Счастливый билет Маурин Ли
        Счастливый билет выпал Лиззи не сразу. С детства ее жизнь не была похожа ни на сказку, ни на кино. То, через что она прошла в двенадцать лет, заставит повзрослеть кого угодно. Чтобы спасти от подобной участи младшую сестренку, Лиззи поднимает руку на отца - и мать берет на себя вину за смерть их мучителя… Но от призраков прошлого Лиззи не скрыться ни в Лондоне, куда эта девушка с раненой душой сбежит через несколько лет, ни в Голливуде, где ее наконец заметят…
        Маурин Ли
        Счастливый билет
        ПРЕДИСЛОВИЕ
        Глядя в ночное небо, я думала, что, наверное, тысячи девушек также сидят в одиночестве и мечтают стать звездой. Но я не собиралась волноваться за них. Я мечтала сильнее всех.

    Мэрилин Монро
        Почему вступительному слову к роману чопорной британки с главной героиней британкой же предпослан эпиграф из юношеских воспоминаний легендарной американской киноактрисы и секс-символа, спросите вы. Ведь Лиззи О?Брайен, как и большинство героинь Маурин Ли, темноволосая девушка из Ливерпуля,  - скорее вылитая Вивьен Ли, только глаза другого цвета. Да и «Унесенных ветром» Лиззи пересматривала не один раз…
        Быть может, время, в которое жила героиня «Счастливого билета», отдалило Лиззи от ее кумира. Девочка, девятый ребенок в семье О’Брайенов, появилась на свет апрельской ночью 1931 года, и эпоха Лизы Анжелис (как и большинство актрис, она взяла псевдоним) уже не была эпохой Вивьен Ли - на кинонебосклоне взошла звезда Мэрилин Монро. А вспомните Мэрилин Монро, урожденную Норму Джин Бейкер, до ее чудесного превращения в белокурую диву… Те же каштановые локоны, что и у Лиззи, та же врожденная сексуальность, из-за которой Мэрилин впоследствии отказывали в актерском даровании. «Делай то, что у тебя лучше всего получается, будь сексуальной, больше от тебя ничего не требуется»,  - скандирует раздраженный киношный Лоуренс Оливье в фильме «7 дней и ночей с Мэрилин Монро», вышедшем в 2011 году… Так вот в Лиззи тоже это было. Сестра Аугуста, преподававшая математику в женской католической школе, обнаружила необычный шарм, исходивший от совсем еще маленькой девочки, и определила его как распутство. Еще бы, ведь строгая монахиня с вожделением облизывала губы, то и дело склоняясь над тетрадками Лиззи, она
испытывала тайное удовольствие, поглаживая шелковистую ручку ребенка, а потом… налагала на девочку своего рода епитимью, перечеркивая даже правильно решенные задачи.
        Как видите, обычно сдержанная Маурин Ли готовит для своих читателей бомбу замедленного действия: устами своей главной героини она не просто вслух, а в прямом эфире известного телешоу заговорит о насилии со стороны отца, которому Лиззи подвергалась с двенадцати лет - каждую ночь, с тех пор как у ее измученной частыми родами матери появилась отдельная от мужа спальня… Как и у Мэрилин, не раз признававшейся, что она больше всего на свете мечтает о ребенке, о собственном ребенке, у Лиззи детей не будет. Своего первенца, зачатого от отца, она убьет в собственной утробе, едва не погибнув сама. Много лет спустя ее муж, не первый и не единственный, просто подарит Лизе своего ребенка от индианки из племени чероки. Впрочем, счастье материнства - и тоже не в первый раз - ускользнет от нее. Но не станем забегать вперед.
        Путь в Голливуд для Лиззи будет тернистым и болезненным. В шестнадцать лет она уйдет из дома, и поезд домчит ее… пока до Лондона. К тому времени ее отец уже получил по заслугам и отправился в ад. Что же сделало ее существование в Ливерпуле невыносимым? Что послужило той болезненной искрой, из которой зажглась ее звезда?
        На «фабрике грез» Лиза Анжелис была одной из многих, не самой одаренной, не самой эффектной, и долгое время выделялась из толпы ярко разукрашенных красоток лишь тем, что не пользовалась косметикой. Кажется, ей просто выпал счастливый билет, как и тому, у кого в руках оказалась эта книга!


~

        - Оставь ее в покое! Не смей трогать нашу маму!
        Перед ним, сжав крошечные кулачки, стояла Лиззи. Ее золотисто-карие глаза пылали гневом. Толстая коса свесилась на грудь и начала расплетаться, поэтому каштановые кудри торчали в разные стороны, как нитки из дикого шелкопряда.
        Том взмахнул рукой, и девочка навзничь упала на пол. Разумеется, Лиззи не могла оказать ему сопротивление и походила на беззащитный цветок со сломанным стебельком. Впрочем, ее отец не столько разозлился, сколько опешил, потому что никто из мальчишек никогда не пытался защитить свою мать. Это не было проявлением трусости - просто они знали, что она расстроится еще сильнее, если он изобьет и их.
        А вот Лиззи была вне себя от ярости - причем ярости неподдельной, какой никогда не испытывал Том…
        - Я тебя ненавижу,  - произнесла девочка спокойным, невыразительным голосом. Ее как громом пораженная семья никогда не слышала, чтобы она говорила таким тоном.  - Я тебя ненавижу и жалею, что ты не сдох в тот вечер, когда бомбой выбило дверь. Я жалею, что тебя не было дома, когда из труб вылетела сажа, и ты не задохнулся. Я хочу, чтобы ты умер!
        В кухне воцарилась мертвая тишина. Китти казалось, что еще немного, и она лишится чувств. Сейчас Том наверняка убьет их всех.
        Посвящается Ричарду
        ЧОСЕР-СТРИТ
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Апрельской ночью 1931 года в ливерпульском районе под названием Бутль стояла мертвая тишина. Выстроившиеся в строгом порядке вдоль улицы дома ленточной застройки купались в ярком и каком-то противоестественно прозрачном свете луны. Тускло блестели оконные стекла, а входные двери были надежно заперты.
        Вокруг не было ни души.
        Булыжная мостовая, сверкавшая, подобно ленте расплавленного свинца, между рядами домов, выглядела девственно чистой, словно по ней никогда не ступала нога человека. Повсюду царили тишина и запустение - не было ни следа шумных человеческих созданий, обитавших в этих убогих домишках с двумя комнатами наверху и двумя внизу. Родители и дети, включая новорожденных, иногда теснились в одной маленькой спальне, а бабушка или дедушка делили комнату с подростками или неженатыми либо овдовевшими детьми да осиротевшими дальними родственниками. Зачастую места все равно не хватало, и тогда они перемещались вниз, в гостиную, чтобы улечься на раскладных кроватях или мягких диванах.
        Никто из этих людей даже не подозревал о ярком и потустороннем лунном свете, в котором купались их дома и улицы, но, даже знай они об этом, ничего бы не изменилось. Им было не до того: они отсыпались после тяжелого дня или готовились ко дню грядущему.
        Мужчины, те, у кого была работа, вкалывали по десять часов кряду в доках или на закопченных, дурно пахнущих фабриках, где от грохота работающего оборудования у них едва не лопались барабанные перепонки, от искр слезились глаза, а едкий дым забивал легкие. Некоторые женщины работали на тех же фабриках наравне с мужчинами, но, в отличие от них, зарабатывали намного меньше.
        А ведь женщинам приходилось вставать раньше всех. С первыми проблесками рассвета они спускались в холодные кухни и подносили спички к скомканной бумаге и сухому спирту, сложенному на холодной вчерашней золе, а потом осторожно подкладывали брикеты угля, пока пламя не разгоралось настолько, чтобы на нем можно было вскипятить чайник для первой за день чашки чая или подогреть воду для умывания.
        Прямо за домами текла река Мерси, воды которой отливали тусклым темным серебром, и над ее лентой зловеще нависали силуэты высоких портовых кранов, похожих на черных воронов, ожидавших какого-нибудь незадачливого бедолагу, вынырнувшего из аккуратного леса спящих домов, чтобы наброситься на него и урвать свою долю добычи.
        Низкие и толстые, высокие и худые, стояли на страже трубы кораблей, чрева которых были наполовину пустыми (или наполовину полными). Корабли ожидали появления усталых мужчин, которые разгрузят или наполнят их трюмы. Но сейчас лишь набегающие волны медленно раскачивали их корпуса.
        И вдруг сонную тишину Чосер-стрит нарушил душераздирающий крик.
        В доме под номером два Китти О’Брайен рожала девятого ребенка. Трое ее малышей умерли, появившись на свет на поздней и опасной стадии беременности,  - не потому, что ее некогда здоровому телу трудно было вынашивать детей, а потому, что ее муж Том избил ее так сильно, что у нее случились преждевременные роды. Китти исполнилось двадцать восемь лет.
        Она пыталась сдержать крик, боясь разбудить и напугать спящих наверху детей. Китти с радостью отдала бы за них жизнь.
        Но крик невозможно было сдержать. Он рвался из ее глотки наружу, подобно воде из прорванной дамбы.

«Боже милостивый, как же мне больно! Господи милосердный и всемогущий, сделай так, чтобы боль прошла. Пусть она уйдет!» - Но эти слова звучали эхом лишь в воображении Китти, а не наяву. С усилием повернув голову, она взглянула на распятие, висевшее над каминной полкой, и на статуэтку Девы Марии.
        - Пресвятая Дева, Матерь Божья, сделай так, чтобы боль прошла!  - выкрикнула Китти, когда очередной жестокий приступ скрутил ее тело.
        - Все хорошо, милая. Все хорошо. Не сдерживайся. Ори во все горло.
        Тереза Гарретт, кряжистая высокорослая особа, седые волосы которой были уложены под сеточкой жесткими волнами, внимательно рассматривала жуткое месиво, в которое превратились женские органы Китти О’Брайен. Миссис Гарретт не была профессиональной медсестрой. Она никогда не бывала в больнице (разве что кого-то навещала), но несмотря на это считалась лучшей повитухой района, который включал в себя и Чосер-стрит. Если дело обходилось без осложнений, миссис Гарретт могла принять роды у кого угодно, в любое время дня и ночи, ничуть не хуже любого доктора.
        Вот только помочь Китти О’Брайен она не могла и прекрасно это осознавала. Всякий раз, когда на свет появлялся очередной ребенок Китти, он буквально выворачивал ее наизнанку, а разрывы так никто и не лечил. Миссис Гарретт не могла зашить их. Китти наотрез отказывалась лечь в больницу, потому что не хотела оставлять детей одних, а ее свинья-муж не желал расставаться ни с одним пенни, чтобы пригласить врача на дом.
        Сейчас Том храпел наверху, отсыпаясь после посещения паба. И на Саутер-стрит, домой к миссис Гарретт, прибежал шестилетний Кевин, чтобы сообщить, что у мамы начались схватки.
        Миссис Гарретт не брала плату за услуги, разве что потом, когда люди могли себе это позволить, они приносили ей какие-нибудь гостинцы - домашний кекс, десяток целых сигарет или корзинку с фруктами. Повитуха знала, что Китти О’Брайен никогда не сможет подарить ей ничего, что можно купить за деньги, но однажды непременно появится у нее на пороге с вязаным воротничком, перчатками или кружевной салфеточкой, сделанными ею из обрезков одежды и белья, которые жертвовали ей сестры монастыря Святой Анны. Сейчас, например, в кармане миссис Гарретт лежал один из платков, подаренных Китти, аккуратно подрубленный и с чудесной розочкой, вышитой в уголке. Материал для него, скорее всего, был взят из старого потрепанного чехла или наволочки, а шелковые нити для цветка Китти бережно вытащила откуда-нибудь еще. Это была благодарность за то, что миссис Гарретт помогла ей, когда на свет появился Рори. Это произошло пять лет назад. Повитуха дорожила этими маленькими знаками внимания больше, чем остальными подарками. Она представляла Китти в один из редких спокойных моментов, занятую вышиванием и напрягающую зрение в
тусклом свете газового рожка.
        Суровое лицо миссис Гарретт смягчилось, когда она опустилась на колени рядом со стонущей от боли маленькой женщиной. В доме не нашлось свободной кровати, на которой Китти могла бы родить. Она лежала на грубых одеялах, расстеленных на полу в кухне у гаснущего очага.
        Опытным глазом миссис Гарретт определила, что женщине самое время поднатужиться в последний раз.
        - Ну, давай, милочка. Напрягись немножко, и все будет позади.
        В дверях кухни неловко переминалась с ноги на ногу соседка, Мэри Планкетт, не зная, куда деться. Кастрюли с горячей водой стояли на плите в полной готовности.
        Появилась головка ребенка, на этот раз темноволосая, хотя до сих пор все дети Китти отличались соломенным цветом волос, как у их отца.
        Китти вновь застонала.
        - Господи Иисусе, помоги мне,  - прошептала она.
        Сверху донеслись встревоженные детские голоса: «Мам? Мам?», а годовалый Джимми заплакал.
        Радуясь, что может оказаться хоть чем-то полезной, Мэри Планкетт поспешила на второй этаж, чтобы успокоить детей.
        - Еще немножко, милочка, поднатужься в последний раз.
        Миссис Гарретт уже видела личико ребенка. О да, на этот раз у малыша действительно смуглая кожа. И вдруг тельце легко выскользнуло наружу, изрядно удивив повитуху.
        - Господи, да ты и впрямь спешишь,  - с тревогой произнесла она и после короткой паузы добавила: - Это девочка, Китти, чудесная смугляночка.
        Она крикнула:
        - Мэри, скажи мальчикам, что у них теперь есть маленькая сестренка, а потом спускайся и помоги мне.
        Еще через несколько минут миссис Планкетт обняла Китти за плечи, приподнимая ее и помогая улечься на вторую подушку, чтобы мать могла взглянуть на свою новорожденную дочурку.
        Сквозь пелену боли, которая, благодарение Богу, уже уходила, Китти смотрела на длинное гладкое тельце дочери и ее блестящие волосики. Она услышала первый крик малышки, который почему-то всегда казался ей зловещим. Он служил предвестником грядущих страданий, а не благословенным знаком того, что муки только что завершились; он обещал бессонные ночи, боли от режущихся зубок и желудочные колики.
        Китти увидела, как миссис Гарретт перерезает пуповину своими большими серебряными ножницами и передает ребенка Мэри, чтобы та обмыла его. Но того, чего ждала Китти, не случилось. Она думала, что после купания цвет кожи ее малышки изменится. Разве не от крови или после родовых усилий шелковистая кожа девочки выглядит такой смуглой? Но нет, светло-коричневый оттенок никуда не делся.
        Сердце в груди у Китти забилось так сильно и громко, что казалось, вибрация передалась полу, и весь дом затрясся мелкой дрожью. Она вдруг почувствовала, что у нее кружится голова. В ушах у Китти зазвучали слова молитвы, еще более страстной, чем те невысказанные слова, что рвались с ее губ во время родов: «Господи милосердный, сделай, пожалуйста, так, чтобы я умерла! Святая Дева Мария, сделай, пожалуйста, так, чтобы я умерла сию же минуту!»
        - Эй, что с ней такое?  - Встревоженная Мэри Планкетт положила девочку в корзину для белья, которая служила колыбелькой для всех детишек О’Брайенов, и подошла к Китти, чтобы влажным полотенцем вытереть ей лоб.  - Думаю, у нее жар. Она вся мокрая от пота.
        Миссис Гарретт, осторожно вытиравшая Китти дезинфицирующим средством, пощупала пульс.
        - Частит,  - озабоченно заметила она.
        - Может, вызовем врача?
        - Нет, он потребует денег за визит.
        - Тогда «скорую помощь»?
        - Дай ей десять минут. Пожалуй, она не откажется от чашки чая.
        Чашка чая! Эти слова донеслись до Китти словно из дальней дали. Чашка чая способна унять любую боль. Чашка чая сделает кожу девочки белой. Так или иначе, но ее смертный час, похоже, еще не настал. Ни Господь, ни Дева Мария не пожелали услышать ее молитвы. Про себя Китти удивилась тому, что ни одна из женщин не была шокирована цветом кожи ее дочери.
        - Чудесная смуглая малышка,  - спокойно и даже с некоторым восхищением заметила Тереза Гарретт.
        Словно прочитав мысли Китти, Мэри Планкетт, разливавшая чай в три выщербленные чашки, бросила взгляд на ребенка и обронила:
        - По-моему, цветом кожи она похожа на Мэриан, дочку Эйлин Донахью. Это ведь вы ее принимали, миссис Гарретт?
        - Да, я,  - отозвалась повитуха, осторожно вытирая Китти насухо полосками материи, оторванными от старой простыни, которую она принесла с собой.  - Сейчас Мэриан, должно быть, уже лет двенадцать или чуть больше. А ты знаешь Молли Дойл с Байрон-стрит? У нее все малыши такие же темненькие. Кельтская кровь, скажу я тебе. Они там все прямо как маленькие индейцы. Целое племя.
        - Что же, капелька разнообразия не повредит,  - с улыбкой сказала Мэри.  - Маленькая смугленькая сестричка у пяти здоровенных братьев-блондинов.
        Китти расслабилась и едва не всхлипнула от облегчения. Значит, все в порядке. Значит, нет ничего необычного в том, что ирландская девочка родилась такой смуглой…
        Женщины принесли старое кресло - кресло Тома,  - приподняли и уложили в него Китти, а потом Мэри всунула ей в руки чашку чая. Невзирая на тянущую боль внизу живота и ощущение безмерной усталости, молодой матери было тепло и уютно. Она нежилась в лучах столь редкого внимания, дарованного ей одной.
        Только после рождения очередного ребенка Китти могла пару дней отдохнуть от бесконечных домашних забот. Завтра Мэри Планкетт придет снова, чтобы помочь ей управиться с делами, а соседи позаботятся о том, чтобы старшие мальчики, Кевин и Рори, вовремя пошли в школу. Они же присмотрят за Тони, Крисом и крошкой Джимми - хотя теперь, после того как у нее родилась темненькая маленькая девочка, Джимми уже не считается самым младшим в семье.
        Кроме того, соседи приготовят Тому чай и бутерброды на работу. Но у них есть свои семьи, о которых надо заботиться, так что через несколько дней Китти придется самой присматривать за своей все увеличивающейся семьей. Джимми она недавно отняла от груди. Но теперь кормить предстояло дочку.
        Китти вновь посмотрела на новорожденную. Какая очаровательная малышка! Она мирно спала, черные длинные реснички покоились на оливковых щечках без единой морщинки. Кельтская кровь? О нет! Китти знала, хотя и никогда не смогла бы этого доказать (она ни за что на свете не стала бы это доказывать, это останется ее и только ее тайной во веки веков, аминь), что грязное животное, спящее сейчас наверху, не было отцом девочки. Том О’Брайен был тут совсем ни при чем - Том, храп которого доносился до ее слуха. Он лежал сейчас в мягкой постели, той самой, в которой насиловал и использовал ее каждую ночь.
        Нет, отцом девочки был совсем другой человек.
        Китти хорошо помнила ту ночь. Это случилось почти девять месяцев тому назад. Был четверг, и в доме не осталось денег, ни единого пенни, до следующего вечера, когда Том должен был принести зарплату. Он, по обыкновению, торчал в пабе - на пару кружек эля у него всегда находились деньги, а дома его дети сидели голодные, и кладовка была пуста, там не осталось даже заплесневелой корки хлеба.
        - Я хочу есть, мам.
        - Что у нас к чаю, мам?
        Тоненькие отчаянные голоса. Это ведь ее дети, они просят свою маму накормить их, а несмышленый младенец напрасно сосет пустую впалую грудь. Молоко пропало, потому что в тот день Китти сама ничего не ела, только пила воду. На нее с укором смотрели маленькие личики. Плачущий несмышленыш жевал ее пустую грудь. Она была их матерью и не могла накормить их - сделать это до следующего вечера не было никакой надежды.
        Все, что можно, уже давно было заложено: все подарки на свадьбу, часы от ее семьи, оставшейся в Ирландии, и чайный сервиз от семьи Тома. У Китти так и не нашлось денег, чтобы выкупить их. Потрепанное постельное белье не представляло никакой ценности, от мебели осталось одно название. Словом, у них не было ничего, что можно было бы продать или заложить.
        Разумеется, Китти могла бы обратиться к соседям, воззвать к их милосердию. И они непременно пришли бы ей на помощь. Так было всегда. Кто-нибудь обошел бы все дома в округе и набрал бы достаточно еды, чтобы они смогли протянуть до следующего вечера. Как бы трудно ни приходилось им самим, они не дали бы ей умереть с голоду. Китти тоже отдавала еду, опустошая свою убогую кладовку, когда для другой семьи наступали тяжелые времена. Они делились друг с другом горестями и радостями, хотя последние случались редко. Зато когда Джой Махон выиграл в футбольную лотерею, он закатил вечеринку для всех соседских детей, и те объелись мармеладом, разноцветным сахарным горошком и настоящим сгущенным молоком.
        Но Китти казалось - то есть она была в этом уверена,  - что она прибегает к помощи соседей гораздо чаще остальных. Она не знала ни одной женщины, которую муж держал бы на таком голодном пайке, как ее Том. И почему, со стыдом думала она, чужие мужья должны работать, чтобы накормить ее детей? У них ведь и без того хватало забот.
        Итак, в тот поздний душный вечер, когда ее дети хотели есть, а в доме не было денег, и не осталось ничего, что можно было бы продать или заложить, Китти О’Брайен, которой предстояло раздобыть где-то денег или еды, оставила свою семью со строжайшим наказом старшим вести себя хорошо и присматривать за младенцем, накинула на плечи черную шаль, с грохотом захлопнула за собой заднюю дверь и зашагала по Док-роуд, чтобы продать себя.
        Потому что не было в мире ничего, что Китти О’Брайен не сделала бы ради своих детей.
        В ту ночь, девять месяцев назад, Док-роуд окутывал липкий, наплывающий с моря туман, отчего небо потемнело раньше времени. Людей на улице было меньше обычного, хотя пабы были переполнены, и оттуда изредка доносились звон разбитого стекла, пьяные голоса, смех и ругань. «А ведь один из этих голосов принадлежит Тому»,  - с горечью подумала Китти. Пока он там пьет, его жена и дети умирают от голода.
        В тумане тоскливо взвыла сирена, и Китти заспешила дальше по улице, туда, где собирались проститутки. Она знала это место, потому что давно, еще до замужества, когда она совсем недавно приехала из Ирландии и шла к трамваю, чтобы поехать в город, ее лучшая подруга Лили показала ей улицу, на которой собирались женщины в ожидании платежеспособных клиентов. И с тех пор, проходя мимо, девушки с чистыми свежими лицами и сверкающими яркими глазами смущенно хихикали, демонстрируя изумление.
        Неужели это было всего десять лет назад? Китти казалось, что с тех пор прошло целое столетие. Она не бывала в городе с тех пор, как вышла замуж за Тома, и сомневалась, что когда-нибудь побывает там снова.
        Когда Китти подошла к тому месту, где ей предстояло ждать, у нее защекотало в носу от одуряющего аромата специй, смешавшегося с туманом. Она понятия не имела, как называется эта улица, но узнала большую латунную вывеску с изображением корабля, висевшую над конторой на углу.
        Здесь несколько женщин уже поджидали клиентов, прячась в глубоких нишах дверных проемов, и Китти испугалась, что они подойдут к ней, накричат и заставят уйти отсюда, ведь она была здесь чужой, отбивала у женщин их клиентов. Но в густом тумане все они, подобно ей самой, кутались в теплые шали и поэтому выглядели на одно лицо, и никто не обратил на нее внимания.
        А вот мужчин пока не было видно. Китти охватила паника. Она не знала, сколько ей придется ждать, и беспокоилась о своей семье. Но вдруг из темноты выступила неясная фигура, приблизилась к одной из женщин, и они ушли вместе. Китти отчаянно напрягала слух, чтобы расслышать, о чем они говорят. Сколько нужно было просить за свои услуги - шесть пенсов или шиллинг? А может, даже целых полкроны? Лишь бы только хватило детям на еду, а на остальное ей наплевать. С другой стороны, глупо было бы просить меньше принятых расценок. Странно, но Китти не испытывала ни стыда, ни страха. Тем не менее это она, истая католичка, стояла здесь, намереваясь продать свое тело за деньги.
        Китти не собиралась проявлять чрезмерную разборчивость. Сойдет и первый встречный - при условии, конечно, что его устроит бедная измученная домохозяйка. Ей нужно как можно быстрее вернуться домой. Ведь за новорожденным присматривает Кевин, которому едва исполнилось шесть лет…
        Иностранец! Не темнокожий, конечно, но и не белый, со сверкающими глазами и черными, как ночь, волосами, такими блестящими, что на их густых прядях отражался желтый свет фонарей.
        К этому времени еще две женщины ушли с клиентами, а этот мужчина, этот иностранец, в ожидании стоял перед ней. У Китти упало сердце. Впрочем, она тут же сообразила, что было бы глупо ожидать появления высокого светловолосого ирландца, такого же, каким Том был в молодости. Здесь вокруг были доки, так что большинство мужчин, которым понадобилась женщина, были иностранцами.
        Готова ли она сделать это с мужчиной, который что-то быстро лепетал ей на чужом языке, быстро и страстно жестикулируя тонкими руками с длинными пальцами? Китти догадалась, что он спрашивает у нее, сколько она хочет.
        - Пять шиллингов,  - слабым голосом отозвалась она, думая, что, если цена окажется чересчур высокой, он повернется и уйдет.
        Но иностранец не ушел. Вместо этого он сделал приглашающий жест, и у Китти душа окончательно ушла в пятки. Он дал ей понять, что они должны покинуть это место вдвоем. Вдвоем!
        Китти проследовала за ним до конца улицы, а потом и за угол. Этот район пользовался дурной славой: здесь орудовали убийцы и насильники - так она, во всяком случае, слышала. Мужчина замедлил шаг, и Китти сообразила, что он ждет, когда она покажет ему дорогу и отведет его куда-нибудь. О Боже! Он что же, рассчитывает, что она пригласит его к себе домой? Китти поперхнулась истерическим смехом, представив себе, как подходит с этим иностранцем к дому номер два на Чосер-стрит, поднимается с ним наверх, и все это под пристальными взглядами детей…
        - Сюда,  - нервно прошептала она, поворачивая за угол.
        Там, за вереницей магазинов, мимо которых они только что прошли, должен быть темный переулок.
        Иностранец оказался на удивление нежным. До сих пор к Китти никто, кроме Тома, не прикасался. У нее все еще болело внизу живота после рождения Джимми, но этот темноволосый чужестранец вовсе не был груб, подобно ее мужу, и после того как он кончил - мягкое, деликатное извержение,  - он на мгновение прижал ее к себе, словно они вместе только что пережили замечательные мгновения. Китти вдруг охватило доселе незнакомое ей чувство, и она поняла, что вся дрожит.
        Она подняла на него глаза и впервые как следует рассмотрела своего партнера. У него оказались восхитительные золотисто-карие глаза; она еще никогда не видела столь необычного цвета. Из окна где-то над ними вырвался луч света и упал прямо на его лицо. Иностранец был моложе, чем она решила поначалу; скорее всего, ему совсем недавно исполнилось двадцать. Выражение его лица озадачило Китти, и она не сразу сообразила, что это жалость, всепоглощающая и искренняя жалость. Она вдруг с ужасом вспомнила, что только вчера вечером Том ударил ее в лицо и что щека у нее опухла и на ней красуется огромный черно-синий кровоподтек. А еще Китти подумала, что, наверное, выглядит просто отвратительно. Если бы она умела разговаривать на его языке, то наверняка сказала бы ему, что он не должен ей ничего, поскольку она ни на что не годится. Но потом Китти вспомнила о детях и о том, что они голодны…
        - ’Спасибо вам,  - прошептал молодой человек.  - С’пасибо вам б’льшое.  - Он сунул что-то ей в ладонь и растворился в темноте.
        Китти натянула трусики, одернула юбку, поправила сбившуюся шаль и поднесла руку к свету, чтобы посмотреть, сколько он ей дал.
        Это была банкнота в десять шиллингов!
        - Как ты назовешь ребенка, милочка?
        Китти улыбнулась, и ее некогда красивое, а теперь осунувшееся лицо преобразилось. Голубые водянистые глаза, словно разбавленные непролитыми слезами, заискрились и на мгновение стали яркими и здоровыми.
        Имя для ребенка? До сих пор она придумывала лишь имена для мальчиков. Даже умершие дети сплошь были мальчишками, и Китти ожидала появления на свет очередного маленького мужчины.
        - Элизабет,  - ответила она.
        В детстве она хотела, чтобы ее звали Элизабет, потому что из этого имени можно было извлечь множество ласковых сокращений.
        Мэри Планкетт тут же сократила его до единственного уменьшительного имени, которое знала. Склонившись над все еще спящей девочкой, она вложила палец в ее крошечную ладошку, и коричневые пальчики малышки тут же крепко сомкнулись вокруг него.
        - Боже, какая она сильная!  - восторженно ахнула женщина. Пальцами другой руки она пощекотала девочку под подбородком.  - А ведь ты станешь настоящей драчуньей, когда вырастешь, правда, Лиззи, девочка моя?
        - Что ж, это как раз то, что нужно в нашей жизни,  - сухо обронила Тереза Гарретт.  - Не так ли, Китти, милочка?
        Китти кивнула. Улыбка исчезла с ее губ. Драчунья. Да, она надеялась, что ее Элизабет, ее Лиззи, станет именно такой - в отличие от своей матери, которая превратилась в бессловесную жертву, давным-давно сломленную жизнью.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Китти потеряла ребенка, зачатого вскоре после рождения Лиззи, а спустя несколько месяцев - еще одного.
        Тереза Гарретт, которую позвали, чтобы принять эти болезненные преждевременные роды, потребовала от Тома О’Брайена вызвать врача, чтобы тот осмотрел его бедняжку жену. Том наотрез отказался, и тогда Тереза решила, что заплатит за вызов сама.
        Она попросила врача прийти пораньше вечером, когда Том будет дома. К несчастью, это означало, что он, по своему обыкновению, будет пьян. Том неизменно заглядывал в паб после работы, чтобы опрокинуть несколько кружек, так что домой приходил уже навеселе. После чая он вновь уходил, и на этот раз возвращался мертвецки пьяным и в прескверном расположении духа.
        На сей раз, когда Тереза явилась вместе с врачом, Том был лишь слегка под хмельком.
        Доктор пошел наверх. Повитуха не поднялась следом за ними, а осталась в дверях, глядя на мужчину, развалившегося в кресле перед очагом в кухне. Детей не было ни слышно, ни видно. Лиззи, которой исполнилось уже восемь месяцев, скорее всего, спала где-то в укромном уголке, а остальные попросту попрятались кто куда, как бывало всегда, стоило их папаше появиться на пороге.
        Том О’Брайен поселился на Чосер-стрит двенадцать лет назад, когда впервые прибыл сюда из Ирландии. Тереза вспомнила, каким жизнерадостным и симпатичным он был, какая надежда сквозила в его пружинистой походке, когда он шел по улице, и как в конце концов он появился под ручку со светловолосой голубоглазой Китти. На мгновение Тереза почувствовала жалость, глядя на черствого, грубого мужчину, обмякшего в кресле. Светлые волосы Тома, некогда соперничавшие блеском с солнечными лучами, поредели и обрели неопрятный грязно-серый оттенок. Уголки губ и подбородок безвольно опустились, и струйка слюны стекала на жилистую шею и кадык. Рабочая рубаха, вся в масляных пятнах, была расстегнута до пояса, обнажая огромное «пивное» брюхо, свешивающееся поверх веревки, которой были подпоясаны брюки.
        Но приступ жалости длился недолго. Тысячи мужчин приезжали сюда из Ирландии, наивно полагая, что улицы английских городов вымощены золотом. И разве не так поступил ее собственный дорогой муж, для которого все закончилось тем, что он по двенадцать-четырнадцать часов в сутки швырял уголь в топку паровозов и умер от эмфиземы легких в возрасте всего сорока пяти лет? Но, в отличие от Тома О’Брайена, эти мужчины не вымещали свое разочарование от постигшей их неудачи на слабых и хрупких телах своих жен и детей.
        Том был скотиной, грубой и жестокой, и эта истина не нуждалась в подтверждении.
        Когда доктор Уолкер, хорошо одетый, но застенчивый молодой человек, жена которого постоянно донимала его требованиями оставить эту плохо оплачиваемую практику и переехать куда-нибудь в другое место, где пациенты в состоянии платить по счетам, сошел вниз после того, как осмотрел Китти, он без обиняков заявил Тому:
        - Ваша жена крайне истощена бесконечным деторождением. Оставьте ее в покое, хотя бы на время. Дайте ее телу отдохнуть.
        - Оставить жену в покое?  - прорычал Том. Обычно к полицейским и докторам он относился с опасливым уважением, но сейчас был слишком пьян и зол, чтобы обращать внимание на такие вещи.  - А для чего, как вы думаете, я женился на ней?
        - Вы убьете ее,  - предостерег его доктор.  - Что будет с детьми, если она умрет?
        Но Тому было в высшей степени наплевать на детей. Если Китти умрет, то монахини из монастыря смогут забрать малышей себе, всех до единого, а он вернется в Корк[1 - Корк - графство в Ирландии. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)], где с достоинством и в мире с собой будет умирать от голода.
        - К черту детей!  - заревел он.  - Возьмите свой поганый совет и засуньте его себе в одно место. И ты тоже можешь убираться к черту, назойливая старая карга!  - рявкнул Том, обращаясь к Терезе Гарретт, которая по-прежнему стояла в дверях.
        Когда они ушли, глава семьи О’Брайен отвесил подзатыльник Кевину, который имел неосторожность войти в дом; после этого Том отправился в паб, дабы утопить свои горести в пиве, коего в тот вечер вылакал больше обыкновенного.
        Вернувшись домой, Том поволок жену наверх и взял ее так грубо, что бедняжка завизжала от боли, отчего он расстроился еще сильнее и избил ее. После всего этого Том благополучно заснул, полураздетый, в грязных вонючих рабочих штанах, спущенных до лодыжек, так что, проснувшись на следующее утро, запутался в них и упал, разбудив своими воплями добрую половину улицы.
        Всю долгую ночь Китти безуспешно пыталась отвернуть лицо от дурно пахнущей подмышки и горестно раздумывала о том, как, ради всего святого, она сможет встать всего через несколько часов и приняться за бесконечные домашние хлопоты. У нее сильно болела челюсть в том месте, куда ее ударил Том, а низ живота горел так, словно туда воткнули раскаленный нож. Китти отчаянно хотелось пошевелиться и принять более удобное положение, но она боялась разбудить мужа, который снова мог ее ударить, а одна только мысль об этом была невыносимой. Уж лучше она будет лежать неподвижно, чувствуя, как затекли у нее руки и ноги, чем рискнет подвергнуть себя опасности новых побоев. Китти вдруг почувствовала, что ей на глаза наворачиваются слезы. Она нечасто жалела себя, в основном потому, что у нее просто не хватало на это времени.
        В односпальной кровати, втиснутой в самый угол, маленькая Лиззи испустила долгий, судорожный вздох, и Китти затаила дыхание, боясь, что малышка проснется и разбудит Джимми и Криса, которые спали у нее в ногах. Женщина с ужасом подумала о том, что ей придется вставать и успокаивать плачущего ребенка, не говоря уже о том, что от шума может проснуться и муж. Но Лиззи всегда была хорошей девочкой, она быстро заснула снова.
        В возрасте пяти лет Лиззи пошла в католическую женскую школу при монастыре Святой Анны, где монахини встретили ее со смешанными чувствами.
        Некоторые сестры баловали и всячески привечали детей миссис О?Брайен, потому что восторгались мужеством их матери. Хотя все отпрыски Китти отличались крайней худобой, от них не исходило зловоние, их одежда всегда оставалась чистой и тщательно заштопанной, а в волосах у них не было вшей. Сестры рассказали Китти о клинике, в которой она может привить своих детей от дифтерии и где им дадут бесплатный апельсиновый сок и рыбий жир. Она послушно отвела малышей туда. Отчасти благодаря этому у ее детей были ясные, живые глаза и чистая кожа, да и вообще они выглядели более ухоженными и здоровыми, чем многие дети из гораздо более состоятельных семей.
        Впрочем, кое-кто из монахинь относился к Китти с опасливым презрением, полагая, что женщина, с которой мужчина так часто вступает в плотскую связь, просто обязана быть дурной, падшей особой. Однако же в целом О’Брайенов считали детьми, обладающими определенными достоинствами и недостатками. Но когда речь заходила о Лиззи, многие сестры не могли с уверенностью сказать, нравится ли им то, что они видят.
        Эта маленькая девочка выглядела очень необычно; в ней явственно ощущалась чужеродность - в ее коже цвета кофе с молоком и каштановых волосах, аккуратно заплетенных в толстую косу, ниспадавшую почти до пояса. Столь же непривычными были и ее глаза - золотисто-карие с желтыми искорками,  - мудрые, много повидавшие глаза. Такие глаза могли бы быть у человека намного старше, а не у пятилетней девочки.
        Сестра Сесилия как-то вычитала в одной книге, что в незапамятные времена в Уэльсе высадилось целое племя из Индии и именно им местные жители, а также ирландцы и шотландцы обязаны смуглой кожей и экзотической внешностью. Но все-таки было в Лиззи О’Брайен нечто такое, что отличало ее от других темноволосых детишек. Хотя, конечно, к ребенку в таком возрасте это слово неприменимо, но в ней ощущалось некое распутство.
        Одной из тех, кого подобные отличия тревожили больше остальных, была сестра Аугуста. Облизывая губы, она ощущала влагу на едва заметных усиках над верхней губой, когда склонялась над арифметическими задачками Лиззи - причем над ее задачками она склонялась намного чаще, чем над теми, которые решали другие дети. И еще сестра испытывала тайное удовольствие, гладя шелковистую ручку маленькой девочки,  - удовольствие запретное и дурное, как прекрасно сознавала она в глубине души, и поэтому склонна была винить в этом Лиззи, а не саму себя, и перечеркивала задачи, даже если те были решены правильно, считая свои действия чем-то вроде епитимьи. Но почему и в чем должна раскаяться Лиззи и за что на нее следует наложить епитимью, сестра Аугуста затруднялась объяснить даже себе самой.
        Больше никто из учителей не относился к девочке предвзято, когда следовало поставить оценку за ее работу, и все сходились на том, что Лиззи - исключительно одаренный ребенок. Все мальчишки О’Брайенов были умницами, но Лиззи превзошла их.
        К этому времени Лиззи обзавелась двумя маленькими сестричками, Джоан и Нелли, причем последняя была такой же смуглой, как и Лиззи, и еще одним братиком, Пэдди, который родился следом за Джоан.
        Миссис О’Брайен пришлось нанести еще несколько визитов на Док-роуд, и отцом рыжеволосой Джоан, хотя она так никогда и не узнала об этом, стал какой-то французский моряк. Китти даже не заметила, что он рыжий, пока тот не снял круглую шапочку, чтобы попрощаться, а когда через девять месяцев родилась девочка с огненными волосами и красноватой кожей, Китти было уже все равно. Она узнала, что Том две недели не платил за аренду и что домовладелец грозится выгнать их на улицу.
        Чтобы погасить задолженность, Китти пришлось еще несколько раз наведаться по известному адресу, потому что те десять шиллингов, которые она заработала в первый раз, намного превышали стандартную плату за услуги. Помимо того, что эти походы оказались не столь выгодными, они стали в той же мере и неприятными - хотя Китти даже не позволяла себе мыслить подобными категориями - по сравнению с ее первым опытом, хотя они все равно не шли ни в какое сравнение с теми истязаниями, которым еженощно подвергал ее супруг.
        Поначалу сам факт, что Том не заплатил арендную плату за дом, изрядно обеспокоил Китти, ведь то, что он сделал один раз, могло повториться. Между тем она никак не могла платить двенадцать шиллингов и шесть пенсов в неделю мистеру Вудсу, владельцу,  - все ее домашние расходы были гораздо меньше этой суммы. К счастью, Китти обнаружила, что мистер Вудс поджидает злостных неплательщиков у доков в тот день, когда они, торжествуя, вываливались оттуда с зарплатой в кармане. Китти попросила, чтобы он включил в их число и Тома, полагая, и не без оснований, что гордость не позволит ее мужу не заплатить в присутствии приятелей.
        Китти вздохнула чуточку свободнее. Сама мысль о том, чтобы регулярно тащить свое бедное, усталое, измученное тело на Док-роуд, казалась ей невыносимой, хотя, разумеется, она пошла бы на это без колебаний - ради детей.
        Вот так они и жили, миссис О’Брайен и ее дети, влача жалкое существование, подобно остальным обитателям Чосер-стрит, в районе Бутль в Ливерпуле… впрочем, как и все бедняки в стране - надеясь, мечтая и отчаянно желая изменений к лучшему в своей судьбе.
        Но когда в сентябре 1939 года эти перемены и впрямь произошли - разразилась Вторая мировая война,  - то мир и богатых, и бедных рухнул и разлетелся на куски.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Из-за того, что Бутль находился рядом с доками, он стал одной из первых жертв гитлеровских бомбардировщиков. Ночь за ночью они сваливали свой смертоносный груз на районы, расположенные вдоль реки Мерси, убивая жителей и разрушая их дома.
        Как и ее братья и сестры, Лиззи не знала, что такое война, до тех пор, пока беда не постучалась к ним в дверь. Благодаря скудным познаниям, которыми их снабдили в школе, дети были убеждены, что война - это нечто такое, что происходило в далеком прошлом между мужчинами, одетыми в роскошную форму красного цвета с золотым шитьем, и обязательно в каких-нибудь дальних странах. В современном мире война попросту не могла разразиться, уж во всяком случае не в Англии.
        Но еженощные визиты в бомбоубежища, где омерзительно пахло потом, мочой и экскрементами, где плакали маленькие дети, где кашляли старики, где люди совершали самые интимные вещи на глазах у остальных… Люди выходили оттуда и обнаруживали, что дом разрушен, улицы больше нет, а кто-то из членов их семьи погиб… Все это заставило детей осознать, что война - событие вполне реальное, которое может случиться с любым человеком, в любом месте и в любое время.
        Молодые люди уходили сражаться, гордясь новенькой военной формой, а Китти О’Брайен горячо молилась по утрам, вечерам и в любую свободную минуту, чтобы война закончилась окончательно и бесповоротно не позже, чем через четыре года, прежде чем Кевину исполнится восемнадцать.
        Война сделала Тома счастливее, но это никак не отразилось на его отношениях с семьей. Его сочли «особо ценным работником», отчего он преисполнился важности. Он стал больше зарабатывать и перешел в категорию «постоянных тружеников». Теперь ему больше не нужно было унижаться, стоя у портовых ворот в ожидании, пока какой-нибудь задавака-бригадир выберет его на временную работу. В борьбе против Гитлера Том был столь же необходим, как и любой солдат.
        Как же они ненавидели Гитлера! Гитлера не волновало, кого он убивает своими бомбами. Его пилоты сбрасывали их беззаботно, или, скорее, вполне осознанно, куда придется, убивая женщин и детей, разрушая больницы, детские приюты и дома престарелых, тогда как все знали, что храбрые молодые люди из королевских военно-воздушных сил бомбят лишь военные объекты, такие как армейские заводы и казармы. Немецких граждан не убивали просто так, в отличие от британских.
        Как-то ночью сирены воздушной тревоги завыли гораздо раньше, чем обычно. В животе у Китти О’Брайен похолодело от страха, когда она услышала этот пронзительный вой, от которого закладывало уши. Было всего шесть часов вечера. Она собирала детей, чтобы отвести их в убежище, когда вокруг начали падать бомбы. Обычно все ее дети были готовы к началу налета. Самых маленьких Китти затолкала в шкаф под лестницей. Совсем рядом прогремел взрыв, и дом содрогнулся.
        Внезапно бомбежка прекратилась, и в это самое мгновение в переднюю дверь постучал Том.
        Никто из членов семьи не пользовался этой дверью. В любое другое, более безопасное время Том тоже вошел бы через черный ход. Ключа от входной двери у него не было.
        Секундой раньше или секундой позже они бы просто не расслышали его стука.
        Тони открыл дверь, чтобы впустить отца, и Том тяжело протопал по коридору в кухню. Налет напугал его до полусмерти, и он, уже изрядно выпив, готов был наброситься на жену с кулаками, если она хотя бы косо посмотрит на него. Вдруг бомбы стали сыпаться вокруг, как конфетти. Одна из них упала совсем рядом с домом, и входную дверь сорвало взрывной волной с петель, после чего она пролетела через прихожую и рассыпалась на куски от удара о лестницу.
        Дети смотрели на обломки двери и старались представить себе, что это - их отец. Он чудом избежал смерти.
        Том хвастался случившимся еще много недель спустя:
        - Вот как Господь хранит преданных рабов своих!
        Он даже сходил на две мессы: в воскресенье утром и вечером, вознеся страстную хвалу Господу за свое спасение.
        Его дети, вспомнив, как во время совместных ежевечерних молитв мать упрашивала Всевышнего наставить их отца на стезю добродетели, спрашивали себя, уж не внял ли Он их молитвам. В последующие годы они не раз пожалели о том, что молились столь усердно и Господь услышал их и что по коридору пролетела и разбилась на куски всего лишь входная дверь, а не их папаша.
        Утром растерянные родители, за юбки и штаны которых цеплялись плачущие дети, сидели у дымящихся развалин своих домов. Многие пожилые люди наотрез отказывались уходить от кирпичей и каменной крошки, которая стала столь же неотъемлемой их частью, как плоть и кровь. Они рылись в ядовитом дыму, откапывая разбитые воспоминания о своей прежней жизни, свадебные подарки, сломанную мебель и обгоревшие фотографии.
        На развалинах бесчинствовали мародеры, словно были уверены в том, что сумеют улизнуть с награбленным, хотя их преследовали, если замечали. В Биркенхеде[2 - Биркенхед - пригород Ливерпуля.] разъяренные жители до смерти забили камнями молодую женщину, карманы которой были набиты шеффилдскими столовыми приборами - подарком на чью-то серебряную свадьбу.
        Дети по-прежнему ходили на занятия, но школа О’Брайенов, вследствие опасной близости к докам, была закрыта, и их перевели в учебное заведение в другом районе, за несколько миль от старой школы. Теперь они учились всего лишь полдня. Дети смеялись и улюлюкали до самых ворот, а потом бездельничали в ожидании воздушной тревоги, потому что власти распорядились, чтобы при первых же звуках сирены они неслись со всех ног к ближайшему укрытию, будь то школа или дом. Где бы им ни случалось находиться в тот момент, они бежали домой, свистя и смеясь как можно громче.
        Многих детей эвакуировали в такие безопасные районы, как Саутпорт[3 - Саутпорт - пригород Манчестера.] или Рочдейл[4 - Рочдейл - пригород Манчестера.], но Китти О’Брайен не верила, что кто-либо из тамошних жителей захочет приютить у себя девятерых, а в скором времени и десятерых детей - она снова была беременна,  - и еще ей не хотелось разлучаться с ними. По ночам ей снились кошмары, в которых ее убивали, а ее осиротевшие дети рассеивались по всему Ланкаширу, чтобы более никогда не встретиться вновь.
        - Если кто-нибудь из нас должен умереть,  - сказала она себе,  - то пусть мы погибнем все вместе.
        А дети были счастливы. Не только ее малыши, а вообще все дети, посреди всеобщего горя и разрушений. Несмотря на войну и бомбежку, нищету и голод, измученных матерей и пьяных отцов, в них, казалось, била ключом неиссякаемая энергия, которая позволяла не замечать убогости их существования.
        Дети пели по дороге в школу и обратно. На игровых площадках они хором горланили: «Апельсины и лимоны, выводят колокола Святого Климента»[5 - Название популярной детской песенки и одноименной игры.]. Они носились как угорелые по улицам и затягивали «Плывет, плывет кораблик на запад, на восток», проскальзывая в темные и вонючие ходы, которые вели в серые и душные утробы бомбоубежищ.
        Том О’Брайен нашел паб, владелец которого игнорировал распоряжения властей о необходимости закрываться при объявлении о начале налета и принимался выгонять посетителей только после сигнала об окончании воздушной тревоги, так что Том ни разу не побывал в бомбоубежище вместе с семьей.
        Вот почему получилось так, что его жена и дети без него ранним утром в канун Рождества вернулись в дом номер два на Чосер-стрит и с радостью убедились в том, что дом их по-прежнему стоит на месте. Раздался громкий вздох облегчения, когда Китти отперла дверь и все семейство гуськом вошло в кухню, расположенную в задней части дома.
        В эту ночь в бомбоубежище ввалилась пьяная компания, не дававшая никому заснуть своими хриплыми воплями и шумными песнями. Если бы дети спали, то Китти, пожалуй, предпочла бы остаться в убежище до утра, но, заслышав отбой воздушной тревоги, она решила оттуда уйти. В ту ночь об отдыхе можно было лишь мечтать, и не только из-за пьяниц, но и потому, что никогда еще город не обстреливали столь ожесточенно. Бомбы сыпались с небес градом, и несколько часов подряд убежище стонало и вздрагивало от взрывов.
        - Тише, тише, все хорошо,  - то и дело успокаивала Китти малышей, а старших детей гладила по голове, стараясь вселить в них уверенность в благополучном исходе.
        Она боялась, что какая-нибудь бомба попадет прямехонько в убежище и кто-нибудь из ее детей погибнет, не успев ощутить перед смертью ласкового прикосновения материнских рук. И пусть руки эти были натруженными, с морщинистой кожей, тонкой и прозрачной, под которой синими яркими прожилками виднелись вены, они неустанно порхали над девятью славными головками, лаская, успокаивая и утешая их.
        С прошлой недели Кевин начал работать помощником молочника. Том оставил себе пять шиллингов, которые старший сын должен был отдать матери, так что Китти не стало легче и жизнь их не улучшилась. Она хотела, чтобы сейчас Кевин поспал хотя бы немного, потому что ему предстояло вставать в половине пятого утра.
        В нескольких ярдах от входа упала бомба, и убежище издало странный скрежещущий звук, словно собиралось сложиться, как карточный домик. С потолка посыпалась бетонная пыль, отчего у людей начали слезиться глаза.
        Поэтому все, кто находился внутри, с еще большим, нежели обычно, облегчением выслушали сигнал отбоя воздушной тревоги, и Китти с превеликой радостью повела свое так и не сомкнувшее глаз семейство домой. По дороге к выходу им пришлось перешагнуть через пьяных гуляк, которые уже начали праздновать Рождество.
        Когда О’Брайены вошли в кухню и Китти включила газовый рожок, все семейство замерло на месте, пораженное представшей их глазам ужасной картиной.
        Все, абсолютно все стало черным. Тарелки, оставшиеся на столе, мебель, каждый дюйм линолеума были покрыты толстым бархатным черным слоем. Даже разноцветные бумажные гирлянды, которые дети смастерили в школе и протянули из угла в угол, потеряли первоначальные оттенки и поражали глаз чернотой.
        - Господи Иисусе Христе и Святая Дева Мария!  - прошептала пораженная Китти О’Брайен.  - Да что такое стряслось с нашим домом? Такое впечатление, что здесь резвился сам дьявол.
        Лиззи наклонилась и сунула палец в порошкообразную копоть, издававшую резкий неприятный запах.
        - Из дымовой трубы вылетела вся сажа,  - сообщила девочка.  - Это бомбы во всем виноваты.
        Так оно и было. От сотрясения, вызванного ударной волной, сажа отслоилась от стенок дымовых труб. Осмотр гостиной и спален показал, что и их постигла та же участь, хотя и не в такой сокрушительной степени, поскольку в этих комнатах огонь разводили очень редко.
        К счастью, у всех детей, за исключением Кевина, уже начались школьные каникулы, посему они поспали несколько часов, и в канун Рождества в доме началась генеральная уборка. Китти радовалась уже тому, что светомаскировочные шторы, которыми снабдили их власти, не нуждались в стирке и их достаточно было хорошенько вытряхнуть, чтобы избавиться от сажи.
        По какой-то необъяснимой причине Китти на всю жизнь запомнила этот день и, состарившись, всегда вспоминала именно этот сочельник, поскольку в нем, похоже, сосредоточились все невзгоды, все счастье и гордость, которые составляли ее жизнь.
        Она не ждала ни от кого подарков на Рождество и, как обычно, ничего не могла подарить детям, тем не менее в доме царила восторженная, праздничная атмосфера.
        В школе дети разучили рождественские гимны и, занимаясь генеральной уборкой засыпанных сажей и дурно пахнущих комнат, запели «Тихая ночь» и «Здравствуй, Санта-Клаус». Детишки постарше переделывали безобидные стишки, так что у них получилось нечто вроде «…когда пастухи стирают носки по ночам», и Китти неодобрительно зацокала языком, заявив, что это - святотатство, одновременно с трудом сдерживая улыбку.
        И тут во входную дверь постучали. Сердце у Китти замерло, а потом гулко заухало в груди, потому что, как правило, это означало очередные неприятности. Она вдруг решила, что лошадка, которая тянула повозку с молочными бутылками, понесла и Кевин разбился насмерть. Но оказалось, что им нанесла визит леди из благотворительного общества. Ее направили к О’Брайенам сестры из монастыря. Леди принесла с собой подарки, рождественский пудинг, кекс с сахарной глазурью, немножко сухого печенья и банку тушенки.
        - И сколько же у вас детей?  - жизнерадостно осведомилась гостья, в своих очках с толстыми стеклами очень похожая на добродушную сову.
        - Девять,  - с гордостью ответила Китти.  - Мой старший, Кевин, сейчас на работе. И еще один на подходе.
        - Подумать только! Какая замечательная, большая и счастливая семья,  - заявила «благотворительная» леди и принялась раздавать детям безделушки - целлулоидных кукол для Лиззи и Джоан, йо-йо и резиновые мячики - для мальчиков и погремушку для Нелли, которая, правда, была еще слишком маленькой, но тем не менее пришла в полный восторг.
        Этот день можно было бы назвать счастливым, но только до тех пор, пока домой не вернулся Том. Взбесившись, он заявил, что не нуждается в подачках, и швырнул кукол в огонь, где они с шипением вспыхнули языками синего пламени и сгорели без остатка. Он, наверное, сжег бы и остальные игрушки, если бы мальчишки не улизнули с ними, но Том все-таки успел растоптать погремушку.
        При виде столь бессмысленного уничтожения Джоан и Нелли подняли такой рев, что Том посчитал необходимым сорвать зло на том, кто первым подвернется ему под руку, и таким человеком, к несчастью, оказалась его жена. Он с такой силой ударил Китти по лицу раскрытой ладонью, что ее голова с глухим стуком врезалась в стену кухни. Том уже занес руку, чтобы нанести следующий удар, но вдруг замер в изумлении. Кто-то набросился на него сзади. Удары были слабыми, они не причиняли ему совершенно никакого вреда, но это неожиданное нападение спасло Китти от дальнейших побоев. Том развернулся, готовый нанести ответный удар и отправить ребенка, осмелившегося поднять на него руку, на тот свет.
        - Оставь ее в покое! Не смей трогать нашу маму!
        Перед ним, сжав крошечные кулачки, стояла Лиззи. Ее золотисто-карие глаза пылали гневом. Толстая коса свесилась на грудь и начала расплетаться, поэтому каштановые кудри торчали в разные стороны, как нитки из дикого шелкопряда.
        Том взмахнул рукой, и девочка навзничь упала на пол. Разумеется, Лиззи не могла оказать ему сопротивление и походила на беззащитный цветок со сломанным стебельком. Впрочем, ее отец не столько разозлился, сколько опешил, потому что никто из мальчишек никогда не пытался защитить свою мать. Это не было проявлением трусости - просто они знали, что она расстроится еще сильнее, если он изобьет и их.
        А вот Лиззи была вне себя от ярости - причем ярости неподдельной, какой никогда не испытывал Том…
        - Я тебя ненавижу,  - произнесла девочка спокойным, невыразительным голосом. Ее как громом пораженная семья никогда не слышала, чтобы она говорила таким тоном.  - Я тебя ненавижу и жалею, что ты не сдох в тот вечер, когда бомбой выбило дверь. Я жалею, что тебя не было дома, когда из труб вылетела сажа, и ты не задохнулся. Я хочу, чтобы ты умер!
        В кухне воцарилась мертвая тишина. Китти казалось, что еще немного, и она лишится чувств. Сейчас Том наверняка убьет их всех.
        В мозгах Тома что-то щелкнуло. Он попытался сообразить, какое имя носит эта дикая кошка в обличии маленькой девочки. Потом он вспомнил. Ее зовут Лиззи, она - старшая из девочек. И самая смуглая. Ему всегда было трудно вспоминать имена своих детей, а иногда он даже не помнил, сколько их у него вообще. Но сейчас Том был уверен, что это именно Лиззи и что ей исполнилось восемь или девять лет.
        Господи Иисусе! А ведь она красавица. И как он не замечал этого раньше? А какое самообладание! Она продолжала приближаться к нему, медленно и бесстрашно, грозя ему ножом.
        Остальные члены семьи замерли, словно статуи в парке.
        Неожиданно Том ощутил нарастающее возбуждение и шевеление в паху. Но на сей раз оно сопровождалось каким-то новым, ранее незнакомым ему чувством. Желание смешалось с восхищением. Пульсирующая потребность обрела чувственный, щекочущий оттенок.
        Но это ведь его дочь!
        К вящему изумлению всей семьи, не проронив ни слова, Том развернулся и вышел из дома, забыв даже с грохотом захлопнуть за собой дверь.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        К тому времени как Лиззи исполнилось двенадцать, выкидыши стали случаться у ее матери все чаще. Ребенок, который должен был появиться на свет в первое Рождество войны, родился мертвым, и до наступления 1942 года Китти потеряла еще двух малышей, после чего вдруг родила близнецов - Шона и Дугала. На следующий год ей пришлось даже лечь в больницу, чтобы врачи удалили из ее утробы мертвого младенца.
        Во время операции хирург пришел в ужас от увиденного. Матка пациентки была растянута, как концертина. Бесчисленные повторные разрывы срослись болезненно и грубо, безо всякой медицинской помощи.
        Когда Китти пришла в себя после наркоза, у ее постели уже стоял врач. Он строгим тоном потребовал сообщить ему в подробностях историю ее деторождения. Врач с ужасом узнал, что у Китти имеется одиннадцать выживших детей и что ровно столько же умерло во время родов или вследствие выкидышей.
        - Вы больше не можете иметь детей,  - жестко заявил ей доктор. Лежавшая перед ним на кровати женщина выглядела на все шестьдесят, хотя ей было сорок лет от роду.  - Это слишком опасно и для вас, и для них.
        - Но мой муж…  - Китти, смущенная и растерянная, умолкла на полуслове.
        - Ему придется предохраняться. Или, если хотите, я стерилизую вас.
        Хирург пожалел о том, что не сделал этого во время операции. Тогда она бы просто ни о чем не узнала.
        - Что это значит?
        - Я удалю вам яичники, и вы больше не сможете зачать,  - пояснил он, думая о том, до чего же все-таки невежественны эти бедняки.
        Врач с нетерпением ожидал, когда закончится стажировка и он сможет вернуться в клинику, где будет лечить пациентов своего круга.
        - Но это же страшный грех!  - пробормотала Китти, потрясенная до глубины души.  - Сам Папа Римский запретил контроль над рождаемостью, а монсеньер Келли выступил против этого с амвона.
        - Ни Папа, ни монсеньор Келли не будут вынашивать ваших детей и воспитывать их. Они также не оказывают финансовой помощи нашей больнице, которой приходится бороться с последствиями столь безответственного поведения.
        Китти еще больше ужаснулась, услышав критику в адрес Папы Римского и монсеньора Келли.
        Хирург сказал, что пошлет за Томом. Поскольку в трезвом виде супруг Китти изрядно опасался врачей, медсестер, полицейских и священников, то, получив письмо с требованием немедленно прибыть в больницу, покорно повиновался.
        - Ваша жена может запросто умереть, если вы сделаете ей еще одного ребенка,  - без обиняков заявил врач небритому мужчине, который, сгорбившись, сидел напротив него по другую сторону стола. Том пришел на обед домой, чтобы не тратить лишние деньги, и потому не счел нужным переодеться.  - А если она умрет, вас обвинят в убийстве. Вы понимаете, о чем я говорю?
        Том смиренно кивнул в ответ.
        - В убийстве!  - с нажимом повторил хирург, наслаждаясь звучанием этого слова.  - Из-за этого убийства вас не арестуют и не предадут суду, но тем не менее в вашей религии оно считается смертным грехом.
        Не зная, что ответить, Том уставился на носки своих башмаков. Похоже, этот докторишка говорил правду, поскольку носил белый халат - явный признак обширных и глубоких познаний.
        - Папа Римский сочтет это смертным грехом, равно как и ваш монсеньор Келли,  - уверил Тома врач, втайне поражаясь тому, какую чушь несет, но сидящий перед ним дуболом, похоже, воспринял его слова со всей серьезностью.
        - Если хотите,  - покровительственным тоном продолжал хирург,  - я могу дать вам одну штучку, которая не позволит вашей жене вновь забеременеть.
        - О нет, я не смогу ею воспользоваться, доктор!  - заскулил Том.  - Это же грех, пожалуй, еще более тяжкий, чем убийство.
        - Ваша жена говорила мне о том же,  - сухо ответствовал хирург.  - Какие странные представления у вас, католиков, о грехе.
        Ему казалось, что он общается с представителем другой расы. Поведение многих пациентов этой больницы, и католиков в особенности, не укладывалось у него в голове.
        Том понимал, что не сможет объяснить этому докторишке в накрахмаленном белом халате, этому богоподобному созданию, разговаривавшему с ним так, словно во рту у него полно горячей каши, и наверняка совавшему свой член в дырку, чтобы не видеть, как мочится, что секс, в результате которого женщина не принимает ваше семя и не превращает его в ребенка, не считается настоящим сексом. В этом были уверены все - и он сам, и его братья, оставшиеся в графстве Корк, и друзья-католики. Вот почему шлюхи не удовлетворяли их. Все знают, что они предохраняются.
        Необходимость выйти из женщины в кульминационный момент, или надеть какую-либо штуку на свое мужское достоинство, или даже просто знать, что с вашей партнершей что-то сделали или она засунула в себя кое-что - все это убивало удовольствие от секса. По правде говоря, булочки следовало поставить в духовку[6 - «Поставить сдобу (булочки) в духовку» - жаргонное выражение, обозначающее совокупление.], даже если тебе не нужны были чертовы детки, которые появлялись после этого на свет. Большая семья считалась признаком половой силы и зрелости. И все в доках и на Чосер-стрит знали, что Том О’Брайен - настоящий мужчина, потому что он заделал много детей.
        Но этот тип в белом халате выглядел так, словно знал, о чем говорил. По всему выходило, что он даже перекинулся словечком с монсеньором Келли, и если Том опять обрюхатит Китти и та умрет, то монсеньер наверняка сочтет его убийцей. Более того, об этом узнает сам Господь, и после смерти Том отправится прямиком в ад.
        Неделей позже Китти вернулась домой из больницы и обнаружила, что в гостиной, которой они почти не пользовались, ее ждет отдельная кровать, пожертвованная ей монахинями.
        - Самое время,  - переглянулись сестры, с понимающим видом качая головами.  - Пусть бедная женщина отдохнет, она это заслужила.  - И они сопроводили свои слова крестным знамением, словно для того, чтобы придать своим словам больше значимости.
        Вот так жизнь Китти О’Брайен неожиданно улучшилась.
        Бомбежки Ливерпуля почти прекратились, и теперь главной целью люфтваффе[7 - Люфтваффе - военно-воздушные силы Германии.] стали жители Лондона.
        Кевин, Рори и Тони уже работали и из-за нехватки рабочей силы получали больше, чем в мирное время. Сыновья купили Китти кое-какую мебель, разумеется, бывшую в употреблении, но выглядевшую намного лучше той рухляди, которой она пользовалась до сих пор.
        Должно быть, Том опасался такого количества подростков в собственном доме, которые день ото дня становились выше ростом и шире в плечах, потому что почти перестал избивать жену.
        И Лиззи оказалась такой хорошей девочкой! Она взяла на себя большую часть прежних обязанностей матери, которые выполняла после школы. Китти теперь спала в одной комнате с близнецами и впервые с тех пор, как вышла замуж, каждую ночь наслаждалась спокойным сном.
        Но с течением времени оказалось, что невзгоды Китти легли на плечи, которые были моложе и уже ее собственных.
        Том О’Брайен чувствовал, что теряет власть над своей семьей. Его авторитет и сила растаяли без следа.
        Он пребывал в тягостном недоумении. Его жизнь, состоящая из тяжелой работы и обильной выпивки, требовала отдушины. Должен быть кто-то, на ком он мог сорвать раздражение и гнев из-за той нечестной сделки, которую предложила ему судьба. И теперь, когда прикасаться к Китти ему запретил сам Господь Бог, а мальчишки на глазах превращались в мужчин, Том чувствовал себя чужим в собственном доме. Раньше ему было плевать на семью, но теперь такие вещи вдруг приобрели для него значение. Он хотел, чтобы его уважали.
        Вот, например, только вчера старшие дети, те, кто уже работал, обсуждали, а не купить ли им краски, чтобы обновить стены в гостиной. Вся семья включилась в дискуссию о том, какому цвету стоит отдать предпочтение, но никто даже не подумал поинтересоваться мнением Тома, их отца, которому должно принадлежать последнее слово в таких вопросах. А эта мебель, которая с некоторых пор стала регулярно появляться в доме? Его разрешения никто и не думал спрашивать. У него даже не просили денег - хоть он и не подумал бы расстаться с ними ради подобной глупости. Кевин то и дело привозил на своей рабочей тележке молочника то пару мягких кресел, то новый сервант. Тома пугала мысль о том, что семья сможет существовать и без его поддержки и что они больше в нем не нуждаются.
        Но хуже всего было то, что ночь за ночью, месяц за месяцем он лежал один в мягкой скрипучей кровати, думая об одном и том же. О сексе. Ему недоставало этого. Том чувствовал себя одиноким, он стал никем. И пока чертов докторишка не влез не в свое дело, без секса не обходилась практически ни одна ночь с тех пор, как Том женился на Китти девятнадцать лет назад. Как можно требовать от мужчины, который раньше занимался сексом с супругой один, два, а то и три раза каждую ночь, чтобы он смирился с воздержанием? Поговорить об этом Тому было не с кем. Он стеснялся обсуждать подобные вещи со своими приятелями и страдал в одиночестве.


* * *
        В пабах, которые посещал Том, бывали и распутные женщины. Как-то вечером перед самым закрытием, снедаемый одним-единственным желанием, он спросил шлюху, сколько она берет за свои услуги. Том хорошенько разглядел всю свору, и эта показалась ему самой приличной. Ее звали Фебой, и у нее была большая пухлая грудь, соблазнительно натягивавшая красный джемпер ручной вязки. Черные как смоль волосы Феба завивала в жесткие кольца, а накрашенные темно-красной помадой губы делали ее похожей на клоуна.
        - Пять шиллингов,  - ответила она плаксивым голосом.
        Господи Иисусе! Том тут же представил себе, сколько всего можно накупить на пять шиллингов. Пять шиллингов за то, что он должен получать дома бесплатно каждую ночь.
        - Ладно.  - Все равно у него не было другого выхода. Иначе он сойдет с ума.  - Куда пойдем?
        Феба заметила, что Том помрачнел, и предложила:
        - Я могу обслужить тебя за полкроны, если мы просто выйдем наружу.
        - Договорились. Полкроны.
        Том нарочно приотстал, чтобы она вышла из паба первой. Ему не хотелось, чтобы приятели видели, как он уходит со шлюхой.
        Она ждала его на улице. Накрапывал мелкий дождь.
        - Идем.
        Феба явно торопилась побыстрее покончить со всем этим, чтобы успеть вернуться в паб до закрытия и, при некоторой удаче, подцепить еще одного клиента.
        Том неуверенно тащился в нескольких шагах позади нее, изо всех сил делая вид, что они не вместе, хотя вокруг было очень мало прохожих.
        - Сюда. Вот подходящее местечко.  - Феба толкнула тяжелую деревянную калитку, которая со скрипом отворилась, и зашагала по короткой тропинке к темному большому крыльцу.
        - Это же церковь!  - Том был шокирован.
        - Она не католическая.
        - Какая разница?
        - Да ладно тебе. Ты еще хочешь меня или уже нет? Деньги вперед.
        Том порылся в кармане в поисках полукроны и протянул женщине монету:
        - Держи.
        В темноте он разглядел, как Феба задирает юбку, и тут же испытал возбуждение. Том с дрожью ждал момента, когда войдет в нее. Он начал возиться с пуговицами на брюках и вдруг заметил, что женщина протягивает ему что-то.
        - Надень-ка сначала вот это.
        - Э-э, о чем ты толкуешь? Что это такое?
        - Презерватив. Не волнуйся, я взяла его у одного янки.
        - Пошла к черту, я это не надену!
        - Знаешь что, тогда сам проваливай к черту! Мне не нужны дети и венерические болячки.
        Желание моментально пропало. Его член обмяк. Вот что бывает, когда связываешься со шлюхой: ничего, кроме денег, противозачаточных средств и болезней. Это все неестественно.
        - Вот, можешь забрать свои деньги.
        Полкроны перекочевали обратно в ладонь Тома. Женщина предпочла бы оставить их себе, но Том выглядел слишком здоровым и сильным, так что с ним этот фокус не прошел бы. Но и смысла оставаться с ним не было. Она уже попадала в подобные ситуации с ирландскими католиками и презирала их за это. Им требовался секс, они отчаянно нуждались в нем, потому что их жены либо умерли, либо были фригидными, либо были обременены детьми сверх всякой меры, но покажи им презерватив, и они бегут от тебя, как черт от ладана.
        Том скорчился на супружеском ложе. Ему было плохо. Его терзали боль, гнев и раздражение. Эта женщина, эта проклятая Феба… Сначала возбудила его, и теперь ему стало еще хуже. Его так и подмывало спуститься к Китти и взять ее так, чтобы она запомнила это на всю жизнь. Том даже сел на кровати, но потом опомнился. Она может забеременеть. Она может даже умереть. И виноват в этом будет он, Том. Он превратится в убийцу. Не исключено, что монсеньор Келли проклянет его с амвона и после смерти его будут ждать вечные муки адского пламени.
        Том уже собирался было лечь, как вдруг его взгляд остановился на узкой кровати, стоявшей рядом с его ложем. На ней спали Лиззи, Джоан и Нелли: младшие девочки с одной стороны, Лиззи - с другой.
        Том облизнул губы. Хитрая маленькая сучка. С того самого вечера, когда Лиззи угрожала ему ножом, всякий раз, стоило ей попасться ему на глаза, как в нем вспыхивало желание обладать ею. Пропитый мозг и воспаленное воображение подсказывали Тому, что Лиззи сама виновата в этом. Он видел, как она выставляет себя напоказ, как вроде бы случайно прикасается к нему, ставя на стол перед ним чашку чая. А эти лукавые, кокетливые и призывные взгляды, которые она бросает на него, моргая длиннющими пушистыми ресницами и соблазнительно кривя губы?..
        Да, она сама во всем виновата, а вовсе не он. Изобретательная, прелестная сучка. Это она хочет его.
        Том больше не мог сдерживаться. Почти год у него не было женщины, и если в самое ближайшее время он не займется сексом, то сойдет с ума. Свесившись с кровати, он приподнял спящую девочку, обхватив ее одной рукой за шею, а другой взяв под колени. Под тоненькой ночной сорочкой ее кожа была шелковистой и гладкой на ощупь. Укладывая ее рядом с собой, Том почувствовал, как дыхание у него стало хриплым, и понял, что сгорает от желания.
        Лиззи открыла глаза и уже собиралась закричать, но отец зажал ей рот огромной потной ладонью. Девочка знала, что он собирается сделать. Он хотел сделать с ней то же самое, что делал с матерью каждую ночь, сколько она себя помнила, пока Китти не выписали из больницы и она не стала спать внизу. Он намеревался всунуть в нее свою штуку, и Лиззи понимала, что это будет больно, поскольку мама всегда стонала, когда отец проделывал это с ней, а потом начинала плакать, когда все заканчивалось и Том засыпал.
        А сейчас он прошипел ей на ухо:
        - Не смей никому рассказывать об этом! Никому, или я убью сначала тебя, а потом и твою мать. Понятно?
        Лиззи попыталась отвернуться, чтобы не чувствовать гнилостного запаха, доносящегося у него изо рта. Глаза девочки сверкали в темноте, как у кошки. Том уже вознамерился ударить ее за то, что она не отвечает, как вдруг сообразил, что по-прежнему зажимает ей рот рукой. Когда он убрал ладонь, Лиззи глубоко и судорожно вздохнула. Господи Иисусе! Да он чуть не задушил ее.
        - Ты меня поняла?  - прохрипел Том снова.
        Лиззи кивнула. Он скорее почувствовал, нежели увидел это.
        - Я убью тебя, если ты расскажешь кому-нибудь,  - повторил он и, не в силах больше сдерживаться, навалился на непокорное тело старшей дочери. Поначалу Лиззи едва не закричала от боли, но, к счастью для нее, через несколько мгновений потеряла сознание.
        Вернув себе власть над семьей, по крайней мере, в своем воображении, Том вновь почувствовал себя хозяином положения, когда домой пришло письмо в толстом белом конверте, на котором были - подумать только!  - напечатаны его имя и адрес. В письме говорилось о том, что его дочь Элизабет окончила начальную школу, успешно сдала экзамены на стипендию и теперь может поступать в общеобразовательную школу для одаренных детей. Там она будет учиться до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать, после чего, по словам Китти, которая робко переминалась с ноги на ногу у него за спиной, сможет поступить в университет, как сын миссис Купер с Драйден-стрит. Том коротко и внушительно рявкнул:
        - Нет!
        Его умоляла Китти, умоляли старшие мальчики. Даже малыши, догадавшись, что их семье оказана большая честь, принялись упрашивать отца. Молчала лишь одна Лиззи, с презрением взиравшая на Тома.
        - Нет,  - повторил он.  - Письмо адресовано мне. Они спрашивают моего согласия, а я говорю «нет». Это мне, а не вам, придется платить за дорогую гребаную школьную форму, книги и прочую ерунду.
        - Мы заплатим,  - в один голос заявили Кевин, Тони и Крис.
        - Тебе ни за что не нужно платить, пап,  - сказал Джимми, который провалил экзамены на стипендию, как и другие мальчики.  - Стипендия как раз и означает, что все эти вещи Лиззи получит бесплатно.
        - Все равно, это новомодное образование не для девочек. Лиззи - старшая дочь в семье, и она должна помогать матери.
        - Я справлюсь, Том. Мне помогут Джоан и Нелли. Кроме того, это ведь не означает, что Лиззи уедет от нас, верно?
        Китти была в отчаянии. Она хотела, чтобы муж дал согласие, главным образом ради блага самой Лиззи. К тому же мысль о том, что ребенок О’Брайенов будет уходить из дома в школу в велюровой шляпке с кокардой и сумочкой через плечо, наполняла ее сердце гордостью. Китти до сих пор не могла поверить в это. Только представьте, Лиззи оказалась намного умнее мальчишек, особенно если учесть, что ее отцом был…
        Китти решительно отогнала от себя эту мысль.
        - Ближайшая средняя школа для одаренных детей находится в Ватерлоо - в монастыре Сифилд.  - Кевин взял письмо в руки.  - Лиззи всего-то нужно будет сесть на автобус, который останавливается чуть дальше по нашей улице. Поездка займет максимум четверть часа.
        Том выхватил у него письмо.
        - Смотри, что здесь написано,  - презрительно фыркнул он.  - Список того, что она должна иметь для учебы в этом гребаном монастыре. Клюшка! Гребаная клюшка!
        Лиззи потихоньку выскользнула в прихожую и уселась на ступеньки, прислушиваясь к разговору. На ее образование роковым образом повлияла война. Вот уже несколько лет они учились по полдня, а во время воздушных налетов уроки вообще отменяли. Она должна была перейти в старшие классы средней школы еще год назад. Сейчас Лиззи было двенадцать, и ей разрешили сдавать экзамены на стипендию в виде исключения. Она была слишком взрослой, чтобы сделать вторую попытку.
        Так что вопрос стоял следующим образом - либо сейчас, либо никогда. Лиззи всем сердцем хотела попасть в школу для одаренных детей, где она будет изучать иностранные языки и естественные науки, которые не преподают в старших классах средней школы, куда она должна будет пойти вместе с Джимми.
        Ей вовсе не хотелось во что бы то ни стало иметь хоккейную клюшку, поскольку командные виды спорта ее не привлекали, но девочка жарко молила Бога о том, чтобы отец сдался и позволил ей там учиться. Почему чиновники написали именно ему? Он никогда не проявлял ни малейшего интереса ни к одному из своих детей. Следовало обратиться к маме. Ведь это она расспрашивала детей о том, что они делали в школе, и даже ходила в библиотеку, чтобы взять там книги о малопонятных для них явлениях, вроде гусениц, пуритан или деления в столбик. Но библиотекари прогоняли ее, потому что маленькие О’Брайены ужасно шумели, да и мать все равно не знала, в каком разделе искать эти книги.
        Наверное, монастырь Сифилд очень похож на «Четвертый класс в Санта-Монике», книгу, которую Лиззи взяла в школьной библиотеке, или на школу в «Герлз кристал»[8 - «Герлз кристал» (Girls’ Crystal)  - еженедельный журнал для девочек-подростков.], журнале, который ее подруга Тесса давала почитать Лиззи каждую неделю.
        Но больше всего Лиззи хотелось поступить в школу-интернат, где она избавилась бы от тех ужасных вещей, которые каждую ночь проделывал с ней отец. Наверное, все отцы поступают так со своими старшими дочерьми, когда их матери больны, хотя никто из ее школьных подружек ни разу не заикался об этом. Пожалуй, с них взяли обет молчания, как и с нее самой. Мать Флоры Стюарт умерла, когда та была еще маленькой, и ее воспитывал отец. Лиззи подумала, а не спросить ли подругу об этом. Она хотела знать, всегда ли бывает так больно, но боялась, что если признается кому-нибудь в случившемся, а отец узнает об этом, то он убьет ее и маму, как обещал.
        Лиззи редко плакала: плакать означало выказывать слабость. Но сейчас она почувствовала, как глаза защипало от слез, потому что ей очень хотелось поступить в школу для одаренных детей и чтобы отец оставил ее в покое по ночам. Она очень устала.
        Внезапно из кухни донесся какой-то грохот. Том толкнул стол, и стулья полетели на пол.
        - Идите вы все к черту!  - проревел он.  - Лиззи не будет учиться в школе для одаренных детей. Я так решил.
        С этими словами он выскочил из дома и направился в паб. И хотя Китти еще несколько раз поднимала эту тему, Том наотрез отказался обсуждать ее, а однажды, когда мальчишек не было дома, даже умудрился поставить жене синяк под глазом.
        Письмо из отдела образования так и осталось без ответа, и вскоре Китти спрятала его в ящик комода. В последующие годы она частенько доставала и перечитывала его, хотя и помнила его содержание наизусть. Китти иногда спрашивала себя: если бы Лиззи действительно поступила в школу для одаренных детей, быть может, жизнь ее сложилась бы совсем по-другому?
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Том очень боялся потерять Лиззи. Престижная школа - пусть даже она находится чуть дальше по улице, и дочка возвращалась бы каждый день домой - могла сделать Лиззи высокомерной, властной и недосягаемой для него.
        Обладание Лиззи привнесло в жизнь Тома новый смысл, и в его брюхо вернулся прежний огонь. Он с нетерпением предвкушал, как вернется вечером домой, и даже стал пораньше уходить из паба, но при этом ему все равно приходилось ждать, пока все не заснут.
        Итак, Лиззи пошла в самую обыкновенную среднюю школу, где стала учиться совсем не так, как от нее ожидали.
        - Знаете, если это та самая девочка, которая должна была получить стипендию,  - воскликнула одна учительница,  - то здесь, очевидно, вмешался счастливый случай! Ее наверняка бы выгнали из школы для одаренных детей.
        Лиззи вытянулась, и ее тело начало обретать округлые женственные формы, а кремовая кожа, подобно мягкому гладкому шелку, обтягивала по-восточному высокие скулы. Но золотисто-карие глаза, казалось, проваливались все глубже и глубже. Под ними залегли темные тени, такие резкие и пугающие, что казалось, будто они нарисованы карандашом для бровей. Лиззи все время чувствовала себя усталой и измученной, вялой и апатичной. Однажды учитель истории заметил, что она спит на уроке, и разбудил Лиззи хлесткой пощечиной, о чем тут же пожалел, увидев, с каким затравленным выражением лица та очнулась ото сна.

«Вероятно, у нее дома не все ладно»,  - подумал учитель, но тут же забыл об этом. В конце концов, его это не касалось.


* * *
        А дома Китти сходила с ума от беспокойства.
        - Когда закончится эта ужасная война?  - причитала она.
        Шел 1944 год. Кевин уже год служил в армии, а теперь и Рори получил повестку.
        - Не волнуйся, мам,  - смеялся Рори.  - Скоро все будет позади. Кроме того, было бы славно побывать во Франции, в Бельгии и еще каких-нибудь странах.
        - Надеюсь, война продлится еще долго и я тоже успею повоевать,  - вырвалось у Тони.
        - И я,  - подхватил Крис, и при этих его словах с Китти едва не случилась истерика.
        Единственным утешением для нее стало то, что Кевин попал в авиацию военно-морского флота. Он носил фуражку с козырьком и форму, больше похожую на костюм, чем на обмундирование, и выглядел как настоящий офицер.
        Китти переполняла гордость. У нее не было любимчиков среди детей - она любила каждого из них так сильно, как только способно любить материнское сердце,  - но в тот день, когда Кевин появился на пороге в новенькой военной форме, она преисполнилась любви к своему старшему сыну.
        Если не считать счастливчиков, которые могли позволить себе покупать продукты на черном рынке, карточная система уравняла всех. Теперь и богатые, и бедные питались одинаково плохо, посему дети О’Брайенов более не поражали своей худобой. Старшие мальчики раздались в плечах, и Китти была уверена, что судит беспристрастно, когда считает своих сыновей привлекательными молодыми людьми.
        Льняные волосы Кевина стали темно-русыми, а из-под козырька его фуражки восторженно блестели темно-синие глаза.
        - Я останусь в Англии, мам,  - сказал он.  - По крайней мере, еще какое-то время.
        Но вскоре после того, как он уехал, Китти получила от сына письмо. Он сообщал, что служит на авианосце, место нахождения которого не может указать по соображениям секретности.
        А потом, не успела она опомниться, как из дома ушел и Рори. Его призвали на службу в королевские военно-воздушные силы.
        - Ведь война скоро закончится, не пройдет и года, верно?  - жалобно причитала его мать, обращаясь за утешением к старшей дочери, но, к удивлению Китти, Лиззи отвернулась и вскоре ушла из дома, не сказав ни слова.

«Наверное, у нее месячные»,  - подумала Китти, вспоминая о том, как несколько месяцев тому назад Лиззи пожаловалась на кровотечение между ног и она снабдила ее чистыми тряпками. И тут женщине пришло в голову, что уже какое-то время она не стирает эти тряпки для Лиззи, но она успокоила себя тем, что в тринадцать лет менструальный цикл у девочки протекает нерегулярно.
        А Лиззи нездоровилось. Каждое утро ее рвало в уборной в дальнем углу двора, а менструации, начавшиеся четыре месяца назад, прекратились уже через два месяца. Лиззи разбиралась в симптомах беременности не хуже взрослой женщины, ведь она всю жизнь прожила в одной комнате с матерью и помогала принимать Дугала и Шона.
        Лиззи ждала ребенка. А еще она была в отчаянии и не знала, к кому обратиться за помощью. Пару раз она проходила по Линакр-лейн мимо приемной доктора Уолкера, но так и не набралась мужества, чтобы зайти. Однажды дождливым ноябрьским вечером Лиззи слонялась поблизости, чувствуя, что тоненькое пальто и туфли уже промокли насквозь. Девушка дрожала всем телом, зная, что если будет тянуть и дальше, то так и не наберется смелости обратиться к нему.
        Как бы то ни было, доктор Уолкер не лечил пациентов бесплатно. Лиззи не знала, сколько стоит прием, но даже шесть пенсов казались ей огромной суммой, поскольку у нее не было ни пенни.
        Китти водила детей к врачу, только если у нее не оставалось иного выхода, а на дом доктора вызывала вообще один-единственный раз, когда Крис подхватил скарлатину. Том послал за каретой «скорой помощи», и мальчика вынесли из дома на пушистом красном одеяле. Вся округа сбежалась посмотреть, что у них происходит.
        И сейчас Лиззи всем сердцем желала, чтобы кто-нибудь завернул ее в одеяло и увез туда, где будет тепло и спокойно.
        - Привет, Лиззи,  - окликнула ее школьная подруга Тесса.
        Лиззи хотелось побыть одной. Именно поэтому она и ушла из дома.
        - Я должна принести матери рецепт,  - солгала девочка.  - Она просила меня не задерживаться.
        - Хочешь почитать «Герлз кристал»?  - великодушно предложила Тесса.  - Я только что закончила. Пойдем ко мне домой, и я дам его тебе.
        В иных обстоятельствах Лиззи с превеликой радостью ухватилась бы за предложение Тессы и помчалась бы к ней домой. Она любила забиться куда-нибудь в укромный уголок и с головой погрузиться в мир загадочных происшествий и девичьих романов. Но сейчас Лиззи могла думать лишь о том ужасном положении, в котором оказалась.
        - Завтра,  - коротко бросила она Тессе.  - Я зайду к тебе завтра. А сейчас мне надо бежать, меня ждет мать.
        Она отвернулась и зашагала прочь, даже не попрощавшись, и Тесса почувствовала себя уязвленной и решила позвонить Сисси Смит, чтобы узнать, не хочет ли та почитать «Герлз кристал», а Лиззи О’Брайен, которая в последнее время стала настоящей задавакой, в дальнейшем придется обходиться без него.
        Менструация задерживалась уже третий месяц.
        Лиззи понимала, что чем дольше тянешь и позволяешь ребенку расти у себя в животе, тем труднее будет от него избавиться. Мама ни разу даже не заикнулась о чем-либо подобном, но Лиззи знала в школе нескольких девочек, чьи матери сделали аборт, хотя и были католичками. На Уордсворт-стрит жила женщина, которая занималась подобными вещами и за свои услуги брала целых пять фунтов.
        Убить ребенка, даже еще не рожденного,  - грех, смертный грех. Но еще больший грех, когда рожает женщина, не состоящая в браке.
        Собственно говоря, это было самое ужасное, что могло произойти в этом мире. Если рассказать обо всем маме, о случившемся узнает вся улица. Это будет позором, бесчестьем. Ей, Лиззи, придется ходить в школу с огромным животом. Хотя, может, ее отправят куда-нибудь с глаз долой. Это было бы намного лучше, потому что ребенок может родиться прямо посреди урока или, хуже того, во время школьной молитвы, и все вокруг, включая мальчишек, будут смотреть на нее, разинув рты.
        Холодным декабрьским утром Лиззи лежала в постели. Отец давно ушел на работу, а она осталась на маленькой кровати, ногами касаясь пяток спящих Джоан и Нелли. В тусклом свете огненно-рыжие кудри Джоан были едва различимы на подушке, которую она делила со своей сестрой.
        Натянув ночную сорочку, Лиззи погладила свой обычно плоский живот. Не осталось никаких сомнений: он начал раздуваться.
        - Господи Иисусе! Господи, милостивый и милосердный!  - взмолилась Лиззи.  - Пожалуйста, помоги мне.
        Откровенно говоря, она не возлагала особых надежд на молитвы. Лиззи помнила, как горячо вся ее семья молила Господа о том, чтобы война закончилась к тому времени, как Кевину исполнится восемнадцать, но Он не услышал их, а теперь уже и Рори ушел воевать. Лиззи просила Господа, чтобы отец отпустил ее в школу для одаренных детей, но и на эту мольбу Он не откликнулся.
        Так дальше не могло продолжаться. Кто-то должен узнать о безвыходном положении, в котором она очутилась. Однажды Лиззи краем уха услышала историю о девушке, которая жила в доме призрения при монастыре и забеременела, а монахини наивно полагали, что она всего лишь растолстела. А потом эта девушка родила ребенка в туалете и сунула его в мусорную корзину, где он и умер. Кто-то нашел его и вызвал полицию.
        Лиззи не могла поступить так же, даже если бы захотела. Когда мать вынашивала ребенка, то раздувалась, как воздушный шарик, и с Лиззи, скорее всего, случится то же самое. Она никак не сможет сохранить свою беременность в тайне.
        Ах, если бы она не считала себя пропащей, погрязшей в грехе! И признаться в случившемся она тоже не могла. Если она расскажет обо всем монсеньору Келли или любому другому священнику на исповеди в церкви Богоматери Лурдес, то они узнают ее по голосу и все расскажут матери. А отец Стил вообще задает странные вопросы вроде: «Ты не делала гадких вещей с мальчиками?» или: «Никто из мальчиков не трогал тебя между ног?», даже если Лиззи собиралась исповедаться в том, что солгала кому-то или сказала глупость в адрес учителя. Поэтому если она решит признаться в том, что беременна, отец Стил непременно станет расспрашивать ее о том, кто это совершил, а она ни за что не сможет поведать ему о тех отвратительных вещах, которые каждую ночь проделывал с ней отец.
        Умирая от горя, Лиззи с трудом встала с постели, оделась и спустилась вниз, оставив сестер и дальше спать в завидной невинности.
        - Ты сегодня рано, родная моя.
        Мать сидела возле кухонной плиты и вязала. На ее лице плясали красные отблески пламени, и Лиззи уловила вкусный запах свежеиспеченного хлеба.
        - Я рано проснулась и больше не смогла заснуть,  - сказала она.
        Может, рассказать обо всем Китти? Но, глядя в доверчивые водянисто-голубые глаза на преждевременно состарившемся лице, Лиззи поняла, что делать этого не стоит.
        Теперь, когда Кевина и Рори призвали на военную службу, мать и так сходила с ума от беспокойства, так что с ее стороны было бы черной неблагодарностью добавить ей проблем. Кроме того, девочке казалось, что она предала мать, позволив отцу проделывать все это. Но, самое главное, мама ни за что не станет помогать ей избавиться от ребенка. Китти будет настаивать, чтобы она сохранила его, а потом, когда все случится, Лиззи станет изгоем, как Норма Тутти, которая жила чуть дальше по Чосер-стрит. У нее был маленький мальчик, которого все называли бастардом, и другие родители не позволяли своим детям играть с ним. Лиззи не хотелось, чтобы и ее ребенка обзывали таким прозвищем.
        - Ты хорошо себя чувствуешь, Лиззи, родная моя?  - встревоженно спросила Китти, неприятно пораженная изможденным, почти отчаянным выражением ее лица.
        - Да, мам. Я просто немного устала, вот и все.
        - Ты слишком усердно занимаешься в школе, вот что я тебе скажу.
        Но подумав, Китти не смогла припомнить, когда в последний раз видела, чтобы Лиззи выполняла домашнее задание.
        - Нет, мам, что ты. Все нормально.
        - Думаю, это у тебя возрастное,  - самодовольно заметила Китти.
        У нее были не мальчишки, а золото, но она знала нескольких матерей, чьим дочерям пришлось пережить период угрюмой раздражительности примерно в то же время, когда у них начались месячные.
        - Будь добра, принеси воды, и я приготовлю тебе чашку чая. Малышам пора вставать. Крикни, чтобы они просыпались, хорошо?
        Однако прежние тревоги вернулись к Китти, когда она заметила, с каким трудом Лиззи поднялась на ноги, чтобы принести воды с кухни. Ужасное подозрение, которое иногда появлялось у нее, вновь высунуло свою уродливую голову, но Китти тут же прогнала его прочь, не находя в себе сил думать о немыслимом.
        Джимми и Лиззи ходили в школу вместе. В то ненастное и несчастливое утро Лиззи сказала брату, чтобы он шел один, а она догонит его позже.
        - Ты ведь не собираешься снова прогулять, а?
        Светлые волосы Джимми припорошил снег. Было холодно.
        - Разумеется, нет,  - сердито бросила Лиззи.
        - Прекращай валять дурака, Лиз. В последнее время ты только и делаешь, что прогуливаешь уроки. Я знаю, о чем говорю, потому что только вчера миссис Робинсон спрашивала о тебе. Я сказал ей, что ты заболела.
        - Спасибо, малыш.  - Лиззи смягчилась. Она не могла долго сердиться на брата. Они с Джимми всегда были очень близки.
        - Ты там поосторожнее,  - предостерег он ее.  - Мама с ума сойдет, если к нам домой придет учительница.
        - Знаю,  - ответила Лиззи. Это была бы самая маленькая из неприятностей.  - Хочешь мой бутерброд с маслом, Джим? У меня сегодня что-то нет аппетита.
        - Спасибо, Лиз,  - откликнулся Джимми и заспешил прочь сквозь снегопад. Снежные хлопья, едва касаясь земли, превращались в слякоть.
        А Лиззи двинулась в сторону Северного парка. В это время года сады и игровые площадки были совершенно пусты, и колючие, запорошенные снегом, полумертвые кусты уныло выстроились вдоль аллеи, по которой шла девушка.
        Утомленная, Лиззи устало опустилась на скамейку, нимало не беспокоясь о том, что дерево, впитавшее в себя растаявший снег, промочит ее пальто и платье. В туфлях уже хлюпала вода, и девушка дрожала от холода. Вдобавок ко всему в голове поселилась пульсирующая боль. Лиззи пыталась найти выход из затруднительного положения. Она подумала, а что будет, если прямо сейчас она придет в ту самую больницу, куда «скорая помощь» отвезла Криса, когда у него была скарлатина, но ей мерещились лишь сердитые медсестры, потрясающие кулаками и обвиняющие ее в том, что она - грязная девчонка.
        Лиззи хотелось заплакать, но даже в столь пустынном месте она боялась привлечь к себе внимание. Парковый сторож мог подойти к ней и поинтересоваться, почему это она не в школе. «Ах, если бы можно было рассказать кому-нибудь о своем горе»,  - думала Лиззи. Кому-нибудь, кто отнесся бы к ней с сочувствием. Как только ее мать обнаруживала, что снова «вступила в клуб», как она выражалась, то сразу же сообщала об этом всей улице, гордясь и стыдясь одновременно. Кроме того, Китти обязательно ставила в известность Терезу Гарретт, повитуху, чтобы удостовериться, что та будет свободна, когда придет время рожать.
        Миссис Гарретт! Вспомнив, как предупредительно она обращалась с матерью во время родов и как умело ухаживала за новорожденными детьми, Лиззи воспрянула духом. Ну конечно! Она сию же минуту пойдет к миссис Гарретт. И та выслушает ее и поймет.
        Миссис Гарретт жила на Саутер-стрит по соседству с мясником. Дома напротив были разрушены во время бомбежки, и теперь там высились едва расчищенные груды битого кирпича и мусора. В конце уцелевшего ряда домов взору представали засаленные и потертые обои, некогда украшавшие чьи-то гостиные и спальни, закопченные камины и даже перекошенная икона Богоматери. Джимми говорил, что этот квартал выглядит так, словно какой-то великан откусил кусок улицы, чтобы съесть его.
        К тому времени, когда Лиззи подошла к дому повитухи, снег повалил еще гуще, покрывая тротуары и мостовую скользким ковром.
        - Пожалуйста, миссис Гарретт, будьте дома! Пожалуйста!
        Лиззи не замечала, что разговаривает сама с собой, пока владелец мясной лавки, убиравший снег со ступенек, не сказал:
        - Тебе повезло, милочка. Миссис Гарретт у себя. Она только что угощала меня и моего напарника горячим чаем.
        Лиззи выдавила слабую улыбку и поспешно постучала в дверь дома миссис Гарретт.
        - Лиззи О’Брайен!  - с удивлением воскликнула повитуха.  - Это ведь не твоя мама тебя прислала, а? Я имею в виду, она еще не…
        - Нет, миссис Гарретт,  - взволнованно перебила ее Лиззи.  - Это не мама. Можно мне поговорить с вами?
        В доме у повитухи пахло мастикой для натирания полов и дезинфицирующим средством. Не будь Лиззи такой подавленной, она наверняка обратила бы внимание на яркие занавески на окнах в кухне, из-за которых выглядывали светомаскировочные шторы, чехлы на стульях в тон, тяжелую кружевную скатерть кремового цвета с кисточками на столе, растения в горшках и безделушки, разбросанные по всей комнате. Центральное место на каминной полке занимала фотография покойного мистера Гарретта.
        - Что случилось, милочка?
        Миссис Гарретт уже решила, что девушка пришла поговорить о своих месячных. Либо у нее началось кровотечение и Лиззи испугалась, не зная, что это такое, либо же, напротив, его не было и она хотела узнать почему. Женщины всех возрастов обращались к миссис Гарретт со своими интимными проблемами: выпадением матки, опухолями и кистами, отеками и фибромами, и всем она помогала в меру своих возможностей.
        Но стоило Лиззи заговорить, как миссис Гарретт обнаружила, что не может поверить своим ушам. Беременна! Повитуха вдруг совершенно отчетливо вспомнила ту ночь, когда принимала роды у Китти, как легко и быстро эта девочка выскользнула наружу и как она ловко подхватила малышку на руки.
        - Думаю, у меня в животе ребенок,  - сообщила Лиззи.
        Тринадцать лет от роду, а она уже путается с мальчишками! Разумеется, такие вещи случались время от времени. Миссис Гарретт была не настолько наивной и кое-что повидала в жизни, но это вовсе не означало, что она одобрительно относилась к такому поведению.
        - Ты плохая, очень плохая девочка, раз сделала это с мальчиком,  - суровым тоном заявила повитуха.  - Тебе должно быть стыдно.
        Действительно, Китти О’Брайен без остатка посвятила себя детям и до настоящего момента по праву гордилась ими.
        - Это убьет твою маму,  - продолжала миссис Гарретт, с укором покачивая серо-стальными туго завитыми кудряшками.  - А твой отец, что скажет он…  - Миссис Гарретт умолкла на полуслове. Хорошо зная Тома О’Брайена, она прекрасно представляла себе его реакцию.
        При этих ее словах с Лиззи случилась истерика.
        - Нет, ничего не рассказывайте отцу!  - взвизгнула она и съежилась в кресле, глядя на миссис Гаррет широко открытыми испуганными глазами.
        - Тише, девочка. Не смей так вести себя в моем доме.
        Чем дольше Тереза Гарретт раздумывала о случившемся, тем в больший ужас и негодование приходила. Лиззи О’Брайен всегда была таким милым созданием, тихим и скромным,  - разве не она сдала экзамены на стипендию? Том не разрешил ей учиться в школе для одаренных детей, но ей следовало проявить больше здравого смысла.
        Вот они, современные детки! Они начисто лишены моральных устоев. Что ж, если Лиззи повела себя подобным образом, несмотря на то, что выросла в приличной семье, то пусть теперь и отвечает за свои поступки. И Тереза Гарретт прямо высказала девушке то, что было у нее на уме:
        - Я ничем не могу тебе помочь. Ты сама впуталась в эту историю, так и выбирайся из нее самостоятельно!
        Лиззи выскочила из дома повитухи как ошпаренная. На улице по-прежнему шел снег. Дружелюбный мясник скрылся в своей лавке. Девушка приостановилась, не зная, куда ей теперь податься.
        До войны в мясной лавке на здоровенных крюках рядами висели окровавленные туши, но сейчас на белой мраморной полке витрины сиротливо лежали лишь несколько жалких кусков мяса, предназначенных для продажи людям по продуктовым карточкам. В каждый кусочек был всажен небольшой вертел. Поглощенная своим горем, Лиззи, почти ничего не видя перед собой, вдруг вспомнила, как братья однажды нашли похожий вертел, только ржавый. Они хранили его вместе со своими немногочисленными сокровищами и проделывали им дыры в каштанах, которые собирали в Северном парке.
        Лиззи глубоко и отчаянно вздохнула. Мясник увидел, как она смотрит на витрину, улыбнулся ей и подмигнул. Но Лиззи не улыбнулась в ответ. Он не стал бы лучиться дружелюбием, если бы узнал о ней правду.
        Ее разум словно оцепенел, и не только от холода и снега, но и от полного замешательства. Лиззи вдруг всем сердцем захотела остаться стоять здесь, у окна мясной лавки, с замерзшими ногами, которых она почти не чувствовала, в промокшей насквозь одежде. Она бы с радостью осталась стоять здесь, глядя на окровавленные куски мяса на витрине, пока не замерзла бы до смерти. Гибель тут, на этом самом месте, представлялась ей решением всех проблем.
        Но этому не суждено было случиться.
        Добродушный мясник подошел к дверям.
        - С тобой все в порядке, дорогуша?
        Лиззи уставилась на него с раскрытым ртом, и на мгновение мужчине показалось, что она сошла с ума, потому что, опомнившись, девушка метнула на него совершенно дикий взгляд. А потом, не говоря ни слова, Лиззи развернулась и бросилась прочь.
        Прибежав домой, Лиззи с облегчением обнаружила, что мать ушла в магазин, взяв с собой Дугала и Шона.
        В доме было пусто.
        Наконец-то девочка дала волю слезам, которые душили ее и рвались из груди все утро. Она повалилась на ступеньки прямо в мокрой одежде, и ее тело затряслось от долго сдерживаемых горестных рыданий.
        И тут она кое-что придумала. Она нашла решение!
        Тереза Гарретт почувствовала раздражение, когда буквально через несколько минут после ухода Лиззи О’Брайен в дверь вновь постучали. Ну, если это опять та девчонка, сейчас она у нее получит!
        Но это оказался всего лишь сосед, который вернул ей пустые чашки. Миссис Гарретт и владелец мясной лавки, мистер Шоу, заключили соглашение: он оставлял ей каждую неделю фунт лучших сосисок, а она взамен готовила крепкий чай с сахаром для него и его напарника по утрам и в полдень.
        - Было очень вкусно,  - поблагодарил ее мясник.  - Чай получился просто замечательный.
        Он всегда так говорил. Миссис Гарретт взяла чашки и только тогда заметила, что мистер Шоу забыл сказать своему помощнику, чтобы тот вымыл их, что было крайне необычно.
        - Это к вам только что приходила девочка?  - поинтересовался вдруг мясник.  - Худенький, темноволосый подросток?
        - Да, ко мне,  - с негодованием откликнулась миссис Гарретт.  - Но я уже выпроводила ее вон.
        Разумеется, она не сказала почему. Она никогда не сможет обмануть чье-либо доверие, как бы ни сложились обстоятельства. Несмотря на свои угрозы, миссис Гарретт не собиралась рассказывать Китти и Тому О’Брайенам о визите Лиззи.
        - Вот как!  - Похоже, ее слова привели мистера Шоу в замешательство.  - А мне она показалась славной девочкой, да и выглядела она… э-э… немного не в себе, если можно так сказать.
        - В самом деле?
        - Это ведь одна из дочерей О’Брайена? Точно!  - Мясник с торжеством хлопнул себя по лбу.  - А я все пытался вспомнить, кто же она такая. Когда я вижу этих детей, то всегда думаю, какими славными они выросли, учитывая, кто у них папаша. Неотесанная деревенщина - вот кто такой этот Том О’Брайен, по моему скромному разумению.
        После того как мистер Шоу попрощался и повитуха закрыла за ним дверь, ужасное подозрение закралось в душу миссис Гарретт, и она вздрогнула всем телом.
        - Господи милосердный, что же я наделала?  - прошептала она, обращаясь к пустому дому.  - Я поняла: это Том. Это он надругался над девочкой.
        Китти О’Брайен не была беременной вот уже больше года. Она по-прежнему спала в гостиной. Значит, Том остался в спальне с тремя дочерьми, из которых Лиззи была старшей. И, очевидно, он нашел замену Китти.
        Схватив пальто, Тереза Гарретт то бегом, то вновь переходя на шаг, устремилась на Чосер-стрит.


* * *
        Китти только что вернулась домой и едва успела поставить чайник на огонь. Теперь, когда Тони и Крис работали, а Кевин и Рори регулярно присылали ей часть своего жалованья, отправляя его на адрес соседа - о чем Том и не подозревал,  - у нее появилось столько денег, сколько никогда еще не было. Китти даже потихоньку начала покупать рождественские подарки для детей - ничего экстравагантного, чтобы Том ни о чем не заподозрил.
        Она взяла в руки нож для резки хлеба, который только сегодня точила на задней ступеньке крыльца, и начала готовить бутерброды для малышей, размышляя о том, не купить ли ей новые пальто для девочек, поскольку старые были очень уж тонкими и не годились для такой погоды. И тут во двор вбежала Тереза Гарретт. Она влетела в кухню через заднюю дверь, не дав себе труда хотя бы постучать.
        - Что вы себе позволяете, миссис Гарретт?!  - с негодованием воскликнула Китти.
        Какое бы уважение она ни питала к повитухе, той следовало постучать, прежде чем врываться в чужой дом.
        - Где Лиззи?  - не слушая ее, требовательно спросила пожилая женщина.
        - Как где? В школе, разумеется.
        - Нет, ее там нет. Она уже вернулась домой?
        - Домой? Нет. То есть… я не знаю. А почему она должна уже вернуться? Я сама только что пришла,  - пробормотала Китти, совершенно сбитая с толку.
        Дугал и Шон сосредоточенно сосали леденцы, глядя на взволнованную гостью широко открытыми серьезными глазами.
        - Я могу подняться наверх?
        - Да. Да, конечно, но зачем?
        Поведение повитухи напугало Китти. Что происходит, ради всего святого?
        Миссис Гарретт поднялась по лестнице так быстро, как только позволяла ее тучная фигура. Она не знала, что заставляет ее спешить и почему ее одолевают дурные предчувствия.
        Лиззи лежала на кровати. Глаза ее были закрыты и так глубоко ввалились в глазницы, что лицо девочки походило на обтянутый пергаментной кожей череп мумии. Она лежала неподвижно, и Тереза решила, что Лиззи уже умерла, и при мысли об этом у нее самой едва не остановилось сердце. Но стоило ей подойти поближе, как глаза девочки распахнулись.
        Сверкающие бездонные озера темно-золотистого цвета взглянули на повитуху, и Лиззи прошептала:
        - Простите меня. Я была очень гадкой девочкой. Я молю Господа, чтобы он простил меня. Как вы думаете, Он услышит мои молитвы?
        Миссис Гарретт почувствовала, как слезы потекли у нее по щекам, и осторожно положила руку на живот Лиззи. К ее изумлению, та отчаянно закричала от боли.
        Предчувствие того, что случилось нечто ужасное, нечто еще более страшное, чем зло, совершенное Томом О’Брайеном по отношению к своей старшей дочери, то самое предчувствие, что гнало ее по заснеженным улицам к этому дому, заставило миссис Гарретт отдернуть грубое одеяло, которым укрылась Лиззи. От увиденного желудок повитухи рванулся к горлу.
        От пояса и ниже вся одежда девушки и постельное белье были насквозь пропитаны темно-красной кровью, и Китти О’Брайен, застывшая в растерянности в дверях, завизжала от ужаса.
        Но со своего места Китти видела лишь залитую кровью постель. Она стояла недостаточно близко, чтобы увидеть то, что видела миссис Гарретт: круглую деревянную ручку ржавого вертела, который Лиззи воткнула в себя, чтобы избавиться от зачатого в грехе ребенка.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        В то утро, когда в больницу привезли Лиззи, в хирургическом отделении дежурил новый врач. Он отличался не только молодостью, но и наличием некоторых идеалов, среди которых не последнее место занимало желание помогать беднякам. Он не желал иметь ничего общего с богачами. В деревне графства Норфолк, где он родился и где его отец был лордом, его знали под именем сэра Родни Хьюитта-Грэндби, но для сотрудников больницы и пациентов Ливерпуля он был просто доктором Грэндби.
        Увы, Лиззи не суждено было насладиться тем, как ее бережно заворачивают в пушистое красное одеяло. Потрясенные санитары с величайшим трудом уложили ее на носилки, а едва карета «скорой помощи» примчалась в больницу, как Лиззи повезли на экстренную операцию, где первым делом сделали ей анестезию.
        Так что Лиззи даже не почувствовала, что ее ноги пристегнули холодными зажимами к операционному столу, после чего врачи извлекли из ее тела металлический вертел, за которым последовал мертвый плод, мальчик. Беременность, по мнению хирурга, продолжалась уже три месяца. Затем Лиззи продезинфицировали, зашили и напичкали лекарствами.
        - Полагаю, вы ее мать?
        Доктор Грэндби вышел в коридор, где с нетерпением ожидала известий Тереза Гарретт. Китти удалось убедить остаться дома с близнецами.
        - Нет, доктор, у меня нет собственных детей. Я друг семьи. Она поправится?
        - Видите ли, внутренние повреждения очень обширны,  - мрачно ответил врач. Его потрясла рана, которую Лиззи нанесла себе сама.  - При этом велика вероятность того, что она больше не сможет иметь детей.
        - Боже мой!  - Тереза Гарретт поняла, что угрызения совести будут мучить ее до конца жизни.
        - Причем повреждения нанесены не только вертелом, но и…  - Доктор замялся, не зная, стоит ли посвящать в нелицеприятные подробности постороннего человека.
        - Я близкий друг, доктор, и я принимала ее и всех ее братьев и сестер.
        - Что ж, сестра[9 - Называя Терезу Гарретт «сестрой», врач имеет в виду, что она медицинская сестра, то есть его коллега.], в таком случае вы должны знать, что долгое время эту девочку кто-то насиловал.
        Миссис Гарретт не стала поправлять врача и заявлять, что он заблуждается, называя ее «сестрой». Она положила ему руку на локоть бессознательным жестом, желая уверить его в том, что все понимает.
        - Я знаю, кто это сделал, доктор. Господь свидетель, я не подозревала о происходящем. Быть может, я была слишком слепа и доверчива, но, клянусь Богом, этого больше не повторится.
        Еще никогда в жизни миссис Гарретт так искренне не верила в собственные слова. Если понадобится, она будет денно и нощно охранять Лиззи и ее сестер от этого чудовища Тома О’Брайена. Ему придется вышвырнуть ее из дома, в буквальном смысле взять на руки и выбросить за дверь, если он захочет, чтобы она ушла. Но если он это сделает, она расскажет правду всей Чосер-стрит.
        На лице доктора Грэндби отразилось сомнение.
        - Вообще-то этим делом должна заняться полиция.
        Тереза Гарретт затрясла головой:
        - Нет, доктор. Не стоит вмешивать полицию во внутренние дела семьи, во всяком случае, в этом районе. Хотите, я попрошу прийти в больницу монсеньора Келли?
        Это было бы идеальное решение проблемы - пусть врач сам расскажет священнику о случившемся.
        - Я подумаю,  - без особой уверенности отозвался доктор Грэндби.  - Все равно ей какое-то время придется побыть здесь, прежде чем она сможет вернуться домой, и для начала я хочу сам поговорить с девочкой и послушать, что она мне скажет.
        Они стояли у двойных дверей, открывающихся в обе стороны, на пороге палаты, где находилась Лиззи. Сквозь стекло миссис Гарретт видела осунувшееся лицо с оливковой кожей и руки, безвольно лежащие поверх покрывала. Медицинская сестра убрала роскошные каштановые волосы девочки на одну сторону, и они свисали с кровати, подобно шелковому водопаду.
        Доктор Грэндби проследил за ее взглядом и заметил:
        - Очень необычная внешность, вы не находите? Кто-то из родственников наверняка иностранец?
        - Что вы, доктор! Она - чистокровная ирландка. Это все кельтская кровь, которая проявляется время от времени и делает ирландских детишек такими смуглыми.
        - Понятно,  - уклончиво ответил врач.
        Доктор Грэндби был помолвлен. Его невеста Сюзанна работала клерком в адмиралтействе[10 - Адмиралтейство - военно-морское министерство в Великобритании.] в Лондоне.
        На следующий день после того, как Лиззи привезли в больницу, доктор взял честно заработанный двухдневный отгул и покатил на юг в маленьком «форде», который приобрел в начале войны, поскольку на заправку его большого «ровера» уходило слишком много драгоценных талонов на бензин. Он с нетерпением предвкушал встречу с Сюзанной - они не виделись уже два месяца.
        Это было в тот самый день, когда на Стэнли-роуд перевернулся трамвай и, хотя никто не погиб, несколько пассажиров и пешеходов получили ранения, и целая армия карет «скорой помощи» помчала их в больницу.
        А там уже не хватало свободных коек. Целое крыло здания еще в прошлом году было уничтожено взрывом фугасной бомбы. Заведующий отделением обошел палаты, чтобы лично осмотреть больных и решить, кто из них может благополучно вернуться домой и освободить место для новых пациентов.
        - Что с ней произошло?  - осведомился он, остановившись у кровати Лиззи.
        Сестра-хозяйка, почтительно сопровождавшая заведующего во время обхода, поспешно схватила медицинскую карту Лиззи, прикрепленную к спинке кровати.
        - Аборт, доктор,  - с неодобрением сказала она.
        - Отправьте ее домой,  - распорядился заведующий.  - К нам привозят раненых, пострадавших не по своей вине, и эти кровати нужны им в первую очередь.
        Вот так и вышло, что в тот же день после обеда карета «скорой помощи» отвезла Лиззи обратно на Чосер-стрит.
        Китти разволновалась, когда к дому подъехал казенный автомобиль. Невзирая на холод, поглазеть на необычное событие сбежались несколько соседей. Китти помогла дочери войти в дом и обняла ее. Она до сих пор не знала толком, что с ней произошло. Миссис Гарретт обронила что-то невнятное насчет кровотечения и пообещала заглянуть к Китти «до того, как Лиззи вернется домой», рассчитывая, что девушка проведет в больнице как минимум неделю, как и должно было быть, потому что бедняжка едва стояла на ногах и явно страдала от сильной боли.
        Ужасная мысль, которая время от времени пыталась пробиться в сознание Китти, вновь дала о себе знать, но женщина усилием воли отогнала ее прочь. Она не могла думать об этом. Просто не могла. Китти даже не могла заставить себя спросить у дочери, что случилось. Позже Тереза Гарретт расскажет ей обо всем.
        А сейчас в первую очередь следовало подумать о том, как устроить Лиззи с наибольшим комфортом. Девочка была бледной и слабой, не могла даже сесть самостоятельно и сейчас держалась за перила, чтобы не упасть.
        - Я не смогу подняться по ступенькам, мам. У меня колени подгибаются.
        Лиззи смотрела в пол, избегая взгляда Китти.
        - Ложись сегодня со мной, Лиззи, родная моя, пока тебе не станет лучше, да?
        - Да, мам.
        - Хочешь прилечь прямо сейчас, девочка моя?
        - Хорошо, мам.
        Господи милосердный! Лиззи едва передвигалась. Она доковыляла до гостиной, где Китти помогла ей сесть на кровать, а потом подняла и уложила ее ноги поверх покрывала, и все это время Лиззи морщилась от боли, хотя ни разу не вскрикнула и не заплакала.
        Том О’Брайен ввалился в дом. После рабочего дня он весь взмок, и его одежда пропахла потом. Он принес с собой резкий запах оливкового масла, которое разгружал с обеда до самого вечера.
        С годами брюхо Тома приобрело поистине устрашающие размеры. Сейчас оно выпирало настолько сильно, что совершенно похоронило под собой пояс брюк. Черты лица Тома огрубели до такой степени, что Китти иногда казалось, будто он утратил всякое сходство с симпатичным озорным фермером из графства Корк, который предложил ей руку и сердце двадцать лет назад - хотя сейчас ей казалось, что с тех пор прошло уже сто двадцать лет.
        Стоило Тому переступить порог, как пелена мрака и уныния накрыла дом и всех его обитателей, и развеется она не раньше, чем он отправится в паб после чая. Никто из детей не заговорил с ним. Такого не случалось еще ни разу. Они словно растворились в воздухе. Кое-кто забился в угол, кто-то сбежал в гости к друзьям. Тони и Крис ушли в кино.
        После того как Том съел матросское рагу[11 - Матросское рагу - мясо, тушенное с овощами и галетами.], Китти поставила перед ним кружку с чаем и сообщила:
        - Лиззи вернулась домой.
        Том вздрогнул.
        - И где же она?
        Ему ужасно недоставало Лиззи прошлой ночью, а от своей дуры-жены он так и не смог добиться ответа на вопрос, что же с ней случилось и почему ее увезли в больницу.
        - Она в гостиной. Ее выписали раньше времени. На Стэнли-роуд произошла авария, там опрокинулся трамвай, и им понадобились свободные места.
        Китти ни словом не обмолвилась о том, что к ней должна была зайти Тереза Гарретт, чтобы поговорить о Лиззи, потому что Том терпеть не мог повитуху и упоминание о ней привело бы его в ярость. Женщина решила, что нечего тревожиться заранее и что она скажет ему об этом, когда придет время.
        Лиззи! Внизу! Весь долгий вечер эта мысль не давала Тому покоя, пока он сидел в пабе и поглощал кружку за кружкой пенного пива. И что же, она останется там навсегда, подобно Китти? Мальчишки-близнецы - Том не мог вспомнить, как их зовут,  - переселились наверх, в спальню, с тех самых пор, как их старших братьев призвали на службу. Китти вот уже много месяцев спала одна, так что места для Лиззи было достаточно.
        Мозг Тома, наполовину разложившийся от тысяч кружек пива, выпитых им за много лет, охватило смятение. Его маленькую Лиззи отняли у него, она стала недосягаемой - единственная из его детей, кого он любил. А потом случилось нечто невообразимое. Глаза Тома наполнились слезами, и он весь вечер хранил угрюмое молчание. Его приятели не на шутку забеспокоились: что же стряслось с Томом О’Брайеном? Обычно он был душой их компании, отпускал грязные шуточки, рассказывал сальные анекдоты и распевал патриотические ирландские песни.
        После закрытия паба Том потащился домой. Тротуары покрывала слякоть, которая к ночи начала подмерзать, и, нетвердой походкой сворачивая за угол, Том поскользнулся и растянулся во весь рост. Он грязно выругался во весь голос. Но, несмотря на то, что его телу было холодно, а одежда промокла насквозь, в душе у него бушевала пламенная ярость.
        Что за поганая жизнь: возвращаться домой после тяжелого рабочего дня и обильной выпивки! У всех мужчин есть жены, которых они трахают и которым ставят синяки. А он? Он мужчина, настоящий мужчина, полный сил, и ему нужна женщина. Все мужчины нуждаются в женщинах, а он - больше остальных. Это было его право.
        Но теперь у него не было ни Китти, ни Лиззи.
        Когда Том вошел в дом, там было очень тихо. Он не сделал попытки вести себя тихо, но семья уже привыкла к производимому им шуму и обычно даже не просыпалась.
        Полураздетый, Том повалился на кровать. Его охватило прежнее болезненное желание, словно сам процесс укладывания в постель, упругий матрас под ним и скрип пружин означали, что рядом лежит женщина с раздвинутыми ногами, готовая удовлетворить его страсть.
        Но рядом никого не было.


* * *
        В ту ночь один из членов семьи О’Брайенов не спал и слышал, как явился домой Том. Лиззи лежала в гостиной, и внизу живота у нее поселилась такая острая и жгучая боль, что заснуть не было никакой возможности. После того как отец успокоится, она разбудит маму и попросит у нее аспирин, который немного уменьшал ее страдания.
        Лиззи услышала, как Том рухнул на кровать, как под его тушей ржавым стоном отозвались пружины, как стукнуло о стену изголовье и скрипнули половицы. Сюда, вниз, в гостиную, расположенную прямо под спальней, звуки сверху доносились громко и отчетливо.
        И тут в душу девушки закралось ужасное подозрение.
        Еще несколько минут она лежала неподвижно, пытаясь отогнать от себя это предположение, которое постепенно перерастало в уверенность, но тут вдруг сверху донесся приглушенный крик, за которым последовал сдавленный, испуганный стон.
        Лиззи так резко села на постели, что боль внизу живота огненной волной прокатилась по всему телу.
        - Лиззи! Что случилось?
        - Это Джоан, мам. Отец добрался до Джоан. И я слышу это, мам. Я отчетливо это слышу. Ты знала обо всем, все время знала. Ты должна была знать, что он со мной делает, потому что сейчас, когда я сплю здесь, я поняла, что отец добрался до Джоан.
        Стиснув зубы, Лиззи с трудом поднялась на ноги, усилием воли преодолевая жгучую боль, и заковыляла к двери. Уже собираясь подняться по лестнице, она вдруг вспомнила о ноже для резки хлеба. Именно он остановил отца много лет назад, когда тот собирался избить мать.
        Тускло посверкивая, нож лежал на столе, готовый нарезать утренние бутерброды.
        В дверях гостиной появилась Китти. В рассеянном свете газового рожка, горевшего на верхней площадке лестницы, ее блеклые глаза сочились отчаянием на изможденном осунувшемся лице.
        - Лиззи, девочка моя, я ничего не знала,  - произнесла она.  - Богом клянусь, совершенно ничего. Твой отец, он всегда так беспокойно спит и мечется по кровати, что пружины скрипят всю ночь.
        - Ты должна была обо всем догадаться, мама,  - холодно ответила Лиззи.
        Подъем по лестнице отнял у нее все силы. Девушке казалось, что ее ноги превратились в ножницы и при каждом шаге кромсают ее внутренности.
        В полумраке спальни она смутно разглядела огромную полуодетую фигуру отца, стоявшего на коленях над отчаянно сопротивлявшейся и плачущей Джоан. Одной рукой он зажимал ей рот, как когда-то поступил и с ней самой.
        - Отвали от нее!  - крикнула Лиззи.  - Оставь ее в покое!  - И девушка нацелила острый, как бритва, нож на пьяного мужчину.
        - Ага, и ты пришла за своей порцией, верно?  - злобно оскалился Том.
        Он отымеет их двоих - сначала Лиззи, а потом эту рыжеволосую сучку. Том попытался перекатиться на другой край кровати, но ему помешал мягкий матрас и опьянение. Джоан громко ахнула, шумно хватая воздух широко открытым ртом, когда отец убрал руку, а потом принялась отталкивать его от себя, растерянная и ошеломленная, не понимая толком, что происходит.
        Том встал на колени на краю кровати, но потом потерял равновесие и во весь рост рухнул на матрас, во время падения ударив Джоан ногой по лицу. Намереваясь добраться до Лиззи, он приподнялся и рванулся вперед, не замечая ножа, нацеленного прямо ему в грудь.
        Том свалился с кровати и всем телом напоролся на острое лезвие.
        Оно вошло ему в грудь, сквозь слой мышц и жира, и погрузилось по самую рукоятку, пронзив сердце. Том поперхнулся воздухом и испустил последний вздох у ног Лиззи.
        Бедная Джоан, решив, что один ночной кошмар сменился другим, подползла к изножью кровати, чтобы взглянуть, что произошло. Проснулась Нелли, за ней - мальчики. Они вшестером вошли в спальню, протирая глаза. Джимми принес ночной светильник, который с ужасающей ясностью осветил мертвое, истекающее кровью тело их отца.
        Но прежде чем кто-то успел что-либо сказать, в комнату проскользнула Китти и опустилась на колени рядом с трупом, взявшись за рукоятку ножа и пытаясь вытащить его.
        Поэтому только одна Лиззи знала о том, что это она, а не мама, пронзила ножом ненавистное сердце отца.
        Или так, во всяком случае, думали они с Китти. И только много-много лет спустя Лиззи обнаружила, что был еще один человек, собственными глазами видевший, что случилось на самом деле.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ

        - Придешь сегодня вечером на Сентрал-стэйшн, Лиззи?  - крикнула Мэри Гордон от дверей киоска с газетами и журналами, в котором работала и мимо которого Лиззи проходила по дороге в школу.
        - Можешь не сомневаться!  - отозвалась Лиззи, и ее старательно копируемый американский акцент стал еще заметнее из-за того, что она яростно терзала зубами жевательную резинку.  - У меня свидание с Хэнком в половине восьмого.
        - Тогда увидимся. Я заскочу к тебе около шести, о’кей?
        - О’кей,  - согласилась Лиззи и, сунув руки в карманы и покачивая бедрами, двинулась дальше.
        Через несколько недель ей должно было исполниться четырнадцать, но уже сейчас она была выше всех в классе, за исключением одного мальчика. Ее грудь, которая, как с сожалением подозревала Лиззи, уже не станет больше, была маленькой, но упругой, остренькой и задорно приподнятой, так что соски были видны даже через накрахмаленную сверкающую белую блузку школьной формы. Покачивающиеся бедра были по-мальчишески стройными, зато они сужались к талии объемом восемнадцать дюймов, из-за чего худенькая фигурка казалась необыкновенно пышной.
        Лиззи задорно тряхнула роскошными волосами шоколадного цвета, ниспадавшими до пояса,  - тем самым она выказывала пренебрежение мальчишкам, которые засвистели и заулюлюкали ей вслед, когда она вошла в ворота школы.
        Девочки по большей части игнорировали ее. Тесса уже не значилась в числе ее подруг. Лиззи даже под страхом смерти не стала бы читать «Герлз кристал». Теперь ее любимыми иллюстрированными журналами стали «Сикретс», «Миракл» и «Ред стар»[12 - «Сикретс» (Secrets), «Миракл» (Miracle), «Ред стар» (Red Star)  - молодежные журналы.].
        В школе говорили, что Лиззи О’Брайен «ходит» с мальчиками и именно поэтому они свистели ей вслед, открыто преследовали и собирались вокруг нее на переменах, соперничая друг с другом за то, чтобы проводить ее домой. И дело было совсем не в том, что они считали ее привлекательной. Они бы уделяли ровно столько же внимания другим девчонкам, если бы те позволяли себе такие же вольности, как Лиззи О’Брайен.
        Но доказательств ни у кого не было. Никто никогда не видел, чтобы Лиззи встречалась с каким-либо мальчиком из школы, но, разумеется, девчонки дружно убеждали друг друга в том, что причина ее популярности довольно проста: она не стесняется одаривать мальчишек своими милостями. «И ее экзотическая внешность тут ни при чем»,  - язвительно заявляли они.
        Тем не менее казалось, что в этих искристых золотисто-карих глазах таится приглашение для всякого, кто хотел его там увидеть… И в школе, да вообще во всем Бутле, не сыскать было другой девчонки с такими высокими скулами и губами, которые, не зная помады, выглядели потрясающе спелыми. Собственно, цветом они напоминали созревший персик. После того как началась война, никто не видел персиков, но, думали мальчишки, если персики выглядят именно так, тогда им очень хотелось бы впиться в них губами.
        Без сомнения, Лиззи была самой одаренной из всех О’Брайенов, шептались между собой учителя, но какая жалость, что она ждала вплоть до последнего полугодия, чтобы доказать это. Правда, им не представилось случая свести знакомство с Пэдди, который успешно сдал экзамены на получение стипендии и перешел учиться в школу для особо одаренных детей в Ватерлоо, как раз через дорогу от монастыря, в которой училась бы Лиззи, если бы ее отпустил отец.
        Да, она поистине расцвела после ужасной трагедии, разыгравшейся в прошлом декабре у нее дома, когда мать зарезала отца ножом. Куда-то подевались ввалившиеся глаза с затравленным выражением, девушка перестала засыпать на уроках. Но даже учитывая то, что самые сложные задания она выполняла без особых усилий и обладала живым умом и сообразительностью, позволявшими ей в мгновение ока усваивать новый материал, преподаватели сходились во мнении, что Лиззи О’Брайен - дерзкая маленькая леди, отличающаяся вызывающей манерой поведения и оказывающая обескураживающее действие на мальчиков, не говоря уже о сотрудниках мужского пола. Словом, все они будут рады распрощаться с ней, когда она окончит школу.
        В классе Лиззи зевала. Не от усталости, а от скуки. Вот уже неделю они учились извлекать квадратные корни, в которых она разобралась моментально, но нашлись идиоты, все время задававшие дополнительные вопросы, и все это тянулось бесконечно и было очень утомительно.
        Она смотрела в окно и думала о предстоящем вечере.
        Мэри Гордон, новая подруга Лиззи, была особой смелой и бесцеремонной. Она работала в газетном киоске на углу Чосер-стрит и Марш-лейн. Несколько месяцев назад, когда Лиззи заглянула к ней, чтобы купить свои любимые журналы, Мэри по секрету призналась ей, что тоже предпочитает именно их, и увидела в Лиззи родственную душу.
        Вскоре после Рождества Мэри предложила Лиззи отправиться на Сентрал-стэйшн, куда каждый вечер приезжали янки целыми батальонами - или подразделениями, или как там они называются - в поисках девушек, которых можно осыпать подарками, сигаретами, конфетами и жевательной резинкой или, лучше всего, нейлоновыми чулками.
        - Все, что от тебя требуется,  - втолковывала ей Мэри,  - это позволить назначить тебе свидание, сходить в киношку, паб или кафе, после чего дать им немного подержаться за тебя - ну, ты понимаешь!  - И она со знанием дела подмигнула Лиззи.
        - Понимаю,  - покорно согласилась Лиззи, которая в тот момент ничего не понимала.
        С тех пор они вдвоем бывали на Сентрал-стэйшн каждый вечер.
        В жемчужных сережках из «Вулвортса»[13 - «Вулвортс» - сеть фирменных универсальных магазинов.], в нейлоновых чулках на резинках и туфлях на высоких каблуках, позаимствованных у матери Мэри, Лиззи выглядела на три-четыре года старше.
        В пабах и барах танцевальных залов она потягивала джин, чай со льдом и ром с апельсиновым соком, или еще какие-нибудь чудные напитки с дольками лимона или вишенками на палочках. Вишни Лиззи приносила домой Шону и Дугалу. Один янки, капитан, привел ее в «Адельфи», самую шикарную гостиницу в Ливерпуле. В ту ночь Лиззи проболталась о том, что учится в школе, и ее спутник пожелал узнать, сколько же ей на самом деле лет. Когда она призналась, что всего тринадцать, капитан сурово отчитал ее и велел отправляться домой, а сам почти бегом выскочил из гостиницы. «Несовершеннолетняя подстава!» - выкрикнул он на прощание, и Лиззи не поняла, что это значит, но, дабы избежать подобных недоразумений, выдумала себе работу. С тех пор всем интересующимся она говорила, что работает в цветочном магазине.
        Полученные от американцев сигареты она отдавала матери. После смерти Тома Китти обнаружила, что курение успокаивает. Остальное же семейство вовсю наслаждалось печеньем, конфетами и жевательной резинкой. А однажды Джоан даже отправили из школы домой за то, что она надела нейлоновые чулки.
        - Откуда все это, родная?  - с подозрением спросила Китти. После смерти мужа она превратилась в издерганную, нервную особу и теперь редко выходила из дома.
        - Один приятель подарил,  - небрежно отмахнулась Лиззи, не заботясь о том, что подумает мать или кто-либо еще. Отныне никто не мог запретить ей делать то, что нравится.
        Бедная Китти. Соседи жалели ее еще больше. Что же касается ее скотины-мужа, то, как говорится, туда ему и дорога, но Том и здесь отличился: он покинул мир, оставив страдалицу-жену расхлебывать заваренную им кашу. Китти казалось, что она больше никогда не сможет взглянуть в лицо обитателям Чосер-стрит.
        Ей почудилось, причем с самого начала, что это она проткнула Тома ножом. Вновь и вновь вспоминая события той ужасной ночи, Китти и впрямь ощущала твердость рукоятки ножа в своей ладони и противный хруст, с которым лезвие вошло в огромное «пивное» брюхо мужа.
        Ох, что это была за ночь!
        Китти велела мальчишкам вернуться в свои кровати, всем, кроме Тони, которого отправила за полисменом. Затем она помогла Лиззи, которая, казалось, впала в транс, спуститься в гостиную и попросила Джоан и Нелли побыть с сестрой.
        Когда дети больше не путались под ногами, Китти попыталась перевернуть тело Тома на спину. Он лежал лицом вниз на полу в спальне. Она знала, что он мертв, но подсознательно ожидала, что его ручища вот-вот взлетит вверх и нанесет ей последний, исполненный ненависти удар.
        Женщина встала на колени над трупом мужа и вновь попыталась вытащить нож за рукоятку, пока он с отвратительным, хлюпающим звуком не вышел из раны. Затем, стиснув зубы и бормоча про себя «Аве, Мария», Китти несколько раз полоснула себя ножом по рукам и груди. Вскоре ее тонкая ночная сорочка промокла от крови. Тогда Китти остановилась и вновь воткнула нож в рану.
        А потом она заплакала. О Лиззи, о всех своих детях, о себе и даже о Томе.
        Она продолжала плакать, когда прибыли полицейские.
        Их было двое, один огромный и толстый, как Том, второй маленький и костлявый, с узким, исполненным подозрения лицом. Раньше, когда Кевин и Рори несколько раз приходили в полицейский участок и жаловались, что отец избивает их мать, все полисмены, включая эту парочку, лишь смеялись и говорили: «Что ж, удачи ему. Ступайте домой, ребята, это нас не касается». И теперь, когда жертва дала сдачи, они не выказали ни малейшего сочувствия ни ей самой, ни полученным ею ранам.
        Совсем иначе повели себя медсестры в больнице, куда отвезли Китти, как, кстати, и инспектор уголовной полиции, который пришел побеседовать с ней утром следующего дня.
        Медсестра прошептала:
        - Хорошо, что все так закончилось, милочка. Держу пари, он заслужил такой конец.
        И Китти нетвердым голосом отозвалась:
        - Еще бы. Вы даже не представляете, насколько вы правы.
        Это было самое меньшее, что она могла сделать для Лиззи, которой все это время пришлось возлежать с этим зверем с ее тайного благословения.
        Разумеется, она все знала!
        Она, Китти О’Брайен, которая считала себя прекрасной матерью, спала в гостиной, в комфорте и одиночестве, в то время как в глубине ее души зрело ужасное подозрение, нет, осознание того кошмара, что творился наверху. Она прятала голову под подушку, когда слышала, как знакомо скрипят наверху пружины кровати, говоря себе, что это слишком страшно, чтобы быть правдой, что у Тома бессонница из-за того, что он очень много выпил. Китти не могла признаться себе в том, что происходит немыслимое, потому что в таком случае она должна будет прекратить это, и поскольку Тому нужна женщина, значит, это ей, Китти, придется лежать в просторной мягкой кровати и утолять его животные желания.
        А ведь Лиззи достаточно было всего раз, один-единственный раз услышать, как отец набросился на Джоан, и она понеслась наверх, словно ангел мщения, несмотря на боль от аборта, о котором впоследствии рассказала ей Тереза Гарретт.
        Так что, когда в больницу пожаловал детектив-инспектор, Китти уже готова была признаться, убедительно и правдоподобно, в убийстве Тома.
        - Он всегда был бешеным,  - прошептала она,  - еще в ту пору, когда мы поженились.
        Инспектор кивнул. Его люди уже доложили ему о том, что мальчишки О’Брайены неоднократно приходили в участок с просьбой о помощи, и соседи подтвердили, что убитый наводил страх на семью в течение многих лет. Кроме того, доктор Уолкер рассказал инспектору о неоднократных выкидышах Китти, многие из которых были вызваны побоями.
        - Но сегодня вечером,  - сказала Китти,  - то есть вчера вечером, он набросился на меня с ножом. Раньше такого с ним не случалось.
        - Наверху?  - полюбопытствовал полисмен.  - Вы имеете в виду, он взял с собой нож в спальню?
        - Д-д-да,  - заикаясь, подтвердила несчастная женщина.
        Раны, которые она нанесла себе сама, жгло и щипало от йода. Вдобавок Китти сходила с ума от беспокойства о Лиззи и, в меньшей степени, о Джоан. Похоже, она еще не осознала до конца тот непреложный факт, что стала вдовой.
        - Он… он пришел домой пьяный, как всегда,  - неуверенно продолжала Китти.  - Я уже спала, но он разбудил меня, с грохотом захлопнув дверь. Поначалу он сходил в туалет, а потом поднялся наверх, громко бранясь. Я еще подумала: «Он сегодня в очень дурном расположении духа, хуже, чем обычно». А потом он вдруг ворвался в комнату и принялся кромсать меня ножом. Я упала с кровати.  - Китти представляла эту сцену так живо и отчетливо, словно она происходила наяву.  - А Том… он споткнулся о мои ноги и выронил нож, ну, я подняла его, вроде как для защиты, на тот случай, если он снова кинется на меня.  - Она умолкла, едва сдерживая слезы.
        - Продолжайте,  - мягко обратился к ней инспектор, высокий нескладный мужчина. С тех пор как его перевели в Ливерпуль, ему приходилось допрашивать десятки таких, как Китти,  - женщин, которые служили боксерскими грушами для своих злобных, жестоких мужей. Женщин, которые год за годом сносили побои и насилие, и все ради детей, ради сохранения брака и даже, да поможет им Господь, ради любви к мужчинам, превратившим их жизнь в ад. Но иногда колесо судьбы поворачивалось в другую сторону, и мужчины получали сдачу той же монетой. Только в этом случае в дело приходилось вмешиваться инспектору. «Какая горькая ирония, не так ли,  - подумал он,  - что женщину можно убивать всю жизнь, и никому нет до этого дела, а вот если она наносит ответный удар…»
        Китти глубоко вздохнула, из последних сил сдерживая слезы.
        - Я лежала и держала нож в руках, а Том взял да и навалился на меня сверху. Наверное, он просто не заметил, что нож нацелен на него, и упал прямо на лезвие.
        - Понимаю,  - ответил детектив-инспектор, искренне полагая, что это и в самом деле так.
        - Я могу пойти домой, мистер?  - взмолилась Китти.  - Мои малыши остались одни, им нужна мама. Меня ведь не посадят в тюрьму, а?
        Полисмен доброжелательно улыбнулся.
        - Вы сможете отправиться домой, как только вам разрешит врач,  - ответил он. Адвокат Китти уже организовал поручительство.  - Что же касается тюрьмы, то этот вопрос не ко мне, но лично я думаю, что заключение вам не грозит.
        В должное время состоялось судебное заседание, не получившее, впрочем, широкой огласки. Газета «Ливерпуль эхо» пестрела сводками о военных действиях, об открытии Второго фронта союзниками в Европе и о грядущей, пусть пока и отдаленной, победе.
        Китти предъявили обвинение в убийстве по неосторожности.
        Кевин и Рори, великолепно выглядевшие в новой форме и уже избавившиеся от ливерпульского акцента, засвидетельствовали факт постоянных побоев, которым подвергалась их мать. О Лиззи и Джоан никто даже не вспомнил. Присяжные вынесли приговор «не виновна», и в «Эхо» появилась небольшая заметка об этом деле. Ее обвели карандашом и прочитали все обитатели Чосер-стрит. Они единодушно сошлись во мнении, что Том получил по заслугам и что удивления достойно то, что Китти не избавилась от него много лет назад.
        Это было самое малое, что Китти могла сделать для Лиззи, но при всем при том она чувствовала, что дочь так и не простила ее.
        И с тех пор все, что оставалось Китти,  - это позволить Лиззи идти своим путем. С той ужасной декабрьской ночи ее старшая дочь стала совсем другой. Почти каждый вечер она уходила из дому и возвращалась очень поздно. Китти ничего ей не говорила. Да и как она могла, когда во всем была виновата сама?
        По субботам Лиззи нежилась в постели почти до полудня, в то время как младшие дети вставали в восемь или девять утра и помогали матери по хозяйству. Как и где она добывала эти чулки, сладости, сигареты и прочее? Китти не осмеливалась спрашивать об этом.
        Две девушки ждали на Сентрал-стэйшн. Мэри надела темно-зеленое платье, которое купила в прошлую субботу на Пэддиз-маркет, где без талонов продавались бывшие в употреблении приличные вещи. Правда, оно было на два размера больше, плечи сползли чуть ли не до локтей, и Мэри ничего не могла с этим поделать. Зато она подшила подол и затянула пояс так туго, как только могла, и теперь едва переводила дыхание.
        У янки, похоже, было столько денег, что они не знали, куда их девать, и иногда, в самом конце свидания, они дарили девушкам по пять фунтов, так что Лиззи тоже посетила Пэддиз-маркет и купила себе ношеное платье. Теперь у нее было целых три платья и пальто из верблюжьей шерсти. Последним по счету стало оранжевое шелковое платье с большим запахом, которое казалось безупречным вплоть до того момента, когда Лиззи решила его выгладить. Тогда-то и обнаружилось, что внутренние швы имеют ярко-красный цвет, показывая, что платье выцвело до неузнаваемости после многочисленных стирок. Но девушка ничуть не расстроилась. Платье было модельным и потому единственным в своем роде, и Лиззи иногда думала, что к ней когда-нибудь подойдет его прежняя владелица и скажет: «Эй, вы носите мое платье!» К нему прилагался широкий пояс, который можно было обернуть дважды вокруг ее талии, отчего Лиззи выглядела такой тоненькой и хрупкой, что Мэри, задыхающаяся в своем тугом поясе, зеленела от зависти.
        Лиззи нравилось, как тонкая материя облегает ее бедра. Дома у них не было большого зеркала, так что ей пришлось рассматривать себя в дамской комнате на вокзале. Когда Лиззи впервые взглянула на свое отражение, то испытала шок. Разумеется, она и раньше видела себя во весь рост в витринах магазинов, но для нее стало откровением увидеть себя во всей красе.
        Во-первых, у нее за спиной копошилось множество девушек, наносящих макияж, причесывающихся и вообще старающихся привести себя в порядок перед появлением янки, которые вот-вот должны были приехать из Бертонвуда, и Лиззи не могла не заметить, что у многих из них были грузные, некрасивые фигуры, жидкие немытые волосы или лица, испещренные угрями. Разумеется, среди них были и симпатичные особы, но Лиззи, стараясь не поддаваться самодовольству и зная, что тщеславие - грех, не могла найти другой пары ног, таких же стройных, как у нее, или глаз, столь же больших и лучистых. И, вне всякого сомнения - тщеславие здесь было уже ни при чем,  - никто из девушек не мог похвастаться такой гривой шелковистых блестящих волос, как у нее, ниспадающих до самой талии, в буквальном смысле осиной.
        В тот самый день, когда Лиззи впервые увидела себя во весь рост в настоящем зеркале, она заметила, как многие девушки поглядывают в ее сторону. Лишь некоторые из них смотрели на нее с восхищением. У большинства на лицах читалась неприкрытая ревность и зависть.
        - Эй, подвинься!  - Какая-то толстуха оттолкнула Лиззи в сторону.  - Дай и другим полюбоваться на себя в зеркало,  - грубо заявила она.
        - Прошу прощения,  - запинаясь, пробормотала Лиззи, которая только что осознала, что красива. Необычной, бросающейся в глаза красотой.
        Спустя несколько недель после первого визита Лиззи на Сентрал-стэйшн к ней подошла высохшая пожилая женщина, которая была намного старше остальных.
        - Твоя мама знает о том, что ты приходишь сюда, девочка?  - проскрипела она.
        - Разумеется,  - солгала Лиззи.
        Лицо старухи было очень бледным и так густо припудрено, что казалось, будто она сунула голову в мешок с мукой. Губы напоминали кроваво-красную узкую щель. У женщины недоставало нескольких зубов. Ее звали Джорджи, и она всегда последней уходила под ручку с каким-нибудь янки,  - то есть если вообще уходила. Янки отчаянно нуждался в женщине, если обращал внимание на Джорджи.
        - Тебе не следует здесь бывать,  - заявила женщина. Одна нога у нее была короче другой, и обычно старуха передвигалась, кренясь набок, хотя это и получалось у нее быстро и ловко.  - Твоей матери не стоило разрешать тебе сюда приходить.
        - Она ничуть не возражает.
        Лиззи тряхнула головой, желая, чтобы Джорджи поскорее убралась и оставила ее в покое. Во-первых, с минуты на минуту должен был подойти поезд, а во-вторых, девушке не хотелось, чтобы ее видели в обществе этого пугала.
        Но оказалось, что от Джорджи не так-то легко отделаться.
        - Послушай, милашка,  - с заговорщическим видом произнесла она.  - В таком случае тебе прямая дорога в «Адельфи». Девчонка с твоей внешностью запросто сможет сколотить там целое состояние.
        - Вы так полагаете?  - машинально откликнулась Лиззи, спрашивая себя, что старуха имела в виду.
        Но в следующее мгновение Джорджи была забыта - локомотив, выпустив клубы пара, остановился, поезд замер у перрона, и к Лиззи устремился Хэнк, как всегда, первым проскочив турникет.
        - Всем привет!  - произнес он со своим очаровательным, тягуче-ленивым техасским акцентом, а потом подхватил Лиззи на руки и закружил ее, так что юбка-колокол взметнулась вокруг ее длинных ног, которыми она едва не сбила Джорджи наземь.
        Еще несколько девушек, подобно Лиззи и Мэри, ждали своих постоянных кавалеров, тогда как остальные готовы были удовлетвориться любым янки, который пригласил бы их на свидание и дал возможность хорошо провести время.
        У американцев были не только деньги и товары, достать которые в живущей на осадном положении Британии было практически невозможно. Они отличались потрясающей щедростью и неизменно веселым расположением духа. Большинство янки были молоды и привлекательны, но даже те, кто был постарше и не мог похвастаться красотой, выглядели очень эффектно в аккуратной, пошитой из дорогой ткани военной форме, а уж акцент кинозвезд придавал им обаяние, которым не отличались английские парни.
        Хэнк, кавалер Лиззи, служил капралом в финансовом управлении. Он мог выбираться в Ливерпуль три-четыре раза в неделю, и тогда Лиззи становилась его «девчонкой», как он выражался. Его выбеленные солнцем волосы были почти белоснежными, а здоровый золотисто-коричневый загар после английской зимы уже начинал тускнеть. Они с Лиззи были почти одного роста, особенно когда та надевала туфли на высоких каблуках. Там, в Штатах, отец Хэнка был фермером, и с самого детства Хэнк привык скакать на лошади и перегонять отары овец, как настоящий ковбой. Однажды он показал Лиззи фотографию, на которой был снят в крапчатом шейном платке, настоящем «стетсоне»[14 - «Стетсон» - широкополая ковбойская шляпа с высокой тульей.], верхом на своей любимой кобыле, Цыганке. Он выглядел точь-в-точь как Рой Роджерс[15 - Рой Роджерс (1911 —1998)  - настоящее имя Леонард Слай. Знаменитый американский музыкант, певец и киноактер.], только моложе.
        Лиззи, которая до сих пор видела только старых, изможденных кляч, запряженных в тележки угольщиков или старьевщиков, разъезжавших по Бутлю, была поражена - Цыганкой, Хэнком и американцами в целом.
        Как-то вечером Хэнк предложил ей выйти за него замуж. Лиззи согласилась. Она сочла это грандиозным розыгрышем. Разумеется, сказал Хэнк, ему придется заручиться разрешением капитана. А тот, не исключено, пожелает побеседовать с Лиззи и ее родителями, учитывая то, что она такая молоденькая, раз ей еще нет семнадцати и все такое прочее.
        Лиззи предложила немного подождать.
        - Давай посмотрим, какие чувства мы будем испытывать друг к другу через шесть месяцев,  - сказала она, гордясь таким взвешенным ответом. Во всяком случае, это было намного лучше, чем признаться в том, что ни о каком замужестве не может быть и речи, поскольку ей всего-то тринадцать лет!
        Впрочем, предложения руки и сердца удостаивались многие девушки, а некоторые - даже по четыре-пять раз. По большей части они не получали никаких известий от своих будущих мужей, как только тех переводили на другое место службы или когда мужчины «добивались своего», как горько замечали девушки, прекрасно зная, что их прежние кавалеры отправлялись в Манчестер, чтобы кружить головы и предлагать руку и сердце другим невинным простушкам.
        Лиззи не была настолько наивной, чтобы принять предложение Хэнка всерьез. Кроме того, она не собиралась хранить ему верность. В те вечера, когда он был занят, она по-прежнему приходила на Сентрал-стэйшн и крутила романы с другими солдатами. Лиззи пользовалась большой популярностью, и Мэри радовалась тому, что остается ее подругой, поскольку солдаты почти всегда приходили парами, а это означало, что ее с Лиззи неизменно выбирали первыми.
        Иногда они отправлялись в дансинги - «Риалто» или «Рисиз», и Хэнк (или другой солдат или летчик, с которым Лиззи выпадало провести вечер) так тесно прижимался к ней, что между ними нельзя было бы просунуть и спичку.

«Как все это романтично»,  - думала Лиззи по утрам на уроках в школе, задумчиво глядя в окно и сводя учителей с ума, особенно когда те пытались поймать ее и внезапно спрашивали о чем-то. Но все заканчивалось одинаково: хоть Лиззи и выглядела так, словно унеслась мыслями куда-то далеко-далеко, и уж во всяком случае намного дальше школы, она все равно знала любой предмет гораздо лучше, чем большинство учеников.
        Новое оранжевое платье явно пришлось Хэнку по вкусу. Он заявил, что Лиззи выглядит «просто клево», и они под ручку вышли с Сентрал-стэйшн, не обращая внимания на старую бедную Джорджи, которая неловко пристроилась у дверей мужского туалета, подмигивая каждому солдату, который входил в него.
        Лиззи и Хэнк, Мэри и Клиффорд - у янки были такие смешные имена - направились в «Трокадеро», чтобы посмотреть «Унесенных ветром», кинокартину, которую они видели уже дважды. Она навевала на Хэнка тоску по дому, но Лиззи обожала каждую минуту этого фильма, особенно конец. Ей казалось невозможным, что плантаторский Юг и Чосер-стрит существуют на одной планете.
        Лиззи установила строгое правило и неукоснительно придерживалась его: никаких объятий во время сеанса. Она не хотела пропустить ни одного эпизода, особенно когда речь шла об «Унесенных ветром».
        Хэнк говорил о Гражданской войне так, словно она закончилась только вчера. Складывалось впечатление, что для него она была более реальной, чем та война, в которой он участвовал сам. Он сказал, что Лиззи - вылитая Вивьен Ли, разве что глаза другого цвета.
        - Проклятые северяне!  - ворчал Хэнк себе под нос.  - Ниггеры - это отбросы общества. Можешь мне поверить, на ранчо моего отца с ними не обращаются, как с равными.
        Лиззи уже заметила, что чернокожие янки предпочитали держаться вместе и никогда не смешивались со своими белыми «товарищами». О последних говорили, что они имеют привычку поколачивать черных парней, заприметив их в обществе белых женщин.
        После кино они заглянули в кафе «У Лиона» на чашечку кофе. Несмотря на затемнение, центр Ливерпуля кишел людьми. В последнее время сирены воздушной тревоги звучали все реже.
        Посетителями кафе были почти исключительно янки со своими подружками. Немногочисленные англичане поглядывали на них с завистью. Какой-то солдат в неряшливом полевом обмундировании, сидевший за соседним столиком, с восторгом ткнул пальцем, указывая на подогнанную по фигуре парадную форму Клиффорда.
        - Ты, наверное, капитан, приятель?  - полюбопытствовал он.
        - Нет, дружище, я - такой же капрал, как и ты,  - ответил ему Клиффорд.
        Создавалось впечатление, что янки все до единого знакомы друг с другом. Нимало не смущаясь, они громко переговаривались через столики. Янки были самоуверенными, состоятельными и щедрыми.
        Через полчаса Хэнк и Лиззи поднялись, чтобы уйти.
        - Увидимся в половине двенадцатого на трамвайной остановке,  - прошептала Мэри, когда они проходили мимо.
        - Ладно,  - отозвалась Лиззи.
        Когда они зашагали вверх по Скелхорн-стрит, Хэнк обнял ее за плечи, и они свернули в какой-то темный, вымощенный брусчаткой переулок, где принялись искать пустое парадное. Те парадные, мимо которых они проходили, были уже заняты обнимающимися и вздыхающими парочками, слившимися в жарких поцелуях.
        Наконец они подошли к черному ходу прачечной - пустому и приглашающе темному. Хэнк прижал Лиззи к двойным дверям и принялся целовать - долгими, мокрыми, детскими поцелуями. Иногда Лиззи казалось, что она - первая девушка, которой он назначил свидание.
        Спустя некоторое время Хэнк тяжело задышал и начал жадно шарить руками по ее телу. Он мял ее груди большими пальцами, потом скользнул к талии, сжимая и тиская ее так, словно хотел разорвать надвое.
        - Лиззи, о Лиззи!  - хрипло прошептал Хэнк.  - Я люблю тебя.
        - Я тоже,  - покорно ответила девушка.
        Хэнк ей нравился, но она ни капельки его не любила. Перспектива заняться с ним любовью приводила Лиззи в смущение. А поцелуи для нее вообще ничего не значили, хотя она и отвечала на них. Иногда, когда Хэнк касался ее сосков, Лиззи испытывала легкое, приятное возбуждение. А когда он гладил ладонями ее бедра, лаская и вжимая костяшки пальцев в мягкую расщелину между ее ног, когда его пальцы все ближе и ближе подбирались к тому месту, где внутри нарастала и пульсировала сладкая влажность, девушка буквально жаждала, чтобы Хэнк пошел дальше и влага вырвалась бы наружу, высвобождаясь из плена. Откуда-то Лиззи знала, что испытает доселе неведомую радость. Но при этом ее не покидало отвращение, отвращение к себе, к своему телу и к Хэнку, которое она не могла объяснить. Впрочем, предостережение Мэри всегда вспоминалось вовремя: «Никогда не позволяй им забираться тебе под юбку. Тогда они перестают контролировать себя, и тебе придется драться».
        Поэтому, испытывая некоторое сожаление и одновременно облегчение, Лиззи оттолкнула Хэнка и сказала:
        - Я опоздаю на трамвай.
        - Будь я проклят, милая,  - простонал Хэнк,  - с тобой я не смог добраться даже до первой базы[16 - Бейсбольный термин. Игрок должен достичь первой базы (всего их четыре), чтобы получить очко.].
        Лиззи не ответила. Она зашагала вниз по улице, и Хэнку ничего не оставалось, как устремиться за ней вдогонку. Он обнял ее, накрыл ее грудь ладонью и продолжал легонько сжимать всю дорогу до трамвайной остановки.
        - Когда же я наконец трахну тебя, Лиззи, милая? Мы же с тобой практически помолвлены.
        Лиззи хотелось сказать «никогда», но это могло оттолкнуть Хэнка, а ей очень нравилось иметь постоянного кавалера. Не могла же она заявить ему, что приличные девушки-католички не спят с парнями до замужества, даже если им хочется этого, а она даже не была уверена, действительно ли ей этого хочется.
        - Ты ведь ни разу не доходила с Хэнком до конца, а, Лиз?  - поинтересовалась Мэри на обратном пути, когда они ехали домой на трамвае.
        - Что ты, конечно же нет!  - откликнулась изумленная таким вопросом Лиззи.  - Только не с ним. И вообще ни с кем.
        - Я тоже,  - сообщила Мэри.  - Я все еще девственница. Правда, сегодня вечером Клиффорд вел себя так, что мне едва удалось от него отбиться. Так что мне придется либо сдаться, либо отказаться от Клиффорда.
        - В таком случае бросай его,  - посоветовала Лиззи.


* * *
        То, что было у нее с отцом, не могло происходить на самом деле. Это был всего лишь страшный сон, ночной кошмар. То, что он проделывал с ней, то, что ей снилось, будто он с ней проделывает… Этого не могло быть, ведь внизу, в гостиной, спала мама. И тот день в Северном парке, когда она продрогла до костей, промокла насквозь и чувствовала себя такой несчастной… И миссис Гарретт вела себя просто ужасно… Кстати, теперь миссис Гарретт всячески носилась с Лиззи, специально приходила к ним домой, чтобы повидаться с ней, брала ее за руку и ласково спрашивала, как она поживает.
        Нет, она все выдумала. Ничего этого не было. Лиззи не смогла бы жить с осознанием того, что все это случилось с ней на самом деле. Лежа на кровати и держа в руке старый ржавый вертел, она проткнула им себя… Боль, врач, больница…
        Лиззи О’Брайен, едущая в трамвае, такая очаровательная, восхитительная в своем оранжевом платье и пальто из верблюжьей шерсти, никогда не смогла бы причинить себе страдания.
        Джоан!.. Их отец и скрипящая кровать… Нож для резки хлеба, всегда острый, словно бритва. «Оставь ее в покое!» Пронзительный крик. И темнота.
        На этом ночной кошмар обрывался.

«Ничего этого не было и быть не могло»,  - сказала себе Лиззи. Это всего лишь дурной сон, который возвращается к ней во мраке ночи, отчего она дрожит всем телом и стонет, даже когда просыпается.
        Этого никогда не было!
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        В то время как за Лиззи ухаживал ее американский кавалер, еще один военнослужащий США уговаривал свой хромающий, спотыкающийся одноместный «мустанг» сесть на взлетную полосу военно-воздушной базы в Саффолке. Он долетел до самого Берлина, пытаясь разбомбить этих проклятых «дойчей», которые никак не желали сдаваться. Господи, им вроде бы уже давно пора было понять, что у них не осталось ни единого шанса, ведь на них со всех сторон наступали русские, американцы, англичане и французы, и кольцо окружения смыкалось все теснее.
        Летчик сбросил свои бомбы на железнодорожный узел. Грузовики с боеприпасами взрывались, как гигантские шутихи на Рождество, но и в него попали с земли. Он спустился слишком низко, чтобы удостовериться в том, что бомбы попали точно в цель.
        Эти досужие разговоры о возвращении на одном крыле и молитве! Мотор чихал и кашлял всю дорогу, но все-таки он долетел и теперь оказался прямо над базой. И надо же было этим проклятым шасси отказать в самый неподходящий момент! Выходит, они все-таки достали его. Но ничего, он посадит самолет на «живот». Для этого потребуется все его мастерство, но ведь он уже проделывал это раньше.
        Летчик нежно повернул ручку от себя, пытаясь передать самолету весь свой ужас и желание жить. Не взорвись. Не разбейся. Потихоньку, полегоньку, и мы с тобой сделаем это.
        Самолет коснулся земли с визгом, похожим на одновременный вопль тысячи сумасшедших.
        Господи Иисусе! Машину бросало из стороны в сторону, и летчик отчаянно дергал ручку управления то вправо, то влево, пытаясь выровнять курс. Когда самолет уже приближался к концу взлетной полосы, одно крыло развалило деревянную постройку, в которой иногда собирались механики, чтобы выпить чаю и не тащиться для этого в столовую.
        Однако именно столкновение, похоже, помогло самолету выровняться. Пилот вздохнул с облегчением и заметил, что к нему мчится карета «скорой помощи». Теперь доклад, чашка кофе, потом постель, и до завтрашнего вечера можно забыть о самолетах. Собственно говоря, когда он выпрыгивал из кокпита[17 - Здесь: кабина пилота. (Примеч. ред.)], к нему уже вернулось прежнее оптимистическое настроение.


