Любовь до белого каления Арина Ларина

        # Новый начальник был хорош, новый начальник был пригож. Новый начальник обратил внимание именно на нее, Таню - давно разведенную женщину с ребенком. Ковровая дорожка, ведущая к ЗАГСу, сама раскатывалась перед влюбленными. И вдруг - облом! Юная секретарша с внешностью Барби имела свои виды на красавца-шефа, а потому... в ЗАГС с ним отправилась именно она. Что делать Тане: проклинать непостижимую мужскую логику, впадать в прострацию или быстро искать замену жениху? Однако она нашла совершенно сногсшибательный выход...
        Арина Ларина
        Любовь до белого каления
        Часть первая
        Глава 1
        Никогда у нее не будет первого поцелуя, первого свидания, свадьбы в белом платье. А еще она никогда не сможет по полной оторваться в клубе, пройтись жарким летним днем в мини-юбке, чтобы мужики сворачивали шеи и восхищенно цокали вслед, никогда не станет знаменитой, богатой и успешной. И еще сотня отвратительных «никогда», похожих на несправедливый приговор подкупленного судьи.
        Если бы все это озвучил кто-нибудь из подруг, Татьяна непременно диагностировала бы первые признаки депрессии и посоветовала покопаться в возможных перспективах. Кроме «никогда», существовало еще допущение «когда-нибудь». Любая одинокая женщина второй свежести вполне могла когда-нибудь встретить мужчину своей мечты, выйти замуж не в белом, который ее полнит или оттеняет нездоровый цвет лица, а в чем-нибудь веселеньком. И даже весьма вероятно, что эта самая не сильно молодая, но вполне еще «ничего себе» дама когда-нибудь накопит денег и смелости на омолаживающие процедуры, подтяжку груди, новый гардероб, а может, и соберет в кулак силу воли, чтобы поистязать себя шейпингом. Только сначала надо оплатить весь курс занятий - таким образом сила воли будет подкреплена материальной заинтересованностью. Давать советы легко, намного сложнее им следовать.
        Татьяна мыла жирные тарелки, давясь вдруг накатившей острой жалостью к самой себе, и вполуха слушала очередную модную песенку, льющуюся из телевизора параллельно с шумом бегущей из крана воды. Экран не был виден, да это и к лучшему. Она знала, что сейчас там, в слепящих разноцветных лучах, задорно отплясывают молодые, холеные девицы с ровными голыми ногами и блестящими глазками. У нее никогда уже не будет таких юных горящих глаз… Занудное «никогда» недотравленным тараканом снова лезло из сознания, чтобы испортить настроение.
        - Ма-ам, - в кухню заглянула Карина. - Я схожу к Ленке?
        - К Ленке? - Татьяна попыталась сосредоточиться. - Сходи. Только недолго.
        - Ага. - Дочь с радостным топотом понеслась в прихожую и зашуршала курткой. Что-то грохнуло, скрипнуло, и двери захлопнулись, прощально лязгнув замком.
        - Наступивший четыре месяца назад двухтысячный год опроверг теории о конце света, глобальном крушении компьютерной Сети и непобедимости группы «Шнурки», которая скатилась на самые последние строки нашего хит-парада и едва не вылетела из десятки сильнейших! - вихлялся на экране дикого вида мальчик в драной футболке и с копной косичек на продолговатом черепе. - А пока слушаем их старую песню «Мать не пускает гулять».
        - Полная деградация, - пробормотала Таня и отвернулась. Музыкальные хит-парады она любила, но ведущие, выкрикивающие с экрана малопонятные комментарии и утрировавшие владение молодежным сленгом, всегда мешали. Ей было неудобно и за них, и за их родителей, и за себя - зачем прислушивается к бестолковой трепотне?
        Невнятная смутная мысль мешала Татьяне вернуться на волну сочувствия к самой себе. По кухне раскатились мелодичные переливы телефонного звонка, и она, торопливо обтерев руки о фартук, схватила трубку.
        - Привет! - На том конце провода радовалась жизни Наташка Ведеркина. У Ведеркиной колебания настроения шли по синусоиде. Она то пугала любимую подругу хриплыми отчаянными рыданиями и констатацией печального факта, что жизнь кончена, то излучала бескрайний оптимизм и почти физическое ощущение счастья. Наталья вообще любила и умела делиться собственными эмоциями, поэтому в случае ее упаднического душевного состояния Татьяне всегда было обеспечено плохое настроение.
        - А, это ты… - Таня еще раз поочередно вытерла руки об себя, с удивлением прислушиваясь к растущему внутри разочарованию.
        - А уж я-то как рада тебя слышать, - слегка обиделась чуткая Ведеркина. - И здоровье мое хорошее, и жизнь бьет ключом. Спасибо, что спросила.
        - Пожалуйста.
        Разговор не клеился.
        - Я сейчас оскорблюсь насмерть, - предупредила подруга на всякий случай. Она явно чего-то ждала, но звонок был настолько некстати, что Татьяна никак не могла взять себя в руки и хотя бы из вежливости поддержать беседу. И уход дочки оставил некое смутное беспокойство, и мысленное обмусоливание всяких «никогда» настраивало на упаднический лад, и звонок… Конечно, стыдно себе признаться и уж тем более стыдно признаваться Ведеркиной: Татьяна ждала, что позвонит он…
        - Слушай, Аникеева, ты ничего узнать у меня не хочешь? - ехидно намекнула Наталья.
        - Так я жду, когда сама скажешь, - вывернулась Таня. - Вдруг тебе на эту тему говорить не хочется.
        Она вдруг вспомнила, что у Ведеркиной должно было произойти какое-то судьбоносное событие, но с чем оно связано, хоть убей - не вспомнить.
        - Он проводил до дома и взял у меня телефон! - объявила Наталья голосом диктора военных времен, вещающего о наступлении по всем фронтам и взятии городов.
        В голове щелкнул выключатель. Точно! Наташка собиралась знакомиться по объявлению.


        Глава 2
        Дружба Тани Аникеевой и Наташи Ведеркиной началась так давно, что казалось, они всю жизнь были вместе. Песочница, общие формочки и отсутствие велосипеда «как у Кольки» иногда может сблизить людей сильнее, чем кровные узы. Сначала девочки вместе ненавидели ябеду Кольку, потом, в школьные годы, так же вместе в него влюбились. Николай из счастливого обладателя зеленого четырехколесного велосипедика как-то незаметно превратился в звезду школы. «Звезда» была старше подружек на полтора года, и эта разница оказалась критической. Николай даже не смотрел в их сторону, а подруги тихо страдали, вели общий дневник и даже пытались в соавторстве сочинять в честь возлюбленного корявенькие стишки. Возомнивший о себе невесть что Колька доверия девушек не оправдал и предпочел им чрезмерно общительную девицу из своего класса. О ее коммуникабельности по школе ходили легенды, пересказываемые шепотом и обрастающие чудовищно неприличными подробностями.
        - Мы себе получше найдем, - неуверенно хорохорилась Ведеркина.
        Более дальновидная Татьяна даже такому повороту событий обрадовалась, поскольку интуиция подсказывала, что лучше любить разных, чтобы потом из-за них не перессориться.

        Глупые и наивные девочки начали превращаться в девушек, только у Татьяны росла грудь, а у Натальи попа. Врут глянцевые журналы, пугающие женщин статистикой мужских предпочтений и навязывающие всякую ерунду для увеличения, сжигания и подтягивания якобы неугодных сильному полу частей тела. Каждой женщине не нужны ни тысяча, ни даже сто опрошенных в «избранном целевом сегменте». Женщине нужен всего лишь один, а посему нашелся любитель и на Татьянину невероятную грудь, и на ведеркинский бескрайний тыл, хотя обеим казалось, что их дефекты несовместимы с жизнью. Особенно остро все переживается в сравнении, поэтому худая до изможденности Таня ела булку и завидовала Натальиной пышности, а Ведеркина морила себя диетами и отращивала бюст по сомнительным методичкам, приобретенным на лотках.
        Первой кавалера нашла Таня.
        - Ну, конечно, - вздыхала Наташка с завистью в голосе. Чувство было, безусловно, постыдным, но справиться с собой было сложно. - У тебя вон какая красотища разбухла. Мужикам только это и надо. А у меня мясо растет во всех местах, кроме главных. Кому я нужна!
        Татьяна стеснялась своего везения: Наталью было жалко, поэтому она лишь молча виновато вздыхала. Поворот в судьбе произошел внезапно и совершенно неожиданно, несмотря на то, что Татьяна уже давно морально была готова к появлению в своей жизни любимого мужчины. Именно для этого они и ходили с Ведеркиной на дискотеку в Дом культуры, как на работу. В окружающей действительности наблюдалась странная тенденция: сильный пол различного возраста, благосостояния и физической комплектации имелся в избытке, но мужчины либо уже были заняты, либо не обращали на них внимания, либо имели недостатки, с которыми ни одна уважающая себя девушка примириться не могла. Кто-то пил, кто-то норовил залезть под любую юбку, кто-то имел невероятно низкий интеллектуальный уровень. В общем, как у большинства молодых барышень, у подруг имелось обилие завышенных требований к мужчинам и абсолютное отсутствие в реальности нужного типажа из снов и фантазий.
        В тот раз ничто не предвещало роковой встречи. Девушки старательно попрыгали в общей толпе, постреляли в темноте глазами и послушно отхлынули к стене при первых звуках медленного танца.
        Подруги уже настолько привыкли возвращаться домой без кавалеров, что дискотека стала неким дежурным ритуалом, после которого можно было обсудить более везучих соперниц и недальновидных мужчин, не замечающих счастья прямо у себя под носом. Поэтому, когда Таню неожиданно пригласил приличного вида молодой человек, она удивилась так, словно пришла в ДК не на танцы, а за картошкой. Юношу звали Володей.
        - У него китайцев в роду не было? - допытывалась на следующий день Наталья, тактично отошедшая накануне в тень и пристально высматривавшая оттуда недостатки нового знакомого.
        Конечно, никаких китайцев у приехавшего из Казахстана Вовы в роду не было, но Таня тогда почему-то обиделась. Ее тоже немного смущал его разрез глаз, но Володя был настолько хорош собой, что это его нисколько не портило.
        - Что за шовинизм, - возмутилась Татьяна. - Глаза как глаза.
        - Не скажи. - Наташка старательно пыталась задавить в себе чувство зависти и желание уравнять позиции: то есть вернуть подругу в состояние женского одиночества. - Шовинизм тут ни при чем. При таких глазках у него запросто может оказаться какая-нибудь общежитская прописка.
        - Ну и что?
        - Да ничего, - Ведеркина стушевалась, - сама смотри.
        Роман был красивым и быстро перешел в предсвадебную суету, так как Таня неожиданно оказалась беременной.
        - Ветром надуло, - цинично прервала Ведеркина ее сетования по поводу внезапной беременности. - И откуда что берется? Тебя предохраняться не учили?
        Предохраняться ее, конечно, учили, но до того ли, когда страсть налетает как торнадо, и воспоминания о контрацептивах всплывают уже постфактум.
        - Хочешь, я твоего Вову морально подготовлю? - мужественно предложила Наташка, у которой своей личной жизни не было, поэтому хотелось хотя бы поучаствовать в устройстве чужой.
        - Я сама, - твердо сказала Татьяна. Она долго придумывала, как сказать, что сказать, и где лучше разговаривать, и какой момент выбрать, и как одеться… Володя как раз уехал с другом на рыбалку и должен был вернуться через неделю. Ни через неделю, ни через восемь, ни через девять дней он не позвонил.
        - Давай съездим к нему, - наседала Ведеркина, спокойно существовавшая вне этой трагической ситуации, а потому мыслившая объективно и рассудительно.
        - Нет, он должен сам.
        - А если он того?.. - Наталья имела в виду, что красавчик Вова уже давно мог вернуться с рыбалки и найти себе какую-нибудь другую подружку.
        - Чего - того?
        - Ну… как бы… это…
        - Ты на что намекаешь?! - Таня смутно догадывалась на что. Историй с беременными дурами было предостаточно. Только у них во дворе две одинокие малолетние мамаши катали в раздолбанных колясках результаты неземной любви.
        Тут Ведеркина вовремя сообразила, что нервировать беременную подругу своими чудовищными предположениями нельзя, поэтому решила утешить всполошившуюся Татьяну наиболее нейтральным, на ее взгляд, вариантом:
        - Может, он на своей рыбалке утонул.

        В результате Татьяна так себя накрутила, что, едва только Вова объявился, вместо запланированного выяснения отношений она разрыдалась и тут же, безо всяких предисловий, сообщила о своем интересном положении. К ее огромному облегчению, будущий отец обрадовался и сам, не дожидаясь подсказок, предложил срочно расписаться. Поставленные перед фактом родители, как с одной, так и с другой стороны, были не в восторге, но ничего уже нельзя было изменить. Именно на свадьбе подруги Наталья познакомилась со свидетелем, получившим гордое звание первой любви. Колька-ябеда был не в счет.
        Лучший друг красавца Вовы оказался субтильным, низкорослым и жизнерадостным. Габариты свидетельницы потрясли его настолько, что Яша даже не смог скрыть своего восторга. Он таращился на Ведеркину, восхищенно приоткрыв рот и мечтательно закатывая глаза.
        Собственно, свадьба стала последним праздником в Татьяниной жизни.
        Вова с Яшей занялись бизнесом, но то ли у обоих не хватило ума организовать все по-человечески, то ли в дело вмешались еще какие-то факторы, но за пару недель до предполагаемых родов оба парня исчезли, оставив подруг в растерянности и недоумении. Причем если у Натальи в букете эмоций преобладала злость, то у дохаживавшей срок Тани через край переливалось горькое отчаяние. Потом появились кредиторы, неосмотрительно поддержавшие начинающих бизнесменов. К счастью, деньги брал Яша, поэтому от девушек быстро отстали.
        - Во попали, - растерянно повторяла Ведеркина. - Чтоб им провалиться обоим. Мы ж с Яшкой чуть не поженились.
        - Они и провалились, - горестно вторила ей Татьяна, в ужасе разглядывая огромный живот.

        Когда Карине исполнилось три годика, а Татьяна уже успела свыкнуться с двойственным положением, при котором даже оформление документов в собесе превращалось в кошмар, так как юридически муж у нее был, а фактически - сплыл, вдруг вернулся Вова.
        Родители уехали с внучкой на дачу, а Татьяна затеяла генеральную уборку, пользуясь отсутствием непоседливой малышки. Звонок в дверь застал ее врасплох, когда уборка плавно докатилась до разбора завалов на балконе.
        За несколько секунд, пока шла открывать, Таня успела перебрать массу вариантов: что-то с Каришей, телеграмма, воры, Ведеркина с очередной трагедией… На пороге стоял муж. То ли бывший, то ли просто беглый и раскаявшийся.
        Первый год Татьяна еще ждала его, надеялась и придумывала оправдания, потом было больно, а позже прошла и боль. Выглядел супруг неожиданно хорошо: приличный костюм, легкий запах туалетной воды, свежая укладка. То ли он всегда так пижонил, то ли специально прифрантился для встречи. Так или иначе, это не имело значения, так как Таня стояла перед ним в старых папиных тренировочных, подвязанных поясом от маминого халата.

«Нарочно не придумаешь! - Татьяна чуть не плакала от злости и досады. - Выходной наряд бомжихи с соседней помойки. Даже если Вова и сомневался в правильности своего выбора, то сейчас он наверняка лишний раз убедился - прав. Сто раз прав!»
        Нет, совсем не так представляла она себе эту встречу. Вернее, как и любая брошенная жена, она мечтала приподняться и как-нибудь красиво отомстить. В моральном плане, конечно.
        - Что пришел? - равнодушно обронила Таня, зачем-то старательно протирая грязной тряпкой косяк. Словно демонстрировала: я страшно занята, так не терять же время, хоть помою тут…
        - По делу. - Володя протиснулся в квартиру, брезгливо втянув живот и приподняв плечи, словно в дверях была не мать его ребенка, а навозная куча.
        Как же ей хотелось от всей души шлепнуть вонючей тряпкой по его гордой спине, обтянутой тонким пиджаком!
        - Ты не вовремя, - выдавила она опять нарочито равнодушно, но уже сдерживаясь из последних сил.
        - Мне так удобнее.
        Да, точно. Он всегда делал именно так, как ему удобнее. И ее с ребенком он тоже бросил, потому что так было удобнее.
        - У тебя кто-то есть? - Он разговаривал по-деловому, словно приценивался к лошади на базаре. В этом вопросе не было ни ревности, ни хотя бы элементарного интереса.
        - Я одна, все на даче.
        - Ты прекрасно поняла, о чем я. - Вова даже не разозлился, просто констатировал факт.
        - Тебе-то что?
        - Просто спросил. У меня к тебе дело. Взаимовыгодное предложение, так сказать.
        - Ты исчез прямо перед родами и теперь пришел ко мне через три года, чтобы сделать взаимовыгодное предложение? - Татьяна все-таки не выдержала, скатилась на разборки, а так хотелось сохранить лицо до конца. Да, не в вечернем платье, зато гордая и независимая.

«Неужели зависимая? - ужаснулась она. - От кого? От этого прыща в костюме? Почему?
        - Давай забудем все, что между нами было. - Он так и не рискнул сесть на табурет. Конечно, в кухне был такой бедлам, что его светлые брючки могли испачкаться.

«Дать бы ему сейчас по морде сковородой с остатками вчерашнего жира!» Татьяна довольно улыбнулась, представив, как маслянистые капли медленно стекают по светлой ткани, оставляя темный след. И даже шкварки, прилипшие к лоснящейся физиономии, представила.
        - Я думаю, что ты хочешь получить развод, - уже менее уверенно продолжал Вова, слегка деморализованный ее непонятной улыбкой. - Я готов тебе его дать.
        Она потом долго жалела, что все-таки не воспользовалась сковородой или, на худой конец, тряпкой. Развод был, была масса унизительных процедур, тягостной беготни за какими-то бумажками и Натальины упреки в неправильном поведении.
        - Подай на алименты, бестолочь! Хоть какие-то копейки!
        - Вот именно - копейки! - Это не Ведеркина, а она стояла перед самым подлым в мире человеком в папиных линялых штанах и старой рубахе, поэтому хотелось хоть в чем-то быть на высоте. - Мне его деньги не нужны! Я сама в состоянии прокормить своего ребенка!
        Сколько раз потом она жалела, что отказалась от денег. Таня почему-то думала, что морально унизит бывшего мужа своим нежеланием брать его «грязные» рубли. Но разве может упасть червяк, ползущий по дну выгребной ямы. Не может - некуда. Так и Вову ударить этим широким жестом не получилось. Он лишь довольно потер руки и навсегда исчез из Татьяниной жизни.


        Глава 3
        Казалось, что все это было не с ней. Знакомство с Вовой повлияло на Татьянину судьбу, точно лобовое столкновение с «БелАЗом». Наивное девичество необратимо сменилось одиноким материнством. Конечно, в ее жизни появлялись мужчины, но они были сродни белым кораблям на далекой линии горизонта: бульк - и только воспоминание повисает сизым дымком. К тридцати годам у Татьяны накопилась внушительная туча этих дымков, грозящая обрушиться на нее ливнем и утопить в депрессии.
        Ведеркиной везло примерно так же. Только Татьяна замкнулась в комплексах, а Наталья упорно продолжала поиск своей половинки. Последним изыском подруги было довольно рискованное предприятие - поиск мужчины по газетным объявлениям.
        - Я в этом не участвую, - категорически заявила Татьяна. - И тебе не советую.
        - Да? А что ты мне советуешь? - ныла Ведеркина. - Остаться старой девой?
        - Если память мне не изменяет, ты уже не дева.
        - Изменяет тебе твоя память. Это возраст, милочка, - брюзжала Наталья. - Девушка становится женщиной, родив ребенка. Вот у тебя Каринка есть, а я что?
        Все-таки прав Энштейн: все относительно. Тринадцать лет назад наличие ребенка казалось Татьяне трагедией, она была убеждена, что найти мужа, имея на руках наследника, задача невыполнимая. Наталья деликатно помалкивала. Ей тоже было ясно, что ребенок запросто может оказаться помехой личному счастью. С годами все поменялось, и ситуация рассматривалась с точки зрения «черт с ними, с мужиками, хотя бы ребенок есть». В результате шансы сравнялись и стали одинаковыми, вернее, шансов почти не было: ни та, ни другая своего единственного так и не нашли. И не в ребенке было дело. Мужчин в природе по-прежнему было много, как и денег. Только и деньги, и мужчины были чужими.
        - Так и умру одинокой и забытой! На старости лет ни внучков понянчить, ни с дедом каким-нибудь на лопатах подраться, - давила на жалость Ведеркина.
        - Не хнычь. Мы будем сажать у тебя на могилке цветочки.
        - Не дождетесь. Я сама кому угодно фиалок понавтыкаю. Так что? Давай попробуем?
        - Через газету? Ни за что!
        - Ну, как тебе не стыдно! Я же боюсь одна! Вдруг на маньяка наткнусь. - Ведеркина шуршала заранее приготовленной газетой и зудела, как разбуженная осенняя муха. Таня была уверена, что Наташка уже успела разметить нужные объявления цветными фломастерами по степени интересности и перспективности.
        - И что? Ты хочешь умирать от руки маньяка в моей компании? Или ты, может быть, думаешь, что я, как пионер-герой, буду его отвлекать, пока ты смоешься?
        - Я тебя не брошу! - Наталья преданно заглядывала в глаза подруге.
        - Ты ерунду какую-то мелешь. Не будем же мы ходить на свидания вдвоем.
        - Почему нет, ты со стороны посмотришь…
        - Ага. В кустах посижу. Как Штирлиц - с парашютом и звездой на буденовке. Неужели нельзя придумать менее экстремальный способ знакомства? - Татьяна злилась, так как знала - Ведеркину проще убить, чем переубедить.
        - Злая ты.
        - Я трезво смотрю на жизнь.
        - А мне, Танька, от этой жизни так напиться хочется, чтобы не смотреть на нее трезво! Это ж не жизнь, а сплошное ожидание…
        - Ожидание чего?
        - Поезда. Который тебя переедет, если вовремя не отскочишь.
        - Тоже мне - Анна Каренина! - фыркнула Татьяна. - А не надо лезть под поезд и читать дурацкие объявления.
        - Почему дурацкие? Откуда ты знаешь, если сама не читала? Или читала?
        - А ты в КГБ не работала? Не надо меня подлавливать на противоречиях! Не читала. И так все ясно: молчел без вп с во и жп ищет доверчивую дуру.
        - Почему дуру? - взвизгнула Ведеркина. - А где, где мне знакомиться? На улицах приставать? Или своей кормой в метро зажимать, чтоб насмерть, чтоб ни один не вырвался? Тут хотя бы все честно и ясно: хочу жениться! А то, может, они все мимо меня ходят, только табличка-то ни на ком не висит: занято - не занято.
        - Такие таблички на туалетах обычно висят, - машинально прокомментировала Таня. - Извини. Но я действительно против. Мне эта идея не нравится. Я бы побоялась.
        - А я не боюсь! - отчаянно труся, вздохнула Наталья.


        Глава 4
        Недомытая посуда томилась в раковине, топорщась грязными боками тарелок. Но о том, чтобы совместить психотерапевтический сеанс выслушивания Ведеркиной с хозяйственной деятельностью, не могло быть и речи. Если Наталья заподозрит, что подруга отвлеклась, то непременно припрется, чтобы делиться впечатлениями, глядя в глаза, а потом останется ночевать. И тогда вместо ночного сна Татьяне придется снова и снова выслушивать подробности и консультировать.

        Наталья любила советоваться, но никогда чужим советам не следовала.
        - Какого черта ты меня спрашиваешь, если поступаешь всегда наоборот! - вспылила однажды Татьяна, когда понурая подруга в очередной раз пришла к ней плакаться. За неделю до этого Ведеркина представила ей молодящегося хлыща с сальными редкими волосами и слащавой улыбкой.
        - Аникеева, все! - восхищенно шептала Наташка, плюя в ухо и весьма чувствительно тыча Таню в бок. - Я женюсь! Он потрясный! Это не мужик, а ходячая мечта.

«Ходячая мечта» Татьяне категорически не понравился, о чем она и высказалась в грубой форме после смотрин. Ведеркина ее доводам не вняла и пустила «жениха» пожить. Через неделю она прибежала советоваться, заявлять ли в милицию о том, что ее обнесли.
        - Над тобой все отделение будет ржать, - убежденно сообщила Татьяна.
        - Злая ты. У меня горе!
        - А я тебя предупреждала. За каким фигом спрашивать мое мнение, если ты никогда ко мне не прислушиваешься?
        - Любой вопрос должен решаться дискуссионно, - убежденно моргнула Наталья. - Должно быть альтернативное мнение, чтобы стало ясно, кто прав.
        - Так у тебя, как я посмотрю, права всегда ты! - в сердцах махнула рукой Таня, но в отделение с Ведеркиной пошла. Для моральной поддержки. Там Наташка, невзирая на яростные тычки в спину, нагло пыталась флиртовать с молодым участковым, принимавшим заявление. Участковый довольно улыбался и разглядывал Татьянин бюст - на ведеркинские подмигивания он не отреагировал.
        В тот раз Наталья осталась ночевать, мотивируя свое пребывание в квартире тем, что у нее дома холодно, одиноко и из собеседников - только телевизор.
        - Я тебя ночью греть не буду, - на всякий случай предупредила Татьяна, но Ведеркина замахала руками и пообещала не приставать и не стеснять, она даже купила по дороге отвратительный тортик с ядреными кремовыми розочками, сомнительно пахшими парфюмерией, и проверила у Карины уроки.
        Ночью Татьяне поспать не удалось. До самого утра Наташка бубнила про вероломство и предательство человека, которого она запустила в свое сердце, душу и тело, а с рассветом перешла на фантазии об участковом, с которым еще не раз придется встретиться, так как, несмотря на все его намеки, заявление Ведеркина так и не забрала. Итогом бессонной ночи стали темные мешки под глазами и тупая боль в висках.

        На сей раз Татьяна ни в коем случае не могла допустить столь печальных последствий, так как завтра надо было выглядеть «на все сто». Или даже на двести.
        - Ну, давай, рассказывай. - Она мужественно отвернулась от мойки, судорожно соображая, чем бы все-таки заняться в ближайший час - а Ведеркина меньше чем в час со своей новой историей любви не уложится. Занятие должно было быть полезным, но бесшумным, иначе любимая подруга все же припрется на аудиенцию.
        - Аникеева, ты сейчас упадешь! Сядь.
        - Сижу-сижу. - Татьяна решила заняться ногтями. Конечно, это занятие на час не растянуть, но хоть что-то…
        - У Егора свой бизнес.
        - Егор - это твой ковбой по переписке?
        - Мы не переписывались. Это каменный век. Мы перезванивались.
        Представив Ведеркину на месте центровой кобылы в тройке, над которой звякают колокольчики, Таня фыркнула:
        - Перезванивались?
        - Не цепляйся к словам. Ну, я первая позвонила. И что такого? Сейчас век эмансипации и феминизма!
        - Я в курсе. Газеты читаю, телевизор смотрю. Надеюсь, Егор мужчина?
        - А теперь гоготни дебильным смехом, - окрысилась Наташка. - Я в ауте от твоего чувства юмора!
        - Ну, извини. Просто ты с таким пафосом завела про эмансипацию и феминизм. Я уж, грешным делом, подумала, что ты меня морально готовишь к сообщению о смене ориентации.
        - Ты завидуешь, - резюмировала Ведеркина.
        - Да я даже порадоваться за тебя не могу, не то что позавидовать! Ты ж еще ничего не рассказала. Кроме того, я твоего мужчинку еще не видела.
        Наталья угрожающе засопела, и Таня торопливо добавила:
        - Ну, так какой бизнес?
        - Одежда, - моментально оттаяла Ведеркина. - Он куртки продает. Такие качественные, на гагачьем пуху…
        - Агитируешь? - Что-то подсказывало Татьяне, что кавалер либо уже впарил наивной и любвеобильной Наташке синтепоновое чудо на рыбьем меху, либо собирается сделать из дамы сердца менеджера по продажам.
        - У него и так отбоя от клиентов нет, - гордо объявила Наталья и тут же предвосхитила едкую шпильку в свой адрес: - Да, сам сказал. Но у меня есть все основания ему верить.
        Татьяна вздохнула: у Ведеркиной всегда имелись все основания доверять очередному кавалеру, и потом сама же Наталья с завидной регулярностью изумлялась, откуда эти основания брались.
        - И не надо дышать мне в ухо, - Наталья еще раз сурово всхрапнула, - ты не представляешь, какой он.
        Таня опасливо вклинилась в театральную паузу:
        - Какой?
        - Умный, добрый, красивый… Вернее, не красивый, а интересный. Такой, знаешь… гардемарин!
        - Кто? - ахнула Татьяна, представив Харатьяна, по недоразумению связавшегося с продажей курток и нарвавшегося на Ведеркину.
        - У него, знаешь, нос, брови и все такое…
        - Нос - это хорошо, - машинально прокомментировала Таня. - Мужик без носа, как конь без хвоста.
        - Остришь?
        - Удивляюсь. При чем тут нос?
        - Это я удивляюсь твоей недалекости. Ты книжки читаешь?
        - Изредка. По большим праздникам.
        - Смешно. Так вот размер носа у мужчин прямо пропорционален его потенции, - победоносно выдала Ведеркина.
        - В смысле? Чем больше нос, тем меньше…? Да?
        - Наоборот. Чем меньше нос, тем больше… тьфу! Ты специально меня путаешь. У него такой носище! А брови!
        Представив себе Буратино с бровями Брежнева, Татьяна приуныла: у Ведеркиной явно грядет очередная трагедия.
        - …Ходили в ресторан, потом он меня провожал, поцеловал руку и взял телефон! - заливалась подруга. - А как он руки целует! Это ж мечта…
        Наталья щебетала, как трясогузка в период спаривания. Она подробнейшим образом описала своего нового мужчину, начиная от цвета и степени волнистости волос до состояния костюма и наутюженности стрелок. Судя по произведенному на Ведеркину впечатлению, мужчина был шикарный, а такие долго на одном месте не задерживались. Во всяком случае - у Ведеркиной.
        - Он так галантно ухаживает. И вообще, даже когда я позвонила в первый раз и мне было до одури стыдно (ну, сама понимаешь - все-таки инициативу проявлять морально труднее, чем отвечать взаимностью), он ни на секунду не дал мне почувствовать себя неловко. Так разговаривал, как будто это он звонит, а не я и как будто я делаю ему одолжение, что соглашаюсь общаться. А еще он не старый, а мой ровесник! Вот повезло-то!
        Ведеркину было откровенно жалко. Таня чувствовала себя ясновидящей, к которой приковылял умирающий в надежде услышать позитивный прогноз.
        - Вот мы сейчас треплемся, а вдруг он тебе как раз в этот момент звонит? - вкрадчиво предположила она. Ногти уже были допилены. Пора было заняться посудой и обдумать собственные проблемы. Наталья со своей жаждой замужества и нереализованным материнским инстинктом была безнадежна. Сколько бы Таня ни убеждала подругу, что судьба мимо не пройдет и не надо бросаться на каждого, кто хотя бы покосился в ее сторону, Наташка была твердо убеждена в обратном: судьба обязательно протащит принца мимо под покровом тьмы, лишь бы подсунуть его кому угодно - только не ей.
        - Думаешь, может позвонить? - с сомнением переспросила Наталья.
        - А как вы расстались? В смысле - на чем? Он обещал звонить или ты?
        - Ой, сейчас расскажу, - пискнула Ведеркина, зайдясь в томительном вздохе, из чего Таня немедленно сделала вывод, что избранная тактика оказалась ошибочной. Сейчас подруга начнет пересказывать сцену прощания с ужасающим обилием подробностей и сдабривать повествование собственными выводами и комментариями.
        Так оно и произошло. Внешность Егора, а также его внутренний мир и мысли (даже те, которых у него и в помине не было) были подробнейшим образом изучены и проанализированы. Как выяснилось, прощалась парочка долго, так как Егор никак не мог расстаться со своей новой подругой, но от приглашения «на чашечку кофе» вежливо отказался. Таня подозревала, что это не Егор не мог решиться, а разговорчивая Ведеркина тарахтела, не затыкаясь, поэтому воспитанный кавалер вынужден был слушать Натальины монологи. Скорее всего, Наташка для верности придерживала его за локоть.
        - Он так смотрел, так смотрел! Знаешь, у него в глазах было что-то такое - словами не передать. То есть сразу видно, что он от меня без ума. Кстати, оказывается, Егору нравятся именно полные женщины. Даже не просто полные, а очень полные. Он сказал, что хорошего человека должно быть много.
        - Это банальная отговорка, - попыталась вразумить Ведеркину Татьяна.
        - Зато мне приятно! Ясно тебе? Я даже не мечтала встретить мужчину, который скажет, что диета мне не нужна! Он вообще в ресторане заказал кучу десертов и назвал меня пышечкой!
        - Раньше ты на такие клички обижалась.
        - Это не кличка! Он сказал: «Мне так нравится тебя подкармливать, моя пышечка!» А какой у него был тон! А голос! Ну почему он отказался подняться ко мне?
        У Татьяны была масса предположений на этот счет, но любое из них Наталья посчитала бы оскорбительным, поэтому подруга ограничилась невразумительным мычанием, обозначавшим отсутствие четкой позиции в обсуждаемой теме.
        - А я знаю, - тут же порадовала себя Ведеркина. - Это воспитание. И врожденный такт. Я нарвалась на настоящего джентльмена.
        По мнению Тани, нарваться можно было на бешеную собаку, гвоздь в стуле или неприятности на работе. Нарваться на джентльмена было категорически нельзя, так как они гуляют где-то на берегах Темзы с тросточками и выражением интеллектуального превосходства на холеных физиономиях. Образ Ведеркиной был совершенно несовместим с туманным Альбионом и скучными джентльменами в котелках.
        - Ты особо-то не рассчитывай, мужики - люди ненадежные. - Татьяна тут же поняла, что зря наступила на больную мозоль, и прикусила язык. Но было поздно.
        - Ты - старая калоша, - рявкнула спущенная с небес на землю Ведеркина. - В то время когда все сознательные женщины борются за личное счастье, ты сидишь как памятник и даже не пытаешься что-то изменить в своей жизни! Ты мне всю малину портишь своим нытьем! Можно подумать, что тридцать один год - это последний рубеж, за которым маячит маразм и тихий погост, поэтому думать надо только о здоровье и накоплении пенсионного вклада. Я хочу свадьбу, ребенка, мужа, семью, даже какую-нибудь мерзкую скандальную свекруху я тоже хочу. Пусть в моей спокойной жизни будет адреналин! Я в поиске, а ты - в пролете. Стыдно ей по газете знакомиться! Фу-ты ну-ты, королева. Кто не ищет, тот не найдет.
        - А кто найдет - тот нарвется, - парировала Татьяна, уязвленная Натальиным выступлением. Как раз сейчас у нее, не искавшей, но надеявшейся, назревало что-то такое, о чем было страшно даже мечтать, не то что делиться с кем-то.
        - Скучная ты, нет в тебе искры, - вздохнула Наташка.
        Татьяна и сама знала, что она скучная. Только не совсем скучная, скорее - рассудительная. И эта рассудительность мешала ей жить в полную силу. Она, как аквалангист с ограниченным запасом кислорода, старалась дышать чуть-чуть, словно экономила эмоции. Оправдать себя можно было только одним: у меня ребенок, следовательно, уровень ответственности за поступки и их последствия должен быть выше. А на самом деле не было ни поступков, ни последствий. Только страх опять поверить и обмануться. Она и не верила, стараясь каждому показывать свое превосходство. Вот такая, мол, я, беру, пользуюсь и выбрасываю. Никто никому ничего не должен, никто ни от кого не зависит. Но по ночам до слез хотелось зависеть. Амплуа железной леди надоело ей до чертиков, только приходилось держать марку: перед подчиненными, перед начальством, перед самой собой. Никто и никогда не посмеет больше так нагло и беспардонно использовать ее, словно туалетную бумажку, и спустить в канализацию жизненных передряг. Счастливого плавания!
        - …Хочешь, я попрошу его привести друга для тебя? Это же не по газете и не на улице, - дошел до Татьяниного сознания голос Ведеркиной. Преданная Наташка никак не могла успокоиться: если ей было хорошо, то следовало осчастливить всех окружающих.
        - Нет, Натуль, не надо, - примирительно сказала Татьяна. - У меня ребенок, мне некогда…
        - Вот в этом ты вся! Да твой «ребенок» скоро в подоле принесет! Типун мне на язык. Но я больше чем уверена, что у твоей Каришки кто-то уже есть.
        - Спятила, что ли? - возмутилась Татьяна, моментально забыв про все переживания. Обрывки и зачатки мыслей о собственном счастье сдуло как шелуху порывом ветра. - Ей всего тринадцать!
        - Ты отстала от жизни, мамаша! Не всего тринадцать, а уже тринадцать. В ее возрасте некоторые уже рожают.
        - Что ты мелешь! - Теперь Татьяна уже совершенно явно обиделась. Дочь была для нее всем, и пошлые намеки в ее адрес воспринимались Таней как личное оскорбление.
        - Я открываю тебе глаза на положение вещей. Вот куда она у тебя умотала на ночь глядя?
        - К подруге.
        Наталья цинично захохотала в ответ:
        - Ты бы проверяла на всякий случай. Я ж тоже переживаю, она моя крестница как-никак.
        - Я своей дочери доверяю и унижать ее проверками не буду. Ну, ладно, у меня дел куча. Если будут новости про твоего нового - звони.
        - Чего заторопилась? - хмыкнула Ведеркина. - Вот скрытная ты. Нет бы сказать:
«Спасибо, дорогая подруженька, за подсказку. Позвоню-ка, проверю-ка, а вдруг и правда ребенок загулял». Ты, наверное, в прошлой жизни ослом была, упрямство так и прет из всех дыр. Вот поэтому мужики от тебя и шарахаются. Будь проще, ближе и доступнее, как я.
        - Доступные - на Тверской, - отрезала Татьяна. Ей действительно не терпелось перезвонить дочкиной однокласснице, чтобы убедиться, что Ведеркина, как всегда, не права.
        - Спасибо на добром слове. Если я права, можешь перезвонить мне завтра на работу поплакаться. Я пожалею, я ж добрая, - закруглила беседу Наташка. - А сегодня не звони, вдруг Егор из-за тебя не дозвонится.


        Глава 5
        - Здрасьте, тетя Тань, - зачастила Лена. - А Каринка в туалете. Я ей скажу, она вам перезвонит.
        Татьяна в сердцах швырнула трубку. Ну, надо же - обманула. Теперь хотя бы стало ясно, что ее насторожило: дочь шуршала курткой. А зачем ей куртка, если Лена живет в том же подъезде, только на пять этажей выше?
        С трудом удержавшись от сиюминутного порыва пойти и раскрыть обман, она печально кивнула своему отражению в зеркале. Миловидная брюнетка с мелкими чертами лица и пышной шапкой недлинных волос, уложенных в подобие каре. Грудь - еще пока ничего, талия - уже почти нет, бедра - эх, кому апельсинчиков, ноги - м-да…
        Фотомоделью надо родиться. И кому судьба не отвесила выразительных внешних данных, приходится крутиться с тем, что есть. А с годами даже то, что есть, теряет товарный вид и приходит в негодность. Плюс ко всему с годами взрослеют дети. Еще немного, и Кариша уйдет, заживет своей жизнью, а что останется у нее, кроме вечного волнения за свое чадо, текущих рабочих проблем и пронзительного одиночества? Еще месяц назад ответа на этот вопрос у Татьяны не было. Потому что не было перспектив.
        На что может рассчитывать симпатичная молодая женщина в наше время? Если не вдаваться в подробности, то на многое. А если в этих отвратительных обыденных подробностях вариться день за днем, то становится ясно - не на что ей рассчитывать! Абсолютно и бесповоротно. Если только чудом свалится с большой тарелки судьбы крохотный кусочек счастья. И то к нему сразу ринутся толпы обделенных этим самым счастьем соплеменниц. Казалось бы, десятки, а то и сотни тысяч одиноких мужчин страдают и никак не могут найти свою единственную. А такое же количество страдающих женщин словно существует в другой плоскости, не пересекаясь со своими потенциальными половинками. Татьяна не смирилась, но морально была готова к одиночеству.
        Жизнь текла своим чередом: то пугая, то вдохновляя, но на прошлой неделе все изменилось. В один момент, раз и навсегда.
        С Нового года фирму лихорадило. Ходили жуткие слухи про продажу бизнеса, сокращения и прочие трагические варианты развития событий. Татьяна, совмещавшая должность переводчика и менеджера по рекламе, тряслась вместе со всеми. Хотя она была уверена, что бухгалтер Зинаида Семеновна только изображает панический ужас, так как без бухгалтерии еще ни один бизнес не обходился, а вот как раз без рекламы и редких переводов обойтись могли легко. Страх грядущей безработицы подтолкнул Татьяну к поиску нового места, но у нее оказался чудовищный букет дефектов, несовместимый с приличной зарплатой. Она была «уже за тридцать», не знала никакого иностранного языка, кроме английского, не имела водительских прав и не была опытным пользователем компьютера.
        В один прекрасный день все сотрудники были поставлены перед фактом - фирма продана. Народ впал в нервическое состояние. Кто-то изображал бурную деятельность, кто-то действительно бросился с нечеловеческим рвением доделывать заброшенные поручения, кто-то тихо собирал свои и чужие вещи, норовя прихватить напоследок бесхозных папок, ручек и карандашей. Слухи множились и росли в геометрической прогрессии. К концу дня дошептались до того, что сотрудники обязаны будут выплатить якобы космическую задолженность предыдущего владельца. Зинаида Семеновна хрипло рыдала, трубно сморкалась и, потрясая клетчатым носовым платком, гудела:
        - Не было долгов. Хоть убейте - не было. По отчетам все в порядке.
        Народ почему-то не верил и хмуро косился на главбуха, ища в ней корень всех бед. Татьяне мерещилась голодная истощенная Карина с протянутой рукой.
        К концу рабочего дня, когда все уже измотали себя и друг друга версиями и предположениями, появилось новое начальство. Двое мужчин, подъехавшие на темных иномарках, плохо различимых из окон, стремительно прошли по офисному коридору и скрылись в кабинете директора.
        Мини-АТС оказалась временно перегружена, так как все бросились названивать секретарю Юлечке с вопросом: «Ну как?» Напряженно вслушивавшаяся в возню за дверью, Юлечка ничего вразумительного сказать не могла. Еще утром, понимая, что сегодня решится ее судьба, она с риском для жизни сбегала в парикмахерскую и сделала укладку. Но новое начальство пронеслось мимо, равнодушно буркнув приветствие и даже не посмотрев на аккуратные коленки, специально предъявленные для обозрения. Юля приуныла и сердито сбросила очередной местный звонок. В директорском кабинете неразборчиво то ли ругались, то ли веселились. Следом за особенно громким выкриком («Или смешком?» - похолодела секретарша от неприятных предчувствий) на дисплее возник директорский номер.
        - Э-э-э, хм… девушка, - прокашлял незнакомый баритон. - Нам два кофе с сахаром и сливками.
        - Все. Конец, - поняла Юлечка.
        Она была очень симпатичной и весьма недалекой блондиночкой с кукольным личиком и нежной кожей. Все это очень нравилось предыдущему шефу, в связи с чем Юлечка была в офисе на особом положении. Кофе бывший благодетель пил без сахара и сливок, для остальных запасов не держали. Сама девушка, заботясь о цвете лица, пила только минералку без газа.
        - Сахара и сливок нет, - робко прошептала она, сунув в кабинет головку с новой укладкой, а заодно круглое колено и часть бюста.
        - А надо, чтобы были, - с ужасающей лаской в голосе сообщил лысоватый крепыш, не глядя на нее. Второй был худощавым блондином. Лицо его разглядеть не удалось, так как он тоже не собирался уделять внимание столь мелкому вопросу, как приготовление кофе, и на секретаря не реагировал.
        Когда через час усилием воли Юлечка собрала мысли в пучок и достала искомое, шефы потребовали, чтобы весь штат задержался для собеседования.

«Штат» затих и начал судорожно готовиться к знакомству.
        Уже по первым результатам собеседования стало ясно, что ничего не ясно. Эту фразочку выдал водитель Яша, после чего глупость начали повторять все, трясясь и надеясь. Шефы общались, задавали вопросы и выпроваживали народ со словами «большое спасибо, вы свободны».
        - Я не понимаю, - икала Зинаида Семеновна, периодически присасываясь к огромной кружке с чаем для похудания. - Что значит «свободны»? До завтра или вообще?
        - Вот и спросили бы там, чем нам тут своими риторическими вопросами нервы мотать, - огрызалась второй бухгалтер Лида. Раньше Лида никогда не позволяла себе подобного поведения, но перед концом света приоритеты меняются, а ценности переоцениваются.
        Таня, считавшая, что она очень много сделала для фирмы и вообще - что без рекламы нет торговли, в душе готовилась к худшему. Но умирать решила с гордо поднятой головой. Поэтому в кабинет она вошла, как пионер-герой на расстрел, разве что в лицо врагу не плевала. Хотя нервы были на пределе, поэтому в случае чего могла и плюнуть.
        Новое начальство сидело за столом для переговоров. Для каждого из собеседуемых у стены был поставлен одинокий стул. От приема веяло надуманным психологизмом и тягой к крутизне фильма «Основной инстинкт». Татьяна с независимым видом оглядывала сто раз виденную обстановку кабинета, кремовые жалюзи, которые выбирала вместе с Юлечкой, и носки собственных туфель. Взглянуть опасности в лицо не хватало мужества.
        - А вы у нас специалист по рекламе? - мягкий баритон привел ее в чувство, и Татьяна все же отважилась посмотреть на шефов. Один, похожий на мудрую жабу, устало смотрел на нее бесцветными круглыми глазами. Его залысины торжественно блестели в свете сильной лампы, а съехавший на сторону галстук был похож на спящую змею. Второй… Лучше бы Татьяна на него не смотрела.
        То ли долгое отсутствие мужчины так шарахнуло по нервам, то ли «пришла пора, она влюбилась…». Блондин с потрясающими голубыми глазами, ямочкой на подбородке и ослепительной улыбкой благосклонно улыбался, умудряясь одновременно смотреть и на ее лицо, и на грудь.
        - Что-то народ у вас подобрался зашуганный, - сварливо вздохнул обладатель галстука-змеи. - Мадам, вы меня слышите?
        - Я не мадам! - глупо и агрессивно ощетинилась Татьяна, сначала сказав, а потом уже осознав идиотизм собственной реакции.
        - Действительно, Юрий Михайлович, это не мадам, это мадемуазель, - усмехнулся блондин, и от его смешка у Татьяны что-то лопнуло внутри. Она впервые поняла, что такое поджилки и где они находятся. Поджилки базировались в районе колен и локтей, и в данный момент они не просто тряслись, а вибрировали со скоростью отбойного молотка.

