то менять так резко?
        - Понятия не имею. Найду и уничтожу! Раздавлю! А он еще приползет! Он не сможет без меня! Нашел какую-нибудь шалашовку молодую! Молодую!!! Вот она - мужская подлость. В восемнадцать лет я ему была нужна, а в сорок пять - на помойку меня? Я вторсырье? Для переработки? А что - дорогу только молодым и наглым? Вот так положишь всю жизнь на одного кобеля, а он потом - хвост бубликом, морда рубликом и в общую стаю бегом за подружкой! Животное!
        - Мама!
        - Что «мама»? Мне сорок пять лет! Полжизни прожито! И куда я теперь? Ты представляешь: он сказал, что я «могу найти работу»!
        - Может, это и к лучшему. Развеешься, заполнишь время чем-то, чтобы не переживать, - Маша говорила совершенно механически, словно комментировала фильм. Поверить в то, что все это происходит на самом деле, в ее семье - никак не получалось.
        - Ты издеваешься? А!!! Понимаю! Решила защищать папочку своего ненаглядного! Конечно, надо любить того, у кого деньги. А я-то теперь что? Зачем я тебе? Правильно: в этой жизни каждый сам за себя.
        Тут Диана Аркадьевна горестно разрыдалась.
        Это было чудовищно несправедливо. Маша вдруг остро поняла, что отец в защите точно не нуждается. Наверное, ему хорошо. Возможно, он даже прав, ведь жизнь дается лишь однажды и растрачивать ее бездумно нельзя. Жизнь - это дремучий лес, и выбрав неправильное направление, путник всегда имеет право вернуться к исходной точке и пойти в другую сторону. Только не каждый готов вернуться, не каждый готов начать сначала. Отец находился в заведомо выигрышной ситуации. Он первым решил начать сначала, бросив партнера одного. Бросать, знать, что делаешь, выполнять решения, принятые самостоятельно, всегда несравнимо легче, чем вдруг оказаться брошенным и вынужденным тоже что-то решать. До таких глобальных изменений надо дозреть, а люди, как и помидоры, зреют с разной скоростью…
        - Работу я найди! А кому я нужна? Я никогда в жизни не работала, я все эти годы работала женой! Вот тут у меня есть опыт! На дивизию баб хватит моего бесценного опыта. Дать, что ли, объявление: «Ищу работу женой олигарха. Молодая женщина сорока пяти лет с ребенком и материальными проблемами ищет холостого олигарха. Умею вести себя в обществе, одеваться и камуфлировать рост собственных рогов хорошим настроением». Кстати, а он же должен платить на ребенка алименты.
        - Ребенок - это я? - ахнула Маша. - Мам, да ты что? Ничего он не должен.
        - Он должен! Он испортил мою жизнь и обязан компенсировать материальный ущерб! И он еще приползет. Я сделаю так, что он приползет ко мне на карачках и будет проситься обратно, когда эта стерва обдерет его как липку и вышвырнет на улицу.
        Поняв, что мама не в себе и конструктивного разговора не получится, Маша решила забрать ее к себе. Конечно, муж будет не в восторге, но другого выхода нет.


        Глава 14
        - Теща? Будет жить у нас? - простонал Алексей, чуть не выронив мобильный. - Что я тебе сделал? Маша, у нас так все хорошо! Зачем нам теща?
        - Так надо, - не стала вдаваться в подробности Маша. - Не мучь меня. И так - хуже некуда. Родители разводятся…
        - Мы не разводимся! - властно отчеканила мама. Она уже успела разложить в Машиных шкафах свои вещи и погонять Веронику, сообщив той, что приехала не гостья, а хозяйка. - Кстати, пусть-ка выяснит у этого старого гамадрила, что за баба у него завелась.
        - Я так понимаю, что наша мама шутит? - обреченно уточнил муж. - Я это к тому, что даже если она не шутит, то мы по разные стороны баррикад.
        - В каком смысле? - напряглась Маша.
        - В прямом. Я работаю на ее мужа, бывшего, а не на нее, так что, извините, я в противоборствующем лагере. Максимум, на что готов, - соблюдать вооруженный нейтралитет. Кстати, а что, Михалыч выгнал ее на улицу? Я просто переживаю, что теща у нас задержится.
        - Какие же вы, мужики, все-таки черствые! - дрогнула Маша. - У человека горе, а ты!
        - Мы не черствые, мы жесткие. Так что, маманя у нас теперь бомж, возомнивший себя аглицкой королевой, или спеси поубавилось?
        - Папа оставил ей квартиру.
        - Щедро.
        - Справедливо! - вспылила Маша.
        - Не, ну что ты меня уговариваешь? Я ж тоже шефу благодарен, иначе сейчас бы только удавиться. Хороший Михалыч человек: не только о себе, но и о других подумал. Твоя мама в состоянии развалить не только свою семью, но и нашу.
        - Не смей так о маме!
        - Не буду. Только пусть она ко мне не лезет. И вообще, если квартира осталась теще, то почему она топчет мои ковры? Это на период реабилитации?
        - Да!
        - Не ори, любимая. А на своей территории она реабилитироваться не может? Что-то мне подсказывает, что милейшая Диана Аркадьевна на наше семейное счастье подействует как хлористый кальций на молоко.
        - В каком смысле?
        - Как бы нам не створожиться вместе с ней! Душевнейшая женщина, надо сказать! Мне есть что вспомнить. Ладно, я тебя все равно люблю. Невзирая ни на что.
        - Что он сказал? Кто она? - Мама утомленно полулежала на диване и страдальчески щупала виски.
        - Ничего не сказал. Сказал, что не будет выяснять.
        - Все мужики - идиоты. Уже одно то, что он не будет выяснять, говорит о многом. Во-первых, он ничего не знает, следовательно, девка не с работы, а это сужает круг поисков. Во-вторых, ясно, что он теперь будет выслуживаться и докладывать, так что про предпринимаемые действия при нем говорить нельзя.
        - Мама, ну зачем ты так? - расстроилась Маша. Хотя надо было признать, что в выражении мнения относительно друг друга теща зятю не уступала. Но тут до нее дошел смысл последней фразы, и девушка остолбенела: - Действия? Какие действия?
        - Такие! - выкрикнула мама. - Мы ему покажем! Он у нас построится и будет шагать в ногу до самой пенсии, преданно заглядывая в глаза и сожалея о своей ошибке. Вероника, принеси газету, быстро!
        Вряд ли Диана Аркадьевна разбудила в няне хоть каплю сопереживания, учитывая хамский тон и глубокую несимпатичность характера, тем не менее Вероника беспрекословно подчинилась, бережно положив на стол целый ворох газет.
        Мамино «мы» беспокоило своей категоричностью. Пускаться в военные действия против отца Маша не хотела, но и оставлять невменяемую мать на поле боя одну не позволяла совесть.
        - Я найму детектива, чтобы найти эту мерзавку, адвоката, чтобы отсудить половину фирмы, и какую-нибудь бабку, чтобы вернуть этого старого мерина в стойло.
        - А зачем ее искать. Я имела в виду эту женщину. Можно найти хорошего мага и наслать на нее порчу. Порча где угодно найдет, и без детектива, - неожиданно тихо обронила Вероника. - Только грех это. Зло вернется. И с такими людьми судиться страшно. Там же деньжищи такие, под асфальт закатают, и все. У них, у мафии, все просто.
        Мать с дочерью ошалело посмотрели на няньку, смущенно теребившую пуговицу на животе.
        - Мам, Вероника права. Не связывайся с отцом. Он же квартиру оставил, а по суду ты у него ничего не получишь. Его адвокат всяко лучше твоего будет. Папа упертый, он своего не отдаст.
        - Папа? Да какой он тебе теперь папа?! Он нас бросил! Он предатель! Он даже не подумал, как его уход может сказаться на твоей психике! Ты же кормящая мать!
        - Я не кормлю уже давно. Ты чего, мам?
        - Ничего! Сказала, что отсужу, значит, отсужу. Жена имеет право на половину нажитого имущества! Хотел, чтобы я нашла себе работу, так вот я нашла! Трудоустроилась! А детектив мне нужен, потому что я спать спокойно не смогу, пока не увижу, на что он меня променял!
        - Мам, давай ты поэкономишь деньги. Не надо детектива, - устало предложила Маша. - Вряд ли удастся что-то отсудить у отца, а так хоть есть на что жить.
        - Если не хватит, попрошу у тебя.
        - У меня?
        - У тебя! А у кого мне еще просить?
        - Ну, не знаю… У нас, вообще-то, нет лишних денег.
        - Я у тебя не лишние попрошу, а нужные мне, - безапелляционно пояснила мама. - А сейчас ищи объявление про детектива, а я буду искать колдунью.
        И тут Маша окончательно поняла, что погорячилась, пригласив маму к себе. Выдержать Диану Аркадьевну, сохранив в квартире нормальную психологическую обстановку, вряд ли получится. Даже посоветоваться не с кем! Говорить что-то подругам она постеснялась: все же тайна была мамина, а не ее. А на чьей стороне будет муж - сомнению уже не подлежало.
        - Вот, пожалуйста! - обрадовалась мама. - То, что надо: «Приворот, отворот, порча, сглаз, отпущение грехов по факту. Оплата вперед».
        - Лучше бы наоборот: отпущение грехов вперед, а оплата по факту, - процедила Маша. - Мама, я не верю, что ты способна на такую глупость. Это же шарлатаны. С таким же успехом ты можешь спустить деньги в мусоропровод.
        - Действительно, настоящий маг никогда не опубликует объявление в газете, - поддакнула Вероника.
        - Ага, - хихикнула Маша. - Настоящий сидит в замке за темным лесом, за черной горой, за морем Страха, жрет лягушек, чтобы авитаминоза не случилось, и пририсовывает бородки, хвосты и рожки на фотографиях неугодных.
        - У меня есть знакомая женщина, но она себя не рекламирует, к ней можно только по рекомендации попасть, так к ней из заграницы ездят, - продолжила Вероника, вместо того чтобы поддержать хозяйку.
        - Да что за мракобесие! - взвилась Маша.
        - Ой, деточка, - Диана Аркадьевна впервые посмотрела на Веронику с интересом, - а вы не составите мне протекцию?
        - Ну, я не знаю, дело серьезное, - засомневалась нянька.
        - Я заплачу, сколько скажете! - загорелась мама. Видимо, расплывчатый образ соперницы, украшенной рожками и бородкой, ее приободрил.
        - Что вы, - перепугалась девица и замахала руками, как мельница на сквозняке. - За это деньги брать нельзя.
        - Мы вам премию к зарплате выпишем, - не сдалась мама. - За ударный труд. Так можно?
        - Мама! - Маша многозначительно уставилась на раздухарившуюся Диану Аркадьевну. - Не надо, пожалуйста, широких жестов от нашего имени.
        - Да я и не возьму, побоюсь, - затрясла головой нянька. - И так-то грех, да еще нажиться на нем - упаси Бог! Так сведу, задаром, раз надо.
        - Надо! Еще как надо! - замычала Диана Аркадьевна, снова войдя в образ. - За меня, женщину, положившую жизнь на обихаживание этого неблагодарного самца, должны отомстить высшие силы.
        - Цирк! - свирепо мотнула головой Маша. - Кащенко на выезде! Вероника, ну вы-то молодая женщина! Что за ерунду вы несете?!
        Няня виновато промолчала.
        - Так что? Детектива искать или бабой-ягой своей обойдетесь? Небось, она и отомстить может, и вычислить. Оптом-то, глядишь, и дешевле выйдет.
        - Очень остроумно! - Диана Аркадьевна задумчиво посмотрела мимо дочери. - Хотя определенная доля здравого смысла в этом есть. Послушайте, деточка, а ваша… ммм… колдунья может мне сказать, кто мужика-то увел. Хоть и дрянский был, а нужный. Теперь вот, видите, проблемы сплошные.
        - Не знаю, - пожала плечами Вероника. - Описать сможет, а фамилию вряд ли скажет, конечно. Ну, и накажет, если захотите.
        - Если захотите, - взорвалась Диана Аркадьевна. - Да я не просто захочу. Я, можно сказать, теперь буду жить только одной надеждой на то, чтобы эта дрянь получила по заслугам.

        Вернувшийся домой Алексей сразу же осадил тещу, вознамерившуюся с самого начала объяснить свое отношение ко всем мужикам вообще и к зятю в частности. Зять не пожелал слушать ни про себя, ни про остальных, еще на входе с чудовищной вежливостью оборвав маменьку на полуслове:
        - Диана Аркадьевна, примите мои самые искренние соболезнования по поводу постигшей вас утраты. Но не более. Обсуждать шефа я не намерен. Надеюсь, вы к нам ненадолго. В том смысле, что быстро оправитесь от горя и займетесь своей личной жизнью, а не нашей.
        - Вот, - начала было Диана Аркадьевна. - И это только первая ласточка. Цветочки, так сказать! Смотри, доченька, что тебя ждет.
        - Вашу доченьку ждет счастливая семейная жизнь, если только вы не будете вмешиваться. Может, лучше чайку попьете или уже нагостились?
        Диана Аркадьевна захлопнула рот, словно крокодил, рефлекторно среагировавший на залетевшую в пасть муху.

        Вечером, когда мама наконец угомонилась и перестала проверять степень уступчивости зятя, горестно констатировав, что, несмотря на горе, жалеть ее здесь не планируют, Маша решилась поговорить с мужем серьезно.
        - Леша, так нельзя. Ты представляешь, у мамы жизнь кончена…
        - Если бы она тебя сейчас услышала, солнышко, то ты бы узнала о себе массу нелицеприятного, а свелось бы все к тому, что мамаша твоя молода, красива и всем еще даст прикурить.
        - Ей сорок пять! - страшно округлив глаза, напомнила Маша.
        - Так не девяносто же! Хотя сейчас при определенном количестве денег и в девяносто можно найти юного мачо, готового на все.
        - Фу.
        - Не фу, а правда жизни. У твоей мамы осталась громадная квартира, ее можно поменять на что-нибудь менее роскошное, а на сдачу жить до гробовой доски. Еще и на памятник останется, если особо не выпендриваться.
        - Разве в деньгах дело? - Маша дипломатично пропустила мимо ушей намек на памятник.
        - В первую очередь - в них! И это правильно. Ничего зазорного в этом нет. И жизнь у нее вовсе не кончилась. Это лишь окончание сытого беззаботного порхания безо всякого смысла. Теперь у нее есть шанс хоть немного пожить по-человечески, чтобы на Страшном суде не было стыдно. Человек должен за свою жизнь сделать хоть что-то полезное.
        - Она меня родила, - напомнила Маша.
        - Только этот факт и примиряет меня с присутствием тещи в моей гостиной. Я, между прочим, утром люблю ходить по квартире в трусах, а она лишает меня этого удовольствия.
        - Она сейчас очень растеряна. Представляешь, жил человек, был уверен в завтрашнем дне, и вдруг - все! Пропасть. Бездна. Она потеряла близкого человека…
        - Типун тебе на язык. Дай Бог здоровья нашему кормильцу…
        - Леша, прекрати ёрничать! Человек всегда живет, планируя свое будущее. Вот представь себе, ты собираешься жить со мной долго и счастливо и умереть в один день. Откладываешь деньги на отпуск, планируешь летний отдых, ремонт в квартире затеваешь и так далее. А я однажды утром внезапно соберу вещи и попрощаюсь. Ухожу навсегда, и твоя жизнь разрушена.
        - А крикуна этого ночного с собой забираешь? - по-деловому уточнил муж, что-то прикидывая. Маша моментально сообразила, что выбрала скользкую тему, но слово не воробей. Она напряженно затихла, проклиная собственную болтливость. Вот с таких неосторожных вопросов и начинаются самые долгоиграющие скандалы.
        - Заберу. А что?
        - Принципиальный момент.
        - А если не заберу?
        - Нет уж, ты лучше забери. Я буду по ночам высыпаться, а по выходным ездить к вам в гости.
        - Да? - пискнула Маша, соображая, что правильнее: молча оскорбиться, заплакать и врезать наугад в темноту.
        - Шучу. Заметила: присутствие тещи действует на нас разлагающе? - Он тихо рассмеялся и привлек к себе уже собравшуюся высказаться жену. - Маруся, плевать я хотел на маму, уж извини. Вот бывает такое: абсолютное отсутствие взаимопонимания между двумя членами одной семьи. Я готов ее терпеть на расстоянии, но наличие тещи в доме, особенно учитывая тот прискорбный факт, что она норовит пообщаться, выводит меня из себя. Как тебя раздражают мои бокалы с пивом в спальне, так меня бесит твоя маменька.
        - Но я же терплю твое пиво! - возмутилась Маша.
        - Когда ты в последний раз пыталась потерпеть молча, мы чуть не развелись, - примирительно прогудел Алексей. - Напоминаю: молча у тебя не получилось.
        - А у тебя не получилось развестись.
        - Так я особо и не старался.


        Глава 15
        - Гусева, как тебе идет этот берёзовый пиджак! - заржал Вадик Кулешов, крутнувшись на стуле. То ли стул не выдержал его веса, то ли равновесие временно покинуло хозяина, но гений с грохотом обрушился на пол, восстановив справедливость.
        - Надеюсь, шишак на лбу будет выдающимся и тоже тебе пойдет, - отвесила встречный комплимент Рита. За пиджак было обидно, поскольку куплен он был накануне. И не просто куплен, а выбран из массы других моделей именно за оригинальную расцветку, обозванную Кулешовым «березовой». Светлый, приталенный, он чрезвычайно шел высокой темноволосой Рите, поэтому на работу она заявилась в приподнятом настроении. Женщина в новой тряпочке всегда чувствует себя немного королевой. Во всяком случае - до первого неудачного комплимента.
        - А мне нравится, - робкий тенорок за спиной заставил ее оглянуться. Плотный блондин, похожий на Амура, забывшего где-то на облачке лук со стрелами, смущенно переминался за ближайшим к входу столом. - Кстати, я Артем Алтаев, менеджер по рекламе. Приятно познакомиться. И очень рад, что буду работать с такой очаровательной девушкой.
        Рите не нравились худые мужчины. Ей нравились именно плотные, и именно блондины. Да еще с серыми глазами. Да еще такие комплиментщики…
        - Мы тут все - менеджеры по рекламе, - прокряхтел Кулешов, как в зеркале осматривая в компьютерном диске повреждения. - А Артем у нас представитель племени вымирающих динозавров, он рисует красками и карандашами. Компьютер ему чужд и непонятен.
        Рита со злорадством отметила, что шишка, похожая на пробивающийся рог, растет с обнадеживающей быстротой и наливается нежно-малиновым свечением. Именно так и должна выглядеть справедливость!
        - Электроника убивает душу, - виновато пожал плечами новый художник. - И кроме того, я компьютером вообще не люблю пользоваться. У меня такое ощущение, что он не просто умнее меня, но еще и издевается.
        - Тёмочка, ощущения у тебя абсолютно правильные. Техника гуманитариев не любит. Но имей в виду: компьютер значительно ускоряет рабочий процесс. Тебя сюда взяли не шедевры создавать для следующих поколений, а штамповать заказики среднего уровня. Работать надо не только качественно, но и быстро, - неприязненно отреагировал Вадик. Он, словно юная кокетка зеркальце, продолжал крутить перед физиономией диск, разглядывая лоб. - Вот ведь зараза! У меня сегодня клиентка, и такой облом.
        - Это та, которую ты у меня отбил? - ехидно уточнила Рита.
        - Не отбил, а не дал ей испоганить твою идею своим банальным салоном. Цени, Гусева, и не огрызайся, - не менее ехидно парировал покалеченный коллега.
        Рита озадаченно затихла, пытаясь понять, что это было: очередная завуалированная гадость или комплимент, поданный как очередное ехидство.
        - Художник быстро работать не должен, - неожиданно подал реплику новенький. - Нет, я понимаю, есть творцы, и есть ремесленники. Последних несравнимо больше, но тем ценнее творец. Даже в рекламе: чтобы конечный потребитель почувствовал и понял наш посыл, в изображение надо вложить свою энергетику. Иначе все тщетно.
        Рита с уважением посмотрела на Артема:
        - Наконец-то в коллективе появился настоящий художник.
        - Угу, - Кулешов уже отвлекся от своего поврежденного образа и возил по столу мышкой. - А до него тут все были ненастоящие. Хочу напомнить, что мы тут все сотрудники. То есть трудимся вместе, а не конкурируем друг с другом. Так что лекции о собственной гениальности оставляем за дверью и работаем. Клиенту не нужно, чтобы его логотип рассматривали потомки в какой-нибудь галерее, ему надо пачку бланков с этим логотипом, конверты, визитки и печать. Все. Ему надо яркий плакатик, фантик, и все. Высокие материи - в нерабочее время. Я вот, может, тоже знаю, что гениальнее всех гениальных, и дома у меня, может, мастерская на чердаке, и я там творю по ночам, а не шляюсь по клубам. Может, у меня вообще дома все стены в шедеврах - и что? Надо быть честными друг перед другом: сюда мы приходим заниматься ремесленничеством. Поэтому, хватит демагогии. Вот тебе, Тёма, заказ: частный предприниматель Снежана Федоровна Бубенко с супругом занимаются грузоперевозками в пределах города: мебель, пианино и прочее. Им нужны плакаты для метро и рекламный баннер «три на шесть». Сформулирован заказ так: «Чтобы нам
понравилось». Готово должно быть к концу недели: четыре-пять вариантов концепций. Да, а называется их сказочная контора - «Везун».
        Рита фыркнула, а Тёма напрягся:
        - Это шутка?
        - Нет, увы, мой друг, - скорбно качнул лобастой башкой Кулешов. - Это правда жизни. И в этой суровой правде, похожей на физиономию грузчика со стажем, нет места вашим тонким и хрупким чувствам. Дизайн денежных купюр, кстати, тоже далек от совершенства, и художественной ценностью там даже не пахнет, но это нисколько не мешает мне ими пользоваться. Я не брезглив. Думаю, вы тоже.
        - Артем, не обращай на него внимания, - Рита оттерла покрасневшего новичка в сторону. - Только две родственные души могут понять друг друга.
        - Да уж, - гоготнул Вадик. - Я вам точно не родственник.
        - Рита, а что вы делаете сегодня вечером? - застенчиво прошептал Алтаев.
        Ответить Рита не успела. А ведь она так ждала именно этого вопроса, опасаясь, что чрезмерная деликатность и утонченность не позволит новенькому произнести заветные слова в ближайшее время, растянув период дружеских отношений на неопределенный срок!
        - О, чувствую рождение новой амурной истории, - замогильным голосом провещал Кулешов. - Сейчас она ответит «да», он ее накормит в дешевой забегаловке, а за это она предложит ему показать свои картины, которые, конечно же, дома. И вот, выбрав момент, он приедет рецензировать шедевры, когда в квартире никого не будет, кроме них и бутылки вина. И они забудут про холсты, торопясь осуществить задуманное, пока предки не вернулись и не потребовали объяснений. Давай, Тёма, давай! К Гусевой уже сто лет никто не ходил любоваться на ее нетленку, так что не откажет, не дрейфь!
        После того как коллега поглумился над первым робким чувством со столь обезоруживающей откровенностью, соглашаться было никак нельзя. Во всяком случае - не в присутствии Вадика.
        С ненавистью смерив Кулешова многообещающим взглядом, Рита пожала плечами и села на свое место.
        - Зачем ты так? - расстроился Тёма. - Девушку обидел. Я вообще ничего такого не планировал!
        - Ну, ты даешь! - захохотал Кулешов. - Вот этими словами ты ее сейчас еще больше обидел. Лично я ничего такого не планирую только с мужиками и с бабушками. А Гусева еще ничего, вполне подходящая.
        - Для чего подходящая? - взорвалась Рита, которой надоело это обсуждение.
        - Гусева, а ты уверена, что хочешь услышать? Я, в отличие от всякой гнилой интеллигенции все называю своими именами.
        - Не хочу. Оставь свою терминологию при себе.
        - А скажите, - неожиданно встрял Тёма, - можно убедить клиента поменять название фирмы? Что-то я плохо понимаю, с чем можно ассоциировать «Везуна».
        Рита взглянула на него с изумлением, а Кулешов - с состраданием.
        - Тёма, это еще не самое худшее, - порадовал его Вадик. - Крепись.

«Все. Накрылся роман», - горестно подытожила про себя Рита, машинально снимая телефонную трубку.
        - Ритка, это ты? - зашептала в трубке Алина.
        - Шульгина, а чего ты шепчешь?
        - Так надо. Мне срочно нужно посоветоваться. По телефону.
        - А с Маней уже советовалась?
        - Нет, они с шефом куда-то уехали, а у меня горит.
        - Сейчас, погоди, огнетушитель достаю, - прокряхтела Рита, пытаясь дотянуться до кофеварки. Алтаев немедленно подбежал, знаками выразив готовность приготовить кофе на двоих.
        У Риты моментально исправилось настроение: возможно, роман еще и не совсем накрылся.
        - Давай, Алька, излагай. Я готова.
        - В общем, так. Представь, что тебе нравится мужчина, но он робкий и тактичный.
        - Ну, представила, - Рита расплылась в улыбке, наблюдая за Алтаевым, суетившимся у кофеварки. Судя по степени нарушения технологии процесса, кофе должен был получиться ужасным, но разве в этом дело?
        - О, как ты на него смотришь, - прошипел в свободное от телефона ухо Вадик. - Можно подумать, что он тут колбасится в одних трусах.
        - Главное, чтобы ты на него так не смотрел, а то не избежать дуэли, - Рита выдернула у него из-под локтя журнал и отвернулась.
        - Кстати, а ты была когда-нибудь на мужском стриптизе? Могу сводить, у меня там друг администратором работает.
        - А ты сам, случайно, там не подрабатываешь в свободное от творчества время? - Рита холодно взглянула на Кулешова. - Если не заметил, я по телефону разговариваю.
        - Рит, ты со мной? - проныла Аля. - Мне на самом деле важно! И срочно!
        - Я всегда с тобой. Давай ближе к делу.
        - Так вот. Мужчина тебе нравится, ты ему тоже, но он не знает, как тебе об этом сказать. Это длится уже очень долго…
        - Да не буду я долго терпеть. Надо события форсировать.
        - Рита! - взмолилась Шульгина. - Я не про тебя, а про себя. Так вот, он уже так долго терпит, что, в принципе, может начать остывать.
        - Вот! Мужик - это чайник! Его постоянно надо держать на газу, чтобы зад грелся, иначе пара не будет и чаю не попьешь! - обрадованно подтвердила Рита.
        Кулешов радостно заржал и одобрительно закивал, а Тёма от удивления просыпал сахар мимо чашки.
        - Гусева, хватит! Я не умею, как ты.
        - На что ты намекаешь?
        - Ни на что! Пока я страдала от излишков воспитания, его у меня начали уводить. Есть тут одна нахалка. Представляешь, принесла ему билеты в кино на какую-то премьеру!
        - На какую?
        - Понятия не имею!
        - Знаешь, Шульгина, ты сама виновата.
        - Ой, вот только не надо! Я сама все про себя знаю. Делать-то что?
        - Он билеты взял? - по-деловому спросила Рита.
        - Да. Ну, я же говорю, он тактичный. Если бы я принесла, он бы тоже взял. Но у меня он бы взял с удовольствием, а у этой был вынужден взять!
        - Молодец. Правильно мыслишь. Так и надо всегда. Билеты на когда?
        - Так на сегодня! Я как подумаю…
        - Думать поздно. Надо действовать. Значит так, подходишь к своему кавалеру и говоришь прямым текстом, что сегодняшний вечер ты хотела бы провести именно с ним. И что ты давно мечтаешь позавтракать вместе.
        - Как это: и вечер, и позавтракать?
        - Как все запущено-то, - опечалилась Рита. - Надеюсь, твой юноша соображает быстрее.
        - Ритка, да ты что? Не могу же я себя вот так предложить!
        - Не можешь, тогда вообще не берись. Раз уж с билетами не успела, пытайся перебить чужую карту козырем.
        - А ты бы так смогла?
        - Я бы до этого не довела. Надо было раньше советоваться.
        - А раньше ты сама говорила, что нельзя гоняться за мужиками.
        - Правильно. Это они должны за нами бегать, а не мы за ними. И позволить себя догнать можно только тому, кого сама выберешь.
        - Гусева, - не выдержал Вадик, - можно подумать, что за тобой прям табун носится.
        - Именно, только ты пасешься на другой лужайке, поэтому не в курсе. И вообще, подслушивать чужие разговоры - бестактно.
        - Бестактно вести такие разговоры в присутствии мужчин.
        - А что делать, если я вынуждена работать на территории вероятного противника?
        - Рита, вернись ко мне, - взмолилась Шульгина. - Ты не могла бы придумать какой-нибудь менее кардинальный вариант?
        - Могла бы. Только тебе в данном случае менее кардинальный вариант не поможет. Либо валишь его в постель, либо он идет смотреть кино в другой компании.
        - Ужас какой. А если он откажет?
        - Кому? Тебе? Откажет, если плохо предложишь! Все в твоих руках. Подходишь, тяжело дышишь, закатываешь глаза и сексуальным голосом, как будто уже и до вечера вряд ли дотерпишь, все это вываливаешь. Если откажет, то у него не та ориентация. Женщины часто неоправданно тщательно камуфлируют свои желания. А мужики - они, где не надо - спецназ, а где надо - под носом ничего не замечают. Иногда даже если ему сунуть в руки швабру, он подумает, что ее надо починить, но ни за что не допрет, что надо просто подмести. Поэтому, чтобы не оказаться неправильно понятой, максимально доходчиво объясняй и иллюстрируй свои желания.
        - Какой день тяжелый, - пожаловалась Алина после недолгой паузы.
        - Это не день тяжелый, а жизнь. Помрешь, сразу полегчает. Я тебе помогла?
        - Да уж. Спасибо тебе.
        - Не за что. Консультация бесплатная. Чао.
        - Рита, вот ваш кофе, - Артем поставил перед ней основательно измазанную в кофейной гуще чашку и не менее забрызганное блюдце. - Только что-то не очень получилось.
        - Я люблю, когда за мной ухаживают. - Рита, вжившаяся в образ, пока раздавала советы, притянула нового коллегу за галстук и пристально посмотрела в глаза. Артем испуганно улыбнулся и робко дернул галстук обратно.

«Купить, что ли, тоже билеты в кино? - задумалась Рита. - Пока этого херувима Кулешов куда-нибудь не пригласил».