* * *
        В трамвае Лиззи поинтересовалась у Мэри:
        - Хочешь поехать в Саутпорт в понедельник светлой седмицы[18 - Первый понедельник после Пасхи.], через неделю? Хэнк меня приглашает.
        - Не хочу быть третьей лишней.
        - Он берет с собой кучу приятелей,  - сообщила подруге Лиззи.  - Просто у меня день рождения, и мы собираемся его отпраздновать.
        - Клянусь богом, Лиззи, я бы с удовольствием, но в понедельник киоск будет открыт, и мне придется выйти на работу.
        - Да ладно, все нормально,  - отозвалась Лиззи, которой было абсолютно все равно, поедет с ней Мэри или нет.
        В Саффолке, где молодой пилот подбитого бомбардировщика наслаждался кофе и обменивался впечатлениями с коллегами, которым посчастливилось пережить ночной вылет, еще один молодой человек в комбинезоне выбирался из-под развалин будки, в которую врезался самолет.
        Потом он изо всех сил побежал к командному пункту, но время от времени ноги у него заплетались и он падал, плача, как ребенок.
        Вскоре он уже что-то неразборчиво лепетал, стоя навытяжку перед сержантом, который безуспешно пытался понять что-либо из его бессвязного доклада.
        - А ну, возьми себя в руки, парень!  - потеряв терпение, грубо гаркнул сержант. Он был шотландцем, кадровым военным и старым служакой, считавшим всех призывников военного времени жалкими трусами. Если бы они не были трусами, не было бы необходимости призывать их: они пошли бы служить добровольцами.  - Говори яснее, Роджерс. О чем, черт тебя подери, ты толкуешь?
        Роджерс вновь забормотал что-то непонятное, и сержанту пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать ему в ухо. Но потом ему показалось, что он расслышал чье-то имя.
        - О’Брайен, ты сказал? Так что там с О’Брайеном?
        - Мы сидели в будке, сержант, пили чай, когда услыхали, как садится этот самолет. У него были проблемы, большие проблемы, мы сразу это поняли, и Рори, я имею в виду О’Брайена, встал и выглянул в окно. Ну, чтобы посмотреть, не можем ли мы чем-нибудь помочь. Крыло самолета врезалось прямо в нас и начисто снесло О’Брайену голову, сержант.
        Что-то было не так.
        Придя домой, Лиззи сразу же поняла - стряслось какое-то несчастье. Но дома все было по-прежнему. Ровным счетом ничего не изменилось. Повсюду царила тишина, но это была наэлектризованная, напряженная тишина, словно где-то вдалеке невнятно бубнили голоса, стремясь прорваться сюда с неприятным известием. Волосы на затылке у Лиззи встали дыбом, по коже побежали мурашки.
        Она осторожно поднялась наверх. Ее мама, Джоан и Нелли уже давно спали, в соседней комнате мирно посапывали мальчишки. Лиззи пересчитала их. Тони, Крис, Джимми, Пэдди, Шон и Дугал. По трое на двуспальных кроватях. Все живые, целые и невредимые.
        Тем не менее давящее ощущение несчастья не исчезало.
        Вновь сойдя вниз, Лиззи поставила чайник на огонь, чтобы приготовить себе чашку чая. Теперь в кухне у матери появилась настоящая газовая плита.
        Лиззи устало опустилась в одно из новых кресел. Огонь в очаге почти погас, хотя угли все еще давали достаточно тепла. Она частенько сиживала здесь в одиночестве, когда возвращалась из города домой и думала о Хэнке и о том, каково это будет - жить в Техасе. А потом Лиззи воображала, что у нее куча денег и она может покупать себе платья, туфли и сумочки в настоящих магазинах, а не на Пэддиз-маркет. Иногда она даже придумывала фасоны этих платьев, но сегодня никак не могла сосредоточиться. Плохое предчувствие не оставляло ее, как бы старательно Лиззи ни гнала его от себя, и девушка решила побыстрее выпить чаю и лечь спать, рассудив, что утро вечера мудренее.
        Война должна была вот-вот закончиться - через неделю, месяц или два… У каждого на этот счет было свое мнение.
        Каждый день Китти О’Брайен жадно слушала радио. Она тревожилась за Кевина, служившего на авианосце в каком-то далеком океане. С Рори все было в порядке, он оставался в Англии, в полной безопасности. После войны оба ее мальчика смогут найти себе хорошую работу. Теперь у них была настоящая профессия. Когда Рори был дома в последний раз, он сказал:
        - Если хочешь, мы можем переехать из Бутля, мам. Купим домик где-нибудь в деревне - в Формби или Ормскирке, например.
        Но Китти не была уверена в том, что захочет когда-либо покинуть Чосер-стрит.
        После того как старшие дети ушли в школу и дома остались только Шон с Дугалом, что-то увлеченно рисовавшие, сидя за кухонным столом, она включила радио, чтобы послушать девятичасовой выпуск новостей. Ничего нового, Гитлер еще не сдался. Он по-прежнему скрывался в своем бункере где-то в Берлине, отказываясь признавать поражение, хотя оно и стало неизбежным.
        Китти выключила радиоприемник и поднялась наверх, чтобы собрать белье для стирки и вытереть пыль. Она с нетерпением ждала того дня, когда можно будет снять эти ужасные светомаскировочные шторы. Тони обещал купить новые занавески в гостиную, и она уже принялась откладывать купоны на зеленую парчу, которую присмотрела в магазинчике на Стрэнд-роуд.
        Женщина вздохнула. Странно, но когда у нее была целая куча малышей, она мечтала об отдыхе и покое, а теперь, когда ее желание исполнилось, ей, наоборот, захотелось иметь младенца, чтобы нянчить его, чтобы вновь почувствовать, как детская ручонка тянет ее за юбку. Шон и Дугал были самостоятельными, замкнутыми детьми; поглощенные друг другом, они тихонько играли целыми днями. Близнецы не доставляли никаких хлопот и не нуждались в матери.
        Китти отнесла вниз белье, отобранное для стирки, и замочила его в ведре, а потом решила выпить чашечку чая перед тем, как приступать к выпечке. Наливая в чайник воду, женщина с неудовольствием вспомнила нелепый вопрос, который задала ей сегодня утром Лиззи, собираясь в школу:
        - У нас вчера ничего не случилось, мам?
        Она заверила дочку, что у них не произошло ничего из ряда вон выходящего, и потребовала, чтобы Лиззи объяснила, с чего это вдруг ей вздумалось спросить об этом, но та лишь пожала плечами и не добавила более ни слова.
        Китти уже хотела предложить малышам выпить с ней чаю, когда в дверь постучали. Женщина вздрогнула. Почему-то она знала, что к ним пришли плохие, очень плохие новости.
        - О нет!  - запричитала она, чуть ли не бегом устремляясь по коридору к двери, чтобы открыть ее.  - О нет, Господи, только не это!
        Шон и Дугал подняли головы от стола, встревоженные ее криками, а потом тоже заплакали.
        На улице стоял мальчишка-посыльный с телеграммой в руках. В ней сообщалось, что ее Рори погиб.
        Кто-то говорил:
        - У вас ведь есть еще десять очаровательных детей, Китти. Только представьте, что Рори был бы у вас единственным ребенком.
        Но Китти все равно горевала о Рори ничуть не меньше матери, у которой был всего один сын. В конце концов, говорила она себе, если у вас отрежут палец, вы же не станете успокаивать себя, приговаривая: «Ничего страшного, у меня осталось еще девять».
        В отличие от многих многодетных матерей, Китти никогда не путала своих детей, когда те вырастали и становились старше. Она помнила рождение Рори так отчетливо, словно это было вчера.
        Он был одним из немногих, кто родился днем. Разумеется, при этом присутствовала Тереза Гарретт, и Рори появился на свет легко и быстро, поскольку был вторым ее ребенком. Да и пошел он раньше Кевина, хотя зубки у него прорезались позднее, что доставило Китти немало хлопот. Но, за исключением этих беспокойных месяцев, Рори всегда был солнечным ребенком, веселым и общительным.
        Кстати, прорезывание зубов у него было не таким болезненным, как у Нелли. Та каждую ночь исходила криком, да таким громким, что однажды Том пригрозил выбросить ее в окошко. Рори же предпочитал терзать зубами кольцо своей соски-пустышки вместо материнской груди, и первым его словом стало «дум-дум», хотя он произнес его лишь в возрасте полутора лет.
        Раньше всех начала разговаривать Лиззи, хотя Джимми не намного отстал от нее, и с тех пор как он заговорил, рот у него не закрывался. Пока что Пэдди оставался самым умным из мальчиков и теперь посещал школу для особо одаренных детей, каждое утро выходя из дома в белой рубашке, галстуке и ярком форменном пиджачке. Он выглядел просто очаровательно, хотя кепку прятал в кармане до тех пор, пока не садился в школьный автобус.
        Какие у нее замечательные дети, все до единого.

«Ты рожаешь детей,  - с горечью думала Китти,  - проходишь через все круги ада, принося их в этот мир, оберегаешь их и заботишься о них. Ты защищаешь их от пьяного отца, принимая на себя предназначенные им удары. Ты согреваешь их зимой, вяжешь им варежки и шарфики, подкладываешь им в обувь стельки, вырезанные из линолеума, чтобы ногам было тепло и сухо, а потом идешь на улицу - подбирать обрезки и гнилые овощи после того, как закроется рынок, и выпрашиваешь у булочника черствый хлеб, чтобы накормить их.
        Ты даже продаешь свое тело, чтобы утолить их голод.
        Потом ты в первый раз ведешь их в школу, даже если для этого приходится тащить с собой трех или четырех малышей, промываешь их ссадины, бинтуешь порезы, вытираешь им носы и слезы.
        О, как сильно ты любишь и лелеешь своих детей! Ты воспитываешь их, пока они не вырастают в прекрасных молодых людей, а потом дурацкий несчастный случай, минутная рассеянность или вторжение маньяка в Польшу или еще какую-нибудь страну, о которой ты даже никогда не слышала, отнимают у тебя твоего ненаглядного ребенка, твоего дорогого сыночка, несмотря на всю твою любовь и заботу».
        Впервые в жизни Китти не нашла утешения в Церкви. Она хотела, чтобы ее Рори был с ней. Она хотела видеть его смеющимся, высоким и сильным. Она хотела прикасаться к нему и слышать его голос.
        Монсеньор Келли заявил, что Китти должна радоваться, ведь Рори попал в рай, но она, вместо того чтобы обрадоваться, лишь рассердилась. Женщина никак не могла уразуметь, почему смерть ее сына была частью Божьего промысла.
        Благодушие монсеньора Келли и его настойчивые уверения в том, что она должна радоваться, а не печалиться, настолько расстроили Китти, что она позволила себе проявить публичное неповиновение и заявила капитану военно-воздушных сил, который пришел повидать ее несколько дней спустя, что она хочет, чтобы ее сына похоронили в Саффолке, неподалеку от базы ВВС. Ей была невыносима мысль о том, что заупокойную мессу по Рори будет служить священник, не сострадающий ей, и что он будет читать молитвы, в которые не верит сам.
        Без своих детей бедная Китти была ничем. Никто не знал об этом, но она частенько оплакивала своих так и не пришедших в этот мир малышей. Тех самых, которые родились мертвыми или которых убил в ее чреве Том. Всем им она давала имена и никогда не забывала о них. Питер и Брендан, которые уже могли бы стать подростками, Клэр и Кэтлин… Сердце Китти частенько обливалось кровью, когда она думала о своих нерожденных детях, как сейчас оно разрывалось от боли за ее высокого симпатичного Рори.
        Единственным положительным моментом постигшего ее несчастья, хотя Китти, разумеется, и не отдавала себе в этом отчета, стало то, что после того, как у них дома побывало множество людей, выражавших свои соболезнования, проявлявших искреннее сочувствие, обещавших вспоминать Рори в своих молитвах или даже заказывавших по нему поминальные службы, она вновь начала выходить на улицу и общаться с соседями.
        Смерть Рори оставила Лиззи равнодушной. Ее братья и сестры, ее мама и даже миссис Гарретт и Мэри Планкетт плакали, не скрывая слез. А Лиззи не уронила ни слезинки. Она не чувствовала печали и тоски, и это угнетало ее и беспокоило, когда она смотрела на свою плачущую семью, стоящую по вечерам на коленях перед фотографией Рори и читающую молитвы по четкам. Но сама Лиззи не испытывала ровным счетом ничего.


* * *
        Люди из военно-воздушных сил прислали билеты на поезд, и Китти с Джимми поехали в Саффолк на похороны. Рори должен был упокоиться на крошечном церковном погосте очень далеко от базы.
        - Боюсь, это ближайшая католическая церковь,  - пояснил отец Уоттс, первый священник не ирландского происхождения, которого встретила Китти.  - Видите ли, миссис О’Брайен, в этой местности католицизм не получил большого распространения, в отличие от Ливерпуля.
        Китти попросила позволения взглянуть на тело сына, но капитан объяснил безутешной женщине, что уже слишком поздно. Гроб запаян. Они заранее побеспокоились об этом, учитывая, в каком состоянии находилась голова О’Брайена.
        Китти с горечью думала о том, что ей вообще-то следовало взять с собой Лиззи. В данных обстоятельствах дочь должна быть рядом с матерью. Но Лиззи под надуманным предлогом - дескать, в школе много задали - отказалась. Как будто что-то могло быть важнее похорон ее собственного брата. И еще Лиззи не выглядела расстроенной, в отличие от других детей. Вероятно, она израсходовала все свои эмоции в тот день, когда произошла эта ужасная история - с Томом, больницей и ржавым вертелом.
        Китти и Джимми провезли на автомобиле по живописным, сказочно прекрасным дорогам Саффолка, где деревья смыкались над головой, образуя тенистые лиственные туннели. Они проезжали мимо домиков под соломенными крышами, на лужайках перед которыми и вдоль извилистых дорожек, ведущих к величественным особнякам, цвели ярко-желтые нарциссы, мимо зеленых холмов, на которых паслись овцы и коровы…
        Но ни Китти, ни Джимми не обращали внимания на великолепный ландшафт, раскинувшийся впереди. Они могли думать только о Рори.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        В понедельник светлой седмицы 1945 года, когда Лиззи исполнилось четырнадцать, Китти предприняла жалкую попытку устроить домашний праздник. Она только что вернулась из Саффолка, и ей было очень трудно встряхнуться и взять себя в руки, но она все-таки купила подарок для Лиззи, чудесную кожаную сумочку, а Тони и Крис в складчину приобрели настоящий серебряный кулон на цепочке. Кевин прислал из-за границы маникюрный набор в чехле из крокодиловой кожи, очень красивый и изящный.
        - Ой, спасибо, мам.  - Лиззи небрежно приняла подарок из рук Китти. Она знала, что ее невнимательность больно ранит мать, и от этого ей было не по себе.
        - Сегодня вечером мы устроим грандиозное чаепитие, родная. Джози О’Коннор сделает глазурь для праздничного торта. А вчера мне удалось купить в бакалее баночку сардин и немного помидоров, и еще я хочу попозже приготовить конфитюр.
        - Не стоит беспокоиться, мам,  - равнодушно обронила Лиззи.  - Я иду гулять.
        - Куда, родная?  - У Китти вытянулось лицо.
        - В Саутпорт с Мэри.
        И она ушла в своем ярко-оранжевом платье и туфлях на высоких каблуках, чувствуя себя совсем взрослой. Ведь ей уже исполнилось четырнадцать, и скоро она начнет работать на красильной фабрике, крупнейшем предприятии в Бутле, хоть мать и не подозревала об этом; она думала, что Лиззи останется в школе до лета.
        Остальные дети все-таки упросили Китти накрыть праздничный стол хотя бы потому, что сегодня был второй день Пасхи. Но она весь день чувствовала себя несчастной, думая о том, что совсем скоро она и Лиззи потеряет так же, как и Рори, хотя в случае с дочерью во всем была виновата она сама. А когда пришел Пэдди и сообщил, что видел Мэри Гордон в газетном киоске, Китти стало еще хуже.
        Предвкушение праздничного дня, который можно будет провести в обществе щедрых американских парней, привело к тому, что в этот понедельник на Сентрал-стэйшн собралось гораздо больше женщин, чем обычно.
        Среди них была и хромая, очень бледная Джорджи, хоть она и знала, что вряд ли ее пригласят так рано. Только много позже, и то не наверняка, у нее появится возможность подцепить себе мужчину.
        Как всегда, Хэнк первым прошел сквозь турникет и со своим обычным энтузиазмом подхватил Лиззи на руки и закружил, пока у нее с ноги не свалилась туфелька.
        Вокруг собралась целая толпа американских солдат. Один из них поднял туфельку и, опустившись на колено, рыцарским жестом вновь надел ее на ногу Лиззи.
        - Подходит! Подходит!  - закричал он.  - Это - Золушка, и теперь она должна выйти замуж за принца!
        - Милая,  - произнес Хэнк,  - это мой лучший друг, Текс, который, как ты, наверное, уже догадалась, тоже родом из Техаса, как и я.  - Он обернулся к остальным.  - А это мой лучший друг Джуниор Ти. И еще один лучший друг, Дюк.
        Текс был высоким, поджарым и светловолосым. Он так сильно походил на Хэнка, что они могли бы сойти за братьев. Но оба выглядели сущими карликами рядом с Дюком, широкоплечим здоровяком с расплющенным носом, чемпионом подразделения по боксу, и Джуниором Ти, жилистой каланчой с необычными серебристыми волосами.
        Одного за другим Лиззи представили лучших друзей Хэнка. Фред, опрятный и щеголеватый, настоящего имени которого никто не знал. Они называли его Фредом, потому что он все время танцевал, совсем как Фред Астер. Неро был смуглым и темноглазым, причем оказалось, что Неро - это фамилия, а не имя, поскольку он был итальянцем и оттого считался человеком второго сорта по сравнению с настоящими, чистокровными американцами, объяснил ей позже Хэнк. Но Неро был очень богат, а его дядя по отцу был «крестным отцом» нью-йоркской мафии, и потому его приняли в ряды лучших друзей. Следующим шел Баз, в очках в роговой оправе и со строгим выражением лица. На вид ему никак нельзя было дать больше шестнадцати.
        - Когда-нибудь Баз станет великим писателем,  - заметил Хэнк.  - Он все время что-нибудь пишет. И, наконец, последний по счету, но не по значимости, мой лучший друг Бифи[19 - Бифи (англ. beefy)  - мускулистый, мясистый.]. Ты сама можешь догадаться, откуда у него это прозвище.
        - Захлопни пасть, ты, недоносок-южанин,  - отшутился Бифи, которого было легче перепрыгнуть, чем обойти. Он пожал Лиззи руку, как настоящий джентльмен. Впрочем, они все вели себя одинаково, и девушка чувствовала себя настоящей королевой в окружении придворных воздыхателей, когда они толпой обступили ее, с вожделением глядя на нее.
        - Ты был прав, дружище Хэнк. Тебе досталась настоящая красавица,  - растягивая слова, заявил Джуниор Ти и дохнул на стекла очков База, чтобы тот ничего не видел.
        - Хэнк рассказывал, что ты - точная копия Скарлетт О’Хары,  - прошептал на ухо Лиззи Дюк.  - Но теперь я вижу, что он ошибся. Ты намного красивее ее.
        Все они были цветущими, здоровыми парнями с хорошими манерами. Им только-только исполнилось по двадцать. С чистыми, сверкающими глазами, восторженные и взволнованные, они не делали попыток познакомиться с другими девушками, намереваясь провести весь день в обществе одной только Лиззи, чтобы отпраздновать ее день рождения.
        Большинство девушек, которые все еще ждали своих кавалеров, бросали на Лиззи завистливые взгляды, когда она уходила в обществе сразу восьмерых парней, и лишь одна Джорджи крикнула ей вслед:
        - Удачи, Лиззи, милочка!
        Чтобы попасть в Саутпорт, нужно было пройти через центр Ливерпуля до Искчейндж-стэйшн. Поскольку сегодня был выходной, все магазины и конторы были закрыты. До полудня было еще далеко, и не до конца проснувшееся солнышко обещало ясный и погожий день.
        Хэнк жестом собственника обнимал Лиззи за плечи, когда они шагали по пустынным улочкам, а остальные парни пританцовывали вокруг них, отпуская Лиззи экстравагантные комплименты. Они шли спиной вперед, глядя на нее и посылая ей воздушные поцелуи, отвешивали изящные поклоны, смеялись и шутили. Фред отбил чечетку на бордюре и даже изобрел новое па в ее честь.
        - Отвалите, парни, она моя,  - запротестовал Хэнк и поцеловал Лиззи в левое ушко.
        - Нет, нет, она наша. Она принадлежит всем нам!  - крикнул в ответ кто-то, и Лиззи захотелось заплакать от счастья.
        В поезде было полно отдыхающих, вознамерившихся провести выходной в Саутпорте или на пляжах по дороге - в Формби, Эйнсдейле или Биркдейле. Несмотря на откровенную неприязнь, которую многие англичане питали к американцам, находящимся на их земле, невозмутимое веселье и щедрость восьмерых молодых парней вскоре очаровали весь вагон.
        Бифи достал губную гармонику, и через несколько мгновений пятьдесят или шестьдесят человек уже во все горло распевали «Беги, кролик, беги», «Белые скалы Дувра» и «Янки дудль данди»[20 - Песня в маршевом ритме, популярная среди американских солдат в годы Войны за независимость.].
        Когда они выходили в Саутпорте, весь вагон хором прокричал им «до свидания».
        Лиззи еще никогда не уезжала так далеко от Бутля. Красота Лорд-стрит с островками зелени, изысканными дорогими магазинами и живописными пассажами и аркадами викторианской эпохи произвели на девушку неизгладимое впечатление. Она даже не подозревала, что недалеко от ее дома существует столь элегантный, чудесный город. Может быть, когда-нибудь и мама захочет приехать сюда.
        - Черт, какое классное местечко!  - с восхищением протянул Хэнк.
        К этому моменту солнце поднялось уже высоко и для апреля пригревало очень жарко.
        - Как насчет того, чтобы перекусить?  - предложил Джуниор Ти.
        Они зашли в первое же попавшееся кафе, даже не ознакомившись с ценами в меню, выставленном снаружи, как на их месте поступила бы Лиззи и ее знакомые англичане. Деньги для янки, похоже, ничего не значили.
        Пожилая официантка с недовольным лицом сдвинула для них два столика, и Лиззи усадили во главе, а Хэнка - напротив. Она заказала фаршированную индейку, жареный картофель и горошек.
        Индейка! Это блюдо никогда не появлялось на столе в доме под номером два на Чосер-стрит. Сейчас перед Лиззи на тарелке лежали два толстых белых ломтя, оказавшихся жесткими, как подошва, однако девушка убедила себя в том, что они восхитительны на вкус.
        Вместо пудинга им подали фруктовый салат и мороженое, и в салате оказался виноград, самый настоящий виноград! Так вот, значит, как он выглядит. Фиолетово-красный, с толстой кожицей, которую трудно прокусить, такая она скользкая, а внутри - сочный и зеленый. Он был терпкий и сладкий на вкус, и еще в нем были мелкие косточки, которые Лиззи постеснялась выплюнуть под прицелом устремленных на нее восьми пар глаз и проглотила вместе с мякотью.
        Даже пожилая официантка в своем порыжевшем от частых стирок черном платье, кружевном чепчике и фартуке не устояла перед обаянием молодых людей, особенно когда Неро признался ей, что она очень похожа на его мать. В конце концов официантка заулыбалась и закивала головой, и даже принесла им молоко и сахар для чая, прежде чем они успели попросить об этом. Парни провозгласили тост за здоровье именинницы и чокнулись чашками. Хэнк сообщил им, что они с Лиззи скоро поженятся. Лиззи не стала их разочаровывать. Если они узнают, что ей всего четырнадцать, то могут попросту сбежать, как тот капитан в «Адельфи».
        - Эй, сколько у тебя братьев и сестер, Лиз?  - полюбопытствовал Дюк. Он сидел слева от нее и прижимался к ней коленом.
        - Восемь братьев и две сестры,  - отозвалась она, совершенно позабыв о том, что Рори погиб, но когда вспомнила, не стала говорить об этом, боясь испортить праздничную атмосферу за столом. Кроме того, подумав о доме, она сразу же представила себе мать и продукты, которые та купила для праздничного ужина, и от этого ей стало по-настоящему скверно.
        Но длилось это недолго. Неро, сидевший справа, наклонился к Лиззи - она ощутила у себя на щеке его теплое дыхание - и сказал:
        - Знаешь, Лиззи, киска, у тебя самые сладкие губки, самый очаровательный носик и самые прелестные глазки, какие я когда-либо видел. А твои волосы…
        - Эй, вы двое, а ну прекратите!  - заорал Хэнк с дальнего конца стола.  - Это мою девушку вы обхаживаете.
        - Нет, не твою,  - возразил Неро, а потом вместе с остальными принялся хором скандировать: - Она - наша!
        Раскрасневшаяся, со сверкающими, как звезды, глазами, Лиззи нежилась в лучах всеобщего внимания и обожания.
        Лиззи завизжала. Еще никогда ей не было так страшно. От ужаса у нее перехватило дыхание, и она была твердо уверена, что в следующее мгновение задохнется и умрет.
        - Эй, милашка,  - сказал Хэнк, на которого аттракцион «железная дорога» с трамплинами и горками не произвел видимого эффекта,  - успокойся.
        Но Лиззи не желала успокаиваться и не переставала визжать до тех пор, пока поезд не остановился. Она наотрез отказалась прокатиться еще разочек, к большому сожалению остальных парней, которые явно с нетерпением ждали своей очереди.
        - Никогда в жизни я больше не сяду на эту штуку,  - заявила Лиззи.
        Впрочем, прокатиться на карусели она согласилась, и ей пришлось по вкусу неспешное и осторожное движение по кругу на спине игрушечной лошадки с плавным подъемом и спуском, особенно когда ее поддерживала пара сильных рук. Лиззи сбилась со счета, сколько кругов проехала, во всяком случае, по разу с каждым из ребят, а с некоторыми - и по два.
        Баз, такой юный, но в своих очках в роговой оправе производящий впечатление умудренного опытом человека, оказался единственным, кто не заигрывал с ней и не пытался все время дотронуться до нее. Лиззи даже подумала, что не нравится ему, но вдруг обнаружила, что он пристально наблюдает за ней с серьезным выражением лица, и решила, что он просто стесняется.
        День казался бесконечным, и Лиззи веселилась напропалую, приходя во все большее возбуждение. В ее жизни еще никогда не было такого замечательного дня, и, быть может, больше не будет. Несколько молодых людей ловили каждое ее слово и стремглав бросались исполнять ее желания.
        - Лиззи, крошка, посмотри сюда!
        - Ну, давай же, Лиззи, пойдем покатаемся на гоночных машинках!
        Они так старались ей угодить. Если для этого нужно быть красивой, тогда она была рада, что Господь благословил ее этим даром. Вполне возможно, что вся ее дальнейшая жизнь будет именно такой; вокруг нее будут увиваться мужчины, желающие ухаживать за ней, спрашивающие ее мнение и нуждающиеся в ее одобрении во всем, что бы они ни делали.
        - Это тебе, милашка.  - Фред появился с пушистым кроликом в руках и отдал его Лиззи.
        - Еще один приз!  - с восторгом вскричала девушка. Она уже обзавелась плюшевым мишкой, черномазой куклой-уродцем с выпученными глазами и спутанными волосами, расческой в кожаном чехле, пупсом и стеклянной сахарницей с позолотой, которая наверняка понравится матери.
        Джуниор Ти, Текс и Хэнк развлекались в тире, приводя в отчаяние его владельца. Они были прекрасными стрелками и всякий раз выигрывали. Хозяин тира уже подумывал о том, чтобы отказать им в очередной серии выстрелов, но вокруг собралась толпа, чтобы поглазеть на бесплатное представление и поаплодировать счастливчикам, и хозяин не рискнул ссориться с янки, особенно после того, как они стали раздавать призы.
        Бифи пытался научить Лиззи стрелять из ружья, обхватив ее мускулистыми руками сзади и тесно прижавшись к ней. Она почувствовала, как его ладонь на мгновение случайно коснулась ее груди.
        - Держи ружье вот так, крошка. Отлично. Ты все делаешь правильно.
        Но Лиззи хихикала не переставая и промахивалась всякий раз, к огромному облегчению владельца тира.
        Наконец ярмарочная площадь утратила для них привлекательность, и они потянулись к песчаным дюнам Саутпорта и далекой серебристой полоске моря.
        Бифи затянул на своей гармонике какую-то жалобную мелодию, а Фред сплясал то, что он назвал «степом на песке».
        - Не отставай, приятель,  - крикнул Дюк Базу, который тащился сзади, с мрачным видом сунув руки в карманы брюк.
        Ее мальчики! Лиззи буквально чувствовала себя их матерью. Хэнк и Текс взяли ее с обеих сторон под руки. Дюк, Неро и Джуниор Ти принялись играть в футбол старой жестянкой.
        Вечернее солнце коснулось краешком моря, превратив узенькую полоску воды в мазок ярко-оранжевого цвета, и пески засияли золотом. Позади них тянулись дюны, до которых никогда не добиралось море, холмы светлого песка, утыканные зарослями почерневшего камыша, изломанного и поваленного ветром.
        Несколько человек, попавшихся им на глаза, торопливо возвращались в город, потому что вдруг резко похолодало. Солнце уже почти спряталось за горизонтом, и стало темно.
        Лиззи дрожала от холода в своем тоненьком платье. Спеша уйти сегодня утром из дома, она забыла прихватить с собой пальто. А чуть раньше она сняла туфли, поскольку высокие каблуки тонули в песке, и сейчас ее ноги промокли и замерзли. Девушка повернулась и зашагала к дюнам, где виднелся сухой песок.
        - Пора возвращаться,  - сказала она. При звуках ее голоса парни замерли на месте как вкопанные.  - Я замерзла и умираю от голода.
        - Мы согреем тебя, знойная ты наша милашка,  - сказал Текс, и что-то в его тоне очень не понравилось Лиззи.
        Она обвела лица парней взглядом, и от того, что увидела на них, ее сердце вдруг так громко и яростно застучало в груди, что Лиззи показалось, будто это слышат все вокруг.
        Ее спутники изменились до неузнаваемости. Они стали совсем другими людьми, с жесткими лицами и прищуренными глазами. Куда-то подевались их улыбки, их веселость и добродушие. Внезапно Лиззи почуяла исходящую от них угрозу, и ей даже показалось, что она ничуть им не нравится.
        Шестое чувство заставило Лиззи окинуть взглядом пляж в поисках признаков жизни, но те немногие люди, которых она увидела, превратились в крошечные отдаленные фигурки.
        Хэнк стоял к ней ближе всех. Он был ее кавалером, и значит, он защитит ее. Лиззи подошла к нему и взяла за руку.
        - Хэнк?  - Она хотела, чтобы он объяснил ей, что происходит, и испытала прилив благодарности, когда он обнял ее.
        - Ох, Хэнк!  - Все снова было в порядке. Хэнк любит ее. Разве не говорил он ей этого сотни раз?
        Но вскоре Лиззи поняла, что объятия Хэнка вовсе не сулят ей защиту. Его пальцы с такой силой впились ей в плечи, что она вскрикнула от боли.
        - Идем, милая,  - незнакомым, охрипшим голосом вдруг сказал он.  - Ты весь день напрашиваешься на это.
        На что она напрашивается? О чем он говорит?
        Хэнк потащил ее к дюнам, которых не было видно с пляжа. Лиззи слышала, что остальные парни идут за ними. Песок заглушал их шаги. Лиззи споткнулась о высохший куст какого-то низкорослого растения и выронила туфли.
        Она упала лицом вниз, вытянувшись во весь рост, и тут же почувствовала, как Хэнк уселся на нее сверху и принялся срывать с нее платье. Зарывшись лицом в мягкий, удушливый песок, она не могла закричать и с трудом переводила дыхание. Лиззи кашляла и задыхалась, когда Хэнк вдруг завопил:
        - Вы только взгляните на эту задницу, парни!  - И дружки ответили ему глумливым смехом.
        - Переверни ее,  - сказал один из них, и Хэнк повиновался.
        Хватая воздух широко раскрытым ртом, Лиззи заметила, как он смотрит на нее. Его глаза сверкали, а на губах играла дикая, жестокая улыбка. Его брюки уже были расстегнуты, и он одной рукой держал свой розовый напряженный член, а другой пытался раздвинуть ей ноги. Видя, что ему это не удается, Джуниор Ти и Бифи пришли ему на помощь и развели ей ноги в стороны, и Хэнк вошел в нее. Затем он заорал, обращаясь к приятелям:
        - Ей давно этого хотелось, точно вам говорю.
        А потом, достигнув высшей точки наслаждения, он уступил место Джуниору Ти, после которого настала очередь Бифи, затем Неро…
        Лиззи потеряла счет времени. Ее замечательные мальчишки, превратившие ее день рождения в самый незабываемый праздник в ее жизни, теперь глумились над ней и называли ее «маленькой шлюхой» и «траханой английской сучкой».
        Дюк так глубоко засунул язык ей в горло, что ее едва не стошнило, и тогда он ударил ее.
        - Тварь!  - выдохнул он.  - Не смей издавать такие звуки, когда я целую тебя.  - Он уже занес руку для нового удара, но кто-то остановил его.
        Когда они закончили и бросили голую, обессиленную, бесчувственную Лиззи на песке, она заплакала. С пляжа до нее доносились их голоса: они смеялись, как нашкодившие мальчишки на уроке, вновь став прежними, всем довольными ребятами. Они обсуждали, что с ней делать дальше.
        - Оставьте ее,  - с нескрываемым презрением сказал кто-то. Кажется, это был Неро.  - Мы показали ей, что почем.
        - Эй…  - Теперь подал голос Хэнк. Он казался смущенным и растерянным.  - Может, нам стоит отвести ее обратно? Я имею в виду, не можем же мы бросить ее здесь одну?
        - Я был последним,  - заявил Фред,  - и мне показалось, что с ней все в порядке.
        - Идемте, парни,  - прозвучал чей-то голос издалека. Они уже уходили.  - Разве английские бары еще не открыты?
        - Дюк прав. Идемте. Не знаю, как ты, а я лично не отказался бы пропустить стаканчик.
        И они ушли.
        Небо потемнело и стало серым. Лиззи дрожала всем телом. Она подумала, а не остаться ли ей здесь, зарывшись в песок, пока кто-нибудь не найдет и не спасет ее? Но нет, она должна вернуться домой, обратно к маме, к своей семье на Чосер-стрит.
        Но как? Денег у нее не было. То немногое, что Лиззи взяла с собой, она потратила на почтовые открытки и лавандовое саше для матери, на котором было вышито приветствие: «Добро пожаловать в Саутпорт!» Ее обратный билет остался у Хэнка.
        И вдруг раздался чей-то неуверенный возглас:
        - Лиззи!
        Она готова была закричать от ужаса. Она-то думала, что они ушли. Нет, только не это! Господи милосердный, только не снова!
        На вершине дюны на корточках сидел Баз, глядя на нее поверх очков, в стеклах которых отражался закат. Он выглядел так, словно недавно плакал.
        - С тобой все в порядке, Лиззи?
        Она тупо кивнула в ответ и попыталась встать. Баз вскочил на ноги, спустился вниз и помог ей подняться. Он принес ее одежду и отвернулся, пока она одевалась, а потом стал собирать разбросанные вещи. Почтовые открытки помялись, а лавандовое саше было зарыто в песок. Повсюду валялись мягкие игрушки. Баз затолкал их в пакет, который Неро так очаровательно выменял на сигареты всего какой-нибудь час тому назад. Неужели прошел всего час? Разве может мир измениться за столь короткое время?
        - Думаю, тебе лучше не надевать туфли,  - заметил Баз и понес их в руках вместе с остальными ее вещами.
        Лиззи замерзла. У нее между ногами пульсировала жгучая боль. Должно быть, Баз заметил, что она вся дрожит, потому что снял свою куртку и накинул ей на плечи.
        - Я никогда… ну, ты понимаешь, Лиззи,  - пробормотал он.
        Лиззи кивнула, хоть в тот момент ничего не понимала.
        - Прости меня, Лиззи,  - говорил Баз.  - Я чувствовал, чем все это кончится.
        А она не могла произнести ни слова. Ей хотелось спросить у него: «Почему же ты не предупредил меня?» - но она не смогла издать ни звука. Однако Баз все равно ответил, словно она задала свой вопрос вслух.
        - Если бы я предупредил тебя, ты бы не послушалась моего совета. Ты бы мне просто не поверила.
        Разумеется, он был прав. Она бы ни за что не поверила, что милый Текс и добряк Джуниор Ти, любезный и обходительный Неро, Дюк, Бифи и Фред так плохо относятся к ней, считая ее шлюхой и сучкой.
        Другое дело - Хэнк. Он был ее парнем, поэтому следовало ожидать, что он захочет заняться с ней любовью. Но не так!

«Этого не должно было случиться»,  - думала Лиззи, глотая слезы.
        Баз неловко кашлянул. Когда они вышли на твердую землю, он отдал ей туфли и проводил до вокзала, где купил ей билет.
        В поезде они сидели друг напротив друга в полном молчании, пока не доехали до Марш-лейн и Лиззи не сошла, чувствуя себя такой несчастной и жалкой, что даже не нашла в себе сил попрощаться.
        - Ты забыла вот это.
        Она уже ступила на перрон. Баз остановился в дверях вагона, протягивая ей пакет с призами. Лиззи не хотела их брать, но Баз выглядел таким жалким и юным, и при этом помог ей, пытаясь исправить то, что натворили его дружки, и, несмотря на постигшую ее беду, она не смогла заставить себя отказаться.
        Лиззи взяла пакет, который он ей протягивал, и прошептала:
        - Спасибо. Прощай, Баз.
        Его лицо просветлело, когда она с ним заговорила.
        - До свидания, Лиззи,  - ответил он, и двери закрылись перед самым его носом.
        С поезда сошло много людей. Кое-где хныкали дети, уставшие после долгого дня на свежем воздухе, но в основном повсюду царило радостное возбуждение. Лиззи, не обращая внимания на толкотню, шла к выходу с платформы, унося в руках пакет с воспоминаниями о дне рождения, проведенном в Саутпорте.
        КУИНЗ-ГЕЙТ
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

        - Удачи, Лиза,  - всхлипывала Джекки, которая, как всегда, выпила слишком много. Она подбросила остатки конфетти в воздух над ее головой.  - Удачи тебе.
        Лиза рассмеялась, зажмурилась и подула на разноцветные снежинки, которые опускались на вуаль ее шляпки. Все дружно зааплодировали, даже владелец паба, которому потом предстояло убирать это безобразие. Брайан непроизвольно стиснул локоть жены, словно говоря ей: «Не глупи, веди себя прилично». Одновременно он метнул взгляд на мать, чтобы убедиться, что она на них смотрит.
        Она смотрела.
        Миссис Смит была единственной из присутствующих, кто остался сидеть на месте. Она не пила спиртного, неодобрительно отнеслась к тому, что свадебный прием состоится в пабе, и попыталась настоять на венчании в церкви, но ее новая невестка предпочитала жить своим умом и потому отказалась. И сейчас свекровь со злобой разглядывала ее поверх стакана с лимонадом.
        Разумеется, она всегда хотела, чтобы Брайан, ее единственный сын, женился на красивой девушке. В конце концов, он заслуживал этого. Такой симпатичный мальчик с бледной, почти прозрачной кожей, порозовевшей от радостного волнения сегодняшнего дня. Небесно-голубые глаза - такие же, как у младенца - и шелковистые желтовато-каштановые волосы, ниспадающие на высокий лоб. Мать умоляла его остричь их, но Брайан впервые отказался выполнить ее просьбу. Совершенно очевидно, Лизе нравится, когда он носит длинные волосы.
        Лиза!
        Спору нет, девчонка была очаровательна. Высокая и стройная, почти худая. Ее рост подчеркивали розовые лакированные туфельки на трехдюймовых каблуках. И костюм ее тоже был розовым - из шелковой ткани в рубчик, с облегающей юбкой до середины икры, выставляющей напоказ все изгибы ее тела, и коротким приталенным пиджаком, выгодно подчеркивающим маленькую грудь. Сегодня шоколадного цвета волосы Лизы были собраны в пышный узел на затылке, и строгость стиля пикантно контрастировала с маленькой плоской розовой шляпкой без полей и вуалью в тон, едва прикрывавшей глаза и стянутой большим бантом сзади. В меру накрашена, неохотно отдавала должное невестке миссис Смит,  - легкие штрихи карандашом для глаз и розовато-желтая губная помада. Тем не менее она выглядела, как кинозвезда, необычная, экзотичная, вроде Хэди Ламарр[21 - Хэди Ламарр (1913 —2000)  - настоящее имя Хедвига Ева Мария Кислер. Популярная в 1930 -1940-е годы австрийская, а затем американская актриса кино.] или Джин Тирни[22 - Джин Тирни (1920 —1991)  - американская актриса театра и кино.]. Словом, не совсем англичанка, с ее-то золотисто-карими
глазами и высокими скулами.
        Миссис Смит планировала сыграть свадьбу Брайана, когда ему исполнится двадцать шесть,  - он женился бы на обычной привлекательной девушке, совсем необязательно столь же умной и интеллигентной, как и он сам. На девушке, из которой она смогла бы воспитать настоящую жену, научить ее штопать одежду и готовить, содержать дом в порядке и ухаживать за ее мальчиком Брайаном так, как он привык, но, самое главное, родить ей внука. Еще одного Брайана. Еще одного ребенка, которому она могла бы посвятить свою жизнь. Миссис Смит вздохнула и раздраженно принялась разгонять рукой сигаретный дым, когда он долетел в ее сторону.
        Много лет назад она до мелочей продумала, что наденет на свадьбу сына и кого пригласит - всех своих старых дядей и теток, брата с женой и их детей, одну или двух подруг. Но мисс Лиза О’Брайен отказалась венчаться в церкви и не пожелала устраивать пышный свадебный прием, тем более в доме своей свекрови; меню у миссис Смит для такого случая тоже было заготовлено уже давно. И вот они оказались здесь, в этом низкопробном заведении, где в углу кто-то наигрывал на пианино и целые толпы совершенно незнакомых людей шумно приветствовали Лизу и Брайана кружками с темным «Гиннессом» и шанди[23 - Шанди - смесь имбирного пива с простым пивом или лимонадом.].
        В конце концов единственными гостями с их стороны оказались ее брат Джордж и его жена Марджери. И вот, пожалуйста,  - Джордж веселится от души и подпевает всем этим легкомысленным песенкам, не в силах оторвать взгляд от новобрачной. Впрочем, разве можно винить его за это? Лиза буквально искрилась весельем, притягивала взоры присутствующих и подставляла щеку для поцелуев.
        Когда Брайан рассказал матери о Лизе, которая работала в книжном магазине на первом этаже его конторы, она тут же нарисовала себе портрет серьезной и старательной девушки и понадеялась, что та не окажется слишком робкой и невзрачной для ее сына. Но когда миссис Смит встретилась с ней, она была поражена - эта девица выглядела так, будто была не в состоянии прочесть комикс, не говоря уже о книге! Потом пошли разговоры о женитьбе, а ведь Брайану было всего двадцать два года. Миссис Смит пыталась воззвать к его благоразумию, но ее сын влюбился без памяти, поэтому миссис Смит лишь пожала плечами и сдалась, занявшись приготовлениями к свадьбе, и вскоре нашла подходящее подвенечное платье в магазине «Дикинс и Джонс». Но когда она сказала об этом Лизе, та лишь рассмеялась в ответ.
        - Такая свадьба мне не нужна,  - решительно заявила она.
        Потом миссис Смит отправилась к викарию и имела с ним долгий разговор, в результате чего он, еще не видев девушки, согласился провести церемонию венчания в церкви. Она рассказала об этом Брайану, а через несколько дней тот сообщил ей, что Лиза пожелала заключить брак в регистрационном офисе.
        В качестве свадебного подарка миссис Смит забронировала для молодоженов номер в гостинице в Гастингсе, где они с Брайаном проводили все отпуска и каникулы еще с тех пор, как он был маленьким. У нее осталась масса фотографий с тех времен. Ах, как очаровательно он выглядел, вышагивая по пляжу неуверенной, переваливающейся походкой, с лопаткой и ведерком в руке! Потом, став старше, Брайан играл на песке в крикет… Лиза пришла в негодование, узнав об этих планах. Она решила отправиться в Париж. Париж! Что ж, там она будет выглядеть гораздо естественнее, чем в Гастингсе, язвительно сказала себе миссис Смит.
        Она отпила глоток лимонада и с удовлетворением подумала: «Как только они вернутся и станут жить в моем доме, я разберусь с мисс Лизой О’Брайен и наставлю ее на путь истинный. Или, точнее, с миссис Лизой Смит».
        Глядя на подругу блестящими от слез глазами, Джекки сказала:
        - Я буду ужасно по тебе скучать.
        - Нет, не будешь,  - рассмеялась в ответ Лиза.  - Ведь я по-прежнему буду работать у милого мистера Гринбаума и смогу видеться с тобой каждый день, за исключением воскресений.
        - А в воскресенье я буду скучать по тебе сильнее всего,  - шмыгнула носом ее подруга, вновь собираясь расплакаться.  - И с Гордоном я никогда не вижусь по воскресеньям.
        Гордон обнял ее за плечи и неловко прижал к себе.
        - Перестань, старушка. Хватит надувать губки, а?
        Лизе вдруг нестерпимо захотелось выплеснуть бокал вина ему в физиономию. Она ненавидела Гордона и его дурацкие усики. Сорокалетний мужчина, имеющий жену и детей, он уже долгие годы водил Джекки за нос. Раньше Гордон был офицером военно-воздушных сил ее величества - по его собственным словам, во всяком случае. Было что-то фальшивое в его армейском сленге военных лет, столь же фальшивое, как и его любовь к Джекки. Лиззи думала так еще до того, как Гордон попытался овладеть ею в тот день, когда Джекки не было дома… Но Джекки была влюблена в Гордона по уши и верила всему, что он ей говорил: дескать, жена не понимает его, и он уже давно бросил бы ее, если бы не дети.
        - Я не продам ни одной книги за две недели, пока Лиза не вернется из Парижа,  - с преувеличенной скорбью на восьмидесятилетнем лице простонал мистер Гринбаум.  - Ах, подумать только, сколько книжек я сбыл с рук за то время, что она у меня работает! Лиза продавала книги по математике людям, не умеющим считать, романы Пруста клиентам, приходившим за новеллами Этель М. Делл[24 - Этель М. Делл (1881 —1939)  - английская писательница, автор чрезвычайно популярных в свое время женских романов.], и, представляете, однажды она убедила приобрести целое собрание сочинений Диккенса мужчину, который заглянул в мой магазин только для того, чтобы спросить дорогу к ближайшей станции метро!
        - Без тебя он будет безутешен, Лиза, дорогуша,  - заметила Мириам, его супруга, выглядевшая потрясающе элегантной в своем лучшем шелковом платье сиреневого цвета и верблюжьем пальто.
        - Как и все мы,  - подхватил Ральф.  - Субботние вечера больше никогда не будут такими, как прежде. Верно, Пирс?
        Пирс покачал головой и лукаво улыбнулся.
        Лиза почувствовала, как напрягся сидящий рядом с ней Брайан. Он всегда с крайним неодобрением относился к ее дружбе с этими двумя мужчинами.
        - Лиза.  - Она почувствовала прикосновение чьей-то руки к своему плечу и, обернувшись, увидела тетю Марджери. У девушки упало сердце. Возраст стоявшей рядом с ней женщины приближался к пятидесяти годам, и она была одета весьма аккуратно и даже изящно. На ничем не примечательном лице было написано дружелюбие.
        - Дороти говорит, что вы собираетесь жить с ней в Чизуике.
        - Только поначалу,  - ответила Лиза.  - Пока не заработаем достаточно, чтобы купить себе отдельное жилье.
        - Что ж, желаю вам заработать на него как можно быстрее, дорогая. Я понимаю, что это неприлично и что я никогда не сказала бы тебе того, что скажу сейчас, если бы не три бокала джина с тоником, но я советую тебе как можно быстрее вырвать Брайана из когтей его матушки.
        - А где его отец?  - поинтересовалась Лиза.  - Брайан отказывается говорить о нем, а спрашивать у миссис Смит мне не хочется.
        - Сделал ноги, когда Брайану исполнился год. Ей, то есть Дороти,  - Марджери с заговорщическим видом понизила голос и заговорила сценическим шепотом,  - не нравилось это. Ну, ты меня понимаешь - секс. Брайан стал для нее единственным мужчиной, в котором она нуждалась, так что Питеру нужно было либо обходиться без секса, либо найти себе кого-нибудь другого.  - Она пожала плечами.  - А бедному Брайану она всю жизнь рисует отца в самых черных тонах.
        - Понятно,  - кивнула Лиза.  - Что ж, спасибо за совет.
        Тетя Марджери крепко пожала ей руку.
        - Желаю тебе удачи, дорогая. Жаль, что мы живем так далеко, в Бристоле, в противном случае я была бы под рукой, когда тебе понадобится дружеское участие.
        - Лиза! Поезд уходит через час!  - заорал Брайан.
        В другом углу комнаты недовольно поморщилась миссис Смит.
        - Что ж, самое время выпить на посошок,  - провозгласил мистер Гринбаум.  - Шампанское, пожалуй, будет в самый раз.
        Миссис Смит нехотя взяла бокал с шипучим напитком, а потом встала и все-таки подошла к маленькому кружку, когда присутствующие стали дружно поздравлять молодых.
        - За Лизу и Брайана!  - предложил мистер Гринбаум, высоко подняв свой фужер, и его морщинистое лицо расплылось в улыбке.
        - За Лизу и Брайана!  - хором подхватили гости.
        Паром раскачивался, а потом вдруг лег на бок и, казалось, оставался в этом положении очень-очень долгое время, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд, прежде чем он выпрямился. Затем судно накренилось на другой борт, словно взлетая на гигантских качелях.
        Брайана, как и добрую половину остальных пассажиров, опять тошнило в салоне-вестибюле. А вот Лиза чувствовала бы себя прекрасно, если бы не лужи рвоты, при виде которых ее собственный желудок то и дело подкатывал к горлу. Качка на нее не действовала. Девушка решила подняться на палубу. Брайан не обращал на нее внимания, ему было слишком плохо, чтобы он заметил ее попытки утешить его и облегчить ему страдания.
        На верхней палубе находилось несколько закаленных путешественников, крепко державшихся за поручни.
        - Вам бы лучше не разгуливать по палубе на таких каблуках, мисс,  - заметил пожилой мужчина в водонепроницаемой накидке и шляпе.  - Внезапный резкий крен - и вы потеряете равновесие и полетите за борт. Чуть дальше, на носу, находится смотровой салон, там вы будете в полной безопасности.
        В застекленном салоне было пусто. Лиза присела на переднее сиденье. Окна туманила водяная пыль, закрывая от глаз разъяренное, пенящееся белыми шапками море. Лиза сняла шляпку - ветер едва не сорвал ее, и шпильки причиняли нешуточную боль. Откинувшись на жесткую деревянную спинку, девушка погрузилась в воспоминания о долгом пути из Ливерпуля в Лондон, который она проделала.
        Говорят - во всяком случае, так частенько повторяла Китти,  - что время лечит, но Лиззи оно не излечило. Не имело значения, сколько месяцев минуло с того дня в Саутпорте, ужас по-прежнему оставался с ней, словно все это случилось только вчера.
        Кошмарные воспоминания преследовали ее. Если ей не мерещился Хэнк со своими «лучшими друзьями», то в ее сны вторгался Том. Редкая ночь проходила без того, чтобы она не просыпалась вся в поту, судорожно разметавшись на постели и разбудив мать, которая делила с ней кровать.
        Бедная мама! Лиззи знала, что из всех детей только она одна причиняет ей страдания и вызывает беспокойство. Старшие уже нашли себе хорошую работу. Кевин женился годом ранее, а Тони и Крис ухаживали за своими избранницами. О малышах же школьные учителя отзывались весьма одобрительно. И лишь одна Лиззи расхаживала по дому с мрачной, унылой физиономией. Даже не причесавшись и набросив на себя первое, что попадалось под руку, она отправлялась на красильную фабрику, которую ненавидела всей душой. Лиззи устроилась на работу вскоре после того, как ей исполнилось четырнадцать, но почти ни с кем там не общалась, и, соответственно, с ней тоже никто не заговаривал.
        Однажды Лиззи искромсала свое оранжевое платье на куски и выбросила их в мусорную корзину.
        Нелли и Джоан теперь тайком, как им казалось, величали сестру не иначе как «старая ворчунья», а Джимми то и дело повторял: «Ты превратилась в настоящую зануду, Лиз»,  - а потом обнимал ее, пытаясь утешить и развеселить, и обижался, когда Лиззи морщилась и отстранялась. Любые прикосновения, особенно мужские, были ей невыносимы, пусть даже это был ее любимый брат.
        В доме царила атмосфера тепла, настоящей любви и искренней привязанности, но Лиззи отгородилась ото всех, получая, но ничего не давая взамен. Она чувствовала себя чужой на Чосер-стрит, среди ее счастливых и дружелюбных обитателей.
        Стоило Лиззи войти в дом, как все умолкали, как бывало раньше, когда на пороге появлялся Том, боясь засмеяться или пошутить, чтобы не расстроить ее еще сильнее.
        В свой шестнадцатый день рождения, через два года после того, как она, полная радостных ожиданий, отправилась в Саутпорт, Лиззи ушла из дома.
        Она проснулась первой. Мама тихонько похрапывала рядом. Лиззи бросила взгляд на сестер, по-прежнему мирно спавших в одной кровати «валетом». На их лицах отражалось умиротворенное спокойствие. Тревоги и заботы большого мира еще не коснулись их. Лиззи вдруг позавидовала их невинности и незамысловатому образу жизни.
        На вечер, после того как Лиззи вернется домой, мать запланировала небольшое торжество. Предполагалось, что это станет для нее приятным сюрпризом, но Лиззи заметила перед сном именинный пирог на полке в кладовой и конфитюр, оставленный застывать на ступеньках заднего крыльца. Сегодня вечером все станут целовать ее и поздравлять с днем рождения, ожидая, что она будет выглядеть довольной и радостной, а она не могла, просто не могла оправдать их надежды. В который раз Лиззи подвела своих родных, оставляя их в недоумении относительно того, что происходит с их дочерью и сестрой, которую они так сильно любили, но которая не могла ответить им такой же привязанностью. В сущности, ей стало невыносимо трудно улыбаться, в особенности когда от нее этого ожидали.
        Лиззи стала проклятием семьи, как в свое время отец. Им будет лучше без нее.
        Она потихоньку выбралась из постели, прихватила одежду и спустилась вниз. Там она уложила в сумочку свою сберегательную книжку и уже собиралась уходить, но вдруг вспомнила, что ей понадобятся карточки на продовольственные товары. Лиззи взяла свою книжку с каминной полки, где Китти хранила их аккуратной стопочкой. Осознание того, что она забирает свои карточки, тогда как остальные остаются на месте, пронзило девушку, словно нож, как будто этим простым поступком она навсегда отделила себя от семьи О’Брайенов. В то же время, несмотря на угрызения совести, Лиззи испытывала нечто вроде радостного предвкушения, закрывая за собой дверь дома под номером два на Чосер-стрит. Направляясь бегом к остановке трамвая, она вдруг поймала себя на том, что впервые за долгое время улыбается.
        Куда вы направляетесь, когда убегаете из дома? Самым очевидным и, по сути, единственным подходящим местом представляется Лондон.
        Чтобы снять с книжки деньги на дорогу, Лиззи пришлось ждать почти целый час, пока не откроется привокзальное почтовое отделение на Лайм-стрит. После произведенной операции на счету у нее осталось всего около пяти фунтов.
        Покупка билета до Лондона стала для нее столь же тягостным испытанием, как и изъятие собственной продовольственной книжки,  - присутствовала в этом действе некая гнетущая законченность. Лиззи села в поезд. Она не обращала внимания на меняющийся за окном пейзаж и станции, на которых останавливался поезд, чтобы подобрать все новых и новых пассажиров. Девушка не замечала ни теплого и погожего апрельского дня, ни того, что окружающие оделись уже по-весеннему. Все ее внимание поглотил ритмичный перестук колес, пролетавших милю за милей на пути в Лондон, и чудовищная тяжесть того, что она натворила. Она ушла из дома, отправившись в неизвестность. В одиночестве.
        Значит, вот он какой, Лондон: большой и грязный вокзал, почти не отличающийся от своего собрата на Лайм-стрит. Лиззи понятия не имела, как он называется. Она стояла по другую сторону турникета, не зная, куда податься, и испытывая легкую панику. Множество людей шли по ступеням вниз, следуя указателю «Метрополитен», и Лиззи двинулась за ними, так что вскоре, к своему удивлению, вновь очутилась на станции. Под ногами она ощутила грохот поездов. Девушка купила самый дешевый билет, спустилась по эскалатору и села в первый же поезд, который с ревом вырвался из узкого туннеля. В вагоне она принялась изучать карту на стене напротив. Названия станций ни о чем ей не говорили. Где она села? Лиззи не знала никого, кому доводилось бывать в Лондоне, и почувствовала, как охватившая ее паника усиливается. Ради всего святого, что же она делает?
        Вагон оказался наполовину пустым. Напротив нее сидел чернокожий парень и читал газету. Вокруг шеи у него был небрежно обмотан студенческий шарф. У парня было открытое, внушавшее симпатию дружелюбное лицо, и Лиззи, набравшись смелости, рискнула обратиться к нему за советом.
        Поезд остановился на нескольких станциях. Лиззи все еще нервно поглядывала на парня. Вдруг он сложил газету, и у нее упало сердце. Он собирается выйти. Но нет, молодой человек всего лишь открыл ее на новой странице.
        Лиззи глубоко вздохнула.
        - Прошу прощения.
        - Привет.  - Он опустил газету и улыбнулся.
        - Я ищу подходящее жилье.
        - Ну, вы могли бы поселиться у меня, но, боюсь, моя жена будет возражать.  - Его улыбка стала шире.
        - Я хочу сказать, что раньше никогда не бывала в Лондоне. Откуда мне лучше всего начать поиски?
        - Вам нужно общежитие или квартира?  - Он явно обратил внимание на ее потрепанную одежду и взлохмаченные волосы.
        Лиззи на мгновение задумалась. Общежитие не подходит. Ей хотелось побыть одной, а не в обществе других девушек. Наверняка у нее хватит денег, чтобы снять себе отдельное жилье.
        - Квартира,  - ответила она наконец.
        - Попробуйте Эрлз-Корт[25 - Эрлз-Корт - район в западной части Лондона.]. Все живут в Эрлз-Корте.
        - Как мне туда попасть?
        - Ну, сейчас вы едете по Кольцевой линии[26 - Кольцевая линия лондонского метро (Серкл-лайн). Обслуживает центральную часть Лондона и Сити, соединяя несколько железнодорожных вокзалов.]…
        - В самом деле?
        Парень изумился, а потом ткнул пальцем в карту у себя над головой.
        - Видите желтую линию? Это и есть Кольцевая. Когда доедете до станции Глостер-роуд, сойдите, пересядьте на Дистрикт-лайн[27 - Дистрикт-лайн - районная линия лондонского метро. Соединяет центр города с южным пригородом.] и сойдите на следующей остановке. Это и будет Эрлз-Корт.
        - Благодарю вас.
        - Всегда пожалуйста,  - откликнулся парень, улыбаясь.
        Лиззи помолчала некоторое время, а потом вновь сказала:
        - Прошу прощения.
        - Привет еще раз.
        - Боюсь показаться очень глупой, но, когда я приеду в Эрлз-Корт, что мне делать дальше? Просто стучать в двери?
        - Господи, да вы совсем новичок. Нет, там вы найдете десятки маленьких магазинчиков и лавчонок, в витринах которых выставлены объявления о сдаче жилья. Хотите, чтобы я поехал с вами? Разумеется, супруга может развестись со мной, если обо всем узнает, тем более что мы женаты всего месяц…
        - Нет-нет,  - поспешно ответила Лиззи.  - Но все равно, спасибо за предложение.
        - Всегда пожалуйста.  - Молодой человек вернулся к своей газете, а через несколько остановок сошел.  - Удачи,  - сказал он на прощание.
        После его ухода напротив Лиззи образовалось пустое место. Она взглянула на собственное отражение в темном стекле и ужаснулась. Пряди волос выбивались в разные стороны из узла, который она поспешно соорудила на затылке сегодня утром, а черное пальто, приобретенное ею на Пэддиз-маркет почти два года тому назад, было ей велико на два размера. Лиззи специально купила такое пальто, намереваясь скрыть свое тело от внешнего мира и сделать его как можно более непривлекательным, но теперь, окинув взглядом вагон, девушка заметила, что большинство женщин, особенно молодых, были одеты чрезвычайно опрятно. Лиззи почувствовала себя бродяжкой и принялась рыться в сумочке в поисках расчески, но ее там не оказалось, так что пришлось переделывать узел на затылке без нее.
        Эрлз-Корт кишел людьми, главным образом молодежью, причем явно иностранного происхождения. Даже те, кто говорил по-английски, произносили слова со своеобразным акцентом. Здесь царила возбуждающая, космополитическая атмосфера. Полуденное солнце ласково улыбалось переполненным тротуарам.
        Прямо напротив выхода из метро находилась лавка, в которой торговали сладостями и табачными изделиями. Ее витрина пестрела многочисленными карточками, извещавшими о сдаче квартир внаем. Лиззи воспрянула духом. Пожалуй, это проще, чем она думала, хотя цены и оказались выше, чем ожидалось. За некоторые квартиры хозяева просили до пяти фунтов в неделю, хотя было много и таких, что соглашались на десять шиллингов или даже на фунт дешевле. В одном из объявлений была указана цена всего в два фунта и десять шиллингов: «Требуется соседка в двухкомнатную квартиру», но Лиззи отвергла его, поскольку намеревалась жить одна. Она записала номера, а потом вошла в лавку и купила плитку шоколада, попросив сдачу медными монетами - они были необходимы ей для того, чтобы звонить по телефону.
        До сих пор Лиззи не доводилось пользоваться телефонным аппаратом. Она нажала не на ту кнопку, и деньги высыпались обратно. Несколько комнат были уже сданы. Лиззи договорилась посмотреть еще две в течение часа и немедленно отправилась по указанным адресам.
        Тротуары походили на узкие ущелья, с обеих сторон которых нависали четырехэтажные здания. Первую нужную ей улицу Лиззи отыскала почти сразу. На ее стук вышла женщина с угрюмым выражением лица, одетая в цветастый халат.
        - Да?
        - Я звонила насчет комнаты.
        Женщина окинула Лиззи с головы до ног презрительным взглядом и сказала:
        - Извините, комната уже сдана.  - И с грохотом захлопнула дверь.
        Остатки мужества, которые еще оставались у Лиззи, растаяли без следа. Битый час она бесцельно бродила по улицам, прежде чем решилась отправиться по второму адресу.
        На этот раз дверь открыл мужчина. Над ремнем нависало огромное «пивное» брюхо, рукава рубашки были закатаны, обнажая волосатые предплечья, покрытые татуировками.
        - Я пришла насчет комнаты.
        - Входите.  - Он сделал приглашающий жест, и пепел с его сигареты упал на застеленный линолеумом пол.
        Комната располагалась на третьем этаже. Она была очень грязной, углы заросли плесенью. Разумеется, она, Лиззи, сумеет навести порядок. Выстирать постельное белье. Соскрести грязь со стен.
        - Кухня и ванная общие. Они находятся вон там.
        В ванной располагался и туалет, и комната насквозь провоняла мочой. На полу в кухне валялись крошки, а плита покрылась толстым слоем грязи.
        И за это ей предлагали платить пять фунтов в неделю!
        - Мне бы хотелось обдумать ваше предложение,  - сказала Лиззи.  - У меня есть на примете еще несколько комнат.
        - Как вам будет угодно,  - ответил мужчина, равнодушно пожав плечами.
        Лиззи поспешно ретировалась.
        За углом ее взору открылась небольшая площадь, в центре которой раскинулся крошечный оазис из деревьев, усеянных розовыми цветами, и аккуратных кустов, на которых только-только начали распускаться почки. Лиззи опустилась на деревянную скамью и задумалась о том, что же ей делать дальше.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        На площади царило умиротворение. Солнечные лучи отражались от оконных стекол высоких изящных зданий. Лиззи подумала о том, сколько сейчас может быть времени. Должно быть, четыре или пять часов пополудни, а ей еще предстоит до вечера отыскать жилье или выбросить деньги на гостиницу. Но в гостинице полагается предъявить багаж - где-то она об этом читала,  - а у нее с собой ничего не было, если не считать сумочки.
        Лиззи вдруг почувствовала приступ голода и с удивлением сообразила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Но потом она вспомнила, что в кармане у нее лежит плитка шоколада, достала ее и сняла обертку. Перекусив, она вернется к лавке возле метро и запишет еще несколько телефонных номеров.
        К скамейке, на которой сидела Лиззи, приблизились две женщины, одна из которых вела на поводке собачку необычного вида. Задняя часть тела животного была выбрита наголо, а передняя походила на пуховку для пудры. Когда дамы подошли, одна из них неприятным голосом осведомилась:
        - Вы живете на этой площади?
        - Нет,  - ответила Лиззи.
        - В таком случае знайте, что это - частная собственность. Вы нарушили право владения. Эта площадь предназначена исключительно для местных жителей. Только на время войны отсюда убрали металлические заграждения, иначе вход сюда был бы закрыт.
        Лиззи во все глаза уставилась на нее, не веря своим ушам. Что она такого сделала? Вероятно, недоумение столь явственно отразилось на ее лице, что женщина, похоже, устыдилась собственной резкости.
        - Доедайте свой шоколад. Вас никто не гонит взашей,  - добавила она, но Лиззи уже вскочила на ноги. Когда она повернулась, чтобы уйти, женщина крикнула ей в спину: - Это - частная собственность!
        Вернувшись к лавке, Лиззи вновь принялась изучать карточки. Многие объявления совершенно ей не подходили - например, те, в которых требовался жилец для «сугубо мужской компании», или «дама средних лет для исполнения обязанностей компаньонки», или же арендная плата была слишком высока для нее. Лиззи переписала телефонные номера оставшихся квартир и вновь обратила внимание на карточку, гласившую: «Требуется соседка для совместного проживания в двухкомнатной квартире». Карточка была розовой, с аккуратно отпечатанным на машинке текстом. И цена подходящая - всего два фунта и десять шиллингов! На этот раз Лиззи записала указанный номер в самом конце своего списка и во второй раз вошла в телефонную будку.
        По первому номеру ответил какой-то иностранец с таким чудовищным акцентом, что Лиззи не поняла ни слова. Когда же она в третий раз попросила повторить адрес, на другом конце провода бросили трубку. Вторую комнату уже сдали. По третьему адресу клиента ждали завтра. Не может ли она перезвонить попозже и узнать, свободна ли еще комната? Лиззи пообещала так и сделать и набрала предпоследний номер из списка. Неприветливый голос с ледяной вежливостью осведомился, имеются ли у нее рекомендации.
        - Рекомендации чего?  - растерянно переспросила Лиззи.
        - Вашего характера, от прежней домохозяйки или работодателя.
        Лиззи призналась, что таковые у нее отсутствуют.
        - Весьма сожалею, но я принимаю только жильцов с рекомендациями.
        У нее оставался один-единственный номер с того самого объявления, в котором шла речь о «соседке в двухкомнатную квартиру». Разумеется, Лиззи могла поискать другой магазин с выставленными в витрине объявлениями, но на город уже опускались сумерки. Метро выплевывало наружу сотни людей, возвращавшихся домой после работы, магазины начали закрываться один за другим, и солнце краешком коснулось домов на другой стороне улицы. Если эта квартира еще свободна, она может остановиться там на пару недель, пока не освоится - то есть если незнакомка согласится разделить кров с девушкой, которая выглядит, как бродяжка…
        Кто-то требовательно постучал в стекло телефонной будки. Лиззи целую вечность тупо смотрела на телефонный аппарат, пытаясь решить, что же ей делать дальше. Она глубоко вздохнула, сняла трубку и набрала номер. Прозвучал всего один гудок, и чей-то запыхавшийся, жизнерадостный голос сказал:
        - Алло!  - и пропел номер.
        Лиззи проглотила комок в горле. Судя по голосу на другом конце провода, девица была весьма самоуверенной особой.
        - Алло,  - прошептала она.  - Я по поводу квартиры. Вам нужна девушка для совместного проживания?
        Разумеется, она опоздала. Арендная плата была на удивление невысокой.
        - О-о, конечно нужна. Вы можете прийти прямо сейчас? Это было бы чрезвычайно удобно, поскольку обычно я весь день на работе. Собственно, вам очень повезло, что вы застали меня дома. Как правило, я возвращаюсь не раньше восьми.
        Лиззи ответила, что согласна прийти немедленно.
        - Вам знакома Куинз-Гейт? Это в Южном Кенсингтоне. Откуда вы звоните? Я разместила карточки в нескольких магазинах.
        - Из Эрлз-Корта,  - ответила Лиззи.
        - Это не очень далеко, если идти пешком. Разумеется, вы можете подъехать на метро, но тогда вам придется сделать пересадку.
        Лиззи заверила незримую собеседницу, что предпочитает прогуляться, и внимательно выслушала указания. Придя по указанному адресу, ей следовало сделать три долгих звонка в дверь и три коротких. У каждой квартиры имеется собственный код, пояснила девушка.
        Дома на улице Куинз-Гейт выглядели по-настоящему шикарно, с высокими белыми колоннами и украшенными железными балюстрадами балконами. В одном из них французские окна[28 - Французское окно - распашное окно, открывающееся наружу и доходящее до пола.]были распахнуты настежь и на балконе стояли люди в вечерних костюмах. До Лиззи долетел смех и звон бокалов. Наверное, там шел прием с подачей коктейлей. «Совсем как в каком-нибудь романе»,  - потрясенно подумала Лиззи, на которую это зрелище произвело неизгладимое впечатление. Некоторые из зданий занимали посольства. Девушка не могла себе представить, что в своем нынешнем облике может приглянуться кому-нибудь из обитателей этой улицы в качестве соседки по квартире.
        Она подошла к дому номер пять, который располагался на углу, и нажала кнопку звонка. Ответа пришлось ждать так долго, что Лиззи уже решила: девушка разглядела ее из окна и попросту решила не открывать.
        Наконец высокая дверь с витражным стеклом открылась, и у Лиззи от неожиданности отвисла челюсть. Девушка, стоявшая перед ней, была одета в самую настоящую пижаму! Ее молочно-белые волосы мягкими прядями и завитками обрамляли симпатичное, правда, чересчур накрашенное личико. Она одарила Лиззи дружелюбной улыбкой, отчего в дымчато-серых глазах вспыхнули веселые искорки, а ямочки на пухлых кремовых щечках стали глубже. Ростом девушка не уступала Лиззи, но была на два-три стоуна[29 - Стоун - английская мера веса, равная 14 фунтам, или 6,93 кг.] тяжелее, и лишний вес соблазнительно расположился на пышных бедрах и столь же впечатляющей груди. Ладошки у нее оказались такими же пухлыми, как и личико, и как будто перевязанными ниточками.
        - Боже милосердный, ну и видок у вас! Входите же. Боюсь, подниматься придется на самый верх. Я живу на четвертом этаже, так что крепитесь. А вы худышка, верно? Но не обижайтесь, я это не в укор. Я просто умираю от зависти.
        Лиззи несколько опешила от столь пылкого приема. Хотя слова девушки можно было счесть оскорбительными, произнесены они были таким дружеским тоном, что Лиззи не обиделась. Вестибюль оказался чрезвычайно впечатляющим и просторным, с мозаичным полом и широкой мраморной лестницей. Девушка начала бегом подниматься по ступенькам, и ее пушистые розовые тапочки мягко зашлепали по каменным плитам.
        - Арендная плата, кстати говоря, составляет два фунта десять шиллингов в неделю. Вас это устраивает?
        - Вполне,  - отозвалась Лиззи, с трудом переводя дыхание.
        С каждым пройденным пролетом ступеньки становились все уже и круче. К четвертому этажу они стали бетонными и лишились ковровой дорожки. Девушка невозмутимо скакала впереди, и ее кудряшки задорно подпрыгивали. Лиззи начала задыхаться, и ее сердце гулко колотилось в груди.
        - Разумеется, я могла бы позволить себе платить аренду целиком, но потом подумала - пятьдесят два раза по два фунта и десять шиллингов! На эти деньги можно накупить кучу шмоток! Вы не сочли меня жадиной?
        - Нет,  - отдуваясь, пролепетала Лиззи.
        - Ох, бедняжка. Ничего, скоро вы привыкнете к такому подъему, и это упражнение начнет вам даже нравиться.  - Они наконец добрались до верхней площадки. Девушка шагнула вглубь коридора и открыла дверь.  - Ну вот, смотрите.
        Комната с наклонным потолком была выкрашена в белый цвет, а ее стены были увешаны плакатами, расхваливающими отдых в зарубежных странах - Италии, Греции, Франции. Здесь же стояли два кресла и диван, на которых валялись яркие разноцветные подушечки; угол буфета, полку которого усеивали лепестки, опавшие с увядшего букета, небрежно воткнутого в хрустальную вазу, закрывала пестрая шелковая шаль. Рядом с цветами красовалась лампа под кремовым абажуром, придававшая комнате уютный вид. На низеньком столике виднелась еще одна лампа, поменьше, рядом с ней стоял граммофон. Под столиком небрежной грудой были свалены пластинки.
        Словом, повсюду царил жуткий беспорядок. Ковер едва виднелся из-под слоя журналов, газет, книг, предметов одежды и даже грязных тарелок.
        Заметив реакцию Лиззи, девушка вслед за ней окинула помещение взглядом.
        - Кошмар! Комната в ужасном состоянии, вы не находите? А в спальне еще хуже. Завтра я приберусь… Хотя я обещаю себе это каждый день. Кстати, меня зовут Джекки, Джекки Роулинсон. А вас?
        Лиззи уже открыла было рот, чтобы ответить: «Лиззи О’Брайен», но вовремя прикусила язык. Лиззи О’Брайен осталась в прошлом. Лиззи О’Брайен была не тем человеком, который мог бы поселиться в этой замечательной квартире с девушкой по имени Джекки, открывшей ей дверь в розовой атласной пижаме.
        - Лиза,  - сказала она.  - Меня зовут Лиза О’Брайен.  - Ей всегда хотелось быть Лизой, а не Лиззи. Это имя звучало более солидно.
        - Какое славное имя. Словом, Лиза, я должна сказать тебе, что жить со мной - удовольствие ниже среднего. Соседки приходят и уходят одна за другой, так что я даже не запоминаю, как их зовут. Большинству девушек достаточно оглядеться по сторонам, и они находят какой-нибудь вежливый предлог и убегают куда глаза глядят. Вчера приходили сразу две, и обе поступили именно так. Тех, кто рискует остаться, я свожу с ума. Я никогда не убираю за собой. Мать называет меня свиньей, которой самое место в хлеву, а не в квартире. Что ты предпочитаешь - чай или кофе?
        - Мне все равно.
        - Там, дальше по коридору, находится кухня, но я хожу туда только за водой. Да, вот еще что - я не мою за собой тарелки. Не то чтобы я специально оставляю их на полу, но так получается как-то само собой. У меня есть электрический чайник. Я вскипятила воду несколько минут назад. Дома я обычно не ем - мой приятель после работы приглашает меня на ужин. Но сегодня он вынужден был задержаться, иначе меня не оказалось бы дома, когда ты позвонила.
        Джекки присела на корточки, включила чайник и подняла с пола две кружки.
        - Они почти чистые. Тебе с молоком и сахаром?
        - Только с молоком, если не трудно.
        После недолгих поисков Джекки обнаружила бутылку с молоком на каминной полке.
        - Присаживайся, бедняжка. Ты просто валишься с ног. Где твои вещи?
        - Вещи?
        - Одежда, багаж.
        - У меня с собой ничего нет,  - призналась Лиза и быстро добавила, на тот случай, если отсутствие «вещей» не позволит Джекки взять ее к себе в качестве соседки: - Я убежала из дома.  - С того момента как Лиза переступила порог этой квартиры, все ее сомнения насчет того, как она будет делить жилье с кем-нибудь еще, рассеялись, как дым. Она ни о чем так не мечтала, как поселиться здесь. Лиза взяла предложенный ей кофе, держа чашку в левой руке, чтобы не прикасаться губами к ярко-розовому мазку помады на ободке с другой стороны. И пусть молоко немного скисло, кофе имел замечательный вкус, и в данный момент девушку не смущала даже не особо чистая чашка.
        - Что ты говоришь! Я всегда хотела убежать из дома, но родители были так рады распрощаться со мной, что необходимость в этом отпала.
        Лиза откинулась на спинку кресла. На нее вдруг обрушилась невероятная усталость. День и впрямь выдался долгим и утомительным.
        Джекки окинула ее озабоченным взглядом.
        - Ты вообще ела сегодня что-нибудь, Лиза?
        - Э-э, нет, если не считать плитки шоколада.
        - Тогда пойдем поедим!  - с энтузиазмом воскликнула Джекки.  - Мне безумно скучно без Гордона - это мой парень.  - При этих словах на ее оживленном личике промелькнула легкая тень.  - Можем отправиться в новый ресторан на Глостер-роуд.
        Лиза замялась.
        - Я бы с удовольствием, но это, наверное, дорого? У меня осталось не очень много денег, а после того, как я заплачу тебе…
        - A-а, забудь об этом. Заплатишь на следующей неделе. Что касается ужина, то я угощаю.  - Джекки помолчала.  - То есть если ты намерена остаться. Хочешь жить со свиньей, Лиза? Ты ведь еще не видела спальни.
        - Я бы хотела остаться,  - заявила Лиза, которой было в высшей степени наплевать, как выглядит спальня.
        - Отлично. Я уверена, что мы поладим - ты кажешься мне кладезем добродетелей. Но в таком виде мы не сможем никуда выйти. Ты выглядишь так, словно ночевала в канаве. Это пальто - оно что, попало к тебе с армейских складов на распродаже излишков обмундирования? В ресторане тебя и на порог не пустят. Какой у тебя размер?
        - Даже не знаю. Кажется, объем бедер у меня тридцать два дюйма.
        - Нет, ты невозможная девчонка, у меня иногда талия бывает шире! Ты утонешь в моей одежде. Хотя подожди, где-то у меня завалялась широкая юбка в сборку с эластичным поясом и блузка в крестьянском стиле. Так, интересно, где же они?
        Джекки скрылась в спальне и появилась оттуда спустя несколько минут, держа в руках цветастую юбку и белую блузку с вышитым воротником.
        - Туфли! Эти твои башмаки со шнурками без каблуков выглядят просто ужасно. Полагаю, у тебя третий размер обуви?
        - Нет, седьмой.  - Туфли Лиззи были куплены на Пэддиз-маркет в тот же день, что и пальто.
        - Неужели? Я ношу шестой. Пожалуй, я одолжу тебе свои сандалии с открытыми носками, если смогу их найти. А пока мне лучше переодеться.  - Выходя из комнаты, Джекки принялась снимать через голову рубашку от пижамы, обнажив полную белую грудь. Она крикнула в открытую дверь спальни: - Полагаю, ты приехала, чтобы найти работу?
        - Да.  - Лиза сняла джемпер и примерила блузку. Воротник был в сборку, а рукава - с буфами.
        На пороге спальни появилась Джекки, пристегивая чулки к черному кружевному поясу с подвязками. На ней были черные трусики и бюстгальтер.
        - Ты умеешь стенографировать?
        Лиза в недоумении опустила глаза на свои руки. Джекки от души расхохоталась.
        - Чтоб мне провалиться, Лиза. Стенографировать. Ты умеешь быстро писать? Ну, ставить смешные закорючки вместо слов?
        - Нет.  - Лиза не слышала ни о какой стенографии.
        - А печатать на машинке?
        - Нет.
        - А что ты умеешь делать?
        - Ничего,  - призналась Лиза.
        - Тогда тебе стоит поискать работу в магазине.
        - Я бы с удовольствием.
        - Если бы ты работала в модном магазине, мы могли бы покупать дешевую одежду. Обожаю наряды! У меня есть две старые тетушки, которые присылают мне все свои купоны. Могу дать тебе несколько, если хочешь. Иногда я покупаю вещи, которые мне на самом деле не нужны, просто для того, чтобы истратить купоны.  - И Джекки вновь скрылась в спальне.
        - Спасибо!  - крикнула Лиза, которая не могла представить себе, что у нее когда-нибудь будет столько денег, чтобы она могла истратить все свои купоны.
        Джекки вышла из спальни, на ходу расчесывая волосы. На ней была белая льняная юбка с черными пуговицами спереди и черный свитер с короткими рукавами.
        Пока ее не было, Лиза торопливо сбросила с себя юбку и запахнулась в широкую цветастую обновку, подаренную ей Джекки. Она не хотела предстать перед новой подругой в сером затрапезном нижнем белье, потерявшем первоначальный вид после многочисленных стирок.
        - Знаешь, а эта юбка тебе очень идет. Хотя я, например, выглядела в ней ужасной толстухой. Теперь ты начинаешь походить на человека, но я готова держать пари, что косметики у тебя нет.
        - Боюсь, что ты права. У меня есть только то, что на мне.
        - Что ж, можешь воспользоваться моей. У меня где-то завалялась ужасная темно-бордовая помада, которой я никогда не пользовалась. Должно быть, я купила ее, когда была пьяна. Но тебе она подойдет. Пойдем, сядешь перед зеркалом.
        Лиза последовала за Джекки в спальню.
        Ее взору предстали двуспальные кровати с белыми махровыми покрывалами в голубую полоску, новые плакаты на стенах и чудесная лампа под розовым абажуром на столике между кроватями. Дверца гардероба была открыта, и оттуда вывалился ворох одежды. При этом ковер буквально усеивали грязные простыни, газеты и предметы туалета. На столике теснились флаконы, кремы, лосьоны, духи, две полупустые чашки с кофе и несколько немытых стаканов. Посреди всего этого хаоса высился запыленный черный телефонный аппарат.
        У Лизы руки чесались немедленно приступить к уборке. Она уже предвкушала, как наведет порядок.
        Джекки усадила ее на табуреточку перед зеркалом. Несмотря на царивший вокруг беспорядок, она точно знала, что где стоит, а посему незамедлительно вручила Лизе баночку с кремом-основой. Втирая его в кожу, Лиза впервые с ужасом заметила, как сильно похудела за последние два года. Дома она почти не смотрелась в зеркало. Неудивительно, что Китти так настойчиво старалась ее накормить. От этих фиолетовых кругов под глазами ее лицо выглядело осунувшимся и походило на обтянутый кожей череп. А вот волосы не утратили природного блеска. Когда Лиза развязала тугой узел на затылке, они шелковистым, сверкающим водопадом упали ей на спину, и Джекки завистливо ахнула.
        - О, ты должна взять у меня мою бархатную ленту. Она сделана как раз для таких волос, как у тебя.
        Лиза аккуратно подвела губы темно-бордовой помадой. Джекки оказалась права - она действительно начала походить на человека. Хлопчатобумажная блузка со сборчатым воротом очень шла Лизе, подчеркивая точеную шею и изящные смуглые руки, а просторная юбка-колокол расширялась от тонкой талии. Внезапно Лиза вновь почувствовала себя женщиной, и это ощущение ей очень понравилось.
        Стоя за ее спиной, Джекки подкрашивала помадой губы, самозабвенно кривя их.
        - Пожалуй, я не стану умываться,  - заявила она.  - Просто нанесу еще один слой косметики.  - Она плюнула в тюбик с тушью и принялась подкрашивать ресницы.  - Хочешь воспользоваться?  - И она протянула тюбик Лизе.
        - Нет, спасибо,  - быстро отказалась та.
        Немытые чашки она еще могла стерпеть, но только не тушь, смешанную со слюной Джекки.
        - Господи!  - с восторгом вздохнула ее новая подруга.  - Я бы отдала правую руку за такие скулы. А у меня костей на лице нет вообще, один сплошной жир.
        Лиза рассмеялась. Ощутив внезапный прилив уверенности в себе, она сказала:
        - Ты очень, очень хорошенькая.
        Джекки от удивления даже попятилась. Лиза в недоумении смотрела на нее в зеркало, не понимая, что сказала не так.
        - Послушай, Лиза, когда ты засмеялась и твои глаза зажглись, ты стала… э-э… довольно красивой! Разве это не здорово? Я хорошенькая, ты - красивая. Думаю, мы прекрасно поладим. Знаешь, я так рада, что ты заметила мое объявление. Гордон будет от тебя без ума, да и ты наверняка полюбишь его, он такой милый. А теперь пойдем поедим, иначе все столики будут заняты. Уже почти половина восьмого.
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Розовая ванна. Розовая! И стены в ванной комнате были до потолка выложены плиткой того же цвета.
        Лиза лежала, погрузившись в пузырьки с запахом розовых лепестков. Она чувствовала себя голливудской кинозвездой. Лиза впервые принимала настоящую ванну. Дома они купались в железном корыте, стоявшем в кухне у очага, девочки - по вторникам, в одной и той же воде.
        Ванная комната, как и кухня, была общей для всех жильцов верхнего этажа. Джекки рассказала Лизе о том, что смотритель, живущий внизу, в подвале, обслуживает все инженерные системы здания и производит мелкий ремонт, а его жена убирает в подъезде и в санузлах, так что повсюду царит безупречная, сверкающая чистота.
        Девушки вернулись из ресторана около часа назад. Лиза съела блюдо под названием «спагетти по-болонски», которое оказалось восхитительно вкусным и сытным, а Джекки заказала целую бутылку красного вина, причем большую часть сама же и выпила. Лиза до сих пор ощущала приятное головокружение после двух бокалов.
        Вернувшись в квартиру, Джекки заявила:
        - Все, я должна принять ванну,  - таким тоном, словно купалась каждый день, поэтому Лиза, чтобы не выглядеть полной невеждой, поинтересовалась:
        - А я могу воспользоваться ею после тебя?
        Итак, она нежилась в роскошной пене для ванны, принадлежащей Джекки, которая также предоставила в ее распоряжение шампунь, мыло и толстое и пушистое, но довольно жесткое полотенце и домашний халат из малинового шелка. Происходящее казалось Лизе нереальным, словно сон наяву. Не прошло и двадцати четырех часов, как она оставила одну жизнь и вступила в новую, настолько отличавшуюся от прежней, что грандиозные перемены пока еще не поддавались осмыслению.
        Завтра они собирались в Найтсбридж[30 - Найтсбридж - фешенебельный район лондонского Уэст-Энда.], где Джекки работала секретаршей в конторе прямо напротив «Хэрродса». Сообщив об этом, она сделала многозначительную паузу, словно ожидала от новой подруги восторженных комментариев.
        - «Хэрродс»?  - покорно поинтересовалась Лиза.
        - Ты что же, не слышала о «Хэрродсе»? Господи, да ты - полная невежда. «Хэрродс» - самый знаменитый магазин в мире. Его посещают настоящие богачи. Из моего окна виден главный вход, и почти каждый день через него входят и выходят знаменитости. Представляешь, в пятницу я видела там самого Херберта Лома[31 - Херберт Лом (1917)  - знаменитый чешский актер. В 1939 году переехал в Великобританию. Сыграл роль старшего инспектора Дрейфуса в сериале «Розовая пантера».], поджидавшего такси.
        - Вот как!  - пораженная до глубины души, воскликнула Лиза. О Херберте Ломе она слышала.
        - На первом этаже здания, в котором я работаю, расположено агентство по трудоустройству. Тебе следует сходить туда и узнать насчет работы.
        При мысли о том, что ей придется искать работу, Лиза занервничала. На собеседовании, которое состоялось на красильной фабрике, вместе с ней присутствовали еще несколько девушек из той же школы, в которой училась и она, и в нем не было ровным счетом ничего страшного. Тем не менее ей нужна работа, чтобы купить себе одежду, косметику, украшения и прочие личные вещи: собственное полотенце, мыло, зубную щетку и, разумеется, продукты. В отличие от Джекки она намеревалась готовить еду в кухне.
        Лиза намылила тело, отметив, как выпирают сквозь кожу ребра и тазовые кости, которые покрывал лишь тоненький слой плоти. «Ничего, совсем скоро я поправлюсь»,  - с удовлетворением подумала она. Затем она вытерлась насухо и накинула халат Джекки. Материя на ощупь была прохладной и скользкой.
        Джекки вновь надела пижаму и теперь кипятила воду, чтобы приготовить какао.
        - Утром у меня будет раскалываться голова,  - простонала она.  - И зачем я столько выпила?
        Одежда, в которой она была в ресторане, небрежно валялась на спинке кресла. Лиза подняла ее, расправила и аккуратно разложила на диване рядом со своими вещами, после чего вытянулась в кресле и устало прикрыла глаза. У нее моментально закружилась голова, и ее стало клонить в сон.
        - Я так устала, что мне больше ничего не хочется.
        Джекки, неуверенно стоя на ногах и пытаясь найти жестянку с какао, заявила:
        - Тогда я дам тебе ночную сорочку. Где-то здесь должна быть чистая.
        - Я могу лечь спать и в нижнем белье,  - сказала Лиза.
        - Даже не думай. Ты ляжешь спать, как цивилизованное существо, в симпатичной сорочке.
        Джекки исчезла в спальне и через несколько минут вышла оттуда с красной хлопчатобумажной ночной сорочкой в викторианском стиле, расшитой белоснежными кружевами.
        - Я солгала. Она не симпатичная, а ужасная, но зато, по крайней мере, чистая, потому что я ни разу ее не надевала. Мать подарила мне ее на Рождество.
        - Сорочка очень миленькая,  - сказала Лиза, которая настолько устала, что готова была завернуться в саван из мешковины.
        Еще через несколько минут Лиза забралась в постель. Джекки сидела у туалетного столика, удаляя макияж с помощью крема. Сквозь сон Лиза пробормотала:
        - Ты очень-очень добра ко мне. Не знаю почему.
        - Потому что ты мне нравишься. Ты совсем не похожа на девчонок, с которыми я жила раньше. Кроме того…
        Последних ее слов Лиза не расслышала. Она заснула как убитая.
        Они шагали к Найтсбриджу под лучами неяркого солнца, висевшего в прозрачном утреннем небе. Крошечные обрывки облаков быстро уносились в неизвестном направлении. «Как будто находишься в чужой стране»,  - подивилась про себя Лиза. И не подумаешь, что совсем недавно закончилась война. Здесь не было ни воронок от бомб, ни разрушенных зданий с зияющими провалами окон, ни груд кирпича и щебня. Совсем не так, как в Ливерпуле, где следы войны виднелись на каждом шагу. И все женщины, мимо которых они проходили, даже пожилые, были одеты аккуратно и изысканно. Их макияж и тщательно уложенные волосы выглядели столь безупречно, что казалось, эти дамы только что вышли из салона красоты. Даже Джекки, оставившая дома невообразимый беспорядок, выглядела на удивление опрятно в кремовом полотняном костюме, белой блузке с рюшами и черных лакированных туфлях-лодочках, с сумочкой в тон, засунутой под локоть. На Лизе была все та же юбка и позаимствованный у подруги кардиган.
        Еще никогда ей не доводилось видеть столь интенсивного движения: автомобили двигались сплошным потоком, сердито сигналя, а к тротуарам то и дело причаливали огромные красные автобусы, высаживая пассажиров. Из небольших ресторанчиков, уже открытых, долетал запах кофе, ароматного и, должно быть, крепкого. У одного из них люди сидели за столиками, расставленными прямо на тротуаре, пили кофе из толстых коричневых чашек и ели круассаны. Восхитительный запах свежеиспеченного хлеба выплывал из небольшого углового магазинчика с чудным названием «Patisserie»[32 - «Patisserie» - кондитерская, в которой торгуют, как правило, французской выпечкой (фр.).], и выходящие оттуда женщины с длинными тонкими булками в руках выглядели совсем не так, как те, которых Лиза видела до сих пор. На них были набивные халаты, а одна даже замотала голову платком, наподобие тюрбана, как иногда делала Китти. Из какого-то роскошного и большого здания вышла женщина в велюровой шляпке и зеленом габардиновом пальто, очень похожем на школьную форму. Она осторожно спустила по широким ступеням детскую коляску. Когда девушки проходили
мимо, Лиза заглянула внутрь и увидела крошечного малыша в кружевном берете, сладко посапывающего под шелковым стеганым одеялом.
        - Идем же, Лиза,  - поторопила ее Джекки.  - Иначе я опоздаю, а я никогда еще не опаздывала.
        Как ни трудно было в это поверить, но Джекки работала отнюдь не рядовой секретаршей. Она была личным помощником генерального директора туристической компании.
        - Видишь ли,  - объясняла она вчера вечером в ресторане Лизе,  - я знаю, какая я рассеянная и несобранная, поэтому на работе мне приходится прикладывать титанические усилия. Я записываю все: когда отправляю письма, когда получаю их, кто звонил и так далее. Поручения я выполняю сразу, чтобы не забыть о них. Если меня просят заказать билеты на самолет, я принимаюсь за дело немедленно, потому что иначе оно просто вылетит у меня из головы. Ты не поверишь, но я придумала очень эффективную систему учета, Лиза. У меня никогда не пропадает ни клочка бумаги. Я - безупречный секретарь. Тебя это удивляет?
        Лиза призналась, что да, удивляет, чем Джекки осталась чрезвычайно довольна, словно ей сделали изысканный комплимент.
        - И поэтому меня продвигали по службе,  - продолжала она,  - пока я не стала личным помощником мистера Айртона. Теперь я зарабатываю двенадцать фунтов в неделю. Это гораздо больше, чем зарплата обычного секретаря.
        Джекки оказалась намного старше, чем поначалу думала Лиза,  - ей уже исполнилось двадцать три года.
        - А вот и моя контора.  - Она кивнула на другую сторону улицы.
        Но Лиза слушала ее вполуха. Все внимание девушки было приковано к выставленным в витрине магазина меховым манто, на которых красовались ярлычки со стоимостью более тысячи фунтов каждое.
        - А вон там агентство. Оно откроется через несколько минут. Удачи тебе. До вечера. Ключ не потеряла?
        Лиза покачала головой, и Джекки устремилась на другую сторону улицы, ловко лавируя между замедлившими ход автомобилями.
        У агентства по трудоустройству было огромное окно во весь этаж, как витрина в магазине. Пока Лиза рассматривала его, какая-то женщина отперла дверь и вошла внутрь. Ее черные волосы были тщательно завиты, одета она была в строгий твидовый костюм. Выглядела дама очень неприступно. А что, если и ей потребуются рекомендации, как той владелице квартиры? Последнее, что было нужно Лизе,  - это запрос на красильную фабрику с просьбой выслать ее характеристику. Через час об этом будут знать все сотрудники, и кто-нибудь обязательно расскажет маме. Впрочем, женщина на другой стороне улицы не производила впечатления особы, привыкшей иметь дело с рабочими промышленных предприятий.
        Лиза подумала, а нет ли в Найтсбридже биржи труда. Именно туда шли в Бутле те, кому была нужна работа. Или же она могла поискать вакансию в разделе «Работа» в газете. Может, если она немного прогуляется по кварталу, то наберется достаточно мужества, чтобы зайти в агентство, хотя Лиза и сомневалась в этом.
        Если это здание, в котором работает Джекки, значит, магазин с меховыми манто по цене более тысячи фунтов - «Хэрродс», не иначе. Лиза медленно брела по тротуару, восхищаясь выставленными в витрине миниатюрами. Одна из них привлекла ее внимание: свадебная сценка с участием шести подружек невесты и двух мальчиков-пажей, наряженных в темно-синий бархат и атлас. Платье невесты было сшито из филигранной тафты кремового цвета в стиле эпохи Эдуарда VI, с турнюром, переходящим в веерообразный шлейф. Девушка-манекен, с обожанием взирающая на своего новоиспеченного супруга, держала в руках букет цветов, напоминающих орхидеи, лепестки которых опадали на пол. Лиза улыбнулась, представив себе Шона и Дугала в костюмах пажей.
        Когда она проходила мимо главного входа, мужчина в униформе как раз открывал двери, в которые мимо него с царственным видом выплыла дама в меховом жакете, не удостоив его даже взгляда. Мужчина посмотрел на Лизу и подмигнул ей. Она улыбнулась.
        Пройдя мимо «Хэрродса», она свернула на боковую улочку. К этому времени солнце пригревало уже вовсю, и девушка чувствовала на спине тепло его лучей. Здесь магазинчики были поменьше; в них продавали нижнее белье, обувь, кожаные чемоданы, сладости - до сих пор Лизе не приходилось видеть столь разнообразной коллекции кондитерских изделий - и нелепый набор трубок под стеклом магазина табачных изделий. На углу размещалась художественная галерея, и Лиза остановилась, разглядывая картины, развешанные по белым стенам. Спустя некоторое время она решила, что это, должно быть, какая-то шутка. Полотна представляли собой мазки краски и кляксы и казались бессмысленными. Нелли, у которой в школе всегда были отличные оценки по рисованию, справилась бы лучше.
        Девушка подошла к ряду частных домиков и принялась украдкой заглядывать в окна. Какая мебель! Стулья и кресла с парчовой обивкой, высокие антикварного вида буфеты, почти упиравшиеся в украшенные орнаментом и лепниной потолки. Цветочные композиции, на создание которых наверняка ушло несколько часов. Кое-где в цокольных этажах женщины в белых халатах и фартуках готовили кушанья, резали овощи или замешивали тесто. В одном из подвалов четверо маленьких детей сидели за чисто выскобленным столом, а женщина в сером хлопчатобумажном платье суетилась вокруг них, разливая молоко в высокие стаканы. При виде коробки с кукурузными хлопьями Лиззи улыбнулась - совсем как на Чосер-стрит! Когда она проходила мимо другого дома, почтальон как раз постучал в высокую красную дверь, которую открыла служанка, самая настоящая служанка в черном платье, маленькой белой шапочке и переднике.
        Лиза бросила взгляд на часы - в общем-то, это были часы Джекки. Сегодня утром, рассказывая об агентстве, Джекки настойчиво убеждала ее в необходимости приходить вовремя.
        - Держу пари, часов у тебя нет, бедняжка ты моя нищая.
        Лиза отрицательно покачала головой:
        - У меня их никогда и не было.
        - Что ж, зато я на свой двадцать первый день рождения получила сразу три пары. Я одолжу тебе одни.  - И с этими словами новая подружка полезла в ящик комода и выудила оттуда дорогую позолоченную модель с регулируемым браслетом.
        Было уже почти десять, и Лиза испытала угрызения совести. Она бесцельно бродит по округе, заглядывает в окна домов, держась от агентства на расстоянии пушечного выстрела и не зная даже, хватит ли у нее мужества перешагнуть порог.
        Лиза свернула на соседнюю улицу. Здесь ее взору тоже предстали магазины и лавки, хотя и не такие шикарные, как те, мимо которых она только что прошла. Сначала она миновала бакалейную лавку, потом - цветочный магазин и наткнулась на книжный. Девушка попыталась заглянуть внутрь сквозь не слишком чистое окно. На стеллажах, тянувшихся вдоль стен от пола до самого потолка, теснились книги всех форм и размеров. Они выглядели потрепанными, многие были очень старыми, в кожаном переплете. Все свободное пространство посреди магазина занимали три высоких двусторонних стеллажа. За столом в уголке сидел и что-то читал пожилой мужчина, почти старик, в вышитой ермолке, с редкой длинной бородой.
        Лиза стояла, как зачарованная, и не могла отвести глаз от сцены, которая, казалось, была позаимствована из девятнадцатого века. Она видела фильм «Дэвид Копперфильд» с Фредди Бартоломью в главной роли, читала «Записки Пиквикского клуба», и представшая ее взору картина вполне могла стать очередной декорацией для любого фильма по роману Диккенса. Лиза случайно наткнулась на благословенный оазис посреди самодовольного респектабельного Найтсбриджа.
        Девушка вздохнула и уже собиралась двинуться дальше, как вдруг заметила в витрине пыльную карточку. Наклонным старомодным почерком на ней было написано: «Требуется помощник продавца». Лиза воспрянула духом, но только на мгновение. Здесь явно требовался кто-нибудь с образованием, кто разбирался в книгах и любил их. Что ж, она тоже любила читать, но все выставленные в витрине магазинчика книги, кроме «Записок Пиквикского клуба» и «Острова сокровищ», были ей незнакомы. Тем не менее, попытка - не пытка. Старичок мог сказать лишь «нет», а она ничего не потеряет, поскольку и терять-то ей было нечего.
        Лиза глубоко вздохнула и открыла дверь.
        Старик поднял голову. Девушке понравилась его дружелюбная улыбка, адресованная ей. «По крайней мере, можно не бояться нарваться на грубость»,  - подумала Лиза.
        - Вы ищете что-либо определенное или просто хотите порыться на полках?  - полюбопытствовал старик глубоким голосом с легким гортанным акцентом.
        Лиза проглотила ком в горле.
        - Я зашла, чтобы узнать насчет работы.
        На лице мужчины отразилась растерянность.
        - Работы? Господи боже мой, я совсем забыл о карточке. Она что же, до сих пор торчит в витрине?
        - Да.  - Скорее всего, это означало, что место давно занято.
        - Вы первая, кто пришел по моему объявлению. Что ж, проходите и садитесь. Давайте поговорим.
        В магазине чудесно пахло пылью и кожей. Лиза опустилась на стул по другую сторону стола.
        - Что вы знаете о книгах?  - Кожа на лице мужчины, с лучиками морщинок, мелкими и глубокими, как на древнем манускрипте, походила на пергамент. Его кустистые седые брови над карими глазами напоминали крылья серой бабочки. На мужчине была фланелевая рубашка и вязаный шерстяной джемпер, протершийся на локтях почти до дыр.
        - О книгах я знаю лишь то, что мне нравится их читать,  - сообщила Лиза.
        - А что вы читали?
        Внезапно она встала на ноги. Это была напрасная трата времени. У нее не было ответов, которых ждал от нее старик.
        - Извините. Мне не следовало приходить. Просто я ищу работу. Вообще-то я собиралась зайти в агентство по трудоустройству, но почему-то пошла совсем в другую сторону. Сначала я увидела ваш магазин, а потом и объявление… Я читала только «Записки Пиквикского клуба» и «Остров сокровищ». Мне не следовало сюда приходить. Простите,  - повторила Лиза и повернулась, чтобы уйти.
        - И что вы о них думаете?
        Лиза остановилась.
        - Первая мне понравилась, а вторая - нет. По-моему, «Остров сокровищ» - это книга для детей.
        - Если вам понравились «Записки Пиквикского клуба», значит, вы вполне годитесь для работы в книжном магазине. Садитесь. Садитесь же. Я не собираюсь устраивать вам допрос с пристрастием. Когда мне было столько же, сколько вам,  - кстати, сколько именно? шестнадцать, семнадцать?  - я не читал даже этих книг. Если вы хотите работать здесь, давайте поговорим.  - Старик тоже встал, поклонился и жестом указал на стул, который Лиза только что освободила.  - Как вас зовут?
        - Лиза О’Брайен. Мне шестнадцать лет.
        - Вы приехали из Ливерпуля?
        - Да.  - Лиза изо всех сил старалась подражать правильной речи Джекки. Но, очевидно, ее усилия были напрасными.
        - Ливерпульский акцент - мой любимый. Одно время я подвизался пародистом в мюзик-холле. Впрочем, это было очень давно. Но я иногда практикуюсь в этих умениях. Я могу говорить, как Уинстон Черчилль. Вот послушайте: «Восстаньте, смерды, сбросьте цепи и воссядьте за столом своих господ».
        Лиза звонко расхохоталась. Он в точности изобразил голос Черчилля, но говорил с ярко выраженным ливерпульским акцентом.
        - А что, Черчилль и в самом деле произнес такое?
        - Нет, но иногда я развлекаюсь, воображая, что он и впрямь сказал эти слова.  - Старик драматическим жестом хлопнул себя по лбу.  - Ах, я опять увлекся и устроил настоящее представление. Это одна из моих слабостей. Веди себя прилично, Гарри,  - строго приказал он себе.  - Дело серьезное. Вам нужна работа, мисс Лиза О’Брайен, и я готов вам ее предложить. Зарплата не такая уж и мизерная - восемь фунтов в неделю. Больше вам не предложат даже в «Хэрродсе», хотя некоторым тамошняя атмосфера может понравиться больше, чем та, что царит в моем магазинчике. Вы умеете считать?
        - Да. По арифметике у меня всегда были одни «пятерки».
        - Мои поздравления. Не могу сказать того же о себе. Мои книги пребывают в беспорядке. Ноги отказываются мне служить. Ревматизм превратился в моего злейшего врага, и, хотя я сражаюсь изо всех сил, кажется, враг побеждает. Сердце у меня уже не то, что прежде. Оно бьется слишком быстро - или, наоборот, слишком медленно? Я все время забываю как. В один прекрасный день оно остановится окончательно. Но до тех пор мне нужна помощь, чтобы управиться со своим магазином. Моя жена, Мириам, говорит, что я должен спрашивать рекомендации. Она полагает, что люди будут выстраиваться в очередь, чтобы получить эту работу.  - Мужчина широким жестом развел руки ладонями вверх и пожал плечами. На мгновение сердце у Лизы упало.  - Но у вас честное лицо. Я надеюсь, вас не разыскивает полиция и вы не сбежали с последнего места работы, прихватив оттуда немного наличных?
        - Разумеется, нет!  - с негодованием ответствовала девушка.
        - Шучу, шучу. Еще одна моя слабость. Я все время шучу. Но скажите же мне, мисс Лиза О’Брайен, когда вы сможете приступить к работе?
        - Завтра.
        - Отлично, отлично. Кстати, меня зовут Гарри Гринбаум. Я - еврей. Ортодоксальный. Вам нравится моя шапочка?
        - Она очень мила,  - ответила Лиза, улыбаясь.
        - Этот головной убор не позволяет моей старой голове развалиться на части. Иногда я настолько злюсь на мир, что боюсь, что она может взорваться. Хотите что-нибудь выпить? Кофе, например, или чай? Я спрашиваю так из эгоизма, потому что умираю, так хочу выпить чашечку сам, но по утрам ступеньки в кухню на заднем крыльце для меня - все равно что Эверест. Другими словами, мисс Лиза, не окажете ли вы своему новому работодателю услугу и не приготовите ли ему чашечку кофе? Очень черного и очень крепкого.
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        Восемь фунтов в неделю! Она будет получать целых восемь фунтов, работая на замечательного старичка, который все время шутит, в букинистическом магазине, похожем на декорации для съемок исторического фильма!
        Обратно на Куинз-Гейт Лиза почти бежала, задержавшись только для того, чтобы купить кое-какие продукты.
        Войдя в квартиру, девушка тут же направилась в кухню и приготовила себе бутерброд. Намазывая хлеб маслом, она чувствовала себя неловко. В доме на Чосер-стрит, даже когда их материальное положение улучшилось, они все равно ели по будням маргарин, а масло приберегали для воскресных дней. Лиза успокоила свою совесть, намазав масло не таким толстым слоем, как ей того хотелось.
        Поев, она принялась наводить порядок в квартире.
        Лиза нашла тридцать восемь старых женских журналов и воскресных газет, десять блузок, восемь юбок, три ночные сорочки, восемнадцать пар чулок и пять непарных изделий, три пары туфель и один голубой шлепанец. Считать нижнее белье она не стала, а просто запихнула его в пакет для Джекки, чтобы та отнесла его в местечко под названием «прачечная самообслуживания» - очевидно, одно такое заведение находилось прямо за углом. Под всем этим беспорядком Лиза обнаружила целый набор кружек. Некоторые из них были пусты и заросли зеленой плесенью, в других колыхалась отвратительная на вид и дурно пахнущая желеобразная масса, в которую превратился некогда находившийся в них чай или кофе. Еще Лиза отыскала три бутылки с остатками виски в разной пропорции. Она перелила содержимое двух бутылок в третью, самую полную. Затем Лиза сложила все бумаги и конверты стопкой на серванте, засунув поглубже на полку коллекцию разнокалиберных книжек, почти все из которых оказались любовными романами.
        Пока Лиза наводила порядок, от колебаний воздуха лепестки и листья увядших цветов окончательно осыпались на ковер, который, как теперь обнаружилось, оказался зеленым, без узоров. Лиза осторожно взяла вазу, отнесла ее туда, где расстелила газеты, чтобы собрать мусор, и выбросила цветы.
        Затем она развесила одежду в гардеробе Джекки, который оказался настолько переполненным, что Лиза невольно задумалась о том, куда же она будет вешать свои собственные вещи, когда купит их. Она отнесла в кухню грязные тарелки и вымыла их, после чего собрала оставшийся мусор и вынесла его вниз. Позади дома выстроились в ряд мусорные контейнеры, и Лиза с чувством удовлетворения свалила свою ношу в один из них.
        Вернувшись наверх, девушка вытерла пыль и смахнула паутину в углах и с низкого наклонного потолка. Она заметила щетку для чистки ковров и подмела ею пол в обеих комнатах. Напоследок Лиза передвинула в угол маленький столик для чистых чашек и чайника, присовокупив к ним только что купленную бутылку молока и пачку чая.
        Готово!
        Стоя в дверях спальни, она с гордостью обозрела обе комнаты. Теперь, когда на полу не валялись разбросанные вещи, помещение выглядело значительно просторнее. Ковер в спальне был голубого цвета, в тон махровым хлопчатобумажным покрывалам. И тут Лиза встревожилась, что Джекки будет недовольна. Вдруг ей нравится беспорядок и она оскорбится, что Лиза навела порядок столь безжалостными методами…
        После нескольких минут мучительных раздумий над тем, не разбросать ли тут и там парочку вещей, чтобы квартира не выглядела столь безукоризненно прибранной, Лиза решила, что поскольку она платит половину арендной платы, то имеет право жить в чистоте.
        Лиза приготовила себе чашку чая и стала просматривать «Путеводитель по Лондону», одну из книг, найденных ею на полу. Если, выйдя из дома, повернуть направо, она окажется в районе под названием Фулхэм. Быть может, Фулхэм не столь шикарный район, как Южный Кенсингтон и Найтсбридж, и она сможет купить там кое-какие предметы первой необходимости. Несмотря на то что Джекки, похоже, готова была одолжить ей все, что нужно, Лиза не хотела злоупотреблять гостеприимством своей соседки.
        Фулхэм оказался рабочим районом. Лиза ощутила острый приступ ностальгии, смешавшись с толпой озабоченных женщин, нагруженных пакетами. За юбки матерей цеплялись детишки в потрепанной одежде.
        Лиза испытала облегчение, увидев несколько знакомых магазинов - большой универмаг «Вулвортс» прямо напротив аптеки «Бутс». На Хай-стрит располагался рынок, на котором товары продавались еще дешевле, чем в Бутле. Лиза купила черные туфли-лодочки, почти такие же, как те, что надела сегодня утром Джекки, за девятнадцать шиллингов и одиннадцать пенсов, и черную плиссированную юбку за такую же сумму. Белая блузка с круглым отложным воротником обошлась ей в семнадцать шиллингов и шесть пенсов. После покупки двух пар чулок и трусиков, куска мыла и недорогого полотенца для рук у девушки еще осталось немного денег. Было бы неплохо обзавестись жакетом или кардиганом, но ведь надо же на что-то жить следующую неделю.
        Лиза прошла через весь рынок. На последнем лотке громоздились подержанные предметы одежды, и несколько женщин увлеченно перебирали их. Лиза присоединилась к ним. Здесь было множество мужских рубашек без воротников, брюк с обтрепанными штанинами, детских джемперов и шортов без пуговиц. Женщины рылись в одежде с каким-то исступлением, перебирая груды вещей, отбрасывая ненужные предметы в сторону, а то, что им нравилось, ненадолго подносили к свету, внимательно разглядывали и с презрением отшвыривали прочь.
        - Эй, эй!  - обиженным тоном окликнула их женщина за прилавком.  - Поосторожнее с вещами! Они ведь еще не ваши.
        Но женщина рядом с Лизой пропустила предупреждение мимо ушей и рывком перевернула гору одежды. Лиза ухватилась за уголок какой-то вещицы, которая привлекла ее внимание, и вытащила ее на свет божий. Это оказался жакет из небесно-голубого стеганого атласа с оранжевым воротником и вычурными плетеными застежками, помятый, но тем не менее выглядевший весьма недурно. Почти как новый, как любила говаривать в таких случаях Китти, найдя неплохо сохранившуюся подержанную вещь. Лиза сложила свои покупки на землю и примерила жакет.
        - Тебе идет, милочка,  - заметила женщина, та самая, что перевернула груду одежды и обнаружила жакет.
        - Вы правда так думаете?  - отозвалась Лиза, которой очень хотелось посмотреть в зеркало. Жакет доходил ей до бедер и сидел очень хорошо, если не считать того, что рукава оказались чуточку длинноватыми, хотя, пожалуй, она могла бы их подвернуть.
        - Эй, Вера, смотри, какая славная вещица!  - И женщина подтолкнула локтем свою товарку, перебиравшую одежду рядом с ней.
        - Точно! Выглядит замечательно,  - подтвердила Вера.
        - Сколько он стоит?  - обратилась Лиза к владелице лотка.
        - Шиллинг и шесть пенсов.
        - Да ладно тебе, Дорис,  - фыркнула Вера.  - Здесь тебе не «Хэрродс», а Хай-стрит.  - Она повернулась к Лизе.  - Предложи ей девять пенсов, милочка.
        - Вы согласны на девять пенсов?  - Лиза ни за что бы не осмелилась назвать такую низкую цену, если бы не поддержка женщин рядом с ней.
        Дорис поджала губы, и на ее обветренном лице появилось упрямое выражение.
        - Здесь у меня не благотворительная лавочка. Шиллинг - мое последнее слово.
        Женщины принялись вновь ее урезонивать, но Лиза уже достала шиллинг из сумочки и протянула его лоточнице, боясь, что Дорис вообще передумает продавать желанный жакет, если на нее станут давить слишком сильно.
        Когда Лиза ушла, женщины продолжали спорить с Дорис.
        По дороге домой Лиза купила тушеного мяса и овощей, чтобы приготовить на ужин матросское рагу, а потом позвонила в «Вулвортс» и заказала иголки и нитки, чтобы подшить рукава жакета.
        Наконец Лиза купила букетик цветов, чтобы сменить те, что она выбросила.
        Вернувшись в квартиру, она приготовила рагу и оставила его в духовке. А потом принялась примерять обновки.
        Из неряшливо одетой, угрюмой особы, которой Лиза была последние два года, она вновь превратилась в привлекательную молодую женщину. Чулки искрились, безупречную форму ног подчеркивали туфельки на высоких каблуках. Широкий пояс юбки плотно обхватывал стройную талию, плиссированные складки опускались чуть ниже колен. Белая блузка с круглым воротничком и длинными пышными рукавами придавала своей хозяйке скромный и даже чопорный вид.
        Но больше всего Лизе понравился жакет. Он придавал эффектную изысканность ее обычному наряду. Разумеется, она никогда не осмелилась бы надеть его в Бутле, все бы покатывались со смеху, глядя на нее, но сегодня утром Лиза видела женщину в костюме русской казачки. Подумать только! И еще одну, в блузке с отложным воротничком и в мужском галстуке. Здесь можно было носить самые дерзкие наряды. Все будут думать, что она надела этот жакет потому, что он ей понравился, а вовсе не потому, что на рынке он стоил всего один шиллинг. По крайней мере, Лиза на это надеялась.
        Она села перед заново отполированным туалетным столиком. Телефон на нем сверкал - подумать только, теперь, знакомясь с людьми, она сможет давать им свой номер! Завтра она сообщит его мистеру Гринбауму, на тот случай, если ему понадобится позвонить ей во внерабочее время. Лиза счастливо вздохнула и принялась причесывать волосы, экспериментируя с обширной коллекцией гребешков, расчесок и бантов. Слава богу, что она так и не остригла волосы, когда старалась стать как можно непривлекательнее для окружающего мира. Хотя несколько раз Лиза была готова к этому. И только мысль о том, что это расстроит маму, помешала ей это сделать…
        Мама!
        Лиза совсем забыла о Китти. Со вчерашнего дня, покинув дом под номером два на Чосер-стрит, Лиза ни разу не вспомнила о своей семье. Ведь с тех пор произошло столько всего волнующего и замечательного! Но мама сойдет с ума от горя, когда поймет, что ее Лиззи больше не вернется домой.
        Сначала она, наверное, подумала, что ее старшая дочь с утра пораньше ушла на мессу, после чего отправилась прямиком на работу. Китти и не догадывалась о том, что Лиззи ушла навсегда, пока не наступил вечер. И вся семья наверняка отправилась на ее поиски.
        Как жестоко и легкомысленно она поступила!
        Лиза вскочила и принялась ходить по комнатам. Шум машин за окном не затихал ни на минуту, но здесь, на последнем этаже, он был приглушенным, и большой дом казался погруженным в тишину. Скорее всего, все его обитатели были на работе.
        Нет, она никогда больше не сможет вернуться на Чосер-стрит. Там оставалось слишком много болезненных воспоминаний. Всякий раз, глядя на каминную полку, Лиза видела сахарницу, выигранную Хэнком для своей любимой девушки. Приехав в Лондон, она не вспоминала о Саутпорте, и теперь, когда ей больше не нужно было спать на огромной кровати, Лизу не преследовали воспоминания об отце.
        В сущности, не прошло и двух дней, как она почувствовала себя совсем другим человеком, словно та ее часть, что оставалась мертвой на протяжении последних двух лет, вновь возродилась к жизни. И она действительно стала другой, потому что Лиззи О’Брайен более не существовало. Отныне она превратилась в Лизу, девушку, у которой была хорошая работа и красивая одежда, и мир вдруг показался ей замечательным.
        Лиза набросила новый жакет и выскочила из дому, чтобы купить открытку для Китти. Она написала, что с ней все в порядке и что маме не стоит о ней беспокоиться, но не указала своего нового адреса, хотя и не понимала до конца, почему так поступила. Быть может, потому, что ей была невыносима мысль о тоскливых письмах матери, которая пожелала бы узнать, почему она бросила свою любящую, веселую семью, или потому, что Китти отправила бы кого-нибудь из мальчишек, чтобы убедить ее вернуться обратно…
        Не прошло и пяти минут, как Лиза услышала шаги на лестнице. Хлопнула дверь, в кухне загремела посуда, и снизу донеслись звуки музыки. Люди возвращались с работы, и дом оживал.
        Завтра утром мама получит открытку и узнает, что с ее дочерью все в порядке. «В любом случае,  - успокаивая себя, думала Лиза,  - им будет лучше без меня. Скорее всего, они будут даже рады, что я уехала».
        Джекки должна была вернуться домой не раньше восьми. У нее был роман с женатым мужчиной, как по секрету призналась она Лизе в ресторане. Ему исполнилось тридцать пять лет, он служит офицером в королевских ВВС, и его жена не понимает его. Как только дети подрастут, он получит развод и женится на Джекки. Пока что они ужинали вместе каждый вечер после работы. А вот встречаться по выходным дням им не удавалось.
        - Покажи мне занятого мужчину, и я тут же влюблюсь в него,  - угрюмо заявила Джекки, и в ее круглых серых глазах появилась печаль.  - Я хочу сказать, что получаю массу приглашений на свидания, но молодые люди кажутся такими пустыми и мелкими по сравнению с Гордоном. Честно, Лиза, когда ты увидишь его, ты поймешь, какой он душка.
        Лиза читала, когда появилась Джекки. Она перебрала книги и отвергла большинство из них: ее отпугивало описание сюжета на внутренней стороне обложки. Девушки выходили замуж за мужчин, которые оказывались миллионерами; мужчины женились на девушках с тяжелым прошлым; двое мужчин любили одну девушку или две девушки влюблялись в одного и того же мужчину. Но потом Лиза обнаружила роман какой-то писательницы со странным именем Ричмал Кромптон о юноше по имени Уильям Браун. Повествование оказалось таким забавным, что иногда Лиза смеялась во весь голос. Она настолько увлеклась чтением, что потеряла счет времени и была страшно удивлена, когда в комнату вихрем ворвалась Джекки.
        - Я привела с собой Гордона, чтобы ты с ним познакомилась!
        Лиза отложила книгу в сторону и встала, чтобы встретить великолепного Гордона. Она не поверила своим глазам, когда тот вслед за Джекки вошел в комнату. Гордон выглядел старше своих тридцати пяти лет по крайней мере лет на десять. Росту в нем было пять футов и десять дюймов. Кавалер Джекки отличался довольно тучным телосложением. На нем был яркий спортивный пиджак в клетку, светло-коричневые брюки и армейский галстук. Лицо у Гордона было гладким, кожа на щеках - красной и испещренной прожилками, а губы выглядели мясистыми и полными - то есть там, где они были видны, потому что верхнюю губу почти полностью скрывали густые усы, разделенные пополам. Острые кончики были туго завиты кверху.
        Ради всего святого, что Джекки нашла в этом нелепом мужчине? Пожалуй, Лизе следовало прочесть один их женских романов, а не книгу об Уильяме Брауне, и тогда она смогла бы понять, почему людей тянет друг к другу. Но потом она сказала себе, что критика сейчас неуместна. Не исключено, что у Гордона чудесный характер.
        Однако вскоре Лиза убедилась в том, что это не так, потому что, когда ее представили и она пожала влажную вялую руку, Гордон окинул ее оценивающим взглядом с ног до головы, пока Джекки сновала по квартире из одной комнаты в другую, без устали восторгаясь происшедшими изменениями.
        - Я же говорила тебе, что Лиза замечательный человек, не так ли, Гордон?  - щебетала она.  - Мне так повезло, что она стала моей соседкой. Я просто не заслуживаю этого.
        Лизе стало неловко.
        - Не хотите ли чаю?  - пробормотала она.
        Когда Лиза встала, чтобы налить чаю, она почувствовала, как Гордон смотрит на ее ноги, и пожалела о том, что не переоделась в старую одежду Джекки, но ей так хотелось показать подруге свой новый наряд.
        Джекки уселась на диван рядом с Гордоном, улыбаясь и с обожанием глядя на него. Она поставила какую-то пластинку. Это был оркестр Гленна Миллера. Комнату наполнила легкая танцевальная музыка.
        Лизе было неловко, и она спрашивала себя, сколько еще Гордон пробудет у них. Неудивительно, что жена его не понимает! Она не понимает, почему он не возвращается с работы вовремя.
        Спустя некоторое время Гордон прошептал что-то на ушко Джекки и оба встали.
        - Мы ненадолго зайдем в спальню,  - со смущенной улыбкой пояснила Джекки Лизе.
        Они исчезли за дверью, и Лизу охватило желание истерически рассмеяться. Сколько они там пробудут? Собрав кружки, она отнесла их в кухню и медленно вымыла. Она неспеша вытирала их, когда в кухню вошел молодой человек, держа в руках поднос с грязными тарелками.
        - Хо-хо!  - поприветствовал он ее.  - Вы новая соседка Джекки?
        - Да,  - подтвердила Лиза.
        - Уже подали заявление об увольнении?  - с усмешкой поинтересовался он.
        - Еще нет,  - ответила она.  - Мне, в общем-то, нравится здесь.
        Черты лица молодого человека были почти безукоризненно правильными. Его лицо покрывал густой загар, чуть темнее его вьющихся волос.
        - Полагаю, это вы воспользовались моей кастрюлей.
        - В самом деле? Прошу прощения. Я думала, посуда тут общая,  - виновато сказала Лиза.
        - Нет, каждый покупает себе кухонную посуду сам, и, разумеется, Джекки никогда не готовит. Кстати, что это за отвратительная смесь у вас там, а?
        Лиза приготовила порцию на два дня.
        - Матросское рагу,  - ответила она.
        - Матросское рагу? Полагаю, это вы и есть, мисс Скоуз[33 - Скоуз (англ. scouse)  - матросское рагу.]. А меня, кстати, зовут Пирс, Пирс де Виллье.
        Пирс! Лиза еще никогда не встречала подобного имени. Да еще и «де Виллье»!
        - Лиза О’Брайен.
        Он поставил поднос, и они пожали друг другу руки.
        - Рад знакомству с вами, Лиза. Ваше матросское рагу выглядит отвратительно, но пахнет великолепно. Вы должны показать мне как-нибудь, как его готовят.
        - Собственно говоря, это всего лишь тушеное мясо. Обещаю, что больше не стану пользоваться вашей кастрюлей. Можно куда-нибудь переложить все это? В какую-нибудь миску? Как только я получу зарплату, я куплю себе собственную кастрюлю.
        - Ну вот, а вы произвели на меня впечатление умной девочки. Не говорите глупостей. У меня целая куча кастрюль. Просто эта - одна из моих любимых. Вот, возьмите лучше эту. Я дарю ее вам. Теперь она ваша - ваша собственная кастрюлька для матросского рагу.  - Пирс порылся в буфете и выудил оттуда посудину, которая была немного больше той, которой воспользовалась Лиза.
        - Спасибо,  - сказала она.  - Вы очень добры.
        - Всегда к вашим услугам,  - жизнерадостно откликнулся Пирс.  - Вы здесь недавно - я имею в виду в Лондоне?
        - Второй день.
        - Слушайте, Лиза, мой друг - актер. Если вам когда-либо понадобятся билеты в театр, он достанет их вам бесплатно.
        - Замечательно! Я никогда не была в театре, но уверена, что мне там понравится.
        Пирс начал складывать тарелки в раковину, поэтому Лиза распрощалась с ним и вернулась в квартиру, про себя радуясь тому, что задержалась, и надеясь, что Джекки и Гордон уже вышли из спальни.
        Так оно и оказалось. Когда Лиза вошла в комнату, Джекки была в своей розовой пижаме, завязывала пояс халата, а Гордон с самодовольной ухмылкой на лице поправлял галстук. Он подмигнул ей.
        - Я готов к взлету,  - сообщил он.
        Лиза надеялась, что они не станут обниматься у нее на глазах. К счастью, оба вышли из комнаты вместе, и спустя минуту Джекки вернулась.
        - Гордон тебе понравился?  - тут же спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: - Ты ничего не имеешь против? Я имею в виду, что мы отправились в спальню. Это еще одна из причин, по которой уходили мои соседки. Они считали мое поведение аморальным. Что ж, полагаю, они правы. А ты строгих правил, Лиза?
        - Нет, не думаю.
        - Слава богу!
        - В кухне я встретила симпатичного молодого человека - Пирса. Он подарил мне кастрюлю и еще пообещал достать билеты в театр.
        - О, Пирс!  - Джекки сморщила нос.
        - Он тебе не нравится?  - удивилась Лиза. Она и представить себе не могла, что Джекки испытывает к кому-либо неприязнь.
        - Он нормальный парень, а вот Гордон их ненавидит - Пирса и его друга Ральфа. Ему не нравится, если я общаюсь с ними. Они странные, видишь ли.
        - Странные?  - Пирс показался Лизе совершенно нормальным.
        - Странные - значит гомосексуалисты. Пирс и Ральф любовники.
        Лиза все еще пыталась переварить эти сведения, когда Джекки поинтересовалась у нее, нашла ли она работу. Лиза рассказала подруге о мистере Гринбауме и о его букинистическом магазинчике.
        - Книжная лавка! Ох, Лиза, неужели ты не могла найти что-нибудь поинтереснее? Одежда, духи… Это все, что смогло предложить тебе агентство?
        Не обращая внимания на упоминание об агентстве, Лиза с вызовом заявила:
        - А мне кажется, книги - это очень интересно. Кроме того, я стану получать восемь фунтов в неделю. К тому же мистер Гринбаум очень забавный.
        - О господи! Ну почему я все время вмешиваюсь? Прости меня, Лиза, ты уже добилась невероятных успехов. А квартира - то, что ты с ней сделала,  - просто чудо! Ты даже купила кое-что из одежды. Этот пояс! Умираю, хочу такой же. Ты выглядишь потрясающе элегантно.
        Лиза продемонстрировала свой стеганый жакет. Надев его, она покрутилась перед подругой.
        - Что скажешь, Джекки?
        - Да он же должен стоить целое состояние. А я думала, что у тебя совсем немного денег. Как, ради всего святого, ты ухитрилась купить все эти обновки?
        Джекки не выглядела подозрительной, всего лишь озадаченной. Она была такой наивной и невинной. Лиза вдруг ощутила внезапный гнев на Гордона, который, вероятно, лгал Джекки напропалую, а она верила всему, что он ей говорил.
        - Я побывала в районе под названием Фулхэм, и вещи там оказались удивительно дешевыми. На лотке подержанной одежды этот жакет стоил всего лишь шиллинг.
        Было совершенно очевидно, что Джекки имела о Фулхэме самое отдаленное представление и даже не знала, что тот находится всего в десяти минутах ходьбы от ее дома. Покупки, сделанные Лизой, произвели на нее такое впечатление, что она решила отправиться туда в следующую же субботу.
        Лиза ждала у магазина, когда на следующее утро к нему подошел мистер Гринбаум. Завидев ее, он заспешил, смешно шаркая ногами в длинном, чуть ли не до пяток, черном пальто.
        - Я дам вам ключ,  - отдуваясь, пообещал он,  - чтобы в дальнейшем вы открывали магазин самостоятельно. Теперь я чувствую себя виноватым, потому что у меня есть настоящая работница.
        Оказавшись внутри, мистер Гринбаум сел за свой стол.
        - Ах, Лиза,  - вздохнул он.  - Почему мое тело стареет, а душа остается молодой? Скажите мне.
        - Понятия не имею,  - призналась она.  - Быть может, у некоторых людей старые души и молодые тела.
        - Вы говорите так, будто принадлежите к числу таких людей,  - бросил он.  - А теперь, когда я отдышался, я покажу вам, где что стоит.
        Книги были расставлены по разделам в алфавитном порядке. «Антропология» и «Аэродинамика» ютились в дальнем углу у окна, за ними следовали «Биография» и «Биология», к противоположной стене прислонилась «Зоология».
        - Художественная литература располагается вон там, сзади.  - Старик дышал неровно, с хрипами. Коротенькая прогулка по магазину, очевидно, изрядно утомила его.  - У меня есть несколько современных авторов, таких как Грэм Грин, Ивлин Во и Сомерсет Моэм. Но основную массу составляют старые, еще девятнадцатого века, писатели - Флобер, Пруст, Беннетт, Харди… Вы читали «Путем всея плоти»[34 - Роман «Путем всея плоти» (The way of all flesh) принадлежит перу Сэмюэля Батлера (1835 —1902), английского писателя, художника и переводчика.], мисс Лиза О’Брайен?
        - Нет, я читала только…
        - Разумеется, «Записки Пиквикского клуба» и «Остров сокровищ». Я забыл. Сэмюэль Батлер - мой любимый писатель. Я одолжу вам «Путем всея плоти». И «Едгин»[35 - Утопические романы «Едгин» (1872) и «Возвращение в Едгин» (1901) Сэмюэля Батлера представляют собой пародию на общество Викторианской эпохи.]. Вы знаете, что это такое?
        - Место?
        - Да, это такое место - вымышленная страна. Ее не существует. «Едгин» - значит «нигде» задом наперед. Блестящая, просто блестящая книга.
        Позади стола располагалась секция канцелярских товаров: бумага, ленты для пишущих машинок, тетради на пружинах и бутылочки с чернилами. Мистер Гринбаум пояснил, что неподалеку есть несколько контор, и когда у них заканчиваются канцтовары, они в небольших количествах закупают их у него.
        В это мгновение вдруг загремел почтовый ящик и на коврик приземлилась кипа конвертов. Лиза подошла к двери и подняла их. Старик негромко рассмеялся.
        - Вот вы уже и отработали сегодняшний заработок. В последнее время поднимать почту мне стало мучительно тяжело. Пожалуй, вы поможете мне вскрыть конверты, но сначала, мисс Лиза, я бы выпил чашечку кофе. Если вы предпочитаете кофе с молоком, то молочник находится как раз за углом.  - Мистер Гринбаум снова рассмеялся, на этот раз в его смехе сквозила печаль.  - О, какое это блаженство, когда тебя обслуживают! Мне стыдно, ведь я всегда искренне считал себя социалистом, а теперь сижу и позволяю другим горбатиться на меня.
        - Что такое «социалист»?  - полюбопытствовала Лиза.
        У пожилого мужчины отвисла челюсть. Он уставился на нее изумленным взглядом покрасневших старческих глаз. У нее же возникло такое чувство, словно он может тут же уволить ее, что называется, не глядя.
        - Прошу прощения,  - пролепетала Лиза,  - просто я никогда…
        - Ох, мисс Лиза! Приготовьте мне кофе, и я объясню вам.
        Пятью минутами позже, когда она вышла из кухоньки с чашками, мистер Гринбаум вскрывал почту, разрезая конверты серебряным ножичком для писем. Когда Лиза поставила перед ним кофе, он отложил нож в сторону.
        - Кто у нас премьер-министр?  - строго поинтересовался старик.
        - Мистер Эттли,  - с готовностью ответила она.
        - Слава богу, хоть это вам известно.
        - Разумеется, известно.
        Лиза вспомнила, как сразу же после войны Китти отправилась голосовать, а когда вернулась, малыши с ужасом узнали, что она поставила крестик не напротив партии мистера Черчилля. Хотя, старшие мальчишки, похоже, вполне понимали, почему их мать отдала свой голос лейбористам.
        - Вы знаете, о чем говорится в четвертой статье?
        Лиза неловко заерзала на стуле.
        - Я ушла из школы в четырнадцать лет. Мы никогда не изучали историю, по крайней мере, события, которые происходили после Карла Первого. То есть я хочу сказать, что помню, что его казнили за то, что он выступил против парламента…
        - Забудьте о Карле Первом. Четвертая статья Устава Лейбористской партии гласит: «Необходимо обеспечить работникам физического и умственного труда полный продукт их труда»[36 - В оригинале текст знаменитой четвертой статьи Устава лейбористов гласит: «Обеспечить работникам физического и умственного труда полный продукт их труда и его наиболее справедливое распределение на основе общественной собственности на средства производства».]. Разве это не кажется вам справедливым?
        Лиза ненадолго задумалась.
        - Да, я согласна.
        - Ну вот! Значит, и вы - социалистка.
        - В самом деле?
        - Разумеется. Очень скоро, Лиза О’Брайен, наш уважаемый мистер Аневрин Бивен предложит проект Национальной службы здравоохранения. Бесплатная медицинская помощь для всех - бесплатные очки, лекарства, слуховые аппараты. Люди больше не будут умирать из-за того, что не могут позволить себе вызвать врача. Британии станет завидовать весь мир. О, это хорошо - быть социалистом.
        - Неужели?  - Лиза вовсе не выглядела уверенной.
        - Ну разумеется. Когда-нибудь вы и сами в этом убедитесь. Теперь, когда мы покончили с этим, давайте разбирать почту.
        Писем оказалось штук двадцать, и в некоторых из них лежали чеки.
        - Эти люди уже написали или позвонили мне, и я отложил книги, которые они заказали,  - пояснил мистер Гринбаум.  - Другие пишут, чтобы узнать, нет ли у меня какой-нибудь определенной книги, которая им нужна.  - Он положил перед Лизой письмо.  - Вот, например, этому господину требуются «Бабочки» Хэлси. Это очень редкая книга. Я позвоню кое-кому из своих друзей, книготорговцев, чтобы узнать, нет ли ее у них, но это очень маловероятно.
        - Ого! А это - из самой Австралии!  - ахнула Лиза, осторожно вскрывая письмо со штемпелем авиапочты.  - Ему нужна «Дорога на Уиган-Пирс» Джорджа Оруэлла в издании Клуба Левой Книги. У нас есть такая?
        - Почти наверняка есть. Письмо от Питера Принна?
        Лиза взглянула на неразборчивую подпись.
        - Да.
        - В таком случае я отправлю эту книгу сегодня после обеда вместе со счетом. Он заплатит, я знаю.
        В это время открылась дверь, и Лиза вскочила на ноги. В лавку вошла женщина средних лет. Вспомнив слова мистера Гринбаума, с которыми он обратился к ней, когда она сама вчера переступила порог его заведения, Лиза поинтересовалась:
        - Вы ищете что-либо определенное или просто хотите посмотреть, что у нас есть?
        Женщине требовался латинский словарь для ее сына.
        - Вообще-то я могу купить новый, но сын говорит, что, если я это сделаю, все в школе будут знать, что он его потерял. Так что мне нужно что-нибудь потрепанное, будьте любезны.
        Лиза уже собиралась отвести ее к разделу «Языки», как вдруг вспомнила, что во время своей короткой экскурсии по магазину заметила раздел под названием «Справочная литература». Разумеется, там оказались и словари, причем латинских было несколько. Темно-бордовый в кожаном переплете был сочтен самым потрепанным.
        Стоимость была нацарапана карандашом на форзаце.
        - Пять шиллингов,  - слабым голосом произнесла Лиза, уверенная в том, что женщина извинится, уйдет и купит где-нибудь новое издание за половину этой цены. Вместо этого покупательница протянула ей две полукроны.
        Лиза чувствовала, как мистер Гринбаум смотрит на нее, когда подошла к кассовому аппарату и нажала кнопки «Продано» и «Пять шиллингов». Выпрыгнул выдвижной ящичек, и девушка опустила монеты в соответствующие отделения, вынула средних размеров бумажный пакет из-под стола и протянула словарь женщине.
        - Мой первый покупатель!  - восторженно воскликнула Лиза после того, как дверь закрылась.  - Я все сделала правильно?
        - Превосходно. Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то я стану чувствовать себя лишним.
        - Нет, мне бы очень этого не хотелось,  - с тревогой откликнулась девушка.
        - Шучу, шучу. Не обращайте на меня внимания в девяноста процентах случаев. Я подам знак, когда буду говорить серьезно. Видите, сейчас я шевелю бровями. Это значит, что я серьезен.
        Лиза рассмеялась.
        - Вам бы лучше придумать что-нибудь другое.  - Это было похоже на то, как если бы бабочка судорожно замахала крылышками над самыми его глазами.
        - Тогда я стану говорить глубоким, торжественным голосом, как мистер Черчилль. Вы умеете печатать на машинке, мисс Лиза О’Брайен?
        Она вновь рассмеялась. Его талант подражания был бесподобен.
        - Извините, нет.
        Мистер Гринбаум вздохнул.
        - Не обращайте внимания. Я тоже не умею, но готов держать пари, что ваши молодые пальчики не умеют печатать лучше моих. Чуть позже, пока я буду заворачивать эти посылки, вы сможете ответить на письма.
        Дверь лавки резко распахнулась и с грохотом захлопнулась. Пожилая женщина стремительно подбежала к столу. Лиза подошла к ней.
        - Вам нужно что-либо…
        - Не разговаривайте с ней, мисс Лиза. Не обращайте на нее внимания. А ты, ужасная женщина, уходи отсюда!
        Лиза в тревоге сделала шаг назад.
        - Видишь, ты напугала ее! Врываешься сюда, подобно Джоан Кроуфорд[37 - Джоан Кроуфорд (1905 —1977)  - американская актриса немого и звукового кино.], с таким видом, словно эта лавка принадлежит тебе. Возвращайся туда, откуда пришла.
        Женщина когда-то была очень красива. Она и сейчас производила неотразимое впечатление. Снежно-белые волосы, густые и сверкающие, были собраны в аккуратный узел на затылке, хотя макияж, который она сделала, скорее подчеркивал ее возраст, нежели скрывал его. Ярко-синие тени привлекали внимание к набрякшим векам, а румяна в складках морщинок придавали щекам воспаленный вид. Аккуратно нанесенная ярко-красная помада не могла скрыть паутинку морщин в уголках рта, а когда женщина заговорила, на губах у нее появились трещинки.
        - Заткнись, глупый старик.
        Гарри Гринбаум тяжело вздохнул.
        - Лиза, это моя жена, Мириам. Мириам, Лиза.
        Лиза не могла прийти в себя от изумления. Она было подумала, что перед ней - злейшие враги, готовые вцепиться друг другу в глотки.
        Мириам сняла кожаные перчатки и крепко пожала девушке руку.
        - Он с вами хорошо обращается? О, он настоящий эксплуататор, этот мужчина. Я удивлена, что вы до сих пор здесь.  - И она села по другую сторону стола.
        - Она явилась только для того, чтобы посмотреть на тебя, Лиза. И прогнать. И показать, что я - в ее власти. Мириам полагает, что каждая женщина думает только о том, как бы соблазнить меня или похитить. О, если бы это было так!  - Мистер Гринбаум воздел глаза к небу и с тоской покачал головой.  - Если бы Минни Копек до сих пор была рядом, я бы сбежал с ней в сию же секунду. А ведь она умоляла меня. Как она меня умоляла!
        Мириам ударила его по голове сложенными перчатками.
        - Прекрати нести чушь о Минни Копек.  - Она повернулась к Лизе.  - Вот уже пятьдесят лет этот мужчина надоедает мне своими россказнями о Минни Копек. Я никогда с ней не встречалась. Иногда я спрашиваю себя, а существовала ли она вообще?
        Гарри загадочно улыбнулся и не ответил.
        - Послушай, Гринбаум, я направляюсь к дантисту, а его кабинет находится рядом с банком, вот я и подумала, что могу обналичить чеки,  - сказала Мириам.
        - Вот это правильно, женщина, забирать у меня деньги, едва я успеваю их заработать! Держи. Вот твои проклятые чеки.  - Он соединил их скрепкой для бумаг и швырнул на стол перед миссис Гринбаум. Она потянулась за ними, и в это время пожилой мужчина накрыл ее руку своей. Поначалу Лиза подумала, что он собирается отнять чеки, но Мириам повернула свою руку ладонью вверх, и их пальцы сомкнулись. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Лиза увидела в них отражение чистой, незамутненной любви. Эти двое обожали друг друга. Их перебранка была лишь игрой. Она вдруг ощутила комок в горле.
        Лиза купила бутерброды на обед. Правда, все в Лондоне называли обед ленчем, а ужин - обедом. Мистер Гринбаум удалился в двенадцать часов, заявив голосом Черчилля, что полагает ее «совершенно способной» управиться с магазином без него.
        Жуя бутерброды, Лиза продолжала печатать ответы на письма, которые пришли сегодня утром. В присутствии мистера Гринбаума заниматься этим было затруднительно, поскольку он все время болтал, заворачивая и надписывая посылки. Лиза справлялась со своей задачей несколько лучше него, судя по количеству испорченных копий, которые он вручил ей, чтобы показать, как это делается. В старых письмах было полно опечаток, и слова часто соединялись друг с другом. Лиза уже довольно ловко печатала двумя пальцами, хотя главной трудностью для нее оставалось не забывать переключать регистры, когда это требовалось по тексту.
        Заглянул покупатель. Он побродил по магазину и в конце концов приобрел книгу о магии, написанную человеком по имени Алистер Кроули[38 - Алистер Кроули (1875 —1947)  - один из наиболее известных оккультистов XIX —XX веков.]. Лиза сделала мысленную пометку: магия, Алистер Кроули. А потом в лавку вошла ее сверстница и поинтересовалась, нет ли у них сборника произведений Байрона.
        Лиза прикусила губу. Она понятия не имела, где его искать. Кто он такой, это самый Байрон?
        - Даже не знаю.
        Девица оказалась настоящей болтушкой.
        - Это все дурацкий экзамен по английской литературе. Я уже прошла Чосера, и, откровенно говоря, этот староанглийский язык - или как там он называется - представляется мне совершеннейшей тарабарщиной.
        Чосер! Лиза ведь жила на Чосер-стрит, а кто-то в школе говорил ей, что Чосер был поэтом. Соседние улицы назывались Байрон-стрит и Вордсворт-стрит, Саути- и Драйден-стрит. Может, они все поэты?
        Лиза отправилась к разделу «Поэты» и действительно обнаружила там Байрона! С явным облегчением, потому что ей совсем не хотелось выглядеть глупой, она предложила девушке несколько томиков.
        Мистер Гринбаум вернулся вскоре после часа. На лице у него было написано скорбное выражение. С бороды стекали капельки янтарной жидкости.
        - Один двойной бренди, Лиза. Всего один, и я уже чувствую себя так, словно выпил целую бутылку. Ах, вот они, злоключения старости.
        - Но ведь это же неплохо,  - заметила она.  - Это означает, что теперь, чтобы напиться, вам нужно будет истратить меньше денег.
        Его лицо просветлело.
        - Это позитивный взгляд на вещи. Пожалуй, впредь я стану посвящать тебя в свои проблемы, и ты будешь разрешать их своими мудрыми речами.
        - Вы что-нибудь ели?  - строго спросила Лиза.
        Мистер Гринбаум демонстративно зажал уши ладонями.
        - Тихо! Ты уже разговариваешь совсем как Мириам. Нет, у меня был жидкий ленч. А теперь - убирайся из моего магазина. Ступай и поешь чего-нибудь сама. Поброди по «Хэрродсу». Если ты, рабочая девчонка из Ливерпуля, даже и не была социалисткой, когда войдешь туда, непременно станешь ею после выхода оттуда.
        Как-то на первое же Рождество после войны Лиза повела Дугала и Шона на Стрэнд-роуд, в магазин, в котором был игрушечный грот. Войдя в него, они оказались в сказке, среди покрытых изморозью сверкающих стен, увешанных разноцветными фонариками. Грот казался нереальным, заимствованным из другого мира. Лизе стоило некоторых усилий увести братьев из этого волшебного местечка.
        Так вот, «Хэрродс» напомнил ей такой же грот. Сверкающие канделябры струили слепящий свет на дорогие товары. Ювелирные изделия, каких Лиза никогда не видела, ожерелья, увешанные тяжелыми рубинами, изумрудами и сапфирами, весело перемигивались под стеклянными витринами, а рядом с ними лежали кольца с камнями, крупными, как шиллинговые монеты, и даже тиары.
        Прилавок с шарфами напоминал сундук в пещере Аладдина или лоток на арабском базаре. С вешалок сверкающими водопадами обрушивались шелка и атлас. Парфюмерная же секция издавала божественные запахи. Перед витражом с дорогими духами стоял наполовину пустой флакон с надписью «образец». Лиза нанесла немного духов на кожу за ушами.
        - Я могу вам помочь, мадам?  - К ней приблизилась прилизанная продавщица.
        - Сколько это стоит?  - поинтересовалась Лиза.
        - Пять фунтов,  - ответила девушка.
        - Я подумаю,  - стараясь ничем не выдать своего изумления, небрежно произнесла Лиза.
        Она поднялась наверх. При виде одежды у нее перехватило дыхание. Расшитые блестками вечерние туалеты, короткие нарядные платья с ручной вышивкой, тонкие и прозрачные, как паутинка, летние сарафаны, безукоризненно скроенные и пошитые льняные костюмы. Лиза искоса поглядывала на ценники. Стоимости одного вечернего платья вполне хватило бы всей семье О’Брайенов, чтобы безбедно прожить целый год!
        Здесь было много клиентов, главным образом женщин, и многие из них щеголяли в нарядах, которые почти наверняка были куплены на этом этаже. Но Лизу поразило не это, а то, что очень немногие из них выглядели по-настоящему счастливыми. Ей-то представлялось, что возможность просто посмотреть на все эти чудесные платья с намерением купить одно или даже несколько из них - само по себе райское наслаждение. Тогда почему почти все эти женщины расхаживали с недовольными минами? Они перебирали развешанную на стойках дорогую одежду с гораздо меньшим рвением и энтузиазмом, чем женщина по имени Вера, встреченная ею на рынке в Фулхэме!
        До слуха Лизы доносились фразы, которые раньше она лишь читала в модных журналах.
        - Мне положительно необходимо купить что-нибудь для закрытого просмотра у Фредди в пятницу.
        - Какая скука, дорогая. Что до меня, то мне решительно нечего надеть на «Аиду».
        - В субботу мы летим в Париж, и если я сегодня ничего не выберу, то придется отправляться в обносках.
        Все это произносилось громко, с раздражением, словно им было наплевать, что об этом думают остальные. И с продавщицами они разговаривали грубо, словно те были прислугой, не заслуживающей элементарной вежливости и благодарности. Лиза почувствовала, как в груди у нее поднимается гнев. Означает ли это, что она стала социалисткой?
        Денек выдался таким теплым, что она оставила свой стеганый жакет в лавке. Очевидно, в своей белой блузке и юбке она походила на продавщицу, потому что к ней подошел какой-то мужчина - настоящий красавчик, с ног до головы одетый в жемчужно-серое: туфли, костюм, пальто. На его темно-сером в полоску галстуке поблескивала жемчужная булавка, мягкую фетровую шляпу сжимала белая рука с безукоризненно наманикюренными ногтями. Даже небольшой складной зонтик был подобран в тон его наряду. Это был высокий мужчина с властным лицом и тонкими усиками, и ноздри его орлиного носа гневно подрагивали, словно магазин, да и весь мир, издавал какой-то непотребный запах.
        - Послушайте,  - пролаял он Лизе,  - немедленно принесите моей супруге голубое платье, то самое, от которого она отказалась! Она хочет примерить его еще раз.
        Лиза в недоумении уставилась на него. Это был приказ, а не просьба.
        - Пошевеливайтесь, девочка моя, да поживее!  - В его глазах сверкнуло нетерпение.
        - Я не ваша девочка,  - ледяным тоном отрезала Лиза.  - И с вами ничего не случится, если вы принесете платье сами.
        Этот мужчина ничего не мог с ней сделать, ведь она здесь не работала. Подавив желание поскорее уйти, Лиза в упор уставилась на него, видя, как нетерпение у него на лице сменяется изумлением. А потом, к ее удивлению, он вдруг расхохотался - высоким, истерическим, неестественным смехом.
        - Джинджер,  - послышался голос из соседней кабинки.  - Джинджер, где же эта девчонка с голубым платьем?
        Смех прекратился столь же внезапно, как и начался.
        Лиза высокомерно тряхнула головой и, не удостоив Джинджера, который явно пребывал в крайней растерянности, прощального взгляда, вышла из магазина.
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        День прошел быстро. Покупателей было немного. Мистер Гринбаум сообщил Лизе, что продажа книг напрямую, «через прилавок», как он выразился, едва покрывает арендную плату за магазин. Большую часть своих сделок он осуществлял по почте.
        - Но,  - добавил старик, выразительно пожав плечами,  - я же должен где-то хранить свои книги. Так почему бы не обзавестись для этого магазином?
        - Действительно, почему?  - согласилась Лиза.
        Когда она вернулась вечером домой, то обнаружила подсунутый под дверь конверт. В нем лежали два билета на пьесу под названием «Веселый призрак»[39 - Пьеса Ноэля Коварда.], которую давали через неделю в субботу, и записка: «Почему бы вам не зайти к нам и не пропустить по стаканчику, когда вернетесь?» Внизу стояла подпись: «Пирс».
        После того как Гордон ушел, Лиза показала записку Джекки.
        - Ты пойдешь со мной в театр?  - с нетерпением спросила она.
        - Не думаю, что Гордону это понравится,  - с сомнением протянула Джекки.  - Взять билеты у Ральфа, да еще и выпить с ним после спектакля…  - Она наморщила носик.
        - Какое право имеет Гордон указывать тебе, что делать по выходным?  - попыталась воззвать к ее разуму Лиза.  - Если он не с тобой, то его это не касается.
        Подруга выглядела смущенной, но потом ее лицо просветлело.
        - Ничего страшного не случится, верно? Ты права - я хочу сказать, не может же Гордон ожидать, что я буду вести себя, как монахиня. Кроме того, я же не иду на свидание с другим мужчиной.
        У них оказались хорошие места в последнем ряду. Многие из театралов пришли в вечерних платьях. Из своей зарплаты Лиза заплатила за аренду и купила себе простроченную золотой нитью ленту для волос и черную шелковую блузку. Так что в своем стеганом жакете и новой блузке она не чувствовала себя инородным телом среди празднично одетой публики.
        Поначалу Джекки нервничала, боясь, что каким-то чудом здесь может появиться Гордон с женой и увидеть ее.
        - Ну и что такого?  - сказала Лиза, стараясь ничем не выдать своего раздражения.  - Ты ведь не делаешь ничего плохого.
        Это была первая пьеса, которую она видела в своей жизни. Лиза сидела как зачарованная и была безутешна, когда представление закончилось.
        - Ой, какая жалость! Хочу еще,  - простонала она, пока они ждали автобус возле Пикадилли-Серкус.
        Джекки оживилась и, кажется, напрочь позабыла о своем драгоценном Гордоне.
        - Это был незабываемый вечер!  - с энтузиазмом восклицала она.  - Надеюсь, Ральф достанет нам билеты на другие спектакли и мы станем бывать в театре чаще.
        Гостиная в квартире Пирса и Ральфа была такой большой, что тянулась вдоль всего фасада.
        Лиза замерла на пороге, пораженная необычной отделкой. Стены были выкрашены в густой винно-красный цвет, а потолок отливал угольной чернотой. Одну из стен почти целиком занимал высокий лакированный черный китайский шкаф, украшенный красными и золотыми цветами. У другой стены высился буфет и покрытый черным лаком книжный шкаф. Над мраморным камином висело огромное зеркало в толстой золоченой раме. Стулья были обиты темно-красным бархатом, а по начищенному паркетному полу тут и там были разбросаны белые меховые коврики. Источником света служили две лампы под красными абажурами.
        - Вот это да!  - только и смогла сказать Лиза.
        Несмотря на гнетущую цветовую гамму, комната выглядела теплой и приветливой, хотя Лиза и не смогла представить, как бы она тут жила. Стиль был слишком необычным.
        - Нравится?  - поинтересовался Пирс.
        На нем были черные вельветовые брюки и свободная белая шелковая рубашка. Удивление гостьи явно доставило ему удовольствие.
        - Очень экзотический вид,  - признала Лиза.  - И чужеродный.
        - Именно такого эффекта я и добивался - экзотического и чужеродного. Видишь ли, в этом и заключается моя работа. Я - художник по интерьеру. Приходя сюда, я забываю о том, что нахожусь в Лондоне, в Англии. Это как войти в комнату в какой-нибудь незнакомой стране с чужой культурой. Ох, совсем забыл познакомить тебя с Ральфом. Он, кстати, только что пришел.
        До сих пор Лиза не замечала мужчину, читающего за черным столом в дальнем конце комнаты. Неподвижный, как статуя, и хранящий полное молчание, он даже не взглянул в их сторону, когда они вошли.
        Ральф совсем не походил на актера. Лет тридцати, просто и безыскусно одетый в коричневые широкие брюки и бежевую рубашку, он выглядел скорее как семейный доктор или банковский служащий. При словах Пирса Ральф поднялся и подошел к ним, чтобы поздороваться. Он казался слишком заурядным - ни красивым, ни уродливым, среднего роста, с коротко стриженными мышиного цвета волосами. Ральф был вежлив, но Лиза сразу почувствовала, что их присутствие ему неприятно.
        - С Джекки ты уже знаком,  - сказал Пирс, и Ральф кивнул.
        Они сели в кресла вокруг черного восьмиугольного кофейного столика. Пирс стал разливать вино.
        - Тебе понравилась пьеса?  - спросил он у Лизы.
        - Я могла бы просидеть там всю ночь!  - с энтузиазмом воскликнула она.  - Жаль, что в ней не десять актов.
        - Вы часто ходите в театр?  - негромким, каким-то бесцветным голосом осведомился Ральф.
        - Это первая пьеса, которую я видела в своей жизни, но теперь я хочу посмотреть их все до единой. Все, что идет в Лондоне. Пьеса мне не просто понравилась, я влюбилась в нее.
        - А что вы скажете о Ноэле?  - полюбопытствовал Пирс.
        - Кто такой Ноэль?  - невозмутимо переспросила Лиза.
        - Боже милосердный, Лиза!  - Пирс разразился смехом.  - Я говорю о Ноэле Коварде. Он написал эту пьесу и сыграл в ней главную роль. Или ты этого не знала? Разве вы не покупали программку?
        - Это те буклеты, которые продавали у входа?  - Лиза повернулась к Джекки.  - Почему ты ничего мне не сказала? Я не знала, что в театре нужно покупать программку.
        Джекки уже опустошила свой бокал.
        - Извини, я так беспокоилась насчет Гордона, что совсем забыла об этом.
        Пирс вновь наполнил ее бокал.
        - Еще вина, Лиза?
        - Пока нет, спасибо.
        Она испытывала неловкость из-за того, что столь явно продемонстрировала свое невежество. Но тут человек, от которого она меньше всего этого ожидала, вдруг пришел ей на помощь.
        - Мне кажется, у Лизы имеются все задатки настоящего театрала,  - негромко произнес Ральф.
        Подлив Джекки вина, Пирс не вернулся на свое место. Вместо этого он опустился на пол, прислонившись спиной к креслу Ральфа. Лиза вдруг подумала: а не потому ли Ральф ведет себя столь недружелюбно, что ревнует Пирса из-за того, что тот пригласил ее и Джекки выпить с ним вина, и не означает ли этот жест со стороны его друга, что все страхи Ральфа оказались безосновательными и надуманными?
        - Вы не могли бы достать билеты на пьесу, в которой играете?  - спросила она.  - Я бы очень хотела увидеть вас на сцене.
        - В самом деле?  - Ральф выглядел одновременно удивленным и польщенным.
        - Ральф репетирует «Пигмалиона»,  - с гордостью сообщил Пирс.  - Он получил главную роль - Альфреда Дулитла. Премьера состоится на следующей неделе.
        - А кто написал «Пигмалиона»?  - спросила Лиза.
        - Джордж Бернард Шоу,  - ответил Ральф и с улыбкой добавил: - Но он не занят в пьесе.
        Джекки прикончила второй бокал вина. За то недолгое время, что они жили вместе, Лиза успела заметить, что ее подруга много пьет. Стоило Джекки вернуться домой с работы, как она наливала себе стакан виски, который регулярно наполнялся до тех пор, пока она не укладывалась спать. Лиза решила, что в этом виноват Гордон. Это он сделал Джекки несчастной: оставлял ее одну по выходным, кормил лживыми баснями насчет своей жены - по крайней мере Лиза была твердо уверена, что они лживые и что он вовсе не собирался разводиться. Гордон всего лишь развлекался с Джекки, и ему было наплевать на последствия. Вот и сейчас подруга Лизы чувствовала себя не в своей тарелке, и все потому, что ее дорогому Гордону не нравились гомосексуалисты. Только вчера он распространялся на этот счет, после того как столкнулся в дверях туалета с Ральфом.
        - Едва унес ноги,  - с ликованием сообщил Гордон, вернувшись обратно.  - Я даже испугался, что этот урод начнет приставать ко мне прямо там.  - Можно подумать, Ральф стал бы обращать внимание на некрасивого Гордона, когда у него был Пирс!
        На полпути к третьему бокалу Джекки внезапно пробудилась к жизни. Подогретая винными парами, внезапно проявилась ее подлинная, солнечная натура. Джекки с воодушевлением заговорила о «Веселом призраке», о тех его частях, которые понравились ей больше всего.
        Пирс откупорил вторую бутылку. У Лизы, еще не допившей второй бокал, уже слегка кружилась голова. Речь зашла о кино, а уж об этом она могла говорить, не опасаясь выставить себя на посмешище. Походы в кинотеатр в одиночестве стали ее единственным развлечением на протяжении последних двух лет, и она хорошо запомнила все, что видела.
        Пирс прислонился затылком к колену Ральфа. Это выглядело трогательно и вполне естественно. Как-то Мэри Гордон рассказала Лизе о мужчинах, которым нравились другие мужчины, и что есть даже такие женщины, которые встречаются с женщинами. Поначалу Лиза не поверила, но Мэри сказала ей, что это правда, и тогда она подумала: «Любой, кто склонен к подобному поведению, должен быть настоящим чудовищем, и я сразу же распознаю его, если встречу». Но сейчас, глядя на Пирса и Ральфа, Лиза не находила в них ничего отвратительного. Это были просто двое влюбленных.
        Они просидели в гостях до трех часов ночи и ушли только после того, как Джекки заснула прямо в кресле.
        Когда Лиза проснулась, был уже полдень. Она лежала в постели, счастливая и отдохнувшая, пока вдруг с содроганием не сообразила, что сегодня - воскресенье и она опять пропустила мессу! В прошлое воскресенье она тоже вспомнила об этом, когда было уже слишком поздно.
        Лиза вскочила с кровати и схватила свою одежду. Джекки продолжала спать как убитая. Быть может, удастся попасть на службу в час дня. Правда, Лиза не имела ни малейшего представления о том, где находится ближайшая католическая церковь. А потом вдруг она вспомнила о Вестминстерском соборе. Наверное, туда можно доехать на метро.
        Лиза уже почти оделась, как вдруг замерла, не застегнув до конца пуговицы блузки. Посещение церкви было неотъемлемой частью ее прежней жизни, жизни, которую она оставила позади, и визит туда лишь вызовет у нее воспоминания, от которых она старалась избавиться. В один прекрасный день ей все-таки придется исповедаться и рассказать какому-нибудь незнакомому священнику о том, что она убежала из дома,  - и что она ответит ему, если он спросит ее, почему она это сделала?