«Сейчас в обморок грохнусь, - подумала она, давя подбирающуюся к горлу тошноту и тщетно отводя взгляд от ямочки на подбородке блондина. - Лучше бы у него на подбородке был прыщ, а не ямочка. И вообще, что это за мужик, от которого тошнит?»
        Блондин, не подозревавший, что вызывает у собеседуемой рвотный рефлекс, налег на стол и с преувеличенным вниманием начал ее разглядывать.
        - Я в первую очередь переводчик, - весьма неожиданно и нелогично отмерла Татьяна, вернувшись к теме разговора, - а уже потом - рекламщик.
        - Совмещаете, что ли? - с неудовольствием, как ей показалось, констатировал Юрий Михайлович. Безымянный красавец, наоборот, улыбался весьма одобрительно.
        - Приходится, - подтвердила Татьяна, стараясь дышать ровно, а трястись - незаметно. Но ноги не повиновались, а правая, словно решив во что бы то ни стало досадить хозяйке, выстукивала шпилькой азбуку Морзе.
        - То есть вам не нравится? - уточнил дотошный Юрий Михайлович.
        Видение голодной дочери, бредущей по электричке с протянутой рукой, настолько приблизилось к реальности, что даже прозрачные глаза блондина не смогли отвлечь Татьяну от главного.
        - Я горда тем, что работаю в этой фирме, - пафосно объявила она, испытывая чувство глубокого отвращения к мероприятию. - У меня есть ряд интересных идей рекламного плана. Надеюсь их осуществить, если будет не очень много переводов.
        Татьяне даже понравилось, как она вывернулась из щекотливой ситуации. Лучше лишний раз нагнуться, чем быть сломанной и вышвырнутой. Тем более что другого места работы она так и не нашла.
        Но сбить с толку Юрия Михайловича тоже было непросто.
        - И что это вы переводите, позвольте полюбопытствовать? За какие такие заслуги у нас введена штатная должность переводчика? Ну да, что я спрашиваю. Ваши заслуги бросаются в глаза. - И он понимающе уставился на Танин бюст, хотя вышеупомянутые
«заслуги» были тщательно упакованы в тесную блузку и прикрыты сверху пиджаком.
        Блондин тоже посмотрел. Более чем одобрительно. И даже вздохнул.
        От его взгляда по Татьяниному позвоночнику пробежало стадо мурашек, и она опять застучала каблуком. Чтобы унять омерзительную дрожь или хотя бы прекратить выбивать чечетку, Таня решительно встала и объявила:
        - Рабочий день закончился полчаса назад. Я могу идти?
        - Интересно, - противненько протянул Юрий Михайлович, - то есть сверхурочно вы оставаться не привыкли и не готовы пожертвовать личным временем на благо фирмы.
        - При необходимости - готова, но сейчас я никакой необходимости не вижу, - даже на увольнение ей было уже наплевать. В ушах шумело, и упасть в обморок Татьяна предпочитала за дверью.
        - Приятно было познакомиться, - бормотнул блондин таким проникновенным голосом, что Татьяна едва не расплакалась.
        Не прощаясь, она вывалилась из кабинета в приемную, где томились коллеги.
        - Что они с тобой сделали? - округлила глаза Юлечка.
        - Приставали, - уверенно кивнул Яша, давно примеривавшийся к Татьяниному бюсту.
        - Какой ужас, - с едва сдерживаемой завистью в голосе прошептала Зинаида Семеновна.

«Что это со мной такое? - в тоске размышляла Таня, молча продираясь сквозь плотный кордон сослуживцев. - Как девчонка. Да он же просто смазливый, самовлюбленный красавчик. Это не вариант. Такие кочуют по дамским сердцам, как асфальтовые катки, оставляя после себя только раздавленные всмятку надежды. Не мужик, а мышеловка. Но я не мышь!»
        Видимо, она все-таки оказалась мышью. Маленькой, глупой и безнадежно влипшей в сироп голубых глаз обаятельного начальника.


        Глава 6
        Всю ночь Татьяна пыталась найти доводы в пользу того, что у нее нет такого мужчины, и к утру, следуя железной женской логике, стало ясно: лучше один раз быть обманутой таким, от которого трясутся поджилки и останавливается сердце, чем всю жизнь прожить гордой и неприступной.
        Сама она постоянно втолковывала Ведеркиной обратное, поэтому поделиться мыслями с подругой никак не могла. Тем более что порывистая и эмоциональная Наталья влюблялась во всех подряд, а у Тани такое было впервые, не считая подлеца Вовы. Еще месяц назад Татьяна была уверена, что любовь - это миф, химическая реакция в организме, и не более. Но в тот знаменательный день стало ясно - никакая это не реакция, а если и реакция, то она вполне имеет право быть воспетой в стихах. По дороге на работу до нее вдруг дошло, что чувство вполне может остаться безответным, особенно учитывая тот прискорбный факт, что вокруг маячило невероятное количество молоденьких, соблазнительных девушек, а сам объект неожиданной страсти слишком хорош, чтобы достаться обычной, почти ничем не выделяющейся матери взрослой дочери.
        Она так сосредоточилась на личных переживаниях, что напрочь забыла о вполне реальной угрозе увольнения. Неприглядная действительность выскочила перед Татьяной, словно чертик из табакерки, едва она вошла в стены родного офиса, где проработала почти четыре года.
        Предыдущий шеф был сторонником тотального контроля, поэтому среди обязанностей всех сотрудников числилась необходимость первым делом заглядывать в приемную и отмечаться в огромной амбарной книге. Секретарь Юлечка с красным распухшим носом нервно возилась за столом в приемной.
        - Привет, - сумрачно буркнула она при виде расфуфыренной Татьяны. - Решила умирать с музыкой?
        - А что, кого-то хороним? Не слышу траурного марша! - попыталась пошутить Таня, отчаянно надеясь, что из кабинета случайно появится мужчина ее мечты и оценит по достоинству и костюм, и то, что в нем.
        - Да всех увольняют, - махнула рукой Юлечка и шмыгнула.
        Таня, еще не осознавшая всего трагизма происходящего, продолжала глупо улыбаться и красиво выгибать спину:
        - Как это всех? А кто работать будет?
        - Новый штат.
        - Сама придумала?
        - Нет. Семен Сергеевич сказал. - Юля протяжно всхлипнула и швырнула на стол тяжелый регистратор.
        - Это еще что за фрукт? - опешила Татьяна. Жизнь менялась, как летнее небо перед грозой. Только что все было бирюзово-голубым, и вот уже солнце проглочено свинцовой чернотой, а по темечку бьют первые капли.
        - Да красавчик этот, блондинчик, - передернула плечами Юля. - Вот видишь, они же никому не представились даже. Как будто заранее знали, что незачем знакомиться: все равно всех на улицу.
        Определение «блондинчик» Татьяне решительно не понравилось. Зато теперь у предмета обожания появилось имя - Семен Сергеевич.
        - Представляешь, - сбивчиво зашептала секретарша, - я сегодня специально оделась, чтобы в грязь лицом не ударить. Я понравиться хотела. Ясно же, чего им всем от меня надо.
        В подтверждение своих слов она выскочила из-за стола, чтобы предъявить Татьяне наряд.
        - Ой, мамочки, - не удержалась Таня. Все было очаровательно, если не считать, что вместо юбки хорошенькие ножки торчали прямо из микроскопических шортиков, больше похожих на трусы. Зато сверху эту эротическую фантазию прикрывал пиджак.
        Из дальнейшего рассказа выяснилось следующее: новому начальству от юной секретарши надо было вовсе не то, что требовалось старому. Более того, девочку смертельно обидели, не отреагировав на ее прелести, предъявленные для обозрения. А Юлечкин намек, что она готова выполнять «любые, даже самые неприличные поручения», напоролся на глухую стену непонимания.
        - В приличном месте неприличных поручений не бывает, - сухо сообщил уже бывший начальник. - Вечером получите расчет.

        - Вот так вот! - завершила повествование Юлечка. - Никакой благодарности! Под зад ногой, и катитесь, барышня, колбаской!
        - Погоди, - весьма бестактно перебила ее Татьяна, - так уволили только тебя?
        - Не радуйся. Они велели, чтобы все приходящие заходили к ним. Видать, вчера не набеседовались! - в сердцах мотнула головой девушка. - Так вот, из пришедших пока только Гришу с Кириллом оставили. У них продажи хорошие, видишь ли. А у нас тут не рынок, чтобы по продажам о человеке судить! Да, не продаю я их паршивое оборудование, зато у меня есть моральные ценности и кое-что поважнее. Хотя, может, у них с потенцией проблемы.
        Утешив себя этим немудреным предположением, Юлечка шмыгнула уже веселее.
        Татьяна снова ощутила отвратительную вибрацию внутренних органов, но ноги ее еще держали.
        Решительно рванув на себя дверь, она постучала, одновременно входя в кабинет.
        - Вызывали? - это единственное, что она успела сказать до того, как Семен Сергеевич, радостно потирая руки, направился в ее сторону.
        От него пахло терпкой туалетной водой. Татьяна уцепилась за косяк, навалившись спиной на стену и ощутив страшнейшее головокружение. Близость этого мужчины действовала на нее не хуже нервно-паралитического газа.
        - Вам плохо? - заботливо поинтересовался Семен Сергеевич и легко коснулся ее локтя.
        Татьяна вздрогнула, как от электрического разряда, и густо покраснела.
        - Вы не нервничайте так, - ласково успокоил Татьяну Семен Сергеевич. - Мы не кусаемся.
        В его словах Тане почудился игривый намек, и она криво улыбнулась.
        - Да, - подтвердил Юрий Михайлович. - Мы, когда сытые, вообще добрые. Проходите, присаживайтесь.
        На негнущихся ногах Таня под удивленным взглядом блондина доковыляла до стола и без сил рухнула на стул, гулко стукнувшись локтями о полировку.
        - Вы готовы продолжить сотрудничество, несмотря на смену руководства? - с некоторым сомнением в голосе поинтересовался Юрий Михайлович. Видимо, обрушившаяся на дорогую шведскую мебель сотрудница особого доверия не внушала.
        - Готова, - твердо кивнула Таня, спиной ощущая присутствие своей мечты, поскрипывающей паркетом. Больше всего ей хотелось откинуться назад и прижаться к нему, чтобы он дышал в затылок и говорил какие-нибудь глупости.
        Когда у нее временно проживал очередной бойфренд Рома, он очень любил подойти сзади и припасть к затылку. Особенно это раздражало во время готовки. Ей казалось, что он, как монстр из фильма ужасов, собирается высосать мозг, не дождавшись ужина. Татьяна даже и предположить не могла, что однажды появится мужчина, от которого она будет этого ждать. Даже если он съест ее, как вишенку, а косточку выплюнет. Все равно - пусть.
        Здравый смысл и интуиция подсказывали, что для собственного блага надо оставаться независимой, лишь слегка намекая объекту страсти на возможное сближение. Формулировать было легко, но вот техническое исполнение задуманного представлялось весьма смутно. Как это - слегка намекнуть? Воображение ехидно рисовало позорную картинку с нелепыми подмигиваниями и саморасстегивающимися пуговицами. По идее, Семен Сергеевич должен был догадаться, что ему здесь что-то светит. Но это должно было выглядеть не как зеленый свет и открытый шлагбаум и не как красный семафор
«Вход воспрещен». Золотую середину Татьяна представляла с трудом. Она даже улыбаться боялась, чтобы не быть превратно понятой. К тому же близость Семена Сергеевича выводила из себя, и эмоции начинали бунтовать, как овцы, почуявшие волка.
        Такой супермен, конечно, не для нее, но почему бы и нет?
        - Тогда мы вас хотели бы попросить об одолжении, - проникновенно сказал пока еще недоступный «супермен».
        - Просите, - промямлила Татьяна. Юрий Михайлович недовольно заерзал и кхекнул. Видимо, ему не хотелось одолжений и просить тоже было неохота.
        Но ее попросили. Естественно, Тане хотелось думать, что это связано не с ее профессиональными качествами, о которых новому начальству просто-таки не могло быть что-то известно, а с ее особым положением. Вернее - с интересом к ней, как к женщине, одного из шефов, и она даже знала, кого именно.
        Татьяна возглавила временный штаб по набору персонала. Это было, с одной стороны, лестно, а с другой - создавало массу проблем. Ответственность и страх ошибки давили на нее, мешая наслаждаться общением с любимым. А он был именно любимым, в этом уже не было никаких сомнений.
        При первой же попытке назвать его Семеном Сергеевичем шеф аккуратно тронул ее за локоть и улыбнулся:
        - Просто Семен.
        - А? Что? - бестолково залепетала Таня, в очередной раз потеряв способность здраво мыслить. Нет, ей в голову не лезли никакие эротические фантазии или неприличные мысли. Там, в голове, мгновенно тормозились все мыслительные процессы, запутавшиеся в эмоциональном киселе, затапливающем сознание.
        - Для вас - просто Семен. К чему такие церемонии, правда?
        - Правда! - убежденно выдохнула Татьяна, отчаянно жалея и одновременно радуясь, что у нее нет отдельного кабинета и она сидит в общем зале вместе с менеджерами, иначе диалог мог бы закончиться весьма непредсказуемо.
        Семен внимательно посмотрел ей в глаза и снова улыбнулся. Такой наивной и внушаемой дурой Татьяна еще никогда себя не чувствовала. Это было ужасно и… восхитительно.
        Женщинам свойственно высматривать в поступках мужчин то, чего нет, и не видеть того, что бросается в глаза.


        Глава 7
        Солнце сдобным блином висело в голубом небе, гарантируя хороший апрельский день и массу позитива во всех начинаниях. В такие дни не должно происходить ничего ужасного.
        Светлана просыпаться категорически не хотела. Ей было страшно начинать этот день, пусть даже такой погожий и многообещающий. Когда планируешь большое дело, оно кажется предельно ясным, как расположение книг на библиотечных полках: все в строгом порядке и по алфавиту. Но как только приходит момент осуществления тщательно продуманного плана на практике, так вся уверенность куда-то девается, оставив лишь нервное напряжение и смуту в мыслях.

        У двадцатилетней Светы Гуськовой было все, или почти все, о чем только можно мечтать: чуть вьющиеся русые волосы, огромные глаза, брови вразлет, тонкий носик и точеная фигурка. Этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя королевой сначала в школе, а потом в институте. Но для триумфального шествия по «взрослой» жизни нужно было что-то еще. У Аньки Марковой это было, а у Светочки - нет.
        С Марковой они учились в одной школе, и, сколько Света себя помнила, всегда были соперницами. Только Маркова была на год старше, а потому - на шаг впереди.
        Света тщетно пыталась догнать соперницу, но время - величина такая хитрая, что обмануть его пока никак не получалось.
        Ее родители развелись, когда Свете было четыре года. Правду об отце никто и никогда не скрывал: как это ни печально, папаша оказался банальным алкоголиком, методично пропивавшим все, что имелось в доме, поэтому однажды просто сгинул, перестав переводить алименты. А мама…
        Мама была красавицей. Света не очень понимала, обижаться ей или гордиться родительницей, так как давным-давно мамуля вышла замуж и уехала в далекую Америку. С тех пор Света жила с тетей Верой. Мама изредка приезжала, привозила подарки и исправно пересылала довольно приличные суммы на воспитание «ребенка». Однажды, будучи уже в сознательном подростковом возрасте, Света вдруг взбрыкнула. Наслушавшись «умных» подруг, она неожиданно составила свое, «единственно правильное» мнение о сложившейся ситуации и устроила обалдевшей тете Вере потрясающий концерт с истерикой и разоблачением. Откуда-то пришла непоколебимая уверенность в том, что тетя Вера хитростью и обманом разлучила мать и дочь, а теперь жирует на заграничные переводы и препятствует их встречам.
        Первые латиноамериканские мыльные оперы не прошли даром для неокрепшей и неподготовленной детской психики. Тетя Вера долго молча плакала, потом приезжала
«Скорая», молодая докторша что-то выговаривала ничего не понимающей Свете. В больницу тетя ехать отказалась. Светлана слышала, как тетя торопливо оправдывалась и все повторяла: «Я не могу, у меня ребенок!» А вечером приехала тетина подруга, Елена Владимировна, которую Света побаивалась и не любила за громкий голос и отсутствие снисхождения к ее шалостям.
        Именно Елена Владимировна, несмотря на тетины мольбы, открыла девочке правду, мотивируя это тем, что «лучше пусть она все знает, чем ты раньше времени переедешь на кладбище».
        Правда, как это часто случается, оказалась далека от догадок и предположений. Мамин новый муж категорически не хотел детей. Ни маленьких, ни взрослых - никаких. У него было трое своих от предыдущего брака, и брать на себя заботы о еще одном он не желал. Поэтому мама согласилась на его условия: ребенок остается в России, у сестры, а супруг ежемесячно выделяет некоторую сумму на его содержание. Встречам с дочерью он обещал не препятствовать. Единственное - это должно было происходить не очень часто, так как поездки стоили денег.
        - Твоя мама хотела как лучше, - смягчила повествование Елена Владимировна. - Если бы она осталась тут, то и жизнь бы свою не устроила, и тебе бы не помогла. Понимаешь?
        Спорить с суровой тетиной товаркой Света не рискнула, хотя по тону было понятно, что Елена Владимировна мать не одобряет и оправдывает ее через силу.
        - А у Верочки, кроме тебя, никого нет. Она из-за тебя и замуж не вышла, и ребенка не родила. Все для тебя. Так что пойди и извинись.
        И Света пошла. И извинилась. Хотя ничего не поняла и не поверила. Но когда приехала долгожданная мама и Светлана слово в слово передала ей «неправду», мамуля покраснела так сильно и так глупо и непонятно начала оправдываться, что даже Светиных мозгов хватило на то, чтобы сообразить - Елена Владимировна сказала чистейшую правду. Хотя осознавать это было больно и обидно.
        Тетя Верочка потом еще долго оправдывала и сестру, и Свету, говоря, что замуж она все равно бы не вышла, так как не за кого, и детей у нее нет вовсе не из-за Светочки, но это уже было неважно. Вспоминать об этом не хотелось. Та история, не имевшая ни конца, ни решения, так и тянулась, и Светлане было мучительно стыдно вспоминать об этом, как о нераскрытой подлости или гнусном преступлении, которое останется клеймом на всю жизнь.

«Вырасту большой, разбогатею и осыплю тетю Верочку подарками!» - решила она. От этого решения на душе стало легче, но шрам остался. Иногда он болел очень сильно, как старая рана перед сменой погоды. Особенно перед приездом мамы.

        Зато у Аньки Марковой были и родители, и первый красавец двора, Стас, в женихах, и сплошные пятерки в дневнике. Именно дух соперничества сподвиг Свету на получение медали. Но у Марковой медаль была золотой, а у Светы - серебряной.
        - Не гонись ты за этой дурой крашеной! - ныла подруга Ирка Новгородская. - Далась она тебе!
        Ирка была более сообразительная, чем Светочка, в житейских вопросах, но значительно менее красивая, если не сказать хуже. Жизненный опыт она черпала из рассказов старшей сестры, училась на ее ошибках и знала о мужчинах намного больше, чем не только одноклассницы, но и некоторые взрослые тетки. Часть Ирининых рассуждений Светочка принимала к сведению, а часть звучала настолько нелепо, что и внимания не стоила. Когда Ирка, длинная, тощая, как жердь, с малюсенькими глазками и костистым, похожим на клюв, носом, начинала рассуждать, что чем красивее мужик, тем меньше шансов удержать его рядом, Светочке становилось смешно. Так или иначе, но Светлана была уверена, что Ирке ни капли из этих бесценных умозаключений не пригодится, ибо не судьба.
        Подозревая, что Ирка элементарно завидует ее красоте и бесится от отсутствия шансов заполучить хотя бы нечто подобное, Светочка не стала делиться с подругой планами по завоеванию Стаса. Самым обидным было то, что парень категорически не обращал на нее внимания как на женщину, хотя исправно здоровался и даже вежливо улыбался, как соседской кошке. Он продолжал носить цветы Марковой и целоваться с ней на лавочках. Ни откровенные наряды, ни дежурство вблизи его подъезда, ни даже спектакль с якобы алкогольным опьянением, когда Света изобразила полную невменяемость, надеясь, что он наконец воспользуется ситуацией, не имели результата.
        Спустя почти год Стас, по которому Светлана уже сохла исключительно из вредности, неожиданно пригласил ее в кино со всеми вытекающими из приглашения последствиями. Но не успела девушка насладиться победой, как выяснилась неприятная подробность: не Стас расстался с Анькой, а Анька нашла себе другого кавалера.

        Однажды, когда Света сидела со Стасом на скамейке перед подъездом соперницы, а место было выбрано исключительно в надежде на то, что Аня увидит и, видимо, лопнет от злости, Маркова появилась с новым ухажером. Да как появилась! С музыкой и на блестящей лаковыми боками иномарке.
        Демонстративно попрощавшись с бойфрендом и одарив его киношным поцелуем, Анька не только приветливо поздоровалась с парочкой, но и даже снизошла до того, чтобы поболтать с ними. Тут-то и выяснилось, что ее друг - владелец фирмы, а она у него работает.
        - Зарплата, конечно, не ахти, пятьсот долларов всего, но Шурик обещал потом поднять, - бравировала Маркова, наслаждаясь своим торжеством.
        - Ни фига себе, - протяжно свистнул Стас.
        - Подумаешь, - дрогнувшим голосом выдала Света. - Кем это ты у него там работаешь без диплома? Уборщицей, что ли?
        - Офис-менеджером, - великодушно просветила ее соперница. - Кстати, уборщицы у него тоже неплохо получают. И сейчас даже вакансия есть. Хочешь пристрою?
        - Еще чего. Я и так уже место нашла, так что спасибо за предложение.
        Конечно, никакого места на примете у Светланы не было. Более того, она даже и не думала ни о какой работе, будучи уверенной, что сначала диплом, потом работа. Учеба в пединституте была лишь стартовой площадкой. Работать учителем Светочка не собиралась, диплом отделения иностранных языков открывал перед ней массу заманчивых возможностей. Они были расплывчатыми и нечеткими, как миражи в пустыне, но, безусловно, были. И то, что ее далекие перспективы уже вовсю осуществляла давняя соперница, обрадовать девушку никак не могло.
        Тетя Вера отнеслась к затее скептически:
        - Офис-менеджер - та же секретарша. А зачем нужна секретарша без образования? Только для дивана, и то временно. Плюнь и учись спокойно.
        Но плюнуть не получалось. Светочка втихаря подала объявление о поиске вакансии.
        Ирка отнеслась к затее с юношеским восхищением.
        - Ну, ты сила, - протянула она, с гордостью и завистью глядя на подругу. - Я бы так не рискнула. Секретарша - это всегда с интимом.
        - И что? - Света несколько стеснялась собственной распущенности, но на дворе стоял двадцать первый век, поэтому вполне можно было убедить себя, что в допуслугах нет ничего постыдного.
        - Не знаю, - пожала костлявыми плечами подруга и с сомнением скривила губы. - Начальники бывают разные. А если он совсем противный?
        - Так я ж не иду в секретари к какому-нибудь директору пригородного кафе, - храбрилась Света. - Если есть деньги, то они и на фитнес ходят, и подтяжки всякие делают. Короче - следят за собой. Ты телевизор-то смотришь? Знаешь, какие в крупных фирмах мужики?
        И она многозначительно поцокала языком. Возражений не последовало, так как Ира тоже не знала, какие они бывают «в крупных фирмах». Теоретически все должно было получиться как в каком-нибудь хорошем сериале, тем более что внешность Светочки вполне согласовалась с данными главной героини.


        Глава 8
        Первые два собеседования прошли крайне неудачно.
        - Нам нужен выездной секретарь, - строго сдвинула брови неприятная худая женщина в отделе кадров крупного торгового холдинга. У нее были тонко выщипанные крашеные брови и блеклая помада на сухих губах.
        Слово «выездной» почему-то ассоциировалось у Светочки с ездовой собакой, тощей гончей или борзой, несущейся за зайцем.
        Тем не менее она вежливо улыбнулась и кивнула:
        - Я согласна.
        - Вы согласны? - Тетка сложила сухую кожу на лбу в гармошку и едко улыбнулась желтыми прокуренными зубами. - Я еще ничего не предлагала, а всего лишь дала информацию.
        - Ну, тогда ваша информация принята, - неловко пошутила Света и покраснела.
        Тетка смотрела на нее, как на гусеницу, словно размышляя: придавить или пусть ползет?
        Конечно, девушка прекрасно понимала, на что соглашается. Деньги просто так не даются, и, не имея диплома, подкрепленного необходимыми знаниями, можно рассчитывать лишь на внешние данные и благосклонность начальства. А там чем черт не шутит: либо карьеру сделаешь, либо замуж за шефа выйдешь. Ведь именно это показывали в красивых фильмах про любовь. За счастье надо платить, под него надо строить базис, подводить основу и забивать сваи. На болоте ждут своей стрелы только царевны-лягушки, многие из которых в результате встречают не королевича, а голодного аиста. Умные девушки идут сразу во дворец, так как еще неясно, на чье болото прилетит стрела, зато все знают, где гнездо королевичей - не один, так другой. Повезло же Аньке: только у нее кавалер был из середнячков, а она, Светочка, не такая, она себе сразу олигарха подцепит.
        Чтобы не возникло недопонимания, она и объявление о поиске работы составила грамотно: «Секретарь 90-60-90 ищет соответствующую работу». Чему должна соответствовать работа, Света не знала, но вычитанная где-то фраза очень понравилась. С тетей она советоваться не стала, так как заранее было ясно, что тетя Верочка будет категорически против. Более того, обычно мягкая и ласковая с нею, тетя Вера в некоторых вопросах была непреклонна, как скала, и умела выразить свое мнение абсолютно нецензурно, но удивительно кратко и доходчиво. Светлана же считала себя вполне взрослым человеком, имеющим право на самостоятельные решения. Да, такие решения не всегда приводили к ожидаемому результату, но это в любом случае было лучше, чем следовать советам тети Веры. По крайней мере - такое поведение давало иллюзию жизни «по-взрослому».
        Но кадровичка, кривившая губы в презрительной усмешке, явно ее уверенности не разделяла. Пройдясь взглядом по Светиной фигуре, она критично качнула головой:
        - Я так понимаю, что опыта работы у вас нет?
        - Ну, надо же когда-то начинать, - снова попыталась пойти на контакт Света. Тощая раздражала ее, и очень хотелось сказать ей что-нибудь хлесткое. Это Светлана умела, ей палец в рот не клади. Но надо было терпеть, потому что от тетки зависело что-то, как от учительницы в школе. Точно, сейчас Светлана ощущала себя именно бесправной школьницей, и это было отвратительно.
        Кроме того, девушка инстинктивно чувствовала, что кадровичка ее ненавидит, причем непонятно за что. Ничего плохого Света еще сделать не успела.
        Тощая разглядывала ее с выражением брезгливости на бледном мятом лице, ощупывая холодным взглядом. Наконец, видимо, приняв решение, она решительно встала:
        - Пойдемте.
        Света, в душе проклинавшая собственную инициативу, противную тетку и Аньку, послушно потрусила следом, постукивая каблучками. Каблуки у нее были замечательные - одиннадцатисантиметровая шпилька, удлинявшая ногу и приближавшая хозяйку к модельным параметрам. Эти босоножки она купила все у той же Марковой. Таких не было ни у кого. Светочке крупно повезло: Маркова не смогла ходить на высоченном каблуке и скрепя сердце продала обновку.
        - Заходите! - Тетка распахнула дубовые двери и пропихнула девушку в огромный зал. Если бы не длинный стол буквой Т, украшавший самый центр помещения, то можно было бы подумать, что это актовый или бальный зал. Хотя зачем он торговому холдингу?
        Как далека правда жизни от реальности! Тихо охнув, Светочка разглядывала заплывшего жиром мужика с кабаньими круглыми глазками, обвисшими щеками со следами детского диатеза и тщательно, но безуспешно замаскированной плешью.
        Она была уверена, что хозяева крупных фирм сплошь и рядом ухоженные и вальяжные, пусть не красавцы, но и не такие пятачки на пенсии!
        - Тэк-с, - скучным голосом протянул хозяин кабинета, а возможно - и всего холдинга. Кто их тут разберет с их полномочиями! - А других нет?
        Он разглядывал Светочку с сомнением и недоверием.
        - Нет, - твердо мотнула собранными в пучок волосами кадровичка, - только такая. Гуськова Светлана, двадцать лет, не замужем, без детей, 90-60-90, рост 170 см.
        - Нету у нее никаких 90. Ни сверху, ни снизу, - сварливо перебил сотрудницу шеф.
        - Сама вижу, но это пока самое приемлемое.

«Столько оскорблений за несколько минут! Да еще говорить про нее в среднем роде, словно она нечто неодушевленное, предмет на продажу!» Светочка задохнулась от злости и молча вышла, оглушительно хлопнув дверью. У нее хватило здравого смысла не озвучивать мнение по поводу внешних данных работодателя. Еще неизвестно, как этот бизнес-монстр в облике замученного жизнью Хрюши реагирует на оскорбления. А Светочке хотелось именно оскорбить, чтобы он понял, каково это - слушать гадости в свой адрес. И желтозубой тетке тоже хотелось сказать что-нибудь душевное, чтобы та еще долго вздрагивала по ночам.
        Ограничившись яростной перепалкой с парнем в метро, слишком плотно прижавшимся к ней в вечерней давке, Светочка отправилась к Ирине.
        - Я ж говорила, - удовлетворенно заулыбалась подруга. - Это к лучшему!
        - Как это - к лучшему? Меня не взяли, да еще дали понять, что я - не фонтан!
        - Так ты же сама ушла, а это значит, что не тебя не взяли, а тебе это место не подошло. Учись правильно расставлять акценты.
        Акценты расставлялись с трудом. Вернее - они вообще не расставлялись: забыть омерзительное ощущение унижения и бесправности, охватившее ее в кабинете, у Светы никак не получалось.
        - Кстати, не надо соглашаться на всякую ерунду. Уж если и терять невинность, то обстоятельно и обдуманно, - подруга перешла на менторский тон, чувствуя себя опытной и проницательной.
        Светина невинность благополучно потерялась еще классе в восьмом, но Ирка Новгородская была такой правильной, что признаться ей в этом было ни в коем случае нельзя. Если бы мадемуазель Новгородская была хоть чуть-чуть посимпатичнее, то она, возможно, относилась бы к вопросу взаимодействия полов более снисходительно. Но тотальное отсутствие мужского внимания сделало Ирину непримиримым борцом за женскую честь. Отсутствие личной жизни она объясняла ожиданием единственного - так было проще оправдывать свою невостребованность на рынке невест.
        - И вообще, представляешь, как будет твой обвисший колобок смотреться рядом с ухажером Марковой? Только опозоришься! - привела Ирина последний и самый веский аргумент.
        На этом и закончили разбор полетов. На следующий день Светочке предстояло еще одно собеседование. Ирка долго учила ее, как себя «подавать», но это больше напоминало наставления деревенской бабки из глухой деревни, отправляющей внучку «в столицы». Тем более что ничего и не понадобилось, так как начальником оказалась женщина, а контора - весьма скромной. Света дипломатично пообещала подумать и ушла оттуда навсегда. Думать было не о чем. Надо было менять объявление на менее откровенное и идти другим путем, иначе с нею будут собеседовать только кривоногие карлики предпенсионного возраста, ищущие подешевле и помоложе.


        Глава 9
        - Аникеева, я сейчас умру! - Голос Ведеркиной вываливался из трубки свинцовыми шариками и бил по больной голове.
        - Это хорошо или плохо? - вяло поинтересовалась Таня. Если честно, то ей было все равно, но Наталья не отвяжется, пока подробно не расскажет, почему она умрет, как и зачем.
        - Он хочет познакомить меня с мамой.
        - Вот ужас-то, - почти искренне посочувствовала Таня. Для полной искренности слишком ломило в висках.
        - Дура, - немедленно обиделась Ведеркина. - Мама - это серьезно.
        - Куда уж серьезнее. Свекровь - это стихийное бедствие. - Таня немедленно вспомнила свою, виденную лишь однажды - на свадьбе, где Вовина мама и объяснила, что молодые не пара, все русские - шлюхи, а у Вовы дома уже есть невеста. Это все не помешало Алтынай Данияровне, имя которой пьяненький тамада все время перевирал, поднимать тосты за здоровье молодых, горячо лобызаться с невестой и ее родителями, а также подарить пухлый конверт с деньгами. На вокзале она долго махала цветастым платком, сморкалась в него, потом снова махала, обещала приезжать с родными, соседями… В общем, когда «маму Алтынай» затолкали наконец-то в вагон, Татьяна была безмерно счастлива и твердо решила - в следующий раз они встретятся лет через десять, а лучше - вообще никогда.
        - Ты погрязла в своем нигилизме и не понимаешь очевидных вещей. Когда мужчина хочет познакомить тебя со своей матерью?
        - Когда? - задумалась Таня. - Ну, не знаю. Когда хочет тебя отпугнуть, наверное?
        - Кретинизм не лечится, - печально констатировала Ведеркина. - Когда он относится к тебе серьезно и что-то планирует. Ясно?
        - Не очень, - призналась Татьяна. - При чем тут мама? Если только они не собираются поменяться с тобой жилплощадью. Хотя нет. Тогда бы маму звали на твою территорию.
        - Мне за тебя страшно. Как ты работаешь с людьми? Они тебя должны бояться. У тебя мозг завязан морским узлом и мыслит не в ту сторону.
        - Слушай, Наташка, отстань, а? Я так устала. Если хочешь что-то рассказать - валяй. А то я только что вошла, голодная, холодная, и еще уроки у ребенка не проверяла. Кстати, у нас пахнет гарью, так что за ужином придется идти в кафе: Карина явно сожгла остатки запасов, - последнюю часть фразы она почти прокричала, надеясь, что дочь выйдет на голос и пояснит раздевающейся матери, что произошло.
        Карина шевелилась где-то в своей комнате, но не отвечала.
        - Ладно, я сегодня добрая, - сдалась Ведеркина. - Егор сказал, что хочет познакомить меня с мамой.
        - Я в курсе.
        - Не перебивай. Это значит, что ему нужно узнать ее мнение обо мне. А зачем? - едва сдерживая торжественное ликование, вопросила Наталья.
        - Зачем? - послушно проскрипела Таня, стащив сапоги и нашаривая тапочки.
        - Чтобы заручиться ее поддержкой! Чтобы наша свадьба не стала для нее неожиданностью!
        - Ната, ты спятила. Ты опять бежишь впереди паровоза. Не напугай кавалера: он всего лишь хочет познакомить тебя с родительницей. Может быть, она волнуется и желает знать, где ночует ее сынок. И убедиться, что он не связался с иногородней шалавой или вообще - с мужиком. Вряд ли на тебе через пару недель знакомства кто-то собрался жениться. Тем более - его мама.
        - Умеешь ты настроение испортить. Все не так!
        - Я рада, если не так.
        - У тебя голос незаинтересованный, - обиделась Ведеркина. - У меня, между прочим, жизнь решается.
        - От меня чего надо? - Татьяна напряглась. В квартире было явно что-то не так, и ей было не до Ведеркиной.
        - Совет нужен. Что надеть? У тебя какой-никакой, но опыт есть, - великодушно отвесила комплимент Наталья.
        - Исходя из моего опыта, ты должна уметь готовить плов по правилам и есть его горячим, облизывая пальцы. Что-то мне подсказывает, что этот опыт вряд ли будет тебе полезен.
        - Вот откуда в тебе столько желчи?
        - Из желчного пузыря! И вообще - жизнь тяжелая. Наташка, не идиотничай. Чтобы понять, как понравиться его маме, надо располагать хоть какой-то информацией о старухе. Что у тебя на нее есть?
        - На нее? Пара мокрух и грабеж, - мрачно буркнула Ведеркина. - Ты детективов насмотрелась, что ли? Откуда у меня информация о ней, если я ее ни разу не видела. А с Егором мне есть о чем поговорить, помимо обсуждения биографии его мамочки.
        - Тогда минимум косметики, ногти покороче и юбку подлиннее.
        - Она не в деревне живет, - напомнила Наталья и с любопытством поинтересовалась: - А ногти при чем?
        - Если короткие, то тебя можно приспособить к хозяйству. Мамы это любят. А если маникюр, как у Фредди Крюгера, то от тебя одна морока. Это всего лишь мои предположения, слушать меня не обязательно.
        - Я и не собиралась, но все равно - спасибо, - буркнула подруга и попрощалась, обнадежив напоследок: - Я еще позвоню.

        На душе стало как-то совсем нехорошо. Карина так и не вышла, а это было странно: она всегда встречала мать и сразу по детской привычке лезла в сумку «за вкусненьким».
        - Кариша, - Татьяна распахнула дверь в комнату дочери и обнаружила девочку сидящей у стола с неестественно выпрямленной спиной и лихорадочным румянцем. - Ты заболела? Что случилось? Почему такой запах? И… почему ты молчишь?
        - Вопросы слушаю, - голос у Карины был чужим, и тон был чужим, и вообще - вся она была чужая, словно кто-то прикидывался ее дочерью, неловко и безыскусно пытаясь обмануть материнское сердце.
        - Ты что, издеваешься? - Татьяна вздрогнула и попыталась прогнать ощущение бессилия. Черт бы побрал этот переходный возраст!
        - Нет. Я уроки делаю.
        - А… а свет почему не включила? - Настольная лампа была не просто выключена, даже шнур был выдернут из розетки.
        - Ты меня в чем-то подозреваешь? - Карина надменно задрала подбородок и отвернулась.
        - Да нет, что ты! - Татьяна искренне распахнула глаза, а в голове проносились всякие ужасы про наркоманию, токсикоманию и прочие мании вкупе с подростковым алкоголизмом.
        В это мгновение в шкафу что-то грохнуло. Звук был не столько громким, сколько совершенно неожиданным и настолько пугающим, что у Татьяны чуть не остановилось сердце. Карина же, вместо того чтобы испугаться, досадливо повела плечом и уставилась в окно.
        - Здрасти. - На остолбеневшую от ужаса Таню из шкафа, где ждали своего часа белые блузочки, скромное бельишко, купленное в детском мире, и прочие девчачьи аксессуары, вывалился здоровенный детина, пунцовый то ли от смущения, то ли от долгого сидения взаперти.

«Где он там уместился?» - мелькнуло в мыслях, но Татьяна мгновенно взяла себя в руки, чтобы защитить ребенка:
        - Я вызываю милицию!
        - Мама, ты что? С ума сошла? - раздраженно прошипела Карина. - Это ко мне. Неужели не ясно?
        Таня кретинизмом не страдала, поэтому довольно быстро сориентировалась, хотя все происходящее казалось фарсом. У ее дочери никак не могло быть такого кавалера! Да еще в шкафу! Да у нее вообще не могло быть никакого кавалера, так как Татьяна в ее возрасте еще прыгала в резиночки и пела гимн на пионерской линейке! Она чувствовала себя ограниченной дурой из какой-нибудь второсортной рекламы:
        - А это кто у нас в шкафу?
        - Водопроводчик…
        Очень смешно. Если бы кто-то рассказал нечто подобное, она бы даже не улыбнулась. Тем более не хотелось улыбаться сейчас.
        - А с каких пор твои гости входят через шкаф? - то ли пошутила, то ли попыталась доминировать в диалоге Татьяна. Ни то ни другое не получалось.
        - А я барабашка! - глупо хихикнул детина.
        - Это моль, - отмерла Карина и тоже радостно захихикала.
        - А что жгли на кухне? - Таня благоразумно ушла от щекотливой темы, иначе можно было выяснить что-то совершенно неприглядное, после чего будет очень тяжело жить. Или противно. В общем, никаких оптимистичных последствий наличие в шкафу здорового мужика иметь не могло.
        - Кира ужин жгла. Удачно, все сгорело, - улыбнулся парень. Если бы он не вылез из дочкиного шкафа, его вполне можно было бы посчитать приличным и даже приятным человеком.
        - Кто такая Кира? - Татьяна потерла лоб, соображая, как бы выпроводить гостя, чтобы никто не обиделся.
        - Жбан меня так называет, - неожиданно сексуальным голосом мурлыкнула дочь. Интонации были предназначены явно не для маменьки, озадаченным столбом стоявшей на пороге.
        - Жбан? - Только хмыря с уголовной кличкой ей и не хватало. Татьяна тоскливо закатила глаза и поморщилась.
        - Жбанов Антон, - отрапортовал парень. - Учусь в Кириной школе.
        Судя по габаритам, он был даже не второгодником. Чтобы при такой комплекции и щетине все еще оставаться школьником, надо было сидеть в каждом классе года по три. Очень здорово. Ведеркина накаркала.
        Всегда приятно найти виноватого, и особенно приятно, когда виноват кто-то другой, а не ты. Не уследила, не поняла… Глупости педагогические. Как она могла не уследить, когда дочь всегда все рассказывала. И как уследить, когда приползаешь с работы поздно вечером. Кто-то ведь должен зарабатывать деньги!
        - И давно учитесь? - язвительно подколола Антона хозяйка. - Много ли осталось?
        - Так все, заканчиваю уже, - простодушно улыбнулся мальчик. «Хотя какой он мальчик! Центнер мышц с глазами и кое-чем еще, о чем Карише знать еще рано. Ужасно было даже мысль допустить, что она уже давным-давно все знает. В тринадцать-то лет!»
        - Поздравляю. - Татьяна начала заводиться. В конце концов - она в этом доме главная, а дочери до совершеннолетия еще жить и жить. Седьмой класс, какие мальчики. Тьфу, мужики. Мальчики-то - бог с ними, пусть будут. Цветы, кино, конфеты. Но не этот лось в шкафу! И вообще, раз он в шкафу, то что-то здесь нечисто.
        - Пойду я, пожалуй, - смутился Антон. Скорее всего, он разглядел на лице подружкиной мамы нечто такое, что подсказало ему правильную линию поведения.
        - Счастливо, - кивнула Татьяна.
        - Я провожу. - Карина соскользнула со стула и проворно метнулась за бойфрендом.
        - До двери, - жестко сказала Таня. - У меня к тебе дело.
        Всем было ясно, какое у нее «дело». В коридоре шуршали, возились и шептались.

«Прощаются», - растерянно подумала Татьяна, не понимая, стоит ли вмешиваться. Дочь не простит. А что, если она сейчас тоже одевается, собираясь продемонстрировать юношеский максимализм и не подчиниться. Переходный возраст - самое время для таких экспериментов.
        - Чего в темноте стоишь? - независимым тоном спросила дочь, промаршировав мимо по коридору в кухню. Напряжение отпустило: пока еще слушается.
        - Кто это был? - Татьяна вошла следом за Кариной и демонстративно помахала руками, разгоняя остатки дыма.
        - Мам, рано тебе еще для склероза. Антон Жбанов, он же сам сказал.
        - Антон Жбанов - это не объяснение. Тут мог быть Ваня Иванов, Федя Пупкин и Махмуд Махмудов! Это ни о чем мне не говорит! Кто такой этот Жбанов и почему ты затолкала его в шкаф, как грязные колготки? Кстати, может быть, хотя бы необходимость прятать в шкафу мужиков поможет тебе научиться стирать белье, а не складировать его в углах.
        Дочь надулась и понуро села у холодильника. Это место было самым удобным в их маленькой кухоньке. Повернувшись спиной в угол, можно было чувствовать себя защищенной. Именно из этой позиции Татьяна заводила тягостные воспитательные монологи и выясняла отношения. Сейчас любимое место оккупировала Карина.
        - Не смей молчать, когда я спрашиваю. Я имею право знать, что у нас делают твои друзья!
        - А что? Я не имею права привести друзей?
        - Имеешь. Но если нет никакого криминала, зачем ты его в шкаф запихнула?
        - Может, мы в прятки играли. И вообще, в этом ты вся - сразу начинаешь думать про меня гадости!
        - Если ты немедленно не скажешь мне, кто такой этот Жбанов, я завтра пойду выяснять подробности в школу! - взвизгнула Татьяна. Ей было противно и стыдно, а еще раздражало бессилие, словно она была крохотной мышкой, пытающейся в одиночку прорыть туннель под Ла-Маншем.
        - Он из одиннадцатого «Б», - вздохнула дочь и снова с видом оскорбленной принцессы задрала подбородок.
        - Второгодник?
        - Почему? - Видимо, все, что касалось драгоценного Жбанова, было ей близко. Мамино предположение Карину явно обидело. Уже хорошо. - Не отличник, конечно, но и не двоечник!
        - Из одиннадцатого? А почему он такой… такой… - Татьяна замялась, подбирая нужное слово. В голову лезла всякая дрянь: брутальный, волосатый, сексуальный… - Почему он такой крупный?
        Карина пожала плечами. Действительно, откуда ей знать - почему?
        - У вас с ним что-то было? - отважилась наконец одуревшая от событий мать на самый главный вопрос.
        - Не было у нас ничего! - Карина так горестно это выпалила, что сразу стало ясно: ничего на самом деле не было, но она об этом страшно сожалеет.
        - Ах, какое горе, - лицемерно посочувствовала мать. - А что ж так? Я помешала?
        - Если бы! Он не хочет, видишь ли! А почему? Чем я хуже Лизки? Или Катьки? Почему с ними он хочет, а со мной нет?
        - Я смотрю, твой друг - ходок! - хмыкнула Татьяна.
        - В каком смысле?
        - В смысле - общительный! Через край.
        - Ну и что? Зато по нему все в школе сохнут, а он со мной!
        - Так уж и все, - пробормотала Таня, вспомнив суровую, бульдогообразную физиономию классного руководителя дочери Ады Ивановны. Она точно ни по какому Жбанову сохнуть не могла.


        Глава 10
        - Татьяна Борисовна, день добренький! - расплылась в улыбке Зинаида Семеновна. Раньше она отродясь не называла Татьяну по отчеству, она и отчества-то не знала. Скорее всего, сейчас главбух подсмотрела его в личном деле. Коллеги ассоциировались у Татьяны с призраками, фантомами: с одной стороны - живые, ходят по коридорам, толкутся в курилке и даже ругаются из-за открытой форточки, а с другой - их уже нет. Или почти нет. Как только она сможет найти замену по выданному списку, их больше здесь не будет. Это было невыносимо: ее любили, стиснув зубы, улыбались, задаривая, как ядовитую змею, и до истерики боялись. Никто не знал, кого именно уволят, и все боялись. А Татьяна изнывала под гнетом доверенной ей информации и мирилась с отведенной ролью только из-за Семена.
        - Ты преувеличиваешь, - убежденно рявкнула Ведеркина, которой Таня позвонила из приемной. В связи с отсутствием Юлечки, которую выгнали, даже не дожидаясь замены, в приемной теперь обитала Татьяна. Это было одновременно и понижением в должности, и знаком высочайшего доверия. Теперь Семен мог садиться на ее стол, таинственно улыбаясь и иногда делая какие-то намеки. Таня никак не могла их разгадать и от этого волновалась, краснела и смущалась.
        Она бросила все дела и набирала персонал. Разумеется, собеседовать ей доверили только секретарей, остальных она только фильтровала, решая, кого можно допустить до шефов, а кого - нет.
        - Наташка, я с ума сойду. Они меня ненавидят, как будто я палач, решающий, кого казнить, а кого - помиловать.
        - Это синдром тряпки, случайно брошенной на трон. Нет бы воспользоваться, так она по пыли скучает. У тебя в мозгу пробка. Или прыщ. В любом случае там есть какой-то непорядок, - раздражалась Ведеркина. - Поставь всех на место! Вспомни, как тебя шпыняли, насладись победой.
        Наверное, у Наташки получилось бы насладиться, но Татьяне не хотелось плясать на чужих костях и чувствовать себя изгоем.
        Сотрудники вылавливали претендентов на вакансии внизу и допрашивали с пристрастием, чтобы выяснить или угадать, кто не «жилец». Таня всеми правдами и неправдами пыталась препятствовать этим партизанским вылазкам. Руки опускались, нервы вытягивались тонкими нитями, а совесть трепыхалась выброшенной на берег селедкой.
        - Что бы мы без вас делали, - нежно тянул Семен и иногда даже дотрагивался до руки. У Тани останавливалось дыхание, и в горле начинал шебуршиться комок, выжимающий слезы и глупое покашливание, как будто она подхихикивала.
        С секретаршами происходило форменное безобразие. Несмотря на наличие более чем достаточного количества претенденток, найти нормальную не представлялось возможным. От обилия голых ног, полувывалившихся грудей и широко распахнутых глаз Татьяну уже слегка мутило. В течение первой недели она упивалась редкостным идиотизмом юных дурех, перевших на обещанную большую зарплату, как быки на красное. С чистой совестью Таня могла сказать, что ни одна из них не подходит. И это радовало, потому что было страшно допускать до Семена всех этих свежих, холеных красоток. Но потом стало хуже. Поток дур почти иссяк и пошли вполне нормальные кандидатки «на престол». Тут Татьяне стало действительно страшно, и она начала выискивать дефекты на случай, если надо будет оправдываться перед шефами. Она не могла признаться даже себе, что сознательно затягивает естественный отбор, чтобы быть ближе к любимому человеку, чтобы иметь право сидеть в приемной, чтобы не допустить на это сладкое место другую.
        Однажды Юрий Михайлович недовольно поинтересовался:
        - Татьяна, а не слишком ли тщательно вы отсеиваете девиц? Вчера одна рыженькая была очень даже ничего. С хвостом.
        - Юра, рыжая и с хвостом - это либо лошадь, либо корова. Так что давай доверим кастинг специалисту, - подал спасительную реплику Семен.
        Юрий Михайлович нехотя согласился, но это был первый тревожный звоночек, за которым мог последовать пожарный набат.

