Шелковый соблазн Ивонн Линдсей

        Прекрасная художница Эйвери Каллен упрямо отказывается продавать коллекцию покойного отца, но Маркус Прайс не остановится ни перед чем и заставит ее изменить решение, даже если для этого ему потребуется затащить в постель одинокую наследницу, томящуюся в золотой клетке…
        Ивонн Линдсей
        Шелковый соблазн
        Глава 1
        - Мисс Каллен никого не принимает! - раздался яростный крик экономки. Эйвери вздрогнула и поставила бирюзовую кляксу, а потом услышала, как к ней кто-то подходит со спины, вздохнула и отложила кисть. Этим осенним днем в Лондоне и так было пасмурно, а теперь ее еще и прервали, так что света ей потом точно не хватит, да и в любом случае работа над картиной продвигалась не слишком гладко.
        «Эх, если бы только страсть к маслу могла заменить все остальное», - устало подумала Эйвери, вытирая руки и оборачиваясь, чтобы все-таки узнать, что случилось.
        Обычно экономка без проблем спроваживала непрошеных гостей, отлично зная, как Эйвери ценит уединение. Но, похоже, на этот раз кто-то сумел пробиться сквозь надежную защиту миссис Джексон. И теперь этот человек шел прямо к ней.
        Высокий мужчина с короткими темно-русыми волосами выглядел так, будто он только что встал с постели, а щетинистый подбородок говорил о том, что он не брился уже пару дней. В целом он был весьма привлекательным и при этом казался смутно знакомым. Хотя Эйвери наверняка бы запомнила, если бы им довелось когда-либо встречаться. Вот только какой-то упрямый голосок где-то в глубине души настойчиво твердил, что она его уже видела. Этого парня ей показала Маки на Тарлингтонском аукционе в Нью-Йорке. Но Эйвери постаралась затолкать этот голосок куда подальше. Так, только не бояться. И не думать, с какой стати этот незнакомец идет к ней таким уверенным шагом.
        Хотя дело не только в страхе. Но подобрать подходящее слово Эйвери было сейчас так же трудно, как и передать красоту отцовского сада маслом на холсте. Но как бы это чувство ни называлось, от него ее щеки заалели, а сердце забилось заметно быстрее. Эйвери постаралась себя заверить, что она просто злится, что ее прервали, хотя прекрасно понимала - злость тут ни при чем.
        - Извините, мисс Каллен, я сказала мистеру Прайсу, что вы никого не принимаете, но он просто не стал меня слушать. - Экономка недовольно фыркнула. - Он утверждает, что ему назначено.
        - Все в порядке, миссис Джексон, - как можно спокойнее ответила Эйвери, ведь недаром же ее с самого детства учили хорошим манерам и гостеприимству. - Не хотели бы вы выпить чашечку чаю перед тем, как уйти?
        - Я бы предпочел кофе, если, разумеется, он у вас есть.
        Голос этого человека сразу же выдавал его принадлежность к верхушке бостонского общества, а фамилия окончательно подтвердила догадку Эйвери.
        - Прайс? Так вы - Маркус Прайс с аукциона «Ваверли» в Нью-Йорке? - спросила она, когда миссис Джексон, все еще недовольно бурча себе под нос, отправилась варить кофе.
        Аукцион «Ваверли» помог ее подруге Маки распродать наследство после кончины матери. И, увидев то, через что подруге пришлось пройти во время этих торгов, сама Эйвери окончательно убедилась, что, независимо от того, любит ли она свое наследие или нет, никогда с ним не расстанется. Тем более что в отличие от несчастной Маки она вполне может себе это позволить.
        - Я польщен, вы даже помните мое имя, - улыбнулся Маркус, заставив Эйвери невольно вздрогнуть.
        - Зря, - возразила Эйвери, хотя ее и обдавало жаром от одной его близости. - Я уже сказала вам, что думаю о вашем предложении выставить на торги отцовскую коллекцию импрессионистов. Вы напрасно проделали такой дальний путь.
        В ответ он лишь улыбнулся. Нет, он, конечно, безумно красив, но Эйвери слишком хорошо знает этот тип мужчин. Уверенный в себе, дерзкий и наглый. Вот только он глубоко заблуждается, если считает, что она позволит уговорить себя и продаст любимую коллекцию покойного отца.
        - Мне наконец-то довелось вас увидеть, так что я в любом случае не зря сюда приехал.
        Судя по голосу, он точно уверен, что добьется своего.
        - Можете мне лишний раз не льстить, мистер Прайс. Многие уже пытались заговорить меня, но ни у кого это пока не получилось.
        - Прошу вас, зовите меня просто Маркус.
        - Хорошо, пусть будет Маркус, - кивнула Эйвери. - Но это ничего не меняет. Коллекция не продается, и я не понимаю, зачем вы вообще сюда пришли.
        - Ваш помощник, Дэвид Херли, договорился о нашей встрече две недели назад, я полагал, что вам об этом известно, но, похоже… - Маркус сощурил зеленые глаза, заметив, как по ее лицу пробежала волна, - судя по вашему виду, он этого так и не сделал. Извините, мисс Каллен, я считал, вы готовы к переговорам.
        А он хорош, само очарование и искренность. И Эйвери могла бы даже ему поверить, если бы не задумалась о том, сколько он заплатил Дэвиду за такую забывчивость. Жаль, что помощник ее покойного отца оказался так падок на легкие деньги, ведь как еще Маркус мог добиться этой встречи, о которой мечтал уже не один месяц? Так, нужно не забыть потом разобраться с Дэвидом, который пока что остался в ее родном Лос-Анджелесе. И если он не сумеет все четко объяснить, придется с ним расстаться, несмотря на все его заслуги перед отцом. Ведь доверие трудно заработать, но очень легко потерять.
        - Ваш кофе уже наверняка готов, - заявила Эйвери, отказываясь подтверждать или отрицать участие Дэвида в этом деле. - Может, пройдем на веранду?
        - С удовольствием.
        Указывая дорогу, Эйвери спиной чувствовала его оценивающий взгляд. И каждая клеточка ее тела жалела о том, что на ней не надето ничего более… Ладно, сошло бы что угодно, кроме старых джинсов и футболки, в которых она решила сегодня порисовать. Но она сразу же поспешила отбросить эту дурацкую мысль, ведь не собирается же она очаровывать Маркуса Прайса! Ценой собственных ошибок Эйвери хорошо научилась определять, когда люди просто хотят ее использовать для собственной выгоды, и теперь ни за что не отдаст коллекцию Каллена, которую отец старательно собирал почти три десятка лет.
        Они дошли до веранды как раз в тот момент, когда миссис Джексон вкатила туда столик с вечерним чаем, хоть на этот раз их и ждало кофе, и принялась переставлять чашки и блюдечки на небольшой кованый столик, так что Эйвери предложила Маркусу располагаться и угощаться.
        - Вам молоко или сливки? - спросила она, разливая ароматный напиток из кофейника с материнским фамильным гербом.
        - Спасибо, не надо. Я предпочитаю черный.
        - Может, сахару? - продолжила Эйвери, стараясь придерживаться хороших манер.
        - Два кусочка, если нетрудно. Эйвери приподняла бровь:
        - Два? Хотя, да, понятно, почему два.
        - Вам кажется, что меня нужно немного откормить? - насмешливо уточнил Маркус.
        - Вы сами это сказали.
        Серебряными щипцами положив ему два кусочка сахара, Эйвери любезно протянула Маркусу чашку и блюдечко.
        - Спасибо, - поблагодарил он, принимая чашку одной рукой, а второй помешивая кофе ложечкой.
        И Эйвери вдруг поймала себя на том, что не может отвести завороженный взгляд от этих сильных рук и тонких пальцев. Такие руки могут принадлежать и художнику, и человеку, привыкшему к тяжелому физическому труду. И от этой мысли Эйвери снова почувствовала, как ее предательское сердце начинает биться чуточку быстрее.
        «Мне определенно нужно почаще гулять и общаться с людьми», - решила она, пытаясь успокоиться. Ведь после смерти отца она практически не выходила из дому, если не считать короткую поездку в Нью-Йорк, чтобы поддержать лучшую подругу Маки, когда той пришлось распродавать материнское наследство. Ей определенно пора что-то менять в своей жизни.
        Но как бы там ни было, Маркус Прайс явно не для нее.
        - Что же касается коллекции Каллена… - начал Маркус, отпивая кофе.
        Я не собираюсь ее продавать, и мне больше нечего вам сказать.
        Эйвери уже начинала терять терпение, ведь никто даже толком не мог понять, почему она так упрямо отказывалась продавать картины, собирающие пыль в ее особняке в Лос-Анджелесе. Пусть где-то в глубине души она и понимала - ей нужно с ними что-нибудь сделать, например выставить в музее или галерее, чтобы ими могли наслаждаться люди, разбирающиеся в искусстве куда лучше ее. Но она просто еще быта не готова расстаться с ними. Отец всю жизнь собирал работы импрессионистов, и Эйвери с самого детства привыкла видеть его радость и удовлетворение, когда ему удавалось заполучить очередное полотно.
        Форрест Каллен так искренне и нежно любил каждую свою картину, что Эйвери иногда даже им завидовала. Нет, она, конечно, знала, что на свой манер отец очень любит и ее, но даже после смерти матери, а ей тогда было всего пять лет, они с отцом никогда не были близки. И Эйвери всегда чувствовала, что у отца было лишь две великие любви в жизни - его жена и его коллекция. И теперь она просто не могла взять и продать единственную связывающую ее с отцом ниточку, ведь она всегда его чуть ли не боготворила. Только эта коллекция и сад в лондонском особняке помогали ей почувствовать себя хоть чуточку ближе к нему и ослабляли боль от потери.
        Но тут Маркус резко оторвал ее от воспоминаний о прошлом и вернул к реальности.
        - Уверен, вы хорошо понимаете, сколько эта коллекция может вам принести, если найти подходящих покупателей.
        - Оглянитесь вокруг, Маркус, - насмешливо улыбнулась Эйвери, - с деньгами у меня пока что все в порядке, и пара долларов мне погоды не сделает.
        - Ладно, тогда как насчет того, что эти картины заслуживают оказаться в руках тех, кто действительно может оценить их по достоинству?
        Эйвери замерла на месте. Неужели Дэвид ему сказал, что большая часть картин ей даже не нравится? Нет, даже он бы на такое не пошел.
        - Вы хотите сказать, что я не могу оценить коллекцию моего отца? Вам это не кажется немного самонадеянным?
        В ответ Маркус прищурился и пристально на нее посмотрел. И под этим взглядом Эйвери неудержимо захотелось привести себя в порядок или хотя бы поправить непослушные светлые кудряшки, выбившиеся из хвоста и щекочущие ей щеки под дуновением ласкового летнего ветерка.
        Я не сомневаюсь, у вас есть какие-то причины не продавать эту коллекцию, но я так же уверен и в том, что вас можно переубедить, назвав подходящую цену.
        От такой наглости Эйвери даже рассмеялась:
        - Меня не нужно переубеждать, мистер Прайс. - Эйвери специально выбрала более формальное обращение. - А теперь, если вы уже допили кофе, я попрошу миссис Джексон проводить вас.
        - А вы вернетесь к вашей картине? - поинтересовался Маркус, даже и не пытаясь подняться.
        - Если вы не поняли, я только что попросила вас уйти, мистер Прайс.
        - Маркус. Да, вы попросили, причем очень любезно, но, - он подался вперед и провел пальцем по ее заляпанному краской указательному пальцу, - отчего-то мне очень хочется продолжить разговор об искусстве во всех его формах, причем именно с вами.
        От этого легчайшего прикосновения у нее перехватило дыхание, а по коже побежали мурашки. И если бы они встретились в другое время и в другом месте, то она не удержалась и подалась бы ему навстречу, чтобы проверить, так ли он убедителен, как и его слова.
        Но, к счастью, рядом с ними запела какая-то птичка, и наваждение прошло. Эйвери никогда не гналась за мимолетными наслаждениями, так что Маркусу Прайсу нечего ей предложить. Жизнь, а точнее она сама, стоят куда большего. Эйвери смерила его взглядом, а потом высвободила руку.
        - Сожалею, но не могу ответить вам тем же.
        - Да ладно тебе. Готов поспорить, ты даже сейчас думаешь, почему у тебя ничего не выходит на холсте.
        Похоже, он решил бросить ей вызов.
        - Не выходит?
        - Ну, я как бы считаюсь общепризнанным экспертом в этой области.
        - Возможно, когда речь заходит о торгах.
        - Когда речь заходит о том, что стоит выставлять на торги, - невозмутимо поправил Маркус, но в его голосе теперь слышался металл, так что, похоже, ей все-таки удалось задеть его за живое.
        - Ну так и почему же у меня ничего не выходит? - спросила Эйвери, принимая вызов, хотя она и ни на секунду не подумала, что он сможет дать ей хоть сколько-нибудь годный совет.
        - Потому что ты неверно передаешь свет.
        - Свет?
        - Пойдем, я тебе покажу.
        И не успела Эйвери ничего ответить, как Маркус уже поднялся и взял ее за руку. И ощутив это легкое, но вместе с тем и весьма крепкое прикосновение теплых пальцев, Эйвери почувствовала себя весьма странно. И, не найдя в себе сил сопротивляться, послушно пошла за ним обратно к мольберту с незаконченной работой.
        - Или, точнее говоря, ты просто забыла передать свет, - поправил себя Маркус, указывая на сочные краски осенней зелени на ее полотне. - Видишь? Вот здесь и здесь. Где свет, где солнце, где теплота? Где у тебя источник света?
        Эйвери сразу же поняла, о чем он говорит, и, смешав краски и взяв чистую кисть, добавила несколько мазков.
        - Вот так? - спросила она, отходя на шаг назад.
        - Именно. Сразу видно, ты знаешь, что делаешь. И как только ты это упустила?
        - Думаю, в моей жизни в последнее время вообще не хватает света, - бездумно признала Эйвери. И я уже перестала искать его.
        Глава 2
        Наблюдая за ней, Маркус просто не мог не заметить окружавшую ее стену горя, но, заметив, решил не обращать на нее внимания и при необходимости разобраться с этим позже. Ведь сейчас ему просто нельзя упускать возможность продолжить наступление, раз уж все-таки удалось добраться до Эйвери Каллен, избежав чересчур близкого знакомства с ее отлично вышколенными сторожевыми собаками. Маркус уже так близко подобрался к своей заветной цели, что чувствовал, как у него все сжимается внутри. Ведь если он только сможет заполучить коллекцию Каллена, то обязательно станет одним из совладельцев аукциона «Ваверли», а значит, сделает огромный шаг к тому, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит его семье.
        - Всегда непросто терять близких, - с ноткой сочувствия заметил Маркус.
        Эйвери коротко кивнула и отвернулась, чтобы добавить пару мазков, но он все равно успел заметить слезы в огромных голубых глазах. Как нехорошо! Настоящий джентльмен никогда бы не стал напоминать даме о ее горе, вот только он-то не джентльмен, особенно если говорить о происхождении. И пусть Маркус даже и понимал, что по-хорошему ему сейчас нужно было сделать, но он так близко подошел к своей цели, что уже практически чувствовал вкус победы.
        А потом Эйвери глубоко вздохнула и заговорила:
        - Именно поэтому эти картины мне так и дороги. Больше всего на свете он любил это место, особенно осенью. Он всегда говорил, что здесь чувствует себя ближе всего к моей матери. Судя по вашим словам, вам тоже приходилось терять близких.
        - Да, обоих родителей.
        Хотя это и не совсем правда, ведь пусть мать и умерла так рано, что он ее даже не помнил, но его отец был все еще жив. Этот человек назначил собственную цену за то, чтобы держаться подальше от Маркуса, и дед охотно заплатил эту цену, а отец, как ни странно, выполнял свою часть сделки и не приближался к сыну.
        - Мне очень жаль, Маркус, - прошептала Эйвери, глядя на него с сожалением.
        И Маркус почувствовал себя немного виноватым, принимая это искреннее сочувствие, ведь, в конце концов, он совершенно не знал своих родителей. Когда он родился, мать отбывала срок за хранение и распространение наркотиков, так что с самых первых дней своей жизни он оказался на попечении ее отца. А потом, когда ему было два года, она умерла от передозировки наркотиков, без которых не могла обходиться с семнадцати лет. А его собственный отец появлялся лишь тогда, когда чувствовал, что может стребовать с деда еще денег за то, чтобы держаться подальше от Маркуса. И в конце концов дед продал все самое ценное, что у него было, только чтобы откупиться от приятеля своей покойной дочери, и именно поэтому Маркус сейчас и очутился в саду Эйвери.
        В ответ он лишь пожал плечами, не собираясь отвлекаться на подобные мелочи. Родителей не выбирают, но зато Маркус вполне может вернуть деду долг, в том числе и картину, которую ему пришлось тогда продать.
        - Это случилось уже очень давно, но все равно спасибо, - поблагодарил Маркус, коротко сжимая плечо Эйвери.
        Прикосновение вышло совсем легким и мимолетным, но Маркус почувствовал, как его ладонь обдало жаром, и заставил себя разжать пальцы и немного отстраниться. Он уже понял, что она считает его привлекательным, ведь расширенные зрачки и порозовевшие щеки невозможно спрятать, да и то, как она непроизвольно посматривает на него каждую минуту, тоже о многом говорит. Он бы не преминул воспользоваться этим, но собственное влечение застало его врасплох.
        Маркус заставил себя снова сосредоточиться на ее картине.
        - А ведь ландшафты - это совершенно не твое, - внезапно заметил он.
        - С чего ты это взял? Тебе не нравится?
        - Я этого не говорил. У тебя отличная техника, но в данном случае фотография была бы ничуть не хуже.
        - Потрясающий комплимент, - буркнула Эйвери, захлопывая коробку с красками и собирая кисти.
        - Так в чем же твоя истинная страсть? - не сдавался Маркус. - Что действительно пробуждает в тебе огонь?
        Эйвери подняла на него глаза, но теперь она смотрела совершенно иначе. Раньше она разглядывала его как мужчину, а теперь - как предмет.
        - Натура, - она пожала плечами, - обнаженная.
        Маркус почувствовал, как внутри его просыпается сексуальный голод. Обнаженная натура? А каково бы было ей позировать? Но Маркус поспешил задавить все эти вопросы и потушить вспыхнувший в нем огонь. Мисс Эйвери Каллен с каждой секундой интересовала его все больше и больше, но он совершенно не хотел ее спугнуть. Тем более теперь, когда на кону столько всего стояло.
        - Как и у твоего двоюродного прадеда?
        - А ты неплохо подготовился.
        - Дураки у «Ваверли» не работают.
        - Не сомневаюсь. Ты знаешь работы моего прадеда?
        - Я изучал его в колледже и всегда обожал картины Бакстера Каллена, - признал Маркус и потянулся к мольберту. - Давай помогу.
        - Спасибо.
        Маркус как-то даже и не ожидал, что она примет его помощь.
        Когда они уже шли к дому, Эйвери спросила:
        - А ты сам рисуешь?
        - Боюсь, это мне не по силам. Но я всегда умел ценить достойные работы.
        - У меня здесь есть полотно Бакстера Каллена, если хочешь, могу тебе его показать, - предложила Эйвери, заходя через двойные стеклянные двери в дом.
        На мгновение у Маркуса сердце замерло в груди. Неужели она говорит об «Очаровательной даме», которую он так долго искал, чтобы вернуть деду?
        - Если я не помешаю, то с удовольствием на него взгляну, - ответил Маркус, старательно придав своему голосу подходящую нотку любопытства, чтобы не выдать своего истинного необузданного и всеподавляющего желания добраться до этой картины.
        - Не помешаешь. Пойдем наверх.
        Поднимаясь по широкой деревянной лестнице, застеленной ковром, Маркус чувствовал, как его сердце бьется все быстрее. И, опираясь на отполированные временем и руками перила, он невольно задумался о том, сколько же поколений Калленов прожило в этом доме. Да, этим людям, да и семье ее матери, явно никогда не приходилось ничего продавать из своего имущества, просто чтобы раздобыть денег на еду.
        - Когда-то это была детская, - заметила Эйвери, указывая Маркусу, куда поставить мольберт.
        Пока она мыла кисти, Маркус успел оглядеть высокий потолок и огромные окна. Да, сразу понятно, почему она выбрала именно эту комнату для домашней студии, но потом всем его вниманием завладела одна-единственная вещь.
        Слыша бешеный стук собственного сердца, Маркус медленно подошел к небольшой, но мастерски выполненной картине, на которой обнаженная молодая девушка принимала ванну. Остановившись перед полотном, Маркус глубоко вздохнул и принялся считать от ста до единицы. У него даже в глазах потемнело, так прекрасна была эта работа. И он поймал себя на том, что ему кажется, будто он сейчас подсматривает за живой девушкой, замершей с полотенцем на изящном плечике.
        И на какую-то долю секунды Маркусу нестерпимо захотелось просто сорвать картину со стены и убежать, но он мгновенно подавил это желание. Он слишком долго ждал, чтобы теперь так просто все разрушить, хотя Маркус как-то не думал, что ему будет так сложно увидеть картину, которую деду пришлось продать двадцать пять лет назад.
        - Ну разве она не прекрасна? - спросила стоявшая у него за спиной Эйвери. - Видимо, она быта одной из служанок в поместье Бакстера, и тогда из-за нее случился настоящий скандал. Изабель, жена Бакстера, уволила служанку, как только увидела эту картину. Изабель заявила, что они стали любовниками, и потребовала, чтобы муж уничтожил эту картину. Но он не стал этого делать. Поговаривают, что Бакстер передал картину этой девушке, но никаких доказательств, кому потом принадлежала эта картина, не существует.
        - И что самое интересное, никто даже и не подумал обвинять Бакстера в том, что он использовал служанку ради своей выгоды. - Как Маркус ни старался, но все же ему не удалось до конца скрыть оттенок горечи в своих словах. Весь позор в таких случаях всегда падает на выходцев из низов.
        Но Эйвери лишь пожала плечами:
        - Я не знаю, винил ли его кто-нибудь или нет. Но похоже, что Изабель была очень сильной женщиной, иначе она бы просто не выдержала поглощенности Бакстера работой.
        - И натурщицей.
        - Да, - улыбнувшись, признала Эйвери. - Хотя мне иногда кажется, что он видел в ней лишь цвета, оттенки и светотень.
        Маркус поспешно сжал зубы, чтобы сдержать ответ, вертевшийся у него на кончике языка. Не стоит говорить Эйвери, что Бакстер Каллен видел в той девушке куда больше, чем просто цвета и светотень.
        В конце концов, речь ведь шла о его собственной прабабушке.
        Маркус заставил себя перевести разговор с девушки на картине. Увидев картину не в дедушкиной гостиной, а в совершенно чужом доме, Маркус расчувствовался, а ведь его никогда нельзя было упрекнуть в излишней сентиментальности.
        - Она всегда меня вдохновляла, - заметила Эйвери.
        - Рисовать обнаженную натуру?
        - Я говорю не только про работу, но и про жизнь. Она помогает мне искать прекрасное во всем, не обращая внимания на обстоятельства.
        - Просто не верится, что тебе нужно специально искать прекрасное, разве тебя окружает что-нибудь иное? - Маркус наконец-то оторвался от картины и посмотрел на Эйвери.
        - Ты бы наверняка удивился, если бы узнал о том, что в действительности меня окружает и чего от меня ждут.
        Маркус понял, что за этими словами скрыта настоящая боль, но не может же жизнь в таком роскошном месте оказаться слишком тяжелой? Тут он услышал, как где-то в отдалении бьют часы. Похоже, уже поздно. И как бы ему ни хотелось продолжить так удачно начатое наступление, он понимал, что в глубине души она еще так же не готова заключить с ним сделку, как и большинство людей, впервые вынужденных столкнуться с аукционом.
        - Думаю, мне пора. Спасибо, что показала мне картину.
        - Не за что. Давай я тебя провожу.
        Маркус послушно пошел вслед за Эйвери вниз по лестнице, прошел через выложенное черно-белой плиткой фойе и у самой двери обернулся и протянул руку удивленной Эйвери.
        Я не собираюсь сдаваться, - предупредил он, улыбаясь.
        - Сдаваться? - переспросила она, пожимая протянутую руку.
        - Да, я еще обязательно добьюсь того, чтобы ты продала отцовскую коллекцию.
        И не надейся, - рассмеялась Эйвери.
        - Обычно я всегда получаю то, что хочу, - протянул Маркус, неторопливо оглядывая ее лицо, а потом опуская взгляд ниже, к бьющейся на ее шее жилке.
        Под этим взглядом Эйвери слегка покраснела и чуть сжала пальцы, а потом поспешила высвободить руку.
        - Видимо, тебе пора узнать, что такое разочарование.
        - А по-твоему, я не знаю, что это такое? Эйвери опять покраснела:
        - Не мне об этом судить.
        - Разочарований на мою долю хватило, но они помогли мне научиться добиваться того, чего я действительно хочу от жизни.
        - И больше всего от жизни ты хочешь получить коллекцию Каллена для своего аукциона?
        - Сейчас эта коллекция возглавляет список моих желаний. Но у меня много и других желаний.
        - Как интересно, - протянула Эйвери, отступая на шаг, как будто это могло помочь ей справиться с любопытством. - Возможно, сегодня за ужином ты мог бы объяснить мне, зачем тебе так сильно понадобилась коллекция моего отца? Здесь ужинают в восемь.
        Маркус почувствовал, как его буквально распирает от удовлетворения. Такое впечатление, что он отнял конфетку у ребенка. От категорического «нет» она уже дошла до легкого любопытства. Первый шаг сделан.
        - Я бы с удовольствием продолжил наш разговор за ужином, но не здесь. Могу ли я пригласить тебя в ресторан? Мне еще нужно зарегистрироваться в отеле, а потом, - Маркус взглянул на часы, - я вернусь за тобой через два часа. Подходит?
        Сперва Маркусу показалось, что она откажется, но Эйвери все же улыбнулась и кивнула:
        - Я уже давно никуда не ходила, так что буду рада составить тебе компанию. Значит, в семь?
        - Договорились.
        Шагая к машине, Маркус изо всех сил старался сохранять достойный вид, а не прыгать и кричать от радости. Каждое слово, каждая секунда приближали его к успеху. Он уже практически видел себя совладельцем аукциона.
        Глава 3
        Закрыв за Маркусом дверь, Эйвери устало к ней прислонилась. Просто не верится, что она сама пригласила его на ужин! Под прямым взглядом его невозможно-зеленых глаз она чувствовала себя жутко неуютно, и это уже не говоря о том, что он вообще сюда пришел, чтобы уговорить ее продать отцовскую коллекцию.
        Но ведь от того, что она проведет еще несколько часов в его обществе, никому хуже не станет?
        Два часа. У нее еще есть два часа, чтобы привести себя в порядок до такой степени, чтобы не стыдно было показаться на людях. Эйвери мысленно перебрала все свои наряды, большинство вечерних платьев осталось в Лос-Анджелесе, но и здесь найдется пара достойных вариантов.
        Эйвери вздохнула. Ну и кого она пытается обмануть? Ведь он ее пригласил не потому, что она ему приглянулась, а потому, что он хотел заработать процент от продажи отцовской коллекции. Черт, даже при одной мысли об этом в груди болезненно чувствуется пустота потери.
        Она ни за что не расстанется с коллекцией, но это не помешает ей развлечься в обществе Маркуса Прайса. Оказалось, что он действительно неплохо разбирается в искусстве, а его реакция на «Очаровательную даму» разбудила в Эйвери любопытство. Эта картина явно произвела на него огромное впечатление. Бакстер Каллен был одним из выдающихся американских художников начала XX века, так что Маркус вполне мог изучать его в колледже, но Эйвери все же чувствовала - за этим стоит что-то еще.
        И вдруг она поняла, что Маркус смотрел на эту картину с такой же жадностью, как и на саму Эйвери в саду. Как будто он решил присвоить себе одну конкретную вещь или, в ее случае, человека.