«Лучше не ходить совсем»,  - решила девушка и вместо этого поставила чайник на огонь.
        Ее поразила легкость, с какой ей далось это решение. Приготовив себе чашку чая с гренками, Лиза уселась на диван с книгой в руках, и тот факт, что она опять пропустила мессу, забылся как-то очень быстро, как если бы она никогда не ходила туда вообще.
        Книга, которую читала Лиза, называлась «Гордость и предубеждение». Автором ее была Джейн Остин. Когда Лиза закончила «Путь всея плоти», мистер Гринбаум живо поинтересовался ее впечатлениями. Лиза ответила, что сама удивилась тому, какое удовольствие доставило ей чтение. Так вот, «Гордость и предубеждение» оказалась еще лучше. Она была похожа на рассказы в «Ред стар» и «Миракл» - полная невысказанного сексуального очарования и отчаяния. Под благочинной поверхностью романа бурлили настоящие страсти. Мистер Гринбаум сказал Лизе, что Джейн Остин написала множество романов и что, если они ей понравятся, она должна прочесть и Шарлотту[40 - Имеется в виду Шарлотта Бронте (1816 —1855)  - знаменитая английская поэтесса и романистка.], и Эмили Бронте.
        - «Джейн Эйр», «Грозовой перевал»… Ах, мисс Лиза, вы придете от них в восторг. Очаровательные любовные истории. И давайте не будем забывать о «Мадам Бовари» и «Анне Карениной». Друг мой, вам предстоит многое прочесть.
        А Лизе ничего другого и не требовалось. В сущности, в те дни она ждала от жизни только хорошего. Сидя на диване, Лиза подняла голову, когда услышала, как зашевелилась Джекки. Через минуту она приготовит подруге чашечку чая.
        Лиза с нетерпением думала о том, как станет каждую неделю ходить в театр и увидит Ральфа в постановке «Пигмалион» по роману (как его?  - она напрягла память) Джорджа Бернарда Шоу.
        Лизе нравилась ее нынешняя работа. Еще когда она трудилась на красильной фабрике, воскресные дни были безнадежно испорчены мыслью о том, что на следующее утро ей предстоит утомительная, однообразная, дурно пахнущая работа, тогда как мысль о том, что утром ее ждет магазин мистера Гринбаума, приводила Лизу в восторг. А потом она с тихим удовлетворением предвкушала вечер: после ужина она будет читать до тех пор, пока домой не вернется Джекки. И только когда та приводила с собой Гордона, все шло совсем не так гладко.
        Как славно, что они подружились с Пирсом и Ральфом! Собственно говоря, жизнь оказалась совсем не такой уж плохой. Еще никогда Лиза не чувствовала себя настолько счастливой.
        Время, проведенное в Лондоне, когда она жила в одной квартире с Джекки и работала в магазине у мистера Гринбаума, было, пожалуй, самым беззаботным периодом в ее жизни. «Годы невинности», как всякий раз называла их сама Лиза, оглядываясь назад…
        Актерская игра Ральфа стала для Лизы откровением. Поначалу она даже не узнала бы его, не расскажи ей Пирс заранее, что именно Ральф играет Альфреда Дулитла. А разве не Альфред Дулитл предстал сейчас перед ней собственной персоной? Значит, это должен быть Ральф. Этот грубый, громкоголосый, небритый мужчина в обвисших брюках на помочах, с закатанными рукавами рубашки, обнажающими мускулистые, волосатые ручищи - это действительно был тот немногословный утонченный господин, с которым она познакомилась на прошлой неделе. Голос, манеры, поведение - все это могло принадлежать только кокни[41 - Кокни - лондонец из низов, как правило, уроженец Ист-Энда.], рожденному в канаве. Такое впечатление, что в тело Ральфа вселился дух совершенно другого человека.
        В первом акте, во время его уморительной и восхитительной речи, в которой он называл себя «беднейшим из бедных, не заслуживающих подобной участи», в зале едва не рухнула крыша. Некоторые зрители даже вскочили на ноги, чтобы бурными аплодисментами выразить свое восхищение.
        Эта постановка понравилась Лизе намного больше «Веселого призрака» - по крайней мере, так она думала. Ей было трудно прийти к какому-либо определенному выводу.
        В субботу вечером после спектакля теперь уже Ральф и Пирс должны были заглянуть в квартиру девушек, чтобы выпить и поболтать, так что Лиза купила свежие цветы и, учитывая то, что Джекки наверняка выпьет в два или три раза больше любого из них, целых три бутылки вина.
        Когда друзья наконец появились, Лиза обнаружила, что не может отвести глаз от Ральфа. Она протянула ему бокал вина, и когда он поблагодарил ее, ей вдруг оказалось невероятно трудно поверить в то, что этот негромкий, хорошо поставленный голос совсем недавно заполнял зрительный зал своей грохочущей мощью.
        Джекки рассталась со своими предрассудками и теперь оживленно болтала с Пирсом о ресторанах, в которых оба частенько бывали.
        - А вы сегодня неразговорчивы, Лиза,  - в конце концов заметил Ральф.  - Разве вам не понравилась постановка? Или вас разочаровало мое исполнение?
        - Что вы!  - пылко воскликнула она.  - У меня просто нет слов от восхищения. Вы были великолепны. Поначалу я даже не поверила, что это вы и есть.
        - Это хорошая роль,  - скромно заметил Ральф.
        - Думаю, что я тоже хочу быть актрисой. Должно быть, это здорово - вот так перевоплощаться. Я хочу сказать, что вы были настоящим Альфредом Дулитлом.
        - Вы можете брать уроки актерского мастерства,  - предложил Ральф.
        - Как это можно сделать?  - тут же поинтересовалась Лиза.
        - Ну, попасть на дневную форму обучения в КАТИ[42 - КАТИ (Royal Academy of Dramatic Art)  - Королевская академия театрального искусства.] очень трудно, да и плата там запредельная - а ведь вам придется еще и зарабатывать на жизнь.
        Лиза с сожалением покачала головой:
        - Боюсь, об этом не может быть и речи.
        - В таком случае вы можете поступить в вечернюю школу. Я знаю одного человека, он ведет актерские курсы в Хэкни[43 - Хэкни - административный исторический район Лондона в северо-восточной части города, неофициально носящей название Ист-Энд.]. Он берет по полкроны за урок.
        Лицо Лизы просветлело.
        - Столько я могу себе позволить.
        - Тогда я наведу для вас справки,  - пообещал Ральф.
        Жизнь Лизы потекла своим чередом: работа, поход в театр вечером в субботу, возвращение с Пирсом и Ральфом, а по средам - уроки актерского мастерства под руководством пожилого актера с безумным взором, Годфри Перрика, и его супруги Розы. Лиза чувствовала себя Элизой Дулитл. Ее ливерпульский акцент постепенно исчезал по мере того, как Роза учила ее говорить правильным литературным языком, модулируя интонации. Кроме этого Роза показывала Лизе, как нужно грациозно ходить и садиться.
        Годфри же взял на себя обучение собственно актерскому мастерству. Они садились в кружок, репетируя какую-либо пьесу, и в его устах слова оживали. Он никогда никого не ругал и не хвалил, пока они декламировали свои строки, лишь терпеливо пояснял, как следует произносить ту или иную фразу, подчеркивая значение, которого они не заметили.
        Наступило лето. Лиза шла к мистеру Гринбауму и обратно по раскаленным тротуарам, хотя в самом магазине было прохладно. По воскресеньям она вытаскивала сонную Джекки из постели, и они отправлялись в Кенсингтон-Гарденз[44 - Кенсингтон-Гарденз - королевский парк в районе Кенсингтон, вокруг Кенсингтонского дворца.], расположенный в самом конце Куинз-Гейт, где пили кофе на открытой террасе ресторана, глядя на прогулочные лодки на озере и нянечек в униформе, толкающих перед собой гигантские коляски, и на маленьких детишек в накрахмаленных воскресных нарядах, неохотно плетущихся следом.
        Осень. Листья в парке покрылись золотом и облетели с деревьев. Они шуршали под ногами, когда подруги прогуливались по узким бетонным дорожкам. Сидеть снаружи было слишком холодно, и Джекки предлагала зайти в какой-нибудь паб, чтобы выпить и согреться.
        Лиза купила зимнее пальто - как у настоящей кинозвезды, из тяжелого твида и с широким поясом, который она затягивала вокруг своей тонкой талии. Мужчины провожали их восхищенными взглядами: пышнотелую Джекки со светлыми волосами и кремовой кожей и Лизу, не уступавшую подруге в росте, но стройную, как фотомодель, с темными волосами до плеч - ей пришлось крепко зажмуриться, пока Джекки отстригала целые пряди,  - уложенными в ее любимом стиле, с челкой набок, как у Вероники Лейк[45 - Вероника Лейк (1922 —1973)  - американская актриса.].
        С тех пор как Лиза приехала в Лондон, ее часто приглашали на свидания. С подобными предложениями к ней обращались клиенты в магазине; двое парнишек из актерского класса умоляли ее уделить им внимание, а молодой человек из квартиры этажом ниже дважды приглашал ее на ужин.
        Лиза отказывала всем. Она не желала ни с кем заводить романтических отношений, по крайней мере пока. Быть может, когда-нибудь ее посетят совсем иные чувства, но сейчас в ее жизни мужчин было вполне достаточно: Гарри Гринбаум, Пирс и Ральф. И других ей не требовалось.
        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        На Рождество Джекки собиралась поехать домой в Борнмут и пригласила Лизу с собой.
        Приглашение было тактично отклонено. Джекки все время жаловалась на своих родителей, в особенности на мать.
        - Ты не поверишь, Лиза,  - ворчала она.  - Моя мать живет по принципу: есть место для всего, и все должно быть на своем месте. Дом выглядит нежилым, как музей. Ты не успеваешь раздеться, как твою одежду утаскивают и прячут в какой-нибудь шкаф, в котором ее ни за что не отыскать. Это доводит отца до белого каления. Он все время сидит у себя в кабинете, даже по ночам - кажется, я не говорила тебе, что он зубной врач? Только так он сохраняет остатки душевного спокойствия. И то, что я такая растрепа,  - это, наверное, реакция на мое воспитание.
        Так что провести целых два дня с родителями Джекки - пожилые тетушки, которые регулярно снабжали ее купонами, тоже там будут - показалось Лизе не лучшим способом встретить Рождество. Кроме того, мистер Гринбаум и Мириам пригласили ее на рождественский обед.
        - Я думала, что ортодоксальные евреи не празднуют Рождество,  - чопорно поджав губы, заметила Джекки.
        Отчего-то она крайне неодобрительно относилась к Гринбаумам. Лиза подозревала, что Гордон был еще и антисемитом.
        - Они и не празднуют, но ведь что-то есть им все равно надо,  - ответила она.  - Так что это будет самый обыкновенный еврейский обед. Кошерный,  - закончила она со знанием дела.
        Лиза получила огромное удовольствие, покупая подарки для своей семьи: деревянные игрушки для малышей, шарфы и перчатки для братьев, брошки для Нелли и Джоан и трехрядное жемчужное ожерелье и заколку для мамы. Каждый презент она завернула в бумагу с изображением святых, перевязала их атласными красными лентами и приложила к каждому свертку небольшое поздравление. Лиза представила себе, как праздничная посылка приходит на Чосер-стрит и малышня с восторгом пищит и прыгает вокруг стола, разрывает бумагу и раздает подарки адресатам. Хотя, может статься, посылка придет, когда мама будет одна, и тогда она успеет развесить подарки на елке.
        Кроме того, Лиза послала родным поздравительную открытку со словами: «От вашей Лиззи, с любовью», но по-прежнему не указала своего обратного адреса.
        От вечеринок у Лизы голова шла кругом. Класс драматического искусства устраивал специальное торжество по случаю окончания семестра, и кое-кто из студентов тоже организовал пирушку. Ральф и Пирс пригласили ее и Джекки немного посидеть и выпить в воскресенье накануне Рождества. Пирс тоже отправлялся домой на Рождество, и Лиза ощущала напряжение, возникающее между друзьями всякий раз при упоминании об этом.
        В сочельник мистер Гринбаум не закрывал свой магазин до самого вечера. В тот день Лиза попрощалась с Джекки с утра, поскольку та заканчивала работу в обед и прямо из конторы отправлялась на вокзал. «Надеюсь, ты хорошо встретишь Рождество,  - печально сказала Джекки, когда они расставались напротив “Хэрродса”. - А мне это не светит».
        - Мисс Лиза О’Брайен, вы ведь не возражаете против того, чтобы немного поработать в такой особенный день?  - осведомился мистер Гринбаум.  - Видите ли, все магазины будут открыты, и я рассчитываю, что сегодня днем дела пойдут особенно удачно. Ну, знаете, многие спешат купить подарки в самую последнюю минуту.
        - Я возражаю, и даже очень,  - сурово ответила Лиза.  - Но вы такой тиран, что, пожалуй, прикажете высечь меня плетью, если я откажусь.
        - Вот это правильно. Смейтесь над стариком, смейтесь, ведь он не может дать вам сдачи.
        - У вас хорошо подвешен язык, и вы всегда можете укусить в ответ,  - парировала Лиза.
        Она наслаждалась их ежедневными шутливыми перебранками. Если они не разговаривали о книгах, то обменивались добродушными подначками и оскорблениями.
        Мистер Гринбаум вздохнул.
        - Ах, Минни Копек! Почему я не послушал тебя? А ведь ты так меня умоляла! Если бы я поддался на твои уговоры, то сейчас жил бы с тобой в раю, а не выслушивал язвительные замечания и оскорбления от сварливой супруги и тощей девчонки, которая не питает ко мне ни малейшего уважения.
        - Перестаньте кормить меня байками о Минни Копек. В конце концов, кто она такая?
        - Одна полная леди. Она танцевала стриптиз - это было непристойное зрелище. Но я мог бы приклонить голову к ее пышной груди и обрести покой вместо всего этого…  - Мистер Гринбаум развел руки в стороны, окинул взглядом свой магазин и пожал плечами.
        Лиза звонко рассмеялась.
        - Прекратите, Гринбаум. Вы любите свою жизнь, вы любите Мириам, и вы любите свои книги.
        - Тебе не идет быть такой умной и проницательной. Время от времени еврей должен страдать, и ему это нравится. А ты портишь мне удовольствие.
        Тут открылась дверь и в магазин вошел юноша.
        - Брайан! Давненько тебя не было видно. Что у тебя закончилось на этот раз? Чернила или лента для пишущей машинки?
        Мистер Гринбаум повернулся к полке с канцелярскими принадлежностями.
        - Дайте мне пачку копировальной бумаги, пожалуйста.
        Юноша подошел к прилавку, увидел Лизу и застыл на месте. Несколько секунд он смотрел на нее, затем, смутившись, опустил взор, и на его гладких, как у младенца, щеках расцвел жаркий румянец. Он был красив какой-то слащавой красотой. У него были светлые шелковистые волосы и небесно-голубые глаза в обрамлении коротких белесых ресниц, которые придавали ему испуганно-близорукий вид. Словом, он походил на херувима. Лиза изумилась, заметив, что он то и дело бросал взгляды украдкой в ее сторону.
        Происходящее не ускользнуло и от внимания мистера Гринбаума. Он жизнерадостно прогудел:
        - Брайан, ты ведь не знаком с Лизой? По-моему, ты еще не заходил ко мне с тех пор, как она здесь появилась. Брайан работает наверху,  - пояснил он.  - Как же называется твоя контора? Моя старая голова, я опять все позабыл…
        - «Импорт и экспорт»,  - подсказал Брайан.
        Несмотря на внешность херувима, у него оказался глубокий голос взрослого мужчины.
        - Ты одержала победу,  - рассмеялся мистер Гринбаум после того, как юноша ушел.
        Лиза скривилась, и на ее лице появилось выражение, которое мистер Гринбаум именовал не иначе как «хэрродсовское»,  - смесь отвращения и презрения.
        - Он совсем еще ребенок,  - отмахнулась она.
        - Брайан вовсе не ребенок,  - серьезно возразил мистер Гринбаум.  - Ему по меньшей мере двадцать - гораздо больше, чем тебе. Иногда за ним заходит мать и ждет его снаружи. Вот она - сущий дракон. Однажды она заглянула сюда и купила кулинарную книгу.
        Тут в магазин вошел кто-то еще, и Лиза совершенно забыла о Брайане.
        Вечером она возвращалась домой по Оулд-Бромптон-роуд. «Хэрродз» был уже закрыт, хотя внутри по-прежнему ярко горел свет и утомленные продавщицы подсчитывали выручку и приводили в порядок прилавки. Лиза, словно зачарованная, останавливалась у каждой витрины, впрочем, как всегда. После Рождества все эти стенды будут демонтированы и начнется распродажа.
        В первой витрине красовался свадебный наряд из красно-белого бархата, вторую занимал огромный Санта-Клаус, у ног которого столпились эльфы и феи на ковре из настоящих листьев - золотых, красных, темно-коричневых. А вот и витрина с игрушками! Даже сейчас, в шестнадцать лет, Лиза обожала разглядывать изысканно наряженных кукол с неестественно живыми личиками. Она жалела о том, что не может купить близнецам игрушечный поезд, который с пыхтеньем бегал по рельсам, ныряя в зеленые туннельчики, замирая у крошечных перронов и вновь трогаясь с места по сигналу семафора.
        Но при виде центральной экспозиции у Лизы перехватило дыхание. Это был трехэтажный кукольный домик в викторианском стиле, причем каждая комната была обставлена мебелью. Люстра и настенные светильники загорались по-настоящему! В кухне стояла крошечная женщина, над столом навеки застыли ее руки, месившие тесто размером не больше фартинга[46 - Фартинг - старинная мелкая английская монета в четверть пенса.]. У камина в гостиной замер мужчина в черном, попыхивая трубочкой, а его супруга сидела в кресле, обитом голубой парчой, и вязала. Ее рука замерла в воздухе. Лиза разглядела даже блеск миниатюрной спицы. В детской играли малыши, а в мансарде женщина в белом склонилась над колыбелькой, в которой лежал младенец.
        Лиза вздохнула. Завтра утром, проснувшись, одни дети найдут такие вот игрушки, тогда как другие, пусть и не по своей вине, не получат ничего.
        Вечер выдался тихим, ночное небо было затянуто облаками, из-за которых время от времени выглядывала луна, но только ради того, чтобы вновь затеряться среди них. На немногочисленных ясных участках весело перемигивались звезды. Словом, все было совсем не так, как в Ливерпуле, где сейчас с Ирландского моря наверняка налетал ледяной порывистый ветер, со свистом носясь по промерзшим улицам.
        Магазины пустели, двери запирались, продавщицы гурьбой высыпали на улицы, восторженно щебеча и чувствуя, как усталость тяжелой рождественской недели отступает перед перспективой провести дома целых два праздничных дня. Последние покупатели, нагруженные коробками и пакетами, переминались с ноги на ногу на краю тротуаров в тщетной попытке поймать такси.
        У Бромптонской часовни стояла группа славильщиков[47 - Славильщик - исполнитель рождественских гимнов.], и их серебристые голоса едва доносились сквозь неумолчный шум уличного движения. Когда Лиза проходила мимо, до ее слуха долетели слова песенки «Святой и малыш».
        В окнах домов, двери которых украшали венки из ветвей остролиста, виднелись празднично наряженные елки, а в комнатах мигали огоньки гирлянд.
        Воздух был наполнен предвкушением праздника, и от него кружилась голова. Лиза почувствовала, как по телу пробежала радостная дрожь. Сегодня вечером ей предстояло посетить еще одну вечеринку. А завтра она отправится к Гринбаумам на ужин. Правда, второй день Рождества ей предстоит провести в одиночестве. Впрочем, нельзя сказать, что ее это огорчало. В сущности, Лиза с нетерпением ожидала возможности провести целый день за чтением.
        Сегодняшняя вечеринка должна была состояться в Ламбете[48 - Ламбет - район Лондона, расположенный на южном берегу Темзы, напротив Вестминстерского дворца.], где жила Барбара, с которой они вместе посещали драматический кружок. Один из студентов должен был зайти за Лизой в восемь вечера. Она наденет платье из зеленой тафты с сердцевидным вырезом и рукавами «три четверти». У этого платья была роскошная юбка-колокол, и Лизе очень нравилось мягкое и щекочущее прикосновение ткани к ногам. Единственная проблема - это необходимость отбиваться от домогательств Джона и Барри, которые вот уже несколько месяцев назойливо приглашали Лизу на свидание. На каждой вечеринке кто-нибудь из них, а то и оба, безуспешно пытались, как они выражались, завлечь ее на «урок любви», во время которого парочки долгими часами сидели в темных комнатах, слившись в утомительных, удушающих объятиях.
        - Ничего,  - сердито сказала себе Лиза.  - Я как-нибудь избавлюсь от них. Как всегда.
        Гринбаумы жили в Челси на первом этаже довольно мрачного многоквартирного дома. Лиза уже несколько раз была у них в гостях. Внутреннее убранство квартиры вполне соответствовало фасаду здания. Жилище Гринбаумов было обставлено массивной темной мебелью, обильно украшенной резьбой и завитушками. На каждом свободном клочке поверхности Мириам расставила фарфоровые украшения и фотографии давно умерших родственников из Австрии.
        Хозяйка изрядно потрудилась, чтобы приготовить праздничный обед.
        На первое был подан ячменный суп, за которым последовала, к удивлению Лизы, курица с потрохами под винным соусом, жареный картофель и овощное ассорти.
        - Обычно я не готовлю в вине, но по случаю Рождества…  - И Мириам подмигнула.
        Лиза сказала, что все очень вкусно, просто восхитительно, хотя и добавила, что ожидала чего-то совершенно иного.
        - Я полагала, кошерная пища будет… э-э… словом, необычной. Чем-нибудь таким, чего я еще никогда прежде не ела.
        Мириам с мужем обменялись веселыми взглядами.
        - Кошерная еда ничем не отличается от вашей, просто готовится несколько иначе, вот и все. Животных умерщвляют…
        - Не рассказывай об этом во время еды!  - поперхнулся мистер Гринбаум.  - Имей совесть, женщина. Свои манипуляции ты сможешь живописать Лизе как-нибудь в другой раз.
        Вместо пудинга на стол был подан необычный яблочный пирог. Мириам сказала, что он называется «штрудель».
        - Этот обед - самый вкусный из всех, что я когда-либо ела,  - призналась Лиза, когда с едой было покончено.
        Мириам выглядела польщенной.
        - Как приятно, когда твою стряпню ценят, хотя бы для разнообразия,  - саркастически заметила она.  - Только взгляни на этого мужлана! Я ни разу не слышала от него ни слова благодарности, хотя и торчу у плиты, как рабыня, целыми днями, чтобы он мог набить свою утробу достойной пищей!
        Мистер Гринбаум подмигнул Лизе.
        Шутливая перебранка продолжалась до самого вечера. Выяснилось, что Мириам хочет, чтобы ее супруг отныне проводил в своем магазине лишь часть дня.
        - Ты упрямый старый осел, Гринбаум, раз тащишься туда каждый день и проводишь там по восемь часов. Ради чего? Денег у нас довольно. Лиза и сама в состоянии присматривать за твоей лавкой. Тебе повезло, что она согласилась работать у тебя.
        - Мой магазин - это моя жизнь,  - просто ответил пожилой мужчина.
        - Ты хочешь сказать, что для меня в ней места нет?
        - Разумеется, нет! Ты как прыщ у меня на заднице. Или ты думаешь, что я соглашусь торчать целый день тут, с тобой, когда могу проводить время в обществе такой прекрасной молодой леди?  - И он указал на Лизу.
        - Было время, когда я могла составить Лизе конкуренцию,  - заметила Мириам.  - Когда-нибудь и она состарится.
        - Когда Лиза постареет, я закрою магазин.
        - Фу! А что ты на это скажешь, Лиза?
        - Я ничего не скажу,  - оживленно откликнулась Лиза.
        Она сидела за столом, умиротворенно потягивая вино из черной смородины и отщипывая кусочки от глазированного печенья. Она думала, что мистер Гринбаум может работать столько, сколько ему заблагорассудится.
        Перебранка продолжалась, и имя Минни Копек всплывало еще не раз.
        На второй день Рождества Лиза намеревалась выспаться как следует, но проснулась уже в семь утра и обнаружила, что больше не может заснуть. В конце концов она встала с постели. Надев широкие брюки и белую блузку, она заварила чай и взялась за книгу, которую читала,  - «Ярмарку тщеславия». Ей очень нравилась главная героиня Бекки Шарп - хитроумная и жестокосердная девчонка.
        Чуть позже Лиза решила прогуляться по Кенсингтон-Гарденз, который, к ее удивлению, оказался переполнен. Несколько маленьких девочек толкали перед собой новенькие детские колясочки и выглядели при этом чрезвычайно серьезными. По аллее носился совсем еще маленький мальчишка, судорожно крутя педали красного велосипеда. У пруда взволнованно суетились отцы: одни подсказывали сыновьям, как лучше подтянуть оснастку новеньких игрушечных яхт, другие с отчаянием смотрели, как небольшие суденышки заваливаются набок, погружая паруса в воду.
        Навстречу Лизе шла молодая пара. Мужчина был в военной форме. Он обнимал за талию девушку, которая была ненамного старше Лизы. Оба толкали перед собой старенькую коляску, и, проходя мимо, Лиза разглядела внутри девочку месяцев девяти от роду, играющую погремушкой.
        Тоска по дому вдруг обрушилась на Лизу с невиданной силой. В прошлом январе Кевин с гордостью объявил, что его жена, Колетта, ждет ребенка. Китти пришла в восторг - у нее должен был появиться первый внук или внучка! Сейчас в Ливерпуле, должно быть, живут уже несколько племянников или племянниц, которых Лиза никогда не видела и вряд ли увидит.
        Ее семья! Вспоминают ли они ее хотя бы иногда?
        Наклонив голову и едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться, Лиза поспешила домой.
        Мертвая тишина царила за закрытыми дверьми квартир в доме номер пять на Куинз-Гейт, когда Лиза бежала вверх по лестнице. Уехали почти все. Остался только Ральф. Наверное, у него просто не было семьи. Позже Лиза услышала, как он гремит в кухне посудой, и подумала, а не отнести ли туда грязные тарелки, чтобы вымыть их и сделать вид, будто она столкнулась с ним случайно, но потом решила, что не стоит этого делать. Ральф вел себя по отношению к ней очень дружелюбно, но это была дружба на расстоянии - он словно делал одолжение Пирсу, а сам предпочел бы вообще не иметь ничего общего с ней или с Джекки.
        Вновь взяться за чтение было решительно невозможно. Как Лиза ни старалась прогнать мысли о доме, они упорно лезли ей в голову. Девушка заштопала пару чулок и убрала в квартире. Вытирая пыль с туалетного столика, она обнаружила бутылку виски, недопитую Джекки, и задумчиво уставилась на нее. Похоже, спиртное помогало Джекки справляться с проблемами. Лиза принесла стакан и налила в него на палец янтарной жидкости, после чего осторожно отхлебнула. Почти мгновенно по телу растеклось блаженное тепло. Она сделала еще глоток, и у нее закружилась голова. Ощущение было приятным, а вместе с ним пришло осознание того, что все складывается не так уж и плохо. Лиза отпила еще немножко. Собственно говоря, жизнь - недурная штука. В голове у нее словно взошло солнце, все вокруг подернулось розовой дымкой, и девушка уселась на диван, довольная и сонная.
        В дверь постучали. Наверное, это Ральф. Вставать было лень, поэтому Лиза крикнула:
        - Войдите.
        К ее невероятному изумлению, в комнату вошел Гордон. Должно быть, Джекки дала ему ключ от входной двери.
        - Что вам здесь понадобилось?  - Вопрос прозвучал грубо, но Лизе было все равно.  - Джекки уехала. Разве она не говорила вам об этом?
        - Я пришел не к Джекки,  - с неприятной ухмылкой ответил Гордон.
        - Ну, я вас видеть не желаю,  - твердо произнесла Лиза.
        С таким же успехом она могла вообще ничего не говорить. Гордон сел рядом с ней, и она обожгла его сердитым взглядом, жалея о том, что у нее кружится голова и она не может подняться на ноги, распахнуть дверь и приказать ему убираться. Что, ради всего святого, нужно этому мужчине? Его следующие слова повергли ее в шок.
        - Хватит, Лиза, я же видел, как ты на меня смотришь. Ты ведь у нас горячая штучка, верно?
        Она окинула его презрительным взглядом.
        - Только не для вас!
        Насмешка в ее голосе, кажется, подействовала на Гордона не лучшим образом. Он разозлился. Его покрытые сеточкой вен щеки раскраснелись, а маленькие глазки прищурились, став еще меньше. Кончики дурацких, слишком длинных усов в буквальном смысле задрожали от ярости.
        - Ты сексуальная маленькая сучка! Не думай, что я не заметил, как ты выставляешься напоказ, когда я здесь.
        - Когда вы здесь, меня тошнит.  - Виски, похоже, сняло все ограничения. Лиза сказала первое, что пришло ей в голову.  - При мысли о том, что вы с Джекки остаетесь наедине, меня выворачивает наизнанку. Она в миллион раз лучше вас.
        - Джекки нравится, когда ее имеют, и я даю ей то, что нужно. Разве ты не хочешь, чтобы я трахнул и тебя, Лиза? Лиза сексуальная сучка.
        - Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я расскажу обо всем Джекки,  - пригрозила Лиза.
        - К черту Джекки. Я бы предпочел иметь дело с тобой.
        Гордон грубо привлек ее к себе, и она почувствовала на щеке его зловонное дыхание. А потом он начал целовать ее и тискать руками ее грудь. Лиза попыталась оттолкнуть его и закричала:
        - Убирайся отсюда, ублюдок!
        - Перестань, Лиза. Ты сводишь меня с ума. Тебе же хочется этого, я знаю, что хочется…
        Она вновь закричала, но руки у Гордона оказались слишком сильными, и хотя она сопротивлялась, высвободиться из его объятий не могла. Он разорвал на ней блузку и потянулся губами к ее шее.
        Внезапно Лиза почувствовала, как какая-то сила отрывает от нее Гордона.
        Ральф! Ральф схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону. Гордон приземлился на четвереньки, как животное. Из уголков его губ текла слюна.
        - Пошел вон отсюда,  - негромко произнес Ральф.  - Пошел вон, иначе я спущу тебя с лестницы, с четвертого этажа.
        - Чертов педик!  - прохрипел Гордон, отползая в сторону, чтобы оказаться вне пределов досягаемости.
        Ральф шагнул к нему.
        - Пошел вон, я сказал.
        Гордон подполз к стулу и, цепляясь за него, с трудом поднялся на ноги. Один ус поник и болтался, словно растрепанная кисточка.
        У дверей Гордон обернулся, и на лице у него появилось заискивающее выражение.
        - Вы ведь не расскажете об этом Джекки?  - блеющим голосом взмолился он.
        Лиза не ответила.
        - Вон отсюда!  - повторил Ральф.
        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        Лиза и Ральф прислушивались к удаляющимся шагам Гордона, пока они не затихли. Вскоре до них долетел негромкий глухой стук - это захлопнулась входная дверь. Лиза взглянула на Ральфа, и оба расхохотались.
        - Что за гнусная личность!  - сказал наконец Ральф.  - Ради всего святого, что Джекки в нем нашла?
        Лиза озадаченно покачала головой.
        - Не знаю. Она влюблена, а любовь слепа, как говорят.
        Она попыталась встать, но у нее закружилась голова, и Лиза повалилась обратно на диван.
        - С тобой все в порядке? Тебе ничего не нужно?
        - Я пьяна, Ральф. Я еще никогда не напивалась. Я выпила немного виски. Я чувствовала себя очень подавленной и несчастной. Думаю, мне нужно выпить чаю, чтобы протрезветь.
        - Тебе следовало заглянуть ко мне - я тоже пребывал в депрессии. Собственно говоря, я весь день раздумывал о том, а не постучать ли к тебе, но потом решил, что ты хочешь побыть одна.  - Ральф поднялся на ноги - сильный, крепкий, уверенный в себе мужчина. Его обычно сдержанное выражение лица изменилось после недавнего столкновения.  - Я поставлю чайник.
        - Там уже есть вода,  - сказала Лиза, а потом быстро добавила: - Я забыла поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь. Оказывается, ты храбрец.
        - Храбрец!  - Он улыбнулся.  - Сомневаюсь, что я спас твою жизнь. Скорее уж добродетель.
        - О, чего нет, того нет, причем уже давно,  - не задумываясь ответила Лиза и тут же готова была откусить себе язык, хотя Ральф, похоже, не обратил на ее слова никакого внимания.
        - Почему ты несчастна, Лиза?
        - Я просто скучаю по своей семье, вот и все. Я пошла прогуляться в Кенсингтон-Гарденз, а там был ребенок. Ну, я и вспомнила, что у меня есть племянник или племянница, а я его (или ее) никогда не видела. А ты?
        Ральф эхом повторил ее слова:
        - Просто скучаю по своей семье, вот и все.
        - Разве ты не можешь поехать домой и навестить их?
        - Свою жену и детей, ты хочешь сказать?
        Лиза ахнула:
        - Так ты женат?
        - Жена разводится со мной - и я это заслужил. Родители отреклись от меня. Пирс тоже уехал, хоть и ненадолго. Я вдруг понял, что остался совсем один, и это действовало мне на нервы. К счастью для меня, ты закричала и рассеяла чары, злые чары.
        Он налил чай в чашки и принес их к дивану.
        - Сможешь удержать?
        - Я не настолько пьяна. Вот только ноги и голова отказываются мне повиноваться, они такие непослушные.  - Лиза начала жадно пить чай мелкими глотками.  - Я больше никогда не буду пить так много и так быстро,  - пообещала она.
        - Мудрое решение. За это стоит выпить.  - И Ральф отсалютовал ей своей чашкой.
        - Я всего лишь хотела забыться, прогнать грустные мысли.
        - Ах, если бы это было возможно!  - печально откликнулся он.  - Я весь день думал о своих детях. Представлял, как они встречают Рождество и как праздновали его мы те несколько лет, что были вместе.
        - А что с тобой случилось? Не обижайся, я не хочу показаться навязчивой. Можешь не отвечать, если не хочешь, но зачем ты женился?  - Лиза искоса взглянула на него и удивилась тому, что когда-то сочла Ральфа невзрачным. Сейчас в его глазах застыла печаль, а губы кривились в горькой ухмылке.
        - Я женился, потому что должен был жениться. Ведь так поступают все мужчины - или, во всяком случае, большинство. Кроме того, я думал, что влюблен. Разумеется, этого быть не могло, но я считал по-другому. Откуда мне было знать, что такое любовь? Мой брак не был идеальным, секс не приносил мне удовлетворения, но я полагал, что мне просто не повезло.
        Он вздохнул. Лиза смотрела на него и молчала.
        - А потом меня призвали в армию,  - продолжал Ральф.  - Раньше я никогда не жил среди мужчин. И вдруг это показалось мне более естественным. Я почувствовал облегчение и стал самим собой. Потом я попал в плен, меня отправили в концентрационный лагерь и… словом, об остальном ты можешь догадаться.  - Ральф передернул плечами.  - Вернувшись домой, я написал письмо жене и рассказал ей обо всем. Я знал, что она будет шокирована, но какое письмо я получил в ответ! Оно состояло из одних оскорблений. Детям сказали, что я погиб.
        - Это ужасно.
        Лиза накрыла его руку своей. Ральф повернулся к ней и сделал жалкую попытку улыбнуться.
        - Прости меня. Я взваливаю на тебя свои проблемы, а тебе от этого не станет легче. Знаешь, я ведь тоже выпил. Вино, сначала одну бутылку, потом вторую… Кажется. Не помню точно.
        - Не извиняйся. Продолжай,  - попросила Лиза.  - Как говорят, разделенная беда - уже полбеды.  - Это была одна из любимых поговорок Китти.
        - В лагере я увлекся драматическим искусством. К своему изумлению, я обнаружил, что из меня получился недурной лицедей. Так что, вернувшись домой, я решил продолжить этим заниматься. Это казалось мне вполне логичным.  - Он так крепко сжимал чашку обеими руками, что Лиза заметила, как побелели у него костяшки пальцев.
        - Знаешь, чего я хочу больше всего на свете, Лиза?
        - Чего?  - тихонько спросила она.
        - Стать звездой. Чтобы имя Ральфа Лейтона было известно всему миру, подобно имени Чарльза Лоутона[49 - Чарльз Лоутон (1899 —1962)  - английский и американский актер, обладатель кинопремии «Оскар».] или Лоуренса Оливье. И тогда в один прекрасный день моя жена, быть может, расскажет детям о том, что я не погиб на войне. Быть может, тогда что-нибудь изменится. Они перестанут стесняться того, что я - педик, гомик, или какие там еще оскорбительные названия придуманы для того, кем создал меня Господь. Как по-твоему, я могу стать звездой, Лиза?
        - Я очень надеюсь на это,  - прошептала она.  - Надеюсь от всей души. Во всяком случае, завтра возвращается Пирс и…
        Ральф резко перебил ее:
        - Не завтра - на следующей неделе. Видишь ли, это не просто выходные в старом родовом особняке де Виллье. Пирс прекрасно проведет там время. Разумеется, он не мог взять меня с собой, потому что его родители ничего не знают о… Он непременно будет флиртовать с какой-нибудь девчонкой и уговорит ее остаться на ночь.
        - Ты имеешь в виду, что Пирс…
        - О да. Ему нравятся женщины, хоть и не так сильно, как мужчины. Вот почему, когда он в первый раз привел тебя сюда, я подумал, что…  - Ральф оборвал себя на полуслове и покачал головой.  - Довольно!  - вскричал он громоподобным, сценическим голосом, от звука которого Лиза едва не свалилась с дивана.  - Знаешь, а ведь мне и впрямь стало лучше. Теперь, после того как я обнажил перед тобой душу, пришла твоя очередь. Где это чертово виски?
        Он наполнил стакан до половины и протянул его Лизе.
        - Давай, выпей еще немножко. Это поможет тебе облегчить душу.
        - Думаешь, я должна? Пить, я имею в виду.
        - По здравом размышлении, нет, хотя со мной ты можешь чувствовать себя в полной безопасности.
        - Я уже говорила тебе, в чем дело. Я скучаю по своей семье, только и всего.
        - Нет, дело не только в этом. Тебя мучает что-то еще. Я понял это в самую первую нашу встречу. Для шестнадцатилетней девчонки у тебя очень таинственный вид. Судя по всему, ты прожила гораздо более полную жизнь по сравнению с Джекки. Я вижу это по твоим глазам.
        Мысль довериться кому-то вдруг показалась Лизе очень соблазнительной, особенно такому отзывчивому и понимающему человеку, как Ральф, хотя совсем недавно она не могла бы даже подумать об этом. Ни одна живая душа не знала о том, что случилось с ней в Саутпорте.
        И она рассказала ему. Обо всем, включая страшную смерть Тома.
        День плавно перешел в вечер. Но оба не спешили зажигать свет, так что к тому времени, как Лиза закончила, комнату освещал лишь тусклый призрачный свет луны.
        Ральф молчал долго, очень долго. В конце концов он вздохнул и негромко произнес:
        - Моя дорогая девочка, я восхищаюсь тобой настолько, что это не выразить словами. Какие испытания выпали на твою долю! Будем надеяться, что ты всегда будешь выходить из них победительницей.
        Лиза тихонько заплакала, и он бережно взял ее за руку. Они сидели рядом в дружелюбном молчании, пока она не заснула.
        Проснувшись, Лиза обнаружила, что голова Ральфа покоится у нее на плече и он негромко посапывает во сне. Она тут же задремала снова, испытывая благодарность к нему за близость его теплого и такого уютного тела.
        Был уже полдень, когда вернулась Джекки и застала их вместе.
        - Извини, сегодня не могу. Вечером у меня занятия в классе драматического искусства.
        - Ладно, а как насчет завтрашнего дня?
        - По четвергам я мою голову.
        Брайан растерянно заморгал, явно раздумывая, стоит ли просить о свидании в другой день.
        Лиза про себя молилась, чтобы этого не произошло. Она не хотела встречаться с ним и надеялась, что он поймет это и оставит ее в покое. С того самого Рождества Брайан стал наведываться в магазин раз или два в неделю. Мистер Гринбаум потирал руки и заказал дополнительную партию канцтоваров, поскольку, как он заявил с довольной усмешкой, Брайан быстро опустошал его запасы.
        - Интересно, он расходует это все у себя в конторе или относит домой?  - как-то принялся рассуждать старик.  - Пожалей юношу, Лиза, убеди его покупать книги вместо канцтоваров. По крайней мере, он сможет их читать. У него скопилось не меньше дюжины бутылочек с красными чернилами, а ведь существуют пределы того, что человек может сделать с таким количеством красных чернил, если только он не Дракула и не пьет их вместо крови!
        Сегодня Брайан явился, чтобы купить коробку простых карандашей. Лиза положила их в бумажный пакет и с улыбкой протянула ему.
        Юноша ушел из лавки безутешным, низко склонив голову.
        Апрель почему-то оказался намного холоднее декабря. Дождь шел целыми днями. Джекки и Лизе пришлось ездить на работу на автобусе, а мистер Гринбаум приезжал и уезжал на такси. Вот и сейчас Лиза прошла в кухню, чтобы проверить, высох ли подол ее светло-коричневого плаща с погончиками и манжетами. Он успел промокнуть, пока она бежала от автобусной остановки до букинистической лавки. Подол высох, но измялся. Ей придется прогладить его утюгом, когда она вернется домой. Лиза очень гордилась своим плащом и носила его, подняв воротник и засунув руки в карманы, совсем как Барбара Стэнвик[50 - Барбара Стэнвик (1907 —1990)  - популярная в 1930 -1940-х годах американская актриса.]. Она складывала зонтик, который положила в раковину, чтобы с него стекла вода, когда дверь магазина отворилась.
        Лиза обернулась. Человек средних лет переступил порог и теперь отряхивался на коврике. Она с изумлением рассматривала его наряд: черный костюм в мелкую белую полоску, лакированные кожаные туфли и тяжелое пальто-дубленка с меховым воротником. Мужчина снял мягкую замшевую шляпу с ярким пером на тулье и принялся сдувать капельки воды с манжет шикарного пальто. Лизе вдруг захотелось рассмеяться.
        - Морри Сопель,  - неодобрительно проворчал мистер Гринбаум. Этот посетитель, поняла девушка, не был здесь желанным гостем.  - Что я могу для тебя сделать?
        - Перекинуться со мной парой слов, Гарри, только и всего. Я был в этом районе по делам, заметил вывеску твоего магазина и подумал: «Я не видел Гарри Гринбаума давно, очень давно».  - Мужчина стянул замшевые перчатки, обнажая смуглые волосатые руки.
        - Не могу сказать, что проливал слезы по этому поводу,  - ледяным тоном отозвался старик.
        - Гарри, дружище, не обижай меня понапрасну.
        Мужчина всплеснул руками. Его пальцы были усеяны перстнями, а на толстом запястье тускло сверкнул массивный золотой браслет. У Морри Сопеля были темные добрые глаза; судя по всему, в молодости он был очень красив, но сейчас подбородок у него обвис, а от крыльев носа к уголкам рта пролегли глубокие морщины.
        Он поднял голову и заметил Лизу, стоящую на верхней площадке лестницы.
        - Вот это да!  - восхищенно присвистнул Сопель.  - А я и не знал, Гарри, что у тебя появилась помощница. И какая помощница!
        На Лизе был бледно-голубой трикотажный джемпер с высоким воротом, кремовая юбка и туфли-лодочки на высоких каблуках. Волосы она разделила на прямой пробор и заправила их за уши, в которые вдела жемчужные сережки. Она почти не пользовалась макияжем, лишь слегка подвела губы розовой перламутровой помадой да нанесла коричневые тени. Каждое утро Лиза втирала по капельке вазелина в свои длинные черные ресницы, чтобы они выглядели шелковистыми.
        По какой-то ей самой не понятной причине Лиза не могла найти в себе силы, чтобы рассердиться на откровенное восхищение, которое выказал ей незнакомец. Чтобы сделать приятное мистеру Гринбауму, она не улыбнулась и, не произнеся ни слова, сошла по лестнице в магазин.
        - Это мисс Лиза О’Брайен,  - безо всякой охоты представил ее старик.  - Морри Сопель - мой старый… э-э… знакомый.
        - Здравствуйте, мисс Лиза О’Брайен.
        Они пожали друг другу руки, и прикосновение его ладони оказалось теплым и дружелюбным. Мистер Гринбаум метал гневные взгляды в их сторону.
        - Скажите мне вот что,  - продолжал Морри.  - Разве столь очаровательной молодой леди не пора пообедать? Если так, не окажете ли вы мне честь…
        Мистер Гринбаум не дал ему договорить. В голосе старика клокотала едва сдерживаемая ярость.
        - Нет, не окажет.
        - Разве Лиза не имеет права голоса?  - полюбопытствовал посетитель, и в его глазах заплясали озорные искорки.
        - Я отвечаю вместо нее. Лиза работает на меня. Я несу за нее ответственность, и, более того, она уже почти помолвлена и готовится выйти замуж.
        Лиза, не веря своим ушам, уставилась на старика.
        Но посетитель был настойчив.
        - Разве может простой обед помешать ее планам?
        - Ее жених работает наверху. Он рассердится, если увидит, как Лиза уходит с другим мужчиной. Разве не так, дорогая моя?
        - В общем-то… э-э… д-да,  - пробормотала девушка.
        Морри Сопель с философским видом пожал плечами.
        - Ничего страшного. Мне нечасто приходится иметь дело с такой красотой. Я просто хотел угостить Лизу роскошным обедом в «Хэрродсе».
        Ей бы тоже этого хотелось. Откровенно говоря, ей нравился этот пестро одетый посетитель, и она даже почувствовала раздражение из-за собственнического поведения своего работодателя, хотя и предпочла промолчать.
        Лиза не проронила ни слова после того, как мужчина ушел. Мистер Гринбаум то и дело поглядывал в ее сторону и наконец заметил:
        - Ты сердишься на меня.
        - Нет-нет,  - запротестовала Лиза.
        - Я же не слепой и все вижу. Лиза, он очень плохой человек, этот Морри Сопель. Очень, очень плохой.
        - Мне он показался довольно симпатичным.
        - О да, он обладает очарованием, этого у него не отнять. Женщины липнут к нему, как мухи к меду. Его бедная жена оставила его много лет назад. Он разбил ей сердце. Ей приходилось делить его со слишком многими женщинами.
        - Но, как он сам сказал, кому стало бы хуже оттого, если бы я пообедала с ним?  - защищаясь, пробормотала девушка.
        - Ах, Лиза! Прости меня за то, что вмешиваюсь, но поверь мне, Морри Сопель - не тот мужчина, с которым следует обедать. Или делать что-либо еще. Он водится с дурными людьми.
        Лиза улыбнулась, уверенная в том, что старик преувеличивает. Он заметил ее улыбку, и, когда заговорил снова, его голос дрожал и срывался от сдерживаемых эмоций.
        - В этом случае никакие слова не будут преувеличением, дитя мое. Теперь, когда Морри увидел тебя, он может вернуться. Пообещай мне, что не будешь иметь дела с этим гангстером.
        - Гангстером!  - испуганно ахнула она.
        - Да. Морри Сопель - самый настоящий гангстер. Его окружают воры и убийцы. Я не знаю, как ему удается избегать тюрьмы. Пообещай мне, Лиза.
        - Обещаю,  - ответила она и внутренне содрогнулась.
        На следующей неделе Брайан принес ей цветы - темно-красные розы, завернутые в фольгу. Мистер Гринбаум как раз собирался идти на ленч, когда молодой человек вошел в магазин.
        - К тебе посетитель, Лиза,  - с озорной улыбкой сообщил старик.
        Девушка смутилась и рассердилась. Почему, ради всего святого, этот мальчишка не оставит ее в покое? Это нечестно - вот так преследовать ее.
        - Что вы делаете в субботу?  - храбро спросил Брайан после того, как она поблагодарила его, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало раздражение.
        - Иду в театр,  - ответила Лиза.  - С другом.
        - А в воскресенье?
        - Мне очень жаль.  - Она постаралась, чтобы ее слова прозвучали как окончательный отказ и Брайан не принялся вновь осаждать ее своими приглашениями.
        Тут в магазин вошла посетительница, и Лиза оставила Брайана, чтобы заняться ею.
        Она как раз заворачивала сделанную клиенткой покупку, когда порог переступил Морри Сопель. Он был одет так же безвкусно, как и вчера, хотя на сей раз его дорогое пальто было распахнуто, открывая взору бриллиантовую булавку на сине-зеленом галстуке. Морри Сопель жизнерадостно подмигнул Лизе, глядя на нее поверх головы посетительницы. Девушка в ответ окинула его холодным взглядом. Когда женщина ушла, он приблизился к ней.
        - Мне пришлось подождать, пока старина Гарри не уйдет. Я подумал, что так будет легче пригласить вас на обед. Ваш наставник не позволяет вам даже рта раскрыть.
        Лиза затрепетала. Этот человек был гангстером - настоящим, живым гангстером, вроде тех, которых играли Хэмфри Богарт[51 - Хэмфри Дефорест Богарт (1899 —1957)  - американский киноактер.] или Эдвард Г. Робинсон[52 - Эдвард Голденберг Робинсон (1893 —1973)  - американский актер. Наибольшее признание актер получил за роль гангстера Рико Банделло в фильме «Маленький Цезарь» (1931).].
        - Ответ тот же - нет,  - коротко ответила она.
        Морри Сопель ничуть не смутился.
        - Тогда, может быть, поужинаем? В «Савое» или в «Кларидже»[53 - Фешенебельные отели.]. Вы когда-нибудь там бывали?
        - Нет,  - ответила Лиза,  - и не имею никакого желания.
        - Перестаньте,  - произнес Морри.  - Любая девушка с радостью согласится поужинать в шикарном отеле. Пять перемен блюд, лучшее вино.
        Лиза была с ним полностью согласна. Она бы с превеликой радостью отправилась на ужин в «Савой» или «Кларидж».
        - А я не согласна,  - сказала она.  - Как бы там ни было, как вам уже говорил Гарри, у меня есть жених.
        - Не верю ни единому его слову!  - смеясь, заявил гангстер.  - Он лгал, наш старина Гарри. Но он слишком честный человек, чтобы лгать умело. У него ничего не получилось.
        - Он не лгал.
        Брайан! Лиза совершенно забыла о его присутствии. Он вышел из-за стеллажей. От его неуверенности не осталось и следа.
        - Я и есть жених Лизы, и как раз сегодня мы идем на ужин.
        Морри явно был разочарован.
        - Что ж, увы. Попытка - не пытка. До свидания, Лиза. И вам всего доброго, молодой человек. Вы счастливчик. Сообщите мне о дате свадьбы, и я пришлю вам подарок.
        В воскресенье Брайан угостил Лизу чаем, а потом повел в кино.
        Было невозможно отказаться от его приглашения после того, как он избавил ее от настойчивых ухаживаний Морри Сопеля. Кроме того, Брайан оказался на удивление приятным человеком и хорошим собеседником. Он был явно влюблен в Лизу по уши и оказывал ей всевозможные знаки внимания: распахивал перед ней двери, отодвигал стул в ресторане. Он заплатил за лучшие места в кинотеатре, когда они решили посмотреть «Поднять якоря!»[54 - «Поднять якоря!» (Anchors aweigh)  - музыкальная комедия (1945) Джорджа Сидни.]. Фильм был поистине замечательный, а Джин Келли[55 - Джин Келли (1912 —1996)  - американский актер, хореограф, режиссер, певец и продюсер.]танцевал просто бесподобно.
        Брайан говорил мало, зато оказался очень внимательным слушателем. Лиза рассказала ему о том, что каждую неделю ходит в театр и что билеты ей достает настоящий актер, который живет на одном этаже с ней и играет в спектакле «Пигмалион» в театре, расположенном неподалеку. Упомянула она и о своих уроках актерского мастерства, а также о Джекки и о ее ужасном приятеле.
        - И еще есть Пирс. Он тоже живет на нашем этаже. Пирс дизайнер. Сейчас он выполняет заказ какой-то герцогини, забыла, как ее зовут.
        - В самом деле?
        Но когда они вышли из кино, Брайан все испортил, заявив:
        - Было бы славно выпить кофе, но я обещал маме вернуться домой до десяти вечера.
        И поэтому у дверей дома номер пять на улице Куинз-Гейт Лиза сказала:
        - Я не стану приглашать тебя подняться, чтобы ты не опоздал на встречу со своей матерью.
        Брайан уловил сарказм в ее голосе и пробормотал что-то о том, что его матери нужно помочь заполнить какую-то анкету.
        - В таком случае поспеши,  - ледяным тоном произнесла Лиза, произведя таким образом первый залп в военных действиях, которые вскоре развернулись между ней и миссис Дороти Смит.
        Когда Лиза вошла в квартиру, Джекки уже приняла ванну и готовилась ко сну. На ней была шелковая пижама лимонного цвета и короткий халатик. Девушка развалилась на диване, потягивая виски.
        - Ну и как он?  - поинтересовалась Джекки заплетающимся языком, что недвусмысленно свидетельствовало о том, что этот стакан - далеко не первый.
        Лиза наморщила нос и ответила:
        - Забавный и впечатлительный.
        Джекки хихикнула.
        - Ты говоришь о нем так, словно он - маленький мальчик.
        - В каком-то смысле так оно и есть.  - Но потом Лиза вспомнила, как решительно Брайан выступил против Морри Сопеля.  - Хотя иногда он ведет себя как взрослый мужчина. В целом я неплохо провела время.
        - Полагаю, ты согласилась встретиться с ним снова?  - спросила Джекки.
        - В следующее воскресенье.
        Брайан умолял ее назначить свидание раньше, но Лиза проявила твердость, поскольку не хотела, чтобы их отношения вылились во что-либо серьезное.
        - Дорогая, мне так жаль, что в воскресенье у тебя свидание. Я уже привыкла, что в этот день ты дома, со мной.
        - Я перенесу нашу встречу на другой день,  - быстро сказала Лиза.  - Брайан не станет возражать.
        - Ни в коем случае!  - возмущенно воскликнула Джекки.  - Мне не следовало жаловаться. В конце концов, почти каждый вечер я оставляю тебя одну до восьми часов.
        - Мы могли бы погулять вчетвером,  - неуверенно предложила Лиза.
        С влажными кудряшками, прилипшими к свежей персиковой коже, Джекки выглядела такой красивой, и Лизе представлялось верхом несправедливости то, что ее подруга вынуждена в одиночестве сидеть в четырех стенах, ожидая этого ужасного мужчину, которого она любила.
        - Как насчет того парня в конторе, который все время приглашает тебя на свидание?
        Джекки ответила вполне предсказуемо:
        - О нет, я не могу себе этого позволить! Иначе получится, что я предаю Гордона.
        - Но ведь он все выходные проводит со своей женой. Разве он тебя не предает?
        - Нет, Лиза. Это разные вещи.
        И хотя Лизе очень хотелось продолжить разговор на эту тему, она заставила себя замолчать. Она ничего не сказала Джекки о домогательствах Гордона на второй день Рождества, хотя и терзалась сомнениями, правильно ли поступила. Лиза боялась, что даже если ее подруга и узнает об этом, то не станет любить Гордона меньше, лишь будет еще несчастнее. Джекки непременно найдет ему оправдание - дескать, он слишком много выпил или ожидал, что она приедет раньше. Кроме того, она начнет терзаться чувством вины еще и перед Лизой.
        Поэтому Лиза ничего не стала рассказывать, но заметила, что с того злополучного Рождества Гордон начал вести себя с Джекки еще более бесцеремонно, почти жестоко. Временами бедная девушка не находила себе места от горя.
        Лиза вздохнула.
        - Я приготовлю нам по чашечке чая,  - сказала она.
        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        В следующую субботу перед тем, как уйти на работу, Лиза разбудила Джекки.
        - Сегодня у нас вечеринка,  - сообщила она.
        Джекки села на постели, растерянно моргая спросонья.
        - Вечеринка? По какому поводу?
        - Вчера у меня был день рождения - мне исполнилось семнадцать.
        - Лиза! Почему ты ничего мне не сказала? Я даже не купила тебе подарок. А кто придет на вечеринку?
        - Но ты ведь ничего не имеешь против, а? В конце концов, это твоя квартира.
        - Разумеется, я ничего не имею против. Я люблю вечеринки.
        Лиза намеренно ничего не стала говорить Джекки заранее, чтобы та не дай бог не пригласила Гордона. Хотя считалось, что по выходным он занят, иногда он все-таки появлялся в самое неподходящее время. А теперь было уже слишком поздно искать его, чтобы пригласить.
        - Придет Пирс. И Ральф, разумеется, хоть и чуть позже. Еще я пригласила своих знакомых из драматического кружка, но придут, конечно, не все. А бедный мистер Гринбаум, боюсь, не сможет подняться по лестнице.
        - Как насчет закусок?
        - Бутерброды и печенье, и больше ничего. Ну и вино, разумеется. Я куплю его на обратном пути из книжного магазина.
        По субботам рабочий день у Лизы заканчивался в час дня.
        - Ох, Лиза! Я так рада, что ты вошла в мою жизнь. С тобой она стала гораздо интереснее - с нами все время что-нибудь происходит.


* * *
        На день рождения мистер Гринбаум подарил Лизе собрание сочинений Джейн Остин в переплете из темно-зеленой кожи с золотым тиснением, причем каждый том был упакован отдельно.
        Лиза пришла в такой восторг, что, неожиданно для самой себя, поцеловала старика в пожелтевшую дряблую щеку.
        - Спасибо, большое вам спасибо!  - выдохнула она.  - Книги мне очень понравились. Я знаю, что мне захочется перечитывать их снова и снова.
        - Там есть два романа, которых ты еще не читала,  - отозвался мистер Гринбаум.  - И я не стану рассказывать Мириам о поцелуе, иначе она примчится сюда и убьет тебя.
        - Поцелуйте ее за меня.
        - Что, поцеловать эту ужасную женщину? Никогда!  - И вдруг его постаревшее лицо сморщилось и на нем появилось выражение, которое Лиза поначалу не смогла распознать. Неужели это был страх? Мистер Гринбаум оперся рукой о стол, чтобы не упасть, а потом повалился на стул.
        - Что случилось?  - встревоженно спросила Лиза.
        - Ничего, ничего. Старческий маразм.
        - Скажите мне,  - настаивала девушка.  - Вы выглядите так, словно увидели привидение.
        - Я испугался. Мне вдруг пришла в голову мысль, что, когда ты решишь перечитать «Гордость и предубеждение», я буду уже мертв.
        - Не говорите глупостей! Ничего с вами не случится.
        - Лиза, Лиза, это ты говоришь глупости. От судьбы не уйдешь. Мне уже почти восемьдесят. В душе я чувствую себя восемнадцатилетним. Ах, как бы я хотел пойти к тебе на вечеринку вместе со своей любимой Мириам!
        Лиза вдруг пожалела о том, что не додумалась устроить вечеринку где-нибудь в другом месте, куда мистер Гринбаум мог бы добраться безо всяких трудностей.
        Старик заметил ее озабоченность и недовольно фыркнул.
        - Ах! Я превратился в настоящего старого неврастеника, раз веду себя так в твой день рождения. Гарри Гринбаум, соберись.  - Он начал негромко напевать «Во всем ищи светлую сторону»[56 - «Во всем ищи светлую сторону» (Look for the silver lining)  - популярная песня, написанная в 1919 г. композитором Джеромом Керном на стихи Джорджа де Сильвы.], так забавно коверкая слова и гримасничая, что Лиза невольно рассмеялась.
        - Ну вот,  - сказал он,  - дальше я слов не знаю. Но я развеселил тебя и развеселился сам.
        - Вы уверены?
        - Конечно уверен. Сегодня в восемь часов вечера, когда начнется вечеринка, мы с Мириам выпьем за твое здоровье. Надеюсь, ты проживешь такую же долгую и счастливую жизнь, как и я, Лиза.
        - Я тоже на это надеюсь,  - с жаром подхватила девушка.
        Когда собравшиеся запели «С днем рождения!», Лиза вспомнила о Китти. Джекки выключила свет и вошла в комнату с большим тортом, который купила сегодня днем: на нем мерцали семнадцать свечей, каждая из которых была воткнута в белый бутон розы, а поверх белой глазури розовым кремом было выведено: «ЛИЗА». Когда виновница торжества, смеясь, стала задувать одну свечу за другой, гости запели, и она сразу же подумала о матери. Даже в детстве, когда у них не было денег на подарки или какое-то особое угощение, они все равно пели «С днем рождения!», когда садились за стол, чтобы съесть матросское рагу, хлеб с вареньем или что там еще удавалось раздобыть Китти.
        Когда зажегся свет, Лиза плакала, но все решили, что это от радости. Все, за исключением Ральфа. Когда Джекки принялась разрезать торт, он подошел к Лизе и сел рядом.
        - Грустно?
        - Немножко.
        - Я так и думал.
        Он легонько пожал ей руку, и Пирс с любопытством посмотрел на них. После Рождества между Лизой и Ральфом установилась какая-то связь. Лиза тоже это заметила.
        - Ты мой самый лучший друг,  - прошептала она.
        - Я польщен.  - Ральф улыбнулся.
        - Мы навсегда останемся друзьями, даже если будем редко видеться.
        - Навсегда. Ты можешь рассчитывать на меня, если когда-нибудь попадешь в беду.
        Пройдет много лет, прежде чем Ральфу придется сдержать свое слово.
        Брайан обиделся, узнав, что Лиза не пригласила его на свою вечеринку.
        - Она продолжалась до двух часов ночи,  - лукаво пояснила Лиза.  - Я подумала, что твоей маме не понравится, если ты задержишься так надолго.  - Хотя, по правде говоря, ей даже не пришло в голову его пригласить.  - Тебе нравятся мои часики?  - Она оттянула рукав и продемонстрировала Брайану крошечный золотой хронометр на регулируемом браслете.  - Это подарок Джекки.
        Те часы, которые когда-то одолжила ей Джекки, уже давно были возвращены хозяйке, и Лиза купила себе недорогую хромированную модель, которая, по словам подруги, выглядела слишком просто, что вполне соответствовало истине.
        - А еще мне подарили кучу парфюмерии и украшений. Мистер Гринбаум вручил мне собрание сочинений Джейн Остин, а Ральф - чудесную куклу.
        - Куклу?
        Тогда, на Рождество, она, похоже, рассказала Ральфу о том, что часто останавливается у витрины «Хэрродса» и рассматривает игрушки, поэтому он подарил ей куклу в викторианском наряде ростом в два фута, с настоящими волосами, завитыми в кудряшки. Только сегодня утром Лиза и Джекки сидели на полу, с умилением разглядывая куклу, усаженную в угол дивана. Она в ответ смотрела на них своими голубыми безжизненными глазами.

«Как ты назовешь ее?» - поинтересовалась Джекки. «Викторией. Или у меня плохо с воображением?» - «Нет, Виктория в самый раз. Ты только посмотри на эти пуговицы! Я имею в виду, они же настоящие, их даже можно расстегивать».  - «Знаю,  - восторженно ответила Лиза.  - Сегодня утром я уже переодевала ее. Видела бы ты ее панталоны! Они обшиты кружевами. Как и нижние юбки».  - «Правда? А можно мне поиграть с ней сегодня днем, пока ты будешь на работе?» - «Конечно, если только ты будешь осторожна».
        И обе повалились на пол, безудержно хохоча.
        - Да, куклу,  - сказала Лиза Брайану.  - Она очень миленькая, и я назвала ее Викторией.
        Брайан выглядел совершенно сбитым с толку. Но потом в фойе кинотеатра он купил ей самую большую коробку шоколадных конфет.
        - С днем рождения,  - пробормотал юноша.
        Лиза почувствовала себя виноватой. Брайан явно был уязвлен до глубины души, поэтому в тот вечер она была особенно мила с ним.
        Они смотрели «Веревку»[57 - «Веревка» - экранизация одноименной пьесы Патрика Хамильтона в обработке Хьюма Кронина.] с Джеймсом Стюартом[58 - Джеймс Митланд Стюарт (1908 —1997)  - американский киноактер.] в главной роли. Брайан сказал, что в основу фильма положено реальное убийство, совершенное в Америке в середине тридцатых годов. Действие, разворачивающееся на экране, оказалось настолько захватывающим, что на целых два часа Лиза забыла обо всем.
        - Это было потрясающе,  - прошептала она, когда они поднялись со своих мест под звуки государственного гимна.
        - У Альфреда Хичкока все фильмы такие.
        - Альфред Хичкок? А кого он играл?
        - Это режиссер. Мы с мамой видели все его фильмы.
        Хотя Брайан несколько раз упомянул о матери, в тот вечер он, похоже, не торопился вернуться домой и после фильма предложил выпить кофе. Когда Лиза вместо этого пригласила его в гости на Куинз-Гейт, он с энтузиазмом ухватился за эту идею.
        По квартире расхаживала Джекки в одной пижаме, с неизменным стаканом виски в руках. Брайан выглядел растерянным и ошарашенным, а Лиза только улыбалась. Временами он казался настоящим ребенком.
        После того как он ушел, Джекки заявила:
        - Он не мог отвести от тебя глаз. Положительно, он влюблен в тебя по уши.
        - Неужели? Я не заметила,  - небрежно отмахнулась Лиза.
        - Кроме того, он очень симпатичный.
        Лиза улыбнулась.
        - И этого я тоже не заметила.
        - Держу пари, в молодости Алан Лэдд[59 - Алан Уолбридж Лэдд (1913 —1964)  - американский актер.] наверняка был похож на Брайана.
        Мнение Лизы о Брайане внезапно стремительно изменилось в лучшую сторону. Впервые она почувствовала себя польщенной из-за того, что он за ней ухаживает. В конце концов, не многие девушки могут похвастаться тем, что ходят на свидания с молодым Аланом Лэддом.
        Лето в том году было не таким теплым, как прошлое. Погода стояла туманная и влажная с редкими периодами изнуряющей жары, а вот осень выдалась на редкость приятной.
        - Это мое любимое время года,  - призналась Лиза Джекки однажды свежим октябрьским утром, когда они брели по Кенсингтон-Гарденз. Впереди с одного из деревьев вдруг обрушился настоящий листопад, и Лиза устремилась туда, вытянув перед собой руки.  - Иди сюда!  - крикнула она.  - Поймай лист и загадай желание, оно наверняка сбудется.
        - Мои желания никогда не сбываются,  - посетовала Джекки.
        - Бедная моя!  - Лиза вернулась к подруге и взяла ее за руку.  - И что же нам с тобой делать?
        Джекки вымученно улыбнулась.
        - Заставить Гордона полюбить меня так, как Брайан любит тебя,  - сказала она.  - Поймай листок, Лиза, и загадай это желание для меня.
        Лиза встречалась с Брайаном два раза в неделю, по воскресеньям и четвергам. Почти всегда они ходили в кино. Он просматривал репертуар кинотеатров в газетах, выбирая фильмы Хичкока, так что иногда им приходилось выезжать за город. Они посмотрели «Дурную славу» с Кэри Грантом и Ингрид Бергман, чье мастерство и красоту невозможно было описать словами и которая сыграла главную роль в очередном увиденном ими фильме, «Завороженном», вместе с Грегори Пеком. Лиза тут же влюбилась в него.
        Когда они вышли из зрительного зала, она с жаром воскликнула:
        - Будь я моложе, я бы написала ему с просьбой прислать свое фото с автографом!
        Брайан хмуро взглянул на нее.
        - Не думаю, что Грегори Пек настолько красив,  - пренебрежительно откликнулся он.
        - Ох, Брайан, он неотразим.
        Пожалуй, его подтолкнула к этому еще и ревность, но в тот вечер он впервые сделал ей предложение. Польщенная, Лиза тем не менее постаралась как можно мягче отказать ему. Брайан был славным мальчиком, но слишком уж незрелым и неопытным. Большую часть времени она чувствовала себя намного старше его, хотя когда-нибудь из него, несомненно, выйдет настоящий мужчина.
        Ничуть не обескураженный, Брайан пригласил Лизу на чай в следующее воскресенье, чтобы познакомить со своей мамой.
        Лиза вспомнила характеристику, данную мистером Гринбаумом миссис Смит. Она сущий дракон, сказал тогда он. Лиза сообщила ему о том, что собирается к Брайану в гости, рассчитывая, что старик непременно расскажет ей какую-нибудь жуткую историю о матери Брайана. Мистер Гринбаум оправдал ее ожидания, вполне натурально содрогнувшись и воскликнув:
        - Ох уж эти тещи и свекрови!
        Лиза рассмеялась:
        - А мать Мириам тоже была драконом?
        - Хуже. Она была настоящим бронтозавром. Моя собственная мать была разумной женщиной и любящей матерью, но, став свекровью, изменилась до неузнаваемости. Она превратилась в настоящее чудовище. Матери становятся шизофреничками, когда их дети женятся или выходят замуж. И перед бедными зятьями или невестками они предстают в совершенно ином обличье.  - Он задумчиво погрозил девушке пальцем.  - В воскресенье надевай свои лучшие доспехи, Лиза. И будь готова к войне.
        Лиза надела новый твидовый костюм - купить его ей посоветовала Джекки: «Это самый лучший вариант на тот случай, когда не знаешь, что надеть. Костюм всегда смотрится элегантно».
        Юбка и жакет были сшиты из светло-коричневого твида, а воротник - из коричневого вельвета. К костюму Лиза надела отделанную рюшами кремовую блузку и коричневые туфли-лодочки.
        Мать Брайана жила в Чизуике, на улице, застроенной совершенно одинаковыми домами на две семьи, с витражными стеклами во входных дверях.

«Мама любит свой дом. Это предмет ее радости и гордости»,  - обронил однажды Брайан.
        Лиза так и не смогла понять почему. Переступив порог, она нашла внутреннее убранство ничем не примечательным. Безделушек было совсем немного, картин не было вовсе, ковры выцвели, а занавески не подходили к обоям ни по цвету, ни по рисунку. Дом был безупречно чистым, но и только. Здесь совершенно отсутствовали вкус и воображение. Хотя на следующей неделе было Рождество, в комнатах не было ни одного рождественского украшения.
        Миссис Смит оказалась точной копией своего жилища. Высокая и грузная, она совершенно пренебрегала макияжем, и ее тусклые волосы мышиного цвета были коротко подстрижены и завиты в жесткий перманент. На ней было платье из бежевой вискозы с треугольным вырезом на груди и длинными рукавами, которое совершенно ей не шло. На том месте, где некогда располагалась талия, был пояс, застегнутый на последнюю дырочку. Заметив, что швы платья плохо разутюжены и собрались в складки, Лиза догадалась, что женщина сшила его сама. Единственным ювелирным украшением с некоторой натяжкой можно было счесть обручальное кольцо, врезавшееся в палец. Брайан как-то обмолвился, что мать родила его, когда ей был двадцать один год. Это означало, что сейчас ей всего сорок два. А выглядела она на все шестьдесят! Казалось, миссис Смит гордилась своей невзрачностью, не делая никаких попыток скрыть свой возраст и даже, напротив, выставляя его напоказ.
        Мать Брайана, нисколько не смущаясь, оглядела Лизу с головы до ног, словно ее сын принес домой кусок мяса, который следовало внимательно рассмотреть, прежде чем оставить его себе или выбросить. Лизе казалось, что в любую минуту женщина может схватить ее за запястья, чтобы пощупать кости. Она почувствовала раздражение.
        - Здравствуйте,  - сказала Лиза и смело протянула руку.
        Миссис Смит с явной неохотой пожала ее. От нее исходил одуряющий запах нафталиновых шариков.
        - Присаживайтесь,  - произнесла она с недовольным видом.
        Лиза опустилась в кресло цвета ржавчины, помяв при этом обшитый кружевом чехол. Миссис Смит немедленно вскочила с места и поправила его. Воцарилось неловкое молчание. Лиза огляделась по сторонам в поисках фотографии мистера Смита. Ей было интересно, как он выглядел, ведь Брайан с его тонкими чертами лица и хрупким телосложением совсем не походил на мать. Но фотографии нигде не было.
        Брайан, сидевший на самом краешке дивана, заерзал, нервно покашливая.
        - Лиза работает в букинистическом магазине, мама. На первом этаже здания, в котором находится и наша компания.
        - Ты уже говорил мне об этом,  - отрезала миссис Смит.  - Чем занимается ваш отец, Лиза?
        Девушка растерялась. Это был последний вопрос, который она ожидала услышать.
        - Он умер,  - ответила она.
        - Какая жалость. А отчего он умер?
        Потому что я убила его. Лизу вдруг охватило непреодолимое, почти истерическое желание сказать этой женщине правду, просто чтобы посмотреть на ее реакцию.
        - С ним случился несчастный случай на работе,  - солгала она.  - Понимаете, он работал в доках.
        - Ваш отец был докером?  - протянула миссис Смит, даже не пытаясь скрыть презрение.
        Лиза вновь ощутила приступ раздражения и, к своему разочарованию, поняла, что эта женщина решительно ей не нравится. Несмотря на предостережение Гарри Гринбаума, она пришла сюда с открытым сердцем, надеясь подружиться с матерью Брайана.
        - Мой отец был бригадиром. Однажды, когда он наблюдал за разгрузкой, на него обрушилась тонна риса.
        - А, бригадир.  - Миссис Смит покивала головой, и выражение ее лица чуточку смягчилось.
        Лизе хотелось крикнуть: «Какое значение имеет то, кем работал мой отец? Это со мной встречается Брайан!»
        - А ваша мать?
        - Она тоже умерла. Я сирота.  - У Лизы дрогнуло сердце, когда она изрекла эту ужасную ложь, но, похоже, другого способа прекратить допрос, который устроила ей миссис Смит, не было.
        Последующие слова женщины буквально оглушили ее. Повернувшись к своему сыну, она произнесла:
        - Ты не говорил мне, что она сирота,  - так, словно Лизы не было в комнате.
        - Я сам не знал об этом,  - промямлил Брайан.
        - Ты что же, предоставил обо мне полный отчет?  - Лиза улыбнулась ему, бессознательно отделяя Брайана от его матери.
        Юноша покраснел и понурил голову. Затем он поднял глаза и произнес извиняющимся тоном:
        - Мы с Лизой говорили в основном о фильмах, мама, и об интересных людях, которые живут в ее доме.
        - В самом деле?  - Миссис Смит фыркнула и добавила обиженным тоном: - Мы с тобой вот уже несколько недель не были в кино.
        Брайан окончательно смешался.
        - Может, сходим вместе в понедельник вечером?
        - О, не стоит так переживать из-за меня.  - В воздухе явно запахло грозой.
        Брайан вновь откашлялся.
        - Чай готов?
        - Он готов уже с двух часов,  - неприятным тоном ответила его мать, словно они опоздали.
        К чаю прилагались сэндвичи с листиками салата, бисквит и сухое печенье. Лиза, ожидавшая чего-то более существенного, например, сладких пирожков или песочных коржиков, преодолевая отвращение, заставила себя проглотить сэндвич, с тоской вспоминая чаепития, которые устраивала Китти, когда мальчишки приводили своих девушек на Чосер-стрит. Несмотря на карточную систему, она всегда подавала к столу что-нибудь вкусное - холодную ветчину с томатами, бисквит со сливками, пропитанный вином, и по крайней мере три разных сорта печенья.
        - Мама сама все готовит,  - с гордостью сообщил Брайан.  - Это она испекла бисквит и печенье.
        - Я не доверяю сладостям из магазина,  - заявила миссис Смит с такой строгостью, словно заклеймила еретическое религиозное учение.

«Какая жалость»,  - подумала Лиза, потягивая бледный слабый чай. Бисквит оказался совершенно сухим, а печенье прилипало к зубам.
        - А вы готовите?  - Миссис Смит улыбнулась с таким видом, словно задала глупый риторический вопрос, ответом на который, разумеется, будет робкое «нет».
        - О, конечно!  - жизнерадостно воскликнула Лиза.  - Я сама готовлю себе еду. И еще я часто пеку торты.  - Еще одна ложь. Уйдя из дома, она не испекла ни одного торта, хотя, если она придет сюда еще раз, то непременно испечет бисквитные пирожные, хотя бы ради того, чтобы миссис Смит узнала, какими они должны быть.
        После чая Лиза предложила помочь убрать со стола, но ее предложение было грубо отвергнуто. Девушка вздохнула и вернулась к Брайану, который не шевелясь сидел в гостиной.
        - Ты ей понравилась,  - шепнул он.
        Лиза попыталась ничем не выказать своего изумления.
        - Неужели?  - небрежно обронила она, после чего, сделав над собой усилие, добавила: - Она мне тоже.
        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

        - Как ты поладила с драконом?  - полюбопытствовал в понедельник мистер Гринбаум.
        Лиза сморщила нос.
        - Не слишком хорошо. Я получила «тройку» и выслушала лекцию о том, как следует вести домашнее хозяйство. Не могу представить, что мы подружимся, хотя мне бы этого очень хотелось.
        Китти обращалась с Колеттой, женой Кевина, как еще с одной дочерью.
        Старик нахмурился.
        - Словом, начало не очень, верно?
        - Да. Откровенно говоря, миссис Смит здорово разозлила меня, и теперь мне хочется выйти замуж за Брайана только ради того, чтобы досадить ей.
        А Брайан делал ей предложение почти каждую неделю. Молодой человек потерял голову, так говорили Лизе Джекки и мистер Гринбаум.
        - Он тебя боготворит,  - с завистью сказала Джекки.  - Должно быть, это здорово, когда мужчина так сильно тебя любит.
        В последнее время она выглядела очень несчастной и, вернувшись домой после работы, пила почти беспрерывно, каждое утро просыпаясь с диким похмельем.
        - Ты потеряешь работу,  - увещевала подругу Лиза, когда они по утрам выходили из дома и Джекки с трудом ковыляла рядом, жалуясь на раскалывающуюся от боли голову.
        - Как только я попадаю к себе в контору, я сразу же прихожу в себя.
        А потом, на Пасху, случилось нечто такое, что заставило Лизу пересмотреть планы на жизнь и принять предложение Брайана.
        К плите была прилеплена записка: «Надеюсь, бисквитный торт оказал надлежащий эффект. Пирс».
        Лиза широко улыбнулась. В субботу она попросила у него два противня, чтобы испечь торт для миссис Смит. Торт вышел очень удачным, и корочка получилась золотистой и гладкой. Пирс посоветовал Лизе покрыть его глазурью.
        - Мама, торт великолепен!  - восхищался Брайан.  - Ты должна узнать у Лизы, в чем заключается ее кулинарный секрет.
        В то утро мистера Гринбаума едва не хватил удар от смеха, когда Лиза изобразила реакцию миссис Смит.
        - Лиза, покажи мне еще раз, пожалуйста,  - снова и снова умолял он ее, и она послушно поджимала губы, дергала носом, фыркала, делала три глубоких вздоха, метала гневные взгляды и вздергивала плечи почти до ушей.
        - Самое смешное,  - сказала девушка,  - заключается в том, что Брайан убежден, будто его мать полюбила меня. Он все время повторяет: «Она без ума от тебя», хотя я уверена, что она меня ненавидит. Миссис Смит возненавидела бы любого, кто попытался бы отнять у нее Брайана.
        Тем вечером Лиза дочитала «Мадам Бовари». Перевернув последнюю страницу, девушка едва сдерживала слезы. Бедная Эмма Бовари, какой печальной оказалась ее жизнь! Взглянув на часы, Лиза с изумлением убедилась, что уже половина девятого и что она читает вот уже три часа подряд. Джекки задерживалась. Это могло означать, что Гордона не будет с ней, когда она наконец появится.
        Увы, надежды Лизы оказались тщетными. Вскоре дверь распахнулась и в комнату ворвалась сердитая раскрасневшаяся Джекки, за которой вошел не менее взбешенный Гордон.
        - Мы были в кино,  - неестественно громким голосом с порога объявила Джекки.  - Там висело объявление о том, что начинается программа эмиграции в Австралию, и я решила подать заявление. А Гордон не может решить, ехать ему со мной или нет.
        - Это неправда,  - вспылил Гордон.  - У меня нет ни малейшего намерения эмигрировать, во всяком случае, до тех пор, пока дети не подрастут.
        - В таком случае тебе всего лишь придется подыскать себе новую любовницу, не так ли?  - Джекки налила себе стакан виски и осушила его одним глотком.
        - Пожалуй, именно так я и поступлю,  - злобно ухмыльнулся Гордон.
        Казалось, они совсем забыли о том, что в комнате находится Лиза. Она потихоньку выскользнула за дверь и отправилась в кухню.
        Австралия! Лизу вдруг охватило незнакомое, пугающее чувство, что окружающий мир, который она так любила, начал разваливаться на части. Совсем скоро Ральф уедет на съемки в Рим. На прошлой неделе мистер Гринбаум, которому ноги отказывались служить настолько, что он почти не вставал со стула, объявил, что будет заглядывать в магазин всего пару раз в неделю, так что все остальное время ей придется управляться одной. Без него букинистическая лавка будет уже не такой, как прежде, да и в квартире станет одиноко, когда уедет Ральф. Больше не будет билетов в театр, и когда они появятся вновь, неизвестно. А теперь уезжает еще и Джекки, причем на край света. Наступали перемены. Перемены к худшему.
        И что будет с ней, Лизой? Найдет ли она свое место в этом изменчивом мире?

«Ничто не длится вечно»,  - любила повторять ее мама.
        Разумеется, было бы глупо ожидать, что такая чудесная жизнь будет продолжаться бесконечно. Люди уезжают, умирают, женятся. Итак, что же делать ей? Во-первых, Лиза сомневалась, что когда-нибудь станет актрисой. Какую бы пьесу ни ставила их труппа, ей всегда либо доставалась самая незначительная роль, либо она вообще оставалась без роли. Ее использовали в качестве суфлера или рабочего сцены. Годфри Перрик никогда не критиковал ее, но Лиза знала, нет, даже была уверена в том, что он считает ее бездарной, хоть Ральф и говорил, что она ни в коем случае не должна опускать руки.
        Когда-нибудь мистер Гринбаум вообще перестанет приходить в букинистическую лавку. Потом он умрет и магазин продадут. Ей придется искать другую работу. В другом магазине? На Чосер-стрит она больше не вернется, после стольких лет это просто невозможно. Она больше никогда не вернется домой.
        И тогда на Лизу словно снизошло озарение, и она поняла, где ее место,  - рядом с Брайаном. Она станет женой - женой и матерью. Разве это не она нянчила своих младших братьев и сестер, баюкала их и любила так, словно они были ее собственными детьми? Они с Брайаном купят дом. У него уже отложена достаточная сумма - он сам говорил ей об этом, почти пять сотен фунтов стерлингов. У нее будет собственная кухня. Она выкрасит ее… в желтый цвет! Да, в желтый, чтобы комната всегда выглядела светлой, как будто на улице все время светит солнце. У Брайана тоже были планы на будущее. К тридцати годам, уверял он Лизу, он станет руководителем подразделения. Итак, решено - когда он в следующий раз сделает ей предложение, она примет его.

«Ты не любишь его»,  - прошептал у нее в голове тоненький тревожный голосок.

«Это не имеет значения,  - возразила себе Лиза.  - Я его уважаю, и он мне нравится. Мне приятно его общество. А Брайан меня любит. Со временем я сумею полюбить его, знаю, что сумею. Кроме того, в любви нет ничего особенного, и я не хочу быть похожей на Джекки».  - Она вспомнила, как Китти рассказывала дочкам о том, как когда-то была влюблена в Тома. Посмотрите, нем все закончилось!

«А как насчет его матери?» - не унимался тревожный голосок. Лиза нахмурилась. Пришло время Брайану самоутвердиться и начать жить самостоятельно. Его мать - слишком властная и себялюбивая женщина. Пожалуй, ей придется смириться и изменить свои взгляды, когда они поженятся.
        Из коридора донеслись крики и грохот захлопнувшейся двери. Лиза осторожно выглянула наружу. Взбешенный Гордон уходил, его широкоскулое лицо раскраснелось еще больше, а кончики дурацких усиков дрожали от ярости.
        Джекки ничком лежала на диване и заливалась слезами. Лиза опустилась рядом с ней на колени и погладила подругу по мягким, шелковистым волосам.
        - Все кончено?  - мягко спросила она.
        Джекки не ответила, лишь заплакала еще громче.
        - Думаю, насчет Австралии ты это здорово придумала,  - сказала Лиза.
        Очевидно, Гордон отказался ехать с ней, и Джекки сможет начать все сначала без него.
        - Ох, Лиза, я не собираюсь никуда уезжать! Я сказала это, поддавшись минутному порыву, просто чтобы заставить его ревновать. А вместо этого оказалось, что ему на меня наплевать. Именно тогда я разозлилась и потребовала, чтобы он либо поехал со мной, либо женился на мне.  - Она шмыгнула носом, села на диване и изрекла нечто совершенно невероятное: - Бедняжка. Я никогда не злилась на него раньше. Держу пари, он очень расстроен.
        Пришел черед Лизы промолчать. Она встала и включила чайник, чувствуя себя совершенно сбитой с толку.
        Джекки вытерла слезы рукавом блузки. Внезапно она улыбнулась.
        - Тебе не удастся избавиться от меня, Лиза. Похоже, я останусь здесь надолго.
        - Можно подумать, я только и мечтаю о том, чтобы избавиться от тебя!  - пылко вскричала Лиза. Она сделала паузу. Пожалуй, будет неправильно менять только что принятое решение.  - Это ты избавишься от меня, хотя и не сразу. Я собираюсь выйти замуж за Брайана.
        Паром резко накренился, и Лиза заскользила по деревянной скамье. Одной рукой она ухватилась за шляпку, а другой вцепилась в сумочку, чтобы та не свалилась на палубу. Лизе очень хотелось выпить чашку чаю, но она не рискнула отправиться на поиски ресторана, ведь ей, скорее всего, придется пройти через салон, в котором лежали Брайан и остальные пассажиры, страдающие от морской болезни. Лучше уж она останется здесь, в смотровой каюте на носу, пока паром не причалит в порт.
        Ухватившись за спинку скамьи, чтобы не упасть, Лиза поднялась на ноги и стала вглядываться в залитое дождем окно. Слава богу, на горизонте показалась темная полоска земли. Лиза была рада, что путешествие подходило к концу, правда, и вполовину не так сильно, как Брайан.
        Новобрачная! Лиза покрутила на пальце новенькое обручальное колечко, скрытое под розовой замшевой перчаткой. Узкий золотой ободок с гравировкой. Кольцо как раз такое, с грустью заметила Джекки, увидев его, какое она всегда мечтала заполучить сама. Рядом с ним было кольцо невесты[60 - Кольцо невесты - кольцо, которое жених дарит невесте во время помолвки.]. Лиза помнила тот день, когда они с Брайаном вместе выбрали это колечко с бриллиантом. Была суббота, и он встретил ее после работы. Всего несколько дней назад она дала согласие выйти за него замуж, а он, казалось, уже не мог дождаться, когда же сможет надеть ей кольцо на палец, объявив всему миру, что эта девушка принадлежит ему. Они должны были пожениться через год, когда Лизе исполнится девятнадцать. Брайан, конечно, был бы рад устроить свадьбу раньше, но Лиза настояла на том, чтобы подождать еще двенадцать месяцев.
        Купив колечко, они сразу же отправились к миссис Смит домой, чтобы сообщить ей новость.
        - Мы обручились!  - воскликнул Брайан, едва переступив порог.
        Мать окинула их суровым взглядом и холодно произнесла:
        - Ты ничего не говорил мне об этом.
        Брайан тут же сник и стал похож на шарик, из которого выпустили воздух.
        - Мы решили это только вчера, мама.
        - Ты мог бы сначала обсудить это со мной.
        - Извини, пожалуйста, я просто не подумал об этом.
        В конце концов миссис Смит смирилась с этой новостью, хотя и с большой неохотой, и принялась строить планы насчет грядущей свадьбы. Однажды она даже заглянула в книжный магазин. Мистер Гринбаум уткнулся носом в книгу и сделал вид, что его здесь нет.
        - Я видела свадебное платье у «Дикинса и Джонса». Полагаю, оно твоего размера, лишь чуточку потеряло товарный вид и потому продается за полцены.
        - Мне не нужна такая свадьба,  - мягко ответила Лиза и попыталась улыбнуться, зная, что мать Брайана будет разочарована.
        Белый цвет означал чистоту и невинность. А Лиза уже давно лишилась и того и другого, хотя и не собиралась рассказывать об этом будущей свекрови. Миссис Смит окинула ее недовольным взглядом и вышла, не сказав ни слова.
        Как-то Брайан заговорил о венчании.
        - Мама очень хорошо знакома с викарием нашей приходской церкви. Она обратилась к нему, и он с радостью согласился обвенчать нас.
        - Нет уж, благодарю,  - сказала Лиза.  - Я католичка, хотя и не хожу на мессу.
        - Католичка!  - Голубые глаза Брайана округлились от удивления, и он с упреком добавил: - Ты могла бы сказать мне об этом раньше.
        - Зачем?  - поинтересовалась она.  - Разве это имеет какое-то значение?
        - В общем-то, нет. Но если ты не ходишь в церковь, почему для тебя так важно, где мы поженимся?
        Лиза наморщила нос.
        - Не знаю. Просто мне кажется неправильным, если нас будет венчать викарий в протестантской церкви. Ты же знаешь поговорку: тот, кто родился католиком, останется им навсегда. Прости меня, Брайан. Тебе придется удовлетвориться регистрационным офисом.
        Разумеется, она не станет его женой в глазах Господа, но то же самое можно сказать и о свадьбе в протестантской церкви. Так что церемония в регистрационном офисе представлялась Лизе менее кощунственной.
        Брайан уступил, как всегда. Он женился бы на ней посреди улицы, только чтобы доставить ей удовольствие.
        - Не говори матери о том, что ты католичка, ладно?  - пробормотал Брайан.  - У нее пунктик насчет религии.
        Однажды, когда они были в гостях у миссис Смит, та швырнула на стол конверт со словами:
        - Вот вам мой свадебный подарок.
        Брайан вскрыл его.
        - Мама заказала нам двухнедельный отдых в Гастингсе, Лиза. Мы останавливаемся в этом отеле еще с тех пор, как я был совсем маленьким. Там очень чисто, а завтрак такой обильный, что есть не хочется до самого вечера.
        - Поскольку это не очень далеко, я могла бы приехать к вам в субботу на автобусе и пробыть там несколько дней,  - добавила его мать.
        - Я думала, мы решили поехать в Париж,  - сказала Лиза, пытаясь не выказать раздражения.
        - Разве?  - Брайан с тревогой посмотрел на мать.
        - Да.
        Это было преувеличением. Пока что они лишь обсуждали такую возможность. Ральф сказал, что Париж - идеальное место для того, чтобы провести там медовый месяц, и у Лизы в сумочке лежало несколько проспектов, которые она собиралась показать Брайану попозже, и две анкеты для получения паспортов.
        - Я совсем забыл!  - Брайан явно чувствовал себя неловко.  - Прости меня, мама, но я совсем забыл о Париже.  - Как бы ни хотелось ему сделать приятное матери, но угодить невесте ему хотелось гораздо больше. Если Лиза желала поехать в Париж, значит, они туда поедут.
        - Ты сможешь вернуть это, мама?  - виновато спросил он.
        - Какое это имеет значение?
        Лиза тихонько вздохнула. Она сомневалась, что когда-нибудь сумеет наладить дружеские отношения с этой женщиной. «Быть может,  - с надеждой думала она,  - когда у нас с Брайаном появятся дети, его мать изменится. Она ведь так часто заводит речь о том, как ей хочется иметь внука».
        Лиза подпрыгнула на скамье, когда паром вздрогнул всем корпусом и издал странный скрежещущий звук, замедляя ход. Загремели цепи, и до ее слуха донеслись голоса, выкрикивающие что-то на чужом языке. Они прибыли во Францию! Лиза вскочила на ноги и отправилась на поиски Брайана.
        Им предстояло жить вместе с миссис Смит до тех пор, пока они не накопят достаточно денег на покупку собственного дома. Брайан говорил, что есть такая штука как ипотечный кредит, но это означало заем крупной суммы денег, за которую придется выплачивать большие проценты.
        - Нам не хватает всего около двухсот фунтов. Мама разрешит нам жить у нее бесплатно, так что мы быстро скопим нужную сумму, учитывая то, что мы оба работаем.
        - А мне казалось, ты говорил мне, что у тебя достаточно денег на покупку маленького дома?
        Он и впрямь говорил об этом. Брайан воспользовался этим как лишним доводом, чтобы убедить ее выйти за него замуж.
        Он нахмурился.
        - Я посоветовался с мамой, и она сказала, что у дешевого домика не будет ни садика, ни даже, скорее всего, ванной. Лучше начать с приличного дома, такого, как у мамы.
        Лизе ненавистна была сама мысль о том, чтобы жить под одной крышей со свекровью, но не могла же она сказать об этом Брайану! Она обиженно заявила:
        - Это со мной ты должен обсуждать такие вещи, а не со своей мамой.
        Ее впервые посетили сомнения, но вскоре они развеялись. В конце концов, доводы Брайана звучали вполне логично. Аренда квартиры обойдется им в пять или шесть фунтов в неделю, и хотя Лиза не возражала бы против дешевого домика, пожалуй, что-нибудь большое и современное и впрямь будет лучше, особенно если вскоре у них появятся дети. С некоторой неохотой Лиза согласилась. Она не говорила об этом мужу, но у нее самой было уже более пятидесяти фунтов на счету в почтово-сберегательном банке. Она хранила их, чтобы, когда придет время, сделать ему сюрприз и купить мебель.
        Из Парижа они вернулись поздно вечером в субботу. К счастью, погода на обратном пути выдалась отличная, и паром не раскачивало на волнах, как щепку. Морской болезнью не заболел никто.
        - Хорошо отдохнули?  - проворчала миссис Смит.
        Она уже собиралась ложиться спать и встретила их в толстом клетчатом халате, надетом поверх застиранной ночной рубашки. Ее волосы были туго накручены на металлические бигуди.
        - Прекрасно!  - с энтузиазмом воскликнула Лиза.  - Париж очарователен. Мне хочется побывать там снова. Мы купили вам подарок. Брайан, где подарок для мамы?
        - Кажется, в этой сумке.  - Он принялся рыться в кожаном портпледе из комплекта для путешествий, подаренного им на свадьбу Джекки.  - Вот, возьми, мама.
        Брайан протянул миссис Смит обитую бархатом коробочку, в которой лежал маленький золотой медальон.
        - Это настоящее золото,  - пояснила Лиза.  - А маленький камешек внутри - это рубин.
        Миссис Смит несколько секунд созерцала медальон. «О господи,  - подумала Лиза,  - сейчас она скажет какую-нибудь гадость, что-нибудь вроде “Я никогда не ношу ювелирных украшений”, и бедный Брайан будет раздавлен».
        К ее облегчению, женщина вежливо ответила:
        - Очень мило. Благодарю вас.  - Сунув коробочку в карман своего халата, она добавила: - А теперь я иду спать.
        После ее ухода Лиза предложила:
        - Давай приготовим себе чаю. Я умираю от жажды.  - Она подумала, что миссис Смит сама могла бы предложить им по чашечке чая.
        - Ты имеешь в виду, приготовить чай самим на маминой кухне?
        - А где же еще?
        На лице Брайана отразилось беспокойство.
        - Не думаю, что ей это понравится.
        - Перестань, Брайан, мы же теперь здесь живем. Это и наша кухня тоже, пусть даже мы не платим ренту.
        - Я в этом не уверен.
        - Дорогой…
        Лиза уселась ему на колени и поцеловала в щеку. К ее удивлению, Брайан оцепенел и быстро пробормотал:
        - Не надо! Мама может сойти вниз и все увидит.
        - Ну и что? Мы с тобой женаты, не так ли? Или женатым людям запрещено целоваться?
        Он неловко заерзал под ее взглядом.
        - Ладно, приготовь чай, но только потом поставь все, как было.
        Они заняли спальню миссис Смит, а она перешла в комнату Брайана, в которой стояла односпальная кровать.
        Комната миссис Смит оказалась большой и просторной, хотя и была обставлена тяжелой, неудобной мебелью. Здесь было два небольших гардероба, сверху на которых громоздились картонные коробки, два комода и туалетный столик в эркерном окне. Все поверхности были начищены до зеркального блеска, включая деревянное изголовье кровати. Тусклая лампочка в пергаментном абажуре низко свисала над кроватью, застеленной шоколадного цвета стеганым одеялом и покрывалом. Обои были цвета оконной замазки, с тиснеными светло-коричневыми листочками. Окна закрывали точно такие же занавески, как и в гостиной,  - из темно-синего бархата, причем повешены они были так, чтобы прохожие и соседи могли любоваться их лицевой стороной.
        - Когда у нас будет свой дом, я повешу портьеры наоборот,  - заявила Лиза,  - чтобы мы сами видели…
        - Ш-ш, тише,  - прошипел Брайан,  - мама может услышать.
        Он уже переоделся в пижаму, полосатая куртка была застегнута на все пуговицы до самого горла. Лиза выскользнула из своей одежды. Ей выделили один из гардеробов, но когда она открыла дверцу, чтобы повесить свой костюм, то едва не задохнулась от запаха нафталина. Шкаф оказался буквально битком набит шариками от моли. «Завтра я их выброшу,  - решила Лиза,  - и побрызгаю внутри какими-нибудь духами». А сегодня она ограничилась тем, что повесила костюм снаружи. Обнаженная, она скользнула в постель рядом с Брайаном.
        Ей срочно необходимо было заняться любовью. Во время медового месяца они любили друг друга каждую ночь и каждое утро, а иногда и днем. Сперва Лиза почти боялась этой стороны супружества. Во время ухаживаний Брайан ограничивался тем, что целовал ее, иногда очень страстно, но она не решалась ответить на его поцелуи из страха, что это подтолкнет его к более решительным действиям, а она не была уверена в том, что ей этого хочется. Ведь ее сексуальный опыт был неприятным и даже болезненным. Но в Париже, после некоторой первоначальной нервозности и даже растерянности, причем с обеих сторон, Брайан вскоре подчинил себе ее тело, и Лиза, к своему огромному облегчению, обнаружила, что секс доставляет ей ни с чем не сравнимое наслаждение, о котором она даже и мечтать не могла. Брайан стал совсем другим человеком, настоящим мужчиной, оставаясь при этом чрезвычайно нежным, даже когда глубоко входил в нее, а потом стонал в восторженном экстазе, достигнув оргазма.
        Но сегодня ночью он разочаровал ее.
        - Лиза!  - сказал ее муж, когда она прижалась к нему.  - Надень ночную сорочку.
        - Зачем?  - удивленно спросила она.  - Неужели у твоей мамы рентгеновские лучи вместо глаз? Она что, способна видеть сквозь стены или заглянуть под одеяло?
        - Она может войти.
        - Прямо сейчас?  - захихикала Лиза.
        - Разумеется, нет, но, может быть, утром.
        Она провела рукой по его телу и развязала пояс на его пижамных брюках.
        - Ох, Лиза,  - слабым голосом прошептал Брайан.  - Лиза.  - Он повернулся к ней лицом, скользя руками по ее телу, и приподнялся, чтобы лечь на нее сверху.
        Кровать скрипнула.
        - Ш-ш,  - прошипел он.
        - Она не услышит.
        Он осторожно перекатился на нее. Кровать снова заскрипела. Брайан остановился. Лиза притянула его к себе, но он был напряжен и слишком боялся пошевелиться, чтобы кровать вновь предательски не скрипнула.
        Брайан лег рядом с женой.
        - Мне очень жаль,  - сказал он.
        - Теперь у нас всегда будет так?  - сердито прошептала Лиза.  - В конце концов, твоя мама сама занималась этим, иначе ты никогда не появился бы на свет.
        - Не говори так. Моя мама…  - Брайан умолк.
        - А что случилось с твоим отцом?
        - Ничего.
        Надув губы, Лиза встала с постели и натянула ночную сорочку. Они впервые уснули, повернувшись друг к другу спиной.
        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        Когда Лиза проснулась, солнечные лучи просачивались сквозь темно-синие шторы, отчего в комнате царил призрачный, какой-то сверхъестественный полумрак. Она поднесла запястье к глазам, чтобы узнать, который час. Часы показывали всего семь утра. А она-то надеялась поспать подольше после долгого и утомительного путешествия. Рядом с ней мертвым сном спал Брайан. Снизу доносился звон посуды. Очевидно, свекровь уже встала. Лиза подумала, а не сойти ли вниз, но потом решила, что не стоит. Когда она оставалась со свекровью наедине, разговора у них не получалось. На мгновение Лизе вновь отчаянно захотелось оказаться в старой квартире, по которой она могла бы бродить в ночной сорочке, готовя себе бесчисленные чашки чая с молоком, а потом они с Джекки отправились бы в Кенсингтон-Гарденз, но она тут же строго-настрого запретила себе даже думать об этом. Она была замужней женщиной, и ей приятно было находиться рядом с Брайаном. Он станет хорошим мужем, а она будет ему хорошей женой, хотя его поведение прошлой ночью и внушало ей тревогу. Неужели это означает, что они не будут заниматься любовью целый год, до тех
пор пока не съедут из дома его матери? Но в таком случае как же они сумеют обзавестись ребенком, о котором так мечтает миссис Смит?
        Лиза улыбнулась, а потом вздохнула. Пожалуй, решение поселиться здесь было не самым удачным. Если через некоторое время положение дел не улучшится, она предложит Брайану купить собственное жилье. Какой угодно дом, даже самый маленький и лишенный всяких удобств, будет лучше этого.
        От скуки она прикрыла глаза и принялась выдумывать фасоны платьев. Несколько месяцев назад Лиза начала сама шить себе одежду. Шерстяной костюм будет весьма кстати - купоны на ткань она возьмет у Джекки. Небесно-голубой, с длинным приталенным жакетом…
        Внезапно раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла миссис Смит.
        Лиза почувствовала раздражение. Ну хорошо, это ее дом, но какое право она имеет вот так вламываться к ним в спальню? Лиза села на постели, надеясь, что ей предложат чашку чая. В этом случае она готова была простить бесцеремонное вторжение на свою территорию.
        Но нет, миссис Смит остановилась в дверях, и на ее лице было написано кислое, неодобрительное выражение. Такое впечатление, что, увидев сына в постели с женой, она нос к носу столкнулась с нечестивыми обитателями Содома и Гоморры.
        - Уже почти половина восьмого. Вы оба опоздаете в церковь.
        Брайан застонал. Он сел на постели, сонно моргая и протирая глаза. Лиза заметила, как он покраснел от смущения.
        - Прости меня, мама.
        - Я не пойду в церковь,  - заявила Лиза.
        Ее волосы, прямые и густые, лишь слегка растрепались во сне. Она расчесывала их на прямой пробор, и сейчас они водопадом обрушились вниз, почти закрывая ее глаза с золотыми искорками. Бретелька черной ночной сорочки соскользнула с плеча. Брайан посмотрел на нее. Лиза заметила, что в его глазах вспыхнуло желание. Кажется, у нее появился шанс. Она сунула руку под одеяло, просунула ее в прорезь на его пижамных штанах и почувствовала, как он задрожал.
        - Брайан?  - спросила миссис Смит.
        В ее голосе отчетливо прозвучал вызов. Она надела свое просторное бежевое платье из вискозы. Складки жира нависали над туго затянутым поясом. Толстые ноги были облачены в фильдеперсовые чулки телесного цвета, собравшиеся в складки на лодыжках. Брайан перевел взгляд с матери на свою молодую жену, которая с самым невинным видом сидела рядом с ним, при этом возбуждая до крайности определенную часть его тела.
        Он проглотил комок в горле и произнес сдавленным голосом:
        - Пожалуй, я тоже не пойду сегодня в церковь, мама.
        Миссис Смит бросила на сына свирепый взгляд. Лиза почувствовала жалость к этой женщине, правда, это чувство было мимолетным.
        После того как мать Брайана вышла из комнаты, молодожены лежали в молчании, осторожно прикасаясь друг к другу. Получасом позже грохнула закрывшаяся дверь, и тогда Брайан набросился на Лизу.
        Увы, это был последний раз, когда им суждено было заняться любовью.
        Мистер Гринбаум искренне обрадовался возвращению Лизы. В ее отсутствие управляться с магазином ему помогала Мириам, доводя его белого каления.
        - Она постоянно переставляет книги. Каждый день она обнаруживает один, два или три тома, которые, по ее мнению, стоят не в том разделе, где следует. «Это биография»,  - заявляет она мне. Можно подумать, я не знаю! «И что она делает в разделе “Искусство”?» Я отвечаю ей, что она стоит в разделе «Искусство», потому что это биография Винсента Ван Гога, и что именно там ее и будут искать мои клиенты.  - Он тяжело вздохнул.  - Но все равно она хорошая женщина.
        - И вы ее любите,  - улыбнулась Лиза.
        Но за ее улыбкой скрывалось настоящее беспокойство. Ее работодатель очень плохо выглядел. Он сутулился сильнее обыкновенного, щеки у него запали, и он, кажется, еще больше похудел. Лиза не видела мистера Гринбаума две недели и только теперь поняла, что он стремительно сдает. Когда настало время ленча, ей пришлось помочь ему подняться на ноги, и она почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
        В час дня Лиза встречалась с Джекки. Они решили, что каждый день будут вместе обедать, что вызвало явное неудовольствие Брайана. Он полагал, что отныне Лиза должна обедать только с ним. Он заявил, что его мать будет готовить бутерброды и для нее, и они могли бы съедать их в парке. Лиза отказалась наотрез. «Джекки моя лучшая подруга,  - сказала она.  - И ленч - единственное время, когда мы с ней можем видеться».
        - Как поживает леди-дракон?  - поинтересовалась Джекки, после того как Лиза в ярких красках расписала ей Париж во всем его великолепии и вручила в подарок флакончик духов, которые в Лондоне стоили целое состояние.
        Лиза рассмеялась.
        - Была и остается драконом. Держу пари, даже святой Георгий потерпел бы поражение в борьбе с ней. А вчерашний день, хоть это и было воскресенье, выдался на редкость утомительным и скучным. Никогда бы не подумала, что время может тянуться так медленно. Мы просто сидели рядышком, Брайан и я, пока его мать слушала радио - бесконечные религиозные песнопения. Помочь со стряпней мне тоже не позволили, хоть я и предложила свою помощь.
        Она припомнила воскресный обед: жилистая баранина, самая дешевая, с вареным картофелем, капустой и комковатой подливой. Десерта не было вообще.
        - Это ужасно - не иметь возможности даже приготовить себе чашку чая, когда тебе этого хочется,  - пожаловалась Лиза.
        - Потерпи,  - утешала подругу Джекки.  - Это ненадолго.
        - Постараюсь,  - решительно заявила Лиза.
        На ужин их ждало то же самое, разве что баранина была уже холодной. Комки белого застывшего жира смотрели на Лизу из тарелки, и вдруг она почувствовала, как ее желудок подкатил к горлу. Оставшиеся крошечные кусочки мяса оказались жесткими и не стали съедобнее даже после того, как она долго и нудно жевала их. Лиза с трудом заставила себя проглотить вязкое месиво. «Осталось всего триста шестьдесят три дня»,  - подумала она и коротко рассмеялась.
        - Лиза!  - укоризненно взглянул на нее Брайан.
        - Прошу прощения, я не голодна.  - Лиза вскочила на ноги.  - Извините.
        В спальне она обнаружила, что миссис Смит перестелила их постель. Хотя утром Лиза аккуратно заправила ее, отогнув простыни перед подушками, как всегда делала Китти, теперь одеяло и покрывало были расправлены до самого изголовья. Виктория, которую Лиза посадила на подушку, куда-то исчезла и обнаружилась лишь после долгих поисков: миссис Смит засунула куклу обратно в чемодан. Лиза вытащила ее оттуда и разгладила измятое платье.
        - Я спрячу тебя в гардероб,  - прошептала она,  - чтобы всякий раз, открывая его, думать о Ральфе.
        Утром Лиза переложила средство от моли во второй гардероб, в котором еще оставались кое-какие вещи миссис Смит. Когда Лиза распахнула дверцу, чтобы усадить внутрь Викторию, то обнаружила, что нафталиновые шарики вернулись на место. Разозлившись, она побросала их в бумажный пакет, чтобы потихоньку выкинуть. В дверце ее гардероба был замок, поэтому Лиза заперла ее, а крошечный ключик спрятала в сумочку.
        - Как развиваются военные действия?  - осведомился мистер Гринбаум.
        Лиза и Брайан были женаты уже шесть недель.
        - Как вам сказать… Положительные герои - то есть моя сторона,  - ответила она,  - находятся в более выигрышном положении. А отрицательным не удалось захватить плацдарм.
        Но потом Лиза вспомнила, как по ночам Брайан неподвижно лежит рядом с ней, боясь пошевелиться, сколь бы усердно она ни старалась его соблазнить. Под крышей материнского дома его влечение к Лизе растаяло без следа. Но, разумеется, рассказать об этом мистеру Гринбауму она не могла. Говоря по правде, отрицательные персонажи под покровом темноты продвигались вперед медленно, но неуклонно.
        - Брайан, мы с тобой были бы намного счастливее, если бы жили отдельно,  - заявила как-то Лиза мужу, когда они возвращались домой после работы. Вагон метро был переполнен, и оба держались за петли, раскачиваясь взад и вперед в такт движению в окружении плотной массы тел. Место для беседы было выбрано не лучшим образом, но теперь они редко оставались наедине. Даже в постели Брайан крайне неохотно поддерживал разговор.
        - Ох, Лиза, не начинай все сначала,  - обиженно отмахнулся он.
        Она удивленно уставилась на него - раньше он никогда не разговаривал с ней таким тоном.
        - Я всего лишь раз заикнулась об этом, да и то это было давно.
        Но он не выказал к ее словам ни малейшего интереса. Иногда Лизе казалось, что она теряет его; сейчас она была в этом уверена. Она должна вырвать его из-под влияния матери, иначе их брак развалится. Лиза сказала:
        - Брайан, я не чувствую, что мы с тобой женаты. Я совсем не ощущаю себя твоей женой.
        - Ш-ш,  - прошипел он, оглядываясь по сторонам.  - Тебя могут услышать.
        - Но где же мы можем поговорить, чтобы нас никто не услышал?  - требовательно спросила она.  - В доме твоей матери мы не можем разговаривать даже в постели.
        - Мы могли бы поговорить в обеденный перерыв,  - язвительно заметил Брайан,  - но ты ведь предпочитаешь ленч в обществе Джекки. Мама считает это предательством с твоей стороны.
        В глазах Лизы вспыхнуло негодование.
        - Обсуждать такие вопросы со своей матерью - еще большее предательство,  - парировала она.
        На его лице отразилась неуверенность.
        - Послушай, Брайан,  - торопливо продолжала она.  - Твоя мать отказывается признавать, что у тебя есть жена. Она ведет себя так, словно я - посторонний, лишний человек в вашем доме. Я хочу сказать, что за три месяца я даже ни разу не приготовила ужин. Она по-прежнему штопает твои носки и чинит одежду.
        - Большинство девушек были бы только рады этому,  - презрительно фыркнул Брайан.
        - Но я не девушка, я твоя жена,  - упорствовала Лиза.  - У нас с тобой нет личной жизни, нет своего угла. Мы не можем даже поговорить наедине. Как бы я ни старалась аккуратно заправить постель, твоя мама каждый раз перестилает ее по-своему. На туалетном столике после себя я оставляю полный порядок, но она и там все переставляет. Она забирает грязную одежду, чтобы выстирать на выходные, даже если я убираю ее в ящики комода. Она роется в наших вещах, Брайан!
        - Но это ее дом и ее мебель,  - запротестовал Брайан.
        Рядом освободилось место, и Лиза опустилась на него. Она устала и исчерпала все доводы, и ей не хотелось продолжать этот бесполезный спор. Несколько недель назад она предложила сходить в кино, но когда Брайан упомянул об этом в разговоре с матерью, та заявила, что тоже с радостью пошла бы с ними, так что теперь они все вместе по средам посещали кинотеатр, и каким-то образом миссис Смит всегда ухитрялась сесть между сыном и невесткой. Вместо того чтобы получать удовольствие от фильма, Лиза кипела от негодования. В последний раз она попросту отказалась идти, сославшись на головную боль, так что Брайан отправился в кино вдвоем с матерью. «Совсем как в старые времена»,  - довольно закудахтала миссис Смит.
        Лиза вспомнила, как один из ее братьев, Джимми, страстно мечтал о луке со стрелами. Много недель он экономил каждый пенни, пока не насобирал нужную сумму, а когда вернулся с покупкой из «Вулвортса», то буквально сиял от гордости. Но, поиграв с луком несколько часов, он бросил его на заднем дворе, где однажды нашла игрушку Китти, обнаружив, что с ней забавляются малыши, и спрятала ее. Джимми ничего не заметил. Именно так Лиза чувствовала себя с Брайаном - словно она была игрушкой, которую он увидел и возжелал на Рождество, которую домогался со всей страстью и отчаянием, но, заполучив ее, утратил к ней всякий интерес.
        Пассажиров в вагоне стало меньше, и Брайан опустился на сиденье рядом с Лизой.
        - Я понимаю, что тебе нелегко,  - неуверенно заговорил он, с трудом подбирая слова.  - Но я пообещал маме, что мы останемся у нее на год. Она обидится, если мы переедем раньше. Осталось всего девять месяцев, и тогда у нас будет достаточно денег, чтобы купить собственный дом.
        Лиза ничего не ответила. Ее не покидало ощущение, что, где бы ни находился их новый дом, он окажется в пределах досягаемости свекрови. Перед тем как выйти из вагона, она предложила:
        - Может, мы устроим себе маленький отпуск и съездим куда-нибудь на выходные?
        Брайан нахмурился.
        - Разве мы можем себе это позволить?
        - Двое суток в гостинице с завтраком стоят не так уж дорого. Мы могли бы поехать в Брайтон, это ведь совсем недалеко.
        Мистер Гринбаум говорил, что Брайтон - самый космополитичный город в Англии, с массой развлечений и увеселительных заведений. Много лет назад они с Мириам ездили туда каждое воскресенье, пока такие путешествия не стали для него слишком утомительными.
        - А что, неплохая идея,  - задумчиво протянул Брайан.  - Небольшое разнообразие пойдет нам только на пользу.
        Лиза пришла в такой восторг, что поцеловала его в щеку, а ее муж лишь растерянно заморгал в ответ. «Он не понимает, чего лишился,  - весело подумала она.  - Он совсем забыл, каким был наш медовый месяц». Она возьмет с собой черную кружевную ночную сорочку и купит новое белье, а потом покажет ему, что заниматься любовью - это лучшее, что может быть на свете. Вернувшись, Брайан перестанет обращать внимание на то, скрипит кровать или нет. В противном случае она будет настаивать, чтобы они немедленно переселились в свой дом.
        Оказалось, что у мистера Гринбаума есть друг, который владеет небольшой гостиницей на эспланаде[61 - Эспланада - здесь: широкая улица с аллеями посередине.] в Брайтоне.
        - Позвони ему,  - сказал он Лизе на следующее утро.  - Скажи, что старый Гарри Гринбаум рекомендует тебя, и тогда он предоставит тебе скидку.
        Лиза перезвонила немедленно и заказала двухместный номер на следующие выходные. Они поедут в Брайтон в субботу, сразу же после того, как она закончит работу, и вернутся в понедельник утром.
        Она рассказала Брайану обо всем по дороге домой.
        - У нашей комнаты есть маленький балкончик, который выходит прямо на пристань. Ох, Брайан, если бы ты знал, как я жду этой поездки!
        Она должна была стать поворотным моментом их брака.
        - А какую комнату ты забронировала для мамы?  - спросил он.  - Надеюсь, это не какая-нибудь кладовка.
        Мистера Гринбаума не было в магазине, когда Лиза позвонила в гостиницу, чтобы аннулировать заказ. Когда он через несколько дней сам заговорил об этом, она ограничилась тем, что сказала:
        - Просто мы решили, что не можем себе этого позволить, вот и все.
        Старик внимательно посмотрел на нее, и на его умном лице появилось понимание, но он ничего не сказал.
        Лиза не стала спорить с мужем, справедливо рассудив, что это будет напрасной тратой времени. Несколькими днями позже она обронила, что поездка в Брайтон и впрямь была неудачной идеей, а потом многозначительно добавила:
        - Эти деньги пригодятся нам для покупки собственного дома.
        Утром в ту субботу, когда Лиза должна была уехать в Брайтон, она была в магазине одна. Ее распирало от негодования, и она отчаянно старалась придумать, как бы спасти свой брак.

«Может быть, мне переехать одной?  - размышляла Лиза.  - Тогда Брайану придется последовать за мной».
        Вот только согласится ли он? Ее не покидало тревожное ощущение, что он может и остаться, уж слишком цепко держала его в когтях мать.
        Лиза даже обрадовалась, когда зазвонил телефон, прерывая череду безрадостных мыслей. Это была Джекки.
        - Ты можешь прийти?  - дрожащим голосом спросила она.  - У меня ужасные неприятности, Лиза.
        - Приду сразу же, как только закрою магазин,  - пообещала Лиза.
        Брайан по субботам не работал, а это означало, что она не могла предупредить его о том, что задержится,  - телефона в доме миссис Смит не было. Впрочем, Лизу это не беспокоило. Подруга отчаянно нуждалась в ее помощи, и только это имело значение.
        У нее все еще оставался ключ от дома номер пять на улице Куинз-Гейт, и, отдуваясь после подъема на самый верх, от которого она уже успела отвыкнуть, Лиза почти вбежала в квартиру и обнаружила Джекки лежащей ничком на кровати. Лизу сочли незаменимой, посему новая соседка, которая могла бы навести порядок, так и не появилась, и в обеих комнатах повсюду опять была разбросана одежда и прочие предметы домашнего обихода.
        - Я беременна!  - крикнула Джекки и залилась слезами.
        Лицо у нее опухло, глаза покраснели от слез. С тех пор как Лиза вышла замуж за Брайана, Джекки изрядно прибавила в весе. Ямочки на ее щеках утонули в складках жира.
        - Что-то в этом роде я и подозревала,  - сказала Лиза.  - А что говорит Гордон?
        - Он бросил меня! Я думала, он любит детей, ведь именно поэтому он не может развестись с женой. Но они подрастают, а если у меня будет ребенок, его ребенок, то он оставит их и придет ко мне. Но когда я сказала ему об этом… Ох, Лиза! Гордон заявил, что я шлюха, и попытался повернуть все так, будто я спала с другими мужчинами. Разве я способна на это? Ведь я люблю его одного!
        - Тише, тише, успокойся.  - Лиза ласково погладила подругу по голове.  - Тебе будет лучше без него.
        - Нет, нет! Я не могу жить без Гордона.
        Лизе представлялось, что у Джекки не осталось выбора, но она сочла момент неподходящим, чтобы сказать ей об этом.
        - Как насчет ребенка?  - спросила она.  - Ты собираешься оставить его?
        - Я совершила ужасную глупость. Я уже на четвертом месяце. У меня… словом, я подозревала, что если скажу обо всем Гордону сразу, он настоит на аборте, поэтому и тянула до последнего, пока не стало слишком поздно. Мне придется рожать, Лиза.
        О господи! Какой кошмар. И Лиза поступила так, как всегда поступала в чрезвычайных ситуациях.
        - Я приготовлю нам по чашке чая,  - сказала она.
        День клонился к вечеру, и Джекки все больше погружалась в пучину отчаяния. Вскоре ей придется уйти с работы - кое-кто из женщин в конторе уже заподозрил, что она беременна.
        - Я не могу поехать домой!  - стенала она.  - Мать не пустит меня на порог. И как я буду жить с ребенком, которого не хочу? Я забеременела ради Гордона, только поэтому. Я никогда больше не смогу работать.
        - Разве тебе не полагается вспомоществование от государства или что-нибудь в этом роде?  - спросила Лиза.  - Тебе не дадут умереть от голода.
        - Не имею ни малейшего представления,  - в отчаянии отвечала Джекки.  - Мне не нужны деньги от государства. Я хочу работать, а не сидеть весь день в квартире, ухаживая за ребенком. И лестница, Лиза… Я же не смогу носить ребенка и коляску вверх-вниз по лестнице. Мне придется подыскать себе другое жилье.
        Лиза содрогнулась, вспомнив первый день в Лондоне и поиски квартиры. А каково заниматься этим с ребенком на руках? Но вдруг ей в голову пришла столь дерзкая мысль, что у нее перехватило дыхание.
        - Я возьму твоего ребенка к себе,  - сказала она и тут же зажала рот ладонью. Неужели эти слова действительно сорвались с ее губ?
        - Что ты имеешь в виду?  - Джекки настолько опешила, что ее истерика моментально прошла.
        Лиза набрала полную грудь воздуха.
        - Я заберу твоего ребенка. Я притворюсь, будто беременна. Миссис Смит жаждет заполучить внука. Ты проведешь здесь еще пять месяцев, а когда ребенок родится, я скажу, что он мой.
        - Это совершенно безумная идея, Лиза.  - Но протесты Джекки прозвучали неискренне.  - Неужели ты надеешься, что это сработает?
        - Разумеется, сработает.
        Они с Брайаном больше не занимались любовью. Теперь он даже не видел ее раздетой. Решение, над которым Лиза ломала голову все утро, было найдено. Как только они станут полноценной семьей, ее мужу придется купить дом, а едва они заживут отдельно, все придет в норму.
        - Сроки совпадают с нашим медовым месяцем. Я скажу, что беременна три месяца, а не четыре, на тот случай, если твои роды начнутся позже. Мне всего-то придется подкладывать себе что-нибудь под одежду. Джекки, все будет хорошо. Это будет великолепный розыгрыш, и мы обманем всех.
        Лиза захихикала, и вскоре подруга воспрянула духом и тоже засмеялась.
        - Но как же Брайан?  - вдруг спросила Джекки.  - Ты же не можешь рассчитывать, что он ничего не заметит. Ведь он твой муж!
        Лиза горько рассмеялась.
        - Мой муж не заметит,  - коротко ответила она, отчего Джекки с любопытством взглянула на нее.
        Позже она спросила:
        - Как быть с родами, Лиза? Ведь Брайан наверняка пожелает поехать с тобой в больницу.
        - Всему свое время,  - небрежно отмахнулась Лиза.  - Мы что-нибудь придумаем.  - Она вскочила на ноги и принялась кружиться по комнате.  - Я беременна, я беременна,  - напевала она.
        - Я беременна,  - сказала она.
        Брайан подошел к двери, чтобы впустить ее,  - ключ от дома ей так и не дали. Он выглядел скорее сердитым, чем обеспокоенным. За его спиной со злорадной улыбкой маячила миссис Смит. Мать и сын выглядели и вели себя как сообщники. Они были семьей, а она - посторонней.
        - Ради всего святого, где ты была?  - поинтересовался Брайан.  - Уже почти полночь. Мы очень волновались.
        - Мне было очень плохо. Если бы у тебя был телефон, я бы тебе позвонила.  - Лиза решила, что лучшая оборона - это нападение.  - В магазине я едва не лишилась чувств, поэтому отправилась к Джекки, и та вызвала врача. И только к вечеру я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой.
        - Что с тобой случилось?  - осведомилась свекровь.
        И тогда Лиза сказала им, что беременна.
        Брайан был вне себя от радости. Он устремился вперед, чтобы обнять жену, но она оттолкнула его.
        - Я устала,  - заявила Лиза.  - И хочу побыстрее лечь.
        Когда она поднималась по лестнице, миссис Смит спросила:
        - Выпьешь чашку чаю?
        В ее глазах светилась радость. До сих пор Лиза ни разу не видела свекровь такой счастливой.
        - Нет, спасибо,  - сухо ответила она.
        Когда они лежали в кровати, Брайан сказал:
        - Мама на седьмом небе от восторга. Ты же знаешь, она всегда мечтала о внуке.
        - Ш-ш,  - оборвала его Лиза.  - Она может услышать.
        Они не знали, чем и как ей угодить, Брайан и его мамаша. Весь следующий день они суетились вокруг Лизы, поднося ей бесчисленные чашки чая.
        - Лиза любит чай, мама,  - пошутил Брайан, и она подумала, почему он никогда не говорил этого раньше.
        - Разумеется, тебе придется оставить работу,  - сказала миссис Смит.  - Ты же не можешь весь день стоять на ногах, в твоем-то положении.
        Лиза вдруг поняла, что ей действительно придется уйти из магазина. Будь она на самом деле беременна, она пропустила бы этот совет мимо ушей и работала бы до последнего, но обманывать мистера Гринбаума она не сможет, тем более на протяжении целых шести месяцев. Он был слишком умен и мудр, чтобы поверить в ее выдумку, кроме того, Лиза слишком любила его, чтобы так беззастенчиво лгать. И ей не хотелось, чтобы мистер Гринбаум становился ее соучастником; это расстроило бы его сверх всякой меры.
        А сие означало, что без ее заработка им с Брайаном придется еще дольше копить на собственный дом.
        Голос мужа заставил ее очнуться.
        - Что скажешь, Лиза?
        - О чем?
        - Кем будет наш ребенок, мальчиком или девочкой?
        - Ради всего святого, откуда мне знать?  - с раздражением ответила она.
        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        Внезапно оказалось, что Лиза просто не может поступать неправильно. Наконец-то она стала членом их семьи, хотя и прекрасно понимала, что они беспокоятся вовсе не о ней, а о ребенке, которого, по их мнению, она носила,  - сына Брайана и долгожданного внука миссис Смит.
        Мистер Гринбаум был ошеломлен, когда Лиза подала заявление об уходе, и она обнаружила, что не может заставить себя взглянуть ему в глаза.
        - Я жду ребенка,  - сообщила она, на мгновение пожалев о том, что затеяла всю эту авантюру.
        - Что ж, это прекрасные новости,  - сказал мистер Гринбаум, оправившись от потрясения.  - Прости меня, Лиза, я веду себя как старый эгоист. Моя первая мысль была о себе и о магазине. Должно быть, вы очень счастливы, ты и Брайан.

«Да уж, Брайан вполне счастлив,  - подумала Лиза,  - как и миссис Смит. А я рада уже хотя бы тому, что помогаю Джекки, да и атмосфера в доме улучшилась. Вот, собственно, и все».
        Медленно тянулись месяцы. Миссис Смит ярдами покупала белый фланелет и шерсть на одежду будущему ребенку, громогласно заявляя, что намерена научить свою невестку шить и вязать, хотя в этом вопросе Лиза не нуждалась в наставлениях. Китти прекрасно управлялась с иголкой и ниткой и научила дочь всему, что умела сама. Так что ее несостоявшаяся наставница с немым изумлением смотрела, как Лиза аккуратными, ровными стежками сшивает детские распашонки и ловко вяжет крохотные кардиганы, по шесть размеров, чтобы малышу хватило на первый годик жизни. Не возникло у Лизы трудностей и с кружевными оборками и вязаной оторочкой, тогда как миссис Смит с трудом подсчитывала петли и разбирала узоры, явно уязвленная ловкостью и опытом невестки.
        Два раза в неделю Лиза бывала в городе. Не моргнув глазом, она лгала мужу, что обедает с Джекки, а потом ходит по магазинам или консультируется с врачом. На самом же деле она весь день проводила в старой квартире.
        - Тебе нужно больше отдыхать,  - твердил Брайан.  - И еще я хотел бы, чтобы ты встала на учет у нашего местного доктора. Тогда мама сможет ходить вместе с тобой.
        Лиза даже не стала с ним спорить. Она поступала по-своему. Теоретически она пребывала уже на шестом месяце, так что ей приходилось подкладывать под одежду сложенное полотенце, создавая впечатление выпирающего живота. На платья для беременных, которые она шила сама, уходило на целый ярд материи больше, чем требовалось по выкройке.
        А Джекки все больше впадала в депрессию. Она ушла с работы и теперь целыми днями валялась в постели, поглощая виски и заедая его шоколадом.
        - Тебе нужно заниматься физическими упражнениями,  - всякий раз говорила ей Лиза.  - Ты можешь навредить ребенку, если и дальше будешь лежать без движения.
        Она повторила все это, придя к подруге в конце сентября. Была осень, ее любимое время года. В воздухе витала легкая дымка, и влажные листья мягко шуршали под ногами.
        - Кому какое дело до моего ребенка?  - мрачно отозвалась Джекки.  - Я все равно не одолею лестницу, в моем-то нынешнем состоянии.
        Лиза внимательно посмотрела на нее. Сейчас Джекки было не узнать. Она весила никак не меньше тринадцати стоунов. Ее некогда свежая кожа посерела, а спутанные волосы свисали грязными прядями и были усеяны перхотью. И еще от нее воняло! Джекки, всегда такая жизнерадостная, тщательно следившая за своей внешностью, превратилась в развалину, и все по вине Гордона.
        - Ты по-прежнему ешь что попало?  - принялась сурово отчитывать ее Лиза. Единственными продуктами, которые она отыскала в квартире, оказались черствый хлеб и остатки сыра, принесенного ею во время последнего посещения.  - Где твоя продовольственная книжка? Давай ее сюда, я куплю тебе каких-нибудь продуктов.
        - Не знаю,  - шмыгнула носом Джекки.  - По-моему, она лежит там, где ты оставила ее во вторник.
        - Пока я буду ходить по магазинам, ты можешь принять ванну. Сейчас я напущу воду. Ну-ка, вставай!  - Лиза хлопнула в ладоши и, к своему облегчению, увидела, что подруга улыбается.
        - Ты еще худший дракон, чем твоя свекровь,  - пожаловалась Джекки.
        Часом позже выкупанная и накормленная Джекки сидела на стуле, а Лиза пыталась расчесать ее спутанные волосы.
        - Ой, больно!
        - Если бы ты расчесывалась каждый день, то не довела бы свои волосы до такого состояния.
        - Прошу прощения, мэм,  - отсалютовала Лизе Джекки, и обе рассмеялись.
        - Почему бы тебе раз в неделю не ходить в парикмахерскую? Или у тебя нет денег?
        - Куча. Тетки время от времени присылают мне наличные, а босс выплатил содержание за три месяца вперед. Ему было жаль расставаться со мной. Он знал о Гордоне.
        - В таком случае я запишу тебя на следующий вторник на мытье головы и укладку. А по лестнице ты спустишься, даже если мне придется нести тебя на руках. Не забудь, через неделю тебя ждут в женской консультации.
        - Не знаю, почему ты со мной возишься.
        - Потому что ты моя лучшая подруга, вот почему. Ну вот, готово. Мы расчесали и распутали твои волосы.  - Лиза уселась напротив и спросила: - Что ты будешь делать после того, как ребенок родится?
        - Один Бог знает.  - Джекки пожала плечами.  - Сначала я подумывала о том, чтобы эмигрировать в Австралию - и на этот раз совершенно серьезно.  - Она расплакалась.  - Ох, Лиза, жизнь похожа на сущий ад, верно? Я никак не могу забыть Гордона.
        - Постарайся не плакать,  - мягко ответила Лиза.  - Он того не стоит.
        - Я говорю себе то же самое.  - Джекки вытерла нос рукавом халата.  - А ты замечательно выглядишь,  - вдруг сказала она.
        На Лизе было платье для беременных из красно-белой полосатой ткани, с высоким воротом и рукавами в сборку. Вырез на груди обрамляла пена кружев. Подол тоже был украшен кружевами. Волосы были гладко зачесаны назад и перехвачены на затылке красной лентой.
        - У меня такое ощущение, будто я ношу на себе палатку,  - призналась Лиза. Взглянув на часы, она заметила, что ей пора уходить.  - Не забудь выпить апельсиновый сок и принять витамины,  - распорядилась она напоследок.
        - Не забуду, Лиза.
        - Я принесла тебе фрукты - съедай хотя бы по одному каждый день.
        - Хорошо, Лиза.
        Они улыбнулись друг другу.
        - Увидимся во вторник,  - попрощалась Лиза.
        Перед уходом она просунула под дверь Ральфа записку, надеясь и молясь про себя, чтобы никто другой не вскрыл и не прочел ее. «Присмотри за Джекки ради меня», написала она. Последнее время Лиза намеренно старалась держаться подальше от Ральфа. Когда все закончится, она расскажет ему правду. Но не сейчас.
        Брайан вернулся домой раньше ее. Лиза отперла входную дверь - беременность дала ей право получить ключ - и услышала, как он разговаривает наверху с матерью. Их голоса звучали оживленно и даже весело.
        - Лиза, это ты?

«Кто еще это может быть,  - устало подумала она.  - За все время, что я здесь живу, в этом доме не было ни одного гостя». Она обнаружила мать и сына в маленькой свободной комнатке. Они стояли по обе стороны ободранной деревянной колыбельки.
        - Смотри! Мама купила ее в комиссионном магазине.
        - Она стоила всего пять шиллингов,  - с гордостью сообщила миссис Смит.
        - Я отчищу ее наждачной бумагой и заново покрашу, а мама сошьет новый наматрасник.
        - Неужели нам действительно необходимо покупать бывшие в употреблении вещи для нашего ребенка?
        Брайан с матерью переглянулись и на мгновение, похоже, устыдились.
        - В общем-то, нет, но глупо же выбрасывать деньги на ветер. После ремонта колыбелька будет как новенькая. Лиза,  - с энтузиазмом продолжал Брайан,  - смотри, как чудесно вписывается кроватка в этот альков, а если мы уберем все остальное на чердак, то из этой комнаты выйдет чудесная детская.
        - Детская!  - сказала Лиза.  - А я полагала, что мы собираемся переехать в собственный дом.
        Мать Брайана и не подумала выйти из комнаты, чтобы дать им возможность обсудить этот вопрос наедине. Напротив, она пододвинулась ближе к сыну, словно выражая ему поддержку.
        - Лиза, ты уже несколько месяцев не работаешь. У нас еще не хватает денег на приличный дом.  - Брайан говорил медленно и терпеливо, словно обращаясь к несмышленому ребенку.  - Ты ведь не хотела бы воспитывать нашего малыша в съемной квартире, а? Или в грязном маленьком домишке? Кроме того, если мы останемся здесь, мама будет помогать нам. А ты даже сможешь вернуться на работу, если захочешь.
        Лиза с упреком уставилась на него, и в ее больших карих глазах отразилась печаль. В конце концов Брайан не выдержал и опустил голову, а она повернулась и молча вышла из комнаты. Он не стал ее догонять.
        Время тянулось невыносимо медленно. Лиза просыпалась вместе с Брайаном и сидела рядом с ним, пока он завтракал вареным яйцом, помещенным в пашотницу «Шалтай-Болтай», макая в желток кусочки нарезанного столбиком хлеба. Миссис Смит уверяла невестку, что ей совершенно незачем вставать так рано, но, проснувшись, Лиза уже не могла оставаться в постели. Если у нее не была назначена встреча с Джекки, впереди ее ждал тоскливый, пустой день. Вся детская одежда уже давным-давно была приготовлена: дюжины распашонок, кардиганов, жилеток, беретов и пинеток. Лиза даже связала две шерстяные шали, и больше ей заняться было нечем. Что до миссис Смит, то она большую часть времени проводила в кухне, хотя что она там делала, оставалось для Лизы загадкой, поскольку приготовленные ею блюда были решительно несъедобными. Эта женщина считала себя прекрасной домохозяйкой, хотя, говоря откровенно, не умела ни готовить, ни шить.

«Будь у меня свой дом,  - думала Лиза,  - уж я бы нашла, чем заняться, вместо того чтобы сидеть, умирая от скуки. Я бы ходила по магазинам, убирала дом, шила занавески и наволочки для подушек, купила бы цветы и расставила свои книги». Однажды она оставила собрание сочинений Джейн Остин на комоде, но, вернувшись домой, обнаружила, что оно исчезло. Лиза искала книги везде, но, не найдя, вынуждена была обратиться с вопросом к свекрови.
        - Под кроватью,  - ответила та.  - Чтобы не мешали.

«Здесь нет ничего моего,  - с грустью размышляла Лиза, сидя в унылой, невзрачной комнате.  - Даже бедная Виктория заперта в гардеробе. Меня не приняли в эту семью, и мне нет места в этом доме. На самом деле я не нужна Брайану и его матери. Не следовало соглашаться тут жить».
        - Смотри не забудь,  - строго наставляла Лиза подругу.  - Как только ребенок родится, попроси кого-нибудь из больничного персонала отправить телеграмму на имя миссис Лизы Смит, иначе дракон вскроет ее и прочтет. Напиши что-нибудь вроде «Эврика!», и я пойму, что это значит. Я приеду к тебе через час. Договорились?
        - Договорились,  - ответила Джекки. Как ни странно, но когда подошло время рожать, ее моральное и физическое состояние значительно улучшилось. Она начала правильно питаться и стала меньше пить, и даже сбросила часть дряблого жира, словно уже готовилась встретиться лицом к лицу с окружающим миром после рождения ребенка.
        - То обручальное кольцо, что я купила тебе в «Вулвортсе», у тебя с собой?
        - Конечно. И я не забуду сказать, что в данный момент мой муж находится за границей.
        - Хорошо. Как только у тебя начнутся схватки, вызывай «скорую помощь», и санитары помогут тебе сойти вниз.
        - Перестань суетиться! Я, конечно, беременна, но при этом не идиотка.
        - Еще какая! Но за это я тебя и люблю,  - с обожанием сказала Лиза.
        Ребенок должен был появиться на свет 14 декабря. Лиза молилась, чтобы это не случилось позже. Если он родится на Рождество, могут возникнуть осложнения. К этому моменту она уже и впрямь начала чувствовать себя беременной. В старой квартире Лиза позаимствовала подушку и привязала ее себе на талию, а дома разыгрывала настоящее представление, переваливаясь при ходьбе, как утка, и с большим трудом поднимаясь со стула. «Если бы меня сейчас видел Годфри Перрик,  - думала она,  - он уж никак не счел бы меня никудышной актрисой. Я безупречно играю свою роль!»
        За два дня до ожидаемого срока сумрачным дождливым днем пришла телеграмма. Прозвенел звонок, и Лиза услышала тяжелую поступь свекрови, спешащей к двери.
        - Ответ будет?  - раздался мужской голос.
        Лиза вскочила и пробежала через всю комнату, замедлив шаг перед тем, как выйти в коридор, и успела как раз вовремя - миссис Смит уже собиралась вскрыть конверт. Увидев Лизу, она покраснела.
        - Это тебе,  - сказала она.
        В телеграмме было одно-единственное слово: «Эврика».
        - Ответа не будет,  - сказала Лиза посыльному.
        После того как он ушел, она обратилась к свекрови:
        - Мне придется поехать в Ливерпуль. Моя сестра очень больна.
        Она не рассчитывала, что ее слова обрадуют миссис Смит, но все равно реакция свекрови стала для нее полной неожиданностью.
        - Сестра! Ты никогда не упоминала о том, что у тебя есть сестра. Почему ее не было на свадьбе? Мне казалось, что ты сирота.  - Миссис Смит говорила хриплым от сдерживаемого гнева голосом.
        - У нее не было денег на билет, а у сирот иногда бывают братья и сестры. Я иду укладывать вещи.
        Когда Лиза уже поднималась по лестнице, свекровь крикнула ей вслед:
        - Ты не можешь ехать в Ливерпуль в твоем положении. И что я скажу Брайану?
        - Правду. Моя сестра больна. А я чувствую себя прекрасно. И ребенок должен родиться не раньше чем через месяц.
        Лиза быстро уложила свои вещи в небольшой саквояж - ей не терпелось вновь переодеться в старую, привычную одежду. Когда она спустилась, миссис Смит все еще стояла в коридоре.
        - Не думаю, что могу позволить тебе уйти,  - заявила она.
        На лице Лизы отразилось изумление.
        - Вы что же, намерены удерживать меня против моей воли?
        Женщина отступила в сторону, и в глазах у нее вспыхнула ярость.
        - Я вернусь так скоро, как только смогу,  - пообещала Лиза.
        Уже на ступеньках она обернулась, пытаясь придумать, что бы такого приятного сказать на прощание. Ей не хотелось уходить, оставив между ними столь явную вражду и непонимание. Но, прежде чем она успела открыть рот, дверь с грохотом захлопнулась у нее перед носом.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Джекки сидела на постели, судорожно стискивая в руках ребенка, и выглядела при этом на удивление довольной. Ее положили в маленькой комнатке в конце коридора. Сестра, жизнерадостная женщина средних лет с розовыми обветренными щеками, какие редко встретишь в городе, сказала:
        - Посещения разрешены с половины седьмого, но поскольку ее муж находится за границей, а вы - ее единственная родственница, я сделаю для вас исключение. Мы поместили ее в отдельную палату, чтобы она не слишком расстраивалась, когда к другим роженицам будут приходить мужья. Если вы услышите, что идет старшая медсестра, ныряйте под кровать, милочка, иначе мне здорово влетит.
        - Как все прошло?  - поинтересовалась Лиза, присаживаясь на стул возле кровати.
        - Легче, чем я ожидала,  - с ноткой самодовольства отозвалась Джекки.  - Сестры говорят, что мне самой природой предназначено рожать детей. Ну, ты понимаешь, широкие бедра и все такое. У меня много молока, так что проблем при кормлении грудью не возникнет, в отличие от некоторых женщин.
        - Это мальчик или девочка?
        - Мальчик. Я назвала его Ноэль[62 - Ноэль (Noel)  - Рождество, рождественский гимн.], потому что скоро Рождество. Он такой красавец, что я просто не могу поверить.  - И Джекки посмотрела на малыша широко открытыми от удивления и восторга глазами.
        Лиза ощутила беспокойство. Последнее, чего она ожидала,  - это что у Джекки проснется материнский инстинкт.
        - Дай мне посмотреть на него.
        - Ты можешь подержать его немножко. Ну скажи, разве он не прелесть?  - И новоиспеченная мать протянула крошечный сверток Лизе.
        Свекольно-красное личико малыша было сморщенным, как у древнего старика, на макушке лысой головки торчала прядка рыжеватых волос, похожая на петушиный гребень. Все остальное было плотно закутано в белое больничное одеяльце. Лиза в немом изумлении смотрела, как малыш открывает и беззвучно закрывает крошечный ротик.
        - Он похож на золотую рыбку,  - сказала она, и охватившие ее дурные предчувствия лишь усилились, когда она отметила, с какой собственнической гордостью смотрит на сына Джекки.  - Я принесла детскую одежду.
        - Ты ангел,  - с благодарностью сказала Джекки.  - Что бы я без тебя делала последние пять месяцев?
        - Ты бы как-нибудь справилась.
        - Нет, не справилась бы. Без тебя я бы развалилась на куски.  - Она немного помолчала, а потом с легким смущением продолжала: - Лиза, за те несколько часов, что прошли после рождения Ноэля, я передумала больше, чем за несколько месяцев. Ты бы не сделала этого, если бы любила Брайана. Ты бы не стала обманывать того, кто тебе по-настоящему дорог, как бы сильно ты ни хотела мне помочь.
        Лиза уже открыла рот, чтобы ответить, но Джекки быстро покачала головой.
        - Нет, в кои-то веки командовать буду я. Помолчи минутку. Я вела себя, как последняя эгоистка, так что даже не подумала о тебе и о Брайане. Ты ведь не любишь его, Лиза, правда, так, как я любила Гордона?
        Зарывшись лицом в детское одеяльце, Лиза вдруг почувствовала, как ей на глаза навернулись слезы.
        - Нет,  - прошептала она.
        - Ты вообще любила его когда-нибудь?
        - Не знаю. Он казался мне ребенком, но я думала, что, как только у него появится жена и семья, он повзрослеет. Время от времени я представляла, каким он станет через несколько лет и кем в душе стремится быть. Как во время нашего медового месяца, например. Я думала, что со временем сумею полюбить Брайана, но дома он находится под влиянием своей матери.  - Лиза шмыгнула носом.  - О господи, мы с тобой говорим совсем не о том. Ведь это мне полагается утешать тебя.
        - Нет-нет,  - воспротивилась Джекки.  - Продолжай.  - В ее голосе вдруг прозвучали суровые нотки, которых Лиза никогда раньше не слышала.
        - Да, собственно, больше и нечего рассказывать,  - с тоской заключила она.  - Миссис Смит недолюбливает меня. Откровенно говоря, я думаю, что она меня ненавидит.  - Лиза вспомнила, как вела себя ее свекровь меньше часа назад.  - Брайан настолько привык угождать ей во всем, настолько привык, что их двое и что они все делают вместе… Он даже не осознает, что это мы с ним теперь супружеская пара. Ну, а я оказалась на обочине.
        - А миссис Смит не возненавидит ребенка?
        - О нет, что ты!  - с жаром воскликнула Лиза.  - Она ждет не дождется внука. Ей хочется называть его «маленький Брайан». Последние месяцы она только об этом и говорит. Брайан считает, что я смогу вернуться на работу, а его мать будет днем присматривать за ребенком. Они уже превратили свободную спальню в детскую. Только вчера миссис Смит рассуждала о том, что на первое время лучше перенести колыбельку к ней в спальню, чтобы она не оставляла ребенка одного по ночам.  - Лиза мрачно улыбнулась.  - Похоже, мне придется повоевать…
        - Лиза,  - Джекки не дала ей договорить,  - там не место для ребенка, для Ноэля.
        - Что?  - От неожиданности у Лизы отвисла челюсть, и неясные подозрения, не дававшие ей покоя с того самого момента, как она вошла в палату, подтвердились.
        Теперь уже Джекки готова была расплакаться.
        - О боже! Это ужасно. Я не могу позволить тебе забрать Ноэля в дом, полный ненависти,  - ты сама употребила это слово.
        Лиза ничего не ответила. Ребенок почмокал губками и легонько завозился. Лиза почувствовала, как он упирается ручонками, словно стараясь освободиться от тугих пеленок, и в животе у нее вдруг возник предательский холодок, когда она осознала последствия того, о чем только что сообщила ей подруга.
        - Когда я ждала Ноэля,  - негромко произнесла Джекки,  - мне и в голову не приходило, что я ношу в себе крохотное человеческое существо. Даже когда он начал толкаться, я все равно не воспринимала его как живого человечка. Но когда он родился и сестры передали его мне, это показалось мне настоящим чудом.  - Она изумленно покачала головой и инстинктивно протянула руки. Лиза торопливо вложила в них малыша, и Джекки склонилась над ним и погладила его по щеке тыльной стороной ладони.  - Я не могу описать это чувство. Оно было настолько неожиданным, что я начала думать: «Как, ради всего святого, я смогу отдать его, даже Лизе, которой я доверяю больше, чем кому-либо другому?» - Она улыбнулась подруге.  - Поначалу я чувствовала себя просто ужасно. Мне отчаянно хотелось оставить малыша себе, но при этом я понимала, что не могу подвести тебя. Но потом я стала думать о тебе и о Брайане и поняла, что ты глубоко несчастна,  - ведь я права, не так ли?
        Лиза молча кивнула.
        - Ты замечательная подруга, Лиза, но когда ты рассказала мне об этой миссис Смит!.. Было бы неправильно, если бы она заполучила в свои руки любого ребенка, не говоря уже о моем. Она бы задушила его, как задушила Брайана. Ты ведь понимаешь, что это правда, а?
        - Да,  - прошептала Лиза.  - И только что я поняла еще кое-что. Если бы он действительно был моим ребенком, я бы испытывала те же чувства, что и ты.
        - Вот!  - Джекки откинулась на подушку, удовлетворенно улыбаясь.  - Значит, ты не думаешь обо мне плохо?
        Лиза не ответила. Она вдруг с ужасом осознала, какой плохой матерью стала бы для Ноэля. Будь она по-настоящему беременна, она бы непременно настояла на том, чтобы они с Брайаном переехали. Она бы почувствовала, что нездоровая атмосфера в доме миссис Смит совершенно не подходит для ребенка. А если бы Брайан отказался переезжать? Что ж, тогда она уехала бы одна.
        Лиза вздохнула. Джекки с тревогой наблюдала за ней.
        - Я навлекла на тебя большие неприятности, правда?
        - По крайней мере мне не придется ехать в Ливерпуль, а это уже кое-что,  - отрешенно заметила Лиза.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Мой муж и его мать думают, будто я поехала именно туда, а поскольку по телеграмме можно узнать место, откуда она отправлена, через несколько дней я собиралась телеграфировать им из Ливерпуля о том, что ребенок родился раньше срока,  - я могла бы съездить туда и вернуться обратно в тот же день. Потом я отправилась бы на нашу квартиру, а на следующей неделе просто появилась бы на пороге дома с Ноэлем - приехала бы на такси.  - Она помолчала.  - О боже мой!
        - В чем дело?  - с тревогой поинтересовалась Джекки.
        - Оказывается, я даже не представляла себе, как мне не хочется возвращаться туда с ребенком. Я чувствую огромное облегчение, но, самое главное, я поняла, что мне совсем необязательно туда возвращаться!  - Лиза уставилась на подругу, и ее глаза заблестели от возбуждения, а по телу пробежала приятная дрожь. Она была свободна!
        - Но ведь это означает, что я разрушила твой брак,  - с надрывом произнесла Джекки.  - Это моя, и только моя вина.
        Лиза яростно затрясла головой:
        - Нет, во всем виноваты Брайан и его мамаша - и я тоже, раз не проявила должной твердости. Как бы там ни было, наш брак не был настоящим.
        Когда Лиза открыла дверь их старой квартиры и включила лампу, на сердце у нее стало легко. Она вздохнула с облегчением. Здесь было так тепло и уютно по сравнению с тем ужасным местом, где она жила до сих пор. На комоде лежало адресованное ей письмо. Оно было от Ральфа.

«Надеюсь, ты прочтешь мое послание раньше, если я оставлю его здесь, а не отправлю по почте,  - писал Ральф.  - Я улетаю в Голливуд. Роль очень маленькая, кто-то из актеров выбыл, и меня срочно пригласили на замену. Самолет сегодня вечером. Пожелай мне удачи!»
        - Удачи тебе, Ральф,  - пробормотала Лиза.

«Джекки, по-моему, в последнее время чувствует себя намного лучше,  - продолжал он.  - Я забегаю к ней каждый день. Что вы двое задумали, хотелось бы мне знать? Ведь происходит что-то необычное, я же чувствую!
        Надеюсь, ты счастлива, друг мой Лиза. Да хранит тебя Господь! Ральф».
        Лиза сложила листок и спрятала его в сумочку. Она была рада за Ральфа, но жалела о том, что его не будет на Рождество. Это напомнило ей о том, что Виктория по-прежнему заперта в гардеробе у нее дома. Нет, это больше не ее дом - в доме миссис Смит в Чизуике. Надо придумать, каким образом забрать оттуда Викторию, собрание сочинений Джейн Остин и свою одежду. Через несколько дней она напишет Брайану и расскажет ему правду, всю правду - что это с самого начала был ребенок Джекки. Несмотря на то что Лиза презирала мужа - она поняла это лишь после разговора с подругой в больнице,  - она не могла просто взять и исчезнуть, оставив Брайана до конца жизни терзаться мыслями о ребенке, которого он никогда не видел. «Будь он настоящим мужчиной,  - думала Лиза,  - мне бы ни за что не удалось дурачить его столько месяцев, заставляя думать, будто я беременна. За все это время Брайан ни разу не прикоснулся ко мне и не видел меня без одежды».
        Распаковав свой саквояж, она вышла на улицу, чтобы сделать кое-какие покупки, потом приготовила еду и вернулась в больницу к Джекки, которая к этому времени была на седьмом небе от счастья.
        - Я хочу иметь много детей,  - заявила она, едва Лиза успела переступить порог.  - Еще троих, по крайней мере. Еще одного мальчика и двух девочек.
        Лиза рассмеялась.
        - А кто будет отцом этого идеального семейства?  - осведомилась она.
        - Бог его знает… Я дам объявление в газеты! Во всяком случае не Гордон, в этом можешь быть уверена. С ним покончено.
        - Слава богу,  - с облегчением вздохнула Лиза.
        - И еще я решила, что буду делать дальше. Мне придется съехать с квартиры - она слишком мала для ребенка, а лестница очень опасна. Я поеду к теткам. Они у меня совсем не ханжи и отнюдь не чопорные старомодные дамы. Обе в свое время были суфражистками[63 - Суфражистки - участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав.]. Они сочтут, что иметь внебрачного ребенка - это авангардизм, а не преступление. В конце концов смирится и моя мать.
        - Я так счастлива оттого, что ты счастлива,  - призналась Лиза.
        В субботу утром Лиза отправилась повидать мистера Гринбаума. Она бы пошла туда раньше, но боялась встретить Брайана. Уволившись из магазина, Лиза каждую неделю писала своему бывшему работодателю, всякий раз изобретая новую причину, по которой не может навестить его, и старик непременно отвечал на все ее письма через несколько дней. Зачастую к его посланиям присоединялась и Мириам. Но на последние два письма мистер Гринбаум не ответил, и Лиза начала волноваться.
        Она проделала знакомый путь по Оулд-Бромптон-роуд, мимо «Хэрродса», витрины которого уже сверкали рождественскими гирляндами, и ускорила шаг, когда до книжного магазина осталось совсем недалеко, сгорая от нетерпения поскорее увидеть своего старого хозяина.
        Вот она, букинистическая лавка, окна которой покрывал толстый слой пыли. На двери висела табличка с надписью «Закрыто», сделанной старомодным почерком мистера Гринбаума, и Лиза с любовью подумала: «Опять он забыл перевернуть ее другой стороной. Он всегда забывает об этом».
        К ее удивлению, дверь была заперта, но Лиза все равно попыталась заглянуть внутрь, ожидая увидеть сутулую фигуру, склонившуюся над стопкой книг, лежащих на столе. Однако магазин был пуст. После увольнения Лизы мистер Гринбаум приходил в свою лавку на полдня, но в утро субботы торговля всегда шла бойко. «Наверное, он заболел,  - с тревогой подумала Лиза,  - раз пропустил субботу, да еще перед самым Рождеством». Пожалуй, стоит отправиться к нему домой.
        Она повернулась и нос к носу столкнулась с человеком, который показался ей смутно знакомым: мужчина средних лет в кричащем твидовом костюме и сером пальто с бархатным воротником. Его мягкая фетровая шляпа была лихо сдвинута набок.
        - Я шел за вами следом,  - заявил он.  - Я вышел из «Хэрродса», а вы как раз проходили мимо. Вас зовут Лиза, не так ли?
        - Правильно. А вы… О, вспомнила. Морри Сопель!
        - Собственной персоной,  - с улыбкой поклонился он.
        Лиза также вспомнила о том, что он был гангстером, и попыталась напустить на себя независимый вид, но это оказалось нелегко под пристальным взглядом его ласковых карих глаз.
        - Что вы здесь делаете?  - полюбопытствовал Морри Сопель.
        - Пришла повидать мистера Гринбаума,  - ответила Лиза.  - Я уволилась несколько месяцев назад, потому что… словом, я вышла замуж.
        - За того маленького мальчика, с которым я имел честь познакомиться?  - лукаво спросил Морри Сопель.
        - Да,  - сухо ответила она.  - Но, как бы там ни было, магазин закрыт. Я как раз собиралась зайти к мистеру Гринбауму домой и узнать, все ли с ним в порядке. До свидания.
        Она повернулась, чтобы уйти, но, к ее неудовольствию, Морри Сопель догнал ее и пошел рядом.
        - Старина Гарри для вас много значил, верно?
        - Разумеется.
        - И вы тоже много значили для него. Это было видно по тому, как он вас опекал, подобно ангелу-хранителю, когда я пригласил вас на ленч.
        - Я люблю его,  - просто ответила Лиза.  - Он мне как отец.
        Внезапно Морри Сопель положил ей руку на плечо. Лиза хотела с негодованием отстраниться, но вдруг он негромко сказал:
        - Боюсь, у меня для вас плохие новости, девочка моя. Старина Гарри умер.
        - Что?!
        - Он давно болел, вы ведь наверняка знали об этом. Две недели назад с ним случился сердечный приступ, и через несколько дней он скончался.
        - О нет!  - Лиза почувствовала, как к ее горлу подкатил комок.
        - Пойдемте, вам нужно что-нибудь выпить.
        Она позволила увлечь себя в паб на углу улицы, тот самый, в котором мистер Гринбаум вкушал свой «жидкий ленч».
        - А что с Мириам?  - спросила Лиза, когда они сели за столик.
        - Мириам пережила все очень тяжело. Ее поместили в дом престарелых.
        Лиза тихонько заплакала.
        - Гарри был уже стар, Лиза. Он прожил долгую жизнь и много повидал на своем веку.
        - Но мне от этого не легче,  - всхлипнула она.
        В сочельник Лиза стояла у окна, глядя на автомобили, медленно ползущие по Бромптон-роуд. Машины двигались плотным потоком, бампер к бамперу, и водители раздраженно давили на клаксоны. Магазины только что закрылись, и люди пробирались домой по переполненным тротуарам.
        А здесь было тихо, как в могиле. Два дня назад Джекки выписали из больницы вместе с Ноэлем. Они переночевали в квартире и на следующий день уехали в Борнмут. Джекки умоляла Лизу приехать к ним на Рождество.
        - Ты же не можешь оставаться здесь одна!  - восклицала она.  - Ральф в Америке, а Пирс уехал домой. Теперь, когда Гринбаумов не стало…
        - Со мной все будет в порядке,  - упрямо заявила Лиза.  - Мне нужно какое-то время пожить одной.
        Джекки в отчаянии покачала головой.
        - С тобой бесполезно спорить, Лиза. Я позвоню на Рождество.  - Она пощекотала малыша под подбородком. Его широко открытые голубые глазенки с обожанием смотрели на мать.  - Скажи тете Лизе «до свидания», хороший мой.  - И Джекки исчезла в ворохе чемоданов и саквояжей, прижимая к груди Ноэля так, словно никогда не собиралась с ним расставаться.
        Лиза стояла на тротуаре и махала им вслед, пока такси не скрылось из виду.
        Она вздохнула. Сразу после Рождества она должна будет найти работу и решить, оставлять за собой квартиру или нет. Арендная плата в пять фунтов будет наверняка съедать больше половины ее ожидаемой зарплаты, но мысль о том, чтобы дать объявление и подыскать себе соседку, а потом делить жилье с кем-то совершенно незнакомым, казалась невыносимой.
        Зазвонил телефон. Прежде чем поднять трубку, Лиза сделала глубокий вдох. Джекки должна была позвонить не раньше завтрашнего дня, значит, это мог быть только Брайан. Она написала ему неделю назад и со страхом ожидала, что он позвонит.
        Но это оказался Морри Сопель.
        - Что вы делаете сегодня вечером?  - поинтересовался он.
        - По радио будут передавать интересную пьесу,  - ответила Лиза.
        - Такие красивые девушки, как вы, не должны сидеть в сочельник дома и слушать радио,  - с изумлением сказал он.  - Как насчет ужина в «Савое»? Соглашайтесь,  - принялся уговаривать Морри Сопель.
        Несмотря на все, что Лиза знала о нем, ее так и подмывало ответить согласием, но потом она вспомнила старого Гарри Гринбаума. Он бы перевернулся в могиле, если бы узнал о ее предательстве.
        - Извините, нет,  - сказала Лиза, стараясь, чтобы он не расслышал сожаления в ее голосе.
        Морри сердито попрощался и повесил трубку. Лиза надеялась, что больше никогда не услышит о нем.
        Как и ожидалось, Джекки позвонила на Рождество. Ее тетки с обожанием приняли Ноэля, который уже научился улыбаться.
        - Брайан не звонил?  - наконец поинтересовалась она.
        - Нет,  - ответила Лиза.
        - Должно быть, он сошел с ума, раз предпочел тебе свою мамочку.
        К такому же заключению пришла и сама Лиза. Она представила себе, как они сидят вдвоем в холодной унылой комнате, и испытала огромное облегчение от того, что ее нет с ними.
        - Как у тебя дела? Я все время думаю о том, как ты там одна.
        - У меня все отлично,  - жизнерадостно отозвалась Лиза.  - Сегодня утром я ходила в Кенсингтон-Гарденз, а сейчас собиралась послушать твои пластинки.
        Потом она повторила несколько раз про себя: «Со мной все в порядке, все в полном порядке. Вполне естественно, что я расстроена из-за смерти мистера Гринбаума и из-за того, что мой брак оказался неудачным. И как было бы славно, если бы здесь был Ральф, с которым можно было бы поговорить… Но, несмотря на все это, со мной все в порядке».
        Спустя несколько дней ранним тусклым серым утром Лиза поехала на такси в Чизуик и попросила водителя остановиться на некотором расстоянии от дома миссис Смит.
        Лиза сидела на заднем сиденье, болтая с таксистом, разговорчивым кокни, и ожидая, когда ее свекровь уйдет в церковь.
        - Надеюсь, вы не собираетесь смыться с фамильным серебром, красавица,  - пошутил водитель.  - Не хочу возить краденое в своей машине.
        - Нет, это всего лишь мои личные вещи.
        И по какой-то непонятной причине Лиза выложила историю своего неудавшегося замужества этому совершенно чужому человеку.
        Пока она говорила, входная дверь открылась и на пороге появилась миссис Смит в своем коричневом воскресном пальто. За ней шел Брайан. Он первым сбежал вниз и распахнул калитку, и они двинулись по улице в другую сторону, как и рассчитывала Лиза. Миссис Смит взяла сына под руку, и Лизе показалось, что есть в этой паре, скованной узами сухой, бесплодной привязанности, что-то жалкое. Оба вскоре растворились в полумраке.
        - Это они.  - Она распахнула дверцу машины, готовясь выбраться наружу.
        Водитель, должно быть, подумал о том же, что и она.
        - Бедняги,  - пробормотал он себе под нос.
        В доме пахло прокисшей капустой. Лиза поднялась наверх и отперла гардероб. Виктория по-прежнему уютно сидела на романах Джейн Остин, с болезненным удивлением глядя на Лизу.
        - Бедная ты моя, тебе, наверное, было так одиноко!
        Лиза на мгновение прижала куклу к груди, прежде чем положить ее на кровать, а потом вытащила из-под нее чемодан. Она быстро уложила свои вещи, оставив только пальто и жакет. Лиза уже собиралась снять обручальное кольцо и кольцо невесты и оставить их на туалетном столике, но внезапно передумала и, снеся поклажу вниз, вошла в кухню. В сушилке стояла кружка «Шалтай-Болтай» и пашотница из того же набора. Лиза опустила в нее кольца и положила на стол ключ от входной двери.
        Когда она вышла из дома, такси подъехало к входу и водитель помог ей уложить вещи.
        - Это все?  - спросил он, когда ее багаж благополучно разместился в машине.
        Лиза молча кивнула.
        - Прощай, Брайан,  - прошептала она, глотая непрошеные слезы, когда они отъезжали.

«Я была бы тебе хорошей женой,  - с грустью подумала она,  - если бы ты только мне позволил».
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        На Новый год Лиза поехала навестить Мириам. Дом престарелых находился в маленькой деревушке на опушке Эппинг-форест и оказался большим и симпатичным зданием, окруженным огромным, густо заросшим деревьями парком.
        - По сравнению с тем, какой она к нам поступила, сейчас ей намного лучше,  - пояснила Лизе старшая медсестра,  - но время от времени она забывается и живет прошлым.  - Медсестра проводила девушку наверх, в комнату Мириам.  - Она не хочет сидеть в комнате отдыха вместе с другими пациентами, хотя не исключено, что со временем она изменит свое решение.
        Без своего кричащего, пусть и безвкусного, макияжа Мириам выглядела просто ужасно. В конце концов она все-таки уступила старости, с которой так отчаянно боролась. Высохшая и скрюченная, она сидела в глубоком кресле, распустив серебряные волосы.
        Мириам сразу же узнала посетительницу.
        - Лиза! Ох, Лиза, что я буду делать без моего Гарри?  - крикнула она и заплакала.
        Лиза взяла женщину за руку, испещренную коричневыми старческими пятнами. Она не представляла, что можно сказать в утешение. Наконец она пробормотала:
        - Не знаю, дорогая, но вам повезло, что у вас остались чудесные воспоминания. Не многие женщины могут этим похвастаться.
        Похоже, Мириам очень интересовало, что говорил о ней муж в магазине.
        - Он был несчастен, Лиза? Я ведь все время придиралась к нему. Гарри часто на меня жаловался?
        - Никогда,  - не моргнув глазом, солгала Лиза.  - Мистер Гринбаум был одним из самых счастливых мужчин, каких я только знала.
        - Правда?  - Глаза Мириам увлажнились.  - Я очень любила его, ты же знаешь.
        - Он понимал это и обожал вас.
        Мириам внезапно нахмурилась.
        - А ты хорошо присматриваешь за магазином?  - Кажется, она уже забыла о том, что у Лизы должен был родиться ребенок.
        - Магазин закрыт,  - мягко ответила Лиза. Скорее всего, теперь, после смерти Гарри, его продадут.
        - Закрыт?  - Глаза пожилой женщины вспыхнули, и на мгновение показалось, что она сбросила с себя груз десятилетий.  - Магазин Гарри закрыт! Это очень бесцеремонно с твоей стороны, Лиза. Ты должна открыть его немедленно.
        - Но…
        - Никаких «но»!  - сердито прервала ее Мириам.  - Пока я жива, этот магазин никогда не будет закрыт. Гарри жил ради него. Откровенно говоря,  - с горечью добавила женщина,  - иногда мне кажется, что магазин интересовал его гораздо больше, чем я.
        Лиза уже открыла рот, чтобы возразить, но огонь в глазах Мириам погас так же внезапно, как и вспыхнул. Она отвернулась и принялась раскачиваться взад и вперед, разговаривая сама с собой о далеком прошлом.
        - Сара взяла мои голубые атласные туфельки, мама,  - произнесла она голосом маленькой девочки.  - И не спросила у меня разрешения. Иногда я ненавижу ее.
        - Ох, Мириам!  - Лиза наклонилась к ней, поцеловала в морщинистую щеку и выбежала вон.
        У нее все еще оставался ключ от книжной лавки. На следующее утро Лиза вновь открыла ее для торговли. Внутри сильно пахло плесенью и повсюду лежала пыль. Лиза навела порядок на скорую руку и принялась разбирать груду писем, пришедших за последнее время. Заглянули несколько покупателей, и среди них - постоянные клиенты, которые обрадовались, вновь увидев ее за прилавком. Большинство из них знали о смерти Гарри и выразили свои соболезнования.
        В отсутствие старого хозяина в лавке царила странная, какая-то жутковатая, сверхъестественная атмосфера. Хотя Лизе и раньше приходилось неоднократно управляться одной, теперь все было по-другому. Она знала, что мистер Гринбаум больше никогда не откроет дверь и не войдет, шаркая ногами и бормоча что-нибудь меланхоличное себе под нос. «По крайней мере,  - печально подумала Лиза,  - вопрос с работой разрешился сам собой».
        Все утро, стоило кому-нибудь войти, Лиза быстро поднимала голову, ожидая и страшась, что это пришел Брайан за канцтоварами. Но, наверное, кто-то сказал ему о том, что она вернулась, потому что за те три года, что Лиза работала в магазине, они ни разу не столкнулись лицом к лицу. Время от времени она мельком видела своего бывшего мужа во время обеденного перерыва: сжимая в руке пакет с бутербродами, он шел по дороге в парк. Иногда Брайан попадался ей на глаза вечером - сгорбленная фигура молодого человека, бредущего домой к своей матери.
        Иногда Лизе казалось, что вокруг ничего не изменилось. Но уже в следующее мгновение она думала о том, что в ее жизни произошли необратимые перемены. Она вновь вернулась к старому распорядку, уходя с Куинз-Гейт в половине девятого и шагая на работу той же дорогой, что и раньше. Но в магазине больше не было Гарри, и она возвращалась в пустую квартиру, которая без Джекки казалась ей такой же унылой и холодной, как и букинистическая лавка.