        День не задался с самого утра. Молоко для овсянки сбежало, пришлось довольствоваться бутербродами, на подоле юбки откуда-то взялось пятно, а у блузки помялся воротничок. Поэтому вышло так, что под белой кофтой, наспех выдернутой из шкафа, оказался фиолетовый лифчик. При таком плебейском сочетании нельзя было расстегивать пиджак, а значит, целый день придется держать в рукаве козырного туза.
        На утро было назначено целых четыре девицы, найденных по объявлениям. Умная Ведеркина давно предлагала обратиться в фирму по подбору персонала, но Тане хотелось выслужиться и сэкономить шефам деньги. Глупо, но еще ей не хотелось быть разоблаченной в маленьких женских хитростях, так как в агентстве довольно скоро могли поинтересоваться, «какого, собственно, рожна надо работодателю, отсеивающему всех подряд».
        - Сегодня надо будет кого-то взять, - вздохнула Таня. Двоим из приглашенных было слегка за тридцать, одной восемнадцать и еще одной двадцать. Был шанс, что либо одна из молоденьких окажется страшненькой, но более-менее соответствующей требованиям, либо подойдет кто-то из ровесниц, помятых жизненными передрягами. Татьяне очень хотелось верить, что они помятые, потрепанные или некондиционные.

        - Танечка Борисовна, - пропела бухгалтер Лида, заглядывая в кабинет, - у нас шоколад есть, приходите кофе пить.
        В отличие от Зинаиды Семеновны Лиду оставляли, но об этом никто, кроме Татьяны, не знал, и говорить было нельзя, поэтому Лидино подобострастие было вдвойне неприятно. Униженный человек никогда не забудет и не простит своего унижения. Лида была довольно независимой и острой на язык матерью-одиночкой. Обстоятельства сложились так, что ей пришлось лебезить.

«Наверное, других вариантов не нашла, а ребенка кормить надо», - невесело подумалось Тане, и она осторожно напомнила:
        - Лид, мы с тобой на «ты» были. Чего ты вдруг?
        - Ну, так это ж когда было, - развела руками бухгалтерша. - Вы нынче птица высокого полета, а гусь свинье не товарищ.
        Она неловко помялась в дверях и уточнила:
        - Свинья - это я. Чтобы не возникло недопонимания.
        Пауза получилась тоскливой и неудобной.
        - А что про меня в офисе говорят? - вдруг спросила Таня. - Только не ври, я ж знаю, что вы шушукаетесь. Раньше все было иначе, и мне жаль, что так вышло.
        - Жаль? Ну-ну. Ничего не говорят. Уважают и все такое.
        - Лида…
        - Ой, ну что такого? Гадают, с кем из начальства вы спите. А я считаю, что ни с кем, просто вас оценили по достоинству, вот и посадили тут.
        Лида ушла, а Татьяна еще долго думала, не было ли в словах бухгалтера завуалированного оскорбления. Судя по взгляду, который девушка упорно отводила в сторону, - было, а если анализировать дословно - то вроде нет.
        - Неврастеничка, - сообщила Татьяна сама себе и достала пудреницу. Фасад был в порядке, но глубокое чувство неудовлетворенности портило настроение, а следом за ним валились и самоощущение, и уверенность, и все остальное, словно стопка тарелок, из-под которой выдернули самую нижнюю.
        - Танюша, - в приемную выглянул Семен, и она тут же растаяла, как снеговик в апреле: пудреница словно отмерзшая морковка вывалилась из слабых рук, а сама Татьяна осела и разомлела от первых же звуков его голоса. - Вы заняты?
        Естественно, любой здравомыслящий сотрудник в столь опасной рабочей обстановке сказал бы, что занят. Поскольку если он не занят, то что он тут делает и за что получает зарплату? Но если ответить «да, конечно, занята», то ненаглядный блондин уползет обратно в кабинет, как устрица в свою раковину.
        - А что вы хотели? - улыбнулась Татьяна и тут же мысленно застонала: «Как по-хамски получилось! Вопросом на вопрос! Мол, че надо?»
        И она на всякий случай с готовностью подалась навстречу шефу и его просьбе.
        - У меня личный вопрос, - немного смутился Семен. - Давайте я потом подойду, когда вы освободитесь.
        - Черт! - шепотом рявкнула Таня в захлопнувшуюся за ним дверь. - Я ж теперь с ума сойду от любопытства!
        Никакой работы у нее не было. Всех, кого можно было, Татьяна уже назначила на собеседования, ее тетки еще не пришли. Сейчас было бы самое время побеседовать на личные темы.
        - Неужели сдвинулось? - Она молитвенно сложила руки и посмотрела в низкое небо за окном. Если там, высоко, есть кто-то, кто решает людские судьбы, пусть он сейчас услышит, иначе жить невозможно. И дышать, и говорить. Нет больше сил ждать, сходить с ума по ночам и мечтать, путая реальность с фантазией. В мечтах она зашла уже так далеко, что иногда боялась опозориться на людях, так как Семен Сергеевич был не в курсе ее смелых планов.
        - Молитесь? - подобострастно прошипела Зинаида Семеновна, юркой мышью прокравшаяся в приемную. - Я тоже верующая.
        - С чего вы взяли? - грубовато бросила Таня, вздрогнув от неожиданности, словно ее застали за ковырянием в носу. - Вы что-то хотели?
        - Соскучилась, - истово выкатила глаза главбух. - Не заходите к нам больше, забыли совсем, а без вас тоскливо.
        Можно подумать, что раньше Татьяна была местным массовиком-затейником, развлекавшим персонал плясками и частушками. Ей было неприятно подхалимство взрослой женщины, откровенная ложь, а еще было стыдно, заранее стыдно и тягостно, потому что, видимо, именно ей выпадет участь сказать Зинаиде Семеновне про увольнение.
        - Я вот пирожок принесла, - главбух вытрясла что-то из полиэтилена. Это «что-то» было замотано в полотенце и издавало тягучий луково-котлетный запах. Такой столовский и неаппетитный, что Таню затошнило.
        - Свой, не сомневайтесь, чистыми руками сделан из своих продуктов, - главбух подтолкнула сверток по столу и убежала, смущенно хихикнув.
        Амбре поползло по приемной и прочно застряло в носу, перебив тонкий запах духов.
        - Добрый день, - в приемную заглянула кудрявая голова, принюхиваясь и оглядываясь. - Ой, я не вовремя? Вы обедаете?
        - Нет, - досадливо мотнула головой Татьяна, - проходите.
        Она торопливо затолкала пирог обратно в полиэтилен, потом для верности надела на него пару «прозрачных» карманов из регистратора и скрепила степлером, после чего сунула в помойное ведро. Теперь воняло от рук, но выйти из приемной, оставив там посетителя, она не могла. Вытерев жирные пальцы листом бумаги и ощущая навязчивый столовский аромат, Таня тоскливо вздохнула: когда не везет, это на весь день.
        - А я пришла в секретарши, - радостно оповестила ее голова, наблюдавшая за манипуляциями. - Можно?
        Учитывая «правильность» построения фразы, в секретарши этой соискательнице было категорически нельзя.
        - Проходите. - Татьяна гостеприимно повела рукой, продолжая принюхиваться. Ей уже казалось, что луком и мясом пропахло все: и руки, и волосы, и костюм. Замечательно! Чиполлино отдыхает!
        - Я все принесла, - счастливым голосом оповестила пришедшая, старательно ловя Танин взгляд.
        - Что - все?
        - Документы, чтобы сразу оформиться.
        - Давайте сначала поговорим, - вежливо предложила Таня, разглядывая женщину. Ближайшее собеседование должно было состояться почти через час, поэтому угадать, кто к ней явился, было сложно, но можно. Это явно была одна из «дам за тридцать». Внешность у нее оказалась вполне обнадеживающая: смешные жидкие кудряшки, тонкий крохотный нос, обилие следов от прыщей, блеклые глаза. В общем - самое то, что надо, с точки зрения неконкурентоспособности в борьбе за Семена. А Таня была уверена, что за Семена придется бороться. Насколько она успела понять, работал он тут допоздна, женщины ему не звонили, не считая пары звонков на мобильный, но и те - сугубо деловые. Это могло означать только одно: Семен, как это ни странно, свободен. Или, что вряд ли (потому что так просто не хотелось думать!) - у него дома сидит робкая и покорная женщина, не отваживающаяся беспокоить свое божество по личным вопросам. Татьяна презирала таких безвольных и безропотных содержанок, но сама готова была стать такой же при одном условии - мужчиной должен быть Семен. Мировоззрение менялось, как погода в тропиках, поэтому никому нельзя
было об этом рассказать, не с кем посоветоваться, потому что подруги Таню уважали именно за стойкость в отношении мужского пола. Погорела ее стойкость, как сухостой во время пожара. Правильно говорила Ведеркина: «Не зарекайся!»
        Визитерша смотрела на задумавшуюся Татьяну, округлив глаза и напружинившись, словно та должна была не вопрос задать, а бросить мяч или шайбу.
        - Вы представьтесь для начала. - Таня взяла себя в руки и сердито подумала, что сердечные переживания, без преувеличений, мешают работать. Да они не просто мешают, а вообще стопорят весь процесс результативнее, чем удар битой по затылку!
        - Зоя, - широко улыбнулась женщина и даже привстала, то ли кланяясь, то ли собираясь протянуть руку для скрепления знакомства. Татьяну ее улыбчивость начала раздражать. Приветливость хороша, но не до идиотизма. Начитавшись Дейла Карнеги, наш продвинутый народ начал улыбаться где надо и не надо. Сейчас ее резиновые улыбки были абсолютно не к месту, особенно учитывая Танино нервозное состояние.
        Зато выяснилось, что это именно Зоя Крячихина, тридцати двух лет от роду, секретарь директора кооператива «Серп». Кооператив работал и процветал на краю области, занимаясь закупкой и оптовой продажей яиц. Почему организация носила столь неподходящее название, было неясно: либо хозяин оказался юмористом, либо - старым коммунистом. Все это не имело значения, так как Зою уволили несколько недель назад.
        - А почему вы решили сменить место работы? - Татьяна решила следовать собственному опроснику, составленному в самом начале эпопеи с собеседованиями. Зою очень хотелось оставить: она была вся как на ладони, да еще эти пережженные кудряшки… Но уж больно она неотесанная какая-то. Татьяна со вздохом посмотрела на крепкие пальцы с короткими ногтями, выкрашенными в коричневый цвет, словно забор. Золотой зуб в глубине улыбчивого Зоиного рта тоже не вдохновлял.
        - Так я бы и не меняла, - доверительно прошептала Зоя. - Только у него новая полюбовница объявилась. Вишь, помоложе и потощее. А кому она нужна, такая скелетина? Дунь, плюнь, и одни лапки останутся. Вот он меня и выпер, ее на мое место посадил.
        Из этого следовало, что предыдущей «полюбовницей» была Зоя.
        - Мы вам перезвоним, - решительно сказала Таня и встала, обозначив окончание аудиенции.
        - Так не поговорили же толком, - опечалилась Зоя и вздохнула. - Я ведь печатаю вслепую и машинку как облупленную знаю!
        - Какую машинку?
        - Печатную.
        - У нас компьютер. До свидания. Я обязательно перезвоню.
        - У меня машинка своя, - гордо поведала Зоя, пятясь к выходу. - Так что я все свое могу с собой принести.
        Представив Зою в лаптях и с машинкой, подъезжающую к офису на печати, Татьяна улыбнулась, как Чеширский кот.
        Зоя тоже улыбнулась и помахала полной ладошкой:
        - Я не прощаюсь!
        - Конечно, конечно, - и Татьяна схватила телефонную трубку, обозначив занятость.
        Когда Зоя тяжелыми шагами утопала вдаль по коридору, Татьяна вызвала Яшу. Ей срочно нужны были газеты с резюме и вакансиями, чтобы хоть чем-то себя занять. Раньше ей бы в голову не пришло просить о чем-то водителя, а Яша, услыхав подобную просьбу, послал бы ее так далеко, насколько хватило бы его богатого словарного запаса. Теперь все поменялось, и Таня даже научилась извлекать плюсы из своего двойственного положения. Сейчас достаточно было сказать: «Яша, мне нужны газеты», - как водитель трусцой несся к ближайшему киоску, как дрессированный пес за хозяйскими тапками.
        Она обложилась доставленной прессой, словно собиралась заняться поклейкой обоев. Надо было хоть чем-то занять себя, чтобы не думать про «личный вопрос», который был к ней у Семена. Было совершенно непонятно, радоваться, потому что шеф наконец-то созрел, или печалиться, потому что вопрос мог и не касаться их взаимоотношений. Тогда вряд ли она сможет скрыть разочарование. А возможно - ни то и ни другое. Это могло оказаться чем-то средним, шансом, лотерейным билетом, который мог не выиграть вообще или выиграть банку сгущенки. Или маленькую бутылку пепси. Или значок. Все одинаково ненужное и разочаровывающее, так как ждала она большой куш. Куш и кукиш отличаются всего парой букв в написании, но какая между ними пропасть! Татьяне пока что выпадали сплошные кукиши.
        В дверь постучали. Видимо, пришел кто-то через край воспитанный, так как без разрешения не входил.
        - Войдите! - крикнула наконец Таня, которой надоело экспериментировать и испытывать нервы незнакомца за дверью.
        В приемную вошла потрясающая, в прямом смысле слова, женщина. Она как будто выпала из строго организованного комсомольского прошлого: очки, гладко собранные в большую корзиночку волосы, деловой костюм, низкий каблук. Сухарь, кремень, синий чулок, надежда и опора…
        - Я - Евгения Романовна. Мне назначено. Вами, полагаю.
        Таня кивнула.
        - У меня есть полчаса, - непререкаемым тоном сообщила перезревшая комсомолка. - И я сразу хочу начать с обсуждения оплаты.

«Йес!» - ликовала про себя Татьяна. Не красавица, но умеренно интересная, деловая, не вульгарная - мечта. Резюме у Евгении Романовны тоже было подходящим.
        Но неудачный день продолжился в избранном стиле - неудачно. Идеальная секретарша попросила нереальную зарплату. Цифра была такой, что даже идти к шефам советоваться не имело смысла.
        Но грех не воспользоваться возможностью лишний раз пообщаться с Семеном, а заодно и продемонстрировать: мол, не ворон считаю, работаю, ищу вам правую руку и верного соратника. Как раз на соратника тетка тянула идеально, ей бы в подполье листовки печатать - и на баррикады. Но за соответствующую зарплату.
        - Одну минуту, я сейчас подойду. - Татьяна, постеснявшись прихорашиваться перед визитершей, побежала к начальству как есть, понадеявшись на естественную красоту.

        - Сколько? - приоткрыл рот Семен Сергеевич. - Вы уверены, что не ослышались?
        - Гоните ее на… - Юрий Михайлович деликатно закашлялся. - Прощайтесь, в общем. Здесь не базар, чтобы торговаться. Сумма окончательная, обсуждению не подлежит.
        - Торг здесь неуместен, - старательно схохмил Семен и покраснел: то ли от смущения, то ли от гордости за свое чувство юмора. Татьяна с готовностью улыбнулась, некстати вспомнив дочь, так же подобострастно поддержавшую недавно глуповатую шутку своего ухажера.
        Он смотрел долгим взглядом, и в этом взгляде что-то было. Татьяна, пятясь, выпала из кабинета, закрыла за собой дверь и мечтательно уставилась на косяк. Сердце трепыхалось в горле, словно она только что проглотила воробья.
        - Мне еще долго ждать? - надменно протянули за спиной.
        - Спасибо, что зашли, - развернулась Татьяна и шикарным, как ей показалось, жестом прочертила путь к выходу. - Мы вам непременно позвоним.
        - Что за безответственное отношение к обязанностям и к людям? Я потеряла столько времени, чтобы уйти и просто ждать звонка?
        - Я так поняла, что вы человек занятой, поэтому мне даже в голову не пришло, что вы просто сядете и будете ждать! - мстительно произнесла Таня. Она очень не любила, когда с ней разговаривали свысока.
        Евгения Романовна покраснела, свирепо блеснула очками и, грохоча тяжелыми каблуками, удалилась.
        - До свидания! - запоздало крикнула ей вслед Татьяна. В душе плескался неприятный осадок, но тетка тоже была хороша.


        Глава 11
        - Легко тебе говорить! - Света раздраженно швырнула в притихшую Ирку очередную блузку. - Теоретик!
        - Ну, Свет, я ж как лучше хочу, - обидчиво выпятила губу подруга. - Что ты злишься?
        Света не злилась - она была в бешенстве. Собеседования срывались одно за другим. Она таскалась по всему городу, теряла время, но так и не нашла никакую работу. Это было удивительно и возмутительно. Совершенно непонятно, каким образом пристроилась Маркова. Неужели никому не нужны секретари без опыта? Но это же нелогично. Откуда тогда возьмутся секретари с опытом, если без опыта не берут? Компьютер она знала: пусть плохо, но знала! Английский язык был на хорошем уровне. Обращаться с факсом и ксероксом она научилась на работе у тети Верочки. Просто зашла однажды и попросила показать, после очередного собеседования, на котором противная высокомерная девица потребовала продемонстрировать свои умения. Никаких умений у Светланы на тот момент не было. Она опасливо потыкала цветные кнопочки на ксероксе и сдалась. Было ужасно неприятно: не потому, что чего-то не умеет, а потому, что коротко стриженная девица презрительно улыбалась и хмыкала.
        Теперь Света могла уверенно говорить, что разбирается в оргтехнике, владеет компьютером и иностранным языком. Учебник по делопроизводству она тоже купила и даже прочитала до середины. Все оказалось ничуть не сложнее конспектов по лингвистике. Только ничего не помогало.
        Что тогда надо этим толстопузым работодателям?
        Ирка вдруг выдала идею, что толстопузых отталкивает имидж.
        - Ты спятила? Я что - Влад Сташевский? Какой имидж?
        - Молодых и доступных довольно много, совершенно не обязательно брать такую на работу, - серьезно заявила Ира. - Я всю ночь думала…
        - Лучше бы ты по ночам чем-нибудь другим занималась, - разъярилась Светлана. - С каких это пор я «доступная»? А в лоб хочешь?
        - Нет. В лоб не хочу, - серьезно мотнула головой подруга, словно Света и вправду могла дать ей в лоб. - Не нужны им твои коленки. И сиськи не нужны. У них это все уже есть. Чтобы быть конкурентоспособной, надо предложить то, чего у них нет. А у них нет секретаря. Потому что если бы он был, то его бы не искали!
        Выдав эту сложную и витиеватую мысль, Ирина примолкла, продолжая о чем-то думать.
        - А я что? Канкан предлагаю танцевать? Или траншею копать? Я и предлагаю себя секретарем!
        - Не-а, - уверенно тряхнула челкой Ирка. - Ты себя просто предлагаешь. Я ж видела, в чем ты на собеседования ходишь. Улица красных фонарей!
        - А надо как? Улица Сезам? В плюшевой юбочке и с бантиком? По законам рынка надо товар показывать лицом и в максимально сжатые сроки предъявлять покупателю все его плюсы. Пока внимание этого самого покупателя на тебе сфокусировано. Иными словами, пока тебя не выперли с собеседования. Вот и показываю одновременно: зад, грудь, ноги, аттестат и справку из института!
        - Ну да, оливье с тортом в одной миске, - вдруг многозначительно вытаращила глаза Ирина. - Не пойдет!
        - Кому не пойдет?
        - Да, как показала практика, - никому! Тебя же нигде не взяли!
        - Так потому что меня до начальства, с которым работать, и не допускают. Сидят грымзы, как церберы на входе - не прорвешься!
        - Мы дуры! - хлопнула себя по прыщавому лбу Ирка.
        - Не обобщай.
        - Ну ладно, ты дура. А я умная.
        - С чего это? - насупилась Света. Ей категорически не нравилось, когда кто-то, пусть даже такой близкий и родной, называл ее дурой. Дурам серебряные медали не дают. Их даже не всем умным дают!
        - А с того, что ты все делаешь неправильно, а я поняла, как надо! Раз тебя собеседуют тетки, то в первую очередь понравиться надо им. Въезжаешь? - Ирина многозначительно сложила руки на впалом животе.
        - Нет. Я не собираюсь нравиться теткам, потому что за них не выйдешь замуж. Им очень сложно нравиться: я молодая и красивая, а они - убогие клуши. Я утрирую, но по сути так и есть.
        - Вот. Понравься сначала клуше, и тогда тебя допустят до босса.
        - Ирка! Невозможно понравиться клуше и боссу одновременно. Клуше нравятся еще б?льшие клуши, а боссу клуши не нравятся вообще как женщины.
        - А как секретарши?
        - Не знаю. Не пробовала. Но мне кажется, что мужикам клуши не могут нравиться, - убежденно бормотнула Света.
        - Это тебе только кажется. - Ирка уселась на подоконник и выставила костлявые коленки. Ноги у нее были замечательно длинными, но на них не хватало мяса, поэтому выглядели конечности душераздирающе жалко. - Сама подумай. Ты не можешь заинтересовать молодостью, потому что это синоним неопытности. Ты не можешь заинтересовать фигурой, потому что женскую зависть никто не отменял. Но! Ты можешь заинтересовать перспективностью. Поэтому забудь про свои 90-60-90 и жми на то, что ты легко обучаемая, коммуникабельная, мечтаешь осваивать все новое, хочешь всему научиться, пахать на благо фирмы и сдохнуть на рабочем месте от старости, высохнув, как мумия.
        - Не хочу я там сдохнуть.
        - И что? А работать хочешь? - рассердилась Ирина. - Если не хочешь, то так и скажи: здрасте, я работать не хочу, хочу спать с вашим шефом. Пустите переночевать.
        - Ничего подобного я не говорю, - немедленно надулась Светочка. - Нечего из меня безмозглую блондинку делать.
        - Но все выглядит именно так, потому что у тебя все наружу: сиськи, коленки и бегущая строка в глазах «входите, открыто». Это уже не модно. Модно быть продвинутой и честолюбивой.
        - Какая ты умная, Новгородская, сил нет и зубы сводит. Еще раз нахамишь, я тебя выгоню на фиг.
        - Да, я умная, - согласилась Ирина. - А умный человек всегда послушает умного.
        - Ты меня запутала: кто тут неумный?
        - Все умные. Дураки за дверью. Поэтому на собеседование надо надевать не твои идиотские топики с декольте и не мини-юбки, которые с лупой не разглядеть, а деловой костюм! И очки, чтобы лицо приобрело налет интеллигентности.
        - Какой налет?! Да и нет у меня деловых костюмов. - Света обиделась. Тетя всегда говорила, что у нее голубая кровь, предки дворяне, а лицо - натуральная тургеневская барышня. Надевать на свое породистое лицо очки казалось такой же глупостью, как приходить на собеседование в монашеской рясе, лишь бы не заподозрили в нечистых помыслах.
        - А брюки есть? Черные, попроще. - Ирина, судя по вдохновенно горящим глазам, что-то придумала.
        - Есть. И чем брюки лучше юбки? Они тоже обтягивающие, только ноги скрывают. А мои ноги - козырь.
        - Я дам тебе свой пиджак, ты его не застегивай, - не слушала Ирка. - Только там пятно на рукаве, надо отчистить срочненько. Очки купим в переходе у метро, волосы прилижем, и получится…
        - Старуха Шапокляк, - завершила мысль Света. - Ирка, я в приличное место иду. А потом как быть, так и ходить в этом маскарадном костюме?
        - То, что ты называешь маскарадным костюмом, носит половина офисных работников. Это униформа. Норма, понимаешь? А то, в чем ходишь ты, годится только для лекций или дискотек, что, впрочем, почти одно и то же!
        Идея Светочке не нравилась. Заявляться на собеседование дурнушкой было обидно. Все равно, что, выучив билет, делать на экзамене вид, что не знаешь тему. Но она послушалась.
        - Я это сделаю только для того, чтобы доказать, что ты не права, - нахмурилась она и начала вытряхивать подругу из пиджака.
        - Правильно, надо экспериментировать, - обрадовалась Ирка. Она любила, когда ее слушались. - В худшем случае не возьмут, но это же не последняя фирма в городе.
        Фирма была не последняя, и про зарплату Светочке по телефону ничего не сказали, предложив прийти на собеседование, так что вряд ли она много потеряет.
        - Не забудь: ты упертая, целеустремленная и думаешь только о работе, - напутствовала ее Новгородская. - Кстати, начни с того, что у тебя серебряная медаль, а в институте ты идешь на красный диплом.
        - Не люблю врать, - покраснела Света и отважно распахнула глаза. Но тут же была опущена с небес на землю упрямой Иркой:
        - Чистую правду говорят только дети и идиоты. И то дети иногда врут. Будь умнее. Тем более что еще неизвестно: может, у тебя и будет красный диплом.
        - Ага. Если я его сопру у кого-нибудь или перекрашу.


        Глава 12
        - Таня, вы не освободились? - Семен выглянул и обвел пустую приемную многозначительным взглядом. Раньше, в старые времена, здесь никогда не бывало так пусто. У стола вечно толклись сотрудники, требуя факс, выпрашивая кофе и канцтовары, оставляя клейкие листочки с информацией (листочки потом отваливались или сметались следующей волной сотрудников, клеились к подошвам и служили поводом для обсуждения нерадивой секретарши, которая вечно все забывает, теряет, не передает). Теперь никому ничего было не надо. Словно контингент перестал нуждаться в кофеине, ручках, маркерах и корреспонденции.
        - Конечно. - Она моментально взмокла, а руки затряслись. Какие глупости показывают в сериалах. Остроумные ответы, тонкие намеки и сохранение чувства собственного достоинства возможны только в одном случае - если мужчина тебе безразличен. Татьяна ненавидела собственную физиологию, так не вовремя решившую изобразить землетрясение, но ничего не могла поделать. И открыто посмотреть ему в глаза долгим чувственным взглядом тоже не могла. В глазах скапливались слезы, в горле першило, а дыхание тесным жгутом свернулось в желудке.
        - Что вы делаете сегодня вечером? - Он неловко улыбнулся и неуверенно взялся за дверную ручку, словно готов был в любую секунду сбежать.

«Боже, какая восхитительная банальность!» Татьяна обмякла и перестала трястись. Чем менее уверенно чувствовал себя Семен в затянувшейся паузе, тем ей легче становилось дышать. «Надо же, а он тоже стесняется. Как просто. Неужели вот так все и происходит. Хорошо-то как!»
        Семен тоскливо кхекнул и засопел.

        Женщин он боялся и, вопреки расхожему мнению о том, что красавчикам все дается легко, жил в этом смысле достаточно трудно. Семен, уродившийся этаким голубоглазым блондином с обложки глянцевого журнала, отбивался от прекрасного пола всю сознательную жизнь.
        Сначала его просто била Ульяна Сидорова, потому что Сеня ей нравился, а в силу детсадовского возраста девушка не знала, каким иным образом выразить свои чувства. Потом его бил ухажер Марины Берман, потому что Сеня решил, что влюбился, и позвал приглянувшуюся одноклассницу в кино. Марина согласилась, а потом с восторгом посмотрела за гаражами рыцарский турнир в ее честь и ушла с победителем. Проигравшим был Сеня, поскольку мама с бабушкой хотели, чтобы «ребенок вырос интеллигентным», а папа, желавший отдать сына на бокс или как минимум в футбольную секцию, оказался в меньшинстве.
        Потом его бил папа. Вернее, не бил, а впервые в жизни выпорол ремнем. Это было трагическое стечение обстоятельств. За неделю до этого в школу пришла новая учительница биологии с огромным бюстом, который восхитительно колыхался и подрагивал под тонкой блузкой. За ней по школе таскались целые процессии старшеклассников, восторженно перешептываясь и тщетно надеясь, что хоть одна пуговица отлетит под натиском мощного тела. Именно в нее Семен впервые влюбился по-настоящему. И впервые написал любовное письмо с неумелыми корявыми стихами:
        Люблю тебя, как никого,
        Преклоняюсь и обожаю,
        Прекрасней нету ничего,
        Чем ты - толстая и нагая.
        На «толстую» Ольга Петровна обиделась и капитально опозорила Сениного папу, который, все по тому же странному стечению обстоятельств, впервые решил сходить на собрание вместо мамы и бабушки.
        Но и на этом отсутствие взаимопонимания с женщинами не закончилось. В институте он начал ухаживать за двумя девушками сразу, причем ухаживал интеллигентно, рук не распускал и глупых обещаний не давал, пытаясь медленно и досконально разобраться в вопросе, какая из девушек ему подходит больше. Пока он вдумчиво взвешивал все «за» и «против», девицы узнали о существовании друг друга, и невезучий Семен получил по физиономии от обеих.
        Как однажды укушенный через всю жизнь проносит в душе страх перед собаками, так Сеня робел перед женщинами. С каждой новой пассией он обращался, как с хрустальной вазой, был вежлив, предупредителен и дотошно порядочен, но жениться был не готов. Чего-то в них не хватало, чтобы раз и навсегда понять: вот оно, мое!
        Если разобраться, ничего странного в этом не было. Семен Крыжовников практически никогда не делал первый шаг сам, боясь попасть в неловкое положение. Он отнюдь не был самонадеянным наглецом, уверенным в том, что все представительницы слабого пола должны укладываться в штабеля при виде его голубых глаз и ямочки на подбородке. А вокруг всегда бродило предостаточно женщин, желавших заполучить такого фактурного мужчину. Но заполучали его самые предприимчивые и самоуверенные, не боявшиеся нарваться на отказ или умело подводящие партнера к нужным мыслям. Беда была в том, что Сене больше нравились нежные домашние женщины, такие, как его мама, а доставался он пробивным и жестким. Личная жизнь не складывалась, но сложить ее очень хотелось, причем любой ценой. Он даже созрел для того, чтобы атаковать первым.
        Татьяна понравилась Семену Сергеевичу сразу. У нее была грудь, как у его мамы, робкий взгляд и такое женственное смятение, такая беззащитная трогательность поведения, что Сеня решился рискнуть. Тем более что он прекрасно видел, как Татьяна на него реагирует.
        - Ты бы ей голову-то не дурил, - нахмурился проницательный Юра. Он всегда все видел и понимал. Не мог он поверить только в одно: что у Сени проблемы с женщинами. Он считал, что у Крыжовникова одна проблема - слишком много баб.
        - У меня серьезно, - обсуждать с компаньоном личную жизнь не хотелось. Семен никогда его не разубеждал в своей неотразимости, как, впрочем, и остальных. Окружающие были убеждены, что Сеня сердцеед, мачо и записной донжуан. Эта убежденность проистекала из того, что почти со всеми своими дамами он расставался без скандалов и сохранял некое подобие дружеских отношений, вследствие чего дамы частенько ему названивали и даже оказывали некоторые услуги по части бизнеса. Давным-давно Крыжовников придумал изумительную отмазку: я тебе не подхожу, ты для меня слишком хороша. Поэтому после расставания женщины не чувствовали себя брошенными, а Сеня с чистой совестью переходил под новый матриархат.
        - Серьезно у него, - кисло усмехнулся Юра. - Расскажи кому другому. Твое
«серьезно» повторяется не реже раза в месяц, если не чаще. Давай хотя бы на работе без загулов. Не нужны мне тут потом ее слезы, сопли и разбитое сердце. Мне нужны вменяемые сотрудники, способные мыслить здраво, а не озабоченные наличием, а потом отсутствием в их жизни тебя.
        - Юр, не лезь в это.
        - Не лезу. Но я предупредил.

        Задав Татьяне вопрос, он на мгновение почувствовал себя героем. Победа над собой будет поважнее любой другой победы. Но ее молчание и странный взгляд сбивали с толку и мешали радоваться. Удивилась? Обиделась? Или вообще собирается захохотать в лицо несостоявшемуся кавалеру?
        - Не знаю. - Таня пожала плечами и отвела глаза.
        Семену казалось, что, даже если она откажет, все равно будет хорошо, потому что тягостную и непривычную сцену хотелось как можно скорее завершить. Любой ценой.
        Видя, что Крыжовников подачу не принял, Татьяна торопливо пояснила:
        - У меня дочка дома.
        Оба ошарашенно уставились друг на друга.

«Черт, - подумал Семен, - ей же ребенка надо куда-то девать. Сколько ей лет-то, дочке этой? Может, няню оплатить? Как бы это предложить? И на сколько заказывать няню? На вечер или на ночь? Фу-ты, елки-палки. Может, у нее мама какая-нибудь, или соседка, или она сама что-нибудь придумает?» Жизненный опыт подсказывал, что если женщина хочет пойти на свидание, то даже самая тупая представительница слабого пола способна на немыслимые стратегические планы и тактические действия с многоходовыми комбинациями. Кутузов отдыхает. Запутавшись в обилии вопросов, поднятых со дна сознания непонятным дополнением про дочку, Крыжовников положился на волю случая и Татьянину сообразительность.

«Ой, мамочки, вот дура! Зачем про дочку сказала? - позеленела от осознания непоправимости сказанного Таня. - При чем здесь дочка? Получается, что я сразу собиралась затащить его на ночь! И что я такого планирую, если нам дочка может помешать? Все, он все понял, и вместо нормальных отношений все закончится одноразовым сексом… Какая я дура!»
        - Кхм, - поторопил ее Семен. - Дети - это счастье.
        - Я давно нигде не была, - робко намекнула Таня, сама не понимая на что. Она могла бы еще добавить, что давно ни с кем не была, что отчасти могло бы оправдать ее пассаж про дочку. Конечно, можно было просто сказать, что еще не решила, где будет сегодня ужинать, значительно облегчив умственные потуги засмущавшегося кавалера. Но, глядя на холеного Крыжовникова, можно было предположить, что в этом случае он потащит даму сердца в роскошный ресторан, где под локтями ужасно неудобно разложены разнокалиберные вилочки, ножички, ложечки и какие-нибудь чудовищные щипцы. Осрамиться Татьяне категорически не хотелось, поэтому она надеялась на поход в театр, кино или прогулку в парке.
        - Тогда давайте вместе поужинаем, - обрадовался Семен.
        - Да я как-то не одета…
        - Пустяки. Значит, договорились. - Он с облегчением выдохнул и поспешно ретировался в кабинет, видимо, опасаясь, что Татьяна передумает или внесет коррективы в планы на вечер.
        - Как это - пустяки? - кокетливо проворчала Таня себе под нос, лишний раз подтвердив прописную истину, что на женщину не угодишь. Теперь она не могла решить, стоит ли ей в шутку обидеться, чтобы дать Крыжовникову понять: с ней нельзя бросаться такими словами, пусть привыкает. А он должен именно привыкать, так как Татьяна не является сторонницей одноразовых ужинов и планирует длительные, плодотворные отношения. Что значит «пустяки», если дело касается внешнего вида любимой женщины? Как минимум надо было рассыпаться в комплиментах, разуверяя ее в ложной самооценке, и убедить, что одета дама изумительно и вообще - она бесподобна в любом виде. Как максимум стоило предложить перед рестораном съездить в какой-нибудь бутик и купить платье, подходящее случаю. В конце концов, Семен Сергеевич не младший научный сотрудник тихо хиреющего НИИ, поэтому может себе позволить красивый жест.

«Ну, ты, мать, даешь! Пушкина надо читать - сидеть тебе у разбитого корыта! - прорезался ехидный внутренний голос. - Любимая женщина! Да кто тебе сказал, что ты любимая? Распланировала, понимаешь: переезд, семейный круиз по Средиземному морю, еще про белое платье с фатой вспомни! Постель - не повод для знакомства, а ты не то что в постели не была, даже еще поужинать не успела. Вот подавишься там какой-нибудь рыбьей костью или сожрешь крокодилье яйцо с шелухой, вот тогда и посмотрим, с кем он на курорт поедет. Размечталась!»
        Отпинав себя таким образом и слегка остыв от пируэтов собственной фантазии, Татьяна помахала на физиономию ладошками и начала придумывать темы для беседы. Надо было срочно выяснить, что происходит в стране и мире, чтобы не ударить в грязь лицом. Новости она не смотрела, газет не читала, глянцевые журналы не покупала, чтобы не расстраиваться. Быстренько просмотрев макулатуру под столом, она откопала нужную прессу и углубилась в изучение.

        - Здравствуйте, я на собеседование, - в помещение заглянула юная девушка, почти девочка, похожая на Мальвину: огромные глаза, губки бантиком, длинные локоны, отливающие голубизной. Если бы следом за ней в приемную протиснулся Буратино или Артемон, Татьяна вряд ли удивилась бы. - Меня Даша зовут.
        - Здравствуйте, - Татьяна непроизвольно заулыбалась. Девочка казалась ровесницей ее дочери: невысокая, тоненькая и славная.
        - Только у меня резюме нет. - Девочка сплела худенькие пальчики в замок и покорно замерла над столом.
        - Вы берите стул, присаживайтесь. - Таня с удовольствием разглядывала будущую секретаршу. Вариант был замечательным: тихая, робкая, скромная и настолько молодая, что бояться нечего. Они не конкурентки. - Расскажите о себе.
        - Меня зовут Даша. Мне восемнадцать лет. Я закончила школу номер тридцать девять. Я живу с родителями. У меня есть хобби…
        - Подождите, - опешила Татьяна. У нее было смутное ощущение, что это шутка. Девочка разговаривала, как ребенок из старшей группы детского сада. - Вы ближе к теме попробуйте. Почему вы решили пойти к нам работать.
        - Я не решила, - честно ответила Даша. - Мне мама сказала. Дала газету, подчеркнула там объявления и велела идти устраиваться. Вы последние, меня нигде не взяли. Если тоже откажете, не знаю, что и делать. Я замуж собралась, а родители велели сначала научиться зарабатывать, а потом уже замуж. Это нарушение моих прав. Так Ахлбек говорит. Но мы жить будем у них, поэтому Ахлбек сказал: сделать, как они велели.
        Материнские чувства смешались в горьком коктейле, и Татьяна посмотрела на новоявленную Мальвину уже с неприязнью. Ее Карина тоже запросто могла наткнуться на какого-нибудь Ахлбека, который завяжет ей мозги в узел и соберется жить у них дома. Вот будет весело: в шкафу пионер-герой Жбанов, на диване в гостиной какой-нибудь друг степей Ахлбек, и она в этом своречнике вместе с Крыжовниковым. Самым реальным из всей этой галлюцинации была вероятность того, что дочь тоже в скором времени захочет замуж. Тем более что у Карины даже грудь уже больше, чем у этой невесты Ахлбека. А желание выйти замуж у юных девиц растет параллельно со вторичными половыми признаками…
        - Опыта работы у вас, конечно, нет? - на всякий случай спросила Таня, хотя никакого значения это уже не имело. Решение она приняла. С такой манерой излагать мысли девочке ничего не светило ни здесь, ни в другом месте.
        - Нет. Нету то есть опыта, - с милой улыбкой пояснила Даша. - Меня в институт не приняли, а в ПТУ я не хочу. Там одни отбросы. Так мама говорит.

«Ну и семейка, - неодобрительно резюмировала Татьяна. - ПТУ давным-давно переименовали в колледжи, и никаких отбросов там не было. Наоборот, вполне приличная молодежь, желающая как можно быстрее освоить профессию и слезть с родительской шеи».
        Представив себе надменную маму с прищуренным недобрым взглядом и презрительно сморщенным носом, она пожалела девочку. Но одного укола жалости было недостаточно для того, чтобы взять эту недалекую малышку на работу.
        - Мы вам позвоним, всего хорошего, - отбарабанила она уже набившую оскомину фразу. - До свидания.
        Похоже, Даша все поняла, но почему-то не расстроилась.
        - Ну и ладно, - лучисто улыбнулась она такой доверчивой улыбкой, что Татьяна на мгновение смешалась, устыдившись своих недобрых мыслей. - Звоните.
        Настроение испортилось. Вспомнился фиолетовый лифчик под белой блузкой, и стало совсем кисло. Это был стимул держать себя на первом свидании в руках и не раздеваться, хотя, с другой стороны, второго свидания могло и не быть. И тогда было не совсем ясно: воспользоваться шансом и заполучить мужчину своей мечты хотя бы на одну ночь, невзирая на цвет нижнего белья, или всю оставшуюся жизнь гордиться своей моральной устойчивостью?
        - Тяжело-то как, - пожаловалась Таня монитору, по которому плавала бодрая надпись:
«Не спи - замерзнешь!» - Точно, замерзну я как пить дать. Или засохну в своем гордом одиночестве. С мужиком сплошная нервотрепка, без него - тоже. Есть - переживаешь, как за новенькую иномарку, чтобы не угнали, а нет - переживаешь за себя, как бы не оказаться хуже других: все на авто, а ты пешком. На крокодила охотиться и то легче. Там хотя бы знаешь, что дичь любит мясо и побежит к наживке в любом случае. А тут все взвесь, все продумай, тьфу! Не будь слишком робкой, они этого не любят. Не будь слишком доступной, этого они тоже не любят. Не будь слишком разговорчивой, это их отпугнет. Не молчи, это им тоже не нравится. Проще сохранить мороженое в пустыне без холодильника, чем угадать точную линию поведения с мужиком. Тем более - с малознакомым…


        Глава 13
        Оставалась еще одна девица. Если и она не подойдет по всем параметрам, то придется искать дальше. Период реорганизации и сколачивания трудового коллектива затянулся. Отчасти в этом была и Танина вина. Перед глазами стояли образы отвергнутых кандидаток, которые, если быть честной с самой собой, вполне подходили на эту должность. Вся проблема была в том, что и Семену Сергеевичу они тоже могли подойти. В каком-нибудь другом качестве. Поэтому Татьяна, снедаемая муками совести, отгоняла конкуренток, подсознательно понимая, что рано или поздно придется сделать выбор. Сегодня свершилось главное - Семен подтвердил, что она ему интересна, и даже пригласил на ужин.
        - Где ужин, там и завтрак, - любила говорить легкая на подъем Ведеркина. Татьяна была уверена, что подобная позиция - следствие распущенности. Теперь оказалось, что не такая уж это и распущенность, а скорее пища для размышлений.

        Судя по всему, ее раздумья проступили на лбу, как вишневый сок через тонкую салфетку, потому что вышедший в приемную Юрий Михайлович застыл у Татьяниного стола, задумчиво уставившись на свою временную секретаршу. Под его тяжелым взглядом Таня заметалась, словно мышь, в клетку которой запихнули голодного кота, и развила видимость кипучей деятельности, а именно: шуршала газетами, тыкала кнопки телефона, говоря самой себе: «Опять занято!», роняла на пол бумаги и лезла их собирать, чтобы хоть бы временно скрыться от пристального взора начальства.
        - Татьяна, почему-то мне всегда казалось, что найти секретаря сложно, но можно. - Юрий Михайлович постучал пальцем по столешнице, под которой сидела перепуганная мадемуазель Аникеева, соображавшая, как оправдаться поубедительнее.
        - Вы знаете, - наконец сообразила она, с кряхтением вылезая на свет и потрясывая выуженным из-под стола степлером, - я тоже так думала. Единственное, что утешает: сейчас должна подойти девушка, на которую я возлагаю большие надежды. Я сама устала сидеть в приемной, поэтому взять секретаря как можно быстрее - в моих интересах. У меня же вся работа стоит!
        - Какая работа у вас стоит? - вежливо осведомился Юрий Михайлович. - Мне казалось, что вас разгрузили в плане поручений.
        - Да, - смешалась Татьяна. - Но мне хотелось бы вернуться к своим обязанностям. А стоит… да! Реклама стоит. Мы ничего не рекламируем, а это в корне ошибочная политика! Пока я тут сижу, фирма теряет деньги!
        - Ну-ну, - неопределенно пожал плечами шеф, - а то мне уж показалось, что вы тут прижились и сами метите в секретарши!
        Таня издала протестующее фырканье, призванное изобразить одновременно одобрение тонкого чувства юмора любимого начальника, недоумение по поводу его последнего предположения и переизбыток чувства собственного достоинства.

«Надо же, - озадачилась Таня, едва только бдительный босс удалился, - пора закругляться. Если эта окажется не красавицей, а хотя бы не особо привлекательной, буду брать. Пока меня саму отсюда не выперли».

        Девица оказалась непонятной. Она была странной, немного нелепой, но в общем - безобидной, в том плане, что ее внешние данные не угрожали Татьяниному счастью.
        Квадратные очки в траурно-черной оправе делали ее лицо похожим на неудачную детскую картинку. Тонкий нос смешно торчал из-под толстой перемычки, высокий лоб, на зависть чистый, казался слишком высоким, губы, не тронутые помадой, слишком тонкими, а блестящие волосы то ли грязными, то ли из последних сил прилизанными.

        Если бы она знала, какой ценой и каким количеством пенки для волос были выпрямлены и приглажены Светочкины волосы, то она, безусловно, зауважала бы девушку за мужество… И ни за что не взяла бы. Потому что без прически и со спрятанными за очки глазами Света Гуськова была сама на себя не похожа. Ее можно было принять за прибитую жизнью библиотекаршу, слегка чокнутую на английской литературе аспирантку филфака, просто шизофреничку в ремиссии, но никто не смог бы опознать в ней хорошенькую студентку пединститута.
        Ирка, долго выбиравшая очки и потребовавшая у продавщицы самые страшные, долго восхищенно крутила Светочкину голову перед зеркалом и взвизгивала:
        - Супер! Клево! Ни одна зараза не узнает!
        - Вам эта оправа категорически не идет, - тихо призналась честная продавщица.
        - Абсолютно! - счастливым голосом подтвердила Новгородская. - Светка, ты просто полный отстой! То, что надо!
        - Если меня увидит кто-нибудь из знакомых, я тебя убью, - пообещала Света. Ее вся эта затея с маскарадом совершенно не вдохновляла.
        - Подумаешь. - Ира легкомысленно хихикнула. - Да любой знакомый мимо пройдет. Еще спасибо, если вслед тебе не плюнет.
        - Спасибо кому говорить? - злобно уточнила Света.
        - Мне. Ты мне по гроб жизни будешь должна, если тебя сегодня возьмут.
        - А если меня спустят с лестницы, я тебе должок тоже тут же верну!
        - Платить будем? - продавщице надоело слушать их перепалку. То есть она бы с удовольствием послушала, чтобы выяснить, зачем двум малолетним дурам залежавшийся чуть ли не с позапрошлого года товар, но только после оплаты, иначе приходилось стоять, напряженно напружинившись, в ожидании побега. Такие прецеденты бывали не единожды.

        Отвязавшись от Ирины в метро, Света обещала позвонить «как только, так сразу». Ей надо было настроиться на собеседование. А вдруг Новгородская права, и встречают по одежке, которая как раз и не прошла фейс-контроль у завистливых баб? Раз уж так получилось, то идти надо до конца и выжимать из ситуации максимум пользы.
        Здание Светлане понравилось. Конечно, не американский небоскреб, но и не какой-нибудь подвал в трущобах. Подойдя к охраннику и мельком взглянув на свое чудовищное отражение, проплывшее в зеркальной офисной перегородке как привидение, она оробела.

«Как же живется дурнушкам вроде Ирки, если они всю жизнь вынуждены ходить такими воронами?» - с сочувствием мелькнуло в голове, и Светлана заискивающе улыбнулась. Вести себя как привыкла, помня про приклеенные к голове патлы, влажные и холодные от вылитой на них пенки, и страшенные очки, выбранные заботливой подругой, она не могла.
        Наверное, Ирка получила эстетическое наслаждение, так как хотя бы раз в жизни имела возможность почувствовать себя на высоте, ибо, когда они стояли рядом, сравнение обычно бывало не в пользу Новгородской.
        Охранник их старания оценил по достоинству. Кисло улыбнувшись, он показал, как пройти в приемную, и еще долго смотрел вслед загадочной девице с внешностью больного хорька и походкой примадонны подиума. Чем она там виляла под фалдами мешковатого пиджака, было не видно, зато, исходя из общего образа, должна была оказаться костлявой, как старая щука, и нудной, как бормашина в районной поликлинике.

        - Добрый вечер, - она заглянула в приемную и уточнила: - Это приемная? Я Светлана Гуськова.