        А потом она почувствовала, как по всему ее телу пробежала дрожь, вот только эта дрожь уже не имела никакого отношения ни к страху, ни к любопытству, а лишь свидетельствовала о том, что ее женские инстинкты реагировали на того, кого можно было без зазрения совести назвать доминантным самцом. Ее уже очень давно ни к кому так не тянуло, и это одновременно и пугало, и волновало. А ведь Эйвери уже так долго не позволяла себе ничего чувствовать. После внезапной болезни отца - он все девять месяцев скрывал, что болен раком, так что для нее болезнь стала полной неожиданностью, - и его смерти, Эйвери заперла все свои чувства на замок. А до этого тратила все время и силы на то, чтобы скрасить последние месяцы жизни отца.
        Но ее больной отец уже никого и ничего не узнавал, а те люди, которых она называла друзьями, оказались обычными подхалимами, заинтересованными лишь в том, чтобы пользоваться ее влиянием в своих целях, быстро ее оставили, даже не попытавшись поддержать в трудную минуту. Все, кроме Маки, ее единственной настоящей подруги, вот только находясь за океаном, она мало чем могла помочь Эйвери.
        И когда все эти так называемые друзья от нее отвернулись, Эйвери вдруг поняла, как она на самом деле одинока. Нет, после того как о кончине отца написали в газетах, некоторые из них даже ей звонили, но не затем, чтобы посочувствовать и поинтересоваться, как она, а для того, чтобы узнать, когда она собирается к ним возвращаться, ведь без ее денег многим из них пришлось забыть о роскошных ресторанах, дорогом шампанском и лимузинах. Эйвери вдруг поняла, что позволяла себя нещадно использовать - только для того, чтобы чувствовать себя частью чего-то общего, веселого и беззаботного.
        И когда ее глаза наконец-то открылись, первым делом она внимательно присмотрелась к самой себе. Ведь во всем виновата она сама. И уже через неделю после смерти отца Эйвери твердо пообещала себе, что никому и ни за что не позволит снова себя использовать. Так что, забыв обо всех своих прошлых знакомых, она полностью погрузилась в свое горе и стала, как издавна было принято в их семье, поддерживать различные благотворительные организации, связанные с искусством. И иногда даже мечтала о том, что создаст свою собственную благотворительную программу, направленную на поддержку детей, мечтающих посвятить себя искусству.
        Эйвери отлепилась от двери и пошла наверх. Ладно, с Маркусом Прайсом хотя бы сразу понятно, чего он хочет. Одну лишь коллекцию Каллена и ничего больше. Нет, он, конечно, может походя сделать ей парочку комплиментов, заставив почувствовать себя живой женщиной с горячей кровью в жилах, вот только дальше этого он не пойдет. Так что она может смело идти ему навстречу, главное - держать глаза широко открытыми, тогда ей точно ничего не грозит.
        Маркус остановил взятый напрокат «ягуар» на подъездной дорожке Калленов. Он весь горел в предвкушении нескольких часов в обществе Эйвери Каллен. От нее было весьма непросто добиться желаемого, но в конечном итоге он свое получил, и это главное. Да и провести весь вечер в ее компании - одно удовольствие. Эта холодная спокойная красавица больше всего напоминала ему ледяную принцессу. Ледяную принцессу, готовую вот-вот растаять.
        Вот только женщину, открывшую ему дверь, у него просто язык не поворачивался назвать холодной, и от такой внезапной перемены Маркус почувствовал, как его обдало жаром. Завернутая - другого слова он просто не сумел подобрать, чтобы описать то, как на ней держалось платье, - в красный шелк, Эйвери собрала светлые волосы в высокую прическу, ярко накрасила губы в тон платью и ничем не походила на ту холодную ранимую женщину в джинсах и футболке, которую он встретил сегодня в саду.
        На пару секунд Маркус замер, пораженный этой ослепительной красотой, пробудившей в нем волну желания.
        - Отлично выглядишь.
        - Спасибо. Ты тоже неплохо смотришься.
        - Тогда пойдем, - сказал Маркус, предлагая ей руку.
        - И куда мы идем? - поинтересовалась Эйвери, изящно опираясь на него.
        И Маркус с готовностью назвал ресторан, который она точно должна была одобрить.
        - Хорошо, а то я там уже давненько не была, - кивнула она.
        Обычно, чтобы попасть в этот ресторан с уединенными кабинками и превосходной кухней, нужно было бронировать столики на много дней вперед, вот только Маркус не зря учился в лучших школах и колледжах Бостона и успел обзавестись нужными знакомствами. Так что стоило ему позвонить бывшему соседу по комнате в колледже, ставшему видным финансовым деятелем в Лондоне, как двери ресторана легко и непринужденно раскрылись перед ним.
        Галантно усадив Эйвери в машину, Маркус сел за руль.
        - А ты точно уверен, что левостороннее движение тебя не смущает?
        - Но сюда-то я как-то доехал. А если серьезно, я достаточно часто бываю в Великобритании, так что тебе не стоит волноваться о своей безопасности.
        А потом про себя добавил, что волноваться о безопасности на дороге ей не нужно. А вот ужин и уж тем более то, что последует за ужином, если оно, конечно, последует, - это уже совсем другая история. Ведь Маркус уже всем телом чувствовал настойчивую потребность обладать ею, хотя и старался не обращать на это внимания. Однако его тело, и особенно некоторые его части, слишком уж настойчиво напоминали о себе. И теперь, сидя рядом с ней в машине, Маркус чувствовал ее тончайший цветочный аромат и гадал, окажется ли она такой же сладкой и на вкус. Но, сжав пальцы на руле, он заставил себя выбросить все ненужные мысли из головы. У него еще будет куча времени подумать о том, какие чувства у него вызывает Эйвери, а сейчас ему нужно просто добиться того, чтобы она согласилась на дальнейшие переговоры. Так что он не позволит обычному физическому влечению встать на пути у самой важной сделки за всю его жизнь.
        Они на удивление быстро добрались до ресторана, и Маркус вышел из машины, чтобы помочь выбраться Эйвери, а заодно чтобы насладиться видом ее прекрасных стройных ножек, обутых в серебряные босоножки на высоченном каблуке, от которых у него сразу же разыгралось воображение. И Маркус еще раз отметил ее практически неземную красоту.
        Когда они вошли в ресторан, головы всех присутствующих сразу же повернулись в их сторону, а метрдотель поприветствовал их обоих по именам. Хотя чего он, собственно, удивляется? Ведь он уже успел узнать, что, хоть Эйвери и росла скромной девочкой в Калифорнии, это не отменяло того, что вся ее жизнь была пропитана роскошью и привилегиями, а последние годы она жила не только в Лос-Анджелесе, но и в Лондоне. Во всяком случае, так было до смерти ее отца, после которой она резко изменила свои привычки и не показывалась на публике несколько месяцев, до этого самого момента. И теперь, видя, как к ним поворачиваются все посетители, и слыша легкий шепоток, Маркус вдруг почувствовал острое желание защитить Эйвери.
        Привыкший всегда брать быка за рога, он наклонил голову и прошептал:
        - Похоже, ты вдруг стала главной темой местных разговоров.
        - Просто некоторым людям больше нечем заняться, - коротко и грациозно кивнула Эйвери.
        И хотя она привычно отмахнулась от назойливого внимания, по скрытой в ее словах горечи Маркус понял, как на самом деле не просто ей дается видимая невозмутимость. Как только ее узнали, она сразу же крепко сжала пальцы, лежавшие на его руке, а потом, когда им указали на их столик в нише, отделенной от остального зала, Маркус почти физически почувствовал ее облегчение.
        - Судя по их реакции, можно подумать, что ты уже давно не показывалась в обществе, - осторожно заметил Маркус после того, как они уселись и взялись за меню. Ему совершенно не хотелось, чтобы она узнала, что он наводил о ней справки.
        - Да, я мало выходила, - признала Эйвери. - И это оказалось намного проще, чем я думала. Я говорю о том, чтобы забросить светскую жизнь.
        Маркус потянулся через столик и легонько погладил ее по руке:
        - Спасибо, что согласилась прийти сюда со мной.
        И он скорее почувствовал, чем увидел ее реакцию на прикосновение. Рука Эйвери под его пальцами напряглась, а по коже побежали мурашки, как будто по ее телу прошла волна дрожи. А потом их глаза встретились, и Маркус увидел скрытое где-то глубоко в ее взгляде чувственное пламя желания. Но она быстро справилась с собственными чувствами, и теперь ему казалось, что он смотрит на заледеневшие озера. Мысленно пожав плечами, Маркус решил, что пока еще не стоит излишне на нее давить, ведь, в конце концов, так он не добьется своей цели, а лишь понапрасну ее встревожит. Хотя сейчас бы он не смог с точностью сказать, какая из этих причин была главнее - необходимость обезопасить грядущую сделку или острое, практически болезненное желание исследовать зародившуюся между ними связь.

* * *
        - Всегда приятно, когда тебя куда-нибудь приглашают, - ответила Эйвери, просто чтобы взять себя в руки.
        Однако скрыть свои чувства было намного проще, чем подавить их. И для нее стало настоящим откровением то, что такое простое прикосновение может вызвать у нее столь бурную реакцию. Маркус совсем легонько погладил ее кончиками пальцев, а она ощутила это так, словно тысячи крошечных молний пронзили ее кожу.
        Да, определенно, Маркус Прайс чертовски опасен. Причем он не только грозит ее равновесию, но и яснее ясного представляет собой мужчину, вышедшего на охоту. Ни за что нельзя ослаблять оборону, а то мало ли на что он сможет ее уговорить.
        Уже так давно никто не обращал на нее внимания просто ради нее самой, а не чтобы добиться чего-нибудь для себя. Хотя это никогда ее особо не волновало. У нее была пара близких друзей и множество знакомых, с которыми всегда можно было приятно провести время. Но после болезни и смерти отца Эйвери вдруг поняла, какой пустой и никчемной на самом деле стала ее жизнь. А еще она убедилась в том, что по-настоящему может положиться лишь на саму себя, если, конечно, останется верной себе.
        И она говорила действительно то, что думала. Приятно, когда тебя куда-нибудь приглашают. Ведь до болезни отца ее приятели всегда звали ее с собой, а ее домашнее воспитание лишь усилило врожденную скромность, так что она всегда с радостью следовала за ними. Наверное, она так вела себя просто потому, что отчаянно хотела быть частью чего-нибудь, чего угодно, лишь бы чувствовать свою принадлежность. Но они просто ее использовали, и она им это позволяла, пытаясь убедить себя, что наслаждается глупыми однообразными вечеринками до утра, за которые, разумеется, платит только она.
        При этих воспоминаниях Эйвери невольно почувствовала горечь во рту. Какой же наивной она когда-то была! Интересно, а Маркус чем-нибудь отличается от этих людей? Заставит ли он платить ее по счету? Ладно, поживем - увидим. В конце концов, он сразу же прямо заявил, зачем она ему понадобилась, так что не стоит обращать внимание на собственную дурацкую реакцию на его прикосновения и взгляды, ведь они сюда пришли вовсе не за этим. И Маркусу Прайсу придется сильно разочароваться, если он считает, что сможет уговорить ее хоть на что-нибудь, чего она сама не хочет.
        Вот только, к немалому ее удивлению, Маркус оказался отличным собеседником, действительно разбирающимся в вопросах искусства. И она смогла по достоинству оценить его любовь к выбранной профессии и уверенность в собственном успехе, ведь он не просто хотел подняться по карьерной лестнице, а действительно любил и ценил те произведения искусства, с которыми ему доводилось работать.
        Благодаря своему происхождению, Эйвери доводилось неоднократно сталкиваться как с людьми, глубоко ценившими картины, скульптуры и прочие произведения искусства, так и с теми, кто считал их лишь очередным выгодным вложением денег. И она уже давно научилась различать эти два типа людей. В отце уживались оба этих качества, и именно поэтому к нему так часто обращались различные люди, музеи и галереи с просьбой высказать свое мнение по различным вопросам и оценить некоторые произведения.
        И Маркус в этом походил на ее отца. Он очень многое знал, тщательно обдумывал свои слова и при этом, что было хуже всего, еще и явно горел неподдельной страстью к искусству. Так что, когда они дошли до кофе и клубники со сливками, Эйвери вдруг поймала себя на том, что не хочет, чтобы этот вечер заканчивался.
        В отличие от обычных ее кавалеров Маркус за весь ужин выпил лишь один бокал вина и, что было уж совсем необычно, не пытался напоить ее после того, как закончил пить сам. И самой большой неожиданностью стала его внимательность и обходительность, ведь после краткого телефонного разговора месяц назад и бесконечных звонков и писем, на которые она не отвечала, Эйвери представляла себе его как настырного и навязчивого. А он оказался совершенно не таким.
        А когда Маркус уже попросил официанта принести счет, Эйвери вдруг поняла, что была бы рада познакомиться с ним при других обстоятельствах, при которых он бы не пытался раздобыть коллекцию ее покойного отца. И эта мысль ее резко отрезвила, ясно напомнив, что она пытается разглядеть за этим ужином то, чего там на самом деле нет, для Маркуса Прайса она всего лишь средство раздобыть желанную коллекцию. И не стоит об этом забывать.
        Официант положил счет на стол, и Эйвери по привычке за ним потянулась, но рука Маркуса перехватила ее на полпути.
        - И что ты, по-твоему, делаешь? - спросил он. Выглядел он одновременно озадаченно и уязвленно.
        - А как это, по-твоему, выглядит? Разумеется, я хочу заплатить по счету.
        И не надейся, - твердо возразил Маркус, отстраняя ее руку. - Просто не верится, как ты могла решить, будто я позвал тебя на ужин, рассчитывая, что ты заплатишь.
        - Тогда давай заплатим пополам, ведь сегодня был такой замечательный вечер.
        - Эйвери, я пригласил тебя в качестве моей гостьи. Да и в любом случае я никогда бы не стал ждать, чтобы ты платила по счету. - Маркус положил кредитку на стол и подозвал официанта.
        - А, понятно. В конце концов, для тебя это лишь работа, - протянула Эйвери.
        Маркус бросил на нее еще один взгляд, и теперь на его лице ясно читалось раздражение.
        - Ты действительно так считаешь?
        - А это не так?
        - Начиналось все именно так, - признал Маркус, не сводя с нее взгляда.
        Эйвери почувствовала, как в душе у нее расцветает надежда. Все так начиналось? А что теперь? Неужели его так же тянет к ней, как и ее к нему?
        Но тут вернулся официант, и ей оставалось лишь молча смотреть, как Маркус ставит свою размашистую подпись на чеке и прибавляет чаевые наличными.
        - Думаю, нам пора, - заметил Маркус, поднимаясь из-за стола.
        И Эйвери сразу поняла, что нечаянно его обидела. А потом он обнял ее за талию и молча вывел из ресторана, не сказав ни единого слова, пока они ждали, чтобы им подогнали их машину. Затем Маркус любезно открыл дверцу, помог ей сесть и отвез домой. Но перед тем как выйти из машины, Эйвери повернулась к нему.
        - Маркус, - начала она, - я не хотела тебя оскорбить.
        И он ответил на ее взгляд, так что она смогла заметить ту секунду, когда его раздражение прошло. А потом он поднял руку и кончиками пальцев провел по ее щеке. И от этого легкого прикосновения ей захотелось большего. Захотелось его.
        - Нет, это я виноват. Ведь ты права, у меня действительно были довольно прозаические мотивы, когда я приглашал тебя на ужин. Просто я тогда не думал, что из него выйдет нечто большее.
        - Нечто большее?
        - Да, - подтвердил он, придвигаясь к ней. - Это.
        Рука, прикасавшаяся к ее щеке, перебралась на шею, а потом его губы мягко накрыли ее рот. И в эту самую секунду Эйвери глубоко вздохнула и сдалась. От этого нежного поцелуя, закончившегося чуть ли не раньше, чем он успел начаться, в ней проснулась целая буря чувств, а сердцу стало тесно в груди.
        - Я хочу еще раз с тобой увидеться, Эйвери, - прошептал Маркус, прижимаясь лбом к ее лбу, все еще не убирая теплую руку с ее шеи и мягко массируя чувствительную кожу.
        Каждая клеточка ее тела кричала «да!», но осторожность убеждала отказать. Ведь она поклялась, что никому и никогда не позволит себя снова использовать и не заведет друзей, жадных до ее денег, но не готовых ничего давать взамен, даже простой человеческой верности. Она еще раз вспомнила, каким Маркус был сегодня за ужином - обходительным, внимательным, добрым, спокойным. Настырным? Нет. И он ни словом не обмолвился о коллекции. Может, он все же отличается от других. Может, он даже действительно ее хочет. Возможно, даже так же сильно, как и она его с той самой секунды, когда увидела его впервые. И есть лишь один способ это узнать. Но готова ли она пойти на это? Эйвери глубоко вздохнула и ответила:
        - Я тоже. Как насчет завтра?
        - Отличная идея. С утра мне нужно зайти в пару галерей, но после обеда я с радостью к тебе вернусь.
        - Договорились. Значит, завтра я тебя жду.
        Эйвери смотрела, как отъезжает его машина, и гадала, правильно ли она поступила. Ждет ли ее очередное разочарование? Или самая большая радость за долгие-долгие месяцы?
        Глава 4
        Проворочавшись всю ночь без сна, с восходом солнца Эйвери с облегчением отбросила измятые простыни. Так, чтобы прояснить голову, а может, даже немного расслабиться, нужно искупаться. И о чем она вчера только думала? Она же выпила всего один бокал вина. Один! И все равно позволила Маркусу очаровать себя. Более того, она действительно хотела, чтобы он ее очаровывал.
        Надев ярко-голубой купальник, Эйвери сбежала вниз по лестнице, чтобы окунуться в установленный еще отцом бассейн. А потом она плавала и плавала, пока все ее мышцы не начали жалобно молить о пощаде, так что, сделав еще четыре заплыва вдоль бассейна, она наконец-то вылезла из воды и опустилась на плитку, задыхаясь от нехватки кислорода. После такого бодрого начала дня тело расслабилось, а вот голова никак не хотела проясняться. У нее никак не получалось думать ни о чем, кроме Маркуса Прайса, а вместе с мыслями о нем вернулось и напряжение.
        Завернувшись в полотенце, Эйвери пошла наверх, чтобы принять душ и переодеться. А потом, надев привычные джинсы и футболку, заглянула в студию за кистями и красками. Сегодня выдался на удивление солнечный день, так что Эйвери решила не тратить времени попусту и, последовав совету Маркуса, заняться светом, которого, по его словам, так не хватает ее картинам. Не заботясь о завтраке, тем более что она точно знала, что миссис Джексон вскоре обязательно принесет ей кофе с булочкой, Эйвери сразу же отправилась в сад.
        Вчера было так хмуро и пасмурно, что сегодняшнее солнце казалось еще светлее и теплее, и Эйвери с готовностью приступила к работе, краем глаза наблюдая, как садовник возится с розами. Приятно сознавать, что этот сад, так много значивший для отца, совсем скоро станет таким же, как прежде. Вот только даже здесь отец не подпускал ее к себе слишком близко. Для отца этот сад наполнен воспоминаниями о матери, а сама она маму почти не помнила, ведь та умерла, когда Эйвери было всего пять лет. Хотя отец рассказывал, как она наслаждалась работой в саду, как сажала цветы, как тщательно следила за работой садовников, чтобы убедиться, что ее питомцы получают все самое лучшее. Эти воспоминания заставляли отца раз за разом возвращаться сюда, ведь все здесь было пропитано ее любовью и заботой.
        Сама же Эйвери больше всего любила воспоминания о мраморной статуе ангела, той самой, которой в детстве она изливала свое сердце, когда ей все реже удавалось увидеться с матерью. У мамы обнаружили рак во время беременности, но она упрямо отказывалась начинать лечение, пока не родилась Эйвери. И только потом она стала заботиться о себе и смогла прожить целых пять лет с любимой дочерью. И этот ангел всегда напоминал Эйвери о маме. Но когда после смерти мамы Эйвери через несколько недель пришла в сад, она обнаружила, что статуя исчезла.
        Очевидно, этот ангел слишком сильно напоминал Форресту о покойной жене, так что он, недолго думая, продал его. А потом, найдя всхлипывающую дочку в саду в то время, как она уже давно должна была быть в постели, он с ужасом узнал, как много для нее значила эта статуя. Он долго пытался вернуть пропавшего ангела, но в итоге сдался, так и не сумев его отыскать. И недавно сама Эйвери начала поиски через Интернет, готовая заплатить за этого ангела практически любую цену.
        А в процессе поисков она познакомилась со своим новым садовником на одном из форумов, созданных специально для поисков пропавших произведений искусства и предметов старины. Раньше он работал где-то в Штатах, но, увидев фотографии сада, сделанные еще при жизни ее матери, и современные, он написал, что собирается пару недель провести в Лондоне и хотел бы помочь ей привести сад в порядок.
        Так что уже начавшая отчаиваться Эйвери, у которой никак не получалось справиться с садом своими силами, наняла его без всяких расспросов и рекомендаций. И пока что, по ее наблюдениям, единственным его недостатком было некоторое непостоянство, хотя, с другой стороны, не всем же хочется завести дом и семью. Вот только сама она быта слишком домашней, чтобы понять, как так можно жить. Интересно, что он чувствует, сменив огромное ранчо на маленький лондонский садик? Ладно, как бы там ни было, Эйвери была ему очень благодарна, ведь он уже успел основательно преобразить сад.
        Установив мольберт, Эйвери принялась за работу, негромко напевая.
        - А ты выглядишь вполне счастливой, - вдруг заметил низкий мужской голос. - Приятно видеть.
        Эйвери обернулась и увидела, как выпрямляется, выбираясь из зарослей, новый садовник. На вид ему было лет шестьдесят, но он все еще сохранял силу и гибкость, заработанную годами тяжелого физического труда, а из-под жутко потрепанной шляпы, которую по-хорошему следовало бы конфисковать на таможне, глядели пронзительные голубые глаза.
        - Доброе утро, мисс Каллен. Ну разве сегодня не отличный денек?
        - И вам доброе утро, мистер Уэллс. Да, погода сегодня просто замечательная, и, как я вижу, вы уже успели неплохо потрудиться.
        - Зовите меня просто Тед, - улыбнулся садовник, отчего ей сразу же на ум пришли кинозвезды пятидесятых.
        В молодости он наверняка был таким же - чертовски красивым и убедительным, с легкой чертовщинкой в лукаво прищуренных глазах.
        - И вы всегда так счастливы, когда рисуете?
        Эйвери вдруг почувствовала, что краснеет. Это совершенно не его дело, но ей почему-то казалось, что она должна ответить. Ведь больше у нее никого нет, нельзя же сваливать все на Маки. У той и так хватает забот с подготовкой к собственной свадьбе, переделкой гостиницы под театральную школу и открытием обычной школы. Так что подруге есть чем заняться, и не стоит понапрасну ее волновать рассказами о себе и Маркусе. А миссис Джексон, второй близкий человек в ее жизни, так сильно стремится ее защитить, что наверняка отругает уже за одни мысли о Маркусе.
        А мистер Уэллс, с первого же дня общения на форуме, а потом и когда приехал сюда всего пару дней назад, сразу же завоевал доверие Эйвери.
        - Просто я кое-кого встретила, - немного смущенно признала она. - И теперь пытаюсь понять, получится ли у нас что-нибудь.
        - И какой он? Ты ему доверяешь? Эйвери лишь пожала плечами:
        - Хороший вопрос. Я почти ничего не знаю о нем, хотя уже успела на практике убедиться, что он очень настойчивый и цепкий.
        - Звучит неплохо.
        - Это как посмотреть. Он хочет выставить отцовскую коллекцию на торги и упрямо отказывается слушать, когда я говорю, что не собираюсь ее продавать.
        - А эта коллекция находится прямо здесь? - спросил он, поправляя шляпу.
        - Нет, в Лос-Анджелесе.
        - А есть какие-то конкретные причины, почему ты не хочешь ее продавать? - уточнил Тед.
        Эйвери плотно сжала губы. И почему всем кажется, что она прямо-таки обязана продать эту коллекцию? Разве они не понимают, как много она значила для отца?
        - Он работает на «Ваверли», и я не сомневаюсь в их профессиональных навыках. А что до причин, по которым я не хочу продавать коллекцию, то они слишком личные, - ответила Эйвери, даже не пытаясь скрыть легкого раздражения.
        Тед Уэллс улыбнулся и кивнул:
        - Личные так личные. Но, судя по тому, что мне доводилось слышать, «Ваверли» действительно неплохо разбираются в своем деле. И если тот парень, о котором ты говорила, действительно хорош, то, возможно, тебе следует попросить его помощи в поисках ангела. С его связями он наверняка сможет что-нибудь разузнать, к тому же, если он согласится тебе помочь, ты сможешь получше его узнать.
        Немного подумав над словами Теда, Эйвери поняла - он прав. И сразу же почувствовала себя виноватой за глупую раздражительность.
        - Слушай, извини, что я так резко тебе ответила.
        - Все в порядке, просто ты не хочешь расставаться с коллекцией, и я могу это понять.
        - Да, иногда мне кажется, что коллекция - это все, что мне осталось от отца. Ведь он так сильно ее любил.
        Тед с сочувствием на нее посмотрел:
        - Тебе кажется, что тебя он любил меньше?
        Эйвери задумалась. Конечно, иногда ей казалось, что отец ее совсем не любит, но разве все дети время от времени не чувствуют то же самое? Может, отец и не стремился так открыто выражать свою любовь, как ей бы того хотелось, но он все равно оставался ее отцом. И где-то глубоко в душе она всегда знала, что он очень ее любит.
        Тед нагнулся, чтобы вырвать какой-то сорняк, и продолжил, не дожидаясь ее ответа:
        - Картины - это всего лишь вещи. И я не сомневаюсь, что твой отец любил тебя намного больше, чем их. Мне не посчастливилось завести детей, но, если бы они у меня были, я не сомневаюсь - они бы знали, что всегда могут рассчитывать на мою безоговорочную любовь. Такова любовь, ты понимаешь, о чем я?
        Да, в его словах определенно был смысл.
        - Так ты считаешь, что я просто должна отпустить их?
        Но Тед лишь пожал плечами и отстриг ножницами пару засохших веточек гортензии.
        - Это не мне решать. Но, судя по тому, что я от тебя слышал, твоему отцу было бы жаль, что его картинами не могут наслаждаться ценители искусства вроде него самого.
        - Наверное. Просто я не уверена, что уже готова к этому.
        - Ты поймешь, когда придет время, - кивнул Тед. - Говорят, «Ваверли» - одни из лучших в своем деле, так что коллекция окажется в надежных руках. А пока подумай о том, чтобы подключить своего парня к поискам ангела.
        - Но он - не мой парень, - запротестовала Эйвери. Во всяком случае, пока. - Но я подумаю над твоим предложением. Спасибо.
        - Всегда пожалуйста, - отозвался Тед, бросая сорняки и срезанные веточки в тачку. - Если я тебе еще понадоблюсь, ближайшую пару часов я буду работать перед домом.
        Садовник ушел, а Эйвери стала пристально разглядывать собственную картину. Маркус был абсолютно прав. И про свет, и про то, что ее душа не лежит к пейзажам. Задумавшись, Эйвери снова посмотрела на то место, где девятнадцать лет назад стоял ангел. Как же хорошо она его помнила! Теплые мягкие тона, грациозный изгиб крыльев, руки, обнимавшие что-то невидимое, но, безусловно, дорогое.
        Эйвери потянулась за палитрой и кисточками. Забыв обо всем на свете, она принялась рисовать то, что всегда должно было быть здесь. Эйвери краем уха слышала, как миссис Джексон зовет ее пить чай, но продолжала работать, не обращая внимания на время.
        Маркус снова шел по дорожке в сад, где, по словам экономки, Эйвери провела все утро за мольбертом. И когда миссис Джексон пробормотала себе под нос, что Эйвери еще ничего сегодня не ела, он пообещал, что уговорит ее выпить чаю, и понял, что после таких слов экономка стала его преданной союзницей.
