Выбор ее сердца Никки Логан
        Поцелуй — Harlequin #84 Вот уже год Эвелин Рид разыскивает своего пропавшего брата. Молодая красивая женщина одна колесит по дорогам Австралии в автофургоне и расклеивает объявления. Однажды на пустынном шоссе она наткнулась на потерпевшего аварию Маршалла Салливана, большого, умного, доброго человека и убежденного холостяка. Что-то в Эвелин тронуло его сердце, он принял участие в ее горе. Страсть бросила их друг к другу, и Маршалл понял, что эта женщина создана для него, но на его призыв, хотя и с болью в сердце, Эва ответила отказом, ведь у нее другая цель. И тогда он решил помочь ей, пусть даже она его об этом не просила…
        Никки Логан
        Выбор ее сердца
        NIKKI LOGAN
        HER KNIGHT IN THE OUTBACK
        Эта книга является художественным произведением.
        Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

        
        Глава 1
        Эвелин Рид ненавидела жизнеопределяющие моменты, когда все страхи и предубеждения встают перед глазами, точно аспид перед броском, выползший на нагретую жарким австралийским солнцем магистраль и потревоженный человеком.
        Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть мотоциклиста, появившегося из висящего над горизонтом зыбкого марева. Прихрамывая, он шел ей навстречу. Она крепче сжала руль.
        Возможно, ее брат Трэвис пропал при схожих обстоятельствах: остановил машину по просьбе незнакомца и сгинул без следа. С тех пор минуло несколько месяцев. Внутренний голос требовал нажать на педаль газа и уехать прочь от опасности. Понимала она и то, что подобный момент мог спасти брата, если бы добросердечный водитель затормозил, вняв призыву о помощи. Тогда Трэвис был бы сейчас в безопасности, с семьей, окруженный любовью.
        Стоило ей подумать о том, что никогда больше не увидит брата, как желудок скрутило в тугой узел. Подобное случалось всякий раз, когда она начинала слишком долго размышлять об авантюре, в которую ввязалась.
        Мотоциклист приближался.
        Эва никак не могла решить, спасаться ли бегством, как подсказывал инстинкт, или, памятуя о принадлежности к социуму, помочь попавшему в беду человеку? Наверняка в прериях существует особый кодекс, призывающий к осторожности, да и сама она слышала множество историй от убитых горем людей, так что правила поведения и вежливости ее особо не волновали.
        Эва заметила мотоцикл, лежащий чуть поодаль на обочине длинной пустой дороги. Неряшливого вида мужчина с густой бородой подошел к ее отреставрированному автобусу «Бедфорд» образца 1956 года. Она проверила блокировку дверей.
        Мужчина замер у двери и выжидающе посмотрел на Эву. Его глаза были скрыты солнцезащитными очками, из рукава темной футболки виднелась татуировка в виде кинжала.
        Ну уж нет! Никто не станет впускать в дом первого встречного! Особенно когда до людей несколько часов езды. Она жестом показала ему подойти к водительскому окну, незнакомец похромал туда.

«Социопаты решают, хищник вы или жертва, в первые несколько секунд знакомства»,  — Эве вспомнился текст предупредительной листовки. Она не собиралась давать этому «пострадавшему» возможность навредить себе.
        — Доброе утро.  — Она старалась придать голосу веселость, будто ничего особенного не происходит.  — Не задался денек, а?
        — Эму,  — прорычал мужчина, обнажив ряд здоровых ровных зубов.
        Это обстоятельство почему-то успокоило. Можно подумать, у всех злодеев обязательно гнилые зубы! Она обвела взглядом придорожные кусты в поисках большой птицы, сбитой мотоциклом, но ничего не обнаружила.
        — И?
        — Я в порядке, спасибо.
        Она снова посмотрела на его очки.
        — Это я и так вижу. А вот эму от подобных столкновений приходится туго,  — авторитетно, будто что-то в этом понимает, изрекла Эва.
        Стая неслась со всех ног, один чуть не верхом уселся на меня. Теперь он милях в двадцати отсюда, гадает небось, когда и где успел когти испачкать.
        В доказательство мужчина указал на мотоциклетный шлем, принявший удар. Эва кивнула, решив про себя, что незнакомец уже отнес ее к разряду «жертв», раз она сочувствует эму.
        — Куда путь держите?
        Эву насторожил его интерес.
        — На запад.  — Иных дорог в округе не было.
        — Подбросите до ближайшего города?

«Интересно, стоит ли списать его раздражительность на мое нежелание помочь? Других-то машин на дороге нет». Она бросила взгляд на покореженный мотоцикл.
        — Подождет здесь, пока я не вернусь за ним на грузовике,  — пояснил незнакомец.
        Хотя борода и татуировка по-прежнему не внушали доверия, согнутые плечи и покалеченная нога убедили Эву. Падение с мотоцикла явно было очень болезненным. Возможно, у него имеются и другие повреждения, невидимые глазу?
        Но в передней части автобуса всего одно место. Водительское.
        — У меня в салоне дом,  — протянула она.
        — И что?
        — А то, что я вас не знаю.
        Мужчина оскорбленно поджал губы, но ей было все равно. Не хотелось пускать в свой мир незнакомца.
        — До границы штата всего час езды.  — Он вздохнул.  — Постою на приступке до Евклы[1 - Евкла — населенный пункт в Австралии, регион Голдфилдс-Эсперанс.].
        То есть в опасной близости от нее, и может что-нибудь с ней сделать, а она не сумеет это предотвратить.
        — На мотоцикле, может, и час, а моя старушка ползет в два раза медленнее.
        — Что ж, постою два часа.
        Эве хотелось оставить его на дороге и выслать помощь, но перед глазами мелькнул образ Трэва, потерянного и нуждающегося в помощи, тогда как люди равнодушно проезжали мимо. Если бы кому-то достало мужества остановиться.
        — Я вас не знаю,  — неуверенно повторила она.
        — Я просек ситуацию. Вы одинокая женщина, я большой страшный байкер, которого нужно опасаться. Но если вы бросите меня здесь, помощь может прийти только завтра, мне придется заночевать на дороге. Я ж себе задницу отморожу!
        Эва неуверенно достала телефон, но незнакомец лишь качнул косматой головой:
        — Будь тут сигнал, я давно бы им воспользовался.
        С телефона можно было отправить лишь сигнал бедствия, но байкеру смертельная опасность явно не грозит.
        — Соглашайтесь, ну пожалуйста!  — настаивал мужчина, раздосадованный тем, что приходится просить.  — Подвезите хоть, пока сигнал не появится.
        Как далеко придется ехать? Они ведь в Западной Австралии, кругом пустыня, никаких городов, людей и телекоммуникаций.
        — У вас есть удостоверение личности?
        Сунув руку в задний карман джинсов, он вынул бумажник.
        — Нет, водительские права не показывайте, они могут быть поддельными. Есть что-нибудь с фотографией?
        Мужчина медленно достал мобильник и, пролистав несколько снимков, прижал к водительскому стеклу. На экране виднелось изображение холеного серьезного мужчины в деловом костюме. Какой привлекательный! И определенно заслуживающий уважения.
        — Это не вы.
        — Нет, я.
        Эва смерила его взглядом:
        — Не вы.
        Наверняка скачал фотографию из Интернета. Таких снимков там более чем достаточно, стоит только набрать в поисковике «Успешный бизнесмен».
        Заворчав, незнакомец нашел в телефоне другое изображение себя, на этот раз со щетиной. Тем не менее он ничем не походил на патлатое чудовище, стоящее сейчас перед Эвой. Видя, что она все еще колеблется, он снял солнечные очки, явив серые глаза, провел рукой по копне спутанных светлых волос.
        Возможно, действительно он.
        — А теперь покажите права.
        Ругательство запуталось в густых усах незнакомца, но он повиновался и с силой припечатал к стеклу удостоверение.
        Маршалл Салливан.
        Эва сфотографировала его на мобильник так, чтобы права тоже попали в кадр.
        — Это еще зачем?
        — Страховка.
        — Я лишь прошу подвезти меня и не имею коварных намерений на ваш счет.
        — Легко сказать.
        На всякий случай она отослала фото ближайшей подруге и отцу в Мельбурн.
        Мужчина закатил глаза:
        — Здесь же нет сигнала.
        — Как только появится, сообщение будет отправлено.
        Она спрятала телефон в отделение на приборной доске.
        — А вы совсем людям не доверяете, леди.
        — Знаете, сломавшаяся машина на пустынном шоссе — старый трюк.  — Она посмотрела на его шлем предположительно с отпечатками когтей эму.  — Хотя ваша история и выглядит довольно правдоподобно.
        — Потому что это правда.
        — Я путешествую одна и не хочу рисковать. В кабину не пущу, тут слишком мало места. Поедете в салоне.
        — Не боитесь, что я заражу все вещи особыми байкерскими бактериями, а?
        — Вы едете или нет?
        — Еду.  — Он сверкнул глазами и, процедив сквозь зубы слова благодарности, поковылял собирать вещи, кучей сваленные на дороге возле покореженного мотоцикла. Кожаная куртка, пара сумок, какая-то коробка.
        Видя, что его руки заняты, она подъехала ближе и скомандовала:
        — Задние двери.
        Он неловко забрался внутрь, покачнув автобус, и остался один на один с ее немудреными пожитками.
        Два часа.
        — Что ж, старушка,  — шепотом обратилась Эва к автобусу,  — давай поднажмем немного?
        Маршалл пытался нащупать выключатель, но нашел лишь занавеску из плотной ткани и отодвинул ее в сторону. Хлынувший в салон солнечный свет разогнал полумрак, его глазам открылась удивительная картина.
        Ему и прежде доводилось видеть жилые автобусы, но в них обычно царило запустение. Все было потертым, бездушным, неопрятным. Здесь, наоборот, тепло и уютно, как в маленьком домике, затерянном в лесу. Обстановка никак не соответствовала враждебной натуре леди-водителя. Деревянная отделка, повсюду темные плюшевые коврики. Пространство тесное, но со всем необходимым для жизни. Кухонька с холодильником, гостиная с плазменным телевизором, диван. Даже пальмы в кадках. Прямо-таки уменьшенная версия квартиры! В дальнем конце дверь, за которой наверняка кровать.
        Тут Маршалл догадался, почему маленькая мисс Злючка не хотела пускать его внутрь. Это сродни приглашению незнакомца с улицы прямиком в собственную спальню.
        Автобус содрогнулся от переключения передачи, Маршалла отбросило на диван, вмонтированный в левую стенку. Он, конечно, не такой удобный, как восьмиместный диван в домашнем кинотеатре его городской квартиры, но бесконечно лучше гальки, на которой он просидел несколько часов после столкновения с эму. Чертова пуганая птица! Могла ведь убить их обоих. Должно быть, мотоцикл «КТМ-1190» такой же шумный, как ветер, свистящий в ушах несущегося на скорости эму, вот они и столкнулись.
        Маршалл привалился к спинке дивана, подавляя желание осмотреть левую ступню. Он знал, что иногда после аварий раздробленные кости держатся вместе только за счет обуви, и не хотел снимать ботинок, опасаясь умереть от кровопотери. Что-то подсказывало, что неприветливая хозяйка не придет в восторг, если он зальет кровью деревянный пол. Нужно зафиксировать ногу. Он затащил на диван одну из сумок, закинул на нее ступню, под голову положил несколько подушек и с наслаждением вытянулся на диване.
        — О да,  — простонал он.
        Маршалл обожал свой мотоцикл, скорость, прямой контакт с местностью, которого никогда не добьешься, путешествуя в машине, и ощущение свободы, дарованное австралийским простором. Однако, попав в аварию, уразумел хрупкость бытия.
        Страусы бежали организованно, ничто не предвещало беды, пока одна из птиц не налетела прямо на него. Когда эму растворились за линией горизонта, остатки адреналина испарились, а пыль улеглась, Маршалл остался один на один с тишиной и болью. Ах да, еще пропал сигнал сотовой связи.
        В обычных обстоятельствах это его бы не встревожило. Даже в такой огромной стране, как Австралия, трудно по-настоящему затеряться, остаться наедине с самим собой. Лишь путешествуя в правильное время года, то есть при полном отсутствии туристов, можно заполучить дороги в единоличное распоряжение и делать все, что душе угодно. Носить любую одежду, не расчесывать волосы, не заботиться о чистоте тела. Перестав придавать значение людям, Маршалл перестал придавать значение и тому, что о нем подумают. Будто перенесся на страницы учебника по истории Древнего мира. Так намного проще жить.
        Старик «Бедфорд» наконец переключился на достойную скорость, и грохот отремонтированного двигателя сменился ровным гулом, сообщающим телу такую же вибрацию, как и мотоцикл. Маршалл сделал то, что никогда не мог себе позволить, будучи за рулем, закрыл глаза и целиком растворился в этом гуле.

«Два часа»,  — сказала она. Два часа на отдых и наслаждение дорогами, которые он так любит. В горизонтальном положении.
        — Кто спал на моей кровати?  — прорычала Эва, глядя на мужчину, этакого медведя, спящего на ее маленьком диване. Отчего-то вспомнилась сказка про Златовласку.
        Она откашлялась. Ничего не изменилось. Он даже не пошевелился.
        — Мистер Салливан?
        Нет ответа.
        Ей пришло в голову, быть может, он вовсе не спит, а впал в кому, потому что ранение оказалось более серьезным, чем они оба считали. Эва перебралась в салон, подошла к нему, позабыв об устрашающей татуировке. Прикоснувшись к ямочке под челюстью, вздохнула от облегчения, нащупав ровный пульс.
        — Мистер Салливан,  — уже громче позвала она. Его брови легонько дернулись, волна пробежала под закрытыми веками.  — Мы на месте.
        Взгляд Эвы скользнул по его ноге, покоящейся на сумке, и сложенных на животе руках. Очень красивые руки, нежные, с ухоженными ногтями, хотя и испачканные каплями смазки. Такие руки у моделей из журналов. Эва отогнала эту мысль. Много ли найдется байкеров, подрабатывающих моделями?
        Посмотрев ему в лицо, она хотела было снова позвать его, но обнаружила, что он смотрит на нее широко раскрытыми глазами, вовсе не серыми. Радужка цвета свинца присыпана золотистой пылью, гармонирующей с выцветшими волосами и бородой. Эва никогда не видела подобных глаз. Тут же вспомнила коричневые прибрежные скалы дальнего севера, нависшие над бледным чистым океаном. Именно там восемь месяцев назад началось ее путешествие.
        — Мы на месте,  — повторила она, раздосадованная собственным поведением, рассматривая его. Он поймал ее с поличным! Не пошевелился, возможно, потому, что она слишком низко склонилась над ним, щупая пульс.
        — На каком месте?
        Эва отпрянула:
        — На границе. На время осмотра автобуса вам придется выйти.
        Граница между Южной и Западной Австралией хорошо охранялась не из-за угрозы незаконного ввоза оружия или наркотиков, а из-за опасности, которую несли в себе плодовые мушки и мед. Если занимаетесь сельским хозяйством, привыкайте к карантину!
        Салливан зашевелился и сел, с опаской поднялся на ноги и даже поправил подушки. Эва отметила это усердие. Значит, его воспитывали вовсе не ночные волки в кожаных куртках.
        Салливан сгреб вещи и бросил их на землю, затем осторожно выбрался сам.
        — Как нога?
        — Нормально.
        А он немногословен. Возможно, потому, что много времени проводит наедине с самим собой.
        Пограничники быстро и умело проверили автобус Эвы и содержимое сумок Салливана. Приученная заранее избавляться от сомнительных продуктов или съедать их, она получила лишь одно нарекание из-за пары грецких орехов, которые пришлось выбросить.
        Подняв глаза, она увидела, что он увлеченно беседует с одним из охранников, прижимающих к уху мобильный телефон. Очевидно, договаривается по поводу поврежденного мотоцикла. Когда инспекция закончилась, он, хромая, подошел к ней, перекинул сумки через плечо и сдавленно поблагодарил:
        — Спасибо, что подвезли.
        — Разве вам не в Евклу нужно было?  — удивилась Эва, успевшая привыкнуть к попутчику.
        — Пограничники пришлют людей мне на помощь. И о мотоцикле позаботятся.
        — Рада, что все так быстро разрешилось.
        — Простая вежливость.
        Она решила, что он таким образом намекает на ее недружелюбное поведение, и вдруг сообразила, что понятия не имеет, чем тот занимается в свободное время. В дороге она была так напугана, что подобная мысль вообще не приходила в голову.
        — Желаю удачного путешествия.
        Он коротко, по-деловому кивнул в ответ и зашагал к пограничному пункту и маленькому кафе, где находили приют путники, отправление которых задерживалось. На оживленной границе Маршалл выглядел совсем нестрашным, хотя борода по-прежнему оставалась кустистой, а вытатуированный кинжал угрожающим. Сомнения и страхи, два часа назад терзавшие Эву на пустынном шоссе, развеялись.
        Она впервые с удивлением отметила, как хорошо сидит на нем дорожная кожаная куртка.
        Глава 2
        Внимание Маршалла привлекли громкие голоса. Один из них женский, раздраженный и отчаянный, почти тонувший в агрессивном пьяном мужском хоре.
        — Остановитесь!
        Прохожие образовали широкий круг, в центре которого находился объект интереса. Маршалл подошел ближе, вместо того чтобы бежать куда глаза глядят, благо нога почти не болела. Если происходит что-то нехорошее, кто-то из собравшихся наверняка вмешается или хотя бы позовет на помощь. Ему нет нужды вклиниваться в подвыпившую толпу.
        Тем не менее именно это он и сделал, осторожно лавируя в людской массе, пробрался в центр круга и увидел здоровяка, активно рвущего какие-то бумаги и разбрасывающего клочки во все стороны.
        — Опять ты свои бумажки расклеиваешь! Не бывать этому!  — рычал он.
        Спиной к Маршаллу стояла женщина с темными волосами, собранными в небрежный конский хвост. По сравнению с обидчиком она казалась крошечной, но отступать не собиралась.
        Маршалл тут же узнал в ней маленькую мисс Злючку.
        — Это общественная доска объявлений,  — твердила она, не обескураженная его габаритами.
        — Только для жителей Норсмана,  — басил тот,  — а не для бродяг с востока вроде тебя.
        — Общественная,  — не сдавалась она.  — Мне что, по буквам произнести?
        Маршалл подумал, что ей не помешает усвоить несколько правил поведения в конфликтной ситуации. Судя по виду, этот парень пьяница и ксенофоб, поэтому не стоит оскорблять его в присутствии толпы местных жителей.
        Она протолкнулась мимо него и с помощью степлера приколола на доску объявлений еще одну листовку. Такие доски, установленные вдоль пустынных шоссе, Маршалл встречал в Мадьюре, Коклбидди и Балладонии[2 - Города в Западной Австралии.]. Объявления о пропавших людях. Новые хрустящие листы поверх старых истрепавшихся.
        — Остановитесь!
        Нет, этот здоровяк определенно не собирается останавливаться, а теперь еще и его приятели вмешались. Проклятье!
        Маршалл протолкнулся в центр круга и спокойным, но не терпящим возражений голосом, каким, бывало, успокаивал расшумевшихся коллег на заседаниях, объявил:
        — Шоу окончено, ребята.
        Человеческое стадо тут же переключило внимание на него. Борода и татуировки обескуражили здоровяка и его приятелей всего на мгновение, но большего и не требовалось.
        — Поищем для ваших листовок другое место,  — обратился он к маленькой мисс Злючке и ловко забрал у нее пачку бумаг и степлер.
        Она резко развернулась к нему, но узнала не сразу.
        — Немедленно верните.
        Маршалл обратился к собравшимся:
        — Все, ребята, расходимся.
        Толпа расступилась, пропуская его. Эве пришлось последовать за ним.
        — Это мое!
        — Поговорим вон за тем углом,  — процедил он сквозь зубы.
        — Может, он специально сбежал, чтобы от тебя избавиться!  — крикнул вслед здоровяк.
        Эва тут же развернулась и бросилась обратно. Сунув пачку бумаг под мышку, Маршалл устремился за ней и успел поймать до того, как она снова оказалась в эпицентре урагана, где с нетерпением поджидали трое мужчин. Он оторвал ее от земли, обхватив за талию, и прошептал на ухо:
        — Не делайте этого!
        Она извивалась, стараясь вырваться, отчаянно ругалась, пока он уносил ее дальше от улюлюкающей толпы.
        — Поставьте меня, тупица вы этакий!
        — Единственная тупица здесь та, кого я только что спас.
        — Мне и прежде приходилось иметь дело с деревенщинами вроде этих.
        — О да, вы отлично справлялись.
        — Я имею право расклеивать здесь листовки.
        — Имеете, спорить не буду. Но могли бы просто подождать немного, пока пьянчуги потеряют интерес, тогда спокойно завершили бы начатое.
        — Там ведь было человек тридцать.
        — И все они не спешили вам помогать.

«Ну, это так, на случай, если она не заметила».
        — Не нужна мне их помощь,  — презрительно бросила она.  — Я хотела привлечь внимание.
        — Что, простите?
        — Тридцать человек прочли бы листовку и запомнили, о чем в ней говорится. В противном случае просто прошли бы мимо.
        — Вы это серьезно?
        Она отняла у него пачку листовок и степлер и прижала к груди:
        — Конечно. Я в этом не новичок.
        — Не знаю, что и думать. Из-за татуировки и кожаной куртки вы обращались со мной, как с отверженным, а тут не побоялись выступить против целой компании выпивох.
        — Я привлекла внимание.
        — А банк вы, случайно, не собираетесь ограбить? Добьетесь схожего эффекта.
        — Вы не понимаете,  — возразила Эва, прожигая его взглядом.
        Не удостоив его прощанием или благодарностью, она развернулась и зашагала прочь. Он негромко выругался.
        — Так просветите меня.  — Он догнал ее, стараясь не обращать внимания на боль в ноге.
        — Зачем?
        — Я только что рисковал своей шкурой, спасая вас, вы у меня в долгу.
        — А я помогла вам на шоссе, и мы квиты.
        Невозможная женщина! Маршалл остановился:
        — И все же.
        Эва прошла еще несколько шагов, обернулась:
        — Вы хоть видели листовку?
        С самой границы только их и вижу.
        — И что на них написано?
        Маршалл нахмурил брови, пытаясь припомнить. Мужское лицо, горстка слов, одно крупными буквами: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ».
        — Пропал человек.
        — Именно. Вы с самой границы их видели, но не запомнили ни внешности этого человека, ни имени, вообще ничего.  — Она шагнула к нему.  — Вот почему так важно привлекать внимание людей.
        Маршалл почувствовал себя последнем тупицей, кинувшимся спасать попавшую в беду девушку.
        — Чтобы они запомнили текст. И вас.
        — Его!  — Ее гнев испарился, как воздух из спущенного шарика.
        — Вы во всех городах затеваете подобные противостояния?
        — Делаю все, что могу.
        Мимо проезжали машины с грохочущими стереосистемами. Маршалл вдруг увидел маленькую мисс Злючку в новом — печальном — свете.
        — Простите, что помешал вам. Там, откуда я родом, не принято проходить мимо кричащей на улице женщины.
        Его слова не соответствовали действительности. Он вырос в опасном районе, где зачастую лучшим решением было притвориться глухим и слепым, но дедушка с бабушкой воспитали его иначе, в отличие от брата Рика, предпочитавшего следовать материнским советам и не высовываться.
        Эва изучающе смотрела на него.
        — Вы, должно быть, то и дело попадали в беду?
        Это точно.
        — Позвольте угостить вас. Что-нибудь выпьете? Подождем, пока парни разойдутся, и я помогу расклеить листовки.
        — Не нужна мне ни ваша помощь, ни защита.
        — Ладно, но я хочу внимательно прочесть текст.
        На ее лице отразилась неуверенность, как на шоссе.
        — Или мой наряд до сих пор вас беспокоит?
        Она оценивающе рассматривала его глаза, бороду, губы:
        — Нет. Вы меня не обокрали и не убили. Думаю, несколько минут с вами в людном месте ничем не грозят.
        В ее голосе звучало предупреждение. Маршалл невольно улыбнулся. Ее строгое личико напоминало маргаритку в шторм.
        — Если бы я хотел причинить вам вред, давно бы это сделал. И спаивать не потребовалось бы.
        — Воодушевляющее начало разговора.
        — Вам известно мое имя,  — Маршалл сделал пару шагов в сторону паба,  — а мне ваше нет.
        Она смерила его оценивающим взглядом, протянула руку с зажатым степлером.
        — Эвелин Рид. Эва.
        Он пожал ее вместе со степлером:
        — Что будете пить, Эва?
        — Я не пью, по крайней мере в пабах. А вы не стесняйтесь.

«Трезвенница в захолустном пабе? Будет весело»,  — решил он про себя.
        Отправляясь в дамскую комнату, Эва доверила Маршаллу листовки. Вернувшись, застала его за изучением одной из них.
        — Брат?  — поинтересовался он, пока она усаживалась.
        — С чего вы взяли?
        Он постучал пальцем по фамилии на листовке:
        — Трэвис Джеймс Рид.
        — Может, это мой муж.
        Маршалл прищурился:
        — Он похож на вас, те же темные волосы и разрез глаз.
        — Все так говорят.
        — Трэв — мой младший брат.
        — Он пропал?
        Эве было ненавистно прозвучавшее в его голосе сочувствие. Наверняка решил, что случилось что-то плохое. Правда, она и сама каждый божий день об этом думала.
        — На следующей неделе исполнится год.
        — Страшный юбилей. Поэтому вы здесь? Его в этих местах видели в последний раз?
        Она вскинула голову:
        — Нет, в Мельбурне.
        — Что же привело вас на запад?
        — На восточном побережье я уже все города объездила.
        Маршалл нахмурил брови:
        — Не понял?
        — Я ищу его. Объявления расклеиваю, справки навожу.
        — А я решил, что вы в отпуск приехали или что-то в этом роде.
        — Нет. Это моя работа.  — Теперь. Прежде Эва работала графическим дизайнером в крупной маркетинговой фирме.
        — В смысле — расклеивание листовок?
        — Поиски брата. Разве может быть что-то важнее?
        Его смущение было не ново. Не он первый не мог уразуметь ее мотивов. Даже отец не понимал. Ему было проще объявить Трэвиса мертвым и оплакать. Эва к этому не готова. Она представляла, что почувствовала бы, если бы брат умер, ведь они всегда были очень близки.
        — Значит, вы колесите по дорогам и расклеиваете объявления?
        — Именно. Пытаюсь всколыхнуть людские воспоминания.
        — На восточное побережье у вас ушел целый год?
        — Около восьми месяцев. Потом я хотела отправиться на север.  — «И вот где оказалась»,  — мысленно добавила она.
        — Что было до этого?
        Эву снова затопило чувство вины за два потерянных месяца, когда она ждала помощи от полицейских, оказавшихся совершенно бесполезными. Ей следовало раньше взяться за поиски!
        — Я доверяла системе.
        — Власти его не нашли, да?
        Десятки тысяч людей пропадают каждый год. Я поняла, что только семья может поставить поиски Трэва превыше всего.
        — Так много?
        — Подростки. Дети. Женщины. Многих довольно быстро находят.
        Маршалл бросил взгляд на листовку:
        — Здоровые восемнадцатилетние юноши не попадают в верхние строчки списка поиска?
        У Эвы в горле образовался ком.
        — Только если налицо признаки убийства.
        Власти отказались считать затяжную депрессию Трэвиса психическим расстройством, хотя его шкафчик в ванной был полон психотропных препаратов.
        Официантка с ужасными розовыми волосами со стуком поставила перед Маршаллом пиво, а перед Эвой лаймовый коктейль и удалилась.
        — Теперь понятно, зачем вам автобус. Внутри очень уютно!
        — Я в нем живу. Дом пришлось продать, чтобы выручить деньги на поездку.
        — Вы продали дом?
        Она вздернула подбородок:
        — И с работы уволилась. Не хотела, чтобы что-то отвлекало от моей миссии.  — Она замерла, ожидая осуждения.
        — Ваш поступок вполне оправдан.
        Такая оценка обескуражила. Обычно люди упрекали ее в глупости или даже безумии, намекая тем самым, что она такая же, как брат.
        — И все на этом? Не станете давать мудрых советов?
        Маршалл посмотрел ей в глаза:
        — Вы взрослая женщина и поступили так, как считали нужным. Как я понимаю, продали свою собственность.
        Эва внимательно всмотрелась в его лицо. Здоровая без изъянов кожа, скрытая косматой бородой, ясные глаза и ровные зубы.
        — А ваша история?
        — Нет никакой истории. Я путешествую.
        — Вы не байкер.  — Утверждение, а не вопрос.
        — Не каждый владелец мотоцикла обязательно состоит членом байкерского клуба.
        — Но вы похожи на байкера.
        — Кожу я ношу потому, что она защищает при падении на асфальт, а бороду отрастил, чтобы иметь удовольствие не бриться. Нужно потакать маленьким слабостям, особенно путешествуя в одиночестве.
        Эва посмотрела на татуировку кинжала:
        — А тату?
        Он тут же помрачнел.
        — Все мы когда-то были молоды и импульсивны.
        — Кто такая Кристина?
        — Не важно.
        — Ну, Маршалл! Я же показала вам скелет в шкафу.
        — Что-то мне подсказывает, вы показываете его любому, кто готов слушать.
        От нее не укрылся сквозящий в его голосе критицизм, она выпрямилась на стуле:
        — Вы сами меня расспрашивали, не забывайте.
        — Не обижайтесь! Мы едва знакомы. Зачем бы я стал изливать вам душу?
        — А зачем тогда бросились спасать незнакомку на улице?
        — Просто не хотел, чтобы вас как следует отдубасили. Но это вовсе не значит, что я готов демонстрировать свое грязное белье.
        — Значит, Кристина — грязное белье?
        Маршалл сжал губы в тоненькую ниточку и встал из-за стола:
        — Спасибо, что составили компанию. Удачи в поисках брата.
        Эва тоже вскочила:
        — Маршалл, подождите!
        Он медленно повернулся.
        — Простите меня. Боюсь, я совсем разучилась общаться с людьми.
        — Это точно.
        — Где вы остановились?
        — В городе,  — неопределенно ответил он.
        — Знаете, я… мне надоело питаться в автобусе в одиночестве. Не хотите позже поужинать вместе?
        — Не думаю.

«Уходи, Эва!  — приказала она себе.  — Это разумнее всего».
        — Мы сменим тему. Не станем говорить ни о моем брате, ни о вашей Кристине. Можем рассказать друг другу о местах, которые посетили, о любимых достопримечательностях.
        Маршалл на мгновение прикрыл глаза, но в конце концов сдался.
        — Через дорогу от моего мотеля — кафе. В конце этой улицы.
        — Отлично.
        Обычно Эва не ела в кафе в целях экономии, правда, прежде у нее никогда не было компании. Один ужин не повредит, даже с незнакомцем. Пусть и через дорогу от его номера в мотеле.
        — Это не свидание,  — поспешно добавила она.
        — Нет,  — криво усмехнулся он.
        Наблюдая за тем, как он выходит из бара, весь затянутый в кожу, Эва чувствовала себя идиоткой. Разумеется, это не свидание, и он сразу все понял. Косматые одинокие волки, разъезжающие на мотоциклах, с женщинами не церемонятся. И на свидания не ходят.
        О еде она заикнулась лишь потому, что хотела извиниться за свое поведение, учитывая, как он спокойно и с интересом воспринял рассказ о Трэвисе.

