Ключ к волшебной горе Антон Леонтьев

        #
«Теряя, мы обретаем», - предсказал юной Полине Новицких старый цыган с попугаем на плече. Но что значат эти непонятные слова? Лето 1914 года кончается, осенью она выйдет замуж за сына известного адвоката Платошу Крещинского и будет с ним счастлива... Полина еще не знала, что скоро от беззаботной жизни и наивных надежд останутся одни воспоминания. После несчастного случая она лишилась родителей, и ее любимая тетя Лиззи, сговорившись с Крещинским-старшим, по-своему решила судьбу богатой наследницы: Полина оказалась в лечебнице для душевнобольных. Не сойти с ума по-настоящему ей помогла подруга по несчастью Герда. Томительному заключению положила конец революция, и девушки вместе с другими эмигрантами смогли уехать в Париж. Полина с трудом нашла работу официантки. И однажды она узнала в богато одетом господине адвоката Крещинского! Но где же его сынок? Кажется, пора напомнить ему о бывшей невесте. Она уже так много потеряла, настало время обретать...
        Антон Валерьевич Леонтьев
        Ключ к волшебной горе
        Любить всей душой, а в остальном доверяться судьбе - таково было ее простое правило.

    Владимир Набоков
        Огромный дом скрипел и стонал, как будто его населяли мятежные призраки. Она сама была привидением, дочерью давно минувшей эпохи. Она теряла одного за другим - всех, кого любила.
        Старая женщина - та, что находилась в большой спальне, - поежилась. За окном бушевал осенний ливень, зарницы освещали призрачное небо.
        Она была одна. Совершенно одна.
        И в то же время ее не покидало ощущение того, что в доме кто-то есть. Полина сидела в глубоком кресле. В камине гудело пламя, и его лохматые языки освещали спальню.
        Особняк дышал и пульсировал. До старой женщины донесся тихий скрип ступеней центральной лестницы. Она вздрогнула.
        Значит, в доме, кроме нее, кто-то есть. Часы показывали половину второго ночи. Она давно страдала бессонницей, поэтому никак не могла заснуть и грезила воспоминаниями.
        Кто же бродит по особняку в такую пору? Ступенька скрипнула снова. Некто поднимался по лестнице - к ней в спальню.
        Старая женщина вцепилась в подлокотники кресла. Она не сможет убежать и скрыться. Ей некому помочь. А она нуждается в помощи: тот, кто медленно шел к ней, желал только одного - убить.
        Раздался отдаленный раскат грома, блеснула змея фиолетовой молнии. Полина поняла - настали последние минуты жизни. Она чувствовала зло и ненависть, сгустившиеся в воздухе.
        Она ждала своего убийцу. Смерть принесет ей избавление. Теряя, мы обретаем...
        Бронзовая ручка осторожно пошла вниз, дверь тихо распахнулась. Полина подняла глаза и увидела того, кто пришел, чтобы расправиться с ней.


        I
        - Meraviglioso! Stupendo! Splendido! Недюр-р-рственно. Cependant ce n’est pas Biarritz et pas Riviere. Ich sehe das Meer! - выдохнула мадмуазель Шнайдер, завидев лазурные волны, отливающие червонным золотом под лучами июньского солнца. - E monti...[Великолепно! Прекрасно! Восхитительно! Однако это не Биарриц и не Ривьера. Я вижу море! И горы... (ит., фр., нем.)]
        Полина, улыбнувшись, заложила пальцем крошечный томик. Мадмуазель Шнайдер, как обычно, смешивала языки, пытаясь выразить чувства, охватившие ее. Милая мадмуазель Эдит Шнайдер, гувернантка ее матери, которая провела в их доме уже невесть сколько лет! Представить без нее семейство Новицких просто немыслимо!
        - Pauline, what are you thinking about?[Полин, о чем вы думаете? (англ.)] - с подозрением спросила вдруг по-английски мадмуазель Шнайдер, нескладная особа лет шестидесяти пяти, уроженка швейцарского кантона Фрейбург.
        - Мадмуазель, я думаю о том, что мы скоро окажемся на месте! - ответила ей на чистом русском Полина Новицких. Она положила на столик книгу в золоченом переплете (в блестящей фольге лежала початая плитка шоколада «Бликен и Робинсон» - Полина была знатной сластеной), откинулась на удобный диванчик, обитый голубым бархатом, и на мгновение прикрыла глаза - роман Андрея Белого «Петербург» может и подождать!
        Мадмуазель Шнайдер, как это часто с ней и бывало, журчала, подобно альпийскому ручью, роняя замечания на различных языках - ведь она появилась на свет в Лондоне, провела юность в Швейцарии, ее скончавшийся от чахотки супруг был австрийцем, а до того, как оказаться у семейства Кригерс, она работала у итальянского графа в Лондоне.

«L’Express Adriatique»[«Адриатический экспресс» (фр.).] издал призывный гудок, оповещая пассажиров, что скоро они прибудут на конечную станцию, цель их путешествия - герцословакский курорт Варжовцы.
        Полина впервые путешествовала к Адриатике. Обычно родители выбирали для летнего отдыха Средиземноморье - Ривьеру, Монте-Карло, Бертран - или океанское побережье Франции - Биарриц. Однако в этом году выбор пал на Герцословакию и Варжовцы, которые только-только начали входить в моду.
        За прозрачным окном экспресса мелькало море, железнодорожные пути шли вдоль берега. Небольшая балканская страна представляла собой гористую местность, поросшую лесом, и только у самого моря белели шикарные виллы, отели и частные пансионы.
        Два месяца назад Полине исполнилось семнадцать. Она чувствовала себя взрослой и готовой к настоящим чувствам. К тем самым, о которых так вдохновенно пишет Дмитрий Мережковский или Александр Блок... И она не сомневалась, что любовь, это волшебное чувство, не минует и ее в этом году. Стоял конец июня 1914 года - в позапрошлом году Российская империя с помпой отметила столетие начала войны с Наполеоном, а в прошлом - чествовалась династия Романовых, которая правила страной уже триста лет. Лето, как всегда, предвещало скуку, отдых на модном курорте, dolce far niente[Cладкое ничегонеделанье (ит.).] и возвращение в начале сентября в прохладный и светский Петербург!
        - Полин! - В купе заглянула тетя Лиззи, кузина Ксении Теодоровны, матери Полины. - Maman просит зайти тебя!
        Полина, со вздохом отломив квадратик от толстой плитки шоколада, проследовала за тетей в соседнее купе. Выбор пал на Герцословакию по совету маститых врачей: в последние месяцы Ксения Теодоровна, отметившая в январе свое сорокалетие, жаловалась на упадок сил, постоянные головные боли и апатию. Ей предписали сменить обстановку и набраться энергии у моря. Варжовцы были известны своими целебными минеральными источниками.
        - Ксения, дорогая моя. - Тетя Лиззи приоткрыла дверь купе, которое занимала вместе с Ксенией Теодоровной. Полина обожала тетю Лиззи - умная, целеустремленная, столь много повидавшая в жизни, она представляла собой тип new woman[Новой женщины (англ.).] - и в одежде, и в поведении. Красивая, отлично разбирающаяся в веяниях последней парижской моды, тетя Лиззи могла с жаром вести беседу об эмансипации и суфражистках, о необходимости предоставления избирательного права женщинам и о том, что в далекой Америке есть смелые дамы, занимающиеся бизнесом и не зависящие финансово от своих мужей.
        Полине всегда хотелось быть такой, как тетя Лиззи. Она даже внешне походила на тетку - Елизавета Фридриховна отличалась грацией и шармом, она не скрывала того, что ей делали лестные предложения многие знаменитые и богатые мужчины. В свои тридцать шесть она выглядела на двадцать восемь, фигура у нее была идеальной. Тетка занималась йогой, чему научилась во время путешествия по Британской Индии. Темно-рыжие, отливающие медью волосы обрамляли ее подвижное тонкое лицо. Тетя Лиззи презирала тех женщин, которые слепо подчинялись моде и старались походить на звезд синематографа. Она говорила, что красота в первую очередь находится здесь, и выразительно стучала указательным пальчиком по темени.


        II
        В купе матери царил полумрак и пахло чем-то кисло-целебным. Ксения Теодоровна пила особые капли, успокаивавшие нервы и снимавшие ее боли, о которых столичные врачи осторожно говорили, что они - плод фантазии самой пациентки.
        Ксения Теодоровна полулежала на кушетке, тюльпанообразные бра, несмотря на то, что время приближалось к полудню, были зажжены, а штора на окне опущена. Ксения Теодоровна походила на свою кузину, тетю Лиззи, в молодости она считалась одной из самых красивых девушек Петербурга, именно ее красота и пленила будущего отца Полины Льва Новицких, который сделал Ксении Кригерс предложение через два дня после того, как увидел ее на балу у князей Годуновых-Чердынцевых.
        Полина отметила, что мама выглядит уставшей. Под глазами залегли глубокие тени, как будто она провела бессонную ночь, кожа поражала белизной и хрупкостью, и вообще, Ксения Теодоровна походила на тонкой работы фарфоровую статуэтку. Она подала дочери мягкую руку и произнесла тихим голосом:
        - Полин, я хотела тебя видеть...
        - Мама, как твое самочувствие? - прильнула к матери Полина. Увы, у нее никогда не было доверительных с матушкой отношений. Тетя Лиззи была ей намного ближе. Мама же всегда возводила непонятный барьер между ними, полагая, что родители не должны излишне баловать детей своим вниманием и ласками.
        Однако в тот момент Полина чувствовала нежность и сочувствие к страдающей маме. Впрочем, она слышала обрывки разговоров, которые вели отец и тетя Лиззи. Петербургские эскулапы полагали, что никакой физической причины для постоянных жалоб Ксении Теодоровны не существует и источник их - фантомы в голове пациентки. Ей рекомендовали успокаивающие капли, минеральные воды и смену обстановки.
        - Полина, я хочу, чтобы ты заботилась об отце, когда меня не станет, - с жаром произнесла Ксения Теодоровна.
        Полина погладила маму по руке и смиренно сказала (врачи запретили спорить с ней):
        - Но, maman, я уверена, что воды окажут целебное воздействие...
        Ксения Теодоровна упрямо фыркнула, ее красивое лицо исказила гримаска упрямства. Полина знала, что унаследовала от нее ставшее легендарным фамильное упрямство.
        - Вы мне не верите, - сказала она резко. - Никто: ни эти новомодные врачи, последователи странного господина Зигмунда Фрейда, ни твой отец, ни моя cousine[Кузина (фр.).] , ни даже ты, единственная дочь моя! Вы считаете меня ипохондричной особой, которая в угоду собственным фантазиям закатывает скандалы и устраивает представления! Я же уверена, что мои дни сочтены! Сегодня ночью мне было так тяжело дышать, по моим жилам растекалась смерть!
        Полина отвела взгляд. Она почувствовала, что «Экспресс-Адриатик» замедляет ход. Иногда внимать речам мамы было тяжелым занятием. Именно на это и намекали врачи - на то, что пациентка, избалованная богатством, принимает собственные выдумки за реальность и мучает себя и окружающих изобретенными ею же недугами.
        - Поэтому, моя дорогая, ты должна быть сильной, - продолжала несколько капризно Ксения Теодоровна. - Ах, вот и снова!
        Она схватилась за грудь и томно вздохнула. Полина поймала себя на непочтительной мысли, что в ее матери погибла замечательная актриса, вторая Ермолова, Комиссаржевская или непревзойденная Сара Бернар.
        - Жар, меня охватывает жар! - прошептала Ксения Теодоровна. - Полин, ты мне не веришь! Мне никто не верит, и это более всего сводит меня с ума! Вели Глафире подать мне чаю! Хотя нет, я желаю горячего шоколада!
        Полина знала, что, когда их верная горничная Глаша принесет матери чашку бразильского шоколада, Ксения Теодоровна во всеуслышание заявит, что хотела пить настойку валерианы или отвар из боярышника. Слуги в их особняке на Английской набережной в Петербурге давно привыкли к резким сменам настроения хозяйки и к ее причудам.
        Полина покинула купе матери. Закрыв дверцу, она столкнулась с отцом - Львом Константиновичем Новицких, грузным мужчиной со смугловатым лицом, аккуратно подстриженными темными усами и бобриком на голове. Он был облачен в неизменный светлый пиджак, в петлице которого всегда красовалась гвоздика. Новицких улыбнулся, увидев дочь.
        - Мама желает горячего шоколада, - передала ему требование занедужившей Полина. Лев Константинович склонил набок голову. Полина обожала отца, он был для нее всем: в детстве они вместе катались зимой на коньках или на санках, летом (когда выезжали в подмосковное имение) ходили купаться на пруд.
        Полина сочувствовала отцу - она знала, что он все еще нежно и трепетно любит свою супругу, которая в последнее время сделалась невыносимой. Лев Константинович был писателем, хоть и неизвестным широкому кругу читателей, однако получившим признание в кругу профессионалов. Новицких являлся дворянином, наследником крупного состояния: его отец был товарищем министра юстиции, дядя занимался нефтяным промыслом, а дед отличился на войне 1812 года и штурмовал Париж. То, что Новицких являлся миллионщиком, ни для кого не было секретом. Лев изменил семейной традиции и не стал коммерсантом, предпочтя роль философа, мецената, человека искусств и bel esprit[Дословно: блестящий ум; человек с тонким вкусом (фр.).] . Его романы, слишком длинные и назидательные, печатались за деньги самого автора, что не мешало ему, однако ж, видеть себя одним из столпов российской беллетристики. В последние годы Новицких увлекся политикой, стал одним из наиболее активных членов партии кадетов и депутатом Государственной думы.
        Отец никогда не старался подчеркнуть свое богатство, впрочем, и Ксения Теодоровна, выйдя за Льва Константиновича замуж, принесла в семью значительное состояние. Ее отец, Теодор Кригерс, уральский золотопромышленник, обладал к тому же огромными лесными угодьями, производил динамит и нитроглицерин. Полина привыкла к тому, что в Петербурге они обитают в трехэтажном особняке из розового гранита, в Царском Селе имеется роскошная дача, под Москвой их ждет старинный особняк с колоннадой и заброшенным садом. Где-то за Уралом есть еще чуть ли не замок, выстроенный ее дедом по материнской линии как подражание творениям чудаковатого баварского короля Людвига Второго. Родители считали это архитектурное безумие среди тайги с массой башенок и стрельчатыми окнами в стиле сказок о похищенных драконом принцессах и отважных принцах, отправляющихся на их освобождение, китчем и неуместными причудами заморского архитектора.
        - Глафира, - произнес рокочущим басом Лев Константинович. На его зов из соседнего купе появилась преданная горничная, хохотушка Глаша. - Ксения Теодоровна желает горячего шоколада! Как она? - спросил у Полины отец.
        Та ответила:
        - Мне кажется, что мама в самом деле страдает. Быть может...
        Отец отрицательно покачал головой и заметил:
        - Врачи уверяют меня, что никакого физического недомогания у нее нет, а все дело в душевном кризисе. Я не понимаю, из-за чего она так мучается. У нее есть абсолютно все - и в то же время чего-то не хватает! Впрочем, один из этих последователей психоанализа заявил, что ее проблема в том, что у нас все есть и любое ее желание тотчас удовлетворяется...
        - Шоколад? Я не просила шоколаду! - раздался болезненно-тонкий голос Ксении Теодоровны. - Глафира, нельзя же быть такой нерадивой! Мне запрещен шоколад, он вызывает у меня спазмы сосудов головного мозга и страшнейшую мигрень! Я хочу липовый чай! Он успокаивает нервы!
        Едва не плача, Глаша покинула купе хозяйки. Лев Константинович успокоил горничную, а затем сам отправился к жене - объяснить ей, что шоколад не так уж плох.


        III
        Их долгое путешествие подходило к завершению. Из Петербурга они отправились в путь на величественном «Норд-Экспрессе», конечной станцией которого был Париж. Коричневая стрела поезда (понизу вагоны были окрашены в кофейный цвет, а поверху - в цвет сливок) довезла их до русско-немецкой границы, станции Вержболово-Эйдкунен. Там бокастую русскую колею заменил узкий европейский путь, а березовые дрова - уголь. Они пересели в состав из международных вагонов и продолжили путь по Германии. Экспресс ходил два раза в неделю, на нем состоятельные подданные Российской империи добирались до Центральной Европы.
        Экспресс влачился по немецкой земле, минуя живописные деревушки и проезжая крупные города, наполненные жизнью, шумом трамваев и заграничной пестротой. И только ночью поезд полностью оправдывал свое волшебное название «Compagnie Internationale des Wagons-Lits et des Grands Express Europeens»[Международное общество спальных вагонов и европейских экспрессов дальнего следования (фр.).] . Рассекая тьму и мерно грохоча колесами, он пронзал сумрак своим электрическим глазом и мчал пассажиров все ближе и ближе к заветной цели.
        Следующее утро пассажиры встречали в Бельгии; завтракая в ресторане, можно было видеть мокрые поля, шеренги тополей и похожий на cafe au lait[Кофе с молоком (фр. .] туман в низинах. Чугунно-звонный train de luxe[Экспресс (фр.).] прибывал в Париж в четыре пополудни, потом следовала краткая остановка в одном из роскошных отелей, а затем «L’Express Adriatique», как две капли воды похожий на своего брата-близнеца «Норд-Экспресс», уносил пассажиров в Герцословакию, к побережью Адриатического моря.
        - Мы подъезжаем, - объявила мадмуазель Шнайдер, когда Полина снова оказалась в своем купе.
        Гувернантка жила в их семье уже больше тридцати лет, она помнила Ксению Теодоровну еще молоденькой и резвой девушкой и иногда (однажды даже при сановных гостях) звала ее ma chere Xenia[Моя дорогая Ксения (фр.).] . Впрочем, мадмуазель Шнайдер уже давно стала членом их семейства, и представить Новицких без этой смешной и взбалмошной особы было невозможно. Когда на свет появилась Полина, что произошло
19 апреля 1897 года, мадмуазель Шнайдер с утроенной энергией взялась за воспитание малышки, с самого детства прививая ей калейдоскопическую смесь из пяти языков, рассказывая на ночь страшные истории, от которых у Полины мороз пробегал по коже, и балуя сладостями, которые в изобилии водились в комнатке mademoiselle[Мадмуазель (фр.).] .
        Полина покидала Петербург со смешанными чувствами. Платон - ведь он оставался там! Молодой франт и красавец Платон Крещинский, с которым она познакомилась на одном из балов. За день до отъезда семейства Новицких в Париж они тайно побывали в синематографе «Пиккадилли» на Невском, и в темноте, под бравурную музыку тапера, Платоша впервые поцеловал ее. А потом, когда они поглощали слоеные пирожные
«Наполеон» и птифуры с нежной розовой кремовой начинкой в кондитерской
«Квисисана», он пал на колени, не обращая ни малейшего внимания на глазеющую публику, признался Полине, что любит ее безмерно и будет счастлив видеть своей супругой. Полина рассказала об этой выходке надменного блондина, который был тайной мечтой всех столичных барышень, только тете Лиззи, и сердце у нее сладко защемило в ожидании чего-то невероятного.
        Она боялась признаться себе, что любит Платона. Молодой человек, чей отец был самым известным петербургским адвокатом, считался превосходной партией. Платон - мужественный, так похожий на героя одного из приключенческих романов - просил ее сказать ему «да»!
        - Он, я уверена, любит тебя, Полин, - сказала ей тетя Лиззи, искушенная в вопросах любви и сердцеедства. - Ты же знаешь, что его отец, Валериан Крещинский, самый популярный законник столицы. Платону двадцать два, и в его чувствах не приходится сомневаться. Но мой тебе совет - подожди, пока снова не увидишь его. Женщине никогда не следует сразу соглашаться на предложение вступить в брак. Впрочем, первый раз я оказалась перед алтарем в твоем возрасте, моя дорогая!
        Тетя Лиззи открыто бравировала тем, что была замужем три раза и каждый из трех браков расторгался по ее инициативе. Первым был престарелый лифляндский барон, за которого она вышла по воле родителей: аристократ оказался не только жутко богатым, но и страшно порочным. Развод наделал много шуму, но газеты были безоговорочно на стороне беззащитной молодой супруги, которая поведала всем, что ее муж избивал ее кнутом и грозился утопить в Финском заливе.
        После развода тетя Лиззи отправилась в долгое заграничное путешествие, объездила почти весь мир, в том числе и Европу, исколесила Америку, побывала у далай-ламы и работала сестрой милосердия на золотых приисках Австралии. Там она познакомилась со своим вторым супругом, миллионером из Штатов. Проведя несколько лет в Филадельфии, тетя Лиззи отправилась в Южную Америку, где участвовала в нескольких путчах и революциях (муж номер два к этому времени превратился в экс-мужа). Третий супруг, пламенный латиноамериканец, засыпал супругу стихами и цветами, но и с ним Елизавета Фридриховна не смогла ужиться, заявив после третьего развода, что не создана для семейной жизни и намерена до конца дней своих бороться за женское равноправие и повсеместную эмансипацию.


        IV
        Издав оглушительный гудок, «Экспресс-Адриатик» замер перед зданием вокзала. Прихотливое, похожее на замок из песка, выстроенный капризным ребенком на пляже, расцвеченное невероятным сочетанием красок, здание было спроектировано и возведено несколько лет назад известным испанским архитектором. Полина невольно залюбовалась болезненной красотой и хрупким великолепием вокзала.
        Поддерживая под локоток Ксению Теодоровну, несмотря на жаркую, солнечную погоду закутанную в шотландскую шаль, Полина оказалась на перроне. Воцарилась суета, шмыгали грузчики и носильщики, которые занимались многочисленными чемоданами вновь прибывших в Варжовцы.
        С обратной стороны вокзала их ждала кавалькада автомобилей - «Бенцы» и «Уользлеи». Полина помогла Ксении Теодоровне занять место в одном из кабриолетов. Мадмуазель Шнайдер, чтившая имущество семейства Новицких пуще своего собственного, громогласно пересчитывала объемные кофры, чемоданы и саквояжи, которые грузились в авто.
        - Douze, treize, quatorze... Mein Ehrenwertester, wo ist noch ein Coffre unserer Familie? Where are you bringing this luggage?! It’s ours!!![Двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Дражайший, где еще один кофр нашей фамилии? Куда вы понесли этот чемодан?! Это же наш!!! (фр., нем., англ.)]
        Носильщики с почтением и едва ли не с суеверным ужасом подчинялись приказаниям мадмуазель Шнайдер, наверняка считая ее хозяйкой всего багажа. Она металась между автомобилей, по памяти контролируя погрузку вещей.
        Наконец все чемоданы (ровно двадцать пять) оказались в кабриолетах, мадмуазель Шнайдер, пожаловав молодчикам весьма скудные чаевые, царским жестом велела им убираться прочь.
        - Кажется, мы можем трогаться в путь, - произнесла тетя Лиззи. - Милая мадмуазель Шнайдер, что бы мы делали без нее, ума не приложу!
        Автомобили один за другим потянулись по булыжной мостовой. Полина отметила, что Варжовцы практически ничем не уступают по элегантности Ривьере или Бертрану.
        Герцословакия, небольшая балканская монархия, на территории которой они оказались, была окружена Черногорией, Сербией и Албанией и представляла с геополитической точки зрения важный сегмент российской внешней политики. В Герцословакии правила династия Любомировичей, однако вымерших славянских королей в начале девятнадцатого века сменили на престоле их дальние родственники, выходцы из Германии. С тех пор высшее руководство страны лавировало между симпатиями народа к могучему русскому брату и финансовой зависимостью от Австро-Венгрии и немецкого кайзера.
        Нынешний король Герцословакии, который старался забыть о своих прусских корнях, Павел Четвертый, был женат на княгине Милице, чьи родители являлись представителями самого древнего аристократического рода страны. Павел намеренно не взял в жены немецкую принцессу и вообще иностранку (муссировались слухи о том, что он добивался руки одной из дочерей русского царя Александра Третьего, но тот не решился отпустить от себя любимую дочку), поэтому выбор монарха был встречен народным ликованием и гуляниями. Волна всеобщей радости пошла на спад, когда Милица появилась на публике - красивая, как боттичеллиевская мадонна, высокая и грациозная, она была спесива, психопатична и до крайности обожала мистицизм. Отцом королевы был местный князь, а матерью - гроссгерцогиня из захудалого рода откуда-то с юга Германии. Милица плохо изъяснялась по-герцословацки, превозносила все немецкое, третировала придворных и очень быстро стала нелюбима всеми - говорили, что в число тех, кто ненавидел Милицу, входил и ее слабый супруг, ею же, опять по слухам, иногда сгоряча поколачиваемый.
        За влияние на Герцословакию, которая являлась ключевым регионом на Балканах, конкурировали Россия, Англия, Германия и Австро-Венгрия. Интерес европейских держав позволил некогда захудалой стране, где промышленность не была практически развита, а люди в горах жили, как и несколько столетий назад, без веяний прогресса и технических новаций, превратиться (по крайней мере, на Адриатическом побережье) в шикарный курорт. Деньги инвестировались в недвижимость, один отель возникал за другим, игорные дома вырастали как грибы после дождя, а минеральные воды и мягкий климат, столь целебные при многих заболеваниях, стали визитной карточкой Герцословакии.
        Лев Константинович еще до отъезда из Петербурга принял решение, что поселятся они не в отеле, даже самом роскошном, а снимут виллу. Автомобили провезли семейство Новицких с челядью по улочкам Варжовцов, свернули к морю - и оказались около виллы
«Золотистые тополя».


        V
        - It seems nice here[Вроде бы здесь мило (англ.).] , - сказала тетя Лиззи, когда автомобиль медленно въехал через открытые чугунные ворота в парк виллы. Полина увидела двухэтажное, выстроенное в мавританском стиле здание из гранита цвета топленого молока. До моря было рукой подать.
        Когда таксомоторы замерли перед новым пристанищем, повторилась все та же сутолока и суета, что и на вокзале. Мадмуазель Шнайдер, подобно Церберу, следила за тем, чтобы не затерялся ни один из чемоданов.
        Полина вошла в холл виллы и замерла от восторга. Еще бы, она попала в настоящий бальный зал, такого нет и у них в Петербурге! Круглый, гигантский, выложенный драгоценным паркетом, с огромной лестницей, спускающейся со второго этажа.
        Ксения Теодоровна опять раскапризничалась, заявив, что у нее страшно болит голова и все тело. Полине пришлось помочь матери занять спальню, где тотчас были приспущены жалюзи. Ксения Теодоровна потребовала себе холодный компресс, а затем сказала, что в груди у нее что-то ноет и грызет...
        Наконец Полина оказалась в своей комнате. Окна выходили на парк, а чуть в отдалении виднелось спокойное и похожее на кристалл аквамарина море. Полина подошла к окну и блаженно, хрустнув косточками, потянулась (хорошо, что ее не видит мама или мадмуазель Шнайдер, которые были уверены, что подобные жесты не к лицу хорошо воспитанной барышне из благородной фамилии).
        Затем Полина, скинув туфли, распустила длинные, чуть отливающие рыжиной волосы, удивительно оттеняющие ее серо-зеленые со ржавой искрой глаза, вскочила на кровать и принялась подпрыгивать на ней. Ее охватили блаженство и восторг. Конечно, она ведет себя, как глупая девчонка, но кто сказал, что в семнадцать лет надо поступать иначе?
        Она звонко рассмеялась и со всего размаху повалилась на кровать. Когда они вернутся в Петербург, то первым делом она найдет Платошу и ответит ему согласием. И пусть тетя Лиззи, суфражистка до мозга костей, твердит, что нечего сразу соглашаться на предложение о замужестве. Полину переполнял восторг - то ли от того, что она испытала первую любовь, то ли от того, что оказалась в прекрасной стране около самого синего моря.
        - Прямо как в сказке, - перевернувшись на живот и задрав ноги, сказала Полина. Она схватила лежавшее на туалетном столике зеркальце в серебряной оправе с инкрустацией из опалов (чудесная работа фирмы Фаберже), стала разглядывать собственное отражение.
        - Ну что же, будь я мужчиной, я бы тоже влюбилась в вас, достопочтеннейшая Полина Львовна, - глубоким басом проговорила девушка, дурачась. А ведь она в самом деле красива!
        Статью она пошла в мать. В роду Кригерс были настоящие красавицы, чего стоит несчастная Аделаида Кригерс, едва не ставшая поневоле любовницей безумного императора Павла. Пораженный небывалой красотой Аделаиды, чей дед приехал в Россию при матушке Екатерине, император заявил, что желает видеть ее своей дамой сердца. Аделаида, неглупая особа, понимала - отказ только разозлит Павла, который был известен перепадами настроения и мстительной, обидчивой натурой. Более того, у Аделаиды был жених, и она любила его всем сердцем. Думая, что сентиментальный властитель, поклонник рыцарских ритуалов и покровитель Мальтийского ордена отступится, узнав о любви Аделаиды к ее Алеше, молодому адъютанту царя, девушка поведала обо всем Павлу, когда император находился в хорошем расположении духа.
        Царь, услышав признания в любви к другому, побледнел, крылья его курносого носа гневно затрепетали, шумно втягивая воздух, он вышел из салона и хлопнул за собой дверью с такой силой, что зеркало в золоченой оправе, висевшее на стене, с грохотом упало, расколовшись надвое. Тем же вечером отцу Аделаиды, генерал-аншефу, герою многих сражений славной Екатерининской эпохи, было предписано в течение суток покинуть столицу и затвориться в своем пензенском имении, ожидая дальнейших распоряжений императора. Алексей Татищев, жених Аделаиды, был арестован, обвинен в государственной измене и заточен в Петропавловскую крепость. Аделаиде же царь заявил, что не потерпит измены - хотя кому и как изменяла несчастная девушка?
        Она покончила с собой за несколько минут до того, как в спальню к ней пришел Павел, чтобы удостоить ее монаршей любви. Она выпила таинственный эликсир, который практически мгновенно лишил ее сознания, и царь нашел Аделаиду, прекрасную, как никогда, уже бездыханной. Среди придворных упорно шептались, что перед смертью девица прокляла самодура, оставив некую роковую записку с пророчествами бед и несчастий. А спустя несколько месяцев и сам Павел лишился жизни, будучи убит заговорщиками...
        Легенда эта передавалась в семействе Кригерс из поколения в поколение, и никто не знал, что в ней правда, а что искусная выдумка. Одно для Полины было неоспоримо - она, доведись ей оказаться на месте Аделаиды, поступила бы точно так же - ни за что бы не променяла любимого на прихоть венценосного тирана.
        Полина подняла верхнюю губу и внимательно исследовала свои жемчужно-белые зубы. Брр, как же она ненавидит визитировать дантистов, их кресло напоминает ей прокрустово ложе, которое создано только для пыток и измывательств над несчастными и беззащитными пациентами.
        Ровные дуги черных бровей, здоровый румянец, который Полина пыталась вывести всевозможными лосьонами и притирками (не пристало благородной девице выглядеть деревенской молодухой, это пусть щеки горничной Глаши рдеют полевыми маками!), чистая кожа и сияющие глаза - лучистые топазы. Полина показала язык отражению, расхохоталась и, найдя себя великолепной, перевернулась на спину.
        Ей семнадцать! В Петербурге ее ждет Платоша - юный красавец, по которому сохнут все ее подруги. Они не подозревают, что сердце этой белокурой бестии отдано именно ей. Вот ведь вытянется лошадиное лицо у Александры Нессельроде, а как взбесится невропатичная Томочка Хитрово, а гнев и его последствия у пышнотелой Ирочки Голидзе вообще лучше не представлять!
        Платон признался в любви ей, именно ей, Полине Львовне Новицких, и именно ее просил стать своей супругой!
        - Pauline, - раздался в дверь стук мадмуазель Шнайдер. - Are you ready for the soupper? Dieses wird genau in einer Viertelstunde serviert. Preparez-vous, ma chere, et descendez! We are waiting for you!![Полин! Вы готовы к ужину? Его подадут ровно через четверть часа. Приведите себя в порядок, моя дорогая, и спускайтесь вниз. Мы ждем вас! (фр., нем., англ.)]
        Полина моментально соскочила с кровати: узнай mademoiselle, что ее любимица столь неподобающим образом, как ретивая газель, скакала по кровати, а затем разглядывала в зеркальце собственную физиономию, считая себя неотразимой прелестницей, думая при этом о Платоше Крещинском, у нее случился бы удар!
        Приняв постный вид скромницы и великомученицы, Полина уселась на краю кровати. Дверь распахнулась, мадмуазель Шнайдер проинспектировала комнату девушки. От ее бдительного глаза не скрылись измятая постель и распущенные волосы Полины.
        - Qu’ est-ce qu’il y a ma chere, sind Sie rumgewildelt?[В чем дело, милочка, вы бесились? (нем., фр.)] - с подозрением спросила мадмуазель Шнайдер.
        Полина, подняв на нее невинные глаза (лгать она могла столь складно, что ей завидовала даже такая мастерица этого дела, как тетя Лиззи), ответила ровным тоном выпускницы Смольного института:
        - О, мадмуазель, как можно! Я ни за что не рискнула бы разочаровать мою добрую преданную мадмуазель таким недостойным поведением. Я... Я приводила себя в порядок, желая спуститься к ужину!
        Девушка подошла к мадмуазель Шнайдер, обняла сухонькую гувернантку, та даже расчувствовалась, и Полина мысленно отругала себя за правдоподобное вранье, увидев, что на глаза mademoiselle навернулись слезы радости.
        - Oh, my darling, - прошептала та, утыкаясь в плечо Полины. - Changez de costume et allez chez les parents![Ах, моя милая деточка. Переодевайтесь и ступайте к родителям! (англ., фр.)]
        Дверь затворилась, Полина хихикнула, приложила глаз к замочной скважине и, удостоверившись, что мадмуазель Шнайдер, шаркая и кряхтя, удалилась, мигом взлетела на кровать, подпрыгнула до потолка так, что пружины матраса жалобно застонали, и воскликнула в эйфории:
        - Платоша меня любит! Платоша меня любит! Платоша меня любит! И я его тоже, черт возьми!


        VI
        Проснувшись следующим утром, Полина прислушалась к разноголосию, которое доносилось до нее из парка. Щебетали птицы, едва слышно шумели деревья, ей даже показалось, что в распахнутое окно доносится плеск морских волн.
        Она прошлепала в ванную комнату, умылась бодрительно-холодной водой и подумала, что жизнь прекрасна! Когда через полчаса она спустилась к завтраку, за овальным столом восседал Лев Константинович. Он просматривал прессу - обычно на курортах приходилось довольствоваться французскими, английскими и немецкими газетами двух- или трехдневной давности.
        - Доброе утро, papa! - приветствовала его Полина.
        Отец сначала ее даже и не заметил, только потом, прервав чтение, пробурчал что-то. Показалась тонкая фигура тети Лиззи.
        - Что пишет мировая пресса? - поинтересовалась она у Льва Константиновича.
        Тот, вздохнув, ответил:
        - Банковский кризис в Португалии, отставка правительства в Герцословакии. Ах, и убийство австрийского эрцгерцога в Сараеве!
        - Die ganze Welt ist wie aus den Fugen geraten! - Мадмуазель Шнайдер возникла, как всегда, совершенно неожиданно. - J’etais а mon aise en 19-me siecle![Будто весь мир сошел с ума! В старом добром XIX веке мне было намного уютнее! (нем., фр.)]
        Тетя Лиззи пожала плечами и спросила у деверя:
        - Надеюсь, это убийство не приведет к непоправимым последствиям.
        - Да нет же, - ответил, складывая газеты пополам, Лев Константинович. - Бедняга Франц-Фердинанд и его морганатическая супруга княгиня София стали жертвой некой подпольной организации. Их отправил к праотцам студент Гаврило Принцип. Дому Габсбургов не везет в который раз - сначала таинственное самоубийство наследника престола Рудольфа, который снес себе голову из ружья, застрелив сначала свою молодую любовницу, затем жуткая смерть от удара напильника стареющей красавицы императрицы Елизаветы, и вот теперь Австро-Венгрия лишилась эрцгерцога! Право же, императору Францу-Иосифу, которому почти девяносто, не дают спокойно умереть. Но это все блажь! Через неделю об этом убийстве забудут, а через месяц о нем никто и не вспомнит!
        Полина вполуха прислушивалась к разговору отца и тетки. Политика, тем более международная, ее мало занимала. Ну подумаешь, где-то застрелили толстого австрийского наследника престола! В России когда-то взорвали царя-батюшку, и Вселенная от этого не рухнула!
        Глаша доложила, что Ксения Теодоровна чувствует себя неважно, поэтому она не может спуститься к завтраку. Лев Константинович заговорщически подмигнул тете Лиззи и сказал:
        - Я уже справлялся... Светило европейской невропатологии доктор Симон Дюбуа находится на отдыхе в Варжовцах. Он остановился в отеле «Palais de la Mer». Мне кажется, что если предложить ему солидный гонорар, то он не откажется нанести нам визит, дабы поговорить с Ксенией.
        Ага, вот зачем папа выбрал Герцословакию в качестве летнего курорта! - поняла Полина. Каков хитрец! Он хочет свести маму с известным парижским врачом, чтобы тот подтвердил диагноз своих петербургских коллег - мадам Новицких страдает тяжелыми фантазиями и расстройством нервов. Полине стало немного жаль мамочку. Но ведь это для ее блага!
        На завтрак были поданы теплые булочки, масло, душистый мед, конфитюр. Отец предпочитал крепкий кофе, тетя Лиззи пила чай, мадмуазель Шнайдер отдавала предпочтение минеральной воде. Полина с отвращением посмотрела на чашку с какао, которая стояла перед ней. Для отца она все еще маленькая девочка. И как ему объяснить, что она выросла! И что она влюбилась...
        Нет, отец этого решительно не поймет. А вот тетя Лиззи... Полина решила переговорить с теткой, когда удастся улучить момент. Она знала, что та была крайне положительного мнения о семействе Крещинских. Тем лучше, необходимо иметь хотя бы одну союзницу.
        Отец затеял воплотить свою идею в жизнь, показать супругу известному французскому специалисту, поэтому тетя Лиззи, взяв племянницу под руку, шепнула ей на ухо:
        - А мы, дорогая, сделаем променад!


        VII
        Они миновали парк виллы - большой, немного запущенный. Вышли из ворот и оказались на тихой улочке. Рядом располагались такие же особняки, в которых жили состоятельные приезжие. На воротах некоторых из них, несмотря на разгар сезона, висели таблички с надписью: «Terrains а vendre»[Участки для продажи (фр.).] . Варжовцы только начинали входить в моду, светское общество предпочитало по привычке Лазурное побережье или Бискайский залив. Но Полина была уверена - лет через пять все изменится и городок столкнется с вакханалией богатых приезжих. Через пять лет...
        В 1919 году ей стукнет двадцать два - старуха! Наверняка к этому времени она выйдет замуж и, возможно, обзаведется парой очаровательных детишек. У нее будут мальчик и девочка! Вместе со своим супругом (разумеется, Платошей!) они приедут в Варжовцы на все том же «L’Express Adriatique», снимут роскошную виллу и будут наслаждаться размеренной семейной жизнью. Платоша к тому времени станет известным адвокатом, отпустит усы - наверняка усы ему чрезвычайно пойдут, а она превратится в светскую красавицу. И почему только до этого момента необходимо ждать еще целых пять лет!
        Через десять минут дамы оказались на центральном проспекте. Полине все было знакомо: дорогие магазины, рестораны, кафе, павильоны для погружения в минеральные воды телес, павильоны для принятия минеральных вод вовнутрь, псевдоримские термы и крытые бассейны, казино и банки. Они вышли на набережную.
        Море! Спокойное и умиротворенное, оно накатывало волнами на берег. Везде были расставлены парусиновые стулья, которые занимали в основном пожилые отдыхающие или родители детей, резвившихся у кромки воды. Полине захотелось разуться и пробежаться по мелководью, поднимая тучи брызг. Но ведь ее поведение сочтут не comme il faut[Комильфо, подобающим (фр.).] , скажут, что молодая Новицких ведет себя, как бутузка.
        Поэтому, держа тетю Лиззи под локоток (тетка раскрыла огромный белый зонт, который укрывал их от утреннего солнца; впрочем, время близилось к полудню), Полина чинно и благородно следовала по набережной, украшенной старинными витыми фонарями. Она заметила несколько знакомых петербургских лиц.
        Внезапно Полину как током ударило. Ее пальчики пребольно сдавили руку тети Лиззи, и та даже вскрикнула.
        На отдалении нескольких метров Полина узрела его - Платона Крещинского! Это была вовсе не галлюцинация и не видение: предмет ее терзаний, Платоша, собственной персоной восседал на скамье со своим отцом, почтенным адвокатом Валерианом Крещинским. Подле них располагались две девицы-дылды, вульгарно и старомодно одетые, говорившие по-немецки. Чувствуя, что ревность - чудовище с зелеными глазами, как говаривал Шекспир, - начинает грызть ее душу, Полина на мгновение зажмурила глаза. Но ведь Платоша не обмолвился ни словом о том, что поедет в Варжовцы! Или...
        Мысли смешались, Полина замерла около парапета набережной: или Платоша ничего ей не сказал, дабы без зазрения совести развлекаться никчемной беседой с носатыми немками, или... Или он последовал за ней, чтобы сделать ей сюрприз!
        - Well[Здесь: итак, ну что же (англ.).] , я вижу, кто внес смятение в твои чувства, моя дорогая Полин, - лукаво улыбнувшись, заметила тетя Лиззи. - Молодой Крещинский тоже выбрал Варжовцы для летнего безделья. Засвидетельствуем им свое почтение!
        - Нет! - вырвалось у Полины, хотя она всеми фибрами своей души желала оказаться около галантного Платоши, облаченного в кремовый щегольской костюм и длиннополую шляпу.
        - Of course[Конечно (англ.).] , да, - нравоучительно заметила тетка. - Полин, ты сначала обязана заинтриговать мужчину, а потом можешь делать с ним все, что заблагорассудится. Твой Платоша воображает себя опытным донжуаном, хотя на самом деле он обыкновенный мальчишка! Слушайся свою тетю Лиззи, она знает кое-что об этой жизни!
        Тетка решительно взяла ее под локоть и потащила к скамейке. Платон, увлеченный обменом банальными курортными глупостями с немками, поднял взгляд - и так и замер, заметив Полину. Девушка отметила, что его поведение не ускользнуло от двух его собеседниц. Те как по команде обернулись. Одна из них едко что-то прошептала другой, та неприятно рассмеялась. Лицо Полины залила краска. Это ведь они о ней шушукаются!
        Платон, поднявшись со скамейки, пробормотал извинения, даже не глядя в сторону немочек, которые - явно оскорбленные таким поведением своего кавалера - поджали губы. Молодой Крещинский двинулся по направлению к дамам.
        - Платон Валерианович, какой сюрприз, - усмехаясь, произнесла тетя Лиззи. - А я-то думаю: кто это любезничает с двумя тевтонками? Оказывается, это вы!
        - Елизавета Фридриховна, Полина Львовна, - дрожащим голосом произнес Платон и смолк.
        Тетя как ни в чем не бывало вела беседу:
        - Значит, вы и ваш отец тоже приехали на этот милый курорт? Весьма похвальный выбор! Говорят, что со дня на день сюда пожалует сам герцословакский король с супругой и наследником престола, по поводу чего будет устроен прием для избранных.
        Полина не слышала щебета тетки. И Платон, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Немочки, раздраженные таким небрежением к себе, даже не прощаясь, зашагали прочь, причем одна из них все время оборачивалась, поедая Платошу глазами, а ее товарка одергивала подругу, явно не желая унижаться из-за ветреного русского красавца.
        В груди у Полины сладко защемило: ее Платоша, такой beau et mignon[Красивый и милый (фр.).] , находился всего лишь в нескольких от нее шагах.
        - Полина Львовна, здравствуйте, - произнес он наконец. - Я так рад видеть вас...
        Тетя Лиззи, бросив молодых людей, направилась к отцу Платоши. Полина беспомощно посмотрела на тетку, которая лишила ее своей поддержки в столь решающий момент. Однако раньше, еще в Петербурге, он звал ее просто по имени - Полин, теперь же величает по имени-отчеству, словно они были на приеме во дворце.
        - Могу ли я предложить вам небольшую прогулку по променаду? - словно выспрашивая соизволения, задал вопрос Платоша. Полина кивнула головой. Всего лишь сегодня утром она думала о том, что скажет Платону, если увидит его, - и вот свершилось! В мечтах ты всегда смелее, когда же объект твоей любви находится перед тобой, то все слова исчезают, а кураж сменяется страхом.


        VIII
        Они шли мимо праздной и нарядно одетой публики. Мужчины практически все были в светлых костюмах, только изредка мелькали военные мундиры; дамы, согласно последней моде, носили бланжевые или гри-перлевые легкие манто с шелковыми отворотами, широкополые шляпы с большими тульями, густые вышитые вуали, которые трепетали от легкого ветерка.
        Набравшись мужества, Полина нарушила тягостное молчание и спросила:
        - Платон Валерианович, вы тоже отдыхаете в Варжовцах? Но вы, кажется, говорили о том, что дела вашего отца призывают вас в Париж...
        Платон, словно благодарный Полине за то, что она первой начала разговор, пояснил:
        - Вы совершенно правы, Полина Львовна. Мой papa в самом деле только что вернулся из Парижа, я сопровождал его. Представляете, что там творится - все только и говорят об убийстве австрийского наследника! Говорят, что нелепая смерть Франца-Фердинанда может привести к аннексии Сербии войсками Дунайской монархи...
        Платоша, как знала Полина, был страстным политоманом, но ей меньше всего хотелось слушать лекцию о международной политике. Платон вдруг добавил, и его тон поразил девушку:
        - Да, Полин, я был в Париже... И все это время меня занимала только одна мысль...
        - Какая же, Платон? - спросила несколько резко Полина.
        Крещинский ответил:
        - Мысль о вас! Я знал, что вы находитесь в Варжовцах, поэтому, когда процесс, в котором мой батюшка принимает участие, дал нам передышку, я уговорил его отправиться в Герцословакию. Я надеялся, что увижу вас еще в «L’Express Adriatique», я даже справлялся о вас в курортных отелях. Никто не мог мне ответить, где же остановилось семейство Новицких из Санкт-Петербурга! Сегодня утром... Сегодня утром я словно по наитию отправился на променад, чувствуя, что обязательно столкнусь с вами, Полин...
        - И поэтому-то вы и любезничали с этими двумя немками? - спросила Полина, ликуя в душе. Платоша последовал за ней! И он сделал это наверняка потому, что любит ее!
        Платоша горько рассмеялся и сказал:
        - О, Полин, эти немки - дочери одного из клиентов моего отца, они отвратительно занудные и до ужаса добропорядочные. Их родители - владельцы сталелитейных заводов. Это не более чем светская любезность...
        - А вот бросили вы их совершенно не по-светски, - с удовлетворением заметила Полина. - Они наверняка обиделись на то, что вы, Платон, завидев меня, просто забыли об их существовании. Наверняка немецким родителям это не понравится...
        Она следовала советам тети Лиззи: Платон приуныл. Полина была готова расплакаться, видя, как страдает ее Платоша. И все почему? Потому что салонный этикет предписывает играть чувствами, жеманно кокетничать и говорить колкости.
        Нет, она так не может! Поэтому, схватив Платошу за руку (что девушкам вообще-то делать категорически воспрещалось), она произнесла:
        - Пошли на пляж!
        Платон воспрял к жизни. Полина с сожалением отдернула руку. Еще заметит тетя Лиззи... По деревянному настилу они прошли на пляж, скоро доски кончились, Полина ступила на желтоватый песок, перемешанный с ракушками и галькой.
        - Помогите мне, - попросила она Платошу. Полина с легкостью скинула туфли, ее стоп коснулись волны Адриатики. Полина вскрикнула (все же холодно с непривычки!) и рассмеялась. Вот оно, подлинное счастье!
        Она сама не заметила того, как ее ладонь оказалась в ладони Платона. Они отправились на прогулку вдоль моря. Виднелась часть пляжа, предназначенная для купания. Смешно было наблюдать за облаченными в смешные полосатые купальные костюмы дородными дамами и господами, которые, ежась и отдуваясь, заходили в море по щиколотку, а затем шествовали обратно к лонгшезам, так и не решаясь доверить свое тело волнам.
        Полина и Платон говорили о каких-то пустяках, смеялись. Фальшь и искусственность первых минут их рандеву бесследно исчезли. Полина вскрикнула, едва не наступив на прозрачную, похожую на колыхающееся желе, медузу.
        Они двинулись дальше. Миновали купальщиков (в основном это были краснолицые американцы), попали на безлюдную часть пляжа.
        - Полина, - произнес Платон нервно. - Мне надо сказать вам кое-что...
        Полина рассеянно посмотрела на молодого Крещинского. Именно так, да, да, именно так она представляла себе признание в любви.
        Платоша, собравшись с силами, сказал:
        - Еще в Петербурге... Еще там я понял, что люблю вас! Вы - самый дорогой для меня человек! Полин, я прошу вас стать моей супругой!
        Полина вздохнула. Небо, светло-голубое, безоблачное, солнце, нестерпимо сияющее, море, такое заманчивое.
        - Платон, - со всей серьезностью, на какую она была способна, ответила Полина. - Если вы поклянетесь мне, что не питаете чувств к тем немкам, с которыми я застала вас сегодня...
        - О, Полин, конечно же, нет! - буквально простонал Платоша.
        - ...тогда я скажу вам - да! Я тоже люблю вас, Платон...
        Внезапно он склонил голову, и его губы, мягкие и теплые, прикоснулись к ее губам. У Полины едва не закружилась голова. И это на пляже, на глазах десятков свидетелей! Хотя нет, они отошли на порядочное расстояние от людей, но тем не менее...
        Большая волна с шелестом накатила на разноцветную гальку, Полина вскрикнула - верхняя кромка задела ее ноги. Она заметила что-то пурпурно-красное в волнах.
        - Какое чудо! - произнесла она. Море вынесло на берег морскую звезду, достаточно большую, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся живой. Она, похоже, дышала, капельки воды, как бриллианты, сверкали на ребристой поверхности ее остроконечного тела.
        Платоша с отвращением заметил:
        - Вы находите это прекрасным, Полин?
        Накатив, очередная волна подхватила морскую звезду, завертела ее, перевернула, и обитательница морских глубин исчезла из поля зрения.
        Полина снова надела туфельки, затем, ступая по песку, молодые люди выбрались на набережную. Настала пора возвращаться обратно.
        - Тетя Лиззи наверняка уже ломает голову, куда мы запропастились, - произнесла девушка. Вот и произошло то, о чем она еще вчера мечтала. Платоша сделал ей предложение, и она ответила ему согласием! И что теперь? Как она скажет родителям, что хочет выйти замуж?
        Она попыталась представить себе реакцию отца. Вряд ли papa будет иметь что-либо против Платоши. Зато maman обязательно устроит представление, упадет в обморок, потребует нюхательной соли и будет изводить несчастную Глашу немыслимыми требованиями.
        - Мы поженимся, когда вернемся в Петербург, - сказал Платоша. - Этот год станет для нас началом счастья, Полин!
        Они оказались около продавца пляжных сладостей: такое здесь предлагали в изобилии. Облитые коричневым шоколадом орешки; похожие на елочные игрушки леденцы - золотистые, изумрудные, рубиновые; засахаренные нежные фиалки; шарики мороженого и громадные ломкие вафли.
        Далее покупателям предлагались frutta di mare[Дары моря (ит.).] . Старик, похожий на сказочного волшебника, выставлял напоказ аквариум, в котором сновали разноцветные рыбешки, лучились ветви кораллов, на дне застыли большие раковины, быть может, скрывающие жемчужины. И морская звезда!
        Морская звезда, точь-в-точь как та, что Полина видела на пляже, распластав лучи-щупальца, лежала на дне грязноватого аквариума. Темно-красная, белая по бокам, она, как вдруг поняла девушка, умирала.
        Полина прильнула к стеклу аквариума. Платоша заметил:
        - Полин, вы же видите, это обыкновенный крестьянин, который пытается заработать на том, что всучивает публике этих морских гадов. Поверьте, эти создания не стоят того, чтобы их покупать.
        Полине до ужаса хотелось заполучить эту морскую звезду. Внезапно девушка ощутила на себе взгляд, точнее, повинуясь непонятному импульсу, она повернулась. Чуть поодаль, в двух или трех шагах от нее, стоял молодой человек. Мимо него фланировали отдыхающие.
        Юноша, одетый в темно-синий мундир (скорее всего, или какого-то ведомства наподобие почтового, или студенческий), наблюдал за Полиной. Высокий, с черными, как вороново крыло, волосами, чуть более длинными, чем предписывала мода, и огромными глазами. Глаза-агаты, словно обведенные углем, а на самом деле обрамленные густыми длинными ресницами, излучали энергию и страсть. Лицо незнакомца - слишком бледное - одновременно было красивым и отталкивающим. Красивым - из-за классических черт, отталкивающим - из-за мыслей, которые отражались на нем.


        IX
        Полина встретилась с молодым человеком взглядом. Ей на мгновение показалось, что он прочитал ее мысли. Тонкие алые губы незнакомца дрогнули в усмешке, обнажая белые зубы. Полине стало внезапно страшно. Она поняла, кого напоминает ей этот человек. В памяти у нее возник образ Родиона Раскольникова. Но почему?
        Платоша ничего не заметил, да и обмен взглядами длился не более двух секунд.
        - Лучше я куплю вам сладости, - сказал Платоша и через полминуты преподнес Полине коробку драже, облитого крашеным сахаром с толченым миндалем.
        Молодой человек, словно на что-то решившись, снова улыбнулся Полине, надел на голову фуражку и зашагал прочь. Девушка проводила его взглядом. Странный, странный субъект. Она надеялась, что более никогда не увидит его!
        Все, что случилось, показалось Полине видением. Юноша исчез, как будто растворившись среди прогуливающихся по набережной. Да и был ли он? Он чем-то походил на привидение, призрак, фантом, который сгинул так же мгновенно, как и возник.
        Тетя Лиззи, увидев Полину и Платона, приближающихся к скамейке, на которой она расположилась и вела неторопливую беседу с Крещинским-старшим, сказала, качая головой:
        - Платон Валерианович, вы похитили мою племянницу!
        - Елизавета Фридриховна, папа, - решительным тоном произнес Платоша. - Я... Мы... В вашем присутствии я хочу сделать официальное предложение Полине Львовне. Я только что просил ее стать моей женой, и она приняла мое предложение!
        Валериан Крещинский, пожилой господин с седой бородкой, вскочил со скамьи и, поцеловав Полине руку, сказал:
        - Полина Львовна, я буду счастлив видеть вас супругой моего единственного сына.
        Тетя Лиззи заметила:
        - Полин, ты удивляешь даже меня! Современная молодежь живет в век скоростей, так что и браки заключаются теперь в течение получаса! Но я очень за вас рада!
        Она поцеловала Полину в лоб, а затем добавила:
        - Однако вам, господа, необходимо засвидетельствовать свое почтение родителям моей племянницы, Льву Константиновичу и Ксении Теодоровне. Думаю, сегодня пополудни будет самое для этого подходящее время. А сейчас нам с племянницей пора!
        Она взяла Полину под руку. Валериан Крещинский снова прикоснулся губами к руке Полины, за ним последовал Платоша.
        - Мы вас ждем! - с грозной шутливостью воскликнула тетя Лиззи. Когда они покинули набережную, она сказала: - Дорогая моя, я действительно за тебя рада! Платон Крещинский - отличный выбор! И он тебя любит, поверь мне, в этом-то я понимаю! Однако на твоем месте я пока что не говорила бы ничего maman, а вот Льва Константиновича поставь в известность!
        Вернувшись на виллу, Полина так и поступила. Она постучалась в дверь кабинета отца. Услышав его призывное «Entrez!»[Войдите! (фр.)] , с робостью переступила порог. Новицких сидел за массивным столом, перед ним лежала пачка исписанной бумаги. Видимо, отец работал над очередной книгой, догадалась Полина.
        Узнав, что дочь собралась замуж, Лев Константинович на мгновение оторопел, а затем, пожевав губами, заявил:
        - Полин, ты уже взрослая, поэтому вправе решать сама, как тебе следует поступить. Честно говоря, репутация у Крещинского senior[Старшего (англ.).] не самая лучшая. Он известный адвокат, знает свой предмет как никто другой, и доведись мне нуждаться в разрешении юридической коллизии, я бы непременно остановил на нем свой выбор. Однако он - шустрый малый, действует на грани закона, да и специализация у него - бракоразводные дела; именно поэтому я молю Господа, чтобы никогда не нуждаться в помощи Валериана Платоновича. Помнишь шумное дело прошлого года? Развод князя и княгини Трубецких? Тебе, конечно же, не пристало знать все детали этого грязного дела, однако итог таков: старый князь, воспламенившись любовью к горничной, затеял развод с княгиней, с которой прожил до этого тридцать с лишком лет. Крещинский, представлявший интересы князя, разрушил семью, сделал так, что сыновья князя отвернулись от отца, дело, как говорят, едва не дошло до дуэли между старым и молодым князем, когда Трубецкой, поддерживаемый своим адвокатом, заявил, что его жена ему изменяет, и представил в качестве доказательств
гнусные фотографии, добытые продажными шпиками. Княгиня наложила на себя руки, хотя официальная причина ее скоропостижной смерти - нервное расстройство, князь оттяпал у нее почти все состояние и женился-таки на беспутной горничной, укатил с ней в Америку. По пути на пароходе старого ловеласа разбил паралич. Теперь молодая жена тратит его состояние, совершенно забыв о несчастном, который влачит жалкое существование в доме-крепости под надзором армии сиделок, более похожих на тюремных надзирательниц. Дети князя от первого брака отвергли отца и не желают ничего о нем слышать. И вся эта трагедия срежиссирована и осуществлена одним человеком - старшим Крещинским!
        - Но, папа, - возразила Полина, - я же выхожу замуж не за Валериана Платоновича, а за его сына! И что мне за дело до того, каков на самом деле мой будущий свекор!
        Лев Константинович вздохнул:
        - Ты права, Полин. Валериан Платонович может зарабатывать деньги, разрушая семейное счастье по заказу помутившихся рассудком клиентов, и его не в чем упрекнуть. О его сыне я не могу сказать ничего плохого!
        - У Платоши нет ни единого недостатка! - уверила его Полина.
        - Кроме отца, - заметил Новицких. - Значит, твой суженый пожалует к нам сегодня пополудни, чтобы просить у Ксении и меня твоей руки? Кстати, мне удалось уговорить доктора Дюбуа осмотреть твою маму. Он уверен, что ничего страшного нет: расшалившиеся нервы и психологические нагрузки, именуемые новомодным словом stress!


        X
        Ровно в пять Крещинские нанесли визит на виллу «Золотистые тополя». Ксения Теодоровна, узнав о том, что Полина получила предложение руки и сердца, впала в прострацию, затем пожаловалась на загрудинные боли и ужасную слабость и под конец изрекла, что, как обычно, все внимание в семье уделяется не ей, умирающей больной, а замужеству Полины.
        Все же смилостивившись, Ксения Теодоровна, которая принимала дочь в темной спальне, прижала ее к себе и прошептала:
        - Я благословляю тебя, Полин! Однако обещай, что сделаешь меня бабушкой еще до того, как я покину этот бренный мир!
        К визиту Валериана Платоновича и Платона Валериановича мадам Новицких воспряла духом, сказала, что чувствует себя достаточно хорошо для того, чтобы спуститься в гостиную и принять гостей.
        Полина же выбирала одно платье за другим. Что же ей надеть? Гардероб казался ей теперь детским и безвкусным: так одеваются девчонки, а не барышни, которые скоро выйдут замуж! Тетя Лиззи успокоила ее, сказав, что в белом платье она выглядит лучше всего.
        Заслышав мелодичный звонок, Полина испугалась. Когда тетя Лиззи пришла к ней в спальню и сказала, что пожаловали Крещинские, девушка вдруг захотела запереться и никого не видеть. Тетка взяла ее за руку и проговорила:
        - Полин, он тебя ждет! Неужто ты заставишь его ждать напрасно!
        Платоша в самом деле ждал ее. Едва Полина показалась в гостиной, Крещинский-старший полностью перенял инициативу, заполняя все пространство своим сладким голосом опытного адвоката. Родители Полины слушали его комплименты, не в состоянии вставить ни единого слова.
        - Вот и наша красавица! - провозгласил Валериан Платонович. - Полина Львовна, вы ослепительны!
        Платон вскочил, увидев невесту. Полина опустилась в кресло рядом с ним. Она не слушала то, о чем говорил Крещинский-старший, ловя каждый взгляд Платоши. Внезапно в голову ей пришла еретическая мысль: а любит ли она Платона на самом деле?
        Она ужаснулась своей подлости, покраснев и боясь, что присутствующие неизъяснимым образом узнают, что пришло ей в голову. Ну конечно же, она любит Платошу! Любит так сильно, что готова стать его женой и прожить с ним всю жизнь, много счастливых десятилетий, пока смерть не разлучит их!
        Или все же не любит? Полине стало жарко. Ведь еще сегодня утром она была уверена в том, что питает к Платоше Крещинскому самые нежные чувства. Это, несомненно, так и есть, но можно ли назвать эти чувства любовью? Полина не знала.
        Боясь взглянуть Платону в глаза, она отвела взгляд. И как назвать ее после всего этого? Предательницей?
        - Значит, решено, - донесся до ее слуха сквозь пелену мучительных раздумий голос Валериана Крещинского. - Вы планируете вернуться в Петербург в середине августа, соответственно, к концу сентября мы можем устроить пышную свадьбу!
        - Так скоро? - удивился Лев Константинович. - Поймите меня правильно, однако к чему подобная спешка?
        Валериан Платонович мило рассмеялся и заметил:
        - О, мой дорогой Лев, к чему откладывать счастье наших голубков? Мне необходимо довести до конца один бракоразводный процесс в Париже: знаете, одного из наших капитанов промышленности, помимо супружеской измены, обвиняют в попытке убийства опостылевшей половины. Я представляю интересы супруги... Так вот, Платон помогает мне в ведении этого дела, набирается опыта, чтобы в самом ближайшем будущем, после окончания университета, самому начать карьеру законника. Скажу вам по секрету, бракоразводные процессы - самые дорогостоящие, самые выгодные и самые шумные. Нам с сыном предстоит отправиться в скором будущем в Париж, а потом... Потом, по возвращении в столицу, мы позволим двум любящим сердцам соединиться!
        - Vous avez dresse deja le plan de vous affaires![Вы все уже распланировали! (фр.
] - выпалила присутствовавшая при разговоре мадмуазель Шнайдер. Однако на ее реплику никто не обратил внимания. На том и порешили: свадьбе быть в конце сентября. Крещинский уверил, что приготовления к венчанию много времени не отнимут, и изъявил желание тотчас по телеграфу связаться со столицей, дабы запустить в ход механизм приготовления к торжеству.
        - Поверьте, мы сделаем все самым достойным образом! Вы же сможете предоставить свой особняк на Английской набережной для приема гостей?
        Не дожидаясь ответа, Крещинский уже начал обсуждать детали предстоящего торжества. Платон шепнул Полине:
        - Давайте выйдем в сад!
        Они так и поступили. Полина все еще мучилась вопросом, а любит ли она Платошу Крещинского. Он ей, безусловно, нравится, он привлекателен, галантен и умен, но достаточно ли этого, чтобы выйти за него замуж?
        Когда он снова поцеловал ее, Полина не стала сопротивляться. Они оказались в глубине сада. Лучи вечернего солнца проникали сквозь кроны тополей и окрашивались в цвет благородной патины. Платоша увлеченно что-то говорил, рассуждая о том, куда они отправятся в свадебное путешествие, а Полина вдруг почему-то вспомнила незнакомца-студента, с которым столкнулась подле продавца морских обитателей. И отчего это, когда она находится наедине со своим будущим мужем, на ум ей приходит этот странный молодчик?
        Полина подняла голову - и онемела. Галлюцинация или правда? Тот самый, который терзал ее думы, был в саду! Так и есть, лицо молодого человека на секунду мелькнуло вдали - с легкостью перемахнув через высокую изгородь, увитую диким виноградом, субъект этот оказался за пределами сада.
        Все это время, пока они с Платошей миловались друг с другом, он наблюдал за ними!
        Платон, стоявший к забору спиной, в недоумении посмотрел на Полину: лицо девушки выражало крайнюю степень изумления.
        - Полина, в чем дело? - спросил он. - Что-то случилось?
        Не говорить же Платоше, что нахал, который глазел на нее на набережной, заявился к ним в сад! Поэтому Полина, сладко улыбнувшись, сказала:
        - Ах, я увидела... Увидела рыжую белочку! Она сидела на дереве, а затем перепрыгнула через изгородь!
        Крещинский, взяв Полину за руку, с умилением произнес:
        - Полина, с каждой секундой вы восхищаете меня все больше и больше!
        - Но давайте лучше уйдем отсюда, - предложила девушка. Ей было чрезвычайно интересно - что же этот безымянный студент делал в их саду? И отчего он преследует ее? Платоше знать о том, что у нее появился странный поклонник, вовсе не обязательно.


        XI
        Вернувшись к себе в комнату, Полина в изумлении обнаружила на туалетном столике жестянку из-под английских печений, наполненную прозрачной водой. На дне, шевеля лучами-щупальцами, находилась пурпурно-красная морская звезда. Полина как завороженная уставилась на этот дар.
        Она знала, кто принес к ней в комнату морскую звезду. Тот самый студент! Значит, он не только проник к ним в сад, где наблюдал за ней и Платошей и подслушивал их разговор, но и дерзнул забраться к ней в комнату. И как он это сделал?
        Полина увидела, что окно приоткрыто. И несмотря на то, что ее апартаменты располагались на втором этаже, если постараться, то можно по зеленым ветвям плюща, который оплетал почти все стены особняка, вскарабкаться и на крышу! Вот, значит, каким образом морская звезда оказалась у нее в комнате!
        Девушка, ощущая любопытство, страх и гордость, приподняла жестянку. Записка! Белый лист, явно вырванный из блокнота. И всего несколько слов: «Je t’aime!»[Я тебя люблю! (фр.)]
        Что за наглец! Полина залилась румянцем смущения и негодования! Он не только проник в комнату, где, кто его знает, рылся в ее интимных вещах, но и оставил записку с дерзким текстом! Он ее любит!
        Полина в сердцах разорвала записку, но через секунду, соединив две части, снова прочла краткую фразу: «Je t’aime!»
        Что он себе позволяет! Это неслыханно! Если об этом происшествии узнают родители или Платоша, то грянет ужасный скандал! И она, без вины виноватая, будет нести ответственность! Как будто этот темноволосый юноша с узким бледным лицом что-то для нее значит! У нее есть только один возлюбленный, ее муж in spe[В будущем (лат. .] , - Платоша Крещинский!
        Полина представила себе, как Платон, входя в спальню их общего дома в Петербурге, обнаруживает на столике записку со словами «Je t’aime!». Он гневается (Полина была уверена, что гнев идет Платоше чрезвычайно), обнаруживает наглеца-студента, который преследовал их отсюда до России, забившись где-то в поезде, меж бочек с огурцами и мешков с брюквой. Дает ему пощечину...
        Затем дуэль! Красивый и гордый Платоша нацеливает пистолет на трясущегося от страха студентика. Тот, покрытый потом, падает на колени и начинает умолять о пощаде. Великодушный Платон стреляет в воздух, нахал, уверенный, что пуля предназначалась ему, падает в обморок, и его тело уносят полицейские, которые запихивают бледного студиозуса в тюремную карету с решетками на окнах.
        Пафосная картинка вдруг сменилась совершенно иным видением: этот нахал целует ее! Полина сразу же отогнала страшную мысль. Нет, такому никогда не бывать!
        Она выискала тяжеленные каминные щипцы, положила их на туалетный столик. Если незнакомец появится в ее комнате снова, она опустит щипцы ему на череп. Она не потерпит вторжения в свою размеренную и счастливую жизнь!
        И все же она раз за разом перечитывала фразу «Я тебя люблю!». Всего три слова, но какая энергетика, как будто... Как будто это не гнусная шутка, а правда! Но они виделись всего несколько секунд - сначала на променаде, затем в саду. За это время нельзя полюбить!
        Полина спрятала записку в шкатулку, которую поставила под кровать. Никто не должен обнаружить это признание в любви. А морская звезда...
        Значит, он слышал, о чем она говорила с Платошей. Слышал, что морская звезда поразила ее, - и решил подарить ей несчастное животное!
        На следующее утро, когда Варжовцы безмятежно спали, а городок был в легком тумане, Полина пробежалась к пляжу, где выпустила морскую звезду в тихие волны. Попав в воду, звезда ожила и, подгоняемая бризом, навсегда исчезла из жизни Полины. Может быть, и этот сумасброд так же бесследно исчезнет из ее жизни?


        XII
        - Faites le jeu, messieurs! Faites le jeu, messieurs! Rien ne va plus?[Ваши ставки, господа! Господа, ваши ставки! Ставок больше нет? (фр.)]
        Тетя Лиззи увидела его издали. Так и есть, почтенный петербургский адвокат, Валериан Платонович Крещинский, предается своему пороку - рулетке. Впрочем, как знала Елизавета Фридриховна, Крещинский-старший имел пристрастие ко всем азартным играм, обожал ипподром и частенько покупал лотерейные билеты.
        Она прошествовала по роскошному залу, обставленному в стиле ампир (красная бархатная драпировка, мраморные бюсты, позолота и тяжеленные хрустальные кронлюстры, свешивающиеся с лепного потолка). Помещение одного из самых известных казино Варжовцов было освещено мириадами свечей: электричество здесь не признавали, оно лишало чувства элитарности и сопричастности к тайне.
        Елизавета Фридриховна, облаченная в темно-зеленое платье с большим декольте, с изумрудами на тонкой белой шейке и вокруг нежных запястий, шаловливо постучала веером по спине Крещинского и произнесла шаловливо:
        - Vous perdrez absolument![Вы непременно проиграете! (фр.)]
        Адвокат резко обернулся. Его лицо было налито кровью. Завидев же тетю Лиззи, он смягчился и даже пробормотал несколько светских фраз.
        - Le jeu est fait![Игра началась! (фр.).] - провозгласил крупье, и шарик из слоновой кости в бешеном ритме побежал по кругу рулетки.
        Крещинский напряженно следил за рулеткой.
        - Zero![Зеро! (фр.)] - раздался голос крупье.
        Адвокат пробормотал несколько бранных слов по-русски: он проигрался в пух и прах! Он отошел от обтянутого зеленым сукном стола, тетя Лиззи последовала за ним.
        - Валериан Платонович, - сказала кокетливо Елизавета Фридриховна. - Вы наверняка сегодня опять в проигрыше! Я угадала?
        Крещинский брезгливо ответил:
        - Вы правы! Я проигрался семнадцать раз подряд и уверен, что именно теперь мне должно повезти!
        Елизавета Фридриховна, расправив веер, томно произнесла:
        - Здесь душно! Давайте выйдем на свежий воздух! В казино витает аромат отчаяния и жадности, мне не по себе!
        Через десять минут они оказались на вечернем променаде. Крещинский все еще никак не мог смириться с проигрышем.
        - Вы только подумайте, семь тысяч рублей золотом! И они все оказались в лапах этих негодяев! Они обобрали меня, эти ироды!
        Тетя Лиззи ответила:
        - Но, милейший Валериан Платонович, никто не неволит вас и не тянет на аркане в игорный дом или на скачки. Подскажите мне: каков ваш финансовый дефицит на этот момент?
        Крещинский обернулся, затем произнес шепотом:
        - Мадам, не нужно кричать о моих затруднениях на всю набережную! Для всех я - богатый, преуспевающий и чрезвычайно ловкий адвокат по бракоразводным делам!
        - Последние два эпитета верны, - заявила тетя Лиззи. - Если бы не вы, Валериан Платонович, то мне бы никогда не достались капиталы моего первого супруга, которые, увы, давно закончились. А вот что касается богатства... В этом вы перещеголяли меня.
        Она усмехнулась, и в ее красивых глазах мелькнуло презрение.
        - Вы бедны, более того, у вас долгов как минимум тысяч на триста. Триста тысяч рублей - откуда вы их возьмете? Даже такой проныра, как вы, не заработает подобную сумму, если будет трудиться день и ночь над всеми мыслимыми процессами современности!
        Крещинский достал золотой портсигар, вынул короткую папиросу и закурил:
        - Елизавета Фридриховна, я вижу, что вам доставляет особое наслаждение издеваться надо мной! Вам известно, каким образом я намерен заплатить кредиторам в срок!
        - Еще бы, - вздохнула тетя Лиззи. - Для этого ваш прелестный сын и женится на моей глупенькой племяннице. Она ведь без ума от вашего Платоши! Так что не печальтесь, Лев согласен отдать Платону Полину в жены. Я разузнала и размер предполагаемого приданого...
        Крещинский нервно воскликнул:
        - Я вас прошу, сударыня! Не томите меня!
        - Ровно полмиллиона рубликов! Этого с лихвой хватит, чтобы оплатить все долги азартного папаши и устроить счастье наших молодых. Конечно, существует опасность, что через некоторое время вам снова понадобятся деньги...
        - Нет, я прекращаю играть, - заявил Крещинский. - Сегодня был последний раз! Я дал себе зарок - никогда более не прикасаться к картам и фишкам!
        - И надолго ли вас хватит? - проговорила игриво тетя Лиззи. - Кстати, не забывайте, что одну пятую от суммы, которую Лев дает в качестве приданого за Полиной, получаю я. Если бы не моя крайняя нужда, я бы ни за что не помогала вам в обустройстве брака вашего Платоши с Полин. Поверьте, она могла бы найти себе и другого супруга - богатого и знатного. Я бы ни за что не стала принуждать ее к браку с тем, кого девочка не любит, но все дело в том, что она обожает вашего сына!
        Валериан Платонович крякнул и зло добавил:
        - Только не изображайте меня Скупым рыцарем и Гобсеком, я желаю своему чаду лишь счастья. И судьба вашей племянницы мне тоже небезразлична! Но мне нужны деньги, чтобы заплатить долги! Иначе я - конченый человек!
        - Валериан Платонович, - сказала тетя Лиззи серьезно. - Не кажется ли вам, что вы поздно спохватились? Ну хватит об этом! Полин станет женой вашего Платоши, ведь он ничего не знает о вашем замысле? Или все же знает?
        - Не ваше дело, - ответил грубо Крещинский. - Я благодарен вам за то, что вы сумели организовать нашу встречу здесь, в Варжовцах, а до этого искусно внушить Полине, что она любит моего сына. Черт, может, она и в самом деле его любит! И они будут счастливы, почему бы и нет!
        - Вероятно, это так, - проронила тетя Лиззи. - Сегодня прекрасный вечер, ведь так? Я не позволю вам больше проигрывать в казино дикие суммы. Я желаю Полин только одного - семейного счастья!


        XIII
        Спустя несколько дней слухи сменились точной информацией - на курорт прибывает король Герцословакии Павел Четвертый с супругой и наследником престола принцем Каролем.
        - Моя дорогая, - сказал Платон в возбуждении, явившись как-то на виллу к семейству Новицких. - Полин, у меня для вас радостная новость. Посмотрите!
        Он протянул девушке пергаментный конверт, увенчанный монограммой «P IV L» - Pavle IV Lubomirovic.
        Полина вскрыла его, достала лист, похожий на древний пергамент, с печатью, изображавшей герб Герцословакии - дракона, извергающего пламя, с короной на змеевидной голове и тремя звездами на червленом небе.
        На желтоватом листе витиеватым почерком было написано, что мадмуазель Полина Новицких, подданная Российской империи, официально приглашается на прием по случаю чествования короля Павла IV Любомировича, его супруги королевы Милицы и наследного принца Кароля.
        - Прием состоится через два дня, - сказал молодой Крещинский. - В отеле «Palais de la Mer». Будут только избранные! Полин, поверьте, многие бы отдали душу за то, чтобы оказаться там!
        Полина радостно воскликнула:
        - Платоша, но как вам удалось получить эти приглашения? Собственно, кто я такая - обыкновенная отдыхающая из Петербурга, у меня нет ни титула, ни связей при дворе!
        Платон, поцеловав Полине руку, произнес:
        - Для вас, Полин, я достану даже звезды с небес!
        Известие о том, что Полина вместе с Платоном приглашены на прием по случаю визита герцословакского короля, произвело неоднозначную реакцию. Старший Новицких, убежденный сторонник конституционной монархии или даже парламентской республики как наиболее подходящего устройства государственной власти, заявил:
        - Полина, зачем тебе этот придворный театр? Твоему деду, Константину Лаврентьевичу Новицких, в бытность его товарищем министра юстиции при Александре Втором, царь до того, как отправил его в отставку, предложил на выбор или графский титул, или крупное денежное вознаграждение. Твой дед поступил мудро и прозорливо, выбрав деньги! Монархическая мишура и дворцовая помпа отживут свое, я уверен, что в течение пятидесяти лет на планете не останется ни единой монархии!
        Отец иронизировал над Полиной, которая была полна трепета и радости. Лев Константинович никогда не бывал при дворе, хотя у него имелось звание камергера. В прошлом, юбилейном для Романовых году он поместил в газете объявление на пол-листа о продаже придворного мундира, а затем отказался пить за здоровье государя, мотивируя это тем, что не хочет провозглашать здравицу тому, кто на полном серьезе считает себя хозяином земли русской и продолжает проводить азиатскую политику. Скорее всего, как намекали некоторые проправительственные газеты, Новицких никак не мог забыть, что в 1903 году царь самолично вычеркнул его фамилию из списка претендентов на вакантный министерский портфель и вроде бы заявил:
        - Каков отец, таков и сын!
        - Но, папа, - пыталась возразить Полина. - Я же еще никогда не была при дворе.
        - И не будешь, - упрямо заявил Лев Константинович. Затем, смягчившись, поцеловал дочку и примирительно сказал: - Слава богу, что ни твоей матушке, ни мне не пришли такие приглашения! Думаю, один раз надо посмотреть на этот балаган! Только, прошу тебя, не забывай, что это все - театр. Павел Четвертый, по сути, тиран, он правит страной без парламента, он - поклонник муштры и военщины.
        Полина решила не забивать головку рассказами отца. У него свои счеты с монархией, а она будет наслаждаться предстоящим праздником. Зато мадмуазель Шнайдер, узнав, что ее воспитанница появится на королевском балу, как обычно, ужасно разволновалась:
        - Pauline, Sie werden Seiner Majestat vorgestellt! Porquoi ne peux-je pas me retrouver dans le palais?[Полин, вы будете представлены государю! Почему я не могу оказаться во дворце? (нем., фр.)]
        - Но прием пройдет не во дворце, а в отеле, - пыталась объяснить ей Полина, однако mademoiselle решительно не хотела этого слышать.
        Тетя Лиззи взяла на себя выбор платья. Времени оставалось мало; совершив рейд по лавкам модисток в Варжовцах, Полина с унынием констатировала, что все наряды раскуплены, остались только самые страшные и немодные.
        - В чем же я пойду на прием? - убивалась она. - На то, чтобы сшить платье, потребуется как минимум неделя, а прием - завтра!
        Тетя Лиззи, как всегда, не терявшая присутствия духа, раскуривала тонкую дамскую сигарету «Сафо» с золотым наконечником. Затем Елизавета Фридриховна изрекла:
        - Кажется, я знаю, что мы должны сделать!
        То, что предложила тетя, оказалось верхом безумия. Не ставя никого в известность, дамы сбежали с виллы и направились к аэродрому, который за особую плату предоставлял отдыхающим особый аттракцион - полет в воздухе!
        Тете не составило труда убедить молодого пилота, что к ее словам стоит прислушаться. Летчик, узнав, чего хочет от него тетя Лиззи, в ужасе воззрился на нее и прошептал на плохом французском:
        - Но, мадам, это совершенно исключено!
        - Вы так думаете? - хмыкнула тетя Лиззи. Она вытащила из сумочки всю свою наличность и, видя, что пилот все еще колеблется, сорвала с руки платиновый браслет, усыпанный сапфирами и бриллиантами.
        Тетка предложила летчику отвезти ее племянницу в столицу Герцословакии, которая располагалась в ста тридцати километрах к северу от Адриатики.
        - Сейчас половина второго пополудни, - высчитывала тетя Лиззи. - Вы окажетесь там через час. И у тебя будет предостаточно времени, моя дорогая, чтобы выбрать себе наряд. Увы, лететь с тобой я не смогу, место есть только для одного. Но, собственно, кто сказал, что новейшее изобретение века, самолет, нельзя использовать как извозчика и отправиться на нем за покупками в столицу!
        Платиновый браслет окончательно развеял сомнения пилота, и через десять минут хрупкая машина стартовала. Полина видела полет подобных монстров в синематографе, несколько раз наблюдала в Петербурге за смельчаками, которые выделывали в небе смертельные трюки. Но чтобы самой лететь на этой колымаге...


        XIV
        Она зажмурила глаза, когда самолет оторвался от поля. На какой-то момент Полине показалось, что он пикирует вниз и столкновение с землей неизбежно. Затем, переборов страх, девушка приоткрыла один глаз. В кабине было весьма прохладно, ветер свистел в ушах. Она посмотрела на игрушечные домики и блестящее море, которые остались внизу. У Полины захватило дух.
        Она могла явственно различить деревья, праздно одетую публику, людей, которые задирают голову, привлеченные гулом с неба. Затем начались горы - величественные, остроконечные, с шапками снегов и ледниками. Полина разглядывала хижины, притулившиеся где-то на отрогах гор, один раз увидела даже разбредшееся стадо козочек и пастуха, который смотрел вверх, а потом, перекрестившись, бросился бежать прочь, подгоняемый отчаянным лаем свирепой овчарки.
        Полет несколько утомил ее, глаза начали слипаться, и, несмотря на неудобную позу, Полина заснула. Пришла в себя она только от толчка: самолет приземлился. Они прибыли в столицу.
        Договорившись с пилотом о том, что он будет ждать ее, Полина устремилась на поиски извозчика. Такового поблизости не оказалось, и ей пришлось добираться на скрипучей телеге, заполненной пахучим сеном, едва ли не до центра города. Затем, дабы продавщицы в лавках не подняли ее на смех - клиентка, требующая бальное платье, прибыла на телеге, - она пересела в ландо, которое и доставило ее на один из проспектов, где располагались модные магазины.
        Выбор был не ахти, все же в гористой Герцословакии жило столько же людей, как и в Санкт-Петербурге, около двух миллионов, и мода здесь запаздывала как минимум на полгода. И все-таки Полина смогла найти то, ради чего и предприняла немыслимое путешествие, - очаровательное белое платье, украшенное воланами и оборочками, образчик новейшей парижской моды.
        Расплатившись (хорошо, что при ней была скромная сумма, которую Полина хранила в копилке), она на извозчике вернулась обратно на поле, где ее ждал самолет. Они возвратились в Варжовцы под вечер, на аэродроме ее встречала тетя Лиззи.
        - Papa уверен, что мы совершаем длительный моцион, а потом принимаем минеральные воды, - сообщила она племяннице. - Ему лучше не говорить, что ты летала за платьем. Иначе на завтрашний бал он тебя точно не пустит!
        Сообщив родителям, что чудное платье совершенно случайно отыскалось в одном из бутиков курорта, Полина в изнеможении бросилась на кровать. Вот это приключение! Под большим секретом она сообщила о своей сумасбродной выходке Платоше. Тот сначала никак не мог взять в толк, о чем говорит Полина, затем его глаза расширились от ужаса, и он прошептал:
        - Полин, неужели вы не сочиняете? Вы поступили крайне безответственно! А если бы самолет потерпел крушение, где нам искать вас - в непроходимых Карпатах?
        - Платон, - обиделась на жениха Полина. - Карпаты - это в Трансильвании!
        Молодой Крещинский был потрясен, он заставил Полину дать торжественную клятву, что она никогда не посмеет сделать чего-то подобного.
        - Моя дорогая, вы мне слишком дороги, чтобы потерять вас накануне свадьбы! - произнес он. Полина же решила, что непременно еще раз поднимется ввысь на самолете. Но Платоше знать об этом вовсе не обязательно.
        Выглаженное, платье превратилось в подлинный шедевр. Тетя Лиззи помогла племяннице облачиться в роскошный наряд, затем Елизавета Фридриховна даже всплакнула и заметила:
        - Полин, ты совсем взрослая! Глядя на тебя, я словно смотрюсь в зеркало - и вижу собственное отражение двадцать лет назад.
        Лев Константинович одобрил наряд дочери, Ксения Теодоровна, которая чувствовала себя неважно, также удостоила дочь вялого комплимента. Тетя Лиззи притащила в комнату племянницы шкатулку, распахнула крышку и сказала:
        - Тебе необходимо выглядеть, как придворной даме. Ну-ка, посмотрим, что у меня еще сохранилось!
        Они перебрали драгоценности и остановили свой выбор на тонком бриллиантовом колье с жемчужными подвесками.
        - Я получила это от своего второго мужа, - мечтательно проговорила тетя Лиззи. Она умолчала о том, что позаимствовала эту фамильную драгоценность из сейфа, когда покидала супруга навсегда.
        Полина поразилась себе в зеркале - на нее смотрела чужая светская дама в прекрасном наряде, с модной прической и бриллиантами вокруг шейки. Платоша появился ровно в половине шестого - прием был назначен на восемнадцать часов. Он выглядел подлинным джентльменом в черном фраке, белой манишке и лайковых перчатках. Их ждал наемный автомобиль. Платон подал Полине руку, и та заняла место на синем бархате.


        XV
        Казалось, что к отелю «Palais de la Mer» стекаются только самые богатые и красиво одетые люди. Около здания отеля, выстроенного в испанском стиле, возникла даже небольшая пробка, в которой смешались извозчики, бибикающие клаксонами автомобили и конные полицейские.
        Внутри отеля все сверкало и лучилось золотом и бронзой. Полина впервые была на балу, однако она чувствовала себя свободно и раскованно. Предъявив приглашения, молодые люди прошли во внутренний сад.
        Около искусственного грота с водопадом уже было сервировано шампанское и легкие закуски. Господа, все как один, были одеты в черные фраки, дамы изумляли пышными нарядами и немыслимыми драгоценностями.
        Полина и Платон прошли в бальный зал. Все было готово к визиту короля, его супруги и кронпринца. Наконец, около половины седьмого (видимо, Павел Четвертый не придерживался мнения, что точность - это вежливость венценосных особ) затрубили фанфары, облаченные в старинные рыцарские доспехи глашатаи заняли место около дверей. Разговоры смолкли. Полина и Платон были в первом ряду. Церемониймейстер объявил: его величество король Герцословакии Павел Четвертый Любомирович, а также королева Милица и наследный принц Кароль почтили прием в их честь своим визитом.
        Снова раздались фанфары, Полина увидела, как по пурпурной ковровой дорожке неспешно шествует невысокий, средних лет человек в офицерской форме полковника. Это и был король Павел. С рыжеватой округлой бородкой и седеющими усами, он смотрелся скорее унтер-офицером, чем полновластным властителем Герцословакии. По левую от него руку шествовала высокая, головы на две выше, чем сам король, дама в шикарном светло-розовом одеянии, гигантской шляпе и с массивным зонтиком.
        - Королева Милица, - шепнул Полине Платон. - Вроде бы его величество во всем слушается супругу, она же фактически и заправляет всеми делами в стране. Ужасная мегера, как рассказывают!
        Полина улыбнулась. Милица была красива - голубые глаза, черные локоны, однако все портило надменное выражение холеного стареющего лица. Бесценное колье в двадцать рядов обвивало ее шею, и огромные молочные жемчужины покачивались в такт медленным шагам. Королева с брезгливой миной скользила взглядом по рядам склонившихся перед ней гостей. Видимо, она давно привыкла к раболепству и почитанию.
        Настала очередь и Полины присесть в книксене. Однако, вспомнив демократические устои отца, она осталась стоять с гордо поднятой головой, хотя ее ближайшее окружение присело перед монаршей четой. Платоша хотел, как и все, склонить голову, но Полина пребольно сжала его ладонь, запретив это делать. В конце концов, это не русский император, а государь какой-то крошечной, меньше Московской губернии, страны.
        Король Павел крутанул головой, ссутулился и отвел взгляд. Королева Милица метнула в Полину разгневанный взгляд, ей явно не понравилось вызывающее поведение девицы.
        Наследник престола, подросток лет тринадцати, как и отец, облаченный в сияющую золотыми эполетами военную форму с кортиком наперевес, выглядел болезненно: бледное лицо, темные круги под глазами, потупившийся взор. Полина вдруг отчетливо поняла, что в семействе Любомировичей, пусть они будут трижды короли, нет счастья и любви. В желтой прессе осторожно намекалось, что Павел давно завел себе любовницу, а Милица тиранит слабовольного мужа и слабого здоровьем сына и закатывает свои знаменитые истерики - с битьем раритетного фарфора, швырянием короны из окон дворца, катанием по мраморной лестнице и сталкиванием премьер-министра в фонтан.
        Их величества подошли к золотым креслам под балдахином - своего рода тронам, которые были установлены специально для них. Павел опустился на бархат, его сын стал рядом с отцом, однако только когда королева Милица, снова оглядев всех присутствующих и задержав взгляд на Полине, уселась на трон.
        По ковровой дорожке проследовали генералы, министры и прочие представители королевской свиты. По старинному обычаю, королю Павлу преподнесли на серебряном подносе золотую чарку с водкой, которую тот с жадностью и осушил. Следя за ритмичными движениями королевского кадыка, Полина вдруг подумала, что король наверняка любитель приложиться к бутылке.