        Легкий ветерок ласкал цветы, так что в воздухе повсюду летала пыльца, и Маркус впервые за очень долгое время задумался о том, как прекрасна осень. Ведь полная дел и забот жизнь в Нью-Йорке приучила его к тому, что смена времен года означает лишь различную одежду да наличие или отсутствие снега, мешающего движению на дорогах. И теперь, оказавшись в саду, он вдруг с необычайной остротой увидел, как одни растения уже отцветают, а другие только готовятся зацвести, продолжая неизменный круг жизни, установленный самой природой.
        Обычно такие философские мысли не приходили в голову Маркусу, и это лишь еще раз подчеркивает, что все течет, все меняется. И если представить человеческую жизнь временами года, то для деда уже давно наступила осень. Так что у Маркуса осталось совсем немного времени, чтобы вернуть «Очаровательную даму» на надлежащее ей место.
        И вчера, когда он сказал Эйвери, что пригласил ее на ужин по довольно прозаическим мотивам, о которых вскоре забыл и искренне наслаждался ее обществом, он не врал. Но больше такой роскоши он себе позволить не вправе.
        А потом он увидел, как все еще не заметившая его приближения Эйвери отходит на два шага от картины и критически осматривает свое творение. И уже издалека увидел, как сильно улучшилась ее работа.
        - Замечательно, - похвалил он, подходя к ней.
        - Да, теперь все правильно, - отозвалась Эйвери, оборачиваясь к нему со счастливой улыбкой. - Спасибо, что помог мне вчера советом.
        - Вот только я не помню, чтобы советовал тебе такое, - заметил Маркус, указывая на ангела в центре композиции. - Он на удивление гармонично вписывается в картину, такое впечатление, что он всегда был в этом саду.
        - В том-то и дело, - вздохнула Эйвери. - Он был здесь.
        В ее словах слышалось столько печали, что Маркусу снова захотелось защитить ее.
        - Ты расстроилась. Из-за чего?
        - Мамины родственники подарили эту статую родителям на свадьбу. Я не знаю ни сколько лет этому ангелу, ни где он появился на свет. Но он слишком о многом напоминал отцу, так что тот продал его вскоре после смерти матери. Мне тогда было лет пять, и я очень расстроилась, когда ангел исчез.
        - Обычно пятилетние девочки мало заботятся о всяких там статуях, - заметил Маркус, чувствуя, что сейчас Эйвери, как никогда, уязвима.
        Но она лишь пожала плечами:
        - Видимо, я была не совсем обычной девочкой. И только здесь, предаваясь мечтам, я не чувствовала себя одинокой. Мама была очень больна, и я редко с ней виделась, и еще за полгода до ее смерти я была практически полностью предоставлена самой себе.
        Наверное, его чувства так ярко отразились на его лице, что она сразу же добавила:
        - Только не пойми меня превратно. Обо мне хорошо заботились, у меня была няня, а миссис Джексон, сколько я себя помню, всегда была нашей экономкой.
        - А как насчет твоего отца?
        - Он старался ни на шаг не отходить от матери, они безумно любили друг друга.
        Маркус отвернулся. Ему как-то плохо верилось, что люди могут любить друг друга так сильно, что у них не остается времени на своего единственного ребенка. Они ничем не лучше его собственных родителей-эгоистов, зависимых от наркотиков и сваливших заботы о нем на деда. Это просто неправильно.
        - Ты много времени проводишь в этом саду? - Маркус заставил себя задать очередной вопрос.
        Эйвери кивнула и задумчиво улыбнулась:
        - В детстве этот сад был моей собственной волшебной страной. Я всегда могла спрятаться здесь с цветными карандашами и альбомом, а если мне нужно было с кем-то поговорить, ангел всегда был готов меня выслушать.
        Теперь Маркус понял, почему она так переживала из-за обычной статуи. Она была единственным ребенком в семье, и, похоже, очень одиноким ребенком. А ангел был ее лучшим другом.
        - И что с ним случилось?
        - Отец отдал его своему брокеру, и тот сразу же нашел покупателя. А когда отец узнал, как я расстроилась, ангел уже успел сменить владельца, и его так и не удалось отыскать. И теперь я не только не знаю, где он находится, но даже существует ли он до сих пор.
        Эйвери отложила кисти и краски и принялась разминать шею и плечи. И Маркус почувствовал нестерпимое желание сделать ей легкий массаж, чтобы снять излишнее напряжение в мышцах. Но вместо этого он лишь сжал руки в кулаки и засунул их в карманы.
        - А ты сама пробовала его искать?
        - Да. Отец всегда хранил и чеки и описания на все проданные и купленные им произведения. Но мне так ничего и не удалось найти. Я даже повесила объявления на нескольких сайтах, но мне и там не повезло. - А потом Эйвери рассмеялась и добавила: - Не считая, конечно, того, что теперь у меня есть отличный садовник!
        - Садовник?
        - Это длинная история, - отмахнулась Эйвери. - И этим утром я как раз говорила с ним об этом ангеле. И о тебе.
        - Обо мне?
        - Да. Тед считает, ты вполне можешь мне помочь в этих поисках. Я готова заплатить сколько угодно, только бы вернуть его.
        Маркус коротко рассмеялся.
        - Эйвери, первое правило при переговорах гласит - ни за что не следует признавать, что ты готов заплатить.
        В ответ она лишь закатила глаза и слегка покраснела.
        - Я знаю. И продавцу я этого не скажу. - А потом она резко посерьезнела. - Но ты согласен? Поможешь мне найти ангела?
        Маркусу понадобилось всего три секунды, чтобы принять решение. Пусть она окажется у него в долгу. Неоплатном. Тогда она наверняка согласится продать отцовскую коллекцию, и он сможет наконец-то вернуть «Очаровательную даму» на пустующий крючок в дедовской гостиной. Должен же он хоть как-то отблагодарить старика за все, что тот для него сделал. К тому же так у него появится отличный предлог, чтобы побольше времени проводить с Эйвери Каллен.
        - Конечно, я помогу тебе, - заверил он, беря ее руки в свои.
        И, глядя в ее засветившиеся радостью глаза, он попытался не думать о том, что он сам - всего лишь бессердечный ублюдок.
        - Правда? Действительно, поможешь? Ты просто не представляешь, как много это для меня значит! - воскликнула Эйвери со слезами на глазах.
        Маркус осторожно вытер ее мокрые щеки большим пальцем, молча убеждая себя в том, что в его случае цель оправдывает средства. Эйвери получит своего драгоценного ангела, а его семья - то, что по праву принадлежит им.
        Глава 5
        - Когда ты начнешь? - спросила Эйвери, чувствуя, как ее сердце бьется вдвое быстрее положенного. Она как-то не ожидала, что Маркус так просто согласится ей помочь.
        Маркус коротко рассмеялся, и от этого смеха у нее сразу же потеплело на душе.
        - Прямо сейчас. Как тебе такое предложение?
        - Ты серьезно? А у тебя есть сейчас на это время?
        - Конечно, вот только если твоей отец ничего не смог найти тогда, и я не обещаю, что смогу найти этого ангела спустя столько лет.
        - Я понимаю. Но, может, тебе все же удастся что-нибудь разузнать?
        - Эйвери, я сделаю все, что в моих силах. А пока давай пойдем поедим, а то миссис Джексон с нас шкуру заживо сдерет. А затем ты покажешь мне записи твоего отца об этом ангеле.
        - Я могу сразу проводить тебя в отцовский кабинет, где он хранил все бумаги, причем он еще делал со всех документов копии и держал их в Лос-Анджелесе. Я думаю, что…
        - Эйвери. - Маркус решил остудить ее пыл. - Я обещал миссис Джексон, что заставлю тебя что-нибудь съесть. По ее словам, ты еще даже не завтракала.
        - Но я не… - Как раз в эту секунду у нее громко заурчало в животе, и она рассмеялась. - Ладно, наверное, мне действительно стоит перекусить.
        - Уверена? - насмешливо уточнил Маркус и предложил ей руку. - Тогда давай поторапливаться, а то миссис Джексон еще решит, что я не в состоянии присмотреть за ее девочкой.
        Эйвери рассмеялась и с готовностью оперлась на его руку. Приятно сознавать, что о ней думает хоть кто-то, кроме ее служащих. Пусть даже этот кто-то с самого начала открыто заявил, что намерен заставить ее продать отцовскую коллекцию. И после того как они поели на кухне под пристальным надзором миссис Джексон, она наконец-то отвела Маркуса в отцовский кабинет.
        И хоть помещение постоянно проветривали, Эйвери нравилось думать, что здесь все еще витает запах отцовских сигар и бумаг, которые он собирал годами. Облокотившись о стол, она включила компьютер, а потом достала папку с кипой бумаг.
        - Вот это все, что мне удалось найти, - сказала она, протягивая ему папку и жестом предлагая располагаться за столом. - А вот мои объявления, - добавила она, заходя в Интернет.
        - А ты неплохо поработала, - заметил Маркус, просматривая бумаги. - Так ты говоришь, что ничего не смогла найти?
        - Совсем ничего, - признала Эйвери. - Какое-то время я думала, что ангел попал в частную коллекцию на берегу озера Комо, но, как оказалось, там было другое творение того же скульптора.
        - А электронные копии этих документов у тебя есть? - спросил Маркус, кивая на папку.
        - Большинства.
        Эйвери потянулась через стол, чтобы найти нужную папку на компьютере, и при этом ее грудь легонько прошлась по его руке. И от этого мимолетного прикосновения по ней прошла волна жара, грудь набухла и отяжелела, а соски напряглись. И ей захотелось… захотелось его. Эйвери поспешно отстранилась, но столь внезапно нахлынувшее на нее желание от этого не исчезло. Трясущейся рукой она все же схватила мышку, быстро нашла нужный файл, открыла его, торопливо шагнула назад и уже с безопасного расстояния принялась пояснять появившиеся на экране таблицы и диаграммы.
        К счастью, ее голос звучал довольно спокойно, вот только на этом ее спокойствие и заканчивалось. Что в нем такого, что она так остро отреагировала на легчайшее прикосновение? Ведь она не какая-нибудь там трепетная девственница, хотя до опыта большинства ровесников ей, конечно, еще очень далеко. Она уже много раз сталкивалась с привлекательными мужчинами, вот только ни к кому из них она не чувствовала ничего подобного.
        - Ты не возражаешь, если я скопирую все это на флешку? - спросил Маркус, возвращая ее к реальности. - Так я смогу подробно все изучить в отеле. Мой ноутбук подключен к серверу «Ваверли», так что я наверняка смогу что-нибудь узнать.
        Эйвери закусила губу и на пару секунд задумалась перед тем, как уступить своим инстинктам. Возможно, она еще об этом пожалеет, но пусть будет так.
        - А почему бы тебе просто не принести свой компьютер сюда? Да и зачем тебе вообще отель, когда ты можешь поселиться прямо здесь? То есть я, конечно, не знаю, надолго ли ты приехал в Англию, но у меня полно пустующих комнат, и я буду рада твоему обществу. Ведь, в конце концов, именно я прошу у тебя помощи.
        Маркус секунду помедлил с ответом, а Эйвери чувствовала себя так неловко, как какая-нибудь школьница на первом свидании. И с чего она вдруг так на него набросилась? Ведь последнюю пару месяцев она старательно избегала его. А теперь сама же приглашает остановиться у нее?
        - Хорошо, - наконец ответил Маркус, и от этого простого ответа у нее сердце подпрыгнуло в груди.
        - Значит, ты остаешься у меня?
        - Да, конечно, у меня есть некоторые дела, но в остальное время я в твоем полном распоряжении. Тебя устроит, если переберусь сюда с вещами завтра утром?
        Устроит? Еще бы, ведь она уже вся горит радостным нетерпением. А если Маркус еще и правда сумеет разыскать ее ангела, то она просто запрыгает от восторга.

* * *
        Забрасывая чемодан в багажник «ягуара», Маркус решил, что, хоть он и приехал в Лондон всего на два дня, вполне может остаться здесь и на неделю. Ведь если он со всем справится, то очень скоро может стать самым молодым совладельцем аукциона за всю его историю. И из такого назначения получится отличный подарочек на двадцативосьмилетие.
        И раз уж Маркус захотел остаться в Лондоне, Анна попросила его воспользоваться возможностью и по-тихому побольше разузнать о золотой статуе, за которой сейчас охотится Рорк Блек в Дубае.
        Эта статуя могла принести им более двухсот миллионов долларов, так что от нее зависела репутация и самой Анны, и всего аукциона. И если слухи о том, что статуя оказалась краденой, подтвердятся, им всем придется непросто, а теперь еще и сам Блек куда-то исчез и не выходит на связь. Хотя если Анна ему верит, то Маркусу этого вполне достаточно.
        Что ж, хорошо, что он всегда умел искать информацию. Ведь теперь, когда на него свалилось и «Золотое сердце», и ангел Эйвери, ему, как никогда, пригодится этот годами отточенный навык.
        - Так я точно могу тебе помочь с поисками «Золотого сердца»? - спросила Эйвери, когда они вечером устроились в кабинете ее отца.
        - Я объяснил Анне, какая у тебя богатая библиотека, и она сказала, что я могу подключить тебя к поискам. - Он и сам удивился, когда Анна так просто согласилась. - К тому же кто лучше тебя может знать материалы твоего отца, чем ты? Остается только радоваться, что у него такая обширная библиотека.
        Эйвери осторожно кивнула, но Маркус видел, что она все еще о чем-то тревожится.
        - Все в порядке, - еще раз повторил Маркус, пытаясь убедить в этом не только ее, но и себя.
        - Но что, если я ничем не смогу тебе помочь? Даже странно, что при таких деньгах и положении у нее напрочь отсутствует самоуверенность.
        - Нет, я серьезно. Я немного занимаюсь благотворительностью и пытаюсь рисовать, но я совершенно не умею искать информацию.
        - Ты себя явно недооцениваешь. Ты не просто пытаешься, а замечательно рисуешь, к тому же даже я слышал, чего тебе удалось достичь в благотворительности. Так что я знаю, ты - именно тот человек, который мне нужен.
        - Ладно, раз уж ты так настаиваешь, я просто не могу отказаться.
        Вскоре Маркус с головой погрузился в Интернет, а Эйвери принялась просматривать отцовскую картотеку в поисках любых упоминаний о «Золотом сердце». Форрест Каллен всегда очень тщательно и скрупулезно собирал любые упоминания о произведениях искусства, и уже совсем скоро Эйвери уселась на подоконнике со стопкой книжек. Они работали практически молча в течение часа, пока резкий выдох Эйвери не оторвал Маркуса от очередного сайта.
        - В чем дело? Ты что-то нашла?
        Эйвери выпрямилась и провела пальцем по странице в поисках нужного места:
        - Ну, здесь полно информации о том, как и когда создавались статуи, их описания и все такое, но ты когда-нибудь слышал о связанных с ними легендах?
        Маркус перебрался к Эйвери на подоконник, чувствуя, как его обволакивает ее женственный аромат. И хоть его весьма заинтересовала находка Эйвери, сейчас ему хотелось лишь зарыться лицом в ее волосы и вдыхать божественный аромат.
        - В этой книге много написано про «Золотое сердце» Райясов, в том числе что султан приказал отлить три статуи. Ты только посмотри на фотографию, они прекрасны.
        Развернув к нему книгу, Эйвери подалась вперед, и Маркус непроизвольно обнял ее за плечи. А потом заставил себя сосредоточиться на цветной фотографии, где на золотом возвышении стояла небольшая статуя женщины, а в ее груди ярко пылало золотое сердце.
        - Как ты думаешь, ее лепили по образу настоящей женщины? - спросила Эйвери.
        - Не знаю, но если так, то она была по-настоящему прекрасной, хотя, на мой вкус, немного низковатой.
        - Перестань, - усмехнулась Эйвери, пихая его локтем в бок. - Я думала, что ты относишься к своей работе намного серьезнее.
        Да, она права, все это очень серьезно, ведь один из Райясов уже обвинил Анну в том, что они собираются выставить на аукцион краденую статую. И если это окажется правдой, их всех ждут крупные неприятности.
        - Ладно, ты права, извини. А что там еще написано?
        - Изначально статуи предназначались трем дочерям султана, предполагалось, что, пока они будут храниться во дворце, этим девушкам будет сопутствовать удача в любви. И, по легенде, им действительно повезло, и они жили долго и счастливо со своими любимыми, как и несколько следующих поколений их семьи. А потом, лет сто назад, одна из этих статуй пропала, поговаривают, что она пошла на дно вместе с «Титаником», но я не нашла этому никаких подтверждений. И той ветви семьи Райяс сразу же перестало везти - как в любви, так и в делах, а теперь никого из них уже нет в живых. Это так грустно, как ты считаешь?
        - Особенно когда знаешь, что вся твоя жизнь зависит от того, есть у тебя эта статуя или нет, - ответил Маркус, остро ощутив, как нуждается Эйвери в своем ангеле.
        Неужели она всерьез считает, что от этой глыбы мрамора может зависеть ее счастье? Конечно же нет. Хотя он на собственном опыте знал, что значит потерять семейное наследие и как пусто после этого становится на душе. Что ж, может, старая легенда верна не только в далеком Дубае.
        Глава 6
        Следующим утром Маркус проснулся еще затемно, хотя первые предрассветные лучи уже окрашивали нависшие над городом облака в нежно-персиковый цвет. А заснуть вчера ему было весьма непросто. Во-первых, потому, что Эйвери Каллен спала всего через три двери от его комнаты, а во-вторых, потому, что они хоть и потратили вчера еще больше двух часов на поиски, ничего стоящего найти так и не сумели.
        И перед тем как все же добраться до кровати, Маркус позвонил Анне, и она предложила ему поговорить с Раифом Коури, обвинившим их в краже статуи. Если уж кому-нибудь что-нибудь и известно, то, скорее всего, именно Раифу, вот только вряд ли он примет их с распростертыми объятиями, а может, и вообще откажется говорить.
        Быстро освежившись, Маркус вернулся в кабинет, набрал названный Анной номер, несколько раз объяснил служащим, кто он и что ему нужно, и тогда его наконец переключили на Раифа.
        - Доброе утро, ваше высочество, спасибо, что согласились со мной поговорить.
        - Вам не за что меня благодарить, мистер Прайс, хотя, надеюсь, вы сможете понять, что сейчас мне не слишком хочется говорить о «Ваверли».
        Судя по произношению, принц явно учился за границей, возможно даже прямо здесь, в Великобритании.
        - Я вас понимаю, хотя совершенно уверен, что ваши обвинения безосновательны. Я сейчас как раз ищу…
        - Безосновательны? Я так не думаю. Сначала у нас из дворца крадут «Золотое сердце», а пару месяцев спустя ваша контора чудесным образом находит другое «Золотое сердце» и собирается выставить его на торги. Просто поразительное совпадение, вам так не кажется? И позвольте сказать прямо, мне это совершенно не нравится.
        Да, прямее уж некуда, вот только от Маркуса ему так просто отделаться не удастся.
        - Но ведь существует некоторая вероятность того, что к нам попала та статуя, что считалась безвозвратно пропавшей уже более века назад?
        Принц устало вздохнул, похоже, он уже начинает злиться.
        - Да, мистер Прайс, такая вероятность существует, и скоро с вами обязательно свяжутся Интерпол и ФБР. Что же касается меня, я могу вам лишь посоветовать убедить «Ваверли» в том, что им стоит вернуть то, что по закону принадлежит моей семье, или признать, что их «Золотое сердце» - фальшивка.
        - А если это не фальшивка? - спросил Маркус, отчаянно надеясь, что Анна все-таки сумела разыскать Рорка Блека и получить прямо от него всю необходимую информацию. Все было бы намного проще, если бы они хотя бы смогли увидеть это «Золотое сердце» своими глазами, ведь перед тем, как исчезнуть где-то на Амазонке, Блек спрятал статую в никому неведомом месте, и теперь у них есть лишь ее фотография и слово Блека.
        - Если «Золотое сердце», попавшее к «Ваверли», - не подделка, - продолжил принц, отрывая Маркуса от его мыслей, - то оно так или иначе украдено, причем украдено у моей семьи.
        - А как насчет легенды, ваше высочество? Вы верите, пока статуя находится во дворце, роду Райясов всегда будет сопутствовать удача в любви?
        Принц Раиф резко выдохнул, а потом заговорил, лишь с трудом сдерживая раздражение:
        - Это - личное дело моей семьи, которое не имеет ни малейшего отношения к краже.
        - Я никоим образом не хотел вас оскорбить, но мне бы хотелось побольше узнать об этих статуэтках и о том, что они значат для вашей семьи.
        Принц немного помолчал, а потом продолжил уже совершенно другим тоном:
        - Могу сказать вам лишь то, что моя семья очень болезненно переживает пропажу «Золотого сердца». У вас есть братья или сестры, мистер Прайс?
        Нет. Маркус еще раз подумал о том, что удалось раскопать Эйвери. Неужели что-нибудь случилось с самим Раифом? Или его младшей сестрой, которую он так старательно прячет от мира? Неужели именно из-за этого он и заговорил иначе?
        - Тогда вы не сможете до конца понять мои чувства. Передайте мисс Ричардсон, если она захочет продолжать переговоры, то пусть обращается ко мне лично, а не прячется за своих сотрудников.
        И, не давая Маркусу возможности ответить, принц повесил трубку.
        Что ж, похоже, он оказался в тупике.
        Маркус быстро напечатал Анне письмо, а потом, закинув руки за голову, откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул.
        - Все в порядке?
        В дверях стояла Эйвери в черном купальнике и наброшенном поверх него халате. И при виде этих длинных ног, стройного тела и чуть загорелой кожи, Маркус весь напрягся. Нет, конечно, сплошной купальник неплохо скрывал женственное тело, вот только под ним все равно отчетливо проступали линии пышной груди, тонкой талии и полных бедер. И, любуясь этой красотой, Маркус мигом забыл о всяких там статуях.
        - Маркус? - не дождавшись ответа, повторила Эйвери.
        - Со мной все в порядке, просто я только что говорил с принцем Раифом Коури, и он твердо убежден - то «Золотое сердце», что Анна собирается выставить на аукцион, либо украдено у него, либо фальшивка. Но мне просто не верится, что Рорк Блек мог так сильно ошибиться.
        - Тогда, возможно, это та статуя, что пропала сто лет назад.
        - Да, именно на это я и надеюсь.
        - Может, присоединишься ко мне в бассейне? Это отличный способ расслабиться и взбодриться, а у нас тут полно всяких плавок и купальников, если ты не захватил собственные.
        После секундного колебания Маркус согласился, хотя и сильно сомневался, что совместное купание с Эйвери поможет ему хоть немного снять напряжение.
        - Можешь переодеться вон там, - указала Эйвери, когда они спустились к бассейну.
        - Спасибо, - поблагодарил Маркус, скрываясь в раздевалке, только чтобы не смотреть, как она сбрасывает халат и изящно погружается в воду.
        Когда Маркус вышел из раздевалки, Эйвери вдруг поняла, что, возможно, перед тем как звать его в бассейн, нужно было сначала подумать.
        Набрав побольше воздуха в легкие, Эйвери нырнула и проплыла всю длину бассейна под водой, вынырнув лишь у того самого места, где стоял Маркус.
        - Уже накупалась? - спросил Маркус с той неповторимой улыбкой, от которой у нее все так и таяло внутри.
        - Нет, все еще жду тебя.
        - Хочешь устроить соревнования?
        - Конечно, почему бы нет? Скажем, сплаваем десять раз туда и обратно?
        - Дать тебе фору?
        - Фору? Да за кого ты меня принимаешь?
        - За девчонку, - усмехнулся Маркус. - К тому же хочу тебя предупредить, что в колледже я держал второе место по плаванию.
        - Всего лишь второе? А я была первой.
        С этими словами Эйвери оттолкнулась от бортика и поплыла. Первые три круга ей удавалось идти немного впереди, но на пятом Маркус вдруг резко вырвался вперед и, насмешливо улыбаясь, остановился у бортика и стал ее дожидаться.
        Легким Эйвери не хватало кислорода, а руки и ноги горели огнем. Черт, а ведь обычно такие заплывы были для нее всего лишь скучноватой разминкой. Вот только на этот раз все было по-другому. Эйвери никогда еще так не выкладывалась, а Маркус, похоже, даже и не запыхался.
        - Да, видимо, у тебя была отличная команда, если ты был в ней всего лишь вторым, - заметила Эйвери, когда наконец-то смогла отдышаться после подобной гонки.
        - Ага, нас никто пять лет подряд победить не мог. А потом Маркус прижал ее к себе.
        - По-моему, я заслужил приз, тебе так не кажется?
        Эйвери вся затрепетала от его прикосновения и ощутила, как напрягся его член.
        - Приз? - выдохнула она, пытаясь сосредоточиться на словах Маркуса. - Какой еще приз?
        - Вот такой, - пояснил он, притягивая ее еще ближе и накрывая ее губы своими.
        И Эйвери судорожно вцепилась в его плечи, как в спасательный круг, хотя утонуть она не боялась, если, конечно, не считать того, что можно было утонуть в потоке ощущений, нахлынувших на нее от нежных ласк Маркуса. С тех самых пор, как он поцеловал ее на прощание в субботу, Эйвери безумно хотелось повторить этот поцелуй. И не только повторить, а пойти дальше, намного дальше, вот только она никогда не умела, да и не была готова форсировать развитие отношений. Но теперь ей, как никогда, хотелось на деле показать Маркусу, как сильно она его хочет. Хочет во всех смыслах, в каких только женщина может хотеть мужчину.
        Обвив его бедра ногами, Эйвери прижалась к его напрягшейся плоти, чувствуя, как ее собственная грудь упирается в его мускулистый торс. И, слыша тяжелое дыхание Маркуса, Эйвери приоткрыла губы, впуская в себя его язык, чувствуя, как внутри ее все тает и горит тем необузданным пламенем, в котором она рискует сгореть дотла. А потом все закончилось так же резко, как и началось.
        - Что-то не так? - удивленно спросила Эйвери, когда Маркус вдруг отстранился. Ведь все ее тело молило о продолжении.
        - Все не так. Эйвери, мы же только познакомились, и я - твой гость, я должен тебе помогать, а не соблазнять тебя. Извини, я не должен был так далеко заходить, здесь это совершенно неуместно.
        Маркус отодвинулся еще дальше, и Эйвери ничего не оставалось, кроме как схватиться за бортик бассейна.
        «А что, если я хочу, чтобы ты меня соблазнил?» Вот только даже если бы она и задала этот вопрос вслух, Маркус, быстро загребавший воду руками, все равно бы ее не услышал. А потом он вылез у противоположного края бассейна, и она смогла еще раз полюбоваться его подтянутым телом, длинными мускулистыми ногами, широкой спиной, обтянутыми мокрыми плавками ягодицами. Затем он быстро завернулся в полотенце и, даже не подумав зайти в раздевалку за одеждой, сразу пошел наверх.
        Со вздохом Эйвери отцепилась от бортика, даже не зная, стоит ли ей огорчаться, что Маркус сперва так ее воспламенил, а потом убежал, или радоваться, что он оказался настоящим джентльменом.
        Приняв душ, она все же смогла немного успокоиться. Ведь у нее просто нет времени на дурацкие переживания, даже если ее тело все еще гудит от возбуждения и разочарования. К тому же еще сегодня был «рабочий день», как Эйвери обычно выражалась, то есть ей нужно было выбрать какой-нибудь наряд поизысканнее, накраситься, а потом отправиться на собрание одной из благотворительных организаций, в которой она состояла.
        Но перед тем как идти на собрание, Эйвери все же заглянула в кабинет, чтобы выпить с Маркусом чашечку кофе, но его там не оказалось.
        - Миссис Джексон, - спросила она, через пару минут заходя на кухню, - мистер Прайс уже позавтракал?
        - Нет, он просил передать, что у него какие-то дела в предместьях Лондона, так что его не будет дома весь день. И еще добавил, что может даже там и заночует и ждать его не нужно.