«Я жена Гуськова», - вспомнилась сакраментальная фраза из всенародно любимого фильма, и Татьяна ободряюще улыбнулась. Девочка была серьезной и перспективной. После того как выяснилось, что опыта у нее нет, но есть все необходимые навыки, Татьяна довольно потерла руки и подсунула анкету:
        - Заполните, пожалуйста.
        Конечно, можно было ее опросить и заполнить самой, но для чистоты эксперимента следовало проверить, как она пишет в плане орфографии, пунктуации и лексики. Печальный опыт с Дашей, складывавшей слова с горем пополам, доказывал, что бывает всякое.
        Но и тут Светочка не осрамилась.
        Осчастливленная Татьяна еще раз оглядела доверчивое недоразумение, ютившееся на углу стола, и летящей походкой двинулась к шефам. На входе в кабинет она слегка сбавила шаг, вдруг усомнившись в своей везучести и побоявшись подвернуть ногу в преддверии похода в ресторан - это было бы вполне в ее духе.
        Потом последовала веселая суета с представлением Светочки начальству, рассказами про фирму в исполнении Юрия Михайловича, подробное изложение ее секретарских обязанностей и пожеланий начальства.
        Света пребывала в эйфории. Состояние легкой пристукнутости никак не желало покидать ее. Света Гуськова чувствовала себя, словно бегун, регулярно заканчивавший эстафету последним, но однажды вдруг пришедший к финишу первым по причине внезапного схода с дистанции абсолютно всех соперников. Она плохо понимала, что ей говорят, ничего не видела, так как очки запотели после попытки попить предложенного Татьяной чаю. Чай оказался обжигающе горячим, и пить его не было никакой возможности, зато видимость ухудшилась невообразимо. Света по незнанию протерла очки пальцами, отчего стало только хуже, но это не имело значения. Она тряслась от радости и пыталась вслушиваться в чужие голоса. Информация лавой скатывалась на нее, но огибала мозг, словно вода парафин. Да и не хотелось ей ничего слушать. Надо было скорее бежать домой, рассказать все Ирке, тете Верочке, а главное - Марковой! Пусть лопнет от зависти! Она, Света, устроилась именно работать, а не быть дешевым приложением ко временному бойфренду. Она теперь сама себе хозяйка. Впереди маячили перспективы карьерного роста, огромная зарплата и прочие
вдохновляющие перспективы. Марковой такое и не снилось!
        - Светлана, - дошло до ее сознания, - когда вы сможете выйти на работу?
        - Сейчас, - убежденно кивнула Света. - Прямо сейчас могу!
        Она преданно посмотрела на Татьяну, которая казалась самой главной. Интуитивно Света понимала, что надо завоевать расположение этой тетки, чтобы та помогла на первых порах.
        - Сейчас не надо, - мягко сказал Юрий Михайлович. - Но ваше рвение похвально. Приходите завтра.

        - Приходите завтра, приходите завтра, - пела Светочка по дороге домой.
        В метро обнаружилось, что ветер основательно разметал прическу, тщательно уложенную в крысиный хвостик колечком, и теперь девушка была похожа то ли на бешеного ежа, то ли на горгону Медузу, но такие мелочи уже не могли испортить ее солнечное настроение.


        Глава 14
        - Ну вот, день закончился. - Семен вышел, нервно потирая руки и фальшиво насвистывая.
        Красавец, робеющий в вашем присутствии и не уверенный в своей неотразимости, - мечта любой женщины. Из такого можно вить веревки и печь пирожки. Собственно, как и из такой же женщины. Только стеснительные мужчины встречаются намного реже закомплексованных женщин. А если у кавалеров и есть комплексы, то сильный пол с лихвой компенсирует количество своих старательно скрываемых сомнений тщательным культивированием еще большего количества комплексов у подруги жизни. На всякий случай, для профилактики - чтобы не зарывалась!
        - Закончился, - счастливым голосом подтвердила Таня. Робость испарилась, и ей уже хотелось идти хоть в ресторан, хоть в цирк, хоть в планетарий. Хотя, конечно, последние варианты были менее приемлемы, так как похвалиться перед Ведеркиной ни цирком, ни планетарием не получится. Татьяна даже представила, как Наташка заливисто гогочет, комментируя новость.
        - Планы не изменились? - глупо краснея, уточнил Сеня, с отсутствующим видом разглядывая ксерокс. Что делать, если она сейчас ответит, что изменились, Крыжовников не представлял. Зачем спросил?

«Он им подсказывает ответ, - вспомнился знаменитый монолог Жванецкого. - Пива нет? Пива нет!»
        - У меня не изменились. - Татьяна потянулась, краем глаза отметив, что Семен стыдливо отвел глаза. Уж что-что, а потягиваться, выгибая спину и выставляя бюст, Татьяна умела мастерски. Каждая женщина умеет делать что-то, что парализует сопротивление самца. Кто-то красиво раздевается, кто-то завораживающе улыбается, кто-то потрясающе целуется. Некоторые дамы «берут города» голосом либо зазывно мурлыкая, так что у мужчин мурашки бегут по позвоночнику, либо запугивая ором, от которого стынет в жилах кровь и отнимаются ноги, после чего жертва уже не в силах бежать. Процесс в данном случае не важен, важен результат.
        У Крыжовникова результат был налицо: он шнырял глазами, то уговаривая себя не пялиться, то снова проверяя, не обман ли вся эта роскошь, запихнутая в пиджак.

        Ночевала Татьяна дома. Продолжению банкета помешало кстати (или некстати?) всплывшее воспоминание о фиолетовом лифчике. Зато они так долго и по-юношески пылко целовались в машине Семена Сергеевича, что этот факт полностью уравновесил несбывшиеся фантазии.

        - Ма, ты откуда такая встрепанная? - удивилась Карина, с сомнением разглядывая родительницу.
        - Кто у нас сегодня в шкафу? - вопросом на вопрос ответила Татьяна, пытаясь скрыть улыбку и пустоту в мыслях, так как это шло вразрез с педагогической направленностью беседы. Дочь надо приструнить, чтобы была в тонусе, но больше всего хотелось упасть в кровать и вспоминать его глаза, запах его одеколона, его руки…
        - У тебя помада размазалась, - не отреагировала на укол Карина.
        Быстро справившись со смущением, Таня невпопад пояснила:
        - Это я случайно… э-э-э… об стену.
        - Ну-ну, - дочка фыркнула. - Так и представляю, как ты неверными шагами бредешь по лестнице, а лицо везешь по стене.
        - Что за идиотские шутки?! Ты как со мной разговариваешь?
        - От тебя вином пахнет. А про стену - ты первая начала. Просто ассоциация такая возникла. Я тут недавно видела, как дядя Миша с третьего этажа домой возвращался. Сначала он разговаривал с дверным проемом, выясняя, кто кому должен уступить дорогу, а потом полз по стене. Кстати, женский алкоголизм опаснее мужского. Он практически не поддается излечению. - Карина развернулась и ушла в свою комнату, оставив обалдевшую Татьяну в одиночестве.
        - Да я всего бокал выпила… Праздник был на работе! - запоздало крикнула она в закрытую дверь.
        - Все так говорят. Я тебе не судья. Все, я спать хочу, не о чем разговаривать, - холодно сообщила дочь, и светлая полоска под дверью погасла.
        - Ничего себе заявочки, - расстроилась Таня и пошла звонить Ведеркиной.

        - Это ревность, - убежденно сказала Наталья, выслушав подробный рассказ про поход в ресторан. - Ребенок все всегда чувствует. Но это пройдет. Ты сначала разберись с собой, а потом уже с окружающими.
        - Я не могу так. У Каришки сейчас переходный возраст! Она для меня важнее всяких там…
        - Ну, как я поняла, не такие уж там «всякие». - Ведеркина сладко, с подвыванием зевнула.
        - У меня жизнь решается, а ты зеваешь, - обиделась Таня.
        - Скажи спасибо, что я тебя вообще не послала. Я, конечно, понимаю, что у тебя там любовь и все такое, но, между прочим, некоторые люди с начальством не спят, и им на работу опаздывать нельзя.
        - Я с ним не спала! - вспыхнула Таня. - Что ты мелешь!
        - Я намекаю, что на дворе полвторого ночи, - тактично рыкнула Наталья. - Но, заметь, я тебя слушала, потому что знаю, как важно поделиться с близким человеком своей победой.
        - Да какая это победа, - смутилась Татьяна. - Так, наметки только.
        - Не скажи. Если он так обстоятельно подошел к делу и даже поцеловал, это уже достижение. Между прочим, не всем так везет. Некоторым попадаются слишком порядочные мужчины, которые до сих пор только за руку держат и за талию на лестнице, чтобы дама сердца на него с высоты своих каблучищ не сковырнулась.
        - В смысле? Ты про своего… - Таня категорически не могла вспомнить, как зовут очередного кавалера Ведеркиной. И было стыдно: за свою невнимательность, нечуткость и за то, что разбудила Наташку среди ночи.
        - Про Егора, - подсказала подруга. - Который одежду продает. Я их не так часто меняю, чтобы ты имена забывала.
        Таня могла бы поспорить насчет частоты, но не стала. Просто так получилось, что неведомый Егор по неизвестной причине задержался или даже прижился. Причин могло быть много, и наверняка - все корыстные.
        - И как это получилось, что вы ни разу…
        - Я ж говорю, очень порядочный, - то ли с гордостью, то ли с обидой поведала Ведеркина.
        - А мой что - непорядочный? - напряглась Таня. Постановка вопроса ей не нравилась. - В самом деле, что такого? Двое взрослых людей, которые симпатичны друг другу, поцеловались в машине.
        - Поцеловались и целовались - это разные вещи, - разубедила ее Наташка. - Ты же сама всегда орала, что мужчина с серьезными намерениями не будет торопиться, и все мои кобели это подтверждали на деле. Кто мне трындел, что мужик торопится, если у него есть корыстный план? Что истинный мужчина деликатен, обстоятелен и тактичен? Не ты? Вот так тебе и надо! У меня теперь деликатный, который меня своей деликатностью запарил, у меня скоро гормональный токсикоз случится, а у тебя корыстный жлоб, который один раз покормил качественными продуктами, а теперь жаждет сатисфакции. Так что я не удивлюсь, если полное удовлетворение он потребует от тебя прямо завтра на рабочем месте!
        - Ты хочешь меня обидеть, - догадалась Татьяна.
        - Я хочу спать. Но в первую очередь я хочу вправить тебе мозги. Конечно, ничего страшного в том, что случилось, нет…
        - А я и не говорила, что это страшно, - заикнулась было Таня. Но Наталья ее перебила:
        - Но и ничего хорошего тоже. Разумеется, такого мужика надо держать руками, ногами и даже для страховки прикусить зубами за шкирку, но не будь дешевым чупа-чупсом. Мужчина ценит только то, за что платит.
        - Ну, тогда самые ценные бабы - проститутки.
        - Аникеева, не надо тут демагогией заниматься. - Наталья снова зевнула и клацнула зубами. - Проститутки стоят намного дешевле порядочной умной женщины. Потому что она сначала заманивает и предоставляет в аренду свою порядочность, а потом постепенно повышает арендную плату. Ясно?
        - Иди спать. Вечно ты все опошлишь, - рассмеялась Татьяна.
        - Спать? Да у меня теперь сна ни в одном глазу! Лучшая подруга пошла по наклонной, а я спать буду? Вон, даже ребенок раскусил в тебе начинающую алкоголичку! - заржала Ведеркина. - Пообещай мне, что будешь держаться, как Брестская крепость.
        - То есть помереть, но не сдаться?
        - Нет, - испугалась Наталья. - Ты что? Сначала держаться, а потом обязательно сдаться. В чем тогда смысл осады? Мужику нужно периодически бросать кость, чтобы не одичал и не сбежал.
        - Натка, а твой Егор тоже такой же романтик, как ты?
        - Нет, - простодушно сообщила Наташка. - В душе он торгаш, так что романтик из нас двоих только я.
        - Держись тогда, а то любовь без романтики, как щи без капусты. Все надежда на тебя, - хихикнула Таня.
        - И ты держись. Хотя бы до обеда, - мстительно напутствовала ее Ведеркина и положила трубку.


        Глава 15
        Света никак не могла заснуть. О том, что ее взяли на работу, были оповещены уже абсолютно все, хотя тетя Вера неодобрительно шептала, что своей трепотней Светлана сглазит удачу.
        Новгородская поломалась, но пиджак согласилась одолжить до выходных, когда Света съездит на рынок и купит себе костюм.
        - Ирка, по-моему, ты не рада, - с сомнением предположила Света и расстроилась. Ей хотелось, чтобы все заходились от счастья и наперебой повторяли, какая она молодец.
        - Рада, - кисло пробормотала Ирина. - Я, наверное, тоже буду работу искать.
        - Завидуешь?
        - Есть немного, - честно вздохнула Новгородская. - Нет, я по-хорошему завидую, так-то я, конечно, рада.
        - Я там освоюсь и тебя пристрою, - легко пообещала Светочка. Счастливому человеку легко делиться и быть щедрым.

        Радостное событие обычно будит в душе не только праздничную суету, но и массу всяческих сомнений, на которые как снежный ком начинают накручиваться проблемы, вопросы и новые сомнения. Все это взвивается и клубится в сознании, словно рой земляных пчел, на улей которых наступил медведь.
        Света лежала, глядя в потолок, и размышляла. Мыслительный процесс был настолько бурным, и обдумать следовало одновременно столько всего, что ей даже чудилось скрипение и сухое шуршание извилин. Свалившееся счастье распирало изнутри, и Светочка боялась неожиданно лопнуть от избытка эмоций, не доживя до первого рабочего дня. Счастье никогда не ходит в одиночку, уравновешивая позитив какой-нибудь дрянью. Тетя Вера всегда говорила:
        - Поперла радость - жди беды.
        Беды не хотелось, и воспоминания о глупой тети-Верочкиной сентенции портили настроение. К тому же не очень ясно, в чем утром идти на новую работу. На первую работу! Продолжать дурацкий, придуманный Иркой маскарад или надеть что-нибудь нормальное? А вдруг как раз «нормальное» там посчитают ненормальным и Свету выгонят? Вот будет ужас-то. Не успела всем похвастаться, как уже выперли. Разговоров будет… Нет, конечно, все посочувствуют, но потом обязательно будут шушукаться. Лучше сначала зарекомендовать себя, а потом уже преображаться.
        - Глупость какая, - сообщила Светлана потолку. - Золушка каменных джунглей. Действие второе с переодеванием. Да они там все подумают, что я чокнутая. Или еще что похуже. И опять придется выкручиваться.
        Теперь Иркина идея уже не казалась столь оригинальной и удачной, а благодарность быстро улетучилась, оставив место глухому раздражению: втравила, а теперь советы будет давать.

        Идти на работу было очень страшно. Светочке мучительно хотелось появиться в новом коллективе с гордо поднятой головой. Но как поднимать голову, когда на тебе такие очки и подружкин пиджак?
        Самое обидное, что коллективу, похоже, было глубоко плевать на внешний вид новенькой сотрудницы. Народ покрутился в приемной, познакомился и расползся по делам.
        Света даже немного расстроилась. Ей почему-то хотелось, чтобы все восторгались, что она, такая молодая, и уже работает! Что она прошла собеседование, понравилась начальству, и вообще - чтобы говорили о ее перспективности, незаменимости, неотразимости… Тут Светлана снова вспомнила про очки и прическу, еще больше свалявшуюся со вчерашнего дня (Новгородская велела не смывать пенку, чтобы утром не тратить время на укладку). Волосы расчесывались с трудом, Света едва не содрала скальп, пытаясь привести их в порядок, зато сходство с канцелярской крысой стало максимальным.
        - Гаже не придумаешь, - всплеснула руками тетя Вера, наблюдавшая за сборами. - Что вы детский сад устроили? У тебя вид какой-то убогий, больной и неопрятный.
        Больше всего Светлану взволновало, что вид «неопрятный». Только это могло представлять опасность, но мыть голову тетя Вера не разрешила:
        - С мокрой башкой никуда не пойдешь! - категорически заявила она, словно речь шла о дискотеке или молодежной гулянке.
        Поэтому Света надеялась, что на прическу никто особо внимания не обратил. Если верить зеркалу, то на нее вообще никто не мог обратить внимание в том смысле, который ей был нужен. А очень хотелось, потому что Стас поблек на фоне нового ухажера Марковой, тем более что у Светы были не лишенные оснований подозрения в его верности.
        Когда торжественная часть закончилась и Юрий Михайлович довольно неоднозначно намекнул, что ждет от коллектива трудовых свершений, никто из мужской части коллектива не задержался хотя бы на пять минут, чтобы пофлиртовать.
        Светочка вдруг подумала, что это некоторым образом даже унизительно. Как быть десятой девушкой на танцах, где на «десять девчонок по статистике девять ребят».
        Работа оказалась совершенно лишена романтики, никаких скидок на красоту и молодость никто делать не собирался: красота была тщательно припрятана, и соответственно без комплекта с ней молодость сочувствия не вызывала.
        Затребованные начальством копии Света перепутала самым чудовищным образом, кофеварку чуть не сожгла, факс оказался не такой, как у тети на работе, с тощим рулончиком бумаги, а солидный, как коробка из-под телевизора и с кнопками совершенно не в тех местах. Кроме того, из него сначала в бешеном темпе валились бумаги, а потом резко перестали, зато сам аппарат зашелся в истерическом писке, подмигивая красной лампочкой и требуя от Светочки неких действий.
        Когда девушка уже готова была горько разрыдаться от собственного бессилия, пришла Татьяна и быстро все уладила, бросив на прощание:
        - Не переживай. Я в первый день вообще ключи от сейфа потеряла, и ничего - обошлось.
        Светлана благодарно улыбнулась и еще долго преданно смотрела на захлопнувшуюся дверь. Сейфа у нее не было, что уже радовало.

        - Cчитаю, что надо отметить появление у нас нового сотрудника, - шепнул Татьяне Семен Сергеевич, поймав ее между этажами. Почти час до этого Таня боролась с желанием снова пойти в приемную якобы проверить новенькую и помочь, если что. В прошлый раз все прошло неудачно, так как Семен не вышел, а толкаться в приемной долго было неприлично. Будет лучше, если Света сама ее позовет, тогда можно оправдаться и перед собой, и перед окружающими, если что. Какое «если что», она не знала, но заранее боялась, как воришка, утаскивающий из магазина какую-нибудь ерунду и на девяносто девять процентов уверенный, что на кассе его поймают.
        Еще заглянув к Светлане в первый раз, Таня поняла, что без ее помощи девочка не обойдется. Вид у новой сотрудницы был полубезумный: полные ужаса глаза, смешно выпученные за стеклами очков, кривящиеся в последней попытке удержать детский рев губы и бледное до синевы лицо без грамма косметики. Ни дать ни взять - Красная Шапочка в клетке с волками. Ее было жалко. Особенно приятен был тот факт, что искренняя жалость оправдывала корыстные стремления «старослужащей». Дай ей волю, Таня жалела бы девочку круглые сутки, лишь бы быть поближе к Крыжовникову. Тем более что, с одной стороны, хотелось продолжения вчерашнего вечера, а с другой - нельзя было навязываться.
        Сам Семен Сергеевич не позвонил, не зашел и не прислал цветов, и иногда Тане вдруг начинало казаться, что ночные поцелуи в машине ей приснились и ужин приснился. Не приснился только Крыжовников, но он никоим образом не мог заинтересовать ее как коллега, перемещающийся с ней по одним и тем же коридорам и обсуждающий бизнес-план на год.
        Многократно и досконально обдумав, как она посмотрит, что скажет и как улыбнется, Татьяна совершенно растерялась, встретив его на лестнице.
        Еще не уволенные сотрудники, стараясь заслужить индульгенцию, сидели по кабинетам и ударно работали. Семен Сергеевич не мог не воспользоваться представившимся шансом. Через пять минут Татьяна уже снова была уверена, что все случившееся накануне ей не приснилось. А через шесть минут ей вообще было наплевать, кто и что подумает. Сознание у нее работало с некоторым запозданием, словно старый компьютер с подвисающими программами. Поэтому когда Семен наконец отстранился, в голове медленно потекли мысли. Сначала как под наркозом кольнуло то, что ему есть дело до новенькой секретарши, потом, что ей, как пиарщику, оказывают честь (или не оказывают? или не честь?) организовать торжество. Организовывать ничего не хотелось, но зато корпоративная вечеринка могла стать поводом для еще большего сближения…
        - Не поняла, - честно выдала она самый нейтральный вариант, предполагающий дальнейшие пояснения.
        - Чего ж непонятного? - Он снова приблизился, блокировав Татьянины мыслительные процессы. - Мадемуазель Аникеева, приглашаю вас отметить прибавку в штате. Вы как? Нужен же какой-то повод, чтобы снова надоедать вам приглашениями. Или не нужен?
        Это была проверка. Семен не знал, будет ли она играть в извечную женскую игру
«кокетство» или догадается не осложнять жизнь им обоим.
        - Мне показалось, что не нужен нам повод, - оправдала его надежды Таня, густо покраснев и едва не оторвав пуговицу от его рубашки. Эту пуговку она крутила дрожащими пальцами, словно придерживая Крыжовникова, чтобы он не передумал и не сбежал.


        Глава 16
        - Аникеева, где ты шляешься? - взвыла Ведеркина, едва только услышала Татьянин голос в телефонной трубке. - У меня такие новости, а тебя нет! Брось все, слушай сюда!
        - Натуль, я с ног валюсь…
        - Это фигурально. А я сейчас такое скажу, что ты вообще рухнешь!
        - Ну, ладно. Давай. - Татьяна только что вернулась домой, отметив тет-а-тет с шефом «принятие на работу новой сотрудницы». «Отмечательство» снова закончилось поцелуями, но теперь ей уже не было страшно, что завтра Крыжовников сделает вид, что ничего не было. Откуда-то появилась уверенность в себе, в нем, в будущем. Прошло нервное напряжение, улеглись заполошные «а если», «а вдруг». Татьяна чувствовала себя пирамидой, покоящейся на надежном основании. И никто уже никогда не сможет ее опрокинуть. Потому что Семен, прощаясь, прошептал:
        - Мне выпал шанс один из миллиона. Я нашел свою женщину. До завтра, любимая.
        Как мало надо женщине, чтобы растаять. Хотя смотря какой. Все относительно. Зерно должно упасть на плодородную почву неокученной и неизбалованной судьбы, а не на накатанный асфальт невосприимчивости искушенной светской львицы. Татьяна не была наивной дурочкой, хватавшейся за любой шанс, но и особо богатого опыта в любви у нее не было. Ни Вову, ни нескольких последующих кавалеров никак нельзя было считать опытом. Это скорее были мелкие ошибки, а не судьбоносные вехи, по которым можно было перейти болото Фортуны и выйти на твердый путь к счастью. Она так устала не верить и бояться, что Семен показался справедливой наградой за долгие тринадцать лет ожидания. Все это ужасно хотелось рассказать Наташке, чтобы поделиться, посоветоваться, погордиться… Но Ведеркина не в состоянии была воспринимать чужую информацию, не вывалив свою.
        - Егор познакомил меня с мамой! Такая тетка шикарная! Это что-то! Я ей понравилась!
        - Что ж ты так орешь? - досадливо пробормотала Таня.
        - От избытка чувств. У меня сейчас чувств, как головастиков в пруду - кишмя кишат!
 - еще громче заорала Наталья.
        - Как романтично…
        - Да ну тебя с твоей романтикой. Жизнь - это жизнь, а романтика - это когда нет нормальной жизни, такой, как хочется, вот тогда и начинают выдумывать всякие розовые сопли в белых кружевах. Дескать, у нас никого нету, потому что у нашего идеала лошадь заблудилась и рыцаря нашего не туда завезла. Ха! Когда есть хороший мужик, которого нужно кормить, любить и носки ему стирать, никакая романтика на фиг не нужна. Да если бы у меня был муж, для которого можно было наварить щей, с которым пивка с воблой пожрать можно, покурить, соседей обсудить, да разве б я мечтала о серенадах под окном и цветах каждый день? Нормальный мужик, который свой, а не чужой, должен не под окном петь - кстати, сама знаешь, в наше время, кроме алкашей и загулявшей молодежи, никто в сквериках не воет, - а дома в кухне сидеть: про работу рассказывать, полочки прибивать, детям сопли вытирать, которые ты не дотерла. А если нужны цветы, то их надо самой накупить один раз в горшках, допереть до дома и нюхать каждый день.
        - Погоди, - перебила ее страстный монолог Татьяна. - Я так понимаю, что Егор оказался далеко не романтиком. Ты к этому ведешь?
        - Да не нужен мне романтик! Ты что, не поняла?
        - Поняла я все, - торопливо уверила ее Татьяна.
        - А почему таким тоном?
        - Нормальный тон, это я нагнулась тапки обуть.
        - Умные люди делают это, не нагибаясь, - просветила ее Ведеркина. - Короче, они такие классные! Кстати, мама у него никакая не мегера, а своя в доску баба.
        - Неожиданно.
        - Не издевайся. Она разрешила называть ее Юлей. Представляешь, так и сказала: друг Егорушки - мой друг, так что на «ты» и без отчеств! Прикинь, как у них все просто, по-человечески.
        - Ну да, как по накатанному. Может, Егорушка часто таких друзей приводит, вот мама и привыкла?
        - Аникеева, ты жаба пупырчатая! Меня бесит твой пессимизм!
        - А меня пугает твой оптимизм. Ты его всего ничего знаешь, а уже строишь планы.
        - Сама-то тоже небось вся в планах, как кактус в колючках?
        - Это другое дело, - возмутилась Татьяна.
        - Ну, кто бы сомневался! - заржала Ведеркина. Таня не выдержала и тоже засмеялась.
        - Ладно, извини, Натусь. Я же переживаю за тебя.
        - Ага. Переживаю за тебя, дуру. Знаем, знаем. Но там правда все классно, - Наталья мечтательно засопела. - Мы с ними так душевно посидели. Мама у него тоже на рынке торгует. В смысле - в магазине работает. Только в другом, у них семейный бизнес. Я бы тоже могла. А еще лучше - села бы дома, нарожала ему детишек и драила бы квартиру. Егор очень чистоплотный. Он, знаешь, с предыдущей женщиной расстался из-за того, что она свои вещи разбрасывала. Прямо где снимала, там и бросала. Идет, говорит, кофту расстегивает и кидает прямо под ноги. Представляешь?
        - Запросто, - хмыкнула Татьяна. - Это называется эротика. А если под музыку, то стриптиз. Представляешь стриптизершу, которая сначала снимет все, а потом начнет свое шмотье складывать и по полочкам рассовывать?
        - Нет, не представляю. Так вот, мой Егор - приличный человек. Ему стриптизерша не нужна. Да, это скучно, некиношно, неэротично, но при моем весе никакой эротики быть не может.
        - Дурища ты, Натка. Как раз при твоих габаритах самая эротика. Это же мечта любого мужика.
        - Ага, знойная женщина - мечта поэта. Можешь меня презирать, но я хочу обычного мужика. Без встрясок, взрывов и фейерверков. Да, я скучная, приземленная и нудная, но лучше спокойная скучная жизнь, чем какая-нибудь дикая синусоида, когда тебя сначала подбрасывают к звездам, а потом мордой в компостную яму. Лучше идти по дорожке, без взлетов, собирать одуванчики и радоваться тому, что есть.
        - В тебе умер поэт, - вздохнула Таня.
        - Еще не умер, но пусть лучше сдохнет, чем я еще раз втюрюсь в какого-нибудь принца, который носится впереди лошади: сегодня здесь, а завтра - в далеких далях. Да, я буду продавать куртки. И Егор не такой уж дуб, как тебе хочется думать.
        - Да я не…
        - Нет, ты хочешь мне доказать, что я не права.
        - Не хочу я…
        - Это я не хочу! Не хочу тебя слушать! Я счастлива. Мы тоже целовались! И пусть это было не так красиво, как с другими… Он долго стеснялся, мы стояли у подъезда, я замерзла, у меня сопли потекли, и я все время шмыгала. Знаешь, даже самой противно стало. Еще я поняла, что он стесняется, и оттащила его в тень… - Ведеркина шмыгнула и продолжила срывающимся голосом: - А там я наступила в собачью… Зараза! Я знаю, это Валентина Бенедиктовна, кретинская бабенка! У нее такая мерзкая собачища размером со слона. Она вечно гадит прямо у входа и делает лужи в лифте!
        - Валентина Бенедиктовна гадит? - переспросила Татьяна, чтобы хоть как-то разрядить накал страстей. Ей было неловко слушать Наталью, словно она подглядывала в замочную скважину чужой спальни.
        - А потом он меня поцеловал! Он так обалденно целуется! И ему плевать на мои сопли, на живот, который ни в одни портки уже не впихнуть, на мою зарплату! И мы стояли так, пока не замерзли совсем и он тоже не начал сопливиться. Ты понимаешь, что это такое?
        - И что? - Татьяна подумала, что это нечто ужасное, как в фильмах про правду жизни, после которых остается горький осадок и кардинально портится настроение.
        - Это счастье. Простое, человеческое. Без мишуры и показухи. Когда двое людей просто нужны друг другу. Нужны. И все слова лишние. И звезды всякие, море, пальмы и реверансы тоже лишние. Когда ничего больше не надо.
        - Ладно, ясно. - Татьяна не понимала такого счастья. Оно было сродни счастью алкаша дяди Миши, которому на халяву досталась бутылка водки или зарплату дали вовремя. У них с Семеном все было не так. Ей расхотелось рассказывать Наталье, как это было у них, потому что тогда беседа станет похожа на разговор слепого с глухим. - И как же он нашел в себе силы оторваться от своей любимой и единственной?
        - Проза жизни. Там мужик в кустах пристроился и зажурчал. В общем, чтобы не портить впечатление от вечера, я его поцеловала и убежала.
        - Грациозно сотрясая лестницу?
        - Вроде того. Мелькнула в дверях и пропала, «как сон, как утренний туман».
        - Наташка, а ты уверена…
        - Уверена. Ты за меня рада?
        - Очень, - с сомнением подтвердила Таня.
        - Я так и подумала. Ты - мымра, но я тебя люблю. Пусть у тебя, дуры, все тоже будет хорошо. Так, как тебе хочется.
        - Спасибо, Натка. У меня все хорошо. Тоже.
        - Расскажешь? - В голосе Ведеркиной промелькнуло любопытство. Наверное, ей хотелось узнать подробности, сравнить и сделать вывод, что она права, у нее лучше, а мамзель Аникеева опять нарвалась на прохвоста.
        - Не-а. Нечего пока рассказывать. Мы просто целовались.
        - Да ладно, мне же не пятнадцать лет, чтобы интересоваться физиологией. Я в психологическом плане спрашиваю.
        - В психологическом - он не псих, - отшутилась Татьяна.
        - Скрытная ты стала, - обиделась Наталья. - Ну скажи.
        - Честное слово, нечего рассказывать. Он не говорил, что любит, тебя же это интересует. Покормил, поцеловал, уехал.
        - Не говорил, что любит! - передразнила Ведеркина. - Так это же отлично. Настоящий мужчина не бросается такими словами. Все правильно. Егор мне тоже ничего такого не говорил, но это и так ясно.

        Тане ясно не было. До боли, до мучительного зубовного скрежета хотелось услышать
«люблю». Но нельзя жадничать. Пока достаточно и того, что Семен сказал, уезжая. Это начало, отправная точка. Как вокзал, с которого отходит поезд, везущий отпускников к теплому морю, голубому небу и бесконечному легкому счастью.


        Глава 17
        Необычайно жаркий май вспыхнул яркой сочной зеленью, одурманил цветочными запахами и закружил в стремительном свежем ветре. Волшебство весны столкнуло Татьяну с обрыва, а тугой воздух подхватил и унес туда, куда так хотелось попасть.

        Она открыла глаза и сонно посмотрела на белый потолок с вычурной лепкой по периметру. В центре кустилась причудливая люстра с висюльками, золотыми шариками и тонкими перевитыми цепями. Татьяна замерла и прислушалась. Рядом ровно дышал Сеня. Ее Сеня. Теперь уже ее, окончательно и бесповоротно. Надо было срочно решить, стоит ли вскакивать и варить ему кофе, или дождаться, пока любимый проснется, сделает все сам и подаст в постель?
        Как вы лодку назовете, так она и поплывет. Правильнее было дождаться и не проявлять инициативу. Собственно, она предпочла бы пить кофе за столом, а не в постели. Завтрак должна, наверное, делать женщина, это правильнее, но вдруг он готов ее боготворить и таскать булочки в спальню? Зачем мешать хорошему человеку! Самый умный тактический ход - уступить партнеру, чтобы потом идти в избранном направлении или ненавязчиво подтолкнуть его в другую сторону. Но проявлять инициативу - чревато последствиями. В этом случае партнер тоже может захотеть ткнуть тебя в другом направлении, и тогда может случиться конфликт. Собственно, именно на этом этапе и распадается большинство только что созданных пар. Не придя к консенсусу с избранником, часть женщин начинает не гнуть, а ломать кавалера, пытаясь сделать из Колобка кубик Рубика. Более мудрые знают, что переделать мужчину невозможно, можно только мягко и ненавязчиво убедить его в том, что он сам хочет измениться. Для этого требуется время, такт и терпение. Если, например, ухажер заталкивает носки под диван, не надо бросаться за ними пантерой, выуживать на свет
божий и орать об отсутствии гигиенических навыков у всех мужиков, вместе взятых, и вашего избранника в частности. Правильнее терпеливо дождаться, пока у него внезапно закончатся чистые носки. С первого раза, возможно, ничего не получится, но рано или поздно он сделает вывод, что носки, даже стоячие, ни за что на свете не выйдут из темного угла сами, не залягут в стиральную машину и не приобретут первозданный вид, если хозяин не приложит к этому некоторые усилия.
        Рассуждать с каждой минутой было все сложнее. Физиология брала свое, надо было срочно вставать и идти в душ и сопутствующие помещения. Обидно, но план срывался. Придется делать кофе и потом решать, нести ли его в спальню или ждать Семена.

        В результате через час, так и не дождавшись пробуждения любимого, Татьяна выпила приготовленный кофе, съела оба красивых бутерброда, вдохновенно созданных из подручных продуктов, и заскучала. Получалось вызывающе: похозяйничала в чужом доме, да еще как-то демонстративно показала - кофе в постель не будет, все выпью и съем сама. Устыдившись собственного поведения, она торопливо начала процесс приготовления завтрака заново.

        Семен терпеливо выжидал. Ему тоже не нужен был кофе в постель, но было интересно, принесут ли его все-таки. Он прикинул, что раз Татьяна встала раньше, то, вероятно, для того чтобы сделать ему приятное. Лежать в конце концов надоело, так как немудреный процесс приготовления завтрака затянулся, и Сеня, заподозрив, что девушка не справилась с кофеваркой, отправился на выручку.
        Дилемма с завтраком решилась к обоюдному удовлетворению. Когда Семен вошел в кухню, Таня как раз доделывала тосты. Она хлопотала в его майке и переднике его приходящей домработницы. Завтрак был отложен, кофе остыл…

        - Мам, ты где была? - Глаза Карины блестели от любопытства, и никакого осуждения в голосе не наблюдалось.
        - В гостях, зайка. Соскучилась?
        - За ночь? Если честно, то нет, а если так, чтобы тебе было приятно, то да! - хихикнула дочь и добавила: - Мусик, ты когда с ночевкой уезжаешь, предупреждай меня заранее.
        - Это зачем еще? - напряглась Татьяна. - Чтобы утром застать тут твоего Жбанова?
        - Ты его не застала. Надо раньше приходить.
        - Что?! - У Татьяны застучало в висках. Нет, все-таки надо сходить в школу и выяснить все про этого Антона. Чтобы боялся.
        - Шутка, мам. Ты что, не выспалась? Шуток не понимаешь?
        - Это не шутка, это глупость! - рявкнула Таня. Хорошее настроение мало-помалу портилось. Получалось, что ребенок - это еще большая ответственность, чем ей казалось. Даже заночевать в другом месте, имея дома взрослую (ну, или почти взрослую) дочь, чревато последствиями.
        - У кого была-то? У мужчины? - Карина нахально улыбалась, строя из себя всезнайку.
        - Что за ерунда?! Я у тети Наташи была.
        - И как? Что делали? Пили и смотрели телевизор?
        - Почему сразу пили? - Татьяна покраснела. - Мы с тетей Наташей разговаривали, обсуждали там…
        - Всю ночь?
        - Ну и что такого?
        - Да ничего. Просто она тебе звонила вчера вечером и сегодня утром, спрашивала, где ты шляешься? Сказала перезвонить, как только вернешься, - ехидно пояснила Карина.
        - А сразу ты сказать не могла? - разозлилась Татьяна. Кто ж любит, когда ловят на вранье?
        - Сразу было бы неинтересно.
        Чтобы закрыть скользкую тему, Таня пошла звонить Ведеркиной.
        - Наталья, привет, что случилось?
        - Танька, это ты?
        - Нет, не я.
        - Вредная ты баба. Слышишь, у человека голос счастливый, так не ехидничай! Мы едем в заграничное путешествие!
        - Мы?
        - Мы с Егором, - пояснила Ведеркина. - Ты не едешь.
        - Спасибо и на этом. Куда хоть едете? Надеюсь, путешествие не свадебное?
        - К сожалению, нет, но все впереди.
        - Ну да. Все всегда впереди, фиг догонишь. Я в курсе. Так куда едете-то?
        - В Китай! Представляешь - страна контрастов, экзотика…
        - Если я правильно помню, страна контрастов - Америка, а Китай - страна китайцев. Кто это так выпендрился, чья идея?
        - Мы будем почти неделю ехать в купе на двоих. Ты представляешь?
        - Почти неделю в поезде? Не представляю! Я бы сдохла. А ничего поближе не было? Отчего не в Австралию?
        - Туда поезда не ходят, деревня! - высокомерно поделилась знаниями Наташка.
        - И какая у вас программа на Китайщине? Что там туристы смотрят?
        - Понятия не имею.
        - Наташка, - Татьяна вдруг сама испугалась собственной дикой догадки, - вы туда едете за куртками? На гагачьем пуху? Это никакое не романтическое путешествие!
        - Ой, вот только не надо орать. Да, за куртками. Мы совмещаем приятное с полезным, и ничего такого в этом нет! Если ты хочешь намекнуть, что он меня обманывает и делает из меня дуру, то это зря. Егор не такой, он сразу все объяснил как есть: у него нет ни времени, ни денег на морские круизы. Пока нет. А мне тропические пляжи сто лет не нужны. Ты только представь, как я там буду смотреться! Слониха в полосатом купальнике. Мне в одежде лучше.
        - Но ведь можно поехать в Париж, в Финляндию, на Валаам, наконец. Там туры на пару дней, и деньги вполне приемлемые. Зачем везти любимую девушку в Китай за куртками? Что за дикость? Или ему нужны лишние руки, чтобы багаж переть?
        Судя по тоскливой тишине на том конце провода, Таня попала в самую точку.
        - Наташка, - она виновато вздохнула и спросила: - Ты уверена, что тебе это надо? В смысле, что тебе надо именно это, а не что-нибудь другое? Зачем ты миришься с его требованиями, дальше будет только хуже!
        - Тань, я не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь, меня это устраивает. И я не мирюсь, мне действительно все это нравится. И то, что мы будем трястись в поезде несколько суток, но вдвоем, и никто нам не помешает. И то, что это Китай, а не банальный Париж с поцелуями под башней. И то, что я попру тюки с куртками. Я тебе больше скажу: я их буду сама покупать, выбирать и торговаться. Я не наступаю себе на горло, я правда так хочу. И, наверное, всегда хотела, только думала, что хочу чего-то другого: красивого, значительного и такого, чтобы не стыдно было всем рассказывать. Да, я понимаю, что для тебя наши отношения - смешны. Ты копаешь вглубь, а у нас все на поверхности. Нет никаких подводных камней, все как на ладони. Я хочу, он хочет, а рассказать - стыдно. Потому что посмеются, обсудят, ни черта не поймут и будут строить предположения, правда ли я такая дура, или я просто покорная, как корова, потому что толстая, как все та же корова, и ничего другого мне не светит.
        - А вдруг…
        - Ну и пусть! Зато сейчас я живу так, как считаю нужным. Общественное мнение нельзя, конечно, сбрасывать со счетов, но оно не имеет первостепенного значения. Ты не поняла, да?
        - Нет, не поняла, - честно ответила Таня. - То есть я поняла, но не уверена, что согласна. Хотя, глупо обсуждать, жизнь покажет. Никому не дано знать, что будет завтра.
        - Никому. Пожелай мне, что ли, чего-нибудь, - вздохнула Ведеркина. - Вдруг я права, тогда все станет по-другому.
        - Желаю, чтобы ты была права. - Татьяна действительно искренне этого желала. Ей казалось, что если у Наташки все получится, то и у нее тоже все будет так, как хочется. А хотелось слишком многого, от этого было страшно, и в душе тихо копошилась неуверенность.


        Глава 18
        Лето промелькнуло так быстро и незаметно, что у Тани даже осталось ощущение колкой обиды: ждала-ждала и не заметила, как все кончилось, не успев начаться.
        После памятной поездки Ведеркиной в Китай, факт которой Таня, безусловно, осуждала, сама Татьяна ждала чего-то более красивого, чтобы подтвердить собственную уверенность: у них с Семеном все, как в кино, а не как на рынке у Наташкиного Егора. Другой уровень. И сам Семен не случайный выигрыш в лотерею, а заслуженный подарок судьбы. Устав ждать, она однажды даже намекнула, что «стала совсем белая, надо бы подвялиться». Заботливый Сеня тут же согласился, что загар ей пойдет, и предложил оплатить абонемент в солярий. На фоне такой наивной реакции даже ведеркинский Китай стал вызывать легкую зависть.
        - У меня такое чувство, что ваши отношения заморозились на стадии «любовник - любовница». Вы же даже не сожители.
        - И замечательно. Слово «сожители» ассоциируется у меня с милицейскими протоколами, драками и лиловыми фингалами, - защищалась Татьяна от подружкиных нападений. Хотя отчасти Наталья была права.
        - Сожители - это люди, которые живут вместе. Вот мы с Егором сожители. Без милиции и фингалов, между прочим.
        - Натуль, вам проще, а у меня Карина. Если я приглашу его переехать к себе, это будет полнейшим идиотизмом. Из его-то хором в наше дупло. Да ну! А он не может пригласить меня с ребенком, потому что понимает, что это ответственность. Одну меня - еще куда ни шло, а с Каришкой - невозможно. Это уже семья, а для мужиков такие резкие переходы нежелательны.
        - Ты уверена, что озвучиваешь его мысли, а не оправдываешь своего викинга?

        Викингом Наталья называла Сеню после того, как однажды заявилась к Татьяне в офис под предлогом «отдать книжку». Предлог был даже не так себе, а совершенно дурацкий, зато Ведеркина проперлась через весь офис и умудрилась вычислить Крыжовникова. Сеня лично проводил гостью к Тане и даже порадовал Наташку комплиментом про одухотворенность лица, а уже уходя, вежливо спросил, что за книжка, ради которой девушка не пожалела времени и прискакала среди бела дня в незнакомое место. Крыжовников пояснил свое любопытство тем, что интересуется, какая такая книжка пользуется нынче успехом у рафинированных юных леди.
«Сберегательная», - очаровательно улыбнулась ему Ведеркина и захлопнула двери, торопясь обсудить внешность подружкиного избранника.
        В тот раз внешностью Наталья осталась недовольна, зато прилепила Семену прозвище
«викинг» и с тех пор именовала его только так.
        Наверное, Ведеркина была права. Таня именно оправдывала Сеню, так как на серьезные темы они почти не разговаривали. Начитавшись всяческих умных брошюр из серии
«Стань счастливой», «Как понравиться мужчине», «Сто одна заповедь умной жены» и прочих, Таня усвоила, что любимому мужчине должно быть с ней легко, необременительно в моральном и материальном плане и умеренно весело. Как веселить Семена, Таня представляла с трудом и все время боялась наскучить. Поэтому любое начинание Крыжовникова, будь то предложение участвовать в турнире по пляжному волейболу, шашлыки за городом или рыбалка в Карелии, принималось «на ура». И она ломала ногти о волейбольный мяч, ела полусырое мясо в компании малознакомых людей и кормила собой комаров, параллельно потроша на берегу изумительного озера свежепойманную рыбу.
        Если следовать указаниям специалистов, писавших психологические брошюры, женщине нужно сначала стать другом, а потом уже женой. При этом мужчина должен сам дозреть до второго пункта и предложить его безо всяких намеков, подсказок и давления со стороны слабой половины человечества. Наталья правильно определила то, что давно беспокоило Таню: Семен законсервировался в состоянии приходящего любовника. Вернее даже было сказать - законсервировал Татьяну. Она приезжала, когда звал, ночевала, и утром они вместе ехали на работу. Утешало одно: хорошо, что звал часто. К себе она Крыжовникова не приглашала, хотя все лето Карина провела на даче у бабушки с дедушкой и помешать встречам не могла. Во-первых, было стыдно за квартиру, чистенькую, но бедную по сравнению с апартаментами Семена. А во-вторых, Татьяна не хотела услышать отказ. Тогда пришлось бы делать какие-то выводы, расстраиваться, может быть, даже что-то решать. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Не стоило торопить события.

        Крыжовников был счастлив, как грибник, сначала заблудившийся в невероятно грибных местах, переночевавший на болоте под вой неизвестной живности и далекий хруст валежника, растоптанного медвежьими лапами, а после всех злоключений вышедший к маленькой деревеньке. Чудное ощущение покоя, уверенности и умиротворения было страшно потерять, спугнуть или досрочно израсходовать. Семен наслаждался отношениями с Татьяной, хрупким равновесием собственного внутреннего состояния и не желал ничего менять. Он зрел, как и было написано в методичках, только ничего не знал о том, что именно зреет. Крыжовникову казалось, что он думает, размышляет и принимает решение. Мысли эти были обрывочными, редкими, но целенаправленными. Мало-помалу мозаика в сознании складывалась в четкую картинку: Татьяна была порядочной, спокойной, надежной, это означало, что сюрпризов не будет. Семен не любил сюрпризы. Он тоже боялся показаться Татьяне скучным, именно это заставляло его как-то разнообразить их отношения. Если бы не дурацкие условности, он бы с удовольствием валялся у телевизора, читал книги, изредка ходил с любимой женщиной в
кино (театр и филармонию Крыжовников не любил за необходимость изображать, что как раз этот вид развлечений ему безумно интересен) и ел бы жирную, наваристую, вредную для желудка солянку, которую однажды в порыве вдохновения сварила Таня. Кроме того, у нее уже был ребенок, а это значило, что не будет страдальческих гримас, разговоров о репродуктивном возрасте, который безвозвратно уходит, пеленок, врачей, бессонных ночей… Или, наоборот, будут, если они этого захотят. Именно захотят, а не вынуждены будут следовать общей тенденции, потому что «так надо и так положено». Кому надо и кем положено, Семен не знал, но именно то, что было нужно, раздражало Крыжовникова больше всего, и поступать хотелось наоборот. Назло неизвестно кому. Иногда даже себе, но это приносило больше удовлетворения, нежели одобрение «общественности».
        Медленно, но верно он шел к тому, чего так ждала Татьяна.