        Глава 16
        - Дед, у нас ЧП, - Маша постаралась добавить в голос трагизма, понимая, что старика разлад в семье сына только обрадует. - Надо поговорить.
        - Заболел кто? - всполошился Михаил Яковлевич.
        - Нет, все здоровы. Я по телефону не хочу.
        - Тогда приезжай ко мне, - заволновался старик. - А что случилось-то все-таки?
        - Дедуль, это личное. Я правда по телефону не хочу.
        - Я могу к вам сам приехать.
        - Нет! - перепугалась Маша, представив сцену встречи невестки со свекром.
        - Нет так нет. Жду.
        Маша грустно посмотрела на монитор. По нему плавала счастливая желтая рожица.
        - Мария, ты мне документы по финнам подготовила? - в приемную выглянул Сокольский. - О, какое у нас отрешенное выражение лица. Ты, часом, не влюбилась?
        - В кого?
        - Вот те раз! Да хоть бы в меня! - хмыкнул шеф. - Вся любовь - вечером, а сейчас - документы нужны.
        - Я уже почти доделала.
        - Почти - не считается. Веселей давай.
        - Машка, у меня такое! - в помещение влетела Алина и направилась прямиком к чайнику. - Надо выпить! - пояснила она, заваривая себе чай в гостевой кружке.
        - Если выпить, то у меня есть что покрепче, - Сокольский игриво ухмыльнулся и скосил глаза в кабинет.
        - Мне покрепче нельзя, у меня культпрограмма, - восторженно поделилась Шульгина и умоляюще посмотрела на юриста: - Мне с Машей поговорить нужно. Просто ужас как нужно.
        - Никто не хочет работать. Ладно, пять минут, девочки. Мария, я жду документы, - и он скрылся в кабинете, почему-то не закрыв дверь до конца. Наверное, собирался подслушивать. Как женщинам любопытны мужские секреты, пусть даже абсолютно посторонних мужчин, так и сильной половине человечества любопытны женские тайны.
        - Копейкина пригласила Толика в кино! - торопливо зашептала Алина. - Он согласился. А Ритка мне посоветовала перехватить его и предложить переспать. Сейчас я у тебя накрашусь и пойду!
        - Куда пойдешь? - оторопела Маша.
        - Предлагать переспать.
        - Аля, Рита пошутила.
        - Ничего она не пошутила. Все правильно. В принципе, пригласить мужчину в кино - то же самое. Ясно же, что они будут делать после сеанса.
        - Богатов ее проводит и поедет домой, - предположила Маша.
        - Ха-ха-ха! - демонически хохотнула Алина. - Так она его и отпустила. Все. Если он идет с ней в кино и остается в темноте, то его песенка спета.
        Алина говорила так, словно штатный психолог была вампиром, а Анатолий Кузьмич, не подозревавший, что за него идет такая борьба, наивной жертвой.
        - Поэтому сегодня он мой! Ритка правильно сказала: мы часто скрываем свои истинные намерения. А мужчинам все надо разжевывать и с ложечки по капле скармливать нужную информацию. Именно по капле, иначе будет несварение, и вместо ожидаемого результата получится ерунда. Сегодня я раскрою ему себя.
        При этих словах Маше вдруг вспомнился макет лягушки, распластанный на стене в кабинете биологии. Вздрогнув от накативших воспоминаний, она схватила подругу за руку:
        - Аля, ты сошла с ума. Так нельзя! Это ужас какой-то! Зачем ты звонила Гусевой? Когда она советовала что-нибудь нормальное? Ты вообще соображаешь, что будет, если он откажет? Ты же здесь работаешь! Он же твой шеф!
        - Не откажет! Вот увидишь! Матвей Иванович, - завопила Шульгина, распахнув дверь в кабинет Машиного начальника. Сокольский оказался на удивление близко к выходу. Он в напряженной позе стоял у шкафа и придирчиво смотрел на полки, заложив руки за спину. - Матвей Иванович, - Шульгина взяла Сокольского за рукав пиджака и со страстным шепотом приникла к обескураженному юристу. - Скажите, если вдруг вам девушка скажет, что хочет провести с вами ночь, вы откажетесь или согласитесь?
        - Конечно, соглашусь, - сипло подтвердил Сокольский, тут же, впрочем, исправившись: - Но у меня нельзя. У меня там жена. Надо где-нибудь… в другом месте.
        - Вот, - Шульгина отвалилась от Матвея Ивановича так же стремительно, как и прилипла. Тембр голоса тоже резко сменился на нравоучительный: - Видишь, Маня, как все просто.
        С этими словами она, победоносно задрав голову, удалилась из приемной, оставив Машу и Сокольского в гнетущем неловком молчании.

        Как правило, когда нужно, чтобы рабочий день пролетел побыстрее, он обязательно будет волочься как удав, обкормленный снотворным, но в те редкие моменты, когда хочется отсрочить момент окончания трудовой вахты, будьте уверены - день пролетит как одно мгновение.
        Маша не была уверена в том, что надо советоваться с дедом. Но больше было просто не с кем. С одной стороны, это было вообще не ее дело: родители взрослые люди и разберутся сами, а с другой… Как же не ее, когда это ее родители! Ее семья! А вдруг как раз без ее вмешательства не разберутся? Или наоборот - она своим участием в истории что-нибудь безвозвратно испортит? Да и надо ли что-то исправлять?
        Мама, вдохновленная темой мести, совершенно не переживала. Или просто Маша этого не замечала. Или старалась не замечать. Разумеется, присутствие Дианы Аркадьевны в квартире создавало колоссальные неудобства. Это понимали все, кроме самой виновницы переполоха.
        - Не могу же я выгнать маму, - уныло шептала Маша не далее как сегодня утром супругу, свирепо переминавшемуся с ноги на ногу у туалета. - А вдруг она с собой что-нибудь сделает? Я же тебе рассказывала, как еле-еле успела ее с подоконника снять.
        - Зая, если бы она на самом деле хотела прыгнуть, то не стала бы тебя дожидаться. Твоей маме не хватает зрителей. Дома их теперь нет, а тут - полный зал. Аншлаг! Все билеты проданы! - Тут он не выдержал и со всей силы треснул кулаком по косяку. - Теща, любезнейшая, вы там уж не счеты ли с жизнью сводите? Если да, то не соблаговолите ли перенести это мероприятие на час попозже? Мне на работу надо!
        Диана Аркадьевна распахнула двери и высокомерно взглянула на зятя:
        - Алексей, не хами! Хочу напомнить, что эта квартира куплена не на твои деньги, а на наши.
        - О! - обрадовался тот. - Какие меркантильные темы мы затрагиваем. А ты, Машуля, боялась, что маманя утопнет в своих страданиях. Теща возвращается в себя. Если бы она еще и к себе вернулась, то было бы совсем сказочно.
        - Лёша! - испуганно дернула его жена.
        - Правда глаза колет, потому и бесится, - ехидно прищурилась маменька.
        - Правда, любимая теща, в том, что квартира куплена на деньги моего работодателя, к которому я в данный момент опаздываю. Так что не примазывайтесь.
        Именно тогда Маша подумала, что если так будет продолжаться, то все кончится плохо. И именно тогда она решила задействовать тяжелую артиллерию в лице деда.

        Дверь дедовой квартиры распахнулась, предъявив вздрогнувшей от неожиданности внучке юное пухлощекое создание, похожее на слегка перекормленную Золушку.
        - Здрасьте! А я - Лида! Проходите, тапочки переобувайте! А вы Маша? - словно пулемет выдавала Золушка с характерным южным говорком.
        - Маняша, - в коридор вышел сам Михаил Яковлевич, тревожно улыбаясь. - Давай проходи. Лидок, накрой нам.
        Лидок метнулась в глубину хор?м, провожаемая озадаченным взглядом гостьи.
        - Дед, это кто?
        - Лида, - виновато пожевал губами старик и хитро зыркнул на внучку. - Хорошенькая?
        - Дед, а ты уверен, что ей есть восемнадцать?
        - Уверен. Что ж я, совсем маразматик? Нижний предел знаю. Ты от темы-то не уходи. Чего пожаловала? Я и так весь день мучаюсь, давление подскочило. С Лёшкой нелады?
        - Родители расходятся. Ты в курсе?
        - Не понял.
        - У папы кто-то завелся.
        - Золотая моя, заводятся блохи и прочая пакость, а женщин находят.
        - Находят, дедуля, чужие кошельки и грибы, а еще неприятности на свою голову.
        - С дедом не спорь. А вообще - молодец. Языкастая. Кого хоть нашел-то?
        - Никто не знает.
        - Оно и правильно. Никого не касается, - кивнул Михаил Яковлевич.
        - Да как же не касается, когда это мои родители! - взвилась Маша. - Маме-то каково?! Хоть ты ее и не любишь, но она ведь не виновата, что так вышло!
        - Не люблю. А в том, что так вышло, - виновата. Путных баб не бросают.
        - Любых бросают. И это безответственно. Я к тебе не за этим пришла. Мне совет нужен: как себя вести?
        - Отца осуждаешь?
        - Да, - после некоторого раздумья сказала Маша. - Понимаю, но осуждаю.
        - Это правильно. Осуждать можешь, но про себя. Только осуждать, но не обсуждать. Это твоя позиция, имеешь право.
        - Я сама знаю, что кругом права. А делать-то мне что? Мама у нас живет, я ее одну оставлять боюсь. Хорошо хоть нянька дома, заодно и за мамой присмотрит.
        - А чего это Динка у вас делает? Это ее проблемы. Зачем вас в эти дела мешать? Лёшка у отца работает. Зачем огород городить? Или Макс ее выгнал? Вот это не дело. Этот вопрос я решу. Надо матери твоей отдельную квартирку сделать. Где-нибудь на окраине, в «хрущёбах», чтобы не барствовала, но и вас чтобы не стесняла. Мебелишку ей купим в комиссионке попроще…
        Дед со смаком углубился в детали бытоустройства нелюбимой невестки и дорассуждался до того, что есть замечательный дом в Хохотухине, куда и надо сослать Диану Аркадьевну в целях экономии.
        - А няньку уволить. Зачем вам нянька, когда бабка высвободилась. Кудри чесать и ногти красить ей теперь будет не на что. Я ей даже зарплату могу положить, пусть она нянькой при собственном внуке работает.
        - Дед, да она не сможет, - испугалась Маша.
        - Жрать захочет - сможет, - вынес свой вердикт Михаил Яковлевич. - И нечего ей там у вас околачиваться. Знаю я эту змею, везде ядом накапает. Если жить негде, пусть к нам домработницей идет. Да, Лидуня? Возьмем тетку на работу? А ты учиться пойдешь!
        - Ага, - тут же согласилась Лида. - Пойду. Я на артистку хочу пойти. Я в поселке первые места на всех конкурсах самодеятельности занимала. Хотите, спою?
        И, не дожидаясь согласия прихихикивающего Михаила Яковлевича и застывшей в недоумении Маши, завела мощным зычным голосом «Мадам Брошкину». Выходило так душевно и залихватски, что Пугачева точно прослезилась бы.
        Результатом похода к деду стало окончательное осознание непоправимости произошедшего. Михаил Яковлевич категорически запретил Маше принимать чью-либо сторону.
        - А мать свою проси на выход, пока не прижилась. Ей надо привыкать функционировать в новых условиях. А то она там ваши продукты трескает, живет на всем готовом, за квартиру не платит и думает, что основная ее задача теперь - изображать страдалицу. Нет, ее задача - искать работу и выход из тупика. А для начала этой курице надо понять, что она в тупике. Ты ей своим мельтешением под ногами и ложной жалостью только мешаешь и вредишь. Отойди, не лезь. Дай Лёшке ее выпереть, сама не ссорься.
        - Да как так можно?!
        - Можно. И именно так! Зуб надо драть резко и сильно, а не растягивать удовольствие. Пациенту от этого только хуже. Динка теперь пациент. И имей в виду: я всегда готов платить ей как няньке, если она сядет с Никитой, или как домработнице, если она пойдет к нам. Никогда нельзя загонять человека в угол, надо и лазейку оставлять.

        Маша ехала домой, вяло соображая, как осуществить все то, что насоветовал дед. Разумеется, объективно она понимала, что запасной вариант в виде няньки или поломойки хоть и плохонький, но вариант, другое дело, как это воспримет Диана Аркадьевна. И как намекнуть Алексею, что она не возражает против маминого возвращения домой? Только-только все наладилось, и тут такая ерунда!
        Да уж, удружил папа!

        Усталость висела на плечах тяжеленным бугристым рюкзаком. Маша долго возилась в коридоре, оттягивая момент встречи с мамой. Судя по ассортименту вещей на вешалке, няня уже ушла, а Алексей еще не приходил.
        Мама сидела за кухонным столом с видом заговорщицы.
        - Мамуль, привет! Какие новости?
        Спросила она машинально, не подумав, но эта простенькая реплика вдруг всколыхнула в глубине сознания целый пласт недоуменных вопросов: а почему, собственно, отец не звонит? Почему никто не говорит о разводе, как об официальном действии? Почему не оформляются никакие документы? Ведь не могут люди, прожившие друг с другом всю жизнь, просто так разойтись, помахав ручками или расплевавшись. Может быть, мама еще надеется что-то исправить? Или отец не до конца решил порвать? Или что-то еще, чего Маша не знает и о чем даже не догадывается?
        Голова загудела, как рельса, по которой со всей силы шандарахнули молотком. Маша вдруг поняла, что хочет прокрутить все события вперед на максимальной скорости, как неудачное кино, в котором зрителя интересует лишь развязка.
        - Я виделась с ней! - многозначительно и веско произнесла мама.
        - С папиной новой… э-э-э-э… ммм… С кем?
        - С колдуньей. С Эвелиной.
        - Ну, разумеется, - пробормотала Маша. - И чего?
        - Она мне все рассказала.
        - И в какую сумму нам это обошлось?
        - Ты бы лучше спросила, что именно она рассказала, - мама от возмущения даже сбилась с высокопарного тона. - Это настоящая колдунья. Она денег не берет.
        - Как, вообще? - Холодный ужас змеей скользнул по спине. Одно дело аферистка, которая за экспромты собственного сочинения требует вознаграждение, превышающее зарплату среднего служащего, и совсем другое - неизвестная тетка, которая занимается этим бесплатно. Тут могло быть только два варианта: либо это сумасшедшая, искренне считающая себя колдуньей, либо на самом деле…
        - Этого не может быть, - испуганно затрясла головой Маша. - И что она тебе сказала?
        - Она сказала мне всё. И даже больше, чем всё. Девица у него не просто молодая, а совсем сопля. В папашку своего полоумного пошел. В принципе, этого можно было ожидать. Девица периферийная, блондинка, лицо глупое…
        - Это… колдунья так сказала? - запнувшись, уточнила Маша. Ей все еще не верилось, что такие вещи можно обсуждать серьезно и, вообще, этот кошмар ей не снится.
        - Разумеется. Фамилий она не называет, а образ видит. Маленькая, пухлая дура, разинувшая рот на папашкины деньги. Только такой старый самовлюбленный дурак может поверить, что любят его, а не банковский счет. За это он и будет наказан. Как, она не сказала, но, говорит, там темный туман. Чтобы на себя беду не навлечь, делать ничего мне не надо. Высшие силы все сделают сами. Вот так!
        Мама с мрачной торжественностью уставилась поверх Машиной головы. Вероятно, в мыслях она уже прощала блудного мужа, которому планировалось отмерить столько страданий, сколько он заслужил.
        - Всякому по делам его воздастся, - подтвердила Машину догадку маменька. - А у меня все устроится самым замечательным образом.


        Глава 17
        Август нехотя сдал позиции, уступив место осени. Бабье лето выдалось не жарким, но мягким и теплым. Оно было похоже на последний всплеск чувств стареющей девы: короткое, торопливое и обреченное.
        Диана Аркадьевна после краткой, но эмоциональной беседы с зятем в гневе покинула квартиру дочери, пообещав на прощание, что ее еще позовут. Маша старательно извинялась, переживала и даже пыталась изобразить обиду на мужа. На самом деле она так устала от постоянных маминых капризов, что еле сдерживалась, чтобы не поучаствовать в сборе чемоданов.
        - Однажды ты поймешь, каково это, когда твой муж уже не твой. Не со стороны, не объективно, а изнутри. И тогда тебе будет стыдно! - сообщила на прощание Диана Аркадьевна.
        За что будет стыдно, Маша не поняла, так как с мамой они не ссорились. Вероятно, это была дежурная красивая фраза, маменька любила спектакли и уйти молча, завершив столь важный в своей жизни этап, просто не могла. Что касалось пророчества про ее собственного мужа, об этом Маша старалась не думать. Иначе с «доброжелательной» мамой очень хотелось поссориться. Когда человеку плохо, радость окружающих его раздражает. Но кто-то способен смолчать, переживая свои беды в одиночку, а кому-то требуется испортить настроение ближнему, чтобы сгладить контраст между своими эмоциями и чужими. Легко плакать, когда тебе подвывает хор плакальщиц, и совершенно невозможно самозабвенно и вдумчиво предаваться своему горю, если кто-то рядом веселится.

        Беззаботная жизнь семейства Кузнецовых дала трещину. Маша нервничала и переживала, практически перестав общаться с обоими родителями. Отец за все это время позвонил лишь пару раз, спросив, все ли в порядке. Маша, долго готовившаяся к этому разговору и перебиравшая варианты, как и что она ему скажет, вдруг смешалась, застеснялась и вообще ничего не сказала, доложив лишь, что все в порядке и все здоровы.
        Мама тоже стала где-то пропадать, недовольно и раздраженно отмахиваясь от дежурных Машиных звонков.
        - Как-то все не так, Лёшка, не так! - Маша мучилась и не знала, как исправить непоправимое. Радоваться, когда рядом кто-то трагически молчит, тоже довольно затруднительно. Надо было как-то устраивать мамину судьбу.
        - Маша, она сама себе все устроит, - равнодушно пожимал плечами муж. - Такие, как твоя мама, не пропадают.
        - Да ты ничего не понимаешь! - не соглашалась Маша. - Она очень неприспособленная! А вдруг что-то случится? Вдруг она ошибется? Свяжется с кем-то не тем?
        - Солнышко, пусть лучше она сама ошибется, чем ошибешься ты, экспериментируя с ее жизнью.
        Дед тоже категорически не велел встревать:
        - Маняша, не лезь, когда не просят. Благими намерениями знаешь, куда дорога вымощена? Вот то-то! Попросит о помощи - помоги. Не дитё, чай, сама разберется. Своей жизнью пока займись.
        Самое удивительное, что и подруги говорили примерно то же самое. Маша чувствовала диссонанс с окружающим миром, и это нервировало даже больше, чем бездействие. Ведь иногда утопающий не зовет на помощь лишь потому, что потерял голос, а вовсе не потому, что ему эта помощь не нужна. И когда все спокойно смотрят, как кто-то барахтается в пучине жизненных невзгод, то самое страшное - поддаться общему мнению и тоже перейти в категорию зрителей, отметя подозрения о том, что ты единственный, кто может и должен помочь.

        Разухабистый вечер пятницы несся по городу, бодря и обещая что-то невнятно-приятное.
        - Ты сейчас куда? - спросил Артем, глядя на Риту с тайным, одному ему понятным смыслом. Во всяком случае Гусева, как ни силилась, ничего в его многозначительно выкаченных глазах под трагическим изломом бровей не прочла.
        По сути своей вопрос был на редкость не к месту, если учесть, что стояли они у Ритиного подъезда. Собственно, дома у нее они уже были пару недель назад, но тогда юноша лишь восторженно заламывал руки, разглядывая ее картины, и не упускал возможности всякий раз добавлять, что он бы «вот тут брызнул света, а вот здесь размыл контур». К удивлению Риты, он нахлебался чая, сгрыз печенье и отбыл восвояси. В тот раз, придирчиво изучив в зеркале собственное отражение, мадмуазель Гусева вынесла вердикт: дело не в ней! Скорее всего, тонкая душевная организация нового кавалера не позволяла ему оскорблять девушку своими низменными инстинктами, а сама девушка, дабы не спугнуть счастье, со своей стороны вынуждена была изображать точно такое же отсутствие инстинктов. А может быть, рыцаря смущало наличие в квартире соседей, к которым Рита привыкла, как жители прилегающих к аэродрому территорий привыкают к реву самолетов. Кроме всего прочего, процесс еще чрезвычайно тормозил Кулешов, постоянно отпуская едкие реплики и приветствуя коллег по цеху вопросом:
        - Ну, как? Опять не переспали?
        Сам себе он казался при этом чрезвычайно остроумным.
        На этот вечер Рита наметила решающее объяснение, но подходящего момента все никак не находилось. Надо было, конечно, не затягивать, а обсудить все еще в самом начале, когда Артем вручил ей пучок невразумительных цветов и порадовал сообщением, что в каком-то ДК проходит выставка работ его друга. Но в тот момент Рита не успела сформулировать подходящий повод для начала разговора, поэтому ей пришлось ехать на другой конец города на выставку неизвестного Жоржа.
        Жорж оказался гением узкой специализации. Костистое лицо, мушкетерская бородка, похожая на прилипшую к подбородку корочку хлеба, и изумительные розовые уши, локаторами оттопыривавшиеся под лохматыми соломенными патлами.
        - Я вас ждал, ребята! - Он бросился к ним и, то ли перепутав в экстазе, то ли по велению души, поцеловал руку Артему и с воодушевлением облапил Риту.
        Если учесть, что кроме них на выставке присутствовали еще две перезрелые хихикающие школьницы и суровая старуха с плотно сжатыми губами, то его восторг был вполне объясним. Аншлага явно не наблюдалось.
        Рисовал Жорж исключительно геометрические фигуры, и через пару часов у Риты уже рябило в глазах от цилиндров, пирамид и конусов. Единственной полезной мыслью, вынесенной с выставки коллеги, было четкое осознание того, что искусство должно быть ближе к массам.
        Потратив вечер столь бездарным образом, Гусева поняла, что просто обязана получить компенсацию. Но дома это сделать вряд ли удастся, поскольку из раскрытого окна доносилось душевное пение главы семейства Зубоваловых. Слуха у соседа не было, зато в избытке имелся громкий голос.

«Очередной гимн зарплате, - печально констатировала Рита. - Если Артема даже удастся уговорить зайти, то этот после концерта может основательно помять не только домочадцев, но и гостей. Нет, ко мне нельзя, а то Кулешов скончается от счастья, если мы завтра с фингалами придем».
        - А ты далеко живешь? - с намеком спросила Рита.
        - Очень, часа полтора ехать, - отчего-то вдруг страстно начал убеждать ее Артем. Девушка опешила. Насколько она помнила, жил Алтаев, судя по предыдущим рассказам, не так уж и далеко.
        - Жаль. Я ведь так и не видела твоих картин, а ты обещал показать.
        - Конечно, разумеется, - Алтаев встрепенулся и неловко чмокнул ее в щеку. - Мы договоримся отдельно.
        Пение наверху оборвалось, стремительно превратившись в скандал. Вопли набирали обороты. Судя по знакомым голосам, Ритина мама была дома. И настроение у нее было самое что ни на есть боевое.
        - Ладно, я, пожалуй, пойду, - заторопился Артем. - До завтра, Рита.
        Ее имя он произнес опять со смыслом, но это уже не радовало. Рите надоело ждать, поэтому она схватила кавалера за рукав и требовательно взглянула в глаза.
        - Что? Что? - растерялся Алтаев, судорожно дергаясь, словно карась на крючке, сожравший не того червяка.
        Отвечать на этот вопрос было бы глупо. Ночь, звезды, прохладный сентябрьский ветер, еще не резкий, но уже и не такой ласковый. Как это «что»?
        Рита подтянула рыцаря поближе и томно прикрыла глаза.
        - Устала? Спать хочешь? - Артем чуть не плакал, трепыхаясь из последних сил.

«Нет, вот придурок! - расстроилась Рита. - Если я ему не нравлюсь, то зачем он со мной столько времени таскался, а если нравлюсь, то чего он так отбивается, как будто я его невинности лишить собираюсь?»
        Последняя мысль вдруг зацепилась за сознание, и девушка шепотом спросила:
        - Алтаев, у тебя женщины были?
        - Где? Дома? Нет, дома родители, там нельзя… женщинам!
        - Тёма, не тупи! Ты с кем-нибудь спал?
        - Я? Спал? С кем-нибудь? Конечно! Со всеми!
        - С какими еще «всеми»?
        Разговор зашел в тупик. И как раз тогда, когда Рита решила, что участие в разборках с Зубоваловым принесет значительно больше положительных эмоций, нежели продолжение романтического вечера с коллегой по цеху, Артем полез целоваться. Именно полез, как медведь лезет на забор: сосредоточенно и примитивно.
        - Нет, я так не могу, - едва сдерживая смех, пробубнила Рита. - Я девушка честная.
        С этими словами она ловко вывернулась и, не попрощавшись, скрылась в подъезде, оставив обескураженного Алтаева в одиночестве.
        Жизнь есть жизнь: простая, понятная и такая непохожая на кино. Но любовь, даже в этой банальщине, в этой серости Гусевского существования должна быть красивой. Хотя бы ее начало. Или если и не красивой, то хотя бы не такой нелепой, то ли навязанной, то ли навязчивой.

«Не было мужика, и это не мужик», - решила Рита, торопливо поднимаясь на этаж.

        Но порезвиться в узком коридоре родной коммуналки, идя стенка на стенку плечом к плечу с мамой и полоумной, но неадекватно-боевой соседской старухой, не получилось. Неугомонной Шульгиной срочно потребовалась консультация.
        - Ритуль, ты одна? - заботливо поинтересовалась на том конце провода подруга настолько дежурным тоном, что сразу становилось ясно: даже если у Гусевой «полна горница гостей» или кавалер под боком, это ни в коей мере не сможет ее остановить.
        - А вопли на заднем плане тебя не смущают? - фыркнула Рита. - Я в коммуналке живу, забыла? Когда я одна-то была?
        - Я не вовремя? - огорчилась Шульгина, вызвав у Риты острое желание провести эксперимент и подтвердить, мол, да, не вовремя.
        - Не тяни, ладно? Чего случилось? Завтра хоть и выходной, а я все равно хочу лечь пораньше.
        - Девушки в нашем возрасте вообще не должны спать по ночам. Ночи созданы для другого!
        - Другое у меня только что было отправлено в отставку, так что я пока буду отсыпаться. Я тут читала, что в старости люди мучаются бессонницей, так что надо сейчас силами запасаться.
        Судя по тишине в трубке, Шульгина вознамерилась серьезно обдумать Ритину мысль.
        - Алька, ну почему ты такая черепаха? Говори, зачем позвонила!
        - Слушай, тут такое дело… Вот представь, что тебе мужчина дарит зонт. Что это может означать?
        - У тебя же день рождения вроде давно был, еще в начале августа, да?
        - Да. Тогда он от фирмы цветы подарил и речь сказал. А тут вдруг - раз! - и зонт.
        - А у тебя, что, зонта нет? - озадачилась Рита.
        - В том-то и дело, что есть!
        - Ну, не знаю. Может, у него лишний был, вот он и подарил. Зонт-то новый, не ношеный?
        - Новый абсолютно.
        - А-а, а то я подумала, вдруг его предыдущая любовница оставила, а твой Ромео решил подарить, чтобы вещь не пропадала.
        - Тьфу на тебя. Говорю же - новый!
        - А сама что думаешь? - Рита не знала, что предположить. Если бы ей подарили зонт, то она бы с удовольствием его взяла и не мучилась дурацкими вопросами. Зонт и зонт. Какой в нем может быть смысл?
        - Во-первых, я думаю, что это намек.
        - На что? Что скоро октябрь, сезон дождей и простуд? - индифферентно протянула Гусева.
        - Нет! И это художница! Никакой фантазии! Зонт маленький, складной, такой… ммм… пикантной формы.
        - Ага, - заржала Гусева. - С сюрпризом: нажимаешь на кнопочку, а он - шарах! - и раскрывается! Фильм ужасов. У тебя с этим мужиком уже что-нибудь было, или это от гормонального дефицита у тебя так крышу снесло?
        - Все у меня было. Это тот, про которого я у тебя спрашивала. Ты еще посоветовала первой ему предложить… ну, того… пока его Копейкина в кино не увела.
        - Про Копейкину не помню, но, судя по всему, у тебя получилось.
        - Еще как! Только не совсем так, как мы планировали. Он сходил с Копейкиной в кино, чтобы билеты не пропали, а потом приехал за мной.
        - Какая прелесть, - кисло прокомментировала Гусева. - «Чтобы билеты не пропали». Хозяйственный-то какой, рачительный, можно сказать! Так чего ты маешься? Зонт - это подарок вполне в духе такого «среднестатистического» мужлана. Далее последуют более дорогостоящие предметы повседневного обихода. А вот когда он подарит семейную суповую кастрюлю на десять литров или посудомоечную машину, считай, что тебе сделали предложение.
        - Какое? - закокетничала Алина. - Варить суп на двоих и мыть за двоих посуду?
        - Все принятые предложения в конечном итоге соответствуют спросу, - философски прогундосила Рита.
        - Это ты сейчас меня обидеть пыталась?
        - А что, получилось?
        - Нет! - надулась Шульгина.
        - Тогда я тебе завидую. Я вот, например, хочу много, поэтому и получу много, если получится.
        - Лучше уж получить хоть что-нибудь, чем хотеть всего, а получить дырку от бублика, - парировала Алина.
        - Вот в этом твоя ошибка, Шульгина. Мелко плаваешь, поэтому дальше мутного сельского прудика не уплывешь.
        - Ну, разумеется, а тебя манят океанские глубины, «Титаник» ты наш, - прыснула Аля.
        - Не обязательно. В природе существует масса кораблей, которые не утонули, а вполне себе процветают.
        - Ладно, процветай себе, а я пошла радоваться зонтику. Каждому свое.


        Глава 18
        Никита никак не желал засыпать, то жалобно хныча в темноте, то переходя на ужасающий рев. Маша металась от кроватки к окну. Алексея не было, труба не отвечала, рабочий телефон муж тоже не брал.
        - Черт знает что! - разозлилась она. - Пусть только придет! Вопиющая безответственность: я волнуюсь, переживаю, а он даже не предупредил, что задержится.
        Она распаляла сама себя, пытаясь разозлиться на Алексея, а сердце стискивал нервный озноб: а вдруг что-то случилось?

«Пусть придет, любой, пьяный, с вечеринки, да хоть от бабы, но живой!»
        Алексей с лета не позволял себе таких фокусов, и вот опять. Сегодня он ничего не планировал, во всяком случае, утром даже речи не было, что муж задержится. Хотя, конечно, могли возникнуть непредвиденные обстоятельства, что-нибудь срочное…
        - Ну, неужели так сложно позвонить домой?! - Маша схватила салфетку и начала методично рвать ее на полосы. Салфетка оказалась слишком мягкой и крошилась на какие-то хлопья, которые раздражали все больше и больше. Даже часы, казалось, тикали нарочито громко и угрожающе, словно надеясь еще сильнее напугать расхаживавшую вдоль подоконника хозяйку.
        Совершенно одурев от бесплодного ожидания и клубка мыслей, инфекцией расползавшихся по сознанию, Маша полезла в Интернет. Пытаться заснуть было все равно бесполезно.
        После рождения Никиты Маша открыла для себя мир «мамских» форумов. Это был ее мир, где никого не удивляли вопросы про восстановление мышц живота или схему прикормов, абсолютно не согласовавшуюся с детскими пристрастиями. Там можно было пожаловаться, поделиться, поплакать и посмеяться. Основными на этих виртуальных посиделках были вопросы про фигуру и про мужей. Фигура Машу не волновала, так как осталась почти прежней, зато как было приятно давать советы другим, вскользь роняя: «Ой, я тоже набрала десять лишних кило, зато после родов они сбросились сами». На фоне страдалиц, вес которых монументально застыл на отметке
«восемьдесят», она чувствовала себя счастливой. То же самое касалось и обсуждения вечного вопроса «все ли мужики сво…?». Когда у тебя самой дома вполне нормальный муж, то чужие проблемы кажутся надуманными и высосанными из пальца. Как легко она учила жизни молодых мам, делясь в первую очередь мнением, а не опытом, которого и в помине-то не было! Какими консервативными глупыми клушами казались «бывшие жены» за тридцать, нудно отмечавшиеся в каждой теме со своими глупыми призывами терпеть до последнего, если есть такая возможность, или, наоборот, остервенело рвавшиеся в бой с целью изничтожить мужиков как класс. Заскучавшие от длительного сидения дома и отсутствия бурной общественной и личной жизни, дамы шли стенка на стенку. Тогда казалось, что все блажь, гормональные капризы от безделья и риторические вопросы. Ну, неужели на самом деле можно серьезно спрашивать совета «что делать?», если муж пьет, бьет и гуляет? Глупо! Ответ очевиден. Даже если он делает что-то одно из перечисленного, надо, безусловно, разводиться, чтобы оградить ребенка от дурного влияния такого папаши. Но стоило только заикнуться о
столь радикальном решении проблемы, как тут же набегали опытные мамки и вносили сумятицу в ясную картину мира своими историями «из жизни». «Жизнь» потрясала отсутствием логики и неожиданными пируэтами, переходящими в штопор. У некоторых, вопреки всем законам физики, «штопор» плавно переходил в слезливо-сопливый хэппи-энд. Иногда Маше казалось, что они все придумывают, и такого просто не может быть. Как можно рожать ребенка от мужчины, которого юная барышня смогла вывести из состава семьи лишь под предлогом собственной беременности, и при этом быть уверенной в завтрашнем и даже послезавтрашнем дне? Если он променял старую жену на новую, то что ему помешает поступить точно так же еще раз? Или что за проблема: муж не работает? Как это - не работает? Жена с грудным ребенком сидит дома, а супруг валяется на диване и требует еды, совершенно не интересуясь, откуда эта самая еда возьмется. Таких иждивенцев в чистом виде в природе не бывает, а если бывают, то за них не выходят замуж и не терпят их годами, ссылаясь на сомнительный довод - «у нас же ребенок»…
        Вспоминать можно было до бесконечности, но настал момент, которого просто не могло быть: Маша открыла знакомую страницу форума, чтобы задать вопрос, появлявшийся там с периодичностью автомобильных гудков на оживленной трассе: «Ночь. Муж не пришел. Что делать?»
        Как и следовало ожидать, доброжелательницы, скучающие подростки и просто сочувствующие набежали моментально. Такое ощущение, что молодые мамы вместо того, чтобы отсыпаться по ночам, компенсировали дневной дефицит общения. Маша тут же получила предложения «не пускать, когда вернется», «дать по морде без предварительного допроса», «уйти в клуб до утра, сдав ребенка кому-нибудь» и доброжелательное «обзвонить морги и больницы, прежде чем катить на мужика бочку».
        За препирательствами с оппонентками, когда Маша, сама того не заметив, перешла к яростной защите мужа, пролетело больше двух часов. Поняв, что выспаться уже не получится, что лицо завтра будет уставшим и мятым, а под глазами наметятся синеватые тени, она снова обозлилась. Злость эта была какой-то дерганой, истеричной, смешанной со страхом. Как бы ей хотелось, чтобы Алексей все же вернулся. И тогда можно будет просто беситься, орать на него, а не бояться гулкой пустоты, заполнившей квартиру.
        Когда щелкнул замок, свинцовый обруч, сдавливавший грудь, рассыпался в пыль. Ужас отхлынул, словно утренний туман, в одно мгновение унесенный ветром. Маша молча вышла в коридор.
        Сейчас он будет оправдываться, что-то говорить, лебезить…
        Случилось самое страшное, что только может произойти в семейной жизни. Муж молча, не глядя на нее и источая пряный аромат вины и чего-то запретного, прошел в ванную. Он даже словно подобрался, чтобы ненароком не коснуться Маши, и закрылся.
        За дверью зашумела вода, что-то шуршало, передвигалось, струи дробно бились об акрил. Она стояла посреди пустого коридора раздавленная, распластанная, как мошка по лобовому стеклу.
        Все кончено. Все кончено? Все кончено!
        Наверное, надо его о чем-то спросить. О чем? Зачем? Чтобы стало еще больнее? А вдруг еще что-то можно спасти, сохранить? Слова убьют. Это Маша знала точно. И его ответы, и ее вопросы, и просто слова, которые вдруг вырвутся, раскатятся, словно мелкие бусины, забьются в щели, растеряются под ногами и еще долго будут попадаться то тут, то там.
        Интуиция подсказывала, что лучший выход - метнуться в постель и прикинуться спящей. Маша вообще пожалела, что вышла в прихожую. Надо было с самого начала быть последовательной. Но что сделано, то сделано. Она быстро легла и с головой накрылась одеялом. Разум вопреки логике пытался формулировать гневные отповеди и высокопарные обвинения, с перечислением Машиных заслуг и моральных потерь. Слова толпились, как пассажиры метро в час пик, готовые хлынуть мощным неудержимым потоком.

