Фактор страсти Кимберли Лэнг

        Из-за нелепого инцидента предвыборная кампания сенатора Маршалла под угрозой. Он поручает своему сыну, Брейди, привлечь на свою сторону виновницу переполоха, Эспин Бридлав. Брейди принципиально не заводит романы со своими служащими, однако для Эспин, которая совершенно не похожа на женщин его круга, он делает исключение…
        Кимберли Лэнг
        Фактор страсти
        Глава 1
        — Опять «да здравствует революция»!
        Брейди Маршалл оторвался от письма, которое в этот момент отправлял, и увидел, что менеджер по кадрам его отца стоит у окна и смотрит на Конститьюшн-авеню.
        — Что там?  — поинтересовался Брейди.
        — Протестующие, но их мало, по крайней мере человек пятьдесят.  — Натан покачал головой.  — Неужели им больше нечем заняться утром в пятницу?
        Натан — пессимист, жертва многолетнего вращения в политических кругах. Он — отличный менеджер, благодаря ему офис сенатора Маршалла всегда работал эффективно и без сбоев, но он давно утратил способность видеть цель. После выборов Брейди придется серьезно поговорить с отцом. Им требуется приток свежей крови.
        — Возможно, они усвоили в школе понятие гражданского долга,  — заметил Брейди,  — и решили в этот чудный осенний день воспользоваться правом, которое дает им первая поправка,  — правом высказать неудовольствие… Против чего они протестуют?
        — Это так важно?
        — Да.  — Брейди подошел к окну. Он не мог, конечно, слышать выкрики протестующих, но видел, что они возбуждены и взволнованы.  — Если я собираюсь пройти мимо них, то должен знать: им не нравится результат последнего голосования или цвет моих кожаных ботинок.
        — Зачем вам туда идти?  — поинтересовался Натан.
        — Мне надо встретиться с другом на набережной, а самый короткий путь — мимо них.
        Натан поднес к глазам небольшой бинокль и направил его на толпу:
        — Не могу сказать точно…
        — Послушайте,  — Брейди отошел от окна и начал собирать вещи,  — отцу стоит в этом разобраться до того, как в среду мы встретимся с новым консультантом. Конечно, если сенатор собирается активно участвовать в выработке стратегии. Если нет, этим займусь я.
        Брейди впервые участвовал в предвыборной кампании официально, хотя, честно говоря, занимался этим всю свою жизнь. Его не очень привлекала политика, он не собирался занять в сенате кресло, которое его семья занимала больше сорока лет, но выборы — другое дело. Это увлекательная игра.
        Натан кивнул. Брейди открыл дверь в офис и приемную. Служащие его отца занимались своими делами. Приемная была почти пуста. Только несколько человек ожидали встречи с кем-то. Все с интересом смотрели на молодую женщину, которая стояла у стола секретарши и что-то возбужденно говорила ей. Брейди остановился и прислушался.
        — Мэм, вам должна быть назначена встреча.  — Льюис говорила спокойно, доброжелательно, но твердо.
        — Я знаю и поэтому очень хочу, чтобы меня записали на прием. В любое удобное для сенатора время.
        Эта женщина, вероятно, новичок в таких делах. Она не понимает, что у нее нет ни единого шанса на встречу с его отцом. Кроме того, никто не примет ее всерьез в такой одежде: облегающей водолазке, длинной широкой юбке, примитивных украшениях. Внимание Брейди привлекла копна непослушных волос, которым не позволяла падать на лицо пестрая лента. Он готов был поспорить, что дамочка принадлежит к компании протестующих смутьянов. Но если кто-то и выглядел привлекательно в наряде хиппи, так это она. Тоненькая, но не хрупкая, с элегантным профилем. Внешность удачно гармонировала с тем, что было на ней надето — вплоть до сандалий.
        Многочисленные браслеты на руке дрожали и звенели, когда незнакомка подкрепляла свои слова жестами.
        — Я как член-учредитель и спикер «Инициативы планеты людей» хочу предложить сенатору сотрудничество с нашей организацией. Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы сенатор занял более жесткую позицию в отношении законодательства, касающегося окружающей среды, и возглавил…
        Льюис подняла руку и прервала поток красноречия:
        — Мисс…
        — Бридлав,  — подсказала женщина.
        — Мисс Бридлав, на этой неделе и сенатор, и его сотрудники очень заняты. Ни у кого из них не будет времени встретиться с вами, несмотря на благородные задачи вашей организации,  — сказала Льюис с терпеливой улыбкой.  — Если вы свяжетесь с нами — по соответствующим каналам — через неделю, мы найдем члена команды сенатора, который поможет вам. Губы женщины плотно сжались. Она поняла наконец, что не добьется ничего, кроме вежливого отказа. Брейди немного сочувствовал ей: холодный душ всегда неприятен.
        — Понимаю. Могу я оставить кое-какую информацию, которую сенатор, возможно, просмотрит?
        Победившая Льюис на сей раз улыбнулась искренне:
        — Да, конечно.
        Пока мисс Бридлав рылась в своей тряпичной сумке, Льюис заметила сына сенатора, и ее улыбка стала извиняющейся.
        — Мне очень жаль, Брейди, но до завтра я не смогу получить запрошенную вами информацию.
        — Ничего страшного,  — успокоил он секретаршу.  — Она потребуется сенатору за десять минут до митинга.
        — Да, действительно.
        Когда Брейди выходил из приемной, Льюис брала у мисс Бридлав какие-то бумаги.
        Льюис принадлежала к числу преданных сотрудников. Она работала еще с дедом, а когда тот отошел от дел, осталась работать с отцом. Если честно, Брейди удивило это ее решение: Льюис была посвящена в многочисленные, не всегда красивые, подробности их личной жизни. Тем не менее неприязнь к Дугласу Маршаллу как человеку не помешала ей работать с Дугласом Маршаллом — сенатором.
        Как и Брейди.
        — Мистер Маршалл, мистер Маршалл, пожалуйста, подождите!
        Брейди обернулся и увидел, что женщина бежит к нему. Двери лифта открылись. Привитые бабушкой, которую внуки называли Нана, хорошие манеры не позволили ему войти в лифт и уехать.
        — Спасибо,  — задыхаясь, поблагодарила мисс Бридлав, когда двери лифта закрылись. От пробежки по холлу ее щеки разрумянились, прядь волос выбилась из-под ленты и упала на лоб. На лице не было никакой или почти никакой косметики. Ясные зеленые глаза взглянули на него.  — Мистер Маршалл,  — начала она,  — я — член «Инициативы планеты людей»…
        — Прошу извинить, что перебиваю вас, но я не тот человек, к которому вам следует обратиться.
        — Вы — Брейди Маршалл, правда? Сын сенатора Маршалла.
        — Да. Но я не принадлежу к числу его служащих.
        — Вы — руководитель его предвыборной кампании.
        Брейди не знал, гордиться ему или сердиться.
        — И, как таковой, я не имею права вмешиваться в его рабочее расписание. Я не в силах помочь вам встретиться с ним.
        — Но вы, по крайней мере, можете меня выслушать.
        Брейди, из-за своих хороших манер запертый в лифте с этой женщиной, не знал, как вывернуться. Да она и не оставила ему такой возможности.
        — Если сенатор поддержит ИПЛ, члены нашей организации помогут ему в предвыборной кампании. Они активны, известны по всей Виргинии, широко представлены в Интернете. Вы знаете, как ценна инициатива снизу…
        К счастью, в этот момент лифт остановился на первом этаже, и двери открылись. У Брейди появилась возможность прервать настойчивую визитершу.
        — Льюис взяла у вас документы, и если ваши планы окажутся…
        — У нас нет твердых планов,  — перебила молодая женщина, а когда он попытался пройти мимо нее, потрусила за ним, продолжая непрерывно говорить: — Мы просто ставим задачу сделать эту планету лучше, удобнее для людей, которые на ней живут.
        — Это достойно уважения.
        Брейди вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света.
        Мисс Бридлав не отставала:
        — С помощью сенатора Маршалла…
        А, черт! Он оказался прямо напротив протестующих. Через секунду три человека отделились от толпы и преградили им дорогу.
        Боже праведный! Брейди не желал иметь дело ни с чем подобным.
        — Мистер Маршалл, если бы вы уделили мне двадцать минут, то, я уверена, согласились бы, что цели ИПЛ…  — начала мисс Бридлав, однако ее прервал кто-то из соратников.
        — Нельзя, чтобы планету продолжали эксплуатировать и дальше — ни это правительство, ни какое-либо другое!  — прокричал человек в зеленой майке.
        — Мы не можем стоять в стороне,  — добавила стоящая рядом женщина.
        Брейди, стараясь сдержать злость и отчаяние, прервал их:
        — Я уважаю ваш энтузиазм. И я уверен, вам известно, что сенатор Маршалл давно пользуется поддержкой защитников окружающей среды, так как в свою очередь поддерживает многие инициативы «зеленых». Но, как я уже говорил мисс Бридлав, я не тот человек, к которому вам следует обращаться.
        — А я думаю, вы именно тот человек,  — сказала она спокойно и взяла его за руку. Ее зеленые глаза смотрели искренне и задорно. Что-то в ней потрясло Брейди.  — Ваша семья пользуется огромным влиянием и действительно может кое-что изменить.
        Влияние семьи? Ну да.
        — Я прошу прощения у всех вас, но мне действительно некогда.
        Человек в зеленой майке подошел ближе:
        — Я тоже прошу прощения.
        И прежде чем Брейди успел понять, что имеет в виду Зеленая Майка, он почувствовал, как что-то холодное коснулось его запястья, и тут же раздался щелчок.
        — Какого…  — Он поднял руку, и рука мисс Бридлав тоже поднялась.
        Они были скованы одними наручниками. Зеленая Майка выкрикнул что-то маловразумительное и исчез в толпе.
        — Кирби, вернись!  — воскликнула молодая женщина.  — Сними эту штуку!
        Толпа пришла в неистовство. Люди кричали, пели, скандировали лозунги.
        На счастье, появилась полиция. Полицейский, давным-давно знавший Брейди, смеясь, подошел к ним:
        — Вы хотели, чтобы вас соединили наручниками с этой леди? Проводить вас куда-нибудь?
        — Очень забавно, Роберт. Просто сними наручники.
        Роберт сурово посмотрел на мисс Бридлав:
        — Понимаете ли вы, что удержание кого-либо против его воли — серьезное преступление?
        Ее глаза расширились, она попыталась стянуть наручник с запястья:
        — Я такая же жертва, как и он.
        — Можно, мы потом разберемся, кто виноват?  — Брейди протянул их скованные руки Роберту, и тут же опустил, заметив людей с кинокамерами.  — Давайте зайдем внутрь.
        Роберт кивнул и повел их обратно к двери.
        Комизм ситуации подчеркивало то, что мисс Бридлав старалась держаться подальше от Брейди, выворачивая свою руку самым невероятным образом.
        Но в этой ситуации был и положительный момент: она наконец-то замолчала.