        Сырая грустная осень вяло вползала в город, слизывая дождем и резким ветром остатки сентября. Ничего не происходило. Было обидно. Таня дала Крыжовникову месяц на то, чтобы он дозрел. Только он об этом не знал, поэтому продолжал наслаждаться беззаботным счастьем и ожиданием его продолжения, словно ушастый кролик, хрумкающий морковку и не замечающий подползающего сзади удава.
        Татьяна была уверена, что Ведеркина оказалась права: Семену нужна необременительная связь с неприхотливой барышней. Для него это была именно связь, не более. Во всяком случае, никаких других выводов не напрашивалось.
        - Что ты паришься? - недоумевала Наталья. - Спроси, какие у него планы.
        - Нельзя. Он должен сам. Я не должна ассоциироваться с неудобными вопросами.
        - Ой, держите меня четверо! - фыркнула Ведеркина. - Ну, хочешь, я спрошу. Пусть я у него ассоциируюсь с неудобными вопросами.
        - Только попробуй! - вздрогнула Таня. Наташка могла. В принципе Ведеркина всегда считала, что знает больше других, поэтому самомнение могло сподвигнуть деятельную Наталью и не на такое.
        - Тогда заставь его ускориться.
        - Это как? - насторожилась Таня. Ведеркинские советы заранее вызывали у нее неприятие, потому что Наталья по определению не могла сказать ничего полезного.
        - Пусть поревнует.
        - Спятила? Если тебе интересно, то это самое последнее дело. Никто не возьмется предсказать реакцию мужчины, которого заставили ревновать. Это мы, дуры, при первом сигнале начинаем суетиться, бегать к косметологу и перекрашивать волосы. А мужики либо бьют, либо уходят.
        - Знаешь, мне сразу представился этакий трудяга-парень в промасленной спецовке. Покачивая рогами, он входит в дом и бьет мозолистым кулаком…
        - Очень смешно. Просто обхохотаться, - мрачно подытожила Татьяна.
        - Конечно, смешно. Потому что твой интеллигентный викинг, если ты ему небезразлична, начнет беспокоиться.
        - А если не начнет? Если я ему недостаточно небезразлична, а? Что тогда?
        - Лучше ничего, чем так, - решительно заявила Ведеркина.
        - А я считаю, что лучше так, чем ничего, - отрубила Татьяна. - Мне не нужно объективное мнение, мне нужен индивидуальный подход!
        - Ах, какие мы трусливые. Ты должна быть уверена в себе, в своих силах, тогда и викинг твой морально подтянется и тоже будет уверен, что у него лучшая женщина из доступных.
        - Что значит «доступных»? - напряглась Таня.
        - Доступных - это значит не Памела Андерсон и не Екатерина Великая, а не то, что ты подумала.
        - Я думаю, что он и так уверен.
        - Думаешь или убеждена? - привязалась настырная Ведеркина. Она любила, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней.


        Глава 19
        Десятого октября должна была состояться корпоративная вечеринка, посвященная пятилетию основания фирмы. Народ начал готовиться загодя, особенно дамы, даже замужние и неодинокие, что уж говорить об одиноких.
        За неделю до праздника к Татьяне подошла смущающаяся Светочка и пролепетала:
        - Таня, у меня тут такая проблема…
        - Делись. - У нее был полнейший цейтнот с работой, но оттолкнуть девушку, пришедшую за помощью, было бы хамством.
        - Все собираются идти, обсуждают…
        - Пригласительные не выдаются, мы и так все друг друга знаем, так что, если тебя волнует, идешь ли ты, - идешь! Приглашены все.
        - Да нет, я не об этом. Я знаю, что вы в солярий ходите… Можно мне тоже?
        - В каком смысле?
        - Ну, с вами. У вас загар такой красивый, как в рекламе прямо. Мне бы хоть чуть-чуть стать похожей на вас. Если это неудобно, то вы скажите, я…
        - Да что за ерунда! Конечно, удобно. Я как раз завтра иду, захвачу тебя, вместе подвялимся. - Татьяна зарделась от комплимента и с гордостью покосилась в маленькое зеркальце, прилепленное к монитору. Да, загар ей шел чрезвычайно.

        В солярии Света краснела, смущалась, пряталась и в результате улеглась загорать в очках. Танины доводы, что после такого сеанса она станет похожа на гибрид совы с лемуром, не подействовали.

«В конце концов - это не мое дело», - сдалась Татьяна. У нее дома сидела такая же упрямая девица, спорившая по любому поводу просто из желания доказать, что взрослых тоже можно переспорить.

        - Зря ты по соляриям таскаешься, - раздраженно бухтела Наталья.
        Она пришла в гости, вернее - приперлась. Потому что пришла - это когда пригласили, а Ведеркина откровенно напросилась. У нее было плохое настроение, причины которого почему-то нельзя было озвучивать по телефону. Самое интересное, что и у Татьяны Наташка не спешила делиться проблемами, интригуя вздохами, досадливыми взмахами рук и отсутствующим взглядом. Миниатюра называлась «Ты мне все равно помочь не можешь» и периодически разыгрывалась перед критическими днями. По правилам следовало заламывать руки, выспрашивать и изображать смесь любопытства с обеспокоенностью. Но сегодня Таня пошла по другому пути, усадив Ведеркину выбирать одежду для праздника.
        - Солярий вреден для кожи, она быстро старится, сохнет и трескается, - ворчала Наталья, разглядывая вечерний наряд подруги.
        - Ты врешь, - Татьяна нервно закрутила головой, пытаясь разглядеть спину в вырезе платья. Это было единственное вечернее платье, подходящее к случаю. Собственно, оно вообще было единственным, так как никаких поводов для приобретения обширного гардероба не было. Глубокого алого цвета, струящееся и матово поблескивающее, оно шло ей невероятно. Выбрал платье Сеня, именно это и расстраивало, так как хотелось потрясти воображение не только сотрудников, но и самого Крыжовникова. Безусловно, все будут на нее пялиться, и не столько из-за наряда, сколько из-за спутника. А Таня была уверена, что именно на этом вечере Сеня решится обнародовать их отношения, о которых уже давным-давно все шушукались, спорили и сплетничали, придумывая несуществующие подробности. Поэтому нарисованная Ведеркиной картинка пугала. Представив себе сморщенную и потрескавшуюся, словно степь во время засухи, спину, Таня выгибалась у зеркала, ища признаки надвигающейся катастрофы. Ничего такого не было.
        - Я не вру, я прогнозирую, - мстительно буркнула Наташка. - Это научно доказанный факт.
        - Какой факт, где факт? - возмутилась Татьяна. - Все же нормально.
        - Да, пока нормально, но что будет потом?
        - А потом я состарюсь и умру, точно так же, как и те, кто не ходил в солярий. Давай, говори, что у тебя случилось, а то с тобой совершенно невозможно общаться. Просто так и дала бы в лоб.
        - Ничего у меня не случилось, - Ведеркина зевнула и ненатурально потянулась.
        - Ну, ты, актриса погорелого театра, - Таня стащила платье и начала аккуратно прилаживать его на вешалку. Было ясно, что выбирать не из чего, так что тему можно было спокойно закрыть. Наташка все равно не скажет сейчас ничего вразумительного, поскольку слишком занята своей трагедией. - Давай рассказывай. С Егором разошлась?
        - Типун тебе на язык! - подпрыгнула Ведеркина и даже бросила в подругу круглой диванной подушечкой.
        - Уже хорошо.
        - Ничего хорошего. Мы поссорились.
        - Насмерть? Пошли чаю попьем, - Татьяна дернула безвольную Ведеркину за локоть и подтолкнула в сторону кухни.
        - Не насмерть, но неприятно. У нас куртку украли.
        - Какую куртку?
        - Дорогую.
        - Ну и?
        - Ну и вот, - вздохнула Наталья.
        - Что ты тут партизанку из себя корчишь?! - взвилась Таня. - Я что, по капле из тебя вытягивать должна?
        - У нас украли куртку, - опять завела свою «шарманку» с драматическими паузами приунывшая Наташка.
        - У вас?
        - Ну, у меня.
        - А если я тебя стукну, ты сможешь рассказывать быстрее? - Татьяна шлепнула на стол плетенку с печеньем и свирепо уставилась на вздыхающую подругу.
        - Не смогу. Мне тяжело.
        - Ты жаловаться пришла или пыхтеть?
        - И то, и другое. Он так орал. Мы никогда раньше не ссорились.
        - Из-за куртки?
        - Она дорогая, - заныла Наталья.
        - Стоп. Я помню. Можно почленораздельнее объяснить?
        - Чего непонятного? У него мама заболела, я ее подменяла в магазине, потом пошла кофе пить, а пока пила - куртку сперли. У кого рука поднялась? Там все знают, что я почти жена хозяина…
        - Покупатели, боюсь, не в курсе. И ворам однофигственно, у кого товар тырить.
        - Егор сказал, что, если уходишь, надо закрывать, а там жалюзи тяжелые… короче, вдруг я беременная… в общем, я не стала с ними валандаться…
        - Ой, мамочки, - ахнула Татьяна. - Что значит - беременная?
        - А ты не знаешь, что это значит? - окрысилась Ведеркина.
        - И что, он не рад?
        - Чему? Тому, что куртку сперли?
        - Слушай, ты можешь вменяемо рассказывать, а то у меня логика событий теряется? В чем проблема? В беременности или в куртке? Или в том, что поссорились?
        - Ты совсем там на своей работе отупела, - расстроилась Наташка. - С кем же я теперь советоваться буду, когда единственный умный человек в окружении остался, и тот - я. У нас украли куртку. У меня. Егор орал. Некрасиво и при продавщицах. А у меня задержка. Я хотела провериться и праздник устроить. Нащупала логику?
        - С трудом. А можно я твою дурную башку пощупаю: может, у тебя температура? Что тебя конкретно задело? А то я, тупая, не могу никак понять, что обсуждаем.
        - Как что? Я, может, беременная, а он орет!
        - Так. Давай по пунктам. Во-первых, Егор не знает, что ты беременная. Ты еще сама наверняка этого не знаешь. Во-вторых, куртку у тебя сперли, он потерял деньги, имеет право возмутиться. В-третьих, не хочу тебя обидеть, но ты уверена, что его твоя беременность обрадует?
        - Это сюрприз.
        - И что? По-твоему, это нормальное объяснение. Не каждый сюрприз может обрадовать. Мне вон Каришка как-то тоже сюрприз устроила перед Новым годом. Захожу я в квартиру, а из-под ног ракеты с салютом. Чуть квартиру не спалили.
        - Твое сравнение неуместно, - надулась Ведеркина.
        - Это тебе только так кажется, что неуместно. А на самом деле твой Егор может обрадоваться ребенку еще меньше, чем я пожару. Мужики - они люди мало предсказуемые. Вы предохранялись?
        - Нет.
        - Ну, хватит уже цедить по слову. Почему нет? Кто решил, что «нет»? Говорил ли он на эту тему?
        - Здрасьте, доктор, - Наталья злобно отпихнула кружку. - Ничего, что я без бахил? При чем здесь это? Мы контрацепцию вообще не обсуждали и детей не обсуждали. Если мужчина не задает тебе вопрос, пьешь ли ты таблетки, это значит, что он не против того, чтобы ты залетела.
        - Ведеркина, я тебя иногда боюсь. Откуда в тебе это стремление к однобоким выводам? А тебе не приходило в голову, что мужчина таких вопросов не задает просто потому, что ему наплевать или он не подумал. Или вообще считает, что предохранение - твоя личная проблема. Равно как и вытекающие из этого последствия.
        - Нет, не приходило. Егор не такой.
        - Тебе что, пятнадцать лет? - простонала Татьяна. - Да все они одинаковые.
        - Не надо обобщать! Он обрадуется.
        - О чем мы вообще говорим, если ты у врача не была.
        - Так мы и не про врача. Мы про то, что он наорал.
        - Правильно наорал. Тебя иногда вообще прибить хочется. Вы на чем расстались?
        - Как на чем? - изумилась Ведеркина. - Он со мной не разговаривал, и я уехала к тебе.
        - Теперь допивай чай и поезжай просить прощения. У тебя сперли куртку, ты виновата. Или топай к врачу, выясняй, что там у тебя есть, и тогда будем думать дальше.


        Глава 20
        Крыжовников брезгливо отодвинул кучку фотографий и прикрыл договором. Не было даже сил собирать их обратно в конверт.
        - Черт! - выругался он и аккуратно треснул кулаком по столу. - Черт! Черт! Черт!
        - Я тут, - рявкнул Юрий Михайлович, влетая в кабинет, и заржал, заметив, как компаньон вздрогнул.
        - Мне кажется, нам пора уже расселиться по разным комнатам, - мрачно предложил Семен и сцепил руки в замок. Костяшки побелели, а пальцы налились фиолетовой краснотой.
        - А что так? Разводимся? - хохотнул Юра и швырнул портфель на стол. - Ночь прошла бурно? Или наоборот - неудачно? Так это был не я.
        - Давай работать.
        - Ух ты. Как все трагично. Ну, давай.
        Но работать Крыжовников категорически не мог. Ему снова хотелось посмотреть на те фотографии. Таня, его Таня, которой он едва не сделал предложение и для которой уже купил кольцо. Вот тебе и без сюрпризов!

        Татьяна никак не могла взять в толк, что произошло. Семен не просто избегал ее, он, можно сказать, шарахался от нее, как от прокаженной. Более того, когда она шла навстречу по коридору, Крыжовников, как вспугнутый олень, метнулся в туалет и грохнул защелкой.
        Оторопело постояв и поозиравшись, словно за спиной у нее мог находиться какой-нибудь феерически опасный урод, так напугавший шефа, она нерешительно дернула дверь. Закрыто.

«И как это понимать? - Татьяна задумчиво намотала на палец прядь волос и застыла у дверей, надеясь дождаться объяснений. - Может, отравился?»
        До корпоративного сабантуя, а значит, - и до ее триумфа, оставалось всего ничего. Через пару дней она станет прима-балериной, а там, глядишь, и поступит предложение. Действительно, ведь не дети же они, чтобы вот так скрываться и прятаться. И так все уже в курсе. Следовало признать, что к тому, чтобы «все были в курсе», Татьяна тоже приложила некоторые усилия. Это оказалось вовсе несложно, достаточно было лишь краснеть и отводить глаза, как только ей задавали наводящие вопросы. Выводы народ делал самостоятельно.

        - Вы не ругались? Не ссорились? Может, ты ему что-нибудь обидное ляпнула? Ты можешь, я знаю, - озабоченно выспрашивала Ведеркина, заглядывая Татьяне в глаза, словно надеялась поймать на вранье. - Ну, вспоминай, вспоминай.
        - Да ничего такого не было! - в сердцах выкрикнула Таня. - Ночевала я у него, потом мы приехали на работу, он меня поцеловал у кабинета - и все! Как отрезало!
        - Сглазили, - убежденно заявила Наталья. - Или отсушили. Мне одна тетка в торговом комплексе рассказывала, что у нее так соседка мужа увела.
        - Наташка, у меня нет соседок! И я не верю в эту чепуху.
        - Нет, ты послушай. Короче, мужик ушел к соседке и там зачах. Грустный стал, худой, злой.
        - А потом что?
        - Ничего, так и ходит грустный и злой.
        - К кому ходит-то? К жене или к соседке? - почему-то с любопытством спросила Таня.
        - К соседке.
        - Очень поучительная история. Главное - жизнеутверждающая. Но как же можно так сглазить, чтобы он вообще от меня бегал, как черт от ладана? Это надо не сглазить, а напугать до полусмерти. - Таня не ждала от подруги ответа, потому что никакого ответа быть не могло. Есть ли жизнь на Марсе? Кто умнее: курица или утка? Почему мужчины нас бросают? Масса вариантов, гипотез и предположений. Даже факты есть, а однозначных мнений нет.
        - Что делать будешь? - заскучала Ведеркина. - Плакать?
        - Да ну тебя. От слез только сопли и никакого конструктива.
        - Не скажи. Я как только заревела, Егор со мной сразу помирился.
        - Наверное, испугался, что на твой вой сбегутся соседи или милиция приедет, - предположила Татьяна, чтобы хоть куда-то приткнуть свое плохое настроение.
        - Наверное, - кивнула Наташка. - Тебе виднее.
        - Ладно, извини. Просто пример дурацкий. Твой Егор совершенно другой.
        - Ну да, мой на рынке весь в пуховиках, а твой в офисе при параде. Только мой у меня, а твой с катушек съехал и непонятно что планирует.
        - Слушай, мне и так плохо, а ты еще нагнетаешь! - окончательно расстроилась Таня. - Что-то случилось, но я не понимаю что.
        - Так надо плясать от обратного. Сколько времени прошло с того момента, как вы приехали, до того, как он первый раз от тебя убег?
        - Час от силы.
        - Дошло. - Ведеркина в ужасе осеклась и засопела, как слон, которому прищемили хобот.
        - Ну? - поторопила ее Татьяна.
        - Тань, он тебя чем-то заразил и теперь боится признаться.
        Такой дикий вариант не приходил Татьяне в голову, но вполне имел право на существование.

        Увы, ни подтвердить, ни опровергнуть страшную догадку оказалось невозможно. Семен бросал трубку, не желая с ней объясняться, а гоняться за ним по офису и хватать за пиджак Таня посчитала ниже своего достоинства. Все складывалось ужасно, никакой королевой бала ей уже не быть, и вообще Татьяна сильно сомневалась, что есть хоть какой-то шанс не то что остаться с Крыжовниковым, но даже просто поговорить.
        - Наташка, что делать? Ехать на праздник или нет? - так и не дождавшись от Семена внятных объяснений, на которые так надеялась, Таня позвонила Ведеркиной.
        - А что, у тебя часто случаются такие праздники? Запомни, Аникеева: мужиков много, а праздников - раз-два и обчелся. Так что даже думать не о чем. Крути парик на бигуди, штукатурься и поезжай. У тебя такое платье, что все мужики будут твоими.
        - Не хочу всех, хочу Семена, как ты не понимаешь?
        - Ну, так что ж теперь, сачком его, что ли, ловить, Сеню твоего? - резонно заметила Наталья. - Бери, что будет. Только аккуратно бери. Посмотри на реакцию.

        Ночью Татьяна твердо решила не ехать в клуб, где непонятно, как себя вести, и неясно, в каком качестве функционировать: одинокой и свободной или недоступной и пристроенной. С первым вариантом она никак не могла смириться, потому что это было страшно, непоправимо и как-то болезненно несправедливо - непонятно почему и за что. Второй вариант тоже был под сомнением, поскольку кавалер никак не очертил свое отношение к ней. То есть он довольно ясно показал, что ничего, скорее всего, не получится, но это было слишком резко и неправдоподобно, как в детективе, где пропущена середина.
        Поэтому к утру ее мнение кардинально поменялось.
        - Еду, - твердо решила Таня. - И все выясню. Лучше услышать какую-нибудь гадость, чем теряться в догадках и ожидать еще большей гадости.
        - Мама, ты обалденная красавица, - восхищенно прошептала Карина. - Я тобой горжусь. Сегодня будет что-то важное, да?
        - Я же тебе говорила, просто вечеринка в честь дня рождения компании. - У Татьяны дрожали не только руки и ноги, но еще и голос.
        - Да ладно, что ты со мной, как с маленькой. Думаешь, я не понимаю, что у тебя кто-то есть? Ты не бойся, не будет никаких скандалов или еще чего. Даже если он мне не понравится. Ты же его любишь?
        - Что за чушь?! - Татьяна едва не расплакалась. - Никого я, кроме тебя, не люблю!
        - А бабушку с дедушкой?! - резонно возразила дочь и хихикнула. - Мам, в общем - мое дело предупредить. Как только созреешь нас знакомить, даже не сомневайся. С моей стороны точно никаких препятствий не будет. А вот бабушкину лояльность не гарантирую! Тебе, кстати, очень идет красный цвет. Я тоже вырасту и стану такой же красавицей.
        - Умница ты моя, - Татьяна обняла дочь и весело сказала: - Раз я красавица, то поеду в карете.
        - А… он тебя не подвезет?
        - Пусть будет сюрприз.

        Всю дорогу Таня смотрела в забрызганное грязью лобовое стекло такси и убеждала себя не нервничать.

«Я не просто красивая. Я роскошная. И еще неделю назад он меня любил. Даже если его сглазили, он сейчас меня увидит, и все будет как прежде. Потому что иначе не бывает и быть не может! Я войду, и все упадут!» Она на всякий случай скосила глаза и посмотрела на гордо выступавшую под пальто грудь. В сочетании с ярким платьем декольте должно было иметь феерический успех.
        Татьяна опоздала. Наверное, это было к лучшему. Во всяком случае, ей так казалось. Даже когда такси безнадежно застряло в пробке на набережной, она обрадовалась. Несмотря на аутотренинг, идти все равно было страшно. И хотелось получить у судьбы хоть какую-то отсрочку от казни.
        Когда она вошла в зал, все уже давно сидели за столом. Вернее - за столами. Огромное помещение было сплошь заставлено круглыми столиками, и народ расселся веселыми стайками, поделившись на группы. Было шумно, весело, разноголосый гул плотным покрывалом завис над жующими, болтающими и выпивающими сотрудниками. Татьяна застыла в дверях и беспомощно оглядела разношерстную толпу. И что теперь делать? Искать Семена, чтобы посмотреть, оставил ли он для нее место за своим столом? Или сесть к кому угодно? И к кому? Боже мой, как глупо, неудобно, неловко. Сбежать уже поздно, ее заметили, а оставаться у входа, да еще в ярком платье с полуголой грудью…
        Никто не придет ей на выручку. Старые сотрудники, которых не уволили, наверняка сейчас припомнят ей те тягостные недели ожидания, когда она увиливала от ответов на их вопросы, и они ее боялись, ненавидели и завидовали. Ну за что?! И зачем только она делала эти глупые намеки на свою связь с Крыжовниковым? Над ней посмеются, и правильно сделают!
        - Таня, садитесь к нам! - крикнул кто-то из новых компьютерщиков, и она с благодарностью побежала на голос.
        - Какое платье! - прищурилась бухгалтер Лида. И было непонятно: то ли она завидует, то ли издевается, то ли перенервничавшей Татьяне происки врагов лишь мерещатся.
        Крыжовникова вообще не было видно. Публика была одета весьма демократично, поэтому Таня в своем платье чувствовала себя невестой на поминках. Было зябко, неуютно под нетрезвыми мужскими взглядами и безумно одиноко.
        - Ты чего такая? - улыбнулась Лида. - Случилось что?
        - Да ну, - Татьяна чуть не плакала, - пялятся все, словно я голая.
        - Здрасьте вам, - ухмыльнулась Лида. - А ты разве не для того так оделась, чтобы пялились? И вообще: это ж здорово, когда есть на что пялиться. Плюнь, и давай выпьем.
        - Да я не хочу, я пьянею быстро, - отмахнулась Таня.
        - И что? Мне теперь одной напиваться? Я, кстати, знаю один коктейльчик - от него не пьянеешь абсолютно: водка плюс мартини плюс апельсиновый сок.
        После пары коктейльчиков Татьяна совершенно перестала соображать, и в памяти сохранились лишь обрывки воспоминаний: она танцует с кем-то ламбаду, пытается курить в туалете длинную тонкую сигаретку, обнимается с колонной, нащупывая уходящий из-под ног пол.
        - Секретаршу-то видела? - как под наркозом доносится чей-то шепот, а перед глазами белая фаянсовая раковина. - С Крыжовниковым уехала. О-па - и в дамки! Во как надо, девки. Я ее сначала вообще не узнала, думала, это его баба.
        - Тссс, тут вон…
        Шепот стих, и Татьяна почти физически ощутила, что все смотрят на нее. И захохотала.


        Глава 21
        Светочка была на седьмом небе от счастья. Она словно мотылек порхала по огромной квартире Семена в чем мать родила и восхищалась: его вкусом, его достатком, его практичностью. Причем вслух. А Крыжовников лежал с закрытыми глазами и улыбался довольной сытой улыбкой.
        Такая юная, свежая, непосредственная, чистая. Она так трогательно стеснялась, так очаровательно краснела, что он чувствовал себя Зевсом, пригревшим нимфу.

        Крыжовников был благодарен Юре за то, что тот уговорил его все-таки пойти на вечеринку. Семен боялся сцен, слез, прилюдных разборок. Но ничего этого не случилось.
        Он видел, как растеряна Татьяна, как она хороша и как порочна. Никогда раньше Крыжовников не замечал ее вульгарности и никогда бы не заметил, если бы не те фотографии, так вовремя подсунутые каким-то «доброжелателем».
        Когда объявили белый танец, он до смерти испугался, что прилично набравшаяся Таня что-нибудь устроит. Чтобы снять нервное напряжение, Крыжовников и сам довольно много выпил, о чем немедленно пожалел, как только понял, что плохо себя контролирует. Было совершенно неважно, кто тот мускулистый парень на фото, важно было только одно - он есть. И фото совсем свежие, даже виден недавний шрам на гладком Татьянином колене: она упала в лесу, когда они ездили на последнюю рыбалку. Какая интересная штука жизнь: сначала она переворачивается под тобой, как крышка люка, да еще бьет по голове, а потом вдруг бережно выносит на поверхность и дарит посреди слякотной осени благоухающий весенний цветок.

        Этот весенний цветок сейчас порхал по его квартире, заглядывал во все углы и радостно взвизгивал от переполнявших эмоций.

        На белый танец его пригласила не Татьяна. Откровенно говоря, Крыжовников даже не посмотрел сначала, кто это. В голове стучало одно: «Хорошо, что не Татьяна!» Потом он смотрел на светлую макушку с шелковистыми волосами и мучительно пытался вспомнить, из какого отдела эта девица. А потом она подняла глаза, и стало совершенно наплевать - из какого. Так смотрят только влюбленные женщины. Ее взгляд всколыхнул в Сене что-то темное, злое: «Так тебе и надо! Я сейчас всем покажу, что Семен Крыжовников никогда не был рогатым. Дурака из меня хотела сделать? На, получи! Шаг влево - попытка к бегству, а значит - расстрел. Вот так вот, мадемуазель Аникеева. Захотелось гульнуть - скатертью дорога. Свято место пусто не бывает!» Конечно, он никогда и ни за что не сказал бы этого Тане в лицо, но зато имел право подумать. Она и так все поймет. Надо будет отдать ей в понедельник фотографии, чтобы расставить все точки над «i».



«Надо же, как легко все получилось!» - млела от восторга и гордости за себя Светлана.
        Крыжовникова она разглядела лишь на третий день своего пребывания в фирме. До этого Светочка металась по приемной как мышь при виде хорька и старалась угодить всем, даже ворчливой уборщице, оставлявшей на мониторе пыльные разводы от грязной тряпки. А когда разглядела, у нее в груди словно что-то взорвалось. И Света поняла, что это ее мужчина. Не тип, не образ, а именно этот светловолосый, с внимательным взглядом и непослушной челкой - ее личный мужчина, созданный только для нее. Иначе нельзя жить, и вообще - незачем жить без него.
        Но едва только Света начала закидывать пробные шары, чтобы выяснить информацию о семейном положении шефа, как немедленно выяснилось, что любимый занят. Да кем! Смешно сказать - пожилой женщиной. Пусть доброй, отзывчивой, интеллигентной, но абсолютно старой! И ее огромная грудь, размеру которой Светочка отчасти завидовала, никак не могла соперничать с молодостью секретарши.
        Впервые в жизни ей не хотелось делиться своей проблемой ни с кем: ни с тетей, ни с Иркой. Светлана была уверена, что идея проведения корпоративного праздника - это не что иное, как знак свыше. Именно на этом балу она должна появиться, как Золушка, и объяснить прекрасному принцу, что он смотрит не в ту сторону. Чтобы не упустить момент и действовать наверняка, принца следовало подготовить.
        Привитые в детстве понятия о порядочности разметало новое свежее чувство. Света готова была пройти по головам, лишь бы быть рядом с Семеном. Если эту самую порядочность задвинуть в угол или уволочь на чердак, как старый фикус, объяснив себе, что он портит интерьер, то вполне можно жить и действовать. И, что характерно, можно добиться желаемого результата.

        Несмотря на отсутствие жизненного опыта и грубую примитивность предпринятых мер, все удалось. Света мыслила стандартно: первым делом следовало освободить Крыжовникова от Татьяны. Ни тот, ни другой добровольно на это не пойдут, следовательно, надо им помочь. Оптимальным вариантом было бы дискредитировать любовницу в глазах Семена.
        Идею подсказала институтская стенгазета с фотоколлажем. Одолжив у Стаса хороший фотоаппарат, она напросилась с Татьяной в солярий и нащелкала соперницу во всевозможных вариантах, а потом попросила все того же Стаса сделать эротические фотографии, чтобы якобы подшутить над сотрудницей. Он с удовольствием попозировал, расстроил Светочку парой комплиментов в адрес соперницы и выдал желаемое.
        - Вау! - завопила Света, увидев результат. - Ты гений!
        - Да, есть немного, - скромно кивнул «гений». - Позолоти ручку.
        - Разбогатею - позолочу, - легкомысленно пообещала Светочка и ускакала домой, нежно прижимая к сердцу трофей.
        Дальше было проще. Вместе с почтой к Крыжовникову попал конверт с фото. С замиранием сердца Света ждала результата.

        И вот все было позади. Он только ее и ничей больше!
        Оправдать можно любую подлость. Света была уверена, что помогает торжеству справедливости: рядом с таким роскошным мужчиной должна быть молодая эффектная женщина, а не молодящаяся буренка второй свежести. То, что торжество справедливости удивительным образом совпадает с ее личными целями, ничуть не смущало, а, наоборот, лишний раз доказывало, что Светочка поступила абсолютно правильно. Семен мог не поверить, начать выяснять, в конце концов обнаружить, что это коллаж. А он сразу и безоговорочно поверил. Вывод напрашивался один: Крыжовников давным-давно созрел для расставания.

        - Эй, Дюймовочка, ты там не заблудилась? - ласково позвал Семен.
        - Заблудилась. В твоем дворце - немудрено. Какой ты молодец! Я никогда в таких квартирах не была!
        - А в каких была?
        - В своей, - улыбнулась Светлана и упала на кровать, стеснительно натягивая на подбородок одеяло.
        - Еще чего! - Семен дернул одеяло на себя. - Я уже все видел, поздно. Что за манера прятать все самое красивое!
        Крыжовников подул ей в ухо, и Светочка засмеялась тихим счастливым смехом.
        - Как так получилось, что, сидела в приемной таким пугалом, солнце мое?
        - Мне казалось, что если одеться как обычно, меня не примут. Я ж слишком молодая и неопытная, - прокурлыкала Света, упиваясь своей проницательностью. Как легко лепить свою судьбу из податливого подручного материала!

«Материал» смотрел на нее покровительственно и одобрительно. В его взгляде было столько собственнического чувства, что Светлане хотелось прыгать до потолка. Наивный кит выбросился на берег прямо к ее ногам, и теперь он ни за что не сможет от нее удрать. Поздно.


        Глава 22
        - Не реви, - сурово хмурилась Ведеркина и слабовольно шмыгала в такт Татьяниным всхлипам.
        - Я не реву.
        - Вот и не реви! На нем свет клином не сошелся!
        - Сошелся. В том-то и дело, что сошелся!
        - Аникеева, глянь на улицу: там шастают толпы мужиков, часть из них - одинокие, и почти про каждого кто-то думает, что на нем все сошлось и никто другой не нужен! Да ты посмотри на их рожи: разве не смешно вон того, например, на остановке, у которого зеленая куртка и зад, как у меня, считать центром вселенной? Или вон того хлыща в плаще с портфелем. Ой, нет, ты глянь! Вылитый гусь, и шея длинная, и клюв, как у пеликана.
        - Тогда он не гусь, а пеликан, - мрачно пробормотала Таня.
        - Какая разница: гусь, пеликан, прошлогодний хряк? - обозлилась Ведеркина. - Ясно одно - ни на одном из них свет клином сойтись не может. Они все взаимозаменяемы. И твой Крыжовников не исключение. Его тоже легко можно заменить.
        - Нельзя.
        - Хватит капризничать! Он поверил в твою измену с такой легкостью, что не стоит сожаления. Пусть с ним теперь мучается его новая пассия. Или он с ней мучается. Нас это не касается и не волнует. - Наталья для верности бабахнула кулаком по столешнице так, что расплескала теплый чай. Некоторое время назад он был горячим, но подруги так к нему и не притронулись. Неожиданно тактичная Ведеркина предпочла не оскорблять Татьянино горе прихлебыванием и чавканьем.
        - Наташка, нет, ты мне объясни - откуда это могло взяться? И что это за мужик со мной в постели? Это не я!
        - Не ты? - Ведеркина отвела глаза и посопела. - Тань, чего ты мне-то врешь? Это ты! Что я, голой тебя не видела?! А мужика не знаю. Молодой какой-то. Я бы даже сказала - сопливый.
        Она расстроенно покряхтела и наконец отважилась спросить:
        - Таньк, может, ты это…
        - Что?
        - Ну… это… не помнишь чего-то?
        - Чего я не помню?
        - Ну, пьяная, например, была, - робея, предположила Наталья.
        - Ты издеваешься? - разозлилась Таня.
        - Нет. Я ищу разумное объяснение. Ведь откуда-то они появились.
        - Ниоткуда. Если тебя интересует, я не напиваюсь до бесчувствия и не сплю с кем попало. Тем более с такими… зелеными. Нет, это невозможно! Ему же лет двадцать от силы!
        - М-да, - поскучнела Наташка. - Такой рельефный юноша. Наверное, ты права.
        - В чем?
        - Не было его. Иначе ты бы не забыла. Во всяком случае, лично я бы точно не забыла!
        - Ведеркина, от тебя можно с ума сойти, - неожиданно улыбнулась Таня. - У тебя, дурищи, живот скоро на нос полезет, а ты все про мужиков.
        - И вовсе не скоро. Сначала свадьба, потом живот. И, кстати, хотела тебя попросить: не вздумай припереться на мою свадьбу в своем красном платье!
        - Будет свадьба?! - ахнула Татьяна. - А что ты молчишь-то?
        - Так куда я со своими частушками да на ваши похороны.
        - Ладно, не прибедняйся. С кем свадьба? С Егором?
        - Слушай, Аникеева. Списываю хамство на твое горестное состояние. Естественно - с Егором. Свидетель ты. Еще вопросы будут?
        - Море. Давай обсудим твою свадьбу, мне надо отвлечься как-то, пока я не свихнулась окончательно. Такое чувство, как будто мне сообщили, что осталось жить неделю и ничего нельзя исправить.
        - Татьяна! Ты очень правильно мыслишь! - Наташка даже встала и вытянула руку, как Ильич на броневике. - Представь, что тебе сначала сказали это, ты поползла за белыми тапками, роняя сопли, и вдруг тебе говорят, что все фигня, жить будешь, но тебя всего лишь навсего бросит мужик. Ты бы обрадовалась?! Обрадовалась. Вот и радуйся. Что тебе еще жить и жить, но без этого самовлюбленного самца. Короче, я хочу синее платье.
        - Почему синее? - опешила Татьяна.
        - Включи мозг. Я почти центнер вешу. Хороша я буду в белом? Да там весь загс поляжет в истерике. Тем более что Егор не особо крупный.
        - Как это «не особо крупный»? Мелкий, что ли? - заинтересовалась Таня, до сих пор не имевшая чести быть представленной ведеркинскому кавалеру.
        - Сама ты мелкая. Некрупный, русским языком говорю. Это разные вещи.
        - Разве?
        - Абсолютно точно. - Наташка вдруг углубилась в себя, и лицо ее приобрело совершенно отсутствующее выражение. Ведеркина явно грезила своим «некрупным» Егором и потеряла связь с реальностью.
        - Ладно, - вывела ее из транса Таня. - Пусть синее. Хотя больше всего стройнит черное.
        - Танька, ты это от зависти или от глупости? Это ж свадьба, а не похороны.
        - А ты представляешь, какая я была в этом красном платье! Да все мужики смотрели только на меня, и он наверняка тоже пялился! Вот ведь дикость!
        - Дикость - это твой поток сознания. Мы же договорились обсуждать мое платье, а не твою трагедию.
        - Все. Забыли.
        Как это легко сказать «забыли». А разве можно забыть такое унижение, позор, когда кажется, что из-за каждого угла на тебя смотрят и шушукаются. Брошенная. Даже толстая смешная Ведеркина выходит замуж, а она, Татьяна, - брошенная. Как мешок с мусором - размахнулся и бросил. И никто не подберет, потому что мусор…


        Часть вторая
        Глава 1
        Дверной звонок застал Татьяну врасплох. Как всегда. Начинаешь собираться заранее, а в последний момент вылезает масса нерешенных вопросов, и неожиданно выясняется, что не так уж все продумано и подготовлено.
        Разумеется, Наталья сейчас начнет орать. И будет права…
        - Как! - взвизгнула Ведеркина и шлепнула себя по ляжкам. - Ты еще не одета! Убить тебя, что ли? Ну, что ты за человек! Ведь просила - не опаздывать, а ты!
        - Натуль, я почти готова! Не кричи. Если хочешь, можешь даже стукнуть, я не обижусь.
        - Она не обидится. Да если бы мне от этого полегчало, я бы тебя… Аникеева! - вопль Натальи повис в воздухе. - Что это на тебе?
        В глазах Ведеркиной плескался ужас.
        - Что? - Татьяна даже осипла с перепугу и уставилась в зеркало. - Ну, не молчи! Что там? Паук? Таракан?
        - Хуже! - горестно всплеснула руками Наташка. - Ты соображаешь, куда мы едем? Я пять лет не могла родить, я ночей не спала, я чуть не спятила, я даже тебе, мымре, завидовала, что у тебя Каришка есть! Я чуть с Егором не развелась! А ты теперь все хочешь испортить?! Да?!
        - Не хочу я ничего портить, - виновато пробормотала Таня. Она читала, что у только что родивших женщин бывают психозы, депрессии и прочие неприятные вещи, на которые следует реагировать спокойно, не провоцируя молодую мать. Ведеркина была не просто молодой матерью, а крупногабаритной молодой матерью, поэтому ее психоз мог плачевно отразиться на здоровье подвернувшегося под горячую руку родственника или знакомого.
        Пока Татьяна усиленно соображала, по какому поводу бесится косноязычная подруга, Ведеркина ринулась в комнату прямо в сапогах и начала стучать вешалками.
        - Нет, вы гляньте! Это же шкаф мужика, а не бабы! Одни брючные костюмы! Да тебе к психиатру надо! Кого я выбрала в крестные матери своему единственному сыну! Ты, кстати, помнишь, курица безответственная, что ты крестная мать?! Или как?
        - Помню, - покорно подтвердила Таня. - А в чем проблема?
        - Она еще спрашивает! Ты соображаешь, что мы идем в церковь! Туда нельзя в брюках! Нельзя! Вот! - Ведеркина вынеслась в коридор, потрясая жеваной крепдешиновой юбкой, в которой Татьяна ездила летом на дачу. - Переодевайся быстро! Надеюсь, платок у тебя есть?
        - Носовой? Мы будем там плакать?
        - Сейчас ты у меня довыпендриваешься! На голову платок!
        - Не ори. У меня шарф. Все я знаю. И не мели ерунды - в церковь в брюках пускают. Ты вообще соображаешь, как я буду выглядеть в цыганской юбке, короткой дубленке и зимних ботинках?
        - Как крестная мать!
        - Да как бомжиха я буду выглядеть! Не майся дурью.
        - Все. - Ведеркина всхлипнула. - У меня, кажется, молоко свернулось. Мне нервничать нельзя.
        - Шантажистка! - Татьяна разъяренно выхватила у моментально повеселевшей Наташки юбку и с отвращением начала влезать в жеваный наряд.
        - Очень миленько, - Наталья торопливо прикрыла собой зеркало. Но Таня отпихнула ее и закатила глаза:
        - Мне в таком прикиде можно на паперти зарабатывать. Сами мы не местные. Перед Егором стыдно.
        - Нечего моего мужика охмурять. Егору на тебя плевать.
        - Спасибо. На меня плевать всем, кроме подчиненных, и то потому что плевать на начальство - себе дороже.
        - Пошли уже. У меня Темочка из-за тебя замерзнет.
        - Это все потому, что тебе приспичило крестить ребенка зимой. Его ж там еще в воду макать будут, бр-р-р… - Татьяну передернуло от острой жалости к бессловесному Темочке, которого в угоду традиции могут простудить.
        - Чем быстрее, тем лучше. Ребенок не должен жить некрещеным. - Ведеркина сунула ей в руки сумку и начала выталкивать из квартиры.

        Всю дорогу Наташка умильно сюсюкала с наследником, совершенно потерявшимся в огромном одеяле и кружевах, руководила Егором, объясняя ему, как, куда ехать и кому дать под бампер, чтобы не лез, и в сотый раз рассказывала, как она рожала.
        Татьяна никак не могла отделаться от неприятного чувства, очень похожего на зависть. Она любила Ведеркину, радовалась за нее, переживала, но нет-нет да и ловила себя на мысли: «А почему у меня ничего этого нет? Несправедливо как-то…»

        У нее не было щуплого хозяйственного Егора, дела которого неожиданно пошли вверх, не было заботливой свекрови, с которой можно было общаться на «ты», не было пяти лет отчаяния, после которых появилось запредельное счастье по имени Артемка, сопевшее в пеленках у толстого Натальиного живота, не было простого женского умиротворения, которое, как клад, ищут все, а находят лишь единицы.
        Они с Натальей жили по двум зеркальным синусоидам. Едва только Татьяна рассталась с любимым человеком и уволилась с работы - Ведеркина вышла замуж.
        Тане пришлось не только пытаться смириться с одиночеством, но и начать заново карьеру. Ни то, ни другое не получалось. Бухгалтер Лида, с которой Татьяна неожиданно сдружилась перед уходом из компании, сочла своим долгом регулярно названивать и сообщать последние новости. О том, что Крыжовников бросил менеджера по рекламе и переметнулся к секретарше, судачили все. Больше никаких значительных событий не случалось, поэтому любовная драма всесторонне обмусоливалась в курилках и за обедом.
        Ведеркина считала, что Семена надо выдрать из памяти, как больной зуб, и забыть, категорически запрещая выспрашивать у Лиды подробности.
        - Это же мазохизм! - возмущалась она, когда Таня делилась очередной новостью, добытой у бухгалтерши. - Все. Его нет. Это чужой мужик, и тебе нет до него дела. Никакого!
        - Да я просто из любопытства. Мне на него давно наплевать.
        - Разумеется. Именно поэтому мы ежедневно по три часа обмусоливаем его личную жизнь, - злилась Ведеркина. - У тебя так невроз начнется.
        Невроз у Татьяны на самом деле начался. Причем на нервной почве ее даже обсыпало какой-то дрянью, и пришлось идти к врачу.
        Врач назывался страшным словом дерматолог и принимал в районном КВД. Координаты добыла заботливая Ведеркина, то ли так сильно переживавшая за подругу, то ли просто боявшаяся заразиться от нее неизвестной болячкой. В то время Наталья, беременность которой оказалась замершей, активно готовилась к новой попытке, пила витамины, следила за своим здоровьем, поэтому почесывающаяся в разных местах Татьяна ее весьма и весьма беспокоила.
        - Я в КВД не пойду, - уперлась Таня. - У меня это нервное, а там есть все шансы подцепить какую-нибудь конкретную заразу, от которой я буду долго и вдумчиво лечиться антибиотиками. А от антибиотиков портится общее самочувствие, цвет лица и настроение. Мне это категорически противопоказано. С плохим самочувствием невозможно устроить личную жизнь.
        - С такими прыщами ты личную жизнь тоже вряд ли устроишь. Еще ребенка заразишь, не дай бог!
        - Какого ребенка? Ты же не беременная уже. Извини, я не хотела, - испугалась Таня.
        - Извиняю. Я про твоего ребенка. Или у тебя от переживаний крышу снесло?
        - Это не заразное.
        - Вот пусть тебе доктор и подтвердит, чтобы все спали спокойно.
        Таня подозревала, что Ведеркина печется в первую очередь о себе, но не признать ее правоту было нельзя. И Татьяна отправилась в КВД.
        - Адрес, фамилия, - рявкнула в окошко регистратуры неприветливая старуха.
        - Аникеева…
        - Громче! - разъярилась бабка. - Сначала нагуляют невесть что, а потом шепчут тут!
        - Мне талон на платный прием, - с ненавистью прошипела Татьяна, спиной чувствуя, как очередь замерла в предвкушении скандала.
        - Тогда к Николаю Федоровичу, в восьмой кабинет, - неожиданно подобрела бабка. - Там и договоритесь.
        Неведомый доктор, к которому очень не хотелось идти, так как он был мужского пола, всего за двести рублей выписал неразборчивый рецепт, дал совершенно неосуществимые рекомендации: спать по десять часов, гулять по два-три часа в день, не нервничать и не есть мучного, сладкого, соленого, острого и кислого, и выпроводил обалдевшую Татьяну со словами, что болячка, безусловно, незаразная, но неприятная.
        - А анализы, соскреб? - робко вякнула пациентка.
        - Соскреб? - оживился доктор. - Это оригинально, весьма оригинально. Нет, соскребать мы с вас ничего не будем. Заходите еще.

«Да ни за что в жизни!» - твердо решила про себя Татьяна и отбыла в аптеку.

        Не нервничать не получалось. Пару дней Таня вела рекомендованный образ жизни, а потом ей позвонила Лида с ошеломляющей новостью:
        - Мы опять секретаря ищем. Крыжовников женится на Светке. Везет же людям.
        - Везет, - эхом повторила Татьяна и, проглотив распиравший горло ком, выдавила: - Лидочка, у меня сейчас времени нет, я перезвоню.
        Сначала она рыдала. Да так, что испуганная Карина позвонила Ведеркиной, и та немедленно примчалась. Истерика длилась пару часов, после чего Таня начала икать, а потом заснула. Утром в квартире оказалось многолюдно и неуютно. Татьяна выползла в коридор взлохмаченная, опухшая и совершенно разбитая. На звук ее шарканья в коридор немедленно высыпали Карина с прыщавым юношей, Наташка, Егор и неизвестная худощавая женщина с нехорошим пронзительным взглядом.
        - Это Агортина, экстрасенс, - заявила Ведеркина не терпящим возражений тоном.
        - Артигона, - сварливо поправила ее тетка. - От вас аура отслаивается, в потоке трещины. Надо реконструировать, иначе - все. И энергетический хвост надо обрубить.
        - Она тебя починит, - уважительно прошептала Наташка, не рискнув повторить имя целительницы.
        Про энергетические хвосты Татьяна слышала и раньше, а все остальное напоминало подготовку к ремонту, когда жуликоватый прораб, в надежде объегорить хозяина, запугивает его объемом предстоящих работ. Всех экстрасенсов Таня считала шарлатанами, поэтому твердо сказала:
        - Мой хвост останется при мне. И ауру мою штукатурить не надо, мне так больше нравится.
        - Я ж говорил, что нужен психиатр. - Егор с довольным видом потер руки и неодобрительно зыркнул на Артигону.
        - Дайте череп, - экстрасенсша сделала вид, что ничего не слышала, и начала закатывать рукава.
        - Не держим. Это вам к бедному Йорику. - Татьяна любезно и недвусмысленно указала в сторону дверей.
        - Я не могу работать в таких условиях, - набычилась Артигона и взмахнула руками, словно собиралась взлететь.
        Ведеркина что-то примирительно зашептала и поволокла целительницу к выходу.
        - Я ж говорил, что она в порядке, - в спину жене радостно заржал Егор. - Молодец, Танюха! А то устроили цирк. Она нам уже квартиру почистила. За такие бабки, что меня чуть удар не хватил. Натаха сказала, что придет женщина чистить, а я, дурак, думал, что это типа фирмы «Заря» - окна моют, полы там и всякое такое. Приходит эта. Ни тряпки, ни швабры, зато пирамида в пакете и гнутые вязальные спицы. И начинает по шкафам лазить. Во кретинизм! Я говорю: «Докажь, что очистила», а она мне: «А разве вы не чувствуете? Тогда вами тоже надо заняться». Ну, я от греха сказал, что чувствую, и деньги заплатил, лишь бы Наташка не ругалась.
        - Сейчас утро или вечер? - невпопад спросила Таня.
        - Утро. Мы у тебя ночевали. Вернее, сначала Наталья умелась, ей дочка твоя позвонила, а потом я приехал. Ну, мало ли… - Егор покраснел. - Наташка позвонила, сказала, что у тебя переночует. Так я, чтобы ничего лишнего не думать, взял да приехал. Мы там суп съели. Вернее, я съел. Вкусный был. Ты извини, мы возместим.
        - Туалетом пользовались?
        - Да, - смутился Егор. - А чего? Нельзя?
        - Можно. Только тогда возместите еще туалетную бумагу и амортизацию унитаза.
        - Обязательно. - Он попятился и чуть не своротил вешалку.
        - Шучу я, - вздохнула Таня. - Сейчас на работу позвоню и еще тебе супа наварю, раз понравился.

        Последующая новость о том, что Света в положении и ждет ребенка, добила Татьяну окончательно. Это означало, что теперь точно ничего изменить нельзя. Таня с удивлением прислушалась к своим ощущениям: получалось, что она все-таки еще на что-то надеялась.
        Примириться с потерей любимого человека можно, но боль останется навсегда. Сначала она будет острой и мучительной, потом притупится, но никогда не исчезнет насовсем. Боль может трансформироваться в обиду, раздражение, ненависть. Она поблекнет, как грязное пятно, но никогда не уйдет без следа…

        - Мадамы, вываливайтесь, приехали, - весело объявил Егор.
        Отогнав тяжелые воспоминания, Татьяна улыбнулась сияющей от предвкушения торжества Наталье и начала выбираться из машины.