«Только не начинать с ним разговаривать, только не начинать», - уговаривала себя Маша, понимая, что достаточно вырваться лишь одной фразе, как остальные ринутся в образовавшуюся брешь. Держать обиды в себе не было никакой возможности. Словесный токсикоз неумолим и непобедим. От него можно избавиться лишь выговорившись.
        Алексей так и не пришел. Он повозился в гостиной, скрипнул диваном и затих.
        Это была констатация факта. Какого - Маша даже думать не хотела. Не могла. Боялась.

        Наступившее утро казалось каким-то мутным, полуобморочным. Маша никак не могла понять, спала ли она ночью или так и пролежала в тревожном забытьи, пристально глядя в потолок сухими глазами. Плакать нельзя, это она знала точно. Это унизит ее в любом случае. Не только бороться и побеждать, но и проигрывать надо достойно.
        Разумеется, лицо было не просто мятым, но еще опухшим и осунувшимся.

«В таком виде можно только констатировать очевидное и подтвердить его правоту: там лучше», - тоскливо резюмировала Маша, с отвращением посмотревшись в зеркало. Надо было бы накраситься, но в восемь утра это было бы слишком претенциозно. А без косметики она выглядела сейчас на «три с минусом».
        Тело сотрясал озноб, ломило кости и тяжело давило на виски.

«Похоже, я еще и заболеваю. Замечательно! Украсить семейную сцену соплями, кашлем с тембром пропойцы и курильщика и слезящимися от простуды кроличьими глазками. Здравствуй, муж! Вот такая я красавица! Поэтому пакуй вещи и беги, пока я на тебя не натравила своих микробов!» - Маша со злостью встряхнула одеяло и попыталась вылечиться путем аутотренинга, рассказав себе, что молода, здорова и красива. Аутотренинг не помог, зато вдруг стало ясно, что она боится выходить из комнаты. Если выйти, то надо что-то говорить, как-то реагировать. А как, если вчера произошло непонятно что?! Хотя, нет, конечно, понятно все, только слишком неожиданно, больно и страшно. И главное - неоправданно банально, обыденно. Так бывает у всех, и нет в чужих историях ничего необычного. Лишь своя, персональная история кажется из ряда вон выходящей, исключительной и чудовищной. Когда от мамы ушел отец, там было все ясно: так поступают многие, и даже можно перечислить массу причин, лежащих на поверхности, объективных, переводящих происходящее в ранг рядового события. Но когда вот так неожиданно предает собственный муж, объективная
оценка действительности капитулирует и падает на спину, конвульсивно дергая лапками, как муха, сбрызнутая дихлофосом.
        За дверью было тихо.

«Придется его будить», - трусливо поняла Маша. А это означало, что надо срочно решать, каким тоном разговаривать и разговаривать ли вообще. Или молча потрясти его за плечо, как ни в чем не бывало? А может, пнуть? Последний вариант идеально соответствовал внутреннему состоянию Маши.
        Вопрос решился сам собой. Алексея в квартире уже не было. Вероятно, на какое-то время она все же заснула, раз не услышала, как муж ушел. Трясясь всем телом, на подрагивающих и подгибающихся ногах Маша подошла к шкафу. Его вещи были на месте. Означал ли тот факт, что супруг отбыл без чемоданов, нечто позитивное или нет - понять не получалось. Закрывая шкаф, Маша прищемила палец, но даже резкая боль не привела ее в чувство. В это дикое сюрреалистическое утро у нее вообще то и дело возникали досадные накладки. Вместо пасты на щетку был выдавлен какой-то омерзительный на вкус жирный крем, кофе был вылит непосредственно в сахарницу, а пакет с молоком просто нелепо вырвался из рук, отдавив ногу. Хорошо хоть был закрыт, иначе бы начало столь изумительного дня было бы еще плюс ко всему скрашено мытьем пола. Не оставлять же лужу до прихода няньки.

        - Машуля, ты чего такая кислая? Заболела? - налетела на нее Шульгина. Подруга тарахтела так, что сразу становилось ясно: Але не терпится закончить официальную часть приветствия и перейти к чему-то своему.
        - Здорова, - вяло ответила Маша, железно решившая не делиться своими проблемами ни с кем. Может, и нет их, проблем-то? Может быть, Алеша позвонит и всё объяснит. И это «всё» окажется вовсе не таким безысходно-трагическим.
        - Мне Богатов зонт подарил!
        - Чтобы его сахарная принцесса не растаяла под осенним дождем? - скучно пошутила Маша.
        - Точно! - внезапно взвизгнула Аля. - Ты гений! Наверняка подтекст был именно таким.
        - Алька, подтекст придумывают женщины, мужики такими мелочами не озадачиваются. Чем богаче у женщины фантазия, тем легче ей угодить и тем проще ее обидеть. В зависимости от настроения она додумает все за партнера.
        - У тебя настроение плохое, да?
        - Да. Голова болит.
        - Маша, а как ты думаешь, - видимо, желание обмусолить свою личную драму перевесило врожденную тактичность, и Шульгина не нашла в себе сил закруглить разговор, - у нас с Толиком получится?
        - Откуда ж я знаю.
        - Я же спросила, как ты думаешь. Со стороны всегда виднее. Или мне опять не судьба?
        - Там что, проблемы какие-то? Откуда это упадническое настроение?
        - Просто все тянется уже больше месяца, а он мне предложения не делает. Нет, ты не подумай, я не дура, все понимаю. Рано, тороплюсь и все такое, но мужчина же должен какие-то планы строить. Он даже ни разу не проговорился, получается, он даже на эту тему не думает.
        - Твой Толик очень рациональный, поэтому думать он будет как слон, долго и основательно.
        - Это да. Что есть, то есть, - согласилась Шульгина. - Ладно, пойду, поработаю для разнообразия, а то я так увлеклась личной жизнью, что как бы карьеру не попортить.
        - Маша, ты свободна? - Едва только Алина, подхватившись, вихрем унеслась в сторону рабочего места, за спиной возник Людвиг.
        - Не то чтобы свободна, но как бы не особо занята, - туманно ответила Маша, на всякий случай не уточняя. Мало ли что может понадобиться местной знаменитости. Может, он как раз собрался припахать ее для каких-нибудь общественно-полезных работ, а Маше сейчас очень хотелось побыть в одиночестве.
        - Я не в смысле работы, а вообще, - покраснел Людвиг.
        - Вообще?
        - Да. Совсем.
        - Что «совсем»?
        - Ну, вечером!
        - Вечером?
        - Мария, почему ты все время переспрашиваешь? Это психологическая защитная реакция? Или ты время тянешь?
        - Время тяну? - снова машинально переспросила Маша, тут же сообразив, что Людвиг угадал и она на самом деле тянет время, все поняв и не зная, как отказать потактичнее. Или не отказывать? Вчера Алексей ввалился в квартиру среди ночи, сегодня - она. Почему бы нет? - Я просто стесняюсь.
        Людвиг сначала удивленно задрал брови, сложив лоб гармошкой, после чего самодовольно приосанился:
        - Ну, так как?
        - Вечером я свободна.
        - Зайдешь ко мне?
        - К тебе? - Маша испугалась, что ее поняли слишком буквально. - По-моему, это будет выглядеть чересчур компрометирующе.
        Запутавшись в витиеватой конструкции, она осеклась и моргнула. Людвиг тоже моргнул и дернул кадыком.
        - Во-первых, скомпрометировать чересчур нельзя. Это как у Булгакова: не бывает осетрины второй свежести. А во-вторых, я ж тебя не домой приглашаю.
        - А куда?
        - Ты хотела домой? - остолбенел Людвиг. Вероятно, он не ожидал от скромной Маши такой прыти.
        - Я не хотела, - обозлилась она. - Я думала, что ты хочешь.
        - Нет, я, конечно, хочу, но я не думал…
        - Все. Хватит. Ты не думал, я не думала. Закрыли тему.
        - Так ты придешь? - занудно уточнил Людвиг.
        - Куда???
        - Ко мне. В кабинет, в смысле. А не домой. Домой потом.
        Маша обидно рассмеялась, чтобы хоть как-то попытаться сгладить недопонимание и удержаться на высоте, и, развернувшись на каблуках, гордо удалилась.


        Глава 19
        В конце дня Людвиг пришел сам.
        - Давай у тебя.
        Маша, весь день страдавшая и бившая себя по рукам, чтобы не позвонить мужу, успела начисто забыть о Людвиге. Рабочее время было плотно заполнено мыслями об Алексее.
        Сначала она хотела просто позвонить, чтобы заботливо поинтересоваться, не случилось ли чего у любимого. Ни в коем случае не упоминая странное ночное возвращение и ранний уход, больше похожий на бегство. Ей очень хотелось сделать это именно по телефону, так как глядя ему в глаза, она, скорее всего, сорвется и если не расплачется, то обязательно наорет, скатившись до банального выяснения отношений.
        Потом эта идея перестала казаться правильной, так как унижала ее женское достоинство. Действительно, как это так: муж возвращается ближе к утру, молча идет в ванную, не оставляя сомнений в причине отсутствия, а потом еще и ложится отдельно, чего никогда в истории их семейной жизни не было! И после этого лебезить, заглядывать в глаза и пытаться сохранить благоприятный климат в семье? Да, может, и семьи-то уже никакой нет! По логике получалось, что надо потребовать объяснений. Но с этим Маша уже опоздала. Надо было припирать супруга к стенке еще вчера, а сегодня он или успел придумать подходящее объяснение, или укрепился во мнении, что раз вчера не попало, то и сегодня «не долетит».
        Ближе к вечеру Маша уже перебрала все возможные варианты и поняла, что правильный выход известен только мужу, поскольку у него больше информации по волнующей обоих теме. В том, что его все это тоже волнует, она не сомневалась, так как Алексей не звонил. Почему-то этот аргумент казался веским. Чем больше человек переживает, тем больше боится, а чем больше боится, тем меньше в нем решительности. Поэтому в результате получалось, что муж не решается позвонить.
        Визит Людвига совпал с судьбоносным решением «не начинать разговор первой». А для этого, как минимум, следовало прийти позже мужа, если тот вообще планирует вернуться домой.

«Если прибежит бегом, то чувствует себя виноватым, а виноватого и обвинять легче, а если придет опять ночью или не придет вообще, то…»
        - Маша, я говорю, давай у тебя, - робко повторил Людвиг.
        - Давай, - машинально кивнула она, тут же спохватившись: - Чего давай?
        - Я решил, что только ты достойна стать первой читательницей моей книги. Она дописана, - прозвучало это так торжественно, словно он сообщал о предстоящей коронации мадам Князевой. Во всяком случае, честь ей, видимо, выпала высочайшая.
        - Ух ты, - глупо ухмыльнулась Маша. Ее настроению сейчас больше соответствовала пьянка в ближайшем клубе, такая, чтобы до полного беспамятства, а вовсе не чтение какой-то книги. Да еще, похоже, Людвиг собирался устроить декламацию своей нетленки: он шлепнул на стол кипу листов и деловито прокашлялся.
        Интеллигентный человек всю жизнь вынужден страдать от последствий чрезмерно правильного воспитания. Маша давным-давно поняла, что дипломатия слишком сложное искусство, чтобы пытаться им овладеть и пользоваться без ущерба для собственной психики. Если вы терпите рядом с собой зануду, разглагольствующего на абсолютно неинтересные вам темы и ежедневно крадущего минуты и часы вашего драгоценного времени, то это уже глупость, а не воспитание. Никто не обязан латать прорехи в чужих недоработках, и если вышеупомянутому зануде не привили в детстве чувство меры и такта, то окружающие точно не обязаны компенсировать чужие просчеты. Если кому-то кажется, что подробное изложение симптомов начинающейся у него простуды, описание некупленной кофточки, рассказ про соседей и ремонт или пересказ предыдущих ста шестидесяти серий пропущенного вами фильма собеседнику безумно интересны, то следует его разубедить, дабы сэкономить и свое, и его время. Вам кажется, что это неприлично и надо обязательно поддержать диалог? Запомните: вам это только кажется. Вы обманываете зануду, дезориентируете его, создавая видимость
разговора, на всем протяжении которого строите сами себе рожи, представляя оппонента то тонущим в море среди акульей стаи, то воткнутым сосулькой в сугроб далеко за полярным кругом. И ненавидите себя за мягкотелость.
        Маша «мягкотелой» уже не была, но некоторая заинтересованность в продолжении общения с писателем Людвигом хотя бы на этот вечер у нее имелась, поэтому она, мило улыбнувшись, перебила его на вдохе:
        - Я столько слышала про эту книгу.
        - От кого? - напрягся Людвиг, трепетно прижав к груди рукопись.
        Тут же вспомнив презрительно брошенное в курилке кем-то из менеджеров «когда мужику совсем нечем похвастаться и нечего показать, он переквалифицируется в писатели и начинает делать вид, что все земное ему чуждо», Маша вдохновенно соврала:
        - Так весь офис гордится, что у нас настоящий писатель работает.
        Эта совершенно топорная лесть Людвига не смутила. Он понимающе кивнул и пообещал:
        - Я никогда не забуду своих первых поклонников.
        - Людвиг, а можно я сначала познакомлюсь с тобой поближе? В смысле - до чтения книги. Для меня это важно, - проникновенно спросила Маша.
        - Понимаю, - он деловито оглядел «поклонницу таланта» и одернул кургузый пиджачок. - Какие будут предложения?
        Маше хотелось выпить. То есть не просто выпить, а напиться так, чтобы все проблемы, сомнения и горести захлебнулись. Но предлагать это приличному человеку, будущему, можно сказать, гению, было никак нельзя. Как ни странно, выпить ей хотелось непременно в компании представителя противоположного пола, хотя проще было пригласить на девичник Гусеву с Шульгиной, и им же поплакаться. Наверное, подсознание противилось обсуждению личной жизни с подругами, а, кроме того, наличие рядом хоть и писателя, но некоторым образом все же мужчины, казалось эквивалентом возможного наличия рядом с ее мужем какой-то женщины. Запутавшись в психологических обоснованиях своего поведения, Маша решительно сдула челку и встала:
        - Прокати нас, Петруша, на тракторе!
        Наверное, у кого-то из присутствующих были временные проблемы с чувством юмора. Вполне возможно, что у обоих. Во всяком случае, Людвиг застыл с выражением крайнего недоумения на лице.
        - Я имела в виду, - любезно пояснила Маша, - что давай поедем куда глаза глядят. А по пути сообразим.
        Как выяснилось, глаза Людвига глядели в метро.
        Когда пара миновала парковку, Маша с ужасом поняла, что грядет поездка на общественном транспорте. Настроение было ужасным, и душа требовала комфорта, а вовсе не борьбы за место в вагоне. Автомобиль казался Маше естественным атрибутом любого мужчины, как брюки или галстук. Собственно, и Людвиг рассматривался именно в тандеме с четырехколесным другом: проехаться с музыкой, пококетничать, то есть - провести время без пользы, но хотя бы с удобствами. Так интеллигент, рвущийся на природу, желающий слушать на рассвете пение птиц и дышать свежим воздухом, забывает об отсутствии в вожделенном месте благ цивилизации.
        Людвиг оказался старой хибарой с удобствами во дворе.
        Мало того, что всю дорогу он излагал концепцию какого-то задуманного им «сиквела», призванного потрясти литературную общественность, так еще и денег на приличное кафе ему оказалось жалко. Концепцию Маша благосклонно выслушала, поскольку поезд ревел, как бешеный бизон, заглушая клекот Людвига, а вот культурную программу не одобрила.
        На одной из станций Людвиг вдруг начал продираться к выходу, и спутница вынуждена была последовать за ним. Писатель двигался уверенно и, казалось, совершенно ушел в свой монолог, не замечая Машиных едких реплик. Скорость движения пары стала выше средней, и Маша, окончательно запыхавшись, дернула кавалера за локоть:
        - Куда бежим?
        - А куда ты хочешь?
        - С тобой, Людвиг, куда угодно, но ты так целеустремленно таранишь встречный поток, что я просто решила уточнить, куда мы так торопимся. Может быть, осознание конечной цели придаст мне сил.
        - Я домой иду, - пожал плечами рыцарь.
        - А я что? Провожаю тебя, что ли? - ошарашенно спросила Маша.
        Такого поворота событий она никак не ожидала. Безусловно, общество мужчины ей было сегодня просто необходимо. И других кандидатур, кроме слегка поехавшего на почве своей неординарности Людвига, в пределах видимости не было. То есть, конечно, были, хотя Людвиг подходил больше других из соображений безопасности и отсутствия ненужных последствий. Но не до такой же степени!
        - Если хочешь, можем куда-нибудь зайти, - великодушно предложил гений.

«Это ж он мне одолжение делает! - внезапно озарило Машу. - Тоже мне, звезда окраин! Снизошел до фанатки, решил облагодетельствовать! Вот идиот».
        - Только я не люблю пафосных мест, - на всякий случай предупредил спутник.
        - Пафосных - это каких?
        - Дорогих. Нецелесообразно тратить деньги для того, чтобы скрасить общение двух интересных друг другу людей. Люди сами по себе украшают любое место.
        Видимо, это было своеобразное обоснование Людвига желания сэкономить на поклоннице. Действительно: пусть довольствуется обществом кумира, а то еще и корми ее…
        Кафе потрясало аскетизмом, и в том, что более «непафосных» мест в округе просто нет, сомневаться не приходилось.

«Зачем я в это ввязалась?» - тоскливо подумалось Маше. Вечер обещал быть скучным.

        - Вам просили передать, - официант с почтительным полупоклоном поставил перед Дианой Аркадьевной корзину с фруктами, из вороха которых угрожающе высовывалось горлышко винной бутылки. Оно, словно дуло, уставилось на удивленную даму.
        - От кого? - капризно протянула мадам Кузнецова. В душе ворохнулась надежда, что где-то рядом, виновато втянув голову в плечи, топчется загулявший супруг. И тогда - конец страху безденежья, конец гнетущему одиночеству, которое не скрасить ничем: ни болтовней с подругами, ни походами по магазинам, ни ужинами в дорогих ресторанах.
        Это одиночество было позорно, словно лишай, прикрытый шляпой, снимать которую нельзя ни при каких обстоятельствах. В чем она провинилась? В том, что постарела? Почему для некоторых мужчин первые морщины и седина супруги оказываются такой же неожиданностью, как гололед и снег зимой для городского жилищного хозяйства? Да, удивительно, но жены не молодеют, зато где-то всегда найдется молоденькая и свеженькая, если поискать. Если поискать… Удивительно, но такие надежные, такие достойные, такие любимые мужья однажды вдруг решают-таки поискать. А как известно, кто ищет, тот всегда найдет.
        И надо ж такому случиться, что именно сейчас, когда так нужна поддержка, рядом не оказалось ни одного мужского плеча. Предыдущий ухажер пожелал расстаться, так как его собственная супруга что-то пронюхала. Или же это был лишь предлог сказать
«прощай»?
        Так или иначе, его телефон был стерт из записной книжки. А попытка поближе познакомиться с новым массажистом в салоне красоты потерпела фиаско: красавчик то ли слишком ценил хлебное рабочее место, то ли предпочитал молоденьких, но на все заигрывания клиентки отвечал сдержанной тактичной улыбкой. Таким образом, Диана Аркадьевна, привыкшая к мужскому вниманию, оказалась не просто брошена мужем, но еще и временно изолирована от каких бы то ни было кавалеров, заинтересовать которых, находясь в столь сильном «раздрае» чувств, не представлялось возможным. И тут такой сюрприз…
        - Вон тот джентльмен, - официант указал на дальний столик в углу.
        Разглядеть мужчину в деталях не получилось, с возрастом зрение у Дианы Аркадьевны стало хуже, а очки ей не шли. Благосклонно кивнув нечеткому силуэту и вежливо улыбнувшись, она отвернулась. В любом случае, за тем столиком был не Максим, уж его грузную фигуру отставная супруга узнала бы и без очков. Удивительно, но Диана Аркадьевна вдруг ощутила необычайный прилив сил и необъяснимое, почти юношеское волнение. Жизнь наполнилась сочными красками и ощущениями, как темная комната наполняется светом после щелчка выключателя. Размытые контуры будущего приобрели четкие очертания.
        - Вы позволите? - мягкий мужественный баритон вежливо и чувственно остановил бешеную пляску ее мыслей.
        Едва сдержавшись, чтобы самостоятельно не выдвинуть для него стул, Диана Аркадьевна обстоятельно осмотрела кавалера, чуть не задохнувшись от восторга: высокий, крупный, темноволосый плейбой лет сорока. К ногам такого тетки должны падать пачками.

«А я еще ничего! - хвастливо подумала мадам Кузнецова. - Вон, как глазами ест».
        Она выпятила скромных размеров бюст, задрапированный дорогим платьем с тщательно продуманным декольте, и великодушно махнула ручкой, позволив занять место рядом.
        - Олег Ленский, - представился мужчина, буквально пожирая глазами собеседницу.
        - Диана, просто Диана, - хихикнула Диана Аркадьевна, кокетливо опустив глазки. Она ценила себя достаточно высоко, чтобы не смутиться от столь откровенных взглядов, а принять их как должное.
        Как часто женщины шарахаются от комплиментов, более адекватно реагируя на оскорбления. Дефицит мужчин и картонные образы экранных красавиц с тщательно заретушированными дефектами развили в современных дамах массу комплексов. Поэтому на неласковое «Куда села, корова?» или «Вот дура!» мало какая современная женщина промолчит в ответ, наградив оппонента не менее «лестными» характеристиками и утопив в презрении. Зато фраза «Вы сегодня потрясающе выглядите» в устах коллеги по работе или соседа вызовет ступор, смятение и тревожные раздумья: «Чего ему надо на самом деле?»
        Чтобы уметь принимать комплименты с королевской благосклонностью, надо и ценить себя не ниже, чем королева. Мадам Кузнецова по внутреннему мироощущению была императрицей среди королев и луной среди звезд. Поэтому смятение у нее вызывали лишь мысли о возможных перспективах развития отношений. Насмотревшаяся мыльных сериалов дама моментально представила, как, блистая на очередном светском рауте, идет под руку с Олегом мимо бывшего супруга, мнущегося в обществе перекрашенной деревенской буренки без манер и воспитания. По сюжету, он должен немедленно бросить свою прыщавую нимфу и резвым козликом поскакать за Дианой Аркадьевной, вымаливая прощение. А она, конечно же, не простит и не согласится, поскольку Олег молод, красив и… богат?
        - Кстати, - Диана Аркадьевна, напустив во взгляд романтичной бесшабашности, наивно улыбнулась: - Я раньше вас не встречала. А это странно, так как я знаю почти всех в обществе.
        Это был вопрос, который Ленский то ли не понял, то ли не желал понимать, так как не относился к вышеупомянутому «избранному обществу». Диана Аркадьевна досадливо топнула ножкой. Ореол вокруг собеседника потускнел. Красивый мужчина - всего лишь воздушный шарик, который запросто может лопнуть, сдуться или улететь, если к концу ниточки не привязан кошелек.
        - Надеюсь, я вас не компрометирую? - он проникновенно накрыл ее руку своей лапой.

«Ногти чистые, ухоженные, - отметила про себя Диана Аркадьевна. - Похоже, все же приличный человек».
        - Вам виднее, - она очаровательно вздохнула, колыхнув драпировкой. - Надеюсь, что нет.


        Глава 20
        Алексей был дома. То, что ничего со вчерашней ночи не изменилось, стало ясно, едва только муж открыл двери. Он тут же молча скрылся в глубине квартиры, оставив Машу в темной прихожей. Нянька еще не ушла. Ее куртка болталась на вешалке.
        - Вот это лишнее, - пробормотала себе под нос Маша, едва не забодав гардероб. Равновесие вело себя непредсказуемо, то бросая ее на произвол судьбы, то возвращаясь. Тапки тоже скакали перед глазами как две полоумные блохи, уворачиваясь от ее рук. Устало осев на пол, Маша прислушалась к веселью, царившему в детской. Уровень алкоголя в организме был доведен до такой кондиции, когда хозяйка вроде и понимает, что пьяна, и даже переживает по этому поводу, но сделать ничего не может.
        Встать никак не получалось. Представив себя с гордым и независимым видом вползающей в спальню, Маша расхохоталась. Но смех тут же оборвался, к глазам подкатили слезы.
        - Здравствуйте, - опасливо пискнула Вероника, выглянувшая в коридор. Она неуверенно приблизилась, вглядываясь в темноту.
        - Свет зажги, - на Машу снова накатило безудержное веселье. Она с интересом разглядывала нянькины ноги, слишком тонкие для ее фигуры. «Как лягуха, - с состраданием подумала вдруг Маша. - Лапки тоненькие, тушка жирненькая, и никаких шансов превратиться в царевну». Тут ей весьма некстати вспомнилось, как она собиралась вывести няньку в люди, приодеть, накрасить, в общем - облагодетельствовать.
        - Вероника, а у тебя парень есть? - путаясь в согласных, доброжелательно поинтересовалась Маша. - Ну, сожитель, в смысле.
        Судя по тому, как нянька отшатнулась и изменилась в лице, никого у нее не было.
        - Я на сегодня свободна? - вместо ответа спросила Вероника.
        - Свободна, как сопля в полете, - хихикнула Маша и тут же вежливо добавила: - Это я про себя. Похоже, я теперь тоже свободна. И сожителя у меня тоже нет.
        - Я могу идти домой? - переиначила свой вопрос нянька, не желавшая дискутировать с пьяной хозяйкой.
        - Домой? Конечно, можешь. Хотя, если вдуматься. Что такое дом? Это место, где тебя ждут. Вот тебя там кто-нибудь ждет? Если ждет, то дом у тебя есть. А вот у меня нет. Потому что меня никто не ждет, - Маша пустила слезу, с некоторой долей удивления наблюдая за собой со стороны. Ощущения были странными: словно одна ее половина изо всех сил жалела себя, скрючившись на полу прихожей, а вторая взирала на происходящее из темноты, как зритель в кинотеатре.
        - Почему же никто? - пожала плечами Вероника. - Вас ребенок ждет. Он там один.
        - О, точно, - Маша неуверенно встала и двинулась в сторону детской, запоздало удивившись, почему ребенок один. А муж?
        Муж смотрел в гостиной телевизор.
        - Здравствуй, муж! - гаркнула Маша, вспомнив, что собиралась вести себя как ни в чем не бывало, без скандалов. После попытки изобразить нечто вроде флирта с Людвигом она поняла, что найти супругу даже временную замену намного сложнее, чем казалось вначале. Претенденты-то, безусловно, будут, но муравьи тоже претендуют на проживание в сахарнице, только кому они там нужны?
        Алексей молча взглянул на жену, медленно переходя от состояния демонстративного равнодушия к изумлению:
        - Ты пьяна?
        - И что? - ощетинилась она.
        - Странно.
        - Ничего странного. У тебя своя жизнь, у меня своя. Каждый развлекается в меру своих возможностей и способностей, - прищурилась Маша. Без скандала явно не получалось.
        Но Алексей снова ушел в себя, перестав реагировать на жену. Беседу на тему персональных развлечений он не поддержал. Ночевали они снова в разных комнатах.

        Утро было похоже на черту под делением в столбик: любовь делить на одну
«неизвестную». Под чертой получалось тоже неизвестно что.
        Болела голова, за стеной верещал Никита, мужа снова не было дома.
        Нянька дипломатично сделала вид, что не замечает мятой хозяйской физиономии и не помнит ее вчерашнего выступления.
        - Я сегодня задержусь, - объявила Маша. - Договоритесь с Алексеем. Если он сможет вас отпустить, то… в общем, как договоритесь.
        - Спасибо, - кивнула Вероника.
        - Не за что пока. Вполне может выясниться, что у него сегодня тоже «личная жизнь».
        - Тоже? - не поняла Вероника.
        - Да. Тоже. В приличных семьях такое иногда случается. - Маша сама не знала, зачем выкладывает все это няньке, но держать в себе тоже не получалось. Хотелось сочувствия и поддержки. Вероника непонимающе хлопала глазами.

«Дура, - резюмировала Маша про себя. - С таким же успехом можно было пообщаться с зеркалом, там хоть эмоций больше и реакция присутствует».
        Наступила пора делиться бедой с подругами.

        Алина сидела как баба на чайнике: с неестественным румянцем во всю щеку и кукольно-выкаченными глазами.
        - Привет, - осторожно начала Маша. - У тебя кнопка на стуле?
        Шульгина затравленно улыбнулась и всхлипнула:
        - Хуже!
        В мире есть миллионы вещей и событий, которые хуже кнопки на стуле, поэтому Маша гадать не стала, а сразу перешла к делу:
        - Что случилось?
        - Радость у нас. Феерическая, - снова шмыгнула Алина. Губы у нее запрыгали, а по щеке потекла слеза.
        - Ребеночка ждете? - все же пришлось гадать, чтобы сподвигнуть подругу на внятный ответ.
        - Еще хуже!
        - Каблук сломала?
        - Толик хочет познакомить меня с мамой!
        - Ого! Вот это поворот! С самой мамой?! Великой и ужасной?
        - А ты что, знаешь что-то про его маму? - посерела Шульгина, закатывая глаза. - Монстр, да?
        - По идее, мама мужа - всегда в душе монстр. Но иногда этот монстр спит или прячется, как чудовище в «Аленьком цветочке», - начала рассуждать Маша, но шутка не удалась. Алина прикусила губу, слезы потекли быстрее и обильнее.
        - Шульгина, я шучу. Из последних сил. У меня сегодня такое настроение, что я бы тоже поревела за компанию. Не знаю я его маму. Вполне может оказаться, что она милейшая женщина. И вообще, что за истерики: разве ты не об этом мечтала? Знакомство с мамой - это даже серьезнее, чем просто предложение и кольцо невесты. Это попахивает осознанным и продуманным шагом. Вообще, любовь - это победа мечты над интеллектом. Мозг посылает сигналы «SOS», а воображение блокирует их надеждой на лучшее. Надежда умирает последней, уже после того, как издохнут чувства и будут выпиты последние капли терпения.
        - У тебя что-то случилось! - догадалась чуткая Шульгина.
        - Да. Я, кажется, развожусь. Это нормально. Кто-то собирается замуж, а кто-то - наоборот. Круговорот. Я бы даже сказала - водоворот. Сначала затягивает, а потом отпускает, и к берегу прибивает уже не душу, а тело.
        - Я тебе с удовольствием посочувствую, - нахохлилась Алина, - только ты мне настроение не порти, пожалуйста. Меня и так колотит. Может, я замуж собираюсь, а его мама соберет меня в посылку и отправит родителям. Мне пока особо радоваться тоже нечему. Я только не поняла, с чего ты вдруг разводиться собралась? Из-за романа?
        - Какого романа?
        - Как это «какого»? Да весь офис уже знает, что у вас с Людигом… того…
        - Чего того? - оторопела Маша. - Мы просто книжку читать собирались. Которую он написал.
        - Ну и как? - хихикнула Аля. - Не собрались? Нашлись дела поважнее?
        - Я что-то не пойму, чего ты ржешь? И что именно знает «весь офис»? - Маша напряженно смотрела на подругу.
        Запинаясь, Алина поведала историю, леденящую кровь и вызывающую горячее желание немедленно размазать Людвига как масло по бутерброду.