«Рукалицо»[3 - Популярное онлайн-выражение в виде физического жеста «лицо, закрытое рукой», является проявлением разочарования, смущения или отвращения в ответ на явную глупость или ложную информацию.],  — вспомнилось любимое выражение брата, отлично соответствующее ситуации. Ей не помешает принять душ и отдохнуть, тогда, возможно, манеры улучшатся, а гормоны успокоятся.
        Покрытый дорожной пылью байкер определенно герой не ее романа, сколь бы обворожительно он ни улыбался. Обычно она с трудом переносила запах пота, исходящий от мужчин в австралийской глубинке, но, когда Маршалл Салливан прижал ее к себе, тело отреагировало на крепкие объятия, исходящий от груди жар и слова, что он ей шептал.
        Пусть даже борода и колючая.
        Эва не любила бородатых мужчин.
        Мужчина, разъезжающий по стране в одиночку, наверняка преследует какую-то цель. Спасается бегством, устраняется от общества, прячется от властей. А может, подобно ей, бросил жизни вызов.
        Как бы то ни было, у нее внезапно возникло огромное желание снова посидеть с ним за одним столом.
        — Тогда увидимся в семь тридцать!  — крикнула она ему вслед.
        Эва злилась на себя за опоздание, но еще больше на Маршалла Салливана за то, что до сих пор не появился. Неужели ухитрился заблудиться, переходя улицу?
        Она обвела взглядом посетителей маленького кафе. Пожилая пара, уткнувшийся в книгу одиночка, двое друзей, спорящих над спортивной газетой. Снова посмотрев на читающего потрепанную книжицу мужчину, сидящего за барной стойкой, обратила внимание на его руки — очень красивые руки — и шагнула к нему.
        — Маршалл?
        Он поднялся. Сбрив бороду и усы, он не просто изменился, но стал совершенно иным человеком, хотя волосы по-прежнему оставались нестриженными. Зачесанные назад, они открывали гладкий широкий лоб и притягивали внимание к глазам.
        Он заложил страницу салфеткой и закрыл книгу.
        — «Путешествия Гулливера»?  — удивилась Эва, взглянув на обложку. На самом деле хотелось воскликнуть: «Ты побрился?»
        — Я всегда вожу с собой несколько любимых книг.
        Она села рядом, не сводя глаз с его обновленного лица и пытаясь припомнить, как он выглядел, когда, потный, грязный и нечесаный, встретился ей на безлюдном шоссе.
        — Какие книги в числе ваших любимых?
        Он на секунду задумался:
        — О путешествиях. Это свойственная человеку черта. Гулливер служит вечным напоминанием о том, как важна в жизни перспектива.
        Эве больше всего нравилось описание лилипутов. Между ними повисло молчание.
        — Вы побрились,  — наконец выпалила она.
        — Да.
        — К ужину?  — Который не был свиданием.
        Он отрицательно качнул головой:
        — Я периодически бреюсь. Так что вычеркните эту фразу и начните сначала. Даже символы свободы нуждаются в уходе.
        — Так вот чем является для вас борода? Символом свободы?
        — Так же как для вас автобус.
        — Нет-нет, это всего лишь транспортное средство, совмещенное с жилищем.
        — Не забывайте, я был внутри. Это не жилище, а святилище.
        Эва была с ним полностью согласна, но не решилась открыто признать правоту его слов.
        — Я выкупила «Бедфорд» у старого плотника. У него умерла жена, и он не мог продолжать путешествовать без нее.
        — Интересно, понимает ли он, чего лишился?
        — Не вы ли только что утверждали, как важна перспектива в жизни человека?
        — Верно.
        К ним подошла официантка средних лет, отдуваясь так, будто шесть посетителей кафе слишком много для нее, и, приняв заказ из ограниченного меню, удалилась.
        Маршалл вскинул бровь, удивленный выбором Эвы:
        — Уж не перед марафоном ли вы решили углеводами подзарядиться?
        — Вы же видели мою печку. На ней можно приготовить лишь самые простые блюда, так что время от времени нравится есть в кафе что-нибудь, зажаренное во фритюре.
        Кроме того, в кипящем масле погибают любые бактерии. Нет ничего хуже, чем застрять с пищевым отравлением в богом забытом городке или на шоссе, где внутренности будет выворачивать прямо на гравий.
        — Теперь вы знаете, на какие средства я путешествую по стране. А что насчет вас?
        — Торговля оружием и наркотиками,  — серьезно глядя на нее, ответил он.
        — Очень смешно.
        — Но ведь вы именно это подумали, когда увидели меня впервые. Не так ли?
        — Я увидела здорового парня на пустынном шоссе, он отчаянно хотел попасть в автобус. Как бы вы поступили на моем месте?
        Маршалл прищурил глаза:
        — Я, как и вы, работаю. Переезжаю с места на место.
        — На кого работаете?
        — На федеральное правительство.
        — Ах, на федералов,  — разочарованно протянула Эва.  — А какой департамент?
        Прежде чем ответить, он сделал большой глоток пива:
        — Метеорологии.
        — Вы синоптик!  — недоверчиво переспросила она.
        — Верно. Каждый вечер появляюсь на голубом экране с прогнозом погоды.
        Ее улыбка стала шире. Откинувшись на спинку стула, он произнес заученным тоном:
        — Метеорология — это наука.
        — Не похожи вы на ученого.  — Развитая мускулатура и татуировки никак не вязались в сознании Эвы с представителями этой профессии.
        — Вам больше понравилось бы, будь я в белом халате и очках?
        — Да.  — Что угодно, только не черная футболка.  — Что в ваших изысканиях такого важного, почему на них выделяют деньги налогоплательщиков?
        — Ну, вам-то беспокоиться не о чем, вы не работаете, значит, не платите налоги.
        Он прав, черт подери.
        — В чем состоит ваша миссия?
        — Инспектирую метеостанции, докладываю об их состоянии.
        Теперь понятно, почему у него такие ухоженные руки.
        — Я-то думала, вы вольная пташка на колесах, а вы аудитор.
        Маршалл поджал губы:
        — Боюсь, теперь я еще ниже пал в ваших глазах.
        Эва с повышенным вниманием принялась намазывать маслом булочку, откусила кусочек.
        — Сколько в стране метеостанций?
        — Восемьсот девяносто две.
        — И они послали одного человека?  — удивилась Эва. Неужели местные власти не в состоянии следить за тем, чтобы опоссумы не проникали в дорогостоящие установки?
        — Я сам вызвался на эту работу. Хотел сменить обстановку.
        Эва предпочла не интересоваться — почему. Предполагалось, что они будут обсуждать примечательные путевые моменты.
        — Где находится самая труднодоступная станция?
        — В Джайлзе. Это пустыня Гибсона в семистах пятидесяти километрах к западу от Элис-Спрингс.
        — А стартовали откуда?
        — Из Перта. Там же и закончу.
        — То есть отсюда полтора дня езды.
        — Вы родом из Перта?
        — Нет, из Сиднея.
        Эва представила, как он объезжает страну против часовой стрелки, с запада на восток.
        — Ваша миссия близится к завершению?
        Его смех привлек внимание других посетителей.
        — Да.
        — А полюбоваться местностью оставалось время? Или только работали?
        Он пожал плечами:
        — Некоторые места стремился проскочить поскорее, в других задерживался. Я наделен гибкостью.
        Эва прекрасно понимала, что он имеет в виду. Бывают города, которые нашептывают на ушко, точно возлюбленный, другие орут в голос, прогоняя прочь. От последних она бежала со всех ног.
        — Где вам больше всего понравилось?
        Маршалл пустился в воспоминания. Говорил о местах, покоривших его воображение, о доисторических, поросших папоротниками глубинах каньона Клаустрал, купании в кристально чистых водоемах на известняковых берегах Южной Австралии, умиротворяющем уединении ущелья Кэтрин в Национальном парке «Нитмилук» на севере Австралии.
        — И конечно, впечатляющее местечко недалеко отсюда.
        — Налларбор?  — Огромная, напрочь лишенная деревьев пустынная равнина, не самое примечательное место, однако ничего другого в голову не приходило.
        — Большой Австралийский залив,  — уточнил Маршалл.
        Эва часто заморгала:
        — Вы съехали с шоссе и отправились на побережье?
        — Моя цель — города.  — Он наигранно подавил зевок.  — Но я не мог пропустить одно из самых удивительных чудес природы всего в полутора часах езды.
        — Это означает прибытие в следующий город с опозданием.
        Он нахмурил брови:
        — Вам нужно чаще смотреть по сторонам.
        — Я на работе.
        — И я тоже, но и о жизни забывать не следует. А выходные?
        Прозвучавшая в его голосе критика ранила Эву.
        — Не все подчиняются строгому распорядку труда и отдыха. Один день — один час — может сыграть роль во встрече с кем-то, кто видел Трэвиса.
        Возможно, даже во встрече с ним самим.
        — А что, если вы с этим человеком разминетесь как раз на час? Задержитесь где-нибудь полюбоваться природой, и ваши пути пересекутся…
        Подобные мысли нередко терзали ее по ночам. Бесконечные «что, если…».
        — Час позднее означает, что он увидит мою листовку, а час раньше — даже не будет знать о пропаже брата.  — Так она всегда себя убеждала.
        Маршалл пожал плечами:
        — Неужели не понимаете?
        — Не быстрее ли разослать объявления по электронной почте во все почтовые отделения страны и попросить служащих их расклеить?
        — Дело не только в объявлениях. Я ведь с людьми разговариваю, охочусь за подсказками, пытаюсь произвести должное впечатление.
        — Так вот чем вы сегодня занимались? Должное впечатление производили?
        — Для достижения цели все средства хороши.
        Официантка принесла заказ, расставляя на столе тарелки и стаканы.
        — Мы же хотели о другом поговорить, разве нет?  — весело сказала Эва, пробуя жареную картошку.  — Куда вы отправитесь дальше?
        — Сначала в Калгурли, потом в Саут-Кросс.
        — На север. В противоположную ей сторону.
        — А вы?  — нейтрально поинтересовался Маршалл.
        — В Эсперанс и Рейвенсторп с заездом в Израильский залив.  — Могла бы сразу нарисовать план маршрута на салфетке!  — После Налларбора у меня листовки почти закончились, надо зайти в отделение городской полиции. По закону они обязаны бесплатно печатать листовки с информацией о пропавших людях,  — видя недоумение на лице Маршалла, пояснила она.  — Ближайшее отделение в Эсперансе.
        — Удобно.
        — Это самое меньшее, что они могут сделать.
        На большее они и не способны, но хотя бы выражают сочувствие.
        — Тяжело, должно быть, везде натыкаться на кирпичные стены.
        — Лучше уж натыкаться на стены здесь, чем намертво застрять в Мельбурне. Тут я хотя бы делом занимаюсь.
        Ожидание дома, когда другие люди найдут брата, убивало Эву.
        — У вас большая семья?
        Перед глазами промелькнуло убитое горем лицо отца.
        — Только отец.
        — Матери нет?
        Она выпрямилась. Он отказывается рассказывать о Кристине-с-татуировки, потому о ее пьянице матери ничего не узнает. Выражение ее лица говорило красноречивее слов, он поспешил сменить тему.
        — Подозреваю, это наш первый и последний совместный ужин,  — весело произнес он, салютуя вилкой с порцией картофельного пюре и горошка. Простая констатация факта.
        Опасаясь, что ее ответ может быть воспринят как приглашение, Эва очень тщательно подбирала слова.
        — Не нам судить. Наши дороги могут снова где-нибудь случайно пересечься.
        Возможно ли, когда они отправляются в противоположные стороны света? Их знакомство чистая случайность. Она ехала по безлюдной дороге, он пострадал от эму и нуждался в помощи.
        Маршалл пытливо посмотрел на нее и снова принялся за еду.
        — Ты родом не из Сиднея?
        Мысленно застонав, он отодвинул пустую тарелку. Кто бы мог подумать, что разговаривать о пустяках так утомительно? Много недель он ни с кем не был столь многословен. И все ради того, чтобы обойти молчанием его татуировку и ее пропавшего брата. Так они договорились, она следовала условиям сделки, хотя отчаянно хотела узнать больше.
        Именно из-за необходимости разговаривать Маршалл избегал ужинать с женщинами, предпочитая сразу переходить к сексу. Но с Эвой такой подход не применим. Тем более удивительно, что он ответил согласием на ее приглашение. Вероятно, ему просто одиноко.
        — Брисбен.
        — Сколько тебе было, когда вы переехали?  — Эва не подозревала о том, какие мысли у него мелькают. Не догадываясь, на какую опасную территорию случайно вступила. Маршалл вспомнил брата, маму и трудную пору юности в Сиднее.
        — Двенадцать,  — с трудом процедил он, напрягшись всем телом.
        Умом он понимал, Эва всего лишь пытается поддержать беседу, но не мог отделаться от мысли, что за ее невинными вопросами стоит нечто большее. Двенадцать — самый неподходящий возраст вырваться из привычной среды, друзей и школы, где твердо стоишь на ногах, даже если живешь в бедном пригороде одного из крупнейших городов страны. Но для женщины, родившей второго сына только ради получения социального пособия, смена штата в погоне за более щедрыми выплатами матерям-одиночкам была делом обычным. Вне зависимости от того, кто при этом пострадает.
        Ни Маршалл, ни его старший брат Рик этих денег никогда не видели. Для матери они стали лишь средством достижения цели, чтобы не остаться голодной. Рик впоследствии стал торговать наркотиками.
        — И как вы жили?
        — Нормально.
        Она смотрела на него умными темными глазами:
        — Угу.

«Теперь ваша очередь, Оскар Уайльд». Но Маршаллу ничего не приходило в голову, поэтому он сложил салфетку и отодвинул стул.
        Что ж…
        — Что случилось?  — Эва смотрела на него с любопытством, но не осуждая. И не двигаясь с места.
        — Уже поздно.
        — Всего полдевятого.
        Неужели прошел всего час? По его ощущениям, целая вечность.
        — Я выезжаю на рассвете, чтобы до жары успеть к озеру Лефрой. И к благословенному одиночеству, когда не нужно ни перед кем изливать душу.
        Эва склонила голову, волосы упали на плечо, послав в его сторону дразнящее облачко нежного аромата.
        — Спасибо, что составила компанию,  — запинаясь, произнес он.
        — Не за что,  — подыграла она.
        В неловком молчании они оплатили счет — каждый за себя — и вышли на темную улицу, где в полдевятого вечера уже не было ни единого человека.
        — Послушай,  — начала она, посмотрев вправо и снова на него.  — Я понимаю, здесь близко, но не мог бы ты проводить меня до автобуса?
        Обоим вспомнились трое пьяных парней, с которыми она сегодня поругалась.
        — Где ты припарковалась на ночь?
        — Обычно я ищу местечко получше…

«О боже, она даже на ночь не устроена!»  — ужаснулся он.
        Некоторое время они шли в молчании, потом Маршалла прорвало:
        — Мне в мотеле положена парковка. Можешь воспользоваться ею, если хочешь. Я подвину мотоцикл.
        — Правда?  — с искренней благодарностью воскликнула она.  — Это было бы чудесно! Большое спасибо!
        — Не за что.
        Он повернул направо следом за ней и зашагал по тихой главной улице Норсмана. Оба молчали. Подойдя к автобусу, она открыла боковое окно и, просунув руку, разблокировала переднюю дверь. Дождавшись, когда она сядет в кабину, Маршалл забрался в салон.
        Прежде эта территория была для него запретной, но теперь Эва вела себя спокойно, что безмерно порадовало его. Похоже, он выдержал испытание. Возможно, она изменила отношение после того, как он побрился.
        Двигатель взревел, Эва развернулась к мотелю. Маршалл указал ей свое место на парковке, после чего передвинул мотоцикл. Автобус занимал больше одного парковочного места, но Маршалл решил, что это ничего, ведь кроме него в мотеле всего один посетитель.
        — Еще раз спасибо за предложение.  — Эва стояла у распахнутой задней двери.
        В желтоватом свете, льющемся из окон кричаще яркого мотеля, Маршалл различал внутренности автобуса через открытую створку двери: неудобный диван, на котором спал, и кусочек кровати со стеганым одеялом цвета бургундского вина и двумя большими подушками.
        — Стоянка для автофургонов в это время года почти пуста,  — сдавленно пояснила Эва, проследив направление его взгляда.  — А я предпочитаю быть ближе к людям.
        Упершись плечом о корпус автобуса, он изучал ее, гадая, не передумала ли она? Быть может, открытая дверь — приглашение для него? Следует ли принять? Хорошенькую настороженную девушку, колесящую по стране с миссией, явно не назовешь легкой добычей, но ради нее можно немного поднапрячься.
        — Без проблем.
        Она переминалась с ноги на ногу:
        — Ну, тогда доброй ночи. Увидимся утром. И еще раз спасибо.
        Она твердо закрыла дверь и задернула занавеску. Разочарованно улыбнувшись, Маршалл поплелся к мотелю, думая о том, в какую неловкую ситуацию они угодили. Он такой сильный и молчаливый, она заливается девственным румянцем. И оба сожалеют.
        Он отпер дверь номера. Пустое бездушное пространство, совсем не похожее на уютный салон автобуса Эвы.
        Пустота и бездушие ему нравились всегда.
        Глава 3

        — Автобус — поистине универсальное транспортное средство, правда?  — раздался голос слева от Эвы.
        Она вздрогнула. Несколько дней минуло с тех пор, как мотоцикл Маршалла с громким ревом отъехал от стоянки мотеля и растворился в лучах восходящего солнца. Судя по отросшей щетине, он с тех пор ни разу не брился.
        — Маршалл? Ты разве не на север поехал?
        — На север. Но в районе Кэла на шоссе разбился автопоезд, обломки будут убирать сутки, вот я и решил изменить маршрут, двинулся против часовой стрелки на юго-запад.  — Помедлив мгновение, он добавил:  — Как ты?
        Эва не ответила, размышляя над тем, не означает ли это нечто особенное.
        — Вообще-то я соскучился по тебе.
        Неужели? Непроницаемые солнечные очки скрывали выражение глаз. С другой стороны, если бы он хотел избежать встречи с ней, мог бы просто пройти мимо. Занятая распространением листовок, она не заметила бы его.
        Эва расправила плечи:
        — Мне пришлось заехать в Салмон-Гамс и Гибсон. Сюда я прибыла только вчера ночью.
        Маршалл посмотрел на две дюжины листовок, прикрепленных к дверям багажного отделения так, что получился большой плакат, перед которым Эва поставила складной столик, прошелся взад и вперед, внимательно всматриваясь в каждый снимок.
        — Кто эти люди?
        — Те, кто пропал без вести долгое время назад.  — Те самые десять процентов.
        — Ты всех их знаешь?
        — Нет, но я знакома с их семьями. Виртуально, во всяком случае.
        — Пропали без вести.  — Он нахмурился.  — Разве ты тем самым не отвлекаешь внимание от брата?
        — С моей стороны было бы эгоизмом разъезжать по стране, преследуя исключительно личные интересы. У нас что-то вроде двустороннего соглашения. Например, кто-то выступает в средствах массовой информации, стараясь показать как можно больше пропавших людей. А я обычно демонстрирую большие плакаты в крупных городах во время отдыха.
        Едва ли Эсперанс можно считать мегаполисом, а бесконечные разговоры с незнакомцами — отдыхом.
        Маршалл взял листовку с изображением Трэвиса:
        — «У нас»  — это у кого?
        — Родственники пропавших людей образовали сообщество,  — пояснила она.  — Нас много.
        — Официальное сообщество?
        — Неофициальное. Мы обмениваемся сведениями и подсказками, делимся успехами.  — «И неудачами тоже. Их гораздо больше».
        — Хорошо иметь такую поддержку.
        Точнее не скажешь! Иногда обязательства перед группой людей, с которыми она даже не знакома лично, единственная причина подняться утром с кровати.
        — Когда я только начинала, думала лишь о Трэве. Но эти люди,  — она кивком указала на постер,  — приняли меня в свою большую семью. И я не могу не оказать им посильную помощь.
        Подошедшая к ним женщина взяла со стола листовку, Эва заговорила с ней, глядя в глаза и источая энтузиазм. Каких бы усилий ей это ни стоило.
        Дождавшись, когда женщина внимательно ознакомится с экспозицией, в которой брату Эвы отводилось центральное место, Маршалл заметил:
        — Тут одного не хватает. Ветром, что ли, унесло?
        — Нет, сама сняла.
        Он вздернул брови:
        — Человек нашелся? Прекрасно!
        Далеко не прекрасно. Но, по крайней мере, нашелся. Супруги Симмонс до конца жизни будут страдать от ночных кошмаров, после того как останки их сына обнаружили у подножия горы, популярной среди любителей пеших прогулок. Дело закрыто. Все чувства умерли.
        Возможно, однажды придет и ее очередь узнать о гибели брата. Боль потери вытеснит огромный вопросительный знак, преследующий ее двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, и она будет благодарна даже за такую определенность. Но разве объяснишь это другим членам сообщества? Куда проще улыбаться и кивать.
        — Да, прекрасно.
        Повисло неловкое молчание.
        — Ты все-таки попала на побережье Израильского залива?
        — Поеду туда завтра или в среду.
        Он прищурился:
        — Послушай, у меня идея. Тебе нужно ехать к заливу, а мне в Кейп-Эрид и на Миддл-Айленд. Почему бы нам не объединиться в команду и не путешествовать вместе, а? Что скажешь?
        Разумно ли проводить в его обществе больше времени, с трудом поддерживая разговор и разгадывая значение татуировок?
        — Я буду тебя задерживать. Мне нужно расклеивать листовки во всех придорожных гостиницах, на стоянках автофургонов и в туристических лагерях.
        — Все нормально. У меня в запасе пара дней, так что можно особо не спешить.
        Интересно, почему он говорит с видимой неохотой? Цедит слова, будто против воли. Она было собралась отказать, но Маршалл опередил ее:
        — На Миддл-Айленд нет доступа. Без специального разрешения тебе туда никак не попасть.
        — А у тебя есть это разрешение?
        — Да.
        — Ты не забыл, что для меня это не увеселительная прогулка?
        — Ты будешь заниматься своей работой и заодно составишь мне компанию.
        — Я и одна могу поехать, к ночи вернусь в Эсперанс.
        — Или можешь позволить себе несколько часов отдохнуть и полюбоваться той частью страны, которую еще не видела.
        — Не так уж мне и нужно на Миддл-Айленд.
        — Остров с закрытым доступом — отличное место, чтобы залечь на дно, чтобы тебя не нашли.
        Едва произнеся эту фразу, Маршалл прикусил язык и поморщился:
        — Прости. Боже мой, извини. Я просто подумал, что тебе не помешает немного развеяться. Это пошло бы на пользу.
        Его слова возымели желаемый эффект. Эва ухватилась за возможность проникнуть на закрытую территорию, проверить, не прячется ли там, в самом деле, Трэвис в палатке.
        — Я повезу тебя на мотоцикле,  — предложил Маршалл, будто это что-то вроде бонуса.
        У Эвы все сжалось внутри.
        — Мотоциклы убивают людей,  — воскликнула она.
        — Люди сами убивают других людей. Ты хоть раз ездила на мотоцикле?

«Да, тандемом с женщиной, переживающей кризис среднего возраста». Однако вслух она сказала:
        — У мамы был 250 сс.
        — Правда? Круто!
        Они с Трэвисом тоже так считали, пока однажды мать не погибла в аварии, а брат не оказался на волоске от гибели.
        — Пока не прокатишься с ветерком, можешь считать, что не знаешь вкуса жизни.
        — Нет, спасибо.
        — Перестань! Неужели не хочешь ощутить огромную мощь между ногами?
        — Какое скабрезное предложение.
        Он пропустил ее слова мимо ушей:
        — Или свободу передвигаться со скоростью сто километров в час?
        — Для тебя это, может, и свобода, а для меня сущий кошмар.
        — Лишь попробовав, сможешь узнать наверняка.
        — Не хочу я пробовать.
        Маршалл не пытался скрыть разочарования:
        — Тогда следуй за мной в автобусе. Тоже весело.
        Эва поняла: веселье для него закончится очень быстро, когда она в третий раз за день остановится, чтобы расклеить листовки.
        — Если верить путеводителю, здесь недалеко хорошая стоянка. Сможешь полюбоваться закатом западного побережья.
        — Я повидала достаточно закатов.
        — Но не со мной,  — соблазнительно улыбнулся он.
        Его напористость завораживала Эву.
        — Почему ты так настойчив?
        — Потому что ты все упускаешь. Всю страну пропустила. Не говоря уже о моментах радости, окрашивающих жизнь яркими красками.
        — Тебе определенно нужно подрабатывать составителем текстов для поздравительных открыток.
        — Давай, Эва, туда стоит съездить. Всего-то несколько часов отсрочки.
        — Что, если Трэвис появится во время моего отсутствия?  — Она озвучила неотступно терзающий ее самый страшный кошмар.
        — Он увидит листовку и поймет, что ты его ищешь.
        Правда, заключенная в словах Маршалла, причиняла боль. Любое ее решение причиняло боль, потому что могло как приблизить к брату, так и отдалить. Предложение Маршалла стоило серьезно обдумать, а перспектива полюбоваться закатом с ним даже приглушила боль.
        — Когда?  — со вздохом спросила она.
        — Сколько времени ты еще здесь пробудешь?
        — У меня разрешение до полудня.
        — Давай в пять минут первого?
        — Шустрый какой! Неужели думает, что она так отчаянно стремится броситься на поиски приключений? Стоит остудить его пыл.
        — В десять минут первого.
        Улыбка озарила и преобразила лицо Маршалла.
        — Договорились.
        — И спать мы будем по отдельности. Предупреждаю на всякий случай.
        — Я всего лишь пригласил вас, леди, встретить со мной закат.  — Он пожал плечами, окончательно покорив ее этим жестом.
        — А теперь иди, Синоптик, не то всех людей мне распугаешь своим нарядом.
        Губы сказали «иди», а сердце «останься», но она в совершенстве овладела искусством подавлять его порывы. И страхи. Они мешали поискам брата. Эмоциональная отрешенность — лучшее состояние души. Но Маршалл Салливан сумеет заглушить голоса, звучащие в ее голове и сердце.
        Пусть и на короткое время.
        Две сотни километров на восток они проехали весьма примечательно. Эва на древнем автобусе плелась позади Маршалла, поскольку он, не выдерживая, на большой скорости уносился далеко вперед, разворачивался и возвращался к ней. Она останавливалась на всех придорожных и обзорных площадках, у гостиниц и кемпингов, чтобы расклеить листовки.
        Хуже поездки и представить нельзя.
        Наконец они прибыли в палаточный лагерь, уютно угнездившийся в объятиях залива в потаенном уголке Национального парка в Кейп-Эрид. Рай для путешественников, рыбаков и представителей дикой фауны.
        Но сегодня это место оказалось всецело в их распоряжении.
        — Сколько же здесь оттенков синего!  — воскликнула Эва, обводя взглядом залив.
        У берега вода была льдисто-прозрачной, но там, где глубже, цвет становился лазурно-голубым, как на открытках, и, наконец, превращался в чернильную линию на горизонте, сливающуюся с насыщенно-синей палитрой австралийского неба. Слева на каменных валунах грелись на солнышке морские львы.
        Отрада для глаз и души!
        — Это пустяки.  — Маршалл думал о том, сколько красивых мест она оставила без внимания.  — Если бы ты время от времени сходила с намеченного маршрута, увидела бы гораздо больше.
        Эва не ответила. Открыла задние двери автобуса, впустив в салон бодрящий морской воздух, и, расстелив на земле плед, устроилась понежиться в лучах послеполуденного солнца. Ее внимание привлек виднеющийся в море остров.
        — Мы направляемся туда?
        Маршалл сел рядом, глядя в указанном направлении.
        — Нет. Это один из меньших островков архипелага. Миддл-Айленд дальше, большое пятно на горизонте.
        Он придвинулся к ней, вытянул руку, показывая. Сейчас они находились почти так же близко, как в Норсмане, когда он вынес ее, упирающуюся и брыкающуюся, из толпы. Маршалл вдруг понял, как отчаянно соскучился по ее запаху, который теперь витал вокруг него, обволакивая и дразня.
        — А сколько их всего?
        О чем это она? Ах да, об островах!
        — Больше сотни.
        Эва поднялась и с удвоенной энергией принялась обозревать водную гладь. Маршалл тоже встал и, опершись рукой об автобус, стал смотреть вместе с ней.
        — Трэв может оказаться где-то там.
        Вот уж нет. Пресная вода только на двух островах.
        — Послушай, Эва.
        Она повернулась к нему, их лица оказались очень близко друг к другу.
        — Мне жаль, что я сказал такое о твоем брате, ударил по больному месту. Шансы, что он где-то там…
        — Ничтожно малы, знаю. Но идея уже прочно утвердилась в моем сознании, и мне не будет ни сна, ни покоя, пока все не проверю.
        — Я не хотел причинить тебе боль.
        — Мне не больно, Маршалл. Наоборот, ты помог мне. Я ведь ищу брата.
        Последние слова были произнесены с особым нажимом, будто она хотела напомнить ему и себе тоже о своей миссии. Внутренний голос подсказывал Маршаллу, что она приехала сюда ради него.
        Он смотрел в ее глаза дольше, чем предписывалось правилами хорошего тона, видел плещущийся в их темных глубинах океан, способный соперничать с простирающимся перед ними водным простором.
        — Не кажется мне это место подходящим для метеостанции,  — наконец сказала Эва.
        Смена темы. Он принял ее правила игры:
        — Верно. Однако так можно получить наиболее точные данные о погодных условиях на южном побережье.
        — Понимаю.
        Их окутали многие слои тишины, нарушаемой лишь отдаленным птичьим криком, шумом волн, разбивающихся о гранитные берега, и шепотом ветра. Эва вдруг осознала, что находится вдали от людей наедине с мужчиной, которого едва знает.
        — Когда за нами придет лодка? И куда причалит?
        — Рано утром. Доставит на Миддл-Айленд, так что и внедорожник не понадобится.
        Маршалл отошел от нее, обеспечив столь желанное личное пространство.
        — Хочу окунуться, пока солнце не зашло.
        Эву тоже тянуло искупаться, но она опасалась делать это при незнакомом мужчине, он продолжал оставаться таковым, несмотря на несколько пережитых вместе волнующих моментов. Если бы Маршалл не был столь настойчив в своем желании побыть с ней наедине, она почувствовала бы себя гораздо лучше.
        — Увидимся позже.
        Он побежал на пляж, ни разу не оглянувшись. Раздевшись до трусов, нырнул в холодную воду. Обычно он даже в общественных местах купался голышом, но в компании Эвы был вынужден щадить ее чувства. Песок под ногами был манящим и мягким, точно рассыпанное облако пудры.
        От ледяного прикосновения воды тело немедленно покрылось гусиной кожей, зато смылась дорожная пыль. Он поплавал немного на мелководье, нырнул прямо в волну, вздымающуюся над ним грациозной аркой.
        Купание в бездонном суровом океане всегда даровало ему невероятное ощущение расслабленности, физической и моральной, помогало не сойти с ума. Тем более примечательно, что, оказавшись в Эсперансе, он первым делом бросился не плавать, а на поиски невысокой темноволосой девушки, одержимой навязчивой идеей.
        Чтобы оправдать свои действия, Маршалл приводил дюжину доводов, каждый последующий казался неправдоподобнее предыдущего. Очевидно, он истосковался по человеческому обществу куда сильнее, чем по морской воде.
        Много месяцев его не терзал плотский голод, подстрекающий отправиться на поиски женщины, согласной переспать без каких-либо обязательств и расстаться навсегда. Вокруг достаточно женщин, готовых исцелить страждущее сердце, свести счеты с неверным мужем или заглушить боль, притаившуюся в глубине души. Именно с такими он имел дело, они не задавали вопросов и не питали надежд.
        Подобные интрижки помогали унять зов плоти, когда тот слишком громко напоминал о том, насколько бездушны и пусты человеческие отношения. Любые, не только случайные сношения с незнакомками на стоянках и в барах. Те хотя бы точно знают, чего хотят.
        Маршалл сильнее загребал руками, всецело сосредоточившись на работе мышц, которые постепенно наливались привычной усталостью. В теле бушевало пламя, но снаружи он оставался холоден как лед. Затем он стал думать о воде, попавшей сюда, возможно, из Антарктики. Среда обитания китов, морских слонов, дюгоней, кальмаров, загадочных, прячущихся в глубоководных расселинах рыб-капель и сотен других морских существ. Люди всего лишь горстка прямоходящих приматов с ловкими пальцами, использующая не более миллиметра пространства у кромки мирового океана и не имеющая представления о тайнах планеты.
        Истинный Гулливер.
        Маршалл принялся размышлять о мизерной роли человека с его глупыми проблемами в круговороте природы. Когда он снова взглянул на солнце, оказалось, оно почти скрылось за линией горизонта. Он знал, что у южного побережья обитает много акул, которые любят кормиться на закате и рассвете. Сколь бы однообразной ни была его жизнь, сколь бы ни напоминала фильм «День сурка», он пока не готов с ней расстаться, позволив хищникам слопать себя на ужин.
        Маршалл развернулся и неспешно поплыл к тому месту, где оставил одежду. Выйдя на берег, с силой прижал пальцы к векам, провел руками по волосам, вытряхивая морскую воду, некоторое время стоял с закрытыми глазами, подставив лицо лучам солнца. А когда, наконец, открыл их, увидел прямо перед собой Эву, держащую в руках несколько полотенец. Рот ее был широко открыт, дыхание прерывалось.
        Эва понимала: неприлично так пялиться, но не могла заставить себя отвести взгляд от татуированного торса и живота. На его груди красовалось изображение хищной птицы, величественные крылья которой раскинулись столь широко, что переходили на загорелые плечи. Татуировка была сделана с тем расчетом, чтобы подчеркнуть развитую мускулатуру, и полностью скрывалась под футболкой. Удивительно, но этот узор смотрелся на его теле очень органично, будто он родился с ним.
        Еще она заметила на его бицепсе несколько иероглифов, не понятно, китайских или японских. Плюс кинжал на другой руке. Не слишком ли много для метеоролога?
        — Эй!
        Оклик заставил взглянуть ему в лицо.
        — Bay,  — хрипло вскрикнула она, понимая, какое это глупое начало разговора.  — Как ты долго плавал.
        — Истосковался по океану. Извини, если заставил тебя беспокоиться.
        Пока он плавал, она изучала карту, чтобы убедиться, что не пропустила ни единого города, ни единой автостоянки.
        — Первым исследователям этих мест несладко пришлось.  — Она предприняла вторую попытку завязать разговор.
        Нахмурившись, Маршалл взял из безвольных пальцев Эвы полотенце, крылья хищной птицы задвигались, снова обращая на себя внимание. Она пыталась смотреть на что-нибудь еще, но не удавалось. Ужасно хотелось отступить, но она не желала дать понять, как сильно ее волнует его вид.
        — Кейп-Эрид, Маунт-Рэггд, Пойзон-Крик.  — Она принялась перечислять, радуясь твердости собственного голоса.
        Маршалл принялся вытираться, скрыв татуированное тело. К Эве вернулась способность трезво мыслить. Он шагнул, поднял футболку и ловко натянул на себя, спрятав изображение хищной птицы. Эва улыбнулась, подумав о том, что на работу он ходит в деловом костюме, под которым не видно татуировок. Она сама частенько надевала на секционные заседания лучшее нижнее белье. Тогда подобные глупости имели значение.
        — Думаю, при наличии продовольствия и средства передвижения не все так плохо.  — Маршалл не догадывался о ходе ее мыслей.  — Однако окружающая среда играла скверные шутки с первыми исследователями. Особенно со страдающими от жажды.
        Эва непонимающе хлопала ресницами. О чем это он толкует? Что за вопрос она ему задала?
        Маршалл не стал церемониться с остальной одеждой, забросил джинсы на плечо и пошлепал к стоянке босиком, зажав ботинки в левой руке.
        — Хорошо поплавал?
        — Да. Вода на глубине очень чистая.
        — В океане всегда так?
        — Вовсе не обязательно. Это воды Атлантического океана поступают прямиком из Антарктики.
        — Возможно, я завтра искупаюсь.  — Когда он будет чем-нибудь занят.
        К автобусу шли в молчании. Эва размышляла о неловкой ситуации, в которую угодила. Автобус-то один, а их двое, один полураздет, другая беззастенчиво пялится на него. Придется предложить ему спать на ее диване. Она привыкла путешествовать в одиночестве, а теперь вынуждена ночевать с мужчиной, да не каким-нибудь, а потрясающим.
        Действительно потрясающим.
        — Ну, ты иди в автобус переоденься, а я оценю обстановку,  — неловко предложила Эва.
        — Спасибо. Я быстро.
        Через несколько минут он, одетый в чистую одежду и причесанный, ждал у автобуса, стараясь свести к минимуму вторжение в ее личное пространство. Он протянул ей мотоциклетный шлем:
        — Я обещал покатать тебя. Давай же, пока совсем не стемнело.
        Эве не сразу удалось преодолеть протест, вызванный тем, что у Маршалла только один шлем, который он отдал ей. С другой стороны, выживает сильнейший.
        — Что-то не припомню, чтобы соглашалась на подобное!
        — Тебе понравится, Эва, вот увидишь.
        Она бросила на него недоверчивый взгляд:
        — Потому что ты так говоришь?
        — Потому что так и есть. Очень весело.
        Совсем не весело. Из-за мотоцикла Эва потеряла мать и едва не лишилась брата. Она не хотела внимать голосу разума, твердившему, что с тем же успехом они могли разбиться в машине, автобусе или самолете. Аварии случаются каждый день.
        И однажды это случилось с ее семьей.
        — Представь, что катаешься на американских горках,  — уговаривал он.  — Ну же, Эва! Чем еще мы можем заняться до наступления темноты?
        Сидеть в автобусе в неловком молчании, гадая, кто где будет спать. Она искоса посмотрела на мотоцикл.
        — Ничего с тобой не случится, обещаю. Ты сама выберешь скорость.
        Его вкрадчивый голос пробил брешь в стене сопротивления. Долгое время на ее плечах лежала забота об отце и брате, приятно для разнообразия ощутить чью-то заботу на себе.
        — Точно медленно поедем?
        Маршалл многообещающе улыбнулся:
        — Только если сама не захочешь большего.
        Он казался таким уверенным! Эва невольно прикусила нижнюю губу. В тайне она давно мечтала прокатиться на мощном мотоцикле, ощутить выброс адреналина. Особенно понаблюдав за тем, как ловко Маршалл с ним управляется. Хотелось соблазнительно прижаться всем телом к его широкой крепкой спине. Одинокими бессонными ночами в автобусе она не раз рисовала в воображении подобную картину, но подумать не могла, что желаемое может стать реальностью.
        Маршалл снова протянул шлем.
        — И ты сбросишь скорость, как только я попрошу об этом?
        — Клянусь.
        Эва не особо ему доверяла и хотела было отказаться, но вдруг поняла, что рука сама собой тянется к шлему. Не может же она до конца жизни бояться мотоциклов! Никто не знал, что стало причиной аварии, в которой погибла мать, даже Трэвис, выйдя из комы, ничего не смог сказать по этому поводу. Трагический несчастный случай, который мог произойти с каждым,  — таков официальный вердикт.
        — Ты поведешь безопасно?
        — Предельно безопасно,  — глядя на нее честными глазами, пообещал Маршалл.
        Сколько времени минуло с тех пор, как она совершала какой-нибудь экстраординарный поступок? Или сознательно шла на риск? До того, как приняла на себя заботу о брате, Эва славилась эксцентричными выходками, риски почти всегда оправдывались.
        А теперь роскошный мужчина предлагает пообниматься с ним на скорости. Она так давно не вытворяла ничего безрассудного! Возможно, это пойдет на пользу. Глубоко вдохнув, она взяла шлем за ремешок.