        Ну вот, он опять убежал. И почему-то от одной этой мысли сердце Эйвери болезненно сжалось.
        - Да, понятно, ведь он очень занятой человек. Миссис Джексон пристально на нее посмотрела:
        - Также он просил передать, что, когда вернется, обязательно возьмется за то дело, о котором ты его просила.
        В душе Эйвери вдруг расцвела надежда. Может, он убежал из Лондона вовсе не от нее?
        - Спасибо, - улыбнулась она, чувствуя, что теперь ее глупое сердце будет весь день радостно ждать его возвращения.
        Маркус в очередной раз выругал себя за то, что так постыдно вчера убежал от Эйвери. В конце концов, он взрослый мужчина, который вполне может добиться от красивой женщины того, что ему нужно. Вот только когда он держал ее вчера в своих объятиях в бассейне, он совершенно забыл о своих целях. Опять. Ее близость просто отвратительно сказывается на его способности мыслить, а такой роскоши он себе позволить не может. Так что вчерашняя поездка помогла Маркусу немного прийти в себя и вспомнить, зачем он на самом деле приехал в Англию. Затем, чтобы вернуть семье «Очаровательную даму».
        Вчера, разговаривая с дедом по телефону, он по глупости упомянул, что видел эту картину. И последовавшая за этими словами тишина все еще звенела у него в ушах.
        - Значит, Каллены выкупили ее обратно, - обреченно признал дед. - Не думаю, что они согласятся снова с ней расстаться.
        И это было утверждение, а не вопрос.
        - Сейчас я над этим как раз работаю.
        Больше ему сказать было нечего, а к злости от собственной беспомощности воспоминания об Эйвери Каллен в его руках лишь подливали масла в огонь. Гладкая мокрая ткань купальника под его пальцами, ощущение переливающихся мышц, ее ноги, обвивающие его бедра, ее тело, прижавшееся к его возбужденному телу…
        Эйвери так сильно действовала на Маркуса, что ему было уже совсем не до шуток. Ведь изначально предполагалось, что это он будет ее использовать. Недаром же он всегда так умело пользовался врожденным очарованием, что ни в школе, ни в колледже никто так и не догадался о его более чем скромном происхождении из бостонского рабочего класса. Маркус Прайс долго приучал себя тяжело работать, всегда думал головой и ни перед чем не останавливался ради намеченной цели.
        «Ты хочешь Эйвери Каллен», - прошептал тоненький голосок у него в голове. И Маркус, признав правоту непрошеного советчика, просто оставил эту мысль на задворках сознания. Да, конечно, он хочет Эйвери. Да и какой нормальный мужчина может ее не хотеть? Она - настоящая богиня с телом обещающим чувственные наслаждения, но при этом она умудрялась одновременно сохранять наивный вид и яростно прижиматься к нему в порыве страсти, чем еще сильнее распаляла его желание. Вот только «Очаровательную даму» он хотел все же больше, чем Эйвери.
        И именно с этой мыслью Маркус вернулся к Эйвери в дом.
        Он рассчитывал, что между ними повиснет напряжение, но она вела себя вполне дружелюбно и мирно. Да и вообще, если не считать слегка покрасневших при встрече щек, она вела себя так, словно между ними вообще ничего не случилось, а в его вчерашнем отсутствии не было ничего особенного. Маркус даже почувствовал себя немного уязвленным этим спокойствием, и, когда она пригласила его составить ей компанию на благотворительный обед в выходные, он с радостью согласился. Ведь этот обед пройдет у одного старого друга семьи Каллен, так что Маркус сможет не только завести подходящие связи на будущее, но, возможно, сумеет что-нибудь узнать и о пропавшем ангеле.
        Когда в пятницу вечером они подъезжали к замку Фернклера, Эйвери игриво спросила:
        - И как тебе?
        - Думаю, у них неплохо идут дела, раз они сумели сохранить в своих руках такой домик, - признал Маркус, глядя на роскошный замок, яснее всяких слов говоривший о богатстве и процветании своих владельцев.
        - Да, - кивнула Эйвери, - а еще они также собирают произведения искусства. И это одна из причин, по которой ежегодный благотворительный обед проходит именно у них. Я уверена, ты сможешь по достоинству оценить их галерею.
        Многообещающее начало. Ведь помимо перспективных клиентов больше всего его сейчас интересовали частные коллекции. Эйвери предупреждала, что здесь придерживаются старых традиций, поэтому Маркус не удивился, когда все отправились одеваться перед обедом, вот только он никак не ожидал, что наряд Эйвери произведет на него такое впечатление.
        Светло-голубое платье длиной до середины икры мягкими складками окутывало ее божественную фигуру, а вырез, при одном взгляде на который вспоминались греческие туники, выгодно подчеркивал округлую грудь, ключицы и плечи. И Маркусу стоило немалого труда подавить свой первый порыв втолкнуть ее внутрь комнаты и повалить на огромную кровать. До боли стиснув кулаки, Маркус все же удержался в рамках приличий, вот только бешено бьющееся сердце и кипящую кровь было не так просто укротить.
        - Идем? - спросил он, галантно предлагая Эйвери руку.
        - Я так рада, что ты пошел со мной, - прошептала она, когда они спускались вниз.
        Но Маркус еще ничего не успел сказать, как с ними начали здороваться уже собравшиеся в зале гости, и Эйвери пришлось отвечать на их приветствия и представлять всем Маркуса. Однако, несмотря на все объятия и поцелуи, Маркус просто не мог не заметить, что ее здесь принимают не слишком-то дружелюбно.
        Нет, конечно, здесь были и старые друзья семьи, с которыми Эйвери вела себя довольно непринужденно, но ее собственные знакомые, выражая ей соболезнования по поводу смерти отца, каждый раз не забывали добавить, с каким нетерпением они ждут ее возвращения в их дружные ряды. И не нужно быть гением, чтобы догадаться, что большинство из них просто используют ее в своих целях, будь то просто бесплатный ужин в роскошном ресторане или что-нибудь посерьезнее, не говоря уже о том, что Маркус даже сбился со счета, сколько раз кто-нибудь просил ее представить себя кому-нибудь еще.
        Да, теперь все ясно, ведь он и сам всегда действовал также. Но когда речь заходила об Эйвери, ему совершенно не нравилось, что она позволяет себя использовать всем этим людям.
        - А у тебя здесь есть хоть один настоящий друг? - спросил он после того, как Эйвери представила его очередной красотке, в которой он узнал генерального директора одного из крупнейших акционерных банков.
        - По-твоему, у меня совсем нет друзей? - насмешливо спросила Эйвери.
        - Просто у меня создалось такое впечатление, что все собравшиеся здесь люди только и думают о том, как бы тебя использовать в своих целях.
        - А разве бывает иначе? - тихо спросила Эйвери. - Ведь вполне можно сказать, что раз я всех их здесь собрала на благотворительный обед, то и я хочу их использовать в своих целях. - Эйвери улыбнулась и пожала плечами. - Уж таковы правила игры, Маркус, или ты хочешь сказать, что сам так никогда не делал? Но мы все равно делаем то, что должны.
        Эйвери утащили здороваться с очередным гостем, и Маркус прислонился к колонне с бокалом французского шампанского в руке. «Но мы все равно делаем то, что должны». А разве он делает не то, что должен? Разве он не должен отплатить деду за все, чем старик для него пожертвовал? Разве в этом случае цель не оправдывает средства?
        Но, несмотря на все свои усилия, Маркус так и не смог убедить себя, что чем-то сильно отличается от всей этой подлизывающейся весь вечер к Эйвери толпы. Он отлично знает, что Эйвери к нему тянет, и тот эпизод в бассейне только лишний раз это подтвердил, и он хорошо знает таких женщин. Уж если они отдаются кому-то, то отдаются до конца, и телом, и душой. Вот только любовь - это совершенно не к нему. Она в его планы не входит.
        Любовь не давала маме увидеть истинный облик отца, пристрастила ее к наркотикам и убила. У Маркуса не было ни малейшего желания ранить Эйвери, а если между ними начнется роман, он обязательно ее ранит.
        Если бы она просто согласилась продать коллекцию, он мог бы анонимно купить «Очаровательную даму» и уйти, пока еще не успел разбить ей сердце.
        Глава 7
        Эйвери украдкой наблюдала за тем, как Маркус разговаривает с людьми. Он, безусловно, умел себя вести в обществе и уже успел завоевать уважение пожилых джентльменов и обзавестись поклонницами среди молодых и не очень молодых дам. Но, несмотря на это, он время от времени отрывался от своих собеседников, находил ее взглядом и, когда их глаза встречались, слегка кивал ей и улыбался, отчего у нее каждый раз теплело на душе. И это тепло уже начинало разгонять тот мрак, что царил у нее в душе со дня смерти отца.
        Эйвери уже давно окончательно убедилась, что безумно хочет Маркуса. Стоило ей его только увидеть, как ее сердце начинало биться в груди чуточку быстрее, а все ее нервные окончания напрягались. И когда чуть раньше они стояли и разговаривали, а он случайно дотронулся рукой до ее руки, она почувствовала себя так, словно ее ударило током. Но дело не только в простом физическом желании. Эйвери чувствовала, что под безупречной маской где-то в глубине его души скрывается нечто такое, что он отчаянно пытался оберегать от посторонних взглядов, и от этого ей хотелось получше узнать и понять его.
        Вспомнив, что привело Маркуса в ее жизнь, Эйвери задумалась о том, права ли она, так упрямо отказываясь продавать великолепную отцовскую коллекцию. Ведь если честно, за что она так отчаянно цепляется? За работы импрессионистов, которые отец с жадностью собирал на протяжении многих лет. А зачем он их собирал? Затем, что они дарили ему радость.
        Эйвери в очередной раз вспомнила слова Теда Уэллса. Неужели она правда думает, что отец любил ее меньше, чем свои картины? Старательно покопавшись в душе, Эйвери была вынуждена признать - она всегда знала, что отец ее любит, но при этом она каждый день самим своим существованием напоминала ему о смерти горячо любимой женщины. И сколько бы она ни цеплялась за коллекцию, ни прошлого, ни своего детства ей изменить не удастся. А отец наверняка хотел бы, чтобы его коллекцией могли наслаждаться истинные ценители.
        Потянувшись к бокалу превосходного вина из огромных замковых запасов, Эйвери вдруг поняла, что уже приняла окончательное решение. Она выставит коллекцию на торги, потому что так будет правильно. И Маркус Прайс - именно тот человек, который ей для этого нужен. Осталось лишь найти подходящее время, чтобы сообщить ему об этом.
        Домой они вернулись в субботу поздно вечером. Аукцион детских работ прошел лучше некуда, так что вместе с пятничным благотворительным ужином им удалось собрать более чем достаточно денег на следующий год. Подъезжая к дому, Эйвери с трудом справлялась с зевотой.
        - Устала? - спросил Маркус.
        - Немного.
        Решившись продать коллекцию, Эйвери так вчера волновалась, что долго не могла заснуть, а утром с радостью принялась готовиться к аукциону, только чтобы не думать о том, как и когда сказать об этом Маркусу. Сложно решиться на такой важный шаг.
        Эйвери уже успела придумать, как распорядится полученными деньгами. Благотворительное общество, для которого они сегодня собирали деньги, всегда арендовало для себя помещения, но что, если у него будет свое собственное здание? Эйвери уже загорелась идеей, представляя, как они теперь смогут расширить свою деятельность и помогут еще сотням детей развить свои таланты.
        Как только они вошли в дом, Эйвери решила, что наконец-то пора сказать Маркусу о своем решении. Сразу после легкого ужина, когда они отдыхали, наслаждаясь вином, Эйвери начала:
        - Маркус, я тут подумала…
        - О статуе? Слушай, мне, конечно, жаль, что нам пока еще ничего не удалось найти, но почти уверен, я знаю, в каком направлении нам нужно двигаться.
        Эйвери покачала головой:
        - Я не про это. Я приняла окончательное решение о коллекции отца.
        Маркус осторожно поставил бокал на стол и внимательно посмотрел на Эйвери:
        - И что же ты решила?
        - Я решила продать коллекцию и хочу доверить тебе и «Ваверли» вести это дело.
        Маркус шумно выдохнул. Эйвери рассчитывала увидеть его победоносно вспыхнувший взгляд, но выражение его лица было сейчас для нее таким же непроницаемым, как какой-нибудь древний свиток на санскрите.
        - Ты в этом уверена?
        Эйвери почувствовала, что начинает заводиться. Разве он не этого хотел? Разве он не за этим названивал и писал ей? Что его сейчас не устраивает?
        - Конечно, уверена. Этими картинами должны любоваться люди, которые смогут их оценить по достоинству.
        - Но для этого тебе достаточно выставить их в какой-нибудь галерее или музее, - возразил Маркус все с тем же непроницаемым выражением лица.
        - А я думала, именно этого ты и хочешь. Может, это ты передумал? - спросила Эйвери, вставая и начиная расхаживать взад-вперед.
        Маркус тоже поднялся и, поймав ее за плечи, развернул лицом к себе.
        - Я-то не передумал, просто мне интересно, почему передумала ты. Не буду скрывать, если я проведу продажу этой коллекции, моя карьера сразу же пойдет в гору, но я хочу точно убедиться, что ты к этому готова.
        - Если бы я не была готова, то я не стала бы тебе говорить о своем решении, - вздохнула Эйвери, все еще злясь, что он так холодно принял ее слова. - Я долго думала и наконец поняла, что эти картины мне нужны намного меньше, чем мне раньше казалось.
        - А что тебе раньше казалось? - спросил Маркус, поглаживая ее плечи и руки.
        - Наверное, ты хорошо себе представляешь, что эта коллекция значила для моего отца, не говоря уже о том, что он собирал ее в течение долгих лет. А если уж он и собирался расстаться хоть с одной картиной, то сперва тщательно взвешивал свое решение и хорошенько приглядывался к потенциальному покупателю. И он мог рассказать все что угодно об этих картинах, вплоть до последнего мазка. Он любил их, словно они были его собственными детьми. - Эйвери по глазам видела, что Маркус правильно ее понял, и сейчас она его ненавидела за это понимание, за то, что он чувствует ее уязвимость.
        - Тебе кажется, он любил их больше, чем тебя?
        - Да, когда-то мне так действительно казалось, и я думала, что, если сохраню коллекцию у себя, он от этого станет ко мне хоть чуточку ближе. Но недавно Тед кое-что сказал, и я поняла - пока эти картины у меня, они никому не приносят пользы, и меньше всего - мне самой.
        - Тед?
        - Садовник. Я едва его знаю, но он за несколько минут сумел лучше меня понять, чем я сама себя понимала все эти месяцы, прошедшие после смерти отца.
        - Иногда, посмотрев со стороны, легче понять чужие проблемы, - заметил Маркус, обнимая Эйвери.
        Прижавшись к его груди, Эйвери почувствовала себя на удивление спокойно, ведь здесь она была в полной безопасности. Вот только искушение слишком сильно. Эйвери прижалась щекой к его груди, глубоко вдыхая его запах и прислушиваясь к биению его сердца.
        - Так ты согласен? Займешься отцовской коллекцией? - спросила она через некоторое время. - Или мне поискать кого-нибудь еще?
        Эйвери почувствовала, как под ее щекой напряглись, а потом снова расслабились его мускулы, когда он понял, что она просто дразнится.
        - Конечно, я согласен. Если хочешь, могу прямо сейчас этим и заняться.
        - Не сейчас. - Эйвери слегка покачала головой. - Но не волнуйся, я не передумаю. Я хочу спросить у тебя кое-что еще.
        - И что же?
        - Ты займешься со мной любовью?
        Только услышав гул в ушах, Маркус понял, что забыл дышать.
        - Ты уверена? - спросил он, убирая с ее лица прядку.
        - Ты правда считаешь, что я не в состоянии принять ни одного решения? - улыбнулась Эйвери. - По-моему, ты сегодня задаешь слишком много вопросов, вместо того чтобы переходить прямо к делу.
        Маркус рассмеялся, все еще не в силах поверить собственной удаче. Сперва коллекция, а теперь еще и это. Не станет же он отказываться от такого щедрого предложения, тем более когда речь идет об Эйвери.
        - Ты права, я - дурак. Но я быстро учусь на ошибках, - усмехнулся Маркус и накрыл ее губы своими.
        И Эйвери с готовностью ему ответила, запуская руки в его стриженые волосы, и так крепко прижала его к себе, словно боялась упасть. Как будто с него начинались и им же заканчивались все ее мечты и желания. И такой натиск даже немного ошеломил Маркуса. Ведь он всегда избегал таких женщин, считая их слишком требовательными и прилипчивыми, вот только ни к одной женщине он еще не испытывал ничего подобного. И, отправляясь с ней в постель, он вступал на неизведанную территорию.
        Но, сжимая ее в объятиях и страстно целуя, Маркус очень скоро забыл о всяких умных мыслях и просто отдался потоку ощущений. Эйвери приоткрыла губы, впуская его в себя и посасывая его язык так, что по всему его телу прошла болезненная волна наслаждения, а кровь бешено закипела в жилах.
        Маркус неохотно высвободился из ее объятий и взял за руку. Он еще никогда так сильно не желал ни одну женщину, но он не хотел впервые заняться с ней любовью в гостиной на коврике, независимо от того, сколько этот дизайнерский коврик ручной работы мог стоить. Так что Маркус повел Эйвери за руку наверх, к себе в комнату.
        Как только за ними закрылась дверь, он сразу же снова ее обнял и принялся настойчиво стаскивать с нее блузку, пока Эйвери торопливо расстегивала ему пояс. А потом - ширинку, легко прикоснулась к нему через трусы, заставляя застонать от сладкой муки.
        После этого у него осталось лишь единственное желание - повалить Эйвери на кровать и войти в нее, чтобы утолить сжигавшее его изнутри желание. Сплетясь в страстных объятиях, они упали на кровать, и Маркус мимоходом еще раз заметил, какая она хрупкая и нежная. Он свое обязательно получит, вот только сперва убедится, что она полностью готова пройти с ним до конца по дороге наслаждения.
        Маркус принялся ласкать руками ее тонкую талию, поднялся выше, охватил полную грудь, принялся дразнить пальцами соски, пока они не напряглись и не затвердели, а потом приник губами и языком к этим прекрасным розовым бутонам. А Эйвери сладострастно стонала и, впиваясь ему в плечи ногтями, прижимала его к себе еще крепче. И, наслаждаясь этой приятной болью, Маркус слегка сжал ее сосок зубами.
        Эйвери застонала еще громче, приподняла бедра и потерлась о его напрягшийся член, отчего по его позвоночнику прошел настоящий разряд электричества. Одного этого прикосновения ему было достаточно, чтобы сойти с ума, вот только время еще не пришло. Маркус принялся попеременно посасывать и покусывать ее груди, одновременно лаская ее бедра.
        Его руки скользили по ее телу, но пока что еще не прикасались к ее самому сокровенному месту. А потом, почувствовав, что она готова, он скользнул пальцами в ее влажные глубины.
        - Ты пытаешь меня, - выдохнула Эйвери, отчаянно цепляясь за его плечи.
        - Так мне остановиться?
        - Даже не думай!
        В ответ Маркус лишь усмехнулся и опустился ниже, повторяя губами и языком тот путь, что только что проделали его руки, гадая, кто из них сейчас мучается сильнее. Эйвери, дрожащая и извивающаяся от его прикосновений в ожидании развязки, или он сам, из последних сил удерживающийся от того, чтобы просто наброситься на нее и отдаться безумной страсти. Он ни за что не войдет в нее, пока она не будет готова желать их близости так же сильно, как и он сам. Маркус твердо решил, что сделает все возможное, чтобы она смогла насладиться этим опытом. Чтобы он стал лучшим в ее жизни.
        Потершись носом о светлый пушок, Маркус ввел в нее язык, и Эйвери, не заставляя себя упрашивать, подалась ему навстречу бедрами, и он подхватил ее руками, удерживая в таком положении, а потом принялся искусно работать языком и губами. Она отчаянно закричала, выгибаясь в порыве наслаждения, и Маркус понял, что больше не в силах ждать.
        Радуясь, что заранее позаботился о том, чтобы презервативы оказались под рукой, Маркус навис над Эйвери и одним мощным движение вошел в нее. Поначалу она показалась ему узкой, но почти сразу же ее тело уступило его натиску. Маркус пытался подождать еще немного и не набрасываться на нее, но уже просто не мог больше терпеть. Чувствуя ее вкус на языке и ощущая желанное тело под своими руками, Маркус яростно задвигался взад-вперед, задавая бешеный ритм, пока не перестал различать, где заканчивается он сам и начинается Эйвери.
        Она впилась в его плечи ногтями, но Маркус едва это заметил, погрузившись в бурю ощущений, двигаясь все быстрее и быстрее, пока волна наслаждения не накрыла его с головой. И чувствуя, что Эйвери от начала до конца прошла с ним весь этот путь, Маркус испытал еще большее наслаждение.
        А потом он повалился на кровать, все еще крепко сжимая ее в своих объятиях.
        - Бог ты мой! - улыбаясь, выдохнула Эйвери.
        - Ты просто читаешь мои мысли, - усмехнулся Маркус, не в силах отдышаться.
        А через пару минут он все же вспомнил, что нужно от нее отстраниться и избавиться от презерватива, вот только Эйвери это не слишком понравилось.
        - Вернись ко мне, - сразу же потребовала она, многообещающе глядя на него.
        Но Маркус ее быстро поцеловал и слез с кровати, направляясь в ванную. И, заметив свое отражение в зеркале, вдруг подумал, что сейчас он выглядит как очень довольный кот. Да и неудивительно, ведь ему до сих пор не верилось в свою удачу. Ведь Эйвери не просто с готовностью отдалась в его руки, а еще и согласилась продать коллекцию. И все это за один вечер. Маркус уже практически чувствовал на губах вкус шампанского, которое откроют в честь его продвижения по службе.
        Быстро вымыв руки, Маркус вернулся к кровати, где в озере лунного света Эйвери свернулась калачиком.
        - Все хорошо? - спросила она, приподнимаясь на локте.
        - Намного лучше, чем просто хорошо.
        Эйвери потянулась к нему, и он с готовностью залез к ней в кровать. Он уже успел убедиться, что хоть на публике она и вела себя очень сдержанно, зато наедине менялась до неузнаваемости. И чем дальше, тем больше ему это нравилось.
        Глава 8
        Поздним субботним утром Маркус проснулся от нежного прикосновения Эйвери, обводившей пальцем солнечные узоры на его плечах и руке, пробивавшиеся сквозь занавеску.
        - Я хочу тебя нарисовать таким, как сейчас. Чтобы на тебе не было ничего, кроме лучей солнца.
        - А может, сперва позавтракаем?
        Эйвери рассмеялась от такого предложения, и Маркус еще раз отметил, как разительно она отличается от той сдержанной и холодной женщины, что он встретил всего неделю назад.
        - Конечно, мы позавтракаем, - согласилась она, отбрасывая простыни. - Я попрошу миссис Джексон, чтобы она принесла нам чего-нибудь прямо в студию.
        - Ты издеваешься, - усмехнулся Маркус и потянулся к Эйвери, но она уклонилась от его рук и побежала в ванную.
        - Ну так как? Ты голоден? - уточнила она, застывая на пороге, и Маркус еще раз залюбовался ее роскошными формами.
        А потом они неторопливо оделись и поднялись в студию, где их уже ждал ароматный кофе.
        Эйвери сразу же потянулась к кофейнику и, не задумываясь, положила нужное количество сахару в чашку.
        - Я уже решила, как потрачу полученные за коллекцию деньги, - заявила она, протягивая Маркусу кофе.
        И принялась рассказывать, как она решила улучшить детскую благотворительную программу.
        - Звучит здорово. А я жду не дождусь, когда смогу лично сфотографировать и описать коллекцию. Так что, если ты не против, я бы хотел уже сегодня начать с «Очаровательной дамы».
        Но ответ Эйвери стал для него настоящим ушатом холодной воды.
        - Нет, ее я продавать не собираюсь. Те картины, с которыми я готова расстаться, сейчас находятся в Лос-Анджелесе.
        - А ты уверена, что это разумное решение? - осторожно спросил он. - Ты за одну эту картину сможешь получить столько денег, что опекаемым тобой детям их хватит на несколько лет. Я действительно считаю, что тебе стоит пересмотреть свое решение.
        Должно быть, несмотря на все его усилия, по нему было заметно, что он разочарован, потому что Эйвери слегка нахмурилась и попятилась. Да, можно было сразу понять, что такую женщину, как Эйвери, нужно уговаривать куда аккуратнее. И хуже всего то, что Маркус быт вполне на это способен, несмотря ни на какие угрызения совести. Цель оправдывает средства. Просто обязана оправдывать.

* * *
        - Я сказала, что эта картина не продается, значит, она не продается. Или ты хочешь сказать, что остальной коллекции «Ваверли» будет мало?
        - Я этого не говорил, просто всем коллекционерам хорошо известно, что удалось собрать твоему отцу. И они станут спрашивать, почему на аукцион попала не вся коллекция.
        - Придется им удовлетвориться тем, что они получат. К тому же эту картину даже нельзя назвать работой импрессиониста, ведь она выполнена значительно позже того периода.
        - Но она выполнена в стиле импрессионистов, - не сдавался Маркус. - Эйвери, разве тебе не кажется, что эта картина - часть коллекции? Ведь зачем бы иначе, если забыть о семейных связях, твой отец купил ее?
        Эйвери никак не могла понять, зачем Маркусу так нужно, чтобы эта картина обязательно попала на аукцион. Она еще раз посмотрела на картину и, скрестив руки на груди, упрямо выпрямилась. Сперва она потеряла маму, потом - отца, а теперь еще и согласилась расстаться с коллекцией. Неужели этого мало? Разве обязательно терять все?
        - Чтобы там отец ни думал, но я с ней не расстанусь. Эта картина не продается, это мое последнее слово, и я прошу тебя уважать мое решение.
        - Извини, я не хотел тебя расстроить, - прошептал Маркус, подходя к ней сзади и обнимая.
        Эйвери прижалась спиной к его теплой груди, начиная успокаиваться, но потом задумалась: ради чего он так настойчиво пытался уговорить ее продать именно эту картину? Чем она так отличается ото всех остальных?
        Его теплое дыхание согревало ей шею, и, ничего не в силах с собой поделать, Эйвери почувствовала, как по ее телу пробежала волна возбуждения.
        - Я прощен? - выдохнул Маркус, прокладывая дорожку поцелуев по ее шее и плечу.
        Прощен? Эйвери легонько вздохнула. Конечно, прощен, ведь, в конце концов, не пытается же он ее использовать. Просто он старается качественно выполнять свою работу, о чем с самого начала ее и предупредил.
        - Прощен, - прошептала Эйвери, разворачиваясь в его руках и встречая его губы своими.
        Между ними все прекрасно, и пусть все так и остается.
        - А ты все еще согласен мне попозировать?
        - Ну, раз я должен быть голым, - начал Маркус, стягивая с себя футболку, - тогда раздевайся и ты.
        - Сперва мне нужно сделать пару набросков, - улыбнулась Эйвери.
        - Но тебе же не обязательно быть при этом одетой?
        - Наверное, нет, - признала Эйвери, чувствуя, как у нее пылает все тело только при одной этой мысли.
        - Так чего же ты ждешь?
        Послушно раздевшись, Эйвери потянулась за альбомом и карандашом, стараясь сосредоточиться на наброске, но, видя, как на нее смотрит обнаженный Маркус, поняла, что это не так-то просто. Вырвав лист, Эйвери решила начать все заново и, покусывая кончик карандаша, еще раз велела себе не отвлекаться.
        - Проблемы? - спросил Маркус.
        - Ничего такого, с чем бы я в конце концов не справилась, - ответила Эйвери, поднимаясь и откладывая альбом. - Может, если ты ляжешь так…
        Эйвери потянулась к Маркусу и, взяв его руку, опустила ее ему на бедро, но он при этом чуть подался вперед и легонько лизнул ее сосок. И Эйвери, и так ощущавшая его близость каждой клеточкой тела, вздрогнула и почувствовала, как внутри ее разгорается жар.