        XVI
        Заиграл оркестр, начались разговоры. Полина видела, как Милица, подозвав одного из придворных, показывает зонтиком в ее сторону и что-то произносит недовольным тоном. Один из адъютантов, оторвавшись от толпы перед тронами, подошел к Полине и сурово спросил по-французски:
        - Мадмуазель, могу ли я убедиться в том, что вы вправе находиться на приеме в честь их величеств?
        Платоша, со страхом взглянув на адъютанта, начал что-то путано объяснять, Полина же протянула офицеру приглашение. Тот внимательно прочел его, затем сказал:
        - Мадмуазель Новицких, вынужден вам напомнить, что в присутствии их величеств вы обязаны соблюдать придворный этикет, а именно приветствовать короля и королеву глубоким книксеном.
        Платоша побледнел, снова начал что-то лепетать, путая артикли и времена. Он пытался донести до королевского адъютанта свои верноподданнические чувства и назвал все случившееся «выходкой глупой девчонки».
        Полина топнула ножкой и проговорила по-русски, обращаясь к жениху:
        - Значит, выходка глупой девчонки? Как бы не так! Платон, замолчите!
        Затем обратилась к адъютанту и гневно заметила:
        - Передайте ее величеству, что я прекрасно знакома с придворным этикетом, однако право, следовать ему или нет, я оставлю за собой!
        Адъютант, видимо, не привыкший к подобным дерзостям, в изумлении посмотрел на Полину. Платоша застонал. Полина добавила:
        - Именно это и передайте ее величеству!
        - Что вы наделали! - произнес молодой Крещинский, когда адъютант удалился. - Полин, как вы могли! Вы представляете, что это означает? Это же форменный скандал! Нас в два счета выставят вон! Ах, Полин, как можно быть такой неблагоразумной и упрямой!
        Адъютант доложил королеве Милице о беседе с Полиной, и по мере того, как он излагал историю, щеки ее величества приобретали оттенок увядшей сирени. Милица взвизгнула, и ее крик привлек внимание гостей, которые осторожно, чтобы никто не заподозрил нездорового интереса, посмотрели в сторону их величеств.
        - Полин, - продолжал убиваться Платоша. - Ну почему вы ведете себя, как маленькая дерзкая девчонка! Вы думаете, что нагрубить королеве Герцословакии - это бонтонно?
        - Платон, - прервала она стенания жениха. - Если вы опасаетесь того, что нас немедленно схватят и заточат в темницу за оскорбление королевы, то можете удалиться! Я вас не держу!
        Полина осмотрелась. Платон произнес:
        - Смотрите, к нам движется стража! Вы что, разве забыли о том, что Герцословакия - абсолютная монархия? Одно слово королевы, и нас отдадут под суд!
        - Мы живем в двадцатом веке, веке прогресса и человеческих свобод, - назидательно проговорила Полина и все же немного испугалась, заметив, как к ней направляется статный пожилой военный, облаченный в мундир с массой орденов и темно-синей муаровой лентой.
        Старик с военной выправкой и роскошными усами представился:
        - Добрый день, сударыня! Меня зовут Петр Любомирович, я - великий князь и дядя короля Павла. Скажу вам откровенно, я в восхищении от того, как вы поставили на место эту беспардонную особу. Я имею в виду жену моего несчастного и слабовольного племянника Павла!
        Платоша ожидал всего, чего угодно, но только не таких слов. Великий князь Петр поцеловал руку Полине, а затем продолжил:
        - Скажу вам честно, я поражен подобной смелостью. Милица - психопатичная особа, которая уверена, что никто не смеет ей перечить и не подчиняться ее приказаниям. Я, генерал-фельдмаршал и начальник военного штаба страны, много раз получал от нее приказания по поводу того, как мне вести маневры или реорганизовать армию.
        Платоша что-то промямлил, однако на его мычание никто не обратил внимания. Великий князь Петр заметил с грустной улыбкой:
        - Однако, сударыня, я вынужден передать вам приказ моего племянника-короля: вы должны немедленно предстать перед их величествами. Милица велела арестовать вас за оскорбление королевского сана, но мой несчастный племянник не хочет проблем с таким могучим союзником, как Россия. Не бойтесь Милицу, если она почувствует, что вы не испытываете перед ней страха, то ее запал пройдет. Прошу вас, сударыня!
        Крещинский, бледный как полотно, прошептал слабым голосом:
        - Что будет, что будет! Поймите, Полин, это все ваша выходка! Нас велели арестовать! Ах, принесите извинения королеве, и дело с концом!
        - Платон, как же вы занудны, - произнесла Полина и направилась за великим князем Петром к балдахину, под которым скучал король Павел и бесилась королева Милица. Девушка заметила, что всеобщее внимание уделено только одной персоне - ей самой. Гости перешептывались, наверное, передавая друг другу самые последние сплетни и рассказывая о небывалом инциденте.


        XVII
        Полина подошла к их королевским величествам. Павел, подняв на нее удивительно красивые карие глаза, произнес на великолепном русском:
        - Сударыня, я рад приветствовать вас на этом приеме. Вы ведь из Санкт-Петербурга?
        - Вы совершенно правы, ваше величество, - ответила Полина. - Мое семейство находится здесь на отдыхе...
        - Ах, - со вздохом заметил король. - Отдыхают все, кроме меня! Варжовцы - это адриатическая Ривьера. Надеюсь, что лет через десять этот городок станет столь же известен и популярен и будет приносить в казну такой же доход, что и французский курорт. Кстати, ведь ваша фамилия Новицких? Я знал вашего деда, он был товарищем министра юстиции при Александре Освободителе. Я ведь воспитывался в России. Как же давно это было...
        Мужа прервала королева Милица. С грубым немецким акцентом она заскрежетала по-французски:
        - Мадмуазель, видимо, вас не учили придворному этикету? Или вы не знаете, что при появлении царственных особ все обязаны выказать им свое верноподданническое уважение?
        - Ваше величество, - ответила Полина. - Если не ошибаюсь, Герцословакия - это свободная страна? Если так, то каждый имеет право делать то, что пожелает, лишь бы это не противоречило закону. Мои родители воспитали меня в уважении к монархическому строю, однако это не значит, что я буду склонять голову перед царственными особами!
        Милица задохнулась от такой тирады, ее щеки сделались сизыми, она надменно произнесла:
        - С таким дурным воспитанием, моя дорогая, вас нельзя пускать дальше свинарника. Вам не место во дворце!
        Король Павел со слабой улыбкой прервал супругу:
        - Сударыня, мне импонирует ваша смелость. Однако, надеюсь, вы не придерживаетесь нигилистических или революционных взглядов? Потому что в Герцословакии есть личности, которые уверены, что я - тиран и избавиться от меня можно только одним способом - при помощи насилия!
        Полина ничего не успела ответить, так как раздался громкий выстрел. Сначала девушка не поняла, в чем дело - почему выстрелили в бальном зале в разгар приема в честь королевской четы. Или произошел несчастный случай?
        Судя по крикам, воплям и всеобщей панике, это не был несчастный случай. Полина обернулась и увидела ужасную картину - великий князь Петр, тот самый статный седой старик, который беседовал с ней несколько минут назад, крепко держит за шиворот худосочного молодого человека: в руке тот сжимает дымящийся пистолет. Террорист, нелепо выглядевший в слишком большом фраке, кричал что-то на герцословацком языке. Полина уловила нечто похожее на русское:
        - Смерть тирану! Да здравствует мировая революция!
        К молодому человеку подбежали королевские адъютанты, скрутили его и поволокли прочь.
        - Пьера хотели убить! - прошептала Милица, закатывая глаза. - Какой ужас! Вот к чему приводит неуважение к существующим порядкам! А все начинается очень просто - кто-то не хочет приседать в реверансе перед королем и королевой!
        Великий князь Петр, держа левую руку на весу, подошел к Павлу и Милице.
        - Дядя Пьер, что случилось? - произнес Павел. - Вас хотели убить?
        - По всей видимости, именно так, - ответствовал Петр. - Но эти революционеры ни на что не способны. Они - не более чем сборище глупых прыщавых юнцов, которые одурманены сладкими идеями всеобщего братства и равноправия. Этот кричал что-то о том, что я виноват в смертях солдат! Я - глава герцословацкой армии и не нуждаюсь в том, чтобы какой-то идиот указывал мне, как я должен защищать страну!
        Полина заметила, что сквозь темно-синее сукно мундира просачивается кровь. Великий князь Петр сказал:
        - Он даже держать пистолет не умеет! Хотел бы убить, так стрелял бы в грудь! Этого мальчишку надо как следует выдрать на конюшне, затем посадить месяца на два на хлеб и воду, а потом передать хорошим учителям, чтобы они выбили из его головы революционную дурь.
        - Он будет казнен, - проговорил меланхолично Павел. - Он покушался на представителя королевской фамилии, на вас, дядя Пьер!
        - О, Павел, - произнесла истерично Милица. - Ты видишь, как неблагодарен народ! Ты должен по примеру своих предков править безжалостно и беспощадно! Залить кровью всю страну, установить диктаторские законы, искоренить эту революционную ересь! И всех, я повторяю, всех, кто поддерживает этих мерзавцев, отправить на плаху! Кровь, всюду должна литься кровь! Только кровью и страхом можно править этой необузданной, дикой и неблагодарной страной! Они, эти анархисты, только того и ждут, чтобы совершить coup d’etat![Государственный переворот (фр.).]
        При этом королева выразительно взглянула в сторону Полины. Наверное, ее королевское величество была не против претворить свои слова в жизнь и отправить на плаху первого смертника - саму Полину. Светское общество немного оправилось от испуга, снова заиграла музыка. Великий князь Петр отмахнулся от услуг подоспевшего лейб-медика:
        - Это царапина! Пуля задела кожу, так что не стоит беспокоиться! Но, Поль, тебе необходимо усилить охрану дворца и собственной персоны! Я уверен, что рано или поздно ты и твоя семья попадете в прицел революционеров!
        - О, я - монарх! Они никогда не посмеют поднять на меня руку, дядя! Ты едва не стал жертвой, потому что кое-кто затаил на тебя злость из-за военной реформы, которую ты проводишь.


        XVIII
        Полина заметила, как к королевской чете, отделившись от пестрой толпы гостей, приближается некто облаченный в черный фрак. Полина вдруг увидела того самого студента, с которым столкнулась когда-то на променаде и который проник в ее комнату, оставив морскую звезду и записку со словами «Я тебя люблю!». Сейчас же он выглядел как урожденный аристократ, его лицо было слишком бледным, а глаза горели сумасшедшим огнем.
        Все, что произошло далее, заняло не более пяти секунд. Молодой человек, оказавшись около королевской четы, выпрямил руку, которую держал за пазухой, - в его ладони сверкнул револьвер. Королева Милица сначала уставилась на покушавшегося, затем дико завопила, падая на колени. Король Павел изумленно воззрился на молодого человека. Великий князь Петр заслонил собой наследника престола Кароля.
        Прогремел выстрел, затем еще один. Раздался крик, и Полина увидела, как мундир короля Павла окрасился кровью. Молодой человек направил пистолет на гостей, те в ужасе расступились, убийца медленно прошествовал к окну, затем, проломив стекло и раму, выскочил в сад отеля «Palais de la Mer».
        Террорист действовал четко и без спешки. Никто не ожидал, что после неудавшегося покушения на великого князя Петра практически сразу последует и другое покушение - на короля Герцословакии. Адъютантов в зале не было, они конвоировали первого анархиста.
        - Павел, что они с тобой сделали! - Зал огласился криками королевы Милицы, которая на коленях подползла к мужу, съехавшему из кресла на пол. - Они убили тебя, о мой бедный Павел!
        Снова возникла паника, но на этот раз куда более неуправляемая. Гости, галдя и крича, побежали прочь из зала для приемов, стража пыталась кинуться в погоню за стрелявшим, но поток придворных преградил ей дорогу. Около прерывисто дышавшего короля оказался лейб-медик. Он склонился над Павлом, тот что-то прошептал, и Полина с ужасом увидела, как изо рта короля хлынула темная кровь.
        - Его величеству необходима немедленная операция, - проронил врач. - Но боже мой, для этого его нужно доставить в госпиталь!
        Милица билась в истерике на груди у захлебывающегося в крови мужа, великий князь Петр пытался успокоить разошедшуюся королеву, но та не желала ничего слышать.
        - Мне... трудно... дышать... - просвистел Павел. Лицо его было мраморно-бледным. Веки короля затрепетали, взгляд затуманился. - Кароль!
        Он позвал сына и наследника престола. Плачущий подросток очутился перед умирающим отцом.
        - Обещай мне, что будешь хранить Герцословакию. Учти, надвигается il guerra[Война (ит.).] , которой еще не было в мировой истории. Дядя Пьер тебе поможет, слушайся его. И заботься о маме...
        - О, Павел! - кричала Милица. Полина заметила, что королеве доставляет противоестественное удовольствие разыгрывать трагедию и стенать около умирающего мужа.
        Принц Кароль протянул к отцу руки, тот коснулся его белой ладонью и добавил:
        - И не забудь о...
        Голова монарха скатилась набок, он так и не закончил фразу. Великий князь Петр гневно крикнул медику по-французски:
        - Черт вас побери, клистирная трубка, сделайте же что-нибудь! Он потерял сознание! Не дайте ему умереть!
        Врач склонился над королем, проверил пульс и покачал головой:
        - Одна пуля задела легкое, а другая, судя по всему, повредила предсердие. Его величество был обречен с самого начала. Увы, я вынужден констатировать, что его величество король Герцословакии Павел Четвертый Любомирович скончался!
        - Что ты мелешь! - в ярости воскликнул дядя короля. Он схватил медика за отвороты фрака и поднял над полом. - Ты врешь, пес! Поль не мог умереть!
        Милица же, услышав, что ее супруг отдал богу душу, немедленно прекратила истерику, как будто кто-то повернул выключатель. Стенания стихли, слезы просохли. Королева, поднявшись с колен, запечатлела на лбу бездыханного мужа поцелуй.
        - Пьер, - сказала она злым тоном. - Отпусти медика, он ни в чем не виноват!
        Около трона появился растерянный премьер-министр Герцословакии, засуетились адъютанты, показалась стража. Милица, полная величия и спеси, произнесла громогласно:
        - Его величество скончались! Моего мужа убили революционеры, поэтому я объявляю: его убийца должен быть пойман и предан справедливому суду, который, как я уверена, приговорит его к смертной казни через расстрел... Нет, через четвертование... Нет, посажение на кол! Как в Cредние века! Тогда не было никаких революций и царей не убивали, как мух! Господин премьер, пишите указ: за поимку убийцы короля Павла обещается награда в размере пятидесяти тысяч золотом!
        Затем королева подошла к плачущему сыну, потрепала его по голове и сказала:
        - Король умер - да здравствует король! Кароль, мальчик мой, отныне ты и есть правитель нашей бедной страны! Однако тебе всего лишь тринадцать, поэтому до твоего совершеннолетия регентшей становлюсь я, твоя мудрая и прозорливая мать! Премьер, пишите манифест о восшествии на престол короля Кароля Седьмого. Обязанности фактического главы государства до достижения моим сыном двадцати одного года беру на себя я, королева Милица Великая!
        - Милица, - попытался возразить великий князь Петр. - Негоже делить власть у еще не остывшего тела...
        Милица топнула ногой, ее взгляд метал молнии:
        - Пьер, не забывайся, кто ты и кто я! С этой секунды я - законная регентша при малолетнем короле! То есть именно я отдаю приказания и издаю указы! В стране объявляется недельный траур по моему безвременно усопшему супругу! Кароль, перестань хныкать, быть королем тяжело, но твоя мамочка поможет тебе в этом!
        Затем Милица уставилась на Полину и ядовито проговорила:
        - Всем, кто не имеет отношения к правящей династии, я приказываю убраться прочь! Сударыня, так и быть, я прощу вам вашу дерзость, хотя все начинается именно с небрежения этикетом, а завершается цареубийством. И вот еще что, господин премьер, - я запрещаю въезд в мою страну семейству Новицких. Пусть проведут до конца свой отпуск, я не буду высылать их из Герцословакии, дабы не провоцировать ссоры с Петербургом, однако более в мою страну вы не въедете! А теперь прочь, прочь! Прочь, смерды!
        Великий князь Петр шепнул девушке:
        - Сейчас вам лучше всего удалиться, Милица почувствовала себя всемогущей, не следует испытывать ее терпение. Я постараюсь повлиять на нее и предотвратить репрессии с ее стороны к вам и вашей семье.
        Полина, взглянув последний раз на торжествующую Милицу, хлюпающего носом нового короля Герцословакии тринадцатилетнего Кароля и мертвое тело предыдущего правителя Павла, побрела из зала для приемов.


        XIX
        Как же все разительно переменилось! Всего четверть часа назад здесь царило веселье, праздность и радостное настроение, теперь же холлы гостиницы были заполнены мрачными полицейскими, стягивались конные войска, командование взяли генералы.
        Полина вышла из ворот отеля и услышала встревоженный голос Платоши:
        - Ну где же вы были, Полин? Что вы там делали? Я уже думал, что вас арестовали! Боже мой, что же теперь будет?
        - Ничего хорошего, - ответила Полина. - Король Павел скончался, престол занял его рахитичный сын, волей которого по своему полному усмотрению будет вертеть Милица. Платон, увезите меня отсюда!
        Домой им пришлось возвращаться пешком, так как во вселенской давке автомобиль не мог проехать по улицам. Увидев Полину в измятом платье, тетя Лиззи всплеснула руками и произнесла:
        - Девочка моя, что случилось? Боже мой, у вас весь подол в крови! Что такое, на вас напали грабители?
        На вилле Новицких еще не знали об убийстве короля Павла, поэтому, когда Полина и Платон рассказали о произошедшем, Лев Константинович произнес со вздохом:
        - Это начало конца! Павел был далеко не самым лучшим монархом, но его жена, которая теперь будет заправлять всеми делами в Герцословакии, намного хуже! И тем более сейчас, в горячую пору после убийства эрцгерцога в Сараеве. Говорят, что на днях Австро-Венгрия предъявит Сербии ультиматум, и можно только догадываться о его содержании. Не дай бог, если все это приведет к войне! Война на этот раз будет ужасной - в первую очередь в своей бессмысленности.
        После страшных событий Полине хотелось только одного - оказаться в своей комнате и побыстрее заснуть. Платоша на редкость резво распрощался и исчез. Полина, оставив тетю Лиззи и отца беседовать о политике, поднялась к себе в комнату. На пороге она столкнулась к мадмуазель Шнайдер. Гувернантка перекрестила девушку, поцеловала в лоб и произнесла:
        - God bless you, my child! All das ist ein schlechtes Omen![Храни тебя господь, дитя! Все это плохой знак! (англ., нем.)]
        Полина отворила дверь в спальню, зажгла ночник, сняла мятое и окровавленное платье. Хлопало приоткрытое окно, духота сменилась холодом надвигающегося ливня. Девушка закрыла окно, затем прошла в ванную комнату. Мертвящий свет залил выложенное мрамором пространство, Полина вскрикнула - на краю купели сидел тот, кого она меньше всего ожидала увидеть в своей комнате, - студент, убийца короля Павла!


        XX
        - Что вы здесь делаете? - неизвестно почему прошептала девушка. Сообразив, что она находится перед незваным гостем только в одних панталонах, Полина выскочила из ванной. Накинув дрожащей рукой шелковый халат, она уселась на кровать.
        Молодчик последовал за ней. Он был облачен все в тот же черный фрак, который как влитой сидел на его фигуре. Юноша был бледен, Полина заметила рукоятку револьвера, которая выглядывала из кармана его брюк.
        - Немедленно ответьте мне, что вы делаете в моей спальне! - произнесла она громким шепотом по-французски. - Или я позову на помощь!
        - Вы могли сделать это уже давно, - ответил ей по-русски практически без акцента незнакомец, и Полина поразилась его красивому низкому голосу. - Я скрываюсь в вашей спальне от полиции, которая наверняка ищет меня, желая арестовать и покарать за убийство короля Павла. Вы ведь тоже были на этом злополучном приеме, не так ли? Вы все видели...
        Сцена убийства короля снова возникла перед глазами Полины. Она качнула головой и заметила:
        - Зачем вы это сделали?
        Молодой человек ответил:
        - Потому что Павел заслужил это! Он жуткий тиран, который не гнушался подписывать смертные приговоры сотням моих товарищей на ломберном столике в перерыве между игрой в карты.
        - И чего вы добились этим? - спросила Полина, чувствуя, что дрожит всем телом. - Павел умер, я видела это собственными глазами, но трон занял его сын, фактически же правительницей сделалась королева Милица. Я знаю ее всего лишь полчаса, однако сразу скажу, что она крайне неприятная особа. Уверена, что ее эра будет еще кровавее, чем период правления Павла. Кстати, вы знаете, что она велела разыскать вас и предать публичной казни?
        - Кто бы сомневался, - заметил цареубийца. - Наша организация покарает и Милицу - осталось только немного подождать! Я уверен, что в скором будущем Герцословакия станет первой в мире страной, которая воплотит в жизнь гениальные идеи Фурье, Маркса и Энгельса! И добиться всеобщего равенства, устранения тирании и счастья для простого народа можно только так - убив тиранов!
        - Странно, - проронила Полина. - Вы хотите выстроить идеальное государство на кровавом фундаменте. Вы думаете, у вас получится?
        В дверь комнаты Полины постучали. Молодой человек ретировался в ванную комнату, Полину подошла к двери и открыла ее.
        - Everything all right? - спросила мадмуазель Шнайдер. - Pauline, ich habe ganz zufallig Sie mit jemandem reden horen. Et j’ ai un sentiment qu’il y a encore quelqu’un dans votre chambre![Все в порядке? Полин, я совершенно случайно слышала, как вы разговариваете с кем-то. И мне показалось, что у вас в комнате есть кто-то еще! (англ., нем., фр.)]
        - Ну, милая мадмуазель Шнайдер, - сказала Полина, поцеловав старушку-гувернантку в щеку. - Я всего лишь читала вслух. Спокойной ночи! Ложитесь спать, прошу вас!
        - Wenn so, - поджав с викторианской чопорностью губы, заметила недоверчиво мадмуазель Шнайдер. - Ich wunsche Ihnen eine gute Nacht, Pauline![Ну если так, желаю вам покойной ночи, Полин! (нем., фр.)]
        Полина прикрыла дверь и на всякий случай осторожно повернула ключ на два оборота. Мадмуазель Шнайдер иногда проявляла повышенную опеку и «совершенно случайно» слышала то, что для ее уха вовсе и не предназначалось.
        - Как вас зовут? - раскрыв дверь в ванную, спросила девушка. - И откуда вы знаете русский язык?
        Молодой человек ответил:
        - Славко Трбоевич. Я провел в Петербурге три года, учился в Михайловском юнкерском училище. Однако руководству корпуса не понравилось то, что я критикую вашего царя, и меня отчислили, как бунтаря и нарушителя спокойствия.
        - Славко, - произнесла Полина его имя. - Это же вы положили мне на стол морскую звезду и... И записку «Je t’aime!»?
        Славко смутился:
        - Да, это сделал я! Вы поразили меня в тот момент, когда я увидел вас на набережной. Вы были не одни - со слащавым франтом, который нудно и долго признавался вам в любви...
        - Как вы смеете! - вспыхнула Полина, не чувствуя, однако, что резкие слова в адрес Платоши причинили ей боль. - Этот франт, как вы изволите выражаться, мой жених и будущий супруг!
        - Он вас не любит, - произнес Славко. - И вы знаете, что это так! Хуже всего, что вы сами его не любите! Я видел, как он жеманился и строил из себя настоящего мужчину, читая вам нотации. Я видел, что вас впечатлила морская звезда, однако он не хотел купить ее, остановив свой выбор на сладостях. Поэтому... Поэтому я проследил и, узнав, где вы живете, проник в эту комнату - ваш силуэт я видел из сада - и оставил морскую звезду.
        - А также записку, - напомнила Полина. - Как вы можете! Вы думаете, что это соответствует правилам хорошего тона?
        Славко посмотрел на нее, и Полина поразилась страданию в его глазах.
        - Я в самом деле люблю вас, - произнес он. - Я полюбил вас в тот момент, когда услышал ваш голос... Когда проник в вашу комнату... Когда сегодня снова столкнулся с вами на приеме...
        - Что за чепуха! - закричала Полина. Затем, опасаясь, что мадмуазель Шнайдер снова
«совершенно случайно» окажется около двери в ее спальню, прошептала: - Вы забываетесь! Что вы себе позволяете! Как вы можете!
        Славко печально усмехнулся:
        - До этого я думал, что вся моя энергия направлена только на дело революции и низвержения тирании. Но теперь я понимаю, что... что могу любить!
        - Чепуха! - повторила Полина. - И вообще, вас никогда не учили, что находиться в комнате дамы без ее согласия нельзя? Попрошу вас удалиться! Тем же самым способом, каким вы и оказались в моей спальне!
        Она подошла к окну, распахнула створку. В лицо ей пахнуло свежестью: лил дождь, где-то вдали слышались раскаты июльской грозы. Славко вскарабкался на подоконник, Полина схватила его за локоть.
        - Ну куда же вы, - устыдившись сиюминутного порыва, произнесла она. - Вам есть куда идти?
        - Нет, - честно ответил Славко. - Вообще-то я и не предполагал, что мне удастся сбежать из отеля. Я был готов умереть. Однако когда понял, что никто не спешит меня арестовывать или убивать, то выпрыгнул в окно. Моего несчастного товарища арестовали, он находится в руках тайной полиции. Наверняка они применят к нему побои и пытки, чтобы узнать наши тайные явки и убежища. Они выбьют из него мое имя! Так что мне некуда идти!
        - И что же вы планируете, - закрыв окно, спросила Полина. - Как вы намерены жить дальше? Я уверена, что Милица и ее ищейки приложат все усилия, чтобы отыскать вас!
        - Я не знаю, - произнес Славко. - Моя семья давно отказалась от меня. Мой отец, крупный землевладелец и финансист, видел меня в роли продолжателя своего капиталистического дела. А когда он узнал, что я отчислен из юнкерского училища в Петербурге, то выгнал меня из дома. Мой младший брат занял мое место. Я не могу обратиться к родственникам, потому что первое, что они сделают, - сообщат обо мне в полицию.
        Полине внезапно стало жаль этого молодого идеалиста. Раньше бы она упала в обморок, скажи ей кто-нибудь, что она окажется в одной комнате с убийцей. Ведь Славко хладнокровно застрелил короля Павла. Но не может же она выгнать его на улицу: молодого террориста арестует первый же полицейский патруль, состоится показной суд, и этого безумца, плененного идеями социализма, казнят.
        - Возьмите одеяло, - велела Полина. - Вы постелете себе... в ванне! Да, почему бы, собственно, и нет, именно в ванне! Купель большая, так что вам должно быть удобно. Хотите есть?
        - Очень, - ответил Славко.


        XXI
        Полина, озираясь, чтобы не столкнуться с вездесущей мадмуазель Шнайдер, спустилась вниз, на кухню. Она положила на тарелку шницель, оставшийся после ужина, захватила немного ветчины, хлеба и зелени. На выходе из кухни ее поджидала мадмуазель Шнайдер.
        - У меня пробудился зверский аппетит, - сказала в ответ на ее немой вопрос Полина. - Знаете ли, мадмуазель, все эти переживания сегодняшнего вечера нужно просто заесть! Так советуют маститые китайские врачи!
        - Well, these Chinese, - произнесла, провожая девушку взглядом, mademoiselle. - Je n’avais jamais confiance а eux! Mein Kind, aber so viel nachts zu essen schadet! Ох уж мне эти китайцы... Никогда им не доверяла! Но, деточка, есть так много на ночь вредно! (англ., фр., нем.)]
        Сделав вид, что не слышит слов мадмуазель, Полина резво взбежала по лестнице, прошла в комнату - и разочарованно поставила припасы на туалетный столик. Славко в спальне не было, как не было его и в ванной комнате. Куда же он делся? Решил, что лучше уйти? Или не поверил ее искренним намерениям и, испугавшись предательства, сгинул в ночи?
        Хлопнула створка окна, Полина увидела Славко, который взобрался на второй этаж по вьющемуся плющу. В руке молодой человек держал крошечный букет мокрых цветов: темно-синих колокольчиков и белых ромашек. Он протянул его Полине.
        - Какая прелесть! - не удержалась она от восклицания. - И приступайте к ужину, я принесла кое-что из еды!
        Она наблюдала за Славко, который с жадностью накинулся на мясо. С набитым ртом он пояснил:
        - Я сегодня не держал во рту и крошки, был уверен, что меня растерзает толпа сразу после того, как я застрелю Павла. А надо же, никто не бросился защищать богопомазанного монарха. Он всем безразличен! Это значит, что мы на верном пути, даже трутни светского общества отворачиваются от тирана!
        - Это значит, что каждый заботится в первую очередь о своей жизни, - произнесла Полина, чувствуя, что ей доставляет наслаждение следить за тем, как этот милый убийца поглощает шницель и ветчину. - Люди неисправимы. Но задержись вы еще на двадцать секунд, они бы разорвали вас в клочья! Они страшатся не смерти короля, а того, что вы лишите их самих богатств и привилегий! А за свою жизнь они готовы бороться до последнего!


        XXII
        Ночь Полина провела беспокойно. Сначала ее мучили кошмары, а под утро потянуло холодом. Проснувшись, она обнаружила, что Славко исчез. Ах нет, она обнаружила записку: «Мне надо узнать, что произошло с товарищами».
        - Как неосмотрительно! - пробормотала Полина. Она спустилась к завтраку.
        - Доброе утро, - сказал ей Лев Константинович. - Полин, тебе посчастливилось присутствовать при историческом событии - убийстве герцословацкого короля! Эту смерть сравнивают с покушением на эрцгерцога в Сараеве. Похоже, этим летом весь мир сошел с ума!
        Во время завтрака, услышав трель телефонного аппарата, Полина почему-то решила, что звонит Славко. На самом деле это был Платоша, который сообщал, что им с отцом понадобилось уехать на несколько дней в Париж, чтобы завершить бракоразводное дело, над которым работал Валериан Платонович.
        Узнав, что молодой Крещинский на время покидает Варжовцы, Полина подумала, что это к лучшему. Ей вдруг пришло в голову, что Платоша ее больше совершенно не занимает. Она вспомнила его трусливое поведение на королевском приеме.
        Затем она подумала, что она ответила Платону согласием и скоро станет его законной женой. Любит ли она Платошу?.. Наверное, все же да. Но тогда почему сомневается в своих чувствах и не знает, что делать дальше?
        Поднявшись обратно в комнату, она ожидала найти там Славко и была безмерно огорчена, что этого не произошло. Сказав всем, что неважно себя чувствует и нуждается в отдыхе после роковых событий намедни, Полина заперлась в спальне, то и дело посматривая на окно.
        Когда же хлопнет створка и она увидит молодого цареубийцу? Боже, если бы ей кто-то еще месяц назад сказал, что она, Полина Новицких, приютит у себя человека, хладнокровно застрелившего короля небольшой страны Герцословакии, и, более того, будет ждать появления этого убийцы с великим нетерпением, она бы сочла это выдумкой самого дурного сорта. Но ведь это так и есть!
        Внезапно Полина подумала - а не влюбилась ли она в этого Славко Трбоевича? Нет, нет, как можно! Она любит Платошу, несмотря на то что Крещинский предстал перед ней в жалком и непрезентабельном виде маменькиного сынка и труса.
        Наконец ближе к вечеру Полина увидела Славко, который спрыгнул с подоконника на пол комнаты. Фрак исчез, уступив место полотняному белому костюму и шляпе.
        - Где вы были? - произнесла Полина в отчаянии. - Я уже думала, что вас арестовала полиция!
        Славко усмехнулся:
        - Так почти и было, но мне удалось уйти от ищеек. Мне повезло, что я одолжил одежду у вашего батюшки.
        Полина присмотрелась и поняла, что костюм и шляпа в самом деле из гардероба Льва Константиновича. Она гневно воскликнула:
        - Что вы себе позволяете? Вы спускались на первый этаж и шарили в шкафах!
        Трбоевич виновато уставился на нее и заметил:
        - Мне требовалась новая одежда!
        - Ну хорошо, - успокоилась Полина. - Так расскажите мне, где вы были!
        Славко помрачнел и ответил:
        - Я пытался узнать, что произошло с моими товарищами и нашей организацией. Она называется «Свободная Герцословакия». Увы, шпики и полиция работают отлично, вчера вечером и сегодня ночью прошли массовые аресты и обыски. Почти все мои друзья оказались в тюрьме. И вот, смотрите, что я нашел!
        Он вытащил из кармана смятый плакатик. Развернув его, Полина увидела лицо Славко и надпись аршинными буквами: «Государственный преступник номер один! За убийцу короля Павла назначена награда в 50 000 золотом! Славко Трбоевич, отщепенец и уголовник, разыскивается для предания суду. Каждый, кто видел убийцу короля, обязан сообщить об этом полиции. Пособники Трбоевича будут рассматриваться как соучастники убийства и понесут самое суровое наказание».
        - Видимо, кто-то из моих соратников, не выдержав допросов и пыток, выдал мое имя, - произнес Славко. - Фотография имелась в полицейских архивах, меня ведь уже арестовывали за распространение запрещенной литературы. Теперь я стал bete noire[Предмет всеобщей ненависти; дословно: черный зверь (фр.).] .
        Полина снова и снова читала зловещие строчки. Теперь она не сомневалась - власти хотят поймать Славко с единственной целью - казнить. А она, получается, его пособница и тоже подлежит самому суровому наказанию. Полина была почему-то уверена: если королева-регентша, «добрейшая» Милица, узнает, где укрывается государственный преступник номер один, то велит запереть ее, Полину, в тюрьму до конца дней или пошлет на эшафот.
        - Такие, - Славко указал на плакат, - расклеены сотнями по всему городу. Уверен, что и по всей стране. Самое ужасное, что и мои родственники будут помогать следствию изо всех сил. Еще бы, для семьи я давно превратился в изгоя и бандита.
        Полина произнесла:
        - И что ж делать? Ведь они схватят вас!
        - Схватят, - произнес равнодушно Славко. - Теперь это вопрос времени. Если не сегодня, так завтра или на будущей неделе.
        Полина ударила кулачком по кровати и крикнула:
        - Как вы можете так рассуждать! Я ничего не понимаю в политике и не могу себе представить, каковы идеалы вашей организации, которую принято в газетах называть
«террористической». Однако вы ведете себя как слабак! Раз вы имели мужество стрелять в короля, то сдаваться после всего полиции - верх глупости! Вас не пощадят! Нет, надо что-то придумать!
        Славко ничего не ответил. Полина мучительно размышляла, а затем сказала:
        - Конечно же, ведь это так просто! Вам надо скрыться за границу! Вы должны бежать из страны!
        - Но куда? - спросил Славко. - И как? Граница на замке, они на то и рассчитывают, что я попытаюсь скрыться.
        - Вы же живете в этой стране, а не я! - сказала Полина. - Вы и должны знать, как и куда вы можете скрыться! Ну думайте же!
        Поразмыслив, Славко изрек:
        - Пожалуй, единственный выход, который я вижу, - это удрать по морю. Рискованное предприятие, но по-иному я не смогу уйти.
        - Великолепно, значит, вы должны нанять лодку! - заявила Полина. - И чем раньше, тем лучше!
        Последние слова дались ей тяжело. Она представила, что Славко навсегда исчезнет из ее жизни, и в груди защемило. Так в чем же дело? Она знает этого человека всего лишь сутки, а уже такое ощущение, как будто... Как будто она его любит! Нет, это все выдумки. У нее имеется жених - Платоша Крещинский, а Славко... Она поможет ему из человеколюбия. Хотя тем самым станет пособницей цареубийства.
        - Для этого понадобятся деньги и удача, - сказал Славко. - Рыбаки на побережье издавна занимаются контрабандой, но, чтобы они взялись переправить человека в Италию, им надо хорошо заплатить.
        Полина подбежала к столику, вынула шкатулку, открыла ее. Всего несколько ассигнаций - все, что осталось после покупки платья в столице. Подумав, она сказала:
        - Подождите меня здесь. И не смейте исчезать!


        XXIII
        Она выскользнула из спальни, прокралась в кабинет отца. Его портмоне, как обычно, лежало в ящике письменного стола. Льву Константиновичу удалось уговорить супругу посетить новомодного французского доктора, родители отправились к нему на прием. Полина отсчитала довольно крупную сумму. За этим занятием ее едва не застала мадам Шнайдер.
        - Ma chere, what are you doing here?[Моя дорогая, что вы здесь делаете? (фр., англ.)] - спросила мадмуазель Шнайдер, явно что-то подозревая. Полина швырнула портмоне в ящик со стола, скомкала банкноты и произнесла:
        - Я искала... книгу. Новейший роман французского автора... Marcel Proust, «Du cote de chez Swann» из цикла «А la recherche de temps perdu»[Марсель Пруст «По направлению к Свану» из цикла «В поисках утраченного времени» (фр.).] . Видимо, papa взял его к себе в комнату.
        Плохо обманывать, но ничего иного ей не оставалось. Она вернулась к себе в спальню. Славко сидел на кровати.
        - Вот. - Полина выложила перед ним мятые ассигнации. - Этого хватит?
        - Думаю, что да, - ответил Трбоевич. Затем, внимательно посмотрев на Полину, тихо добавил: - Я вам очень благодарен. Вы хотите спасти меня, рискуя собственной репутацией, свободой и, возможно, жизнью.
        Полина залилась краской смущения. Никто и никогда не говорил ей подобных слов. Славко в нерешительности продолжил:
        - Если вы хотите, чтобы я бежал за границу, то медлить нельзя. Это нужно сделать сегодня!
        - Сегодня? - разочарованно произнесла Полина. - Уже так скоро?
        - Да, сегодня, - произнес печально Славко. - Недалеко от Варжовцов расположена рыбацкая деревушка, я пойду туда и заплачу одному из рыбаков, который выходит в море ночью. Он возьмет меня с собой. Прощайте! И спасибо за все!
        Он приблизился к Полине и поцеловал ей руку. Затем, поддавшись внезапному импульсу, поцеловал ее в щеку. Девушка громко вздохнула и ответила:
        - Я никуда вас не отпущу! Вы же только что сказали, что вас едва не арестовали. Полиция наверняка повсюду рыщет, и, несмотря на смену наряда, вы все еще узнаваемы. Подождите!
        Она снова покинула спальню и проникла в комнату мадмуазель Шнайдер. В каморке гувернантки царил идеальный порядок. Полина распахнула дверцу шкапа и вытащила небольшой чемоданчик. Mademoiselle была страстной поклонницей театра и даже сама участвовала в любительских постановках. Поэтому-то она и взяла на курорт свои гримерные принадлежности.
        - Вот, смотрите. - Полина разложила перед Славко разноцветные тюбики, кисточки и прочие атрибуты театрального набора. - Садитесь перед зеркалом, мы изменим вам внешность!
        Полина думала о том поцелуе, который подарил ей Славко. Что это было - дерзкий поступок молодого революционера, искренняя благодарность или... Или что-то иное?
        Через полчаса Славко превратился в солидного господина лет тридцати пяти (хотя в действительности Трбоевичу было двадцать) с черными висячими усами, волосатой родинкой на щеке и рыжими волосами.
        - Таким вас точно не узнают, - сказала Полина. - Но не думайте, что я отпущу вас одного! Если вы отправитесь в одиночку, то возбудите подозрения полиции, которые наверняка проверяют всех подозрительных господ. А если вы будете с молодой дамой..
        - Но тогда вам придется выбираться через окно, - заметил Славко.
        Полина кивнула: никто не разрешит ей на ночь глядя покинуть дом. А так для всех она находится в своем будуаре, приходя в себя после страшных событий вчерашнего дня. Перебраться через забор было сложнее, поэтому Полина указала на потайную, скрытую в стене калитку. Они вышли на улицу.
        В переулке было тихо. Взяв Славко под руку, Полина почувствовала себя разбойницей. Еще бы, кто бы мог представить, что ей доведется способствовать бегству государственного преступника!
        Они оказались на освещенной центральной улице Варжовцов, наняли извозчика. Полина притворилась француженкой, которая желает посмотреть на «простую крестьянскую жизнь».
        Повозка направилась за город. Белокаменные виллы и иллюминированные казино уступили место лачугам и хибарам. Полина мало что знала о жизни низов. Воспитанная и выросшая в богатой буржуазной семье, она искренне полагала, что и все остальные живут так же, как и она сама. Бедность и отчаяние, которые царили в деревне, внушали девушке страх. Мощеная дорога уступила место размокшей глинистой тропинке.
        - Чтобы такое навсегда исчезло с лица земли, мы и боремся с существующим строем, - по-французски произнес Славко.
        Извозчик отказался ехать дальше.
        - Воля ваша, господа хорошие, - сказал он, - но в деревню я не поеду. Там живет сплошное ворье и бедняки. Нападут на меня, отнимут лошадь и повозку - и что мне тогда делать?
        Пришлось отпустить извозчика обратно в город. Темное небо, усыпанное звездами, раскинулось над Полиной и Славко. Жители деревушки бросали на нарядно одетых пришельцев из другого мира странные взгляды. Славко подошел к старику, который сидел на пороге своего дома и при свете лучины чинил сеть.
        Коротко переговорив с ним, он вернулся к Полине.
        - Он назвал мне имя человека, который за деньги переправит за границу даже черта.
        Контрабандист обитал в ладной хате; хозяин - полный башибузук со свирепым выражением лица - встретил их на пороге, словно уже зная о причине визита. Началась громкая торговля. Наконец Славко и контрабандист ударили по рукам.
        - Он посадит меня в свою лодку и переправит в Италию, - произнес Славко. - Он выходит в море в полночь.
        Они снова оказались на улочках деревушки. Внезапно до слуха Полины донеслась зажигательная музыка и задорные крики. Они вышли на окраину поселения и увидели цыганские шатры, раскинувшиеся около самой воды.


        XXIV
        Цыгане устроили представление, зазывая к себе на праздник жителей рыбацкого хутора. Полине стало до крайности любопытно. Однажды в Петербурге она долго упрашивала отца, чтобы тот разрешил ей посетить цирк шапито, но Лев Константинович запретил, сказав, что это заведение не для благородной девушки.
        Несмотря на траур, объявленный по королю Павлу, цыгане вовсю что-то праздновали. Молодые люди оказались на узких проулках, которые змеились между палаток и шатров. Пищали скрипки, кто-то выводил чудную завораживающую мелодию.
        - Вот это да! - Полина заметила гигантского роста человека, который под восторженные крики зрителей выдувал изо рта оранжевые языки пламени. Чуть дальше находился шпагоглотатель и «чудо жрецов Месопотамии» - волосатая женщина. Дама с пышной грудью была покрыта шерстью, походя на медведя-гризли.
        Тут же были жонглеры, канатоходцы и дрессированные волки. Полина чувствовала, что от обилия впечатлений у нее кружится голова. Диковинная музыка, запахи - отталкивающие и сладостные, крики, вопли зрителей, сверкающие огни - все это дурманило ее сознание и создавало впечатление красочного сна.
        Они обошли цыганскую ярмарку. Полина видела, как Славко посматривает на часы. Он считал время до бегства. Ей стало грустно.
        - Кто это? - спросила Полина, указывая на странного субъекта.
        Горбатый цыган с черными волосами и лицом, изборожденным морщинами, стоял поодаль, крутя ручку старинной шарманки. Из ящика доносилась ария давно забытой оперы. На плече у цыгана сидел разноцветный нахохлившийся попугай, лапка которого была прикована цепью к музыкальному ларцу.
        - Он предсказывает судьбу, - сказал Славко с усмешкой. - Еще один способ выманить у доверчивых людей деньги!
        Едва только он произнес это, раздался каркающий голос цыгана. К изумлению Полины, он говорил по-русски, хотя и с непонятным акцентом.
        - Ты хочешь узнать свою судьбу? О, я вижу, что ты очень хочешь узнать свое будущее! Это твой единственный шанс! Не упусти его, Полина!
        - Откуда он знает, как меня зовут? - спросила Полина, испугавшись.
        Славко заявил:
        - Наверняка слышал, как я обращался к тебе, а теперь старается изобразить из себя всезнающего мудреца.
        - Ты мне не веришь! - произнес цыган, странно улыбаясь. В отблеске ярмарочных огней старик походил на чародея-волшебника.
        Полина медленно подошла к нему. Попугай, увидев девушку, соскочил с плеча цыгана на крышку шарманки. Девушка заметила, что к боку шарманки прикреплен прозрачный барабан, в котором находились свернутые трубочкой бумажки.
        Цыган был стар, как семь смертных грехов. Ему не меньше ста лет, подумала Полина. Усмехнувшись, старик обнажил на удивление крепкие желтые зубы и произнес:
        - Я был уже стар, когда Рим - еще молод. Я пережил Всемирный потоп и путешествовал с Моисеем.
        - Глупости, - отрезал Славко. - Полина, разве ты не видишь, что это дешевый трюк алчного бродяжки? Он хочет, чтобы ты купила у него бумажку якобы с предсказанием твоей судьбы. Это все мракобесие! Судьбы не существует, каждый - кузнец своего счастья!
        - Ты уверен в этом? - вкрадчиво сказал цыган. - О да, я вижу по твоему лицу гордеца и честолюбца, что ты веришь в то, что сказал! - Старик присмотрелся к Славко, а затем изрек: - Ради осуществления задуманного ты пошел на убийство. Тебя ищут, ищут...
        Полина онемела. Откуда старик в курсе, что Славко убил короля Павла, а теперь на него объявлена охота? Он не мог узнать молодого человека, тот был загримирован.
        - Полина! - Славко отшатнулся от старика, как будто тот ударил его в лицо. - Если хочешь, развлекайся с этим полоумным, а я не желаю слушать его бредни!
        Славко отошел в сторону, цыган расхохотался, а попугай расправил крылья и стал быстро-быстро тараторить что-то на непонятном языке.
        - Он испугался меня, - сказал старик. - О, я вижу, что он на самом деле боится судьбы, хотя и делает вид, что не верит в ее власть. А ты, Полина, хочешь ли узнать, что тебя ждет?
        Лев Константинович всегда говорил, что человек сам определяет свою судьбу, что не мешало Полине с подругами гадать на картах. Но то были детские шалости, а старик-цыган... Она ему верила!


        XXV
        Ярмарочный гул стих, словно все пропало; девушка видела перед собой только старика-горбуна и его попугая. Шарманка все играла и играла, несмотря на то что цыган давно не крутил ручку.
        - Что ждет меня? - прошептала Полина, чувствуя леденящий холод, который внезапно обдал ей лицо. Как будто она перенеслась в иной мир, в иное измерение...
        Старик издал странный звук, то ли цоканье, то ли пощелкивание языком. Попугай, склонив набок голову с глазами-бусинками, вдруг завопил:
        - Schicksal, Schicksal, Schicksal![Судьба! Судьба! Судьба! (нем.)]
        Вместо бравурной легкой музыки из ящика (или откуда-то сверху) полилась органная музыка, нечто напоминающее сочинения Баха или Генделя. Полина обернулась. Ярмарка исчезла, ее обступил непонятный серый туман, который внезапно поглотил все вокруг. Только она и цыган!
        Попугай пробежался по краю шарманки несколько раз туда и обратно, крича на различных языках одно и то же слово: «Судьба!»
        Затем птица вскочила на стеклянный барабан, ловко привела его в движение когтистыми лапками, Полине показалось, что барабан крутится с неимоверной скоростью. Наконец он остановился, цыган отодвинул прозрачную задвижку.
        Клюв попугая вытащил одну из свернутых в трубочку записок. Цыган развернул ее, прочитал, покачал головой и сказал:
        - Я так и думал. Ты из той редкой породы людей, которые сами могут решать, что уготовит им судьба. Да, да, я вижу, что у тебя есть две возможности: или забыть все, что было, и жить, как прежде, или выбрать новое! Но если ты выберешь новое, то тебя ожидает много опасностей и горестей.
        Он показал Полине бумажку, на которой острыми готическими буквами (да еще красными чернилами, хотя в тот момент девушка была уверена, что на самом деле это кровь) было выведено: «Теряя, мы обретаем».
        - Теряя, мы обретаем? - повторила Полина и беспомощно взглянула на цыгана. - Но что это значит?
        Тот расхохотался, и Полине почудилось, что во рту у него мелькнул раздвоенный змеиный язык.
        - Ты хочешь сразу узнать, что это означает, Полина? О, чтобы понять это, тебе придется пройти долгий, очень долгий путь. И найти покой ты сможешь только тогда, когда поймешь: теряя, мы обретаем! Ты хочешь найти настоящую любовь, любовь, которая сжигает тебя изнутри и полностью лишает разума?
        - Да, - произнесла Полина. Она почему-то подумала о Платоше. Она ведь тоже любит его, но разве... Разве это и есть любовь, о которой ведет речь этот странный горбун с попугаем?
        - И ты найдешь ее! - Голос цыгана разрастался, казалось, что он заполняет собой всю Вселенную. - Точнее, она уже нашла тебя! Но за эту любовь ты должна платить! Судьба - капризная особа, она всегда требует за свои подарки высокую цену. Теряя, мы обретаем! Запомни это! Твоя жизнь изменится, и произойдет это скоро! Теряя, мы обретаем! Ты будешь терять, но и будешь обретать. И только когда смысл этой фразы дойдет до тебя полностью, ты станешь счастливой! Запомни это!
        Попугай стал подпрыгивать и что-то кричать, его пронзительно-хриплый голос бил по ушам, Полина закрыла на мгновение глаза и...


        XXVI
        ...и оказалась на ярмарке. Вокруг вопили зрители, сверкали всполохи огня, слышалась завораживающая музыка. Туман отступил, цыган стоял перед ней и крутил ручку шарманки, попугай сидел у него на плече и, казалось, спал, хотя один глаз птицы был приоткрыт.
        - Что это было: сон, галлюцинация или реальность? - спросила Полина.
        Цыган, ухмыльнувшись, ответил:
        - Тебе лучше знать, Полина, тебе лучше знать! Ты сказала «да», и твоя судьба бесповоротно изменилась. Теперь осталось ждать немного, совсем немного! Теряя, мы обретаем!
        ЛеонтьевПолина прошептала:
        - Скажите, что ждет меня и Славко? Прошу вас!
        - Ты его любишь! - провозгласил старик, и это был не вопрос, а утверждение. Попугай снова вскочил на барабан и вытащил из него еще одну записку.
        Полина торопливо развернула ее. Что бы это могло значить? «12».
        - Двенадцать? - пробормотала она. - Как это понимать? Двенадцать лет? Двенадцатое число? Или что-то еще?
        - Теряя, мы обретаем, - пророкотал старик. - Не требуй от судьбы, чтобы она раскрывала тебе сразу все свои секреты. Когда настанет момент, ты все поймешь! Умей ждать, хотя ждать осталось недолго!
        - Полина! - услышала она голос Славко и обернулась. Он стоял перед ней. - Нам пора. Уже без четверти полночь.
        - Двенадцать! Вот что имел в виду старик! - проговорила девушка. Она повернулась к цыгану, чтобы спросить, права ли она в своем предположении, но старик исчез.
        Он только что был здесь, в двух шагах от нее, а теперь там никого не было. Горбун-шарманщик с попугаем сгинул. Полина оглянулась по сторонам. Он не мог сбежать, ему бы не хватило времени. Но куда же он делся?
        - Теряя, мы обретаем! - раздалось карканье, похожее на голос попугая. - Двенадцать, двенадцать, двенадцать... Надейся и жди!
        - Ну что, твой друг-шарлатан ретировался, как я смотрю, - произнес насмешливо Славко. Затем он добавил серьезным тоном: - Полина... Нам пора!
        Но девушка была уверена, что Славко хотел сказать ей что-то иное. Они оказались на побережье, где их уже ждал контрабандист-башибузук. Славко отсчитал ассигнации, увалень спрятал их за пазуху и велел ему садиться в лодку.
        Славко взял ладонь Полины в свои руки. По ее телу пробежала электрическая искра.
        - Полина, я повторю только то, что уже говорил: я тебя люблю!
        Его голос звучал хрипло. Полина, чувствуя, что ее сердечко бьется как бешеное, ответила:
        - Славко, и я тебя тоже! Боже, я хочу уехать с тобой!
        Трбоевич отрицательно покачал головой:
        - Не сейчас! Это слишком опасно, я даже не знаю, удастся ли мне прорваться за кордон. Но обещаю - я вернусь к тебе. Через месяц ты обязательно получишь от меня весточку!
        Слезы побежали по щекам Полины, она поняла, что любит - и вовсе не этого глупого Платошу Крещинского, а Славко. Того самого Славко, который застрелил короля Павла и которому она помогла бежать. Да, она его любит!
        Славко нежно прикоснулся губами к ее губам.
        - Я люблю тебя, Полина, и никогда тебя не брошу!
        - О Славко! - Полина зарыдала. Трбоевич обнял ее, снова поцеловал и направился к лодке. Спустя минуту шаланда отвалила от берега. Луна серебрила спокойное море, лодка скользила к горизонту, а Полина беззвучно глотала слезы.
        Наконец темнота поглотила все. Девушка побрела обратно в деревушку. До ее уха донеслись крики, свистки и ругань. Она заметила бегущих полицейских.
        - Арестовать всех! - орал толстый усатый полицейский, размахивая саблей. - Государыней-регентшей по всей Герцословакии объявлен недельный траур, запрещены всяческие увеселения и развлечения. А эти бродяги посмели веселиться накануне погребения нашего славного короля! Арестовать всех!
        Полина побежала в сторону Варжовцов. Мимо нее сновали испуганные жители деревушки, цыгане, за которыми гнались полицейские. Внезапно огромные языки пламени взметнулись над одним из шатров, а затем в течение нескольких минут охватили всю ярмарку. Кто-то случайно или намеренно опрокинул лампу или факел, и теперь все шатры горели.
        Девушка приземлилась в грязь, на одежду ей падали бело-черные хлопья сажи.
        - Вставай, оборванка! - произнес в бешенстве полицейский, ударив ее ногой. - Ты арестована! Отправим тебя в каталажку, где тебе самое место.
        Полина пыталась что-то объяснить, но полицейский не желал ничего слышать. Грубо схватив Полину за плечо, он поволок девушку к тюремным автомобилям и повозкам.


        XXVII
        Она добилась того, чтобы ее, подданную Российской империи, выпустили из грязной камеры, которую она делила с несколькими проститутками, бандитками и цыганками. Шеф полицейского участка внял просьбам и позвонил на виллу «Золотистые тополя».
        За дочерью явился встревоженный и постаревший Лев Константинович в сопровождении тети Лиззи и мадмуазель Шнайдер. Новицких сумел убедить одутловатого полковника (в первую очередь при помощи взятки), что Полина оказалась на цыганской ярмарке совершенно случайно.
        - Я вам верю, сударыня, - провозгласил в итоге полицейский. - Но впредь не советую по ночам прогуливаться в подобных местах. Это может стоить вам жизни!
        Домой ехали в полном молчании, только мадмуазель Шнайдер кудахтала на всех языках и стенала по поводу того, что Полина провела ночь в полицейском участке.
        - Обещай мне, что такое сумасбродное поведение больше не повторится! - резко сказал отец, когда они приехали на виллу. Полина расплакалась, обняла его и пообещала, что никогда-никогда...
        - Марш в ванну! - приказала тетя Лиззи. От Полины не укрылось, что и тетка и отец чем-то расстроены. Неужели они все еще не могут прийти в себя после звонка из полицейского участка с новостью о том, что Полина сидит в кутузке?
        Полина приняла ванну, смыв с себя грязь и запах тюрьмы. Она все обдумала - сейчас же выложит отцу, что не намерена выходить замуж за Платошу. Papa поймет, он не станет неволить ее. Она любит Славко, он обещал вернуться. И они поженятся! Конечно, не в Герцословакии, а в Петербурге или где-то еще!
        Она спустилась к позднему завтраку в столовую. Отец о чем-то беседовал с тетей Лиззи и невысоким господином с острой седой бородкой, облаченным в темный костюм.
        - Papa, мне надо кое-что сказать вам, - набравшись мужества, произнесла Полина.
        Тетя Лиззи потрепала племянницу по руке и ласково ответила:
        - Конечно, Полин, но сначала мы хотим, чтобы ты выслушала то, что скажет доктор Дюбуа.
        К доктору Дюбуа вчера ездили papa и maman, вспомнила Полина.
        - Что-то случилось? - произнесла она. Только сейчас она поняла, что тревога на лицах отца и тетки - это тревога не за нее, неразумную глупую девчонку, а за Ксению Теодоровну.
        Доктор опустил глаза и кашлянул. Тетя Лиззи отвела взгляд, а отец неловким жестом вытащил клетчатый носовой платок и шумно высморкался. Полина заметила, что его глаза подозрительно красны.
        - Папа, тетя, в чем дело, кто-нибудь в состоянии мне объяснить, что происходит! - воскликнула Полина. - И где мама, почему она не с нами?
        - Мадмуазель, - сказал доктор Дюбуа. - Вынужден сообщить вам, что ваша матушка, мадам Новицких, уже несколько часов находится в больнице...
        - Что произошло? - выдохнула Полина, полная дурных предчувствий. - Что с мамой? Ведь у нее никогда не было ничего серьезного?
        - Мы тоже так полагали, - продолжил доктор ласково-бодрым голосом, от которого у Полины перехватило дыхание. - Я считал, что мадам Новицких представляет собой невропатический тип, склонный к ипохондрии и меланхолии. Однако после вчерашнего детального осмотра...
        Он замолчал, и Полина, чувствуя, что в ушах у нее звенит, закричала, пренебрегая всеми приличиями:
        - Так что, доктор, что с ней?
        - Милая моя! - Тетя Лиззи снова потрепала ее по руке. - Все будет в полном порядке, ведь так, доктор?
        Медик ничего не ответил. Затем он добавил:
        - У мадам Новицких обнаружена опухоль в правом легком. Этим и объясняются ее боли и жалобы на здоровье. Увы, это не были выдумки капризной дамы.
        - Это опасно? - спросила Полина, понимая, что, если бы опухоль не представляла опасности, никто бы не беседовал с ней таким образом.
        - Я не специалист в области онкологии, мадмуазель, - сказал доктор Дюбуа. - Ваша матушка находится на попечении лучших местных врачей. Однако опухоль достаточно большая и вряд ли может быть извлечена оперативным путем. Кроме того...
        Он взглянул на Льва Константиновича, и тот кивнул головой.
        - Кроме того, опухоль проросла в соседние ткани и органы, что очень плохо. Я не могу делать прогноз на будущее. Судя по всему, это запущенная стадия. Если бы мадам Новицких предстала перед глазами специалистов раньше...
        Полина в ужасе посмотрела на тетю Лиззи. О чем говорит доктор?
        - Полина, тебе надо поехать в hospital[Больницу (англ.).] , - распорядился отец. - Мама хочет видеть тебя!
        - Но как же так! - закричала девушка. - Папа, ведь мы все были уверены, что мама хандрит! И вдруг выясняется, что у нее cancer![Рак (англ.).] Но почему, боже мой, почему?
        Внезапно она вспомнила фразу, которую слышала от цыгана прошлой ночью: «Теряя, мы обретаем». Но значит ли это, что предсказания начали сбываться? И значит ли это, что мама...
        Полина не хотела и думать об этом. Быстро собравшись, она отправилась с отцом в госпиталь Варжовцов.


        XXVIII
        Больница - небольшое уютное здание в классическом стиле с колоннами - походила на второразрядный отель. С замиранием сердца девушка прошла в палату, где лежала Ксения Теодоровна. Мать разительно изменилась: взгляд потух, кожа, казалось, пожелтела и обтягивала скулы, как пергамент.
        - Мама! - воскликнула Полина, бросаясь к кровати.
        Ксения Теодоровна встретила ее слабой и вымученной улыбкой. Осознание того, что она больна в самом деле, и больна неизлечимо, изменило характер мадам Новицких: исчезла суетливость, она больше не жаловалась на боли, пропали мнительность и раздражительность.
        - Полин, - произнесла женщина. - Как я рада видеть тебя! Я очень беспокоилась, очень беспокоилась...
        Полина, несмотря на запрет докторов и отца, расплакалась. Ксения Теодоровна, гладя дочку по спине, тихо сказала:
        - Полин, слезами горю не поможешь. Тебе придется привыкать к тому, что вы с отцом останетесь одни. Ты и так скоро выйдешь замуж... У вас все будет хорошо!
        - Но «мама»! - произнесла Полина. - Почему ты говоришь так, как будто надежды не существует? Ведь доктора...
        Ксения Теодоровна махнула рукой и проговорила:
        - Теперь я понимаю, какой обузой была для вас. Я закатывала истерики из-за малейшего приступа, по большей части, мною же и выдуманного. О, Полин, я не боюсь смерти! Когда ее нет, есть мы, а когда есть она, то нет нас.
        Полина снова разрыдалась, и Ксения Теодоровна принялась успокаивать дочь. Вечером, после еще одного детального осмотра, состоялся консилиум врачей. Вердикт был неутешительным - Ксения Теодоровна была обречена, ей оставалось жить не более трех-четырех недель.
        Лев Константинович, полностью сбитый с толку такими страшными перспективами, немедленно связался с известными европейскими специалистами. Через три дня в Варжовцы прибыл профессор Нейман из Вены и профессор Шуленбург из Дании. Однако и эти два корифея, считавшиеся богами в области онкологии, только подтвердили выводы своих местных коллег.
        Курорт превратился в ловушку, от него повеяло близостью могилы. Доктора рекомендовали не подвергать больную долгому и утомительному путешествию по железной дороге, да и сама Ксения Теодоровна, слабевшая на глазах, призналась, что не хочет покидать Варжовцы.
        Полина не могла поверить - всего лишь несколько дней назад жизнь казалась такой размеренной и великолепной, и вот... На вилле «Золотистые тополя» воцарились пессимистические настроения. Новицких добился от врачей разрешения забрать жену из госпиталя. На больничном автомобиле ее с великой предосторожностью доставили в особняк.
        - Надежды ведь нет? - прошептала Ксения Теодоровна. - О, Лев, только не надо праздных слов. Иначе бы меня и не выписали из госпиталя. Ведь так? Запомни - я хочу умереть на рассвете!
        Полина старалась как можно больше времени проводить рядом с матерью. В спешном порядке из Парижа прибыл Платоша. Полина понимала, что сейчас не время - не время заявить во всеуслышание, что она не хочет выходить замуж за молодого Крещинского. Ксения Теодоровна, которая все больше времени проводила в наркотическом забытьи (доза морфия увеличивалась с каждым днем), требовала, чтобы Полина и Платон сидели около ее кровати, при этом она фантазировала:
        - Дети мои, я вижу... Вижу, что вас ожидает долгая и счастливая жизнь. Мне не дано присутствовать на вашей свадьбе и лицезреть своего первого внука, но что поделать. . Вы же любите друг друга, и это так прекрасно!
        Затем умирающая потребовала, чтобы Полина и Платоша взялись за руки и торжественно пообещали ей, что, став мужем и женой, никогда не будут ссориться и обманывать друг друга.
        - Благословляю вас, дети мои, - прошептала Ксения Теодоровна. - А теперь мне нужно вздремнуть, я чувствую, что устала, устала, устала...
        Дни, тянувшиеся бесконечно, складывались в недели, которые пролетали незаметно. Наконец настал момент, когда Ксения Теодоровна полностью погрузилась в искусственный сон, вызванный наркотическими препаратами. Доктора предупредили, что ей осталось совсем недолго.
        - Она должна испытывать нестерпимые боли, - заметил венский профессор, - чтобы не допустить этого, мы и прибегаем к морфию. Однако мы достигли критической дозы - ее увеличение приведет к угнетению дыхательного центра и вызовет летальный исход!
        Те дни Полина плохо помнила. Отец распорядился, чтобы она как можно больше времени проводила вне дома; вместе с Платошей они гуляли по набережной. О, когда-то - совсем недавно! - Платон признался ей в любви, и она, счастливая юная дурочка, была этому страшно рада. Когда-то - совсем недавно! - она увидела здесь впервые Славко. Когда-то - совсем недавно! - она проводила любимого на лодке в море.
        Прошлое исчезло, будущего еще не было, она жила страшным настоящим. Отдыхающих в Варжовцах поубавилось, несмотря на то, что сезон был в самом разгаре.
        - На днях французский президент Пуанкаре навестил государя в Петербурге. А вчера Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, - пояснил ей Платоша.
        Полина, чтобы забыться, слушала его болтовню о политике, светские сплетни и размышления касаемо того, как они устроят свою совместную жизнь в Санкт-Петербурге.
        - Сербия удовлетворила почти все пункты ультиматума, за исключением всего нескольких, в том числе - аннексия собственной территории войсками императора Франца-Иосифа. В Париже, где я был недавно с отцом, веют ветры войны, быстрой и победоносной. Франция хочет посчитаться с рейхом за унизительное поражение под Седаном и провозглашение Германской империи в Зеркальном зале Версаля. Габсбург разорвал официальные отношения с Сербией. И все из-за смерти эрцгерцога и его жены! Если за этим последует объявление войны, то Россия, а вместе с ней и связанные с нашей страной союзным пактом Британия и Франция тоже могут оказаться на грани вооруженного конфликта с Австро-Венгрией и ее ближайшей союзницей - Германией. Судачат, что именно честолюбивый немецкий кайзер толкает престарелого Франца-Иосифа, находящегося одной ногой в могиле, к новой европейской войне! Полин, я уверен, что если войне быть, то наши доблестные войска в два счета надают по шее обоим воинственным императорам и мы через пару недель окажемся в Берлине и Вене!
        Отъезд некоторых отдыхающих объяснялся напряженной политической ситуацией, хотя еще многие считали, что кризис разрешится сам собой и нечего прерывать отпуск у Адриатики.


        XXIX
        Двадцать восьмого июля, как и ожидалось, Австро-Венгрия объявила войну Сербии, столица последней, Белград, подверглась артиллерийскому обстрелу. День спустя Россия начала мобилизацию в пограничных с Австрией регионах, а еще по прошествии суток была объявлена всеобщая мобилизация.
        Полине все это было совершенно безразлично. Тридцать первого июля, ранним утром, когда рвано-сизая мгла еще окутывала Варжовцы, ее разбудил отец. Полина подскочила с кровати - она спала одетой - и произнесла:
        - Папа?
        Лев Константинович только и сказал:
        - Иди за мной, Полин! Ты должна попрощаться с Ксенией!
        В спальне матери собралось несколько врачей, в углу вытирала слезы кружевным платочком мадмуазель Шнайдер, тетя Лиззи держала за руку мадам Новицких. Полина поцеловала маму в лоб - та была уже несколько дней без сознания. Жизнь еле теплилась в ее теле.
        - А теперь прошу всех удалиться! - сказал Лев Константинович. - Да, да, абсолютно всех!
        Все вышли в коридор, тяжелая дверь захлопнулась, послышалось лязганье замка. С Новицких остался только доктор Шуленбург. Спустя несколько минут дверь раскрылась, на пороге появился умиротворенный Лев Константинович.
        - Ксения только что скончалась, - сказал он.
        Мадмуазель Шнайдер ахнула, Полина зарыдала. Тетя Лиззи прижала к себе племянницу и попыталась увести ее прочь. Но девушка вырвалась и, несмотря на то что отец отговаривал ее от этого, прошла в спальню.
        Ксения Теодоровна с закрытыми глазами лежала на кровати. Доктор Шуленбург собирал свой саквояж. Полина заметила шприц на туалетном столике.
        - Papa! - крикнула она. - Что здесь произошло? Почему вы велели нам выйти? Почему вы не разрешили нам присутствовать при... при этом? Почему мама умерла именно в те минуты, пока вы были наедине с ней?
        Датский доктор, конфузясь, захлопнул саквояж из черной кожи, подошел к Полине и сказал:
        - Мадмуазель, вам не стоит обвинять в чем-то своего отца. Он вел себя, как истинный джентльмен. Уверяю вас, так было лучше для вашей дорогой матушки. Я сделал то, что был обязан сделать, - облегчил страдания умирающей.
        - Вы убили ее! - закричала Полина. - Шприц! Что вы ввели ей? Вы убийца! Papa, и как ты мог присутствовать при этом!
        Лев Константинович попытался обнять дочь, но та вырвалась из его объятий. В спальню заглянула встревоженная тетя Лиззи.
        - Полин, - сказал отец сурово. - Естественным путем все бы произошло сегодня вечером, однако избежать этого было нельзя. Доктор Шуленбург только сократил ненужные страдания. Я просил его об этом, и он пошел мне навстречу.
        Полина снова заплакала, чувствуя, что ее предали и обманули. Она кинулась на грудь мертвой матери и зарыдала. Все остальные тихонько вышли из спальни. Полина не помнила, как долго длилось ее состояние, близкое к истерике, но настал момент, когда все слезы были выплаканы, а боль где-то в душе только разгоралась.
        Она еще раз поцеловала Ксению Теодоровну, а затем вышла прочь. Принесла свои извинения доктору Шуленбургу, который заверил Полину, что все понимает.
        - Мадмуазель, я уверен, что безнадежных больных, на чье выздоровление и исцеление надеяться уже невозможно, нельзя оставлять один на один со смертью. Всего лишь одна инъекция морфия - и невыносимые для пациента страдания отступят прочь. Примите мои самые искренние соболезнования!
        Похороны были назначены на третье августа. Полине было все равно, что в день смерти Ксении Теодоровны Германия потребовала от России прекратить всеобщую мобилизацию и, не получив ответа, первым августовским утром объявила войну.
        В день погребения Ксении Теодоровны кайзер объявил войну Франции и Бельгии. Транспортное сообщение между Парижем и Варжовцами было временно прервано, поэтому гроб с телом мадам Новицких не мог отправиться в долгое путешествие в Петербург. Лев Константинович дал согласие на погребение жены в Варжовцах.
        Отпевали Ксению Теодоровну в небольшой часовне Cвятого Лавра. Полина, находясь в тесном помещении, сверкающем золотом икон и риз, чувствовала, что еще немного - и она лишится сознания. Ее подхватил Платоша, когда девушка, внезапно побледнев, начала оседать на пол.
        - Нет, я хочу быть и на кладбище! - сказала Полина и, несмотря на уговоры тети Лиззи и Платона, отправилась вслед за траурным кортежем. Солнце палило немилосердно, начинался август - самая жаркая пора на местном побережье.
        Похороны состоялись в тесном узком кругу. К полудню на местном кладбище появилась еще одна плита с лаконичной надписью на русском языке: «Ксения Теодоровна Новицких, урожденная Кригерс. 9 января 1874 - 31 июля 1914».
        Затем состоялись поминки, на которых мадмуазель Шнайдер стало плохо с сердцем, и Полина всерьез испугалась, что наставница ее покойной матушки отдаст богу душу вслед за Ксений Теодоровной. Однако все обошлось.


        XXX
        Вечером следующего дня, четвертого августа, Лев Константинович призвал к себе в кабинет Полину и Платона, который теперь неотлучно находился подле невесты. Девушка уже и не знала, как сказать ему, что свадьбы не будет. Но ведь этого хотела мама! И она дала ей обещание!
        Лев Константинович, несмотря на трагические события минувших дней, был собран, подтянут и настроен весьма решительно.
        - Вы, вероятно, еще не в курсе того, что Британия объявила сегодня войну Германии. Наша империя находится в состоянии вооруженного конфликта с рейхом и Австро-Венгрией с первого августа, военные действия уже начались.
        - Что это означает, папа? - спросила Полина. Новицких пояснил:
        - В первую очередь то, что мы не сможем пока выбраться из Варжовцов. Движение
«Экспресса-Адриатик» приостановлено, и когда оно возобновиться, никто не знает.
        - Я уверен, что война не продлится долее месяца, - сказал беспечно Платоша. - Нам ничего не стоит разгромить немцев и австрияков!
        - В отличие от вас, господин Крещинский, я не столь оптимистичен, - с горечью произнес Лев Константинович. - В моей памяти свежи еще настроения, с которыми Россия входила в японскую кампанию. Все были уверены, что мы в два счета разобьем
«этих узкоглазых», и даже кое-кто из адмиралов смеялся, заявляя, что никакого флота у Страны восходящего солнца нет, а вместо крейсеров они используют чугунные утюги. И вообще мы их иконами закидаем! Закидали! А все закончилось катастрофой Цусимы и унизительным Портсмутским миром!
        Помолчав, Новицких заявил:
        - Герцословакия занимает пока что выжидательную позицию, однако ей не разрешат соблюдать нейтралитет. Королева-регентша Милица уверена, что ее страна - ключ к разрешению балканских проблем. Все усугубляется тем, что династия Любомировичей, с одной стороны, связана тесными родственными связями с немецкой аристократией, сама Милица провела юность в Берлине, однако, с другой стороны, православная Герцословакия исторически тяготеет к России и видит в ней свою старшую сестру и защитницу от тирании Австро-Венгрии.
        Полина испуганно посмотрела на отца. Что он имеет в виду?
        - И теперь все зависит от того, насколько проницательны ближайшие советники Милицы - ее малолетний сын, номинальный король страны, не в счет, все решения принимает она - регентша. Если Герцословакия поддержит Антант кордиаль[Entente cordial (фр. , дословно: «сердечное согласие» - военно-политический союз между Великобританией и Францией, заключенный в 1904 году, к которому позднее присоединилась и Россия.] , или хотя бы будет блюсти нейтралитет, то это одно, а вот если чаша весов перевесит в пользу альянса с Тройственным cоюзом - Германией, Австро-Венгрией и Италией... Тогда нам, русским, придется туго! В этом случае я допускаю возможность того, что мы будем арестованы и интернированы!


        XXXI
        Пятого августа высочайший манифест, подписанный тринадцатилетним королем Каролем, а в действительности продиктованный его себялюбивой матерью, провозгласил вступление Герцословакии в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии.
        Эта новость вызвала шквал возмущения среди простого населения. В столице, как поступали сведения, начались волнения, и вместо ожидаемого подъема национального самосознания и массовых проявлений патриотизма начались стачки и забастовки.
        Даже в Варжовцах стало неспокойно, со здания городской управы сняли красное знамя, а на набережной задержали группу молодых людей, которые желали прилюдно сжечь портрет королевы Милицы.
        Лев Константинович запретил домашним покидать виллу. Затем, собравшись, он зашел в комнату к Полине и сказал:
        - Я направляюсь в русское консульство. Хочу узнать, каким образом мы можем покинуть эту страну, если такое вообще возможно. Консул - мой школьный товарищ, Василий Игнатьевич Лорис-Меликов.
        - Папа, я не отпущу тебя одного! - воскликнула Полина. - Прошу тебя, разреши мне сопровождать тебя!
        - В городе неспокойно, - произнес Новицких. Но, видя, что сопротивление дочери сломить невозможно, разрешил ей поехать вместе с ним. На извозчике они добрались до центра Варжовцов. Почти все магазины и лавки были закрыты, на дверях многих из них были расклеены воззвания к низвержению правительства и королевы Милицы.
        По улицам гарцевали конные полицейские, один из них остановил карету, в которой находились Полина и Лев Константинович. Рыжеусый дородный страж порядка, узнав, что перед ним находятся подданные Российской империи, отдал честь и произнес:
        - Вообще-то проезд к зданиям консульств запрещен, но вас, русских, я пропущу!
        Новицких оказались перед витой оградой русского консульства. Около него находилось несколько соотечественников, растерянных и не понимающих, как же им попасть на родину и где искать убежища. На продолжительные звонки никто не отвечал, окна были занавешены. Наконец, после получаса трезвона, подъездная дверь приоткрылась, показалось испуганное лицо одного из мелких чиновников.
        - Мы не принимаем, - скороговоркой произнес он. - Дамы и господа, консульство закрыто! Прошу вас разойтись! Его превосходительство консул не может дать вам аудиенцию!
        - Доложите господину консулу, что на улице его ожидают подданные Российской империи! - в бешенстве прокричал Новицких. - В том числе и я, Лева Новицких, тот самый Лева, который давал его высокопревосходительству списывать алгебру и химию!
        Спустя несколько минут появился и сам консул Лорис-Меликов - господин с рыбьим лицом, небольшим брюшком и светлыми волосами, уже изрядно спереди пооблезшими. Близоруко осмотревшись, он вытащил очки, надел их, наконец заметил Льва Константиновича и тонким голоском засюсюкал:
        - Ах, Лева! Как я рад видеть тебя! Макар, Макар, где ключи от ворот? Пропусти господина Новицких в консульство!
        - Не только меня, - резко ответил отец Полины. Он указал на небольшую толпу: - Эти дамы и господа нуждаются в помощи и совете, как и я.
        Лорис-Меликов всплеснул руками, забормотал что-то о том, что консульство закрыто для посетителей, однако в итоге пропустил всех страждущих в здание.
        Внутри, как сразу поняла Полина, царила паника. Шмыгали служащие, шелестевшие бумагами, бегали горничные, укладывающие в заполненные соломой ящики вазы, книги и посуду.
        - Вы собираетесь бежать? - спросил Новицких.
        Консул развел руками и обиженно прошепелявил:
        - Лева, пойми, что я подчиняюсь приказам Певческого моста и лично государя императора. Герцословацкое правительство уведомило нас о том, что мы объявлены персонами нон грата и в течение суток обязаны покинуть страну. Королева Милица сделала ставку на Германию.
        - Что же делать нам! - простонала одна из русских дам. - Господин консул, вы бежите прочь, оставляя нас в стране, которая является союзницей врага России!
        Василий Игнатьевич Лорис-Меликов тяжело вздохнул:
        - По моим данным, покинуть Варжовцы сейчас невозможно. Железнодорожное сообщение с Францией, Бельгией и Голландией прервано. Похоже, остается только молиться!
        Консул, взяв Новицких под руку, увлек своего школьного товарища к себе в кабинет. Полина проследовала за ними. На стене кабинета висел огромный, во весь рост, портрет Николая Второго в мантии, с короной на голове и регалиями в руках. Полина увидела выпотрошенный сейф, на столе, диване и даже на полу лежала масса бумаг. Жарко полыхал камин.
        Лорис-Меликов бросил в камин пачку листов и заметил:
        - Уничтожаем секретную переписку и дипломатические шифры. Я уверен, что на границе нас обыщут с пристрастием, несмотря на неприкосновенность.
        Он предложил Льву Константиновичу коньяку, Новицких отказался.
        - А вот я охотно выпью. - Консул налил себе из наполовину пустого пузатого хрустального графинчика. - Лева, у меня есть к тебе предложение...
        Консул выразительно взглянул на Льва Константиновича и его дочку.
        - Нам известно, что в ближайшие дни, возможно, даже часы Милица издаст указ об интернировании граждан враждебных государств, в первую очередь англичан, русских, французов и бельгийцев. Это значит, что тех, кому не повезет, отправят в своего рода закрытые поселения, где условия как в тюрьме. Эта участь, по всей видимости, ожидает и вас.
        Василий Игнатьевич жадно опрокинул в себя стопку коньяку, крякнул и продолжил:
        - В таком хаосе нельзя оставаться трезвым... Так вот, Лева, все это может закончиться очень плохо. Поэтому я предлагаю тебе и твоим домашним присоединиться к посольскому поезду, который направляется отсюда в Петербург без остановок. Вы будете в полной безопасности. Нас, может быть, обыщут, но пропустят!
        - А что ожидает тех, кто не сможет уехать на посольском экспрессе? - задал вопрос Новицких.
        Консул охотно пояснил:
        - Лева, буду откровенен - ничего хорошего. Но зачем тебе ломать голову над судьбой других? Отсюда надо бежать как можно быстрее! Ах, зачем я принял назначение консулом в Герцословакию! Хотя совсем недавно это было самое идиллическое и тихое местечко в Европе!
        Лев Константинович с такой силой ударил кулаком по столу, что Лорис-Меликов, поднесший к губам еще одну стопку с коньяком, взвизгнул и уронил ее на ковер.
        - Василий Игнатьевич! - сказал Новицких презрительно. - Вы как были трусом в школе, когда прятались за мою спину от драчунов и списывали у меня верные ответы, так трусом и остались. Но сейчас вы - российский дипломат! И вы, как крыса, бежите прочь, оставляя своих же соотечественников на произвол судьбы. Что вы предлагаете мне, русскому дворянину? Воспользоваться шансом и удрать, опасаясь интернирования?
        - Но, Лева... - начал консул.
        Новицких грохнул кулаком еще раз и сказал:
        - Для вас, милостивый государь, я - Лев Константинович! Если бы не мое органическое неприятие дуэлей, я бы немедленно вызвал вас на поединок. Повторю: вы - трус, который недостоин носить звание русского консула. И я постараюсь, чтобы об этом узнали все!
        Новицких вышел из кабинета Лорис-Меликова. Полина последовала за отцом. Василий Игнатьевич семенил за ними, призывая их одуматься и не судить его строго:
        - У меня жена и четверо детей, Лева! На моем иждивении престарелые родители и теща с тестем! И две тетушки! И двоюродная бабушка! И карликовые пудели!


        XXXII
        Лев Константинович и Полина покинули русское консульство. Натягивая перчатки, Новицких заметил:
        - Я и не предполагал, что в такие моменты, когда стоит думать о других, каждый будет заботиться только о себе. How disgraceful![Как недостойно! (англ.)]
        Обстановка на улице тем временем изменилась. К соседним зданиям стекались толпы людей - среди них были и плохо одетые бедняки, виднелись пышные шляпки богатых дам и цилиндры состоятельных горожан.
        - Там расположены немецкое и австро-венгерское консульства, - заметил Лев Константинович. - Кажется, жители Варжовцов, недовольные политикой королевы Милицы, решили взять на себя миссию по разгрому этих дипломатических представительств.
        Его предположение подтвердилось. Полина видела, как за чугунной оградой немецкого консульства метались, дико гавкая, несколько собак. Народ тем временем прибывал и прибывал. Конная и пешая полиция пыталась рассечь толпу, но это им не удавалось.
        - Улица, по которой мы пришли, запружена людьми и перегорожена, - сказал Новицких. - Другого выхода нет!
        Они попытались двигаться против толпы, но это не удалось. Общая масса подмяла их под себя, развернула, Новицких вынужденно присоединились к разъяренным горожанам. Те требовали одного - забыть союз с Германией и Австро-Венгрией и выступить на стороне России и Франции. Толпа походила на цунами - колыхаясь, она налетала на здания консульств, затем снова откатывалась, чтобы набрать силу.
        Нескольким смельчакам удалось взобраться на колонны ограждения, и венчавшие их каменные гарпии полетели во двор немецкого консульства. Раздались первые выстрелы - палили из окон консульства в толпу.
        - Это подлинное безумие! - крикнул Лев Константинович Полине. Он крепко держал дочку за руку. - Необходимо выбраться, иначе нас просто задавят!
        Тем временем находившиеся в первых рядах доломали ворота, которые с жалобным скрипом слетели с петель. Люди хлынули во двор немецкого консульства. До Полины донеслось жалобное потявкивание собак - сотни взбешенных людей просто растоптали животных.
        Кто-то затянул гимн Герцословакии, его подхватили практически все. Люди прорвались в здание немецкого консульства, лезли через двери, выдирали рамы, кто-то был на крыше и на балконе. Чиновники консульства с воплями пытались спастись от разъяренных варжовчан, однако это не всем удалось. На глазах у Новицких нескольких человек просто растерзали. Еще одного, пытавшегося удрать по крыше, спихнули вниз, и бедняга упал на острые пики чугунного ограждения.
        Начались подлинная вакханалия и грабеж. Такая же участь постигла и австро-венгерское консульство. Кто-то пытался сопротивляться, стреляя по людям из пистолетов и обороняясь холодным оружием, но жертвы среди обезумевших только подстегивали толпу и ее кровавые инстинкты. На балкон здания выпихнули худого мужчину в разодранном костюме и визжащую даму практически в одном исподнем.
        - Боже, это австро-венгерский консул Леопольд Сколка и его супруга! - прокричал Новицких. - Остановитесь, прошу вас! Они же ни в чем не виноваты! Они делают только то, что им приказывают! Ах, нет!
        Несколько дюжих мужчин, схватив сопротивляющегося консула, как куклу, швырнули его с балкона вниз. Затем туда же полетела и его плачущая жена.
        - Они сошли с ума, - произнес Новицких. - Полин, они сошли с ума! Это безумие нужно немедленно остановить! Я же знал Сколку и его жену - милейшие люди! Они не виноваты в том, что началась война! Никто ни в чем не виноват!
        Но его крики потонули в визге, хохоте и бравурной мелодии герцословацкого гимна. Потом началась стрельба - уже не одиночная, из револьверов и пугачей, а планомерная. Сначала на взбесившуюся толпу обрушились пули из винтовок солдат, которых в спешном порядке привезли к консульствам. Затем затарахтели пулеметы.
        Полина никак не могла понять, почему люди вокруг нее падают на землю. Вдруг она увидела кровь! Толпа взвыла, начала рассеиваться. Мужчины, расталкивая более слабых и немощных, рвались в проулки, желая спасти себе жизнь. Полина упала, не выпуская, однако, руку отца. Лев Константинович тоже полетел на булыжную мостовую. Сверху на девушку осело чье-то тело, она почувствовала горячую кровь, которая текла по ее лицу. Она ранена или эта кровь того несчастного, который упал на нее?
        Полина потеряла сознание. Она пришла в себя, чувствуя, что задыхается. Девушка лежала на спине, тело саднило и болело. Открыв глаза, она закричала от ужаса - прямо на ней лежал мертвый бородатый господин, половина головы которого превратилась в кашицу из крови, костей и мозгов. Полина с большим трудом выползла из-под нескольких трупов.


        XXXIII
        Улица была усеяна мертвецами. Хотя нет, она слышала стоны умирающих и раненых. Девушка поняла: жизнь ей спасло то, что она упала, а сверху на нее повалились другие люди, принявшие на себя пули военных. Если бы она продолжила бегство, то...
        - Папа! - закричала Полина изо всех сил. - Папа, где ты?!
        Она помнила, что держала ладонь отца. Он должен быть где-то рядом. Полина перевернула несколько тел. Она заметила пиджак отца - светло-песочный. Лев Константинович лежал, уткнувшись лицом в булыжники мостовой.
        - Папа! - Полина попыталась перевернуть его. - Ты ранен? Ответь мне, прошу тебя!
        Внезапно она увидела, что у отца вся спина в крови. Конечно, ведь на него упали несчастные, которых скосили пулеметы. Он, как и она сама, запачкался в крови. В отца попали?
        Полина перевернула Льва Константиновича на спину. Вся грудь у него была залита кровью. Его глаза! Один, приоткрытый, мутный, и другой - с посиневшим веком. Лев Константинович не дышал. Он был мертв.
        - Papa, - прошептала Полина, гладя отца по лицу. - Ты же только ранен, ведь так? Ответь мне, прошу! Ну, папа! Папа!
        Она сама не заметила, как ее шепот превратился в крик. Она попыталась поднять отца, но тело было слишком тяжелым. Голова Льва Константиновича выскользнула у Полины из рук и с глухим стуком упала на мостовую. Полина жалобно вскрикнула.
        - Ах, папа, извини меня, я такая неловкая! Сейчас, сейчас, я найду извозчика, и он доставит тебя в больницу. Там тебя обязательно вылечат!
        Отец ничего не ответил. Он и не мог ничего ответить, потому... потому что... назойливая, страшная мысль стучала у Полины в висках.
        Он умер, он умер, он умер...
        - Этого не может быть, - твердила девушка. Раздались крики, подняв голову, она увидела, что по площади гарцуют всадники - конные полицейские. Один из них оказался около Полины. Она едва успела закрыть лицо рукой, потому что в следующее мгновение на ее спину и голову обрушился обжигающий удар нагайкой.
        - Пошла отсюда! - закричал свирепо полицейский. - Пошла вон! А ну, живо! Иначе сейчас засеку!
        Полина, неловко поднявшись, побежала. Сначала медленно, то и дело оборачиваясь на отца, который так и остался лежать на мостовой, затем все быстрее и быстрее. Она все время спотыкалась о тела убитых. Mon Dieu[Боже мой (фр.).] , да сколько же их здесь? Никак не меньше двух или трех сотен! Неужто власти решили использовать пулеметы, чтобы успокоить разбушевавшуюся толпу?
        Она пролетела мимо нескольких полицейских, которые с гиканьем и свистом пустили лошадей ей вслед. Полина ощущала себя лисой на охоте - удар сыпался за ударом, она понимала, что если упадет, то они засекут ее до смерти. Поэтому изо всех сил мчалась куда глаза глядят.
        Наконец полицейские отстали от нее, она забежала в какую-то улочку, заметила лица, светящиеся страшным любопытством, которые выглядывали из окон домов. Полина бросилась к одной из дверей, забарабанила в нее и закричала по-французски:
        - Прошу вас, помогите моему отцу! Ему стало плохо! Он весь в крови!
        Окно над Полиной распахнулось, показалось лицо пожилой дамы, та скороговоркой произнесла:
        - Пошла вон! Немедленно пошла вон!
        - Прошу вас, помогите! - Полина в изнеможении опустилась на ступеньки.
        Дама завизжала:
        - Ты не имеешь права здесь сидеть! Вон, нищенка! Ты что, глухая?
        Дама исчезла, а через несколько секунд снова появилась, держа в руках ведро. На Полину обрушилась мыльная грязная вода, дама закричала:
        - Убирайся прочь! Ты что, хочешь, чтобы к нам пришла полиция? Я не знаю и знать не хочу, что там произошло!
        Понимая, что никто ей не поможет, Полина снова поднялась на ноги. Куда ей идти? Она не знала. Что ей делать? Ответа на этот вопрос тоже не было. Она вспомнила об отце, который ждал ее помощи.
        Внезапно пришло четкое осознание того, что Лев Константинович в помощи не нуждается. Его убили...


        XXXIV
        Полина побрела по улочке. Она так и плутала до вечера, ни о чем не думая. Люди шарахались от нее - на улицах практически не было прохожих, а те, что попадались ей, немедленно переходили на другую сторону тротуара и жались к стене, опустив взор.
        Только когда стемнело, она вышла к набережной. Полина остолбенела: все те же праздные дамы и господа прогуливались вдоль моря. Их количество поубавилось, но тем не менее кто-то предавался еще безмятежному отдыху. Казалось, что этот отдых-праздник не нарушила ни начавшаяся война, ни расстрел штурмовавших консульства.
        Полина опустилась на лавочку. Она ловила на себе любопытные взгляды отдыхающих. Затем она пошла в направлении виллы «Золотистые тополя». Около ограды она столкнулась с Глашей, которая, увидев Полину, начала всхлипывать, а затем разразилась громкими рыданиями.
        - Полина Львовна, наконец-то вы вернулись, но в каком вы виде! Говорят, что в городе где-то стреляли. Как в девятьсот пятом перед Зимним дворцом, людей поубивали... Мы так за вас беспокоились, мы вас ищем! А где Лев Константинович?
        - Papa остался там, - произнесла Полина. Ухватившись за витую решетку, она почувствовала головокружение, а затем потеряла сознание.
        В себя Полина пришла в спальне. Она ощутила свежесть белья, тонкий аромат духов. Так и есть, ей все пригрезилось. У нее был долгий ночной кошмар, но она проснулась - и все будет как раньше! Отец жив, сейчас он войдет в комнату и скажет ей, как обычно: «Bonjour»[Доброе утро (фр.).] .
        Дверь в самом деле распахнулась, однако вместо отца возникла тетя Лиззи. Полина увидела, что у тетки красные глаза. Елизавета Фридриховна опустилась у изголовья кровати девушки, произнесла:
        - Полин, милая моя, сейчас подадут завтрак.
        - Тетя, что с papa? - спросила девушка. Тетя Лиззи отвернулась, не отвечая. Полина повторила свой вопрос, затем выкрикнула его: - Что случилось, ответьте мне!
        - Полин. - Тетя Лиззи повернулась к ней, и Полина увидела, что та кусает губы. - Полин, Льва убили, - произнесла тетя Лиззи подозрительно спокойно. - Ты ведь была с ним в консульстве, затем вы угодили в толпу, которая громила немецкое и австро-венгерское консульства. А потом...
        - Они открыли огонь по людям, - сказала Полина. Она закрыла глаза и увидела все ту же картину - мертвый отец. Значит, это был не сон!
        В комнату неслышно вошел Платоша. Он уселся рядом с кроватью Полины, сменил ей холодный компресс на лбу.
        - Полин, - продолжила тетя Лиззи. - Ничего изменить нельзя. Нам удалось... удалось получить тело Льва. Завтра будут похороны...
        - Нет! - закричала Полина, срывая со лба компресс и отшвыривая его от себя. Несмотря на боль в теле, она поднялась на ноги. - Нет, вы врете! Papa жив! Жив! Жив!
        Она уткнулась в грудь Платоши и зарыдала. Тот гладил ее по волосам, ничего не говоря.
        Отпевание Льва Константиновича состоялась все в той же часовенке Cвятого Лавра, где служили панихиду по Ксении Теодоровне. И похоронили его рядом с женой. В тот день пошел ливень, и Полина, стоя под большим черным зонтиком, который держал над ее головой Платоша, безучастно следила за тем, как гроб погружается в могилу и как рабочие быстро заполняют ее землей.
        В течение одной недели она лишилась сначала мамы, затем и отца. Она - сирота! Полина старалась не думать об этом. У нее есть Платоша...
        У нее есть Славко! Он обещал, что вернется! Он обязательно вернется! И они будут вместе! Конечно, они будут вместе...
        Каждая bagatelle[Мелочь, безделушка (фр.).] на вилле напоминала Полине о родителях. Вот любимая повесть «The Hound of the Baskervilles»[«Собака Баскервилей» (англ.).] , которую отец перечитывал два раза в год, заложенная им закладкой из слоновой кости (на той странице, где Холмс и Уотсон находят тело беглого каторжника Селдона, приняв его сначала за сэра Генри). И мамина гребенка - меж зубцов застряло несколько длинных медно-золотистых прядей. Забавный брик-а-брак из раухтопаза, который papa купил maman в Париже... Полина заперлась у себя в спальне, затянула окно шторами и попыталась заснуть. Но сон никак не шел.
        Ей было все равно, что война набирала обороты. Ее не волновало, что после кровавого расстрела громивших консульства, в результате чего погибло никак не менее четырех сотен человек и было ранено в два раза больше, произошел дворцовый переворот: королева-регентша Милица, лично отдавшая приказ открыть огонь из пулеметов, потеряла власть и была заточена в монастырь, правителем при малолетнем Кароле стал его двоюродный дед великий князь Петр. Ее не занимало и то, что новый регент от лица Кароля издал манифест о том, что Герцословакия вступает в войну - но не на стороне Германии и Австро-Венгрии, а поддерживая Антанту. Ей было наплевать, что народ с ликованием встретил весть о низвержении нелюбимой королевы и о начале войны с Германией и ее союзницами. Она пропустила мимо ушей, что римский папа Пий X призвал народы Европы к миру, а затем скончался, как судачили, от горя, видя, что его слова не возымели успеха, а его преемник Бенедикт XV тоже пытался увещевать монархов воюющих государств - и тоже безрезультатно.