        Глава 2
        Светлана с остервенением развешивала на сушилке пеленки. Подгузник опять протек, увеличив количество проблем, которых и без того был воз и маленькая тележка. Она вдруг швырнула только что вытянутую из стиральной машины распашонку на пол и заплакала. Машка с любопытством таращилась на нее сквозь прутья кроватки. Подумав немного, она тоже басовито заревела. Четырехлетний Никита прибавил громкость мультиков. И среди всей этой какофонии зазвонил телефон.
        Подумав, что наконец-то объявился Семен, Света схватила трубку.
        - Ну, как? - это была Ирка. - Звонил?
        - Нет. - Света заплакала еще горше. - Ир, как я устала. Это же ужас какой-то! Сколько можно?
        - На мобильный пробовала?
        - Вне зоны. Погоди, я в ванной запрусь, а то у меня уши закладывает.
        - А на работу? - Новгородская как всегда мыслила трезво, без сантиментов. Она не стала утешать давившуюся слезами подругу. А зачем утешать, когда все действительно из рук вон плохо. Если муж не ночевал дома, а его телефон «вне зоны действия сети», то ничего утешительного в данном случае не придумать.
        - Какая работа? Суббота на улице. Там только охранник.
        - Позвони охраннику. Что такого? Или хочешь, давай съездим вместе.
        - Не буду я позориться, - прогундосила Света. - Чтобы меня потом все обсуждали. Да там наверняка все знают, с кем он. Будут смотреть в глаза и врать опять! Сто раз так уже было. Не хочу-у-у!
        - Не вой, - оборвала ее Новгородская. - Детей перепугаешь. Первый раз, что ли. Умная баба никогда не закатывает скандалов и истерик. Помнишь?
        - Помню. Ирк, я устала быть умной. Все, сил моих больше нет. Потому что я - умная, а спит он с дурами. И какой мне с того навар?
        - Навар такой - от дур он рано утречком уходит и остается при тебе. Главное не то, кто пользуется, а то, кому мужик принадлежит.
        - Ира, он давно уже мне не принадлежит. Мой Крыжовников - достояние общественности. А я что-то типа обслуживающего персонала. О, знаю: он памятник, а я уборщик, который собирает с газона около него фантики и отмывает статую от голубиных какашек и плесени. Я устала.
        - Не имеешь права. У тебя двое детей.
        - Ты не поверишь, - обозлилась Светлана. - У него тоже двое детей, только как-то незаметно. Я устала от вранья, от сплетен, от его мамаши, которая приезжает раз в год, чтобы наговорить мне гадостей, от тети Веры, которая приезжает чуть ли не ежедневно, чтобы наговорить гадостей ему и поныть со мной хором. Я хочу развестись.
        - Ты совсем, что ли, с катушек съехала? - изумилась Ирка. - И куда ты с двумя детьми и без работы? Кто тебе деньги будет давать, на что ты жить собираешься?
        - Новгородская! Но ты же как-то живешь! Никто тебе денег не дает! Или дает, но я не знаю?! - взбеленилась Светочка, понимая, что сейчас опять заревет. Все вокруг воспринимали ее как никчемное приложение к красивому, богатому, импозантному Крыжовникову. А она - никто. Мамка, нянька, содержанка. И даже Ирка, лучшая и самая близкая подруга, уверена, что она, Светлана, без Семена пропадет. Она всем докажет…
        - Свет, ты спятила? Я понимаю, ты злишься, бесишься, но такие решения с бухты-барахты не принимаются. Надо все обдумать. При чем здесь я? У меня нет детей, есть работа. Пусть с маленькой зарплатой, но мне хватает. Только ты забыла, что у нас с тобой разные материальные потребности!
        - Обидеть пытаешься. Мол, я фифа такая, а ты крошечка-хаврошечка? - насторожилась Света, уже готовая выплеснуть на подругу накопленные обиды.
        - Объяснить хочу: вот у меня мужа нет и не было. Никакого. Не то что такого, как твой Сеня, а даже самого плохонького. Мужики на дороге не валяются. Да, я знаю, ты утешаешь себя тем, что я не показатель. Да, я не красавица, я, можно сказать, недоразумение в ластах, но ты, при всей своей красоте, не можешь быть уверена в том, что найдется мужик, готовый взять тебя с двумя детьми и без площади!
        - Почему это без площади? И зачем мне мужик, которому нужна в первую очередь квартира?
        - Просто ты не понимаешь, наверное, большинство людей живут в нормальных квартирах. Ну, ясно. Видимо, подзабыла, пока в своей джакузи плавала. Любой вменяемый мужик в первую очередь подумает, куда ему тебя привести. И если он живет с какой-нибудь престарелой мамашей в двушке, то ты всем табором туда никак не впишешься! Любая старая каракатица будет оберегать свои квадратные метры и спустит тебя с лестницы. Так что не выпендривайся и терпи, что дали.
        - Если мы решим разводиться, то разменяем квартиру, - неуверенно сказала Света. Она очень расплывчато представляла себе процесс. В сознании рисовалась лишь сцена расставания, когда она с гордо поднятой головой гонит Семена прочь и говорит, что уходит навсегда. А он ползает в ногах, умоляет, но Светочка не соглашается и отбывает… Куда отбыть, она еще не придумала.
        - Если я правильно понимаю ситуацию, и ты, и дети прописаны у тети Веры, потому что она стоит в какой-то льготной очереди на жилье. Разве нет?
        Света смутно помнила что-то такое. Тетя с Семеном долго обсуждали этот вопрос, шуршали бумажками, даже консультировались у какого-то плешивенького дядечки, который мелко семенил ножками по коридору и подобострастно заглядывал Семену в глаза.
        - При чем здесь это? Если мы будем разводиться, то по закону…
        - По закону ты должна просто съехать с занимаемой жилплощади, так как она была приобретена твоим гулящим супружником до брака, и перебазироваться по месту прописки.
        - Какая ты, Новгородская, умная, просто челюсти сводит! - с отвращением констатировала Светлана.
        - Я не умная, я практичная. И мой здравый смысл подсказывает, что лучше быть замужем за гулящим Сеней, чем жить на голове у тети Веры и жрать картошку с макаронами.
        - Макароны портят фигуру, - машинально мотнула головой Светлана.
        - Если разведешься, то такие мелочи уже не будут тебя волновать.
        - Пока что меня волнует одно: об меня вытирают ноги, а я терплю.
        - Чтобы развестись и встать на ноги, надо быть очень сильным человеком, а ты, Светка, извини, слабая. Ты всю жизнь прочирикала как у Христа за пазухой, а теперь решила поиграть в самостоятельность. Не имеешь права, о детях подумай. В конце концов, Семен гуляет не в открытую, и ты еще ни разу его не поймала. Вполне может быть, что на него наговаривают. Могут же человека оболгать? Хотя бы даже из нелюбви к тебе или преследуя какие-нибудь собственные цели.
        Уж что-что, а это Света знала. Оболгать человека очень просто. Та давняя история с Татьяной никак не забывалась вопреки старательным попыткам убедить себя, что все было правильно. Каждый борется за свою любовь, как может. Это война, на которой есть не только победители, но и побежденные. Все честно.
        - В конце концов, - не унималась Новгородская, - ты тут пыхтишь и дуешься, а Сеня, между прочим, может быть, как раз сейчас деньги зарабатывает, чтобы вас на Канары свозить!
        - Маня еще маленькая, мы в этом году никуда не поедем. Боже мой, Ирка, я же даже Машку родила, чтобы этого кобеля удержать, я же люблю его, гада! Что делать-то?
        - Терпеть. А еще лучше, раз ты чувствуешь, что приперло, могу дать еще один совет. Уходить надо не вообще, чтобы эффектно и красиво, а куда-то. Еще лучше - к кому-то. И не просто к какому-нибудь Васе Пупкину, чтобы досадить, а к такому мужику, чтобы твой Сеня лопнул от зависти, а не посмеялся тебе вслед. Или притираться к его загулам.
        - Да я уже притерлась почти, только поняла, что сил больше нет. Нету сил, Ирка!
        - Не пойман - не вор. Утешай себя тем, что ты все придумала, а на самом деле просто ревнуешь. Теоретически он погуливать может, потому что за таким мужиком тетки бегают, как блохи за собакой, а практически - он вполне может быть примерным семьянином.
        - Ир, поехали к нам на дачу. Вдруг он там.
        - Если ты думаешь, что он там, то лучше не надо.
        - Я должна знать наверняка.
        - Да на фига тебе знать? Легче не станет, а вот хуже - точно будет.
        - Самое страшное - это сомневаться и изводить себя подозрениями, - пробормотала Светлана.
        - А ты не изводи. Я с тобой все равно не поеду. И с детьми не останусь, не проси. Мне вообще кажется, что ты все выдумываешь. Давай я позвоню ему на работу и скажу, что он нужен мне по делу.
        - А потом сразу мне перезвони, ладно, - умоляюще проговорила Света и тоскливо посмотрела на закрытую дверь, из-за которой несся рев Мани и мультяшные вопли Микки-Мауса.

        Новгородская не перезвонила ни через пять минут, ни через полчаса, ни через час. Одурев от ожидания и напряженного дежурства у молчащего телефона, Света начала поочередно названивать Семену и Ирке и через некоторое время уже машинально давила кнопки, не понимая, кому звонит и зачем.


        Глава 3
        Семен вернулся в воскресенье вечером. Он приехал усталый, молча поцеловал старательно изображавшую горделивую обиду жену и ушел в душ.
        Света хотела дождаться, пока он первым начнет объясняться, оправдываться и, вероятно, врать. Ей казалось, что тогда сразу будет ясно, где и с кем он был. Она старательно обнюхала брошенную в комнате одежду - женскими духами вроде бы не пахло. Светлана внюхивалась с таким остервенением, что защекотало в носу, а обоняние абсолютно притупилось. Теперь уже казалось, что от пиджака пахнет чем-то приторным, похожим на запах «Пуазона», который Света терпеть не могла. Потом она сообразила, что надо бы проверить мобильный, но не успела.
        Семен хлопнул дверью ванной и крикнул:
        - Зайка, что у нас на ужин?

«Зайка» ощетинилась и, бросив обнюханную одежду на пол, начала сосредоточенно и вдумчиво рассматривать пейзаж за окном. Некоторое время она изображала равнодушие, судорожно пытаясь принять решение и выбрать тактику на ближайший вечер, пока не сообразила, что Семен где-то в глубине квартиры играет с Никитой.
        - Спокойной ночи, - громко сказала Света и, прокравшись в спальню, нырнула в кровать.
        Семен незамедлительно возник в дверях и изумленно поинтересовался:
        - Ты не заболела?
        - Нет.
        - А что случилось? Время - девять часов! С каких пор ты ложишься в девять? И там Машка, кажется, обкакалась. Надо проверить.
        - Проверь.
        - Что значит проверь? Я не умею. И вообще - это не входит в мои обязанности.
        - А что входит в твои обязанности? - вопреки данному себе обещанию, Светлана начала закипать. - Мне казалось, что муж обязан ночевать дома или как минимум предупреждать о командировках!
        Она сама подсказывала ему ответ: ну подтверди, подтверди, что был в командировке! А телефон разрядился, поэтому не работал! Наври хоть что-нибудь.
        - Вот уж не думал, что обязан отчитываться перед тобой, - неожиданно сухо обронил Семен. - Я зарабатываю деньги, обеспечиваю тебя и детей всем необходимым. Твои претензии мне непонятны.
        - Но я твоя жена, а не содержанка. - Света даже подпрыгнула от негодования. - Ты что, не понимаешь: я волновалась! Я думала, думала…
        Света категорически не имела права говорить, что она думала на самом деле. Тетя Вера всегда учила, что мужа нельзя припирать к стенке, если только не собираешься его расстрелять. Крыжовников нужен был Светлане живым.
        - Волновалась? - Крыжовников выглядел озадаченным, как щенок, сожравший новый ботинок и тщетно пытающийся понять, по какому поводу хозяин орет. - Что за глупости! Детский сад. Я взрослый человек, а не пятилетний ребенок, оставленный на площадке без присмотра. Что со мной может случиться? Съедят? Изнасилуют?
        Светлана вздрогнула и покраснела. Ей казалось, что он издевается, но интуиция подсказывала, что сейчас не время для выяснения отношений. Похоже, Сеня вряд ли начнет убиваться, если она предложит развестись. Не исключено, что тем самым Светочка лишь облегчит его жизнь и решит неприятную проблему.
        - Да все что угодно могло случиться! Ты мог под машину попасть, из окна выпасть, отравиться, с сердцем могло плохо стать…
        - Размечталась, - фыркнул Семен.
        И тут Светлана заплакала. Женские слезы действовали на Крыжовникова как нервно-паралитический газ. С него моментально сдувало все самодовольство и самоуверенность, мозговая деятельность тормозилась, словно паровоз, налетевший на каменную стену и рассыпавшийся на винтики, а разбуженная совесть начинала щипать тонкие струны его нежной души.
        - Зайка, ну перестань, - он неловко топтался рядом со старательно трясущейся в истерике женой: Светочка мысленно отгоняла пролезающие в воображение картины разврата, учиненного на выходных неверным мужем с какой-нибудь тощей или, наоборот, толстой брюнеткой, и жалостливо всхлипывала. - Я устал как собака. Мы проект договора готовили, сама же знаешь, какой Юрка дотошный. Костюм вот весь жеваный, я в офисе на диване спал, спину до сих пор ломит.
        - У тебя кто-то есть? - очень «последовательно» и тоскливо уточнила Света.
        - Да кому я нужен, кроме тебя! Ну, прости, прости!
        - А телефон зачем отключил? - нельзя, нельзя было учинять допрос, но Света ничего не могла с собой поделать. Мужик должен завязнуть в состоянии вины, как муха в киселе, и пытаться искупить вину. Любая попытка поймать на лжи может нарушить хрупкое равновесие в отношениях и заставить провинившегося самца обороняться.
        - Так он разрядился, наверно, - удивленно пожал плечами Сеня. - Позвонила бы на работу.
        С трудом удержавшись от желания соврать «а я звонила», Светлана покорно вздохнула, ненавидя свою слабохарактерность и одновременно трусливо радуясь, что муж скорее всего не врет, и пошла разогревать ужин.
        Ирина Новгородская страдала дома, терзаемая муками совести. Стоило ей только представить, как Светка в полном неведении мечется по квартире, так рука сама тянулась к телефону. Останавливало только одно: имеющаяся у Иры информация никак не облегчит подружкины страдания.
        Она позвонила Крыжовникову на работу и получила от скучающего словоохотливого охранника полную информацию: контора закрыта изнутри, никаких стахановцев там нет, начальство еще в пятницу отбыло в неизвестном направлении.
        - Одно? - уточнила Ирина.
        - Что «одно»? - удивился дядька.
        - Отбыло одно или с бабами?
        Страж зашелся в хриплом хохоте:
        - Ты нерусская, что ли? Надо ж так спросить! Я ихних баб не считаю, и не мое это дело, с кем они уезжают. А вдруг ты ихняя жена? Я расскажу, а меня потом с работы турнут!
        - А есть за что? - насторожилась Ира. - Вы что-то знаете? Информацию можно не только за спасибо просить, я ведь и заплатить могу.
        Конечно, платить она не собиралась. Важно было только выяснить, есть ли компромат в принципе.
        - У нас шефа два, - охотно сообщил мужик. - Носков Юрий Михайлович и Крыжовников Семен Сергеевич. Тебе про которого?
        Подивившись про себя сговорчивости, если не сказать продажности сотрудников, Ира сказала:
        - Про Крыжовникова.
        - Это будет дорого, - быстро сориентировался информатор. - Давай свой телефон, перезвоню, и договоримся.
        Ирка торопливо повесила трубку. Договариваться она не собиралась. Щеки горели, сердце злобно колошматило по ребрам. Было горько и обидно за Свету и совершенно неясно, что делать с тем, что выяснилось. Умолчать страшно, и говорить ни в коем случае нельзя.

        Иван Поликарпович с осуждением послушал короткие гудки, покачал плешивой головой и водрузил трубку на место:
        - Вот бабы! Информацию она купит. Щас! Стерва какая. Чтобы меня потом с хорошего места поганой метлой погнали.
        Иван Поликарпович очень хотел выслужиться, поэтому законспектировал разговор, поставил время звонка и корявую подпись. Пусть начальник сам разбирается: кому, почему и зачем понадобилась информация про него.


        Глава 4
        - Мам, ты что, пьешь? - Карина испуганно блестела глазами в темноте коридора, не решаясь войти в кухню.
        - Я просто устала. Должна же я расслабиться хоть как-то, - раздраженно буркнула пойманная с поличным мать.
        - Мама, не надо! Ну, хочешь, мы тебе через Интернет мужчину найдем? А? Хочешь?
        - Не нужен мне никто, не забивай голову ерундой, - слова выговаривались нечетко, отчего Татьяна еще сильнее раздражалась. - Как у тебя дела в институте?
        - Не разговаривай со мной так, я не твоя подчиненная, - вспыхнула дочь. - Так больше продолжаться не может!
        - Дай матери отдохнуть после рабочего дня! - в сердцах крикнула Таня и попыталась закрыть дверь. Рука неожиданно оказалась короче, а дверь дальше, чем думалось, в результате чего Татьяна чуть не грохнулась со стула.
        - Ты не отдыхаешь. Ты… Ты спиваешься, - страшным шепотом заключила Карина. - Я его ненавижу! Это все из-за него! Если бы не он, мы бы жили совсем иначе!
        - Он, он… - пробормотала Таня. - Какой еще «он»?
        - Семен твой! Я все знаю, я слышала, как тетя Наташа говорила…
        - Тебе говорила? Вот трепло!
        - Нет, - смешалась Карина. - Не мне. Но я слышала, когда вы разговаривали.
        - Это называется не «слышала», а подслушивала! - Таня решительно выдернула пробку и налила еще полбокала. - Не твоего ума дело.
        - Моего.
        - Нет, не твоего. Если бы не Сеня, мы бы сейчас лапу сосали. Ненависть, она, знаешь ли, города берет. Такой стимул, что ого-го. Не он бы, я бы сейчас так и сидела в этой захудалой конторе. И не было бы у нас ничего: ни денег, ни независимости. А по квартире шлялся бы какой-нибудь обрюзгший мужчинка в растянутой майке, семейных трусах в цветочек и с пивом в зубах.
        - Я его ненавижу. Ненавижу. Ну, мамочка, ну, пожалуйста, пойдем спать.
        - Не реви. Нечего из меня алкоголичку делать. Все, ложимся. Дура ты какая, просто невозможно. - Татьяна вдруг рассмеялась. - Спиваюсь я! Надо же такое придумать!

        Утром по дороге на работу Таня застряла в пробке. Обычно на этой площади было просто плотное движение, а на сей раз автомобильный поток заткнулся в узкой горловине плотной недвижимой пробкой. Она мрачно огляделась и вздохнула: в ближайших машинах просматривались раздраженные задержкой мужики, налегавшие на клаксоны, высовывающие головы в окна и нервно орущие в телефон, и одна молоденькая девица, спокойно довершавшая утренний макияж. Хорошо быть начальником. Даже если она задержится на час или даже на два, никто и слова не скажет. Начальство не опаздывает, оно задерживается.
        После увольнения из фирмы Крыжовникова, когда растерянный Юрий Михайлович неловко и путано пытался уговорить ее остаться, а Семен старательно его перебивал, выдирая у компаньона из рук ее заявление, Таня ушла в никуда. А проще говоря - временно осталась без работы, хотя обоим бывшим шефам гордо сообщила, что нашла место с более выгодной зарплатой. Носков все пытался выяснить - с какой - и намекал, что они тоже способны платить хорошему специалисту, но Семен буквально вытолкал ее в приемную, пожелав «всего наилучшего» и впихнув в руки трудовую книжку. С пылающими щеками пробежав мимо довольной Светы, она быстро собрала вещи и покинула родную фирму, даже не отработав положенные две недели.
        Почти месяц ее никуда не брали, да еще сердобольная Наташка доводила до бешенства предложениями поторговать на рынке.
        - А что, там тоже люди. И не одна я там с высшим образованием, между прочим. По нынешним временам нашими дипломами только подтереться. Они как «спасибо» от дорогого государства за хорошую учебу: на хлеб не намажешь. Ты не гордись, а попробуй. Глядишь - и втянешься.
        Втягиваться категорически не хотелось.
        - Чего ты щеки дуешь. Никакой альтернативы все равно нет, - злилась Наталья. - О ребенке подумай, о родителях!
        От ведеркинской правоты становилось совсем тошно, но Татьяна не сдалась. И, как показало время, правильно сделала, хотя тогда ей самой казалось, что она все глубже ввинчивается в черную трясину и тащит за собою близких людей.
        Через месяц ее взяли на невразумительную должность - административного помощника креативного директора в новую компанию, только-только набиравшую обороты. Зарплата была смешной, начальник - сопливым мальчишкой, а коллектив - разношерстным и, в общем, дружелюбным.
        Через год все начало меняться в лучшую сторону, а через три креативным директором была уже сама Таня. Ее отдел занимал целый этаж, сотрудники подобострастно улыбались, а на совещаниях руководства к ее мнению прислушивались. Она ездила на
«BMВ», пусть не новом и купленном с рук, но на своем! Одевалась в приличных магазинах и могла позволить себе поездки к заграничным морям. Не было только сущей ерунды, которая отравляла все остальные плюсы, как капля хлористого кальция, капнутая в бидон с молоком, - не было рядом мужчины.
        - Мне никто не нужен, - строптиво говорила она Ведеркиной и презрительно морщила носик. - Чтобы в моей квартире появилось грязное, волосатое существо, разбрасывающее носки, читающее в туалете газету и оставляющее после себя неопущенный стульчак, чтобы я гладила чьи-то рубашки, засыпала под футбольные матчи, а просыпалась от того, что кто-то сморкается в мою раковину? Да никогда!
        - Слушай, можно подумать, что у всех остальных по апартаментам шарахаются дикие гиббоны или гибриды бомжа с недорослем Митрофанушкой! Что ты вечно в крайности бросаешься? Влюбишься, еще сама будешь ему стульчак поднимать и футбол в программке подчеркивать.
        - Я свободная женщина. И мне так лучше!
        Наташка хихикала и намекала, что любая свободная женщина мечтает быть посаженной на цепь. Это было правдой. И Татьяна прекрасно знала, что тоже хочет на цепь, но за неимением желающего составить счастье красивой обеспеченной женщины она вынуждена была приспосабливаться к создавшимся условиям.
        Периодически Татьяна звонила Лиде. Это было страшнее, чем наркозависимость. Любовь давным-давно сгорела, оставив в душе грязный островок пепла и сухую обиду, перемешанную с ревностью и непониманием. Поэтому Татьяна регулярно ощущала потребность оповещать Крыжовникова о своих успехах. Скорее всего, Лида ничего ему не передавала. Даже не скорее, а наверняка, но могла сболтнуть в разговоре, а там, глядишь, новость доползла бы и до Семена. Таня и сама не знала, зачем ей это, но так было легче. Наверное, потому, что дырка в сердце, проделанная метким Крыжовниковым, так никем и не была прикрыта.
        - Мазохизм и идиотизм. В коктейле, - возмущалась Ведеркина. - Зачем тебе знать про него и чтобы он знал про тебя? Ну, представь, вернется твой Крыжовников, и что?
        - А я спущу его с лестницы, - мечтала Татьяна.
        - Ой, не могу! Достойная цель. Главное - оправдывает средства. Злопамятная ты баба, Аникеева. Мужик небось пятый год так и икает от твоих поминаний. Переключись на что-нибудь другое, а там, глядишь, и личная жизнь наладится. У тебя же на морде написано: не подходи - загрызу!
        - Правильно читаешь - загрызу. Потому что больше никто и никогда меня не бросит. Хватит, я дважды поверила и дважды обожглась.
        - Конечно, не бросит, бросать-то некому, - вздыхала Наталья и ненавязчиво, как ей казалось, сватала Татьяне холостых знакомых.


        Глава 5
        Открыв глаза, Семен некоторое время бездумно смотрел в потолок, потом резко встал и, вздрогнув от утреннего холода, закутался в халат. Светлана, разметавшись, спала на самом краю постели.
        Он с некоторым самодовольством посмотрел на жену: молодая, все такая же красивая, даже после рождения двоих детей, и на двести процентов его. Вся, с бровями вразлет, с длинными густыми локонами, с тонкими щиколотками и перламутровыми ногтями. Хорошая, уютная, домашняя, комфортная, почти беспроблемная. Совсем беспроблемных женщин не бывает, это Крыжовников знал наверняка. Света Гуськова оказалась оптимальным вариантом: для семейной жизни, для выхода в свет и для надежной опоры на черный день. В букете ее достоинств имелись, конечно, некоторые недостатки, но это лучше, чем пара достоинств в букете недостатков. Так подсказывал Крыжовникову здравый смысл, а его здравый смысл редко ошибался.

        Света знала, что муж смотрит, и специально повернулась так, чтобы прикрыть живот, который все-таки был уже не так хорош, как раньше. Она почти всю ночь не спала, поняв, что не может остановиться на полпути. Подозрение зудело, как комариный укус, мешая сосредоточиться. Хотелось не просто почесаться, а расчесать и потом успокоиться. Пусть лучше будет больно, чем просто ноет. Сейчас Семен должен пойти в душ, и тогда она довершит то, что до утра не давало покоя, - просмотрит входящие и исходящие звонки. Светочка прекрасно понимала: на то, чтобы проверить всю записную книжку мужа, понадобится целый день. Если и имеется какая-нибудь зазноба, то либо она звонила, либо ей звонили. И наверняка ее номер уже каким-то образом идентифицируется: Тося, Мотя или какая-нибудь Дульсинея.
        Осторожно скрипнул паркет, далеко глухо и неравномерно зашумела вода. Света бросилась к пиджаку. Руки тряслись так, как будто она была воришкой, тырившим деньги у пахана. От страха, что что-то найдется, и волнения, вдруг Семен ее застукает, в глазах темнело, а телефон выпадал из заледеневших пальцев.
        Исходящие: «Витя», «Леха-сервис», «Романов», шесть раз «Юра» и «бухи». Все звонки в пятницу.
        Света воровато оглянулась и прислушалась, стараясь унять сердцебиение. Пульс бабахал в ушах, как тамтамы каннибалов.
        Входящие: «Леонид Караваев», «Барминтовский», «охрана» и семь раз «Юра», существенно разбавлявший список своим наличием.
        Сотовый никак не желал запихиваться обратно в карман, с грохотом вываливаясь на пол. С четвертой попытки, едва не разорвав подкладку, Света все же вернула аппарат на место и нырнула под одеяло. Ее трясло так, что матрас ходил ходуном.

        - И стоило закатывать истерики, - осуждающе подвела итог Новгородская, которой Света позвонила, едва за покормленным и обласканным мужем захлопнулась дверь. - На будущее станешь умнее. А то мужик с работы, а ты в дверях с чемоданами: на раз - в морду, на два - прощай. Вот так и рушатся семьи, а обиженные мужики распространяют слухи о женской логике и непредсказуемости.
        - Ир, но согласись, у меня же был повод. Ты сама так думала.
        - Одно дело думать, а другое дело - действовать. Хорошо, что все выяснилось. В следующий раз обойдешься без плача Ярославны, надеюсь.
        - Какой еще следующий раз? - опешила Светочка. - Сеня обещал, что больше такое не повторится.
        - Это он тебе первый раз обещает или у меня дежавю? - голос у Новгородской был отсутствующий и напряженный.
        - Ты чем-то занята, - догадалась Света. - Сказала бы сразу, чем заинтересованность изображать. У меня тут жизнь решается, а тебе плевать.
        - Свет, мне не плевать, правда. У меня цейтнот сейчас полнейший. Давай я тебе перезвоню попозже.
        Никакого цейтнота у Новгородской не было. Ей было тошно, жутко и тоскливо. Правильно говорят: меньше знаешь - крепче спишь. Дилемма казалась неразрешимой. С одной стороны, скрывать от Светы информацию было ни в коем случае нельзя, надо было срочно все ей рассказать, а дальше пусть подруга делает с информацией и с гулящим мужем все, что хочет. С другой стороны, рассказывать тоже было ни в коем случае нельзя, потому что любому ясно: семья будет разбита, и даже если супруги Крыжовниковы не разведутся, жить им вместе будет тяжело и некомфортно, а правдолюбивая Новгородская будет навсегда внесена в список персон нон-грата.
        Недолго думая, Ирка полезла в любимый форум, пока шеф не загрузил ее делами, и изложила проблему. Виртуальные советчики уже через пять минут накидали массу вариантов от «забей на все и живи своей жизнью» до предложения присоединиться к подругам в деле лишения неверного мужа его выдающихся достоинств. Пока Ира ползала по ветке сообщений, в стройный женский хор влезло несколько виртуальных мужчин, предложивших пойти «стенка на стенку», обсудить спорные достоинства жен, которым изменяют, или рассказать все жене, предварительно организовав тотализатор «кто кого».
        - Тьфу на вас, - расстроилась Ирина. Коллективный разум не помог, а только внес в мысли еще большую сумятицу…
        Рабочий день плавно перетекал в вечер, наполняя предвкушением отдыха и свободы. Семен отодвинул исчерканные пометками бумаги и открыл окно, впустив в кабинет свежий морозный воздух. Кондиционер гонял лишь сухую неживую струю прохлады, которая не могла сравниться с этим вкусным опьяняющим ветром.
        В его жизни тоже появилась новая струя, которая бодрила и будоражила ощущением легкого, почти детского счастья.
        - Светик, я сегодня задержусь. Докладываю, как обещал.
        - Телефон не выключай, - плаксиво попросила Светлана. Она полдня готовила романтический ужин, все рассчитала, будучи уверенной, что муж приедет пораньше, дабы искупить вину, и опять оказалась в пролете. Плаксивые нотки - это был минимум того, что она могла бы озвучить.

«Умница, - удовлетворенно подумал Крыжовников. - Все-таки я все правильно сделал. Надо будет ей что-нибудь купить».
        - Я не могу, лапушка, у меня переговоры. На таких встречах оставлять мобильник включенным - дурной тон.
        - Я не буду звонить, честно, - заныла Света.
        - Зачем тогда не выключать? - улыбнулся Семен. - Даже если не ты, то обязательно позвонит куча народу. Я вечно всем нужен.
        - Ты мне нужен, сию секунду, - обиженно проворковала жена. - И вообще - все время.
        - Я и так все время твой, - утешил ее Крыжовников. - Буду поздно, не жди и не нервничай.
        Он нажал отбой и сыто потянулся. Все. Официальная часть улажена. Крыжовников повертел в руках записку от охранника, написанную корявым почерком с изумительными ошибками, и покачал головой: тоже хорошо. Ревнует - значит любит. Лишь бы не переусердствовала.

        Эля ждала его в кафе. Ее точеный профиль Семен увидел издалека и погарцевал к ней, словно конь, едва не забыв включить в машине сигнализацию и угодив идеально вычищенным ботинком в серую слякотную кашу на тротуаре. Может быть, сегодня он наконец-то добьется взаимности…

        Пару недель назад Крыжовников обнаружил в приемной очаровательную рыжеволосую девочку. Увидев его, она неловко вскочила, покраснела и, заикаясь, начала что-то лепетать, старательно отводя глаза. Крыжовников моментально приосанился и оглядел робеющую красотку уже более оценивающим взглядом: судя по фигуре, восемнадцать ей уже есть, все на месте. А румянец! Такой румянец он видел только у собственных детей после того, как Светлана выносила их из ванной. Ноги длинные, грудь - ого, одета более чем прилично… Почему-то захотелось узнать, какое у нее белье: девчачье, с картинками, или уже что-нибудь этакое. И он ей явно понравился! Это было видно невооруженным взглядом.

        Женитьба на Свете кардинальным образом поменяла психологию Крыжовникова. Он стал легче относиться к женщинам, поскольку девяносто девять процентов ответственности переместилось на семью, а на личную жизнь ответственности не хватало абсолютно. Поэтому и отношение к новым связям стало безответственным. Все силы Семен тратил на то, чтобы слухи о его загулах не просочились в семью. Он стал играть по предлагаемым женщинами правилам, ставя свои условия. Обручальное кольцо Крыжовников не снимал, это освобождало его от ненужных вопросов и объяснений, жену не обсуждал, ничего не обещал, а лишь пользовался предлагаемым набором удовольствий. И все складывалось замечательно. Сеня плыл по течению, болтая в воде ножками, блаженствуя и вылавливая сачком золотых рыбок, пока его плот не разбился о зеленые глаза и вздернутый носик маленькой Эли…

        - Меня зовут Эля, - столбенея от смущения, прошептала девочка. - Я для сына Юрия Михайловича конспекты принесла. Он со скейта упал и на лекции не пришел…
        - Кто со скейта упал? Юрий Михайлович? - забавляясь ее растерянностью, поинтересовался Крыжовников. Он подсознательно пытался нахихикаться авансом, так как внутренний голос бдительно подсказывал, что в ближайшее время он будет выглядеть не менее глупо и зависимо, а зеленоглазая студентка с удовольствием сможет вить из него веревки. Было в ней что-то неуловимое, отчего спирало дыхание и закладывало уши. Такое с ним случилось лишь однажды, когда рядом была Татьяна.
        Эля оказалась в меру общительной, слегка закомплексованной и совершенно неиспорченной. Крыжовников вился рядом как «полосатый мух» над шоколадкой: и сесть страшно, и улететь жалко. Выяснив, что с сыном партнера девушку связывает лишь чистая студенческая дружба, Семен воодушевился и пошел в наступление, чувствуя себя волком, который собирается начать с пирожков в корзине Красной Шапочки, а закончить бабушкой и, как следствие, знакомством с охотниками. Он таскался с ней по каким-то детским дискотекам, кормил пирожными, но за две недели так и не осмелился поцеловать. Единственный раз, когда он созрел, решив во время прощания в машине, что момент достаточно романтический, и сложил губы трубочкой, Эля округлила глаза, а потом жизнерадостно рассмеялась:
        - Я знаю этот анекдот: слон вытянул хобот и сказал: «Спокойной ночи, ежик!»
        Никакого анекдота Семен не знал, но играть роль слона почему-то не хотелось. Проводив девушку до подъезда, он отправился домой, чувствуя себя Чикатило, заманивающим несмышленую девчонку черт знает куда. Но это самобичевание не помешало Крыжовникову в минувшие выходные пригласить Элю покататься на лыжах.
        На лыжах они действительно покатались.
        Семен съездил на дачу, где обычно и случались все его амурные эпизоды и эпизодики, приготовил там все для романтического свидания, вплоть до нового комплекта белья, протопил камин и систему, чтобы не привозить девочку в холодный дом, и отправился за ней. Он долго думал, в чем лучше отправиться на решающую встречу, и наконец решил, что в костюме он будет солиднее и импозантнее. В том, что встреча решающая, Сеня не сомневался, так как Эля не только согласилась, но даже обрадовалась и уточнила, с ночевкой или без.
        - Конечно, с ночевкой, - осторожно подтвердил Крыжовников, боясь спугнуть свое счастье. - Вечером в пятницу приедем, и всю субботу… э-э-э-э… кхм… на лыжах…
        Встретиться договорились у метро. Крыжовникова сначала чуть не хватил удар, когда он увидел свою мечту, а потом Сеня начал истерично ржать, стараясь унять текущие от смеха слезы. Если бы Эля пришла «с кузнецом», это было бы не так страшно, но все обстояло гораздо хуже: она притащилась в спортивном костюме и с огромными обшарпанными лыжами, из-за которых пришлось не только откинуть задние сиденья, но и открыть багажник. В результате он ехал как какой-нибудь пенсионер с саженцами: лыжи устрашающе торчали сзади, а на самом их конце развевался оранжевый Элин шарф. Всю дорогу Семен периодически начинал кряхтеть от приступов еле сдерживаемого хохота. Таким идиотом он еще никогда себя не чувствовал. Всю субботу и полвоскресенья он носился за резвой Элей по полям на старых лыжах, одолженных охранником поселка, и пытался держаться молодцом. Последнее получалось плохо, зато у Элиного подъезда они впервые поцеловались. Поцелуй оказался целомудренным, чуть ли не в лоб, так как девочка неловко повернулась и убежала.
        Минут десять Крыжовников страдал в машине, гадая, обиделась она или нет и будет ли продолжение. А потом она позвонила.
        - Я тебя вижу, - прошептала Эля и звонко рассмеялась.
        - Ты где? - Сердце забилось, и Семен почувствовал себя клиническим идиотом.
        - Дома. Я в окно смотрю. Мы завтра встретимся?
        - А ты хочешь?
        - А… а ты?
        - Дело в том… - он хотел повыпендриваться, сказать, что занятой человек и только завтра сможет ей ответить точно, но не смог: - Дело в том, что я боюсь не дожить до завтра.
        Эля опять рассмеялась и, кажется, послала ему воздушный поцелуй.

        И теперь Крыжовников как последний дурак несся к ней, соображая, что забыл купить цветы, что надо бы что-нибудь запредельно эффектное, лучше с брюликом, чтобы завоевать ее окончательно… И ничего этого нет, и уже поздно, и черт побери все на свете, потому что она ему улыбается и так смотрит, что ничего больше не надо…


        Глава 6
        Татьяна лежала в ванне и с легким раздражением прислушивалась к телефонным звонкам. В кои веки пришла пораньше с работы, хотела расслабиться и - на тебе! Не иначе Ведеркина с очередным рассказом про Темочкин стул. Иногда Наташка ассоциировалась у нее с Наташей Ростовой. За одним исключением - Ведеркина никогда не была хрупкой и наивной, зато теперь в полной мере соответствовала Натали из заключительной части «Войны и мира». Достоянием общественности было количество срыгиваний, цвет стула, график температуры тела, количество выпитого и подробнейшее описание прыщей на Тимошкиной попе. В данный момент Татьяне меньше всего хотелось разговаривать с Ведеркиной на темы раннего развития детей и возможных детских болячек. Но телефон надрывался так требовательно, что пришлось вылезать и идти за трубкой.
        - Да. - Она рявкнула так, что даже в горле что-то сухо тренькнуло.
        - Добрый вечер, - отозвался приятный мужской голос.
        Она непроизвольно запахнула халат и покосилась в зеркало. Тетка с полусмытой косметикой, часть которой еще не стекла с лица, мокрые сосульки волос и капля на кончике носа. Блеск!
        - Добрый, - церемонно отозвалась Татьяна, пытаясь угадать, по какому поводу звонок. Слесарь? С работы? Клиент? Лучше бы слесарь, а то батареи еле теплятся… - С кем имею честь?
        - Увы, мое имя ни о чем вам не скажет, хотя заочно мы, вероятно, знакомы. Юрий.

«Не, не слесарь. А жаль». Татьяна еще раз покосилась в зеркало и любезно процедила:
        - Весьма и весьма приятно. Польщена знакомством.
        Ее начал разбирать смех.
        - Я… м-м-м… некоторым образом тоже. - Собеседник мучительно и ненатурально закашлялся.
        - И… - не пожелала облегчать его участь Татьяна.
        - Может быть, мы встретимся и поговорим глаза в глаза, так сказать. Вы… кхм… думаю, догадались, по какому я поводу?
        - Догадалась?.. - Танин голос заледенел. «Ведеркина, зараза такая, уже мой домашний телефон своим не обихоженным женской лаской знакомым дает! Ну, я ей покажу! Сводница!»
        - Вам удобно будет пересечься через час где-нибудь в центре? - спросил он таким тоном, словно Татьяна должна была рвануть туда, роняя тапки.
        - Нет.
        - Нет? - изумленно крякнул Юрий. - Нет? Но я… ммм… полагал… э-э-э-э… что это в наших общих интересах.
        - У нас что, уже появились общие интересы? - ядовито осведомилась она голосом английской королевы, которую после званого обеда попросили помыть тарелки.
        - Мне казалось, что да, - осторожничал Юра.
        - Вам показалось. Что-нибудь еще?
        - Я не понял, то есть вы не хотите обсуждать проблему вообще или просто не желаете со мной встречаться?
        - Проблему? Это у вас проблемы, а у меня - нет! - отрезала Татьяна.
        - Погодите! - теперь собеседник уже повысил голос и начал злиться. - Что значит - у меня проблема? Мне казалось, что наше будущее - это наша общая проблема. Или у вас есть свои соображения на этот счет? Так поделитесь, будьте любезны!
        - Не буду я любезна! Я вообще крайне нелюбезная особа, так что решайте свои проблемы сами!
        Она бросила трубку и свирепо уставилась на запотевшее отражение: «Из-за такого идиота вылезла из ванны. Все настроение испортил! До чего же все-таки мужики самоуверенные создания».
        Телефон затрезвонил опять.
        - Да! - Таня скинула халат и влезла в воду. Плевать, пусть думает, что хочет, и пусть жалуется Ведеркиной. Нечего сватать ее всем подряд. Хороший мужик один долго не залежится, мигом подберут, а те, которых не подобрали, и Татьяне не больно-то нужны. Тем более из Наташкиного рыночного окружения. Нет, она не ханжа, но… Лучше найти самой. Тем более что если есть судьба, то она обязательно сунет тебе в руки все, что причитается. А если никакой судьбы нет, то и не больно-то хотелось!
        - Татьяна Борисовна! Вы ведете себя по крайней мере странно, если не сказать - неадекватно! - Давешний Юра разъяренно отчитывал ее, стараясь не срываться на крик. - Такое ощущение, что это нужно только мне! Какие такие у вас срочные дела, что вы не можете со мной встретиться?
        - Я лежу в пене, голая и довольная жизнью. И ваши половые проблемы меня не интересуют. Вот такие у меня срочные дела! А ваша навязчивость свидетельствует о том, что вам необходимо посетить сексопатолога, психиатра и, возможно, бюро добрых услуг, где вам за пару сотен долларов подарят чувство глубокого удовлетворения! Ясно?
        - Я - Юрий…
        - Простите, я не знаю, как называется врач, который лечит склероз, но и к нему…
        - Я - Юрий, - перебил он ее звенящим от ярости голосом. - А для вас - Юрий Михайлович!
        - Страшно, чудовищно приятно еще раз познакомиться. Безумно нравится ваше имя, у меня так шефа звали. Редкостная, знаете ли, зануда. Так что - до свидания!
        - Татьяна Борисовна!
        - Ого, какой у нас голосок прорезался. Не иначе тоже в начальниках служите. И где командуем? В овощном ларьке или главный по грузчикам? Нет, погодите, дайте угадаю… Сам директор рынка!
        - Может быть, вы все-таки заткнетесь и дадите мне сказать? - прошипел Юрий Михайлович. - Дело не в вас, а в наших детях!
        - Юрий Михайлович, душечка, у нас нет и не может быть детей. - Татьяну начал забавлять этот упертый мужик. Надо же, как добивается. Что ему Ведеркина наплела такого?
        - Общих детей, - к счастью, нет, а вот общие внуки - очень даже запросто! Я отец Веника!
        Татьяна чуть не утонула от накрывшего ее приступа хохота. Насмеявшись, она откашлялась и, продолжая подхихикивать, уточнила:
        - Изобретатель? Мое почтение!
        - Веник - мой сын. Мы его так все называем. Вениамин - так понятнее?
        - Ужасть, - гикнула Таня. - Веник и Юрик. Это что, такой розыгрыш? Так до первого апреля еще жить и жить. И, что характерно, доживут не все!
        - Хватит там булькать! Ваша тактика мне непонятна! Или… - Юрий Михайлович вдруг резко заткнулся, даже перестав дышать.
        - Ну, здрасте. Сглазила я вас, что ли? Вы там часом не померли, отец Веника?
        - Вы что, ничего не знаете? - Голос у Юрия Михайловича стал неожиданно виноватым. - Знаете, нам, наверное, лучше все же встретиться. Это касается Карины.
        Татьяна онемела. Такое иногда происходило с ней в ночных кошмарах, когда происходит нечто чудовищное, но голос не повинуется, и закричать нет сил.
        - Татьяна Борисовна, я жду вас через час в кафе «Каракурт». Улица Ровная, дом три, это недалеко от вас, насколько я знаю, - торопливо договорил Юрий и повесил трубку.
        Улицу она знала, кафе - нет. Вылетев из ванной и едва не завалившись на повороте, Татьяна начала лихорадочно собираться, в отчаянии прикидывая, что могло случиться.

«Кокетка фигова! Отбрила кавалера, дура! Сто раз дура!» - бесилась она, прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть на вторую колготки. Ноги были влажные после ванны, колготки отвратительно растягивались и застревали. Остатки косметики Татьяна стерла с лица кухонным полотенцем.

        Через полчаса она уже вихрем внеслась в кафе и начала воровато озираться. Народу было не так чтобы много, но и немало. Таня села у окна и принялась тревожно крутить головой, то высматривая редких прохожих, то гипнотизируя вход.
        Через некоторое время к ней подошла не особо опрятная официантка и подсунула под локоть меню.
        - Спасибо, не надо.
        - Так закажете без меню? - уточнила девица.
        - Я ничего не буду.
        - У нас нельзя просто так сидеть! - напряглась официантка и недобро посмотрела на невыгодную посетительницу.
        - Тогда принесите что-нибудь!
        - Что?
        - Кошмар какой-то! - вздрогнула Татьяна и, открыв меню, ткнула пальцем в первую попавшуюся строчку.
        - Луковый суп?
        - Да!
        - А хлеб?
        - Да!
        - Сколько?
        - Буханку! - озверела Таня. - Оставьте меня в покое!
        Девица оскорбленно поджала губы и удалилась, повиливая полным задом.
        И тут в кафе ввалился ее бывший шеф Носков.