«Я живу лишь видимостью прежней жизни,  - думала иногда Лиза,  - причем лучшая ее половина ушла безвозвратно».
        Проработав в магазине шесть недель, Лиза начала испытывать беспокойство. Зарплату ей никто не платил, а сбережения почти иссякли. Деньги из выручки ей брать не хотелось, да и, в любом случае, в большинстве случаев это были чеки. Как бы она ни любила Мириам, работать бесплатно Лиза не могла - ей надо было платить за квартиру и что-то есть. Однажды утром она в очередной раз ломала над этим голову, раздумывая, как бы поговорить с Мириам и решить вопрос со своей зарплатой, как вдруг отворилась дверь и в магазин вошел молодой человек. На нем была шляпа-котелок и строгий костюм, а в руках он держал портфель и сложенный зонтик.
        - Вы ищете что-то конкретное или просто хотите посмотреть, что у нас есть?
        - Полагаю, что имею честь разговаривать с миссис Лизой Смит?  - Он снял свою шляпу.
        Лиза не смогла сдержать улыбку - уж очень смешон был его высокопарный стиль.
        - Именно так,  - ответила она.
        Молодой человек протянул ей белую карточку.
        - Я представляю Гарвича Купера, поверенного в делах покойного мистера Гарольда Гринбаума. У меня есть для вас письмо, которое, по его поручению, я должен передать вам в собственные руки.
        У Лизы сжалось сердце, когда она взяла твердый белый конверт, на котором знакомым почерком Гарри с завитушками было написано ее имя.
        - Я должна открыть его прямо сейчас?  - спросила она, предпочитая прочесть письмо после ухода посетителя.
        - Вы можете прочесть его, когда вам заблагорассудится,  - чопорно ответил молодой человек. Лиза невольно подумала о том, не в первый ли раз он выполняет такое поручение.  - У меня есть для вас еще одно письмо, от моего патрона, в котором он объясняет подробности завещания своего клиента.  - Он нервно откашлялся.  - Насколько я понимаю, по словам миссис Гринбаум, жены покойного, вы взяли на себя обязательства по управлению магазином.
        - Вы все правильно понимаете,  - ответила Лиза, изо всех сил стараясь не рассмеяться.  - Я надеюсь, это означает, что вы пришли выплатить мне заработную плату.
        - Вы будете получать чек ежемесячно,  - подтвердил молодой человек.
        - Слава богу, сегодня вечером я наконец поужинаю как следует.
        - Я оставлю распоряжение в банке открыть счет на ваше имя, чтобы вы могли вносить на него поступления и инкассировать чеки. Полагаю, вы знаете, как пополнять запасы?
        - Обычно Гарри пополнял их за счет людей, которые сами приносили ему книги, но иногда он отправлялся на распродажи, которые устраивают в отеле неподалеку от Виктория-стэйшн. Очевидно, мне придется поступать аналогичным образом.  - Мысль о возложенной на нее ответственности привела Лизу в восторг.
        - Очень хорошо. В таком случае это все.  - Молодой человек явно испытал облегчение.  - Было очень приятно познакомиться с вами, миссис Смит.  - Он направился к двери.  - Полагаю, вы не согласитесь выпить со мной?
        Лиза во все глаза уставилась на него. Теперь, когда с делами было покончено, он выглядел вполне нормальным и жизнерадостным молодым человеком.
        - Или пообедать?  - с надеждой спросил он.
        - Вряд ли,  - с негодованием ответила она.  - Вы забываете, что я - замужняя женщина.

«…Моя дорогая мисс Лиза,
        я распорядился доставить это письмо тебе в собственные руки, чтобы дракон не открыл его. Я оставляю тебе кое-что в своем завещании. Этого должно хватить на покупку дома, дорогая Лиза. Ты обязательно должна сбежать от свекрови в самое ближайшее время, в противном случае ты навсегда останешься под властью дракона и в конце концов он испепелит тебя своим пламенем и ты превратишься в пепел, подобно Брайану. Ты можешь назвать дом в мою честь, что-нибудь вроде “Приюта Гарри” или “Причуд Гринбаума”. Рука моя дрожит, потому что я знаю - когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Что ж, будем надеяться, что смерть принесет мне некоторое утешение. Кто знает, может быть, пока ты читаешь мое письмо, я уже вовсю развлекаюсь с Минни Копек!
        Твой старый и верный друг
        Гарри».
        - Ах ты, глупый чудесный старик,  - прошептала Лиза, улыбаясь сквозь слезы. Даже после смерти он сумел рассмешить ее.
        Письмо от поверенного уведомляло ее о том, что его клиент, мистер Гарольд Гринбаум, оставил ей по завещанию тысячу фунтов. Получив деньги, Лиза положила их на свой счет в почтово-сберегательном банке. Дом ей сейчас был не нужен, но когда-нибудь она истратит их на что-то такое, что одобрил бы старина Гарри.


* * *
        Теперь Лиза редко виделась с Пирсом. У него появился новый приятель, угрюмый мужчина средних лет по имени Уильям. Он едва здоровался с Лизой, когда она сталкивалась с ним на лестнице. Ральф так и не вернулся из Голливуда, где он уже приобрел репутацию надежного, опытного актера второго плана. Впрочем, его роли с каждым разом становились все более и более значимыми. Он часто писал ей.

«…Ты ДОЛЖНА возобновить уроки актерского мастерства. Годфри Перрик - просто старый неудачник, который окончательно лишился рассудка. Если он не слишком высокого мнения о твоих актерских способностях, то, скорее всего, это означает, что ты играешь очень хорошо! Как бы там ни было, почти никто в Голливуде не умеет играть, так что на этот счет можешь не беспокоиться. В Англии тебя ничто не держит, так почему бы тебе не приехать в Америку и не поселиться здесь? Судя по всему, твоя жизнь очень скучна, ведь ты целыми днями стоишь за прилавком в магазине, а дома тебе даже не с кем поговорить. Лиза, тебе всего двадцать, и ты слишком молода и красива, чтобы жить, как затворница.
        Кстати, как насчет кавалеров? Ты ни словом не обмолвилась ни об одном из них. У меня, например, появился новый “компаньон”. Его зовут Майкл…»

«…Я никогда не писала тебе о своих кавалерах, потому что их просто нет,  - ответила Лиза.  - Я до сих пор не оправилась после своего распавшегося брака, чтобы заводить новые отношения. За несколько дней моя жизнь переменилась самым радикальным образом: я оставила Брайана, старый Гарри умер, а Джекки уехала. Пока что меня вполне устраивает тихое, незаметное существование. Мне же нужно где-нибудь работать - и книжный магазин подходит для этого лучше, чем что бы то ни было. Кроме того, мне в полтора раза повысили зарплату, а это значит, что я могу и дальше жить в квартире одна. Работая в другом месте, я вряд ли могла бы себе это позволить.
        Название твоего последнего фильма меня насмешило - не могу представить тебя в роли Иоанна Крестителя. Надеюсь, тебе не отрубили голову по-настоящему!
        Джекки передает тебе привет. Ноэль растет не по дням, а по часам - я раз в месяц езжу к ним по воскресеньям.
        Твой верный друг Лиза.
        P.S. Я часто вспоминала Гарри, когда мистер Эттли лишился власти и премьер-министром вновь стал Черчилль - это убило бы его, если бы его старое сердце уже не отказало к этому времени».
        Лиза работала в магазине уже больше года и как-то утром сражалась с пишущей машинкой, когда в лавку вошел невероятно красивый мужчина средних лет. Он был выше шести футов ростом, с гривой преждевременно поседевших волос и лицом греческого бога. Одет он был небрежно, хотя и очень дорого. Лизе показалось, что она уже где-то видела его, причем совсем недавно.
        - Вы ищете что-то определенное или просто…
        - Мой бог! Ради всего святого, что вы здесь делаете?
        Его изумление выбило Лизу из колеи, и она пролепетала, запинаясь:
        - Прошу прощения, должно быть, мы встречались раньше, но, боюсь, не могу припомнить…
        Он вновь перебил ее:
        - Когда я в последний раз заходил сюда, тут работал один старик.
        - Это был Гарри Гринбаум, владелец магазина. К сожалению, в прошлом году он скончался.
        - Но почему вы здесь? Вы последний человек, которого я ожидал встретить в этой лавке.
        На Лизе было желтое трикотажное платье с высоким воротом и длинными присобранными рукавами. Светло-коричневый кожаный пояс, обтягивающий узкую талию, был того же цвета, что и сапожки на высоких каблуках. Лиза собрала волосы в конский хвост на затылке и перехватила их желтой лентой.
        Она настолько растерялась, что не знала, что ответить. Кроме того, ее начал раздражать пристальный взгляд мужчины и выражение крайнего изумления, написанное у него на лице.
        - Не понимаю, что вы имеете в виду,  - пробормотала наконец Лиза.
        - Вы должны выступать на подиуме, рекламируя модную одежду или позируя для фотографа из рекламного агентства. Вам следует быть светской львицей или актрисой.
        Ее раздражение усилилось.
        - Что ж, вы ошиблись,  - парировала Лиза.  - Я управляю книжным магазином.  - Ей вдруг захотелось показать ему язык и добавить: «Вот тебе!»
        Мужчина расхохотался.
        - Прошу прощения,  - смиренно сказал он.  - Дело в том, что я писатель, поэтому всегда вижу драму в самых безобидных ситуациях. Вы выглядите совершенно неуместно в этой унылой книжной лавке. Поэтому я и спросил, что вы тут делаете. Полагаю, я ожидал встретить здесь кого-нибудь совершенно другого. Еще раз простите,  - повторил мужчина.
        - Вы прощены. Почти,  - сказала Лиза.  - Я нахожу эту работу интересной, а не скучной.
        Теперь она поняла, где видела его раньше. Его фотография стояла в витрине книжного магазина на Оулд-Бромптон-роуд рядом с его последним романом. Лиза вспомнила, что еще подумала тогда: «Какой привлекательный мужчина». Его звали Клайв Рэндольф, и однажды Лиза даже попыталась прочесть его книгу, но вскоре отнесла ее назад в библиотеку. В ней было столько самодовольства и интеллектуального самолюбования, что для обычного человека с улицы она была совершенно неинтересной.
        Из-за того что книга ей совершенно не понравилась, Лиза ощутила новый приступ раздражения.
        - Чем я могу вам помочь?  - холодно поинтересовалась она.
        - Я ищу что-нибудь о каннибализме. Это нужно мне для моего нового романа.
        Клайв Рэндольф проторчал в магазине больше часа и купил целых три книги. Пообещав принести ей экземпляр своего последнего опуса, он наконец ушел.
        - Что вы о нем думаете, Гарри?  - спросила вслух Лиза.  - Симпатичный, но и вполовину не такой умный, каким кажется. Его надо спустить с небес на землю, как говаривала моя мама.
        Она надеялась, что Клайв Рэндольф позабудет о своем обещании. Помимо того что ей вовсе не хотелось читать его книги, Лиза не была уверена, что хочет еще раз встретиться с самим автором, но не прошло и двух недель, как она уже спала с Клайвом.
        Он позвонил в магазин на следующий же день.
        - Вы не возражаете, если я подарю вам свою новую книгу за ужином?
        Лиза коротко ответила:
        - На этой неделе я занята.
        - Тогда на следующей.
        Она уже хотела поставить его на место, но вдруг заколебалась. В последнее время ей становилось тоскливо при одной мысли о том, что вновь придется возвращаться в пустую квартиру.
        - Ну хорошо,  - неохотно согласилась Лиза.  - Как насчет субботы?
        В субботние вечера она чувствовала себя еще более одинокой, чем в остальные дни недели. В субботу Лиза особенно остро сознавала, что весь Лондон гуляет и веселится.
        - Значит, встречаемся в субботу,  - жизнерадостно заключил Клайв.
        Большую часть вечера он читал ей лекцию о различных аспектах современной литературы, используя собственные творения в качестве примера того, как следует писать романы. Лизе Клайв показался довольно интересным собеседником, хотя ей то и дело хотелось возразить ему.
        Выйдя из ресторана, он поймал такси.
        - Сегодняшний вечер мне очень понравился,  - сообщил он ей по пути домой.  - Нам нужно почаще встречаться.
        Когда они приехали на Куинз-Гейт, Клайв выскочил из такси вместе с ней.
        - В этом нет необходимости,  - запротестовала Лиза.  - Садитесь обратно и поезжайте домой.
        - Я живу недалеко отсюда, так что вполне могу дойти пешком,  - заявил Клайв.
        Она не имела ни малейшего намерения приглашать его к себе и пыталась придумать, как от него отделаться, когда вдруг появился Пирс. Он был мрачен и пьян.
        - Этот несносный хам Уильям устроит мне взбучку,  - простонал Пирс.  - Я обещал вернуться еще несколько часов назад. Спрячь меня, Лиза, прошу тебя. Я не в настроении выслушивать нотации. Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче, прежде чем я буду готов предстать перед ним.
        - У меня только вино,  - предупредила его Лиза.
        - Сойдет. Какая жалость, что ты не Джекки, а то бы мы надрались вместе.  - Пирс тяжело вздохнул.  - Полагаю, мне придется избавиться от этого животного, но я не знаю, как сказать ему, что его присутствие в моей квартире более нежелательно.
        Он отпер входную дверь, и как-то так вышло, что Клайв тоже поднялся наверх, в квартиру Лизы, где Пирс, заливаясь слезами, поведал им, каково это - жить с Уильямом. Часом позже, подкрепившись целой бутылкой вина, он ушел, чтобы встретиться лицом к лицу со своим грубияном.
        После ухода Пирса Лиза печально улыбнулась.
        - Он скучает по Ральфу,  - сказала она.  - Ральф - это…
        Не говоря ни слова, Клайв Рэндольф набросился на нее, сжимая в объятиях и закрыв ей рот поцелуем. На мгновение Лиза опешила, потом пришла в бешенство, но, не успев поднять руки, чтобы оттолкнуть его, вдруг поняла, что ее тело отвечает на его ласки, и почувствовала, что тонет, тонет, тонет…
        Спотыкаясь, чуть ли не волоком Клайв перенес ее в спальню и, едва оказавшись там, принялся срывать с себя одежду. С таким же энтузиазмом Лиза избавилась от своей, и они повалились на кровать, слившись в страстных объятиях.
        Руки Клайва были везде, они скользили по ее телу, трогая и лаская, сводя ее с ума.
        - Пожалуйста, пожалуйста,  - шептала Лиза.  - Я больше не могу ждать.
        Занятия любовью с Брайаном были бледным подобием того, что случилось с ней потом. Она и мечтать не могла, что все может быть так восхитительно.
        - Боже правый!  - простонал Клайв, когда все закончилось и они лежали на кровати, не в силах разжать объятий.  - Ты просто рождена для любви. Сколько ты возьмешь за то, чтобы лежать и ждать меня здесь весь остаток жизни?
        Лиза провела пальцем по его груди, и он содрогнулся.
        - Нисколько,  - ответила она.  - Собственно говоря, прямо сейчас я собираюсь встать и приготовить чашку чаю.
        Несколько недель спустя Клайв сообщил ей, что женат, но не живет с женой. Развод казался неизбежным - хотя, быстро добавил он, ему не хотелось бы давать никаких обещаний.
        - Ну, так не давай,  - так же быстро откликнулась Лиза.
        Клайв начинал ей нравиться, но она нуждалась в его присутствии лишь пару раз в неделю. Этот мужчина заставлял ее чувствовать себя школьницей. Он продолжал читать ей лекции о современной литературе и тому подобных предметах.
        - Ты, похоже, считаешь меня полной невеждой,  - пожаловалась Лиза как-то ночью, когда они лежали в постели.
        - Меня интересуют не твои мозги, а твое тело.  - Клайв начал ласкать ей грудь, и Лиза почувствовала, как внутри у нее разливается жидкий огонь. Тем не менее она стояла на своем.
        - Разве тебе не хочется знать, что я думаю о Джейн Остин или о Джордж Элиот[64 - Джордж Элиот (1819 —1880)  - настоящее имя Мэри Энн Эванс. Английская писательница.]?
        - Заткнись.  - Клайв начал касаться ее сосков кончиком языка, заставив Лизу трепетать от острого удовольствия. Ей захотелось закричать, и она не стала дожидаться его ответа, а позволила себе взлететь на крыльях жаркой страсти.
        Постепенно Клайв начал надоедать ей. Ему слишком нравился звук собственного голоса, и он никогда не спрашивал ее мнения. Тем не менее Лиза продолжала встречаться с ним.

«Меня интересуют не его мозги, а его тело,  - с ухмылкой думала она.  - У Клайва случится сердечный приступ, если он узнает об этом».
        Перед самым Рождеством в Лондон приехала Джекки, чтобы сделать кое-какие покупки, и остановилась на ночь у Лизы. Ноэль, которому исполнилось два годика, был счастлив остаться со своими бабушкой и дедушкой, обожавшими его. Мать Джекки давным-давно смирилась с происходящим, как выразилась ее дочь.
        - Совсем как в старые добрые времена,  - заметила Джекки,  - разве что теперь вместо виски я пью молоко.
        Они сидели в квартире, и пол был уже завален бумажными пакетами и коробками.

«Не совсем»,  - с грустью подумала Лиза, и дело было не только в молоке. Она отчетливо помнила свежую жизнерадостную девушку в розовой атласной пижаме, которая впустила ее в эту самую квартиру шесть лет назад. Джекки сильно постарела после отъезда из Лондона и уже начала обретать вид, приличествующий почтенной матроне. На ней было платье спортивного покроя с длинными рукавами и узором «огурцы», наглухо застегнутое до самого горла,  - то самое платье, которое раньше ее не заставили бы надеть даже под страхом смерти! Светлые волосы стали прямыми, а единственной данью макияжу была бледно-розовая помада, нанесенная весьма умеренно. Лиза почувствовала, как у нее комок подкатил к горлу, когда она вспомнила острые черные ресницы прежней Джекки.
        Ноэль прислал портрет тети Лизы - зигзаги карандашных линий.
        - Это гораздо лучше того, что выставлено в художественной галерее,  - сказала Лиза.  - Ребенок - несомненный гений. Теперь трудно представить, что он мог бы стать моим.
        - Интересно, сошла бы нам эта выходка с рук или нет,  - задумчиво протянула Джекки.  - Сейчас эта идея представляется мне совершенно безумной.
        Они немного помолчали, а потом Лиза тоскливо заметила:
        - Мы своими руками превратили собственную жизнь неизвестно во что, правда, Джекки? Несколько лет назад я была замужем, ты была безумно влюблена, а теперь только посмотри на нас!
        - Ох, даже не знаю,  - каким-то странным голосом отозвалась Джекки, и Лиза метнула на нее быстрый взгляд.
        Ее подруга покраснела.
        - У тебя кто-то есть,  - с торжеством заключила Лиза.  - Расскажи мне о нем.
        - Пообещай, что не будешь смеяться.
        - Как можно!
        - Это викарий. Его зовут Лоуренс Мюррей, он вдовец. Его жена не могла иметь детей, а он мечтает о семье. И он без ума от Ноэля.
        - Ты любишь его?  - осторожно спросила Лиза.
        - Я не уверена до конца, но думаю, что да.
        - Надеюсь, ты будешь счастлива.  - Лиза обеими руками сжала пухленькую белую ладошку Джекки.
        - Я верю в это,  - тихо ответила подруга.  - Я нашла свое призвание. Мне хочется быть матерью и иметь много детей.
        В марте Лиза приехала в Борнмут на свадьбу Джекки.
        Лоуренс оказался высоким худым мужчиной с мягкими чертами лица. Он не сводил глаз с новобрачной. Джекки, выглядевшая неожиданно строгой в синем твидовом костюме, буквально сияла от счастья.
        - Несколько месяцев назад ты лишь думала, что любишь его,  - с улыбкой сказала Лиза.  - Теперь, похоже, ты совершенно уверена в этом.
        - Так и есть, так оно и есть.  - Джекки расцеловала ее в обе щеки.  - И все гораздо лучше, чем с Гордоном. Откровенно говоря, я живу, как в сказке!
        После церемонии венчания они направились в домик викария на скромное торжество, чтобы перекусить и выпить чего-нибудь освежающего. Как ни странно, Лиза чувствовала себя совершенно одинокой, несмотря на явное дружелюбие остальных гостей. «А у меня никого нет,  - с горечью думала она.  - Роман с Клайвом долго не продлится, я сама этого не хочу. Через несколько недель мне исполнится двадцать два. Господи, что же со мной будет дальше?»
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Осенью 1954 года умерла Мириам. Старшая медсестра позвонила Лизе - она была единственной, кто навещал старушку.
        - Все произошло очень тихо,  - сказала медсестра.  - Миссис Гринбаум была уже мертва, когда мы вошли к ней утром, чтобы разбудить.
        Несмотря на скорбь, Лиза испытывала огромное облегчение. За последние двенадцать месяцев магазин стал для нее обузой. Она страстно желала уехать и начать все сначала, но знала, что дни Мириам сочтены, поэтому ждала. А теперь магазин будет закрыт и она сможет продолжить жить дальше.
        Она не сомневалась в том, что будет делать.
        Ральф прислал ей список лондонских театральных школ. Самые престижные Лиза вычеркнула - у нее не хватило бы мужества постучаться в двери таких заведений, как КАТИ,  - а в остальные написала с просьбой выслать ей рекламные проспекты. В конце концов Лиза остановила выбор на актерской академии «Брин Эйрс», расположенной на Слоан-сквер, главным образом потому, что для поступления туда не нужно было проходить прослушивание. Плата была огромной и съела половину наследства, хотя оставшейся суммы вполне хватит, чтобы прожить на нее во время учебы.
        Большинство студентов «Брин Эйрс» составляли выходцы из зажиточных семей. Сюда принимали всех без разбору, лишь бы они могли платить за обучение. Поступив в академию, Лиза не питала ни особых надежд, ни иллюзий, и потому не была разочарована.
        Директором академии был американец, Харви Рутс, актер-неудачник. Лиза помнила его по крошечным эпизодическим ролям в старых голливудских фильмах. Он относился к себе с чрезвычайной серьезностью, постоянно разглагольствовал о своем вкладе в искусство и не столько учил студентов, сколько хвастался своими знакомствами.
        - Как я говорил Кларку во время съемок «Однажды вечером»,  - тянул Харви с гнусавым акцентом, или: - Когда мы с Гретой снимались в «Ниночке»…
        Иногда Лиза едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
        Тем не менее это все-таки была школа актерского мастерства, пусть и не самая лучшая, и она просто обязана была научиться здесь хотя бы чему-нибудь. И у нее было преимущество перед остальными. Каждое лето Харви Рутс устраивал своим студентам театральный сезон в пансионате-кемпинге в Уэльсе, совладельцем которого являлся.

«Тебе заплатят гроши,  - написал Ральф, когда Лиза сообщила ему о том, куда поступила,  - да и пьесы ставят отвратительные, обычно фарсы, хотя они и развлекают отдыхающих. Зато ты получишь членский билет “Эквити”[65 - Эквити» - профсоюз актеров в Великобритании.], а это означает, что ты станешь профессиональной актрисой!»
        Решение Лизы стать актрисой произвело на Клайва Рэндольфа большое впечатление. Он уверовал в то, что именно его влияние подвигло ее избрать эту стезю. Лиза не сочла нужным разубеждать его. Однажды вечером, собираясь уходить, он небрежно обронил:
        - Меня не будет неделю или около того. Я должен ненадолго уехать.
        Через несколько дней Лиза увидела его фотографию в газетах. Клайв женился. Его избранницей оказалась еще одна писательница - сурового вида дама в очках с тяжелой роговой оправой. Лиза чувствовала себя уязвленной из-за того, что Клайв просто ушел из ее жизни, даже не посчитав нужным объясниться. В конце концов, их связывали какие-то чувства. К ее удивлению, через неделю Клайв ей позвонил.
        - Встречаемся вечером в обычное время?  - беззаботно предложил он.
        - Но ты же только что женился!  - возмутилась Лиза.
        - Ага, значит, ты все-таки узнала. Я надеялся, что этого не случится. Но моя женитьба вовсе не означает, что мы должны расстаться, Лиза.
        - Еще как означает!  - с негодованием ответила она.  - Я не собираюсь помогать тебе обманывать твою новую жену.
        - Я женился на Патрисии из-за ее интеллектуальных качеств. Секс ее не особенно интересует.
        - Другими словами, тебе нужна одна женщина для души, а другая - для постели,  - резюмировала Лиза.  - Нет уж, благодарю покорно, Клайв. Тебе не повезло. Найди себе кого-нибудь другого.
        Она с грохотом опустила трубку на рычаг. Откровенно говоря, Лиза более не нуждалась в услугах Клайва. В «Брин Эйрс» ее внимания настойчиво добивались сразу несколько молодых людей.
        В маленьком театре кемпинга Лиза стала головной болью и проклятием продюсера. Как и предсказывал Ральф, все постановки относились главным образом к жанру фарса и непритязательной комедии, и актерам требовалось умение скакать по сцене, во все горло выкрикивая свои реплики. А Лиза не умела ни прыгать, ни громко кричать. На сцене она держалась крайне скованно, будучи не в силах преодолеть внутреннее сопротивление, что никак не годилось для ролей, которые ей давали. Она уже готова была возненавидеть себя, когда однажды вечером после спектакля к ней подошел молодой рабочий сцены. Он не был студентом Харви Рутса, а набирался закулисного опыта и надеялся когда-нибудь стать продюсером.
        - Вы никогда не пробовали учиться по системе Станиславского?  - поинтересовался он.
        - Нет,  - удивленно ответила Лиза.  - А почему вы спрашиваете?
        - Я видел, как вы ведете себя на сцене, сдержанно и строго. Вам следует принимать участие в серьезных драматических постановках, а не в такой ерунде, как эта.
        Его слова пролили бальзам на душу Лизы, и она, расчувствовавшись, даже поцеловала его.
        - Спасибо, вы мне очень помогли,  - сказала она.
        Учитывая то, как орал на нее режиссер во время репетиций, она уже начала думать, что год учебы в «Брин Эйрс» прошел напрасно и заплаченные деньги пропали даром.
        Вернувшись из Уэльса, Лиза обнаружила письмо из адвокатской конторы, в котором ее уведомляли, что их клиент, Брайан Смит, подал заявление на развод на том основании, что она бросила его. Лиза уже почти забыла о том, что они когда-то были женаты. Она написала поверенным, что не имеет возражений против развода. Получив через несколько месяцев окончательное судебное решение, Лиза почувствовала мимолетную грусть и спросила себя: а были бы они с Брайаном женаты до сих пор, если бы сразу после свадьбы переехали в собственный дом? К этому времени у них могло бы быть уже несколько детей, и они с Джекки наверняка обменивались бы впечатлениями по этому поводу. У подруги, кстати, родился еще один сын, Роберт, и она снова была беременна. Если на сей раз родится девочка, Джекки собиралась назвать ее Элизабет. «Конечно, мы будем звать ее Лизой, как тебя»,  - заверила Джекки, когда Лиза в последний раз гостила в шумном доме викария.
        В течение следующего года Лиза, вооружившись членским билетом профсоюза актеров «Эквити», получила три эпизодические роли в кино и немую роль в спектакле, который шел в Уэст-Энде[66 - Уэст-Энд - западная, аристократическая часть Лондона.] целых три месяца подряд. Она чувствовала, что ее профессиональная карьера началась вполне удачно; кроме того, приложив относительно небольшие усилия, она заработала кучу денег - в ее понимании, конечно.
        Однако свою главную пока что роль она сыграла в Борнмуте, став крестной матерью Лизы, маленькой девочки с кремовой кожей, точной копии своей матери.
        - Еще один ребенок - и все, можно ставить точку,  - сказала Джекки, когда они прогуливались по тропинке, ведущей к церкви.
        Ноэль с непривычно чистой физиономией послушно топал сзади, держа за руку Роберта.
        Лиза опустила взгляд на девочку, которую держала на руках, поражаясь тому, как быстро цвет ее глаз сменился с голубого на дымчато-серый, как у Джекки.
        - Ты должна родить еще одного ребенка для меня,  - рассмеялась она.  - В конце концов, ты до сих пор должна мне малыша.
        Джекки сжала ее руку.
        - Когда-нибудь у тебя будет свой,  - сказала она.  - Не забывай, мне было двадцать восемь, когда я зачала Ноэля.
        - Надеюсь, что твои слова окажутся пророческими.
        - Ты ведь счастлива, Лиза, правда? Я имею в виду, для нас обеих все устроилось как нельзя лучше, не так ли?
        - Еще бы,  - уверенно ответила Лиза.  - Мне очень нравится быть актрисой. В конце концов, это именно то, чего я всегда хотела.
        Но потом она задумалась, кого хотела убедить в этом больше - себя или Джекки, и не смогла ответить на этот вопрос.
        Однажды вечером Лиза репетировала - утром ей предстояло пройти прослушивание,  - когда дверной звонок издал три долгие трели и три короткие, а это означало, что к ней пришли гости. Бросив взгляд на часы, Лиза увидела, что уже половина одиннадцатого, и спросила себя, кто бы это мог быть. Она от души надеялась, что это не Клайв Рэндольф. Время от времени он приходил к ней или звонил, умоляя возобновить отношения. Лиза неизменно отвечала отказом.
        Мужчина на ступеньках был ей незнаком - во всяком случае, так она решила поначалу.
        - Привет, Лиза,  - с улыбкой произнес он.
        - Ральф!  - Она бросилась ему на шею, а потом подвела к свету.  - Ты выглядишь на десять лет моложе, и волосы у тебя другие! Я тебя даже не узнала.
        - Меня заставили отрастить их для одной роли,  - смущенно ответил он.  - А потом выкрасили в соломенный цвет.
        - И завили!  - Лиза согнулась пополам от смеха.  - Ты такой смешной!
        - Довольно!  - сухо ответил Ральф.  - С режиссером случился бы удар, если бы он услышал твои слова. Он-то полагает, что так я выгляжу просто неотразимо.
        Откровенно говоря, Ральф действительно стал очень привлекательным, хотя и ничуть не походил на того человека, которого знала Лиза. На нем был кожаный пиджак, надетый поверх черной рубашки, и обтягивающие джинсы.
        - Ты выглядишь великолепно,  - поспешила заверить его Лиза и взяла под руку, когда они вместе стали подниматься по лестнице.  - Настолько великолепно, что я могу и не сдержаться, когда мы с тобой останемся вдвоем в квартире. Так что берегись!


* * *
        Ральф Лейтон еще не стал таким же популярным, как Лоуренс Оливье или Чарльз Лоутон, как он некогда надеялся, но в своем последнем фильме, «Дикая ярость», сыграл главную роль.
        - Студия настояла, чтобы я приехал на британскую премьеру,  - сообщил Ральф Лизе после того, как она усадила его в кресло.  - И я хочу, чтобы ты пошла со мной. Не возражаешь? Премьера состоится в следующий вторник.
        - Возражаю ли я? Попробуй только не взять меня с собой!  - глядя на Ральфа сияющими глазами, ответила Лиза.
        - Тебе понадобится вечернее платье. Я куплю его тебе в подарок.
        Она принялась услужливо суетиться вокруг него. Он же сослался на усталость после долгого перелета из Калифорнии.
        - Хочешь перекусить?  - спросила Лиза.
        - Нет, но я с удовольствием выпью чашку чаю.  - Ральф поудобнее устроился в кресле.  - Знаешь, для красивой молодой женщины это странный комплимент, но ты делаешь лучший в мире чай, Лиза. Именно этого мне по-настоящему не хватало в Голливуде.
        Днем во вторник Лиза впервые в жизни посетила салон красоты. Затем, прихватив с собой новое платье, туфельки на шпильках и взятый напрокат норковый палантин, она отправилась в номер к Ральфу. Он остановился в «Кларидже», и она собиралась переодеться у него. В половине восьмого за ними должен был заехать лимузин, чтобы отвезти их в кинотеатр на Лестер-сквер.
        Когда Лиза, полностью готовая к выходу, вышла из ванной комнаты, Ральф изумленно ахнул:
        - Мой бог, да ты настоящая красавица!
        Лиза уже знала об этом. Сияющая женщина, которая смотрела на нее из зеркала в ванной Ральфа, приятно поразила ее. Она буквально светилась от счастья и даже показалась себе какой-то нереальной. Неужели это та самая Лиззи О’Брайен с Чосер-стрит? Ее глаза, умело подведенные черным карандашом, стали еще больше, а яркая помада оттеняла золотистые искорки в них. И что, ради всего святого, сделали в салоне красоты с ее волосами, отчего они струятся и переливаются, стоит ей хотя бы немного наклонить голову?
        Платье из красного шифона без бретелек выставляло напоказ ее грудь, приводя Лизу в смущение, и плотно облегало бедра, расходясь ниже многослойным воланом искрящейся ткани. Она была уверена в том, что выглядит неприлично, но, к своему удивлению, вдруг поняла, что ее это нисколько не смущает. Откровенно говоря, это чувство даже пришлось ей по вкусу. «А ты эффектная штучка, Лиззи О’Брайен,  - с довольной улыбкой сказала она себе.  - Если бы мама видела тебя сейчас, с ней случился бы сердечный приступ!»
        К ней подошел Ральф и коснулся ее руки.
        - Ох, Лиза, когда я смотрю на тебя, то так жалею о том, что я… что я…  - Он нахмурился и покачал головой.
        Лиза погладила его по щеке.
        - Я тоже жалею об этом, Ральф, очень жалею.
        У входа в кинотеатр уже бурлила толпа, состоящая главным образом из женщин. Они истерически завизжали, когда из автомобиля показались Ральф с Лизой и ступили на тротуар, застеленный красной ковровой дорожкой. Перед тем как войти в фойе, Ральф обернулся и помахал рукой, и поклонницы вновь ответили ему истерическими воплями.
        - Какой ужас,  - сказала Лиза, когда они оказались внутри.  - Они бы разорвали тебя на куски, если бы смогли дотянуться.
        - Ничего, ты быстро привыкнешь к этому,  - беззаботно отозвался Ральф.
        Она игриво ткнула его локтем, вне себя от восторга.
        - Ральф! Здесь Джилл Айрленд[67 - Джилл Дороти Айрленд (1936 —1990)  - английская и американская актриса.] с Дэвидом Маккаллумом[68 - Дэвид Маккаллум (1933 г. р.)  - шотландский актер и музыкант.], а вон там стоит Диана Дорз. Святая Дева Мария, Дирк Богард[69 - Дирк Богард (1921 —1999)  - британский киноактер.] смотрит на меня!
        Ральф обнял ее за плечи.
        - На тебя смотрят все,  - с гордостью сказал он.  - Такое впечатление, что звезда у нас ты, а не я.

«Дикая ярость» оказался не слишком хорошим фильмом. Вспоминая выдающуюся игру Ральфа в «Пигмалионе», Лиза не могла отделаться от ощущения, что в этой роли он не раскрыл и десятой доли своего таланта. Хотя по окончании фильма она спросила себя, а не упустила ли она чего-нибудь важного, поскольку, когда в зале вспыхнул свет, на Ральфа обрушилась буря аплодисментов.
        - Великолепно!  - говорили зрители один за другим.  - Высший класс, Ральф. Лучший триллер, который я когда-либо видел.
        - Лжецы!  - воспользовавшись минутным затишьем, сказал Ральф.  - Они ненавидят этот фильм.
        - Откуда ты знаешь?  - изумленно поинтересовалась Лиза.
        - Потому что я знаю, что картина дрянь,  - с ухмылкой ответил он.  - Единственное, что в ней хорошего,  - это деньги, которые мне заплатили.
        Было уже далеко за полночь, когда кинотеатр наконец опустел.
        - Вся толпа идет праздновать к Доннелли,  - сообщил Лизе Ральф.  - Хочешь присоединиться?
        - Конечно! Я хочу, чтобы эта ночь не кончалась никогда.
        Доннелли Уэстовер написал роман, по мотивам которого и была снята «Дикая ярость». Это был худощавый невысокий жизнерадостный мужчина лет шестидесяти. Ральф и Лиза оказались в одном такси вместе с ним и его женой, когда направлялись в их квартиру в Западном Кенсингтоне. Она находилась на последнем этаже, под самой крышей, и, когда они приехали, в длинной комнате с низким потолком было уже полно народу.
        - Вся эта банда не получила приглашения на премьеру,  - пояснил Доннелли.  - Так что они развлекаются здесь уже несколько часов.
        Оказалось, что под развлечением он имел в виду выпивку. Двадцать или тридцать гостей пребывали в разной стадии веселья, а крики, которыми они приветствовали вошедших Ральфа и Доннелли, казалось, едва не сорвали крышу с выкрашенных в черное потолочных балок.
        Лизу сразу же принялись осаждать вопросами о том, в каких фильмах она снималась, и ей пришлось признаться, что до сих пор она появлялась на экране лишь в эпизодах.
        - Мои роли столь малы, что, моргнув в неподходящий момент, вы пропустите их,  - сказала она.  - Здесь я всего лишь как друг Ральфа.
        Почти моментально ее разлучили с Ральфом. Друзья Доннелли, как мужчины, так и женщины, приняли Лизу без лишних вопросов. Один из них написал пьесу, и, по его словам, роль главной героини идеально ей подходила.
        - Вы должны сказать мне, где живете,  - произнес он,  - и если я когда-нибудь соберусь поставить ее, то непременно свяжусь с вами.
        Женщина рядом с ним рассмеялась.
        - Не обращайте на него внимания, Лиза. Это все его грязные штучки. Так мой супруг пытается исподволь заполучить ваш адрес.  - И они начали добродушно спорить о достоинствах пьесы.
        Остальные же жарко дискутировали о Суэцком кризисе[70 - Суэцкий кризис - международный конфликт, происходивший с октября 1956 года по март 1957 года, связанный с определением статуса Администрации Суэцкого канала. Обострение ситуации привело к военным действиям Великобритании, Франции и Израиля против Египта. Конфликт закончился без каких-либо территориальных изменений у противодействовавших сторон. Важную роль в окончании конфликта сыграли СССР, США и ООН.].
        - Черчилль никогда не позволил бы нам впутаться в это недоразумение,  - провозгласил кто-то.  - Энтони Иден[71 - Энтони Иден (1897 —1977)  - шестьдесят четвертый премьер-министр Великобритании. Одним из первых рассказал миру о планах нацистов уничтожить всех европейских евреев. Именно ему принадлежит заслуга в спасении нескольких сот тысяч евреев от Холокоста.] заслуживает хорошего пинка под зад.
        - Что? Да Черчилль просто сбросил бы на них атомную бомбу!  - воскликнула какая-то молодая женщина.  - Если бы у власти находилось правительство лейбористов, мы занимались бы собственными делами. В конце концов, Суэцкий канал нам не принадлежит.
        Лиза поспешила отойти в сторонку, опасаясь, что кто-нибудь пожелает узнать ее мнение. О Суэцком кризисе она слышала лишь краем уха и даже не знала, закончился он или нет.
        Она подошла к другой группе, где предметом обсуждения были космические полеты. Доннелли Уэстовер возбужденно размахивал руками.
        - Ну, кто готов держать пари? Ставлю сотню фунтов на то, что русские еще до конца года запустят человека в космос.
        - Я бы заплатил тысячу,  - с горячностью заявил молодой человек рядом с Лизой,  - чтобы присутствовать при запуске со своим фотоаппаратом.
        Она повернулась, чтобы взглянуть на него, в то самое мгновение, как он обратил на нее внимание. Он был хорошо сложен и высок, выше шести футов, с копной светлых волос, волной ниспадавших ему на шею. На молодом человеке были джинсы и свободный коричневый свитер, надетый поверх клетчатой рубашки «апаш». Он показался ей странно знакомым.
        Молодой человек, нахмурившись, тоже внимательно смотрел на Лизу.
        - Мы с вами не встречались раньше?
        - Я задаю себе такой же вопрос,  - ответила она, хотя и была уверена, что наверняка бы запомнила его, если бы это действительно было так.
        - Нет, мы не могли встречаться,  - серьезно ответил он,  - иначе я бы запомнил вас.
        - Я подумала о том же.
        Они смотрели друг на друга со смешанным любопытством и удивлением. Кто-то протиснулся между ними, чтобы присоединиться к кругу спорщиков. Еще через мгновение Ральф коснулся ее руки.
        - Здесь есть один человек, с которым я хочу тебя познакомить,  - сказал он.
        Постаравшись скрыть разочарование, Лиза последовала за ним в угол комнаты, где Ральф представил ее продюсеру, намеревавшемуся поставить в Нью-Йорке мюзикл по мотивам романа «Гордость и предубеждение».
        - Я еще не начал кастинг. Позвоните мне в офис через пару месяцев, мы что-нибудь придумаем.
        Он дал ей свою визитную карточку, и, сунув ее в сумочку, Лиза обвела взглядом комнату, высматривая молодого блондина. Их глаза встретились, и она подумала, а не наблюдал ли он за ней с того самого момента, как Ральф отвел ее в сторону. Молодой человек улыбнулся Лизе с другого конца комнаты, и она улыбнулась в ответ. У нее перехватило дыхание.
        - Ты произвела впечатление на Эрика,  - прошептал Ральф.  - Думаю, он даст тебе шанс.
        - На Эрика?  - рассеянно переспросила Лиза.
        - Это продюсер, который только что вручил тебе свою визитную карточку,  - терпеливо пояснил Ральф. Он проследил за ее взглядом. Молодой человек по-прежнему не сводил с них глаз.  - Ага, кажется, тебя сейчас занимают вещи поважнее.  - Ральф легонько пожал ей руку.  - Удачи.
        Лиза одарила его ослепительной улыбкой.
        - Ох, Ральф! Я чувствую себя очень странно. Я не знаю, как его зовут, мы обменялись лишь парой слов, но мне кажется, будто мы знакомы всю жизнь.
        - Это добрый знак.
        - Правда? Неужели люди действительно влюбляются с первого взгляда?
        - В книгах и песнях - да. Полагаю, такое случается и в реальной жизни.  - Ральф ласково поцеловал ее в щеку.  - Из вас получится прекрасная пара.
        К ним подошла какая-то женщина и утащила Ральфа с собой, а Лиза, к своему удивлению, вдруг оказалась вовлеченной в обсуждение достоинств и недостатков иностранной кухни.
        - Поверьте мне, когда-нибудь пицца завоюет весь мир. Что вы на это скажете?  - потребовал от нее ответа какой-то мужчина.
        Сознавая только, что к ней приближается молодой блондин, Лиза отшутилась:
        - Знаете, я как-то не задумывалась над этим.
        - Пицца, пицца, пицца. Куда ни пойди, везде тебе предлагают пиццу,  - пожаловался мужчина.
        - Что до меня, то я лично считаю равиоли настоящим проклятием. Вам подают их как закуску - и ни на что другое места не остается. Вы наелись еще до того, как…
        - Привет. Меня зовут Патрик.
        Лиза обернулась, и ее глаза засияли, как звезды. Он подошел к ней, и она знала, что так и будет. На его лице отражалась искренняя радость, к которой примешивалось что-то еще - такое впечатление, что он хотел и боялся поверить своему счастью. Хотя, быть может, ей так только показалось.
        - А меня Лиза.
        Он взял ее за руку. Жест получился совершенно естественным.
        - Я знаю, это звучит глупо, и можете счесть меня идиотом, если хотите, но, думаю, я влюбился в вас, Лиза.
        - В таком случае я тоже идиотка,  - негромко ответила она.
        Она почувствовала, как он вздрогнул.
        - Это судьба,  - сказал Патрик.  - Вы верите в судьбу?
        - Теперь верю.
        Наверное, они были созданы друг для друга. Наверное, это был тот самый мужчина, которого она ждала всю жизнь, а он ждал ее. Вот почему он показался ей знакомым. Он всегда существовал где-то в самом сокровенном уголке ее души, а она - в его, так что, встретившись, они не могли не узнать друг друга.
        - Давайте присядем где-нибудь.  - Патрик обнял ее, и от прикосновения его мускулистой и теплой руки к ее обнаженным плечам по телу Лизы пробежала сладкая дрожь.
        Сегодня ночью они займутся любовью. В этом Лиза была уверена. Они будут заниматься любовью каждую ночь до конца жизни. И в этом она тоже не сомневалась. Она встретила Патрика. Она вернулась домой.
        Патрик жил в этом же доме, его квартира была расположена прямо под квартирой Доннелли Уэстовера.
        - Хотя она раза в два меньше,  - пояснил он.  - В сущности, это собачья конура, если говорить правду.  - Патрик работал фотографом и зарабатывал деньги только тогда, когда ему удавалось продать какой-нибудь из своих снимков.  - Хотя совсем недавно я получил пару заказов. Кажется, я начинаю приобретать известность.
        Лиза испытала прилив гордости. Его карьера уже много значила для нее.
        - А как насчет вас?  - поинтересовался Патрик. Они сумели отыскать свободное место на краешке дивана, куда и уселись рядышком. Лиза прижалась к нему всем телом, и край ее юбки накрыл его колено.  - Чем вы занимаетесь?
        - Я актриса, но, прошу вас, не спрашивайте, где я снималась, потому что ролей было немного, и они были маленькими - пока.
        - Хорошо, не буду.
        До самого конца вечеринки они больше не обменялись ни словом. Оба молча наслаждались осознанием того, что нашли друг друга.
        Попрощавшись с Ральфом и забрав свой палантин, Лиза взяла Патрика за руку, и они спустились в его квартиру. Лиза предвкушала, что ее ожидает, и чувствовала, что такая же дрожь нетерпения пробегает по телу Патрика.
        Все оказалось даже лучше, чем она могла представить себе в самых смелых мечтах. Патрик не стал включать свет. Сквозь раздвинутые занавески в комнату струился лунный свет, наполняя ее волшебным серебристым сиянием. Патрик снял с Лизы платье. Его руки скользнули по ее шелковистым гладким плечам, и у него перехватило дыхание, когда его взору открылись ее остренькие маленькие груди. Он со стоном зарылся в них лицом. А когда Патрик коснулся языком ее сосков, Лиза едва сдержалась, чтобы не закричать. По ее телу прокатилась неведомая прежде дрожь экстатического наслаждения. Она стянула платье до конца и отшвырнула его в сторону. Оно лежало на полу, напоминая лужу крови. Патрик разделся, и Лиза потянулась к нему, обеими руками трогая его тело. Ее пальцы скользнули по его животу, и Патрик снова застонал, а когда он прижал ее к себе, она ощутила его каменную твердость.
        Настало время слиться воедино, и, когда он вошел в нее, Лизе показалось, что она покинула собственное тело и воспарила куда-то высоко-высоко, а все обычные чувства остались далеко внизу. Ее охватила радость, какой она еще никогда не испытывала.
        Когда Лиза проснулась, в маленькое окошко только-только заглянули первые лучи рассвета. Голова Патрика покоилась у нее на животе. Лиза смотрела, как он спит. Он выглядел таким юным и беззащитным, что ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не разбудить его поцелуем. Ей о многом хотелось расспросить его. О семье, например, о том, откуда он приехал.
        Лиза обвела взглядом комнату. Мебель была разнокалиберной и старой. Некогда кремовые стены были покрыты темными пятнами и нуждались в покраске. Патрик переедет к ней на Куинз-Гейт, решила Лиза, и они сдвинут вместе две односпальные кровати, чтобы получилась одна двуспальная. Они станут проводить много времени в постели. Лиза едва не задохнулась от счастья, представив себе, что отныне они будут вместе до конца жизни. Она взглянула на Патрика, надеясь и страшась, что разбудила его. В это мгновение узкий лимонно-бледный луч солнца осветил часть комнаты, окутав Патрика мягким сиянием. С замиранием сердца Лиза поразилась тому, как засияли золотом его светлые кудри и длинные густые ресницы. И вдруг у нее появилось ощущение, что все это уже было с ней когда-то. Казалось, что ей это знакомо - смотреть на спящего в кровати светловолосого мужчину.
        Должно быть, ласковое теплое прикосновение солнечных лучей разбудило Патрика. Он сонно заморгал и взглянул на Лизу.
        - Значит, это был не сон.
        Она покачала головой и негромко ответила:
        - Нет.
        Он провел ладонью по ее телу, и она ощутила, как внутри у нее разгорается жидкий, текучий огонь.
        - Господи,  - хрипло прошептал Патрик.  - Почему я не могу подождать хотя бы несколько минут, из чувства приличия или еще чего-нибудь в этом роде?
        - Не надо ждать, не надо!  - взмолилась Лиза.  - Сейчас!
        - Что ты собираешься делать сегодня?  - спросил он много времени спустя.
        Лиза лукаво взглянула на него.
        - А чего бы ты хотел больше всего?
        Патрик рассмеялся.
        - Отлично. Значит, мы останемся в постели.
        Она села на кровати и обвела взглядом залитую солнечным светом комнату.
        - Я вижу чайник. Умираю, так хочу выпить чашку чая.  - Лиза встала с кровати, ощутив босыми ногами ледяной линолеум, и торопливо сунула их в свои красные туфли на высоких каблуках.
        - Боже, какая же ты красивая!
        Патрик пожирал взглядом ее обнаженную фигурку, и на его лице было написано обожание. Лиза рассмеялась и на мгновение приняла соблазнительную позу, прежде чем накинуть на себя его клетчатую рубашку.
        - Где вода?
        - В кухне дальше по коридору, но тебе нельзя идти туда в таком виде, иначе мне придется подавлять восстание жильцов. Кроме того, у меня всего одна кружка.
        - Я не слышу ни единой живой души, и чай мы будем пить вместе. Чур, я первая.
        Когда чай был готов, Лиза села на кровать, потягивая обжигающую жидкость из большой треснутой кружки, и сказала:
        - Не думай, что так будет всегда. Первую чашку чая мы будем готовить по очереди.
        - Слушаюсь, мэм. Есть еще какие-нибудь правила, которые ты готова установить на ближайшие пятьдесят лет?  - В его шутливых словах она расслышала глубокое чувство.
        - Ох, Патрик!  - Лиза коснулась его плеча.  - Разве это не чудесно?  - Он не ответил, но начал ласкать ее под простынями, так что в конце концов она вынуждена была сказать: - Пожалуйста, прекрати, иначе я пролью чай.
        Не обратив на ее слова никакого внимания, Патрик прижался губами к впадинке у нее на животе и принялся целовать. Лиза застонала, поставила на пол кружку и скользнула в постель, к нему в объятия.
        Лиза заснула. Проснувшись, она обнаружила, что Патрик уже полностью одет и что-то пишет, сидя за маленьким пластмассовым столом. Атмосфера в небольшой комнате искрилась таким напряжением, что Лизе вдруг показалось, будто они с Патриком остались вдвоем в целом мире. «Если я выгляну в окно,  - подумала она,  - то обнаружу там выжженную пустыню, где исчезло все. Остались только я и он». На Лизу нахлынула всепоглощающая волна такой чистой, незамутненной любви, что у нее перехватило дыхание, пока она смотрела, как Патрик быстро пишет, нахмурив лоб, неловко, по-детски, сжимая ручку.
        - Сколько тебе лет?
        Он вздрогнул от неожиданности.
        - Ты проснулась! И подглядывала за мной. Я собирался разбудить тебя. Я приготовил чай - еще одну чашку я одолжил у Доннелли.
        - Ты не ответил на мой вопрос. Обычно я не сплю с незнакомцами. Я ведь почти ничего о тебе не знаю.
        - Мне двадцать два года.
        - Всего-то?  - Лиза ощутила легкое разочарование.  - Я намного старше тебя, мне уже двадцать пять. С половиной, если быть точной.
        - Мне нравятся пожилые женщины,  - с довольным видом заявил Патрик.
        - Что ты пишешь? Отчет обо мне? И сколько же я получила по десятибалльной шкале?
        Он рассмеялся.
        - Нет, я регулярно пишу своей матери. Она начинает волноваться, если не получает от меня известий. А если ставить оценки, то ты получила бы одиннадцать из десяти.  - Патрик вырвал две странички из блокнота, сложил их пополам и сунул в конверт.  - Позже мне надо будет выйти и отправить это письмо,  - сказал он.  - Так, а теперь чай…
        - Ты единственный ребенок?  - поинтересовалась Лиза, когда Патрик протянул ей чашку, на этот раз из тонкого китайского фарфора.
        - Нет, у нас большая семья, и у меня много братьев и сестер. Но ты задаешь странные вопросы.
        - Просто мне стало интересно, почему ты регулярно пишешь домой.
        Она сразу же вспомнила миссис Смит и Брайана, хотя Патрик и не был похож на маменькиного сынка. Он положил левую руку Лизе на шею и провел большим пальцем по щеке. Лиза на мгновение прикрыла глаза и прижалась к его ладони, еще не зная, что его следующие слова станут для нее роковыми и ее жизнь перевернется.
        - Потому что мать волнуется - кстати, мне непривычно называть ее матерью. Дома мы зовем ее мамой.  - Патрик грустно улыбнулся.  - Понимаешь, одна из моих сестер убежала из дому в шестнадцать лет - просто ушла, не сказав никому ни слова, и не вернулась. Она писала нам из Лондона, но своего адреса так и не сообщила. Это разбило маме - моей матери - сердце.
        Лиза похолодела.
        - Как звали твою сестру?
        - Элизабет, но мы звали ее Лиззи. Эй, не вставай! Я собирался присоединиться к тебе через минуту.
        - Я совершенно забыла - мне надо идти.  - Лиза судорожно принялась натягивать платье.

«Не паникуй,  - сказала она себе,  - сохраняй спокойствие, иначе у него возникнут подозрения и он может догадаться, что произошло на самом деле». Она попыталась улыбнуться.
        - Сегодня днем у меня прослушивание, Патрик. Я совсем забыла о нем.
        - Я пойду с тобой.
        - Нет!  - Отказ прозвучал слишком резко.
        Он посмотрел на нее, удивленный и обиженный. «Пэдди, мой маленький братик». Ах! Лиза почувствовала, как ее глаза наполнились слезами.
        - В чем дело, любимая?  - Он еще ни разу не называл ее так.
        - Ни в чем,  - беззаботно отмахнулась она.  - Как глупо с моей стороны забыть об этом. Это ведь очень важно для меня.
        - Ты вернешься?
        - Да, обещаю. Часам к пяти.
        Это было ужасно - давать такие обещания. Он будет ждать ее, но как иначе она могла выбраться отсюда?
        Лизе никак не удавалось застегнуть молнию на платье. Патрик подошел, чтобы помочь, и уткнулся носом ей в плечо.
        - Что-то случилось,  - проговорил он приглушенным голосом.
        Лиза повернулась к нему и обхватила его милое, дорогое лицо ладонями.
        - Я люблю тебя, Патрик,  - негромко сказала она и поцеловала его в губы. Затем, подхватив свой палантин, бросила короткий взгляд на письмо на столе, просто чтобы убедиться, чтобы быть совершенно уверенной.

«Миссис К. О’Брайен, Чосер-стрит, 2, Бутль, Ливерпуль».
        Бедная Китти, каким проклятием стала для тебя твоя Лиззи!
        Лиза повернулась и выбежала из комнаты.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Должно быть, она сумела каким-то образом поймать такси, хотя совершенно не помнила, как добралась домой. Только войдя в квартиру на Куинз-Гейт, Лиза сообразила, где находится, и поняла, что ее всю трясет. Она набрала ванну и целый час лежала в горячей, пахнущей ароматическими солями воде, пытаясь разобраться в том, что произошло.
        Не было ничего удивительного в том, что Патрик показался ей знакомым. Как и в том, что у нее возникло такое чувство, будто она знала его всю жизнь… Лиза мысленно перенеслась на вечеринку, заново переживая события минувшей ночи и встречу с ним. Как он тогда сказал: «Мы с вами не встречались раньше?» - «Нет,  - ответила она.  - Иначе я бы запомнила». Она поддалась голосу сердца, а не разума. Ей следовало проявить больше настойчивости и любопытства. Вместо этого она решила, что так и должно быть, когда мужчина, которого вы ждете всю жизнь, кажется вам знакомым. Лиза представила, что было бы, если бы на его первый вопрос она ответила по-другому. «Не припоминаю, но давайте подумаем и постараемся понять, где мы с вами могли встречаться», и один за другим они бы вычеркнули «Брин Эйрс», съемочные площадки и театры, пока не подошли бы к вопросу «А откуда вы родом?» и неизбежному открытию, что они - родственники. Взаимное влечение наверняка бы погибло - а если даже и нет, оба сделали бы вид, что его просто не существовало, и тогда они бы ни за что и никогда… зная, что являются братом и сестрой! Лиза
выругала себя за то, что позабыла об осторожности. Она даже не удосужилась поинтересоваться, какая у него фамилия!
        А потом Лиза стала думать о нем, о Патрике. Он будет ждать, что она вернется к пяти часам, но его ожидания окажутся напрасными. О боже, ведь он может отправиться на ее поиски!
        Собственно говоря, чем дольше Лиза раздумывала над этим, тем более вероятной представлялась ей такая возможность. При аналогичных обстоятельствах она сама стала бы искать его. Патрик спросит у Доннелли Уэстовера, где она живет. Лиза вспомнила, что, возвращаясь в такси из кинотеатра, сказала продюсеру, что снимает квартиру на углу Куинз-Гейт и Бромптон-роуд.
        У нее не оставалось иного выхода - она должна уехать.
        Вода в ванне начала остывать, и по телу Лизы побежали мурашки. Она вновь вздрогнула, когда к ней вернулись воспоминания о безумной ночи, проведенной в объятиях брата, и на один краткий, безумный миг Лиза представила, что будет, если она просто вернется к нему и ничего не станет говорить. Она могла бы выдумать себе новое прошлое, новое имя, соврать, что приехала откуда-то из другого места. И тогда Патрик смог бы переселиться сюда и жить с ней, как она и планировала. Но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Теперь все будет не так, как прежде, во всяком случае, для нее. Кроме того, он не сможет до бесконечности скрывать ее от семьи, и Китти сразу же узнает ее, даже на фотографии.
        - О господи!  - застонала Лиза.
        Она на всю жизнь запомнят те часы, что они провели вместе. Другой такой ночи больше не будет, но она никогда не должна повториться. Лиза должна изгнать саму память о ней, забыть о том, что случилось. Если сможет.
        - Мой брат, мой возлюбленный, но только на одну ночь,  - еле слышно прошептала она.
        Чуть позже, одевшись, Лиза приготовила себе чай и села в кресло, ломая голову над тем, что делать дальше. До пяти часов оставалось не так уж много времени. Несмотря на решимость, Лизу не покидало стойкое подозрение, что если сейчас распахнется дверь и в комнату войдет Патрик, она бросится к нему в объятия, и тогда…
        Да, она должна уехать сегодня же.
        Но куда?

«И снова это со мной происходит,  - с грустью подумала Лиза.  - Я очертя голову бросаюсь из одной жизни в другую, совершенно неизвестную». Сначала у нее была семья, а потом в одно мгновение она лишилась ее. Она приехала в Лондон, чувствуя себя совершенно одинокой в чужом мире. И вот теперь спасается бегством, и снова одна, оставляя после себя лишь неудавшееся замужество. Никаких связей или имущества, достойного упоминания. У нее не было никого, кто мог хотя бы сказать ей «до свидания» и пожелать счастливого пути.
        У большинства людей жизнь текла ровно и гладко. Они не изменяли раз и навсегда выбранному пути, лишь иногда отклоняясь в сторону. «А моя жизнь похожа на переправу через бурную реку, и я перепрыгиваю с одного камня на другой, когда со мной случается что-то плохое…»
        - Итак, куда мне уехать?  - вновь спросила себя Лиза.
        И вдруг она поняла, что ей следует делать. Она отправится в Калифорнию, в Голливуд. В конце концов, Ральф неоднократно предлагал ей это.
        Но она не станет искать встречи с Ральфом. Лиза не хотела, чтобы он выпрашивал для нее роли. Она знала, какое презрение испытывают актеры к тем, кто получает роли не за свой талант и заслуги, а с помощью нужных связей. Она сама добьется успеха!
        Лиза быстро собрала чемоданы, уложив в них свою любимую одежду, собрание сочинений Джейн Остин и Викторию, после чего написала коротенькую записку владельцу квартиры, приложив к ней плату за две недели и извинившись за то, что оставляет после себя так много вещей. «Быть может, вы отдадите их на благотворительные нужды?» - предложила она. Уходя, она просунет записку под дверь Пирса.
        Закончив сборы, Лиза выпрямилась и в последний раз окинула взглядом две комнаты своей квартиры. Один раз она уже уходила отсюда, но тогда это решение не казалось окончательным, к тому же она собиралась выйти замуж.
        А сейчас она покидала эту квартиру навсегда.
        Как хорошо им здесь было вдвоем с Джекки. Тут звучал радостный смех, они делились радужными надеждами на будущее, хотя не обошлось и без грусти. Лиза вспомнила слезы Джекки, пролитые о Гордоне.
        Вдалеке прогремел гром, и по стеклам забарабанили капли дождя, быстро перешедшего в настоящий ливень. Лиза выглянула в окно. Люди спешили укрыться от небесного потопа, а водители уже включили «дворники» в своих автомобилях.
        - Куда они едут и о чем думают?  - прошептала она.  - Какая странная штука - жизнь. Никто не знает, что я стою у этого окна, собираясь принять самое главное решение в своей жизни. Интересно, что происходит за окнами напротив? Может быть, где-то в этих комнатах люди умирают, или погружаются в пучину отчаяния, или ссорятся. Хотя с таким же успехом они могут заниматься любовью или мирно читать книгу.
        Неведомые ей чувства скрывались за окнами и запертыми дверьми. Через несколько минут она выйдет из дома, дойдет до аэровокзала на Глостер-роуд и попросит один билет до Калифорнии - и даже через миллион лет никто не узнает о том, что прошлой ночью она спала с родным братом, а теперь убегает на другой конец света.
        Телефонный звонок напугал Лизу до полусмерти. Он звучал слишком громко, как бывает, когда в комнатах не остается мебели. Лиза подошла к двери в спальню и уставилась на аппарат, словно одного взгляда на него было достаточно, чтобы узнать, кто находится на другом конце линии.
        Лиза не стала снимать трубку. Это мог быть последний человек в целом свете, с кем она пожелала бы разговаривать,  - или единственный, с кем ей хотелось бы поговорить?
        - Да поможет мне Бог,  - произнесла она, взяла саквояж и вышла из квартиры.
        Открывая высокую входную дверь, Лиза слышала, как четырьмя этажами выше надрывается телефон.
        К ЮГУ ОТ БУЛЬВАРА САНСЕТ[Бульвар Сансет - одна из главных улиц Лос-Анджелеса.]
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        День снова выдался солнечным. С тех самых пор, как семь месяцев назад Лиза прилетела в Калифорнию, погода не испортилась ни разу. День за днем, с раннего утра до самого заката мир был наполнен благословенным солнечным светом. Лиза села на постели, раздвинула белые занавески и посмотрела на широкую улицу, вдоль которой тянулась вереница оштукатуренных домов в испанском стиле, выкрашенных в мягкие, пастельные тона - перламутровые, кремовые, бледно-зеленые, лиловые…
        Хотя, наверное, дождь тоже иногда шел. Иначе как могли просторные лужайки оставаться столь ослепительно-зелеными, а ароматные роскошные цветы, переполняющие каждый сад, расти и цвести? Лалли говорила Лизе, как они называются. Фиолетовые колокольчики - это жакаранда, или палисандр. Спустя две или три недели после того, как их бутоны нарочито и хвастливо раскрывались, лепестки уже осыпались, как конфетти. А еще здесь были бугенвиллеи, азалии, гардении с яркими, невероятными цветами, подобных которым Лиза еще никогда не видела.
        В коридоре зазвонил телефон, и Рома крикнула:
        - Я сниму трубку.
        Лиза выскользнула из постели и подбежала к двери, чтобы послушать. Рома громко сообщила:
        - Глория, это тебя.  - И Лиза расслабилась.
        Она не доверяла Роме после того случая, когда Дик Бродбент позвонил Лизе и сообщил, что «Парамаунт» набирает девушек на роли рабынь в фильме «Принцесса пустыни» и что она должна немедленно прибыть на студию. Лиза пришла в восторг и поделилась новостью со своими соседками, Глорией, Лалли и Ромой, а потом помчалась переодеваться. Однако когда она приехала на «Парамаунт», ей сказали:
        - Извини, куколка, но мы уже взяли всех, кого хотели.
        Через два дня Лиза узнала, что Рома приехала на студию на такси, опередив ее, и ее взяли в массовку.
        Теперь, раз уж она встала с постели, ложиться снова не было смысла. Через час у нее урок вокала, а потом, в полдень, начиналась ее смена в кафе. Быстро приняв душ, Лиза натянула джинсы и желтую безрукавку. Девушка покрутилась перед зеркалом, пытаясь решить, что лучше - заправить ее в джинсы или оставить навыпуск. Пожалуй, стоит все-таки заправить. Лиза продела в петли на поясе светло-коричневый кожаный ремень и сунула ноги в желтые парусиновые туфли. Перебрав сережки, она остановилась на паре цыганских колец.
        На работе следовало выглядеть безупречно. Никогда не знаешь, кто может заглянуть на чашечку кофе - продюсер, режиссер или кинозвезда, высматривающая партнершу для следующего фильма.
        Дик, ее агент, посоветовал Лизе не злоупотреблять макияжем.
        - Он тебе без надобности,  - заявил он.  - Твой свежий цвет лица бросается в глаза.
        Дик также настоял на том, чтобы Лиза убавила себе несколько лет.
        - Это мне известно, что ты только начинаешь, но остальные-то этого не знают. Поэтому, когда ты скажешь, что тебе двадцать пять, они подумают, что ты торчишь здесь уже бог знает сколько времени.
        В апреле, на свой день рождения, Лиза сказала соседкам, что ей исполнилось двадцать два, и была поражена до глубины души, когда Глория заметила:
        - Я и подумать не могла, что тебе уже столько лет.
        Приехав в Голливуд, Лиза остановилась у Ролло, в дешевой гостинице на Франклин-авеню. Гостиницу порекомендовал ей водитель такси, который вез Лизу из аэропорта.
        - Там нет удобств,  - предупредил он,  - но вы сами сказали, что вам нужно что-нибудь подешевле. А у Ролло действительно недорого, чисто и безопасно. Он не пускает к себе кого попало - ни наркоманов, ни проституток.
        Ролло приходился двоюродным братом его жене.
        В свой первый день в Лос-Анджелесе, после того как темноволосая немногословная женщина принесла ей завтрак, Лиза вышла побродить по округе. Впрочем, далеко отходить от гостиницы она не стала и вскоре вернулась в свою невзрачную, скудно обставленную комнатку, легла на кровать и задумалась о том, на какой отчаянный шаг решилась. Она была одна в чужой стране и даже не знала толком, куда идти и что делать.
        На второе утро Лиза сидела в постели, прислушиваясь к звону посуды, возвещавшему о завтраке, и с нетерпением ожидала первой чашки кофе. К ее удивлению, в комнату вошла не темноволосая женщина, а кудрявый молодой человек с лукавой физиономией. В руках у него был поднос.
        - У Адрианы сегодня выходной,  - сообщил он,  - поэтому я удостоился чести разносить завтраки.  - Он поставил поднос на дешевый пластмассовый столик.  - Я Брент Чарвуд, выдающийся сценарист, а вы - Лиза О’Брайен. Я посмотрел в регистрационном журнале, как вас зовут. Привет.
        - Привет,  - ответила Лиза. Его свободная и дружелюбная манера внушала симпатию.  - А что делает в дешевой гостинице выдающийся сценарист?  - полюбопытствовала она.
        Молодой человек ухмыльнулся. На нем были потертые джинсы и футболка с изображением Микки Мауса на груди.
        - Зарабатывает на корочку хлеба,  - ответил он.  - Нужно же что-то есть, и крыша над головой тоже необходима. К несчастью, сочинительством на это не заработаешь - у меня не получается, во всяком случае пока. Я подрабатываю ночным портье, что дает мне массу свободного времени для творчества.  - Брент поглядел на Лизу, склонив голову к плечу.  - Насколько я понимаю, вы англичанка. Держу пари, Голливуд кажется вам чертовски странным. Даже мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к нему, а ведь я - из соседнего штата!
        - В общем-то, я пока не набралась храбрости, чтобы отойти далеко от гостиницы,  - призналась Лиза.  - Я пробыла здесь всего-то пару дней.
        - Полагаю, вы прибыли в Голливуд, чтобы взять его штурмом?  - весело поинтересовался Брент.  - Вы, собственно, кто - актриса, танцовщица, певица?
        - Актриса.
        - Вот что я вам скажу, Лиза. Я заканчиваю через полчаса. Хотите прогуляться со мной? Я намерен обсудить со своим агентом одну идею.
        - С удовольствием,  - ответила Лиза.
        - Брент!  - донесся снизу чей-то голос.  - Постояльцы ждут завтрак.
        - Ни минуты покоя! Пашу, как раб на галерах.  - Он выразительно закатил глаза.  - Я позвоню, когда буду уходить.
        Бульвар Сансет!
        Она действительно шла по бульвару Сансет! Это было настолько невероятно, что Лизе хотелось завизжать от восторга, да так громко, чтобы ее услышали в доме под номером два на Чосер-стрит: «Смотри, мам, твоя Лиззи идет по бульвару Сансет!»
        Здесь царила возбужденная, кипящая жизнью атмосфера, воздух был буквально пропитан ощущением оптимизма и стремлением добиться успеха. Прохожие выглядели крайне озабоченными, их лица светились надеждой, а в глазах читалась почти маниакальная вера, когда они проталкивались сквозь толпу, запрудившую переполненные тротуары.
        - Чувствуете?  - поинтересовался Брент.
        Лиза совсем забыла о его присутствии.
        - Чувствую что?
        - Алчность, амбиции, стремление преуспеть. Послушайте, Лиза, эти люди готовы убить, чтобы прославиться. Актеры продадут родную мать за крошечную роль второго плана в любом малобюджетном фильме.
        - А вы?
        Он криво улыбнулся.
        - Э-э, я, конечно, люблю свою маму, но серьезно задумался бы о том, чтобы продать свою бабушку, если бы мое имя появилось в титрах любого, пусть даже второсортного фильма.
        Лиза рассмеялась.
        - Я вам не верю.
        Брент пожал плечами.
        - Не будьте столь самонадеянны.  - Он огляделся по сторонам.  - Вам не кажется, что здесь правит бал кричащая безвкусица? Господи, как я жалею, что не попал в это место десять или двадцать лет назад, когда Голливуд переживал пору своего расцвета!
        - А сейчас что, упадок?
        - В общем, да - кино умирает.  - Брент рассмеялся, увидев у нее на лице удрученное выражение.  - Не беспокойтесь, милочка, на его место пришло телевидение. Это означает, что работы у нас прибавится. В конце концов, почему люди должны платить за возможность ходить в кинотеатр, когда у них будет собственный экран прямо в гостиной?
        Лиза почувствовала облегчение.
        - А я уже начала думать, что приехала сюда слишком поздно!
        - Нет, на этот счет можете быть спокойны,  - пренебрежительно обронил Брент.  - Мой агент живет в следующем квартале. Хотите побродить по окрестностям или сумеете найти дорогу обратно?
        - Пожалуй, я еще немножко прогуляюсь, и да, спасибо, я запомнила обратную дорогу.
        - Раз уж вы тут, почему бы вам не подыскать себе агента? Полагаю, вы бы не отказались приступить к работе как можно скорее.
        - Я могу нанять вашего?
        - Что за глупости! У меня литературный агент, хотя, по-моему, в том же здании сидит агент, работающий с актерами. Посмотрите на указателе, он висит у входа.
        Вскоре Брент распрощался с Лизой и нырнул в узкий дверной проем между крошечным кинотеатром и магазином готовой одежды.
        После того как он ушел, Лиза принялась изучать список имен рядом с дверью. В здании, как оказалось, работало великое множество агентов - страховых, литературных, просто агентов по найму. На четвертом этаже она увидела то, что искала: «Дик Бродбент, агент по работе с актерами».
        Лиза сделала глубокий вдох, расправила плечи и решительно двинулась вверх по лестнице.
        - Дик Бродбент, я иду,  - громко произнесла она.
        Некоторое время спустя, когда Лалли узнала о том, что интересы Лизы представляет Дик Бродбент, она настоятельно посоветовала ей сменить агента.
        - Да ему же лет восемьдесят, не меньше, и он может сыграть в ящик в любой момент.
        - А мне он нравится,  - упрямо ответила Лиза.  - Он очень милый.
        Собственно говоря, Дик был не так уж стар. Ему было около семидесяти. Он трудился один, не имея даже секретарши. Маленький сухонький старичок, ростом не выше четырех с половиной футов, он, к своему величайшему сожалению, не мог похвастаться тем, что работал с настоящими звездами. Когда к нему вошла Лиза, изрядно нервничающая и готовая к тому, что ей откажут, Дик принял ее с распростертыми объятиями.
        - Звездный материал!  - закудахтал старик.  - Я вижу, у вас большое будущее.
        Лалли предупредила Лизу, что так он отзывается обо всех своих клиентах.
        - Этот мелкий мошенник приносит несчастье. Если ты подпишешь с ним контракт - все, можешь поставить на своей карьере крест.
        Лиза в ответ заявила, что готова рискнуть, хотя бы для того, чтобы доказать, что Лалли ошибается.
        Дик не только заставил ее уменьшить свой возраст, он еще и изменил ее фамилию.
        - Вы уверены, что в вас нет латинской крови?  - поинтересовался он при первой встрече, глядя на Лизу лукавыми глазами.
        - Абсолютно,  - твердо ответила она.  - Я чистокровная ирландка, родилась в Ливерпуле. Смуглая кожа досталась мне в наследство от предков-кельтов.  - Так говорила ей Китти.
        - Ну, вы похожи на настоящую латинянку. А имя Лиза О’Брайен создает неверное впечатление. Вам нужен более романтичный псевдоним. Лизу можно оставить…
        - Благодарю вас,  - сухо отозвалась она.
        Он пропустил мимо ушей ее саркастическую реплику.
        - Как насчет Розы? Лиза Роза.
        - Уже есть певица с почти таким же именем, Лита Роза. Она, кстати, тоже из Ливерпуля.
        - Хм.  - Дик склонил голову старенького гнома к плечу и пристально уставился на нее.  - Лиза Гомес?
        Лиза решительно покачала головой:
        - Это имя мне совсем не нравится.
        - Лиза Ла Планте?
        - Нет.  - Имя должно быть таким, чтобы, называя его, она чувствовала себя вполне комфортно. В конце концов, ей придется жить с ним очень долго, быть может, до конца жизни.
        В пыльной, забитой мебелью комнате воцарилось долгое молчание. Оба погрузились в глубокие раздумья.
        - Как насчет Aнжелис?  - предложила Лиза.  - Нет, Анжeлис, с ударением на втором слоге. Лиза Анжелис.  - Она не могла вспомнить, где слышала его раньше, но сейчас это имя показалось ей красивым и звучным.
        - Великолепно,  - сказал Дик.
        Через неделю Лиза получила в Голливуде свою первую роль.
        Фильм был высокобюджетным триллером, и она провела весь день на съемочной площадке, изображавшей железнодорожный вокзал. Режиссер, истеричный и высокомерный тип, требовал снова и снова переснять сцену, в которой двое мужчин, знаменитые актеры, преследовали один другого, проталкиваясь сквозь толпу на перроне. День уже клонился к вечеру, когда режиссер наконец провозгласил, что удовлетворен, к вящему облегчению всех присутствующих, включая Лизу, у которой ужасно разболелась голова.
        Столкновение нескольких тщеславных характеров действовало всем на нервы, и однажды на съемочной площадке едва не случилась самая настоящая драка. Ненависть двух знаменитых актеров друг к другу уступала только их взаимной ненависти к режиссеру - а он, казалось, ненавидел и презирал всех, включая статистов.
        А брань! В этот день Лиза услышала больше нецензурных слов, чем за всю свою жизнь. По сравнению с Голливудом, съемки в Англии можно было назвать камерными. Поэтому Лиза с нетерпением предвкушала, как вернется к Ролло и отдохнет в тишине и покое.
        Она уже собиралась покинуть съемочную площадку, когда к ней подошел молодой человек.
        - Вы сможете вернуться сюда завтра, мисс… э-э…
        - О’Бра… Анжелис, Лиза Анжелис. Да, я смогу прийти еще раз.
        - Вот и прекрасно. Значит, увидимся в семь утра.
        Головная боль прошла, словно по волшебству.
        Половину следующего дня Лиза провела в обществе еще трех статистов, двух мужчин и одной женщины, своей ровесницы, в макете крошечной кабины лифта, вызывавшем клаустрофобию. Лиза была переодета монахиней и в плотном тяжелом облачении буквально задыхалась от жары. Статистам было велено демонстрировать полнейшее равнодушие и невозмутимость.
        Съемки тридцать второго эпизода, в котором актриса, исполнявшая главную роль, входит в лифт, смотрится в маленькое зеркало и вновь выходит, заняли целое утро. По словам режиссера, она выглядела недостаточно естественной.
        - Как, твою мать, я могу выглядеть естественно, если ты, твою мать, орешь на меня, как гребаный маньяк?!  - в бешенстве воскликнула актриса.
        Статистка, стоявшая рядом с Лизой, прошептала:
        - Как прикажете нам сохранять невозмутимость, когда вокруг творится такое?
        Лиза не ответила - ей казалось, что мускулы лица отказывались ей повиноваться и что если она пробудет в этом костюме еще немного, то просто расплавится.
        В конце концов режиссер недовольно проворчал:
        - Ладно, сойдет.
        И кто-то закричал:
        - Перерыв на ленч!
        Лиза направилась в костюмерную, чтобы избавиться от монашеского одеяния. Помимо того что она буквально изнемогала от жары, тяжелый крест на шее вызывал у нее смутное беспокойство. Ей казалось, что она согрешила.
        Выйдя из костюмерной, Лиза, к своему удивлению, обнаружила, что статистка ждет ее. Это была первая актриса, которую Лиза, с момента своего прибытия в Голливуд, не могла назвать красивой. Она и впрямь выглядела вполне заурядно, но было в ее круглом личике с широким подвижным ртом, курносым носом и сверкающими голубыми глазами нечто притягательное. Лиза с первого взгляда прониклась к ней искренней симпатией.
        - Привет, я - Лалли Купер. А ты англичанка, верно?
        - Верно. Меня зовут Лиза Анжелис.
        - Мне нравится твой акцент.
        - Все так говорят. Приятно слышать.
        - Ты давно здесь?
        Они зашагали в сторону столовой.
        - Чуть больше недели,  - отозвалась Лиза.  - Это моя первая работа, хотя в Англии я выступала в театре и снималась в кино.
        - Тебе повезло, что ты почти сразу получила такую большую роль,  - с завистью сказала Лалли.
        - В самом деле?  - Лиза не была уверена, что правильно ее поняла.
        - Ну да. Кажется, вчера ты снималась в большой сцене на вокзале.
        - Так и есть. Режиссер попросил меня снова прийти.
        - Это хороший знак. Значит, у тебя заметное лицо.
        Лалли взяла Лизу под руку и увлекла за собой в столовую самообслуживания, светлую комнату с высоким потолком и кремовыми пластиковыми столами и стульями. Столовая была уже переполнена, и перед стойкой выстроилась длинная очередь людей, ожидающих, пока их обслужат.
        Пока они стояли в очереди, Лалли забросала Лизу вопросами. Где она снималась? Где живет? Кто ее агент?
        Лиза, в общем-то, ничего не имела против такого допроса с пристрастием. Ей было даже приятно, что кто-то проявил к ней столь живой интерес. Лалли, не выбирая выражений, сообщила, что думает о Дике Бродбенте:
        - Если ты решишь бросить его, я порекомендую тебя Элмеру. Он, конечно, первостатейная свинья, зато действительно хороший агент.
        Они отнесли подносы с едой на столик, где освободилось два места.
        - Ты ведь не собираешься задерживаться в своей гостинице, а?  - поинтересовалась Лалли.
        - О нет,  - откликнулась Лиза.  - Я хочу снять квартиру. Хотя у Ролло и дешево, мне приходится где-то обедать и ужинать, потому что там подают только завтрак. Деньги тают прямо на глазах.
        - Послушай, какое совпадение! У нас через неделю освободится комната. Почему бы тебе не переехать к нам, Лиза? Это будет славно - иметь в соседках настоящую англичанку.  - Голубые глаза Лалли загорелись от восторга.
        - У кого это «у нас»?  - осведомилась Лиза.
        - У Глории Гренвилль, Ромы Новатуры и у меня. Пам Редман, наша четвертая соседка, переселяется к какому-то парню. Приходи к нам сегодня вечером, посмотришь на комнату.
        Квартира Лалли полностью занимала верхний этаж здания из розового камня. Дом находился в небольшом переулке неподалеку от авеню Ла Бреа, к югу от бульвара Сансет. Попасть туда можно было со двора, поднявшись по витой железной лестнице. Лалли встретила Лизу в узком коридоре, который вел в большую уютную комнату с белыми стенами, покрытыми декоративной штукатуркой и увешанными плакатами. На полу, выложенном черной плиткой, лежали яркие плетеные коврики. Здесь же стояли два диванчика и кресла, застеленные грубыми полотняными накидками красного цвета. У большого окна стоял деревянный столик, в центре которого красовалась ваза с желтыми цветами.
        - У вас здесь красиво,  - заметила Лиза.
        Лалли улыбнулась.
        - Я еще ни от кого не слышала таких слов. Ладно, идем, взглянешь на комнату, которая скоро освободится. Пам куда-то отлучилась.
        Комната оказалась небольшой, около десяти квадратных футов. Одну стену целиком занимал встроенный платяной шкаф. Напротив стояла узкая кровать, а у еще одной стены приютился маленький туалетный столик с высоким зеркалом. Стены здесь были белыми, как и тонкие муслиновые занавески, а кровать была застелена жаккардовым покрывалом с разноцветными узорами.
        Лиза заявила, что с радостью переселится к ним после того, как Пам уедет.
        - Квартира стоит пятьсот долларов в месяц,  - пояснила Лалли.  - Мы платим каждая свою четверть плюс двадцатка на всякие расходы. Годится?
        - Отлично,  - согласилась Лиза.
        - Хочешь кофе?  - предложила Лалли.  - Или вы, англичане, пьете только чай?
        - С удовольствием выпью кофе.
        Вернувшись в большую гостиную, Лиза опустилась в кресло, а Лалли скрылась в кухне.
        - У тебя уже есть работа?  - крикнула она оттуда.
        Вопрос показался Лизе очень странным.
        - Зачем мне работа, если я буду сниматься в кино, как и ты?  - крикнула она в ответ.
        В дверях появилась Лалли, держа в одной руке банку кофе, а в другой - чайник. На лице у нее было написано изумление.
        - Малышка, тебе нужна постоянная работа, если ты хочешь платить за квартиру и еду. Сегодня была моя первая съемка за несколько недель. Я провела в Голливуде уже четыре года, и у меня не получается зарабатывать на жизнь, снимаясь в кино. Но когда-нибудь так и будет. Обязательно.  - Лалли яростно тряхнула головой, словно стараясь убедить в этом в первую очередь себя, а уже потом Лизу. Лалли вновь скрылась в кухне и вышла оттуда с двумя чашками кофе.  - Я работаю билетершей в «Плаза» - это кинотеатр, на тот случай, если ты не знаешь. Рома трудится в одной конторе, хотя ее в любую минуту могут выпереть оттуда, учитывая, что она то и дело смывается без предупреждения на прослушивание или вообще исчезает на целый день, если получает роль.
        - А Глория, она чем занимается?
        Голубые глаза Лалли лукаво сверкнули.
        - Ты производишь впечатление святой невинности, Лиза, поэтому я не стану рассказывать тебе, чем зарабатывает на жизнь Глория. Скажу лишь, что ей приходится много лежать на спине.
        Лиза испытала настоящий шок, когда поняла, что больше не выделяется своей броской красотой. И дело было вовсе не в том, что она подурнела,  - просто в Голливуде было полным-полно женщин, ничуть не менее привлекательных, чем она сама. Выходя на улицу, Лиза всякий раз встречала десятки девушек, не уступавших ей, а то и превосходивших ее красотой. Высокие и низенькие, блондинки, брюнетки и рыжие, они грациозно, как модели, ступали по тротуарам, выставляя напоказ покрытые золотистым загаром части тела.
        Она начала чувствовать себя ничем не примечательной мышкой и сполна оценила совет Дика не пользоваться макияжем. По крайней мере теперь она хоть чем-то выделялась среди остальных девушек, которые выглядели так, словно все свободное время проводили перед зеркалом.
        Но только встретив Рому Новатуру, Лиза поняла, каково это - быть невзрачной простушкой.
        В тот день, когда Лиза переехала в свою новую комнату, Лалли вручила ей ключ и умчалась на работу, и Лиза осталась одна. Едва закончив разбирать вещи, она вдруг услышала, как с грохотом захлопнулась дверь, и вышла из комнаты, чтобы поздороваться. Лиза еще не успела познакомиться ни с Глорией, ни с Ромой.
        Высокая, превосходно сложенная девушка с безутешным видом стояла посреди гостиной. У Лизы перехватило дыхание. Она еще никогда не встречала такой потрясающей красавицы. Незнакомка была ростом никак не меньше шести футов и обладала великолепной фигурой: высокая полная грудь, соски которой проступали сквозь пушистый свитер из белой ангорской шерсти, и невероятно узкая талия. Гладкие крутые бедра едва прикрывала коротенькая красная плиссированная юбка, а длинные голые ноги лоснились матовым блеском, словно мрамор. Завидев незнакомку, девушка вздрогнула от неожиданности. Лиза поспешила к ней, с улыбкой протягивая руку.
        - Привет. Меня зовут Лиза Анжелис. Рада познакомиться.
        - Привет. Рома Новатура.
        Рукопожатие оказалось на удивление вялым, и Рома не сочла нужным улыбнуться в ответ. Ее лицо было столь же безупречным, как и фигура, с широко расставленными большими бархатными фиолетовыми глазами, окруженными густыми ресницами, и маленьким прямым носом. Блестящие черные волосы были коротко подстрижены и лежали на длинной белой шее невесомыми прядками. Рядом с этой экстравагантной роскошной девушкой Лиза почувствовала себя маленькой и невзрачной. У нее вдруг резко испортилось настроение. Да разве может она надеяться получить приличную роль в кино, когда конкуренцию ей составляют такие девушки, как Рома Новатура?
        - Ты уже устроилась?  - У красавицы оказался на удивление тусклый, невыразительный голос.
        - Я едва успела разобрать вещи. Хочешь кофе? Я только что поставила чайник.
        - Нет, спасибо. Я предпочла бы что-нибудь покрепче. Меня только что вытурили с работы.  - Рома достала из деревянного шкафчика бутылку виски и стакан и налила себе.
        - Весьма сожалею.
        - Ничего, бывает!  - Рома пожала своими безупречными плечами.  - Тем более что это уже не в первый раз. Завтра я подыщу себе что-нибудь еще.
        - Надеюсь, тебе повезет,  - с сочувствием проговорила Лиза.
        Рома с размаху плюхнулась в кресло и уставилась куда-то вдаль. Это было достойно удивления - ее прекрасные фиолетовые глаза были лишены всякого выражения. Рома молчала, и спустя некоторое время Лиза поинтересовалась:
        - А где ты собираешься искать другую работу? Мне тоже нужно куда-нибудь устроиться.
        - Куда именно?
        Теперь уже настал черед Лизы пожать плечами.
        - Да куда угодно,  - ответила она.
        - Лучше всего официанткой, если тебе нужно свободное время. Всегда можно попросить кого-нибудь подменить тебя. Пожалуй, завтра я поищу себе что-нибудь в этом роде. Работа в конторе - тоска смертная, хотя и платят лучше. А отпроситься очень нелегко.  - Рома опять уставилась куда-то прямо перед собой и просидела так добрых пять минут. Внезапно она взглянула на Лизу и сказала:
        - У меня есть идея. Если мы найдем работу в одном месте, то сможем подменять друг друга.
        - Это было бы здорово,  - с энтузиазмом подхватила Лиза.
        - Решено. Значит, завтра с утра мы первым делом отправимся на поиски работы.
        Найти работу оказалось на удивление легко. Рома с безжалостной решительностью, которая приводила Лизу в изрядное смущение, смело зашла в полудюжину заведений, начиная от грязных забегаловок и заканчивая шикарными ресторанами. Она прямо спрашивала, не нужны ли им две официантки. Девушкам повезло в шестом по счету месте - большой, тускло освещенной кофейне, располагавшейся в полуподвальном помещении на бульваре Голливуд и носившей название «Доминик», по имени владельца.
        - На самом деле сразу две официантки мне не нужны,  - заявил Доминик,  - но в последнее время у меня черная полоса - девушки увольняются чуть ли не каждую неделю. Если я возьму вас обеих, то одна официантка будет лишней, но учитывая то, как мне везет, в самом скором времени кто-нибудь упорхнет из кофейни, и тогда все будет в порядке.
        Невысокий плотный мужчина со смуглой кожей и черными усиками не мог отвести взгляд от Ромы. Перед тем как девушки ушли, он познакомил их со своей матерью, которая работала в кухне.
        - Это моя Мамочка,  - с гордостью сообщил Доминик.  - Она готовит самые лучшие пирожные во всем Голливуде.
        Руки женщины были по локоть испачканы мукой - она замешивала тесто в огромном тазике. Она подняла голову и одарила девушек широкой улыбкой.
        - Мамочка плохо говорит по-английски,  - продолжал Доминик.  - Вот, угощайтесь - это шоколадные эклеры. Но будьте осторожны, чтобы не подсесть на них.
        - Райское наслаждение,  - с набитым ртом промычала Лиза.
        Воздушное пирожное с кремом буквально таяло на языке. Рома довольно невежливо отказалась, пробормотав что-то насчет того, что боится растолстеть.
        Мамочка поняла слово «райское» и просияла, глядя на Лизу.
        - Я был бы вам благодарен, если бы одна из вас приступила к работе прямо сегодня вечером,  - сказал Доминик.  - Мне все равно, кто это будет.
        - Меня бы устроила вечерняя смена,  - быстро сказала Рома.
        - А мне все равно, когда работать,  - беззаботно ответила Лиза.
        Вскоре она пожалела о своем легкомыслии. Хотя Рома частенько просила Лизу подменить ее по вечерам, сама она вечно была занята, чтобы прикрыть Лизу днем. Дважды Лиза пропустила приглашение на массовку, потому что была занята у «Доминика», а Рома не могла отработать вместо нее. Однажды Лалли спросила у нее:
        - Почему тебя сегодня не было на съемках?
        - Где?  - поинтересовалась Лиза.
        - В «Уорнер бразерс». Мне показалось, что Дик Бродбент звонил тебе сегодня утром. Они набирали статистов для восьмичасового телефильма о «Титанике». Я получила работу на несколько дней, и Рома тоже.
        - Я была занята у «Доминика»,  - с горечью призналась Лиза.
        - Ты что?
        - Я была занята у «Доминика»,  - повторила Лиза.  - У меня смена с двенадцати до восьми.
        Лалли сделала глубокий вдох и жестким голосом проговорила:
        - Послушай, малышка, больше никогда не пропускай работу в кино.
        - Но я же не могла подвести Доминика. У него не хватило бы официанток, если бы я не пришла,  - запротестовала Лиза.
        - Слушай, малышка.  - Лалли разозлилась.  - Рома давно должна была сказать тебе об этом, да и Дик тоже. Если тебе что-нибудь подвернется, ты просто идешь туда. Не обращай внимания на то, кого ты при этом подводишь. Если это означает увольнение, что ж, пусть тебя уволят,  - ты найдешь себе другую работу. Проклятье, Лиза, слишком уж ты мягкосердечная. В этом городе следует стремиться стать numero ипо. Первым номером. Ты должна быть жесткой, даже жестокой - понятно?
        - Понятно,  - неохотно ответила Лиза.
        Худощавый, броско одетый мужчина с тонкими чертами лица вот уже час не сводил с Лизы глаз, с того самого момента, как она подала ему чашечку кофе. Уголком глаза она видела, как он поворачивает голову всякий раз, как она проходит мимо. Было три часа дня, и посетителей в кофейне было немного.
        Проблема заключалась в том, что в Голливуде вы не могли оскорбиться, если кто-то пристально вас разглядывал. Это мог быть знаменитый продюсер, подыскивающий кандидатов для своего следующего фильма.
        Когда мужчина жестом показал, что ему нужен счет, Лиза отнесла требуемое на его столик.
        - Держу пари, вы актриса,  - сказал мужчина, роясь в кармане в поисках мелочи.
        - Здесь любая женщина актриса,  - приветливо откликнулась Лиза.  - Если не считать Мамочки на кухне.
        - Это точно, но вы особенная. У вас есть задатки звезды, уж я-то знаю. Вы хорошо двигаетесь, и в вас чувствуется шик.  - Мужчина оглядел ее с ног до головы.  - И фигура у вас замечательная.
        Лиза нервно улыбнулась, не зная, чувствовать ли себя польщенной или сказать ему, чтобы он убирался к дьяволу.
        - Меня зовут Чарли Грубер. У меня собственная продюсерская компания. Я снимаю некоммерческие фильмы. Не хотите попробовать себя в моем следующем проекте? Это будет нечто выдающееся. Вот, возьмите мою карточку. Видите - «Грубер продакшнз».
        Рассматривая визитку, Лиза почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь возбуждения. Наконец-то ее заметили!
        - Сможете прийти завтра на кинопробы? Посмотрим, как вы выглядите на экране,  - сказал мужчина.  - Как вас зовут, кстати?
        - Лиза Анжелис.  - Лиза приказала себе успокоиться. Не исключено, что он пригласил на пробы еще с дюжину девушек.  - Я могу прийти завтра утром.
        - Отлично. Значит, жду вас в десять часов. Адрес есть на визитке. Это недалеко от «Парамаунт». Знаете, где это?
        - Конечно.
        - В таком случае до завтра, Лиза. Жду вас в десять часов.
        Закончив работу, Лиза медленно пошла по бульвару Голливуд по направлению к Китайскому театру Граумана[73 - Китайский театр Граумана - кинотеатр, расположенный на бульваре Голливуд.], вычурному зданию в виде пагоды, во дворе которого кинозвезды оставляли в бетоне отпечатки своих рук и ног. На залитых ярким светом улицах царило настоящее столпотворение, словно сейчас был полдень. Рестораны и бары были переполнены, работали и несколько магазинов, в которых толпились многочисленные покупатели. Лиза посмотрела на вдавленные в бетон отпечатки. Завтра она пойдет на первую настоящую кинопробу! Быть может, когда-нибудь ее имя станет таким же знаменитым, как и имена тех, кто обессмертил себя здесь…
        - Я обязательно стану звездой,  - поклялась себе Лиза.  - Я уже шагнула на первую ступеньку лестницы.
        К ее удивлению, «Грубер продакшнз» оказалась небольшим, дряхлым деревянным строением, стоявшим на богом забытой улочке на окраине Голливуда, и уж никак не рядом со студией «Парамаунт». Охватившее Лизу возбуждение медленно угасало, пока она рассматривала замазанные черной краской окна и дверь с клочьями облезлой краски. Должно быть, Чарли Грубер поджидал ее, потому что дверь распахнулась, и он радостно приветствовал Лизу. На нем был вчерашний костюм. При ярком дневном свете он выглядел потертым, и воротничок рубашки изрядно пожелтел и обтрепался.
        - Входите же, Лиза. Мы уже готовы.
        Она так и не узнала, кто такие «мы», потому что Чарли, похоже, был в здании один.
        Он провел ее в большую комнату, где в углу стояла кинокамера, нацеленная на накрытый потертым покрывалом диван эпохи Регентства, стоявший у стены напротив. С потрескавшегося потолка свисала пыльная лампочка без абажура. Чарли сказал:
        - Вон там вешалка с одеждой. Когда вы переоденетесь, мы можем начинать.
        На деревянных колышках висели тонкие прозрачные наряды, главным образом черные и красные, с торчащими обрывками ниток и спустившимися петлями. Лиза не знала, плакать ей или смеяться. Она остановилась в дверях, не делая попытки приблизиться к одежде.
        - Как будет называться ваш фильм?  - спросила она у Чарли.
        Чарли Грубер возился с камерой. Он поднял голову и с самым невинным видом ответил:
        - Я еще не решил.
        - Можно посмотреть сценарий?
        - Я пока что работаю над ним.
        - А где мой текст?
        - Я же не провожу пробы на звук.
        Несколько секунд они смотрели друг на друга и молчали. Наконец Чарли спросил:
        - Так вы будете переодеваться или нет?
        - Нет.
        - Я дам вам сто баксов. Это займет у вас пятнадцать минут.
        - Засуньте их себе в одно место.
        Лиза прошла по пыльному коридору и закрыла за собой дверь. Она даже не потрудилась сказать «до свидания».
        - И есть девушки, которые соглашаются на это?  - шепотом поинтересовалась Лиза у Лалли.
        Они устроились на маленьких откидных сиденьях в задней части кинотеатра, в котором работала Лалли. Зал только что заполнился зрителями, которые пришли на восьмичасовой сеанс. Лалли приходилось время от времени вставать и провожать на места тех, кто опоздал к началу фильма. Лиза пришла к ней прямо из «Доминика». Ей не терпелось обсудить свои «кинопробы».
        - Да,  - ответила Лалли.  - Некоторые соглашаются - примерно одна из десяти. Жаль, что я ничего не знала, Лиза, иначе я бы сразу сказала тебе, что ходить туда не стоит. Чарли Грубер - известный мошенник.
        Лалли еще спала сегодня утром, когда Лиза уходила из дома, так что возможности поговорить у них не было.
        - Что ж,  - вздохнула Лиза.  - А я-то и вправду подумала, что он настоящий продюсер. Но на ошибках учатся, как говорила моя мама.
        - Моя мама говорила точно так же,  - ухмыльнулась Лалли.
        Лиза в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Затянув ремень еще на одну дырочку, она почувствовала, как у нее радостно забилось сердце, как всегда бывало по утрам. В конце концов, должен же наступить день, когда судьба ей улыбнется. Лиза подхватила на руки Викторию и поцеловала ее, а потом бережно посадила обратно на подушку.
        - Я здесь уже семь месяцев,  - сказала она кукле.  - И чем дольше я тут живу, тем ближе становится этот день.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Рома с безутешным видом распростерла в кресле свое роскошное тело. Время от времени она издавала долгий судорожный вздох. Остальные старательно делали вид, что не замечают этого.
        На полу лежала Глория. Она нанесла на лицо грязевую косметическую маску. Голова у нее была обмотана полотенцем наподобие тюрбана, а ноги покоились на сиденье стула.
        - Кровь приливает к голове,  - объяснила она.  - Это хорошо для мозга.
        - Какого мозга?  - поинтересовалась Лалли, отрываясь от изучения воскресной газеты. Она наблюдала за тем, как Глория осторожно кладет на веки кружочки свежего огурца.  - Господи, если бы твои клиенты видели тебя сейчас, они бы приплатили тебе за то, чтобы ты поскорее убралась.
        - Заткнись, Купер,  - добродушно отозвалась Глория. Несмотря на то что они жили в одной квартире, Лиза редко видела Глорию. Это была женщина лет тридцати, невысокая и хрупкая, красота которой казалась какой-то призрачной, эфемерной. Ее огромные небесно-голубые глаза и чистая перламутровая кожа составляли разительный контраст с обрезанными чуть ниже ушей огненно-рыжими волосами, которые Глория укладывала в пышный начес. Однако же в тоненькой, стройной фигурке скрывался настоящий бойцовский дух и веселая, жизнерадостная натура, что изрядно удивляло людей при первой встрече.
        Глория не делала тайны из того, что была девушкой по вызову.
        - За сутки я зарабатываю больше, чем вы втроем за неделю,  - похвасталась она Лизе в один из тех редких дней, когда они остались в квартире вдвоем.
        - Да, но…  - Лиза не решилась продолжать, боясь обидеть соседку.
        - «Да, но» что?  - Глория расхохоталась.  - Ты продаешь свой труд, я продаю свое тело, и в этом чокнутом мире мое тело стоит дороже.
        - Да, но…  - снова начала Лиза.
        - Разве это не одна знаменитая англичанка сказала что-то вроде: «Я просто ложусь на спину и думаю об Англии»? Что ж, я делаю то же самое, только думаю при этом о деньгах. А если ты еще раз скажешь: «Да, но», я закричу.
        - Да, но…  - сказала Лиза.
        Глория завизжала.
        - Извини меня, Глория. Просто… в общем, я не знаю. Наверное, мне это кажется…
        - Распутством?  - подсказала Глория.
        Лиза рассмеялась.
        - Все, сдаюсь. Как бы то ни было, это не мое дело.
        - Знаешь, Лиза, я прожила в Голливуде уже десять лет. Я приехала сюда с широко открытыми глазами, полная надежд, распушив хвост - и первые пару лет у меня неплохо получалось.  - Глория печально улыбнулась.  - Мюзиклы. Я начинала танцовщицей и получила кучу ролей, каждая из которых была все больше и лучше. Я зарабатывала очень приличные деньги, и вдруг - бац!  - мюзиклы больше никому не нужны. И я тоже никому не нужна, вместе с Говардом Килом[74 - Говард Кил (1919 —2004)  - американский актер и певец, сыгравший во множестве популярных мюзиклов 50-х годов прошлого столетия.], Кэтрин Грейсон[75 - Кэтрин Грэйсон (1922 —2010)  - американская актриса и певица.], Бетти Грейбл[76 - Элизабет Рут Грейбл (1916 —1973)  - американская актриса, танцовщица и певица.] и остальными.  - Она умолкла и прикурила очередную сигарету от окурка предыдущей.
        Лиза пробормотала:
        - Боже, мне очень жаль.
        Глория сердито взмахнула сигаретой.
        - Не стоит. Терпеть не могу, когда меня жалеют. В конце концов, я очутилась в хорошей компании. Я задумалась о том, чтобы вернуться домой, обратно в Питтсбург, но ровно на одну минуту. Я сказала себе: «Проклятье, нет. Я приехала сюда, чтобы сколотить состояние, и, Господь свидетель, я своего добьюсь». К тому времени я уже успела привыкнуть к деньгам, и мысль о том, чтобы работать официанткой или продавщицей в каком-нибудь занюханном магазине, где владелец будет дышать мне в затылок, меня не прельщала. У меня была подруга, замужняя, которая и рассказала мне об этом агентстве - первоклассном эскортном агентстве. Она сама работала там всего один день в неделю - по средам,  - чтобы покрыть расходы на содержание дома. А ее муженек, похоже, так и не заметил, что они вдруг стали есть самые лучшие бифштексы.  - Глория иронически улыбнулась.  - А может и заметил, но предпочел промолчать. Не зря же говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Когда подруга рассказала мне об этом, я тоже, как ты, соглашалась, но все время повторяла: «Да, но…»
        - Но потом ты сдалась,  - подсказала Лиза.
        - Скорее во мне победил здравый смысл. Все оказалось легче, чем я думала. Агентство отправляет нас, девушек, только к тем клиентам, которые останавливаются в первоклассных отелях, и никогда по частным адресам, как делают некоторые.  - Глория взглянула на Лизу с лукавой улыбкой.  - Если интересно, я могу дать тебе рекомендацию.
        Лиза содрогнулась.
        - Нет уж, спасибо,  - быстро ответила она.  - Я, пожалуй, лучше буду работать официанткой.
        Впоследствии ей было стыдно за свое поведение. Она никогда никому не призналась бы в этом, но временами, думая о том, чем занимается Глория, Лиза вдруг замечала, что воображение уносит ее в такие дали, которые никак не назовешь неприятными.
        Лалли поинтересовалась:
        - Ты съешь этот огурец, когда закончишь?
        - Съем,  - отозвалась Глория.  - Это полезно для желудка.
        - Ох, да заткнитесь вы обе!  - с раздражением воскликнула Рома.
        - С какой стати?  - спросила Лалли.  - Не хочешь - не слушай.
        - Я не могу не слушать.
        - И о чем же ты хочешь поговорить?  - осведомилась Лалли.
        Рома пожала плечами.
        - Ни о чем.
        - И ты думаешь, что мы будем сидеть и молчать - да еще в воскресенье утром?
        Рома бросила на Лалли недовольный взгляд, но ничего не сказала. Уголки ее полных губ обиженно поникли. Какой бы механизм в мозгу ни заставлял людей улыбаться или смеяться, у Ромы он отсутствовал начисто. Ее потрясающая внешность не приносила ей счастья. Она все время была хмурой и недовольной, как будто в теле ангела жила древняя старуха.
        - Завтра ни у кого из вас нет съемок?  - вдруг спросила она.
        - Нет,  - хором ответили все трое.
        Лиза не призналась бы ей, даже если бы это было не так, особенно после истории с «Парамаунтом». Очевидно, Лалли и Глория думали так же. Рома не испытывала угрызений совести, когда нужно было пойти по головам, чтобы получить работу.
        - Я не снималась уже несколько недель,  - пожаловалась она.  - А два последних раза я изображала труп.
        - У тебя, наверное, это здорово получается,  - съязвила Лалли.  - Из тебя выйдет бесподобный труп.
        Рома уставилась на нее и слегка нахмурилась. Начисто лишенная чувства юмора, она иногда не могла понять, шутят люди или говорят серьезно. Внезапно она вскочила с кресла и вышла из комнаты.
        - Она ушла?  - Глория приподняла дольку огурца с правого века.
        - Лалли оскорбила ее в лучших чувствах,  - сказала Лиза.
        - У Ромы нет никаких чувств, за исключением самых неприятных,  - с негодованием парировала Лалли.  - А мне нравится задевать дурные чувства. Если бы она была способна испытывать нормальные чувства, мне бы и в голову не пришло их задевать. Роме нужно вставить в задницу петарду, тогда она, быть может, поймет, что способна на настоящее чувство.
        - Да, но, боюсь, оно окажется еще более неприятным,  - заметила Глория.  - Эй, кто-нибудь, прикурите мне сигарету по-быстрому. Я задыхаюсь.
        - Лалли!  - упрекнула подругу Лиза.  - Ты говоришь ужасные вещи.
        - Ужасные, зато правдивые,  - отозвалась Лалли.
        Она всунула в рот Глории сигарету и дала ей прикурить.
        - Если ты уронишь на меня спичку, я подам на тебя в суд,  - предупредила ее Глория.  - Эта маска огнеопасна.
        - Откровенно говоря, мне даже немного жаль Рому,  - сказала Лалли.  - Я имею в виду, у нее фантастические лицо и фигура, но она никогда ничего не добьется в кино.
        - Почему?  - с любопытством спросила Лиза.
        - У нее начисто отсутствует харизма, вот почему,  - сердито ответила Лалли, как будто бедная Рома сделала нечто ужасное. Она продолжала: - Посмотри на Джуди Гарленд, например, или на Шелли Уинтерс, или на Мерилин Монро. Черт, да этот список можно продолжать до бесконечности. У всех у них есть некая магия. Они сияют, излучают чувства. Хотя Рома и красивее их, у нее внутри ничего нет, ей нечего отдавать. Я не шутила, когда сказала, что из нее выйдет бесподобный труп, потому что на экране она выглядит мертвой.
        - Дело дошло до того,  - добавила с пола Глория,  - что ей становится все труднее находить даже работу статистки. В толпе она сразу же бросается в глаза из-за своего мрачного вида.
        - Господи, какой ужас,  - сказала Лиза.
        - Я имею в виду, нельзя же бесконечно играть труп,  - с лукавой улыбкой заметила Лалли.  - Зрители начнут смеяться в самый неподходящий момент, если женщина, которую убивают, всякий раз будет оказываться Ромой.
        Глория захихикала.
        - Не смеши меня. Маска может треснуть.
        - Чего это ты там разлеглась?  - требовательно спросила Лалли.  - Тебе приходится столько лежать на работе, что я думала, ты предпочитаешь принимать сидячее положение, когда у тебя есть такая возможность.
        За исключением Глории, остальные девушки вели поразительно целомудренный образ жизни, особенно если учитывать то, что жили они, пожалуй, в самом чувственном городе на свете. У Лалли дома, в Нью-Джерси, остался жених, который раз в месяц прилетал к ней на выходные, а иногда и она сама ездила к нему и к своим родителям.
        - Фрэнк боится, что я ему изменяю,  - как-то призналась она Лизе.  - Он думает, что Голливуд - это гнездо порока. Я успокаиваю его, как могу. Объясняю, что на романы на стороне у меня просто не остается сил. В «Плазе» ко мне подкатывают многие парни, но к двум часам ночи мне хочется лишь поскорее лечь в постель. Одной.
        - Уверена, что это успокоило Фрэнка,  - сухо ответила Лиза, хотя и понимала, что имеет в виду Лалли.
        Она сама с утра до вечера была занята сверх всякой меры. Каждое утро на студии у нее было нечто вроде урока актерского мастерства в компании других мужчин и женщин, которых могло быть десять или сто. Доллар в час за обучение танцам - бальным и степу - или вокалу. По средам Лиза ходила в спортивный зал, чтобы поддерживать форму. Иногда после окончания смены в кафе она отправлялась прямо на встречи сценаристов и актеров, с которыми познакомил ее Брент Чарвуд, куда честолюбивые, но неизвестные писатели приносили сценарии начинающим актерам, чтобы те их читали. Время от времени Лиза ходила в кино, чтобы быть в курсе последних новостей и достижений.
        Раз в несколько недель Лиза снималась для кино или телевидения. Однажды, наряженная в короткую тунику и серебристый парик, она два дня бродила по поросшим пластмассовой травой холмам и полдня изображала скво, выбегающую из горящего вигвама. После того как ей целый день пришлось кричать «Отрубите им головы!» в фильме о Французской революции, Лиза сорвала голос. До сих пор она принимала участие в массовках. Пару раз ее просили остаться на съемочной площадке вместе с еще несколькими статистами, поскольку их лица требовались в качестве заднего плана для какой-нибудь сцены.
        Лалли называла это «быть первоклассной статисткой» в отличие от «второсортной».
        - Есть огромная разница между одной из тысячи и одной из десяти,  - утверждала она.  - Как в тот день, когда мы торчали в лифте. Именно так на тебя и обращают внимание.
        В дни съемок уроки и кофейня были забыты, и с первыми лучами солнца Лиза уже ждала на студии наступления семи часов утра, когда начинали работать кинокамеры.


* * *
        Как-то июньским утром Лизе позвонил Дик Бродбент. Голос старика дрожал и срывался от возбуждения.
        - У меня есть для тебя две хорошие новости. Ты слышала что-нибудь о фильме «Черный угол»?
        - Ничего,  - честно призналась Лиза.
        - Господи, Лиза, ты же в нем снималась! Тот самый, с лифтом.
        - Я помню, но у него было другое название. Тот фильм назывался…
        - Какая разница, как он назывался,  - нетерпеливо прервал ее Дик.  - Очевидно, они изменили название. Как бы там ни было, он еще не вышел в прокат, однако кто-то, похоже, просмотрел отснятый материал, и Дисней приглашает тебя на съемки своего нового фильма. Это пока что роль без слов, зато твое имя появится в титрах!
        - Дисней! Боже мой, Дик, это просто невероятно. Дисней!  - У Лизы подогнулись колени, и она вынуждена была присесть в ближайшее кресло.  - А что за роль?
        - Какая-то фея. Женщина из их кастинговой конторы сказала, что твоя внешность вполне соответствует имени и что ты, дескать, похожа на ангела. Лиза Анжелис, ангел,  - со смешком сказал Дик.  - Словом, в самое ближайшее время они должны назначить нам встречу.
        - Ох, Дик! Я сейчас умру от счастья!
        - Я еще не закончил,  - произнес Дик.  - А о таком писателе, как Кэхил О’Дэйли, ты слышала? Он ирландец,  - добавил Дик, что было совершенно излишне.
        Лиза вспомнила, что в магазине Гарри Гринбаума было несколько книг этого автора, хотя она не читала ни одной из них.
        - Это не он получил Нобелевскую премию по литературе много лет назад?  - спросила она.
        - В самую точку! Ему сейчас лет сто пятьдесят или около того, а в город он приехал, потому что по одной из его книг, «Авантюрист», задумали снять фильм. Но вся штука, ангел мой, в том, что ты ни за что не угадаешь, где начинается действие романа.
        - Понятия не имею,  - призналась Лиза.
        - В Ливерпуле, в Англии!  - с торжеством вскричал Дик.  - Это не роль, а просто сказка, пусть и коротенькая, и можешь мне поверить, ее будут добиваться многие. Но у тебя есть преимущество, потому что ты сама из Ливерпуля. Откровенно говоря, ты идешь в списке под первым номером, и все благодаря мне. Завтра днем в отеле «Каскад» на Голливудских холмах мы встречаемся с этим чудаком О’Дэйли. При выборе актеров за ним остается последнее слово, и он хочет лично взглянуть на каждого.
        - Что мне надеть, Дик?  - Лиза внезапно занервничала.
        - Что-нибудь простое и неброское. Та женщина была служанкой, бедняжка, так что ни к чему наряжаться в шелка и бриллианты. У тебя есть что-нибудь черное?
        - Если даже и нет, я что-нибудь куплю,  - пообещала Лиза.
        - Я заеду за тобой в час дня. Лучше иметь своего агента под рукой, на тот случай, если они захотят сразу же нанять тебя.
        Глория одолжила Лизе простое черное платье с глухим воротом и юбкой-клеш.
        - Я похожа на бродяжку,  - решила Лиза, переодевшись и готовясь к выходу.
        Лалли заплела ей волосы в простую косу. Даже Рома в кои-то веки соизволила прийти подруге на помощь и разрешила ей взять свои черные туфли на низких каблуках. С собой Лиза захватила лишь сумочку и папку с фотографиями.
        Дик уже ждал ее в своей машине. В автомастерской ему нарастили педали, чтобы он доставал до них своими коротенькими ножками, и отрегулировали под его рост высокое сиденье.
        - Как я выгляжу?  - спросила Лиза, усаживаясь рядом с ним.
        - Отлично. Ты, конечно, не похожа на служанку, но вряд ли они ожидают, что ты придешь в лохмотьях.  - На лице Дика читалось восторженное возбуждение.  - В отделении для перчаток лежит экземпляр книги - я купил ее вчера. Мне лично она показалась скучной. Откровенно говоря, я прочел лишь начало, но не думаю, что Нобелевскую премию вручают тому, кто написал что-нибудь по-настоящему интересное.
        - А я уже прочла ее,  - сообщила агенту Лиза.  - Сразу после твоего звонка я отправилась в библиотеку. Мне книга понравилась, хотя к концу и показалась чуточку многословной. Думаю, что автор слишком уж ударился в философию.
        Пока Дик вез ее к отелю, они обсуждали роман. Совершенно очевидно, книга была автобиографической. В юности Кэхил О’Дэйли был моряком и дослужился до капитана корабля. Книга представляла собой сагу о его похождениях и женщинах, которых он любил. Первой из них стала Мэри, бедная, замученная жизнью женщина старше его. Она работала в гостинице для моряков, где он останавливался в Ливерпуле в начале века. Складывалось впечатление, что писатель не пропускал ни одной юбки, но его первая любовь стала самой трагической и трогательной историей во всем романе. Как Дик и говорил, роль была замечательной, хоть и эпизодической.
        Прошлой ночью, когда Лиза читала о своем родном городе, на нее вдруг накатила тоска по дому. Она заснула, думая о Китти и о Чосер-стрит.
        - Я частенько играла на Док-роуд, когда была маленькой,  - сказала она Дику.  - Было очень странно представлять, что автор книги ходил по тем же улицам, что и я.
        Дик легонько сжал ей руку.
        - Сохраняй это печальное выражение лица, малышка, и он возьмет тебя без разговоров.
        Оправдывая название отеля, у входа ярко-голубая вода водопадом обрушивалась с крутых ступеней на сад камней, раскинувшийся у входа. В углу плюшевой зоны отдыха у стойки администратора брызгал водой небольшой фонтан в окружении пальм.
        - Кэхил О’Дэйли остановился в пентхаусе,  - сказал Дик.  - Вон там, в дальнем конце зала, находится специальный лифт.
        - Какая студия снимает фильм?  - поинтересовалась Лиза, пока они поднимались наверх в просторной кабине.
        - Это маленькая независимая компания,  - пояснил Дик,  - созданная несколько лет назад Басби Ван Доленом, писателем, для продюсирования и режиссуры собственных картин. Пока что он снял всего три фильма, которые не принесли ему особых денег, зато были весьма благосклонно приняты критиками. Его называют вторым Орсоном Уэллсом[77 - Джордж Орсон Уэллс (1915 —1985)  - американский кинорежиссер, актер, сценарист.].
        Лифт остановился, и дверь открылась в небольшой квадратный холл с ковром персикового цвета на полу и полудюжиной стульев.
        Дик дважды нажал кнопку звонка на выкрашенной белой краской двери. Он явно получал удовольствие от происходящего. По дороге он рассказал Лизе о том, что ему уже давненько не приходилось сопровождать своих клиентов на такие вот встречи.
        Дверь открыл пожилой мужчина. Дик откашлялся и произнес с важным видом:
        - Приветствую вас, мистер О’Дэйли. Меня зовут Дик Бродбент, а это…
        - Мистер О’Дэйли неважно себя чувствует. Боюсь, вам придется подождать.
        Часом позже они все еще ждали, и Дик уже начал заводиться:
        - Он не должен был назначать встречу с актерами, если не в состоянии ее провести.
        Лиза ласково похлопала своего агента по крошечной ладони с узловатыми пальцами.
        - Не кипятись,  - постаралась она его успокоить, хотя и сама уже начинала волноваться. Лиза сказала Доминику, что опоздает всего на пару часов. Но с такими темпами она попадет в кофейню, когда там уже начнется обеденный наплыв клиентов.
        В два часа пополудни двери лифта раздвинулись и в холл вошли две девушки. Они постучали в белую дверь, и Дик напрягся, готовясь броситься в бой, если их впустят внутрь. Но девушек ждал тот же ответ: «Вам придется подождать».
        Получасом позже вновь появился пожилой мужчина и жестом пригласил Дика и Лизу войти.
        - Мистер О’Дэйли в спальне.
        Их провели через гостиную, заваленную цветами, в просторную спальню. Жалюзи на окнах были опущены, и в комнате царил полумрак. Лиза едва разглядела старика, сидевшего с закрытыми глазами в инвалидной коляске у одного из окон. Похоже, он не заметил вошедших. В комнате пахло больницей, на столике рядом с кроватью стояли флаконы и пузырьки с лекарствами.
        Дик подтолкнул Лизу вперед. Она сделала глубокий вдох, подошла к окну и остановилась перед пожилым мужчиной, глядя на него сверху вниз. Ей еще никогда не доводилось видеть таких древних стариков. Его лицо было буквально изрезано глубокими морщинами.
        Лиза повернулась и метнула в Дика вопросительный взгляд. Что она должна делать? Дик громко прочистил горло, и, к ее облегчению, старик открыл глаза. Это явно стоило ему немалых усилий; веки у него были тяжелыми и морщинистыми. Писатель окинул ее быстрым взглядом, после чего его веки вновь сомкнулись, словно усилие оказалось чрезмерным. Старик что-то пробормотал. Его голос словно доносился откуда-то издалека, из каких-то невероятных глубин.
        - Прошу прощения?  - запинаясь, пролепетала Лиза. Его слова прозвучали совершенно неразборчиво.
        - Он сказал, что у вас неподходящий типаж,  - произнес чей-то голос.
        Ошеломленная, Лиза повернулась, не подозревая, что в комнате находится кто-то еще. Из кресла в дальнем углу спальни поднялся высокий мужчина с аккуратной бородкой и в очках с тяжелой роговой оправой.
        - Басби Ван Долен.  - Он подошел к Лизе и крепко пожал ей руку.
        - Мой бог, мистер Ван Долен, я и подумать не мог, что вы здесь,  - сказал Дик.  - Вы не представляете, как я рад вас видеть.
        - И я тоже. Дик Бродбент, не так ли? В Голливуде ваше имя на слуху.
        Дик покраснел от удовольствия, и мужчины обменялись рукопожатием. Кэхил О’Дэйли вновь заговорил. Басби Ван Долен выслушал его, после чего повернулся к Лизе.
        - Он говорит, что для этой роли требуется маленькая женщина со светлыми волосами, тогда как вы - высокая и темноволосая. Кроме того, вы слишком молоды.
        - Она всегда может надеть парик,  - поспешно проговорил Дик.  - И на самом деле она старше, чем выглядит.
        Но писатель решительно покачал головой.
        - Извините, но у нее слишком экзотическая внешность. Это я вижу и сам.  - И он начал выпроваживать их из комнаты.
        Лиза повернулась, чтобы попрощаться, но Кэхил О’Дэйли, похоже, опять заснул.
        Выйдя в гостиную, Басби Ван Долен крикнул:
        - Руди, есть еще девушки?
        - С полдюжины.
        Руди вышел из кухни. Увидев его вновь, Лиза решила, что по сравнению со своим хозяином он выглядит едва ли не юношей.
        - Запускай их по две. А вы задержитесь на минутку, ладно? Смотри, чтобы он снова не заснул.
        - Конечно, мистер Ван Долен.  - Мужчина открыл входную дверь и впустил в спальню двух девушек.
        - Почему он это делает?  - поинтересовался Дик.  - Я имею в виду, сам утверждает актеров на роли, если так плохо видит?
        - Это для него очень важно. Люди, описанные в книге, существовали на самом деле, и он хочет, чтобы они выглядели живыми.  - Басби Ван Долен жестом указал на несколько глубоких кресел.  - Присядьте, я хочу поговорить с вами обоими.
        Дик искоса взглянул на Лизу и ободряюще подмигнул ей.
        - Итак, вы Лиза Анжелис.  - Режиссер пристально глядел на нее.  - Могу я посмотреть ваше портфолио?
        - Разумеется.
        Лиза протянула ему коричневый конверт. Пока он бегло просматривал большие глянцевые фотографии, она наблюдала за ним. На вид ему было лет тридцать с небольшим, и его можно было назвать кем угодно, только не красавцем. У Ван Долена был слишком длинный нос и почти такие же густые и кустистые, как у мистера Гринбаума, брови, но в нем чувствовалось какое-то ленивое и приятное очарование, устоять перед которым было невозможно.
        - М-м, очень недурно,  - заметил он, засовывая фотографии обратно в конверт.  - Вы много снимались в Голливуде?
        - Лиза только что получила большую роль в следующем фильме Диснея,  - с готовностью вмешался в разговор Дик.
        Глаза писателя заискрились насмешливым блеском.
        - Означает ли это, что, когда я закончу сбор средств на финансирование «Авантюриста», Лиза будет занята?
        - Что вы, ее роль не настолько велика,  - поспешно пошел на попятный Дик.
        - Очень хорошо, потому что у меня есть на нее виды. Вы читали эту книгу?  - Он повернулся к Лизе. Она молча кивнула в ответ.  - Отлично. Там есть две или три роли, в которых я вас вижу.  - Он встал.  - Пожалуй, мне пора возвращаться к Кэхилу.  - Он пожал руки им обоим.  - Я непременно свяжусь с вами.
        - Лиза, ура! Мы добились своего! Ты будешь звездой, чутье меня не обманывает.  - Дик едва не пустился в пляс, когда они шли обратно к автомобилю. Несмотря на свой возраст и немощь, он сохранил поистине юношескую живость.  - Я понял это в ту самую минуту, когда ты вошла в мою контору. У тебя есть аура. Господи Иисусе! Сниматься у Басби Ван Долена! Знаменитости выстраиваются в очередь в надежде заполучить роль в его фильмах, хоть это и означает существенное уменьшение заработка.
        Он болтал не умолкая всю дорогу, показывая своей спутнице жилища звезд, огромные особняки с колоннами, просторными лужайками перед входом и сверкающими лимузинами на подъездных дорожках. Лиза почти не слушала его. Она мысленно перелистывала страницы «Авантюриста», надеясь угадать, какую же роль приготовил для нее Басби Ван Долен. И только когда Дик сказал: «А вот здесь живет Ральф Лейтон»,  - она подняла голову и взглянула на небольшой замок с серыми зубчатыми башенками. Позади него виднелся угол теннисного корта, и кто-то в белом подбежал и поднял мяч. Человек скрылся из виду прежде, чем Лиза успела понять, Ральф это или нет.
        Когда Дик высадил Лизу у дверей, дома никого не было. Она закружилась в бесшабашном танце по гостиной и, весело смеясь, повалилась в кресло.
        - Я так счастлива, что готова заплакать!
        Ах, если бы можно было поделиться с кем-нибудь своими сногсшибательными новостями! Кофейня сейчас представлялась ей мрачной каторгой. Лиза с удовольствием отправилась бы в танцевальный класс или в спортивный зал, где можно было бы выплеснуть бурлящую в ней радостную энергию.
        Лиза вошла в свою комнату и переоделась в белую шелковую блузку, короткую джинсовую юбку и теннисные туфли. Несколько месяцев назад она перестала носить бюстгальтер, и сейчас, повернувшись боком, с приятным волнением отметила, как проступают сквозь мягкую ткань ее соски. Ей казалось, что она ходит по улицам полуголой. Лиза расплела косу и разделила волосы на прямой пробор так, чтобы они густыми каштановыми прядями обрамляли ее лицо.
        - Вот так штука, подружка Лиза,  - сказала она с сильным акцентом кокни.  - Ты выглядишь, как куколка, дорогуша.  - Она склонила голову к плечу.  - У тебя уж точно имеется внутреннее сияние, о котором толковала Лалли.
        Ее отражение улыбнулось ей. Такое впечатление, что в голове у нее зажглась яркая свеча, освещая золотисто-карие глаза смотревшей на нее из зеркала женщины.
        Лиза неохотно взяла свою сумочку. Пора идти на работу, иначе Доминик может подумать, что она не придет совсем.
        И вдруг она услышала шум. В ванной кто-то открыл воду. Значит, дома все-таки кто-то был. Лиза постучала в дверь ванной комнаты.
        - Эй, это Лиза. Кто там плещется?
        Последовала долгая пауза, прежде чем Глория отозвалась еле слышным шепотом:
        - Это я.
        Говорить таким убитым голосом было совсем не в ее духе.
        - С тобой все в порядке?  - спросила Лиза.
        Дверь ванной открылась, и оттуда вышла Глория, придерживая под подбородком воротник купального халата. Ее голова была обмотана полотенцем. На подбородке красовался огромный багровый синяк.
        - Что случилось?  - испуганно ахнула Лиза.
        - Я не хочу об этом говорить,  - отмахнулась Глория. Она прошла в гостиную и закурила сигарету.  - Нет, пожалуй, я передумала - хочу.
        - Что случилось?  - вновь спросила Лиза, на этот раз мягко.
        - Налей мне выпить, хорошо? Чего-нибудь покрепче.
        Лиза налила две порции бренди и протянула стакан подруге. Глория осушила его одним глотком.
        - Уф, хорошо!  - Она откинулась на спинку кресла. Без макияжа ее лицо выглядело усталым, осунувшимся, а кожа приобрела какой-то желтоватый, восковой оттенок.  - Прошлой ночью у меня был клиент. Он показался мне вполне нормальным парнем - поначалу. Мы поужинали в ресторане отеля и поднялись в его комнату, где нас поджидал его приятель. Я им сказала, что никогда не обслуживаю двух клиентов сразу. Никогда! Некоторые девушки соглашаются, но только не я.  - Глория протянула Лизе пустой стакан.  - Налей мне еще, малышка.
        Лиза встала, чтобы принести бутылку, а Глория продолжала:
        - Но к тому моменту они заперли дверь и от меня уже ничего не зависело.
        - Ты имеешь в виду, что они оба…
        - Да.  - Глория с трудом выдавила слабую улыбку.  - Я получила вот этот синяк - и еще парочку - где-то в самый разгар препирательств.  - Она отвернула воротник халата и показала Лизе фиолетовые пятна на шее.  - Наверное, они измывались бы надо мной всю ночь, если бы я не заперлась в ванной. Они принялись барабанить в дверь, но я не открывала и сидела там до тех пор, пока утром не пришла горничная.
        - Господи, Глория, какой ужас!
        - Наверное, я это заслужила.  - Она вдруг усмехнулась.  - Словом, это одна из неизбежных опасностей в моей работе. Так мне и надо, не правда ли, пай-девочка?
        Лиза не ответила. Нахмурившись, она смотрела на Глорию. Ей в голову внезапно пришла блестящая идея.
        - Ты помнишь, что сегодня утром я ездила насчет роли? Ну, я еще взяла у тебя черное платье.
        - Ах ты господи! Лиза, я совсем забыла спросить у тебя, как все прошло. Спрашиваю: ты получила эту роль?
        - Нет, не получила, но зато она подойдет тебе.
        - Ты и вправду так думаешь?  - Глаза у Глории расширились.
        - Ты в состоянии сходить на просмотр?
        - Ради роли я поднялась бы и со смертного одра. Да и кто поступил бы иначе?
        - Для нее требуется невысокая, потрепанная жизнью женщина лет под тридцать.
        - Ну, спасибо, Лиза, за комплимент. Вот уж удружила так удружила.
        - Заткнись и слушай. Не наноси макияж, не замазывай синяк и надевай то черное платье, которое ты давала мне.  - Лиза прикусила губу.  - Единственная проблема - твои волосы. Они слишком роскошные и блестящие.
        - Никаких проблем,  - откликнулась Глория. Она стянула с головы полотенце, явив на обозрение коротко стриженные кудряшки мышиного цвета.
        Лиза смотрела вслед уезжающему такси. Глория, которая без рыжего парика выглядела еще более хрупкой, оглянулась и показала ей поднятые большие пальцы обеих рук. «Никакого сомнения,  - подумала Лиза,  - в Голливуде как нигде справедлива поговорка: нет худа без добра».
        Зазвонил телефон, и она секунду раздумывала, стоит ли брать трубку. Вдруг это Доминик, который пожелал узнать, куда она запропастилась? Лучше уж извиниться или придумать уважительную причину, когда она приедет в кофейню. С другой стороны, это мог быть Дик с предложением новой роли. Кто знает, кто еще видел отснятый материал «Черного угла»? Билли Уайлдер[78 - Билли Уайлдер (1906 —2002)  - американский сценарист и режиссер, снявший более шестидесяти фильмов и удостоенный семи наград американской киноакадемии.] или Джон Хьюстон[79 - Джон Хьюстон (1906 —1987)  - американский режиссер и сценарист.]?
        Но звонила женщина. Ее голос показался Лизе знакомым - эта женщина уже не раз спрашивала Глорию. Лиза ответила, что той не будет по меньшей мере еще два часа.
        - Вы не могли бы передать ей сообщение? Скажите ей, что мистер Баптист в городе. Он остановился в отеле «Беллтауэр».  - Женщина тщательно выговаривала слова.  - Они уже долгое время остаются лучшими друзьями, и он был бы очень рад увидеться с ней снова.
        - Я оставлю записку у телефона,  - пообещала Лиза.  - Сейчас мне нужно уходить.
        Положив трубку, она долго смотрела на клочок бумаги, который держала в руке. Мистер Баптист, отель «Беллтауэр». Пожалуй, в ее нынешнем настроении это подходит ей больше, чем кофейня. Губы Лизы сложились в улыбку. Она скомкала листок и сунула его себе в сумочку.
        Лиза постучала в дверь, и глубокий голос откликнулся:
        - Войдите.
        Худощавый мужчина с серебряными волосами сидел за столом и что-то писал. Он поднял голову, когда она вошла, и недоуменно уставился на нее.
        - Я никого не жду. В агентстве мне сказали, что Глория…
        - Она неважно себя чувствует,  - мягко ответила Лиза.
        Мужчина неторопливо встал и снисходительно посмотрел на нее. Лиза закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. Мужчина внимательно наблюдал за ней. На лице у него проступил румянец, а в глазах вспыхнуло желание. Он напрягся, непроизвольно сжав руки в кулаки, и сделал шаг вперед.
        - Стойте,  - скомандовала Лиза, и он послушно остановился.
        Лиза уронила сумочку на пол и принялась расстегивать пуговицы белой блузки, мучительно медленно и кокетливо, пока ее маленькая грудь безупречной формы не обнажилась полностью.
        - Господи!  - простонал мужчина, по-прежнему не двигаясь с места.
        Девушка смотрела ему прямо в глаза, расстегивая юбку и медленно и грациозно стягивая ее с узких бедер. Мужчина задрожал, когда она томно потянулась к трусикам и сняла и их. Она стояла перед ним обнаженная, и голова у нее кружилась от желания.
        Лиза подошла к кровати и простерлась на ней. Ее тело задрожало от нетерпения, готовое принять его.
        - Теперь можно,  - сказала она.
        На следующее утро Лиза обнаружила конверт, просунутый под дверь ее комнаты, в котором лежали две стодолларовые купюры. Приложенная к ним записка гласила:

«Я получила твою роль. Ты получила мою. Полагаю, мы в расчете. С любовью, Глория».
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

        - Привет, Дик, это Лиза. Есть какие-нибудь новости для меня?
        - Ты же знаешь, что я бы уже позвонил, если бы они были.
        - Прошло несколько месяцев после той встречи,  - пожаловалась Лиза.  - Он пообещал, что свяжется с нами,  - наверное, всем остальным девушкам он сказал то же самое.
        - Это было всего четыре недели назад, ангел мой, и с тех пор ты названиваешь мне каждый день. Он же сказал, что должен найти деньги. Басби Ван Долен не из тех, кто бросает слова на ветер. Будь на его месте любой другой, я бы делил его слова пополам. Но только не Басби. Он очень приличный малый.
        - Я тоже на это надеюсь,  - неохотно признала Лиза.
        - Ты продолжаешь отрабатывать акценты?
        - Да, конечно.
        В «Авантюристе» было несколько ролей, которые ей могли предложить, и сейчас она училась разговаривать с разными иностранными акцентами: французским, итальянским, арабским.
        - Ангел мой, мне надо работать. Ничего, если я положу трубку?  - сказал Дик.  - Ты ведь не единственная моя клиентка. У меня их сотни.
        - Лжец!  - беззлобно усмехнулась Лиза.
        Тем не менее она положила трубку, решив, что не станет больше докучать Дику вопросами о Басби Ван Долене. Если он захочет позвонить, то позвонит, и Дик тут ничем не поможет.
        На широком экране запыленный «кадиллак», визжа шинами, затормозил у одинокого придорожного кафе. Из него выбрались двое грабителей, бросая по сторонам настороженные взгляды. Один из них поскользнулся в грязи, и аудитория разразилась хохотом. Войдя внутрь, мужчины уселись в уголке и стали перешептываться.
        К ним подошла Лалли, дерзкая и симпатичная, в белом фартуке, надетом поверх полосатого платья, и белой наколке, едва державшейся на светлом парике.
        - Желаете сделать заказ?  - осведомилась она.
        Мужчины подняли головы и с недоумением уставились на нее.
        - Что?  - переспросил один из них.
        - Вы сидите в ресторане. Мы здесь подаем еду. Желаете заказать что-либо?
        Аудитория сдавленно захихикала.
        Грабители обменялись взглядами.
        - Пожалуй,  - сказал один из них.
        - Ага! Сделайте одолжение,  - саркастически обронила Лалли.  - Просто на вывеске снаружи написано «Еда», и обычно именно за этим сюда и приходят клиенты. Чтобы поесть!
        - Я выпью кофе. Черного.
        - Я тоже.
        Лалли недовольно скривилась:
        - Ага! Джек сможет продать свой грузовик и купить себе велосипед, если все наши клиенты будут такими, как вы.
        - Вот и все,  - прошипела Лалли, когда аудитория вновь разразилась смехом.
        - Ты была великолепна,  - прошептала Лиза.
        - Правда?  - скромно поинтересовалась Лалли.
        - Ш-ш, тише!  - с раздражением повернулась к ним женщина из переднего ряда.
        - Давайте отпразднуем,  - предложила Глория.  - Мы всегда можем досмотреть этот фильм в другой раз.
        Это была первая роль Лалли, в которой она произносила несколько реплик. Фильм был снят в прошлом году и только сейчас вышел на экраны. Ей уже предложили еще две роли, но Лалли была разочарована тем, что они были почти идентичны той, которую она сыграла.
        - Мне прислали сценарии обоих фильмов,  - пожаловалась она несколько минут спустя, когда они сидели в баре.  - И я одета почти в такой же костюм и произношу почти те же самые реплики. Я уже жалею, что у меня не хватило мужества отказаться.
        - Почему?  - не веря своим ушам, спросила Лиза.
        - Потому что она станет типажной актрисой, вот почему,  - пояснила Глория.  - И спустя некоторое время никто уже не сможет представить ее в другой роли. Лалли так и останется самоуверенной, острой на язык официанткой до конца своей киношной жизни.
        Лалли передернула плечами.
        - Что ж, даже если это действительно случится, я всегда смогу вернуться домой, выйти замуж и нарожать кучу детишек.
        Наступил субботний вечер, и кофейня была переполнена. Все столики были заняты, и пирожные Мамочки расходились быстрее, чем она успевала их печь. Лизе казалось, что ноги у нее распухли, как у слона, и стали на два размера больше. С полудня она не присела ни на минуту. К счастью, время близилось к восьми часам и скоро ее смена заканчивалась. Сегодня она будет больше обычного рада уйти наконец домой. За одним из ее столиков сидел мужчина, который вот уже два часа кряду заказывал кофе, и всякий раз, когда она принимала у него заказ, гладил ее по руке и настойчиво зазывал на ужин после того, как у нее закончится смена. «Почему некоторые мужчины никак не могут уразуметь, что “нет” означает “нет”, а не “может быть”?» - с раздражением думала Лиза. Рома пришла на работу пару часов назад и выглядела необычно оживленной.
        - Я получила хорошую работу,  - сообщила она Лизе, когда они обе направлялись к кофейному автомату.  - В телевизионной викторине.
        Прошло почти полчаса, прежде чем они снова смогли поговорить.
        - Что за работа?  - поинтересовалась Лиза.
        - Я должна буду демонстрировать призы. Программа называется «Мечты сбываются». Через пару месяцев начинается новый сезон.
        - Кажется, я ее не видела.  - И Лиза поспешила за очередным заказом.
        Немного позже Рома сказала:
        - Если я хорошо зарекомендую себя, со мной подпишут контракт на целый год. Платят они очень хорошо. Это значит, что я смогу бросить эту работу. Господи, да я готова сделать это хоть сейчас. У меня уже ноги отваливаются.
        - Удачи,  - сказала Лиза.  - Я бы тоже хотела уйти отсюда. Я ног вообще не чувствую.
        Осталось пять минут до конца смены. Лиза знаком показала другой официантке, чтобы та приняла у нее столики. Девушка скорчила недовольную гримасу. Лиза обслужила последнего клиента, с видимым облегчением ставя кофе на столик. Мужчина, который добивался ее внимания, поймал ее за юбку, когда она проходила мимо.
        - Еще один кофе, мисс.
        - У меня закончился рабочий день,  - отрезала Лиза.  - Вам придется попросить кого-нибудь еще.
        - В таком случае как насчет ужина?
        Она проигнорировала его вопрос и стала ловко пробираться сквозь толпу.
        - Прошу прощения.  - Какой-то мужчина загородил ей дорогу.
        - Извините, но…  - начала было Лиза и оборвала себя на полуслове.  - Мистер Ван Долен!
        Он стоял, глядя на нее сверху вниз, и его глаза улыбались за стеклами очков в массивной роговой оправе. На нем был поношенный вельветовый костюм и клетчатая рубашка.
        - Я почти полчаса прождал, когда вы примете у меня заказ,  - простонал он.
        - Это не мой столик.
        Его должна была обслужить Рома, но та была известна чудовищной нерасторопностью.
        - В котором часу вы заканчиваете?
        - Я уже закончила. С этой минуты я свободна.
        К удивлению Лизы, Ван Долен проследовал за ней к стойке и подождал, пока она заберет свою сумочку.
        - Хотите перекусить?  - предложил он.
        Еще более удивленная, Лиза ответила:
        - Я бы не отказалась от гамбургера, но где-нибудь поблизости, пожалуйста. В противном случае вам придется нести меня на руках.
        Улыбаясь, он сказал:
        - Я бы не возражал.
        Лиза вдруг ощутила, как приятная теплая волна прокатилась по ее телу.
        Ван Долен придержал для нее дверь, давая ей возможность выйти первой. В это время в кофейню вошла пожилая чета.
        - Кого я вижу! БиДи!  - вскричала женщина.  - Как поживаешь, дорогой?  - И она расцеловала его в обе щеки.
        Мужчина похлопал режиссера по плечу и жизнерадостно осведомился:
        - Как дела, БиДи?
        - Стелла! Майк! Спасибо, все нормально.
        - А почему БиДи?  - поинтересовалась Лиза, когда они вышли наружу.
        - Это мои инициалы минус «В»,  - ответил Ван Долен.  - Можете называть меня либо так, либо Басби. Больше никаких «мистеров Ван Доленов», пожалуйста. В конце концов, очень скоро мы с вами будем работать вместе.
        - В самом деле?
        Очевидно, это означало, что он нашел деньги и теперь собирался приступить к съемкам «Авантюриста». Вся ее усталость улетучилась в мгновение ока.
        Ван Долен привел Лизу в соседний бар, где подавали гамбургеры.
        - Два бургера,  - сказал он официантке, которая подошла к ним, чтобы принять заказ.  - Хотите кофе?  - Он повернулся к Лизе.
        Она содрогнулась, изображая ужас.
        - На кофе я больше смотреть не могу,  - сказала Лиза.  - Я бы лучше выпила пива, если можно.
        - Мне нравятся женщины, которые пьют пиво,  - одобрительно заметил Ван Долен, после того как официантка удалилась.
        - Откуда вы узнали, где я работаю?  - спросила Лиза и поспешно добавила: - Если, конечно, вы не оказались там случайно.
        - Мне сказал Дик Бродбент. К сожалению, он не уточнил, куда я должен был сесть.  - Губы на его добродушном лице с неправильными чертами сложились в улыбку.
        Ван Долен улыбался легко и с готовностью. Карие глаза за толстыми стеклами очков поблескивали озорным весельем, словно он считал окружающий мир неиссякаемым источником наслаждений. Даже не будь он БиДи, знаменитым писателем, режиссером и продюсером фильмов, о которых благосклонно отзывались критики, Лиза все равно не смогла бы устоять перед его обаянием. Пожалуй, никто бы не смог - Ван Долен наверняка очаровывал всех своих собеседников. И тут, словно для того, чтобы подтвердить ее мысли и подчеркнуть его популярность, дверь открылась и какой-то мужчина радостно заорал:
        - Привет, БиДи! Я проходил мимо и заметил тебя. Как дела?
        - Нормально, Дуг,  - откликнулся Басби.
        После того как официантка принесла им заказ, Лиза спросила:
        - А как скоро мы с вами начнем работать вместе?
        - Не терпится, да?  - улыбнулся Ван Долен.
        - Еще бы!  - с энтузиазмом воскликнула она.
        - Полагаю, где-то через месяц. Я арендовал студию на два месяца, но сначала мы проведем натурные съемки. А как же ваша работа у Диснея?
        - Она займет всего пару дней,  - ответила Лиза.  - На следующей неделе я играю сиделку. На экране я проведу целых полсекунды.
        - Похоже, я пригласил вас как раз вовремя.  - Басби снова улыбнулся.  - Еще несколько месяцев, и вас бы наверняка перехватила какая-нибудь крупная студия.
        Лиза не ответила, подумав о том, видит ли он в предполагаемой роли кого-нибудь еще или окончательно остановил свой выбор на ней. Она отчаянно надеялась, что эту роль дадут ей. Глория, у которой была намного более значимая и заметная роль, ни разу не упомянула об этом. Это напомнило Лизе о том, что она до сих пор не знает, кого будет играть. Словно прочитав ее мысли, Ван Долен сказал:
        - У меня уже готов черновой вариант сценария. Думаю, роль итальянской девушки, Катарины, написана как раз для вас. Может быть, мы встретимся завтра и я передам вам один экземпляр?
        Лиза посмотрела ему прямо в глаза. Он не отвел взгляда, с вызовом глядя на нее. Она могла либо принять этот вызов, либо отказаться. Басби Ван Долен был не из тех, кто способен отобрать у нее роль, если она ему откажет. Решение оставалось за ней. Лиза почувствовала, как радостно забилось ее сердце, когда она сказала:
        - В котором часу?
        К ее удивлению, Ван Долен на мгновение прикрыл глаза, и ей показалось, что она услышала, как он облегченно вздохнул.
        - В полдень,  - ответил он,  - я заеду за вами, и мы как следует повеселимся. Сходим на пляж, пообедаем.
        Она назвала ему свой адрес и обронила:
        - Я буду ждать.
        - Я тоже.


* * *
        Ван Долен оказался прекрасным спутником и собеседником. Они отправились в Маленькую Венецию[80 - Маленькая Венеция - район на западе Лос-Анджелеса, известный своими пляжами и каналами.], где пообедали в ветхом деревянном ресторанчике с видом на переполненный пляж. Они наблюдали за тем, как тренируется группа загорелых мускулистых мужчин, безуспешно делавших вид, что они не замечают зрителей, главным образом женщин, которые окружили их, сопровождая свистом и приветственными криками каждое их движение. Вокруг радиоприемников группками сидели подростки, слушая поп-музыку, а слева шел серьезный футбольный матч. И посреди всей этой какофонии и суеты, впитывая солнечные лучи и не обращая внимания на то, что происходит вокруг, расслабленно лежали на песке сотни людей, поглощенных стремлением приобрести красивый загар. Вдалеке, там, где бледно-голубое небо смыкалось с морем, виднелись разбросанные то тут, то там пятнышки белоснежных яхт, попавших в штиль и замерших на бирюзовой поверхности океана. Оттуда доносился слабый рев моторов - это катера рассекали водную гладь, таща за собой воднолыжников в пенной
кильватерной струе.
        Лиза с завистью смотрела на загорающих.
        - Я бы тоже с удовольствием позагорала,  - сказала она,  - но у меня не хватает терпения лежать на песке. Уже через пять минут мне становится смертельно скучно.
        - Мне тоже,  - обронил Басби.
        Это был уже десятый пункт, по которому они пришли к согласию. Собственно говоря, до сих пор они сходились во мнении абсолютно во всем. Им нравились одни и те же писатели, одни и те же актеры и фильмы. Лиза соглашалась с Басби в том, что «Мальтийский сокол» - лучший из всех триллеров. Тут же выяснилось, что оба смотрели «Касабланку» по крайней мере дюжину раз.
        Выйдя из ресторана, они неторопливо двинулись вдоль линии прибоя. Басби дружески взял Лизу под руку. Этот жест выглядел вполне естественно.
        - Мой бог, хотелось бы мне иметь такие же мускулы,  - заметил он, показывая на пару тяжелоатлетов на пляже, мощные, перевитые канатами мышц плечи которых блестели от масла, когда они с легкостью орудовали здоровенными гирями.
        Лиза покачала головой.
        - Вам это не пойдет,  - сказала она.
        На Басби была белая футболка с короткими рукавами, и его красивой формы руки, начисто лишенные признаков мускулатуры, были обнажены.
        Чей-то голос проревел:
        - Привет, БиДи! Как поживаешь?
        Посреди толпы на пляже стоял какой-то мужчина. Он яростно размахивал руками, стараясь привлечь их внимание.
        Басби помахал ему в ответ:
        - Привет, Джо. У меня все в порядке.
        - Вы знакомы с массой людей,  - заметила Лиза.
        Вот уже третий раз за сегодняшнее утро Басби приветствовали знакомые.
        - Он снимался в кино, для которого я написал сценарий пару лет назад,  - ответил Басби.  - Голливуд - самое подходящее место для того, чтобы обзавестись знакомыми.
        Лиза решила, что именно его неизменно приветливое расположение привлекало к нему людей. Они знали, что Басби Ван Долен отнесется к ним по-дружески, и были благодарны ему за то, что он помнил, как их зовут.
        - Хотите пива?  - Басби остановился у открытого всем ветрам бара, перед которым прямо на песке стояли раскладные деревянные столики.
        - Не откажусь. Дома я никогда не пила пива,  - призналась Лиза, потягивая ледяной напиток.  - Оно всегда было теплым.
        Басби содрогнулся.
        - Теплое пиво! Да, этого я никогда не забуду.
        - Вы были в Англии?  - с удивлением поинтересовалась Лиза.
        - Всего пару месяцев во время войны.
        Лизе вдруг стало холодно, словно солнце закрыли тяжелые тучи На нее нахлынули мрачные воспоминания, и она вздрогнула.
        - Где стояла ваша часть?  - спросила она.
        - В какой-то маленькой деревушке неподалеку от Лондона Не помню, как она называлась.  - Басби озабоченно посмотрел на нее.  - С вами все в порядке? Вы сильно побледнели.
        - Ничего, все нормально. Просто мне вдруг стало не по себе. Моя мама в таких случаях говорила: мурашки по коже пробежали.
        - Эй, вы только взгляните на того парня на роликах!
        Лиза поняла, что Басби сказал это лишь для того, чтобы отвлечь ее, и ему это удалось. Мимо них промчался мужчина преклонных лет с развевающейся седой бородой. За спиной у него, подобно парусу, трепетала на ветру длинная снежно-белая грива волос. На нем не было ничего, кроме пары обрезанных чуть ниже колен джинсов. В руках он держал корзину с покупками. Лиза не смогла удержаться от смеха.
        Они допили пиво и зашагали дальше. Где-то впереди звучала громкая музыка, и вскоре они подошли к ее источнику, маленькому увеселительному аттракциону, установленному на углу улицы.
        Всего за несколько минут Лизе дважды напомнили о понедельнике светлой седмицы, проведенном в Саутпорте. Она испытала настоящий шок. С тех пор она и близко не подходила к аттракционам и луна-паркам. Она-то наивно полагала, что события того дня похоронены в самом дальнем и темном уголке ее души, хотя и не забыты. Но оказалось, что они лежат чуть ли не на поверхности, раз случайно оброненные Басби слова и звуки работающих аттракционов обрушились на нее со столь сокрушительной силой.
        С другой стороны дороги раздались дикие, нечеловеческие вопли, и Лиза увидела девушку на «американских горках», судорожно вцепившуюся в руку молодого человека. На ее лице был написан панический ужас, и Лиза вновь вздрогнула и поморщилась, как от зубной боли.
        - Вы ни за что не угадаете, что я вижу,  - сказал Басби.
        - Что?  - Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос не задрожал.
        Он показывал на крошечный кинотеатр дальше по улице.
        - Смотрите, что там идет,  - «Касабланка»!
        Басби купил бумажную коробку попкорна и две жестянки газировки, и они уселись в заднем ряду почти пустого кинотеатра. Одной рукой Басби обнимал Лизу за плечи. Она прижалась к нему, ощущая исходящее от него тепло и чувствуя себя в безопасности. В конце фильма она заплакала.
        - Это так грустно,  - всхлипывала Лиза.  - Я все время надеюсь, что когда-нибудь изменят окончание.
        Когда они вышли на улицу, Лиза с удивлением обнаружила, что уже стемнело. Ей показалось, что день прошел слишком быстро, и она сказала об этом Басби.
        - Это все оттого, что у вас была хорошая компания,  - с улыбкой заметил он.  - И еще это говорит о том, что вам не было скучно.
        Немного погодя, когда они уже ехали обратно в Голливуд, он вдруг спросил:
        - Вы не интересуетесь политикой?
        - Не очень,  - отозвалась Лиза и попыталась вспомнить, как зовут нынешнего американского президента,  - без особого, впрочем, успеха.
        - Когда я был маленьким, я мечтал о том, чтобы стать политиком,  - признался Басби.  - Не на первых ролях, разумеется, а где-нибудь на заднем плане - составление речей, связи с общественностью, в таком духе.
        - У вас наверняка бы получилось,  - сказала Лиза.
        - Но потом я как-то незаметно для себя сбился с пути истинного и увлекся кино, хотя и не жалею об этом.
        Он объяснил ей, что в Америке демократы представляют партию левого толка, а республиканцы - правого.
        - Это как ваши лейбористы и консерваторы,  - сказал он.
        Сам он был демократом, активистом, принимающим самое деятельное участие в работе местной ячейки.
        - Когда президент Эйзенхауэр - он республиканец - покинет свой пост в 1960 году, у нас есть хорошие шансы занять его место. Вы когда-нибудь слышали о Джеке Кеннеди?
        - Боюсь, что нет.
        - Ничего, скоро услышите. Он сенатор от штата Массачусетс. Здесь, в Калифорнии, собралась целая группа единомышленников, и мы пытаемся сделать так, чтобы его выдвинули кандидатом в президенты. Это самый приличный и достойный уважения малый, которого я когда-либо встречал. Если Джека изберут…  - Басби не договорил. Лиза заметила, как побелели костяшки его пальцев, лежащих на руле. Повернувшись к ней, он усмехнулся.  - Прошу прощения. Наверное, я все-таки утомил вас в конце концов?
        Лиза заверила его, что ничуть не устала.
        - Должна же я знать хоть что-нибудь о стране, в которой живу.
        - Давайте остановимся на ужин.
        Басби заехал во двор придорожной закусочной и, вылезая из машины, прихватил с собой портфель с заднего сиденья.
        После того как с едой было покончено, Басби протянул Лизе рукопись.
        - Сценарий «Авантюриста»,  - пояснил он.
        - Я совсем забыла о нем,  - виновато призналась она.
        В конце концов, предполагалось, что именно сценарий был целью их сегодняшней встречи.
        - Я тоже, и вспомнил о нем лишь на обратном пути. Ваша роль начинается на сорок третьей странице.
        - А кто будет играть главного героя?  - поинтересовалась Лиза.  - Самого Кэхила О’Дэйли?
        - Здесь мне крупно повезло,  - удовлетворенно ответил Басби.  - Свои услуги предложил Ральф Лейтон. Ну, а я взял и тут же согласился.
        - Ральф?!  - с восторгом воскликнула Лиза.  - Это замечательно!
        - Судя по вашим словам, вы с ним знакомы?
        - Да. Господи, как хорошо будет вновь с ним увидеться!
        Басби остановил автомобиль у ее дома и сказал:
        - Я бы хотел встретиться с вами еще раз, Лиза, но сначала я должен сказать вам кое-что.
        Она повернулась и взглянула ему прямо в глаза. Он выглядел серьезным и даже мрачным. Его глаза за стеклами очков стали суровыми.
        - В чем дело?  - с любопытством спросила Лиза.
        - Я женат.  - Прежде чем она успела что-либо ответить, Басби быстро продолжил: - Моя жена бросила меня ради другого, и сейчас она подала на развод, так что я могу считать себя женатым холостяком.
        Лиза не могла представить себе женщину, которая в здравом уме согласилась бы оставить Басби ради другого мужчины. Она не знала, что сказать, и молчала так долго, что он наконец не выдержал и с тревогой спросил:
        - Я расстроил вас?
        - Ничуть.  - Лиза накрыла его руку своей и сказала: - День был просто замечательный. Я хотела бы повторить его при случае.
        Басби наклонился и привлек ее к себе. Его губы оказались мягкими и влажными. Лиза тут же начала пылко и страстно отвечать на поцелуй, молясь про себя, чтобы он предложил ей поехать к нему домой, где они могли бы заняться любовью. Но вместо этого Басби вдруг разжал объятия и погладил ее по щеке.
        - Боже мой! Какая же вы красивая,  - хрипло прошептал он.
        Лиза почувствовала себя обманутой, почти отвергнутой. Похоже, он угадал, о чем она подумала, потому что добавил:
        - Давайте отложим это до более подходящего момента.
        - Хорошо,  - ответила она, улыбаясь, хотя и была разочарована.
        Стоя на тротуаре и глядя вслед отъезжающей машине, Лиза думала о том, что день был почти идеальным и что его омрачали лишь болезненные напоминания о прошлом.
        Позже, уже лежа в постели, она вспоминала о Басби. Он казался таким легким в общении, добродушным и даже вальяжным, что Лиза не могла представить его себе властным и жестким на съемочной площадке, а ведь это - неотъемлемые качества успешного режиссера.
        - Лиза, Лиза, Лиза!  - заорал Басби.  - И потом: - Стоп!
        Он ловко и быстро спустился по каменистому обрыву на берег моря и схватил ее за плечи. Его пальцы больно впились ей в предплечья, но он, похоже, этого не заметил.
        - Господи, женщина!  - вопил Басби.  - Твой любимый тебя бросил. БРОСИЛ! Поняла? Ты смотришь, как уплывает его лодка, и знаешь, что больше никогда не увидишь его. Твое сердце разбито. Ты думаешь, что твоя жизнь кончена.  - Он с презрением оттолкнул от себя Лизу.  - А у тебя такой вид, словно ты капнула мороженым себе на платье.
        Кто-то из операторов захихикал. Лиза страстно желала, чтобы сию же минуту земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. Пожалуй, она смогла бы изобразить сердечные муки, которые от нее требовались, если бы эпизоды снимались последовательно. Но хотя сегодня был первый съемочный день, они работали над заключительной сценой фильма. Она должна была скорбеть о потере мужчины, с которым у нее был страстный роман, но эту часть им предстояло снимать через две недели, когда они переместятся в павильон. Уединенный пляж в двадцати милях от Голливуда должен был изображать побережье Италии; это было максимальное расстояние, на которое Басби мог позволить им удалиться. Ожидалось, что съемка будет закончена к обеду и они переместятся в другое место.
        Утро почти закончилось, целиком и полностью истраченное на Лизу, которая уже не сомневалась в том, что даже если она проторчит здесь целую вечность, то все равно не сможет изобразить те чувства, которые требовал Басби. Быть может, с тоской думала она, если бы сейчас к горизонту действительно уплывала какая-нибудь лодка, она могла бы сосредоточиться на ней и выдать нужные эмоции. Но простиравшийся перед ней океан был абсолютно чист. Лодку в эпизод добавят потом.
        Лиза стояла неподвижно, жалея себя и с трудом сдерживая слезы, но Басби оставался неумолимым.
        - Давайте повторим,  - скомандовал он.  - Дубль двадцать два, мотор!
        Заработал ветродув, и Лиза откинула со лба прядь волос. Она почувствовала, как ее ноги облепила юбка длинного черного платья. На глаза навернулись слезы, и девушка судорожно попыталась проглотить комок в горле, чтобы не расплакаться. Оператор подъехал к ней вплотную, чтобы снять несколько кадров крупным планом. Лиза почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. «Как бы мне хотелось оказаться где-нибудь в другом месте! Где угодно, только не здесь»,  - с трагическим надрывом подумала Лиза. Она смахнула слезы тыльной стороной ладони, стыдясь того, что расплакалась на глазах у чужих ей людей. «Сейчас Басби опять наорет на меня, и они будут смеяться». Ее нижняя губа предательски задрожала. Слезы продолжали капать, и Лиза из последних сил сдерживалась, чтобы не закрыть лицо руками и не зарыдать.
        - Стоп!  - завопил Басби.  - Снято. Спасибо, Лиза.
        Открыв от изумления рот, она смотрела, как он вновь спускается к ней по каменистому обрыву. Но он прошел мимо, не удостоив ее даже взгляда, словно она была пустым местом.
        Была почти полночь, когда Басби появился в баре, где несколько часов назад собрались актеры и съемочная труппа. Он скользнул на сиденье рядом с Лизой и сказал:
        - Прошу прощения за опоздание. Я просматривал отснятый материал. Ты была бесподобна.
        - Знаете, кто вы?!  - с негодованием воскликнула девушка.
        - Кто?  - Он приподнял брови, удивленно глядя на нее.
        - Проклятый Джекилл и Хайд[81 - Лиза имеет в виду героя «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда», в которой добропорядочный доктор Джекилл превращался в насильника и убийцу мистера Хайда.], вот кто.
        Кажется, Басби по-настоящему удивился.
        - А что такого я сделал?
        - Если вы не понимаете, это лишний раз доказывает то, что я права.