* * *
        Мотоцикл несся вперед с невероятной скоростью. Когда Эва отважилась приоткрыть глаза, увидела не дорогу, а размытую пелену. Она будто оседлала жидкую ртуть!
        Тут же вспомнился восторг от поездок с матерью, но материнский мотоцикл никогда не урчал, как большой кот, и шины не казались приклеенными к дороге. Будь это так, жизнь их семьи, возможно, сложилась бы по-другому.
        Эва сильнее прижалась к твердой спине Маршалла и крепче вцепилась пальцами в его кожаную куртку.
        — Это максимальная скорость?  — прокричала она.
        — Нет, всего лишь семьдесят километров в час.
        — Быстрее не нужно.
        Ей не понравился жалобный тон собственного голоса, но авария понравилась бы еще меньше.
        Маршалл, волосы которого развевались по ветру, повернул к ней лицо, ободряюще улыбнулся из-под защитных очков и кивнул. Придется поверить, что он точно знает, что делает.
        Ездить по длинным прямым дорогам Национального парка одно удовольствие, несколько минут спустя Эва чуть ослабила мертвую хватку, цепляясь за куртку Маршалла, но продолжая, однако, что было сил сжимать ногами его бедра.
        Он отлично управлялся со своей машиной смерти!
        Дорога впереди огибала монолитную скалу, он сбросил скорость, аккуратно вписался в поворот. Мотоцикл сильно накренился. Эва, решив, что находится на волосок от гибели, еще сильнее вцепилась в куртку Маршалла.
        Он повернулся к ней:
        — Ты в порядке?

«Следи за дорогой»,  — мысленно приказала она.
        — Смотри не вниз, а по сторонам,  — посоветовал он.
        Она так и сделала. Парк купался в лучах вечернего солнца, точно большой золотистый океан со множеством оттенков. Оказалось, если смотреть по сторонам, скорость не воспринимается как нечто пугающее.
        Эва постаралась ослабить хватку, не хотела тереться о него грудью, когда он переключает передачи. А он, похоже, намеренно терзал ее плоть, увеличивая скорость. Она сочла разумным снова прижаться к нему, едва не сливаясь воедино. Пассажиру наверняка не положено так себя вести. Она почти полностью перебралась со своего заднего сиденья на его переднее, но ничего не могла с собой поделать. Если ему что-то не нравится, пусть везет ее обратно.
        Несколько минут спустя Эва осмелела настолько, что стала рассматривать окружающий пейзаж. Слева тянулась полоса плотнокустовых злаков, справа — иссохшие, покрытые солью деревья и известняковая порода, искрящаяся в лучах вечернего солнца. Когда Маршалл остановился на смотровой площадке, Эва поняла, что напрочь забыла о скорости. Кожа порозовела, дыхание прерывалось, но она уцелела. И не хотела, чтобы приключение заканчивалось.
        — Теперь понимаю, почему ей, то есть тебе, нравятся мотоциклы,  — пропыхтела она, поднимая защитный козырек шлема.  — Отличный способ посмотреть страну.
        — Тебе удобно?
        Провокационные слова тут же напомнили, насколько сильно она к нему прижимается, точнее, обвивается. Она поспешила это исправить.
        — Не шевелись,  — скомандовал он,  — мы возвращаемся.
        Эва отклонилась, когда он разворачивал мотоцикл по большой дуге на обочине, а потом снова въехал на асфальтовое покрытие. Она приноровилась к его движениям, будто всю жизнь путешествовала с ним, наслаждаясь ощущением скорости и полноты бытия. Существовала только она, Маршалл, дорога, ветер и Национальный парк. Никакого прошлого, будущего, аварий, следствий. Никакого Трэвиса. Подобная психологическая разрядка была просто необходима.
        На обратной дороге свет изменился, превратившись из золотого в оранжевый. Вечер быстро угасал. Маршалл включил пятую передачу. Когда они добрались до автобуса, почти совсем стемнело. Эва разминала затекшие конечности, стянула с себя шлем.
        — Ну как, понравилось?  — с искренним интересом спросил Маршалл.
        — Восхитительно.  — Она выпустила изо рта крошечное облачко пара, только тогда сообразив, как сильно похолодало. В этой части света температура с заходом солнца сильно опускается.
        — А ты расслабилась,  — заметил он, следуя за ней к автобусу.
        — Учитывая, какой напряженной была прежде, думаю, я неплохо справилась.
        — Совсем неплохо. Я отчетливо ощутил момент, когда страх покинул тебя.
        Эва покраснела при мысли о том, что их тела находились в столь интимной близости, посылая друг другу эмоции, и порадовалась, что в темноте не видно ее смятения. Маршалл шагнул вперед, открывая перед ней дверь автобуса, заметил ее зардевшиеся щеки.
        — Что ты теперь думаешь о мотоциклах?
        Он частично блокировал вход, ей пришлось протиснуться мимо него, соприкоснувшись телами.
        — То же, что и прежде: это смертельная западня, хотя и не лишенная привлекательных черт.
        Как и Маршалл.
        Глава 4

        — Как насчет стейка с салатом на ужин?  — предложила Эва, выходя из крошечной спальни, где переоделась в теплый свитер.

«Боже, какой домашней она выглядит,  — подумал Маршалл.  — И совершенно незнакомой».
        — Вовсе не обязательно готовить для меня. Я плотно пообедал.
        — Помню-помню. Но ты так долго плавал, что наверняка сжег все калории.
        Поездка на мотоцикле оказала на нее схожее действие.
        Приготовление еды для нее дело привычное, она много лет готовила для Трэвиса. Более того, это на полчаса поглотит ее с головой. Зато Маршаллу не повезло. Он сидел без дела, не зная, куда себя девать. После совместной прогулки он не должен был бы испытывать неловкость в ее обществе. Но, увы, испытывал. И она тоже.
        — Займись-ка делом.  — Она через стол подтолкнула в его сторону штопор и кивком указала на встроенный в стену над телевизором шкафчик.
        При виде содержимого его брови удивленно поползли вверх.
        — Я полагал, ты не пьешь.
        С ее губ сорвался сдавленный смешок.
        — В барах нет. И в обществе незнакомых мужчин тоже. Не следует забывать о дурной наследственности!  — Но мне нравится пробовать местные вина.
        Она достала единственный бокал и добавила к нему кофейную кружку, лучшее, что пришло в голову.
        — Бокал для тебя.
        Маршалл щедро налил вина, пододвинул бокал Эве:
        — А ты не любительница выпить в хорошей компании, как я погляжу.
        — Где же тут компанию найдешь. Раньше у меня был второй бокал, но куда-то подевался. Вот и приходится пользоваться кофейной кружкой. Еще есть стаканчик для чистки зубов.
        — Скоро тебе придется завести второй шкаф.  — Маршалл отпил из кружки и облизал губы.  — Мы едем в винный край.
        — Или нужно пить быстрее.
        Он рассмеялся и отсалютовал ей кружкой:
        — Аминь.
        Сковывающее напряжение отпустило, и вовсе не под действием алкоголя. Маршалл сделал глоток, Эва ни одного. Сам процесс откупоривания бутылки помог сломать барьер. Возможно, так все начиналось и для матери Эвы, приятно и в хорошей компании. Только вот закончилось очень плохо.
        — Много ли у тебя конкурентов, желающих полгода разъезжать по стране, проверяя метеостанции?  — поинтересовалась Эва, снова занявшись готовкой.
        Улыбнувшись, он перегнулся через стол, чтобы забрать у нее разделочный нож и овощи, которые она достала из холодильника.
        — Нет.
        Потакая любознательности, Эва решила немного его поддразнить:
        — Вот как? А ты зачем согласился?
        — Кто же откажется от возможности путешествовать за чужой счет?
        — А как же разлука с семьей, друзьями?  — «И подружкой»,  — мысленно добавила она, стараясь не смотреть на татуировку кинжала.
        — Не все семьи живут дружно.
        — По опыту знаешь?
        Он сверкнул глазами:
        — Возможно. Это у тебя, наверное, идеальные родители.
        Его слова так далеки от истины. Эве стало смешно. Она принялась с удвоенной энергией отбивать мясо.
        — У меня только отец.
        — Мама умерла?
        — Когда я училась в выпускном классе.
        — Прости.
        — Ничего. Это было давно.
        — Хочешь об этом поговорить?
        Иногда, в одиночестве сидя в автобусе, она отчаянно хотела кому-нибудь обо всем рассказать, чтобы ей помогли понять случившееся.
        — Не о чем говорить. Они с Трэвисом попали в аварию. Он выкарабкался. Она нет.
        Маршалл внимательно посмотрел ей в глаза:
        — Они на машине разбились?
        Ну вот, начинается.
        — Нет, на мотоцикле.
        Он развернулся к ней всем телом:
        — Почему ты раньше не сказала, Эва? До того, как я практически заставил тебя прокатиться?
        — Отказалась, если бы захотела. Не настолько я слабохарактерная.  — За исключением случаев, когда Маршалл улыбается ей своей очаровательной улыбкой.
        — Я никогда бы не…
        — Дело не в мотоцикле. Время от времени не мешает напоминать себе об этом.
        Маршалл глубоко вздохнул, Эва стала переворачивать стейки на сковородке.
        — Ты упоминала модель 250 cc. Совсем не типичный семейный автомобиль.
        — Такие у нас тоже были. А права на вождение мотоцикла мама получила вскоре после рождения Трэвиса. Она каталась при любой удобной возможности, когда с ней не было нас.  — Что в последние пять лет случалось довольно часто.  — Подозреваю, так она боролась с «миром пригородов».  — «Или реальностью».
        — Но в тот день Трэвис был с ней? Не возражаешь поговорить на эту тему?
        Как ни странно, она не возражала. Ему можно рассказать, он ведь тоже без ума от мотоциклов.
        — Да.  — Она вздохнула.  — Трэвис был с ней. Он обожал ее железного коня и с нетерпением ждал получения собственных прав. Думаю, мама хотела купить ему «Кавасаки».
        — Сколько ему было, когда случилась авария?
        — Четырнадцать.
        — На пять лет младше тебя. У вас с ним большая разница в возрасте.
        — И слава богу! Не знаю, как бы справилась, будь я поменьше.
        Эва надолго замолчала. Маршалл оттеснил ее и выключил газ. От его близости кожу у нее стало покалывать.
        — Сменим тему?
        — Нет, я рада поговорить о моей семье. Просто временами забываю.
        — О чем?
        — Что теперь остались только мы с папой,  — печально ответила она.
        — Ты так говоришь, будто…
        Она подняла на него глаза:
        — Существует реальность. Если Трэвис пропал против своей воли, то уже не вернется. А если таков был его выбор…
        Пожалуй, тоже не вернется. Значит, в ее и без того крошечной семье стало на одного человека меньше.
        — Ты правда думаешь, он просто где-то прячется?
        — А что еще мне остается? Он перестал принимать лекарства, и у него помутился рассудок.
        — Нет оснований для привлечения к ответственности? За горе, которое он вам причинил?
        Эва замерла на месте. Долгое время тишину нарушало лишь шкворчание мяса на сковороде. Наконец она собралась с мыслями:
        — Я часто спрашиваю себя, имеется ли причина, по которой я не хочу его возвращения, но ответ всегда отрицательный. Сколько бы горя он ни причинил. Просто хочется, чтобы однажды он вошел в дом, бросил школьный ранец в стену и потребовал еды. Все размышления из серии «что», «почему» и «как» не имеют значения.
        Маршалл окинул ее внимательным взглядом:
        — Это имеет значение для тебя.
        — Нет, это не важно.
        Она начала догадываться о мотиве поступка брата. Его снедали тревога и депрессия, а тогда она этого не замечала, всецело занятая собой. Пыталась избавиться от навязанной ей роли матери семейства. Думала только о себе.
        Она проткнула мясо, видя, что из него потек ароматный сок, подлила немного вина из своего бокала. Сделав хороший глоток, решила сменить тему:
        — Итак, кто такая Кристина?
        Ранее этот вопрос был под запретом, но тогда они не собирались ночевать под одной крышей и вообще едва знали друг друга.

«Вы и сейчас друг друга едва знаете!»  — возразил тоненький голосок у нее голове.
        Нет-нет, ситуация изменилась. Теперь им известны имена друг друга, интересы, намерения. Эва смотрела на мужчину, скрывающегося под кожаным облачением и бородой, другими глазами. Казалось, он заслуживает доверия, и этого вполне достаточно.
        — Кристина была моей девушкой,  — печально отозвался Маршалл.
        Сказанное в прошедшем времени, это поведало больше, чем хотелось знать. В животе будто запорхали бабочки, Эва поспешно отвернулась к сковороде:
        — Недавно?
        Он сжал губы, обдумывая, отвечать или нет.
        — Давным-давно.
        И верно, если как следует присмотреться, татуировка с ее именем вовсе не выглядит новой. В отличие от остальных.
        Возможно, у него и сейчас кто-то есть. А она собирается ужинать с ним наедине под усыпанным звездами небом вдали от людей. После поездки на мотоцикле, изрядно пощекотавшей нервы.
        — Возлюбленная из детства?
        Маршалл ощутимо расслабился:
        — Что-то вроде того.
        Эва вдруг всем сердцем возненавидела эту Кристину:
        — Мне очень жаль.
        Он лишь плечами пожал:
        — Ничего уже не поделаешь.
        Она посмотрела на напряженные морщинки в уголках его губ. Губ, от которых невозможно отвести глаз с тех пор, как он, сбрив бороду, явил их на свет божий. Сегодняшний вечер не исключение.
        — Значит, теперь у тебя никого нет?
        — Хочешь узнать, одинок ли я?
        — Просто пытаюсь поддержать разговор. Я и так обо всем догадалась, узнав о твоем паломничестве по стране.
        — Это моя работа. Далеко не все путешественники заняты духовными изысканиями.
        Его слова обожгли, как случайно попавшая в глаза морская соль. Из-за скрытого в них осуждения. И правдивости. А еще потому, что это высказал именно он.
        Но что это? Похоже, Маршалл немедленно раскаялся.
        — Как я понимаю, тебе неприятно о ней говорить?
        Он качнул головой.
        — Возможно, тебе стоит изменить это.  — Кивком она указала на его руку.
        Сковывающее лицо напряжение рассеялось, он улыбнулся:
        — Нужно было выбрать девушку с именем покороче. Анну, например, или Люси.
        Точно. Из Кристины татуировка получилась слишком длинная.
        — Зато весьма выразительна. А кинжал почему?
        Маршалл рассмеялся:
        — Нам было по семнадцать лет, мы были влюблены, я считал себя крепким орешком. Что тут еще добавить?
        Эва полила салат заправкой и быстро перемешала:
        — Подозреваю, она сделала себе такую же татуировку?
        — Ее была со словом amore[4 - Любовь (ит.).]. Универсально.
        — Вот тебе и преданность навеки. Призадумался бы!  — Она разложила стейки по тарелкам.
        — Как оказалось, она поступила так не без причины.
        — Кристина столь ужасна?
        Маршалл рассмеялся гортанным низким смехом, который так нравился Эве.
        — Нет. Иначе я бы в нее не влюбился.
        — Очень мило с твоей стороны.
        — Я вообще щедрый парень.
        — Совсем ты меня запутал. И говорить о ней не хочешь, и зла на нее не держишь.
        — В действительности дело не в Кристине,  — уклончиво ответил он.
        — А в чем? Ну, чего ты молчишь?
        — Много ли тебе известно людей, сохранивших первую любовь?
        Эва не нашлась с ответом. Слишком уж была погружена в заботы о семье, на любовь времени не оставалось.
        — Что с ней потом случилось?
        Маршалл смотрел загадочно и оценивающе. Взволнованно.
        — Не важно.
        — Какой же ты замысловатый человек, Маршалл Салливан.
        — Спасибо.
        Перегнувшись через стол, она отогнула рукав его футболки, чтобы лучше рассмотреть татуировку, провела кончиками пальцев по бицепсу.
        — Определенно, это слово можно как-то изменить. Сотри две первые буквы, и получится «истина». Философское понятие.
        У него между бровями залегла складка.
        — Неплохая идея.
        — Можно преобразовать в «картинку», чтобы показать, как ты любишь искусство.
        — Или, скажем, в «голодного детину». Слушай, мы будем есть или нет? У меня уже кишки свело от голода.
        И они принялись за еду.
        — Как вкусно.
        — Тебя это удивляет?
        — Подумать не мог, что ты умеешь готовить.
        — После смерти мамы я быстро научилась.
        Она заговорила снова, лишь умяв половину содержимого тарелки:
        — Можно задать тебе личный вопрос?
        — Разве ты уже не делаешь это?
        — О путешествии.
        Маршалл склонил голову:
        — Валяй.
        — Ты ездишь один.  — Боже, как же трудно подобрать слова!  — Никогда не опасался, что забудешь, каково это — находиться с людьми? Как себя вести?
        — Что ты имеешь в виду?
        — Просто раньше я была социализирована. Жизнь в городе, напряженный график, ужины вне дома, знакомство с новыми людьми, разговоры.  — Так было до аварии.  — Чувствую, я разучилась общаться.
        — Честно?
        Она кивнула.
        — Манеры хромают, но в остальном ты довольно мила. Мы же сейчас непринужденно общаемся, разве нет?
        Если забыть о нескольких острых замечаниях.
        — Все лучше, чем сидеть в молчании.
        — Я не тебя имела в виду.
        — Именно меня.
        — Почему ты так говоришь?
        — Эва, это неловкая ситуация. Мы едва знакомы, но я тем не менее оказался втянутым в твой мир и теперь почти сижу на твоей кровати, пью твое вино и веду с тобой задушевные разговоры. Разумеется, ощущаю дискомфорт.
        — А я не ощущаю, просто немного не по себе. Ты очень мил и совсем не заслуживаешь подобного обращения.
        От слова «милый» Маршалл поморщился, точно от удара.
        — Когда ты последний раз приглашала гостей к себе в автобус?
        — Много месяцев назад.
        — Давно. Заметь, второй бокал даже успел потеряться где-то в недрах шкафа.
        — Вот и ответ. Ты утратила навыки общения.
        Она уставилась на него.
        — Давай так: когда ты рядом, буду вести себя как последний невежа, ты последуешь моему примеру.  — Он сделал широкий жест рукой, заключив их обоих в невидимый круг, и пояснил:  — Это зона неловкости.
        — Зона неловкости?
        — Зона, в которой мы не станем придавать значение неловким моментам.
        Как легко он может вызвать ее улыбку!
        — Ты разрешаешь мне вести себя как неотесанная деревенщина?
        — Говорю же, я все пойму.
        Ей сразу стало легче дышать.
        — Что ж, хорошо.
        И в этот теплый душевный момент…
        — Ты доел?
        Закинув в рот последний кусочек стейка, он кивнул.
        — Тогда подвинься. Хочу тебе кое-что показать.
        Маршалл отступил, Эва взобралась на высокий табурет, отодвинула щеколду, удерживающую люк в крыше, тот, глухо зашелестев, сложился. Извиваясь всем телом, она вылезла на крышу и уселась там, свесив ноги.
        — Передай, пожалуйста, вино.
        Маршалл исполнил просьбу, прежде снова наполнив бокал и кружку. Без видимых усилий вскарабкался на крышу. Эва обозревала бездонное черное небо над Атлантическим океаном.
        — Красивый вид.
        Точно такой же вид открывался и с земли. Однако ночью, с крыши автобуса, да после выпитого вина в хорошей компании его притягательность многократно возрастала.
        — В хорошую погоду я часто так сижу.
        В одиночестве.
        — Неудивительно.
        — Такого неба, усыпанного мириадами звезд, никогда не увидишь в городе, прописная истина.  — Запрокинув голову, Эва вздохнула.  — Иногда мне кажется, Трэва нужно искать именно там.  — Она кивком указала на планеты и созвездия.  — Но эта территория для меня недосягаема.
        Оторвавшись от созерцания небосвода, Маршалл посмотрел на нее.
        — Все казалось таким простым, когда я начинала. Хотелось объехать все города Австралии, расклеить листовки, но со временем я поняла, как велика наша страна, как просто в ней затеряться, живому или мертвому.
        — План хорош, Эва. Не позволяй сомнениям проникнуть в твою душу.
        Она пожала плечами.
        — Ты делаешь это потому, что действительно веришь в успех, или просто не хочешь сидеть без дела?
        На ее глаза навернулись слезы, она не сразу совладала с чувствами:
        — Он такой юный, совсем ребенок, хотя по закону и считается взрослым. Я едва не сошла с ума, в неведении сидя дома и ожидая, когда полиция наконец займется его поисками. Всякий раз, как звонил телефон, сердце едва не выскакивало из груди.
        А еще приходилось бесконечно воевать с отцом, убеждавшим ее смириться с реальностью. Его представлением о реальности.
        — Потому ты решила сделать что-то продуктивное,  — подытожил Маршалл.  — Лучше себя чувствуешь?
        — В общем, да. Но иногда кажется, что все усилия напрасны.
        Его глаза яростно сверкнули в темноте.
        — Усилия напрасны лишь тогда, когда ни к чему не приводят. Благодаря поискам ты, по крайней мере, сохраняешь ясность рассудка.
        Откуда он узнал? Может, сам путешествует с той же целью. Она отсалютовала ему бокалом:
        — Мы с тобой парочка несостоятельных печальных болванов.
        — Я не печальный,  — гордо возразил Маршалл.
        Эве отчаянно захотелось узнать его историю и его самого.
        — По поводу «несостоятельного» возражений не последует?
        — Нет, я просто с ним согласен.
        После заката ветер сменил направление, и резко похолодало.
        — Если ночью потребуется воспользоваться туалетом в автобусе, я должен буду пройти через твою спальню, так?
        Об этом нюансе она не подумала, из кожи вон лезла, желая немного попутешествовать вместе с Маршаллом. Эва застонала.
        — С другой стороны, я всегда могу сходить в общественную уборную в палаточном лагере.
        — Она не так плоха.  — Если не обращать внимания на острые камни под босыми ногами и пауков на лице.  — Во сколько тебя будить?
        И она пожалела о сказанном, едва слова сорвались с губ. Зачем так скоро разрушила мгновение уединения?
        — Лодка придет в восемь утра.
        Рассветает в шесть. Следовательно, у них пара часов, чтобы насладиться обществом друг друга.
        — Хорошо, я буду готова.
        Маршалл передал ей кружку, спрыгнул в люк и забрал у нее посуду. Эва подползла к краю и ухватилась руками, удерживая вес.
        — Справишься?
        — Да, я постоянно так лазаю.  — На самом деле спускаться легко и непринужденно она так и не научилась.  — Правда, без свидетелей.
        — Позволь помочь тебе.
        В следующее мгновение он крепко обхватил ее за талию и втянул в автобус. У него получилось куда лучше, чем обычно у нее, за исключением того, что ее свитер завернулся вверх, обнажив живот. Она скользнула по его телу. К счастью, удалось избежать неловких прикосновений к обнаженной коже, лишь металлические пуговицы его джинсов неприятно холодили живот.
        — Спасибо,  — выдохнула она.
        — Без проблем,  — отозвался он, опустив ресницы и отступив на шаг.
        Эва заинтересовалась, как выглядит японский иероглиф, означающий «неловкость», существует ли подобная татуировка на теле Маршалла, скрытая от посторонних глаз.
        Она тряхнула головой, отгоняя непристойные мысли.
        — Что ж, увидимся утром. Если проснусь раньше тебя, постараюсь не шуметь.
        — Я ранняя пташка,  — уверил он. Не потому ли, что не хотел, чтобы она увидела его взъерошенным и уязвимым, или опасался того, что, прикоснувшись к ней во время ее спуска с крыши, не сумеет заснуть?
        Глава 5
        Проснувшись, Эва ходила по автобусу на цыпочках, не подозревая, что Маршалл давно бодрствует. Вслушиваясь в ее легкие шаги за дверью, разделявшей их всю ночь, он снова задремал. Чтобы иметь возможность регулярно наслаждаться такими моментами, нужно жить с женщиной, которую любишь и которой доверяешь. Увы, с доверием у него серьезные проблемы. После Кристины он встречался с одной милой мечтательной девушкой, но добром их отношения не кончились. Для него, разумеется. И это стало лишним подтверждением, что ему лучше одному.
        Воспоминания о брате Эвы прогнали остатки сна. Маршалл сел на кровати и провел растопыренными пальцами по всклокоченным волосам.
        — Доброе утро,  — раздался за его спиной негромкий голос Эвы.  — Не разбудила, надеюсь?
        — Нет, я уже наполовину проснулся. Который час?
        — Начало седьмого.
        Оказывается, свежий воздух, плавание и красное вино обладают способностью отлично лечить бессонницу, даже если постель неудобная. У Маршалла болели все мышцы, даже говорить получалось с трудом.
        — Жестко было?
        — Куда лучше, чем на земле, на обочине дороги,  — покривив душой, заверил он. Было что-то невероятно успокаивающее в том, чтобы спать на сырой земле. Что-то честное.  — Скоро вернусь.
        Спотыкаясь в слепящих лучах утреннего солнца, он побрел в общественный туалет, постеснявшись вторгнуться в интимное пространство уборной в автобусе.
        — Есть сосиски и яйца,  — объявила Эва, когда он вернулся.  — Они долго не хранятся, как что приготовлю их на завтрак все.
        — Не надо, я обойдусь.
        — Ты должен поесть, мы же целый день проведем на воде.
        — Именно по этой причине я и не хочу есть.
        — У тебя морская болезнь?  — недоверчиво уточнила Эва.
        — Это идет вразрез с твоими представлениями обо мне? Не критично, конечно, но все равно довольно неприятно.
        — А как насчет тоста с джемом?  — Она решила не отступать от роли радушной хозяйки.
        — Сгодится.
        Опустив два ломтика хлеба в тостер, Эва стала поджаривать сосиски, рассудив, что, если сама не съест, остатки можно скормить чайкам.
        — Так пойдет?  — Она поставила перед ним поджаренный хлеб, смазанный маслом.
        — Даже не помню, когда последний раз ел тост с джемом.  — Тосты были единственным, что в детстве готовила мать, а джем и вовсе большой редкостью.
        — Не привык завтракать?
        — В городе, как правило, беру что-нибудь в забегаловке у работы.
        — Кровеносные сосуды не скажут тебе за это спасибо.
        — Обычно я довольствовался чашкой кофе.  — Жидкий завтрак чемпионов.
        — А в дороге?
        — По обстоятельствам. Большинство мотелей работают по принципу «завтрак и ночлег», но еда зачастую разочаровывает.
        Маршалл полагал, что завтракать с женщиной в шесть часов утра ему не понравится, но ошибся. В обществе Эвы он чувствовал себя полностью расслабленным, вероятно, потому, что ее честности хватало на двоих.
        — Маршалл?
        — Прости. Что ты сказала?
        — Я лишь спросила, как ребята с лодки узнают, где забирать нас на берегу?
        — Они будут плыть вдоль берега, пока не заметят машущих руками людей.
        — Ты шутишь.
        — Ну ладно, я один буду махать. Они же не ждут двоих.
        — А что, если они вообще не встретят?
        — Тогда я им позвоню, и они прибудут завтра.
        Брови Эвы взлетели вверх.
        — И ты думаешь, я с радостью останусь еще на одну ночь?
        — Можем вернуться в Эсперанс и взять лодку. Они там швартуются.
        У нее отвисла челюсть.
        — Ты серьезно? Зачем мы тогда сюда приехали?
        — Ну, перестань. Не говори, что тебе пришлись не по душе прошедшие сутки. Ты сделала перерыв, насладилась видами.
        Она прищурилась:
        — Чувствую себя обманутой.
        — Так и есть,  — усмехнулся он, откусывая тост с клубничным джемом.  — Но это для твоего же блага.
        Эва не хотела смеяться, но, как ни старалась, губы предательски задергались, она поспешно занялась яичницей.
        — Расскажи мне об острове.
        За ними пришла лодка «Виста II» с двумя членами экипажа. Их сразу заметили, один поплыл на надувном динги[5 - Динги — маленькая шлюпка длиной около трех метров, рассчитанная на одного-двух человек.] к берегу. Утреннее море было спокойным.
        Схватив за руки, капитан потянул Эву на судно, Маршалл подтолкнул ее под ягодицы и без посторонней помощи забрался сам. Последним на борт поднялся старик.
        — Ну спасибо,  — процедила Эва сквозь зубы, прежде чем отвернуться к капитану.
        — Ты бы предпочла ощутить на своей заднице мозолистые ладони морского волка?  — не остался он в долгу.
        Возможно, было бы лучше. Прикосновение Маршалла воспламенило кожу и взволновало душу.
        В следующие десять минут они надели спасательные жилеты, прослушали инструктаж по технике безопасности и заняли места на перевернутых ящиках.
        — Сколько плыть до Миддл-Айленда?  — обратилась Эва к капитану.
        — Двадцать минут. Приходится идти по большой дуге, чтобы не столкнуться с обломками.
        — Здесь случались кораблекрушения?  — Глядя на простирающиеся мощные очертания островов архипелага Решерш на западе, она поняла, что сболтнула глупость. Конечно же здесь случались кораблекрушения. Эти острова настоящее минное поле для судов.
        — Два прямо у берегов Миддл-Айленда.