        Идя вслед за Брейди и полицейским обратно в «Рассел билдинг», Эспин закусила губу. У нее не было выбора — благодаря глупости Кирби.
        И дело не только в унизительном положении. Выходка Кирби была способна уничтожить мизерное желание помочь, которое она сумела пробудить в Брейди Маршалле. А это лишит ее последнего шанса на встречу с его отцом.
        Иногда надо кричать и протестовать, но порой сила заключается в спокойствии. Любой активист это знает. Кирби — новичок, к тому же слишком темпераментен, а потому не видит разницы. А теперь и она, и ИПЛ будут расплачиваться за его опрометчивый поступок.
        Эспин шла через вестибюль с высоко поднятой головой. Мистер Маршалл, слава богу, казался скорее огорченным, нежели рассерженным.
        Напасть на сына и руководителя предвыборной кампании сенатора Маршалла было глупо, хотя Эспин на минуту показалось, что эта глупость может принести пользу. А теперь надо освободиться от наручников и посмотреть, можно ли спасти хоть малую толику из того, что ей удалось сделать.
        Дверь с полицейской эмблемой вела в маленькую комнату без окон, очень удобную для допроса подозреваемых. Эспин задумалась: не собираются ли ее арестовать — впервые в жизни. Офицер Р. Ричардс, если верить надписи на жетоне, осмотрел наручники:
        — Хм… Проблема.
        — В чем дело?  — поинтересовался Брейди.
        — Наручники нестандартные. Их нельзя отпереть обычным ключом.  — Ричардс повернулся к Эспин и сурово взглянул на нее: — У вас случайно нет ключа, мисс?
        — Нет,  — процедила она сквозь зубы.  — Это не мои наручники. И не моя идея.
        — Значит, их придется разломать.
        Брейди вздохнул:
        — И сколько времени это займет?
        — Пару минут, как только я найду кусачки. А вот искать их, возможно, придется немного дольше.
        Мистер Маршалл наконец посмотрел прямо на Эспин, и глубина его глаз породила в ней какое-то странное ощущение.
        — По-моему, у нас нет выбора,  — сказал он, опять повернувшись к полицейскому.  — Идите, ищите кусачки.
        — Не возражаете остаться с леди вдвоем на несколько минут?  — спросил Ричардс.
        Мистер Маршалл оглядел ее с головы до ног и рассмеялся:
        — Думаю, это абсолютно безопасно.
        Они говорили так, словно ее тут не было. Эспин старалась сдерживать гнев, пока офицер не подошел к двери.
        — Извините, а меня никто не хочет спросить, согласна ли я остаться в комнате без окон, скованная наручниками с совершенно незнакомым человеком?
        — Я могу поручиться за Брейди. Все будет в порядке.
        И они остались одни.
        Свое заявление Эспин сделала полушутя, но теперь реальность больно ударила ее. Комнатка маленькая, а Брейди Маршалл — мужчина крупный, широкоплечий, почти на фут выше ее. Не имея возможности отодвинуться от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки, она невольно вдыхала запах его крема после бритья и ощущала тепло, которое, казалось, излучала его кожа. Прибавьте к этому крепкий подбородок, падающие на лоб волосы цвета меда, глубокие зеленые глаза…
        Самым ужасным было не публичное унижение и даже не раздражение, которое — Эспин догадывалась — едва сдерживал Брейди Маршалл, а то, что она не возражала против наручников. Это было смехотворно, но она не могла не чувствовать странные искорки, бегающие по коже.
        Тишина подавляла. Эспин села на стол, позволила туфлям упасть на пол и попыталась расслабить руку, соединенную с его рукой. К ее удивлению, Брейди Маршалл уселся рядом с ней, так что их руки смогли опереться о столешницу.
        — Откуда вы знаете, что оставаться со мной наедине безопасно?  — спросила она.  — А вдруг я — специалист по восточным единоборствам или еще кто-нибудь в этом роде?
        Одна темно-русая бровь взлетела вверх. Он снова медленно оглядел ее, отчего по коже опять побежали мурашки.
        — В самом деле?
        — Нет,  — призналась Эспин,  — но вы этого не знали.
        Уголки его губ дрогнули.
        — В данных обстоятельствах я готов был рискнуть. И Роберт знает меня много лет. Иначе он не оставил бы вас здесь. Уверяю вас, я совершенно безопасен.
        Почему она чувствует себя оскорбленной?
        — Это радует.
        — Мисс Бридлав…
        — Эспин,  — поправила молодая женщина.  — Мне не нравится, когда меня называют мисс Бридлав. Мое имя Эспин.
        Маршалл чуть нахмурился:
        — Как дерево осина?
        Она кивнула.
        Он рассмеялся. И его лицо преобразилось: стало лицом обычного человека, а не бюрократа. Вокруг глаз появились забавные маленькие морщинки. Эта перемена плохо сказалась на и без того натянутых нервах Эспин, как и обида на то, что он посмеялся над ее именем.
        — Теперь я понимаю, почему ваш приятель, убегая, кричал что-то о связи с деревом,  — заметил Маршалл.  — Я думал, он ненормальный.
        Он смеется не над ней. От этой мысли Эспин стало немного легче.
        — Кирби не мой приятель. И он не ненормальный. Просто немного экзальтированный.  — Она улыбнулась.  — Мне действительно очень жаль, мистер Маршалл.
        — Принимая во внимание все факторы, я думаю, вам стоит называть меня Брейди.
        Его настроение, похоже, немного улучшилось. Не злой, не расстроенный, он стал другим человеком.
        — Конечно, Брейди.  — Она попыталась протянуть руку для рукопожатия и тут же вспомнила, по какому поводу они здесь оказались.  — Приятно познакомиться.
        — Мне тоже, хотя я предпочел бы, чтобы это произошло при несколько иных обстоятельствах.  — В уголках его губ мелькнула улыбка.  — Надо предупредить человека, который ждет меня, что я опоздаю.
        — Разумеется.
        — Для этого мне необходим телефон.  — В его голосе явно звучал смех.  — Я правша.  — Брейди кивнул на соединявшие их наручники.  — А телефон лежит в правом кармане.
        Эспин поняла. Он не может достать телефон левой рукой, а правая пролезет в карман только вместе с ее рукой.
        — Ну,  — сказала она, краснея,  — для этого требуются более близкие отношения, чем у нас с вами.
        Удивительно! Он ей подмигнул:
        — Значит, хорошо, что мы стали обращаться друг к другу по имени.
        Она отвела взгляд и постаралась продемонстрировать, что ей это безразлично. Рука Эспин скользнула по его бедру, когда Брейди опустил руку в карман. Телефон лежал глубоко, а наручники не оставляли места для маневра. Брейди выругался про себя.
        — Вы можете залезть поглубже в мой карман и достать телефон?  — спросил он.
        — Вы серьезно?
        «Он хочет, чтобы я запустила руку ему в брюки…
        Нет, только в карман»,  — поправила она себя. Телефон зазвонил. Лицо Эспин горело, словно в огне. Она прокашлялась. «Ничего страшного. Мы взрослые люди. Мы оказались в необычной ситуации и должны действовать заодно».
        Но опустить руку в карман этого мужчины?..
        Телефон продолжал звонить. Брейди кашлянул и наклонился к ней. Эспин пришлось вывернуть руку, чтобы залезть в карман. Близость Брейди действовала ей на нервы.
        Она старалась по возможности прижимать руку к наружной стороне кармана, но не могла не почувствовать, как сильны мышцы его бедра. Интересно, чем он занимается в свободное время, если развил такую мускулатуру?
        К счастью, пальцы женщины быстро нащупали телефон и извлекли его прежде, чем все ее тело начало дрожать от смущения… Или по какой-либо иной причине.
        Брейди улыбался, когда она протягивала ему телефон, но это не помогло. Эспин отвернулась, решив хотя бы символически не мешать ему разговаривать. Но на самом деле ей требовалось время, чтобы прийти в себя.
        Она слышала, как Брейди, смеясь, объяснял кому-то, что его задержали, и обещал позже все объяснить и назначить новое время для встречи.
        — Все в порядке, Эспин?  — спросил он, опуская телефон в левый карман.
        — Я в порядке.  — «Насколько это возможно в такой ситуации».  — Мне очень жаль, что я спутала ваши планы.
        — Я верю, что вы говорите правду, утверждая, что это не ваша идея. Кстати, передайте — Кирби, да?  — что человек, с которым он сыграет эту шутку в следующий раз, может не проявить понимание.
        — Значит ли это, что вы не собираетесь заявлять в полицию?
        Попасть в полицию за нарушение общественного порядка, что часто случалось с манифестантами,  — это одно. А удержание сына сенатора против его воли — совсем другое. И ни один судья не поверит, что она просто невинная жертва.
        — Я не собирался это делать.
        Страшный груз свалился с ее плеч.
        — Спасибо. Обещаю, что лично сверну Кирби шею за эту выходку.
        — Я не могу понять, чего он хотел этим добиться.
        — Это привлекло ваше внимание, правда?  — (Брейди удивленно посмотрел на нее.)  — А знаете ли вы, как тяжело привлечь чье-либо внимание в этом городе? Особенно если вы — не важная шишка.
        — Могу себе представить. Но надевать на людей наручники…
        Эспин не собиралась скрывать раздражение:
        — Нам постоянно твердят, что мы должны принимать участие, но мы видим, что на самом деле никто этого не хочет. Нам говорят, что наш голос будет услышан, но, похоже, никто не хочет нас слушать. Это касается не только выступления нашей организации. Многие из нас — активисты с давних пор, и они поняли, что на самом деле никому не интересно, что мы хотим сказать.
        Брейди медленно кивнул:
        — Могу представить, как это тяжело.
        — Это не просто тяжело!  — выкрикнула Эспин, возмущенная его покровительственным тоном.
        — Но протест не открывает пути к взаимопониманию. Он очень скоро превращается в соревнование «Кто может прокричать громче».
        — Но,  — парировала она,  — нам остается надеяться, что, если мы будем кричать достаточно громко и достаточно долго, кто-нибудь все-таки нас услышит. Необходимо, чтобы нас услышали. Вы видели, что делают высокогорные шахты с Аппалачами? А как выглядит лес после того, как вырубят деревья? Вы когда-нибудь счищали нефть с морских птиц?  — (Брейди покачал головой.)  — А я — да. Конечно, это не оправдывает Кирби, но я понимаю, чего он хотел.
        Некоторое время Брейди хранил молчание, и Эспин начала беспокоиться. Может быть, она зашла слишком далеко?
        — Я поговорю о вас с Льюис. Я не берусь устроить вам встречу с сенатором, но возможно — только возможно,  — мне удастся сделать так, чтобы вас принял кто-нибудь из его людей.
        — Вы это сделаете?  — Слово «потрясение» даже отдаленно не могло описать ее состояние.
        — Непременно. Но не из-за этой пакости,  — добавил он.  — Не хочу, чтобы кто-нибудь принял это на вооружение.
        — Конечно нет. Спасибо вам.
        Выражение его лица смягчилось, в зеленых глазах появилась опасная теплота.
        — Я ничего не могу гарантировать, но человек столь страстный и искренний, как вы, заслуживает, чтобы ему дали шанс.
        Ух! Эспин не знала, что поразило ее сильнее — то, что она сумела-таки кое-чего добиться, или что Брейди Маршалл считает ее страстной и искренней. Его комплимент потряс женщину до кончиков пальцев.
        Она видела Брейди по телевизору, когда он выступал вместе с отцом, и он всегда выглядел неприступным. Но этот человек был не тем, кем казался. Когда он опять ей улыбнулся, потрясение перешло в дрожь.
        Эспин кашлянула:
        — Я, хм…
        Но тут вернулся Ричардс, и опасность, что она выпалит какую-нибудь глупость, миновала.
        — Нам редко приходится ломать наручники, так что я не привык иметь с этим дело.  — Полицейский показал огромные кусачки.
        Брейди встал, засучил рукав пиджака и расстегнул манжет рубашки.
        — Кто первый?  — спросил Ричардс.
        — Сначала дама.  — Брейди положил их руки на середину стола.  — Эспин?
        Эспин подняла рукав майки и отодвинула браслеты подальше от запястья:
        — Не уверена, что хочу быть первой. Я люблю свою руку.
        Несмотря на предупреждение, полицейский Ричардс орудовал кусачками очень ловко, и вскоре ее запястье было свободно. Эспин потерла красный круг на коже. Между тем было освобождено и запястье Брейди.
        Он немедленно пожал руку полицейскому. Совместное времяпрепровождение закончилось, и Брейди опять принял суровый вид неприступного бюрократа, с которым Эспин ехала в лифте. Это было поражение…
        — Спасибо. Если вам от меня ничего не нужно…  — (Полицейский покачал головой.)  — До свидания, Роберт. Эспин, мне было… интересно познакомиться с вами.
        — Мне тоже. Надеюсь, сегодня с вами больше ничего не случится.
        И Брейди ушел, а комната показалась большой и пустой.
        — Всего доброго, офицер…
        — Не торопитесь.
        Через тридцать неприятных минут Эспин смогла наконец уйти. Предупреждения полицейского Ричардса еще звенели у нее в ушах; этот человек явно был против инцидентов на своей территории.
        Большинство протестующих разошлись. Осталась небольшая группа во главе с Джекки, председателем «Инициативы планеты людей» и организатором митинга, но и они успели растратить энергию.
        Эспин, сходя со ступенек, помахала им рукой, и Джекки пошла через улицу ей навстречу:
        — Я все сняла. Это было замечательно. Твои родители будут гордиться.
        — Ты думаешь?
        — Уверена. Я выложу видео в Интернет, а ты можешь послать им ссылку.
        — Они все еще поправляют здоровье на Гаити. И не всегда могут добраться до Интернета.
        — Ну, тогда покажешь им потом. Первый подвиг их девчушки.  — Джекки подняла маленькую видеокамеру.  — Ну, Эспин Бридлав, каково это — протестовать в наручниках?
        Эспин нахмурилась:
        — Все не так, Джекки. Это была глупая выходка. Кирби поступил необдуманно.
        — Но ты привлекла внимание. Это отличный первый шаг.
        — Может быть. А может, и нет. Но у меня появилась надежда: когда-нибудь кто-нибудь выслушает нас. Это все, чего я хочу.  — (Джекки подняла брови.)  — То есть,  — поспешила поправиться Эспин,  — это начало пути к тому, чего хотим все мы. Чтобы кто-нибудь выслушал нас.
        Джекки выключила камеру:
        — Иди домой. Ты сегодня хорошо поработала.
        — Посмотрим.  — Эспин подумала об обещании Брейди помочь. И, увидев недоумевающий взгляд Джекки, добавила: — Я потом тебе объясню.
        Не стоит пробуждать напрасную надежду.
        Когда она шла к метро, абсурдность сегодняшних событий поразила ее. Правда, Брейди Маршалл ужасно привлекателен, но об этом Эспин никому не собиралась говорить.
        Она села в вагон, гордая оттого, что ей хоть что-то удалось сделать. Немного, но это начало. Шаг за шагом…
        Знакомое покачивание и постукивание вагона убаюкало молодую женщину. Она закрыла глаза, и лицо Брейди Маршалла тут же предстало перед ее глазами. У Эспин вырвался легкий вздох. И теплое чувство вновь проснулось в ней.
        Она страстная. Она искренняя.
        А сорок восемь часов спустя она стала звездой Интернета.


        Глава 2
        — Неподражаемо! Ты, прикованный наручниками к хиппи! Я сделал увеличенную копию снимка и повесил над письменным столом. А Финн попросил одного из своих ребят вставить его в рамку. Пальчики оближешь! Я пошлю тебе видео.
        Итан так смеялся, что Брейди с трудом мог понять его. Он откинул голову на спинку сиденья лимузина и потер переносицу, чтобы унять усиливающуюся головную боль.
        Это была последняя капля. Брейди пришлось иметь дело с прессой, дедом, бабушкой и председателем комитета по переизбранию в сенат только потому, что какой-то полоумный решил сыграть с ним глупую шутку. Видео разлетелось повсюду, а слова Эспин «Это все, чего я хочу. Чтобы кто-нибудь выслушал нас» стали лозунгом недовольных активистов по всей стране.
        К понедельнику Интернет гудел. Во вторник всерьез взялась за дело пресса и удвоила шумиху. Блогеры раскрутили скандал, а Эспин стала символом движения, которого три дня назад еще не существовало.
        А Брейди объявили символом политики старой школы. И никого не волновало, что он не политик. Он — Маршалл. Этого достаточно.
        Остатки терпения понадобятся ему, чтобы выдержать встречу с отцом и новыми консультантами предвыборной кампании. Он не может тратить ни капли на своих братьев.
        — Это совсем не так интересно, как хочет показать пресса.
        — Но все-таки забавно. Да, Лили просит напомнить тебе, что она, по крайней мере, никогда не совершала «позорного дефиле» в наручниках перед национальной службой новостей.
        Невеста Итана в молодости не раз попадала в полицию — факт, который они, по возможности, старались не предавать гласности. Правда, Итана не заботило ни прошлое Лили, ни тот факт, что членом столь известной семьи станет бывшая нарушительница закона. Брейди радовался, что его брат счастлив, но Лили уже не раз становилась причиной его головной боли.
        — Ты звонишь мне по делу, Итан?
        — В общем, нет.  — Судя по всему, Итан пожал плечами.  — Просто хотел тебя подразнить.
        — Ты преуспел.
        — Я любопытен. Ты ее выслушал?
        — В каком-то смысле. Я сказал, что постараюсь устроить ей встречу с кем-нибудь из людей отца. И она, думаю, была бы довольна, если бы не началась шумиха. Представь, симпатичная девушка становится звездой Интернета, попадает на первые полосы газет.
        — Так ты думаешь, она симпатичная?
        Порой Итан переходит все дозволенные границы.
        — Это важно?
        — Она не подходит под твои стандарты. А ты никогда не отступаешь от них.
        От головной боли у Брейди закрывались глаза.
        — Ты любишь изображать идиота.
        — Ты не ответил на мой вопрос.
        — Потому что вопрос идиотский.  — Лимузин остановился у дома Маршалла-старшего.  — А теперь мне надо идти и сражаться с последствиями всего этого.
        — Похоже, сенатор немного недоволен.  — Итан саркастично хмыкнул.  — Это хорошо.
        — Для тебя, возможно, для меня — нет. Мне не хочется терять время на глупую прессу. Добиться его переизбрания — моя задача.
        — Ты работаешь на него по доброй воле.
        — Да, потому что я способен видеть кое-что, кроме мелких интересов и детских капризов.
        Итан что-то пробормотал, но Брейди это уже не интересовало. Он сухо попрощался и прервал связь. Итан не способен за своими собственными проблемами с отцом увидеть более широкие горизонты. Возможно, Дуглас Маршалл был не очень хорошим отцом, но он был прекрасным сенатором. Наследие деда, как ни странно, попало в надежные руки.
        В этом все дело, а Итан не желает понять. Дед был львом в сенате, и отец продолжил эту традицию. Пока он остается ей верен, Брейди будет бороться за то, чтобы Дуглас сохранил свое кресло.
        Следовательно, надо переключить внимание с Эспин Бридлав на серьезные дела.
        Брейди взлетел по лестнице, шагая через две ступеньки. Дверь кабинета отца была открыта, оттуда слышались голоса. Войдя в кабинет, он удивился: сенатор, Натан и новые консультанты уже сидели за круглым столом для совещаний. И, судя по пустым чашкам из-под кофе, включенному компьютеру и куче бумаг на столе, они работали уже давно.
        — Я опоздал?
        Джейн, одна из консультантов, которых Брейди пригласил только на прошлой неделе, взглянула на него несколько удивленно. Натан только пожал плечами. А отец был раздражен, как всегда:
        — Твоя подружка-хиппи устроила эдакую бурю…
        — Буря утихнет.
        — Возможно, но мне надоело видеть и ее лицо, и твое каждый раз, как я смотрю новости.
        В доказательство своих слов отец включил телевизор. На одной стороне разделенного пополам экрана появилась Эспин, трусившая за ним, когда они выходили из здания, а потом их сковали наручниками. На другой стороне демонстрировался ролик, в котором говорилось о глухоте конгресса к многочисленным протестам. Дикторша раз пять упомянула Маршаллов, словно это была их вина.
        Потом на экране появилась Эспин. Она давала что-то вроде маленькой пресс-конференции в помещении, похожем на книжный магазин:
        — Мне кажется, реакция, которую мы сейчас наблюдаем, демонстрирует, насколько наши законодатели оторваны от народа, который они вроде бы представляют. Каждый имеет право быть услышанным.
        Брейди видел этот ролик не в первый раз, но его опять поразило, как естественно и спокойно Эспин держится перед камерами. Возможно, она немного экзальтированна, но умна и умеет отстаивать свою точку зрения.
        Отец выключил звук:
        — Поскольку мисс Бридлав решила приковать себя наручниками к тебе, мой офис оказался в эпицентре бури. А я виноват во всем, что плохо в Вашингтоне.
        Брейди сел за стол. Джейн оторвалась от компьютера.
        — А Марк Тейлор уже воспользовался этим,  — прибавила она.  — История становится элементом предвыборной кампании, и то, что имя Маршалла напрямую связано с волной протестов, не очень хорошо для сенатора.
        Если бы он позволил дверям лифта закрыться у нее перед носом… Хорошие манеры, похоже, не всегда хороши. Хотя, с другой стороны, именно такие вещи делают выборы интересными, настоящей борьбой. Это надо повернуть в нужную сторону…
        Отец прервал его размышления:
        — Не расслабляйся, Брейди. Тебе придется немного поработать в поле.
        — Почему и где?
        — Мне нужно сделать мисс Бридлав моим другом прежде, чем Марк Тейлор сделает ее моим врагом и использует против меня.
        — Такой план хорош. Действительно…
        — Я рад, что ты согласен. Ты ее наймешь.
        — Прошу прощения…
        — Ты наймешь мисс Бридлав. Сделаешь ее членом моей команды.
        Брейди никогда не слышал ничего более смехотворного.
        — И что она будет делать? Протестовать?
        — Слушать.  — Отец хитро улыбнулся.  — Мисс Бридлав станет официальным слушателем.
        — Такой должности нет.
        — Теперь будет. Озабоченные, встревоженные граждане смогут обращаться не в мой офис, а к мисс Бридлав. Она будет выслушивать их жалобы и сортировать их, чтобы в дальнейшем представить мне.
        Головная боль разыгралась с новой силой.
        — Ты говоришь серьезно?
        — Более чем. Мисс Бридлав будет занята, у нее не будет времени появляться перед телекамерами, и все увидят, что я с вниманием отношусь к тревогам людей и специально для этого подобрал человека, к которому они всегда могут обратиться.
        — И любой, у кого есть хоть капля сообразительности, сразу раскусит смысл игры,  — возразил Брейди.  — Это не ход. Выслушивать граждан и отвечать им — задача людей из твоей команды.
        Джейн покачала головой:
        — Такая стратегия поможет победить на выборах.
        — Значит, это ваша идея, не так ли?
        Брейди посмотрел на нее так, что она слегка вздрогнула, прежде чем кивнуть.
        — А поскольку она приковала себя наручниками к вам, вы должны привлечь ее на нашу сторону.
        Он повернулся к отцу:
        — А когда кампания закончится?
        — Мисс Бридлав сможет вернуться к тому, что привело ее в мой офис.
        Следовательно, сенатор не собирается выслушать ее. Это хуже, чем игра. Это шаг к популизму. Это бесчестно по своей сути. Брейди забеспокоился. Они всегда были выше подобных трюков.
        — У меня сложилось впечатление, что Эспин искренний человек. Она сочтет ваше предложение честным. А когда узнает, что это не так, реакция последует непредсказуемая.
        — Это честное предложение,  — сказал Дуглас Маршалл.  — Я предлагаю ей работу. Помимо этого мы не даем никаких гарантий, а следовательно, не обманываем ее.
        — Только теоретически.
        Отец вздохнул:
        — Боже праведный, Брейди, ты заговорил, как Итан с его поисками правды и справедливости. Ты же умеешь смотреть шире. Просто найди для девочки рабочее место и дай ей направить энергию в другую сторону.
        Брейди сделал последнюю попытку:
        — Если мы так поступим, то создадим опасный прецедент, и активисты по всей стране начнут приковывать себя наручниками к политическим деятелям.
        — Мы рискуем, да, но я готов пойти на риск.  — Дуглас кивнул Натану, и тот перебросил Брейди через стол пачку бумаг.  — Мэри Эспин Бридлав, двадцать семь лет, родилась за границей от родителей-американцев, росла в США в общинах хиппи. Некоторое время училась в колледже, занималась, в основном, социологией. Затем занялась приставанием к людям. Большой список активных выступлений и делания добра. В полицейских сводках не значится. В настоящее время живет в Арлингтоне. Уверен, тебе будет приятно работать с ней.
        То есть Эспин теперь официально стала его проблемой.