        - Как тебе?
        - Думаю, поза, во всяком случае, стала лучше, - выдохнула она.
        Просто не верится. Всего одно прикосновение, и она уже готова сойти с ума от желания. И от этого есть лишь одно лекарство.
        - А может, так будет еще лучше, - добавила она, переворачивая Маркуса на спину, так что его плечи по-прежнему опирались на подушки.
        А он лишь молча смотрел, прикрыв веки, как Эйвери плавно опускается на колени, медленно проводит рукой по его бедру вверх, затем вниз, затем еще раз.
        - Да, так намного лучше, - прошептала она, видя, как встает его член, любуясь отчетливо проступившими венами. А потом слегка нагнула голову так, что ее коса скользнула по его бедру как раз там, где оно переходит в промежность. И, глядя ему в глаза, она приоткрыла рот и медленно облизнула нижнюю губу.
        Эйвери видела, как все его тело напряглось, а глаза заблестели, а потом взяла его плоть в руку и неторопливо провела по ней языком.
        - И как тебе? - спросила она, специально обращаясь к нему его же словами.
        Вот только Маркус судорожно стискивал кулаки, не в силах ничего выговорить, и Эйвери еще раз прошлась по нему языком, вот только на этот раз она не просто лизнула, но и взяла его в рот. А потом еще раз повторила все с самого начала, но теперь впустила его чуть глубже, а потом еще раз и еще, задавая ритм, от которого он застонал сквозь сжатые зубы.
        - Эйвери?
        - М-м-м? - протянула она, умело работая языком.
        - Ты меня убиваешь, - простонал он, откидываясь на подушках.
        - Да, наверное, ты прав, мне пора остановиться, - послушно согласилась она, слегка отстраняясь.
        Нет! Да!
        - Так да или нет? - насмешливо уточнила Эйвери, забираясь на кушетку и нависая над ним, все еще сжимая его член в руке.
        В ответ он потянулся к валявшимся поблизости джинсам, вытащил презерватив, надел его и, ухватив Эйвери за бедра, усадил на себя.
        - Вот так!
        Зависнув над Маркусом, Эйвери почувствовала себя необычайно сильной, а потом медленно опустилась на него, а потом быстро приподнялась, заставляя Маркуса отчаянно застонать и вцепиться ей в бедра, хотя он все еще позволял ей действовать на свое усмотрение. А затем она снова опустилась на него, и все ее тело пронзила волна наслаждения.
        Чувствуя, как на ее верхней губе появляются капельки пота, Эйвери нарочито медленно поднялась, а потом снова опустилась, стараясь как можно сильнее растянуть мучительное удовольствие. Эйвери еще три раз сумела повторить свои действия, а потом инстинкты взяли верх, да еще и Маркус, явно почувствовавший, что она дошла до предела, двинул бедрами вверх, подаваясь ей навстречу.
        У Эйвери перед глазами заплясали цветные пятна, и она вцепилась Маркусу в грудь, чувствуя, как пламя, переплетенное с чистой энергией, заполняет все ее существо, а то, что она сумела довести Маркуса до пика блаженства, лишь усиливало ее собственное наслаждение.
        Все еще переживая этот восхитительный миг, Эйвери повалилась на Маркуса, и ее волосы, успевшие расплестись во время их страстного столкновения, накрыли их обоих душистым покрывалом. Просто невероятно, до чего он способен ее довести. Эйвери бы хотелось навсегда продлить их союз, но, понимая, что он остановился лишь на короткое время, она решила не упускать ни одного мгновения.
        А чуть позже, когда она все-таки заставила себя открыть глаза, ее взгляд уперся прямо в «Очаровательную даму» на противоположной стене. Эта картина всегда ее вдохновляла и даже сейчас помогла найти в себе силы подняться и взяться за карандаш.
        - Не двигайся, - приказала она, - я хочу запечатлеть тебя именно таким.
        - Я и так только что был твоим, - лениво улыбнулся Маркус, отчего по телу Эйвери снова пробежала волнительная дрожь.
        Она засмеялась и повторила:
        - Не двигайся. - Карандаш быстро запорхал по бумаге, и вдохновленная Эйвери быстро сделала пару набросков с разных ракурсов. - Готово, - радостно заявила она, укладываясь рядом с Маркусом на кушетку, чтобы показать ему свою работу.
        Увидев эти наброски, Маркус окончательно убедился в том, что, как она и сказала тогда в саду, живая натура - это ее стихия. И, как оказалось, ее талант весьма схож с талантом ее пращура, Бакстера Каллена, ведь в колледже Маркус успел насмотреться не только на масло известного художника, но и на его наброски.
        - Очень хорошо, - оценил он.
        - Ты действительно так считаешь?
        Маркус вдруг понял, что положительный отзыв ее удивил.
        - А раньше ты свои работы кому-нибудь показывала?
        Эйвери покачала головой:
        - Обычно я рисую только для собственного удовольствия и изредка выставляю свои работы на анонимные аукционы, где люди далеко не всегда знают, чьи картины собираются купить.
        - По-моему, тебе следовало бы подумать о выставке, и, если хочешь, я могу помочь тебе ее организовать.
        - Я подумаю, но не уверена, что хочу вот так… выставлять себя напоказ. Ведь обычно я рисую для собственного удовольствия, а когда так, как сейчас с тобой… ведь легко рисовать, когда ты любишь свой предмет.
        Маркус резко напрягся. Она только что сказала, что любит его? Вот только сама она, кажется, своей оговорки не заметила, а просто встала и подошла к «Очаровательной даме».
        - По-моему, Бакстер ее любил. Тебе так не кажется?
        И Маркус лишь с трудом сдержался, чтобы не заявить, что Бакстер Каллен лишь использовал Катлин Прайс, тогда еще носившую имя О\'Рэйли, и любовь там совершенно ни при чем. Но Эйвери все еще смотрела на него в ожидании ответа, так что он поднялся с кушетки и подошел к ней.
        - Почему ты так решила? - спросил он, вместо ответа.
        - Не знаю, наверное, все дело в том, как он ее изобразил. Я просто не понимаю, как можно создать что-то настолько прекрасное без любви к своему объекту.
        - Возможно, похоть, но любовь?… Я так не думаю. Ну разве может здесь идти речь хоть о какой-то любви? Ведь если бы Бакстер Каллен любил Катлин, то отстоял бы ее перед женой или, по крайней мере, обеспечил ей достойное существование после того, как ее так бесцеремонно вышвырнули вон. Нет, этот человек просто использовал беззащитную женщину, здесь нет места для сомнений. Если верить словам деда, Катлин Прайс была честной, порядочной женщиной, которая ни за что не стала бы игрушкой в руках богача по собственной воле. Она трудилась в поте лица, чтобы обеспечить семью, поздно вышла замуж и родила только одного ребенка.
        - Ты разве не видишь? По-моему, его любовь чувствуется в каждом мазке. Вот здесь, - Эйвери указала на округлое плечо, - и здесь. - Она провела по линии ключицы.
        И Маркус поймал ее руку и прижался к ней щекой.
        - Ты излишне романтизируешь это несомненно выдающееся произведение искусства.
        Эйвери взглянула на Маркуса, и ей показалось, что в его глазах застыла какая-то невысказанная печаль.
        - Иногда нужно уметь смотреть сквозь технику и средства передачи, чтобы разглядеть истинную душу картины.
        - Лучше я буду смотреть на тебя, - прошептал он, прижимая ее к себе и целуя, чтобы отвлечь от вопроса, на котором они никогда не смогут сойтись.
        А вечером они снова занимались любовью, но уже медленно и нежно, без того безумного огня, что сжигал их утром.
        И на этот раз, когда она выкрикнула в порыве наслаждения: «Маркус, я люблю тебя!», он уже точно не мог ослышаться.
        Эта короткая фраза эхом отдалась у него в ушах, одновременно вызывая чувство вины и согревая душу. Он бы с радостью принял эти слова, но, к сожалению, не мог себе этого позволить. Ведь что бы там ни было, рано или поздно ему придется уйти от Эйвери Каллен, и когда он уйдет, он обязательно унесет с собой и «Очаровательную даму».
        Глава 9
        Маркус отправился по каким-то делам «Ваверли», и, гуляя в одиночестве в саду, Эйвери вдруг поняла, как сильно ей его не хватает. Как же просто оказалось привыкнуть к его постоянному присутствию, к непрерывным занятиям любовью. Эйвери никогда не считала себя излишне чувствительной женщиной, но в руках Маркуса ей хотелось забыть обо всем на свете и день и ночь предаваться любви. Но когда две ночи назад она призналась в том, что любит его, она почувствовала в нем перемену. Нет, он не отдалился, но стал каким-то другим.
        Любит ли ее Маркус? Или все-таки использует? Эйвери невольно улыбнулась, вспомнив, как они использовали друг друга этим утром, еще перед рассветом, когда он собирался одеться и бежать куда-то на деловую встречу. Что ж, похоже, все так или иначе используют друг друга. И Эйвери уже давно к этому привыкла и даже сумела убедить себя в том, что совершенно не возражает против такого подхода или, во всяком случае, может с ним жить. Но с Маркусом все было иначе, она мечтала, чтобы он нуждался в ней так же сильно, как и она в нем. Причем не только физически.
        Вчера он снова ей позировал, так что она уже взялась за кисти и масло, но при этом он снова заговорил об «Очаровательной даме», а она снова отказалась ее продавать. Зачем он так упорно пытается убедить ее расстаться с этой картиной?
        - Похоже, что тебе есть о чем подумать, - заметил Тед Уэллс, прерывая ее размышления.
        - Да. Кстати, я воспользовалась твоим советом и все-таки решилась выставить отцовскую коллекцию на аукцион.
        - И ты действительно этого хочешь? Ведь еще не поздно передумать.
        Эйвери кивнула:
        - Знаю, но я уже готова с ней расстаться. Только оставлю себе одну картину, которая действительно что-то значит для меня лично, хотя Маркус и настаивает на том, что я должна продать и ее.
        Тед пожал плечами:
        - Не хочешь - не продавай, не вижу никаких причин, почему ты должна делать это против воли. А как у тебя вообще дела с молодым Прайсом? Миссис Джексон говорит, вы проводите очень много времени вместе.
        Эйвери покраснела. Когда они в последний раз говорили с Тедом, а было это совсем недавно, она только что познакомилась с Маркусом. А вот теперь она расхаживает по саду и ни о чем, кроме него, и думать не может.
        - У нас все хорошо, - наконец ответила она, не в силах сдержать счастливую улыбку. - Как ты и предлагал, он помогает мне в поисках ангела. Не уверена, что ему удалось продвинуться в поисках дальше меня, но я точно знаю - он старается. Просто меня немного беспокоит его упорство в вопросе «Очаровательной дамы».
        - Такой человек, как Маркус Прайс, никогда бы не добился своего положения, если бы легко отступал перед трудностями, - заметил Тед.
        - Да, я это прекрасно понимаю, и когда он не говорит о работе, то все становится совсем замечательно.
        - Похоже, он уже сумел очаровать тебя.
        - Да, сумел. И мне кажется, я даже успела в него влюбиться. Но разве так бывает? А ты когда-нибудь влюблялся так, что от этого голова шла кругом?

* * *
        Следующая неделя выдалась довольно однообразной и не слишком запоминающейся, если, конечно, не считать ночей, проведенных в объятиях Маркуса.
        Сегодня он отправил проверенного фотографа снять коллекцию, оставшуюся в Лос-Анджелесе, для каталога «Ваверли», получил от ее помощника Дэвида Херли все необходимые сведения и договорился о перевозке картин в Нью-Йорк.
        Да и сама Эйвери не сидела без дела, обговаривая постройку новых зданий с руководством благотворительного фонда. Адвокаты наверняка безбожно на всем этом наживутся, зато так она действительно сможет помочь детям.
        Сегодня Эйвери пригласила Маркуса составить ей компанию на открытие галереи, куда ее пригласили, но он отговорился тем, что ему нужно будет общаться с Дэвидом как раз в это время из-за разницы часовых поясов. Эйвери уже почти собралась и зашла в кабинет попрощаться с Маркусом.
        - Ух ты, может, мне все же пойти с тобой? - удивленно произнес Маркус и встал из-за стола.
        Как всегда, при виде Маркуса, Эйвери почувствовала, как по телу разливается приятное теплое чувство, и слегка повернулась, чтобы он смог по достоинству оценить ее ножки и полупрозрачное коктейльное платье, купленное специально ради сегодняшнего вечера.
        - Боишься, что меня кто-нибудь похитит? - усмехнулась она.
        - Пусть только попробует, ведь тогда ему придется иметь дело со мной, - мрачно отозвался Маркус.
        Эйвери глубоко вздохнула. Он впервые хотя бы косвенно назвал ее своей. Так что для нее сегодня никаких других мужчин точно не будет, ведь ее сердце остается дома, с Маркусом. А может, он чувствует к ней то же самое, что и она к нему?
        Но в эту секунду позвонили в дверь.
        - Мне пора.
        - Тебе еще нужно заново накрасить губы.
        - Но с ними все в порядке…
        Тут Маркус накрыл ее губы своими в долгом поцелуе, ясно давая понять, что с нетерпением ждет ее возвращения.
        - Я могу вообще никуда не ходить, - предложила Эйвери, чувствуя, как внутри ее закипает жар. - А водителя можно отослать.
        - Очень заманчивое предложение, но мне действительно нужно работать, - вздохнул Маркус, аккуратно разворачивая ее за плечи и легонько подталкивая к двери. - Хорошо отдохни, но не слишком хорошо, договорились?
        Все еще не переставая счастливо улыбаться, Эйвери села в машину, подкрасила губы и поехала на открытие галереи.
        Добравшись до места, она поздоровалась со всеми знакомыми, прошлась по залу и взяла у официанта бокал шампанского, но потом передумала и поменяла его на минералку.
        - Эйвери! Как давно я тебя не видел! Эйвери заставила себя улыбнуться:
        - Питер Камерон! Как я рада тебя видеть. Как ты оказался в Лондоне?
        Она подалась вперед, чтобы поцеловать Питера в щеку, следуя принятым среди этого круга правилам приветствия знакомых, вот только его губы почти коснулись ее губ. И это явно не случайность. Эйвери лишь с трудом удержалась от того, чтобы не стереть с лица его прикосновение.
        - Продвижение по службе, что же еще? - усмехнулся Питер. - Я теперь в главном офисе Ротшильда в Вест-Энде.
        Последний раз она видела его еще в Лос-Анджелесе, и тогда он неотступно следовал за ней по пятам. Как мужчина он был вполне ничего, вот только некоторые черты его характера заставляли ее держаться настороже.
        - Еще не успел соскучиться по солнцу и пляжам? - спросила Эйвери, через плечо Питера глядя на часы и прикидывая, как скоро она сможет отсюда сбежать.
        - Пока еще нет, у меня для этого слишком много дел, хотя я и не представляю, как переживу британскую зиму. А что ты делаешь в Лондоне?
        - Я переехала сюда, чтобы быть рядом во время болезни отца, а теперь решила остаться здесь насовсем.
        - Сочувствую твоей утрате, - мимоходом заметил Питер. - Но раз уж мы оказались в одном городе, нам нужно держаться вместе. Что ты делаешь завтра вечером?
        Стараясь ничем не выказывать отвращения, Эйвери мягко высвободила свою руку, которую он для убедительности схватил, и ответила:
        - Извини, мне есть с кем проводить вечера.
        - Так, значит, это правда? Я его знаю?
        - Возможно. Он работает на ваших конкурентов. Маркус Прайс.
        При этом имени Питер даже присвистнул.
        - А он не промах. Готов поспорить, это именно он уговорил тебя продать коллекцию Каллена.
        И это говорит Питер, который всегда пытался познакомиться с ее отцом, чтобы разведать, согласится ли он продать коллекцию.
        - Думаю, к тебе это не имеет никакого отношения. Питер развязно подмигнул ей:
        - Да, о том, что происходит под одеялом, не принято говорить, я понимаю. Но советую тебе серьезно подумать о том, чтобы передать коллекцию Ротшильду. Я лично гарантирую, что мы все сделаем намного лучше.
        От такой наглости Эйвери не на шутку разозлилась, но, к счастью, с детства привитые манеры взяли верх над злостью. Ведь здесь столько фотографов, что если она выйдет из себя, то потом еще две недели будет любоваться на себя во всех газетах и журналах.
        - Слушай, приятно было с тобой поболтать, но мне действительно пора. У меня дела.
        В конце концов, быть рядом с Маркусом - для нее сейчас самое важное дело, так что она даже не соврала.
        - Передавай привет Маркусу, - подчеркнуто неискренне попросил Питер.
        - Обязательно, - пообещала Эйвери, мечтая оказаться где-нибудь подальше. От этого разговора она чувствовала себя просто отвратительно, словно грязные намеки Питера могли прилипнуть к их с Маркусом отношениям.
        - Приятно видеть, что этот парень наконец-то добился успеха, хотя ты вряд ли сумеешь до конца сгладить его характер.
        - Сгладить характер? - переспросила она, не имея ни малейшего понятия, о чем он сейчас говорит.
        - Ну, я слышал, ему пришлось немало потрудиться, чтобы добиться своего нынешнего положения. Его мать умерла в тюрьме от передозировки, и его воспитал дед, которому, по слухам, даже пришлось заплатить отцу Маркуса, чтобы тот и близко не подходил к ребенку. Я говорил с парой его старых школьных приятелей, и они все как один повторяют, что он уже тогда стремился чего-то добиться. А учился он в частной школе, разумеется, на стипендию.
        - Разумеется, - повторила Эйвери, начиная уважать Маркуса еще сильнее.
        И если можно было бы любить еще больше, чем она его и так уже любила, то, несомненно, именно это она бы сейчас и сделала. Маркусу пришлось самому пробивать себе дорогу в жизнь, а не получать все готовенькое на золотой тарелочке в двадцать четыре карата, как ей самой.
        - Все еще уверена, что тебе стоит работать с «Ваверли»? - спросил Питер с той змеиной ноткой в голосе, что всегда заставляла ее держаться настороже. - Он ни перед чем не остановится, чтобы получить свое. Говорю же, если обратишься к нам, то не пожалеешь.
        - Вообще-то я сильно сомневаюсь, что мы с Ротшильдом сможем поладить. Меня всегда учили, что нужно иметь дела лишь с теми людьми, которых ты уважаешь.
        Эта отповедь не произвела на Питера особого впечатления, что в общем-то немало о нем говорило.
        - Не отказывайся от того, что еще толком себе не представляешь, - невозмутимо продолжил он. - Что бы Маркус с тобой ни делал, обещаю, я сделаю это еще лучше.
        От такого нахальства Эйвери почувствовала, как ей становится физически плохо, и решила, что нужно срочно отсюда бежать, пока она еще не успела наделать глупостей.
        - Я сказала, что мне было приятно с тобой поболтать, но вообще-то это не так. Удачного вечера.
        Однако Питер явно решил оставить за собой последнее слово.
        - Грязь непросто отмыть, и я уверен, если как следует покопаться в прошлом Прайса, этой грязи найдется больше, чем достаточно. И как только я об этом узнаю, сразу же тебе сообщу.
        При этих словах Эйвери развернулась и убежала, даже не потрудившись дождаться своего водителя, а просто поймала такси и помчалась домой, чувствуя, что если сейчас не увидит Маркуса, то сойдет с ума. Она никогда не любила Питера Камерона, а теперь люто его возненавидела.
        Пытаясь побороть охватившую ее дрожь, Эйвери задумалась о том, как слова Питера соотносятся с тем, что она уже знала о Маркусе. Да, он определенно умеет добиваться своего, и если он был таким уже в школе и колледже, то это многое говорит о его силе воли и целеустремленности. А потом Эйвери с улыбкой подумала, что уже успела на себе испытать эти его качества. Ведь что бы с ней сейчас было, если бы он согласился принять ее «нет» и забыт бы о коллекции Каллена?
        Несомненно лишь одно - она была бы куда более одинокой, чем теперь. На что бы он там ни был готов ради своих целей, Маркус Прайс - именно тот человек, что держит в своих руках ее сердце. И сейчас Эйвери желала лишь поскорее еще раз показать ему, как много он для нее значит.
        Глава 10
        После встречи с Питером Камероном Эйвери оставалось лишь порадоваться, что никаких важных дел на выходные у нее больше не запланировано. К тому же она ужасно устала, наверное, оттого, что в последнее время она недосыпает по ночам. Ведь Маркус умеет добиваться своего не только в работе, но и удовольствиях, так что последние две недели пролетели как одно мгновение.
        Вот только ему пока что никак не удавалось напасть на след ангела, и Эйвери видела, что он из-за этого переживает. Ведь он не привык к поражениям. И она еще раз подумала о том, как ему приходилось тяжело трудиться уже в школьные годы, когда его богатые сверстники наслаждались блаженным ничегонеделанием. Субботним вечером она попыталась завести с ним разговор о его прошлом, но он лишь коротко ответил, что ему повезло, что его вырастил дед, которому он всем обязан в своей жизни.
        Эйвери почти завершила картину с обнаженным Маркусом, и эта работа заняла у нее значительно больше времени, чем сад. Она добавляла к ней последние штрихи, когда в комнату вошел Маркус.
        - Я принес тебе завтрак и кофе, - пояснил он, ставя поднос на столик.
        - Спасибо. - Эйвери отложила кисть и принялась вытирать руки. - Думаю, я наконец закончила картину.
        - Отлично, - похвалил он, протягивая ей кофе.
        Приняв чашку, Эйвери уже поднесла ее к губам, чтобы сделать первый глоток божественного напитка, но вместо этого только содрогнулась и принюхалась.
        - Миссис Джексон сменила сорт кофе? - удивленно принюхиваясь и пытаясь побороть отвращение, спросила Эйвери.
        - Не думаю. - Маркус отобрал у нее чашку и отпил из нее. - По-моему, тот же самый. Может, тебе сварить другую порцию?
        - Спасибо, не надо, придется мне сегодня обойтись обычной водой. Так, наверное, даже лучше. - Эйвери потянулась к одной из бутылок минералок, всегда стоявших в студии и, отвинтив крышку, припала к горлышку, стараясь смыть неприятное послевкусие от одного запаха кофе.
        - Мне только что звонила моя помощница, - заметил Маркус, принимаясь за бутерброд с подноса.
        - Ранняя пташка?
        - Да, мне повезло, к тому же Линетта полностью предана своей работе. По правде говоря, она иногда меня даже пугает своей организованностью. Она работает на «Ваверли» уже больше тридцати лет.
        - Да, такое сейчас редко встретишь.
        - И она знает про нашу фирму практически все, что про нее вообще можно знать. Ладно, в любом случае она позвонила, чтобы сказать, что во вторник вечером состоится одно мероприятие, на котором мне желательно появиться.
        - Завтра? И тебе обязательно нужно туда идти? - Эйвери уже его не хватало.
        - Да, но я надеялся, ты составишь мне компанию, и заранее попросил ее купить нам билеты, так что, если ты согласна, завтра в десять утра мы вылетаем из Хитроу. Тогда мы в час будем уже в Нью-Йорке и сможем немного отдохнуть перед выходом в свет. Что скажешь?
        Что сказать? Эйвери решила, что это - отличная идея, ведь в ближайшую пару дней у нее нет никаких особых дел в Лондоне. Но самая главная и первая пришедшая ей в голову мысль - это то, что ей пока еще не нужно с ним прощаться.
        - Звучит неплохо, - улыбнулась Эйвери. - У меня еще остается куча времени, чтобы собраться.
        - Отлично. Тогда собирайся с расчетом на то, что ты едешь в Нью-Йорк где-то на неделю, если, конечно, у тебя здесь нет никаких важных дел. Я рассчитываю, что коллекция окажется там уже в следующие выходные, и хотел бы лично ее встретить и проверить.
        - А ты времени зря не теряешь.
        - А разве ты хочешь, чтобы я с этим подождал?
        - Вовсе нет. Не волнуйся, я не передумала.
        - Ты уверена? Мы все еще можем ее пополнить, - напомнил Маркус, намекая на «Очаровательную даму».
        - Я хотела сказать, что по-прежнему собираюсь продавать те картины, которые решила продать. - Эйвери слегка покачала головой. Может, пора наконец узнать, зачем он так упорно пытается добраться до работы Бакстера Каллена? - Слушай, ты уже не в первый раз заводишь этот разговор. Может, все-таки объяснишь, почему ты так настойчиво пытаешься выставить эту картину на торги?
        А если он скажет правду? Согласится ли она тогда расстаться с «Очаровательной дамой»? Вряд ли. Что ж, придется ограничиться полуправдой.
        - Я знаю как минимум одного человека, который готов щедро заплатить за это полотно.
        - Ну, значит, твоему человеку придется и дальше жить без «Очаровательной дамы». И я была бы рада, если бы ты перестал через день поднимать этот вопрос. Мое решение окончательно. Я не передумаю.
        Маркус поспешно прикусил язык, чтобы слова не выдали его разочарования. Они так прекрасно провели эти две недели, что теперь он просто обязан уважать ее решение. Но в глубине души он все еще продолжал надеяться, что она все же передумает.
        - Упорство - мое второе имя, - улыбнулся Маркус. - Ну хорошо, я больше не буду поднимать этот вопрос.
        - Обещай мне. Ведь я же знаю, каким настойчивым ты иногда можешь быть, - попросила Эйвери, улыбаясь в ответ и легонько стукая его в грудь.
        - А тебя что-то не устраивает? - уточнил он, хватая ее за руку и притягивая к себе.
        Эйвери потерлась бедрами об его напрягшийся член.
        - А как ты думаешь? - усмехнулась она.
        - Думаю, что мне прямо сейчас стоит тебе напомнить, каким настойчивым и упорным я могу быть.
        С этими словами он стянул с нее футболку, прикоснувшись при этом костяшками пальцев к ее груди, отчего у нее сразу же напряглось все тело. А потом он нагнулся, провел языком вдоль линии бюстгальтера и добрался до соска.
        Эйвери уже вся дрожала в его руках и тихонько постанывала, а когда он потянулся, чтобы расстегнуть застежку бюстгальтера, то не удержалась и застонала.
        А потом Маркус снова занялся ее сосками, по очереди лаская нежные груди, а Эйвери запустила пальцы ему в волосы, притягивая к себе еще крепче. И в ответ Маркус ухватил ее груди обеими руками, зарылся в них лицом и принялся легонько их массировать, вырывая у Эйвери все новые и новые стоны. А потом он вновь приник к соскам губами.
        - Маркус, ты меня с ума сведешь.
        - Так и задумано, - улыбнулся он, прижимаясь лицом к ее молочно-белой коже и проводя языком по синей жилке. А потом он выпрямился и внезапно подхватил ее на руки.
        Взвизгнув от удивления, Эйвери крепко обвила его шею руками.
        - Отпусти меня, я для этого слишком тяжелая, - запротестовала она.
        Эх, если бы она только знала, что носить ее на руках - одно удовольствие. Маркус уложил ее на кушетку и быстро стащил всю еще остававшуюся на ней одежду.
        - Мистер Прайс, вы злоупотребляете своей силой, - заявила она, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.
        - Я хочу тебя нарисовать, - заметил он, потянувшись за кисточкой.
        - Нарисовать меня? Но, кажется, ты говорил, что краски - это не твое.
        - Говорил, но, думаю, на этот раз у меня все получится, - улыбнулся Маркус, налил в банку воды и снова вернулся к Эйвери. - Будь хорошей девочкой и лежи спокойно, не мешай мне работать. Ведь ты же знаешь, какими нервными становятся художники, когда их отвлекают от дела. - С этими словами Маркус обмакнул кисточку и провел ею по ключице Эйвери. - Да, - продолжил он, - подчеркнуть игру света на твоем теле - одна из важнейших задач искусства. То, как твоя кожа прямо-таки светится здесь, а здесь - меняет оттенок… - Маркус провел кистью чуть ниже, обводя сперва верхний, а потом нижний край округлой груди, - меня просто завораживает. Любой мужчина не устоит и захочет прикоснуться, попробовать, почувствовать…
        - Так чего же ты ждешь?