        XXXV
        Полина провела в добровольном заточении семь дней. На восьмой ее силком извлекли из темной комнаты - тетя Лиззи призвала на помощь врачей. Полина брыкалась, кусалась, вопила и даже ругалась. Ей сделали инъекцию, после которой девушка практически сразу успокоилась, стала вести себя разумно. Ее искупали, накормили, затем уложили спать, приставив сразу двух сиделок.
        Когда она проснулась, то почувствовала себя значительно лучше. Около ее постели дежурил Платоша. Появился и его отец, Валериан Платонович Крещинский.
        - Моя дорогая, - мягко сказал он. - Мы все скорбим по тем потерям, которые ты понесла. Но жизнь продолжается, и мы должны понимать это. Мы отрезаны от России: железнодорожное сообщение прервано, и когда оно будет восстановлено, неизвестно. Мне удалось чудом добраться до Варжовцов из Парижа. Покинуть Герцословакию практически невозможно, тем более что недалеко от нас проходит линия фронта. Силы австрийского императора хотят во что бы то ни стало оккупировать эту прелестную страну, вполне возможно, что им это удастся.
        Полина нехотя слушала разглагольствования отца Платоши. К чему он клонит?
        - Твой отец был благоразумным человеком, Полин. После кончины твоей матушки он, словно предвидя и свою смерть, составил завещание. Так, на всякий случай. Он убедился в том, что в жизни все может произойти внезапно, поэтому хотел, чтобы ты, его единственная дочь, была обеспечена в случае...
        Крещинский смутился, затем вынул из кожаной папки документ, скрепленный подписями и печатью.
        - Я нашел его последнюю волю в сейфе. Все очень просто, Полин: единственной наследницей всего состояния объявляешься ты. После безвременной смерти Ксении Теодоровны твой отец унаследовал все ее миллионы - у Кригерсов ведь имеются, помимо всего прочего, и золотые прииски, и оружейные заводы, которые сейчас, в период новой масштабной европейской войны, приносят большую прибыль. Ты стала богатой молодой дамой, я бы сказал, даже очень богатой! Ты - миллионерша!
        В его словах сквозила неприкрытая алчность и странное восхищение. Полине было все равно, сколько она унаследовала. Если бы было можно, она бы, не задумываясь, отдала все деньги, лишь бы мама и папа снова были с ней.
        - Тебе всего лишь семнадцать лет, - вкрадчиво продолжал адвокат, - и, несомненно, многие проходимцы и аферисты захотят воспользоваться этим. Тебе нужен человек, который сможет вести твои дела. Кто-то опытный и великолепно разбирающийся в финансовых вопросах...
        В тот раз Крещинский так и не сказал, что имеет в виду именно себя, когда вел речь о финансовом советнике. Тетя Лиззи сменила его, внушая племяннице, что Валериан Платонович - единственный человек на всем белом свете, которому можно доверять, как самому себе.
        - Полин, он известный адвокат, у него огромный опыт. Заметь, что он готов бросить все дела и заниматься только управлением твоим имуществом. Это очень заманчивое предложение! Ты все равно ничего не понимаешь в коммерции! На твоем месте я бы поступила именно так!
        - Мне все равно, - вяло ответила Полина. Крещинский так Крещинский. Деньги ее не занимали. То, что их семья богата, она знала всегда.
        Когда тетя Лиззи, окрыленная словами племянницы, покинула ее, в комнату к девушке проскользнула мадмуазель Шнайдер. Волнуясь и путая языки, старушка произнесла:
        - Pauline, ma petite, Sie sollten nichts unterschreiben! Je vous supplie! Ich habe rein zufallig dem Gesprach von Elisabeth Friedrichowna und Valerian Platonowitsch zugelauscht... Ils sont enivres par votre envie de signer la procuration generale au nom Valerian Platonovich. О Gott, wie fies sind sie! Ils veulent mener la vie insouciante des millionnaires а vous frais![Полин, милочка, вы не должны ничего подписывать! Умоляю вас! Я совершенно случайно слышала разговор Елизаветы Фридриховны и Валериана Платоновича... Они в упоении оттого, что вы готовы подписать генеральную доверенность на имя Валериана Платоновича. Боже, какие они подлые! Они хотят за ваш счет вести необременительную жизнь миллионеров! (фр., нем.)]
        Mademoiselle подняла к потолку сухие кулачки и пригрозила невесть кому.


        XXXVI
        Дверь резко распахнулась, взбешенный Платоша подбежал к мадмуазель Шнайдер и проорал ей в лицо:
        - Что вы плетете, старая карга? Вы что, окончательно потеряли свой жалкий разум? Зачем вы забиваете голову моей невесте всякой чушью? Вы намеренно настраиваете ее против моего отца и Елизаветы Фридриховны! Вон отсюда!
        Полина еще никогда не видела Платона в таком бешенстве. Мадмуазель Шнайдер вся съежилась и, пискнув, выбежала из комнаты. Платоша, мгновенно успокоившись и снова приняв облик заботливого жениха, произнес:
        - Полин, ты же не поверила всему тому, что наплела тебе полоумная старуха? Она много фантазирует, мне ее жаль!
        На следующий день, когда Полина спросила, где мадмуазель Шнайдер, тетя ответила, что та взяла расчет. Полина была поражена.
        - О, Полин, - сказала тетя. - Не беспокойся, Шнайдер получила вознаграждение больше, чем заслуживала. Она сказала, что хочет отправиться к себе в Швейцарию. Я просила ее остаться, но она ни за что не соглашалась. Мне кажется, что бедняжка повредилась умом... Жаль ее, но что поделать...
        Горничная Глаша изложила совершенно иную версию произошедшего. Глотая слезы и осматриваясь по сторонам, она поведала следующее:
        - Полина Львовна, не верьте тому, что вам говорят! Елизавета Фридриховна вас обманывает! Она сама рассчитала мадмуазель, та плакала и даже упала на колени, умоляя оставить ее при вас. Мадмуазель работала в доме больше тридцати лет, и вот теперь - такая черная неблагодарность. Но Елизавета Фридриховна была неумолима, она велела ей убираться, причем не заплатила ни копейки. И выгнала бедняжку мадмуазель на ночь глядя. Я тайком дала мадмуазель золотой червонец - подарок вашего батюшки к Пасхе! Неужели и меня отправят на улицу?
        Горничная замолкла, увидев Валериана Платоновича. Тот «на время» переселился на виллу Новицких, так как в гостиницах вроде бы не было свободных мест.
        - О чем это ты, милочка, беседуешь с Полиной Львовной? - спросил он недоверчиво. - Ей надо отдыхать, а ты, вместо того чтобы работать, отвлекаешь ее глупейшими разговорами и сплетнями!
        - Глаша читала мне вслух, - произнесла быстро Полина. Крещинский явно этому не поверил. Полина не знала, что думать. Почему тетя так ведет себя? Отчего она потакает Крещинскому? Отец Платоши ей не нравился, он был слишком хитрым и приторным.
        Настал день, когда Платоша завел разговор о свадьбе.
        - Моя дорогая, я понимаю, что сейчас не до этого, но нам надо подумать о том, как мы будем жить дальше. В Петербург пока вернуться нельзя, мы заперты в Варжовцах. Ты ведь знаешь, как хотела твоя покойная матушка нашего союза. Я предлагаю обвенчаться на днях!
        Полина была поражена. Однако и Крещинский-старший, и тетя Лиззи твердили только об одном: надо как можно быстрее выходить за Платошу замуж. Полина, не выдержав, крикнула в лицо тетке:
        - Я его не люблю, поймите же это наконец! И не выйду за него! Я... Я люблю другого!
        Тетя Лиззи побледнела, а затем примирительно произнесла:
        - Ах, Полин, конечно, ты права: сердцу не прикажешь. Но бедный мальчик так тебя любит! Неужто ты готова разбить его сердце? И кстати, кто твой новый избранник?
        Поколебавшись, Полина рассказала тете Лиззи о Славко. Та качала головой и вздыхала:
        - Боже мой, как романтично! Милая моя, я бы на твоем месте поступила бы именно так! Значит, ты будешь его ждать?


        XXXVII
        Через десять минут к ней прибежал заплаканный Платоша. Он долго кричал, называя Полину предательницей, жестокой обманщицей и сердцеедкой. Затем он бухнулся перед ней на колени и произнес жалким тоном:
        - Но, Полин, вы же обещали у одра умирающей матушки, что станете моей женой! Вы нарушаете клятву, это святотатство! Как вы можете! Я так вас люблю!
        Наследственное упрямство Кригерсов дало знать о себе. Полина заявила:
        - Платон, вы мне нравитесь, но как друг. Я не выйду за вас замуж. Уверена, что любая девушка из высшего общества будет в восторге от такого жениха, как вы.
        Странно, но былые чувства (если таковые вообще были) к Платоше сменились стойкой к нему неприязнью. Его мягкость обернулась бесхребетностью, его шарм - подделкой, даже его чувства... Полина вдруг засомневалась в том, что Платоша на самом деле любит ее. Более всего раздражал его командирский тон и резкие перемены настроения.
        - Полин! - трагически-напыщенным тоном произнес Платоша. - Вы ужасная женщина! Вы безжалостная хищница! Как вы можете! Вы подарили мне надежду, а затем разбили мое сердце! Я вас ненавижу!
        Затем Полина отказалась подписать доверенность на имя Валериана Платоновича. Тетя Лиззи даже раскраснелась и начала кричать, чего за ней обычно не водилось, при этом называя Полину на «вы».
        - Полин, как же вы упрямы! Чем же объясняется непонятная антипатия к Валериану Платоновичу? Запомните, Крещинский - наше единственное спасение! Вы же не сможете вести дела! Тем более мы сейчас находимся в Герцословакии! Кто будет управлять вашим имуществом и капиталами в России?
        Полина парировала:
        - Уж точно не Крещинский! Он тоже находится в Варжовцах, и, доверь я ему управление своим наследством, он так же, как и я сама, не сможет контролировать прииски, заводы, банки и акционерные общества. Уверена, что вскоре представится возможность вернуться в Петербург, и я найду себе другого адвоката, благо, что в столице дефицита юристов не существует.
        - Полин! - закричала тетя Лиззи. - Вы - несносная, избалованная, жестокая девчонка! Вы очень, очень сильно изменились после смерти Ксении и Льва! Словно в вас вселился бес... Словно вы лишились рассудка...
        Тетка оборвала фразу на полуслове, затем, ничего не говоря, развернулась и покинула комнату. Полина с облегчением вздохнула. Наконец-то все оставили ее в покое! Тетя права - с Платошей она поступила жестоко, но почему она должна выходить за него, если все чувства к нему испарились? Тетя Лиззи ведь сама говорила, что никогда не стоит неволить себя и приносить свое счастье в угоду светским предрассудкам и условностям. Она не любит Платона, она хочет ждать Славко - значит, она так и поступит!
        Глаша, сияя, доложила, что Крещинские объявили о том, что съезжают с виллы.
        - И я узнала, что мадмуазель Шнайдер снимает неподалеку комнату, - добавила горничная.
        - Сходи к ней и скажи, что она может возвращаться обратно, - попросила Глашу Полина. - Тетя не имела ни малейшего права увольнять мадмуазель.
        Радостная Глаша умчалась. Полина обрадовалась, что все проблемы разрешились сами собой. Если тетка в самом деле почему-то хотела выдать ее замуж за Платона и из кожи вон лезла, чтобы получить доверенность на управление миллионным имуществом на имя Крещинского-старшего, значит, с тетей Лиззи надо быть начеку. Но почему она так поступила?


        XXXVIII
        Тетка заявилась к племяннице в комнату и сказала, то и дело промокая уголки глаз платочком:
        - Полин, вы очень разочаровали меня. Скажу честно, что я не могу жить с вами под одной крышей. Я съезжаю в отель!
        - Но там же нет мест, - наивно заметила Полина. - Ведь именно поэтому Крещинские и квартировали у нас.
        Тетя Лиззи сделала вид, что пропустила это бестактное замечание мимо ушей.
        - Значит, вы позволите своей тетке покинуть этот дом? - в растерянности произнесла Елизавета Фридриховна. Она явно ожидала, что Полина бросится упрашивать ее, прося забыть о переезде в отель.
        - Тетя Лиззи, - проговорила мягко Полина. - Вы сами того хотите. Я давно знаю вас, вы не принадлежите к разряду тех взбалмошных особ, которые шантажируют других своими решениями. Раз вы хотите съехать с виллы в отель, я не буду возражать. Конечно же, я оплачу вам пребывание там.
        - Полин, я поражена! - простонала тетя Лиззи, несколько переигрывая. - Я же кузина вашей покойной матушки! А вы ведете себя, как предательница! Ах, Полин, Полин...
        Затем, словно о чем-то вспомнив, тетка продолжила:
        - Видимо, неожиданное богатство вскружило вам голову, Полин. Но вы хотя бы не откажетесь от прощального ужина со мной и Крещинскими? Или мы уже не заслуживаем подобной чести?
        Полина обняла надувшую губы тетку, поцеловала ее и сказала:
        - Тетя Лиззи, я вас по-прежнему люблю, мне просто непонятно, почему вы ведете себя столь странно. Зачем вы уволили мадмуазель Шнайдер, а мне сказали, что она сама рассчиталась? Для чего вы протежируете Валериана Платоновича, навязывая мне его в качестве адвоката? Тетя, я не понимаю!
        Елизавета Фридриховна раздосадованным жестом сбросила руку Полины и сказала:
        - Значит, Глафира уже разболтала, не умеет девица держать язык за зубами! Я думала, что Шнайдер будет постоянно напоминать вам о Ксении, поэтому и решила убрать ее из дома, чтобы не терзать вас ужасными воспоминаниями. А вы, неблагодарная девчонка, еще в чем-то меня обвиняете!
        - Тетя, я, конечно же, принимаю ваше приглашение на ужин, - ответила Полина. - И куда мы поедем?
        Елизавета Фридриховна загадочно улыбнулась и сказала:
        - Пусть это станет для тебя сюрпризом, ma petite!


        XXXIX
        К семи часам вечера подали открытый автомобиль. Платоша, словно забыв обо всех обидах, вырядился во фрак. Его папаша тоже был при параде, тетя Лиззи облачилась в черное платье, которое, как перчатка, облегало ее изящную фигуру. На шее тетки Полина заметила бриллиантовый фермуар матушки, однако ничего не сказала. В конце концов, она не будет ссориться с тетей из-за таких пустяков.
        - Завтра ты избавишься от нашего опостылевшего общества, - проговорила тетя Лиззи. - Но сегодня, милая моя племянница, позволь нам преподнести тебе прощальный подарок!
        За рулем был сам Валериан Платонович. Автомобиль тронулся в путь. Они почему-то поехали не к набережной, в центр города, где и находились самые известные и дорогие рестораны, авто заюлило по каменистой дороге в направлении гор.
        Виллы сменяли одна другую, наконец дома исчезли вовсе. Полина все спрашивала, куда же они едут, однако тетка таинственно молчала, а Крещинские вообще не реагировали на ее вопросы.
        Полина начала испытывать смутное беспокойство. В чем же дело? Наконец кабриолет стал вползать в гору по узкой дороге. Они оказались перед высоченной оградой, за которой располагался сад.
        - Куда мы приехали? - спросила Полина.
        Тетя Лиззи пояснила:
        - О, это чудесное местечко под названием «La Montagne Magique»[«Волшебная гора» (фр.).] . Не слышала о таком? Там можно великолепно отдохнуть!
        - Это ресторан? - все пыталась выведать заинтригованная Полина. - Но почему он расположен так далеко от города, отчего столь высокая ограда?
        Платоша нажал кнопку электрического звонка, через несколько минут появился крепкий привратник. Крещинский обменялся с ним парой фраз, тот раскрыл ворота.
        - Мы можем продолжать путь! - провозгласила тетя Лиззи.
        Автомобиль медленно въехал на территорию «Волшебной горы». Полина отметила, что это какое-то заведение, больше похожее на отель, пансионат или санаторий. Запущенный сад, для чего-то - несколько собак в будках. Вдали виднеется белое здание в классическом стиле.


        XL
        Они подъехали к крыльцу. В глаза Полине бросились решетки на окнах. Их встречала высокая полная женщина с удивительно доброй открытой улыбкой. Облаченная в платье шоколадного цвета, с белым передником и чепцом на седых волосах, она больше походила на горничную или экономку.
        - Добрый день, рада приветствовать вас в «Волшебной горе» - месте, где вам захочется остаться навсегда! - буквально пропела дама. У нее были пронзительные синие глаза и крепкие зубы. На вид даме было около шестидесяти, мелкие морщинки около глаз собирались в солнечные лучики, когда она улыбалась, а улыбалась она беспрестанно.
        Она подала руку Полине.
        - Меня зовут Аманда Моцарт, - представилась особа по-немецки. - Да, да, можете не спрашивать, доводился ли великий композитор мне родственником. Отвечу - нет! А вот мой супруг Сигизмунд - его прямой потомок! Но с ним вы еще познакомитесь! Милости прошу!
        Она распахнула тяжелую дубовую дверь, с легкостью удерживая ее, как пушинку. Полина заметила, что изнутри дверь почему-то обита металлическими листами. Странный ресторан или отель!
        Полина прошла в круглый холл. Хозяйка указала ей на одно из глубоких мягких кресел. Девушка взглянула на стены - неброские, в цветочек обои, несколько репродукций картин Обри Бердслея. В общем, третьеразрядное заведеньице!
        - Полин, - Тетя Лиззи подошла к племяннице, - желаю тебе всего наилучшего, моя дорогая!
        Полина посмотрела на тетку, перевела взгляд на Крещинских - старший ухмылялся, а Платоша закусил губу, борясь с рыданиями.
        - Да в чем же дело? - спросила она в удивлении.
        Ее прервал голос госпожи Моцарт:
        - Прошу вас, прошу! Вас уже ждут!
        Она распахнула еще одну дверь, любезно пропуская Полину вперед. Девушка, не подозревая ничего плохого, прошла, дверь за ее спиной немедленно захлопнулась, лязгнули замки и засовы. Полина обернулась, подергала ручку. Безрезультатно.
        Тетя Лиззи и Крещинские остались в холле, она же оказалась в небольшой комнатке, больше похожей на приемную дантиста: кушетка, столик с журналами. Полину поразило, что в комнате не было ни единого окна, а откуда-то с потолка (очень высокого, надо сказать) на нее падал рассеянный свет нескольких мощных ламп. А на стенах...
        Все стены были увешаны часами - маленькими и большими, старинными и современными, дорогими и дешевыми. Все они противно тикали и показывали одно и то же время. Часов было не меньше сотни, Полина поразилась, кто мог собирать эту безумную коллекцию
        - Выпустите меня! - Полина дернула ручку что есть силы, но дверь не поддалась. - Что за глупые шутки! Тетя Лиззи, Валериан Платонович, Платон! Я хочу домой! Немедленно!
        - Мадмуазель, это отныне и есть ваш дом, - раздался за ее спиной тихий голос.


        XLI
        Полина подскочила от ужаса - она была уверена, что абсолютно одна в комнате. Но нет, в глубокой темной нише она заметила высокого костлявого человека. Облик его был страшен: белый, совершенно лишенный растительности продолговатый череп, огромные острые уши, срезанный крошечный подбородок. Человек был облачен во все черное и худ до невозможности. Глаза - темные дыры - ничего не выражали, а узкие бескровные губы застыли в иезуитской усмешке, обнажая мелкие белые зубки.
        Полина поежилась. В Петербурге тайком от родителей она смотрела как-то фильм про трансильванских вампиров - дешевую экранизацию романа ирландца Стокера о графе Дракуле. Именно так и выглядел в том фильме Несферату - князь тьмы и властелин полнощных тварей.
        - Меня зовут Сигизмунд Моцарт, - сказал по-немецки человек-вампир. Он вышел из ниши, и Полина заметила, что он просто огромного роста - никак не меньше двух метров! При этом голова была как будто вбита в плечи, создавалось впечатление, что человек этот горбат. Впрочем, скорее всего, так и было, у него имелся небольшой горб.
        - Выпустите меня немедленно! - сказала Полина. - Если это шутка, то очень неудачная и плохого пошиба! Господин Моцарт, я не желаю задерживаться в вашем заведении ни минутой больше!
        - О, время! - усмехнулся Сигизмунд. Его губы дрогнули в усмешке, уголки рта оттянулись книзу. Создалось впечатление, что Моцарт распахнул рот, чтобы броситься на жертву, дабы впиться в ее шею своими клыками. - Время - это враг всего живого! Мы сами и есть время, вы не находите? Секунды слагаются в минуты, те переходят в часы, которые растворяются в днях, группирующихся в недели... Недели растягиваются в месяцы, которые становятся годами, умирающими в столетиях, а те, в свою очередь, скатываются снежным комом в бездну веков... И так - вечно! Разве это не прекрасно? Кстати, вам известно, что вечность - это не миллиард триллионов лет; вечность - это отсутствие времени! Мы умрем, обязательно умрем, а время - оно останется! Оно будет всегда, и когда его не станет, как учит новомодная теория господина Эйнштейна, тогда не будет ничего! Ни-че-го!
        Странный человек причмокнул губами, вслед за этим часы ударили восемь раз. Началось невообразимое: заголосили, загудели и забренчали все часы, заполнявшие стены, заорали кукушки, завертелись пастушки и апостолы, различные мелодии смешались в какофонию.
        Полина зажала уши, а Сигизмунд Моцарт, казалось, наслаждался звуковым хаосом, будто впитывая его в свое тощее тело. Когда часы смолкли, он сказал:
        - Разве это не прелестно? Время убивает нас, а часы помогают нам расправиться со временем. У вас будет возможность подумать об этом на досуге. Рад приветствовать вас в «Волшебной горе»!
        Полина подошла к Моцарту и отчеканила:
        - Вы не имеете права удерживать меня здесь! Что это за театр? Выпустите меня, иначе я позову полицию!
        - Интересно, каким образом? - спросил Сигизмунд Моцарт. - Я забыл познакомить вас с главным правилом «Волшебной горы» - сюда может войти каждый, выхода же отсюда нет никому! Перефразируя древних египтян, скажу: «Все боится времени, а само время боится «Волшебной горы». Потому что здесь времени нет! Мы его победили! И вы скоро убедитесь в этом, моя дорогая: время имеет обыкновение тянуться ужасно долго, но как только вы оказываетесь его заложницей, то события устремляются в дикую гонку, захлестывая и утаскивая вас в его водоворот!
        У Полины мороз пробежал по коже от такого заявления. Как она не догадалась - это логово сумасшедшего! Или... Или это какое-то представление? Глупое развлечение с нанятым актером, который несет чушь и запугивает ее?
        - Я вижу, что вы еще никак не можете прийти в себя, - проговорил Моцарт. Он махнул длинной бледной рукой, каждый палец которой был увенчан огромным крючковатым желтым ногтем. - Ничего, вам потребуется какое-то время на адаптацию. О, время - у вас его теперь более чем достаточно! Я уверен, что мы еще подружимся!
        Он приблизился к Полине и, причмокнув узкими губами, посмотрел на нее бездонными глазами. Полине показалось, что у этого субъекта не было зрачков. Его взгляд пленял и... усыплял!
        - Раз, два, три, - сквозь туман услышала она вкрадчивый голос потомка легендарного музыканта. - Спите! Спите! Спите!


        XLII
        Видимо, господин Моцарт обладал навыками гипноза, потому что Полина, несмотря на свое отчаянное сопротивление, погрузилась в сон. Проснулась она в небольшой комнате, обставленной скудно и казенно - кровать с куцым одеялом, платяной шкаф, стул, умывальник. Девушка подошла к забранному решеткой окну. Была ночь. Ничего не понимая и ощущая невероятную слабость, она дернула ручку двери.
        Закрыто. Значит, она в самом деле оказалась в ловушке? И как же ей выбраться отсюда? Что это за странный отель, в котором на окнах решетки, а сам он больше похож на тюрьму?
        Через некоторое время в дверях загромыхали ключи, Полина бросилась на кровать и притворилась спящей. Она услышала, как кто-то вошел в комнату, затем раздался сдобный голос Аманды Моцарт:
        - Не старайтесь обмануть меня! Я же знаю, что вы уже проснулись!
        Полина приоткрыла глаза. Та самая добрая дама, которая встречала ее на пороге
«Волшебной горы», стояла с подносом около кровати.
        - Пожалуйста, объясните мне, в чем дело, - жалобно произнесла Полина. - Это какое-то страшное недоразумение! Я не хочу оставаться у вас! Я хочу вернуться обратно к себе на виллу! Прошу вас!
        Аманда Моцарт поставила поднос на стол и проговорила:
        - Все вначале рвутся на свободу, но зачем она вам? Вы не понимаете, что «La Montagne Magique» - это рай по сравнению с внешним миром! Здесь никто вас не обидит, здесь вы всегда в безопасности, тут все делается по расписанию!
        Полина закричала:
        - Черт вас побери с вашей «Волшебной горой»! Я хочу уехать отсюда! Вы не имеете права удерживать меня здесь! Вы слышите?
        Аманда кивнула и с улыбкой пояснила:
        - Девочка, тебе придется отвыкать от таких выражений, как «свобода», «прогулка» и
«вы не имеете права». Запомни - мой муж и я имеем на все право! «La Montagne Magique» - это наша жизнь, мы создали этот пансионат больше двадцати пяти лет назад. У нас безукоризненная репутация. Мой супруг, видимо, сказал тебе, что наше основное правило гласит: «Ты можешь попасть сюда, но выйти отсюда ты не сможешь!» Так что привыкай!
        Полина присмотрелась. Старуха оставила дверь приоткрытой, она видела желтую полоску света, падающую на паркет. А что, если...
        Не задумываясь, Полина резво подскочила с кровати и ринулась к двери. Аманда Моцарт ахнула и прошипела:
        - Что ты делаешь, негодная девчонка! Стоять!
        Полина - босиком, в тонкой белой рубашке-хламиде, которую на нее надели, когда она была без сознания, - выбежала в коридор. Глаза резанул яркий свет, она увидела десятки дверей - это в самом деле тюрьма! Полина представления не имела, в какую сторону ей бежать. Поддавшись инстинкту, она побежала налево.
        Она слышала позади себя одышливое сопение Аманды Моцарт и ее крики:
        - Стоять! Дурочка, что ты делаешь! Немедленно вернись обратно!
        Полина выбежала к лестнице, понеслась вниз. Еще немного, и она окажется на свободе! И этот кошмар закончится! Но лестница не вывела ее к входной двери, она вела куда-то вниз, в подвал.
        Девушка очутилась около большой железной двери темно-красного цвета. Это что, выход? Или она ошибается?
        До нее доносились крики Аманды, старуха, причитая, спускалась за ней в подвал. Быть может, она найдет здесь хотя бы какой-нибудь инструмент - лопату или грабли, которые помогут ей оказать сопротивление.
        Полина потянула на себя дверь, та, тихо скрипнув, поддалась. Потянуло могильным холодом и сыростью. Она проскользнула куда-то, закрыла за собой дверь на засов и повернулась...
        Ее глазам предстала ужасная картина - под сводчатым кирпичным потолком подвала блестели в холодных лучах приглушенной лампы железные столы. А на столах... На них лежали мертвецы - Полина видела голые фиолетовые ноги, торчавшие из-под простыней. Девушка вскрикнула. Она попала в морг!
        Но почему здесь так много покойников? Никак не меньше дюжины. Ведь если это - пансионат, а не больница, то и умерших здесь быть вообще не должно!
        Присмотревшись, Полина сделала еще одно открытие. Ее давешний знакомец, Сигизмунд Моцарт, возвышался над одним из трупов. Субъект был облачен в халат, а в руке у него был скальпель или что-то подобное. Полина ойкнула - Моцарт проводил вскрытие!
        - Что, моя дорогая, вы пытались бежать? - произнес Моцарт, медленно подходя к ней. Полина прижалась к каменной стенке. Она видела острое лезвие хирургического ножа, разводы засохшей крови на халате горбуна.
        Он отодвинул засов, толкнул дверь и впустил в морг свою супругу.
        - Мерзкая девчонка! - закричала Аманда. - Сигизмунд, она пыталась бежать!
        - Прыткая особа, - ответил Моцарт, странно щерясь. - Мне нравятся такие. Ну что же, Аманда, в следующий раз нам придется быть с ней осторожнее.
        Затем он повернулся к девушке и свистящим шепотом произнес:
        - Посмотрите, Полина, куда вы попали! Здесь находятся те, чье время истекло! И если не хотите преждевременно попасть в их число, то рекомендую вам вести себя разумно. Все сначала пытаются бежать или бунтовать, но скоро понимают, что это не приведет ни к чему хорошему!
        Аманда отконвоировала девушку обратно в ее комнату. Она взяла со стола поднос с едой и сказала:
        - Ты наказана за то, что пыталась бежать. Поэтому останешься без еды! Вот тебе бутылка лимонада, этого хватит!


        XLIII
        Когда Аманда ушла, Полина подергала дверную ручку. Ее закрыли. Она испытывала голод и жажду, поэтому налила себе желтоватого пенящегося лимонада в бокал. Отпив немного, она почувствовала головокружение и сонливость. Неужели в лимонад добавлена какая-то гадость?
        Она еле успела добраться до кровати, прежде чем снова провалилась в тяжелый сон. Когда Полина проснулась, было утро. Поднос из комнаты исчез, значит, кто-то хозяйничал здесь, пока она спала.
        Раздался оглушительный трезвон, через мгновение дверь открылась, на пороге показалась Аманда.
        - Подъем! Ты должна приучаться вставать и ложиться по расписанию! И вообще делать все по расписанию! У тебя десять минут, чтобы умыться и привести себя в порядок!
        Ровно через десять минут дверь снова распахнулась, на этот раз Полину осчастливил визитом сам Сигизмунд Моцарт. Облаченный, как всегда, в черное, он сказал:
        - Это ваше первое утро в «Волшебной горе». Первое, но далеко не последнее. Сейчас вам подадут завтрак, и вы должны съесть его полностью. Учтите, если вы его не доедите, то остатки будут поданы вам вместо обеда, а ужина вы будете лишены в наказание! Кроме того, вы обязаны принимать таблетки. За этим будет наблюдать моя жена или один из санитаров. Если вы попытаетесь сопротивляться или обмануть нас, то будете наказаны. Все, что мы делаем, только вам во благо, запомните это!
        Аманда поставила перед Полиной поднос, на котором стояли тарелка с неаппетитной овсяной кашей, блюдце с кособокой булочкой, еще одна тарелочка, на которой находилось нечто терто-мерзкое - какая-то бурда, то ли пюре из яблок, то ли прокисший кисель. Завершался завтрак чашкой простокваши.
        Полина попробовала кашу и отставила тарелку. Аманда, присутствовавшая при трапезе, сказала:
        - Советую тебе немедленно съесть все, что подано! Мы перевоспитывали и не таких упрямых, как ты. Учти, в нашем арсенале много средств. Вплоть до подвала, в котором ты вчера побывала!
        Девушка вздрогнула, вспомнив морг. Эти люди явно сумасшедшие, что муж, что жена. Как им могли доверить пансионат, который, по сути, является тюрьмой? И почему это никого не занимает?
        Закрыв глаза, Полина быстро запихала в рот все, что было подано на завтрак, и, не жуя, проглотила. Живот заурчал, она выпила бокал безвкусной простокваши. Сказать, что завтрак был сытным и питательным, она не могла.
        Аманда проконтролировала поглощение еды, затем вынула из кармана передника две таблетки - белую и красную.
        - Прими это! - скомандовала старуха.
        Полина спросила:
        - Что это такое? Если какой-то сильнодействующий препарат, то я не буду его принимать. И вообще, когда я получу свободу? Вы не можете удерживать меня здесь! Это противозаконно!
        Аманда подошла к Полине, грубые руки старухи схватили девушку за волосы. Полина вскрикнула от боли. Другой рукой Аманда раскрыла ей рот и запихнула туда таблетки.
        - Ты будешь делать то, что тебе приказано! - прошипела она. - Глотай, да поживее!
        Полина не хотела глотать таблетки, но была вынуждена сделать это. Аманда, убедившись, что девушка приняла снадобье, удовлетворенно сказала:
        - Ничего, скоро ты будешь делать все сама и не сопротивляться. Пока можешь отдохнуть, а через час у тебя будет возможность совершить моцион!
        Таблетки стали оказывать действие почти мгновенно. Полине расхотелось кричать, что-то требовать, потянуло на кровать. Она улеглась поверх одеяла и уставилась в потолок. Мыслей не было.
        Снова звякнул замок, появился дюжий санитар. Полина попыталась спросить его о том, где она находится и как ей выбраться отсюда, но тот не говорил ни по-немецки, ни по-французски, ни по-английски, ни по-итальянски.
        Он знаками показал ей, что она должна одеться и следовать за ним. Поверх хламиды Полина натянула теплый халат, обулась и пошла за санитаром. Она с любопытством следила за тем, как из соседних комнат выходят другие пациенты - мужчины и женщины, старые и молодые, но всех их роднило одно - отрешенный странный взгляд и шаркающая походка. Они походили на живых мертвецов.
        Чтобы попасть в сад, требовалось пройти по особой лестнице, которая, как заметила Полина, запиралась раздвижной решеткой. Значит, Моцарты все предусмотрели. В саду она могла гулять, сидеть, как это делали многие, или наблюдать за уточками в пруду. Полина подошла к деревянной некрашеной скамейке подле воды. Бежать нереально, по всему периметру сада находится около десятка крепких санитаров, тут же дежурит Аманда.


        XLIV
        - Darf ich?[Вы позволите? (нем.)] - спросила она у пожилой дамы, которая сидела на скамейке и, не отрываясь, следила за выводком уток. Та повернула голову, Полина ужаснулась ее взгляду - бессмысленному и обездушенному. Дама ничего не ответила, Полина присела на краешек скамейки.
        Стоял сентябрь. Крещинские и тетя Лиззи привезли ее сюда третьего числа, значит, сегодня - четвертое. Или уже пятое? Полина поняла, что потеряла счет времени. Ведь об этом и говорил Сигизмунд Моцарт... Вот чего добиваются владельцы этого страшного пансионата - они лишают людей воли, изолируют их от всех, пациенты даже не знают, какой сегодня день недели, какое число и какой год. Наверняка для многих это уже совершенно неважно. И Моцарты хотят, чтобы и она превратилась в такую же ходячую мумию, лишенную интеллекта и чувств?
        Полина поежилась. Получается, что Крещинские и тетя Лиззи намеренно оставили ее в заточении. Но для чего? И как тетя Лиззи могла пойти на такое? Они обманом завезли ее в эту «Волшебную гору». Каким же образом ей отсюда выбраться?
        Полина увидела, что по дорожке шаркает молодая девица с распущенными светлыми волосами, которые падали ей на лицо. Бедняжка не может даже собрать их в пучок, подумала Полина. Ей предстоит тоже стать такой?
        Девушка приблизилась к скамейке, осторожно на нее опустилась и уставилась, как и пожилая дама, на уток, которые с веселым кряканьем плавали в пруду.
        Полине захотелось плакать. Отчаяние охватило ее. Сколько же здесь людей, которые давно превратились в кукол? Никак не меньше пяти или шести десятков. Боже мой!
        - Bist du neu hier?[Ты здесь новенькая? (нем.)] - услышала Полина негромкий голос.
        Она в изумлении посмотрела на пожилую даму. Та продолжала безучастно наблюдать за утками.
        - Не верти головой, - продолжил голос. - И вообще, сделай вид, что ты просто отдыхаешь. Лучше всего закрой глаза. Вот так, хорошо.
        Полина поняла - разговаривает с ней молодая девица, которая только что уселась на скамейку.
        - Они внимательно наблюдают за нами во время прогулки, - продолжал голос. - Но они уверены, что я давно превратилась в растение, как и все остальные. Тебя ожидает точно такая же судьба, поверь мне. Много не понадобится - максимум полгода, и потом ты забудешь прежнюю жизнь, забудешь свое имя и то, почему ты здесь оказалась. Ты все забудешь. И великим счастьем для тебя станет наблюдать за тем, как по пруду кружат утки или зимой падает снег.
        Не удержавшись, Полина открыла глаза и мельком взглянула на соседку. Волосы закрывали той лицо.
        - Не смотри на меня, я же сказала тебе! - повысила голос девушка. - Я специально ношу волосы распущенными, чтобы они не видели моих глаз. Они же думают, что я - одна из этих мумий. Слава богу, что участь сия меня миновала! Ты прибыла вчера?
        - Да, - прошептала Полина и внезапно всхлипнула.
        Соседка зло сказала:
        - Реветь будешь потом, у себя в комнате, укрывшись одеялом. Я тоже так иногда делаю, в последнее время все реже и реже.
        - Сколько ты уже здесь? - спросила Полина.
        Соседка ответила:
        - Два года, четыре месяца и девятнадцать дней. Ты ведь уже встречалась с этим упырем Сигизмундом, он здесь главный. Аманда во всем безропотно подчиняется ему. Он помешан на времени! Он строго следит за тем, чтобы его пациенты потеряли счет дням. В комнатах даже нет часов! Так потом и происходит - люди теряют волю и рассудок и привыкают к тому, что завтрак подается после одного гудка, обед - после двух, ужин - после трех, а четыре гудка означают отбой. Ты прибыла сюда третьего сентября 1914 года. Расскажи мне: что там на воле?
        - На воле? - произнесла Полина. - Началась война... Но я мало что знаю об этом. Мои родители умерли - мама от рака, а отец... Он погиб от пули правительственных войск при подавлении стихийного штурма немецкого и австро-венгерского консульств.
        - Я ничего не знаю об этом, - произнесла печально соседка. - Здесь нет ни книг, ни газет, ни даже игр. Все, что поддерживает активность мозга и питает волю, нещадно вычеркивается из рациона. Тебя кто сюда сослал?
        - Не знаю, - ответила Полина. Ей было стыдно делиться с незнакомкой, имени которой она даже не ведала, всеми своими проблемами.
        - Знаешь, - ответила та. - Мучиться мыслью о том, кто организовал для тебя пожизненное заключение в «Волшебной горе», как показывает собственный опыт, человек начинает где-то через восемнадцать часов после того, как окажется здесь. Кстати, меня зовут Герда. Я из Берлина. Меня сбагрили сюда родители. Точнее, отчим. Моя мать вышла второй раз замуж, и ее новый супруг оказался редкостной сволочью. Он сначала пытался приставать ко мне, но, когда я пригрозила, что расскажу обо всем полиции, решил сжить меня со свету. Мать полностью подчинялась его желаниям, а когда он узнал, что мой жених - коммунист и, что еще более ужасно для отчима, еврей, то мы и поехали в Варжовцы якобы на отдых. Они все заранее рассчитали...
        Помолчав, она добавила:
        - «Волшебная гора» - это тюрьма и психиатрическая лечебница одновременно. Только ужас весь в том, что ты попадаешь сюда нормальным человеком, а психом становишься, проведя здесь несколько месяцев. Разума тебя лишают Сигизмунд и его женушка. Ты ведь проглотила те таблетки, которые они тебе дали? Еще бы, если ты решила бы не глотать их, то в тебя впихнули бы их насильно. Тех, кто проявляет строптивость, привязывают к кровати и кормят через капельницу, одновременно впуская в кровь лошадиную дозу какой-то дряни. Две недели - и человека нет. Только оболочка, как та особа, что сидит рядом с нами!
        Герда вела речь о пожилой даме, которая не обращала ни малейшего внимания на перешептывания девушек. Казалось, что смысл ее жизни состоял в одном - пялиться на пруд и беззаботных уток.
        - Баронесса фон Кейлиц, - пояснила Герда. - Наследники устали ждать, когда старушка умрет, поместили ее сюда, консилиум продажных врачей признал ее умалишенной - впрочем, она сейчас в самом деле соображает не больше, чем скамейка, на которой сидит. И все денежки достались ее алчным детишкам и внукам. Тут многие сидят из-за того, что стали для родственников препятствием на пути к богатству.
        Полина заплакала. Значит, тетя Лиза и Крещинские тоже заперли ее сюда, так как хотят получить ее состояние? Деньги, которые она унаследовала после смерти maman и papa?
        - Что, и тебя тоже из-за этого здесь замуровали? - сочувственно произнесла Герда. - Понимаю... Наверняка скоро состоится заседание шоблы жадных гиппократов - дружков Сигизмунда, они дружно поставят тебе диагноз - «остротекущая шизофрения»,
«олигофрения в стадии дебильности» или что-то подобное. Ты будешь жить, но право распоряжаться твоими деньгами получат те, кто и сослал тебя сюда.
        - Неправда, - произнесла Полина. - Тетя Лиззи не могла сделать этого!
        - Еще как могла, - хмыкнула Герда. - Родственнички до того изобретательными становятся, когда дело касается миллионов. У тебя ведь их много? Наверняка много! Вот они и решили - не убивать тебя, ведь это уголовное преступление, много возни и шума, а заточить в «Волшебной горе». До конца твоих дней. А Сигизмунд умеет укорачивать по заказу богатых клиентов жизнь пациентам! Ты ничего не сможешь поделать, придется тебе, как и мне, остаться здесь, пока мы не окажемся в морге и обаяшка Моцарт не взрежет нас скальпелем.
        - А как же власти? - произнесла Полина. - Почему они смотрят на все это сквозь пальцы?
        - Власти! - хихикнула Герда. - Какие власти? Это частная лечебница-пансионат, здесь все чинно-благородно! Власти давно куплены, в Герцословакии это не проблема. Поэтому-то Сигизмунд, который мнит себя праправнуком Вольфганга Амадея, и основал
«Волшебную гору» именно здесь. Наша судьба никого не заботит! Он дерет с тех, кто запихнул нас сюда, большие деньги, но и те могут быть спокойны - насколько мне известно, за почти тридцатилетнюю историю этого заведения никто оказавшийся в числе его пациентов не вышел за пределы сада. Даже умерших хоронят на специальном кладбище с обратной стороны особняка! Мы в ловушке! «La Montagne Magique» поймала тебя и меня! И нам придется смириться с тем, что мы умрем здесь, когда пробьет наш час!


        XLV
        Герда смолкла, так как на дорожке появился санитар. Он подошел к Полине, внимательно посмотрел ей в лицо. Она постаралась выдать мину поидиотичнее. Видимо, оставшись довольным, санитар проконтролировал и Герду.
        Дождавшись, пока санитар удалится, Герда прошептала:
        - И так - каждый день. Они проверяют пациентов, опасаются, что кто-то может только симулировать утрату личности. Но, кроме меня и тебя, все остальные на самом деле - растения. Да и ты скоро станешь одной из них...
        - Я не хочу, - произнесла Полина. - Прошу тебя, расскажи мне, как тебе удается сохранить разум, несмотря на то, что ты здесь уже больше двух лет и тебя постоянно пичкают таблетками!
        - Они думают, что пичкают меня таблетками, - сказала Герда. - Я научилась обманывать санитаров и Аманду. На самом деле таблетки, которые они мне дают два раза в день, я прячу под язык.
        - Научи меня этому, - сказала Полина. - Прошу тебя! Я не хочу становиться одной из них!
        Герда подумала, затем изрекла:
        - Я уже давно пыталась найти себе сообщницу, но никто из этих бедолаг не оказался способным противостоять «Волшебной горе». Хорошо, жди! Сегодня ночью я приду к тебе!
        - Но как? - изумилась Полина. - Ведь двери в комнаты запираются!
        - Год назад мне удалось стащить у одного из санитаров связку ключей от западного крыла. Тебя ведь тоже поместили там? Он был уверен, что сам потерял ключи, и не сказал ничего Аманде, хотя был обязан немедленно это сделать. За этим бы последовало увольнение, а санитар не хотел лишаться теплого и доходного местечка. Поэтому и промолчал... Но мне это только на руку. Теперь я могу ходить по крылу и даже спускаться в сад.
        - А сбежать, ты пробовала сбежать? - спросила Полина.
        Герда промолвила:
        - И не думай об этом! Ночью в сад выпускают свирепых и голодных псов, так что если тебе удастся покинуть комнату, то через ограду не выбраться. И запомни - сегодня вечером, когда Аманда или санитар принесут тебе таблетки, не сопротивляйся, засунь их в рот и проглоти. Еще две тебе не повредят, а вот где-то через неделю начинаются изменения в мозгу. Я приду к тебе и покажу, как прятать таблетки под язык. Жди!
        Раздался удар гонга, который означал, что прогулка завершена. Пожилая баронесса, жертва алчных наследников, поднялась как по команде и, шаркая ногами, отправилась к особняку. Полина с отвращением подумала, что и сама может стать такой же марионеткой всего через каких-то несколько месяцев.
        Двинулась к «Волшебной горе» и Герда. Она так вжилась в свою роль, что Полина никогда бы не отличила ее от прочих потерявших разум пациентов, если бы не знала, что девушка только искусно разыгрывает из себя умалишенную.


        XLVI
        - К отъезду все готово, - произнесла горничная Глаша, входя в кабинет.
        Елизавета Фридриховна, облаченная в дорожный костюм и шляпку с вуалеткой, взглянула на Глашу и сказала:
        - Ты опять плакала? Сколько раз тебе говорить, чтобы ты прекратила рыдать! Полина Львовна по ее собственному желанию помещена в чудную лечебницу, где за ее здоровьем и реабилитацией будут наблюдать великолепные врачи. Через полгода она выздоровеет, и я лично заберу мою любимую племянницу.
        Глаша шмыгнула носом и зарыдала.
        Тетя Лиззи знала, что это ложь. Валериан Крещинский, поняв, что деньги семейства Новицких, на которые он так рассчитывал, уплывают у него из рук, предложил Елизавете Фридриховне смелую и безотказную комбинацию. Она помнила тот страшный и судьбоносный разговор, который они вели, гуляя по набережной. Полина находилась на вилле, пытаясь справиться со своим горем.
        - Девчонка не хочет выходить замуж за Платона, - произнес тогда Крещинский. - И заставить ее мы не можем. Кстати, Лиззи, вы являетесь ее опекуншей по распоряжению покойного Новицких.
        - И что из этого? - ответила тетя Лиззи. - Полин желает получить консультацию у адвокатов, когда прибудет в Петербург.
        - Вот именно - когда прибудет, - засмеялся Валериан Платонович. - Эта война нам только на руку: поезда не ходят, добраться до России крайне сложно. И еще... У девчонки, кроме вас, ведь нет родственников?
        - Только очень дальние, - сказала удивленная Елизавета Фридриховна. - Но почему вы спрашиваете, Валериан?
        Крещинский ехидно улыбнулся и заметил:
        - Скажите честно, ведь вам тоже хочется получить пару миллионов? Подумайте только - все богатство Новицких-Кригерс достанется этой маленькой дурехе Полине! Золотые прииски, особняк в Петербурге и поместье под Москвой, оружейные заводы, банки и страховые компании. И это не считая денег и драгоценностей! Я навел справки - наша маленькая мадмуазель получила куш никак не меньше двадцати пяти миллионов. Это же колоссальная сумма!
        Тетя Лиззи огорченно вздохнула. Не то чтобы она завидовала Полине, но... Но девочка не сумеет распорядиться деньгами как следует. У нее нет вкуса, нет опыта. Дурочка будет жить в свое удовольствие, а она, Елизавета Фридриховна, снова окажется у разбитого корыта? Тем более что племянница взъелась на нее из-за увольнения мадмуазель Шнайдер!
        - А вот если Полина Львовна окажется недееспособной, - заметил Крещинский, - то вы, ее ближайшая родственница, получаете право распоряжаться состоянием до той поры, пока мадмуазель снова не будет в состоянии сделать это лично. А ведь может статься, что Полина навсегда потеряет способность здраво мыслить и все ее состояние окажется вашим!
        - Но Полина здорова, почему вы ведете речь о ее недееспособности? - спросила тетя Лиззи, начиная что-то понимать. Она только спросит у Крещинского, не более того! Это ведь не значит, что она хочет отнять у Полин ее миллионы!
        Валериан Платонович жестко проговорил:
        - Лиззи, если вы ввязались в игру, то должны подчиняться только мне! Я могу сделать так, чтобы ваша племянница потеряла право распоряжаться состоянием, а вы, в свою очередь, это право получили.
        - А что станет с девочкой? - вздохнула тетя Лиззи. - Вы не причините ей вреда?
        - Ни один волос не упадет с ее головки, - сказал Крещинский. - В Варжовцах имеется известное в определенных кругах заведение под названием «La Montagne Magique». Там квартируют те, кто внезапно сошел с ума. Например, как и Полина, которая может повредиться рассудком из-за потери практически одновременно обоих горячо любимых родителей. У нас будет заключение консилиума врачей, комар носу не подточит. И тогда вы, Лиззи, получите право распоряжаться состоянием...
        Тетя Лиззи почувствовала слабое головокружение. А что, если так и сделать? Полин отправится в этот самый пансионат, а они... она...
        - Но не думайте, что, получив деньги, вы сможете забыть обо мне, - заявил Крещинский. - Свадьба моего сына с Полиной расстроилась, с этим уже ничего не поделаешь, а вот вы, моя дорогая Лиззи...
        - Вы хотите, чтобы ваш молокосос Платоша женился на мне? - вспылила Елизавета Фридриховна.
        Крещинский осклабился и произнес:
        - О нет, мой сын не заслуживает такую чудесную женщину, как вы. Вы станете моей женой, госпожой Крещинской!
        Елизавета Фридриховна поняла, что адвокат давно все продумал. На любой вопрос у него имелся заготовленный ответ.
        - А есть ли гарантия того, что Полин никогда не покинет стены этого пансионата?
        Валериан Платонович рассмеялся:
        - Уверяю вас, Лиззи, сбежать оттуда невозможно, да и через некоторое время ваша племянница в самом деле лишится рассудка...
        - О нет! - простонала Елизавета Фридриховна, закрывая лицо руками. - Боже мой, на что вы меня толкаете, Валериан!
        - Решайтесь, - скомандовал Крещинский. - Девчонка настроена решительно. Еще немного, и деньги уплывут из ваших жадных лапок, Лиззи. Вы уверены, что Полина поделится с вами хотя бы гривенником? Она - своенравная, упрямая, избалованная девица. Вбила себе в голову, что любит невесть кого! Ну, Лиззи?
        Тетя Лиззи ничего не отвечала. Крещинский сказал:
        - Подумайте только - двадцать пять миллионов золотом! Я уверен, что мы можем выручить при продаже заводов кругленькую сумму. В Европе сейчас очень занятная пора, началась идиотская война, на которой, кстати, при наличии стартового капитала можно обогатиться. Мы купим замок на Лазурном побережье... Яхту... Вы сможете заказывать наряды у самых известных модисток и покупать бриллианты любого размера! Ну, Лиззи!
        Елизавета Фридриховна пробормотала только одно слово:
        - Да!
        Крещинский в течение нескольких дней уладил все формальности, и вечером третьего сентября они вместе с Полиной направились на «прощальный ужин в ресторан».
        По дороге домой из «Волшебной горы» тетя Лиззи долго и горько плакала, вздыхал и пускал нюни и Платоша, только Валериан Платонович сохранил присутствие духа.
        - Папа, - спросил его сын, - может быть, можно сделать так, чтобы Полин... Чтобы ее не пичкали лекарствами?..
        Крещинский холодно ответил:
        - Платон, я не могу подвергать себя и тебя риску. Девчонка, как уверил меня хозяин этого заведения некий Моцарт, при соответствующей терапии в течение полугода забудет прежнюю жизнь. Потом, если возникнет острое желание, можешь навещать ее. Только, боюсь, она тебя не узнает!
        Через некоторое время консилиум врачей подготовил официальное заключение о том, что госпожа Полина Новицких в результате перенесенного шока и стресса, связанных со смертью матери и отца, повредилась рассудком и не в состоянии адекватно оценивать действительность.
        Крещинскому только это и требовалось. Не составило труда назначить распорядительницей всего имущества Полины ее двоюродную тетку Елизавету Фридриховну Люэрс.
        - Железнодорожное сообщение с союзными державами возобновилось, и мне удалось найти места в поезде на Париж, - сказал в конце сентября Крещинский. - Елизавета, готовься к отъезду. Кстати, я всегда хотел заключить брак в этом чудесном городе!


        XLVII
        - Прекрати! - крикнула плачущей Глаше тетя Лиззи. - И кстати, Глафира, вынуждена тебе сказать, что после возвращения в Петербург я рассчитаю тебя. Мне надоели твои вечные слезы, а также то, что ты каждый вечер навещаешь эту сумасшедшую мадмуазель Шнайдер. Ты сплетничаешь о наших семейных делах!
        Вилла «Золотистые тополя» опустела. Кофры, чемоданы, картонки, саквояжи грузились в автомобили, поезд отходил в четверть десятого. Елизавета Фридриховна просмотрела вечернюю почту. Письмо, адресованное Полине из-за границы. Итальянский штемпель. От кого?
        Она разорвала простой белый конверт, вытащила лист, испещренный чернильными буковками.
        - «Моя любимая Полина! Я скоро возвращаюсь в Герцословакию, грядут важные события. Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя и нетерпеливо жду нашей встречи. Мне хочется. . Мне хочется, чтобы ты стала моей женой. Если ты покидаешь Варжовцы, то оставь адрес, по которому я могу найти тебя. Еще два или три месяца - и мы будем вместе! Твой Славко».
        Тетя Лиззи перечитала послание два раза, затем разорвала его на мелкие клочки. Полине это письмо уже ни к чему. Она никогда более не увидит своего Славко.
        - Бедная девочка, - прошептала Елизавета Фридриховна. Ей было очень жаль племянницу, но что поделаешь! Все эти годы ей пришлось с затаенной ненавистью наблюдать за тем, как счастливо и богато живут Новицких. У них было все, а у нее - ничего. И вот роли поменялись. Валериан уверял, что Полина не будет мучиться. Условия в этой «Волшебной горе» почти как в роскошном отеле.
        - Лиззи! - раздался голос Крещинского. Адвокат, облаченный в модное черное пальто с воротником из чернобурой лисицы, в котелок, вошел в кабинет. - Нам пора! Вещи погружены, Платон ждет в авто! Почта? Что-то важное?
        - Ах нет, пустяки, - заверила Валериана Платоновича тетя Лиззи и швырнула клочки письма в камин. Она подхватила кожаный чемоданчик с драгоценностями покойной кузины Ксении, которые теперь по праву принадлежали ей, и направилась к выходу. На пороге она задержалась и в последний раз окинула взглядом кабинет виллы. Что ж, у каждого своя судьба!
        - Au revoir![Прощай! (фр.).] - произнесла Елизавета Фридриховна, когда ревущий ландолет понес ее и Крещинских на вокзал к парижскому поезду. Фраза эта предназначалась Варжовцам, прошлой жизни, Ксении, Льву и Полине.
        - Бедная, бедная Полин, - прошептала тетя Лиззи и тотчас выкинула племянницу из головы. Скоро они прибудут в Париж. А там начнется совсем другая жизнь...


        XLVIII
        После окончания прогулки пациенты «Волшебной горы» были разведены по палатам. Настало время обеда. Полина ни к чему не прикоснулась - ей казалось, что в супе-пюре, салате и котлетах, которые подала ей Аманда, могут содержаться какие-нибудь наркотические вещества.
        Она лежала плашмя на кровати и пыталась размышлять. Если верить Герде, а причин не верить у нее не было, то получается, что тетя Лиззи и Крещинские просто избавились от нее. Избавились, чтобы завладеть всеми деньгами. Но неужели люди способны на такое? «Теряя, мы обретаем...»
        Полина знала, что унаследовала от родителей много - возможно, несколько миллионов. Но это далеко не причина, чтобы... чтобы так поступать! Тетя Лиззи, ее добрая и умная tante[Тетушка (фр.).] , которая всегда говорила, что истинные чувства выше денег. Как она могла пойти на такое!
        А Платоша! Получается, что младший Крещинский предал ее. Любил ли он когда-то Полину Новицких? Теперь это уже неважно.
        Как была права Герда - оставалось только тихонько плакать, зарывшись лицом в подушку. Из «Волшебной горы» нельзя сбежать, ей придется провести здесь долгие-долгие годы...
        День внезапно закончился, появился один из санитаров, который принес ужин: кашу, бокал сизой бурды и грушу. Заметив, что Полина не притронулась к обеду, санитар, на редкость неприятный человек - рыжий бугай с лицом, побитым оспинами угрей, с злобным взглядом круглых глаз и плотоядным ртом, - произнес по-немецки:
        - Тебе надо есть! Таково распоряжение господина Моцарта! Все пациенты слушаются господина Моцарта!
        - Я не хочу, - упрямо ответила Полина.
        Санитар подошел к ней и угрожающе произнес:
        - Если ты не сделаешь это, то я доложу обо всем хозяину. Знаешь, что с тобой произойдет? Тебя запрут в бокс - комнатку, которая больше похожа на платяной шкаф. Ты не сможешь там даже стоять, тебе придется все время сидеть, поджав ноги к голове. Воздуха практически не будет, ты скоро начнешь задыхаться, а температура начнет расти - бокс расположен около отопительного котла. Каждая секунда покажется тебе вечностью: господин Моцарт говорит, что в боксе любой упрямец ощущает - время на самом деле относительно. Не знаю, что он имеет в виду, но через десять часов ты больше не будешь чувствовать своих ног, они онемеют, и ты согласишься продать душу дьяволу, чтобы выпрямить их. А температура все растет... Пот заливает тебе глаза, мысли путаются... Пара человек, которые провели в боксе несколько суток, просто сошли с ума! Думаю, с тобой произойдет то же самое! Ну что, будешь есть?
        Полина нехотя поднялась с кровати и взяла ложку. Переборов отвращение, она запихнула в рот несколько ложек водянистой холодной каши, закусила все чересчур жесткой грушей и запила приторным настоем шиповника.
        - Вот и молодец, - оскалился санитар, показывая гнилые зубы. - Кстати, меня зовут Бернард. Тебе придется иметь со мной дело еще ой как долго! Твои таблетки!
        Он протянул ей две таблетки - белую и желтую. Полина вспомнила рассказ Герды - всего через несколько недель ее мозг из-за этих лекарств превратится в желе, а она сама - в растение. Зажмурившись, она проглотила таблетки. Скорее бы пришла Герда и научила ее трюку!
        Бернард осмотрел полость ее рта и остался доволен. Почти моментально Полина почувствовала сонливость. Она не помнила, как добрела до кровати и упала на нее. Ей показалось, что санитар присел рядом с ней, она ощутила на теле его потные скользкие руки. Ей так хотелось сбросить его ладони, но она не могла пошевелиться, а голова была словно ватой набита.
        Она будто оцепенела. Полина видела ухмыляющееся лицо Бернарда, слышала его похабные слова:
        - Ты самая молодая и красивая в «Волшебной горе». Как же мне повезло, что ты теперь в моей власти.
        Раздался грохот поворачивающегося в двери ключа. Бернард, который задрал на Полине рубашку и уже вовсю разошелся, отпрянул от девушки. Появилась Аманда Моцарт.
        - Бернард, почему вы так задержались у Полины? - спросила та с подозрением. - Вас ждут другие пациенты. У вас же график!
        - Конечно, госпожа Моцарт, конечно, - засюсюкал тот. - Пациентка немного сопротивлялась, пришлось задержаться.
        - Ну ладно, - ответила Моцарт. - Вас ждут другие! Больные уже волнуются, так как наступило время ужина и приема вечерних таблеток.
        Аманда удалилась, Бернард снова оказался около Полины. Его жаркая мокрая рука легла ей на грудь, он прошептал:
        - Я еще вернусь, моя хорошая! Я еще вернусь!
        Полина поразилась тому, что воспринимает все, однако тело отказывалось ей подчиняться. Она может пока соображать, но если пойдет так и дальше, то через пару недель превратится в бревно. А этот прыщавый Бернард сможет делать с ней все, что захочет. Девушке стало до крайности противно, во рту она ощутила сухость и привкус железа. Она слышала ужасные истории о том, что в некоторых больницах служат санитары и даже врачи, которые истязают и унижают пациентов - разумеется, девушке из приличной семьи не к лицу было слушать подобные сплетни, которыми потчуют друг друга служанки, но все же...
        Полина провалилась в глубокий сон. Она не знала - привиделось ли ей или в самом деле похотливый санитар вернулся и продолжил ощупывать ее тело. Проснулась Полина оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Она приоткрыла глаза и увидела перед собой Герду.


        XLIX
        - Подъем! - произнесла та тихо. - Тебе нельзя спать! Вижу, что они опоили тебя снадобьями! Давай, поднимайся!
        Полина поднялась и уселась на кровати. В голове гудело, ощущение было такое, как будто множество раскаленных крошечных игл впиваются в виски.
        - Что, чувствуешь себя как после знатной попойки? - спросила сочувственно Герда. - Вот когда ты вообще ничего не чувствуешь, а живешь только от завтрака до обеда и от обеда и от утренних таблеток до вечерних, это верный признак того, что твои мозги превратились в кисель.
        Полина заплакала. Герда прижала ее к себе и прошептала:
        - Ну, нечего нюни пускать. Все будет хорошо. Когда-нибудь... В следующей жизни...
        - За что? - произнесла Полина, глотая соленые слезы. - Боже мой, за что! Почему я оказалась в этой лечебнице? Только из-за денег...
        - А из-за чего же еще, - гладя Полину по спине, ответила Герда. - Мои предки вообще сбагрили меня сюда из-за того, что я им мешала. Эх, сволочи! Когда выйду на свободу, то пришью своего отчима, пусть он будет проклят до десятого колена!
        Полина зарыдала и почувствовала, что головная боль стала не такой интенсивной. Мысли прояснились, Герда, заметив это, сказала:
        - Ну вот, у тебя теперь и взгляд осмысленный. Привыкаешь к «Волшебной горе»?
        - К этому нельзя привыкнуть, - ответила Полина. - Как ты могла вытерпеть здесь почти три года?
        Герда помрачнела. Полина пригляделась к девушке. На этот раз длинные светлые волосы были забраны в пучок. Герда не была красавицей, однако отличалась неброской привлекательностью: тонкие черты лица, губы, возможно, чуть пухловатые, слабый румянец на щеках и небольшая темная родинка в уголке левого глаза. И сами глаза - умные, блестящие, полные энергии.
        - А что мне остается делать? - произнесла она с раздражением, словно обижаясь на Полинину несообразительность. - Я бы давно отсюда унесла ноги, но как? Кроме того, здесь есть люди, которые провели в «Волшебной горе» и десять, и даже двадцать лет.
        Десять лет? Двадцать лет? Как такое возможно! Нет, она не хочет оставаться здесь на многие годы. Тогда в самом деле лучше...
        - Я думала и над тем, что можно, к примеру, наглотаться таблеток, которые я прячу от санитаров, или повеситься, - с ужасающей прямотой заявила Герда. - Но что это даст? Мой отчим будет только рад получить известие, что я наконец-то подохла. Нет, я не доставлю ему такого наслаждения. Я еще вернусь. Когда-нибудь...
        Плечи Герды поникли, Полине показалось, что в глазах у той мелькнули слезы. Или это отсвет луны, которая заглядывала в окошко?
        Полина попыталась прижать к себе девушку, но та грубо оттолкнула Полину и прошипела:
        - Не нуждаюсь я ни в чьих утешениях!
        Прошло несколько минут, Герда совладала с внезапно нахлынувшими на нее чувствами и сказала:
        - Ну ладно, чего расселись! Я пришла, чтобы показать тебе трюк с таблетками. Смотри и учись!


        L
        Герда достала из кармашка халата, в который была облачена, таблетку, на глазах Полины положила ее в рот. Та внимательно следила за всеми движениями подруги по несчастью. Герда сглотнула, распахнула рот и даже пошевелила языком. Таблетка исчезла.
        - Вот так-то! - назидательно произнесла Герда, выковыривая таблетку из ложбинки под языком. - Сама научилась! Поняла, что если не буду действовать быстро и четко, то через неделю привыкну к этим треклятым снадобьям, а потом превращусь в абсолютную идиотку, как и все остальные наши соседи. Ну-ка попробуй!
        Она протянула Полине еще одну таблетку. Полина попробовала запихнуть ее под язык, но таблетка упорно не хотела попадать туда.
        - Эх ты, я же вижу, как ты шевелишь языком и пытаешься меня обмануть! - сказала Герда. - Давай, смотри еще раз!
        Только после двадцатого раза Полина наконец-то уловила, как Герда делает так, чтобы таблетка оказалась под языком. Потребовалось много упорных упражнений, чтобы научиться этому.
        - Ну вот, вроде бы уже лучше, - проворчала Герда. - Ничего, потом сможешь отточить свое мастерство. Санитары и помыслить не могут, что ты не глотаешь таблетки, а вот Аманда... Старуха слишком хитра, поэтому часто лезет к тебе в рот своими грязными пальцами, чтобы убедиться в том, что ты ее не обманываешь. Когда увидишь, что старая карга хочет тебя проверить, ты должна в одно мгновение перебросить таблетку из-под языка за щеку. Смотри!
        - Я не смогу повторить это! - простонала Полина.
        Герда рассердилась:
        - Она не сможет! Ты что, предпочитаешь стать суповым шампиньоном? Если так, то прощай. Приятно было познакомиться. Только через две недели ты не будешь узнавать меня на прогулках, а через три - забудешь собственное имя.
        Полина удержала за руку Герду, которая на самом деле порывалась уйти. Еще час изнурительных тренировок, и та осталась довольна.
        - Ладно, на сегодня хватит, - заявила Герда. - Пока что изображай из себя пай-девочку, жри все, что дают. Не бойся, туда они ничего не подсыпают - пока что! Таблетки запихивай в матрас. Сделай там дырку...
        Герда отвернула матрас, изо всех сил надорвала полосатую ткань.
        - Таблетки еще нам пригодятся. В день ты получаешь по четыре, значит, в месяц у тебя набирается около ста двадцати, а в год - почти полторы тысячи. Когда станет слишком много, будешь прятать их под паркетом.
        - А зачем они нам? - спросила Полина.
        Герда подмигнула:
        - Чует мое сердце, что рано или поздно Моцартам придется самим испытать на себе то, чем они пичкали своих беззащитных пациентов. Ну, что еще?
        Подумав, Герда дала новые наставления:
        - Учти, ты должна выглядеть, как будто таблетки оказывают воздействие. То есть тупой немигающий взгляд перед собой, замедленная реакция, никаких улыбок и смеха! И самое важное - шаркающая походка. Смотри!
        Герда прошлась по комнатке, шаркая ногами и втянув голову в плечи. Она выглядела, как одна из пациенток «Волшебной горы».
        - Поняла? Попробуй! Ну вот, получается неплохо. Наблюдай за тем, как движутся бедняги, которые в самом деле потеряли разум из-за таблеток, и поймешь, что ты должна делать. Еще вопросы?
        Полина покраснела. Она вспомнила домогательства прыщавого санитара. Запинаясь, она рассказала об этом Герде. Девушка только хмыкнула в ответ.
        - А, Бернард! Племянник Моцарта, приехал с ним из Австрии. Аманда, кстати, его не жалует. Этот придурок лапает всех дамочек в возрасте от пятнадцати до девяноста. Извращенец, что я могу про него сказать. Он намеренно дежурит по ночам, чтобы под покровом ночи осуществлять свои садистские желания. Мне повезло - я была не в его вкусе. Но мне кажется, что поглаживаниями его мерзкие поступки не ограничиваются..
        Полина поежилась. Герда сказала:
        - Думаю, тебе надо поставить этого нахала на место. И вот что я тебе предлагаю...


        LI
        Они расстались только под утро, когда луна поблекла и в окна стал вливаться серый рассвет. Полина, утомленная и переполненная впечатлениями, прилегла на кровать - и почти сразу, как ей показалось, раздался оглушительный трезвон. Пора вставать!
        Сонная, девушка поднялась с кровати. Умылась, посетила туалетную комнату. Появился санитар - на этот раз не Бернард. Он поставил перед ней завтрак - плошку, полную овса, перемешанного с изюмом и орехами, мусс, украшенный вишенкой, и шоколадный рогалик. Полина не без аппетита проглотила все это - питаться ей надо, силы еще понадобятся. Затем последовало время таблеток.
        Санитар протянул ей, как обычно, две пилюли. Полина положила их в рот. Неужели у нее ничего не получится и санитар разоблачит ее?
        Плохо оттренированным движением она спрятала таблетки под языком. Санитар схватил ее за подбородок и заставил открыть рот. Полина, как и учила Герда, перебросила таблетки за щеку.
        Получилось! Санитар удалился, она дрожащими пальцами вытащила таблетки изо рта. У нее получилось! Боже, ей надо переживать подобный стресс два раза в день, четырнадцать раз в неделю, шестьдесят раз в месяц и семьсот тридцать раз в год!
        И сколько лет подряд ей потребуется закатывать таблетки под язык? Один, два или двадцать? Но у нее получилось! И будет получаться теперь всегда!
        Полина запихала размокшие таблетки в матрас, затем тщательно сполоснула рот водой и вычистила зубы - ей все казалось, что на языке остались следы наркотиков или того, чем их пичкают в «Волшебной горе».
        Снова раздался скрежет замка, Полина уселась на кровать и выпучила глаза, имитируя транс от воздействия таблеток. Ее навестил Сигизмунд Моцарт. Он повертелся около девушки, пощелкал пальцами перед лицом (Полина все боялась, что мигнет), потрепал ее по щеке.
        - Великолепно, - произнес Моцарт. - Просто великолепно! Ну что же, милая Полина, теперь я могу успокоить твою тетушку и ее супруга - медикаменты уже начали оказывать действие, и ты никогда не сможешь вступить в права своего наследства. Как мне тебя жаль!
        Моцарт закашлялся кудахтающим смехом, Полина едва не вскрикнула - значит, тетя Лиззи в самом деле предала ее!


        LII
        Во время прогулки Полина старательно копировала шаркающую походку и трясущиеся движения пациентов лечебницы. Она снова уселась на скамейку перед прудом, Герда опять примостилась рядом с ней. Волосы, как обычно, закрывали девушке лицо. Полина решила, что будет изображать безумный взгляд, потому что еще одна больная с распущенными волосами может вызвать недоверие и подозрения.
        - Я вижу, что у тебя все получилось, - сказала тихо Герда. - Ты молодец! И запомни, сегодня ночью, когда Бернард снова заявится к тебе, проучи этого ублюдка!
        Полина чрезвычайно волновалась во время ужина и едва не подавилась косточками винограда. Ей предстоит второй раз обмануть санитара, на этот раз Бернарда. Он самолично запихал ей в рот таблетки. Полина скривилась от прикосновений его коротких, покрытых рыжей порослью пальцев. Бернард не стал контролировать, проглотила ли Полина таблетки, вместо этого он погладил ее по волосам и произнес:
        - Как я жду повторения вчерашней ночи! Ты мне так нравишься, моя малышка! Жаль, вчера мы испробовали далеко не все, но сегодня, я обещаю, братец Бернард покажет тебе, на что он способен. Тебе понравится, я уверен! Хе-хе-хе...
        Он уложил Полину на кровать и, ворча, что необходимо еще заглянуть к другим больным, удалился. Полину трясло от отвращения. Она запихала таблетки в матрас и притворилась спящей.
        Санитар вернулся через час, когда вся «Волшебная гора» погрузилась в сон. Полина услышала бурное сопение, его потная ладонь заскользила по ее ногам, поднимаясь все выше и выше. Другая длань сластолюбивого санитара оказалась на груди Полины. Бернард сладострастно заскулил, Полина почувствовала, что он стягивает с нее больничную хламиду.
        Больше всего ей хотелось подскочить и изо всей силы ударить этого мерзавца в лицо. И черт с тем, что порядочные и благовоспитанные девушки так не поступают! Но тогда и такой идиот, как Бернард, поймет, что таблетки почему-то не действуют, дозу увеличат или, что гораздо хуже, ей пропишут внутривенные инъекции, избежать которых нельзя. Их делает Аманда, и тогда превращение в мумию в течение двух недель обеспечено.
        Сопя, Бернард начал стаскивать с себя штаны. Полина, не желая представлять, что же хочет сотворить с ней прыщавый санитар, начала утробно выть. Бернард отшатнулся в сторону, Полина услышала проклятия в свой адрес.
        - Чертова дура, что с тобой! Прекрати! Чего орешь! Молчи, идиотка!
        Дверь в комнату Полины раскрылась, девушка услышала суровый голос Аманды:
        - Бернард, что вы делаете здесь? Ваши обязанности заключаются в том, чтобы дежурить... Боже мой, почему штаны у вас спущены! Тебя давно следует уволить, мерзавец!
        Полина, лежавшая лицом к стенке, широко улыбнулась. Она представила себе картину - чопорная Аманда, как всегда, в белом переднике и с наколкой на голове, видит перед собой уродца Бернарда со спущенными штанами. Да, не повезло бедняжке! Так можно и инфаркт заработать!
        - Госпожа Моцарт, это недоразумение, больная начала кричать во сне...
        - Вон! Я обо всем расскажу мужу! Пошел вон, мерзавец! Вон, я сказала!
        Полина не видела Бернарда после этого инцидента около месяца, затем он снова возобновил работу в качестве санитара. Однажды он, уверенный, что перед ним сидит девушка, полностью лишившаяся разума, смачно харкнул в тарелку с картофельным пюре и, протягивая его Полине, сказал с хищной ухмылкой:
        - Дура, из-за тебя меня чуть не выбросили на улицу! Можно подумать, ты мне нужна!
        Тарелка с грохотом полетела из рук Полины на пол. Чертыхаясь и титулуя девушку растяпой, идиоткой и безрукой дурехой, Бернард принялся собирать осколки. Полина толкнула локтем чашку с дымящимся чаем. Жидкость окатила поясницу Бернарда, шуровавшего по паркету. Санитар взвыл и, едва не заплакав от боли, поднял было руку, чтобы наотмашь ударить Полину по щеке, но девушка не растерялась. Она снова начала вопить. Бернард заметался, заткнул ей рот потной пятерней и прошептал:
        - Дура, что ты делаешь! Заткнись!
        Больше Полина не видела его около себя. Бернард поручил обслуживание «этой сумасшедшей русской» другому санитару. Даже во время прогулок, завидев Полину, он старался отбежать от нее подальше. По крайней мере, одной проблемой стало меньше.


        LIII
        Так прошло около полугода. Полина освоилась с жизнью в «Волшебной горе». В течение дня она исправно изображала тихую сумасшедшую, а по ночам, когда к ней проникала Герда, они беседовали о жизни, которая осталась там, за воротами лечебницы.
        - Мы даже не знаем, что происходит в мире, - сказала как-то Герда. - Сегодня десятое марта 1915 года... Говорят, что война все еще идет. Боже мой, как же мне хочется вырваться отсюда!
        Полина давно поняла, что под маской грубоватой и взбалмошной девицы на самом деле скрывается ранимая и впечатлительная особа, которая мечтает только об одном - оказаться вне стен «Волшебной горы». Но разве этого хочет одна только Герда?
        Как-то ночью Герда, поддавшись на уговоры Полины, вывела ее в коридор. Санитарам было предписано совершать обход по зданию каждые полчаса, однако те пренебрегали этими правилами, играя в карты в ординаторской, храпя на кушетках или просто читая дешевые детективчики.
        Герда утащила один из них, напечатанный на тонкой бумаге, он назывался
«Возвращение Джека-потрошителя». Детектив был напечатан по-герцословацки, и это только придавало ему аромат загадочности и желанности. Раньше Полина никогда не читала ничего подобного, а вот теперь проглотила эту повесть, как утомленный путник драгоценную влагу в пустыне. Они с Гердой мало что поняли, однако даже просто глазеть в книжку и гадать - кто оказался новым Джеком-потрошителем: то ли известный хирург, то ли его сын, то ли расследующий убийства инспектор полиции, то ли его верный помощник, - доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Они растащили книжку по страницам, перечитывали каждую строчку по сто раз. Скоро Полина поняла, что выучила «Возвращение Джека-потрошителя» наизусть. Разбуди ее ночью, она могла оттарабанить пятую строчку снизу на странице сорок девять или второй абзац сверху на странице сто семнадцать. Девушки даже развлекались тем, что одна из них начинала предложение, а другая подхватывала его по памяти. Они заключали пари касательно того, кто же на самом деле является убийцей, - сюжет с горем пополам им был понятен.
        - Уверена, что это помощник инспектора, - горячилась Герда. - Там же написано... Черт, что же там написано... Мне кажется, что вот в этом предложении (она тыкала в текст) речь наверняка идет как раз о том, что его папашей и был Джек-потрошитель.
        - Нет же! - отвечала Полина. - Этот язык чем-то напоминает русский. «Убивец», как тут говорится, - это сын хирурга. Ну смотри же...
        Тайна кровавого Джека осталась так и не раскрытой, развлечение с детективом надоело. Полина все подбивала Герду попытаться выйти в сад и осмотреться. Наконец та поддалась на ее уговоры.
        - Уверяю тебя, это ничего не даст. Там голодные злые собаки! Мы не сможем бежать!
        Полина тоже это знала, но ей хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на сад ночью, причем не из окна, как пленница, а чувствуя себя свободной. Они прокрались мимо ординаторской, в которой несколько санитаров играли в покер и шумно ругались. Они спустились по ступенькам, вздрагивая от каждого шороха.
        - Если нас поймают, то нам не быть в живых, - произнесла Герда. - В лучшем случае нам сделают промывание мозгов, и мы не сможем даже самостоятельно ходить. А в худшем... Окажемся в морге, где Сигизмунд потрудится над нашими телами!
        Герда приоткрыла раздвижную решетку, преграждавшую дверь в сад. Тотчас до слуха обеих девушек долетел отдаленный лай. Герда захлопнула дверь. Через мгновение по стеклу царапнули когти, они увидели разъяренную песью морду.
        - Ну вот, ты поняла, что бежать мы не сможем, - сказала с грустью Герда. - Они же нас растерзают в одно мгновение!
        Полина в задумчивости ответила:
        - У нашего соседа по московскому имению, генерала от инфантерии Сазонова, человека невежественного, грубого и самодурного, тоже имелись свирепые собаки. Однажды их нашли мертвыми - кто-то накормил их мясом, нашпигованным иголками, и ограбил генерала, пока тот был в отъезде...
        - Но где мы возьмем иголки? - спросила Герда.
        - У нас есть огромный запас наркотиков, - ответила Полина.
        Девушки вернулись обратно на второй этаж. Санитары по-прежнему резались в карты и шумели. Внезапно Герда указала Полине на приоткрытую дверь в одну из комнат. Стараясь не дышать, они на цыпочках прошли мимо нее. Полина увидела, как Бернард дергается в конвульсиях, пристроившись к одной из пациенток. Она хотела подойти к нему и ударить мерзавца, но Герда увлекла ее в свою комнату.
        - Что ты, сошла с ума?! - прошептала она. - Он настучит на нас Моцартам - и что тогда?
        - Но он... - запинаясь, произнесла Полина. Страшная картина все еще стояла у нее перед глазами: санитар насилует беззащитную пациентку, которая давно лишилась разума и поэтому не может сопротивляться. - Но он поступает гадко!
        - Что поделать, - произнесла Герда. - «La Montagne Magique», как ты давно поняла, это не пансион для благородных девиц. Так что оставь его в покое!
        Полина заплакала. Герда, вместо того чтобы успокоить подругу, заявила:
        - Лучше давай подумаем над твоим предложением. Дать снотворное собакам - великолепная идея. Возможно, тогда у нас появится шанс сбежать!


        LIV
        На обдумывание плана побега и подготовку к нему ушло еще четыре месяца. Герде удалось стащить несколько простыней, которые девушки под покровом ночи разорвали на несчетные полоски и сплели в длинный и прочный канат. Полина же поживилась одеждой - безмерными мужскими брюками, двумя грязными рубашками, котелком и тирольской охотничьей шляпой с перышком.
        - Будем выглядеть, как бездомные, но, по крайней мере, не придется идти по улицам в больничных хламидах, - сказала она.
        - Я точно помню, что забор очень высокий, - уверяла Герда. - И его венчают железные пики. Нам нужно быть крайне осторожными.
        Наконец они выбрали день, который, как они надеялись, станет их последним в лечебнице. Герда планировала:
        - У нас совсем нет денег, но мы что-нибудь придумаем. Самое главное - это выбраться из страны.
        Полина подумала, что когда-то помогла бежать отсюда Славко. Где он, что с ним стало? Она чувствовала, что все еще любит его, хотя любовь эта превратилась в щемящее чувство тоски по миру, которого она оказалась лишена. Увидит ли она Славко когда-нибудь или нет?
        Внезапно она вспомнила странного цыгана, с которым они столкнулись перед самым побегом Славко. «Теряя, мы обретаем». После этого предсказания все и началось - сначала она потеряла Славко, затем маму и отца, потом - деньги и свободу. Но получила ли она что-либо взамен? Полина не знала...
        Им повезло - в день побега на ужин подали плохо прожаренный шницель. Санитары выполняли свои обязанности спустя рукава, они были уверены, что все пациенты давно превратились в лишенных интеллекта кукол. Полина спрятала шницель - пригодится для собак.
        Герда прокралась к ней и сказала:
        - Все тихо. Мы можем двигаться в путь!
        Они выскользнули из комнаты Полины и направились вниз. У них было припасено шесть ломтиков мяса, на которые они разделили свои шницели, нашпигованных таблетками, сухие печенья, тоже хорошо сдобренные наркотиками, а также просто таблетки, которые изобретательная Герда смочила, а затем вываляла в сахаре, украденном из ординаторской из-под носа храпевшего санитара.
        - Собакам должно хватить, - произнесла девушка в раздумье. - Их не больше семи или восьми. Нам надо молиться, чтобы все твари получили свою порцию!
        Полина отомкнула решетку, псы, услышавшие, как проскрипела дверь, с лаем устремились к входу. Герда вышвырнула припасы, девушки стали ждать.
        Сквозь стеклянную вставку двери они видели, как собаки, рыча и огрызаясь, дрались друг с другом из-за еды. Спустя несколько минут начался скулеж, животные улеглись на черную траву и, кажется, заснули.
        - Я думаю, что все получили по порции, - сказала Герда. Для верности девушки выждали еще пять минут, которые показались им двумя часами. Полина досчитала про себя до трехсот и произнесла:
        - Я рискну!
        Она приоткрыла дверь, сначала на полпальца, ожидая, что одна из собак бросится на нее. Ничего не произошло. Герда толкнула дверь, та отлетела к стене и скрипнула. Полине вдруг причудилось, что она видит перед собой темную сгорбленную фигуру Сигизмунда Моцарта.
        Девушки вышли в сад. Было холодно, пронзительный ветер свистел в ушах. Полина и Герда прошли мимо собак, которые ничком лежали на траве. Один из псов перевернулся на живот, Герда вскрикнула. Но собака только проворчала во сне, скаля белые клыки.
        Все восемь животных лежали перед дверью, погрузившись в наркотический сон. Девушки заспешили к стене. Они толком не знали, сколько у них в запасе времени. Следовало торопиться.
        Закинуть на железную пику лассо из каната было сложным делом. Полина уже отчаялась, думая, что им ни с чем придется возвращаться обратно. Но Герда оказалась настойчивей, и петля повисла на заборе.
        - Я первая, - сказала Герда. В ее голосе чувствовалось ликование. Еще несколько минут, и они окажутся на свободе! Девушка начала карабкаться по канату вверх. Когда Герда достигла вершины забора, раздался треск. Полина ахнула - и Герда полетела на траву. Канат оборвался.
        Путь в нормальный мир был отрезан. Герда в потрясении посмотрела на обрывок каната, который колыхался на железной пике.
        - Черт возьми! - закричала она и ударила по стенке рукой. - Черт побери эти простыни! Я была уже почти там! Ты понимаешь, ТАМ! Как он мог оборваться!
        Полина отвела глаза. «Волшебная гора» не хотела отпускать их. Герда заплакала - впервые за все то время, которое Полина была с ней знакома. Из груди Герды вырывались судорожные всхлипы, по щекам текли скупые слезы.


        LV
        - Я... думала... что... мы... на... свободе... - шептала Герда. - Почему... Боже, если ты есть, ответь мне - почему? Почему ты не дал нам возможности сбежать?
        Она задрала голову к небу, затянутому тучами. Шум ветра и шелест деревьев были ей ответом. Полина прислушалась - до ее слуха донеслось слабое потявкивание. Собаки! Неужели они приходят в себя?
        - Собаки просыпаются, - проговорила с отчаянием в голосе Полина. Герда резко ответила:
        - Я слышу! Нам нужно что-то делать. Мы... Мы не сможем бежать! Придется возвращаться в «Волшебную гору».
        Девушки оказались опять в здании лечебницы. Животные и в самом деле начинали просыпаться. Герда со всей силы хлопнула дверью и сказала:
        - Черт, попробуем повторить это снова, когда у нас будет прочный канат. Свобода была так близка!
        Свобода была так близка... Они стояли у забора, за которым - подлинный мир и совершенно иная жизнь. Но... Но их мир - это «La Montagne Magique».
        Полина приложила к губам палец. Герда тоже насторожилась. Они услышали шаги на лестнице и увидели блики лампы - кто-то спускался вниз, прямо к ним!
        Они затаились под лестницей, девушки знали, что если кто-то обнаружит их здесь, то на свободу им больше никогда не вырваться.
        Мимо них прошествовал Сигизмунд Моцарт, облаченный в черный шелковый халат. В костлявых руках он зажал старинную керосиновую лампу. Хозяин «Волшебной горы» раскрыл дверь, выглянул наружу.
        - Собачки, мои милые животные, что с вами? - проскрипел Моцарт. - И почему дверь открыта и убрана решетка? Что здесь происходит?
        Моцарт вышел в сад. Опрометью Полина и Герда бросились наверх. Они разошлись по комнатам и притворились спящими. Ждать пришлось недолго - скоро они услышали сварливый голос Моцарта, который отчитывал санитаров.
        - Безмозглые болваны, кто-то пытался бежать! Как вы могли прошляпить это! Я всех вас уволю! Вы должны узнать, кто это!
        Следующим утром таблетки пациентам вручал лично Сигизмунд. Он проконтролировал и Полину. Моцарт не заметил, что таблетки она заложила за щеку - глава пансионата был сплошным комком нервов. В комнату заглянула встревоженная Аманда. Сигизмунд бросил ей:
        - Я не могу понять, кто из больных симулирует потерю памяти. Но ведь кто-то усыпил собак и пытался бежать - на заборе болтаются обрывки каната, сплетенного из простыней.
        Моцарт внимательно посмотрел в лицо Полине своими выпуклыми немигающими глазами и добавил:
        - Но я узнаю, кто это был. И этот человек будет наказан!
        Прогулки в саду были отменены, вместо этого пациентов по одному отводили во врачебный кабинет, где сидели Моцарты. До этого комнаты были с пристрастием обысканы. Полина с замиранием сердца следила за тем, как санитары выворачивают ее немногочисленный скарб. Они не обратили внимания на дырку в матрасе - таблетки давно покоились под одной из плиток паркета. Но как же поступит Герда? Ведь у нее имеются обрывки простыней, из которых сплетен канат!
        Полина оказалась перед Моцартами. Вместе с ними в кабинете находился один из санитаров и пожилой седовласый врач.
        Врач любезно усадил Полину в кресло и произнес:
        - Ну что же, посмотрим, не имитирует ли эта пациентка потерю памяти и личности.
        Он подошел к Полине и, улыбаясь, начал изучать глазное дно. Полина понимала, что врач сейчас же увидит, что она не принимает треклятые таблетки. И тогда... Она и представить себе не могла, что может за этим последовать.