«Хорошо бы не пополнить этот список»,  — подумала Эва.
        — Значит, в этих водах никто не плавает?
        — Здесь много рыболовных лодок.
        — А на Миддл-Айленде кто-нибудь живет?
        Маршалл бросил на нее быстрый взгляд, а капитан пояснил:
        — Нет. В 1830-х годах здесь было логово пиратов во главе с Черным Джеком Андерсоном.
        Значит, гипотетически остров вполне обитаем. Эва обозревала постепенно увеличивающуюся в размерах тень на горизонте, слушая рассказ капитана об известном пирате. Возможно, Маршалл не так уж далек от истины, предполагая, что Трэв может прятаться именно там. Или делал это раньше.
        Трэвис.
        Эва вдруг осознала, что с момента пробуждения минуло два часа, но за это время она ни разу не вспомнила о брате. Обычно он безраздельно царствовал в мыслях с раннего утра и до позднего вечера, вечно живой в ее сердце.
        Прошлой ночью она думала о мужчине, отделенном от нее лишь тонкой деревянной перегородкой. О том, какой он загадочный и легкий в общении, как хорошо от него пахнет, какие широкие у него плечи.
        Иными словами, первый встречный красавец сумел отвлечь от истинной цели путешествия. Да ей впору присуждать награду «Худшая сестра года»! Пришла пора снова заняться делом.
        — Эва,  — голос Маршалла вернул ее к действительности,  — ты в порядке?
        — Просто размышляю, каково это — жить на острове,  — не повернув головы, солгала она.
        Остаток пути проделали в молчании, но Эва кожей ощущала на себе оценивающий вопросительный взгляд Маршалла. Капитан продолжал рассказывать об островах, о морских обитателях, кенгуру-валлаби, лягушках и ящерицах, которые счастливо живут здесь. И никаких хищников. О лобстерах и галиотисах, которых они вылавливали с помощником в этих опасных водах. Об акулах, таящихся в морских глубинах прямо под ними.
        Упоминание об акулах возымело действие, и на динги Эва пересаживалась с повышенной осторожностью. Скоро она оказалась на острове. Засушливом пустынном острове.
        Одного взгляда хватило, чтобы понять: Трэвис здесь не прячется.
        — Смотри под ноги. Лающие гекконы находятся здесь под охраной.
        — Конечно.
        Маршалл бросил на нее косой взгляд. Рыбаки уплыли, пообещав вернуться за ними через пару часов. У Эвы тревожно заныло в животе. Если о них забудут, не заберут, как выжить на острове, где негде укрыться, имея при себе лишь дневной запас воды и еды? Она же не Черный Джек Как-его-там, который сумел продержаться целых десять лет.
        — Хочешь заняться собственными изысканиями или пойдешь со мной?  — поинтересовался Маршалл.
        Ей хотелось выбрать первый вариант, но она ничего не знала о странном маленьком островке. Стоит отойти от Маршалла и его аптечки на два шага, наверняка тут же подвернет лодыжку.
        — Здесь безопасно?  — спросила она, прикладывая руку ко лбу и всматриваясь в линию горизонта.
        — Да, не принимая в расчет гадюк.
        Эва резко повернулась к нему.
        — Шутишь?
        — Нет. Но ты же будешь высматривать гекконов, так что и змею почти наверняка не пропустишь.
        Почти наверняка.
        — Я иду с тобой.
        — Правильный выбор. По горам полазать хочешь?  — Кивком он указал на самую высокую вершину острова.  — Метеостанция установлена на Флиндерс-Пике.
        Он заверил, что высота горы всего 185 метров, но для нее это равнозначно восхождению на Эверест, поскольку приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не раздавить геккона или не пасть жертвой гадюки.
        Маршалл, рассказывающий о соседних островах и их изначальных названиях, внезапно остановился.
        — Что такое?
        — Хочу, чтобы ты обернулась.
        Они поднимались по более пологой стороне горы, заслоняющей большую часть острова. Эва обернулась и застыла в изумлении, увидев разлитое на юге озеро сумасшедшего розового цвета, о котором до сих пор никто не удосужился ни словом обмолвиться.
        — Что это?
        — Озеро Хиллер.
        — Очень красивое.  — И совершенно неестественное, наглядно демонстрирующее, как мало она знает о мире природы.  — А почему розовое?
        — Из-за бактерий, особого вида соли или чего-то, пока науке неизвестного. Не все ли равно?
        — Абсолютно все равно.  — Просто любопытно.  — Мы можем туда пойти?
        — Мы же только что сюда поднялись.
        — Знаю, а теперь хочу туда.
        Маленькие мгновения счастья вроде поездки на мотоцикле или прогулки к озеру развеивали тревогу о Трэвисе.
        Маршалл загадочно улыбнулся.
        — Что такое?
        — Первый раз с момента нашего знакомства вижу в тебе столько страсти.
        — Да, некоторые вещи необычайно воодушевляют.
        Маршалл шагнул к ней, ее сердце немедленно отреагировало и забилось быстрее.
        — Озера и ящерицы так на тебя действуют?
        — Розовые озера и лающие гекконы,  — старательно выделяя голосом главное, пояснила она. Как по сигналу, из куста донесся треск. Эва радостно рассмеялась, но тут же замолчала, заметив выражение лица Маршалла.  — Маршалл, что ты так на меня смотришь?
        — Страсть тебе к лицу. Нужно чаще ходить на пешие прогулки.
        От подъема у Эвы теснило в груди, и его слова лишь усугубили ситуацию. Чтобы скрыть смущение, она зашагала дальше.
        — Я понимаю, как сюда попали птицы и ракообразные. А млекопитающие? Ящерицы?
        Она опасалась, что Маршалл не позволит ей сменить тему, но он повиновался:
        — Они живут тут с той поры, когда архипелаг имел сообщение с материком. До появления исследователей, начавших массовое истребление, их было гораздо больше.
        Эва посмотрела на кружащего над их головой орла:
        — Только не надо говорить, что хищные птицы никогда не покушались на гекконов.
        — Покушались, конечно, но система пребывала в равновесии и полной изоляции от угроз внешнего мира. Так было до появления первых кошек.
        Полная изоляция от угроз внешнего мира. Эве пришлись по душе эти слова. Возможно, именно это искал Трэвис, растворившись во мраке год назад. Эмоционального уединения.
        Осознание пришло столь внезапно, что Эва споткнулась о камень. Как же она умудрилась забыть о завтрашней печальной годовщине. Ровно год с момента исчезновения брата!
        Приподнятого настроения как не бывало. Маршалл сжал ее похолодевшие пальцы и помог взобраться на вершину Флиндерс-Пик, откуда открывался отличный вид на все сто с лишним островов западного архипелага. Глядя на них, Эва испытала такое же отчаяние, как при созерцании усыпанного звездами ночного неба.
        Австралия огромна и пуста! Как найти на ее просторах одного-единственного человека?
        Она стояла неподвижно, наблюдая, как он ловко делает свою работу. Фотографирует, измеряет, записывает показания компаса и GPS, берет пробы почвы и растительности. Пару раз он бросал на нее обеспокоенные взгляды.
        — Эва.
        — Ты закончил?
        — Прекрати.
        — Хочу спуститься к озеру,  — ровным, лишенным интереса и эмоций голосом произнесла она.
        — Ну-ка, стой!
        Она повиновалась, повернулась к нему.
        — Что произошло? Что я сделал?
        Правда лежала на сердце тяжким камнем.
        — Дело не в тебе, Маршалл, а во мне.
        — Хорошо, что ты сделала?
        — То, чего не следовало бы.
        — Эва?
        — Мне нельзя здесь находиться.
        — У нас есть разрешение.
        — Я имею в виду, нельзя попусту тратить время.
        — Злишься, оттого что позволила себе глоток свободы?
        — Я злюсь, потому что у меня есть четкая цель — поиски Трэвиса, которые я сегодня забросила.
        И вчера тоже, если уж начистоту. Хотя она и расклеила несколько листовок, мысли были целиком заняты Маршаллом.
        — Ты не должна жить одними мыслями о брате. Это ненормально.
        Сейчас поздно волноваться о том, что нормально, что нет. Вот если бы пару лет назад она была более внимательной. Она глубоко вздохнула.
        — Ты здесь закончил?
        На лице Маршалла промелькнуло множество эмоций. Тем не менее он заговорил подчеркнуто нейтрально:
        — До возвращения лодки еще есть время. Давай прогуляемся.
        Она упрямо думала, что он может заставить ее остаться, но явно не наслаждаться происходящим.
        Полтора часа Маршалл пытался избавить Эву от напряжения. Поддерживал легкую беседу, пытаясь разжечь ее любопытство на ходу сочиненными байками о пирате Андерсене, сокровища которого не могут отыскать по сей день.
        — Возможно, команда его убила и похитила сокровища,  — предположила Эва.
        После ее получасового молчания Маршалл радовался и такому циничному замечанию.
        — С точки зрения кровожадного пирата, резонный мотив для убийства.
        — А может, и не было никакого сокровища. Скажем, Андерсену удавалось награбить ровно столько, чтобы продержаться на плаву со своей командой, а о том, чтобы разбогатеть, речи не шло. Может, не такими уж они были удачливыми пиратами!
        — Ты видела остров. Где бы ты зарыла сокровище?
        Она осмотрелась:
        — Нигде. Местность открытая, копать трудно. Кто-нибудь наверняка заметит.  — Она посмотрела на покрытое гуано гористое плато, простирающееся недалеко от Миддл-Айленда.  — Может, вон там? Спрятала бы в какой-нибудь расщелине или норе.
        — Пошли, посмотрим?
        Она округлила глаза:
        — Не собираюсь в поисках мифического сокровища плыть в одежде через кишащий акулами канал к плато, загаженному птичьим пометом, зараженному бог знает какими бактериями!
        — Да у тебя нет сердца, Эвелин Рид!  — поддразнил он.
        — У меня есть сердце, я хочу, чтобы оно и дальше исправно билось в груди.
        Он засмеялся:
        — Справедливо. Тогда давай проверим, выглядит ли озеро вблизи таким же впечатляющим, как издали.
        — Конечно нет. Или дело в розовых очках? Однако вода оставалась розовой, даже когда Эва набрала ее в бутылку.
        — Ты же не собираешься это пить?  — предостерег Маршалл.
        — Нет.  — Она вылила воду в озеро.  — Просто хочу понять, в чем трюк.
        Они прогулялись по берегу озера, вернулись к единственному приличному песчаному пляжу, уютно раскинувшемуся между двумя скалистыми плато. Маршалл немедленно снял ботинки и носки и, оставив рюкзак на камне, зашлепал по воде. Эва, внимательно изучив песок, обнаружила, что он образован крошечными ракушками.
        — Водичка отличная,  — намекнул он.  — И для хищников мелковато.
        Она скрестила руки на груди и ворчливо заметила:
        — А как насчет электрических скатов?
        Он плеснул водой в ее сторону:
        — Скатов, занимающихся серфингом?
        — В краю розовых озер и лающих ящериц? Почему бы нет?
        — Иди сюда, Эва! Снимай ботинки.
        Бросив на него негодующий взгляд, она стянула ботинки и носки. Неимоверно долго убирала их в рюкзак, пристраивала рюкзак рядом с вещами Маршалла.
        Добро пожаловать в рай,  — пригласил он, когда она вступила на отмель и застонала от удовольствия, чувствуя ласкающее прикосновение прохладной воды к разгоряченным потрескавшимся ступням. Некоторое время они молча стояли бок о бок. Постепенно их сердца забились в унисон с ритмом накатывающих волн.
        — Ладно,  — вынужденно признала Эва, подставив лицо солнцу,  — это хорошая идея.
        Маршалл отошел от нее:
        — У меня всегда хорошие идеи.
        — Правда, что ли?
        — А то.
        Наклонившись, он смочил пальцы в воде и брызнул в нее. Напрягшись всем телом, она повернулась к нему:
        — Вот спасибо.
        — Ты не могла не догадываться, что этим закончится.
        — Ну да, с твоим-то интеллектом двенадцатилетнего мальчишки.
        Маршалл усмехнулся:
        — Это один из моих многочисленных талантов.
        Сорвав с головы кепку, Эва зачерпнула воды и вылила себе на голову.
        — Ты мне все веселье погубила.
        Мокрая футболка прилипла к груди, обрисовав ее соблазнительные формы, ему срочно потребовалось принимать серьезные меры, чтобы охладиться. Как был, в одежде, он сначала сел, потом лег на спину на отмели.
        — Представляешь, как неудобно тебе будет на обратном пути?  — со смехом спросила она, нависая над ним.
        Он покачивался в воде, раскинув в стороны руки и ноги.
        — Зато как сейчас хорошо.
        Хотя ее лицо было частично скрыто козырьком кепки, он заметил, как она смотрит на него, делая вид, что это не так. Он нарочно выпятил торс и оперся на руки.
        — Легко сказать,  — с трудом процедила Эва, напряженная, точно струна. Это показалось Маршаллу весьма любопытным.
        Поднявшись, он, ухмыляясь, побрел к ней, не сводя с нее глаз. Она быстро выставила перед собой руки:
        — Не смей! Я не хочу промокнуть!
        Он остановился в сантиметре от вытянутых рук:
        — Но именно у тебя на голове мокрая кепка, с которой течет на лицо.
        — А ты мокрый с головы до ног.
        С этими словами она наконец посмотрела ему на грудь, от которой до сих пор старательно отводила глаза.
        — Начинаю понимать, чем этот остров так нравился Андерсену,  — пробормотал он.
        — Думаешь, он и его команда валялись на отмели, как тюлени?
        Сегодня мысль о том, чтобы поваляться где-нибудь с ней, еще не приходила в голову, но теперь он не мог думать ни о чем другом.
        — Лестное сравнение.
        Она фыркнула:
        — Ты знаешь, что хорошо выглядишь, и окунулся специально, чтобы посмотреть на мою реакцию.
        Вообще-то для того, чтобы остудить пылающий в чреслах огонь, но это было раньше, в другой жизни. Глядя на ее губы, он произнес низким голосом:
        — И как ты отреагируешь, Эва?
        Голос несколько раз предавал, прежде чем она наконец ответила.
        — Никак. Не доставлю удовольствия, дотронувшись до тебя.
        Маршалл не сомневался, что, если бы сказанные слова можно было вернуть, Эва тут же это сделала бы.
        — Так вот о чем ты тайно мечтаешь! Я сделаю шаг навстречу. Тебе стоит лишь попросить.
        Но Эва — необычайно крепкий орешек. К тому же упрямица.
        — Зачем мне это делать?
        — Потому что тебе хочется. Мы вдвоем на заброшенном острове. Нам нужно убить время. После Эсперанса наши пути разойдутся.
        Сейчас эта идея казалась ему смехотворной. Эва с трудом сглотнула.
        Маршалл поднял козырек ее кепки, чтобы лучше видеть выражение лица, и добавил чуть слышно:
        — А еще потому, что это единственный шанс получить ответ на вопрос.
        — Какой вопрос?
        — Нет, сначала ты должна попросить.
        Она промолчала, хотя и взывала к нему всем телом.
        — Я облегчу тебе задачу, Эва. Тебе не нужно просить меня сделать это, наоборот, запрети.
        — Запретить — что?
        Он посмотрел на ее дрожащие пальцы:
        — Подходить к тебе.
        Он сделал шаг, не сводя глаз с ее ладоней, которые должны были вот-вот упереться ему в грудь.
        — Всего одно слово, Эва. Вели мне остановиться.
        Хотя губы приоткрылись, она не сумела произнести ни слова.
        — Нет?  — Его тело возликовало.  — Что ж, ладно.
        Крошечное движение вперед, и томящиеся ожиданием пальцы Эвы коснулись его груди.
        Глава 6
        Великий боже!
        Как же давно она ни к кому так не прикасалась! Теперь пальцы уперлись в крепкую грудь, которую до этого она с восхищением рассматривала на пляже. Знала, что под забрызганной солью хлопковой футболкой скрывается татуировка орла. Прямо поверх ровно бьющегося сердца.
        Маршалл негромко застонал. Эва не сомневалась, что он подавил бы стон, если бы мог. Значит, происходящее так же небезразлично для него, как и для нее. Ее чувства предательски выдают подрагивающие пальцы.
        Да, скоро их пути разойдутся. Возможно, сейчас единственный шанс познать тяжесть его разгоряченного тела, попробовать на вкус. Всего-то и нужно — пошевелить пальцем.
        Отправляясь в одиссею по стране, Эва не собиралась обрекать себя на воздержание, это случилось само собой. С тех пор как она последний раз прикасалась к другому человеческому существу, минуло восемь месяцев. Иногда ласки лишают котят или щенков, но чтобы взрослую женщину? Не потому ли она дрожит как лист на ветру? Отец обнял ее на прощание перед отъездом, но его руки не такие крепкие и уверенные, как руки Маршалла вчера, когда тот помогал ей спуститься с крыши автобуса. Всего лишь невинная помощь.
        Каких бед могут натворить эти руки, задумай их владелец что-то более зловещее? Какие ощущения могут подарить? Ответ можно получить прямо сейчас, пока они не разъехались в разные стороны.
        Большим пальцем Эва осторожно коснулась мышц у него на груди, будто опасаясь через футболку почувствовать мягкие птичьи перья, но там оказалась лишь железная крепость мускулов. Боже, этот мужчина совсем не похож на синоптика!
        Маршалл прожигал ее взглядом, но не двигался с места, не вмешивался. Не отступал.
        Легко, точно крылья бабочки, порхали пальцы Эвы по его груди, поднимаясь к ключице, по шее, снова вниз, дразня и заманивая.
        Он обхватил ее лицо и заставил посмотреть себе в глаза, бездонные, точно плещущийся океан, потянулся губами к ее губам.
        — Эй, вы там!
        Оба одновременно резко вдохнули и посмотрели в море, откуда донесся грубый оклик. Эва отдернула руки и отступила на шаг.
        — Никакого улова, черт подери!  — «Виста II» уверенно лавировала между скал, капитану было невдомек, какой напряженный момент он только что прервал.  — Решили вернуться назад пораньше.
        В глубине глаз Маршалла отразились раздражение и сожаление, но он быстро справился с собой. Капитан не виноват, что только под вечер этого долгого жаркого дня они с Эвой решили перейти к более решительным действиям.
        — Продолжим позже,  — негромко произнес он, поворачиваясь поприветствовать приближающуюся лодку.
        Тело Эвы кричало от разочарования. Ей требовалось время, чтобы прийти в себя, осознать произошедшее. Сковывающее напряжение не рассеялось ни пятнадцать минут спустя, когда динги доставил их на борт, ни спустя полчаса, когда лодка причалила к берегу.
        Она заставляла себя улыбаться и поддерживать беседу с командой, симулировала интерес к ничтожному улову и в целом была очень приветлива, при этом изо всех сил стараясь избавиться от преследующих повсюду чар магнетических серых глаз.
        Наконец ноги снова ступили на твердую почву материка. Капитан обменялся несколькими словами с Маршаллом, и динги отчалил. Эва помахала на прощание, вымученно улыбаясь и готовясь к неизбежному.
        Маршалл повернулся к ней, посмотрел в глаза:
        — Не знаю, как ты, а я умираю с голоду. Все морской воздух виноват.
        — Правда?  — Он, значит, печется о своем желудке, в то время как она терзается от чувственных мыслей!
        — В холодильнике остались сосиски от завтрака?
        Не дожидаясь ответа, он закинул на плечи рюкзак, взял ее рюкзак и зашагал по извилистой тропинке к палаточному лагерю. Эва озадаченно смотрела ему в спину, гадая, уж не приснилось ли ей произошедшее между ними? Или Маршалл ведет себя так в особых случаях? Что случилось?
        Теплый песок поскрипывал под ногами.
        Вернувшись в автобус, они первым делом расправились с оставшимися сосисками. Точнее, Маршалл. Эва принимала душ. Он оставив ей одну, она принялась ее обкусывать, размышляя о сидящем напротив мокром голом мужчине. И что это в автобусе так душно?
        — Я решил искупаться в океане,  — объявил он, появляясь на пороге,  — хорошо хоть мыло не уронил, иначе не нашел бы.
        — Подозреваю, предыдущие владельцы автобуса были хоббитами,  — подстраиваясь под его веселый тон, заметила Эва.
        Маршалл плюхнулся на диван рядом с ней.
        — Жаль, горячая вода закончилась.
        Резервуар для воды с газовым подогревом очень мал.
        — Извини. Подозреваю, мистер и миссис Хоббит принимали душ в разное время суток.
        Для путешествующей в одиночку женщины это никогда не представляло проблемы, и вода была в ее единоличном распоряжении.
        — Какие планы на сегодняшний вечер?  — Маршалл искоса посматривал на Эву.
        Она едва держала себя в руках. В каждом его слове чудился скрытый подтекст.
        — Кино и в постель.
        Сытый и переодевшийся, Маршалл был явно не расположен к романтическим приключениям.
        — Неплохой план. Что у тебя есть?

«Разбушевавшиеся гормоны, наэлектризованная кожа и бабочки в животе»,  — хотелось ответить Эве. Вместо этого она кивком указала на ящик комода в противоположной части автобуса, предлагая ему самому выбрать фильм. Чем больше расстояние между ними, тем лучше. Поможет развеять наваждение.
        Он присел на корточки, открывая ее взору ровную полоску кожи на пояснице, и стал просматривать ее DVD.
        — Какие-то предпочтения имеются?
        — Нет.
        Не нужно было соглашаться на эту авантюру! Но сделанного не воротишь. Она налила бокал вина для Маршалла, себе плеснула воды в кружку, чтобы он не догадался, что именно она пьет. Возможно, если он расслабится, ослабнет и мощная пульсирующая сила. А если она сохранит голову на плечах, сумеет ей противостоять. Маршалл сделал выбор.
        — Кстати, о хоббитах!
        Да! Приключенческий фильм, напрочь лишенный романтики. Эва с энтузиазмом закивала головой, Маршалл поставил диск в проигрыватель. Вероятно, тоже стремился избежать разговоров.
        Через десять минут просмотра Эва вспомнила, как на Средиземье случились романтические отношения, и с ужасом ожидала быстро приближающейся сцены исполненного мучительным томлением поцелуя, не переставая сожалеть о том, чего оказалась лишена, когда Маршалл быстро отстранился от нее при приближении «Висты II».
        Глупо вспоминать об этом во время просмотра фильма, когда хоббиты идут навстречу приключениям, силы зла наступают, эльфы устраивают погоню на лошадях в лесах Ривенделла.
        — Мы оказались в зоне молчания, Эва?
        Она перехватила его серьезный взгляд:
        — Что? В ее исполнении то же самое, что «Да, так и есть».
        — Поцеловав тебя, я все испортил, да?
        — Ты меня не поцеловал.
        — Но не потому, что не пытался.
        Эва едва смела дышать.
        — Все равно момент упущен. К тому же это было несколько часов назад.
        — Ну, не знаю. Когда я рядом с тобой, время вытворяет странные штуки.
        Она хотела бы громко рассмеяться, но не смогла от охватившего ее девчоночьего восторга.
        — Это влияние фильма.
        — На меня точно влияет.
        — Может, вино?
        На его губах медленно расцвела обворожительная улыбка.
        — Оно очень неплохо.
        Или компания?
        — Да, компания отличная.
        Эва шумно выдохнула:
        — Я веду себя странно.
        — Ты часто ведешь себя странно, это уже норма.
        — И тебя не смущает?
        Он убрал упавшую ей на лицо прядь волос:
        — Смущения точно не испытываю.
        У Эвы пересохло во рту.
        — А что испытываешь?
        — Предвкушение.
        Фантастический мир на экране мог бы с тем же успехом оказаться никому не нужным рекламным роликом. Окружающее пространство сузилось до невероятных размеров.
        — Мгновение упущено,  — храбро повторила она, всем телом впитывая исходящий от него жар.
        — Перестань сопротивляться.
        — Думаешь, я поведусь на приглушенный свет и романтический фильм?
        На экране шла сцена о любви человека и эльфийки. Страстный шепот под красивую интимную музыку. Эва пожалела, что не выбрала боевик.
        — Кино — хорошая попытка.
        — Попытка чего?
        — Не делать вот этого.  — Маршалл отставил пустой бокал, забрал у Эвы кружку.  — Что ты тогда хотела сказать?
        Эва испытывала головокружение и жар, было трудно соображать.
        — Когда?
        — Когда мы были в воде.  — Она готова была утонуть в серых глубинах его глаз.  — Да или нет?
        Придется набраться мужества, сделать это снова. Первый раз было нелегко, однако, признавшись в своих чувствах, ей стало проще сказать правду. Набрав в легкие больше воздуха, она выпалила:
        — Это не было отказом.
        — Хорошо.
        На губах Маршалла появилась самодовольная улыбка, в следующее мгновение они, требуя ответа, прижались к ее губам, жаркие и твердые, одновременно удивительно нежные. Поначалу Эва никак не реагировала, одурманенная поцелуем, растворяясь в ощущениях сильного тела Маршалла. Быстро сориентировавшись, обхватила руками его плечи и шею, притягивая ближе к себе, наклонила голову в стремлении полнее насладиться поцелуем. Жаркое дыхание Маршалла дразнило, опаляло и бесстыдно возбуждало. Возрождало к жизни. Как же она соскучилась по подобным моментам! Сплетение языков, столкновение зубов.
        — У тебя вкус вина, Синоптик,  — выдохнула она.
        — Может, это у тебя вкус вина?
        — Я пила воду.
        Слегка отстранившись, он, прищурившись, посмотрел на нее:
        — Пыталась меня напоить?
        — Пыталась бороться с неизбежным.
        Он негромко рассмеялся.
        — И как, сработало?
        Он был нежным, веселым, расслабленно-нетребовательным, давал ей почувствовать, что она желанна.
        И Эва уступила, приоткрыв губы. Она доверяет ему, хотя и плохо знает. Он заботливый, понимающий, честный, ее лоно пульсирует от желания. Не прилагая усилий, она может заполучить в свое распоряжение его обнаженное тело, погладить сексуальные мышцы. Он великолепен. Загадочен. И предлагает хорошо провести время. Разве остальное имеет значение?
        Большая горячая рука Маршалла скользнула ей под футболку и замерла у груди, давая Эве время привыкнуть к новым ощущениям. То же самое ей хотелось проделать с ним. На узком диване им едва хватало места. Неудивительно, что Маршалл не выспался прошлой ночью. А совсем рядом роскошная кровать с легкими, как перышко, подушками. Не отрываясь от губ, Эва встала с дивана, увлекая Маршалла за собой.
        — На кровать,  — выдохнула она.
        Не прерывая поцелуя, осторожно переставляя ноги, будто исполняя медленный танец, Маршалл заставил Эву пятиться назад. Не размыкая объятий, сгорая от обоюдного желания, они миновали крохотную кухню и ванную и оказались на запретной территории. В спальне с плюшевым ковром на полу.
        Маршалл обхватил ладонями лицо Эвы, продолжая целовать в губы. Его язык с энтузиазмом исследовал теплые глубины ее рта, она нетерпеливо потянула его на себя. Ноги дрожали, грозя в любую секунду предательски подогнуться, уронив ее на кровать. При мысли о том, что он последует за ней, накроет ее тело своим, дрожь усилилась.
        — Эва,  — прошептал он, она не обращала внимания, целенаправленно увлекая его к кровати.
        Почувствовав сопротивление, она открыла глаза, увидела, что Маршалл отказывается ступить на ковер, и непонимающе посмотрела на него.
        — Я такого не ожидал,  — одними губами произнес он, взглядом указывая на кровать, на случай, если ее одурманенный разум не сразу сообразит, что он имеет в виду.
        Эва снова потянула его на себя, но он не двинулся с места, расстояние между ними увеличилось, превратившись в зияющую пропасть.
        — Я хотел всего лишь поцеловать тебя.
        Аналогично!
        — Мы можем продолжить в более комфортной обстановке.
        Не желая демонстрировать отчаяния, Эва отпустила его руку.
        — Если я лягу с тобой в постель, одними поцелуями дело не ограничится,  — пояснил он, изо всех сил стараясь привести дыхание в норму.
        — Для тебя это проблема?
        — Мы же не в третьеразрядной придорожной гостинице.
        — Что ты хочешь этим сказать?
        — Ты не похожа на девушку, занимающуюся сексом на первом свидании.
        Неужели? А он, похоже, эксперт в этой области.
        — Я не верю в приметы, только в обстоятельства.
        — Хочешь сказать, сейчас тебе удобно поступать так, а не иначе?
        Удобно поступать так, а не иначе. Да уж, высказывание, не придающее романтичности. С другой стороны, не в поисках романтики она засунула язык ему в рот пару минут назад. Хотела получить то, что он неосознанно обещал с первой минуты их знакомства.
        Никаких ограничений.
        Никаких правил.
        Никаких последствий.
        — Я устала от одиночества, Маршалл, устала от скорби, хочу, наконец, почувствовать что-то хорошее.  — В его лице отчетливо читалась настороженность. Эва поспешила пояснить:  — У меня нет иллюзий и планов на твой счет, я и сама хочу, чтобы все быстро закончилось, ведь мне нельзя отвлекаться от главного.
        Ее слова его, похоже, не убедили.
        — Я несколько месяцев не то что ни с кем не спала, даже ни к кому не прикасалась.
        — Хочешь сказать, в шторм любой порт сгодится?
        Их слияние действительно напоминает шторм, дикий и необузданный. И непродолжительный.
        — Мы много пережили вместе за последние дни, и я доверяю тебе. Меня к тебе влечет. Ты нужен мне, Маршалл.
        В его глазах отражалась целая гамма чувств.
        — Но умолять не собираюсь. Ты или хочешь меня, или нет. В любом случае сон мой сегодня будет крепким и спокойным.  — Вопиющая ложь!  — А ты можешь сказать то же самое про себя?
        Конечно же он ее хотел. Желание теснило грудь, сжимало мышцы, приковывало к месту. Он готов был взять то, что она предлагала, но что-то его останавливало. Что-то. И этого «чего-то» достаточно.
        Приняв решение за обоих, она оттолкнула его плечом, намереваясь вернуться к просмотру фильма.
        Маршалл преградил ей путь и шагнул на ковер, оттесняя Эву к кровати. В Средиземье шла жестокая схватка, раздавалось лязганье мечей, но Маршалл решительно закрыл дверь в спальню, погрузив их в темноту, где осталось место только звукам и запахам переполняющей их страсти.
        Глава 7
        Осторожно пошевелившись, Эва ощутила боль в теле. Встать с постели не удалось из-за тяжелой руки Маршалла, обнимающей ее. Если бы каким-то чудом она и ухитрилась забыть, как они провели эту долгую бессонную ночь, тело в красочных подробностях напомнило об этом. Ленивая нега до краев переполняла ее существо.
        Предприняв несколько неудачных попыток выбраться из плена рук Маршалла, Эва покорилась судьбе. В конце концов, ничего страшного не произошло. В голове то и дело вспыхивали образы минувшей ночи, мучительным эхом отдаваясь в теле.
        Маршалл продолжал безмятежно спать, зарывшись лицом в подушку. Эва могла бы лежать с ним вот так до самого полудня, когда он проголодается и неминуемо проснется. Но тут подал голос мочевой пузырь.
        Предприняв более решительные действия, она сняла его руку с груди и спрыгнула с кровати.
        — Доброе утро,  — прохрипел он.
        Когда последний раз она куда-то прыгала! Обычно она с трудом выползала из постели, скрежеща зубами при мысли о необходимости жить дальше.
        — Доброе и тебе. Вернусь через секунду.
        При мысли о том, что придется опорожнить мочевой пузырь в туалете, отделенном от спальни лишь тонкой стенкой, Эва неожиданно смутилась. После всего, что между ними было, это казалось особенно нелепым. Справив нужду и умывшись, она заползла обратно в теплую постель.
        — Ты согреваешь куда лучше грелки,  — сообщила она, прижимая к нему замерзшие ступни.
        — Ну, так пользуйся.
        Эва решила по максимуму зарядиться положительными эмоциями от кратковременной связи. Маршалл обнял ее сильной рукой, она даже вжалась спиной в его грудь.
        — Как ты себя чувствуешь?  — Его слова завибрировали вдоль ее позвоночника.
        Не так-то просто ответить на этот вопрос. Она и не ожидала, что он его задаст. К счастью, он не мог видеть ее лица.
        — Я? Что сказать? Ликую? Будто заново родилась?  — Я ни о чем не жалею. Прошлая ночь была именно такой, как я и хотела. И даже больше. Ты великолепен, Маршалл.
        Она почувствовала, как напряглось его тело.
        — Вообще-то я спросил, имея в виду сегодняшний день,  — неловко пояснил он.
        Она непонимающе заморгала:
        — А что сегодня?
        — Годовщина.
        Даже вылитое на голову ведро холодной воды не оказало бы более отрезвляющего воздействия. Эва тут же позабыла о теплом теле Маршалла и окунулась в пучину боли и отчаяния, едва дыша.
        Трэвис. Ее бедный пропавший брат. Двенадцать месяцев без мальчика, которого она любит всю жизнь! А она позволила себе отвлечься на мужчину совершенно ей незнакомого.
        Эва завозилась на кровати, пытаясь встать, Маршалл разжал объятия.
        — Я в порядке,  — сдавленно ответила она.  — Всего лишь еще один день.
        Он перекатился на бок, явив взору татуировку на груди. Прошлой ночью ей отчаянно хотелось увидеть ее, но в комнате было темно, а сейчас не до этого.
        — Хорошо.
        Эва обмерла. Что с ней творится? Проснувшись, она даже не вспомнила, что у нее есть брат, занятая мыслями о Маршалле. Что же она за сестра такая?