        Эспин посмотрела в щелочку между занавесками и хмыкнула.
        Она повалилась на диванчик, и тот протестующе заскрипел. Эспин чувствовала себя пленницей. Видео распространилось быстрее, чем она успела качнуть головой, и вся нация оказалась у ее порога. Вообще-то, это порог Марго, потому что Эспин живет над ее книжным магазином. Магазин теперь переполнен, и Марго в восторге от бесплатной рекламы и огромных продаж — результатов популярности Эспин. А самой Эспин пришлось взять отпуск, и ее место в магазине заняла племянница Марго. Около магазина крутилась толпа журналистов. На другой стороне улицы маленькая демонстрация выражала поддержку новому «движению», которому она якобы положила начало.
        Ей следовало бы гордиться тем, что она сделала, особенно если учесть, сколь малых усилий это потребовало. Каждый активист мечтает о таком внимании к своей персоне, но, к сожалению, не на это Эспин рассчитывала, пустившись в погоню за Брейди Маршаллом.
        Вчера вечером она выключила телефон и стала ждать, когда утихнет шум. Хорошо, что лестница в ее квартирку находится в задней части магазина, и никто не стучит в ее дверь.
        Однако кто-то постучал.
        Эспин сползла с диванчика и пошла к двери, гадая, кого это Марго могла впустить. Но кто бы это ни был, хорошо бы он принес немного еды. И если честно, она немного скучала и была не против с кем-нибудь пообщаться.
        Эспин страшно смутилась, когда, открыв дверь, увидела Брейди. Здесь. У ее двери. Зачем?
        — Мистер Мар… То есть Брейди. Привет.  — Она провела рукой по волосам, пытаясь пригладить непослушные кудри.  — Что привело вас ко мне?
        — Я пришел поговорить с вами.
        Хорошо это или плохо?
        — Конечно.
        Брейди улыбнулся. Ее странная реакция на его присутствие усилилась.
        — Вы позволите мне войти?
        — Пожалуйста.
        Эспин посторонилась. Когда он шел мимо, запах, который она хорошо помнила, коснулся ее ноздрей. Женщина сделала глубокий вдох.
        Брейди выглядел спокойным и беззаботным. Сейчас его вроде бы не сердила буря, которую подняла пресса. Но почему он пришел?
        — Я немного удивился, обнаружив по вашему адресу магазин. Наверное, удобно жить там, где работаешь.
        — Да. И дешево,  — добавила Эспин с усмешкой.  — Извините меня за беспорядок.  — Она протиснулась мимо Брейди, сгребла с диванчика одежду и книги и забросила в шкаф.  — Просто мне приходится сидеть дома.
        — Я проложил себе путь к вашему дому сквозь толпу, так что понимаю, почему вы прячетесь.
        — Наверняка ваше появление подлило масла в огонь.
        — Так и было.
        Он не стал излагать подробности, но раздражение отразилось на его лице.
        Значит ли это, что сейчас она получит нагоняй?
        — Пожалуйста, садитесь. Могу я предложить вам попить что-нибудь? Сок? Воду? Травяной чай?
        Эспин никак не могла понять, почему Брейди пришел сюда. Этот факт сильнее озадачил, наверное, только репортеров на улице.
        В безупречном, сшитом на заказ костюме он выглядел совершенно неуместно на ее шатком диванчике среди пестрых подушек. Лучики солнца, проникая сквозь занавески, отражались от граней зеркала и зажигали на его лице маленькую танцующую радугу.
        Брейди отклонил ее предложение, слегка покачав головой. Казалось, он совершенно расслабился: откинулся на спинку диванчика, положил ногу на ногу.
        — Там, снаружи, что-то вроде цирка.
        Эспин присела на подлокотник диванчика — так далеко от него, как могла.
        — Знаете, я рада, что люди стараются обрести голос и что пресса уделяет этому такое внимание, но мне бы хотелось…
        Уголки его губ приподнялись.
        — Чтобы это происходило где-нибудь еще?
        — Вот именно.  — Эспин вздохнула.  — Это очень плохо с моей стороны?
        — Отнюдь. Вам не нравится быть в центре внимания.
        — Верно. Есть масса вещей, которые заслуживают хотя бы половины того внимания, которое оказывают мне только потому, что Кирби поступил по-идиотски.
        Брейди усмехнулся:
        — Я сказал сенатору, что вы искренне верите в то, что делаете.
        Он говорил со своим отцом? Не с кем-то из служащих? Ух!
        Брейди посмотрел на стоявшую на столике фотографию.
        — Это мои родители.  — Эспин подала ему фотографию, и он удивленно вгляделся в нее:
        — Они действительно прикованы к ограде Белого дома?
        — Да. Если вы посмотрите на плечо отца, увидите за ним мою макушку. Он посадил меня в рюкзак.
        Брейди поднял бровь:
        — Первый протест младенца?
        — Третий.
        Брейди поставил фотографию на место и покачал головой:
        — Значит, наручники — это у вас семейное.
        — Нет. Они приковали себя к ограде специально.
        — Я имею в виду протесты.
        — Ах, это? Да. Родители всегда были активистами. Антивоенное движение, защита окружающей среды, гражданские права — все это достойные цели. Не помню, против чего именно они протестовали, когда был сделан этот снимок.
        — Вы хотите сказать, что они приковывали себя не один раз?
        Удивление Брейди ее позабавило, но она подавила смешок:
        — Именно. Они искренне верят в то, что делают. Хотят добиться перемен.
        — А что они говорят об этом?  — Он кивнул в сторону окна.
        — Они рады, но еще не знают, какая огромная волна поднялась и насколько она вышла из-под контроля.  — И Эспин добавила: — Мы не часто общаемся. Они сейчас на Гаити, поправляют здоровье.
        — Судя по вашим словам, они хорошие люди.
        Ее наполнило чувство гордости.
        — Очень хорошие. Самые лучшие, если честно. Хотела бы я обладать их упорством.
        — А вы не обладаете?
        Нет, из-за чего папа и мама постоянно переживают.
        — Мои родители хотят добиться перемен, а это требует жертв. Вы, конечно, понимаете это лучше, чем многие.
        Брейди нахмурился:
        — Что вы имеете в виду?
        — Ваша семья занимается политикой. Они посвятили себя служению народу, высшему благу.  — (Брейди, кажется, позабавило это утверждение.)  — В душе я оптимистка. Поэтому делаю то, что делаю. И надеюсь, теми, кто занимается политикой, руководит то же самое — желание добиться перемен.
        Брейди задумался:
        — Теоретически — да. Практически… Ну, как когда.
        — Значит, тем более люди должны заставить выслушать себя. Надеюсь, все, что там творится,  — Эспин показала на окно,  — приведет именно к этому. Больше контактов, честный диалог между людьми и теми, кто, как считается, представляет их интересы.
        — Именно поэтому я здесь.
        Ах да. Она забыла, что он пришел с какой-то целью. С целью, которая, возможно, ей не понравится. Вот опять. Она увлеклась разговором с Брейди. Это плохо. Но дело в том, что Эспин понравилось беседовать с Брейди. Она знала, что он находит ее странной и немного забавной, но с ним так легко! «И смотреть на него тоже приятно»,  — шепнул тоненький внутренний голосок, но Эспин быстро заставила его замолчать.
        — Я слушаю вас.
        — Отлично, потому что именно этим я хочу попросить вас заняться.
        — Что? Слушать вас?
        — Нет. Людей вообще.
        Наверное, она упустила что-то очень важное.
        — Извините, я не понимаю.
        — Я предлагаю вам работу.
        От удивления Эспин едва не упала. Конечно, Брейди шутит. Она всмотрелась в его лицо. Нет, он говорит серьезно.
        — Но у меня уже есть работа. И не одна, если честно.
        — Я надеюсь, вы изыщете возможность взять везде отпуск и начать работать на меня.  — Он кашлянул.  — То есть на предвыборную кампанию.
        Уж не положила ли Марго сегодня утром какую-нибудь травку ей в кофе? А если это не галлюцинация, тогда… Ух!
        — Я…  — Эспин откашлялась. У нее еще есть шанс спасти ситуацию, если она сможет быть разумной и профессиональной.  — Это очень мило… заманчиво, но я ничего не понимаю в предвыборной стратегии.
        — И не надо. Это моя обязанность.  — Она хотела перебить его, но он поднял руку.  — Вы очень умны. Не сомневаюсь, вы быстро освоитесь.
        Почему от комплиментов Брейди все теплеет и светлеет внутри?
        — Я не хочу участвовать в предвыборной кампании. Это не тот вид деятельности, который меня интересует.
        — Я бы возразил вам, сказав, что в каком-то смысле именно тот.  — Он подался вперед и уперся локтями в колени.  — Сенатор Маршалл предлагает вам выслушивать граждан. Те, кто хочет, чтобы их голос был услышан, будут обращаться к вам — в рамках кампании. А вы должны отобрать самое важное и дать нам рекомендации, указать, какие именно проблемы мы должны решать в первую очередь.
        — Вы серьезно?
        — Совершенно серьезно. Эта история показала отцу, что люди считают, будто им хотят заткнуть рты, и возмущены этим. Он хочет быть сенатором, который прислушивается к своим избирателям.
        Все это хорошо в теории. Но она вряд ли подходит для такой работы.
        — У меня нет опыта…
        — Я не согласен. Вы работали в «Движении за мир», в общественных организациях. Вы проявили искреннюю заинтересованность, а значение имеет только это. Я бы сказал, вы идеально подходите для такой работы.
        — Вы собирали сведения обо мне или как?
        В памяти Эспин всплыли разговоры родителей о вмешательстве в личную жизнь граждан. Может быть, это действительно не паранойя?
        — Да.
        И он не видит в этом ничего страшного.
        — Я не знаю…
        — Кроме того, внимание прессы переключится.
        Это было бы неплохо.
        — Каким образом?
        — Вы — центр их притяжения. Но если вы станете ушами сенатора Маршалла, они больше не смогут изображать вас мученицей. Блюдо потеряет остроту. Одна пресс-конференция…
        — Что? Пресс-конференция?
        Брейди кивнул:
        — Первое, что надо сделать завтра утром. Объявить о вашем новом положении.
        Слова застряли у нее в горле. Она заставила себя встряхнуться.
        — Вы не даете мне времени на размышления.
        — Таково первое правило предвыборной кампании, Эспин. Действовать быстро.
        Она встала и прошла к раковине попить воды.
        — Не знаю, Брейди. Если честно, мне не очень нравится эта идея. По многим причинам.
        Диванчик скрипнул, и Эспин поняла, что Брейди тоже встал. Но она не ожидала, что он положит руку ей на локоть. От прикосновения тепло разлилось по всему телу.
        Что было еще одной, очень серьезной причиной для отказа. У нее легко могут появиться ненужные фантазии относительно Брейди Маршалла. Точнее, уже появились и всплывают на поверхность в самые неподходящие моменты.
        — Почему вы не хотите?  — спросил он.
        Когда Эспин обернулась, Брейди был совсем близко, и она невольно устремила взгляд на его широкую грудь. А прямо у нее за спиной стоял кухонный столик. Отступать было некуда.
        Почему эта квартирка такая маленькая?
        — Ну…  — Эспин искала вескую причину, которая могла бы удовлетворить Брейди.  — Я в каком-то смысле противница системы. Работать на систему — значит вступить в противоречие с самой собой. Моя голова этого не выдержит. А у родителей будет инфаркт.
        — Ну, считайте, что вы внедряетесь в стан врага. Подумайте, сколько сведений вы получите о внутреннем устройстве системы. Со временем вы сможете использовать их против нее.
        На сей раз его шутка рассердила Эспин. У нее вновь возникли подозрения.
        — Вам, кажется, очень хочется, чтобы я взялась за эту работу. Почему?
        — Я не пришел бы к вам, если бы не хотел.
        Она скрестила руки на груди:
        — А какая вам от этого выгода?
        — Лично мне?  — Он пожал плечами.  — Я как руководитель кампании хочу выиграть выборы. Вы способны в этом помочь. Честно говоря, выиграют все — я, вы, сенатор Маршалл, добрые жители штата Виргиния.
        Эспин стало стыдно. Она знала, что в политике есть много профессиональных лжецов, но у нее не было причин не верить Брейди. Он мог бы, например, в пятницу добиться, чтобы ее арестовали, но ничего не сделал. Вместо этого обещал предоставить ей возможность изложить свое дело в офисе сенатора. А теперь он предлагает выход, как успокоить это безобразие.
        Но работать на каменную стену, которую она всю жизнь пыталась разрушить…
        С другой стороны, это временная работа. Выборы состоятся через пять с небольшим недель. Это не значит, что Эспин продает душу дьяволу. Если не получится, она ничего не теряет. Система не может игнорировать ее сильнее, чем игнорирует сейчас. А если, как утверждает Брейди, из этого что-то выйдет…
        А родители? С ними предстоит неприятный разговор. Но они на Гаити и пробудут там еще долго. Все будет позади к тому времени, как они вернутся. И почему не попробовать добиться перемен, находясь в гуще событий?
        — Ну?  — поторопил ее Брейди.
        И вернул Эспин к личной проблеме. Сможет ли она работать с Брейди и не думать о нем каждый день? Конечно, есть шанс, что она будет редко видеться с ним или не видеться вообще.
        «Похоже, я себя уговорила»,  — вздохнула Эспин.
        — Хорошо. Я принимаю ваше предложение.