        LVI
        Внезапно раздался крик, за которым последовал глухой удар, сотрясший стены кабинета. Моцарт велел прекратить обследование и вышел в коридор. Через секунду он вернулся и с торжествующей улыбкой заявил:
        - Мы нашли! Нашли!
        Полина похолодела - значит, санитары обнаружили в комнате Герды недвусмысленные доказательства подготовки к побегу. Что же, этого и следовало ожидать! Ей стало очень страшно.
        Моцарт, кивнув головой в сторону Полины, сказал:
        - Можете ее отпустить, уверен, что она ни при чем.
        Полину отвели обратно в ее комнату. В коридоре, к своему изумлению, она заметила взбешенного Моцарта, который навис над съежившимся санитаром Бернардом. Того за руки придерживали два других служителя «Волшебной горы».
        - Значит, это ты! В твоей комнате обнаружили колоссальный запас таблеток, а также обрывки простыней! Ты немедленно уволен! Но прежде тебе придется сказать мне, для чего ты пытался инсценировать побег и на кого ты работаешь! На эту мерзавку фон Кейлиц! Как жаль, что она отдала богу душу!
        Полина решительно ничего не понимала. Она еле дождалась следующего дня: прогулки были возобновлены, и на скамейку к Полине подсела Герда.
        - Что ты сделала? - произнесла громким шепотом Полина. - И почему Моцарт был так взбешен? Бернарда уволили, но за что?
        Герда ответила:
        - Когда я вернулась после неудачного побега, то поняла, что Сигизмунд сообразит - кто-то пытался покинуть его прелестное заведение. А значит, он не успокоится, пока не выяснит, кто именно. Баронесса фон Кейлиц приказала долго жить позавчерашней ночью. Поэтому я и спрятала часть таблеток и обрывков простыней у нее в комнате. Она умерла, так что ей ничто не сможет навредить. А остатки таблеток и простыней я припасла для нашего общего друга Бернарда. Моцарт так орал, что едва не отдал концы - он уверен, что его продажный племянничек пытался помочь одной из пациенток бежать! Но так как баронесса мертва, то и выяснить ничего толком он не сможет!
        Бернарда в самом деле уволили. Во всяком случае, его похотливая физиономия навсегда исчезла из санатория. Моцарт, кажется, поверил тому, что побег планировался старой баронессой, хотя решительно не понимал того, как та могла долгие годы симулировать сумасшествие.
        Неудача с побегом имела еще один негативный результат - по приказу Моцарта все раздвижные решетки и замки на дверях были немедленно сменены. Связка ключей, которую украла когда-то Герда, оказалась ненужной.
        Девушкам не оставалось ничего другого, как беседовать во время прогулок, ночные посиделки закончились.
        - Мы не сможем больше бежать, - говорила Герда. Впервые в ее голосе Полина уловила нотки отчаяния и боли. - Мы ведь были так близки к цели...


        LVII
        Месяц тянулся за месяцем, годы сменяли друг друга. На смену жаркому лету приходила теплая осень, за которой следовала холодная снежная зима, а вслед за ней приходила шумная весна. Затем - опять лето...
        Полина считала каждый день, проведенный ею в «Волшебной горе». Более всего она боялась на самом деле лишиться рассудка. И только в снах ей чудилось, что она снова оказывается на свободе: старая жизнь, когда родители были еще живы и мадмуазель Шнайдер работала в их доме, возвращались на несколько мгновений. Полина просыпалась с гулко бьющимся сердцем и вся в слезах. Нет, это уже никогда не повторится! Она обречена до конца жизни находиться в этом страшном санатории!
        В начале 1919 года, к моменту, когда Полина жила в «Волшебной горе» более четырех с половиной лет, что-то неуловимо изменилось. Довольно часто во время прогулок из-за забора долетали крики, песни и даже выстрелы - раньше такого не было! Герда была уверена - там что-то произошло. Там, на воле...
        Семнадцатого марта прогулка вообще не состоялась. Не принесли и обед, даже таблеток не дали. Полина терялась в догадках: в чем же дело? Она была уверена: что-то произошло. Но что именно?
        Внезапно дверь в ее комнату распахнулась, и она едва совладала с чувствами, когда заметила странную делегацию: бледную Аманду Моцарт в сопровождении нескольких человек. Но в «Волшебной горе» никогда не было никаких проверяющих или инспекторов! Да и люди, которые сопровождали Аманду, не походили на высоких проверяющих.
        Госпожа Моцарт была на грани истерики, на ней не было обязательного белого передничка, волосы были растрепаны, а в глазах застыл страх.
        Делегация состояла из четырех человек: двух мужчин и двух женщин. Один из мужчин, худой и кадыкастый, был облачен в старый костюм. Другой, полный и в очках, зажал в руках кожаный портфель. Одна из женщин - в темном платье, на носу - пенсне, во рту - тлеющая сигарета. Ее спутница была вообще одета в кожаную куртку, кожаные же штаны, а на голове красовалась красная косынка. Именно эта дама, которую Полина сначала приняла почему-то за мужчину, всем и заправляла.
        - Так, еще одна жертва режима, - произнесла на плохом немецком особа в косынке грубым прокуренным голосом. Скрипя кожаными сапогами, она подошла к Полине и отчеканила: - Товарищ, не беспокойтесь! Наступило время освобождения!
        Полина заметила на бедре у странной женщины кобуру с пистолетом. Неужели за эти четыре с лишним года, которые она провела в санатории, мода настолько изменилась, что женщины разгуливают по улицам в кожаных костюмах и носят оружие?
        Полину тем временем осмотрели, другая женщина ласково добавила:
        - Не беспокойтесь, прошу вас, этот террор закончится в самое ближайшее время. И вы получите свободу!
        О чем она говорит? Или это всего лишь сон - сладкий сон о том, что скоро
«Волшебная гора» окажется в прошлом.
        Аманда Моцарт была подвергнута форменному допросу. Полине доставило истинное удовольствие наблюдать за тем, как старуха мекает, путается в словах и откровенно врет.
        - Все наши пациенты оказались здесь по доброй воле, - причитала она. - Мы не применяем запрещенных средств, поверьте мне и моему мужу, у нас оздоровительная лечебница с международной репутацией. И если новая власть думает, что имеет право вторгаться на частную территорию...
        Дама в косынке прервала ее нетерпеливым жестом:
        - Скоро частной собственности вообще не будет! А ваш санаторий для богатых станет доступен всем! Нам точно известно, что вы занимаетесь тем, что удерживаете у себя людей, беря за это мзду!
        - Нет! - пылко ответила Аманда. - Это гнусная ложь! Пациенты для нас - как дети!
        Полина наблюдала за этим фарсом, чувствуя, что не выдержит и встрянет в разговор. Нет, пока необходимо еще соблюдать конспирацию. Еще немного подождать...
        - Значит, так! - рубанула ладонью воздух дама в красной косынке. - Нам все ясно, не так ли, товарищи?
        Остальные ее спутники закивали головами и поддакнули.
        - Ваша лечебница подлежит немедленному расформированию, а вы, гражданка Моцарт, как и ваш супруг, предстанете перед судом и перед социалистическими врачебными инстанциями.
        Аманда побледнела, затем закричала:
        - У вас нет на это права! Никто не посмеет закрыть «Волшебную гору». Мы не обязаны отвечать перед какой-то голытьбой!
        - Гражданка, - сурово произнес один из гостей - плотный мужчина с портфелем. - Вам пора привыкнуть к тому, что страна начинает строить военный коммунизм. Мы не потерпим, чтобы вы, пережиток буржуазного строя, эксплуатировали в своей так называемой лечебнице людей, пускай и представителей класса угнетателей. У нас есть свидетельства санитаров о том, что здесь происходит. Вы намеренно превращаете людей в умственно отсталых. Но отныне с этим покончено! Да здравствует пролетарская революция!
        Он достал из портфеля какой-то документ с массой подписей и печатей.
        - Постановление секретариата внутренних дел Варжовцов о ликвидации вашего санатория. Мы были посланы сюда, чтобы проинспектировать вас и оценить условия содержания больных. Наш вывод единодушный - «La Montagne Magique» должна быть немедленно закрыта!
        Комиссия, состоявшая из разношерстной публики, удалилась. Полина все еще не верила тому, чему стала свидетельницей. «Волшебная гора» подлежит закрытию? И кто эти странные люди - представители новой власти? Что случилось тогда со старой?
        Девушка отметила, что дверь в ее комнату осталась открытой. Никто не думал запирать ее на ключ. Она выглянула в коридор. Испуганные лица санитаров, трясущийся подбородок Аманды, стон Сигизмунда:
        - Я буду жаловаться! Меня знают при королевском дворе!
        - Нет больше никого двора, и короля скоро не будет! - громыхнула дама в косынке. - Столица все еще в руках контрреволюционеров, но это долго не продлится! Скоро во всей Герцословакии по примеру России установится Советская власть!
        О чем это она? И что такое Советская власть? Полина понимала, что отстала от жизни на четыре с половиной года. Судя по всему, времена разительно изменились.


        LVIII
        Когда комиссия переместилась на первый этаж, девушка выскользнула из комнаты и подлетела к спальне Герды. Та сидела на кровати и жадно листала газету.
        - Смотри, что мне удалось добыть, - ничуть не удивившись появлению Полины, сказала она. - Называется «Красная звезда». Все, увы, на герцословацком.
        Она протянула Полине газету, та отличалась от тех печатных изданий, которые читал когда-то Лев Константинович Новицких: набранный мелким шрифтом, на плохой бумаге, листок содержал воззвания. Регалии королевской Герцословакии уступили место звезде, серпу и молоту.
        - Власть переменилась, - произнесла Герда. - И это нам на руку. «Волшебную гору» закроют. И нас отпустят! Время пришло!
        Полина вернулась к себе в комнату. Значит, ждать осталось совсем недолго. Тем же вечером она услышала странный шум в коридоре. Растворив дверь, она увидела Аманду и Сигизмунда, которые тащили неизвестно куда пациентов.
        В комнату к Полине ворвалась Герда.
        - Происходит что-то ужасное, - закричала она. - Моцарты уводят куда-то беспомощных пациентов и возвращаются то и дело за новыми. Что они делают с ними?
        Она швырнула Полине теплый халат.
        - Одевайся, - скомандовала Герда. - Мы и так ждали слишком много. Решетки внизу открыты, так что бежим отсюда! Я побывала в кабинете у Сигизмунда и прихватила наши паспорта.
        Герда показала бумаги. Затем она потянула за собой Полину. Входная дверь и в самом деле была открыта. Полина услышала жалобный крик, от которого у нее застыла в жилах кровь. Крик шел откуда-то со стороны подвала и расположенного там морга.
        - Быстрее, быстрее, - настаивала Герда, открывая дверь. - Нам нечего здесь больше делать. Собак во дворе нет, и даже центральные ворота распахнуты! Это и есть свобода!
        Полина сделала шаг по направлению в подвал.
        - Мы должны узнать, что там происходит, - сказала она решительно. - Возможно, другим пациентам требуется наша помощь.
        Герда поморщилась:
        - Думай в первую очередь о себе! Пациентам уже никто не поможет! Они давно лишились разума! Ну, чего ты ждешь?
        Полина помотала головой и стала спускаться в плохо освещенный подвал. Ругаясь, Герда двинулась за ней. Вот они подошли к приоткрытой двери морга. Полину передернуло - она еще помнила, как увидела там Сигизмунда со скальпелем в руке.
        Герда решительно распахнула дверь - и глазам девушек предстала страшная картина. Аманда - растрепанная, раскрасневшаяся, злобная - держала руку брыкающегося пациента, а ее муж Сигизмунд делал тому инъекцию. Полина увидела не меньше двух десятков человек, которые лежали на полу. Судя по всему, мертвые!
        - Всаживай ему иглу! - орала Аманда. - Я не могу больше держать его! Говорила же тебе, что надо было накормить за ужином всех стрихнином - и дело с концом!
        Сигизмунд поднял взгляд и увидел девушек. От неожиданности он выронил шприц, пациент, плача и крича, отбежал в сторону.
        - Ага, вот и наши прекрасные леди, - гаркнул Моцарт. - Сами пришли!
        - Что вы делаете, душегубы! - закричала Герда. - Боже мой, да вы убиваете собственных пациентов!
        - Вы только посмотрите на это! - поразился Сигизмунд. - А малышка Герда, оказывается, в здравом уме. Кто бы мог предположить! - Лицо Моцарта исказилось, он проревел: - Значит, все это время ты водила нас за нос. Как и твоя русская подружка! Ну что же, пришло время посчитаться с вами!
        Он схватил скальпель и бросился на Герду. Его жена подобрала с пола шприц, наполовину заполненный мутной жидкостью, и ринулась к Полине. Сигизмунд повалил на каменный пол Герду, его скрюченная рука тянулась к ее горлу, а другой он пытался всадить ей в грудь хирургический нож.
        - «Волшебную гору» не могут закрыть! - хрипел он. - Они хотят отпустить всех вас! Этому не бывать! Вы, жалкие придурки, должны умереть! Вы большего не заслуживаете!
        Аманда тем временем душила Полину. Игла грозила вонзиться девушке в шею. Еще немного - и она окажется очередной жертвой этих сумасшедших хозяев санатория. Игла проколола кожу, и Полину была уверена, что получила смертельную инъекцию. Госпожа Моцарт вдруг ослабила хватку. Аманда глухо вскрикнула и, отшатнувшись, повалилась на пол.
        Позади нее стоял пациент, сжимавший в руках хирургический молоток, который он опустил на череп Аманды. Полина помогла Герде справиться с Сигизмундом, девушки связали его.
        Герда, судорожно кашляя, произнесла:
        - Ты спасла мне жизнь! Черт возьми, да они, эти Моцарты, в самом деле сумасшедшие! Скольких они уже убили и скольких хотели лишить жизни!
        Девушки заперли их в одном из подвальных помещений.
        - С ними разберутся, - сказала Герда. - А нам здесь делать нечего.
        Вслед за ними, мыча и плача, бросился пациент, который спас им жизнь. Полина погладила его по голове и сказала:
        - Уверяю вас, все закончилось. Ваши истязатели больше не причинят вам вреда. А вы получите свободу!
        - Зачем таким, как он, свобода, - фыркнула, выбираясь из подвала, Герда. - Их поместят в другую лечебницу, а вот у нас целый мир в кармане.


        LIX
        Они миновали сад и впервые за долгие годы вышли за ворота. Полина зажмурилась. Вечерело, но ей показалось, что в глаза ударило нестерпимое солнце. Она мечтала о том, что окажется вне пределов «Волшебной горы», и вот ее желание исполнилось.
        Конечно, ей представлялось это несколько иначе, она не думала, что покинет санаторий в халате и тапочках на босу ногу. Дул теплый мартовский ветер, на дороге валялись листовки, перемешанные с грязью и мусором.
        - И куда нам идти? - спросила она у Герды.
        Та, не колеблясь, указала на дорогу, уводившую куда-то вдаль:
        - Туда!
        Им пришлось преодолеть несколько километров и спуститься в долину, чтобы оказаться среди людей. Раньше появление двух молодых женщин в халатах вызвало бы шок или, по крайней мере, привлекло бы внимание. Сейчас же люди, которые попадались им навстречу, никак не реагировали на странные наряды Герды и Полины.
        Все изменилось: шикарные виллы стояли запущенные и заколоченные, то и дело попадались красные флаги, слышалась бравурная музыка. Полина решительно ничего не понимала. Герда тоже.
        Увидев около ограды одной из вилл человека в тулупе, они бросились к нему с вопросами. Тот - бывший камердинер на вилле богатого промышленника - осмотрел девушек и сказал:
        - Вы что, сударыни, с луны свалились? Вы не имеете ни малейшего представления о том, что произошло?
        - Ни малейшего, - подтвердила Полина.
        Старик вздохнул, перекрестился и сказал:
        - Ну что же, и такое тоже бывает. Здесь, в Варжовцах, власть взяли так называемые коммунисты, революция-с!
        Полина ошеломленно посмотрела на бывшего камердинера. Некогда это слово -
«революция» - было подобием ругательства, произносить его в приличном обществе считалось дурным тоном.
        - А как отсюда попасть в Берлин? - спросила Герда.
        Камердинер расхохотался:
        - Там ведь тоже была революция! Что вы забыли в Германии?
        - А в Россию? - рискнула спросить Полина. Старик утер слезы:
        - Боже мой, да вы, сударыни, в самом деле ничего не знаете. И в России была революция.
        Камердинер раскрыл ворота и сказал:
        - Проходите! На мошенниц вы не похожи, так что толку от разговоров на улице?
        Он провел их в особняк. Создавалось впечатление, что обитатели виллы в спешке бежали оттуда - многие вещи были беспорядочно разбросаны по комнатам, камин топился книгами.
        - Дров-то нет, - пояснил камердинер. - Мои хозяева, богатая супружеская чета из Бельгии, уехали, как только узнали, что в Варжовцах провозгласили Советскую власть.
        - А что это такое - Советская власть? - спросила Герда, протягивая озябшие руки к огню.
        Старик подкинул в камин еще пару толстых томов (он жег Британскую энциклопедию, успела заметить Полина) и ответил:
        - Шут его знает. Вроде хотят сделать всех равными - и господ, и прислугу. И поделить все имущество поровну. У нас расстреляли парочку буржуев и повесили нескольких шпионов, но лучше от этого не стало. Говорят, что надо подождать, пока падет столица, где засели приверженцы монархии. Времена настали неспокойные - еды нет, дров нет, живется еще хуже, чем во время войны.
        - Какая война? - произнесла Полина.
        Камердинер снова расхохотался:
        - Да вы и этого не знаете? Где вы провели последние пять лет, дамы?
        Подумав, Герда ответила:
        - В аду!
        Камердинер бельгийской четы приютил их и даже подарил теплую одежду, которая осталась после хозяев.
        - Они все равно не приедут сюда, - сказал старик с тоской. - Прошлой жизни не вернуть, а жаль... Меня оставили следить за виллой и отстаивать их интересы, но вот намедни приходили солдаты и сказали, что из особняка устроят лазарет. И как я могу этому сопротивляться? Меня за милую душу расстреляют, если попытаюсь возразить! Вот это и есть, собственно, Советская власть!


        LX
        Новая жизнь оказалась очень странной, а еще более - голодной. На вилле имелись большие запасы продовольствия, что позволяло камердинеру существовать без особых проблем. Полина отыскала виллу «Золотистые тополя», но та, как почти и все, была наглухо заколочена.
        Все кануло в прошлое, поняла она. Счастье, любовь, богатство.
        - Мы должны уносить отсюда ноги, - после очередной ночной перестрелки сказала Герда. - Пока коммунисты будут бороться с «бывшими», мы уедем подальше отсюда. Я узнала: завтра или послезавтра будет особый поезд на Париж. Новая власть высылает всех тех, кто не согласен с ее политикой. Пока высылают, а скоро наверняка начнут ставить к стенке. Делать здесь больше нечего!
        Девушки отправились на вокзал. Полина сохранила в памяти ажурное здание, больше напоминавшее сказочный замок. А перед ее глазами предстал полуразрушенный обугленный остов. Привокзальная площадь была заполнена людьми.
        Кто-то торговал и спекулировал, другие покупали, третьи - воровали, иные просто ждали поезд. Состав обещали с минуты на минуту, однако ожидание затянулось на пять дней. Люди, боясь пропустить момент посадки, не расходились, спали тут же, на земле, подложив под голову мешки и баулы. Полина тоже примостилась около развалин вокзала. Ее разбудила Герда и скороговоркой произнесла:
        - Иди за мной!
        Перешагивая через спящих, они ушли прочь от вокзала. Герда пояснила:
        - Я послушала разговор двух железнодорожников, благо, что они общались по-немецки, думая, что их никто не поймет. Поезд отправляется через пять минут.
        - Но ведь его еще не подали на перрон! - воскликнула Полина.
        Герда, таща ее вперед, пояснила:
        - Он идет с запасного пути. Опасаясь потасовок во время посадки такого огромного количества людей, кто-то слишком умный принял решение вообще не пускать в него пассажиров. Наверное, решили расстрелять «предателей». Так что те, кто ждет около вокзала, ждут напрасно. Для них поезда на Париж не будет никогда!
        Девушки побежали по путям, наконец Полина увидела темную громаду поезда. Шла стремительная погрузка, вагоны заполнялись носилками с ранеными. Часовые отталкивали людей, которые хотели проникнуть на поезд. Герда поманила за собой Полину. Они обошли поезд с обратной стороны, пролезли под вагоном и оказались на перроне.
        - Быстрее! - крикнула Герда. Девушки запрыгнули в вагон, поезд начал движение. Перед ними возникло искаженное яростью лицо какого-то военного:
        - Что вы здесь делаете! Это поезд специального назначения!
        Он наставил на них пистолет. Герда, оглянувшись, со всей силы толкнула военного, тот, потеряв равновесие, полетел из раскрытой двери вагона на насыпь. Девушка со всей силы захлопнула тяжелую дверь и сказала:
        - Поверь мне, Полина, если бы я не сбросила его, то он точно так поступил бы с нами.
        Поезд на всех парах пронесся мимо огромной толпы перед вокзалом. Страждущие, которые поняли, что поезд ушел без них, бросались под колеса, цеплялись за выступы вагонов, бежали ему вдогонку.
        Полина и Герда отыскали место около печки-«буржуйки». Несмотря на то, что об отправлении поезда основная масса людей не знала, он был заполнен до отказа. В его чреве находилась самая разношерстная публика - мещане, облаченные в богатые шубы, перепуганные горничные с пищащими таксами, насупленные профессора, рабочий люд. Шептались, будто поезд будут бомбить с воздуха, а Франция отказала беженцам во въезде. Никто не знал, чем закончится такое путешествие.
        Поезд задержали, когда он миновал границу. По вагонам прошлись люди с «наганами», казалось, что они искали кого-то. Затем состав возобновил путь.
        Полина не могла поверить, что все это происходит с ней. Она едет в Париж... Последний раз она была там с родителями на пути в Варжовцы. И эта поездка растянулась почти на пять лет. Тогда Полина Новицких, глупая и наивная девчонка, мечтала о каких-то глупостях. Любовь, замужество, семейное счастье.
        Сейчас все было проще, грубее и прозаичнее. Поезд был полон клопов, а последний раз Полина мылась еще в «Волшебной горе». Ей хотелось одного - выжить, наесться до отвала и отоспаться. И чтобы вши не ели. И принять горячую ванну.
        Она проводила большую часть времени в вагоне-теплушке, сидя на соломе и слушая чужие разговоры. У каждого из бежавших была своя судьба - горькая, трагическая и страшная. Герда, наоборот, большую часть времени отсутствовала, она сдружилась сразу со многими, строила планы и подбадривала Полину.
        - Говорят, что Париж после войны очень преобразился, - сообщила она подруге. - Ты уверена, что хочешь ехать к себе на родину? Я, например, ни за что не вернусь в Берлин. Что меня ждет там - отчим, который когда-то упек меня в «Волшебную гору», его постоянные приставания, побои и оскорбления?
        Полина сама не знала, что ей делать. Почему-то снова вспомнилась фраза старика-цыгана: «Теряя, мы обретаем». Она теряла, но когда же настанет пора обретать?
        Что она может сделать в такой ситуации? В России, как она слышала, установилась новая власть, там идет Гражданская война, очень многие бежали на Запад. Так что прежней жизни она там не найдет. Да и кто был у нее - тетя Лиззи, которая предала ее ради денег, Платоша, который наверняка знал о намерениях отца присвоить себе состояние Новицких. Все, кто были ей дороги, умерли.


        LXI
        Поезд тащился до Парижа семь с половиной суток, хотя раньше «Экспресс-Адриатик» покрывал то же самое расстояние меньше чем за день. Когда они въехали на территорию Франции, счастливчики прильнули к оконцам и умилялись буквально всему - полям, лесам, деревенским домишкам и весенней слякоти.
        И вот громыхающий состав достиг столицы Франции. Полине показалось, что она попала в другой мир. Париж, огромный город, раскинувшийся на берегах Сены, - что ждет ее здесь?
        После утомительно долгой проверки документов и личности прибывших (ловили большевистских шпионов) им наконец-то разрешили покинуть здание вокзала.
        - Куда же идти? - спросила Полина.
        Герда уверенно ответила, указывая рукой вперед:
        - Туда!
        Девушки глазели на Париж. Дамская мода претерпела значительные изменения, наряды стали более дерзкими, открытыми и соблазнительными. Жизнь в городе кипела - битвы закончились, победителям требовались три вещи: развлечения, наслаждения и деньги.
        Полина с грустью вспомнила, как когда-то прибывала в Париж с родителями. Но это было так давно, словно в иной жизни. Девушки не могли позволить себе даже самую дешевую гостиницу, поэтому пришлось удовлетвориться ночлежкой. Они разыскали ее где-то в трущобах. Старое серое здание кишело людьми и крысами, причем на каждого человека приходилось как минимум двадцать штук голохвостых и наглых грызунов.
        - Придется на какое-то время остановиться здесь, - заявила Герда. - Ну ничего, я уверена, что мы скоро позволим себе что-нибудь получше!
        На следующий день они отправились на поиски работы. Им повезло - Полину взяли продавщицей цветов, а Герда через несколько дней сообщила, что нашла себе место в варьете.
        - Задирать ноги и вертеть задницей я умею, - сказала она. - И платят вполне прилично. Не жизнь, а рай!
        Полина так не считала. Приходилось вставать ни свет ни заря, а ложиться уже далеко за полночь. Работа приносила сущие крохи, но кому она нужна - бедная русская эмигрантка?
        Таких, как она, в Париже были тысячи. И каждый старался живописать свои страдания и ужасы в совдеповской России. Полина поняла, что никогда не вернется на родину - страны, из которой она когда-то уехала на два месяца отдыхать в Герцословакию, уже не существовало.
        - Они всех убивают, - слышала Полина разговор соотечественников. - Боже, они разрушили нашу чудную усадьбу, спалили ее дотла и расстреляли моего мужа!
        Полина не знала, чему можно верить. И не знала, что ждет ее в будущем. Как-то октябрьским вечером хозяин, пожилой грек, заявил ей, что она может не приходить на следующий день. Видимо, ему не понравилось, что девушка настойчиво отвергала его приставания.
        - Вот что, дорогуша, - сказал он Полине. - Нечего строить из себя святую. Или ты отправляешься ко мне ночевать, или я найду на твое место другую, более сговорчивую!
        Так Полина снова оказалась на улице. Герда, которая уже несколько месяцев работала в варьете, заявила:
        - Ну вот, что я тебе говорила, нечего топтаться на улице в дождь и холод! Лучше, чем моя, работы не найти!
        Полина не могла себе представить, как она будет танцевать на сцене перед сотнями разгоряченных мужчин. Герда же привыкла к этому и стала даже своего рода «звездой квартала». Несмотря на ее уговоры, Полина так и не решилась сделаться танцовщицей канкана.
        - А жаль, - вздохнула Герда. - Ну ладно, хозяину требуется помощница по кухне, так что, если желаешь...


        LXII
        Полина с радостью согласилась. «Помощница по кухне» выполняла обязанности обыкновенной посудомойки и уборщицы. Полине пришлось с утра до ночи крутиться на огромной кухне, отмывать от жира тарелки, чистить бокалы, а после закрытия варьете-ресторана мыть полы и приводить в порядок помещения. На сон и отдых отводилось не более пяти часов, все остальное время Полина проводила около жаркой плиты, раковины, заполненной горячей водой, и в кухне, затянутой паром.
        Ей милостиво отвели крошечную каморку в подвале, где она могла вздремнуть несколько часов на грязном рваном матрасе. Больше всего Полину пугали крысы - создания настолько осмелели, что шастали по подвалу, никого не боясь. Единственное, что утешало Полину, так это бесплатная еда (повара отдавали ей объедки со столов) и трубы отопления, которые проходили вдоль стены каморки - там всегда, даже в зимнюю стужу, было жарко.
        В те нечастые часы отдыха, когда не приходилось отдраивать сковородки или мыть посуду, Полина выходила куда-нибудь в центр. Елисейские Поля, Триумфальная арка, набережная Сены, Эйфелева башня...
        Она видела элегантно одетых дам и господ, которые вели совершенно иную жизнь: шикарные автомобили, меха, драгоценности, постоянное веселье и развлечения. Варьете было всегда забито, после поражения в войне Германии Францию лихорадило: появлялись и лопались в одночасье новые фирмы, банки и акционерные общества, люди желали забыть годы несчастий и лишений и предавались безудержному веселью и разврату, словно ловя момент и опасаясь, что жизнь пройдет мимо них стороной.
        Как-то Полина нашла на кухне книжицу, изданную на плохой бумаге, - ее забыл кто-то из гостей или работников. Она называлась «Возвращение Джека-потрошителя». Та же самая, что скрашивала их с Гердой одиночество в «Волшебной горе», но на этот раз на французском языке. Полина пролистнула последние страницы - занятно, кто же оказался не ведающим жалости маньяком: известный хирург, его сын, инспектор или помощник?
        Она пробежала глазами финал (убийцу останавливают в тот самый момент, когда он хочет перерезать горло главной героине). Срывают черную шляпу, стаскивают маску-чулок...
        Джеком-потрошителем была чинная седовласая экономка в доме хирурга, которая использовала скальпель хозяина, чтобы лишать жизни девиц легкого поведения, - ее дочь, вместо того чтобы идти по стопам матери и податься в прислуги, оказалась жертвой «сладкой жизни»...
        Это было одно из немногих развлечений, доступных Полине. Она чувствовала, что силы ее на исходе. Она нечасто смотрелась в зеркало, однако, когда выпадала такая возможность, она видела перед собой изможденную худую особу с зеленоватой кожей, сизым от горячего пара носом и черными кругами под глазами. Ей показалось - или на висках в самом деле мелькнул седой волос? Кожа на руках от постоянного контакта с мыльной жирной водой сморщилась, глаза слезились.
        Ей удалось получить повышение - занять место разносчицы напитков. Полина видела, как Герда лихо отплясывает на сцене. Казалось, что та стремилась наверстать упущенные годы. Полина знала - Герда не брезговала подрабатывать тем, что отправлялась с мужчинами в номера, где продавала свое тело. Герда лелеяла мечту - стать богатой и знаменитой.
        - И я стану, - уверяла она Полину. - Еще совсем немного подождать, и я стану! Один из этих богачей женится на мне, и я забуду варьете, как страшенный сон!
        В отличие от Полины Герда удивительно похорошела, выкрасила волосы в ярко-рыжий цвет, пользовалась броской косметикой, одевалась чрезвычайно модно, и зачастую ее после представления ждал на улице автомобиль с потушенными фарами, который увозил Герду на целую ночь в неизвестном направлении.
        Однажды она ворвалась в каморку Полины, где та мертвецким сном спала после восемнадцатичасового рабочего дня, и завопила:
        - Ура, он сделал мне предложение! Я стану его женой!
        Она растолкала Полину, уселась на матрас, не боясь запачкать свое дорогое одеяние, и провозгласила:
        - Я еду с ним! Прощай, Полина! Я стану богатой, очень богатой! У него есть собственный замок, он - маркиз! О, как я рада!
        Герда даже всплакнула. Ее новый ухажер сделал ей предложение. На прощание Герда обняла Полину и даже протянула несколько ассигнаций.
        - Бери деньги, они тебе пригодятся, - сказала она милостиво. - И кстати, я договорилась с хозяином, ты сможешь занять мою комнату. А то живешь в этом крысятнике! Я оставлю тебе почти все свои наряды, они мне больше не нужны, мой благоверный купит мне все самое новое!
        Полина переехала в комнату Герды, которая была номером люкс по сравнению с ее подвальной каморкой. Герда исчезла под утро, ее забрал полный господин в пальто с лисьим воротником и тростью с серебряным набалдашником. Послав всем воздушный поцелуй, Герда отбыла восвояси.
        - Обещаю, что приглашу тебя в гости! - Ее прощальные слова еще долго стояли в ушах Полины. Что же, вот она и осталась совершенно одна. По крайней мере, ее жилищные условия заметно улучшились, да и гардероб стал более разнообразным.


        LXIII
        Она продолжала работать официанткой, думая о том, что когда-то все это закончится. Или Герда была права, стремясь вырваться из этого порочного и бедного мира? Полина не знала.
        Как-то, разнося напитки и еду, она поставила заказ перед очередной парочкой. Полина мельком посмотрела на гостей - старый усатый мужчина, одетый богато и модно, и его спутница - размалеванная девица, которая жеманно хихикала, отвергая приставания спутника. Полине показалось вдруг, что она знает девушку.
        Только через полчаса она поняла, кто это. Глафира, их горничная! Полина едва не выронила из рук тяжелый поднос. Бросилась обратно к столику, боясь, что посетители уже исчезли. Но они все еще были там, господин поглощал свою форель, а Глаша жадно пила коньяк.
        Но в кого же превратилась скромная и преданная горничная семейства Новицких! Полина видела перед собой распутную женщину неопределенного возраста, одетую безвкусно и аляповато. Однако сомнений быть не могло - это и есть Глафира.
        Выждав момент, когда усатый кавалер Глаши отправится в уборную, Полина подошла к столику. Глафира подняла на нее мутные пьяные глаза и произнесла на плохом французском:
        - Чего хотите, мы все сполна заплатили!
        - Глаша, - по-русски произнесла Полина. - Разве ты не узнаешь меня? Что ты здесь делаешь?
        Женщину как обухом по голове ударили. Ее напудренное лицо, покрытое толстым слоем плохой косметики, задрожало, алые губы приоткрылись, Глаша исторгла из горла приглушенный вопль. Слезы градом хлынули из ее глаз, прокладывая дорожки по напудренным щекам. Она начала часто-часто креститься и читать молитву.
        - Полина Львовна, - завыла Глаша, разом превращаясь из размалеванной парижской проститутки в голосящую русскую бабу. - Полина Львовна, миленькая моя, вы живы!
        Глаша не могла ничего выговорить, потому как рыдания сотрясали ее тело. Полина погладила ее по голове, Глаша все выла и выла. Наконец, успокоившись, она швырнула на стол салфетку, которую держала в руках, и сказала:
        - Но как же так, Полина Львовна, ведь вы же скончались в санатории! Об этом мне сказала Елизавета Фридриховна... перед тем, как уволила меня! Мы прибыли в Париж, и она выставила меня на улицу! Вот чем я занимаюсь все эти годы! Прости меня, господи, грешницу!
        - Как видишь, я не скончалась в санатории, - ответила Полина. - А где сейчас тетя Лиззи и Крещинские?
        Глаша снова начала завывать, потом сквозь вопли пояснила:
        - Валериан Платонович женился на вашей тетке, а потом прибрал к рукам ее, то есть ваши, денежки и выбросил Елизавету Фридриховну из дома. Кажется, она уехала в Америку. А сам Крещинский тоже здесь, в Париже, вы разве не знали? Он теперь один из столпов Белого движения, спасает матушку Россию от красной чумы, патриот и монархист!
        Возник спутник Глаши. Полина, взяв с Глафиры обещание, что та обязательно навестит ее, вернулась к работе. Глаша навестила ее той же ночью.
        - Полина Львовна, как же так! - рыдала она на плече у Полины. - И почему все так получилось! Это они, ироды, виноваты, что я стала такой! Валериан Платонович и Елизавета Фридриховна. Неужто я бы превратилась в шлюху по своему желанию? И неужели бы вы по своему желанию стали работать в варьете? Но боженька простит, я каждое воскресенье в православную церковь хожу и свечку Богородице ставлю! Я встретила вас не случайно - в нашей жизни мы сталкиваемся с теми, кто изменит нашу судьбу, причем в самые неожиданные моменты! Мне вас сам бог послал, не иначе!


        LXIV
        Полина велела называть себя по имени. Глаша, несмотря на то, что жила в Париже уже более пяти лет, в душе оставалась все той же немного наивной и доброй девицей. Полина рассказала ей о своем заключении в «Волшебной горе». Глаша слушала, заливаясь слезами.
        - Мерзавцы, какие же они мерзавцы! - шептала она. - Вашу тетку бог уже покарал, ей ничего не досталось от тех денег, к которым она стремилась. А вот Валериан Платонович... Я как-то пришла к нему в особняк, хотела, чтобы он помог мне. Так он спустил меня с лестницы и едва не затравил собаками. Сказал, что если я посмею потревожить его еще раз, то он велит своим слугам выбить из меня дух. А ведь все денежки, которые он тратит, это ваши, Полина Львовна...
        - Я же сказала, чтобы ты называла меня на «ты» и по имени, - сказала, задумавшись, Полина. У нее мелькнула мысль. А что, если... - А что, если нам забрать у Крещинского то, что мне причитается? - произнесла она вслух.
        Глаша замахала руками:
        - Да вы что, он ни за что не отдаст! Он убьет вас... то есть тебя. Ты не сможешь доказать, что являешься Полиной Новицких!
        - Я и не буду делать этого, - ответила Полина. - Я понимаю, что не смогу выиграть судебный процесс против Крещинского и потребовать у него свое состояние. Мы поступим иначе! И ты должна мне помочь, Глаша! Обещаю, вскоре у нас начнется совсем другая жизнь!
        - Совсем другая жизнь, - повторила мечтательно Глаша. - Как же я этого хочу! Что я должна делать?
        Полина, узнав от Глафиры, где обитает Крещинский, осмотрела его особняк. Неплохой дом, стоит наверняка море денег.
        Затаившись около фонаря, она увидела и самого Крещинского - фыркающий автомобиль доставил растолстевшего и отпустившего густопсовую патриотическую бороду Валериана Платоновича к подъезду виллы. Дорогая тяжелая шуба, пальцы, унизанные перстнями, властный взгляд.
        - Интересно, а где же Платоша? - задалась вопросом Полина.
        Глаша толком об этом ничего не знала.
        - Говорят, что его замучили большевики, поэтому-то Валериан Платонович так и ополчился на новую власть в России.
        Значит, Платоша погиб... Полине удалось выяснить, что Крещинский посещает раз в неделю - всегда по вторникам вечером - один и тот же русский ресторан. Помимо этого, Валериан Платонович являлся председателем несчетного количества комитетов, поддерживал тесные связи с аристократией и крупными военными, спонсировал интервенцию.
        Перебрав гардероб Герды, Полина поняла, как именно они смогут заманить в свою ловушку Крещинского. При помощи Глаши она превратилась из невзрачной официантки в роскошную и загадочную даму. Полина договорилась со швейцаром кабаре, чтобы тот доставил ее в любимый ресторан Крещинского на автомобиле одного из посетителей.
        Полина чувствовала на себе плотоядные мужские взгляды, когда она, облаченная в модное платье, шубку и шляпку-колокол, скрывающую почти все лицо, покинула сверкающий автомобиль и направилась к дверям кафешантана.
        Зеркальные двери распахнулись перед ней, она попала в ресторан - но не как посудомойка или официантка, а как гостья. Полина критически осмотрела свое отражение в зеркале. Никто не узнает в этой уверенной в себе даме Поленьку Новицких. Валериан Платонович никогда хорошо не знал ее, она всегда интересовала его как возможная невеста сына, а потом как упрямая девчонка, стоявшая на пути между ним и миллионами Новицких.
        Полина прошествовала к столику. Ресторан был ностальгией по утраченной России - оркестр играл цыганские романсы, на сцене отплясывал дрессированный медведь, обслуживающий персонал был облачен в народные костюмы. Полина почувствовала некую фальшь. Уж слишком все как-то ненатурально. Нет, это не уголок России в Париже, а никудышная театральная постановка.
        Ее столик располагался напротив столика Крещинского. Полина заметила, что Валериан Платонович, успевший уже уговорить несколько стопок водки, которые закусывал семгой, расстегаями и блинами с паюсной икрой, бросает на нее время от времени пламенные взгляды. Еще одна слабость Крещинского ей была хорошо известна: он не может пропустить ни одной красивой женщины.
        Валериан Платонович щелкнул пальцами, перед ним возник вышколенный официант. Крещинский что-то сказал ему барским тоном и ткнул пальцем в сторону Полины. Значит, сработало!
        - Господин Крещинский велел подать вам. - Перед Полиной появился официант с бутылкой шампанского.
        Полина изобразила на лице скуку и сказала:
        - Передайте ему, что я не люблю шампанское!
        Крещинский, которому официант передал слова Полины, едва не подавился расстегаем, внимательно осмотрел Полину, выпил еще одну стопку водки. Потоптавшись, он подошел к Полине.
        - Сударыня, - произнес он чуть пьяным голосом. - Разрешите мне засвидетельствовать вам свое глубочайшее почтение!
        - Не стоит, Валериан Платонович, - проговорила Полина.
        Крещинский вздрогнул:
        - Вы меня знаете? Мы разве знакомы? К сожалению, здесь плохое освещение, и я не могу видеть вашего лица...
        - Я была подругой вашей второй супруги, Елизаветы Фридриховны Люэрс, - проронила Полина.
        Крещинский вздрогнул и произнес:
        - Ах, Лиззи... К сожалению, мы расстались. Она изменяла мне...
        Полине не составило труда воспламенить Валериана Платоновича. Через полчаса он заявил:
        - А теперь едем ко мне в особняк! Вечер только начинается! Мы продолжим его там, в интимной обстановке, где нам никто не помешает!
        В автомобиле Крещинский пытался приставать к Полине, однако она со смехом отвергала его. Наконец они оказались около виллы Крещинского. Полина заметила одинокую фигуру около фонарного столба. Глаша уже ждет ее.
        Крещинский отомкнул дверной замок, сказал:
        - Слуг уже нет, мы совершенно одни! Кстати, как, ты говоришь, тебя зовут?
        Они оказались в круглом холле: оклеенные золотистыми обоями стены, мраморные колонны, картины импрессионистов. Валериан Платонович жил на широкую ногу.
        Он снимал шубу, говоря пошлости, Полина же взяла с этажерки безделушку - бронзовую фигурку носорога.
        - У меня есть шампанское, мы сейчас отпразднуем наше знакомство, - бормотал Крещинский. - Ты можешь сразу подниматься в мой будуар...


        LXV
        Полина вполсилы ударила Валериана Платоновича по лысеющей голове крупом бронзового носорога. Крещинский повалился на пол. Полина проверила пульс - жив-здоров, только лишился сознания. Она приоткрыла дверь, перед ней возникла Глаша.
        - У нас мало времени, - сказала Полина. - Сначала свяжем Крещинского, чтобы он, придя в себя, не поднял шум.
        Они опутали его по рукам и ногам бельевой веревкой, найденной в кладовке. Затем принялись за осмотр особняка. Всюду царила роскошь и полное отсутствие вкуса.
        В кабинете Валериана Платоновича Полина наткнулась на сейф. Ключ от него обнаружился на связке, которую Полина нашла в кармане шубы Крещинского.
        Она распахнула сейф - пачки франков, сафьяновые коробочки с драгоценностями ее матери и бумаги.
        - Деньги и драгоценности мы возьмем, - сказала Полина. - Это и есть часть моего наследства. Крещинский не имеет на него ни малейшего права. А что это за бумаги?
        Она развернула их - и ахнула. Это была переписка Крещинского с сыном Платоном. Причем из документов следовало, что Платоша вовсе не был замучен большевиками, а, более того, активно с ними сотрудничал, и его родной отец знал обо всем.
        - Это мы возьмем, - проговорила Полина. - Чем еще мы можем поживиться в особняке Валериана Платоновича?
        Она нашла несколько вещей, которые принадлежали ее родителям, - несессер Ксении Теодоровны, ножик для разрезания бумаг и закладку из слоновой кости Льва Константиновича...
        Полина сложила все в небольшой саквояж. Глаша боязливо произнесла:
        - Он приходит в себя! Нам пора уходить!
        Крещинский в самом деле мычал и брыкался, пытаясь сбросить путы. Из-за шубы, которую Полина кинула ему на лицо, он ничего не слышал и не видел.
        - Он ведь будет искать нас, - произнесла Глаша.
        Полина успокоила ее:
        - Я уверена, что не будет!
        Они покинули особняк Крещинского. Вернувшись в комнату к Глафире, осмотрели добычу. Огромная сумма в франках, остатки родительских драгоценностей - рубиновый перстень, бриллиантовый браслет, сапфировый гарнитур, гранатовые подвески.
        - Этого хватит, чтоб начать безбедную жизнь, - сказала Полина. - Мы отправимся с тобой... в Америку! Почему нет? Говорят, что там каждый получает шанс забыть о прошлом и начать новую жизнь.
        Глаша всхлипнула и заголосила, опускаясь на колени перед Полиной:
        - Вы моя спасительница, Полина Львовна! Боже мой, как я мечтала вырваться из этого порочного круга, понимая, что сего никогда не произойдет!
        Полина подняла Глашу и прижала к себе.
        - Все плохое осталось в прошлом, - уверила она девушку. - Мы будем счастливы, ты найдешь себе мужа, родишь ему пятерых ребятишек.
        Следующим утром Полина разослала переписку Крещинского с Платошей по редакциям влиятельных французских газет правого толка, а также представителям Белого движения и русского дворянства.
        Грянул скандал: Крещинского с позором исключили из всех обществ, обвинили в том, что он тайно работал на большевиков, изображая из себя поборника монархической идеи. Валериан Платонович стал парией. Ему пришлось в спешке покинуть Париж, а еще через пару недель из Берлина, где он скрывался, пришла новость о том, что некий черносотенец застрелил Крещинского и тот истек кровью на полу трамвая.


        LXVI
        Полина и Глаша готовились тем временем к отъезду. Они приобрели билеты на пароход, который доставлял всех желающих из Гавра в Нью-Йорк. Полина видела, как воспряла к жизни Глаша. Да и она сама чувствовала прилив энергии.
        У них есть деньги, им хватит этого, чтобы купить небольшой домик и завести счет в банке. Они забудут о мучениях и лишениях, и все плохое останется в прошлом.
        Накануне отъезда Полина пришла домой к Глаше, которая снимала комнату в квартале, пользующемся не самой лучшей репутацией. Полина поднялась по грязной лестнице на последний этаж. Глафира наверняка ждет ее, они решили, что не будут брать много вещей. Все самое ценное - деньги и ценности - находилось в саквояже, который Глаша прятала у себя в духовке.
        Полина постучала в дверь, и та, скрипнув, приоткрылась. Неужели Глаша забыла ее запереть? Это так на нее не похоже, девушка знала, что живет в бандитском районе, поэтому всегда соблюдала меры безопасности.
        Попав в темную прихожую, Полина услышала голоса. Она шагнула в комнату и увидела двух мужчин, которые обыскивали квартирку Глаши. Сама Глафира лежала на продавленном диванчике, Полине бросилась в глаза окровавленная задранная юбка и ноги девушки, отчего-то гипсово-белые.
        Полина вскрикнула, один из грабителей обернулся. Это был прыщавый подросток вряд ли старше пятнадцати лет. Его напарник - такой же мальчишка-мулат - выругался и достал из кармана складной нож. Полина заметила, что на лезвии ножа запеклась кровь.
        - Что вы сделали с Глашей! - закричала Полина, бросаясь к дивану. Она прижала к себе теплую руку девушки. Глаша застонала. - Ей нужна помощь! Забирайте все и проваливайте прочь!
        В ладони другого грабителя появился нож мясника. Мальчишка прошептал:
        - Нет, тетя, никуда мы не уйдем, пока ты не отдашь нам все цацки и деньги. Мы знаем, что у вас они есть! Мы вели эту клушу от лавки ювелира, где она оценивала кольцо с рубином.
        Полина всмотрелась в безжалостные глаза подростков. Дурочка Глаша не удержалась и побежала к ювелиру, чтобы узнать стоимость драгоценностей. Глаша уже жила мечтами о домике в Америке, где-нибудь на берегу океана. Вот и хотела узнать, на какой домик у них хватит денег. Похоже, что ни на какой...
        Мулат схватил Глашу за волосы и приставил к ее шее нож:
        - Если ты не скажешь, где вы их прячете, то ей каюк. Я перережу ей глотку, как свинье. Ты этого хочешь?
        - В духовке, - сказала Полина. Мулат побежал на кухню, и секундой позже раздался его радостный вопль:
        - Поль, здесь полно побрякушек, и они все выглядят, как настоящие! О, и пачки денег! Черт, да здесь целое состояние! Мы богаты!
        Он притащил саквояж, набитый сокровищами, в комнатушку. Его товарищ прищелкнул языком и произнес:
        - Дубина, зачем назвал меня по имени? Ну ладно, пора их кончать!
        - Может, отпустим? - произнес с сомнением мулат. - Поль, они нас не найдут, с такими бабками мы можем кутить целый год напролет!
        - Они видели наши лица, - покачал головой Поль.
        Он занес над Глашей нож. Мулат приблизился к Полине. Она бросилась вон из комнаты, но подросток настиг ее в прихожей. Он сбил ее с ног. Полина ощутила его горячие липкие руки и зловонное дыхание.
        - Никуда ты не уйдешь, красотка, - прошептал грабитель.
        Затем Полина почувствовала резкую боль в спине и почти сразу же - в шее. В глазах потемнело, и она потеряла сознание.
        Гул в ушах казался нестерпимым. Полина видела перед собой лица отца и матери. Те словно взирали на нее из непонятного белого коридора, который обернулся водоворотом, засасывающим все и всех, кто находится около него.
        Затем и эта картинка исчезла. Полина с трудом открыла глаза и зажмурилась. Свет, яркий свет... Она умерла?


        LXVII
        - Больная пришла в себя, - раздался приятный женский голос. - Немедленно позовите доктора!
        Появился дежурный врач, издерганный молодой человек, который со слабой улыбкой произнес:
        - Ну вот, а то мы думали, что вы уже никогда не проснетесь.
        - Что со мной? - проговорила Полина, но ответа не последовало. Она повторила вопрос, над ней склонились участливые лица медсестры и врача. И только потом до нее дошло, что из горла вырывается только свистящий воздух. Она не может говорить!
        - Она пытается что-то сказать, - констатировал врач и добавил: - Вы должны молчать, у вас повреждены голосовые связки. Вас и еще одну женщину нашли соседи, сейчас вы находитесь в больнице Святой Женевьевы. Вам сказочно повезло! А вот вашей подруге нет. С вашими ранениями большинство людей отправляется на тот свет. В таких случаях я говорю, что вы еще выполнили не все дела на земле, поэтому вас и решили оставить в живых. Отдыхайте и набирайтесь сил. Не пытайтесь говорить, иначе вы никогда не сможете снова сделать это, нужно, чтобы все раны зажили!
        Врач отдал распоряжение медсестре и скрылся. Полина лежала и думала над словами доктора. Ей повезло, а Глаше нет. Что же это значит?
        О том, что Глаша умерла, она узнала через неделю, когда с горла сняли бинты и Полине разрешили говорить шепотом. Она также узнала, что грабители изнасиловали их. Полину посетил полицейский, который записал приметы нападавших.
        - Мадмуазель, - сказал он честно, - знаете, сколько в Париже после войны бездомных подростков и скольких из них зовут Поль? Не думаю, что когда-нибудь мы сможем поймать их. Более того - никто и не будет ловить. Вам повезло, что вы остались в живых.
        Да, полицейский был прав - ей повезло. А вот Глаше нет. Бандиты перерезали ей горло и нанесли дюжину ранений. Глаша истекла кровью, лежа на вонючем диванчике крошечной парижской квартирки. Они собирались уехать в Америку и начать новую жизнь, но все мечтания пошли прахом.
        Полина не сказала полицейскому ничего о саквояже с драгоценностями и деньгами. Значит, она одна и снова без средств к существованию.
        Полина медленно выздоравливала. Она не знала, что будет делать после того, как ее выпишут. Снова наниматься посудомойкой или официанткой? Становиться проституткой или танцевать в кабаре?
        Больница Святой Женевьевы, располагавшаяся в одном из парижских предместий, специализировалась на помощи бездомным, малоимущим и отчаявшимся. Она существовала на частные пожертвования известного французского драматурга. Как-то по больнице прошел слух, что благодетель вскоре пожалует, дабы произвести экскурсию для своих богатых и влиятельных друзей.
        Полина, услышав об этом, заранее возненавидела «доброго мецената». Наверняка жертвует деньги, лишь бы потом выставлять себя другом обездоленных. Поэтому, когда в палату, где лежала она и еще десять человек, зашла представительная делегация, Полина отвернулась к стенке и сделала вид, что спит.
        Она слышала рокочущие голоса, смех, шутки. Высшее общество снизошло до того, чтобы посетить «этих убогих и несчастных». Как же это мерзко!


        LXVIII
        Полина все же повернулась лицом к гостям. Так и есть, франтовато одетые мужчины в дорогих костюмах, дамы в вечерних туалетах и мехах, которые нелепо смотрелись на фоне белых стен и всеобщих страданий. Центром внимания был невысокий господин, более походивший на карикатурное изображение злого волшебника Черномора из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила».
        Господин вряд ли ростом был выше метра пятидесяти пяти, его треугольное лицо обрамляла длинная седая борода. Это и был знаменитый драматург, имя которого Полина так и не запомнила.
        - Позвольте представить, госпожа Полина, - пояснил главный врач, который демонстрировал спонсорам каждого больного. - Она уже на пути к выздоровлению.
        Карлик подошел к ней и уставился на Полину умными карими глазами. Затем, хлопнув в ладоши, он картаво произнес:
        - Боже мой, дамы и господа! Это и есть Эвридика! Именно такой я представлял ее, когда создавал свою гениальную пьесу. Вот она, моя героиня, лежит перед вами на кровати в больнице Святой Женевьевы.
        Драматург склонился над Полиной и произнес с ласковой улыбкой:
        - Милая моя, вы мне нужны! Вы должны сыграть роль Эвридики. Я не вижу никого другого, кроме вас, в этом образе! Я сам ставлю свою пьесу, и этот дебют будет гениален, как и все, что я делаю. Так, решено! Господин доктор, вы говорите, что госпожа Полина бездомная? Ей некуда идти и у нее нет работы? Это так, милая?
        Драматург был чрезвычайно суетливым, однако это не раздражало, а даже успокаивало. Полина поняла, что он ей нравится. Она согласно кивнула.
        Черномор хлопнул в сухие ладоши и провозгласил:
        - Я забираю вас к себе! Вы мне нужны, дорогая, и когда вы окончательно выздоровеете, то я сделаю вас звездой. Вы сыграете Эвридику в моей новой пьесе и станете более знаменитой, чем Сара Бернар! Не будь я величайшим драматургом во Франции, точнее, во всем мире, Исааком Триссарди!
        Карлик победоносно оглядел всех присутствующих. На лицах сопровождавших его отразилось изумление, восхищение и восторг. Великий драматург, как он сам величал себя, заявил врачу:
        - Итак, милейший, приготовьте госпожу Полину к выписке! Я забираю ее с собой. Вам ясно?
        Полина попыталась что-то произнести: в конце концов, никто не спросил ее мнения. Исаак Триссарди погладил девушку по голове и заявил:
        - Не надо благодарностей, милая моя, я понимаю, что не каждому, далеко не каждому выпадает такое счастье - встреча со мной! Я помогу вам выздороветь, а затем сделаю вас величайшей актрисой! Разве это не великолепно!
        - Но я не хочу, - тихо произнесла Полина, однако этой реплики никто не услышал. Карлик в сопровождении свиты уже унесся прочь. Полина задумалась. Что должно означать все это? Плохая ли шутка или правда? И кто такой Исаак Триссарди? Судя по всему, он почитает себя величайшим драматургом...
        Она задала этот вопрос врачу, который вернулся к ее постели после того, как Исаак Триссарди покинул больницу.
        - Неужели вы никогда не слышали его имени? - изумленно произнес доктор. - Исаак Триссарди - это гордость Франции! Он - иудейского происхождения, однако сие не помешало ему стать самым известным автором в Европе! Его признали гением при жизни, за право ставить его пьесы борются самые престижные театры мира! Он зарабатывает миллионы!
        Полина откинулась на жесткую подушку. Доктор потрепал ее по руке и добавил:
        - Могу сказать, что вам сказочно повезло. Если Триссарди считает, что вы - идеальная исполнительница главной роли в его новой пьесе, то это так и есть. Поверьте мне, он приложит все усилия, чтобы вы выздоровели. Вы же знаете, что мы поставим вас на ноги, но вы не сможете нормально говорить. Для этого потребуются дорогостоящие операции и длительная терапия. Триссарди готов все оплатить!


        LXIX
        Великий автор появился в больнице следующим утром. Не прошло и получаса с момента его прихода, как Полина, облаченная в меховое манто, покинула стены Cвятой Женевьевы. На улице их ждал крытый автомобиль. Триссарди лично укрыл ее ноги пледом и положил под спину несколько подушечек.
        - Милая моя, я хочу, чтобы вы чувствовали себя как дома, - произнес он. - Вы будете жить у меня в особняке, вы станете для меня дочерью...
        Триссарди обитал в небольшом старинном замке. Никак не меньше десятка слуг стремились угодить каждому капризу хозяина. Триссарди, как поняла она, отличался на редкость несносным характером и походил на большого избалованного ребенка. Ребенка, который привык получать все, что захочет. Жестокого ребенка, которому безразличны чувства других и вообще все, кроме него самого.
        - Ну что вы стоите, быстрее, быстрее! - закричал мэтр, хлопая в ладоши. - Госпожа Полина желает принять ванну! Милая моя, об одежде вам не стоит беспокоиться, я уже позволил себе купить кое-что для вас...
        Кое-что оказалось гардеробом, которого хватило бы на несколько лет вперед. Дом Исаака Триссарди был обставлен достаточно странно: попадались раритетные шедевры - китайский фарфор, картины известных художников или драгоценности, которые валялись тут и там на лакированных столиках; все это соседствовало с дешевой мебелью, купленной на блошином рынке.
        Триссарди, как узнала позднее Полина, искренне полагал, что обладает безупречным вкусом, и никто не решался спорить с ним: спорить с Исааком было невозможно. Он стремился всегда победить в диспуте, и последнее слово непременно оставалось за ним. Если к его аргументам никто не прислушивался, драматург начинал топать ногами и пыхтеть, походя при этом на разъяренного дикобраза.
        Триссарди был вдовцом, и в его доме-замке царил подлинный культ умершей жены. Ее гигантский портрет висел в гостиной, а в библиотеке в каждом из окон можно было увидеть разноцветные витражи, которые изображали покойную Гундулу.
        Жена Триссарди была немкой и умерла от туберкулеза много лет назад. Она родила Исааку трех сыновей и одну дочь. Дети жили вместе с отцом, несмотря на то что старшим было уже за тридцать. Полина почему-то думала, что отпрыски Триссарди примут ее в штыки, но получилось совершенно иначе.
        Она быстро сдружилась с единственной дочерью Исаака Натали - молодой темноволосой женщиной, которая была известным литературным критиком, наводящим страх на всех французских романистов.
        - В Исааке энергии столько, что он может обогревать все человечество в течение десяти лет, - сказала с усмешкой Натали. - Мне двадцать девять, и я давно пыталась покинуть отчий дом, но всегда находилась причина, почему я не могла бы сделать этого: ремонт в новой квартире, внезапная болезнь Исаака, его жалобы на то, что он работает над новой пьесой и мой отъезд лишит его вдохновения. Он просто не хочет, чтобы кто-то из его детей ушел в большой мир! Исаак очень упрямый и своенравный и всегда добивается того, что задумал...
        Старшие сыновья Триссарди, Исаак-младший и Авраам, тоже выбрали творческую стезю: один был театральным режиссером, другой поэтом. Однако никто из них, как поняла Полина, даже не приблизился к славе отца.
        Постепенно ей стало ясно - Триссарди намеренно удерживает детей около себя, чтобы контролировать все их поступки и одновременно лишний раз напомнить: великим, грандиозным и неповторимым является только его дар. Его - Исаака Триссарди.


        LXX
        Для него было вполне в порядке вещей сказать за совместным завтраком:
        - Я единственный из живущих гениев, чей талант превосходит Гомера и Шекспира... - или: - Никто не может указывать мне, Исааку Триссарди, золотому перу человечества. .
        Самое поразительное, что так, похоже, было на самом деле. Триссарди был лауреатом великого множества премий, часто бывал за границей, его пьесы сразу же становились сенсацией сезона.
        Но все это добавляло его детям лишних проблем. Чем ярче сияла на небосклоне звезда Исаака Триссарди, тем меньше становилось у них шансов начать собственную жизнь. Отец бесцеремонно вмешивался в их личные отношения и выносил вердикт:
        - Натали, зачем тебе этот хлыщ? Ему же нужна твоя благосклонная рецензия, поэтому он и тянет тебя в постель.
        - Исаак, что за глупости, ты надумал жениться? И на ком, на этой певичке? Милый мой, в своем ли ты уме? Она же необразованна, как жена дровосека!
        - Авраам, ты хочешь съехать от нас? Не забывай, что мы - твоя семья и ты черпаешь в нас вдохновение! Ну как знаешь... Ты просишь у меня денег? Увы, милый мой, сейчас я сам на мели, за новую пьесу я получил только аванс, так что подожди с переездом месяц-другой...
        Полина привязалась к младшему отпрыску Исаака - Максимилиану, которого все звали Макс. Невысокий молодой человек лет двадцати, статью пошедший в мать-немку - длинные волнистые светлые волосы, подвижное открытое лицо, голубые глаза и чувственный рот, - более всего страдал от тирании Исаака.
        - Он ревниво следит за нашими успехами, - признался Макс Полине. - И если чувствует, что мы сможем обойти его в чем-то, то нещадно критикует. Но если бы кто-то из нас попытался выбрать профессию, не связанную с театром или писательством, он бы растерзал нас. Отец уверен, что он - живой бог, не больше и не меньше!
        Макс по желанию отца стал актером, именно ему предстояло играть вместе с Полиной в новой пьесе. Однако молодой человек открыл ей тайну: его призванием и единственным желанием было фортепиано. В детстве и отрочестве Макса посещали учителя музыки, но, как только Исааку сказали, что у его сына большой талант и он сможет добиться славы, занятия немедленно прекратились.
        - Отец не хочет об этом и слышать, - сказал он печально. - Он ничего не смыслит в музыке, не в состоянии отличить Баха от Скрябина, уверен, что музыка - это развлечение и пустое времяпрепровождение.
        Макс тайком от отца продолжал брать уроки игры на фортепиано, а также сочинял. Когда Полина пыталась поговорить об этом с Триссарди, тот безапелляционно заявил:
        - Максимилиан хочет стать композитором? Что за чушь, милая моя! Он - прирожденный актер, а музыка - кому она нужна? Он что, хочет писать фокстроты и польки? Я, его отец, лучше знаю, чем он должен заниматься!
        Полина понимала, что спорить с Исааком бесполезно. Однако она не могла не признать, что Триссарди многое сделал для нее: он оплатил лучших хирургов, которые провели несколько операций, и Полина смогла снова говорить. В течение полугода она училась заново ходить, опять же под руководством и при финансовой поддержке Исаака.
        Она почувствовала, что привязалась к карлику-драматургу. Триссарди знал об этом, а поэтому использовал ее в своих целях. Вскоре после того, как Полина обрела прежнее здоровье, она получила от Исаака толстую папку с ролью Эвридики.
        - Пора приступать к репетициям! - заявил он. Полина пыталась убедить его, что никогда не играла в театре и вряд ли в ней скрыт талант гениальной актрисы, но Исаак оказался непоколебимым. - Я лучше знаю! - оборвал он Полину, едва та попыталась сказать ему, что не может и не хочет выходить на сцену. - Исаак Триссарди никогда не ошибается, запомни это, милая моя!


        LXXI
        Репетиции длились в течение семи месяцев, Полина с грехом пополам смогла запомнить текст огромной пьесы, состоящей из двенадцати актов и длившейся более четырех с половиной часов. Макс во многом помогал ей, и Полина видела, что он тоже играет, не получая от этого ни малейшего удовольствия.
        В доме Триссарди регулярно собирались знаменитости и те, кто страстно желал стать таковыми: помимо коронованных особ, известных политиков и финансистов, Исаак знал всех и вся в мире искусств.
        Полина познакомилась с Шагалом и Сальвадором Дали, Френсисом Скоттом Фицджеральдом и Эрнстом Хемингуэем, Гертрудой Стайн и Томасом Вулфом. Мир искусства завораживал Полину, однако она понимала, что это не для нее. Исаак же был уверен, что единственным гением из всех живущих является только один человек - он сам. Все остальные требовались Триссарди только для того, чтобы они играли его свиту и оттеняли своей посредственностью (как говаривал он сам) его талант.
        - Чудовищная мазня, - тыкал он в картину, где кубическая женщина кривилась словно от зубной боли, отталкивая своим уродством и завораживая красотой. - Картина какого-то испанца Пикассо. Ни за что бы не купил, но уверяют, что он идет в гору и скоро эти полотна взлетят в цене... Абсолютно идиотский роман! Автор совершенно бездарно подражает и без того занудному и слабому «Улиссу» Джойса. Какая-то провинциальная американка... Как ее зовут? Кажется, Вирджиния Вульф или что-то в этом роде... Как вы, женщины, можете носить такие страшные платья! Того, кто их сделал, надо сослать в Кайенну! Что за дурацкое имя для портного - Коко Шанель! Ах, так это еще и женщина! Нет, ее «творения» человечество не забудет по одной причине - хуже сшить нельзя!
        Париж был наводнен слухами о некой бездомной русской девице, которую Триссарди намерен сделать звездой театра. На премьеру «Эвридики» собрался весь бомонд. За день до этого Полина почувствовала жар; казалось, что голова у нее раскалывается.
        Макс, оказавшийся у постели, положил девушке на лоб тонкую белую ладонь и испуганно прошептал:
        - Ты вся пылаешь!
        Мэтр не хотел ни о чем слышать. Он велел заварить Полине чай и заявил:
        - Не стоит так волноваться, на премьере соберутся только жалкие посредственности и мои завистники. Я уверен, что никто лучше вас, дети мои, не исполнит главные роли!
        Полина вышла на сцену, не чувствуя под собой ног. Текст она помнила плохо, глаза слезились от прожекторов, которые светили ей в лицо. «Посредственности и завистники» - представители парижской и мировой художественной элиты - заполнили зал театра. Триссарди был уверен в успехе.
        Полина потеряла сознание во время шестого акта, и Макс едва успел подхватить ее. Врач констатировал двустороннее воспаление легких и сказал, что, промедли они еще один день, последствия могли бы быть намного хуже. Полина боролась за жизнь в течение двух дней, а потом резко пошла на поправку.
        Все газеты были единодушны - такого отвратительного и провального представления новой пьесы Триссарди Париж еще никогда не видел. Исаак буквально прыгал от гнева, читая статью о «совершенно бездарной, деревянной игре» Эвридики - Полины и
«постоянно испуганном кроличьем выражении лица» Орфея - Макса.
        Дебют Исаака как режиссера оказался первой и, к счастью, последней попыткой великого драматурга взять на себя бремя постановки собственных шедевров. Он списал все на происки конкурентов и глупую парижскую публику.


        LXXII
        После провала «Эвридики» Исааком немедленно овладела новая идея-фикс. Он вызвал к себе в кабинет Полину. Она не имела ни малейшего понятия, о чем Триссарди захотел побеседовать с ней.
        - Милая моя, - поглаживая бороду, заявил драматург. - Я много думал о том, что ты - воплощение всего того, о чем я мечтал все эти годы. Ты умна, красива и обладаешь всеми мыслимыми добродетелями. В этом ты напоминаешь мне Гундулу...
        Полина испугалась. К чему клонит Исаак? Она давно заметила, какие он бросает на нее взгляды. По всей видимости, он позвал ее, чтобы...
        - Я позвал тебя, чтобы сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, - провозгласил Триссарди. - Так и быть, великой актрисы из тебя не получится, но ты станешь матерью великой актрисы или великого актера! О да, я вижу это!
        Карлик-драматург подскочил к ней и схватил ее за руки. О каком ребенке он ведет речь? Или Исаак желает, чтобы она...
        - Я хочу, чтобы ты стала моей... моей невесткой, - заключил он. - Ты и Максимилиан - отличная пара, вы просто созданы друг для друга. Вы поженитесь, ты родишь мне внука! Я совершенно не понимаю своих детей - никто из них не собирается делать меня счастливым дедом! Мои отпрыски крайне несамостоятельны, хотя я старался воспитать их совершенно иначе. В общем, все решено! Макс и ты заключите брак!
        - Но, Исаак! - воскликнула Полина. - Я не хочу, да и Макс... Мы не любим друг друга!
        Драматург махнул рукой и произнес, уже потеряв интерес к разговору:
        - Вы не любите друг друга? И что из того, от вас этого и не требуется. Ваша задача - родить мне побольше внуков!
        Полина поняла: Исаак уже давно все решил. Как всегда, решил единолично. Властвовать над детьми ему наскучило, он захотел прибрать к рукам и внуков. И ради этого он хочет заставить ее выйти замуж за Макса?
        Уже давно у Полины мелькали мысли о том, что дом Исаака в чем-то похож на
«Волшебную гору». Триссарди, как колдун-чародей, похитил ее и заточил в замке своих желаний и капризов. Он обеспечил ее всем, но разве от этого ей стало лучше? Исаак любит ее, как дочь, но такая любовь постепенно лишает сил и разрушает душу.
        Макс оказался более всего шокирован решением отца. Полина поняла - у молодого человека наверняка есть возлюбленная или невеста. Он пытался убедить Исаака в нелепости подобной мысли, но чем красноречивее он доказывал отцу, что его брак с Полиной никого не сделает счастливым, тем громче кричал драматург:
        - Нет, нет и нет! Все решено! И по-другому быть не может!
        Дети знали, что полностью зависят от отца. Отпрыски Триссарди жили за его счет, собственных денег им бы ни за что не хватило, чтобы вести прежний роскошный образ жизни. А испытывать лишения никто из них не хотел.
        Никто, кроме Макса. После очередной ссоры с отцом, который заявил, что, если Макс не женится на Полине и та через год не родит ему первого внука, он проклянет их и вычеркнет из своего завещания (Полина знала, что Исаак завещал ей пятую часть своего весьма немаленького состоянии), молодой человек принял решение - бежать.
        - Я давно собирался уйти из дома, - признался он Полине. - Я уеду в Берлин. Мама много рассказывала мне о немецкой столице. Я смогу наконец-то заниматься музыкой и сочинительством. Я показал свои нотные наброски нескольким знаменитым композиторам, и те пророчат мне большое будущее. В доме отца я не могу быть самим собой! Но все дело в том, что... У меня нет денег на побег! Да и отец о чем-то догадывается и не выпускает меня из поля зрения!


        LXXIII
        Он замолчал. Полина заметила, что Макса гнетет что-то еще. Внезапно он бурно разрыдался и бросился ей на грудь. Сквозь слезы молодой Триссарди, заикаясь, произнес:
        - Полин, я люблю тебя, как сестру, но мы не можем быть вместе... Даже если этого так хочет отец. Я не могу жениться на тебе, и ты никогда не родишь от меня Исааку внуков!
        Полина нежно поцеловала Макса в лоб и сказала:
        - Ну конечно же, ты прав! Я приняла решение... Уйти от Исаака. Я знаю, что здесь у меня нет будущего. Прошло почти четыре года с того момента, как он взял меня из больницы, я благодарна ему за это. Но он никак не может понять, что каждый имеет право на собственную жизнь. И я горжусь, Макс, что ты решился на серьезный поступок - начать свою жизнь. Скажи честно: ведь у тебя кто-то есть?
        Макс снова расплакался, Полине стало его безмерно жаль. Гениальный Исаак своим талантом, завышенными требованиями и бесконечным эгоизмом сломал судьбы трех старших детей. И был готов растоптать мечты Макса.
        - Ты единственный человек в этом доме, которому я могу сказать правду, - вытирая слезы, прошептал Макс. - Но, Полин, ты действительно поможешь бежать мне в Берлин?
        - Конечно, - сказала та. Она подошла к шкатулке, в которой хранилась небольшая сумма наличными, а также несколько подарков от Исаака. - Думаю, этого хватит и тебе и мне, чтобы покинуть Париж.
        Макс отвернулся, достал портмоне, вынул оттуда фотографию.
        - Ради этого человека я готов пойти на все, - проговорил он тихо. Полина взяла в руки небольшую фотокарточку. На ней был изображен темноволосый юноша. Полина взглянула на Макса.
        - Я люблю его, - сказал Макс. - Он - скрипач, причем виртуозный. В Берлине мы добьемся с ним очень многого! Но мой отец... Он никогда не поймет и не простит меня. Он воспримет это как предательство и измену, если я ему скажу... Если я скажу ему, что люблю Андре и хочу уехать прочь из Франции, чтобы начать с ним новую счастливую жизнь, Исаак уничтожит меня! Он признает только то, что вбил себе в голову. Я знаю, что не смогу противостоять его напору... Я ненавижу отца!
        Макс снова зарыдал. Полина обняла его, ощущая в себе материнские чувства. С таким отцом, как Исаак, у Макса нет будущего. Триссарди никогда и не захочет его понять, он вообще прислушивается только к собственным взбалмошным желаниям. Исаак сломает волю сына, растопчет его желания, недоумевая, как это другие могут противиться его воле - воле великого драматурга!
        Для всех, в том числе старших братьев и сестры, молодые люди разыгрывали счастливую парочку. Старшие дети Триссарди из ревности или желания выслужиться перед Исааком вполне могли бы донести ему о планах Макса и Полины.
        Полина приобрела два билета на поезд до немецкой столицы. Отъезд запланировали на субботний вечер, когда ни Исаака, ни старших детей в доме не было - они отправились на очередную театральную премьеру. Исаак всегда ходил на премьеры, чтобы иметь возможность наговорить авторам и режиссерам кучу колкостей и раскритиковать в пух и прах их постановки.
        Макс взял с собой небольшой саквояж, в котором было только самое необходимое. Да и тот пришлось выбросить из окна третьего этажа в сад, чтобы прислуга не видела, как он уходит из дома с вещами. Полина знала, что горничные немедленно докладывали обо всем Исааку, в их задачи входило в том числе шпионить за обитателями дома.
        Сказав слугам, что они отправляются на романтическую прогулку и вернутся поздно, Полина и Макс покинули особняк Триссарди. Макс в последний раз взглянул на резные башенки замка, и чем дальше они уходили прочь от резиденции великого драматурга, тем веселее становилось на сердце у Полины. Она еще не знала, куда поедет и что предпримет, однако она стала свободной!
        Она проводила Макса на вокзал, где их в нетерпении ждал скрипач Андре. На прощание Макс бросился ей на шею и прошептал:
        - Полин, ты спасла меня! Мне остается только надеяться, что я когда-нибудь смогу отплатить тебе тем же! Беги с нами в Берлин!
        Полина отказалась. У Макса была своя жизнь, а у нее своя. Но какая именно?
        Через несколько минут поезд тронулся в путь, унося Макса и его друга прочь от властолюбивого Исаака. Полина поплотнее закуталась в манто из соболя. У нее была небольшая сумма наличностью, а также пара драгоценностей. Она сделала свой выбор, теперь оставалось одно: быть верной ему!
        Наверняка Исаак будет искать ее и Макса, поэтому самым разумным было уехать из Парижа или даже покинуть пределы Франции. Но именно потому лучше всего остаться в Париже, Исаак направит своих ищеек по заграничному следу.


        LXXIV
        Она сняла меблированную комнатку на Монмартре и устроилась работать в прачечную. Обеспеченная жизнь завершилась. Она видела в газетах огромные объявления, в которых Исаак объявлял крупную награду за помощь в поиске Макса и Полины.
        Накопления быстро подошли к концу, наступила зима. В квартире не топили, вода в умывальнике по ночам замерзала. Полина продала драгоценности и соболиное манто, питалась в кафе, где хозяин из жалости отпускал ей завтраки в долг. Но ведь когда-то и это закончится, знала она...
        На Рождество она потеряла работу, так как упала в прачечной в голодный обморок. Ее немедленно рассчитали. Полина в который раз посмотрела на свои сбережения - несколько медных монет и две ассигнации. Вот и все, что у нее есть.
        Она сидела на кровати, укутавшись в дырявое одеяло, когда в дверь комнаты постучали. У нее не было сил, чтобы подняться и открыть. Дверь распахнулась, на пороге возник полицейский, за спиной которого пряталась хозяйка комнаты.
        - Мы ищем эту особу! - сказал полицейский, поднося к лицу Полины ее собственный портрет, отпечатанный на листовке. - Ваша хозяйка уверила меня, что вы и есть та самая дамочка, которую разыскивает великий Триссарди.
        Полина зажмурилась. Значит, ее нашли. Она снова окажется в замке Исаака, и на этот раз он не даст ей возможности бежать. Хуже всего, что он постарается выбить из нее признание, где находится Макс.
        - Да, это я, - прошептала Полина.
        Горло в последнее время нестерпимо болело, скорее всего, дают о себе знать многочисленные операции. По крайней мере, она снова окажется в тепле и достатке. Но готова ли она ценой этого продать себя в рабство Исааку?
        Полицейский тем временем посветил ей в лицо фонариком, долго сравнивал Полину с ее изображением на листовке, затем повернулся к хозяйке и сказал в раздражении:
        - Мадам, и зачем вы меня обманули? Думали, что сможете получить награду, объявленную великим Триссарди? Эта оборванка и грязнуля совершенно не похожа на ту красавицу, которую он ищет.
        Он сухо извинился перед Полиной, которая не верила своим ушам, и вышел из комнаты. Хозяйка заявила:
        - Вот что, милочка, вы не заплатили мне за декабрь, или платите немедленно, или выметайтесь отсюда!
        - Мне нечем платить, - произнесла Полина. - Прошу вас, разрешите мне жить у вас в долг.
        Хозяйка истерично закричала:
        - У всех вас, клошаров и бездельников, только одна фраза: разрешите мне жить в долг! А кто мне разрешит жить в долг, Пречистая Дева?
        Мадам была явно разозлена тем, что Полина не оказалась той особой, которую разыскивает Исаак Триссарди, и дала волю своему негодованию.
        - Но, мадам, - прошептала Полина. - Мне некуда идти. На улице так холодно, у меня нет денег, я потеряла работу...
        Женщина заголосила:
        - Сама виновата! Учти, у меня есть кому сдать твою комнату, и у этих господ в отличие от тебя деньги в кармане водятся. Убирайся!
        Полина, чувствуя, что не в состоянии пошевелиться, сказала:
        - Хотя бы до утра, сейчас же ночь на дворе...
        Но хозяйка оказалась неумолимой. Через десять минут тяжелая дверь пансиона захлопнулась за Полиной. Сочельник. В Париже стояли небывалые морозы, горожане радовались настоящему Рождеству: с сапфирового неба, на котором сияли искорки звезд, валили хлопья снега.
        Полине хотелось умереть.


        LXXV
        Полина медленно брела по улицам Парижа. На ней было старое пальтишко, купленное с рук, саднящее горло закутывал колючий холодный шарф, на ногах - летние туфли. Она не чувствовала пальцев и стоп.
        Она упала в сугроб и закрыла глаза. В ушах звенело, нестерпимо хотелось спать. Полина знала, что если задремлет, то этот сон станет последним. Нынешней зимой уже несколько десятков бездомных замерзли на улицах.
        - Вставай, - услышала Полина чей-то далекий голос. Сон обволакивал ее могильным саваном, ей хотелось отрешиться от всех проблем и забыть все невзгоды. Но кто-то упорно не оставлял ее. - Вставай, дуреха, а не то помрешь! Эх...
        Полина почувствовала, что кто-то вытаскивает ее из снега, по телу растекается сладостно-острая боль. А затем тепло, нестерпимый жар бьет ей в лицо.
        Она приоткрыла глаза. Над ней склонился типичный парижский бездомный-клошар, напяливший на себя массу рванья, с лицом, прикрытым капюшоном.
        - Ты кто? - спросила Полина, еле шевеля губами. Клошар всунул ей между зубов горлышко бутылки, и в желудок Полины потекла нестерпимо жгучая жидкость.
        - Пер Ноэль![Французский вариант Деда Мороза.] - буркнул клошар. - Чего ты разлеглась в сугробе? Жить надоело?
        - Да, - ответила Полина. - Позвольте мне умереть!
        Бездомный выругался, стащил с ног девушки, которых Полина больше не ощущала, башмаки и стал растирать стопы. Полина с трудом повернула голову. Она находилась в трущобах. Да нет же, это кладбище! Она различила каменные кресты и склепы, вздымающиеся в черную высь.
        Массаж принес результаты, стопы начало колоть, да и влитое в желудок спиртное разогнало тревожные мысли. Скоро Полина смогла сесть. Бездомный оказался женщиной по имени Мари. Она усадила Полину поближе к костру. Около него собралось несколько десятков человек.
        Полину накормили, Мари продолжала бурчать:
        - Решила замерзнуть в Сочельник? Я тоже когда-то хотела прыгнуть с моста - тогда никаких проблем! Мои дети выгнали меня из дома, стоило мне подписать дарственную на их имя.
        У каждого из тех, кто собрался на старинном заброшенном кладбище, ставшем приютом для бездомных, была своя история. Полина поняла: многие оказались в еще более ужасной ситуации, чем она сама.
        - У тебя есть две ноги и две руки, - сказал ей один из бездомных, который передвигался на доске с колесиками: обе нижние конечности у него отрезало поездом. - Ты молода, а я стар. И тем не менее я живу!


        LXXVI
        Рождество Полина встретила в компании клошаров. Сердце ее наполнилось надеждой. Следующим утром Мари дала ей теплую одежду и отличные сапоги.
        - Лучше не спрашивай, откуда я их взяла, - щерясь в беззубой улыбке, сказала та. - Тому, на ком они были надеты, сапоги уже не нужны. А тебе пригодятся! И запомни: теряя, мы обретаем!
        - Что? - изумилась Полина. - Что ты сказала?
        Откуда бездомная Мари могла знать фразу, которую сказал ей десять лет назад странный цыган? Мари заявила, что такой хорошо воспитанной девушке нечего делать в компании отбросов общества, и велела Полине убираться прочь.
        - Возьми. - Она всунула Полине в ладонь несколько банкнот. - И не вздумай отказываться! Они тебе нужнее, я же понимаю это!
        Полина снова оказалась одна. Она прошлась вдоль закрытых магазинов, дорогих ресторанов и уютных вилл. Где-то там, в тепле, сытости и достатке, люди празднуют Рождество. А что выпало на ее долю?
        Незаметно наступил вечер, Полина оказалась около Эйфелевой башни. Она пересчитала деньги, которые дала ей Мари. Хватит на два-три дня. А потом?
        Париж, отмечавший рождение Спасителя, был похож на город-мечту. Полина поежилась и подняла воротник пальто. Рядом с ней никого нет, под ней раскинулась бездна. Она осторожно подошла к краю.
        Всего один шаг - и все проблемы останутся в прошлом. Мари дала ей надежду и спасла от смерти в сугробе, но зачем ей жизнь? Все равно ее никто не ждет, она серьезно больна, легкие разрывает кашель, денег нет. Смерть неминуема. Она сама шагнет ей навстречу, доказав, что не боится ее.
        Руки Полины впились в поручни. Огни внизу словно призывали, черная Сена подмигивала фонариками пароходиков. В лицо Полине ударил колючий резкий ветер. Всего один шаг... И она сделает его!
        Когда Полина была готова к тому, чтобы броситься вниз с Эйфелевой башни, то услышала крик. Кто-то схватил ее за локоть:
        - Мадмуазель, что вы делаете! Остановитесь!
        Кто-то развернул ее, привлек к себе. Полина из последних сил начала барабанить своего неведомого спасителя по груди.
        - Дайте мне умереть! - визжала она. - Оставьте меня в покое! Это моя жизнь, я могу делать с ней все, что хочу! Дайте мне умереть!
        Некто держал ее, кричащую и извивающуюся, и не давал ей совершить то, к чему Полина так стремилась. Она взглянула в лицо своего спасителя, которого ненавидела больше всего на свете.
        Теряя, мы обретаем... Видение ли это прошлого или немыслимая реальность? Шарф, закрывавший лицо человека, спасшего ее от смерти, развязался. Полина смогла увидеть его.
        Перед ней стоял Славко.


        LXXVII
        Он сжимал ее крепко-крепко. Полина, понимая, что разум покинул ее и издевается теперь над ней, закричала:
        - Оставьте меня! Я хочу умереть! Умереть - и ничего больше!
        Глубокий чистый голос ответил ей:
        - Полина, я с тобой! Я нашел тебя и теперь никогда не отпущу!
        Полина закрыла глаза. Она сошла с ума. Другого рационального объяснения этому нет. Славко давно погиб, как погибли все, кого она любила. Теряя, мы обретаем...
        И все же это был не сон, не иллюзия или причуда переутомленного сознания. Славко стоял перед ней, прижимая к себе. Он спас ее!
        - Славко, - произнесла Полина. Слез не было. Сил не было. Осталась только одна боль. - Что ты делаешь здесь... Это ведь ты, ты, ты?
        Он поцеловал ее, и она узнала вкус его поцелуя. Неужели она уже прыгнула вниз и теперь находится в раю?
        - Это я, - успокоил ее Славко. - Я знал, что найду тебя. Я знал, что это произойдет! Я живу в Париже, подрабатываю продажей газет около Эйфелевой башни. И когда увидел девушку, очень похожую на тебя, то бросился вслед. И успел как раз вовремя!
        Он с легкостью подхватил ее на руки и понес вниз. Полина прижалась к нему и заснула еще до того, как они оказались у подножия Эйфелевой башни.
        Славко поведал Полине свою историю после того, как контрабандист переправил его на рыбацкой шаланде в Италию. Когда до него дошла весть о попытке революции в Герцословакии, он вернулся обратно, однако восстание было жестоко подавлено. Славко пришлось снова бежать из страны, в конце концов он оказался в Париже, где вел активную подпольную деятельность и, являясь членом Третьего Интернационала, надеялся на мировую революцию.
        Один из его товарищей, врач по образованию, занялся лечением Полины на дому. Славко обитал в небольшой, но уютной квартирке, заставленной трудами Фурье, Прудона, Бакунина, Энгельса, Маркса и Ленина.
        - Но я же писал тебе, - сказал Славко. - Но не получил ответа. Поэтому, как только у меня получилось, я навестил виллу, которую вы снимали в Варжовцах. Мне удалось узнать, что твоя мама умерла, а отец трагически погиб. Что случилось с тобой, никто толком не знал.
        Полина рассказала Славко обо всем, что стряслось с ней за эти долгие десять лет: предательство родных, заточение в «Волшебной горе», скитания по Парижу и жизнь у Исаака Триссарди.
        Он молчал в потрясении, когда Полина завершила свое повествование. Затем поцеловал ее и произнес:
        - Давай поженимся?
        Они и в самом деле поженились, только месяцем позже, когда Полина окончательно встала на ноги. Славко не признавал церковной церемонии, поэтому, несмотря на все попытки Полины склонить его к венчанию, он оказался неумолим.
        - Ни за что! - воскликнул Славко. - Я не верю попам, поэтому мы распишемся в мэрии.
        Так они и поступили. Свадьба была более чем простая. Всего за пять минут Полина Новицких стала Полиной Трбоевич. Она надела на палец простенькое золотое колечко.
        Отмечали свадьбу на квартире Славко, где собрались его товарищи по подполью. Когда гости наконец ушли, Славко подхватил Полину и, зарывшись лицом в ее волосы, прошептал:
        - Как же я ждал этого момента! Как я им бредил! Я знал, дорогая, что это случится! Потому что мы созданы друг для друга!
        Он отнес ее в спальню, где они любили друг друга. Полина уверилась в том, что это и есть счастье. Она была на грани самоубийства, но Славко спас ее. Все мучения закончились, она вместе с любимым и больше никогда не потеряет его!
        Каким-то образом прознав о замужестве Полины, к супругам Трбоевич заявился Исаак Триссарди. Полина раскрыла дверь, заслышав пронзительно-настойчивый звонок, и увидела великого драматурга.
        Борода его воинственно топорщилась, в глазах сверкала жажда мести:
        - Полина, я нашел тебя!
        С этим криком он ворвался в квартиру, за ним последовало несколько полицейских. Триссарди указал на Полину и произнес:
        - Вот она, господа! Поехали домой! А где этот негодник Макс? Он тоже здесь?
        На шум из кабинета вышел Славко. Увидев незнакомого мужчину, Исаак оторопел. Трбоевич заявил:
        - Господин Триссарди, чем обязаны? У вас какие-то вопросы к моей жене? У нас нет друг от друга тайн, так что можете задать их мне!
        Триссарди смешно заморгал, явно не зная, что предпринять. Затем он завопил:
        - Эй, остолопы, ну арестуйте же ее за что-нибудь!
        Полицейские переминаясь с ноги на ногу. Полина с легкой улыбкой следила за представлением. Странно, но с тех пор, как Славко стал ее мужем, страх, который она раньше испытывала перед Исааком, исчез. Теперь Триссарди был для нее тем, кем он являлся на самом деле, - смешным карликом-эгоистом с капризным детским характером и полным непониманием действительности.
        Видя, что полицейские не собираются ее арестовывать, Исаак закричал:
        - Полина, как ты могла! В моем доме у тебя было все! Что это за тип, который утверждает, что он твой муж? Наверняка мошенник и проходимец! Брось его, возвращайся ко мне! И скажи, где Макс! Я хочу найти негодного мальчишку и вернуть его в любящую семью!
        Полина ответила:
        - Дорогой Исаак, я очень вам благодарна за все, что вы сделали для меня. Когда-то вы спасли меня от смерти, выходили и полюбили, как дочь. Я тоже люблю вас. Но это не значит, что я собираюсь всю жизнь выполнять ваши прихоти.
        Триссарди ошеломленно молчал. Никто и никогда не говорил ему, величайшему драматургу современности, ничего подобного. В его глазах блеснули слезы, он проревел:
        - Но Полина, отдай мне хотя бы Макса! Он мой сын!
        - Он ваш совершеннолетний сын, - сказала она мягко, - как и ваших два других сына и дочь. Они имеют право вести свою собственную жизнь, даже если вы и не хотите этого, Исаак. Я люблю Славко, поэтому и вышла за него.
        Трбоевич обнял жену за талию. Исаак подпрыгнул и выпалил:
        - Ты пожалеешь об этом, Полина! Когда-нибудь ты будешь нуждаться во мне, но будет поздно! О, черная неблагодарность! Пропадите вы все пропадом! Ну что, вы не намерены арестовать ее?
        Один из полицейских с почтением ответил:
        - Мсье Триссарди, я не вижу причин, по которым госпожа Трбоевич может быть арестована. Она давно совершеннолетняя, к тому же замужем - как жить, решает сама. Так что мы ничем не можем вам помочь, к нашему великому сожалению!
        Впервые Полине бросилось в глаза, что Исаак очень стар. Энергия иссякла, взгляд потух. Он превратился в упрямого пожилого человечка, который внезапно осознал, что сам разрушил свое счастье.