* * *
        Лиза сидела в темном уголке студии, глядя, как Басби внимательно осматривает интерьер для следующей сцены. Низко пригнувшись, он напряженно рыскал по старомодной гостиной. Вдруг он замер у буфета, на котором громоздились всевозможные безделушки и фотографии в рамочках, нахмурился и поскреб подбородок. Потом на лицо Басби набежала туча, он потянулся и схватил что-то.
        - Кто поставил сюда эту фотографию?!  - громовым голосом проревел он.  - Одежда совершенно не годится. Женщины не носили таких шляпок в двадцатые годы.
        Час, его ассистент, щелкнул пальцами, и девушка в джинсах и мужской рубашке выскочила на площадку, забрала фотографию и бросилась прочь. Басби был перфекционистом. Вероятность того, что кто-нибудь из зрителей заметит фотографию за те считанные секунды, во время которых будет показан буфет, была миллион к одному, но он не сможет сосредоточиться на работе, зная, что она там.
        Басби открыл дверь гостиной, закрыл ее, уселся за стол и заговорил сам с собой. Кое-кто из персонала прекратил работу и принялся с восторгом наблюдать за ним. Басби знал сценарий наизусть, и сейчас он проговаривал роли, сопровождая реплики движениями, чтобы знать, какие указания давать, когда начнется съемка.
        Когда он оказывался в студии, окружающий мир переставал существовать для него. Кроме фильма, над которым он работал, больше ничто не имело значения. В двух шагах от Басби могла взорваться бомба, но он не обратил бы на нее внимания, а если бы кто-нибудь сказал ему об этом, то он пропустил бы эти слова мимо ушей.
        Где-то высоко над головой раздался громкий стук, и звук гулким эхом раскатился по огромному павильону. Все испуганно вздрогнули, за исключением Басби, который продолжал разговаривать сам с собой, негромко произнося реплики актеров.
        Лиза раскрыла сценарий и погрузилась в чтение. Она знала свою роль назубок, но боялась, что позабудет все на свете, как только включится камера, особенно если Басби вновь станет ужасно себя вести, хотя теперь на площадке присутствовал Ральф, который поддержит ее.
        Ральф! Лиза вспомнила первый день на студии. Она вошла в павильон и сразу же увидела его - он сидел на брезентовом раскладном стуле рядом с Басби. На спинке красовалась его фамилия. Ральф сидел к ней спиной, поэтому она подкралась сзади и закрыла ему глаза ладонями.
        - Угадай, кто это?  - прошептала Лиза.
        Он замер на несколько долгих секунд, а потом изумленно воскликнул:
        - Лиза!  - Ральф вскочил на ноги и заключил ее в объятия.  - Моя дорогая, милая девочка, ради всего святого, как ты здесь оказалась?  - Повернувшись к Басби, он сказал: - Когда я в последний раз видел свою очаровательную подружку, она преследовала симпатичного молодого блондина. Или это он преследовал тебя? Что случилось?  - поинтересовался он.
        - Мы настигли друг друга - но не сложилось,  - быстро ответила Лиза.
        Басби ревниво поглядывал на них.
        - Где ты была все это время?  - продолжал расспрашивать Ральф.  - Я звонил и писал тебе, но Пирс сказал, что ты как сквозь землю провалилась.
        - Я приехала в Голливуд,  - сказала Лиза.  - В конце концов, ты ведь сам столько раз приглашал меня сюда.
        - Но ты не давала о себе знать!  - Ральф выглядел огорченным и даже слегка уязвленным.
        Лиза взяла его за руки и прижала их к своим щекам.
        - Я знала, что рано или поздно мы обязательно встретимся. А до тех пор я хотела добиться чего-нибудь сама.
        - Да уж, эта Лиза О’Брайен - крепкий орешек,  - смеясь, заявил Ральф.  - Это самая независимая молодая женщина, которую я когда-либо встречал.
        - Теперь меня зовут Лиза Анжелис,  - сказала она.  - Мой агент решил, что О’Брайен - слишком обыденно и скучно.
        Позже, когда они сделали перерыв, чтобы выпить кофе, Ральф спросил:
        - И что ты думаешь об этом волшебном городе?
        - Как ты и говоришь, он - волшебный,  - просто ответила Лиза.
        Так оно и было на самом деле. Глядя, как Басби обсуждает костюмы с Мэгги Нестор из костюмерной, Лиза подумала: «Если я останусь здесь надолго, то перестану отличать реальную жизнь от вымышленной». В фильм продолжительностью около девяноста минут вкладывалось гораздо больше усилий, чем в обычное существование, и в конце концов выдумка становилась важнее реальности.
        Но главное волшебство заключалось в том, что через несколько недель Басби соберет весь готовый материал, тысячи футов пленки, отснятые вразброс, несколько секунд там, несколько секунд здесь, и запрется вместе с редактором в монтажной лаборатории. А потом в один прекрасный день выйдет оттуда, и каждый кусочек встанет на свое место, начало окажется в начале, а окончание - в конце. Неискушенный зритель и впрямь поверит, что Лиза плачет при виде настоящей лодки, уплывающей в дальние края от берегов Неаполя. В темноте кинотеатра случится настоящее чудо. Аудитория, позабыв о реальности и дав волю воображению, отправится в странствие по всему миру. Хотя на самом деле весь фильм до последнего дюйма был снят на нескольких квадратных милях калифорнийской земли.
        Голливуд! Творец мечты. Модный рассказчик и выдумщик.
        Лиза старалась не завидовать Глории, но у нее ничего не получалось. Глория, казалось, отлично вжилась в роль маленькой служанки из Ливерпуля, Мэри, и Басби ни разу не позволил себе повысить на нее голос на съемочной площадке. Она мгновенно понимала, чего он от нее хочет.
        - Вот здесь чуточку больше чувств и экспрессии,  - говорил Басби. Или: - Подчеркни это выражение.  - И уже в следующем дубле Глория делала все именно так, как он того требовал.
        - Прекрасно!  - ворковал он.  - Просто великолепно.
        Как ей это удавалось? Лиза терялась в догадках и невольно восхищалась ею. Ей самой Басби ни разу не сказал «Превосходно!». В лучшем случае она удостаивалась равнодушного «Достаточно. Снято».
        На второй день съемок Басби объявил, что Глория играет «просто превосходно», и Лиза решила, что с нее хватит. В промежутке между дублями она ушла со студии, уязвленная тем, что Глория оказалась такой замечательной актрисой, тогда как ее саму режиссеру приходится оскорблять, чтобы добиться от нее проявления хотя бы элементарных эмоций.
        Лиза вышла из павильона через заднюю дверь и очутилась среди обветшалых зданий разных форм и размеров, в которых, среди всего прочего, находились костюмерная и гримерная, и нос к носу столкнулась с Ральфом, который только что вышел из гримерки. Его волосы вновь обрели привычный каштановый цвет и мягкими завитками ниспадали на воротник темно-синего бушлата.
        - В чем дело?  - поинтересовался Ральф.  - Ты выглядишь расстроенной.
        - Так и есть,  - отозвалась Лиза.  - Я только что наблюдала за Глорией. По словам Басби, она играет просто превосходно. Я никогда так не смогу.
        - Не говори глупостей,  - заявил Ральф.  - Сцены, в которых мы с тобой участвовали вместе, получились очень хорошо. Кроме того, Глория гораздо опытнее тебя.  - Он окинул девушку строгим взглядом.  - Басби Ван Долен - один из лучших голливудских режиссеров. Он бы не пригласил тебя на роль, если бы думал, что ты испортишь его картину.
        Лиза недовольно скривилась, и впервые на ее памяти Ральф рассердился:
        - По-моему, ты недопонимаешь, какое кино мы здесь делаем, Лиза. Это - настоящее произведение искусства. Мне досталась лучшая роль, которую я когда-либо играл. Ты должна радоваться, что можешь поучиться у Глории - или у меня, если уж на то пошло,  - вместо того чтобы надувать губы и ревновать.
        - В таком случае я возвращаюсь,  - с раскаянием в голосе сообщила Лиза. Она взяла Ральфа под руку, и они направились к главному входу в павильон.  - Как поживает Майкл?  - поинтересовалась она. С момента встречи у них до сих пор не было возможности спокойно поговорить.
        Ральф ухмыльнулся.
        - Нормально, если не считать того, что этот сукин сын изменяет мне направо и налево.
        Лиза удивленно посмотрела на него.
        - И тебя это не беспокоит?
        - Нет, пока он возвращается ко мне каждый вечер,  - ответил Ральф.  - Ты обязательно должна зайти к нам в гости. И пусть тогда он ревнует меня, для разнообразия.
        - Снято!  - крикнул Басби.  - Все, финита! Сворачиваемся. Всем спасибо. Спокойной ночи и до свидания.
        Ассистенты и актеры разразились радостными криками и принялись обниматься. Кое-кто из членов съемочной группы начал укладывать оборудование.
        - Басби, твой фильм тянет на «Оскара»,  - сказал кто-то, и его слова заглушили возгласы: - Верно!
        Лиза почувствовала комок в горле. Что она будет делать теперь, когда съемки «Авантюриста» закончились? Что они все будут делать? На протяжении последних восьми недель фильм занимал все ее мысли и время, равно как и у остальных. К своему удивлению, она вдруг услышала, как кто-то сказал:
        - Слава богу, все позади. Теперь я отдохну несколько дней, а потом полечу в Испанию на восемь недель, где снимается очередной триллер.
        - А у меня на носу двухнедельные съемки в мыльной опере,  - откликнулся чей-то голос.
        Для них только что снятый фильм был уже в прошлом. Они никогда не забудут его, но только будущее имело значение, и они спешили жить дальше.
        Басби тронул Лизу за плечо.
        - Как насчет того, чтобы пропустить вечеринку по случаю завершения съемок и вместо этого взглянуть на мои гравюры?  - прошептал он.
        - Как вам не стыдно, сэр,  - чопорно ответила Лиза.  - За кого вы меня принимаете?
        - За родственную душу.  - Он обнял ее за плечи, и они направились к выходу.
        Кое-кто с любопытством смотрел им вслед. Басби впервые выделил Лизу среди остальных актрис, и она почувствовала себя особенной.
        Минут десять они ехали в машине в дружелюбном молчании, пока наконец Лиза не поинтересовалась:
        - Куда мы направляемся?
        - В Беверли-Хиллз,  - ответил Басби.  - Ко мне домой.
        У нее перехватило дыхание. Наконец-то Басби решил, что настало «подходящее» время. Почти три месяца Лиза с нетерпением ожидала этого момента. Его бесцеремонное и равнодушное отношение больно ранило девушку, и она обнаружила, что жаждет услышать хоть одно доброе слово в свой адрес. Но чем старательнее Басби ее игнорировал, тем сильнее она в него влюблялась. Сегодня же вечером он превратился в прежнего Басби, того самого мужчину, который разыскал ее в кофейне, возил в Маленькую Венецию и другие места, довольствуясь поцелуем на прощание, когда провожал домой. Но сегодня ночью одними поцелуями дело не закончится. Сегодня ночью они займутся любовью.
        Басби лежал рядом и крепко спал. Без очков он выглядел намного моложе. Раньше Лиза никогда не замечала, какие длинные у него ресницы, и сейчас они тихонько подрагивали в такт его дыханию. Он выглядел довольным и умиротворенным.
        Обнаженная, Лиза тихонько встала с огромной овальной кровати. На спинке кресла валялся халат, и она накинула его, а потом босиком зашлепала в кухню, где после недолгих поисков обнаружила коробку с чайными пакетиками.
        Почему она не разделяет умиротворения Басби? Вместо этого Лиза чувствовала себя взвинченной и неудовлетворенной. Он подвел ее к самой грани острого наслаждения и оставил там, отчаявшуюся и недовольную. Все случилось очень быстро. Она не сомневалась в его любви, в его желании обладать ею, но…

«Наверное, я сама во всем виновата,  - размышляла Лиза.  - Я ожидала слишком многого, особенно после Патрика…» Но она тут же запретила себе думать об этом, чтобы не расстраиваться еще сильнее. С Клайвом Рэндольфом и даже с Брайаном все было гораздо лучше. Но в остальном они с Басби как нельзя лучше подходили друг другу. Вспомнив мужчину, которого она встретила в отеле «Беллтауэр» - Карла Баптиста,  - Лиза ощутила, как по телу прокатилась сладостная дрожь. В тот день их соединила дикая, необузданная страсть.
        - Ага, вот ты где!
        Она подпрыгнула на месте от неожиданности. В кухню вошел Басби. На нем были пижамные брюки.
        - А я еще подумал, куда это подевался мой халат,  - добавил он.
        - Хочешь чаю?
        Он подошел к Лизе сзади, распахнул полы ее халата и принялся ласкать грудь.
        - Нет, я хочу тебя.  - Уткнувшись носом ей в шею, Басби прошептал: - Все было просто замечательно. Тебе тоже понравилось?
        - Еще бы,  - солгала Лиза.  - Со мной никогда такого не было.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Они занимались любовью уже трижды, тело Лизы покрылось испариной. И тут он начал ласкать ее вновь, исследуя пальцами самые потаенные места. Она застонала в упоении, когда он снова вошел в нее и вознес на вершину острого наслаждения, удерживая там в состоянии трепещущего, почти невыносимого предвкушения. Лиза громко закричала. И вдруг ее тело взорвалось фонтаном экстатического удовлетворения. Еще несколько минут они лежали, не разжимая объятий; оба молчали. Затем он отстранился, глубоко вздохнул и с неохотой сказал:
        - Мне нужно идти.
        - Мне тоже,  - сказала Лиза. Она решительно отбросила влажные простыни в сторону и встала с постели. Когда она наклонилась, чтобы поднять свое нижнее белье, он потянулся к ней и начал гладить ее ягодицы, сначала одной рукой, а потом двумя.  - У тебя кожа, как шелк,  - пробормотал он и прижался губами к впадинке у нее на талии. Лиза негромко застонала, и он увлек ее обратно в постель.
        - Если я опоздаю на самолет, мне придется заплатить чертову пропасть денег,  - пожаловался он через четверть часа.
        - Я отказываюсь вставать с постели, пока ты не оденешься,  - заявила Лиза.  - Это напрасная трата времени.
        - А я отказываюсь одеваться, пока ты не вылезешь из постели,  - парировал Карл Баптист.
        Лиза лежала совершенно неподвижно, и спустя некоторое время он обреченно вздохнул и отбросил простыни. Из-под полуприкрытых век она наблюдала, как он облачается в изысканный шелковый костюм, затягивает ремень из шкуры ящерицы на тонкой, почти женской талии своими изящными, загорелыми руками, и мысленно восхитилась тем, что проделывали с ней эти самые руки на протяжении последних трех лет.
        Расчесывая серебряные волосы, Карл заметил, что она наблюдает за ним, и улыбнулся.
        - Я вернусь через шесть недель,  - сказал он.  - Позвонить тебе?
        - Если будет желание,  - ответила Лиза.
        - У меня всегда есть желание, и ты знаешь об этом.
        - А ты знаешь, что я всегда жду твоего звонка.
        - Вопрос - это часть игры,  - заявил Карл. У него был глубокий голос, он говорил с едва заметным акцентом.  - Знаешь, а ведь я чуть не купил тебе подарок.
        - По какому случаю?  - с удивлением осведомилась Лиза.
        - По случаю третьей годовщины нашего знакомства. Но потом передумал. Я решил, что это может все испортить.  - Карл никак не мог справиться с запонкой на правом рукаве.  - Моя жена всегда…  - Он оборвал себя на полуслове.  - Извини, я забыл наш уговор. Никаких подробностей из личной жизни.
        - И никаких подарков,  - сказала Лиза.
        Карл взял со стула кашемировый пиджак, и она заметила дизайнерский ярлык на подкладке. Надев пиджак, Карл вынул из внутреннего кармана бумажник, достал оттуда банкноту и положил ее на стол.
        - Один доллар, как всегда,  - заметил он, а потом с любопытством посмотрел на Лизу.  - Почему, кстати, всего один?
        - Я получаю больше удовольствия, когда мне платят.  - Она села на постели, откинула простыни и соблазнительно потянулась.
        Карл жадно взглянул на нее, и его глаза сузились.
        - Ты нарочно так делаешь,  - хриплым голосом проговорил он.
        - Как?  - невинно поинтересовалась Лиза и добавила: - Тебе лучше поспешить, иначе ты опоздаешь на самолет.
        - Я всегда могу улететь следующим.  - Карл потянул за узел галстука.
        - Нет.  - Она яростно затрясла головой.  - Это против правил.
        - Надо установить правило, по которому ты не сможешь провоцировать меня своим обнаженным телом, когда я уже одет,  - в сердцах бросил он.
        - Мне очень жаль,  - лукаво сказала Лиза и натянула простыню до самой шеи.  - Так лучше?
        Карл не ответил и принялся сердито швырять вещи в саквояж из мягкой замши. Закончив, он окинул ее холодным взглядом и обронил:
        - До свидания.
        - Всего доброго, Карл.
        Дверь за ним закрылась. Лизу не волновало то, что он ушел в дурном расположении духа. Он уже вел себя так раньше, раздраженный ее бесстыжими попытками соблазнить его, когда она знала, что ему нужно уходить. Лиза вновь откинулась на подушки. Она не лгала, когда говорила, что ей тоже нужно скоро уходить. Через час ее ждала на студии Мэгги Нестор, чтобы примерить платье, но Лиза чувствовала себя слишком усталой, чтобы пошевелиться. Карл всегда оставлял ее в таком состоянии - опустошенной и удовлетворенной после двух или трех часов занятий любовью.
        Это были почти идеальные отношения. Вскоре после того, как Лиза вышла замуж за Басби, она поняла, что он никогда не сможет удовлетворить ее - хотя она очень любила его. Она не колебалась ни секунды, принимая его предложение. Басби предложил ей руку и сердце вскоре после окончания работы над «Авантюристом», и Лиза сразу же сказала «да».
        - Мой развод должен состояться перед Новым годом. Как ты смотришь на то, если мы поженимся, Лиза?
        Было Рождество, и они сидели у бассейна. Вокруг шумели около сотни гостей, заглянувших к Басби, чтобы поздравить его с праздником, и у всех оказалась с собой бутылка вина или виски, равно как и свободный день, чтобы провести его в гостях у знаменитого режиссера.
        Басби ничего не имел против. Он любил шумные компании. Редко бывало так, чтобы в его одноэтажном особняке в стиле модерн не собиралось бы по той или иной причине около полудюжины приятелей. Если они не говорили о кино, то спорили о политике. Именно поэтому от него и ушла жена, Шарон. Скромная, тихая девушка, с которой Басби познакомился в колледже, так и не смогла привыкнуть к тому, что ей все время приходится делить свой дом с его многочисленными друзьями. Но хуже всего было то, что она ненавидела киноиндустрию. Шарон сбежала с банковским менеджером, таким же замкнутым, необщительным человеком, как и она сама.
        Лиза лежала в шезлонге, и ее мысли витали где-то далеко-далеко. Ей было нелегко привыкнуть к тому, что на Рождество можно носить бикини. Нежась на жарком солнышке, она то и дело думала о Чосер-стрит. Сейчас там уже вечер и вся семья собралась в кухне у очага. «Или нет?» - лениво размышляла она. Лиза представляла своих братьев и сестер такими, какими они были, когда она ушла из дома, но ведь с тех пор прошло одиннадцать лет; она даже не узнала Патрика. Большинство из них уже женаты и обзавелись собственными домами. Но где бы они ни были, на улицах города завывал пронизывающий ветер с Мерси.
        - Что ты сказал?  - Лиза открыла глаза, услышав чей-то голос, и обнаружила, что перед ней на коленях стоит Басби, облаченный в шорты.
        - Я сказал, что мой развод должен состояться перед Новым годом. Как ты смотришь на то, если мы поженимся, Лиза?
        Рядом кто-то нырнул в бассейн, и брызги воды окатили их обоих. Лиза взвизгнула, а Басби снял очки и вытер их.
        - Да.
        - Да?  - Кажется, он удивился. Можно подумать, она могла бы отказать ему! Они прекрасно ладили между собой, и было бы безумием сказать «нет». Впрочем, имелся один нюанс, но, как говаривала Китти, дело мастера боится. Через некоторое время интимная близость наверняка будет приносить удовольствие им обоим.
        Но этого не случилось.
        Они поженились у бассейна в конце января 1958 года. Лиза даже не потрудилась сосчитать гостей, пришедших на торжество. Приглашения получили двести человек, и еще столько же явились незваными.
        Супружеская жизнь принесла с собой бесконечный сумбур светского общения. За исключением завтрака, новоиспеченные супруги редко ели дома, выезжая в Голливуд на обед и ужин, чтобы отведать китайской, греческой или итальянской кухни, а потом набирали полный багажник припасов, поскольку гости торопились прийти к ним пораньше. Где бы ни появлялся Басби, его неизменно ждал радушный прием, и все новые и новые люди протискивались к их столику, а потом и возвращались с ними домой. Зачастую бывало так, что Лиза, проснувшись утром, обнаруживала, что кто-нибудь уже готовит в кухне кофе, спит на кушетке в гостиной или в шезлонге у пруда. Она ничего не имела против. Откровенно говоря, ей даже нравилась эта дружеская, клубная атмосфера, и Лиза помогала Джейкобу, чернокожему слуге Басби, пополнять запасы пива в гигантском холодильнике и следила за тем, чтобы в шкафах не иссякали закуски и сигареты. Несколько раз они летали на неделю в Нью-Йорк, где ходили в театры и встречались с друзьями Басби. Каким-то образом посреди всего этого хаоса Басби умудрялся выкроить время, чтобы, запершись в кабинете, писать
сценарии, гонорары за которые и составляли его основной доход. После утомительного дня они ложились в постель и неизменно занимались любовью - но дело мастера не боялось, и частая практика не приводила к совершенству. Всякий раз Лиза чувствовала себя обманутой и разочарованной, хотя Басби был более чем удовлетворен. Она пришла к неизбежному выводу, что, несмотря на весь свой магнетизм и харизму, на все свое тепло и очарование, Басби Ван Долен оказался никудышным любовником.


* * *
        Однажды утром - к тому времени они были женаты уже три месяца - Лиза проснулась, чувствуя себя раздраженной и взвинченной. Басби еще спал. Прошлой ночью она попыталась подвигнуть его на дополнительное усилие, которое доставило бы ей ощущение экстатической радости. Она так жаждала этого, но все было напрасно. Как всегда, Лиза сделала вид, что испытывает удовольствие, которого на самом деле не ощущала.
        Она встала с постели, надела бикини и вышла наружу.
        Вода в бассейне была теплой, несмотря на ранний час. Лиза несколько раз проплыла от бортика до бортика, яростно врезаясь в воду, словно на соревнованиях, пытаясь избавиться от разочарования. Поплавав немного, она вылезла из бассейна, закуталась в купальный халат и отправилась в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Лиза до сих пор чувствовала себя так, словно внизу живота у нее трутся друг о друга оголенные электрические провода.
        Включая чайник, она заметила, что под настенным телефоном торчит записка от Глории. Она просила Лизу перезвонить. Глория! Имя подруги натолкнуло Лизу на совершенно безумную и дерзкую мысль, отчего оголенные провода пришли в состояние невероятного возбуждения и заискрили. Она принялась перелистывать телефонный справочник, пока не нашла нужный ей номер, а потом набрала его, чувствуя, как дрожат от возбуждения пальцы и все тело.
        - Доброе утро, отель «Беллтауэр»,  - ответил мужской голос.
        - У меня посылка для мистера Баптиста. Он остановился у вас?
        - Одну минуточку, мэм, не кладите трубку, я проверю.  - Мужчина отсутствовал не дольше минуты.  - Нет, мэм, мы ждем мистера Баптиста только на следующей неделе, в четверг.
        - Благодарю вас,  - сказала Лиза.
        Она просто подошла к двери его номера, постучала и вошла, как сделала в первый раз. Они стали регулярно встречаться раз в месяц или полтора. Они ничего не знали друг о друге. Карл не был американцем. У него был паспорт, но какой страны, Лиза понятия не имела. Фамилия «Баптист» была вымышленной, это она тоже знала. Они редко разговаривали о чем-либо. У них не было на это времени. Каждый удовлетворял свою потребность в другом. Вне этой спальни в отеле «Беллтауэр» этот мужчина вряд ли понравился бы ей. Но это не имело значения. Карл Баптист знал лишь телефонный номер Лизы и, приезжая в Лос-Анджелес, звонил ей.

«Можете забрать свои вещи из химчистки»,  - таков был их пароль. Иногда трубку снимал Басби, и Лизу тревожило то, что она не испытывает ни малейших угрызений совести, когда он передавал ей сообщение. И в самом деле, это лишь привносило дополнительное приятное возбуждение в эту авантюру.
        Итак, еще немного, и она рискует опоздать на примерку. Лиза с неохотой вылезла из постели и отправилась в душ, чтобы смыть следы Карла Баптиста со своего тела.
        Стоя под холодной водой, она, казалось, смывала и воспоминания о нем. Лизе всегда было трудно прийти в себя после этих восхитительных часов, проведенных в постели с Карлом. Когда же мысли о нем постепенно улетучились у нее из головы, она задумалась о новом фильме и о своей первой главной роли.
        За последние три с половиной года Лиза отказалась от нескольких десятков ролей, предпочитая играть только в фильмах, которые снимал Басби.
        - Ты потеряла интерес к актерской работе,  - заявил с упреком Дик Бродбент, позвонив, чтобы предложить ей новую роль, которую Лиза, по обыкновению, отвергла.  - Ты сдалась в ту самую минуту, как только вышла замуж.
        - Я снимаюсь в фильмах Басби,  - сделала она вялую попытку оправдаться.
        - Ха! Раз в год, и не будь Басби режиссером, ты бы не снималась и в них.
        - Мне просто нравится быть женой,  - ответила Лиза. Она не стала добавлять, что отчаянно надеется стать еще и матерью.  - Извини, Дик. Приходи к нам в пятницу на ужин. У меня день рождения, и Басби рад будет повидаться с тобой.
        Агент неохотно согласился.
        - Я по-прежнему думаю, что ты можешь стать звездой первой величины, если захочешь,  - быстро сказал он, прежде чем положить трубку.
        Этот разговор состоялся почти год назад. Лиза вышла из душа и с чрезмерным усердием начала вытираться.
        Ее тридцатый день рождения!
        Сейчас она с ужасом вспоминала об этом. Она помнила, как разглядывала себя в зеркале, выискивая морщины, не находя их и думая: «И чего я добилась?» Зеркало молчало, поэтому Лиза ответила вместо него: «Ты добилась многого. Ты сыграла в трех фильмах, которые получили наивысшую оценку критиков». Лента «Авантюрист» была отмечена восторженными отзывами в прессе и получила несколько наград на зарубежных кинофестивалях. Ральф был номинирован на приз Американской киноакадемии, но уступил Берту Ланкастеру с его «Элмером Гантри», а Глория Гревилль стала кинозвездой, хотя, как обычно, фильм Басби шел ограниченным показом. Он был недостаточно коммерческим, чтобы вызвать интерес у массового зрителя, говорили дистрибьюторы, посему его крутили только в маленьких кинотеатрах «авторского кино».
        Та же судьба была уготована и двум следующим проектам Басби: «Куст сирени» и «Недостойный презрения». Критики осыпали оба фильма комплиментами. Лиза удостоилась особых почестей. «Блестящая, чувственная игра,  - писал один из обозревателей.  - Лиза Анжелис стала настоящим открытием». Как обычно, эти кинокартины показывали лишь кинотеатры авторского кино.

«Для девушки, выросшей на Чосер-стрит, ты добилась очень многого». Она стала богатой, причем настолько, что сбылись ее самые смелые мечты. Хотя Басби зарабатывал гораздо меньше других успешных режиссеров, денег у Лизы оказалось более чем достаточно.
        Почему же тогда она с тревогой и страхом всматривается в свое отражение, требуя ответа? «Потому что в отличие от других девушек с Чосер-стрит, Лиза, ты не совершила ничего выдающегося или хотя бы достойного упоминания!» Ей нечего было предъявить в качестве доказательства тридцати прожитых лет, за исключением нескольких футов целлулоидной пленки.

«Это не моя вина. Ты же знаешь, как я хочу иметь ребенка».
        Лиза была замужем вот уже почти четыре года, и в том, что она до сих пор не забеременела, не было ее вины. У Басби уже было две дочери от первого брака - симпатичные и общительные маленькие девочки, которые приезжали к нему в гости раз в месяц. В последнее время Лиза все чаще ловила себя на том, что наблюдает за ними и жалеет, что они - не ее дети.
        Хмуро глядя на себя в зеркало в свой день рождения, Лиза решила, что пора нанести визит гинекологу. Быть может, у нее закупорка труб или еще что-нибудь в этом роде, что не дает женщинам зачать ребенка. В медицинских вопросах Лиза была полной невеждой.
        В глубине души у нее тлело подозрение, нет, даже уверенность в том, какими окажутся результаты анализов, и эти подозрения оправдались. Врач заявил, что много лет назад ее матка получила сильное повреждение, сопровождавшееся воспалением. К несчастью, повреждения оказались необратимыми.
        - Нельзя же так надругаться над собственным телом, а потом ожидать, что это сойдет вам с рук,  - раздраженно сказал он.  - По моему твердому убеждению, это - прямое следствие того, что у вас в Англии называют «подпольным абортом».
        Несмотря на предчувствия, Лиза едва не упала в обморок.
        - Значит, доктор, у меня не осталось никакой надежды зачать ребенка?  - прошептала она.
        - Это будет настоящим чудом,  - сухо отрезал он, и его лицо не выражало ни малейшего сочувствия.  - Очень жаль, потому что в остальном вы - исключительно здоровая женщина.
        Потрясение, которое Лиза испытала в тот день, не поблекло со временем. Она вытерлась насухо и принялась одеваться. Она в который раз ощутила приступ холодного гнева на отца из-за того, что он с ней так обошелся. Лиза никому не рассказывала о своем визите к врачу, даже Басби.
        Набросив кремовую шелковую сорочку, она присела к туалетному столику и слегка подвела глаза черным карандашом, нанесла на веки золотистые тени и прошлась кисточкой по длинным ресницам, загибая их кверху. Лиза по-прежнему не пользовалась пудрой и румянами, но накрасила губы ярко-красной помадой, придав им четкий контур жесткой кисточкой. Закрепив волосы кремовой лентой, она расчесала недавно подстриженную челку, после чего встала, чтобы взглянуть на себя в полный рост в зеркале.
        Сомнений не было: несмотря на отсутствие морщин и складок, она выглядела как зрелая женщина, что, впрочем, лишь добавляло очарования ее броской красоте. В глазах пряталась печаль, которая, как была уверена Лиза, появилась там только после того, как она узнала, что никогда не сможет иметь детей. Вчера Басби сказал ей:
        - Ты похожа на розу, для которой наступил самый прекрасный момент цветения.
        Лиза с негодованием ответила:
        - Я не желаю быть похожей на розу, большое тебе спасибо. Это означает, что в любую минуту мои лепестки могут осыпаться и я превращусь в уродливый голый стебель с шипами. Уж лучше я останусь старой крапивой, которая никогда не умирает. По крайней мере я так думаю.
        - Я всего лишь хотел сделать тебе комплимент,  - сказал Басби голосом маленького мальчика.
        - Обойдусь и без комплиментов.  - Лиза швырнула в него диванную подушку, он поймал ее и бросил обратно, а потом ухватил жену за талию и усадил себе на колени.
        - Смотри, а то я перестану говорить тебе комплименты,  - пригрозил Басби.
        - Нет, не перестанешь.  - Лиза поудобнее устроилась в его объятиях.  - Ты просто не можешь не быть милым со всеми. За исключением тех случаев, когда снимаешь кино,  - добавила она в раздумье.  - Тогда Чингисхан мог бы поучиться у тебя грубости.
        Спустя несколько минут Басби сказал:
        - Знаешь, еще никогда я не был так счастлив. У меня есть ты, есть деньги на съемку «Сладкой мечты» и есть Джек Кеннеди в Белом доме. Мир прекрасен.  - Он говорил так, словно Кеннеди был избран президентом только благодаря его личным усилиям.
        - Давай сделаем паузу и запомним этот момент на всю оставшуюся жизнь,  - предложила Лиза.  - Момент, когда мир был прекрасен для Басби Ван Долена.
        Он быстро взглянул на нее.
        - А разве он не прекрасен для Лизы Анжелис?
        Лиза поцеловала его.
        - Почти,  - негромко ответила она.  - Почти прекрасен.
        Перед тем как покинуть отельный номер, Лиза огляделась по сторонам, проверяя, не забыли ли они чего-нибудь. Карл собирался в такой спешке. Но нет, комната была пуста. Если ей удастся поймать такси, то она приедет на студию как раз вовремя.
        Действие «Сладкой мечты» разворачивалось в 30-е годы. Мэгги Нестор где-то раздобыла журналы мод тех времен, и теперь гардероб Лизы состоял из облегающих костюмов и вечерних платьев, которые выгодно подчеркивали ее стройную, изящную фигуру.
        - Я вшила сюда «молнию», хотя на самом деле тут должны быть крючки и петли. Как вы думаете, он заметит?  - спросила Мэгги.
        Лиза пыталась влезть в платье, сшитое из черного кружева и бежевого шелка и украшенное блестками.
        Мэгги была некрасивой пухленькой женщиной, покупавшей свои наряды в сети розничных магазинов по почтовым каталогам.

«Он» означало «Басби-чудовище».
        - Даже не знаю, что и сказать,  - осторожно ответила Лиза, вспоминая, как ее супруг пришел в ярость на съемках «Куста сирени», обнаружив на съемочной площадке газету за вчерашнее число.  - Но я постараюсь не поворачиваться к нему левым боком. На всякий случай.  - Она с трудом дошла до зеркала.  - Мне вновь придется учиться ходить в этих узких юбках.
        - Вам следует семенить, а не шагать,  - заметила Мэгги, а потом с благодарностью добавила: - Как хорошо, что мне не нужно все это носить.
        - Вот это да!  - вырвалось у Лизы.  - Я выгляжу так, словно под этим платьем у меня ничего нет.
        - В том-то и соль,  - сказала Мэгги.  - Она надевает его на бал у мэра. Вызывает настоящий шок - я читала сценарий. А дома ходит почти голая. Вы уже видели эти ночные сорочки и все прочее?
        - Вот это да!  - вновь воскликнула Лиза, когда Мэгги жестом показала на полудюжину прозрачных одеяний, висящих на стене.  - Похоже на нейлон. Его тогда уже изобрели?
        - Они сшиты из крепа или шелка. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы разыскать их. Взгляните вот на это.  - Мэгги сняла с крючка черный полупрозрачный пеньюар.  - Мне повезло: я купила его на блошином рынке. Большая часть отделки оторвалась, поэтому мне пришлось заменить ее перьями. Если вам будет щекотно, валите все на меня.
        - С таким же успехом я могла бы надеть стеклянное платье,  - сказала Лиза.
        - Да, здесь вам не удастся скрыть ни одного достоинства вашей фигуры,  - согласилась Мэгги.  - Эта картина станет головной болью для цензоров. Я, например, еще не видела фильма, в котором было бы столько обнаженного тела. Басби здорово рискует.
        - Он всегда рискует,  - заметила Лиза, держа пеньюар на вытянутых руках.
        Мэгги во все глаза смотрела на нее, и на ее лице читалось недоумение.
        - Уму непостижимо, как вы, актрисы, можете носить такие вещи на глазах у сугубо мужской съемочной группы,  - сказала она. Потом улыбнулась и добавила: - Правда, если бы у меня была такая фигура, как у вас, пожалуй, я бы тоже не отказалась выставить ее на всеобщее обозрение.
        Съемки «Сладкой мечты» и впрямь походили на сон. Басби говорил, что еще ни одна картина не давалась ему так легко.
        Лиза играла красивую, но недалекую женщину, которая вносит хаос в жизнь четырех влиятельных мужчин, сделавших ее своей любовницей. Реплик у нее было немного.
        - Тебе не нужно ничего говорить, за тебя это делает твое тело,  - заявил ей Басби.
        Впервые Лиза понимала без слов, чего он от нее хочет. Роль была написана специально для нее, да и вообще весь фильм строился вокруг ее героини, Касси Ройяль.
        - Ты олицетворяешь собой все, что мужчина хочет видеть в женщине,  - сказал Басби,  - и то, какой женщина хочет быть.
        И Касси Ройяль, не обращая внимания на членов съемочной группы, завлекала любовников в свою постель, стоя в дверном проеме в прозрачном черном пеньюаре, под которым ничего не было, соблазнительно поглаживая ладонями стройные бедра.
        - Прекрасно,  - заявил Басби, отрываясь от видоискателя.  - Прекрасно… А теперь посмотри на него и медленно проведи языком по губам. В твоих глазах таится обещание - ты можешь осуществить его самые необузданные, несбыточные мечты. Если он даст тебе денег, ты в ответ подаришь ему рай.
        Этот фильм стал настоящей одой его жене, Лизе, и он вложил в него всю свою душу. На съемочной площадке Басби вел себя, как сумасшедший, доходя до полного изнеможения, ожидая чудес от актеров и персонала и доводя их до белого каления бесконечными придирками. Но никто не жаловался и не отказывался задержаться на съемочной площадке. Похоже, все понимали, что работают с гением, который имел полное право на их подчинение и самопожертвование.
        Фильм задумывался как аллегория американской мечты. Он должен был показать, что все то, к чему люди стремятся любой ценой, прогнило и погрязло в разврате. Лиза говорила, что никто ничего не поймет. Басби возражал, что недаром у Касси Ройяль такой адрес - дом под номером 49 на авеню Республики.
        - Американцы заметят и догадаются,  - утверждал он.
        К несчастью, им не представилось такой возможности. Весной 1963 года, когда состоялся предварительный закрытый просмотр «Сладкой мечты», фильм подвергся сокрушительной критике обозревателей и киноведов.

«Порнографический кошмар».

«Слишком авангардный, чтобы быть понятым».

«Басби Ван Долену следует запретить появляться в киностудии. Его последний фильм получился скверным, низкопробным и скучным, а прекрасные актеры не смогли проявить свой талант».

«Абстрактная мешанина образов, которая кузнечным молотом вколачивает в зрителя основную мысль».
        - Как фильм может быть одновременно «абстрактным» и «вколачивающим основную мысль»?  - стенал Басби.  - Это же взаимоисключающие понятия.  - Он сидел в постели и читал отзывы. К ним уже приехали несколько друзей, чтобы утешить его, и сейчас они расположились на полу и пили пиво.  - Но ты им понравилась, Лиза. Вот послушай: «Ослепительная Лиза Анжелис в роли Касси Ройяль просто очаровательна. Вероятно, только брак с полоумным режиссером подвиг ее согласиться на роль в этом фильме».  - Он отшвырнул газету.  - Полагаю, воскресные рецензии будут ничуть не лучше.
        Так оно и случилось. Положительный отзыв был только один. Какой-то критик написал в журнале «Гринвич-виллидж»: «Кое-кто называет фильм “Сладкая мечта” порнографическим. Другие говорят, что он непатриотичен. Но ни то, ни другое не верно. Эта картина опередила время. Наступит день, когда наше кино уже не будет обязано восхвалять американский образ жизни. И тогда фильм “Сладкая мечта” станет классикой жанра».

«Сладкая мечта» удостоилась призов Каннского и Берлинского кинофестивалей, но в прокат в Америке так и не вышла. Басби заявил, что не знает, плакать ему или смеяться, когда узнал, что копию фильма приобрел порнографический киноклуб и теперь картина числилась в их фонотеке.
        Но Басби в силу своего характера просто не мог долго пребывать в унынии. К тому же его обожаемый президент Кеннеди вступил в жаркую схватку с белыми представителями крайне правого крыла, когда попытался дать гражданские права чернокожему населению в южных штатах. Басби улетел в Бирмингем, штат Алабама, чтобы пройти маршем с теми, кто требовал отмены расовой сегрегации в школах. Лиза попросила его взять ее с собой.
        - Нет, это слишком опасно. Ты можешь пострадать. Кроме того, я не хочу, чтобы ты видела, как сильно американцы могут ненавидеть друг друга.
        Басби отсутствовал целую неделю, и Лиза не находила себе места от беспокойства. Когда ей позвонил Карл Баптист, она отказала ему под надуманным предлогом. Сейчас она не могла бы изменить Басби. Вечер за вечером Лиза наблюдала по телевизору за насилием, с которым столкнулись участники марша протеста. Дикая ненависть, злоба и предрассудки казались ей невероятными. Демонстрантов забрасывали камнями, в них плевали, их избивали железными прутьями и битами. Но откуда они черпали свое мужество?
        Басби вернулся домой целым и невредимым, но был потрясен.
        - Когда-нибудь я сниму об этом фильм,  - заявил он.  - Но не сейчас. С моей репутацией он станет настоящей бомбой.
        Однако он уже решил, что станет делать дальше.
        - Я намерен реабилитироваться, сняв сентиментальное кино с мамочкой, папочкой, парой детишек, лохматой собакой и чокнутыми соседями.
        - Это на тебя не похоже - сдаваться без боя и быть, как все,  - заметила Лиза.  - А я было решила, что ты займешься чем-нибудь еще более смелым, нежели «Сладкая мечта».
        Басби в ответ лишь пожал плечами.
        - Нет смысла,  - сказал он.  - Это будет все равно, что красная тряпка для быка. Сейчас нужно отдать предпочтение чему-нибудь надежному и безопасному.
        Как и следовало ожидать, Басби вложил душу и сердце в съемки «Мистера и миссис Джонс», но на площадке не царило привычного воодушевления. И актеры, и ассистенты знали, что снимают банальное кино, а не окунаются с головой, как бывало раньше, в полное страсти новое произведение искусства. Лизе досталась маленькая, незначительная роль соседки-соблазнительницы, эдакой женщины-вамп. Она надеялась получить главную женскую роль, но Басби заявил, что у нее не тот типаж, и она без слов смирилась с его приговором. Однажды, во время кампании по сбору средств для съемок, какой-то бизнесмен предложил полмиллиона долларов при условии, что главная роль будет отдана его дочери. Басби отверг его предложение. Он не собирался снимать девушку, которая совершенно не соответствовала задуманному им образу, и Лиза не была исключением из этого правила.
        Последние кадры снимали в ноябре. Басби прежде никогда не работал с детьми и теперь обнаружил, что ими трудно управлять. А тот факт, что киношные брат и сестра - двенадцатилетний мальчик и десятилетняя девочка - терпеть друг друга не могли и постоянно ссорились вне площадки, отнюдь не помогал делу.
        - У. К. Филдс[82 - Уильям Клод Дукенфилд, более известный как У. К. Филдс (1880 —1946)  - американский актер, комик, фокусник и писатель. Наиболее известен благодаря своему комическому персонажу - эгоистичному мизантропу, ненавидящему женщин, детей и собак, но все равно любимому публикой. Этот образ часто отождествляли с самим Филдсом.] был прав,  - как-то вечером пожаловался Басби жене.  - Никогда не работай с детьми или животными. Я учту его совет на будущее.
        Сегодня на площадке рождественский ужин превратился в настоящий кошмар. Дети капризничали, а дедушка напился. Они снимали уже двадцать первый дубль, когда внезапно все встало на свои места. Наконец-то все пошло как по маслу, пока дверь в павильон не распахнулась настежь и кто-то не вбежал прямо на съемочную площадку.
        - Стоп!  - заорал Басби.  - Какого черта…
        Это была Мэгги Нестор. По ее лицу ручьем текли слезы.
        - В президента стреляли! Я смотрела телевизор. Кажется, он погиб.
        Америку накрыла тень. Даже Лиза была убита горем. Джек Кеннеди казался таким молодым и вселял надежду. Страна определенно изменилась к лучшему с тех пор, как он пришел в Белый дом.
        С холодным профессионализмом Басби на следующий день вернулся на студию и доснял фильм до конца. Но дома он был безутешен.
        - Какое несчастье,  - сетовал Басби.  - Кеннеди заставил нас гордиться собой. Он разделял наши мечты. Проклятье!  - И он налил себе полный стакан «Джека Дэниэлса»[83 - Джек Дэниэлс» (Jack Daniel’s)  - популярная марка американского виски.].
        Лиза не могла найти слов, чтобы утешить мужа.
        Однажды ночью она отправилась спать, оставив Басби с друзьями. Они сидели в мрачном унынии и пили, изредка обмениваясь ничего не значащими словами. Каждый был погружен в печаль. Когда наконец Басби лег в постель, от него разило виски. Язык у него заплетался.
        - Иди сюда, ты мне нужна.  - Он потянулся к Лизе и так яростно взял ее, что она испытала угрызения совести: в первый раз она почувствовала себя удовлетворенной.  - Ох, моя дорогая, любимая Лиззи,  - еле слышно пробормотал Басби, прежде чем заснуть.
        Лиза замерла. Она пролежала неподвижно, наверное, целый час. Голова у нее шла кругом. В конце концов она осторожно высвободилась из объятий мужа, набросила халат и прошла в его кабинет. Из кухни доносились голоса и музыка - там работало радио. В доме все еще оставались люди.
        В кабинете Басби вдоль стен выстроились книжные полки - наверху стояли книги в мягкой обложке, тогда как фолианты в твердых переплетах располагались ниже. Рядом со столом располагалась этажерка, забитая энциклопедиями и справочниками. Лиза закусила губу. Она искала альбом с фотографиями. Родители Басби умерли. Он был их единственным ребенком. Если у них имелись какие-нибудь альбомы, то они перешли к нему и он наверняка сохранил их. Никто не выбрасывает старые фотографии. Наконец Лиза нашла то, что искала - три синих альбома в кожаных переплетах, засунутые в самый угол вместе с альбомом выпускников и школьными почетными грамотами.
        Она села на пол и принялась перелистывать альбомы, борясь с подступающей паникой.
        В первом хранились фотографии родителей Басби, когда они были еще детьми, потом повзрослели, поженились. Затем появились снимки самого Басби, совсем еще маленького. Второй альбом был почти полностью посвящен школьным годам Басби; начальная школа, средняя школа, колледж. И только в самом конце Лиза обнаружила то, что искала - снимок мужа в военной форме; строгий и серьезный Басби в очках, чисто выбритый и ужасно знакомый.
        Нет, это было не то, что она искала! Разумеется, нет. Это было то, чего она надеялась не найти. Басби. Баз. Оба имени гонялись друг за другом у нее в голове. Баз, единственный из солдат, который не насиловал ее в тот день в Саутпорте. Басби, ее муж, который наверняка знал, кто она такая, когда Лиза много лет назад вошла в спальню отеля «Каскад». Он знал, что она родом из Ливерпуля. Почему же он женился на ней? Почему?
        - Значит, ты обо всем догадалась?  - Басби стоял в дверях и смотрел на нее. Без очков он всегда выглядел намного моложе.
        - Ты никогда не называл меня Лиззи,  - произнесла Лиза.
        - Я старался, как мог.
        - Почему ты ничего не сказал мне с самого начала?  - сдавленным голосом спросила Лиза.
        Басби глубоко вздохнул. Он вошел в комнату и налил себе виски. Потом сел на пол, потянулся к Лизе и погладил ее по голове. Она отпрянула, и его лицо исказилось от боли. Кажется, он готов был вот-вот заплакать.
        - Я не думал, что тебе приятно будет вспоминать тот день,  - произнес Басби наконец.  - Я понял это совершенно точно, когда мы с тобой поехали в Маленькую Венецию. Я заметил, как ты отреагировала на мои слова о том, что во время войны я служил в Англии. Вот почему я солгал и сказал, что наша часть была расквартирована неподалеку от Лондона.
        Лиза прекрасно помнила тот день.
        - Почему ты на мне женился? Ты из кожи вон лез, чтобы узнать меня поближе.
        - Потому что я люблю тебя,  - просто ответил Басби.  - Всегда любил и буду любить.
        Они долго молчали. Лиза попросила:
        - Налей мне выпить, пожалуйста.
        Басби протянул ей наполовину наполненный стакан. Лиза отодвинулась, прижавшись спиной к книжным полкам. Басби наблюдал за ней. Его глаза были полны любви, и из-за этого Лиза едва сдерживала слезы. Ей хотелось обнять его, но она не могла заставить себя дотронуться до него.
        Басби негромко заговорил:
        - В тот день, когда ты вошла в номер отеля, я понял, что сбылись мои самые сокровенные мечты. Ты была моей первой любовью, моей единственной настоящей любовью, но я никогда и представить себе не мог, что мы снова встретимся. О тот проклятый день! Знала бы ты, какой невинной ты выглядела. И какой красивой. И какой доверчивой! Я готов был убить их всех!  - Пальцы, в которых он сжимал стакан, побелели от напряжения, и Лиза испугалась, что стекло не выдержит и треснет.  - Я готов был убить их всех,  - повторил Басби.
        - А что с ними случилось? Ты не знаешь?  - с любопытством спросила Лиза.
        Он покачал головой.
        - Мне известно лишь то, что Хэнк и Текс разбились в самолете как раз перед демобилизацией. Об остальных я ничего не знаю - и не рассчитывал, что они дадут о себе знать.
        Они вновь помолчали. Потом Басби сказал:
        - И что мы теперь будем делать?
        - Не знаю,  - ответила Лиза.  - Попробуем жить дальше, наверное.
        Несколько недель она спала в комнате для гостей. В конце концов она вернулась в супружескую постель, но ничего хорошего из этого не вышло. Стоило мужу прикоснуться к ней, как на Лизу накатывали воспоминания и она вновь заново переживала тот страшный день.
        - Прости меня,  - плача, сказала она Басби.  - Но я все время думаю, что теперь, через двадцать лет, наступила твоя очередь.
        - Лиза!  - Он был шокирован и потрясен до глубины души.  - Ох, Лиза!
        Хотя Басби яростно отрицал это, Лиза чувствовала, что она права.
        Она подождала, пока пройдет Рождество, прежде чем сказать мужу, что уходит.
        - Ты любишь меня?  - хриплым от волнения голосом спросил он.
        - Больше, чем могу выразить словами,  - искренне ответила Лиза.
        - И я тебя люблю. Если двое людей не могут быть вместе, потому что сильно любят друг друга, разве у этого мира осталась надежда?
        - Не знаю.  - Лиза заплакала. Ей отчаянно хотелось спрятать лицо на груди у Басби, ощутить прикосновение его теплых рук.  - Мы ведь останемся друзьями, правда?  - всхлипывая, спросила она.  - Я должна знать, что ты всегда рядом и готов прийти мне на помощь.
        - Я всегда буду рядом,  - пообещал он.  - Всегда.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        Несмотря на протесты Лизы, Басби настоял, чтобы она осталась жить в его доме.
        - У меня куча друзей, которые могут приютить меня, пока я не куплю себе что-нибудь подходящее,  - заявил он.
        Без него, без Джейкоба и бесконечных гостей в доме стало непривычно тихо. Лиза вдруг поняла, что за все прожитые здесь годы ни разу толком не рассмотрела свое жилище. Выяснилось, что дом обставлен только наполовину уродливой мебелью в стиле модерн. Белые крашеные стены выглядели голыми и поблекшими. Наверное, Шарон, первая жена Басби, забрала с собой все картины и украшения, хотя до сих пор Лиза этого не замечала. Она криво улыбнулась. Даже если бы она и заметила это, она, скорее всего, не придала бы этому никакого значения.
        Дни медленно тянулись один за другим, и время от времени к Лизе забредали друзья Басби, еще не знавшие о том, что он уехал. Они задерживались ненадолго из вежливости, неловко поддерживая ничего не значащую беседу, после чего с облегчением уходили. Больше Лиза никогда их не видела. Она даже не сознавала, насколько полагалась на Басби во всем - в работе, в общении, в жизни. Мир без него вдруг показался ей унылым и пресным. Она вновь осталась одна.
        После серии однотипных ролей Лалли уже давно уехала из Голливуда, чтобы выйти замуж за Фрэнка. Последнее, что слышала о ней Лиза,  - это что она ожидает второго ребенка.

«Авантюрист» сделал Глорию звездой, и теперь Лиза редко видела подругу. Та наверстывала упущенное за долгие годы, проведенные без работы, и была постоянно занята, все время снимаясь, очень часто - за границей.
        Что касается Ромы, с которой Лиза никогда не была особенно дружна, то и она исчезла, и никто не знал, где она и что с ней. Лиза посмотрела программу «Мечты сбываются», на прослушивание в которую отправилась Рома, но там она не участвовала.
        Ральф жил всего в нескольких милях от Лизы, и однажды она приехала к нему на ужин. Но все обернулось настоящей катастрофой. Пожалуй, Ральф повел себя глупо, оказывая ей чрезмерные знаки внимания, намеренно пытаясь пробудить ревность в своем ветреном любовнике, в чем и преуспел. Майкл, вспыльчивый загорелый Адонис, отреагировал весьма своеобразно - он пришел в бешенство, схватил нож и заперся в ванной, угрожая вскрыть себе вены.
        - Я даже не думал, что он так сильно меня любит,  - растерянно сказал Ральф.  - Прости меня, Лиза. Давай я вызову тебе такси.
        Она ушла от него в скверном настроении, и теперь, как ни хотелось ей вновь повидаться с Ральфом, Лиза колебалась и раздумывала, стоит ли это делать.
        Басби не было уже неделю, когда приехал Джейкоб, чтобы забрать его книги.
        - Как он там?  - спросила Лиза.
        - Держится,  - пожал плечами Джейкоб.  - Вокруг него, как всегда, большая компания, вот только он слишком много пьет.
        После того как слуга уехал, Лиза набрала новый номер Басби. Если она попросит, он тотчас же вернется. Но когда на другом конце провода сняли трубку и Лиза услышала его голос, она тут же нажала на «отбой». Хотя у нее разрывалось сердце при мысли об этом, она вынуждена была признать, что их брак распался окончательно.
        Пожалуй, настало время ей вновь приниматься за работу. Лиза опять взялась за телефон и позвонила Дику Бродбенту. Прошло много месяцев с тех пор, как она разговаривала с ним в последний раз.
        К ее удивлению - она ожидала восторженного приветствия,  - Дик показался ей подавленным. Его обычно живой и веселый голос звучал тускло и устало.
        - Есть что-нибудь для меня?  - поинтересовалась Лиза.
        - Ничего,  - ответил агент.  - Людям надоело предлагать тебе роли, от которых ты отказываешься. Никто не спрашивал о тебе уже целую вечность. Разумеется, следует учитывать и то, что твою «Сладкую мечту» разбомбили в пух и прах. Я знаю, что лично ты получила хвалебные отзывы, но все равно, люди связывают твое имя с провалом. Ты же знаешь, как говорят,  - актер хорош настолько, насколько хороша сыгранная им последняя роль.
        - Значит, у тебя для меня ничего нет,  - разочарованно протянула Лиза.
        - Все, что у меня есть,  - небольшая эпизодическая роль в каком-то убогом телефильме.
        - Сойдет,  - сказала она.  - Расскажи мне о ней поподробнее.
        Дик отреагировал молниеносно.
        - Не делай глупостей, Лиза! Ты не можешь позволить себе там сниматься! Тебе нужно думать о своей репутации.
        - Извини, Дик.
        Он не ответил.
        - С тобой все в порядке?  - неуверенно спросила Лиза.  - Ты сам на себя не похож.
        - Время от времени меня мучают боли в груди, и тогда меня начинает подташнивать. А еще у меня буквально раскалывается голова.  - Он рассмеялся и добавил: - А в остальном со мной все в порядке.
        Лиза решительно заявила, что он должен немедленно сходить к врачу, и Дик пообещал ей, что так и сделает. Прежде чем положить трубку, агент заверил ее, что наведет справки и сразу же перезвонит, если подвернется что-нибудь стoящее.
        Он не перезвонил. Через несколько дней Лиза сама позвонила ему в контору, но трубку никто не взял. Раньше такого никогда не случалось. Ей иногда казалось, что Дик всегда сидит у телефона, и днем, и ночью. Когда и на следующий день Лизе никто не ответил, она отправилась повидать своего агента.
        Дверь его конторы оказалась заперта, и записки, извещавшей посетителей о том, где находится он сам, не было. Лиза понятия не имела, где живет Дик,  - иногда ей казалось, что он и спит прямо в своей конторе. Через несколько дней из статьи в журнале «Вэрайети» она узнала, что Дик умер за рабочим столом от обширного инфаркта. Ему было семьдесят девять лет. К тому времени как Лиза узнала о его смерти, его уже похоронили.
        Лиза отложила журнал и заплакала. Ей было очень жаль Дика. Он был таким добрым, наивным маленьким человечком, полным жизни и энтузиазма. Она улыбнулась сквозь слезы, вспоминая, что говорила Китти, когда умирал кто-нибудь из стариков: «Что ж, он хорошо пожил, и ему было, что вспомнить». Ее мама всегда была мудрой и рассудительной женщиной, она обладала внутренней силой, которая помогла ей выстоять и преодолеть все, даже самые суровые жизненные невзгоды. И Лиза сделала то, что всегда делала Китти, получив дурные известия: отправилась в кухню и приготовила себе чашку чаю.
        Поставив пластинку Коула Портера[84 - Коул Портер (1891 —1964)  - американский композитор.], Лиза отнесла чай к бассейну вместе с пачкой сигарет. Вскоре после ухода Басби она начала курить. Всякий раз, открывая буфет или выдвижной ящик, Лиза натыкалась на пачку «Мальборо», так что в конце концов не устояла перед искушением затянуться сигаретой, которая поможет справиться с одиночеством. Сейчас Лиза выкуривала уже полпачки в день.
        Вечер выдался просто чудесный; впрочем, других в Калифорнии и не бывало. Сгущались сумерки, и между стволами высоких деревьев, ограждавших сад, виднелся самый краешек заходящего солнца, оставляя после себя широкое золотисто-розовое зарево на горизонте. Небеса, окрашенные в зловещие оранжево-фиолетовые тона, были перечеркнуты черными полосами туч. Цветные фонарики, развешанные вокруг бассейна на ветвях деревьев, отражались в неподвижной воде, по которой лишь изредка пробегала легкая рябь. В теплом воздухе висел слабый аромат цветов.
        Лиза опустилась на мягкий стул у одного из французских окон и стала смотреть, как солнце скрывается за горизонтом и золотистая полоска становится все уже, превращаясь в карандашный штрих, отделяющий небо от земли. Вскоре она исчезла окончательно и вокруг воцарилась непроглядная тьма. Лиза вздрогнула; красота ночи ошеломила ее. Она пожалела, что рядом с ней нет никого, с кем бы она могла разделить свое восхищение. Лиза знала, что если она останется в этом доме до конца своих дней, то никогда не сможет привыкнуть к тому, что он пуст. Это был дом Басби. Здесь жила его душа, а также призраки его многочисленных друзей. Когда-нибудь она, Лиза, обязательно уедет отсюда и вернет особняк Басби. Но не сейчас. Ей надо разобраться со своей жизнью, научиться жить без него. Ей вновь предстоит начать все сначала.
        Телефон рядом с Лизой зазвонил, и она взяла белую трубку.
        - Можете забрать свои вещи из химчистки,  - произнес знакомый голос.
        Карл! Лиза приняла мгновенное решение, о котором, как она надеялась, ей не придется жалеть.
        - Извините, но мне больше не понадобятся услуги химчистки,  - сказала она.
        Список клиентов Дика был передан в большое и авторитетное актерское агентство, расположенное на Вайн-стрит. Лиза получила письмо, извещавшее ее о том, что отныне ее делами будет заниматься Карен Зорро и что она должна позвонить, если у нее имеются какие-либо вопросы или пожелания.
        Она перезвонила незамедлительно. Прошел уже месяц с тех пор, как ушел Басби, и Лиза горела желанием вернуться к работе, хоть гордость и не позволяла ей признаться этой Карен Зорро в том, насколько отчаянно она в ней нуждается.
        Добавочный номер звякнул всего один раз, и деловой голос отрывисто произнес:
        - Зорро слушает.
        Лиза едва успела назваться, как женщина перебила ее:
        - Я как раз собиралась звонить вам, Лиза. На съемках «Великолепной аферы» возникла непредвиденная ситуация.
        - Опять?  - спросила Лиза.
        Она читала об этом фильме, комедийном триллере, работа над которым сопровождалась всевозможными осложнениями. Все звезды, как мужчины, так и женщины, отказались от участия в этом фильме еще до того, как начались съемки. Сменилось уже три режиссера и несколько сценаристов, а на площадке без конца случались неприятности.
        - Боюсь, что так,  - с ноткой нетерпения отозвалась Карен Зорро.  - Теперь от них сбежала еще одна актриса, которая должна была играть женскую роль второго плана, и создатели фильма пребывают в отчаянии. Я понимаю, что прошу слишком много, ставя вас перед фактом, но не могли бы вы взяться за эту работу?
        - С удовольствием помогу им,  - откликнулась Лиза.
        За деланым спокойствием она скрывала охвативший ее восторг.
        - Отлично. Я сейчас же перезвоню на студию. Вы можете понадобиться им уже сегодня днем, если вы ничего не имеете против.
        - У меня запланировано несколько дел на вторую половину дня, но я могу отменить их,  - солгала Лиза.
        Ей позвонили со студии и сказали, что она нужна им немедленно. Лиза ответила, что полдень ее вполне устроит, и за ней пообещали прислать машину.
        Она приняла душ, яростно растирая тело мочалкой до тех пор, пока кожу не начало покалывать, а потом с особой тщательностью нанесла макияж. Перебрав свой гардероб, Лиза остановилась на облегающем светло-коричневом платье из джерси с глубоким треугольным вырезом - оно очень нравилось Басби. Она затаила дыхание, застегивая «молнию» на спине. Платье село без единой морщинки, и Лиза вздохнула с облегчением. Она боялась, что за долгие месяцы безделья, когда она лениво бродила по дому, пила слишком много чая и виски и не утруждала себя физическими упражнениями, могла изрядно растолстеть. Но оказалось, что она оставалась такой же стройной, как всегда. Натянув черные кружевные трусики, Лиза сунула ноги в черные туфли-лодочки на высоченных шпильках. Начесав челку на лоб, она собрала волосы в узел на затылке. Наконец, вдев в уши золотые сережки, она отошла на несколько шагов от зеркала, чтобы полюбоваться на себя во весь рост.
        В животе у Лизы вдруг появился предательский холодок. Она растеряла всю свою ауру, великолепие и блеск. Ее глаза стали безжизненными и тусклыми, а лицо вытянулось и увяло. Все-таки уход Басби повлиял на нее гораздо сильнее, чем она предполагала.
        Но она актриса! Не имеет значения, что творится у нее в душе,  - она не должна показывать свои чувства. Лиза закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Скоро за ней приедет машина. Наступил поворотный момент в ее карьере. Фильм, в котором она собиралась сниматься, мог определить ее дальнейшее будущее. Поэтому ей жизненно необходимо выглядеть безукоризненно. Расправив плечи, Лиза сделала шаг назад и открыла глаза. Они искрились. Полные розовые губы изогнулись в соблазнительной улыбке. Она вновь стала собой!
        Снаружи прогудел клаксон автомобиля. Лиза подхватила сумочку и выбежала наружу, ослепив водителя своей красотой.
        Лиза очень легко могла растерять недавно обретенную уверенность в себе вскоре после приезда на съемочную площадку, которая была почти пуста по случаю перерыва на обед. Не успела Лиза войти в павильон, как к ней устремился ассистент режиссера.
        - Привет, меня зовут Бен Шедли. Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы сразу согласились приехать. Вы буквально спасаете нас. Еще немного, и мы превысим бюджет, а фильм не готов и на четверть.  - Он оказался полным нервным мужчиной. Вскоре Лиза поняла, что у него имелись веские причины для того, чтобы нервничать.  - Пойдемте, я познакомлю вас с нашим новым режиссером, мистером Дентом. От всей души надеюсь, что у вас толстая кожа. Умоляю вас, не обращайте внимания на его грубость!  - жалобно взмолился Бен.  - Ничего личного - он груб со всеми.
        Джозеф Дент славился своими выходками. На протяжении многих лет все фильмы, которые он снимал, преследовали несчастья из-за его бешеного, необузданного нрава. Он запросто мог довести взрослых мужчин и женщин до слез, а однажды угодил в больницу после того, как один актер, взбешенный его бесконечными насмешками, опрокинул на него стол. Дент, специализирующийся на триллерах, некоторое время не работал. Эра контрактов, когда актеры фактически принадлежали определенной студии и обязаны были соглашаться на роли, независимо от того, нравились они им или нет, закончилась, и звезды наотрез отказывались работать с Джозефом Дентом, несмотря на то, что его фильмы пользовались большой популярностью у зрителей и критиков. Одна или две снятые им ленты даже попали в список десяти лучших триллеров всех времен. Должно быть, компания, вложившая деньги в «Великолепную аферу», действительно оказалась в отчаянном положении, раз согласилась пригласить Дента на проект, реализация которого уже внушала серьезные опасения.
        Лиза никогда прежде не сталкивалась с этим человеком, но он был легендой Голливуда, и о нем слышали все. Бен Шедли взял ее за руку и осторожно подвел к маленькой фигурке, склонившейся над сценарием. Бен положил руку на кинокамеру.
        - Мистер Дент,  - подобострастно заговорил он.  - Это Лиза Анжелис. Она согласилась сыграть роль Хани.
        Если бы когда-нибудь для фильма потребовался дьявол, то Джозеф Дент мог бы сыграть его безо всякого грима. Несмотря на то что ему, наверное, было уже около шестидесяти, он сохранил осанку и манеры человека в два раза моложе. Дент был тощим и жилистым, и сходство с нечистым лишь усиливалось благодаря редкой козлиной бородке, заострявшей и без того треугольное личико. Черные как смоль волосы двумя волнами падали на широкий и плоский лоб, напоминая рожки, а черные брови резко взлетали к вискам, словно крылья стрижей. В черных глазах вспыхнул огонь, когда Дент окинул Лизу пронзительным взглядом с головы до ног.
        - Она слишком стара,  - без обиняков заявил он.
        - Ей всего двадцать семь,  - возразил Бен Шедли.  - По сценарию Хани должно быть двадцать два, но это не имеет значения. Каких-то пять лет…  - И он выразительным жестом развел руками, а потом пожал плечами.
        Джозеф Дент взглянул Лизе прямо в глаза.
        - Каких-то пять лет?  - пренебрежительно бросил он.  - На мой взгляд, не пять, а целых десять.
        Бен заволновался:
        - Но она идеально подходит для роли, мистер Дент. У нее потрясающая внешность - стильная, но с налетом невинности.
        - Она слишком высокая для этого идиота Гэри, как-там-его-фамилия.
        - Он может надеть башмаки на платформе!  - с отчаянием вскричал Бен.
        Лиза ощутила легкий приступ раздражения. Джозеф Дент вел себя так, словно ее здесь не было.
        - Он всегда так себя ведет?  - обратилась она к Бену, полностью игнорируя режиссера.
        - Ка… как?  - заикаясь, пролепетал тот.
        - Оскорбляет людей с таким видом, словно их здесь нет?
        - Э-э… не знаю.
        - Поразительная невоспитанность,  - заявила Лиза, старательно имитируя произношение английской аристократки.  - Помню, в школе я иногда проделывала нечто подобное. Но большинство людей вырастают из своих дурных привычек. Ну что ж.  - Она повернулась, чтобы уйти.  - Приятно было познакомиться с вами, Бен.
        - Стойте!  - Бен схватил ее за руку.
        Лиза взглянула на Джозефа Дента и увидела, что тот скалится во весь рот. От разыгранного ею фарса пострадал лишь бедняга Бен.
        - Но я слишком старая и высокая,  - запротестовала Лиза.
        - Полагаю, вы нам подойдете,  - едко заметил Дент.  - Нищим выбирать не приходится.
        - Полагаю, именно так думали нанявшие вас люди,  - парировала Лиза.
        Работа над «Великолепной аферой» стала настоящим испытанием для Лизы. Басби Ван Долена считали тираном на съемочной площадке, но по сравнению с Джозефом Дентом он являл собой образец вежливости. Никогда еще Лизе не приходилось сталкиваться со столь злобной, неконструктивной критикой и отвратительным поведением режиссера.
        Актер, исполнявший главную мужскую роль, Гэри Мэддокс, был кумиром девочек-подростков. Обладатель мускулистого загорелого тела и обесцвеченных волос, ниспадавших на голубые глаза с небрежностью, которую можно было назвать какой угодно, только не естественной, Гэри привык к тому, что малолетние поклонницы визжали от восторга, стоило ему отработанным жестом приподнять бровь. Рассчитывая покорить всех подряд и самому стать предметом обожания, он вдруг, совершенно неожиданно для себя, был поднят на смех из-за полной неспособности к лицедейству. Джозеф Дент беспощадно критиковал и высмеивал его. Он называл Гэри «мистер Мускул».
        - Если мистер Мускул сможет поднапрячься и хотя бы десять минут выглядеть интеллигентным человеком, мы снимем эту сцену.
        Актер, терпение которого явно истощилось, начал демонстрировать темные стороны своего характера. Его самодовольная, хотя и добродушная, манера поведения сменилась неприкрытой агрессией. Лиза обнаружила, что ей трудно вести себя естественно, особенно в романтических сценах, с мужчиной, который только что обзывал режиссера последними словами.
        Рут Джорджи, исполнявшая главную женскую роль, изобрела способ сохранять душевное спокойствие - она начинала пить, едва прибыв на площадку, и не останавливалась до окончания съемок. Актеры, игравшие эпизодические роли, как мужчины, так и женщины, постоянно плакали, их самолюбие и вера в себя подвергались бесконечным язвительным насмешкам со стороны режиссера.
        Джозеф Дент попробовал применить эту тактику и к Лизе.
        - Боже всемогущий, женщина!  - визжал он.  - Ты открываешь и закрываешь рот, как долбаная рыба.  - И он изобразил рыбу, какой она ему представлялась, выпятив губы и причмокивая.
        Лиза уперла руки в бока и в упор уставилась на режиссера тяжелым взглядом.
        - Очень хорошо, Джозеф, просто замечательно,  - с восхищением заявила она. (Лиза нарочно называла его «Джозеф», чтобы позлить, зная, что он предпочитает, чтобы к нему обращались «мистер Дент».)  - Если кто-нибудь снова надумает снимать «Моби Дика», я посоветую ему взять вас на главную роль.
        Кто-то из членов съемочной группы рассмеялся. Бен Шедли выглядел так, словно с ним вот-вот случится удар, но Лиза решила, что лучший способ общения с Дентом - это выставить его на посмешище. Однако, как ни странно, сам он никогда не обижался и всегда первым смеялся удачной шутке. «Его нужно иногда опускать с небес на землю»,  - подумала Лиза с самого начала.
        Редкий день проходил без скандала. Однажды рабочим пришлось восстанавливать интерьер, после того как Гэри Мэддокс, выведенный из себя насмешками режиссера, завалил стену, с размаху ударив ее ногой.
        Но, невзирая на все эти происшествия, Джозеф Дент сумел сотворить маленькое чудо. Фильм был закончен вовремя, пусть и с неимоверными усилиями, да еще и с незначительным превышением бюджета. По окончании съемок праздничной вечеринки не было. Никому не хотелось веселиться. Когда был снят последний кадр, не последовало ни одного радостного крика. Вместо этого все члены съемочной группы испустили облегченный вздох.
        К всеобщему удивлению, когда шесть месяцев спустя «Великолепная афера» вышла в прокат, зрители и критики встретили ее с единодушным одобрением. Как-то вышло так, что в ходе съемок картина утратила сходство с комедией и превратилась в настоящий «черный детектив». Лиза вырезала из газеты рецензию, которая понравилась ей больше всего, и прикрепила ее к кухонной стене.

«…Джозеф Дент, вернувшийся в когорту лучших режиссеров современности, с помощью запрещенных приемов сумел добиться фантастической игры от своих актеров, принявших участие в съемках этого мрачного психологического триллера. Гэри Мэддокс, до сих пор выступавший в легком весе, придал своему герою силу и достоверность, на которые критики считали его неспособным. Небритый и неухоженный, он набрасывается на свою роль с дикой яростью, которая обещает ему большое будущее. Рут Джорджи в роли трагической, неуравновешенной героини блестяще проявляет себя с неожиданной стороны, появляясь и исчезая с почти мечтательным выражением лица. Наконец-то мы дождались возвращения на экран бесподобной Лизы Анжелис, исполнившей роль соседки с нижнего этажа. Она делает свою героиню трогательно уязвимой…»
        Несколько следующих лет Лиза соглашалась на все предлагаемые ей роли и приобрела репутацию надежной и начисто лишенной претензий актрисы. «Антипримадонна»,  - так назвал ее один из репортеров светской хроники.
        Бюджеты росли, и фильмы снимались все дольше и дольше. Звезды получали феноменальные гонорары - Элизабет Тейлор заработала миллион долларов за «Клеопатру», фильм, съемки которого не уложились ни в сроки, ни в бюджет. Последняя выписка из банка, полученная Лизой, извещала о том, что на ее счету лежит почти полмиллиона долларов. Несколько раз она снималась за границей, поскольку размах киноиндустрии в Голливуде стал сокращаться и Европа превратилась в столицу киношного мира. Лиза всегда с неохотой покидала дом Басби и с радостью возвращалась под защиту его стен.
        В перерывах между съемками она полностью переделала внутреннее убранство особняка, купила картины, новые ковры и шторы. Лиза ни на минуту не забывала о том, что когда-нибудь этот дом вновь будет принадлежать Басби, поэтому выбирала вещи, которые наверняка ему понравятся. Она неизбежно стала обзаводиться новыми друзьями. Последним криком моды стали «Битлз», и Лиза обрела статус звездной знаменитости только потому, что тоже была родом из Ливерпуля. Несколько раз ее приглашали на вечеринку именно по этой причине, хотя она неизменно отвечала отказом.
        - Клуб «Каверн» был открыт через много лет после того, как я уехала из Ливерпуля,  - честно говорила она людям.  - Я никогда не встречалась с «битлами» и не принимаю приглашений только потому, что мы с ними из одного города!
        Лизе часто звонил Басби, и иногда они разговаривали часами. Два года спустя после их развода он вновь женился на молоденькой темноволосой актрисе по имени Лулу, но их брак распался всего через несколько месяцев.
        - Она должна была заменить мне тебя,  - сказал он в последний раз. Была уже полночь, и Лиза спала. Но стоило ей услышать телефонный звонок, как она поняла, что это Басби.  - Хотя мне следовало бы знать, что из этого ничего не выйдет. Бедный ребенок! Я ожидал от нее слишком многого. Я думал, что она целыми днями будет играть Лизу Анжелис, однако она не справилась со своей ролью.
        - Бедный Басби,  - сказала Лиза.
        - Бедный Басби,  - эхом откликнулся он.  - Может, ты слышала, что я продал собственную компанию. Теперь я просто снимаю фильмы. Все, точка.
        - Я знаю,  - ответила Лиза.  - Ты говорил мне об этом в прошлый раз.  - Кто посмел бы бросить в него камень? Басби вложил душу и сердце в восемь фильмов, которые Америка почти не заметила.
        - Теперь всем заправляют воротилы в дорогих костюмах. Они безжалостно режут мои картины на кусочки, выбрасывая то, что я считал лучшими кадрами.
        - Я знаю,  - повторила Лиза и ласково добавила: - Но когда-нибудь ты вновь начнешь снимать свое кино. Я не сомневаюсь в этом.
        - Правда? Правда, Лиза?  - Голос у Басби внезапно охрип.  - Господи, как мне тебя не хватает! Почему мы должны быть вдали друг от друга?  - Не дожидаясь ответа, он продолжал: - Только вчера я подумал: если бы мы не встретились тогда в Ливерпуле, полюбил бы я тебя, когда ты вошла в тот чертов отель?
        - Не знаю, дорогой,  - искренне ответила Лиза. Она взяла подушку и подложила ее под спину.
        Басби говорил таким тоном, словно он уже настроился на один из своих телефонных марафонов.
        - У тебя есть кто-нибудь?  - внезапно поинтересовался он.
        - Нет.  - И опять Лиза говорила правду.  - После тебя у меня никого не было.  - После его ухода у нее не было ни малейшего желания начинать с кем бы то ни было романтические отношения. В последнем номере журнала о ней было написано, что она «ведет затворнический образ жизни» в Беверли-Хиллз.
        - Мне показалось, что у тебя что-то было с Гэри Мэддоксом. Мне то и дело попадаются на глаза ваши фотографии на премьерах и прочем.
        Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы напоминать Басби о том, что его это больше не касается, поскольку они давно перестали быть мужем и женой.
        - У нас с Гэри один и тот же агент,  - мягко пояснила Лиза.  - И нас обоих устраивает то, что нас видят вместе. Хотя, откровенно говоря, он мне не нравится.
        - Понятно,  - удовлетворенно отозвался Басби. Он провисел на телефоне еще час, рассказывая ей о движении против войны во Вьетнаме, активным участником которого он являлся.  - Кеннеди никогда не позволил бы нам вляпаться в это дерьмо,  - мрачно заключил Басби. Сейчас он принимал участие в предвыборной кампании: Роберт Кеннеди собирался стать кандидатом от Демократической партии на следующих президентских выборах.
        По сравнению с новостями Басби новости Лизы выглядели более чем прозаично. Она купила несколько новых картин - главным образом репродукции импрессионистов.
        - Все вполне традиционно,  - сказала она.  - Моне, Сезанн, Ренуар. И еще я научилась водить машину. Теперь у меня «шевроле-универсал».
        - «Шеви»,  - поправил ее Басби.  - Никто не говорит «шевроле».
        Наконец он повесил трубку. В его голосе вновь звучало отчаяние. Лиза встала с постели, приготовила себе чашку чая и закурила сигарету. Звонок бывшего мужа вызвал в ее душе смутное беспокойство. Она чувствовала себя виноватой в том, что сделала Басби несчастным.
        - Боже мой,  - прошептала Лиза.  - Если бы только мы могли быть вместе!
        Но этого никогда не случится. Всего несколько недель назад она увидела Басби в ресторане, в котором обедала вместе с Карен Зорро. И его поза, и движение плеч, и отблески света, падающие на стекла его очков, моментально пробудили у нее в памяти ужасы того дня в Саутпорте. Лиза почувствовала, что ее тошнит. Она раздавила окурок в пепельнице и сразу же закурила новую сигарету.
        - Ты проклятая ханжа и лицемерка, Лиззи О’Брайен,  - сердито сказала она себе.  - Тоскуешь о мужчине, которому с самого начала наставляла рога. Может быть, ты и самая подходящая женщина для Басби, но он - уж точно не самый подходящий для тебя мужчина, и пора бы тебе это уразуметь.
        Через несколько дней, воскресным утром, к Лизе пожаловал неожиданный посетитель. Проигрыватель был включен, и Лиза негромко подпевала музыке «Лауры» Чарли Паркера[85 - Чарли (Чарльз) Паркер (1920 —1955)  - американский джазовый саксофонист и композитор.], когда раздалась мелодичная трель дверного звонка. Окна были распахнуты навстречу бледному мартовскому небу. Ночью прошел дождь, и кусты и деревья были еще влажными. Капельки воды переливались под лучами слабого, лимонно-желтого солнца.
        Лиза в тревоге вскочила на ноги, завидев в дверном проеме незнакомую фигуру. Перед ней стоял невысокий мужчина в кожаной летной куртке и шлеме. Очки с толстыми стеклами были сдвинуты на лоб. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы узнать в незнакомце Джозефа Дента, отчего ее тревога только усилилась. Лиза молча уставилась на него, слишком удивленная, чтобы говорить. Наконец она выдавила из себя:
        - Где вы посадили самолет?
        - Я приехал на Бесси.
        Она заглянула ему через плечо, ожидая увидеть там лошадь. Но на подъездной дорожке стоял лишь старый мотоцикл.
        - Вы пригласите меня войти?  - У него хватило наглости изобразить обиду.
        - Когда оправлюсь от шока,  - ответила Лиза. Она глубоко вздохнула.  - Теперь можете войти.
        - Благодарю.  - Дент быстро перешагнул порог и с интересом огляделся по сторонам.  - Славное у вас здесь местечко.
        - Вы не оригинальны и не умеете вести светскую беседу,  - сообщила ему Лиза.
        - Я стараюсь,  - парировал Дент. Он начал расстегивать ремешок шлема.  - Этот Ренуар - настоящий?
        - Раз я тоже его вижу, значит, настоящий.
        Дент быстрыми, резкими движениями высвободился из кожаной куртки, после чего просто поставил ее на пол, где она и осталась стоять, как будто половина его все еще пребывала в ней. Его одежда, сплошь черного цвета, свитер с высоким воротом под старым залоснившимся костюмом, лишь подчеркивала его сходство с постаревшим дьяволом.
        - Вы понимаете, что я имею в виду,  - раздраженно заявил Дент.  - Он настоящий или поддельный?
        - Это копия.  - Почувствовав, что взяла верх в перепалке, Лиза жестом предложила гостю пройти к бассейну, где и усадила его на стул.  - Что будете пить?  - поинтересовалась она.  - Кофе, чай или что-нибудь покрепче?
        - Что-нибудь покрепче,  - ответил Дент.  - Все равно, что именно.
        Она налила виски «Джек Дэниэлс» в два стакана. Один нужен был ей самой, чтобы оправиться от шока, вызванного появлением Джозефа Дента в ее доме. Когда Лиза вышла наружу, он встал со стула и стал расхаживать вдоль бассейна, прищелкивая пальцами. Звук получался настолько резкий и громкий, что Лиза нисколько не удивилась бы, заметив летящие во все стороны искры.
        - Я перейду прямо к делу,  - сказал Дент, когда она села.  - Я хочу, чтобы вы снимались в моем следующем фильме.
        У Лизы от удивления отвисла челюсть.
        - Вы, должно быть, шутите. Я не стала бы больше работать вместе с вами, даже если бы разорилась и умирала с голоду.
        Дент ухмыльнулся. У него были на удивление ровные и белые зубы.
        - Вы всегда говорите то, что думаете.
        - Можно подумать, вы - нет,  - язвительно парировала она.  - Точнее, вы всегда орете о том, что у вас на уме.
        - Хорошо сказано,  - признал Дент.  - Однако я пришел не за тем, чтобы обмениваться с вами оскорблениями.  - Он сунул руку в карман и вытащил оттуда кучу газетных вырезок, соединенных вместе ржавой скрепкой.  - Это - отзывы о вас,  - сказал Дент.  - Все до единого. О вас одобрительно отзывались еще тогда, когда вы работали с Басби Ван Доленом, но с тех пор единственный хороший отзыв вы получили только за «Великолепную аферу». За последние три года у вас не было ни одной стоящей роли. Тот фильм, в котором вы снимались в Риме, забыл его название…
        - «Апрельские цветы»,  - подсказала Лиза.
        - …был одним из худших, которые я видел в своей жизни. Сколько он стоил? Миллион, два? Какой бы ни была сумма, она была потрачена зря.
        - Фильм получился не слишком удачным,  - согласилась Лиза.
        - Он получился отвратительным.  - Внезапно Дент подошел ближе и перегнулся через стол. В его черных глазах сверкал энтузиазм. Сейчас Дент походил на огромного скворца, только что сожравшего вкусного червяка.  - Это книга, на которую я только что получил права, «Покаяние», футуристический триллер с запутанным сюжетом и неожиданным концом.  - Из другого кармана он достал книжку в потрепанной бумажной обложке. Лиза уже ждала, что за ней последует кинокамера и Дент начнет снимать.  - Я привез вам один экземпляр. Прочтите и дайте мне знать, что вы о ней думаете.
        - Даже если это лучший из когда-либо написанных триллеров, я не хочу больше работать с вами, Джозеф!  - с горячностью воскликнула Лиза.  - Откровенно говоря, я никогда не забуду кошмара, который творился на съемках «Великолепной аферы», и не желаю его повторения.
        Она знала, что ведет себя непозволительно грубо, но ей было все равно. Дент не придавал ни малейшего значения чувствам других, так почему она должна заботиться о его переживаниях? «В любую минуту,  - думала Лиза,  - он может взбеситься, и тогда я столкну его в бассейн». Однако вместо того, чтобы разозлиться, Дент опять ухмыльнулся. Лиза еще никогда не оставалась с ним наедине и сейчас поражалась тому, что он так спокоен и даже… э-э… очарователен!
        - Прежде чем вы скажете «нет»…
        - Я уже сказала «нет»,  - быстро вставила Лиза.
        Дент пропустил ее слова мимо ушей.
        - …прочтите вырезки и подумайте о том, для чего вы приехали в Голливуд. Штамповать никому не нужное барахло или делать хорошее кино? Если первое, тогда я в вас ошибся. Если вас интересует хорошее кино, тогда давайте снимать его вместе. Согласен, иногда нам приходилось нелегко…
        - Это не вам приходилось нелегко,  - саркастически заметила Лиза,  - а всем остальным.
        - Но ведь только результат имеет значение, не так ли?  - К ее удивлению, режиссер присел рядом с ней и схватил ее за плечи. Лиза опустила взгляд на его жилистые руки и сквозь тонкую ткань блузки ощутила нервную дрожь его пальцев. Ей показалось, что ее ударило электрическим током.  - Два моих фильма вошли в курс «Теории кино» в нескольких университетах. Когда-нибудь туда включат и «Великолепную аферу».
        Исходящее от его рук тепло и нервная пульсация расползлись по плечам, шее, груди, по всему телу Лизы. Разумеется, Дент был прав. Кроме того, его энтузиазм оказался заразителен. Его уродливое маленькое личико маячило прямо перед ней. На широком лбу выступили крупные капли пота, и кончики черных волос прилипли к коже. Их глаза встретились, и между ними на мгновение протянулась нить полного взаимопонимания. Лиза опустила ресницы, растерянная и потрясенная. Она отодвинулась от Дента вместе со стулом, высвобождаясь из его хватки.
        - Кто вкладывает деньги в этот фильм?  - поинтересовалась она наконец. Может быть, это всего лишь уловка, чтобы заручиться ее финансовой поддержкой?
        - Гэри Мэддокс нашел кого-то, кто будет нас спонсировать.
        - Гэри!  - Лиза громко расхохоталась, радуясь возможности вновь оскорбить Дента. Ей почему-то не давало покоя воспоминание о том мгновении, когда их глаза встретились.  - Вы имеете в виду, что встретились с Гэри Мэддоксом и он не убил вас?
        - Это он разыскал меня. Гэри стоит на краю пропасти. Два его последних фильма провалились, что неудивительно,  - это была безмозглая чушь. Но зато ему понравились отзывы, которые он получил за «Великолепную аферу». Он знает, что может играть хорошо - с нужным режиссером. Другими словами, со мной.  - Дент самодовольно ухмыльнулся. Боже, какой же он все-таки отвратительный коротышка!
        - Гордитесь собой, верно?  - с презрением заметила Лиза.
        - У меня есть на то причины,  - отозвался Дент, выпрямляясь.  - А теперь мне пора идти.
        Лиза ощутила странное разочарование и спросила себя, чем оно вызвано. Он был ей неприятен и даже омерзителен - так почему же ее волновало, уйдет он или останется?
        Через шесть недель ей позвонил Басби.
        - Лиза, до меня только что дошли просто фантастические слухи.  - Он нервно засмеялся.  - Ты умрешь, когда я расскажу тебе, в чем дело.
        - Расскажи,  - попросила Лиза.
        - Кто-то сообщил мне, что ты выходишь замуж за Джозефа Дента. Я сказал им, что это смешно. Это просто не может быть правдой.
        - Это правда,  - ответила Лиза.
        - Что?  - Голос у Басби дрогнул и сорвался.
        - Я действительно выхожу замуж за Джозефа Дента.  - Лиза глупо захихикала.  - Это правда.
        ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
        Вскоре после того, как Джозеф Дент нанес визит Лизе, он пригласил ее и Гэри Мэддокса в свой особняк на окраине Голливуд-Хиллз. Его дом, ранее принадлежавший звезде немого кино Вите Риз, оказался трехэтажным особняком с дубовыми балками в стиле Тюдоров, который разобрали по кирпичику и перевезли сюда из Суффолка, а потом с дотошной тщательностью собрали вновь.
        Лиза вылезла из своей машины и с восхищением воззрилась на особняк. На уровне первого этажа несколько кирпичей были покрыты белой штукатуркой, на которой было выбито название: «Тимперлиз», а под ним красовалась дата: «1551 год». Надпись, за долгие века иссеченная дождем и ветром, едва можно было прочесть. С оттенком сухой иронии Лиза подумала, что первый старинный английский особняк она увидела за тысячи миль от родины, в Голливуде. Выкрашенная белой краской и обитая гвоздями с черными шляпками дверь была распахнута настежь.
        - Входите,  - сказал Джозеф Дент.
        Лиза переступила порог и оказалась в квадратном холле с низким потолком. Холл был совмещен с гостиной. Стены были побелены известкой, а мебель состояла из нескольких больших и уютных кресел с чехлами из неяркого индийского набивного коленкора. На деревянном полу и лестнице, на ступеньках которой посередине была протоптана канавка, ковров не было. Четыре сучковатые дубовые колонны, изъеденные древоточцами, вздымались от пола к потолку, а огромный камин украшали ярко-желтые маргаритки. Мужчины держали в руках стаканы с выпивкой, и Дент беспокойно переминался с ноги на ногу.
        - Мне нравится ваш дом, Джозеф,  - сказала Лиза.  - Здесь особая атмосфера.
        - И древоточцы,  - ответил он.  - Это сейчас они затаились. А весной любезничают так, что их слышно за версту. Они потирают лапки, издавая отвратительные скрежещущие звуки.
        Подошел Гэри и расцеловал Лизу в обе щеки. С момента их последней встречи, которая состоялась три года назад, он здорово изменился. Куда-то подевались обесцвеченные волосы и деланая небрежность манер. Обретшие природный каштановый цвет, его волосы уже поредели на макушке. У Гэри был какой-то изможденный, загнанный вид, и ему не мешало бы побриться. Лиза вдруг подумала, что сейчас он выглядит намного привлекательнее,  - грубее и мужественнее, что ли. Взлет его оказался недолгим, а падение было быстрым и болезненным. Когда они виделись в последний раз, Гэри сказал ей, что ему предложили небольшую, но постоянную роль в одной из «мыльных опер» на телевидении.
        - Заключив с ними контракт, я подпишу смертный приговор своей кинокарьере,  - с горечью заметил он.
        Дент потер руки.
        - Ленч готов,  - сообщил он.  - Я нанял фирму, доставляющую готовые блюда на дом. У моей кухарки лучше всего получается водянистый мясной рулет, поэтому я отпустил ее на пару дней.
        Лиза содрогнулась, представив себе, каково это - работать на Джозефа Дента и проводить с ним целые дни под одной крышей.
        Он пригласил их в длинную очаровательную комнату, французское окно которой выходило в сад, оформленный в стиле королевы Елизаветы и вдоль и поперек расчерченный живыми изгородями. Широкие каменные ступени вели к пруду, на поверхности которого покачивались головки белых лилий. У стола стоял улыбающийся официант, готовый обслужить их.
        Угощение было восхитительным, но где-то в середине трапезы Дент разбушевался.
        - Это мясо жесткое!  - прорычал он, обращаясь к официанту, который поспешно отступил на шаг, с опаской глядя на него.
        - Вы не правы, Джозеф,  - сказала Лиза.  - Мясо приготовлено очень хорошо.
        Режиссер вскочил на ноги и запустил тарелкой в стену.
        - Проклятье, это ведь так просто - выполнить мою просьбу, причем за деньги!
        Официант подбежал к стене и принялся вытирать салфеткой жирные разводы с белой поверхности. Лиза отложила в сторону нож и вилку и подошла к нему, чтобы помочь собрать с пола осколки разбитой тарелки.
        - Не обращайте внимания,  - сказала она официанту.  - Мясо было превосходным.
        Она не удивилась, заметив, что Джозеф Дент ухмыляется во весь рот.
        - Я выхожу из себя, когда люди не делают свою работу, как надо,  - сообщил он.
        - Еще одна такая выходка, Джозеф, и я еду домой,  - ответила Лиза.
        После ленча они спустились в смотровой зал, расположенный в цокольном этаже.
        - Вита Риз распорядилась сначала построить его, а уже потом сверху возвели дом,  - пояснил Джозеф.
        Это была великолепная имитация зрительного зала 20-х годов, со стенами, обшитыми золотисто-коричневыми деревянными панелями, пятью короткими рядами откидных кресел с бархатной обивкой и закрывающим экран бархатным же занавесом в тон, который можно было раздвинуть простым нажатием кнопки.
        - Я решил показать вам фильмы в обратном порядке. Начнем с «Великолепной аферы»?  - обратился к гостям Дент, стоя в дверях проекционной. За ним на полках виднелись ряды металлических коробок с кинопленкой.
        - Да, пожалуйста,  - быстро ответил Гэри.
        Устроившись в последнем ряду, он подался вперед, втянув голову в плечи. Лиза заняла место через два ряда от него. В это время погас свет и на экране появились первые титры.
        В этом и заключалась цель ее приезда - посмотреть все фильмы Джозефа Дента и решить, хочет ли она сниматься в его следующей картине. Первым побуждением Лизы было отклонить приглашение, но вечером того же дня, когда к ней пожаловал режиссер, Лизе позвонил Гэри и поинтересовался, что она думает о его предложении.
        - Даже не знаю, что и думать, Гэри,  - ответила Лиза.  - Полагаю, в словах Дента есть смысл, но снова работать с ним…  - Она не договорила. Гэри поймет, что она имеет в виду.
        - Ты уже прочитала эту книгу, «Покаяние»?
        - Да, я взялась за нее сразу же после его ухода и только что закончила. Не могла оторваться.
        - А я уже представляю, как она будет экранизирована. Я вижу себя в главной роли. Большую часть времени на экране будем только мы вдвоем. Проклятие, Лиза, этот фильм может стать настоящей сенсацией!  - В голосе Гэри слышались волнение и мольба. Она закурила сигарету, спрашивая себя, что его беспокоит.
        Между затяжками Лиза поинтересовалась:
        - Какая разница, соглашусь я или нет? Дент всегда может пригласить кого-нибудь другого. Ладно, признаю, никто из звезд не согласится с ним работать, но ведь есть десятки актрис, которые наверняка и не слышали о…
        Гэри резко прервал ее:
        - Потому что Дент отказывается снимать в этом фильме кого-либо, кроме тебя,  - заявил он.
        - В самом деле?  - Лиза была поражена до глубины души.
        - Дент - настоящий ублюдок, Лиза. Как только он понял, в каком отчаянном положении я оказался, как только уразумел, что обладает властью надо мной, он сразу же начал выдвигать условия, хоть я и сказал ему, что уже заручился поддержкой…
        Поэтому, когда на следующий день Лизе позвонил Джозеф Дент с вопросом, не хочет ли она провести уик-энд в его доме, она неохотно согласилась, ради Гэри, хотя никогда не питала к нему особых симпатий. «Как бы там ни было,  - с раздражением думала Лиза,  - книга действительно хорошая и, как и говорил Гэри, снятый по ее мотивам фильм может стать настоящей сенсацией».
        На экране лицо Гэри исказилось от ярости, когда камера показала его крупным планом. Но потом выражение его лица изменилось, и на смену гневу пришло отчаяние. Не было слышно ни единого звука, никакой музыки. Он без слов сумел выразить свои душевные муки. Это была блестящая актерская игра.
        Лиза бросила взгляд в дальний конец крошечного зрительного зала. Гэри, как зачарованный, смотрел на свое экранное изображение. Не веря своим глазам, Лиза увидела, как по его щеке скатилась слеза, и подумала, какое это странное чувство - честолюбие.
        Семья Гэри была очень состоятельной. Лиза знала, что он может хоть завтра вернуться домой и не работать до конца жизни, но этот третьесортный актер по нелепой прихоти судьбы заполучил главную роль в «Великолепной афере», фильме, списанном со счетов еще до начала работы над ним. Джозеф Дент с помощью издевок и насмешек заставил Гэри прыгнуть выше головы и продемонстрировать великолепную актерскую игру, и теперь актер жаждал получить еще один шанс проявить свои таланты. Хвалебные отзывы в прессе подействовали на него, как наркотик, и Гэри готов был унижаться перед человеком, которого ненавидел, только ради того, чтобы вновь прочесть в газетах о том, какой он замечательный актер.
        Внезапно в зале вспыхнул свет; фильм закончился. Когда занавес сомкнулся, из оркестровой ямы поднялся разрисованный член, а динамики по бокам сцены взорвались громкими бравурными музыкальными аккордами. Появился ухмыляющийся Джозеф Дент. Он подошел к члену и приподнял крышку, являя на обозрение заставленный бутылками бар.
        - Кому что?  - осведомился он.
        В тот день после обеда они посмотрели еще два фильма. У Лизы разболелась голова, но она вынуждена была признать, что Дент - хороший режиссер. Он завораживал аудиторию и с первого же кадра держал ее в напряжении. Лиза решила, что ответит согласием на его предложение,  - настоящий актер должен понимать, что цель оправдывает средства. Но Лиза не собиралась сразу сообщать об этом Денту. Пусть он помучается еще немного, это пойдет ему на пользу. К тому же она до сих пор не могла понять, почему он так настаивает на ее участии в фильме.
        Ужин был подан на веранде. Официант, на лице которого уже не было улыбки, обеспокоенно суетился возле них. Лиза разозлилась на режиссера за то, что он довел ни в чем не повинного человека до такого состояния. Когда начали сгущаться сумерки, Дент сказал:
        - Смотрите хорошенько.  - Он вошел в дом через французское окно, и внезапно живые изгороди осветились тысячами фонариков, сделанных в форме свечей.  - Недурное зрелище, а?
        Казалось, усыпанный бесчисленными огоньками сад тянется на многие мили. Старомодный уличный фонарь струил мягкий свет над озером на кремово-белые лилии, прекрасные в своей неподвижности. Из близлежащих зарослей и из-за изгородей доносились шуршание и стрекот, как будто маленьких зверьков разбудило внезапное вторжение света на их территорию. С ветвей с шумом сорвались перепуганные птицы. Несколько минут они бестолково метались в воздухе, а потом вновь опустились в свои гнезда.
        - Дух захватывает,  - согласилась Лиза.
        Перед тем как отправиться спать, они посмотрели еще один фильм - мрачную, жутковатую картину с запутанным сюжетом и неожиданным кровавым концом, после чего Лизу едва не стошнило. Она легла в постель, выпив слишком много виски и насмотревшись жестоких фильмов.
        Лежа на кровати под балдахином с четырьмя столбиками, Лиза испытывала странное возбуждение. Да и вообще, день сегодня выдался странный. Снедавшее ее беспокойство лишь усилилось, после того как, проснувшись среди ночи, она отчетливо расслышала детский плач. Лиза укрылась с головой, думая о том, уж не прозвучал ли этот плач добрую сотню лет назад, а она только теперь услышала его.
        Но на следующее утро жизнь вернулась в привычную колею. В сводчатые окна заглядывало ласковое солнце, и его лучи танцевали на цветастом ковре. Лиза уже собиралась встать и принять душ, как вдруг испуганно съежилась - комнату наполнили звуки безумной музыки с рваным ритмом. Позже она узнала, что это Вагнер. В ужасе Лиза вскочила с постели и почувствовала, как под ногами в такт мелодии подрагивает пол. Она принялась искать радио и обнаружила, что звук идет из динамика над кроватью. Под ним был выключатель. Лиза щелкнула им, и музыка стихла, но только в ее комнате. Снаружи безумная мелодия по-прежнему ревела во всю мощь.
        Все еще дрожа, Лиза приняла душ в отделанной по последнему слову техники смежной ванной, натянула белые джинсы и голубую блузку с широкими присобранными рукавами и перехватила свои блестящие волосы белой лентой. Она не стала утруждать себя макияжем - она и без него все еще выглядела достаточно хорошо; кроме того, Лиза сомневалась, что Гэри или Джозеф заметят, накрасилась она или нет.
        Когда она сошла вниз, ее жизнерадостно приветствовал Джозеф Дент:
        - Значит, Вагнер все-таки разбудил вас, а?
        - Благодарю, к тому времени я уже проснулась,  - с сарказмом откликнулась Лиза.
        Дент пояснил, что установил громкоговорители по всему дому.
        - Мне нравится ставить всех на уши,  - сообщил он.
        Лиза бросила на него разгневанный взгляд. Вагнера в динамиках сменил джаз из Нового Орлеана, оказавшийся более мелодичным и успокаивающим, но таким же громким.
        Из ресторана прибыли повар и официант, чтобы приготовить им завтрак. Лиза сказала, что ограничится кофе. Гэри, который сегодня утром выглядел еще более изможденным и осунувшимся, сказал, что и он выпьет кофе.
        - Я бы хотел продолжить просмотр прямо сейчас,  - признался он.  - Я многое узнал вчера и многому научился.
        - Никаких возражений.  - Джозеф Дент распорядился, чтобы официант унес приготовленные блюда.  - Можете съесть их сами, вместе с поваром,  - коротко бросил он.
        Сегодня на нем были джинсы и черная рубашка с открытым воротом. Лизе стало интересно, а отдает ли он себе отчет в том, что похож на дьявола, и не потому ли всегда носит черное, чтобы подчеркнуть это сходство.
        - Вы не станете возражать, если я пропущу первый фильм?  - осведомилась она.  - У меня по-прежнему побаливает голова.
        - В таком случае,  - сказал Дент,  - я усажу Гэри внизу, а вам устрою экскурсию по дому.
        Вернувшись через четверть часа, он произнес:
        - Вопреки моим ожиданиям, Мэддокс оказался совсем другим человеком. В конце концов, он не настолько пустоголовый, каким выглядит.  - Черные глаза режиссера сверкали, энергия буквально била в нем ключом, грозя в любую минуту выплеснуться наружу.  - Нам сюда.  - Он метнулся к двери и уже собирался переступить порог, как вдруг вспомнил о хороших манерах и придержал дверь для Лизы, пропуская ее перед собой. Вышагивая рядом с ней, Дент нетерпеливо щелкал пальцами в такт музыке.  - Это комната для занятий рукоделием. Точнее, была ею.
        - Как здесь мило!
        У небольшого полукруглого окна стоял застеленный гобеленом диван. Рядом приткнулось кресло-качалка с шелковой подушечкой на сиденье. На нем лежала резная шкатулка со швейными принадлежностями.
        - Вита распорядилась перевезти вместе с домом и старинную мебель.
        Спустя некоторое время Лиза исчерпала запас восторженных эпитетов, хотя Джозеф Дент, похоже, этого не заметил. Он нигде не задерживался надолго, просто распахивал дверь, позволяя Лизе заглянуть внутрь, и так же резко закрывал ее. Лизу не покидало ощущение, будто он что-то задумал, а эта прогулка по дому - лишь прелюдия, которую он почему-то счел необходимой.
        - А вот это,  - произнес режиссер наконец, остановившись перед дверью в самом конце коридора,  - моя мастерская.

«И именно ее ты и хотел мне показать с самого начала,  - подумала Лиза,  - хотя я и не понимаю почему». По какой-то причине Дент явно вознамерился произвести на нее впечатление.
        Большая комната выглядела так, словно раньше здесь размещалась часовня или учебный класс. Стены высотой в два этажа были выкрашены в белый цвет. Их подпирали массивные балки, которых почти не было видно, поскольку они скрывались под сотнями картин без рам. Поначалу Лиза решила, что Дент - коллекционер, пока не заметила в дальнем конце мольберт с незаконченным рисунком.
        - Это все рисовали вы?
        - Да,  - с гордостью ответил Дент, дернув себя за бороду.  - Что вы о них думаете?
        Лиза медленно обошла комнату. На некоторых картинах были изображены сад и дом, почти неузнаваемые - лишь легкие штрихи обозначали окно, дверь, озеро, лилии. Здесь были и многочисленные портреты женщин и детей с именами, написанными черным у них на лбу. Масляная краска наносилась широкими мазками толщиной чуть ли не в дюйм.
        - Мне нравится цветовая гамма,  - осторожно сказала Лиза.
        Палитра и впрямь поражала сочными красками - горчично-желтой, пурпурной, темно-красной и бутылочно-зеленой.
        - Вы безмозглая идиотка,  - заявил Джозеф Дент, стоя у нее за спиной.
        Лиза резко развернулась, задыхаясь от гнева.
        - А вы - самодовольная, невыносимая свинья!  - выпалила она.
        К ее невероятному удивлению, он улыбался.
        - Мне интересно было увидеть вашу реакцию.
        Несколько секунд она просто молчала, не зная, что сказать, а потом вернула ему улыбку.
        - А какая из картин ваша любимая?
        - Вот эта.  - Дент указал на большое полотно, на котором, кажется, были изображены ночь и церковь. Из полуоткрытой двери лился ярко-желтый свет.
        Лиза сняла холст со стены, швырнула его на пол и принялась топтать ногами. Грубая ткань порвалась в нескольких местах, а деревянный каркас разлетелся в щепки.
        - Мне интересно было увидеть вашу реакцию,  - сказала она, бочком продвигаясь к двери, чтобы иметь возможность удрать, если Дент вздумает наброситься на нее.
        Но он оставался невозмутимым.
        - Собственно говоря,  - заявил режиссер,  - эта картина мне не нравилась, причем больше остальных. А теперь серьезно,  - преспокойно продолжал он, словно ничего не случилось,  - что вы о них думаете?
        Внешне Лиза оставалась такой же спокойной, как и он. Но ее буквально распирало от какого-то извращенного удовлетворения. Она перешагнула через испорченную картину и обвела стены внимательным взглядом.
        - Пожалуй, со временем они могут мне понравиться,  - задумчиво протянула она.  - Чьи это портреты?
        - Моих жен и детей. Чтобы вы не сбились со счета, у меня было пять супруг и наличествует шестнадцать отпрысков.
        - И где же они?
        - Кто знает?  - Дент пожал плечами.  - Да и какая, собственно, разница?
        В тот вечер Лиза ехала домой, чувствуя себя полностью опустошенной. Ее не покидало ощущение, что она выключила собственную жизнь на двадцать четыре часа, погрузившись в совершенно чужой, незнакомый ей мир.
        Когда Лиза переступила порог дома Басби, он показался ей странно пустым, каким-то безжизненным и слишком уж тихим. Она немедленно приготовила себе чай - за весь уик-энд никто не предложил ей и чашки, и она чувствовала себя обделенной.
        Потягивая ароматный напиток, Лиза думала о Джозефе Денте. Он был самым необычным мужчиной из всех, кого она встречала в своей жизни. В нем скрывалось нечто отвратительно притягательное; он был очаровательным чудовищем, неугомонным и непредсказуемым. Но при этом - чрезвычайно интересным. Никогда нельзя было знать заранее, что он скажет или сделает в следующую минуту. Когда Лиза сообщила ему, что согласна сниматься в его новом фильме, его реакция оказалась совсем не такой, какой она ожидала. Вместо того чтобы выглядеть довольным или благодарным, Дент лишь равнодушно обронил:
        - Вы были бы полной дурой, если бы отказались.
        - Когда мы начнем?  - поинтересовался Гэри.
        Весь уик-энд он был крайне немногословен, его глаза покраснели, а в движениях сквозила усталость. Вместо обеда он уселся смотреть «Великолепную аферу», словно пытался успеть как можно больше.
        - Через пару месяцев,  - ответил Дент.  - Как только я вернусь из Канн. Меня пригласили в жюри тамошнего кинофестиваля. Хотите поехать со мной?
        - Еще бы!  - с жаром вскричал Гэри.
        - Я имел в виду не тебя, а ее,  - грубо оборвал его Дент, кивая на Лизу.
        Гэри покраснел до корней волос, а Лиза вновь разозлилась на бестактного режиссера. Иногда он бывал просто невыносим.
        - Я поеду только вместе с Гэри,  - быстро сказала она.
        Джозеф Дент, в очередной раз приводя ее в замешательство, лишь рассмеялся и сказал:
        - Хорошо, я закажу билеты и номера в отеле.
        Но перед поездкой в Канны, в минуту слабости - так, во всяком случае, Лиза сказала себе - она согласилась провести еще один уик-энд у Дента дома, на этот раз для того, чтобы посмотреть фильмы, которые Басби снял еще до того, как они встретились. Она давно хотела это сделать.
        - На сей раз никаких ресторанных поваров и официантов,  - решительно заявила Лиза.  - Водянистый мясной рулет устроит меня как нельзя лучше.
        Повариха Джозефа Дента, пухленькая чернокожая женщина по имени Милли, обращалась со своим работодателем с нескрываемым презрением. Пока они обменивались оскорблениями, Дент был само очарование. Возникало впечатление, что он мог нормально вести себя лишь с теми, кто относился к нему безо всякого уважения. А люди, лебезившие и заискивавшие перед ним или хотя бы демонстрировавшие хорошие манеры, становились объектом для его ядовитого сарказма и язвительности. Неумехи же приводили Дента в бешенство. Недостаток ума и интеллекта пробуждал в нем дикий, неуправляемый гнев, хотя Милли быстро ставила его на место, если он принимался орать на нее, обвиняя в тупости и неспособности сразу же понять, что он имеет в виду.
        Перед самым ужином из кухни до слуха Лизы донеслись крики и звон бьющейся посуды. Встревоженная, она помчалась вниз и застала Дента и Милли, увлеченно швыряющих друг в друга тарелки. Все это происходило под рев мелодий Вагнера. Зрелище казалось сюрреалистичным.
        - Это был любимый сервиз Виты!  - прошипел Дент, когда одна из тарелок пролетела в опасной близости от его головы и вдребезги разбилась о стену.  - Она привезла его из Англии. Ему было более ста лет!
        - Да мне плевать, даже если он стоял на столе самого Господа нашего Иисуса Христа!  - злобно оскалилась Милли.  - Если ты еще хоть раз посмеешь назвать меня тупой черной стервой, я вышвырну тебя из своей кухни так, что ты и костей не соберешь. А, привет, Лиза.  - Перемена тона была такой неожиданной, что Лиза не смогла удержаться от улыбки.
        - У нас возникли небольшие разногласия,  - пояснил Джозеф.  - Эта женщина поставила бургундское в холодильник.
        - И что здесь такого?  - осведомилась Лиза.
        - Вот!  - с торжеством вскричала Милли.  - Она тоже не знает, что вино должно быть теплым. Я поставлю его в горячую воду, чтобы оно оттаяло.
        И вдруг, как ни в чем не бывало, Дент и кухарка затеяли дружескую беседу, а чуть позже Джозеф даже похвалил Милли за мясной рулет.
        Басби Ван Долен был одним из немногих людей, к кому Джозеф питал уважение.
        - Он никогда не шел на компромисс,  - произнес Дент после того, как они посмотрели первый фильм.  - Не поддавался давлению коммерсантов и торгашей.
        - Он все-таки поддался ему,  - с грустью сказала Лиза.  - Но не могу сказать, что я виню его за это.
        Это было удивительно, но того же мнения придерживался и Джозеф.
        - Нельзя же вечно биться головой о стену.
        Впоследствии Лиза решила, что это была самая доброжелательная реплика, которую она от него когда-либо слышала.
        Ее поселили в той же самой комнате, что и в прошлый раз, и Лиза спросила себя, зачем нужен целый уик-энд, чтобы посмотреть всего три фильма. Для этого вполне хватило бы одного дня.
        Посреди ночи она проснулась. В маленькие окошки заглядывала луна, ярко освещая массивный дубовый шкаф. Лизу разбудил какой-то шум, скрип петель и звук закрывающейся двери. Она робко выглянула из-под простыней и взвизгнула.
        Рядом с ее кроватью стоял Джозеф Дент. В руках он держал поднос с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Дент был совершенно голый.
        Лиза села на кровати. Дент выглядел настолько нелепо, что она расхохоталась.
        - Что вам нужно?  - сумела произнести она, давясь смехом.
        - А вы как думаете?
        Лиза оглядела его с ног до головы.
        - Да уж, полагаю, ответ очевиден.
        Дент подошел и поставил поднос на пол рядом с кроватью.
        - Подвинься.
        Все еще нервно хихикая, Лиза отодвинулась, и он залез на кровать рядом с ней. К этому времени по ее щекам уже текли слезы.
        - Вы,  - с трудом проговорила она,  - самый сумасшедший мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни.
        - Знаю,  - самодовольно ответил Дент.  - Хочешь выпить?
        - Вино оттаяло?
        - Это шампанское.
        От игристого вина и от смеха на Лизу напала икота.
        - Отпей с другого края бокала,  - посоветовал Джозеф.
        - Так делают с водой, а не с шампанским, дурачок.
        - Я перейду прямо к делу,  - заявил Дент.  - Я хочу жениться на тебе.
        Лиза икнула.
        - Это значит «да»?
        Она снова икнула и скользнула вниз, содрогаясь от приступов смеха.
        Джозеф последовал ее примеру и потянулся к ней. У него оказались мускулистые и жесткие руки, и он взял ее яростно, быстро и молча. Никаких нежных слов, никаких комплиментов, никаких признаний в любви. Он обошелся даже без поцелуев. Несмотря на это, Лиза чувствовала себя удовлетворенной. Когда они закончили, Дент вытянулся рядом с ней, подпер голову рукой и уставился на Лизу сверху вниз.
        - Хочешь, я скажу тебе кое-что?
        - Что?
        - Когда ты пришла на съемочную площадку «Великолепной аферы», я сразу же решил, что когда-нибудь женюсь на тебе.
        - Никогда бы не поверила. Если бы ты сказал, что решил убить меня, я бы не удивилась. Почему же ты ждал так долго, чтобы сделать мне предложение?
        - В то время я был еще женат.
        - Достаточно веская причина,  - сухо сказала Лиза.
        - А потом я стал искать повод, чтобы заявиться к тебе в гости, с предложением сниматься, например.
        - Никогда бы не подумала, что тебе нужен повод, Джозеф.
        - Зови меня Джо, так делали все мои жены.
        - В таком случае я буду звать тебя Дент. Я хотела бы сохранить некоторую формальность в наших отношениях.
        - Насколько я понимаю, ты приняла мое предложение. Твоя икота означала «да»?
        - Да,  - ответила Лиза, думая, уж не сошла ли она с ума.
        - Скажи мне, чего ты хочешь больше всего на свете, и я подарю тебе это на свадьбу.
        - Океанский лайнер.
        - Который из них, «Элизабет» или «Мэри»?
        - Пустыню.
        - Сахара подойдет?
        Лиза засмеялась, а потом подумала о том, чего ей хочется больше всего на свете, и погрустнела. Должно быть, в ярком свете луны Джозеф заметил, как изменилось ее лицо.
        - В чем дело?
        - Ни в чем.  - Она отвернулась.
        - Ты подумала о чем-то, что я не могу тебе дать. Что это?
        - Ребенок,  - негромко ответила Лиза.
        - Я могу дать тебе ребенка.
        Она нетерпеливо затрясла головой.
        - Этого никто не может.
        - Я могу дать тебе ребенка,  - повторил Джозеф. Он слез с кровати и подошел к двери.
        - Дент,  - окликнула его Лиза.  - Ты же голый. Тебя может увидеть Милли.
        - Это будет уже не в первый раз,  - беззаботно отозвался он. Но потом все-таки вернулся и взял с кресла ее белый хлопчатобумажный пеньюар.  - Как я выгляжу?  - И он покрутился на месте в пенном ворохе оборок.
        - Совершенно по-идиотски,  - ответила Лиза, чувствуя, как в груди у нее вновь зарождается смех.
        Дента не было десять минут. Лиза спрашивала себя, что он ей принесет. Куклу? Щенка? Или котенка? К ее невероятному изумлению, Дент вернулся со спящим ребенком на руках.
        Он положил сонную девочку на кровать рядом с ней.
        - Это Сабина,  - сказал он.  - Она твоя.
        Девочка оказалась совсем еще малышкой. Зарывшись в подушку, она сразу же сунула большой палец в рот и принялась, причмокивая, посасывать его.
        - Какая она красивая!  - выдохнула Лиза.
        На девочке была хлопчатобумажная пижама, слишком тесная и коротенькая для нее - штанишки едва доходили до пухленьких коленок. На талии виднелась красная полоска, оставленная слишком тугой резинкой. Длинные черные ресницы подрагивали на круглых гладких щечках.
        - Кто уложил ее в постель в таком виде?  - сердито осведомилась Лиза.  - Ты?
        - Ее няня. А в чем дело?
        - Она не расплела ей косу, и девочке, должно быть, ужасно неудобно.
        Густые волосы малышки, доходящие до пояса, были заплетены в тугую косу, натягивавшую кожу на голове.
        - Сколько ей?
        - Года два. Или три. Или четыре. Я не помню.
        - Дент, ты - чудовище! Это твой ребенок?
        Он ухмыльнулся.
        - Я уже сказал, она - твоя.
        - Это не вещь, которую можно подарить кому-нибудь, это - живой человек. Давай я спрошу по-другому. Ее отец - ты?
        - Да. Мать этой малышки - настоящая индианка из племени чероки. Ее зовут Коко.
        - И где сейчас Коко?
        - Ушла!  - с наигранным надрывом ответил Дент, широким жестом разведя руки в стороны.  - Ушла сразу же после того, как на свет появилось ее дитя. Развод состоялся год назад.
        Лиза тем временем осторожно расплетала тугую косичку. Когда она закончила, ей показалось, что спящая Сабина вздохнула с облегчением и зарылась поглубже в подушку.
        - Можешь оставить ее до утра, если хочешь.  - Дент был сама любезность.
        - Не говори глупостей,  - ответила Лиза.  - Малышка испугается, проснувшись в незнакомой комнате рядом с чужой женщиной. Немедленно отнеси ее обратно.
        - Как скажешь,  - послушно согласился Дент.
        Басби заявил:
        - Ты не можешь выйти замуж за Джозефа Дента. Он - сущий дьявол.
        - Знаю,  - откликнулась Лиза, радуясь тому, что он не видит ее улыбки.  - Я думаю об этом с тех самых пор, как встретила его.
        - И еще он женоненавистник.
        - Он ненавидит не только женщин, дорогой. Он ненавидит всех подряд.
        - Ох, Лиза,  - в отчаянии прошептал Басби.  - Тогда почему ты выходишь за него?
        - Сама не знаю,  - призналась она.  - Думаю, потому, что Дент пробуждает во мне наихудшие качества.
        - Ваша малышка похожа на вас как две капли воды,  - сказала женщина, сидевшая за соседним столиком.  - Я видела вас на палубе сегодня утром.
        - Вы и вправду так думаете?  - радостно спросила Лиза.
        Не многие комплименты доставили ей такое же удовольствие, как это замечание. Глаза у Сабины были темнее, чем у Лизы, но их и впрямь можно было принять за мать и дочь - у обеих были длинные волосы цвета шоколада и кожа глубокого кремового оттенка. Даже Дент отметил их поразительное сходство в то воскресное утро, когда провожал Лизу в детскую.
        Комната тянулась вдоль всего верхнего этажа, и ее можно было бы назвать чудесной, если бы белые цветастые занавески и покрывало на детской кроватке не посерели от грязи, а на полу не валялось бы столько игрушек. Большинство из них были сломаны и выглядели так, словно пролежали там недели, а то и месяцы. С помощью приходящей уборщицы Милли содержала дом в безупречной чистоте. Очевидно, за детскую отвечала няня.
        Сабина, которая в десять часов утра по-прежнему была одета в пижаму, склонилась над игрушечной колыбелькой, застеленной белой полотняной тканью с выгоревшей цветастой вышивкой. Когда малышка подалась вперед, штанишки съехали вниз, обнажая ту самую красную полоску, которую Лиза заметила еще вчера вечером. Волосы девочки вновь были заплетены в косичку.
        Когда Дент и Лиза вошли, женщина, сидевшая в углу и читавшая книгу в мягкой обложке, встревоженно вскочила на ноги. На ней был темно-бордовый халат, весь в пятнах, а на ногах не было обуви.
        - Мистер Дент,  - запинаясь, пролепетала женщина.  - Я никак не ожидала…  - Она не договорила - Дент явно поверг ее в ужас.
        Сабина строго смотрела на них и молчала. «Хотя любая другая девочка на ее месте подбежала бы к отцу»,  - с грустью подумала Лиза.
        - Привет, Сабина.  - Она присела на корточки рядом с малышкой.  - Как зовут твою куклу, солнышко?
        Серьезное выражение не сходило с лица девочки. Она ненадолго задумалась, а потом нахмурилась.
        - Долли,  - ответила Сабина наконец.
        - У меня дома тоже есть кукла. Ее зовут Виктория. Как ты думаешь, она захочет познакомиться с Долли?
        Сабина пожала плечами:
        - Не знаю.
        Дент, в очередной раз продемонстрировав невоспитанность, и не подумал представить няню. Лиза заставила себя улыбнуться ей.
        - Здравствуйте, я - Лиза Анжелис,  - сказала она.  - Переоденьте Сабину, пожалуйста, чтобы она могла поиграть во дворе.
        - Во дворе! А как же озеро?
        На вид няне было лет пятьдесят. У нее была бледная кожа и худое нездоровое лицо. Губы были усыпаны лихорадкой. Похоже, сегодня утром няня еще не расчесывалась.
        - Все будет в порядке, если только не оставлять девочку одну. Правильно ли я понимаю? Сабина никогда не гуляет на улице, миссис…
        - Райт. Миссис Райт. Да, я действительно беспокоюсь из-за озера в саду.  - Женщина метнула обеспокоенный взгляд в Дента, который, сунув большие пальцы за пояс, смотрел себе под ноги и явно ждал, когда закончится этот разговор.
        - Вы не ответили на мой вопрос, миссис Райт,  - беззаботно продолжала Лиза.  - Словом, мы пришли к вам для того, чтобы сообщить - мы с мистером Дентом скоро поженимся, а потом уедем на некоторое время за границу. Мы берем Сабину с собой, так что, боюсь, ваши услуги нам больше не понадобятся. Мистер Дент выдаст вам чек за три месяца вперед. Так что будьте любезны собрать свои вещи.
        - Прямо сейчас?  - спросила женщина.
        - Прямо сейчас,  - ответила Лиза.
        - Зачем ты это сделала?  - с любопытством спросил Дент, когда через десять минут они спускались вниз и Лиза крепко держала Сабину за руку. Она сама переодела девочку в желтый детский комбинезон и футболку - это была единственная одежда, которая подходила Сабине по размеру. Все остальное стало слишком маленьким.
        - Потому что эта женщина заплетает Сабине волосы слишком туго и у нее не хватает ума понять, что девочке из-за этого очень больно, особенно когда она ложится в кроватку,  - сердито ответила Лиза.  - Один Бог знает, переодевает ли она малышку по утрам. Сабина не выходит гулять на улицу, и вся одежда ей мала.
        - Ей нужно было всего лишь попросить у меня денег,  - рассудительно заметил Дент.
        - Неужели ты не видишь, что она боится тебя до полусмерти?  - парировала Лиза.
        Нельзя сказать, что Дент вел себя намеренно жестоко. По его разумению, он снял с себя всю ответственность, наняв для девочки няню. А потом он в буквальном смысле забыл о существовании Сабины. Ему и в голову не приходило поиграть с ней, проверить, как за ней ухаживают, счастлива ли она,  - а Сабина, вне всякого сомнения, была очень несчастна.
        Словарный запас девочки ограничивался десятком слов, и она не умела играть ни с кем, кроме своей куклы. Когда они сошли вниз, малышка серьезно и трогательно посмотрела на Лизу своими большими карими глазами, которые блестели так, словно девочка вот-вот расплачется. Впечатление это лишь усилилось, когда Лиза заметила, как задрожали ее губки. Ей хотелось обнять и прижать к себе крошечное детское тельце, но она понимала, что слишком пристальное внимание со стороны совершенно незнакомой женщины может огорчить малышку еще сильнее.
        Вместо этого она сказала:
        - Меня зовут Лиза, и мы с тобой станем большими друзьями. Ты знаешь, что такое друзья?
        Сабина кивнула и серьезно ответила:
        - Долли - друг.
        Лиза отвела девочку в сад и научила ее бросать и ловить мяч. Из дома вышел Дент и, к удивлению Лизы, присоединился к ним. Как ни странно, но именно он сумел вызвать первую улыбку на губах малышки, когда совершил головокружительный прыжок и упал на траву, пытаясь поймать брошенный Сабиной мяч.
        Позже, когда Лиза вошла в кухню, чтобы узнать, готов ли обед для девочки, Милли сказала:
        - Вы не представляете, как я рада, что эта дамочка, миссис Райт, убралась. Я все время повторяла, что она - бестолковая ленивая стерва, но его милость не обращал на мои слова никакого внимания.
        - Я собираюсь выйти за него замуж,  - сообщила кухарке Лиза.
        Милли звонко расхохоталась.
        - Уж лучше вы, чем я,  - фыркнула она.
        Их прервал громкий рев мотоцикла, и Лиза выскочила наружу. Сабина исчезла. Через полчаса Дент вернулся. Дочь крепко держала его за руку. Ее щечки раскраснелись, а длинные волосы растрепались и находились в полном беспорядке.
        - Я прокатил Сабину на Бесси,  - сообщил Дент.  - Думаю, ей понравилось.
        Лиза застонала. Этот человек был неисправим.
        - Веселый у нас будет медовый месяц,  - заметил Дент.  - С Сабиной и Гэри.
        - Ты ведь ничего не имеешь против, а?  - поинтересовалась Лиза.
        - Отнюдь.  - Он пожал плечами.
        Они возвращались со свадебной церемонии на серебристом «дюзенберге», некогда принадлежавшем Вите Риз. Лиза и Дент вдруг в самый последний момент решили перенести бракосочетание на несколько недель, чтобы обмануть вездесущих репортеров, которые, похоже, сочли, что это событие заслуживает самого пристального внимания.
        Гостей не было. Две женщины из конторы, располагавшейся в соседнем здании, согласились стать свидетелями, и Дент вручил каждой по сто долларов.
        Лиза украдкой взглянула на него. На нем был тот же лоснящийся черный костюм, в котором он нанес ей визит,  - неужели это было всего шесть недель назад? Ей казалось, что с тех пор минула целая вечность. Этот невысокий мужчина, настоящий живчик, фонтанирующий энергией, в сущности, оставался для нее незнакомцем. Лиза даже не была уверена в том, что он ей нравится. Но, к собственному неописуемому изумлению, она все-таки вышла за него замуж! Вероятно, это произошло потому, что Дент не признавал условностей. С ним можно быть собой. Можно не беспокоиться о том, что она обидит его, скажет или сделает что-нибудь не так. Да, он мог ни с того ни с сего разбушеваться. Но ведь и она могла отплатить ему той же монетой. Лиза получила массу удовольствия в тот день, когда растоптала его картину.
        - О чем ты думаешь?  - поинтересовался Дент.
        - О тебе.
        - Какое совпадение - я тоже.
        Дент панически боялся летать на самолетах. Свою слабость он оправдывал тем, что заявлял - у него, дескать, в голове не укладывается, как можно доверить свою жизнь трубе из штампованной стали, поднимающейся на высоту в несколько тысяч футов над землей.
        - Должно быть, эти люди - настоящие безумцы,  - с ноткой удивления в голосе говорил он.  - Страшно даже представить, сколько всего там может сломаться!
        - Твоя проблема, Дент, заключается в том, что ты слишком много думаешь,  - заявила ему Лиза.
        Тем не менее она с удовольствием предвкушала путешествие на корабле в Канны.
        Сабина полюбила море. Пока Лиза не находила себе места от беспокойства, не спуская с нее глаз, девочка могла часами стоять на корме судна, глядя, как в кильватере пенится серая океанская вода. Малышка брала с собой куклу, чтобы и та могла посмотреть, как разбегаются из-под винтов волны, и, нахмурившись, сосредоточенно провожала их взглядом. Лиза знала, что Сабина хочет о многом расспросить ее, но пока что не может задать нужные вопросы. Когда она сказала об этом Денту, тот прочитал трехлетней дочери целую лекцию о гребных винтах, частоте вращения и сопротивлении воды. Ни Лиза, ни Сабина не поняли ни слова.
        Трапезы в роскошной столовой стали настоящей пыткой. Дент считал остальных пассажиров идиотами, особенно соседей по столику: нефтяного магната из Техаса и его супругу и еще одну пару - работяг из Нью-Йорка, которые на лотерейный выигрыш купили билеты на самое запоминающееся путешествие в их жизни. Техасец отличался зычным голосом и высказывал свое мнение таким тоном, словно оно было истиной в последней инстанции. Дент либо не обращал на него никакого внимания, либо уничтожал язвительными замечаниями.
        - Пожалуй, нам следует заняться обустройством концентрационных лагерей,  - сказал он однажды вечером, когда техасец пустился в рассуждения о том, как это глупо - платить пособия безработным. Он называл это «баловать иждивенцев».
        - Что вы сказали?  - Магнат тупо уставился на Дента. Техасец носил очки без оправы, и в его маленьких глазках за стеклами читалось безмерное удивление.
        - Надо поместить безработных, черных, больных и стариков в концентрационные лагеря,  - дружеским тоном пояснил Дент.
        У Лизы упало сердце. Она уже знала, что он собирается нанести смертельное оскорбление. И еще ей было известно, что Денту плевать на безработных. Если бы техасец заявил, что небо голубое, Дент все равно смешал бы магната с грязью просто потому, что тот ему не нравился.
        - А здоровых надо заставить строить газовые печи, чтобы потом сжечь остальных.
        Техасец не понимал до конца, шутит Дент или говорит серьезно.
        - Пожалуй, это уже чересчур.
        - Совершенно дикая идея!  - ахнула женщина из Нью-Йорка.
        Дент проигнорировал ее слова.
        - Разве что-нибудь бывает «чересчур» для такого фашиста, как вы?  - осведомился он у магната.
        Техасец, уже сообразивший, что над ним издеваются, пришел в ярость. Сидящий справа от Лизы Гэри сдавленно захихикал, и Лиза испытала острый приступ раздражения. Чувства Гэри к Денту претерпели поворот на сто восемьдесят градусов. Теперь актер буквально обожал его, и чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее он походил на Дента. Его неглубокое, искусственное очарование исчезло вместе с крашеными волосами, и день ото дня Гэри становился все язвительнее.
        - Прошу меня извинить.  - Лиза встала.  - Пожалуй, я пропущу десерт.
        Выйдя на палубу, она закурила и остановилась у поручней, глядя, как дым от сигареты тает в ночном воздухе, и вдруг обнаружила, что улыбается. Так этому техасцу и надо, в следующий раз не будет думать, будто все согласны с его тошнотворными разглагольствованиями. Дент наверняка спустил его с небес на землю.
        Из столовой внизу донесся жуткий звон и грохот, словно кому-то вздумалось швыряться тарелками. Гэри потом рассказывал Лизе, что, пытаясь задушить ее мужа, техасец сдернул скатерть вместе с посудой на пол. Понадобились усилия трех официантов, чтобы оттащить его. При этом Дент умудрился напустить на себя вид оскорбленной невинности, добавил Гэри со смешком, и изумленно приговаривал: «Должно быть, он поскользнулся. Какое несчастье!»
        Ньюйоркцы, так, очевидно, и не решив, на чью сторону следовало бы встать, попросили пересадить их за другой стол, а техасец весь остаток пути не попадался им на глаза, так что семейство Дентов заполучило столик в свое полное распоряжение - и Лиза испытала большое облегчение.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Событие и впрямь было незабываемым. Лизе еще никогда не приходилось видеть столько женщин, с ног до головы увешанных драгоценностями. Они попали на прием, устроенный в честь членов жюри, официальных лиц и звезд Каннского кинофестиваля. Свисавшие с потолка в центре комнаты люстры из розового хрусталя добавляли сверкания и блеска огромному бальному залу отеля, стены которого были увешаны красочными, написанными маслом картинами, прославлявшими героические события Французской революции.
        Лиза не была уверена до конца, одета ли она слишком скромно или, наоборот, чересчур пышно. Сегодня днем Дент, которому обычно было плевать на то, что она носит, купил ей брючный костюм из серебряной парчи. Блестящие брюки были присобраны на лодыжках в восточном стиле. У блузки была американская пройма с серебряной цепочкой вокруг шеи, а довершал наряд кожаный пояс в два дюйма шириной, подобранный в тон завязкам на лодыжках.
        - Этот наряд не кажется тебе вульгарным?  - поинтересовалась Лиза у Дента, выйдя из примерочной кабинки в небольшом бутике.
        Он нетерпеливо пританцовывал возле ширмы, ожидая ее появления.
        - Есть немного, но время от времени все должны выглядеть вульгарно,  - заявил Дент.
        Лиза согласилась с его внушающей страх мудростью и позволила заплатить за костюм, но, когда они вышли на улицу, ахнула: - Господи всемогущий, Дент! В пересчете на наши деньги он обошелся тебе в три тысячи долларов!
        - Что-то в этом роде,  - легкомысленно откликнулся тот.
        - Сомневаюсь, что буду выглядеть в нем так же шикарно, как в том платье, что я купила на «Пэддиз-маркет» за пару шиллингов,  - проворчала Лиза.
        - Лиза! Мне сказали, что ты здесь!  - радостно прокричал чей-то знакомый голос.
        Ральф схватил ее за плечи, а она в восторге обняла его за шею.
        - Ральф! Ты знаком с моим мужем, Джозефом Дентом? А это - наш друг, Гэри Мэддокс.
        - Мы уже встречались,  - недовольно проворчал Гэри и, наплевав на приличия, отошел.
        Дент же заявил с упреком:
        - Вы загубили свой талант в Голливуде. Вы могли бы стать великим актером, если бы тщательнее выбирали роли.
        - Не стоит ворошить прошлое, старина,  - вежливо ответил Ральф.
        Чуть погодя, когда они остались одни и Дент не мог их слышать, Ральф поинтересовался:
        - Он всегда такой прямолинейный?
        - Всегда,  - подтвердила Лиза.
        - Похоже, тебя это ничуть не беспокоит. Я еще никогда не видел тебя такой умиротворенной.
        - Я действительно всем довольна,  - ответила Лиза.
        Но потом она сказала себе: «А ведь это правда! Кто бы мог подумать, что я обрету счастье с таким человеком, как Джозеф Дент?»
        Вернувшись в Голливуд, Дент и Гэри засели за сценарий к «Покаянию». Это была печальная, местами жестокая история, в сущности, противостояние двух персонажей. Герои Лизы и Гэри играли друг с другом, как кошка с мышкой. Была арендована студия и собрана съемочная группа. К своему ужасу, Лиза обнаружила, что Дент несколько лет подряд донимал автора придирками, отказываясь выплатить ему гонорар.
        - Ты настоящий ублюдок, Дент!  - заявила она мужу, узнав о том, что бедолага уже целую вечность мечтает о том, чтобы бросить неблагодарную работу сценариста и посвятить себя писательскому труду.  - Надеюсь, ты доплатишь ему за причиненные страдания. Кстати, как это Гэри умудрился найти деньги на картину?
        Бюджет «Покаяния» превышал миллион долларов. Лиза знала, что между Гэри и его отцом существует давняя вражда. Последний не одобрял стремления сына сделать карьеру в Голливуде, так что с этой стороны финансовой поддержки ожидать не приходилось.
        - Не знаю, и мне все равно,  - небрежно отмахнулся Дент.  - Он их нашел, и это - главное.
        Сабину определили в детский садик. Поначалу Лиза водила ее туда всего два раза в неделю, но потом, когда она поняла, что девочке там нравится, Сабина стала ходить туда каждый день. Ее словарный запас значительно расширился, и она, похоже, легко сошлась с другими детьми. Очевидно, первые годы, проведенные в одиночестве, без друзей, ничуть не сказались на ней. На четвертый день рождения малышки Лиза пригласила всю ее группу из детского садика на вечеринку, которая превратилась в шумное и суматошное мероприятие. Дети не стали играть ни в одну из игр, которые старательно подготовила для них Лиза. Зато Дент устроил им потрясающую экскурсию по саду. Под одним из деревьев обнаружились великаны-людоеды, а на другом жили колдуньи. Сказочные рыбки, невидимые человеческому глазу, населяли пруд, и один маленький мальчик даже прыгнул в него, чтобы поймать себе одну. После того как гостей забрали родители и праздник закончился, Дент заявил:
        - А мне понравилось.
        - Это потому, что ты сам похож на ребенка. Иногда,  - заметила Лиза.
        Женитьба нисколько не смягчила нрав Джозефа Дента. Когда они начали работать над «Покаянием», он вновь в полной мере продемонстрировал свой язвительный и желчный нрав. Но Лиза уже не обращала внимания на вспышки его гнева, и, к ее удивлению, так же вел себя и Гэри Мэддокс. Словно поклявшись не выходить из себя, актер внимательно выслушивал все критические замечания, реагируя на них с трогательным смирением.
        Как-то вечером, когда они были дома, Дент сказал:
        - Я не могу заставить Мэддокса работать в полную силу.
        - Что ты имеешь в виду?  - спросила Лиза.
        - Он ведет себя чертовски послушно и смиренно. А мне надо добраться до его печенок, чтобы он проявил свои лучшие черты. Он играет злобу и испуг, и это заметно. А я хочу, чтобы он на самом деле был сердитым и испуганным. Придется раздраконить его по-настоящему.
        На следующий день, во время съемок девятого дубля сцены, в которой Гэри подозревает, что Лиза неверна ему, его лицо показали крупным планом, чтобы зритель понял: он осознает факт измены и им овладевает сокрушительная ярость. Гэри никак не удавалось заставить себя достоверно сыграть эти эмоции, и тогда Дент решил помочь ему. По-своему, разумеется. С размаху швырнув сценарий на пол, он заорал:
        - Ты, долбаный лилейный педик! Да что с тобой творится? У тебя что, не осталось гордости? Ты слишком похож на женщину, чтобы выйти из себя, а?
        Лиза расслышала, как техники дружно ахнули и затаили дыхание. Это было уже чересчур, даже для Дента. Лиза видела, как лицо Гэри покраснело и исказилось от бешенства. Он ринулся к режиссеру, сжав кулаки, уже готовый избить его до полусмерти. Лиза завизжала, и Гэри остановился в ярде от Дента.
        - Никогда больше не смей называть меня педиком!  - проскрежетал он.
        Дент бесстрашно взглянул ему в лицо.
        - Возвращайся на площадку,  - скомандовал он.  - Мы здесь снимаем кино, если ты не забыл.
        Гэри мрачно повиновался. Проходя мимо Лизы, он злобно прошипел:
        - Когда-нибудь я прибью этого ублюдка.

«Покаяние» было готово уже на три четверти. Им осталось снять лишь натурные сцены, для которых Дент арендовал пустующий дом.
        - Там водятся привидения,  - сообщил он Лизе за несколько недель до съемок.  - Маленький серый замок, совершенно безвкусный.
        К ее удивлению, оказалось, что это дом Ральфа Лейтона. На лужайке красовалась табличка «Продается».
        - Ты не говорил мне, что это дом Ральфа,  - упрекнула она Дента.
        - Я не думал, что тебя это заинтересует,  - отмахнулся тот.
        В тот же вечер Лиза позвонила в справочную и узнала новый номер Ральфа.
        - Почему ты не сказал мне, что собираешься переехать?  - даже не поздоровавшись, требовательно спросила Лиза.  - Ты нашел себе что-нибудь более шикарное и просторное?
        - Нет,  - смеясь, ответил Ральф.  - Я нашел себе кое-что поменьше и похуже.
        - С чего бы это?  - продолжала наседать она.
        - Как говорят в Англии, я оказался на мели. Мне понадобились деньги для кое-чего более важного, Лиза, и, если ты не заметила, в последнее время у меня было мало работы.
        Ральф снимался в дрянных дешевых фильмах. Люди забыли, каким хорошим актером он был когда-то. Теперь, в возрасте пятидесяти лет, ему приходилось довольствоваться эпизодическими ролями.
        - Я заметила, но не придала этому значения,  - виновато сказала Лиза.  - Я была очень занята. Теперь у меня есть Сабина, а Дент очень требователен.
        - Ради всего святого, Лиза, ты ни в чем не виновата.  - Ральф снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе чувствовалась горечь.  - Я ездил в Канны в надежде завязать полезные знакомства, но мне не повезло. А в Голливуде я сделал все, что мог. Сейчас я подумываю о том, чтобы вернуться на театральную сцену.
        - Как там Майкл?  - осторожно поинтересовалась Лиза.
        - Давно сбежал. Его страсть испарилась вместе с моими деньгами. Но у меня появился кое-кто еще - о, такого со мной еще не бывало!
        В последний день съемок случилось нечто странное.
        - А теперь мне нужно снять,  - заявил Дент,  - как из гаража выходит слесарь.
        - Мы же снимали эту сцену вчера вечером,  - сказал актер, игравший эту роль.
        Дент уставился на него.
        - Вчера вечером?  - переспросил он и озабоченно нахмурился. Лиза видела, что он старается вспомнить, так ли это.  - Вчера вечером,  - повторил Дент себе под нос.
        Потом он повернулся к Лизе за подтверждением. К своему ужасу, она увидела, что он напуган и, впервые за все то время, что она его знала, не уверен в себе.
        - Все правильно,  - заверила она Дента.  - Наверное, ты просто устал. Отдохнешь и вспомнишь.
        Стоявший рядом Гэри Мэддокс злобно ухмыльнулся, видя, что Дент пребывает в замешательстве. Отношения между ними испортились. Дент с помощью постоянных издевок держал актера на грани буйного помешательства. Несколько раз дело доходило до драки. Гэри заговаривал с режиссером только в случае крайней необходимости, даже не стараясь быть вежливым.
        Лиза была рада тому, что все наконец закончилось. Она дала себе клятву больше никогда не сниматься у Джозефа Дента.
        Дент начал работу над новой картиной - масштабной и внушительной, размером десять на шесть футов. Он разложил холст на полу и принялся набрасывать краску, размазывая ее замысловатыми узорами, которые, по мнению Лизы, выглядели совершенно бессмысленными.
        - Что это такое?  - полюбопытствовала она.
        - Жизнь,  - коротко бросил он.
        - Чья жизнь? Твоя?
        Дент пожал плечами.
        - Чья угодно.
        Через несколько недель после того, как было снято «Покаяние», на пороге их дома появился Гэри Мэддокс. К изумлению Лизы, он вновь стал таким же, как прежде. Поцеловав ее в щеку, Гэри спросил:
        - Дент дома?
        - Он у себя в студии.
        Когда Гэри вошел, она ожидала взрыва ярости и даже подумала было о том, что надо бы взять пистолет Дента в кухне, на тот случай, если придется их разнимать. Но Лиза не услышала ничего подозрительного, пока через два часа они, смеясь, не вышли из студии вместе.
        - Гэри прислали новый сценарий,  - сказал Дент.  - По нему можно снять потрясающее кино.
        Лиза застонала.


* * *
        В сад вышла Милли. У нее на лице застыло недовольное выражение. Была суббота, и Сабина только что вернулась домой из садика. Дент учил ее лазить по деревьям, и сейчас, похожий на огромную хищную птицу, сидел на ветке, свесившись вниз, чтобы помочь дочке вскарабкаться к нему. Лиза, втайне желая, чтобы он научил Сабину чему-нибудь более полезному, с тревогой наблюдала за ними.
        - Вы сегодня остаетесь на ужин или нет?  - требовательно обратилась кухарка к Лизе.
        - Мы идем в ресторан,  - ответила Лиза.  - Разве Дент не говорил тебе?
        - Говорил,  - сердито отозвалась Милли.  - Но потом через полчаса заявил, что вы останетесь дома.
        - Должно быть, он просто забыл,  - поспешила успокоить ее Лиза.  - Мы идем в ресторан.
        Когда Милли ушла, она с тревогой взглянула на Дента. Забывчивость была ему совсем не свойственна. С другой стороны, в последнее время он стал все чаще и чаще забывать о многих вещах. «Наверное, он обдумывает нечто очень для него важное»,  - решила она.
        Сабина росла не по дням, а по часам.
        - Джинсы стали тесными,  - пожаловалась она однажды.  - Они врезаются мне в попу.
        Лиза тут же устыдилась.
        - Завтра мы сходим в магазин,  - пообещала она. Ей казалось, что совсем недавно она полностью обновила гардероб девочки.
        С Дентом случился один из приступов хандры, и он решил пойти с ними, чтобы развеяться.
        Они шагали по бульвару Сансет. Сабина пританцовывала между ними, держа их за руки.
        - Какое красивое платье!  - крикнула она, подбегая к витрине. Лиза подошла к ней, и они принялись обсуждать, стоит его примерить или нет. При более близком рассмотрении Сабина решила, что оно слишком пестрое.  - Чересчур много бантиков и оборок,  - сказала она.
        Отвернувшись от витрины, они увидели, что Дент исчез.
        Лиза огляделась по сторонам и заметила мужа впереди. Сунув руки в карманы, он внимательно вглядывался в сточную канаву. Она догнала его и поинтересовалась:
        - Почему ты нас не подождал?
        Он взглянул на нее, и в его черных глазах отразилось замешательство.
        - A-а, это ты,  - пробормотал он в конце концов.  - А что там такое?  - И Дент кивнул на решетку, закрывавшую слив.
        - Там мусор и всякая грязь, папочка,  - принялась терпеливо объяснять Сабина.  - Это называется…  - Девочка умолкла.  - Как это называется, Лиза?
        - Сточный коллектор.
        - Правда?  - удивленным, каким-то детским голосом отозвался Дент, словно это было нечто такое, чего он никогда не знал.
        - Пойдем, Дент,  - мягко сказала Лиза.  - Нам пора домой.
        - Но мы еще не купили…  - возмущенно начала было Сабина, но Лиза быстро сжала ей руку, и девочка умолкла.
        Сообразив, что случилось что-то плохое, что-то такое, чего она не могла понять, малышка на обратном пути в машине обняла Дента за шею и прижалась к его груди.
        Когда вечером Лиза поправляла ей одеяло, Сабина испуганно спросила:
        - С папочкой все в порядке, правда, Лиза?
        - Конечно, в порядке,  - постаралась успокоить девочку Лиза, но, закрыв за собой дверь детской, пожалела, что нет никого, кто мог бы успокоить ее саму.
        На картине Дента стал вырисовываться глаз. Зрачок был маслянисто-черный, а радужная оболочка получилась грязно-коричневой. Однажды Лиза вошла в студию и увидела, как ее муж босиком ходит вокруг полотна. Увидев ее, Дент улыбнулся.
        - Это здорово помогает.
        - Сабина и то рисует лучше,  - пренебрежительно заметила Лиза.
        - Кто такая Сабина?  - спросил Дент.

«Наверное, он всегда был таким,  - подумала Лиза.  - В конце концов, я знаю его совсем недолго. Пожалуй, он всегда был рассеянным». Но в глубине души она знала, что это не так.
        - Что он задумал?  - спросила Милли.
        Лиза вошла в кухню за молоком, чтобы дать его Сабине перед сном. Милли кивнула на окно, за которым был виден Дент. Кажется, он что-то копал. Лиза подошла к окну, выглянула наружу и увидела, что он выкапывает решетку, закрывающую канализационный сток. Она молча смотрела, как Дент старательно выдирает прямоугольную металлическую решетку. Затем Дент выпрямился и уставился в черную грязную глубину. Он долго стоял так, не шевелясь, а в кухне, глядя на него, замерли две женщины. Его внезапный вздох прозвучал очень громко, и обе вздрогнули от неожиданности. Дент посмотрел направо, потом налево, словно припоминая, кто он такой и что здесь делает, после чего, нахмурившись, опустил решетку на место.
        Лиза перевела взгляд на Милли и увидела, как у той по щекам скользят две слезинки. Она налила стакан молока для Сабины и вышла, не говоря ни слова.
        Как-то вечером Дент и Лиза возвращались домой в «дюзенберге». Они ужинали в ресторане вместе со старыми знакомыми Дента, пожилым продюсером и его супругой. Дент пытался собрать средства для съемок фильма по сценарию Гэри и уже почти уговорил старого приятеля раскошелиться, как вдруг между ними вспыхнула ссора из-за картины, над которой оба когда-то работали вместе. Дент буквально взбесился. Лиза еще никогда не видела его в такой ярости. Она сидела, опустив голову, пока посетители ресторана прислушивались к его словам, которые он выкрикивал гневным хриплым голосом. В конце концов Дент выскочил из-за стола, опрокинув свой кофе на скатерть. Лиза, извинившись за испорченный ужин, последовала за ним.
        Бoльшую часть пути оба молчали. Когда до дома осталось уже совсем немного, Дент вдруг изрек:
        - Он был прав.
        - О чем ты говоришь?  - сухо поинтересовалась Лиза, все еще злясь из-за того, как он вел себя в ресторане.
        - Винс Хобарт действительно стал ассистентом режиссера после смерти Берта Кента.
        - Тогда почему бы тебе, когда мы приедем домой, не позвонить ему и не извиниться?  - холодно обронила она.  - Хоть раз попробуй попросить прощения.
        Дент хмыкнул.
        - Слишком многое поставлено на карту, так что я вполне могу это сделать, Максин. Почему бы и нет?
        Они приехали домой незадолго до полуночи. Во дворе горел оранжевый фонарь, но дом был погружен в темноту. Запирая входную дверь на замок, Лиза спросила:
        - Хочешь выпить?
        Дент стоял у подножия лестницы, заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок. Звук ее голоса заставил его вздрогнуть.
        - Нет, спасибо,  - пробормотал он. В задумчивости глядя на нее, Дент добавил: - А ты очень красивая.
        - Вот это да, Дент, ты научился говорить комплименты!  - За шутливым тоном Лиза пыталась скрыть охватившую ее тревогу.
        Он вдруг резко развернулся и помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
        Лиза прошла в кухню и приготовила себе чашку чая. К ее удивлению, динамик в углу захрипел и Элла Фитцджеральд[86 - Элла Джейн Фитцджеральд (1917 —1996)  - американская джазовая певица. Считается одной из величайших вокалисток в истории джаза.] запела «Каждый раз, когда мы говорим “До свидания”». Это была любимая песня Лизы. Она улыбнулась. Дент временами бывал очень внимательным и заботливым.
        Лиза еще сидела с чашкой в руках, когда он спустился вниз, одетый в кожаную летную куртку. На голове у него был шлем и очки.
        - Я немного прокачусь на Бесси,  - сказал он.
        - Дент! Ты только посмотри, который час!
        - Дорогая моя, не смеши меня. Какая разница, в котором часу мне захотелось прокатиться?  - Он подошел к ней и поцеловал в губы.  - До свидания.
        - Спокойной ночи, Дент. К тому времени как ты вернешься, я, наверное, уже буду спать.
        Он не ответил, да Лиза и не ждала от него ответа. Входная дверь с грохотом захлопнулась, взревел мотор. Лиза вслушивалась в удаляющийся рокот до тех пор, пока он не замер вдали. Отставив недопитую чашку чая, она поднялась в студию Дента и стала рассматривать портреты: Дженнифер, Коко, Максин! Значит, Максин была одной из его бывших жен.
        Дент прислонил свою новую картину к стене. В зрачке большого глаза виднелся еще один, поменьше, а в нем - другой глаз, пока наконец не остался последний, настолько маленький, что его едва можно было различить. Полотно создавало обратный трехмерный эффект, и зрачки складывались в туннель, уходящий в бесконечность. В левом верхнем углу Дент коряво нацарапал красной краской: «Это все дерьмо!» Жизнь, вот как он называл эту картину поначалу. Жизнь - дерьмо!
        Краем уха Лиза по-прежнему слышала негромкий голос Эллы Фитцджеральд.
        Лиза вернулась в кухню, но чай уже остыл. Она приготовила себе новый, сознавая, что нарочно тянет время. Ей не хотелось ложиться спать, хотя она и не понимала почему. Или просто не хотела назвать истинную причину. Пока не хотела.
        Лиза посмотрела в окно. Живые изгороди темными полосами выделялись на фоне усыпанного веснушками звезд неба. Где-то громко тикали настенные часы, со скрипом и скрежетом готовясь пробить четверть часа.
        - Лиза.
        Она вздрогнула от неожиданности. В дверях кухни стояла Сабина, прижимая к груди Долли.
        - Солнышко! Не можешь заснуть?
        - Меня разбудила Бесси. Она ужасно шумит.
        - Ну, иди ко мне. Я посажу тебя на колени. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
        - Да, пожалуйста. Про Златовласку.  - Девочка прошлепала по полу босыми ногами и взобралась Лизе на колени.
        Лиза прижала ее к себе и почувствовала, как вдруг ее глаза стали влажными.
        Ей трудно было сосредоточиться на сказке, потому что она все время прислушивалась, не зарычит ли вдали мотор возвращающейся Бесси. Лиза окончательно умолкла на половине. Сабина уже крепко спала, сунув в рот большой палец.
        Напольные часы пробили без четверти два. Лиза задумалась о том, сколько же сотен, если не тысяч, людей вслушивались в то, как они отмеряют каждые пятнадцать минут их жизни, пока они собирались заснуть, встать с постели или выйти из дома. Или пока ожидали возвращения любимого человека. Ждали хороших новостей. Или плохих.
        Теплое тельце Сабины уютно устроилось у нее на груди. Лиза бережно провела пальцем по гладкой нежной щечке девочки. Где-то скрипнули половицы, и Лиза испуганно вздрогнула, едва не разбудив малышку, которая яростно зачмокала, не выпуская палец изо рта. Спустя еще некоторое время Лиза отнесла ребенка в постель и уложила в кроватку, накрыв одеялом. Лучше, чтобы ее не было рядом, когда сообщат о случившемся.
        Спустившись вниз, Лиза включила телевизор и тупо глядела на экран, не видя его, пока наконец не сообразила, что показывают результаты президентских выборов. Похоже, победу на них одержал Ричард Никсон, а Хуберт Хэмфри проиграл. Басби будет безутешен. Лиза вспомнила, как он горевал, когда в начале года был убит Роберт Кеннеди. «Америка - проклятая страна!» - стенал он. Милый, родной Басби, такой эмоциональный и ранимый, совершенно не похожий на Дента, отличающегося крайним цинизмом. Дент никогда не голосовал. «Все политики - мерзавцы,  - заявил он как-то.  - Им нужна лишь власть, но еще никто из них не сумел воспользоваться ею во благо».
        Лиза выключила телевизор, сделала себе еще чаю и стала ждать в темноте.
        Поначалу она увидела свет фар. Они мазнули по верхушкам деревьев, отчего листья заискрились, словно атлас.
        Когда машина подъехала к дому, Лиза встала и открыла дверь. Это был полицейский автомобиль, и мужчины в форме выглядели мрачными. Они явно чувствовали себя не в своей тарелке.
        - Что случилось?  - спросила Лиза так, словно ни о чем не догадывалась.
        - Боюсь, мы привезли вам плохие новости. Ваш муж…
        - Он мертв?
        - Мне очень жаль… да.
        На большой скорости Дент слетел с дороги и врезался в дерево. Но даже тогда железное здоровье помогло ему выдержать удар. Он был еще жив, когда проезжавший мимо мотоциклист заметил перевернутый чужой мотоцикл и остановился, чтобы помочь. Дент был жив и тогда, когда приехала «скорая» и отвезла его в больницу. Умер он только на операционном столе, меньше часа назад, скончавшись от многочисленных травм. Поскольку при нем не было никаких документов, полиции понадобилось некоторое время, чтобы установить его имя и адрес по регистрационному номеру Бесси.
        Полицейские уехали. Лиза заверила их, что в доме есть люди, которые позаботятся о ней,  - хотя она не нуждалась в сочувствии. Ей было холодно, и смерть Дента почти не тронула ее. Лиза прошлась по нижнему этажу дома, заварила свежий чай, выпила несколько стаканчиков виски и выкурила бессчетное количество сигарет. И вдруг в саду над краем живой изгороди появилась тоненькая полоска света, и одновременно весело зачирикала какая-то ранняя птаха. Ее песнь подхватили другие, пока воздух не зазвенел от их трелей, приветствующих рассвет. Лиза смотрела, как они на несколько мгновений взлетают ввысь, встряхиваются, а потом вновь ныряют в густую листву. Она обнаружила, что улыбается, глядя на эту невинную радостную суматоху. Вдруг тишину в доме нарушил громкий стук в дверь.
        - Лиза! Моя дорогая Лиза!  - Гэри Мэддокс, заплаканный и безутешный, протянул к ней руки.  - Я услышал новости по радио,  - глухо простонал он, зарывшись лицом ей в волосы.
        - Гэри! Гэри!  - воскликнула Лиза, высвободившись из объятий и взяв его за плечи.  - Как, неужели тебе не все равно?
        - Я никогда не думал, что можно так любить и ненавидеть одного и того же человека. Этот ублюдок!.. Господи, иногда я готов был убить его на месте.
        - Не огорчайся,  - принялась утешать Гэри Лиза.  - Помни, Дент не стал бы оплакивать тебя. Или меня, если уж на то пошло.
        Лиза разбудила Милли и рассказала ей о случившемся. Пожилая женщина разрыдалась, но вскоре справилась с собой.
        - Старый дьявол наверняка подсматривает за нами,  - пробормотала она.  - Так что я не доставлю ему удовольствия видеть меня в слезах.
        Сойдя вниз, Лиза сказала Гэри:
        - Думаю, мне нужно немного поспать. Если хочешь, можешь оставаться здесь.
        - Ты не будешь возражать, если я спущусь в подвал и посмотрю несколько его фильмов?
        - Знаешь,  - ответила Лиза,  - если Дент, как уверяет Милли, сейчас наблюдает за нами, то, думаю, он бы хотел, чтобы мы занялись именно этим.
        Она села на кровать, закурила последнюю сигарету и взяла подушку, чтобы подложить ее под спину. На пол полетела какая-то записка. Наклоняясь за ней, Лиза узнала корявый почерк Дента.

«Лиза, разум отказывается мне служить, и это происходит очень быстро. Прогрессирующее слабоумие. Оно не лечится, я узнавал. Знаешь, я обо всем догадался по твоим глазам. Будет только хуже, и я отказываюсь с этим жить. Я решил, что если забуду твое имя, то это будет означать, что мое время истекло. Я прожил дьявольски счастливую жизнь, и ты была лучшей ее частью. Не показывай эту записку никому. Счастливо оставаться. Дент».
        - Я знала,  - прошептала Лиза, поднося огонек зажигалки к уголку записки и опуская ее в пепельницу, чтобы она догорела.  - В глубине души я знала обо всем.
        Она смотрела, как темнеет и скручивается бумага, пожираемая жадными языками огня. Через несколько мгновений перед ней лежали лишь обугленные клочки и горка серого пепла.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Дента похоронили душным туманным ноябрьским утром. Казалось, все ненавидели и презирали его, но на похороны пришли по крайней мере двести человек. Их было так много, что толпа терялась в белесом тумане.
        - Они пришли оплакать великого режиссера, а не человека,  - прошептал Гэри.
        Лиза ласково сжала его руку. После смерти Дента Гэри стал для нее надеждой и опорой. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она сильно нуждалась в утешении. Дент вихрем ворвался в ее жизнь, задержался ненадолго, а потом ушел, причем по собственной воле - но об этом никто не знал, кроме нее. Время от времени на Лизу наваливалась грусть, но потом и это прошло: она знала, что Дент презирал бы ее за сентиментальность. Так что по-настоящему о Джозефе Денте не скорбел никто.
        За исключением Сабины. Лишенная общества отца в первые годы своей жизни, девочка обожала его. После смерти Дента она была безутешна и спала в кровати Лизы, жалобно всхлипывая во сне.
        - Со временем она привыкнет,  - говорила Милли.  - Время лечит все.
        Сабина нуждается в любви, думала Лиза, и никто так не стремился дать ее девочке, как она. Самым главным наследием Дента стала его дочь. Он оставил Лизе свой дом и состояние, два миллиона долларов, но более всего она дорожила Сабиной, своим долгожданным ребенком.
        На похоронах Дента не было цветов и молитв. В маленькой часовне звучал Вагнер, а Гэри и еще двое старых друзей произнесли короткие прощальные речи. Но и только. Лиза изо всех сил старалась не допустить ничего такого, над чем посмеялся бы ее покойный супруг.
        Когда все кончилось, Гэри сказал:
        - Кое-кто хотел бы вернуться обратно в дом. Мы посмотрим пару его фильмов, если ты не возражаешь.
        - Нет, конечно. Я попросила Милли приготовить напитки и легкую закуску.
        В бледно-голубом небе появилось яркое солнце, когда процессия из дюжины машин направилась в «Тимперлиз». В первом автомобиле ехали Лиза и Гэри.
        - Я буду рада, когда этот день закончится,  - со вздохом призналась Лиза, когда кортеж свернул на подъездную аллею.  - Нет ничего хуже похорон.
        Тем же вечером ей предстояло вспомнить эти слова.
        Стоило Лизе войти в холл, как она сразу поняла - что-то стряслось. Посреди комнаты стояла Милли с чайным полотенцем в руках. На ее лице были написаны ужас и скорбь.
        - Что случилось?!  - воскликнула Лиза, а потом, охваченная паникой, требовательно спросила: - Где Сабина?
        - Она уехала,  - тусклым, невыразительным голосом ответила Милли.
        - Уехала!
        К ним подошел Гэри и взял Милли за руку.
        - Куда?  - спросил он.
        - За ней приехала мать и забрала ее.
        Снаружи захлопали дверцы автомобилей, и на дорожке, посыпанной гравием, заскрипели шаги.
        - Вы двое ступайте в кухню,  - напряженным голосом распорядился Гэри.  - Я займусь гостями.
        - В столовой уже накрыт стол,  - все тем же тусклым голосом сказала Милли.
        - Как это случилось?!  - вскричала Лиза, когда обе женщины остались одни.
        Милли заплакала.
        - Я накрывала на стол, когда услышала голоса в холле,  - всхлипывая, начала рассказывать она.  - Поначалу я не обратила на них особого внимания. Передняя дверь была открыта нараспашку, и люди входили и выходили, словно в «Вулвортсе». A когда наконец я решила посмотреть, то увидела на диване Коко с Сабиной. «Я приехала забрать ее с собой»,  - говорит она мне. Во дворе стояла большая машина с включенным мотором.
        - Ох, Милли, и ты позволила ей это сделать!
        Милли с упреком воззрилась на Лизу.
        - За кого ты меня принимаешь? Разумеется, я стала возражать. Я заявила, что она не может просто забрать девочку и уехать. Сказала, что ты вернешься через час и что она должна дождаться тебя, но Коко ответила: «Сабина - моя дочь, и я хочу забрать ее». Она прочла о смерти Дента в какой-то газете в Канаде.
        - В Канаде!
        - Да, она теперь живет там. Господь свидетель, я бы остановила ее, Лиза, я крупнее и сильнее ее, но…  - Кухарка умолкла, и скорбь на ее лице сменилась растерянностью.
        - Но что?
        - В общем, Сабина захотела уехать. Она сказала: «Я хочу быть со своей мамочкой». Она моментально привязалась к Коко, как будто знала ее всю жизнь. Мне не хотелось говорить тебе об этом, Лиза, но девочка выглядела по-настоящему счастливой.
        По словам адвоката Дента, даже если Сабину удастся отыскать и дело попадет в суд, у Лизы не было ни малейшего шанса выиграть его.
        - Предпочтение всегда отдается матери,  - сказал он.  - Всегда.
        - Но ведь она исчезла сразу же после рождения Сабины!
        - Не исключено, что она сможет назвать уважительную причину, которая заставила ее так поступить. Как бы там ни было, ребенок остался с отцом. Теперь же, когда отец скончался…  - Адвокат пожал плечами.  - Насколько я понимаю, когда девочку увезли, вы вызвали полицию, но они отказались предпринять какие-либо действия?
        - Они сказали, что мать нельзя обвинить в похищении собственного ребенка,  - устало ответила Лиза.
        - Правильно. Ведь вашему супругу не было предоставлено право опеки. В документах о разводе Сабина даже не упоминалась.
        Будь ты проклят, Дент! Скорее всего, он попросту забыл о существовании Сабины.
        Адвокат продолжал:
        - Все могло бы быть по-другому, если бы вы воспитывали ее с самого рождения, но вы ведь знали ее всего восемь месяцев.
        - Да, но я привязалась к ней так, словно она была моим собственным ребенком.
        - Должно быть, вы очень расстроены,  - с сочувствием заметил адвокат.
        - Это еще мягко сказано,  - с горечью отозвалась Лиза.
        Она больше никогда не видела Сабину, хоть и наняла частного детектива, чтобы найти девочку и убедиться, что с ней все в порядке.
        Лиза поставила кассету с записями Вагнера, и целый час дом содрогался от ревущих аккордов. Но когда музыка смолкла, он еще больше стал походить на морг.
        Почти сразу Лизу разыскала Милли.
        - Хочешь, я поставлю еще какую-нибудь кассету, душечка?
        - Перестань обращаться со мной, как с ребенком,  - отрезала Лиза.
        Пожилая женщина с тревогой взглянула на нее.
        - Коко - славная женщина. Она будет хорошо заботиться о Сабине.
        - Ты твердишь мне об этом вот уже два месяца.
        - Я всего лишь пытаюсь помочь тебе перестать сходить с ума, вот что я делаю. Коко наверняка не ушла бы, если бы Дент с самого первого дня не изводил ее придирками и насмешками. Уж ты-то знаешь, какой свиньей он мог быть.
        - Даже слишком хорошо,  - сухо ответила Лиза.
        - Этот частный шпик, которого ты наняла, уже разнюхал что-нибудь?
        - Нет.
        - Хочешь чаю?
        - Да, пожалуйста. Что угодно, лишь бы ты оставила меня в покое.
        - Принесу через пару минут,  - заботливо пообещала Милли.
        После ее ухода Лиза слабо улыбнулась. Милли, как и все остальные, старалась поддержать ее и успокоить. Однажды утром, спустившись вниз, Лиза обнаружила, что все напоминания о маленькой девочке исчезли из их дома.
        Лиза откинулась на спинку кресла и закурила. Иногда ей казалось, что Сабина просто приснилась ей, что ее не существовало на самом деле. И теперь этот чудесный сон закончился, но воспоминания время от времени прорывались наружу, как всегда бывает со снами.
        В подвале хлопнула дверь. Наверное, это Гэри поднимается наверх после просмотра очередного фильма Дента. Только вчера Лиза отдала ему запасной ключ.
        - Это избавит меня от необходимости каждые пять минут впускать и выпускать тебя,  - сказала она, хотя в действительности была рада его присутствию. Кроме того, у нее появился повод не выслушивать причитания Басби, когда тот звонил,  - а после смерти Дента он буквально обрывал телефон.
        - Как твои дела?  - Гэри вошел в комнату и с размаху плюхнулся в кресло.
        - Настолько хорошо, насколько это возможно. Я бы предпочла с головой окунуться в работу, но пока что мне не во что окунаться.  - Съемки фильма, которым собирался заняться Дент, должны были начаться не раньше весны - если они вообще начнутся. Судьба ленты повисла в воздухе.
        - Я вот что подумал, Лиза. Ты же понимаешь, после смерти Дента никто не сможет заставить меня играть на пределе своих возможностей. Я собираюсь заняться режиссурой.
        Она взглянула на него. В последнее время Гэри выглядел и вел себя так же, как ее покойный муж. Он отрастил маленькую козлиную бородку и стал начесывать редеющие волосы на лоб. Теперь Гэри неизменно носил черное. Лиза распорядилась починить Бесси и подарила ему мотоцикл на память о Денте, и Гэри повсюду разъезжал на нем. И вот он захотел стать режиссером. Не исключено, что в один прекрасный день он предложит ей выйти за него замуж, чтобы быть еще больше похожим на Дента и жить его жизнью.
        - Что ж, ты принял мудрое решение,  - сказала Лиза.
        - Ты и вправду так думаешь?  - Он озабоченно взглянул на нее.
        - Да, идея просто замечательная, но кто предложит тебе работу, Гэри?
        Кто доверит неопытному новичку снять фильм, бюджет которого исчисляется семизначными цифрами?
        Гэри усмехнулся.
        - Я сам найму себя. Я намерен создать собственную продюсерскую компанию. Билеты на «Покаяние» разлетаются, как горячие пирожки, так что деньги у меня есть. Я намерен вложить два миллиона долларов в собственную компанию.