        Эспин смотрела на Брейди весело и подозрительно одновременно, что его, в общем, не удивило. Удивил тот краткий миг, когда она позволила маске упасть и взглянула на него, как на сладкое кушанье, которое ей очень хочется съесть, несмотря на мысли о поглощенных калориях. Это было эхо того чувства, которое испытывал он сам, из-за которого был готов поискать другой план выхода из кризиса.
        — Что ж, хорошо. Пресс-конференция завтра в десять утра.  — Он посмотрел на обтягивающие джинсы и поношенный жакет Эспин и подумал, не обсудить ли с ней, как она будет завтра одета. Но потом огляделся и решил, что это не имеет смысла. В команде работает стилист. Она возьмет это на себя.  — Я пришлю за вами машину.
        Эспин удивленно подняла брови:
        — Пришлете машину? Где же состоится пресс-конференция?
        — В штабе кампании, конечно.
        — Но отсюда до штаба не больше мили.
        — И?
        — И я могу дойти туда пешком или доехать на велосипеде.  — Эспин скрестила руки на груди.  — Первое, на что я хотела бы обратить ваше внимание,  — неэкономное расходование ресурсов, как, например, «пришлю машину». Это плохо и для людей, и для предвыборной кампании.
        Брейди подавил вздох, как только Эспин начала свою явно часто произносимую речь.
        Да, он еще в этом раскается.


        Глава 3
        Утром в четверг Марго отпирала магазин, когда Эспин спустилась вниз. Она была готова к первому рабочему дню, но все еще не уверена на сто процентов, что поступает правильно.
        — Доброе утро,  — пропела Марго.  — Ты выглядишь чудесно!
        Эспин поправила черную юбку:
        — Ты думаешь?
        — Конечно. И не только чудесно. Профессионально. Как деловая женщина. Они все просто упадут. Вот, возьми.  — Марго протянула ей дорожную кружку.  — Травяной чай тебе не помешает.
        Марго постоянно опекала ее, и сегодня Эспин была благодарна ей за это. Ей требовалась поддержка. Она не могла решить, что выбивает ее из колеи сильнее — предложение Брейди, тот факт, что она приняла это предложение, или ее странная реакция на него. Прошлой ночью около полуночи Эспин убедила-таки себя, что сможет работать и держать гормоны под контролем. Но мешки под глазами выдавали шаткость сего убеждения.
        — Ну, иди. А то опоздаешь на пресс-конференцию.
        — Извини, что я бросаю тебя без предупреждения…
        — Ничего. Аннабелла справится. А ее мать будет рада, что девочка наконец займется делом вместо того, чтобы просто шататься по дому.
        — Честно?
        — Раз уж тебе придется работать на политическую машину, поверь, милашки вроде Брейди Маршалла сильно облегчают жизнь. Я и сама подумываю, не заняться ли мне политикой.
        — Не говори глупости. Он — руководитель кампании, очень-очень занят, и я вряд ли буду часто видеть его, если вообще увижу. Только на пресс-конференции.
        — Жаль.  — Марго погладила ее по руке.  — Ну, иди.
        Все было спокойно. Приятно сознавать, что после шумихи последних дней жизнь входит в нормальное русло. Вчера Брейди, уходя от нее, сделал заявление для прессы. И произошло чудо. Около магазинчика бродили только несколько фоторепортеров. Но у штаба кампании их наверняка будет много.
        Завернув за угол, Эспин осторожно попробовала содержимое кружки. Потом зашла в кафе и протянула кружку Джо, хозяину заведения. Тот вылил напиток в раковину, наполнил кружку крепким горячим кофе и с улыбкой вернул ее Эспин.
        — Спасибо, Джо. Ты все правильно понял.
        — Марго хотела, как лучше.
        — Я знаю. Но я люблю кофе.  — Прежде чем закрыть крышку, она с наслаждением вдохнула аромат.  — И сегодня он мне понадобится.
        Джо отказался от денег:
        — Я угощаю. Удачи.
        Эспин помахала ему рукой, и он занялся другим клиентом. У нее было еще много времени, но кофе и натянутые нервы погнали женщину вперед. Она добралась до штаба вдвое быстрее, чем рассчитывала. Там действительно собрались журналисты, хотя не так много, как вчера. Может быть, пресса уже потеряла интерес?
        Эспин сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и открыла дверь туда, куда никогда не собиралась входить. Предвыборный штаб оказался вовсе не таким, как она думала. Это был старый магазин, заставленный теперь столами, компьютерами и телефонами. И на всех стенах висели плакаты сенатора Маршалла. Было чуть больше девяти, но человек двенадцать уже говорили по телефону или раскладывали бумаги по конвертам. Деловой день начался.
        Эспин легко нашла Брейди. Он стоял у стены и беседовал по телефону. Его пиджак висел на спинке стула, рукава рубашки были закатаны, открывая руки — такие же загорелые, как лицо.
        Она постаралась сконцентрироваться на его галстуке, красном в мелкую синюю полоску. Не ее дело замечать что-либо еще.
        Даже если бы Эспин не знала, что Брейди тут главный, сразу угадала бы, кто босс. Он заполнял собой все пространство, да и деятельность остальных сотрудников вращалась вокруг него.
        Потом Брейди поднял глаза и увидел Эспин. Странное чувство — смесь возбуждения и нервозности — охватило ее. Он поманил женщину рукой, но она продолжала идти медленно, надеясь, что сердцебиение вот-вот придет в норму.
        Брейди оглядел ее и нахмурил брови, но при этом продолжал говорить по телефону. Эспин беспокойно переминалась с ноги на ногу.
        Он повесил трубку, поднял одну бровь и поинтересовался:
        — Кто умер?
        Это ее рассердило.
        — И вам доброго утречка,  — процедила она.
        Брейди принял упрек, кивнув:
        — Доброе утро, Эспин. Рад вас видеть. Серьезно, кто-то умер?
        — Что?
        — Вы выглядите так, будто собрались на похороны,  — заметил он с неодобрением.
        — Мне казалось, что на такой работе следует выглядеть консервативно.
        Женщина ненамного старше Эспин подошла к Брейди и передала ему лист бумаги. Брейди взглянул на него, потом представил ее:
        — Это Лорен, моя секретарша. Она поможет вам разобраться в делах. Если вам что-то будет нужно, обращайтесь к ней.
        Лорен держалась достаточно дружелюбно. На ней были простые брюки и свитер. А Эспин почувствовала себя весьма неуютно. Брейди и Лорен обменялись взглядами, которые она не поняла, и секретарша исчезла.
        Брейди немедленно перешел к делу:
        — Вы подготовили заявление, как я просил?
        «Сосредоточься. Это работа, а не модное дефиле».
        — Да. Очень короткое. Как я рада, что сенатор Маршалл признает необходимость вникать в проблемы избирателей, и как мне будет приятно выслушивать их и играть роль связного…
        В этот момент Брейди принесли какой-то документ на подпись.
        — И?  — поторопил он, не поднимая глаз от бумаги.
        Эспин пришлось снова собираться с мыслями.
        — Ну да, играть роль связного…  — На сей раз Брейди отвлек телефон: пришло текстовое послание.  — Может быть, мне стоит узнать, нет ли у Кирби еще наручников?
        — Чушь!
        Значит, он слушает ее.
        — Очень тяжело говорить, когда собеседник чем-то занят?
        Он опять посмотрел на Эспин так, словно находил ее странной:
        — Я занятой человек и вполне способен делать несколько дел одновременно.
        Эспин едва не попятилась. Это был совсем не тот Брейди, с которым она разговаривала в комнатке для допросов и у себя в квартире. Этот человек был еще хуже того, с кем она ехала в лифте.
        — Если все в правительстве такие, как вы,  — начала Эспин,  — меня не удивляет, что граждане озабочены и рассержены. Если вы хотите действительно выслушать людей, они должны полностью овладеть вашим вниманием.
        Она готова была поклясться, что его подбородок напрягся, но губы растянулись в улыбке, которая противоречила сарказму тона.
        — Бога ради, я все брошу и уделю внимание вам.
        Уверен, лидер большинства в конгрессе не станет возражать, если я не отвечу на его послание.
        — Вы часто пользуетесь своей внешностью, правда?
        Его глаза расширились.
        — Что?
        — Ничего. Все в порядке.
        — Хорошо. Все пройдет быстро и безболезненно.
        Сначала выступлю я. Скажу, что эта ситуация открыла нам глаза на обеспокоенность граждан, и добавлю, что мы рады видеть вас в числе наших служащих.  — Говоря все это, Брейди продолжал заниматься другими делами. В душе Эспин раздражение стало уступать место восхищению.  — Вы будете говорить пару минут, потом я объясню, как связаться с вами, мы ответим на вопросы, и все кончится.
        — Хорошо.  — Для Брейди все это было привычно, а Эспин никак не могла войти в курс дела.  — А что потом?
        — Что вы имеете в виду?  — Он наконец-то оторвался от бумаг.
        — Что будет потом?
        — Вы будете выслушивать людей, конечно.
        — Да, но…  — Как же трудно сосредоточиться, когда Брейди сосредоточен на ней. Пусть уж лучше отвечает лидеру большинства.  — Где я буду сидеть? Кому докладывать? Что еще я буду делать?
        У человека, находящегося на вершине пирамиды власти, вопросы, казавшиеся Эспин относительно простыми, вызвали удивление.
        — Вы можете работать и дома. Вам не надо приходить сюда каждый день.
        — Но разве это не противоречит моей задаче? Я не смогу давать рекомендации, если не буду знать, как продвигается кампания.
        Брейди почесал лоб:
        — Тогда займите один из столов посередине. Они предназначены как раз для этого.
        — И?
        Приходится клещами вытаскивать из него элементарную информацию.
        — И — что?  — Он казался очень раздраженным.
        — Кому я буду докладывать?
        — Вы никому не будете докладывать!  — рявкнул Брейди, но тут же спохватился и заговорил спокойно.  — Вы будете посылать свои замечания и предложения непосредственно мне. Например, два раза в неделю. А я буду передавать их соответствующему сотруднику.
        Как только Брейди предложил ей работу, Эспин не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Она старалась убедить себя, что это всего лишь игра воображения, но его пренебрежительный тон подкрепил подозрения. Предвыборная кампания походит на ведомый твердой рукой корабль, и Брейди как капитан должен быть осведомлен обо всех подробностях плавания.
        Эспин тут же упрекнула себя за торопливость суждений.
        — Что ж, хорошо,  — кивнула она.
        Пришла Лорен и протянула ей розовую кофточку:
        — Это для вас.
        — Почему? Что не так с моей одеждой?
        Черная юбка до колен, черный хлопчатобумажный свитер, скромное жемчужное ожерелье, которое Марго взяла у своей сестры.
        Брейди надел пиджак.
        — Я не шутил, когда говорил, что вы выглядите так, будто собрались на похороны.
        — А вы нет?  — пробормотала Эспин, глядя то на него, то на Лорен.
        Та объяснила почти игриво:
        — Нам нужно что-то положительное, чтобы подчеркнуть, как хорошо все это для предвыборной кампании.
        — Розовое?
        Эспин не любила розовый цвет.
        — Розовое отлично смотрится по телевизору, поверьте.
        Брейди поддержал ее:
        — Лорен знает, о чем говорит. Как только вы переоденетесь, мы начнем.
        Он не сказал: «Не хотите ли вы переодеться?» или что-то в этом роде. Он же босс. Он считает, что она выполнит приказание. Ладно. Эспин взяла кофту у Лорен. Та объяснила, где находится дамская комната.
        — Я сейчас вернусь.  — Эспин оглядела его точно так же, как он недавно оглядел ее, и изобразила на лице улыбку.  — Симпатичный галстук, между прочим.
        Глаза Брейди сузились, словно он не до конца поверил комплименту. Но все-таки он кивнул:
        — Спасибо.
        Это была детская выходка, однако Эспин стало немного легче.

        — Все прошло прекрасно. Молодец, Эспин!
        — Спасибо.  — Молодая женщина повернулась в кресле, чтобы оказаться лицом к Брейди. Когда последний репортер удалился, она вернула розовую кофту, сняла ожерелье и сменила туфли на кроссовки.  — Я нервничала немного сильнее, чем предполагала. Но, по крайней мере, не запиналась.
        Брейди собирался быстро сделать комплимент и идти дальше, но неожиданно сел на ее стол:
        — Вы выглядите очень естественно перед камерами. Говорите ясно и четко, но не сухо, искренне, но с достоинством. Золотую середину трудно найти. Вы с этим справились.
        Эспин улыбнулась:
        — Ой, надо же.  — Она указала на компьютер.  — Уже стали поступать электронные письма, а один из сотрудников сенатора переслал старые послания. Конечно, потребуется время, чтобы разобраться со всем этим, но мне начинает нравиться работа.
        — Рад это слышать.
        Брейди говорил искренне. Волна отхлынула, кризис миновал. Сенатор Маршалл считается теперь слугой народа, сознающим свою ответственность, новатором. Его ставят другим политикам в пример. Результаты опросов Брейди собирался проверить через несколько дней и не сомневался, что рейтинг отца вырос.
        Так почему он все еще беседует с Эспин вместо того, чтобы заняться одним из многих неотложных дел?
        Потому что это доставляет ему удовольствие. Брейди научился понимать людей, видеть, как мимика и жесты противоречат их словам, и гордился этим навыком. Эспин легко было понимать. Она была открытым, дружелюбным человеком. Она не притворялась. Такие качества очень хороши для ее новой «должности»: они притягивают людей, им становится проще говорить о своих проблемах.
        Тому, кто замечает едва заметные признаки, мысли Эспин видны как на ладони. Эспин считает его не только привлекательным. Жарким. Просто дымящимся.
        Брейди был реалистом в вопросах секса. Женщины из всех слоев общества флиртовали с ним, искали встреч. Он был богат, влиятелен, имел связи, ему везло. К тому же — в качестве бонуса — у него были прекрасные гены.
        Но отношение к нему Эспин глубоко проникало в его плоть и душу. Она была равнодушна к тому, что он — Брейди Маршалл. Скорее, это ее раздражало. Эспин гораздо больше интересовалась человеком, сто ящим за этим именем. Все это было написано на ее лице.
        И она не флиртовала с ним, что делало ее еще привлекательнее. Эспин уникальна. Во многих отношениях.
        — Чему вы ухмыляетесь?  — рассмеялась она.  — Вы похожи на кота, который съел канарейку. Я вижу перья у вас на губах. Что я упустила?
        — Ничего.  — Ее взгляд обвинял Брейди во лжи, но он ни в коем случае не мог сказать ей правду.  — Один из людей Марка Тейлора позвонил пару минут назад. Они в ярости оттого, что мы первые пригласили вас.
        — Я и не знала, что это в некотором роде состязание.
        — Конечно, состязание. Политика — жестокий, травмирующий спорт. Кто колеблется, проигрывает.  — Удовольствие оттого, что они обставили Тейлора, было подпорчено ощущением, что он все-таки поступил не совсем этично.  — Вам предстоит многому научиться, Эспин. Да, приглашая вас, мы хотели унять шумиху, но, если вы посмотрите шире, поймете: ваше присутствие в команде во многих отношениях положительный фактор.
        — Я рада. Кстати, вы предугадали реакцию прессы. Вы действительно знаете, что делаете. Вашему отцу повезло.
        Если бы она знала…
        — Это семейный бизнес. Дело Маршаллов.
        По лицу Эспин проплыло малюсенькое облачко.
        — И вам нравится?
        — Политика? Не всегда. Кампании — да.
        — Я имела в виду — носить такое имя.
        Или Эспин чрезвычайно проницательна, или не понимает, какую струну задела. Брейди склонился к последнему, пожал плечами и ответил нарочито беззаботно:
        — Это же только имя.
        — Но «роза, как ее ни назови, все ж дивно пахнет».
        — Или колется, если речь идет о политике.
        Эспин улыбнулась, но он видел, что не вполне убедил ее.
        — Вся ваша семья связана с политикой. Что, если вы вдруг решите, что политика вам не нравится, и захотите заняться чем-то еще?
        До сих пор никто не задавал ему такого вопроса.
        — Ничего страшного. Мы же не мафия.
        — Но вы участвуете в этом бизнесе.
        — Я мог бы то же самое сказать о вас.  — И, увидев вопрос на ее лице, Брейди пояснил: — Вы тоже идете по стопам своих родителей.
        — Это единственное, что я знаю,  — вздохнула она.  — Так меня воспитали, такую веру внушили.
        Он понимающе кивнул:
        — Трудно противиться, когда это — единственное, что вы знаете…
        — Человек должен идти туда, куда его тянет.
        Он хотел бы, чтобы она выразилась по-другому.
        Слово «тянет» повлекло Брейди туда, куда ему вовсе не следовало заходить.
        И тут его телефон начал вибрировать, напоминая, что надо заниматься делами, а не болтать со служащей.
        — Это моя бабушка. Я могу проигнорировать лидера большинства…
        Эспин с усмешкой кивнула:
        — Но не бабушку. Я прекрасно вас понимаю.
        Эспин повернулась к компьютеру, и Брейди отошел, на ходу разговаривая по телефону.
        Эспин смотрела на экран, но ничего не видела. Решительно, Брейди — загадка. Он мог быть суровым, формальным, изворотливым политиком, но это была лишь одна грань его натуры, о чем свидетельствовал разговор, который они только что вели. В Брейди Маршалле было нечто большее, чем видел белый свет.
        Он умел обаять собеседника, стать свойским парнем. Эспин не доверяла этой черте хотя бы потому, что это могла быть политическая необходимость, и в то же время ей хотелось верить Брейди.
        Нравится он ей или нет? Умение Брейди быть то одним, то другим — от ужасающе грубого до обезоруживающе обаятельного — не позволяло ей решить что-то определенное. Он, несомненно, интересовал ее, она могла целый день с удовольствием смотреть на него, но не могла понять. И это раздражало.
        Возможно, Эспин выводил из равновесия именно тот факт, что ей нравилось смотреть на Брейди. Если бы кто-нибудь сказал ей, что ее гормоны начнут танцевать из-за кого-то вроде Брейди Маршалла, она рассмеялась бы такому человеку в лицо. Эспин привлекали идеалисты, увлеченные, жаждущие перемен, обожающие бродить по лесам и горам.
        Она оглянулась. Одно ей определенно в нем нравилось: Брейди был человеком увлеченным. Правда, не тем, что увлекало ее. И еще ее будоражило, когда он так странно смотрел на нее. Наверное, тоже не мог понять.
        Лорен шлепнула на ее стол большую коробку и сообщила:
        — Тут кое-какие необычные послания, поступавшие в офис сенатора. Возможно, вам будет интересно просмотреть их.
        — Хорошо.
        — И позвольте мне уберечь вас от расстройства. Не смотрите туда.
        — В коробку?
        — Нет, я говорю о Брейди. Поверьте, там вас ждет только безумие и разочарование.
        Эспин постаралась говорить безразлично:
        — Почему вы так думаете?
        — Я работаю на Брейди больше трех лет и постоянно вижу одно и то же. Все женщины, оказавшись около него, влюбляются, как девчонки.
        — Кроме вас, конечно?
        Лорен засмеялась.
        — Я этого не говорила. Но свою работу я люблю больше.  — Она в упор посмотрела на Эспин.  — Брейди никогда не вступает в близкие отношения со служащими. Никогда. Даже если бы вы принадлежали к его типу женщин, он не стал бы завязывать роман с вами.
        Эспин почувствовала, что у нее дрожит челюсть. Одно дело — предупреждение о поведении в офисе, и другое — причисление к некоему типу. Не тому типу, кажется.
        Лорен подсластила пилюлю:
        — Я не хочу вас обидеть, но Брейди не ловит рыбу в здешнем пруду. Вы же понимаете, что женщина, с которой он мог бы связать себя надолго, у нас не плавает.
        Эспин задели слова Лорен, но в то же время она понимала, что та права. Брейди — наследник семьи Маршалл, а люди с голубой кровью, властью и деньгами держатся в своем кругу.
        — Я ценю вашу любезность, но, поскольку я не гонюсь за выгодой, у меня не должно возникнуть проблем.
        — Вы прекрасно выступили на пресс-конференции. У вас быстрая реакция, и вы умеете внушать доверие. Постарайтесь правильно разыграть свои карты, и после выборов вам предложат несколько выгодных мест. Не подводите себя.
        — Тогда я лучше вернусь к работе.
        Эспин потянулась за коробкой с почтой, показывая тем самым, что разговор окончен, а Лорен отправилась наблюдать за дежурившими у телефонов добровольцами.
        Странно, почему многие, ну хорошо, некоторые, не сомневаются, что несколько недель работы на Маршалла заставят ее изменить жизнь.
        Просто смехотворно!
        Она должна стать протагонистом перемен, а не колесиком в политической машине. Но это был ее первый день на новой работе, и Эспин по-прежнему тревожилась, не совершает ли она предательство. Особенно если кто-то уверен, что она хочет делать карьеру. Может быть, она обманывала себя, когда, поддавшись очарованию Брейди, решила, что в этом есть смысл? Купила товар, потому что ей понравился продавец?
        Эспин провела руками по лицу. Она не изменила своим моральным принципам, не предала своих убеждений. Даже ее родители признают, что перемен можно добиться многими способами. Она не обязана всегда стоять снаружи, у запертых ворот. Наверное, стоит войти в здание и сделать что-то изнутри. Если ей не понравится то, что будет происходить, она встанет и уйдет.
        Но ей вроде бы начинало тут нравиться. И это Эспин в восторг не приводило.