        Ночью гению пришла в голову новая идея развития сюжета, и он примчался на работу ни свет ни заря, застав вчерашнего охранника Жору. Георгий, сутками тосковавший на посту, как оторванная от бурной общественной жизни пенсионерка, интересовался абсолютно всем, делая далеко идущие выводы и выспрашивая недостающие подробности у окружающих.
        - А чего ты один? - нахально пристал Жора к местной знаменитости, стремившейся как можно быстрее попасть на рабочее место, дабы не расплескать кусок сюжета, заполнивший всю сущность творца. - Где твоя вчерашняя подружка?
        - Спит еще, - отмахнулся Людвиг, ничего особенного не имея в виду. Само собой, в такую рань спали все, и не только «его подружка».
        Путем нехитрых умозаключений Георгий пришел к выводу, что спит подружка не где-нибудь, а у Людвига дома. У нее они ночевать никак не могли, так как у дамочки на пальце красовалось обручальное кольцо. Следовательно, сам Людвиг ушел раньше, подругу оставил досматривать сны после бурной ночи, а запасной ключ от квартиры оставил ей. Из чего можно было сделать вывод, что доверие между ними полнейшее, и очень может быть, что теперь пара будет вообще жить вместе.
        Мыслями Жора незамедлительно начал делиться с приходящими на работу сотрудниками, собирая уточнения и дополнения. Народ пополнял Жорину копилку вдохновенно и с удовольствием.
        Ядвига Карловна, пообщавшись с охранником, едва не потеряла вставную челюсть при падении на вираже между этажами. Кряхтя и охая, она ввалилась в кабинет и первым делом бросилась к столу коллеги:
        - Людвиг, как спалось?
        - Я сегодня не спал, - порадовал старушку наивный молодой человек.
        - Ну, конечно, твое дело молодое, - подначила его Ядвига Карловна.
        - Да уж, - неопределенно поддакнул гений, торопливо дописывая канву повествования новой части. Он придумал непредсказуемо-хитрый ход в сюжете и самодовольно улыбнулся, подмигнув захлебнувшейся эмоциями старушке.
        - Тебя можно поздравить? - трепеща от избытка информации, уточнила Ядвига Карловна. Она уже предвкушала, как попьет кофе сначала у менеджеров, потом в бухгалтерии, потом заглянет в плановый…
        - Поздравляйте, - великодушно разрешил Людвиг. Книга должна была стать прорывом.
        - И как она? - У бедной старушки подскочило давление, как в паровом котле. Если немедленно не приоткрыть крышечку и не слить часть сплетен сотрудникам, то так и до гипертонического криза недалеко.
        - Фантастика! Просто супер! - поделился гений.
        Застонав, Ядвига Карловна вывалилась в коридор и на подрагивающих конечностях ломанулась по кабинетам.

        - Я его убью! - Маша шлепнулась на стол перед раскрасневшейся Шульгиной.
        - А что? Он же не виноват, что все выплыло! - Алина попыталась заступиться за местную достопримечательность, которая наконец-то обзавелась личной жизнью.
        - Что выплыло? Аля, ты в своем уме? Я и этот заморыш?! Да мы просто вместе пили. А потом я пошла домой! Мне надо было хоть с кем-то провести вечер.
        - Если бы тебе надо было просто с кем-то напиться, ты бы позвала нас с Риткой, - резонно опровергла ее логические умозаключения Шульгина. - Мне-то можешь не врать.
        - Мне нужен был мужчина!
        - Значит, Людик все же мужчина? - восторженно взвизгнула Алина.
        - Понятия не имею. Но то, что он жмот, это точно. Я пила на свои.
        - Кстати, а почему тебе нужен был мужчина?
        - Потому что мой муж мне изменяет. Кажется.
        - Кажется или точно? - испуганно переспросила Алина. - Может быть, только кажется?
        И тут Маша, забыв, что изначально хотела пожаловаться без подробностей, вывалила детальное описание событий последних двух дней, сдобрив его собственными смачными и нелицеприятными комментариями.
        - Твой рассказ слишком субъективен, - помотала головой подруга. - Наверняка в исполнении второй стороны он звучал бы иначе. Так всегда бывает. Чтобы найти истину, надо поставить себя на место оппонента.
        - Когда я найду истину, я сниму с нее скальп, - мрачно пообещала Маша. - Алька, что мне делать? Мне двадцать три года, у меня ребенок, испорченная фигура и комплекс неполноценности. Мне предпочли другую! И самое ужасное, что я не понимаю, кого именно и чем она лучше? Ты не представляешь, какой это кошмар - абсолютное неведение. Он не хочет со мной разговаривать, не желает объясняться и не предлагает никакого выхода. Как будто все, что сейчас происходит, - это в порядке вещей! И ничего не надо делать! Я так не могу! Не могу!
        - Не ори! - испуганно шикнула Алина. - На, водички попей.
        - Не хочу водички! - грохнула кулаком по столу Маша. - Я поняла: мне нужно срочно выяснить, кто она такая! И почему - она, а не я! Как думаешь, может, мне нанять детектива?
        Тут Маша осеклась и словно сдулась.
        - Что? - испугалась Аля. - Ты знаешь, кто это?
        Обреченно мотнув головой, Маша побрела к себе.
        Невероятно, но мама выкрикивала все то же самое и точно так же истерично, глупо и бессмысленно. Как это жалко и недостойно, как унизительно! Уму непостижимо, но все вернулось бумерангом, от всей души треснув по самолюбию. Бумеранг судьбы угодил в хрупкое семейное счастье, которое оказалось никакой не крепостью, не каменной стеной, а беззащитной витриной. Она осыпалась дождем осколков, больно раня и оставляя на сердце шрамы, которые не залечить ничем и никогда. Память живет дольше, чем нам хотелось бы. Она тащится следом за нами оборванной грязной старухой, чтобы непременно появиться в самой гуще бала и распугать гостей. Прошлое нельзя забыть, нельзя вычеркнуть, его можно только спрятать от самих себя, но будьте уверены: в самый неожиданный момент вы на него наткнетесь.
        Перед мамой было неловко, ее было жалко, но так хотелось, чтобы она решала свои проблемы сама, на своей территории, не срывая зло на Алексее и не вовлекая его и Машу в разборки с отцом. Детектив, колдунья - как дико было все это слушать. И разве можно было предположить тогда, что пройдет совсем немного времени, и Маша слово в слово повторит то, над чем раздраженно посмеивалась.
        Неужели женщина, потеряв мужа и веру в сильную половину человечества, вместе с этим джентльменским набором теряет и остатки разума? Куда деваются логика, здравый ум и трезвая память? Известно - куда.
        Логика меняется с проворством хамелеона, умудряясь обосновать не только для хозяйки, но и для окружающих, самые нелепые поступки. Да еще как обосновать! Диогену и не снилось.
        Здравый ум толкает на совершенно нецелесообразные и нерациональные, с точки зрения остального человечества, действия.
        А трезвая память норовит утопиться в коньяке или липких ликерах, чтобы дать хозяйке возможность начать жизнь с чистого листа. Но процесс не идет, заставляя измученную женщину обреченно размышлять над тем, из чего же все-таки сделана память, если она не тонет.


        Глава 21
        Шеф задерживался, поэтому можно было спокойно посидеть и подумать в тишине. Думать не получалось. Вместо конструктивных мыслей, на которые пыталась настроиться Маша, вязким комом разбухала жалость. Она заполняла все пространство и мешала сосредоточиться. Она, словно кривое зеркало, выдавала гипертрофированный портрет безнадежно одинокой конопатой простушки с младенцем и без шансов на успех. Талия испорчена, живот уже не такой плоский, как раньше, грудь непропорционально большая, волосы тусклые и жидкие… В общем, этакая кикимора в депрессии.
        Не выдержав самобичевания, Маша подбежала к шкафу, где висело обычное зеркало. Настроение было соответствующим моменту, поэтому бесстрастная стекляшка продемонстрировала тот же самый портрет, который только что нарисовала жалость.
        - Перекраситься, что ли? - нервно спросила Маша у своего унылого отражения.
        - Ни в коем случае! - Сокольский ворвался в приемную, на ходу стягивая куртку. - Мне кто-нибудь звонил?
        - Нет, - мрачно буркнула Маша. Ей было неловко, что шеф застукал ее вертящейся перед зеркалом.
        - Начинаем новую жизнь? - подмигнул Сокольский. - Оно тебе надо?
        - Надо.
        - Ладно, не лезу. Но перекрашиваться категорически не советую. Такой цвет волос - подарок природы. Да и все остальное тоже. Кстати, я не знал, что ты у нас… ммм… без предрассудков. Мы могли бы поужинать сегодня и обсудить… рабочие вопросы.
        - Я с начальством не сплю, - отрезала Маша, захлопнув шкаф.
        - Да я, собственно, и не предлагал так сразу, - хохотнул шеф, правда, по тону угадывалось, что он слегка уязвлен прямолинейностью подчиненной. - А что, Бартемьев и правда половой гигант? Я просто из любопытства спрашиваю.
        - Кто? А, видимо, ваш сплетник Людвиг… Чтобы удовлетворить свое любопытство, предлагаю пригласить на ужин его, а не меня. Там все и выясните, - окончательно обозлилась Маша.
        - Ясно. Раз у тебя с утра такое настроение - Бартемьев не гигант. Но ты не расстраивайся. Есть же и другие мужчины.
        - Да что вы говорите? - ядовито прокомментировала Маша. - Тогда я спокойна. В жизни появился смысл.
        Сокольский взглянул на нее с состраданием, но промолчал.
        На столе затрезвонил телефон, деловито жужжал факс, выплевывая бумагу. День пошел своим чередом.

«Надо срочно что-то делать! - лихорадочно соображала Маша. - Иначе я сойду с ума. Надо отвлечься. Нельзя постоянно думать об этой неведомой бабе. Это унизительно. Я никогда не поведу себя, как примитивная клуша. Я не буду ничего выяснять. Не буду. Не буду. И думать надо о чем-то другом. О работе, например».
        Она с отвращением посмотрела на стопку листов. Пришел новый договор, который следовало перевести как можно быстрее. Но как можно думать о работе, когда знаешь, что твой собственный муж в этот самый момент, возможно, и не работает вовсе, а…

«Ключевое слово - «собственный». Надо отталкиваться от этого», - Маша попыталась уложить свои горести в рамки обычной схемы. Раньше этот прием помогал справиться с проблемой или хотя бы успокоиться.

«Собственный - это значит мой, персональный, личный. Если предположить, что это не муж, а автомобиль, то есть два варианта: его угнали или он сломался сам. Если угнали, то надо попытаться вернуть. Все же собственность, с какой стати его кому-то дарить. А если сам сломался, то надо поменять. Исходим из того, что починить его нельзя. Или можно? И еще один момент: автомобиль все же подневольная куча железа, которую может присвоить посторонний человек. А муж? Он что, без сознания был, когда его «угоняли»? Сигнализация не сработала? Так что? Как быть-то? Угнали или сломался? Какой вариант менее безболезненный для хозяина? Однозначно - лучше, если сломался. Есть шанс починить».
        Как «чинить» мужа, вильнувшего налево, Маша не знала. Поэтому решила пойти по проторенному пути - в салон красоты. Пусть он увидит, какое сокровище теряет. Как в анекдоте: «Такая корова нужна самому». Это было тоже довольно унизительно - пытаться понравиться, угодить, но лучше уж совместить приятное с полезным, чем превращаться с народную мстительницу, вычислять соперницу и устраивать с ней битву на половниках.
        Когда у брошенной женщины появляется цель, ей становится легче. По крайней мере, поток мыслей делится на две половины, лишь одна из которых омывает утес под скорбным названием «Муж бросил». Зато вторая конструктивно и целеустремленно несет вперед, возможно, к новой жизни. Тогда и русло первой реки со временем может высохнуть.

        Заловив Людвига по пути в столовую и оттеснив его бюстом в угол, Маша поинтересовалась:
        - Людвиг, я тебе нравлюсь?
        - Ну-у-у, - задумчиво протянул гений, скосив глаза на ее грудь. - Ты приятная девушка.
        - Во всех отношениях?
        - Во всех, - осторожно согласился гений.
        - И что дальше?
        - А что, должно быть еще что-то дальше? - заволновался Людвиг, жалобно посылая коллегам призывные взгляды из-за Машиного плеча. Но коллеги с делано независимым видом сновали мимо, локаторами настроив уши, и при этом незаинтересованно глядя в сторону. На помощь никто не спешил.
        - Вот. Наконец-то мы пришли к консенсусу. Дальше ничего быть не должно! - обрадовалась Маша. - Иначе как честный человек ты должен будешь жениться.
        - Ты же замужем!
        - Я разведусь, - пообещала она.
        - Не надо.
        - Тогда сделай одолжение, объясни коллегам, что между нами ничего нет, а то меня напрягает всеобщее внимание! Может быть, я личную жизнь хочу устроить, а тут ты, как табличка «зарезервировано» на ресторанном столике. Будь любезен, верни все как было.
        - Я же ничего с тобой не делал, - проныл Людвиг. - Чего возвращать-то?
        - Общественное мнение возвращать вспять. Скажи всем, что я не ответила тебе взаимностью.
        - Но они все считают, что мы с тобой… И Копейкина начала ревновать.
        - Копейкина? Да плевать мне на Копейкину!
        - А мне не плевать! - запальчиво взвизгнул Людвиг.
        - Так ты нарочно? - Маша плотнее притиснула его к стене. - Я думала, это роковое стечение обстоятельств, а тебе, паразиту, надо было, чтобы Светка поревновала?!
        - Тебя это не касается!
        - Как же не касается, когда весь офис обсуждает мою несуществующую личную жизнь?
        - Разговариваете? - Света Копейкина собственной персоной спускалась по лестнице к месту действия.
        - Да так, - Людвиг попытался принять независимую позу, но места для маневра было слишком мало, и он чуть не свалил Машу. Оттолкнуть ее он стеснялся, поскольку под руками была сплошная грудь, браться за которую было страшно.
        - Я его поймала, - порадовала Копейкину Маша. - Для тебя. Брать будешь?
        - Буду, - машинально кивнула Света.
        - На, - Маша отлепилась от багрового Людвига и проникновенно объявила: - Совет вам да любовь! Я за вас так рада.
        - Что это значит? - отмерла психолог. - Людвиг?
        - Он хотел тебя куда-нибудь пригласить, а вчера тренировался на мне, - пояснила Маша. - Крайне закомплексованный юноша. Просто клад для диссертации, если ты таковую задумаешь. Представляешь, Свет, у него книга, у тебя кандидатская! Полное совпадение интеллектуального уровня и интересов.
        С этими словами Маша направилась в столовую, провожаемая обалделым взглядом двух пар глаз. Света с Людвигом нахохлились в углу, как два филина, разбуженных в неурочный час.

        Вечером ноги сами принесли Машу в родительскую квартиру. Несмотря на то что в салоне из нее сделали писаную красавицу, вернув уверенность в себе, домой всю эту красоту нести не хотелось.
        Двери открыл неизвестный мужик в папином халате. Последовала немая сцена, причем Маша молчала, впав в крайнее изумление, а мужчина просто терпеливо ждал, пока она отомрет.
        Наконец, ждать ему надоело, и он поторопил визитершу:
        - Вы агитировать пришли или продаете что-то?
        - Купите бублики, гоните рублики, - одурело пробормотала Маша, соображая, может ли вор для усыпления бдительности переодеться таким образом.
        - Какие бублики? - «халатоносец» недовольно потер переносицу и пожал плечами, намереваясь захлопнуть дверь.
        - Мама! - крикнула Маша, пытаясь протиснуться внутрь.
        - Девушка, я сейчас милицию вызову, - рассердился мужик, прилипнув к косяку и перекрыв доступ в родительское гнездо.
        - В чем дело? - недовольно поинтересовалась Диана Аркадьевна, выплывая в коридор в… Нет, у Маши даже не нашлось подходящего слова, чтобы обозначить полупрозрачный кусочек тряпочки, прикрывавший маменьку. Никогда раньше она не замечала, насколько потрясающая у родительницы фигура для ее возраста.

«Надо за собой следить, пока не поздно, - грустно подумалось Маше. - Или уже поздно и не для кого? Хотя вон выясняется, что с уходом мужа жизнь не заканчивается и кислород продолжает поступать. Женщине всегда есть для кого стараться. Хотя бы для зеркала».
        - Вот тут девица ломится. Я подумал, вдруг она твоя соседка, поэтому хамить не стал на всякий случай.
        - Какая предусмотрительность, - съязвила Маша. - Войти можно?
        Мама пребывала в смятении, и Маша остро пожалела, что приперлась без приглашения. Родители тоже имеют право на личную жизнь и уединение, поэтому к ним, как и к знакомым, следует приходить если не по приглашению, то хотя бы с предупреждением.
        - Это кто? - нахмурился кавалер. А это был именно кавалер, сомневаться не приходилось - форма одежды соответствовала как раз такому выводу.

«Вот попала, - расстроилась Маша. - Неудобно как вышло».
        Тем не менее что-то внутри нее, вероятно - дух противоречия, не желало сдаваться.
        - Маша, деточка, проходи, конечно, - наконец-то сообразила мама, втянув дочь в квартиру, пока на шум не вылезли соседи. Дом был вполне приличным, они специально при обмене несколько лет назад подыскивали не столько квартиру, сколько окружение. Соседи-маргиналы, коммуналки, заплеванные лестницы с наскальной живописью остались в прошлом.
        - Это Олег, - замялась мама. - Мой знакомый.

«Еще бы ты пускала в дом незнакомых», - мысленно сострила дочь, замешкавшись в поиске тапочек.
        - Он давно знакомый или малознакомый? - прокряхтела она, увлекшись поиском сменной обуви.
        - Диана, и все-таки, - уязвленным тоном закапризничал мужчина. - Она кто?
        - Я - старшая сестра Дианы Аркадьевны, - хрюкнула Маша, проехавшись по оппоненту высокомерным взглядом.

«Вот гад, в папином халате и чувствует себя тут хозяином. А тапочки новые. Ишь ты. Интересно, он тут давно или мимо шел?»
        Смириться с наличием у мамы кавалера никак не получалось. Вся ее сущность противилась этому, казалось бы, закономерному факту. Сама Маша позволила себе максимум небольшой флирт с Бартемьевым, и то - без последствий. Хотя ее-то муж пока не бросил. Вернее, не озвучил свое решение и не отбыл в неизвестном направлении. А мама права - надо устраиваться, пока деньги не кончились. Материально зависимая женщина любому мужчине всегда кажется обузой, хотя любая обеспеченная и избалованная потом даст фору проигнорированной скромнице и станет не просто обузой, а финансовой прорехой в семейном бюджете. И не просто прорехой, а пробоиной, как на «Титанике». Но предусмотрительные кавалеры, желая обезопасить себя от брака по расчету, ищут если не ровню, то хотя бы не Золушку, которая после свадьбы норовит не только въехать во дворец с отцом-лесником, но и прописать туда мачеху, сестер и даже мышей с тыквой.
        Кроме всего прочего, «знакомый» оказался возмутительным красавцем. Рост, фигура, лицо…
        Мама, словно почувствовав ход мысли дочери, тревожно подобралась и по-хозяйски положила руку на плечо своего мачо.
        - А вы похожи, - польстил красавец.

«Еще и идиот. Правильно, все плюсы должны быть уравновешены минусами, чтобы конструкцию не перекосило», - удовлетворенно подумала Маша и послала Олегу резиновую улыбку.
        - Это моя дочь, - торопливо призналась Диана Аркадьевна. Обширный жизненный опыт подсказывал, что лучше не завираться. Ложь, как бур, увлекает за собой в податливую почву все глубже и глубже, только выбраться потом на поверхность все сложнее. И однажды вдруг выяснится, что обратную дорогу вообще завалило.
        - Дочь? - совершенно искренне изумился Ленский. - У тебя такая взрослая дочь? А сколько ей?
        - Ей еще мало, - невежливо оборвала его Маша. - Но она умеет разговаривать, так что можно все вопросы адресовать непосредственно к ней. Чай, не тумбочка, ответит.
        - Прошу к столу, - гостеприимно махнул рукой Олег, видимо, решив не ссориться с хозяйским отпрыском.
        - Мама, мне надо с тобой поговорить, - проигнорировала его приглашение Маша.
        - Доченька, так у меня секретов от Олежека нет.
        - Зато у меня есть секреты от Олежека!
        - Конечно, - подлизался Олежек. - У девушки с такой роскошной фигурой уже могут быть секреты от взрослых.
        - Мужчине в вашем возрасте уже пора перестать интересоваться фигурами чужих девушек, - огрызнулась Маша.
        - Предлагаете подумать о душе и внуках? - неожиданно хмыкнул мамин кавалер. - А вы мне нравитесь.
        - А вы мне нет.
        - Так или иначе, но о внуках нам с Дианочкой думать еще рано, - Олег приобнял побагровевшую Диану Аркадьевну и высокомерно взглянул на Машу.
        Мама умоляюще гримасничала, посылая болтливой дочери сигналы. Вероятно, она посчитала, что на первый раз с Олега Ленского достаточно информации о наличии у нее дочери. Внук в эту амурную историю никак не вписывался.

«Последняя соломинка, - вдруг подумала Маша. - Этот хлыщ - последняя соломинка, за которую маме удалось уцепиться. Да, она не блещет умом, она наивна и неприспособлена к жизни, но ведь красива! Тогда почему именно этот слащавый пижон, а не кто-то более достойный. Или с уходом мужа от женщины уходит и уверенность в себе?»
        Маша внезапно осознала, что мама еще очень даже ничего, и если озаботиться этим вопросом, то вполне можно найти ей достойную пару, как ни дико это звучит. Раз отец не делает никаких попыток помириться, а мама уже откровенно приводит в дом постороннего мужика, то это означает только одно: начат новый этап в жизни обоих родителей. И если папа идет по проторенной дорожке, то мама пока что наугад ломится через заросли. Так почему бы ей не помочь?
        Как в период тотального дефицита продуктов покупатели хватали с прилавка любую колбасу, не выбирая и не принюхиваясь, так женщины хватают любого мужичка, которого еще не успели прибрать к рукам другие. Нет, конечно, минимальная разборчивость присутствует. И мало кто подберет бесхозного бомжа, сладко спящего у подножия социальной лестницы. У каждой дамы в этой жизни - свой этаж. В пределах своего этажа и соседних она и рыщет. Поэтому и у полунищего интеллигента в пузырящихся на коленках штанах, и у мордатого работящего пьяницы, и у богатого мерзавца может оказаться жена, которой все вышеперечисленные категории не достойны. Просто так случилось, что женщина, вспомнив пословицу про журавля в небе, мертвой хваткой вцепилась в свою «синицу» и теперь пытается смириться с собственным выбором.
        - Пойду я, - заторопилась Маша.
        Мама удивленно округлила глаза, но удерживать не стала. Ленский с интересом разглядывал тыл нежданной гостьи, занятой переобуванием. Подавая куртку, он даже слегка прижал Машу к себе, отчего у той закружилась голова, пересохло в горле и дрогнули колени.

«Ах ты, гад!» - подумала она, представляя, как сейчас врежет маминому ухажеру. Но вместо этого молча вывернулась и сбежала по лестнице.


        Глава 22
        Вероника была недовольна. Раздражение волнами исходило от ее крупной фигуры и просто сбивало с ног еще на входе в квартиру.
        - А что, Алексей вас не отпустил? - Маша растерянно и виновато затопталась на пороге.
        - Нет, - односложно ответила нянька. - Он приехал, собрал вещи и снова уехал.
        - Как это «собрал вещи»? - оторопела Маша. Она уже все поняла, но не осознала до конца. Это случилось. Как мерзко, гадко, трусливо! Без объяснений. Вот так оно и выглядит, мужское предательство.
        - Он не сказал ничего? У него командировка? - Голос у Маши сел, и вопрос она по-цыплячьи пропищала срывающимся дискантом.

«Как стыдно! И еще эта лошадь тупая в курсе. Своих переживаний нет, так хоть чужую
«мыльную оперу» посмотрит. Как он мог?!»
        - Ничего не сказал. Кто я такая, чтобы мне докладывать?
        - Действительно, - кивнула Маша, не заметив, как нянька оскорбленно поджала губы.
        - Были бы вы дома, может, вам сказал бы. Мы, кстати, договаривались на рабочий день до шести вечера.

«Надо же, такая тихая была, а тут заговорила. Как люди чувствуют слабость ближнего! Стоит только зазеваться, и окружающие бросаются на тебя, как грифы на падаль. А она так хотела помочь этой нескладной дурище, приодеть, может, даже жениха по Интернету подыскать. Ну и что, что не собралась, не успела, но ведь планировала же сделать доброе дело!»
        - Если не ошибаюсь, мы доплачивали вам за сверхурочные, - холодно бросила Маша. Ей уже не было стыдно за опоздание.
        - Раньше доплачивали, - согласилась Вероника. - А теперь, я так понимаю, у вас могут возникнуть материальные затруднения?

«Ишь ты какая! - ахнула про себя Маша. - Похвальная дальновидность и предусмотрительность. Раньше была тихая, место ценила, шныряла, как мышь, а теперь голову подняла, как кобра. Пригрела на груди непонятно кого!»
        Нельзя не признать, что определенная доля правды в словах няньки была. Совершенно не ясно, что теперь будет с деньгами. Если платить за ее услуги с Машиной зарплаты, то на жизнь не останется совсем. С отцом отношения испорчены Машиным позерством и гордыми заверениями, что все в порядке. Ей хотелось доказать, что она взрослая, что выбор сделала правильный, что разберется сама. Вот и доказала. Пересилить себя и попросить денег? Никогда! В крайнем случае можно попросить у деда, но старик въедливый, обязательно начнет разбираться, запросто может устроить скандал, и тогда все будут в курсе: Машу бросил муж. И начнутся обсуждения, сплетни, домыслы: он бросил? Или его бросили? А почему разошлись? Любовник? Любовница?
        Злобно простонав от бессилия, Маша процедила:
        - Вероника, пусть мои финансы вас не волнуют. Муж уехал, скорее всего, в командировку. В любом случае, вас это не касается.
        - Зарплата в следующий понедельник, - равнодушно напомнила нянька.
        - Не волнуйтесь, - с ужасающей любезностью процедила Маша, захлопывая дверь.