        Маркус улыбнулся, видя, как щеки Эйвери раскраснелись от желания.
        - Всему свое время. Сперва я должен закончить картину.
        Маркус неторопливо принялся за вторую грудь, а потом, когда он провел влажной кистью по соскам, Эйвери не сдержалась и громко застонала. А Маркус из последних сил ласкал ее тело вместо того, чтобы сорвать с себя одежду и вонзиться в нее одним стремительным движением.
        К тому времени, как он добрался до ее бедер, Эйвери уже вся дрожала от нетерпения, а когда он провел кистью по ее клитору, она потянулась к нему и взмолилась:
        - Пожалуйста, Маркус.
        - Ну разве можно отказать, когда тебя так просят? - усмехнулся Маркус, откладывая кисточку и принимаясь за дело языком. - Так лучше?
        - Тебе нравится меня мучить? - выдохнула она, глядя на него своими небесно-голубыми глазами.
        - Мучить? Мука - это когда я ласкаю тебя, а ты даже и не пробуешь прикоснуться ко мне в ответ.
        При этих словах Эйвери мгновенно села на кушетке и потянулась к его поясу. Маркус едва сдержался, когда она расстегнула ему ширинку и взялась своими умелыми руками за его член, сперва лишь легонько касаясь, а потом сжимая крепче и увереннее.
        - Подожди, - попросил он, высвободился из ее рук и быстро сбросил с себя одежду и вытащил из кармана презерватив.
        А потом он наконец-то устроился между ее божественных ножек, которые сразу сжались вокруг его бедер, настойчиво притягивая его к ее вожделенному телу. И Маркус ощущал жар ее тела, чувствовал, что она уже готова для него. И он медленно вошел в нее, а потом на секунду замер, наслаждаясь ощущением ее тела вокруг себя. Но тут основной инстинкт взял верх над всеми его мыслями и чувствами, и Маркус задвигался в бешеном ритме.
        Склонив голову, он поцеловал Эйвери в губы, пытаясь хоть немного замедлить темп и снова взять все в свои руки. А потом провел языком по напрягшейся жилке на ее шее, по ключицам, добрался до спелых вишенок сосков, слегка куснул их, потом пососал. И Эйвери неподвижно замерла под ним, так что он прямо-таки чувствовал, как по ее телу проходят, все усиливаясь и усиливаясь, волны наслаждения, пока она наконец отчаянно не выкрикнула его имя. Тогда и сам Маркус забылся в буре ощущений, так мощно накрывших его, что он чуть не заплакал.
        А затем он повалился на нее, не в силах не то что думать, но даже дышать.
        Вот только одна мысль все же бесконечно повторялась в его голове. Он не хочет отпускать Эйвери Каллен - ни сейчас, ни потом.

* * *
        Чтобы вовремя приехать в аэропорт, им пришлось очень рано вставать, так что почти весь перелет через Атлантику Эйвери проспала. А потом они поймали такси и поехали к Маркусу, и Эйвери с нетерпением ждала, что вот-вот увидит его дом. Он отлично вписался в ее мир, и теперь ей хотелось посмотреть, как она впишется в его.
        - Добрый день, мистер Прайс. Надеюсь, ваша поездка в Лондон прошла удачно? - поздоровался швейцар, когда они вышли из такси.
        - Спасибо, Бак. Все было просто замечательно. Это моя гостья - мисс Каллен, она пока поживет у меня, так что, я надеюсь, при необходимости она всегда сможет рассчитывать на твою помощь.
        - Разумеется. Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс Каллен.
        - Спасибо. - Эйвери слегка кивнула. Приятно сознавать, что Маркуса здесь хорошо знают.
        Они поднялись на лифте на восьмой этаж, и Маркус открыл дверь и пропустил Эйвери вперед.
        - Добро пожаловать в мое скромное жилище. Здесь не так просторно, как ты привыкла, но, думаю, тебе понравится.
        - Выглядит неплохо, - заметила Эйвери, оглядываясь по сторонам, пока Маркус относил их вещи в спальню.
        А потом она пошла следом за ним по коридору, отмечая висевшие на стенах работы карандашом и тушью. Маркус бросил ее чемодан на кровать и, открыв шкаф, подвинул в нем свои костюмы.
        - Можешь повесить свои вещи либо здесь, либо в комнате для гостей. А если захочешь что-нибудь положить на полки, то просто смахни мое барахло в нижний ящик.
        - А ты точно не против? - уточнила Эйвери, не совсем хорошо представляя, как вести себя в подобной ситуации.
        - Конечно, ведь не складывать же тебе каждый раз все в чемодан. А пока ты устраиваешься, я пойду добуду нам чего-нибудь перекусить.
        - Спасибо, а то я уже с голоду скоро умру. - Когда они уезжали из Лондона, было еще слишком рано для завтрака, а обед в самолете она проспала.
        - Так я и думал. Как насчет омлета?
        Эйвери изобразила, как падает в обморок от восторга.
        - Ну так я приготовлю, - повторил Маркус и ушел.
        Тогда Эйвери аккуратно переложила все вещи Маркуса в нижний ящик, отнесла косметичку в ванную комнату, положила ее на практически пустую мраморную полочку под зеркалом. Пусть у него и оказалось куда меньше вещей, чем она думала, зато, как она и ожидала, все они просто превосходного качества.
        Потом она пошла на кухню, и божественный запах жареных овощей и яиц сразу же опьянил ее.
        - Пахнет весьма аппетитно, - заметила Эйвери, усаживаясь на высокий стул перед гранитовой столешницей. - А я и не знала, что, помимо всего прочего, ты еще и отличный повар.
        Маркус переложил омлет на подогретую тарелку и с улыбкой передал ей:
        - Я вообще очень талантливый человек. Эйвери отправила кусочек омлета в рот и блаженно застонала:
        - Просто божественно, спасибо тебе.
        - Всегда пожалуйста.
        - А где ты так научился готовить? - спросила она, смакуя омлет. Это явно не обычный холостяцкий перекус.
        Но Маркус лишь пожал плечами:
        - Да нигде в общем-то. Просто когда я учился в колледже, мне постоянно приходилось подрабатывать, в том числе и на кухне. - И Маркус назвал один из самых известных бостонских ресторанов. - А пока я там работал, научился парочке полезных трюков.
        Эйвери удивленно уставилась на свою опустевшую тарелку. Она даже и не заметила, как все съела.
        - Да, ты явно времени даром не терял, - немного смущенно усмехнулась она.
        - Держи, можешь и мой съесть, - предложил Маркус, протягивая ей свою тарелку.
        - Ты уверен?
        - Конечно, уверен. Знаешь, ты вообще как-то очень часто спрашиваешь, уверен ли я в своих поступках. Вот только когда я что-то делаю или предлагаю, я всегда полностью уверен в своих словах и поступках.
        - Приятно это слышать, - заверила Эйвери и принялась за вторую порцию, жадно поглядывая на то, как Маркус вновь принимается за готовку. А потом, когда он снова уселся возле нее с омлетом на тарелке, она спросила: - А куда мы идем сегодня вечером? Что это за мероприятие?
        - Вечеринка в честь того, что нам достались права на распространение последней рукописи Д.Б. Дунбара. Ты про него когда-нибудь слышала? Я не слишком люблю фэнтези, но внуки миссис Джексон его просто обожают. А я и не знала, что у него осталась неопубликованная рукопись. Ведь, кажется, Дунбар умер очень рано? Авиакатастрофа или еще что-то в этом роде?
        - Да, авиакатастрофа в Индонезии, ему тогда было всего тридцать лет. Но, как бы там ни было, эта рукопись считается одним из самых ценных произведений поп-культуры, обращающихся сейчас на рынке.
        - Теперь эта рукопись досталась «Ваверли», и вы в честь этого устраиваете вечеринку? Вы всегда так делаете? - спросила Эйвери, поднимаясь и ставя тарелку в посудомоечную машину.
        - Обычно нет, но сегодня я полностью согласен с Анной. Нам просто необходимо собраться вместе и хорошенько повеселиться, ведь в последнее время мы очень часто мелькали в новостях, и далеко не всегда о нас там отзывались хорошо, - мрачно пояснил Маркус.
        - Вас пытаются оклеветать?
        - А почему ты спрашиваешь?
        - Потому что я тоже иногда общаюсь с миром и хорошо знаю репутацию «Ваверли». Ведь если бы я не доверяла вашей фирме, то ни за что не согласилась передать вам отцовскую коллекцию. Я читала новости, и мне показалось, что все эти нападки надуманны.
        - Ты права, и именно поэтому мы должны показать, что вся та грязь, которой нас пытаются облить, не произвела на нас никакого впечатления.
        - И когда мы должны туда прийти?
        - Вечеринка начнется в восемь.
        Эйвери взглянула на свои часики с бриллиантами:
        - Так, значит, у нас еще есть достаточно времени?
        - А ты думаешь о том же, о чем и я? - улыбнулся Маркус.
        Эйвери неторопливо подошла к нему, взяла его руку, поднесла к губам и легонько пососала кончик его указательного пальца.
        - А о чем ты думаешь?
        Глава 11
        Когда они добрались до места, по телу Эйвери все еще перекатывались волны наслаждения. Маркус явно пользовался успехом у своих коллег, а несколько одиноких дам так и ели его глазами.
        У Эйвери уже голова закружилась от всех этих новых людей, так что, когда через пару часов Маркус извинился и пошел поговорить с только что появившимся парнем, Эйвери даже обрадовалась и юркнула в пустой альков. Как же она устала. Может, все дело в длительном перелете, или их послеобеденных упражнениях, или просто сказывается разница во времени между Лондоном и Нью-Йорком, но у нее было такое ощущение, что уже настала глубокая ночь. И если бы эта вечеринка не была так важна для Маркуса и его коллег, она уже давно бы откланялась и ушла спать.
        Немного посидев в одиночестве, она отправилась на поиски официантов, надеясь, что закуски смогут придать ей немного сил.
        - Должно быть, вы - Эйвери Каллен? Как хорошо, что Маркус пригласил вас сегодня. - Высокая блондинка вежливо пожала ей руку. Я Анна Ричардсон, генеральный директор аукциона «Ваверли». Маркус много мне о вас рассказывал.
        - Думаю, он не забыл упомянуть, как непросто ему было уговорить меня расстаться с коллекцией Каллена? - улыбнулась Эйвери.
        - Да, что-то такое он точно говорил. - Анна тепло посмотрела на нее. - Позволь сказать - мы все очень гордимся, что именно нам выпала честь представить коллекцию твоего отца. Его очень ценили в мире искусства и по достоинству уважали за безупречный вкус. Наверное, тебе его очень не хватает.
        Эйвери почувствовала укол боли в груди, но уже далеко не такой болезненный, как раньше. Неужели это из-за любви к Маркусу ей уже не так сильно не хватает отца? А может, просто потому, что она наконец-то отпустила те материальные предметы, которыми пыталась привязать к себе Форреста Каллена?
        - Да, не хватает, - просто признала Эйвери.
        Анна легонько погладила Эйвери по руке, как бы пытаясь показать, что полностью разделяет ее горе, но Эйвери решила поскорее перевести разговор с этой грустной темы, так что начала поздравлять Анну.
        - Да, рукопись Д.Б. Дунбара действительно очень важна для нас. Хотя и жаль, что «Последний ниндзя» навсегда останется его последней работой.
        - Он же был учителем, ведь так? Наверное, именно поэтому он так хорошо знал, что нужно его читателям.
        - Да, он преподавал в частной школе в Вашингтоне и очень хорошо умел преподнести читателям нужную книгу в нужное время. Ведь все они попали в список бестселлеров в «Нью-Йорк тайме».
        - Да, он неплохо поработал, наверняка его семья была просто в отчаянии, когда он погиб.
        - Возможно, но это не помешало его единственному наследнику, приходящемуся ему каким-то дальним родственником, уничтожить все его имущество.
        - Но вам это только на руку.
        - Да, все с нетерпением ждут аукциона, который состоится только в следующем месяце.
        Они еще немного поговорили на более общие темы, а потом Анна извинилась и ушла. Даже не верится, что эта приветливая и дружелюбная женщина могла совершить хоть что-то из того, в чем ее обвиняют.
        Но после этого разговора Эйвери почувствовала себя еще более уставшей. Она оглянулась, прикидывая, где бы она могла посидеть, пока ждет Маркуса, который все еще разговаривал с какими-то людьми. Но как только он заметил, как она озирается по сторонам, то сразу же оставил своих собеседников и пошел к ней.
        - С тобой все в порядке? Ты очень бледна, - заметил он, обнимая ее за талию.
        Эйвери с благодарностью прислонилась к нему. Я не знаю, что со мной. Обычно меня не просто утомить какой-то там вечеринкой.
        - Я отвезу тебя домой, - решительно сказал Маркус.
        - Не надо, со мной все будет хорошо. А если потребуется, возьму такси, ведь этот вечер очень для тебя важен, и ты не можешь вот так просто взять и уйти, - слабо запротестовала она.
        - Ты для меня намного важнее.
        От этих простых слов у Эйвери даже слезы выступили на глазах.
        - Спасибо. Тогда нам пора прощаться?
        - Я только скажу Анне, что мы уходим, а если я кому-то понадоблюсь, они смогут встретиться со мной завтра в офисе.
        Маркус ненадолго ушел, а потом вернулся и сказал, что их ждет лимузин.
        - А чем тебе не нравится такси? - усмехнулась Эйвери.
        - Анна предложила взять ее машину, и я не стал спорить.
        Когда они устроились на кожаных сиденьях, Маркус обнял Эйвери за плечи и крепко прижал к себе, и она с радостью припала к нему, чувствуя себя в безопасности. Вскоре она задремала, так что Маркусу пришлось ее будить, вести наверх и помогать раздеться и лечь в кровать. А потом, снова засыпая, она почувствовала, как он обнимает ее за талию и целует в плечо.
        Проснувшись с утра пораньше, Маркус с удивлением увидел, что Эйвери уже встала и теперь выбирает, что бы ей надеть. Остается лишь порадоваться, что теперь она не такая бледная, как вчера, но под глазами у нее все еще лежали тени.
        - А ты уверена, что тебе следовало вставать так рано? - спросил он, потянувшись за рубашкой и галстуком.
        - Конечно, со мной все хорошо. К тому же, если ты собираешься весь день работать, то я обязательно должна попасть на одну лекцию в Метрополитен-музее.
        Я не хочу, чтобы ты переутомлялась. И он действительно этого не хотел. И ему вчера очень не понравилось, что она выглядела такой уставшей.
        - Слушай, хватит обо мне беспокоиться. Если тебе от этого станет лучше, я даже готова при тебе позавтракать, - усмехнулась Эйвери и прошла мимо него в ванную.
        Когда Эйвери закрыла за собой дверь, Маркус полностью сосредоточился на том, чтобы завязать идеальный узел на галстуке. А когда он уже собирался уйти, услышал какой-то приглушенный шум в ванной.
        - Эйвери? - позвал он, потянувшись к ручке. Нет ответа.
        - Эйвери! - еще громче окликнул он. - С тобой все в порядке?
        Но за дверью все было тихо, так что он резко распахнул дверь и с ужасом уставился на лежащее на полу тело. Маркус сразу же бросился проверять, не поранилась ли она, но Эйвери уже приоткрыта глаза.
        - Я упала в обморок? - удивленно спросила она.
        - Я вызову скорую, - объявил Маркус, доставая из кармана телефон.
        - Не нужно, со мной все в порядке, просто у меня немного закружилась голова. Маркус, я серьезно, не нужно никуда звонить, прошу тебя.
        - Эйвери, ты не из тех людей, которые могут вот так просто взять и упасть в обморок. Если не хочешь скорую, то тогда я настаиваю, чтобы ты обязательно сегодня сходила к врачу.
        - Глупости, со мной все хорошо.
        Маркус помог ей подняться и сразу же почувствовал, что она нетвердо стоит на ногах. Ему ничего не оставалось, кроме как подхватить ее на руки и отнести в спальню.
        - Все в порядке, да? - уточнил он, накрывая ее одеялом до подбородка. - Пока мне этого не скажет врач, я никуда не уйду.
        На этот раз Эйвери спорить не стала только потому, что чувствовала себе совсем плохо. И с совершенно несвойственной ему тревогой Маркус теперь вглядывался в огромные глаза на побледневшем лице. Ведь Эйвери действительно для него очень много значит, и ему бы совершенно не хотелось еще раз испытать то, что он почувствовал, когда увидел ее в ванной на полу.
        Маркус нагнулся и поцеловал ее, с радостью отметив, что у нее, по крайней мере, нет жара, и уселся рядом с ней на кровать, листая записную книжку в мобильнике в поисках нужного номера. Мать одного из его ближайших друзей-коллег работала врачом прямо здесь, на Манхэттене. И хотя он и знал, что в ее клинику новых пациентов просто так не принимают, он готов был расстаться с работой известного новозеландского художника, висевшей на почетном месте на его стене в офисе «Ваверли», только чтобы обеспечить Эйвери подобающую медицинскую помощь.
        Уже час спустя они на такси ехали в эту клинику. А до этого он накормил Эйвери легким завтраком и помог умыться и одеться. Эйвери такое обращение не слишком понравилось, но Маркуса это уже не волновало. С ней что-то не так, и пока он не выяснит, что именно, он от нее не отстанет.
        Немного посидев в приемной, они наконец-то добрались до кабинета Сюзанны, и Маркус заметил, что, как только Эйвери поняла, что обследовать ее будет женщина, она немного успокоилась.
        - Здравствуй, Маркус. А это, должно быть, Эйвери, приятно с тобой познакомиться. Я - Сюзанна Моррисон. А теперь перейдем к делу. Что тебя беспокоит?
        - Маркус просто немного переволновался. Утром у меня немного закружилась голова, вот и все. Наверное, это из-за разницы во времени, ведь мы только вчера прилетели из Лондона.
        - Я нашел ее без сознания на полу в ванной. Я, конечно, не врач, но мне кажется, обморок - это уже не просто слегка закружившаяся голова.
        - И ты совершенно прав. С тобой такое раньше случалось?
        - Нет, обычно у меня нет никаких проблем со здоровьем. Просто в последнее время на меня слишком многое свалилось. Мой отец умер всего пару месяцев назад, и я очень тяжело перенесла его потерю. Может, дело в этом?
        - Возможно, - кивнула Сюзанна, - но прежде чем что-то решить, мне нужно сделать пару простейших анализов. Ты не против? - И, дождавшись кивка Эйвери, продолжила: - Может, ты хочешь, чтобы Маркус подождал в приемной?
        Маркус мгновенно ощетинился, но потом решил, что, раз уж Эйвери будут обследовать, она вполне имеет право пройти все это без свидетелей. Но, к его удивлению, Эйвери взяла его за руку и покачала головой:
        - Нет, пускай остается.
        - Хорошо, - согласилась Сюзанна и взглянула на Маркуса, приподняв бровь.
        Да, похоже, от расспросов ему теперь не отделаться, ведь он никогда еще дважды не приглашал одну и ту же женщину на обед к Моррисонам. К этому уже давно все привыкли, а теперь он привел сюда Эйвери и просит, чтобы ее обследовали. Очень нетипичное для него поведение.
        - Начнем с давления, - продолжила Сюзанна, одевая Эйвери на руку манжету. - Так, давление немного понижено. Ты помнишь, когда у тебя последний раз была менструация?
        - Около недели назад. После смерти отца у меня было небольшое нарушение цикла, хотя нет, даже не после смерти, а еще во время его болезни. А в последнее время я была все время очень усталой, хотя мне кажется, что это просто потому, что на меня очень много всего навалилось.
        - Хорошо, осталось сделать только анализ мочи, чтобы окончательно во всем убедиться. - Сюзанна проводила ее в туалет и добавила: - Когда закончишь, просто отдай баночку медсестре в соседнем кабинете, она сейчас же сделает анализы и сразу же сообщит нам.
        Как только дверь за Эйвери закрылась, Сюзанна пристально посмотрела на Маркуса:
        - И что все это значит?
        - Ей нужен врач, а вы - врач. Разве это не очевидно?
        - Маркус, сразу видно, дело не только в этом. Ведь я же вижу, как ты на нее смотришь. С каких это пор у тебя появились такие серьезные отношения?
        - Это не… - начал Маркус, но так и не договорил.
        Он хотел все яростно отрицать, но вдруг понял - у них действительно серьезные отношения. Ведь что бы у них там с Эйвери ни возникло, у него просто не было времени, чтобы внимательно это изучать. Да и желания в общем-то тоже. Раньше он всегда был сам по себе и мог спокойно достигать поставленных целей и добиваться успеха. А на этот раз он решил отплатить деду за все, чем тому пришлось пожертвовать двадцать пять лет назад. И Эйвери была лишь средством для достижения этой цели. Когда же все успело стать совсем по-другому?
        - Все очень сложно, - наконец ответил он. Сюзанна ласково погладила его по плечу:
        - Просто жду не дождусь, когда смогу сказать всей семье, что могучий Маркус наконец-то влюбился, причем влюбился по уши.
        - Не стоит так спешить, - возразил он и поднялся, когда Эйвери вошла в кабинет. - С тобой все в порядке?
        - Со мной все хорошо, - заверила она и села, еще раз крепко пожав ему руку. - Ведь анализы - всего лишь формальность? - спросила она, обращаясь к Сюзанне.
        - Это обязательная процедура, но на всякий случай мне бы хотелось еще провести полный анализ крови.
        Компьютер на столе Сюзанны запищал.
        - Быстро, - улыбнулась она. - Медсестра только что завершила предварительный анализ.
        - Уже? - удивленно спросил Маркус, чувствуя, как что-то сжимается в животе.
        - Как я и сказала, это всего лишь предварительный анализ. - Потом Сюзанна замолчала, изучая данные на компьютере, и продолжила, глядя прямо на Эйвери: - Пока что все выглядит неплохо. Ясных следов инфекции нет, как нет и повышенного уровня белка в моче, да и с глюкозой все в порядке.
        - Здорово, значит, мы можем идти? Я, конечно, ценю, что вы сразу же приняли меня, но, как я уже и говорила Маркусу, со мной все в порядке.
        - С медицинской точки зрения с тобой все хорошо…
        - Но… - вмешался Маркус.
        Сюзанна явно что-то не договаривала, и ему просто необходимо было знать все.
        - Но у тебя повышенный уровень ХГ, - продолжила Сюзанна, не отрывая от Эйвери глаз.
        - Повышенный уровень ХГ? Но разве это не значит, что… - Эйвери не договорила и так побледнела, что Маркус поспешил обнять ее за плечи, испугавшись, что она может свалиться со стула.
        - Значит что? - спросил он. Сюзанна посмотрела Маркусу в глаза:
        - Скорее всего, это значит, что Эйвери беременна.
        Глава 12
        Эйвери почувствовала, как по всему ее телу пробежала горячая волна. «Беременна?»
        - Но это невозможно!
        - Ну почему же? Слушай, я, конечно, проведу анализ крови, но твои симптомы вместе с анализом мочи весьма ясно это показывают.
        Эйвери взглянула на Маркуса, который явно был так же ошарашен, как и она сама.
        - Но мы всегда пользовались презервативами! Каждый раз!
        - Стопроцентную защиту дает лишь воздержание. Но что-то мне подсказывает, что воздержание - это явно не к вам.
        - Но у меня же совсем недавно была менструация. «Этого не может быть. Просто не может быть».
        - Скорее всего, это было имплантационное кровотечение. Я понимаю, для вас обоих это большая неожиданность, но вам нужно принять решение.
        - Решение? - Спокойный голос Маркуса разрезал окутывающий ее туман.
        - О том, что вам делать дальше. Раз Эйвери беременна, ей нужно решить, хочет ли она рожать ребенка.
        Эйвери чувствовала себя так, словно в одиночку оказалась на плывущем среди бескрайнего темного моря айсберге. Она еще не могла даже поверить в то, что действительно беременна, а ей уже предлагали что-то решать.
        - Ладно, в любом случае нужно получить окончательное подтверждение. Я дам вам формы на анализ крови, а через пару дней жду вас с результатами. Договорились?
        Эйвери просто не могла выдавить из себя ни слова. Обратную дорогу к Маркусу домой она почти не запомнила, а потом они уже сидели у него в гостиной друг напротив друга.
        Маркус выглядел таким же потрясенным, как и она сама.
        - Ты в порядке? - спросила она, мечтая, чтобы он сидел сейчас рядом с ней, а не так далеко. Ведь его прикосновения несли в себе теплоту и защиту.
        - Это мне бы стоило у тебя спросить.
        - Думаю, со мной все в порядке, просто я немного потрясена. - Эйвери рассмеялась. - Или, точнее, просто - потрясена.
        И я тебя прекрасно понимаю. Маркус немного помолчал, а потом посмотрел на нее с таким видом, как будто только что отыскал решение к сложной задаче. А потом он поднялся и подошел к ней, и от одной его близости Эйвери сразу стало намного легче.
        - Я все решил, - твердо сказал он.
        - Что решил? О чем ты? Пока они не сделают анализ крови и не получат подтверждения, еще нечего решать, ведь так?
        - Это… - Маркус махнул рукой в ее сторону или, точнее, в сторону ее живота.
        И Эйвери вдруг поняла, что ей совсем не нравится этот разговор.
        - Но ведь мы же еще даже точно не знаем, что там есть… - Она повторила его жест. - Это.
        Но Маркус продолжил, не обращая ни малейшего внимания на ее слова:
        - Выходи за меня, Эйвери.
        Выйти за него? Эйвери почувствовала, как у нее кружится голова. Он еще даже ни слова не сказал ей о любви, а теперь предлагает выйти за него замуж? И хотя она из осторожности заставила себя крепко сжать губы и промолчать, какая-то ее частичка мечтала выкрикнуть громкое «да!».
        - Все совершенно логично, - настаивал он, взяв обе ее руки и прижимая их к своей груди. - Нет, я серьезно, это лучшее решение для нас обоих. Пусть это и излишне старомодно, но я все же считаю, что мы оба достаточно разумны для этого шага, и так наши чувства друг к другу только усилятся. И мы обязательно со всем этим справимся как ради нас двоих, так и ради нашего ребенка.
        Но Эйвери все еще молчала, так что он продолжал:
        - Ты же любишь меня? Пожалуйста, выходи за меня замуж.
        В этом «пожалуйста» вдруг неожиданно прозвучало столько уязвимости, что Эйвери окончательно сдалась. В конце концов, он прав. Ведь она действительно его любит так, как еще никого никогда не любила. И она еще никогда ни в ком так отчаянно не нуждалась каждую секунду своего существования, как в Маркусе. И теперь одна мысль о том, что она может выйти за него замуж, одновременно ее и пугала, и завораживала.
        Выйти замуж.
        Эти слова эхом прозвучали у нее в голове. Серьезный шаг. Нет, она, конечно, прекрасно понимала, что теперь к замужеству мало кто относится серьезно, но все же она всегда мечтала, что в ее жизни когда-нибудь появится любящий и любимый муж, с которым она будет жить долго и счастливо. Смогут ли они с Маркусом создать союз, в котором они просуществуют в любви и гармонии не один десяток лет?
        - Эйвери? Скажи что-нибудь, пожалуйста.
        Маркус смотрел ей в глаза с надеждой и улыбался, словно уговаривая принять его предложение. Принять его и их общее будущее. И Эйвери хотела того же, хотела больше всего на свете, но она была действительно напугана. А что, если она ошибается в нем? Вдруг он никогда ее не любил? Что, если он ее возненавидит, а она по-прежнему будет любить его?
        - Маркус, я… я не знаю, - наконец выдохнула она. - Такой шаг. Ведь мы даже еще точно не знаем, беременна ли я на самом деле, да и в любом случае нельзя вступать в брак просто потому, что я забеременела.
        - В брак вступают еще и не по таким причинам. Да ладно тебе, ведь ты же меня любишь, ведь так?