«Покаяние» вышло в прокат две недели назад, в самый канун Нового года. Лиза потребовала, чтобы в конце фильма, в титрах, добавили фразу: «Памяти режиссера Джозефа Дента посвящается». Фильм получил еще более восторженные отзывы, чем «Великолепная афера». «Посмертную работу Джозефа Дента можно назвать выдающимся триллером,  - написал один из критиков. - Два часа сумасшедшего нервного напряжения плюс блестящая игра двух великолепных звезд».
        - Это большой шаг, Гэри, и я восхищаюсь тем, что ты решился сделать его.  - Лиза улыбнулась.  - Дент гордился бы тобой.
        - Я тут подумал, не согласишься ли ты стать моим партнером?  - застенчиво предложил он.
        - Я?!  - изумленно воскликнула Лиза.
        - Ты могла бы заняться продюсированием. Для разнообразия. Уверен, у тебя все получится. Ты очень организованная и никогда не теряешь головы.
        - Ничего себе! Но все равно, спасибо за предложение. Мне нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. Я дам тебе ответ через пару дней,  - пообещала она.
        Чем больше Лиза размышляла над этим, тем сильнее привлекала ее идея заняться организационной стороной - искать средства, читать сценарии, подбирать места для натурных съемок. Другими словами, она станет продюсером. Многие актеры пошли этим путем. Джон Дерек[87 - Джон Дерек (1926 —1998)  - настоящее имя - Дерек Делеван Гаррис. Американский киноактер, кинорежиссер, продюсер и фотограф.], который в свое время был кумиром молодежи, подобно Гэри, недавно снял фильм «Детские глупости», получивший благосклонные отзывы критиков. Продюсером и сценаристом картины выступил еще один актер, Дон Мюррей[88 - Дональд (Дон) Патрик Мюррей (1929 г. р.)  - американский актер, продюсер и сценарист. Его вклад в американскую киноиндустрию отмечен звездой на Голливудской аллее славы.]. Кирк Дуглас[89 - Кирк Дуглас (1916 г. р.)  - настоящее имя Исер (Иззи) Даниелович. Американский актер. Его долгая и успешная карьера в кино в 1996 году была отмечена «Оскаром».] продюсировал съемки «Спартака», получившего четырех «Оскаров», а Мэй Цеттерлинг[90 - Мэй Цеттерлинг (1925 —1994)  - американская актриса шведского происхождения,
режиссер, сценарист и продюсер.] начала работать над собственными фильмами уже в качестве режиссера.
        - Я согласна,  - сообщила Лиза Гэри на следующей неделе.  - В нашу компанию я вложу миллион.
        Они решили использовать «Тимперлиз» в качестве штаб-квартиры, пока у них не появится собственный офис. Съемки нового фильма, пока не имеющего названия, начнутся в апреле, как и планировал Дент.
        В доме вдруг появилась масса людей - художников-постановщиков, сценаристов-консультантов, актеров. Милли была в восторге.
        - Как славно для разнообразия видеть вокруг счастливые лица,  - заявила она, и впервые за целую вечность кухарка казалась довольной собой и жизнью.
        Гэри почти все время, с рассвета до заката, проводил в особняке. Однажды Лиза взяла да и предложила ему переехать к ней. «В конце концов,  - убеждала она себя,  - он носит прическу и бородку, как у Дента, и постепенно обзаводится его сварливостью и раздражительностью». Гэри одевался, как Дент, и картины намеревался снимать такие же. Так что с его стороны было бы вполне естественно поселиться в доме ее покойного мужа.
        - С удовольствием,  - ответил он и немного помолчал.  - У меня есть друг, которого я хотел бы пригласить,  - добавил Гэри каким-то незнакомым, напряженным голосом.
        - Что ж, дом большой, и места хватит всем,  - небрежно ответила Лиза.
        Но ночью, лежа в постели, она забеспокоилась. Пожалуй, ей не стоило быть такой опрометчивой. Что будет, если она и подружка Гэри не найдут общего языка?
        Но этим другом оказался Ральф! Лиза опешила, в растерянности глядя на него, когда он прибыл вместе с Гэри несколькими днями позже. Их багаж был сложен в кузове просторного фургона, на котором прикатили оба. Так вот для чего Ральф продал свой дом - чтобы финансировать съемки «Покаяния».
        - Ты ничего не имеешь против?  - робко поинтересовался он.  - Я ведь тоже партнер вашей новой компании.
        Ральф некрасиво постарел. Сейчас никто уже не предложил бы ему роль героя-любовника. Он расплылся, обзавелся внушительным животиком, волосы у него окончательно поредели, и он носил очки в форме полумесяца, сдвигая их на кончик носа. Ральф походил скорее на дедушку-банкира, чем на актера.
        - Против? Если и есть во всем мире человек, с которым я захотела бы жить под одним кровом, так это ты.  - Лиза закружилась вокруг Ральфа, осыпая его поцелуями.  - Подумать только, спустя столько лет - двадцать, верно?  - мы с тобой вновь живем в одном доме!
        Ральф повернулся к Гэри.
        - Я же говорил тебе, что все будет в порядке.
        А тот неловко переминался с ноги на ногу, избегая смотреть Лизе в глаза.
        - Не все понимают,  - пробормотал он наконец.
        - Он до сих пор стесняется,  - рассмеялся Ральф.  - Всех, кроме тебя и меня.  - К этому времени все в Голливуде знали, что Ральф - гомосексуалист. Звезды не давали себе труда скрывать свои предпочтения друг от друга.  - Помнишь, как Гэри намеренно вел себя грубо, когда мы встретились в Каннах?
        В тот же вечер, когда Лиза и Гэри остались вдвоем, он спросил:
        - Как по-твоему, что сказал бы Дент, если бы обо всем узнал?
        - Денту было бы решительно наплевать,  - отрезала Лиза, и больше они к этому вопросу не возвращались.
        После долгих и жарких споров, затянувшихся до самого утра, они решили назвать свою компанию «О’Брайен продакшнз». Было предложено не меньше дюжины названий, слишком помпезных и претенциозных, которые были с негодованием отвергнуты. Новоиспеченные партнеры, взвинченные и усталые, избегали смотреть друг на друга, пока Ральф не предложил:
        - А почему бы не взять такое название - «О’Брайен»? Это девичья фамилия Лизы. «О’Брайен продакшнз». Звучит солидно и респектабельно, даже внушает доверие. Подобное название не вызовет у инвесторов сомнений. В отличие от «Титана», например.  - Он недовольно взглянул на Гэри, который всю ночь упорно навязывал им это название.

«О’Брайен продакшнз»! Лиза не смогла сдержать эмоций, увидев это название в самом начале фильма. Даже появление собственного имени, Лиза Анжелис, не повергало ее в такой экстаз. Критики не поскупились на похвалы, характеризуя дебют новой компании как «удачный и запоминающийся». Первый шаг был сделан.
        Спустя полгода после смерти Дента Лиза получила известия от детектива, которого наняла, чтобы найти Сабину.

«…Девочка живет в многоквартирном доме в Оттаве,  - писал он.  - Он не то чтобы роскошный, но вполне респектабельный. У Коко Лекустр есть еще двое детей, мальчики, одному из них год, другому - три. Коко замужем за строителем; у него есть постоянный доход, он настоящий трудяга и вообще достойный парень. Я наблюдал за девочкой, когда она шла в школу, и она показалась мне довольной и счастливой».
        К отчету детектив приложил снимок Сабины. Девочка выглядела странно и непривычно, закутанная в толстую куртку и обутая в меховые сапожки, с шарфом на шее и в шерстяной шапочке. Она улыбалась. В руке у Сабины была коробка для завтраков.
        Лиза долго-долго смотрела на фотографию, спрашивая себя, а вспоминает ли Сабина хоть иногда свою приемную мать, с которой она прожила восемь коротких месяцев. Тут в комнату вошла Милли, и Лиза молча протянула ей фотоснимок и отчет.
        Прочитав его, пожилая женщина ласково заметила:
        - Ей там лучше, душечка, с двумя маленькими братишками, мамой и папой, которые живут с ней постоянно.
        - Пожалуй, что так,  - печальным голосом ответила Лиза.  - Хотя я буду скучать по ней всю жизнь. Как по-твоему, может, послать им денег?
        Милли решительно покачала головой.
        - Коко знала, что Дент был богатым ублюдком, но она ни разу не попросила у него ни пенни. Мне кажется, она предпочитает и дальше жить так, как ее соседи, ничем не выделяясь среди них.
        - Знаешь, Дент ведь отдал Сабину мне. Он принес ее в спальню, положил ко мне на кровать и сказал: «Она твоя!»
        - Детей нельзя вручать, как подарки.  - Милли легонько сжала руку Лизы.  - Ну же, душечка, возьми себя в руки. Господь благословил тебя всем остальным. Дом буквально ожил за последние три месяца!
        Лизе нравилось, что Ральф и Гэри живут в ее доме. Они стали одной семьей. Люди полагали, что Гэри - ее любовник, а не Ральфа, и Лиза не разубеждала в этом никого, даже Басби, который по-прежнему регулярно звонил ей. Посторонние могли думать все, что им заблагорассудится. Она полюбила свое необычное семейство.
        На Рождество к ним пожаловал совершенно неожиданный гость.
        - В этом году у нас будет настоящее, старомодное Рождество,  - объявила Лиза.  - Наше первое совместное Рождество.  - В прошлом году, после смерти Дента и исчезновения Сабины, этот праздник прошел почти незаметно.
        Лиза с головой окунулась в праздничные приготовления, целыми часами бродила по магазинам в поисках подарков, остролиста, омелы[91 - Остролист и омела - в Англии ими традиционно украшают дома на Рождество.] и подходящей елки. К негодованию Милли, Лиза регулярно наведывалась в кухню, чтобы испечь сладкие пирожки с начинкой из изюма и миндаля, рождественский торт и пудинг.
        - На сколько людей ты все это готовишь?  - вопрошала пожилая кухарка.  - На всю Калифорнию? Вас же будет всего трое.
        - В рождественскую ночь здесь будет много гостей,  - отмахнулась Лиза, ловко замешивая тесто.
        Милли лишь фыркнула в ответ.
        Лиза купила пару кассет с модными записями, так что дом резонировал под звуки «Белого Рождества»[92 - «Белое Рождество» (White Christmas)  - знаменитая рождественская песня.], «Катания на санках»[93 - «Катание на санках» (Sleigh Ride)  - популярная мелодия для эстрадного оркестра.]и рождественских гимнов в исполнении церковного хора.
        - Тебе не надоело слушать одно и то же?  - спросил как-то Гэри.  - Денту это не понравилось бы.
        - Наверное, ты прав,  - согласилась Лиза.  - Мне ведь так и не удалось встретить Рождество вместе с ним. Скорее всего, он даже не знал, что оно существует, но я не собираюсь прожить остаток жизни по заветам Джозефа Дента.
        На Рождество, когда они пообедали и Милли отправилась в гости к дочери, Лиза, Гэри и Ральф втроем вышли в патио[94 - Патио - открытый внутренний дворик.], где вольготно раскинулись в шезлонгах, слишком сытые и расслабленные, чтобы пошевелиться. На столе громоздились грязные тарелки и недопитые бутылки с вином.
        - Нужно вымыть посуду,  - зевая, сказала Лиза.  - Нельзя же оставлять ее до тех пор, пока не вернется Милли.
        - Потом, потом,  - простонал Гэри.  - Попозже.
        Лиза закурила и подумала о поразительном несоответствии гирлянд, украшений, елки и рождественского ужина яркому солнцу, под лучами которого они сейчас нежились во дворе. К этой стороне жизни в Калифорнии она так и не смогла привыкнуть. Слева у наполовину выкопанного бассейна замер экскаватор. А вот к этой стороне калифорнийской действительности Лиза привыкла очень быстро - с тех пор как она оставила дом Басби, ей ужасно не хватало бассейна. Рабочие должны были закончить его через пару недель.
        Пропела трель дверного звонка, и Ральф простонал:
        - У меня нет сил. Лиза, открой дверь, ты съела меньше всех.
        Лиза, ворча, поднялась с шезлонга и, с трудом переставляя ноги, потащилась к входной двери.
        На ступеньках стояла крошечная пожилая леди и рылась в своей сумочке. Она подняла голову. В ее чудесных фиалковых глазах заплясали веселые искорки.
        - Проклятье! Я опять потеряла свои ключи.
        Не успела Лиза открыть рот, чтобы ответить, как маленькая леди прошмыгнула мимо нее, просеменила к креслу и уселась в него.
        - Принеси мне выпить, Бобби. Ром с апельсиновым соком, и не переусердствуй с соком.
        - Мне кажется, вы ошиблись адресом!
        Лиза с трудом сдерживала смех. Старушка была очаровательна. На ней было черное хлопчатобумажное платье с длинными рукавами, маленькая соломенная шляпка с вуалью и туфли на кубинском каблуке[95 - Кубинский каблук - прямой каблук средней высоты.] со шнуровкой.
        Пожилая леди, похоже, пропустила ее слова мимо ушей. Лиза села напротив.
        - Мне кажется, вы ошиблись адресом,  - повторила она. В молодости старушка, несомненно, была красавицей, судя по очаровательным глазам, обрамленным длинными пушистыми ресницами, и изящному ротику, свежему, как бутон розы. Из-под дамской шляпки в форме колокола выбивались коротко подстриженные серебристые вьющиеся волосы.  - К тому же я никакая не Бобби,  - добавила Лиза.
        - Не говори глупостей, дорогуша. У тебя опять один из твоих приступов забывчивости. Так что принеси мне выпить, и поскорее, пожалуйста. У меня в горле пересохло, как летом в пустыне.
        - Это особняк «Тимперлиз»…
        - Разумеется, это «Тимперлиз», идиотка. Ладно, где эта чертова выпивка?
        - Одну минутку.
        Лиза поспешила в патио, сотрясаясь от приступов хохота. Ральф и Гэри в недоумении уставились на нее.
        - В чем дело?
        От смеха она едва могла говорить и с трудом выдавила:
        - Там, в холле, сидит премиленькая старушка, которая ругается, как пьяный сапожник, и считает, что живет здесь!
        Они втроем вернулись в холл, где пожилая леди нетерпеливо притопывала ногой. Лиза налила ей виски со льдом.
        - Боюсь, ром у нас закончился,  - извинилась она, передавая старушке выпивку.
        - Какая досада,  - прищелкнула языком пожилая леди и одним глотком опорожнила стакан, а затем протянула его Лизе, очевидно, ожидая повторения.
        Ральф присел рядом с гостьей на корточки и мягко произнес:
        - Вы ошиблись адресом…
        Старушка перебила его.
        - Ты что же, думаешь, я не узнаю свой чертов дом,  - презрительно фыркнула она,  - когда сама по кирпичику перевезла его сюда из Англии?
        - Вы Вита Риз!  - хором вскричали они.
        - А кто же еще, по-вашему? Хотя обычно мне не приходится представляться, когда я прихожу к себе домой.  - Она повернулась к Лизе.  - Кто эти люди, Бобби?
        - Мои друзья,  - вновь поперхнулась смехом Лиза.  - Кто-нибудь, дайте ей еще выпить, а я пока позвоню Милли.
        - Я только-только прилегла вздремнуть после обеда,  - пожаловалась Милли.  - Что стряслось, ты жить без меня не можешь или как?
        Лиза не обратила внимания на ее сарказм.
        - Ты когда-нибудь видела Виту Риз?
        - Ну и вопросы ты задаешь на Рождество! Нет, не видела. Когда я поселилась в «Тимперлиз», там уже жил этот старый дьявол Дент.
        - Значит, ты не знаешь, как она выглядит?
        - Нет. Осталась уйма старых фильмов с ее участием - Дент иногда смотрел их. Но ведь она, кажется, давно умерла.
        - Я тоже так думала,  - сказала Лиза.  - Однако сейчас она сидит в холле и утверждает, будто по-прежнему здесь живет.
        - Что? Задержите ее, я сейчас приду.
        Пожилая леди допивала уже четвертый стакан виски, когда на пороге с суровым выражением лица появилась Милли, явно намереваясь выставить непрошеную гостью за дверь.
        - Делия!  - Фиалковые глаза старушки засверкали.  - Как я рада тебя видеть! Здесь произошло какое-то недоразумение. Скажи этим людям, кто я такая.
        Милли моментально смягчилась. Она опустила крупную черную руку на хрупкое птичье плечико.
        - Вы - Вита Риз,  - утешила она старушку.  - Кто же вас не знает?
        - Понятия не имею, кто она такая,  - призналась Милли немного погодя. Допив очередной стакан, гостья заснула прямо в кресле.  - Мне просто жаль ее, вот и все. Что вы намерены с ней делать?  - резко поинтересовалась она.
        - Не знаю,  - беспомощно ответила Лиза.
        Все, кому они ни звонили по поводу Виты Риз, в один голос уверяли, что та давно умерла, но при этом никто не знал, где и когда это случилось. Ральф нашел упоминание о ней в одной из антологий Дента: там говорилось, что родилась Рита в 1894 году; поскольку на дворе стоял 1967 год, старушке стукнуло семьдесят три.
        - Полагаю, все просто решили, что ее нет в живых,  - заключил он.
        Гэри зарядил в проектор один из немых фильмов с участием Виты Риз, и они спустились вниз, чтобы посмотреть его. Женщина на экране ничуть не походила на старушку в холле, но с тех пор минуло более сорока лет…
        - Она очень красива,  - заметил Ральф.
        В этом не было никаких сомнений. Они смотрели, как Вита Риз опустилась на колени перед алтарем, и солнечные лучи ласково перебирали ее светлые волнистые волосы. Ротик Купидона трагически изогнулся, в бездонных темных глазах отражалось отчаяние. Музыкальное сопровождение было потрясающим, и скрипки заплакали на самой высокой ноте, когда Вита безутешно простерлась на каменных ступенях.
        - Таких фильмов больше не делают,  - заявила Милли.  - Думаю, это она.
        - А что говорит полиция?  - осведомился Ральф.
        Гэри уже забыл о том, для чего они собрались, и с головой окунулся в созерцание картины.
        - У них нет сообщений о пропаже семидесятитрехлетней леди ростом в пять футов,  - ответила Лиза.  - Полицейские намерены проверить все дома престарелых и обещали перезвонить. А еще они спросили, хочу ли я, чтобы ее забрали.
        - И что ты ответила?  - поинтересовалась Милли.
        - Я сказала, что еще не думала об этом. Полагаю, не будет особого вреда, если эта старушка останется здесь на пару дней, разве что у нас скоро закончится спиртное.
        Три года спустя Вита Риз все еще жила в «Тимперлиз». Никто так и не сумел выяснить, где она провела двадцать лет, после того как продала свой дом Джозефу Денту. Сама же Вита считала, что никуда и не уходила. Лиза подозревала, что старушка не настолько слабоумна, как старается показать, и что она просто играет роль пожилой безобидной леди. Но даже если так, то притворялась она превосходно, и Лиза была единственной, кого терзали смутные сомнения. Остальные же принимали поведение Виты за чистую монету и жадно выслушивали ее рассказы и сплетни 20-х годов. Она много времени проводила в подвале вместе с Гэри, наслаждаясь своими старыми фильмами.
        Откровенно говоря, Виту любили все. Она не причиняла никакого беспокойства - если не считать того, что счета за спиртное выросли вдвое.
        Лизу не покидала тревога. Ей казалось, что все идет слишком гладко. Она вспомнила, как жила на Куинз-Гейт, и жизнь была прекрасна, но потом люди стали умирать или уезжать и она осталась одна. Сейчас ее жизнь вновь была почти безоблачной и она была не одна - у нее появилась пусть и не настоящая, но семья.
        Лиза сказала себе, что не стоит спешить и загадывать наперед. Приближалось Рождество 1971 года. Как обычно, они все будут вместе. Бoльшую часть подарков Лиза уже купила и даже заказала елку. В этом году после праздничного обеда они отправлялись в гости к Басби.
        Но, по иронии судьбы, вышло так, что в самый канун Рождества именно Лизе пришлось покинуть «Тимперлиз» и его необычных обитателей…
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Салон первого класса был почти пуст, и большинство пассажиров спали, хотя впереди и виднелась пара горящих лампочек над креслами.
        Лиза посмотрела в иллюминатор. Снаружи царил кромешный мрак, без малейших проблесков света. Должно быть, они летели над Атлантикой. Небо было угольно-черным, и разглядеть линию горизонта она не смогла - там, внизу, черный океан попросту сливался с темными небесами.
        Неумолчно и басовито, на одной ноте, ревели моторы. Время от времени создавалось впечатление, будто лайнер останавливается и содрогается, словно переводя дыхание, прежде чем ринуться дальше, и у Лизы в груди замирало сердце. Она была уверена, что они вот-вот рухнут в океан, но двигатели лишь меняли тон, и они летели дальше.
        Если бы только она могла заснуть! Лиза невероятно завидовала тем пассажирам, которые преспокойно откинули спинки своих кресел и погрузились в глубокий сон. Пожалуй, капелька спиртного поможет ей расслабиться. Лиза нажала кнопку звонка и нечаянно уронила лежавшее у нее на колене письмо Нелли, которое уже успела прочитать сегодня не меньше дюжины раз. Она наклонилась, пытаясь найти его и поднять, но тут к ней подошла стюардесса.
        - Я помогу вам.  - Девушка присела на корточки.  - Вы, наверное, задели его каблуком, и оно отлетело назад.
        - Большое спасибо,  - улыбнулась Лиза.  - Вы не могли бы принести мне виски? Со льдом.
        - Сию минуту.  - Девушке было лет восемнадцать на вид. Она была симпатичная и стройная, со светлыми волосами, заплетенными во французскую косичку. Такая молоденькая - и уже получила столь ответственную работу.
        - Вы ведь Лиза Анжелис, не правда ли?  - Стюардесса уже успела вернуться с подносом, на котором стоял стакан с виски.
        - Да.
        - Надеюсь, вы извините меня… Я видела «Покаяние» несколько недель назад в Гонконге. Вы были великолепны.
        - Вам не за что извиняться,  - улыбнулась Лиза.  - Я польщена, но все-таки, думаю, Гэри Мэддокс затмил меня своей игрой.
        - Вы сыграли ничуть не хуже. Ну, вот ваш заказ.
        Значит, «Покаяние» до сих пор идет в кинотеатрах, а ведь прошло четыре года после его выхода на экран. Хотя чему тут удивляться? Подобно «Психо»[96 - «Психо» - психологический триллер Альфреда Хичкока.], эта кинокартина войдет в историю кинематографа. Ни один из фильмов студии «О’Брайен продакшнз» не удостоился столь восторженных отзывов. В последнее время Лиза все чаще склонялась к мысли, что Гэри попросту не удаются триллеры, и даже предлагала ему попробовать себя в другом жанре, но он упорствовал в стремлении стать еще одним Джозефом Дентом. Тем не менее финансовые отчеты компании показывали устойчивую прибыль.
        Отставив стакан в сторону - она пила виски слишком быстро - Лиза вновь чуть не уронила письмо от Нелли. Она сложила его и спрятала в сумочку. Теперь Лиза знала его содержание наизусть. Какое потрясение она испытала, получив весточку от своей семьи через столько лет!
        Лиза редко читала письма от своих поклонников. Обычно этим занималась ее агент, хотя иногда какое-нибудь особенно трогательное письмо передавали ей, и тогда она писала несколько строчек в ответ, прилагая фото с дарственной надписью.
        Когда письмо Нелли пришло в Беверли-Хиллз, в офис компании «О’Брайен продакшнз», голубой конверт авиапочты передали Лизе уже вскрытым. К нему была прикреплена коротенькая записка: «Похоже, это личное». Она обнаружила письмо у себя на столе, когда сегодня утром пришла в контору.
        На адресе отправителя значилось: «Миссис Хелен Кларк, Саут-Парк-роуд, 30, Кросби, Ливерпуль, Англия».
        - О нет, только не это!  - вырвалось у Лизы.
        Почерк был аккуратным и твердым. Она развернула письмо и взглянула на подпись. Письмо заканчивалось словами: «Твоя любящая сестра Нелли».
        Лиза застонала и стала читать.

«Ты действительно НАША Лиззи?  - Таковы были первые слова.  - Если нет, немедленно выбрось это письмо. Приношу извинения за то, что потревожила тебя. Но если ты - НАША Лиззи, читай дальше, прошу тебя.
        Как я нашла тебя? (Если это ты, конечно.) В общем, пять лет назад, на мамин день рождения, мы с Джоан и мамой пошли в кино. Мы смотрели фильм под названием “Апрельские цветы”. Едва ты появилась на экране, как мама сказала: “Это же наша Лиззи!” Как ты можешь себе представить, все в зрительном зале повернулись к нам. Одни засмеялись, другие (включая и меня с Джоан) посоветовали ей замолчать. Тем не менее мама упрямо твердила, что это именно ты. Откровенно говоря, она испортила нам весь вечер. На следующий день мама вновь попросила Джоан отвести ее в кинотеатр, а в субботу увязалась следом за Джимми и его девушкой, предварительно убедив их сходить в кино и подтвердить, что она действительно нашла свою давно потерянную Лиззи».
        Лиза опять застонала. В последнее время она редко думала о своей семье и совсем не была уверена, что ей хочется вспоминать о своих родных сейчас. Несколько мгновений Лиза даже раздумывала, не порвать ли письмо, прежде чем она успеет прочесть еще хоть слово, но потом решила, что это будет слишком уж безответственно. Вздохнув, она стала читать дальше.

«…С тех пор вся наша семья читала “Ливерпуль эхо” от корки до корки, чтобы узнать, где идут фильмы с участием Лизы Анжелис, а потом отвезти туда маму. Однажды мы побывали даже в “Континентале” в Сикомбе, где посмотрели замечательную картину "Авантюрист”. Мама все больше убеждалась в том, что права, ведь там ты была моложе, хотя никто из НАС тебя не узнал. Ты выглядела слишком элегантной, чтобы оказаться нашей сестрой! По-моему, мама даже написала тебе несколько писем, но Джоан их так и не отправила.
        Как бы там ни было, никто не придавал уверениям мамы особого значения. Мы пытались развеселить ее, потому что она нервничала, не получив ответа На свои письма. (Интересно, а дошли бы они до тебя? И ответила бы ты, если бы даже и дошли? В том, разумеется, случае, если ты - НАША Лиззи.)
        Почему я пишу тебе сама? Дело в том, что на прошлой неделе Стэн (мой муж) пригласил меня в кино. Не помню, что мы смотрели, потому что я разволновалась, совсем как мама несколько лет назад. Я не обратила внимания на название компании - “О’Брайен продакшнз”, - но когда в титрах минутой позже появилась надпись: “Лиза Анжелис, продюсер”, я подумала: “Невероятное совпадение!” - и решила написать тебе.
        Сейчас я изложу тебе причину, побудившую меня тебе написать,  - ты наверняка уже потеряла терпение. Причина эта, увы, очень печальная. Наша мама умирает, у нее рак легких. Это все сигареты! В последнее время она выкуривала по шестьдесят штук в день. Мама лежит в больнице Уолтона, и жить ей осталось неделю, может быть, две. Если ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО наша Лиззи, пожалуйста, приезжай. По крайней мере, мама умрет счастливой. Она скорбела о тебе так, словно потеряла тебя навсегда, как Рори. Твой уход разбил ей сердце. Мама всегда тебя очень любила, Лиззи - Лиза. Она всех нас очень любила.
        Что-то я расчувствовалась. Заканчиваю. На тот случай, если ты не сможешь или не захочешь приехать, сообщаю, что у нас все в порядке. Я уже четырнадцать лет замужем, и Стэн - замечательный муж. Я работаю завучем в начальной школе в Ватерлоо. У меня двое чудесных детей, Натали (ей тринадцать лет) и Люк (ему восемь). Когда мама узнала, как мы со Стэном назвали своих детей, с ней чуть не случился удар. Натали - такого имени вообще нет в святках, а Лука - это ПРОТЕСТАНТСКИЙ святой! Старшей дочери Кевина, Саре, исполнилось двадцать четыре года. Она замужем, и Кевин уже дважды стал дедушкой. У него есть еще две дочери. Тони и Крис тоже женаты, и оба счастливы, у них по двое детей. Джимми развелся (к неописуемому ужасу мамы, как ты легко можешь себе представить) и на некоторое время вернулся в отчий дом, но теперь, похоже, снова готов жениться.
        Ну, что еще тебе рассказать? У Пэдди…  - сердце Лизы замерло,  - …тоже все очень хорошо. Он стал фотокорреспондентом и разъезжает по всему миру. Мы его почти не видим. Мама беспокоится о нем, потому что его командировки могут быть опасными. Сейчас он во Вьетнаме, так что, на мой взгляд, у нее есть причины для беспокойства. Так, теперь Джоан. Боюсь, что Джоан превратилась… Я не стану повторять описание, данное ей Натали. Скажем так, она осталась старой девой и к тому же не очень счастлива. Джоан почему-то решила, что обязана остаться с мамой, хоть в этом не было никакой необходимости, и сейчас ей кажется, будто она пожертвовала собой. Стэн называет ее “самопровозглашенной мученицей”. Наконец, Шон и Дугал, наши младшие братья. Оба поступили в один и тот же университет, Шон - на физический, а Дугал - на химический факультет. Сейчас они работают в исследовательском центре неподалеку от Честера. И женились они тоже в один день - вот это был праздник! Вся Чосер-стрит отправилась в церковь, чтобы посмотреть на церемонию. Мама, кстати, по-прежнему живет в старом доме.
        Заканчиваю, моя дорогая Лиззи. Надеюсь, мое письмо не слишком тебя расстроило.
        Твоя любящая сестра Нелли».
        - Уважаемые пассажиры, просим вас пристегнуть ремни.
        Лиза вздрогнула и проснулась. Нет, ну надо же - заснуть именно тогда, когда самолет пошел на посадку! Со всех сторон лайнер окружили серые тучи; на мгновение он словно споткнулся, двигатели закашлялись, и самолет начал снижение. Он вынырнул из облаков, и Лиза увидела бесконечные ряды домов, зеленые поля и серебристую змейку реки. Затем стали видны автомобили и люди, пусть и не крупнее булавочной головки.
        Англия! Родной дом. Или нет? И где же, в таком случае, ее дом?
        Прочитав письмо, Лиза тут же принялась звонить в авиакассу, чтобы забронировать билет. Свободные места были только на рейсе, отправлявшемся в десять часов вечера. Она выиграет восемь часов во времени и прибудет в Лондон завтра в полдень. Лиза немедленно помчалась домой, в «Тимперлиз», укладывать вещи.
        В холл вышел Ральф, чтобы посмотреть, кто приехал.
        - Я лечу домой,  - сообщила она.
        - Что случилось?  - Милый Ральф, на его лице отражались забота и тревога.
        - Моя мать умирает. Я должна лететь.  - Она не сможет жить дальше, если не увидит Китти перед смертью.
        - Разумеется, должна. Я отвезу тебя в аэропорт.
        В тот вечер, когда они ехали в машине, Ральф спросил:
        - Ты вернешься к Рождеству? Без тебя все будет совсем не так.
        - Я постараюсь. Письмо шло целую неделю, так что бедная мама могла уже умереть,  - ответила Лиза, хотя и молилась, чтобы мама успела повидать свою Лиззи.
        - Мама! Я никогда не слышал, чтобы ты так ее называла.
        - Проследи, чтобы Вита ела хоть немного, ладно? И помогай Милли, только незаметно. А то в последнее время ей становится все труднее управляться по хозяйству.
        - У нас все будет хорошо, так что можешь не беспокоиться на этот счет,  - заверил ее Ральф.
        В аэропорту было очень холодно, а это значило, что в Ливерпуле будет еще холоднее. Лиза решила не брать с собой соболью шубку. Она бы чувствовала себя по-дурацки, явившись в больницу Уолтона в мехах стоимостью в три тысячи долларов. «Пижоны» - так они называли людей, носивших слишком шикарную одежду. Лиззи О’Брайен, пижонка, разодевшаяся в пух и прах, чтобы посмотреть, как умирает ее мать. Лиза надела пальто из светло-коричневого джерси. Ожидая такси в аэропорту Хитроу, она чувствовала, как порывы ледяного ветра продувают тонкую ткань насквозь. Температура здесь была градусов на сорок или пятьдесят ниже[97 - По Фаренгейту.], чем в Калифорнии. Вся дрожа, Лиза устроилась на заднем сиденье и, когда они подъехали к Лондону, подумала, а не потратить ли пару часов и не попросить ли водителя отвезти ее на Оксфорд-стрит, где она могла бы купить себе теплое пальто, но потом решила, что не стоит. За эти несколько часов Китти может умереть, и тогда окажется, что она, Лиза, зря проделала такой долгий путь. Завтра она купит себе что-нибудь подходящее в Ливерпуле.
        Небо было неприятного серо-стального цвета, и дождь со снегом хлестал по стеклам таксомотора. Из-за разницы во времени и погоде Лиза чувствовала себя растерянной и сбитой с толку, глядя в окно на магазины, обильно украшенные рождественскими гирляндами.
        На Юстон-стэйшн у нее едва хватило времени на то, чтобы выпить чашку чая перед отходом поезда, идущего до Ливерпуля. Посетители ресторана, в котором громко звучали рождественские гимны, были одеты очень тепло; даже оборванный бродяга, сидевший в уголке в окружении сумок, в которых хранились все его пожитки, надел толстое твидовое пальто. Несколько человек окинули Лизу любопытными взглядами, и она почувствовала себя едва ли не голой. «Какая нелепость»,  - с оттенком сухой иронии подумала она. На счету в банке у нее лежат миллионы долларов, но сейчас, в данный момент, бродяга одет теплее ее!
        Лизе казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она добралась до Ливерпуля. Поезд останавливался на каждой станции и то и дело тормозил, принимаясь ползти со скоростью улитки. Но по крайней мере отопление работало нормально. Хотя ничего хорошего в этом не было: горячий воздух, дующий из-под сиденья, обжигал Лизе кожу на ногах.
        Было уже за полночь, когда они наконец прибыли на железнодорожный вокзал Лайм-стрит. Лиза вышла из жарко натопленного поезда. Из-за резкого перепада температур у нее перехватило дыхание. Водители такси, ожидающие пассажиров, собрались в кружок, топая ногами, и пар от их дыхания белыми клубами повис в темном холодном воздухе.
        К Лизе подошел мужчина средних лет и взял ее саквояж.
        - Вам куда, милочка?  - Его гнусавый ливерпульский акцент неприятно резал слух.
        - В больницу Уолтона.  - Она едва могла говорить, так ей было холодно.
        Поднимая саквояж, мужчина озабоченно взглянул на нее.
        - Э-э, милочка, залезайте побыстрее,  - сказал он.  - На переднем сиденье у меня лежит плед. Вот, возьмите его и хорошенько закутайтесь. Господи Иисусе, вы так стучите зубами, что люди подумают, будто у меня сзади оркестр наяривает румбу.
        Мужчина склонился над Лизой и помог ей укрыть ноги клетчатым шотландским пледом. Она почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. Жители Ливерпуля и впрямь были солью земли.
        - Ну-ка, милочка, хлебните вот этого.  - Мужчина протянул ей бутылку виски.  - Это согреет вам душу и сердце.
        Лиза взяла бутылку. Губы у нее онемели, и виски пролилось на подбородок, когда она сделала несколько глотков. Водитель сел за руль и вывел машину с привокзальной площади.
        Он болтал не умолкая до самой больницы. Откуда она приехала? Из самой Калифорнии? Господи Иисусе, неужели она забыла о том, что погода не везде одинаковая? Разве она не знала, что в Ливерпуле зимой холодно?
        - Мне следовало бы знать об этом, ведь я здесь родилась,  - ответила Лиза.
        - Выходит, вы избавились от акцента?
        - Я уехала отсюда давным-давно.
        Зачем же тогда она вернулась, полюбопытствовал мужчина. А, умирает мама. Как печально. Но какая же она славная дочь, раз прилетела к своей маме из самой Калифорнии!
        - Она наверняка будет очень рада видеть вас. В какой она палате?
        - Понятия не имею,  - призналась Лиза.  - Меня никто не ждет.
        - Когда через минуту мы приедем в больницу, оставайтесь в машине, а я наведу для вас справки, а потом подвезу к самым дверям, чтобы вы не бродили по такой холодине от одного здания к другому. Как ее зовут, милочка?
        - О’Брайен. Китти О’Брайен. Большое вам спасибо, вы - ангел.
        Мужчина рассмеялся.
        - Обязательно расскажу своей женушке, что возил в своей машине леди из самой Калифорнии и что она назвала меня ангелом.
        Когда они приехали в больницу, водитель выскочил из машины и исчез. Его не было несколько минут. Вернувшись, он сообщил:
        - Ваша мать лежит в палате Ф-2. - И подвез Лизу к самой двери.
        После того как она ему заплатила, он вдруг сказал:
        - Послушайте, милочка, моя смена заканчивается только в восемь часов утра. Вот, держите номер телефона моей компании. Если захотите уйти пораньше, позвоните и попросите Сэма, и если я буду свободен, то подъеду и заберу вас. Договорились?
        Лиза слышала, как гудят лампочки в гирлянде на елке, стоящей в вестибюле. Но, за исключением этих звуков, в больнице царила жутковатая, мертвая тишина, и стук шагов по выложенному плиткой полу гулким эхом метался по пустынным коридорам, когда Лиза, следуя указателям, шла к палате Ф-2.
        Лиза прошла мимо освещенной стеклянной будки, в которой за столом сидела медсестра и что-то писала. Заслышав ее шаги, женщина вздрогнула и испуганно подняла голову. Устыдившись, Лиза двинулась дальше на цыпочках, пока не подошла к дверям палаты матери.
        Она уже подняла руку, чтобы толкнуть вращающиеся двустворчатые двери, как вдруг мужество покинуло ее. Проделав путь длиной в несколько тысяч миль, Лиза не могла заставить себя преодолеть последние несколько ярдов. Как сейчас выглядит мама? Ведь прошла почти четверть века с тех пор, как они виделись в последний раз.
        Дверь отворилась, и молоденькая медсестра, испуганно вскрикнув, отпрянула.
        - Извините, вы меня напугали. Кого вы ищете?
        - Свою мать, миссис О’Брайен.
        - Она лежит на первой кровати.  - Медсестра выглядела на удивление бодрой, учитывая поздний час.  - Ее дочь вот уже несколько недель приходит сюда каждый день. Я только что уговорила ее пойти домой и немного поспать.
        - Какая дочь - Нелли?
        - Извините, но я не знаю ее имени. У нее рыжие волосы.
        - Тогда это Джоан.
        - Должно быть, миссис О’Брайен замечательная мать. У нее бывает больше посетителей, чем у всех остальных пациентов вместе взятых.
        - Так оно и есть.
        Палата была длинной, и вдоль обеих сторон стояло по меньшей мере по десять кроватей. На каждой спала женщина. На белых стенах висели праздничные украшения, но красная лампа в центре помещения придавала палате какой-то зловещий вид. «Наверное, так выглядит ад»,  - подумала Лиза.
        Китти лежала рядом с еще одной тускло освещенной стеклянной кабинкой, в которой сидела пожилая медсестра, перебиравшая папки в картотечном шкафу. Вокруг кровати матери занавески были задернуты.
        - Она спит.  - Медсестра приоткрыла занавеску и знаком предложила Лизе войти.
        Лиза сделала глубокий вдох и шагнула внутрь. Она услышала, как с тихим шорохом у нее за спиной занавеска вернулась на прежнее место.
        Они подложили маме под спину сразу три подушки, так что она спала почти в сидячем положении. На ней была розовая нейлоновая пижама, и ключицы отчетливо проступали сквозь тонкую ткань. Руки Китти покоились поверх белой простыни, туго натянутой поперек кровати. Концы ее были заправлены под матрас. От Китти осталось так мало, что под простыней едва угадывалось ее исхудавшее тело.
        Лиза остановилась, глядя на нее, и почувствовала, как годы повернули вспять. Мама, моя мама.
        Она присела рядом с кроватью и взяла тонкую руку Китти. Восковая кожа на вид и на ощупь напоминала мягкий шелк, и вены выделялись на ней так отчетливо, что рука казалась простроченной синими нитками.
        - Мама,  - вздохнула Лиза. Она наклонилась и прижалась щекой к изможденному лицу.
        Китти удалили все зубы, и нижняя челюсть ввалилась так глубоко, что казалось, будто у нее нет подбородка. Бледные веки затрепетали, но глаза не открылись.
        - Это ты, Лиззи?  - прошептала Китти.
        Как она догадалась?
        - Да, мам?
        - Ты и вправду здесь?  - Ее невнятный голос был еле слышен.
        - Да, мам, я здесь. Держу тебя за руку.
        У Китти снова затрепетали веки, словно она была не в силах приподнять их. Наконец ее попытки увенчались успехом и глаза приоткрылись. Китти смотрела на пустой стул, стоящий по другую сторону кровати.
        - Где ты, Лиззи, родная моя?
        - Я здесь, мама.  - Лиза потянулась и повернула лицо матери к себе. Голубые глаза закрывала молочно-белая пленка.
        - Я знала, что ты придешь.  - Китти подняла другую руку и накрыла ею ладонь Лизы.  - Я хочу сказать тебе кое-что.
        - Нет, мам, не надо мне ничего говорить.
        - Надо, родная.
        Лиза наклонила голову. Она едва слышала то, что говорила ей мать.
        - Мне очень жаль, что так получилось. Ты была права: я все знала. Прости меня, Лиззи, родная моя.
        - Это не имеет значения, мам. Со мной ведь не произошло ничего непоправимого.

«У смертного одра всегда приходится лгать»,  - подумала Лиза.
        Китти покачала головой и заплакала. Слезы были крупными и медленно стекали по ее изрезанному морщинками лицу. Лиза порылась в кармане в поисках носового платка, но его там не оказалось, поэтому она просто смахнула слезинки тыльной стороной ладони.
        - Пожалуйста, не плачь, мам. Со мной все в порядке. Ты даже представить себе не можешь, насколько у меня все хорошо.
        - Это - самая ужасная вещь…
        - Мама, тебе нельзя утомляться. Давай посидим тихонько.
        - …какую только может совершить мать…  - Голос у Китти сорвался, и она закрыла глаза. Ей явно стоило больших усилий произнести следующие слова: - Я хочу сказать тебе еще кое-что. Том не твой отец, родная моя. Это другой, иностранец…
        Господи Иисусе! Что она только что сказала? Наверное, мама бредит. Она явно не в себе. Лиза взяла ее исхудавшие руки в свои и почувствовала, как в ладони у нее едва ощутимо бьется пульс матери. Она на мгновение прижалась щекой к груди, вскормившей ее, потом выпрямилась и стала глядеть на исхудавшее лицо с ввалившимися щеками. В палате кто-то закричал, и Лиза услышала торопливые шаги медсестры, которая поспешила успокоить пациентку.
        Лиза не знала, сколько она просидела вот так. Час или два. Когда она подняла глаза на большие белые часы, висевшие на стене в конце палаты, те показывали полночь. Перед ее мысленным взором проплывали воспоминания. Война, они с мамой сидят в убежище, и Китти поочередно трогает их всех легкими, невесомыми прикосновениями, словно пересчитывает своих любимых детей. А вот ее мать вся в синяках после того, как ее избил Том. Вот она не находит себе места от беспокойства, когда сначала Кевин, а потом и Рори ушли на войну. Вечеринка, которую она подготовила на четырнадцатый день рождения Лиззи… Желе, сумочка, которую Китти купила ей в подарок,  - а Лиззи взяла и ушла из дома. Тогда у нее были совсем другие планы насчет того, как лучше отметить свой день рождения,  - прокатиться в Саутпорт со своим американским кавалером.

«Я не буду плакать,  - пообещала себе Лиза.  - Мама может проснуться и расстроиться, а я не хочу ее огорчать. Я и так делала это слишком часто».
        Она вновь опустила взгляд на хрупкую фигурку, под весом которой даже не прогибался матрас, и подумала о том, какое чудо совершило это крошечное тело, произведя на свет одиннадцать детей, восьмерых здоровых мальчиков и трех дочерей.
        Внезапно дыхание Китти стало хриплым и громким. Лиза почувствовала, как участился ее пульс. Она в тревоге вскочила на ноги и постучала в окно кабинки. Пожилая медсестра сразу же подошла к ним. Она почти грубо взяла Китти за запястье, и ее пальцы принялись мять и ощупывать его.
        - Мне очень жаль, милочка. Боюсь, она умерла.
        Лиза опустилась на стул и негромко заплакала.
        - Ты, проклятая лицемерка!
        Она подняла голову. На нее смотрела костлявая рыжеволосая женщина, в ее глазах бушевала ярость. Джоан! Это не могла быть Джоан, ведь она на два года младше ее, а этой женщине с дряблой кожей, тонкими губами и оскаленными в злобной гримасе зубами можно было дать все пятьдесят.
        - Джоан, это я, Лиззи.
        Джоан не узнала ее. Лиза вскочила на ноги и потянулась к сестре.
        - Я прекрасно знаю, кто ты. Явилась - не запылилась, а теперь льешь крокодиловы слезы, проклятая лицемерка. Оказалась рядом с нашей мамой, когда она умерла, а ведь это я сидела здесь день за днем, ночь за ночью…
        Лиза хотела взять сестру за руку, но та отдернула кисть.
        - Не прикасайся ко мне!
        - Прости меня, прости.  - Лиза вдруг почувствовала себя чужой, совершеннейшей незнакомкой, которая навязалась на шею бедной умирающей женщине.
        - Раньше надо было просить прощения. Почему бы тебе не убраться отсюда? Возвращайся в Америку, в свой шикарный дом, и оставь нашу маму в покое.
        Джоан заплакала, ее тонкие птичьи плечи сотрясались от рыданий. Она плашмя повалилась на мертвое тело матери. Медсестра принялась оттаскивать ее, и Лиза беспомощно смотрела на обеих, а потом, схватив саквояж, бегом бросилась прочь из палаты, всем естеством ощущая ужасный стук своих каблуков по пустым коридорам.
        В вестибюле был телефон. Лиза принялась рыться в сумочке в поисках номера, который дал ей Сэм.
        - Извините, но он уехал в аэропорт Спик,  - сказала женщина, снявшая трубку.  - Прислать вам кого-нибудь другого?
        - Да, пожалуйста, прямо сейчас.
        Лиза вышла наружу, в темноту больничного двора, не замечая пронизывающего ветра, который насквозь продувал ее тоненькое пальто. Джоан права, она действительно лицемерка. Ведь Китти могла умереть много лет назад, а она, Лиза, почти не вспоминала о матери. Теперь же она примчалась сюда, делая вид, что расстроена,  - нет, нет, не делая вид, она на самом деле расстроена, но… все это не имеет смысла.
        Лиза расхаживала взад и вперед по бетонной дорожке, споря сама с собой, пытаясь справиться с охватившими ее эмоциями, а в голых ветвях деревьев пронзительно завывал ветер. В темноте она налетела на куст и почувствовала, как его шипы впились ей в ногу, и тут завизжали тормоза и на подъездную дорожку выехала какая-то машина.
        Ее такси! Лиза побежала обратно к входу. Но автомобиль оказался самым обычным «седаном». Из него выскочили двое мужчин - высоких и светловолосых. Они с лязгом захлопнули дверцы и бегом устремились к зданию. Это были ее братья, хотя Лиза не была уверена, кто именно из них.
        Ей отчаянно хотелось крикнуть им: «Это я, Лиззи!»,  - но у нее не хватило мужества. Она вдруг перестала быть Лизой Анжелис, голливудской звездой, у которой в банке столько денег, сколько ее семье не заработать и за всю жизнь. В мгновение ока она превратилась в маленькую Лиззи О’Брайен, взволнованную и испуганную. Братья могут отнестись к ней так же, как Джоан. Этого она не вынесет.
        Отпрянув обратно в темноту, Лиза стала ждать такси.
        В зале ожидания ей пришлось просидеть несколько часов, пока наконец первый поезд не отправился на Лондон в шесть утра, и тогда Лизе показалось, что ее жизнь совершила полный оборот. Во время долгого ожидания и потом, в вагоне, она не обращала внимания ни на что, кроме бури эмоций, бушевавшей у нее в душе. Ей не давала покоя мысль о том, что она опять, как много лет назад, убегает от своей семьи.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Обратный путь прошел быстро и без задержек. Лиза не замечала ничего вокруг. События минувшей ночи вновь и вновь всплывали у нее в памяти - смерть мамы, ненависть Джоан. Реакция сестры была вполне понятной, но Лизе все-таки следовало сказать, что это Нелли попросила ее приехать. По крайней мере, она была бы рада ее видеть.
        Лиза достала письмо Нелли и опять перечитала его. К горлу подкатило чувство вины, не давая дышать, и она вдруг вспомнила, как мама часто повторяла: «Бесполезно сожалеть о том, чего уже не исправить». Ах, если бы Лиза писала хоть иногда, рассказывая, как у нее идут дела. Она вспомнила, что когда Кевина призвали в армию, а Пэдди поступил в среднюю школу для одаренных детей, мама очень гордилась этим. И можно было только гадать, как она была бы рада, узнав, что Лиззи стала кинозвездой! При мысли об этом Лиза не смогла сдержать улыбку. Мама, наверное, стала бы просто невыносимой.
        А как быть с ее предсмертным признанием? Это же просто невероятно! Даже предположение о том, что ее вечно усталая мать могла завести интрижку на стороне, представлялось Лизе верхом нелепости.
        Когда поезд прибыл в Лондон, Лиза зашагала по привокзальной улице в поисках отеля и вскоре обнаружила небольшую четырехзвездочную гостиницу примерно в ста ярдах от вокзала. Она могла бы отправиться прямиком в Хитроу[98 - Хитроу - международный аэропорт в Лондоне.], но слишком устала, чтобы выдержать долгий перелет без отдыха. Она всего полчаса вздремнула в самолете, когда летела сюда из Калифорнии. Так что Лиза решила сначала хорошенько отдохнуть, а домой полететь завтра.
        Гостиница выглядела очень уютной, и в холле в широком старомодном камине горел жаркий огонь. На стенах, обшитых дубовыми панелями, изливали неяркий свет латунные лампы с красными абажурами. В углу стояла высокая рождественская ель, и на ней весело перемигивались огоньками разноцветные гирлянды.
        - Мне нужна комната,  - сказала Лиза.
        Дежурный администратор, угрюмая женщина средних лет, неприветливо поинтересовалась:
        - На какой срок?
        - Всего на одну ночь. И я хотела бы немедленно отправиться в постель.
        Женщина фыркнула и с нескрываемым презрением оглядела Лизу с головы до ног.
        - Это будет стоить десять фунтов. Деньги вперед.
        Лиза не стала спорить, хотя требование женщины было оскорбительным. Резкий переход от промозглой улицы к теплу внутри гостиницы вызвал у нее головокружение, и она пошатнулась.
        Лиза заплатила требуемую сумму, и ее проводили в комнату на первом этаже. В коридоре ей навстречу попалась молоденькая девушка, катившая тележку с простынями и полотенцами. Она улыбнулась и сообщила с сильным ирландским акцентом:
        - Я только что убрала вашу комнату.
        Сделав над собой усилие, Лиза улыбнулась в ответ. При мысли о том, что ее ждет постель и крепкий сон, она вдруг почувствовала невероятную усталость.
        Оказавшись у себя в номере, она уже хотела, не раздеваясь, рухнуть на кровать, как вдруг краем глаза заметила в зеркале свое отражение. Неудивительно, что дежурный администратор преисполнилась подозрений. Лиза выглядела, как пугало огородное! Пальто было измято, отвороты испачканы виски, колготки на правой ноге порвались, а в том месте, где она налетела на колючий куст в больничном дворе, виднелись пятна крови. Макияж, нанесенный почти два дня назад, был безнадежно испорчен. Тушь для ресниц потекла и оставила уродливые черные кляксы под глазами. Узел на затылке распустился, и волосы спутанными космами свисали по обе стороны бледного лица.
        - А мне плевать,  - пробормотала Лиза и рухнула на кровать.
        Не успела ее голова коснуться подушки, как Лиза провалилась в сон.
        Когда Лиза проснулась, за окном было уже светло. Поначалу она решила, что проспала всю ночь и что наступило утро, но часы на столике рядом с кроватью показывали половину четвертого.
        Лизу разбудил кошмар. Ей приснилось, будто она пришла на похороны матери в соболиной шубке и теперь прячется за деревом, в то время как вся ее семья, плечом к плечу, стоит вокруг могилы. Здесь был и Пэдди, невероятно красивый, с фотоаппаратом через плечо. А потом чей-то голос прокричал:
        - Вот она, вот она!
        И, подняв голову, Лиза увидела, что на дереве сидит Джоан, смеясь и показывая на нее пальцем.
        Ее братья и сестры уже взяли в руки по горсти земли, чтобы бросить на гроб. Но, услышав крик Джоан, они развернулись и двинулись к Лизе. Их лица были искажены ненавистью. В руках они сжимали комья земли, готовясь швырнуть в нее. Пэдди, Патрик, узнал ее, и в его глазах плескался дикий ужас. Джоан каким-то образом сумела слезть с дерева и вцепилась ей в волосы.
        - Ты, проклятая лицемерка!  - пронзительно верещала она.
        Лиза взмокла от пота, но в то же время ее сотрясал сильный озноб. Несколько минут она лежала неподвижно, дрожа, как в лихорадке, почти как в бреду, пытаясь вспомнить, где находится.
        Когда же Лиза наконец вылезла из-под одеяла, ноги у нее подогнулись и она едва не упала. Стиснув зубы, она заставила себя сделать несколько шагов. Пожалуй, горячая ванна ей поможет.
        Лежа в воде, Лиза вдруг вспомнила, что ничего не ела с тех самых пор, как приземлилась в Англии. Сама мысль о еде вызывала у нее отвращение.
        Приняв ванну, она переоделась в один их двух нарядов, которые привезла с собой,  - костюм из джерси лилового цвета. Лиза снова почувствовала себя человеком - или это ей только казалось? Из зеркала на нее уставилась совершеннейшая незнакомка - изможденная женщина с ввалившимися глазами и скорбно поджатыми губами. Это была не Лиза Анжелис! Это была не она! Так кто же тогда эта неприятная, угрюмая особа, уставившаяся на нее тяжелым взглядом?
        - Я не чувствую себя настоящей. Я не существую. Кто же я?
        Вопросы стучали у Лизы в голове неотвязно и так громко, что она прижала кончики пальцев к вискам, стараясь унять их.
        - Кто я?
        Но женщина в зеркале лишь повторила вопрос.
        Лиза отвернулась, и тут на нее обрушилась слабость. Усилием воли она заставила себя устоять на ногах и взяла свое пальто. С ним что-то было не так, но она не могла вспомнить, что именно. Она вышла из спальни и зашагала по коридору, а потом спустилась по лестнице в холл, с каждым шагом обретая уверенность. Она ходит, и притом отлично!
        Когда она проходила мимо стойки администратора, женщина окликнула ее:
        - Мисс О’Брайен!
        Лиза не обратила на нее ни малейшего внимания - она не знала никакой мисс О’Брайен.
        Мимо проезжало такси, и она остановила его.
        - Куда?  - поинтересовался водитель.
        - Угол Куинз-Гейт и Бромптон-роуд.
        - Уже едем, дорогуша.
        В окне квартиры было темно. Джекки, наверное, ужинает с Гордоном. Лиза разозлилась. Она надеялась, что Джекки скажет ей, кто она такая.
        - Приехали, дорогуша.
        Водитель повернулся и нетерпеливо посмотрел на нее. Лиза вжалась в спинку сиденья.
        - Я не хочу выходить.
        - И что ты собираешься делать дальше? Сидеть здесь до утра, подруга?
        - Нет, отвезите меня на Нил-стрит, это за «Хэрродсом».
        Магазинчик мистера Гринбаума исчез. Лиза ничего не понимала. Ведь только вчера он был здесь, верно? Вон аптека, за ней - бар-закусочная, химчистка, но книжной лавки не было.
        Такси медленно ползло по улице.
        - Полагаю, и здесь вы тоже выходить не собираетесь, а?  - устало осведомился водитель, видя, что она замерла в неподвижности.
        - Поезжайте помедленнее, я ищу кое-что.
        - При таком движении я при всем желании не могу ехать быстрее, дорогуша.
        Лиза никак не могла вспомнить, где был магазин. Двое мужчин вышли из дверей рядом с баром-закусочной.
        - Доброй ночи, Брайан,  - попрощался один из них. Второй, тот самый, которого звали Брайаном, пробормотал что-то в ответ и поплелся вниз по улице, ссутулившись и понурив голову, словно тащил на себе неподъемную ношу. Лиза нахмурилась. Она не могла понять, почему мужчина кажется ей таким знакомым. А потом она вспомнила. Это же ее муж, но он выглядит таким старым и усталым. Она уже собиралась открыть дверцу, когда такси внезапно прыгнуло вперед и ей вдруг расхотелось разговаривать с Брайаном.
        - Куда дальше?  - спросил водитель.
        - Обратно в гостиницу,  - сказала Лиза, надеясь, что он помнит, где находится эта самая гостиница, потому что сама она забыла об этом начисто.
        В ту ночь, лежа в кровати и сотрясаясь от озноба, Лиза вспомнила, что Гарри Гринбаум умер. Какая же она дура, что колесила по Лондону в поисках мертвеца! И какой идиоткой счел бы ее Брайан, если бы она выскочила из такси и заговорила с ним так, словно они расстались только вчера. Собственно, это было очень смешно, и Лиза истерически расхохоталась, представив себе его реакцию. Она смеялась так громко и так долго, что кровать под ней заходила ходуном и спустя некоторое время кто-то постучал в дверь и крикнул:
        - С вами все в порядке?
        - Да!  - крикнула Лиза в ответ. Она укрылась с головой и заплакала.
        Потом Лиза вспомнила Джекки. Глупо было искать ее на Куинз-Гейт. Джекки вышла замуж и переехала в Борнмут.

«Я поеду к ней,  - с торжеством подумала Лиза.  - Завтра я отправлюсь в Борнмут и, быть может, Джекки скажет мне, кто я такая».
        На следующее утро, посмотрев на себя в зеркало, Лиза решила, что выглядит гораздо лучше. Глаза сверкали, как звезды, а на щеках горел жаркий румянец. Лиза оделась и спустилась вниз, где на дежурство опять заступила угрюмая администраторша. Лиза поинтересовалась у нее, с какого вокзала отправляются поезда в Борнмут.
        - С вокзала Ватерлоо,  - ответила женщина.
        Лиза повернулась, чтобы уйти, как вдруг женщина окликнула ее:
        - С вами все в порядке?
        - В полном!  - жизнерадостно воскликнула Лиза.  - Я никогда еще не чувствовала себя так хорошо.  - Во всех ее движениях сквозила восхитительная, головокружительная легкость.
        - Вы уже завтракали?
        Лиза нахмурилась, недоумевая, с чего бы это незнакомая женщина проявляла о ней такую заботу. Но вспомнить, ела она что-нибудь или нет, не смогла.
        - Наверное,  - ответила она.
        На улице падали редкие снежинки. Коснувшись земли, они тут же превращались в грязь под колесами автомобилей. Лиза судорожно вздохнула. Ей вдруг показалось, что ее легкие наполнились льдом, и у нее вновь закружилась голова. Лиза ухватилась за металлические перила, чтобы не упасть. Слабость вскоре миновала, и Лиза остановила такси и попросила отвезти ее на вокзал Ватерлоо.
        Когда она приехала в Борнмут, снег уже валил вовсю и землю покрывала скользкая корка льда. Тяжелые свинцовые тучи висели так низко над головой, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Занимался сумрачный неприветливый день, больше похожий на вечер, чем на утро. В такси Лиза молилась, чтобы Джекки по-прежнему жила в старом доме. С тех пор как она получила от подруги последнее письмо, прошло много лет, а викариев, случается, переводят в другие приходы. Так что Джекки могла жить где угодно. Наверное, следовало навести справки, прежде чем уезжать из Лондона, но в последнее время Лиза не могла мыслить связно.
        Когда они остановились перед старым, заросшим плющом домом, Лиза попросила водителя немного подождать.
        - Сначала я должна удостовериться, что моя подруга все еще здесь живет.
        Жилище викария выглядело именно таким, каким она его запомнила: старинные красно-коричневые кирпичи, застиранные занавески на окнах, нуждающиеся в покраске оконные рамы и дверные наличники. На подъездной дорожке стояла машина, древний «моррис-майнор», ржавый и без колеса, на месте которого было подложено несколько кирпичей. Несмотря на холод, под машиной кто-то лежал. В открытых дверях гаража стоял мальчик-подросток. Человек под машиной крикнул:
        - Дай мне рожковый ключ, Роб.
        Мальчик выбежал из гаража и полез под машину. Лиза улыбнулась и уже положила руку на калитку, чтобы открыть ее и войти. В доме во всех окнах горел свет. «Джекки наверняка там»,  - подумала Лиза. Ее подруга никогда не выключала за собой свет.
        Калитка скрипнула. По замерзшей траве лужайки пробежала кошка и начала скрестись во входную дверь. В углу комнаты, где когда-то праздновали свадьбу Джекки, стояла новогодняя елка, и две маленькие девочки танцевали менуэт. Их лица были напряженными, но было видно, что они едва сдерживают смех. Лиза вдруг поняла, что ей не хочется входить в дом. Она посмотрела на свою руку, лежащую на калитке. Снегопад и не думал прекращаться, и вскоре рука Лизы покрылась белым саваном. Так что же удерживает ее на месте? Дом выглядел теплым и уютным, а она по-прежнему мерзла на улице. В неподвижном воздухе до нее донеслись звуки музыки, это была джазовая аранжировка «Тихой ночи»[99 - «Тихая ночь» (нем. Stille Nacht)  - рождественский христианский гимн.].
        В окне верхнего этажа появилась женщина. Она смотрела на автомобиль, стоящий на подъездной дорожке, на ее лице читалась тревога. Джекки! Располневшая, степенная матрона в ореоле поседевших волос. Приподняв окно на несколько дюймов, Джекки крикнула:
        - Ноэль! Роберт! А ну, марш в дом! Вы там замерзнете до смерти в такую погоду!  - Она с грохотом опустила оконную раму, но тут же вновь открыла ее, сообщив: - Кофе готов.
        Стоявшую у калитки Лизу Джекки не заметила: покрытая снегом, она превратилась в часть окружающего ландшафта. Через несколько секунд Джекки появилась в той комнате, где все еще кружились в танце девочки, и они втроем вышли оттуда. Мальчики вылезли из-под машины и побежали к дому. Сейчас, скорее всего, они соберутся в кухне и усядутся за большим деревянным столом с поцарапанной столешницей, будут пить кофе, подшучивая друг над другом. Любящая, заботливая семья.
        Лиза словно приросла к месту, не в силах пошевелиться. На нее вдруг обрушилось сокрушительное осознание того, что она отдала бы все на свете, все, до последнего цента, только бы иметь такого мужа, как Лоуренс, и таких вот детей. Это было все, чего она хотела от жизни, все, о чем мечтала. Лиза испытала приступ черной зависти к Джекки, у которой было все, тогда как у нее - ничего, кроме дома, полного неудачников, и жалкой пародии на семью, которая ничего не значила ни для нее, ни для остальных. У нее отняли даже Сабину, ее последний шанс обзавестись ребенком.
        Еще никогда в жизни Лиза не чувствовала себя такой одинокой. Какая-то часть ее стремилась уйти от жгучего холода, постучать в дверь и позволить встретить себя с распростертыми объятиями, расцеловать, накормить и обогреть, а другая знала, что от этого станет только хуже - она будет чувствовать себя чужой на этом празднике простых человеческих радостей.
        Вернувшись к ожидающему такси, Лиза сказала водителю:
        - Отвезите меня обратно на вокзал, пожалуйста. Очевидно, я все-таки ошиблась адресом.
        Возвращение в Лондон в практически пустом вагоне обернулось для Лизы настоящим кошмаром. Она буквально окоченела; ей казалось, что кровь застыла у нее в жилах, но потрогав щеки, Лиза убедилась, что они горят, как в огне. Контролер с тревогой взглянул на нее.
        - С вами все в порядке, мисс?
        - У меня все хорошо,  - лязгая зубами, ответила она.
        После его ухода Лиза почувствовала, как по ее щекам текут слезы, хотя и не могла понять, отчего плачет. Небо стало таким черным, каким бывает только ночью. Разыгралась настоящая метель, и сильный ветер швырял комья снега в вагонные стекла. Внезапно за окном появилась мама в розовой пижаме. Она летела рядом с поездом, с мольбой протягивая к ней руки. Лиза закричала и попробовала открыть окно, чтобы втащить маму внутрь и спасти от холода, но оно было закрыто наглухо.
        Внезапно нахлынула тошнота, и Лиза упала обратно на сиденье. Любое движение требовало чрезмерных усилий. Сидеть прямо - и то было невыносимо тяжело. Лиза попыталась выпрямиться, но тщетно. Медленно, не имея больше сил сопротивляться, она повалилась набок.


* * *
        Потом ей скажут, что ее, без сознания и в бреду, обнаружил контролер, когда поезд прибыл в Лондон.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ


«Где я?»
        Комната была пуста. Лиза лежала в постели. Через открытую дверь доносились громкие веселые голоса и смех. Она огляделась по сторонам; высокие стены, выкрашенные в зеленый цвет, белые занавески, мягкое кресло, маленький столик, на котором в выщербленной вазе стояли розовые гвоздики, и еще несколько букетов на подоконнике. Ее сумочка лежала на комоде рядом с кроватью, по соседству с металлической выключенной лампой. Это явно была не гостиница. Лиза не помнила в точности, но была уверена, что гостиничный номер выглядел гораздо роскошнее этой комнаты.
        - Ага, наконец-то вы очнулись!  - В комнату вошел молодой человек в белом халате.
        - Где я?
        - В больнице Святой Бригитты.  - Он подошел к ней и со вздохом облегчения присел на краешек кровати. Несмотря на ободряющие слова, в его глазах светилась усталость.  - Как вы себя чувствуете?
        - Не знаю.  - Тело Лизы было словно ватное.  - Я чувствую себя так, словно кто-то открыл кран и выкачал из меня все силы. Что со мной?  - Она смутно помнила, как потеряла сознание в поезде.
        - У вас пневмония. Случай достаточно серьезный. Не будь вы такой крепкой от природы, вы запросто могли бы умереть.  - Молодой человек пощупал пульс.  - Да, вы определенно живы.
        - Вы уверены?
        Он улыбнулся.
        - Абсолютно. Ага, а вот и сестра Роландс.
        В комнату с величественным видом прошествовала высокая полная женщина в накрахмаленном и отутюженном белом халате, распространяя вокруг себя несомненную ауру власти.
        - Наша звездная пациентка вернулась в мир живых, сестра.
        - Давно пора,  - прогудела медсестра.  - Что ж, доктор, вы можете продолжить обход. Я займусь этой больной.
        Врач послушно направился к двери.
        - Утром я загляну к вам еще раз,  - пообещал он Лизе.
        - А почему я - ваша звездная пациентка?  - поинтересовалась она, когда врач ушел.
        Сестра Роландс коротко рассмеялась, разглаживая покрывало на постели в том месте, где сидел доктор.
        - Надеюсь, это не признак того, что вы потеряли память. Лиза Анжелис, знаменитая киноактриса, лежит в палате клиники Государственной службы здравоохранения вместе с простыми смертными! Спешу добавить, что я никогда не слышала о вас, но санитарки уверяют меня, будто вы пользуетесь определенной популярностью.
        - Откуда вы узнали, кто я такая?
        - Мы просмотрели содержимое вашей сумочки, разумеется - иначе как бы мы могли отыскать ваших родственников? Мы нашли там счет за проживание в отеле «Коломбина». Там нам подтвердили, что вы останавливались у них, но жили под вымышленным именем - О’Брайен, кажется.
        - Это мое настоящее имя, а Анжелис - вымышленное,  - запротестовала Лиза.  - Когда я регистрировалась в отеле, то чувствовала себя настолько скверно, что, должно быть, машинально воспользовалась им.
        Сестра Роландс отмела ее возражения истинно королевским жестом.
        - Это не имеет значения. Мы также нашли отправленное авиапочтой письмо, на котором был указан ливерпульский адрес отправителя, и оказалось, что это - ваша сестра. Миссис Кларк названивала сюда каждый день и просила передать вам, что сразу же после похорон она вас навестит. Иными словами, она будет здесь завтра. Так что вы пришли в себя как нельзя кстати.
        - О боже!
        - Никаких «О боже!» в моей палате,  - сурово отрезала медсестра.  - Радуйтесь, что у вас есть семья, которая беспокоится о вас,  - только взгляните, они же завалили вас цветами!  - Она показала на подоконник.  - Да, кстати, мы отправили телеграмму и на ваш адрес в Лос-Анджелесе. Мы бы непременно позвонили, но американский оператор сказал, что ваш номер не значится в телефонном справочнике.
        - Он внесен туда под фамилией моего мужа, Дента.
        - Целых три фамилии!  - Плечи сестры затряслись от сдерживаемого смеха, а накрахмаленный халат захрустел.  - Одна настоящая, еще одна - вымышленная, и третья - по мужу. Как бы там ни было, джентльмен по имени Ральф тоже звонит каждый день. Он сказал, что все передают вам наилучшие пожелания и что после Рождества он прилетит за вами, чтобы забрать домой.
        - Я не останусь в Англии на Рождество,  - быстро сказала Лиза.
        Сестра Роландс мрачно улыбнулась.
        - Боюсь, вам придется задержаться,  - заявила она тоном, не располагающим к дальнейшим препирательствам.  - Рождество наступит через четыре дня, а вы пока что не можете даже самостоятельно встать с кровати.
        - Через четыре дня! Сколько же времени я провела здесь?
        - Давайте посмотрим.  - Сестра отцепила карту от спинки кровати.  - Вы поступили к нам в прошлую субботу, а сегодня среда.
        - Вот черт!
        - Следите за словами, милочка!  - Сестра Роландс нахмурилась и погрозила Лизе толстым, как сосиска, пальцем, хотя уголки ее губ дрогнули, сдерживая улыбку.  - Подождите, я расскажу санитаркам, что наша звездная пациентка знает бранные слова. Они прямо-таки жаждут заполучить ваш автограф, но я сказала, что им придется подождать, пока вы не выпишетесь.
        - А почему я лежу в палате одна?
        - Потому что вы своими криками не даете нам спать, вот почему. По-моему, вы заново играли все свои роли. Все это выглядело чрезвычайно драматично. Конечно, мы можем перевести вас в общую палату, если хотите, но давайте все-таки подождем, пока к вам вернутся силы.
        Лиза вздохнула.
        - Умираю от голода. Кажется, я съела бы и жареные гвозди!
        - Государственные клиники находятся в столь стесненных финансовых обстоятельствах, что не исключено, что вам придется их отведать. Чай будет готов через полчаса. Я распоряжусь, чтобы вам принесли его в первую очередь.  - И, похрустывая халатом, медсестра важно выплыла из палаты.
        В назначенный час Лизе принесли жареную баранину под мятным соусом, картофельное пюре с зеленым горошком и бисквит со сливками на десерт. Все было очень вкусно, но порция была слишком маленькой. Лиза ела с жадностью, а потом еще и собрала с тарелки соус кусочком хлеба с маслом. Молоденькая застенчивая сиделка, которая принесла обед, пришла вновь, чтобы забрать поднос.
        - Мне все еще хочется есть,  - с надеждой сообщила ей Лиза.
        - Сестра сказала, что вы наверняка останетесь голодной, но категорически запретила давать вам что-нибудь еще. Она опасается, как бы вам не стало плохо.
        - Вот стерва!
        Сиделка захихикала.
        - Еще какая! Но она совсем не такая страшная, какой кажется. Знаете, как говорят: лает, но не кусает. Хотите, я помогу вам сесть, чтобы вы могли причесаться, прежде чем принимать посетителей?
        - Я никого не жду, но с удовольствием приведу себя в приличный вид. Пожалуй, я сама справлюсь.  - Лиза попыталась сесть на кровати, но спустя некоторое время вынуждена была обессиленно откинуться на подушку.  - Нет, не получается. Придется вам мне помочь.
        Усадив Лизу на постели, сиделка положила ей на колени сумочку. Когда девушка ушла, Лиза достала оттуда пудреницу. С огромным облегчением она отметила, что, хотя лицо ее выглядело исхудавшим, а под огромными глазами залегли лиловые тени, это все-таки было ее лицо. Та жуткая женщина, которая смотрела на нее из зеркала в гостинице, исчезла. Она вновь стала походить на Лизу Анжелис.
        Зазвенел звонок, и вереница посетителей с букетами цветов и пакетами проследовала мимо комнаты Лизы, направляясь в общую палату. Лиза лежала и смотрела, почему-то завидуя другим пациентам. В конце концов, люди звонили и беспокоились о ней каждый день, да и Нелли будет здесь уже завтра.
        В палату строевым шагом вошла сестра Роландс, держа в руках целую кипу газет и журналов.
        - Я решила, что вы захотите чем-нибудь заняться,  - со строгим видом заявила она.  - Если верить одной из моих санитарок, которая читает подобную ерунду, тут есть статья об одной из ваших кинокартин.
        Она швырнула газету Лизе на колени.
        - Но не переутомляйтесь, иначе у вас будут неприятности,  - с угрозой заявила сестра Роландс, прежде чем выплыть из комнаты.
        - Я бы не уставала так, если бы меня кормили досыта,  - парировала Лиза, но в ответ из коридора донеслось лишь саркастическое «Хм!».
        Лиза принялась нетерпеливо перелистывать газету. Статья помещалась на развороте, вместе с фотографией Глории Гренвилль из «Авантюриста». Она называлась: «Как провалить классику? Вложить в нее кучу денег!»
        Лиза знала, что по сценарию «Авантюриста» был снят новый фильм. Еще год назад ей позвонил Басби и сообщил, что наследники Кэхила О’Дэйли продали права на его роман другой компании, на этот раз - за умопомрачительную сумму.
        - У них бюджет десять миллионов долларов,  - мрачно сказал он,  - целое созвездие громких имен, и они проводят натурные съемки по всему миру.
        - Все равно, этот фильм и наполовину не будет так же хорош, как твой,  - сказала Лиза, надеясь успокоить Басби, но ее слова повергли его в еще большее уныние. Плохая или хорошая, новая картина наверняка будет идти в кинотеатрах по всей Америке и в других странах, тогда как его фильм, признанный критиками гениальным, давным-давно канул в Лету.
        Если верить статье, римейк старой ленты с треском провалился. Сценарий оказался убогим, а работа режиссера - почти незаметной. Критики сравнивали первый вариант, снятый четырнадцать лет назад, с нынешним, неизменно отдавая пальму первенства оригинальной версии.
        - Четырнадцать лет!  - произнесла вслух Лиза.  - А мне кажется, это было только вчера.

«…Ван Долен проникся духом романа, его режиссура была вдохновенной, а подбор актеров - безупречным»,  - читала Лиза, чувствуя, как ее распирает от восторга. Она должна сохранить эту вырезку и послать ее Басби! Далее критик высокомерно заявлял, что неправильно и даже постыдно было столь жестоко отказываться от прекрасного фильма, настоящей жемчужины, подлинного произведения искусства. «…Басби Ван Долена необходимо убедить повторно выпустить на экраны свою версию картины,  - метал громы и молнии автор,  - чтобы мир увидел и понял: хорошие фильмы создают с помощью таланта, а не денег».
        - Убедить?  - расхохоталась Лиза.  - Басби не придется долго убеждать!
        Статья сопровождалась комментарием: в свете возродившегося интереса к работам Басби Ван Долена в этом году будет устроен ретроспективный показ всех его фильмов на канале «Би-би-си-2».
        - Проклятье!  - воскликнула Лиза.  - Я так счастлива, что готова заплакать.
        Позже к ней вновь зашла сестра Роландс. Она метнула в Лизу один-единственный взгляд и неодобрительно хлопнула в ладоши.
        - Вы только взгляните на себя!  - воскликнула она.  - Вы перевозбудились.  - Она приложила тыльную сторону ладони к Лизиной щеке.  - Да у вас жар, милочка!  - провозгласила медсестра.  - Держу пари, и пульс у вас частит.
        - Как можно перевозбудиться, читая газету?
        - Не знаю как, но вам, похоже, это удалось,  - отрезала сестра Роландс.
        - Я прекрасно себя чувствую. И мне станет еще лучше, если я съем что-нибудь. Вы всегда морите своих пациентов голодом?
        - Только самых знаменитых.  - Сестра окинула Лизу критическим взором.  - Сегодня я назначаю вам таблетку снотворного на ночь, мадам. Судя по всему, вы не сможете заснуть самостоятельно.
        - Я могу позвонить своему мужу?  - с надеждой спросила Лиза.
        Она умирала от желания поговорить с Басби.
        - Кто-то из моих санитарок говорил, что вы - вдова. А вот чего у нас нет, так это связи с потусторонним миром.
        - Я бы хотела позвонить другому мужу, живому. Правда, он бывший.
        - Нет, нельзя.  - И медсестра под шелест халата выплыла из палаты, ворча себе под нос: - Ох уж эти мне сентиментальные кинозвезды! Они меня в гроб загонят.
        Лиза ухмыльнулась.
        Вскоре после ухода сестры в палату вошла молоденькая санитарка с подносом, на котором горкой лежали бутерброды.
        - Сестра Роландс просила передать, что от вас одни чертовы неприятности.  - Девушка хихикнула.  - Я еще никогда не слышала, чтобы она ругалась.
        - О, спасибо большое.  - Лиза схватила тарелку.
        Никогда еще хлеб с сыром не казался ей таким вкусным.
        - Я вернусь через десять минут с таблеткой.
        Должно быть, Лиза заснула в ту же секунду, как только ее голова коснулась подушки. Если ей и снилось что-нибудь, то она не помнила, что именно, когда проснулась от грохота тележки, едущей по коридору. Сквозь плотно задернутые занавески Лиза разглядела, что на улице царит кромешная тьма. Тележка остановилась у ее дверей, и в палату вошла молоденькая девушка в зеленом медицинском халате, держа в руках чашку с чаем.
        - Доброе утро,  - жизнерадостно пропела она.
        Лиза проворчала:
        - Который час?
        - Пять утра.
        - Господи Иисусе, кому понадобилось будить меня в такую рань?
        - Не спрашивайте меня, милочка, я всего лишь здесь работаю. Ну-ка, поднимайтесь и выпейте вот это.
        Девушка усадила ее на кровати и поставила чай на прикроватный столик.
        - В котором часу у вас завтрак?
        - В половине седьмого. До свидания.
        Еще целых полтора часа до того, как ее покормят. Лиза сомневалась, что продержится так долго. Потягивая мелкими глотками чай, она вспомнила, что сегодня приезжает Нелли, и забеспокоилась. Как они встретятся? Не рассердилась ли Нелли на нее за то, что она трусливо сбежала из больницы? По прошествии стольких лет в их отношениях может появиться неловкость.
        - Лиззи! Моя дорогая, любимая Лиззи!
        Из полудремы Лизу вырвали громкие восклицания, а потом она почувствовала, как ее обнимает пара крепких рук.
        - Нелли! Я не ждала тебя так рано.
        - Я села на первый же поезд, который отправлялся с вокзала Лайм-стрит. Но дай же мне посмотреть на тебя! Господи, какая же ты худенькая, но все равно очень красивая.  - Сестра вновь обняла ее и заплакала.
        Лиза почувствовала, как и у нее по щекам потекли слезы. Несколько минут сестры не разжимали объятий, пока наконец, всхлипывая, не отстранились друг от друга. «А я еще ожидала, что Нелли рассердится на меня»,  - со стыдом подумала Лиза. Сестра сидела на кровати, утирая слезы.
        - Ох, дорогая! Я накрасила ресницы специально ради тебя. Обычно я не пользуюсь косметикой. А теперь все размазалось.
        Нелли было всего двенадцать, когда Лиза ушла из дома. С тех пор она выросла, превратившись в симпатичную женщину с розовыми щечками, привлекательную здоровой непритязательной красотой. Ее густые каштановые кудри, лишь чуточку светлее, чем у Лизы, были коротко подстрижены. В них уже поблескивали серебряные нити, но в карих глазах плясали чертики.
        - Не припоминаю у тебя такого носа,  - протянула Лиза. Он был коротким и курносым.
        - Это Стэн подправил мне его кулаком.  - Нелли засмеялась, поспешно добавив: - Шучу, шучу. Он у меня прекрасный парень. Мне бы очень хотелось, чтобы ты познакомилась с ним и с детьми.  - Но потом ее лицо стало серьезным, и она сказала: - Мы все рассердились на Джоан за то, что она прогнала тебя. Ты, бедняжка, проделала такой долгий путь, чтобы побыть с мамой в ее последние минуты, а Джоан набросилась на тебя с упреками. Когда она рассказала нам обо всем, да еще с видом оскорбленной добродетели, словно ожидая от нас одобрения, мы были готовы убить ее! Разумеется, вслух никто ничего не сказал. Бедная Джоан, она переживает смерть матери сильнее остальных.
        - Я заслужила такое обращение,  - сказала Лиза.
        - Ерунда,  - упрямо возразила Нелли.  - На следующий день мы стали обзванивать сначала авиакомпании, чтобы узнать, улетела ты обратно или нет, а потом все шикарные лондонские отели. Так что я почти обрадовалась, когда нам позвонили из больницы и сообщили, что ты заболела.  - Она охнула.  - Господи, Лиза, я сижу здесь уже столько времени и до сих пор не удосужилась спросить, как ты себя чувствуешь!
        - Как ни странно, я чувствую себя превосходно. Меня качает от слабости, я даже сесть сама не могу, но мне нравится лежать вот так, когда меня обслуживают. Я просто отдыхаю, душой и телом. И персонал здесь очень милый, сестра Роландс в особенности.
        - Хорошо.  - Нелли ласково посмотрела на Лизу, а потом стала рассказывать о том, как прошли похороны.  - Это были типичные ливерпульские похороны - пара жутких ссор, главным образом с Джоан, много слез на кладбище, затем возвращение на Чосер-стрит, где все закончилось тем, что мы принялись распевать любимые мамины ирландские песни.
        - Как бы мне хотелось быть с вами!  - с тоской произнесла Лиза.
        Странно, но с того момента, как она очнулась в больнице, она ни разу не вспомнила о матери. Эти ужасные часы, прошедшие, словно в бреду, между отъездом из Ливерпуля и потерей сознания в поезде, казалось, уменьшили ее чувство вины.
        - И мне тоже хотелось, чтобы ты была с нами.
        Они проговорили все утро. Нелли рассказала Лизе о женах братьев - своих невестках - и многочисленных племянниках и племянницах. Пока что только один Кевин мог похвастаться внуками, но Тони должен был обрести этот статус со дня на день.
        - Все хотели приехать, чтобы повидаться с тобой,  - добавила Нелли,  - но я отсоветовала, сказав, что ты еще слишком слаба.
        - Правильно,  - быстро ответила Лиза.  - Я потеряла контроль над собой. Смерть мамы, потом скандал с Джоан… Так что встречи с тобой мне пока достаточно.  - Она знала, что у нее будет нервный срыв, если в больницу придут и братья.  - Обещаю, что приеду на ближайшую свадьбу.
        - Замечательная идея - при условии, что ты сдержишь слово.
        - Сдержу,  - искренне пообещала Лиза, а потом с деланой небрежностью поинтересовалась: - Патрик приезжал на похороны?
        - Патрик? A-а, ты имеешь в виду Пэдди. Мы отправили телеграмму по его последнему известному нам адресу, но ответа не получили. Естественно, мы все беспокоимся о нем, но тут уж ничего не поделаешь.
        Слава богу! Лиза с ужасом представляла себе, что Патрик живет в Лондоне и приходит навестить ее. Оставалось только надеяться, что он не узнает ее после стольких лет, но все равно, Лиза предпочла бы отложить их встречу на более поздний срок.
        В палату вошла сестра Роландс и властно хлопнула в ладоши.
        - Пациентке пора отдохнуть.
        - Я ничуть не устала,  - запротестовала Лиза.
        - Делай, как тебе говорят.  - Нелли вскочила на ноги.  - Я пройдусь по магазинам на Оксфорд-стрит, может, куплю еще какие-нибудь подарки на Рождество и зайду к тебе попозже.
        В сочельник Нелли вернулась в Ливерпуль.
        - Не жди еще четверть века, чтобы снова с нами повидаться,  - прошептала она, крепко обнимая Лизу на прощание.  - Я помню, что обещала навестить тебя после Рождества, но боюсь, ты исчезнешь раньше, чем я сюда доберусь.
        - Сестра Роландс говорит, что я пробуду в больнице еще десять дней. А она - не из тех, кому можно перечить.
        - Лиза, дорогая моя!  - кричал в трубку Ральф.  - Как ты себя чувствуешь?
        - Нормально. Мне уже лучше. С какого телефона ты звонишь?
        - С наружного. Я сижу в патио. А почему ты спрашиваешь?
        - Пытаюсь представить себе эту сцену.
        - Стоит чудесное утро. Я вижу Виту, она спит, потому что уже успела набраться, как сапожник. Трезвая она все время спрашивает о Бобби.
        Был Новый год, и Лиза сидела в кабинете сестры Роландс, которая объявила ее вполне здоровой для того, чтобы поговорить по телефону. Ральф пообещал позвонить в шесть вечера по британскому времени.
        - Нам тебя очень не хватало на Рождество,  - добавил он.
        - И я ужасно скучаю по всем вам.
        - Когда ты собираешься домой?
        - Меня выписывают послезавтра, и я немедленно лечу домой. Умираю, так хочу вновь увидеть солнце.  - Лиза выглянула в окно, выходившее на больничную автостоянку. Одинокий оранжевый фонарь освещал несколько сиротливо стоящих машин. Их стекла покрывал толстый слой инея. Лизу пробрала дрожь.
        - Я прилечу и привезу тебя обратно.
        Лиза рассмеялась:
        - Дорогой, я прекрасно себя чувствую, разве что ослабела немножко. Так что я справлюсь сама.
        Утром того дня, когда ее должны были выписать, Лиза укладывала свои немногочисленные пожитки в саквояж, который ей прислали из гостиницы «Коломбина». К ней подошла одна из санитарок.
        - Вы заберете с собой поздравительные открытки, которые вам прислали?
        - Об этом я как-то не подумала,  - ответила Лиза.
        Верхний ящик ее тумбочки был битком набит открытками, и еще несколько были прикреплены к металлическому изножью кровати клейкой лентой - нарушение режима, на которое сестра Роландс закрыла глаза исключительно по случаю Рождества.
        - А почему вы спрашиваете? Они вам нужны?
        - А вы не будете возражать?
        - Нет, конечно, забирайте их все.
        - Мы разделим их между собой,  - сказала санитарка.  - Здесь же наверняка есть открытки от всех знаменитостей Голливуда.
        О том, что Лиза заболела, стало известно в киношном мире. Ей желали выздоровления не только друзья, но и актеры, которых она едва знала. Они присылали ей цветы и открытки. Когда прибывал очередной непомерно дорогой букет, сестра Роландс неодобрительно ворчала:
        - Эта палата начинает походить на цветочную ярмарку в Челси.
        Кстати, цветы ей присылали не только из Голливуда. Лизе звонили даже подруги мамы, которые присутствовали на похоронах, где Нелли и рассказала им, что Лиззи прилетела из самой Америки, но заболела в Лондоне. Одно особенно горькое, но и одновременно очень трогательное послание пришло от миссис Гарретт, повитухи, которая помогла Лизе появиться на свет более сорока лет назад. Старушке уже исполнилось девяносто. Она прислала небольшую круглую вышитую салфетку. «Ее подарила мне твоя мама, когда я принимала Криса, и с тех пор эта салфеточка всегда лежала у меня на серванте. А теперь я хочу, чтобы она осталась у тебя».
        Лиза уже собралась и готова была уйти, когда через двойные вращающиеся двери в палату шагнула знакомая фигура.
        - Ральф, идиот ты несчастный!  - закричала Лиза.  - Я же говорила, что тебе незачем приезжать.
        Он нежно обнял ее.
        - Я должен был это сделать. Когда я сказал, что не поеду, Гэри решил, что полетит он. Клянусь Богом, Милли и Вита грозились приехать вместе.
        - И за что я так люблю тебя?  - прошептала Лиза.
        - Ума не приложу,  - ласково ответил Ральф.  - Я просто очень рад этому, вот и все.
        Сейчас Лизе было очень стыдно за те ужасные мысли, что посетили ее, когда она стояла у дома Джекки, чувствуя себя совершенно одинокой, никому не нужной. Тогда она с презрением отказалась от своей нетрадиционной семьи.
        - Вы до сих пор не уехали?  - В палату строевым шагом вошла сестра Роландс и окинула Лизу недовольным взглядом. Затем, по-прежнему хмурясь, она уставилась на Ральфа.  - Мои бедные санитарки не находят себе места. Насколько я понимаю, к нам пожаловала очередная кинозвезда, которая порождает хаос среди моих подопечных. Ваше лицо кажется мне знакомым. Пожалуй, я где-то видела вас в пору своей юности.
        - Даже не знаю, должен ли я чувствовать себе польщенным,  - усмехнувшись, ответил Ральф.
        Повернувшись к Лизе, медсестра заявила:
        - Что ж, думаю, теперь мы не скоро заполучим еще одного такого же знаменитого пациента.
        - Ради его же собственного блага очень на это надеюсь,  - рассмеялась Лиза.  - После нескольких недель запугиваний и издевательств он уже не будет чувствовать себя таким уж знаменитым.
        - Государственная служба здравоохранения относится ко всем пациентам одинаково. У нас нет особого подхода к кинозвездам,  - язвительно парировала медсестра.  - Но тем не менее, даже невзирая на переполох, который вы учинили среди моих санитарок - в конце концов, не многие могут похвастаться тем, что подавали «утку» Лизе Анжелис,  - мне жаль, что вы уезжаете.
        - И мне тоже жаль уезжать,  - негромко ответила Лиза.  - Никогда не думала, что мне понравится лежать в больнице. Что же касается ваших санитарок, то им надо поставить памятник из чистого золота.
        Сестра Роландс крепко пожала ей руку.
        После того как она ушла, Лиза попрощалась с остальными пациентками и заметила, что в глазах у некоторых из них, как и у нее самой, блестят непролитые слезы. Кое-кто из этих женщин умирал. Перед Рождеством врачи постарались отправить по домам как можно больше больных, одних - навсегда, а другие должны были вернуться после праздников, так что в общей палате осталось всего шесть пациенток - те, кто был тяжело болен и кого нельзя было тревожить, и Лиза.
        Она была тронута до глубины души и одновременно поражена эмоциональной близостью, которая установилась между ними, невзирая на разницу в возрасте и общественном положении. Они делились друг с другом самыми сокровенными, интимными переживаниями и проблемами, так что на второй день Рождества Лизу уже не покидало чувство, будто она знает этих женщин всю жизнь. Те, кто готовился к смерти - а их было трое,  - открыто говорили о том, что им страшно умирать; тем не менее, что было совершенно уж невероятно, они находили в себе мужество смеяться над собственными страхами. И чаще всего выходило так, что именно оставшиеся трое, те, у кого впереди была целая жизнь, нуждались в утешении и комфорте.
        За это короткое время, время великой радости и такой же великой печали, Лиза узнала о смысле жизни больше, чем за все предыдущие годы. Отныне каждый новый день она будет принимать как благословение и радоваться тому, что живет и здравствует.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Гэри предложили то, что сам он называл «горящей собственностью»[100 - Горящая собственность - собственность, подверженная риску (имеются в виду права на произведение).], и ему не терпелось поехать за ней, правда, предварительно заручившись одобрением Лизы и Ральфа.
        - Еще один триллер?  - протянула Лиза, прочитав сценарий.  - Думаю, нам следует хотя бы немного разнообразить нашу продукцию.
        - После того как мы закончим этот фильм,  - пообещал Гэри.
        - В прошлый раз ты говорил то же самое.
        - Там есть чудесная роль, она словно специально для тебя написана,  - принялся он уговаривать.
        Это была история о матери и дочери, которые жили в многоквартирном доме в Нью-Йорке и которых терроризировал по телефону неизвестный.
        - Ты будешь неотразима в роли Зои,  - добавил Гэри.
        Лиза лениво ответила:
        - Я подумаю над этим.
        Зоя была матерью, а она почему-то решила, что Гэри предложит ей роль дочери.
        Немного погодя Лиза поднялась наверх и стала внимательно изучать себя в зеркале. Прошел уже месяц с тех пор, как она вернулась из Англии, и за это время она успела не только восполнить потерянный вес, но и, лежа в шезлонге у бассейна, приобрести шоколадно-коричневый загар, о котором всегда мечтала. Красоту ее «золотистой» фигурки подчеркивала белизна шорт и блузки на бретельках.
        Лиза подалась вперед, так что теперь ее лицо находилось в нескольких дюймах от зеркала. Под глазами уже можно было различить сеточку мелких морщинок, хотя на лбу и в уголках губ их еще не было. Она заморгала. От пристального осмотра, который она учинила сама себе, у Лизы заболели глаза, и она вспомнила, с каким трудом читала сценарий Гэри. Она винила во всем изношенную ленту пишущей машинки, хотя горькая правда, похоже, заключалась в том, что ей уже нужны очки. Вздохнув, Лиза отступила на шаг, чтобы окинуть себя взглядом в полный рост. Сомнений не было - она оставалась красивой женщиной, но при этом следовало признать и то, что она была красивой сорокалетней женщиной.

«Пожалуй, я буду выглядеть лучше, если сделаю себе макияж»,  - подумала она и схватила баночку с кремом. Лиза уже начала втирать его в щеки, как вдруг замерла, заметив у себя на лице исступленное выражение, с которым она пыталась стереть прожитые годы. Отложив баночку в сторону, она улыбнулась своему отражению. Стареют абсолютно все, и не было никаких причин полагать, что всемогущий Господь сделает для нее исключение. В конце концов, что значат несколько лишних морщинок? В больнице Лиза обменялась адресами с женщинами из своей палаты и вчера получила письмо, из которого узнала, что две из них уже умерли. Одной из них, Донне, было всего двадцать пять; возможность постареть и обзавестись морщинками ей так и не представилась.
        Лиза бодро сбежала вниз и сообщила Гэри, что с радостью сыграет Зою.
        - Знаешь, я тут немножко подумал и решил, что ты слишком молода, чтобы быть ее матерью,  - заявил он.  - Быть может, мы сумеем превратить их в сестер?
        - Как тебе будет угодно,  - ответила Лиза.  - Я не возражаю.
        Хотя на самом деле она возражала, и еще как. После некоторой внутренней борьбы она решила, что ничто человеческое ей не чуждо, и не стала отрицать, что почувствовала себя польщенной.
        В том же году ей вновь довелось работать с Басби Ван Доленом. Его первые восемь фильмов вновь вышли на экран, получив наконец аудиторию, которой давно заслуживали. Даже его легкомысленная комедия, «Мистер и миссис Джонс», удостоилась похвал, поскольку в ней обнаружились не замеченные ранее достоинства - к вящему изумлению самого Басби,  - хотя, разумеется, настоящий фурор произвели все-таки «Сладкая мечта» и «Авантюрист». Внезапно Лиза обнаружила, что пользуется большой популярностью. И, закончив работу в триллере Гэри, она отправилась прямиком на съемочную площадку к Басби.
        Ее бывший супруг не растерял своего знаменитого энтузиазма. Если не обращать внимания на то, что его буйная шевелюра и бородка поседели, перед Лизой стоял прежний Басби, криками и уговорами заставляющий актеров играть на пределе возможностей. Теперь, когда финансовая сторона больше не представляла проблемы - потенциальные инвесторы сами обхаживали его, предлагая вложить в фильм столько денег, сколько нужно,  - Басби мог позволить себе самые лучшие декорации, равно как и натурные съемки в любой точке земного шара. Но он не изменил себе и принялся разыскивать прежних ассистентов, операторов и художников-постановщиков, с которыми когда-то работал, к взаимному удовольствию. Басби вытащил на свет божий даже Мэгги Нестор, которая уже давным-давно ушла на пенсию, пусть и не по своей воле, и поручил ей найти костюмы для новой картины. И когда на площадке вновь собралась старая гвардия, в воспоминаниях о добрых старых временах было пролито немало слез. Но, опять-таки, Басби не был бы Басби, если бы не наорал на актеров, приказав им взять себя в руки и сосредоточиться на том, что они делают сейчас.
        Главную мужскую роль исполнял известный актер - рослый щеголеватый уэльсец по имени Хьюго Сванн, знаменитый повеса и бабник с печально известной склонностью к злоупотреблению горячительными напитками. Лиза заранее внушила себе, что он ей не понравится, но, подобно остальным, быстро обнаружила, что пала жертвой его небрежного, но неотразимого очарования.
        - Я всегда сплю с актрисами, которые играют главные женские роли в моих фильмах,  - лениво растягивая слова, заявил Хьюго при первой же их встрече.
        - А я думала, что вы всегда женитесь на них.
        Хьюго Сванн совсем недавно прошел процедуру тягостного, ставшего достоянием общественности развода со своей пятой женой.
        - Это что, предложение?  - Он улыбнулся, глядя на Лизу сверху вниз, и его голубые глаза озорно заблестели.
        Лиза ощутила приятное возбуждение внизу живота.
        - Совершенно определенно, нет. Кроме того, я слишком стара для вас. Вы, похоже, специализируетесь исключительно на девочках-подростках.
        - Ого!  - Хьюго изобразил на лице оскорбленную невинность.  - Как насчет того, чтобы усыновить меня? Угостить ужином сегодня вечером, а потом отправиться в мой отель и уложить в постельку?
        Искушение было велико. С тех пор как Лиза вернулась из Англии, ее ждала неизменно холодная постель, но учитывая то, что рядом находился Басби, она рисковала попасть в неловкое положение.
        - Как-нибудь в другой раз,  - с сожалением сказала она.

«Ах, если бы все было по-другому»,  - думала Лиза, глядя, как Басби шныряет по съемочной площадке. Не назови он ее «Лиззи» в ту ночь, они могли бы по-прежнему быть вместе, хотя это означало бы, что она не встретила бы Дента и не жила бы в «Тимперлиз».
        Очевидно, Басби думал примерно о том же, потому что в последний день съемок с деланой небрежностью предложил:
        - Не хочешь заглянуть ко мне и поболтать о старых временах?
        И Лиза, скучая по прошлому, согласилась.
        Но чуда не произошло. Занимаясь с ней любовью, Басби был все так же тороплив и неловок, а потом быстро заснул. Лиза лежала рядом, сгорая от страсти, которую он неизменно пробуждал в ней, но которую никогда не мог удовлетворить. Даже если бы Басби не назвал ее «Лиззи», их брак все равно не выдержал бы испытания временем, с грустью подумала она.
        Лиза тихонько встала с постели и прошла в кухню, где, надев очки, принялась перелистывать телефонный справочник в поисках номера отеля, в котором остановился Хьюго Сванн.
        - Вы один?  - поинтересовалась она, едва он снял трубку.
        - Как это ни печально, да,  - мрачно отозвался актер.
        - В таком случае, вы все еще хотите, чтобы я приехала и уложила вас в постельку?
        Только через год Лиза вновь вернулась в Ливерпуль.

«…Я извелась сама и измучила остальных, требуя, чтобы кто-нибудь женился, и тогда ты смогла бы приехать на свадьбу,  - писала Нелли.  - Но молодые люди вдруг решили, что могут преспокойно жить в грехе. Можешь представить себе, как отреагировали бы окружающие, если бы кто-нибудь из нас стал открыто жить с представителем противоположного пола? Помнишь бесконечные сплетни, когда девушка рожала ребенка вне брака? А теперь всем на это плевать. И я не знаю, осуждаю ли я за это молодежь или просто завидую. Как бы там ни было, Стивен, сын Криса, решил в апреле покончить с холостяцкой жизнью…»
        Лиза купила неброский костюм из серой фланели, не желая выделяться экстравагантностью и дороговизной наряда.
        - Что скажешь?  - поинтересовалась она у Милли, вернувшись домой с покупкой.
        Милли оглядела ее с ног до головы и поинтересовалась, в какой тюрьме она собирается работать надзирательницей.
        - Твои родственники будут очень разочарованы, если ты явишься к ним в таком виде,  - заявила кухарка без обиняков.  - Они ожидают, что ты будешь выглядеть, как кинозвезда, а не так, словно ты пришла арестовать их. Отнеси этот костюм назад и купи себе что-нибудь другое.
        Вошла Вита, сжимая в руке неизменный стакан с виски.
        - Привет, Бобби. Ты что, поступила в армию?  - И старушка отдала ей честь.
        - Мне нравятся люди, которые говорят правду,  - сказала Лиза.  - Вы обе прямо-таки вселили в меня чувство уверенности в собственной неотразимости.
        - Не язви. Если тебе не нужно непредвзятое мнение, то нечего было спрашивать моего совета,  - отрезала Милли.  - А теперь убирайся из моей кухни, пока я не швырнула в тебя тарелкой.
        - Эти дома всегда стояли здесь?  - спросила Лиза.
        - Нет, их построили в спешном порядке, когда узнали о твоем приезде, Лиз,  - ухмыльнулся Джимми.
        Она вонзила локоть ему под ребра и вспомнила, что частенько делала так в те времена, когда они оба были еще детьми.
        - Ты понимаешь, что я имею в виду,  - засмеялась она.  - Единственный район Ливерпуля, который я знаю,  - это Бутль. Я и представить себе не могла, что тут есть такие дома.
        Девушка, на которой женился Стивен, была родом из Калдерстоунза[101 - Калдерстоунз - один из самых респектабельных районов Ливерпуля.].
        - Это район, где живут по-настоящему состоятельные люди,  - сказала Нелли.
        Когда они подъезжали к церкви, Лиза с удивлением увидела роскошные особняки, которые сделали бы честь даже Голливуду.
        - Тесть Стивена - адвокат,  - пояснил Джимми и добавил с лукавой улыбкой: - Никогда не думал, что настанет день, когда кто-нибудь из О’Брайенов войдет в семью, голосующую за консерваторов.
        - Эй, не вздумай учинить скандал во время свадебной церемонии!  - предостерегла брата Нелли. Она сидела рядом с мужем, Стэном, на откидном сиденье напротив.  - Хит[102 - Эдвард Хит (1916 —2005)  - политик-консерватор, премьер-министр Великобритании с 1970 по 1974 годы, на посту лидера партии - предшественник Маргарет Тэтчер.] не такой уж плохой парень. Во всяком случае, он не так действует на нервы, как Макмиллан[103 - Гарольд Макмиллан (1894 —1986)  - британский политик-консерватор, шестьдесят пятый премьер-министр Великобритании (с 1957 по 1963 годы).].
        - Кто такой Хит?  - поинтересовалась Лиза.
        - Эдвард Хит, премьер-министр.  - Джимми с насмешливым изумлением посмотрел на нее.  - Господи, да ты - полная невежда, Лиз!
        - Не обращай на него внимания,  - мягко заметил Стэн.  - Если бы можно было заколачивать деньги, дразня людей, он давно стал бы миллионером.
        Стэн в очках с толстыми стеклами выглядел, как настоящий книжный червь. Он работал в транспортной компании. Новая супруга Джимми, молчаливо сидевшая по другую сторону от него, пробормотала что-то в знак одобрения.
        Лиза отвернулась и стала смотреть в окно. Утро выдалось свежее и сверкающее, хотя яркий солнечный свет был обманчивым; когда они выходили из дома Нелли, в воздухе ощутимо повеяло прохладой. Деревья, одевшиеся в молодую зеленую листву, мягко раскачивались на ветру, бросая рассеянные тени на газоны. Даже сидя в машине, Лиза ощущала свежий, полный жизни вкус и запах весны.
        - Приехали,  - сказал кто-то, и лимузин плавно затормозил у входа в церковь.
        Когда они шли по дорожке к входу, Лиза порадовалась про себя, что вняла совету Милли и купила новый наряд - ярко-алый льняной костюм со светло-коричневыми кожаными вставками на плечах, широким кожаным поясом и красной широкополой соломенной шляпой,  - когда заметила, что родители и родственники невесты одеты намного богаче О’Брайенов.
        - У них денег куры не клюют,  - прошептала Нелли.
        К Лизе подошел Крис и взял ее за руку. Она встретилась с ним, как и со всеми остальными братьями - за исключением Пэдди,  - прошлым вечером у Нелли.
        - Идем, я с радостью представлю тебя родственничкам. Этот малый когда-то был лорд-мэром Ливерпуля и никак не может забыть об этом.
        Крис подвел Лизу к дородной семейной паре, излучавшей уверенность в себе. Женщина надела изумрудно-зеленое парчовое пальто и маленькую шляпку без полей, с плоским донышком, украшенную зелеными страусовыми перьями. Вокруг красной шеи у нее вилась пятирядная нитка розовых жемчугов.
        Тони представил их:
        - Чарльз и Рита Слэттери. А это - тетка Стивена, моя сестра, Лиза Анжелис.
        - Та самая Лиза Анжелис?  - Женщина вдруг побледнела, когда они пожимали друг другу руки, и оглядела Лизу с головы до ног с нескрываемым удивлением.
        Мужчина же принялся нервно поправлять на себе жилетку.
        - Стивен однажды упоминал о вас. Но мы не… э-э… мы думали…
        - Что он вас разыгрывает?  - злорадно подхватил Крис.  - Как видите, нет. Вот она, Лиза - наша Лиззи - стоит перед вами собственной персоной.
        Остальные события этого дня промелькнули, как в тумане. Из церкви все отправились на свадебный прием, который состоялся в большом отеле в Вултоне. Шли часы, и Лизе казалось, что годы, разделившие ее с семьей, канули в прошлое, так что вскоре ее уже не покидало стойкое ощущение, будто они вообще не разлучались. Старшие братья вели себя, как прежде - она хорошо помнила, как на Чосер-стрит всегда находилось место дружеским объятиям и поцелуям. Правда, время от времени Лиза ловила на себе любопытные взгляды братьев-близнецов, Шона и Дугала, которые стали немногословными и серьезными молодыми людьми. Когда Лиза ушла из дома, им было всего по четыре года. Для них она так и осталась незнакомкой. Пэдди по-прежнему странствовал по миру; свидетель жениха прочитал поздравительную телеграмму, присланную им из Сирии.
        Где-то после полудня Лиза вдруг обратила внимание на то, что почти все мужчины куда-то исчезли.
        - А где Стэн?  - поинтересовалась она у Нелли.  - И все мальчики?
        - А ты как думаешь?  - с сарказмом отозвалась сестра.  - Они отправились на футбол. «Ливерпуль» сегодня играет на своем поле. Даже новобрачной пришлось постараться, чтобы удержать Стивена дома.
        Лиза негромко заметила:
        - А Джоан не пришла.
        Нелли смутилась.
        - Я надеялась, что ты не заметишь.
        - Я обратила внимание на то, что ее нет, в ту же минуту, как мы вошли в церковь.
        Собственно говоря, она нарочно высматривала Джоан, надеясь помириться с ней.
        - Стоило Джоан узнать о твоем приезде, как она наотрез отказалась идти с нами. Бедная Джоан,  - со вздохом добавила Нелли.  - Она всю жизнь причиняет вред себе, желая досадить другим.  - Она с тревогой посмотрела на Лизу.  - Но она ведь не испортила тебе праздник, я надеюсь?
        - Нет, конечно,  - поспешила успокоить сестру Лиза.  - Я так рада, что вновь вижу свою семью, а также всех этих племянников, племянниц и невесток, о которых я даже не знала, что они у меня есть, не говоря уже о шурине Стэне. Он славный парень, Нелли. Тебе очень повезло.
        - Я знаю.  - Нелли кивнула, а потом окинула сестру проницательным взглядом.  - А как насчет тебя, Лиз? У тебя есть кто-нибудь?
        - У меня есть любовник,  - без обиняков призналась Лиза.  - Хотя мы нечасто видимся, только в перерывах между съемками.
        - Мы его знаем?
        - Это Хьюго Сванн.
        У Нелли от изумления отвисла челюсть.
        - Хьюго Сванн! Пресвятая Дева Мария, ты хочешь сказать, что моя сестра спит с самим Хьюго Сванном?
        Лиза улыбнулась.
        - Да.
        В это мгновение к ним подбежал сын Нелли, Люк, и схватил Лизу за руку.
        - Тетя Лиза, пойдем со мной на минутку.
        - Не сейчас, хороший мой,  - сказала Нелли.
        - Нет-нет, я выполню его просьбу,  - быстро ответила Лиза.  - Ты же знаешь, я не могу ему отказать.
        Она полюбила Люка всем сердцем, едва успев познакомиться с ним вчера вечером. Довольный жизнью девятилетний мальчуган с большими, радостно распахнутыми навстречу окружающему миру глазами и копной светлых волос, он был типичным О’Брайеном. «Именно о таком сыне я всегда мечтала»,  - с тоской подумала Лиза, когда впервые увидела его.
        - Но тебе здесь совершенно нечего делать,  - заметила она, когда Люк притащил ее в бар, где было полно чужих людей, не имеющих никакого отношения к свадьбе.
        - Этот человек не верит, что ты - моя тетя.
        Он остановился перед дородным мужчиной, сжимавшим в руке пинту пива. Мужчина явно перебрал спиртного и теперь покачивался взад и вперед.
        - Скажи ему, что ты моя тетя,  - потребовал Люк.
        - Я - его тетя,  - послушно повторила Лиза.
        Мужчина уставился на нее затуманенным взором. В его остекленевших глазах постепенно появилось узнавание. Он осторожно поставил кружку на ближайший столик и рухнул на пол, лишившись чувств.
        - Последний тост,  - провозгласил Кевин,  - и последняя песня. Тост я предлагаю поднять за нашу маму, за лучшую мать, какую только можно желать. А песню - «Когда улыбаются ирландские глаза» - нам споет Лиззи, наша блудная сестра, которая наконец-то вернулась к нам.
        - Я не смогу!  - испуганно ахнула Лиза.  - Я слишком много выпила.
        - Спой нам, спой!  - принялись хором скандировать окружающие.
        Была половина одиннадцатого, и новые родственники уже давно разорвали свой консервативный замкнутый круг и смешались с О’Брайенами. Чарльз Слэттери наигрывал на пианино развеселые мелодии. Лиза вдруг ойкнула, обнаружив, что ее подхватили на руки, несут к пианино и осторожно ставят на его крышку. Чарльз встал и запечатлел влажный поцелуй на ее щеке.
        - В какой тональности вы будете петь?
        - В любой, мне все равно.
        - Отлично, потому что я знаю только одну.
        И Лиза запела. Много лет назад она брала уроки вокала, но сегодня впервые пела на публике. Допев до середины, Лиза вспомнила маму, и голос у нее сорвался, но к тому времени окружающие уже подхватили песню. Свадебная вечеринка завершилась слезами и смехом.
        - Так всегда бывает на хорошей свадьбе,  - с довольной улыбкой заключила Нелли, когда они возвращались домой в Кросби.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        Ральф вот уже несколько лет грозился вернуться на театральные подмостки. Его кинокарьера давно завершилась, хотя Лиза и Гэри неизменно пытались найти для него роль в своих фильмах. Иногда эти попытки становились слишком очевидными, и тогда Ральф с улыбкой отвергал предлагаемые ему роли. Лиза спрашивала себя, не сквозит ли в его улыбке горечь.
        Летом он собрал актеров - заслуженных ветеранов, как он сам, и полдюжины молодых талантов, ждущих удобного случая, чтобы во весь голос заявить о себе.
        - Я больше не намерен выпрашивать для себя роли,  - сказал Ральф.  - Я организую собственную маленькую гастрольную труппу.  - Благодаря прежним заслугам он был еще достаточно популярен, чтобы привлечь зрителей в маленьких провинциальных театрах.  - Ты не хочешь присоединиться к нам?  - с надеждой спросил он у Лизы.
        Она вспомнила, как впервые увидела его в «Пигмалионе», после чего, собственно, и решила стать актрисой. И с тех пор ничто не производило на нее столь сильного впечатления, как его блестящая игра, ни на сцене, ни на экране. Тем не менее Лиза лишь с сожалением развела руками.
        - Живая аудитория напугает меня до полусмерти. Я наверняка забуду все свои реплики!
        Кроме того, работа в «О’Брайен продакшнз» отнимала все ее время - Лиза либо снималась в фильмах, которые ставила компания, либо продюсировала их, а иногда занималась и тем и другим одновременно.
        Они с Гэри прилетели на открытие гастрольного тура Ральфа по восточным штатам. Спектакль назывался «Дядя Ваня». Игра Ральфа оставляла желать лучшего: он запинался, забывал слова, и еще ему катастрофически не хватало яркости и убедительности, которыми он так славился в молодости. Когда они направились за кулисы, Лиза пыталась судорожно придумать, что же сказать другу по поводу выступления, чтобы не обидеть его, но, к ее облегчению, Ральф и сам видел свои недостатки.
        - Ничего, я подтянусь до этой роли,  - уверенно заявил он.
        Розовощекий молоденький актер, у которого в пьесе была крошечная эпизодическая роль, подошел к ним и положил Ральфу руку на плечо.
        - Пресса хотела бы услышать пару слов.  - В этом жесте было нечто до боли знакомое, и Лиза почувствовала, как напрягся стоящий рядом с ней Гэри.
        Ральф чертыхнулся.
        - Я уже представляю себе заголовки: «Сборище списанных в расход стариков и подающей надежды молодежи решило покорить отсутствием талантов нас, невежественных провинциалов».
        Тем не менее через несколько дней он прислал им газетные вырезки. Отзывы оказались весьма лестными. Обозреватель писал, что, несмотря на некоторые премьерные шероховатости, ему повезло - он имел счастье лицезреть на сцене великого Ральфа Лейтона.
        На следующее Рождество к Лизе приехали Нелли и Стэн с детьми. Натали, типичная пресыщенная девочка-подросток, твердо вознамерилась ничему не удивляться, зато Люк пришел в восторг от увиденного. Более всего его поразил бассейн.
        - Научите меня плавать, тетя Лиза!  - взмолился мальчик.
        Лиза пообещала выполнить его просьбу и повела гостей на экскурсию по «Тимперлиз». Следом за ними увязалась и Вита, показывая достопримечательности, которые пропустила Лиза.
        - Кто бы мог подумать, что у О’Брайенов будет такая собственность!  - изумленно воскликнула Нелли.  - А мы-то думали, что поднялись по социальной лестнице, когда купили дом на две семьи!
        Лиза показала Гэри сценарий, который прислала ей писательница по имени Мэри Смит. Его героинями были шесть женщин, встречающих Рождество в больничной палате.
        - Сценарий и грустный, и смешной одновременно,  - сказала Лиза.  - Думаю, мы можем взять его в работу.
        Прочитав его, Гэри заявил, что основная идея ему нравится, но диалоги повергают его в ужас - слишком уж они надуманные и неестественные.
        - Можно передать сценарий опытному сценаристу на редактирование. Количество героинь придется уменьшить с шести до четырех. Шесть - чересчур много для того, чтобы придать им глубину на протяжении всего девяноста минут. И название тоже никуда не годится. «Рождество в Святой Елизавете»! Его и не выговоришь сразу. Напиши автору и узнай его мнение.
        - Ее мнение,  - поправила его Лиза.  - Я уже разговаривала с ней по телефону и могу заверить тебя, что она не возражает.
        Сценарий передали одному из писателей, сотрудничающих с компанией, и когда через шесть месяцев появился новый вариант под названием «Сердца и цветы», Гэри проявил подлинный энтузиазм.
        - Полагаю, ты видишь себя в роли актрисы?  - осведомился он у Лизы.
        - Да, эта роль мне бы подошла,  - согласилась она.
        Лиза не собиралась рассказывать Гэри о том, что сама написала сценарий. Это было слишком личное.
        В конце года началась работа над «Сердцами и цветами», и Лиза самоотверженно, чего с ней еще никогда не случалось, погрузилась в роль состоятельной актрисы, которая на рождественские праздники попадает в благотворительную больницу.
        Гэри интуитивно, чисто по-женски, уловил, как должны вести себя героини в такой ситуации, и Лиза была поражена его проницательностью и деликатностью, с которыми он давал указания. Нередко четыре актрисы плакали по-настоящему, причем не могли сдержать слез даже тогда, когда оператор уже выключал камеру. Но бывало и так, что, начав смеяться, они не могли остановиться.
        Когда фильм был готов, Гэри заявил, что это - его лучшая работа.
        - Как ты думаешь, Мэри Смит приедет на премьеру?  - поинтересовался он.
        - Нет,  - ответила Лиза.  - Она слишком застенчива.
        Гэри одарил ее одной из своих редких улыбок.
        - Вот оно что! Какая досада,  - с самым невинным видом протянул он.  - Меня не покидает чувство, что мы с этой Мэри давно знакомы. Ну не странно ли? Может, со временем она напишет для нас еще что-нибудь.
        - Сомневаюсь. Мэри Смит хотела поведать миру только эту историю.
        - Что ж, тогда я рад, что оказался тем человеком, кому она досталась.  - Гэри нервно потер руки.  - Еще никогда в жизни я не испытывал такого волнения перед премьерой. Наверное, я не отдавал себе в этом отчета, но это - мой первый фильм, в который я вложил душу.
        Помня, как жестоко критики обошлись с Басби, по мере приближения июньской премьеры Лиза нервничала все сильнее. Она тоже чувствовала, что сыграла так, как еще никогда не играла раньше, показав все, на что способна. «Больше я так не смогу»,  - думала она. Если критики обрушатся на нее с упреками, она закончит актерскую карьеру.

«…я не знала, плакать мне или смеяться».

«…посмотрев этот согревающий душу и разрывающий сердце фильм, я вышел из кинотеатра опустошенным».

«…он задевает сердечные струны».

«…игра всех четырех женщин заслуживает “Оскара”».

«Гэри Мэддокс доказал, что является одним из лучших режиссеров».
        Они стояли на углу бульваров Голливуд и Вайн вот уже полчаса, ожидая, когда в продажу поступят первые выпуски утренних газет. Здесь собралось десятка полтора людей - большая часть маленькой съемочной группы, работавшей над «Сердцами и цветами», Хьюго Сванн, Ральф и Вита,  - пьяных не столько от вина, сколько от возбуждения. Когда у тротуара, визжа тормозами, остановился фургон и на землю к их ногам полетели связки газет, члены съемочной группы набросились на них, ломая ногти и разрывая веревки дрожащими руками.
        - Если реакция зрительного зала что-нибудь да значит, рецензии должны быть хорошими!  - хриплым голосом выкрикнул кто-то.
        А потом они стали вслух зачитывать друг другу отзывы критиков, перемежая их радостными возгласами:
        - Нет, вы послушайте, что пишет Морис Эдельман!  - Или: - Мы заставили расплакаться саму Паулину Кэйл!
        Они стояли, восторженно глядя друг на друга. Головы у всех кружились от облегчения, а голоса дрожали и срывались от счастья.
        - Что будем делать?  - спросил Гэри.  - Домой возвращаться нельзя, нужно снять напряжение.
        - Давайте устроим шикарный обед,  - растягивая слова, предложил Хьюго.  - Пошли, ребята, найдем приличный ресторан. Я угощаю.
        - Обед?  - Голос Виты сочился нескрываемым презрением.  - После моих премьер мы устраивали настоящие оргии.
        Целых три года Ральф неутомимо колесил по стране вместе со своей небольшой труппой. Когда же летом он вернулся домой, чтобы начать подготовку к новому театральному сезону, Лиза с замиранием сердца обнаружила, что в репертуар включен и «Пигмалион». Она предложила использовать кабинет Дента как репетиционный зал, и два месяца дом звенел голосами и смехом актеров, которые начинали репетировать с раннего утра и нередко заканчивали за полночь.
        - Ты что, решила загнать меня в гроб напоследок?  - пожаловалась Милли.  - За последние несколько недель я приготовила больше мясных рулетов, чем за всю свою проклятую жизнь.  - Милли решила, что настало время уйти на покой. В конце месяца она намеревалась окончательно переселиться к дочери.  - Я слишком стара, чтобы проводить на ногах целые дни.
        - Я не хочу отпускать тебя,  - прошептала Лиза. Она подкралась к пожилой женщине сзади и обняла ее за шею.  - Без тебя дом будет уже не тот. Почему бы тебе не остаться с нами? Я найму новую повариху.
        - Ради всего святого, Лиза! Нельзя же приводить в свой дом всех, кто попадается тебе на глаза. Тебе давно пора научиться жить одной. А теперь убирайся из моей кухни и дай мне заняться делом.  - И Милли с грохотом водрузила кастрюлю на плиту - верный признак того, что она тронута до глубины души.
        Розовощекий юноша, которого Лиза приметила еще в Мэне, по-прежнему оставался в труппе, и она спрашивала себя, как относится к этому Гэри. Однажды, когда они вдвоем сидели на репетиции, Лиза заметила, как молодой человек прочувствованно прижался к Ральфу по окончании спектакля, и она с любопытством взглянула на Гэри. К ее удивлению, тот лишь слабо улыбнулся в ответ.
        - Ральф уже немолод и падок на лесть,  - негромко заметил Гэри. В начале года Ральфу исполнилось шестьдесят.  - Я не возражаю, ведь он все равно возвращается ко мне.
        - Я помню, как то же самое он говорил о Майкле.
        Лиза чувствовала себя растерянной и сбитой с толку. Она-то полагала, что именно Ральф должен был хранить верность и демонстрировать постоянство, но выяснилось, что эта роль уготована Гэри, некогда светловолосому и симпатичному идолу несовершеннолетних истеричных девиц, которого она сама когда-то считала пустым и мелким.
        Нелли написала Лизе, чтобы сообщить о том, что Патрик женился в Саудовской Аравии. «…Он прислал фото Питы, она - наполовину индианка и настоящая красавица, и даже немного похожа на тебя. А ведь ему уже сорок один, если ты помнишь. Хотела бы я знать, почему он ждал так долго. Что ж, лучше поздно, чем никогда, как говорила мама».
        Письмо заканчивалось такими словами: «…На политическом фронте у нас творится что-то невероятное. Консерваторы избрали своим лидером женщину, Маргарет Тэтчер. Конечно, Гарольду Вильсону она и в подметки не годится, но представь себе страну, которой руководит женщина! Если представительницы слабого пола придут к власти, это будет очень странно. Что ты об этом думаешь?»
        Лиза долго сидела неподвижно, глядя на письмо. Она не знала, что и думать - обо всем.
        Гэри был номинирован на «Оскара» за режиссерскую работу в фильме «Сердца и цветы» вместе с одной из актрис, Дороти Уэст, которая сыграла женщину в два раза старше себя. Узнав об этом, Лиза ощутила укол ревности, но постаралась отогнать от себя это чувство. Ее радость удвоилась, когда позвонил Ральф и сказал, что их провинциальная постановка «Пигмалиона» привлекла внимание английских критиков и что он получил приглашение вернуться в Лондон и сыграть короля Лира. Когда через несколько недель Ральф вернулся домой, Лиза услышала, как он о чем-то сердито спорит с Гэри.
        - Гэри не хочет, чтобы ты уезжал?  - поинтересовалась она некоторое время спустя.
        - Не в этом дело. Я боюсь ехать, а он настаивает на том, чтобы я принял это предложение.
        - Я согласна с Гэри,  - сказала Лиза, вкладывая в свои слова всю убежденность, на какую она была способна.
        Милли уволилась несколько месяцев назад, а если уедет Ральф, то его не будет целый год, а то и больше. В глубине души Лиза надеялась, что он останется.
        - Я боюсь, что мне уже слишком поздно возвращаться на большую сцену.
        - Они не приглашали бы тебя, если бы думали так же.  - Она похлопала Ральфа по плечу.  - Знаешь, а Дент, оказывается, был прав: в Голливуде ты загубил свой талант. Но у тебя еще есть шанс стать великим актером, хотя на твоем месте я бы немного похудела. Мне почему-то кажется, что король Лир не был таким толстяком.
        Гэри вернулся в «Тимперлиз», посадив Ральфа на самолет, летевший в Англию. Лиза удивилась.
        - Я думала, что ты поедешь прямо на съемочную площадку,  - сказала она.  - Я сама осталась дома только потому, что мне нужно сделать кучу звонков.

«О’Брайен продакшнз» только что начала работу над политическим триллером по мотивам «Уотергейтского скандала», и съемки намечались не раньше, чем через две недели.
        - В последнее время я что-то неважно себя чувствую.  - Гэри потер лоб. Щеки у него горели, как в лихорадке.  - Думаю, мне лучше прилечь. Я бы сделал это раньше, но не хотел, чтобы Ральф узнал, как мне плохо, иначе он бы остался.
        И Гэри поднялся наверх.
        Когда вечером Лиза заглянула к нему, он крепко спал. Должно было случиться нечто по-настоящему серьезное, чтобы Гэри устроил себе выходной в самый разгар съемок.
        На следующее утро он заявил, что ему стало лучше, и сразу же отправился на съемочную площадку. Когда туда приехала Лиза, к ней подошел Лес Норман, ассистент режиссера, и сказал:
        - Гэри пришлось уехать домой. У него все время кружится голова. Несколько раз он едва не потерял сознание.
        - Наверное, он переутомился,  - обеспокоенно ответила Лиза.
        Вечером, обнаружив Гэри в постели с высокой температурой, она сказала:
        - Пожалуй, будет лучше, если я вызову врача.
        Доктор Майерсон был другом Дента. Он приехал через час. Это был коренастый и неулыбчивый мужчина средних лет.
        - Через недельку вы уже будете бегать, как ни в чем не бывало,  - сообщил он своему пациенту.
        Но по прошествии семи дней состояние Гэри не улучшилось. Доктор пришел вновь, осмотрел его и заявил, что пребывает в растерянности.
        - Думаю, вам нужно немедленно лечь в больницу и сдать кое-какие анализы.
        - Он не может,  - вмешалась Лиза, тоже находившаяся в комнате.
        - Совершенно верно,  - подхватил Гэри.  - Завтра вечером состоится вручение «Оскаров», и я буду там, даже если меня принесут на носилках.
        - Интересно, смотрит ли на нас Дент,  - сказал Гэри и поднял голову, словно и впрямь ожидал увидеть Джозефа Дента, висящего, подобно гигантской летучей мыши, под крышей огромного театра, в котором начиналась церемония вручения премии «Оскар».
        - Сомневаюсь,  - отозвалась Лиза.  - Если он в состоянии смотреть на что-либо, то это наверняка будет один из его фильмов.

«Сердца и цветы» не удостоился никакой награды, но случилось кое-что почти столь же замечательное: Басби Ван Долен получил «Оскара» в номинации «Лучший режиссер». Вечер, проведенный в обществе, похоже, пошел Гэри на пользу, потому что на следующий день он явно чувствовал себя лучше и вернулся к работе.
        - Мне кажется, Гэри следовало бы поберечься. Он похож на ходячий скелет.
        В перерыве между дублями к Лизе подошел Лес Норман. Она оглянулась, ища взглядом Гэри. Он стоял на другой стороне съемочной площадки. Даже с такого расстояния Лиза заметила, что его лоб покрыт потом, щеки ввалились, а глаза горят лихорадочным блеском.
        - И он сильно похудел,  - добавил Лес. Одежда вдруг стала висеть на Гэри мешком.  - Наверное, он действительно переутомился.
        - Я только сейчас поняла, как плохо он выглядит,  - сказала Лиза.
        Еще вчера вечером она беззлобно подшучивала над Гэри.
        - Тебе что, не хватает мясных рулетов Милли?  - поинтересовалась она, когда он отодвинул тарелку, почти не притронувшись к еде, хотя Хлоя, кухарка, которую Лиза наняла вместо Милли, готовила очень вкусно. Только сейчас Лиза сообразила, что в последнее время это происходит регулярно.
        - Думаю, тебе надо лечь в больницу и сдать анализы, о которых говорил врач,  - мягко предложила она Гэри, когда они вернулись домой.
        Он поднял голову, глядя на нее больными и усталыми глазами.
        - Я боюсь,  - дрожащим голосом признался Гэри.
        Лиза принялась уговаривать его, но он лишь оттолкнул от себя тарелку, так и не притронувшись к ужину, и с вызовом заявил:
        - Я иду спать.
        Через несколько мгновений раздался грохот, и, выбежав из столовой, Лиза обнаружила, что Гэри потерял сознание на лестнице.
        Когда через несколько дней Лиза приехала в больницу, чтобы забрать Гэри домой, он все еще лежал в постели. Выглядел он просто ужасно.
        - Что случилось?  - Она не на шутку испугалась.
        - У меня ЛДП,  - со слабой улыбкой сообщил он.
        - Ради всего святого, что это означает?
        - Лимфоденопатия, стойкое увеличение лимфатических узлов. Другими словами, у меня по всему телу растут шишки, которых не должно быть. Мне следовало обратиться к врачу гораздо раньше.
        - Ты хочешь сказать, что эти шишки появились у тебя уже давно?  - сердито спросила Лиза.
        - Несколько месяцев назад. Я боялся, что это рак.
        В палату вошла молодая женщина.
        - Здравствуйте, я - доктор Эванс. Ваш друг очень серьезно болен. Мы можем оставить его здесь, если хотите.
        - Что значит - если я хочу?
        - Это значит, что мы ничем не можем ему помочь. Как только мистер Мэддокс справится с вирусной инфекцией, опухоль спадет и он выздоровеет. Просто какое-то время за ним нужен постоянный уход.
        - Я могу ухаживать за ним дома?  - спросила Лиза.
        - Если вы к этому готовы.
        - Разумеется, готова! Гэри - член моей семьи.
        Гэри неискренне запротестовал:
        - Я не могу требовать от тебя, чтобы ты…
        - Заткнись,  - посоветовала ему Лиза.  - Я увожу тебя отсюда сию же минуту.
        - Вам придется воспользоваться каретой «скорой помощи»,  - сказала врач.  - В обычной машине его перевозить не следует.
        - Ничего не понимаю,  - признался Лизе доктор Майерсон.  - Что бы я ни назначал, ему становится только хуже.  - Он сошел вниз после того, как осмотрел Гэри. На его лице были написаны озабоченность и удивление.  - Я регулярно консультируюсь с доктором Эванс, и, откровенно говоря, мы оба теряемся в догадках. Очень необычное заболевание, и это еще мягко сказано.
        - Шишки не прошли?
        - Нет, и к ним добавилась еще и сыпь.
        - Гэри не говорил мне, что у него сыпь.  - Лиза недовольно поморщилась.
        - Это потому, что он не хочет вам досаждать. У него сыпь по всему телу.  - Доктор вздохнул.  - Пожалуй, вам следует связаться с его семьей.
        - Все настолько серьезно?  - ужаснулась Лиза.
        Неужели он хочет сказать ей, что такой здоровый человек, как Гэри, может умереть от обычной простуды?
        Доктор Майерсон нервно теребил ручку черного саквояжа.
        - Он ведь гомосексуалист, не так ли?
        - Да,  - не стала скрывать Лиза.
        Доктор явно чувствовал себя неловко, но продолжал:
        - Один из моих коллег рассказал мне о пациенте, у которого обнаружились такие же симптомы, что и у Гэри, и он… в общем, к сожалению, он умер. Тот человек тоже был гомосексуалистом.  - Доктор пожал плечами.  - Возможно, это всего лишь совпадение.
        - Я свяжусь с отцом Гэри. Его мать умерла несколько лет назад.
        Слова доктора все еще звучали у Лизы в ушах, когда она поднималась наверх. Гэри уже спал, и она взглянула на него со стороны, словно видела впервые, и ужаснулась происшедшим с ним переменам. Он высох и стал похож на скелет, кожа на лице обрела странный матовый оттенок и истончилась. Рядом с Гэри сидела совершенно трезвая Вита. Его болезнь подкосила старушку.
        - Он не поправится,  - прошептала она.
        - Не смейте так говорить!  - разозлилась Лиза, но Вита не обратила на нее внимания.
        - Я ненавижу, когда люди умирают. Плохо, когда уходят старики, но когда умирают молодые люди, я прихожу в бешенство.  - Вита взяла руку Гэри и ласково погладила ее.  - Он очень славный мальчик. Я люблю его. И еще он - по-настоящему великий режиссер. Он - единственный здесь, кто обращается со мной, как с проклятой актрисой, а не как с выжившей из ума старухой.
        - Вы выжившая из ума пожилая проклятая актриса.  - Гэри открыл глаза и устало посмотрел на Виту.  - Знаешь, чего бы мне хотелось, Лиза?
        - Чего, дорогой?
        - Я бы хотел, чтобы мою кровать перенесли вниз, в зрительный зал. Тогда я смогу смотреть кино.
        - Я попрошу кого-нибудь мне помочь. Мы сделаем это утром,  - пообещала она.
        Проведать Гэри зашел Лес Норман.
        - Мой бог, Лиза,  - сказал он, сойдя вниз,  - он выглядит ужасно! Что с ним такое?
        - Не знаю,  - ответила Лиза.  - И никто не знает. На прошлой неделе Гэри опять возили в больницу на анализы. Все, что они могут сказать,  - у него нет иммунитета.
        - И что это значит?
        - Это значит, что организм Гэри не сможет справиться с инфекцией, которую подцепит. Ему назначили радиотерапию, чтобы вылечить сыпь, но от побочных эффектов Гэри стало так плохо, что он наотрез отказался повторять сеанс. Да и, в любом случае, это ему не помогло.
        С деланой небрежностью Лес поинтересовался:
        - Что теперь будет с «О’Брайен продакшнз», Лиза? По плану мы через две недели должны начать съемки «Центрального парка».
        Работу над триллером заканчивал Лес, и вскоре картина должна была выйти в прокат. Он был хорошим режиссером, но ему не хватало таланта и смелости Гэри.
        - Я уладила почти все технические вопросы,  - сказала Лиза.  - Я буду приезжать на съемочную площадку каждый день, чтобы посмотреть, как идут дела. Может, нам стоит пригласить режиссера со стороны? Или ты справишься сам?
        - Я справлюсь,  - с готовностью ответил Лес.
        - Очень хорошо,  - произнесла Лиза, цинично отметив, как жадной радостью вспыхнули его глаза.
        - Ты ведь не говорила Ральфу о том, что я болен?
        - Я же пообещала, что не скажу,  - отозвалась Лиза.
        - И ни при каких обстоятельствах ничего не говори моему отцу.
        - Не скажу.
        Собственно, она позвонила отцу Гэри еще несколько недель назад, но тот заявил: «Насколько мне известно, мой сын был болен уже тогда, когда стал жить вместе с тем старым актером, так что не беспокойте меня больше». И швырнул трубку.
        Вита бросила пить и теперь все время проводила вместе с Гэри в кинозале, где пришлось убрать средний ряд кресел, чтобы освободить место для его кровати. Они могли часами не отрываясь смотреть на экран.
        - Это вредно вам обоим. Вам нужен свежий воздух,  - сказала как-то Лиза.
        - Свежий воздух и вполовину не так полезен, как воздух в зрительном зале,  - заявила в ответ Вита.  - Кино поддерживает Гэри намного лучше, чем сидение под каким-нибудь проклятым деревом или что-нибудь в этом роде.
        Оба захихикали, и Лиза тоже улыбнулась. Иногда в зрительном зале возникала почти праздничная атмосфера, когда Вита принималась развлекать Гэри грязными шуточками и скандалами из мира немого кино. Только вчера, спустившись вниз, Лиза застала их за просмотром одного из старых фильмов Виты. Оба покатывались со смеху.
        - Видишь этот кусочек?  - говорила Вита, показывая на любовную сцену с участием знаменитого актера, фамилия которого позже превратилась в узнаваемый всеми бренд.  - По сценарию я должна была сказать ему, что буду любить его до тех пор, пока смерть не разлучит нас, и прочую подобную чушь. Но вместо этого я заявила, что изо рта у него пахнет хуже, чем из-под ослиного хвоста, и что если он еще раз засунет язык мне в горло, я откушу его и засуну ему в одно место!
        В другой раз Лиза застала их поющими вместе. У Виты оказался на удивление молодой и звонкий голос. Гэри подпевал ей надтреснутым хриплым баритоном. Вне всякого сомнения, это был очень необычный способ ухода за больным, может, даже умирающим человеком, но Гэри выглядел настолько счастливым, насколько это вообще было возможно при сложившихся обстоятельствах. Откровенно говоря, Лиза поражалась хладнокровию и даже стоицизму, с которым Гэри воспринял свою болезнь. За какие-то жалкие три-четыре месяца из здорового, полного жизни мужчины он превратился в прикованного к постели инвалида. Лишь изредка самообладание изменяло Гэри, и тогда он мог расплакаться, восклицая: «Что со мной происходит? Когда я поправлюсь?»
        Вита извинилась и вышла под благовидным предлогом:
        - Мне надо заглянуть в дамскую комнату.
        После того как она удалилась, Гэри схватил Лизу за руку.
        - Я уже не поправлюсь, верно? Мне конец.
        - Не говори глупостей,  - начала было она, но он стиснул ее пальцы с такой силой, какой неоткуда было взяться в его исхудавшем теле.
        - Ш-ш,  - прошептал Гэри.  - Не лги мне.
        Лиза другой рукой бережно погладила его по лицу и подумала о том, как ужасно он выглядит. Остатки волос росли неопрятными пучками на голом черепе - она сбрила Гэри бороду много недель назад,  - и глубоко запавшие глаза, казалось, смотрели на нее из бездонного колодца. Но в то же время в стойком героизме его лица сквозила какая-то необычная красота. Следующие слова Гэри поразили ее.
        - А ты ведь никогда меня особо не жаловала, признайся!
        - Поначалу нет,  - сказала Лиза.
        - И ты мне тоже не нравилась.
        Она улыбнулась.
        - И что же мы тогда делаем, сидя здесь?
        Гэри не нашелся, что ответить.
        - Иногда я задаю себе тот же вопрос. Полагаю, судьба сводит людей вместе, и…  - Он вздохнул и не договорил.
        - И что?
        - Не знаю.  - Гэри закашлялся, и Лизе показалось, что из его груди доносится скрежет. Она взяла бумажный носовой платок и вытерла Гэри губы.  - Спасибо,  - пробормотал он. Несколько минут оба молчали, потом он глубоко вздохнул.  - Я должен сказать тебе кое-что, пока не стало слишком поздно. Я люблю тебя, Лиза, гораздо сильнее, чем Ральфа, но это не просто сексуальное влечение. Это…  - Он облизнул пересохшие губы, с трудом подбирая нужные слова.  - Чистая любовь, наверное.
        Лизе на глаза навернулись слезы.
        - Гэри, я не хочу, чтобы ты умирал!  - Она прижалась щекой к его щеке и заплакала.  - Видишь, я тоже полюбила тебя,  - всхлипывала она.
        Когда Гэри больше не мог вставать с кровати, Лиза наняла сиделку, чтобы та по ночам дежурила у его постели, но после двух ночей женщина заявила, что уходит и больше не вернется.
        - Мне не нравится его болезнь. Я никогда не видела ничего подобного. Что бы это ни было, я не хочу заразиться.
        Поэтому Лиза перестала наведываться в контору и стала по очереди с Витой дежурить у постели больного. Несмотря на жизнерадостный нрав старушки, та начала выказывать признаки переутомления, так что иногда, спустившись в кинозал, Лиза заставала обоих спящими. Голова Виты покоилась на острых коленках Гэри, впереди ярко светился пустой экран, а сзади доносился шум работающего вхолостую проектора.
        - Это прекрасный способ умереть,  - сказал Гэри. Или, по крайней мере, Лизе показалось, что он произнес именно это. В последние дни речь его становилась все невнятней, и ей было трудно понимать его слова.  - За просмотром кинофильма.  - Глаза Гэри покраснели от постоянного созерцания ярких мелькающих образов на расстоянии каких-нибудь двадцати футов.  - Это почти так же здорово, как и снимать кино. Спасибо тебе, Лиза. Спасибо за все.
        - Думаю, твоим глазам нужен отдых,  - негромко сказала она.  - Хочешь для разнообразия послушать музыку?
        - Музыку? Из фонотеки Дента? Было бы славно.
        - Я включу аудиосистему. Что тебе нравится?
        - Вагнер.
        - Хорошо.
        Лиза поднялась наверх. Всю последнюю неделю в Лос-Анджелесе стояла непривычная погода. В окна со свинцовым переплетом Лиза видела мрачные тучи, несущиеся по синевато-багровому небу. Вдалеке рокотал гром. Надвигалась очередная буря. Лиза поставила кассету, и звуки бурной, полной жизни музыки прокатились по старинным темным комнатам. Лиза вздрогнула. Дом дрожал от сдерживаемого напряжения, которое ощущалось буквально физически. Она решила, что перед тем, как вернуться к Гэри, выпьет чаю с бутербродом.
        В кухне царила безукоризненная чистота. Хлоя, которая каждый вечер возвращалась домой, уже ушла. Лиза взглянула на часы на плите. Стрелки приближались к шести часам - утра или вечера, она не знала. Лиза проводила с Гэри столько времени, что оно утратило для нее всякий смысл. За окнами вновь зарокотал гром, на этот раз ближе, и Лиза услышала, как по стеклам забарабанил дождь. В кухню неслышно вошла Вита. Она по-прежнему была в халате и часто моргала от усталости, и Лиза едва не подпрыгнула от неожиданности. Еще никогда она не видела старушку такой утомленной и дряхлой.
        - Я проспала, будь оно все проклято!  - пожаловалась старая актриса.  - Эти грозы вытягивают из меня все силы.
        - Ступайте обратно в постель, дорогая. Я как раз готовлю чай. Не хотите взять с собой чашечку?
        - Нет, я лучше посижу немного с Гэри, пока ты отдохнешь.  - Вита повернулась и покачнулась. Чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за притолоку.
        Лиза подбежала к старушке и помогла ей подняться наверх. Вита все время жаловалась:
        - Я хочу посидеть с Гэри.
        - После того как немного поспите. И гроза к тому времени уже закончится.
        - Мне нравится эта музыка.
        - Она не слишком громкая? Может быть, сделать потише?
        - Нет, мы использовали ее в одном из моих фильмов. Не помню, в каком.
        Лиза укрыла Виту одеялом.
        - Спокойной ночи или, быть может, доброе утро!
        Старая актриса выдавила улыбку.
        - Знаешь, а ты - славная женщина, Лиза.
        Спускаясь вниз по лестнице, Лиза вдруг сообразила, что Вита впервые назвала ее настоящим именем.
        В кинотеатре Гэри лежал с закрытыми глазами. Лиза присела рядом, коснувшись его руки, чтобы дать ему понять, что она здесь, с ним. Он поднял палец в знак приветствия и пробормотал:
        - Дент с тобой?
        - Нет, дорогой.  - Лиза вдруг почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.
        - Он где-то рядом. Он - в этой музыке.
        Здесь, внизу, музыка с ревом разбивалась о стены, словно они оказались в музыкальном барабане, который быстро вращался, и этому вращению не было конца.
        - Я хотел снять так много фильмов.
        - Знаю.  - Лиза давно перестала притворяться, будто у Гэри есть надежда на выздоровление.  - Их снимет кто-нибудь другой.
        Он беззвучно заплакал. Лиза взяла его за руку. Ее охватила грусть, слишком сильная, чтобы ее можно было выразить словами.
        Спустя некоторое время Лиза задремала. Ее разбудили раскаты грома, потрясшие дом до основания. Испуганная, не соображая, что делает, Лиза стиснула руку Гэри, не столько для того, чтобы успокоить его, сколько чтобы успокоиться самой, и с ужасом ощутила, какая она ледяная. В панике Лиза принялась растирать кисть, стараясь согреть ее. Потом она заметила, что голова Гэри откинулась набок и у него отвисла челюсть. Лиза встала и поправила его голову, закрыла ему рот и взяла другую его руку, чтобы спрятать ее под одеяло. Эта рука тоже закоченела, и наконец усталый мозг Лизы неохотно признал, что Гэри умер.
        Лиза позвонила доктору Майерсону, который пообещал немедленно приехать, а потом поднялась наверх, чтобы рассказать Вите о случившемся. Но, наверное, старушка уже все знала. Что-то подсказало ей, что она сыграла свою последнюю роль. Вита лежала на боку, свернувшись калачиком, в том же положении, в каком ее оставила Лиза. На губах старой актрисы застыла легкая улыбка. Рука у нее была такой же ледяной, как и у Гэри.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Еще никогда огромный особняк не казался Лизе таким тихим и холодным. Бродя по коридорам «Тимперлиз», Лиза была уверена, что слышит жуткий шепот древних призраков за закрытыми дверьми пустых комнат.
        - Почему, ну почему все всегда меняется в худшую сторону?  - громко стенала она, словно Господь мог запретить людям умирать только для того, чтобы сделать ей приятное! А ведь той же Вите давно уже перевалило за восемьдесят, и в этом мире ей оставалось совсем немного.
        Лиза вышла к бассейну - снаружи было теплее, чем внутри. Недавняя череда бурь и гроз закончилась на прошлой неделе, и в утреннем воздухе ощущалась приятная свежесть, словно и он очистился и обновился, хотя к полудню наверняка вернется настоящее пекло. С самого утра у бассейна в поте лица трудился мальчишка-разнорабочий, отчищая бортики, выложенные ярко-голубой мозаичной плиткой. На нем были одни шорты, и шоколадно-коричневое тело лоснилось от загара.
        Увидев Лизу, юноша помахал ей рукой:
        - Доброе утро, мисс Анжелис!
        Лиза попыталась вспомнить, как его зовут. Дэниел? Точно, Дэниел!
        - Доброе утро,  - откликнулась она.  - Угостить тебя лимонадом с печеньем, когда закончишь, Дэниел?
        - Большое спасибо, но нет, у меня сегодня еще два бассейна,  - крикнул он в ответ.
        Лиза вздохнула и опустилась в шезлонг, наблюдая за мальчишкой. Ему было не больше тринадцати-четырнадцати лет. На спине у него уже бугрились узлы мускулов, и Лиза вдруг вспомнила о том, что тот ребенок, которого она носила в себе несколько недолгих месяцев, был мальчиком. Как славно было бы иметь собственную семью - детей, зачатых и выношенных в ее лоне, хотя наверняка настал бы час, когда они покинули бы ее, чтобы жить собственной жизнью. К этому времени все они могли бы уже разлететься в разные стороны, и она осталась бы одна, хотя рядом с ней мог бы находиться муж. Лиза стала мысленно перебирать события прошлого: если бы это случилось, а вот этого бы не произошло, как бы все сейчас повернулось?
        В доме зазвонил телефон, но Лиза не обратила на него внимания. Хлоя отправилась за покупками, так что ответить было некому. В последнее время часто звонил Басби.

«Дорогая, ты не можешь оставаться в таком большом доме одна».
        Он умолял Лизу переехать к нему, но она отказалась. Не было никакого смысла начинать все сызнова, но ее тронуло его постоянство и неугасающая любовь к ней. Хьюго Сванн сбежал, как только узнал о том, что Гэри болен,  - одно упоминание о неизлечимом недуге повергло его в панику. Несколько месяцев назад он женился на манекенщице, которая была на тридцать лет моложе его.
        Лиза понимала, что вызывает недовольство окружающих. Кое-кто из сотрудников «О’Брайен продакшнз» настойчиво интересовался, когда она вернется к работе, хотя, как справедливо заметила Лиза, успешная компания была вполне способна и дальше развиваться без участия основателей. Лес Норман сказал, что в следующем фильме есть роль, которая как будто специально написана для Лизы.
        - Я не хочу с головой уходить в работу. Мне нужно разобраться с собой и со своими мыслями, нужно понять, что мне делать дальше,  - сказала себе Лиза.
        Ральф попытался уговорить ее вернуться в Лондон и выступать вместе с ним. Убитый горем, он прилетел на похороны Гэри.
        - Почему ты не сообщила мне, что он болен?  - сердито спросил Ральф у Лизы.
        - Гэри взял с меня слово, что я ничего тебе не скажу,  - ответила она.  - Он заявил, что в твоей карьере наступил такой момент, когда ее нельзя прерывать.
        Ральф долго молчал, и спустя некоторое время Лиза поинтересовалась:
        - А ты согласился бы прервать свое турне? Я имею в виду не короткий визит на пару дней, а переезд сюда на те несколько месяцев, пока Гэри умирал?
        - Я задаю себе тот же вопрос,  - напряженным голосом отозвался Ральф.
        - В конце концов, шоу должно продолжаться,  - с деланой небрежностью заметила Лиза.
        Он смутился и пробормотал:
        - На самом деле ты так не думаешь.
        - Наверное, у нас разные жизненные приоритеты. Ухаживать за больным показалось мне более важным занятием, чем снимать кино.
        - Гэри не согласился бы с тобой,  - запротестовал Ральф.
        Лиза заставила себя рассмеяться.
        - Я поступила так, как посчитала правильным.
        На следующее утро, когда она отвозила Ральфа в аэропорт, он сказал:
        - Все-таки подумай о том, чтобы прилететь в Лондон, хотя бы ненадолго. Устрой себе отпуск.
        - Хорошо, я подумаю,  - искренне ответила Лиза.
        У турникета Ральф поцеловал ее, и она почувствовала, что он весь дрожит.
        - Что случилось?  - с тревогой спросила она.
        - Помнишь поговорку: смерть всегда приходит за троими? Мне все время в голову лезут мысли о том, что третьим буду я. Это было бы справедливо. Гэри, Вита, а потом и я.
        - С таким же успехом это могу быть и я.  - Лиза вспомнила, что это была одна из самых ужасных присказок Китти,  - хотя слишком часто мать оказывалась права.
        - Не говори глупостей, Лиза,  - ты будешь жить вечно.  - Ральф резко развернулся и быстро прошел через турникет.
        Напуганная, она крикнула ему вслед:
        - Позвони мне, как только прилетишь!
        Телефон зазвонил в полночь, когда Лиза уже спала. Ральф долетел благополучно.
        - Слава Богу! На какое-то мгновение ты действительно заставил меня поверить, что самолет разобьется.
        Положив трубку, Лиза села на постели, прислушиваясь к стонам и скрипам старого особняка. «Кто-то еще должен умереть»,  - произнес чей-то голос. Лиза вздрогнула и похолодела, но голос, похоже, прозвучал лишь в ее воображении. Она еще долго ворочалась без сна. В какой-то момент Лиза открыла глаза и увидела, что у постели стоит Дент. Он держал в руках поднос с шампанским и был абсолютно голым. Лиза начала смеяться, а потом внезапно оказалось, что спальня залита лучами солнца. Значит, она все-таки заснула.
        Юноше оставалось отчистить всего один бортик. Движения его становились все медленнее по мере того, как убывали силы. Лиза поняла, что восхищается его решимостью. Чистить по три бассейна в день за несколько долларов - для этого требовалась большая сила воли. Она вспомнила, как один из ее братьев - кто именно, Лиза уже забыла - развозил газеты, вставая ни свет ни заря в любую погоду, чтобы заработать несколько пенни и отдать их маме. Ему приходилось ждать, пока отец уйдет на работу, иначе тот вычел бы эти гроши из денег, которые выделял матери на домашние расходы.
        В последнее время Лиза все чаще ловила себя на том, что думает о Чосер-стрит. Может быть, это объяснялось тем, что Нелли рассказала ей о том, что дом вскоре снесут, а Джоан переселится в муниципальную квартиру. Лиза часто представляла себе, как возвращается туда, но, пожалуй, это пробудило бы в ней слишком мрачные, гнетущие воспоминания. Как бы там ни было, Нелли уверяла Лизу, что она ни за что не узнала бы старый дом.
        - Его перестроили много лет назад, в нем появилась настоящая кухня и центральное отопление…
        Басби сказал, что она не должна убиваться и скорбеть в одиночестве; ей следует больше бывать на людях.
        - Я не скорблю и не убиваюсь!  - возмутилась Лиза, и это было правдой, хотя смерть двух друзей не могла пройти бесследно. Она до сих пор не оправилась от шока, вызванного тем, что совсем еще не старый мужчина умер на ее глазах. Что же такого натворил Гэри, чтобы заслужить столь жестокий приговор судьбы, в то время как другие мужчины, сущие ничтожества, преспокойно продолжали жить дальше? Гэри, который мог так много сделать и дать,  - славный, достойный человек, не причинивший никому вреда.
        - Пути Господни неисповедимы,  - сказала на похоронах Милли, и Лиза вдруг разозлилась на Бога. Кто дал Ему право быть настолько неисповедимым? Неужели Он не может вести себя благоразумнее?
        Почти каждый вечер она спускалась вниз, в маленький кинотеатр, и смотрела фильмы, обычно те, в которых снимался Гэри. Лиза всякий раз заново открывала его для себя - молодого, красивого, светловолосого. Она смотрела, как он надрывает душу в «Великолепной афере», и вспоминала, с какой враждебностью он поначалу отнесся к Денту и какими близкими друзьями они стали впоследствии. Их свела вместе навязчивая, непреодолимая любовь к кинематографу. К концу сеанса Лиза неизменно принималась оплакивать то, что было, и то, что могло бы быть. Она чувствовала себя сентиментальной, излишне впечатлительной особой.
        - А мне плевать,  - заявила Лиза, бросая вызов неизвестно кому.  - Да, я такая, какая есть, и такой и останусь. Я цепляюсь за воспоминания, они не оставляют меня в покое. Я не могу забыть прошлое, а ведь, в конце концов, именно прошлое определяет будущее.
        После похорон Лиза получила письмо от адвокатов Гэри. Читая его, она почувствовала, как ей на глаза вновь наворачиваются слезы. Гэри оставил ей бoльшую часть своего весьма внушительного состояния, равно как и долю в компании «О’Брайен продакшнз». Лиза сняла очки и откинулась на спинку стула, тронутая до глубины души.
        С его деньгами следовало что-то сделать - Лиза еще не знала, что именно, но когда-нибудь она непременно найдет им достойное применение.
        - Фу-у! Я закончил, мисс Анжелис.
        Перед ней стоял Дэниел. Лиза так углубилась в свои мысли, что совершенно забыла о нем. К этому времени жара усилилась и стала невыносимой. Пожалуй, после того как он уйдет, ей лучше вернуться в дом.
        Лиза выпрямилась и сказала:
        - Спасибо, Дэниел, ты отлично поработал. Молодец. Кстати, ты не возражаешь, что я зову тебя Дэниелом? Или мне следует называть тебя Дэн?
        - Мама зовет меня Дэниелом, а остальные называют Дэн.
        Сейчас, вблизи, Лиза вдруг заметила, что у него сбиты коленки, а на лодыжке красуется свежая царапина.
        - Сколько я тебе должна?
        - Десять долларов.
        Лиза достала кошелек и дала юноше двадцатку.
        - Ого, спасибо!  - Глаза Дэниела радостно заблестели.
        - На что ты хочешь их потратить, Дэниел?
        - Осенью мы с родителями отправляемся в поход, будем ночевать в палатках и все такое. Так что я стараюсь подзаработать, как могу.  - Телефон снова зазвонил, и мальчик сказал: - Он звонит все утро.
        - Знаю.  - Лиза улыбнулась.  - Я забыла взять с собой другой аппарат на длинном шнуре, а вставать и идти в дом мне лень.

«Более того, я не желаю этого делать»,  - мысленно добавила она.
        - Хотите, я отвечу вместо вас?
        Телефон умолк и тут же зазвонил снова. Лиза застонала и начала подниматься. Кто его знает, вдруг это что-нибудь важное?
        - Я сниму трубку.  - Юноша вбежал внутрь через распахнутое французское окно, и надоедливый перезвон смолк. Он тут же появился вновь, прижимая трубку к груди.  - Это звонят из самого Ливерпуля, что в Англии,  - испуганно сообщил он.  - И они говорят, что это очень важно.
        Лизу вдруг охватили дурные предчувствия. Должен умереть кто-то третий! Господи Иисусе, да что же это такое?
        Она вбежала в дом и выхватила трубку из рук растерянного юноши. Он пробормотал:
        - Ну, я, пожалуй, пойду, мисс Анжелис.
        А она уже кричала:
        - Алло, алло, я слушаю!
        - Лиза, это Стэн. Я всю ночь пытаюсь тебе дозвониться.  - Его голос звучал еле слышно.
        - Стэн, что случилось? Что-то с Нелли?
        - Нет, Лиза, с Люком.  - Стэн заплакал.  - Наш Люк умер.
        Едва перешагнув порог, Лиза ощутила атмосферу смерти: мрачное, негромкое перешептывание печальных призраков, служащих заупокойную мессу.
        - Спасибо, что приехала,  - убитым голосом пробормотал Стэн, открыв дверь. Он предпринял отчаянную попытку продемонстрировать вежливость и гостеприимство.  - Нелли все время спрашивает о тебе. Боюсь, она в ужасном состоянии. Натали заперлась в своей комнате и никому не открывает.
        Он провел Лизу в большую гостиную, обычно такую светлую и радостную.
        Нелли съежилась в кресле. Глаза у нее покраснели от слез. Увидев Лизу, она протянула к ней руки.
        - Ох, Лиззи, Люка больше нет.
        - Я знаю, родная.  - Лиза опустилась на колени рядом с сестрой и обняла ее.  - Как это случилось? Хочешь поговорить об этом?
        - Он утонул. Пошел купаться с другими мальчиками в Нью-Брайтоне и заплыл слишком далеко. Скорее всего, он хотел похвастаться. Когда они доплыли до него, было уже слишком поздно. Ох, мой любимый Люк!  - запричитала она.  - Ему было всего тринадцать. Я до сих пор не могу поверить, что он мертв.
        Лиза не перебивая слушала сестру. Взглянув на Стэна, она увидела, что тот сидит в углу, обхватив голову руками.