«Если и звонить, то сразу!» - подумала она, в поисках телефона лихорадочно вытряхивая из сумки всякое барахло.
        Иногда каждый поступок следует досконально обдумать, чтобы потом не пожалеть о нем, а иногда человеку приходится сожалеть именно о том, что он начал взвешивать и обдумывать свои действия. Просто потому, что отважиться на всесторонне продуманное действие несоизмеримо сложнее, чем рискнуть на «авось».
        Трубку Алексей не брал.
        - Занят шибко, - мрачно подытожила Маша. Ее трясло от бешенства и жалости к себе. На сознание накатывала страшная чернота, которая, судя по ощущениям, и была часто упоминаемым в детективах «состоянием аффекта».
        Спасла ситуацию Гусева. Ее звонок сыграл роль пощечины в начинающейся истерике.
        - Чего молчишь? - требовательно рыкнула Рита.
        - Гусева, я сейчас не могу, извини. У меня проблемы.
        - Какие? - Судя по тону, подруга звонила именно за тем, чтобы нарваться на перечень чужих проблем. Когда жить тяжело и одиноко, чужие беды бодрят и поднимают настроение.
        - Плохие и очень плохие.
        - Это новости бывают плохими и очень плохими, а проблемы бывают решаемыми и решаемыми, но с трудом.
        - Тогда у меня новости. Потому что проблемы мои неразрешимые, а, исходя из твоей классификации, таких не бывает в природе. Значит - это не проблемы, а новости.
        - Ладно, давай новости.
        - У мамы завелся ухажер, - Маша решила начать с наименее трагического факта своей биографии. Во всяком случае, обсуждение краха ее собственной семейной жизни пока откладывалось. Гусева была злой, острой на язык, но умной. Поэтому узнать ее мнение, с одной стороны, было страшно, поскольку скорее всего пришлось бы пересмотреть собственную позицию и решиться на какие-то кардинальные действия, а с другой - вдруг в ее ядовитых комментариях всплывет зерно истины, вдруг ей со стороны окажется виднее, что делать.
        - Ужас какой, - озабоченно охнула Рита. - И что делать? Кошмар.
        - Я думала, ты мне скажешь, - Маша была несколько озадачена столь убийственной реакцией. Неприятно, неловко, но чтобы «ужас» и «кошмар»?! - Ты же у нас специалист.
        - Я? - обалдело уточнила Гусева. - Я не медик. А моя мама вряд ли сможет тебя проконсультировать, у нее специализация другая.
        - Мама? Твоя?
        - Маша, ты пьяная? Я могу только посочувствовать и предложить сводить Диану Аркадьевну к врачу. Симптомы-то какие?
        - Почему сразу к врачу? - обиделась за маму Маша. - Симптом один: наглый, под два метра и руки распускает.
        - Руки? Под два метра? - сипло ухнула Гусева. - Фильм ужасов. Маня, мне плохо. Я про такое только по телевизору видела. А где она могла его подцепить?
        - Думаю, в ресторане.
        - Вот. Я всегда говорила, что мужики и паразиты - понятия тождественные, - нравоучительно процедила Рита. - Глисты вообще бывают по шесть метров, так что твоей маме еще повезло. Кстати, а эти «ухожоры» как передаются? Как вирус или как блохи?
        - Они передаются из рук в руки, как переходящее красное знамя, - мрачно просветила подругу Маша. - Твое чувство юмора сегодня, похоже, агонизирует. Ничего смешного в этом нет. Я тебя не сильно удивлю, если скажу, что посторонний мужик в постели моей матери для меня как дыра на вечернем платье или как кусок соленого огурца в десерте из взбитых сливок?
        Гусева сначала хрюкнула, потом загоготала, тут же сконфуженно подавившись своим весельем:
        - Маня, ты не поверишь, но я решила, что «ухожор» - это который уши жрет, нечто вроде уховертки. Извини, но твоей маме столько лет, что мысль про мужика мне просто не пришла в голову. Ей же под пятьдесят! В таком возрасте - кавалеры?
        - Ты не поверишь, но кавалеры бывают в любом возрасте. Ведь случилась же у моего папы любовь на старости лет. Так почему бы в маму тоже кому-нибудь не влюбиться?
        - Такое ощущение, что мы спорим про одно и то же: «Этот лист белый», «Нет, он белый!».
        Рита помолчала, потом нехотя выдавила:
        - Вообще это личное дело твоей мамы: ухажеры, блохи и даже старческий маразм. Если попросит помочь, то помоги, а так - не суйся.
        - Где-то я это уже слышала, - буркнула Маша.
        - Наверное, до меня ты общалась еще с каким-нибудь умным человеком, - предположила Рита.
        Гусева была права. Лезть в чужую жизнь нельзя. Тем более, что мама еще вполне адекватна и сама разберется, с кем ей спать, а с кем нет. Но влезть очень хотелось. Хотя бы потому, что Олег Ленский ей не понравился. Или, наоборот, слишком понравился?
        От этой мысли Маша покраснела и смущенно пробормотала:
        - Да, ты, наверное, права. Пусть они сами как-нибудь.
        - Вот именно, - подтвердила Гусева. - Давай вторую новость.
        - Да нет никакой второй…
        - Маня, я разговаривала с Алькой.
        Маша в ответ промолчала. «Разговаривала с Алькой» - это означало, что Шульгина выложила не только все подробности, но и добавила массу отсебятины, сдобрив рассказ своим отношением к злоключениям подруги.
        - Ну, - поторопила Рита. - Не держи в себе. Стошни негатив на ближнего. Это самый верный способ облегчить страдания.
        - Как с тобой тяжело-то, Гусева. Тебе бы мужиком родиться.
        - Или патологоанатомом, - поддакнула Рита. - Здоровый цинизм облегчает жизнь. Надо закалять организм, чтобы мелочь, вроде ухода мужика, не казалась вселенской катастрофой. Чего ты из себя корчишь страдалицу? Жилплощадь есть. Деньги есть.
        - А еще есть ребенок, - напомнила Маша.
        - Это плюс, а не минус, - заметила Рита. - Наличие сына говорит о твоей женской полноценности. Или ты считаешь Никиту своим персональным дефектом?
        - Дура. Это моя гордость.
        - Именно. Только мужикам это объяснить будет сложно. У них в корне иное представление о том, чем может гордиться женщина.
        Потеряв ход мыслей подруги, Маша переспросила:
        - Я не поняла, это хорошо или плохо?
        - Что?
        - Что я с ребенком.
        - Кому как. Вот если бы с ребенком осталась я, то это был бы безусловно полный капут. Просто-таки финиш.
        - А в чем разница?
        - О, Маня, разница колоссальная. С тех пор, как в нашей стране перестали строить социализм, между некоторыми слоями населения образовалась бездонная пропасть. Не обойти, не перепрыгнуть. Представь: я с младенцем в коммуналке, в одной комнате с мамой, там же сохнут пеленки на веревках, так как соседи не позволят занимать для этих целей ванную… Во, слышишь, уже орут! Успокойтесь, баба Тоня! Как радио в шесть утра включать на полную громкость или на ремонт подъезда деньги сдавать, так вы глухая, а тут я по телефону разговариваю, и, между прочим, не с вами - и нате! Приползла живот мне щупать. Не про моего младенчика речь. А если бы даже и про моего, так я вас забыла спросить! - завопила Гусева куда-то в сторону от трубки.
        На заднем плане слышались невнятные старушечьи взвизги довольно агрессивной тональности и полный сарказма голос Риты.
        - Все, я вернулась, - запыхавшись, выдохнула Гусева через несколько минут.
        - А чего бабка замолкла?
        - Враг был раздавлен и позорно бежал. Ты мне зубы не заговаривай. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу. Я, с младенцем и без денег.
        - Так и я тоже без денег…
        - Маня, ты без денег, потому что гордую из себя корчишь и до последнего хочешь поиграть во взрослую жизнь, но когда припрет, бегом побежишь к папочке, и он тебе отстегнет. А мне бежать некуда, поэтому у меня будет не просто безвыходная ситуация, а депрессия, переходящая в манию самоубийства. Возможно, я бы даже спилась. Но, прошу запомнить. Я - не ты.
        - Да уж понятно.
        - В хорошем для меня смысле. Я никогда не рожу от ненадежного мужика. А если рожу, то он от меня никуда не денется.
        - Я тоже так думала…
        - Ты думала, а у меня так будет. Потому что думать мало, надо продумывать! Чтобы мужик никуда не девался, а жил рядом, как пришитый, для этого еще нужно что-то делать.
        - Счастья тебе, Гусева! - в сердцах махнула рукой Маша.
        - Спасибо на добром слове. Не об этом речь. Я к чему веду: никакой трагедии не случилось. Ну, был мужик. Будет и еще. Они все, в принципе, одинаковые. Я это еще из курса анатомии помню. Другое дело, что в тебе бесится чувство собственничества. Как же, тебя, такую умницу, красавицу, и вдруг променяли неизвестно на кого. А тебе не приходило в голову, что там, может быть, кто-то на самом деле лучше, чем ты? Умнее, красивее, интереснее! Почему бы и нет? Нельзя себя недооценивать, но и переоценивать тоже нельзя. А еще нельзя недооценивать окружающих.
        - Тогда мне надо выяснить, кто там у него завелся? - предположила Маша. - Чтобы понять, что имело место быть: я себя переоценила или недооценила окружающих?
        - У него завелся «ухожор», вернее - «ухожорка»! - прыснула Гусева. - Это я тебя цитирую. И теперь она висит у него на ушах и жрет остатки былых чувств к тебе. Правильные бабы так всегда и делают: сначала заинтересовать, потом обезвредить соперницу, а после - брать тепленького. Как можно обезвредить соперницу? Никак. Он сам должен ее обезвредить, то есть потерять к ней интерес. Для этого надо сформировать в его мозгу твой негативный образ. Ты с ним спорила?
        - Ну, разумеется. Не бывает же, что абсолютно по всем вопросам мнения совпадают, - удивилась Маша.
        - Не бывает. Но на это можно взглянуть иначе: ты не уважала его мнение. А, следовательно, не уважала и его самого. Идем дальше, ты дома как одеваешься? Косметика, шпильки, прическа?
        - Никак. Я ж дома.
        - Вот. Она тоже дома, или даже не дома, но у нее, во-первых, все это присутствует: косметика, шпильки, прическа, а, во-вторых, мужчина воспринимает образ - и ему фиолетово, дома она или в ресторане. Она - при параде и в полете, а ты - в пролете. Потому что она бьется за мужика, а ты - не в курсе, что за него надо биться. Так вот, запомни: за мужика надо биться всегда. И всегда надо помнить, что рядом может оказаться более интересная, более красивая и более талантливая женщина. Если ты еще не поняла, мужик - это сплошная претензия. Ему всегда надо больше, чем есть. И даже не потому, что у соседа лучше, а потому, что в принципе возможно наличие более совершенного существа. Это мотыльки, которые порхают с цветка на цветок, собирают пыльцу и одновременно таращатся на соседние ромашки, выискивая посочнее и поярче. Погоди, у меня мобильный…
        Где-то на том конце провода протренькала мелодия Моцарта. Тон Гусевой резко сменился на совершенно несвойственный ей кокетливый щебет.
        - С кем это ты так? - недовольно спросила Маша. Ей казалось, что это абсолютно не по-товарищески - трепаться с кавалерами, когда у подруги такое горе. Нужно волноваться, ругаться, советовать, поддерживать, но не демонстрировать наличие личной жизни, которой у несчастной подруги как раз таки и нет!
        - Да, знакомая звонила. Ты ее не знаешь.
        - М-да? Ладно, - Маша не стала вдаваться в подробности. В конце концов, у Гусевой хватило такта не хвастаться своими радостями, когда рядом такое горе.
        - В общем, Князева, не ищи соперницу, а то будешь сильно разочарована. И комплексов добавится. Плюнь, подавай на развод и начинай с чистого листа.
        - Не поняла, - опешила Маша. - Почему это я буду разочарована? Ты что, знаешь ее?
        - Кого? - глупо переспросила Рита. Маше показалось, что вопрос прозвучал насквозь фальшиво.
        - Ее! Ты ее знаешь? Ты их видела?
        - Не ори. Я просто предположила, как все может быть. Будешь повышать голос - советуйся с Шульгиной. Она тебе подпоет, будете выть на пару. Очень рациональный подход. Маша, не копайся в прошлом, не зацикливайся на настоящем, занимайся будущим.
        - Надеюсь, твоя философия тебе тоже пригодится, - намекнула Маша, не зная, как еще уязвить разошедшуюся подругу. Из всей беседы с Ритой запомнилась только странная фраза, про «более талантливую» женщину. При чем тут талант?


        Глава 23
        Шульгина ввалилась в приемную и, горестно шмыгая, села у Машиного стола.
        День с самого утра обещал быть непередаваемо пакостным. Нянька была странно холодна. Вероятно, она наивно полагала, что с уходом мужа из семьи ушел и кошелек. И теперь, как любой дальновидный наемный работник, опасалась остаться без зарплаты. Никита в ходе процедуры прощания описал Машину юбку, пришлось переодеваться, в результате на работу она принеслась взмыленная, нервная, да еще и в порванных чулках. Безумно дорогие чулки было жаль. Они пали жертвой юной модницы в ботфортах, украшенных железными заклепками, кнопками и висюльками. Девица умудрилась не только зацепить Машу, но еще и обругать, заорав на весь вагон:
«Женщина, хватит ко мне прижиматься! У меня другая ориентация!» Красная от стыда и обиды, Маша выскочила, не доехав до своей станции, и, только глядя вслед уходящему поезду, поняла, что девица ловко ушла от ответственности. Правильно, лучшая защита - нападение.
        Плюс ко всему бессонная ночь прошлась по настроению и лицу, как трактор по полю, оставив следы помятости и душевного неблагополучия. Маша поминутно проверяла телефоны в ожидании звонка от мужа. Лучше бы уж он все сказал, пусть грубо, обидно, но сказал, а не исчез вот так, молча. Неопределенность душила, подминала, словно медведь-шатун, заставляя думать, что жизнь кончена. Что никогда уже ничего не будет. Потому что начать жить заново невозможно. Тогда уж и родиться надо заново, что в принципе нереально.
        Его молчание оставляло крохотную надежду, что все не так, что она чего-то не поняла, недопоняла, что это недоразумение, которое еще может разрешиться. Эти глупые сомнения тлели в сознании микроскопическими искрами, мешая кромешной мгле затопить Машу целиком. Что лучше: ждать и надеяться, почти не имея шансов на успех, или знать наверняка, что все кончено?
        Ждать Маша устала так, что склонялась к последнему. Но недосказанность мешала, бесила, угнетала. Эта недосказанность, словно капля дрожжей, меняла все, она разрасталась, пульсировала и муторно бродила по организму.
        Работы никакой с утра не было, поэтому Маша попыталась свести дебет с кредитом. Надо было принять за аксиому, что ни мужа, ни его, пусть маленькой, но зарплаты, больше нет. Она старалась думать о произошедшем именно в таком русле, чтобы не зареветь и не сойти с ума. Забыть о том, что рядом нет больше человека, которого любила, которому верила, без которого не мыслила ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Нет, перевести все в другую плоскость - материальную. Пропала статья дохода, появилась брешь в бюджете, которую надо залатать. Чем больше Маша об этом думала, тем страшнее ей становилось. Своими силами она справиться не сможет ни при каком раскладе. Выписанные в столбик суммы необходимых расходов бесстрастно подтверждали: нужна помощь со стороны. Но с чьей?

        Алина еще раз душераздирающе всхлипнула и поерзала на стуле.
        - Маша, почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?
        - Как здоровье? - послушно спросила Маша.
        - При чем тут здоровье?
        - Не знаю. У тебя, похоже, сопли.
        - У меня, Князева, не сопли. У меня горе!
        - Соболезную.
        - Ты стала черствой. Когда у человека горе, надо спросить «какое?»! - Алина надулась и обиженно захлопала глазами.
        - Когда у человека горе, тактичнее подождать, пока он сам захочет поделиться, а не лезть с расспросами.
        - Я учту, - кивнула Шульгина. - Но сейчас я хочу поделиться. Может быть, если я тебе все расскажу, мне станет легче. Или ты что-нибудь дельное посоветуешь.
        - Давай, - Маша покладисто отодвинула листочек с расчетами.
        - Я вчера познакомилась с мамой Толика. Это чудовище зовут Нелли Борисовна.
        - Значит, все же чудовище? - вздохнула Маша.
        - Ужас, летящий на крыльях ночи! - простонала Алина.
        Ничего оригинального, выбивающегося за рамки отношений возможной свекрови с возможной невесткой, не произошло. Нелли Борисовна оказалась румяной моложавой дамочкой с деревенской химией «под барашка» и маленькими зоркими глазками. Она тут же углядела бережно замазанный Алиной прыщ на подбородке, мятый рукав блузки и художественно расписанные ногти.
        - Какая вы милая, - чирикнула Нелли Борисовна. - Именно такой я вас себе и представляла.
        Не заметив тревожного взгляда Толика, Алина размякла и тут же получила упреждающий удар.
        - У меня в девичестве тоже была такая же нежная светлая кожа, - доверительным шепотом, гулким эхом прокатившимся по коридору, сообщила мама. - А прыщи - это наша общая беда. Выбросьте свой тональный крем, он только портит и делает дефекты заметнее. Умывайтесь мочой и все пройдет. Я - за все натуральное.
        Нелли Борисовна обворожительно улыбнулась.
        Алина едва не сгорела со стыда, но мужественно ответила на улыбку гиены покорностью и смирением.
        - Ой, у вас рукав мятый, - не унималась тетка.
        - Под курткой замялся, - испугалась Аля.
        - Какая прелесть! Мы с вами так похожи, - замахала лапками Нелли Борисовна. - Я тоже в юности абсолютно не умела гладить и всем рассказывала, что вещь замялась сама. Так всегда и делайте.
        Тихая неприязнь к вероятной свекрови уверенно заполняла Алино сердце.
        - Но учтите, милая, Толик любит глаженые рубашки. Его не проведешь! - Мама дружески подмигнула гостье и увлекла ее за собой. - А это наша гостиная. Мы с Толиком недавно сделали ремонт, специально в расчете на то, что у мальчика появится семья.
        - У какого мальчика? - испуганно спросила Аля.
        - У моего! - гордо квакнула Нелли Борисовна. - Мы всегда и все делаем вместе. И жить будем вместе всегда.
        Она испытующе глянула на притихшую невесту, чуть не завершившую ее выступление сакраментальным «и умрем в один день».
        Выступление мамы звучало как приговор. Заодно выяснилось, что квартира, в которой они встречались с любимым, - съемная.
        Но Шульгина все еще на что-то надеялась. Мало ли, вдруг Толик все же решится отселить родительницу. Или Нелли Борисовна окажется не такой уж невыносимой…
        - Какие у вас ноготочки, - маменька переключилась с темы совместного проживания на менее скользкие вещи. Но, как оказалось, милейшая мамуля филигранно умела превращать любую, самую безобидную тему в прелюдию к скандалу. Только человек зависимый, безгранично заинтересованный в продолжении общения с ней, мог выдержать эти уколы.
        Не успела Алина порадоваться приятному повороту беседы, как Нелли Борисовна добавила:
        - Наверное, у вас много свободного времени? Это замечательно, когда девушке есть, чем заняться. Кто-то ходит на выставки, в театры, кто-то получает второе образование, кто-то рисует вот такие дивные картинки на ногтях. Просто чудо, что вы нашли занятие по себе!
        Зато теперь было ясно, почему столь завидный жених все еще холост. Можно даже сказать - безнадежно холост.

        - Вот так, - скорбно подытожила Шульгина. - Он отвез меня домой, а сегодня сказал, что вечером у него важная встреча с клиентом.
        - Ну, может, действительно встреча, - утешила ее Маша.
        - Ты смеешься? Я его секретарь! Какая встреча пройдет мимо меня? Хотя чего только не бывает. Даже то, чего не может быть никогда. В общем, горе у меня, - тут Шульгина пустила слезу.
        - У меня тоже. Аля, от меня муж ушел.
        - Ты еще вчера рассказывала про это. - Алина все еще барахталась в своей печали и не желала делить лавры страдалицы.
        - Нет. Он вчера совсем ушел. Вообще. С вещами.
        - Да ты что?! - Шульгина наконец-то забыла про свои печали и скорбно уставилась на подругу. - А какие вещи забрал? Мебель, технику взял?
        - Мебель? - пожала плечами Маша. - При чем тут мебель? Он одежду забрал и ерунду всякую свою.
        - Ты знаешь, пока не дошло до раздела имущества, надо срочно все совместно нажитое куда-нибудь вывезти. Как думаешь, он квартиру делить будет?
        Удивительно, но романтичная подруга оказалась на изумление практичной девушкой. Маше такие тонкости даже в голову не приходили. Она думала, что Аля начнет переживать, предлагать варианты, как вернуть мужа или хотя бы выяснить, куда и почему тот ушел, а она - сразу про имущество.
        - Матвей Иванович, - Шульгина сунула голову в кабинет шефа. - А можно нам по блату частную консультацию?
        - Алька! - зашипела Маша. - Не смей!
        - С ума сошла? Будешь строить из себя цветочную фею? У тебя ребенок. А квартира сейчас сумасшедших денег стоит, тем более твоя.
        - Про какую квартиру речь? - Сокольский выглянул в приемную.
        - Матвей Иванович, тут такое дело…
        - Нет никакого дела, - повысила голос Маша.
        - Есть, - почти заорала Алина.
        - Определились? - заботливо прервал дебаты юрист.
        Вздохнув, Маша кратко обрисовала проблему.
        - А квартира оформлена на кого? - нахмурился Сокольский.
        Маша пожала плечами. Документы лежали где-то у Алексея, в бумагах. Она вдруг поняла, что помнит только ярко-оранжевую папку, которую отец передал ей на свадьбе вместе с ключами.
        - Нормально, - фыркнул шеф. - То есть ты не знаешь, кому принадлежит квартира, в которой ты живешь?
        - А какая разница? Это свадебный подарок, - Маша почувствовала себя неловко. Теперь она и сама понимала, что это выглядит по меньшей мере нелепо.
        - Это кто ж у нас такие подарки отваливает? - изумился Матвей Иванович.
        - Папа.
        - А кто у нас папа? Волшебник? - опасливо сострил Сокольский, не ожидавший, что у его секретарши может оказаться такой папашка.
        - О! - многозначительно закатила глаза Шульгина, но продолжить мысль не успела, получив от подруги пинок.
        - Так позвони папе и спроси, - предложил шеф.
        Маша молча обреченно мотнула головой:
        - Не могу. Я не хочу, чтобы он знал.
        - Дивно, дивно, - юрист потер руки и задумчиво уставился на секретаршу. - Рискну предположить, что квартиру папа все же оформил на тебя, раз к моменту свадьбы она была уже в виде подарка. Тогда это имущество не является нажитым в браке. Таким образом квартира остается тебе. А вот если обставляли вы ее после свадьбы, то я бы рекомендовал все ценное перевезти пока куда-нибудь в другое место.
        - Вы сговорились, что ли? - Маша раздраженно отвернулась. - Алексей не такой. Я уверена.
        - Мне кажется, что, выходя замуж, ты была уверена в долгой и счастливой семейной жизни, - назидательно развел руками Сокольский. - А вон оно как все повернулось. Никогда и ни в чем нельзя быть уверенной на сто процентов. Даже в самой себе. Однажды ты можешь встретить короля и понять, что твой принц - ошибка молодости. Время меняет не только цвет листвы за твоим окном, но и тебя саму. Ты стареешь, мудреешь и начинаешь видеть некоторые вещи в несколько другом свете и под другим углом. Ты продолжаешь считать своего мужа надеждой и опорой или как?
        Она не знала. Не знала! Четкая, уверенная линия жизни превратилась в пунктир. Пока в этой истории не будет поставлена жирная точка, она не закончится. А точку поставить должен был Алексей.
        - Мне надо подумать. Я ничего не знаю. Не понимаю, - поморщилась Маша.
        - Узнай у отца про документы на квартиру, - посоветовал Сокольский. - Можно красиво и обстоятельно страдать, коллекционируя соболезнования, но подстраховаться тоже не мешало бы. Без документов на собственность я не смогу тебе помочь.
        - И не надо, - Маша даже обрадовалась. Ее бил озноб: неужели можно говорить и думать о какой-то собственности, когда из жизни пропало самое главное?
        Любовь утекла, испарилась, словно вода из цветочного горшка. Цветок не может без воды? Может, если он кактус. А если не кактус, то превратится в гербарий, в сухую ветку. Так и человек может без любви, только жизнь эта будет проходить в совершенно ином качестве. И часто бывает, что садовник с лейкой приходит слишком поздно, когда новое чувство уже не способно вернуть к прежней жизни.


        Глава 24
        - У меня ужасное настроение. Пошли напьемся, - Алина заискивающе переминалась с ноги на ногу. - Можно Ритку позвать.
        - Мне няньку надо отпустить, - вздохнула Маша. - И вообще. Похоже, что она мне теперь не по карману.
        - Пусть муж платит. Он же должен алименты там, деньги всякие давать, - предложила Шульгина.
        - «Деньги всякие!» - передразнила ее Маша. - С ним для этого еще развестись надо. А для того чтобы развестись, надо выяснить, что случилось. А для того чтобы выяснить, надо его найти.
        - По-моему, ясно, что случилось, - робко намекнула Аля. - Баба у него завелась.
        - Ага. «Ухожорка».
        - Что?
        - Ничего, - Маша досадливо поморщилась. - Я тут подумала: а вдруг он считает, что это у меня кто-то есть? Вдруг меня оклеветали? Могут же у меня быть враги. Или, например, у него там есть тайная воздыхательница, которой Леша не ответил взаимностью и которая решила сначала развести его с женой, то есть со мной, а потом уже прибрать к рукам.
        - Какая у тебя фантазия. Книжки писать не пробовала? Сейчас все, кому не лень, пишут. Глядишь, и заработок дополнительный будет, на няньку хватит. Если серьезно, то мне кажется, что у твоего Леши все намного проще, - Алина виновато смотрела в стол. - Извини, но мне не нравится, что ты тешишь себя несбыточными надеждами. Ушел и ушел. Забудь. Миллионы женщин разводятся и растят детей сами. У тебя не самый худший вариант. Наладь отношения с папой - и будешь как сыр в масле кататься.
        - Нет. Я лучше Никиту в садик отдам. Справлюсь как-нибудь.
        - Кто ж такого маленького в сад возьмет. У меня соседка полуторагодовалого отдала, так весь прошлый год на больничном с ним просидела. С работы выперли. Правда, у нее муж есть. С голоду не померли.
        - Во-о-от.
        - Маш! Что «вот»? А у тебя есть папа! Ты собираешься бороться с трудностями, которые создала себе сама! Да, морально тяжело, но это же не материальные проблемы, которые невозможно решить!
        - Ты не понимаешь. Я не хочу просить у папы.
        - Не понимаю. Почему? Потому что гордая? Гордость и глупость - разные понятия. Абсолютно. Если ты отдашь ребенка в сад, то на личную жизнь времени не останется.
        - Закрываем тему. Я согласна напиться. Нянька посидит сегодня, не рассыплется.
        - Вот это разговор. Соображать будем на троих?
        - Разумеется. Сейчас Гусевой отзвонюсь.
        Но Рита благое начинание подруг не поддержала.
        - У меня сегодня второй заход, - страшным шепотом поведала она Маше.
        - На кого сегодня? - вздохнула Маша, изобразив нетерпеливо приплясывавшей Шульгиной безмерную печаль.
        - Не пойдет? - огорчилась Аля, пытаясь тоже прилипнуть к трубке. - А чего так?
        - Я тренирую силу воли. Сегодня сама пригласила Артема на свиданку.
        - Изнасилуешь? - обрадовалась Алина.
        - Надеюсь, наоборот, - прошипела Рита.
        - Чего, чего она говорит? - Шульгина терлась ухом о трубку, мешая Маше разговаривать.
        - Наоборот, это как? - опешила Маша, шикнув на Алю.
        - Надеюсь, что он меня, а не я его.
        - А, ясно. Удачи, - насмешливо подытожила Маша.
        - Чего? Ну, вечно вы без меня все решаете, - расстроилась Шульгина, тоскливо наблюдая, как Маша прячет мобильный в сумочку. - Она хочет его напоить и обесчестить?
        - Мама дорогая, - прыснула Маша. - Словеса-то какие! Ага. А потом, как честная женщина, женится на нем.
        - Хорошо быть такой напористой, - опечалилась Алина. - А я вечно боюсь выглядеть глупо. И чем больше боюсь, тем глупее выгляжу. Мужиков надо брать на абордаж и волочь в стойло насильно. По доброй воле они идут только в чужие стойла, как ни странно.
        - Да-да, или в своем стойле у него там такая мамаша, что такой комплект и даром не нужен.
        - Ты намекаешь на Толика?
        - Не то чтобы намекаю…
        - Да все правильно! Если он маму уже сейчас ставит выше меня, то зачем он мне нужен? Или нужен?
        - Не знаю, Алька, тебе виднее.
        - Не виднее. Я вообще ни черта не вижу. Хожу, как слепой по огороду, чучела сшибаю. И, самое обидное, что даже сшибленные мной жертвы подбирают соперницы.
        - Это надо обмыть. Заметила, мы настолько отчаялись, что перешли на менталитет алкашей, у которых одна радость - выпить.
        - Мария, меня это тоже беспокоит. Надо будет обсудить проблему за рюмкой чая. На троих, конечно, соображать лучше, но, раз Гусева откололась, будем справляться без нее.
        - Поздравляю с окончанием рабочего дня, - помахал им рукой Сокольский, стремительно проносясь мимо. - Вас куда-нибудь подвезти? Нет? Тогда до завтра.
        - Я медленно соображаю, или он разговаривал сам с собой? - озадачилась Шульгина. - Я бы подвезлась куда-нибудь.
        - Пошли. Это был акт вежливости. Забудь.
        Освежив макияж, подруги устремились к выходу.
        У проходной маялся Олег Ленский собственной персоной. В его руке небрежным веником, понуро уставившись в пол, алел букет роз. Ленский вышагивал туда-обратно, розы беспомощно мотались из стороны в сторону, а за окном тощий клен зазывно тряс последними листьями. Осень. В Машиной душе тоже была осень. А визит Ленского, как это ни ужасно, можно было приравнять к бабьему лету в разгар дождливого сентября. Сердце предательски заколотилось, щеки обдало жаром, а в голове подленько хихикнула колючая мыслишка: «Увела у маманьки кавалера!»
        - Пошел к черту! - прошептала Маша в пространство и трусливо юркнула за угол.
        - Ты чего? - остолбенела Алина.
        - Там стоит мужик, с которым я не хочу встречаться, - прошипела Маша.
        - Который? С розами?
        - Да!
        - Да? Вот этот офигительный красавчик? От тебя муж ушел, а ты от такого мужика прячешься по углам? Тогда я хочу с ним встречаться. Мань, давай принесем меня в жертву. Я закрою тебя и лягу грудью на амбразуру, - поправив вышеупомянутую грудь, Шульгина мечтательно закатила глаза. Вероятно, ей уже виделся подвиг во всех деталях.

«Это был бы лучший выход!» - язвительно подсказала логика. Но истинная женщина логику презирает. Поэтому Маша, тоже мимолетно представив, как Шульгина приносит себя в жертву, молча ринулась вперед.
        - О, Машенька! - расцвел Ленский, махнув букетом, как дворник. Опомнившись, он перевернул розы бутонами вверх и протянул их Маше.
        - Здрасьте, - рядом уже приплясывала Шульгина. - Меня зовут Алина.
        - Ну и хорошо, - непонятно отреагировал Ленский, то ли смутившись, то ли решив отпугнуть навязчивую девицу хамством.
        - А мы тут собрались покуролесить, - не сдалась Шульгина, пожирая глазами нового знакомого.
        - Понимаю. Но третий, как говорится, лишний, - расплылся в змеиной улыбке Олег.
        Алина напряженно затихла, соображая, в каком порядке кавалер посчитал присутствующих и, соответственно, кто из них третий.
        - Как вы меня нашли?
        - Мама ваша похвасталась.
        - Она что, помнит, где я работаю?
        - Как ни странно, но не помнит. Зато у нее был ваш рабочий телефон, а вычислить адрес не составило труда.
        - А где мама сейчас? - нервно поинтересовалась Маша. Она никак не могла разобраться в своих чувствах. Ленский волновал, нервировал, беспокоил и… возбуждал? От этой мысли пересохло в горле, а в голове всплыло мрачное слово
«инцест». Даже в том, что они разговаривали, было что-то запретное, стыдное, но разговаривать с Ленским хотелось. А еще хотелось, чтобы Шульгину сдуло осенним ветром и унесло как можно дальше.
        - Боюсь, вы неправильно поняли наши с мамой отношения, - побагровел Олег.

«Да что вы говорите?! - из последних сил съехидничала про себя Маша. - Деловая встреча. Одна в лямках от комбинации, другой в папином халате… Сказать, что ли, все это вслух? Или не надо?»
        Ставить Ленского в неловкое положение она не стала. В конце концов, когда мужчина старше женщины - это нормально, а вот когда женщина старше мужчины, в этом есть что-то неправильное. Наверное, он тоже это понял. Тем более что в физиологическом плане Маша была, безусловно, привлекательнее родительницы.
        Отношения полов всегда рано или поздно скатываются к банальной физиологии, даже если начинать рассуждать с самых высоких материй. На то они и «взаимоотношения полов», что, начавшись с совместного чтения энциклопедии, походов по музеям или бурных дебатов на тему творчества Кафки или Юнга, в результате заканчиваются диваном. Потому что, если они не закончатся диваном, то это вовсе не взаимоотношение полов, а дружба или революционное соратничество.
        Физиология, как термин женского рода, подчинена законам женской логики. Поэтому, вопреки здравому смыслу, здесь чаще юность побеждает жизненный опыт, а не наоборот. Мужчины, будучи потребителями, предпочитают свежую кабачковую икру подпорченной черной. Сколько семей разбито юными безмозглыми созданиями, достоянием которых является лишь сиюминутная свежесть. Эти создания, впрочем, как и мужчины, не умеют или не хотят смотреть в будущее. С одной стороны, это замечательно, так как ничего симпатичного в этом будущем вовсе нет. А с другой - почему бы не обойти грабли, на которые до тебя наступили миллионы. Хотя единицы из этих миллионов обрели самое настоящее счастье, и логика, согласно которой развивались отношения большинства, перед их чувством оказывалась бессильна.

«А вдруг это последний мамин шанс? - вдруг подумала Маша. - А что, если это мой шанс? Ведь приехал же он сюда, да еще врет, что я их с мамой неправильно поняла. Может, он мне не нужен?»

«Нужен, - затрепыхалось что-то внутри, придавленное, как квашеная капуста тяжелой крышкой, стыдом и совестью. - Потому что на него хочется смотреть. Потому что хочется остаться с ним вдвоем. Потому что…»
        - Мы вас приглашаем, - хихикнула Шульгина. - Разбавьте наш девичий коллектив. А то пить без мужчины как-то неинтересно. Женщина должна пьянеть со смыслом. Для кого-то. А не просто напиваться с горя.
        - У вас горе? - Ленский обеспокоенно взглянул на Машу.
        - Угу, - филином ухнула Шульгина. - Наши мужчины оказались подлецами, а чувства не терпят пустоты. Так что нам требуется замена.
        Маша свирепо покосилась на подругу, но промолчала. Почему-то не хотелось разубеждать Ленского в том, что она одна.

«Я спятила, - загрустила Маша. - Ловелас средних лет, откровенно западающий на всех баб подряд, ему даже все равно, я или мама. И что? На что я готова? Как я маме в глаза посмотрю? Как жить-то тяжело».
        Но, несмотря на нравственные терзания, Маше хотелось сдаться. Чтобы потом ругать себя, ненавидеть, презирать… Но это потом. А сейчас сдаться на милость победителя, чтобы потом его же в этом завоевании и обвинить.
        - Я знаю одно удивительное место, - Ленский необычайно оживился и бросал на Машу такие взгляды, что сердце немедленно начинало молотить по желудку, вызывая дурноту и головокружение.
        - Я согласна, - Шульгина радостно захлопала в ладоши и уцепилась за его локоть. - Карету мне, карету!

        Место и в самом деле оказалось удивительным.
        Ленский вел под локоть Машу сквозь зыбкий сумрак холла, а Шульгина тормозила всю процессию, не желая выпустить из цепких лап левую руку Машиного воздыхателя. Поэтому группа застревала абсолютно во всех дверях.
        Едва они вошли в зал, как выяснилась весьма неприятная подробность. Город-миллионник оказался настолько мал, что Алексею Князеву вздумалось поужинать именно здесь.
        - Ой, Маня, гляди, твой, - пискнула Алина. - Как думаешь, он кого-то ждет или так скучает?
        - Если кого и ждет, то явно не меня, - процедила Маша. В ней боролось желание продемонстрировать мужу собственную востребованность и опасение, что она будет скомпрометирована: все же Алексей-то наворачивал ужин без спутницы.
        Скорее всего, совесть мужа была не так чиста, как хотелось бы. Встретившись взглядом с Машей, он трусливо отвернулся, как-то даже съежившись.
        - Замечательный повод обсудить с ним материальные вопросы, - обрадовалась Алина. - Когда еще ты его за хвост прищемишь. Иди, иди, а мы пока закажем. Да, Олег?
        Ленский отпустил Машин локоть, и она, словно трухлявый столб, лишившийся опоры, едва не рухнула на пол. Что делать? Отпустить Олега с Алькой и решить свои вопросы или независимо пройти мимо мужа, даже не попытавшись ничего узнать?