«Ты хотела забыть,  — безжалостно напомнил тоненький голосок у нее в голове.  — Всего на одну ночь. Разве не к этому ты стремилась?»
        Да, но не так. Она не собиралась стирать Трэвиса из памяти.
        — Всего лишь еще один день,  — солгала она, поспешно доставая из комода трусики и леггинсы.
        — Важный день,  — негромко поправил Маршалл.
        Она натянула свитер, сочетающийся с леггинсами.
        — Но не заставший меня врасплох. Я давно его ждала.
        Маршалл сел, упершись в спинку кровати, тщательно подоткнул одеяло вокруг талии.
        — Знаю.
        — Тогда зачем завел разговор об этом?
        Он посмотрел на нее серыми, как грозовое небо, глазами.
        — Просто хотел выяснить, как ты себя сегодня чувствуешь. Забудь об этом. Ты выглядишь превосходно,  — неловко солгал он.
        — Все нормально.
        Да что с ней такое? Маршалл не виноват, что она решила воспользоваться им, чтобы забыться. Он отлично послужил цели. Возможно, даже слишком хорошо.
        — Итак, тронемся в путь после завтрака?  — с наигранной веселостью крикнула она из ванной. Щеки горели — то ли от недавней страсти, то ли он злости на собственную забывчивость, то ли от смущения, что ведет себя как неуравновешенный подросток. Или от всего сразу.
        Маршалл ничего не ответил.
        — Мне правда нужно ехать,  — пояснила она, нарушая возникшее молчание. Отложила расческу и вышла из ванной, готовясь снова окунуться во взрослую жизнь.  — У нас обоих есть обязанности.
        Интересно, о чем он сейчас думает. Казалось, даже моргать стал реже.
        Наконец он едва заметно кивнул:
        — Я провожу тебя до магистрали Саут-Коаст, а потом вернусь в Кэл. К тому времени дорога уже будет свободна.
        На Эву накатило отчаяние. Неужели она думала, что ночь сможет что-то изменить? Она же сама хотела, чтобы они отправились каждый своим путем, сообщила Маршаллу, что ей нужна короткая интрижка. Все же горечь просочилась в ее тоскующую по Трэвису душу.
        — Да, хорошо.
        Определенно, так лучше.
        — Хочешь, чтобы я расклеил листовки по дороге от Норсмана до Калгурли? Тогда тебе не придется туда возвращаться.
        Эва испытывала физическую боль от его заботливости и острее ощущала собственную резкость. В груди закололо, пришлось опереться плечом о дверной проем.
        — Ты хороший человек, Маршалл Салливан,  — с трудом вымолвила она.
        Выражение его лица по-прежнему оставалось непроницаемым.
        — Это я уже слышал.
        И снова продолжительное молчание, во время которого они настороженно смотрели друг на друга.
        Наконец Маршалл откинул одеяло, намереваясь встать. Чтобы не смотреть на ту часть его тела, с которой вчера очень близко познакомилась пальцами и губами, Эва поспешно отвернулась, выпалив первую пришедшую в голову отговорку:
        — Пойду тосты поджарю.
        Хороший человек.
        Не такие слова хочет услышать мужчина от женщины, с которой провел ночь. Не «фантастичный» или «незабываемый», не «впечатляющий» и «великолепный».
        Хороший.
        Прежде ему доводилось слышать это из уст сиднейских детей, которые подлизывались к нему в попытке добраться до Рика и его препаратов. А также из уст друзей, девушек, даже руководителя драмкружка.
        Он всегда был хорошим братом. Но не тем, с кем хотелось иметь дело.
        Проблема в том, что, хотя Эва и говорила вежливые комплименты, она всем своим видом демонстрировала, что ему нужно немедленно убраться восвояси. В его жизни случалось достаточно интрижек на одну ночь, чтобы понять, когда женщина не желает его больше видеть. Несмотря на храбрые вчерашние заверения, у Эвы плохо получалось справляться с последствиями долгой изнуряющей ночи. А он давно привык читать истинный смысл по глазам, а не по губам, практиковал это всю жизнь.
        Он не ошибся в предположении, что Эва не относится к категории особ, наделенных искусством утреннего прощального поцелуя. Знай, он об этом раньше, больше целовал бы ее ночью, пока они не забылись тяжелым сном в объятиях друг друга. Эва четко дала понять: больше никаких поцелуев. Никогда.
        Маршалл старался изо всех сил подарить ночь, которую, как ему казалось, ей хотелось получить. Запоминающуюся. И если совсем честно, с толикой пищи для ума. Чтобы было о чем подумать впоследствии, даже пожалеть. Возможно, именно поэтому ему было больно видеть, что его усилия пошли прахом.
        Спасибо, Маршалл.
        Владыка мироздания сейчас наверняка посмеивается над ним. Обычно именно Маршалл со всех ног бежал утром прочь, как сейчас Эва.
        С той лишь разницей, что он заводил мотоцикл, а не включал тостер.
        А он чего ждал? Что они будут дни напролет проводить в объятиях друг друга, укрывшись от мира в маленьком автобусе, когда отведенное ему на проект время стремительно истекает? Как и банковский счет Эвы? Он не дурак и понимает, ни один из них не может позволить себе бездельничать.
        Или все же дурак? Знал ведь, что Эвелин Рид не легкомысленная женщина на один раз, и в глубине души надеялся на продолжение отношений. Возможно, к лучшему, что все так закончилось. В ее жизни нет места для еще одного мужчины. А ему надоело быть вечным средством для достижения цели.
        Маршалл натянул футболку, напоминание о том, как поспешно они срывали друг с друга одежду в стремлении полностью обнажиться. Своеобразный сувенир о времени, проведенном с Эвой в святая святых, ее спальне.
        — Смотри не сожги их.  — Он протиснулся в крошечную кухню намеренно близко к ней, чтобы напоследок еще разок прикоснуться к ее нежной коже.
        Почувствовав прикосновение к спине, Эва резко высоко подпрыгнула и густо покраснела. Маршаллу пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не схватить ее за руку и не затащить в спальню, напомнить, для чего человеку губы.
        Ему понравилось мучить ее как бы случайными прикосновениями, выводя из равновесия. Хоть и положила конец отношениям, легко она от него не избавится.
        Он еще немного потолкался на кухне, открыл двери автобуса и от души потянулся, дотронувшись до крыши, разминая затекшие за ночь мышцы. Он знал, как будет двигаться татуировка, завораживающая Эву. Раз уж она собралась уехать от него за линию горизонта, пусть жмет на педаль газа трясущейся ногой.
        Выпрыгнув из автобуса в холодный утренний воздух, он подошел к мотоциклу и пробормотал:
        — Хороший человек, мать твою!
        Загоревшийся стоп-сигнал автобуса сообщил о приближении перекрестка Кулгарди и магистрали Саут-Коаст. Маршалл вдруг осознал, что ничего толком не продумал. Этот оживленный перекресток вовсе не предназначен для затяжных прощаний, здесь нужно поворачивать в одну из четырех сторон света. И на этом все. Он на север, она на запад.
        Мигание стоп-сигнала означало, что Эва тоже пребывает в смятении, не зная, как поступить.
        Маршалл подъехал к окну со стороны водителя, тоже готовясь повернуть и утешая себя тем, что на перекрестке кроме них никого нет. Эва опустила стекло, он — защитный козырек шлема.
        — Удачи тебе!  — прокричал он, перекрывая рев мотора мотоцикла и дребезжание двигателя автобуса.
        — Спасибо,  — одними губами ответила она.
        Боже, какое ужасное прощание!
        — Надеюсь, скоро ты получишь хорошие известия о брате.
        Эва кивнула.
        Маршалл не мог придумать, что еще сказать, и отсалютовал рукой на прощание. Его осенило, когда он стал опускать козырек.
        — Спасибо, что согласилась поехать со мной вчера, вместо того чтобы сразу продолжить путь.
        Это означало: «Спасибо за прошлую ночь, Эва». Если бы только он обладал большей эмоциональной зрелостью!
        Она снова кивнула:
        — Я рада, что сделала это.

«Это она про Миддл-Айленд». В зеркало заднего вида он заметил в отдалении машину. Пора прощаться.
        Он снова отсалютовал ей, со щелчком опустил козырек и нажал на педаль газа. Через несколько секунд их разделяло уже две сотни метров. Некоторое время «Бедфорд» отражался в зеркалах заднего вида, затем повернул на запад и пропал.

«Не самое худшее утреннее прощание»,  — решил Маршалл. Но и не самое лучшее.
        Он продемонстрировал полное безразличие, не оставил своего номера телефона, не спросил ее. Она поступила так же. Значит, они больше никогда не найдут друг друга в этой огромной стране, даже если очень захотят.
        Эва Рид станет еще одним воспоминанием, запрятанным в глубине души. Интрижка, окончившаяся плохо.
        Вот только эта девушка вовсе не показалась ему чем-то мимолетным. Наоборот, он решил, что у нее вкус вечности. Сумасшествие какое-то! Они знакомы без году неделя, поэтому мучительное ощущение, что между ними еще может что-то быть… Безумие.
        Скорость, с которой автобус уезжал от него, рассказывала совсем другую историю.
        Маршалл гнал мотоцикл на скорости сто десять километров в час, так что деревья, заборы, дорожные знаки, парочка случайных овец сливались в одну бесконечную размытую пелену. Остался бы он, если бы она попросила? Если бы утром забралась в постель и прижалась к нему, а не проложила между ними эмоциональную пропасть? Если бы он — чертов гений!  — не всколыхнул ее самые ужасные воспоминания, когда она еще не вполне проснулась и потому была наиболее уязвима?
        Да, он бы остался.
        Возникал закономерный вопрос: почему!
        Эва хорошенькая, хотя и не красавица. Яркая, но не запоминающаяся, к тому же и колючая, точно кактус, и довольно нервозная. Она представляла собой соблазнительную загадку. Так откуда возникла потребность понежиться с ней в постели? Это совсем ему не свойственно.

«Она твоя прекрасная дама, старик»,  — прозвучал в голове голос брата.
        Раньше, до того как в Рике проснулась предпринимательская жилка, а Кристина предпочла его Маршаллу, они часто вели подобные разговоры. Рик подшучивал над Маршаллом из-за его слабости к девушкам, мечтающим о рыцаре на белом коне. Или об оранжевом мотоцикле.
        Маршалл испытал небывалое облегчение.
        Все дело в брате Эвы. Именно поэтому кажется, что он поступил неправильно, уехав от нее. Не нужно искать глубокий смысл там, где его нет. Ему просто невыносимо видеть беспомощность в глазах Эвы, ауру отрешенности от мира, окружающую ее. Он осознал собственное бессилие, самую ненавистную для него эмоцию.

«Не тебе ее спасать», — подначивал голос Рика.
        Маршалл это понимал, однако не переставал задаваться вопросом: может ли сделать для нее что-то большее, чем расклеить несколько листовок, наговорить банальностей и на одну ночь помочь обрести забвение в своих объятиях. У него ведь есть связи.
        И тут его осенило.
        Именно поэтому его сознание усадило на одну скамью женщину, с которой он едва знаком, и парня, которого он не видел уже десять лет.
        Напряженно размышляя, он мчался на головокружительной скорости, оставляя позади километры шоссе. Если человек собирается залечь на дно, как он поступит? Обналичит все свои счета, перестанет платить налоги, откажется от медицинского обслуживания. А чего больше всего опасалась Эва? Того, что Трэвис в одиночку борется со своим паническим расстройством. Как обычно поступают такие люди? Принимают наркотики. А кто знает о наркотиках все и даже больше?
        Рик.
        Знаний брата хватило, чтобы организовать в Сиднее процветающий бизнес по снабжению дурью всех нуждающихся, а также обзавестись обширной сетью сомнительных контактов в фармацевтической среде.
        Маршалл сбавил скорость, осознав, что находится всего в одном телефонном звонке от информации, до которой копам никогда не добраться, сколь бы неприятным ни был для него этот звонок. Зато Рик никогда не позволял этическим соображениям помешать достижению цели.
        Итак, придется общаться с братом. Возможно, десять лет молчания достаточный срок. Да и Рик, видит бог, у него в долгу.
        Маршалл притормаживал, чувствуя, как одновременно замедляется биение сердца в груди. Оно бешено колотилось с тех пор как он расстался с Эвой на перекрестке. Подобного беспокойства он не чувствовал долго, с тех пор как запретил себе беспокоиться о других людях.
        Ровное биение сердца и утробное рычание мотоцикла помогли утвердиться в своем решении. Возможно, знакомство с Эвой не случайность.
        Он может помочь ей. Спасет.
        В этом все и дело. Эта непонятная одержимость. Он ведет себя как сэр Галахад! Эвелин Рид нуждается в помощи, а не в нем самом. Уж помочь ей он в состоянии.
        Маршалл осмотрелся в поисках безопасного места, где можно съехать с шоссе, и выудил из недр бумажника клочок бумаги, пожелтевший от времени, с полустершимися цифрами. Телефон Рика. Он набрал нужную комбинацию на мобильном, но не спешил нажимать кнопку вызова.
        Он собирался позвонить брату, превратившему его подростковые годы в сущий ад. Отбившему у него девушку просто потому, что это было в его силах. Большая часть друзей Маршалла общались с ним потому лишь, чтобы заполучить доступ к Фармацевту, по той же причине некоторые учителя делали ему поблажки.
        Из-за Рика Маршалл до сих пор не мог заставить себя доверять ни единой живой душе. Тот хорошо усвоил преподнесенный матерью урок о любви и преданности, точнее, об их отсутствии, и превратил свою боль в процветающий бизнес, в котором отсутствие сострадания к людям — большой плюс.
        Маршалл всегда прозябал в тени брата. Потребовались годы, чтобы избавиться от его и матери влияния. К чему это привело? К размышлениям о том, чтобы выйти за пределы собственноручно возведенной крепости одиночества и помочь женщине, с которой едва знаком. Он давно захлопнул дверь в прежнюю жизнь, оборвал контакты, а теперь намерен снова открыть эту дверь, да не просто открыть, взломать ломом. И все ради незнакомки.
        Нет. Ради Эвы.
        Она ему небезразлична.
        Маршалл нажал кнопку вызова и стал слушать зловещие гудки. Один, другой, третий. После четвертого раздался грубый голос.
        — Ты сказал позвонить, если потребуется помощь,  — без предисловий начал Маршалл.  — Ты в самом деле имел это в виду?
        Рик сначала удивился, затем насторожился и, наконец, узнал серьезный голос брата. Надо отдать должное, он оценил важность звонка и не стал комментировать подтекст. Выслушав просьбу, поворчал из-за неясности, что именно от него требуется, но помочь согласился. А Рик Салливан, несмотря на прошлые огрехи, являлся образцом целеустремленности. Раз пообещал, что сделает, так или иначе, сдержит слово.
        Результат требовался Маршаллу к концу дня, чтобы подбодрить Эву.
        Рик умудрился на протяжении всего звонка не перейти на личности.
        — Благодарю за помощь, Рик. Клянусь, ничего незаконного.
        — Дело с душком,  — ворчливо заметил тот.  — Но я сделаю это ради тебя. Лучше всего мне работается как раз по ту сторону закона. Правда, потребуется время.
        — Без проблем.
        Эва ждала год, еще один разницы не составит.
        — Мои поиски могут не увенчаться успехом.
        — Я понимаю.
        — Возможно, когда-нибудь ты даже расскажешь, что мы делаем и для кого.
        Заслышав это «когда-нибудь», Маршалл напрягся. Будто дверь, однажды открытую, нельзя захлопнуть снова.
        — С чего ты решил, будто я делаю это для кого-то?
        — Потому что ты не инвестируешь в вещи, братишка. Никогда. Ты же у нас мистер Держитесь-от-меня-подальше. Я по голосу слышу, что эта просьба важна для тебя.
        — Просто сообщи, когда будет результат,  — процедил Маршалл, не желая рассказывать об Эве.
        — А о ней узнать не хочешь?  — спросил Рик, прежде чем дать отбой.
        — О Кристине?  — Несколько лет назад он ощутил бы боль в потаенном уголке сердца, но теперь вопрос брата упал на пол, точно кусок угля. Возможно, прошлое мертво.
        — Нет, не о Кристине. Понятия не имею, что с ней стало.
        Вот, значит, как. Рик столько сил положил, чтобы отбить ее, а получив желаемое, потерял интерес.
        — Я про маму говорю. Помнишь ее?
        У Маршалла сжалось внутри. Лору Салливан он вычеркнул из своей жизни в тот же день, что и Рика. Сообразив, что ее предприимчивый старший сын станет куда лучшим кормильцем, чем правительство, Лора сделала свой выбор и оставалась ему верна. Младшего сына попросту выгнала. Подобное не забывается.
        — Нет, мне неинтересно.
        Они быстро попрощались, Маршалл спрятал телефон в карман, решив сменить номер, как только Рик сообщит нужные сведения. Он не спешил продолжить путь, сидел на обочине дороги и старался дышать равномерно, чтобы избавиться от напряжения.

«Ты не инвестируешь в вещи».
        Что ж, это точная характеристика его работы и жизни в целом. Он поступал этично, но никогда не позволял себе сильной привязанности, зная, что это неминуемо приведет к разочарованию. Или к боли. Этому научила жизнь в тени брата, и он хорошо усвоил урок.
        Теперь все изменилось.
        Рик не преминул заметить, что он стремится помочь другому человеку. Конкретно — Эве, которую едва знает. Печется о ней куда больше, чем о тех, с кем провел детство и юность. Быть может, потому, что она ничего от него не хочет. Ни тайных планов, ни скрытых мотивов. Маршалл полагал, что нашел способ помочь ей. Или нет.
        Так или иначе, оставаясь здесь, вперед не продвинешься.
        Он только что отпустил ее, она уехала, не оставив ни адреса, ни имейла, ни номера телефона. А по одной фамилии он ее никогда не найдет. Мало ли в Мельбурне Ридов? Маршалл никак не мог избавиться от навязчивой мысли, что упустил единственную возможность. Это сейчас Эва движется по длинной прямой дороге, но оттуда может поехать в пяти различных направлениях, лишив его шанса отыскать ее. Он почувствовал, как в животе тугой пружиной сжимается напряжение.
        И в этот момент все понял.
        Дело не в помощи. В противном случае он просто сообщил бы любые добытые братом сведения властям, позволив им выполнить свою работу. Не мистическое расположение планет заставило его помогать в поисках. Это незнакомое, лишающее возможности дышать напряжение в груди звалось паникой. А он никогда не паникует, потому что никогда ни о ком не тревожится. Это ему столь же несвойственно, как и обращение за помощью к криминальному брату после многолетнего молчания. Что угодно, лишь бы облегчить ее боль. Эва. Таинственный, ранимый, целеустремленный ангел. Самая непостижимая женщина из всех, встреченных им за много лет, сумевшая пробиться через защитные барьеры и проникнуть в самое сердце.
        О, черт.
        С того места, где он сидел, отлично просматривалось шоссе на север, в Калгурли, где он сможет снова приступить к работе, которую забросил несколько дней назад. В зеркале заднего вида отражалась дорога, которая приведет обратно к перекрестку, стопроцентному шансу догнать Эву, прежде чем ее автобус свернет с шоссе на запад. Обратно к возможности, от которой он трусливо сбежал, не исследовав.
        Обратно к Эве.
        Маршалл завел мотор, опустил защитный козырек шлема, посмотрел на север, где ждала работа и привычная спокойная жизнь, в зеркало заднего вида на запад, откуда он приехал.
        Эва, разумеется, может попросить оставить ее в покое, и он повинуется.
        А что, если нет?
        В конце концов, руки приняли решение прежде головы и включили сигнал поворота. Не давая себе времени передумать, он нажал на педаль газа и помчался на юг.
        В неизвестность.
        Глава 8
        Этой точкой на горизонте может быть почти что угодно — машина, мотоцикл, грузовик. За исключением, пожалуй, автопоезда, которые время от времени проносятся мимо на головокружительной скорости.
        Эва заставила себя смотреть вперед, а не в зеркало заднего вида. Множество людей ездят этой дорогой в туристический западноавстралийский регион. И у них причины посущественнее, чем у него, находиться здесь.
        Маршалл отправился на север к своим метеостанциям. К реальности.
        Ей давно следовало бы так поступить. Они хорошо провели время, но пришла пора снова приниматься за работу. Трэвис — ее работа. И так было всегда.
        За последние пару дней Эва четко усвоила, что нельзя отвлекаться от цели. С Маршаллом это было так легко! А как быстро он уехал сегодня утром, когда она занервничала. Сейчас поздравляет себя, должно быть, со счастливым избавлением.
        Точка в зеркале заднего вида росла. Нет, это определенно не грузовик. Машина, скорее всего.