«Пойду-ка я приготовлю чай,  - подумала Лиза.  - Это как раз то, что нам сейчас нужно,  - чашечка чаю».
        К ее удивлению, в кухне уже кто-то был - тощая, костлявая женщина с выцветшими рыжими волосами. Она склонилась над раковиной и исступленно мыла посуду.
        Джоан!
        Лиза ничего не сказала, просто стояла и смотрела на сестру, отметив про себя цыплячью шею, увядшую, пожелтевшую кожу, усеянную веснушками, морщинистые локти. Совершенно неожиданно Лиза вдруг осознала собственную красоту и подивилась тому, как эта невзрачная женщина могла оказаться ее сестрой и сестрой Нелли. Лиза вспомнила братьев, светловолосых, хорошо сложенных красавцев, ничуть не похожих на это пугало в образе женщины. Но ведь в детстве Джоан была очень симпатичной девочкой. Что же заставило ее превратиться в старуху?
        Джоан внезапно заметила, что она в кухне не одна. Она подняла голову, и ее лицо залила краска гнева.
        - Ага, явилась не запылилась,  - невыразительным голосом произнесла она.
        - Да,  - легко согласилась Лиза.
        Сестра отряхнула мыльную пену с рук и принялась вытирать тарелки.
        - Ты сотрешь узор,  - сказала Лиза.
        На шее у Джоан вздулись вены, тарелки скрипели - с такой силой она терла их полотенцем. Сестра Лизы ничего не ответила.
        - Джоан, почему мы не можем быть друзьями?
        - Ха!
        - И что это означает?
        - Это означает «нет». Я не желаю быть твоим другом. Ты не принесла нашей семье ничего, кроме несчастий.
        Лиза вспомнила Тома.
        - Скорее, это семья не принесла мне ничего, кроме несчастий, по крайней мере когда я была маленькой.
        Джоан окинула ее презрительным взглядом; ее зеленые глаза были полны ненависти.
        - Я не знаю, о чем ты толкуешь. Зато я знаю, что мама была уверена в том, что из твоей задницы светит солнце. Я только и слышала: наша Лиззи то, наша Лиззи это. «Интересно, что поделывает сейчас наша Лиззи?» - постоянно спрашивала она, когда наступал твой день рождения. Такое впечатление, что она так и не поняла, что это я осталась дома и ухаживала за ней. Ни слова благодарности «нашей Джоан».
        - Не было никакой необходимости оставаться с мамой,  - мягко сказала Лиза.
        - Откуда тебе об этом знать?  - вспылила Джоан. Она стала небрежно складывать тарелки горкой, и они с жалобным звоном падали одна на другую.  - А ты развлекалась от души. А ведь я могла выйти замуж, знаешь ли. У меня был один парень…
        - Может, тебе и впрямь стоило сделать это? Уверена, мама тоже предпочла бы такой вариант.
        Джоан развернулась и уставилась на Лизу в упор. Невыразительные черты исказила горькая гримаса.
        - Ты хочешь сказать, что я бездарно растратила свою жизнь?
        - Разумеется, нет,  - поспешно сказала Лиза.  - Я всего лишь имела в виду, что мама была бы рада видеть тебя счастливой.
        - Ты говоришь так, словно знаешь нашу маму лучше меня, несмотря на то, что большую часть жизни прожила вдали от нее.
        Лиза вздохнула и с отчаянием произнесла:
        - Ты все перекручиваешь. Я не знаю, что еще сказать.
        - Тогда ничего не говори, а просто уходи. Если бы ты не научила Люка плавать, он бы не утонул. Это ты виновата в его смерти!  - Эти слова были сказаны с такой злобой, что Лиза в страхе отступила на шаг.
        - Я приехала потому, что меня попросила Нелли,  - запинаясь, пробормотала она.  - Она не захотела бы меня видеть, если бы считала виноватой в смерти сына.
        Джоан застыла на месте. «О боже, что я наделала!  - в панике подумала Лиза.  - Я оскорбила ее в лучших чувствах!» Рядом с Нелли уже была одна сестра, но она предпочла в тяжелую минуту видеть рядом с собой Лизу.
        Ночью, когда в доме все заснули, Лиза вышла прогуляться по песчаному берегу.
        Ночь выдалась чудесной, глубокий черный бархат неба искрился мерцающими серебряными гвоздиками звезд, среди которых плыл золотистый серпик луны. Интересно, это нарождающийся месяц или убывающий? Лиза долго смотрела на него, но так и не вспомнила, в какую сторону должны быть повернуты его рога. Дент объяснял это Сабине, когда они плыли на пароходе в Канны.
        Сабина! Ее несостоявшаяся дочь, несбывшаяся мечта. Кстати, что хуже - мечтать всю жизнь о ребенке, как она, или иметь его и потерять, как Нелли? Сейчас, решила Лиза, Нелли гораздо хуже, чем ей.
        Берег был пустынен - а чему, собственно, удивляться, если уже наступила полночь? До слуха Лизы доносился лишь негромкий плеск, с которым волны Мерси накатывали на берег.
        Лиза спустилась к самой воде и уставилась на ее черную поверхность. К чему все это? Как такое могло случиться? Или Люк стал чудовищной жертвой какого-нибудь капризного бога?
        Вопросы, вопросы, всегда одни вопросы, на которые нет ответов. Вода принялась лизать ей ноги, но Лиза ничего не замечала до тех пор, пока плеть водорослей не обвилась вокруг ее лодыжки. Женщина испуганно отпрянула. Ее туфли промокли насквозь.
        Лиза подумала о Джоан, своей сестре. Понадобилось совсем немного, чтобы превратить ее в сварливую мегеру, отравленную желчью и горечью. Хотя ей, Лиззи, досталось куда сильнее - аборт, ржавый вертел, страшный день в Саутпорте… Однако она выстояла. Все получилось совсем не так, как она того хотела, но она стала Лизой Анжелис, успешной, обожаемой и, в общем-то, счастливой женщиной. Да, она выдержала выпавшие на ее долю несчастья и с честью вышла из тяжелых испытаний.
        Жизнь - это борьба, но ей всего сорок пять, и пока что она побеждает. Ничто никогда не сможет сломить ее. Следующие несколько недель она проведет с Нелли, а потом продолжит бороться, как всегда, в одиночку.
        Лиза погрозила звездам кулаком.
        - Мне плевать, что вы там еще припасли для нас, проклятые ублюдки!  - крикнула она.  - Но могу вам обещать, что Лиззи О’Брайен не сдастся без боя.
        ФЕРРИС-ХОЛЛ
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

        - Лиза, это Тони Молино. Он мне до смерти надоел, требуя, чтобы я вас познакомила.  - Барбара Хини подтолкнула к Лизе одетого в смокинг высокого мужчину с гривой серебряных волос.
        - Здравствуйте.
        Они пожали друг другу руки, и тут кто-то врезался в Лизу сзади, да с такой силой, что она очутилась в объятиях своего нового знакомого.
        - Опа!  - воскликнул он, поймав ее.
        - Простите, кажется, я пролила вино на ваш галстук.  - И Лиза принялась промакивать пятно бумажной салфеткой.
        - Не беспокойтесь, он мне все равно никогда не нравился.  - Мужчина улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы. У него были необычные глаза, темно-серые с голубыми искорками, и изящное лицо с тонкими чертами.
        - Если пятно вывести не удастся, я куплю вам новый галстук,  - пообещала Лиза.
        - Тогда я ни в коем случае не стану его выводить.
        Лиза окинула Тони внимательным взглядом; в тоне его голоса ей послышалось не просто желание пофлиртовать. Он тоже смотрел на нее, и на его тонких губах играла странная улыбка, хотя серые глаза оставались серьезными.
        - По какому случаю вечеринка?  - неожиданно задал он вопрос.
        - Если вы не знаете, значит, пробрались сюда без приглашения,  - с упреком заявила Лиза.  - Неудивительно, что здесь столько народу.
        - Давайте уйдем отсюда и сделаем вид, будто смотрим спектакль.  - Тони взял ее под локоть и повел со сцены к пятому ряду кресел.
        Из толпы выбралось уже довольно много зрителей, рассевшихся теперь в первых рядах партера. Лиза заметила Ральфа и его нового друга, Адама.
        - Вы так и не сказали мне, по какому случаю устроена вечеринка.
        - А вы так и не признались в том, что проникли сюда без приглашения.
        Похоже, Тони несколько опешил и растерялся.
        - Ничего подобного. По крайней мере, я так не думаю. Я пришел вместе с Картером Стивенсоном и его супругой. Они заверили меня, что приглашены на торжество после окончания спектакля.
        - Картер Стивенсон? Это имя кажется мне знакомым,  - протянула Лиза.
        - Надеюсь. Он - министр внутренних дел.
        - Не нужно делать вид, будто вы шокированы,  - с негодованием произнесла она.  - Далеко не всех интересует политика.
        - Опа!  - повторил Тони. Он говорил с придыханием, сдавленным голосом, в манере, свойственной представителям высших слоев английского общества, растягивая гласные.  - Так все-таки,  - с деланым отчаянием полюбопытствовал он,  - по какому случаю устроена сия вечеринка? Или это совершенно секретные сведения?
        - Это государственная тайна, но я открою ее вам, раз уж вы пришли с министром внутренних дел. Сегодня состоялся последний показ спектакля «Занавешенное окно», главные роли в котором сыграли Ральф Лейтон и я. Кроме того, сегодня у меня день рождения.
        - Примите мои поздравления,  - сказал Тони, поднимая бокал.  - А сколько вам лет - это тоже тайна или джентльмен не должен спрашивать о таких вещах?
        - Вам лучше меня известно, о чем должен спрашивать джентльмен,  - съязвила Лиза.  - В Голливуде мне сбросили четыре года, но я считаю, что глупо и дальше притворяться. Я такая, какая есть; другими словами, мне пятьдесят.
        - Пятьдесят!  - изумился он.  - Никогда бы не подумал.
        - Мне говорят это весь день, и я начинаю злиться на себя, потому что чувствую себя польщенной.
        - Вы самая красивая пятидесятилетняя женщина, которую я когда-либо встречал в своей жизни,  - искренне заявил Тони.  - Имейте в виду, я сказал бы то же самое, даже если бы вам было двадцать, тридцать или сорок.  - Он улыбнулся, глядя ей в глаза, и Лиза поняла, что улыбается в ответ. Словно смутившись, Тони отвел глаза и вскочил на ноги.  - Я иду за добавкой.  - Он показал на свой стакан.  - А как насчет вас?
        - Спасибо, мне достаточно.
        Лиза смотрела, как он поднимается по ступенькам сбоку от сцены, высокий, стройный и аристократичный в своем дорогом, хорошо сидящем смокинге. Через несколько секунд Тони затерялся в толпе. Лиза лениво принялась размышлять о том, что заставляет людей тянуться друг к другу - внешность, темперамент или просто половое влечение?
        Почему Тони так настойчиво добивался знакомства с ней? Лиза надеялась, что он ничего не слышал о загуле, в который она ударилась после того, как оставила Нелли в Ливерпуле, бледную, с полными тоски глазами, но уже готовую вернуться к работе в школе, а сама прикатила в Лондон, загнав собственную скорбь глубоко внутрь себя.
        Почти год Лиза напропалую веселилась на вечеринках, спала с теми, кто ей нравился, а иногда даже с теми, кто ей не нравился. Когда она просыпалась к полудню в чужой постели, с головой, раскалывающейся с похмелья, наступало время готовиться к предстоящей ночи. Очередная вечеринка, очередной незнакомец, чтобы не оставалось времени на гнетущее отчаяние и бесконечные вопросы - за что, за что, за что?
        Разумеется, в конце концов Лиза опомнилась, купила себе небольшой домик в Пимлико[104 - Пимлико - район Лондона.], не желая пока слишком далеко уезжать от Нелли. Она еще успеет вернуться в Голливуд.
        - О чем призадумались?  - произнес вдруг чей-то голос.
        Лиза удивленно подняла голову. Тони вернулся и смотрел на нее сверху вниз с вопросительной улыбкой на добродушном лице.
        - Ни о чем особенном,  - ответила она.
        - В такой очаровательной головке не должно быть места мрачным мыслям.
        - Не судите опрометчиво,  - сказала Лиза.  - Я думала о том, почему вы попросили Барбару Хини познакомить нас.
        На его лице появилось озадаченное выражение.
        - Я просто хотел пожать вам руку, вот и все. Не каждый день выпадает возможность познакомиться со знаменитой актрисой, особенно с такой красивой, как вы.
        Лиза внезапно почувствовала, что ей надоели комплименты и пустые разговоры.
        - Чем вы занимаетесь?  - небрежно поинтересовалась она.
        Тони, похоже, уловил перемену в ее настроении и ответил столь же небрежно:
        - Я - ЧП.
        - Что это значит - частный предприниматель или член парламента?
        - Последнее,  - с легкой обидой ответил он, и она с трудом скрыла улыбку.
        - От какой партии?
        - Консервативной, разумеется,  - отозвался Тони, словно сама мысль о том, что он может принадлежать к какой-либо иной партии, была для него оскорбительной.
        Лиза рассмеялась.
        - О боже, что сказали бы мои родственники, узнай они о том, что я мирно беседую с вами!
        - Они лейбористы?
        - Причем убежденные… большинство из них, во всяком случае.
        На выборах в 1979 году, то есть два года назад, Стэн, по словам Нелли, голосовал за консерваторов. «Собственно, я не виню его,  - сказала сестра.  - Когда в прошлом году умерла его мать, ее тело пролежало в морге несколько недель, потому что могильщики устроили забастовку в Ливерпуле. Как бы мы себя чувствовали, Лиз, если бы не могли похоронить маму?» И теперь, всякий раз, когда кто-либо из О’Брайенов терял работу из-за экономического кризиса, они во всем винили Стэна.
        - А вы?  - Тони с неподдельным интересом смотрел на Лизу.
        - Я вообще не голосовала. Меня не интересует политика.
        Он выразительно приподнял красивые, поразительно черные брови.
        - Ага, плодородная почва. С удовольствием поработаю с вами.
        - Тони, тебя подвезти до вокзала?  - К краю сцены подошел невысокий пухлый мужчина и взмахнул рукой с зажатым в ней стаканом, привлекая их внимание.  - Если ты не поспешишь, то опоздаешь на ночной поезд.
        - Сейчас я тебя догоню, Картер.  - Тони повернулся к Лизе: - Завтра я должен быть в своем йоркширском избирательном округе. Могу я увидеться с вами снова? Как вы смотрите на то, чтобы приехать ко мне на следующие выходные? У меня будет еще несколько гостей.
        Лиза сморщила носик:
        - Надеюсь, это будет не охота и не рыбная ловля?
        - Никоим образом. Мы ограничимся едой и питьем, ну и светской болтовней.  - Тони поцеловал ей руку.  - Скажите, что приедете, пожалуйста.
        - Вы меня уговорили,  - произнесла она.
        После того как он ушел, Лиза осталась на своем месте, глядя на сцену. Она видела, как Барбара Хини, их продюсер, ухватила под руку автора «Занавешенного окна», Мэттью Дженкса, поразительно красивого мужчину средних лет с гривой черных вьющихся волос. Лиза поморщилась. Мэттью был хорошим драматургом, пожалуй, даже блестящим, но способ, которым он воспользовался для достижения успеха, не вызывал у нее ничего, кроме презрения.
        Вскоре после того, как четыре года назад Лиза поселилась в Пимлико, ей позвонил Ральф и сказал, что у него есть пьеса для двух актеров, которая прекрасно подходит им обоим.
        - Я встретил этого парня, Мэттью, в поезде, когда возвращался с Эдинбургского фестиваля,  - пояснил Ральф.  - Мы разговорились, и он… В общем, он поселился у меня - ты же знаешь, после смерти Гэри у меня никого не было. И оказалось, что Мэттью - драматург. Почему бы тебе не заглянуть к нам вечерком? Мы вместе почитаем пьесу.
        Лиза приехала, просто чтобы сделать ему приятное, и вынуждена была согласиться, что пьеса «Сухостой» действительно великолепна.
        - Но я киноактриса, Ральф,  - запротестовала Лиза.  - Я просто боюсь выходить на театральные подмостки.
        - Мэттью полагает, что ты идеально подходишь на роль Сары Вуд,  - стоял на своем Ральф.  - Когда я сказал ему, что мы - друзья, он сам предложил, чтобы я пригласил тебя.
        И Мэттью, нервно суетившийся позади в обтягивающих джинсах и поношенном свитере, закивал головой.
        - Разумеется, когда я писал пьесу, то не подозревал об этом, но когда Ральф упомянул ваше имя, я понял, что подсознательно имел в виду кого-то вроде вас.
        - Я буду стоять столбом и не смогу сойти с места,  - слабо сопротивлялась Лиза.  - Даже если я выучу свои реплики назубок, я все равно забуду их в нужный момент.
        - Давай хотя бы попробуем,  - уговаривал ее Ральф.  - Сделай одолжение мне, сделай одолжение Мэттью. Мы начнем репетировать потихоньку, без лишнего шума, а потом, если ты по-прежнему будешь упорствовать, мы найдем тебе замену.
        Лиза неохотно согласилась, и как-то так получилось, что, несмотря на заверения Ральфа, газетчики пронюхали обо всем. «Звезда Голливуда появится на сцене у нас в Уэст-Энде»,  - прочла Лиза неделю спустя в театральной хронике, хотя Ральф клялся, что ничего не знал об этом, и она была склонна ему верить.
        Репетиции превратились в настоящую пытку. Лиза чувствовала себе зажатой, скованной, и хотя вне сцены никогда не лезла за словом в карман, стоило ей оказаться на театральных подмостках, как она и предрекала, волнение брало верх и она моментально забывала все реплики. Если бы не тот факт, что все знали о том, что пьеса готовится к постановке, Лиза уже давно отказалась бы от этой роли. Продюсер, Барбара Хини, настоящая неряха, имеющая, впрочем, некоторый авторитет в театральном мире, была в отчаянии, и дублерша Лизы нетерпеливо облизывалась, надеясь хотя бы на несколько вечеров стать звездой во время предварительного турне по провинции, прежде чем в труппе появится еще одна знаменитая актриса.
        Но в ночь премьеры случилось настоящее чудо. Во всяком случае, Лиза затруднялась подобрать другое слово для того, что произошло. Они начали с Норвича, и в театре яблоку негде было упасть. Нервы у Лизы звенели, как натянутые струны, и она отыскала Ральфа в гримерной, надеясь услышать от него слова утешения, но вместо этого обнаружила, что он выглядит совсем больным и лицо у него белое как мел.
        - С тобой все в порядке?  - с тревогой спросила она.
        - Нет, мне страшно. У меня желудок подкатывает к горлу, но я всегда так чувствую себя перед премьерой нового спектакля.
        - О господи!  - застонала Лиза.  - Я готова наложить на себя руки.
        В зрительном зале померк свет, поднялся занавес, и Ральф фланирующей походкой вышел на сцену. Раздался гром аплодисментов. Лиза, не веря своим глазам, смотрела на него. Он выглядел совершенно спокойным и полностью владел собой.
        - Твой выход, Лиза.  - Кто-то толкнул ее в спину, и она вывалилась на сцену, нелепо размахивая руками, как полоумная, какой ей, собственно, и полагалось быть по сценарию.
        От грома аплодисментов у Лизы перехватило дыхание - она никак не ожидала такого теплого приема. К ней направился Ральф, и внезапно все встало на свои места. Лиза видела, как аудитория ловит каждое ее слово, и чувствовала, что зрители поддерживают ее, заставляя показать все, на что она способна. Реплики и движения давались ей без труда, и постепенно Лиза все глубже и глубже погружалась в характер своей героини, пока, в самом конце, действительно не превратилась в Сару Вуд, жену школьного учителя.
        - Я и в самых смелых мечтах не могла представить, что мне это понравится,  - признавалась она Ральфу впоследствии.  - Мне даже жаль, что спектакль закончился. На съемках со мной такого никогда не было.
        Выступления на сцене стали для Лизы наркотиком, причем гораздо более сильным, чем кино. Они играли спектакль «Сухостой» целый год, и Лиза обнаружила, что с нетерпением ждет вечера, когда сможет выйти на сцену и перевоплотиться в свою героиню. Она точно знала, когда аудитория рассмеется или затаит дыхание, и эти звуки подстегивали ее, заставляя радовать зрителей и приковывать к себе их внимание. После того как ее с Ральфом несколько раз вызывали на «бис», Лиза была на седьмом небе от счастья, и иногда ей было нелегко вернуться на землю и вновь стать Лизой Анжелис.
        - Почему ты не уговорил меня попробовать себя на сцене раньше?  - приставала она к Ральфу.  - Я чувствую, что нашла свое призвание.
        Как только стало ясно, что пьеса «Сухостой» превратилась в самую популярную новинку сезона, Мэттью Дженкс вернулся к жене и детям.
        - Я не знала, что он женат,  - изумленно заявила Лиза.
        - Я тоже,  - с горечью ответил Ральф.
        - Значит, никакой ты не гомосексуалист, верно?
        - Верно,  - равнодушно согласился Мэттью.
        - Ты просто использовал Ральфа. Думаю, ты - настоящий подлец!
        Он пришел к ней в гримерную с новым сценарием.
        - Я хочу, чтобы вы прочли его,  - с порога заявил Мэттью.
        Похоже, ее оскорбления ничуть его не задели.
        - Это было лишь средство для достижения цели, только и всего.  - Он пожал плечами.
        - А ты действительно случайно встретился с Ральфом?  - полюбопытствовала Лиза.
        - Нет. Я приехал в Эдинбург, чтобы завязать нужные знакомства, но, должен признаться, у меня ничего не вышло. Я уже возвращался домой, когда заметил Ральфа, выходящего из такси возле вокзала, и истратил последние деньги на билет в первый класс, а в вагоне сел напротив него. То, что он «голубой», ни для кого не секрет. Я сказал нужные слова, и Ральф предложил мне поселиться у него.
        - А потом ты признался ему, что, по странному стечению обстоятельств, ты еще и начинающий драматург,  - презрительно бросила Лиза.
        - В самую точку,  - нимало не смутившись, согласился Мэттью.
        - У тебя что, недоставало веры в собственные силы, чтобы продвигать пьесы обычным путем?
        Мэттью саркастически расхохотался.
        - А что это за «обычный путь»?  - поинтересовался он.  - «Сухостой» отвергли восемнадцать театров; некоторые режиссеры хранили его у себя по целому году, а потом возвращали мне, не прочитав ни строчки. Дома у меня лежит еще с полдюжины пьес, ничуть не хуже этой. Шекспиру пришлось бы изрядно попотеть, чтобы пристроить в нынешнем Лондоне своего «Гамлета» - везде нужны знакомства. А я - всего лишь самый обычный парень, который понял, что без связей талант не стоит ни гроша. И когда я увидел свой шанс, то ухватился за него обеими руками.
        - Я по-прежнему думаю, что ты - подлец,  - холодно сказала Лиза.
        - Вы можете думать обо мне все, что хотите. Но я предпочитаю называть это честолюбием.  - Мэттью направился к двери.  - Если я правильно помню, вы побывали замужем за двумя голливудскими режиссерами. Хотел бы я знать, чего бы вы достигли без их помощи.
        - Я любила обоих,  - возразила Лиза.
        - Что ж, и Ральф мне нравится,  - ответил Мэттью.  - Вот почему свою новую пьесу я предлагаю в первую очередь ему.  - Он кивнул на сценарий.  - Это лучшее из всего написанного мной. Надеюсь, то, что случилось, не повлияет на ваше мнение, в противном случае вы причините вред себе, желая досадить другому. Мне, например. Ральф умен и играет прекрасно, и на сей раз я действительно написал эту роль для вас.
        Мэттью заметил Лизу, сидящую в партере, насмешливо улыбнулся и отсалютовал ей бокалом. Она проигнорировала его, хотя и вынуждена была признать, что именно благодаря Мэттью последние годы стали для нее такими плодотворными и приятными. Она и подумать не могла, что будет получать удовольствие от лицедейства на сцене.
        Барбара Хини прощалась с труппой. Лиза поднялась на сцену и догнала продюсера за кулисами.
        - Давай я подвезу тебя на такси, а ты расскажешь мне о Тони Молино,  - предложила она.
        Барбара Хини делала вид, будто ничуть не интересуется личной жизнью других, но при этом знала буквально все о тех, кто пользовался хотя бы малейшей известностью, главным образом потому, что каждый день прочитывала «Гардиан»[105 - Гардиан» (The Guardian)  - ежедневная газета в Великобритании.] от корки до корки.
        - Мне известно лишь то, что я прочитала в газетах,  - сообщила она Лизе по пути домой.  - Тони не говорил тебе, что он - баронет? Кстати, он - сэр Энтони Молино.
        - Сэр!  - изумленно воскликнула Лиза.
        - Этот титул принадлежит его семье вот уже несколько столетий. Тони унаследовал его от отца, который умер несколько лет назад, и стал членом парламента от Броксли в 1979 году, но чем он занимался до этого, я понятия не имею. Тони разведен, детей у него нет, живет он в старинном обветшалом особняке Феррис-Холл.  - Барбара внезапно ухмыльнулась.  - Он очень хотел познакомиться с тобой. Я сказала ему, что сегодня мы празднуем твой пятидесятый день рождения. Надеюсь, ты ничего не имеешь против.
        - Ты говорила ему об этом? Он вел себя так, словно ничего не знал,  - протянула Лиза.
        - Наверное, ему просто нужен был предлог, чтобы польстить тебе,  - сказала Барбара.  - И, похоже, он в этом преуспел, раз ты им заинтересовалась.
        - Так, совсем немножко,  - беззаботно отмахнулась Лиза.
        ГЛАВА СОРОКОВАЯ
        В субботу утром они с Тони вместе поехали на поезде в Йоркшир.
        - Надеюсь, вы ничего не имеете против - я не люблю ездить на машине на большие расстояния,  - сказал он, когда позвонил Лизе, чтобы договориться насчет уик-энда.
        Она заверила его, что думает так же:
        - Я ненавижу шоссе, а грузовики приводят меня в содрогание.
        Тони провел ее в купе первого класса. На нем было укороченное двубортное пальто и брюки из рейтузной диагонали.
        - Спасибо вам за цветы,  - сказала Лиза, когда они уселись.  - Они чудесны.
        - Я проторчал в цветочном магазине целую вечность, пытаясь решить, какие цветы более всего вам подходят. В конце концов я решил, что это - тигровые лилии, но в продаже их не было, поэтому пришлось удовлетвориться розами, хотя, конечно, они не в состоянии воздать должное вашей красоте.
        Он оказался очаровательным и внимательным собеседником, но, по мере того как поезд все дальше удалялся от Лондона, Лиза начала понемногу уставать от бесконечных комплиментов. Ее не покидало неприятное ощущение, что Тони льстит ей, чтобы скрыть неуверенность в себе, а это было по меньшей мере удивительно. Казалось, в ее обществе он чувствует себя не в своей тарелке. Лиза попробовала ненавязчиво перевести разговор на его работу, и он принялся описывать ей будни парламентариев в Палате общин. Наконец-то разговор стал по-настоящему легким и занимательным.
        Когда поезд в полдень подкатил к перрону вокзала в Йорке, Тони сказал:
        - Здесь мы выходим. Вообще-то, на Броксли идет железнодорожная ветка, но поезда, похоже, ходят только там, где им хочется. Пойдемте, нас будут встречать.
        На привокзальной площади их ждал довольно-таки старый «мерседес». К ним навстречу спешил сутулый мужчина лет шестидесяти.
        - Добрый день, сэр Энтони,  - вежливо поздоровался он.
        - Добрый день, Мэйсон.  - Тони коротко кивнул и помог Лизе забраться на заднее сиденье, предоставив Мэйсону самостоятельно укладывать их саквояжи в багажник. Он не сделал попытки представить Лизу, и она подумала, насколько все-таки отношения между нанимателем и работником в Англии отличаются от таких же отношений в Америке, где наемные помощники зачастую становятся друзьями или членами семьи, как та же Милли, к примеру.
        - Как здесь красиво!  - сказала Лиза.
        Йорк остался позади, и сейчас они ехали по узкой дороге, с обеих сторон которой высились серые, поросшие мхом стены. К горизонту убегали лоскутные одеяла полей, составленные из кусочков зеленого, коричневого и желтого тонов. Время от времени на глаза Лизе попадались каменные дома, уютно приткнувшиеся у подножия холмов или горделиво высящиеся на их вершинах. Окружающая местность поражала своей грубоватой, непритязательной красотой, от которой захватывало дух.
        Они свернули на очень узенькую дорогу, обсаженную боярышником, на кустах которого уже вовсю распускались красные и белые цветы. Живая изгородь внезапно оборвалась, сменившись высокой каменной стеной, и вскоре машина подкатила к широкому въезду, по бокам которого высились гранитные столбы. На одной стороне кованой железной решетки красовалась надпись «Феррис», а на другой - «Холл». Впереди виднелся внушительный трехэтажный особняк из светло-коричневого камня. Одна сторона дома была одета в строительные леса, хотя рабочих нигде не было видно.
        - Вот мы и дома,  - с гордостью сообщил Тони.  - Это и есть Феррис-Холл.
        - Он прекрасен,  - покорно согласилась Лиза и подумала, что когда-то он и впрямь был красив, а сейчас казался обветшалым и запущенным. Рамы в высоких стрельчатых окнах почернели и сгнили, а каменная кладка осыпалась и зияла выбоинами.
        Внутри особняк выглядел ничуть не лучше. В углах высокого потолка в холле темнели пятна сырости, под ногами громко поскрипывали половицы. Мебель была старинной, но, в отличие от обстановки в «Тимперлиз», срочно нуждалась в ремонте.
        - Мэйсон проводит вас в вашу комнату,  - сказал Тони.  - А потом, быть может, вы соблаговолите сойти вниз и немножко выпить со мной.
        Когда Лиза спустилась вниз, то обнаружила Тони в длинной и уютной, хотя и скудно меблированной комнате. Он разговаривал с краснощеким мужчиной, обладателем копны вьющихся каштановых волос.
        - Лиза, дорогая моя.  - В глазах Тони вспыхнуло удовольствие, словно ее появление стало для него приятным сюрпризом. Пожалуй, именно его бессознательное, мальчишеское очарование и привлекало ее в нем. Он подошел к Лизе и взял ее за руку.  - Это Кристи Костелло, мой помощник и представитель.
        - Здравствуйте.  - Рукопожатие помощника оказалось крепким, почти болезненным. Это был высокий мужчина лет сорока. Он имел вид здорового человека, привыкшего много времени проводить на свежем воздухе.
        - Не ирландский ли акцент я слышу?  - полюбопытствовала Лиза.
        - Совершенно верно - перед вами уроженец Белфаста. Только не говорите мне, что вы тоже ирландка. Я отказываюсь в это верить, с вашей-то внешностью.  - В том, как он на нее смотрел, было нечто смутно знакомое.
        - Боюсь, что вынуждена повергнуть вас в смущение: мои родители были ирландцами, хотя сама я никогда не была на исторической родине.
        - Будь я проклят! У вас самые неирландские глаза, которые я когда-либо видел!
        Гости, ожидавшиеся на уик-энд, начали прибывать немного позднее. Ими оказались две семейные пары среднего возраста. Мужчины были полны планов по дальнейшему развитию своей строительной компании, которой владели на паях. Они хотели заручиться поддержкой Тони, тогда как их супруги оставались застенчивыми и немногословными, не разговаривая даже между собой.
        За ужином к ним присоединился Крис Костелло, и за едой мужчины наверняка бы монополизировали беседу, если бы Лиза не решила вовлечь их жен в обмен мнениями. В конце концов, Тони усадил ее во главе стола, очевидно, рассчитывая, что она возьмет на себя обязанности хозяйки.
        Собственно, женщины оказались намного более интересными собеседницами, чем их мужья. Одна была социальным работником и работала неполный день, вторая управляла модным магазином женской одежды. Лиза сумела ненавязчиво заставить их разговориться, и обе принялись охотно рассказывать о своей работе, жизни и детях.
        - А у вас есть дети, Лиза?  - спросила одна из женщин.
        - Нет. Боюсь, я слишком увлеклась собственной карьерой,  - солгала она.
        - И что же это за карьера?
        Лиза улыбнулась. На их лицах не промелькнуло ни малейшего узнавания, когда Тони знакомил их.
        - Я актриса,  - сказала она.
        Один из мужчин поперхнулся:
        - Означает ли это, что вы - та самая Лиза Анжелис, кинозвезда?
        - Разве вы меня не узнали?  - рассмеялась Лиза.
        - Да я не видел вас уже лет двадцать или около того. Господи, женщина, а ведь когда-то я был безумно в вас влюблен.  - Он уставился на Лизу широко открытыми от восхищения глазами.  - Вблизи вы выглядите даже лучше, чем на экране.
        - Боб!  - предостерегающе сказала его жена.  - Ты ставишь мисс Анжелис в неловкое положение.
        Лизу забросали неизбежными вопросами:
        - Вы знакомы с Джоном Уэйном? А с Джеймсом Стюартом? А не встречались ли вы с Мэрилин Монро? Каково это - жить в Голливуде?
        Она с легкостью выдержала допрос с пристрастием, уходя от одних вопросов, отвечая на другие и одновременно подавая знак Тони вновь наполнить бокалы.
        Ужин закончился на веселой ноте, когда Боб упал на колено и сделал Лизе предложение.
        - Когда-то я мечтал об этом,  - признался он.  - И это - единственная моя мечта, которая наконец сбылась.
        После того как обе пары разошлись на ночь по своим комнатам, Крис заявил:
        - Это лучший вечер на моей памяти. Вы великолепная хозяйка, Лиза.  - Он повернулся к Тони и шутливо заметил: - Быстренько окольцуй ее, если она еще свободна. Такая женщина - сущий клад для честолюбивого, амбициозного политика.
        Семейные пары отбыли в воскресенье после обеда, причем мужья выглядели весьма довольными собой.
        - Я ничего не могу обещать,  - расслышала Лиза слова Тони, когда они пожимали друг другу руки на прощанье,  - но можете быть спокойны, я сделаю все, чтобы заронить идею о строительстве автомагистрали в голову начальника соответствующего департамента.
        - Это все, о чем мы просим, сэр Энтони,  - ответил один из мужчин.
        Потом Тони предложил Лизе прогуляться по холмам и пустошам, окружавшим особняк со всех сторон.
        Когда они поднялись на вершину, она оглянулась. Феррис-Холл, обнесенный стенами, показался ей издалека кукольным домиком, и его серая шиферная крыша сверкала в лучах яркого весеннего солнца. Особняк распространял вокруг себя ауру внушительности и незыблемости, казалось, он вырос из плодородной коричневой почвы, как столетние дубы, стоящие вокруг.
        - Совсем как сцена из «Грозового перевала»,  - сказала Лиза.  - Романтическая и первозданная.
        - Я очень рад, что вам понравилось,  - с некоторой даже робостью откликнулся Тони.  - Я всей душой надеялся, что так оно и будет.
        Тем вечером они отправились поужинать в маленькую пивную в Броксли. Лиза надела ярко-красное полотняное платье спортивного покроя с черным болеро. Она зачесала волосы назад, закрепив их на испанский манер изящным красным гребнем.
        Тони ждал Лизу у подножия лестницы, и его глаза округлились от восхищения, когда он увидел ее.
        - Вы выглядите просто великолепно!  - благоговейно прошептал он. Взяв Лизу под руку, Тони увлек ее наружу, где их ждал «мерседес».  - Я до сих пор не могу поверить в то, что мне повезло и вы согласились приехать. Откровенно говоря, я боюсь, что стоит мне зажмуриться, как вы исчезнете.
        Лиза рассмеялась.
        - Я не намерена исчезать, поверьте мне.
        Тони сел за руль, и они поехали в городок. Водителем он оказался нервным и не слишком умелым, и Лиза поймала себя на том, что то и дело нажимает ногой на педаль воображаемого акселератора, чтобы заставить автомобиль двигаться быстрее по узким, обсаженным деревьями дорогам.
        Они въехали в Броксли со стороны жилого микрорайона, застроенного домами из красного кирпича, где на тротуарах играли дети. Центр городка оказался вполне старомодным и хорошо сохранившимся. Здесь на каждом шагу попадались каменные домики, выглядевшие, подобно Феррис-Холлу, так, словно стояли тут испокон веков. В самом конце Хай-стрит виднелось огромное закопченное здание какой-то фабрики, на железных кованых воротах которой висел деревянный щит с надписью «Спринг инжиниринг».
        - Просто бельмо на глазу,  - недовольно заметил Тони, когда они проезжали мимо.  - Я бы хотел избавиться от нее.
        - Почему?  - спросила Лиза.  - Там люди зарабатывают себе на жизнь. Полагаю, им все равно, как фабрика выглядит снаружи.
        Тони был слишком занят, загоняя «мерседес» на стоянку перед пивной, чтобы ответить.
        Когда они вошли в здание с низким потолком, поддерживаемым массивными балками, навстречу им устремился хозяин заведения.
        - Рад видеть вас, сэр Энтони. Давненько вы не появлялись в городе.
        - Увы, Клаф, я себе не принадлежу. В Вестминстере у меня очень много работы.
        - Фергюс тем не менее всегда находил для нас время.  - С лица хозяина не сходило дружелюбное выражение, но Лиза уловила в его тоне недовольство.  - Он всегда был рядом, наш Фергюс, когда в нем возникала надобность.
        Тони пробормотал нечто неразборчивое и, когда они уселись, заметил:
        - Нам не следовало приходить сюда. Клаф - приятель Фергюса Ломакса. Он меня недолюбливает.
        - Быть может, он относился бы к вам иначе, если бы вы звали его по имени или добавляли «мистер» к его фамилии,  - заметила Лиза.  - Это же Средневековье - называть человека по фамилии. Или вы ожидали, что при вашем появлении он возьмет под козырек и встанет по стойке «смирно»?
        Тони с недоумением уставился на нее.
        - Но ведь он всего лишь содержатель пивной!
        - Что ж, а вы - всего лишь член парламента.
        Тони нахмурился, и Лиза видела, как он старается уразуметь смысл, который она вложила в свои слова.
        - Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду,  - сказал он наконец.  - Надо снизойти до их уровня, другими словами.
        - Я совсем не это хотела сказать,  - решительно заявила Лиза.  - Просто обращайтесь со всеми, как с равными.
        Тони внезапно улыбнулся.
        - А вы легко находите общий язык с окружающими, верно? В будущем я, пожалуй, стану прислушиваться к вашим Советам.
        - В таком случае, когда мы будем уходить, пожмите мистеру Клафу руку, скажите, что еда была превосходной, и спросите, нет ли у него проблем, которые вы могли бы решить.  - Когда Тони задумчиво кивнул, она поинтересовалась: - А кто такой Фергюс, кстати?
        - Фергюс Ломакс более тридцати лет представлял этот избирательный округ. Боюсь, что когда на последних выборах он ушел на покой, то забрал с собой много голосов своих почитателей. И мое «большинство» в два раза меньше, чем у него.
        - Значит, сэру Энтони Молино следует постараться привлечь на свою сторону как можно больше избирателей,  - сказала Лиза.  - Чтобы на следующих выборах ваше «большинство» возросло.
        Перед тем как уехать в понедельник утром, Лиза разыскала миссис Мэйсон, которая приготовила восхитительное угощение на уик-энд. Они с мужем занимали маленькую квартирку над гаражом. Это была невысокая хрупкая женщина с постоянно нахмуренным лбом и спрятанными под черной вязаной сеточкой седыми волосами. Она с удивлением посмотрела на Лизу, когда та вошла в старомодную кухню с выскобленными деревянными столешницами, глубокой белой эмалированной раковиной и полом, выложенным каменной плиткой. Даже холодильник и плита с отколотой эмалью выглядели антикварными раритетами. В комнате было холодно, и по ногам тянуло сквозняком. Во всех четырех углах от потолка отваливалась штукатурка.
        - Я зашла, чтобы поблагодарить вас за чудесное угощение. Просто пальчики оближешь! Я и не подозревала, что йоркширский пудинг может быть таким вкусным.
        Учитывая то, в каких условиях приходилось работать этой женщине, она буквально творила чудеса.
        - Благодарю вас, мадам,  - пробормотала миссис Мэйсон, словно не привыкла к тому, чтобы ей говорили «спасибо».
        - Прошу вас, не зовите меня «мадам». Ненавижу подобное обращение. Если мы станем друзьями, я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лизой - или мисс Анжелис, если вам трудно заставить себя называть меня по имени.
        - Означает ли это, что вы намерены вернуться?  - с любопытством осведомилась женщина.
        - Похоже, что так,  - улыбнулась Лиза.
        Тони прилежно ухаживал за ней. Почти каждый день в доме Лизы в Пимлико появлялись изысканные букеты цветов, к которым прилагался подарок - флакончик духов, шелковый шарфик, дорогая шоколадка. Как-то утром Тони появился на пороге с корзинкой для пикника из «Хэрродса».
        - Сегодня замечательная погода,  - произнес он.  - Думаю, самое время позавтракать al fresco[106 - Al fresco (итал.)  - на свежем воздухе.] в Гайд-парке.
        В другой раз посыльный доставил Лизе овальный портрет-миниатюру в тяжелой золотой раме. На нем была изображена она, и по позе Лиза догадалась, что портрет был нарисован по ее фотографии, снятой у дверей театра, в котором шел спектакль «Занавешенное окно». «Даже Рембрандту было бы трудно передать вашу красоту на холсте»,  - гласила приложенная к портрету записка.
        Раз в несколько дней Лиза приезжала в Феррис-Холл и постепенно полюбила мрачный холодный особняк. Она репетировала новую пьесу, и Тони так часто наведывался в театр, чтобы посмотреть на нее, а потом приглашал на ужин, что Лиза даже упрекнула его.
        - Разве вам не нужно бывать в Палате общин? В конце концов, именно за это вам и платят деньги.
        А Тони, похоже, нравилось, когда она бранила его, и он в ответ лишь застенчиво, как мальчишка, улыбался.
        - Там очень скучно. Лучше я побуду с вами.
        Несколько раз он приглашал ее в здание парламента. Лиза сидела на галерее для посетителей, наблюдая за ходом заседаний, приводивших ее в восторг. Особое впечатление на нее произвело то, что избранные представители вели себя, как избалованные дети. Маргарет Тэтчер, премьер-министр, явно пребывала в своей стихии, сидя на деревянной скамье перед «красным ящиком»[107 - «Красный ящик» - один из двух декоративных ящиков для переноса официальных документов и ценностей, которые располагаются на краях центрального стола палаты общин по обе стороны от места спикера палаты и служат трибуной для выступлений министров или членов «теневого кабинета» оппозиции.]. Она являла собой властную, внушительную фигуру. Собственно, таким и должен быть руководитель страны. Но симпатии Лизы все-таки были на стороне лидера оппозиции, Майкла Фута, обходительного, галантного джентльмена, обладавшего редким даром красноречия.
        Лиза знала, что Тони собирается сделать ей предложение, хотя иногда и спрашивала себя, а не следует ли ей дать ему понять, что его надежды напрасны. Но с ее стороны было бы жестоко водить его за нос, а потом отвергнуть; к тому же Лизе не хотелось прерывать их отношения. В его обществе она чувствовала себя единственной, желанной, неповторимой, не такой, как все. И когда Тони предложил ей выйти за него замуж, она ответила:
        - Вы мне нравитесь, Тони, но я не люблю вас.
        - Зато я вас обожаю!  - пылко вскричал он.  - У меня хватит любви для нас обоих. Скажите «да», заклинаю! Мы с вами замечательно ладим, и нам так хорошо вместе.
        - Я знаю, но тем не менее я должна подумать над вашим предложением.
        Замужество - это лотерея. Лиза усвоила эту простую истину много лет назад. Двух людей может соединить безумная страсть, которая закончится тем, что они возненавидят друг друга, потому что за этим ничего не стояло: ни взаимной симпатии, ни дружбы. Как бы там ни было, пожалуй, не стоило слепо рассчитывать на пылкую любовь в пятидесятилетнем возрасте. В их годы надежной основой могли бы скорее стать привязанность и желание иметь спутника жизни, чтобы не остаться в одиночестве.
        Когда Лизу пригласили в Честер на крестины - жена Дугала родила двойняшек,  - она подумала: «Я всегда езжу на север одна и никогда не беру с собой спутника».
        Она предложила Тони составить ей компанию, и он с готовностью согласился. Он купил для малышей золотые часы, и Лиза воскликнула:
        - Им всего-то две недели от роду!
        Сконфузившись, Тони ответил:
        - Я просто не знал, что им подарить. Но ведь когда-нибудь они вырастут!
        Во время недолгого визита Тони не находил себе места.
        - Ваши родственники оценивают меня,  - прошептал он, когда они выходили из церкви.  - Пытаются понять, достаточно ли я хорош для вас.
        - Что ты о нем думаешь?  - немного погодя поинтересовалась Лиза у Нелли.
        - Он кажется мне милым, довольно застенчивым и невероятно щедрым. Эти часы наверняка стоят целое состояние. Помнишь, как говорила мама? Щедрость скрывает множество грехов.
        - Помню, только вот я так и не решила, хорошо это или плохо,  - сухо ответила Лиза.
        Нелли ласково потрепала ее по руке.
        - Думаю, это хорошо. Этот мужчина безумно влюблен в тебя - ты бы видела, какими глазами он на тебя смотрит! Но если ты раздумываешь, выходить за него замуж или нет, то, Лиз, только твое сердце может подсказать тебе правильный ответ. А я могу лишь добавить, что меня очень беспокоит, что ты все время живешь одна.
        Тем же вечером они с Тони сели в поезд, идущий в Лондон.
        - Фу-у!  - Он с искренним вздохом откинулся на спинку сиденья.  - Это было настоящее боевое крещение. Как вы думаете, я им понравился?  - с тревогой поинтересовался он.
        Лиза рассмеялась. Учитывая его положение в обществе, неуверенность в себе и желание угодить выглядели очаровательно.
        - Они полюбили вас,  - успокоила она Тони.
        Он улыбнулся ей своей мальчишеской улыбкой.
        - Что ж, это уже кое-что. Если вы не любите меня, то, по крайней мере, меня любит ваша семья! Пожалуй, мне стоит предложить им выйти за меня замуж.
        Лиза не ответила. Во время крестин она думала о том, как хорошо иметь кого-нибудь рядом. Людям на роду написано жить в паре, а у нее уже давно никого не было. Даже если она никогда не сможет полюбить Тони, это не имеет значения. Как он и говорил, они хорошо ладят. Лиза посмотрела в темное окно и увидела в нем отражение Тони, сидящего напротив. Он в упор глядел на нее, и на его лице читалось сильное волнение.
        - Я буду идиоткой, если отвергну ваше предложение,  - сказала она наконец, и он наклонился к ней, схватил ее руки и принялся покрывать их поцелуями.
        Они решили ограничиться короткой церемонией в регистрационном офисе. Лиза пригласила Ральфа и Адама, Барбару Хини, Нелли и Стэна.
        - Член парламента от консерваторов! Хорошо, что ты не заикнулась об этом во время крестин. Джимми мог запросто линчевать его,  - заявила после церемонии Нелли.  - А мама так вообще наверняка перевернулась в гробу. С другой стороны, она бы прожужжала уши всем соседям на Чосер-стрит, рассказывая о том, что ее Лиззи стала леди Лиза Молино. Она была ужасным снобом, наша мама, на свой лад, конечно.
        - Леди Лиза! Это звучит, как название косметической торговой марки. Я не стану пользоваться титулом, если это будет зависеть от меня, а когда другого выхода не будет, я стану представляться как леди Элизабет.
        - Значит, ты опять замужем? Это уже твоя третья свадьба, на которой я присутствую.  - Ральф поцеловал ее.  - Будем надеяться, что это навсегда.
        Медовый месяц они провели в Америке, в «Тимперлиз». После смерти Люка Лиза возвращалась сюда всего несколько раз. Хлоя со своим мужем Альбертом переселились в детскую, и они вдвоем следили за порядком в огромном особняке.
        Прибыв вместе с Тони, Лиза намеренно сначала расцеловала Хлою и Альберта, и только потом представила их как своих хороших друзей. Она осталась довольна, когда Тони не выказал явных признаков смущения оттого, что его представляют слугам. Если потребуется, Лиза готова была за уши тащить своего нового мужа в мир конца двадцатого века.
        - Должно быть, эта мебель стоит целое состояние,  - заметил Тони, когда Лиза повела его по дому, и с каждой новой комнатой челюсть у него отвисала все сильнее.
        Она показала ему студию и испытала неожиданную ностальгию, вспоминая возмутительное поведение Дента, когда он привел ее сюда в тот памятный уик-энд. Мужчина, стоящий рядом с ней, был совершенно не похож на Дента - и на Басби тоже, если на то пошло. Лизу всегда привлекали эксцентричные мужчины, настоящие, яркие личности. О чем она думала, собираясь прожить остаток жизни рядом с этим робким, неуверенным в себе человеком, у которого, в сущности, так мало интересов и который даже не умеет поддерживать разговор? Ностальгия сменилась страхом. Неужели она совершила чудовищную ошибку? Лиза, как слепая, повернулась к своему мужу, готовая вот-вот расплакаться. Она отчаянно нуждалась в утешении, но Тони уже шел вдоль стен, рассматривая картины, и не заметил ее угнетенного состояния.
        - Полагаю, когда-нибудь они будут представлять большую ценность,  - заявил он.
        Лиза взяла себя в руки.
        - Я никогда не продам картины Дента,  - негромко сказала она.  - Парочку полотен я, пожалуй, возьму с собой.
        - Знаешь,  - сказал ей Тони немного погодя,  - ты можешь получить недурной доход, сдавая «Тимперлиз» или продав его. Как по-твоему, сколько он может стоить?
        - Понятия не имею. И я не намерена ни сдавать, ни продавать его.  - Лиза рассмеялась, стараясь скрыть раздражение.  - Я и не подозревала, что тебя настолько интересуют деньги, дорогой. У меня такое чувство, будто я вышла замуж за управляющего банком.
        Тони тут же раскаялся.
        - Просто я поражен,  - произнес он извиняющимся тоном.  - «Тимперлиз» - это же настоящая пещера Аладдина.
        - Прости меня,  - пробормотал Тони.  - Мне очень жаль, правда. Со мной такого никогда не было. Я не знаю, что случилось.
        - Наверное, ты перенервничал,  - сказала Лиза, нежно целуя его. Что это, игра ее воображения или он действительно напрягся и оцепенел, когда она коснулась его губами?  - Может, я помогу тебе?  - Лиза провела рукой по его телу. На сей раз она убедилась, что ее воображение ни при чем. Тони резко отпрянул от нее.
        - Скоро все наладится,  - мягко сказала она.  - Не волнуйся.
        Лиза предпочла бы поговорить о том, что произошло, но Тони лежал неподвижно и молчал, поэтому она отвернулась и попыталась заснуть. За те несколько месяцев, что они были знакомы, все его ласки сводились к поцелую в щеку, но Лиза приписывала его сдержанность старомодному кодексу чести, а не отсутствию желания. В его глазах и словах было достаточно страсти, чтобы убедить ее в том, что ему очень хочется заняться с ней любовью. Наверное, Тони так давно не был с женщиной, что понадобятся осторожные ласки с ее стороны, чтобы к нему вернулась уверенность.
        Спустя долгое время он прошептал:
        - Лиза?
        По его тону она догадалась, что он не пытается привлечь ее внимание, а всего лишь проверяет, спит она или нет. Она не ответила. Через несколько мгновений до ее слуха донесся шорох простыней, и он тихонько выскользнул из постели и вышел из комнаты.
        После его ухода Лиза перевернулась на спину и уставилась в потолок.
        - Вот дерьмо!  - громко выругалась она.  - Ну почему мне всегда так чертовски не везет с мужчинами?
        ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

        - Ты хочешь сказать, что вы ни разу не занимались любовью?  - изумленно переспросила Нелли.  - За восемнадцать месяцев брака?
        - Ни единого,  - с надрывом подтвердила Лиза.
        - Господи, Лиза, но это же ужасно! Почему ты не разведешься?
        Лиза сидела на полу, прислонившись спиной к ножке кресла. Она подняла голову, с изумлением глядя на сестру.
        - Очень хороший вопрос, особенно учитывая то, что задает его католичка!
        Нелли покраснела и сказала, защищаясь:
        - Ты ведь уже дважды разводилась. Не думаю, что еще один раз будет иметь какое-либо значение.
        - Вот почему мысль об этом даже не приходила мне в голову,  - сказала Лиза.  - Я не желаю вновь признавать свое поражение. Собственно, о каком поражении я говорю - во всех остальных отношениях мы прекрасно ладим. Тони по-прежнему ведет себя, как пылкий влюбленный, посылает мне цветы и маленькие подарки, устраивает приятные сюрпризы. Он заставляет меня чувствовать себя единственной и желанной.
        Было воскресенье, и время приближалось к полуночи. Утром Нелли должна была присутствовать на конференции старших преподавателей и потому ночевала у Лизы. Перед этим они сходили поужинать, а когда вернулись домой в Пимлико, Лиза откупорила бутылку вина, потом еще одну, и сейчас сестры уже немного опьянели и пришли в самое подходящее расположение духа, чтобы поделиться друг с другом своими секретами. Нелли сбросила туфли, расстегнула блузку и теперь полулежала на диване.
        Сестры долго молчали, погрузившись в свои мысли. Лиза взяла в руки бутылку и вновь наполнила стаканы.
        - Но ты хотя бы счастлива?  - внезапно поинтересовалась Нелли.
        Лиза немного помедлила, прежде чем ответить.
        - Да,  - произнесла она наконец.  - Сейчас я действительно получаю от жизни удовольствие. Тот факт, что у нас с Тони нет - как бы это поточнее выразиться - надлежащих отношений, означает, что я не обязана все время находиться рядом с ним, поэтому я летаю в Америку, когда мне того хочется. Ты же знаешь, в прошлом году я снялась там в одном фильме. Когда начинается театральный сезон и на сцене идут мои пьесы, я живу здесь, хотя Тони полагает, что я должна продать этот дом и переселиться в его квартиру в Вестминстере. Почти все уик-энды я провожу в Йоркшире, играя роль жены члена парламента, и меня все больше начинает интересовать политика. Собственно говоря, я разбираюсь в ней даже лучше Тони. Еще никогда в жизни я не была так занята. И лишь десять-пятнадцать минут в день я чувствую себя одинокой.
        - И когда же?
        - Когда ложусь в постель,  - ответила Лиза.
        - Ох, Лиз!  - Нелли наклонилась и погладила сестру по плечу.  - Интересно, а со своей первой женой Тони вел себя так же?
        - Понятия не имею.  - Лиза пожала плечами.  - Мне известно лишь, что детей у него нет. Он не хочет разговаривать о своей бывшей супруге, и я его вполне понимаю.
        Нелли смотрела на сестру. На ее лице было написано беспокойство. Лиза быстро добавила:
        - Наверное, не нужно было рассказывать тебе об этом. Честное слово, Нелл, я очень счастлива, так что не беспокойся обо мне, пожалуйста.  - Она одарила сестру ослепительной улыбкой, чтобы показать, что у нее все в порядке, и продолжала: - Давай поговорим о чем-нибудь другом. Недавно ты упомянула, что Джимми опять уволили по сокращению штатов. Жаль, что они не соглашаются принять от меня финансовую помощь.
        Старшие братья наотрез отказались брать у Лизы деньги, когда она предложила помочь им пережить экономический кризис.
        - Боюсь, они считают это благотворительностью с твоей стороны, хотя я не уверена, что их жены с ними согласны.  - Нелли взъерошила рукой свои почти полностью седые волосы, отчего те встали дыбом, образуя полупрозрачный нимб вокруг ее головы.  - Я, например, приняла бы твою помощь, хотя Стэн наверняка не позволил бы мне этого сделать.
        Лиза нетерпеливо тряхнула головой.
        - Мне кажется, что в трудную минуту семья должна держаться вместе. У меня на счету в банке мертвым грузом лежат миллионы.
        - Я поговорю с их женами,  - пообещала Нелли.  - Посмотрим, может, они сумеют пробить ослиное упрямство своих мужей.  - Она потянулась за своим бокалом, и обручальное кольцо соскользнуло с ее пальца.  - Когда-нибудь я потеряю его.
        - Отдай кольцо в ювелирную мастерскую, пусть его уменьшат в размере,  - посоветовала Лиза.
        - Стэн не разрешает мне этого делать. Он говорит, что это я должна стать толще.
        Лиза украдкой взглянула на сестру. После смерти Люка Нелли буквально высохла, превратившись в жалкое подобие себя прежней. Глядя в ее осунувшееся лицо, на котором навеки застыла печаль, Лиза мягко спросила:
        - Как ты живешь, Нелл? Ты уже оправилась после…
        Нелли не дала ей договорить и с тоской ответила:
        - Я никогда не оправлюсь после потери Люка, Лиз. Никогда. Даже на смертном одре я буду жалеть о том, что его нет рядом, чтобы проводить меня в последний путь. Не проходит ни дня, ни часа, чтобы я не думала о нем. Сейчас ему было бы уже двадцать и он бы учился в университете - он всегда хотел изучать экономику. Для меня Люк жив и живет той жизнью, о которой мечтал. Я пытаюсь представить себе, как бы он выглядел сейчас, какого роста он был бы, какого размера одежду носил бы. Отрастил бы длинные волосы и стал бы походить на обычного нечесаного и неряшливого студента? Когда я вижу матерей с взрослыми сыновьями, я так сильно злюсь и завидую им, что мне хочется закричать: «Это несправедливо, несправедливо!»
        Голос у Нелли охрип и сорвался, но она сдержалась и не заплакала. «Наверное, у нее просто не осталось слез»,  - подумала Лиза.
        - Прости меня, Нелл, мне не следовало спрашивать об этом.
        Нелли яростно затрясла головой.
        - Нет, напротив, я рада твоему вопросу. Мне становится легче, когда я разговариваю об этом. Мы со Стэном никогда не касаемся этой темы, и все остальные тоже избегают вспоминать Люка, боясь расстроить меня, хотя я бы предпочла, чтобы все было по-другому. Я начинаю спрашивать себя, а жил ли Люк вообще, ведь никто не произносит вслух его имени.
        Она со вздохом поднялась с дивана.
        - Пожалуй, я пойду спать. Завтра мне рано вставать.  - Заметив свое отражение в зеркале, Нелли поморщилась.  - Я выгляжу, как драная кошка, как говорила наша мама.  - Она с любопытством посмотрела на Лизу.  - Интересно, почему мы все такие разные?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Мальчишки все на одно лицо, они и выглядят как родные братья, а вот мы, девочки… У Джоан - бледная кожа и рыжие волосы, а мы с тобой темненькие.  - Она нахмурилась.  - У отца ведь были голубые глаза, верно?
        - Кажется, да.
        - И у мамы тоже. По-моему, я где-то читала, что у голубоглазых родителей не может быть кареглазых детей, это как-то связано с генами.  - Нелли рассмеялась.  - Или ты думаешь, что мама могла завести роман на стороне?
        И тут Лиза вспомнила слова, которые Китти сказала ей перед смертью. Она почти не думала об этом, сочтя ее признание бредом смертельно больной пожилой женщины. И, несмотря на то, что только что сказала Нелли, Лиза и в дальнейшем хотела бы придерживаться такого же мнения.
        - Кто, мама?  - Она фыркнула.  - Скорее уж рак на горе свистнет, как она частенько повторяла!


* * *
        Нелли отправилась в постель, а Лиза осталась сидеть на полу, вылив последние капли вина в свой бокал.
        - Кто деньгам не знает цены, тому не избежать нужды,  - вслух произнесла она, обращаясь к пустой комнате.
        Вспоминая разговор с Нелли, она сказала себе: «Я счастлива. Я живу полной жизнью, а Тони - очаровательный спутник, внимательный и заботливый. Он очень меня любит». Ей не давали покоя невеселые мысли о том, почему после первой неудачи он больше не делал попыток лечь с ней в постель. Наверное, Тони было стыдно и он боялся опять оплошать. К этому времени Лиза уже привыкла спать отдельно, хотя до сих пор испытывала неловкость, когда в Феррис-Холле желала Тони спокойной ночи и уходила в свою комнату. Как он мог обожать ее, по его же словам, и при этом не прикасаться к ней? Раз или два Лиза попыталась заговорить об этом, но Тони нетерпеливо обрывал ее, переводя разговор на другую тему. То же происходило и тогда, когда она расспрашивала Тони о его первой жене.
        Наверху заскрипела кровать. Это Нелли ворочалась во сне. Звук долетал столь же отчетливо, как если бы она спала здесь, в этой самой комнате. Дом был ленточной застройки, возведенный для ремесленников в конце прошлого века, и стены здесь были словно бумажные.
        Лиза с любовью обвела взглядом комнату. Она влюбилась в это место, едва ступив с шумного тротуара Пимлико в узкий коридор, и ее охватило странное чувство, будто она уже жила здесь когда-то. Агент по продаже недвижимости очень удивился, когда Лиза без раздумий заявила, что хочет купить этот дом.
        - Я полагал, что вы захотите приобрести что-нибудь более роскошное,  - заметил он. Впрочем, цена оказалась достаточно высокой, чтобы у Лизы от изумления отвисла челюсть.
        Предыдущие владельцы вложили немало сил и средств в переделку дома. Комнаты на первом этаже были объединены в одну, и теперь лишь кирпичная арка напоминала о том, что здесь когда-то была перегородка. Комната для стирки белья превратилась в ванную, стены в которой до самого потолка были выложены кремовой плиткой с золотистыми искорками, а в кухне, благодаря умелой планировке, разместились все кухонные агрегаты, о которых только могла мечтать любая домохозяйка. Иногда Лиза спрашивала себя, что подумали бы первые жильцы этого дома, если бы увидели, во что сейчас превратилось их скромное жилище - настенные бра в виде старинных фонарей, плюшевые ковры, стулья и кресла, обитые полосатой тканью. Она повесила на стену одну из картин Дента, замечательное изображение «Тимперлиз», выполненное маслом, хотя никто не догадался бы, что это дом.
        Лиза выключила свет; комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь отблесками фонарей, всю ночь напролет горевшими в патио,  - другими словами, на прежнем заднем дворе. И вдруг Лиза поняла, почему дом показался ей таким знакомым. Он ведь почти в точности повторял их жилище на Чосер-стрит! Она обошла комнату по кругу. Вот здесь была гостиная с цветастым линолеумом на полу, тут стояла кровать мамы, когда она спала внизу, а вон там был большой черный камин, под углом к которому стояло кресло Тома.
        Пожалуй, она выпила слишком много, потому что ее вдруг охватило странное чувство. Лизе показалось, что если она сейчас зажмурится, а потом откроет глаза, то вновь окажется на Чосер-стрит и все, что случилось с ней после того, как она сбежала оттуда, растает без следа. Ей снова будет пятнадцать, и впереди ее будет ждать целая жизнь.
        Нет, она ни за что не расстанется с этим домом, как бы ни настаивал на этом Тони. В квартире в Вестминстере вечно толпились приятели Тони, которые приходили, чтобы сыграть в карты. Лиза не будет знать, как себя вести, а отдельной комнаты, где она бы никому не мешала, там не было. «Кстати,  - вдруг подумала она,  - почему Тони так настаивает на продаже?» И не только этого дома, но и «Тимперлиз», и даже ее доли в компании «О’Брайен продакшнз».
        Потому что он женился на тебе ради твоих денег, вот почему.
        Ну вот, она наконец призналась себе в том, что давно подозревала. Хотя эти мысли преследовали ее уже давно, Лиза упорно гнала их прочь.
        Она устало опустилась в кресло. Ей вдруг нестерпимо захотелось закурить. Лиза отказалась от этой привычки двенадцать лет назад, после того как мама умерла от рака легких, но временами на нее находило неудержимое желание вновь взять в руки сигарету. Поначалу Тони ограничивался лишь туманными намеками: дескать, крыша в Феррис-Холле протекает - шифер трескается, и дождь заливает чердак - и нуждается в ремонте. Лиза предложила заплатить, была составлена смета, и она выписала чек на пять тысяч фунтов, но в трещины по-прежнему текла дождевая вода, а Тони всячески увиливал от ответа на вопрос, когда же появятся рабочие.
        То же самое произошло и с центральным отоплением.
        - Как славно здесь будет,  - повторял он, и его глаза загорелись восторгом, когда Лиза пошутила:
        - Я подарю тебе центральное отопление на Рождество!
        Но хотя она вручила мужу чек, завернутый в подарочную бумагу и подвешенный на елку, особняк по-прежнему оставался холодным и нетопленым.
        - Я все еще не решил, какая система лучше,  - туманно заявил Тони, когда Лиза в очередной раз напомнила ему об этом.
        А когда речь зашла о смене проводки - Тони утверждал, что старая пришла в полную негодность,  - Лиза сама пригласила электриков. И пусть он отнесся к этому в своей добродушной манере, ее не покидало ощущение, что в глубине души ее муж испытывает раздражение. Она старалась не думать о том, что он вытягивает у нее, своей жены, деньги под разными надуманными предлогами.
        Несколько месяцев назад Тони обратился к ней с просьбой:
        - Дорогая, ты не могла бы сделать мне огромное одолжение и оплатить несколько чеков?
        Он был так очарователен, неуверенно глядя на нее, на его губах играла мальчишеская улыбка.
        - Конечно,  - ответила Лиза не раздумывая и взяла у него пачку счетов.
        В конце концов, она ведь тоже жила в Феррис-Холле, так что не будет ничего плохого в том, если она возьмет на себя часть расходов по его содержанию. В стопке лежали счета за электричество, налог на автомобиль, местные налоги за полгода и чеки за прочие хозяйственные расходы. И хотя Лиза с готовностью оплатила их, она ощутила легкую досаду, когда через месяц обнаружила у себя на туалетном столике очередную пачку рядом с чудесным букетом алых роз. «Он мог бы и попросить»,  - сказала она себе. Цветы очень походили на взятку.
        Судя по той информации, которую ей с превеликим трудом удалось выудить у миссис Мэйсон, сэр Камерон Молино, отец Тони, оставил сыну в наследство кругленькую сумму вместе с большим количеством облигаций от первоклассных заемщиков и акций, приносящих большие дивиденды. И куда же подевались эти деньги, если всего через пять лет Тони пришлось просить жену оплатить расходы на содержание дома?
        Кровать Нелли снова скрипнула, и Лиза понадеялась, что сестра все-таки сумеет заснуть после такого количества выпитого. Внезапно ее охватило непреодолимое желание подняться наверх и сказать: «Нелл, я обманула тебя. Я совсем не счастлива, во всяком случае в том, что касается некоторых сторон моей жизни,  - проще говоря, в браке».
        Но Лиза подавила этот порыв. Завтра, когда наступит новый день, все встанет на свои места.
        Ее разбудил телефонный звонок. Лиза сняла трубку и охрипшим со сна голосом пробормотала:
        - Алло.
        - Лиза, ты смотрела телевизор вчера вечером?  - Звонил Ральф, и он явно был взволнован.
        - Нет, у меня гостит Нелли, и мы…
        - Господи милосердный, Лиза, случилось нечто ужасное…  - Он всхлипнул.
        Она быстро села на постели, и сон слетел с нее в одно мгновение.
        - Дорогой, что случилось?
        - Вчера вечером я видел передачу об этой новой болезни, она называется СПИД. Ты слышала о ней?
        - Да, я читала о ней в газетах.  - Господи, неужели Ральф заболел?
        - Гэри наверняка умер из-за нее, потому что симптомы те же самые.
        - Я тоже думала об этом,  - сказала она, удивляясь тому, что Ральф вдруг разволновался из-за этого спустя столько времени.
        - Разве ты не понимаешь, Лиза?  - в отчаянии вскричал он.  - Он заразился ею от меня!
        - Ох, Ральф, как ты можешь быть в этом уверен?
        - Я просто знаю, и все. Ее еще называют «голубой чумой». Я был единственным любовником Гэри - я был единственным, от кого он мог подцепить эту болезнь. Я убил его, Лиза. Если бы не я, он сейчас был бы жив. Что же мне делать?  - запричитал Ральф.
        Лиза глубоко вздохнула и заявила со всей твердостью, на которую была способна:
        - Ты не можешь сделать ровным счетом ничего, чтобы помочь Гэри. В глубине души ты знаешь, что не стал бы намеренно причинять ему зло.
        Ральф простонал:
        - Но я мог бы по крайней мере хранить ему верность!
        - Гэри не возражал против твоих измен. Он сам говорил мне об этом.
        - Правда? А что именно он сказал?
        - Не помню в точности, это было очень давно. Ральф, милый, все кончилось, это случилось давным-давно, но я скажу тебе, что ты можешь сделать.
        - Что?  - с готовностью спросил он.
        - Помочь другим людям, которые заболели СПИДом. У меня по-прежнему есть деньги, которые оставил мне Гэри. Я намерена сделать крупный взнос в фонд исследований СПИДа. Думаю, ему бы это понравилось. Что ты на это скажешь?
        Ей удалось утешить Ральфа, и его голос звучал почти спокойно, перед тем как он повесил трубку. А Лиза застыла, глядя на телефон и думая о том, что если в статье написана правда, то СПИД у Ральфа в крови. Он (как там называется это состояние?) ВИЧ-инфицированный - а это значит, что однажды он умрет, так же, как и Гэри! Она вздрогнула всем телом. Наверное, возраст давал о себе знать, но с каждым прожитым днем в ней все сильнее крепло ощущение того, что мир превращается в место, где страшно жить.
        - Тони крупно повезло,  - заметил Крис Костелло.  - Если он и сохранит свое кресло на следующий срок, то исключительно благодаря вам.
        - Мне нравится помогать людям,  - просто ответила Лиза.
        Они сидели в «операционной» Тони, бывшем помещении магазина, переоборудованном под его приемную в центре Броксли. Каждую субботу по утрам сюда приходили избиратели со своими проблемами, в решении которых он мог - или не мог - им помочь. Самого Тони еще не было. Нередко он вообще здесь не появлялся, находя для себя более интересные занятия в Лондоне. Обычно прием от его имени вел Крис или Лиза, когда бывала свободна.
        Сегодня утром, как обычно, у дверей кабинета выстроились просители со своими бедами, иногда пустяковыми, иногда - серьезными, как, например, пожилая леди, которую застройщик угрозами вынуждал выселиться из дома, предоставленного ей в пожизненную аренду, намереваясь модернизировать и перепродать его. Лиза составила список писем, которые предстояло написать, и звонков, которые необходимо было сделать. Этим займется Крис.
        К часу пополудни «операционная» опустела, и Лиза ощутила законное удовлетворение от хорошо выполненной работы.
        - Ленивый он парень, наш Тони,  - с ухмылкой заметил Крис.  - Надо бы дать ему хорошего пинка под зад. Прошу прощения за столь непарламентское выражение.
        - Мне приходилось слышать словечки и похлеще,  - ответила Лиза.
        - Хотите выпить?  - предложил он.  - «Красный лев» расположен прямо через дорогу.
        Лизе и впрямь хотелось выпить, но она сомневалась, стоит ли брать с собой Криса. Она испытывала к нему смешанные чувства. Иногда ей нравилась его грубоватая и прямолинейная манера поведения, но при этом в нем чувствовалась и жесткость, которая отпугивала ее. Временами Лиза ловила на себе его жадные взгляды, но более всего ее пугал ответный сладостный трепет, прокатывавшийся по ее телу. Она старалась не обращать на это внимания. Но, пожалуй, немножко выпить все-таки стоило.
        - Договорились. Я выпью пива.
        - Леди Элизабет Молино не может позволить, чтобы посторонние видели, как она одним глотком осушает пинту лучшего горького пива!  - Крис сделал вид, будто шокирован до глубины души.  - Вам полагается пить только шерри, причем сухое.
        - Если мне нельзя пива, значит, я вообще не пойду с вами,  - упрямо заявила Лиза.  - Я не собираюсь менять свои привычки только потому, что обзавелась титулом.
        Крис принес ей пива в полупинтовом стакане.
        - Будем соблюдать хотя бы видимость приличий,  - прошипел он.
        После того как он уселся напротив, Лиза поинтересовалась:
        - Крис, вы знаете бизнесменов, которые просили Тони оказать им содействие в получении подрядов на строительство дорог и прочее? И он, кстати, имеет право на подобные действия?
        На лице Криса появилось отсутствующее выражение, и он уставился в свой стакан.
        - Что вы имеете в виду?  - спросил он.
        - Я думаю, мой муж использует свое влияние для того, чтобы люди обогащались, а это кажется мне неправильным.
        Крис туманно ответил:
        - Вам не о чем беспокоиться.  - После чего заговорил о другом, и Лиза решила, что причины для беспокойства у нее все-таки есть.
        Вернувшись в Феррис-Холл, Лиза с удивлением услышала, как в кухне кто-то разговаривает на повышенных тонах. Это были Тони и миссис Мэйсон. Они ссорились. Лиза осторожно подкралась ближе; ей было интересно узнать, в чем дело.
        - Вы не можете рассчитывать, что мы с Мэйсоном и дальше будем работать бесплатно. Мы не получаем жалованья вот уже несколько недель!  - гневно выкрикнула миссис Мэйсон.
        - Вы знаете, что рано или поздно получите его!  - прорычал Тони.  - И не забывайте о том, что вы не платите за квартиру.
        Лиза почувствовала, как у нее от удивления отвисает челюсть - она еще никогда не слышала, чтобы он разговаривал таким тоном. Откровенно говоря, она даже не подозревала, что ее супруг способен на такие эмоции. Обычно он бывал очень вежлив и обходителен.
        - «Рано или поздно» - такое обещание меня не устраивает, сэр,  - упрямо возразила миссис Мэйсон.  - Нам нужны деньги на расходы, как и всем людям. Что касается квартиры, то она входит в условия договора. И вот еще что - мясник отказывается отпускать товар в кредит до тех пор, пока его счет не будет оплачен, а в барах, где разрешена продажа спиртного на вынос, о кредите вообще слышать не хотят - для всех, не только для вас. Теперь, когда погреб сэра Камерона пуст, вам придется покупать вино.
        - Если вы намерены устроить скандал,  - холодно обронил Тони,  - мне придется подумать о том, чтобы подыскать вам замену.
        Миссис Мэйсон саркастически расхохоталась.
        - Никого вы не найдете, особенно когда узнаете, сколько вам придется им платить.
        - Я посмотрю, что можно сделать,  - резко бросил Тони.
        - Вы постараетесь уладить этот вопрос как можно скорее, правда, сэр?  - в голосе миссис Мэйсон слышалась смесь презрения и мольбы.
        Лиза поспешила обратно в холл, и когда из коридора вышел Тони, она прислонилась к двери, делая вид, что только что вошла.
        - Дорогая!  - Его лицо расплылось в доброжелательной улыбке.  - А я и не заметил, как ты пришла.
        Подойдя к ней, Тони взял ее за руки и прижал их к своим щекам. Неужели это тот самый человек, который только что угрожал миссис Мэйсон? Лиза начала думать, уж не ослышалась ли она и не была ли сцена, незримым свидетелем которой она стала, плодом ее воображения?
        Обняв жену за плечи, Тони повел ее в гостиную. Казалось, он настолько был рад видеть ее, что все ее дурные предчувствия и опасения в отношении него тут же рассеялись. Таких хороших актеров попросту не бывает.
        - Присаживайся, дорогая моя,  - заботливо предложил Тони.  - Я принесу тебе выпить. Где ты была? Мэйсон сказал, что ты приехала рано утром.
        - Я была там, где должен был быть ты,  - с укоризной ответила Лиза.  - На приеме в твоей «операционной».
        - Следовало предоставить это заботам Криса, он получает за это деньги.
        - Нет, Тони, это ты получаешь за это деньги. Крису платят только за то, что он является твоим помощником и представителем.
        - Сомневаюсь, что люди обращают внимание на то, кто сидит перед ними за столом, пока они изливают ему свои глупые жалобы,  - пренебрежительно заявил Тони, возвращаясь к ней со стаканом виски в руках.  - Как бы там ни было, вчера вечером я отдыхал в обществе нескольких приятелей и не обратил внимания на время. А когда спохватился, ночной поезд уже ушел.
        Улыбаясь, Лиза покачала головой.
        - Честное слово, Тони, ты неисправим.
        Чуть позже она разыскала миссис Мэйсон и поинтересовалась у нее, сколько задолжал ей Тони. Когда женщина назвала ей сумму, Лиза поразилась тому, насколько она ничтожна - такое жалованье иначе как нищенским назвать было нельзя.
        - С этого момента платить вам буду я,  - пообещала Лиза.  - И самое время вам получить прибавку. Полагаю, ваше жалованье следует повысить минимум вдвое.
        Вечером, поднявшись к себе, чтобы переодеться к ужину, Лиза обнаружила на туалетном столике одинокую орхидею в высокой и тонкой хрустальной вазе рядом со стопкой счетов. Здесь были квитанции на оплату телефона и электричества, а также давно просроченный счет из местной автомастерской за ремонт «мерседеса». О счете от мясника Лиза уже слышала, так что ей придется оплатить его до того, как она уедет из Броксли, если хочет, чтобы им было что есть на следующей неделе. Но Лизу охватило негодование, когда она обнаружила счет от портного с Савиль Роу[108 - Савиль Роу - торговая улица в центре Лондона, на которой расположены лучшие в столице ателье.] на сумму более тысячи фунтов стерлингов. Тони мог улыбаться и очаровывать ее сколько душе угодно, но она не собирается покупать ему одежду. Взяв с собой чековую книжку и прихватив счета на оплату, Лиза решительно зашагала по коридору к комнате мужа, но у дверей на мгновение приостановилась, не зная, то ли постучать, то ли войти просто так. В конце концов, он был ее мужем. Но она все-таки решила постучать, и Тони крикнул:
        - Войдите.
        Он уже переоделся в смокинг и теперь сидел на кровати, завязывая шнурки.
        - Я не готова оплачивать вот это,  - прямо заявила Лиза, протягивая ему счет от портного.
        Тони ужаснулся:
        - Дорогая, я положил этот счет вместе с остальными? Прости меня, это вышло случайно.
        Невзирая на его кажущуюся искренность, в душе у Лизы зашевелилось неприятное подозрение, что он лгал и намеренно присоединил счет от портного к остальным, надеясь, что она оплатит его, не задавая лишних вопросов.
        - Я выпишу чеки на оплату всего остального, иначе нам отключат электричество и телефон - тебе следовало отдать их мне раньше,  - да и в автомастерской наверняка ждут деньги. Прошло уже шесть недель с тех пор, как они отремонтировали твой «мерседес».
        - Мне не помешала бы новая машина,  - с надеждой произнес Тони.
        - Ты всегда можешь взять мою,  - рассеянно ответила Лиза.
        Для поездок в Йоркшир она приобрела «шевроле-кавалер». Лиза присела на кровать рядом с мужем и раскрыла чековую книжку. Внезапно женщина услышала, как он ахнул.
        - В чем дело?  - поинтересовалась она.
        - Корешок!  - У Тони внезапно сел голос.  - Он же выписан на целых полмиллиона фунтов!
        - Правильно. Эти деньги пошли на благотворительность.
        Тони попытался разобрать ее каракули.
        - Доверительный фонд «Челленджер», верно?
        - Да, это благотворительный фонд для поддержки жертв СПИДа. Мой близкий друг несколько лет назад умер от этой болезни; это - дань его памяти.
        - Дань памяти!  - Лицо Тони исказилось, он задышал тяжело, с хрипами.  - Ты хочешь сказать, что просто села и выписала чек на полмиллиона?
        В его реакции было нечто пугающее. Он походил на умирающего от голода человека, которого дразнят вкусной едой, а он не может до нее дотянуться. Лиза выругала себя за то, что позволила мужу заглянуть в ее чековую книжку.
        - Это были его деньги,  - помолчав, сказала она.  - Он оставил их мне.
        - И ты так легко рассталась с ними? В то время как я…  - Он оборвал себя на полуслове.
        - Я обязана была это сделать,  - сказала Лиза.
        Она подошла к двери. Ей хотелось как можно быстрее уйти отсюда. Собственно говоря, полмиллиона фунтов составляли лишь малую часть того, что оставил ей Гэри, но Лиза не собиралась рассказывать об этом Тони. Она искала лишь достойный повод и теперь нашла его. Если понадобится, вся сумма пойдет на финансирование исследований по борьбе со СПИДом. Ни за что и никогда она не потратит и цента от доходов, полученных от проката «Сердец и цветов» и других снятых Гэри фильмов, на оплату счетов портного для своего мужа.
        За ужином Тони снова вел себя, как обычно, любезничая и осыпая Лизу комплиментами, хотя иногда и поглядывал на нее с особым уважением, а она с тоской говорила себе: «Это потому, что я оказалась богаче, чем он думал». Все ее сомнения и страхи вернулись с новой силой. Ситуация сложилась - хуже не придумаешь. В конце концов, во время свадебной церемонии они пообещали хранить друг другу верность и в горе, и в радости. Если бы Тони с самого начала признался ей, что нуждается в деньгах, она бы с радостью дала их ему.

«Все мое принадлежит тебе»,  - сказала бы она ему и даже могла бы открыть общий банковский счет.
        Но Тони, похоже, оказался патологически неспособен на откровенность, и Лиза досадовала и обижалась на него за то, что он делал намеки, коварством и постоянной ложью вытягивая из нее деньги. Кроме того, зачем ему столько наличных? Жили они очень скромно, да и жалованье члена парламента никак нельзя было назвать нищенским. Так на что же он его тратил, интересно знать?
        Весной 1983 года должны были состояться всеобщие выборы. И внезапно Тони сообразил, что запросто может лишиться кресла. Местная газета опубликовала его рейтинг и ничтожное количество заседаний, на которых он присутствовал в Палате общин - что стало шоком для его ни о чем не подозревающей супруги,  - вместе со статьей, в которой его обвиняли в полном отсутствии интереса и сочувствия к нуждам простых избирателей.

«…Похоже, сэра Энтони гораздо больше интересует дирекция, а не рабочие,  - писал репортер.  - Он до сих пор не осознал, что его выбрали для того, чтобы он представлял весь округ, а не нескольких важных “шишек”. В крупном и постоянно расширяющемся округе Броксли число тех, кто в последние годы голосует за лейбористов, неуклонно растет, и чаша весов может склониться не в его пользу, когда наступит день выборов».
        Лиза планировала слетать в Голливуд, но отказалась от поездки, чтобы быть рядом с мужем, когда он начал отчаянную кампанию по сбору голосов для своего переизбрания. Несмотря на то что Тони явно пренебрег их интересами, люди, встречавшие его на пороге своих домов, почти неизменно становились жертвами его пылкого юношеского очарования.
        - Ты должен был заняться этим с самого начала,  - с раздражением заявил ему Крис Костелло,  - а не сидеть и ждать, когда до выборов останется три недели.
        Лиза вошла в представительство партии и устало рухнула в кресло. Сбросив с ног туфли, она провозгласила:
        - Фу-у, как же я устала!
        Сегодня утром она присутствовала на пресс-конференции вместе с Тони, посетила больницу и обошла несколько улиц.
        Она посмотрела на Криса, который сидел на телефоне. Лиза ожидала благодарной улыбки, но он не обратил на нее никакого внимания. С другого конца линии до нее доносился ожесточенно доказывавший что-то слабый голос. Когда он смолк, Крис сказал:
        - Я уже говорил вам, что свобода прессы может идти в задницу. Сэр Энтони заручился судебным постановлением, так что если вы посмеете повторить хоть слово, то нарушите закон, а я прослежу, чтобы вашу поганую газетенку прикрыли, даже если это будет последним, что я совершу в своей жизни!  - Его лицо налилось кровью, и он буквально выплюнул последние слова в трубку.
        Лиза с тревогой прислушивалась к перепалке. Крис в ярости пожирал глазами раскрытый журнал, лежавший перед ним на столе. Лиза протянула руку, чтобы взять его, и вдруг Крис заметил ее присутствие. Его рука с грохотом опустилась на стол, чтобы прижать журнал, но он опоздал на долю секунды, и она успела завладеть журналом. Это оказалось сатирическое издание «Частный детектив». Одна из статей была обведена красным фломастером. Лиза начала читать, ощущая на себе недовольный взгляд Криса.

«Сэр Энтони Молино по прозвищу “Катала”, вальяжный бездельник и член парламента от Консервативной партии в округе Броксли, Западный Йоркшир, умудрился бездарно растерять свой некогда внушительный перевес. “Катале”, сменившему на этом посту всеми любимого и уважаемого Фергюса Ломакса, явно больше пришлась по вкусу атмосфера казино “Гранди”, нем Палата общин, так что он редко удостаивает последнюю своим присутствием. Люди, обладающие критическим складом ума, могут задаться вопросом, а не связаны ли грандиозные проигрыши “Каталы” в “Гранди”, где минимальная ставка исчисляется четырехзначными цифрами, равно как и еще более грандиозный крах “БриксКо”, офшорной инвестиционной компании, в которой ему принадлежит контрольный пакет акций (дело в настоящее время расследуется Отделом по борьбе с мошенничеством), с недавней бешеной активностью по планированию строительства новых дорог и зданий в Броксли, старую библиотеку которого, являющую собой памятник архитектуры поздней викторианской эпохи, снесут вместе с местной сельской больницей, занимающей несколько флигелей, дабы освободить место для очередного
современного уродца? Местные жители клянутся, что они вполне удовлетворены старинными постройками, и утверждают, что новая автострада, которая пройдет по живописным долинам, совершенно не нужна и нежелательна. И можно ли счесть простым совпадением тот факт, что подрядчики, которые будут заниматься новым строительством, являются частыми гостями в родовом поместье "Каталы”, Феррис-Холле?»
        Крис с грохотом опустил трубку на рычаг.
        - Это был редактор «Броксли газетт». Я напугал его до полусмерти. Он не станет ничего печатать.
        - Это правда?  - осведомилась Лиза, кивая на статью.
        Похоже, Крис смирился с тем, что Лиза прочла ее.
        - Ну, знаете, как говорят: дыма без огня не бывает.
        - Значит, правда.  - Она со вздохом положила журнал на колено.  - Полагаю, именно туда ушли деньги на новую крышу и центральное отопление.
        Лиза чувствовала себя опустошенной, хоть и не особенно удивилась тому, о чем только что прочла. В глубине души она давно была уверена, что происходит нечто подобное. Если журнал не лгал, Тони был отчаянным картежником. Вот куда ушло его жалованье, полученное от отца наследство и те тысячи фунтов, которые он вытянул из нее.
        - Он действительно запасся судебным постановлением?
        - Он подумывает об этом, чтобы местные писаки не досаждали ему, пока не закончатся выборы. А потом это уже никому не будет интересно. Обычно на «Частного детектива» особого внимания никто не обращает. Никогда не знаешь, что они напечатают - истинную правду или ложь.  - Крис вздохнул.  - С Фергюсом у нас никогда не было и намека на скандал, он всегда был честен и прям, как стрела.
        - А вы были и его помощником тоже?
        - Да.  - Жесткие черты лица Криса неожиданно смягчились.  - В те времена выборы были сплошным удовольствием: Фергюса любили даже его оппоненты. Все обращались к нему по имени, как и до сих пор, кстати. Но Тони!..  - Он выразительно передернул плечами.  - Да, фотографы нынче способны творить чудеса. Я имею в виду, Тони посещает школы, Тони обходит больничные палаты, пожимая руки пациентам. Меня тошнит от его лицемерия, учитывая то, что он проделывает это не чаще одного раза в четыре года. Фергюс же занимался этим постоянно.
        - Почему же вы остались?  - поинтересовалась Лиза.
        Крис с недоумением воззрился на нее.
        - Я мог бы задать тот же вопрос вам. Что до меня, то я намерен пересмотреть свое отношение после окончания предвыборной кампании.
        - Прочитав эту статью,  - сказала Лиза,  - я склонна последовать вашему примеру.
        В ратуше Броксли царила напряженная, волнующая атмосфера - начался подсчет голосов. Лиза прошлась вдоль длинного ряда раскладных столов и прикинула на глаз толщину трех стопок, в которых лежали бюллетени, поданные за Тони, либералов и лейбористов. Все они выглядели примерно одинаковыми. Крис, стоявший рядом, процедил сквозь зубы:
        - Броксли предал нас, но сельские жители по-прежнему голосуют за Тони. Он все еще может победить, пусть и с минимальным преимуществом.
        Несмотря на подозрения и сомнения, которые Лиза питала по поводу мужа, она все-таки надеялась, что напряженная трехнедельная избирательная кампания, в которой она активно участвовала, не окажется напрасной. Время близилось к полуночи, члены комиссии подсчитывали тысячи голосов, и Тони принялся нервно грызть ногти.
        - Я начинаю беспокоиться,  - заявил он.
        - С этим ты немного опоздал,  - язвительно заметила Лиза, и он обиженно взглянул на нее. Она не обсуждала с ним статью в «Частном детективе» и не знала, рассказал ли ему Крис о том, что она прочла ее.
        И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, столы опустели и подсчитывать стало нечего - бюллетени закончились. Теперь они лежали посреди комнаты, связанные в пачки по сто штук в каждой, перед фамилиями кандидатов, и чиновник из ратуши медленно пересчитывал их. Вокруг нервно прохаживались Крис и другие помощники. Со своего места Лиза видела, что стопка пачек, лежавшая перед фамилией Тони, была чуточку выше двух остальных. Раздался радостный вопль, который заглушили приветственные крики, и внезапно Тони оказался рядом с ней.
        - Мы победили!  - вскричал он.
        Его преимущество над соперниками уменьшилось до тысячи голосов. Либералы и лейбористы оказались на втором месте с равными показателями.
        Лиза поднялась на сцену вместе с Тони, чтобы выслушать официальное подведение итогов голосования. Рядом стояли остальные кандидаты со своими женами. После окончания церемонии Тони окружили его сторонники и потащили на вечеринку в его честь.
        - Идем, Лиза!  - донесся до нее его голос, прежде чем его буквально вынесли на руках.
        - Разве им не следовало бы поумерить свою радость?  - обратилась она к Крису, выходя следом за ним на улицу.  - Учитывая обстоятельства?
        - Победа - вот что имеет значение, по крайней мере, сегодня,  - ответил он.  - Даже выиграв с преимуществом в один голос, они все равно были бы счастливы.
        Лиза подошла к своей машине.
        - Куда это вы собрались?  - удивленно осведомился Крис.  - Вечеринка в двух шагах отсюда, на другой стороне улицы.
        - Я не в настроении праздновать. Я еду домой.
        Вернувшись в Феррис-Холл, Лиза позвонила в Хитроу и забронировала на завтрашний день один билет на рейс до Калифорнии. «О’Брайен продакшнз» в последние годы выпускала никчемные фильмы, и Лиза спешила вправить кое-кому мозги. Поездку, запланированную еще в прошлом месяце, ей пришлось отменить, чтобы поддержать Тони во время его кампании. В Калифорнии вечер только начинался, так что в конторе обязательно кто-нибудь будет. Лиза дозвонилась и назначила внеочередную встречу руководящих сотрудников на следующий понедельник.
        Сбросив пиджак от синего костюма, купленного ею специально для избирательной кампании, Лиза налила себе виски и включила телевизор. Судя по предварительным результатам голосования, миссис Тэтчер, похоже, одержала сокрушительную победу. Через некоторое время Лиза со вздохом выключила телевизор. У нее наступила обратная реакция, и она почувствовала упадок сил. Последние несколько недель выдались бурными, хлопотными и эмоционально насыщенными. Люди вдруг заинтересовались политикой. Впрочем, то же самое бывало и после окончания съемок или театрального сезона. Казалось, жизнь останавливалась, и вы были уверены в том, что ничего столь же замечательного и восхитительного с вами более не случится. Лиза знала, что способно ее успокоить, но с Тони об этом можно было только мечтать! Хотя сейчас ей даже не хотелось близости с ним, для этого было уже слишком поздно. Может быть, ей стоило пойти вместе с мужем на вечеринку, чтобы убить время.
        Злясь на себя, Лиза подошла к окну. Луны не было, и долины и холмы погрузились в темноту. Вдали на улицах Броксли оранжевыми пятнами горели фонари, и казалось, что город охвачен пожаром.
        По подъездной дорожке скользнул свет автомобильных фар, и у Лизы упало сердце. Сейчас она была решительно не в настроении разговаривать с Тони. Осторожно закрылась входная дверь, в холле раздались шаги, и Лиза пожалела, что не додумалась добежать до кровати и залезть под одеяло. Она продолжала смотреть в темное окно, и позади нее в стекле отразилась фигура мужчины. Лиза вздрогнула. Это был не Тони, а Крис. В животе у нее что-то оборвалось, когда он подошел к ней и его тень накрыла ее с головой. Лиза ощутила его руки у себя на талии, и их прикосновение обожгло ее сквозь тонкую ткань блузки. Внутренний голос шептал, что она должна отстраниться и остановить Криса, но слова замерли у нее на губах, и Лиза поняла, что колебалась слишком долго. Его руки скользнули выше и принялись ласкать ее грудь. Он прижался губами к впадинке у нее на шее. Снедавший Лизу голод вырвался наружу и жаждал утоления. Она жалобно вздохнула, сдаваясь и поворачиваясь к Крису, и он подхватил ее своими сильными руками и понес наверх.
        ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
        Сможет ли она заставить себя продать «Тимперлиз», дом, с которым связано столько воспоминаний? Дом, в котором она жила с Дентом и Сабиной, дом, в котором умерли Гэри и Вита и где она когда-то была так счастлива?
        Вчерашнее заседание получилось жарким и ожесточенным.
        - Компания должна стать открытым акционерным обществом. Нам нужны крупные вливания капитала, прежде чем мы сможем выпускать фильмы, о которых вы говорите,  - сказали Лизе.  - Сейчас съемки любого мало-мальски приличного фильма стоят тридцать-сорок миллионов долларов. А весь наш годовой бюджет в два раза меньше.
        - Но только потому, что наши фильмы стоят дешево, они не обязаны быть плохими,  - вспылила Лиза.  - А в последние годы вы снимаете сплошное дерьмо.
        Она почти не знала тех, к кому взывала. Все они были бухгалтерами и экономистами, молодыми безликими людьми, которых деньги заботили гораздо больше качества и которые совершенно не разбирались в том, как нужно снимать кино. В их присутствии Лиза чувствовала себя старой, как будто все ее ценности давным-давно вышли из моды и больше не представляли интереса в современном климате, где срубить денег по-быстрому было намного важнее, чем снять хороший фильм. Она сама была во всем виновата. На протяжении многих лет Лиза самым преступным образом пренебрегала компанией. «О’Брайен продакшнз» шла вперед без ее участия, и она не могла требовать от этих людей изменить направление только потому, что внезапно обнаружила: они идут неверным курсом - или, по крайней мере, курсом, который она не одобряла.
        Лиза с угрозой заявила:
        - Пожалуй, мне стоит продать две трети акций компании.  - И та готовность, с которой бухгалтеры ухватились за ее предложение, опечалила ее. Ральф продал свою долю несколько лет назад.
        Они не дали ей шанса передумать, да она, пожалуй, и не стала бы менять решение. Контракты были подготовлены с такой скоростью, что Лиза заподозрила, что их просто держали под рукой. Она согласилась продать свои акции за пять миллионов долларов, хотя и знала, что могла бы получить за них вдвое больше, если бы возмутилась. Но зато она настояла на том, чтобы они сменили название.
        - О’Брайен - это мое имя,  - с нажимом произнесла Лиза.  - Откровенно говоря, я не желаю, чтобы оно ассоциировалось с тем барахлом, которое вы тут клепаете.
        Она почему-то думала, что ее слова заставят их устыдиться, но ничего подобного не произошло.
        - Мы и сами об этом подумывали,  - самодовольно ответил ей один из бухгалтеров.

«Тимперлиз» радушно встретил Лизу тишиной и покоем. В лучах заходящего солнца дом излучал умиротворение. Хлоя ожидала ее появления, и повсюду стояли цветы. Их аромат смешивался с запахом лаванды - так пахло средство для полировки мебели, которым когда-то пользовалась Милли.
        Лиза вышла в патио и, когда сгустились сумерки, включила фонарики в саду и поставила кассету с музыкой Вагнера. Если она закроет глаза, то, быть может, сумеет перенестись в прошлое, каким оно было до того, как порядок вещей необратимо изменился. Лиза с надеждой зажмурилась, но тут же вновь открыла глаза. Сейчас было не самое подходящее время для того, чтобы предаваться воспоминаниям и перебирать минувшие события. Порой она злоупотребляла этим. Сейчас пришло время подумать о будущем.
        Нет, разумеется, она не сможет продать «Тимперлиз»! Это все равно что продать память. В конце концов, здесь по-прежнему обитал дух Дента, а теперь, наверное, под балками перекрытия поселились призраки Гэри и Виты. Лиза мысленно улыбнулась; если призраки Виты и Гэри и были где-нибудь поблизости, то только внизу, в кинотеатре. По ночам, когда Хлоя и Альберт крепко спали, они наверняка усаживались перед мерцающим экраном и смотрели кино. Лиза подумала об этих фильмах; одни были настоящими произведениями искусства, другие - великими волшебными творениями, после которых вас захлестывали эмоции, а третьи, самые немногочисленные,  - добротно сработанными обычными картинами. Все это было снято без больших денежных затрат, но в их производство были вложены любовь, кровь, пот и слезы.
        Она не может просто взять и подвести подо всем этим черту! Нет, ее голливудская карьера еще не закончена! Когда-нибудь на деньги Гэри и на свои собственные она создаст другую компанию. Ведь именно это доставило бы ему наибольшее удовлетворение - снимать фильмы, которыми он мог бы гордиться.
        Старый дом издал негромкий скрип - наверное, он тихонько вздохнул с облегчением, зная, что его не продадут и что в один прекрасный день хозяйка обязательно вернется сюда.
        Лиза не пробыла в Пимлико и часа, когда дверной звонок издал заливистую трель. Направляясь к двери, Лиза молилась про себя, чтобы это был не Тони, потому что она еще не до конца решила, что скажет ему. К ее облегчению, к ней пожаловала соседка, Флоренс Дэйл, которая жила здесь уже более пятидесяти лет. В руках она держала квадратную картонную коробку с проделанными по бокам отверстиями.
        Лиза пригласила ее войти. Всякий раз, бывая у нее в гостях, пожилая леди восторгалась переделками и внутренним убранством. Вот и сейчас она уже в который раз воскликнула:
        - Трудно поверить в то, что когда-то этот дом был точно таким же, как мой! Я зашла только для того, чтобы сказать - в ваше отсутствие посыльный доставил с полдюжины букетов. Я поставила их в воду, так что они совсем еще свежие.
        - Пожалуйста, оставьте их себе,  - попросила Лиза.  - Если они вам не мешают, конечно.
        - Вы уверены? Они так чудесно оживляют гостиную. А вот это тоже принесли вам.  - Она открыла коробку, и Лиза ахнула. На нее круглыми испуганными синими глазенками смотрела крошечная серо-голубая персидская кошечка.
        - Какая она славная!  - воскликнула Лиза.
        - Это он, а не она. Я назвала его Омаром, хотя вы можете дать ему другое имя. Последние несколько дней мы с ним подолгу беседовали. Он благодарный слушатель.  - Пожилая леди улыбнулась.  - Мне будет жаль с ним расставаться.
        - А вы не согласитесь и его оставить у себя? Омар просто замечательный котик, но я так редко бываю дома, что за ним некому будет ухаживать.  - Лиза не смогла удержаться, взяла котенка на руки и посадила себе на плечо. Его сердечко испуганно забилось, но когда она стала гладить его по пушистой спинке, котенок замурлыкал, и Лиза ощутила, как он трогает мягкой лапкой ее шею, играя с сережками.
        - Ты очаровательный молодой человек, Омар, и я была бы очень рада, если бы ты стал моим другом, но Флоренс сможет уделять тебе намного больше времени.  - И она с неохотой протянула котенка старушке.
        - Внутри коробки лежит открытка. Омар сделал на нее свои дела, но я отмыла ее.  - Флоренс показала ей покрытый пятнами кусочек картонки, и Лиза весело захихикала. «Моей замечательной верной супруге в благодарность за тяжкий труд во время выборов»,  - написал Тони.


* * *
        После того как Флоренс ушла, унося с собой Омара, Лиза вдруг пожалела, что поторопилась расстаться с котенком. Пожалуй, она могла бы устроить так, чтобы он жил на два дома, и тогда она ухаживала бы за ним, когда приезжала. Сейчас ей тоже не помешал бы внимательный слушатель. Она должна отрепетировать, как скажет Тони о том, что хочет подать на развод.
        Это решение нельзя было назвать трудным. В сущности, с иронией думала Лиза, это лишь подтверждает, насколько мелким и пустым оказался ее брак, раз она готова с легкостью отказаться от мужа, изо всех сил цепляясь при этом за особняк. В ближайшие выходные она намеревалась съездить в Феррис-Холл и поговорить с Тони начистоту. Через несколько недель начинались репетиции нового спектакля, и было бы здорово начать все сначала, не будучи обремененной супругом, поведение которого внушало Лизе огромное беспокойство. Когда-нибудь разоблачения «Частного детектива» станут достоянием широких читательских масс, и она не хотела, чтобы на ее имя пала тень сомнительной деятельности ее супруга.
        Лиза приехала в Феррис-Холл в субботу. Должно быть, Тони видел, как она подъехала в своем «шевроле», который обычно оставляла на вокзале, потому что выбежал ей навстречу.
        - Дорогая, где, ради всего святого, ты пропадала?!  - вскричал он.  - Вот уже две недели я безуспешно пытаюсь связаться с тобой.
        - Я была в Штатах,  - коротко ответила Лиза.
        - Ты не пришла на нашу праздничную вечеринку после выборов. Я ужасно скучал по тебе - если бы не ты, я мог бы и проиграть.  - Он поцеловал ее в щеку и, когда они поднимались по ступеням, приобнял за плечи. Как всегда, Тони вел себя предупредительно и радушно. Он выглядел таким довольным и счастливым, что Лизе стало неловко за то, что она в нем усомнилась.
        - У меня здесь несколько друзей,  - сказал Тони.  - Они останутся на ночь.
        Лиза застонала. Разговор по душам, который она запланировала на сегодняшний вечер, отменялся, а если Тони и дальше будет вести себя в том же духе, пуская в ход все свое обаяние, она может и передумать насчет развода!
        Друзьями оказались три бизнесмена средних лет, нувориши, еще не успевшие избавиться от резкого йоркширского акцента. Они излучали шумную самоуверенность, являвшуюся непременным спутником быстро обретенного благосостояния. Все они показались Лизе чуть ли не братьями-близнецами, и даже после того, как Тони представил гостей, ей было нелегко отличить их друг от друга.
        Крис тоже был здесь, но Лиза старательно избегала его взгляда. Она испытывала неловкость, вспоминая почти животную страсть, с которой отвечала на его ласки, когда они занимались любовью.
        После ужина один из мужчин, самый говорливый или же самый нетерпеливый, провозгласил:
        - Ну что ж, теперь можно обсудить дела, верно?
        Тони приподнял бровь, вопросительно глядя на Лизу. Итак, он хочет, чтобы она ушла! Она проигнорировала недвусмысленный намек, и мужчины за столом обменялись недоуменными взглядами. Когда же Лиза не сделала попытки встать из-за стола, один из дельцов продолжил:
        - Вряд ли вам захочется забивать свою очаровательную головку скучными деловыми вопросами, леди Элизабет.
        Крис расхохотался:
        - Если верить «Файнэншиал таймс», эта очаровательная головка только что продала свою долю в кинокомпании за пять миллионов долларов.
        За столом воцарилось изумленное молчание, а Тони с такой силой опустил чашку на блюдце, что она жалобно зазвенела. Крис вновь рассмеялся, и Лиза бросила на него недовольный взгляд. Тони неоднократно уговаривал ее продать свои акции компании «О?Брайен продакшнз», и она предпочла бы, чтобы он не узнал о существенном пополнении ее банковского счета.
        - Вот это да!  - Мужчина, который назначил себя председательствующим на этом импровизированном заседании, пожал плечами.  - Что ж, я посвящу вас в подробности того, о чем мы говорили на прошлой неделе. Я тут провел небольшое расследование, точнее, не я, а мой поверенный, и выяснилось, что на собственность, которую занимает «Спринг инжиниринг», имеются два договора аренды: один на землю, а другой - на здания. Первый подразумевает номинальные ежегодные выплаты в размере двухсот пятидесяти фунтов, которые не менялись с самой войны.
        Одни из мужчин презрительно обронил:
        - Это сущий пустяк в наше время. Его можно выкупить?
        - Можно. Он принадлежит старику-пенсионеру, который не имеет ни малейшего понятия о том, сколько его земля стоит на самом деле. Если предложить ему пару тысяч фунтов, он умрет от радости.
        - А как насчет зданий?  - поинтересовался Тони.
        - С ними немного сложнее. Арендная плата составляет две с половиной тысячи фунтов в год, и владельцы, лондонская компания по работе с недвижимостью, прекрасно осведомлены об их стоимости, но, полагаю, шестизначная цифра их вполне устроит.
        - Значит, итоговая сделка потянет тысяч на сто или чуть больше?
        - Вы говорите о фабрике на Хай-стрит в Броксли?  - осведомилась Лиза.
        - Совершенно верно, леди Элизабет.
        - Ради всего святого, зачем она вам понадобилась?
        Ей ответил один из мужчин:
        - Как только мы выкупим договоры, мы сразу же поднимем арендную плату.
        - Но ведь пройдет целая вечность, прежде чем вы вернете свои деньги,  - заметила Лиза.
        - Дорогая, неужели ты не понимаешь?  - Тони подался вперед.  - Это место просто идеально подходит для отеля, оно ведь находится в самом центре города.
        - Ты хочешь сказать, что вы закроете фабрику?
        - Фабрика закроется сама, когда не сможет платить по новым ставкам,  - заявил самопровозглашенный председатель.
        - И почти двум тысячам мужчин и женщин придется жить на пособие по безработице!  - гневно произнесла Лиза.
        - Я знал, что ты ничего не поймешь, Лиза,  - напряженным голосом заговорил Тони.  - Но в любом случае новый отель сможет предложить много рабочих мест.
        - Это произойдет лишь через несколько лет! Кроме того, опытные рабочие-машиностроители вряд ли захотят стать мойщиками бутылок или официантами.
        За столом воцарилось неловкое молчание. Кто-то из гостей, возомнив себя искусителем, пробормотал:
        - Подумайте о доходе, который вы получите, если вложите в проект часть своего капитала.
        Лиза не ответила. Она сидела, не поднимая глаз, но внутри буквально кипела от негодования при мысли о том, что источник существования и сама жизнь многих людей находятся в руках таких жадных и беспринципных дельцов. Внезапно Лиза встала из-за стола и с такой силой отодвинула стул, что его ножка зацепилась за вытертый ковер и он отлетел в сторону, с глухим стуком упав на пол. Все вскочили от неожиданности, а она вышла из комнаты, не сказав ни слова.
        Лиза спросила себя, не придет ли к ней сегодня ночью Крис. Но сама же ответила, что вряд ли, ведь в доме находится Тони. Время уже перевалило за полночь, когда она услышала, как гости стали расходиться по своим комнатам. Их голоса звучали громко и сердито, когда они принялись спорить о чем-то в коридоре. Вот отъехала чья-то машина, и это мог быть только Крис, а потом Тони осторожно прошел мимо ее двери, и дверь его комнаты открылась и закрылась.
        Сон бежал от Лизы, и она беспокойно ворочалась на кровати. Стоило ей вспомнить разговор за столом, как ее вновь охватывал гнев. Она уже проваливалась в сон, но вдруг почувствовала, как кто-то скользнул в постель рядом с ней. Крис!
        - Мне показалось, что я слышала, как отъехала твоя машина,  - прошептала Лиза.
        Он жадно шарил руками по ее телу, и она задрожала от наслаждения.
        - Я оставил ее на дороге и вернулся пешком.
        Крис стал целовать ее, и Лиза почувствовала, что погружается в сладкую бездну. И не важно, что в комнате напротив спал ее муж. Сейчас для нее имело значение лишь то, что рядом с ней находится мужчина, чьи требовательные губы закрыли ей рот поцелуем, а руки ласкали ее тело. Лиза просто отдалась ему, покорно лежа на спине, пока он брал ее снова и снова.
        Крис был огромным, и когда он навис над ней, Лиза показалась себе крошечной и уязвимой. Она вновь испытала восхитительное ощущение, словно внутри у нее вздымалась огромная сладостная волна, грозя накрыть ее с головой. Всем своим существом Лиза устремилась ей навстречу, готовясь взлететь на вершину наслаждения. Женщина замерла на мгновение, с дрожью предвкушая кульминацию их страсти, но вдруг самым краешком сознания, который, должно быть, по-прежнему оставался начеку, расслышала слабый щелчок и скрип. Крис, закрыв глаза, оставался слеп и глух к происходящему. Лиза повернула голову и увидела, как дверь в ее спальню приоткрылась. Затем щель стала шире, и она разглядела чьи-то пальцы на дверной ручке.
        Лиза яростно прошептала:
        - Крис! Кто-то подсматривает за нами.  - И дверь тут же закрылась, быстро и беззвучно.
        Он простерся рядом с ней, тяжело дыша и постанывая.
        - Тебе показалось, наверное.
        - Нет, не показалось. Дверь только что закрылась, я видела это своими глазами.
        - Проклятие!  - выругался он.
        - Кто это мог быть?  - Лиза не знала, отчего так испугалась.
        - Кто же еще, по-твоему?
        - Тони?  - Она пришла в ужас.
        Крис хрипло рассмеялся.
        - Очевидно, это максимум его сексуальных возможностей. Тони-вуайерист, Тони-извращенец.
        - Откуда ты знаешь?  - пробормотала она.
        - Моя дорогая Лиза, ты вела себя со мной, как человек, умирающий от жажды в пустыне. Совершенно очевидно, что уже несколько лет ты ни с кем не занималась любовью, хотя ты - очень красивая и пылкая женщина, и я польщен, что сумел утолить твою страсть.
        - И что нам теперь делать?  - спросила она.
        - Я буду продолжать делать то, что делаю сейчас, то есть искать другую работу.  - Крис оперся на локоть и посмотрел на нее сверху вниз.  - Поедешь со мной, когда я ее найду?
        Лиза покачала головой.
        - Теперь моя очередь чувствовать себя польщенной, Крис, но ответ будет отрицательным. Я больше не желаю иметь дела с мужчинами.
        Она старалась быть тактичной. Человек, умирающий от жажды в пустыне, примет стакан воды из чьих угодно рук. Почти любой мужчина, посмотревший на нее так, как Крис, мог оказаться на его месте, рядом с ней, в ее постели. Но когда речь шла о чести и порядочности, он, в некотором смысле, был ничем не лучше Тони.
        В призрачном свете луны Лиза видела, что Крис ничуть не расстроился. Собственно, он даже улыбнулся.
        - И кто же мы с тобой тогда - два корабля, которые разошлись в ночи на встречных курсах? Роскошный лайнер и буксир с портом приписки в Ирландии?
        - Наверное,  - ответила Лиза.  - А теперь просигналим друг другу «до свидания».
        Крис стал быстро одеваться, сунув галстук в карман. Закончив, он присел на край кровати и взглянул на Лизу. Грубые черты его лица смягчились.
        - Насколько я понимаю, ты намерена развестись с Тони?  - спросил он.
        - Да. Я хотела обсудить с ним этот вопрос вчера вечером, но к нему приехали гости…
        - Будь осторожна, Лиза, обещаешь? Я не хочу, чтобы ты закончила так же, как Рода.
        - Кто такая Рода?
        - Первая жена Тони. Он выудил из нее все до последнего пенни, а как только у нее закончились деньги, развелся с ней. После этого она покончила с собой.
        Ранним утром тусклое солнце, подобно быстро распускающемуся цветку, поднялось из пелены снежно-белых облаков, и на жесткой траве заблестели капельки росы, похожие на драгоценные камни. Бегом поднимаясь на холм, Лиза видела, как они разлетаются у нее из-под ног, подобно искрам от «римской свечи»[109 - «Римская свеча» - разновидность фейерверка.], и вскоре штанины ее тренировочного костюма отяжелели и промокли насквозь.
        Эту часть уик-энда - пробежку ранним утром по холмам и долинам - Лиза любила больше всего.
        Свежий воздух помог ей собраться с мыслями, и, как бывало всегда, проблемы, не дававшие ей покоя ночью, при свете дня уже не казались Лизе неразрешимыми. Хотя ее тошнило при мысли о том, что Тони подсматривал за ней, какое это имело значение теперь, когда она окончательно решила развестись с ним? Лиза не собиралась следовать примеру его бедной первой жены. Она продолжит оплачивать счета на содержание особняка, но помимо этого Тони не получит от нее ни пенни.
        Дыхание с хрипом рвалось у нее из груди, когда Лиза буквально втащила себя на холм. Это была ее первая пробежка за несколько недель. Добравшись до вершины, Лиза остановилась, с восхищением глядя на раскинувшийся перед ней пейзаж: убегающие к горизонту покатые зеленые холмы и долины. По ним она будет скучать сильнее всего, когда не сможет больше приезжать в Феррис-Холл.
        Отдышавшись, Лиза повернула обратно и побежала домой. В самом конце пути пробежка превратилась в неспешную прогулку.
        Миссис Мэйсон ждала ее в холле.
        - Вам звонил Фергюс Ломакс. Я записала его номер. Он хочет видеть вас. Немедленно.
        - Благодарю, что откликнулись на мою просьбу.
        Фергюс сидел у открытого окна на стуле с высокой спинкой. Его ноги были укутаны шерстяным пледом. Дом был начисто лишен претенциозности - скромный особнячок в викторианском стиле, окруженный благоухающим садом. Окно выходило на рыбный садок в виде восьмерки, и Лиза заметила в прибрежных камышах лягушку, у которой бурно вздымалось и опадало брюшко.
        Ее впустила жена Фергюса - высокая, властного вида женщина, окинувшая Лизу неодобрительным взглядом.
        - Не утомляйте его,  - строго сказала она.  - Он не в состоянии принимать посетителей.
        - Мистер Ломакс сам пригласил меня,  - с негодованием отозвалась Лиза.
        - Знаю, но не забывайте о том, что я только что сказала. Он не в состоянии принимать посетителей, и ему ни в коем случае нельзя переутомляться.  - Женщина провела Лизу в комнату и исчезла.
        - Должен извиниться перед вами за Герти,  - сказал Фергюс Ломакс, когда Лиза перешагнула порог.  - Будь на то ее воля, я бы до конца дней своих не увидел больше ни одного живого человека. Боюсь, мои ноги уже забыли, для чего они предназначались изначально, и больше не держат меня. Присаживайтесь, дорогая моя, вот сюда, поближе ко мне, и дайте мне взглянуть на вас. Да, вы очень красивы, как мне и говорили, и во плоти вы даже красивее, чем на фотографии.
        - Спасибо за комплимент.
        Да он флиртует с ней! Лиза поняла, что в свое время Фергюс Ломакс был дамским угодником. Его густые волнистые волосы оставались черными, и лишь на висках и в бороде серебрилась седина. Он походил на жизнерадостного, озорного Джона Сильвера[110 - Джон Сильвер - персонаж романа Роберта Льюиса Стивенсона «Остров сокровищ».].
        - Почему мы не встретились раньше?  - произнес Ломакс.  - Я надеялся, что время от времени Тони будет навещать меня, но он забыл о моем существовании.
        - Боюсь, об этом вам лучше спросить самого Тони.  - Лиза не стала говорить Ломаксу, что Тони неприятно само упоминание о нем - ее муж воспринимал это как критику собственного поведения - и небезосновательно, кстати говоря.
        - Я известен тем,  - продолжал Фергюс Ломакс,  - что не люблю ходить вокруг да около, а предпочитаю сразу приступать к делу. Именно так я намерен поступить и сейчас. Что вытворяет ваш супруг с моим старым избирательным округом? Он что, решил истощить его досуха?
        Вопрос оказался настолько неожиданным, что глаза у Лизы округлились от удивления.
        - Что вы имеете в виду?
        - Насколько я понимаю, после фиаско с новой библиотекой и сельской больницей, а также с автострадой, ведущей в никуда, которая изуродовала бы наши замечательные окрестности, он вознамерился закрыть «Спринг инжиниринг», основного работодателя Броксли. Мне также известно, что вы не одобряете эту идею, вот почему я счел уместным поднять этот вопрос.
        Лиза удивилась еще сильнее.
        - Откуда, скажите на милость, вам это известно?  - требовательно спросила она.  - Они обсуждали это во всех подробностях только вчера вечером.
        Фергюс Ломакс хитро подмигнул ей, отчего стал еще больше похож на Джона Сильвера, и почесал кончик носа.
        - У меня есть свои источники информации.
        - В Феррис-Холле? Наверняка это Крис.
        - На этот вопрос я вам не отвечу, во всяком случае, пока не узнаю вас получше. Так как насчет «Спринг инжиниринг»?
        - Поскольку вам уже и так известно очень много, не будет предательством по отношению к Тони, если я скажу, что вы правы, хотя он сам - и его друзья - намереваются не столько закрыть фабрику, сколько поднять стоимость аренды, чтобы у руководства не осталось иного выхода, кроме как свернуть производство.
        - И построить на ее месте отель?
        - Совершенно верно,  - согласилась Лиза.  - Думаю, это отвратительная идея, ведь без работы останется множество людей.
        - Неужели?
        Она вновь начала злиться.
        - Это кажется мне неправильным. Люди должны иметь право и возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой.  - В ее голове всплыли слова, сказанные много лет - точнее, уже десятилетий - назад. Лиза отчаянно напрягла память.  - Мне однажды объяснили, не помню в точности, в каких именно выражениях, что средства производства должны находиться в общественной собственности. По-моему, так.  - Разумеется, это втолковывал ей Гарри Гринбаум. «Кто же еще?» - с любовью подумала она.
        Фергюс Ломакс смотрел на Лизу с неимоверным изумлением во взоре. Он, похоже, не верил своим ушам. Но вдруг его лицо залилось румянцем и он рассмеялся. Он хохотал до тех пор, пока по его щекам не потекли слезы. Ломакс начал кашлять и задыхаться, его смех перешел в надсадный хрип.
        Дверь открылась, и в комнату вошла его жена.
        - Что вы с ним сделали?  - требовательно спросила она.
        - Понятия не имею,  - поспешно ответила Лиза.
        - Тебе лучше принять таблетку.  - Герти взяла мужа за плечо и попыталась всунуть белую капсулу ему в рот.
        - Ступай прочь, Герти. Никакая таблетка не может заставить человека перестать смеяться, и я надеюсь, что ее никогда не изобретут. Оставь меня в покое, будь хорошей девочкой.
        Герти неохотно вышла из комнаты, окинув Лизу на прощание убийственным взглядом.
        - Что здесь смешного?  - с досадой осведомилась Лиза.
        - Вы знаете, что только что процитировали Статью IV Устава Лейбористской партии? Это чистой воды марксизм, моя дорогая. Энтони знает о том, что вы - закоренелая социалистка?
        - Даже если и так, это - простое совпадение. Я никогда особенно не задумывалась над этим.
        - В таком случае подумайте. Мне по душе твердые убеждения, даже если они противоречат моим. Собственно говоря, мой лучший друг - социалист, Эрик Хеффер, член парламента от Ливерпуля.  - Мистер Ломакс нетерпеливо взмахнул рукой.  - Но я напрасно отнимаю у вас время. Я пригласил вас, чтобы обсудить жалкое будущее, уготованное основному источнику занятости в нашем городе. Что нам делать? Фабрика и так едва сводит концы с концами, она ввела сокращенный рабочий день из-за избытка рабочих рук, а дивиденды акционерам не выплачиваются уже бог знает сколько времени, хотя, полагаю, через год-другой положение начнет улучшаться. А до тех пор любое увеличение издержек, арендной платы, например, станет смертельным ударом, и фабрика просто перестанет существовать, так что улучшать будет уже нечего.
        - Очевидным решением представляется первыми выкупить договоры аренды,  - сказала Лиза.
        - Да, но где взять деньги?  - угрюмо поинтересовался Фергюс.  - Надо быть круглым дураком, чтобы выложить сотню тысяч фунтов, не имея надежды вернуть их в ближайшие годы. Имейте в виду, что я готов выступить в роли такого дурака, но у меня хватит денег только на договор аренды земли.
        - Моя мама часто говорила: «У дурака деньги долго не держатся».  - Лиза приняла мгновенное решение. Если Фергюс готов рискнуть своими деньгами, то и она тоже.  - Я выкуплю второй договор, но для начала мне хотелось бы побывать на фабрике и своими глазами увидеть, что там к чему. И еще я была бы вам очень благодарна, если бы вы не упоминали мое имя, по крайней мере, пока. Я позвоню вам завтра после полудня.
        Вместо того чтобы прямиком направиться домой, Лиза зашла в паб «Красный лев» и заказала «завтрак пахаря»[111 - «Завтрак пахаря» - бутерброд с сыром, луком и пикулями; дежурное блюдо в пабах.]. Если она пропустит обед в Феррис-Холле, то, быть может, к тому времени, как она вернется, гости Тони разъедутся.
        Подъезжая через несколько часов к особняку, Лиза с облегчением увидела, что их машин рядом с домом уже не было.
        Заслышав ее шаги, в холл спустился Тони, и Лиза устало взглянула на него. Он ничем не выдал, что совсем недавно стал свидетелем того, как его жена занимается любовью с другим мужчиной. Собственно говоря, Тони выглядел необычайно довольным, и на его бледных щеках цвел жаркий румянец.
        - Я скоро возвращаюсь в Лондон, дорогая. Хочешь поехать со мной?
        - Нет, у меня завтра есть кое-какие дела в Броксли,  - ответила Лиза.
        В доме не было никого, кроме Мэйсонов. Момент для обсуждения развода казался самым подходящим, но Лиза вдруг поняла, что колеблется. Она должна иметь возможность в течение нескольких недель находиться в Феррис-Холле, поскольку вся их авантюра со «Спринг инжиниринг» пока висела в воздухе. Развод может подождать. Поэтому она улыбнулась Тони и сказала:
        - Думаю, мне лучше прилечь. Прошлой ночью я не сомкнула глаз.
        Не успели эти слова сорваться с ее губ, как Лиза сообразила, что сказала чистую правду! Ей стоило невероятных усилий сохранить невозмутимый вид. Тони обронил что-то насчет того, что уже уедет к тому времени, как она проснется, и Лиза вбежала к себе в комнату и, задыхаясь от смеха, повалилась на кровать. «Лучше смеяться, чем плакать»,  - подумала она, немного успокоившись, хотя заплакать было так легко, когда она размышляла о том, во что превратила собственную жизнь.
        Запахи и удушливая жара на фабрике «Спринг инжиниринг» были невыносимыми. Пока молоденькая секретарша вела Лизу по фабричным цехам в кабинет директора, та едва не задохнулась, хотя шум, пожалуй, был все-таки хуже жары и вони - гулкий, монотонный грохот, который, казалось, эхом отражался от грязных кирпичных стен. Лиза пробыла здесь всего несколько минут, но под мышками у нее уже расплывались влажные пятна, а шея взмокла в белоснежном воротничке блузки, которая еще сегодня утром была свежей и безупречно чистой.
        Лизе понадобилось много времени, чтобы выбрать подходящий наряд. Она не хотела, чтобы подумали, будто она специально готовилась к визиту в бедный район и потому оделась очень скромно. С другой стороны, было бы оскорблением явиться на фабрику в платье от модного модельера, которое стоило больше, чем рабочие зарабатывают за месяц. В конце концов Лиза остановилась на простом черном костюме и накрахмаленной белой блузке. Теперь эта блузка уже не выглядела свежей и накрахмаленной. Лиза решила не укладывать волосы в сложную прическу, а просто зачесала их назад, заправив под цветную ленту.
        Секретарша остановилась у двери в стеклянной секции, огораживающей угол здания.
        - Это кабинет мистера Окстона.
        Мистер Окстон был директором, и хотя секретарша звонила ему, чтобы предупредить о визите Лизы, при виде посетительницы он нервно вскочил на ноги, опрокинув при этом пустой стаканчик на столе. Крыши в комнате не было, посему запах здесь стоял столь же едкий, как и в цеху. К нему примешивался какой-то аромат, который Лиза поначалу не смогла распознать.
        - Здравствуйте, леди Элизабет. Для нас это большая честь.  - Но директор отнюдь не выглядел польщенным. Откровенно говоря, он казался растерянным.
        - Прошу вас не называть меня так,  - мягко попросила Лиза.  - Я чувствую себя неловко.
        - Как… как же мне тогда обращаться к вам?  - запинаясь, пробормотал мистер Окстон.
        - Простите, как вас зовут?
        - Артур.
        - Давайте я буду звать вас Артуром, а вы меня - Лизой. Договорились?
        Они пожали друг другу руки, и она поразилась тому, что его ладонь оказалась липкой и влажной на ощупь. Кроме того, директор фабрики явно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Пожилой сутулый мужчина, с вялыми и невыразительными чертами лица, свидетельствующими о слабом характере, давно перешагнул пенсионный рубеж. На нем была спецовка цвета хаки и полосатые испачканные брюки.
        - Чем могу быть вам полезен, леди… э-э… Лиза?
        - Я просто пришла взглянуть на фабрику,  - пояснила она.  - То есть если я никому не помешаю своим присутствием.
        Артур помолчал, и она вдруг спросила себя: а что делать, если он и впрямь заявит, что ее присутствие здесь нежелательно, и посоветует ей убираться к чертовой матери? Но вместо этого Артур снял телефонную трубку и набрал две цифры.
        - Ты не мог бы зайти ко мне, Джим?
        Пока они ждали, директор переминался с ноги на ногу, не говоря ни слова. При этом он то и дело облизывал губы и бросал отчаянно-тоскливые взгляды на верхний ящик своего стола, и Лиза вдруг поняла, в чем заключается причина его неестественного возбуждения, и узнала запах, стоящий в кабинете. Артур Окстон пил, хотя не было еще и девяти часов утра. Он буквально умирал, так ему хотелось отхлебнуть из бутылки, которая наверняка хранилась у него в столе.
        Раздался быстрый стук в дверь, и в кабинет, не дожидаясь ответа, вошел еще один человек - широкоплечий мужчина с прямой спиной. Ему было около пятидесяти лет, у него было приятное лицо и спокойные карие глаза. Темные вьющиеся волосы, слегка тронутые сединой, были подстрижены коротко, без малейшего намека на модную прическу. На нем была темно-синяя спецовка, джинсы и рубашка-апаш с открытым воротом.
        Артур Окстон с явным облегчением произнес:
        - Джим, это - леди Элизабет Молино - Лиза. Лиза хотела бы осмотреться.  - Торопливо взмахнув рукой в сторону вошедшего, он пробормотал: - Джим Харрисон, начальник цеха.  - После чего буквально вытолкал их за дверь, явно спеша избавиться от них как можно скорее.
        - Вы пришли произвести оценку и узнать, сколько мы стоим?  - саркастически осведомился начальник цеха.
        Он говорил медленно, чуть хрипловатым голосом, с едва заметным йоркширским акцентом, и не сделал попытки пожать ей руку.
        - Понятия не имею, о чем вы говорите,  - с негодованием ответила Лиза, ошеломленная его тоном, в котором сквозила горечь, и неприкрытой ненавистью, написанной у него на лице.  - Я пришла сюда только ради того, о чем только что говорила, другими словами, чтобы осмотреться.
        - В таком случае, нам сюда.
        Джим Харрисон шагал так стремительно - Лиза не сомневалась, что он делает это намеренно,  - что ей приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него. Время от времени он бормотал:
        - Инструментальная кладовая.  - Или: - Складские помещения.
        - Все очень запущено,  - вырвалось у Лизы в какой-то момент, и Джим Харрисон резко обернулся к ней. Глаза его пылали, и она испуганно отпрянула.
        - Держатели акций - мастера по изъятию денег из компаний, но они отнюдь не спешат вкладывать их обратно,  - раздраженно заявил он, остановившись перед большим станком, изъеденным ржавчиной.  - Видите?  - Джим указал на пластинку, прикрученную спереди. Лиза разобрала на ней название производителя и дату выпуска - 1925 год.  - Как раз тогда и был сделан этот токарный станок, в тысяча девятьсот двадцать пятом году. А ведь современный станок выполняет тот же объем работы в два раза быстрее.
        - Тогда почему вы не приобретете новое оборудование?  - с самым невинным видом поинтересовалась она.
        Даже несмотря на оглушительный грохот, мужчина, работающий за станком, расслышал ее вопрос и обменялся понимающей ухмылкой с начальником цеха. Лиза покраснела, чувствуя себя глупой и невежественной, но потом с вызовом подумала: «Они ведь не знают, как нужно снимать фильм или ставить пьесу. Так почему я должна разбираться в том, как они делают свою работу?»
        Она спросила себя, а заметили ли они ее пылающие щеки. Даже если и так, Джим Харрисон оставался безжалостным. Он подвел Лизу к большому, отгороженному стенами закутку, в котором стояло с полдюжины неработающих станков.
        - Здесь мы готовили учеников,  - холодно обронил начальник цеха,  - еще в те времена, когда компания могла себе это позволить.  - Затем он показал ей столовую с длинными рядами пластиковых столов с облупленными крышками, стоящими так близко друг к другу, что между ними едва можно было протиснуться, а потом и старомодную кухню, на которой несколько женщин в зеленых халатах уже чистили картошку и пекли будочки. Они дружно подняли головы, глядя на них, и Джим Харрисон громко произнес: - Это - леди Элизабет Молино, жена нашего парламентария. Она пришла, чтобы осмотреться.  - И женщины с любопытством уставились на Лизу. Она попыталась улыбнуться, но, очевидно, ей это не удалось, потому что ни одна из женщин не улыбнулась в ответ. Уходя, Лиза расслышала за спиной взрыв язвительного смеха.
        Джим толкнул двойную вращающуюся дверь, и внезапно они оказались на улице. Лиза с жадностью глотнула свежего воздуха.
        - Как люди дышат весь день в такой атмосфере?  - пробормотала она, обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику.
        - Чтобы заработать себе на пропитание,  - ядовито ответил он.  - Чтобы заплатить аренду, взнос по закладной и накормить своих детей. Но вам ведь об этом ничего не известно, не так ли?
        Лиза гневно уставилась на него. Она пришла сюда, чтобы помочь, а этот человек унижает ее, обращаясь с ней с нескрываемым презрением.
        - Вы ничего не знаете обо мне,  - холодно сказала она. Как смеет он предполагать, будто ее не волнует тот факт, что люди могут лишиться работы?!
        - Я знаю все, что мне нужно знать,  - отрезал Джим.
        Они обменялись гневными взглядами. Его карие глаза имели оттенок табачного цвета, и несмотря на неприязнь, которую вызывал в ней Джим Харрисон, Лиза вынуждена была признать, что этот человек в рабочей одежде обладал чувством собственного достоинства, которое начисто отсутствовало у Тони, несмотря на все его аристократическое воспитание. И вдруг она поняла, что, как бы дико и необъяснимо это ни звучало, одобрение Джима было для нее очень важно. Ей захотелось бросить ему в лицо: «Я родилась в бедной семье, каких много в Броксли, и начала работать на фабрике, как и ты, когда мне было всего четырнадцать!», а потом открыть ему настоящую причину своего визита. Но почему, собственно, она должна оправдываться? Он выставил ее на посмешище, вел себя оскорбительно и покровительственно, так пусть думает о ней, что хочет!
        Лиза вдруг заметила, что шпилька ее туфельки проткнула какую-то тонкую железку. Она наклонилась, чтобы отодрать ее, и едва не упала. Джим машинально вытянул руку, чтобы поддержать ее, и Лиза почувствовала его железную хватку на своем предплечье. Совершенно неожиданно для себя она улыбнулась ему в знак благодарности. На мгновение глаза их встретились, и она поняла, ощутила женским чутьем, что, несмотря на показную грубость и сдержанные манеры этого человека, она ему нравится. А потом Джим быстро отпустил ее руку и поспешно отступил в сторону, словно устыдившись того, что она прочла в его глазах.
        - И что же дальше? Вы скажете мужу, что это прекрасное место для строительства отеля?
        Еще одно предположение, будто она пришла сюда шпионить по поручению Тони.
        - Слухи разлетаются по Броксли с поразительной быстротой,  - с кислой миной заметила Лиза.
        - Так и должно быть, когда на карту поставлена жизнь многих людей.
        Если бы он только знал, как она с ним согласна, но Лиза не собиралась разочаровывать его, признавшись в этом. Он думал, что она пришла сюда шпионить? Что ж, пусть и дальше остается при своем мнении. И Лиза невозмутимо ответила:
        - Да, именно это я ему и скажу. Вы верно заметили: это прекрасное место для отеля, просто замечательное.
        Чуть позже она позвонила Фергюсу Ломаксу, и Герти с большой неохотой, но все-таки позволила ей поговорить с ним.
        - Я выкуплю договор аренды,  - сказала Лиза,  - хотя и не знаю зачем. Артур Окстон - алкоголик, а начальник цеха Джим Харрисон - самый большой грубиян из всех, кого я когда-либо встречала.
        Фергюс рассмеялся.
        - Джим - один из самых достойных и заслуживающих уважения людей,  - сказал он.  - Мы с ним лучшие друзья, хотя мне так и не удалось убедить его голосовать за меня. Он поэт-любитель, наш Джим, и его стихи печатают. Как только вы узнаете его получше, вы непременно его полюбите.
        - Поэт? Вы меня удивляете,  - откликнулась Лиза.  - Он не произвел на меня впечатления человека, который знает достаточное количество слов, чтобы написать стихотворную строку, не говоря уже о том, чтобы подобрать к ней рифму.
        - Это всего лишь показывает, как плохо вы разбираетесь в поэзии. Кроме того, нельзя так отзываться о коллеге-социалисте, который разделяет ваши взгляды.
        - Прошу прощения, это было невежливо с моей стороны,  - признала Лиза.  - Что касается договоров, могу я предоставить решение этого вопроса вам? И когда вам нужны деньги, сейчас? Честно говоря, я даже не представляю, как это делается.
        - Я займусь этим,  - пообещал Фергюс.  - Как только я выясню все подробности, я сразу же свяжусь с вами. Деньги можно передать и потом. Все знают, что слово Фергюса Ломакса так же надежно, как и его долговые обязательства.
        Перед уходом Лиза обнаружила на своем туалетном столике очередную стопку счетов, которая оказалась в два раза толще обычной. Должно быть, Тони положил их сюда прошлой ночью, а она не заметила, потому что цветов - или взятки, как она их называла - на сей раз не было. Лиза со злостью сунула счета в сумочку и, криво улыбнувшись, подумала, а нет ли среди них счета за Омара. Флоренс Дэйл сказала ей, что персидские котята стоят не меньше сотни фунтов.
        ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
        Лиза пыталась выучить свои реплики в новой пьесе, «Лидер», репетиции которой должны были начаться в конце недели, но получалось у нее плохо. Диалоги были банальные и избитые, слова ничего не значили. «Мэттью Дженкс был прав»,  - думала она. Пьесу написал известный драматург, прославившийся легкими, искрометными комедиями, но его последний опус оказался откровенно пустой, бессодержательной мешаниной косвенных намеков и дурного вкуса. Лиза не сомневалась, что где-то ждут своего часа тысячи неизмеримо более достойных произведений, но в Уэст-Энде ставилась именно эта пьеса, причем только потому, что ее автор пользовался определенной популярностью. К счастью, роль у Лизы была маленькая, поскольку в труппе и так было предостаточно звезд - восемь актеров и актрис первой величины - и, насколько она слышала, билеты были раскуплены на несколько месяцев вперед.
        Когда Лиза пришла на первую репетицию, остальные актеры уже знали свои реплики назубок. Они уселись полукругом, и Лиза, единственная из всех, держала на коленях сценарий. Она то и дело мысленно уносилась далеко за пределы сцены. Лиза волновалась о том, удалось ли Фергюсу выкупить договоры для «Спринг инжиниринг». Думала о фабричных рабочих, источник существования которых попал в зависимость от нечистоплотных приятелей Тони. А ведь их карманы и так уже раздулись от денег! Но жадность толкала их на новые подлости, и для достижения своих целей они готовы были растоптать соотечественников с такой легкостью, словно те были бессловесными насекомыми или пылью под ногами.
        И за одного из этих мужчин она вышла замуж! По иронии судьбы они познакомились на этой самой сцене два с половиной года тому назад. Лиза вдруг с беспощадной ясностью осознала, что, хотя она давно подозревала, что Тони женился на ней исключительно ради денег, она все-таки не до конца отдавала себе отчет в том, к каким нечистоплотным способам он готов был прибегнуть ради этого.
        Лиза вспомнила, как Барбара Хини сказала ей: «Он мне до смерти надоел, требуя, чтобы я вас познакомила», а позже подтвердила, что заранее предупредила Тони о том, что в тот день у Лизы был день рождения, но он сделал вид, будто ничего не знал. Тогда обе они сочли это невинным обманом, поводом, чтобы польстить ей и понравиться. «Вы самая красивая пятидесятилетняя женщина из всех, кого я знал»,  - сказал он. И Лиза с самого начала пала жертвой его лести.
        Тони выбрал ее совсем не случайно. С тех пор как Лиза вернулась в Англию, в газетах появилось множество статей о ней. В них перечислялись ее самые успешные и кассовые фильмы. Не ускользнул от внимания репортеров и тот факт, что она была вдовой Джозефа Дента и совладелицей многообещающей продюсерской компании «О’Брайен продакшнз». Тони целенаправленно и хладнокровно обхаживал ее, осыпая цветами и знаками внимания, устраивая ей маленькие приятные сюрпризы - наподобие пикника в Гайд-парке и ужина в дорогом ресторане. И он очаровал ее своим обаянием, чтобы она оплачивала его счета, в то время как он просаживал свое наследство и заработок парламентария за карточным столом или вкладывал деньги в сомнительные предприятия.
        Внезапно Лиза поняла, что взгляды собравшихся устремлены на нее.
        - Я понимаю, что пьеса - редкостное дерьмо, Лиза, но давай все-таки постараемся вытащить ее, а?  - устало сказал режиссер-постановщик.  - Для начала от тебя требуется совсем немного - выучить свои реплики.
        - Прошу прощения,  - растерянно ответила она.  - Я задумалась.  - Лиза взяла в руки сценарий.  - На чем мы остановились?
        Когда на следующие выходные она приехала в Броксли, Тони был уже дома. Едва Лиза переступила порог, как он вышел из гостиной и неприязненно взглянул на нее.
        - Что ты затеяла?  - требовательно спросил Тони, и его тон был таким же холодным, как и выражение лица.
        Лиза выругала себя за проявленную слабость; несмотря ни на что, она настолько привыкла к пылкому приему, который муж неизменно ей оказывал, что его холодность расстроила ее. Неужели он был таким хорошим актером, что все это время лишь притворялся, причем успешно? Лиза с неохотой призналась себе, что в глубине души по-прежнему испытывает к нему теплые чувства.
        - Не понимаю, что ты имеешь в виду,  - откликнулась она, молясь про себя, чтобы Фергюс не нарушил данного им слова и не раскрыл ее участия в этом деле.
        - Я имею в виду договоры аренды «Спринг инжиниринг». Кому ты разболтала о них?
        Лиза с негодованием взглянула на него.
        - Я никому ничего не «разболтала», как ты выражаешься.  - И это было правдой. В окружении Тони был «крот», но она здесь ни при чем.  - Что-то случилось?  - с самым невинным видом спросила Лиза.
        - Случилось.  - Тони явно не знал, верить ей или нет.  - Мне только что звонил Соверби, сегодня он приедет к ужину.  - Соверби, если она не ошибалась, был одним из дельцов, которые гостили у них несколько недель назад, тот самый, который назначил себя председательствующим.  - Когда он связался с держателями акций, те ответили, что уже продали их. Кто-то опередил нас.
        - Мне очень жаль,  - произнесла Лиза,  - но я не имею к этому никакого отношения. Это мог сделать кто-то другой, например один из твоих компаньонов, который решил снять сливки сам.
        - А что, может быть, ты и права,  - проронил Тони после некоторого раздумья.  - Полагаю, это вполне мог сделать Крис. Прощальный жест, чтобы досадить мне.
        - А ты спрашивал у него, или, точнее, уже обвинил его?  - многозначительно поинтересовалась Лиза.
        Тони покраснел.
        - Крис уехал. Он перебрался в Корнуолл, в другой избирательный округ.  - Он подошел к ней, взял ее за руки и поднес их к своим губам.  - Прости меня, дорогая. Я был уверен, что это ты предала меня, но мне следовало бы знать, что ты никогда не сделаешь ничего подобного.
        Лиза ничего не ответила. В глубине души она радовалась тому, что Фергюс Ломакс успел вовремя. Она заглянет к нему на выходные и передаст чек.
        За ужином Тони и Колин Соверби пребывали не в лучшем расположении духа. Разговор не клеился. Несмотря на усилия, которые прилагала Лиза, чтобы с блеском сыграть роль хозяйки, пересказывая им смешные сплетни и новости театральной жизни, Тони отвечал ей вымученными улыбками, а равнодушие Соверби было почти оскорбительным. Лиза была рада, когда ужин подошел к концу и миссис Мэйсон убрала тарелки со стола. Теперь они могут перейти к делу.
        Однако после целого часа бессвязных разговоров ни о чем Лиза поняла, что мужчины не собираются обсуждать в ее присутствии то, что их действительно беспокоило.
        - Думаю, сегодня я пораньше лягу спать. Неделя выдалась просто сумасшедшей и крайне утомительной,  - сказала Лиза и едва не рассмеялась, когда оба вздохнули с облегчением.
        Выйдя из комнаты, она остановилась у дверей и прислушалась, но до нее долетали лишь неразборчивые приглушенные голоса. Тогда Лиза спустилась в кухню, чтобы выпить стакан молока, и с удивлением обнаружила, что грязные тарелки по-прежнему лежат в раковине. Миссис Мэйсон, стоя спиной к двери, прижимала к уху резиновую трубку, служившую частью старомодной системы связи, которая использовалась для переговоров со слугами двести лет назад, когда особняк был только построен. Лиза полагала, что эта система давно вышла из строя.
        - Ради всего святого, что вы делаете?
        Миссис Мэйсон подпрыгнула как ужаленная. Она выронила трубку и повернулась к Лизе, зардевшись от смущения.
        - Я думала, что вы уже легли спать,  - пролепетала кухарка.
        Лиза подошла к ней, взяла трубку и приложила ее к уху. Теперь она отчетливо слышала каждое слово, произнесенное в столовой наверху!
        - А они могут нас услышать?  - прошептала Лиза.
        Миссис Мэйсон покачала головой:
        - Только если станут специально прислушиваться у каминной решетки.
        - Значит, вы и есть тот информатор, о котором говорил мне Фергюс Ломакс?
        Женщина с вызовом кивнула.
        - Мой сын работает в «Спринг инжиниринг». И я не собиралась сидеть сложа руки и ждать, когда они закроют фабрику. Я знала, что Фергюс нам поможет.
        - И часто вы подслушиваете?
        - Только когда в гости приходят такие люди, как сегодня,  - пробормотала миссис Мэйсон.  - Вот откуда мы узнали, что он берет взятки.
        - Кто, Тони?
        Что за дурацкие вопросы она задает? А кто же еще это мог быть?
        - Совершенно верно.  - Миссис Мэйсон с гордостью добавила: - Это мой сын сообщил обо всем в редакцию журнала.  - Кивнув на трубку, она продолжила: - Как только вы ушли, они заговорили о «Спринг инжиниринг». Что-то насчет того, что надо взяться за решение проблемы с другой стороны. Кажется, они намерены скупить акции.
        Лиза поднесла трубку к уху и стала внимательно слушать.
        - Я начала получать удовольствие от того, что мы делаем,  - заявила Лиза на следующее утро Фергюсу Ломаксу.  - Как мы обыграем их на этот раз?
        Он посмотрел на нее смеющимися глазами.
        - Слава богу, что вы не типичная супруга консерватора,  - сказал он.
        - Если бы не эта история, я бы уже подала на развод,  - с грустью призналась Лиза.  - Они намерены приобрести пятьдесят один процент акций. Что это значит?
        - Это значит, что они получат полный контроль над компанией и смогут закрыть ее в тот же день. Не успеете вы и глазом моргнуть, как в конце Хай-стрит появится отель, а ваш супруг станет богатым человеком. Хотя если он действительно таков, как о нем говорят, то ненадолго.
        - Но этого не случится, если я выкуплю акции первой?
        - В самую точку. Вот только действовать придется чертовски быстро.  - Фергюс хлопнул себя по колену.  - Знаете, а я ведь тоже получаю удовольствие.
        - В акциях я разбираюсь немногим лучше, чем в договорах аренды. Вы сможете сделать это для меня?
        - Завтра утром я первым делом свяжусь со своим биржевым маклером,  - пообещал Фергюс.  - В данный момент акции упали, но все равно это обойдется вам недешево. Вот почему Тони со своими дружками не стали прибегать к этому способу с самого начала.
        - И сколько это будет стоить?
        - По крайней мере полмиллиона фунтов.
        - Ничего,  - небрежно отозвалась Лиза.
        Похоже, легкость, с которой она изъявила готовность расстаться со столь внушительной суммой, произвела на Фергюса впечатление.
        - Кажется, я неправильно выбрал для себя род занятий. Мне нужно было податься в актеры.
        - Эрролу Флинну[112 - Эррол Лесли Томсон Флинн (1909 —1959)  - знаменитый голливудский актер австралийского происхождения, кинозвезда и секс-символ 1930-х и 1940-х годов. Удостоен звезды на Голливудской аллее славы.] было бы нелегко удержать пальму первенства,  - рассмеялась Лиза.
        - Вы по-прежнему хотите сохранить инкогнито?
        Она кивнула.
        - Ну не странно ли это?  - заметила Лиза.  - Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я стану владелицей промышленного предприятия? Я даже не знаю, что они выпускают.
        - Двигатели внутреннего сгорания,  - ответил Фергюс.
        Лиза застонала:
        - Не надо было спрашивать. Ради всего святого, для чего они нужны?
        Критики сочли «Лидера» худшей пьесой, когда-либо поставленной в Уэст-Энде. Один из них писал: «….Этот побитый молью монстр выполз на сцену уже полумертвым. К концу первого акта из его заплесневелого тела ушли остатки жизни, и весь второй акт мы вынуждены были наблюдать за предсмертными судорогами трупа».
        Актеры заключили контракты на полгода, и поскольку билеты были благополучно распроданы на несколько месяцев вперед - ведь в пьесе играли сразу восемь звезд,  - им ничего не оставалось, как продолжить выступления и постараться сыграть как можно лучше. Лиза отдавала себе отчет в том, что еще никогда за всю свою карьеру не играла так плохо. Правда, пьеса оказалась настолько никудышной, что этого, вероятно, никто не заметил. Она так и не смогла вжиться в роль, и хотя спектакль шел уже несколько недель, по-прежнему забывала свои реплики. Но вскоре стало ясно, что дело не только в пьесе. Собственно говоря, в последнее время Лиза стала забывать массу самых разных вещей - назначенные встречи, номера телефонов и, что было хуже всего, имена и фамилии. Более того, иногда ее охватывала такая рассеянность и отстраненность, что она начала беспокоиться о своем психическом здоровье.
        Однажды вечером, посреди второго акта, Лизу вдруг бросило в жар, а тело покрылось пoтом. Это повторилось несколько дней спустя, когда она была дома и смотрелась в зеркало; Лиза вдруг увидела, что ее лицо вспыхнуло уродливым темно-красным румянцем.
        После того как это случилось в третий раз, она пошла к врачу. Как только Лиза описала ему симптомы, он буркнул:
        - Это климакс.
        - Климакс?  - тупо повторила Лиза.
        - Это случается со всеми женщинами,  - нетерпеливо бросил он.  - Не волнуйтесь, от этого не умирают.
        - Есть ли какие-нибудь лекарства от этого внезапного жара и прилива крови?
        Врач покачал головой:
        - Это пройдет само, хотя и не сразу. А пока что вам придется стиснуть зубы и терпеть.
        - Интересно, проявили бы вы подобное легкомыслие, если бы речь шла о мужчинах,  - с горечью произнесла она.
        Но, по крайней мере, теперь Лиза знала, что не сходит с ума. Она взяла себя в руки, намереваясь отыскать в происходящем положительные стороны, хоть и злилась на себя, когда тело упрямо отказывалось ей повиноваться и ее бросало в жар в самый неподходящий момент - на сцене, в магазине, а однажды даже в поезде, идущем в Броксли.
        Позвонил Фергюс Ломакс и сообщил, что она стала владелицей компании «Спринг инжиниринг», но Лиза почему-то не испытала особого восторга по этому поводу. Он прислал ей вырезки из городской газеты: «Таинственный покупатель приобретает контрольный пакет акций местной компании».
        К Лизе приехала Нелли и тут же преисполнилась сочувствия:
        - Бедняжка ты моя! А ты не пробовала ГЗТ?
        - А это что такое?
        - Гормонозаместительная терапия. С некоторыми женщинами она творит чудеса.
        - Но мой врач сказал, что ничего принимать не нужно,  - запротестовала Лиза.  - Он утверждает, что я должна терпеть и улыбаться.
        - Тогда найди себе другого врача,  - решительно заявила Нелли.  - Желательно женщину.
        ГЗТ не сотворила с Лизой особых чудес, но все-таки помогла. Через несколько недель она вновь стала собой и позвонила Нелли, чтобы поблагодарить ее.
        - Знаешь, я ведь уже начала беспокоиться,  - призналась она.  - Если я не могу справиться с климаксом, то что будет, если я заболею чем-то действительно серьезным?
        В ответ Нелли рассмеялась.
        - Ты несгибаемый борец, Лиз, и ты себя недооцениваешь. Как бы там ни было, у тебя нет ни малейшего шанса заболеть чем-то серьезным. Ты одна из самых здоровых женщин, каких я только знаю.
        Это было за четыре дня до того, как Лиза обнаружила шишку у себя на груди.
        Она как раз принимала душ и поначалу подумала, что ей попросту попалось бракованное мыло с посторонним предметом внутри. Ничего подобного - оно было гладким и ровным, как шелк. Тогда Лиза потрогала грудь, левую, с внешней стороны, почти под мышкой. Шишка была не больше горошины, но она определенно прощупывалась там и была такой же твердой, как сухие горошины, которые покупала мама, а потом замачивала на ночь в кастрюле. Лиза туго натянула кожу. Больно ей не было, но шишка никуда не делась.
        Рак!
        - Господи Иисусе!  - простонала Лиза и заплакала.
        Она вновь взглянула на себя в зеркало.
        Она по-прежнему оставалась очень красивой, даже в возрасте пятидесяти трех лет. Лиза по праву гордилась своей фигурой, с изгибами и выпуклостями в нужных местах. И хотя ее кожа лишилась атласного блеска молодости, у нее не было ни унции лишнего жира. Лиза представила, как ей отрезают грудь, а на ее месте остается жуткая рваная рана, и заплакала еще сильнее.
        Первой ее реакцией было позвонить кому-нибудь. Срочно, сию же минуту. Самой подходящей кандидатурой казалась Нелли, но рука Лизы замерла на телефонной трубке, так и не сняв ее.

«Я лишь растревожу ее. Нелли ничем не сможет мне помочь, и вообще никто на свете мне не поможет».
        За исключением хирурга, который отрежет ей грудь, изуродует ее тело, и красавица Лиза Анжелис превратится в уродину.
        Она побежала в магазин и купила книгу о раке. Выяснилось, что шишка могла оказаться доброкачественной опухолью или вообще безвредной кистой. Лиза вздохнула с облегчением, и ее тревога немного утихла, однако по мере того как день близился к вечеру, она стала думать: «Но у кого-то же бывают злокачественные опухоли. Почему этим “кем-то” не могу оказаться я?»
        Придя вечером в театр на представление, Лиза заикнулась о раке груди в разговоре с актрисой, с которой делила гримерную. К ее изумлению, женщина не пожелала ее слушать. Она глядела испуганными глазами на Лизу, словно догадавшись, чем вызвано ее небрежное замечание. По окончании спектакля Лиза забрала свои косметические принадлежности и выскочила из комнаты в неприличной спешке.

«Пожалуй, если я изменю рацион и начну есть здоровую пищу, шишка исчезнет»,  - подумала Лиза и полностью отказалась от мяса. Отныне она ела лишь овощные салаты и фрукты. Она начала каждый день ходить в спортивный зал, часами истязая себя на тренажерах, мысленно приказывая своему телу восстановить прежнее безупречное здоровье.
        Крошечная, размером не больше горошины, опухоль на груди подчинила себе всю ее жизнь. Лиза с удивлением обнаружила, что до Рождества осталось всего несколько дней, и впервые за долгое время наведалась в Феррис-Холл. Тони был столь же экспансивен, как всегда.
        - Ты заставила меня изрядно поволноваться, дорогая! Где ты пропадала, скажи на милость?
        Лиза взглянула на него. Этот человек был ее мужем, но казался ей совершенным незнакомцем. Узнает ли она когда-нибудь, какой он на самом деле и что скрывается под этой вежливой, улыбчивой маской? Лиза пока еще не предприняла никаких шагов к тому, чтобы развестись с ним, и момент сейчас снова казался ей не самым подходящим. Как только шишка исчезнет и жизнь войдет в нормальную колею, она наведается к адвокату и начнет действовать.
        Лиза, конечно, ничего не сказала Тони, но она вернулась в Броксли совсем не ради него. Просто она стала чувствовать себя здесь, как дома. Когда Лиза шла по Хай-стрит, с ней здоровались почти все прохожие, попадавшиеся навстречу. Ей казалось, что она прожила тут всю жизнь. После развода она купит домик где-нибудь поближе к холмам, чтобы бегать там каждое утро.
        Мужу Лиза холодно ответила:
        - У тебя есть мой лондонский номер, Тони, и ты знаешь, где я живу. Если ты так беспокоился обо мне, то мог хотя бы позвонить.
        Он ничего не сказал, но его лицо потемнело от гнева, словно он наконец сообразил, что между ними все кончено.
        Рождественским утром Лиза вновь отправилась на пробежку. Поначалу ледяной ветер пробирал ее до костей и она дрожала от холода в своем тренировочном костюме, но через некоторое время привыкла и даже согрелась. Глотая морозный чистый воздух, Лиза думала о том, как он полезен, когда растекается по ее легким. Физические нагрузки оказались не напрасными, и теперь она пробегала вдвое больше, чем раньше, и ничуть не уставала при этом. Лиза сунула руку за пазуху, чтобы проверить, не исчезла ли шишка. «Горошина» была на месте.
        Лиза испытывала воздушную легкость во всем теле, без усилий скользя над землей и едва касаясь ногами мерзлой травы. Пожалуй, ей стоит снова приезжать в Феррис-Холл каждую неделю. Пробежки в Лондоне, где она дышала ядовитыми выхлопными газами, были, наверное, опаснее заточения в четырех стенах квартиры.
        Лиза добежала почти до самого Броксли. По другую сторону этого холма стоял дом Фергюса Ломакса. «Уместно ли будет заглянуть к нему на Рождество?» - подумала Лиза. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы заскочить к нему на минутку и пожелать счастливого Рождества - в том, разумеется, случае, если Герти пустит ее на порог!
        К удивлению Лизы, Герти была рада ее видеть, причем настолько, что даже запечатлела у нее на щеке дружеский поцелуй.
        - Все эти шпионские игры с выкупом договоров аренды, а потом и приобретением акций пошли Фергюсу на пользу. Он вновь ощутил себя нужным. Хотите чего-нибудь выпить?
        Лиза уже давно отказалась от спиртного.
        - Воды, если можно,  - сказала она.
        Когда Герти проводила ее в комнату, где перед пылающим камином сидел хозяин дома, Лиза обнаружила, что у него уже есть гости. Поначалу она не узнала мужчину, который при ее появлении поднялся на ноги,  - рослый, широкоплечий здоровяк со светло-карими глазами и исполненными сдержанного достоинства манерами, одетый в темные брюки и неброский свитер, который выглядел так, словно был получен в подарок только сегодня утром. И тут Фергюс весело произнес:
        - Полагаю, вы уже знакомы с Джимом Харрисоном.
        Снова этот тип - начальник цеха «Спринг инжиниринг»! Ах да, Фергюс же как-то обмолвился, что они - друзья. Лиза выдавила улыбку, хотя это и стоило ей некоторых усилий.
        - Рада видеть вас вновь,  - пробормотала она, когда Джим подошел к ней и пожал руку. «Лучше поздно, чем никогда»,  - подумала Лиза. В первую их встречу он не снизошел до рукопожатия.
        - Я только что поздравил Джима,  - сообщил Фергюс.  - Его назначили директором «Спринг инжиниринг».  - Его глаза лукаво блеснули.  - Помните, Лиза? Вы еще приходили туда с визитом, чтобы осмотреться, так сказать. И фабрика вам не слишком приглянулась, если я правильно помню.
        - Сотрудники вели себя не очень-то дружелюбно,  - ответила Лиза. Она было решила, что Джим Харрисон смутится, но у того хватило наглости заулыбаться во весь рот, словно она рассказала ужасно смешную историю.  - Как дела у вашей компании?  - с самым невинным видом поинтересовалась она.  - Насколько я понимаю, ее собирались закрыть и построить на ее месте отель. И что же, ничего не получилось?
        - Случилось нечто странное,  - с таким же невинным видом ответствовал Фергюс.  - Объявился таинственный благодетель, который выкупил договоры аренды и увел большую часть акций прямо из-под носа у несостоявшихся застройщиков!
        - Мы еще не знаем, благодетель ли он на самом деле,  - остудил их пыл Джим.  - Нам неизвестны его планы. Пока он не начнет вкладывать средства в новое оборудование, я не перестану думать, что он держит козырного туза в рукаве.