«Да я себе этого никогда не прощу! - подумала она. - Столько времени мучиться и упустить этот шанс? Никогда! Пусть лучше Алька уведет Ленского, чем я буду продолжать не спать по ночам, придумывая оправдания для этого подлеца. Вон как глазенки забегали. Сейчас как подсядет к нему какая-нибудь двухметровая блондинка! Ну и пусть!»
        - Ага, идите, - Она небрежно кивнула и направилась к Алексею, по пути лихорадочно спрашивая себя: «Чего я делаю-то, а? Может, не надо?»
        - Привет! - Она села на свободный стул, небрежно закинув ногу на ногу. Организм подвел. Ее лихорадило, горло царапал подступающий нервный кашель, да еще непонятно с какой стати начал дергаться глаз.

«Ой, красава, - желчно подумала Маша. - Женщина-мечта».
        - Привет, - буркнул Алексей, сосредоточенно ковыряясь в тарелке.
        Это было даже здорово, потому что в глаза мужу она смотреть не смогла бы, а вот на лоб - запросто.
        - Давай сэкономим твое и мое время, - Маша слышала себя словно со стороны. Говорила не она, а какой-то внутренний резерв, второе дыхание, пришедшее на выручку. - Ты полюбил другую. Мы не сошлись характерами, менталитетами и прочая, и прочая. А она сошлась. Поэтому нам надо расстаться. Так?
        Муж молчал.
        - Молчание - знак согласия?
        Он даже не шевелился.
        - Алле, муж! Ты что, ушел в астрал? Моргни хоть. Меня вообще-то ждут. Эта встреча в мои планы не входила, но раз уж так сложилось, то почему бы не объясниться, правда?
        Маша чувствовала себя все увереннее. Правда, трясти ее стало сильнее, зато глаз дергаться перестал и кашель прошел.
        - Я смотрю, ты нынче к беседам не расположен. Тогда переходим к основному моменту: кто подает на развод, и не забыл ли ты про обязанности по отношению к ребенку? Нам вообще-то деньги нужны.
        - Я сейчас, - хрипло откашлялся Алексей, доставая бумажник.
        - Не надо сейчас. Я спрашиваю в принципе. Сколько и когда ты собираешься давать?
        - Я не могу так сразу сказать. Давай созвонимся.
        - Какая прелесть! То есть ты об этом не думал? Хорошо, давай созвонимся. Пока.
        Ноги совершенно онемели и отказывались вилять бедрами. Так что красиво уйти не получилось. Не упала - и то хорошо.

«Он не отрицал ничего. Глупость какая. Так ничего и не выяснила. А я же ради этого так унижалась! Или не унижалась? И почему я согласилась на это дурацкое
«созвонимся»? Теперь непонятно, кто кому и когда должен звонить. Надо было поставить четкие условия…»
        - …И тут я как завизжу! Представляешь? - словно сквозь вату донеслось до Маши. Шульгина окучивала Олега. Но это было уже не важно. Как больному гриппом с температурой под сорок все равно, какая на улице погода, так Маше вдруг стало наплевать, кому достанется красавец Ленский.
        - Ребята, вы извините, я, наверное, пойду, - пробормотала она, вставая.
        - Да-да, - тут же согласилась Шульгина. - Иди, Машуль. Тебе надо это все переварить, побыть одной.
        Вот она, правда жизни. Женская дружба и женская солидарность уступили элементарному желанию захомутать мужика. Тут уж не до интеллигентности. Мужик один, а рук к нему тянется много.
        Удивительно, но Ленский то ли оказался чересчур чутким, то ли решил брать то, что ближе лежит, а ближе и доступнее на данном этапе оказалась Алина, но препятствовать Машиному уходу не стал, лишь скорбно кивнув на прощание.
        День начался отвратительно, а заканчивался еще хуже.
        У гардероба на Машу налетела Гусева.
        - Ой, - Рита почему-то покраснела. - Маня? А что ты здесь делаешь?
        - Я? Уже ничего. Ухожу я. Рит, я сейчас не могу говорить. Мне нехорошо.
        - Конечно, конечно, - закивала подруга. - Иди. Я тебе завтра звякну.

«Чего они все меня гонят?» - вяло подумала Маша. Уши заложило от чудовищной головной боли, снова начал бить озноб, а тошнота усилилась.

«Если еще плюс ко всему окажется, что я беременна, то это будет замечательный сюрприз. Санта-Барбара отдыхает!»


        Глава 25
        Из-за дверей квартиры доносился заливистый хохот Никиты, мультяшные вопли и чей-то бубнеж.
        Голова гудела. Но не от мыслей, а от тягостной пустоты. Надо было, наверное, что-то планировать, рассчитывать, делать выводы, но на это не было сил: ни моральных, ни физических.
        Звонок привычно зачирикал, уносясь в глубину квартиры.
        - Кто там? Зубастый волк? Или добрая фея? - придуривался за дверью дед.
        - Зубастая фея, - попыталась пошутить Маша.
        Она встрепенулась от мозговой спячки: надо срочно придумать, почему дома нет Алексея. Объясняться со стариком на тему трагического распада семьи было еще рано.
        - А где Вероника? - Маша через силу улыбнулась.
        - Это такая фигуристая? Да? Которую мы за попу щипали? - сюсюкал Михаил Яковлевич, подкидывая на руках веселящегося правнука. - Убежала!
        - В каком смысле?
        - В прямом. Ускакала, тряся своим богатством. Ладная девка, правда, Никита Алексеевич? Мы ей инвентаризацию провели. Хороша, зараза!
        Кто бы сомневался! Все, что моложе 25, для деда хорошо.
        - Надеюсь, она не совсем сбежала после вашей инвентаризации, - Маша сбросила сапожки. - Дед, ты бы поосторожнее. Вон в Америке за косой взгляд тетки уже к суду привлекают, а ты всех пощупать норовишь.
        - Так то в Америке. А наши бабы вниманием не избалованы, им только в радость, когда хороший мужик за мясо подержится.
        - Дедуль, так то мужик, а у тебя правнуки уже.
        - Это не мешает мне оставаться мужиком.
        - Это тебе твоя малолетняя артистка сказала?
        - Которая?
        - Лида, кажется. Беленькая такая, на школьницу похожа.
        - А, нет, она у меня больше не живет.
        - Как же ты один-то? - фыркнула внучка. - То-то за всех подряд хватаешься.
        - Не за всех подряд, а только за хорошеньких. И не один я. У меня, можно сказать, каждый день на счету. Ни минуты простоя!
        - Это кто хорошенький? Вероника? Или ты разглядел ее прекрасную душу?
        - Не знаю, я так глубоко еще не залезал, - дед снова подкинул Никиту.
        - И кто на этот раз? Опять пионерка?
        - Нет, солидная дама. Библиотекарь.
        - Солидная? Неужели ей уже двадцать пять?
        - Двадцать девять! - произнесено это было таким тоном, словно неизвестная библиотекарша была как минимум ровесницей революции.
        - Ужас. Совсем старуха.
        - Ну, старуха - не старуха, а интеллигентная женщина. Знаешь, надоели мне эти дурехи малолетние. Не поговорить по душам, не отдохнуть. Я как в последний раз в боулинге руку вывихнул, так до сих пор ноет. Перехожу на спокойный образ жизни.
        - Библиотеки, музеи, грядки?
        - Я, конечно, для тебя гриб червивый, но списывать меня еще рановато, внученька. Бери выше: экзотические путешествия. Хочу на родину инков съездить, в океан с аквалангом нырнуть, к тибетским монахам пешком дойти.
        - Молодец ты, дед. Красиво живешь.
        - Я и помереть хочу красиво. А помру, ты на сдачу с моего наследства тоже на старости живи красиво, не хорони себя раньше времени. Вот гляжу я - скучно вы, молодежь, живете. Где муж твой? Молчишь? На работе! А разве можно так жизнь транжирить? Только в старости осознаешь, сколько всего не успел. Торопись жить, Машуля, торопись. А то здоровья на весь век не хватит. У меня вот сегодня сердце так прихватило, аж испугался.
        - Дедуль, давай врачу покажемся, - заволновалась Маша. Она так привыкла к тому, что дед всегда был здоров и крепок, как старый дуб, что словосочетание «прихватило сердце» пугало не на шутку.
        - Да прошло уже, - скривился Михаил Яковлевич. - А все зараза эта вертлявая! Ведь знал же, что она Максу рога наставляет, а лезть не хотел. А тут, дурак старый, пожалел мочалку. Дай, думаю, проведаю паразитку. Может, надо ей чего. Чай, не молоденькая уже. Вдруг, думаю, отнялось у нее чего-нибудь с горя, и лежит никому не нужная.
        Михаил Яковлевич так вошел в роль, что даже пустил старческую слезу, мигом покраснев и расчувствовавшись от собственной заботливости.
        - Да я с ней только вчера разговаривала. Тоже мне, нашел одинокую пенсионерку, - прыснула Маша. - Ну и «любите» же вы друг дружку!
        - Да глаза б мои ее не видели! - плюнул дед. - Прихожу - Здрасьте вам! Сначала двери открывать не хотела. А я-то снизу на окна смотрел, вижу, что открыты. Значит - дома. Покричал, в дверь побарабанил - открывает. Фря! Фу-ты, ну-ты! И это бабка моего правнука! Голая, только стыд ленточкой прикрыла. «Ой, - говорит, - не ждала вас!» Я ей, мол, ждала не ждала, чего уж тут, все одно пришел, чаю налей. А сам думаю: не иначе, хахаля ждет. В такой-то хламиде позорной. Тьфу! Ну, думаю, ладно - я тоже подожду. Сидит, ерзает, чай разве что не насильно в меня вливает. Что-то, говорит, долго пьете. Я ей, мол, сколько хочу, столько и пью. В гости пришел, не к врачу на прием, нечего меня гнать. Опять сидит, ерзает. Вдруг в квартире кто-то как чихнет! Я - в спальню, а там - бугай. Морда наглая, задница голая, лежит, газету читает. Ишь ты, думаю, изба-читальня. Я ей говорю, мол, кто это у тебя? А она мне - сосед сверху. С балкона упал, ударился, ждет, пока нога пройдет. Зашибся он, значит. А исподнее потерял, пока с балкона на балкон летел. И этот хмырь за газетку спрятался, ржет - аж газета ходуном ходит. Ну,
конечно, погонял я его малость по жилплощади, вещи с балкона скинул. Еще милицию вызвать пообещал. Ругался он шибко, когда уходил. Быстро уходил-то, надо сказать. Боялся, что вещички с газона растащат.
        Дед довольно хихикнул и потер руки.
        - Динка в рев, этот под окнами матерится, а у меня сердце прихватило от волнения. Надо сказать, бугай-то здоровый был, мог и врезать. Но, знаешь, морда у него как у альфонса. Такие вообще-то не дерутся, но риск есть всегда.
        - Ты еще и психолог? - вздохнула Маша. Маму было жалко. Теперь было ясно, почему Ленский приехал к ней: роман с Дианой Аркадьевной подошел к трагической развязке.
        - А то, - гордо хмыкнул дед.
        Уложив Никиту спать, они сначала ели, потом пили, хотя старик, периодически вспоминая про педагогические обязательства перед внучкой, строго сводил косматые брови и сурово изрекал:
        - Не пей!
        Ближе к полуночи позвонил Алексей. Михаил Яковлевич уже спал, а Маша горько плакала за кухонным столом. Просто так, без всяких конкретных мыслей и обвинений, жалея себя. Возникала иллюзия, что от слез становится легче.
        Разговаривать с мужем Маша не смогла. Сработал внутренний барьер, чутко уловивший ее настроение и пресекший попытку выговориться. Если бы Маша начала объясняться с мужем, то он обязательно понял бы, как ей без него плохо. Как больно, когда тебя предают. Как страшно, когда рядом пустота. Как жалко себя, как трудно казаться сильной и равнодушной, как горько пить одной сладкий ликер в тишине. Но ничего этого он не узнал. Где-то на заднем плане его окликнул удивительно знакомый женский голос. Сам голос Маша не запомнила, осталась только мучительная мысль: я где-то его слышала.
        И она повесила трубку.
        А утром проклинала себя за вечернее пьянство.

«Если бы я была трезвой, то поняла бы, кто это!»
        Отчего-то казалось, что, установи она личность разлучницы, и станет легче! Словно эта неизвестность была единственной проблемой. Хотя, если подумать, то так оно и было.
        Если вас обокрали, то разве вы думаете о том, что не важно, кто украл, главное - что украли? Нет. Вы желаете вычислить супостата даже больше, чем вернуть украденное. Потому что в каждом человеке живет мощнейшее чувство справедливости. Когда дети дерутся, в них нет злости. В них живет лишь инстинкт восстановления справедливости: удар - за удар.
        - Это что ж получается: я хочу отомстить даже больше, чем вернуть мужа? - спросила Маша у своего опухшего отражения. Признаваться себе в этом было стыдно. Да и мужа уже не вернуть. Вообще ничего не вернуть. Стоит ли игра свеч?
        - Сначала сыграю, а потом уже будем решать, стоит или нет. Я не злопамятная, отомщу и забуду.
        Идти в таком виде на работу было нельзя. Проводив деда, она позвонила Алине. Дома у подруги никто не брал трубку. Пришлось звонить на мобильный:
        - Поскольку дома «нет никто», я так полагаю, что романтическое свидание с моим мужиком прошло удачно?
        - Ты же сама сначала говорила, что не хочешь с ним встречаться, - торопливо затарахтела подруга. Из чего можно было сделать вывод, что свидание прошло удачно, а теперь Шульгина чувствует себя виноватой. Представив, как дед гонял Ленского по квартире и как герой-любовник бежал на улицу за портками, Маша поняла, что все к лучшему.
        - Алька, не трещи. Совет вам да любовь. Только поосторожнее там, планов на него не строй никаких.
        - А что? У тебя самой на него планы? - заволновалась подружка.
        - Нет. Просто он не больно-то надежный. Для семейной жизни лучше уж твой Толик вместе с мамашей, чем такой попрыгун.
        - Олежек не попрыгун.
        - Ладно. Сами потом разберетесь. Я к тебе по другому поводу. Я тут думала, думала… Скажи, с кем вчера был Алексей.
        - Какой Алексей? - голос у Шульгиной стал напряженным.
        - Ты расслабься. Чего заволновалась? Я же просто спросила? Могу помочь с ответом. Я вчера там же совершенно случайно встретила Гусеву. Ты ее там случайно не видела?
        - Нет, не видела.
        - Алина, она шла в зал.
        - Не видела!
        - Ладно, спросим по-другому. С кем ужинал мой муж? Его-то ты видела?
        - Он сразу же за тобой ушел, - чуть не плакала Шульгина.
        - А чего это ты так дергаешься? - насмешливо поинтересовалась Маша.
        - Я не дергаюсь! Ты таким тоном вопросы задаешь, как будто я на допросе и в чем-то виновата.
        - Просто я удивляюсь, что ты Гусеву не видела. Согласись, это странно.
        - Но я же с Олегом была. Я, кроме него, никого вообще не видела.
        - Удивительно, но как уходил Алексей, ты видела.
        Шульгина виновато молчала.
        - Здорово, кругом враги, - Маша была в отчаянии. Слишком много глупых совпадений, слишком неумелая ложь, слишком горькая правда.
        - Ну, зачем ты так, - обиделась Алина. - В чем ты меня подозреваешь-то? Что за намеки?
        - Разве я намекала? Нет, Аля, я не намекала. Ладно, у меня к тебе другое дело: скажи Сокольскому, что я заболела. Бюллетень брать не буду, завтра приду. Хорошо?
        - Конечно, - горячо уверила ее Шульгина, которая уже не знала, как угодить. - А тебе лекарства не надо привезти? Может, врача вызвать?
        - Мне бы сейчас мальчика по вызову, - процедила Маша. - Лучшая таблетка. Все, до завтра.

        Положив трубку, Алина виновато посмотрела на Олега.
        - Зая, иди сюда, - он сонно потянулся, хрустнув суставами.
        - Мне на работу надо.
        - Мне тоже. Вчера не был, надо контингент проведать, а то совсем без начальства распустятся. Я тебя подвезу.
        - Все равно, я опаздываю уже. Времени нет.
        - Ну, вот. Болтать все утро по телефону у тебя время есть, а на любимого мужчину - нет!
        Испуганно моргнув, Алина юркнула под одеяло. Черт с ней, с работой. Не хватало еще поссориться в самом начале романа. Олег прав: утро получилось как в Смольном. Сначала позвонил Алексей, жутко удивив ее расспросами про Машу. Алина мычала, мялась, не понимая, как реагировать и что можно отвечать после вчерашней встречи в ресторане. Да еще Маша позвонила. Теперь она оказалась между двух огней. Нет, даже между трех… Додумать Аля не успела, нашлись дела поважнее.


        Глава 26
        - А почему вы дома? - вместо приветствия удивилась Вероника.
        - Заболела. Считайте, что меня нет, - Маша чувствовала себя неловко. Ей казалось, что запах перегара осязаемо заполняет все пространство прихожей. Приличная девушка, а такое амбре! Перед нянькой было неудобно. - Тут вчера наш дедушка не очень безобразничал?
        - Нормально, - коротко ответила Вероника. И сразу стало ясно, что знакомство с Михаилом Яковлевичем надолго запало ей в душу. Во всяком случае, вопрос девицу не удивил.
        Обсудить тему престарелого ловеласа не удалось. Зазвонил телефон.
        - Маша? - тихо и холодно уточнил Алексей. Такими бесцветными голосами разговаривают родственники умерших перед панихидой.
        - Нет. Не Маша, - хрипло рыкнула отставная супруга.
        - Что у тебя с голосом?
        - Давай без прелюдии. Я ломаться не буду. Ты готов сам подать на развод? Мне неохота возиться с бумажками.
        - Не готов.
        - Так приготовься! Надеюсь, ты определился с суммой алиментов?
        - Маша, нам надо поговорить.
        - Ой, вот только торговаться со мной не надо! Сэкономить хочешь?
        Далее беседа развивалась по спирали, со взаимными обвинениями, невнятными угрозами и спекуляцией добрым именем Никиты Алексеевича. Проорав напоследок, что муж «еще попляшет», Маша бросила трубку.
        - Черт! - она пнула журнальный столик. - Опять все не так! Разводиться он не готов!
        Последнее Маше льстило, но хотелось рассказать самой себе, что это уже не важно. Главное, что она хочет развестись! Хотеть легко, а вот разводиться - сложно.
        - Конечно, не хочет, - неожиданно подала голос нянька. - Он же на вашего папу работает. Это конец карьере, масса неприятностей, а то и вовсе увольнение. Наверное, он, когда женился, рассчитывал на что-то. То есть я не то говорю, извините. Не мое это дело.
        - Нет, все правильно, - оторопело пробормотала Маша. Вот она - житейская сметка. Все схватывает на лету, делает правильные выводы и выдает объективную оценку. Все же чужой человек в доме - лишние уши и лишние глаза. Привыкнув к няньке, Маша, видимо, говорила при ней много лишнего. Хотя Вероника абсолютно права. Глупо кричать, что «Леша не такой!». Какой - «не такой»? Обычный. Как все. Полюбил - разлюбил, рассчитал - ошибся. И папы он, конечно же, боится. И на повышение рассчитывал. Муж был честолюбивым, с этим спорить глупо. Каждый человек в душе честолюбив, просто некоторые это тщательно и успешно скрывают.

        К обеду Маше совсем полегчало, и она даже стала жалеть, что не вышла на работу. Мало проблем, так еще и отгул так бездарно потрачен! Заняться было абсолютно нечем, поэтому в голову лезли всякие лишние мысли. После часа философствований Маша додумалась до того, что жизнь прожита зря, изменить уже ничего невозможно и дальше будет только хуже. Именно в этот момент и позвонила мама. Родительницу не интересовало ни ее самочувствие, ни новости, ни внук.
        - Маша, я решила эмигрировать, - начала она сразу. - Здесь я опозорена, в обществе не появиться, потому что там наверняка болтается твой папашка с новой мочалкой, да и не зовут меня без него. А за границей есть хоть какой-то шанс пожить человеком. Медицина там лучше, экология чище, а мужчины порядочнее.
        С последним доводом, равно как и с предыдущими, можно было поспорить, но спорить Маша не стала.
        - И каким образом ты эмигрируешь? - вяло полюбопытствовала она, представляя, сколько бумажек придется собрать. Хотя у мамы всегда было столько свободного времени, что уж сбор справок ее точно не остановит.
        - Я выйду замуж. И уеду. Конечно, это сейчас нелегко, государство наверняка изо всех сил препятствует утечке генофонда и мозгов за рубеж, но мы будем решать проблемы по мере их поступления.
        - И кто ж счастливчик?
        - Это и есть первая проблема. Сейчас я приеду к тебе, и мы найдем кого-нибудь в Интернете. Мне парикмахерша говорила, что это дешевле и надежнее. Ты же понимаешь, что в моем теперешнем положении каждая копейка на счету!
        Судя по тому, что маменька успела обсудить будущее замужество ни с кем-нибудь, а с парикмахершей, на внешности она экономить не планировала.
        - Приезжай, - неохотно согласилась Маша, заранее подозревая, что заморские женихи с сайтов знакомств маме вряд ли подойдут. А тем, которые подойдут ей, даром не нужна Никитина бабушка.
        - Я уже приехала, - сообщила мама. - Встречай.
        Подойдя с трубкой к окну, Маша увидела, как маменька выпархивает из такси. Оказывается, родительница звонила не советоваться, а констатировала факт.

«Интересно, а если бы меня не оказалось дома?» - недовольно подумала Маша.

        - Значит, так, - с порога начала мама, проигнорировав шевелившуюся в глубине квартиры няньку. - Я все обдумала.
        - Мама, - шепнула Маша, - с няней поздоровайся.
        Диана Аркадьевна уставилась на дочь так, словно та предложила ей покачаться на люстре или сплясать гопака. После чего, презрительно фыркнув, прошагала мимо детской, даже не заглянув туда.
        - Мы не будем размещать анкету. Потому что меня могут узнать, донесут отцу, а он, разумеется, будет веселиться по этому поводу. Или вообще - навредит. Мы будем искать конкретную кандидатуру. Давай, давай, шевелись. Нам надо сначала найти, потом еще успеть написать, дождаться ответа. В общем, сама понимаешь, дело это не быстрое, до вечера надо успеть.
        - До вечера? - Похоже, мама намеревалась тут поселиться. - Мама, да мы даже найти вряд ли сможем за один день, не то что списаться и получить ответ.
        Если смотреть правде в глаза, то она вообще была уверена, что они просто никого не найдут. Особенно после того, как маман озвучила требования: не старше пятидесяти, богатый, интересный внешне, русскоязычный.
        - У них там сейчас бомбежки все время, - на всякий случай предупредила Маша.
        - У кого «у них»?
        - В стране, где русскоговорящие иностранцы живут кучно.
        - Это ты что имеешь в виду?
        - Проехали, - вздохнула Маша. Задача перестала казаться выполнимой даже при максимальных усилиях с ее стороны. Это было ясно и очевидно: бессмысленно искать черную кошку в темной комнате, если ее там нет.
        Как часто мы обманываемся в своей непоколебимой уверенности!
        Холостяков в заданном диапазоне требований оказалось не так уж много.
        - Вот этот! - Мама уверенно ткнула пальцем в фото вальяжного дядечки при галстуке на фоне камина.
        Удивительно, но хозяин небольшой торговой фирмы в Германии искал не молодую длинноногую горничную, а моложавую, следящую за собой даму от 40 до 50 с серьезными намерениями.
        - Это ж я! - уверенно кивнула мама.
        Судя по тому, что звали жениха Лев Борисович Шпунт, русским языком он владел в совершенстве.
        - Так не бывает, - напряглась Маша. - Слишком все гладко. Здесь какой-то подвох.
        - Какой? - снисходительно поинтересовалась мама. - Для продажи в гарем я уже не подхожу, для продажи на органы тоже.
        - Ну, мало ли, на что хватит его криминальной фантазии.
        - Не болтай ерунды. Сразу видно - человек приличный. Садись, пиши ему.
        - Мам, в первую очередь нужна фотография.
        - У меня есть. На диске, - ехидно добавила Диана Аркадьевна, предупреждая возможные дочкины возражения. - С последней фотосессии на папашкином корпоративе осталось. Вообще, если бы не знала, что тебе на меня наплевать, то подумала бы, что ты завидуешь и всячески препятствуешь моему счастью.
        - Мама!
        - Не мамкай, а пиши письмо. Во-первых, надо спросить, способен ли он обеспечить мне уровень жизни, к которому я привыкла. Во-вторых, пусть сразу честно напишет обо всех подводных камнях, вредных привычках и прочих своих минусах. Я женщина молодая, у меня вся жизнь впереди, но время хотелось бы сэкономить и ерундой не заниматься.
        - После такого письма он занесет мой адрес в «черный список», - пожала плечами Маша. - Может, не стоит сразу про свою корысть?
        - Корысть у него. Это он хочет достойную женщину в спутницы. А я всего лишь могу согласиться или не согласиться. Право выбора у меня, а не у него.
        - По-моему, у тебя слишком жесткая позиция. Ты же тоже хочешь устроить свою жизнь.
        - Именно для того, чтобы устроить жизнь как хочется, а не прогибаться под чужие претензии, и нужно иметь жесткую позицию. Пиши, не болтай.
        Маше на мгновение стало немного завидно: ей бы столько уверенности в себе. Потом вдруг стало жалко маму. Можно себе представить, что напишет в ответ далекий и неизвестный гражданин Шпунт.
        Не имеет смысла продумывать линию поведения посторонних людей. Каждый человек - вселенная, как говорили мудрые. Поэтому и живет каждый по своим законам, движется по своей траектории, и совершает пусть ошибки, но свои, не предугаданные нами. А вот как раз предугаданные нами зачастую и не совершает, хотя по нашей логике должен был.
        Мало того, что ответ от Льва Борисовича пришел уже через час, тогда как раздраженная Маша настроилась на длительное и выматывающее общение с мамой. Ответ этот оказался абсолютно неожиданным по содержанию.
        Нянька, с которой не поздоровались, неслышно шмыгала мимо гостиной и старалась не напоминать о себе, развлекая Никиту. От этого Маше было еще более неловко. Зато Диана Аркадьевна пребывала в абсолютной душевной гармонии, рассматривая неудачные фото знаменитостей. Для того чтобы человеку стало хорошо, вполне достаточно того, чтобы плохо стало соседу. Когда она дошла до детальных видов целлюлитных ляжек очередной поп-дивы, тихо звякнуло оповещение: пришло письмо.
        Текст был огромным. Складывалось ощущение, что весь этот час Шпунт потратил на сей опус. Можно было бы предположить, что у милейшего Льва Борисовича есть некая
«рыба», заготовка для ответа всем без исключения дамам, но письмо было настолько личным, настолько адресованным персонально Диане Аркадьевне, что все подозрения пришлось отмести. После четырех абзацев, содержавших хвалебные речи в честь неземной красоты «божественной Дианы», шло подробнейшее описание условий, в которых будет жить избранница заморского бизнесмена с русскими корнями. Более того, Лев Борисович был восхищен отсутствием подобострастия в письме претендентки и истинно женским подходом к вопросу. Удивительно, но он сразу понял, что мама - женщина на все сто процентов. Далее Шпунт обличал российских невест, которые норовили ввести его в заблуждение чужими фотографиями, надуманными обещаниями и завышенными требованиями, не соответствующими их статусу. Судя по обилию обвинений, в гостях у Шпунта перебывало немало наших соотечественниц. И теперь он был счастлив, что нашел наконец-то честную женщину, которая высоко себя ценит и чужда лицемерия.

«И мужики еще что-то там говорят про женскую логику! - подумала Маша. - Если это мужская логика, то я пирожок с опилками. Надо же так все перевернуть с ног на голову и обрадоваться письму от незнакомой тетки, потребовавшей царских условий и почестей. А где гарантия, что она прислала свою фотографию? И это бизнесмен! Хотя, может, он тоже врет?»
        - Мам, а вдруг он врет? - рискнула она озвучить последнюю догадку.
        - Вполне может быть. Поэтому напиши, что я тоже не желаю быть обманутой и хочу проверить все на месте. За его счет.
        Ответ Шпунта уже не удивлял: он готов оплатить любой каприз, в том числе дорогу первым классом.
        - Мам, мне что-то страшно. Как-то все складывается нереально.
        - Волков бояться - в лес не ходить. Если что, у меня будет с собой кредитка, там еще немного осталось, так что не пропаду. Но ты мне будешь каждый день звонить и проверять. Так, на всякий случай. Кто не рискует, тот не пьет шампанское!
        - А кто пьет, тот может подавиться пузырями.
        - Спасибо, дочка, на добром слове. Я всегда знала, что вырастила черствое создание, которое в любой момент готово бросить мать в беде.
        Разумеется, о том, что это именно Маша помогла найти заморского принца, мама уже забыла. Обычная человеческая психология: добро забывается быстро, а вот обиды тянутся через всю жизнь, словно хвост за удавом, про который мы любим вспоминать при любом удобном случае, предъявляя обидчику.


        Глава 27
        В отношениях с подругами возникло ощутимое напряжение. Но если с Алиной еще можно было переброситься дежурными фразами, сохраняя нейтралитет, то Гусева была под подозрением. Тем более что она сама в одностороннем порядке перестала звонить. А вот как раз с ней пообщаться очень хотелось, чтобы выяснить все. Хотя, когда Маша начинала мысленно планировать разговор с подругой, ей становилось жутко. Логика подсказывала, что случайно одинокая Гусева вблизи ее одинокого супруга появиться не могла. А если не случайно, то как быть? Не пойман - не вор. А как поймать? Или как реабилитировать? По идее, Рита должна позаботиться о своей реабилитации сама. Вот только тот факт, что она ушла «из эфира», наводил на грустные размышления.