«Таких идиотских совпадений просто не бывает! - У Татьяны закружилась голова. - Только бы не заметил. Чего он сюда приперся?»
        Вид у Носкова был весьма неважнецкий. Можно даже сказать - дикий. Он уставился на Таню и шел к ней, как мышь на зов волшебной дудочки, не сводя глаз и нервно сглатывая.
        Она быстро улыбнулась и выпалила:
        - Сколько лет, сколько зим! Хорошо выглядите. Только не садитесь здесь, у меня важная встреча.
        - И вы… тоже… выглядите, - оторопело покивал Носков, уцепившись за стол.
        - Юрий Михайлович, пожалуйста, не надо здесь стоять, - начала она и в ужасе осеклась.
        - Бывает же, - покрутил головой бывший начальник. - Анекдот. Так это вы мама Карины?
        - А вы папа Веника, - криво улыбнулась Таня, но от страха губы у нее прыгали так, что дергалась щека. - Что? Что с Каришей?
        И тут она заплакала. Хорошо, что косметики не было.
        - Так вы уже знаете? - тихо спросил Юрий Михайлович.
        - Что я должна знать? - Татьяна внезапно схватила его за ворот куртки и тряхнула, как грушу.
        - Про них с Веником?
        - Вы как были занудой и педантом, так и остались! - заорала она ему в лицо, испытывая горячее желание отлупить Юрия Михайловича по толстощекой физиономии.
        - Да-да, я помню, вы еще по телефону говорили… Только я не знал, что вы - это вы, а я - это я…
        - Сейчас я тебя ударю, - с ненавистью прошипела Таня. - Где моя дочь?
        - Так не знаю! - Он пожал плотными плечами и осторожно попытался отцепить ее пальцы от куртки. - Дело в том, что я подслушал их разговор, случайно. Просто девочка так громко говорила, что я не мог не услышать. Конечно, мой сын повел себя не совсем по-мужски, но я с ним потом поговорю. Они ушли, а я нашел в его записной книжке ваш домашний номер.
        - Мой?
        - Ну, не совсем ваш. Каринин.
        - Что вы врете тут. Там что, были перечислены все ее родственники и я с именем-отчеством?
        - Я пробил ваш номер по компьютеру и вычислил по датам рождения, кто может быть ее матерью. Послушайте, что я тут оправдываюсь, как будто в чем-то виноват? - неожиданно вспылил Носков и стряхнул Танины руки. - Они оказались достаточно взрослыми, чтобы сделать ребенка, и недостаточно взрослыми, чтобы разобраться, как с ним быть. Мне кажется, что нам с вами надо как-то… ммм…
        - Не смейте мычать! - взвизгнула Татьяна так громко, что народ начал на них оглядываться.
        - Нам надо им помочь! И себе тоже помочь! Пока эти сопляки не понаделали чего-нибудь непоправимого.
        - Чего не понаделали? Чего? По-моему, все непоправимое уже случилось. И что делать?
        - Это я у вас хотел спросить. Я не понял, насколько у них серьезные отношения.
        - Вы что, издеваетесь? Куда уж серьезнее, если моя дочь беременна? Вы ведь на это намекаете?
        - Я не намекаю, я прямо говорю. И перестаньте смотреть на меня, как на врага. У нас общая беда и…
        - Общая? Да если бы ты смотрел за своим ребенком, если бы ты воспитывал его нормально, ничего бы не было!
        - Па-а-азвольте! - заголосил Юрий Михайлович и даже привстал. - Я пытаюсь договориться с вами по-человечески, а вы что же? А как вы воспитывали свою дочь, если она допустила…
        - Презервативы ребенку надо покупать!
        - Мой сын не такой! Он серьезный мальчик, он хорошо учится! Это ваша дочь…
        - Не тронь мою дочь!
        - Да я не трогал!
        - Еще бы ты ее трогал! Да я за своего ребенка глаза выцарапаю и все оторву! Ясно?
        - Какой-то неконструктивный диалог у нас получается, - вдруг печально заключил Носков. - Вы мне скажите, вам как лучше: чтобы девочка родила или чтобы нет?
        - Лучше, чтобы ни тебя, ни твоего сына в природе не было, - с ненавистью сообщила Татьяна. - Как она теперь может не родить, если она беременна?
        - Ну, мало ли, - намекнул Юрий Михайлович и сразу сник под тяжелым Таниным взглядом. - Я это к чему: давайте тогда как-то обдумывать их совместное будущее. Собственно, материальную сторону вопроса я беру на себя, но ребенку нужна будет бабушка, ведь девочке надо учиться.
        - И что вы на меня уставились? - Татьяна уже немного успокоилась и снова начала
«выкать». - Где я возьму бабушку? Нет у меня знакомств в богадельне.
        - Я имел в виду, что вы могли бы заниматься с внуком…
        - Я-а-а-а? - ахнула Таня. - Я - бабушка? С внуком? Да ты что себе позволяешь? Материально он обеспечит. А я что, по-твоему, под забором ночую? Дома я сяду! Нет, люди добрые, вы гляньте на этого наглеца. А работа? Мне что, уволиться теперь?

«Люди добрые», уже давно и с интересом следившие за ходом переговоров, послушно начали разглядывать съежившегося Носкова.
        - Перестаньте устраивать спектакль, истеричка! Да я могу платить вам как няньке! Это всяко будет больше вашей библиотекарской зарплаты! Мы нищие, но гордые, скажите на милость! Это и мой внук тоже, между прочим. Хватит ломаться: будете жить у нас, на всем готовом. У меня еще есть приходящая домработница, она будет помогать частично. Будете нормально питаться, оденетесь как человек…
        - Я оденусь как человек? - ахнула Татьяна. - Да что вы себе позволяете?! Жену свою в бабки записывайте! Или она у вас молодая и красивая, на роль бабульки не годится?
        - Ладно-ладно, извините. Нет у меня жены. И вообще мы теперь почти родственники, давайте как-то попробуем ладить.
        - Ладить? - эхом повторила Таня. - Я сейчас с ума сойду. Посидите, я через минуту вернусь.
        Она рысью побежала в дамскую комнату и уставилась на свое отражение в небольшом зеркале.
        - Какой ужас, - простонала она и в отчаянии вцепилась в волосы. - Бомжиха! И он же теперь все расскажет Крыжовникову! Осталось только повеситься! Опустилась, спилась, дочь по рукам пошла! А-а-а-а!
        Из кабинки послышался звук спускаемой воды и появилась объемистая женщина с доброжелательным румяным лицом. Она оценивающе посмотрела на Таню и весело утешила:
        - Если осознала, уже хорошо. Брось пить, приведи себя в порядок, займись дочкой.
        - Займусь, - злобно пообещала Татьяна. - Пусть только вернется домой - так займусь, как никогда не занималась!
        Она снова повернулась к зеркалу: под глазами темные пятна от туши, недосохшие волосы торчат грязными, как будто сальными, прядями, красное лицо, прихваченное после ванны морозом, домашняя растянутая футболка с надписью «Хочешь - догони!» и старые джинсы со стразами во всех местах. На фоне всего этого дубленка, оставленная на стуле в зале, выглядела, видимо, краденой.
        Уложив под сушилкой для рук волосы и смыв тушь, после чего под глазами образовались красные распухшие мешки, Таня вернулась к Носкову. Он внимательно наблюдал, как она торопливо одевается.
        - Уже уходите?
        - Нет, просто замерзла, - скованно ответила Татьяна. Чувствовала она себя - хуже некуда. Что про нее мог подумать бывший шеф, даже страшно было представить. Самое ужасное, что он имел полное право думать все, что угодно. Сначала она разговаривала с ним, как престарелая кокетка с ревматизмом, которую зовут на вечер
«кому за шестьдесят», потом как базарная хамка, а теперь вообще непонятно, как себя вести. В свете того, что они действительно, как это ни странно, почти родственники. В таком виде бить себя в грудь и орать, что она креативный директор, - только позориться. Лучше молчать и пытаться выправить ситуацию. Хотя как выправить, если она выглядит как аварийный автомобиль, валяющийся в кювете кверху колесами?
        - Ваш луковый суп и буханка хлеба, - давешняя официантка плюхнула на стол одуряюще вонючий суп и хлеб в плетенке.
        Юрий Михайлович потрясенно моргнул, но ничего не сказал.
        - У них нельзя сидеть просто так, пришлось заказать, - попыталась оправдаться Татьяна, но получилось только хуже.
        - А я буду неоригинален, - не принял подачу Носков. - Чашечку кофе и сливки. Отдельно, пожалуйста.
        Когда официантка ушла, он вопросительно посмотрел на Таню.
        - Я понимаю, вам тяжело это пережить. Давайте вы все обдумаете, поговорите с дочкой, а послезавтра мы встретимся у нас и все обсудим.
        - У нас?
        - Не у вас, а у нас, дома, - терпеливо пояснил Юрий Михайлович. - Вот, я сейчас напишу вам адрес. Это недалеко от метро, двадцать девятый троллейбус…
        - Спасибо, не объясняйте, я на машине. Найду.
        - На машине? - недоверчиво переспросил Носков.
        - Да-да, - в отчаянии подтвердила Таня. Наверняка он думает, что у нее желтый
«Запорожец» или оранжевый ржавый «Москвич». Надо же так влипнуть! Нет, он точно сейчас все расскажет Крыжовникову, и они со Светочкой посмеются над горемыкой, потерявшей человеческий облик.
        Она пошарила по карманам. Надо же, и мобильный с собой не взяла!
        Смешно, но Татьяне казалось, что хоть какой-то атрибут ее реальной материально обеспеченной жизни необходимо сию минуту предъявить Юрию Михайловичу.
        - Вы не беспокойтесь, я заплачу. - Он неправильно истолковал ее судорожное копание в карманах. И тут до Тани дошло, что и кошелек она забыла дома.
        Покрывшись красными пятнами, Таня попятилась к выходу под жалостливым взглядом Юрия Михайловича. Вот у мужика горе-то - бомжиха-алкоголичка в родственницы набилась. Это он еще достаточно по-джентльменски себя ведет. Другой давно предложил бы сто рублей и шуганул куда подальше вместе с дочкой.
        Она вышла на мороз и заплакала. Было горько, больно и стыдно. Даже машина осталась скучать на стоянке рядом с домом. Сгорбившись, Татьяна побрела мимо ярко освещенного окна, за которым Носков пил кофе и нюхал ее отвратительный луковый суп.


        Глава 7
        Семен держал Элю за руки и улыбался как совершенный имбецил. В крови бурлил адреналин, а в голове звенела чарующая пустота, в которой невесомыми пузыриками плавали прозрачные мысли. Спортивный азарт сменила глупая юношеская влюбленность, с которой было ничего не поделать, да и делать ничего не хотелось. Крыжовников помолодел и стал легкомысленным, как зеленый студент, для которого самая большая беда - несданный «хвост». Никаких обязательств, никакой ответственности, никаких проблем, только сиюминутное счастье и беззаботная легкость бытия. Где-то под ошметками сознания еще трепыхалась совесть, но огонек в малахитовых глазах Эли придавливал ее острым каблучком. Чвак - и нет никакой совести!

        Чумея от собственной покладистости, Крыжовников весь вечер ел с ней пирожные, слушал институтские сплетни, а потом поперся гулять по морозу и даже прокатился с горки, окончательно и бесповоротно изуродовав дорогой костюм. Но дело того стоило.
        Домой он вернулся в два часа ночи.
        Света, так и не дождавшись любимого мужа «с переговоров», спала крепким сном.
        А Крыжовникову не спалось. Родной дом странным образом подействовал на него, едва только Семен перешагнул порог: под ребрами заворочалось глухое раздражение, а сверху словно бетонная плита начало давить неизвестно откуда просочившееся чувство ответственности. Захотелось обратно - туда, где было легко и беззаботно. Только куда?
        - Видимо, на горку, - сам себе невесело сообщил Крыжовников и вздохнул. Это был диагноз. Семен сам все понимал, как приговоренный к смерти, от которого еще пытаются что-то скрыть. Можно было успеть ампутировать это зарождающееся чувство, но Крыжовников не был сторонником кардинальных мер. Все должно как-то само рассосаться… Или окончательно засосать его в черный омут.
        Напившись кофе, наевшись бутербродов с колбасой и намечтавшись, он наконец заснул и всю ночь смотрел неприличные сны, в жесткую эротику которых постоянно вмешивался образ тети Веры, официально считавшейся Семеновой тещей. Теща, как предводитель команчей, носилась за ним, размахивая палкой сырокопченой колбасы, а Крыжовников в одной тельняшке и безо всякого намека на штаны трусливо носился от нее по каким-то болотным кочкам, поминутно опасаясь свалиться в топь.
        Проснувшаяся от воплей мужа Света некоторое время пыталась прийти в себя, а когда Семен в очередной раз глухо замычал и дернулся, удивленно посмотрела на трясущегося супруга и ласково поправила одеяло. Сеня затих и через минуту захрапел. Она встала и с грустью мазнула взглядом по своему отражению в зеркальной двери шкафа: вряд ли супруг, судя по всему, основательно запуганный на ночных переговорах, заметил новую ночнушку.
        Презирая себя за глупость и недоверчивость, она воровато схватила костюм мужа и утащила в ванную. Закрывшись, Света отдышалась и чуть не заплакала: зачем? Неужели она обречена всю жизнь терзаться дурацкими необоснованными подозрениями и вынюхивать, выспрашивать, как в тылу врага? Изнемогая от брезгливости и презрения к самой себе, Светлана растряхнула трофей и ахнула. Похоже, любимого супруга волокли по асфальту. Или он просто пришел пьяный, предварительно извалявшись где-то? Если да, то это просто замечательно! Ведь не мог же он до такого состояния напиться на свидании. На цыпочках Света прокралась обратно в спальню и принюхалась. Пахло кофе и какой-то едой. Ничего не понимая, она снова шмыгнула в ванную и озадаченно покрутила в руках брюки. Может, их били на этих самых ночных переговорах?
        С одной стороны, она готова была переживать за мужа, волноваться и всячески помогать. А с другой… Если бы бизнес наконец-то рухнул, Крыжовников превратился бы в обычного мужика, перестал таскаться на презентации, вокруг него не вились бы модельные соплюшки, а Светочка стала бы единственной… Отогнав крамольные мысли, она опять полезла в мобильник.
        - Я просто так. Чтобы спать спокойно, - убеждала она сама себя.
        Ничего особенного ни во входящих, ни в исходящих опять не было. В эсэмэсках тоже царила сплошная благочестивость: она, Юра и офис.
        Последнее послание от Юры датировалось сегодняшней ночью, и Светочка вдруг подумала, что есть смысл прочитать, чтобы понять, что у них там произошло и по какой причине у мужа протерты штаны на столь неожиданном месте.
        В нежно-кремовом свете экрана высветилось нечто немыслимое:

«Уже скучаю. Люблю. Целую».
        Едва не свалившись с бортика ванны, Света с трудом сглотнула и перечитала еще раз. Ничего не изменилось. Сообщение было от адресата «Юра». Чувство было такое, словно кто-то резким движением выдернул из нее позвоночник вместе с мозгами. Даже слез не было. Они капали куда-то внутрь, сухо и горько. Тело налилось болезненной усталостью. Бросив все на кафельный пол, Светлана рухнула на диван в гостиной и отключилась.

        Утром Семен попытался ее разбудить, но ничего не вышло. Лоб у Светланы был горячим, губы потрескались, а глаза опухли. Суетливо пометавшись по квартире, он сначала попытался вызвонить тетю Веру, а потом Новгородскую. Тещи дома не оказалось, а Ирина тут же пообещала приехать.
        Уже через полчаса Ирка возвышалась в дверном проеме, с неодобрением разглядывая Крыжовникова. В квартире царил страшнейший разгром.
        - Вы что, дрались? - с подозрением покосилась она на Семена.
        - Нет. Я занимался с детьми, - гордо ответил отец семейства и даже выпятил грудь.
        - Чем? Играли в обыск?
        - Нет. Я их покормил и одел. - Вид у Сени был как у победителя соцсоревнования, в одиночку перевыполнившего норму всей бригады.
        - Памятник тебе при жизни, - хмыкнула Ирка и чуть не грохнулась, наступив на скользкую лужу неизвестного происхождения.
        - Это надо потом подтереть, - махнул рукой Сеня.
        - А что это? - Ирина с некоторым сомнением посмотрела на размазавшуюся кашицу.
        - Пюре. Я Машку кормил.
        Выползшая из-за угла Маня радостно гукнула, подтверждая папины слова. Та же неаппетитная кашица была у нее на волосах, кофточке и руках.
        - Такое ощущение, - недовольно проворчала Ира, - что ты ее не кормил, а обмазывал, как тост.
        - Она вырывалась, - признался Семен.
        - Кошмар. А Никита жив?
        - Он мультики смотрит.
        - Ел?
        - Да, я ему бутерброды сделал и омлет, но он, оказывается, не ест яйца вообще. Назвал омлет кладбищем куриных эмбрионов и велел подумать над моим отношением к живой природе, - пожаловался Крыжовников. - Это что, дети сейчас так быстро взрослеют или у меня сын гений?
        - Это ты, Сеня, дурак, - с жалостью оповестила его Новгородская. - Надо было ребенку кашу сварить.
        - Я в детстве кашу не любил.
        - Но ел?
        - Ел. Мама заставляла.
        - Вот поэтому ты и вырос такой большой, - назидательно пояснила Ирка. Семен ее побаивался, поэтому пререкаться не стал, хотя и мог бы сказать, что сначала надо родить и воспитать своих детей, а потом уже поучать чужих родителей.
        - Я пойду, ладно? - заискивающе улыбнулся Крыжовников. - Мне на работу надо.
        - Памперс Мане менял?
        - Я их не нашел. Мы с Никитой искали-искали, а их нигде нет. Нашли только прокладки, но их некуда приклеить.
        - Слушай, иди отсюда, папаша, - фыркнула Ирина. - Прокладки ей еще рано. Из шкафов-то зачем все повыкидывали?
        - Так было проще искать. И мы не выкидывали, а выкладывали. Это Маня потом все развалила.
        - Ладно. До свидания. Деньги на лекарства оставь. И чтоб в семь был дома.
        - Я так рано не могу.
        - А я могу только до семи. У меня свидание.
        - У тебя? - изумился Сеня.
        - Будешь хамить, вообще сейчас уйду, - насупилась Новгородская и взяла Крыжовникова за галстук.
        - Не мни. Я извиняюсь. Все, меня уже нет. В семь буду.
        - Скатертью дорога.


        Глава 8
        - Ирка, это ужас. Я сейчас умру. Нет, даже не так. Я вчера уже умерла. - Света сидела за кухонным столом, слегка покачиваясь и глядя в одну точку.
        - Покойники не пьют кофе, - рассудительно заметила Новгородская.
        - А я не пью, я глотаю. Ир, как мне теперь жить? Мой муж - голубой! Я все, что угодно, могла ожидать, но такое!
        - Ничего страшного. Зато у него не баба.
        - Елки-палки! Да лучше бы баба! Это хотя бы нормально, но Юра! Ирк, а как думаешь, кто у них… ну… главный?
        - Они равноправные партнеры, - вдруг заржала Новгородская и тут же поперхнулась, виновато отведя глаза. - Не знаю. Какая разница-то?
        - Да, наверное, никакой. Это же надо, муж голубой, а у нас - двое детей. Как это получилось?
        - Тебе виднее, как получилось, - сухо отрезала Ира. - У меня вот ни мужа, ни детей. Первое хорошо, второе, - наоборот, плохо. Я, кстати, сегодня с одним парнем встречаюсь, так что в семь я от тебя отчаливаю.
        - С парнем? - округлила глаза Света.
        - Это у вас семейное - хорошего человека оскорблять? - взвилась подруга. - Да, с парнем. У меня ориентация такая, как и у твоего супружника. Я встречаюсь с мужиками. Правда, редко, и они норовят сбежать, но тем не менее иногда остаются на ночь! На переговоры.
        - Издеваешься? Я тебе ничего плохого не сделала. У меня горе, между прочим.
        - А у меня даже горя нет! У меня вообще ничего нет. А очень хочется. Все познается в сравнении. Тебе вон теперь тоже хочется, чтобы у Крыжовникова была баба, а не… не Юра.
        - Не хочется, но пусть уж лучше так. Тань, можно я пока у тебя поживу?
        - Конечно. Особенно учитывая мое сегодняшнее свидание, которое я планирую затянуть до утра, если кавалера не сдунет в первые же полчаса. Так что для полного счастья в моей однушке не хватает только тебя с наследниками.
        - Ты мне друг?
        - Друг. Но у тебя еще есть тетя. И вообще не пытайся решить свои проблемы за чужой счет. Втяни в это дело лучше тетю Веру.
        - Уж лучше никого не втягивать. Она мне всю плешь проест.
        - Тогда не втягивай никого, - согласилась Ирка. - Разведись, разменяй апартаменты и начни новую жизнь.
        - Это долго.
        - Быстро только у кроликов, а у людей - долго. Деньги дома есть?
        - Есть какие-то.
        - Могу себе представить ваши «какие-то». Сумму обрисуй.
        - Откуда я знаю, сейчас пересчитаю. Все нужны?
        - Посмотрим, тащи сюда. Я хоть на нормальные деньги погляжу.
        Когда Света принесла из сейфа коробку с деньгами, Новгородская протяжно свистнула и откашлялась:
        - Тогда так. Есть два варианта. Первый, не корчить из себя мать Терезу и взять все. Тогда все проблемы на ближайшие полгода при условии жесткой экономии будут решены: снимаешь квартиру, берешь няньку в агентстве, а сама ищешь работу и другого мужика. Или остаться гордой и справедливой. Тогда взять половину, переехать к тете Вере с детьми, опять же взять няньку, и далее смотри пункт первый.

        Света предпочла второй вариант, хотя Новгородская презрительно фыркала, намекала, что мужиков надо учить, и запугивала перспективами голодного и холодного существования. В результате вечером, когда Крыжовников принесся с работы, в квартире было пусто и тихо, а на столе лежало письмо:

«Я все знаю. Забрала половину того, что нашла в сейфе. Подай на развод сам. Прощай».
        Семен потер лоб, зачем-то пошлепал себя по щекам, потом прошелся по темной квартире и зажег везде свет. Непривычная тишина давила на уши, и он включил телевизор. Сделав пару кругов по опустевшим апартаментам, Сеня заглянул в холодильник, откуда предусмотрительная Новгородская выгребла все, чтобы Семену было проще осознать свое нынешнее положение. Она даже изъяла соль, сахар, кофе и хлеб, пока Света бестолково забивала одежду в тюки.
        Свобода. Вот она какая. Одинокая, наполненная равнодушным бормотанием телевизора и голодным урчанием в животе. Никакой эйфории, только вязкое ощущение неправильности происходящего. Словно несешься с горы прямо на торчащий из снега пень, а свернуть уже нельзя. Ладно, многие разводятся, ничего страшного, это как зуб больной удалить… На самом деле у Семена было такое чувство, что удалили не зуб, а что-то большое и важное, после чего осталась болезненная пустота, вакуум, который требовал заполнения, всасывая все мысли и не давая насладиться новыми ощущениями. Собственно, и ощущения были так себе - неважнецкие. Кто-то из знакомых говорил, что жена не нога, одну оторвешь - новая вырастет. Так вот сейчас Крыжовников отчаянно трусил и сомневался, что народная мудрость имеет право на существование. Надо было немедленно проверить.
        Он набрал номер и затаил дыхание.
        - Алле-о-о-о!
        - Элечка?
        - Приве-е-ет, ты куда пропал? Я весь день звонка ждала!
        - Ждала?! - Семен воспрял духом. Неуверенность его проистекала еще и от того, что он пока не считал нужным посвящать молоденькую подружку в подробности своего семейного положения. Ни о жене, ни о детях девочка пока не знала и даже не спрашивала. Последний факт особенно настораживал, так как могло оказаться, что она свято убеждена в его холостом состоянии. Хотя теперь он опять был почти холостым. И что характерно - без разборок и скандалов. Крыжовников даже зауважал Свету за достойный выход из неловкой ситуации. Конечно, следовало бы еще поразмыслить, а кто, собственно, заложил и доложил, но это было уже не столь важно…
        - Конечно, - тоненько подтвердила Эля и вздохнула.
        - Так позвонила бы сама.
        - Неудобно. Тогда получилось бы, что я навязываюсь.
        - Глупенькая, разве такие красавицы могут навязываться? Хочешь, приезжай ко мне!
        - Прямо сейчас? - опешила девушка.
        - А что? Прямо сейчас, - уже менее уверенно подтвердил Сеня. Откуда-то сосулькой свалилась мысль, что именно сегодня Света может нагрянуть, чтобы объяснить все, что не дописала в записке. Женщины любят смаковать подробности и вытягивать жилы в пиковых ситуациях. Насколько Семен помнил, обманутые жены не уходят молча, так что еще не факт, что все закончилось. Особенно учитывая наличие у жены такой подруги, как Новгородская. Ирка запросто могла устроить засаду где-нибудь поблизости, чтобы подтвердить компромат. Разумеется, ведь дурак-муж немедленно зазовет на освободившееся место свою пассию. Женщины, как правило, мыслят примитивно, делая из мужчин этакое подобие тупой макаки, живущей на сплошных рефлексах. А он, Семен Крыжовников, не такой…
        - А мы не помешаем твоим родителям? - осторожно уточнила Эля.
        - Я живу один.
        - Один?
        - Да. А что тебя удивляет?
        - Сеня, я никогда тебя не спрашивала, мы еще не так близко знакомы. - Эля замялась. - А ты был женат?
        - Как тебе объяснить, - напрягся Семен. - Дело в том… Не знаю, как бы тебе объяснить. Я тебя люблю.
        - Я тебя тоже, - торопливо согласилась девушка. - Ты сейчас что, пытаешься уйти от ответа?
        - Ни в коем случае. Я объясняю. Дело в том, что я тебя очень люблю, поэтому объяснил все жене.
        - Сам? Но ты мне ничего не говорил!
        - Зачем, солнышко? Не забивай себе голову моими проблемами. Я ей все рассказал, и мы расстались.
        - Как это?
        - Просто. Очень просто и интеллигентно, как нормальные цивилизованные люди.
        - Она выгнала тебя из дома, и тебе негде жить? - догадалась Эля.
        - Да нет же! Она ушла. Какие глупости ты спрашиваешь! Я же пригласил тебя к себе. Ну, раз ты сегодня не хочешь…
        - А дети у вас были?
        - Почему были? Они и сейчас есть. Мальчик и девочка, - с гордостью за отцовство объявил Крыжовников.
        - У тебя была жена, дети, а ты… Ты мог вот так… - ахнула Эля.
        - Как? - забеспокоился Семен. - Это нормальный рабочий момент, всякое бывает. Люди встречаются, люди влюбляются… Как в песне. А потом расходятся. Ты еще маленькая…
        - Для чего маленькая? - вдруг закричала Эля. - Чтобы понять, что ты способен выставить из дома жену с детьми? А для того чтобы прийти к тебе ночевать, я достаточно большая?
        - Я не выставлял, она сама. Ну-ка перестань на меня орать. Кто тебе дал право так…
        - Никто. Ты отвратителен. Ты пал в моих глазах ниже плинтуса и глубже канализации. Прощай.
        Обалдевший Крыжовников тупо посмотрел на телефон. Второе «прощай» за один вечер - это слишком. Надо было дозвониться и все объяснить этой дурехе. Вот он - юношеский максимализм. Какое хамство - про плинтус и канализацию. Вот сопля!
        Он внезапно ощутил острое желание обсудить нравы нынешней молодежи со Светой, и даже не сразу сообразил, что и Светы теперь нет.
        - Ни фига себе - сходил за хлебушком, - вдруг прошептал Семен и захохотал, упав на диван. - Оставайся ты, старуха, у разбитого корыта!


        Глава 9
        - Карина, не смей молчать. Тебе что, нечего мне рассказать? - Татьяна нервно расхаживала по комнате, ломая пальцы и отводя глаза. Что может быть ужаснее, чем допрашивать собственную дочь?
        - Ну, смотря про что, - осторожно прощупала почву Карина.
        - Про личную жизнь.
        - Про мою?
        - Нет, про мою! - рявкнула Татьяна.
        - Так у тебя вроде бы нет никакой личной жизни, - невинно хлопнула ресницами дочь.
        - Ладно. Давай по-другому. Нас завтра пригласили в гости. К Юрию Михайловичу. Это тебе о чем-нибудь говорит?
        - Вау! - подпрыгнула девочка и восторженно захлопала в ладоши. - Ты в чем пойдешь? Давай в вечернем, тебе идет. Юрий Михайлович будет в ауте!
        - То есть это все, что ты имеешь мне сказать? - уточнила обалдевшая от постановки вопроса мать.
        - А что еще?
        - Ну, например, спроси, как так получилось, что он нас пригласил. И зачем?
        - И как это так случилось? И зачем? - послушно повторила Карина.
        - Я думала, ты мне расскажешь, - растерялась Таня. - Тебе что, нечего мне сказать?
        - Мамуля, я не понимаю, о чем речь? Может, Веник хочет сделать мне официальное предложение?
        - А… хм… ты его любишь?
        - Кого, Веника? - рассмеялась Карина. - Конечно, люблю.
        - А… вот… он тебя? - Татьяна совершенно не понимала, как строить разговор. Раньше у Кариши никогда не было от нее секретов, особенно таких.
        - Тоже. Не волнуйся, мамуль. Нас просто позвали в гости, правда?
        - Правда, - чуть не заплакав от собственного бессилия, вынужденно подтвердила Таня.
        - Вот и пошли! Не так часто мы в гости вместе ходим.
        В словах дочери ей почудился упрек, и Татьяна не рискнула углубляться в тему.

        - Венька, все получилось! - радостно прошептала Карина. - Ты в курсе?
        - Нет, я еще с папахеном не виделся. Если честно, то я даже боюсь с ним пересекаться. Может, я у тебя переночую? На правах будущего мужа, а?
        - Ты обнаглел, да? - Карина чуть не выронила трубку. - Не форсируй события. Одно дело наврать, а другое дело - на самом деле залететь.
        - Слушай, ты так натурально орала, что я чуть на самом деле не поверил, что ты того.
        - Сам ты того, - фыркнула девушка. - Если засомневался, прочитай школьный учебник анатомии, там подробно и целомудренно описано, откуда что берется.
        - Да я и так знаю. Теоретически, - хмыкнул Веник. - Может, наша нежная дружба уже перерастет в нечто большее?
        - Куда уж больше? - возмутилась Карина. - Я и так за тебя все конспекты пишу, между прочим.
        - Конспекты конспектами, а жизнь проходит, - туманно намекнул Вениамин и вздохнул.
        - Это у предков наших заработавшихся жизнь проходит, а у нас все впереди. Вот поженим их, а там и посмотрим…
        - Слушай, такого уговора не было. Тетенька дайте попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде. Не факт, что они друг другу понравятся. И что мне, до пенсии ждать, пока ты мать замуж пристроишь?
        - А ты не жди. Кстати, ты не помнишь, что я там в запале про мамину работу наплела?
        - Помню, - засмеялся Веня. - Мама у тебя библиотекарь, живете впроголодь, у нее будет сердечный приступ, если она узнает, что к вашей нищете еще и ребенок добавится. Ну, и там что-то про интеллигентность, начитанность и прочую бурду.
        - Эх ты, золотая молодежь, - снисходительно протянула Карина. - Про бурду. Моя мама знает английский в совершенстве, Шекспира в подлиннике читала и вообще. К ней очередь должна стоять.
        - И как? - заинтересовался парень. - Стоит? Или уже всех разогнала?
        - Это ты хамишь?
        - Не-а, я же должен знать про будущую мачеху. И вообще, надо прикинуть, какие у папани шансы. Он у меня не Ален Делон и не Сенека, сама видела.
        - Слушай ты, Золушка. Моя мама - не мачеха. И вообще, давай закроем тему, а то сглазим еще.
        - Ты мне шпоры для сессии напишешь?
        - Шантаж?
        - Прямая угроза. А то поцелую. Ладно, до завтра, сестренка!

        Ведеркина чем-то булькала, глухо гремела и тяжело дышала.
        - Наташ, ты меня услышала? - на всякий случай переспросила Татьяна.
        - Еще как. Погоди, я думаю.
        - Ты думай вслух, мне так легче.
        - А мне - нет. Хорошо, что у меня мальчик. В крайнем случае отделается алиментами, зато ничего в подоле не принесет.
        - Это такой поток сознания? Спасибо, утешила. А за тебя я, безусловно, рада. Но должна расстроить: тебе могут кого-нибудь привести. Этакое дитя полей и деревень в черных колготках, пластмассовых клипсах и мини-юбочке до пупа.
        - Тата, не злись. Ты меня огорошила совершенно. А сама Каришка что говорит?
        - Делает вид, что ничего не случилось. В том-то и проблема! Она никогда ничего от меня не скрывала! Натуль, как думаешь, а он Крыжовникову расскажет, как я выглядела?
        - Тьфу! Вот ты дура-то! Дочка на сносях, а у тебя в башке одни кудряшки! Значит, так. Я Артемкино все буду складывать для вас, не брезгуй, у нас вещички хорошие. Еще что? Коляска, наверное, уже освободится к тому времени, как она родит. Или срок большой? Что молчишь, какой срок?
        - Ты издеваешься, что ли? Я ж говорю, она вообще делает вид, что ничего не случилось.
        - И дальше что? - не поняла Ведеркина. - Но ты ж ее к стенке приперла? Или нет?!
        - Нет. Я не могу так. Она еще ребенок совсем, психика ранимая…
        - Что ты мелешь, Аникеева? У тебя самой психика, по-моему, набекрень съехала! Какой она ребенок, когда сама ребенка ждет? Выросла твоя дочурка. Вы-рос-ла! Хватит с нее пылинки сдувать.
        - У меня их не так много.
        - Кого? - не поняла Ведеркина.
        - Дочурок. Так что я лучше посдуваю. Слушай, а вдруг Крыжовников тоже припрется?
        - Тук-тук, кто там, входите - пусто, - развеселилась Наташка и даже что-то уронила на радостях. - Ты думаешь, твой Юрий Михайлович позовет на семейные разборки группу поддержки?
        - А это будут разборки?
        - Нет, полюбовная помолвка, - съязвила Наталья. - Анекдот, как раз в тему: «Ты женишься по любви? Ее папа сказал, что по-любому!» Это про тебя. Держи парня за жабры, пока они там не передумали. Слышь, бабуля, чего затихла? Перевариваешь?
        - Нет, у меня несварение, - мрачно отреагировала Татьяна на подружкины подколы. Весело ей не было. Куда ни плюнь - везде неприятности. Про то, что ждет их с Кариной месяцев через девять, она старалась вообще не думать. Плавное течение жизни как-то резко оборвалось, словно леска, откушенная щукой. И опять - из-за мужчины, теперь уже из-за Каришкиного. Фактически получалось, что от сильного пола ничего, кроме проблем, не дождешься.
        Надо было все приготовить на завтрашний вечер. Конечно, Наталья права, вряд ли Носков делился половыми проблемами своего отпрыска с Семеном, хотя они же друзья…
        Больше всего хотелось пойти «в гости» в вечернем платье, подаренном сто лет назад Крыжовниковым. Оно так и осталось единственным, так как Татьяна, ударившаяся в противоборство со всем мужским полом, перешла на военную форму одежды, а именно: брючные костюмы. Но это было бы вычурно и даже глупо. В конце концов, идут они с дочерью далеко не на праздник.
        Мыслей было чересчур много. Они сновали туда-сюда, мешая друг другу и вызывая головную боль. Ни одну невозможно было схватить за хвост и досконально обдумать. Уже засыпая, Таня все-таки ухватила одну: как Карина могла оказаться такой дурой?!
        С ней мадам Аникеева и отбыла в царство Морфея.


        Глава 10
        Утомившаяся от чтения нотаций, тетя Вера устало затихла над чашкой чая. Она уже раз по двадцать успела повторить все, что имела высказать по теме, и теперь норовила заплакать. Света, с трудом уложив детей на новом месте, покорно сидела на подоконнике, готовясь выслушать пламенную тетину речь в двадцать первый раз.
        - Знаешь, мы обе не правы, - вдруг отмерла тетя. - Тебе надо вернуться. То есть, наверное, правильно, что ты ушла. Это будет для него хорошим уроком, встряской, чтобы понял, что измена не в порядке вещей и за нее можно чем-то поплатиться. А сейчас надо сделать так, чтобы он тебя позвал обратно.
        - Ага, и я, приседая от восторга и повизгивая, понесусь на зов. Очень правильная тактика. Пожалуйста, не стесняйтесь, Семен Сергеевич, вытирайте об меня ножки!
        - Он оценит твою неконфликтность.
        - Да он за пять лет уже не только ее оценил, но и сделал выводы, именно поэтому превратил меня в ширму: прикормил, обогрел, сделал детей и привязал на всю жизнь, чтобы гулять. Нет, не гулять! Я даже не знаю, как назвать то, чем он занимается. Есть для этого понятия в русском языке цензурные термины?
        - Мудрая женщина умеет мириться с недостатками мужчины, на этом основана семейная жизнь, надо искать компромисс.
        - Тетя, ты что, не понимаешь? Вообще не факт, что он мужчина! Куда я вернусь? К кому?
        - Не блажи. Ты вернешься к квартире, к деньгам, к нормальному уровню жизни, который сама обеспечить своим детям не сможешь! И не сверкай глазами! Не сможешь! Я не первый день тебя знаю! Сначала подними детей, а потом уже уходи.
        - Потом мне будет сто лет в обед, куда пойду? В дом престарелых?
        - Ты можешь, будучи при муже на всем готовом, взять няню и заняться карьерой. У миллионов женщин нет такой возможности! Они мечутся с сопливым и кашляющим ребенком между садом, куда его категорически отказываются взять, и начальником, который не дает сидеть на больничном, хоть ты тресни!
        - Никита не болел ни разу!
        - Да это потому, что он в сад не ходил! Ты жила в тепличных условиях, а теперь хочешь из них вырваться на свободу и детей за собой вытащить. Если банку выкинуть из кипятка и сунуть под ледяную воду, она треснет. Мысль понятна?
        - Я не тресну, - упрямо мотнула головой Света.
        - Ладно. И как ты представляешь себе наше существование на ближайшее время?
        - Ну, возьму няню, устроюсь на работу…
        - Жизнь - не детский конструктор, девочка моя. Как и где ты возьмешь няню? Куда ты устроишься? Что ты будешь делать, когда деньги закончатся?
        - На зарплату жить. Я же не уборщицей пойду, а на нормальную, хорошо оплачиваемую работу.
        - Ты пойдешь? А тебя там ждут?
        - Не надо делать из меня инфантильную идиотку. Я справлюсь. Тем более что Семен меня вряд ли позовет обратно. Теперь у него есть возможность миловаться со своим Носковым до потери пульса. Надо же, а я-то все думала, почему Юрик никак не женится. Вот почему! Я их всех уем.
        - У, что?
        - Уем. И покажу, на что способна. Я его ненавижу! И ни капли от него не завишу морально. А скоро и материально зависеть не буду!
        Тетя собиралась что-то возразить, но в это мгновение телефон разразился задиристой трелью, и Света как-то сразу сникла и съежилась.
        - Тетя, подойди ты.
        - Если Семен, что сказать?
        - Это не Семен. С чего ты взяла? - глаза Светланы лихорадочно заблестели. - Скажи ему, что не знаешь, где мы. Пусть побегает.
        - Ты думаешь, он будет бегать?
        - Даже если не будет, все равно скажи!
        - Слушаю, - величественно и холодно произнесла в снятую трубку тетя Вера, но тут же как-то помягчела и даже, как показалось Свете, залебезила: - Да-да, конечно. Ах, да сижу, скучаю, чем еще старухе заняться. Хи-хи, так уж и не старуха! У меня же внуки уже. Ай, да что ты говоришь? Ну, какая прелесть! Конечно, пойду…
        Пока тетя порхала над телефоном и жеманно улыбалась сама себе, Светлана с изумлением наблюдала за странными ритуальными танцами, гадая, что это такое происходит.
        - Кто это? - выпалила она, едва тетя повесила трубку.
        - Да так… - непонятно отмахнулась Верочка, густо покраснев. - Коллега по работе.
        - Коллега?
        - Да, а что такого. Мы в субботу идем в театр, он билеты достал.
        - А что, сейчас билеты в театр все еще достают? Я думала, их насильно впихивают, в нагрузку к концертным.
        - Это смотря в какие театры, девочка моя. Надо следить за культурной жизнью.
        - Куда уж мне. За мужиком-то собственным не уследила, а ты хочешь, чтобы я на культуру отвлекалась. А у тебя с этим коллегой что-то серьезное?
        - Да ну! - опять замахала руками тетя, из чего сразу напрашивался вывод, что на личном фронте действительно назревает нечто серьезное. Вот так вот! Даже у пятидесятилетней тети Верочки любовь и какой-то там коллега, и только они с Новгородской не при делах!
        Телефон опять заверещал, не дав додумать скорбные думы.
        - Это тебя, - разочарованно протянула тетя.
        - Я же сказала, - в отчаянии прошипела Светлана.
        - Это Ирина, не шарахайся. А если действительно не хочешь с ним разговаривать, отключи мобильный.
        - Неправильный совет. Разговаривать я не хочу, но должна же я знать, когда он одумается и начнет искать, - пробормотала Света, отбирая у тети трубку.
        - Ну, как? - Новгородская с аппетитом чавкала и прихлебывала. - Звонил?
        - Нет. Вот гад.
        - Гад. А сама как?
        - Хорошо.
        - Угу, ясно. До какой степени хорошо?
        - До обморока. А у тебя как?
        - Не знаю. Как человек он мне симпатичен…
        - Кто? Какой человек? - не поняла Светлана.
        - Я думала, тебя интересует результат моего свидания, - немедленно попыталась обидеться Ирка.
        - А-а-а, ну да, интересует.
        - Заметно. Прям-таки в глаза бросается твоя искренняя заинтересованность.
        - Ладно тебе, у меня вся жизнь вдребезги, а ты к словам придираешься. Чего звонишь-то? Ты же кавалера на ночь хотела оставить? - с некоторым злорадством напомнила Светочка. Приятно было, что за бортом она плещется не одна.
        - Он пошел за вином, но я в окно видела, как он в аптеку заруливает.
        - Намекаешь, что больной? - невпопад спросила подруга, чтобы только не молчать и сказать хоть что-нибудь. - Или у него на тебя аллергия?
        - В аптеке еще продаются презервативы, - напомнила Ирка.
        - Даже так! Какие у вас темпы, однако.
        - Нормальные темпы. Мы уже два раза в кино ходили и один раз в кафе.
        - И что, все за один вечер?
        - Ты дура или прикидываешься? - обозлилась Ирка. - Просто я тебе не рассказывала, сглазить боялась!
        - И как он вообще? Нормальный?
        - Ты про ориентацию? Да я после твоего Крыжовникова уже ни в чем не уверена. Хотя лучше хоть что-то, чем ничего. Знаешь, Шурик такой классный, только такой, ну, типа меня…
        - Не поняла. Типа тебя - это как? Такой же вредный?
        - Не груби. Он внешне немного не очень. Но это даже хорошо. Вот твой…
        - Ой, я тебя умоляю. Не надо про моего, а то меня сейчас стошнит, - простонала Светлана.
        - Ты рекламу смотришь?
        - Он что - модель? - ахнула Света, представив себе небритого мачо из ролика про мужской дезодорант рядом с Новгородской. Лягушка на «Феррари», огурец в шоколаде, бриллиант в сухарях. Устыдившись собственных крамольных мыслей, Светлана покраснела и виновато уточнила: - Ты про какую рекламу?
        - Рекламу шампуня смотрела? - вздохнула Ирка. - Про перхоть.
        - Ну, вроде бы. Там во всех мальчики ничего, приятные. В чем проблема?
        - Я про мужика, который изображает перхоть. Вылитый Шурик, а я все никак понять не могла, какого артиста он мне напоминает. Представляешь, романтика, сидим концерт смотрим, а тут реклама. Я чуть с дивана не упала.
        - М-да, - протянула Света, не придумав, чем утешить подругу.
        - Вот и я о том же. Кому красавчик на новой иномарке, кому веселый молочник, кому бобер с зубной пастой, а мне - перхоть. И так - всю жизнь. Так что неизвестно, кому хуже. Я тебя подбодрила?
        - Не очень. Может, ты ему двери не откроешь?
        - Чего это? Очень даже открою. Что я - с приветом? Я тоже хочу кусочек счастья, пусть даже не с красавцем, зато наверняка. С другой стороны, кто их, мужиков, разберет? Что с ними наверняка, а что - на время. Ой, что-то на меня твой отрицательный опыт разлагающе действует.
        - Ладно, иди, разлагайся, - вздохнула Света. - Кстати, закинь на работе удочку, секретарь вам не нужен?
        - Ну, ты спросила. У нас уже есть секретарь, это я! Нам нужен менеджер по продажам с медицинским образованием.
        - Нету у меня образования медицинского.
        - Я в курсе. Это я так, обрисовать картинку. Но если что, я про тебя помню. Завтра позвони, резюме составим и разошлем.
        Света грустно посмотрела на звезды за запотевшим от ее дыхания стеклом. Хоть бы одна упала, тогда можно загадать желание… Она даже знала какое. Чтобы все вернулось и было как прежде. Сеня, дети и дом. Больше всего людям обычно хочется невозможного. Только всем известно: невозможное невозможно, даже если очень хочется.

        Утром проблемы начали расти, как поганки после хорошего ливня. Тетя Вера убежала на работу, а Светочка оказалась один на один с детьми, которых было абсолютно некуда деть. А на своей работе ее ждала Новгородская, чтобы составлять резюме. А еще следовало найти няню. Светочка растерянно посчитала деньги и попыталась разделить их на кучки. Последние пять лет она жила, не омрачая сознание материальными проблемами - их решал Сеня. Теперь Сеню следовало вычеркнуть из условия задачи, а без него она никак не решалась. Слишком много было неизвестных: сколько запросит няня, какую ей дадут зарплату, сколько будет уходить в месяц на продукты и масса прочих иксов и игреков, которые складывались в Пизанскую башню и грозили обвалиться Светлане на голову.
        Непонятно было, где и как искать няню. Фантазии хватило только на набор номера городской справочной службы. Слушая рекламные песнопения и зазывные рассказы различной направленности, она параллельно носилась по квартире за детьми, которые осваивали новую жилплощадь с упорством носорогов, запущенных в магазин богемского хрусталя.
        Минут через двадцать, когда Светочкино ухо, прижимавшее трубку, распухло от ожидания и обилия ненужной информации, любезная девушка надиктовала ей телефоны агентств, предоставляющих нянь. Следующие полдня были потрачены на обзвон и сбор неутешительной информации. Няни стоили запредельных денег. Пересортировав денежные кучки, Света запечалилась - все оказалось намного сложнее и дороже, чем она рассчитывала. Времени на поиск работы оставалось еще меньше.
        - Не надо делать из этого проблему. Твой Семен еще должен платить алименты. Так что не куксись, - приободрила ее Новгородская. - Кстати, ко мне Шурик переезжает жить. Я теперь буду жить с перхотью. Ха-ха. В общем, организуешься с няней, приезжай, а то я не могу долго занимать телефон. Или напиши резюме сама, а вечером перезвонишь и задиктуешь. Чего время-то терять. Крыжовников звонил?
        - Нет. Не звонил. И черт с ним. Хорошо, что не звонил. Даже не представляю, как с ним теперь разговаривать.
        - Но поговорить в любом случае придется. Надо же как-то определиться с деньгами и квартирой. Сколько ты будешь жить на шее у тети Веры?
        - Лучше я буду с ним разговаривать с позиции силы, чем как дура-жена, которой не на что кормить детей. Вот устроюсь, организуюсь, а потом и посмотрим, кто на пузе поползет.


        Глава 11
        Татьяна мандражировала, как невеста на сносях перед знакомством с будущей свекровью. Зато сама невеста, которая на самом деле позиционировалась как «на сносях», весело щебетала как ни в чем не бывало.
        - Карина, ты ничего не хочешь объяснить?
        - А чего объяснять? - невинно хлопнула глазами дочь. - Я, кажется, влюблена. По уши. Постарайся понравиться его папе, будущий свекор, как-никак.
        - Я?
        - Ну, не я же. В смысле, мне кажется, что я его папе и так понравилась.
        - Бред, - потрясла головой Татьяна. - Это все происходит не со мной. Хорошо, я буду дико любезна с твоим Веником и с его папой.
        - А папа холостой и симпатичный, между прочим.
        - Между прочим, это, кажется, ты замуж собралась.
        - Еще неизвестно. Может, я передумаю, - обнадежила ее Карина, после чего мать прикусила язык и перестала задавать вопросы. Она уже воспитывала дочь в одиночку и не желала такой же судьбы своему ребенку.
        Кроме того, она прекрасно помнила, какое неизгладимое впечатление произвела на Юрия Михайловича, поэтому для начала следовало реабилитироваться, а потом уже налаживать отношения, чтобы будущий родственник не смотрел на них свысока. А если копнуть глубже, то еще в Танином сознании теплилась надежда, что он обязательно расскажет Крыжовникову, каких высот добилась брошенная им женщина. Обида на Семена репейником прицепилась к ее ранимой душе и проволоклась через годы, как набор консервных банок за машиной американских новобрачных.