        Эйвери подняла на него глаза, впитывая красоту этого столь дорогого ей мужественного лица.
        - Конечно, я люблю тебя, Маркус. Но вопрос в том, любишь ли ты меня?
        - Ты очень много для меня значишь, - сразу же ответил Маркус. - Больше, чем любой другой человек в моей жизни, если, конечно, не считать деда. И я действительно верю, что у нас все получится.
        - Ну а если я все же не беременна?
        - Тогда мы все равно вступим в брак. Давай просто сделаем это. Ведь мы можем пожениться прямо сейчас.
        - Если слушать тебя, все кажется таким простым.
        - Но ведь все действительно очень просто.
        - Просто дай мне немного подумать, хорошо? Я не хочу спешить с таким важным решением.
        - Хорошо, - согласился Маркус, - сегодняшнего дня тебе на размышления хватит?
        Эйвери устало рассмеялась:
        - Маркус, это просто нечестно. Ты предлагаешь мне то, что навсегда изменит нашу жизнь, и хочешь, чтобы я просто взяла и за пять минут все обдумала?
        - А я все обдумал еще быстрее, - заметил он и поцеловал ее в слегка приоткрытые губы.
        Мгновенный жар, мгновенное желание. Даже несмотря на все страхи и волнения сегодняшнего дня, она все так же полностью находится в его власти. И если она только наберется храбрости и скажет «да», он всегда будет рядом с ней.
        - Мне нужно сегодня на пару часов забежать в офис, - сказал Маркус, прерывая ее размышления. - А ты пока хорошенько отдохни, а вечером я тебя куда-нибудь свожу поужинать, и мы обо всем поговорим.
        - Мне уже намного лучше, а в Метрополитен-музее со мной точно ничего не случится. И я обязательно что-нибудь съем перед тем, как туда идти.
        - Я свожу тебя туда в другой раз, обещаю, а сегодня, прошу тебя, выполни мою просьбу и посиди дома. - Маркус отбросил у нее со щеки непослушный локон. - Ты меня сегодня очень сильно напугала, и я не знал, что мне делать, когда не понимал, что с тобой не так. А теперь мы знаем, что ты, скорее всего, беременна, так что мы обязательно со всем справимся вместе. Но я хочу быть уверенным, что ты в безопасности. Прошу тебя, ради меня, только один день.
        - Ладно, - сдалась Эйвери. - Но только если ты пообещаешь, что сводишь меня в этот музей в другой раз.
        - Я же сказал, что свожу, разве нет? Значит, договорились. Эйвери, я никогда тебя не подведу.
        После того как он ушел, Эйвери раз за разом повторяла себе его последние слова, надеясь в них поверить. А потом она вдруг поняла, что ужасно голодна, сделала себе пару сэндвичей и целую миску фруктового салата, уселась с ними на диван и принялась за обед, попутно размышляя о своей дальнейшей жизни. Поела, подумала, а потом подумала еще и еще.
        Маркус не соврал ей относительно своих чувств. Он не стал заверять, что бесконечно ее любит, а даже если бы и стал, то она, скорее всего, ему бы не поверила. Но он сказал ей правду, и это очень много для нее значило.
        Она очень ему дорога. Но достаточно ли ей этого? Где-то в глубине души она прекрасно понимала, что хочет, чтобы он безумно ее любил. Но если она согласится на его предложение, то заложит прочный фундамент под их отношения. Ведь многие успешные браки начинались и с куда меньшего.
        Ей не обязательно выходить за него, ведь денег у нее и так больше чем достаточно, чтобы никогда ни от кого не зависеть. Но деньги - это еще не любовь. Деньги - это, конечно, хорошо, на них можно купить еду и любые удобства, так что прокормиться она всегда сумеет, но, чтобы питать душу, нужна любовь. Эйвери взглянула на часы на микроволновке. Полдень. Она вздохнула. Похоже, сегодня ей предстоит очень долгий день.

* * *
        Маркус уже так давно не появлялся в офисе, что его ждали целые горы бумажной работы, но его интересовала лишь одна бумажка - извещение о том, что коллекция Каллена приедет в Нью-Йорк уже в эти выходные. Молча поклявшись обязательно присутствовать при ее осмотре, он занялся рутинной работой.
        Маркус уже прямо-таки представлял, как все эти картины заносятся в каталог аукциона, и его радость омрачало лишь отсутствие в этом списке «Очаровательной дамы».
        А потом он вдруг понял, что если Эйвери все-таки согласится выйти за него замуж, то тогда эта картина будет принадлежать и ему. Так что так или иначе она обязательно достанется ему.
        Отвернувшись от стола, Маркус уставился в окно, хотя оживленная Мэдисон-авеню его сейчас совершенно не интересовала. Когда же все успело выйти из-под контроля? Маркус еще раз мысленно пробежал последние две недели и решил, что выбрал единственный возможный путь.
        Брак. Огромный шаг. Дед бы его сразу же прикончил, если бы только заподозрил, что он не любит Эйвери так, как должен любить каждый мужчина ту женщину, которую решил взять себе в жены. Но только ради того, чтобы вернуть картину, которая по всем законам должна принадлежать им? Ту картину, которая чуть не разрушила жизнь его прабабки и взвалила на ее молодые плечи кучу трудностей?
        Эйвери должна согласиться. Прямо-таки обязана.
        Маркус выпрямился и развернулся к столу. А раз она согласится, то нужно к этому подготовиться.
        - Линетта? - позвал он.
        И помощница сразу же появилась на пороге, как будто ждала его оклика за дверью.
        - Да, мистер Прайс?
        Маркус до сих пор не привык, что женщина, годившаяся ему в матери, обращалась к нему так официально, тогда как он сам к ней - просто по имени. Но, несмотря на все его просьбы, она упрямо отказывалась называть его как-то иначе.
        - Я бы хотел, чтобы ты для меня кое-что узнала.
        - Хорошо, мистер Прайс. Что именно?
        - Разрешение на вступление в брак на эти выходные.
        Вот это выдержка, ведь Линетта даже глазом не моргнула.
        - Хорошо, сейчас все узнаю.
        И она не подвела. Уже совсем скоро Маркус совершенно точно знал, что нужно, чтобы сыграть счастливую свадьбу. Заполнить бумажки, заплатить причитающийся взнос, ну и, разумеется, добиться согласия Эйвери.
        А чуть позже он забронировал столик в своем любимом ресторане в Театральном квартале. Обстановка, еда, обслуживание - там все будет по высшему разряду. Приятно знать, что хоть на что-то всегда можно положиться.
        А потом Маркус оставил офис и отправился в ювелирный магазин, специализирующийся на старинных вещах. Эйвери вряд ли подойдет современное колечко, а здесь он наверняка сможет найти что-нибудь подходящее, чтобы скрепить их союз. А о том, что она еще может и не согласиться, думать не стоит.
        А когда Маркус увидел платиновое кольцо с белыми и голубыми бриллиантами, он сразу же понял, что нашел то, что нужно.
        - Могу вам чем-нибудь помочь? - спросил пожилой продавец в темном костюме.
        - Я бы хотел поближе рассмотреть вот это кольцо, - попросил Маркус, указывая на приглянувшееся ему украшение.
        - У вас отличный вкус, - заметил продавец, отключая сигнализацию и доставая кольцо. - Элегантность и отличное качество.
        Продавец принялся расхваливать достоинства бриллиантов чистой воды, но Маркус мог думать лишь о том, что эти камни напоминают ему бездонные голубые глаза Эйвери.
        - А есть к нему парное обручальное кольцо?
        - Конечно. - И продавец протянул Маркусу второе кольцо.
        - Отлично, я возьму и то и другое.
        - Не сомневаюсь, ваша невеста оценит ваш выбор.
        Да, будем на это надеяться. А цена за кольца - это сущая ерунда, главное только, чтоб Эйвери поняла, как серьезно он настроен.
        Когда Маркус вернулся домой, Эйвери встретила его у самой двери и сразу же обвила руками и поцеловала.
        - А ведь я могу привыкнуть к таким приветствиям, - усмехнулся он, целуя ее снова и снова. А потом слегка отстранился и спросил: - Ты приняла решение?
        - Да, - мягко выдохнула она.
        Маркус почувствовал, как его сердце затрепетало в радостном предвкушении, но все же заставил себя высвободиться из ее рук и шагнул назад.
        - Позволь, уточню. Да, ты приняла решение, или да, ты принимаешь мое предложение?
        Эйвери улыбнулась и кивнула, и Маркус вдруг подумал, что никогда еще она не казалась ему такой прекрасной.
        - Да, я принимаю твое предложение. Я весь день о нем думала и решила, что ты прав. У нас все получится, я в этом уверена.
        Маркус с облегчением и радостью выдохнул, только сейчас понимая, в каком напряжении провел весь день. А потом подхватил Эйвери на руки и закружил.
        - Ты об этом не пожалеешь, - пообещал он перед тем, как поставить ее на ноги. А потом достал из кармана коробочку с обручальным кольцом. - Давай все сделаем как полагается. Эйвери Каллен, окажешь ли ты мне честь стать моей женой?
        - О, Маркус, не нужно, - слабо запротестовала она. - Но все это так прекрасно.
        - Я как бы жду твоего ответа, - усмехнулся Маркус, испытывая огромное облегчение теперь, когда все наконец-то встало на свои места.
        - Да. Конечно да.
        И Маркус надел на ее палец заветное кольцо. И пусть все это было ужасно старомодно, как в каком-нибудь глупом фильме, но он чувствовал, что сделать все это сейчас - самое верное решение.
        - Надеюсь, ты любишь краткие помолвки? - спросил Маркус, усаживаясь рядом с ней на диван.
        - А насколько краткие?
        - До выходных?
        - До выходных! Ты не шутишь?
        - Сейчас я серьезен, как никогда. Чего нам ждать? Мы же все решили.
        Эйвери глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза:
        - Ты прав. Мы все решили, но разве можно так быстро устроить свадьбу? Разве нет каких-нибудь там установленных сроков ожидания?
        - Линетта все узнала. Если мы завтра же напишем заявление, уже через двадцать четыре часа, то есть в воскресенье, мы можем пожениться.
        - А где мы поженимся?
        - Это, скорее всего, будет зависеть от того, кого мне удастся уговорить провести для нас церемонию. А тебя что-то не устраивает?
        - Меня все устраивает, вот только если ты не против, мне бы хотелось, чтобы церемонию провел один из старейших друзей моего отца.
        - А он священник?
        - Можно и так сказать. Он судья в Верховном суде Нью-Йорка.
        - Но это же замечательно! Он может избавить нас от ненужного ожидания и поженить нас уже в субботу. - Маркус вытащил телефон и протянул Эйвери. - Позвони и спроси, согласен ли он.
        Им повезло, судья Гарвуд оказался свободен и с радостью согласился выдать замуж дочку своего старого друга. Вот только он поставил одно условие - церемония должна пройти у него дома, а жена судьи пригласила Эйвери переночевать у них в ночь с пятницы на субботу. Ну да ничего, он согласен пожертвовать одной ночью, ведь все последующие ночи Эйвери будет с ним.

* * *
        К субботнему вечеру Маркус успел уже весь изволноваться. Особенно после того, как вчера беременность Эйвери подтвердилась, и теперь он на все смотрел по-новому.
        И все это по-настоящему. А его собственные родители не только так и не поженились, но и думать не думали о собственном ребенке. Отец лишь вымогал за него деньги, и сам Маркус никогда не собирался заводить детей, а уж тем более в таком возрасте, ведь ему еще нет и тридцати. Но раз уж он станет отцом, то всегда будет поступать правильно как в отношении своего ребенка, так и в отношении его матери.
        Маркус уже в третий раз за десять минут поправил манжеты. Нет, не то чтобы он слишком уж нервничал, хотя ему и пришлось непросто, когда он встретился с судьей Гарвудом всего полчаса назад. Судья до боли сжал ему руку, а потом с недвусмысленной угрозой в голосе заметил, что надеется, что Маркус сможет хорошенько позаботиться об Эйвери.
        И теперь, стоя в саду в ожидании Эйвери, он ощущал, что все те немногие друзья, что успели к ним приехать за столь короткое время, просто сверлят его взглядами. И в первую очередь Маки Тарлингтон, сидевшая в первом ряду со своим ковбоем.
        Маркус почувствовал легкий приступ вины. Нужно было обо всем предупредить деда, но ему так не хотелось отвечать на докучливые вопросы. Он к этому еще не готов.
        Квартет скрипачей вдруг оборвал свою мелодию, а потом сразу же заиграл свадебный марш. И вдруг почувствовав, как галстук стягивает ему шею, Маркус обернулся и увидел свою невесту. И замер на месте, любуясь прекрасной картиной.
        Эйвери в лучах заходящего солнца шла ему навстречу, и как только их взгляды встретились, Маркус понял, что безнадежно пропал. Это брак не ради ребенка и даже не ради того, чтобы наконец-то вернуть драгоценную картину на законное место на стене дедовской гостиной.
        Это брак по любви, любви Эйвери и его собственной. И Маркус замер, страшась покориться неизбежному.
        Глава 13
        Обнимая Эйвери, Маркус лежал в кровати и все никак не мог свыкнуться с мыслью, что любит свою жену. А ведь раньше он даже никогда не задумывался о любви. И вот теперь ему придется о ней серьезно подумать и как-то с ней жить. Вот только у Маркуса не было ни малейшего представления, с чего начать.
        Ведь всю свою сознательную жизнь он твердо знал, чего хочет и как этого достичь. Но вот это всепоглощающее чувство, которое принято называть любовью, все изменило. Оно ничем не походило на ту глубокую привязанность, что существовала между ним и дедом, ту привязанность, что лишь усиливалась с течением времени, когда вся забота и ответственность постепенно переместилась с плеч одного на плечи другого. А эта сумасшедшая страсть, смешанная с постоянным беспокойством, ничем не напоминала ту привязанность.
        Заботиться об Эйвери было просто, а вот любить - страшно. И даже когда они занимались любовью, все стало намного сложнее, чем просто дарить и получать наслаждение. И он так и не нашел сил признаться, что любит ее. Ведь он еще просто не готов дать ей над собой такую власть, все его существо восстает против такого признания.
        Маркус с трудом помнил, как они вчера приносили друг другу клятву вечной верности, зато очень хорошо запомнил, как одевал ей на палец кольцо.
        А ведь когда он просил выйти за него замуж, он сказал, что она очень много для него значит. Бог ты мой, да о чем он только думал? Это всепоглощающее желание быть с ней, защищать ее, оно же уже давно возникло в нем. Она та самая, единственная. Почему же он этого раньше не понимал?
        Да все очень просто, он так много думал о том, как заставить ее продать коллекцию, чтобы заполучить «Очаровательную даму», что просто не обращал внимания на собственное сердце, твердившее о том, что в его руках оказалась самая лучшая женщина в мире.
        Маркус неохотно выбрался из сонных объятий Эйвери. Женатый он или нет, а работать все равно нужно.
        Три четверти часа спустя Маркус уже самолично следил за распаковкой картин из коллекции Каллена и сверял их со списком, а когда работа уже подходила к концу, ему позвонили с неизвестного номера. Маркус решил не отвечать, но через пару минут звонок повторился.
        - Эй, ребята, идите-ка обедать, у вас есть на это целый час, - приказал Маркус, подумав, что им в любом случае пора бы уже передохнуть.
        И как только все рабочие ушли, он ответил на звонок.
        - Это Далтон Ротшильд, рад, что вы мне все-таки ответили.
        Убедившись, что остался в полном одиночестве, Маркус запер дверь склада. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь подслушал его разговор с главой основного конкурента «Ваверли». Пусть Маркус и не имел ни малейшего представления, зачем Ротшильд ему позвонил, но кто-нибудь может услышать обрывки разговора и не так их понять.
        - Чем обязан такой чести?
        По правде сказать, Маркус был далеко не лестного мнения о Ротшильде и прекрасно знал, как тот обожает манипулировать людьми. И он даже не постеснялся отправить одного из своих помощников шпионить за «Ваверли».
        - Прайс, у меня есть для вас отличное предложение. Давайте вместе поужинаем, и я вам все расскажу.
        Маркус мрачно улыбнулся. Так не приглашают, а приказывают. Но что он на этот раз затеял? Маркус не сомневался, Анне тоже будет очень интересно это узнать. Но не стоит сразу же выказывать свое любопытство.
        - Мистер Ротшильд, вы же понимаете, если нас увидят вместе, наверняка пойдут слухи, а сейчас, когда «Ваверли» и так стараются всячески очернить, нам это весьма нежелательно.
        И сам Ротшильд первым пытается вылить на них побольше грязи.
        - Вот именно поэтому нам и нужно встретиться. Завтра, в шесть часов. И раз уж вам так нужна секретность, жду вас у себя дома. - Ротшильд продиктовал свой адрес и повесил трубку раньше, чем Маркус успел что-нибудь ответить.
        Уже второй день подряд после их свадьбы Эйвери проводила в одиночестве, и это ее не слишком-то радовало. Второй день? Скорее уж, вторую ночь. Вчера она заснула еще до того, как Маркус вернулся с работы, а сегодня он с утра пораньше снова направился в офис, быстро поцеловав ее на прощание. Нет, Эйвери, конечно, понимала, что после двух недель в Лондоне ему нужно наверстать упущенное, но он мог бы при этом хотя бы не ходить с таким видом, как будто у него есть дела поважнее, чем новоиспеченная жена.
        И ведь она даже знала, что так занимает его мысли. Коллекция Каллена. Так неужели он все это и затеял только ради коллекции? И почему она раньше не задумывалась, как далеко он готов пойти, чтобы убедить ее расстаться с картинами? Может, он и женился на ней только ради этого? Нет, глупости. Она согласилась продать коллекцию намного раньше, чем он сделал ей предложение, намного раньше, чем они узнали, что скоро станут родителями.
        Эйвери погладила ладонью живот. Но в чем же дело? Он жалеет, что она забеременела? Жалеет, что взял ее в жены? Ведь если не считать того времени, что они провели в постели, он не пробыл с ней и часа за эти два дня. Нет, у них, конечно, все получилось очень быстро, но, когда она соглашалась стать женой Маркуса, она была точно уверена и в своих чувствах, и в своем решении. Так неужели она снова оказалась всего лишь наивной доверчивой дурочкой? Неужели она так всю жизнь и будет наступать на одни и те же грабли, когда речь заходит о дружбе и отношениях?
        Однако Маркус никак не походил на человека, способного жениться на ней только ради наследства. Эйвери дорогой ценой научилась быстро вычислять таких людей. Нет, Маркус помешан не на деньгах, а на искусстве, а отцовскую коллекцию он от нее и так получил.
        Всю, кроме «Очаровательной дамы».
        По спине Эйвери пробежал неприятный холодок. Так неужели все дело в ней? В этой картине? Он женился на ней только ради «Очаровательной дамы»? Эйвери попыталась отбросить эту мысль, но перед ее глазами стояло лицо Маркуса, когда он впервые увидел эту картину. Она ведь и тогда поняла, что он безумно хочет ее заполучить.
        Зазвонил телефон, и Эйвери с радостью сняла трубку, только чтобы отвлечься от непрошеных мыслей.
        - Как поживает моя любимая жена?
        От одного звука любимого голоса Маркуса все ее страхи мгновенно рассеялись. Человек, который так с ней говорит и так нежно и страстно обнимает в постели, просто не может ее не любить. Эйвери постаралась сосредоточиться на этой мысли, вот только отчего-то это у нее не слишком получилось.
        - Кажется, я была твоей единственной женой или ты что-то от меня скрываешь? - Как Эйвери ни старалась, в ее словах все-таки проскользнула нотка недовольства.
        - Эйвери, с тобой все в порядке?
        Она зажмурилась и глубоко вдохнула, прежде чем ответить:
        - Конечно, со мной все в порядке, просто я соскучилась.
        - Извини, но тебе придется побыть без меня еще немного. Больше всего на свете мне бы сейчас хотелось оказаться дома, но сегодня мне опять придется работать допоздна.
        Эйвери прикусила губу. Умолять его вернуться пораньше она ни за что не станет.
        - Жаль, и когда тебя ждать?
        - Не знаю, можешь меня не ждать, только обещай, что обязательно что-нибудь съешь, хорошо?
        - Не волнуйся, я о себе позабочусь, я к этому привыкла.
        - Эйвери, не начинай.
        - Что не начинать? Я привыкла о себе заботиться, и тебе не стоит обо мне волноваться.
        - Я вернусь домой сразу, как только смогу.
        - Буду ждать.
        Повесив трубку, Эйвери уставилась в окно и вдруг поняла, что ужасно соскучилась по Лондону. Если бы отец был жив, он наверняка гордился тем, как сильно изменился его любимый сад. Но гордился бы он ею самой? Эйвери крепко обхватила себя руками. Даже несмотря на то, что в ней теперь рос маленький человечек, она еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.
        Вдруг снова зазвонил телефон, и Эйвери судорожно за него схватилась, надеясь, что это звонит Маркус, чтобы сказать, что он отменил все дела и уже едет к ней.
        Но это оказался вовсе не ее муж, а Питер Камерон, который зачем-то вдруг срочно захотел с ней встретиться. Эйвери хотела было отказаться, но потом вдруг вспомнила свои тревожные мысли о причинах, побудивших Маркуса на ней жениться. И согласилась.
        Возможно, она об этом еще крепко пожалеет, но сидеть и бояться в одиночестве она сейчас больше не в состоянии. И Эйвери пошла в итальянский ресторанчик, где они договорились встретиться.
        - Думаю, сперва стоит что-нибудь заказать, - вместо приветствия, начал Питер, протягивая ей меню.
        Вспомнив о своем обещании Маркусу, Эйвери сделала заказ, который, к счастью, весьма быстро принесли, избавив их от необходимости вести светскую беседу.
        - Поздравляю со свадьбой, хотя, наверное, мне скорее стоит поздравлять Маркуса.
        - А почему не нас обоих?
        - Просто я считаю, что он выигрывает от вашего брака намного больше, чем тебе кажется.
        - И что же? - уточнила Эйвери, откладывая вилку. Все ясно, ей точно не следовало сюда идти.
        - Ну, помнишь, я рассказывал тебе о его родителях?
        - Да, но я не понимаю, при чем здесь это. Маркус - это Маркус, и он долго и тяжело трудился, чтобы добиться своего теперешнего положения.
        - Над тобой он тоже тяжело трудился?
        Я не собираюсь все это слушать, - устало возразила Эйвери, поднимаясь из-за стола.
        - Сядь, пожалуйста. Я действительно должен сказать тебе кое-что важное.
        Эйвери секунду помедлила, а потом снова села.
        - Переходи сразу к делу.
        - А доедать ты не собираешься?
        - Аппетит пропал. Что значит, Маркус выигрывает от нашего брака больше, чем мне кажется?
        Но Питер лишь пожал плечами, отправил в рот очередную порцию спагетти, тщательно ее прожевал и только потом ответил:
        - Брачный договор вы же подписывать не стали?
        Конечно нет, ведь она вышла за него по любви и верила, что у них все будет хорошо. Во всяком случае, раньше верила.
        - Наверняка он теперь прыгает от радости, что ему принадлежит половина «Очаровательной дамы», ведь именно ее-то он и добивался с самого начала. Ты об этом знала?
        - Или ты прекратишь ходить вокруг да около, или я прямо сейчас уйду, - пригрозила Эйвери, чувствуя, как болезненно сжимается ее сердце.
        - Никуда ты не уйдешь, ведь тебе хочется все узнать ничуть не меньше, чем мне тебе все это рассказать. Как я уже и говорил, ты знаешь, что случилось с родителями Маркуса и что его вырастил дед.
        - Знаю.
        - И наверное, тебе будет интересно узнать, что мать деда Маркуса звали Катлин Прайс, в девичестве О\'Рэйли.
        Эйвери смотрела на него непонимающим взглядом.
        - И насколько мне известно, именно с Катлин О\'Рэйли, которая была любовницей твоего прадеда, и нарисована «Очаровательная дама». Ничего себе совпадение, да? А, кроме того, доподлинно известно, что эту картину подарили некоему человеку с инициалами «К.О.». И как мне кажется, этим человекам была сама Катлин О\'Рэйли, а после ее смерти картина перешла к ее сыну. Работа самого Бакстера Каллена, неплохое наследство, как тебе? Вот только сын такой щедрости явно не оценил, и двадцать пять лет назад продал картину твоему отцу. И Маркус несколько раз пытался ее выкупить, ты об этом знала?
        Онемевшая, Эйвери сумела лишь слабо покачать головой.
        - А он неплохо все устроил. Стремительный роман и предложение руки и сердца, все так романтично, если, конечно, не приглядываться к его мотивам. И, женившись на тебе, Маркус наконец-то добрался до вожделенной картины. Очень умно, ты не находишь?
        Умно? Вот только она бы описала это немного иначе. Хотя сейчас у нее просто не осталось ни слов, ни мыслей, чтобы что-либо там описывать. Одна лишь пронизывающая сердце боль. Конечно, есть некоторая вероятность, что Питер врет, вот только Эйвери в этом сильно сомневалась. Для этого история слишком хорошо подогнана, да и сам Питер от этого ничего не выигрывает.
        Она считала, что Маркус не такой, как все, но жестоко ошиблась. Он просто ее использовал, а потом предал. Никогда еще ей не было так больно.
        Маркус добрался до дома Ротшильда, все еще размышляя, что тому от него понадобилось. После той истории с Анной он умудрился выйти сухим из воды, так неужели он придумал очередной способ напакостить «Ваверли»?
        В их деле репутация очень много значит, так что сейчас им всем нужно держаться на высоте.
        - Добрый день, мистер Прайс, я - Слоан, помощник мистера Ротшильда. Позвольте мне проводить вас.
        Вслед за Слоаном Маркус пошел по застеленному ковром коридору к двойным дверям, его проводник набрал код и приложил большой палец к сканеру. И как только Маркус оказался внутри роскошных апартаментов, он сразу же понял, зачем понадобилась такая повышенная безопасность и предосторожности. Он попал в настоящий музей, уставленный бесценными произведениями искусства, начиная от устилавшего пол ковра до свисавших с потолка светильников. Маркус оценил висевшую в прихожей тарелочку, эмаль клуазоне, XII век. Подобное сокровище ему доводилось видеть лишь однажды, да и то на фотографии.
        - Неплохо? Как вам кажется? - спросил Ротшильд, выводя Маркуса из задумчивости.
        - Весьма, - согласился Маркус, пожимая протянутую руку.
        - Спасибо, Слоан, дальше мы с мистером Прайсом сами справимся.
        Сначала они выпили немного виски, потом Ротшильд поздравил Маркуса с тем, что ему удалось заполучить коллекцию Каллена и жениться на Эйвери, и добавил:
        - Скажи честно, женитьба на Эйвери - это часть сделки?
        Задохнувшись от ярости, Маркус лишь с трудом сдержался, чтобы не сказать Ротшильду все, что он о нем думает. Ведь ему еще нужно узнать, что тому от него понадобилось.
        - Со всем уважением, но мой брак не имеет к вам никакого отношения.
        - А ты мне нравишься, ведь не каждый человек способен так далеко зайти в погоне за своей целью.
        Вместо ответа, Маркус лишь пригубил вина, наслаждаясь изысканным букетом, а потом, к огромному удивлению Маркуса, Ротшильд вдруг сам сменил тему разговора и повел себя как самый радушный хозяин, так что при любых других обстоятельствах Маркус наверняка смог бы с чистой совестью наслаждаться вечером и приятной беседой. Теперь понятно, что Анна в нем нашла, вот только создается такое впечатление, что этот человек ничего не делает просто так. И больше всего на свете Маркусу сейчас бы хотелось оказаться дома, рядом с женой, но он просто обязан был ради Анны выяснить, что на сей раз затеял этот паук.
        И лишь когда они уселись за стол, Ротшильд наконец-то добрался до сути вопроса.