        Надо было как-то решать вопрос с Никитой. Расплатившись с няней, Маша поняла, что денег на жизнь у нее почти не остается. Такое с ней случилось впервые в жизни. Радость от того, что на зарплату Веронике денег хватило, оказалась мимолетной. Высокомерная гордость, с которой она вручила няньке конверт, быстро улетучилась, оставив лихорадочное недоумение: что дальше?
        Конечно, можно было опять поругать себя за то, что не уладила материальный вопрос с мужем. Вместо того чтобы гонять по крови адреналин и упиваться филигранной формулировкой оскорблений в его адрес, надо было поговорить о сумме алиментов. Так нет же! Надо ей было спустить пары!
        Октябрьский вечер, занавесив окно сырой темнотой, лупил по стеклу дождем. Холодный осенний ветер яростно трепал голые деревья. В квартиру заползала ледяная тоска.
        После долгих раздумий Маша позвонила маме. Одной разобраться со всеми свалившимися бедами не получалось. Тощенькая стопка наличности в мелких купюрах вызывала приступ паники. Особенно чудовищно она смотрелась на фоне розовой квитанции на оплату квартиры. Эту квитанцию Маша выудила из почтового ящика и, наверное, впервые в жизни поинтересовалась суммой. Раньше коммунальными платежами занимался муж, а теперь никакого мужа не было. И коммунальные платежи, вероятно, он оплачивал ныне где-то в другом месте.
        Сумма поражала, совершенно не вписываясь в жалкие крохи, оставшиеся от зарплаты и распланированные на ближайшую неделю. В голове всплыли невнятные воспоминания про оплату телефона, света и, кажется, чего-то еще.
        Когда Маша дозвонилась до маменьки, Диана Аркадьевна пребывала в отличном расположении духа. Она что-то напевала, заряжая телефонную линию неуместным оптимизмом.
        - Мама, я развожусь.
        - Уже?
        - Что значит «уже»? - опешила Маша. Хотелось квохтания, соболезнований и хотя бы какой-то поддержки. Тем более что мама сама недавно пережила нечто подобное.
        - Так быстро, я имела в виду. Вот видишь, я тебе говорила. Рано или поздно ты влезешь в мою шкуру. Ну, и как?
        - Тебя что, это радует? - Маша еле сдерживалась. С одной стороны мама, зацикленная только на себе, с другой - подруги, одна из которых покрывала другую, а эта другая, похоже, вообще увела у нее мужа. Маша поняла, что абсолютно дозрела до того, чтобы хотя бы мысленно признать сей прискорбный факт.
        - Нет. Просто я тебя предупреждала. И Алексей твой мне никогда не нравился. Не нашего он круга. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я чувствовала, когда твой отец вышвырнул меня на улицу, - нравоучительно провещала маменька.
        - Вообще-то, он тебя не вышвыривал, а оставил квартиру.
        - А что, тебе квартиру не оставили? - ехидно намекнула мама. - И как? Греет тебя наличие квартиры?
        - Мама, мне поддержка нужна. - Маша чувствовала, что еще немного, и она расплачется, глупо, жалобно, по-детски.
        - Я тебя поддерживаю, - согласилась Диана Аркадьевна. - Я считаю, что он был тебя недостоин. И я в данном случае на твоей стороне. Кстати, хочу напомнить, что ты на моей стороне не была, когда такая же трагедия произошла у меня. Ты хотела и нашим, и вашим. А я вот поддерживаю тебя, а не Алексея.
        - Но это же совершенно другой случай! Мама, вы же оба мои родители, как я могу занять чью-то сторону? А тут - мой муж тебе в любом случае чужой человек!
        - Что-то ты меня не больно-то спрашивала, когда этого чужого человека вводила в семью, - напомнила мама. - И вообще, что ты хочешь от меня услышать? Я тебе сочувствую, мне тебя жаль. Но я же не могу вернуть тебе мужа!
        - Я и не просила.
        - Тогда чего ты ждешь от меня?
        Наверное, глупо было чего-то ждать от мамы. Не денег же у нее просить. Да если и попросить, то скорее всего - не даст. Хотя почему бы не попробовать?
        Просить, даже в долг, было невероятно унизительно. Тем более что Маша даже знала, с какой формулировкой мама откажет: она отправляется в крайне опасное путешествие в чужую страну к незнакомому мужику, который запросто может оказаться какой-нибудь Синей Бородой. Как ей там без денег-то?
        - У меня денег нет, - мрачно буркнула Маша. Озвучено это было, скорее всего, в качестве эксперимента. Как только слова прозвучали, она тут же остро пожалела об этом. Унизительная просьба стала последним ударом по шляпке гвоздя, окончательно вбитого в гнилую трухлявую доску под названием «жизнь». Права была Ритка: чем светлее и легче в начале, тем чернее и тоскливей потом.
        - На что у тебя нет денег? - не поняла мама.
        - Ни на что. Они просто закончились. Все, забудь.
        - Как это? Алексей же обязан давать тебе деньги. Даже такой подлец, как твой папашка, оставил мне хоть какую-то сумму.
        - А вот Алексей не оставил. Он собирается давать, но, видимо, потом, а есть хочется прямо сейчас.
        - Ужас-ужас, - ахнула мама. - Как же ты, бедненькая? Да я еще уезжаю. Кстати, ты в курсе, что я улетаю уже послезавтра, в семь утра? Ну, разумеется, ты даже в голове не держишь! А может так получиться, что мы больше не увидимся! Вдруг меня все же заманивают в Германию с какой-то целью? Хотя, может случиться так, что мне там так понравится, что я не захочу возвращаться. Но ты всегда была эгоисткой, тебе до этого и дела нет. Лишь бы избавиться от матери.
        - Нет, я помню, что мы должны созваниваться каждый вечер, - вяло кивнула Маша.
        - Если я тебе не звоню, ты должна позвонить сама, - требовательно напомнила мама.
        - Хорошо, хорошо.
        - Такое чувство, что ты не знаешь, как от меня отвязаться. Между прочим, это ты мне позвонила, а не наоборот.
        Мама была права. Маше очень хотелось повесить трубку и забыться.
        - Маняша, ты меня слышишь?
        - Мам, там Никита плачет…
        - Надеюсь, ты приедешь меня проводить?
        - В семь утра? - охнула Маша.
        - Ну конечно! Главное выспаться! А то, что мать родная навсегда уезжает, - это не повод встать пораньше!
        - Но мне же Никиту не с кем оставить!
        - А что, у ребенка нет других родственников? Деда нет, прадеда, отца? Няня, в конце концов, была, если мне не изменяет память.
        - Ладно, я что-нибудь придумаю.
        - Маняша, тут нечего придумывать. Я тебе уже перечислила массу вариантов. Ладно, иди, у тебя ребенок плакал. Или ты забыла уже?
        - Пока, мама!
        - Пока, доченька. Надеюсь, ты исправишься, одумаешься и станешь все же хорошим человеком, а не махровой эгоисткой.
        Положив трубку, Маша впала в ступор. Денег нет, опереться не на кого, пожаловаться тоже некому. Подругам? Она грустно хохотнула, представив, как жалуется Гусевой, рядом с которой в этот момент, вполне вероятно, дрыхнет незаконно присвоенный муж.

        На следующий день она занялась поиском яслей для Никиты. Собственно поиск оборвался, едва начавшись. Интернет - великая вещь. Там можно найти абсолютно все, получить ответ на любой вопрос, любую консультацию. А уж форумы по интересам, где обитает совершенно разношерстная по возрасту, материальному положению и психологической устойчивости публика, - кладезь информации.
        Едва только Маша завела тему «Ищу хороший ясли-сад для восьмимесячного ребенка», как ответы начали появляться словно мухи, привлеченные ароматом разлитого по столу варенья. Их количество росло в геометрической прогрессии. Сначала неизвестный аноним поинтересовался, давно ли Маша посещала психиатра. Затем появилось сразу девять сообщений про мать-кукушку, большая часть из которых содержала массу непарламентской лексики. Далее форумчане вообще забыли про основной вопрос темы. Часть из них начала яростно обсуждать между собой, «разводка» это или нет, часть изнывала от любопытства и требовала подробностей: почему такого малыша собираются сдать в сад, а еще одна сплоченная «группа товарищей» развернула агитацию под девизом «Грудное вскармливание форева!». Тут же до кучи стали появляться рекламные ссылки различной направленности: от вирусов до конкурирующих форумов. Независимо от общего разнопланового направления дискуссии продолжали множиться ругательные сообщения в адрес матери, вознамерившейся сдать ребенка чужим людям.
        Реакция общественности была неожиданной, но в целом давала понять, что Маша затеяла что-то не то. Самым здравым было предложение взять няню.
        Пробежавшись по кругу, она вернулась к тому, с чего начала. Получалось, что выхода нет.

        Алина была уверена, что Маша обиделась из-за Ленского. Но даже если принять за основу, что женская дружба надежнее и крепче мужской, все равно пожертвовать любимым мужчиной ради подруги никак не получалось. Да и зачем ей возвращать
«использованного» кавалера? Любовь - чувство одноразовое. Чтобы доесть надкушенное посторонним яблоко, нужно быть крайне небрезгливым человеком. Хотя, с какой стороны на Ленского ни посмотри - сплошные «надкусы».
        Все же жизнь - удивительно непредсказуемая штука. Нам дается то, что не нужно, а то, что нужно, достается другим. Зато когда другие готовы освободить для нас вожделенное «нечто», выясняется, что не так-то оно и было надо. Вот хотела Копейкина заполучить Толика, а он выбрал Алину. Зато когда обнаружилось, что к счастливой жизни с возлюбленным непременно прилагается чудовищная маменька и Шульгина нашла шефу замену, Копейкиной он тоже оказался не нужен: она наслаждалась обществом гениального Людвига.
        Вздохнув, Аля занялась разбором бумаг. Толик на фоне достоинств Ленского терялся, как головастик в море. Алине даже было его немного жаль. Все в этом мире проходит. И любовь, и жалость, и уверенность.
        - Аллоу, Толика будьте добры, - томно протянул в трубке чувственный женский голос.
        - Кого? - опешила Аля.
        - То-ли-ка! Анатолия Кузьмича Богатова! - отчеканила звонившая. Тембр был таким, что Алине немедленно представилась полуголая брюнетка на шелковых мятых простынях. Судя по тону собственницы, именно с Анатолием Кузьмичом они и мяли эти простыни.
        У Алины от такой наглости даже дыхание сперло. Хотя… Свято место пусто не бывает. Но как же больно, когда оставленный тобою кавалер так быстро находит утешение в объятиях другой!
        Эту трагедию нужно было как-то пережить. Переживать одной не хотелось, поэтому Аля позвонила Ленскому. Абонент оказался вне зоны действия сети, и Шульгина ограничилась нежной эсэмэской.
        Лучше бы она ее не писала!
        Ближе к концу дня ей позвонила Рита:
        - Алька, я в депрессии. Написала картину, а от нее веет такой мрачной безысходностью, что мороз по коже. Сплошной черный и темно-фиолетовый. Называется
«Обрыв жизни».
        - Да уж, позитивчик, - неопределенно хихикнула Алина. В живописи она не разбиралась. Знала только одно: Гусева гений, это аксиома, и в своих суждениях надо исходить именно из этого факта.
        - Все мужики - парнокопытные, - печально изрекла Рита. На заднем плане послышались возмущенные крики. Вероятно, «парнокопытные» коллеги возражали против такой классификации.
        - Бывают исключения, - робко заметила Алина.
        - А-а-а, - кровожадно взвыла Гусева. - Понимаю. Ты трудоустроилась. Так вот запомни - это все временно. И когда ты снова будешь не у дел, вспомни меня.
        - Обязательно.
        - Не дерзи.
        - И не думала. Просто у меня на этот раз все более чем серьезно, - гордо заявила Шульгина.
        - Где-то я слышала этот бородатый анекдот. Ладно, подруга, до связи. Я так понимаю, что сегодня ты при лошади. Скачи, скачи, не навернись только.
        - А ты пешком? - съязвила Алина.
        - Еще не знаю. Если какой-нибудь породистый жеребец не подвернется, то пешком. Мне не привыкать. Я слишком разборчива, чтобы быть пастухом при стаде.
        - Какие у вас, девушки, беседы высокоинтеллектуальные, - встрял в разговор насмешливый мужской голос.
        - Это кто там? - хихикнула Аля. - Породистый жеребец или так себе, лошадь Пржевальского?
        - Вообще пони, - многозначительно и с нажимом провещала Рита.
        - Ну-ну, а голос ничего так.
        - На этом все и заканчивается. Уж можешь мне поверить.
        - А ты проверяла? - заинтересовалась Алина.
        - Я эксперт, мне и проверять не надо, все определяю на глаз.
        Где-то фоном послышалось лошадиное ржание в исполнении все того же голоса и ехидный комментарий:
        - А бабы в твоей классификации кобылы или клячи? Я просто интересуюсь, как называется породистый скакун женского пола? Скакалка?


        Глава 28
        Алексей подъехал к Машиному офису за полчаса до окончания рабочего дня. Мириться было противно и не хотелось именно самой процедуры, с оправданиями, извинениями. Да, он был виноват. Но мудрая женщина умеет прощать, с мудрыми проще, а Маша… Она ребенок, которого обидели, отобрали игрушку. Ну и что? Вернули же потом! А она брать не хочет, упиваясь жалостью к себе и смакуя страдания.
        Процедуру примирения хотелось перешагнуть, как здоровенную лужу, перемахнуть одним прыжком. Самое опасное - не долететь до противоположного берега этой «лужи». Запросто можно приземлиться в самой середине, глупо перепачкавшись и забрызгав все вокруг. Виноватым быть стыдно и тяжело. Виноватый, но прощенный мужчина испытывает к простившей его женщине нечеловеческую благодарность. Сэкономленная энергия, рассчитанная на длительное и безуспешное примирение, бьет из него фонтаном. Именно в такие моменты они и дают самые сказочные обещания, которые им кажутся выполнимыми. Прощенный мужчина готов свернуть горы, сшибить с неба луну и поклясться в вечной верности. И он первое время сам будет искренне в это верить. Кстати, некоторым достаточно оступиться один раз, чтобы впечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь. Лучше жить спокойно и без встрясок, чем еще раз пережить такой стресс. Алексей был уверен, что относится к последним.
        Да, мужчина слаб, особенно когда женщина знает его уязвимое место и подло бьет именно туда. Сильному признаваться в слабости стыдно. Но как для того, чтобы поправиться, надо выпить горькую пилюлю, так и для того, чтобы наладить отношения с женой, надо пережить тяжелое объяснение.
        Машу он любил. Сначала пылко, восхищенно, завороженно, потом начал привыкать, наслаждаясь просто тем, что она рядом, что у них есть сын, что жизнь бежит себе уютным ладным паровозиком по заранее проложенным рельсам. А потом произошел этот нелепый взрыв эмоций, когда чужая женщина показалась чудом, которое случается лишь раз в жизни, от которого невозможно отказаться, которого так долго ждал и ради которого он и жил все это время. Все оказалось миражем, он ошибся. Фатально, нелепо, как ребенок, объевшийся неожиданно доступным мороженым, а потом вынужденный лежать дома с ангиной. И вернуть бы все назад, а никак.
        Мимолетная любовь, вспышка, оказалась самой большой глупостью в его жизни. Сначала она захотела, чтобы они жили вместе. Она говорила, что все ради него, что она жила для него, ждала его и вот - больше не смогла ждать. И он послушно снял квартиру, забыв обо всем на свете. А кто ж не мечтает, чтобы его так преданно, так страстно любили, желали, боготворили?! Он купился. Даже говоря себе, что просто пожалел невезучую девицу, Алексей врал. Она была нужна ему. Для самоутверждения. С ней он был самым потрясающим, самым независимым, самым мужественным. Даже его материальное положение, которое Маша лишь терпела, вечно чего-то требуя, подгоняя его вперед, словно быка на бойню, этой женщине казалось царским. Она умела слушать, уважать и любить. И именно тогда, когда Алексей, размечтавшись, бросил все, разрушил свою жизнь и решил начать все заново, она вдруг передумала. Это было так банально и неожиданно, как кирпич, упавший на голову в изумительно солнечный день, предназначенный для чего угодно, но только не для столь нелепой смерти. Она сказала, что долго думала и поняла: они не созданы друг для друга.
Алексей что-то лепетал, жалко уговаривал ее, уже понимая, что и ему это уже не нужно в таком виде.
        Потом наступило прозрение. Потерять эту женщину было не жаль. Страшно было потерять Машу. Алексей вдруг понял, что все это время воспринимал происходящее как параллельную реальность. Он так до конца и не верил, что Маши с сыном в его жизни больше не будет.
        Он сидел и смотрел на двери офиса. На сиденье восхитительным ворохом лежала охапка белых роз. Она любила розы. А он любил ее.
        Внезапно в позитивный настрой Алексея вторгся посторонний элемент. Словно таракан, завязший в сливках на свадебном торте, на ступенях возник мужик, с которым Маша приходила в ресторан. И этот мерзавец тоже был с розами. Правда, цветочки были помельче, и было их всего три штучки. Хотя это имело значение только в том случае, если бы они затеяли дуэль на букетах. Сейчас же все зависело от их Дульсинеи. Кого выберет, тот и победил. К перетягиванию каната Алексей готов не был. Ему и так-то было тяжело решиться на объяснение, а тут еще «помеха справа».

«Нанять, что ли, какого-нибудь бомжа, чтобы он его в грязи извалял? - вдруг подумал Алексей. - Или просто мимо проехать, обдав водой из лужи. Пусть бежит домой сушиться».
        Не по-джентльменски, конечно, но тут уж не до воспитания, когда речь идет о дележке дамы. Никакой дуэли не хотелось, хотелось просто устранить соперника любой ценой. И был риск, что испачканный кавалер напросится к Маше домой стираться и сушиться. С ночевкой. Тогда уж лучше самому в лужу упасть.
        Решительно взяв розы, он пошел на Ленского.
        Тот, ни о чем не подозревая, шуршал букетом и вышагивал в почетном карауле, разглядывая выходящих из заведения сотрудниц.

        Маша торопилась домой, чтобы не платить няньке лишние деньги за задержку. Встречаться с Алиной ей не хотелось. Но Шульгина, которую ждал любимый, тоже неслась, как скорый поезд, в результате вышли они вместе, резиново улыбнувшись друг дружке. Маша не могла простить лжи, а Аля продолжала думать, что подруга злится из-за Ленского. Особенно был неприятен тот факт, что оба яблока раздора торчали прямо у выхода, словно сговорившись.

        Машу в глубине холла Алексей заметил сразу, злобно подобравшись, поскольку Ленский тоже оживился и приосанился.

«Сейчас как дам в морду!» - яростно подумал Алексей, двинувшись в сторону соперника.
        Тот маневр заметил и беспокойно начал стрелять глазами, поскольку личность мужика, пытавшегося прожечь на нем взглядом дыру, была Ленскому незнакома. А сам мужик, крупный и лобастый, вызывал смутные опасения, тем более что Олег ему явно чем-то не приглянулся.
        - Ну и? - нехорошо спросил Алексей, помахивая букетом то ли как нунчаками, то ли как банным веником.
        Ленский попятился, умоляюще глядя сквозь стекло на охранника. Но тот был слишком занят кроссвордом и на окружающих не реагировал.
        Драки не случилось. Вернее, Алексей не успел начать трепать букет о соперника. Алина, вышедшая первой, подхватила Ленского под руку и поспешно поволокла вдаль, словно мышь, торопящаяся утащить сыр в нору, пока его не реквизировали.
        Алексей был так потрясен столь неожиданным поворотом событий, что едва не упустил жену. Маша стремительно пронеслась мимо, сделав вид, что не заметила ни крупногабаритной фигуры супруга, ни ошеломительно-роскошного букета. Так они и шли: впереди она, а следом Алексей, глупо семенящий и пытающийся подстроиться к ее темпу. При этом он старательно огибал многочисленные лужи и путался в оправданиях.
        - Тебе чего надо? - внезапно затормозила Маша. - Ты что, думаешь - погулял, купил цветы, вернулся обратно? А что? Тебя оттуда выгнали? Или нагулялся? Собственно, меня это уже не касается.
        Она вытянула руку, ловя такси. Как назло, машина подошла сразу.
        Алексей стоял и смотрел на замызганную октябрьской грязью «Волгу», увозившую его счастье.
        - Все бабы дуры, - заискивающе дохнул кто-то рядом, обдав свежим запахом дешевого алкоголя. Он обернулся: на тротуаре покачивался интеллигент крайне заморенного вида в съехавшей на ухо шерстяной шапочке.
        - Моя с тещей сговорилась, двери не открыли. Говорят, я сыну подаю дурной пример. Ха! - Он горестно мотнул башкой, от чего по тощему корпусу пошла вибрация, приведшая к оседанию организма на асфальт. - А я им зарплату нес. Бабы-дуры. Сами виноваты.
        Тут собеседник выбросил в пространство руку с кукишем, едва не попав в Алексея.
        Народ брезгливо обходил обоих. Начинался дождь, смешанный со снежной крупой.
        В ярости воткнув букет в ближайшую урну, Алексей пошагал к машине.
        - Э, мужик, я цветы возьму, раз тебе не надо? - обрадованно пискнул интеллигент. - Клавке подарю, а то она меня всю жизнь упрекает, что цветов нормальных ни разу не дарил! Вот и будет ей «раз», чтоб не пилила.
        Не глядя махнув рукой, Алексей свернул за угол.

        Маша вышла из такси буквально через квартал. Она жалела и двести рублей, потраченные на бегство, и упущенный шанс помириться. Конечно, мириться было бы неправильно. Но если делать только то, что правильно, то жизнь станет похожа на диету язвенника.
        Если бы кто-нибудь спросил у нее, почему нельзя простить мужа, то Маша назвала бы массу причин. Во-первых, простить - это значит дать повод думать, что и в следующий раз все пройдет по той же схеме: оступился, повинился, прощен, допущен к телу. Прощение - это пожизненная индульгенция на грядущие грехи. Во-вторых, это унижение достоинства женщины. Получается, что она готова примириться с фактом измены. Пообижалась - и хватит. Это все были вполне объективные доводы, которые Маша с удовольствием озвучила бы в качестве советов для любой женщины. Но проблема заключалась в том, что объективно отнестись к своей субъективной беде никак не получалось. Более того, Маша вполне допускала, что ей без мужа гораздо хуже, чем ему без нее.
        - Я хочу его вернуть, - в ужасе признавалась себе Маша. - Стыд-то какой! Я что, получается, готова простить? Но лучше уж пусть один раз будет стыдно, чем потом всю жизнь - больно. Или измена как хроническая болезнь - стыдно и больно будет всегда, независимо от результата?
        Мужчину никогда нельзя звать, чтобы потом у него не было повода напомнить, мол, вернулся, потому что ты умоляла, пожалел детей, тещу, уступил и так далее. Нет! Он должен попроситься назад, он должен сам дозреть до мысли, что хочет вернуться. Если сам не дозревает, надо поспособствовать просветлению в мозгу. Как не всякий помидор дойдет до кондиции, если не создать ему комфортные условия, так и не всякий муж в состоянии осознать, что дома лучше. Или привычнее, что тоже немаловажно.
        Алексей дозрел сам, а Маша, увы, упустила момент.

«А вдруг он передумает?»
        Эта мысль мучительно пульсировала в мозгу всю дорогу. Она тыкала сознание крохотной иголочкой с занудностью прохудившегося кухонного крана, сочащегося ржавой водопроводной водой.
        Все еще рефлексируя по поводу неудавшегося примирения, Маша ввалилась в квартиру. Хотелось принять горячую ванну, напиться глинтвейна и отключиться.

        - Я увольняюсь.
        Это было первое, что сказала Вероника, едва хозяйка вошла.
        Маша сначала даже не поняла. Недоуменно вежливо улыбнувшись, словно услышала глупую шутку, она по инерции продолжала раздеваться.
        - Я пока вещи соберу, чтобы не возвращаться, - дополнила сообщение нянька, и тут до Маши окончательно дошел весь ужас ее положения.
        - Но как?!! Мне же надо на работу! Я, наоборот, хотела вас завтра попросить прийти пораньше! И как мне быть? Так же не делается! Вы должны хотя бы предупредить за две недели, а не ставить меня перед фактом!
        Вероника лишь пожала плечами:
        - Вы можете взять в агентстве другую няню. У них всегда есть сотрудницы для срочных вызовов. Это на то время, пока вы будете подбирать кандидатуру.
        - Я не могу вас отпустить!
        - Вы извините, Мария, но я же не спрашиваю у вас разрешения. Я просто сообщаю, что ухожу.
        - Но почему? Чем я вас не устраиваю? Или вы боитесь, что я не смогу платить? Так я смогу! У меня будут деньги!
        - Не кричите, пожалуйста. Я не от вас ухожу, а увольняюсь из фирмы.
        - А почему именно сейчас? - чуть не плакала Маша. - Вы мне очень нужны.
        - Так сложилось, - коротко ответила Вероника. Тон ее был настолько бесстрастным, настолько спокойным, что Маша поняла: уговаривать бесполезно. Надо же, а она хотела устроить судьбу этой дурнушки. Не успела. Жаль. Может быть, если бы успела, то все сейчас сложилось бы иначе.
        - А как же я? - потерянно пробормотала Маша. Спрашивала она, скорее всего, себя. Но Вероника приняла это на свой счет.
        - А у вас все будет хорошо, - неожиданно доброжелательно улыбнулась нянька, словно была ясновидящей, к которой Маша пришла на прием.

«Небось набралась приемчиков у своей гадалки», - неприязненно подумала Маша.
        - Вам бы с мужем помириться. Он неплохой человек, - Вероника говорила, деловито собирая свои вещи в большую спортивную сумку. - Мужчины часто ошибаются. Это большие дети, их надо уметь прощать. Не ради них, а ради себя. И с отцом бы помириться.
        - Я не ссорилась…
        - Но и не особо общались, наверное? Не одобряете его, да? И маму свою не одобряете? Вы еще не знаете, какие бывают родители. И это к лучшему, что не знаете. Упаси Бог от такого опыта. Все рано или поздно платят за свои ошибки. Если, конечно, ошиблись. Не нам решать, наверное. Там, наверху, за нас все уже решено и предрешено. И каждому воздастся по делам его.
        Выдав эту малопонятную тираду, Вероника, словно подведя итог выступлению, решительно застегнула «молнию» на сумке:
        - Я за оплатой на следующей неделе зайду.
        - Ага, - облегченно выдохнула Маша. Если бы нянька все же начала настаивать на немедленном расчете, то это был бы невероятный позор. Потому что расплатиться Маша не смогла бы. В противном случае у нее не осталось бы денег даже на дорогу до работы.


        Глава 29
        - Дед, мама завтра уезжает, - всхлипнула Маша в телефонную трубку. Неприятности последних дней придавили ее, словно цыпленка-табака. Она даже видела себя лежащей в позе курицы, готовой к праздничному ужину. Оголодавшие гости с энтузиазмом поочередно тычут в нее вилками. Еще немного, и тушку растащат по тарелкам. Сил бороться не было абсолютно.
        - Куда уезжает? - не понял Михаил Яковлевич. - И по какому поводу всхлипы? Ты в толпе провожающих?
        - К жениху.
        - К жениху?! Надеюсь, на Колыму к золотодобытчикам или в юрту к чукчам. Среди них, я слышал, попадаются миллионеры.
        - В Германию.
        - К жениху? В Германию? Это кто ж так попал? Это кому ж посочувствовать-то?
        - Мне, дед. Мне надо посочувствовать.
        - Молодая, здоровая. Чего тебе сочувствовать? Тебе завидовать надо. Не жалоби меня. Ты лучше объясни, как так получилось, что твоя мать, эта старая макака, из бабки вдруг переквалифицировалась в невесты? Тоже мне, девица на выданье!
        - Тебе напомнить как? - не удержалась от ехидства Маша. - Твой сын, который мой отец и тоже, между прочим, дед по совместительству, в одночасье став женихом, автоматически сделал нашу маменьку невестой. Раз у него там своя невеста, так почему бы у мамы не появиться жениху?
        - Ишь ты, - хмыкнул дед. - Тут такое дело. Отца женихом я еще могу представить, а вот Динку… Тьфу! Срамота. В таком-то возрасте.
        - Дедуль, ну если в твоем возрасте можно кататься на роликах и обхаживать юных библиотекарш, то почему бы маме не выйти замуж еще раз?
        - Тоже верно. Логика есть, но что-то в ней есть неправильное. Извращенное. Вроде все правильно излагаешь, но выглядит твоя правда, как новогодние елки на главной магистрали города в разгар лета.
        - Это от мужского шовинизма, - утешила старика Маша. - Тебе не понять, потому что ты изначально недооценивал маму.
        - Недооценивал? - гоготнул дед. - Да я ее терпеть не мог. Хотя не могу не признать. Прыти такой от нее не ожидал. Ладно, будем ездить к ней в гости. Я в войну до Берлина не дошел, так хоть доеду. Гансу ейному в глаза загляну. Тоже, небось, ветеран? Кто ж на эту кошелку старую позарится. Только какой-нибудь пенсионер-бюргер, которому сиделка нужна.
        - Он не Ганс, он Лев Борисович.
        - О, наши люди, - оживился дед. - Тем более надо съездить.
        - Погоди, мама еще не уехала и замуж не вышла.
        - Может, позвонить мужику, предупредить? - забеспокоился дед. - Вдруг там человек хороший, а мы ему такую заразу подсуропим!
        - Дед, ты бесподобен в своей последовательности и непримиримости, - вздохнула Маша. - В общем, ты мне очень нужен завтра с утра. И вообще, могу я тебя ангажировать на пару дней для сидения с внуком? Мне больше некого попросить. Не папу же. Он работает.
        - А вот ты сейчас какого папу имела в виду?
        - Да, в принципе, обоих. Ну, так как, дедуль? Мне без тебя никак.
        - Маняша, ты меня так уговариваешь, как будто это не мой родной правнук. Конечно, приеду. Только можно я с девушкой? А то одному с таким маленьким страшновато, женская рука нужна. Да и не так скучно будет.
        - Дед, хоть всех девушек привози! Ты меня спас! Только тут такой момент: мне в четыре утра надо выехать. У мамы рейс в семь, то есть регистрация с пяти утра.
        - Ох ты, прямо как на утреннюю дойку. Да я и не сплю почти по ночам, так что приеду к четырем. Нет проблем, внучка. Ну, надо же, Динка кого-то захомутала. Все ж таки неудобно перед человеком. Люди, когда квартиру покупают, соседей опрашивают, в ЖЭК ходят, а тут такая неосмотрительность и в таком серьезном вопросе. Поговорил бы хоть с родней. Мы б ему рассказали!
        - Спокойной ночи, дедуль, - рассмеялась Маша. Дед был в своем репертуаре.

        Рита Гусева понуро брела по вечернему проспекту. Домой не хотелось категорически. Ей было тошно, горько и гадко. Некоторое время назад ее очередной роман закончился ничем. Мужчина мечты оказался вовсе не таким, как хотелось бы, а к компромиссам Рита готова не была. Либо все, либо ничего! В результате, как обычно, получилось то самое «ничего». Быть одной оказалось на сей раз совершенно невыносимо, реабилитация затянулась, никакой положительной динамики не наблюдалось вовсе. Становилось только хуже. Да еще эта слякотная, холодная осень!
        Она набирала и набирала Машин номер. Хотелось хоть с кем-то поговорить, и даже не с кем-то, а с родственной душой. У Князевой были сейчас примерно те же проблемы. Рыбак рыбака видит издалека и всегда поймет.
        У подруги было хронически занято. Вздохнув, Рита набрала номер Алины, которая если в данный момент и не в состоянии понять, то хотя бы в состоянии утешить.
        Шульгина ревела в голос. Судя по тому, что трубку Аля не повесила, поговорить ей хотелось, но разобрать смысл не представлялось возможным. Она заикалась, бормотала абсолютную белиберду и без предупреждения переходила на вой, от которого закладывало уши.
        Ясно было одно - Алина тоже потерпела фиаско на любовном фронте. Мелочь, а приятно. Плакать в хоре легче. Появляется даже некоторый намек на объективность, открывается второе дыхание и находятся силы поучить ближнего уму-разуму.
        - Все ж таки мужики - наша главная беда. Без них жить было бы гораздо проще, - изрекла Гусева, в одностороннем порядке закруглив неконструктивный разговор, который и на разговор-то похож не был. - Они хуже алкоголизма, курения и наркотиков. Потому что от «мужезависимости» даже не лечат. Самое страшное, когда проблемой никто не занимается глобально и кардинально. А все потому, что у руля эти самые мужики и стоят. М-да. Безвыходное положение. Не в то время я родилась. И не на той планете. Спокойной ночи, Алька. Звякни мне завтра, когда дикция восстановится.