        Дом Юрия Михайловича был похож на крепость: на подъезде шлагбаум, в дверях охранник, двери в квартире железные. Хозяин долго, молча и недоверчиво разглядывал Татьяну.
        - Вы нас впустите? - она решила с самого начала следовать образу деловой женщины. Чувствуя себя ребенком, который хвастается в детском саду новым велосипедом, Татьяна небрежно бросила на столик в холле ключи от машины с тяжелым брелком «БMВ» и мобильный. Брелок ей подарили сотрудники на Новый год, а ультрамодный телефончик она купила сама для престижности. Престижность стоила дорого и была удивительно неудобной в пользовании, зато сейчас аппаратик пригодился как нельзя более кстати. Носков с удивлением проследил скольжение аксессуаров по полировке и прилип взглядом к Тане. Липнуть было к чему. Будущая теща в корыстных целях произвела сногсшибательную реставрацию внешности, обежав по кругу косметолога, парикмахера и маникюршу. Результат стоил усилий. Юрий Михайлович нервничал и даже, кажется, смущался.
        - А где Веня? - с детской непосредственностью спросила Карина.
        - На стол накрывает. К-хм, приятно познакомиться.
        - Мы уже знакомились. - Татьяна решила играть роль оскорбленной в лучших чувствах мамаши. А как же? Ее доченьку, любимую кровиночку, сбили с пути. И нечего на них так смотреть, они не просить пришли, а разбираться.
        - Да-да, конечно, проходите, пожалуйста.
        В столовой высокий полный молодой человек неловко расставлял приборы. Он был точной копией Юрия Михайловича: серые глаза навыкате, светлые кучерявые волосы, только у Носкова их было раз в десять меньше, круглое брюшко под рубашкой и широкие покатые плечи.
        - Здрасте, - он посмотрел на Татьяну с веселым любопытством и подмигнул Карине. - Пап, мы пойдем пошепчемся.
        Не успела Таня открыть рот, чтобы возразить, как молодые люди исчезли с горизонта.
        - Я не понимаю… - Она растерянно посмотрела на Юрия Михайловича, который тоже, похоже, не особо понимал, как себя вести.
        - Ну, думаю, волноваться уже нет смысла. Хуже уже не будет.
        - Хуже?
        - В смысле - ничего не изменится, - покраснел без пяти минут дедушка и гостеприимно взмахнул руками. - Может, присядем!
        - Нет, мы, безусловно, присядем, но хотелось бы услышать, что дети планируют. Раз они уже такие взрослые, чтобы принимать решения, то хотелось бы услышать, как они собираются расхлебывать последствия. Подстраховаться, так сказать. А то нам потом скинут на руки младенца, и что нам делать?
        - Воспитывать, - робко предположил Юрий Михайлович.
        - Да-да, я уже слышала от вас эту версию. Я сяду дома и буду изображать бабушку Красной Шапочки: печь пироги, вязать носки и сажать огород.
        - Если хотите, я извинюсь.
        - Хочу, - неожиданно с вызовом выпалила Татьяна.
        - Приношу свои глубочайшие извинения. Был не прав, но вы тоже… Что вы в таком виде пришли? Ввели меня в заблуждение, я теперь просто идиотом себя чувствую.
        - Это правильно. Не надо судить о людях по одежке. Народная мудрость. - Татьяна зачерпнула салат и вопросительно посмотрела на хозяина: - Вам положить?
        - Да, пожалуй. А вы, как я понимаю, нашли работу…
        - А вы как думали? - высокомерно подняла брови Таня. - Что я поседела от горя, разбежавшись с вашим Крыжовниковым, запила и опустилась? Я, наоборот, благодарна Семену Сергеевичу за то, чего сейчас достигла. Останься мы вместе, он бы тянул меня ко дну, как якорь.
        - А сейчас вы, значит, как воздушный шар?
        - Вас что, фигура моя не устраивает? - напряглась Татьяна. - Что за аллегории?
        - Что вы! Я в положительном смысле! Имел в виду, что вы все выше и выше, к звездам, так сказать, - Юрий Михайлович даже вспотел от смущения. - Вы очаровательно выглядите, просто похорошели несказанно!
        - Со вчерашнего дня? - мрачно уточнила Таня.
        - Нет, вообще. И в частности. И… Давайте выпьем за встречу. Я очень рад…
        - Юрий Михайлович! Вы не забыли повод, по которому мы встретились? Он не совсем праздничный! У нас в некотором роде - неприятности.
        - Так дети - счастье! Почему же неприятности?
        - Потому что моей дочери всего восемнадцать, и я никак не могу заставить себя радоваться ее беременности. Надеюсь, вас это не сильно удивляет?
        - Ну, собственно, да. Вы правы, - смешался хозяин, но налитую водку выпил. Татьяна действовала на него странным образом. Еще когда он впервые увидел ее в офисе, много лет назад, мелькнуло странное чувство, что на эту женщину хочется смотреть постоянно, хотя, по сути, она была обычной грудастой симпатяшкой, на которую к тому же положил глаз гуляка Крыжовников. Она ушла, стерлась из памяти, а вот сейчас стояла тут, в его квартире, и у Юрия Михайловича непривычно щемило в груди. - Давайте, я все же налью вам выпить.
        - Вы лучше будущих родителей позовите, а то у меня сейчас нервный тик начнется.
        Через несколько минут хихикающие и довольные молодые были усажены за стол.
        - Ну-с, - Юрий Михайлович повернулся к сыну. - Я так понимаю, нам есть что обсудить.
        - Давайте выпьем за мир во всем мире, - провозгласил в ответ сын и покачал бокалом. Красное вино лениво мазнуло по стенкам.
        - Да, за мир, - подтвердила Карина и тоже потянулась к бокалу.
        - Тебе нельзя! - ахнула Татьяна.
        - Нельзя? Я уже совершеннолетняя, почему это мне нельзя? - поразилась дочь и уцепила емкость за тонкую фигурную ножку.
        - Потому что в твоем положении это вредно! - почти хором пропели родители.
        - В моем… чем?
        - Пойду за горячим, - изобразил приступ гостеприимства Веник и ретировался с поля боя.
        - Кариша, я уже свыклась с этой мыслью, так что нет необходимости что-то скрывать. Мы с Юрием Михайловичем готовы стать, так сказать, одной семьей, да?.. - Она беспомощно повернулась к Носкову, немедленно с исступлением закивавшему головой: дескать, да, созрели, готовы, свыклись, и все такое.
        - Вот именно, - приободрилась Татьяна. - Поэтому появление… эээ… хм… ребеночка нас даже обрадует!
        - Ура! - заорала Карина. - Веник, бросай все, чеши сюда!
        - И чего? - настороженно поинтересовался «причесавший» на зов Веник.
        - Родители ждут ребенка и собираются пожениться! Во как бывает. За это надо выпить. Мамуля, обещаю, мы вас догоним и перегоним! - Карина покровительственно улыбнулась Юрию Михайловичу и исподтишка погрозила кулаком ухмыляющемуся Вениамину.
        - А… как? - пока Татьяна ошарашенно моргала, Юрий Михайлович подсуетился, плеснул водки и галантно сунул рюмку прямо под нос удачно сосватанной даме.
        В течение следующего получаса выяснилось следующее: молодые люди решили устроить судьбу своих засидевшихся в холостом состоянии родителей. Как выразилась Карина, брать кого-то с улицы - себе дороже, поэтому начать решили с ближайшего окружения. Поскольку собрать в одном помещении малознакомых и сильно занятых в бизнесе предков можно было только на условиях форс-мажора, Карина придумала ловкий ход с беременностью, в связи с чем родителям просто пришлось пересечься, чтобы обговорить судьбу несуществующих внуков.
        - Ну, не будем вам мешать, - подвел итог Вениамин. - Извиняемся, конечно, за причиненные неудобства, зато вы окончательно познакомились и теперь сами разберетесь.
        Юрий Михайлович был уверен, что у него никогда не может быть такой женщины. К его кошельку могла прилепиться молоденькая пиявка, которая потом, возможно, начала бы крутить с его сыном, или он мог наткнуться на перезрелую старую деву из хорошей семьи, готовую хоть замуж, хоть под паровоз. Или он вообще мог тихо закиснуть в одиночестве. Но найти такую, как Таня, один вид которой заставлял сердце стучать громче и кровь гнал с такой силой, что в ушах шумело, в глазах темнело, а в голове зависал приятный туман, он даже не мечтал. И даже не потому, что считал себя недостойным, а просто некогда было мечтать на столь отвлеченные и иллюзорные темы.
        А Татьяна воспринимала бывшего шефа только как шефа, как бывшего начальника и как чуть не состоявшегося родственника. Смотреть на пузатого Юрия Михайловича как на мужчину не было ни сил, ни желания. Она слишком перенервничала из-за Карины, чтобы строить какие бы то ни было планы на будущее. В результате молодые уединились, а обрадованные отсутствием совместных перспектив по воспитанию внуков родители получили удовольствие от общения. К удивлению обоих, у них нашлись общие темы для беседы. Под занавес основательно набравшийся Юрий Михайлович сыграл Татьяне на гитаре и спел некий шлягер, который, по его словам, нельзя было не узнать. Тем не менее гостья его так и не опознала, но поаплодировала и даже поблагодарила за гостеприимство.
        Утром Карина была отругана по полной программе за самодеятельность.
        - И что, он тебе совсем не понравился? - расстроилась дочь, не обратив внимания на прочувствованные и вполне справедливые нотации.
        - Это абсолютный инфантилизм и детский сад, - отрезала Татьяна. - Я думала, ты умнее.
        - Знаешь, мама, а я думала, ты умнее!
        - Как ты разговариваешь с матерью? Это возмутительно! Кто дал тебе право…
        - Жизненный опыт. Мой жизненный опыт подсказывает мне, что мои дети останутся без дедушки, а ты станешь вечно брюзжащей, одинокой бабушкой! Тебе дали шанс, а ты его профукала!
        - Да ты…
        - Что я? Я-то замуж выйду! А ты что? Так и будешь убиваться по своему мерзавцу Крыжовникову? Да он уже после тебя десять баб сменил, а ты все витаешь в облаках!
        - Ты еще мала…
        - Я уже выросла!
        - Не перебивай!
        - Это ты не перебивай! - Карина даже ногой топнула от злости. - Если ты не перестанешь забивать себе голову воспоминаниями о всяких смазливых красавчиках, то обязательно сопьешься!
        - Ты ничего не знаешь! Не лезь не в свое дело! Семен…
        - Да плевала я на твоего Семена, мама! Это ты ничего не знаешь, а он уже давным-давно и жену с детьми на улицу выпер, так что надо не плакать, а радоваться, что тебя мимо пронесло!
        - А ты-то откуда знаешь? Юрий Михайлович рассказал?
        - Не важно. У меня свои источники, - сморщила носик Карина. - А Юрий Михайлович лично мне нравится. Я бы за такого замуж вышла.
        - Еще не хватало! Мало мне твоих выкрутасов с Веником.
        - Мама, подумай над моими словами, - сурово напомнила дочь. - Такого шанса больше не будет.
        - Дожили, - пробормотала Таня. - Яйца курицу учат.
        - Когда курица начинает спиваться, яйца получают неограниченные полномочия, - с глубокомысленным видом резюмировала Карина. - Телефон господ Носковых на бумажке у телефона.
        Закрыв за дочерью дверь, Татьяна скептически посмотрела на тетрадный листочек, где неровным Каришиным почерком были написаны цифры.
        - Ерунда, - твердо сказала она себе и смяла бумажку.


        Глава 12
        Смотрины нянь вывели и без того взвинченную Светлану из себя. Ни одной из предложенных кандидатур она не рискнула бы доверить своих детей. Одна была слишком молодая, другая слишком старая, третья курила, четвертая выглядела как снежный человек, только что вышедший к людям, и разговаривала примерно так же, пятая имела злобно поджатые тонкие губы… Даже при наличии денег найти няню оказалось задачей непосильной. Фыркнув на прощание, Света отбыла домой, где дети дрессировали мягкохарактерную тетю Веру.
        - Тетя, может быть, я лучше тебе буду платить, а? - предложила Света. На ее взгляд, это был идеальный вариант.
        - Замечательная идея, - скептически прищурилась тетя Вера. - А что мы станем делать, когда деньги закончатся?
        - Во-первых, - начала загибать пальчики Светочка, - мне Семен будет платить алименты, во-вторых, я пойду работать…
        - Ты говоришь абсолютные глупости. Еще неизвестно, сколько будет платить Семен, когда будет и будет ли вообще…
        - Как это - будет ли? По закону обязан.
        - Ты как с луны упала. Он сделает себе липовую справку и будет платить сто рублей в месяц. По закону. А что касается работы, то давай сначала ты что-то найдешь, а потом уже будешь сажать меня дома.
        - То есть после того, как я найду, ты согласна?
        - Нет, я этого не говорила. Потому что ты не найдешь ничего, что могло бы нас устроить. Света, я тебе серьезно говорю, подумай лучше, как вернуться к Семену.
        - Это не обсуждается, - позеленела от злости Света. - Мало мне проблем, так еще ты создаешь трудности.
        Тетя Вера, уютная квартирка которой неожиданно превратилась в сумасшедший дом, имела мнение, кардинально отличавшееся от Светочкиного. Теперь она не могла пригласить в гости Бориса Владимировича, милейшего коллегу, который до нашествия племянницы имел обыкновение захаживать к тете Вере на чашечку кофе. А это тоже некоторым образом могло считаться трудностью. Но Свете и так было несладко, так что пока не стоило доводить ее до ручки своими соображениями.
        Чтобы сдвинуть застопорившийся процесс поиска няни, тетя в тот же вечер пробежалась по соседям и нашла временно не работающую Зину, готовую за небольшую плату сидеть с детьми.
        - Имя какое-то колхозное, - неодобрительно нахмурилась Светочка. - Она хоть непьющая?
        - Девочка моя, она непьющая, некурящая и вполне приличная, это первое. А второе, не в твоем положении выбирать.
        - Но я плачу ей деньги…
        - Первое: пока еще не платишь. Второе: ты ей тоже можешь не понравиться, она откажется, и тогда ты снова будешь искать, с кем оставить детей. А третье - я не смогу решать твои проблемы все время.
        - Ладно, возьму твою Зину, веди, - махнула рукой Светлана. - У нее хотя бы высшее образование?
        - Нет, и что делать будем?
        - Терпеть. Как я ненавижу этого Носкова, он мне все испортил! Жили как люди, а теперь?
        И Светочка заплакала от острой жалости к себе.

        Новгородская неодобрительно хмыкала и трясла лохматой головой:
        - Ты, Гуськова, совсем с катушек съехала.
        - А что? - Света оттопырила губку и томно посмотрела на топтавшегося рядом с Иркиным столом тощего парня.
        - Цитирую твое резюме, если этот сборник анекдотов можно так назвать: «опыт работы - два месяца, секретарь», «владение необходимыми навыками: печатаю на компьютере, знаю два языка - русский в совершенстве, английский - на уровне разговорного, умею пользоваться телефоном, ксероксом и факсом», «желаемая зарплата - 1500 - 2000 долларов плюс соцпакет». А голова не болит?
        - Не болит, - Светочка оторвалась от созерцания тощего, который с интересом прислушивался и хихикал, - а что, должна?
        - Не знаю. Но такой ультиматум, по-моему, можно только с больной головой составить.
        - А что не так? Опыт работы не устраивает?
        Тощий с хохотом выскочил в коридор и с повизгиваниями удалился в глубины офиса.
        - Светулечек! Тебя зарплата не смущает? Не мало ли просишь?
        - Меньше никак. Мне же надо одеваться, питаться, детей кормить, няньке платить.
        - А ты думаешь, твоего работодателя это волнует? С дуба упала, мать детей?
        - Ты встань на мое место! У меня дети!
        - Мы как слепой с глухим! Ну, нет у секретарш таких зарплат, если только в редких, особо исключительных случаях.
        - Мой случай как раз такой.
        - Света, ау! Бесполезно посылать такое резюме, только людей повеселим.
        - Ты, Ирка, живешь какими-то убогими мерками. Я не буду пресмыкаться за копейки, ползать на пузе и ездить на троллейбусе, - нравоучительно произнесла Светочка и с чувством превосходства посмотрела на непонятливую Новгородскую.
        - Ясно, рожденный летать ползать не могет. Куда уж нам такое понять, - раздраженно кивнула Ирина. - Знаешь, Света, при таком подходе тебе лучше вернуться к Крыжовникову. Даже если он начнет красить губы и носить босоножки на шпильке. Я, конечно, понимаю, что тебе хочется его раздавить морально, плюнуть в физиономию, посмотреть, как растечется, и красиво уйти за горизонт, но, судя по твоим закидонам, за горизонтом у тебя - бездонная пропасть, в которую ты полетишь, как только окончательно расплюешься со своим мужем. Сейчас пока еще есть надежда, так что лучше - вернись.
        - Вы с тетей Верой как сговорились, - пожала плечиками Светлана. - Это менталитет такой пришибленный, что ли? От жизни надо брать все, а не клянчить, прикрываясь воспитанием и интеллигентностью.
        - Свет, нельзя брать, если не дают.
        - Можно. Когда адаптируешься под вариант «нельзя», тогда и получается, что тебе не дают.
        - Ладно, мы на разных языках говорим. В общем, я рассылаю твое резюме в этом виде, да?
        - Да. Ириш, спасибо. Главное, фотографию не забудь. И не обижайся. Просто мы очень разные люди.
        - Ага. Так что я не обижаюсь, я даже сочувствую.

        Решив вопрос с рассылкой резюме, Светочка отправилась в фирму по трудоустройству. Но там не оказалось лояльной Новгородской, поэтому грубые и неадекватные сотрудники лишь посмеялись над соискательницей и даже предположили у нее наличие серьезного диссонанса между возможностями и потребностями.
        - Вы неправильно соотносите себя с окружающей действительностью, - любезно оповестила ее очкастая девица, похожая на змею в сиропе.
        Оскорбленная Света вернулась домой и начала ждать звонков от работодателей. К ее удивлению, никто не позвонил ни в течение следующего дня, ни на следующей неделе.

        Семен был в бешенстве. Это перетягивание каната ему надоело: кто кого. Глупо. И сплошные проблемы: закончились чистые рубашки, непонятно где эта химчистка, в которой зависли его костюмы, надоело ужинать в ресторане, а в холодильнике покрылись плесенью скончавшиеся от безнадежного ожидания продукты, купленные в порыве отчаяния. Светлана должна была осознать и позвонить первой, иначе шантаж разводом мог войти в привычку. Если вдуматься - абсолютная дикость получилась. Самое обидное, что с Элей у него так ничего и не было, отчего Крыжовников злился еще больше. Это могло означать только одно: жене кто-то стукнул или она случайно что-то увидела, а ничего особенного она увидеть не могла, так как ничего такого и не случилось! Если она по любому поводу будет паковать вещи и перебираться к тете, то это может означать только одно - крах спокойной семейной жизни!
        Семен скучал по детям, по домашнему уюту, даже по Свете, хотя она его разозлила. Жизнь стала какой-то блеклой, словно цветное изображение заменили серо-белым. Вроде все то же самое, но чего-то не хватает. Кроме того, Сеню бесил невыносимый психологический дискомфорт. Привычное течение жизни нарушила плотина Светланиного сопротивления, и оскорбленный в лучших чувствах Крыжовников готов был выйти из берегов.

        Уязвленная Светлана отмалчивалась в ответ на ехидные реплики Новгородской и на робкие тетины вопросы. Совершенно обнаглевшая Зина, рассчитывавшая на легкий заработок, тоже не давала прохода и постоянно заботливо интересовалась, когда же наконец Света начнет ходить на службу. Она именно так глупо и формулировала - «на службу». В результате Светочка сорвалась и рассказала Зинаиде много нового и интересного про ее жизненную позицию и место под солнцем. Несостоявшаяся нянька ответила проще и грубее, но в общем и целом ее резко поменявшаяся под давлением Светланиных аргументов жизненная позиция сводилась к следующему: ищите няньку в другом месте.


        Глава 13
        Юрий Михайлович абсолютно не собирался продолжать какие бы то ни было отношения с Татьяной. Утреннее пробуждение разогнало туман в голове и расставило все по местам: «Где женщины - там проблемы и неприятности. Жил спокойно и дальше проживу!
        В конце концов, даже мысль о том, как он будет, потея и краснея, набирать ее телефон, назначать какое-нибудь дурацкое свидание, а потом опять пыжиться, пытаться поддерживать светский разговор, соображая, как бы перейти к более близкому общению… Нет, не мальчик же он, в самом-то деле! Если Татьяна захочет, она позвонит сама. А если не позвонит, то…
        - Еще пел как последний идиот! - неожиданно вспомнил Носков свое позорное выступление. Да после такого лучше вообще разбежаться в разные стороны и никогда больше не пересекаться.
        Но не думать о Тане не получалось. Глупые мысли теснились и толкались в голове, мешая работать.

«Может, встретиться все-таки, посмотреть на нее трезвыми глазами, разочароваться и успокоиться?» - малодушно размышлял Юрий Михайлович под занудный доклад коммерческого директора «О темпах роста продаж». Темпы роста были вполне удовлетворительными, но коммерческий любил долго и витиевато излагать очевидные вещи.

        Ведеркина позвонила Тане на трубку и страшным шепотом спросила:
        - Ну?
        - Что «ну»?
        - Аникеева! Гну! Не догадываешься, о чем я?
        - А-а. Нет никакой беременности.
        - И все? - разозлилась Наталья. - Больше комментариев не будет? Я, между прочим, ночь не спала, переживала!
        - Слушай, там такая глупость получилась. Не хочу с работы рассказывать.
        - Я к тебе в обед приеду, - моментально предложила Ведеркина.
        - Наташ, не надо, я тебе вечером…
        - Да я сдохну от любопытства до вечера!
        - Каришка пошла по твоим стопам и пыталась меня пристроить к папаше своего жениха.
        - Это ж прямо суицид какой-то, - озадачилась Наталья, пытаясь распутать гипотетически возможные родственные связи.
        - Что ты мелешь! Какой суицид?
        - Ой, ну инцест! Какая разница?
        - Ведеркина, у тебя мозг затопило молоком. С тобой скоро вообще будет невозможно разговаривать.
        - Подумаешь, что я такого сказала? А что с Крыжовниковым-то? Он был?
        - Не был.
        - Вот! - Наталья удовлетворенно всхрапнула. - Я же говорила!
        - Да плевать на него, - отмахнулась Татьяна и вдруг осознала, что и в самом деле - плевать.
        - О как! - заржала Ведеркина. - Это вы съели что-нибудь!
        - Отстань, мне этот Юра абсолютно неинтересен.
        - Угу.
        - У меня другие цели в жизни.
        - Ага.
        - Я уже столько раз обжигалась, что ходить по граблям больше не намерена.
        - Угу.
        - Обычный мужик, ничего особенного, никакой. Поет, кстати, безобразно.
        - Кха!
        - Что? Хватит там кряхтеть! - Татьяна раздраженно прервала описание
«неинтересного» Юрия Михайловича. - Что я такого сказала?
        Ведеркина сопела, как бегемот, которого щекочут.
        - Да! - мрачно подытожила Таня. - Он мне сто лет не нужен. И ничего смешного!
        - Разумеется, - отмерла Наташка. - На фига такой мужик, который петь не умеет. Что хоть пел-то?
        - Издеваешься?
        - Да так, интересуюсь. У меня Егор только по пьяни поет. И в основном песни советских композиторов из пионерского прошлого. Никакого разнообразия.
        - Я не буду ему звонить.
        - Не звони, - согласилась Ведеркина. - Он же петь не может. Мужик, который плохо поет, все остальное тоже делает плохо.
        - Почему?
        - Да просто так сказала. Надо же как-то тебе поддакнуть. Просто других аргументов у меня нет, - хмыкнула Наташка.
        - Но я не могу звонить первая. Это как-то… А! Я телефон выбросила! - она даже обрадовалась. - Наталья! У меня нет телефона!
        - У Карины можно взять.
        - Вечно ты осложняешь мне жизнь своими глупостями, - приуныла Таня, размышляя, хочется ли ей брать телефон. Нет. Не хотелось. Зато хотелось, чтобы Носков позвонил сам.

        Верный своему слову, Юрий Михайлович не позвонил ни в этот день, ни на следующий. Мужчина-кремень не меняет своих решений.
        - Не звонил и звонить не буду, - твердо решил он.
        Умный человек всегда найдет выход из положения. Через несколько дней Носков купил коробку конфет и передал через Карину.
        - Это для мамы. Мне тут подарили, а мы сладкое не едим.
        - Чего это? - встрял Веник, алчно уставившийся на шоколад. - Давно не едим-то?
        - Давно, - тут же сориентировалась Карина. - У вас аллергия на шоколад.
        - Ладно, - пожал полными плечами Вениамин. - Обойдусь, хотя, конечно, печально.
        Юрий Михайлович рассчитал все правильно: интеллигентная женщина, а Татьяна, безусловно, являлась таковой, обязательно позвонит, чтобы поблагодарить. Если она не захочет общаться, то передаст свое «спасибо» через дочь. Таким образом станет ясно, как действовать дальше, и действовать ли вообще.

        - Он же меня вынуждает, Наташка! Я должна позвонить, иначе невежливо! - Татьяна нервно расхаживала по кухне, прислушиваясь, не шуршит ли под дверью любопытная дочь.
        - А ты не хочешь? - уточнила Ведеркина таким возмутительным тоном, что Таня едва не повесила трубку. Если бы были еще кандидатуры, с которыми можно было бы посоветоваться, то она бы обиделась. Но сейчас такая роскошь была непозволительна, так как мадам Аникеева сомневалась в собственной адекватности. Требовалась «помощь зала».
        - Не хочу!
        - Тогда купи ему какую-нибудь дрянь и передай в виде благодарности. И звонить не придется.
        - Ну, не знаю. Как-то это не очень…
        - Какая ты дура, Танька! Ну, хочешь позвонить же! Так позвони!
        - Да не хочу я…
        - Говорю же - неумная ты баба. Умная давно бы позвонила, а ты все телепаешься. - У Ведеркиной на заднем плане дурным голосом завопил Тема, призывно затрубил муж, и Наталья быстро закруглила неконструктивный разговор: - Каринка у тебя молодец, а ты ворона.
        На этой позитивной ноте беседа завершилась короткими гудками.


        Глава 14
        Иногда смертельно хочется уйти. Красиво, эффектно, хлопнув дверью так, чтобы посыпалась штукатурка, шмякнулся на пол карниз и звякнули в серванте чашки. Чтобы противоборствующая сторона вздрогнула, внезапно осознала всю тяжесть содеянного и мелкими шажками, семеня и приседая, понеслась вымаливать прощение. Без последнего пункта красивый уход теряет смысл.
        У Светы задуманное не получилось, потому что она проиграла. Деньги закончились так быстро и необъяснимо, что у нее даже начали появляться мысли, не обсчиталась ли она с самого начала. Тетя Вера была в ужасе и даже не считала нужным скрывать свое недовольство:
        - Девочка моя, ты спятила? Работы нет, а шкаф набила тряпьем? Это как понимать?
        - Это понимать так, что сезон сменился, - великодушно пояснила Света. Нет, конечно, некоторое ощущение собственной неправоты присутствовало, но оно плюхалось где-то очень глубоко, так как аргументы в собственную защиту имелись в избытке. - Я отдаю себе отчет, что прошу слишком большую зарплату, но в таком случае я обязана соответствовать уровню. Если я приду на собеседование в прошлогодних тряпках, надо мной посмеются. Есть определенные законы этикета.
        - По-моему, ты вообще ни в чем не отдаешь себе отчета, - поджала губы тетя Вера. - Думаю, работодателю глубоко плевать на твою одежду, а вот детям скоро есть будет нечего. Не пора ли напомнить мужу о его материальных обязанностях?
        Это был запрещенный прием. Света никак не могла смириться с мыслью, что Крыжовников вот так легко воспринял ее уход и даже не пытается вернуть. Более того, он даже не интересуется здоровьем детей, есть ли у них крыша над головой, есть ли корочка хлеба на ужин…
        - Или ты ему звонишь, или я! - сурово наседала тетя. - Это ни в какие ворота не лезет! Между прочим, если он откажется платить добровольно, придется подавать в суд, а это время. И тогда на паперти тебе очень пригодятся костюмы из последней коллекции.
        - Сама позвоню, - сдалась Света. - Завтра.
        - Нет, сейчас. - Тетя Вера ткнула ей в руки телефон. За ночь Светочка запросто могла передумать, а тогда расхлебывать последствия, как материальные, так и моральные, придется тете. Надеяться на сестру было бы глупо, так как в последнее время переводы от нее приходили крайне нерегулярно, а суммы были настолько скромными, что Вера только диву давалась, как сестрице не стыдно. С другой стороны, Света уже давно выросла и ни на какие алименты от родительницы рассчитывать не могла.
        - Тетя, мне это неприятно! - закатила глаза Света. - Это унизительно!
        - Лучше унизиться, чем уморить голодом детей, - не уступила тетя.
        - Ладно, тогда выйди, а то я не смогу разговаривать.
        - Да пожалуйста! Лишь бы из этого что-нибудь получилось! - Тетя удалилась из комнаты и завздыхала где-то в коридоре. Она явно собиралась подслушивать.
        Света позвонила Крыжовникову на трубку.

«Увидит мой номер, соответственно - отреагирует, - размышляла она. - Если схватит сразу, значит - ждал. Если не сразу, значит, либо не хочет разговаривать, либо желает изобразить, что не хочет. Или занят. С Носковым».
        У Светочки томительно и горько засосало под ложечкой. Чего она ждет? Разве в этой дикой ситуации можно что-то исправить? Нет больше ее Семена, а есть только некий средний пол, фикция, и она - рогатая лань, ошибка природы. За что боролись, на то и напоролись…
        Трубку он схватил сразу. Одной проблемой стало меньше.
        - Семен? - максимально официально уточнила Света, словно по его мобильнику мог ответить кто-нибудь другой.
        - Здравствуй, - сухо отреагировал он. На самом деле Крыжовников даже трясся от избытка эмоций и расплескивал их, как перекипевший чайник. Но жена об этом не должна была догадаться. Быстро же у нее закончились деньги. Хотя чистое белье у него закончилось намного быстрее.
        - Надо поговорить. - Светочка почему-то была уверена, что Сеня возьмет инициативу в свои руки, начнет что-нибудь лепетать, извиняться, оправдываться. Ей смертельно этого хотелось, просто до обморока, потому что, едва услышав его голос, Света тут же забыла все свои мысли про средний пол и фикцию, хотя про рогатую лань помнила. Черт бы побрал эту любовь, которой нет, а она есть! Как монстр в фильме ужасов: его победили, закопали, а перед самыми титрами могильный холмик начинает шевелиться. Крыжовникова нельзя было любить, а она любила, несмотря ни на что, и от этого было не хорошо, а очень-очень плохо, словно она была приговорена к долгой и мучительной смерти. Хотелось стереть жизнь, как неверный пример со школьной доски, и начать все заново. Но если бы такое было практически возможно, то люди только и занимались бы переписыванием собственных судеб.
        - Деньги закончились, - удовлетворенно констатировал Крыжовников. И в этой его фразе было столько самодовольства, что Света взорвалась.
        - Деньги у меня есть, я зарабатываю. Я хотела обсудить условия развода. Тебе удобно или ты сейчас не один?
        - Зарабатываешь? - изумленно переспросил Семен, словно жена сообщила, что по ночам участвует в кулачных боях или летает в магазин на метле. - Ты?
        - А что тебя удивляет? Да, я зарабатываю. Но не надо, пожалуйста, уходить от вопросов. Ты не на переговорах, а я не твой партнер, ясно? Еще раз спрашиваю: ты один или тебе неудобно говорить сейчас?
        - Не говори ерунды, кто у меня тут может быть? - Светин настрой Крыжовникову категорически не нравился, и он решил пойти на уступки.
        - Ну, мало ли, - презрительно хмыкнула Света. - Может, у тебя Носков ночует.
        - Кто? При чем тут Юрка? Почему он должен у меня ночевать?
        - Потому что дома у него ребенок, а у тебя дети съехали.
        - Ты пьяная, что ли? - догадался Сеня.
        - Ладно, хватит уже, - обиделась Света. - Давай решать.
        - Что решать?
        - Ну, откуда я знаю! Я еще ни разу не разводилась! Как имущество делить, с кем дети будут, какие алименты…
        Семен чуть не выронил трубку из вспотевших рук. Такого поворота он никак не ожидал. Самое ужасное, что он, похоже, передержал Светлану, как нерадивая хозяйка тесто, и результат оказался совсем не таким, как он планировал.
        - Что ты несешь?
        Чем меньше уверенности оставалось в его голосе, тем больше ее становилось у Светланы.
        - В общем, так, - она старательно изобразила задумчивость. - Завтра вечером с восьми до девяти у меня будет окно. Подъезжай в центр.
        - Хорошо. - Крыжовников растерялся. Он никак не мог понять, что это значит. Неужели это все? Неужели он просчитался? Семен был уверен, что уход жены всего лишь каприз и только от него зависит, позволить ли ей вернуться или закрепить достигнутое разводом. Оказалось, что нет. И это было настолько неожиданно, что Сеня сдался:
        - Давай в нашем ресторане. Ну, ты помнишь…
        - Давай, - быстро согласилась Светлана и повесила трубку. «Тьфу! Надо было сказать, что не помню!»
        Ее колотило. Только наступив на детский самосвал и едва не свалившись на палас, она осознала, что мечется по комнате без единой мысли в голове. Или их было так много, что они слились в сплошную массу и потеряли смысл.
        - Ну, что решили? - тетя все-таки подслушивала, иначе откуда бы ей догадаться, что беседа окончена.
        - Завтра встретимся и обговорим развод. Все кончено. Он мне больше не нужен.
        Следуя обычной женской логике, остаток вечера дамы провели в сборах. В результате было решено, что к ненужному и решительно отвергаемому Семену Света пойдет в парадном облачении.
        - Чтобы понял, что теряет! - оправдывалась Светлана то ли перед собой, то ли перед тетей Верой.
        - Да! - Тетя воодушевленно затрясла кудряшками. Перспектива сбыть племянницу с детьми обратно мужу и заняться наконец личной жизнью вдохновила ее необычайно.
        Под занавес Светлана позвонила Новгородской.
        - Мы завтра с Крыжовниковым встречаемся, - сообщила она вместо приветствия.
        - Позвонил! - радостно выдохнула Ирка. - Я же говорила.
        На самом деле ничего такого она не говорила.
        - Не совсем, - вынужденно признала Света.
        - Не совсем? Это как? Пришел с цветами и бухнулся в ноги? - предположила Ира.
        - Да нет, я сама позвонила. Нам же надо обсудить развод. Тонкости там всякие, имущество…
        - Ой, это ты сейчас кому врешь? - заинтересовалась Новгородская. - Или он рядом стоит?
        - Никто не стоит! И я не вру! Я настроена решительно. Сама подумай, что между нами может быть? Мы одного пола практически. Вот ты согласна со мной жить?
        - Всенепременно, - хмыкнула Ирка. - Только такая роскошная баба мне не по карману. К тому же у меня уже есть, с кем жить.
        - Есть? - глупо переспросила Светлана. Вот так! Жизнь - весы. Ей хорошо - все внизу. У нее все рухнуло, а у остальных, даже у Новгородской, все наладилось!
        - Нет, вы гляньте! Такое чувство, что ты, и правда, расстроена невозможностью спать у меня под боком! - Ирка ненатурально хохотнула. Вероятно, обиделась.
        - Я машинально. Ир, мне так фигово, что мозг кипит, а тебе все шуточки. У нас с ним уже ничего не может быть. Мы два плюса, которые отталкиваются.
        - Вижу позитив, - голосом капитана швартующегося парусника просипела Ирина. - Во-первых, ты назвала Крыжовникова плюсом, а во-вторых, появилось слово «мы».
        - Это аллегория.
        - Ладно. То есть ничего не может быть.
        - Ты что, не будешь со мной спорить? - расстроилась Светочка. Она была уверена, что Новгородская, хотя бы из чувства противоречия, начнет возражать.
        - Не буду. А что, надо?
        - Не вредничай. Я и сама знаю, что дельфин и русалка не пара, не пара, не пара… Ирка, как он мог?
        - Ой, только не начинай. Я в их фиолетовой физиологии разбираться не хочу. Вероятно, как-то смог. Чисто технически я могу представить…
        - Фу, перестань нести чушь. Гадость какая. Я просто так спросила, сама понимаю, что ничего уже не будет. Я его презираю, ненавижу, видеть не могу.
        - Ясненько.
        - Он мне противен.
        - Само собой.
        - Омерзителен.
        - Разумеется.
        - Ты издеваешься? - с подозрением спросила Светлана.
        - На тебя не угодишь. Слушай, у меня тут… в общем, я не одна. Ты все?
        - Все. Так как считаешь, мне его простить?
        - Гм, что-то я утеряла нить твоих рассуждений. Но я бы простила.
        - Ирка, но он же того…
        - Тогда не прощай.
        - Думаешь?
        - Слушай, я уже давно думаю про другое. У меня мужик сейчас из душа придет. Ты же у нас умная барышня, ориентируйся по обстоятельствам. А завтра расскажешь.
        - Легко тебе.
        - Свет, мне нелегко. Тебе тоже. Я тебе сочувствую и все такое. Но сейчас я не могу долго выражать свое безграничное сочувствие, у меня тут дела.
        - Иди к своим делам… Ну, в общем, ты бы простила, да? Я просто так, гипотетически, интересуюсь.
        - Не знаю я! - рявкнула Новгородская. - Смотри сама. В принципе, есть мужики, которые и нашим, и вашим.
        - И нашим, и вашим - это предатели.
        - Спи спокойно, дорогой товарищ, - неожиданно дурашливо пропела Ирка. На заднем плане что-то пробубнил мужской голос, и из трубки закапали короткие гудки.
        - Вот так, - сообщила Светочка чешской люстре с висюльками. - Всем не до меня.


        Глава 15
        Настроение в этот вечер у Татьяны было как содержимое колбы перед опытом: казалось, одна капля - и все взорвется. Либо красивым салютом, либо вдребезги, с уничтожением лаборатории и последующими похоронами лаборанта.
        - Э-э-э, Юрий Михайлович, здравствуйте… - Татьяна напряглась, не зная, что говорить дальше. Его номер она набрала в едином порыве, не подготовившись, потому что знала: если готовиться, то найдется куча объяснений, почему этого делать не надо. А сделать очень хотелось, поэтому следовало поторопиться. И как быть? Говорить, что она мама Карины? Но психологически это неправильно, потому что женщина в первую очередь должна быть женщиной, а уже потом чьей-то мамой.
        - Таня! - неуверенно выдохнул Носков, и сразу стало ясно, что ничего объяснять не надо.

        - Мама, ты куда? - Карина с любопытством выглянула в коридор.
        - По делу. - Таня красила губы и пританцовывала от нетерпения. К черту условности. В конце концов, на работе никто не узнает, а Ведеркиной она просто не скажет. Пока не скажет. Да, дурацкое ребячество, необдуманный поступок и вообще - несолидно.
        - Заметно, - фыркнула дочь, но не ушла. - У тебя свидание?
        - У меня? Что ты выдумываешь! Я же сказала - по делу! - Татьяна задумчиво посмотрела на сапоги. Они красиво облегали ногу, делая ее стройнее и выше, но… Ей не хотелось, чтобы невысокий Носков почувствовал себя неловко.
        - Ни фига себе - примочки, - присвистнула Карина. - Не надо старые, они тебе не идут! Иди в этих, будете одного роста!
        - Ты думаешь? - Татьяна с сомнением потопала шпильками и спохватилась: - Какое еще
«будете»?! Я по делу!
        Карина, молча улыбаясь, взяла телефон:
        - Веник, а где папа?.. Да ты что?! Побрился, надушился и улетел? На переговоры? Какое совпадение! Ну, давай, завтра обсудим!
        - Кариша, это не то, что ты думаешь! Все, целую! Не жди меня, ложись. На завтрак булочки, если меня не будет, - махнула рукой Татьяна, закрывая дверь.
        - Йесс! - взвизгнула понятливая дочь так громко, что соседская собака залаяла, а Таня, сбегавшая по лестнице, густо покраснела.

        От любви до ненависти один шаг. Света всю ночь и день, предшествовавшие объяснению, танцевала замысловатый танец, шагая туда-обратно и страшно страдая от отсутствия твердой позиции. Логика подсказывала, что Крыжовникова надо вычеркнуть из памяти, а какой-то неизвестный вирус, прижившийся в груди, постоянно выбрасывал в кровь адреналин, дурацкие идеи и беспочвенные доводы, которые никак не объясняли и не оправдывали происходящее, но неуловимо меняли точку зрения.
        Она накручивала себя, как боксер перед боем, и в результате в момент появления в зале ресторана, где была назначена встреча, Светлана готова была послать бывшего мужа вообще и в нокаут - в частности.
        Крыжовников выглядел бледным, усталым и то ли больным, то ли жалким. Это было так неожиданно, что она застыла у столика, не имея сил «ударить» лежачего. Порядочные дамы, как известно, лежачих не бьют.
        Семен неловко привстал и улыбнулся.

«Черт тебя подери! - тоскливо промелькнуло в Светиной головке. - Я не смогу!»
        Это было вопреки логике, здравому смыслу и интуиции. Светлане хотелось плакать. И не просто плакать, а реветь в голос, потому что она любила мужчину, который, во-первых, не был мужчиной в полном смысле этого слова, а во-вторых, не любил ее.
        - Ты хотела поговорить. - Семен воровато отвел глаза. Света выглядела потрясающе, впрочем, как всегда. Молодая, красивая и совершенно своя, собственная, по недоразумению чуть не потерянная. Он готов был на любые уступки, лишь бы вернуть ее.
        - Хотела. Ты мне что-нибудь закажешь?
        - Да-да, конечно, - он подскочил к Свете, подвинул стул. Крыжовников благоухал своим любимым одеколоном с легким запахом огуречной свежести. Больше всего на свете хотелось повиснуть у него на шее…
        - У тебя есть предложения, условия или что там бывает? Я в этом не разбираюсь, поэтому готова рассмотреть твои варианты. - Она равнодушно тряхнула челкой и заинтересованно посмотрела в окно.
        - Есть. Не дури и возвращайся. - Семен отчаянно покраснел и вцепился в скатерть.
        - Это не предложение, это глупость. Сам понимаешь, что это невозможно. - Она лениво покосилась на него и снова уставилась в окно. Внутри у Светочки все кипело:
«Вот оно! Ради чего она наряжалась, причесывалась и столько времени не спала, переживая, страдая и ужасаясь перспективам одиночества. Крыжовников сдался». Только что теперь делать с этим поверженным городом, который лежал в руинах и восстановлению не подлежал?
        - Почему невозможно? Да у меня с ней ничего не было! Какая зараза тебе наплела? Что за ребячество? Из-за дурацких слухов забрать детей и уехать! Ты же не маленькая! - Лучшая защита - нападение. Именно этой примитивной тактикой и решил воспользоваться Сеня.
        - А как поживает Носков? - не отреагировав на вопли, поинтересовалась Света.
        Семен некоторое время озадаченно поморгал, потом переварил вопрос и переспросил:
        - Юра Носков?
        - А что, у тебя их много?
        - Хорошо поживает. А почему ты спрашиваешь?
        - Ну, мне не все равно, в чьи руки попал мой бывший муж.
        - Света, давай лучше про наши дела поговорим.
        - А что, Юрик уже не имеет отношения к нашим делам? Вы расстались?
        - Чушь какая. Почему я должен с ним расставаться? Что ты за глупости несешь?
        - Ну, да, конечно! - горько качнула головкой Светлана, отчего челка весело спружинила и снова замерла на высоком белоснежном лобике. - Почему ты должен с ним расставаться? Что я такое, в самом деле, спрашиваю?! Настоящая любовь не ржавеет и не дохнет, чем ее ни трави!
        - Ты заболела? - Крыжовников напрягся.
        - А я интересуюсь, - голосом няни Вики продолжила Света, - он тебе эсэмэски больше не шлет? Люблю, целую…
        И тут Семен понял. И заржал, как последний идиот. А Светлана не выдержала и врезала ему по физиономии.
        Пока он тащил ее в холл, Света кусалась, царапалась и вываливала все, что успела наформулировать за время отдельного проживания. Про то, как сидела одна дома, как любила, ждала, прощала, была спутницей, тенью, хотя ненавидела оставаться в тени. Про то, какой она была верной и терпеливой, все маленькие и большие обиды… Даже про Таню.
        - Я ради тебя на подлость пошла! На подлость, которую всю жизнь не могу себе простить! Я, может, еще на том свете за нее отвечать буду! Я хорошего человека оговорила, чтобы ты на меня обратил внимание! Я ни тебе, ни себе этого никогда не прощу! - верещала она, пытаясь пнуть Крыжовникова острым каблуком и отчаянно брыкаясь.
        От неожиданности Семен выпустил ее и прошептал:
        - Как это? То есть это ты Татьяну сфотографировала с тем…
        - Да не было никакого мужика тогда! Просто она ни за что бы тебя не отдала мне! Это монтаж! А ты поверил! Потому что никогда не любил никого, кроме себя! И вообще - ты никогда не любил женщин, мы же для тебя просто прикрытие! Я преступница, я подлая, а все из-за тебя! Ты мне всю жизнь испортил!
        Сеня одурело смотрел на раскрасневшуюся жену. Он никогда не думал, что из-за него могут разгораться такие нечеловеческие страсти. Вероятно, этим можно было гордиться.
        Светлана все еще орала что-то и хотела даже ударить его сумочкой, но Крыжовников перехватил ремешок, привлек Свету к себе и поцеловал. Народ, привлеченный шумом и захватывающими разборками, начал смущенно расходиться. Потом Светлана сидела на полу и плакала, а он сел рядом и оправдывался, и это было так здорово - оправдываться, когда ни в чем не виноват и когда уже ясно, что тебя простили.
        - Ты пойми, - он гладил Свету по выбившимся из прически кудряшкам и был по-глупому счастлив. - Я же знал, что ты лазишь в мой телефон, поэтому всех писал под мужскими именами.
        - Всех? - Света напряглась.
        - Да нет, не всех, я оговорился, - перепугался Семен. - Последнюю.

«Иногда лучше жевать, чем говорить», - тоскливо подумал он, предчувствуя новый виток скандала.
        Но, вероятно, Света повзрослела или помудрела, потому что никакого скандала не было.
        - А как тогда у тебя называется Носков?
        - Нос.
        - Нос?
        - Да. Так короче.

«Какая глупость, - подумала Света. - Как все просто и как сложно».
        Телефон у Семена затренькал. Он гордо посмотрел на Свету и насмешливо предложил:
        - Если хочешь, сними звонок сама. У меня нет секретов. - И он великодушно сунул трубку ей в руку. - Даже не смотрю, кто звонит, видишь? Потому что я в себе уверен.
        Светлана покосилась на дисплей. «Юра».
        - Обалдеть, - она схватила аппаратик. - Не иначе - телепатия.
        - Семен Сергеевич, это Эля, - зажурчал девичий голосок. Только не было в нем ни просительных, ни кокетливых, ни игривых ноток. - Сразу скажу, чтобы не было никакого недопонимания: разговаривать мне с вами неприятно. Поэтому я постараюсь покороче. На самом деле меня зовут Карина, я дочь Татьяны Аникеевой. И не перебивайте меня вопросами, иначе я могу наговорить много неприятных вещей, о которых потом мы оба пожалеем. Я встречалась с вами только для того, чтобы отомстить за маму. Я просто хотела, чтобы вы страдали, как она. Вас ведь, наверное, никогда не бросали, а ее предали дважды. Вы ей чуть жизнь не сломали. Ей было очень больно, а мне страшно. И все из-за вас. Из-за того, что вы посчитали ее игрушкой, которой можно поиграться, сломать и забыть. И я не жалею, слышите, ни капли не жалею, что у вас так получилось! Потому что сейчас мама будет счастлива. Я считаю, что отомстила вам, как смогла.
        Света озадаченно молчала, отпихивая руку нетерпеливого Семена, бубнившего: «Ну все, давай, кто там на ночь глядя?»
        - Но мне очень неловко перед вашей женой. Из-за вас и она пострадала. Это единственное, что я хотела бы исправить. Хотите, я с ней поговорю и все объясню. Она поверит. Потому что между нами и не могло ничего быть. Вы не представляете, как я вас ненавидела. А сейчас все прошло. Мне наплевать на вас. Я из-за вашей жены звоню. Вам она не поверит, и будет права. Наверняка она знает, какой вы врун, поэтому я готова рассказать ей все сама и извиниться.
        - Вы нас тоже простите, - быстро бормотнула Света в трубку. - Не надо мне звонить. Я все поняла. До свидания.
        На том конце провода испуганно помолчали и отсоединились.
        Светлана подняла глаза на Крыжовникова:
        - Как все сложно. И как все просто.
        - Не понял.
        - И не поймешь. Поехали за детьми.

        Жизнь - как игра «Поле чудес». Если вам выпал сектор «Приз», то в черном ящике вместо ключей от машины может запросто оказаться лимон. И только время покажет, что вам достанется и стоило ли за это бороться.
        - Знаешь, Сеня, - Светлана взъерошила модную крыжовниковскую стрижку, - ты - лимон, зато мой. И, наверное, я счастлива.
        Правильно брошенный бумеранг всегда возвращается. Даже если он ударит вас в лоб, не стоит делать из этого трагедию - это наказание за неправильно выбранную траекторию. И всегда есть повод для радости - ведь он все-таки вернулся…