«Маловата для машины»,  — возразило подсознание.
        Зачем бы Маршаллу понадобилось возвращаться? Он ничего не забыл в автобусе, она дважды проверила. Да и расстались они хотя и неловко, но недвусмысленно. Это и к лучшему. Она не должна отвлекаться на соблазны.
        А Маршалл очень соблазнительный. Притягивал ее своей загадочностью и татуировками, даже будучи небритым и нестриженым, ну а когда привел себя в порядок, стал просто неотразим. Его обнаженное тело оказывало на нее поистине гипнотическое воздействие. Пусть уж лучше держится от нее подальше!
        Не в силах ничего с собой поделать, она снова посмотрела в зеркало. Пульс участился. Это не автомобиль.
        Эва пыталась разделить внимание между дорогой впереди и дорогой сзади. Победила последняя.
        Она старалась убедить себя в том, что в Австралии великое множество мотоциклистов. Тем более этот очень далеко.
        Она продолжала смотреть в зеркало заднего вида.
        Даже если мотоцикл оранжевый, если это Маршалл, это ничего не означает. Они провели чудесную ночь вместе, должно быть, потому, что понимали, что она единственная. Ни прошлого, ни будущего, только жаркое удобное настоящее. Даже если он решил вернуться, чтобы провести с ней еще одну ночь, она не обязана прислушиваться к советам своего глупого сердца и соглашаться. Какими бы заманчивыми ни казались еще несколько часов ментального забвения.
        Эва ощутила тяжесть в плечах, понимая, что не сможет позволить себе забыться до тех пор, пока Трэвис не вернется домой.
        Эта мысль бодрила. Никогда прежде она не задумывалась об окончании пути. Чем она тогда займется? Примут ли ее обратно на прежнюю работу? Она заранее уведомила об увольнении и не стала сжигать мосты, но сможет ли снова присутствовать на встречах, составлять повестки дня и укладываться в сроки? Достанет ли терпения? Какой она станет, когда миссия подойдет к концу? Разве можно быть нормальной, зная, как жесток мир на самом деле?
        Что касается забвения… Посетит ли ее когда-либо снова это ощущение? Или, волнуясь обо всем этом, она снова предает Трэвиса?
        Однажды она уже поставила собственные интересы превыше всего, и это привело к плачевному результату. Стоило отвернуться, как брат буквально растворился в воздухе.
        Эва снова посмотрела назад и увидела вспышку черного и оранжевого. Мотоцикл с ревом перестроился на внутреннюю полосу и поехал рядом с ней.
        Ей вдруг стало трудно дышать.
        Маршалл вернулся. Со свистом пронесся справа от нее и оказался впереди автобуса. Эва изо всех сил старалась унять бешеное сердцебиение.
        Надо ли остановиться, выслушать его?
        Нет. Если бы он хотел, чтобы она съехала на обочину, затормозил бы сам, вынудив и ее поступить так же. Он этого не делал, просто ехал с ней на одной скорости. Кроме того, скоро поворот на Рейвенсторп, где имеется щит для листовок. Если Маршаллу есть что сказать, пусть немного подождет.
        Она вежливо выслушает, а когда придет время снова попрощаться, постарается вести себя более цивилизованно, чем сегодня утром.
        По противоположной стороне на большой скорости пронеслись две машины, явно туристы. Туризм. Вот чем они с Маршаллом занимаются, разве нет? Исследуют белые пятна на картах друг друга. Наслаждаются новизной. Но много ли найдется туристов, которые, влюбившись в одно из посещенных ими мест, решили бросить все и переехать, каким бы идиллическим это место ни казалось?
        От вторжения реальности все равно никуда не деться, а ее реальность — Трэвис.
        Маршалл вилял мотоциклом из стороны в сторону, будто подавая знак. Неужели всерьез решил, что она его не узнает? Она мигнула передними фарами в знак приветствия, он тут же выровнял мотоцикл и поехал посередине полосы перед автобусом.
        Эва изо всех сил старалась не пялиться на широкие плечи и крепкую спину, не думать о том, как сильно ей хочется сорвать с него кожаную куртку.
        Двери автобуса открылись с неохотой, с еще большей неохотой показалась Эва. Маршалл быстро затормозил, выставил подпору мотоцикла и снял шлем. Запустив пальцы в густые волосы, он зашагал к ней.
        — Забыл что-нибудь?  — промямлила она, стоя на верхней ступеньке и стараясь держаться как можно более расслабленно и непринужденно. Понимала, что будет совершенно раздавлена, если он явился за любимыми носками.
        — Да,  — протянул он, поднимаясь на нижнюю ступеньку.  — Это.
        Не сняв перчатку, он осторожно, точно хрустальную статуэтку, поднял ее подбородок и запечатлел на губах нежный поцелуй. Потом его рот сделался более настойчивым, что очень обрадовало Эву. Наклонив голову, он углубил поцелуй, проникнув языком к ней в рот. Эва воспрянула духом. Она-то решила, что никто никогда ее так больше не поцелует.
        От избытка чувств она едва не упала в обморок.
        — Я не попрощался как следует,  — наконец выдохнул Маршалл.  — А теперь и вовсе не хочу этого делать.
        — Ты уехал,  — возразила Эва, стараясь справиться с головокружением.
        — Но теперь вернулся.
        — А с работой что?
        — Что с ней? В моем списке еще много метеостанций. Просто изменю маршрут.
        Ей бы следовало напомнить о своей работе. Невозможно выполнять ее, когда Маршалл рядом.
        — Ты решил, что я захочу продолжить с того места, где мы закончили?
        Она очень хотела, но ему об этом знать не обязательно.
        — Ничего я не решал. Если отправишь меня восвояси, я потеряю час времени и топлива на пару баксов. Ставки высоки, как видишь.
        Она высвободилась из его рук:
        — Очаровательно.
        Его улыбка согрела ее изнутри, невзирая на протесты сердца.
        — Так ты хочешь, чтобы я уехал?
        Эва смотрела на него, вспоминала, как хорошо было в его объятиях. Мысль о том, что он снова оставит ее одну, была невыносима.
        — Следовало бы,  — едва слышно отозвалась она.
        — Это не отрицательный ответ.
        — Нет.  — Она взглянула ему в лицо.  — Не отрицательный.
        Робкая усмешка превратилась в широкую полноценную улыбку.
        — Тогда пошли клеить листовки. Нечего время терять.
        Он спустился со ступеньки и протянул руку, помогая ей. Его глаза были скрыты за солнечными очками, но телом пока владела тревожная скованность. Эва поняла, ее следующий шаг важен для него, и посмотрела на его руку. Проявление галантности восхищало и одновременно пугало ее. Восемь месяцев она спрыгивала с этих ступеней без посторонней помощи.
        Теперь же может позволить себе не делать этого.
        Что она почувствует, хоть ненадолго разделив свое бремя с другим человеком?
        Понял бы ее Трэвис?
        Казалось, миновала целая вечность, прежде чем она вложила свои пальцы в его затянутую перчаткой ладонь, принимая помощь.
        Оба понимали, что этим жестом она согласна на большее.
        Маршалл плелся в хвосте за Эвой и еще двумя дюжинами машин, держащими путь в крупнейший город южного региона. Оживленное движение в этой части страны. Когда Эва съехала на большую общественную парковку, он пристроил мотоцикл рядом и отправился купить им чего-нибудь поесть. По возвращении он обнаружил, что она выставила столик и доску объявлений с плакатами.
        — Мне нужно найти полицейское управление. Листовки почти закончились.
        — Почему ты не позаботилась об этом раньше?
        — Да вот кое-кто отвлек меня.
        — Точно.  — Он поморщился, сделав виноватое лицо.
        — Не вижу проявления сочувствия,  — пожурила она.
        Маршалл не мог сдержать улыбки:
        — Полицейское управление через несколько зданий от кафе, где я купил обед. Я тебя провожу.
        Эва заулыбалась:
        — Спасибо.
        Закрепив все, что могло бы улететь без присмотра, она прихватила флешку и отправилась вслед за Маршаллом. Дверь полицейского управления громко протестующе заскрипела, когда они вошли.
        — Добрый день,  — поприветствовала их молодая женщина, сидящая за столом в приемной.  — Добро пожаловать в Олбани.
        Эва протянула флешку:
        — Не могли бы вы распечатать сотню листовок, пожалуйста?
        — Что это?  — непонимающе нахмурилась женщина.
        — Объявления о пропавших без вести,  — пояснила Эва, женщина никак не отреагировала.  — Предполагается, что полиция печатает их бесплатно.
        — Сейчас уточню.
        Эва явно хотела добавить что-то еще, но Маршалл остановил, предостерегающе сжав запястье.
        Через несколько мгновений женщина появилась снова.
        — Мы быстро все подготовим,  — пообещала она с веселой улыбкой.
        Скрестив руки на груди, Эва отвернулась к окну, уставившись на залив.
        Каждый день ее подкарауливали маленькие бюрократические проволочки, затрудняющие попытки отыскать брата. Неудивительно, что она так устала. Подобные эмоциональные столкновения выматывают.
        — Доброе утро,  — раздался у нее за спиной мужской голос, она повернулась и увидела мужчину огромных размеров, который, улыбаясь наигранной улыбкой политика, протягивал ей руку для приветственного рукопожатия.  — Джералд Харви.
        — Эвелин Рид,  — пробормотала она, вкладывая пальцы в его ладонь.
        — Маршалл Салливан,  — представился Маршалл.
        — У вас кто-то пропал без вести?  — Мужчина подался вперед.  — Сочувствую вашей утрате.  — Он не дал Эве времени ответить.
        — Утрате?  — похолодев, повторила она.
        — Вашим… э-э-э… обстоятельствам,  — поправился Харви.
        Сделав шаг вперед, Маршалл погладил Эву по спине.
        — Благодарю вас,  — спокойнее, чем он ожидал, отозвалась она.
        Харви взял напечатанную секретаршей листовку, прочел вслух, смакуя имя, точно вино тонкого вкуса:
        — Трэвис Джеймс Рид.
        Будто Эва могла забыть, кого разыскивает уже целый год!
        — Сам я его не видел, но кто-то другой мог. Вы расклеиваете это по городу?
        — По всей стране вообще-то.
        Мужчина рассмеялся:
        — Так-таки по всей?
        — Именно.  — Эва даже глазом не моргнула.  — В каждом городе и каждой туристической точке.
        На цветущем лице мужчины появилось выражение недоверия и сожаления, быстро превратившееся в доброе снисхождение.
        — Это же целая уйма листовок.
        Надо же, какая проницательность!
        — И топлива.
        Что ж, всему есть предел.
        — Эва, давай вернемся к автобусу,  — воззвал Маршалл.  — А через пятнадцать минут я зайду за листовками. Тебе пора начинать общаться с людьми. Не хочу, чтобы ты кого-то пропустила.
        Поблагодарив мистера Харви, он вывел ее на улицу. Она хранила молчание. Не спорила с ним, не кричала. Будто ушла в себя и в обозримом будущем не собиралась возвращаться.
        Маршалла хватило на пять минут.
        — Я когда-нибудь на тебя так смотрел?  — спросил он, шагая рядом с ней по главной улице. Со смесью сожаления и вежливой тревоги. Будто она не вполне здорова психически.
        Этим прямым вопросом он снова завладел ее вниманием. Она посмотрела на него пронзительными карими глазами:
        — Иногда.
        Отлично. Теперь понятно, почему она так долго привыкает к нему.
        — В твоих действиях нет ничего ненормального!  — с жаром воскликнул Маршалл, останавливаясь и поворачивая ее к себе.  — Это нетипично, но совершенно логично. Принимая во внимание обстоятельства. Я тебя понимаю.
        — Правда?
        Он махнул рукой в сторону доски объявлений о пропавших без вести:
        — Уверен, родственники этих людей хотели бы найти в себе мужество и силы поступить так же, как ты. Лично отправиться на поиски, а не пассивно ждать дома, полагая, что сделали все, что в их силах.
        Кивком головы Эва указала в сторону полицейского управления:
        — Типичная реакция.
        — Видимо, люди просто не знают, что сказать.
        Она пристально посмотрела на него:
        — А вот тебе эта проблема незнакома.
        Маршаллу было приятно осознавать, что она простила его, невзирая на ужасное первое впечатление, которое он на нее произвел.
        — Ну, я просто исключение из правил,  — пошутил он.
        Эва снова опечалилась.
        — Иди же,  — подтолкнул он,  — начинай. Я заберу листовки у мистера Само Очарование, занесу тебе, а потом поищу нам место для ночлега.
        Эва глубоко вздохнула:
        — Спасибо.
        — Без проблем. Скоро вернусь.
        Отойдя на пару шагов, он вернулся.
        — Что?
        Он крепко обнял ее, прижал к себе, ругая себя за забывчивость. Обнимать Эву нужно регулярно, она очень нуждается в ласке. И он с радостью будет это делать. Обхватив тонкими ручками его за талию, она прильнула к груди, упершись макушкой ему в подбородок. Он погладил ее по волосам.
        Увлеченные друг другом, они стояли, объятые шумом большого города, ничего не замечая вокруг.
        — Тот парень болван,  — прошептал Маршалл ей на ухо.
        — Знаю,  — сдавленно ответила она, не отрываясь от его груди.
        — Я очень сожалею о случившемся.
        Она теснее прижалась к нему:
        — Я привыкла.
        — Не следовало бы.
        — Спасибо.
        Он не спешил отпускать ее.
        — М-м-м… Маршалл?
        — Да?
        — Ты вроде собирался подыскать для нас ночлег?
        — Точно. Уже иду.
        Одна из проезжающих мимо машин посигналила им.
        — Маршалл?
        Он продолжал с отсутствующим видом гладить ее по голове:
        — Что?
        — На нас все смотрят.
        Он открыл глаза, поймал на себе удивленные улыбки сразу нескольких местных жителей, снова закрыл, крепче прижимая Эву к себе:
        — Плевать я на них хотел.
        — Своеобразное у тебя представление о ночлеге.
        — В мой бюджет входят остановки в мотелях. Ты тоже можешь извлечь из этого выгоду,  — пожал плечами Маршалл.
        — Они всегда такие роскошные?  — нараспев произнесла Эва.
        Комплекс, расположенный на берегу, куда привел ее Маршалл, больше всего походил на дорогой курорт.
        — Вообще-то нет, но благодаря тому, что последние две ночи я провел у тебя, у меня появились некоторые сбережения. Сейчас не сезон, посетителей почти нет, так что можешь смело оставлять автобус на парковке, не опасаясь занять чье-то место.
        Он что же, предлагает ей ночевать в автобусе, в то время как сам будет спать один в роскошной кровати? Эва посмотрела на него. Возможно, она неверно истолковала его возвращение, но ей недоставало смелости спросить об этом. Одна бурная ночь вместе — это одно, вторая ночь — совсем другое, это уж чересчур.
        — Идем, посмотрим, как там все устроено.
        Она последовала за Маршаллом на второй этаж. С балкона открывался роскошный вид на парк, дорожки которого сбегали к бирюзовым водам залива, обрамленного рядом сосен. Все пространство номера занимали огромный диван и кровать. На стене красовались картины местных художников и большой телевизор с плоским экраном. Приоткрытая дверь в ванную комнату манила чем-то огромным и белоснежным.
        — Это спа?  — с благоговением спросила Эва.
        — Похоже на то,  — неуверенно ответил Маршалл, кажется, начиная понимать двусмысленность ситуации.  — Идет в комплекте с номером.
        Эва задумалась: интересно, сколько времени она не принимала ванну? Какой бы заманчивой ни казалась перспектива понежиться в спа, поваляться на мягком диване, посидеть на балконе с бокалом вина, на ночь она здесь не останется. Ее кровать в автобусе весьма удобна.
        Снова бросив взгляд на дверь ванной, она задумалась, как бы попросить воспользоваться ею, но так, чтобы Маршалл не счел это приглашением или поощрением к дальнейшим действиям.
        Он, как истинный джентльмен, снова пришел на выручку:
        — Хочешь пойти первой?
        Эва согласилась не раздумывая, бросилась в автобус за чистой одеждой. Возвращаясь, она перепрыгивала через две ступеньки. Удобные леггинсы и футболка означали, что она останется у него. И ужинать в таком виде придется в номере вдвоем.
        Похоже, подсознание все за нее решило. Да и манящему бульканью мыльных пузырей совершенно невозможно противиться.
        Мыльные пузыри. Рай на земле!
        — Наполняется очень быстро,  — провозгласил Маршалл, когда Эва ворвалась в номер, сгорая от нетерпения.
        Она замерла на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу и не зная, что делать дальше.
        — И душ тоже есть,  — продолжил он, сверкая глазами.  — Можешь принять, пока вода набирается.
        Эва любила свой автобус, но напор струи душа в нем был совсем слабым. При мысли о нормальном душе она воспрянула духом.
        — Правда?
        — Видела бы ты сейчас свое лицо! Это бесценно.  — Он усмехнулся.  — Я так понимаю, ты любишь спа.
        — У меня дома была струйная ванна,  — призналась она.  — Как же мне ее не хватает!
        Выставляя дом на продажу, о ванне она вовсе не подумала. Брат превыше всего, так ведь? Но как же она любила понежиться в водичке в конце долгой напряженной недели! А в дороге каждая неделя казалась долгой и напряженной.
        — Ну же, приступай!
        Эва поспешно прошмыгнула мимо него в ванную и закрыла за собой дверь. Выждав некоторое время, хотела было задвинуть щеколду, гадая, как он это воспримет после столь продолжительной паузы, но махнула рукой. Будь у него бесчестные намерения, давно нашел бы способ претворить их в жизнь. Тем более они уже спали вместе.
        И вообще, не станет Маршалл пробираться к женщине в ванную.
        Он хороший человек.
        Эва разделась в мгновение ока и встала под бодрящие струи. Горячая вода лилась на плечи, стекала по спине и ногам. Она намочила волосы.
        Тепло, спокойно. Как дома. Кожу начало покалывать. Неожиданно Эва расплакалась.
        Она в дороге уже долгое время. Нормально ли это — признаться, что устала? Это ведь не будет означать, что она разлюбила Трэвиса, правда? Она подняла лицо, позволяя струям воды смыть слезы вины. Наконец в ванну набралось достаточно воды, и она, выключив душ, погрузилась в нее и застонала от удовольствия.
        Когда последний раз она наслаждалась жизнью? Когда позволяла себе закрыть глаза и просто плыть по течению? Теплая вода оказала немедленное воздействие, расслабив напряженные мышцы, включая те, которые болели после вчерашней ночи.
        Неужели всего двадцать четыре часа назад их тела сплетались в едином страстном порыве? Руки, ноги, языки? Происходило ли это на самом деле или просто приснилось? Не должен ли Маршалл находиться сейчас с ней, а не ждать очереди за закрытой, но не запертой дверью?
        Она подняла руку, вода каскадом брызг тут же устремилась вниз.
        — Маршалл?
        — Что?  — мгновенно отозвался он.
        Голос прозвучал так близко, точно он стоял не за дверью, а перед ней. Эва быстро открыла глаза и посмотрела в висящее на стене зеркало, хотя и без того знала, что увидит. Маршалл не из тех, кто станет подсматривать. Если бы хотел, постучал, вошел и испепелил ее откровенным взглядом.
        Потому что он хороший человек и знает, чего хочет.
        Интересно, чем он занят? Слоняется поблизости? Или в номере превосходная акустика?
        — Ты занят?  — откашлявшись, поинтересовалась она.
        — Нет, вещи распаковываю.  — Пауза.  — А что?
        — Просто я подумала… Давай поговорим?
        — Разве ты не хочешь расслабиться?
        — Тут так тихо.
        — А я думал, ты привыкла к тишине после восьми месяцев в дороге.
        Верно. Вот так могут изменить девушку два дня в мужской компании.
        — Обычно я включаю музыку, когда принимаю ванну.
        Классическую. Нежную.
        — Хочешь, чтобы я тебе спел?  — со смехом уточнил Маршалл.
        От этой мысли кожу защипало еще сильнее.
        — Нет, давай просто поговорим.
        — Хорошо.  — Снова пауза.  — О чем ты хочешь поговорить?
        — Не знаю. Например, о том, где ты вырос. О твоей семье. О чем угодно.
        Дверь содрогнулась, Эве стало интересно, не прислонился ли он к ней спиной. Вынув губку из гостевого банного набора, она принялась намыливать руки, позволяя горячему пару проникать в поры. В душу.
        — Не уверен, что моя история будет способствовать расслаблению,  — сдавленно отозвался он.
        Губка замерла в воздухе.
        — Правда? Почему?
        — Видишь ли, моя семья столь же несостоятельна, как твоя.
        Эва подумала, что ему едва ли удастся побить ее печальный «рекорд». Покойная мать-пьяница, пропавший без вести брат. Тем не менее любопытство взяло верх.
        — Где сейчас твои родные?
        — По-прежнему в Сиднее.
        — Не вижу в этом ничего особенного.
        — Взросление далось мне непросто.
        Закрыв глаза, Эва продолжала мыться, вслушиваясь в низкий рокот голоса Маршалла.
        — Как это?
        Он правда вздохнул, или ей показалось?
        — Моя семья не была зажиточной, хотя и не голодала. Сама понимаешь, девяностые годы, эра изобилия и успеха.
        Положив голову на ободок ванны, она вся обратилась в слух.
        — У меня тоже есть брат, которому совсем не нравилось прозябать в бедности, поэтому он решил взять дело в свои руки и, надо заметить, подошел к этому весьма творчески. Очень скоро вся округа узнала, что он может достать любые легкие наркотики.
        Открыв глаза, Эва посмотрела в потолок:
        — Твой брат был драгдилером?
        — Сам себя он называл предпринимателем.
        — Сколько это продолжалось?
        — До недавнего времени я не смог бы ответить на этот вопрос. Теперь скажу: дела у Рика идут столь же хорошо, что и раньше. Но я с ним больше не вижусь.
        Неудивительно, что Маршалл посочувствовал ей по поводу Трэвиса. Ему точно известно, каково это — потерять брата.
        — Чье это было решение?
        Воцарилось продолжительное молчание, нарушаемое лишь капаньем воды с душа.
        — Это очень трудно объяснить.  — Он наконец нарушил молчание.
        Как всегда.
        — Взрослея рядом с Риком, мне всегда приходилось бороться.
        — Потому что он был преступником?
        — Не преступником, а героем.  — Маршалл горько усмехнулся.  — Дело происходило на глухой окраине города, не забывай. Не лучшее место для детей. Люди любили моего брата, им нравился товар, вот они и стремились стать частью его окружения. Иногда ради достижения цели использовали меня,  — сдавленно пояснил он.
        Эва подняла голову:
        — Ты о девушках говоришь?
        — О девушках, о друзьях. Даже парочка учителей имела нездоровые привычки.
        Бедняга Маршалл-подросток!
        — Ты его ненавидел?
        — Нет, я любил его.
        — Значит, ненавидел себя за это,  — догадалась Эва.
        — Значит, я ничем не отличался от всех этих подхалимов. Ненависть к нему сделала бы мою жизнь куда проще.
        Выходит, есть много способов лишиться брата.
        — Ты скучаешь по нему?  — прошептала она.
        — Да, очень. Пока я рос, он был единственным родным человеком. Потом я сосредоточился на работе и с удивлением обнаружил, что минуло десять лет, а я и думать о нем забыл. Как и о матери. И о Кристине. И о том, что они делали вместе.
        Эва устроилась удобнее:
        — Кристина ушла к твоему брату?
        — Да, какое-то время они были вместе.
        Дверь завибрировала, но не открылась. Очевидно, Маршалл сел на пол, прислонившись к ней спиной. Эва вдруг осознала, насколько близко друг к другу они находятся. Тонкая стенка — вот все, что их разделяет.
        Неудивительно, что Маршалл относится к людям с недоверием. И говорит со сдерживаемой болью.
        — Прости. Мне следовало спросить тебя о чем-нибудь другом.
        — Ничего. Все уже в прошлом.
        — А как ты выбрался из криминального пригорода, начал работать на федеральное правительство?
        Он рассмеялся, и она поняла, что неравнодушна к его возбуждающему смеху.
        — Ты удивишься, но метеорология не самая сексуальная из всех наук.
        Не сексуальная? Ну, это только для тех, кому не довелось познакомиться с Маршаллом Салливаном!
        — Это означает, что стипендии пропадали зря. Одной из них удостоился я. К ней прилагалось проживание в кампусе.
        — Стипендия стала твоим билетом в новую жизнь?
        — Поначалу да, но вскоре я по-настоящему увлекся и полюбил метеорологию. Благодаря статистике и приметам она предсказуема, всегда можно понять, какая будет погода.
        — Никаких сюрпризов?  — уточнила Эва.
        Думаю, я просто искал занятие, в котором можно познать истину прежде, чем она сама тебя найдет.
        Неудивительно, учитывая, что друзья его использовали, мать отвергла, а брат предал.
        — Тебе это подходит.
        — Что, быть синоптиком?
        — Нет, ломать стереотипы.  — Помолчав немного, она добавила:  — Прости, что дразнила тебя Синоптиком.
        — Ничего не имею против этого прозвища, но только из твоих уст.
        — Почему?  — рассмеялась она.  — Что во мне особенного?
        — Сколько тебе нужно времени?  — напрямую спросил он.
        Эва ощутила тепло изнутри, но подавила это чувство. Сейчас не время позволять себе романтические отношения.
        — Кстати, что сегодня на ужин?
        Деликатностью, Рид, ты никогда не отличалась.
        Маршалл позволил ей сменить тему:
        — Подожди секунду, сейчас уточню.
        Хороший человек, точно знает, чего хочет, умеет сопереживать. Такой мужчина просто не может не нравиться!
        Глава 9
        Добром для него это не закончится!
        В промежутке между сидением на полу у двери ванной и наблюдением за тем, с каким энтузиазмом Эва поглощает итальянский суп, его вдруг осенило. Не всем воздается за доброту.
        Как он до сих пор этого не понял?
        Но что сделано, то сделано. Он принял решение и очутился здесь. Время рассудит, правильно он поступил или нет, а пока нужно пользоваться возможностью, узнавать Эву поближе. Попытаться ее понять.
        Быть может, в таком случае он поймет, в чем заключается ее правда, прежде чем она, подобно циклону, обрушится на него.
        — Можно тебя спросить, что случилось с Трэвисом? Когда он пропал, я имею в виду.
        Блеск в ее глазах тут же померк.
        — Однажды он исчез.  — Она пожала плечами.
        — Так просто?
        — Ничего простого.
        — Верно, лишиться близкого человека всегда тяжело.
        Маршалл замолчал, решив дождаться, пока Эва заговорит снова. Сам он, пока она была в ванной, открыл ей гораздо больше личных подробностей, чем кому-либо прежде.
        — Она была пьяна,  — наконец начала Эва. Маршаллу без пояснений стало ясно, о ком речь.  — Во время юношеского хоккейного матча с участием Трэвиса она сидела в ближайшем пабе, накачиваясь спиртным, хотя при этом считала, что вполне может сесть за руль.
        Пьяная мать, отвечающая за безопасность четырнадцатилетнего мальчика.
        — Она была алкоголичкой?  — Теперь понятно, почему Эва почти не прикасается к спиртному.
        Она кивнула:
        — И вся округа знала об этом.
        Маршалл уронил руки на колени:
        — Девочке-подростку непросто справиться с подобным.
        — Всем нам много с чем приходилось справляться. Трэвис видел смерть матери, папа стал свидетелем крушения ее репутации, а я…
        — Что делала ты?
        — Справлялась. Приняла решение жить дальше, стала заботиться об отце и брате.
        — Это большая ответственность.
        — Честно говоря, тогда я не считала это чрезмерным.  — Тогда.  — Мне было чем заняться. После случившегося папа забрал Трэвиса из школы за несколько месяцев до окончания учебного года. Должно быть, это стало ошибкой. Трэв оказался изолированным от друзей, занятий спортом, привычного распорядка. Конечно, это выбило его из колеи. На следующий год он снова пошел учиться и получал хорошие оценки, но его веселость и нагловатость полностью испарились. Я-то думала, мы все свыклись с новой ситуацией, включая и его. А возможно, просто привыкли и к самим себе новым.
        Оцепенение может поглотить человека, что верно, то верно.
        — Первые несколько лет были особенно тяжелыми. Сначала в приоритете значилась выписка Трэвиса из больницы, беспокойство о его здоровье. А потом нужно было просто жить дальше, понимаешь?
        Маршалл отлично понимал, что она имеет в виду. Такова и его история жизни. Но не каждый может справиться. Временами лично у него опускались руки.
        — Что изменилось? Что заставило его уйти?
        Эва болезненно поморщилась:
        — В год его исчезновения проводили следствие, вызвавшее интерес в средствах массовой информации.
        — Несколько лет спустя?
        — Судебное разбирательство, полагаю.  — Плечи поникли, Маршаллу тут же отчаянно захотелось обнять ее. Она казалась такой хрупкой, он опасался, как бы не рассыпалась на кусочки, если он это сделает.  — На нас снова стали оказывать огромное давление.
        Маршалл придвинулся ближе к ней, прислонился плечом:
        — Твой брат не смог этого вынести?
        Эва подняла голову, не глядя ему в глаза:
        — Это я не смогла. Отчаянно хотелось понять, что произошло, не могла больше вести себя как ни в чем не бывало, поддерживать папу и заменять Трэвису мать. Притворяться, что все нормально, когда о несчастном случае вспоминали снова и снова.
        Маршалл вдруг понял, почему Эва так целеустремленно пытается найти брата.
        — Что ты сделала?
        — Вернулась в собственный дом, заменила погибшие комнатные растения новыми, навела порядок, выбросила горы рекламных листовок и решила наладить свою жизнь.
        — А Трэвис?
        — Я их не бросала!  — с жаром запротестовала Эва.  — Навещала, помогала. Но они мужчины и должны вести себя ответственно. Они согласились.
        Маршалл ничего не сказал, но во взгляде явственно читался вопрос.
        — Трэву приходилось труднее, чем мы предполагали. Расследование снова разворошило болезненные воспоминания. Ему исполнилось восемнадцать, и эмоционально он все больше отдалялся от нас.  — Она покачала головой.  — А потом просто пропал посреди следствия. Мы решили, что ему потребовался перерыв на несколько дней, например чтобы развеяться, но прошла неделя, за ней вторая. Через месяц мы заявили о его исчезновении.
        — Ты винишь себя.
        Ее хрупкие плечи расправились и снова поникли.
        — Я не позаботилась о нем.
        — Нет, ты заботилась. Много лет.
        — Но потом-то устранилась.
        — Ты выжила. Это большая разница.
        Она посмотрела на него с мукой во взгляде:
        — Почему он со мной не поговорил, когда ему было плохо?
        Эту тяжесть она носила в душе уже долгое время.
        — Восемнадцатилетние парни не любят говорить о своих чувствах. Делюсь личным опытом.
        Лицо Эвы исказилось, Маршалл обнял ее:
        — Ты не ответственна за исчезновение Трэвиса.
        — Люди всегда так говорят в подобных случаях?  — Она спрятала лицо у него на груди.  — А что, если я все же виновата?
        Итак, она до сих пор сомневается. Он поспешил разуверить ее.
        — Это не имеет отношения к тебе, а лишь к мальчику-подростку, ставшему свидетелем смерти матери. Которая к тому же являлась алкоголичкой. У меня самого мать тоже не подарок,  — признался он.  — Что, если бы ты приходила к Трэвису каждый день, а он все равно сбежал бы?
        В ее глазах сверкнули слезы.
        — Он мой брат.
        — Он взрослый человек, Эва.
        — Ему было всего восемнадцать. Совсем ребенок. Да еще и страдающий паническим синдромом и депрессией.
        — Он ведь лечился, не так ли?
        — Да, и тем не менее почему он сбежал?
        К этому вопросу они будут возвращаться снова и снова.
        — Только Трэвис знает ответ.
        Она замолчала и принялась пощипывать обивку дивана. Маршалл собрал посуду на поднос и выставил за дверь номера. Вернувшись, протянул Эве руку:
        — Идем.
        Она воззрилась на него широко распахнутыми глазами:
        — Куда?
        — Провожу тебя домой, в автобус. Думаю, тебе лучше находиться в окружении привычных вещей.
        Эва не стала спорить, вложила свою руку в его, последовала за ним.
        — На самом деле это не дом. И большинство вещей не мои.
        Как ни странно, эти печальные слова всколыхнули в его душе надежду. Если она не привязана к автобусу, возможно, у него есть шанс превратиться в часть ее мира.
        Сняв ботинок, он поставил его в дверной косяк, чтобы дверь не захлопнулась.
        Автопарковка почти пустовала. Маршалл придержал для Эвы дверь, прошел вслед за ней в спальню. Она не обернулась, не стала возражать, приняв его присутствие как должное.
        Он вложил ей в руку магнитную карту от своего номера.
        — Позавтракаем на балконе в восемь утра?
        — Хорошо.
        И откинул одеяло на кровати. Она послушно легла, он укрыл ее, туго подоткнув одеяло.
        — В случившемся нет твоей вины, Эва.
        Он станет повторять ей эти слова каждый день до конца жизни, если понадобится.
        Она кивнула, правда, не потому, что поверила ему. Склонившись над ней, Маршалл оказался в опасной близости от ее губ, но в последний момент поборол искушение и чмокнул ее в горячий лоб.
        — Завтрак в восемь.
        Эва не сказала, что согласна, даже не кивнула, но глаза светились обещанием, поэтому он выключил свет и вышел из автобуса. На всякий случай подергал ручку, проверяя, заперта ли дверь, после чего удалился.
        В душе поднималась волна протеста против необходимости оставлять ее на ночевку в автобусе, но она взрослая женщина, в состоянии позаботиться о себе, уже год ведет кочевой образ жизни. Он не имеет права обращаться с ней, как с ребенком, потому лишь, что она поделилась с ним болезненными детскими воспоминаниями.
        Ковыляя в одном ботинке, он вернулся в свой большой пустой номер.
        Кто-то осторожно потряс его за плечо, разбудив. В номере было темно, за окном тоже. Явно не восемь часов утра! И тут он понял, что происходит.
        Теплое мягкое тело скользнуло к нему под одеяло. Он подвинулся, освобождая место, оно подвинулось вместе с ним, продолжая прижиматься к нему.
        — Эва?
        Кто бы сомневался!
        Она устроилась у него под бочком.
        — Тихо. Уже поздно.

«Или рано»,  — подумал он, но спорить не стал. Не хватало еще собственными руками оттолкнуть такой подарок! Он обнял ее, прижал к себе, согревая своим теплом.
        Не в силах противиться, зарылся губами ей в волосы.
        Она не отстранилась.
        — Я ни на что не надеюсь,  — шептал он.  — Если скажешь, что нам нужно идти разными дорогами, приму это решение. Я догнал тебя, чтобы мы могли…
        — Попрощаться как цивилизованные люди?
        — Нет, не попрощаться. Исследовать глубже. Посмотреть, к чему это приведет.
        Он прислушивался к ее дыханию.
        — Я переспала с тобой, потому что на следующий день ты должен был навсегда уехать, раствориться за линией горизонта,  — призналась Эва.
        Он слегка изменил положение тела, чтобы рассмотреть ее в темноте.
        — Я тоже это понимал. А потом узнал кое-что о горизонтах.
        — Что?  — промямлила она.
        — То, что они ужасно далеки, не доедешь.
        Она отстранилась, подперев голову рукой:
        — И что же, ты собираешься стать моим пассажиром на несколько дней? Недель?
        — Пока не узнаем наверняка.
        — Что не узнаем?
        — Есть ли у нас потенциал.
        Ты путешествуешь по стране с важной миссией. Не самое подходящее время для подобных изысканий.
        — Она права. Ему бы следовало придерживаться быстрых, ни к чему не обязывающих связей.
        — В том-то и дело, Эва. Я не искал. Он, похоже, сам нас нашел.
        Ей больше нечего было сказать, ровное дыхание свидетельствовало о том, что она совершенно проснулась. Вслушивается. Размышляет.
        Маршалл прижал ее к себе, они провалились в глубокий сон.
        Глава 10
        Пробуждение на следующий день казалось повторением предыдущего утра, правда, при полном отсутствии действия. На этот раз Эва не выбиралась потихоньку из постели в коварной попытке лишить Маршалла своего тепла.
        Тем не менее в этот раз они пережили куда более интимные и значимые моменты, чем прежде. Лежали в постели в обнимку, разговаривали. Заснули.
        И никакого секса.
        — Доброе утро,  — пробормотала она, не разлепляя глаз.
        — Давно проснулась?
        — Достаточно, чтобы ощутить твой пристальный взгляд.
        — Это что-то новенькое,  — со смехом заметил он.
        Ну же, открой глазки!
        Эва лишь улыбнулась и теснее прижалась к Маршаллу, явно желая еще подремать.
        — Уже восемь часов.
        Когда она наконец открыла глаза, заспанные и томные, он понял, что не видел зрелища прекраснее.
        — Неправда.
        — Правда.
        Значит, в сущности, рабочий день для обоих уже начался.
        Эва снова закрыла глаза и глубже зарылась под одеяло. Придется ему сделать первый шаг.
        — Что это ты делаешь в моей постели?
        Она приоткрыла один глаз, он решил, что сейчас она отпустит в его адрес ответную саркастическую реплику, резкую и примечательную, но нет, Эва открыла второй глаз и в упор посмотрела на Маршалла.
        — Проснувшись посередине ночи,  — промурлыкала она,  — поняла, что хочу находиться именно в твоей постели.
        Что ей ответить? Ведь ради этого он вернулся, не так ли? Посмотреть, во что могут вылиться их отношения. Не это ли он нашептывал ей ночью на ушко? Однако теперь, произнесенные вслух, слова вдруг показались пугающе реальными.
        Он откашлялся:
        — Позавтракаем?
        — Может, лучше в городе? После того как я закончу с делами.
        Конечно. Работа превыше всего.
        — Да и мне нужно разобраться с текучкой.
        — Где находится метеостанция?
        Он ответил, она задала еще пару вопросов, внесших сумятицу в его мысли. Лежа в постели с потрясающей женщиной, беседовать о погоде! В буквальном смысле слова. Почему-то этот разговор не казался пустой светской болтовней, а исполненным смысла. Внезапно Маршалл осознал — почему.
        Они легко и непринужденно общаются в постели, как обычно поступают все супружеские пары. Это открытие невероятно пугало.
        — Я быстренько приму душ и раздобуду чего-нибудь поесть, пока ты будешь разбираться с делами.
        Моргая, она приподнялась на локте:
        — Извини, если все усложнила.
        Он принудил себя улыбнуться.
        — Ты не усложнила. Просто сделала все опасно привлекательным, мне это все в новинку.
        Маршалл прошлепал в ванную, встал под душ, которым Эва наслаждалась накануне. Перед глазами тут же замелькали притягательные образы. Струи воды стекают по стройному телу Эвы, она запрокидывает голову, мурлыкая от удовольствия. Эти звуки он слышал, прислонившись к двери. Как же ему хотелось присоединиться к ней, мыться вместе до скончания веков! Теперь же, когда мечта близка к осуществлению, панически испугался.
        В его мире мечтам осуществляться не свойственно, как правило, они разбиваются вдребезги, поэтому трудно поверить в то, что все хорошо.
        Маршалл прикрутил кран с горячей водой и быстро побрился.
        Когда он вышел из ванной, Эвы в номере не оказалось.
        В душе тут же зашевелились былые страхи, но он быстро сообразил, что у нее здесь никакой одежды, кроме той, что на ней. Осторожно приоткрыв дверь номера, он посмотрел через образовавшуюся щель в коридор и увидел в окне Эву, шагающую к автобусу.
        Ну же, приятель, соберись. Ты ведь именно этого хотел.
        Жизнь научила его подавлять желания, чтобы потом не разочаровываться.
        Итак, она решила провести ночь с комфортом. Едва ли это проявление страсти. Она прильнула к нему, пригрелась и заснула. А утром снова поиски Трэвиса.
        Как всегда.
        Их едва уловимая схожесть одновременно интриговала и пугала Маршалла. Найдется ли ему место в ее сердце, давно и прочно занятом другим человеком?
        Он быстро оделся, провел расческой по волосам, приводя себя в подобающий вид.
        Когда Эва снова появилась на пороге номера, он сдержанно улыбнулся ей:
        — Готова?
        Она ответила не сразу, словно молча спрашивала его о чем-то:
        — Да. Встретимся у городской ратуши?
        — Хорошо.
        Где бы эта ратуша ни находилась.
        Эва вопросительно посмотрела на него и улыбнулась, ничего не сказала, вышла из номера и зашагала к автобусу. Маршалл последовал за ней.
        — Бутерброд с беконом и яйцом?  — крикнул он ей в спину.
        — Звучит заманчиво.
        Заманчиво.
        Да, пришла его очередь заняться самоанализом. Большинство парней, проснувшись в обнимку с теплой, сгорающей от желания женщиной, не преминули бы воспользоваться ситуацией, а он испугался. Не лучшее начало, верно, но Эва, судя по всему, не возражает. Брат снова безраздельно завладел ее мыслями.
        Как обычно.
        Неорганизованный полицейский, с которым Эва имела дело вчера, вел себя куда более тактично, чем большинство прочих людей, которым она пыталась объяснить свои мотивы.
        Кроме Маршалла, только родственники других пропавших без вести по-настоящему понимали и принимали ее одиссею. Что делало Маршалла человеком исключительным.
        Улыбнувшись, Эва протянула листовку пожилой женщине, которая остановилась у щита с плакатами. Она высоко оценила то, что женщина внимательно рассмотрела каждую фотографию, прежде чем уйти. Нет ничего хуже людей со скользящими взглядами. В некотором роде они даже хуже, чем те, кто вообще не смотрит. Эва понимала, не стоит особо надеяться, что люди запомнят одно лицо, не говоря уж о дюжине, но на доски объявлений в почтовых отделениях вообще никто не смотрит. Тем более там подобные объявления, как правило, перемежаются с другой информацией.
        Прошлой ночью, когда Маршалл рассказал о брате, в душе Эвы что-то перевернулось. Словно из разряда врагов он перешел в разряд друзей по несчастью. Он тоже лишился брата и понимал, каково это — махнуть рукой на члена собственной семьи.
        Правда, в этом случае он сам предпочел уйти.
        Эву терзали противоречивые чувства. Обнять его, похвалить за мужественное решение в столь юном возрасте порвать с невыносимыми родственниками и как следует встряхнуть, напомнить, что у него есть брат, который жив и здоров.
        Братьями нельзя с легкостью разбрасываться.
        Она никогда бы не подумала, что Маршалл вырос в неблагополучном районе. Несмотря на татуировки и кожаную куртку, он казался вполне нормальным. В голове не укладывается, как близкий родственник может быть закоренелым преступником. Это делало жизнь Маршалла еще более примечательной. Он окончил школу, университет, выбрал себе самое интеллектуальное и прямолинейное занятие на свете — метеорологию.
        На губах появилась непрошеная улыбка. Кто бы мог подумать, что ее может так сильно взволновать синоптик. А Маршалл бесконечно волновал и возбуждал.
        Ночью она забралась к нему в постель неслучайно. Пробежка через парковку отрезвила и предоставила возможность как следует обдумать ситуацию, понять, чего она хочет на самом деле. Она хотела Маршалла. Чтобы он лег на нее, занялся любовью, как в первый раз, необузданно и самозабвенно.
        Чтобы еще раз ощутить вкус свободы.
        Днями напролет она думала только о брате, так неужели ее ночами не может завладеть другой человек, который поможет забыться хотя бы на несколько коротких часов.
        Маршалл не воспользовался ситуацией, лишь прижал ее к себе, убаюкал жарким шепотом, заставив осознать, как отчаянно ей не хочется делать самое простое.
        Спать с ним так просто. Влюбиться в него стало бы предательством. Но утро все равно наступит и напомнит о реальности. Реальности, в которой нужно решить монументальную задачу. Маршалл догнал ее, чтобы понять, могут ли их отношения перерасти во что-то большее, если дать им шанс. О каком шансе идет речь, когда она по-прежнему занята поисками брата?
        Хороший секс — это одно, счастливое семейное будущее — совсем другое.
        Ни на что подобное у нее сейчас нет времени.
        Кроме того, оба понимают, что счастливые семьи не более чем миф.
        — Благодарю вас,  — запоздало пробормотала Эва, обращаясь к мужчине, взявшему листовку из пачки. Она так глубоко задумалась, что перестала следить за происходящим.
        Ну, нет, она ничего не обещала Маршаллу, а он ни о чем не просил.
        Обоим лучше жить настоящим, не заглядывать в будущее.
        В юго-западной части штата Западная Австралия раскинулось множество винодельческих городков с уникальной атмосферой, располагавшихся так близко друг к другу, что туристы имели возможность посетить сразу несколько за одни выходные.
        Расклейка листовок на двух сотнях квадратных километрах вдруг показалась куда более трудной задачей, чем на предыдущих двух тысячах, но Эва с Маршаллом отлично справлялись вместе. Все свободное время он помогал ей тиражировать лицо Трэвиса в городах, которые они проезжали. Подавал кнопки, скотч, степлер. Она бы справилась и в одиночку, но с ним чувствовала себя куда как лучше.
        Прежде Эва даже не осознавала, какой невыносимой и разрушающей сделалась ее жизнь. Душа начала покрываться коростой.
        Она искоса посмотрела в красивое лицо Маршалла, дивясь тому, как быстро привыкла к его присутствию, с какой готовностью разделила с ним путешествие.
        Кроме того, одна голова хорошо, а две — лучше.
        Эва заметила бредущего по улице угрюмого нервного человека со сложенным листом бумаги.
        — Может, посмотрим кино сегодня вечером?  — раздался у нее над ухом голос Маршалла. Кино они не смотрели с того самого вечера в автобусе, когда негласно объявили этот вид искусства запретным. В прошлый раз совместный просмотр фильма окончился тем, что они упали друг другу в объятия.
        — Возможно,  — выдохнула она. Девушка не может прожить одними ухаживаниями. Не говоря уж о мужчине. Пришло время повторить приятный опыт. Судя по глазам Маршалла, он думал о том же.
        Незнакомец все еще топтался неподалеку. Лишь когда он засунул бумагу в карман и развернулся, чтобы уйти, Эва сообразила, что он хотел им что-то сказать.
        — Извините,  — крикнула она вслед мужчине,  — могу я вам чем-нибудь помочь?
        Он остановился, повернулся.
        — Ваш знакомый?  — спросил он, протягивая Эве листовку.
        Она тут же покрылась гусиной кожей.
        — Это мой брат. Вы его узнали?
        Мужчина приблизился на шаг:
        — Не уверен. Но лицо кажется мне знакомым.
        Эва вскочила:
        — Что вы имеете в виду?
        — Я его как будто где-то прежде видел. Не хочу, однако, обнадеживать вас. Вдруг ошибаюсь?
        — Буду рада любой информации.
        Она почувствовала исходящее от Маршалла тепло, когда он встал рядом. Сердце бешено забилось в груди. Боже, она так увлеклась Маршаллом, что едва не пропустила человека, могущего помочь!
        — Откуда вы его знаете?  — спросил Маршалл.
        Мужчина посмотрел на него:
        — Правда не помню. Откуда-то. И совсем недавно.
        — Насколько недавно? Два месяца назад? Шесть?  — с отчаянием в голосе воскликнула Эва, не в силах сдерживаться. На плечо тут же легла большая надежная ладонь.
        — А где вы живете?  — спокойно поинтересовался Маршалл.
        — Здесь, в Августе. Но парня этого, как мне кажется, видел в другом месте.
        Мысль о том, что Трэвис может находиться поблизости, была невыносимой.
        — Где-то еще?
        — Я водитель грузовика. Может, заприметил его в соседнем…
        — Каком городе?  — с жаром спросила Эва, Маршалл сильнее сжал ее плечо.