        Все было ужасно. Нет, даже не ужасно - это была катастрофа. Алину колотило настолько сильно, что лязгали зубы. Любовь оборвалась так внезапно, так фатально, что она даже опомниться не успела. Ее словно вышвырнули в одно мгновение из уютного теплого дома на мороз, воткнув головой в сугроб для ускорения перехода от разморенной расслабленности к почти трупному окоченению.
        Конечно, она понимала, что удержать Ленского будет сложно, но таких неожиданностей даже не предполагала.
        Они уже поужинали в ресторане и ехали к Олегу, когда Алина вдруг вспомнила про утреннюю эсэмэску.
        - А ты получал мое послание? - она нежно провела ноготком по его шее.
        Ленский дернулся, хихикнул и почесался:
        - Рыбка, я боюсь щекотки. Ничего я не получал. Но ты мне можешь все сказать своими словами.
        - Обязательно. Я тебе даже изображу в лицах, - сострила Аля.
        У него кончились сигареты. Уже потом впавшая в депрессию Шульгина поняла, что это был знак свыше. Олег притормозил у киоска и, поцеловав любимую, вывалился из салона со словами «Я за куревом». У киоска топталась девица, тоже что-то покупавшая. Олег вытягивал шею, разглядывая плохо освещенную витрину. От нечего делать Алина взяла его трубку из подставки и начала искать свое сообщение. Сначала она даже не поняла, что это такое, а потом осознание потери обрушилось на нее лавиной, в одно мгновение погребя под ледяными глыбами правды. Эсэмэсок у Ленского обнаружилось много. Все они были примерно одинакового содержания, зато адресатки были разными. Сегодняшним днем было датировано 4 записи. Последняя гласила, что
«рыжая королевна ждет завтра своего короля как обычно». От этого «как обычно» сердце сжалось в сухую изюмину и почти остановилось. В предыдущем сообщении подробно описывались восторги некой Ланы по поводу прошлой ночи, которую Ленский, по сведениям Алины, провел на неком закрытом совещании, затянувшемся из-за несговорчивости японских партнеров.
        Зато теперь она знала, как зовут партнеров.
        Оставшуюся запись Аля даже читать не стала. Она так и застыла с мобильным в руке. Ладонь вспотела и неприятно липла к пластмассе.
        - О, Штирлица, кажется, сдали, - понимающе хмыкнул вернувшийся Олег. - Рыбка, на будущее - никогда не ходи в разведку. Гарантированно разведаешь нечто такое, к чему не готова и что совершенно для тебя не предназначено.
        - Ты меня обманул.
        - Нет. Я всего лишь берегу психику своих женщин. Мужчина полигамен. Разве ты об этом никогда не слышала? А вот дамы, увы, невозможные собственницы. Они не умеют делиться партнерами. Это ошибка. Когда дети в песочнице не могут поделить ведерко, они начинают драться. А если бы они сообразили договориться пользоваться этим ведром по очереди, то спокойно играли бы дальше.
        Алина немедленно вспомнила лагерь, куда ее в детстве отправляли на одну смену. Туалет был далеко, корпус на ночь запирали, и девочки по очереди пользовались старым вонючим ведром. Наверное, Ленский имел в виду не это, но ассоциации вызывал именно такие.
        Молча отбросив трубку, словно паука, девушка выскочила из машины. Как всегда, ей казалось, что вместе с любовью кончена и жизнь. И, как всегда, Алина была уверена, что на этот-то раз все так и есть, не фикция, не преувеличение, а самое что ни на есть фиаско. Ведь эта любовь не такая, как те, предыдущие.
        Олег догонять сбежавшую девушку не стал, поэтому Аля осталась со своим горем один на один.
        Гусева попала как раз в самый разгар истерики и, как обычно, нашла очень правильные и жесткие слова. Она не стала жалеть, отрезвив страдалицу своим цинизмом. Поэтому домой Шульгина вернулась почти вменяемой и даже умудрилась поддержать с папой какую-то беседу политической направленности.
        Папа увлеченно ругал мордатого мужика со смутно знакомым «телевизионным лицом», названивая по проплывающему внизу экрана номеру телефона с целью прорваться в прямой эфир и «сказать ему все».
        Алине так хотелось, чтобы в этот знаменательный вечер хоть один представитель сильного пола получил по заслугам, что даже подключилась к процессу дозвона.
        Дорваться до прямого эфира не удалось, но зато удалось хоть немного отключиться от своей катастрофы.


        Глава 30
        Утром, когда невыспавшаяся и взвинченная Маша, натыкаясь на углы, собиралась на работу, очень туманно представляя, как именно будет добираться из аэропорта до офиса и сколько это займет времени, явился бодрый и свежий Михаил Яковлевич. В руках он сжимал букет пролетарских гвоздичек.
        - Вот, передай ей. От меня. Скажи, мол, раз помирать поехала в дальние страны, то последний долг отдаю авансом.
        - Обязательно, маме будет приятно, - одурело кивнула Маша, не особо вникая в смысл. Спать хотелось чудовищно. Казалось - прикрой глаза, и навалится беспробудный медвежий сон до самой весны.
        Торопливо прокомментировав деду распорядок дня, старательно отпечатанный на листе бумаги, она побежала к ожидавшему у подъезда такси.

        Аэропорт встретил оживленным гулом полноценного рабочего дня. Народ суетился, занимал очереди, перекрикивался и возбужденно-нервно готовился к отлету. Будущие пассажиры, словно трудолюбивые муравьи, перетаскивали с места на место чемоданы, баулы и сумки.
        Диана Аркадьевна с независимым видом стояла рядом с аккуратным чемоданом на колесах.
        - Привет, мамуль, - Маша, стесняясь, чмокнула мать в надушенную щеку. - А почему вещей так мало?
        - Я считаю, что женщина должна приезжать на все готовое. Больше цены будет. Здесь только необходимые мелочи. Одежду мы с Лёвой купим там.
        Далекий Шпунт уже стал «Лёвой», появилось замечательное слово «мы», от которого веяло надежностью и стабильностью. Маша с удивлением поняла, что у мамы получилось нечто совсем невероятное, чего не могло быть. Со стороны эта история казалась авантюрой, а в результате оказалась хорошо спланированной шахматной партией, где все ходы привели к задуманной победе.
        - Это что за гербарий? - Диана Аркадьевна с сомнением разглядывала прощальный букет.
        - Это дед тебе передал. От всей души.
        - Это хорошо, что он уже о душе начал думать. Желаю ему остепениться и закончить свои дни достойно, а не на роликах с очередной соплей. Букетик-то кладбищенский. Ну, точно, четыре штучки. Вот старый хрыч. Но я возьму, на память. Кстати, мы и с тобой еще неизвестно когда увидимся, хотя Лева обещал регулярно сюда ездить, у него здесь бизнес намечается. В любом случае, я тут тебе написала письмо. Нет, сейчас не читай, потом, когда я уеду. Это мой последний наказ.
        - Мама, перестань, а то у меня уже сложилось впечатление, что мы тебя провожаем в последний путь.
        - А что? Самолеты иногда падают. Ладно, шучу. Это приятно, что ты переживаешь. Кстати, я его проверила по своим каналам, там все в порядке, так что созваниваться ежедневно нет необходимости. Но ты все же звони. Я же твоя мать.
        - Я помню.
        - Будь умницей. И не потеряй мое письмо. Все, регистрация заканчивается, я побежала.
        Мама потерлась об Машу щекой, изобразив поцелуй, и походкой манекенщицы двинулась к стойке, так больше и не оглянувшись.
        - Я никому не нужна. Никому, - прошептала Маша. - Все как-то живут, занимаются собой, проносятся мимо, словно машины на проспекте, а я стою тупым фонарным столбом и смотрю на них. А они на меня - нет.
        Хотелось себя пожалеть. Будь настроение хотя бы немного другим, можно было бы вспомнить, что ее любит дед, сын, папа, в конце концов, который чувствует себя виноватым и не звонит, потому что стесняется, а вовсе не потому, что злится. А еще есть где-то муж, который вчера хотел помириться, но Маша сбежала. И именно в это утро, когда она так остро прочувствовала свое одиночество, вдруг стала ясна причина побега. Что скажут окружающие, если она простит? Они будут обличать, считать, что она унизилась, растоптала свою гордость. Как просто советовать: будь гордой и независимой. И как невообразимо трудно следовать этому совету!

        Конверт она открыла в такси. Там лежала короткая записка и тысяча евро. В записке была всего пара строчек: «Помирись с отцом и мужем. Хотя бы попытайся. Целую. Люблю. Мама».
        Маша бросилась набирать мамин номер, но она уже отключила трубку.
        - Спасибо, мамуля, - прошептала Маша, размазывая по лицу жгучие теплые слезы. Мама всегда любила и будет любить ее. Очень странно, по-своему, но обязательно будет.
        Слезы высохли, освежив настроение. Словно вместе с ними испарилось что-то еще, что мешало дышать и жить.

«Душа, умытая слезами», - она улыбнулась и задремала.

        Домой Маша заезжать не стала, сразу отправившись на работу. Каково же было ее удивление, когда, проходя мимо приемной Алины, она увидела подругу сидящей на подоконнике в позе роденовского мыслителя.
        - А ты-то что тут в такую рань делаешь? - ахнула Маша.
        Шульгина от неожиданности чуть не свалилась с подоконника. И все от той же неожиданности честно призналась:
        - Стихи пишу.
        - Поздравляю. Все так хорошо, что душа поет?
        - Нет, все так плохо, что она плачет. Ты была права, он подлец.
        - Кто?
        - Олег, - недоуменно хлопнула ресницами Аля. - А что, есть еще варианты?
        - Ну, варианты есть всегда, пока рядом с нами есть мужчины.
        - Машуня, мне так стыдно. Прости меня, а? Пожалуйста! Я так виновата, что его у тебя отбила. Но ты же сама понимаешь, все было к лучшему. Глупо ссориться из-за мужика. Я же вижу, что ты на меня из-за этого дуешься.
        - Я? Дуюсь? Да с чего ты взяла? - Маша напряженно рассмеялась. - Разве в Ленском дело?
        - А в чем?
        - Не в чем, а в ком! Ладно, раз уж ты первая начала. Зачем ты покрываешь Гусеву?
        - Покрываю? Матом? Нет, мне, конечно, не всегда нравится ее резкость, но я никогда…
        - Алина, не юли! Я о другом!
        - У меня моральных сил юлить нет. Я просто не поняла, - покаялась Шульгина. - Вот напрягаю мозг, а не доходит.
        - С кем в ресторане была Гусева? С моим мужем? Только не смей врать!
        - Ты из-за этого обижалась? Маша, я тебе клянусь, не видела я там Гусеву! А Алексея видела, он почти сразу же после тебя ушел. Честное слово! Я не знаю, как доказать, но это правда. Чистейшая. Давай у Ритки просто спросим, с кем она там была, и все. Тем более, что с тем мужиком, с которым она встречалась тогда, у нее ничего не вышло. Там кто-то кого-то бросил.
        - Как интересно. Ее, значит, бросили, а у меня как раз муж обратно домой просится. Вот это номер!
        - Маша, она не могла! Ты что? С ума сошла?
        - Ты же смогла с Ленским.
        Шульгина виновато покраснела.
        - Ладно, не имеет значения. Я тебе верю.
        - Верь, пожалуйста. А то мне и так плохо. Но Ритку все же надо спросить. Раз там все кончено, вдруг она скажет. Хочешь, я спрошу? Я могу ей сейчас позвонить, а ты по параллельному телефону послушаешь. Тебе она не скажет, а мне запросто. Гусева сейчас как раз на работу едет. Давай, а? Чтобы все недоразумения разрешились.
        - Ну, давай, - с некоторым сомнением протянула Маша. Ей вдруг стало страшно. А что, если Рита сейчас признается?
        Но Алина уже набирала номер, сидя в кресле шефа.
        Маша торопливо сняла трубку.
        - Рита, привет, это я! - Шульгина говорила радостным звонким голосом, как пионерка, читающая стих на торжественной линейке.
        - Чего орешь-то? - недовольно проворчала Рита.
        - Как жизнь? Полегчало?
        - И это спрашивает человек, вывший мне вчера в трубку дурным голосом?
        - Именно. Мне, например, уже полегчало.
        - Поздравляю. У тебя развивается иммунитет на мужские предательства. Скоро станешь на сто процентов стрессоустойчивой.
        - Ритка, я спросить хотела. У тебя с Алексеем что-нибудь было?
        - Его Артем звали, а не Алексей.
        - Нет, я про Машиного мужа.
        - Про кого? - Гусева радостно заржала. - Про Маниного мужа? Ты что, напилась с утра?
        - Мне нужно знать. Это очень важно.
        - Знаешь, Шульгина, у меня гадский характер, я вредная, злобная стерва. Но чтобы переспать с мужем самой близкой подруги - это ты меня сейчас обидела.
        - Ритуся, ну, не обижайся, пожалуйста! - залебезила Алина. - Просто я вдруг подумала, как-то странно все совпало: у Мани муж ушел, у тебя кто-то появился, а когда мы пришли в ресторан, то там оказались вы с Алексеем.
        - В какой ресторан? Ты бредишь?
        - Ну, помнишь, Маша тебя в ресторане встретила?
        - Конечно, помню. Я в рестораны не часто хожу, пальцев на одной ноге хватит, чтобы перечесть. Только при чем тут Алексей? Я там с Тёмой была. И, кстати, тебя я там не видела. Собственно, мы там и не были, можно сказать. Представляешь, пригласил девушку в ресторан! Сели за столик, я в туалет, носик припудрить и все такое, возвращаюсь, а он ноет: «Пошли отсюда, здесь слишком дорого!» Нет, ну такое свинство! Мало того, он еще и на работе трепаться начал про цены. Его Вадик спрашивает, что, мол, ты там забыл, а этот недоумок и отвечает, что меня покормить водил. Вот Вадик-то порадовался. Полдня трясся как припадочный от смеха. А мы ведь Тёмин успех отмечать ходили. Ему рекламу заказали для транспортной фирмы. С ума сойти, контора называется «Везун». Прямо как «несун». Так хозяйку ничего не устраивало. Морда как тазик, маникюр рябиновый, костюм изумрудный, зубы золотые. Я и подсказала ему просто написать название, кратко услуги и на две третьих рекламной площади подретушированный фэйс хозяйки. Кстати, рожу ее жуткую я практически целиком перерисовала. Тетка там в экстазе скакала, чуть офис нам на
радостях не разнесла. Собственно, его первый сданный заказ мы и хотели отметить, он же деньги за него получил. По идее - мои деньги. И решил сэкономить. Заодно Вадика развлек.
        - А Вадик, это тот, с приятным голосом? - робко уточнила Алина.
        - Именно. И сам он хорош собой, как гибрид колобка со Шварценеггером.
        - Такой красивый?
        - Такой кругломордый и самоуверенный.
        - Ты про него так часто говоришь, просто интересно стало. А с ним у тебя ничего не было?
        - С ним? Да он же мнит себя гением, а меня подмастерьем! У нас не пол противоположный, а мировоззрение! Кстати, он меня тоже все время злит.
        - Ну, хоть в чем-то наблюдается взаимность, - вздохнула Аля.
        - А ты-то, кстати, чего так голосила вчера? Надеюсь, кавалер просто ушел, а не помер у тебя на руках?
        - Лучше б помер.
        - Ясно. Может, запьем наше общее горе? Надо еще Маню позвать. Или у нее с мужем наладилось?
        - Да ты что? - испугалась Аля и тревожно выглянула в приемную, делая Маше глазами непонятные знаки. - Он же ей изменил вроде.
        - Ну и что? Подумаешь. Нормальный мужик, если вдуматься. Тем более, отец ребенка. Надо будет ее уговорить помириться, наверное. Хорошие мужики на дороге не валяются, а этого она уже знает, как облупленного. Ладно, вечером решим, что с ним делать. Все, я в метро спускаюсь, конец связи.
        - Ну, как? - Шульгина выбежала из кабинета и испуганно уставилась на Машу. - Я лишнее сказала, да?
        - Все нормально. Спасибо тебе, Алька. Мне даже дышать стало легче. Я тебя люблю!
        - Мир?
        - Конечно, мир!
        - Машуня, тогда у меня к тебе просьба, - Алина краснела, мялась и отводила глаза.
        - Давай, не кокетничай.
        - Я ему стих написала. Прощальный. Как думаешь, стоит эсэмэской отправить? Я же никогда стихов не писала, а тут вот.
        - Да-да, я помню, у тебя душа плачет. А ты уверена, что это надо? Кончено все - и ладно. Зачем растягивать? А вдруг он тебе ответит? Или ты на это и надеешься?
        - Ты что! - Аля даже отшатнулась. - Я вчера такое пережила. У него параллельно со мной еще женщины были. Он даже скрывать не стал. Посмеялся надо мной. Вот, посмотри, что я написала.
        Она воровато выдернула откуда-то из-под папок обрывок листа и подтолкнула к Маше.
        Ты любовь мою бросил в грязь.
        Чувства вдребезги об пол - хрясь!
        Ты в туманы ушел, смеясь.
        Я забыла тебя, плюясь.
        На Машин хохот прибежала уборщица. С любопытством заглянув в приемную, она позвякала ведром и, не дождавшись, пока с ней поздороваются, ушла, что-то бормоча под нос.
        - Разве это смешно? - попыталась оскорбиться Алина, но, не выдержав, тоже начала хохотать.


        Глава 31
        По монитору плавала извивающаяся змеей абстракция. Алексей бездумно следил за ней взглядом, периодически растерянно потирая то переносицу, то лоб. Таким идиотом он не чувствовал себя никогда. То, что происходило, было чудовищно, странно и непостижимо уму. Он перебирал все возможные версии, но все они казались одна фантастичнее другой.
        Утром он увидел на лестнице офиса Веронику. Она целеустремленно куда-то неслась, высокомерно цокая каблучками.
        Первое, что он ощутил - страх. Словно ребенок, застуканный родителями за чем-то непристойным, он вздрогнул и оглянулся вокруг в поисках спасения. Адреналин гейзерами забурлил в крови. Ненавидя себя за слабость и трусость, он через две ступеньки поскакал за ней следом. Нянька скрылась в кабинете шефа, так легко миновав секретаршу Лесю, словно была своей.
        - Леся, а это кто? - он старался говорить спокойно, но даже язык отказывался повиноваться, как после двойной дозы наркоза. И руки мерзко, воровато подрагивали.
        - Ты, Леша, совсем там в своих графиках и отчетах закопался. Весь офис давным-давно знает: босс ушел из семьи к этой бабе. Ой!
        Тут Леся вдруг вспомнила, что Князев некоторым образом является членом этой семьи, вероятно, поэтому до нее никто и не рискнул обсуждать с ним любовницу шефа.
        - Леша, я тебя умоляю, забудь! - затарахтела секретарша, увидев дикое выражение его лица. - Ну, какое тебе дело до его баб? В смысле, женщин! Ты меня вообще неправильно понял!
        Развернувшись, Алексей ринулся вон из приемной. Он вдруг перестал дышать, соображать и жить. Его не было. Осталась лишь одна пульсирующая бестолковая мысль:
«Почему так?»

        Алексей сидел и вспоминал, как однажды встретил Веронику у дверей офиса. Сначала он ее просто не узнал. Да и как можно было узнать бесформенную мешковатую девку в статной, дорого одетой, холеной брюнетке?
        Она окликнула его, и на мгновение Князев даже испытал отдаленную тень самодовольства: им интересуются симпатичные девушки. Потом скользнуло мимолетное любопытство: что она придумает, чтобы завязать знакомство? И опасение: а вдруг это просто съемная красотка, уставшая ждать клиентов. Через долю секунды он узнал няньку и опешил. Не было очков, не было дурацкого балахона, зато бесстыдно притягивали взгляд грудь, вызывающе обтянутая тонкой лайковой курточкой, и гладкие стройные ноги. Роскошная барышня никак не могла быть Вероникой! Но это была она.
        Именно тогда она сказала, что ждет не кого-нибудь, а его!
        Она говорила, что больше так не может.
        Она шептала, что любит.
        Как глупый тупой окунь он уцепился за жирного червяка, заглотил наживку и попался.
        А потом Вероника его бросила. Съела шоколадку, смяла фантик и вышвырнула прочь. Наигралась. Все произошло настолько стремительно, что было похоже на дурной сон.
        И вот теперь она непостижимым образом оказалась любовницей тестя.
        Мозаика не складывалась. В схему закралась какая-то ошибка, а Алексей никак не мог ее найти. Не было сил, не хватало внутренних ресурсов, одномоментно вспыхнувших и сгоревших без остатка. Это было даже не разочарование, не потрясение, а шок. Алексей настолько выпал из реальности, что никак не мог в нее вернуться. Усилием воли он сбросил оцепенение и снова пошел к шефу.
        - Если она еще там, то все выясним сразу. А если нет, то тоже выясним.
        Ему вдруг стало ясно, что лучше бы ее там не было.
        Но Вероника все еще сидела у Максима Михайловича, покачивая ногой в сапожке на изящной шпильке и загадочно улыбаясь.
        Пролетев мимо испуганно пискнувшей секретарши, которая, вероятно, уже чувствовала себя уволенной, он вломился в кабинет.
        Она не испугалась. На красивом гладком лице ничто не дрогнуло. А он боялся, отчаянно трусил, потел и вибрировал каждой клеточкой тела.
        - Леша, в чем дело? - Максим Михайлович был удивлен, но не более. Он смотрел на зятя с любопытством и нетерпением, как посетители зоопарка смотрят на павлина в ожидании, что он распустит хвост.
        И Алексей «распустил». Он рассказал все, не жалея хлестких слов ни для себя, ни для Вероники. С трудом сдерживаясь, чтобы не врезать бывшей любовнице, он говорил и говорил, стараясь не смотреть на нее.
        Какая грязная штука, эта жизнь.

        - Ты не кипятись, - пророкотал наконец тесть. И Алексей был ему даже благодарен за возможность прервать затянувшийся монолог. - Я все знаю. Так получилось.
        - Так получилось? - эхом повторил зять. - А я ничего не знаю. Я ничего не понимаю. И понимать не хочу. Меня Маша видеть не хочет. Или это была такая задача, да?
        - Не было никакой задачи, - устало вздохнула Вероника. - Я просто хотела отомстить. Всем сразу. Я виновата, но вину свою искупила авансом, еще в детстве. Знаешь, каково это - быть изгоем? Не тогда, когда ты взрослый, отчасти состоявшийся человек, который может объяснить себе все, защититься, а когда ты маленький затравленный звереныш, которым все брезгуют? Знаешь, каково жить, зная, что ты плохо кончишь? Когда это говорит взрослый, когда это западает в душу на всю жизнь - ты так и существуешь в соответствии с чужим сценарием, с чужой программой, заданной тебе избалованной изнеженной теткой. Ну, как же, она ведь взрослая. Авторитет. Ей виднее! Она красивая, сытая, хорошо одетая, она все знает, она все видит. А я - «ужасная девочка». Она брезговала мною, она презирала меня. Я пришла в дом, где вкусно кормили, где пахло достатком и уютом, где была сказка, которой почему-то лишили меня. Там жила девочка, которую красиво одевали, у которой были любящие родители, удивительные игрушки, икра на завтрак. Они знали, как надо жить. И там про меня сказали, что я плохо кончу. Я не жила, я ждала этого конца.
Вместо института я пошла работать нянькой, а ведь училась я лучше многих. Но зачем мне институт, если я плохо кончу? Я - никчемное, убогое создание, занимающее в этом мире чье-то место. Я все ждала и ждала, жила и жила. Нет, не жила, существовала. Но случилось так, что судьба снова подсунула мне эту женщину с ее дочкой. Наверное, нарочно. Может, хотела проверить, великодушна ли я, умею ли прощать. Или, наоборот, давала возможность использовать шанс, поменяться с ними местами. Я ведь на собеседования ходила такой страшилой, потому что в фирме сказали - не выставляться. В семьях нужны безликие исполнительные дурнушки. Зализанные волосенки, очки в пол-лица, ни грамма косметики и платье пострашнее. Вот и готова образцовая нянька. Они меня не замечали. Я была тенью, предметом обихода. А знаешь, каково это, знать, что ты человек, но мириться с тем, что другие этого не признают? Соглашаться с собственной ничтожностью, которую чувствовала всю жизнь, которую только что победила и которую тебе навязывают вновь. Я человек даже не второго, а третьего сорта. Для них. А почему? Потому что они априори выше. Как я их
ненавидела, кто б знал. Сначала я решила увести мужа у старшей. Все получилось так легко, что я поняла: мне сама фортуна помогает. Потом я увела мужа у младшей. Стоило лишь сказать, что люблю, и он поверил. Мужчины привыкли к тому, что их любят. Женщину неожиданное признание может испугать, насторожить, но мужчину - вряд ли. Они принимают нашу любовь как должное. Эти две женщины, однажды перечеркнувшие мою жизнь, трепыхались, недоумевали и даже пытались бороться. Как Дон Кихот с ветряными мельницами. Я всегда была рядом, все знала. Они же не обращали на меня внимания, не стеснялись обсуждать при мне свои дела. Именно тогда я подсунула Диане под видом гадалки свою соседку, чтобы она не попала к каким-нибудь шарлатанам. А потом случилось ужасное: я вдруг поняла, что не испытываю от этой мести удовлетворения. Только стыд, раскаяние и боль. А еще - я полюбила чужого мужа, которого хотела увести лишь из чувства мести. Моя вендетта закончена. Если сможешь меня понять, то простишь. Если не простишь - что ж, я уже столько пережила, что и это смогу пережить.
        - Это к чему все? - простонал Алексей. - Это она кому мстила-то? При чем тут мы с Машей?
        - Тот день рождения, на котором все началось, был Машиным днем рождения. Мы учились с ней в одном классе. Но я настолько была для них всех пустым местом, что меня сейчас даже не узнали. Конечно, я очень сильно выросла, а была плюгавая, как кнопка, перекрасилась, но сходство-то в чертах лица осталось! Представляешь, десять лет проучились в одном классе, а она взяла меня нянькой, словно тумбочку купила. Хотя сама по себе она хороший человек, а маменька ее - какой была, такой и осталась.
        - Так не бывает, - прошептал Алексей. - Что за бред? Кошмар какой. Неужели можно людей до такой степени ненавидеть?
        - Можно, - кивнула Вероника. - Можно и еще сильнее. Смотря какая у них степень вины. У меня чуть вся жизнь под откос не пошла. Они могли тогда помочь, поддержать хоть как-то, но побрезговали. Но теперь все кончено. Как оказалось, любовь сильнее ненависти. Банально звучит и напыщенно, но это так. В общем, надеюсь, ты сможешь меня понять и простить.
        - Водички налить? - заботливо рыкнул Максим Михайлович, пристально глядя на зятя, словно хамелеон менявшего цвет с зеленоватого на синеватый.
        - Я не понял, что значит - простить? Это она в меня влюбилась? - он обреченно покосился на шефа, который явно был на стороне бывшей няньки. - И что я теперь должен делать? Жениться, что ли?
        - А что совесть подсказывает? - полюбопытствовал босс. Вероника снова загадочно улыбалась, но красноватые пятна на шее выдавали ее волнение.
        - Идите все к черту. Я Машу люблю, - Алексей выпил предложенную воду и налил еще один стакан.
        - И хорошо, - кивнул тесть. - Помириться бы не мешало. У нас с Вероникой свадьба скоро, хотелось бы еще как-то объяснить все Маше и увидеть вас на церемонии.
        - У вас с Вероникой? - Алексей чуть не поперхнулся вторым стаканом воды, который цедил не от жажды, а скорее от растерянности. - То есть не во мне дело?
        - Представь себе. Так что это - твоя будущая теща.
        - Уму непостижимо. Мне надо это все переварить. Что-то мне нехорошо, - Алексей с водопроводным бульканьем допил воду. - А Маша знает?
        - Нет, - Вероника кинула быстрый взгляд на Максима Михайловича и попросила: - Алексей, мне бы очень хотелось, чтобы ты с ней помирился. И, если получится, рассказал все сам. Мне пока с ней тяжело встречаться. Тебе сказала, ей - не могу.
        - Совесть мучает? - набычился Алексей и тут же сдулся, махнув рукой. - Ладно. Тут вроде все хороши. И я в том числе.

        Маша почему-то надеялась, что муж повторит попытку примирения. Она прихорошилась перед выходом, отказалась идти с подругами в кафе, высидела после окончания рабочего дня еще пятнадцать минут и не спеша направилась домой. У проходной никто ее не ждал.
        Настроение тут же стремительно скатилось вниз, как вода по водосточной трубе, и выплеснулось зябкой грязной лужей.
        Маша заторопилась к метро, стараясь не думать об Алексее. Надо было решать более неотложные вопросы: где найти недорогую няньку, с кем оставлять ребенка, пока нянька не найдена, где взять деньги на оплату долга Веронике?
        За этими неприятными думами она не заметила, как доехала до дома.
        - Маняша, проходи! А у нас тут готовится застолье! - разрумянившийся Михаил Яковлевич в ярко-красном спортивном костюме был похож на Деда Мороза, забывшего наклеить бороду. - Сейчас я познакомлю тебя с моей девушкой.
        К диалогу с очередной подружкой деда Маша была не готова. Она абсолютно забыла, что старик собирался привести очередную молодуху. Беседа на тинейджерские темы была сейчас Маше не по силам. Но в кухне ее ждал сюрприз.
        - Маняша, это Валюша! - торжественно провозгласил дед. - Валюша, это Маняша.

«Валюша»… Маша печально вздохнула, ожидая увидеть очередную «валькирию», но…
«Девушке» оказалось лет шестьдесят пять. Это был клон деда, но женского пола. Спортивный костюм на подтянутой фигуре, две косички, как у перезрелой первоклашки, и не по возрасту задор в глазах.
        - Здрасьте, - зачарованно прошептала Маша. - А где библиотекарша?
        - Не получилось у нас, - развел руками Михаил Яковлевич. - Кстати, это ее бабушка.
        - Да, бабушка, - опечаленно подтвердила Валюша. - Только вот правнуков мне, видимо, не дождаться. А ваш-то бутуз такой живчик.
        Решив не уточнять, кого гостья именует живчиком, деда или Никиту, Маша неопределенно кивнула, подтвердив, мол, да, живчик, и пошла переодеваться. На коридор заряд оптимизма стариков не распространялся, поэтому снова вспомнился Алексей.
        - Дура я клиническая, все сама себе порчу, - подумала Маша, машинально заглянув по пути в комнату сына.
        Наверное, такую гамму чувств испытывает человек, проснувшийся в ясный день в темной комнате и раздернувший плотные шторы. Волна счастья окатила Машу мощным солнечным потоком, затопив детским бесшабашным восторгом.
        На гостевом диване в обнимку спали отец и сын. Никита сладко причмокивал во сне, а Алексей тонко похрапывал.
        За спиной Маше почудилось движение, и она резко обернулась: дед с Валюшей стремительно спрятались за угол.
        - Простила, - доносился шепот Валюши.
        - А вдруг нет? - беспокоился дед. - Вдруг надо вмешаться?
        - Я тебе вмешаюсь! Иди свеклу три, скоро проснутся, за стол пора, а у нас не готово почти ничего.
        - Хорошо-то как, - заревела Маша. - Елки-палки, как жить-то хорошо!

        В дизайнерской фирме царил аврал. Ненормированный рабочий день на сей раз растянулся до такой степени, что даже трудоголик Кулешов начал ворчать, поминая клиента недобрым словом.
        - А я люблю работать, когда все ушли, когда в офисах сумрачно, в коридорах тихо, телефоны молчат, - мечтательно сообщил Артем. Рита с Вадиком очумело оторвались от мониторов и уставились на Алтаева.
        - Может, нам свалить, чтобы тебе в тишине лучше работалось? - с готовностью предложил Вадик. - А то мне лично хочется пробежать по темному пустому коридору, сесть в машину и уехать домой.
        - У меня нет машины, - печально выпятил губу Артем.
        - Ну, это меняет дело. Тогда ясно, почему у тебя такие нездоровые мысли в столь поздний час, - хрюкнула Гусева, вернувшись к рабочему процессу.
        Закончили они около полуночи.
        - Сдохнуть можно, - поделился с коллегами Вадик.
        - Запросто, - подтвердила Рита. - Надо нам себе премию выписать. Колоссальную. Чтобы потом долго удивляться сумме.
        - Настоящий художник работает не ради денег, - высокопарно объявил Артем, наматывая на шею двухметровый ядовито-зеленый шарф. Дополняла образ черная фетровая шляпа с широкими полями. - Спокойной ночи, коллеги!
        - Интересно, - пробормотала Рита, стягивая с вешалки куртку и глядя вслед удалявшемуся Алтаеву. - А ему ветром эту шляпу не сдувает?
        - А мне вот интересно, почему это он нам спокойной ночи пожелал? Как будто мы прямо тут сейчас спать уляжемся, - развеселился Вадик.
        - Это у него мозг от непосильного труда заклинило, - заступилась за сотрудника Рита.
        - Слушай, Гусева, я все хотел с тобой посоветоваться. А вот как узнать, нравишься ты девушке или нет? То есть она мне, скажем так, крайне симпатична. Но как она сама ко мне относится - непонятно. Женщины же начинают на нас правильно реагировать, только когда до интима доходит. Вот там сразу все ясно: либо по морде, либо в койку. Но нельзя же ей так сразу в лоб: «Как ты относишься к интиму?
        Как бы так сделать, чтобы и не обидеть, и чтобы все получилось? Ты ж у нас специалист по женской психологии.
        - В театр пригласи, - хмыкнула Рита, польщенная возведением в ранг «специалиста по психологии». - Женщину надо завоевывать, а не хватать, как пиво в магазине, по-быстрому. Это процесс. Если сразу в постель тянуть, то тебя любая шуганет. Так что - филармония, цветы, конфеты, концерт и прочая культурная программа. Иначе никак. А если хочешь быстро выяснить, но без гарантированного результата - в гости напросись ближе к ночи. Если пустит - можешь не комплексовать. А если обзовет или по физиономии съездит, то, значит, промахнулся.
        - Ага, понял. Рит, пошли в театр. Или в филармонию.
        - В филармонию? - Рита смерила его долгим, вдумчивым взглядом. - Неожиданное предложение на ночь глядя. Нет, Вадик. Лучше в гости приходи.