        Глава 4
        Эспин быстро стала очень занятым человеком. В пятницу она знакомилась со служащими и добровольцами, ответила на несколько звонков репортеров и быстро усвоила краткий набор сведений о предвыборной кампании. Эспин оказалась более готовой к этой работе, чем ожидала. В конце концов, она была добровольцем всю свою жизнь и в этих вопросах разбиралась лучше постоянных сотрудников. Это было и утомительно, и познавательно.
        Отдыха не предвиделось. Если не считать пары субботних часов, когда она помогла Марго в магазине, и очень неприятного разговора с Джекки. Эспин пришлось объяснять, почему она должна на некоторое время отойти от ИПЛ. В остальном выходные прошли в получении и сортировке электронных посланий.
        Воскресным вечером Эспин боролась с усталостью с помощью чашки шоколада и музыки диско. Зазвонил телефон. Она выключила музыку, прыгнула на диванчик и ответила на звонок.
        — Кажется, вы выдохлись, Эспин.
        От этого голоса солидная доза адреналина немедленно оказалась у нее в крови. С тех пор как Лорен предупредила ее в четверг, она почти не виделась с Брейди. В пятницу вечером он забегал, но был Брейди-боссом и потому недоступным. Больше они не говорили так просто и спокойно, как в четверг днем.
        В том, что он позвонил, было что-то необычное, хотя…
        — Я… делаю упражнения. Для сердечной мышцы. А что случилось?
        Слава богу, Брейди воздержался от комментариев.
        — Сможете вы утром поехать со мной в Ричмонд?
        Сердце пропустило один удар.
        — Думаю, да. А зачем?
        — Утром у меня деловой завтрак с группой избирателей. Там должен был присутствовать сенатор, но он не сможет. Вместо него поеду я.
        — Могу я спросить, почему вы все время называете его сенатор, а не отец?
        — Потому что в предвыборной кампании он сенатор и мой начальник.
        — А он не может быть и тем и другим одновременно?
        — Это неэффективно. Некоторая дистанция полезна для дела.
        — В этом есть смысл…
        — Так что относительно моей просьбы?
        — Да. Извините. Вы всегда заменяете сенатора, если он не может где-то присутствовать?
        Вздох Брейди подсказал, что она отвлекается от темы.
        — Не совсем так. Я член его семьи и, следовательно, подхожу для этого лучше, чем кто-либо. Я решил, что взять вас с собой будет полезно: последние дни вы были популярной фигурой.  — Он засмеялся, но было что-то невеселое в его смехе.  — И устроитель завтрака особо упоминал вас. Он сказал, что на него произвело впечатление, как быстро мы поняли, какую пользу вы можете принести кампании.
        — Правда? Здорово.
        — К тому же организатор говорит, что группа на девяносто процентов состоит из стариков, а вы — милое, юное создание.
        — Ну, знаете…
        — Эспин, это очень важный завтрак, нам нужна их поддержка. Если, приехав туда вместе с хорошенькой женщиной, я помогу нашему делу, замечательно. Это суть политики. Мы используем все возможные пути.
        Эспин должна была бы расстроиться, даже возмутиться, но, как сказал Брейди, это политика. И потом она, к своему стыду, растаяла от слов «хорошенькая женщина».
        Никто ее не видел, поэтому она позволила себе глупо улыбнуться:
        — Хорошо. Я поеду. Я просмотрела все, что Лорен дала мне в пятницу, и добавлю к этому вопросы и проблемы, которые могут возникнуть там.
        — Хорошо. А в дороге мы проверим, насколько вы подготовлены. Я заеду за вами в пять утра.
        — В пять?!
        — Деловые завтраки обычно бывают по утрам.
        Эспин не могла видеть его лицо, но, судя по тону, Брейди был не очень доволен.
        — Куда цивилизованнее было бы устроить ланч,  — заметила она.
        — Добро пожаловать в реальный мир.
        — Я пошутила.
        — Значит, встретимся в пять. Спокойной ночи.
        Она осознала, на что согласилась, только поздно вечером, когда осматривала свой гардероб в поисках чего-то подходящего для завтрака.
        Во-первых, она будет представлять предвыборную кампанию сенатора Маршалла. Это не входит в ее обязанности. Эспин только начала работать, но уже понимала важность своей задачи и должна была бы радоваться, даже гордиться, что Брейди хочет взять ее с собой в Ричмонд.
        С собой… Запоздалое понимание настолько поразило ее, что пришлось сесть. До Ричмонда два часа езды. То есть четыре часа в машине с Брейди. Четыре часа рядом с мужчиной, который заставляет ее сердце биться с потрясающей скоростью. И он не заводит отношений со своими сотрудницами.
        Особенно, как подчеркнула Лорен, с такими, как Эспин. Ну, с этим она справится. Она прекрасно знает, где проходит граница и с какой стороны границы ей нужно быть. Эспин Бридлав не из тех, кто в безумном порыве страсти кидается в объятия мужчины.
        Но это не значит, что все четыре часа она не будет его желать.

        Лимузин остановился у книжного магазина. Эспин уже стояла у двери, прижимая что-то к груди. Водитель открыл ей дверцу и помог сесть в машину, потом протянул самую большую кружку с кофе, какую Брейди когда-либо доводилось видеть. Она приняла ее с милой улыбкой, и Брейди понял, что именно кружку Эспин прижимала к груди.
        — Доброе утро,  — пробормотала женщина, усаживаясь.
        Эспин явно не была утренней пташкой. Она жадно припала к кружке.
        Когда она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, Брейди хмыкнул:
        — Ну разве вы не лучик утреннего солнца?
        Ее брови сошлись у переносицы, словно от боли, но глаза она не открыла.
        — Сейчас пять утра. Солнце еще не взошло. Даже боги не встают так рано.
        Ворчание Эспин можно было бы счесть забавным, даже веселым, но она повернулась на бок и, устраиваясь поудобнее, подняла ноги на сиденье. И ее юбка задралась, являя взору прекрасной формы колени и бедро. Слабо улыбаясь в полусне, она выглядела так, словно лежала в постели, провоцируя любовника на утренний поцелуй. Брейди радовался, что глаза Эспин все еще закрыты. Он сомневался, что она понимает, какое эротическое зрелище представляет собой. Конечно, Эспин не нарочно сделала это, что не умаляло, однако, силы пробежавшего по его жилам электрического тока.
        Может быть, поездка с Эспин в Ричмонд все-таки была ошибкой? Но его тянуло к ней, как магнитом. Что было для Брейди внове. Все его женщины были элегантны и умны, но в сравнении с Эспин их элегантность казалась фальшивкой.
        Эспин вполне устраивало, какова она на самом деле. Она была уверена в себе, открыта, честна. Короче, Эспин — это Эспин. Что видите, то и получаете.
        Почему это вдруг стало важно для его эго, Брейди объяснить не мог.
        Он заставил себя оторвать взгляд от ее ног и заняться ноутбуком. Они принадлежали разным мирам, преследовали разные цели в жизни. Куда спокойнее ограничиться женщинами его круга с хорошо известными правилами игры. Ему не нужна драма, он не хочет, чтобы его личная жизнь стала предметом сплетен.
        Надо сосредоточить все силы на выборах. Отвлекающие факторы сейчас совсем ни к чему. Особенно такие, как Эспин.
        Эспин открыла глаза, переменила позу, разрушив прелестную картинку, и спросила:
        — Вы в самом деле ранняя птаха или просто притворяетесь лучше, чем я?
        Она отпила большой глоток кофе, потом поднесла кружку к носу и вдохнула аромат.
        — Я могу быть активным по утрам с помощью минимальной порции кофе,  — ответил он.
        — Я приду в активное состояние через несколько минут.  — Эспин села, поправила юбку и вытянула вперед руки.  — Сегодня утром я попробовала одеться консервативно, но не так мрачно. Надеюсь, мой костюм подходит для делового завтрака.
        Она сочла «консервативной» пеструю широкую юбку. Ее украшения были скромными (ничего не звенело), к тому же она надела простые черные туфли. Служащие Брейди обычно одевались не так, но Эспин — это Эспин. На ней все выглядит прекрасно.
        — Сойдет.
        — Хорошо.  — Она шумно выдохнула.  — Я даже не подумала о гардеробе, когда согласилась на эту работу, а теперь все происходит очень быстро. Я просто не могу угнаться.
        — Все понятно. Эти дни были безумными. Я очень доволен вами, вы хорошо справляетесь.
        — Вы выглядите удивленным, а не довольным.
        Эспин не лукавила. И Брейди это нравилось.
        — А если я скажу, что удивлен тем, что доволен?
        — Как это грустно,  — протянула молодая женщина и отпила еще кофе.
        — Не понял.
        — Это слишком мрачный взгляд на вещи. Хорошо, что вы ранняя птаха.
        Брейди не хотел, не должен был спрашивать, но не смог удержаться:
        — Почему?
        — Потому что я не понимаю, как вы умудряетесь каждый день стаскивать себя с постели, если не надеетесь увидеть что-нибудь удивительное. Где ваш оптимизм? Радость жизни?
        Он невольно усмехнулся. Система долгие годы выбивала из него и то и другое.
        — У вас, похоже, хватит на нас обоих.
        — Радости жизни?
        — И оптимизма.
        Эспин с вызовом посмотрела на него поверх кружки с кофе:
        — Вы говорите так, будто это плохо.
        — Слишком большой оптимизм затрудняет общение с реальностью. А я живу в реальном мире.
        Она кивнула:
        — Это верно. Но вы и не законченный пессимист. Если бы вы были таковым, то удивлялись бы каждый раз, когда дела складывались хорошо.
        И вот опять она заставила его рассмеяться.
        — Тут вы правы.
        — Я знаю.  — Эспин улыбнулась.  — И рада, что вы наконец это поняли. Считается, что я должна помогать людям лучше осознавать себя.
        Это было самое странное утверждение, которое Брейди когда-либо слышал.
        — Что?
        — Друиды считали осину деревом, которое помогает осознанию и переходам.
        Непонятно. Тем более непонятно, что Эспин говорит так, как будто тут кроется какой-то смысл.
        — И вы думаете, что… Какое отношение это имеет к вам?
        Она села чуть прямее.
        — Мои родители считают, что люди могут добиться перемен. Они дали мне имя Эспин, надеясь, что я получу способности осины и стану силой, способной изменить мир.  — (Весьма странное и спорное утверждение, решил Брейди.)  — Моя главная задача в этом мире — давать людям осознание себя и сосредоточенность и помогать искать дорогу к положительным переменам.
        В голосе Эспин не было ни усмешки, ни сарказма. Похоже, она действительно верила в то, что говорит.
        — Это слишком большой груз для ребенка,  — заметил он.
        — Знаете, мои родители — тоже оптимисты. И я, в общем, делаю что-то в этом роде. Конечно, не так, как мечтали они, но все-таки это шанс добиться перемен.
        Возможно, следует просветить ее прежде, чем она чересчур увлечется.
        — Эспин, вам не следует надеяться…
        Она махнула рукой:
        — Не тревожьтесь. Я оптимистка, но знаю пределы своих возможностей. Однако я постоянно ищу новые пути.
        Брейди поторопился сменить тему:
        — А кофе изменяет вас? Заставляет встряхнуться?
        — Да, у меня есть такая слабость. Это плохо, но я привыкла.
        Она на минуту задумалась, стала серьезнее, а потом подалась вперед, повернулась к нему и оперлась локтями о колени. И улыбнулась вымученной улыбкой, которая заставила Брейди насторожиться.
        — Кофе несет с собой нечто…
        Эспин замолчала, потому что лимузин сбавил скорость, а когда он остановился, недоуменно посмотрела в окно. Дверца открылась, и Лорен села в машину рядом с Эспин.
        — Доброе утро, Брейди. Привет, Эспин. Я захватила гамбургеры.
        Эспин несколько растерянно взяла пакет из рук Лорен.
        — Так что вы говорили, Эспин?  — сказал Брейди.
        — Ничего существенного. Спасибо, Лорен.
        Лорен с обычной деловитостью перешла к расписанию на день. Уютная, дружелюбная атмосфера уступила место сугубо деловой. Брейди это не понравилось. В первый раз в жизни.
        — Поскольку мы все равно будем в Ричмонде, я договорилась о нескольких встречах. И о нескольких пробных беседах для вас, Эспин.  — По лицу Лорен скользнула слабая полуулыбка.  — У вас будет шанс лично кого-нибудь выслушать.
        Эспин сдержанно кивнула. Брейди знал, что Лорен недовольна появлением Эспин в предвыборном штабе. Он уже выслушал длинную речь о том, что ее назначение служит укором людям сенатора, которые, получается, плохо выполняют свою работу. Секретарша уверяла, что понимает причину происходящего, но все-таки не может не тревожиться. Брейди не знал, известны ли Эспин чувства Лорен. И хорошо. Меньше всего ему сейчас нужна кошачья драка.
        Эспин большей частью молчала, только иногда задавала короткие вопросы, но постоянно делала какие-то заметки. Интересно, какие именно? Разговор с ним вела Лорен, перепрыгивая с темы на тему, не касаясь, однако, вопросов, не связанных с предвыборной кампанией, что было вполне нормально, но сегодня почему-то раздражало.
        У него так и не появилась возможность спросить Эспин, что она собиралась сказать. И это тоже раздражало.