        LXXVIII
        Спустя несколько месяцев Полина прочла о провале новой пьесы Триссарди. Критики единодушно назвали ее «худшей со времен Софокла». Полине было больно читать жестокие и несправедливые слова. А еще месяцем позже Исаак скончался от инфаркта в возрасте семидесяти лет.
        С Полиной связались адвокаты покойного. Несмотря на все свои угрозы, он не менял завещания, и она унаследовала одну пятую часть его миллионного состояния. Славко резко воспротивился тому, чтобы его жена приняла это наследство.
        - Нам не нужны деньги этого эксплуататора, - сказал он.
        Полина возразила:
        - Если Исаак кого и эксплуатировал, то исключительно своих детей. Мне его очень жаль...
        Ей причиталось несколько миллионов. Полина не знала, что делать с такими деньгами. Когда-то она только и мечтала заполучить обратно свое состояние, украденное у нее Крещинскими и тетей Лиззи. Но теперь ее жизнь радикально изменилась. Славко не требовались миллионы. Адвокаты посоветовали Полине перевести деньги Исаака в несколько крупных заокеанских банков, что она и сделала.
        Славко был убежденным пламенным революционером и видел смысл своей жизни в том, чтобы свергнуть монархию в Герцословакии и по подобию России начать строить социализм. Полина старалась не вступать с мужем в политические споры. Она плохо понимала, что же представляет собой ее родина в данный момент. Об этом ходили противоречивые слухи. Кто-то уверял, что коммунисты залили кровью всю страну и теперь превращают патриархальную православную Русь в скотный двор, а кто-то заявлял, что революция принесла отсталой стране с прогнившим режимом только благо и позволит ей в ближайшие годы стать мировым лидером.
        На квартире у Трбоевичей по вечерам собирались товарищи Славко, они дымили вонючими сигарами, пили крепкий чай и обсуждали пути революции в Герцословакии. Полина, которую к участию в подобных диспутах не допускали, сидела на крошечной кухоньке и чувствовала себя счастливой. Ей было достаточно, что Славко рядом. Хотя... Хотя иногда она замечала, что для него существует только одна возлюбленная - мировая революция.
        В начале 1927 года Полина ощутила первые признаки беременности. Мысль о том, что она станет матерью, поразила ее. Славко отнесся к этому без энтузиазма. Дети и быт, как он был уверен, только мешают делу революции.
        Многих из его товарищей арестовали - они планировали заодно и свержение республиканского строя во Франции. Во время облавы на одной из частных квартир, где революционеры обсуждали пути воплощения в жизнь лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», был задержан и Славко. Его заточили в тюрьму.
        Полина, тогда на пятом месяце беременности, мыкалась по Парижу в поисках мужа. Она страшно боялась одного - того, что лишится Славко. Его могут приговорить к длительному тюремному заключению, его могут до смерти замучить сатрапы-полицейские... Она не вынесет этого!
        Славко она обнаружила в полном здравии. Он и в тюрьме продолжал вести подрывную работу, агитировал заключенных и даже надзирателей. Власти, опасаясь его тлетворного влияния на умы, выпустили Трбоевича из заключения. Вслед за этим супругам Трбоевич объявили, что они лишаются права на пребывание во Франции. Им предоставили семь дней, чтобы покинуть пределы республики.
        - Эти буржуи меня боятся! - Славко был страшно горд решением французов. - Они думают, что если заставят нас уехать отсюда, то помешают делу мировой революции. Как бы не так!
        Полина, которая после всех перипетий чувствовала себя утомленной и обессилевшей, задала мужу вопрос:
        - Славко, но куда мы поедем? В Герцословакию тебе путь заказан, убийцу короля Павла все еще готовы вздернуть на виселице. В какую-то иную европейскую страну... Но вряд ли после высылки из Франции они примут нас с распростертыми объятиями.
        Славко поцеловал жену и сказал:
        - Все уже решено! Мы поедем в единственную страну, в которой будем востребованы. В ту страну, которая сбросила с себя оковы прошлого и начала новую эру. В Советский Союз!


        LXXIX
        Полина была, с одной стороны, напугана решением Славко, но с другой... С другой стороны, ее тянуло на родину. Она покинула Петербург (который теперь назывался непривычным именем Ленинград) в июне 1914 года. И вернется туда спустя тринадцать с лишним лет. Но что ждет их в России?
        Славко же не задавался подобными вопросами. На следующее утро они отправились в посольство Советского Союза. Полина с трепетом вглядывалась в лица суровых людей, одетых в военные френчи. Это и есть новая власть?
        На стенах посольства она заметила огромные портреты новых вождей. Особый интерес работники посольства проявили к Полине.
        - Значит, вы родились в Петербурге? - вел расспрос вежливый молодой человек с пронзительным взглядом. - И ваш отец был известным миллионером и депутатом Государственной думы? Вы поддерживаете идеи построения коммунизма?
        Полина честно ответила:
        - Мой муж их поддерживает. К сожалению, я не имею ни малейшего об этом представления.
        - Так-так, - поиграл самопиской молодой человек. - И вы уверены, гражданка Трбоевич, что хотите вернуться в СССР? Страна разительно изменилась, и если вы намереваетесь найти там некое подобие той прежней царской России, которую когда-то покинули, то вас ждет разочарование. Учтите, наша власть лояльно относится к инакомыслящим. Иногда слишком лояльно! Но если вы попытаетесь на нашей же территории вести подрывную работу или агитацию, то это будет караться строжайшими мерами! Запомните это раз и навсегда!
        Полина уверила недоверчивого работника посольства, что не намеревается вести ни подрывную работу, ни агитацию, а всего лишь спокойную жизнь супруги и матери. Посольский уставился на ее округлый живот и произнес:
        - Товарищ Трбоевич - пламенный коммунист, Советский Союз станет для него второй родиной. Надеюсь, что вы воспитаете вашего ребенка как истинного коммуниста!
        Они получили разрешение на въезд в Советский Союз. Все произошло так стремительно и неожиданно, что Полина не могла поверить: всего через несколько дней она окажется в Петербурге! Нет, в Ленинграде... Какое тяжеловесное и неудачное название, решила она, однако мужу об этом не говорила. Ленин был его кумиром.
        Славко сказал, что Советский Союз обеспечит их всем, поэтому не надо ничего брать. Они захватили только умывальные принадлежности и труды теоретиков коммунизма. Посольский поезд повез их в СССР.


        LXXX
        Чем ближе они подбирались к России, тем тоскливее становилось на душе у Полины. Впишется ли она в тамошнюю жизнь? Но другого выбора у нее не оставалось. Их ребенок появится на свет уже там!
        Они въехали на территорию Советского Союза глубокой ночью, но Полина всматривалась в темноту, пытаясь увидеть родину. Только когда рассвело, ее глазам открылась величавая картина: все те же леса, все те же реки, все те же деревеньки.
        Но в то же время все было другим. Дымили фабрики и заводы. Многие церкви щерились разрушенными колокольнями, Полина видела кумачовые лозунги с призывами к работе на благо государства и Советской власти. Да и люди не выглядели особо сытыми и счастливыми.
        Для Славко же все было совершенно иначе: он восторгался уродливыми монументальными корпусами фабрик и заводов, радовался, увидев столбы с проводами, указывал пальцем на памятники вождю мирового пролетариата.
        Наконец они прибыли в Ленинград. Полина ступила на платформу, чувствуя, что готова расплакаться. Вот она, родина... Но вместо эйфории ее охватило беспокойство. Их встретили любезные подтянутые военные, которые проводили Славко и Полину к автомобилю. Их повезли на квартиру.
        - Ты видишь, дорогая! - восхищался Славко. - Советская власть заботится о простом человеке. Где бы еще нам предоставили квартиру от государства! Я чувствую, что люблю Советский Союз!
        Полина через стекло автомобиля рассматривала город. Он изменился - люди стали другими, исчезли томные дамы в пышных нарядах и огромных шляпах, пропали юркие чиновники в котелках, не найдешь теперь и усатых толстых городовых.
        Архитектура вроде бы та же - хотя нет, многие храмы разрушены, да и во дворцах живут теперь не аристократы и миллионщики, там располагаются советские конторы и учреждения.
        Квартира, в которой предстояло жить супругам Трбоевич, располагалась в пятиэтажном доме на улице Герцена (бывшей Морской). Полина помнила это здание - раньше здесь обитали маститые профессора университета, преуспевающие биржевые маклеры, модные врачи и хваткие адвокаты. А дверь открывал швейцар в ливрее.
        Теперь же все было иначе: вместо швейцара их встречал юный красногвардеец, который охранял покой жильцов, ковровая дорожка из подъезда исчезла, как исчезли зеркала, фикусы в горшках и картинки в стиле модерн. Все стало проще, жестче и революционнее.
        Трбоевичей проводили на третий этаж, Полина увидела тусклую латунную табличку с гравировкой: «Эрнест Дормидонтович Лыщинский, доктор правоведения». Военный сказал, указывая на табличку:
        - Это вам заменят!
        Полина оказалась в четырехкомнатной квартире с огромными потолками, украшенными лепниной. Квартира была обставлена разношерстной мебелью - видимо, теперь никто не заботился о едином стиле, притащили все из разных домов.
        Так началась их жизнь в Ленинграде. Полина несколько дней не решалась выходить на улицу - слишком сильны были воспоминания о прошлом. В памяти остался совершенно иной город: город-призрак, город-фантом, город-мертвец.


        LXXXI
        Как в старые добрые времена, у них появилась экономка. Высшее партийное руководство, как поняла Полина, вовсе не гнушалось перекладывать груз домашних проблем на плечи прислуги. Зоя Лаврентьевна, добрая милая женщина, взяла на себя бытовые хлопоты.
        Славко с первого дня погрузился в высокую политику. Его с утра до вечера не бывало дома, он пропадал на совещаниях, заседаниях и съездах. Судя по его энтузиазму, он был чрезвычайно рад тому, что оказался в Советском Союзе.
        Полина проводила все время в обществе Зои Лаврентьевны. Экономка поведала ей многое о новой жизни. Женщина вскользь заметила:
        - Вы приехали сюда из Парижа? О, если бы я оказалась в Париже, то ни за что бы не вернулась обратно!
        Прогулки по городу навевали на Полину рвущие душу воспоминания. Она отыскала особняк на Английской набережной, который принадлежал семье Новицких.
        Там располагалось управление строительного треста с непроизносимым названием
«Ленцентрстройпланмонтажуправколлегия № 13 имени Розы Люксембург и Карла Либкнехта». На первом этаже здания разместилась столовая. Полина поднялась по обшарпанной лестнице на второй этаж, но вместо просторных зал оказалась в тесных клетушках. Облаченные в белые костюмы люди что-то считали, писали отчеты, пили чай и переговаривались друг с другом.
        - Вы к кому? - обратился к Полине «полотняный костюм». - Если к Верхоглядову, то его не будет до конца недели!
        Полина покинула отчий дом. Нет, нет, она больше не рискнет вызывать духов прошлого!


        LXXXII
        Гуляя по Ленинграду, Полина смогла убедиться в том, что далеко не все в Стране Советов так великолепно, как считает Славко. Она видела спекулянтов, которые делали огромные барыши, торгуя продовольствием, вечерами шумные компании расслаблялись на полную катушку в ресторанах и клубах.
        - Все это пережитки прошлого, - морщась, говорил Славко. - Так называемый нэп, который, как я уверен, скоро закончится. Буржуи думают, что смогут наживаться на страданиях трудового народа. Этому не бывать!
        Полина видела изобретение советского строя - коммунальные квартиры, в которые были превращены солидные особняки и некогда величественные здания. Люди ютились там по несколько человек в одной комнате.
        Трбоевичей эти проблемы не касались. У них была большая квартира, личный автомобиль с шофером, даже ходить по лавкам в поисках продуктов подешевле Зое Лаврентьевне не требовалось - два раза в неделю их доставлял специальный курьер.
        С приближением родов Полину поместили в больницу, не обыкновенную, для всех, а в особую, предназначенную для родственников властителей города на Неве. В начале ноября 1927 года она родила мальчика.
        Славко был чрезвычайно горд тем, что его отпрыск появился на свет в десятую годовщину пролетарской революции. Ребенка назвали в честь человека, который и являлся мозговым центром этой самой революции, - Владимиром.
        После рождения Володи у Полины не было времени на прогулки и ностальгию по ушедшему прошлому. Пеленки, кормежка, прогулки - все это заполняло ее день. В редкие моменты отдыха она ощущала себя счастливой. Ну, может быть, не совсем, но все же...
        У нее был Славко, у нее был Володя. Что еще требовалось для полного счастья? Она не знала.
        Славко стал важным человеком, его фотографии появлялись в газетах, где о нем писали как о примере интернациональной дружбы и победы идей коммунизма в мировом масштабе. Когда Володя подрос, Славко настоял на том, чтобы Полина тоже принимала участие в общественной жизни.
        Сопровождая мужа, Полина появлялась на государственных приемах по случаю годовщины революции или дня рождения вождя. Однако подружиться с супругами других советских властителей она не могла. Полина знала, что за ее спиной шепчутся о том, что она -
«из бывших», ей не могли простить ее красоты, ее воспитания и ее грации. Славко не понимал, почему Полина не общается с дамами, не ходит в гости, не посещает лекции по научному коммунизму.
        Единственной отдушиной для Полины были книги. Затем, несмотря на сопротивление Славко, она записалась в университет, выбрав русскую литературу в качестве специализации. Это как-то помогало ей забыть повседневную жизнь.


        LXXXIII
        В конце 1932 года Славко объявил:
        - Мы переезжаем в Москву!
        - Но почему? - Весть о предстоящем переезде испугала Полину. До нее доходили слухи, что в Москве начинают набирать обороты так называемые чистки, неугодных и подозрительных среди партийных кадров лишали должностей и постов, арестовывали и даже расстреливали.
        - Я получил перевод в наркомат иностранных дел, - заключил Славко. - Мне поручили заниматься вопросами сотрудничества с Юго-Восточной Европой, в частности, с моей бывшей страной. Представляешь, какие лица будут у королевских сатрапов, когда они узнают, что им придется вести дело со мной - тем самым человеком, который застрелил короля Павла!
        Полина понимала, что ее возражения ни на что не повлияют. Новый, 1933 год они отпраздновали в московской квартире. Ничего не изменилось - привилегии сохранились, только вместо Зои Лаврентьевны у Трбоевичей появилась новая экономка, Ангелина Михайловна. Несмотря на то, что она была слаще сахара, женщина не понравилась Полине. Она попросила Славко сменить экономку.
        - Что за ерунда! - отмахнулся он. - Ангелина Михайловна - великолепный человек! Ей можно доверять! Она - сотрудник ГПУ!
        Полина не доверяла Ангелине, но не спешила убеждать мужа в своем мнении. И вообще, в последние годы Славко переменился. Стал более резким, нетерпимым, уверился в своей значимости и правоте. Полина слышала его выступления на конференциях и съездах - Славко призывал нещадно бороться с врагами Советской власти, указывал на то, что среди граждан страны есть и такие, которые саботируют мудрые решения партии и товарища Сталина, аплодировал громче всех, когда узнавал об очередном аресте своего друга или сослуживца.
        - Но как Степан может быть врагом народа! - горячилась Полина по поводу ареста заместителя Славко, честного и преданного сотрудника. - Ты же знаешь его столько лет, он предан делу революции, как и ты. Славко, ты не находишь, что борьба за чистоту рядов смахивает на происки святой инквизиции или... Или паранойю? Нельзя видеть врага в каждом, а именно это и проповедуют с высоких трибун, и ты в том числе!
        Славко ударил Полину - в первый раз за их совместную жизнь. Его тяжелая ладонь рассекла ей губу, Полина вскрикнула. Алая кровь закапала на белую блузку.
        - Учти, Полина, больше я не потерплю подобных разговоров в своем доме! - сказал Славко совершенно спокойно. - Ты - моя жена, но это не значит, что у тебя есть право вести контрреволюционную агитацию. Я знаю, что партия под руководством Иосифа Виссарионовича делает все, чтобы коммунизм восторжествовал не только в Союзе, но и во всем мире!
        В тот раз Полине показалось, что экономка Ангелина Михайловна подслушивала их ссору под дверью. Она наткнулась на хитро улыбающуюся женщину, когда выходила из кабинета Славко.
        - Ах, Полина Львовна, вам помочь? - бросилась она к Полине, увидев ее окровавленную губу. Полина вежливо поблагодарила Ангелину и заперлась в своей комнате. Что же происходит? Славко готов променять жену на революционные идеалы?
        Она горько заплакала, а потом не разговаривала с мужем две недели. Полина знала, что пути назад нет - подрастал Володя, они жили в Москве. Чего она хочет? Возможно, немного любви и того звенящего легкого чувства свободы, которое она испытывала когда-то давным-давно, только познакомившись со Славко.


        LXXXIV
        Полина приложила пальцы к вискам. Голова раскалывалась. Она и не знала, что послужило причиной приступа мигрени - шампанское, которое она была вынуждена пить на банкете в честь нового наркома внутренних дел (старый, чьи портреты недавно несли на демонстрациях и почитали как полубога, вдруг был объявлен врагом народа и расстрелян), или пышные трескучие речи, смысл которых сводился к одному: товарищ Сталин - гений всех времен и народов. Скорее всего - и то, и другое.
        Она сопровождала Славко в Колонный зал, банкет затянулся до утра. Высший руководитель страны появился в плохом настроении. Хмурый и недовольный, он потягивал красное кахетинское вино, а затем неожиданно отбыл восвояси.
        Сталин поднялся из-за стола и вышел прочь, когда здравицу в его честь поднимал кто-то из наркомов. Бедняга так и остался стоять с раскрытым ртом, вытаращенными глазами и дрожащим подбородком. Он явно не знал, что это значит - опала или не стоящая внимания случайность. Хотя Полина поняла, что такие случайности обычно заканчиваются арестом высокого руководителя.
        После ухода Сталина атмосфера, до этого чопорная и напряженная, разрядилась. Началось веселое застолье, которое сопровождали плоские шутки и фривольные замечания. Полина видела, что привлекает внимание многих мужчин - она эффектно смотрелась в черном платье, которое подчеркивало ее стройную фигуру. Большинство дам не умели одеваться, а вкус у них отсутствовал напрочь.
        - А теперь, дорогие товарищи, разрешите представить вам нового заместителя генерального прокурора! - раздался чей-то дребезжащий пьяноватый голос. - Он только что прибыл из Средней Азии, где под его руководством был раскрыт заговор, направленный на свержение в тех регионах Советской власти и передачу территорий шахской Персии. За это указом Верховного Главнокомандующего ему присвоили внеочередное звание! Товарищ Крещинский!
        Полина вздрогнула, думая, что ослышалась. Высокие двери банкетного зала распахнулись, чеканным шагом к столу проследовал заместитель генерального прокурора СССР.
        Платоша разительно изменился - прежний наивный мальчик исчез. Он возмужал, сделался более коренастым и плотным. Лоб избороздили морщины, волосы начали седеть. Платон отпустил усы. Но Полина сразу же узнала его.
        Она с такой силой сжала ножку хрустального бокала, что та треснула. Полина не чувствовала боли. Перед ней стоял Платон Валерианович Крещинский, ее бывший жених, а ныне заместитель генерального прокурора страны.
        - Ну, расскажи-ка нам, герой, как ты басмачей разоблачал, - посыпались со всех сторон шутки. - Молодец, молодец! Товарищ Сталин тебя очень хвалил! Сказал, что у тебя нюх на контру! Он был очень доволен разоблачением заговора! Тебе дадут за это орден, я точно знаю!
        Платон скромно улыбнулся. Полина чувствовала, что сейчас лишится чувств - так сильно болела голова. Она склонилась к Славко и прошептала:
        - Дорогой, я хочу домой! Быть может, нам пора?
        - Ты что! - ответил тот. Славко всегда высиживал застолья до конца. - Если мы сейчас уйдем, то это будет оскорблением новому наркому внутренних дел.
        Полина осталась сидеть на стуле с бархатной обивкой. Она считала минуты, желая только одного - чтобы все закончилось как можно быстрее. Внезапно она услышала знакомый голос:
        - Полина, вот так встреча! Что ты здесь делаешь?
        Перед ней стоял Крещинский. Платон смотрел на нее с неподдельным изумлением.
        - Ведь ты... - Он смутился.
        Полина произнесла намеренно громко:
        - Ведь я оказалась в пансионате-тюрьме в том числе и по твоей милости, хочешь ты сказать?
        - Тише, - прошипел Крещинский, нервно оглядываясь. Он схватил ее за локоть и оттащил в сторону. - Слава богу, что все уже пьяны в стельку. Но как ты... Как ты оказалась здесь?
        - Разреши тебе представить - мой муж Славко Трбоевич, - сказала Полина, указывая на захмелевшего Славко, который поглощал очередную рюмку водки.
        Платон смерил Полину взглядом, в котором смешались страх, вожделение и радость.
        - Я тогда... Я тогда не хотел, чтобы отец помещал тебя в эту «Волшебную гору», - сказал он тихо. - Но ему были нужны деньги. Я же любил тебя, Полина.
        Он впился ей в руку пальцами и прошептал:
        - И я люблю тебя до сих пор!


        LXXXV
        Полине стало дурно. О чем это ведет речь Платоша? Нет, не Платоша, а товарищ Крещинский Платон Валерианович, заместитель генерального прокурора СССР.
        - Платон, - сказала она твердо. - Между нами все закончилось в тот момент, когда ты встал на сторону своего отца. Кстати, а знают ли твои товарищи о том, что Валериан Платонович эмигрировал и был одним из лидеров белогвардейского движения?
        Платоша побледнел и прошептал:
        - Полина, о чем ты говоришь! Мой отец умер! Он умер от тифа в 1919 году! Так что он никак не мог оказаться в Париже и поддерживать белых. Ты ошибаешься или намеренно пытаешься опорочить меня!
        - Платон, - произнесла Полина. - Я замужем, у меня есть сын, я люблю Славко. Так что забудь о том, что когда-то был моим женихом. Забудь об этом!
        Платон ничего не ответил.
        Полина надеялась, что эта встреча с Платоном станет первой и последней. Однако все оказалось иначе. Крещинский навязался в приятели Славко, зачастил в гости к Трбоевичам. Полине приходилось принимать Платона чуть ли не каждый день.
        Платон умел завоевывать симпатии. Каждый раз, приходя в гости, он приносил подарок для Володи, и ребенок вскоре с нетерпением стал ждать «дядю Платона». Для хозяина дома у него имелась бутылка горячительного - хорошего вина или коньяка. Полине он вручал цветы и сладости. Она немедленно отдавала их экономке Ангелине Михайловне. Та, расплываясь в златозубой улыбке, говорила:
        - Полина Львовна, какое чудо! И почему вы не хотите оставить эти цветы у себя? А конфеты! Вы только подумайте, из Швейцарии!
        - Я не люблю сладкое, - отвечала сладкоежка Полина. На самом деле она плохо переносила визиты Платона. Тот же, казалось, не замечал ее смущения. Он мог провести в гостях несколько часов кряду. Когда Полина попыталась намекнуть Славко, что не желает более видеть Крещинского, муж резко ответил:
        - Полина, что с тобой происходит? Дружба Платона Валериановича - большая для нас честь!
        Спустя полгода Славко назначили послом Советского Союза в Герцословакии. Он был несказанно рад этому неожиданному назначению. Жене он сказал:
        - Мне придется проводить за границей большую часть времени. Однако ты и Володя останетесь в Москве.
        - Почему? - взмолилась Полина. - Славко, ты не можешь бросить нас, а сам уехать в Герцословакию!
        - За вами найдется кому присмотреть, - ответил тот. - Платон Валеианович будет помогать вам!
        Этого Полина и боялась. Славко решительно не хотел понимать ее страхи. Для него Крещинский был лучшим другом и надежным товарищем. Славко отбыл за границу, в Москву он приезжал раз в несколько месяцев. Полина проводила все это время в одиночестве, тоскуя по мужу.


        LXXXVI
        Сын вырос, начал ходить в школу. Полина с удивлением и огорчением отметила, что Володя рьяно поддерживает советские лозунги, к которым она относилась с опаской. Мальчик был непоколебимо уверен в том, что Сталин и его сподвижники никогда не ошибаются и ведут страну в светлое будущее. То и дело в школе, где учился Володя, арестовывали родителей кого-нибудь из детей. Когда Полина узнала, что ее сын закидывал камнями и грязью своего бывшего лучшего приятеля, она устроила ребенку выволочку.
        - Как ты мог! - Полина была вне себя. - Владимир, отвечай мне! Как ты мог поднять руку на человека и швырнуть в него камень! Он же твой друг!
        - Его отец - враг народа, - ответил мальчик равнодушно. - А значит, и он сам враг народа. И никакой он мне не друг. Я не хочу дружить с теми, кто продает нас американцам. Мама, скажи, что ты делала, когда жила за границей?
        Полина поняла, что потеряла сына. Он с жадностью впитывал советские догмы, безоговорочно верил пустым и громким словам и не желал задумываться над происходящим. Или она слишком строга к восьмилетнему мальчику?
        Володя предпочитал общаться с Ангелиной Михайловной. Полина заметила, что экономка исподволь привязывает ребенка к себе. И даже в этом она не могла противостоять Ангелине - она не могла уволить ее без согласия Славко.
        В те редкие дни, когда Славко возвращался в Москву, Полина пыталась воссоздать атмосферу счастья и беззаботной любви, которая когда-то была между ними. Славко почти все время проводил на банкетах, возвращался домой под утро, усталый и разбитый. Полина не помнила даже, когда они занимались последний раз любовью. Оказываясь в кровати, Славко забывался тяжелым беспокойным сном.


        LXXXVII
        Однажды она была представлена советскому диктатору. Вместе со Славко они оказались на балете, посвященном очередной годовщине Октября. Действо под названием
«Торжество коммунизма» было удостоено Сталинской премии и единодушно-восторженно встречено критикой. Партийная элита собралась в Большом театре, чтобы лицезреть шедевр, в котором солировала блистательная Лепешинская.
        В декабрьский день 1936 года представление обещало быть необычным - царская ложа ждала высокого гостя. Товарищ Сталин захотел посмотреть нашумевший балет и лично пожаловал в театр.
        Разноцветная публика заполняла партер и ложи. Мужчины были в военных френчах, женщины старались перещеголять друг друга нарядами и драгоценностями. У Полины не было ни малейшего желания наслаждаться шедевром на тему революции, однако Славко оказался неумолим - они были обязаны идти в театр.
        Полина выбрала простое черное платье, на плечи накинула пелерину из соболя. Она видела, как многие из дам бросают на нее завистливые взгляды. Несмотря на простоту ее вечернего туалета, он был самым элегантным и красивым. Супруги высоких советских боссов остановили свой выбор на замысловатых платьях с оборками, рюшками и бантами, а драгоценности были слишком аляповатыми.
        Супруги Трбоевич оказались в одной из лож, которая находилась недалеко от ложи вождя. Представление задерживалось, публика то и дело вертела головами, все ждали одного человека - Сталина.
        Наконец Иосиф Виссарионович появился в ложе. После самоубийства жены (ходили упорные слухи, что на самом деле Надежда Аллилуева была убита, и не кем иным, как самим Сталиным) он всегда появлялся на публике в одиночестве.
        Диктатор был облачен во френч защитного цвета. Раздались неистовые аплодисменты, овации, которые не смолкали несколько долгих минут. Полина чувствовала, что ладони у нее отваливаются, однако никто не хотел останавливаться первым. Диктатор с явным наслаждением осмотрел раскинувшийся под ним, как безбрежный океан, зрительный зал.
        Полина никогда не понимала, почему советскому лидеру следует оказывать такой безумный прием. Однако она благоразумно не задавала подобных вопросов вслух. Она заметила, что взгляд Иосифа Виссарионович скользнул и по ней. Ей стало немного жутко. Наконец Сталин опустился в золоченое кресло, и хлопки как по команде смолкли. Балет начался.
        В антракте Полина осталась в ложе. Она решительно не хотела предаваться светской болтовне с женами знакомых мужа. Больше всего ей хотелось оказаться в пустой квартире, броситься на кровать и натянуть на голову подушку. Сюжет балета был, по ее мнению, неуместно пафосным и абсолютно надуманным, исполнители же - великолепными, что делало представление еще более бессмысленным.
        Внезапно около нее появился перепуганный Славко. Он произнес:
        - Полина, Иосиф Виссарионович желает видеть тебя!
        Возник и начальник охраны вождя, который сказал, что товарищ Сталин хочет побеседовать с Полиной. Вместе со Славко она направилась в царскую ложу.


        LXXXVIII
        Сталин постарел и обрюзг с тех пор, как она видела его последний раз на банкете. Вблизи он не производил впечатления великого диктатора и единоличного властелина одной шестой части суши. Иосиф Виссарионович разительно отличался от своих парадных изображений, которые представляли его лихим джигитом. Ему было под шестьдесят, вспомнила Полина. Хитрое смуглое лицо, побитое оспой, рыжеватые (а вовсе не черные, как на официальных портретах) с проседью усы, желтоватые кривые зубы и неизменная трубка в руках.
        В ложе она заметила Платона, а также наркома внутренних дел Лаврентия Берию. Последний - невысокий пузатый человек в пенсне - буквально впился в Полину взглядом хищника, она почувствовала себя неуютно. Берия обожал красивых женщин, Сталин делал вид, что не замечает подобные шалости своей правой руки. Об оргиях на даче наркома ходили жуткие слухи, однако никто не решался обвинить Берию открыто в распутстве. Он отличался от своих несчастных предшественников, Ягоды и Ежова, которые были расстреляны как враги народа. Берия занял кресло главного палача страны для того, чтобы остаться в нем надолго.
        - Добрый вечер, - произнес Сталин, раскуривая трубку. Вспыхнул рубиновый огонек, который бросал блики на его мужицкое лицо. Полине сделалось страшно. - Ну что же вы, товарищ Трбоевич, утаиваете от нас свою жену, - заметил Сталин угрожающим тоном. - Это настоящее преступление против советского народа!
        Полина заметила, как напрягся и побледнел Славко. Он не знал, как следует реагировать на слова вождя, - была ли это шутка или обвинение.
        Славко, заикаясь, стал что-то лепетать. Сталин внимательно слушал его, затем оборвал на полуслове и весомо произнес:
        - Вот что, товарищ Трбоевич, возвращайтесь-ка вы в свою ложу, а ваша супруга останется здесь. Вы ведь не против?
        - Никак нет, товарищ Сталин, - отчеканил Славко. На нем не было лица, казалось, что еще минута - и он рухнет без сознания. Он неловко вышел из царской ложи.
        Сталин хитро посмотрел на Полину и сказал:
        - Значит, ваш отец был Лев Новицких? Кадет и сторонник парламентской республики? А вы, товарищ Трбоевич, любите Советскую власть?
        Полина увидела ухмылку на лице Берии, а Платон Крещинский вежливо засмеялся шутке Сталина. Судя по всему, диктатор обожал задавать провокационные вопросы, которые ставили в тупик собеседника, следя за его реакцией.
        - Я люблю Россию, - просто ответила Полина.
        Сталин усмехнулся и указал ей на кресло около себя:
        - Прошу вас, товарищ Трбоевич! Забыл сказать вашему мужу, что вы самая красивая дама на сегодняшнем вечере.


        LXXXIX
        Диктатор был явно доволен ответом Полины. От Сталина исходил непонятный магнетизм, Полина чувствовала, что она боится его, но этот человек умел и пленять собой.
        - Советское руководство довольно работой вашего супруга. Товарищ Трбоевич умело проводит в жизнь интересы нашего государства. Что вы скажете по этому поводу, товарищ Берия?
        Нарком внутренних дел блеснул стеклами пенсне, скривил рот и проронил:
        - Товарищ Трбоевич - ценный кадр, Иосиф Виссарионович. И это несмотря на то, что в наркомате иностранных дел окопалось множество врагов Советского Союза.
        - Он знает толк во врагах Советского Союза, - шепнул Сталин Полине и выпустил из трубки кольцо белого дыма. - Товарищ Берия сам их создает, если не находит!
        Берия поморщился, однако смиренно проглотил ехидную шутку патрона. Сталин наслаждался всем этим представлением. Полина заметила, что гости в партере и соседних ложах только делают вид, что переговариваются между собой, на самом деле их внимание приковано к ложе вождя.
        - И как же вы выносите разлуку со своим мужем? - продолжил пытку Сталин. - Не сердитесь на руководство страны за то, что оно направило товарища Трбоевича за границу?
        - Мой муж - дипломат, поэтому ему родом службы предписано находиться подолгу за границей, - ответила Полина.
        - Знаем мы таких, - заметил вкрадчиво Берия. - Сначала работают за границей, а потом перенимают не только буржуазный образ жизни, но и тамошние мысли.
        Полина поняла, что нарком внутренних дел почему-то невзлюбил Славко. Она вспомнила, как муж несколько раз ронял фразы о том, что Берия - интриган и подлец.
        - Товарищ Берия, вы в каждом видите врага народа, - пыхтя трубкой, заметил философски Сталин. - И это похвально, чем больше врагов вы разоблачите, тем легче станет жить всему советскому народу...
        Берия расплылся в акульей улыбке. Сталин же продолжил:
        - И раз ты такой знаток врагов народа, Лаврентий Палыч, скажи-ка, по-твоему, я тоже враг народа?
        Сталин хмыкнул, в ложе на мгновение зависла свинцовая тишина. Полина видела, как с лоснящегося лица Берии сползла улыбка, в глазах, скрытых пенсне, мелькнул ужас.
        - Ну что же ты молчишь, боишься мне правду сказать? - вещал Сталин, обернувшись к Берии. - А то некоторые говорят, что враги имеются не только среди простого народа, а пробрались уже и в руководство страны. Так враг ли я или не враг?
        - Товарищ Сталин... Иосиф Виссарионович... Я... Мы... Весь советский народ испытывает чувство безмерного счастья оттого, что вы являетесь нашим мудрым...
        Сталин поморщился и с досадой махнул рукой:
        - Ладно, Лаврентий, прекращай мне лекцию по политпросвещению. А ты что думаешь, товарищ Крещинский? А то молчишь и молчишь да все глазами поедаешь нашу прелестную товарищ Трбоевич. Или влюбился?
        Платон смутился, не зная, что ответить. Сталин произнес:
        - Я на твоем месте, будь помоложе, тоже влюбился бы в такую красавицу. Но не забывай, Платон, у нее есть законный муж. А вот вы...
        Иосиф Виссарионович взглянул на Полину.
        - Скажите, если все мои ближайшие сотрудники такие трусы, что и рот раскрыть боятся: враг я или нет? А то почитаешь буржуазную прессу, а они везде пишут, что Сталин такой-сякой, тиран, губит людей, на костях народа строит коммунизм. Так это или нет?
        Полина вдруг поняла: от ее ответа будет зависеть не только ее собственная судьба, на карту поставлено и будущее Славко. Берия индифферентно молчал, сцепив руки на животике, однако за стеклами пенсне прыгали бесенята удовольствия. Платон напрягся, кадык Крещинского судорожно дергался, как будто он был готов разрыдаться.
        Сталин пыхтел трубкой, дожидаясь ответа. Собрав оставшиеся силы, Полина произнесла:
        - Товарищ Сталин, я не читаю буржуазной прессы!
        Вождь лукаво посмотрел на Полину, затем начал смеяться. Смеялся он негромко, однако весь зал Большого театра затих, затаил дыхание, наслаждаясь одним - смехом товарища Сталина. Так смеялся Зевс на Олимпе, подумала Полина в ужасе, и когда он смеялся, то содрогались горы и целые города проваливались в тартарары...
        Вслед за Сталиным засмеялся Берия тонким бабьим голоском - подобострастно и фальшиво. Улыбнулся и Платон, хотя глаза у него были как у собаки, оказавшейся на живодерне. Сталин смеялся и смеялся, даже смахнул с уголков глаз слезу.
        - Не читаешь, говоришь, буржуазную прессу, - произнес он наконец.
        Трубка вылетела у него из рук, и два человека - Берия и Крещинский - бросились как по команде поднимать ее. При этом они сшиблись лбами, нарком внутренних дел что-то прошипел.
        Иосиф Виссарионович снова залился благодушным смехом. Платон, оказавшийся более проворным, протянул вождю трубку.
        - Смотрите, товарищ Трбоевич, - лучась радостью, указал Сталин на Берию и Крещинского мундштуком трубки. - Головы готовы разбить, чтобы угодить мне!
        - Иосиф Виссарионович, ради вас мы готовы отдать свои жизни! - с неуместным пафосом пролепетал Берия. - Весь советский народ, как один, в порыве...
        - Балабол, - сказал Сталин, все еще смеясь. - Однако полезный балабол. Хороший собак!
        Берия усмехнулся. Диктатор поднялся из кресла и сказал с непритворным удивлением:
        - Что-то антракт затянулся. И чего они ждут?
        Он то ли не знал, то ли делал вид, что не знает: все ждут одного человека - его самого. На прощание Сталин сказал:
        - Товарищ Трбоевич, берегите своего мужа. Он очень полезный дипломат. Пригодится нашей стране. Скажу вам по секрету, руководство приняло решение наградить его орденом Красного Знамени.


        XC
        Полина, качаясь, как пьяная, вышла из ложи вождя. Вдогонку она услышала веселый голос Сталина:
        - Нет, ты только подумай, Лаврентий, она не читает буржуазную прессу. Ну насмешила, ну молодец... А ты читаешь?
        Славко, побелевший от страха, ждал ее в ложе. Полине даже показалось, что у него прибавилось седых волос за эти двадцать минут, которые она провела в обществе вождя всех времен и народов.
        - Полина, что он сказал? - выдохнул Славко, бросаясь к жене.
        - Что ты крайне полезный дипломат и что тебя наградят орденом Красного Знамени, - сказала Полина, опускаясь в кресло.
        Она чувствовала полный упадок сил. Весь второй акт балета она была в прострации, музыка не долетала до нее. В себя Полина пришла только от громовых аплодисментов, причем они адресовались не столько балетной труппе, сколько Сталину. Публика в партере развернулась, хлопая и крича в честь одного человека, имя которому Иосиф Сталин. Гости в ложах преданными глазами смотрели на вождя, который мягко аплодировал, кивая усатой головой.
        На следующий день «Правда» опубликовала обстоятельную статью об успехах советской дипломатии, в которой несколько раз упоминался и Славко. В том же выпуске официального рупора партии указывалось, что за заслуги перед советским народом в деле разрядки международной напряженности и торжества идеалов Октября товарищ Славко Трбоевич, посол СССР в Герцословакии, указом Президиума Верховного Совета награждается орденом Красного Знамени, а также получает внеочередное воинское звание.
        Славко получил трехнедельный отпуск, который провел вместе с семьей. Натянутость в отношениях супругов исчезла, Славко был нежен с Полиной, они любили друг друга с прежней страстью. Полина чувствовала, что вновь счастлива. Но в то же время...
        В то же время подспудная страшная мысль не давала ей покоя. Ей казалось, что мрачная грозовая туча надвигается на ее мирок и скоро грянет буря, ураган, тайфун, что сметет с лица земли и ее и Славко. Она гнала прочь такие мысли.


        XCI
        В феврале 1937 года, когда Славко отбыл в Герцословакию, Полине позвонил Платон и не терпящим возражения тоном сказал:
        - Ты должна сегодня вечером быть у меня. Я приглашаю тебя на свой день рождения!
        Полина знала - день рождения у Платона в сентябре, однако не посмела отказаться. В последнее время Крещинский пошел в гору. Его прочили в новые генеральные прокуроры страны. Он блестяще провел несколько показательных процессов, где к смерти или к длительным срокам лагерей были приговорены видные политики, инженеры и снабженцы.
        Платон обитал на набережной Москвы-реки в сером доме, специально выстроенном правительством для своих верных сотрудников. Ни жены, ни детей у него не было, Крещинский жил уединенно, отдавая все время борьбе с врагами народа.
        Платон встретил ее на пороге, он был одет, как будто готовился отправиться на прогулку. Схватив Полину за руку, он поволок ее к лифту.
        - В чем дело? - спросила Полина.
        Платон приложил к губам палец и ответил:
        - Прогуляемся немного!
        Февральская погода не благоволила к прогулкам: дул резкий холодный ветер, они вдвоем брели вдоль набережной.
        - Полина... - сказал Платон задумчиво. - Ты знаешь, что я люблю тебя... И только поэтому я иду на должностное преступление, разглашая государственную тайну. Мы не могли поговорить в моей квартире, потому что она наверняка прослушивается!
        Полина поежилась - то ли от холода, то ли от слов Платона. То, что квартиры и дачи многих из «слуг народа» снабжены подслушивающими устройствами, было секретом Полишинеля.
        Помолчав, Крещинский добавил:
        - Наркомат внутренних дел, а точнее, его всесильный глава Лаврентий Берия, готовит новое дело. На этот раз в прицел спецслужб попали советские дипломаты...


        XCII
        - Нет! - вырвалось у Полины. Платон сжал ее руку затянутой в кожаную перчатку ладонью. Еще до того, как он что-то пояснил, Полина поняла: Славко обречен!
        - У Берии есть личные счеты с твоим мужем, - промолвил Крещинский. - Лаврентий ненавидит Славко, а тот не скрывает, что презирает наркома. Вчера ночью мне поступило указание о создании следственной группы, которая займется «делом дипломатов». Я видел список тех, кто будет арестован в ближайшие дни. Там есть и фамилия Трбоевич.
        Полина почувствовала, что мир рушится у нее на глазах. Она схватилась за гранитный парапет. Арест! «Дело дипломатов»! Надежды на спасение нет!
        - Товарищ Сталин не допустит этого! - слабо прошептала она. - Он доволен работой Славко, ты же помнишь недавний разговор в театре? Он наградил его орденом, он...
        - Товарищ Сталин вчера лично гневно высказывался о врагах народа, которые засели в наркомате иностранных дел, - прервал ее Платон. - И уверяю тебя, Полина, список тех, кто будет арестован, завизирован именно товарищем Сталиным. Я сам видел его резолюцию, начертанную красным карандашом: «Бешеные псы должны умереть!» Твой Славко там в первой десятке.
        Что же делать, что же делать, что же делать? Славко, они заберут у нее Славко...
        - Ты должна развестись с ним немедленно, - сказал Платон. Полине показалось, что она ослышалась. Развестись?
        Платон развернул ее к себе, тряхнул за плечи и едва ли не крикнул:
        - Дура, подумай о себе и о ребенке! Если не бросишь Славко, то и сама отправишься в лагерь, а Володька - в детдом! Трбоевич обречен! Так не позволяй ему утащить и вас на дно!
        Полина ударила Платона по щеке. Крещинский ощерился:
        - Я желаю тебе только добра, Полина!
        Она не верила ему. Платон желал ей добра - и хотел разлучить ее со Славко. Хотел его смерти, она давно чувствовала это.
        - Если выйдешь за меня, то голодная смерть тебе не грозит, - сказал вдруг Крещинский. - Сталин помнит тебя, ты понравилась ему. И он не будет возражать, чтобы Полина Трбоевич стала моей женой!
        Полина, сгорбившись, повернулась к Платоше. В его глазах сверкало торжество. Вот зачем он предупреждает ее о грозящей катастрофе - не из чувства человеколюбия или желания помочь, а чтобы самому, как стервятнику, урвать кусок пожирнее. И этим куском была она, Полина. Платон хочет заполучить ее!
        - Подумай о сыне, - заявил Платон. - Что будет с Владимиром? Славко останется в прошлом, мы с тобой начнем новую жизнь. Ну, Полина?
        Она пошла прочь, так и оставив его на воющем ветру. Он предлагает ей купить сытую жизнь для сына и себя ценой предательства. Может быть, Платон прав?


        XCIII
        Оказавшись дома, она пыталась дозвониться до Славко, но девушка на коммутаторе вежливо сообщила, что связь с Герцословакией временно прервана по техническим причинам. Ей элементарно не дают связаться с мужем! Но что же ей предпринять, чтобы спасти Славко?
        Полина чувствовала, что медленно умирает. Она не могла ничем заниматься, к ней в комнату то и дело под различными предлогами заглядывала Ангелина Михайловна. Экономка наверняка «стучала» на них в органы, думала Полина. Но теперь это без разницы, без разницы, без разницы...
        Она перебирала газеты, внезапно ее взгляд наткнулся на заметку под названием
«Европейская элита поддерживает Советский Союз». Речь в статье шла о визите очередного десанта иностранных интеллектуалов и творческих личностей, которые приехали в Москву, чтобы познакомиться с жизнью Страны Советов. Многие после таких поездок, ослепленные, умело обманутые или позволившие себя обмануть, превозносили до высот успехи коммунизма и тем самым рекламировали деяния товарища Сталина, и об этом громогласно сообщалось как об очередной победе советского духа. Другие, наоборот, обрушивались с резкой критикой на СССР и тоталитарный режим, но советский народ об этом никогда не узнавал.
        И вот теперь в Москву пожаловали известные европейские композиторы и музыканты, в том числе и Максимилиан Триссарди.
        Макс! Не может быть! Черным по белому было написано: «и известный немецко-французский пианист и композитор Максимилиан Триссарди».
        Она знала только одного Макса Триссарди - младшего сына Исаака, великого драматурга, того самого Макса, которому она когда-то помогла бежать в Берлин из-под надзора властного отца.
        Макс вряд ли знает о том, что она живет более десяти лет в России. Наверняка он хочет ознакомиться с жизнью в Cтране Советов. Максимилиана Триссарди будут чествовать в Концертном зале имени Чайковского.
        О, если бы жизнь была, как и прежде, спокойной и размеренной (но была ли она когда-нибудь такой?)... Теперь встреча с Максом только навредит ей и Славко.
        Но что же делать?
        - Мама, мама! - В комнату к Полине ворвался Володя. Мальчику недавно исполнилось девять, он был отличником и хотел стать полярным летчиком. И вот все мечты оказались в прошлом. Теперь ничего не будет...
        - Папа звонил, он сказал, что приезжает! - закричал Володя. - Сказал, что его срочно вызывают в Москву. Он снова будет дома!
        Полина подскочила. Славко звонил? И она проморгала его звонок! И не смогла предупредить о... Собственно, как бы она смогла предупредить его? Значит, выхода нет...
        Ужаснее всего для Полины оказалось знать, что нормальная жизнь, в которой было место детскому смеху, вкусным обедам и приятному безделью, закончится через несколько часов. Славко внезапно вызвали в Москву. Это может означать одно - арест!
        О том, что Славко арестован, она узнала следующим утром. Полину сморил тяжелый сон, из которого ее вырвал пронзительный телефонный звонок. Она специально поставила аппарат рядом с кроватью, чтобы, если повезет, перемолвиться со Славко хотя бы словечком.
        Звонил Платон, который суровым официальным голосом сообщил, что ее супруг,
«гражданин Славко Трбоевич», арестован по подозрению в связях с врагами народа и работой на вражеские разведки.
        Буквально сразу за этим затрезвонили в дверь. Полина открыла - и квартира заполнилась подтянутыми военными, пришедшими с обыском.
        - Гражданка Трбоевич, просим вас не мешать проведению следственных мероприятий, - было заявлено ей. Ангелина Михайловна поджала губы и качала головой, как будто осуждая. Экономке поручили выступать в роли понятой.
        Полина, прижав к себе странно затихшего Володю, стояла в углу гостиной, наблюдая за тем, как следователи методично потрошат комоды, вытаскивают из шкафов белье, разрывают книги, ища что-то в переплетах и корешках.
        - Бумаги Трбоевич хранит в столе, - помогала советами Ангелина Михайловна. - Давайте я вам покажу!
        Экономка была само рвение и усердие. Она уже не смотрела на хозяйку, словно Полины и не было рядом. Володя ничего не говорил, только шмыгал носом, а потом тихонько спросил:
        - Мама, а это правда, что мой отец - враг народа?


        XCIV
        Обыск длился восемь часов; наконец все было завершено. Квартира была выпотрошена, словно уголовниками. Полине и Володе приказали покинуть жилище. Им разрешили взять несколько теплых вещей. Затем дверь опечатали.
        Ангелина Михайловна сообщала следователям:
        - Я давно заметила, что Трбоевич не наш. И жена у него такая уж фифочка! Ест только иностранные конфеты! Она же «из бывших». Вот они, враги народа! Приехали специально, чтобы гадить нашей великой стране! Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. И мальчишка у них - маленький бандюган. Такого только в детский дом, чтобы сделали советским человеком!
        Полина сжала ладонь сына так, что Володя вскрикнул. Она никому не отдаст ребенка!
        Следственная бригада уехала, Полина и Володя остались около опечатанной двери своей квартиры. Полина позвонила к соседям. Она слышала осторожные шаги за дверью, однако открывать ей никто не собирался.
        - Прошу вас, - взмолилась женщина, - дайте нам хотя бы стакан воды! И разрешите Володе сходить в туалет. Больше нам от вас ничего не нужно!
        Ей так никто и не открыл. Вместо этого появился старик-вахтер и, словно сердясь на Полину, сказал:
        - Ну что же вы, гражданка, тревожите людей? Вы здесь больше не живете, значит, и находиться в подъезде не имеете права!
        Полина расплакалась. Вахтер, который раньше почтительно звал ее по имени-отчеству, виновато добавил:
        - Полина Львовна, пожалуйста, уходите отсюда. Не нужна нам лишняя головная боль.
        На прощанье старик сунул Володе конфетку, а затем проводил его и Полину на улицу. Дверь хлопнула у нее за спиной, Полина ощутила усталость и подумала, что жить больше нет смысла.
        - Мама, мама, - произнес Володя. - Я кушать хочу и пить. И в туалет хочу. Мам, куда мы пойдем сейчас? Ты отдашь меня в детский дом?
        Полина прижала к себе Володю, затем стала покрывать поцелуями его лицо. Мальчик пытался вырваться, затем заревел.
        - Запомни, я никому тебя не отдам, - твердила она. - Никому и никогда!
        Перед подъездом затормозила черная машина с занавесками на окнах. Володя перестал плакать, Полина оцепенела. Приехали и за ними!
        Дверца салона распахнулась, она увидела Платона. Он скомандовал:
        - Живо в машину! Ты слышишь, что я приказываю? Живо ко мне!
        Володя первым залез в теплое нутро «ЗИЛа», Полина последовала за ним. Автомобиль рванул с места.
        - Я спасу вас, - тоном, не терпящим возражений, сказал Платон. Полина ощутила к нему даже что-то наподобие благодарности. При всех недостатках Крещинский протянул ей руку помощи.
        - Вы будете жить у меня, - заявил он. - Никто вас не тронет, я обещаю!
        - А что будет с папой? - произнес Володя. Платон потрепал его по волосам и сказал:
        - Увы, тут я бессилен. Но вам нужно думать о себе. Славко же не заботится о вас. Он бросил вас на произвол судьбы!
        В словах Платона было столько яда, что Полина изумилась. Она внимательно посмотрела на Крещинского. И как же раньше она не догадалась, что Платон ненавидит Славко!
        Они подъехали к высотному зданию, возведенному по приказу Сталина лучшими архитекторами, - здесь жила элита советской юриспруденции. Платон обитал в огромной квартире, заполненной старинными вещами. Он отвел Полине и Володе по комнате. Ребенок, утомленный событиями, быстро заснул. Полина же не могла сомкнуть глаз. Она думала о том, что ожидает Славко.
        - Ты должна поесть, - сказал Крещинский.
        Он накрыл в столовой круглый раздвижной стол, принес бутылку вина и фрукты, Полина увидела черную икру, балык, прочие деликатесы. Платон закрыл дверь, зажег свечи и потушил свет. Они оказались в интимном полумраке.
        Он подошел к Полине, она ощутила его жаркое дыхание. Внезапно рука Крещинского оказалась у нее на талии.
        - Полина, как долго я ждал этого момента! - прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы. Она не верила собственным ушам. О чем это говорит Платон? Как он может!
        Он взял ее за руку и подвел к столу.
        - Давай поужинаем, - сказал он. - Нам никто не будет мешать. Твой сын спит...
        - А Славко в тюрьме. Ты на это намекаешь? - крикнула Полина. Платон издевательски рассмеялся. Он откупорил бутылку с вином, налил в два бокала - себе и Полине.
        - Ты понимаешь, что обратного пути в нормальную жизнь у твоего мужа нет, - проговорил он. - Раз он попал в руки НКВД, то его непременно осудят. И я подозреваю, что его ждет высшая мера...
        От этих слов у Полины закружилась голова. Платон снова оказался около нее. Он прижал ее к себе и поцеловал. Полина попыталась сопротивляться, но Платон был намного сильнее.
        - Ты должна была стать моей еще тогда, в 1914 году, - шептал он, а его горячие руки шарили по ее телу. - Ты предпочла мне заключение в сумасшедшем доме. Теперь ты станешь моей, Полина! Ты должна немедленно развестись со Славко, это твой единственный шанс на спасение!
        Полина оттолкнула от себя Крещинского. Тот непонимающе уставился на нее:
        - Полина, в чем дело? Ты ведь понимаешь, что я могу помочь твоему мужу? Мне известно, что именно я буду вести его дело на процессе. Да, да, предстоит шумный процесс над продажными дипломатами, и одним из главных обвиняемых будет Славко Трбоевич, наймит герцословацкой разведки и подлый предатель!
        - Ты не смеешь так говорить! - вспылила Полина.
        Крещинский расхохотался и снова ринулся на нее. Он обхватил ее и поцеловал. Полине внезапно стало противно - Платон внушал ей отвращение, его руки внушали ей отвращение, его губы... Крещинский потянул ее к дивану, толкнул Полину, она упала на мягкую пружинистую поверхность. Он залез ей под платье, Полина попыталась отбиваться. Крещинский стал судорожно скидывать френч.
        - Ты будешь моей, - все больше распаляясь, словно в бреду, говорил он. - Наконец-то! Я так давно хотел этого, Полина! Мы поженимся! Ты должна выйти за меня, я сумею оформить развод с твоим несчастным Славко в течение десяти минут. Ты станешь моей супругой, о Славко все забудут, я усыновлю Володю! О, у нас все будет как нельзя лучше!
        Он практически содрал с Полины платье, его губы впились ей в грудь. Руки лезли все ниже и ниже. Платон навалился на Полину, он часто и тяжело дышал. Она ощутила его возбуждение. Полина ударила его в грудь, а затем и по лицу. Крещинский рассмеялся, затем скрутил ей руки и прошептал:
        - Полина, сопротивляться бесполезно! Неужели ты думаешь, что я стал бы помогать жене врага народа, если бы... Если бы не хотел овладеть ее телом? Ты сводишь меня с ума, Полина! Ты такая красивая, такая недоступная. И теперь ты станешь только моей!
        Он приспустил штаны. Полина старалась сбросить Платона с себя, но он был намного тяжелее, чем она. Он впился ей в губы слюнявым поцелуем. Позади них раздался какой-то шум, затем прозвучал голос Володи:
        - Мама! Дядя Платон! Что вы делаете?


        XCV
        Крещинский от неожиданности отпрянул от Полины, та подскочила с дивана. Володя, потирая руками заспанные глаза, стоял в дверях.
        - Мне приснился кошмар, - сказал он, едва не плача. Полина натянула платье, практическое сорванное с нее Платоном. Она подошла к Володе и прижала его к себе. Крещинский грубо заявил:
        - Владимир, ты уже большой, отправляйся к себе в комнату! Ну, немедленно, щенок!
        Полина схватила сына за руку и выволокла его в коридор. Она надела пальто, бросила Володе полушубок, который мальчик послушно натянул.
        - Ты что, хочешь бежать? - Платон с оголенной волосатой грудью и в приспущенных кальсонах появился в коридоре. - Дура, что ты делаешь? Тебе надо только лечь под меня, чтобы все было в порядке, чтобы ты и твой сученыш снова вернулись к нормальной жизни.
        Смешон и страшен был он в своем гневе. Полина распахнула дверь, вытолкнула ничего не понимающего Володю в общий коридор и сказала Платону на прощание:
        - Я думала, что ты хочешь помочь нам, Платон, а на самом деле ты желаешь заполучить меня. Мне жаль тебя! Учти - я люблю Славко, и ни за что не разведусь с ним, и тем более не стану твоей женой!
        Не дожидаясь лифта, они спустились по лестнице. Полина слышала сверху дикий крик Платона:
        - Полина, вернись! У тебя нет будущего, тебя арестуют! Вернись же...
        Володя не задал ни единого вопроса, словно понимая, что произошло. Полина вернулась с сыном к своей старой квартире. Вахтер сначала не хотел пускать их в подъезд.
        - Вы здесь больше не живете. - Он преградил путь Полине и Володе. Полина изо всех сил толкнула его, ошеломленный старик позволил им пройти к лестнице. Дверь глазела на бывших хозяев круглыми сургучными печатями. Полина, недолго думая, сорвала их.
        - Это наш дом, и никто не имеет права выкидывать нас отсюда, - сказала она.
        Квартира была пуста и мрачна, как бывает пусто и мрачно кладбище в сумрачную погоду. В ней царил кавардак после обыска, под ногами скрипело битое стекло. Полина опустилась на колени.

«Десять дней, которые потрясли мир» - любимая книга Славко, его белая рубашка, смятая теперь в грязный ком, золотые запонки... Все напоминало ей о муже. Она заплакала, хотя знала, что делать этого при сыне нельзя. Володя подошел к Полине и, хлюпая носом, сказал:
        - Мамочка, не плачь, прошу тебя! Наш папа вернется, ведь так? Он не может быть врагом народа...
        Они легли на диване в гостиной, Полина прижала к себе сына. Свет она выключила, но заснуть так и не смогла. Она вздрагивала от каждого шороха за дверью и каждый раз, когда скрипучая кабина лифта проезжала их этаж, была уверена, что они вернулись - на этот раз за ней.
        Но никто не вернулся, она забылась тяжелым пьянящим сном только под утро. Проснулась она от звонка телефона. Кто может звонить ей?
        Полина осторожно сняла трубку и услышала лающий отрывистый голос:
        - Следователь Иванченко, Генеральная прокуратура! Гражданка Трбоевич? Вам надлежит явиться сегодня к двенадцати часам ко мне! Неявка будет рассматриваться как препятствие осуществлению правосудия. Вам ясно?
        Не дождавшись ответа, следователь отключился, заугукали отрывистые гудки, похожие на чей-то издевательский смех. Ее приглашают в Генеральную прокуратуру. Но для чего? Чтобы... Чтобы там же и арестовать? Или чтобы заставить ее дать показания против Славко?
        Полина взглянула на часы. Было половина одиннадцатого. Она метнулась в ванную. Из большого зеркала на нее смотрела отчаявшаяся постаревшая женщина, которая боялась всех и вся.
        Они забрали у нее Славко, они могут забрать у нее Володю и даже ее собственную свободу и жизнь. Но одного они не заберут у нее - надежды! Полина быстро приняла ледяной душ, затем выбрала строгое платье, волосы собрала в пучок.
        - Владимир, - сказала она сыну, - ты останешься здесь. Обещай мне, что не будешь никому открывать и вообще подходить к двери. Я обязательно вернусь, мой хороший!
        Она поцеловала ребенка, думая о том, что же с ним будет, если ее арестуют прямо в здании Генеральной прокуратуры. Внезапно она вспомнила фразу, которая не давала ей покоя уже многие годы.
        Теряя, мы обретаем... Нет, это не так! Как можно обрести что-то, потеряв любимого и дорогого человека? И к чему она вспомнила предсказание сумасшедшего цыгана? Боже, это было так давно, как будто в другой жизни...


        XCVI
        Полина вышла на улицу, стояла неуютная февральская погода. По улицам спешили прохожие, ездили автомобили, работали учреждения и магазины. Горе случилось у нее, ее привычный мирок рухнул - все остальные жили, как и раньше.
        Полина спустилась в метро, проехала в громыхающем вагоне несколько остановок. Ей пора выходить! Она боялась, хотя и старалась внушить себе, что бояться нечего. Когда-то она пыталась решить все проблемы, забравшись на Эйфелеву башню в желании спрыгнуть вниз. Нет, она не сможет оставить Володю одного, даже если... Даже если Славко будет осужден.
        Полина медленно подошла к мрачно-величественному зданию Генеральной прокуратуры СССР. Сколько раз она проходила или проезжала мимо него, и ей никогда не приходила в голову мысль, что самой придется очутиться здесь. Прохожие, казалось, поднимали воротники пальто, отворачивались и старались побыстрее пройти мимо этой резиденции
«элиты советского правосудия».
        Молодой лейтенант потребовал у нее документы, затем поинтересовался целью визита. Связался с кем-то по телефону, сказал наконец: «Товарищ Иванченко ждет вас».
        Она поднялась на третий этаж, остановилась около обитой дерматином двери. Полина старалась не смотреть по сторонам. Наконец после томительных минут ожидания дверь распахнулась, на пороге возник невысокий блондин с песочного цвета усами.
        - Гражданка Трбоевич, проходите! - произнес он сурово.
        Полина оказалась в его кабинете. Центром всего был тяжелый стол и портрет Сталина прямо над ним. Следователь предложил ей сесть, затем углубился в изучение бумаг, сложенных в аккуратные стопки у него на столе.
        Он как будто не чувствовал ее взгляда и вообще забыл о Полине. Затем, подняв голову, внезапно спросил:
        - Гражданка Трбоевич, расскажите мне о подрывной деятельности вашего мужа!


        XCVII
        - Но такой не было! - воскликнула Полина, цепенея. - Уверяю вас, это нелепая ошибка!
        - Значит, - зло усмехнулся следователь, - по-вашему, советская юстиция ошибается? Ну, ну, гражданка Трбоевич, нечего упрямиться! Вам наверняка было известно о том, что ваш драгоценный супруг, кстати, иностранец, работал на буржуазную герцословацкую разведку и тамошнюю полицию!
        - Это не так, - сказала устало Полина. - Мой муж был послом в Герцословакии, и он любит свою родину. Он никогда бы не стал работать на разведку. Вы разве не знаете, что Славко Трбоевич - пламенный коммунист? Если бы он не был таким, то не застрелил бы на моих глазах герцословацкого короля. И по-вашему, он теперь работает на буржуазную разведку? Это же просто нелепо!
        Следователь с хрустом захлопнул папку и сказал:
        - Гражданка Трбоевич, не вам судить, что нелепо! Вы были вызваны сюда, чтобы дать показания. Значит, вы отрицаете причастность вашего мужа к работе подпольной организации, целью которой было предоставление враждебным государствам информации по внешней политике СССР?
        Улыбаясь, следователь Иванченко выудил из лежащей перед ним папки какой-то документ и зачитал с издевательской интонацией: «Я, Славко Трбоевич, признаюсь в том, что в течение пяти лет работал на вражескую разведку и сотрудничал с герцословацкой резидентурой, предоставляя ей стратегически ценные сведения, являющиеся государственной тайной. Я сознаюсь в том, что разглашал данные, которые находились в моем ведении как посла, понимая, что эти данные будут использоваться вражескими странами во вред Советскому Союзу. Я намеренно приехал в СССР с тайной целью - занять высокое положение, чтобы потом действовать в ущерб приютившей меня державе. Для этого под моим руководством была организована группа дипломатов, которые были готовы работать на иностранные спецслужбы. В мою задачу входило, помимо всего прочего, вербовать новых шпионов. Список тех, кто был завербован мной, прилагается...»
        Следователь победоносно взглянул на Полину. Та не верила своим ушам. Славко, ее Славко, тот человек, которого она знала и любила, никогда бы не подписал подобной галиматьи.
        - Смотрю, вы все еще не верите мне, - заявил следователь. - Я даже пойду на нарушение инструкций и покажу вам кое-что...
        Он протянул ей листы, на которых было отпечатано покаянное признание Славко. На последнем листе Полина увидела знакомую подпись. И бурые пятна крови.


        XCVIII
        - Ваш муж подписал чистосердечное признание, - сказал Иванченко. - Если бы он не был виновен, то ни за что бы не пошел на это. А так он сам признался в совершенных преступлениях! Ну что, вы будете говорить, гражданка Трбоевич?
        - Что это за кровь на бумаге? - спросила Полина, похолодев от ужаса.
        Иванченко кашлянул и ответил:
        - У вашего супруга от волнения и страха за свою никчемную жизнь пошла кровь из носа.
        - Вы его били, - прошептала Полина. - Вы били Славко! Иначе бы он никогда не подписал эту чушь! Что вы сделали с ним?
        - Замолчите! - взвизгнул следователь. - Вы забываетесь, гражданка Трбоевич! Никто вашего мужа и пальцем не тронул! Он сам все выложил и подписал! Говорите правду!
        - Мне нечего сказать, - произнесла Полина.
        Следователь внимательно посмотрел на нее и взял трубку черного телефона.
        - Она здесь, - сказал он кратко. - Отказывается давать показания. Да, я вас понял. .
        Ничего не объясняя, следователь положил дела со своего стола в сейф, запер его и покинул кабинет. Полина осталась сидеть на стуле. Что он задумал? Пригласит костоломов, которые заставят ее подписать обвинения в адрес Славко?
        Дверь скрипнула, Полина в страхе обернулась. Перед ней стоял Платон - в новенькой сияющей форме, гладко причесанный. Он подошел к Полине и сказал:
        - Значит, гражданка Трбоевич, вы отказываетесь давать показания? Мой подчиненный пожаловался на ваше упрямство. Вы же собственными глазами видели признание вашего мужа-предателя. Что вам надо еще?
        Затем он понизил голос и произнес:
        - Полина, видишь, чего ты добилась своим неразумным поведением? Мне с большим трудом удалось пока что сделать так, чтобы ты осталась на свободе. Тебя хотели арестовать прошлой ночью. Твой Славко - покойник. И дашь ли ты на него показания или нет, не играет уже никакой роли.
        Полина ощущала аромат тонких духов, хорошего табака и похоти, который шел от Платона. Внезапно ее как током ударило. Она словно по наитию произнесла:
        - Скажи мне, Платон, ты затеял все это, чтобы я стала твоей? Славко арестован, чтобы ты смог прибрать меня к рукам?
        Крещинский усмехнулся, и в его глазах на мгновение блеснуло адское пламя.
        - Ну что ты, - сказал он. - Мы, представители советской Фемиды, служим закону - и никому более! Как ты можешь подозревать меня в том, что я намеренно завел дело на твоего мужа, чтобы убрать его с дороги?
        Платон схватил Полину за шею.
        - А даже если и так, - прохрипел он, превращаясь в безумца. - Даже если ты права, думая, что я намеренно сделал так, чтобы твоего Славко арестовали. Что из этого? Рано или поздно это бы случилось, ты же знаешь, Лаврентий давно точит на него зуб. Полина, ты должна подписать показания на Славко, тогда тебя не тронут, клянусь. Я уже договорился обо всем. Ты станешь героиней, которая бросила мужа-предателя.
        Крещинский извлек из кармана листок с убористо напечатанным текстом и положил его на стол перед Полиной. Она мельком взглянула на него. Страшные фразы заплясали у нее перед глазами.

«Я, Полина Львовна Трбоевич... в том, что мой муж... наймитом вражеских разведок..
        отрекаюсь от него и прошу отныне не считать его моим законным супругом... требую для него исключительной меры...»
        - Подписывай, - сказал Платон, вкладывая ей в пальцы ручку. - Полина, поверь мне, я люблю тебя! Иначе бы не пошел на все это! Я люблю тебя, ты станешь моей женой, а твой сын - моим сыном!
        - А Славко? - тусклым голосом произнесла Полина. - Что будет с ним?
        - Дался он тебе, этот идиот Славко! - в сердцах воскликнул Платон. - Я же сказал тебе, что он пойдет в расход. Уже решено, что он получит «вышку». Конечно, если вообще дотянет до суда... А то слишком строптивый и горячий, на процессе будут иностранные наблюдатели, нам не нужны скандалы и неожиданные казусы. Славко дал признание, у нас есть имена его сообщников...
        Полина сжала перо с такой силой, что пальцы побелели. Всего одна подпись - и она спасет себе жизнь. Себе и Володе. Славко все равно обречен, так что она не сделает ему хуже. Она только спасет себя!
        - Давай, подписывай. - Платон поцеловал ее. Руки Крещинского лезли ей под платье. - Полина, как же я хочу тебя! Я не мог забыть тебя все эти годы! Даже с другими женщинами в постели я думал о тебе! Закрывал глаза и представлял, что вместо жирной коровы рядом лежишь ты! Полина, будь моей!


        XCIX
        Полина всадила острое стальное перо Платону в локоть. Крещинский завопил, отшатнулся от нее. Рукав немедленно окрасился кровью.
        - Я не буду ничего подписывать, - сказала Полина. - Ты редкостная сволочь, Платоша Крещинский! Видимо, во всем пошел в своего отца-крючкотвора. Я предпочту умереть, но твоей наложницей не стану.
        Крещинский вытащил перо из раны, швырнул его на ковер. Лицо Платона исказила гримаса безумия, глаза потемнели.
        - Ты сделала свой выбор, - держась за сочащуюся кровью, перемешанной с чернилами, руку, сказал он слишком спокойно. - Я хотел спасти тебя, но вижу, что ты недостойна этого. Пошла прочь, сука! Учти, совсем скоро ты окажешься в этом самом кабинете и на коленях будешь умолять меня пощадить тебя и Володьку. Будешь предлагать свое тело. Но я не пощажу тебя, Полина! Твой выродок отправится в интернат, и я лично прослежу за тем, чтобы из него сделали человека, если, конечно, он не сдохнет от побоев или какой-нибудь заразы. А ты...
        Он подошел к Полине и со всего размаху ударил ее по лицу.
        - Ты все равно станешь моей, - завершил он с нотками безумия в голосе. - Я отымею тебя, когда тебя приволокут ко мне, избитую и окровавленную. А потом ты сдохнешь - или в подвалах этого здания, или где-нибудь в лагере. Мне жаль тебя. А теперь убирайся!
        Крещинский швырнул пропуск в лицо Полине. Щека у нее ныла, а сердце стучало, как бешеное.
        Она неловко поднялась и вышла из кабинета. В коридоре сновали работники прокуратуры, сидели посетители, шла привычная жизнь. Всем было решительно наплевать на то, что Полина только что подписала себе смертный приговор.
        Полина замерла около двери. Схватило сердце. Голова закружилась, в висках шумела кровь, на глаза наворачивались слезы, хотя она приказывала себе держаться. Правильно ли она сделала, отказавшись от предложения Платона? Или она должна была продать ему себя, чтобы выторговать свою жизнь и будущее Володи?
        Она прислонилась к косяку. Дверь открылась, появилась дородная дама в пальто с лисьим воротником и смешной шляпке с вуалеткой. Дама участливо посмотрела на Полину и спросила:
        - Вам дурно? Ой, у женщины сердце прихватило!
        Полину усадили на скамейку в коридоре, принесли стакан воды, пахнущей валерьянкой. Она же ничего не слышала вокруг себя. Наконец она снова осталась одна.
        Ее взгляд скользнул по двери. Она увидела две латунные цифры - «12».
        Двенадцать! Именно эту цифру назвал ей цыган, когда она спросила его, что ожидает ее и Славко. Двенадцать! Она не сомневалась, что именно это он имел в виду.
        Полина вдруг ощутила дикую боль, которая пронзила ее сердце. И поняла - все закончилось. Славко умер. Он умер, а вместе с ним умерла и она сама...


        C
        Платон пощупал набухшую от крови руку. Чертова баба! Она бы могла и убить его. И все из-за чего - из-за какого-то неудачника по имени Славко! Он потерял Полину, на этот раз навсегда. Ну что же, сегодня ночью ее арестуют, он позаботится о том, чтобы строптивицу привели к нему. И она поплатится за свою гордыню и спесь. Еще совсем немного - и она станет его!
        Крещинский вышел из кабинета следователя Иванченко, поднялся этажом выше, где располагался его собственный - намного больше и просторнее. Открыл ящик стола, достал оттуда «браунинг». Поднял трубку телефона и сказал барственным тоном:
        - Я желаю допросить подследственного Трбоевича. Доставьте его в комнату для допроса.
        Рука все еще ныла, но Платон не замечал этого. Он спустился в подвальный этаж, где располагались камеры и комнаты для допроса. Крещинский оказался в бетонном помещении с низким потолком, с которого светили невыносимо яркие лампы.
        Славко был уже там. Платон зашел в комнату для допроса, дверь за ним лязгнула. Славко лежал на полу, сознание и жизнь еле теплились в нем. Платон подошел к нему.
        Кто бы мог подумать, что в течении полутора суток человек может так разительно измениться! Из здорового, мощного мужчины сорока с небольшим лет Славко Трбоевич превратился в пускающего слюни старика с трясущейся головой. Лицо Славко представляло собой один большой кровоподтек, оба глаза затекли и вспухли, Трбоевич тяжело дышал, видимо, были раздроблены ребра и повреждены легкие.
        - Славко, - позвал его Платон. Веки живого мертвеца дрогнули. - Ах, ты не в состоянии смотреть! Такое иногда бывает со строптивыми идиотами, которые щеголяют именем товарища Сталина и нападают на охрану.
        - Товарищ Сталин... - просвистел Славко, еле шевеля размочаленными губами. Тонкая струйка крови побежала у него изо рта.
        - Ты что-то хочешь передать Иосифу Виссарионовичу? - спросил, доставая «браунинг», Платон. - И ты думаешь, что он захочет это услышать? Он уже услышал от тебя все, что требовалось. Ты, Славко, предатель и шпион, главарь преступной организации, которая пыталась уничтожить успехи советской дипломатии.
        - Ты... врешь... Я... отказываюсь.. от признаний... - с неимоверным трудом произнес Трбоевич. - Я... так... и скажу... на процессе...
        - Не сомневаюсь, - покачал головой Платон. - Идиотизм, как известно, неизлечим. Ты все такой же - упрямый коммунист старой закалки. И никому не нужна твоя правда. В этом мире есть только одна правда - та, которая установлена товарищем Сталиным. А раз он сказал, что ты враг и шпион, так это и есть.
        Платон ударил Славко носом блестящего сапога в живот. Трбоевич застонал.
        - Мы не можем допустить, чтобы ты испортил нам процесс, там будут иностранные корреспонденты, - произнес Платон. - Товарищ Сталин не хочет никаких накладок. Лаврентий тоже не хочет, да и я не хочу. Поэтому, друг мой, мавр сделал свое дело - мавр должен уйти. Ты дал нам показания на своих подельников, нам этого хватит. Они свое получат. И ты тоже! Не беда, если главный обвиняемый покончит жизнь самоубийством, как трусливый шакал. Ты и есть трусливый шакал, Славко!
        - Мразь... Какая же ты мразь, - прошептал Славко и плюнул. Комочек кровавой слюны попал на носок сапога Крещинского.
        Смеясь, Платон склонился над ним и ехидно произнес:
        - Ты что-то сказал? Я, увы, не расслышал. Это поможет тебе говорить отчетливее!
        Он снова ударил Славко ногой, в этот раз по лицу. Хрустнула кость, Крещинский с брезгливостью посмотрел на сапог, заляпанный кровью.
        - Есть желание еще что-то сказать, цареубийца? Ты уже не можешь больше говорить? Какая жалость, Славко! Кстати, сообщу тебе приятную весть - твоя любимая жена Полина легла под меня. Она подписала бумагу о том, что ты, Славко, был шпионом и врагом. Полина разводится с тобой, идиот. Ты сдохнешь, а она станет моей женой! И теперь не ты, а я каждую ночь буду трахать ее. Ты это запомнил? А твой сынок будет называть именно меня папой.
        Славко пошевелился. Он попытался подняться, но не смог. Платон пнул его ногой и произнес:
        - Передаю тебе слова твоей Полины. Она просила обязательно сказать тебе: Славко, ты мне больше не нужен, я презираю тебя. Ты разрушил мою жизнь. Я очень рада тому, что стану женой Платоши. Я его люблю!
        - Врешь... - прошептал Славко. - Ты врешь, гнида...
        Платон, рассвирепев, начал бить лежащего перед ним Славко ногами. Затем остановился и крикнул:
        - Полина стала моей, ты это слышал? Что, уже сдох или еще нет? Ну, это поправимо!
        Он наставил на Славко «браунинг» и спустил курок. Раздался одинокий выстрел. Трбоевич легко дернулся.
        - Сдох, идиот, - сказал Платон, засовывая пистолет в карман. Он вышел из камеры и сказал охраннику: - Подследственный покончил жизнь самоубийством, повесился на батарее. Это понятно?
        - Так точно, товарищ заместитель генерального прокурора! - отчеканил охранник.
        - Уберите тело и вымойте камеру, а то там кровищи много, - глядя на свой сапог, произнес Крещинский.
        - Так точно, товарищ заместитель генерального прокурора, - монотонно повторил охранник.


        CI
        Полина выбежала из здания прокуратуры. Слезы текли по щекам, хотя она и приказала себе не плакать. Славко мертв, она ощутила это так отчетливо и ясно, как будто сама держала его за руку и слышала его последний вздох.
        Теряя, мы обретаем! Что за глупая фраза! Полина бесцельно бродила по московским улочкам и переулкам. Она знала, что жить осталось совсем немного. Платон наверняка сдержит свое слово, и сегодня ночью ее заберут.
        Она оказалась около парадно освещенного здания Концертного зала имени Чайковского. Кумачовая растяжка гласила: «Бенефис Максимилиана Триссарди».
        Макс! Как же она могла забыть об этом! Он приехал в Москву. Полина бросилась в фойе, но представление уже подходило к концу.
        Полина, ежась на февральском морозце, стала дожидаться окончания концерта. Макс Триссарди, он ведь когда-то обещал ей помочь. И, похоже, этот момент настал!
        Славко мертв, Славко мертв, Славко мертв... теперь некому защитить ее и Володю. Единственный человек, которого она любила, умер. Она знает это наверняка.
        Наконец нарядно одетая публика начала покидать концертный зал. Переминаясь с ноги на ногу, Полина стояла и ждала. Но кого она ждет? Если Макса, то он наверняка покинет здание через служебный вход!
        Она обогнула здание, проникла во двор, где стояло несколько черных автомобилей. Прошло пятнадцать или двадцать минут. Двери раскрылись, появилось несколько человек.
        - Великолепно, маэстро, это просто великолепно! - твердил кто-то на плохом немецком. - Публика была в восхищении! Москва покорена вашим талантом, маэстро!
        Полина прислонилась к стене, холод вонзался в ее спину мириадами тонких иголок. Дверцы автомобиля услужливо распахнули, и тут Полина увидела Макса.
        За прошедшие десять лет он практически не изменился - все тот же стройный молодой человек с длинными светлыми волосами, только морщины стали резче, а взгляд - печальным. На плечи Триссарди была накинута богатая купеческая шуба. Вслед за ним несли корзины с цветами.
        - Макс! - Полина бросилась к нему. Люди, окружавшие его, оттолкнули Полину.
        - Ох уж эти поклонницы, - произнес кто-то. - И даже сюда добираются!
        - Макс! - закричала изо всех сил Полина. - Разве ты не узнал меня? Это же я, Полина!
        Макс, который к тому времени уже был в автомобиле, резво выскочил обратно на улицу, шуба сползла с его плеч: он был в черном фраке.
        - Полина! - сказал он в удивлении. - Пропустите ее немедленно!
        Он обнял Полину. Она произнесла:
        - Макс, помоги мне, прошу тебя! Они охотятся за мной и моим сыном! И ты - единственный человек, к которому я могу обратиться!


        CII
        Свита Макса зашумела, несколько человек, явно представители НКВД, засуетились, один из них быстро исчез, видимо, побежал докладывать начальству о непредвиденном происшествии.
        - Конечно, я помогу тебе, - сказал Макс. Он увлек Полину в салон автомобиля.
        - Маэстро, - попытался возразить кто-то, но Макс захлопнул дверь и велел водителю ехать в гостиницу.
        - Полина, я страшно рад видеть тебя, - произнес Триссарди. - Я часто думаю о тебе, вспоминая то, как ты помогла мне и Андре. Но каким образом ты оказалась в Москве?
        - Сейчас это неважно, - перебила его Полина. - Макс, нам придется изменить маршрут. Сначала мы заедем ко мне домой. Мне надо забрать сына.
        Триссарди предпочел не задавать лишних вопросов, он приказал водителю ехать по адресу, который сообщила ему Полина. Когда они оказались около ее дома, она взлетела по лестнице, отомкнула дверь - Володя встречал ее в прихожей.
        - Мамочка, - сказал он, кидаясь к Полине. - Я думал, что ты больше не придешь. Телефон звонит не переставая, но я не брал трубку.
        Аппарат в самом деле разрывался, трезвоня. Полина схватила свой паспорт, свидетельство о рождении Володи, кинула в сумку кое-какие вещи.
        - Володя, мы уезжаем, - сказала она. - Одевайся как можно быстрее, нас ждет автомобиль.
        Через три минуты они покинули квартиру. Когда Полина оказалась внизу, наперерез ей кинулся вахтер.
        - Полина Львовна! - заорал он. - Стойте!
        Полина с Володей юркнули в автомобиль, где их ждал ничего не понимающий Макс.
        - А теперь мы едем в гостиницу, - произнесла Полина. - Володя, познакомься, это Макс.
        Триссарди шумно вздохнул:
        - Ах, Полина, у тебя уже такой большой малыш, а мы с Андре только мечтаем о ребенке. Но в нашем положении, как ты сама понимаешь, это вряд ли возможно. Хотя из меня получился бы отличный отец!
        Они подъехали к гостинице «Москва», первой пролетарской гостинице на тысячу мест, гордости столицы, возведенной пару лет назад по личному распоряжению товарища Сталина и проекту, им же и утвержденному. Теперь и Страна Советов могла принимать гостей по высшему разряду, не хуже, чем прочие метрополии мира.
        Макс занимал один из номеров-люкс. Они прошли через холл, и Полина чувствовала на себе пристальные взгляды. Казалось, на нее глазели все - постояльцы, работники гостиницы и охрана.
        Лифт вознес их наверх. Максимилиан постучал в дверь номера, та распахнулась: их встретил Андре, любовник Триссарди, - темноволосый худой мужчина с узким лицом и тонкими пальцами скрипача, сверкающими перстнями. Он был облачен в лазурный шелковый халат, расшитый розовыми и золотистыми ирисами. Андре явно не ожидал увидеть Макса в сопровождении женщины с ребенком.
        - Это Полина, ты ведь наверняка ее помнишь, - целуя Андре, прощебетал Макс. - Именно ей мы обязаны нашей свободой.
        - Ах, Полина! - воскликнул, всплеснув руками, Андре. - Как я рад! Макс вспоминает вас каждый раз. Он прав - без вас он ни за что бы не достиг славы, ни за что бы не стал Максом Триссарди! Вы живете в Москве и решили нас навестить?
        Макс захлопнул дверь и, сбрасывая шубу, сказал:
        - Андре, Полине требуется наша помощь. Так что давай выслушаем ее!
        Они прошли в гостиную, обставленную тяжелой плюшевой мебелью. Полина в изнеможении опустилась в кресло. Андре непонимающе уставился на нее, а затем капризно заметил:
        - Макс, почему ты не предупредил меня о визите Полины и ее очаровательного малыша! Мы что, пойдем в ресторан? Но там отвратительно готовят, еще хуже сервируют только в Лондоне! Какой у вас чудесный сыночек!
        Макс вынул из золотого портсигара тонкую папиросу и закурил. Он спросил:
        - Полина, я ужасно рад видеть тебя и всегда готов помочь, но к чему такая спешка? Мне кажется, ты от чего-то бежишь. Я прав?
        - Ты прав, - вздохнула Полина. - Макс, в ваш номер никто не может ворваться?
        - Ворваться? - изумленно произнес, выгибая тонюсенькие брови, Андре. - Но, Полин, мы граждане Французской республики! Кто посмеет ворваться сюда?
        В этот момент в дверь осторожно постучали. Элегантно зажав между двух пальцев сигарету, Макс подошел к двери и открыл ее.
        - Господин Триссарди, ваши цветы, - раздался приглушенный голос.
        Макс поморщился и ответил:
        - О нет, прошу вас, у меня аллергия на терпкие запахи.
        Кто-то продолжал настаивать и явно пытался заглянуть в номер. Наконец Макс захлопнул дверь и задумчиво произнес:
        - Что-то они чересчур назойливы. Как будто... Как будто хотят схватить тебя, Полина. Так что же случилось?
        Володя задремал на диване. Полина накрыла его шотландским пледом и сказала:
        - Макс, ты говорил, что поможешь мне, если настанет такой момент, когда мне будет нужна твоя поддержка. Этот момент настал.
        - Я не отрекаюсь от своих слов, - заверил ее Триссарди. - Но в чем дело, Полина? Сдается мне, что ты в опасности. На тебя идет охота?
        Зазвонил телефон, Андре подхватил трубку и жеманным голосом сказал:
        - Резиденция мэтра Максимилиана Триссарди! Вы говорите с его личным секретарем!
        Выслушав чей-то грозный голос, он ойкнул, побледнел и повернулся к Полине:
        - Полин, это вас! Кто-то по-французски представился заместителем генерального прокурора! Во что вы втягиваете нас с Максом!
        Полина взяла трубку. Она услышала вопль Платона:
        - Что ты делаешь? Ты с ума сошла? Думаешь, что сумеешь избежать кары за преступления? Полина, немедленно покинь номер! Ты слышишь? Не вынуждай нас применять крайние меры!
        - Платон, - сказала она безжизненно. - Ты лишил меня всего, чем я гордилась, всего, что у меня было. Теперь ты хочешь забрать моего сына и мою жизнь. Я не позволю тебе сделать это. Ты уверен, что твои крайние меры одобрят на самом верху? Международный скандал гарантирован, если кто-то посмеет ввалиться в номер Максимилиана Триссарди, всемирно известного пианиста и композитора, и арестовать меня, жену врага народа.
        - Вдову врага народа! - прорычал Платон. - Твой благоверный покончил с собой, испугавшись справедливого и сурового советского суда. И тебе от меня не уйти, Полина, ни тебе, ни твоему отродью! Ты...
        Полина положила трубку. В голове зашумело, нахлынули воспоминания. Славко мертв... Значит, предчувствие было верным. Но он не мог покончить с собой, Славко не такой человек!
        - Полин, милая моя, вам плохо? - участливо осведомился Андре. - Да на вас лица нет. Ах!
        Он едва успел подхватить Полину, когда та потеряла сознание. В себя она пришла на кровати в спальне. Она слышала, как Макс говорит с кем-то по телефону. Он зашел в комнату и сказал:
        - Я вызвал врача, он тебе необходим, Полина.
        - Нет! - закричала она. - Никакого врача! Не впускай никого в номер, ты слышишь? Прошу тебя, Макс!
        Триссарди сел на кровать рядом с ней и погладил ее по руке.
        - Так в чем же дело, Полина? - тихо произнес он. - Что такого случилось, почему тебя преследуют, как волчицу? Чего они хотят?
        - Убить меня, - просто произнесла Полина. Она поведала Максу и Андре свою историю. По мере того, как она посвящала их в события последних лет своей жизни, Макс бледнел. Когда она закончила рассказ, Андре пискнул и произнес с надрывом:
        - Боже мой, где мой платочек, Макс! Какая душещипательная история! Прямо как в романе!
        - Только вся проблема в том, что это не роман, - ответил Макс.
        Он взглянул в глаза Полине и сказал:
        - Скажи мне, как я могу помочь тебе, Полина? Теперь я понимаю, что ты не сможешь покинуть номер. Но мы с Андре... Визит в Москву завершается, послезавтра мы возвращаемся в Германию.
        - Макс, - произнесла Полина. - Ты должен жениться на мне!


        CIII
        Возникла краткая пауза. Андре ахнул и шумно высморкался, а затем заголосил:
        - Полин, в своем ли вы уме? Как Макс может жениться на вас, если мы с ним пара? Почему вы хотите отнять его у меня? Какая же вы бессердечная женщина!
        Макс снова посмотрел на Полину и ответил:
        - Ты права! Это единственный выход. Только так ты и твой сын сможете покинуть страну. Они не посмеют бросить в тюрьму супругу Макса Триссарди и его пасынка.
        - Макс! - простонал Андре, прижимая к глазам розовый платочек. - Неужто ты в самом деле решил бросить меня и променять на женщину? Как же ты можешь, Макс? И это после того, как я отказался от своей музыкальной карьеры ради тебя! Ах, мне сейчас станет плохо!
        Андре осел в кресле, закатив глаза. Макс шепнул Полине:
        - Не беспокойся, Андре всегда такой. Тебе следует привыкнуть к нему - он безобидный. Мне надо поговорить с ним, я уверен, что он согласится!
        Макс и Андре удалились в кабинет и появились снова некоторое время спустя. Андре смахивал с длинных ресниц слезинки, он бросился к Полине и провозгласил:
        - Дорогая моя, я вверяю вам того, кем дорожу больше всего в этом мире, - моего Макса! Он объяснил мне, что ваш брак ничего не изменит в наших с ним отношениях. Ты ведь по-прежнему будешь моим, шалунишка?
        Андре игриво взъерошил Максу волосы. Затем он хлопнул в ладоши и крикнул:
        - Шампанское, немедленно шампанское и икру! Полин, скажите, почему у вас подают такое странное шампанское? Его делают явно не во Франции. Мы должны отметить вашу помолвку!
        На пороге спальни Андре остановился, обернулся и произнес:
        - Но, дорогой, как же вы заключите брак? Полин не сможет даже покинуть гостиницу - ведь ее сразу арестуют. Ах, замкнутый круг! И шампанское... Если Полин арестуют, то нам уже не понадобится шампанское!
        - Я все улажу, - сказал Макс. - Нас распишет представитель французского посольства, у него имеются такие полномочия. И пусть только попробуют воспрепятствовать нашему браку!
        Триссарди взял за руку Полину, поцеловал ее, произнес:
        - Я могу только представить себе, как тебе тяжело, Полин. В Германии сейчас тоже не самые лучшие времена, фюрер слепо преследует любое неповиновение, он ненавидит евреев, а если ты помнишь, мой покойный отец, Исаак... Это уже не та Германия конца двадцатых годов, куда я приехал когда-то. Страна чем-то похожа на вашу: всеобщая радость, лозунги - и безумие и страх. Кроме того, нас образ жизни с Андре... Меня спасает то, что я - Макс Триссарди и кое-кто из наци благоволит ко мне. Мы с Андре всерьез подумываем об эмиграции... Все будет хорошо, Полина, все будет хорошо!
        Он вышел из спальни, притворив за собой дверь. Ночь Полина провела тревожно, ей все чудилось, что в дверь кто-то стучит, а телефон, казалось, беспрестанно разрывался. Ее преследовал один и тот же сон - огромная черная дверь, на которой вдруг возникают струи крови, из них складывается число - «12». Она толкает эту дверь, та распахивается - и она видит Славко. Он мертв, она чувствует это, и когда подходит к нему, он вдруг открывает глаза, а вместо зрачков у него - чернота. Полина начинает кричать...


        CIV
        - Все в порядке. - Полина услышала голос Макса. Его прохладная рука очутилась у нее на лбу. - Полина, уже утро. Через час к нам придет чиновник из посольства. Мне удалось с большим трудом настоять на том, чтобы нас расписали немедленно, да к тому же в номере гостиницы. Все же имя Макса Триссарди открывает многие двери!
        Полина прошла в гостиную. Андре с умилением складывал вместе с Володей паззл.
        - Какой умный малыш, - просюсюкал Андре. - Ах, если бы и у нас, Макс, был такой же!
        - Я не малыш, - произнес Володя. - Мама, доброе утро! Мы ждали тебя! А мы что, будем теперь жить здесь?
        Полина обняла сына и произнесла:
        - Володя, мне надо поговорить с тобой. Понимаешь... Мы не всегда делаем то, что хотим, в некоторых случаях мы должны так поступать, потому что нет иного выбора...
        Володя прервал ее и медленно произнес:
        - Мама, если ты хочешь сказать, что папа умер, то я уже знаю об этом. Посмотри!
        Он подтолкнул к ней свежий выпуск «Правды». Передовица под грозным названием
«Гнусные оборотни» была посвящена повальным арестам среди дипломатической элиты и предстоящему грандиозному процессу, вести который партия поручила заместителю генерального прокурора товарищу П.В. Крещинскому. В конце пышущей праведным гневом статьи сообщалось, что один из главарей бандитов, Славко Трбоевич, трусливо покончил с собой, не желая предстать перед гуманным советским правосудием. Однако его подельники, как писал репортер, «понесут заслуженное суровое наказание, которое вынесет им советский народ...».
        Володя сказал, словно успокаивая Полину:
        - Мама, я не верю тому, что папа был врагом народа. Как они могут писать такое!
        - Он не был врагом народа, - сказала Полина, целуя сына.
        - А что будет с нами? - совершенно серьезно спросил ребенок. - Тебя тоже арестуют, а меня отправят в детский дом, как об этом говорил дядя Платон? И я никогда больше не увижу Андре? Он такой забавный...
        - Володя, - прошептала Полина, - все, что я делаю сейчас, я делаю ради тебя. Я люблю твоего отца, он - единственный человек в моей жизни, которого я любила и люблю! И забудь про дядю Платона, именно он... Именно он виноват в том, что стало с твоим папой!
        Завтрак прошел в напряженном молчании, которое сглаживало только щебетание Андре, но от этого на душе у Полины становилось только мрачнее.
        - Ах, дорогой, что же мне надеть? А Полина, ей обязательно требуется подвенечное платье! Его надо взять напрокат! У вас в отелях такого нет? Как жаль! А мы устроим прием по случаю вашего бракосочетания? Ах, у меня такое чувство, как будто не ты, Макс, а я вступаю в брак!