        - Что ж, перейдем к делу, Прайс. Я ценю твою рабочую этику, ты добился потрясающих результатов у «Ваверли». Но там ты лишь понапрасну тратишь свои силы, они скоро пойдут ко дну, и если ты останешься с ними, они потянут тебя за собой. А я не хочу смотреть, как ты тонешь, так что предлагаю прямо - переходи ко мне. - Далее Ротшильд назвал такую должность и зарплату, от которых у Маркуса даже зубы свело. - И приноси с собой коллекцию Каллена.
        Ротшильд определенно знал, как сделать соблазнительное предложение. И если бы Маркуса чуть хуже воспитали, он наверняка бы его принял.
        - Весьма заманчиво, - признал Маркус, не спеша давать однозначный ответ.
        Но?
        - Но я не согласен.
        - Не согласен? Да ладно тебе, Маркус, ведь я же могу называть тебя Маркус? Ты же умный человек. Неужели ты правда хочешь, чтобы твоя так долго и старательно создаваемая репутация испачкалась об Анну Ричардсон?
        - Я польщен тем, что вы так тщательно собирали на меня информацию, - улыбнулся Маркус, ничем не показывая бушевавшей в нем ярости.
        - Да, я вообще все делаю очень тщательно, и именно поэтому меня и удивляет то, что ты так отчаянно цепляешься за кого-то вроде Анны Ричардсон. Теперь, когда она связалась с ворованными антиками, и это уже не говоря о той истории со мной, она точно надолго не задержится в нашем бизнесе. А вместе с ней пойдут ко дну и все, кто работает на «Ваверли».
        Маркус судорожно сжал точеную ножку бокала и нарочито аккуратно поставил его на стол. Просто не верится, как далеко Ротшильд способен зайти, чтобы уничтожить своих соперников.
        Поддержка Анны всегда очень много значила для Маркуса, ведь именно эта поддержка помогала Маркусу настойчиво стремиться вперед, покоряя все новые горизонты. И во многом Анна походила на его деда, оба этих человека были безоговорочно честны и готовы до конца стоять за тех, в кого они верили. Анна взяла его на работу сразу после колледжа и всегда одновременно и поощряла его самые смелые начинания, и направляла разумным советом. Он стольким ей обязан, что она как минимум может всегда рассчитывать на его безоговорочную верность.
        - Мистер Ротшильд, вы привели весьма весомые доводы, но в них не хватает кое-чего очень важного.
        - Да неужели? И чего же?
        Маркус с радостью отметил, что на красивом лице Ротшильда заметно поубавилось самоуверенности.
        - Правды, - резко ответил он. - Спасибо вам и за приятный вечер, и за ваше лестное предложение, которое я вынужден отклонить. - Маркус поднялся и с громким стуком отодвинул стул. - Не стоит меня провожать, я сам найду дорогу.
        Услышав, как Маркус открывает дверь, Эйвери вскочила с дивана. После отвратительной встречи с Питером Камероном прошло уже два часа, так что у нее было достаточно времени подумать и принять решение.
        Она с детских лет привыкла к тому, что люди пытаются использовать ее ради денег и связей. Так почему же на этот раз она так глупо попалась на удочку? А после разговора с Питером Эйвери еще и задумалась, отличается ли Маркус хоть чем-то от своих коллег. Ведь не могли же все эти слухи возникнуть на пустом месте.
        Вот только отзывать коллекцию с аукциона уже слишком поздно. Что ж, она сама во всем виновата. Как там было? Позор тебе, если обманешь меня однажды, и позор мне, если обманешь меня дважды?
        Ладно, что было, то было, но если все сделать так, как она решила, ей больше ни разу не придется встречаться с Маркусом.
        Эйвери решила подождать, что он скажет, когда увидит собранные чемоданы.
        - Что за… Эйвери, в чем дело?
        Она почувствовала, как ее глупое сердце затрепетало при виде смеси гнева и растерянности на его лице.
        - Я ухожу.
        - Что? Но почему?
        Неужели он так в себе уверен, что даже не думает, что она могла узнать правду? Почувствовав, как глаза заволокла пелена слез, Эйвери поспешно задрала голову к потолку, чтобы не позволить им скатиться по щекам.
        - А я-то думала, такой проницательный человек, как ты, мог бы и сам догадаться.
        Я не знаю, о чем ты.
        - Скажи мне, Маркус, зачем ты на самом деле приехал в Лондон?
        - Но ты же с самого начала это знала: чтобы убедить тебя продать коллекцию твоего отца. Я не понимаю… мне казалось, ты рада своему решению, или ты передумала и больше не хочешь расставаться с картинами?
        - А для тебя это имеет хоть какое-то значение?
        - Конечно, имеет, я хочу, чтобы ты была счастлива.
        Маркус потянулся, чтобы взять ее за руку, но Эйвери отпрянула:
        - Не трогай меня.
        Маркус дернулся так, словно она его ударила по лицу.
        - В чем дело, Эйвери? Из-за чего ты так расстроилась?
        Она глубоко вздохнула, решившись идти до конца. А ведь так легко было бы прижаться к нему и сказать, что она просто перенервничала. Но она не отступится, пока не узнает всей правды.
        - Помнишь, как я ходила на открытие галереи в Лондоне и рано вернулась домой?
        - Конечно, помню, ты тогда пришла очень расстроенной.
        - А ты не задумывался почему?
        - Разумеется, задумывался, но решил, это твое дело, и если ты захочешь, сама мне обо всем расскажешь.
        И Эйвери вдруг поняла, что именно так ей и нужно было поступить, ведь тогда Маркус мог бы сам ей во всем признаться, и ей бы теперь не пришлось клещами вытаскивать из него правду.
        - Я тогда столкнулась с нашим общим знакомым, Питером Камероном.
        - Он мне не знакомый, - скривился Маркус.
        - Но он на удивление много о тебе знает, особенно для того, кто тебе даже не приходится знакомым. И он решил, что должен кое-что мне рассказать.
        - Да ну? И что же? - Маркус засунул руки в карманы и слегка покачался на пятках, всем своим видом показывая - чтобы там Питер ей ни наговорил, ему от этого ни горячо ни холодно.
        - Всякого разного о тебе и о твоем прошлом. О твоих родителях.
        - Так он сказал, что моя мать-наркоманка умерла в тюрьме из-за моего никчемного отца-наркоторговца? Но я был тогда совсем маленьким, ко мне эта история не имеет никакого отношения.
        - Я знаю! Можешь даже считать, что он сделал тебе одолжение, ведь только после его слов я поняла, почему ты готов идти вперед, несмотря ни на что, и всегда хочешь быть лучшим.
        - Ну так и почему же ты уходишь, если я такой замечательный? - горько усмехнулся Маркус.
        - Потому что он попросил меня сегодня с ним встретиться.
        - И ты встретилась? После того, как он так тебя расстроил в прошлый раз? Почему?
        - Почему я с ним встретилась, сейчас не имеет никакого значения.
        - Еще как имеет! Прошу тебя, Эйвери, ответь. Почему ты пошла, если знала, что он выльет на тебя очередную бочку помоев?
        Эйвери судорожно сглотнула застрявший в горле комок.
        - Он должен был сказать мне то, что тебе следовало сказать мне с самого начала. Тогда бы все могло сложиться иначе.
        - То, что мне следовало сказать тебе с самого начала? Что же? Дай мне возможность все объяснить. Что такого тебе наговорил Питер Камерон?
        - Ну так расскажи мне о себе, о себе и о своих предках. Хотя бы о трех последних поколениях. - Эйвери по глазам поняла - он знает, о чем идет речь.
        - «Очаровательная дама».
        - Так ты даже не пытаешься отрицать слова Питера?
        - Бессмысленно отрицать правду.
        Эйвери не думала, что ей может быть еще больнее, но она жестоко ошибалась.
        - Но тебе бы хотелось? - усмехнулась она. - Знаешь, ведь, если бы ты с самого начала был честен, я могла бы продать ее тебе, но руководствуясь правильными соображениями. Но теперь? Даже не надейся, что еще хоть раз ее увидишь. Ты с самого начал врал, зачем тебе нужна отцовская коллекция и почему ты так настойчиво добивался, чтобы я продала «Очаровательную даму» вместе с другими полотнами. Ты вообще хоть раз сказал мне правду? Ну хоть однажды? - В повисшей тишине Эйвери подобрала с дивана сумочку. - Спасибо, что хоть сейчас не пытаешься врать. Даже не понимаю, как я раньше обо всем не догадалась. Ведь тебе нужна была лишь «Очаровательная дама»? Цель оправдывает средства. И именно поэтому я ношу твоего ребенка? Ты решил, что если загонишь меня в угол, то так уж наверняка сможешь добраться до картины? За этим ты и женился на мне? И использовал мою любовь против меня же самой? - Эйвери больше не пыталась сдерживать слезы, катившиеся по щекам.
        - Да ты сама себя послушай! Это же бред! Я не пытался загнать тебя в угол. - Маркус провел рукой по волосам, и Эйвери с удивлением заметила, что у него дрожат пальцы. - Да, я приехал в Лондон, чтобы убедить тебя продать коллекцию. Да, я правнук Катлин О\'Рэйли, и да, я хотел купить «Очаровательную даму». Да, я расстроился, когда ты не захотела ее продавать. Но все совсем не так, как тебе кажется. Я бы никогда не стал специально делать тебе ребенка, чтобы заставить выйти за себя замуж, чтобы добраться до картины!
        - И когда ты узнал, что я беременна, эта мысль даже не пришла тебе в голову? - Эйвери по глазам прочитала его ответ. - Вечером я улетаю в Лондон, и как только я там окажусь, мой адвокат сразу начнет готовить все необходимые для развода бумаги.
        - Эйвери, прошу тебя, не надо.
        - Прощай, Маркус.
        Глава 14
        Больше всего на свете Маркусу сейчас хотелось броситься следом за Эйвери, на руках принести ее обратно и убедить в том, что она все не так поняла. Сказать, что он любит ее. Вот только он прекрасно понимал, что она не только ему не поверит, но еще и обвинит в очередной попытке обмануть себя.
        И ведь сначала он действительно пытался ею манипулировать. Маркус сразу же понял, что понравился Эйвери, и ему нужно было просто развернуться и уйти, особенно после того, как она показала ему картину. А он не смог. И теперь ничто не изменит его отвратительного поступка.
        А что еще хуже, у него и у самого постепенно возникли чувства к Эйвери, а потом и настоящая любовь пробилась сквозь броню, которую он старательно выковывал уже много лет. Он так верил в свою силу, а оказался лишь обыкновенным уязвимым человеком. А теперь покорившая его женщина ушла вместе с их будущим ребенком.
        А в довершение всего за ней совершенно бессмысленно бежать. Ей сейчас слишком больно, и все по его вине. А под этой болью Маркус разглядел настоящую ярость. Что ж, у Эйвери достаточно причин злиться, нужно дать ей время немного успокоиться.
        Вот только отступать он не собирается. Хочет она того или нет, но ей придется сообщать ему о развитии их сына или дочери, а постепенно он сумеет достучаться и до нее самой. И они заново начнут их семейную жизнь, но на этот раз у них все будет по-другому.
        Маркус в отчаянии расхаживал по комнате, понимая, что сейчас он ничего не может сделать. Нужно было просто объяснить, почему он так страстно желал заполучить картину и вернуть ее деду. Вот только он не нашел в себе сил вслух сказать, что это именно из-за него деду пришлось продавать картину.
        Хоть он и сказал Эйвери, что родители, которые даже не захотели заботиться о своем единственном сыне, и не имеют к нему никакого отношения, в глубине души он считал, что это не так.
        Прайсы никогда не были особенно богаты, а уж о той роскоши, к которой привыкли Каллены, и говорить было нечего, но они всегда были дружной семьей, помнящей своих предков, а «Очаровательная дама» была неустанным тому напоминанием.
        Это полотно как бы стало для Маркуса олицетворением всех жертв, которые пришлось принести его семье. Катлин поступилась своей репутацией, работой и будущим своей семьи просто потому, что приглянулась богатому художнику. А дед пожертвовал своей единственной настоящей ценностью, и все ради него, ради Маркуса. Так разве можно его теперь осуждать за то, что он так отчаянно хочет вернуть картину деду?
        Видимо, да. Иначе бы ему самому не пришлось расплачиваться за это желание. Он потерял любимую женщину, но еще сможет все исправить. Ведь Маркус всегда умел упорно работать и добиваться желаемого.
        А для этого ему нужно как-то доказать, что «Очаровательная дама» не имеет никакого отношения к его чувствам к Эйвери. И тут он вспомнил о ее единственной просьбе - отыскать ангела. В горячке переезда в Нью-Йорк и уж тем более когда они узнали, что у них будет ребенок, Маркусу было как-то не до ангела.
        Он сильно подвел Эйвери, а он к этому совершенно не привык. К тому же, если он все-таки сумеет отыскать пропавшую статую, Эйвери поймет, что он сделал это только ради нее, и поверит в его любовь.
        И, решив не терять времени даром, Маркус сразу же принялся за работу, к тому же работа всегда помогала ему справляться даже с самыми трудными ситуациями.
        А когда он оторвался от компьютера, то заметил, что уже стемнело. Эйвери наверняка уже в Лондоне, и, осознав, как далеко она убежала, Маркус почувствовал почти физическую боль. Что ж, ему придется какое-то время пожить с этой болью. Пускай она будет лишь напоминанием о том, как ему необходимо вернуть Эйвери.
        Залезая под душ, Маркус пытался представить, что она сейчас делает. Заедет ли она домой, чтобы отдохнуть с дороги, или сразу же отправится к адвокату?
        Маркус стоял под струями теплой воды, чувствуя, как боль в груди становится все сильнее. А потом сдался и сделал именно то, чего пытался не делать с того мгновения, как за Эйвери закрылась дверь. Смешиваясь с водой, слезы потекли по его щекам. Маркус оплакивал и свою семью, обманутую мать и воспитавшего его деда, и свою собственную глупость, из-за которой разрушил то, чего даже никогда и не надеялся добиться. Безоговорочную любовь любимой женщины.
        Выбравшись из такси перед домом, Эйвери чувствовала себя так, будто была здесь последний раз не семь дней, а семь лет назад. Выйдя из самолета, она первым же делом позвонила адвокату в офис, но, как оказалось, тот на весь день уехал по делам. А говорить с другими людьми о собственной глупости она еще не была готова.
        - Заходи, дорогая, - приветствовала ее миссис Джексон. - Я приготовила тебе кровать.
        Эйвери послушно позволила отвести себя наверх, раздеть и уложить в постель. Вот только она была так напряжена, что заснуть все равно не сумела.
        И, полюбовавшись потолком целый час, Эйвери решила, что с нее хватит, поднялась, надела джинсы и кофту и вышла в сад.
        И заметила, что Тед успел неплохо потрудиться в ее отсутствие.
        - Не ожидал, что ты так скоро вернешься, - заметил появившийся из-за угла садовник. - Но я рад, что могу лично попрощаться.
        - Я тоже не ожидала. И спасибо за отличную работу, я помню, ты с самого начала говорил, что пробудешь здесь всего месяц, но, может, тебя еще можно переубедить? Ты просто волшебник, и мне бы очень хотелось, чтобы ты остался.
        - Спасибо за приятные слова, но мне действительно пора уходить, меня ждут дома. Кстати, отличное колечко, поздравляю.
        Эйвери попыталась стянуть дурацкое кольцо, но во время полета у нее слегка распухли пальцы, так что кольцо осталось на месте.
        - Не стоит, это была ошибка. - И Эйвери вдруг всхлипнула.
        - Ну что ты, - пробормотал Тед, неуклюже погладив ее по плечу. - Расскажи мне все.
        И не в силах больше держать это в себе, Эйвери все ему рассказала.
        - Знаешь, возможно, для него все и началось с работы и «Очаровательной дамы», но я наблюдал за вами и видел, что, даже несмотря на то, что он отчаянно борется со своими чувствами, с каждым днем он все больше и больше любит тебя. - И, увидев, как в ее глазах всколыхнулась надежда, добавил: - Просто дай ему еще один шанс.
        Я не уверена, что смогу.
        - Прислушайся к своему сердцу, - посоветовал Тед. - Ему лучше знать, ну а мне пора прощаться. Запомни мои слова, дай ему еще один шанс. Он стоит того. Вы оба стоите.

* * *
        После второй бессонной ночи подряд Маркус пришел в офис, гадая, где ему теперь искать ангела. Он так рассчитывал на последний след, но тот в очередной раз привел его в никуда.
        Встретили его возмущенные вопли Линетты, пытавшейся кому-то объяснить, что сюда нельзя посторонним. И эта сцена напомнила ему то, как миссис Джексон в первый раз пыталась не пустить его в сад к Эйвери. Остается лишь надеяться, что эти две женщины никогда не встретятся.
        А потом он увидел двух незнакомцев, принесших двухметровый ящик. Эти люди протянули ему бумажку с надписью: «Срочно. В собственные руки Маркусу Прайсу», потребовали, чтобы он расписался в получении и ушли.
        Маркус задумчиво оглядывал посылку, когда Линетта вдруг достала из стола фомку и протянула ее Маркусу:
        - Думаю, его стоит открыть.
        - Ты хранишь лом у себя в столе?
        - Да.
        - Тогда не забудь напомнить мне, что тебя не стоит лишний раз злить. От кого посылка?
        - Не знаю, отправитель не указан.
        Маркус вздохнул и принялся взламывать ящик. Внутри его ждал ангел Эйвери.
        - Какая красота! - прошептала Линетта, прикасаясь рукой к белоснежному мрамору.
        А к крылу этой красоты была примотана записка:
        «Моя работа закончена, можете считать это моим свадебным подарком.
        Садовник».
        - Какой еще садовник? - удивленно спросила Линетта.
        - Не знаю, - прошептал Маркус, хотя какая-то мысль и шевельнулась где-то на задворках сознания. Он потратил столько времени и сил в поисках этого ангела, а теперь он сам пришел к нему. Просто не верится.
        Глава 15
        Глядя в окно на мелкий моросящий дождик, Эйвери никак не могла забыть слова Теда: «Дай ему еще один шанс».
        Эти слова уже третий день не шли у нее из головы.
        Какая-то ее часть отчаянно сопротивлялась одной этой мысли, ведь Маркус ее использовал, предал.
        Эйвери прижала руку к животу, чувствуя, как внутри ее растет новая жизнь. Частичка ее самой и Маркуса.
        Будет ли ребенок на него похож? Вдруг он станет смотреть на нее глазами Маркуса? Эйвери вернулась к мольберту, рядом с которым по-прежнему лежал портрет Маркус маслом. Может, стоит закрасить его? Нет, ей теперь никогда не удастся до конца вычеркнуть его из своей жизни. Для этого она его слишком сильно любит, вот если бы только еще не было так больно. Но поверить ему она больше никогда не сможет, ведь он обманул ее.
        Эйвери задумчиво покрутила обручальное кольцо на пальце. Теперь она могла легко его снять, но почему-то этого не делала. Наверное, ей просто не хочется от него уходить. В конце концов, она еще никогда никого так сильно не любила, а теперь она носит его ребенка под сердцем. Может, они смогут как-нибудь начать все сначала и жить так же счастливо, как жили ее родители, пока смерть не разлучила их?
        Эйвери представила, каково ей придется без Маркуса. Жалкое подобие жизни. Теперь понятно, почему отец так и не женился снова. Он любил одну лишь маму, глубоко и искренне, так же, как сама она полюбила Маркуса.
        Эйвери резко отвернулась от портрета Маркуса и вышла из студии, а на лестнице столкнулась с миссис Джексон.
        - Дорогая, тебе посылка из Нью-Йорка.
        - Да? А от кого? Я вроде ничего не ждала.
        - Нет, но рабочие требуют, чтобы ты расписалась в получении.
        И когда миссис Джексон принесла ей бумаги, Эйвери удивленно уставилась на буквы: «Статуя мраморного ангела».
        - Да как он посмел!
        Кроме Маркуса ей никто это прислать не мог. Но неужели он думает, что какой-то жалкой репродукцией сможет купить ее? Неужели он решил, что она не узнает своего ангела и спутает с ним фальшивку?
        Эйвери бросилась на улицу, чтобы приказать рабочим убираться вместе со своим грузом, но, к ее ужасу, они уже вносили наполовину распакованную статую на террасу.
        - Не… - начала она, но как только разглядела, что у них в руках, слова замерли у нее на губах.
        - Просто не верится, что я дожила до этого дня, - прошептала миссис Джексон со слезами на глазах.
        Эйвери упала на колени, не обращая внимания на то, что влажная трава сразу же промочила ей джинсы. Не веря собственным глазам, Эйвери смотрела, как рабочие устанавливают статую на тот самый пьедестал, на котором она когда-то стояла.
        А потом еще и солнце выглянуло из-за туч и осветило ангела своими лучами, как бы одобряя его возвращение на законное место.
        А когда рабочие уехали, Эйвери поднялась и подошла к статуе, легонько провела рукой по мраморному крылу.
        - Ты вернулся, - прошептала она. - Он нашел тебя и вернул мне.
        Эйвери, как в детстве, принялась рассказывать своему лучшему другу и защитнику все свои тайны, и ей сразу же стало легче.
        - Мне так его не хватает, так не хватает, - закончила она свою исповедь, - но я не знаю, смогу ли хоть когда-нибудь ему снова поверить.
        - А ты попытайся. Эйвери, прошу тебя, дай мне еще один шанс.
        Эйвери обернулась и удивленно моргнула:
        - Что ты здесь делаешь?
        Вместо ответа, Маркус лишь протянул ей какую-то бумажку.
        - Его свадебный подарок? Что… - Эйвери непонимающе смотрела на буквы. - От Теда? Его подарок нам на свадьбу?
        - Я хотел бы, чтобы это именно я отыскал твоего ангела, но главное, что он все-таки вернулся, ведь так?
        - Да, но зачем он это сделал? Да еще назвал ангела свадебным подарком.
        - Наверное, он хотел, чтобы мы попробовали все начать сначала.
        - Маркус, я не знаю… - Эйвери закусила губу. - У нас все так быстро получилось и не было времени ни о чем толком подумать. И я все еще чувствую себя так, будто ты меня использовал, предал.
        - Я знаю, и мне очень жаль. Я должен был с самого начала честно тебе во всем признаться. Эйвери, я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Кроме тебя, мне ничего не нужно в этом мире, и я просто не смогу жить, зная, что даже не попытался все исправить и вернуть тебя.
        - Мне страшно, - прошептала Эйвери. - Ты сделал мне так больно, и я больше никогда не хочу быть такой уязвимой. Никогда-никогда.
        - Но разве мы не всегда уязвимы для тех, кого любим? Думаешь, я сейчас не чувствую себя уязвимым, когда знаю, что вся моя дальнейшая жизнь и счастье зависят от одного твоего слова?
        И у меня действительно есть над тобой такая власть?
        - Да, и даже больше того. Я был дураком, когда сказал тебе, что мое прошлое не имеет ко мне никакого отношения. Я ошибался, ведь именно мое прошлое дало мне цель жизни. Дед узнал о моем существовании, только когда социальные работники принесли меня к нему. И видимо, он решил, что если возьмет меня, то его любимая дочь, моя непутевая мать, однажды вернется домой. Но он ошибся, а потом заявился мой дорогой папаша и пригрозил меня забрать, так что деду пришлось продать свою единственную драгоценность, «Очаровательную даму», чтобы откупиться от него.
        - Но, Маркус, никакой суд не отдал бы тебя такому отцу.
        - Я знаю, но дед решил не рисковать и попросил друга-юриста составить договор, после подписания которого отец не имел уже на меня никаких прав. Я узнал всю эту историю, когда мне было двенадцать, и поклялся, что, когда вырасту, обязательно верну деду эту картину.
        - Я понимаю, - прошептала Эйвери со слезами на глазах.
        - Понимаешь, почему я совершил величайшую глупость в жизни и попытался использовать тебя, чтобы добраться до картины? Но можешь ли ты меня за это простить?
        - Могу и прощаю, - ответила Эйвери, глядя ему в глаза. - Я так привыкла, что меня пытаются использовать все подряд, что решила - ты такой же. Прости меня за это.
        - И ты была совершенно права, - признал Маркус, целуя ей руки.
        - Возможно, - согласилась Эйвери, чувствуя, как от тепла его губ быстрее бьется ее сердце. - Но в Нью-Йорке я не хотела тебя слушать, я хотела просто уйти и ушла.
        - Ты все сделала правильно. Я действительно поначалу тебя использовал, и перед тем, как предложить тебе выйти за меня замуж, я действительно подумал о том, какие выгоды это мне принесет. Но когда я клялся тебе в церкви, мои слова шли от чистого сердца.
        - Но после свадьбы ты сразу же отдалился от меня, и мне в голову стали приходить всякие мысли. В том числе и та, что ты женился на мне, только чтобы добраться до «Очаровательной дамы», а потом еще и Питер подтвердил мои подозрения. И его слова звучали так разумно.
        Я дурак, нам нужно было просто наслаждаться друг другом, а вместо этого я сразу потащил тебя под венец.
        - Но я и сама не слишком сопротивлялась, - усмехнулась Эйвери.
        - Да… - Маркус наклонился и поцеловал ее в губы. И я этому очень рад, но теперь я тебя ни за что не отпущу. Ведь ты объяснила мне, что значит любить и быть любимым.
        - Что ж, возможно, нам стоит попробовать начать все сначала, - прошептала Эйвери, еще раз его целуя.
        - С удовольствием.
        А когда он проснулся следующим утром после ночи страстной любви и не нашел Эйвери рядом с собой в кровати, то оглянулся и увидел ее с прямоугольным предметом в руках и сразу же понял - это та картина, на которой она изобразила его обнаженным.
        - Это тебе свадебный подарок от меня, - пояснила Эйвери, протягивая ему портрет.
        Вот только развернув картину, он увидел не себя, а свою прабабушку.
        - Эйвери, но ты не обязана этого делать. Ты - единственная очаровательная дама, которая мне нужна отныне и навсегда.
        - Тогда отдай ее деду.
        И, отложив картину, Маркус обвил Эйвери руками и показал ей свою любовь самым красноречивым из доступных ему способов.
        Во время своих страстных упражнений они столкнули картину, а когда все-таки смогли оторваться друг от друга, заметили, что из рамы выпал конверт и пачка акций.
        «Дорогая Катлин, - прочитала Эйвери, распечатав письмо, - с печалью пишу тебе эти строки. Я любил и всегда буду любить тебя, но я не могу бросить жену, такой скандал поставит крест и на судьбе наших с ней детей и на наших семьях. Мне не следовало так сближаться с тобой, но теперь уже ничего не исправишь, и я до конца своих дней буду хранить в своем сердце любовь к тебе. И пусть я не могу стать твоим мужем, позволь мне, по крайней мере, обеспечить тебя на всю жизнь. Надеюсь, эти акции тебе пригодятся.
        Навеки твой, Бакстер К».
        - Он все-таки ее любил, - прошептал Маркус, не веря собственным ушам. И я теперь наконец-то понял, что значила его записка. Дед до сих пор ее хранит.
        - Записка?
        - «Важно лишь то, что внутри». Но сама Катлин считала, что речь идет всего лишь о картине, с которой она так и не решалась расстаться, хотя всегда могла ее продать. Ведь Бакстер Каллен уже тогда был очень известным художником.
        - Мне хочется верить, что она сохранила ее в знак памяти об их любви. Что же касается денег, твой дед теперь несметно богат. Ведь эти акции теперь стоят миллионы. И я не шучу.
        Не веря своим глазам, Маркус уставился на акции. Катлин трудилась как проклятая, получая лишь жалкие гроши, и все это время у нее были несметные богатства.
        - Маркус, мне так жаль, ведь, если бы акции нашлись раньше, у вашей семьи все могло сложиться совсем иначе.
        - А мне не жаль. Пусть жизнь порой и была к нам сурова, но, если бы все сложилось иначе, я мог бы никогда не встретить тебя.
        - Маркус, - прошептала она, готовая вот-вот заплакать. - Я люблю тебя, ты - мужчина моей мечты. Сегодня, завтра и навсегда.