        «Я самая большая идиотка на свете». Как еще Эспин могла объяснить свое поведение? Конечно, секретарша должна сопровождать Брейди в Ричмонд. Это же деловая поездка, а не свидание. Она нервничала при мысли о том, что ей предстоит провести много времени наедине с Брейди, но не осознала, что ждала этого, пока Лорен не села в машину.
        Эспин вспомнила предупреждение секретарши. Может, стоило чуть внимательнее прислушаться? Если она будет флиртовать с Брейди Маршаллом, ее сердце, конечно, не разобьется, но чувства могут быть оскорблены.
        И то, что в Брейди сочетались две противоположности, делу не помогало. Он мог быть веселым, доступным, интересным, опасным — для нее. А мог быть неприступным и скучным, настоящим бюрократом от политики, которого Эспин хотелось ударить. И он умел в мгновение ока переходить от одной своей ипостаси к другой. Сегодня утром Эспин наслаждалась общением с веселым, добрым Брейди, пока не появилась Лорен и не превратила его, как злая мачеха-ведьма, в Брейди-бюрократа.
        Но каков настоящий Брейди? Обычно Эспин доверяла своим инстинктам, но он запутал ее, и она не знала, чему верить.
        Разговоры о том, что Брейди последует за отцом и дедом в кресло сенатора, имели под собой твердую основу. Когда Эспин наблюдала, как он после завтрака обрабатывает собравшихся людей, она поняла, что он способен быть и тем и другим Брейди одновременно: достаточно официальным, чтобы люди поверили в его компетентность и надежность, и вместе с тем дружелюбным, чтобы завоевать симпатии избирателей. Это производило впечатление и одновременно сбивало с толку.
        Согласившись на эту работу, Эспин оказалась очень далеко от того, к чему она привыкла. Она исписала две страницы, слушая разговор Брейди и Лорен. Эспин очень многое не понимала. Но все это было так увлекательно, что она готова была учиться.
        А Брейди? Он уж точно был увлекательным. Разочаровал ли он ее? Это еще предстоит понять. И, как ни грустно, Эспин не была уверена, что изыскания помогут ей разобраться в нем.
        Пора повзрослеть. Пора смотреть шире, понять, как извлечь из этой ситуации максимум возможного. Неужели она не в состоянии поддерживать профессиональные отношения с человеком, к которому ее тянет? Это инфантильно и глупо. Она справится. Она не упустит свой шанс из-за какого-то секса.
        На прошлой неделе Брейди назвал ее страстной и искренней. Но страстность и искренность не помогут, если она не сможет стать профессионалом. Надо сосредоточиться.
        Сосредоточиться на чем-то помимо Брейди Маршалла.

        Остаток дня Эспин была очень тиха, и Брейди скучал по беседам с ней. Эспин умела расшевелить людей, включая — как это ни удивительно — его самого. Она говорила с ними, постепенно вынуждая их тоже начать говорить. И тогда она слушала. Кроме того, Эспин, единственная, не считая братьев, не обсуждала с ним исключительно предвыборную кампанию — стратегию, результаты опросов, сбор средств. Это было полезным отвлечением от рутины.
        Но к вечеру что-то ушло из ее глаз. Она была по-прежнему сосредоточена, слушала внимательно, но с меньшим энтузиазмом.
        И что хуже всего, Эспин больше не смотрела на Брейди с чисто физическим удовольствием, которое так льстило его эго. Он и не предполагал, что способен беспокоиться о подобных вещах. Это стало для него откровением, достаточно неприятным.
        Брейди всегда решал проблемы прямой атакой, сразу переходя к делу. Но тут? Он был не в состоянии сообразить, в чем именно дело. Ситуация беспокоила его, отвлекала от того, чем ему надо было заниматься.
        Вернувшись в штаб-квартиру, Эспин постаралась раствориться в толпе, впрочем, она была не способна раствориться. Эспин выделялась даже тогда, когда не была одета во что-то необыкновенное.
        Чернила не успели просохнуть на ее контракте, а она уже снискала неудовольствие служащих. Через час один из координаторов в ярости влетел к Брейди и поведал, что Эспин вмешалась в работу добровольческих команд, которые должны были обходить дома, причем волонтеры поддержали ее, отвергнув ранее принятый план.
        Координатор едва успел закрыть за собой дверь, как секретарь по связям с общественностью заявил, что, если Эспин не прекратит стоны по поводу деревьев, «убитых» ради производства бумаги для нужд офиса, может произойти настоящее убийство. Пресс-секретарь удалился, извергая из ушей пламя.
        А Эспин, казалось, не замечала доставляемых ею беспокойств. В данный момент она беседовала с тремя сотрудниками, и Брейди спросил себя: не ворвутся ли вскоре и они к нему в кабинет?
        К тому же Эспин старательно не замечала его. Она сильно изменилась после сегодняшней поездки, и он не знал почему. Его огорчение по этому поводу не поддавалось никакому логическому объяснению, но не становилось от этого меньше.
        В общем, Эспин устроила беспорядок у него в голове, не давала заниматься делами и заставляла Брейди постоянно спрашивать себя: разумно ли было брать ее на работу?
        И вдруг, словно угадав его мысли, Эспин оторвалась от компьютера и подарила ему полуулыбку, отдаленно похожую на ее прежние одобрительные улыбки. И опять отвернулась.
        Ну, хватит. Раз она, похоже, не собирается идти домой, уйдет он. Брейди любил работать в штабе, потому что здесь он был в центре событий, но есть еще телефон и электронная почта. К тому же каждый сотрудник знает, что нужно делать.
        Лорен недоверчиво посмотрела на Брейди, когда он сообщил ей, что уходит, и просмотрела его расписание на сегодняшний день, как будто искала причину такого решения. Брейди не мог объяснить логически, почему ему надо уйти, а потому не ответил на немой вопрос секретарши. Следовало бы поговорить с Эспин, но в таком состоянии он счел это невозможным и отложил объяснение на завтра.
        Боже праведный, ему действительно надо отдохнуть. Предвыборная кампания съедает все силы. Очень неприятно, но его братья в чем-то правы. Ведь и Итан, и Финн недавно говорили, что он работает слишком много и совсем не отдыхает.
        Когда пройдут выборы и у него появится время, Брейди начнет уделять внимание личной жизни. Воздержание и одиночество явно не идут ему на пользу. Только так можно объяснить его реакцию на Эспин.
        Он уже подходил к машине, когда вдруг услыхал ее голос:
        — Брейди, подождите!
        Эспин догнала его, пошла рядом и сразу же начала говорить. Следующим шагом могли стать наручники, и реакция на них Брейди была бы сегодня, скорее всего, совсем иной… Он заставил себя сосредоточиться:
        — О чем вы, Эспин?
        — О сенаторе. Когда я могу встретиться с ним? Лорен посоветовала обратиться к вам.
        — Я уверен, что он заглянет в штаб-квартиру. Тогда вы сможете представиться ему.
        Эспин закатила глаза:
        — Не представиться ему, Брейди. Представить ему мои материалы. Но прежде их должны увидеть вы и дать им оценку. Найдите время посмотреть отчет, который я готовлю,  — добавила она.  — И я хочу…
        Брейди поднял руку, останавливая ее:
        — Сейчас очень напряженное время. В конгрессе идет специальная сессия, и сенатор совмещает государственные дела и предвыборную кампанию, чтобы сохранить свое кресло. Сомневаюсь, что у него найдется время до выборов.  — Он отпер дверцу машины, закинул кейс на сиденье и оставил дверцу открытой в надежде, что Эспин поймет намек.  — Изучайте материалы, особо отмечайте то, что считаете важным. Представьте ваши записи мне, а я переправлю их соответствующему сотруднику.
        Эспин, игнорируя намек, прислонилась к машине и скрестила руки на груди:
        — Это противоречит тому, что вы последние пару дней говорили прессе и всем остальным.
        — Нет.  — Брейди выбирал слова очень аккуратно.  — Вы — сотрудник предвыборного штаба. Мы используем ваши данные, чтобы правильно определить цели и задачи. Но ничего нельзя сделать, пока не пройдут выборы. Вот тогда ваши данные… пригодятся. Есть огромная разница между кампанией и реальной политикой.  — Ее губы сжались в тонкую линию.  — Эспин, я ценю ваш энтузиазм. Честное слово. И сенатор тоже, но…
        — Но что?
        Он вздохнул.
        — Во-первых, вы должны сосредоточиться на своих обязанностях и позволить остальным делать работу, для которой их наняли. Мы — одна команда, но сотрудники знают, что им делать, а вы нет.  — Брейди помолчал, пока она не кивнула в знак понимания.  — Во-вторых, вы должны видеть границы. Есть более важные задачи. И я должен заниматься ими. Перемены не происходят в одночасье.
        Эспин задумалась, потом сказала:
        — Я понимаю.
        Он не смел надеяться.
        — Правда?
        — На самом деле — нет. Но я хотела развеселить вас.
        — Не надо.
        — Не надо опекать меня.  — Брейди попытался возразить, но Эспин не умолкала.  — У меня есть ощущение, что вы меня недолюбливаете, но я теперь работаю на кампанию…
        Первая часть ее утверждения стала для него неожиданностью.
        — Постойте.  — (Поток слов, как ни странно, прекратился.)  — Почему вы решили, что я вас недолюбливаю?
        Эспин пожала плечами:
        — Совершенно очевидно, вы не хотите, чтобы я тут работала.
        — Это две абсолютно разные вещи.
        Она фыркнула:
        — А я-то надеялась на горячее отрицание.
        Ему нужно выпить. Немедленно!
        — У этого разговора есть какая-то цель, Эспин?
        Она выпрямилась и расправила плечи.
        — Да. За эти несколько дней я поняла, как мало знаю о политике или о том, как работает конгресс. Я не могу добиваться перемен в системе, пока не пойму, как она функционирует. Мне очень многому надо научиться. Вы и сами это говорили. Я считаю, что вы — тот человек, который может меня научить.
        Эспин положила руку ему на локоть, и ее прикосновение в сочетании с нарочито неверной интерпретацией того, чему она хочет учиться, вскипятило его кровь. Тело Брейди напряглось.
        Эспин отдернула руку, как от огня. Воцарилось молчание. Наконец она спросила:
        — Вы верите в судьбу, Брейди?
        — Нет.
        — А я верю. И думаю, уж если судьба свела нас, она хочет, чтобы мы чего-то добились. Вместе.
        — Ваш друг Кирби и его проклятые наручники свели нас…  — Брейди закашлялся.
        — Но вы только что сказали, что есть более важные задачи. Вы не можете представить себе, что я участвую в их решении?
        Брейди представлял себе Эспин. Нагой. Голова запрокинута назад, волосы распущены… Он отогнал этот образ и постарался вникнуть в то, что она говорит.
        — Возможно, я вам не очень нравлюсь, но вы мне нравитесь. В большинстве случаев,  — добавила Эспин.  — Именно различия между нами делают ситуацию уникальной. То, что мы могли бы сделать вместе, чему могли бы научиться друг у друга, не требует взаимной приязни.
        Неужели она готовила эту речь заранее? Нарочно выбирала слова, которые его разгоряченная плоть могла интерпретировать не должным образом? Брейди обычно легко читал выражение лица Эспин, но тут усомнился: не подвел ли его инстинкт? Эспин была ближе к нему, чем нужно, ее зеленые глаза раскрылись так широко…
        Если он не прав, последствия будут ужасающие. Надо отступить, создать профессиональную дистанцию между ними — в прямом и переносном смысле.
        Но пока в его голове проносились мысли типа «что, если», руки Брейди легли на плечи Эспин и притянули ее ближе. Эспин встала на цыпочки, тело прижалось к телу.
        Ее мягкие губы раскрылись, и их жар обжег душу Брейди. Не было ни колебаний, ни нерешительности — только желание. Оно наполняло Брейди, а Эспин брала и отдавала одновременно. Искренность ее ответа заставила его кровь зашуметь в ушах, и он растворился в исходившем от нее пламени.
        Руки Брейди скользнули на талию женщины, а ее пальцы впились в его плечи. Поцелуй обрел собственную жизнь, голодный, мощный, требовательный.
        «Какого черта я делаю?» — мысленно ужаснулся он.
        Ему понадобилась вся воля, чтобы прервать поцелуй и отодвинуть Эспин на безопасное расстояние. Брейди глубоко дышал, стараясь взять верх над телом, сжимал кулаки, чтобы руки опять не потянулись к ней.
        Эспин смущенно моргнула. Ее широко раскрытые глаза были затуманены. Страсть разрумянила щеки. Она облизала влажные губы, и новая волна огня пронизала его.
        — Брейди? Что-то не…
        — Это не должно было случиться.  — Он откашлялся и поправил пиджак.  — Извините, Эспин. Больше это не повторится.


        Глава 5
        Эспин отшатнулась. Только что Брейди целовал ее, как… как… как будто она — воздух, которым он дышит, а теперь извиняется?
        Она еще дрожала от вожделения, а он поправлял манжеты, словно ничего не случилось. Ей казалось, что ее душа улетает в небо, а он… он остался равнодушен.
        Ее губы двигались — она чувствовала их, потому что они еще горели,  — но двигались беззвучно.
        Эспин не знала точно, когда ее намерения изменились. Конечно, она не это имела в виду, когда догоняла Брейди, но… Ух! Просто ух! Это был поцелуй поцелуев.
        Для нее, по крайней мере.
        Она не ошиблась: дорогой костюм скрывал совершенное тело. Теперь Эспин не сомневалась, что холеная, застегнутая на все пуговицы внешняя оболочка была только занавесом. Она прикоснулась к настоящему Брейди — первобытному мужчине из плоти и крови. И он что-то разбудил в ней.
        И вот теперь отвергает ее.
        Это глубоко ранило женщину.
        Брейди открыл рот, хотел сказать что-то, но Эспин перебила его:
        — Не извиняйтесь.  — Она не желала выслушивать извинения. Они убили бы ее.  — Я возвращаюсь в офис.
        Ноги не очень крепко держали ее, но она сумела завернуть за угол, где Брейди не мог ее видеть, и только тогда прислонилась к стене.
        Всего пару часов назад она сумела уговорить себя, что Брейди ей безразличен, и вот, пожалуйста, поцеловалась с ним. Непростительная ошибка.
        Ну, что касается гормонов, поцелуй не был ошибкой. Но ей надо прислушаться к голосу разума. Ее инстинкты и гормоны в этом случае, похоже, не заслуживают доверия.
        Как она будет встречаться с ним, тем более — работать?
        Эспин глубоко вздохнула и закрыла лицо руками. Потом выпрямилась и поправила одежду. Когда она открывала дверь в штаб-квартиру, машина Брейди направилась в противоположную сторону.
        Она по-прежнему верила, что их свела вместе судьба, но судьба иногда бывает жестокой. И поскольку сегодня Эспин получила подсказку, что надо двигаться дальше, именно так она и поступит.