        CV
        Чиновник посольства появился около полудня. Одутловатый пожилой господин со щеточкой седых усов приветствовал Макса и Полину. Триссарди облачился в обыкновенный коричневый костюм, зато галстук ему завязал Андре и украсил его розовожемчужной булавкой. Полина переоделась во все черное - ей было не до празднований. Славко мертв, а она выходит замуж. Впервые за многие годы она вознесла молитвы, убеждая Бога и Славко в том, что она должна так поступить. А в первую очередь - себя.
        - Господин Триссарди, госпожа Трбоевич, - начал чиновник, разложив документы на столе. - В силу определенного рода обстоятельств я начинаю столь скорую процедуру заключения вашего брака. Вы изъявили желание провести его без всякой помпы и назидательности. Итак, прошу вас, господин Триссарди, подпишите здесь...
        Он указал на строку в толстом журнале, который принес с собой. Макс поставил подпись. Андре, одетый в белый костюм с пятнистой орхидеей в петлице, шумно всхлипнул. Орхидея была в букете, подаренном Максу на концерте.
        - Теперь и вы, госпожа Трбоевич. - Чиновник протянул ей ручку с золотым пером.
        Полина замерла. Всего один росчерк - и она станет женой Макса. Макса, которого не любит, хотя и питает к нему дружеские чувства. Макса, который не любит ее, потому что у него есть Андре. Получается, что она предает Славко?
        Он бы понял, убеждала она сама себя. Ей пришла на ум фраза о том, что люди всегда приписывают умершим свои собственные желания, убеждая, что покойный именно этого хотел. Но если она не выйдет замуж за Макса, хотя бы и фиктивно, то ей грозит одно - тюрьма и скорая смерть. И что станет с Володей?
        Она поставила свою подпись. Чиновник провозгласил:
        - Властью, данной мне Французской республикой, я объявляю вас мужем и женой.
        - Кольца, у нас нет колец! - завопил Андре. - Ах, как же вы будете без колец!
        Макс прикоснулся холодными чужими губами к щеке Полины. Чиновник продолжил:
        - Вот ваше свидетельство о браке, господин Триссарди, госпожа Трбоевич. Вы изъявили желание оставить свою прежнюю фамилию. Как супруга гражданина Франции, постоянно проживающего на территории Германии, вы имеете право сопровождать своего мужа. Мы уже связались с нашими немецкими коллегами, процедура была ускорена, поэтому вы получите въездную визу, когда прибудете во Францию.
        Он потянул Полине ее паспорт. Затем, попрощавшись, чиновник ушел. Андре бросился на шею Максу и воскликнул:
        - Мой дорогой, как же я рад за Полину! Но ты ведь не бросишь меня, скажи-ка честно?
        Праздничный обед больше походил на поминки. Так это и было - Полина прощалась со Славко, с Россией и прежней жизнью. Володя странно затих.
        На следующий день был назначен отъезд. Макс взял Полину под руку и сказал успокаивающим тоном:
        - Запомни, ты - моя жена! И никто не имеет права задержать тебя! Они не рискнут пойти на громкий скандал, тем более на предстоящий процесс приглашены зарубежные журналисты. Если ты окажешься на скамье подсудимых, это будет иметь международный резонанс.
        Они спустились в холл. Полина, одетая в пальто с меховым воротником, чувствовала на себе злобные взгляды. Она крепко держала за руку Володю, Макс поддерживал ее за локоть. Позади семенил Андре, который жаловался на отвратительный сервис. В фойе их окружили иностранные репортеры, защелкали вспышки фотоаппаратов, посыпались вопросы. Полина видела военных, стоявших в стороне. Они о чем-то переговаривались, не решаясь, однако, при зарубежных журналистах подойти к ней.
        Багаж погрузили в автомобили, процессия направилась в столичный аэропорт. Там их ждал рейс на Париж. Пограничники с пристрастием проверили документы Полины. Макс ни на секунду не отпускал ее от себя.
        Внезапно Полину как хлыстом ударили - она заметила облаченного в кожаную шинель Платона. Он неспешно подошел к пограничнику, который вертел ее паспорт с французской визой, брезгливо взял в руки свидетельство о браке.
        - Ну что же, госпожа Трбоевич, - делая ударение на слове «госпожа», произнес Платон. - Мои самые искренние поздравления по поводу вашего скоропалительного замужества. Не прошло и суток с момента трусливого самоубийства вашего мужа-предателя, как вы нашли себе нового ухажера. Значит, вы теперь покидаете нашу страну? Бежите в логово фашизма. К своим хозяевам, так сказать...
        Глаза Платона метали молнии, он был явно взбешен тем, что Полина ускользает от него. Несколько часов назад, ранним утром, он имел серьезный разговор с товарищем Берией - Лаврентий Павлович, не стесняясь в выражениях, высказал Крещинскому все, что думает о провале запланированного ареста.
        - Придурки, неучи, идиоты! - вопил, брызжа слюной, нарком. Крещинский был уверен, что это фиаско ему еще припомнят. - Как ты допустил, чтобы они заключили брак! Товарищ Сталин был крайне разочарован! Теперь что, достаточно выйти замуж за иностранца, чтобы бежать из страны?
        - Ее муж - известный на весь мир композитор и пианист, - ответил тогда Платон. - Если мы арестуем Полину Трбоевич, то это приведет к обострению отношений между СССР, Францией и Германией. Триссарди покровительствует кто-то из нацистской верхушки.
        Берия мгновенно успокоился. Он знал, что товарищ Сталин уже в течение многих лет пока что безуспешно пытается наладить дипломатические связи с рейхом. Арест жены французского гражданина, живущего в Германии, способствовать этому не будет. Переговоры снова зайдут в тупик, и Иосиф Виссарионович будет недоволен, потребует узнать, кто виновник, и ему донесут - Берия все затеял! Лаврентию Павловичу ой как не хотелось повторить судьбу своих несчастных предшественников.
        - Ладно, черт с ней, с Трбоевич, пусть валит за границу, - дал отмашку всемогущий нарком. - Но учти, Платон, больше никаких проколов! Процесс будет освещаться зарубежной прессой, мне нужны признания и покаяния! - И, загадочно сверкнув пенсне, добавил: - А когда надо, партия припомнит тебе, товарищ Крещинский, этот позорный провал. Так что учти, учти...
        Платону стало не по себе. Неудача с Полиной могла вполне поставить крест на его карьере. Поэтому он и был так зол, поэтому и приехал в аэропорт, чтобы увидеть ее в последний раз.
        Но только ли поэтому? Или он ее любит? Крещинский и сам не знал, что сильнее кипело в нем - бледная ярость или подспудная любовь.
        - Заберите! - Он швырнул в лицо Максу паспорт Полины и свидетельство о браке. - Желаю вам счастливой супружеской жизни! Всего хорошего!


        CVI
        Полина запомнила безумный, страшный взгляд Платона. Она оказалась в салоне небольшого самолета, через несколько минут он стартовал, и они отправились в Париж. Прибыв во французскую столицу, они через три дня получили въездную визу в Германию для Полины и Володи и оттуда полетели в Кельн, где и жили Макс с Андре.
        Вечером того же дня они прибыли на роскошную двухэтажную виллу, стоявшую в центре старинного сада. Здесь и жил знаменитый композитор и музыкант Макс Триссарди.
        - Как я рад снова оказаться дома! - вздохнул Андре. - Ах, Полин, признайся, ведь все обставлено с бездной вкуса! Это я все выбирал!
        Полине и Володе отвели целое крыло на втором этаже. Полине пришлось привыкать к сумбурной жизни Макса и его любовника. Большую часть дня Триссарди проводил в музыкальном салоне, где стоял огромный белый «Стенвей», который принадлежал когда-то Пуччини. Андре занимался домашним хозяйством и отвечал за организацию приемов и выступлений.
        Только там Полина ощутила безмерную боль. Она осознала, что Славко больше нет. И эта мысль едва не убила ее саму. Теряя, мы обретаем? Нет, этого не может быть!
        В апреле 1937 года ей исполнилось сорок. Боже, думала Полина, зарывшись лицом в мягкие подушки, половина ее жизни прошла. А на самом деле прошла вся жизнь - Славко с ней нет! Она запретила отмечать свой юбилей и проплакала весь день в спальне, не откликаясь на стук.
        И потом, когда бессонница одолела ее, а в черноте ночи мерещились всякие кошмары, она проскользнула в спальню Макса (на огромной двуспальной кровати под балдахином со страусиными перьями, укрытые одним одеялом, возлежали Триссарди и Андре), взяла из ванной пузырек с сильнодействующим снотворным.
        Полина растворила в бокале с минеральной водой двадцать таблеток, вода приобрела беловатый оттенок, сизые хлопья осели на дне. Всего несколько глотков - и она заснет навсегда. И окажется вместе со Славко - конечно, в том случае, если после смерти вообще что-то есть.
        Смертоносный бокал манил ее, зазывая. Полина поднесла его к губам. Ей вспомнилась ее первая встреча со Славко в далеком 1914 году на набережной в Варжовцах, около продавца морских чудищ. Вспомнилась их прогулка по цыганской ярмарке. И то, как он спас ее от фатального прыжка с Эйфелевой башни.
        Правильно ли она поступает? Слезы капали у нее из глаз, Полина отшвырнула от себя бокал, который, упав на ковер, разбился - мгновенно появилось мокрое пятно. Она думает о себе, исключительно о себе! Как же тяжело Володе, хотя ребенок ни единым словом не обмолвился о том, что терзает его! Она ни за что не оставит его!
        Так она стала возвращаться к жизни. Однако Полина замечала, что с каждым днем свободы становится все меньше и меньше, монументальная фигура фюрера возвышалась над всем, отбрасывая загробную тень на Германию и Европу.
        Полина видела массы, которые в едином порыве приветствовали безумных вождей и аплодировали их безумным речам. Сопротивление подавлялось, тайная полиция, гестапо, арестовывала непокорных. Еврейские лавки закрывались, конфисковывались или подвергались разграблению. Инакомыслие преследовалось, интеллектуальная элита покидала страну.
        Германия во многом напоминала ей Советский Союз. Деятелям искусств с еврейскими корнями было запрещено выступать публично, а поклонников однополой любви отправляли в концлагеря. Макса спасало заступничество сановного нациста, который восторгался его талантом и время от времени устраивал званые вечера, на которых Макс был вынужден выступать. Триссарди получил уже несколько заманчивых предложений из Америки, Франции и Голландии, однако его покровитель не желал и слышать об эмиграции, заявляя, что не позволит мэтру уехать.
        Володя привязался к Триссарди и его шумному другу Андре. Они проводили много времени на свежем воздухе, и Андре ради мальчика даже научился играть в футбол. Володя, как показалось Полине, не забыл жизнь в России, как не забыл и отца, но старался не вспоминать об этом. Наблюдая за тем, с каким азартом сын гоняет мяч, забивая его в ворота, на которых стоял Андре или Макс, она думала, что ребенок счастлив. Но счастлива ли она?


        CVII
        Так пролетело полтора года. Володя уже говорил по-немецки на кельнском диалекте и ходил в школу. Как-то, завтракая воскресным утром, Андре заявил:
        - Боже мой, я чувствую себя так хорошо, с тех пор как Володя переехал к нам.
        Макс гастролировал по Европе и Америке. Приближался одиннадцатый день рождения Володи. Вернувшись из поездки по Скандинавии, Макс сказал Полине:
        - Я думаю, что нам надо уехать. В Германии становится все опаснее и опаснее, в Европе растет страх. Нас ждет Америка! В Стокгольме я тайно встретился с нью-йоркским импресарио, он сулит мне золотые горы и феноменальный успех в США. Думаю, после Рождества мы тайно покинем страну.
        Макс развернул газету и сказал:
        - Вот что пишет о порядках в Германии европейская пресса: «В прошлом месяце на одной из автотрасс так называемого Третьего рейха по инициативе активных приверженцев национал-социализма были размещены три больших щита. Первый щит украшала надпись: «Внимание, опасный поворот! Евреям разрешена езда со скоростью свыше 100 километров в час». На втором можно было прочесть: «Кто убьет еврея, попадет на небеса». Третий призывал: «Не покупайте у евреев!» После рассмотрения жалобы, которую подали некоторые жители окрестных деревень, ответственные органы приняли следующее решение: первый щит убрать, так как он противоречит правилам дорожного движения. Убрать и второй щит, так как религиозное содержание призывов, размещенных на нем, не соответствует национал-социалистическому мировоззрению. А вот третий щит решили оставить - призыв «Не покупайте у евреев!» выражает волю немецкого народа»... За границей это воспринимают как проявление дурного вкуса и плохого воспитания, - сказал печально Макс. - Боюсь, они не правы. Многих из моих друзей арестовали. Гитлер и его окружение безумны. Поэтому отъезд неизбежен...
        К одиннадцатому дню рождения Володи, который приходился на седьмое ноября 1938 года, все готовились самым тщательным образом. Андре сбился с ног, отыскивая подходящий подарок, в итоге приобрел сразу пять.
        - Футбольный мяч, новый ранец, коллекцию солдатиков, новейший конструктор, книжку о «Титанике»... - перечислял он в умилении. - Я уже все продумал! Будет подлинный детский праздник - с воздушными шарами, клоунами и тортом, которого хватит на всех!
        Андре жалобно произнес:
        - Ах, почему я был лишен всего этого, когда был ребенком?
        Он выбил у Полины право взять на себя подготовку празднования дня рождения. На виллу приехали декораторы, которые превратили северную гостиную и террасу в сказочный замок. Торт был заказан у лучшего кондитера - одиннадцатиярусный, по количеству прожитых именинником лет, с футбольным полем на вершине, украшенным марципановыми фигурками игроков.
        Накануне дня рождения Андре и Володя гоняли в футбол по парку. Стоял легкий морозец. Наблюдая за счастливым сыном и не менее счастливым Андре, Полина призналась Максу:
        - Они так удивительно подходят друг другу.
        - Андре нежно его любит, - заверил ее Триссарди. - Он давно мечтал о сыне и обрел его в Володе.
        Разгоряченные и потные, игроки никак не могли успокоиться, и только когда Полина в пятый раз позвала их пить чай, пригрозив, что если они не послушаются ее, то праздник будет отменен, краснолицые футболисты появились в столовой.
        Володя плюхнулся на стул, вытер красный лоб и произнес:
        - Мне стало сложно обыгрывать Андре!
        - Это ты стал играть хуже, - со смехом возразил тот.
        Полина рассеянно слушала веселую перепалку сына и Андре. Ее мысли были заняты предстоящим переселением в Америку. За те полтора года, которые она являлась супругой Макса Триссарди, между ними не было никаких отношений серьезнее дружеских поцелуев. К стыду своему, Полина вдруг ощутила, что ей не хватает мужского внимания и ласки. Как она может думать об этом! Она дала себе зарок, что после смерти Славко у нее никого не будет.
        Володя чувствовал себя легко и комфортно в обществе Андре и Макса. А она сама? Будет ли и по приезде в Америку продолжаться целомудренная жизнь в компании двух гомосексуалистов? Или что-то изменится?
        Володе требовался отец, и его функции великолепно исполнял Андре. Полина понимала, каким ударом будет это для любовника Макса, если она отнимет у него Володю. Но она и не будет делать этого!
        Иногда на приемах она флиртовала с мужчинами, тем более что ее брак с Максом вызвал массу пересудов и сплетен. Но нынешняя жизнь, несколько странная, все же устраивала ее.
        Ночью у Володи начался жар, утром лоб у него горел, но мальчик заявил, что чувствует себя в порядке. Полина хотела отменить день рождения, но сын раскапризничался. Андре в шоке, прижав к груди руки, уговаривал Полину:
        - У него легкая простуда, выпьет чай с медом - и все пройдет! Поверь мне, дорогая Полин, если ты лишишь мальчика праздника, это станет для него катастрофой!
        Володя в самом деле чувствовал себя неплохо, только щеки были чуть красноватые и глаза подозрительно блестели. Но Андре убедил Полину, что это от чрезмерного волнения.


        CVIII
        Праздник удался на славу. Ватага восторженных товарищей (детей еврейских друзей Макса) Володи объедалась сладостями, перевернула с клоуном весь дом, а затем бросилась играть в футбол. Наблюдая за тем, как раскрасневшийся Володя носится по полю, Полина думала о том, что скоро, через пару месяцев, им предстоит переселиться за океан.
        Гости разошлись поздно вечером, гостиная была заполнена фантиками от конфет, с потолка свисали ленты разноцветного серпантина, ковер усеян блестками конфетти из хлопушек, а часть сервиза - перебита.
        - Все прошло, как и должно было пройти, - заявил Андре, сам не меньше детей наслаждавшийся праздником. - Володя, тебе понравилось?
        Они нашли Володю в кресле, он спал, подложив руку под щеку. Андре отнес его в спальню и уложил в кровать. Полину немного беспокоило сопение сына, но она посчитала, что это - последствия легкой простуды.
        Проснулась Полина оттого, что Андре, облаченный в тонкую, бирюзового цвета шелковую пижаму с кружевами и накинутое поверх пестрое японское кимоно, тормошил ее за плечо.
        - Полин, Полин! - подвывал он. - Володя, с ним что-то случилось!
        Полина босиком побежала в спальню сына. Володя, разметав одеяло, выгнулся на кровати и сипло хрипел. Его лоб и щеки пылали, налившись багрянцем, веки были приоткрыты, и Полина видела белые закатившиеся зрачки. Ребенок был без сознания.
        Андре бросился к телефону, в волнении опрокинул аппарат, корпус того разбился, упав на мраморный столик. Подоспевший Макс накричал на Андре и велел ему запереться у себя в спальне. Затем вызвал врача по телефону из своего кабинета.
        - Все будет в порядке. - Макс пытался успокоить Полину, но та, прижав к себе голову страдающего Володи, ничего не слышала.
        Доктор прибыл в половине четвертого ночи. От него веяло прохладой и компетентностью. Врач велел всем выйти из спальни ребенка, Макс силком оторвал Полину от Володи и вытащил в коридор.
        Врач вышел к ним через несколько минут. Его лицо ничего не выражало, он тускло произнес:
        - К сожалению, не могу вас порадовать. Симптомы инфекционного воспаления мозговых оболочек, meningitis cerebrospinalis epidemica. Вашему пасынку, господин Триссарди, необходима немедленная госпитализация!
        - Нет! - закричала Полина, бросаясь в комнату Володи. Она попыталась поднять его пышущее жаром хрупкое тельце. Только сейчас она заметила, какой он на самом деле еще маленький и беззащитный. Ему всего одиннадцать...
        Макс дал Полине пощечину, доктор сделал инъекцию чего-то успокаивающего. Полина погрузилась в прерывистый сон.
        - Нельзя терять ни минуты, - сказал врач.
        Макс, внимательно посмотрев на него, только спросил:
        - Это опасно, доктор?
        Медик медленно произнес:
        - Не буду скрывать - опасно, господин Триссарди. Очень опасно! Затронут мозг, и это может привести к непредсказуемым последствиям.
        Раздался истошный крик. Андре, который подслушивал беседу Макса и врача, залился слезами. Всхлипывая и рыдая, он твердил:
        - Боже, это все я! Это все я... Игра в футбол... Если бы мы вызвали врача вчера...


        CIX
        Володю увезли в больницу. Полина, придя в себя, поехала вслед за ним. Вел машину молчаливый Макс, на заднем сиденье тихо плакал Андре.
        Больница был по-немецки чистой, белой, стерильной, и от нее почему-то веяло смертью. Никто не хотел давать справок относительно состояния здоровья Володи. Наконец к Полине подошел Макс и сказал:
        - Ему лучше!
        - Слава богу! - Андре едва не упал на колени. - Я же знал, что кризис миновал! Ему лучше! Ах, а его можно видеть?
        - Пока нет, - ответил, качая головой, Макс. - Полина и Андре, езжайте домой, в больнице останусь я.
        Те гневно отвергли такое предложение. Полина ощутила, что с души у нее свалился камень. Володя идет на поправку!
        Они пробыли в больнице до полудня, но к мальчику никого не пускали. И только потом, заподозрив что-то, Полина отыскала одного из врачей. Тот удивленно посмотрел на нее и сказал:
        - Лучше? Кто вам такое сказал? Ребенок впал в кому сразу после того, как его доставили к нам, и пока что не выходит из нее. Положение крайне серьезное!
        Полина бросилась на Макса. Она била его кулаками и кричала:
        - Ты лгал мне! Ты сказал, что ему лучше, а на самом деле он умирает! Зачем ты лгал мне, Макс!
        Ее едва удалось успокоить. Полину поместили в одну из палат. Снова настал вечер, дверь в палату раскрылась, возникла сгорбленная фигурка Андре. Пальто висело на нем, как на скелете, он старался не смотреть Полине в глаза.
        - Нам разрешили его видеть, - сказал он.
        Мальчик содержался в отдельном боксе, от его тела и лица отходили прозрачные трубки, по которым струилась его жизнь. Володя был бледнее, чем простыни, на которых лежал. Он дышал так редко, что Полине показалось - он не дышит вообще.
        Она взяла его ладонь, и та была прохладна. Полина обернулась - всхлипывающий Андре, около него - собранный и мрачный Макс. В палату прошел православный священник. Полина подскочила. Ей все стало ясно.
        - Прочь отсюда! - Ее истерика была ужасна. - Вон отсюда! Володе никто не нужен! Он будет жить! Ему не требуется священник.
        - Дочь моя, - пытался вставить слово растерявшийся поп, но Полину нельзя было остановить. Она толкнула Андре в грудь и ударила Макса по щеке.
        - Это все вы! Вы убили его! Ты!
        Она указала на плачущего Андре.
        - Ты убил его! Ты виноват в этом! Ты играл с ним в футбол, ты сказал, что это обыкновенная простуда! Вон!
        Андре залепетал, пытаясь сказать что-то в свое оправдание, но Макс удержал его. Они оставили Полину наедине с сыном. Полина понимала, что обвинения ее жестоки и несправедливы. Андре столько же виновен в болезни Володи, как и она сама.
        Но ведь кто-то должен быть виновен! Кто-то должен быть виновен в том, что ее сын, ее Володя, тот, кого она любила больше всего на свете, лежит и умирает.
        Полина опустилась на пол и стала молиться. Около нее возник священник, она помнила его тихий и мерный голос. Она уже не мешала ему совершать обряд причащения и соборования.


        CX
        Володя скончался в начале шестого утра. Перед самой его смертью Полине показалось, что ребенку стало лучше - лицо прояснилось, мальчик даже несколько раз открыл глаза, дыхание сделалось ровным и глубоким. Она заметила пот, который выступил у него на лбу и верхней губе. Она стерла его - капли походили на крошечные бриллианты.
        Полина взяла его за руку, мальчик, словно чувствуя ее близость, сжал пальцы. Он несколько раз судорожно втянул воздух. Полина позвала врачей. Возникли доктора и медсестры.
        Полина отказалась выйти из палаты. Она держала сына за руку, с ужасом наблюдая за тем, как все реже и реже вздымается его грудь.
        - Сделайте же что-нибудь! - крикнула она врачам. - Помогите ему!
        - Увы, госпожа Триссарди, - ответил один из них. - Мы не в состоянии победить смерть.
        Полина поднесла к губам ладонь Володи, ручка мальчика была такой тоненькой и белой. Володя вздохнул - она поцеловала каждый его пальчик. Подняла глаза - ребенок не дышал.
        Врачи отстранили ее. Потрясенная, она стояла в углу палаты, смотря за тем, как душа покидает тело сына. Казалось, Володя улыбался.
        - Время смерти - пять двенадцать, - произнес врач.
        Двенадцать, двенадцать, двенадцать! Полина повернулась и вышла из палаты. К ней бросился Андре.
        - Полин, дорогая моя, скажи мне: что с ним?
        Она побрела мимо Андре, так и застывшего и уже обо всем догадавшегося, мимо Макса, который боялся приблизиться к ней. Полина прошла к выходу и потеряла сознание, упав на мокрые ступени больницы - начался моросящий ноябрьский дождик.
        Полине было все равно, что прошедшей ночью, после пламенной речи министра народного просвещения и пропаганды доктора Йозефа Геббельса, суть которой одобрил лично Гитлер, почтенные бюргеры бросились громить синагоги, грабить магазины, принадлежащие «не-немцам», убивать и насиловать. Верноподданнические (других уже не существовало) газеты с немецкой педантичностью подводили гордый итог - двести синагог сожжены и разрушены, подвергнуты разграблению тысячи лавок, убито больше ста евреев, осквернены десятки кладбищ. «Хрустальная ночь», названная столь зловеще-романтически из-за осколков стекла витрин еврейских магазинов и домов, что усеяли плотным слоем мостовые и тротуары, получила мещанское одобрение и ярую поддержку по всей стране.
        Но Полине было не до этого. На небольшом сельском кладбище 10 ноября, три дня спустя после одиннадцатого дня рождения, был погребен Володя. Маленький гробик вез на крошечном катафалке усталый понурый ослик. Полина внушала себе, что видит страшный сон, который вот-вот закончится. Макс хотел взять ее за руку, но она не позволила ему сделать это. Она должна сама, одна, без посторонней помощи...
        Должна пройти этот путь, от ворот кладбища до свежевырытой могилы. Путь в преисподнюю?
        Горько рыдал Андре, но Полина словно оцепенела. Ее сына больше нет, его нет, он умер. Разве это правда? Нет, Боже, смилостивься надо мной, скажи, что это не так! Пусть он будет жив, сделай так, прошу тебя, ты ведь всемогущ, ты можешь...
        Полина посмотрела на гробик, оказавшийся на дне могилы. Вот и все. Все... Все? Как же она будет жить дальше? Кто сказал, что она будет жить дальше? Осталось только шагнуть - шагнуть вперед. В смерть!
        Макс подхватил Полину, когда она, как сомнамбула, хотела переступить край могилы. Она закричала - это был крик раненого зверя. Обернулась. Макс сжимал ее за локоть. В его глазах застыла боль.
        - Ты! - крикнула она. - Это все ты! И твой любовник! Вы оба... Виноваты!
        - Полина! - зарыдал Андре, бросаясь к ней. - Мы тоже... Я тоже любил Володю. Он стал мне сыном, я не мог... Я не виноват! Скажи, что это не так!
        Она отпрыгнула в сторону. Весь мир - и она. Все против нее, против нее и Володи. Но Володи больше нет. Как она могла забыть об этом... Ничего не будет как раньше. Теряя, мы обретаем...
        Боль, как кокон, обволокла ее, Полина как будто очнулась. Подошла к могиле. Встала на колени. Ей хотелось оказаться вместе с Володей. Вместе со Славко. Она, она виновата во всем. Как же больно, ну как же больно, как же больно...
        Почему, Боже? Но почему? Ты так и не ответил на этот вопрос! Если ты такой всемогущий и милосердный, то почему? Почему Володя? Ты безжалостен и циничен... И все, что говорят про тебя, - ложь. Если ты есть, то сделай так, чтобы Володя жил! Прошу, пожалуйста, тебе ведь это ничего не стоит, сотвори чудо, чудо, о чудо...
        - Полина, - шепнул Макс. Она лежала на промерзшей земле, с неба, темного, как ее отчаяние, тихо падал первый снег. - Нам пора. Прошу тебя...


        CXI
        - Я прошу тебя, Боже, пощади меня! За что, за какие грехи ты причиняешь мне боль? Теряя, мы обретаем. Если это так, то я согласна потерять кого и что угодно, но только не Володю. Возьми любого, меня саму, но только не сына!
        Макс поднял ее с земли, прижал к себе. Андре все продолжал плакать. Могилу стали быстро засыпать землей. Всего несколько минут - и яма исчезла. Как будто и не было ничего. Но ведь все знают, что было! Володя, как же он будет там - под землей? Он не сможет дышать, там холодно и неуютно, и он совсем-совсем один...
        Если Бог не может или не хочет помочь ей, то пусть сделает этот тот, кто ему противостоит. Или тебя тоже нет? Вы все - выдумка? Темные силы, если вы есть, я готова заключить с вами союз, отдаю вам свою бессмертную душу в обмен на жизнь Володи. Дьявол, Люцифер, Сатана - где же ты и армия твоя, имя которой легион? Почему никто не желает слышать меня? Я - ваша, только верните мне Володечку...


        CXII
        Полина позволила увести себя с кладбища. Ее бережно посадили в теплый салон автомобиля. Укрыли одеялом, попытались напоить чем-то терпким и горячим. Она повиновалась. Ей было все равно.
        Никто не желает ее слышать. Нет никого - и ничего. Ни Бога, ни дьявола. Она одна во Вселенной, заполненной холодной болью. Она осталась совершенно одна. Ну пусть что-то произойдет, она не вынесет этого. Почему же так больно, больно, больно?
        За что?
        - Мы едем домой, - слышала она разговор Макса и Андре. - Полине нужен врач. Андре, прекрати стенания, мальчика уже не воскресишь. Ей намного тяжелее, чем нам.
        Полина поняла, что ни о чем не думать еще ужаснее. Она закрыла глаза и попыталась вспомнить прошлое - прошлое, в котором все было хорошо. Прошлое, в котором все были счастливы. Прошлое, в котором все были живы.
        Ее раздели, уложили в постель, накрыли простыней. Полине хотелось спать, но она боялась заснуть. Потому что знала: а затем придет он, Володя...
        Смерть сына казалась Полине собственной смертью. Хотя нет - это было намного хуже. Она прыгнула в бездонную пропасть и неслась к острым камням, но дна все не было. Когда же эта боль прекратится?
        И только позже Полина поняла, что настоящая боль еще и не начиналась.
        Довольно быстро она пришла в себя и вернулась к размеренному ритму жизни. Но это было все внешне, внутри же ее терзал призрачный адский огонь, который пожирал разум. Макс удивлялся тому, как быстро она сумела оправиться.
        Она сумела оправиться? О нет, она медленно умирала, и яд растекался по ее жилам, и она знала об этом...
        В кладовой лежал футбольный мяч, в гостиной неубранными остались блестки конфетти и блестящие полоски серпантина. Андре убивался по Володе, кляня себя.
        Она засыпала и просыпалась, и оставался только один вопрос: «Ну почему?»
        Близилось Рождество. Макс, как и хотел, не афишируя, подписал договор с американским продюсером, согласно которому ему требовалось переселиться на территорию США. Его могущественного покровителя ликвидировали после еврейских погромов, и Макса никто более не удерживал в Германии.
        - Ты поедешь с нами, не пытайся и спорить, Полина!
        Она и не спорила. Америка так Америка. Ей было все равно.
        Макс, желая поднять ей настроение, взял ее на свое последнее выступление, которое проходило на вилле богатого фабриканта еврейского происхождения. Его самого во время «Хрустальной ночи» едва не убили, но он решил во что бы то ни стало отпраздновать день рождения жены, пытаясь повернуть время вспять.
        Полина не хотела идти, но Макс уговорил ее. Так надо, что поделаешь...
        - Это мое последнее выступление в Германии, - говорил Макс, когда они ехали в автомобиле. - Проблем с въездом в США не будет, нам дадут визы, но для этого мы сначала переберемся во Францию.
        Гостей на вилле еврейского фабриканта почти не было: многих арестовали, иные побоялись принять приглашение. Хозяин проводил Макса в музыкальный салон. Обычно весть о том, что сам Макс Триссарди дает сольное выступление, вызывало ажиотаж. Но те времена прошли. Газеты печатали злобные пасквили, усердно напоминая читателям, что Макс - полукровка, у него немецкая мать и отец-еврей.


        CXIII
        Полина была в салоне вместе с Андре, когда двери внезапно распахнулись - на пороге стояли ухмыляющиеся молодчики. Один из них подошел к встревоженному хозяину и заявил:
        - Значит, еврей, празднуешь? Жаль, что тебя недобили! И кого к себе пригласили - этого ублюдка Триссарди? Ну что же, мы тоже послушаем!
        Фашиствующие юнцы (их было около трех десятков) бесцеремонно расположились на креслах. Хозяин приема побледнел, понимая, что добром этот вечер не закончится.
        Публика была настроена по-боевому. Полина слышала пьяный хохот, пошлые анекдоты, то и дело руки взметались ввысь, когда кто-то упоминал имя фюрера. Безумие и страх - вот что царило в доме.
        Макс, одетый, как всегда, безукоризненно, показался у рояля. Молодые краснолицые мужчины закричали и завизжали:
        - Еврейская свинья, убирайся! Мы не желаем тебя слышать! Пошел вон!
        Гости, которые не побоялись прийти, дабы насладиться музыкой в исполнении Макса, испуганно потянулись к выходу, но им преградили путь. Триссарди скупо поклонился и уселся за рояль.
        - Вы только посмотрите на этого ублюдка! И почему его не прикончили во время
«Хрустальной ночи»? Мы не желаем тебя видеть и слышать! Прочь, жид!
        Первые аккорды «Итальянской симфонии № 4 ля-мажор» Мендельсона потонули в диком шуме. Молодчики затопали ногами и захохотали. Макс делал вид, что ничего не замечает. Он играл для себя.
        Так длилось долгих десять минут. Андре вцепился в руку Полины и скулил:
        - Дорогая моя, они же сейчас нападут на него. И зачем он только вышел на сцену! Ах, я не выдержу этого гвалта!
        В Макса полетели пивные бутылки. Одна из них ударилась о ножку рояля, другая попала ему в висок. Триссарди прекратил игру и, поклонившись хозяину и его супруге, покинул зал.
        Зрители загоготали:
        - Свалил! Не надо нам таких, как ты! Всех перебьем! Прочь, иудины дети!
        Полина с Андре устремились в соседнюю комнату. Она никогда не видела Макса плачущим, даже на похоронах Володи. Теперь же он сидел перед зеркалом, и на глазах у него блестели слезы.
        - Пятнадцать лет, - шептал он. - Пятнадцать долгих лет оказались перечеркнуты. Я им больше не нужен! Мы уезжаем! Завтра! Нет, сегодня!
        Они покинули виллу через черный вход, где их должен был ждать автомобиль. Полина была в его салоне, когда услышала голоса. Несколько горланящих молодых людей приблизились к Максу и Андре.
        - Макс, быстрее в машину! - крикнул Андре, встревоженный не на шутку. - Милый, прошу тебя!
        - Ой, милый, прошу тебя! - просюсюкал, передразнивая Андре, один из молодчиков. - Вы только посмотрите на этих тварей - вот они, выкресты и извращенцы!
        Вороньи тени обступили Макса и Андре. Полина попыталась открыть дверцу автомобиля, но ей не давали, кто-то навалился снаружи.
        - Милый, подари мне поцелуй! Или я тебе не нравлюсь? Ну что, задумали драпать? Вам не место в нашей Германии. Ну что, маэстро Триссарди, скажи, кто был твой папаша? За сколько он продал Христа? Под кого легла твоя мать-шлюха? Правда, что твоя бабка резала детишек и варила из них холодец?
        Полина дергала ручку, чувствуя ужас. Боже, не допусти! Почему...


        CXIV
        Раздался приглушенный выстрел, затем тонкий крик и еще один выстрел. Тени схлынули, молодчики побежали прочь, как бездомные бешеные псы. Полина рванула дверцу, выскочила на улицу.
        Андре наклонился над Максом, который лежал на тротуаре. Полина подняла голову Макса - и увидела, что белая манишка пропитана кровью.
        - Они выстрелили в него два раза, - пролепетал Андре и закашлялся. - Полина, нам нужен врач. Макс, скажи мне, что ты не умрешь! Прошу тебя, Макс!
        Андре бережно поднял голову друга, и Полина увидела, что ладонь его вся в крови.
        - Они ударили меня ножом, - произнес Андре с удивлением. - Но мне ничуточки не больно. Макс! Полина, он должен жить...
        Полина закричала и бросилась из проулка на улицу. К ней уже спешил толстый полицейский. Но убийц не было. Никого не было. Прохожие спешили мимо, отводя взгляды.
        - Плохо дело, - потирая шею, сказал полицейский. - Кто может вести автомобиль? Им обоим срочно надо в больницу!
        Макс попытался что-то сказать, но на губах у него запузырилась кровавая пена. Андре что-то говорил, но Макс уже не слышал. Глаза его дрогнули. Полина поняла, что Макс умер.
        Андре забился в истерике. Карета «Скорой помощи» приехала только двадцать минут спустя. Врач констатировал неизбежное - два ранения оказались фатальными. Маэстро Максимилиан Триссарди скончался.
        Полина снова очутилась в больнице. Андре пырнули в живот, но рана оказалась поверхностной.
        И опять были похороны. Андре словно сошел с ума. На следующее после похорон Макса утро Полина спустилась в музыкальный салон. Андре, облаченный в любимый Максом шелковый халат с золотыми кистями, сидел за «Стенвеем». Он навалился на крышку рояля, рядом стоял бокал с шампанским, не допитый до конца, и флакон из-под снотворного.
        Полина тронула Андре за плечо, и он, сидевший на пуфике, покачнулся и осел. Из рук мертвеца выпала фотография улыбающегося Макса.
        Полина закричала. Андре покончил с собой. Все, кого она любила и кто был ей дорог, ушли в небытие.
        Осталась только она одна. И боль.


        CXV
        Адвокат Макса ознакомил ее с содержанием завещания.
        - Господин Триссарди оставил все свое имущество трем лицам: господину Андре Тукэ, вам, госпожа Трбоевич, и вашему сыну.
        Законник помолчал, поправил очки и продолжил:
        - В связи с трагическими событиями единственной наследницей становитесь вы, госпожа Трбоевич. Господин Триссарди был обеспеченным человеком, у него имелись крупные счета в немецких и зарубежных банках, недвижимость и ценные бумаги. Однако вы знаете... Вы же знаете, что, согласно новым законам, лицам еврейского происхождения запрещено иметь акции в Германии. Ваш муж был евреем, согласно законам вы также подпадаете под эту категорию. Не думаю, что получить деньги со счетов господина Триссарди в немецких банках вам будет легко. И вилла... Выгодно продать ее вы все равно не сможете... У меня есть крайне заинтересованный в покупке этого особняка клиент. Он хотел бы осмотреть дом как можно скорее.
        Полина поняла, что Макс был прав - прежняя жизнь исчезла. Вскоре после разговора с адвокатом на вилле появились представители гестапо, которые проинспектировали виллу накануне визита возможного покупателя. Она поняла, что некто из партийного руководства или чинов тайной полиции положил глаз на старинный дом с парком.
        Несколько дней спустя около виллы затормозила кавалькада черных автомобилей. Первыми выбежали солдаты, которые распахнули дверцы самого представительного лимузина. Из него появился мужчина лет сорока с небольшим - высокий, блондинистый, лысоватый, с арийско-нордической внешностью. Судя по знакам отличия, он являлся птицей высокого полета.
        - Господин группенфюрер барон Манфред фон Кизов желает осмотреть ваш дом, - холодно произнес молодой адъютант, причем, как поняла Полина, эта была не просьба, а приказ, подлежащий немедленному выполнению.
        Группенфюрер по-хозяйски прошелся по всем комнатам виллы, постукивая по голенищу блестящего сапога плеткой, заглянул на кухню, в подсобные помещения и даже осмотрел подвал. Барон фон Кизов практически не разговаривал с Полиной, все вопросы адресовал ей адъютант. Полина поняла, что для родовитого нациста она не более чем досадная помеха, жена еврея, которая скоро съедет, и шикарный особняк достанется ему.
        - Ну вот что, милейшая, - произнес барон сквозь зубы. - Вы получите за эти развалины шесть... нет, пять тысяч рейхсмарок.
        Полина ничего не ответила. Вилла стоила как минимум в сорок раз дороже, но барон явно не желал торговаться - цена была назначена. Ей еще повезло, что с ней вообще разговаривают, многих просто уничтожали, а их имущество получали подданные рейха с безупречным генеалогическим древом истинного арийца и незапятнанной репутацией приверженца политики фюрера.
        - Это убрать, - поморщился барон фон Кизов, когда заглянул в музыкальный салон и увидел рояль Макса. - Моя супруга терпеть не может музыкальные инструменты в доме. Сделаем здесь зал для приемов. Будет нестыдно принять партайгеноссе Гиммлера, рейхсмаршала Геринга или даже самого фюрера...
        При упоминании Гитлера барон закатил глаза и благоговейно уставился в потолок, словно ожидая увидеть там парящего, как ангел, фюрера, жирного рейхсмаршала Геринга или на худой конец партайгеноссе Гиммлера.
        Барону доложили, что приехала его супруга. Ледяной взор потеплел, группенфюрер размяк.
        В музыкальный салон прошествовала крайне элегантная дама, одетая по последней берлинской моде, закутанная в меха и сверкающая драгоценностями.
        - Дорогая, посмотри, какой домишко я нашел для тебя! - произнес барон, целуя супруге ручку. Та откинула вуаль на шляпке - и Полина онемела.
        На нее смотрела Герда. С того момента, как Герда сбежала из парижского варьете с каким-то богатым хлыщом, прошло почти двадцать лет. Двадцать долгих лет...
        Герда изменилась - превратилась в светскую львицу, умело пользовалась косметикой, осветлила волосы, которые были уложены крупными волнами. Герда взглянула на Полину, и по едва дрогнувшему алебастровому лицу и алым губкам та поняла, что Герда тоже узнала ее.
        - Мне очень нравится, Манфред, - томно произнесла она и приложила пальцы к вискам. - Но что-то разболелась голова... Милый, поехали домой!
        Герда умела управлять мужем, группенфюрер потопал по паркету к выходу. Герда шепнула Полине:
        - Завтра вечером!
        Барон и баронесса фон Кизов удалились. Герда сдержала свое слово - они приехала днем позже. Одна, в небольшом автомобильчике, который сама и вела. Герда расцеловала Полину и сказала:
        - Боже мой, как тесен этот безумный мир, Полина! Значит, ты была замужем за Максом Триссарди? Но как это получилось?
        Полина поведала ей свою историю, Герда поделилась своей. После отъезда из Парижа она едва не вышла замуж за своего ухажера, но весьма некстати выяснилось, что у него уже имеется жена и выводок детей. Герда путешествовала по Европе в обществе богатых и пожилых мужчин - тех, кто мог платить за ее услуги звонкой монетой. Наконец она подцепила почтенного бюргера, который оказался спонсором национал-социалистической рабочей партией, возглавляемой неким Адольфом Гитлером. Неудавшийся «пивной путч» сделал художника-дилетанта из Линца знаменитым и позволил ему начать политическую карьеру. Недовольство простых немцев вечной нестабильностью, унизительными выплатами репараций державам-победительницам, высокой безработицей в итоге позволило фюреру стать заметной фигурой на политической сцене Веймарской республики. Когда же наконец он был назначен рейхсканцлером и получил всю полноту столь желаемой им власти, настали новые времена. Любовник Герды неожиданно скончался - от избытка чувств по случаю прихода к власти его любимца.
        Она, уже освоившаяся в среде национал-социалистов, нашла себе барона Манфреда фон Кизов, шовиниста и горлопана, верного гитлеровца. Барон сделал головокружительную карьеру и занял высокий пост в аппарате СС. Основное время барон и баронесса проводили в столице рейха, однако решили присмотреть себе милое гнездышко и в провинции. Их выбор пал на Кельн.
        - Полина, как давно мы не виделись с тобой, - вздохнула Герда. - И надо же: я приехала с Манфредом покупать твою виллу. Ты думаешь, я люблю его, своего группенфюрера? Он - самоуверенный наглый болван, который слепо предан фюреру, а поэтому нужен власти. А Манфреду нужна подходящая жена. С ним я живу обеспеченной жизнью, у нас дом в Берлине, вилла под столицей и летний домик на Балтике. Теперь вот еще и поместье в Кельне.
        Полина поняла - Герда, несмотря на то что получила влиятельного богатого мужа, не так счастлива, как старается показать. Герда посмотрела на Полину и сказала:
        - Полина, тебе надо бежать!
        - Почему? - спросила та.
        Герда нервно заломила руки и прошептала:
        - Неужели ты не понимаешь? Твоего мужа-пианиста убили, и, поверь мне, это только начало. Я видела всех этих «великих наци» вблизи - полупьяными, разомлевшими, слышала их разговоры и хвастливые заявления. Я их ненавижу, но другого выхода, как быть рядом с Манфредом, у меня уже нет.
        Герда замолчала. Полине внезапно стало жаль ее.
        - Мой группенфюрер не хочет платить тебе даже пяти тысяч рейхсмарок, Манфред жаден до омерзения. Я слышала, как он беседовал со своим заместителем - почему бы, к примеру, не арестовать тебя, ведь у тебя был муж-еврей. До этого ты вообще была замужем за коммунистом и жила в Москве. Арестовать, отправить в концлагерь - и дело с концом. А вилла перейдет нам бесплатно... Тебе надо бежать, - повторила Герда. - И как можно быстрее, милая Полина! У тебя есть деньги? На, возьми!
        Она вытащила из сумочки пачку ассигнаций. Сняла с запястья бриллиантовый браслет и сунула его в руки оцепеневшей Полине.
        - Мы встретились не случайно, - сказала Герда. - Я уверена в этом. Я вообще уверена, что в жизни не бывает ничего случайного. Значит, так тому и быть. Слава богу, что отсюда рукой подать до французской границы. Я отвезу тебя. Манфред умчался по зову Гиммлера в Берлин, его не будет несколько дней, так что у нас есть время. После возвращения он хочет заняться «окончательным решением еврейского вопроса», как он цинично называет приобретение этой виллы. То есть добиться твоего ареста, Полина!
        Бежать или нет? Что ей делать? Остаться и ждать неминуемой смерти? Ведь у нее никого нет - ни Славко, ни Володи, ни Макса. Зачем жить?
        Как будто понимая ее мучительные сомнения, Герда сказала:
        - Полина, я не позволю тебе остаться. Я знаю, что верхушка нацистов давно ослепла. Они на полном серьезе верят в свою историческую роль и призвание изменить мировой порядок. Война будет, и на этот раз аннексией Чехословакии или возвратом Эльзаса и Лотарингии не ограничится. Одно из двух: или скоро вся Европа или даже весь мир окажется под пятой такого убожества, как мой Манфред. Или... Или все мы погибнем, и я в том числе...
        - Если ты предлагаешь мне бежать, то бежим вместе, - взмолилась Полина. - Так уже однажды было, мы сумели перехитрить судьбу!
        - Нет, - покачала головой Герда. - Второй раз ты не сможешь ее обмануть. Мое место здесь. Да и куда я денусь от своих нарядов, приемов, драгоценностей и комнатных мопсов и от своего группенфюрера?
        Как ни убеждала Полина Герду бежать вместе, та не соглашалась. Автомобильчик домчал их до приграничной деревушки за два часа. Была глухая пора, в небе сияла луна, когда Герда обняла Полину и произнесла подозрительно спокойным тоном:
        - Если повезет, мы еще увидимся с тобой. А если нет...
        Она подтолкнула Полину к тропке, которая вела к границе.
        - Я знаю кое-какие секреты, дорогая, - произнесла Герда. - Здесь ты можешь перейти границу без опаски. Беги! И попытайся прожить те годы, которые тебе отведены, за нас обеих - за себя и за меня!
        Полина прижала к груди сумочку с документами, деньгами и фотографиями Володи. Больше у нее ничего не было. Герда сердито шикнула:
        - Ну, Полина, чего ты ждешь? Уходи отсюда прочь!
        Такой Полина и запомнила Герду - в элегантном платье, серебрившемся в лунном свете, собранную и плачущую. Развернувшись, Полина зашагала к леску, за которым пролегала немецко-французская граница.


        CXVI
        Она вернулась в Париж, город, который был когда-то для нее родным. Полина подала документы в американское посольство. Французская столица была полна эмигрантов из Германии, и большая их часть жаждала только одного - получить право покинуть Европу и перебраться через океан.
        Ответа от американцев пришлось ждать долго. Наконец ей сообщили, что ее заявку рассмотрели. Во въезде Полине было отказано. Полина покинула Францию и перебралась в Голландию. Она слышала упорные разговоры о том, что из Амстердама в США отправляются теплоходы, груженные беженцами, и Америка вынуждена принимать их. Полина выложила все, что у нее было, чтобы приобрести билет на «Королеву Вильгельмину», некогда круизный лайнер, который теперь стал последней надеждой для отчаявшихся.
        Отправление «Вильгельмины» было назначено на начало сентября 1939 года. Рано утром первого дня осени Полина проснулась в дешевом пансионе. Она услышала крики на улице, спустилась вниз. Жильцы были в сильном волнении - газеты сообщали о нападении Германии на Польшу.
        Полина, так и не позавтракав, бросилась в порт. «Королева Вильгельмина» срочно готовилась к рейсу. Страшные события ускорили ее отправление. Ночью лайнер отвалил от причала и взял курс на Америку.
        Каюты, палубы и даже трюмы были переполнены. Все хотели только одного - спастись от Гитлера, который начал покорение Европы. Полина ютилась на верхней полке в тесной каютке. Люди говорили только об одном - о том, что их ждет в Америке. Про эту страну ходило много легенд.
        - Нас не примут, - уверял кто-то. - Отправят на Кубу, а оттуда обратно в Европу.
        - Не может быть, нас обязаны принять. Да, корабли раньше разворачивали, но теперь началась война. Боже, неужели повторится то же безумие, что и в 1914 году?
        - Будет хуже. Гитлер победит. Затем он поработит Советы и двинет войной на Англию.
        - Наступил конец света, разве вы еще не поняли это? Вот он - Апокалипсис, о котором писал в своих Откровениях Иоанн Богослов!
        Радость и отчаяние, надежда и смирение - люди были полны противоречивых чувств. Полина прошлась по лайнеру. Сколько же людей переживают трагедию! Не только она страдает, поняла Полина. Но все равно, почему же так страшно?
        На третий день пути, когда «Королева Вильгельмина» пересекала Атлантику, распространился слух, что Америка отказалась принять беженцев. Капитан якобы получил распоряжение возвращаться в Европу.
        - Польша уже пала. Поверьте мне, через месяц и Голландия окажется под пятой Гитлера. Куда мы вернемся? Они же отправят нас в концентрационные лагеря!
        На лайнере ежедневно умирало по несколько человек. Люди привыкли к смерти, однако они не хотели возвращаться в Европу. По внутреннему радио объявили, что идут переговоры с американскими иммиграционными властями о том, будет ли корабль допущен в территориальные воды США.


        CXVII
        Полина вышла на верхнюю палубу. Стояла тихая ночь, молочно-белые звезды сияли в антрацитовом небе. Полина шла между людьми, спящими и бодрствующими, что усеяли палубу.
        - Она умирает! - раздался чей-то встревоженный голос. - Ну помогите же ей! Позовите врача!
        - Ну и что из того? - ответил кто-то. - Врач уже наверняка спит. Было с самого начала ясно, что она умрет. Оставьте ее в покое! Позовите лучше священника.
        Полина подошла к человеку, который искал врача. Тот вцепился ей в руку и радостно произнес:
        - Вы доктор? Пойдемте, нужна ваша помощь! Наша соседка, думается мне, отдает богу душу.
        Они оказались в небольшом закутке, заставленном тюками и баулами. Плакали дети, кто-то бубнил молитвы на непонятном языке, слышалось пиликанье губной гармошки и ругань.
        - Вот она. - Человек указал на дряхлую женщину, которая лежала на палубе, укрытая старым одеялом.
        - Die Suppe ist lauwarm... Je vous prie de suivre les manieres, Pauline! Mais vous etes une fille bien elevee! Was fur ein leckeres Soufflee! Don’t champ while you’re eating...[Суп едва теплый... Прошу вас, Полин, соблюдайте манеры! Вы же воспитанная девушка! Какое вкусное суфле! Не чавкайте во время еды... (нем., фр., англ.)]
        Старуха что-то бормотала на разных языках, и Полина, чувствуя, что лишится сознания (с такой силой нахлынули на нее воспоминания о прошлой жизни), склонилась над умирающей.
        Женщина была стара, очень стара. Далеко за восемьдесят. Лицо - коричневое, как древесная кора, испещренное морщинами. Седые волосы, которые выбивались из-под вязаной беретки. Старуха была одета во что-то древнее и давно немодное.
        И все же Полина сразу узнала ее. Мадмуазель Шнайдер! Милая взбалмошная mademoiselle, которая жила в их семье... Но как давно это было!
        - Мадмуазель Шнайдер, - ласково позвала Полина. Она бережно приподняла голову старушки и поцеловала ее в лоб.
        - Pauline, - раздался тихий голос. - It may be you? Pauline![Полин... Вы ли это? Полин? (англ.)]
        - Не обращайте на нее внимания, - сказал сосед мадмуазель Шнайдер. - Бедняжка явно не в себе, у нее старческий маразм. Она все время вспоминает прошлое, зовет какую-то Полин. Не может понять, что мы на корабле, который идет в Америку.
        - Я здесь, - ответила Полина, гладя старушку по щеке.
        Мадмуазель Шнайдер распахнула глаза и произнесла:
        - It’s so dark in the bedroom, Pauline. Ordonnez Glaphira d’ allumner la lampe. Es sieht ganz nach dem Gewitter aus. Ach, Pauline, sie haben wider Schnabernack getrieben! Votre pere sera mecontent[В спальне темно, Полин. Прикажите Глафире зажечь лампу. Похоже, будет гроза. Ах, Полин, вы снова проказничали! Ваш отец будет недоволен! (англ., фр., нем.)] .
        Полина держала мадмуазель Шнайдер за сухую ладонь. Старушка слабела с каждой фразой, сознание у нее путалось.
        Мадмуазель Шнайдер угасала. Наконец появился заспанный врач, который, даже не осмотрев толком мадмуазель, сказал:
        - И чего она поехала в Америку, это путешествие убило ее. Увы, ничем помочь не могу.
        Скоро мадмуазель Шнайдер не могла даже говорить, а только бормотала что-то.
        - Pauline... Sun... La nouvelle robe... Obst zum Fruhstuck... Your Daddy... Das Meer, ich sehe das Meer![Полин... Солнце... Новое платье... Фрукты на завтрак... Ваш папа... Море, я вижу море... (фр., англ., нем.)]
        Полина прижала к себе старушку. Через двадцать пять лет она снова увидела мадмуазель.
        - Je vois la mer... Ce n’est pas Biarritz et pas Riviere, but it’s...[Я вижу море! Нет, это не Биарриц и не Ривьера, но это... (фр.; англ.)] тож-же недю-ю-юрственно. .
        Это были последние слова мадмуазель Шнайдер. Полина подумала, что старушка заснула, и только мгновением позже поняла, что та умерла. Полина аккуратно опустила голову мадмуазель на подушку из ватной кофты.


        CXVIII
        Утром сообщили, что Америка отказалась принять «Королеву Вильгельмину» и лайнер возвращается обратно в Голландию. Эта новость вызвала всеобщую панику и истерию. Несколько человек даже бросилось за борт, желая доплыть до побережья США, что было безумием - температура воды достигала всего нескольких градусов.
        Полина наблюдала за людьми, теряющими надежду. Она заметила, как мужчина в развевающихся одеждах со взглядом безумца бежит по палубе, таща за собой маленькую девочку. Малышка сопротивлялась, плакала. Мужчина же с всклокоченными волосами, в дорогом помятом пальто орал:
        - Мы не вернемся в Европу! Ни за что! Уж лучше смерть!
        Он вытащил из кармана пальто пистолет. Люди, окружавшие его, ахнули и бросились врассыпную. Подоспел один из судовых офицеров.
        - Я не отдам оружие! - вопил мужчина, явно сошедший с ума. - Что ждет нас в Европе? Гитлер отправит меня и мою дочь на скотобойню!
        Он выстрелил в офицера, который пытался увещевать его.
        - Вы все предатели! Я не хочу...
        Он поднес пистолет к голове малышки. Девочка беззвучно плакала. Мужчина произнес:
        - Пусть лучше она умрет, чем вернется туда. Они убили ее мать. И только за то, что мы евреи! Они убьют и ее!
        Люди замерли. Мужчина внезапно засунул дуло пистолета себе в рот и нажал на курок. Грянул выстрел, тело, перевалившись через поручни, полетело в воду.
        Девочка закричала. Полина, стоявшая ближе всех к ней, взяла ее на руки. На палубе возникла паника, самоубийство отчаявшегося безумца стало последней каплей. Девочка плакала, прижимаясь к Полине.
        - Сохранять спокойствие! - закричал раненый офицер и выстрелил в воздух. - Все те, кто будет сеять панику, подлежат немедленному расстрелу. Только что поступило сообщение - американские власти согласились принять нас!
        Истерия сменилась ликованием. Полина заметила, что, успокоившись, девочка заснула у нее на руках. На вид ей было чуть больше года. Полина обратилась к офицеру. Тот равнодушно ответил:
        - Это дочь самоубийцы? Когда прибудем в Нью-Йорк, сдадите ее властям. Ее отправят в приют.
        Утром следующего дня «Королева Вильгельмина» вошла в территориальные воды США. Столпившиеся на палубе люди видели вырастающую из дымки статую Свободы - свою последнюю надежду.
        Лайнер отправили на рейд, на палубу поднялись представители иммиграционной службы. Пронесся слух, что в страну впустят не всех. Началась долгая процедура проверки документов и права на въезд в США.
        Настала очередь Полины. С девчушкой на руках она подошла к чиновнику. Тот повертел в руках ее паспорт и сказал:
        - Вы говорите по-английски, мэм?
        - Да, - ответила Полина.
        Чиновник снова спросил:
        - Почему в паспорте не указана ваша дочь?
        Полина растерялась. Она хотела сказать, что девочка вовсе не ее дочь, однако вместо этого произнесла:
        - Я не знаю, это мой старый паспорт...
        - Откуда вы? - начал допрос чиновник.
        Полина ответила:
        - Я бежала из Германии...
        По невыразительному лицу служащего иммиграционного департамента она поняла, что он явно откажет ей во въезде. К чиновнику подошел статный пожилой господин, видимо, начальник, потому что при его появлении чинуша подтянулся и стал более любезным.
        - Мой муж был убит, - говорила Полина. Начальник взял ее паспорт, пролистал его. Затем он развернул свидетельство о браке между Полиной и Максом.
        Начальник удивленно вскинул брови и произнес в изумлении:
        - Вашим мужем был великий Макс Триссарди? Это правда?
        - Его убили у меня на глазах, - сказала Полина устало.
        Начальник протянул ей паспорт и распорядился:
        - Госпожа Трбоевич, ваш покойный супруг был величайшим пианистом современности. У меня имеется коллекция пластинок с записями его гениальных произведений. Соединенные Штаты почтут за честь принять вас у себя.
        Его взгляд остановился на девочке.
        - Вас и вашу дочь. Добро пожаловать в Америку!


        CXIX
        Дальнейшие формальности были быстро завершены. Поклонник таланта Макса устроил так, чтобы Полина получила новые документы как можно быстрее. Малышку, которую Полина взяла с собой, звали Катерина. Больше о ней ничего не было известно, и Полина записала ее как свою дочь.
        Добрый начальник велел от имени американского правительства выделить им крошечную сумму, а также предметы первой необходимости. Затем каждый из эмигрантов, в том числе и Полина, был предоставлен самому себе.
        Полина вышла на улицы Нью-Йорка. Катерина за эти несколько дней привязалась к ней и даже называла ее «мама». Девочка ничего не помнила, и Полина решила, что не имеет права бросить ее.
        - Нам нужны деньги, - рассуждала Полина. - Я могу вспомнить молодость и снова наняться посудомойкой или официанткой. Ведь у нас осталось всего полтора доллара..
        Она вытащила из кармана пальто несколько монет. Этого хватит всего на день. А что потом?
        - Ну конечно! - воскликнула Полина. - Как же я могла забыть об этом! Мы же с тобой богаты! И даже очень богаты!
        Полина обратилась в адвокатскую контору и поручила представлять свои интересы и интересы своей дочери Кэтрин. Исаак Триссарди оставил ей миллионное наследство, часть которого размещалась в американских банках, Макс тоже завещал ей все, чем обладал.
        Газеты подхватили новость о том, что нищая эмигрантка, оказавшаяся вдовой убитого нацистами пианиста и композитора Макса Триссарди, стала наследницей крупного состояния.
        Полина с Кэтрин переехали в небольшой уютный отель, и навестившие их спустя месяц адвокаты заявили:
        - Миссис Трбоевич, ваши претензии удовлетворены банками. Вы имеете полное право распоряжаться деньгами, которые завещал вам Исаак Триссарди, а также американскими счетами вашего покойного супруга Макса Триссарди и правами на граммофонные записи произведений в его исполнении.
        Перед ней оказалась кипа бумаг. Полина просмотрела их. Речь шла о сумме в семь с половиной миллионов долларов.
        - Миссис Трбоевич, мы будем рады и в дальнейшем представлять ваши интересы, - выразил готовность глава адвокатской фирмы. - Есть ли у вас какие-либо распоряжения?
        - Я хочу купить дом, - сказала Полина. - Вы поможете мне в этом?


        CXX
        Она решила уехать из Нью-Йорка в пригород. После посещения нескольких особняков она остановила свой выбор на небольшой вилле в викторианском стиле, расположенной в уютном предместье. Полину пленил сад с искусственным озером.
        Кэтрин помогла Полине забыть обо всех, кого она потеряла. Девочка вдохнула в нее жизнь и дала силы идти вперед. Полина занялась внутренней отделкой особняка. Только иногда в ночных кошмарах к ней возвращались Володя, Славко или Макс. Но все реже и реже...
        Дочка росла. Гитлер поработил почти всю Европу, затем напал на Советский Союз. Полина купила для Кэтрин пони и наняла гувернантку. Япония вероломно разгромила американский флот в Перл-Харборе, фашистские войска дошли до самой Москвы, блицкриг провалился. Полина накупила дочери массу одежды и сводила ее в зоопарк, где та испугалась носорога и захотела взять домой макаку. Победоносная немецкая армия капитулировала под Сталинградом, Сталин, Черчилль и Рузвельт встретились в Тегеране. Кэтрин заработала шишку величиной с голубиное яйцо, упав с качелей. Союзники высадились в Нормандии, открыв второй фронт. Полина познакомилась с милым американцем Джорджем, проповедником-иеговистом, который сделал ей предложение; она, подумав, отказалась. Советские войска штурмовали Берлин, итальянцы расправились с дуче, скончался президент Рузвельт, Гитлер покончил с собой, одиозный режим пал, был подписан акт о безоговорочной капитуляции Третьего рейха. Кэтрин уже умела читать по слогам и шокировала гувернантку тремя неприличными словами, которым ее научили уличные друзья. Америка сбросила на Японию две атомные бомбы,
Вторая мировая завершилась, зато началась «холодная война», открылся Нюрнбергский процесс. Кэтрин отправилась в первый класс.
        Полина ощутила себя счастливой. Ей пришлось испытать многое, однако она была уверена - на этом испытания завершились. Остается спокойная и тихая жизнь в достатке. Возможно, когда-нибудь она встретит человека, которого сможет полюбить так же сильно, как и Славко.
        Возможно, впрочем, что и не встретит.


        CXXI
        - Мама, мама, нашего соседа арестовывают за убийства! - с такими словами Кэтрин прибежала к Полине зимой 1947 года.
        Полина выглянула в окно - так и есть, около большого, похожего на замок дома с провалившейся черепичной крышей и забитыми досками окнами стояло несколько полицейских машин. Кэтрин была свято уверена, что в этом доме живет сумасшедший убийца.
        Человека, который обитал там, Полина видела всего несколько раз. Невысокого роста, то ли француз, то ли португалец. Про него говорили, что он работает по ночам. В самую глухую пору из его дома доносился странный скрежет. Чем сосед занимался, никто не знал. Он ни с кем не общался, газон перед домом никогда не стригся, к нему никто не приходил в гости.
        Кэтрин, полная резвого любопытства, выскочила на крыльцо, вслед за ней вышла и Полина. Из соседнего дома-замка полицейские вывели странного соседа. Он был в грязном, замусоленном халате.
        - Мама, смотри, у него на халате разводы крови, - прошептала Кэтрин, и ее глаза расширились от страха.
        - Не болтай ерунды, - сказала ей Полина, хотя тоже поежилась: кто знает, чем на самом деле промышляет их нелюдимый сосед.
        - Говорят, что дом, где он живет, построил какой-то профессор колледжа, которого потом казнили на электрическом стуле за убийства детей, - поделилась с Полиной потрясающей новостью Кэтрин. - В школе об этом все знают! Профессор сдирал с детей кожу...
        - Кэтрин! - рассердилась Полина. - Марш домой! Чтобы я не слышала больше этих глупостей!
        Девочка нырнула в дом и с любопытством стала наблюдать за арестом соседа из окна - в конце концов, мама же велела идти в дом, но не запретила следить за всем изнутри!
        Полину раздирало любопытство, смешанное со страхом. А что, если дочка права? Она, конечно же, не верила сказкам про убийцу-маньяка, живущего по соседству, но кто знает - те тоже должны где-то жить! И почему не рядом с их домом? Писали же в газетах, что недавно нашли в холодильнике одного жителя Сан-Франциско его жену, аккуратно расчлененную и готовую к употреблению...
        Сосед горячился, пытаясь доказать что-то полицейским. Те без интереса слушали его. Полина подошла к соседнему дому. Один из служителей закона вопросительно посмотрел на нее. Полина смутилась. И что она скажет - ей стало любопытно, является ли ее сосед серийным убийцей или нет?
        - Смотрите! - провозгласил сосед, воздевая ввысь руки. - Своими зверствами вы привлекли внимание почтенных сограждан! Вы не можете выселить меня! Вы не имеете на это права!
        - Еще как имеем, - раздался голос человека в штатском, который сопровождал полицейских. - Мистер Азарян, у вас долгов на семьдесят тысяч долларов. Вам было отведено время, чтобы погасить их, однако банк так и не дождался этого светлого мига.
        - Капиталисты! - завопил сосед. - Вы всех и вся готовы продать за барыши!
        Полине стало ясно - соседа выселяют за банальную неуплату долгов. Никакими убийствами здесь и не пахнет. Ну что же, все оказалось далеко не так серьезно, как она предполагала. Сосед пригорюнился и сказал словно в пустоту:
        - Значит, вы выбросите меня на улицу? Но я же просил подождать вас! Мне осталось совсем немного - и я стану очень богатым!
        Человек в штатском (скорее всего, судебный пристав) язвительно заметил:
        - Мистер Азарян, вы кормите банк обещаниями подобного рода уже три с половиной года. Их терпению пришел конец!
        - Вы пустите с молотка все мои изобретения! - закричал мистер Азарян.
        Пристав пожал плечами:
        - Кому они нужны! Их выбросят на помойку!
        Сосед пригорюнился. Полине внезапно стало жаль его. Он никак не походил на жестокого маньяка-убийцу: невысокий, полноватый, с вьющимися жгуче-черными волосами (некоторые локоны воинственно оттопыривались, словно небольшие рожки), тараканьими усами и смуглой кожей. Грязный халат, как она видела теперь, был покрыт не пятнами крови, а краской и бурыми разводами от каких-то растворов и химических соединений. Значит, перед ней «сумасшедший ученый» - человек, который вопреки голосу разума пытается изобрести вечный двигатель или собрать ракету для полетов на Марс.
        - И что мне теперь делать! - завопил мистер Азарян. - Вся моя жизнь пошла прахом! Вы выбросите на помойку мои изобретения! Они же стоят миллионы, а возможно, и миллиарды!
        - Конечно, конечно, - успокоил его пристав. - Для начала мы конфискуем вашу мебель, а эти изобретения можете оставить себе. Но из этого дома вам придется съехать. Если вы не можете заплатить долги банку, то кто сделает это?


        CXXII
        - Я, - сказала Полина.
        Не веря своим ушам, судебный пристав медленно повернул голову и недоверчиво уставился на красивую женщину средних лет, облаченную в дорогую шубку.
        - Вы? - спросил он.
        Мистер Азарян встрепенулся и повторил:
        - Это сделаете вы, мэм?
        - Полина Трбоевич, - представилась соседка. - Речь идет о семидесяти тысячах долларов, не так ли?
        Судебный исполнитель зашуршал бумагами и сообщил:
        - Если быть точным, то мистер Азарян должен уплатить семьдесят одну тысячу сто тридцать восемь долларов и пятьдесят девять центов. Вы не оговорились, когда заявили, что хотите оплатить эти долги?
        - Вас устроит чек? - спросила Полина.
        Полина уплатила нужную сумму. Полицейские и судебные исполнители отбыли восвояси. Сосед, все еще потрясенный ее поступком, стоял с раскрытым ртом. Наконец он произнес:
        - Мадам, у меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность! Вы - святой человек! Наука должна гордиться вами, потому что вы только что спасли меня, одного из самых гениальных ее представителей!
        - Неужели? - любезно поинтересовалась Полина.
        Мистер Азарян зашептал:
        - Загляните в мой дом! Я покажу вам то, над чем работаю!
        К Полине подошла Кэтрин. Девочка посматривала с опаской в сторону соседа. Она взяла за руку Полину и произнесла:
        - Мамочка, что ты здесь делаешь так долго? Пошли в дом, на улице холодно!
        - В самом деле, - провозгласил сосед, - пошли в дом. - Потом он стукнул себя по лбу не самой чистой пятерней и сказал: - Разрешите представиться - Шарль Азарян, изобретатель.
        Кэтрин, прячась за Полину, зашептала:
        - Мамочка, нам не следует ходить к нему в дом. Он заманит нас в подвал и убьет! Разрежет на части и засолит в бочках! А потом продаст!
        Полине на мгновение стало страшно - кто знает, чем на самом деле занимается этот смешной тип. Или он только кажется таким безобидным?
        Мистер Азарян улыбнулся и сказал:
        - Леди, вам нечего бояться меня! Мне известно, что местная детвора считает меня жестоким убийцей, который подстерегает прохожих, а их трупы хранит в холодильнике в подвале. Уверяю вас, это не так!
        Кэтрин вышла из-за Полины и смело спросила, готовая, однако, в любой момент ретироваться:
        - Значит, это не так, сэр?
        Сосед покачал головой и с озорными искрами в глазах произнес замогильным голосом:
        - Конечно же, это не так. Свои жертвы я замуровываю в стене кухни!
        Кэтрин взвизгнула и снова спряталась за Полину. Мистер Азарян оглушительно расхохотался и протянул девочке руку.
        - Ты меня боишься? Увы, ты не первая... Почему-то все дети из окрестных домов, где бы я ни жил, уверены, что я - жестокий и хладнокровный убийца. Хочешь, я докажу тебе, что это не так?
        Кэтрин затаилась за спиной Полины, однако один ее голубой глаз подглядывал за странным соседом. Девочка видела его смуглую, покрытую черными волосами руку. Наконец она сделала шаг вперед. И протянула ему свою ладонь.
        - Вот и хорошо, леди, - сказал Шарль Азарян, - пойдемте в дом, а то погода и в самом деле холодная. Уверяю вас, даже у такого матерого убийцы, как я, найдется отличный чай и пара кексов!
        Полина и Кэтрин поднялись вслед за соседом на скрипучее крыльцо, тот отворил огромную дверь и пропустил их в холл. В лицо дохнуло пылью, затхлостью и плесенью. Полина увидела сваленные в кучу вещи, мебель, накрытую чехлами, люстру, свисающую с потолка, всю в паутине. Этот дом необитаем!
        - Прошу прощения за хаос, - извинился сосед. - У меня нет времени и средств, чтобы привести дом в порядок. Да я и считаю, что это лишнее. Я живу в основном там!
        Его палец указал на подвал. Кэтрин шумно вздохнула и спросила:
        - А почему?
        - Потому что мне там удобнее разделывать трупы! - ответил Азарян и снова расхохотался.
        Он раскрыл деревянную дверь, обитую железом, которая вела вниз. Повеяло холодом и сыростью. Полина испугалась. Что она знает об этом человеке? Только его имя, которое может оказаться фальшивым. А что, если он заманит их с Кэтрин в подвал и..
        Она гнала от себя глупые мысли. Девочка же, одновременно страшась и проявляя любопытство, пошла первой. Мистер Азарян зажег яркий свет, Полина увидела на стенах подвала мохнатых пауков. Вот оно, логово безумца...


        CXXIII
        Сосед провел их в большое помещение, заставленное непонятными приборами. Присмотревшись, Полина различила химические реторты и странные аппараты.
        - Это моя лаборатория, - сказал Шарль Азарян. Подмигнув Кэтрин, он добавил: - Именно здесь я поливаю свои трупы серной кислотой, чтобы от них осталась только пара костей.
        - Что это? - спросила Кэтрин, указывая на плюшевого медведя, который лежал на столе.
        Азарян взял его, повернул что-то в спине, и медведь заговорил человеческим голосом: «Здравствуй, дружок! Хочешь, я расскажу тебе сказку?»
        - Он тебе нравится? - спросил Азарян у Кэтрин. Девочка закивала головой. - Он умеет рассказывать пять сказок, и ты можешь выбирать, какую именно ты хочешь услышать. Я работаю над тем, чтобы он освоил целую дюжину!
        Подвал-лаборатория оказался забитым самыми разнообразными изобретениями. Шарль Азарян занимался буквально всем - разрабатывал домашнего робота-дворецкого, работал над формулой стирального порошка, отмывающего любые пятна, создавал секретное оружие, действенное в случае вторжения инопланетных эскадр из глубин космоса, и трудился над венцом своей коллекции...
        - Смотрите! - благоговейно произнес мистер Азарян, стаскивая чехол с непонятной машины, больше похожей на зубоврачебное кресло. - Как вы думаете, что это? - Выждав немного, он торжественно произнес: - Единственный в мире опытный образец машины времени! Он создан лично мной!
        - И он работает? - спросила Кэтрин. - Вы в самом деле можете отправляться во времена короля Артура? И я могу увидеть динозавров? И попасть на бал к Марии-Антуанетте?
        Азарян честно ответил:
        - Машину времени я собрал, но есть одна закавыка - пока что она не работает, как мне того хочется. Но я уверен, пройдет несколько лет, и я доведу ее до ума. Нужно упорно трудиться - и я стану величайшим изобретателем в мире!
        Внимание Полины привлек иной прибор - невзрачный ящик с матовым экраном. Азарян нажал несколько рычажков, и на экране зажглось изображение холла, в котором они недавно были, Азарян переключил рычажок - и они увидели собственный дом.
        - Называется телевизор, - сказал он. - Принцип передачи изображения на расстояние известен уже давно, однако до сих пор он не нашел достойного применения.
        - И сколько вам потребуется, чтобы создать опытный образец? - в задумчивости спросила Полина. Подвал Азаряна напоминал ей пещеры Али-Бабы - он был забит настоящими сокровищами. Кажется, он не ошибался, когда говорил, что обладает миллионами, а может быть, и миллиардами.
        - Пара месяцев и несколько тысяч долларов, - сказал тот пренебрежительно. - Но кому будет нужен этот ящик, излучающий картинки? Возможно, пригодится военным...
        Азарян похлопал по сиденью будущей машины времени:
        - Если вы хотите получить дивиденды, то вложите ваши деньги в это изобретение, которое перевернет наше представление о реальности. Я уже на верном пути, мне нужно совсем немного: лет десять спокойной работы и миллион долларов. И тогда я изобрету первую машину времени!
        - Мне кажется, что лучше переключить свое внимание на телевизор и стиральный порошок, выводящий любые пятна, - сказала Полина. - Но и машиной времени мы тоже займемся. Мистер Азарян, разрешите предложить вам сделку. Прямо сейчас мы организуем предприятие, в котором пятьдесят процентов будет принадлежать вам, а пятьдесят мне. Я предоставлю вам стартовый капитал, необходимый для окончательной доработки ваших гениальных изобретений и их продажи на рынке. Вы станете главным изобретателем и шеф-дизайнером, ответственным за стратегию развития. Ну так как?
        Мистер Азарян молитвенно сложил руки и вскричал:
        - О Боже, извини, что не верил в тебя и даже научно опровергал твое существование. Значит, ты есть, коли послал мне эту умную женщину! Все, к кому я ни обращался, прогоняли меня и высмеивали, считая, что у меня не все дома. Быть может, это и так!
        - Уверена, что нет, - сказала Полина. - Мистер Азарян, я поражена тем, что вы показали мне с дочерью. Я несколько скептически отношусь к идее создания машины времени или космической ловушки, предназначенной для отражения атак злобных лигурийцев, однако некоторые ваши изобретения кажутся мне крайне интересными. А теперь, думается мне, самое время пить чай!


        CXXIV
        Акционерное общество, в котором по пятьдесят процентов акций принадлежали Полине и Шарлю Азаряну, было основано в тот же день и зарегистрировано через неделю. По предложению Шарля, горячего поклонника романов Герберта Уэллса, их оно было названо «The Invisible Man»[«Человек-невидимка» (англ.).] .
        Полина чувствовала, что находится на верном пути. Шарль, чья мать была француженкой, а отец - эмигрантом из Армении, был подлинным гением. Он хотел попробовать свой талант во всех мыслимых сферах, практичная же Полина решила, что ему нужно ненавязчиво указывать, в каком именно направлении работать.
        - Машина времени может подождать, Шарль, - убедила она изобретателя. - А вот телевизор, стиральный порошок и эти странные «липучки» надо довести до ума.
        Снабженный деньгами и окрыленный доверием, Азарян принялся за работу. Через год на американском рынке появился чудо-порошок, который мог выводить любые пятна. Полина не могла представить, что на стиральном средстве можно заработать столько денег. Она и до этого была богатой женщиной, однако порошок, сентиментально названный Шарлем в честь своей покойной матушки «Мирей», принес их акционерному обществу десятки миллионов.
        Как-то на пороге виллы Полины появился внушительный господин, который оказался представителем крупнейшего концерна, производящего бытовую химию. Пришелец молча поставил перед Полиной большой кейс, распахнул его: в чемоданчике находились пачки стодолларовых купюр.
        - Миссис Трбоевич, - сказал визитер. - Здесь ровно миллион долларов. Вы их получите, если продадите нашему концерну права на стиральный порошок «Мирей». Это очень большая сумма! Она позволит вам жить безбедно до конца дней!
        Полина ответила отказом. Посетитель не сдавался:
        - Три миллиона? Пять? Хорошо, мое последнее слово - семь! Никто не даст вам больше!
        - Мы сами заработаем на порошке в десять раз больше, - сказала Полина, выпроваживая конкурента.
        Неожиданный успех с «Мирей» положил начало становлению концерна
«Человек-невидимка». Полина была одной из первых, кто начал массовое производство телевизоров в Америке. Это снова принесло колоссальную прибыль. А «липучки», которые пришли на смену шнуркам и пуговицам, сделали их мульмиллионерами.
        Шарль Азарян переехал из подвала старинного особняка в один из нью-йоркских небоскребов, где под его началом трудился целый отдел изобретателей, инженеров, химиков и физиков. Специальная команда менеджеров занималась тем, что рыскала по миру в поисках изобретателей-одиночек и скупала у них патенты на сумасшедшие изобретения. Большая часть этих новаций так и осталась прожектами, однако некоторые становились известны всей планете и приносили немыслимую прибыль.
        Концерн «Человек-невидимка» рос как на дрожжах. Сначала Шарль хотел основать собственные фабрики, которые выпускали бы новинки, однако Полина убедила его, что лучше всего торговать интеллектуальной собственностью.
        - Мы будем владельцами прав на все эти изобретения, - говорила она. - Крупнейшие производители будут платить нам деньги, чтобы получить право на производство того или иного товара, кроме того, мы будем получать процент с каждого экземпляра.
        К середине пятидесятых концерн Полины и Шарля стал лидером в области технических новаций. Они занимались буквально всем - бытовой химией, школьными принадлежностями, садовым инвентарем и косметикой.


        CXXV
        Являясь владелицей пятидесяти процентов акций концерна, Полина стала одной из самых богатых женщин США. Однако она не приобретала роскошный дом или замок, а осталась жить все там же, в небольшом уютном особняке под Нью-Йорком.
        Шарль не знал, куда девать деньги, всю свою энергию отдавал разработке новых изобретений, а по ночам работал над тем, что никак не хотело воплощаться в жизнь, - машиной времени.
        Полина время от времени посещала приемы, участвовала в жизни высшего света, была знакома с известными политиками, бизнесменами, актерами, режиссерами и венценосными особами. С изумлением она вдруг обнаружила, что ей скоро исполнится шестьдесят.


        CXXVI
        Шестьдесят лет? Но как такое может быть? Она чувствовала себя бодрой и здоровой, хотя видеть стала хуже и начали отекать ноги. Пришлось прибегать и к оптическому обману - волосы оставались медно-каштановыми, однако своим цветом они были обязаны уникальной стойкой краске с естественным блеском, новейшей разработке ее концерна, новинке сезона.
        Несколько раз она получала страстные предложения руки и сердца и была даже уверена, что эти люди на самом деле испытывали чувства к ней, а не к ее мульмиллионному состоянию. Но Славко...
        Нет, кроме Славко, у нее никого и никогда не будет. Она была довольна жизнью и только иногда просыпалась от кошмаров, в которых видела Славко, Володю или Макса. Для всех других она была воплощением американской мечты - эмигрантка, которая сумела попасть в престижный список самых богатых людей Америки, прелестная дама, одевающаяся всегда со вкусом, знакомая с высшим светом.
        Была ли она счастлива? Полина предпочитала не задавать себе этот вопрос. У нее имелась Кэтрин, у нее был концерн, в конце концов она привязалась к Шарлю. Миллионы женщин, рассматривая ее безупречные фотографии в глянцевых журналах, где она была облачена в наряды от ведущих модельеров и неброские драгоценности, наполнялись уверенностью, что эта моложавая дама с белозубой улыбкой, стройной фигурой, каскадом темно-каштановых волос, розовой кожей почти без морщин наверняка счастлива.
        Сама Полина не знала ответа на этот вопрос. Когда на нее накатывала тоска и хотелось отдать все ради одного - оказаться на пять минут в прошлом, вместе со Славко или Володей, она понимала, что вся нынешняя жизнь всего лишь искусная подделка и имитация настоящей. Теряя, мы обретаем...
        Она радовалась одному - у нее была Кэтрин. Кэтрин, которая наполняла жизнь смыслом и давала надежду. Кэтрин, которая когда-нибудь унаследует все ее огромное состояние и станет у руля концерна «Человек-невидимка».


        CXXVII
        Кэтрин с ужасом думала, что когда-нибудь ей придется заниматься бизнесом. Она видела, как мама ведет железной рукой концерн, читала в газетах, что является дочерью одной из самых богатых женщин в стране, и - ненавидела это!
        В элитной школе для девочек, где воспитывалась Кэтрин, она так и не смогла найти себе подруг. Школьные товарки относились к ней с презрением и плохо скрываемым пренебрежением. Для них она была «одной из выскочек», ее предки приплыли в Новую Англию не на корабле «Мэйфлауэр» (а всего лишь на какой-то «Королеве Вильгельмине»!), и вообще ее мать была когда-то замужем за коммунистом!
        Сначала Кэтрин не обращала на это внимания, затем ей стало обидно, и она прикладывала усилия, чтобы завоевать расположение нескольких девиц, которые задавали тон в классе. Она приглашала одноклассниц к себе домой на праздники, старалась угодить их желаниям. А в итоге стала свидетельницей разговора в школьном туалете, который вели две ее якобы подружки. Те тайком курили (что было категорически запрещено) и сплетничали.
        - Ее мать едва ли не миллиардерша, а живут они в таком старом домике, - говорила одна. - Фи, при их деньгах они бы могли купить дом и получше!
        - Ты права, дорогая, - вторила ей подруга. - А как одевается наша Кэтти? Я бы ни за что не напялила это страшненькое платье.
        - Ну, платье должно соответствовать тому, кто его носит. Увы, бедняжка совсем некрасива. Эти раскосые татарские глаза и широкие азиатские скулы.
        - Приплюснутый нос и прыщи на лбу, - со смехом добавила сплетница.
        - Утиная походка, полное отсутствие шарма и выдающиеся вперед передние зубы! Ей не помогут даже матушкины миллионы! Наверняка на ней женят какого-нибудь смазливого прощелыгу, предварительно заплатив ему изрядную сумму, чтобы только сбыть с рук залежалый товар, нашу Кэтти - старую деву.
        - О, насчет этого я не уверена, - расхохоталась «подруга». - Матери Кэтти придется отдать все свое состояние, чтобы хотя бы кто-то из мужчин посмотрел в сторону ее дочурки.
        - Так она вообще не ее дочь, - заявила другая «подруга». - Ее мамаша была сначала замужем за коммунистом и жила в Москве, представляешь, в самом логове этих сумасшедших сталинистов! Потом всплыла в Германии, и это в разгар правления наци, где жила вместе с неким пианистом Триссарди. Все бы ничего, но я читала в одном старом журнале... - Она интимно понизила голос. - Я читала, что этот самый пианист предпочитал мужчин! А она была его женой! Представляешь?
        - Да ты что, дорогая! У них вся семья извращенцы! И что, Кэтти - дочурка коммуниста или этого «голубого» пианиста?
        - Куда там! Судачат, что мать подобрала ее на корабле, когда в числе беженцев плыла из Европы в Америку. Правды никто не знает!
        Слезы брызнули из глаз Кэтрин. Она чувствовала, что сердце разорвется у нее в груди. Эти две потаскушки врут! Мама показывала ей фотографии ее отца. Да, он был крупным советским партийным деятелем, но его расстреляли при Сталине. Что несут эти сплетницы! Они нарочно выдумывают всякий бред!
        Кэтрин выскользнула из туалетной комнаты и понеслась к директрисе. Не стучась, она ввалилась в ее кабинет и выпалила:
        - В туалете курят!
        Двух школьниц, пойманных во время постыдного и позорного курения в туалете, строго наказали. Однако Кэтрин никак не могла успокоиться. Неужели все, что говорили две ее «подруги», правда? И она чего-то не знает? И мама обманывает?
        Она изучила старые журналы и нашла все те же сплетни, которыми обменивались одноклассницы, - брак с советским дипломатом Славко Трбоевичем, впоследствии репрессированным, брак с Максом Триссарди, бегство в Германию, смерть сына Володи. И ни слова о дочери Кэтрин! Славко Трбоевич никак не может быть ее отцом! Он попал в жернова сталинского Молоха намного раньше, чем Кэтрин появилась на свет. В ее метрике стоит дата - 28 сентября 1938 года, а Славко был арестован в феврале
1937-го. Мама не могла родить ее от Славко!
        Но почему она все время уверяла, что это так? Или ее отец - немецкий композитор и музыкант французского происхождения Максимилиан Триссарди? Однако она вовсе не похожа на изящного блондина, чей портрет она нашла в музыкальной энциклопедии. И кроме того, Макс и в самом деле был равнодушен к женщинам.
        Значит, мать лгала ей все эти годы! И делала это намеренно!
        Кэтрин, разгневанная своими открытиями, направилась к Полине, чтобы узнать правду. Мать сидела в кабинете и просматривала бумаги.
        - Кэтрин, что-то случилось? - произнесла она, увидев нахмурившуюся дочку.
        Кэтрин подошла к столу и спросила:
        - Мама, кто мой отец?


        CXXVIII
        Полина вздрогнула. Она знала, что рано или поздно этот вопрос возникнет. Дочери почти семнадцать лет. Похоже, она допустила ошибку, сказав когда-то, что ее отец - Славко. Она бы хотела, чтобы это было так, но ведь Кэтрин действительно не ее родная дочь.
        - Так кто же, мама? - повысила голос Кэтрин. - Некий Славко Трбоевич, который сгинул за полтора года до моего появления на свет, - или ты зачала меня от его призрака? Или немецкий пианист Макс, который сожительствовал со своим любовником? Кто, мама?
        - Кэтрин, откуда тебе известно все это? - произнесла Полина. Она не ожидала, что девочка воспримет все так остро и живо.
        - Мне рассказала это не ты, моя мать, а другие! - крикнула Кэтрин, и слезы покатились у нее из глаз. - Хотя именно ты, мама, и должна была сделать это. Или ты мне не мать? Скажи, ты в самом деле подобрала меня из жалости на корабле, который привез тебя в Америку?
        - Кэтрин, - попыталась оправдаться Полина. Она хотела обнять дочь, но та вырвалась из ее объятий. - Послушай меня, дочка...
        - Никакая я тебе не дочка! - завопила Кэтрин. - И ты мне не мать! Ты обманула меня, ты сделала так, как было удобнее тебе. А обо мне ты подумала? О моих чувствах? Разве настоящая мать так поступает? Я не хочу больше тебя видеть!
        Полина бросилась за дочерью, но та заперлась в своей комнате и наотрез отказалась впускать ее. Полина почувствовал себя плохо, впервые у нее закололо сердце, а перед глазами поплыли черно-красные пятна. Это старость? Но она же следит за питанием, плавает ежедневно в бассейне и обожает верховую езду.
        Или это конец ее мирной жизни? Снова судьба нанесла удар. Все, что создавалось с таким усердием и такой любовью, разлетелось на тысячи частей. На следующий день Полина пыталась поговорить с Кэтрин, но девушка даже не прореагировала на ее слова.
        Она объявила Полине бойкот. Внешне все выглядело как нельзя лучше - Кэтрин не буянила, не сбегала из дома, однако на протяжении многих недель не общалась с матерью. За обеденным столом царило страшное молчание - Кэтрин делала вид, что не слышит вопроса, обращенного к ней, и не замечает Полину.
        Та просила прощения, плакала и клялась, что допустила ошибку. Кэтрин была неумолима. Полина обращалась к психотерапевтам и психологам, маститые доктора посещали их особняк, беседовали с Кэтрин и разводили руками.
        - Миссис Трбоевич, ваша дочь упорно не желает говорить об этом. Создается впечатление, что она приняла решение и вычеркнула вас из своей жизни.