«Ты что, издеваешься?  — хотелось закричать ей.  — Первая подсказка почти за девять месяцев, а ты призываешь меня расслабиться». Нервы были на пределе, тело напряглось.
        — По какому маршруту вы обычно ездите?  — тем же спокойным тоном произнес Маршалл.
        — Во все уголки юго-запада.  — Мужчина явно сожалел о том, что вообще завел этот разговор.  — Знаете, я ведь могу и ошибаться.
        Эву охватила паника.
        — Нет! Прошу вас, не отказывайтесь от своих слов,  — поспешно воскликнула она. Понимая, что несдержанным поведением лишь отпугивает возможного свидетеля, стала работать над дыханием. Как же трудно не сорваться!
        Что с ней творится?
        — Подсознание — мощная сила,  — внушительно добавила она.  — Возможно, ему известно больше, чем сознанию.
        В глазах мужчины отразилось сожаление, Эва вдруг осознала, как выглядит в глазах других людей, в том числе Маршалла. Одержимая, отчаянная, жалкая.
        Это ей совсем не понравилось.
        Мужчина наморщил лоб:
        — Я правда не уверен.
        — Давайте попробуем проследить ваши недавние маршруты,  — вмешался Маршалл. Перевернув листовку чистой стороной вверх, он протянул ее мужчине вместе с ручкой.  — Можно начать отсюда.
        Мужчина еще сильнее нахмурился:
        — У меня две дюжины маршрутов. Это займет много времени.
        Чувствуя, что вот-вот потеряет единственную зацепку, Эва бросилась в автобус и трясущимися руками вынула из бардачка карты. На одной она отмечала посещенные ею регионы, чтобы ничего не пропустить, вторая, точно такая же, была новой. Ее она всучила мужчине.
        — Хотя бы обозначьте направления. Остальное я сделаю сама.
        Лицо мужчины прояснилось.
        — Можно мне взять ее с собой?
        Маршалл сильнее сжал плечо Эвы не потому, что она рисковала лишиться карты стоимостью в четыре доллара, а потому, что могла потерять единственную ниточку, связывающую с Трэвисом.
        — А здесь вы не можете нарисовать?
        — Конечно, берите,  — перебил он.  — Мы будем благодарны за любую помощь.
        Мужчина смотрел то на Эву, то на Маршалла.
        — Надеюсь, в более спокойной обстановке у меня получится лучше.
        Эва пошла вслед за мужчиной, но крепкая рука схватила ее за запястье.
        — Мне следует сопровождать его.
        — Нет. Позволь ему сделать это в тишине и уединении. Своим присутствием ты мешаешь сосредоточиться.
        Своим присутствием! Будто она присматривает за подростками на первом свидании.
        — Я просто хочу…
        — Я отлично понимаю, чего ты хочешь и как себя сейчас чувствуешь. Ты ничего не добьешься, если станешь давить на парня. Оставь его в покое. Он вернется.
        — Он первый человек, который видел Трэвиса.
        — Возможно, видел Трэвиса,  — поправил он.  — Будешь наседать, он решит, что вообще ничего не видел. Позволь ему сосредоточиться, Эва.
        Она проследила глазами за мужчиной, который заворачивал в паб, снова посмотрела на Маршалла.
        — Позволь ему сосредоточиться.
        В глубине души она признавала его правоту, однако бездействие угнетало.
        — Легко тебе говорить.
        Он глубоко вздохнул:
        — Мне нелегко видеть, как ты страдаешь.
        — Пострадал бы сам,  — пробормотала она и резко отвернулась. Маршалл задержал ее:
        — Я и страдаю. Через тебя. Каждый день.
        — Нет, попытайся влезть в мою шкуру.
        — Дело же не в том, с какой стороны смотреть.
        — И это говорит человек, который изгоняет людей из своей жизни!
        На мгновение она решила, что он промолчит, но он человек, а не святой.
        — И что это значит?
        — Сам отлично понимаешь.
        — Эва, я понимаю, как это разочаровывает.
        — Неужели, Маршалл? Ты путешествуешь со мной всего десять дней. А теперь помножь на двадцать пять и скажи, как я себя должна чувствовать, когда единственная надежда сворачивает в ближайший бар.
        Маршалл поджал губы и несколько раз глубоко вздохнул:
        — Ты просто ищешь выход своему гневу, и я подвернулся тебе под руку.
        Избавь меня от психоанализа!
        — К тебе это вообще не относится. Это касается только меня и Трэвиса.
        Она снова посмотрела в сторону паба и крепко сцепила руки.
        Теплые пальцы взяли ее за подбородок и заставили поднять голову.
        — Ты всегда думаешь только о Трэвисе. Всегда,  — с болью произнес он.
        Ей не понравилось осуждение в его взгляде.
        — Ну, извини, что занимаюсь делом.
        Слова прозвучали ужасно грубо особенно потому, что в глубине души она понимала, он не заслуживает подобного обращения. Но неужели он не понимает значимости момента? Его уникальности? Девять месяцев она бродила, как в тумане, без всяких подсказок, и вдруг появляется человек, который, похоже, что-то знает. И этого человека она едва не упустила, отвлекшись на Маршалла.
        Она села.
        Всю неделю она расклеивала листовки, выставляла щит с плакатами, отвечала на вопросы об изображенных на нем людях, но при этом не проявляла активности. Не пыталась силой всучить кому-нибудь листовки. Произвести впечатление.
        Все время сидела и смотрела на Маршалла, а когда его не было рядом, думала о нем. Согласилась с его безнадежной фантазией.
        И подвела Трэвиса. Снова.
        А теперь едва не упустила единственную зацепку.
        Маршалл тоже сел и некоторое время молча смотрел на нее, потом заговорил, тщательно подбирая слова:
        — Мне кажется, пришло время остановиться, Эва.
        Она и остановилась. Сидела не двигаясь и почти не дыша и просто смотрела.
        — Пора вернуться домой. Это путешествие не идет тебе на пользу.
        Когда она заговорила, в голосе звучала ледяная холодность:
        — Думаешь, лучше сидеть дома и гадать, жив Трэвис или мертв, заботится ли кто-нибудь о нем?
        — Целый год прошел.
        — Знаю. Я прожила каждый день этого года, и теперь моя миссия близка к завершению.
        — Ничего подобного. Ты не была еще в трети страны.
        — Где проживает всего десять процентов населения.
        — Может, ты и вовсе с ним где-то разминулась.  — «А может, его и в живых уже давно нет»,  — мысленно добавил он, но не осмелился произнести вслух.
        — Ты же говорил, что мои действия оправданны!
        — И имел свои слова в виду. Я тебя понимаю.
        — И?
        — Мне ненавистно наблюдать, какое разрушительное действие оказывают на тебя эти поиски.
        — Тогда уходи. Никто тебя не держит.
        — Все не так просто.
        Эва перебила его, не дав договорить:
        — Может, тебе не нравится, что я ставлю его превыше тебя? Может, твое мужское самолюбие не в состоянии смириться с ролью второй скрипки?
        В глазах Маршалла отразилась боль, и они разом потухли.
        — Вот к этому я как раз привык.
        У Эвы все перевернулось внутри. Как выбрать из двух дорогих для нее мужчин? Маршалл, по крайней мере, здоров, психически стабилен и в состоянии позаботиться о себе, а Трэвис…
        Интересно, где он сейчас?
        Эва не сомневалась, что брат нуждается в ней, поэтому, собрав волю в кулак, встала:
        — Думаю, будет лучше, если каждый из нас пойдет своей дорогой.
        Маршалл поник еще больше:
        — Правда?
        — Мне было хорошо с тобой.
        — Но все хорошее рано или поздно заканчивается?
        — Сам посуди, Маршалл, сколько времени нам удалось бы поддерживать отношения? Твоя работа близится к завершению.  — Как и ее финансы.
        От этих слов, сказанных будничным голосом, его взгляд словно подернулся пленкой льда.
        — Ты в самом деле так считаешь?
        — В моей душе нет для тебя места, Маршалл. Я должна сосредоточиться на Трэвисе.
        — Почему?
        — Потому что он во мне нуждается. Кто еще о нем позаботится?  — Ей следовало бы делать это лучше.
        — Оцени факты трезво, Эва.  — Выражение его лица было мягким, а слова жесткими.  — Его либо нет в живых, либо он скрывается намеренно. Ты сама это сказала.
        Как бы размеренно она ни дышала, воздуха все равно не хватало, перед глазами поплыли черные точки.
        — Не могу поверить.
        — Люди постоянно уходят. По разным причинам.
        — Это ты о себе говоришь.
        — Прошу прощения?  — ледяным тоном произнес он.
        Эву стала бить дрожь.
        — Мне давно следовало бы поинтересоваться твоим мнением, ведь ты у нас эксперт по решению чужих проблем. Объясни тогда, отчего здоровый молодой человек уходит из семьи?
        У Маршалла даже лицо перекосилось от необходимости держать себя в руках.
        — Думаешь, я сделал это с радостью?
        — Насколько могу судить, ты просто вычеркнул мать и брата из своей жизни и стал двигаться дальше.
        — Ты правда настолько сосредоточена на себе, что не в состоянии понять, каково мне было?
        — Ты сам сделал такой выбор.
        Эва удивлялась, откуда берутся слова, ядовитой лавой льющиеся с губ. Неконтролируемые и безудержные.
        — Ужасающие.
        — Иногда, Эва, любой выбор не в твою пользу, тем не менее приходится что-то выбрать.
        — Уйти не оглядываясь? Кто так делает?
        В глазах Маршалла сверкнула вспышка понимания.
        — Ты зла на Трэвиса. За его исчезновение.

«Не просто зла, а в бешенстве»,  — мысленно поправила она, но вслух сказала:
        — Мой брат ушел не по своей воле.
        Она вела этот разговор бесчисленное множество раз с отцом и полицейскими.
        — А что, если это не так? Что, если он ушел потому, что не мог остаться?
        — Пф! Кто-то, похоже, внимательно изучил сайты, посвященные пропавшим без вести.
        — Прекрати, Эва. Я просто хотел лучше понять тебя.
        — Те люди больны, напуганы или пребывают в отчаянии. Трэвис, которого я знаю, так бы не поступил.
        — А ты не думала, что он перестал быть твоим Трэвисом? Что он уже не младший братик, о котором ты заботилась?
        Эву забила крупная дрожь.
        Маршалл шагнул к ней и, понизив голос, добавил:
        — Разве не видишь, что он поглотил большую часть твоей жизни? Эти поиски на грани одержимости разрушают тебя.
        — Если я этого не сделаю, кто же тогда?
        — Но какой ценой?
        — Мое время. Мои деньги. Все мое.
        Маршалл взял ее за руку:
        — Пока ты тратишь время и деньги, твоя жизнь проходит мимо. А я здесь, Эва. Мужчина из плоти и крови. Ты могла бы наслаждаться мной, но вместо этого думаешь о том, кто…
        Эва сжала зубы, борясь с подступившей тошнотой:
        — Продолжай же. Скажи это.
        — Эва!
        — Скажи это! Ты считаешь его мертвым!
        — Боюсь, он, так или иначе, превратился в воспоминание, которое не дает тебе жить своей жизнью. Так же как после смерти твоей матери.
        — И это говорит человек, который прячется от собственных демонов за густой бородой и кожаной курткой.
        Маршалл глубоко вздохнул:
        — Поиски сделали тебя одержимой, Эва. Сама идея великолепна, но разрушительна для личности. Тебе пришлось отказаться от всего — коллег, друзей, семьи. От людей, которые помогли бы тебе сохранить психическое здоровье.
        — Опять обвиняешь меня в безумии?
        — Эва, ты не…
        — Тебе пора ехать. Ты мешаешь мне заниматься делом. Тот парень едва не ушел, потому что я не обращала на него внимания, занятая тобой.
        — По-твоему, я виноват?
        Она обхватила себя руками:
        — Я чуть не упустила единственную за год подсказку, потому что была увлечена тобой.
        — Увлечена мной? Что ж, меня это должно порадовать.
        — Более чем увлечена,  — страдальчески воскликнула Эва.  — Разве ты не понимаешь? В моей жизни и моем сердце для тебя — для нас — нет места.
        — Нет места для счастья? Это тревожный звоночек!
        — Как я могу быть счастлива,  — заорала она, наплевав на случайных прохожих,  — когда Трэвис не вернулся домой, где ему самое место?
        Ужасные слова повисли в воздухе.
        — Ты сама себя слышишь, Эва? Наказываешь себя за Трэвиса.
        Она едва могла дышать.
        — Благодарю за заботу, но это не твое дело.
        — Предлагаешь просто уйти, зная, что ты разрушаешь себя?
        — Со мной все будет в порядке.
        — Не будет. Что ты станешь делать, когда, обыскав оставшуюся часть страны и не найдя Трэвиса, вернешься в начальную точку пути? Начнешь все сначала?
        Мысль о том, что поиски могут не увенчаться успехом, была невыносима.
        — Я всегда буду искать его,  — поклялась она.
        Это несправедливо по отношению к Маршаллу, который и без того уже не раз шел ради нее на компромисс. Она медленно покачала головой:
        — Найди себе другую женщину, Маршалл. Прошу тебя.
        Которая ценила бы его, не причиняла боли и смогла бы дать ему то, в чем он нуждается.
        — Мне не нужна другая женщина, Эва,  — выдохнул он.  — Мне нужна ты.
        Три простых слова лишили ее способности дышать. Как и выражение честных глаз Маршалла, которые смотрели на нее с опаской.
        Эва испытала неодолимое желание броситься в его объятия, позволить позаботиться о себе. Отдать половину своей тяжкой ноши. Припарковать автобус навсегда и начать строить новую жизнь. С ним. Она представила маленьких сероглазых детишек, бегающих по песчаным дюнам. Как они учатся ловить рыбу и играют со своим отцом.
        Воображаемые дети вдруг превратились в Трэвиса. Малышом он любил ковыряться на берегу реки и всегда возвращался домой перепачканный с головы до ног. Она самозабвенно любила его.
        Эва сделала несколько глубоких вздохов:
        — Поскольку я действительно тебе небезразлична, уважай мои потребности. Я хочу найти брата и вернуть его домой, в безопасность.
        — А что потом?
        Она посмотрела ему в глаза.
        — После того как цель будет достигнута, Эва. Каков твой дальнейший план? Жить с Трэвисом, обеспечивать ему присмотр? Давать таблетки по часам? Насколько далеко простираются границы твоей ответственности?
        По правде говоря, Эва не представляла, что делать, если не найдет Трэвиса, но и помыслить не могла, что будет, если поиски увенчаются успехом. Концентрируясь на дороге, не позволяла себе заглядывать в будущее.
        Она переплела свои пальцы с его:
        — Ты потрясающий парень, Маршалл. Найди себе ту, с кем будешь счастлив.
        — Я думал, что уже нашел.
        Пришло время высказать жестокую правду.
        — Ты просишь меня выбрать между мужчиной, которого я люблю всю жизнь, и мужчиной, которого…  — Она запнулась, собираясь с духом, но заставила себя договорить:  — Знаю всего десять дней.
        Каковы бы ни были ощущения.
        — Хотелось бы мне стать важным для тебя,  — заметил он.  — Да. Хотелось бы через два года жить с тобой в бревенчатом домике и заниматься любовью дважды в день в источнике, расположенном прямо во дворе. Не буду лгать тебе, да. Но это реальный мир, в котором я не прошу выбрать меня, Эва. Я умоляю выбрать саму жизнь. Ты не можешь и дальше быть одна.
        Она приблизилась на шаг, ощутив исходящее от него тепло, погладила его по щеке.
        — Прекрасный образ.  — Она превозмогала боль.  — Но сейчас у меня только одна фантазия. Парень с картой возвращается и показывает дорогу, ведущую к Трэвису.
        Краска схлынула с его лица, и, когда он посмотрел на нее, в его глазах светилось выражение… нет, не боли, это было смирение.
        Как у человека, всегда приходящего последним.
        — Ты заслуживаешь того, чтобы быть чьим-то приоритетом, Маршалл. Мне очень жаль.
        С трудом совладав с дыханием, он прочистил горло:
        Страшно подумать, что может случиться с тобой, когда меня не будет рядом, чтобы поддержать и помочь, когда ты найдешь его. Или не найдешь. Пообещай, что вернешься домой к отцу и заново построишь свою жизнь.
        — Маршалл!
        — Пообещай мне, Эва. Пообещай, и я уеду, оставлю тебя в покое.
        В покое. Сама идея казалась смехотворной. Блаженны несведущие об истинном устройстве мира, надежды Эвы давно канули в Лету.
        Она посмотрела Маршаллу в глаза.
        И солгала.
        Глава 11
        Знала ли Эва, как плохо умеет лгать?
        Или просто приберегала наиболее изощренную ложь для самой себя? Сильная женщина, которой она стала, никогда не смогла бы вернуться к прежней жизни в пригороде.
        Она слишком далеко зашла.
        Как бы упорно Маршалл ни старался, она не впустит его в свою жизнь, не позволит оказывать влияние на себя. Он должен уйти, уважая ее решение.
        Сделать то, что подсказывает рассудок, а не сердце.
        Я выбираю Трэвиса.
        У Маршалла внутри все сжалось. Не это ли история его жизни? Неужели он надеялся, что мироздание изменится за одну ночь? Эве нужно закончить начатое, пусть даже она и не понимает, что это означает.
        Он хочет безраздельно владеть ее душой.
        Накрыв ладонью ее руку, все еще лежащую у него на щеке, он пожал ее и убрал.
        — Надеюсь, ты найдешь его,  — пробормотал он, касаясь губами нежной кожи ее ладони.
        Какие глупые слова! И все же лучше, чем умолять изменить решение. Или проклясть ее, обрекая на поиски до конца дней.
        Маршалл сделал шаг назад. И еще один. Третий дался с большей легкостью. Он развернулся и не оглядываясь пошел прочь к переходу через дорогу.
        Все как обычно.
        Ты просто вычеркнул мать и брата из своей жизни и двинулся дальше.
        Неужели она действительно считает, что он может отсечь огромный кусок своей жизни, ничего при этом не почувствовав? Что он настолько бессердечный? Его беда в избыточной, а не недостаточной заботе. Возможно, Эва права, называя это жизненно необходимым умением, потому что теперь опыт ему поможет.
        Уйти от нее было столь же тяжело, как от брата с матерью.
        Он не мог отделаться от ощущения, что с ней не будет все в порядке. Она и не подозревает, как сильно нуждается в нем. Или в ком-то еще. Хоть в ком-нибудь. Если через пару недель знакомства он испытывает горячее желание защитить ее, насколько велика, должно быть, эта потребность в ней, с детства воспитывающей брата?
        Скрывшись из вида, Маршалл свернул с главной улицы на одну из боковых и зашел в кафе, через окна которого мог видеть Эву. Она отрешенно раскачивалась вперед и назад рядом со своим щитом.
        Для себя он решил: если тот парень не вернется в ближайшее время, лично вытащит его из паба и доставит к Эве. Пусть даже она и не желает разделить с ним трудности своего крестового похода, он обязан сделать все возможное, чтобы облегчить ей жизнь.
        Обхватив замерзшими руками чашку кофе, он наблюдал за женщиной, поселившейся в его сердце, которое до сих пор ощущал не просто пустым, но атрофировавшимся за ненадобностью.
        Сгорбившись и опустив глаза, Эва сидела в окружении пропавших без вести, всем своим существом источая отчаяние.
        Она не пыталась причинить ему боль и не превратилась в монстра за одну-единственную ночь, просто придавлена тяжестью невыполнимого задания, которое взвалила на себя.
        У нее имеются приоритеты. И он не из их числа. Вот так просто.
        По крайней мере, она честна с ним и никогда не обещала ничего, кроме настоящего момента, каковы бы ни были его надежды.
        Возможно, он и правда вышел на новый жизненный этап и годам к шестидесяти будет готов к серьезным отношениям.
        Поведение Эвы тем временем изменилось. Она вскочила, устремив взгляд в сторону моря, напряженная и встревоженная, как кенгуру, мимо которых они регулярно проезжали. Мгновение спустя в поле зрения Маршалла появился парень из паба, протянул ей карту и что-то быстро показал в ней, делая соответствующие пояснения.
        Маршалл не сводил глаз с ее маленького лица, ставшего для него таким родным. Эва кивнула, посмотрела на карту, сказала пару слов, после чего попрощалась с мужчиной. Потом упала на стул, сильно прижала карту к груди.
        И заплакала.
        Больше всего на свете Маршаллу хотелось, забыв о кофе, выскочить на улицу, броситься к ней. Обнять, утешить. Он ведь не знает, сообщил парень стоящую информацию или нет, плачет Эва от разочарования или от радости, получив, наконец, долгожданную подсказку. Или карта вся испещрена стрелками, ведущими в никуда.
        Этого он никогда не узнает.
        Незнание убивает его.
        Рука с чашкой замерла в воздухе. По крайней мере, теперь он понимает, в каком аду Эва существует каждый день своей жизни. Почему не может все бросить, невзирая на трудности. Почему в ее сердце нет места ни для кого, кроме Трэвиса. Не следовало утяжелять и без того неподъемное бремя, которое она на себя взвалила. Его любовь, какой бы сильной ни была, ситуацию не изменит.
        Единственное, что можно сделать, вытащить этого непутевого братца из укрытия и предъявить ей. На радость или беду.
        Неожиданно в кармане раздалось жужжание, заставшее Маршалла врасплох, он даже расплескал кофе. Одной рукой вытирая стол салфеткой, второй он выудил мобильник.
        Посмотрев на экран, почувствовал, как ослабели пальцы.
        — Рик?
        — Привет. У меня для тебя кое-что есть.
        Хвала Богу за темные связи Рика! Трэвис Рид все еще жив! Об этом Рик узнал из неофициальных источников взамен на собственные услуги сомнительного свойства.
        — Он засветился на покупке алпразолама на свое настоящее имя, хотя делал это, конечно, не в аптеке. С февраля этот препарат подлежит регистрации, чтобы врачи меньше продавали его своим пациентам и вообще меньше внедряли в массы. А меня при этом называют изворотливым!  — сетовал брат.
        Пропустив мимо ушей его антиправительственные высказывания, Маршалл записал на первом попавшемся клочке бумаги то, что действительно важно. Название лекарства и город, в котором совершена покупка. Ирония судьбы, Трэвис обнаружил себя в попытке поддержания психического здоровья. Неприметный маленький регистр, затерянный в недрах Департамента здравоохранения, по сути, явился единственным свидетельством недавней активности Трэвиса Рида. К счастью, Рик знаком с нужными людьми, которые, в свою очередь, водили дружбу с другими людьми, располагающими компроматом на специалиста из отдела информационных технологий Департамента здравоохранения. Некими сведениями, ради неразглашения которых парень с радостью предоставил доступ к базе данных.
        Маршалл смущенно промямлил слова благодарности. Как, в самом деле, благодарить человека за то, что тот ради тебя бесчисленное множество раз преступил закон? Даже если он поступает так каждый день.
        — Надеюсь, тот, для кого ты так стараешься, Марш, понимает, чего тебе это стоит. Уж я точно понимаю.  — Тем самым он признавал все, что было между ними в прошлом.  — Не пропадай надолго снова.  — С этими словами Рик повесил трубку.
        Маршалл остался с закапанной кофе салфеткой, где были нацарапаны название аптеки и город, в котором Трэвис Рид покупал лекарство несколько месяцев назад.
        Нортем. Районный центр в пяти часах езды отсюда.


* * *
        Маршалл изучал карту местности на своем телефоне. Если незаурядный интеллект передается в семье Эвы по наследству, маловероятно, что Трэвис станет покупать лекарство в том городе, где прячется. Поэтому Маршалл задал в настройках пятидесятикилометровый радиус вокруг Нортема, исключив города вблизи столицы, где проживает девяносто пять процентов населения, и получил горстку населенных пунктов, которые следовало проверить.
        Если бы он сам хотел залечь на дно, выбрал бы небольшой городок, непривлекательный для туристов, с малым количеством правительственных учреждений, тем не менее не настолько крошечный, чтобы появление нового человека привлекло внимание местных. Значит, можно смело вычеркнуть малые общинные поселения и места скопления туристов.
        А вот сельскохозяйственные города со счетов списывать нельзя, в них можно найти сезонную работу, за которую платят наличными.
        В списке осталось лишь несколько городов на южной границе выбранной им зоны. Один считался столицей землетрясений, в связи с чем время от времени фигурировал в средствах массовой информации и не мог стать надежным укрытием для неуравновешенного молодого человека. Через другой проходила главная магистраль на юг, следовательно, слишком много транспорта и риск разоблачения. Третий чересчур маленький, четвертый — Беверли — по выходным превращался в неофициальную штаб-квартиру байкеров, а потому находился под тщательным наблюдением полиции.
        Маршалл собрался было вычеркнуть его, но передумал. Можно ли найти укрытие лучше, чем среди людей, тщательно оберегающих свои секреты, куда более страшные, чем у Трэвиса? Эти люди отпугивают туристов и не дают скучать властям. На очередного пришельца никто и внимания не обратит.
        Маршалл поставил Беверли во главу списка, решив при его посещении надеть как можно больше одежды из кожи — обязательных атрибутов байкера.
        Один день в пути — и он сможет приступить к проверке, узнать все наверняка.
        Возможно, это он.
        Из-за растительности на лице трудно понять наверняка, но в целом похож. Маршалл зашел в бар и сделал заказ, вытащил мобильник и, притворяясь, что читает сообщения, украдкой сфотографировал человека, который мог оказаться братом Эвы.
        Доказательство того, что он жив и здоров.
        Если это вообще он. С такого расстояния трудно понять.
        Молодой человек как ни в чем не бывало попивал пиво с группой приятелей и весело болтал, в то время как его сестра, похоже, заработала себе язву, рыдая в подушку ночи напролет. Он сыт, ухожен, расслаблен и, судя по всему, вполне доволен жизнью.
        Около шести он встал из-за стола, приятели восприняли его уход как должное. Маршалл последовал за ним на безопасном расстоянии, решив разведать, где тот живет, чтобы не просто передать властям фото, но и сообщить адрес.
        Властям. Не Эве.
        Он хотел вернуть ей брата, а не ее расположение к своей персоне. Так он сможет помочь, не причиняя боль.
        Он наконец признал, что они с Эвой не подходят друг другу.
        Парень свернул на тихую улочку, тут же свернул еще раз. Маршаллу пришлось перейти на бег, чтобы поспеть за ним. Задворки старинных улиц представляют собой настоящий лабиринт из дворов и аллей, где не составит труда скрыться незаметно. Парень повернул снова. Маршалл, прибавив скорость, последовал за ним за угол и остановился.
        Парень поджидал его, уперев руки в бока и расставив ноги в ботинках с металлическими носками, готовый ко всему.
        Маршалл вдруг осознал, что оказал Эве плохую услугу. Трэвис может с легкостью исчезнуть снова, залечь на дно там, где она никогда не сможет его найти.
        И он будет во всем виноват.
        — Кто тебя послал?  — Парень сверкнул черными глазами в тусклом свете.
        Маршалл сделал шаг вперед.
        — Кто тебя послал?  — повторил тот, отступая. Во взгляде читался страх, а не угроза.
        Этот взгляд Маршалл узнал бы где угодно.
        Он поднял руки, показывая, что явился с миром:
        — Я приятель твоей сестры.
        Глава 12