        К четвергу Эспин почти убедила себя, что поцелуй можно выкинуть из головы.
        Ну, не совсем выкинуть. Этот поцелуй перевернул ее мир. Эспин позволила Марго приготовить для нее отвар валерьяны, но результата он не дал. Непреходящее вожделение делало ее рассеянной и раздражительной. И никакие травы не могли по силе воздействия сравниться с поцелуем Брейди.
        И даже то, что, казалось бы, должно помочь — отсутствие Брейди на работе,  — не помогало. Не то чтобы она хотела его увидеть, но, заглянув ему в глаза, поняла бы, чего ей ждать. Правда, Брейди четко дал понять, чего ждать не следует, но что дальше? Он будет делать вид, что ничего не случилось? Ей надо было выяснить, где проходит граница, а без Брейди это невозможно.
        Тот поцелуй для него ничего не значил, но ее слова, вероятно, произвели впечатление, потому что во вторник Мэтью, с которым Эспин раньше практически не общалась, стал ее лучшим другом.
        Он был молод, только пару лет назад окончил колледж, но знал очень много. Какой бы вопрос она ни задала, у него всегда был готов грамотный, компетентный ответ.
        Считалось, что опекать Мэтью приставила к ней Лорен, но Эспин не сомневалась, что идея принадлежит Брейди. Это ей не очень нравилось, но разве она могла пожаловаться? Она заявила, что должна учиться, и он предоставил ей учителя.
        Мэтью помог Эспин наладить добрые отношения с остальными сотрудниками штаб-квартиры, а потом стал просвещать ее относительно того, как работает система, и Эспин начала понимать, в чем прежде ошибалась.
        Самое главное — точно определить цели. Чтобы быть услышанным, великие идеалы, во имя которых она участвовала в протестах, надо превратить в конкретные проекты. Мэтью, сдерживая чрезмерный оптимизм Эспин, терпеливо объяснял реальное положение дел, и многое начало обретать смысл.
        Даже если ей это не нравилось. Как сейчас.
        — Это не так просто, Эспин,  — заметил он.
        — Почему? По-моему, вы либо признаете первую поправку к Конституции, либо нет.
        — А что делать, если ваши права конфликтуют с правами других граждан? Эту проблему тоже нельзя игнорировать.  — Его спокойный тон раздражал молодую женщину.  — Уверяю вас, если вы пошлете доклад в таком виде, как сейчас, то добьетесь обратного эффекта.
        — Доклад написан для того, чтобы привлечь внимание сенатора к перечисленным в нем проблемам.
        — Сенатор Маршалл — не волшебник. В идеальном мире ваши аргументы были бы понятны, но мы живем не в идеальном мире. Узость ваших взглядов на вещи делу не поможет.
        Эспин буквально задохнулась от злости:
        — Узость? Мои взгляды не узкие.
        Кто-то позвал Мэтью.
        — Старайтесь смотреть шире,  — посоветовал он и отошел.
        Эспин подвела курсор к кнопке «послать». К письму прилагался ее первый официальный доклад Брейди, где перечислялись самые важные для потенциальных избирателей проблемы. В приписке Эспин говорила о том, что считала наиболее значимым — независимо от того, соглашался с ней Мэтью или нет. Постоянные советы «смотреть шире» начинали ее раздражать. Половина проблем в стране возникала по вине правительства. Она сделала глубокий вдох и нажала «послать». Ее оптимизм не желал сдаваться без борьбы.
        Колокольчик у двери звякнул. Эспин подняла глаза и увидела входящую в комнату темноволосую женщину. Все остальные разговаривали по телефону или были заняты делами, так что к посетительнице подошла Эспин:
        — Добрый день.
        Судя по одежде, женщина не спустилась только что с Капитолийского холма. На ней были джинсы и свитер. И вид был слишком беззаботный. Явно не журналистка. Доброволец? Избиратель?
        — Я бы хотела увидеть Брейди,  — сказала она с улыбкой.
        — Мне очень жаль, но его сейчас нет. Могу я вам помочь?
        Женщина покачала головой, так что ее конский хвост ударял то по одному плечу, то по другому.
        — Нет. Я по личному делу. Я Лили Блэк.  — Она протянула руку.  — Но скоро стану Лили Маршалл.
        — О…  — протянула Эспин, чувствуя себя так, словно ее ударили в живот.  — Вы и Брейди?..
        — Нет, нет, дорогая. Боже упаси! Есть трое братьев Маршаллов: Брейди, Итан и Финн. Мой — Итан.
        Она же знала, что у Брейди есть братья. Эспин захотелось побить себя за излишне бурную реакцию.
        — Поздравляю.
        — Спасибо. Я сама до сих пор не могу поверить.  — Лили склонила голову набок.  — Где мы встречались раньше? Ваше лицо мне почему-то знакомо.
        — Мы не встречались, но я — Эспин Бридлав. Я…
        — Ну, конечно! Вы — новая головная боль. То-то вы показались мне знакомой. Я очень рада встрече.
        Эспин называли по-разному, но это что-то новое.
        — Головная боль?
        — Головная боль предвыборной кампании. Раньше болью была я, но с удовольствием передаю эту роль вам.  — Шок, который испытала Эспин, вероятно, отразился на ее лице, потому что Лили сморщила нос и взяла ее за руку.  — Извините, я не хотела вас обидеть. Просто Брейди и сенатор беспрерывно нападали на меня, пока не появились вы. Они боялись, что я буду палкой в колесе кампании, и их страхи могли бы оправдаться, однако вы вызвали огонь на себя.
        — Не специально, уверяю вас.
        — Как бы это ни произошло, я у вас в долгу. Последняя неделя была просто райской. То есть для меня,  — поспешила уточнить Лили.  — Вам, я думаю, было не сладко.
        — Но все закончилось хорошо.  — Сделать такое утверждение оказалось проще, чем ожидала Эспин, тем более что это более или менее соответствовало действительности.  — Я очень рада, что тут работаю.
        — Отлично! Удачи.  — Лили протянула ей тонкий конверт.  — Можете вы передать это Брейди?
        — Конечно.
        Если он когда-нибудь здесь появится.
        Лили огляделась:
        — Знаете, я совсем не таким представляла штаб-квартиру кампании.
        — Вы не участвуете в кампании?
        Лили рассмеялась:
        — Ох, нет. Мы с Итаном стараемся держаться подальше. Вы, кажется, смущены?
        — Просто я думала, это семейное дело. То есть в команду входит вся семья.
        — Маршаллы — большая семья. Многие занимаются разного рода деятельностью. Итан предпочитает быть бизнесменом, так что выборы нас не волнуют.
        — Понимаю.
        Эспин почувствовала разочарование. Лили была немного странной и совсем не такой, какой, по ее мнению, должна быть невеста Маршалла. И тем не менее Лили почему-то сразу понравилась ей. Было бы интересно поближе познакомиться с невестой Итана.
        — Ну, не буду крутиться тут и всем надоедать. Добро пожаловать, Эспин. Надеюсь, вам нравится ваша новая работа. Просто не терпится сообщить Итану, что я познакомилась с вами.
        — В самом деле?
        Лили кивнула:
        — Да. Итан очень интересуется вами после рассказа Брейди.
        Брейди говорил о ней с братьями? Эспин вздрогнула. Это требовало объяснений.
        — Почему? Я совсем не интересная.
        — Нет, вы очень заинтересовали Брейди, а это всегда забавляет его братьев. Итан и Финн были просто в восторге. Не так-то легко вскружить голову Брейди.
        Вскружить голову?! Ну-ну. Было это до или после поцелуя?
        — Почему?  — поспешно спросила она.
        — Потому что… Ну, думаю, вы уже поняли, что Брейди немного… как бы выразиться поделикатнее…
        — Иногда слишком неприступен?  — подсказала Эспин.
        — Я подыскивала приличные слова, пытаясь объяснить, что он иногда будто палку проглатывает, но «слишком неприступен» тоже подходит.
        Эспин начала пересматривать свое мнение о Лили. Девушка нравилась ей уже меньше.
        — Возможно, Брейди порой неприступен,  — бросилась Эспин на защиту,  — но на его плечах сейчас лежит слишком большой груз. А история со мной — не со мной лично, а с шумихой, которую подняла пресса,  — только добавила ему забот. Я, конечно, не знаю его так хорошо, как вы, но не думаю, что Брейди…  — Эспин запнулась, увидев, что брови Лили поползли на лоб, а уголки губ начинают приподниматься в улыбке.
        — Да, конечно.
        Черт! Эспин взяла у Лили конверт:
        — Я передам его Лорен. Она проследит, чтобы Брейди его получил.
        — Спасибо.  — Лили все еще сдерживала улыбку.  — Очень приятно было познакомиться с вами, Эспин. Надеюсь, мы еще встретимся.
        «Если я не заберусь в какую-нибудь нору и больше не вылезу из нее».
        — Мне тоже.
        Когда Лили ушла, Эспин вернулась к своему столу в надежде, что их разговор никто не слышал.
        И почему она каждый раз попадает в дурацкое положение? Стоит ли надеяться, что Лили забудет их встречу и не расскажет о ней братьям Маршалл?
        Нет. Эспин Бридлав не создана для политики.

        — Как поживает твоя малютка-хиппи?
        Когда Итан появился у него под тем предлогом, что ему необходимо скрыться и отдохнуть от предсвадебных треволнений, Брейди обрадовался возможности отвлечься. Зря!
        — Она не хиппи и уж точно не моя.
        Меньше всего на свете ему хотелось обсуждать Эспин с Итаном. Он пощелкал переключателем каналов, нашел бейсбол и взял стакан с пивом, надеясь, что брат поймет намек.
        Итан сел в кресло рядом с ним:
        — Лили думает иначе.
        — Не хочу обижать Лили, но ее мнение об Эспин меня не интересует.
        — Честно говоря, меня тоже, но Лили говорит только об этом. Ты мог бы тоже послушать, хотя бы из солидарности.
        — Тогда подбери ей какую-нибудь другую тему для разговора. Текущие события. Фильмы. Вы оба могли бы вступить в клуб книголюбов, например.
        Итан усмехнулся:
        — О, если бы это было так просто! Лили говорит, что Эспин очень сообразительна и по-детски естественна.
        Брейди взял пульт и увеличил громкость. Он не хотел обсуждать Эспин, потому что отчаянно старался не думать о ней. Особенно о ее теле в его объятиях. Его собственное тело загоралось при этом воспоминании.
        — Может, мы просто посмотрим игру?  — предложил он.
        Итан, глядя в телевизор, заметил как бы между прочим:
        — Лили думает, что ты с ней спишь.
        — Что?  — Брейди едва не подавился пивом.
        Итан прищелкнул языком и погладил бутылку:
        — Ты слышал, что я сказал.
        Брейди откинулся на спинку кресла и закрыл глаза:
        — Надеюсь, она не доложила об этом никому, кроме тебя.
        Брат нахмурился:
        — Так это правда?
        — Нет.  — «Черт бы тебя побрал».  — Я не сплю с Эспин.
        — Пока что.
        «Почему мои родители не остановились на одном ребенке?» — с тоской подумал Брейди.
        — Я собираюсь сделать вид, что ты этого не говорил,  — бросил он.
        — А почему бы и нет?
        — Старики убьют меня, если я испорчу ваши свадебные фотографии. Но, возможно, я все-таки рискну.
        Итан пропустил угрозу мимо ушей.
        — Нет, почему вы с Эспин?..
        — Ты хочешь знать, почему я не занимаюсь сексом с женщиной, которую едва знаю и которая работает на меня?
        Итан покачал головой:
        — Формально вы оба работаете на отца.
        — Заткнись.
        — Кажется, я заставляю тебя нервничать. Интересно.
        — Нет, не интересно. Просто я хочу пить пиво и смотреть игру, а твое бормотание мне мешает.
        — Добро. Давай смотреть игру.  — Итан развалился в кресле и положил ноги на стол.  — Значит, ты не отрицаешь, что хотел бы заняться с ней сексом.
        — Предупреждаю: никогда не поздно обрубить одну ветвь у семейного древа.
        — А, злишься. И выдаешь себя с головой. Дело не только в том, что ты устал от предвыборной гонки. Воздержание не идет тебе на пользу. Если тебя не интересует Эспин, почему бы не позвонить Изабель? Она ясно дала понять, что мечтает снова увидеть тебя в своих объятиях.
        Брейди, упорно глядя на экран, предупредил:
        — Маршаллы — большая семья, Итан, и похожи друг на друга. Пройдут недели, может быть, месяцы, прежде чем кто-то заметит, что ты исчез.
        — Я просто сделал замечание.
        — Замечай, что происходит на экране.
        Итан пожал плечами и поудобнее устроился в кресле. Хорошо. Теперь, когда Итан на время умолк, Брейди постарался сосредоточиться на бейсболе. Ему надо было прочистить мозги, изменить направление мыслей. Но все его попытки выкинуть Эспин из головы брат уничтожил простым «почему бы и нет?». А упоминание Изабель… Она красива, утонченна, из хорошей семьи, но по сравнению с Эспин… Иззи — алмаз. Такая же холодная. А Эспин — опал, полный переливов цвета и внутреннего огня.
        Драгоценные камни? Боже, он действительно сходит с ума. «Думай о бейсболе, Брейди».
        Но и это не помогло.