        CXXIX
        Кэтрин проводила большую часть времени в своей комнате. Матери, так решила она для себя, у нее больше нет. Эта женщина, которая раньше звалась ею, на самом деле жестоко и расчетливо обманула ее, врала все эти годы и пыталась сделать ее частью своей безумной мечты.
        Девушка разглядывала себя в зеркало. Раздевшись, она подвергала жестокой критике каждый миллиметр своего лица и тела. И в самом деле, ее «подруги» были правы - она страшна, как главный персонаж фильма ужасов.
        Лицо как у жабы - круглое, в красных высыпаниях. А на лбу, прямо в самом центре, - жирный мерзкий прыщ. Куда вылез, поганец? Кэтрин попыталась его выдавить, но прыщ не поддавался, сияя краснотой и нагло крича:
        - А я здесь! Навечно! Привет, дурочка!
        Фигура - слишком тощая, груди крошечные. Зубы в самом деле выдаются вперед, прямо как у лошади, волосы висят унылыми прядями и не хотят укладываться в модную прическу, и в довершение ко всему - перхоть!
        Ужас, да и только! Может, покончить с собой?
        Кэтрин долго фантазировала на эту тему, выбирая наиболее подходящий способ. Он должен быть безболезненным и красивым. Чарующая смерть - вот что ей нужно! Снотворное... Слишком банально, да и где она возьмет таблетки? Или ванна, полная горячей воды, смешанной с ароматным лавандовым маслом и лепестками желтых роз. Она вскроет себе вены золотым ножиком, и ее найдут - красивую и мертвую. Все будут рыдать, и мать больше всех, правильно обвиняя себя в смерти единственной дочери.
        Она даже залезла в ванну и полоснула себя по запястью ножом. Ой, мамочки, больно же! Кровь заляпала мраморные плиты, и не было никакого томительного чувства приближающейся вечности, а только дикая боль.
        Кэтрин отчетливо представила: двери в ванную вышибают и находят ее в холодной воде - распухшую, посиневшую и голую. Волосы плавают, как склизкие водоросли, лицо от воды разнесло, глаза бессмысленно открыты. Точно жаба! Полицейские таращатся на ее наготу и маленькие груди, начинают смеяться и тыкать пальцами, обсуждая недостатки ее фигуры. И никакой тебе всеобщей скорби и красоты, только стыд, глупость и невозможность продолжать жизнь.
        Кэтрин залила себе порезы йодом, вопя от боли (щипало будь здоров!), голой прыгала по ванной, разбрызгивая капли воды, ставшие от крови и йода лиловыми, и дала себе зарок - забыть об этой блажи и жить дальше. Даже с маленькими грудями и прыщом на лбу!
        Полина была уверена, что гнев Кэтрин быстро пройдет и мир в семье снова восстановится. Конечно, она поступила неправильно, скрыв от девушки правду о ее происхождении. Полина не предполагала, что та услышит сплетни и отреагирует на них так остро.
        Но ни через неделю, ни через месяц, ни через два Кэтрин не смилостивилась: она по-прежнему молчала и делала вид, как будто Полины не существует. Полина переживала - что же будет дальше? Неужели из-за ее неосмотрительности и упрямства дочери все усилия пойдут прахом?


        CXXX
        Полину расстроила статья в журнале «Тайм», в которой речь шла о судьбах нацистов второго эшелона. Там упоминался и барон фон Кизов, верный сотрудник Гиммлера, и его жена Герда. После окончания войны Полина пыталась напасть на след Герды, но у нее ничего так и не получилось.
        И вот эта статья... Полина прочитала свидетельства бывшей горничной в берлинском особняке барона. Она утверждала, что барон покончил жизнь самоубийством, узнав о том, что фюрер лишил себя жизни. А жена барона, светская львица Герда, погибла во время артиллерийского обстрела столицы русскими. Горничная сама стала тому свидетельницей.
        Отложив в сторону журнал, Полина задумалась. Значит, Герда умерла. Она словно предчувствовала свою гибель. Герда помогла ей бежать и спасла жизнь - в том числе и Кэтрин. Попади тогда Полина в лапы гестапо, она бы никогда не встретилась с маленькой девочкой по имени Катарина. И никогда бы не стала для нее матерью.
        Полина была расстроена. Герда не заслужила такой ужасной смерти. И почему все так произошло? Видимо, остается только один ответ: судьба.
        У Полины были сложные отношения с судьбой. Судьба безжалостно отобрала у нее многих людей, которых Полина любила. В то же время именно судьба принесла ей Кэтрин, а также подарила встречу с Шарлем, что сделало ее одной из самых богатых женщин в мире.
        Но стремилась ли она к богатству? Разве могут деньги заменить ей потерю Славко, Володи или Макса? Она с радостью отдала бы все, чем обладала, ради возможности оживить хотя бы одного из них. Хотя бы на день... На час... На минуту... Но такого не бывает... Время не знает пощады!
        Это только идеалист Шарль надеется на то, что прошлое можно изменить при помощи машины времени, которую он собирал уже не одно десятилетие. На самом деле изменить можно только будущее...
        Полина еще раз прочитала воспоминания горничной в доме Герды. Значит, надежды не осталось. Женщина видела собственными глазами, как в кабинет, где находилась госпожа баронесса, угодил снаряд. Последовал мощный взрыв, пережить который Герда никак не могла.
        Да, прошлое изменить нельзя. А вот будущее! Она не позволит Кэтрин свести на нет все ее усилия! Она ошиблась, сделала дочери больно, но это не значит, что она не любит ее. Кроме того, Полина была уверена - Кэтрин уже простила ее и поняла, почему она обманывала ее, однако не признается в этом и не идет на мировую из-за упрямства, которое она словно унаследовала по материнской линии у семейства Кригерс!
        Спустя неделю Полина нанесла визит в бруклинский дом престарелых. Она щедро помогала всем, кто нуждался в материальной поддержке. Ее встретили с большим радушием, показали отремонтированные комнатки, в которых обитали старики и старухи, медицинские кабинеты и бассейн.
        Полине захотелось глотнуть свежего воздуха. Накинув палантин, она вышла в сад дома престарелых. Стояла поздняя осень. Ей исполнилось шестьдесят - казалось, что недавно она была девицей возраста Кэтрин, потом молодой женщиной, и вот приблизился закат.
        Она видела беспомощных и одиноких стариков, которые сидели в инвалидных креслах, у них никого не осталось, они были в полушаге от могилы. Никто не назовет ее старухой - Полина была очаровательной моложавой дамой, - но это не умаляет того факта, что ей пошел седьмой десяток. Жизнь, не успев начаться, уже заканчивалась.
        Ее жизнь как смена времен года в саду: пролетела весна, прошло лето, даже осень промелькнула, и началась зима.
        Чувствуя, что впадает в депрессию, которая началась из-за конфликта с Кэтрин, усилилась от новостей о трагической судьбе Герды и созерцания обитателей дома престарелых, Полина медленно брела по саду. Листья с деревьев облетали, трава побурела, в воздухе звенел мороз. Цветы поникли, садовники обрезали их острыми секаторами, выкапывали или накрывали. Почему все завершается так - холодом, забвением и смертью?
        Она остановилась около небольшого ручья. Присела и зачерпнула ладонью пронзительно-холодную воду. Полина увидела свое отражение. Прошло так много времени с тех пор, как она была глупой наивной девчонкой. Словно этой поры и не было... Или ее действительно не было?
        Она ощутила на себе пристальный взгляд. Подняла голову и увидела сгорбленную фигурку в кресле, которая, не отрываясь, наблюдала за ней. Полине стало не по себе. Что старику нужно?
        Полина пошла к дому. Значит, в этой жизни все закономерно? Закономерна и старость, и страдания, и боль, так же как закономерна любовь, радости и счастье. И почему только все завершается одинаково - смертью? Все заканчивается именно так страшно - небытием? Люди, как цветы, завянут и погибнут... Теряя, мы обретаем...


        CXXXI
        - Pauline! - услышала она голос из прошлого. Ну конечно, у нее начались галлюцинации. Никто не может больше так звать ее. Для Кэтрин она - мама, хотя в последнее время дочь вообще не обращается к ней, для многих других - миссис Трбоевич или мэм, даже Шарль Азарян зовет ее не иначе, как Полина. Все, кто знал ее как Pauline Новицких, мертвы.
        Полина вздохнула. Отчего на нее напала такая тоска? Она и сама не знала. Может быть, потому, что с Кэтрин не ладится, может, потому, что узнала о смерти Герды. Или виной тому шестьдесят прожитых лет?
        - Полин! - повторил все тот же голос, и Полина словно очнулась. Нет, это не галлюцинация, а реальность. Кто-то зовет ее по-французски. Но кто именно?
        Она обернулась. В парке были только пациенты и несколько медсестер. Директриса дома престарелых почтительно ждала именитую гостью в отдалении на террасе. Нет, значит, ей показалось. Прошлое пытается звать ее, и она слышит голоса из своей канувшей в Лету эпохи.
        - Pauline, ma chere![Полин, дорогая моя! (фр.)] - крикнул снова кто-то. Полина присмотрелась. Так и есть, ее зовет один из пациентов. Тот самый, что рассматривал ее в упор. Но что ему надо и почему он так фамильярно называет ее Полин? И откуда он знает французский? Впрочем, это все причуды судьбы.
        Полина медленно подошла к старику, который сидел в кресле около альпийской горки. Она увидела, что это вовсе не мужчина, как она решила сначала, а женщина. Полина не разглядела ее лица из-за близорукости, а фигуру скрадывал больничный халат и плед.
        Женщина, старая женщина. Высокая, некогда наверняка красивая. Лицо изборождено морщинами, но сияют умные живые глаза. Седые локоны выбиваются из-под шляпки. Она ее знает?
        - Полин! - сказала тихо женщина. - Разве ты не узнаешь меня, дорогая? Боже мой, как ты изменилась! Но я сразу узнала тебя, Полин.
        - Я вас знаю? - произнесла та, всматриваясь в лицо старухи.
        Мелькнуло что-то знакомое, и сердце предательски заколотилось. Старуха горько рассмеялась и ответила:
        - Ну конечно, ты не хочешь узнавать меня, Полин. Еще бы, после того, что я причинила тебе. Но поверь мне, моя дорогая, я сделала это не по собственной воле. Мерзавец Крещинский заставил меня... Он заставил меня тогда убедить тебя поехать с нами в «Волшебную гору»...
        Полина узнала ее. Это была тетя Лиззи. Тетя Лиззи, которую она видела последний раз в холле пансионата-тюрьмы «La Montagne Magique» в начале сентября 1914 года, более сорока лет назад.
        - Тетя Лиззи? - проговорила Полина, все еще не веря своим глазам. - Это вы?
        - Это я, - подтвердило привидение. - Какая насмешница эта судьба - мы предали тебя, чтобы завладеть твоими деньгами, Полин. Я предала тебя, чтобы завладеть ими. Крещинский устроил все так, чтобы я стала распоряжаться твоим наследством. Ты же сидела в сумасшедшем доме... Я любила этого мерзавца, любила, Полин... Он же, женившись на мне и добравшись до денег, присвоил их, он знал все эти финансовые махинации, как никто другой. А затем вышвырнул меня нищей на улицу. Я была для него стара - ему требовались молодые дамочки! О, я давно раскаялась в своем ужасном поступке! И я знала, что мои несчастья - кара за него! В Америке я снова вышла замуж... Добилась успеха в бизнесе, сколотила солидный капитал. Потом, зимой
1938 года, страшная авария - трасса была обледенелой, машину занесло... Я не могу ходить. Поэтому мой благоверный добился, чтобы я подписала дарственную на его имя, и поместил меня сюда. Бумеранг судьбы попал в меня, Полин!
        Тетя Лиззи продолжила:
        - Ты наверняка не захочешь ничего знать обо мне и будешь права. Но я изменилась, моя дорогая Полин. Несчастья сделали меня мудрее, я обратилась к Богу. И поняла, что сама виновата в том, что произошло. Мне некого винить, кроме себя самой. Извини, что окликнула тебя. Но когда я узнала в этой богатой пожилой даме ту самую юную Полин, мою любимую племянницу, то не смогла сдержаться. Я подумала, что сошла с ума!
        Около них возникла директриса. Льстиво улыбаясь, она сказала:
        - О, миссис Трбоевич, Элизабет, я вижу, докучает вам. Она у нас уже давно, она когда-то попала в жуткую автокатастрофу и не может ходить. К тому же бедняжка с недавних пор страдает рассеянным склерозом. Элизабет отчего-то вбила себе в голову, что является вашей теткой. Подговаривала медсестер позвонить вам... Прошу вас извинить несчастную, ей недолго осталось. Соблаговолите пройти в дом?
        Полина обняла тетю Лиззи. Когда-то она ненавидела и проклинала ее за предательство, но ненависть давно прошла. Сейчас она видела перед собой старую больную женщину, которая была бодра духом и раскаивалась в содеянном.
        - Тетя Лиззи, я не могу поверить, что это вы! - прошептала Полина.
        - О, это в самом деле я, дорогая, - ответила та. - Прошу тебя, объясни всем, что я ничего не выдумывала, когда называла тебя своей племянницей. А то на нас и так все смотрят и думают - отчего это богатая дама вдруг плачет, обнимая сумасшедшую старуху?
        Полина взяла тетю Лиззи за руку и объявила обомлевшей директрисе:
        - Вы можете подыскать себе еще кого-нибудь на освободившееся место. Эта дама будет жить в моем доме!
        - Неужто ты простила мне? - дрогнувшим голосом спросила старуха. - Полина, это правда?
        Полина обняла ее, поцеловала в морщинистую щеку (увы, красота, которой славилась Елизавета Фридриховна Люэрс, исчезла без следа) и произнесла:
        - Ну тетя, конечно же, простила! Я несказанно рада видеть вас. Если бы... Если бы не пять лет, проведенных в «Волшебной горе», то я бы не научилась ценить жизнь, не узнала бы Герду, не встретилась бы потом в Париже со Славко. Я благодарна вам за это! Разумеется, я не сержусь на вас!
        - Славко, - проронила тетя Лиззи, - он же писал тебе, но я уничтожила его письмо. Прости меня за это, Полин. Почему мы осознаем свои ошибки только к концу жизни? Почему нельзя сразу понимать, что поступаешь дурно?
        Тетя Лиззи вдруг горько зарыдала.
        - Полин... Прости меня... Я же любила и люблю тебя... Но деньги затмили мне разум и душу... Я не хотела...
        - Милая тетя Лиззи. - Полина поцеловала Елизавету Фридриховну. - Все осталось в прошлом, а прошлое вернуть нельзя. Будущего еще нет, остается только настоящее. Так давайте же жить именно этим кратким мигом.
        Она отвела тете Лиззи целое крыло на втором этаже особняка. Показала тетку лучшим специалистам, которые сказали, что Елизавета Фридриховна обладает слабым сердцем, а рассеянный склероз оставляет ей всего несколько лет жизни.
        Тетя Лиззи освоилась в особняке. Иногда она забывалась, путала имена или вообще забывала, о чем только что вела речь. Болезнь прогрессировала.
        - Милая моя, - сказала как-то тетя Лиззи, - я вижу, что твоя строптивая дочь никак не хочет простить тебе невинной лжи. Позволь мне поговорить с ней!
        - Ради бога, тетя, - ответила Полина. - С Кэтрин говорили уже несколько известных психотерапевтов, и никто не смог убедить ее простить меня.
        Тетя Лиззи улыбнулась, и на мгновение Полина узнала в ней прежнюю красавицу.
        - Девочка, как и все подростки, уверена, что в жизни бывает только одна любовь, а предательство разрушает все, что было. Она так похожа на тебя, Полин, хотя и не твоя дочь. О, я думаю, что смогу убедить Кэтрин в том, что она не права!


        CXXXII
        Кэтрин, услышав стук в дверь, спросила с плохо скрываемым раздражением:
        - Ну, кто это еще?
        - Твоя двоюродная бабка, - ответил голос.
        Мать привела какую-то сумасшедшую старуху, которая оказалась то ли ее теткой, то ли кузиной. Поселила ее в доме, тратит деньги на врачей. Кэтрин не разговаривала с этой сумасшедшей. Пусть делает что хочет. И если она подослала эту особу, чтобы та убедила ее поговорить с матерью, то у нее ничего не выйдет.
        Кэтрин распахнула дверь, желая наорать на того, кто мешает ей. Но, увидев на пороге пожилую даму в инвалидном кресле, которое толкала сиделка, остановилась и буркнула:
        - Чего вам? Приперлись по заказу матери обрабатывать меня? Можете уходить, все равно у вас ничего не получится!
        Отпустив сиделку, тетя Лиззи проехала в комнату девушки, осмотрела обстановку и произнесла:
        - Комната напоминает мне мою собственную. И ты напоминаешь меня саму. Хотя еще больше ты похожа на свою мать.
        - Полина мне не мать! - крикнула Кэтрин. - Она врала мне, она намеренно врала мне! Я никогда не прощу ей этого! Никогда!
        - О, деточка, - рассмеялась тетя Лиззи. - Поверь мне, за свою долгую жизнь, до того, как ты станешь такой же черепахой, как и я, ты произнесешь слово «никогда» примерно двенадцать миллионов раз.
        Кэтрин против воли улыбнулась. Старуха, может, и была чокнутой, однако говорила складно.
        - Кстати, ты ведь знаешь о том, что твоя мама имела полное право оставить меня в доме для престарелых. Сделай она это, никто бы не обвинил ее в жестокосердии. Потому что я тоже предала ее и была уверена, что она никогда не сможет меня простить. Но, думаю, тебе неинтересно слушать эти старые истории...
        Кэтрин разрывалась между желанием узнать, как же эта бабка предала Полину, и необходимостью сохранять лицо. Наконец она выпалила:
        - Вы предали маму... То есть, я хотела сказать, Полину? Но из-за чего это получилось?
        - Из-за денег, - просто ответила старуха. - И своей собственной глупости. Полина ничего тебе не рассказывала о том, что провела несколько лет по моей милости в стенах сумасшедшего дома, хотя была совершенно нормальна?
        - Нет, - ответила Кэтрин, позабыв, что не хочет ничего слышать о Полине. - Как же так?
        - О, это долгая история, - ответила тетя Лиззи. - Все началось жарким летом 1914 года, когда Россия, моя любимая Россия, была империей и там царствовал божьей милостью Николай Второй...
        Два часа спустя тетя Лиззи завершила свой рассказ. Кэтрин, вытирая слезы, проговорила:
        - Но, тетя Лиззи... Можно я буду называть вас именно так?.. Мама же никогда не говорила мне об этом!
        - Тетя Лиззи - это совсем неплохо, - кокетливо согласилась Елизавета Фридриховна. - Лучше, чем бабка Элизабет или что-то в этом роде. Да, твоя мама многое тебе не рассказывала, потому что она боялась, что это причинит тебе боль. Возможно, в чем-то она ошибалась, но у тебя, дорогая моя, нет никакого права так жестоко осуждать ее. Твоей маме пришлось пережить многое. После гибели ее сына Володи она очень страдала... И именно ты позволила ей вернуться к нормальной жизни. Ты, и никто другой.
        Кэтрин, запинаясь, произнесла:
        - Кажется, я понимаю вас, тетя Лиззи. Как вы думаете, мама будет рада узнать... узнать, что я совсем на нее больше не сержусь и понимаю, почему она обманывала меня?
        - Скажи ей об этом сама, - провозгласила довольная донельзя тетя Лиззи. - Кстати, можешь это сделать прямо сейчас, твоя матушка в кабинете!
        Кэтрин, посмотрев с озорством на старую женщину, унеслась в кабинет Полины. Тетя Лиззи сказала сама себе:
        - Долги надо платить, мадмуазель Люэрс. Долги надо платить...
        - Я ужасно счастлива, - призналась вечером Полина. - Но, тетя Лиззи, как вам удалось? Кэтрин простила меня, мы помирились. Вы помогли мне!
        - О, с моим жизненным опытом мне только учебники по психологии писать, - отозвалась Елизавета Фридриховна. - И ты помогла мне простить саму себя.
        В следующий раз, когда Кэтрин стала нечаянной свидетельницей разговора двух сплетниц, которые обсуждали ее внешность и семейные секреты, она подошла к особам и заявила:
        - Джоан, не тебе стенать по поводу маленькой груди - разве ты забыла, что сама запихиваешь себе в лифчик вату, чтобы увеличить размер? Кстати, дорогая, ведь правду говорят, что твой отец бросил твою матушку ради молодой секретарши? А вот твоя маман, Мэгги, заводит себе одного любовника за другим, причем предпоследним был ваш дворецкий, а последним - учитель конной езды. Или твоя аристократическая мамочка решила сблизиться с плебеями? И запомните - вас не касается, кто был моим отцом. Присцилла, для тебя, я вижу, это больная тема, говорят, твой отец сомневается в том, что ты - его дочь. Видимо, у него есть на это причины, поэтому он и затеял судебный процесс, чтобы лишить тебя прав наследования. Так что будут проблемы - обращайся ко мне, могу посоветовать хорошего психотерапевта. И запомните, девочки: я люблю свою маму и горжусь ею.
        Оставив сплетниц исходить бессильной злобой, Кэтрин удалилась, чрезвычайно довольная собой. С тех пор разговоры за ее спиной перестали занимать Кэтрин.
        - Дорогая моя, - сказала ей тетя Лиззи, - знаешь, сколько шептались про меня в свое время? В Петербурге все хотели знать, соблазнил ли меня великий князь Александр или его кузен великий князь Константин...
        - Тетя Лиззи, скажите, - прошептала девушка, - с той поры прошло почти шестьдесят лет. Кому вы отдали предпочтение?
        - En bien[Здесь: ну что же (фр.).] , - произнесла тетя Лиззи. - Я думала, что унесу эту тайну в могилу, но раскрою тебе секрет. Я приняла ухаживания обоих!


        CXXXIII
        Завершив обучение в интернате, Кэтрин решила поступать в университет. За эти годы она разительно переменилась. Из нескладного подростка она превратилась в красивую молодую женщину - исчезли прыщи, фигура стала более женственной, Кэтрин научилась пользоваться косметикой и одеваться со вкусом.
        Выбор девушки пал на журналистику. Полина отнеслась к выбору дочери со скептицизмом.
        - Кэтрин, будет лучше, если ты поступишь в престижный колледж, где получишь экономическое образование. Не за горами времена, когда я отойду от дел и ты станешь главой нашего предприятия.
        - Полин, - встала на сторону Кэтрин тетя Лиззи. - Не заставляй девочку изучать эту унылую бухгалтерию только ради того, что ты так хочешь. Она выйдет замуж, и ее супруг займется вашим концерном. Я уверена, Кэтрин, что из тебя выйдет отличный журналист. И на чем ты хочешь специализироваться?
        - На светской жизни, - последовал ответ.
        Кэтрин сумела настоять на своем и поступила в Колумбийский университет. Полина смирилась с выбором дочери. Для нее главное, чтобы Кэтрин была счастлива. Учеба давалась той на удивление легко, и вот уже она получила диплом.
        Она знала, что имеет успех у мужчин. Тетя Лиззи учила ее:
        - Деточка, не стоит сразу говорить «да», но и не стоит слишком упорно говорить
«нет».
        Первым мужчиной Кэтрин оказался ее однокурсник Джимми - веселый и симпатичный юноша из небогатой семьи. Они занимались сексом в общежитии, где жил Джимми: молодой человек конфузился и потел, все время оглядываясь на дверь (в любой момент мог заявиться сосед по комнате), спеша кончить, а лежавшая на диване Кэтрин, закрыв глаза, пыталась понять, что же такого в этом распрекрасном сексе замечательного.
        Потом Кэтрин даже влюбилась в него, однако о свадьбе не могло быть и речи. Кэтрин знала, что Полина видит ее супругой известного магната или политика, который сможет возглавить их концерн.
        Девушка не захотела, чтобы Полина задействовала свои связи и устроила ее на работу в престижный журнал. Кэтрин даже взяла себе псевдоним - Кэтти де Витт, - чтобы фамилия Трбоевич, слишком редкая и известная в стране, не выдавала ее родства.
        Она получила место в «Нью-Йорк таймс». Кэтрин мечтала о том, что будет публиковать сенсационные статьи, а ей поручили разбирать читательские письма. Для всех она была честолюбивой молодой женщиной.
        - Мисс де Витт, вы подготовили отчет по содержанию писем? Нет? Так поторопитесь, он должен лежать у меня на столе через час!
        - Мисс де Витт, вы хотите попробовать себя в журналистике и наверняка уверены в своем таланте. Так вот, уверяю вас, что звезды из вас не получится. Лучше приготовьте мне кофе!
        - Мисс де Витт, можете быть свободны! Ваша идея, безусловно, весьма ценна, но нам она не подходит. У нас важное совещание!
        Кэтрин поняла: журналистский мир - это мир мужчин. Некоторые колонки в газете, в основном специализирующиеся на светских сплетнях или моде, были отданы на откуп женщинам, но карьеру делали только мужчины. Вряд ли у нее будет шанс занять кресло главного редактора. А было бы неплохо - Кэтрин де Витт, главный редактор «Нью-Йорк таймс».
        Как-то Кэтрин стала свидетельницей разноса, который шеф устроил работникам редакции. Причиной всему стал визит бывшего английского премьер-министра. Влиятельный политик отказывался давать интервью.
        - Нам нужно заполучить интервью с ним хотя бы на полосу! - кричал главный редактор.
        - Но, сэр, премьер-министр принципиально не дает интервью, - отвечали ему журналисты. - В отель, где он остановился, проникнуть нельзя, а едва кто-то из наших подберется к нему, как он в ответ на вопросы роняет одну из своих знаменитых язвительных фраз и поворачивается спиной.
        - Нам нужно его мнение о войне во Вьетнаме, о внешней политике президента Джонсона, о смещении Хрущева! - отдавал команды шеф. - Клянусь - тому, кто принесет мне интервью с ним, я дам рубрику в газете.
        Кэтрин, как всегда, разбирала читательские письма в своем закутке («Дорогой сэр, в прошлом номере вы писали об инопланетянах. Хочу вас заверить - они тоже навещали меня и даже похищали на своей летающей тарелке, теперь я жду ребенка от обитателя созвездия Гончих Псов...»; «Спешу сообщить вам, что я недавно видел на главной улице нашего городка покойного президента Кеннеди и покойную мисс Монро. Мистер президент отпустил бороду, а мисс Монро ради маскировки перекрасила волосы в рыжий цвет и пополнела на двадцать килограммов. Но я все равно понял, что это они! Теперь я точно знаю, что они на самом деле живы и снимают домик по адресу: Мейн-стрит, 127, Джембоу, штат Миссисипи. Они наверняка инсценировали собственные похороны, чтобы сбежать и жить вместе...»; «Недавно я окончательно убедилась, что мой сосед - русский шпион, который хранит в своем чемодане под кроватью атомную бомбу. Я самолично уверилась в этом, когда залезла в его отсутствие к нему в комнату и обнаружила в чемодане странное устройство, ловко замаскированное под электрическую бритву. Однако я уверена - на самом деле это портативная
атомная боеголовка, которая может смести с лица земли пол-Америки. ЦРУ и ФБР не прореагировали на мои многочисленные письма, поэтому моя последняя надежда - это вы. Прошу срочно принять меры...»).
        Ага, значит, шеф готов дать целую рубрику тому счастливцу, который положит ему на стол интервью с бывшим британским премьером. Кэтрин знала - этим вечером премьер-министр будет гостем в особняке ее матери.
        Она приехала к Полине, где застала ту в обществе галантного старого политика.
        - У вас в Америке на меня идет подлинная охота, - жаловался премьер. - Мне шагу нельзя ступить без того, чтобы рядом не оказался журналист, желающий узнать мое мнение по тому или другому вопросу.
        - Моя дочь тоже журналист, - сказала Полина.
        Премьер с опаской посмотрел на Кэтрин и проронил:
        - Впрочем, если бы все журналисты были столь прелестны, как это дитя...
        За обедом премьер-министр много рассуждал о политике, и к вечеру у Кэтрин была готова статья о визите почтенного сэра и его воззрениях. Кэтрин пришла в редакцию раньше всех и положила статью на стол главному редактору.
        Исподтишка она наблюдала за реакцией шефа. Тот прошел в свой кабинет, увидел на столе папку, раскрыл ее. Через пять минут раздался его крик:
        - Кто автор?
        Он вызвал всех ведущих журналистов, требуя ответа на этот вопрос. Наконец Кэтрин открыла дверь в его кабинет - ее никто не заметил.
        - Так кто же автор этой сенсационной статьи? - вещал шеф. - Я сдержу свое обещание - тот, кто написал это, получит свою еженедельную колонку.
        - Я! - произнесла Кэтрин.
        Головы повернулись в ее сторону.
        Она была единственной женщиной среди двух десятков мужчин. Шеф замер, открыл рот, потом медленно закрыл его и наконец изрек:
        - Мисс де Витт? Это не шутка? Но каким образом вам удалось получить доступ к премьер-министру? Я не верю вам!
        - Я с ним обедала, - произнесла Кэтрин. - Он чрезвычайно милый человек.
        Главный редактор постучал пальцами по папке и сказал:
        - Мисс де Витт, я сдержу свое слово. Статья будет опубликована в следующем номере. А вы получите свою колонку. Но скажите мне - как вам удалось пообедать с премьером? Вы что, проникли в ресторан и подслушали его разговор?
        - Он обедал у моей матушки, - ответила Кэтрин.


        CXXXIV
        Она добилась своего и получила возможность раз в неделю вести колонку обозрения. Читателям нравился ее стиль и манера подачи материала.
        Полина гордилась дочерью. Похоже, тетя Лиззи была права, когда сказала, что не надо мешать стремлениям Кэтрин.
        За последующие два года произошло много событий: Америка окончательно увязла в войне во Вьетнаме, развернулось активное антивоенное движение, хиппи призывали всех «Make love, not war», а акции концерна «Человек-невидимка» появились на бирже.
        В 1967 году неожиданно от инфаркта скончался Шарль Азарян. Все, чем он обладал, изобретатель оставил Полине - машину времени, так и не собранную до конца, а также ценные бумаги.
        Месяц спустя отошла в мир иной и тетя Лиззи. Старушка слабела с каждым днем, она перестала узнавать людей вокруг себя. Однажды тетя Лиззи слегла и больше не поднималась.
        Она умерла во сне. Полина, которая дежурила около ее постели, даже не заметила этого мига. Тихая грусть сковала ее сердце, когда она поняла, что тети Лиззи больше нет с ней. Она была последним человеком, который помнил дурашливую и строптивую Полин Новицких.
        Кэтрин постепенно завоевывала славу. Интервью с герцогом и герцогиней Виндзорскими, статья о великой затворнице Грете Гарбо, беседа с Элвисом Пресли и Жаклин Кеннеди. Она знала всех и каждого. Полгода она провела во Франции, где наблюдала студенческие волнения в Париже, сумела взять интервью у президента де Голля и его противников.
        - Мисс де Витт, - обратился к ней однажды главный редактор. - Нам требуется статья о сенаторе Фицджеральде. Вы сможете заняться этим?
        - Конечно, через два дня она будет у вас на столе, - заверила шефа Кэтрин. Итак, ее новым объектом охоты становился сенатор-демократ от штата Массачусетс Алек Фицджеральд.
        Что ей известно про него? Сорока или около того лет, все еще не женат, известный плейбой, волочащийся за каждой юбкой, что, однако, не мешает его карьере. В восемнадцать лет добровольно отправился на фронт, отличился во время Второй мировой, когда спас раненых товарищей, за что был удостоен почетного ордена Пурпурного Сердца. Происходит из католической семьи. Его отец, патриарх клана Фицджеральдов, крайне богат. Обрел деньги в годы Великой депрессии, когда занимался бутлегерством и контрабандой провозил из Канады в Америку алкоголь. Затем посвятил себя нефтяному бизнесу, спекуляциям на бирже и киноиндустрии. Фицджеральдов не любят - слишком амбициозны, слишком нахальны. Старик Фицджеральд намеренно толкает детей в политику (трое из его четырех сыновей добились определенных успехов, в том числе и Алек, ставший год назад самым молодым сенатором), его заветная мечта - увидеть своего отпрыска в Белом доме.
        Сам Алек Фицджеральд уже давно один из самых известных холостяков в стране. Красив, богат, тщеславен. Отец делает все, чтобы протолкнуть кандидатуру своего старшего сына и сделать его кандидатом в президенты от демократов на следующих выборах в 1972 году. Пока что у Алека две ахиллесовы пяты - он никак не зарекомендовал себя как политик (что можно наверстать), и он холостой. До того, как отец пошлет его в гонку за президентское кресло, он должен обязательно обзавестись супругой и детьми.
        Кэтрин раздобыла телефон Фицджеральда (Полина, как всегда, помогла дочери в таком пустяке), ей ответил секретарь господина сенатора.
        - К сожалению, мисс де Витт, - раздался ледяной голос, - у сенатора нет для вас времени. Ни на этой неделе, ни в этом месяце, ни в этом столетии! Он крайне занят!
        Кэтрин положила трубку. Неудача! Придется искать другой подход. Телефон внезапно пробудился к жизни, она схватила трубку.
        - Мисс де Витт? - услышала она низкий мужской голос. - Вас беспокоит сенатор Алек Фицджеральд. Мне только что стало известно, что вы звонили и хотели просить меня о встрече и интервью. Мой секретарь ошибся - конечно, я найду для вас время. Завтра я прилетаю по делам в Нью-Йорк, почему бы вам не навестить меня?
        Встреча состоялась в нью-йоркском отеле «Thе St.Regis», расположенном недалеко от Центрального парка. Кэтрин оказалась в роскошных апартаментах, выполненных в стиле Людовика Пятнадцатого, - тонкие гобелены, шелковые обои, хрустальные люстры, узорчатый фарфор и цветы.
        Сенатор Фицджеральд назначил ей встречу в ресторане отеля.
        - Добрый день, мисс де Витт. - Алек Фицджеральд протянул ей руку. Это был высокий мужчина с шапкой темных волос и серыми глазами. Великолепный, сшитый на заказ костюм, галстук в тон. Сенатор был консервативен до мозга костей. Видимо, понимал, что те, кто не знают его политических воззрений, обращают внимание прежде всего на одежду. - Я чрезвычайно польщен тем, что такая известная журналистка, как вы, мисс де Витт, решила взять у меня интервью, - продолжил Фицджеральд.
        Подоспел официант, который протянул Кэтрин меню.
        Сенатор заказал себе форель, из напитков - белое калифорнийское вино. Кэтрин присоединилась к его выбору.
        - Сенатор, - сказала она, начиная интервью, - ни вы, ни ваша семья не скрываете того, что ваши амбиции не ограничиваются сенаторским креслом. Вы в самом деле хотите стать президентом страны?
        Алек Фицджеральд ответил прямо:
        - Да, хочу, мисс де Витт.
        - Но почему? Отчего вы решили, что наша страна нуждается в вас как в новом президенте?
        - О, - произнес сенатор. Он уже давно знал, что стоит говорить в подобных случаях. - Америка оказалась втянутой против воли в самую кровопролитную войну за всю свою историю - я имею в виду вьетнамскую авантюру. Моя администрация, если мне будет суждено занять пост президента, остановит эту бойню...
        Последовали вопросы из области внешней и внутренней политики, финансов и обороны. У Алека Фицджеральда на все имелся ответ: то ли он в самом деле чрезвычайно ловкий малый, то ли на него работает великолепная команда, подумала Кэтрин. Это неудивительно: состояние клана Фицджеральдов, даже по самым скромным оценкам, приближалось к полумиллиарду долларов.
        - Сенатор, как вы чувствуете себя в роли отпрыска богатого семейства? - спросила Кэтрин.
        Алек улыбнулся:
        - Я отвечу вам на этот вопрос, мисс де Витт, если вы сами вначале дадите на него ответ!
        Кэтрин смутилась. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Алека Фицджеральда. Он играет со мной, внезапно подумала она. Ну конечно же, Алек Фицджеральд - известный ловелас. Женщины в его клане никогда не имели права голоса, они предназначались всего для двух целей - рожать детей и сопровождать супругов на официальные мероприятия.
        - Я всегда ощущал, что являюсь особенным, - произнес Алек. - И не только потому, что мой отец - один из самых богатых людей в стране, впрочем, как и ваша матушка, мисс де Витт. Я ведь на самом деле - второй сын в семье. Мой старший брат, Патрик Фицджеральд-младший, погиб во время войны. Скажу вам честно: когда я узнал о гибели Патрика, то мне стало страшно. Я понял, что теперь являюсь престолонаследником...
        Кэтрин чувствовала, что сенатор говорит правду. Наверное, ему было тяжело приспособиться к роли, которую он безукоризненно играет по требованию властолюбивого отца. Тот всегда знал, что сам никогда не сможет занять высокий пост (хотя являлся когда-то послом США в Великом княжестве Бертранском), а вот его дети...
        - Ваша семья много для вас значит, сенатор? - спросила Кэтрин.
        Алек вдруг произнес:
        - Мисс де Витт, вы можете сами составить мнение об этом. Приглашаю вас провести уик-энд в поместье нашего клана. Тогда вы сможете написать великолепный репортаж. Ну что, согласны?
        Кэтрин согласилась, хотя не понимала, почему именно сенатор пригласил ее в святая святых, куда вход любому журналисту и папарацци был заказан. Через два дня за ней заехал лимузин, который доставил Кэтрин на виллу Фицджеральдов, расположенную в Кейп-Коуд.
        Алек уже ждал ее в салоне.
        - Уверен, что вы сочтете нашу семью немного странной, - объяснял он по пути. - Все мы, Фицджеральды, немного странные. Но, поверьте мне, без моей семьи я бы никогда не добился того, чем обладаю!


        CXXXV
        Они въехали на территорию огромного поместья, посередине которого стоял старинный роскошный дом. Кэтрин перешагнула порог виллы - и попала в иной мир.
        Она поняла, что имел в виду Фицджеральд, когда называл свою семью немного странной. Девушка почувствовала - заправляет всем Патрик Фицджеральд-старший, патриарх клана, невысокий сухой человечек с лысой головой, в роговых очках. Он походил на морскую черепаху, хотя на самом деле относился к разряду аллигаторов или, точнее, акул-людоедов. Патрик всегда выигрывал, любой ценой, и получал то, что хотел.
        Его супруга, Шарлотта, была статной и красивой дамой. Все знали: муж ей изменяет. Патрик не скрывал того, что у него имеется дюжина любовниц, которые по возрасту годились ему даже не в дочки, а во внучки. Некоторое время назад желтая пресса утверждала - Патрик состоял в любовной связи с Мэрилин и даже хотел развестись с Шарлоттой, чтобы взять сексапильную блондинку в жены.
        У Алека было два младших брата, которые являлись членами палаты представителей от демократической партии: Майкл и Стивен, и три сестры - Дженнифер, Кэролайн и Вивьен. Несмотря на то, что им всем было за двадцать, дети по-прежнему обитали вместе с родителями. Как поняла Кэтрин, все зависело от слова Патрика.
        Фицджеральды обожали игры на свежем воздухе, Кэтрин выбилась из сил, играя с сестрами Алека в бадминтон. Затем старый Патрик пригласил ее на чай.
        - У вас хорошая подача, мисс де Витт, - произнес он. - Когда мой сын сказал, что желает пригласить чужака к нам домой, то моя первая реакция была - «ни за что!». Но я изменил свое мнение, и теперь понимаю, что правильно сделал. Кстати, как дела у вашей матушки? Я несколько раз имел с ней дело, замечательная женщина! Хотел перекупить у нее пару патентов, однако она была тверда, как кремень.
        Патрик обрисовал ей свой взгляд на политическую карьеру сына:
        - Для многих сенаторское место - это предел желаний. Но моему сыну всего сорок, и я знаю, что он может добиться большего. Про него говорят, что он станет президентом Америки. Знаете, что я скажу вам, мисс де Витт? Я сделаю его президентом Америки!
        Старик рассмеялся, и в его кудахтанье Кэтрин уловила издевку.
        - Да, да, стать президентом не сложнее, чем принято думать. Ваша матушка начала свое восхождение к истинному богатству со стирального порошка, не так ли? Так вот, нет никакого отличия между тем, рекламировать ли стиральный порошок или кандидата в президенты страны. Схема одна и та же - важно, чтобы в итоге люди поверили вам и купили продукт. Вы поражены моей циничностью, мисс де Витт? - спросил ее Патрик Фицджеральд. - Я сам иногда поражаюсь ей. Но ведь я прав. Дайте денег, и я сделаю президентом нашего шофера. Фицджеральды рождены для того, чтобы управлять и повелевать. Увы, я не могу в силу возраста и моей, скажем так, далеко не самой лучшей репутации претендовать на это место, а вот мой сын... Когда погиб Патрик, то его место занял Алек. Если что-то случится с ним, то его дело продолжат Стивен или Майкл.
        - А ваши дочери? - спросила Кэтрин. Старик ей нравился, несмотря на то, что являлся домашним тираном и отпетым мерзавцем.
        - Мои дочери, мисс де Витт? - сказал тот с тонкой улыбкой. - Уверен, что они найдут себе достойных мужей. Не обижайтесь, однако я уверен - в этом мире все принадлежит нам, мужчинам. Поэтому я бы предпочел иметь еще трех сыновей, чем трех дочерей.
        Старик ткнул пальцем в Алека, который резвился с братьями и сестрами на лужайке.
        - Но женщины нужны мне для того, чтобы проложить ему дорогу в Белый дом. До выборов осталось всего три года, а этот балбес не думает о женитьбе. Понимаю, его устраивает нынешнее положение вещей: постоянно меняющиеся любовницы. Причем ни одна из них не может претендовать на то, чтобы стать миссис Алек Фицджеральд. Ни одна...
        Патрик снова рассмеялся и добавил:
        - Эта Мэрилин была по-настоящему горячей штучкой, однако я никогда бы не развелся ради нее с Шарлоттой. И знаете почему? Потому что истинному политику и бизнесмену нужна такая жена, как Шарлотта... Или как вы, мисс де Витт, - добавил старик.
        Кэтрин стало не по себе. Патрик зашептал:
        - Выходите за моего сына, мисс де Витт. У меня потрясающее чутье, которое никогда меня не подводит. Вы созданы друг для друга. Вы поможете ему занять место в Белом доме. Разве вам не хочется стать супругой президента Соединенных Штатов?
        Старик расхохотался, и Кэтрин никак не могла взять в толк - говорит ли Патрик серьезно или тонко над ней издевается.
        Потом была прогулка на лошадях, и Алек пытался поцеловать ее. Кэтрин отвергла его притязания. Или сенатор, привыкший к быстрым победам, думает, что она уже сдалась?
        И все же Кэтрин поймала себя на мысли, что Алек Фицджеральд ей нравился. Он влек к себе - настоящий самец и хозяин. И когда его губы скользнули по ее волосам, у Кэтрин замерло сердце.
        Ее статья о клане Фицджеральдов стала подлинной сенсацией. И только некоторое время спустя Кэтрин поняла, что Патрик использовал ее для начала раскрутки сына, чтобы добиться его номинирования в кандидаты от демократов на президентских выборах.
        Она думала, что никогда больше не встретится с сенатором Фицджеральдом, но ошиблась - Алек появился у нее на квартире несколько дней спустя. Затем он пригласил Кэтрин в ресторан, и на этот раз они беседовали не как журналист и его жертва, они больше походили на пару.
        Спустя три недели Кэтрин оказалась в постели с Алеком. Слухи о необыкновенном сексуальном аппетите представителей клана Фицджеральдов подтвердились - холостой сенатор оказался неистощимым на выдумки и полным животной энергии.
        Кэтрин знала, что после того, как Алек овладеет ею, он даст ей отставку. Он добился того, чего так страстно желал, - ее тела. И она уступила, хотя и знала, что совершает необдуманный поступок.
        Так и произошло. Алек позвонил ей и сказал, что им надо поговорить. Его голос звучал на редкость сухо и напряженно. Кэтрин поняла: момент расставания наступил. Наверняка нашел новую любовницу или даже невесту. Но почему она чувствует себя такой опустошенной? Ведь Алек Фицджеральд был для нее тем же, чем и она для него, - приятным развлечением. Или она имела глупость влюбиться в него? Если так, то дело плохо!
        Алек явился к ней домой: как обычно, он был неотразим, его лицо ничего не выражало.
        - Кэтрин, - произнес он, - ты знаешь, что так больше продолжаться не может...
        Она это знала. Ну что же, Алек наверняка занесет ее в свою тайную записную книжку под почетным номером 986 или что-то в этом роде. И она перейдет в разряд экс-подруг сенатора от штата Массачусетс. И чего это она так беспокоится? Значит, в самом деле ее угораздило влюбиться в Алека. Тем хуже для нее самой!
        - У меня для тебя две новости, - произнес он, отводя глаза. Она знала: наверняка обе плохие - «извини, дорогая, но я женюсь, и нам придется расстаться».
        Алек произнес:
        - Отец мне сообщил, что он достиг предварительной договоренности с боссами демократической партии - они поддержат мою кандидатуру на предстоящих президентских выборах...
        - Мои поздравления, господин будущий президент, - произнесла со злостью, которая удивила ее саму, Кэтрин. И в самом деле, чего она так разошлась? Она вдруг представила, что Алека больше не будет рядом, что он окажется в постели с другими женщинами, и ощутила бешенство. Она что, ревнует его?
        Фицджеральд помолчал и добавил:
        - И вторая новость. Кэтрин, я женюсь.
        Так она и думала! И несмотря на то, что Кэтрин была готова к этой новости, она почувствовала, что колени у нее подгибаются. Будь сильной, девочка! Пусть он женится на какой-нибудь бледной бабочке-капустнице, тридцатилетней девственнице из благородной обнищавшей семьи потомков переселенцев-пуритан. Она нарожает ему десяток детишек, будет закрывать глаза на многочисленные измены и, когда въедет в Белый дом, обставит его с потрясающей безвкусицей. Так держать, господин сенатор от штата Массачусетс!
        - Я женюсь, - повторил Алек и почему-то попытался обнять ее за талию. Наверняка предложит сейчас «последнюю ночь, полную страсти и неги». И она, дура, не сумеет сказать ему «нет». И все почему - потому что она любит его! Она любит Алека, а он ее - нет. Между ними все кончено, а она его любит!
        Кэтрин отвернулась, пряча слезу. Не хватало еще, чтобы он утешал ее.
        - Алек, тебе пора, - произнесла она. - Нам больше не о чем говорить. Желаю тебе счастливой семейной жизни. Обещаю, что на выборах буду голосовать за тебя.
        Фицджеральд привлек Кэтрин к себе, она ощутила его сильные руки.
        - Кэтрин, - прошептал он. - Я женюсь. И знаешь, кто станет моей супругой? Ты!
        Она подумала, что ослышалась. Он издевается над ней. Или, что гораздо хуже, пытается ее утешить, бросает кость, как голодной скулящей собаке.
        Алек поцеловал ее. И сказал:
        - Кэтрин, я прошу тебя, стань моей женой!


        CXXXVI
        Полина чувствовала, что у нее начинается головная боль. В последние несколько месяцев она все чаще и чаще ощущала ее - разрывающую, жгучую. Что же, ей пошел восьмой десяток.
        Конечно, у нее сохранилась изящная фигура, однако кожа побелела и стала хрупкой. Морщины нельзя скрыть уже никакой косметикой, а к пластической хирургии Полина никогда не прибегала. Начались проблемы с пищеварением, и сердце иногда стучит так быстро, что у Полины щемит в груди.
        Вот она, неизбежная старость. Однако таков закон мироздания - все стремится к разрушению; даже то, что вчера только появилось на свет, сегодня уже погибает. Сколько всего было в ее жизни.
        Но почему было? Разве она собирается умирать? Ее единственная дочь Кэтрин вскоре выходит замуж за сенатора Алека Фицджеральда, который, как говорят знающие люди, имеет очень высокие шансы быть выдвинутым в кандидаты на президентских выборах
1972 года от демократов. А значит, Кэтрин сможет стать супругой президента США. А она - бабкой его сына или дочери!
        Кроме того, кто будет заниматься делами концерна? Алек - весьма хороший выбор, но он явно не захочет идти в бизнес, его привлекает политика. Придется самой возглавлять концерн еще несколько лет, пока она не найдет преемника.
        Полина присутствовала на одном из многочисленных приемов нью-йоркского бомонда. Она не любила подобные мероприятия, однако ради дочери согласилась и на это. Патрик Фицджеральд, старый проныра, который готов заключить договор с дьяволом, лишь бы его сын стал президентом, просил ее, чтобы Полина как можно чаще появлялась на публике.
        - Чем чаще в газетах и по телевидению будет упоминаться ваша фамилия и обязательно следовать ссылка на то, что ваша дочь является невестой моего сына, тем лучше, - заявил Фицджеральд-старший.
        Патрик не просто одобрил выбор сына, он приказал ему жениться на Кэтрин. Сказал, что она усадит его в президентское кресло. Еще бы, старик получил для сына красивую и умную жену, которая к тому же (совершеннейшая случайность!) является наследницей огромного концерна и почти миллиардного состояния.
        Полина согласилась на новую для себя роль. В тот вечер все отмечали, какой обворожительной была Полина Трбоевич в золотистом платье от Ива Сен-Лорана. Полина вела беседу с кардиналом о политике эйкуменизма их святейшеств Иоанна XXIII и Павла VI, когда почувствовала, что ей трудно дышать.
        Сердце рвалось из груди, но Полина знала - это не инфаркт. Это нечто совсем иное. Ее взгляд замер на группе новых гостей, которые вошли в гостиную. Вроде бы ничего особенного - несколько политиков, внук Рокфеллера, кинозвезда с пятым мужем...
        Полина так побледнела, что кардинал участливо спросил:
        - Миссис Трбоевич, вам плохо? Быть может, вызвать врача? Что с вами?
        - Со мной все в порядке, - произнесла Полина. Она знала, что это было не так. Призрак прошлой жизни настиг ее. Он здесь, хотя такого не может быть! Он здесь!


        CXXXVII
        Платон Крещинский, резко постаревший, превратившийся в старика с военной выправкой, абсолютно седыми волосами и пресыщенным взглядом, был одним из новых гостей. Платон - сколько же ему сейчас лет? Почти семьдесят пять...
        Платон был облачен в черный смокинг, на сморщенной шее, обвисшие брыжи которой подпирали твердые концы накрахмаленного ослепительно белого воротника, сидел бордовый галстук-бабочка. Платон походил на удалившегося на покой нефтяного или газетного магната, владельца миллионного состояния или сенатора от республиканцев. На когтистом пальце хищно поблескивало кольцо из белого золота.
        - Вы знаете этого человека, ваше высокопреосвященство? - спросила Полина у кардинала. Губы плохо ее слушались, однако неожиданное появление Платона имело и положительный результат: головную боль как рукой сняло.
        Пурпуроносец, надев очки, сказал:
        - Ах, ну как же, миссис Трбоевич, это представитель «империи зла». Господин, вернее, товарищ Платон с труднопроизносимой фамилией. Постоянный представитель Советов при ООН. Надменный тип. Вроде бы раньше был генеральным прокурором в России, верным сталинцем, организовывал показные процессы, на которых безвинных приговаривали к смерти и лагерям. Но сами понимаете, после того, как в Москве задули ветры перемен и к власти пришли новые политики, таких динозавров, как этот товарищ Платон, отправили на покой. Кого - на пенсию, иных послами в благополучные страны загнивающего Запада, а этот краснобай стал представителем СССР при ООН. Его прозвали «Mister Never» - практически на любое предложение западных держав он отвечает отказом. Но чего не отнять у этого русского - он держится, как прирожденный аристократ.
        Платоша Крещинский, чей отец был модным петербургским адвокатом, проделал карьеру от сталинского палача до дипломата. Полина была почему-то уверена, что Платон давно умер, еще в тридцатые или сороковые годы, став жертвой репрессий, как и те, кого он сживал со свету.
        Но нет, вот он, призрак прошлого, призрак постаревший и обрюзгший, стоял перед ней. Полина отвернулась. Она помнила, как Платон пытался соблазнить ее, пользуясь тем, что Славко был арестован. Арестован по прямой наводке самого Платоши. Сколько же раз она желала Платоше смерти, желала, чтобы он сам пережил хотя бы сотую часть тех страданий, которые пережила она.
        Но с другой стороны... Если бы Славко не арестовали, она бы никогда не бежала в Германию, а оттуда в Америку. И у нее не было бы Кэтрин... Почему в этой жизни все так переплетено, отчего все так сложно и неоднозначно? Теряя, мы обретаем...
        - Вы что-то сказали, миссис Трбоевич? - переспросил кардинал. - Теряя, мы обретаем? Сколько смысла в этой фразе! Человечество потеряло свою невинность, когда Ева сорвала плод с древа познания, соблазненная речами нечистого, но только тогда, через грехопадение, человек стал истинным человеком, обретя самого себя. Мы потеряли нашего Спасителя, который отдал за нас и искупление наших грехов свою жизнь, а затем мы снова обрели его - но уже как человекобога. Я уверен, что, кто никогда не терял, кто никогда не испытывал боли и отчаяния, тот, кто никогда не страдал, на самом деле не был человеком. Теряя, мы обретаем...
        Полина извинилась перед кардиналом. Больше всего ей хотелось одного - покинуть прием как можно быстрее. Платон жив - и что из этого? Для нее Крещинский мертв. Он и в самом деле умер очень давно, он сам убил себя, убил свою совесть и свою душу. И эта потрепанная оболочка, которую она видит перед собой, только призрак.
        Она направилась к хозяевам приема, желая попрощаться. Молодая хозяйка произнесла:
        - Миссис Трбоевич, вы знакомы с господином Крещинским? Разрешите представить вам его...
        Платон проскользил по паркету. Полина увидела перед собой его мучнисто-белое, изрезанное морщинами лицо. Он походил на пресытившегося жизнью римского патриция, который уже не знал, чем потешить свой развращенный разум и похотливую плоть. Полные красные губы Платона дрогнули, он произнес на рафинированном английском:
        - Мы уже знакомы с миссис Полиной Трбоевич, не так ли?
        Хозяйка непонимающе посмотрела на Полину и Платона. Женщине показалось, что между этими двумя стариками идет неведомая игра, борьба, противостояние, смысл которого ей никогда не понять.
        - Я имела несчастье знать одного Крещинского, - ответила Полина, смотря в глаза Платоши. Когда-то она млела от этих глаз и была счастлива только помыслить о том, что станет женой их обладателя. - Но он давно умер.


        CXXXVIII
        - Вы ошибаетесь. - Платон отвел взгляд. Его старческий дискант дрогнул. - Тот Крещинский, которого вы знали, все еще жив. Как и вы...
        Хозяйка, потеряв интерес к их непонятной беседе, извинилась и отошла. Платон прошептал по-русски:
        - Полина, как я мечтал встретиться с тобой! Я знал, что ты здесь, в Америке, я внимательно следил за твоей судьбой.
        - За той судьбой, которую ты навязал мне, - ответила Полина. Страх перед Платоном прошел, она видела всего лишь старого несчастного человека, который старается показать всем свое ложное величие.
        Платон закашлялся:
        - Полина, неужели ты не поняла, что судьбу нельзя навязать? Ты сама выбрала ее, точнее, это она выбрала тебя. Ты наверняка винишь меня в смерти Славко...
        Что-то хищное и мерзкое мелькнуло в лице Платона. Он осклабился, обнажая великолепные белые зубы-протезы.
        Полина ничего не ответила. Платон продолжил:
        - Да, твой Славко был предателем, он был врагом народа! И я не сожалею, что мне пришлось... Ты ведь знаешь, что мне пришлось сделать с твоим благоверным?
        - Я не хочу это слышать, - прервала Платона Полина.
        Крещинский отмахнулся:
        - Разумеется, ты хочешь это слышать! Я же вижу, как ты побледнела. Полин, для своих лет ты выглядишь великолепно. Еще бы - владелица крупного концерна, миллионерша, почти что миллардерша. Твоя дочка выходит замуж за будущего президента страны.
        Платон грязно хихикнул:
        - Мне есть что порассказать о тебе американским таблоидам, Полина. Если я заявлю, что ты сама сделала так, чтобы арестовали Славко, так как спала со мной, то мне поверят! Будет дикий скандал, за тобой начнут охотиться длинноволосые журналюги, поджидать тебя у дома в надежде сделать снимок и продать его подороже, и карьере сенатора Фицджеральда, женатого на дочери мерзопакостной блудливой старухи Полины Трбоевич, придет конец! Никто не захочет избрать президентом человека, чья жена является дочкой убийцы и шлюхи. И я сделаю это, Полина! Сделаю, зная, что это угробит и меня самого. И знаешь, почему я решусь на такой поступок?
        Полина отшатнулась от Платона - столько яда было в его словах, столько адского пламени во взгляде. Для всех гостей они были приятной пожилой парой, которая мило беседовала друг с другом, но Полина понимала, что на самом деле это схватка - причем схватка не на жизнь, а на смерть.
        - Я любил тебя, Полина! - произнес Платон, чье лицо исказилось, словно от боли. - Я люблю тебя до сих пор! Но ты предала меня дважды - в первый раз, когда обещала выйти за меня замуж, а сама предпочла оказаться в сумасшедшем доме: ну конечно, ты полюбила это ничтожество Славко. И второй раз - когда вышла замуж за этого жалкого извращенца-пианиста.
        Платон в возбуждении схватил Полину сухими пальцами, больше похожими на птичьи когти. Ногти впились в ее кожу, Полина приглушенно вскрикнула. На них стали оборачиваться.
        - Я люблю тебя, Полина! - говорил Платон. - Еще не поздно - стань моей! Я так и не женился в надежде когда-нибудь заполучить тебя. Мы можем быть вместе!
        Платон сошел с ума, подумала Полина. Он рехнулся, причем очень давно - возможно, еще в далеком 1914 году, когда она предпочла ему Славко.
        - Мне доставляло наслаждение вести процессы, - произнес Платон истерично. Милый пожилой господин исчез, уступив место старику-идиоту, готовому на все. - Враги народа должны быть наказаны! Товарищ Сталин был доволен моей работой! Но теперь другие времена, у власти находятся ничтожества, трусы и взяточники. Отправляя врагов народа на смерть, я пытался заглушить боль - боль по тебе, Полина!
        - Платон! - вырывая руку из его цепких пальцев, произнесла Полина. - Ты сам виноват в том, что делал. Ты, и только ты, несешь ответственность за ужасные преступления. Ты намеренно обрекал несчастных на смерть, удовлетворяя свои низменные инстинкты.
        - Это ты виновата! - крикнул Платон. Их беседа по-русски привлекла всеобщее внимание. Хозяйка дома испуганно смотрела на Полину, не зная, что предпринять - взбешенный советский представитель при ООН внушал ей страх. - Ты виновата, Полина! Ты, дрянь, могла бы стать моей, и тогда бы я не превратился в чудовище! Но ты, гордая сука, предпочла предать родину, вышла замуж за чертового педика, убила своего сына - и все ради чего? Ради своего муженька Славко? Ради себя! Ты все и всегда делала ради себя - ты, тщеславная, эгоистичная стерва!
        Полина закрыла глаза. Платон безумен. И он готов уничтожить ее. Уничтожить вместе с ней Кэтрин и Алека.
        - Знаешь, что я сделал с твоим Славко? Я застрелил его! Разрядил в него всю обойму! Он лежал на полу, весь в крови и соплях, и умолял меня о пощаде. Он предлагал мне тебя, Полина! Он хотел купить свою дешевую жизнь ценой твоей жизни!
        Платон стал похож на бешеного тигра, изо рта текла слюна, тщательно уложенные волосы растрепались.
        - Я убил твоего Славко! Убил с наслаждением! Но ты все равно не стала моей, Полина! Будь ты проклята! Будь ты проклята навечно! Ты разрушила мою жизнь и мою судьбу! Ты сделала меня убийцей! Я уничтожу тебя, и твою дочь, и ее сенатора! Я убью тебя! Я...
        Платон схватил с подноса оцепеневшего официанта бокал с шампанским, выплеснул его содержимое на платье Полины. Хрусталь треснул в его пальцах, побежала алая кровь.
        - Я убью тебя! - Платон шагнул к Полине, держа в руке острые осколки. - Как убил Славко! Почему ты не стала моей, Полина? Мы были бы так счастливы...
        Он шумно втянул воздух, по лицу пробежала судорога. Затем Платон Крещинский, представитель СССР при ООН, бывший генеральный прокурор страны, генерал в отставке, дважды Герой Советского Союза, кавалер множества отечественных и зарубежных орденов, неуклюже попятился и повалился навзничь.
        Некоторые из дам закричали, Полина склонилась над Платоном. Прозрачные слюни текли из его рта, Крещинский таращил на нее стекленеющие глаза и шептал:
        - Ты будешь моей... Я люблю тебя... Полина, мы бы могли быть так счастливы... Так счастливы... Могли бы... Могли... Могли...
        Рука с зажатыми осколками бессильно взметнулась в воздух, затем снова упала на персидский ковер, закапала кровь. Голова Платона свернулась набок, нога, согнутая в колене, медленно распрямилась.
        - Пропустите, я врач! - К Платону приблизился один из гостей. Он осмотрел Крещинского, разорвал у него на груди фрак, перламутровые пуговицы брызнули в разные стороны. Обнажилась впалая старческая обвислая грудь, поросшая седыми волосами. Врач начал делать непрямой массаж сердца, пытался оживить Платона при помощи искусственного дыхания.
        Один раз Полине показалось, что Платон вздохнул и пошевелился. Прошло пятнадцать минут. Наконец в гостиную вошли медики, вызванные в особняк. Они осмотрели Платона, один из реаниматоров взглянул на Полину, а затем на хозяев дома.
        - Он умер. Я думаю, у него случился обширный инфаркт. Ему была оказана квалифицированная медицинская помощь, но это не помогло. Неудивительно - старику явно за семьдесят.
        - Время смерти - двадцать часов двенадцать минут, - сказал кто-то. Двенадцать! Предсказание цыгана, о котором она уже успела забыть!
        Полина посмотрела на мертвого Платона. Умереть на полу чужой гостиной вдалеке от родной страны... Платон признался, что убил Славко. Говорил ли он правду или пытался причинить ей страдания?
        - Миссис Трбоевич, прошу вас, вам необходимо прилечь. - К ней ринулся хозяин дома.
        Полина покачала головой:
        - Со мной все в порядке.
        Хозяин дома, бросив взгляд на Платона, которого укладывали на носилки, произнес со светским небрежением:
        - Вы его знали? Я имею в виду покойного? Он так разошелся во время разговора с вами, что спровоцировал инфаркт.
        Его гложет любопытство - о чем же мы говорили, подумала Полина.
        - Господин Крещинский пытался нагнать прошлое, - сказала она с горечью. - Платоша так и не понял, что это невозможно. Мне очень, очень жаль... Мне очень жаль, - сказала Полина еще раз, видя, как носилки с Платоном, прикрытым сверху простыней, понесли из гостиной. Значит, он любил ее. Или ненавидел. Скорее всего, и то, и другое. Поэтому и умер.


        CXXXIX
        Смерть от инфаркта советского представителя при ООН Платона Крещинского на самом деле не стала сенсацией, о ней упомянули вскользь на последних страницах газет, и телевизионные каналы сообщили о ней двумя предложениями. Дипломату (бывшему сталинскому прокурору, инсценировавшему по заказу диктатора множество процессов - об этом не забывали напомнить) было за семьдесят. Простой инфаркт, а не укол отравленным зонтиком или выстрел из винтовки с оптическим прицелом - никакой сенсации.
        Тело Платона отправили спецрейсом в Москву, Полина ощутила внезапный подъем сил. Полина страстно хотела узнать, что же на самом деле произошло со Славко, но единственный человек, который знал всю правду, был мертв. Надеяться на то, что советские власти позволят ей ознакомиться с делом репрессированного Трбоевича, было наивно.
        Всю Америку занимало совсем иное событие - предстоящая свадьба сенатора от штата Массачусетс Алека Фицджеральда и Кэтрин Трбоевич. Напропалую обсуждалось - любовь это или сделка. Патрик Фицджеральд приложил все свои связи и заплатил целое состояние, чтобы пресса не упоминала о сексуальных похождениях его сына. Полина предложила Патрику Фицджеральду провести церемонию скромно, без лишней роскоши и уж точно без присутствия журналистов.
        - Послушайте, миссиc Трбоевич, - без обиняков заявил ей Патрик. - Ваша дочь выходит замуж за политика, сенатора, который, возможно, скоро станет президентом. Журналисты и фотографы будут на свадьбе, нравится вам это или нет. Свадьба пройдет в нашем поместье, я уже набросал примерный список гостей...
        Список состоял из тысячи четырехсот человек, среди приглашенных были английская королева, иранский шах, папа римский и король футбола Пеле. Полине пришлось согласиться: ее самолюбие также тешила мысль о том, что Кэтрин может стать когда-нибудь женой президента США.
        Заключение брачного союза между Алеком Фицджеральдом и Кэтрин Трбоевич обещало стать свадьбой десятилетия. Была определена и дата - 12 сентября 1969 года. В тот день Кэтрин не особенно волновалась - она знала, что все пройдет великолепно.
        - Дорогая, пора вставать. - В ее спальне появились сестры Алека. Они теперь ни на шаг не отходили от Кэтрин, то ли опекая ее, то ли надзирая за ней. Кэтрин подружилась с ними, однако она понимала - для всех Фицджеральдов любая дружба и вообще любое чувство подчиняется только одному - успеху и процветанию клана. Она становилась одной из них, поэтому ей приходилось привыкать к правилам игры. Кэтрин не нравилось чувствовать себя пешкой на шахматной доске в игре Патрика, но перечить старику она не решалась. Да и, помимо всего прочего, она просто любит Алека!
        Венчание состоялось в соборе Святого Иоанна Богослова, одной из самых больших и старых церквей США. Монументальное здание находилось на Манхэттене, на пересечении Амстердам-авеню и 113-й улицы.
        Светские хроникеры отметили, что наряд невесты был уникальным - невесомая белая ткань, кружева и коллекционные бриллианты. Фицджеральд не поскупился на украшения - он считал, что жена его сына должна выглядеть лучше всех.
        Архиепископ Нью-Йорка провозгласил их мужем и женой, вслед за этим последовал прием, равных которому давно не было. Фицджеральды желали показать - в брак вступает не просто один из них, а человек, который в скором будущем займет пост президента страны.
        Полина была счастлива - наконец-то ее дочь вышла замуж за человека, которого любит. И Алек тоже любит Кэтрин, хотя в отношении этого у Полины были некоторые сомнения. Она беседовала за несколько дней до свадьбы с Патриком Фицджеральдом и заметила, что его сын не является образцом добродетели. Тот расхохотался и заявил:
        - Вы имеете в виду, что он станет изменять вашей дочери? Миссис Трбоевич, такова участь всех женщин клана Фицджеральдов! Моя жена давно с этим смирилась. Мы, мужчины, имеем на это законное право, данное нам природой и Господом Богом!
        - Как бы не так, - произнесла тогда Полина. Она надеялась - Кэтрин знает, что делает...
        Прием был роскошным, в конце утомительного дня новобрачные покинули Нью-Йорк и улетели в Акапулько - проводить медовый месяц. К их услугам был личный самолет Фицджеральдов, а также вилла на берегу океана, принадлежащая старинному другу Патрика, президенту Мексики.
        Десять дней наедине с Алеком стали самым счастливым временем в жизни Кэтрин. Они неистово любили друг друга; гуляли по длинному, казавшемуся бесконечным пляжу, который уходил за горизонт; они забыли обо всем остальном мире.
        Но все закончилось. Алек не мог игнорировать свои обязанности как сенатора. Патрик твердил сыну, что нельзя надолго пропадать из поля зрения репортеров: будущий президент должен постоянно появляться на публике.
        Молодожены вернулись в Нью-Йорк. Алек принял решение - супруги Фицджеральд переехали в Вашингтон, центр политической власти. Они сняли старинный дом, построенный в начале девятнадцатого века и расположенный в фешенебельном районе Джорджтаун. Алек настоял, чтобы Кэтрин оставила работу журналиста.
        - Дорогая, - сказал он жене, - у нас достаточно денег, чтобы безбедно жить еще полтысячи лет. Я не хочу, чтобы моя жена работала... жены Фицджеральдов никогда не работают!
        - Но, Алек, - попыталась возразить Кэтрин, - я работаю не столько ради денег, сколько для того, чтобы...
        Муж не дал договорить ей. Он поцеловал Кэтрин и шутливо произнес (однако в голосе его слышался металл):
        - Кэтрин, это вопрос решенный. Ты бросаешь работу - и точка! Запомни, у жены сенатора масса обязанностей! А у жены президента - гораздо больше!
        Спорить с Алеком было бесполезно. С тяжелым сердцем Кэтрин ушла из «Нью-Йорк таймс». Несколько известных вашингтонских газет предложили ей работу, однако Кэтрин отказалась, следуя наставлениям мужа.


        CXL
        У жены сенатора была масса обязанностей. Практически каждый вечер они присутствовали на каком-либо приеме, организуемом тем или иным политиком, бизнесменом или представителем интеллектуальной элиты. Если раньше Кэтрин писала об этих людях, то теперь оказалась в их числе. Один ужин походил на предыдущий и как две капли воды - на те, что вереницей следовали за ним. Фальшивые улыбки, обсуждения текущих событий, завистливое разглядывание нарядов, политические споры. .
        Как же все это было утомительно и скучно! Кэтрин понимала, что без этого никак нельзя. Ее и Алека оценивали, к ним присматривались, определялись его шансы. Алек входил в сенатский комитет по иностранным делам. Благодаря этому они часто выезжали за границу. Чета Фицджеральд побывала в Париже на приеме у президента Жоржа Помпиду, где Кэтрин произвела фурор. Мало того, что она говорила на безупречном французском, так еще и весь ее гардероб был заказан у Шанель. В Ватикане их принял папа, в Швеции, Дании и Великобритании - царственные особы. Патрик Фицджеральд всегда незримо присутствовал за спиной сына и контролировал любое его публичное появление.
        Сенатор Фицджеральд выступил с рядом инициатив по разоружению, которые были, к всеобщему удивлению и радости, благосклонно встречены в Москве. Они побывали в советской столице. Их приняли на высшем уровне, поселили в кремлевских апартаментах, затем сенатора Фицджеральда и его супругу принял Леонид Брежнев; они побывали в Большом театре на «Борисе Годунове». Всех удивило то, что супруга американского сенатора говорит по-русски.
        Брежнев на прощание смачно троекратно расцеловал Алека (тот все надеялся, что участь сия минует его), а затем, улыбаясь, подошел и к Кэтрин. Однако вместо троекратного лобызания он галантно приложился к ее руке, а затем произнес:
        - Мадам, обещайте мне, что, когда ваш муж станет президентом, вы снова навестите меня в Москве!
        Инициативы сенатора Фицджеральда были разрекламированы как вклад в дело мира (в первую очередь подконтрольными Патрику СМИ). Некоторые газеты открыто писали, что сенатор Фицджеральд спас планету от атомного противостояния.
        - Они вас любят, - сказал, потирая руки, Патрик, когда Алек и Кэтрин гостили в особняке Фицджеральдов. - Они, эти газетчики. И те, кто читает газеты! А в особенности те, кто смотрит телевидение! Я убедился в том, что сделал правильный выбор!
        Старик имел в виду свадьбу Алека и Кэтрин. Он был в восторге от невестки - простым американцам импонировала ее открытость, элегантность и шарм. Мужчины отмечали ее скрытую сексапильность и недоступность: Кэтрин дарила им мечту. Женщины завидовали ее нарядам и видели себя в роли молодой супруги красивого сенатора.
        - Теперь необходимо подстегнуть к вам интерес, - заявил как-то Патрик. И спросил напрямую: - Когда вы осчастливите нас и подарите нам внука или внучку?
        При этом Патрик выразительно посмотрел на Кэтрин. Этот вопрос возмутил ее - получается, что даже рождение ребенка вписано в планы Фицджеральдов, из этого он наверняка хочет устроить очередной медиаспектакль, который поможет его сыну в восхождении к вершинам власти.
        Первые признаки беременности Кэтрин ощутила в начале 1970 года; роды имели место в августе. В частной вашингтонской клинике на свет появились близнецы, два очаровательных мальчика. Старик Фицджеральд был вне себя от радости. Детей нарекли в честь дедов - Патрик Третий и Славко Второй.
        Фотографии молодой матери и ее симпатичных малышей облетели весь мир. Патрик преподнес Кэтрин подарок - небольшую бархатную коробочку. Открыв ее, она обнаружила изумительное творение ювелирного искусства: две подвески с каплевидными густо-травянистыми изумрудами, белыми бриллиантами и черными жемчужинками.
        - За каждого из моих внуков, - сказал Патрик. - Они стоят по два миллиона долларов, когда-то принадлежали египетскому королю. Изумруд принесет тебе счастье!


        CXLI
        Но со счастьем были проблемы. Едва ли не сразу после свадьбы Кэтрин заметила, что Алек ей изменяет. Он даже и не старался скрывать это: она застала его как-то в недвусмысленной позе с молоденькой горничной. Кэтрин устроила мужу скандал, а горничную рассчитала.
        - Кэтрин, успокойся! - примирительным тоном ответил Алек. - Мы, Фицджеральды, все такие. Тебе стоит привыкнуть к этому!
        - К чему, Алек?! - крикнула Кэтрин. - К тому, что ты будешь изменять мне?! Как я ошиблась в тебе! Ты не любишь меня!
        - Конечно же, я люблю тебя, - заявил сенатор. И цинично добавил (по всей видимости, он сам свято верил в это): - Но ведь это не должно мешать мне время от времени спать с другими женщинами.
        Они крупно поссорились, однако Патрик доходчиво объяснил строптивой невестке принципы клана Фицджеральдов:
        - Моя дорогая, Алек тебя любит, ты сделала его счастливым, более того, ты нужна ему. Тебя любят журналисты, и развод лишит моего сына шансов на президентство. Будь хорошей девочкой...
        Он протянул ей чек на миллион долларов. Кэтрин в отвращении отбросила от себя лиловую бумажку.
        - Вы хотите меня купить? - произнесла она. - Как покупаете любого, кто вам нужен или кто вам мешает!
        - Я делец, - ответил ей Патрик. - Поэтому знаю: купить можно каждого. В том числе и тебя, моя дорогая Кэтрин. Моему сыну с тобой повезло. Но и тебе с ним тоже! Что из того, что Алек развлекается с горничными, актрисками или шлюхами? У него есть и будет только одна жена - ты! И именно эта жена въедет в Белый дом!
        С рождением сыновей все изменится - во всяком случае, так думала Кэтрин. Все на самом деле изменилось: Алек стал еще более одержимым. Одна интрижка сменяла другую, Кэтрин узнала, что телохранители доставляли шефу подружек прямо в рабочий кабинет - и девицы покидали Алека через пятнадцать минут: на животный секс много времени не требовалось. Кэтрин стало известно, что Алек вместе со своими братьями регулярно наведывается в пансион, который был хорошо замаскированным борделем. Когда она нашла в кармане пиджака мужа черные ажурные трусики, ее терпению пришел конец. Кэтрин собрала вещи, взяла детей и переехала к Полине.
        Она не отвечала на телефонные звонки Алека и не желала его видеть. Больнее всего было то, что она любила его! Но ее решение было твердым - развод! Так она и сказала об этом Патрику, когда старый лис навестил ее.
        - Кэтрин, - ласково произнес он, - ты же разрушишь карьеру Алека. Подумай об этом!
        - Я всегда должна сначала думать о карьере Алека, а потом о себе. Но на это времени уже не остается! - ответила Кэтрин.
        Патрик помолчал и добавил:
        - Значит, ты твердо решила, Кэтрин? Если это так, то запомни - дети тебе не достанутся. Я приложу все усилия, чтобы решение суда было в пользу моего сына. Ты ведь знаешь меня, Кэтрин: я пойду на все. Я объявлю войну тебе и твоей матери. И обязательно выйду из нее победителем! Ты хочешь разбить мою мечту!
        Тон Патрика был зловещим и угрожающим. Кэтрин знала, на что способен старший Фицджеральд. Он никогда не прощал обиды и оскорбления. А своих врагов растаптывал безжалостно.
        - Вы не посмеете забрать у меня детей, - ответила Кэтрин. - Я их мать!
        - Я уже нанял три адвокатские конторы, - проинформировал ее Патрик. - Я все равно уничтожу тебя! Впрочем...
        Старик снова стал самой любезностью:
        - Впрочем, мы можем забыть обо всем. Ты возвращаешься к Алеку, о разводе забываешь навсегда, вы снова становитесь любящей парой. Или...
        Кэтрин поняла - старик не шутит. Он пойдет на преступление, чтобы отомстить ей. И кто знает, на что именно способен изощренный и эгоистичный патриарх клана Фицджеральдов. Ей стало не по себе.
        Тем же вечером Алек примчался к ней и на коленях вымолил прощение. Кэтрин понимала, что все останется так же, как и раньше. Она позволила запугать себя - в этом Фицджеральды были сильны.
        И она все еще любила Алека.
        В июне 1971 года на свет появилась девочка, которую нарекли Ксенией. Алек стал примерным семьянином - журналы печатали статьи об идиллии в семье Фицджеральд, фотографии Кэтрин и Алека с тремя детьми регулярно появлялись во всех изданиях, сенатор от штата Массачусетс был желанным гостем у политических аналитиков и ведущих ток-шоу.
        О похождениях Алека Фицджеральда вообще не было ни одного сообщения, хотя Кэтрин знала - ее муж, несмотря на строгий запрет отца, по-прежнему предается разгулам и оргиям. Только все было обставлено с потрясающей конспирацией и таинственностью.
        Настал судьбоносный 1972 год. Первичные выборы выявили безусловного фаворита - сенатора Алека Фицджеральда.
        В июле Кэтрин сказала мужу, что снова беременна. Этой новости безумно обрадовался Патрик.
        - Жаль, что роды придутся на февраль следующего года, - высчитал он. - Вам надо было подойти к этому вопросу более оперативно. Жена кандидата в президенты, рожающая перед самыми выборами, принесла бы нам массу голосов! Или, может, тебе пойти на кесарево?
        Так старик шутил. Патрик любую ситуацию умел использовать себе во благо. Кэтрин с округлившемся животом показывали по всем телеканалам, страна обсуждала не политические платформы кандидатов, а то, кто появится на свет - мальчик или девочка. Патрик умело управлял общественным интересом, отвлекая внимание от истинных проблем и выдвигая в центр беременную Кэтрин.
        Кэтрин присутствовала на званых обедах, посещала школы, больницы и университеты, вместе с Алеком ездила по стране. Ее и сенатора встречали громовыми аплодисментами, и Кэтрин знала - в первую очередь они предназначались именно ей.
        - Ты обязан своим президентством именно Кэтрин, - сказал как-то в минуту откровенности Патрик своему сыну. - Она идеальная жена!
        Как и предполагалось, в начале сентября на конвенте демократов в Лос-Анджелесе подавляющим числом голосов Алек был номинирован как кандидат в президенты. Кандидатом в вице-президенты стал опытный сенатор из Техаса - он являлся другим конкурентом. Патрик предложил нейтрализовать его, сделав вторым человеком в тандеме. Схватка за Белый дом вошла в решающую стадию. До выборов оставалось всего два месяца.
        Алек принял участие в телевизионных дебатах со своим противником и все три поединка выиграл. Его конкурент, пожилой, одутловатый, вечно врущий президент, экс-алкоголик, ударившийся в баптизм, сторонник кровопролитной войны, не мог соперничать ни в красноречии, ни в элегантности, ни в остроумии с молодым сенатором Фицджеральдом.
        Неожиданно несколько газет опубликовали пикантные подробности: бывшие любовницы Алека рассказывали о том, как, где и сколько раз занимались сексом с сенатором-претендентом. Картинка «верного семьянина» и «любящего мужа» грозила покрыться трещинами.
        Во время визита в Техас Кэтрин, выступавшая перед многотысячной аудиторией, заявила, что любит мужа и не верит инсинуациям. Облаченная в платье лимонного цвета, которое подчеркивало ее беременность, она произнесла со слезами на глазах:
        - Я люблю своего мужа, я люблю своих детей, и я люблю свою страну! Как и вы! Я знаю, что Алек Фицджеральд именно тот человек, который нужен нам как президент!
        После окончания представления, гениально срежиссированного Патриком и лучшими технологами-выборщиками, Алек нежно поцеловал Кэтрин и сказал:
        - Дорогая, мне придется задержаться, надо обсудить кое-какие предстоящие мероприятия с главой моего предвыборного штаба.
        Кэтрин не сомневалась, что на самом деле Алек окажется в постели с очередной смазливой девицей. Она поняла, что переделать мужа невозможно.
        Весь сентябрь и октябрь они путешествовали по стране, посещая в первую очередь так называемые «подвешенные» штаты, то есть те, где избиратели до конца не определились в своих политических предпочтениях. В задачу предвыборного штаба Алека входило заручиться поддержкой жителей и привлечь их на свою сторону.
        Опросы показывали, что уровень популярности у президента и сенатора Фицджеральда примерно одинаковый, колебания достигали одного-двух процентов. Это означало, что итог голосования совершенно непредсказуем.


        CXLII
        Наконец наступил первый вторник ноября високосного года - традиционный день выборов президента США. Алек ждал итогов голосования в Нью-Йорке, сняв под избирательный штаб в отеле «Ritz-Carlton» целый этаж, а ближе к вечеру в Центральный парк стали стекаться люди. К ночи их количество достигло почти двухсот тысяч. Нью-Йорк издавна считался цитаделью демократов. Люди в нетерпении ждали первых итогов голосования. Они пришли, чтобы поддержать сенатора Фицджеральда.
        Алек вместе с Кэтрин появился на стихийном митинге, их встретили овациями. Фицджеральд внешне выглядел спокойным, хотя Кэтрин знала - муж волнуется. Однако проигрыш стал бы страшным ударом в первую очередь не для Алека, а для Патрика. Тот вместе с предвыборным штабом находился на последнем этаже одного из нью-йоркских отелей, где внимательно следил за подсчетом голосов.
        К полуночи стало известно, что в лидеры выбился действующий президент. Техас и Флорида, а также ряд аграрных штатов Среднего Запада проголосовали за него. Зато Алек победил в Калифорнии, почти всех штатах Восточного побережья и в столице Америки - Вашингтоне. Все зависело от того, кто получит голоса избирателей в некоторых небольших, но ставших ключевыми южных и центральных штатах.
        В полпервого ночи восьмого ноября Алек принял решение идти спать.
        - Мы все равно ничего не сможем изменить, - сказал он Кэтрин. - Выбор сделан, и завтра утром нам станет известно, победили мы или нет.
        Он в самом деле улегся спать и заснул буквально через минуту, как будто итоги выборов его не волновали. Кэтрин осталась сидеть около телевизора, но сама не заметила, как погрузилась в сон.
        Ее разбудил громогласный крик Патрика - старик лично прибыл в их гостиничные апартаменты, чтобы изложить последние новости.
        Старший Фицджеральд прошел в комнату. Его лицо было мрачным и серьезным. Кэтрин поняла - выборы проиграны. Ну что же, они продолжат прежнюю жизнь...
        Патрик стащил с Алека одеяло и заявил:
        - Господин президент, вы дрыхнете, когда народ празднует вашу победу? Алек, ты победил!
        Алек резво подскочил на ноги, зевнул, потянулся и сказал:
        - Я в этом и не сомневался, папа.
        Патрик указал на Кэтрин:
        - И запомни, шалопай, победой ты обязан этой женщине. Отныне никаких интрижек! Ты должен уже сейчас думать о перевыборах! Нет ничего позорнее и смешнее президента, который отбыл в Белом доме всего один срок. И я уверен, что ты не войдешь в число таковых!
        Кэтрин подошла к окну. На Нью-Йорк падал первый редкий снег, она слышала монотонный гул, который доносился из Центрального парка.
        - Вас ждут, - бросил Патрик. Старик впервые улыбнулся, и Кэтрин поняла, что его самая заметная мечта сбылась: Алек стал президентом. А он - отцом президента! - Люди требуют вас к себе. Так что одевайтесь и покажитесь народу, который поверил вам, Алек. А в особенности тебе, Кэтрин! Ах, тебе кто-то звонит. Кажется, я знаю, кто именно: господин президент - пока еще президент! - хочет поздравить вас с победой.


        CXLIII
        Полина следила за итогами голосования с азартом. Она знала, что отношения Алека и Кэтрин далеко не самые лучшие, однако в последние недели Кэтрин снова светилась от счастья. Отношения с мужем наладились. Но надолго ли?
        Понимая, что дома, в одиночестве, она не сможет найти покоя, Полина отправилась в избирательный штаб Алека, расположившийся в величественном тридцатитрехэтажном отеле «Риц-Карлтон». Она надеялась, что ее зять займет место президента, а дочь станет госпожой президентшей.
        Разве могла она когда-то помыслить, что такое случится? Полина поежилась от страшной мысли: выборы пришлись на седьмое ноября. Седьмое ноября - это день рождения Володи... О нет, это всего лишь совпадение. Алек победит, и все будет в полном порядке!
        Ей семьдесят пять. У нее великолепная дочь, муж которой станет одним из самых могущественных людей в мире. Есть три внука, которых Полина безмерно обожала, скоро на свет появится и четвертый. Кажется, жизнь удалась!
        Вот и все! Алек победил! Полина ощутила усталость, как будто сама принимала участие в изнурительной президентской гонке. Ее поздравил ликующий Патрик, который собрался к Алеку и Кэтрин, чтобы донести до них эту радостную новость.
        Полина вышла на улицу. Дул холодный ветер, падали тонкие хлопья снега, которые таяли на асфальте. Полина сказала шоферу, что немного прогуляется пешком. Совсем рядом - Центральный парк, где ликуют сторонники Алека. Полина ощутила необыкновенный прилив сил.
        Она оказалась в толпе. Никто не узнал в пожилой даме, облаченной в манто из шиншиллы, Полину Трбоевич. Ну да, к сожалению, ее время давно прошло. Теперь оставалось всего несколько лет, полных счастливых моментов с внуками и гордости за Алека и Кэтрин.
        Полина все еще считалась номинальным главой концерна «Человек-невидимка», однако им, по сути, руководили наемные менеджеры. Возможно, кто-нибудь из внуков возглавит его через много лет...
        Полина слышала возбужденные радостные голоса, видела счастливые лица, ощущала запах победы. Все эти люди поддерживают Алека, а значит, и Кэтрин. Полина улыбнулась. Посмотрела на свинцово-жемчужное небо, затянутое мрачными тучами. Все несчастья миновали?
        Она оказалась перед клоуном, который развлекал многочисленную детвору. Одетый в костюм с блестками и огромные башмаки с помпонами, клоун дурашливым голосом кричал:
        - Я предскажу вам судьбу! Не пожалейте пяти центов! Я предскажу вам судьбу!
        Ей уже однажды предсказывали судьбу... Полина была уверена, что судьбу нельзя предсказать. Нет, каждый выбирает для себя сам. То, что случилось со Славко, Володей и Максом, было случайностью. Или закономерностью?
        - Леди, вы хотите знать, что ждет вас при новом президенте Алеке Фицджеральде?
        Клоун сделал пассы руками, на его плече, к дикой радости детишек, возникла юркая обезьянка. Она залезла клоуну в карман, тот скорчил рожу, Полина невольно улыбнулась.
        - Вуаля! Прошу, леди! В честь победы Алека Фицджеральда для вас в качестве подарка!
        Клоун протянул Полине записку, свернутую трубочкой. Воспоминания накатили на Полину. Так ведь уже когда-то было... Когда-то очень давно...
        Дрожащими пальцами она развернула записку. Клоун продолжал петушиться, кричали и хлопали в ладоши дети. Полина с трудом прочла (буквы прыгали у нее перед глазами):
«Теряя, мы обретаем!»
        - Нет! - вырвался у нее из груди стон. Странное ощущение дежа-вю возникло в памяти: в лицо подуло могильным холодом, словно мимо пролетела, задев ее крыльями, судьба.
        Показалось ли ей - или эти страшные слова в самом деле написаны на записке, которую ей подарил клоун?
        Пальца Полины разжались, ветер подхватил крошечную полоску бумаги. Полина обернулась - записка мелькнула где-то вдали. Теперь она не сможет проверить - действительно ли там было написано «Теряя, мы обретаем» или ей это причудилось.
        Полине стало страшно. Она ощутила себя старой одинокой женщиной. Лицо клоуна походило на маску: кровавый улыбающийся рот и мучнисто-белое лицо покойника. Полина запахнула манто - холод пробежал по спине. Что это значит?

        Алек поцеловал Кэтрин и подал ей руку, когда они выходили из лимузина. Толпа закричала, приветствуя новоизбранного президента и его супругу. Кэтрин была в нежно-голубом платье и собольей шубе. Ветер слегка трепал ее длинные волосы.
        Фицджеральд оказался на трибуне, толпа зааплодировала. Кэтрин видела сотни, тысячи восторженных и счастливых лиц. Алек добился этого! Они добились этого!
        Алек, одетый в длинное черное стильное пальто, начал импровизированное выступление - свое первое в качестве новоизбранного президента. Он поблагодарил американский народ за доверие, своих родителей за помощь...
        - Однако есть человек, без которого я бы никогда не сумел победить, - сказал Алек, и люди восторженно закричали. Взметнулись транспаранты с именем Алека и его вице-президента.
        - И этот человек - моя жена Кэтрин. - Алек привлек к себе Кэтрин и поцеловал. В тот момент Кэтрин простила мужу все измены, она просто любила его, как и он любил ее.
        Алек помахал своим сторонникам, снова поцеловал Кэтрин. Она закрыла глаза, представив, что они находятся наедине, в спальне, горят свечи и Алек нежно прикасается к ней...