        — Эй!
        Голос Маршалла, услышать который Эва совсем не ожидала, поразил ее настолько, что защемило в желудке.
        Только она смирилась с мыслью, что он ушел,  — ушел насовсем,  — как он вернулся. Чего он хочет этим добиться? Лишить ее остатков самообладания?
        — Что ты здесь делаешь, Маршалл?  — Каждое слово давалось ей с трудом.
        Сострадание невыносимо, но именно оно светилось сейчас в его серых глазах, которые, как она считала, никогда больше не увидит.
        — Присядь, Эва.
        Она тут же напряглась, готовясь услышать очередную дурную весть.
        — Зачем?
        — Хочу поговорить с тобой.
        — О чем?
        — Эва, сядь, пожалуйста!
        Нет! Нет! Он смотрит на нее, как отец в день, когда Трэвиса официально объявили пропавшим без вести.
        — Не хочу.  — Тем самым она изо всех сил старалась отсрочить неизбежное.
        — Хорошо, будем разговаривать стоя.
        Он открыл было рот, но тут же закрыл и глубоко вздохнул:
        — Не знаю, с чего начать, хотя по пути сюда много репетировал.
        Эти слова поразили Эву. Неужели он явился только затем, чтобы снова заверять ее в своих чувствах?
        — Маршалл.  — Она поспешила пресечь его монолог. Было ненавистно снова причинять ему боль.
        — У меня новости.
        Новости. Эва почувствовала удушье. Он не стал бы просто так разбрасываться этим словом.
        — Ты пугаешь меня, Маршалл,  — с трудом выдавила она.
        — Я нашел Трэвиса,  — одними губами произнес он.
        Эва тут же ощутила тошноту, побледнела и едва не упала.
        — Он жив,  — поспешно добавил Маршалл.
        Самообладание покинуло ее, она без сил рухнула на диван в автобусе.
        — Эва,  — Маршалл сел рядом и взял ее руку в свои,  — он в порядке. Не ранен. Не болен.
        Губы у нее задрожали. Она открыла рот, но не смогла произнести ни звука, отрешенно подумав о том, что, должно быть, это шок. Маршалл растирал ее хрупкие пальцы и с тревогой смотрел в лицо, очевидно, считая так же.
        — Он живет и работает здесь, в одном из городков Западной Австралии. Слышишь меня? У него есть работа и крыша над головой. Он в порядке.
        В порядке. Маршалл то и дело повторял эти слова, но ее смятенный разум отказывался воспринимать их.
        — Был бы в порядке, поддерживал бы связь со мной.
        Тут пришло осознание. Новая работа и новый дом означают то, что он делает это добровольно. Сердце молотом заколотилось у нее в груди, перед глазами поплыли световые пятна, подступили слезы.
        — Где же он?  — Она впервые заметила, что Маршалл зол. На нее? Но почему? Его щеки раскраснелись, в глазах читалась каменная твердость.
        — Не могу сказать, Эва.
        Ее мозг отказывался понимать происходящее. Отчего Маршалл скрывает местонахождение ее брата?
        — Ты ведь нашел его?
        — Он попросил меня не говорить.
        — Что? Нет! В ее голосе слышались недоверие и боль. Она чувствовала себя преданной.  — Но я люблю его.
        — Я знаю. Он знает,  — поспешно добавил Маршалл, явно все еще сердящийся.  — Сказал, если я раскрою тебе его местонахождение, он исчезнет снова, да так, чтобы ты никогда больше не смогла его отыскать. Он взял с меня слово, что я буду хранить молчание.
        Боль взорвалась у Эвы в животе.
        — Ты ведь его даже не знаешь. Ты знаешь меня.
        Ты любишь меня. Невысказанные слова повисли в воздухе, не в силах что-либо изменить.
        — Эва, он живет своей жизнью. Принимает препараты и прекрасно себя чувствует. Дома он не имел возможности так поступать.
        Звон в ушах усилился.
        — Ладно. Пусть не возвращается в Мельбурн. Мы можем переехать.
        — Дело не в Мельбурне. Он не хочет возвращаться домой.
        — Он не хочет быть со своей семьей?  — с отчаянием в голосе прошептала она.
        Выглядела она при этом очень юной и ранимой. Маршаллу было трудно продолжать разговор.
        — Он хочет быть здоровым, Эва. Хочет начать все сначала после случившегося.
        Начать сначала.
        — Ему вовсе не нужно возвращаться. Я могу приехать к нему, если ему там так нравится.
        — Мне очень жаль.  — Он сжал ее ладони в своих, выдержал длинную паузу, после чего подался вперед и, глядя ей прямо в глаза, произнес:  — Он не хочет, чтобы ты приезжала, Эва. Особенно ты.
        Особенно ты.
        На ее лице отразилась страшная мука.
        — Но я люблю его.
        Маршалл побледнел:
        — Я знаю. Мне очень жаль.
        — Мне нужно его увидеть,  — шепотом добавила она.  — Я так долго его искала.
        — Он хочет начать все заново.
        Разверзшаяся в ее душе трещина ширилась, грозя превратиться в пропасть.
        — Без меня?  — с трудом вымолвила она.
        — Просто новую жизнь.
        — Дело… дело во мне?
        Маршалл смотрел на нее с жалостью:
        Он не может больше жить с тобой. И с отцом.
        Почему?  — вскричала она.
        Не зная, что сказать, Маршалл некоторое время изучал ботинки, потом посмотрел ей в глаза:
        — Из-за матери.
        Эва смотрела на него непонимающим, потерянным взглядом.
        — Несчастный случай?  — спросила она наконец.
        Его взгляд подтвердил это предположение.
        Она едва могла дышать, не говоря уже о поддержании разговора.
        — Ведь с тех пор минуло несколько лет.
        — Не для Трэвиса. Он переживает произошедшее каждый день, травму, тревогу, депрессию, вину.
        — Но он не виноват в смерти матери!
        Он сильнее сжал ее пальцы, посмотрел на нее в упор:
        — Виноват. Мне очень жаль.
        Эва разозлилась, что вновь приходится ворошить прошлое, гнев помог отогнать боль.
        — Нет. Она ехала на мотоцикле пьяной, а он просто был с ней.
        Даже спустя непродолжительное время знакомства Эва научилась читать Маршалла как открытую книгу и тут же поняла, что ей известно не все.
        — Не ты ли говорила, что их обоих сбросило с мотоцикла?
        Не в силах вымолвить ни слова, она кивнула.
        — Полиция возложила вину за случившееся на нее, не так ли?
        — Да. В то время Трэвис еще не умел толком водить, да и лет ему было мало.
        — Не умел,  — подтвердил Маршалл, глядя ей в глаза.
        Эве вдруг стало все предельно ясно.
        — Трэв был за рулем?  — сдавленно произнесла она. Маршалл утвердительно кивнул.  — Потому что мама была пьяна?
        Второго кивка не последовало, лишь сочувственный взгляд.
        Нет! Только не малыш Трэвис!
        — И он никому не рассказал?
        — Вообрази, как он был напуган.
        Четырнадцатилетний подросток вез домой набравшуюся мать, чтобы защитить, а вместо этого убил ее.
        — Он не стал бы лгать, выгораживая себя!  — с яростью воскликнула она.
        — Он решил, что вы обвините во всем его и возненавидите. Это тяжкая ноша для любого человека, будь он молодым или старым. Он был не в силах смотреть тебе в глаза.
        Испытывая мучительную боль, Эва откинулась на спинку дивана.
        — Он столько времени носил это все в себе?  — прошептала она.  — Бедняга Трэв! Бедный ребенок!
        — Не нужно, Эва. Он лечится и идет на поправку. И вообще, отлично справляется.
        Отчего тогда Маршалл снова напрягся?
        — Он знает, чего хочет и в чем нуждается. В твой мир он уже не вернется и тебя к себе допускать не намерен.  — Мысленно он выругался.  — Никогда.
        В ней закипал гнев, переполнял до краев, горячим ножом взрезая недоверие и напоминая, что она еще способна испытывать чувства, которые подавляла в течение последних двенадцати месяцев.
        Никогда.
        — Значит, на этом все?  — подытожила она.  — Я потратила год жизни на его поиски, а он все это время преспокойно строил новую жизнь!
        — Он сделал свой выбор,  — возразил Маршалл.
        — Как и ты свой. Что-то быстро ты встал на сторону человека, которого совсем не знаешь.
        — Эва, я на твоей стороне…
        Ее ярость разрасталась.
        — Молчи! Откуда мне знать, что ты не выдумал всю эту историю ради собственной выгоды?
        — Не глупи.
        — Почему я должна верить тебе на слово? Может, ты его и вовсе не нашел, зато решил убедить меня в обратном, чтобы заставить остаться с тобой.
        — Что я такого сделал, почему ты так плохо обо мне думаешь?  — вспылил Маршалл, одновременно выуживая из кармана телефон. Показал ей фото.  — Поверь хоть этому!
        Фотография Трэвиса разбила ей сердце.
        Младший братик, живой и здоровый, пьет пиво в компании друзей и смеется. Смеется! Она много лет не видела его улыбки.
        И сама разучилась улыбаться.
        На глаза навернулись слезы.
        — Эва!
        — Ну что случится, если ты скажешь мне, где его искать?  — с отчаянием воскликнула она.  — Он даже не узнает.
        Ну все, она вступила в новую фазу горя, раз пытается заключить с ним сделку.
        — Я тебя знаю, Эва.
        — И поэтому хочешь лишить права выбора? Как ребенка?
        — Ты же знаешь, что не сможешь держаться в стороне.
        — Но и преследовать его тоже не собираюсь!
        — Ты уже это делаешь, методически прочесывая страну в поисках его укрытия.
        — Так вот, значит, как тебе это видится?  — ахнула она.
        — Зачем еще тебе нужно знать его местонахождение, кроме как для того, чтобы выследить?
        — Потому что люблю! Ты не имеешь права удерживать его вдали от меня.
        — Я поступаю так не для того, чтобы ты сочла меня подлецом. Не хочу, чтобы ты страдала еще больше.
        — Думаешь, я сейчас не страдаю? Зная, что он жив, и не в состоянии увидеть его, обнять, помочь? Думаешь, это гуманнее, чем если бы я из его уст услышала о нежелании возвращаться домой?
        Взяв ее пальцами за подбородок, он заставил посмотреть себе в лицо. Несмотря ни на что, ее кожа немедленно отреагировала на это прикосновение. Столько дней прошло.
        — Послушай меня, Эва, если ты поедешь к нему, он снова сбежит. Проделав это однажды, он набрался опыта и знает, как это проделать. Ради того, чтобы не раскрывать свое убежище, он даже готов перестать принимать лекарства. А в таком случае ты никогда больше не увидишь своего брата. Ты этого хочешь?
        Даже в худших своих кошмарах она и представить не могла, что будет сидеть рядом с Маршаллом, выпытывая местонахождение брата.
        — Я и так его уже год не видела. Какая разница?
        — Разница есть. Я знаю, где он, и буду время от времени справляться о нем.
        В Эве взыграли горе и боль.
        — Посредником, значит, решил заделаться? Кто, черт подери, дал тебе право?
        — Трэвис имеет право жить где хочет. Он не ранен, и его никто не принуждает.
        — Он был болен!
        — Тем не менее прекрасно справляется.
        У Маршалла имеется ответ на любое ее возражение.
        — Год назад он, должно быть, пребывал на грани отчаяния,  — предположила Эва.
        — Тогда, но не теперь. У него все хорошо, клянусь.  — Глядя ей в глаза, он высказал вслух простую истину:  — Ты нашла его.
        — Нет, это ты его нашел, я же по-прежнему пребываю в неведении. Как бы то ни было, Трэвису требуется психологическая помощь. Нормальные люди из семьи не уходят.
        — Еще как уходят, Эва. По самым разным причинам. Он не мог оставаться, потому что на него давило осознание содеянного. Он боялся, что ты все узнаешь. Это притом, чем тебе пришлось пожертвовать.
        Следствие. Эва вдруг отчетливо поняла причину исчезновения брата.
        — Я могу ему помочь.
        — Неужели ты до сих пор пытаешься оградить его от ответственности? Он взрослый человек, Эва, и не нуждается в твоей помощи.
        — Нет, нуждается.
        — Неужели, Эва? Может, тебе просто хочется в это верить?
        Она напряглась.
        — Ты его старшая сестра, присматривала за ним и отцом после смерти матери, видя в этом свое призвание. Последние двенадцать месяцев жила лишь мечтой о встрече с братом. Ради этого уволилась с работы, продала дом. У тебя не осталось ничего и никого, кроме него.
        — У меня осталось достаточно. Я восстановлюсь на работе и возобновлю отношения со старыми друзьями. И жилье новое найду.
        Все это, конечно, ложь. К прошлому нет возврата. Она не представляла даже, как вернуться к нормальной жизни.
        — А что потом, Эва? Что ты будешь делать, если перестанешь заботиться о брате, что входило в твои обязанности едва ли не со времени окончания школы?
        Она вскочила:
        — Не спрашивай! Ты встал на его сторону! А со мной поговорить не хочешь?
        Маршалл тоже поднялся и схватил ее за запястья, не давая себя ударить. При этом приходилось подавлять желание как следует ее встряхнуть.
        — Я никогда не приму его сторону, Эва. Мне ненавистно то, что он с тобой сделал. Ненавистно, что он сидит в пабе как ни в чем не бывало, попивая пиво с приятелями, в то время как ты разыскиваешь его по всей стране. Ненавистно, что он решил начать новую жизнь, когда в старой была ты.
        Он выделил голосом слово «ты», произнеся его с особой нежностью.
        — Мне ненавистно, что он бросил тебя и отца, вместо того чтобы попытаться справляться с произошедшим. Будто утратил веру в твои силы и прямоту.  — Он глубоко вздохнул.  — Я никогда не принял бы его сторону. Я выбираю тебя.
        — Тогда скажи мне, где…
        — Не могу!  — вскричал Маршалл.  — Иначе он снова сбежит при первом же подозрении, что его ищут. Как только увидит твою листовку в соседнем городе. Или на его телефон поступит странный звонок. Или прохожий на улице косо на него посмотрит. Он чертовски серьезен на этот счет. Пожалуйста, оставь его в покое.
        — Как это возможно?  — рявкнула она.
        — Ты мне однажды сказала, что тебе нужно единственное — знать, что с братом все в порядке, а уж прочее не имеет значения. Теперь ты это точно знаешь и пытаешься изменить правила по ходу игры.
        — Потому что просто знать мне недостаточно! Я в самом деле хочу, чтобы он вернулся домой. Что в этом плохого?
        — Ничего. Вот только недостижимо. Нужно принять это как данность, так будет гораздо проще.
        — Кому проще?
        — Пока твои голова и сердце заняты братом, туда никто больше не может пробиться.
        — Ты опять за свое, Маршалл?
        — Нет. Ты предельно ясно выразилась на этот счет. Я просто хотел…  — Он не смог закончить, она сделала это за него:
        — Спасти положение? Стать героем? Не ожидал, что придется вернуться ко мне и выступить в роли плохого парня?
        — Ничего подобного.
        — Предпочел бы, чтобы я тебя возненавидела?
        Эти слова полоснули ножом по сердцу.
        — Ты заверяешь в вечной любви к брату,  — процедил он,  — а сама не видишь, даже когда она смотрит тебе прямо в лицо. Сегодня я выбрал тебя, Эва. Не себя и уж точно не Трэвиса. Я прекрасно понимаю, что окончание твоих страданий означает потерю шанса для тебя и меня. И все же я здесь, умоляю тебя вернуться в реальный мир, пока не стало слишком поздно.
        — Реальность?  — прошептала она.  — У меня силой отняли любимого брата и держат неизвестно где. Куда уж реальнее?
        Его глаза потемнели.
        — Наконец-то мы о чем-то договорились.
        Он подошел к автобусу и уперся кулаками в дверную раму, сгорбившись и опустив голову.
        Его скорбная поза кричала о боли.
        Что ж, теперь их двое.
        Он не сделал шаг вперед, однако повернулся.
        — Знаешь что? Возможно, я в самом деле хотел стать человеком, который заберет твою боль и прекратит страдания. Мне хотелось, чтобы ты смотрела на меня с любовью, а не просто с любопытством, изумлением или страстью.
        В его глазах плескался океан боли.
        — В эмоциональном плане ты на полпути к потере самой себя. Трэвис нашелся, и у тебя нет иного выбора, кроме как вернуться к реальной жизни. Я хотел лишь стать тем, кто поможет тебе это сделать.
        — Почему?
        Он поднял руки:
        — А ты как думаешь, Эва? Что, по большому счету, движет нашими поступками?
        Она часто заморгала, боясь отвечать.
        — Любовь, Эва.  — Такой усталый, изнуренный. Почти пародия на самого себя. Слово «любовь» в его устах прозвучало как ультиматум.  — Я люблю тебя и хотел исполнить твое заветное желание.
        — Ты меня едва знаешь,  — выдохнула она.
        — Ошибаешься.  — Он приблизился на шаг.  — Ты так долго запрещала себе любые эмоции, что перестала контролировать их. Все написано у тебя на лице. Я читаю тебя как открытую книгу, Эва.
        — Я понимаю, предательство Трэвиса разбило тебе сердце,  — продолжал он.  — В твоей душе живут два чувства: любовь к нему и ненависть к его поступку. Ты отчаянно ищешь, куда бы перенаправить боль, не в силах совладать с ней в одиночку, и выбираешь для этой цели меня. Меня, конечно, ненавидеть куда проще, чем брата.
        На глаза Эвы навернулись слезы.
        — Особенно тебя ранит осознание того, что именно я удерживаю Трэвиса вдали от тебя, ведь ты в глубине души считала, что между нами существует связь, хотя и не хватило мужества признаться в этом. Ты верила мне, я предал тебя. Должно быть, такова цена, которую я должен заплатить за попытку спасти тебя.
        Она сжала дрожащие пальцы в кулаки.
        Я мог бы ничего не говорить тебе, Эва, просто продолжить путь, поставив Трэвиса в известность, что ты его ищешь. Тогда бы ты думала обо мне лучше, и, возможно, в будущем я смог бы даже вернуться в твою жизнь, у меня появился бы шанс. Вместо этого я сразу приехал к тебе и тем самым исключил все шансы на совместное будущее, ведь суровую правду о брате ты услышала из моих, а не из его уст.
        — Что ты имеешь в виду?  — с трудом проговорила она.
        — Я видел твои карты с нанесенным маршрутом,  — со вздохом признался он.  — Ты еще до Рождества приехала бы в город, где теперь живет Трэвис, сама нашла бы его в пабе. Тогда тебе самой пришлось бы выслушать историю о том, как он променял невыносимую прежнюю жизнь на новую, презрев все, чем ты ради него пожертвовала.
        Она тщетно искала точку опоры, Маршалла не было рядом, чтобы поддержать ее.
        — А на следующее утро ты принесла бы ему домой кофе, но, постучав в дверь, обнаружила бы, что он снова сбежал, исчез без следа. На его поиски ты потратила бы остаток жизни. Именно поэтому я и решил сам обо всем тебе рассказать, хотя мне чертовски больно. Ради тебя я готов терпеть куда более сильную боль.
        Эва смотрела на него влажными от слез глазами, он шагнул к ней.
        — Я не питаю иллюзий и понимаю, у меня нет шансов. Я и сам не хотел бы заполнять собой эмоциональный вакуум в твоей душе, оставленный братом. И матерью. Или кем-то другим, кого ты прежде любила. Я заслуживаю собственную частичку тебя. Которая будет принадлежать мне одному. Пожалуй, это единственное, чего я когда-либо хотел в своем жалком подобии жизни. Крошечный кусочек твоего сердца, чтобы возделывать виноград, побеги которого заполнили собой трещины, оплели решетки в твоем сердце и заставили бы тебя забыть, каково это — не иметь меня рядом. В саду твоего сердца.
        Маршалл наклонился и поцеловал Эву в губы долгим чувственным поцелуем. Прощальным поцелуем. Она отчаянно впитывала тепло его губ.
        — Но я ничего не смогу поделать с каменистой почвой, оставшейся по окончании твоего поиска. На ней ничего уже не вырастет.  — Заправив прядь волос ей за ухо, он прошептал:  — Возвращайся домой, Эва. Забудь о брате. И обо мне тоже. Просто исцелись.
        На этот раз Маршалл не остановился в дверях, спрыгнул на землю и зашагал прочь, оставив оцепеневшую, дрожащую Эву одну в автобусе, ставшем ее тюрьмой.
        Глава 13
        Пять месяцев спустя
        Отряхивая руки, Маршалл бежал через долину к коттеджу, потный после целого утра бурения отверстий для установки столбов для забора. Он успел поднять трубку телефона за мгновение до того, как включилась голосовая почта.
        Не так-то много людей в наши дни звонят по наземным линиям связи!
        — Алло?
        — Маршалл?
        Знакомый голос или кажется знакомым из-за помех на линии.
        — Да. Кто говорит?
        — Трэвис Рид.
        У Маршалла екнуло сердце.
        — Что стряслось?
        Такой у них был уговор. Маршалл будет звонить дважды в год, проверять, как идут дела, а Трэвис — только если что-то случится. С момента их последнего разговора минуло всего пять месяцев.
        — Ничего. Я буду в городе после обеда и хотел бы увидеться с тобой.
        Трэвис знал только номер его домашнего телефона, а не новый адрес, под «городом» явно подразумевался Мельбурн. Больше никаких сведений из телефонного кода извлечь было нельзя. И что он хочет сказать? Отчего у него такой напряженный голос? Зачем бы Трэвису лететь самолетом, подвергая себя риску разоблачения? Если только он не воспользовался вымышленным именем. Или не приехал на машине. Или семья исключила его из списка пропавших без вести, чтобы не тратить и без того скудные ресурсы государства на человека, который и не пропадал вовсе.
        Ради Эвы он пытался убедить Трэвиса изменить решение, которое в будущем приведет к катастрофическим последствиям в его собственной жизни. Какой бы несовершенной ни была его семья, нельзя просто взять и уйти, не сказав ни слова, это не решит проблем, лишь научит сосуществовать с ними.
        Но Трэвис оставался непреклонным. В упрямстве, как оказалось, он ничуть не уступает сестре. И теперь вот хочет встретиться.
        Маршалл почувствовал закипающее в груди раздражение, ведь он сохраняет секрет Трэвиса ценой собственного счастья. Неужели этого недостаточно?
        Потом он вспомнил, как важен этот парень для женщины, которую ему до сих пор не удалось забыть, неохотно продиктовал свой новый адрес и назначил время. В возведении заборов тоже иногда нужно делать перерывы.
        За пятнадцать минут до назначенного времени Маршалл умылся, полагая, что для встречи с Трэвисом вид у него вполне подходящий.
        Минут через шесть после назначенного времени он услышал стук в дверь и увидел через окно маленькую машину, взятую напрокат.
        — Трэв!  — Он замер на месте. На пороге стоял не Трэвис. Эва! Робко улыбалась и нервно переминалась с ноги на ногу.
        Первым его побуждением было заключить ее в объятия и никогда не отпускать, но он переборол себя и нахмурился. Быстро проанализировав факты, понял, что она приехала вместо брата. Значит, они общаются.
        А из этого, в свою очередь, следует, что все его жертвы оказались напрасными.
        — Как ты его нашла?
        — И я рада тебя видеть,  — печально улыбнулась Эва.
        Но Маршаллу было не до шуток.
        — Я его не находила,  — наконец призналась она.  — Он сам меня нашел.
        Значит, Трэвис набрался мужества поднять телефонную трубку и позвонить сестре. Тем лучше для него.
        Маршалл звонил Рику. Тот никак не прокомментировал смену номера, создавалось впечатление, что он пытался воспользоваться прежним. Именно по этой причине он забросил старую сим-карту в придорожную канаву в ужасную ночь расставания с Эвой, мысленно послав всех к чертям. Трэвиса. Эву. Рика.
        Всех.
        — Я ехала домой из Эсперанса,  — пояснила Эва,  — когда зазвонил мой мобильный. Думала, это ты, но это оказался он.
        Ровный тон ее голоса шел вразрез со значимостью минуты.
        — Почему ты решила, что это я?  — Они вроде тогда расставили все точки над «i».
        Она слегка пожала плечами:
        — Я несколько раз пыталась тебе позвонить, но твой телефон всегда был отключен. Ты же знаешь, надежда умирает последней.
        Она переступила с левой ноги на правую, Маршалл, мысленно обругав себя, пригласил ее войти.
        Как странно принимать ее у себя, поскольку он запретил себе думать о том, каким мог бы быть коттедж при ней. Он как будто случайно угодил в другое измерение, где обрел наконец счастье.
        Осмотревшись по сторонам, Эва подошла к окну, за которым расстилалась живописная долина.
        — Великолепно.
        Пока она любовалась видом, Маршалл любовался ею. Она изменилась, хотя он и не мог понять, в чем именно. Волосы стали короче, приобрели здоровый блеск, но дело не в этом. Еще на пороге он отметил: ее глаза сверкают, хотя и насторожены. Она отвернулась от окна, продолжая расхваливать вид. Маршалл вдруг понял: дело в том, как она держится. Будто стала выше. Нет, прямее. Избавилась от тяжкой ноши.
        Но ее присутствие в его святая святых причиняло физическую боль. Он спросил напрямую:
        — Что ты здесь делаешь?
        Вероятно, его скептицизм заслуженный, учитывая, при каких обстоятельствах они расстались. Она и не ожидала, что он встретит ее с распростертыми объятиями.
        — Прости за обман. Я не была уверена, что ты захочешь меня видеть. Это не предполагалось. Твой телефон был выключен, на твоей работе мне не дали нового номера, ссылаясь на неразглашение личной информации. И ты переехал.
        Она не стала распространяться, какими способами пыталась отыскать его.
        — И все же ты здесь.
        — Уговорила брата помочь. Он не хотел предавать тебя, ведь ты хранил его тайну.
        Поэтому голос Трэвиса показался таким напряженным. И далеким.
        — Что лишено смысла, учитывая, что вы снова общаетесь.
        — «Общаетесь»  — это громко сказано. Разговариваем время от времени. Возможно, в будущем он захочет поговорить и с папой. Трэв вышел на связь несколько месяцев назад. Сказал, ты ему звонил.
        — Верно.
        — Ему было трудно говорить о случившемся. В этом ты прав. Как и в том, что он снова сбежал бы, если бы я проявила настойчивость. Он был очень близок к этому.
        — Частично поэтому я позвонил ему снова. Убедиться, не сделал ли он снова ноги.
        Это не единственная причина.
        — О чем бы вы ни говорили, это оказало огромное влияние на Трэвиса, поистине стало поворотной точкой.
        Воцарилось молчание. Эва гадала, как возобновить разговор. Спокойствие Маршалла обескураживало.
        — И ты отправилась домой?
        — Несколько дней я была точно парализована. Боялась случайно приехать туда, где он прячется, спровоцировать его. Поехала домой прежней дорогой. Это было безопаснее.
        — А я гадал, не в Западной ли ты Австралии?
        — Не было смысла там больше оставаться.
        — Итак, ты здесь.
        — Итак, я здесь. И ты тоже.
        Все это время он находился от ее отчего дома на расстоянии однодневного переезда на машине через горы. Если бы она знала, навестила бы его гораздо раньше.
        — Ты хоть понимаешь, где мы находимся?  — В его голосе сквозила некая скованность.
        — Если верить навигатору, недалеко от водопада Маккензи. Вот так совпадение.
        — Это не совпадение. Я хотел сюда вернуться.
        А он не сдает позиций! Что ж, она это заслужила.
        — Ты перестал заниматься метеорологией?
        — Нет. Теперь даю консультации. В основном из дома благодаря современным средствам связи.
        — В свободное от строительства загонов время?
        — Кто ж знал, что мне понравится быть фермером?
        — Думаю, ты можешь стать кем угодно, стоит только начать.
        — Благодарю за доверие. И все же, зачем ты здесь?
        — Я хотела… мне просто необходимо поблагодарить тебя.
        — За что?
        Несмотря теплый день, у нее замерзли руки, она терла их о джинсы.
        — За то, что помог выйти из ступора. Когда любишь пропавшего без вести человека, не в состоянии ни горевать, ни жить дальше. Не можешь строить планы, принимать важные решения. Проще всего не быть. Если закрыться от окружающего мира, кажется, что боль утихает. Когда перестает работать одна система, то же происходит и с остальными. Меня на плаву поддерживала простая четкая цель — найти Трэвиса.  — На большее я была неспособна. Эта цель укоренилась в душе и сердце. Я смотрела прямо перед собой и никогда по сторонам.
        Маршалл сосредоточенно изучал мыски своих рабочих башмаков.
        — Как-то я сказала тебе, что, если Трэвис вернется домой живым и здоровым, все остальное не будет иметь значения.
        Он едва заметно кивнул.
        — Но я заблуждалась, полагая, что смогу повести себя в этой ситуации по-взрослому. Оказывается, под давлением я ломаюсь. Это имеет значение, Маршалл, да еще какое. Даже споря с людьми, предупреждавшими, что брата может не быть в живых, в душе я надеялась на их правоту. Мне было проще принять его смерть, чем сознательное нежелание общаться с собственной семьей, обрекая всех нас на вечные муки неведения. Впоследствии я возненавидела себя за подобные мысли.
        На лице Маршалла отразилось понимание.
        Когда оказалось, что это правда. Я очень сожалею обо всем, что наговорила тебе тогда. Просто ненавистна была мысль о том, что ты ставишь Трэвиса превыше меня. Стыдно признаться, мне потребовалось несколько дней, чтобы понять, что точно так же поступала я с тобой каждый божий день. Отводила тебе вторую роль. А ты пожертвовал собой и нашим шансом быть вместе. Ради меня. Чтобы избавить от боли.
        — Значит, ты приехала извиниться?
        Эва чувствовала себя так, будто сердце в груди стало в два раза больше. Тяжелое, исполненное сомнений, гулко колотящееся, оно затрудняло дыхание.
        — Ты согласился со второстепенной ролью ради меня. Не многие мужчины на твоем месте поступили бы так же.
        Когда он заговорил, в его голосе послышалась легкая неуверенность, при этом он по-прежнему напоминал неприступную крепость.
        — Так ты хочешь поблагодарить меня?
        Она глубоко вздохнула, продолжая нервно сжимать и разжимать пальцы:
        — Я хотела проверить, не слишком ли поздно.
        Маршалл не двинулся с места:
        — Слишком поздно для чего?
        — Для осуществления твоей мечты. Деревянный домик в лесу в окружении источников. И я. И ты,  — поспешно добавила она.
        И занятие любовью дважды в день. Эти картины неотступно преследовали ее долгими одинокими ночами с тех самых пор, как Маршалл уехал.
        Ни слова не говоря, он подошел к окну и стал смотреть на пейзаж.
        — Ты запала мне в душу, Эва,  — признался он.  — Закончив проверку, я вернулся в Сидней, полагая, что через некоторое время смогу забыть о тебе. Но время шло, а твой образ не становился менее ярким. Он запечатлелся на моей коже, как татуировка, и я не смог стряхнуть тебя. Ты поселилась вот здесь.  — Он ударил себя кулаком в грудь.  — Но порывы сердца не имеют значения, потому что голова знает лучше. Если жизнь меня чему и научила, то это думать головой.  — Он повернулся к ней. Я не раз разрывал отношения, длящиеся гораздо дольше наших с тобой, Эва, поскольку они не шли мне на пользу. Зачем же мне довольствоваться ролью второй скрипки в твоей жизни?
        — Это не…
        — Поэтому, Эва, я обзавелся домиком в лесу, окруженным озерами, и надеюсь обрести здесь счастье. Большое счастье.  — Он печально вздохнул.  — Но тебя в моих мечтах больше нет.
        Эти слова с силой ударили ее под дых.
        — Совсем?  — чуть слышно спросила она.
        — В твоем сердце не было места для меня, Эва. Прежде я считал, что ты держишь меня в качестве замены пропавшему брату, но теперь изменил точку зрения. Просто ты эмоционально не способна на полноценные отношения, а я заслуживаю лучшего, чем скромная роль второго плана.
        Она пыталась восстановить дыхание, что давалось с трудом. Внутренний голос подсказывал уйти, вернуться домой, вот только, направляясь сюда, она надеялась, что именно это место станет ее новым домом.
        Ради этого стоило проявить храбрость, пойти на риск.
        — Я отправилась в путь не ради того, чтобы найти Трэвиса,  — призналась она чуть слышно.  — Я пыталась придумать способ отпустить его.  — Она содрогнулась.  — Это ужасало меня. Я спрашивала себя: что, если в моем сердце останется огромная зияющая дыра в том месте, где прежде были любовь, беспокойство и боль за него? Что, если я не сумею ее заделать? Исцелить? Кем я буду без него? Значительная часть меня самой потеряется.
        Глядя на сильные руки Маршалла, скрещенные на груди, Эва мечтала, чтобы он обнял ее.
        — От меня осталась пустая мертвая оболочка.  — Она на шаг сократила расстояние между ними.  — А потом появился ты на своем нелепом оранжевом мотоцикле, татуированный и обросший. Ну, просто как ледокол. Дюйм за дюймом ты упрямо ломал сковывающую меня корку льда.
        В глубине глаз Маршалла вспыхнул печальный огонек, Эва с сожалением поняла, что прежде сама всегда его гасила. Воспоминание о нем, стоящем в автобусе и взывающем к ее сердцу, причиняло осязаемую боль. А она-то думала, что не способна ничего чувствовать!
        Однако язык его тела оставался непроницаемым.
        — Я не затычка, Эва, я человек. Тебе придется поискать кого-то другого.
        — Я не хочу, чтобы ты затыкал прореху в моем сердце. Просто перекинь мост.
        Он поднял на нее глаза.
        Она взяла с дивана подушку и крепко прижала к себе:
        — Когда ты уехал, я чувствовала себя ужасно. Тебя нет, Трэвиса нет, мамы нет, папа на другом конце страны. Никогда еще мне не было так одиноко, что странно, ведь я целый год путешествовала в одиночку.
        Маршалл нахмурил брови и выпрямился:
        — Что же изменилось?
        — Я не могла больше оставаться замороженной.  — Она пожала плечами.  — Пыталась сделать то, что и прежде, приспособиться, но прямо из ниоткуда возникали мощные эмоции, и я поняла, что лелею те же чувства, что и Трэвис с тех пор, как умерла мама. Безысходность. Тревогу. Должно быть, я была подавлена, как и он.
        — Итак, ты научилась сочувствовать брату. Отлично.
        — Я не о нем думала, Маршалл,  — поспешно поправила она.  — Видит бог, мне следовало бы. Я удивилась собственному отчаянию, невзирая на то, что брат жив. Конечно, я была зла на него, возможно, испытывала ненависть. Но отчаяние? Трэвис исчез из моей жизни с тех пор, как не стало мамы, хотя некоторое время еще присутствовал физически. Я научилась компенсировать его отсутствие и не рассыпаться при этом на куски. И оказалась одна на скоростном шоссе в растрепанных чувствах из-за ухода человека, с которым знакома всего две недели.
        Маршалл поднял голову и сверкнул глазами, хотя ничего не сказал.
        — Я не думала о Трэвисе и не плакала о нем. Я думала о тебе, и тебя мне недоставало.
        Маршалл не нашелся с ответом.
        — Без тебя все было как-то не так,  — прошептала Эва.
        — Ты хоть понимаешь, как тяжело мне это слышать? Теперь?
        — Значит, уже слишком поздно.
        У Эвы сжалось все внутри.
        Она схватила сумочку:
        — Не хочу, чтобы ты плохо думал обо мне, Маршалл. Чтобы вспоминал как сумасшедшую, разъезжающую по стране на автобусе. Мне предстоит разучиться пользоваться механизмами приспосабливания, отлажено функционировавшими во мне годами. Это долгая работа.
        Она шагнула к нему, решив внести последнее исправление в их отношения, даже если после этого придется попрощаться.
        — Спасибо тебе за все. Хочу, чтобы ты знал, как сильно помог мне, и сожалею, что не смогла сразу ответить взаимностью. Прости, что причинила боль.
        Встав на цыпочки, она поцеловала его в краешек рта и прошептала:
        — Спасибо.  — Потом повернулась, собираясь идти к двери.
        — Эва.
        Его голос заставил ее руку замереть на дверной ручке, но она не повернулась к нему.
        — Что ты говорила о мосте?
        Мост. Мост через пропасть, на месте которой была ее любовь к брату?
        — Боюсь, он мне уже не нужен,  — пробормотала она, превозмогая боль в сердце.  — Он ведет в никуда.
        Маршалл шагнул к ней, повернул лицом к себе:
        — А раньше куда вел?
        Эва почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, но не стала их прятать. Хватит скрывать эмоции!
        — Один человек рассказывал мне о саде,  — выдохнула она, улыбаясь сквозь слезы,  — на месте которого прежде был пустырь, обнесенный древними каменными стенами и решетками. Потом кто-то посадил там прекрасную виноградную лозу и тем самым положил начало саду.
        Маршалл с трудом сглотнул:
        — Как же ты попадешь в этот сад без моста?
        — Никак. Зато я стану представлять его каждый день, а он будет разрастаться без меня. Вверх по решеткам, через трещины в стенах. В конце концов виноградные лозы скроют каменистую почву, на которой ничего не росло.
        И тогда ее душа исцелится.
        Маршалл смотрел в сторону, с трудом сдерживаясь. Наконец он заговорил:
        — Я хочу тебе кое-что показать.
        Взяв за руку, переплетя ее пальцы со своими, он повел Эву по мощенной камнями дорожке за дом, где проход блокировала большая деревянная дверь. Встав за ее спиной, он распахнул эту дверь.
        Та открылась внутрь.
        Эва расплакалась, вступив в сад своей мечты. Здесь было все: решетки, цветущие лозы, каменные стены и даже маленький прудик с рыбками. От слез все расплывалось перед глазами.
        Реальность оказалась куда прекраснее воображения.
        — Не плачь, Эва,  — прошептал за ее спиной Маршалл, очень близко.
        Она разрыдалась сильнее.
        — Он прекрасен,  — с трудом вымолвила она.
        — Я посадил его для тебя,  — признался он.  — Разбил сад сразу, как переехал сюда.
        Ее тело сотрясалось от рыданий.
        — Зачем?
        — Потому что он твой,  — пояснил Маршалл, гладя ее по волосам.  — Всегда был твоим.
        И повернул ее лицом к себе в кольце своих рук. Теплый, крепкий. Потный после трудового дня. Невероятно близкий. Одной рукой крепче обнял ее за талию, вторую положил на затылок и притянул голову к себе, чтобы поцеловать в губы.
        — Ты вовсе не сумасшедшая,  — прошептал он ей в волосы.  — Ты страстная, живая, чувственная.
        Возможно, теперь, когда сковывающий ее лед начал таять, она в самом деле стала такой.
        — Я жаждал любви, которую ты приберегала для брата,  — выдохнул он.  — Мне было ненавистно, что все принадлежит Трэвису, а он ушел, ни разу не оглянувшись, отказавшись от самого дорогого сокровища на свете.
        Отклонившись, Эва улыбнулась сквозь слезы:
        — Ему моя любовь не требуется.
        — Зато кое-кому другому требуется, Эва. Вся твоя любовь до последней капли.  — Его серые глаза сверкнули.  — Мне дела нет, какой источник породил эту любовь. Главное, она здесь, в твоем саду. Со мной.
        Она просунула ладони ему под рубашку:
        — Ты меня не ненавидишь?
        — В моем сердце никогда не было ненависти к тебе,  — заверил он.  — Только к самому себе. Я ненавидел весь мир и свое прошлое за то, что не позволяли мне просто любить тебя. Я злился на себя за попытку стать героем, способным решить любую проблему, хотя на самом деле лишь усугублял ситуацию.
        — Если бы ты не нашел Трэвиса, я и по сей день колесила бы по стране с разбитым сердцем.
        — Если бы я не нашел Трэвиса, то и по сей день колесил бы по стране вместе с тобой,  — признался Маршалл.  — Я бы так просто тебя не отпустил, а лишь дал бы некоторое личное пространство. Попытался защищать тебя, а не контролировать.
        — Я не смогла путешествовать без тебя, поэтому и решила вернуться домой.
        — Должен тебе кое в чем признаться,  — негромко проговорил он.  — Я выбрал ферму вблизи водопада Маккензи еще и потому, чтобы твоему отцу не пришлось бы терять тебя во второй раз.
        Он вытер ее слезы полой фланелевой рубашки.
        — Как это?
        — Потерять тебя здесь,  — пояснил он, целуя ее в припухшее веко, затем в другое.  — Со мной.
        У Эвы внутри все сжалось.
        — Ты хочешь, чтобы я переехала сюда?
        — Да.
        Но пять минут назад ты сказал, что уже слишком поздно.
        — Эва, послушай, если я и научился чему-то у тебя, так это тому, что просто выживать недостаточно. Я оставил мать и брата, но это ничего не изменило, в том числе меня. С тех пор мои эмоции были будто заморожены, как и у тебя. Так можно существовать некоторое время, но не до конца жизни. В какой-то момент мне следовало пойти на риск и начать снова верить в людей. В тебя.
        — Я ужасно подвела тебя.
        — Я этого ожидал и почувствовал бы себя преданным вне зависимости от ситуации.
        Радость в душе Эвы робко вскинула голову.
        — Значит, теперь ты веришь в меня?
        — Лучше, Эва. Я верю в себя.
        — И хочешь, чтобы я осталась здесь?
        Он легонько коснулся губами ее губ, однако после долгой разлуки этого показалось недостаточно, поэтому Эва прижалась сильнее.
        — Я хочу, чтобы ты жила здесь,  — произнес он и на всякий случай добавил:  — Со мной. В лесу. Так у нас появится место для уединения от наших безумных семей, чтобы побыть только вдвоем.
        В сердце Эвы пышным цветком распустилась радость.
        — Я всегда буду беспокоиться о брате,  — предупредила она, понимая, что не сможет исключить Трэвиса из своей жизни с той же легкостью, с какой он исключил ее. До конца своих дней она будет оставаться ему старшей сестрой.
        — Знаю. А у меня в семье всегда будет опасный преступник.  — Заметив удивление на ее лице, он добавил:  — Долгая история.
        — Все, что я тебе наговорила…
        — Все в прошлом, Эва. Я прошу тебя выбрать будущее. И меня.
        Последний раз, когда он просил ее об этом, она предпочла брата. И разбила ему сердце.
        Проведя ладонью по восхитительно крепким мышцам его живота, она посмотрела ему в глаза и сказала:
        — На этот раз я выбираю нас.
        notes
        Примечания

1
        Евкла — населенный пункт в Австралии, регион Голдфилдс-Эсперанс.


2
        Города в Западной Австралии.


3
        Популярное онлайн-выражение в виде физического жеста «лицо, закрытое рукой», является проявлением разочарования, смущения или отвращения в ответ на явную глупость или ложную информацию.


4
        Любовь (ит.).


5
        Динги — маленькая шлюпка длиной около трех метров, рассчитанная на одного-двух человек.