«Проклятье!  - подумала Лиза.  - Теперь, похоже, мне предстоит заняться покупкой токарных станков и прочего».
        Спустя некоторое время она сказала:
        - Ну, мне пора. Миссис Мэйсон расстроится, если я не вернусь домой к обеду.  - Не то чтобы Лиза была голодна, но она намеревалась составить Тони компанию за обеденным столом.
        - Пожалуй, я тоже пойду, Фергюс. Анни осталась дома, она готовит свой первый рождественский ужин. Я предложил ей свою помощь, но она посоветовала мне не путаться под ногами.  - Джим Харрисон встал и направился к двери вместе с Лизой.
        Когда они вышли на улицу, он спросил:
        - А где ваша машина?
        - Я пришла сюда пешком, точнее прибежала,  - ответила Лиза.
        - Но вы же не можете проделать весь обратный путь бегом!  - Джим явно был шокирован.  - Вам повезет, если вы доберетесь домой к чаю, не говоря уже об обеде. Позвольте, я подвезу вас.
        - Нет уж, спасибо,  - запротестовала Лиза.  - Лучше я побегу.
        Хотя, откровенно говоря, перспектива доехать домой в машине внезапно показалась ей очень заманчивой. Пока она была в гостях, поднялся сильный пронизывающий ветер. Лиза вздрогнула, и Джим Харрисон взял ее под руку и подвел к своему автомобилю. Она все-таки позволила ему чуть ли не силой усадить ее на место пассажира.
        Первую милю или около того оба молчали. Время от времени Лиза украдкой поглядывала на Джима, а он смотрел прямо перед собой, сосредоточившись на управлении автомобилем. Езда по таким узким дорогам требовала особого внимания, ведь из-за поворота в любую минуту могла выскочить встречная машина. У Джима был твердый, решительный подбородок, уже потемневший от намека на щетину, и крупный нос с широкими раздувающимися ноздрями. Ресницы у него были длинные и прямые, чуточку темнее глаз. На лбу пролегли ровные морщинки, похожие на складки гофрированной бумаги. Лиза с неохотой вынуждена была признать, что он привлекателен неброской, какой-то спокойной и надежной красотой. Джим Харрисон был из тех людей, которым можно доверять без оглядки. Рядом с ним Лиза чувствовала себя в полной безопасности. «Он совсем не такой, как Тони»,  - прозвучал ехидный голос у нее в голове.
        Джим повернулся, увидел, что Лиза смотрит на него, и она почувствовала, что краснеет. Если у нее сейчас случится прилив крови, она покончит с собой. И, кстати, какое дело женщине в самый разгар климакса до сексуальной привлекательности представителя противоположного пола?
        - Кто такая Анни?  - внезапно поинтересовалась Лиза, чтобы скрыть замешательство.
        - Моя дочь. Она приехала на каникулы из Калифорнийского университета.
        Лизе ужасно хотелось спросить, а где его жена, и она вдруг поняла, что отчаянно надеется, что он вдовец или разведен. Проклятье, опять она взялась за свое! Ее снова влекло к мужчине, которого она совсем не знала и который, скорее всего, ненавидел ее.
        - Отвечая на ваш невысказанный вопрос, скажу, что мы с женой развелись пятнадцать лет назад,  - неожиданно произнес Джим.  - Сейчас она живет в Канаде с новым мужем.
        - Я не собиралась расспрашивать вас об этом,  - солгала Лиза и обрадовалась и смутилась одновременно, когда он поморщился.
        - Послушайте,  - быстро сказал Джим.  - Я хочу извиниться за свое поведение в тот день, когда вы приходили на фабрику. Я вел себя по-хамски, и мне очень стыдно.
        - К чему извинения? Что заставляет вас полагать, будто цель моего появления была не той, о которой вы подумали с самого начала,  - то есть осмотреться и оценить ваше предприятие по просьбе моего супруга?
        - Потому что теперь я это знаю.
        Поначалу Лиза решила, что Фергюс проболтался, но потом Джим добавил:
        - Поль сказал мне, что вы на нашей стороне.
        - Поль?
        - Поль Мэйсон. Его родители работают в Феррис-Холле.  - Он улыбнулся.  - Я получил прощение?
        - Не могу же я отказать в прощении на Рождество,  - сухо ответила Лиза.  - Это было бы не по-христиански.
        - Итак, я прощен?
        - Полагаю, да.
        - Отлично!  - Джим широко улыбнулся.  - День прожит не зря.
        - Не радуйтесь заранее,  - разозлилась Лиза.
        Она знала, что грубит ему намеренно, потому что он все сильнее нравился ей. А ведь она поклялась, что после Криса больше никогда не будет иметь дела с мужчинами.
        Лиза даже не заметила, как они доехали до Феррис-Холла. Когда они подкатили к входу, она увидела на площадке перед домом своего мужа. Он и Мэйсон стояли рядом с «мерседесом», и Тони размахивал руками, как избалованный ребенок.
        Джим Харрисон посмотрел на него, потом перевел взгляд на Лизу, и на его мужественном и добром лице появилось недоумение. Казалось, он спрашивал: «Почему, ради всего святого, вы вышли за него замуж?» Этот вопрос Лиза все чаще задавала себе сама. И не находила на него ответа.
        ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
        Наконец-то театральный сезон закончился. Чувство облегчения оказалось столь сильным, что актеры выложились без остатка на последнем спектакле в субботу вечером. Режиссер-постановщик с негодованием воскликнул:
        - Если бы вы так играли с самого начала, мы бы вытащили эту пьесу!
        После окончания спектакля труппа устраивала вечеринку, но едва Лиза взглянула на жирные сосиски в тесте и слоеные пирожки с мясом и рыбой, разложенные на столах за кулисами, как ее затошнило при одной мысли о том, что придется запихивать в себя эту нездоровую пищу, в которой полно консервантов и красителей. Она хотела успеть на ночной поезд до Броксли, и тогда завтра, во время утренней пробежки по холмам, она уже будет дышать чистым, незагрязненным воздухом. Чем здоровее Лиза становилась, тем больше была вероятность того, что шишка наконец исчезнет, хотя пока она упрямо оставалась на прежнем месте, несмотря на все усилия Лизы. И пусть «горошина» не увеличивалась в размерах, всякий раз, когда Лиза касалась левой груди - что случалось по нескольку раз на дню,  - она неизменно нащупывала там уплотнение.
        В гримерной Лиза сидела одна - с того дня, как прозвучало страшное слово «рак», актриса, с которой они делили комнату, теперь появлялась там только после ее ухода. Едва Лиза успела снять грим, как раздался стук в дверь.
        - К вам посетитель, мисс Анжелис.
        В гримерную вошла женщина. Она была огромной, как воздушный шар, и тяжело отдувалась при ходьбе. Незнакомка принесла с собой солоноватый запах пота. Узел у нее на затылке распустился, и снежно-белые волосы выбились из-под резинки и торчали вокруг головы, словно змеи горгоны Медузы. На женщине было шелковое платье с вульгарным глубоким вырезом, висевшее на ней мешком. Несмотря на то что выглядела она лет на шестьдесят, кожа у нее на лице оставалась свежей и гладкой, как у молоденькой девушки.
        Она со вздохом опустилась в кресло и сказала:
        - Ты не узнаешь меня, верно?
        - Мне ужасно жаль, но да, не узнаю,  - ответила Лиза, пытаясь скрыть раздражение. Она была не в настроении принимать посетителей.
        - Это я, Джекки.
        Джекки! Господи Иисусе, как могла симпатичная, хорошо сложенная девушка, которую она знала много лет назад, превратиться в это… это страшилище?
        - Ой, как я рада тебя видеть!  - вскричала Лиза, сознавая, как фальшиво звучит ее голос.  - Как поживает Лоуренс и дети?
        - Лоуренс умер четыре года тому назад,  - откликнулась Джекки невыразительным голосом.  - Ты же помнишь, он был намного старше меня. Ему исполнилось семьдесят, когда он скончался.
        Лиза сочувственно заохала:
        - Мне очень жаль. Представляю, каким ударом это стало для тебя.
        - Что касается детей, то у меня их четверо. Сначала родились два мальчика, а потом две девочки. Ноэля ты помнишь, конечно.  - Джекки захихикала.  - Да уж, заварили мы тогда с тобой кашу, верно? Моих средних малышей, Роберта и Лизу, ты видела, а когда родилась Констанция, ты уже съехала с квартиры и все мои письма возвращались с пометкой «Адресат выбыл».  - Она умолкла, чтобы перевести дыхание, словно долгая речь утомила ее.
        - Мне очень жаль, что так получилось,  - пробормотала Лиза, злясь на Джекки за то, что та заставила ее почувствовать себя виноватой спустя столько лет.  - Мне пришлось срочно уехать.
        - Как бы там ни было,  - продолжала Джекки,  - мои дети женились или вышли замуж. Ноэль уехал в Австралию, а остальные разлетелись по всей стране. У меня уже трое внуков. Конечно, я вижу их не так часто, как мне бы того хотелось, но таков, полагаю, удел всех матерей.
        - Наверное.  - Воцарилось неловкое молчание.  - Ты по-прежнему живешь в Борнмуте?
        - После смерти Лоуренса мне пришлось освободить дом викария, а денег на собственное жилище мы так и не скопили.  - Джекки вновь захихикала, но теперь Лиза отчетливо уловила в смехе бывшей подруги нотки отчаяния.  - Ни за что не угадаешь, где я сейчас живу! В Эрлз-Корте, в двух шагах от нашей старой квартиры. Я снимаю комнатку, очень приличную. Правда, там бывает шумно.
        Ох, Джекки! В шестьдесят лет ты живешь одна, в съемной комнатке в Эрлз-Корте.
        - Почему, скажи на милость, ты не осталась в Борнмуте?  - с любопытством спросила Лиза.
        - Мне нужно было найти работу, и потому я приехала в Лондон, но за все это время я лишь на пару недель устроилась в одно место с испытательным сроком. Похоже, рынок труда приказал долго жить.

«Это неправда»,  - подумала Лиза. На рынке труда уже давно наблюдается стабильность. Скорее уж дело в том, что никто не желал брать на работу особу, которая выглядит, как Джекки. Лиза повернулась к зеркалу и принялась наносить повседневный макияж, краем уха слушая болтовню Джекки.
        - Вчера, направляясь в агентство, я проходила мимо театра и увидела афишу с твоей фотографией. Я сразу же узнала тебя - за все эти годы ты ни капельки не изменилась. Все такая же красивая,  - с восхищением заключила она.
        Несмотря на изменившуюся внешность, в душе Джекки оставалась такой же, как прежде - жизнерадостной, веселой. В ее голосе не было зависти. Она искренне радовалась тому, что ее старая подруга сумела сохранить стройную фигуру, чего нельзя было сказать о ней самой. На мгновение Лизе даже показалось, что если она сейчас повернется, то увидит прежнюю Джекки, с ярко-синими тенями вокруг глаз и острыми ресницами, со светлыми волосами, каскадом обрамляющими нежное личико. В целом свете не было никого, кого она встретила бы с большей радостью, чем свою старую подругу. Она могла бы рассказать ей о шишке, и Джекки поняла бы ее страхи и проявила бы искреннее сочувствие. Но было что-то гнетущее в этой расплывшейся женщине, которую дети бросили на произвол судьбы и которая жила теперь одна в убогой комнатенке. Лиза невольно содрогнулась, надеясь, что Джекки ничего не заметила.
        - Мы с Лоуренсом не могли позволить себе ходить в кино,  - продолжала Джекки.  - Иначе я бы еще много лет назад догадалась, кто ты такая. Полагаю, все дело в том, что я снова живу в Лондоне, но в последнее время я все чаще вспоминаю нашу старую квартиру. Господи, как хорошо нам было тогда, правда, Лиза?
        - Это точно.
        Славное было времечко! Много смеха и грусти. Те годы ознаменовались свободой и весельем, которых Лизе так и не удалось обрести в дальнейшем. Почему она не может настроиться на волну Джекки, почему не может обнять и расцеловать ее, раскрыть ей объятия и вновь принять ее в свою жизнь?
        В гримерной вновь повисло неловкое молчание. Лиза не могла придумать, что сказать, а Джекки, похоже, осознала, что поддерживает разговор за двоих, и тоже умолкла.
        - Что ж.  - Она с явным трудом вытащила свое тело из кресла.  - Мне, пожалуй, пора.
        Лиза с облегчением вскочила на ноги, и бывшие подруги обменялись рукопожатием.
        - Может, как-нибудь пообедаем вместе?  - предложила Лиза.  - Оставь мне свой номер, и я перезвоню тебе.
        Джекки вырвала страничку из еженедельника и нацарапала номер своего телефона.
        - Это общий телефон, поэтому попроси пригласить меня, Джекки Мюррей.  - В ее глазах была печаль, и она с вызовом взглянула на Лизу, словно говоря: «Я чертовски хорошо знаю, что ты не позвонишь».
        Вот уже несколько месяцев Лиза отвергала одну роль за другой. Она больше не хотела иметь ничего общего с театром, да и со всем прочим тоже - она сосредоточилась на том, чтобы избавиться от опухоли. Ведь человеку полагается контролировать свое тело, чтобы усилием воли избавляться от болячек. Как-то Лиза посмотрела по телевизору одну передачу, в которой речь шла о том, что фрукты и овощи настолько перенасыщены удобрениями, что способны вызывать рак, и решила перейти на натуральные продукты. Ее ежедневный рацион теперь состоял из органической пищи и воды. Лиза перестала есть продукты, подвергшиеся термообработке, а также полностью отказалась от кофе, чая и спиртного.
        - Вода,  - лихорадочно размышляла она однажды утром.  - В ней полно фтора и прочих химикатов. Неудивительно, что опухоль никуда не делась!
        С этого дня Лиза стала галлонами покупать воду в бутылках.
        На Рождество была назначена свадьба дочери Нелли, Натали. Лиза приехала в Ливерпуль, и на этот раз здесь оказался и Патрик, такой же высокий и красивый, как и все мальчишки О’Брайенов, хотя загар и непринужденная легкость манер выделяли его среди братьев. Он привез с собой красавицу-жену, англоиндианку Питу.
        - Я помню, как ты сидел за кухонным столом, делал уроки и кричал, что мы мешаем тебе сосредоточиться,  - сказала ему Лиза, которой очень хотелось, чтобы он вспомнил только это и ничего больше.
        - Да уж, мы были беспокойной семейкой,  - с грустью согласился Патрик.  - А помнишь тот скандал, что учинил отец, когда ты сдала экзамены на стипендию, а он не отпустил тебя в школу для одаренных детей?
        Лиза содрогнулась.
        - Разве такое можно забыть?  - Ей вдруг стало интересно, а не хранит ли он в самом потаенном уголке сознания воспоминания о ночи с Лизой, девушкой, которая сначала вошла в его жизнь, а потом таинственным образом исчезла? Глядя на Патрика, на его светлые волосы, до белизны выгоревшие на жарком солнце, в его улыбающиеся синие глаза и на длинные трепетные пальцы, Лиза говорила себе, что не чувствует ничего. Да и разве могло быть иначе? Ведь он - ее брат.
        В Феррис-Холле миссис Мэйсон с обеспокоенным видом обратилась к ней:
        - С вами все в порядке? Я и представить себе не могла, что вы можете похудеть еще сильнее, но вам это удалось.
        - Я ведь не выгляжу больной, верно?  - с тревогой поинтересовалась Лиза.
        - Нет, и это странно. Вы буквально излучаете здоровье, хотя если вы и дальше будете совершать пробежки по утрам и есть корм для кроликов, то превратитесь в пушинку и вас унесет первым же порывом ветра.
        Тони, наверное, удивлялся тому, что Лиза продолжает приезжать в его дом. Если он спросит ее об этом, что она ему ответит? «Потому что мне здесь нравится и в Броксли я чувствую себя, как дома. Потому что я владею фабрикой и когда-нибудь, когда у меня пройдет эта проклятая опухоль, намерена инвестировать деньги в новое оборудование, и ты узнаешь, что это я помешала тебе сколотить состояние. Но не только. Когда-нибудь я куплю себе дом где-нибудь неподалеку и буду в нем жить, а с тобой разведусь, причем очень скоро».
        Теперь они почти не разговаривали друг с другом. Собственно, Лиза всячески избегала Тони, хотя по-прежнему находила новые счета на своем туалетном столике и безропотно их оплачивала.
        Осенью ей позвонил Басби. Лиза была так рада его слышать, что расплакалась.
        - Любимая, что случилось?  - В его голосе звучало такое неподдельное участие, что Лиза зарыдала еще сильнее.
        - Ох, Басби, кажется, я умираю!
        Ну вот, она призналась ему в своих страхах. Невероятно, но ей стало легче.
        - Что случилось?  - продолжал настаивать он. Его голос в трубке звучал так отчетливо, словно он находился на соседней улице, а не за тысячу миль отсюда, в Лос-Анджелесе.
        - У меня опухоль в груди,  - сказала Лиза сквозь слезы.  - И чертова шишка не исчезает, что бы я ни делала.
        - Хочешь, я прилечу? Первым же рейсом?
        - Нет, лучше я прилечу к тебе. Ты не возражаешь? Или ты сейчас занят?
        За прошедшие годы Басби приобрел солидную репутацию и теперь снимал масштабные фильмы с бюджетом в десятки миллионов долларов. Его последняя картина шла широким прокатом в кинотеатрах Лондона и уже успела получить прекрасные отзывы.
        - Нет, у меня сейчас перерыв в съемках. Но это не имеет значения, даже если бы я и был занят. Ты же знаешь, что ради тебя я готов бросить все. Черт побери, Лиза, почему ты не рассказала мне об этом раньше? Когда ты хочешь прилететь?
        - Скоро - через несколько дней.  - Впервые за много месяцев ее охватило радостное волнение.  - Дорогой, я так соскучилась!
        - А ты не хочешь узнать, почему я позвонил? Я решил построить дом, но строители пока не начали работу. И я подумал: нельзя ли мне арендовать на какое-то время «Тимперлиз»?
        - Конечно можно.  - Лиза живо представила, как Басби сидит у бассейна в окружении своих друзей.  - Но я бы не хотела туда ехать. Во всяком случае не теперь.
        - Как насчет Нью-Йорка - того отеля, в котором мы провели свой медовый месяц? Там сейчас как раз бабье лето, так что будет жарковато, но весело. Помнишь, как говорил доктор Джонсон: «Устать от Нью-Йорка - значит устать от жизни».
        - Думаю, что ты перепутал города, но, по-моему, он и впрямь говорил нечто в этом роде.
        - Значит, договорились. С нетерпением буду ждать тебя в Нью-Йорке.
        - Дорогой, я хотела сказать тебе еще кое-что,  - осторожно начала Лиза.  - Не могли бы мы - как бы поточнее выразиться - сохранить платонические отношения? Видишь ли, сейчас я не в настроении заниматься такими вещами.
        Басби рассмеялся и, кажется, ничуть не обиделся.
        - Я недавно прочитал такие строчки: «Мужчина еще не старик, когда волосы его поседели, мужчина еще не старик, когда зубы его сгнили. Но мужчина близок к вечному сну, когда его разум дает обещания, которые тело уже не может выполнить». Думаю, они исключительно точно описывают Басби Ван Долена в его нынешнем состоянии.
        В Нью-Йорке и впрямь было жарко. Солнце безжалостно выжигало похожие на ущелья улицы, отражаясь от раскаленных тротуаров, и Лиза чувствовала себя так, словно оказалась в бане. Они с Басби гуляли по Центральному парку, заходя в маленькие ресторанчики, где он чуть ли не силой заставил ее впервые за много месяцев как следует поесть. Они потратили целое состояние в «Мейсиз»[113 - «Мейсиз» (англ. Macy's)  - одна из крупнейших сетей розничной торговли в США.] на дурацкие, экстравагантные и бесполезные подарки для всех, кого смогли вспомнить, а по вечерам ходили в театр - не на дорогие спектакли, а на любительские постановки.
        - Я никогда не упускаю возможности найти новые таланты,  - заявил Басби.
        Его бородка и волосы уже полностью поседели, а стекла в очках стали толще, но в остальном он оставался все тем же полным энтузиазма Басби, с которым так приятно и весело быть рядом. Теперь у него появился новый враг, президент Рональд Рейган, на которого он постоянно жаловался.
        - Ты не поверишь, когда узнаешь, что этот человек делает со страной, Лиза!  - стенал Басби.  - Пособия урезаны, и семьи вынуждены жить в автомобилях или на улице.
        - Почему же не поверю?  - ответила она.  - Я никогда не предполагала, что увижу детей, спящих на улицах Лондона. Увы. Сейчас, похоже, все думают только о себе.
        Басби ласково накрыл ее руку своей.
        - Мы с тобой никогда не расходились во мнениях.
        Они спали в одной кровати, и он обнимал ее, но и только. И лишь в последнюю ночь Басби поцеловал опухоль на ее груди.
        - Ты любовь всей моей жизни, и знаешь об этом,  - негромко начал он.  - Когда ты разведешься, быть может, нам стоит…
        Лиза прижала палец к его губам.
        - Нет, Басби, слишком поздно.
        - Никогда не бывает слишком поздно,  - запротестовал он.  - Мы можем провести остаток дней вместе.
        На мгновение это предложение показалось Лизе соблазнительным. Басби был таким славным и надежным. Он любил ее всю жизнь. Для нее больше не имело значения то, что он был Базом, молоденьким американским солдатом, много лет назад приехавшим вместе с ней в Саутпорт - теперь Лиза редко вспоминала тот эпизод своей жизни,  - но было бы неправильно вернуться к нему спустя столько времени.
        В аэропорту, провожая ее, Басби сказал:
        - Пообещай мне, что пойдешь к врачу сразу же, как только вернешься.
        - Обещаю.
        Домой Лиза вернулась в приподнятом настроении. Несколько раз она даже снимала трубку, чтобы позвонить своему врачу - в конце концов, она дала слово Басби,  - но тут же бросала ее. Она боялась. Через несколько дней у нее случился приступ жесточайшей депрессии. А что, если опухоль была злокачественной и теперь увеличилась и растет, проникая все глубже в тело, подобно темным и грязным корням дерева? Заниматься самолечением не имело смысла. Миссис Мэйсон была права: если она и дальше будет питаться травой, то превратится в ничто.
        Итак, у нее не осталось выбора. Лиза сняла трубку и набрала номер врача.
        Маргарет Эшли была роскошной брюнеткой. Она больше походила на фотомодель, чем на медицинского работника.
        - Сколько это продолжается?  - спросила она, осмотрев грудь Лизы.
        - Почти год.
        Лиза ожидала услышать суровую лекцию о безответственности и глупости. Но вместо этого Маргарет с сочувствием произнесла:
        - Полагаю, вы были слишком напуганы, чтобы прийти ко мне?
        - Вы, наверное, считаете меня глупой.
        - Даже если и так, вы в этом не одиноки. Все мы хотим иметь здоровые, а не изуродованные тела, хотя в наше время косметические хирурги творят чудеса. Как бы там ни было, будем надеяться, что столь радикальные меры не понадобятся.
        И врач попросила Лизу прийти на следующий день, чтобы сделать биопсию.
        В ту ночь Лиза вдруг подумала: «Если все серьезно, если я должна буду умереть, тогда Тони унаследует мои деньги».
        Она тут же выписала полдюжины чеков на шестизначные суммы для нескольких благотворительных организаций и составила завещание, согласно которому все ее состояние переходило к ее братьям и сестрам. Потом Лиза обратилась к соседям с просьбой засвидетельствовать его.
        Когда Лиза попросила Флоренс Дэйл поставить вторую подпись, та с тревогой взглянула на нее.
        - Для чего все это нужно?
        Лиза попыталась беззаботно рассмеяться.
        - Я просто решила привести свои дела в порядок, только и всего.
        - Несколько неожиданно, вы не находите? Что-то случилось?
        Лиза старательно избегала смотреть в глаза пожилой леди.
        - Ничего серьезного. Завтра у меня обследование, вот и все.
        Подхватив на руки Омара, она поцеловала его. Кот, хотя и вырос, по-прежнему оставался игривым и моментально принялся трогать лапкой ее жемчужное ожерелье.
        - Омар, ты ведешь себя, как несмышленое создание, хотя тебе уже давно пора стать взрослым.
        Флоренс попросила:
        - Вы скажете мне, как у вас дела, хорошо?
        - Я узнаю результаты не сразу, но сообщу вам о них, обещаю.


* * *
        Доброкачественная!
        Когда несколько дней спустя Маргарет Эшли сообщила ей об этом, Лиза лишилась чувств.
        Миссис Мэйсон сказала:
        - Я не ждала вас на эти выходные, поэтому и не приготовила салатов и прочей травы.
        - А мне все равно,  - пропела Лиза.  - Дайте мне телячью отбивную с картофелем, двойную порцию йоркширского пудинга и побольше вашей густой и комковатой подливы.
        - Моя подлива никогда не была комковатой!  - с негодованием ответила миссис Мэйсон. Она вопросительно взглянула на Лизу.  - Вы чувствуете себя лучше, не так ли? Не то чтобы вы выглядели больной, но вели себя так, словно жить вам осталось недолго. Я знала, я чувствовала, что что-то не так.
        - Так оно и было,  - с ликованием в голосе откликнулась Лиза.  - Но теперь все это в прошлом.
        Она бежала в тумане, окутывавшем холмы и долины, и чувствовала себя счастливой, как никогда. Ее буквально распирало от восторга, от ощущения вновь обретенной свободы. Лиза громко рассмеялась, но звук тут же растаял в густой дымке, обступившей ее со всех сторон. Он казался нереальным, этот туман, но обнимал и защищал ее, словно занавес. Было сыро и холодно, но Лизе казалось, что она бежит по раю.
        И вдруг, когда она взбежала на вершину холма, словно по мановению волшебной палочки туман рассеялся, выглянуло солнце и перед ней на многие мили раскинулся знакомый ландшафт. От представшего ее взору великолепия у Лизы захватило дух. С ее глаз будто спала пелена, и она любовалась окружающим миром так, словно не видела его прежде. Трава еще никогда не была такой ярко-зеленой, а поля никогда не переливались всеми оттенками коричневого, местами переходившего в пурпурные тона. Деревья стояли голые, их ветви перекрещивались в сложных узорах на фоне серо-голубого неба, а крыши немногочисленных коттеджей сверкали серебром в лучах непривычно яркого солнца. Еще никогда Лиза не чувствовала себя такой полной жизни и сил.
        - Когда ты возвращаешься в Лондон?  - поинтересовалась она за обедом у Тони.
        - Не раньше завтрашнего утра,  - ответил он.  - А почему ты спрашиваешь?
        - Я хочу обсудить с тобой кое-что сегодня вечером.
        - А почему не сейчас?
        Показалось ли ей или же за время, прошедшее с того дня, как они познакомились, его лицо обрело затравленно-злобное выражение? Наверное, все дело в том, что Тони больше не смотрел на нее так, как раньше, не улыбался и не осыпал пустыми, ничего не значащими комплиментами, которые когда-то казались ей такими искренними. Таким было его настоящее лицо, не мягкое и доброе, а невыразительное и грубое, лишенное всяческих эмоций.
        - Сейчас я не могу,  - сказала Лиза.  - Сегодня у Фергюса Ломакса день рождения, и меня пригласили на фуршет, который состоится в два часа дня.
        - А меня не пригласили,  - обиженно обронил Тони.
        Лиза надела новое белое платье из джерси, простого покроя, с круглым вырезом и прямыми длинными рукавами. Мягкая ткань облегала талию, ставшую еще тоньше, и ниспадала мягкими складками с бедер на носки белых кожаных сапожек на высоких каблуках. Получив результаты биопсии, Лиза на радостях купила себе сразу полдюжины нарядов - ее не покидало ощущение, будто весь прошедший год она провела в тренировочном костюме. Лиза тщательно расчесала волосы, пока они не заблестели, разделила их на прямой пробор и оставила распущенными. Последний взгляд в зеркало сказал ей, что она буквально лучится счастьем. Еще никогда ее глаза не сияли так ярко, и Лиза подумала: «На моем месте любой бы прыгал от радости».
        Фергюс, всегда полный жизни и веселого озорства, интересовавшийся всем, что происходило в Броксли и большом мире, быстро угасал.
        - Вы прекрасно выглядите,  - солгала Лиза, наклонившись, чтобы поцеловать его в щеку.
        - Не врите столь беззастенчиво,  - отмахнулся Фергюс.  - Я выгляжу ужасно.  - Тем не менее он лукаво подмигнул ей.  - Господи, как я жалею, что не встретил вас двадцать лет назад. Я бы показал вам, что почем.
        - Не говори глупостей, дорогой.  - Из-за спины мужа вынырнула Герти и шлепнула его по руке.  - Ты ставишь мисс Анжелис в неловкое положение.  - Она улыбнулась Лизе, но у нее в глазах была тоска. «Я теряю его, и мысль об этом кажется мне невыносимой»,  - казалось, говорил ее взгляд.
        В комнате было полно народу. Сегодня к Фергюсу пришли старые друзья, представители самых разных политических партий. Вероятно, все они понимали, что это последний день рождения Фергюса, который они празднуют вместе с ним.
        - Привет.  - Кто-то коснулся ее плеча, и Лиза обернулась. Рядом с ней стоял Джим Харрисон. Он выглядел непривычно в темном костюме и белой рубашке с галстуком, и она заметила, что воротничок выглажен небрежно.  - Я не видел вас целую вечность. Как так получилось, что вы стали моложе? Выглядите вы просто великолепно.  - Его голос звучал напряженно, словно он не привык говорить комплименты и слова с трудом срывались с его губ, чуть ли не против его воли. Такое же выражение было у Джима в глазах - невольное, вынужденное восхищение.
        Лиза прекрасно понимала его чувства. Несмотря на взаимную неприязнь, их неудержимо тянуло друг к другу. Но сегодня, в такой чудесный день, у нее не было желания заниматься психологическими изысканиями.
        - О, благодарю вас!  - Она соблазнительно облизнула губы.  - Вероятно, это оттого, что внутри у меня все поет.
        Лиза не думала, что когда-нибудь вновь станет флиртовать. Это же нелепость - в ее-то возрасте кокетничать с мужчинами и хлопать ресницами! Вне всякого сомнения, она выставляла себя на посмешище, но сегодня ей было все равно. Кажется, Джим уловил ее настроение. Хотя Лиза видела, что он не привык к таким играм и, скорее всего, испытывает неловкость, Джим Харрисон не смог удержаться и ответил ей в той же манере, так что вскоре они вели себя, как подростки, познакомившиеся во время первого танца. «Впрочем,  - поправила себя Лиза - опять ее возраст дает о себе знать!  - сегодня это был бы ночной клуб или дискотека». Оглядевшись по сторонам, она поняла, что никто не обращает на них внимания, хотя это не имело решительно никакого значения.
        Спустя некоторое время Джим сказал:
        - Вы ничего не пьете.
        - Где-то здесь стоит мой бокал с вином. Кажется, вон там, на каминной полке.
        Сквозь полуопущенные ресницы Лиза следила за тем, как Джим пересек комнату, чтобы принести ей бокал, и подумала, как внушительно и респектабельно он выглядит. Но в то же время в нем появилась какая-то раскованность и даже безрассудство, которых она не замечала раньше, словно он был способен на неожиданную, бурную страсть - ах да, он же поэт! Лиза ощутила знакомую дрожь желания внизу живота и подумала: «Надеюсь, для соборования мне не пришлют смазливого священника, иначе даже на смертном одре я постараюсь совратить его».
        - Чему вы улыбаетесь?
        Джим вернулся, держа в руках ее бокал.
        - Не скажу,  - рассмеялась Лиза.  - Это святотатство.
        - Вы меня заинтриговали.
        В пять часов Фергюс явно устал и гости понемногу начали расходиться. Выйдя на улицу, Лиза направилась к своей машине.
        - Как, разве сегодня вы не прибежали сюда?  - изобразил удивление Джим. Наверное, на свежем воздухе он пришел в себя, потому что в его голосе прозвучали саркастические нотки.
        - Только не в этих сапогах,  - откликнулась Лиза.  - До свидания или, точнее, до встречи в следующем году.  - Садясь за руль, она заметила, как Джим зашагал вниз по подъездной дорожке, и, опустив стекло, окликнула его: - Я могу вас подвезти?
        - Но это значит, что вам придется ехать в другую сторону,  - запротестовал он, однако все-таки поспешил обратно.  - В моем автомобиле меняют муфту сцепления,  - пояснил Джим, и Лиза спросила себя, а чему она, собственно, так радуется?
        Когда они въехали в Броксли, разговор зашел о более приземленных материях.
        - Вы давно здесь живете?  - поинтересовалась Лиза.
        - Всю жизнь,  - просто ответил Джим.
        - Должно быть, это немного странно - провести всю жизнь на одном и том же месте.
        - Это значит, что вам точно известно, где находится ваше место в этом мире.  - Он рассмеялся.  - Но, конечно, не в буквальном смысле. Просто я знаю, где меня любят и ждут. Я знаю этот город как свои пять пальцев.
        - Интересно, откуда взялось это выражение?  - задумчиво протянула Лиза.  - Я, например, не могу сказать, что знаю свои пять пальцев. Во-первых, их у меня больше пяти, а во-вторых, я не уверена, что отличила бы их от чужих.
        - Это потому, что вы мечетесь по миру, не имея времени хоть ненадолго остановиться и задуматься.
        Они проезжали мимо «Спринг инжиниринг», и Джим произнес, словно обращаясь к самому себе:
        - Хотел бы я знать, можно ли убедить нового владельца немного подкрасить здание снаружи.
        - Полагаю, что да, если вы хорошо его попросите.
        - Я не знаю, кого просить. Уверен, что Фергюсу это известно, но он предпочитает держать рот на замке.
        - Должно быть, у него есть на то причины,  - небрежно заметила Лиза.
        Джим попросил ее свернуть направо на следующем перекрестке.
        - Зайдете ко мне на чашечку кофе?  - предложил он, когда Лиза остановила машину.
        Джим жил на узкой незаасфальтированной улочке. Его домик стоял последним в ряду зданий ленточной постройки, перед каждым из которых красовался длинный сад. В конце улочки вересковые пустоши постепенно переходили в покатые холмы.
        - Нет, спасибо. Мне пора возвращаться домой,  - сказала Лиза, стараясь не выдать разочарования. Она ни за что не могла остаться сегодня с этим мужчиной наедине - хотя не доверяла она не ему, а в первую очередь себе. Джим придержал дверцу со стороны пассажира, глядя на Лизу сверху вниз. На его губах играла слабая улыбка.  - В другой раз, пожалуй,  - сказала Лиза.
        - Ну, значит, в другой раз.
        Джим захлопнул дверцу, и Лиза отъехала, пытаясь выбросить мысли о нем из головы. В течение следующих нескольких часов ей понадобится вся ее выдержка и сообразительность. Пришло время расставить все точки над «i» в их отношениях с Тони.
        Лиза никогда не думала, что ее супруг способен на такую ярость. Изумленная и напуганная, она спросила себя, как вообще могла считать его нежным и мягким. В глубине души Лиза надеялась, что миссис Мэйсон подслушивает и придет ей на помощь, если Тони набросится на нее. Она попыталась обуздать собственный гнев и сохранить спокойствие.
        - Ты не можешь не понимать, что между нами все давно кончено,  - негромко произнесла Лиза. Она с самого начала старалась проявлять благоразумие.  - Я хочу получить развод,  - сказала она, и Тони отреагировал с мгновенной и неописуемой злобой.
        А сейчас он в бешенстве расхаживал взад и вперед по комнате, размахивая руками, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Один раз он даже топнул ногой в элегантном ботинке.
        - Я думал, тебе нравится жизнь, которую я тебе дал!  - выплюнул он.  - Титул, приличный старинный особняк, положение в обществе.
        - Ты забываешь, что у меня уже был «Тимперлиз», дорогой мой,  - ответила Лиза, стараясь не переборщить с сарказмом.  - И я всегда гордилась своим положением, и не только в местном обществе. Что же касается титула, то им я никогда не пользовалась. Мне не нравилось, когда меня величали «леди».
        - Это потому, что ты родилась в канаве!  - злобно оскалился Тони.  - Чтобы носить титул, необходимо иметь соответствующее воспитание.
        Его оскорбления не стоили того, чтобы отвечать на них. Немного помолчав, Лиза заговорила вновь:
        - Мне очень жаль, что ты так отнесся к этому, Тони. Почему мы не можем остаться друзьями?
        - Друзьями!  - Он остановился и окинул ее презрительным взглядом.  - Хорошим же другом ты была! Мне приходилось выпрашивать у тебя каждый пенни!
        Лиза изумленно уставилась на него.
        - Это ложь! Я оплачивала счета на протяжении многих лет из расчета нескольких тысяч фунтов в месяц.  - Она не сочла нужным добавить, что если бы он с самого начала не вел себя подло, то она готова была бы разделить с ним все, что имела. Сейчас она хотела только одного - как можно скорее уйти из этой комнаты, переночевать в Феррис-Холле в последний раз и уехать отсюда навсегда. Но, быть может, если Тони выплеснет накопившуюся злобу, то процедура развода пройдет быстрее и спокойнее?
        Внезапно Тони сменил тактику. Он присел напротив жены и злорадно улыбнулся:
        - Я ожидал чего-то похожего и уже связался со своим поверенным. Он полагает, что я имею право рассчитывать на отступные или алименты с твоей стороны.
        - Что?!  - Теперь настала очередь Лизы выйти из себя.  - Я лучше расстанусь с последним пенни, чем позволю тебе промотать их в «Гранди».
        Серые глаза Тони сузились.
        - Откуда ты узнала?
        - Не имеет значения. Ты не получишь от меня ни гроша, Тони,  - решительно заявила она.  - Ни за что. Забудь об этом.
        - Один из моих коллег в Вестминстере получил внушительную сумму отступных от своей бывшей супруги,  - многозначительно произнес Тони.  - Собственно, она едва не угодила в тюрьму за отказ платить.
        - Хорошие у тебя коллеги. Я уверена, что вы с ним - лучшие друзья.  - Лиза уставилась на стол перед собой. Сигарета! Сейчас она бы многое отдала за возможность закурить, чтобы успокоить нервы.  - Тони,  - стараясь взять себя в руки, вновь заговорила Лиза.  - Я намеревалась получить развод на основании необратимого ухудшения супружеских отношений…
        Но прежде чем она успела продолжить, он перебил ее:
        - У меня есть идея получше. Почему бы нам не развестись по причине супружеской измены - с Крисом Костелло?
        - Ты все видел и ничего не сказал?  - Лиза уставилась на него с открытым ртом.
        Ее изумление, должно быть, заставило Тони смутиться.
        - Это меня не касалось,  - пробормотал он.  - А почему, собственно, я должен был что-то делать?
        - Потому что я - твоя жена, вот почему. Если ты попытаешься получить отступные, я забуду о необратимом ухудшении наших отношений и потребую развода на основании невыполнения тобой супружеских обязанностей. Думаю, что развод нам тогда не понадобится,  - наш брак попросту аннулируют. Твои приятели-мачо в «Гранди» от души посмеются над тобой.
        Тони задумался. Лиза встала.
        - Я иду спать. Давай больше не будем ссориться, Тони, и уладим этот вопрос, как цивилизованные люди.
        - Слишком поздно.
        В его голосе прозвучали такая ненависть и злоба, что Лиза содрогнулась. Уже у дверей она обернулась:
        - Мне не нужны неприятности, но если ты хочешь войны, я воспользуюсь любым оружием, какое окажется у меня под рукой. Как насчет твоей первой жены? Ты выкачал из нее все деньги, и после развода она покончила с собой. В суде это будет некрасиво выглядеть, Тони.
        Он сжал кулаки с такой силой, что костяшки его длинных и тонких пальцев побелели. Подняв голову, Тони с жаркой ненавистью взглянул на Лизу.
        - Полагаю, это Крис тебе рассказал, но тебе придется попотеть, чтобы доказать это.
        Лиза поднялась наверх. Ей было невыносимо грустно и одиноко. Она никак не ожидала, что замечательно начавшийся день закончится таким вот образом. На середине лестницы она замерла, когда чей-то голос прошипел:
        - Лиза!
        В холле стоял Тони, глядя на нее горящими глазами.
        - Что?
        - Ты заплатишь мне за это - и дорого заплатишь. Эта женитьба стала совсем не такой, как я рассчитывал, но я постараюсь получить свое при разводе.
        - Что ты намерен делать?  - устало и равнодушно спросила она.
        - Увидишь!
        ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
        Лиза разорвала лицо Тони на мелкие кусочки, отделив глаза, нос и рот, после чего скомкала обрывки и швырнула их в мусорную корзину. Там уже валялся написанный им портрет. На улице Омар восседал на заборе, отделявшем ее дворик от участка Флоренс Дэйл, и с любопытством наблюдал за Лизой.
        - Очень хорошо, что я отдала тебя,  - строго сказала она ему.  - Иначе ты тоже оказался бы там.  - Лиза не хотела, чтобы хоть что-нибудь напоминало ей о Тони. Взяв в руки картонную коробку, в которой хранились все ее любимые фотографии и вырезки, она высыпала их на пол - она давно собиралась перебрать их и разложить по альбомам,  - а потом принялась складывать обратно, отбирая все, что имело отношение к ее мужу. Оставшийся после последних выборов рекламный проспект, на котором Тони обаятельно улыбался, глядя в объектив, был скомкан, а их свадебное фото - разорвано в клочья.
        Лиза одну за другой складывала фотографии и вырезки обратно в коробку и, как случалось всегда, когда она доставала их, погрузилась в воспоминания… Она вновь перечитала отзывы о «Великолепной афере», удивившие тогда всех, статью о Денте, вырезку из какой-то заштатной газеты в Мэне, в которой критик хвалил бездарную игру Ральфа в «Дяде Ване», и улыбнулась, глядя на снимок, запечатлевший ее и Джекки в Кенсингтон-Гарденз. Тогда какой-то молодой человек попросил разрешения сфотографировать их. Они дали ему свой адрес на Куинз-Гейт, и он прислал им эту фотографию, приложив к ней записку, в которой умолял Джекки поужинать с ним. Они лишь посмеялись над ним, хотя Лиза и пыталась уговорить подругу сходить на свидание. Молодой человек показался ей очень милым, и уж, во всяком случае, он был в тысячу раз лучше Гордона.
        Джекки! Как она любила того ужасного мужчину! Такая доверчивая и по-детски наивная, она оказалась слишком невинной и беспомощной для этого страшного, жестокого мира. Лиза вспомнила, как стояла во время снегопада у дверей дома викария, наблюдая за Джекки и ее семьей. Она знала, что ей достаточно постучать, и ее примут с распростертыми объятиями, вовлекут в тесный семейный круг, и она станет его частью. Джекки всегда была рядом, когда Лиза нуждалась в ней, даже через столько лет. А вот Лиза оттолкнула от себя подругу, когда той понадобилась ее поддержка. Господи, как она могла быть такой неблагодарной и черствой? Разумеется, тогда ее, в первую очередь, заботила проклятая опухоль, но это не могло служить оправданием.

«Куда же я подевала номер Джекки?» - лихорадочно размышляла Лиза, роясь в ящиках бюро. Но там его не оказалось. Она поднялась наверх и вывернула наизнанку свои сумочки, пока наконец не обнаружила его в кармане жакета. На скомканной страничке из ежедневника Джекки уместилась целая неделя марта, но на ней не было ничего, абсолютно ничего, кроме номера телефона, написанного знакомым небрежным почерком. Это означало, что на всю неделю у Джекки не было запланировано ни единой встречи - ни обеда, ни ужина, вообще ничего.
        Лиза набрала номер, и ей ответил молодой человек, голос которого был едва слышен из-за оглушительного рева музыки. Лизе пришлось три раза повторить, что она просит пригласить к телефону Джекки Мюррей, прежде чем он понял ее.
        - Подождите минутку, сейчас я приведу ее,  - пообещал он в конце концов.
        Прошло добрых пять минут, прежде чем молодой человек вернулся.
        - Она у себя, но не открывает. Надеюсь, с ней все в порядке.
        - Дайте мне свой адрес, и я сейчас приеду.
        - Джекки, это Лиза. Если ты не откроешь дверь, я приведу управляющего с ключами.
        - Вам повезет, если вы сумеете это сделать,  - заметил юноша, стоящий у нее за спиной, тот самый, что разговаривал с Лизой по телефону.  - Он сейчас в Мексике.
        - И что он там делает?  - осведомилась Лиза, продолжая барабанить в дверь.
        - Проматывает деньги, которые заработал на этом клоповнике, полагаю.
        - Джекки!  - Лиза замолотила в дверь уже обеими руками.  - Наверное, она думает, что это звучит музыка, дополнительные басовые аккорды.
        - Музыка не настолько громкая,  - запротестовал юноша.
        - Тогда, на мой взгляд, вам надо проверить слух. Держу пари, врач скажет вам, что вы почти оглохли.
        Лиза прижалась ухом к двери, и ей показалось, что она расслышала шарканье.
        - ДЖЕККИ!  - заорала она во весь голос.  - Открой эту чертову дверь!
        Дверь чуточку приоткрылась и замерла. Лиза осторожно толкнула ее. Джекки уже возвращалась обратно и с размаху бросилась лицом вниз на постель, как беременная слониха.
        - Значит, с ней все в порядке?  - На лице молодого человека отразилось облегчение.
        - Да, спасибо за помощь. Но есть кое-что еще, что вы можете сделать.
        - Что вы имеете в виду?
        В общем-то, он был вполне нормальным и даже приятным юношей. Лиза одарила его широкой улыбкой.
        - Вы можете сделать эту проклятую музыку потише?!
        - Повернись и посмотри на меня,  - скомандовала Лиза. По дороге сюда она решила, что надо проявить твердость, как в тот раз, когда они были молоды. Пожалуй, такое поведение принесет Джекки больше пользы, нежели сочувствие.
        Джекки шмыгнула носом и села, жалобно взглянув на подругу.
        - Что стряслось, глупая ты клуша? Почему ты не открывала? Из-за тебя начал беспокоиться даже этот мальчик, не говоря уже обо мне.
        - Ох, Лиза!  - Джекки расплакалась.  - Я чувствую себя такой несчастной!
        - Это и неудивительно, учитывая, в каком свинарнике ты живешь. Ты только посмотри на это!  - Комната была довольно большой и светлой, с огромным окном, выходящим на симпатичный сквер, густо поросший деревьями, но Джекки превратила ее в свалку. Одежда валялась повсюду: на спинках стульев, на полу, вперемежку со старыми газетами и журналами, а на маленьком круглом столике громоздилась гора грязных тарелок.
        - Честное слово, Джекки, мне кажется, что машина времени перенесла меня в прошлое. У меня такое ощущение, будто я вошла в квартиру на Куинз-Гейт целую вечность назад.
        - Прости меня!
        - Еще чего! А ну-ка, немедленно вставай с кровати и помоги мне прибраться.
        Лиза обратила внимание на то, каких трудов стоило Джекки привести свою огромную тушу в вертикальное положение. Подруга поймала ее взгляд и заявила, защищаясь:
        - Я хочу похудеть. Мне не нравится, что я такая толстая.
        - Это вредно для сердца,  - строго заявила Лиза, и внезапно Джекки улыбнулась.
        У Лизы перехватило дыхание. Годы повернули вспять, и она испытала острый приступ ностальгии, как будто перед ней каким-то чудом предстала прежняя Джекки.
        - Мне тоже кажется, будто я попала в машину времени. Она возвращает меня в прошлое, когда ты вот так же командовала мной.
        Под одеждой Лиза обнаружила грязные обертки из-под рыбы с жареным картофелем, перепачканные кремом бумажные пакеты из кондитерской и вспомнила, как Джекки старалась заглушить отчаяние неумеренной едой, когда ожидала Ноэля. В еде она искала утешения, а это означало, что и сейчас она нуждается в нем.
        Когда они прибрались, развесили одежду в гардеробе, а мусор запихнули в пластиковые пакеты, комната вновь обрела жилой вид. И только тогда Лиза поняла, что музыка внизу стала играть значительно тише. Она вымыла две кружки в маленькой раковине в углу и включила электрический чайник.
        - Пожалуй, после таких трудовых подвигов мы с тобой заслужили по чашке чаю,  - с удовлетворенным вздохом заявила она.  - С чего это на тебя напала хандра, скажи на милость? Что это за глупости - запереться в комнате и не отвечать на звонки?
        Джекки где-то откопала домашний халат, огромный и уродливый, не сходившийся у нее на талии.
        - Вчера меня направили в Холборн,  - сказала она,  - в одну юридическую фирму, и там меня усадили за эту ужасную электронную пишущую машинку. А я успела освоить только электрическую модель. Я вовсю печатала путеводители и справочники, когда мне пришлось уйти из бюро из-за Ноэля. Но машинисткой я всегда была хорошей - я перепечатывала проповеди для Лоуренса и вела его переписку,  - и скорости я не утратила. Но эта штука! Она просто убегала от меня. Я растерялась, мои пальцы превратились в беспомощные сосиски. И в обеденный перерыв они вдруг заявили мне, что им больше не нужна временная работница, но это был только предлог, чтобы избавиться от меня. Я ни в чем их не виню, от меня просто не было никакого толку.
        - Это ужасно, и неудивительно, что ты так расстроилась,  - мягко сказала Лиза.
        - Это стало последней каплей. Иногда мне кажется, что продолжать жить дальше не имеет смысла, ведь Лоуренс умер, а дети разъехались. Я больше ничего не умею, кроме как быть женой и матерью.  - Джекки снова заплакала.  - Я никак не могу привыкнуть к тому, что рядом со мной больше никого нет и что я осталась совсем одна. В приходе я все время была занята, у нас была такая беспокойная жизнь, но она мне даже нравилась. Повсюду были дети, и не только мои. А теперь меня везде окружает пустота.
        Лиза не знала, что сказать. Немного помолчав, она предложила:
        - Ты можешь поступить на курсы и научиться работать на этих новомодных печатных машинках.
        - Я уже думала об этом. Было бы еще лучше, если бы я научилась пользоваться текстовым редактором, но кто меня возьмет на работу, Лиза? Мне уже шестьдесят, и я выгляжу, как пугало огородное. Иногда мне кажется, что поэтому и дети редко приглашают меня к себе,  - с отчаянием заключила Джекки.  - Они стесняются меня.
        - Мы должны привести тебя в порядок,  - решительно заявила Лиза.
        - Как?  - с надеждой спросила Джекки.
        - Для начала ты сядешь на диету. Запишешься в клуб, где подружишься с другими людьми. Согласна?
        - Да, Лиза.  - Джекки слабо улыбнулась.
        - Помнишь, когда мы встретились в первый раз, ты дала мне свою одежду, одолжила часики и мы с тобой использовали те купоны, что присылали твои тетушки?  - Джекки кивнула.  - Ну вот, теперь пришла моя очередь сделать что-нибудь для тебя. Я куплю тебе одну из этих штук для обработки текстов - и не спорь со мной!  - заявила Лиза, видя, что Джекки уже открыла рот, чтобы возразить.  - Как только ты освоишь ее, ты сможешь стать внештатной работницей или открыть собственное агентство - я знаю кучу писателей, которым нужно перепечатывать сценарии.
        Джекки молчала так долго, что Лиза уже начала думать, будто она обиделась. В общем-то, это была дешевая клоунада - указывать Джекки, как она должна строить свою жизнь…
        - Спасибо тебе, Лиза. Я очень тебе благодарна и сделаю так, как ты предлагаешь. Но, видишь ли, без Лоуренса и детей моя жизнь все равно не станет такой полной, как прежде.
        Тем вечером, возвращаясь домой на такси, Лиза думала: «Я куплю Джекки приличную квартиру где-нибудь в центре, чтобы она смогла открыть там агентство, и скажу, что она принадлежит другу, которого вполне устроит символическая арендная плата. Я не могу оставить ее в той убогой комнатенке». Она чуть было не пригласила Джекки переселиться к ней в Пимлико, но домик был слишком мал, и они наверняка станут действовать друг другу на нервы после стольких-то лет. Когда они были молоды, все было совсем по-другому, уединение казалось ненужным. И, кроме того, любой благотворительности есть предел. У Джекки тоже была гордость.
        Но, по крайней мере, события сегодняшнего дня отвлекли Лизу от мыслей о собственных проблемах. Завтра утром у нее была назначена встреча с адвокатом, с которым она собиралась обсудить процедуру развода, и Лиза со страхом думала о том, какие еще неприятности ждут ее впереди.
        - Разумеется, вы не сможете доказать, что ваш муж не выполнял своих супружеских обязанностей в браке,  - заявил Алан Пил. Это был серьезный дородный мужчина со старомодными манерами, которые делали его старше, чем он был на самом деле. Лиза решила, что Алан - ее ровесник, и испытывала неловкость, обсуждая с ним столь интимные вопросы.
        - Он не сможет доказать обратного,  - буркнула она.
        - Но тогда возникает вопрос: почему вы оставались рядом с ним? Если бы вы заявили, что он не исполняет своих супружеских обязанностей, через неделю или месяц после свадьбы, ваши слова прозвучали бы убедительнее. Но прошло четыре года, и это вызовет сомнения. Люди начнут спрашивать себя, почему вы не ушли раньше.
        - И вы тоже мне не верите?
        - Нет, почему же, верю,  - произнес Алан.  - Но мы должны взглянуть на это с точки зрения судьи. Почему вы сразу не развелись?  - с любопытством спросил он.
        Лиза пожала плечами.
        - Поначалу я думала, что со временем у нас все наладится, но… он так и не повторил попытки. А потом я просто привыкла к той жизни, которую мы вели. Я начала получать удовольствие от политики и полюбила Феррис-Холл - это его дом - и Броксли. В какой-то степени и Тони мне нравился. Мы неплохо ладили довольно долгое время, пока я не растеряла последние иллюзии. А теперь не осталось ничего, кроме ненависти с его стороны и равнодушия - с моей.
        - Понимаю,  - мягко сказал Алан.  - Давайте вернемся к мировому соглашению, о котором он упоминает. Подобные прецеденты уже случались: муж получал алименты или единовременное пособие от жены, если она обладала большим состоянием.  - Адвокат сухо улыбнулся.  - Если подумать, это вполне справедливо. Вы бы наверняка рассчитывали на соответствующую компенсацию с его стороны, окажись вы на его месте.
        - Справедливо?!  - ахнула Лиза.  - Да он женился на мне ради моих денег!
        - А разве женщины никогда не выходят замуж по тем же соображениям?
        - Если таково ваше мнение, я найду себе другого адвоката,  - сердито заявила Лиза.
        - Моя дорогая леди, я всего лишь обращаю ваше внимание на реалии жизни.

«Интересно, неужели все адвокаты выглядят и ведут себя, как напыщенные индюки?» - подумала Лиза.
        - Разумеется, я на вашей стороне, вы мне за это платите, но вы же наверняка предпочитаете факты льстивым речам?
        - Пожалуй,  - пробормотала Лиза.  - Но все равно, в моем случае это кажется несправедливым.
        - Что ж, я начну необходимые процедуры и свяжусь с вами.
        Лиза встала. Провожая ее к двери, адвокат сказал:
        - Знаете, а ведь мы вместе с вашим мужем учились в школе-интернате.
        Сомнения охватили Лизу с новой силой.
        - Вы и Тони? Но будете ли вы в таком случае действовать в моих интересах?
        Алан жестом дал ей понять, что беспокоиться не о чем.
        - Не волнуйтесь, с тех пор я с ним не виделся. А если уж быть откровенным до конца, то у меня никогда не возникало такого желания. Тони не пользовался особой популярностью. У него был зуб на отца, он вечно жаловался, что тот дает ему мало денег. Припоминаю, что уже тогда Тони был заядлым игроком.

«Пожалуй, все-таки стоит чем-нибудь заняться»,  - отстраненно подумала Лиза. Сыграть в спектакле или в кино, где угодно, только бы отвлечься от мыслей о разводе. Все лучше, чем просто сидеть и ждать дальнейшего развития событий. Несколько недель назад ей предложили роль в четырехсерийной телевизионной драме, хотя сейчас, наверное, было уже поздно соглашаться. С тех пор ничего нового не подворачивалось. Сомневаться не приходилось - с возрастом у актрисы становится все меньше ролей. А в киноиндустрии дела обстояли еще хуже, это только Роберт Митчем[114 - Роберт Чарльз Дэрмен Митчем (1917 —1997)  - американский актер, сценарист и продюсер. Лауреат премии «Золотой глобус» за вклад в киноискусство (1992).] и Джон Уэйн могли сниматься до глубокой старости, даже в шестьдесят лет играя героев-любовников, причем их партнерши, как правило, были вдвое моложе.
        Хотя, быть может, Тони уже успокоился и смирился и развод пройдет без сучка и задоринки. В конце концов, Лиза знала о нем столько неприглядных вещей, о которых могла дать показания в суде. Он же мог рассказать о ней совсем немного - только об адюльтере с Крисом…
        Джекки позвонила ей первой.
        - Ты уже видела сегодняшний «Метеор»?  - спросила она.
        - Ты же знаешь, что я никогда не читаю «желтую» прессу,  - с негодованием ответила Лиза.  - И меня удивляет, что ее читаешь ты.
        - Я купила эту газету только потому, что меня привлекли заголовки. Думаю, тебе стоит немедленно прочесть ее, Лиза.
        - Да в чем дело, что такого там написано?
        - Будет лучше, если ты прочтешь ее сама.

«ПАРЛАМЕНТАРИЙ РАЗВОДИТСЯ С БЫВШЕЙ ПОРНОЗВЕЗДОЙ».

«Метеор» торчал на проволочном стеллаже рядом с газетным киоском вместе с другими ежедневными газетами, и Лиза, прочтя заголовок, поначалу даже не связала его с собой и подумала, что Джекки ошиблась. Но потом, вглядевшись в большую, на весь разворот, фотографию полуобнаженной женщины, она сообразила, что перед ней - стоп-кадр из фильма «Сладкая мечта». На снимке была изображена Касси Ройяль - другими словами, она сама - в том самом черном пеньюаре с оторочкой из перьев. Она стояла у окна, вытянув вперед руку и придерживая ею штору, а вторую уперев в бедро. Выглядела она как распутная, падшая женщина, каковой ей и полагалось быть по сценарию.
        - Ах ты, сукин сын!  - вырвалось у Лизы.

«Сэр Энтони Молино, член парламента от консерваторов (Броксли, Южный Йоркшир), вчера начал бракоразводный процесс против своей супруги, стареющей красотки Лизы Анжелис. Сэр Энтони утверждает, что поводом послужило то, что ему стало известно - в молодости его супруга снималась в порнографических фильмах.
        - Разумеется, я ничего не знал об этом, когда мы поженились,  - заявил вчера сэр Энтони нашему корреспонденту.  - Но теперь, когда мне это известно, у меня не остается иного выхода, как требовать развода. В конце концов, я обязан поступить так хотя бы ради своих избирателей. Жена человека моего положения должна быть вне подозрений…»
        Лиза сняла очки и с отвращением скомкала газету.
        - Стареющая!  - сказала она сама себе, не в силах поверить прочитанному.  - СТАРЕЮЩАЯ!
        Затем ей позвонила Герти Ломакс.
        - У нас здесь шныряет парочка репортеров, они задают всякие вопросы. Почти все - на вашей стороне, но Фергюс говорит, что Тони нанял частного детектива, чтобы тот покопался в вашем прошлом, так что будьте готовы к очередной порции чего-то подобного.
        - Ты расстроена?  - спросила Нелли. Она звонила из Ливерпуля.
        - Ничуть,  - ответила Лиза.  - Я раздевалась всего в одном фильме. Тогда это был смелый поступок, но те времена давно прошли, и сейчас «Сладкая мечта» считается классикой жанра. Ее даже пару раз показывали по телевизору - а этого никто не стал бы делать, будь фильм действительно порнографическим. Что меня разозлило, так это то, что меня назвали «стареющей».
        Алан Пил заявил:
        - Боюсь, известность подобного рода не пойдет вам на пользу. Судьи очень консервативны, и даже если репортер намеренно сгущает краски, в зале суда это будет выглядеть некрасиво.


* * *
        В тот день Лизе позвонили те, кто сочувствовал ей, и несколько газетчиков, желавших узнать, что она думает по поводу статьи в «Метеоре».
        - Я бы не назвала ее «разоблачением»,  - ответила она.  - Фильм «Сладкая мечта» давно вышел в широкий прокат, и посмотреть его может кто угодно. Но вот скажите мне - стали бы вы называть женщину, которой исполнилось всего пятьдесят четыре года, стареющей?
        В сущности, скандальная известность пошла ей на пользу. На следующий день Лизе предложили сразу три новые роли: две - в спектаклях и одну - в кино, и она согласилась сняться в комедии о временах Эдуарда VI и Эдуарда VII под названием «Замок Барни». Не имело значения, что ее гонорар был в десять раз меньше того, что она получила бы в Голливуде. Фильм снимался в Лондоне, а это означало, что ей не придется никуда уезжать. Ей следовало находиться неподалеку на тот случай, если в рукаве у Тони отыщется еще парочка крапленых карт.

«ДЕСЯТЬ ФАКТОВ ИЗ ЖИЗНИ КОРОЛЕВЫ ПОРНО, КОТОРЫЕ ОНА НЕ ХОТЕЛА БЫ СДЕЛАТЬ ДОСТОЯНИЕМ ОБЩЕСТВЕННОСТИ».
        Эта статья появилась несколько недель спустя, пусть и не на первой странице, зато занимала почти всю восьмую страницу «Метеора». Прочитав ее, Лиза испугалась по-настоящему. Как, ради всего святого, детективу Тони удалось раскопать все это?

«…Анжелис бросила своего первого мужа после девяти месяцев совместной жизни. Брайан Смит так больше и не женился, и его мать Дороти утверждает, что случившееся надломило его.

…Анжелис жила с ДВУМЯ мужчинами в своем доме в Лос-Анджелесе.

…третьего мужа Анжелис, Джозефа Дента, ненавидел весь Голливуд.

…Анжелис закрутила роман с коллегой по экрану Хьюго Сванном во время съемок фильма, режиссером которого был ее второй муж, Басби Ван Долен…»
        И так далее в том же духе.
        Лизе стало плохо. Статья пересказывала лживые, отвратительные сплетни о том, что она спала с мужчинами, которых даже не знала, устраивала истерики на сцене, отвешивала пощечины режиссерам, но самое ужасное заключалось в том, что нашлись люди, готовые рыться в чужом белье и выдумывать грязные истории для того, чтобы очернить ее. Слава богу, Дороти Смит не поведала газетчикам о ребенке, отцом которого считал себя Брайан. Это было бы уже слишком. Но, наверное, Брайану было стыдно признаваться в этом читателям.
        - Никаких комментариев,  - заявила Лиза репортерам других газет, когда они принялись ей названивать.
        - Но разве вы не хотите дать отпор?  - поинтересовался один из них.  - Ведь наверняка в прошлом вашего супруга найдется что-нибудь постыдное.
        Алан Пил посоветовал ей ничего не говорить газетчикам.
        - Если они опубликуют материалы, компрометирующие вашего первого мужа, он лишь разозлится еще сильнее и постарается добить вас. Сохраняйте дистанцию и достоинство, будьте выше этого, и скоро люди устанут от односторонних обвинений. Тони будет выглядеть так, словно он травит вас.
        Лиза сказала репортерам:
        - Никаких комментариев. Однако позвольте посоветовать вам прочесть номер журнала «Частный детектив» за июнь 1983 года. Не исключено, что вы найдете там кое-что интересное.
        На съемочной площадке «Замка Барни» разоблачения «Метеора» никого не интересовали. В свое время несколько актеров сами стали жертвами бульварной прессы и, к облегчению Лизы, отнеслись к происходящему, как к неудачной шутке.
        Где Ральф? Только когда Джекки спросила ее об этом, Лиза вдруг сообразила, что не видела его уже целую вечность - чем старше она становилась, тем быстрее летело время, и прошел уже год с тех пор, как они встречались в последний раз. Лиза принялась расспрашивать общих знакомых, но никто ничего не знал. Исчез и друг Ральфа, Адам. И, как гром среди ясного неба, на нее вдруг обрушилось известие о том, что Мэттью Дженкс, драматург, умер от СПИДа несколько месяцев назад. Скорее всего, Ральф знал о том, что Мэттью умирает. Лиза вспомнила, в каком он пребывал отчаянии, обвиняя себя в смерти Гэри.
        Она была глубоко уязвлена тем, что Ральф просто исчез, не поставив ее в известность, но, несмотря на все ее усилия, установить его местонахождение ей так и не удалось.
        Казалось, процедура развода тянется уже целую вечность. Обмен письмами длился месяцами, и когда Лиза пожелала узнать, в чем причина задержки, Алан Пил терпеливо ответил:
        - В таких вопросах спешка ни к чему.
        Тони добивался мирового соглашения с выплатой отступных, а она неизменно ему отказывала.
        - Он не получит от меня ни пенни,  - упорствовала Лиза.
        - Я чувствую себя обязанным довести до вашего сведения, что если вы согласитесь выплатить Тони крупную сумму, скажем, миллион фунтов, то вся эта травля в прессе прекратится,  - сказал ей адвокат.  - Он всего лишь хочет очернить ваше имя, чтобы, когда дело дойдет до суда, разбирательство завершилось в его пользу. Тони потребует мирового соглашения и может получить больше миллиона, если решение о размере компенсации будет принимать судья.
        - Если дело дойдет до суда, у меня найдется что порассказать о Тони,  - ответила Лиза, имея в виду взятки, азартные игры и попытки закрыть «Спринг инжиниринг» - не говоря уже о самоубийстве его первой жены.
        - Как вам будет угодно,  - со вздохом согласился Алан Пил.
        - Что-то происходит,  - испуганным голосом сказала Нелли.  - У нас тут ошивался один ушлый репортер. Он задавал вопросы о тебе, и Джоан что-то ему рассказала.
        - Да что могла рассказать ему Джоан?  - рассмеялась Лиза.  - Нет ничего такого, что было бы известно ей и о чем не знала бы ты и мальчишки.
        - Понятия не имею,  - ответила Нелли.  - Но, как бы то ни было, она сказала, что он заплатил ей кучу денег. Джоан приходила вчера вечером, и еще никогда я не видела ее такой взволнованной - она была в полном восторге. А ты знаешь, что после смерти мамы наша сестра тебя ненавидит.
        Проснувшись на следующее утро, Лиза спросила себя, почему у нее сводит живот. Потом она вспомнила - Джоан. Она посмеялась над страхами Нелли, но, положив трубку, ощутила, как в душе у нее поселилось гнетущее чувство тревоги. Вчера вечером, перед тем как заснуть, Лиза долго лежала в постели, думая о событиях, о которых не вспоминала долгие годы. Об ужасных, отвратительных событиях, которые она сознательно загнала в самый потаенный уголок памяти. Например, знала ли Джоан о том, что ее старшая сестра сделала аборт? Жуткое прошлое вдруг обрушилось на Лизу и так ясно встало перед ее внутренним взором, что она вновь испытала боль, словно это случилось только вчера.
        В этом был виноват Тони, и Лиза вслух прокляла его, обзывая самыми гадкими словами, какие только знала, пока не вспомнила, что стены в доме - точно бумажные и что Флоренс Дэйл может услышать ее.
        Зазвонил стоящий рядом с кроватью телефон.
        - Что вы можете сказать по поводу статьи в «Метеоре»?  - поинтересовался чей-то голос.
        - Никаких комментариев!  - Лиза с грохотом швырнула трубку на рычаг, встала с кровати и набросила на себя первое, что подвернулось под руку.
        Впоследствии ей казалось странным, что она обратила внимание на то, каким чудесным был начинающийся день, ясный и солнечный, и что в столь ранний час улицы были еще пусты. Газетный киоск был уже открыт, но газеты еще не выставили на стеллаж. Лиза попросила дать ей «Метеор» и свернула номер так, чтобы не видеть заголовка. Скорее всего, это была игра воображения, но Лизе показалось, что пакистанец, владелец киоска, обычно такой дружелюбный, старательно избегал ее взгляда.

«КОРОЛЕВА ПОРНО УБИЛА СВОЕГО ОТЦА

…Джоан О’Брайен, сестра Лизы Анжелис, дала юридически заверенные показания о том, что в 1945 году ее сестра зарезала своего отца.

“Я все видела,  - заявила Джоан, которая живет в муниципальной квартире (тогда как Анжелис владеет многомиллионным состоянием!).  - Она позволила нашей матери взять вину на себя”. Далее Джоан рассказала, что никогда не забудет ту ужасную ночь. “Не знаю, почему Лиззи (так раньше звали Анжелис) сделала это, но, Господь свидетель, я собственными глазами видела, как это случилось, и никогда ей этого не прощу ”.
        По словам Джоан О’Брайен, хотя их отца нельзя назвать идеальным, “он был трудолюбивым, хорошим человеком, который на свой лад заботился о семье, и мы всегда были накормлены и одеты”.
        В порыве чувств мисс О’Брайен заявила: “Какое счастье, что я наконец облегчила душу! Это знание долгие годы грызло меня изнутри, но я не могла заставить себя рассказать об этом хоть кому-нибудь - пока не подвернулся "Метеор”!»
        Джекки приехала через час, хотя к тому времени в двери уже барабанили двое репортеров, так что ей пришлось сначала войти в дом Флоренс Дэйл, а уже оттуда пробираться к Лизе через заднюю дверь.
        - Ох, бедняжка ты моя!  - Она заключила Лизу в объятия и прижала ее к своей могучей груди.  - Давай я приготовлю тебе чаю.
        Джекки стала отвечать на телефонные звонки.
        - Никаких комментариев!  - крикнула она в трубку несколько раз за утро.
        Иногда звонили друзья, чтобы выразить соболезнования, словно Лиза уже умерла, или кто-нибудь из О’Брайенов, чтобы сообщить, что они - на ее стороне и целиком поддерживают ее. Даже Басби услышал о происходящем за тысячи миль, в Лос-Анджелесе, и предложил немедленно прилететь, но Джекки, глянув на Лизу, которая одними губами прошептала «нет», ответила ему, что в этом нет необходимости.
        Наступил полдень; в который уже раз зазвонил телефон, и Джекки сняла трубку.
        - Это твой адвокат,  - прошептала она.  - Хочешь побеседовать с ним?
        - Не хочу, но, наверное, должна,  - равнодушно ответила Лиза.
        - Я разговаривал со своим партнером, он специализируется на клевете,  - отрывисто заговорил Алан Пил.  - Он полагает, вы должны подать иск. На этот раз Тони зашел слишком далеко.
        - Это бесполезно,  - мертвым голосом отозвалась Лиза.  - То, что напечатал «Метеор»,  - правда. Я действительно убила своего отца.
        ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

        - Мой отец был животным, он долгие годы использовал мать в качестве боксерской груши,  - сказал Кевин.
        На экране телевизора он выглядел степенно и горделиво, настоящая соль земли, рабочий человек, пусть и постаревший. Его лицо изрезали многочисленные морщины, которых Лиза не замечала раньше. Ничуть не смущаясь нацеленной на него камеры, он держался с достоинством, свойственным тому, кто уверен в собственной правоте.
        Скандальные новости достигли телевидения, превратившись в cause celebre[115 - Cause celebre - громкое дело (фр.).], гораздо более интересное, нежели политика или события за рубежом - лакомый кусочек, который можно сравнить с делом Джереми Торпа, интрижкой Профумо или исчезновением лорда Лукана.
        - Значит, ваша сестра Джоан лжет?  - задал вопрос корреспондент.
        Кевин стоял у своего дома, современного здания на две семьи в Литерланде.
        - Скорее всего, об отце она помнит совсем немного. Он пропивал весь заработок, и на детей ему было нас… наплевать. Зато он регулярно отвешивал нам оплеухи, если мы попадались ему под руку. Нас вырастила и воспитала мать.
        - Что вы можете сказать по поводу этого невероятного обвинения, что именно еще одна ваша сестра, Лиза Анжелис, как ее сейчас называют, якобы зарезала вашего отца, а вовсе не ваша мать?
        Впервые на лице Кевина отразилась неуверенность.
        - Боюсь, об этом мне ничего не известно,  - сказал он.  - Для меня это стало настоящим потрясением.
        - Ваша сестра Лиза получила приглашение принять участие в передаче, но отказалась прийти. Что вы думаете об этом?
        - Подозреваю, что она в шоке. Как бы вы чувствовали себя на ее месте, если бы что-либо подобное из вашего прошлого всплыло через сорок с лишним лет?  - гневно обратился к корреспонденту Кевин.
        Газетчики раскопали даже статью в «Ливерпуль эхо», в которой сообщалось, что Китти была признана невиновной в преднамеренном убийстве. Корреспондент закончил интервью словами:
        - В настоящее время мисс Анжелис ведет утомительный и скандальный бракоразводный процесс со своим мужем, сэром Энтони Молино, парламентарием от Броксли. Сегодня сэр Энтони заявил, что последние разоблачения порядком расстроили его: «Каковы бы ни были мои чувства к жене, полагаю, на этот раз “Метеор” зашел слишком далеко».
        - Проклятый лицемер!  - вспылила Джекки.  - Что мы будем делать?
        - Понятия не имею,  - ответила Лиза.
        - Милая моя, возьми себя в руки. Перестань вести себя, как зомби. Мы должны бороться.
        - А что бы ты сделала на моем месте?
        Джекки задумалась.
        - Не знаю,  - призналась она наконец.
        Обе грустно улыбнулись.
        - Который час?  - спросила Лиза.
        - Это были десятичасовые новости, милая.
        - Мама называла меня «родная»,  - сказала Лиза.  - Бедная мама.  - Она зажгла новую сигарету от окурка предыдущей. Джекки сделала вылазку и купила целый блок. В бутылке почти не осталось виски.
        - Лиза,  - мягко заговорила Джекки,  - я слышала, как ты сказала своему адвокату, что то, о чем написано в газете,  - правда. Ты не хочешь поговорить об этом?
        И тогда Лиза рассказала ей все. Закончив свою печальную повесть, она добавила:
        - Знаешь, я почти рада, что все открылось. Как верно заметила Джоан, эта история пожирала меня изнутри всю мою жизнь. Меня никогда не покидало состояние внутренней тревоги, и я не могла понять, в чем ее причина. Но теперь я знаю: это было чувство вины, стремление покаяться и искупить свои грехи.
        - Хочешь, я и сегодня просмотрю почту?  - спросила Джекки, входя в гостиную со стопкой писем в руках.
        Вчера это были главным образом просьбы об интервью, несколько анонимных посланий, читать которые, по словам Джекки, Лизе было совсем не обязательно, и короткие записки со словами поддержки от друзей.
        - Пожалуйста,  - сказала Лиза. После двух бессонных ночей она по-прежнему чувствовала, что пока не в состоянии справиться с ситуацией.
        - Так, еще несколько просьб дать интервью - ага, тебе даже предлагают пятизначную сумму за согласие. А вот это тебе лучше прочесть самой.  - Джекки протянула ей письмо, отпечатанное на плотной белой бумаге.
        Алан Пил больше не желал представлять ее интересы. «…B свете обстоятельств, вскрывшихся за последние два дня, полагаю, что я - не тот, кто вам нужен, чтобы действовать в ваших интересах в бракоразводном процессе, начатом вами против вашего супруга».
        - Дерьмо!  - выругалась Лиза.
        - Вот и хорошо,  - сказала Джекки.
        - Что же тут хорошего?
        - То, что ты ругаешься. Это значит, что ты понемногу становишься такой, какой была прежде.
        - Я никогда не стану такой, как прежде.
        - Станешь,  - уверенно заявила Джекки.  - Эй, а вот это уже интересно. Мило Ханна приглашает тебя на свое ток-шоу.
        - Никогда!  - отрезала Лиза.
        Мило Ханна стал национальным героем, превратившись в непременный атрибут общественной жизни. Этот плут-ирландец вел по средам ток-шоу, выходившее на телевидении в прайм-тайм, и его аудитория исчислялась миллионами зрителей.
        - Я и думать не хочу о том, чтобы выступить по телевидению. Я ненавижу программы, в которых гнусные ведущие (а Мило Ханна - один из худших) выворачивают людей наизнанку, после чего аудитория начинает обливаться жалостливыми слезами. Меня тошнит при виде этих фальшивых эмоций.
        - Тебе определенно стало лучше,  - твердо сказала Джекки.  - Если дело только в этом, то тебе уже пора изложить свою версию происшедшего. Если бы твой вшивый адвокат не запретил тебе общаться с прессой, то твой ничуть не менее паршивый муж, может, и не зашел бы так далеко.
        Лиза закурила очередную сигарету.
        - Честно тебе скажу, Джекки, я даже не знаю, с чего начать. Я и хотела бы дать сдачи, но как прикажешь бороться с правдой? Даже если я во всеуслышание заявлю, что Тони ест новорожденных младенцев на обед, что из этого? Все равно уже ничего не изменишь.
        - Ты могла бы объяснить, почему это сделала,  - возразила Джекки.  - Почему убила его.
        - Господи, Джекки, я никогда - слышишь, никогда - не соглашусь на такое. Я чувствую себя испачканной от одной мысли об этом. Нет, лучше всего отсидеться где-нибудь, пока страсти не утихнут. А когда крысы разбегутся по своим делам, я уеду отсюда.
        - Ты же знаешь, что так просто скандал не утихнет. Они найдут тебя где угодно. Я думаю, ты должна выйти на бой.  - Джекки тем временем вскрыла очередное письмо в небольшом квадратном конверте и вынула оттуда листок дешевой линованой бумаги.  - И вот это тебе тоже лучше прочесть самой.
        Почерк был неразборчивый, как будто писал ребенок. Буквы наезжали одна на другую.

«…Господи, Лиззи, что я наделала? Прости меня, потому что я себя никогда не прощу. Этот человек был таким обходительным, и он задавал так много вопросов. Я все время думаю о маме и о том, что она возненавидела бы меня. Прости меня за все. Джоан».
        - Бедная Джоан,  - сказала Лиза.  - Пожалуй, ей сейчас хуже, чем мне.
        Джекки кивнула.
        - Пожалуй.
        - Нелли и мальчишки очень злы на нее. Наверное, мне стоит съездить к ней.
        - Не сейчас, Лиза, подожди, пока буря не утихнет. Сейчас вы обе слишком взволнованы.
        - Наверное, ты права.  - Лиза улыбнулась.  - В последнее время ты все время оказываешься права. А ведь когда-то я думала, что только я поступаю правильно, а ты постоянно делаешь глупости.
        - Верно,  - захихикала Джекки.  - Прости, мне не следовало смеяться.
        - Еще чего! Мне становится лучше. В конце концов, не зря же говорят: смейся, и весь мир засмеется вместе с тобой…
        - Заплачь, и будешь плакать в одиночестве,  - подхватила Джекки.  - Или как насчет этого: смех - лучшее лекарство,  - хотя все зависит от того, что именно у тебя болит. Наверное, когда случается приступ аппендицита, и смех не поможет.
        - Пропади оно все пропадом, Джекки!  - вдруг воскликнула Лиза.  - А давай надеремся, как раньше? Где там эта бутылка виски?
        - Это я надиралась, а не ты. В любом случае, бутылка почти пуста,  - с сожалением протянула Джекки.  - Но я могу купить еще одну - и к чертям мою диету.
        - Там, под раковиной, стоит еще полдюжины. Басби присылает мне их ящиками. Лучший американский бурбон.
        После обеда Лизе позвонил Мило. К тому времени Джекки уже не могла подойти к телефону, и Лиза заплетающимся языком проговорила:
        - Алло?
        - Я бы хотел, чтобы на следующей неделе вы пришли на мое шоу,  - принялся уговаривать он ее.
        - Ни за что,  - отрезала Лиза.
        К своему удивлению, она не могла не отметить, как он любезен, и даже испытала неловкость оттого, что отказывает такому славному человеку.
        - Вы знаете, что я родился в той же деревне, что и ваша мама?  - продолжал Мило.  - Моя мать прекрасно ее помнит.
        По ее словам, Китти была симпатичной маленькой ирландочкой, светловолосой и голубоглазой, с кожей мягкой и шелковистой, как клевер.
        Он выполнил домашнее задание и разузнал, где родилась ее мама. Хотя, может, это Кевин сказал ему. Лиза поняла, что улыбается, и сердито заявила:
        - Я хорошо знаю таких субчиков, как вы. Сладкоголосый ангелочек, который родился, целуя Камень Красноречия[116 - Камень Красноречия (англ. Blarney Stone)  - камень, вмонтированный в 1446 году в стену ирландского замка Бларни. Легенда гласит, что тот, кто его поцелует, обретает дар красноречия.]. Уверена, что вы и мертвого уболтаете.
        - Только если он будет настолько глуп, что согласится меня слушать,  - рассмеялся Мило Ханна.  - Если вы придете ко мне на шоу, я не стану задавать вам вопросы, на которые вы не захотите отвечать. Мы поговорим о вашей карьере в кино, о ваших любимых спектаклях, о людях, с которыми вы познакомились в Голливуде. Мы даже заранее составим список тем для обсуждения.
        Лиза живо представила себе его личико проказливого эльфа и то, как он сейчас наверняка хитро улыбается в трубку.
        - Вы мне не очень нравитесь,  - икнув, ответила она.  - Откровенно говоря, я даже не смотрю ваше шоу.
        - Ах, Лиза, сегодня вечером я засну в слезах. Вы - самая жестокая женщина из всех, кого я знаю.
        - Ничего, переживете.
        - Как вы можете так говорить? Вы поразили меня в самое сердце,  - печально заявил Мило.  - Впрочем, теперь я понимаю, что ждал от вас слишком многого. И впрямь, нужно иметь мужество, чтобы предстать перед аудиторией в несколько миллионов телезрителей, да еще в столь расстроенных чувствах.
        - Вы что же, намекаете на то, что я струсила?
        - Ни в коем случае! Просто я понимаю ваше состояние. Не многие женщины могут похвастаться такой силой духа, чтобы прийти на мое шоу и дать интервью, хотя вопросы я задаю осторожные, как дыхание новорожденного ягненка.
        Лиза расхохоталась.
        - Господи боже мой! Хорошо, вы меня уговорили. Я приду на ваше шоу, хотя и не знаю, зачем мне это нужно.
        - Что же я наделала?  - спросила она себя дрожащим голосом немного погодя.  - Наверное, я окончательно спятила, если согласилась на эту авантюру.
        - Ты не спятила, ты напилась,  - провозгласила Джекки. Она с трудом выпрямилась и покачнулась.  - Я еду обратно в Эрлз-Корт. Мне надо принять ванну.
        - Но ты можешь принять ее здесь,  - запротестовала Лиза.
        - Через несколько месяцев - может быть, но не сейчас. Твоя ванна такая узкая, что вчера я в ней застряла, и мне уже начало мерещиться, как спасатели вытаскивают меня оттуда. Кроме того, я начала собирать вещи. Не забывай, на следующей неделе я переезжаю в новую квартиру. Ты как, побудешь одна? А завтра с утра пораньше я опять приеду.
        - Конечно, побуду. Ничего со мной не случится,  - заявила Лиза с уверенностью, которой на самом деле не испытывала.  - Ты мне очень помогла. Даже не знаю, как бы я пережила эти несколько дней, если бы не ты.
        - Ты бы справилась,  - отозвалась Джекки.  - Люди всегда справляются с трудностями. Я и то сумела это сделать, пусть и с огромным трудом.

«Все, больше не буду пить,  - пообещала себе Лиза, после того как Джекки ушла.  - Для начала я полежу часок в ванной, отмокну, а потом приготовлю себе чай».
        Она выглянула в окно. Репортеры исчезли. Лиза на протяжении двух дней отвечала неизменным отказом на их шумные требования дать интервью, и наконец они отправились по домам, окончательно разочарованные.
        Только погрузившись в теплую воду, Лиза поняла, насколько устала. Каждая клеточка ее тела буквально пульсировала тупой болью переутомления. Лиза моментально уснула и проснулась только тогда, когда вода окончательно остыла. Она накинула халат и расчесала влажные волосы. Лицо, смотревшее на нее из зеркала на туалетном столике, было желтым от усталости. «Сегодня я и впрямь выгляжу как стареющая красотка»,  - отстраненно подумала Лиза.
        - Почему ты одна у нас не меняешься?  - требовательно обратилась она к Виктории, которая сидела на кровати, глядя на нее широко открытыми глазами.  - Сегодня ты такая же красивая, как и в тот день, когда Ральф подарил тебя мне.
        Лиза как раз ставила чайник на огонь, когда раздался стук в дверь. Она посмотрела на часы. Они показывали полночь, а это означало, что пожаловать к ней могла только Джекки, которая, вероятно, передумала и решила вернуться, или Нелли, которая уже давно грозилась приехать.
        Но это была не Нелли и даже не Джекки. На пороге стоял Джим Харрисон.
        Лиза взяла у него пальто, усадила и предложила ему чашку чаю.
        - Вы последний, кого я ожидала увидеть,  - сообщила она Джиму, усаживаясь напротив и сознавая, насколько неприглядно, должно быть, выглядит.
        - Вчера умер Фергюс,  - отрывисто сказал Джим.
        Лиза застонала.
        - Мне очень жаль, он был таким славным человеком. Завтра я напишу Герти.
        - Фергюс был одним из лучших,  - просто ответил Джим.  - Хотя он знал, что я никогда не голосовал за него.
        - Его будет не хватать всем жителям Броксли.  - Лизе приходилось прилагать отчаянные усилия, чтобы не расплакаться.
        - Когда я сказал Герти, что еду к вам, она открыла мне один секрет.  - Джим с упреком взглянул на Лизу.  - Почему вы не сказали мне, что купили «Спринг инжиниринг»?
        - Я не видела в этом необходимости,  - защищаясь, ответила она.  - Или вы приехали сюда из Йоркшира, чтобы выразить мне свое неудовольствие?
        - Нет, конечно!
        - Тогда зачем вы приехали?
        Джим помолчал, а потом растерянно пробормотал:
        - Похоже, я опять попал впросак.
        - У вас это хорошо получается. Во время нашей первой встречи вы поставили в дурацкое положение не только себя, но заодно и меня.
        Он сумел выдавить улыбку.
        - Ой! Не сыпьте соль на рану. Я решил, что вы приехали на фабрику, чтобы разнюхать, что к чему, ради своего обаятельного супруга.
        - Никогда не следует спешить с выводами.
        - Я учту вас совет.
        - И как же вы намерены выставить себя на посмешище сегодня вечером?
        Кажется, она догадывалась, что он скажет, и надеялась, что не ошибается. Лиза часто вспоминала о нем после их встречи у Фергюса, и сейчас в обществе Джима ей было легко и покойно. С ней ничего не может случиться, пока он здесь, такой большой и надежный, хотя ему явно неудобно сидеть на маленьком стульчике с полосатой обивкой.
        - У нас с вами странные отношения, вы не находите? Мы встречаемся раз в год, тем не менее…  - Джим сделал паузу.
        - Тем не менее что?  - спросила Лиза.
        Но он по-прежнему колебался.
        - Тем не менее я чувствую, что между нами что-то есть,  - высказался он наконец. И тут слова хлынули стремительным потоком: - Неужели я опять кажусь вам круглым дураком, Лиза? Или у вас есть мужчина, который ждет своего часа, чтобы жениться на вас, когда вы разведетесь?
        - У меня никого нет,  - негромко ответила она.
        - А как насчет нас? Или все это - плод моего воспаленного воображения?
        Она рассмеялась.
        - Вы слишком уравновешенны и добропорядочны, чтобы обладать воспаленным воображением.
        Джим бросил на нее такой взгляд, что внутри у Лизы все затрепетало.
        - Вы удивитесь, когда узнаете, как иногда способно разыграться мое воображение, Лиза. Теперь уже вы делаете поспешные выводы.
        - Прошу прощения.  - Она глубоко вздохнула.  - Вы правы - между нами действительно что-то есть. Даже в тот день, когда мы впервые встретились и я возненавидела вас, вы мне понравились. Это не кажется вам безумием?
        - Ничуть.
        - И что же дальше?  - Она внезапно расслабилась и впервые за много дней почувствовала себя счастливой.
        - Вот что.
        Джим встал со стула и присел рядом с ней на диван, а потом заключил ее в объятия. Он не поцеловал ее, а просто обнял, накрыл ее щеку своей ладонью и прижал ее голову к своему широкому плечу. Лиза почувствовала, как он зарылся лицом в ее все еще влажные волосы, а потом вдруг заснула.
        Проснувшись, она увидела, что снаружи еще темно, и почувствовала, что левая рука у нее затекла. Лиза осторожно пошевелилась, чтобы высвободить ее и не разбудить Джима, но потом увидела, что он не спит.
        - Я пришел, чтобы разобраться в наших отношениях,  - прошептал он.  - Я подумал, что вам будет легче пережить неприятности, зная, что в случае необходимости я всегда готов прийти вам на помощь.
        - И оказались правы,  - счастливо пробормотала Лиза и вернулась к нему в объятия.
        Когда Лиза вновь проснулась, в щель между занавесками робко пробивался дневной свет. На этот раз Джим спал, и она чуточку отодвинулась, чтобы рассмотреть его получше. Спустя некоторое время Лиза подняла его руку, которая тяжело лежала у нее на бедре, и сунула ее себе за пазуху, накрыв ею грудь. Джим пошевелился, его глаза открылись, и она потянулась к нему, повернула его лицо к себе и ласково поцеловала в губы.
        О боже, еще никогда с ней не занимались любовью так медленно, страстно и упоительно. Всю жизнь Лиза ждала этого момента - полного и беззаветного слияния двух любящих сердец, взаимного уважения и наслаждения друг другом.
        Когда они немного угомонились и она, обнаженная, замерла в его объятиях, Джим негромко сказал:
        - Мне пора возвращаться. Теперь у меня есть фабрика, которой я должен управлять.
        Лиза сонно кивнула. Через несколько минут она ощутила, как он бережно укрывает ее халатом, поправляя его со всех сторон. Потом тихонько щелкнул замок, и Джим ушел.
        Когда в дом, воспользовавшись своим ключом, вошла Джекки, был уже полдень. Лиза крепко спала на диване.
        - Ты ненормальная! А если бы ты свалилась на пол? Держу пари, ты полумертвая от усталости и даже не смогла толком выспаться.
        - Сегодня я выспалась как никогда.  - Лиза зевнула и села на диване.  - Но я не откажусь от чашки чая.
        - А где же остальные гости?  - спросила Лиза.
        Безупречно одетая молодая женщина, которая провела ее в приемную, ответила:
        - Вы наша единственная гостья.
        - Но, как правило, у него их бывает трое.
        - Не всегда. Если гость необычный, Мило отводит ему все полчаса программы.
        - И что же во мне необычного? Я не рассчитывала на целых полчаса.
        В глазах женщины появилось отсутствующее выражение.
        - Об этом вам лучше поговорить с самим Мило. Он подойдет буквально через минуту. Чтобы вам не скучно было ждать, вот вам освежающие напитки и легкая закуска.
        Она вышла, и Лиза мрачно сообщила Джекки:
        - Я ожидала всего лишь десятиминутного интервью.
        Джекки завладела тарелкой с бутербродами и принялась быстро поглощать их один за другим.
        - Я буду рада, когда все закончится. Моя диета полетела ко всем чертям. Вот, выпей капельку вина, чтобы успокоиться.
        - Как хорошо, что мне не хочется бутербродов, чтобы успокоить нервы, потому что их уже не осталось.  - Лиза закурила и отпила глоток вина.  - Где этот ублюдок Мило Ханна?
        - Ты уже отрепетировала свои ответы?  - с набитым ртом озабоченно поинтересовалась Джекки.
        - Во время еды разговаривать некрасиво. Нет, не отрепетировала. Мы согласовали список вопросов, но я не готовила ответы заранее, чтобы они не казались слишком гладкими и заученными.
        - Ах, моя дорогая Лиза! Клянусь богом, вы выглядите великолепно!
        В комнату вошел Мило Ханна. На нем был вельветовый костюм и черно-белый широкий галстук, завязанный крупным узлом. Темные вьющиеся волосы делали его похожим на постаревшего Руперта Брука[117 - Руперт Чоунер Брук (1887 —1915)  - английский поэт, известный благодаря идеалистическим сонетам, написанным во время Первой мировой войны.].
        - Почему у меня одной будет целых полчаса?  - сразу же поинтересовалась Лиза.  - Обычно у вас бывает трое гостей. Почему…
        Мило выставил перед собой руки, защищаясь.
        - Потому что мы будем показывать эпизоды из ваших фильмов,  - быстро ответил он.  - Моя дорогая девочка, не надо быть такой подозрительной.
        - У меня есть все основания для подозрений, Мило. Не прошло и пяти минут, как я дала согласие на участие в вашем шоу, а по телевизору уже вовсю трубили об этом.
        - Это было сделано для того, чтобы вы не передумали.
        - Я действительно передумала.
        - Значит, я поступил правильно.  - Он лукаво улыбнулся.  - Выпейте еще вина, дорогая моя красавица. Мы выйдем в эфир через десять минут.
        - Знаешь, по-моему, этот человек - проклятый притворщик,  - заявила Лиза, после того как он ушел.  - Держу пари, что он такой же ирландец, как вот эти бутерброды. Скорее всего, он родился где-нибудь в окрестностях Лондона, а дома разговаривает, как Ноэль Кауард[118 - Сэр Ноэль Пирс Кауард (1899 —1973)  - известнейший английский драматург, актер и режиссер, денди и скандалист, придумавший «британский стиль».].
        - А мне он понравился,  - умиротворенно сообщила Джекки.  - Как ты себя чувствуешь?
        - Мне страшно до ужаса!  - Лиза подошла к зеркалу.  - Как я выгляжу?
        - Храброй перепуганной красавицей.
        Лиза долго ломала голову над тем, что надеть на шоу. Ей понадобилось несколько дней, чтобы остановить свой выбор на платье без бретелек из мягкого бирюзового крепа и темно-зеленом вельветовом жакете. Волосы она собрала в простой узел на затылке, зачесав их со лба назад.
        - Господи, Джекки, у меня появилась седая волосинка - нет, две, даже три. Нечего сказать, я выбрала подходящий момент, чтобы их заметить!
        - Тебе повезло. Я начала седеть, когда мне не исполнилось и сорока. А взгляни на меня сейчас!
        - Три минуты, мисс Анжелис.  - Молодая женщина вернулась в приемную.
        - Удачи, Лиза.
        - Это хуже любой премьеры. Интересно, все боятся или только я?
        Лиза крепко вцепилась в ладонь молодой женщины, когда та подвела ее к краю съемочной площадки. Мило Ханна уже ждал ее, держа в руке сценарий. В кои-то веки на его лице не было улыбки. Обаятельный шут, подбадривающий и успокаивающий своих гостей, исчез без следа. Лиза обвела взглядом аудиторию. Боже, здесь собрался весь Броксли: Джим и Мэйсоны, Герти Ломакс, еще полдюжины людей, которых она знала в лицо… Нелли и Стэн тоже были тут, как и все ее братья,  - некоторые приехали с женами. Правда, Лиза заранее знала об их приезде.
        Заиграла знакомая музыка, и как только она смолкла, на сцену под взрывы приветственных аплодисментов выбежал Мило Ханна. Лиза не слышала, что он говорил, и потому весьма удивилась, когда ее вдруг вытолкнули вперед и она обнаружила, что идет к нему, протягивая руку, которую он с любовью облобызал, словно они были старыми добрыми друзьями.
        Для начала Мило задал ей несколько вопросов о ее карьере в Голливуде, о Басби и о Джозефе Денте. Он показал кадры из нескольких фильмов, в которых снималась Лиза, начав с «Авантюриста», первой роли, в которой она произнесла несколько реплик. За ним последовали «Сладкая мечта» - где она была полностью одета, к большому своему облегчению,  - «Великолепная афера», «Покаяние» и, наконец, «Сердца и цветы». После каждого эпизода аудитория аплодировала.
        - У вас была продолжительная и выдающаяся карьера,  - сказал Мило Ханна.  - Некоторые из этих фильмов стали классикой жанра.
        - Мне повезло,  - скромно ответила Лиза.
        - Расскажите нам о Джозефе Денте. У него была репутация страшного человека. Каково это - быть его женой?
        Глаза у Лизы вспыхнули, когда она принялась описывать необычную личность Дента.
        - Я очень любила его,  - закончила она.
        - А как насчет Гэри Мэддокса? Если я правильно помню, ваше имя в течение долгого времени связывали с ним. Он жил с вами, не так ли?
        Лиза неловко поерзала в кресле. Гэри стоял последним в списке вопросов, на которые она согласилась ответить, причем только в том смысле, что он был коллегой-актером и режиссером, одним из основателей компании «О’Брайен продакшнз». Мило Ханна отступил от первоначального сценария.
        - Гэри был моим лучшим другом,  - ответила она наконец.  - Мы были только друзьями.
        - И вы оказались очень хорошим другом, Лиза,  - заключил Мило Ханна.  - Насколько я понимаю, Гэри стал одной из первых жертв СПИДа и вы ухаживали за ним до самой смерти.
        Она быстро взглянула на него, и ее глаза наполнились слезами. Кто, спрашивается, мог рассказать ему об этом? Его сотрудники оказались настоящими профессионалами, в отличие от детектива, нанятого Тони.
        - Для этого и существуют друзья,  - пробормотала Лиза.
        К ее невероятному изумлению, аудитория встретила ее слова аплодисментами, и Лиза почувствовала, как ее охватывает гнев при мысли о том, что подобное вторжение в личную жизнь здесь рассматривают как развлечение.
        Мило, блестяще улавливающий все оттенки настроения своей гостьи, сменил тему, заговорив о театре. Он стал расспрашивать Лизу о пьесах Мэттью Дженкса, о том, нравилось ли ей играть с Ральфом Лейтоном. А потом последовал вопрос:
        - Вы снова вышли замуж, не так ли, и получили титул леди Элизабет Молино?
        - Да,  - холодно ответила Лиза. Если он начнет задавать ей вопросы о Тони или о разводе, она выльет ему на голову стакан с апельсиновым соком. Лиза заранее заявила, что эта тема под запретом.
        - Вы приобрели не только титул, но и фабрику. Несколько странная покупка для актрисы. Для чего вы ее купили?
        Она молчала несколько секунд, и тогда кто-то из присутствующих в зале крикнул:
        - Скажите ему, Лиза!
        - Кое-кто планировал построить на ее месте отель. Я же решила, что фабрика должна остаться фабрикой.
        Последовал еще один взрыв аплодисментов. Жестом настоящего аристократа Мило воздел руку, и аудитория притихла.
        - Не был ли этим «кое-кем» ваш супруг?  - Он вел себя, как проклятый волшебник - ловко манипулировал ею и собравшимися.
        - Да, это был мой муж,  - ответила Лиза, спрашивая себя, а не смотрит ли сейчас Тони телевизор.
        Мило заговорил о Ливерпуле - он назвал его «городом звезд» - и принялся перечислять имена знаменитостей, родившихся там.
        - Вы скучаете по нему?
        - Нет,  - ответила Лиза и тут же пожалела о своей честности. Если Мило спросит почему, она сможет сказать лишь, что с этим городом связаны тяжелые воспоминания, и он может заинтересоваться, какие именно. Лиза посмотрела на часы в студии. Еще целых десять минут! Но ведь они перебрали уже все вопросы?
        Мило смотрел на сценарий, который держал в руках, покусывая губу, как будто следующий вопрос представлялся ему на редкость трудным. Лиза поняла, что это - хорошо отрепетированная тактика.
        - Вы убили своего отца, Лиза?
        О господи! Аудитория ахнула и замерла, а Лиза опустила взгляд на свои руки. «Какой смысл отрицать это?» - с отчаянием подумала она.
        - Да,  - ответила она наконец.  - Да, я убила его.
        В зале раздался дружный вздох - это зрители затаили дыхание, а Лиза вдруг почувствовала, что у нее закружилась голова.
        - За что тринадцатилетняя девочка зарезала своего старика отца?  - мягко поинтересовался Мило.
        Лиза сердито взглянула на него. «Ты предал меня, ублюдок»,  - говорили ее глаза. Мило не мигая уставился на нее в ответ. На его лице читалось то, что можно было принять за искреннее сочувствие.
        Зрители сидели молча и, кажется, даже перестали дышать. Лиза подумала, что Нелли и ее братья тоже сидят как на иголках в ожидании ее ответа.
        Мило Ханна наклонился к ней и взял ее за руку.
        - Вам станет легче, если вы скажете правду,  - прошептал он. Еще один отрепетированный жест; благодаря микрофону его шепот был прекрасно слышен даже в самых отдаленных уголках зрительного зала.
        И внезапно Лиза заговорила, хотя и не собиралась этого делать. Слова срывались с ее губ бурным потоком, она не могла остановиться. У нее возникло такое ощущение, будто голосовые связки больше не подчиняются ей. Кто-то другой, незнакомый, торопясь и захлебываясь, рассказывал о случившемся.
        - Потому что он долгое время насиловал меня,  - произнес чей-то чужой голос.  - Потому что в тринадцать лет я от него забеременела и не знала, что делать дальше. Мне не к кому было обратиться, некуда пойти. Мне было стыдно и страшно. Что скажет мама? Я пыталась сделать аборт самостоятельно, проткнув себя ржавым вертелом, который принадлежал моим братьям, и…  - Голос прервался. Лиза удивленно взглянула на Мило Ханну. Неужели она действительно сказала это?
        Очевидно, это было так, потому что он спросил:
        - Что случилось потом, милая?
        - Я не очень хорошо помню те события. Меня отвезли в больницу, но только много лет спустя я узнала, что…  - Лиза умолкла.
        - Узнала что?  - мягко, но настойчиво спросил Мило.
        - Что у меня больше никогда не будет детей. А мне так хотелось их иметь!
        Они остались вдвоем в целом мире, она и Мило, под ярким светом софитов. Он ласково смотрел на нее, и вдруг ее чувства к нему совершили поворот на сто восемьдесят градусов, и Лиза ощутила необыкновенный прилив любви.
        - Вернемся к вашему старику-отцу,  - негромко произнес Мило.  - Как именно это произошло? Он снова набросился на вас?
        - Скорее всего, да, именно так бы он и поступил. Но в ту ночь, когда я убила его, он хотел изнасиловать Джоан.
        - Джоан!  - Мило подался вперед вместе со стулом, так что их колени теперь соприкасались.  - Почему бы вам не рассказать нам об этом, Лиза?
        Она чувствовала, что ради него готова на все.
        - Это случилось в тот вечер, когда я вернулась домой из больницы,  - сказала она.  - Я лежала в постели внизу, вместе с мамой. Пришел отец. Он был пьян - как всегда. Спустя некоторое время я услышала, как заскрипели пружины его кровати, а потом закричала Джоан. Я знала, что он собирается сделать, почему-то я знала это совершенно точно, поэтому и схватила нож для резки хлеба, чтобы отогнать его. Когда я поднялась наверх, отец действительно уже подмял под себя мою сестру. Не помню, как именно все произошло, но я убила его,  - просто закончила Лиза.
        Аудитория опять дружно ахнула, и Лиза обернулась, испуганная и удивленная. Она совсем забыла об их существовании.
        А Мило Ханна уже задавал ей следующий вопрос своим мягким, притворно-ласковым голосом.
        - Но, милая, если вы расслышали, что делает ваш отец, значит, и ваша мама не могла не слышать этого?
        И Лиза разрыдалась.
        - Это и есть самое ужасное,  - сквозь слезы пролепетала она.  - Я поняла, что мама знала все с самого начала и ничего не попыталась сделать. Наверное, поэтому я и не возражала, когда она взяла вину на себя, заявив, что убила его.
        Лиза вдруг услышала музыку и спросила себя, почему она играет и почему Мило что-то говорит, обращаясь уже не к ней, хотя и по-прежнему держит ее за руку. В его голосе звучало сочувствие, а потом он пожелал всем доброй ночи и объявил гостя для следующей передачи.
        - Ну вот, думаю, теперь вам стало намного легче,  - сказал Мило. Он похлопал ее по руке и встал. Лиза услышала, как он говорит, обращаясь к кому-то: - Вся страна будет рыдать у телевизоров после этого выпуска.
        И она осталась одна. Ей вдруг показалось, что привычный мир рухнул, окончательно и бесповоротно.
        Погасли софиты, зажглись неяркие огни рампы, и до ее слуха долетел негромкий гул голосов. Лиза увидела, что к ней направляются Нелли с братьями. Все они плакали, слезы ручьем текли у них по щекам. Несколько мгновений она тупо смотрела на них, а потом вскочила на ноги и помчалась в приемную, где на мониторе смотрела программу Джекки.
        - Лиза, родная, постой!  - крикнула она, но Лиза не обратила на нее внимания. Она схватила свою сумочку и вылетела сначала из комнаты, а потом и из здания. Она бежала так быстро, как только позволяли ей подгибающиеся, ватные ноги.
        ЭПИЛОГ
        ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
        Лиза не прожила в коттедже и недели, когда однажды из заросшего, заброшенного сада вышла собака. Она остановилась, глядя на нее исподлобья и рыча - облезлая псина со свалявшейся шерстью, невероятно грязная и уродливая. Один глаз у собаки был полузакрыт тяжелым веком, в длинных ушах засохла грязь. Из-под неухоженной шерсти выпирали ребра. Несмотря на грозный вид, пес выглядел жалко и явно находился на грани отчаяния. Казалось, он и хотел бы подружиться, но не знал как.
        Лиза не имела опыта обращения с собаками - у нее никогда не было щенка.
        - Иди ко мне, малыш.  - Она похлопала себя по бедру, но пес не двинулся с места.
        Зато когда она вошла в дом через заднюю дверь, он осторожно последовал за ней, неуверенно переваливаясь на своих коротких лапках, и забился в щель между раковиной и старой газовой плитой. Принюхавшись, пес отвернулся с удрученным видом. Лиза даже подумала, что, наверное, он принадлежал предыдущим жильцам и они оставляли для него в этом месте еду.
        Она полезла в холодильник в поисках чего-нибудь такого, что может съесть и собака, и обнаружила кусочек ветчины.
        - Ко мне, малыш.
        Пес стоял на дворе и выглядел при этом таким одиноким и брошенным. Увидев угощение, он одним прыжком подлетел к Лизе, проглотил ветчину, не жуя, и коротко вильнул обрубком хвоста.
        - Бедный мальчик, так ты голоден?  - Пес снова зарычал.  - А ты не очень-то дружелюбен, верно?
        Ветчины больше не было. Лиза намазала джемом несколько ломтиков хлеба и налила в миску воды.
        - У тебя отвратительные манеры,  - сообщила она псу, когда тот в мгновение ока расправился с едой и принялся шумно лакать воду.
        В тот вечер он отказался зайти в дом, но утром поджидал ее снаружи - Лиза, к своему невероятному удивлению, обрадовалась, увидев его. Пес зарычал, но глядел на нее с ожиданием.
        Оставив заднюю дверь открытой, Лиза положила старую диванную подушку в картонную коробку, найденную в кухне. Когда через несколько дней Лиза заглянула туда, она увидела, что пес спит в коробке, но, заслышав ее шаги, он тут же поднял голову и недовольно заворчал. К тому времени она уже накупила собачьего корма в небольшом деревенском супермаркете и каждый день кормила его.
        Пес привык спать в кухне, а однажды, когда Лиза смотрела телевизор, толкнул дверь своим черным носом-пуговкой и проскользнул внутрь, после чего с удовлетворенным вздохом растянулся на полу у камина.
        - Нужно дать тебе имя,  - задумчиво протянула Лиза.  - Как насчет Рэмбо? Судя по всему, ты крутая, битая жизнью собака.
        Немного погодя она почувствовала, как пес ткнулся ей носом в ногу. Лиза наклонилась и осторожно погладила его. В ответ пес запрокинул морду и положил ее ей на шлепанцы.
        На следующей неделе он позволил выкупать себя, но когда вылез из грязной воды, то стал похож на облезлую крысу. Когда же Лиза попыталась высушить его, Рэмбо заметался по кухне, как сумасшедший, хватая зубами полотенце. В конце концов она сдалась, но вскоре с изумлением обнаружила, что он высох сам и что его шерсть на поверку оказалась темно-каштановой, в мелких колечках-завитушках.
        - Можно расчесать тебя?!  - взмолилась Лиза.
        Она уже успела обзавестись устрашающего вида щеткой с металлическими зубьями. Пес терпеливо стоял на месте, пока она расчесывала его спутанную и свалявшуюся шерсть, и когда Лиза закончила, он уже ничем не напоминал то жалкое создание, которое с рычанием появилось из высокой травы месяц назад. Лиза взяла собаку на руки и стала баюкать, как ребенка.
        - Какой ты у меня страшненький, Рэмбо, но в тебе есть шарм, этого у тебя не отнять. Мы с тобой станем лучшими друзьями, потому что нужны друг другу.
        Коттедж стал для Лизы реабилитационным центром, местом, где она могла научиться жить дальше. Когда-то в незапамятные времена его наружные оштукатуренные стены были выкрашены в розовый цвет, но постепенно они вылиняли и обрели грязный серо-желтый оттенок несвежей овсянки. Раньше тут жил старик, но десять лет назад он умер. Родственники увлеченно оспаривали в судах его завещание и потому сдавали дом внаем. Только тот, кто отчаянно нуждался в крыше над головой, мог согласиться жить в этом уединенном месте - дом одиноко стоял на узкой грунтовой дороге, которая вела из одной деревни в другую. По дороге почти никто не ездил: много лет назад в двух милях отсюда проложили настоящее, асфальтированное шоссе.
        Дом был битком набит мебелью, оставшейся от старика. «Интересно, неужели эти вещи когда-нибудь были новыми?» - подумала Лиза, впервые переступив порог просторной гостиной, которая начиналась сразу же за входной дверью. Диван и два кресла с обивкой из искусственной кожи, облупленный буфет, облицованный шпоном, поцарапанный стол с откидной крышкой. Каменный пол покрывал выцветший сгнивший линолеум, протершийся по краям до дыр.
        Лиза ограничилась тем, что купила новый матрас и постельное белье, холодильник и телевизор, да парочку настольных ламп - этого было вполне достаточно, чтобы поселиться здесь с некоторым комфортом. Коттедж она сняла, что называется, не глядя, через местного агента по торговле недвижимостью. Здание абсолютно не соответствовало присланному ей описанию, но это не имело особого значения. Лизе даже нравилось тихое уединение, а жители деревни, кажется, не узнали ее; по крайней мере, они ничего ей не сказали, уважая ее выбор.
        Прошел уже год с тех пор, как Лиза переехала сюда; она поселилась здесь летом, когда сад был наполнен веселым жужжанием и звоном насекомых и благоухал цветочными ароматами. В сарае Лиза отыскала ржавые садовые ножницы и старомодную газонокосилку и решительно принялась приводить сад в порядок. Она могла купить современную косилку и разделаться с работой в два счета, но упорствовала в своем намерении использовать старые инструменты, пока лужайка перед домом не обрела прежний ухоженный вид. Затем Лиза вскопала грядки, подрезала кусты и кое-как залатала дыры в заборе старыми досками.
        Стоя осенним утром на лужайке и бросая мячик Рэмбо, она испытывала гордость, глядя на дело рук своих. Пес вылетел из зарослей, смешно перебирая коротенькими лапками, и Лиза присела и протянула к нему руки. Рэмбо подпрыгнул, она прижала его к груди, а он принялся самозабвенно облизывать ей лицо. Лиза со смехом упала на траву, пытаясь увернуться и избежать столь непосредственного проявления любви, и он лизнул ее в шею и за ушами.
        Она никогда не думала, что сможет так сильно полюбить животное. Пожалуй, Лиза просто не могла не ответить на его любовь, которая оказалась столь беззаветной и искренней. Ей рассказывали, что прежние хозяева жестоко обращались с собакой, уезжая из дома и бросая его на произвол судьбы иногда по целым неделям. А потом они вообще уехали навсегда - без него.
        Время от времени Лиза сажала Рэмбо на заднее сиденье машины и ехала в Броксли, где они вдвоем бегали по холмам и долинам до полного изнеможения, пока пес не вываливал язык, который свисал из пасти, подобно влажной розовой кисточке.
        Вернувшись домой, остаток дня Лиза проводила за письменным столом, отвечая на письма, которые стали приходить к ней после выхода на экран программы Мило Ханны.
        Ах, какие это были письма! Трагические, душераздирающие.
        Лиза выбежала из студии на улицу, даже не зная, где находится, поскольку не следила за дорогой, по которой ехала машина, забравшая ее с Джекки из дома. Сколько прошло времени, какой был день и год? Впрочем, разве это имело какое-то значение? Охватившие ее смятение и стыд не оставляли места для других эмоций, и, пробежав еще немного, Лиза остановилась, почувствовав на себе любопытные взгляды, которые бросали на нее прохожие. Кое-кто даже в испуге прижимался к стенам домов, заметив, как она мчится к ним навстречу. Дыхание Лизы стало хриплым и прерывистым, а ноги, обутые в туфли на высоких каблуках, ужасно болели.
        В конце концов Лиза остановилась, огляделась и сообразила, что находится на Стрэнде, одной из главных улиц Лондона; солнце уже коснулось крыш слева от нее - значит, наступил вечер.
        И что теперь делать? Куда пойти? Она никогда не сможет показаться людям на глаза. Никогда! На другой стороне высился большой отель. Лиза вошла туда и сняла номер, зарегистрировавшись под именем Мэри Смит.
        - Не могли бы вы прислать ко мне в номер бутылку… нет, чашку чая? Немедленно, будьте добры.
        В полночь Лиза позвонила домой, надеясь застать там Джекки. Подруга сняла трубку.
        - У меня нет желания разговаривать,  - ответила Лиза на требования сообщить, где она и что с ней происходит и мольбу срочно, немедленно, как можно скорее вернуться домой.  - Я позвонила только для того, чтобы сказать - со мной все в порядке, и я скоро вновь свяжусь с тобой.  - После чего она положила трубку, не слушая града вопросов, которыми засыпала ее Джекки.
        Первая страница «Метеора», вышедшего на следующее утро, пестрела убийственным заголовком:

«КАКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!
        Вчера вечером Лиза Анжелис, бывшая актриса, устроила на ток-шоу Мило Ханны самое грандиозное представление в своей жизни. В порыве эмоционального стриптиза, от которого кровь стыла в жилах, бывшая порнозвезда попыталась (правда, безуспешно) представить себя спасительницей рабочего люда, лучшим другом умирающих и подвергшихся сексуальному насилию детей. Но ведь мы же ей не поверили, не так ли? Даже если все сказанное ею - правда, факт остается фактом: эта женщина сама призналась в умышленном убийстве…»
        Лиза скомкала газету и швырнула ее в мусорную корзину в вестибюле отеля. Все было напрасно. Она обнажила душу, но от этого саморазоблачения стало только хуже - и она от всего сердца прокляла Мило Ханну.
        Лиза вспомнила, как когда-то, очень, очень давно, Ральф сказал ей: «Я всегда приду тебе на помощь, если она тебе понадобится».
        Телевизор в гостиной работал весь день, и Лиза даже принесла туда поднос с тарелками, хотя к еде так и не притронулась. Во всех выпусках новостей показывали фрагмент ток-шоу Мило Ханны, всегда один и тот же, последние несколько минут передачи, когда она сломалась, и Лиза с любопытством смотрела на себя. Она и не думала, что, оказывается, способна на такие душевные муки. В одной из следующих передач детский психолог рассуждала о том, как насилие над ребенком влияет на его взрослую жизнь, а адвоката спросили о юридических последствиях ее признания. «Спустя столько лет уголовное преследование попросту невозможно»,  - ответил он. В отличие от статьи «Метеора», вся передача была выдержана в сочувственных тонах.
        Выпуск ночных новостей уже достиг середины, и вот-вот должна была начаться рекламная пауза, когда диктор объявил:
        - Во второй половине передачи мы вместе поговорим на тему: «Почему вообще эта женщина подверглась преследованиям?» - И Лиза вновь появилась на экране рядом с Мило Ханной.
        Ей показалось, что реклама шла целую вечность. Лиза сидела, глядя в телевизор и ожидая, когда же вновь начнется выпуск новостей. Когда это наконец произошло, зрителям вновь показали тот же фрагмент, интервью с детским психологом и юристом, за которым, к удивлению Лизы, на экране появились злополучные заголовки статей из «Метеора». Заговорил комментатор:
        - Мисс Анжелис в настоящее время ведет ожесточенный бракоразводный процесс со своим супругом, членом парламента от Броксли, сэром Энтони Молино. Сегодня нам стало известно, что промышленник Колин Соверби, близкий деловой партнер сэра Энтони, входит в Совет директоров газеты «Метеор». И наши телезрители вполне могут задаться вопросом: а можно ли использовать прессу для оказания давления на людей в интересах своих друзей?
        - Боже мой!  - вырвалось у Лизы.  - Ну вот, теперь кое-что начинает проясняться.
        Но комментатор еще не закончил.
        - Последним, заключительным аккордом развернувшейся на наших глазах драмы стало заявление Ральфа Лейтона, выдающегося актера театра и кино, сделанное им в уединенном домике в горах Шотландии, где он борется со СПИДом. «В ответ на безосновательные утверждения “Метеора” о том, что Лиза Анжелис выдумала всю эту историю со своим отцом, заявляю, что все сказанное ею - правда до последнего слова,  - сказал он.  - Я знаю об этом, потому что Лиза рассказала мне о случившемся более тридцати лет назад».
        Лизе стало лучше, хотя на самом деле это уже не имело значения. Она по-прежнему не могла смотреть людям в глаза, ведь они знали о том, как с нею обошлись, что она сделала с собой и со своим отцом, пусть даже он сто раз заслужил смерть, и что она поступила бы так снова при аналогичных обстоятельствах.
        Когда передача закончилась, Лиза позвонила Джекки.
        - Я ненадолго уеду. Ты сможешь присмотреть за домом?
        - Конечно, смогу. Я перееду туда, а не в новую квартиру,  - со слезами в голосе ответила Джекки.  - Но, Лиза, милая, тебе уже не нужно прятаться. Ты не поверишь - нам звонят, приходят письма и посетители. Джим Харрисон - о котором ты ни словом не обмолвилась - лезет на стенку от беспокойства. Он просидел здесь всю прошлую ночь, ожидая тебя, а на студии говорят, что их буквально завалили письмами; они перешлют их сюда.
        - В таком случае, тебе останется лишь отправить их мне по новому адресу,  - сказала Лиза.  - Я дам тебе знать, когда подыщу себе новое жилье.
        Куда ей больше всего хочется поехать? Ответ пришел мгновенно - в Броксли! Не в город, а в одну из соседних деревушек, где ее никто не знает. Там она решит, что делать дальше со своей жизнью.
        Но сначала нужно разыскать Ральфа. Известие о том, что он болен СПИДом, ошеломило Лизу, хотя она уже давно подозревала, что с ним происходит что-то неладное. Она позвонила на телестудию и попросила дать ей его адрес в Шотландии.
        - Даже если бы мы располагали такими сведениями, то не стали бы разглашать их,  - ответил ей строгий голос.  - Мы уже получили с полдюжины звонков от представителей прессы. Полагаю, Ральф Лейтон заслуживает того, чтобы ему дали спокойно умереть, не так ли?
        - Я не представитель прессы,  - тихо сказала Лиза.  - Меня зовут Лиза Анжелис.
        - Вот как!  - Голос смягчился и стал чуточку более дружелюбным.  - Но я сказал вам правду. Некто по имени Адам передал нам заявление Ральфа. Он не назвал своего адреса, просто сказал, что это где-то на шотландском плоскогорье, хотя у меня есть номер его телефона. Нам ведь пришлось перезванивать ему, чтобы убедиться, что этот звонок - не чья-то хитрость или обман. Я могу дать его вам, если хотите. Мы обещали сохранить его в тайне, но, полагаю, для вас можно сделать исключение.
        - Прошу вас, скажите мне его!  - взмолилась Лиза.
        Она сразу же перезвонила, набирая номер дрожащими пальцами. Трубку взял Адам.
        - Это Лиза!  - плача, выкрикнула она.  - Я могу поговорить с Ральфом?
        Адам с грустью проговорил:
        - Мы так и думали, что вы нас найдете.
        - Я хочу видеть его, Адам. Я хочу быть рядом ним, когда…
        - Когда он умрет?  - закончил он вместо нее.
        - Да,  - всхлипнула она.
        - Ральф не хочет видеть вас, Лиза. Он никого не хочет видеть.
        - Но он не может отказать мне!
        Адам ненадолго умолк, и из трубки донеслось негромкое перешептывание.
        - Ему трудно разговаривать,  - вновь произнес Адам, и его голос дрожал от сдерживаемой душевной боли.  - Ральф сказал, что хочет, чтобы вы запомнили его таким, каким он был прежде.
        Лизе хотелось возразить, настоять на своем приезде, но разве можно навязываться умирающему, который не хочет вас видеть? Слезы душили ее, и она едва могла говорить.
        - Передайте Ральфу, что я никогда не забуду «Пигмалиона».  - Поистине блестящая игра, яркое присутствие на сцене и его голос, наполняющий театр своей рокочущей мощью.
        Она вновь расслышала неясное бормотание, и Адам заговорил опять. Он едва сдерживался, чтобы не заплакать.
        - Ральф говорит, что все время думает о вас и что вы преодолеете все трудности, как преодолевали их всегда.
        - Дайте ему трубку, я хочу сказать ему «до свидания»,  - потребовала Лиза.
        Адам тактично отказался:
        - Нет, Лиза. Понимаете, иногда эмоций бывает слишком много.  - Он помолчал.  - Сейчас я положу трубку. Ральф ужасно расстроился.
        - До свидания, Ральф!  - крикнула Лиза.  - До свидания.
        На другом конце провода трубка осторожно легла на рычаг.
        Поначалу Лиза намеревалась провести в коттедже всего несколько месяцев, но не приняла в расчет письма. Письма, полные горя, безнадежности и отчаяния, приходящие главным образом от женщин, хотя несколько посланий были и от мужчин. Они слышали, как она рассказывает свою историю по телевизору, и написали ей, чтобы поведать о своих страданиях. Не все письма были грустными. Кое-кто писал, что сумел пережить ужас своего детства и выйти замуж за хорошего, достойного человека, понимающего, через что довелось пройти его половине. «Вам станет легче после того, как вы выговорились»,  - писали они, а ведь и Мило Ханна тоже утверждал что-то в этом роде. «Доверяя слова бумаге, я чувствую себя так, словно с моей души свалился тяжелый камень».
        Джекки вскрывала письма в Лондоне - но не читала их, разумеется, ведь эти послания предназначались исключительно Лизе - и отправляла адресанту машинописное уведомление о том, что письмо получено и что вскоре на него будет дан ответ. Лизе редко удавалось написать за день больше четырех-пяти писем, а они все приходили и приходили - женщины, долгие годы набиравшиеся мужества, чтобы доверить свои кошмары бумаге, наконец-то решились сделать это.
        В большом мире происходили самые разные события. Некоторые касались ее лично, но Лиза не проявляла к ним интереса. Даже тот факт, что у Тони возникли серьезные неприятности, оставил ее равнодушной. Газетчики всерьез занялись разоблачениями, сделанными журналом «Частный детектив», и теперь полиция расследовала выдвинутые против него обвинения в получении взяток; Отдел по борьбе с мошенничеством начал уголовное преследование его оффшорной компании.
        Процедура развода, которую продолжил новый адвокат, прошла без сучка и задоринки, и Лизе даже не пришлось появляться в суде.
        Единственным, что расстроило ее до слез, стало сообщение в выпуске новостей. Умер Ральф. Над потерей своего друга она проплакала всю ночь.
        Еще никогда Лиза не пользовалась такой популярностью как актриса. Предложения ролей в театре и кино сыпались, как из рога изобилия, а одно даже заставило Лизу улыбнуться: кинокомпания «Мастхед мувиз», бывшая «О’Брайен продакшнз», хотела снять фильм о ее жизни!
        Вся эта суета не интересовала Лизу. Письма и необходимость отвечать на них - вот что занимало ее по-настоящему. После долгих мучительных часов, проведенных за столом с ручкой в руке, на среднем пальце правой руки у нее образовалась мозоль, которая останется на всю жизнь.
        Лиза старалась поднять настроение своим адресатам, вселить в них надежду на лучшее будущее. Временами, когда у нее раскалывалась голова, а правую руку сводило судорогой, Лиза подумывала о том, чтобы попросить Джекки напечатать ответы, но неизменно отказывалась от этой идеи. «Даже если на это уйдет остаток моей жизни, я отвечу на каждое письмо лично».
        На это понадобился целый год. Вдруг опять наступил июль. Лиза закончила свой тяжелый труд и задумалась о том, что же делать дальше.
        Впрочем, кое с чем она уже определилась. Несколько месяцев назад одна благотворительная организация, созданная для оказания помощи жертвам насилия, предложила Лизе стать ее президентом, и она согласилась.

«…Я не могу принять ваше предложение немедленно,  - написала Лиза,  - но я хотела бы стать действующим президентом, а не просто именем на вашем фирменном бланке». К тому времени она будет готова вновь взглянуть в лицо миру, которому призналась в своей постыдной тайне.
        Одна лишь Джекки знала, где находится Лиза. По мере того как к ней вновь возвращалась уверенность, Лиза начала изредка звонить родным и друзьям по старому бакелитовому телефону, стоявшему в гостиной, хотя и брала с них обещание, что они не станут пытаться приехать и повидать ее. Ей нелегко было отговорить Басби, который вознамерился немедленно прилететь.
        - Чтоб тебя черти взяли, Лиза, я схожу с ума от беспокойства!  - гневно выпалил он.
        - Мы скоро встретимся,  - пообещала она.  - Ты все еще живешь в «Тимперлиз»? Мне очень хочется вновь увидеть мой старый дом.
        - С тобой все в порядке?  - требовательно спросила Нелли.  - Поклянись, что у тебя все нормально.
        - У меня все хорошо,  - заверила ее Лиза.  - Я приеду в Ливерпуль на Новый год.  - Она уже решила, что проживет в коттедже до наступления Нового года, а потом начнет новую жизнь.
        Вновь надвигалась зима. В прошлом году она выдалась мягкой, но сейчас Лиза вдруг заметила, что по комнатам гуляют сквозняки, задувая в щели перекошенных дверей и окон. Она купила целый грузовик дров для большого черного камина, и Рэмбо стал спать на ее кровати. Как-то утром Лиза обнаружила, что тарелки в кухне примерзли к деревянной полке раковины.
        - Черт возьми, Рэмбо, не хотелось бы мне быть здесь, когда пойдет снег. Мы можем надолго оказаться отрезанными от остального мира.
        Пес внимательно посмотрел на нее своими умными, необычными глазами - одно веко по-прежнему оставалось полуопущенным - и залаял в знак согласия.

«Пожалуй, лучше вернуться в Лондон еще до наступления настоящих холодов»,  - подумала Лиза, но потом решила все-таки задержаться. Ее разум был запрограммирован, как будильник, на звонок в канун Нового года. Уехать из коттеджа сейчас - то же самое, что встать в пять утра, когда будильник заведен на семь, и вы маетесь в растерянности, не зная, чем заняться, как убить время. Она уедет именно тогда, когда решила с самого начала, и ни днем раньше.
        Пожалуй, встреча с кем-нибудь из тех, кого она знала в Броксли, была неизбежной и рано или поздно должна была случиться.
        Однажды воскресным ноябрьским утром Лиза с Рэмбо отправилась на привычную пробежку, пусть и короткую, поскольку промозглый воздух нес с собой пронизывающий холод. Она уже заперла заднюю дверцу и собиралась сесть за руль, чтобы отправиться домой, где ее ожидало жаркое тепло от огня в камине, как вдруг мимо промчался какой-то автомобиль, а потом раздался скрежет тормозов.
        Лиза подняла голову, и у нее замерло сердце. К ней широкими шагами направлялся Джим Харрисон. На его лице было написано такое выражение, словно он не верил своим глазам.
        - Что, ради всего святого, вы здесь делаете?  - поинтересовался он.
        - Я совершала пробежку,  - испытывая неловкость, ответила Лиза.
        Рэмбо на заднем сиденье залился тревожным, яростным лаем.
        Джим шагнул к ней, чтобы обнять, но Лиза поспешно отступила, опустив глаза, чтобы не видеть выражения боли и обиды на его лице. С момента их последней встречи она ни разу не вспомнила о нем.
        - Вы, часом, не живете в Феррис-Холле?
        - Нет, конечно. Я снимаю коттедж.
        - Где?
        Сначала Лиза не хотела отвечать, но это выглядело бы по-детски. Когда она сказала, где живет, Джим вспылил:
        - Это не дом, а помойка! Там собирались бродяги и наркоманы. Они могут вернуться - и вы попадете в беду.
        - Я прожила там целый год, и ничего со мной не случилось,  - возразила Лиза.
        - Целый год! И даже не позвонили мне?  - произнес Джим растерянно, обращаясь, скорее, к самому себе, чем к Лизе.
        - Почти никто не знает, где я живу,  - защищаясь, ответила она.
        Он с любопытством смотрел на нее.
        - Та ночь для вас ничего не значила?
        Лиза покраснела и потупилась. Она ненавидела себя за то, что подвергает Джима такому унижению. Он был настоящим мужчиной, искренним и порядочным. Она должна была чувствовать себя польщенной оттого, что ее полюбил такой человек. Но она не ощущала в душе ничего, кроме желания сбежать и вернуться домой, где не нужно разговаривать ни с кем, кроме Рэмбо.
        - Та ночь значила для меня все - когда это случилось.  - Лиза подняла голову и взглянула Джиму в лицо.  - Теперь - больше нет.
        - Понятно.  - Он медленно попятился, и при виде боли, которая отразилась в его глазах, ей стало плохо.
        - Вы не понимаете!  - крикнула Лиза.  - И не сможете понять.  - Она распахнула дверцу машины, и Рэмбо попытался перелезть через спинку переднего сиденья, чтобы приветствовать ее.
        Джим подошел к своему автомобилю. Его широкие плечи поникли, и Лизу вдруг охватила нежность, смешанная с жалостью. Но, несмотря на это, она все-таки окликнула его:
        - Вы ведь не станете приезжать ко мне, правда?
        Он повернулся, холодно глядя на нее.
        - С какой стати?  - крикнул Джим в ответ.
        Рэмбо лежал на спине у камина, задрав коротенькие лапы, которые торчали, как флагштоки. Лиза оторвалась от детской тетради, в которую кое-что записывала, и ласково посмотрела на него. За прошедшие полтора года пес стал ее лучшим другом, какого она только могла желать. Лиза улыбнулась и вернулась к работе. Именно предложение от «Мастхед мувиз» снять фильм о ее жизни побудило ее взяться за перо. Лиза начала записывать самые обычные события, почему-либо отложившиеся у нее в памяти. Кошерный рождественский обед с Гринбаумами. Мама, отправляющая Джимми в церковь поставить свечку Богоматери с просьбой сделать так, чтобы желе успело застыть к торжественному ужину. Вита, объявившаяся в «Тимперлиз» неизвестно откуда. Вернувшись в Лондон, она увяжет их воедино с важными событиями в своей жизни, и Джекки уже пообещала перепечатать рукопись, когда та будет готова.
        У Лизы вдруг заныла мозоль на пальце, и она лизнула ее, чтобы унять боль, а потом сделала глоток бурбона. На Рождество Басби прислал ей целый ящик. Виски сделало свое дело, и Лиза уже ощущала легкое приятное головокружение. Для полного счастья ей не хватало только сигареты, но она бросила курить - уже во второй раз,  - когда поселилась здесь.
        - Твое здоровье, Басби,  - громко сказала Лиза, представив, как он сидит в «Тимперлиз» у бассейна в окружении друзей, которые «заглянули к нему на огонек».
        Лиза закрыла тетрадь, вытянулась на диване и стала смотреть в камин, загипнотизированная языками пламени, жадно облизывающими поленья, и ярко-оранжевой россыпью углей между ними. Огонь и лампа под перламутровым абажуром были единственными источниками света, и уродливая мебель терялась в глубокой тени. Лиза вдруг поняла, что никогда еще комната не казалась ей такой уютной, как сегодня, в ее последнюю ночь здесь.
        Завтра наступал Новый год, и ее вещи были уже собраны, так что Лиза готова была уехать прямо с утра. Хотя Рэмбо, конечно, придется не по вкусу крошечный задний дворик в Пимлико. Пожалуй, она купит подходящий дом в Броксли, чтобы проводить там как можно больше времени. На прошлой неделе в местной газете Лиза прочла, что Феррис-Холл выставлен на продажу. Интересно, сможет ли она жить там после всего, что произошло между ней и Тони?
        Поправив под головой подушку, Лиза решила, что думать об этом еще рано. Может быть, завтра, на следующей неделе или в следующем месяце. Ей предстоит принять много решений, и не только о том, где жить, но и как продолжить свою карьеру. Среди присланных сценариев отыскался один, который Лизе по-настоящему понравился; кроме того, она же обещала себе создать новую кинокомпанию, еще одну «О’Брайен продакшнз».
        Она взяла пульт дистанционного управления и стала переключать каналы - по телевизору показывали типичные для Нового года программы, игровое шоу, в котором участвовали знаменитости, эстрадный концерт из викторианского мюзик-холла… Вдруг на четвертом канале Лиза наткнулась на фильм, который показался ей смутно знакомым. Она стала смотреть его, и внезапно на экране возникло лицо из прошлого. Лалли Купер! Лалли, в своем светлом парике и наряде официантки, говорила: «Просто на вывеске снаружи написано “Еда” и обычно именно за этим сюда и приходят клиенты. Чтобы поесть!» Это был тот самый фильм, который должен был сделать ее звездой. Когда Лиза в последний раз получила от нее весточку, Лалли была счастливой матерью пятерых детей, а теперь, наверное, уже стала бабушкой вдвое большего количества внуков. Лиза вновь подняла стакан, салютуя экрану:
        - Твое здоровье, Лалли.
        Когда та исчезла, Лиза убавила звук.
        В камине затрещали поленья, и громкий звук разбудил Рэмбо. Он завозился, пытаясь подняться на коротенькие лапы, и Лиза наклонилась и погладила его.
        - Спи,  - приказала она, и он с обожанием взглянул на нее, прежде чем снова закрыть глаза.
        Вот уже второй раз она встречала Рождество и Новый год в полном одиночестве, но это ее ничуть не беспокоило. Лиза отвергла все приглашения приехать на праздники в Ливерпуль, Лондон и Калифорнию. Ей казалось, что она проходит проверку на прочность, оставаясь в этом уединенном заброшенном доме и довольствуясь обществом одного лишь Рэмбо.
        Лиза прислушалась; тишина была такой оглушительной, что ощущалась почти физически. Лишь спустя несколько мгновений где-то далеко-далеко раздалось слабое гудение пролетавшего самолета, но когда его гул растаял вдали, тишина стала полной и осязаемой.
        Рэмбо неуверенно поднялся с нагретого места и заковылял к двери. Пес явно почувствовал зов природы. Лиза вздохнула и поставила ноги на пол. Ей все равно надо было встать, чтобы подбросить поленьев в огонь.
        - Ты мой славный маленький мальчик,  - ласково сказала она псу, открывая дверь.
        Рэмбо вздрогнул, когда его обдало ледяным дыханием пронизывающего ветра, а потом с неохотой потрусил по замерзшей дорожке, смешно переваливаясь с боку на бок.
        Лиза поежилась и поспешно захлопнула дверь, запахнув поплотнее на груди домашний вельветовый халат. Здесь, вдали от камина, царил жуткий холод, но она хорошо подготовилась, надев толстые шерстяные носки и теплую ночную сорочку. Лиза подбросила в огонь несколько поленьев, взяла стакан и направилась к холодильнику за льдом.
        В кухне было ничуть не теплее, чем в морозилке, и Лиза поспешила обратно. Она встала перед огнем, глядя, как языки пламени начинают жадно лизать свежие дрова. Над камином висело хромированное зеркало, потемневшее от времени, и Лиза взглянула на свое искаженное отражение.
        - Что ж, по крайней мере, моя седина выглядит благородно.  - На висках у нее появились две симметричные седые прядки.
        Лиза уже предвкушала, как купит себе несколько обновок, снова начнет делать макияж и посещать салон красоты. Она не сомневалась, что мужчины по-прежнему будут оглядываться ей вслед, хотя через несколько месяцев ей исполнится пятьдесят шесть. Лицо, смотревшее на нее в полутемной комнате из помутневшего стекла, оставалось красивым и гладким, без единой морщинки. Это была Лиза Анжелис из «Сладкой мечты» и «Великолепной аферы». Она отступила на шаг, и рядом с ней вдруг появилась Лиззи О’Брайен из Бутля.
        Нет! Лиза быстро отвернулась. Только привидений ей не хватало, особенно в новогоднюю ночь!
        Лиза присела на край дивана. Ей не хотелось ложиться, пока не вернется Рэмбо. Он, наверное, уже привык к холоду и сейчас гонял крыс или еще каких-нибудь ничего не подозревающих созданий.
        Бросив взгляд на телевизор, Лиза заметила, что предыдущая передача уже закончилась и на экране появилось знакомое лицо. Мило Ханна! Его губы шевелились, но слов слышно не было.
        - Твое здоровье, Мило!  - Лиза отсалютовала ему стаканом, надеясь, что знакомых физиономий больше не будет, иначе к утру она напьется в стельку. Она так и не решила, притворщик он или нет, но тем не менее он помог ей разобраться в своей жизни. «Не до конца,  - напомнил ей тоненький противный голосок.  - А как насчет Джима?»
        Джим Харрисон! За весь прошлый год, отвечая на трагические письма телезрителей, Лиза ни разу не вспомнила о нем, но ведь она забыла почти обо всех. Смогут ли теперь они быть вместе? И хочет ли она этого? И, что более важно, хочет ли этого Джим, особенно учитывая их последнюю встречу, закончившуюся столь печально? Лиза вспомнила ночь, которую они провели вместе. Да, тогда у них все было очень хорошо, даже замечательно, но сейчас это не имело никакого значения. «Почему?» - спросила она себя.
        Время близилось к полуночи. Лиза сделала звук громче; было бы славно, если бы кто-нибудь, тот же Мило Ханна, поздравил ее с Новым годом, но вскоре знакомые и так начнут осаждать ее звонками. Больше всего ей хотелось поговорить с Кевином. Когда Лиза начала работать над своей книгой, то поняла, что ей понадобится его совет, чтобы воспроизвести атмосферу прошлого. Он поможет ей разобраться в событиях, происходивших на Чосер-стрит. Может быть, он даже вспомнит ту ночь, когда она появилась на свет…
        До наступления Нового года оставалась ровно одна минута. Вдалеке, заглушая еле слышный голос Мило Ханны, заревел двигатель автомобиля. Приближаясь к дому, он становился громче. Машины появлялись здесь нечасто, а эта, судя по реву мотора, делала, пожалуй, не меньше ста километров в час. Лиза поморщилась, когда авто промчалось мимо, но тут вдруг раздался визг тормозов, глухой удар, и она закричала:
        - РЭМБО!
        От автомобиля остались лишь тающие вдали красные огоньки стоп-сигналов. Рэмбо не шевелясь лежал на боку. Лиза снова закричала, подхватила его на руки, кутая в полы халата, и побежала к дому. Пес обмяк и не подавал признаков жизни, но крови нигде не было видно. Лиза села, зарылась лицом в его еще теплую шерстку и заплакала, раскачиваясь взад и вперед, прижимая к груди его отважное маленькое тельце.
        Она проплакала всю ночь, сотрясаясь от рыданий, которые царапали ей душу и надрывали сердце. Вскоре она перестала оплакивать Рэмбо и заплакала о своей маме, о Ральфе, Нелли и ее погибшем сыне, о Джекки и Сабине, обо всех, кого могла вспомнить, и даже о своем отце. Словно издалека до нее донесся телефонный звонок, который, кажется, и не думал умолкать. Заглушая его перезвон, на экране разразились радостными криками люди, запели и захлопали в ладоши. Потом начался какой-то фильм, и Лиза даже подумала, что это одна из тех картин, в которых снималась она сама, потому что музыка показалась ей знакомой: страстная, навязчивая, западающая в память, отчего Лиза заплакала совсем уж безутешно. Наконец она стала оплакивать себя. Больше в ее жизни не будет ничего хорошего. Никогда.
        - Я умру сегодня ночью,  - прошептала Лиза. Была какая-то высшая справедливость в том, что она умрет в этом уединенном месте вместе с Рэмбо, еще теплое тельце которого по-прежнему лежало у нее на коленях.  - Я больше не хочу жить.
        Закрыв глаза, она откинулась на спинку кресла. Она тонула, погружаясь все глубже и глубже, как будто фильм перематывали вперед, и перед внутренним взором Лизы промелькнула вся ее жизнь, от жестокого и несладкого начала до горького конца. Она вновь была маленькой и жила на Чосер-стрит, где было так много ненависти и любви. Молоденькая девушка в своем лучшем платье ехала на свой день рождения в Саутпорт, затем ее сменила Джекки в розовой атласной пижаме с ямочками на щеках, гладкой кожей и улыбкой на пухлых губах. Потом Лиза увидела Гарри Гринбаума в его книжном магазине, такого мудрого и понимающего. Его фигура подернулась туманной дымкой и исчезла. Патрик! О господи, Патрик, мой любимый братик! Голливуд, Басби, золотое время, когда они вместе снимали кино. Дент, чудовище Дент, который, улыбаясь своей плутовской улыбкой, принес к ней в спальню Сабину. Ральф, дорогой Ральф. Умирающий Гэри… Время тоски и печали, но эти воспоминания каким-то непонятным образом вдохнули в Лизу силы, возвысили и преобразили ее. Тони Молино, ты - ублюдок, Тони. Мило Ханна, и письма, письма, письма…
        Ей снова восемь лет, и по всему Бутлю рвутся бомбы, а в дверь барабанит отец, требуя, чтобы его впустили.
        - Не открывайте!  - жестким голосом говорит мама, и дети отвечают злорадными воплями:
        - Не откроем, не откроем!
        Затем во дворе раздается взрыв, входная дверь слетает с петель, и в дом вваливается отец. Добежав до лестницы, он тоже взрывается и валится на пол, разбрызгивая повсюду кровь. Дети начинают радостно подпрыгивать, крича:
        - Он мертв! Мертв!
        По застеленному линолеумом полу прокатывается гулкое эхо их прыжков, и мама тоже начинает подпрыгивать, и поднимается такой шум, что он заглушает грохот взрывов.
        Лиза распахнула глаза. Какой странный сон, даже не сон, а зловещий кошмар. Господи, как же здесь холодно! Она вздрогнула и уже собиралась встать, чтобы разворошить горку серого пепла в камине и отыскать едва теплящийся огонек, как вдруг осознала, что на коленях у нее лежит Рэмбо, и громко всхлипнула. Гулкий грохот преследовал ее и наяву, и Лиза поняла, что он раздается на самом деле. Кто-то изо всех сил барабанил во входную дверь.
        Лиза встала, по-прежнему не выпуская из рук Рэмбо, и открыла. Снаружи валил снег, а на пороге с поднятой рукой застыл Джим Харрисон, вновь собираясь постучать. На нем была старая куртка с капюшоном и деревянными пуговицами, и ему не мешало бы побриться. Лиза повернулась, оставив дверь открытой, и вернулась на свое место. Джим вошел и остановился, глядя на нее.
        - С вами все в порядке?
        Лиза уставилась невидящими глазами в пол и ничего не ответила.
        - Да, пожалуй, это был глупый вопрос,  - мягко сказал Джим.  - Выглядите вы ужасно. Давайте сначала разведем огонь, потом я приготовлю вам выпить. А пока глотните вот этого.
        Он налил ей на два пальца бурбона и присел рядом, поднеся ей стакан к губам, словно она была инвалидом. Янтарная жидкость обожгла ей воспаленное горло. Лиза заморгала и обнаружила, что ее глаза слипаются от слез.
        Под пеплом еще тлело несколько поленьев. Джим разворошил их, и вскоре в камине вновь запылал небольшой костер.
        - Зачем вы пришли?  - спросила Лиза.
        Он бросил на нее быстрый взгляд, словно радуясь тому, что слышит звук ее голоса.
        - Мне позвонила Джекки. Она очень беспокоится. Похоже, она звонила вам всю ночь, но вы не отвечали.
        - Я заснула,  - солгала Лиза.  - И ничего не слышала.
        Было совершенно очевидно, что он ей не поверил.
        - Новый год - не тот праздник, который можно встречать в одиночестве. Я бы приехал раньше, если бы…  - Джим умолк на полуслове. «Если бы вы хотели меня видеть»,  - похоже, собирался сказать он.
        - Дело не в этом,  - попыталась объяснить Лиза.  - Просто на меня навалились разные мысли и воспоминания. Они выбили меня из колеи.  - Она не станет рассказывать о смерти Рэмбо, иначе Джим сочтет ее чересчур сентиментальной и глупой, ведь она хочет умереть только потому, что погибла ее собака. Лиза переложила еще теплое тело Рэмбо на диван, аккуратно подсунув ему подушку под голову. Теперь, вдали от нее, он окоченеет и остынет. После того как Джим уйдет, она похоронит Рэмбо в саду.
        - Именно это я имел в виду. Вы слишком долго были одна. Пришло время вернуться в мир живых,  - серьезно сказал Джим.
        - Как у вас все легко и просто! Вы признаете только два цвета - белый и черный. А для меня жизнь состоит из полутонов.
        - Вы опять спешите с выводами.  - Он улыбнулся.  - Я давно научился жить сегодняшним днем и не загадывать наперед. Знаете, у меня ведь тоже были взлеты и падения. Когда-нибудь я расскажу вам о них.
        - Прошу прощения.  - Лиза плотнее запахнула халат, и тут зазвонил телефон.
        Джим поднял трубку.
        - Да, с ней все в порядке. Жива и здорова, просто выпила чуть больше, чем нужно, и заснула.  - Лиза расслышала смех Джекки.  - Да, конечно, передам. До свидания.
        - Она говорит, что ей без конца названивают люди, которые не могут связаться с вами и оттого очень беспокоятся.  - Джим помолчал.  - Вам повезло, что у вас столько друзей, которым вы небезразличны. Кое-кто отдал бы все на свете, чтобы оказаться на вашем месте.

«Он прав,  - подумала Лиза.  - Несокрушимо прав». Это был чистый эгоизм с ее стороны - отгородиться ото всех, не позволяя тем, кто любит ее, приехать сюда и повидаться с нею. Лиза вымученно улыбнулась.
        - Ваш совет пришелся весьма кстати, спасибо.
        - Вам уже лучше? Отогнали черные мысли?
        Лиза опустила взгляд на Рэмбо.
        - Большую их часть.
        - Хотите, я уйду? Мне бы не хотелось навязываться. Джекки говорила, что сегодня вы возвращаетесь в Лондон.
        Лиза взглянула на него. Он бы возненавидел себя, если бы знал, сколько мольбы было в его глазах, которые, казалось, просили ее ответить: «Нет, останьтесь, пожалуйста».
        - Не знаю,  - пробормотала она наконец.
        - Лиза, мы можем начать все сначала?  - настойчиво спросил Джим.  - Давайте представим, что мы познакомились только сегодня утром…
        Она знала, что будет счастлива с ним, этим надежным и сильным мужчиной, который так сильно любил ее, но…
        - Полагаю, можем - то есть начать сначала, я имею в виду,  - медленно сказала она.  - Но я ничего не могу обещать, и мне бы очень не хотелось вновь обмануть ваши ожидания.
        - Я готов рискнуть,  - быстро ответил Джим.
        - И еще: мне надо многое сделать. Я пишу книгу, хочу снова снимать кино и занимаюсь благотворительностью.
        - Что ж, а у меня есть фабрика, которой надо управлять,  - рассмеялся он.
        - Я даже подумываю о том, чтобы купить Феррис-Холл.
        - Я переживу и это.
        Джим не сделал попытки прикоснуться к ней, за что она была ему искренне благодарна. Для этого еще будет время в будущем - может быть.
        - По-моему, вам нужно немедленно уехать отсюда. Давайте я сложу ваши вещи в багажник, пока вы будете переодеваться. Собственно говоря,  - с надеждой добавил Джим,  - я даже могу отвезти вас в город, если хотите.
        - В общем…  - Идея ей понравилась, но как быть с Рэмбо?  - С удовольствием, но не могли бы вы вернуться через час?
        Джим растерялся.
        - Почему?  - спросил он.  - Я вижу, вы уже собрались. Почему нельзя уехать сейчас?
        Лиза не могла придумать уважительную причину, и поэтому ей не оставалось ничего иного, кроме как сказать правду. Она расплакалась.
        - Потому что Рэмбо погиб и я должна похоронить его, вот почему. Вчера ночью по дороге промчалась машина и сбила его.
        - Ох, Лиза, любимая. Почему же вы не сказали мне сразу?
        Боже мой! У него в глазах стояли слезы. Джим опустился на колени рядом с Рэмбо и приложил ладонь к груди собаки.
        - Он еще теплый.
        - Это оттого, что я всю ночь держала его на коленях.
        - У него бьется сердце. Еле слышно, но бьется. Он еще жив, глупая вы женщина. Этот пес получил сотрясение мозга, только и всего - смотрите, какая у него шишка на голове. Машина, похоже, ударила его по касательной.  - Джим поднялся с пола и решительно заявил: - Одевайтесь, и мы сейчас же отвезем его к ветеринару.
        Лиза сидела рядом с Джимом в его машине. На коленях у нее, завернутый в одеяло, лежал Рэмбо. Снег пошел еще сильнее, снежинки цеплялись за голые ветви живых изгородей, а на черных полях появились белые пятна. От унылого пейзажа так и веяло одиночеством, но Лизе окружающий мир еще никогда не казался настолько прекрасным.
        Она чувствовала себя так, словно проснулась после долгого кошмара, и кровь забурлила у нее в жилах. По всему телу пробегали иголочки радостного возбуждения, когда она думала о будущем.
        - Все будет хорошо, я знаю,  - прошептала Лиза.
        Разумеется, у нее будут еще и взлеты, и падения, как же без них? Но ведь они случаются у всех. Прожив в одиночестве последние восемнадцать месяцев, Лиза уверилась в том, что научилась справляться с жизненными невзгодами, но стоило произойти случайному несчастью с Рэмбо, как она развалилась на куски. Лиза пообещала себе, что перестанет ломать голову над тем, как встречать жизнь во всеоружии и, по примеру Джима, начнет жить сегодняшним днем, не загадывая наперед. Или, во всяком случае, попытается! Она вспомнила, что уже не раз давала себе такое обещание.
        Джим коснулся ее руки.
        - Как вы себя чувствуете?
        - Хорошо,  - ответила Лиза.  - Наверное, даже отлично.
        Она повернулась и стала всматриваться в его красивое лицо с резкими чертами. Его сильные руки уверенно лежали на руле, и Лиза вспомнила ночь, которую они провели вместе, и внезапно ощутила знакомое покалывание внизу живота. Она счастливо рассмеялась.
        - В чем дело?
        - Ни в чем,  - радостно ответила она.
        Обладательница престижной литературной премии «RNA Award» Маурин Ли - настоящая рекордсменка по числу переизданий ее романов. Постоянные лидеры в списке бестселлеров Sunday Times, они вот-вот перейдут в разряд классики. На сегодняшний день тираж этих невероятно трогательных историй превысил 1 млн экземпляров.
        Девятому ребенку в многодетной семье, Лиззи больше других доставалось от пьяницы отца. Но рано или поздно девушка получит от жизни все! Блестящую карьеру актрисы, которой позавидовала бы и Мэрилин Монро. Друзей, на которых можно положиться. Любовь, которая заставит Лиззи… вновь вернуться в прошлое. Нет, не в тот день, когда, спасая от насилия свою младшую сестренку, она случайно убила отца, а ее бедная мать взяла на себя вину за содеянное. А в день четырнадцатилетия Лиззи, когда ее саму некому было защитить… Сбежав в Лондон и вытянув счастливый билет в Голливуде, она разорвала цепи злодейки судьбы. Но сможет ли она победить призрак прошлого?
        ВНИМАНИЕ!
        ТЕКСТ ПРЕДНАЗНАЧЕН ТОЛЬКО ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ.
        ПОСЛЕ ОЗНАКОМЛЕНИЯ С СОДЕРЖАНИЕМ ДАННОЙ КНИГИ ВАМ СЛЕДУЕТ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ЕЕ УДАЛИТЬ. СОХРАНЯЯ ДАННЫЙ ТЕКСТ ВЫ НЕСЕТЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ. ЛЮБОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ И ИНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КРОМЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНО. ПУБЛИКАЦИЯ ДАННЫХ МАТЕРИАЛОВ НЕ ПРЕСЛЕДУЕТ ЗА СОБОЙ НИКАКОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ ВЫГОДЫ. ЭТА КНИГА СПОСОБСТВУЕТ ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ РОСТУ ЧИТАТЕЛЕЙ И ЯВЛЯЕТСЯ РЕКЛАМОЙ БУМАЖНЫХ ИЗДАНИЙ.
        ВСЕ ПРАВА НА ИСХОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПРИНАДЛЕЖАТ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ОРГАНИЗАЦИЯМ И ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ.
        notes
        Примечания

1
        Корк - графство в Ирландии. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)


2
        Биркенхед - пригород Ливерпуля.


3
        Саутпорт - пригород Манчестера.


4
        Рочдейл - пригород Манчестера.


5
        Название популярной детской песенки и одноименной игры.


6


«Поставить сдобу (булочки) в духовку» - жаргонное выражение, обозначающее совокупление.


7
        Люфтваффе - военно-воздушные силы Германии.


8


«Герлз кристал» (Girls’ Crystal)  - еженедельный журнал для девочек-подростков.


9
        Называя Терезу Гарретт «сестрой», врач имеет в виду, что она медицинская сестра, то есть его коллега.


10
        Адмиралтейство - военно-морское министерство в Великобритании.


11
        Матросское рагу - мясо, тушенное с овощами и галетами.


12


«Сикретс» (Secrets), «Миракл» (Miracle), «Ред стар» (Red Star)  - молодежные журналы.


13


«Вулвортс» - сеть фирменных универсальных магазинов.


14


«Стетсон» - широкополая ковбойская шляпа с высокой тульей.


15
        Рой Роджерс (1911 —1998)  - настоящее имя Леонард Слай. Знаменитый американский музыкант, певец и киноактер.


16
        Бейсбольный термин. Игрок должен достичь первой базы (всего их четыре), чтобы получить очко.


17
        Здесь: кабина пилота. (Примеч. ред.)


18
        Первый понедельник после Пасхи.


19
        Бифи (англ. beefy)  - мускулистый, мясистый.


20
        Песня в маршевом ритме, популярная среди американских солдат в годы Войны за независимость.


21
        Хэди Ламарр (1913 —2000)  - настоящее имя Хедвига Ева Мария Кислер. Популярная в 1930 -1940-е годы австрийская, а затем американская актриса кино.


22
        Джин Тирни (1920 —1991)  - американская актриса театра и кино.


23
        Шанди - смесь имбирного пива с простым пивом или лимонадом.


24
        Этель М. Делл (1881 —1939)  - английская писательница, автор чрезвычайно популярных в свое время женских романов.


25
        Эрлз-Корт - район в западной части Лондона.


26
        Кольцевая линия лондонского метро (Серкл-лайн). Обслуживает центральную часть Лондона и Сити, соединяя несколько железнодорожных вокзалов.


27
        Дистрикт-лайн - районная линия лондонского метро. Соединяет центр города с южным пригородом.


28
        Французское окно - распашное окно, открывающееся наружу и доходящее до пола.


29
        Стоун - английская мера веса, равная 14 фунтам, или 6,93 кг.


30
        Найтсбридж - фешенебельный район лондонского Уэст-Энда.


31
        Херберт Лом (1917)  - знаменитый чешский актер. В 1939 году переехал в Великобританию. Сыграл роль старшего инспектора Дрейфуса в сериале «Розовая пантера».


32


«Patisserie» - кондитерская, в которой торгуют, как правило, французской выпечкой (фр.).


33
        Скоуз (англ. scouse)  - матросское рагу.


34
        Роман «Путем всея плоти» (The way of all flesh) принадлежит перу Сэмюэля Батлера (1835 —1902), английского писателя, художника и переводчика.


35
        Утопические романы «Едгин» (1872) и «Возвращение в Едгин» (1901) Сэмюэля Батлера представляют собой пародию на общество Викторианской эпохи.


36
        В оригинале текст знаменитой четвертой статьи Устава лейбористов гласит: «Обеспечить работникам физического и умственного труда полный продукт их труда и его наиболее справедливое распределение на основе общественной собственности на средства производства».


37
        Джоан Кроуфорд (1905 —1977)  - американская актриса немого и звукового кино.


38
        Алистер Кроули (1875 —1947)  - один из наиболее известных оккультистов XIX —XX веков.


39
        Пьеса Ноэля Коварда.


40
        Имеется в виду Шарлотта Бронте (1816 —1855)  - знаменитая английская поэтесса и романистка.


41
        Кокни - лондонец из низов, как правило, уроженец Ист-Энда.


42
        КАТИ (Royal Academy of Dramatic Art)  - Королевская академия театрального искусства.


43
        Хэкни - административный исторический район Лондона в северо-восточной части города, неофициально носящей название Ист-Энд.


44
        Кенсингтон-Гарденз - королевский парк в районе Кенсингтон, вокруг Кенсингтонского дворца.


45
        Вероника Лейк (1922 —1973)  - американская актриса.


46
        Фартинг - старинная мелкая английская монета в четверть пенса.


47
        Славильщик - исполнитель рождественских гимнов.


48
        Ламбет - район Лондона, расположенный на южном берегу Темзы, напротив Вестминстерского дворца.


49
        Чарльз Лоутон (1899 —1962)  - английский и американский актер, обладатель кинопремии «Оскар».


50
        Барбара Стэнвик (1907 —1990)  - популярная в 1930 -1940-х годах американская актриса.


51
        Хэмфри Дефорест Богарт (1899 —1957)  - американский киноактер.


52
        Эдвард Голденберг Робинсон (1893 —1973)  - американский актер. Наибольшее признание актер получил за роль гангстера Рико Банделло в фильме «Маленький Цезарь» (1931).


53
        Фешенебельные отели.


54


«Поднять якоря!» (Anchors aweigh)  - музыкальная комедия (1945) Джорджа Сидни.


55
        Джин Келли (1912 —1996)  - американский актер, хореограф, режиссер, певец и продюсер.


56


«Во всем ищи светлую сторону» (Look for the silver lining)  - популярная песня, написанная в 1919 г. композитором Джеромом Керном на стихи Джорджа де Сильвы.


57


«Веревка» - экранизация одноименной пьесы Патрика Хамильтона в обработке Хьюма Кронина.


58
        Джеймс Митланд Стюарт (1908 —1997)  - американский киноактер.


59
        Алан Уолбридж Лэдд (1913 —1964)  - американский актер.


60
        Кольцо невесты - кольцо, которое жених дарит невесте во время помолвки.


61
        Эспланада - здесь: широкая улица с аллеями посередине.


62
        Ноэль (Noel)  - Рождество, рождественский гимн.


63
        Суфражистки - участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав.


64
        Джордж Элиот (1819 —1880)  - настоящее имя Мэри Энн Эванс. Английская писательница.


65
        Эквити» - профсоюз актеров в Великобритании.


66
        Уэст-Энд - западная, аристократическая часть Лондона.


67
        Джилл Дороти Айрленд (1936 —1990)  - английская и американская актриса.


68
        Дэвид Маккаллум (1933 г. р.)  - шотландский актер и музыкант.


69
        Дирк Богард (1921 —1999)  - британский киноактер.


70
        Суэцкий кризис - международный конфликт, происходивший с октября 1956 года по март 1957 года, связанный с определением статуса Администрации Суэцкого канала. Обострение ситуации привело к военным действиям Великобритании, Франции и Израиля против Египта. Конфликт закончился без каких-либо территориальных изменений у противодействовавших сторон. Важную роль в окончании конфликта сыграли СССР, США и ООН.


71
        Энтони Иден (1897 —1977)  - шестьдесят четвертый премьер-министр Великобритании. Одним из первых рассказал миру о планах нацистов уничтожить всех европейских евреев. Именно ему принадлежит заслуга в спасении нескольких сот тысяч евреев от Холокоста.


72
        Бульвар Сансет - одна из главных улиц Лос-Анджелеса.


73
        Китайский театр Граумана - кинотеатр, расположенный на бульваре Голливуд.


74
        Говард Кил (1919 —2004)  - американский актер и певец, сыгравший во множестве популярных мюзиклов 50-х годов прошлого столетия.


75
        Кэтрин Грэйсон (1922 —2010)  - американская актриса и певица.


76
        Элизабет Рут Грейбл (1916 —1973)  - американская актриса, танцовщица и певица.


77
        Джордж Орсон Уэллс (1915 —1985)  - американский кинорежиссер, актер, сценарист.


78
        Билли Уайлдер (1906 —2002)  - американский сценарист и режиссер, снявший более шестидесяти фильмов и удостоенный семи наград американской киноакадемии.


79
        Джон Хьюстон (1906 —1987)  - американский режиссер и сценарист.


80
        Маленькая Венеция - район на западе Лос-Анджелеса, известный своими пляжами и каналами.


81
        Лиза имеет в виду героя «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда», в которой добропорядочный доктор Джекилл превращался в насильника и убийцу мистера Хайда.


82
        Уильям Клод Дукенфилд, более известный как У. К. Филдс (1880 —1946)  - американский актер, комик, фокусник и писатель. Наиболее известен благодаря своему комическому персонажу - эгоистичному мизантропу, ненавидящему женщин, детей и собак, но все равно любимому публикой. Этот образ часто отождествляли с самим Филдсом.


83
        Джек Дэниэлс» (Jack Daniel’s)  - популярная марка американского виски.


84
        Коул Портер (1891 —1964)  - американский композитор.


85
        Чарли (Чарльз) Паркер (1920 —1955)  - американский джазовый саксофонист и композитор.


86
        Элла Джейн Фитцджеральд (1917 —1996)  - американская джазовая певица. Считается одной из величайших вокалисток в истории джаза.


87
        Джон Дерек (1926 —1998)  - настоящее имя - Дерек Делеван Гаррис. Американский киноактер, кинорежиссер, продюсер и фотограф.


88
        Дональд (Дон) Патрик Мюррей (1929 г. р.)  - американский актер, продюсер и сценарист. Его вклад в американскую киноиндустрию отмечен звездой на Голливудской аллее славы.


89
        Кирк Дуглас (1916 г. р.)  - настоящее имя Исер (Иззи) Даниелович. Американский актер. Его долгая и успешная карьера в кино в 1996 году была отмечена «Оскаром».


90
        Мэй Цеттерлинг (1925 —1994)  - американская актриса шведского происхождения, режиссер, сценарист и продюсер.


91
        Остролист и омела - в Англии ими традиционно украшают дома на Рождество.


92


«Белое Рождество» (White Christmas)  - знаменитая рождественская песня.


93


«Катание на санках» (Sleigh Ride)  - популярная мелодия для эстрадного оркестра.


94
        Патио - открытый внутренний дворик.


95
        Кубинский каблук - прямой каблук средней высоты.


96


«Психо» - психологический триллер Альфреда Хичкока.


97
        По Фаренгейту.


98
        Хитроу - международный аэропорт в Лондоне.


99


«Тихая ночь» (нем. Stille Nacht)  - рождественский христианский гимн.


100
        Горящая собственность - собственность, подверженная риску (имеются в виду права на произведение).


101
        Калдерстоунз - один из самых респектабельных районов Ливерпуля.


102
        Эдвард Хит (1916 —2005)  - политик-консерватор, премьер-министр Великобритании с 1970 по 1974 годы, на посту лидера партии - предшественник Маргарет Тэтчер.


103
        Гарольд Макмиллан (1894 —1986)  - британский политик-консерватор, шестьдесят пятый премьер-министр Великобритании (с 1957 по 1963 годы).


104
        Пимлико - район Лондона.


105
        Гардиан» (The Guardian)  - ежедневная газета в Великобритании.


106
        Al fresco (итал.)  - на свежем воздухе.


107


«Красный ящик» - один из двух декоративных ящиков для переноса официальных документов и ценностей, которые располагаются на краях центрального стола палаты общин по обе стороны от места спикера палаты и служат трибуной для выступлений министров или членов «теневого кабинета» оппозиции.


108
        Савиль Роу - торговая улица в центре Лондона, на которой расположены лучшие в столице ателье.


109


«Римская свеча» - разновидность фейерверка.


110
        Джон Сильвер - персонаж романа Роберта Льюиса Стивенсона «Остров сокровищ».


111


«Завтрак пахаря» - бутерброд с сыром, луком и пикулями; дежурное блюдо в пабах.


112
        Эррол Лесли Томсон Флинн (1909 —1959)  - знаменитый голливудский актер австралийского происхождения, кинозвезда и секс-символ 1930-х и 1940-х годов. Удостоен звезды на Голливудской аллее славы.


113


«Мейсиз» (англ. Macy's)  - одна из крупнейших сетей розничной торговли в США.


114
        Роберт Чарльз Дэрмен Митчем (1917 —1997)  - американский актер, сценарист и продюсер. Лауреат премии «Золотой глобус» за вклад в киноискусство (1992).


115
        Cause celebre - громкое дело (фр.).


116
        Камень Красноречия (англ. Blarney Stone)  - камень, вмонтированный в 1446 году в стену ирландского замка Бларни. Легенда гласит, что тот, кто его поцелует, обретает дар красноречия.


117
        Руперт Чоунер Брук (1887 —1915)  - английский поэт, известный благодаря идеалистическим сонетам, написанным во время Первой мировой войны.


118
        Сэр Ноэль Пирс Кауард (1899 —1973)  - известнейший английский драматург, актер и режиссер, денди и скандалист, придумавший «британский стиль».