        CXLIV
        Сначала Кэтрин не поняла, что это выстрелы. Она почему-то решила, что взрываются хлопушки или петарды, запущенные ликующими людьми. И только открыв глаза, поняла, что ошиблась. Алек навалился на нее, она почувствовала, как по ее платью струится липкая горячая кровь. Кэтрин закричала.
        Все остальное происходило, как в замедленной съемке. Телохранители заслоняли собой Алека, увлекая его и Кэтрин за кулисы. А странный человек с клочковатой бородой и в солнцезащитных очках, вдруг возникший перед сценой, все спускал и спускал курок револьвера. Кэтрин почувствовала боль. Чернота застлала глаза, и она потеряла сознание.
        Когда начались выстрелы, Полина находилась в самом центре толпы. Люди внезапно ринулись в разные стороны. Полина не понимала, что случилось, однако знала - нечто судьбоносное.
        - В президента и его жену стреляли! - вопил кто-то. Полина споткнулась о чью-то ногу и упала. Ее толкали, на нее наступали. Появились конные полицейские наряды, которые старались успокоить впавшую в безумие толпу.
        - Кэтрин! - пытаясь встать, кричала Полина.
        Но никто не слышал ее, трибуна давно опустела. Кэтрин и Алек исчезли. Полина попыталась выбраться из толпы, ей помог один из полицейских.
        - Мэм, вы в порядке? - участливо спросил он. - Советую вам отправиться домой. Здесь для вас не лучшее место.
        - Что случилось? - произнесла Полина. Седьмое ноября, день рождения Володи... Скоро будет годовщина его смерти... Предсказание: «Теряя, мы обретаем...» Теряя... Нет! Она не потеряет Кэтрин! Этого не может быть!
        Она заковыляла по улице, мимо нее мчались люди, гарцевала полиция, машины, завязшие в пробке, остервенело гудели. И никому не было дела до старой дамы, которая плакала на морозном ветру.
        Полина оказалась около отеля «Риц-Карлтон», сначала ее не хотели пускать, однако один из менеджеров узнал ее.
        - Миссис Трбоевич, - сказал он, - нам известно, что какой-то сумасшедший стрелял в мистера и миссис Фицджеральд. Их доставили в университетский госпиталь на Манхэттене. Больше, к сожалению, я не могу вам ничего сообщить! Мистер Фицджеральд-старший поехал в больницу...
        Полина приказала шоферу доставить ее в госпиталь. Но всеобщая паника привела к гигантской пробке, несколько улиц были перегорожены, а Центральный парк и прилегающие к нему кварталы оцеплены.
        Она вернулась в отель. По всем каналам телевидения передавали одно и то же - покушение на новоизбранного президента США Алека Фицджеральда. Постоянно крутили кадры: из толпы появляется странный тип в нелепых солнцезащитных очках, на него никто не обращает внимания. Этот субъект оказывается около трибуны, вытаскивает револьвер - и стреляет. Первая пуля попадает Алеку в шею, вторая - в голову, третья - в бок. Телохранители бросаются к Фицджеральду, уводят его и Кэтрин. Убийца, смеясь, стреляет снова. Последняя пуля попадает в спину Кэтрин. Затем покушавшегося подминают под себя представители службы безопасности, вырывают у него из рук оружие...
        Но все это происходит потом. Полина видела только одно: пуля пронзает спину ее дочери. Кэтрин падает, но ее поддерживают...
        Всего десять секунд. За эти десять секунд произошло так много...
        - Срочное сообщение, - на телеэкранах возник встревоженный диктор. - Как только что стало известно, новоизбранного президента США Алека Фицджеральда доставили на операционный стол. Руководить неотложной операцией будет всемирно известный хирург доктор Алан Кронбоу. О характере ранений президента на данный момент официальных сведений нет, однако...
        О Кэтрин было сказано, что она также находится на операционном столе. Полина закрыла ладонями лицо. Что же случилось с ее дочерью? И с ребенком? Кэтрин на пятом месяце, это слишком рано для преждевременных родов.
        - Покушавшийся на Алека Фицджеральда и его супругу задержан. Им оказался сорокатрехлетний безработный Джек Литти, страдающий шизофренией и манией преследования. В настоящий момент мистер Литти доставлен в полицейский участок и заключен под стражу, идет его допрос. Генеральная прокуратура страны заявила, что ему будет предъявлено обвинение в попытке убийства и терроризме...
        Снова показали бородатое безумное лицо Джека Литти. Его запихивают в полицейский автомобиль, ограждая от вездесущих репортеров и разъяренных граждан, желающих устроить самосуд.
        - Последние известия, - провозгласил диктор. - Как только что стало известно из распространенного предвыборным штабом Алека Фицджеральда коммюнике, новоизбранный президент США скончался двадцать минут назад в нью-йоркском университетском госпитале. «Ранения были слишком серьезные, - заявил хирург мистер Кронбоу. - Шансов у господина президента не было изначально. Одна пуля пробила сонную артерию, другая попала в мозг, третья засела в почке...» Таким образом, Алек Фицджеральд, избранный вчера новым президентом США, пробыл в этой должности всего несколько часов. По заявлению председателя выборной комиссии, вопрос о том, станет ли вице-президент Норман Джексон преемником умершего Фицджеральда, будет рассмотрен Верховным судом в течение ближайших часов...
        О Кэтрин ничего не сказали. Полина попыталась дозвониться до Патрика Фицджеральда, но все телефоны - в лимузине, отеле и в поместье - были заняты. Пробка в центре Нью-Йорка только увеличилась, Полина добралась до университетского госпиталя на подземке.
        Там она и обнаружила Патрика, его двух младших сыновей и трех дочерей. Фицджеральд резко постарел за эти часы. Увидев Полину, он произнес:
        - Они убили Алека! Они не могли принять поражение от моего сына, поэтому и убили его! Вы слышали - эту посредственность Джексона, который и для должности вице-президента-то не подходил, официально признали преемником Алека. Это значит, что в январе он вступит в должность нового президента! Да этого придурка Джексона я бы не взял даже на роль своего дворецкого! Президентом должен был стать мой сын! Как он посмел умереть? Все мои мечты пошли прахом! На предвыборную кампанию я истратил сорок миллионов! Америка избрала моего сына!
        Патрика более всего волновало то, что Алек не станет президентом. Он, казалось, даже не обратил внимания на то, что Алека больше нет.


        CXLV
        Полина ощутила весь груз своих лет. И почему это случилось? Нет, это не должно было случиться. И тем не менее произошло...
        Она оставила Патрика Фицджеральда наедине с его проблемами. Что же приключилось с Кэтрин? Ее дочка обязана выжить!
        - Миссис Трбоевич, - сказал ей главный хирург, доктор Алан Кронбоу. - Буду откровенен, дела у миссис Фицджеральд не блестящие.
        - Что вы имеете в виду? - спросила Полина. - Она... она умрет?
        Хирург поджал губы и ответил:
        - Понимаете, миссис Трбоевич, пуля, которую выпустил в нее убийца, раздробила позвоночный столб. Ваша дочь находится в коме...
        - И когда она придет в себя? - спросила Полина.
        Врач пояснил:
        - Увы, мы должны быть готовы к самому худшему. По нашим прогнозам, миссис Фицджеральд уже никогда... никогда больше не придет в себя. Ваша дочь пережила клиническую смерть, ее сердце не работало девять с лишним минут, что негативно повлияло на функции ее головного мозга...
        - Доктор, прошу вас, скажите правду! - крикнула Полина. - Что будет с Кэтрин?
        Врач посмотрел на нее и ответил:
        - Если вы хотите знать правду, миссис Трбоевич... Ситуация очень сложная. Жизнь в ней мы поддерживаем при помощи машин, которые вентилируют ее легкие. Если машины отключить, то ваша дочь будет не в состоянии самостоятельно дышать. Ее мозг мертв.
        - Но вы же сделаете ей операцию? - спросила испуганно Полина. - Она сможет дышать сама? Скажите мне, доктор!
        Хирург покачал отрицательно головой:
        - Боюсь, что нет, миссис Трбоевич. Через полчаса состоится консилиум, который и вынесет окончательный вердикт. Однако я не сомневаюсь в том... что если аппарат искусственного дыхания отключить, то миссис Фицджеральд скончается. Она никогда не придет в себя.
        Полина ощутила внезапный холод. То, что говорит врач, неправда! Кэтрин выкарабкается!
        - Могу ли я видеть ее? - тихо произнесла Полина. Ее проводили в отдельную палату: Кэтрин лежала около мерцающих и попискивающих приборов. Полина взяла ее руку. Холодная и влажная. Значит, надежды нет. Она поцеловала Кэтрин в лоб.
        За что? За что, Боже, ты во второй раз отнимаешь у меня ребенка?
        - Миссис Трбоевич! - Полина очнулась от сна наяву. Перед ней стоял главный хирург. - Мы с коллегами посовещались, - произнес он, - и они, как и я, исходят из того, что ваша дочь никогда не сможет вести нормальную жизнь. Она будет обречена на полную зависимость от больничных аппаратов.
        - А что будет с ее ребенком? - спросила Полина. - С моим внуком или внучкой?
        Врач слабо улыбнулся:
        - Ребенку повезло. Несмотря на то, что миссис Фицджеральд впала в кому, его состояние стабильно. Сейчас мы не можем пойти на то, чтобы сделать вашей дочери кесарево сечение, - нужно подождать по крайней мере два месяца.
        - Вы предлагаете сохранить матери жизнь, чтобы на свет появился ребенок? - спросила Полина. - А что будет после того, как роды состоятся? Доктор, прошу вас!
        - Все будет зависеть от решения родных, - ответил тот. - Мы можем только рекомендовать... рекомендовать не продлять искусственно подобное существование. Современная медицина бессильна - мы не можем помочь миссис Фицджеральд.
        - Значит, вы оставили ее в живых только из-за ребенка? - произнесла Полина. Она погладила Кэтрин по лицу. Почему нельзя сделать так, чтобы все это оказалось кошмарным сном...
        Убийство Алека Фицджеральда, новоизбранного президента США, стало мировой новостью номер один. Верховный суд вынес решение - вице-президент Джексон займет кресло убитого. Алекса погребли на Арлингтонском кладбище. Его похороны вылились во всенародный митинг.
        Патрик Фицджеральд так и не смог оправиться после смерти сына и крушения собственных честолюбивых надежд. Он приложил столько усилий, чтобы сделать сына президентом, ему это удалось - и сумасшедший несколькими выстрелами лишил его триумфа.
        Убийца Алека, Джек Литти, был застрелен некой дамой, ярой сторонницей Алека Фицджеральда, когда его вели по коридорам здания суда. Пожилая женщина вытащила из сумочки пистолет, принадлежавший ее умершему мужу - частному детективу, и, когда полицейские, которые вели Литти, поравнялись с ней, выстрелила тому три раза в грудь.
        Репортеры, присутствовавшие тут же, засняли этот исторический момент - седая полная особа в нелепом лиловом платье в розовый горошек и фиолетовой шляпке с искусственными вишенками хладнокровно уничтожает убийцу президента.
        - Я сделала это по велению голоса свыше! - заявила в телекамеры женщина, адепт одной из религиозных сект, и сдалась полиции. Литти скончался на месте - одна из пуль задела сердце. Даму арестовали, затеяли против нее процесс, который окончился сенсацией - суд присяжных оправдал ее, сочтя, что та была не в себе, когда стреляла в убийцу Алека Фицджеральда. Однако бедняжке не повезло: она утонула в ванне несколько месяцев спустя...
        Многие были убеждены - над кланом Фицджеральдов нависло проклятие. Такова кара за несметные богатства и слишком большие политические амбиции. В начале следующего,
1973 года внезапно умер патриарх клана Патрик Фицджеральд. Ничего таинственного в его смерти не было - инсульт у семидесятивосьмилетнего мужчины, который вел разгульный образ жизни.


        CXLVI
        Полину мало занимала кутерьма вокруг убийства Джека Литти и внезапной кончины Патрика. Фицджеральды, потеряв Алека, отстранились от воспитания трех его детей. Поэтому Полина взяла эти обязанности на себя.
        Дети Кэтрин и Алека были еще слишком маленькими, чтобы понять, что же произошло с их отцом и мамой. Полина наняла нянек и гувернанток и самоотверженно отдавала себя внукам.
        В конце января 1973 года (за несколько дней до этого состоялась инаугурация нового президента Джексона на ступенях Капитолия; на его месте и месте его супруги должны были стоять Алек и Кэтрин, думала Полина, наблюдая за этим строгим и специально укороченным в знак траура церемониалом) лечащий врач Кэтрин, доктор Кронбоу, позвонил Полине:
        - Миссис Трбоевич, завтра мы намерены стимулировать роды и произвести кесарево сечение.
        Полина бывала в госпитале каждый день и каждый день видела одну и ту же картину: Кэтрин на белых простынях, недвижимая и спокойная. Она похожа на спящую красавицу, отметила Полина. Только эта спящая красавица не проснется от поцелуя принца.
        - Несмотря на то, что миссис Трбоевич находится в коме, мои коллеги и я не предвидим особых осложнений, - заверил ее доктор Кронбоу. - Подобный случай в моей практике второй. Лет восемь назад мне пришлось быть лечащим врачом одной дамы, которая попала в автокатастрофу: она была на шестом месяце беременности. Ее муж погиб сразу же, она же заработала перелом основания черепа. Нам пришлось больше месяца поддерживать в ней искусственно жизнь - мы знали, что она никогда не придет в сознание, так как ее мозг, как и мозг вашей дочери, был мертв...
        - И что с ней произошло? - спросила Полина.
        Хирург пояснил:
        - Роды прошли успешно и абсолютно без осложнений, на свет появился семимесячный мальчик. В прошлом году он пошел в школу...
        - А его мать, доктор Кронбоу, какова ее судьба?
        Тот отвел глаза и ответил:
        - Ее родные приняли решение отключить все аппараты. Не было смысла больше мучить ее.
        Отключить все аппараты! Вот к чему клонит доктор Кронбоу! Но разве сможет она принять это страшное решение - убить Кэтрин? Боже, ведь когда-то подобная судьба постигла ее мать. Почему все повторяется?
        Кэтрин увезли в операционную ранним утром 21 января. Оперировал доктор Кронбоу, ему помогала целая команда замечательных хирургов. Полина сидела в холле госпиталя. Из Фицджеральдов никто не появился, хотя она сообщила о том, что Кэтрин сделают кесарево сечение.
        В восемь часов пять минут появился улыбающийся доктор Кронбоу.
        - Мои поздравления, миссис Трбоевич, вы стали бабушкой в четвертый раз. На свет появилась девочка - вес три килограмма восемьсот сорок граммов, рост пятьдесят три сантиметра. Здоровый и крепкий ребенок!
        - А Кэтрин? - спросила Полина.
        Врач проинформировал:
        - Ваша дочь в полном порядке.
        Все прошло на редкость удачно: никаких осложнений...
        Полине разрешили взглянуть на внучку. Однако ее занимали совсем другие мысли. Неделю спустя доктор Кронбоу снова завел с ней разговор:
        - Миссис Трбоевич, вы должны принять решение. Вы - единственная родственница миссис Фицджеральд. Я понимаю ваши сомнения и сам бы никогда не хотел оказаться на вашем месте. Однако поверьте мне: Кэтрин никогда не станет прежней.
        - Вы предлагаете... - начала Полина и зарыдала. - Кэтрин, о Кэтрин!
        Доктор Кронбоу участливо посмотрел на нее и снял усталым жестом очки:
        - Я могу только рекомендовать, миссис Трбоевич. Все зависит от вас. Состояние вашей дочери пока что стабильное, однако появились кое-какие тревожащие симптомы. К сожалению, должен сказать, что рано или поздно она... она скончается. И мы ничем не сможем помочь ей. Так что решайте сами!
        Как это просто - решайте сами! Полина покинула кабинет главного врача и зашла в небольшую капеллу. Пощелкивая, оплавлялись свечи, в церквушке было спокойно и... жутко. Полина присела на скамью. Что же ей делать?
        Она потеряла Кэтрин, но зато у нее есть два внука и две внучки. Младшую она нарекла Алексой - в честь мужа Кэтрин. А вот что будет с самой Кэтрин?
        Через час она появилась в кабинете доктора Кронбоу. Полина сказала:
        - Я приняла решение. Дайте мне еще несколько минут. Я должна... попрощаться с ней. А потом отключите аппараты.
        Ее оставили наедине с Кэтрин. Полина взяла руку дочери и поцеловала ее. Лицо Кэтрин заострилось, под глазами залегли темные тени, на лбу выступил пот. Значит, дело в любом случае движется к естественному концу. Отчего все в жизни так несправедливо - на месте Кэтрин должна была оказаться я! Я достаточно пожила на этом свете. О Боже! Дай ей жизнь - у нее же четверо детей. Забери меня вместо нее!
        Полина провела по лицу Кэтрин рукой. Значит, так тому и быть... Теряя, мы обретаем... Она потеряла дочь, но получила внучку. Но почему мы должны постоянно терять, чтобы получить что-то взамен? Кто изобрел это страшное и несправедливое правило?
        Разве милосердный Бог, который создал людей по образу и подобию своему, может бесстрастно наблюдать за их мучениями и страданиями? Если он сам страдал на земле, будучи человеком, то почему обрекает на это чад возлюбленных своих?
        - Или никакого Бога и нет? - сказала Кэтрин и посмотрела в окно: стояла типичная нью-йоркская зима - дождь, смешанный со снегом, падал на огромный город, погребая под собой как праведников, так и грешников.
        Ответа не было.


        CXLVII
        Появился доктор Кронбоу и его ассистенты. Врач вопросительно посмотрел на Полину.
        - Еще одну минуту, прошу вас! - в отчаянии произнесла она.
        Еще минуту... Если бы могла, она попросила еще несколько лет... Кэтрин так молода. . Теряя, мы обретаем... Времени нет... нет... нет...
        Полина вскрикнула: по щеке Кэтрин прокатилась чистая и нежная слезинка.
        - Она меня понимает, она слышит меня! - простонала Полина. - Доктор, прошу вас, сделайте же что-нибудь!
        Врач мягко отстранил ее от Кэтрин и сказал:
        - Миссис Трбоевич, поверьте мне, такое бывает. Но это не значит, что миссис Фицджеральд слышит или понимает нас.
        Полина настояла на том, чтобы присутствовать при отключении аппаратов. Доктор Кронбоу посмотрел на часы. Было двадцать второе января, пятнадцать часов сорок четыре минут.
        Пискнув и мигнув, аппараты смолкли. Полина смотрела на Кэтрин. Ей показалось, что веки у той затрепетали. Полина снова закричала. Доктор Кронбоу покачал головой.
        Тонкие зеленые волны, бежавшие по кардиомонитору, сменились ровной горизонтальной полосой. Полина взяла Кэтрин за руку. Ее дочь умерла. Жизнь так похожа на смерть - или смерть неотличима от жизни. Всего одно мгновение - и все закончено. Все закончено, закончено, за-кон-че-но!!!
        - Время смерти... - услышала она неизбежный приговор. Полина поцеловала Кэтрин и вышла из палаты. Она чувствовала себя отвратительно. Только что она убила собственную дочь. Это можно назвать гуманным поступком, но сути не меняет - она убила Кэтрин...
        Или спасла?
        Кэтрин похоронили на небольшом провинциальном кладбище. Натиск репортеров был ошеломляющим, однако Полина добилась того, чтобы писак не подпускали к ее особняку и кладбищу ближе чем на сто метров. И все равно она слышала щелчки фотоаппаратов, жужжание камер и крики журналистов, когда под проливным январским дождем сопровождала гроб с телом Кэтрин к месту ее последнего упокоения.
        От Фицджеральдов появились две младших сестры Алека. Тетки равнодушно посмотрели на своих племянников и племянниц. После смерти Патрика клан был занят дележом наследства и подготовкой политической карьеры Майкла, второго по старшинству брата. Он заявил, что выставляет свою кандидатуру на пост сенатора от штата Нью-Йорк и намерен продолжить дело Алека. Эта возня была неприятна Полине: Фицджеральды не оставили детям Алека и Кэтрин ничего. Полина приняла решение, что воспитает детей сама - им не понадобятся деньги клана, у нее самой достаточно средств.
        Священник прочитал краткую поминальную молитву. Полина вспомнила похороны Володи - с того момента прошло тридцать пять лет. И вот снова она хоронит своего ребенка...
        Она знала, что долго задаваться вопросами - почему и отчего - не стоит. Ей уже много лет, и каждый день может оказаться последним. Она не имеет права умирать, пока не вырастит внуков. Патрику III и Славко два с половиной, Ксении - полтора, а Алексе всего несколько дней. Она не имеет права оставить их. Она и не оставит!


        CXLVIII
        Полине пришлось вспомнить то, что она давно забыла, - детские крики, ночные бдения и кормежку. Она не доверяла уход за детьми армии нянек и гувернанток, старалась делать все сама.
        Однажды, когда она едва не упала в обморок после бессонной ночи, срочно вызванный врач так и заявил:
        - Миссис Трбоевич, не забывайте - вам исполнилось семьдесят шесть. В вашем возрасте подобные нагрузки могут стать фатальными. Если вы хотите быть полезными вашим внукам, то доверьте заботу о них профессионалам!
        Полина была вынуждена так и сделать. Она радовалась, печалилась и страдала, наблюдая за тем, как внуки растут. Первый зуб у Алексы, драка между Патриком и Славко, жар у Ксении... Все это было так трудно - и так чудесно!
        Внуки помогли ей забыть о возрасте. Полина решила, что не имеет права умереть, пока Алекса не пойдет в школу. Сие торжественное событие имело место в 1980 году. Полине исполнилось восемьдесят три.
        Затем она дала себе зарок, что будет присутствовать на выпускном балу Ксении - девушка была признана самой очаровательной выпускницей 1988 года: Полина справила свой девяносто первый день рождения.
        Наконец, она пожелала увидеть дипломы внуков, они поступили в престижные университеты: Йель, экономика (Патрик), Гарвард, юриспруденция (Ксения) и снова Йель, экономика (Славко).
        И все же Полина ощущала тяжесть своих лет. Ей пришлось сделать несколько операций на глазах и убрать катаракту, накануне пятнадцатого дня рождения Алексы она неудачно упала и сломала шейку бедра - пришлось провести три месяца в кровати, и в дальнейшем Полина могла ходить только с палочкой. Каждый день она читала в газетах некрологи - умирали те, кого она знала, умирали их дети и даже внуки. А она пока что жила.
        Иногда Полина думала, что ее долгий век - это компенсация за раннюю смерть Славко, Макса, Володи и Кэтрин. Если было бы можно, она бы отдала половину своих лет за то, чтобы кто-нибудь из них прожил на день дольше.
        Ей нравилось наблюдать за внуками и следить за тем, как они растут. Патрик и Славко были близнецами, отличить их не могла даже сама Полина, и в то же время они были чрезвычайно различными по характеру и убеждениям.
        Славко был «правильным мальчиком», он всегда упорно делал уроки, удивляя учителей своими успехами и своей рассудительностью.
        Патрик рос сорвиголовой, в детстве обожал проникать к соседям в парк и безобразничать, в двенадцать лет пытался сбежать из дома, в четырнадцать его поймали на краже в супермаркете, а в шестнадцать он заявил, что собирается жениться на матери одноклассника.
        Ксения превратилась в красавицу, которая напомнила Полине саму себя в молодости. Она даже рассматривала свои старые фотографии и удивлялась тому, как же внучка похожа на нее - хотя Кэтрин и была ее приемной дочерью и в ней не текла кровь Новицких-Кригерс. Ксения знала, что нравится мужчинам; несколько известных модельеров предложили ей начать карьеру модели. Ксения отказалась - она, как и братья, считала себя наследницей огромного состояния.
        Полина готовила их к тому, чтобы внуки переняли управление ее концерном. И она знала - недалек час, когда это свершится. Ксения дала понять, что не собирается уступать пальму первенства близнецам, а те, в свою очередь, дразнили ее задавакой и ледышкой.
        Больше всего Полину расстраивало то, что старшие внуки никак не желали сойтись с Алексой. Они игнорировали девочку, более того, презирали и ненавидели ее. Ксения всегда находила какую-нибудь причину, чтобы пропустить празднование дня рождения сестры, а Патрик заявился однажды на детский праздник, накурившись марихуаны. Когда Полина пыталась выяснить, в чем дело, Ксения пожимала плечами и говорила:
«Бабушка, она же непроходимая дура. Мне не о чем говорить с ней».
        Славко вторил сестре; правду Полине удалось добиться от Патрика.
        - Если бы не она, то наша мать была бы жива!
        Полина была поражена - старшие внуки с самого детства знали, что их отцом был президент страны, а их мать умерла вскоре после родов Алексы. Полина пыталась объяснить, что Алекса ни в чем не виновата, однако внуки не слушали ее. Она однажды заявила:
        - Именно я приняла решение отключить аппараты!
        - Мы знаем, - ответила Ксения. - И не виним тебя, бабушка. Я консультировалась с врачами - это был единственно возможный выход.
        - Но убила ее девчонка, - добавил Патрик.
        Изменить позицию внуков Полина не могла. Славко не замечал младшую сестру, Ксения открыто над ней издевалась, а Патрик несколько раз ее бил. Поэтому Полина вздохнула с облегчением, когда все трое покинули дом и начали учебу в колледжах.
        Она никак не могла понять - почему внуки винят во всем Алексу? Та росла подвижным смешливым ребенком. Она не обладала красотой Ксении (Алекса была невысокой, склонной к полноте, однако очаровательной и непосредственной) и умом Славко (учеба девочке давалась с трудом, однако она обожала животных и мечтала стать ветеринаром; когда ее любимец умирал, она плакала навзрыд и хоронила его в парке).
        Полина узнала, кто настраивает внуков против младшей сестры, - она узнала, что Ксения и Славко тайно общаются со своими дядьками и тетками Фицджеральдами. Полина была в бешенстве, когда ей стало это известно. Фицджеральды не прикладывали к воспитанию детей ни малейших усилий, однако сочли себя вправе забивать головы ее внуков всякими небылицами.
        Она видела, как Славко, Патрик и Ксения постепенно отдаляются от нее. Они часто навещали свою бабулю, однако Полина не чувствовала, что они ее любят. Уважают, восхищаются, боготворят - но не любят.
        Как-то Полина стала невольной свидетельницей разговора между Славко и Ксенией: молодые люди, думая, что бабушка отдыхает у себя в спальне, обыскивали ее кабинет. Сквозь неплотно прикрытую дверь до Полины донеслось:
        - Но где же она может прятать завещание? Черт, наверняка в сейфе!
        - Где же еще! Хотелось бы мне знать: точно ли бабушка поделила свое состояние на четыре равные части или отписала этой дуре Алексе побольше?
        - Если это так, то мы оспорим завещание. Старушке уже за девяносто, она недееспособна.
        - Ксения! Я уверен, что если мы объединимся, то сможем управлять концерном, как то и должно быть. Алекса - маленькая идиотка, Патрик - плейбой.
        - Ах, братец, извини, но я точно знаю - вскоре у концерна появится новый председатель совета директоров, и им стану я.
        - Ты уверена в этом, сестричка? Им стану я!
        - Нет, где же бабушка хранит завещание?..
        Полина тогда на цыпочках отошла в сторону и затаилась в соседней библиотеке. В голове у нее шумело, внезапно заболело сердце. Она присела в глубокое кресло. Не хватало еще умереть здесь и сейчас, подумала она со злой усмешкой. Значит, ее внуки только и жаждут одного - заполучить в свою собственность концерн и ее состояние.
        Теряя, мы обретаем! Она верила Славко и Ксении, а те оказались расчетливыми негодяями, готовыми ради денег и власти обмануть своих же сестру и брата. Как она в них ошибалась!
        Она не сказала внукам, что слышала разговор, однако на следующий после их отъезда день позвала к себе Алексу. Девушка заканчивала школу, оценки у нее были не блестящими, она сказала, что не желает изучать экономику, а колеблется между ветеринарией и лечебной медициной.
        - Алекса, - сказала Полина, - я решила учредить для тебя трастовый фонд - ты получишь половину акций концерна «Человек-невидимка», а также половину моего состояния. Это очень большие деньги. И я не хочу, чтобы тебе из-за них причинили зло.
        - Бабушка, - отмахнулась Алекса, - мне не нужны деньги. Я знаю, что никогда не смогу управлять концерном, зачем мне миллионы долларов? Впрочем, если бы ты выстроила для меня больницу, где я смогла бы лечить животных...
        Каким-то образом старшие внуки прознали о том, что Полина намерена изменить завещание. Все втроем они заявились в особняк. Полина видела, что они готовы к бою: Ксения мило улыбалась (такая улыбка не сулила ничего хорошего), Славко кусал губы, а Патрик, как всегда, был навеселе.
        - Бабушка, - начал Славко, - мы уважаем твое решение, однако нам кажется, что оно несправедливо. Почему Алекса получит половину акций и твоего состояния? Это больше семисот пятидесяти миллионов долларов! Что девчонка сделает с такой кучей денег?
        - Я смотрю, что вы уже высчитали каждый цент, - заметила Полина.
        - Но, бабушка, - вспылила Ксения, - концерн должен возглавлять тот, у кого для этого есть способности. Алекса возится с кошками, собаками и морскими свинками - и ради бога! Выдели ей десяток миллионов, чтобы ей никогда не пришлось работать. Но акции! Любой аферист может обвести ее вокруг пальца, жениться на дурочке и заполучить контрольный пакет акций нашего концерна!
        - Пока еще моего, - ответила Полина. Перед ней сидели не ее внуки, а три алчные гиены с горящими ненавистью глазами. Как же она могла так ошибиться в них... Неужели она воспитала их такими? Она же старалась привить им любовь и терпимость, доказать, что деньги - не самое главное в жизни. А получилось все наоборот.
        - Траст, который я учредила для Алексы, предусматривает, что она не сможет снять в год больше ста тысяч долларов - все текущие расходы будут, естественно, покрываться. Супруг Алексы не получает права распоряжаться деньгами, - как, впрочем, и ее братья и сестра, - если с Алексой что-то случится!
        - Бабушка! - протянул гнусаво Патрик. Молодой человек, развалившись, сидел перед ней и выдувал пузырь из жевательной резинки. - Почему ты так благоволишь к этой маленькой лицемерке? Мы тоже твои внуки! Мы имеем право на такую же часть денег, как и Алекса! Или ты совсем рехнулась? Тебе девяносто пять...
        - Вон! - кратко распорядилась Полина.
        Патрик с удивлением взглянул на бабку.
        - Все вон! - повторила Полина. - Запомните - я больше не хочу видеть вас в своем доме. Никого из вас. Вам нужны только мои деньги! И вы их получите - в свое время! Кстати, Патрик, как поживает твой диплом? Ты все никак не можешь окончить колледж. Даю тебе еще один семестр, чтобы разобраться с учебой. Если не предъявишь мне диплом, то лишишься месячного содержания.
        Троица покинула ее кабинет - Полина видела злобную ухмылку на красивом лице Ксении, ненависть в глазах Патрика и ярость за стеклами очков Славко. К ней ворвалась Алекса - девушка бросилась Полине на грудь и произнесла в слезах:
        - Бабушка, как ты могла так поступить с ними! Они же твои внуки! Я люблю их!
        - А вот они тебя - нет, - ответила Полина. - Запомни, Алекса, я никому не дам тебя в обиду. Ни до, ни после своей смерти!
        - Ну о чем ты говоришь, бабушка, - сказала Алекса. - Мы еще отпразднуем твой столетний юбилей. И ты помиришься с Ксенией, Патриком и Славко. Я уверена, что они поймут свои ошибки.
        - Мне бы твой оптимизм, Алекса, - хмыкнула Полина. Она была почему-то уверена, что конфликт на этом не закончится.


        CXLIX
        Внуки больше не приезжали к ней, звонили раз в месяц, присылали открытки со стандартными поздравлениями к праздникам. Странное дело, но без них Полина чувствовала себя лучше. С Алексой было так интересно и спокойно!
        Наконец ровно через полгода к ней пришли Ксения, Патрик и Славко. Патрик ввалился в ее кабинет, одетый, как обычно, небрежно-стильно. Славко выглядел настоящим бизнесменом - двубортный костюм, очки в тонкой золотой оправе. Ксения, одетая в черный костюм от Поля-Анри Годо, пугала своей красотой.
        - Прошу. - Патрик положил перед бабушкой диплом. - Я сдал все экзамены. Ты довольна?
        Полина рассеянно посмотрела на диплом. Она была в курсе - Патрик приложил в прошедшем семестре небывалые усилия, сдал на хорошие оценки все экзамены и получил-таки диплом. Он не стал первым в выпуске (как Ксения и Славко), однако вошел в число хорошистов.
        - Я довольна, - ответила Полина. - Ты изменился, Патрик, я горжусь этим.
        - Бабушка, может быть, забудем о ссоре? - произнес миролюбиво Славко. - Мы очень по тебе скучаем. Поверь, нам не хватает тебя!
        Полине тоже не хватало внуков. У нее оставалось не так уж много времени, чтобы тратить его на ссоры и разногласия.
        - Ну хорошо, - смягчилась она. - Вы пообещаете, что будете относиться к Алексе с уважением: она ваша сестра...
        Патрик скривился, но под грозным взглядом Ксении стер ухмылку с красивого лица.
        - Алекса! - позвала Полина.
        В кабинет вбежала Алекса. Увидев братьев, она замерла в растерянности.
        - Привет, малышка, как дела? - спросил Патрик.
        Славко сухо и вежливо поздоровался. Ксения небрежно кивнула головой.
        - Как я рада, что вы снова приехали к нам! - радостно запричитала девушка. - Вы же останетесь на ужин?
        - К сожалению, не могу, - ответила Ксения. - У меня назначена встреча.
        - У меня тоже, - сказала Славко.
        Патрик зевнул:
        - А я поеду с тремя телками отмечать мой диплом в один классный ночной клуб... Ой, извини, бабушка!
        Полина поняла: внуки не изменились. Ну что же, она и не ожидала ничего другого. Они явно ждали чего-то.
        - Я решила дать вам шанс, - произнесла она. - И делаю это по настоятельной просьбе Алексы. Вы получите места в концерне. Каждый из вас должен показать, на что он способен.
        Ксения усмехнулась, Славко сверкнул стеклами очков, Патрик присвистнул.
        - Но учтите: я не потерплю обмана и лжи. Алекса - ваша сестра. Запомните это!
        Полина, опираясь на трость, вышла из кабинета. Алекса выбежала за ней.
        - Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, - сказала Ксения. Она посмотрела на Патрика и произнесла: - Ну что, мой дорогой Славко, потягаемся с тобой силами?
        - Спасибо тебе, - произнес Славко, обращаясь к Патрику. - Если бы не ты, я бы точно завалил все экзамены и не видать мне диплома как своих ушей.
        - Сочтемся, братец, - ответил Патрик, он же Славко. - Как же одежда меняет человека - никто и предположить не мог, что это я, а не ты, сдаешь экзамены и пишешь тесты. Это была идея Ксении. И кстати, как ты только носишь этот прикид!
        - А ты этот могильный костюм, бррр, - поежился Славко, он же Патрик, и снял очки. - У меня перед глазами все расплылось, однако пришлось нацепить, чтобы сойти за тебя!
        Ксения с грацией поднялась из старинного кресла:
        - Мы должны держаться вместе. Бабка дала нам последний шанс - мы будем работать в концерне. Мне точно известно, что она уничтожила старое завещание, однако нового пока не составила. Ей девяносто пять, в таком возрасте всякое может случиться...
        Она посмотрела на братьев. Славко (изображавший Патрика) медленно кивнул, Патрик (в одежде Славко) издал короткий смешок.
        - У нас есть только одна проблема, - заверила Ксения. - И ее зовут Алекса. Дурная девчонка обхаживает бабушку, а Полина, того и гляди, завещает ей все. Этого допустить нельзя.
        - Нельзя, - согласились Славко-Патрик и Патрик-Славко.
        - Поэтому нам надо подумать, что мы можем сделать, - добавила Ксения. - Но мне пора! Созвонимся!
        Молодые люди покинули особняк Полины, «Порше», «Феррари» и «Мерседес» взвыли и умчали своих владельцев прочь.
        Алекса, которая подслушала разговор Патрика, Славко и Ксении, вышла из библиотеки, которая примыкала к кабинету. Одна из полок с книгами скрывала за собой крошечную нишу, находясь в которой через слуховое оконце, замаскированное под картину, можно было внимать всему, о чем говорили в кабинете. Алекса обнаружила эту потайную комнатку еще в детстве.
        Значит, ее братцы и сестрица обманули бабушку. Они хотят завладеть ее деньгами. Алекса решила пока что ничего не говорить Полине - она сама разберется с ними. И если они думают, что сумеют причинить бабушке и ей самой вред, то ошибаются. Алекса этого не допустит: она была очень смелой девушкой!


        CL
        Патрик прикрыл глаза всего на секунду - его спутница крикнула:
        - Патрик, следи за дорогой!
        Он очнулся и посмотрел на девицу, которая сидела рядом с ним. Вечеринка была, как и все ей подобные, нудной, остроту придавала «травка», которой их потчевал хозяин. Патрик не считал себя наркоманом - он глотал кое-какие таблетки, иногда принимал кокаин, однако ему было хорошо известно: стоит только захотеть, и он сможет в любой момент остановиться.
        Сегодня, пожалуй, он немного перебрал: сначала пиво, затем эти розовые таблетки, потом небольшая доза кокаина, а в завершение всего - мексиканская водка. Он не помнил имени девицы, которая сидела рядом с ним. Люси или Лили... Они обнимались в ванной, затем он пригласил ее к себе домой, чтобы продолжить интимное общение. Патрик привык к подобному образу жизни.
        Они неслись по улицам Нью-Йорка, Патрик чувствовал, что засыпает. Более всего ему хотелось оказаться у себя дома, причем без этой Люси или Лили...
        Он снова прикрыл глаза, мгновение спустя раздался крик: вопила его спутница, вцепившись ему в колено. Патрик слишком поздно увидел в лучах фар что-то темное и клубящееся. Машину тряхнуло, Патрик ударился лицом о руль. Черт побери, кошка или собака! Только этого ему не хватало!

«Феррари» тряхнуло, Патрик затормозил. Люси (или Лили) прошептала:
        - Боже мой, ты его сбил... Ты сбил его...
        - Ну и что? - равнодушно произнес Патрик. - Одной собакой меньше...
        - Это была не собака! - истерично произнесла девица. - Это был человек!
        - Не болтай ерунды, - перебил ее Патрик, покрываясь испариной. - Разумеется, это была собака. Или кошка. Или даже енот - этих тварей полно в городе, они рыщут по мусоркам...
        - Это был человек, говорю же тебе! - заявила девица, и у Патрика возникло желание ударить ее, чтобы Люси (она же Лили) заткнулась.
        Он распахнул дверцы и вышел наружу. Что-то темное и достаточно большое лежало в десятке метров позади них, прямо на асфальте. Шатаясь, Патрик подошел. Эта дура права, это не собака и не кошка.
        Распластавшись, на дороге лежал человек - по всей видимости, бездомный. Патрик заметил лужу крови, которая растекалась по асфальту, вывороченную шею и руки, похожие на обвисшие крылья мельницы.
        Ему стало страшно. Он совсем этого не хотел! Полиция задержит его, против него возбудят дело... Когда бабушка узнает об этом, она будет очень недовольна. Он и так еле-еле держался в концерне: все же нормально трудиться с дипломом, который заработал для него брат, было сложно. Бабка вышвырнет его и лишит наследства...
        Патрик прикоснулся к человеку, произнес сиплым голосом:
        - Эй, вставай! С тобой все в порядке?
        Человек, лежавший на дороге, замычал. Патрик отпрянул. Что же ему делать? Вызвать
«Скорую помощь»? Но тогда ему придется рассказать о том, что он вел машину, будучи пьяным и под воздействием наркотиков. Ему дадут тюремный срок.
        - Ты убил его! - произнесла девица, которая незаметно подошла к Патрику.
        Тот вздрогнул и прошипел:
        - Заткнись, прошу тебя! Ничего страшного, он жив...
        Человек снова застонал, Патрик попытался нащупать артерию на шее - и увидел лицо жертвы. Это была женщина! Пожилая негритянка. Этого только не хватало!
        Он вытащил мобильный телефон, набрал телефон Службы спасения и скороговоркой проговорил:
        - Я только что видел, как неизвестный водитель сбил пешехода и скрылся. Человеку требуется помощь. Выезжайте...
        Патрик не стал слушать разглагольствования собеседника, который хотел знать, кто звонит, и завершил разговор. Они приедут и спасут эту бомжиху. Она сама виновата - наверняка брела по дороге, не обращая внимания на машины.
        Слава богу, что нет свидетелей. Если не считать эту глупую девицу. Патрик оттащил ее на обочину, увидев дальний свет приближающегося автомобиля. Никто не должен знать, что произошло. Он не собирается впутываться в эту историю.
        - Но ей нужна помощь! - сказала девица, упираясь. - Патрик, ее надо доставить в больницу! Мы не можем оставить ее лежать на дороге! Она же истечет кровью, наверняка у нее масса внутренних повреждений...
        Патрик рассвирепел и закатил Люси (или все же Лили?) звонкую оплеуху.
        - Заткнись, я же сказал тебе, что все будет в порядке! Сейчас приедут парамедики и откачают эту дуру. Если у нее повреждения, то мы не должны прикасаться к ней, это может ей только навредить. Поехали!
        Его спутница упиралась. Патрик силой усадил ее в «Феррари» и рванул с места. Гнев понемногу улегся. Чувствуя, что его тошнит, Патрик притормозил и вылетел на обочину. Мимо них проехала ревущая сиренами карета «Скорой помощи».
        - Ну вот, едут спасать твою подружку, - сказал Патрик, возвращаясь в салон. Но девицы там не было. Она сбежала, пока его выворачивало на обочине! Патрик изо всей силы ударил по сиденью. Затем сел за руль и заорал в темноту: - Черт, черт, черт!
        Эта тупая особа сбежала, оставив его одного. Он даже не знал, как ее точно зовут, и уж наверняка не мог припомнить ее внешность. Одета во что-то блестящее, темные волосы - или все же блондинка...
        - Ну и хорошо, что свалила, - сказал он сам себе. Он забудет о произошедшем, и никто и никогда не узнает, что он сбил негритянку.
        Патрик вернулся к себе в холостяцкую квартиру и завалился спать. На следующее утро он позвонил Ксении и сказал, что не выйдет на работу.
        - У тебя очередная простуда, Патрик? - спросила та насмешливо. - Тебе пора завязывать с алкоголем и наркотиками.
        - Я сам знаю, что мне делать! - заорал Патрик и швырнул телефон в стену. Ему в самом деле было плохо - голова гудела, ноги не слушались, в довершение ко всему он обнаружил великолепный, отливающий фиолетовым перламутром синяк на скуле. В таком виде он не может показаться в офисе. Там масса шпионов, которые докладывают о каждом его шаге бабушке.


        CLI
        Патрик простоял двадцать минут под горячим душем, включив под конец ледяную воду. В голове прояснилось. Поджарил себе яичницу, сделал несколько тостов и налил кружку крепчайшего кофе. Наконец он смог размышлять более-менее логично.
        Он просмотрел газеты и наткнулся на то, что его беспокоило. Огромный заголовок гласил: «Неизвестный сбил насмерть учительницу». Он пробежал глазами статью. Негритянка оказалась не бомжихой, как он почему-то подумал, а учительницей музыки, которая возвращалась домой, завершив последнее занятие. Она скончалась на операционном столе. У нее осталось трое детей и пожилая мать-инвалид.
        Аппетит у Патрика исчез. Он ни в чем не виноват! Эта баба сама бросилась ему под колеса. Судя по всему, полиция никак не могла напасть на его след. Свидетелей не было, поэтому каждого, кто что-либо знает о произошедшем, просили связаться с полицией.
        Телевизор показывал то же самое: фотографии умершей учительницы музыки в кругу семьи, потом фото на месте аварии. Патрик отхлебнул обжигающий кофе и подумал:
«Через два дня об этом все забудут». Сенсация в Нью-Йорке долго не живет.
        Зазвонил мобильный. Патрик ответил:
        - Да!
        - Мистер Фицджеральд, - произнес вкрадчивый мужской голос, - как ваше самочувствие?
        Патрик не узнал по голосу звонившего.
        - Что за глупые шутки! - взревел он. - Чего вам надо? Кто это?
        - Это тот, кто знает о вашем небольшом преступлении, - произнес голос, и Патрик почувствовал, что во рту у него пересохло. - Ну так как, мистер Фицджеральд, вы пришли в себя после вчерашнего - вы же насмерть переехали человека?
        Чашка выпала из руки Патрика. Горячая жидкость выплеснулась ему на руку. Он взвыл. Собеседник вежливо заметил:
        - У вас все в порядке, мистер Фицджеральд?
        - С кем я говорю? - произнес Патрик, не обращая внимания на легкий ожог.
        Голос ответил:
        - Считайте, что со своей совестью, мистер Фицджеральд. Как вы думаете, что сделает полиция, если получит показания свидетеля, который видел, как вы задавили бедную учительницу музыки, а затем скрылись с места преступления?
        Свидетель был один - эта стерва Люси или Лили. Впрочем, быть может, ее звали Лорена. Или Лаура!
        - Вас арестуют, - продолжал голос, словно соболезнуя Патрику. - Конечно, вы наймете самого ловкого и языкастого адвоката, но все равно вам не отвертеться. На вашей «Феррари» есть вмятина и имеются следы крови. Причем, пока вы дрыхли, я сфотографировал вашу машину в различных ракурсах - проникнуть в ваш гараж было плевым делом. Вы можете уничтожить следы, но доказательства у меня все равно останутся. Вас как пить дать осудят. И вы, мистер Фицджеральд, окажетесь в тюрьме. А что скажет ваша могущественная бабка, Полина Трбоевич? Думаю, что ей это не понравится. Как вы считаете, я должен поставить ее в известность о том, что вы убийца?
        Патрик сипло спросил:
        - Чего вам надо? Денег?
        - Как вы догадливы, мистер Фицджеральд, - рассмеялся неизвестный собеседник. - Сразу видно, что имеешь дело с настоящим бизнесменом. Да, мне нужны деньги. Сто тысяч завтра. И двести тысяч - к концу месяца.
        - Откуда я возьму такую огромную сумму! - крикнул Патрик.
        - О, придумайте что-нибудь, - произнес холодно шантажист. - Ваша бабушка - одна из самых богатых женщин в мире. Или я должен позвонить лично ей? Думаю, что миссис Трбоевич окажется более сговорчивой...
        Патрик понял - он стал заложником собственной глупости. Такие, как этот шантажист, никогда не отпускают свои жертвы. Он не знал, кто это: муж, отец, братец или любовник этой самой Люси или Лили. Наверняка идиотка разболтала все то, чему стала свидетельницей, и кто-то слишком умный решил использовать это в целях личного обогащения. Он будет регулярно звонить и требовать у него деньги! И весь ужас в том, что найти этого человека невозможно!
        - Мистер Фицджеральд, вы не заснули? - поинтересовался голос. - Вы меня поняли? Завтра, в десять вечера, вы должны явиться к входу в музей со спортивной сумкой, в которой лежит сто тысяч долларов мелкими купюрами. И не думайте подключать к делу полицию - это только навредит: вам в первую очередь. До завтра!
        Трубка запищала, Патрик откинулся на спинку стула. Затем спустился в гараж - одна фара «Феррари» разбита, помято крыло, видны следы крови. А на лобовом стекле
«дворником» прижата записка: «Завтра».
        Этот сукин сын в самом деле был здесь и сделал фото! Патрик в бессильной злобе ударил кулаком по машине. Этот тип требует сто тысяч завтра и двести - к концу месяца. Откуда он возьмет такие деньги? Бабка была богата до чертиков, но если он попросит у нее взаймы такую большую сумму, старуха захочет знать, для чего именно.
        У него на счету всего две с половиной тысячи. Где же ему взять деньги? Подумав, Патрик поехал в офис. Ксения сделала ему комплимент по поводу синяка и спросила:
        - А как же твоя простуда, братик, уже прошла? Чудеса современной медицины? Если так, то будь добр, займись отчетами за прошедший месяц. Это должно лежать на моем столе к вечеру!
        Патрик посмотрел вслед Ксении - красивая, уверенная в себе тварь. У нее наверняка нет никаких проблем. А вот у него...
        К черту отчеты, они могут подождать. Патрик оказался около компьютера. А что, если... Если занять эти деньги у концерна. Никто не заметит, что он их взял. Он переведет к себе на счет полмиллиона, а затем компенсирует: Патрик был уверен, что поймает шантажиста во время передачи денег. Поймает и сделает так, чтобы у того пропала всяческая охота звонить ему и требовать мзду за молчание.
        Вечером следующего дня Патрик, как ему и было приказано, стоял со спортивной сумкой, заполненной деньгами, около входа в музей. В пять минут одиннадцатого около него затормозила темная машина. Патрик нащупал в кармане пистолет. Он не позволит выкачивать из себя деньги!
        Внезапно он услышал позади себя знакомый вкрадчивый голос:
        - Мистер Фицджеральд, вы принесли деньги? Советую вам не делать глупостей, если мне что-то не понравится, то я выстрелю.
        Дуло уперлось Патрику в спину. Он протянул сумку с деньгами той самой девице, Люси или Лили, которая сидела за рулем автомобиля. Затем она уехала.
        - К концу месяца вы должны принести двести тысяч, - сказал шантажист. - И учтите, если попытаетесь применить оружие, то вы - покойник. До скорого!
        Голос замолк, Патрик медленно обернулся: рядом с ним никого не было. Не было и ста тысяч долларов. Но ему нужно предпринять что-то, чтобы его не использовали в качестве дойной коровы в течение всей его жизни. Где он будет брать деньги...
        Больше всего он боялся, что шантажист позвонит Полине. Бабка тогда точно лишит его наследства, его законной части, четверти ее миллиардного состояния и акций концерна.
        А вот если бы бабушка отдала концы... Ей девяносто шесть лет - возраст весьма почетный. Тогда бы все его проблемы разрешились одним махом!


        CLII
        Ксения откинулась на черные простыни и блаженно вздохнула. В зеркальном потолке она видела свое отражение - идеальная фигура, результат постоянных тренировок и небольших пластических корректур.
        Мужчина рядом с ней произнес:
        - Малышка, это было просто замечательно. Впрочем, как и всегда...
        Ксения слабо улыбнулась. Она посмотрела на своего любовника: Альфредо был пуэрториканцем, мощным, красивым и безжалостным. Поэтому они и были вместе с ним. Из-за этого она его и полюбила.
        Альфредо закурил. Раздался мелодичный звонок. Ксения накинула шелковое кимоно и подошла к двери.
        - Ваш заказ, мисс, - раздался голос в домофоне. Они и в самом деле заказали с Альфредо китайскую еду.
        Ксения открыла дверь.
        От сильного удара она отлетела к стене. В квартиру ворвалось несколько человек. Ксения вскрикнула. Один из них ударил ее и произнес, наставив пистолет:
        - Еще один звук, красотка, и ты умрешь прямо на месте. Где Альфредо?
        Ксения указала на спальню. Один из налетчиков, схватив Ксению за волосы, потащил ее в спальню. Увидев незваных гостей, Альфредо перестал блаженно улыбаться и попытался бежать. Его сшибли с ног, один из бандитов приставил ему к шее оружие.
        - Альфредо, - сказал он, - ты должен нашему боссу, разве забыл? Два килограмма чистого кокаина.
        - Я все верну, - произнес голый Альфредо, заикаясь.
        Бандит пнул его ногой и сказал:
        - Конечно, вернешь. У тебя нет другого выхода - или ты хочешь, чтобы тебя и твою милую подружку нашли в океане в дыркой в голове? Впрочем, ты так легко не отделаешься...
        Он ткнул дулом в гениталии Альфредо:
        - В следующий раз я отстрелю тебе это. Если не будет денег... Ты должен триста пятьдесят штук. У тебя ровно три дня, чтобы найти их. Бегство не поможет, потому что, Альфредо, мы тебя из-под земли достанем.
        Через секунду нападавшие исчезли так же внезапно, как и появились. Ксения, плача, подошла к Альфредо, который сидел на пушистом белом ковре.
        - Дорогой, кто это? - произнесла она.
        Альфредо проорал ей в лицо:
        - Кто-кто - президент Клинтон! Ты что, не видишь - головорезы Санчеса! Я думал, что они никогда не найдут меня, поэтому и переехал из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. А они нашли...
        - Я звоню в полицию, - сказала Ксения.
        Альфредо выбил у нее из рук трубку телефона.
        - Ты что, сдурела? Когда они узнают, что к делу подключились копы, они убьют и меня и тебя. И потом, что я скажу: «Дяденьки, помогите мне, я украл у мафиозного босса два кило коки, его гориллы нашли меня и хотят получить свои законные триста пятьдесят штук, иначе они грозят отстрелить мне причиндалы и башку, а также кокнуть мою подругу»?
        Альфредо поднялся и стал натягивать джинсы. Ксения обеспокоенно спросила:
        - Ты куда?
        - Куда-нибудь подальше отсюда, - огрызнулся тот. - У меня нет трехсот пятидесяти штук, и мне не у кого взять их. Остается одно - бежать. Тебе, крошка, советую сменить замки или вообще переехать в другое место.
        Она не может потерять Альфредо! Ксения знала, что он мелкий мошенник и наркодилер, но с ним было так хорошо в постели. И, кроме всего прочего, она любит его!
        - Подожди! - сказала Ксения. - Я достану тебе деньги. Только пообещай мне, что ты завяжешь с этим опасным бизнесом.
        Альфредо оказался около нее, его руки заскользили по ее телу, он вновь стал прежним - нежным, страстным и распутным.
        - Детка, ты в самом деле достанешь для меня эти бабки?
        Он улыбнулся, и Ксения поняла, что ради этой улыбки готова пойти на все.
        - Такой суммы у меня нет, - сказала она, - но я знаю, где ее взять. Через три дня деньги у тебя будут...
        Альфредо опустил ее на ковер. Он отлично знал свое дело. Ксения подумала, что кража трехсот пятидесяти тысяч из концерна не останется долго незамеченной. А вот если бы бабушка умерла... Старушка оставит ей много миллионов, которых хватит на всю жизнь - райскую жизнь с Альфредо.
        Однако последующие полчаса Ксении было не до бабушки и не до денег.


        CLIII
        Славко швырнул на пол стопку счетов. Затем встал из-за стола, подобрал их и аккуратно положил в ящик.
        - Миллион долларов, - сказал он. - И где я возьму его?
        Он знал, что может сделать целое состояние, играя на бирже. Поэтому и залез в деньги концерна. Он бы все равно вернул все - если бы получил прибыль. Он знал, что получит ее! Операция была рискованной, но Славко не сомневался, что просчитал все верно.
        Вместо колоссальных барышей он потерял миллион долларов. И это накануне ревизии, которую проводит в концерне известная аудиторская фирма. Ревизоры в два счета поймут, кто украл миллион.
        А украл его он - Славко! На его счету десять тысяч, он не сможет компенсировать недостачу. Он подделал подпись бабушки под липовым чеком. Это серьезное финансовое преступление, за которое он может получить несколько лет тюрьмы.
        Конечно, если все это обнаружится. А если нет? Но распоряжение отложить ревизию может отдать только один человек - бабка.
        Она не сделает этого, как бы он ни убеждал ее. Бабка упряма и своевольна. И очень-очень стара...
        В таком возрасте бывает все. Если бабушка умрет, то исчезнут все проблемы. Из своей доли наследства он компенсирует этот жалкий миллион: его куш во много раз больше.
        Но наследство он получит исключительно после смерти бабушки. Славко подошел к книжной полке, вытащил темно-синий том, усмехнулся. Это только фантазии, только фантазии, но кто знает, вдруг они станут реальностью...
        Книга называлась «Фармакопея: лекарства и яды». Славко углубился в изучение оглавления. Теперь он знал, что делать!


        CLIV
        Полина просматривала бумаги. Надо кое-что подписать.
        Она доверяла трем своим внукам - Патрику, Ксении и Славко. Когда-то Полина была полна сомнений, но все же дала им возможность проявить себя и позволила им работать в концерне. Она бы никогда не пошла на это, если бы не просьба Алексы. Малышка так любит своих старших братьев и сестру, а те равнодушны к ней.
        Молодые люди работали в концерне уже около года. Отзывы о них были великолепные - в особенности о Славко и Ксении. Патрик же предпочитал постоянно «болеть», да и в бизнесе он не был силен.
        Пожалуй, она может доверять Славко и Ксении. Они относятся друг к другу как конкуренты, и это на пользу концерну. Настанет время, когда они займут руководящие посты. Она еще немного понаблюдает за ними...
        Трое старших смогут позаботиться о себе, а она позаботится об Алексе. Девушка поступила в колледж, где с энтузиазмом изучает ветеринарное дело. Ее мечта - собственная клиника для животных. Алексе никогда не придется работать ради денег, она будет более чем обеспечена и сможет заниматься тем, к чему лежит ее душа.
        Полина сняла очки, глаза очень быстро уставали. Она когда-то создала концерн вместе с Шарлем Азаряном, и вскоре ее внуки унаследуют бразды правления. Она пока не решила, кому отдать предпочтение: Славко или Ксении. Скорее всего, они оба получат одинаковую власть. Патрика придется отстранить от ведения дел, он - прожигатель жизни и плейбой.
        - Бабушка! - В кабинет вошла Алекса. Девушка держала в руках большую коробку конфет. - Только что принес курьер. Для тебя!
        Она протянула Полине коробку конфет. Та вынула из крошечного желтого конверта карточку: «С наилучшими пожеланиями от Ксении, Славко и Патрика».
        - Какая прелесть! - захлопала в ладоши Алекса. Она, как и Полина, была сладкоежкой. - Бабушка, мне можно?
        Она сняла крышку. Полина с наслаждением взяла овальную конфету. Она показалась ей немного горьковатой, но все дело в начинке. Алекса проглотила две.
        - Как вкусно, - сказала она. - Вот видишь, а ты говорила, что Славко, Патрик и Ксения не думают о тебе. Они тебя любят, бабушка!
        Девочка права, подумала Полина. Наверное, она была слишком строга к внукам. Ошибаться может каждый.
        Полина читала документы, поглощая конфеты. Внезапно она ощутила легкую боль в желудке. Наверное, съела слишком много. Боль не проходила, а усиливалась, Полина попыталась подняться из кресла, но не смогла. Кровь в ушах шумела, в горле горело, желудок резало. Ей стало трудно дышать. Полина все же соскользнула из кресла и упала на ковер.
        Что с ней случилось, ей так плохо! Неужели смерть пришла за ней? Полина попыталась ползти, но тело не слушалось. Крик застрял в горле, она не смогла вдохнуть. Глаза застлала кровавая пелена.


        СLV
        - Миссис Трбоевич, вам неслыханно повезло, - сказал лечащий врач семьи, профессор Ларкин. Он находился в спальне Полины. Профессор похлопал пациентку по руке и продолжил: - Если бы не ваша горничная, то, буду откровенен, вы бы скончались на полу своего кабинета.
        - Как Алекса? - прошептала Полина. Она плохо помнила, что с ней было. Потеряла сознание и пришла в себя уже здесь, в спальне.
        Профессор погладил седую бородку и ответил:
        - Ваша внучка вне опасности. Ей повезло, что она съела всего две или три конфеты. Вы же, миссис Трбоевич, едва не стали жертвой своей фатальной страсти к шоколаду. С вами рвется побеседовать полиция, однако я им сказал, что вы пока что не в состоянии.
        Полина чувствовала полный упадок сил. Она спросила профессора Ларкина:
        - Вы уже знаете, что случилось? Отчего... Отчего Алекса и я едва не умерли?
        Профессор потрепал ее по руке и, вздохнув, сказал:
        - Присланные вам конфеты были нашпигованы убойной смесью из мышьяка, барбитуратов и растительных алкалоидов. Десерт Распутина, так бы я это назвал... Прошу прощения за неуместную шутку. Кто-то пытался вас отравить, и ему это почти что удалось. Поэтому полиция и желает поговорить с вами, миссис Трбоевич. Это очень серьезно!
        Полина закрыла глаза. Ее пытались отравить... Конфеты, присланные Славко, Патриком и Ксенией, были нашпигованы ядом. Профессор прав - это очень серьезно. Кто-то из ее внуков хотел убить ее. Ее и Алексу.
        - Профессор, я вам благодарна, - произнесла слабым голосом Полина. - Передайте представителям полиции, что я побеседую с ними на днях. А сейчас мне бы хотелось остаться одной...
        Когда Ларкин вышел, Полина с трудом поднялась и проковыляла к окну. Осторожно отодвинула портьеру - полицейская машина, а также авто трех ее внуков.
        Славко - трезвомыслящий юнец, страдающий комплексом совершенства. Его брат Патрик - любитель острых ощущений и шалопай. Ксения - малоэмоциональная расчетливая красавица.
        Такие ли они на самом деле или только скрываются за масками? Почему кто-то из них пытался убить ее и Алексу? Полина была уверена - это один из троих. Но кто именно?
        Кому-то надоело ждать ее смерти, кто-то решил заполучить деньги как можно быстрее. Ксения? Патрик? Славко?
        Она выяснит, кто покушался на нее и на Алексу. Полиции вовсе не обязательно знать правду. Она сама найдет этого безжалостного субъекта, ее внука, и накажет его.
        Полина приложила усилия, чтобы пресса ничего не узнала об истории со смертельной коробкой конфет. Конфеты были куплены в дорогом магазине, это сделал мальчишка. Скорее всего, какой-то бездомный, которому были заплачены деньги. Найти его не удалось.
        Затем тот, кто приобрел через подставное лицо конфеты, при помощи шприца впрыснул яд. Коробку принес курьер, однако в компании по доставке грузов никто не запомнил человека, отдавшего заказ и расплатившегося наличными.
        - Нам удалось вычислить тех, кто приобретал яды, - сказал полицейский комиссар, посетивший Полину. - Гербицид, содержащий мышьяк, был приобретен вашим внуком Славко за три дня до покушения. Мистер Фицджеральд не отрицает факт покупки, однако уверяет нас, что хотел бороться с сорняками в своем саду. Нам известно, что до этого он никогда не проявлял интереса к работе в саду, все покупки подобного рода делал работающий у него садовник.
        Значит, Славко?
        - Барбитураты идентичны тем, что мы обнаружили в квартире вашей внучки Ксении Фицджеральд. Она уверяет, что иногда принимает снотворные средства, однако не может точно сказать, откуда у нее взялись эти таблетки. В пользу мисс Фицджеральд говорит то, что она разрешила нам осмотреть ее квартиру без ордера на обыск. Вряд ли бы она сделала это, зная, что в ванной комнате у нее находятся таблетки, которыми едва не отравили вас.
        Или Ксения?
        - Наконец, растительный алкалоид атропин. Он входит в состав капель для глаз, которые использует ваш внук Патрик Фицджеральд. Они были прописаны ему врачом.
        Неужели Патрик?
        - Миссис Тброевич, - сказал полицейский медленно, - я уверен, что ваша жизнь находится в опасности. Кто-то хочет убить вас, и мне кажется, что вы знаете кто. Советую вам не действовать на свой страх и риск, а довериться нам.
        Полина высокомерно посмотрела на полицейского. О чем он говорит! Даже если один из ее внуков - убийца, она никогда не позволит полиции арестовать его - или ее. Никакого процесса не будет, имя Трбоевич не будут трепать охочие до дешевых сенсаций газетчики и телевизионщики.
        - Мне нечего сказать вам, - ответила Полина.
        Полицейский пояснил:
        - Вы прикладываете усилия, чтобы это дело было закрыто. Вчера моему шефу звонил министр юстиции... Мы не будем возбуждать дела, ваши внуки могут быть спокойны. Доказательств крайне мало, прокуратура решила, что не стоит доводить до суда это дело. Думается, что вы приложили все свои усилия, чтобы кто-то наверху принял такое решение... Миссис Трбоевич, почему вы не хотите, чтобы убийца был найден? Ведь он снова может попытаться убить вас - и в этот раз его план удастся.
        Полина не собиралась вести с полицейским беседы о своей семье. Она и так пережила многое. Теряя, мы обретаем... Она потеряла трех внуков - Славко, Ксению и Патрика.
        Один из них пытался отравить ее. Или, возможно, все вместе?
        - Благодарю вас, - сказала Полина, поднимаясь из кресла. Она опиралась на резную трость с платиновым надалбашником, полицейский почувствовал энергию и величие, которые излучала эта древняя, облаченная в черное платье женщина.
        Полина отпустила полицейского кивком головы: аудиенция была завершена.
        Через час Полина собрала у себя в кабинете Славко, Патрика и Ксению. Молодые люди выглядели взволнованными и встревоженными, но в глазах каждого из них она прочитала разочарование - старуха жива!
        - Я приняла решение, - сказала Полина. - Я составила новое завещание - моей единственной наследницей станет Алекса!
        - Бабушка! - взвился Славко. - Как ты можешь...
        Патрик побледнел, Ксения криво улыбнулась.
        - Я все могу, - ответила Полина. - Каждый из вас получит по миллиону долларов, все остальное - Алекса. Я знаю, что кто-то из вас пытался убить меня. Я не знаю, кто именно. Поэтому под подозрением вы все!
        Она покинула кабинет, оставив внуков наедине.
        - Старуха спятила, - сказал Патрик. Утром ему позвонил шантажист и потребовал новые сто тысяч.
        - Она не посмеет! - крикнул Славко. Ревизия должна начаться через десять дней.
        - Ее надо остановить, - промурлыкала Ксения. Она заплатила долг Альфонсо, однако ее пуэрториканец ввязался в новую аферу: если он не отдаст двести тысяч к концу недели, то его убьют.
        Троица обменялась многозначительными взглядами. Алексе, которая наблюдала за ними из потайной ниши, стало страшно. Они готовы убить бабушку!


        CLVI
        Полина замерла и медленно развернулась к экрану телевизора, услышав знакомое имя. Ларри Кинг беседовал с...
        - Джоанной Спенсер, милой дамой-библиотекарем из Висконсина, - представил свою гостю знаменитый ведущий. - Джоанна, скажите, какие чувства вы испытали, когда узнали, что вашими настоящими родителями являются Манфред и Герда фон Кизов. Группенфюрер фон Кизов был ближайшим соратником Гиммлера, его подпись стоит под приказами о транспортировке в концентрационные лагеря десятков тысяч евреев, коммунистов, военнопленных.
        Полина смотрела на женщину лет шестидесяти - хрупкую, с короткими седыми волосами, голубыми глазами и очаровательной улыбкой.
        - Это произошло после смерти моих приемных родителей, людей, которые воспитали меня и которых я считала долгие годы отцом и матерью. В их бумагах я нашла неопровержимые доказательства того, что моими настоящими родителями является чета фон Кизов. Мой приемный отец был в числе американских солдат, которые оказались в Баварии. Барон и баронесса фон Кизов, как мне удалось узнать, весной 1945 года отправили меня, свою единственную дочь Иоганну, вместе с гувернанткой из Берлина в провинцию. Мне было тогда полтора года. Где мой приемный отец нашел меня и почему решил взять с собой в Америку, я не знаю.
        - Каково для вас было узнать, что вашим отцом является один из нацистских преступников, напрямую ответственных за холокост?
        - Мой привычный мир разрушился. Я не знала, что мне делать. Признаюсь, я даже думала о самоубийстве. И все время задавала один вопрос - почему?
        - И почему же?
        Дочь Герды улыбнулась (Полина узнала в ней свою подругу) и ответила:
        - Этого я не знаю. Но я поняла - не стоит обвинять во всем, что с вами происходит, судьбу, бога, карму, высшие силы. Теряя, мы обретаем.
        - Что вы сказали? - переспросил Ларри Кинг.
        Джоанна ответила:
        - Теряя, мы обретаем. Именно на этом зиждется наша жизнь. Мой настоящий отец несет ответственность за гибель сотен тысяч человек, моя мать при Гитлере была идеалом немецкой женщины и матери. Я попала к замечательным людям, которые воспитали меня. Вышла замуж по большой любви, но мой муж умер от инсульта в возрасте сорока трех лет. Однако я всегда буду хранить память о тех полных счастья пятнадцати годах, которые мы были вместе. Я пыталась искать смысл жизни - и нашла его в детях. Однако моему сыну Бобби, талантливому молодому веб-дизайнеру, врачи вынесли страшный приговор - лейкемия. Я боролась за его жизнь, но Бобби умер в возрасте двадцати двух лет. Он был моим единственным ребенком. Я начала пить, долго от этого лечилась... Затем в автокатастрофе погибли мои родители, и я узнала, что являюсь дочерью нацистского палача. Я провела много бессонных ночей, стараясь понять, за что прогневала судьбу.
        - И к какому же выводу вы пришли?
        - Только потеряв, мы сможем узнать истинную жизнь, - просто ответила Джоанна. - Таков непреложный закон. Жизнь завершается смертью, которая дает начало новой жизни. Жизнь - это как игра в паззл: перед вами несметное количество крошечных фигурных пластинок, и ваша задача - сложить их в единое целое. Времени у вас, как вы думаете, целая вечность. Вы не знаете, что за узор должен быть, задача кажется вам невыполнимой. И все же вы кладете первую замысловатую пластинку на стол. А перед вами - тысячи подобных!
        Полина вцепилась в подлокотник кресла. Почему то, о чем говорит дочь Герды, так созвучно ее собственным мыслям?
        - Это занятие захватывает и затягивает вас, вы думаете, что знаете, какова будет цельная картинка. Вот уже собрана и половина, а потом - осталось еще несколько частей, и... И вы понимаете, что картинка вышла совсем другой, чем вы ее представляли. И внезапно прошла ваша вечность, и не вечность была у вас вовсе. Но часы отмеряют последние минуты вашей жизни, песчинки неумолимо скатываются вниз, и остановить их нельзя. Вы, к ужасу своему, понимаете, что изменить ничего не в силах. Будь ваша воля, вы бы начали кропотливую работу заново, и узор у вас вышел бы совсем иным. Но время, вездесущее жестокое время равнодушно к вашим терзаниям. Вы точно знаете, что времени у вас впереди еще много, но внезапно понимаете, что на самом деле лимит почти исчерпан. Время перехитрило вас! И некто стучит в дверь, и вы понимаете, что пришла за вами она... Смерть... Я не знаю, кто или что управляет нашей жизнью. В первую очередь - мы сами. От нас зависит, каким получится узор. Судьба, бог, космический разум, называйте это как хотите, предоставляет нам тысячи, сотни тысяч, миллионы узорных кусочков, а вот сложить из них
свою жизнь - эта наша задача. Жизнь - это в первую очередь боль, страх и страдание. Но без этого нет и другого - счастья, любви и спокойствия. Одно определяет другое. Возможно, одно и есть другое... Я не знаю... Нужно верить и идти вперед, пытаться заново и стискивать зубы, надеяться и ждать... Не надо бояться смерти, не надо бояться терять. Теряя, мы обретаем. Только отдав, мы сможем получить взамен...
        Полина смотрела на мерцающий экран телевизора, и слезы медленно струились по ее морщинистым щекам.


        CLVII
        Старый дом скрипел и стонал, как будто его населяли мятежные привидения. Полина поежилась. За окном бушевал ливень, призрачное небо освещали зарницы.
        Трое ее внуков затеяли процесс, пытаясь доказать, что Полина в свои девяносто шесть лет стала невменяемой и не может распоряжаться своим имуществом. Конечно же, Славко, Патрик и Ксения никак не могут успокоиться: им хочется получить не по миллиону долларов, а гораздо больше.
        Алексы тоже не было в особнячке, девушка училась в Нью-Йоркском университете и обитала в общежитии.
        Полина была одна. Совершенно одна.
        И в то же время ее не покидало ощущение, что в доме кто-то есть. Полина сидела в глубоком кресле. Полыхал камин, комната была освещена рваными языками пламени и свечой, одиноко мерцавшей на столе. На коленях у Полины лежала папка с документами. Видимо, из-за грозы в особняке выбило пробки, и ни одна лампа не работала. Полина нашла в ящике стола карманный фонарик и положила его рядом с собой.
        Отчего же так страшно - причиной тому темнота, шелест воспоминаний или... Или что-то еще?
        Старый дом дышал и пульсировал. До Полины донесся скрип ступеней. Она вздрогнула.
        Значит, в доме она не одна. Прислуга давно ушла спать. Часы показывали половину второго ночи. Полина давно страдала бессонницей.
        Кто же бродит по особняку в такую пору? Ступенька скрипнула снова. Некто поднимался по лестнице в ее спальню.
        Полина вцепилась в подлокотник кресла. Она не сможет убежать и скрыться. Ей некому помочь. А она нуждается в помощи: тот, кто медленно шел в ее спальню, желал только одного - убить ее.
        Раздался отдаленный раскат грома, блеснула молния. Полина поняла - настали последние минуты ее жизни. Она чувствовала зло и ненависть, сгустившиеся в воздухе
        Ее внуки хотят убить ее. Они поняли, что денег им не получить, поэтому и прибегли к последнему - смертельному! - аргументу.
        Она ждала своего убийцу. Смерть принесет ей избавление. Бронзовая ручка осторожно пошла вниз, дверь тихо распахнулась. Полина подняла глаза и увидела того, кто пришел лишить ее жизни.


        CLVIII
        - Добрый вечер, бабушка. - На пороге стояла Алекса. Девушка была явно напугана тем, что застала Полину не в кровати, спящей, а в кресле, бодрствующей. - Ты не спишь? У тебя бессонница?
        Алекса подошла к Полине. Старая женщина увидела нездоровый блеск в глазах любимой внучки.
        - Алекса, ты же должна быть в колледже, - сказала спокойно Полина. Она ожидала увидеть Славко, Патрика или Ксению - и даже их троих. Но только не Алексу! Боже, сделай так, чтобы я ошибалась! Только не Алекса!
        Алекса была облачена в черный плащ, с которого стекали капли воды. Девушка посмотрела на языки пламени и сказала:
        - Я приехала, бабушка, чтобы... Чтобы разрешить кое-какую проблему.
        Полина поняла: Алекса пришла, чтобы убить ее.
        - И ты должна помочь мне в этом. - Девушка приблизилась к Полине. Та увидела перед собой человека, плененного алчностью.
        - Ты хочешь меня убить? - спросила Полина тихо.
        Алекса дернулась, как будто ее ударили в лицо. Затем ухмыльнулась и достала из кармана плаща небольшую пластмассовую коробочку. Девушка вытащила из нее крошечный шприц и ампулу.
        - Ты догадлива, бабушка, - сказала Алекса. Она отломила головку ампулы и набрала в шприц ее содержимое - жидкость, которая в сполохах каминного пламени переливалась, как гелиотроп.
        Алекса посмотрела на Полину, и той сделалось страшно: столько злости было во взгляде любимой внучки. Как же она могла так ошибаться! Она верила Алексе, а она..
        Она пришла убить ее.
        - Скажи мне, ловко же я сделала так, чтобы ты отписала все мне, - произнесла Алекса, гордясь собой. - Я знала, что ты хочешь поделить все на четверых или завещать мне половину. Но мне нужны настоящие деньги, а не часть состояния и акций! Славко, Патрик и Ксения, сами того не ведая, подыграли мне. Мне оставалось только уверить тебя в том, что они хотят убить тебя. Коробка конфет, нашпигованная ядами, - это я послала ее! Я не хотела, чтобы ты умерла, ты должна была заподозрить своих внуков в желании отправить тебя на тот свет. Их - а не меня! Я даже сама съела две конфеты, чтобы заработать расстройство желудка.
        - Ты все продумала, - сказала Полина.
        Алекса улыбнулась:
        - Я все продумала, бабушка. Даже то, чтобы сейчас в особняке не было света - ты не сможешь оповестить звонком прислугу. Ты разочаровалась в своих внуках и составила завещание в мою пользу. Я всегда стремилась стать первой, но мои братья и сестра не давали мне развернуться, считали меня глупой девчонкой и непроходимой дурой. А в итоге именно я получу все твои деньги и власть над концерном!
        Страх пропал. Полине стало жаль Алексу. Неужели это ее внучка? И она в самом деле готова убить ее?
        - Я сделаю тебе инъекцию, всего одну. - Алекса схватила Полину за руку. - Не стоит сопротивляться, бабушка, я все равно сильнее тебя. Я давно тренировала инъекции на своих питомцах - мне было так их жаль, когда они умирали! Утром тебя найдут мирно уснувшей - навсегда. Никто и не подумает, что ты умерла не своей смертью. А все, чем ты обладаешь, достанется мне!
        Алекса поднесла к руке Полины шприц. Полина проговорила:
        - А ты уверена, что получишь все мое состояние, Алекса?
        Девушка в недоумении посмотрела на Полину и прошипела:
        - Не пытайся заговаривать мне зубы, бабушка! Я знаю, что адвокаты составили для тебя завещание в мою пользу.
        - Это так, - ответила Полина. - Завещание, к твоему сведению, лежит на столе передо мной. Оно составлено, но до сих пор не подписано.
        Алекса схватила бумаги, отыскала завещание: оно лежало самым первым. Девица заорала в лицо Полине:
        - Ах ты, дрянь! Подписывай его! Сию секунду!
        - Ни за что, - ответила Полина. - Как только я это сделаю, ты убьешь меня, ведь так, Алекса?
        Внучка тяжело дышала, тупо смотря на листок без подписи, затем она схватила со стола ручку и насильно вложила ее в руку Полины.
        - Подписывай, бабушка! Немедленно подписывай! Ты должна сделать это!
        Алекса едва не плакала. Девушка тряхнула Полину и закричала:
        - Ты должна подписать завещание! Мерзкая подлая старуха! Ты издеваешься надо мной! Как же я ненавижу тебя! Тебе давно пора сдохнуть!
        Раздался треск - Алекса отпустила Полину.
        - Твой шприц, - произнесла Полина. - Ты уронила и сама же раздавила его. Кажется, Алекса, ты уже не сможешь убить меня.
        Девушка посмотрела на раздавленный шприц. Затем ринулась на Полину и схватила ее за горло.
        - Мне плевать, что ты ничего мне не оставила, мне плевать, что будут следы, но ты должна умереть!
        Пальцы молодой женщины сомкнулись на горле Полины. Алекса сосредоточенно душила бабушку. Полина чувствовала, что силы оставляют ее. Она не даст лишить себя жизни. Она не имеет права умереть сейчас!
        Из последних сил Полина нащупала пальцами фонарик, лежавший на столе, схватила его и, ткнув в лицо внучки, нажала на кнопку.
        Боже, сделай так, чтобы он работал! Чтобы батарейки не разрядились! Боже, я не верила в тебя, я сомневалась в тебе, я обвиняла тебя... Хотя бы сейчас помоги!
        Луч света - света целящего, света, прогоняющего нечисть и вселяющего надежду, ударил в лицо Алексе.
        Девушка отпустила горло Полины и заорала, прижимая к глазам ладони:
        - Что ты сделала, старая мегера! Ты ослепила меня! Я ничего не вижу!
        Алекса отскочила к двери, растирая глаза. Полина услышала торопливые шаги - на пороге комнаты возникла встревоженная горничная.
        - Миссис Трбоевич, я слышала крики, - сказала она. - У вас все в порядке? Мне вызвать полицию?
        Алекса, грубо оттолкнув горничную, ринулась прочь из спальни.
        - Думаю, что нет, - ответила Полина. Горло у нее сильно болело от железных пальцев Алексы. Бумаги рассыпались по ковру.
        Полина нашла завещание в пользу Алексы - подписано несколько дней назад. Она показала внучке копию без подписи - та лежала сверху, а вот подлинник... Стоило бы Алексе повнимательнее пролистать другие документы...
        Эгоистичная молодость всегда тороплива.
        Теряя, мы обретаем...
        Полина приказала горничной:
        - Никакой полиции. Позвоните Славко, Ксении и Патрику и скажите, что я хочу видеть их. Немедленно!


        CLIX
        Завтра ей исполнится сто лет. Сто лет, полные радостей и печалей, любви и предательства, любви и разочарований...
        Полина посмотрела на пожелтевшую папку, которая лежала перед ней. Она получила ее ценой неимоверных усилий, ей пришлось заплатить изрядную сумму.

«Дело № 15970-РЖ. Трбоевич Славко. Дата рождения: 21 марта 1893 - дата смерти: 19 февраля 1937».
        Она сумела достать документы в КГБ: в Москве после крушения коммунизма постепенно рассекречивали архивы и реабилитировали тех, кто стал жертвой репрессий. На деле Славко все еще был гриф «Совершенно секретно». Полина порывалась съездить на родину, однако врачи запретили ей делать это (организм мог не вынести многочасового перелета), и сама она решила, что увидит перед собой совершенно иной город и совершенно иную страну - потому что время было совсем иным. Она пытается нагнать воспоминания, которые давно растворились в ней самой. Время, как всегда, вышло победителем из неравной схватки...
        Прошедшие три года изменили многое. После той ненастной ночи, когда Алекса едва не убила ее, Полина составила новое завещание. Три ее внука - Патрик, Славко и Ксения - получили ровно по одной трети акций и ее состояния. Они, конечно же, шалопаи, однако они ее внуки. Славко и Ксения занимают ключевые посты в концерне, и Полина убедилась, что оставляет «Человека-невидимку» в надежных руках.
        Ксения вышла замуж и родила ребенка - правнука Полины. Ее супруг был слащавым пуэрториканцем, к тому же с криминальным прошлым, но Ксения любит его...
        Славко признался Полине в том, что позаимствовал со счетов концерна около миллиона долларов. Радует одно - он не пытался убить ее.
        Патрику пришлось лечь в клинику, чтобы избавиться от наркотической зависимости. Полине позвонили шантажисты, донимавшие его, и потребовали за свое молчание пять миллионов долларов. Полина подключила к этому делу ФБР, вымогателей арестовали в два счета. Полина во внесудебном порядке выплатила семье женщины, сбитой Патриком, двенадцать миллионов, а ее внуку пришлось отправиться в тюрьму на полтора года. За время заключения он изменился и решил взяться за ум.
        Алекса... Полина купила ей ветеринарную клинику и оставила миллион долларов. После той памятной ночи она больше не видела внучку.
        Она никогда не заявит на нее в полицию, но встречаться с Алексой она не хочет. Пожалуй, в который раз подтверждается старая истина: теряя, мы обретаем.
        Завтра ей исполнится сто лет. Она не хотела отмечать эту дату, но Ксения и Славко настояли: особняк был подготовлен к торжественному приему, приглашены почти две тысячи гостей, ожидается визит супруги президента и английского принца...
        Завтра ее будут чествовать. Но это будет завтра...
        Полина прикоснулась к шершавой поверхности личного дела Славко. Она еще не раскрывала его. Она сможет узнать, что же случилось с ее любимым.
        Но стоит ли? Должна ли она знать, как умер Славко? Это ничего не изменит в ее чувствах к нему. Он любила и по-прежнему любит его.
        Полина погладила папку, с трудом подошла к камину (апрель выдался холодным). Бережно положила ее в пламя. Наблюдая за тем, как чернеют и корчатся страницы, она поняла: теряя, мы обретаем.
        Затем Полина села в кресло. Ее снова мучает бессонница. Завтра... Нет, уже сегодня состоится роскошный прием в честь ее сотого дня рождения.
        А ведь когда-то она была девчонкой, которая с родителями приехала на курорт в Варжовцы... С ней была мадмуазель Шнайдер, тетя Лиззи и верная Глаша... Потом она познакомилась с Гердой... Нашла Славко и родила Володю... Потеряла их обоих, как и Макса... Как и Герду... Кэтрин стала ее дочерью, вышла замуж за Алека, тот стал президентом - и все исчезло...
        Но у нее остались внуки - может, не самые честные, но любящие ее...
        Она сложила свой паззл до конца. Тихо щелкнув, последняя узорчатая деталь опустилась на свое место. И у нее осталось всего мгновение, чтобы узреть всю картину - ту самую картину жизни, которую сложила она сама, и ту, что зовется судьбой.
        Мойры закончили ткать нить. Настала пора ее перерезать.
        Будь у нее возможность начать все заново, проснуться наивной Поленькой Новицких в вагоне «L’Express Adriatique», подъезжающего к Варжовцам, что бы она сделала?
        Наверное, все было так в ее жизни, как и должно быть. Она любила и была любима, обретала и теряла - но ведь в этом и есть смысл этой странной игры в паззл, где вместо замысловатых узоров - люди и судьбы.
        Ее паззл завершен. А что же дальше?
        Полина почувствовала легкий ветерок. Она знала, кто это.
        - Славко, ведь это ты? - спросила она, чувствуя его присутствие за спиной. - Я знаю, что ты ждешь меня. Осталось совсем немного. Я люблю тебя!
        Люблю, люблю, люблю тебя... Славко был здесь. Полина повернула голову. В лицо ей ударил ветер, закачались шторы, распахнулось окно...
        Она снова нашла его. Время более не властно над ней! Отныне они будут вместе всегда - ибо впереди их ждала целая вечность.


        CLX
        Ксения остановилась перед дверью в спальню Полины. Славко, поправив очки, весомо заметил:
        - Не думаю, что бабушку стоит беспокоить. Она еще спит...
        - Гости начнут собираться через два часа, - вставил Патрик. - Старушке пора подняться и навести марафет. Стилист, парикмахерша и портной уже ждут!
        Ксения открыла дверь. Полина сидела в кресле, стоящем около открытого окна. Славко кашлянул и сказал:
        - Бабушка, извини, что беспокоим тебя, но тебе стоит поторопиться...
        Патрик подошел к креслу и взглянул в лицо Полины.
        - Она сладко спит, - сказал он удивленно. - И видит приятный сон. Взгляните, она улыбается!
        Ксения дотронулась до руки Полины.
        - Она не спит, - произнесла она тихо. - Полина умерла.
        Славко приглушенно вскрикнул.
        - Надо вызвать Службу спасения, ей можно помочь...
        Ксения поправила воротник халата Полины и поцеловала ее в морщинистый лоб.
        - Она умерла во сне этой ночью. Мы уже не сможем помочь ей.
        Патрик залепетал:
        - Но как же гости, прием, супруга президента и принц...
        Ксения презрительно посмотрела на брата (она сама не подозревала, что в тот момент была до крайности похожа на тетю Лиззи), и Патрик понял, что ляпнул глупость.
        - Она улыбается. И выглядит такой умиротворенной, - сказала Ксения.
        Славко добавил:
        - И как она ослепительно красива!
        - Кажется, она умерла счастливой, - произнес Патрик.
        Лучи весеннего солнца проникали сквозь стекла в спальню Полины. Полина в самом деле выглядела умиротворенной и... и нашедшей тех, кого давно потеряла.
        - Что это? - спросил Славко. Он взял со стола лист бумаги, на котором старомодным, слабеющим почерком его бабушки было начертано несколько слов.
        Патрик нахмурил лоб и сказал:
        - И какой в этом смысл? Бедняжка перед самой кончиной помутилась рассудком.
        Ксения прочитала:
        - «Теряя, мы обретаем. Я иду к тебе, Славко!» Думаю, - сказала она, - в этом таится некий смысл, понять который нам не дано. Ответ известен только ей. Мы должна оставить ее одну.
        Молодые люди вышли из спальни Полины, плотно закрыв дверь.
        А та, которая точно знала, что, теряя, мы обретаем, сидела в кресле. Хотя нет - она была очень далеко оттуда, вместе с теми, кого любила. Полина обрела их вновь.
        Обрела, чтобы никогда не расставаться.


        Послесловие
        Автор искренне благодарен всем, кто участвовал в работе над романом и, в частности, «научил» мадмуазель Шнайдер говорить по-французски.
        Герцословакию нельзя найти в географическом атласе, она - плод фантазии автора.
        Человек по имени Платон Крещинский никогда не занимал пост генерального прокурора Советского Союза.
        На президентских выборах в США в 1972 году победил не демократ Алек Фицджеральд, а республиканец Ричард Никсон.

«Липучки», телевизор и пр. были изобретены не Шарлем Азаряном. А машина времени (по сведениям автора) не изобретена до сих пор.
        Все остальное - правда.

        notes
        Примечания


1
        Великолепно! Прекрасно! Восхитительно! Однако это не Биарриц и не Ривьера. Я вижу море! И горы... (ит., фр., нем.)

2
        Полин, о чем вы думаете? (англ.)

3


«Адриатический экспресс» (фр.).

4
        Cладкое ничегонеделанье (ит.).

5
        Новой женщины (англ.).

6
        Кузина (фр.).

7
        Дословно: блестящий ум; человек с тонким вкусом (фр.).

8
        Международное общество спальных вагонов и европейских экспрессов дальнего следования (фр.).

9
        Кофе с молоком (фр.).

10
        Экспресс (фр.).

11
        Моя дорогая Ксения (фр.).

12
        Мадмуазель (фр.).

13
        Двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Дражайший, где еще один кофр нашей фамилии? Куда вы понесли этот чемодан?! Это же наш!!! (фр., нем., англ.)

14
        Вроде бы здесь мило (англ.).

15
        Полин! Вы готовы к ужину? Его подадут ровно через четверть часа. Приведите себя в порядок, моя дорогая, и спускайтесь вниз. Мы ждем вас! (фр., нем., англ.)

16
        В чем дело, милочка, вы бесились? (нем., фр.)

17
        Ах, моя милая деточка. Переодевайтесь и ступайте к родителям! (англ., фр.)

18
        Будто весь мир сошел с ума! В старом добром XIX веке мне было намного уютнее! (нем., фр.)

19
        Участки для продажи (фр.).

20
        Комильфо, подобающим (фр.).

21
        Здесь: итак, ну что же (англ.).

22
        Конечно (англ.).

23
        Красивый и милый (фр.).

24
        Дары моря (ит.).

25
        Войдите! (фр.)

26
        Старшего (англ.).

27
        Вы все уже распланировали! (фр.)

28
        Я тебя люблю! (фр.)

29
        В будущем (лат.).

30
        Ваши ставки, господа! Господа, ваши ставки! Ставок больше нет? (фр.)

31
        Вы непременно проиграете! (фр.)

32
        Игра началась! (фр.).

33
        Зеро! (фр.)

34
        Полин, вы будете представлены государю! Почему я не могу оказаться во дворце? (нем., фр.)

35
        Государственный переворот (фр.).

36
        Война (ит.).

37
        Храни тебя господь, дитя! Все это плохой знак! (англ., нем.)

38
        Все в порядке? Полин, я совершенно случайно слышала, как вы разговариваете с кем-то. И мне показалось, что у вас в комнате есть кто-то еще! (англ., нем., фр.)

39
        Ну если так, желаю вам покойной ночи, Полин! (нем., фр.)

40
        Ох уж мне эти китайцы... Никогда им не доверяла! Но, деточка, есть так много на ночь вредно! (англ., фр., нем.)

41
        Предмет всеобщей ненависти; дословно: черный зверь (фр.).

42
        Моя дорогая, что вы здесь делаете? (фр., англ.)

43
        Марсель Пруст «По направлению к Свану» из цикла «В поисках утраченного времени» (фр.).

44
        Судьба! Судьба! Судьба! (нем.)

45
        Больницу (англ.).

46
        Рак (англ.).

47
        Entente cordial (фр.), дословно: «сердечное согласие» - военно-политический союз между Великобританией и Францией, заключенный в 1904 году, к которому позднее присоединилась и Россия.

48
        Как недостойно! (англ.)

49
        Боже мой (фр.).

50
        Доброе утро (фр.).

51
        Мелочь, безделушка (фр.).

52


«Собака Баскервилей» (англ.).

53
        Полин, милочка, вы не должны ничего подписывать! Умоляю вас! Я совершенно случайно слышала разговор Елизаветы Фридриховны и Валериана Платоновича... Они в упоении оттого, что вы готовы подписать генеральную доверенность на имя Валериана Платоновича. Боже, какие они подлые! Они хотят за ваш счет вести необременительную жизнь миллионеров! (фр., нем.)

54


«Волшебная гора» (фр.).

55
        Вы позволите? (нем.)

56
        Ты здесь новенькая? (нем.)

57
        Прощай! (фр.).

58
        Тетушка (фр.).

59
        Французский вариант Деда Мороза.

60
        Суп едва теплый... Прошу вас, Полин, соблюдайте манеры! Вы же воспитанная девушка! Какое вкусное суфле! Не чавкайте во время еды... (нем., фр., англ.)

61
        Полин... Вы ли это? Полин? (англ.)

62
        В спальне темно, Полин. Прикажите Глафире зажечь лампу. Похоже, будет гроза. Ах, Полин, вы снова проказничали! Ваш отец будет недоволен! (англ., фр., нем.)

63
        Полин... Солнце... Новое платье... Фрукты на завтрак... Ваш папа... Море, я вижу море... (фр., англ., нем.)

64
        Я вижу море! Нет, это не Биарриц и не Ривьера, но это... (фр.; англ.)

65


«Человек-невидимка» (англ.).

66
        Полин, дорогая моя! (фр.)

67
        Здесь: ну что же (фр.).