        Стоит кому-то одному заболеть, как все разваливается на части. И пока Лорен лежит дома с пищевым отравлением, остальные отчаянно пытаются сложить эти части вместе.
        — Кроме меня,  — пробормотала Эспин.
        Водитель обернулся:
        — Вы что-то сказали?
        — Нет.
        Поскольку она меньше всех могла содействовать поддержанию работы штаба на нужном уровне, ее низвели до должности курьера. Эспин целое утро ездила по городу, вручая пакеты. И вот у нее остался только один пакет — для Брейди.
        Когда такси остановилось у тротуара, Эспин еще раз проверила адрес: она ожидала увидеть нечто величественное, а не симпатичный домик.
        — Подождать вас?  — спросил водитель.
        Она готова была сказать «да», но потом решила, что легко доберется домой на метро.
        — Спасибо, не надо.
        Эспин протянула водителю кредитку, которой снабдил ее Мэтью, взяла пакет и направилась к парадной двери.
        День был холодный: осень уже вступила в свои права. Но Эспин была рада ветру, потому что иначе вспотела бы от волнения. Она глубоко вздохнула, прежде чем позвонить в дверь. Когда замок щелкнул, она изобразила на лице приветливую, добродушную улыбку.
        Выражение лица Брейди, когда он увидел Эспин, позабавило бы ее, если бы она не надеялась на что-то другое.
        Эспин много раз представляла себе, как должен выглядеть Брейди, не затянутый в официальный костюм, но такого никак не ожидала. Полинявшая от многочисленных стирок майка. Из поношенных, протертых кое-где джинсов выглядывают босые ноги.
        Это был Брейди, к которому Эспин прижималась, вкус губ которого познала.
        Он первым пришел в себя, и его лицо приняло обычное, свойственное холодному политику, выражение.
        — Я не ожидал, что сегодня вы будете выполнять обязанности курьера.
        — Я тоже, но без Лорен все пошло наперекосяк, и меня сочли наиболее подходящей персоной.
        Эспин тупо уставилась на него, но ничего не могла с собой поделать. Она вошла и сделала вид, что рассматривает холл, а не Брейди.
        — Это была сумасшедшая неделя. Совсем не подходящее время для болезней,  — бросил он.
        — Поэтому вы не появлялись в штабе последние несколько дней?
        Предательский мускул на его подбородке дрогнул.
        — Да.
        — Понятно.  — Эспин вынула из сумки несколько конвертов. Брейди мельком взглянул на них и отложил на столик с мраморной столешницей.  — Я надеюсь, эти бумаги достаточно важны для того, чтобы заставить меня бегать по городу всю вторую половину дня в пятницу.
        — Есть какая-то проблема, о которой я не знаю?
        Она решила, что это ее шанс, и набралась храбрости.
        — Не знаете?  — И добавила в ответ на его удивленный взгляд: — Когда я видела вас последний раз, вы целовали…
        Он отступил на шаг.
        — Я сказал, что это не должно было случиться.
        — Почему нет?  — Эспин не хотела показаться навязчивой, но, черт возьми, ей нужно было знать.
        Брейди вздохнул и закрыл дверь. Потом, глядя прямо ей в глаза, скрестил руки на груди и прислонился к столу:
        — Потому что вы работаете на предвыборную кампанию. Можете быть уверены, это больше не повторится.
        Он отвергал ее совершенно спокойно, и это ранило Эспин.
        — И я опять задам вам вопрос: почему нет? Я спрашиваю, потому что не могу понять. Во мне чего-то не хватает? Вы вроде бы сначала были довольны.  — (Брейди кашлянул, словно у него сжалось горло.)  — И я получила настоящее удовольствие. Гораздо большее, чем от рядового поцелуя.
        Брейди наконец обрел голос и резко прервал ее:
        — Слушайте, разве нельзя просто забыть, что это имело место?
        — К сожалению, я не могу. Хотя пыталась.  — Эспин засунула руки в карманы.  — Я требую, чтобы дали мне ответ, четкий ответ: что это значило или не значило? Я хочу знать, где проходит граница.
        Лицо Брейди стало непроницаемым, он говорил зло и отрывочно:
        — Мне не следует вступать в связь с моими сотрудниками.
        — То есть вы хотите сказать, что, если бы я у вас не работала…
        Эспин казалось, что более далеким и равнодушным быть уже невозможно, но Брейди тут же разубедил ее:
        — Нет, это я не хочу сказать.
        — О!  — Значит, дело в ней. Внутри все сжалось от стыда и обиды. Поцелуй означал для Брейди совсем не то, что для нее.  — Что ж, хорошо.  — Эспин собрала остатки гордости.  — Тогда давайте делать вид, что этого не было.
        Как будто в ее жизни было недостаточно взлетов и падений. Она потянулась к Брейди. Потом уговорила себя, что у них не может быть ничего общего. Потом он поцеловал Эспин и перевернул ее мир, а теперь она повела себя по-дурацки. Решительно, за выходные ей нужно поставить голову на место, иначе она не сможет прийти в понедельник на работу.
        — Извините,  — сказал он.
        Извинение только ухудшило дело.
        — Не стоит. Мне не следовало заговаривать об этом. Мы взрослые люди, и…  — Она больше не могла смотреть ему в глаза и отвернулась.  — Все в порядке.
        — Эспин…
        Женщина прервала его, потому что сил у нее не осталось:
        — Мне пора уходить. Спокойной ночи.
        Дверная ручка легко повернулась. Дверь приоткрылась, но тут же опять захлопнулась. Эспин с удивлением увидела прижатую к двери руку Брейди.
        А через мгновение она спиной ощутила жар и поняла, что он стоит почти вплотную к ней. Дрожь прошла по коже. Эспин повернулась — осторожно, чтобы не оказаться ближе к нему, но то, что она увидела, заставило ее задрожать еще сильнее.
        Перед ней стоял не суровый Брейди и даже не добродушный Брейди. Это был мужчина, который ее целовал, и в груди Эспин вспыхнул крошечный огонек надежды.
        Его взгляд скользил по ней, но Брейди не шевелился, и это ее насторожило.
        — Брейди?
        — Тот поцелуй был необыкновенным, Эспин.  — Огонек разгорелся сильнее, окрасил ее щеки.  — Но это не должно было случиться.
        На сей раз слова не показались ей обидными, возможно, оттого, что Брейди провел пальцем по лицу Эспин, от виска к подбородку, и она разучилась думать. И дышать.
        А потом уже ничто не имело значения.
        Его рот был жарким и голодным, но не торопливым, Брейди хотел наслаждаться вкусом, а не пожирать. У Эспин подогнулись колени, и ей, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за него.
        В ответ он прижал ее к двери. Сзади было прохладное дерево, спереди — пылающий Брейди. Руки, высвободившись, смогли начать исследование.
        На сей раз Эспин не спеша, аккуратно изучала его тело. Он проделывал то же самое с ней. Его руки медленно скользили от ее шеи вниз, к талии, к бедрам.
        — Брейди…
        — Ммм,  — выдохнул он, сжимая зубами мочку ее уха.
        — Вы говорили…  — Эспин с трудом вспоминала слова, а легчайшие прикосновения его губ к ее вискам только мешали,  — что это больше не повторится.
        Брейди напрягся, затем прижался лбом к ее лбу:
        — Я был не прав.
        — Ох…  — Больше она ничего не могла сказать.
        Он поднял голову и посмотрел ей в глаза:
        — Хочешь, я остановлюсь?
        — О боже, нет.
        Брейди улыбнулся, и его рука скользнула под блузку Эспин. От его прикосновений по ее коже побежали мурашки.
        — Ты все еще хочешь уйти?
        «Ну, хватит, Эспин. Хватит плясать вокруг да около».
        — Нет.
        — Это хорошо.
        Эспин предполагала, что Брейди возьмет ее на руки и отнесет в спальню, но он продолжал целовать ее. Молодая женщина рассердилась. Она хотела его здесь и сейчас, а он, похоже, не спешил.
        Эспин возилась с его майкой, пока он наконец не поднял руки, чтобы она могла ее снять. Увидев его широкие плечи, она решила, что Брейди, скрывая грудь под одеждой, совершает преступление против женской части человечества.
        — Теперь твоя очередь,  — пробормотал он.
        Брейди помог ей снять жакет. Потом поднял ее руки вверх. Он снимал блузку медленно, лаская руки Эспин. Бюстгальтер быстро последовал за блузкой.
        Эспин не была скромной или стеснительной, но Брейди столь внимательно изучал ее, проводя пальцами по груди, что она начала краснеть. Он дотронулся большими пальцами до сосков, и она охнула от пронзившего все тело наслаждения. Брейди поднял ее на руки и прижал к себе, и она ощутила прикосновение его кожи к своей. Он улыбался, целуя ее шею, а Эспин требовался более тесный контакт.
        Брейди наконец двинулся вперед, и она вознесла благодарность небу. Эспин не знала, да и не хотела знать, куда он направился, только замечала краем глаза, что освещение меняется. А потом он опустил ее на кровать.
        Сначала женщина возмутилась, когда он отстранился, но смотреть, как он раздевается, тоже было приятно. Невозможно вообразить такую великолепную фигуру. Она повернулась на бок, подперла голову кулаком и окинула мужчину долгим нежным взглядом.
        Брейди заметил, что она смотрит на него, и поднял бровь.
        — Просто любуюсь зрелищем,  — сказала Эспин.
        — Но для меня ты открыта не полностью. Это нехорошо,  — заметил он и протянул руку.
        — Я всегда стояла за равноправие.
        Она позволила Брейди помочь ей встать на ноги.
        Туфли Эспин потеряла, но не имела представления где.
        Брейди расстегнул молнию на ее джинсах, запустил два пальца под пояс и стянул их. Они упали на пол. Он опустился на колени. Эспин положила руки ему на плечи, и он принялся целовать ее ноги, поднимаясь все выше. Она пошатнулась, когда он добрался до бедер. Вскоре трусики оказались там же, где и джинсы. Брейди поднялся и опять уложил Эспин на кровать.
        Потом отступил на шаг, и она увидела удовлетворение на его лице. И почувствовала себя сильной и сексуальной.
        — Вот теперь вид гораздо четче,  — заявил он.  — Великолепный пейзаж.
        — Ты заставляешь меня краснеть.
        — Это что-то новое.
        — Действительно, так бывает не часто.
        Усмешка Брейди была невероятно сексуальной, и каждый нерв в ее теле напрягся. Брейди присоединился к Эспин в постели, и она утратила способность дышать глубоко.
        — Принимаю это как вызов,  — сказал он.  — А я люблю вызовы.
        И он коснулся губами ее груди.
        Брейди — человек решительный, целеустремленный. Эспин поняла это, поработав с ним. И испытывала к нему уважение. Но как только его рука скользнула между ее бедрами, она почувствовала и благодарность.
        А когда первая легкая дрожь начала сотрясать ее тело, благодарность возросла.
        Очень, очень возросла.


        Глава 6
        Брейди никогда не стремился нарушать установленный порядок. У него были два младших брата, которые постоянно переворачивали дом с ног на голову. Кто-то же должен обладать чувством ответственности. Спать со своей служащей — значит напрашиваться на самого разного сорта неприятности и скандалы, но сейчас ему было все равно.
        Эспин вздохнула, обдав его грудь теплым ветерком, скатилась с него, легла на спину и потянулась, не понимая, видимо, сколь эротичное зрелище она собой являет, потом перевернулась на живот и приподнялась на локтях.
        — Вот теперь мое «я» чувствует себя лучше,  — сказала она и одарила его веселой улыбкой.
        «Некое разнообразие по сравнению с обычным «Хорошо ли тебе было?»»,  — отметил он про себя.
        — Только твое «я»?  — поинтересовался Брейди.
        — Ну и все остальное тоже. Но моему «я», правда, нужна была поддержка.
        — Почему?
        — Потому что недавно оно получило сильный удар от тебя.  — Она провела рукой по его груди.  — Горячий парень, неженатый, серьезный, безразличен к моим женским достоинствам. Мое «я» страдало.
        — Ну, извини.  — Он потянул завиток ее волос и улыбнулся, когда тот встал на место.  — Я не собирался бросить тень сомнения на твои женские достоинства. Они прекрасно работают.
        — Благодарю вас, мистер Маршалл.  — Эспин закатила глаза.  — Вы умеете заставить женщину улыбнуться.
        — Всегда пожалуйста.
        — Надеюсь. Мне было бы неприятно думать, что это оказалось для вас тяжким трудом.
        Брейди чувствовал себя хорошо оттого, что она смеется. Странно, но хорошо. Эспин, с ее подходом к жизни, заставляла увидеть все в ином свете. Даже секс.
        Эспин состроила гримасу и легонько стукнула его:
        — Может, мне стоило прислушаться к предупреждениям Лорен?
        Меньше всего Брейди хотел обсуждать в постели Лорен и ее поступки. Но Эспин едва ли отступится.
        — Лорен предупреждала тебя? О чем?
        — О, это была очень милая лекция, прочитанная, я уверена, с лучшими намерениями. Мне посоветовали не забивать себе голову тобой, потому что ты не ловишь рыбу в пруду предвыборной кампании.
        — Лорен права.  — (Эспин подняла одну бровь.)  — Обычно,  — добавил он.  — Но, наверное, из всякого правила есть исключения. У меня такое чувство, что ты — исключение из многих правил.
        Она усмехнулась:
        — Только иногда. Но, знаешь, я полностью одобряю эту установку. Служебные романы осложняют жизнь, по крайней мере, а в случае неудачи могут многое пустить под откос. Всеобщий мораторий на них — правильная управленческая политика.
        Брейди был полностью с ней согласен.
        — И тем не менее мы здесь,  — вздохнул он.
        — Увы.  — Рука, лежавшая на его груди, скользнула ниже, ее пальцы начали очерчивать круги вокруг его пупка.  — Лорен намекнула, что уже пережила нечто подобное и хочет избавить меня от сердечных мук.
        — Ну…
        Эспин расхохоталась.
        — Если бы ты видел свое лицо!  — Она села и натянула простыню на бедра, то ли не сознавая, то ли не заботясь о том, что ее грудь осталась неприкрытой.  — Давай не будем паниковать. Ты мне нравишься. Ты умница, ты горячий, то, что ты сейчас творил, просто удивительно, но это всего лишь секс. Замечательный секс,  — добавила она,  — но только секс.  — Она засмеялась.  — Ты шокирован?
        Отрезвляющее заявление. Немного оскорбительное, но такое, какого Брейди еще не приходилось слышать в постели. И ничто в голосе или мимике Эспин не говорило, что она лукавит, что на самом деле она охотится за чем-то большим.
        — Ты опять умудрилась меня удивить.
        — Бедный Брейди.  — Она погладила его подбородок.  — Наверное, в этом городе нелегко быть красивым богатым холостяком.
        Она что, смеется над ним?
        — Ну, если ты так ставишь вопрос…
        — Нет, я серьезно. Я видела, как люди к тебе относятся, слышала, что о тебе говорят. Не сомневаюсь, что женщины стоят в очереди с сетями и капканами, чтобы тебя изловить. Лорен сказала то, что сказала, заботясь, наверное, больше о тебе, чем обо мне.  — Эспин засмеялась и легла рядом с Брейди.  — Я просто вижу, как девушки в свадебных нарядах толкают тебя к алтарю. И близость,  — она провела рукой по его бедру,  — можно понимать как решающий шаг в этом направлении. Если женщина поставила перед собой такую цель.
        Эспин возмутительно прямолинейна.
        — Значит, ты осознаешь проблему,  — пробормотал Брейди.
        — Да. Но, уверяю тебя, мне нужно исключительно твое тело.
        Слова звучали эротично, но они больно ударили его.
        — Должен ли я обидеться?
        — Нет. То, что мы сейчас проделали, было необыкновенно. Если честно, я хотела бы повторить. Неоднократно и часто. И я скажу тебе кое-что, чтобы облегчить твою душу и твою слишком чувствительную совесть.
        Его тело выхватило слова «повторить» и «неоднократно». Тоскливое ощущение в крови сменилось интересом и жаром. Ему пришлось заставить себя сосредоточиться.
        — И?..  — поторопил он.
        Эспин посмотрела ему прямо в глаза и сморщила нос:
        — Я не хочу выходить за тебя замуж.
        До этого момента Брейди не предполагал, что можно испытывать облегчение и обиду одновременно. Бессмысленное противоречие, но он начал привыкать к противоречивости Эспин. Она была непредсказуема.
        Он постарался говорить легко и беззаботно:
        — Кажется, я тебя и не просил.
        — Это хорошо. Значит, мы понимаем друг друга.
        Она придвинулась к Брейди и положила голову ему на грудь.
        Он не должен был бы поддаваться, но…
        — Просто из любопытства, ответь: ты возражаешь против института брака или против меня лично?
        Эспин опять усмехнулась:
        — О, я уверена, ты станешь хорошим мужем для какой-нибудь милой девочки из подходящей семьи, но я не верю в брак.
        Она сказала это так непринужденно, будто нечего было разъяснять или уточнять. Брейди знал, что спрашивать не стоит, что потом он будет раскаиваться, но не удержался:
        — В теории или на практике?
        — И так и так. Брак искажает самую суть любви. Если два человека хотят быть вместе, пусть будут. Но не из-за какого-то листка бумаги. Это значит идти по легкому пути. Связь друг с другом мужчина и женщина подтверждают, просыпаясь каждое утро с желанием быть вместе. Они счастливы именно поэтому, а не из-за того, что вступили в брак. Любовь длится, пока люди знают, что они вольны расстаться в любую минуту.
        А он-то считал, что Эспин больше ничем не поразит его.
        — Разве ты не утверждала, что ты оптимистка?
        — Я оптимистка. Любовь к кому-то — лучшая форма оптимизма. Но любовь нельзя сажать на поводок. Мои родители прожили вместе больше тридцати лет, потому что каждый день они заново решают, что хотят быть вместе.
        — Разве твои родители не состоят в браке?
        Когда же он перестанет удивляться тому, что она говорит?
        — Нет. Они взяли имя Бридлав незадолго до моего рождения, потому что становились семьей, а семья для них — это любовь. Они счастливы. Они — одна из самых крепких пар, какие мне приходилось видеть, и им для этого не нужна бумага.  — Эспин легла на Брейди и погладила его колени большим пальцем ноги.  — Но ведь мы говорим о сексе двух здоровых взрослых людей. А это не имеет ничего общего с любовью или браком. Поскольку я не охотница до колец и поводков, то могу работать с мистером Маршаллом и заниматься с ним сексом?
        Ее прямота нанесла ему очередную рану.
        — Тебя волнует твоя работа?  — спросил Брейди.
        — Да. Последние пару дней мне было тяжело, потому что я не знала, как сложатся дела после того поцелуя, и думала, что мне придется уйти. Но я поняла, что не хочу уходить. Мне нравится работать в предвыборном штабе.  — Она уперлась руками в его грудь.  — Честно говоря, я очень удивилась.
        Брейди стал осторожно гладить ее грудь:
        — Это временная работа.
        — Ммм…  — Этот звук выражал одновременно и удовольствие, и согласие.  — Но я узнаю много нового. Может быть, когда все закончится, я захочу остаться в политике.
        Что ж. Его совесть имеет право немного успокоиться. Правду о ситуации с Эспин знают только несколько человек, и ни один из них не станет болтать. С другой стороны, Эспин умна и легко обучается. Опыт, который она приобретет, ей пригодится.
        — А если в политике хочу остаться я,  — подхватил Брейди,  — необходимо скрывать, что я сплю со своей подчиненной.
        — Конечно,  — согласилась она.  — Да и мне ни к чему, чтобы будущие сослуживцы считали, что я получила работу не из-за моих способностей и опыта. Ты же знаешь, как важна репутация в политике.
        — Ты очень быстро учишься.
        — Это будет непросто, но я, вероятно, сумею держаться в присутствии других людей.  — Эспин прижалась к нему, обдав жаром, от которого по телу Брейди пробежала дрожь. Дрожь передалась ей, и она закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением.
        Потом открыла глаза и посмотрела ему в лицо:
        — Ты справишься?
        Когда Эспин начала двигаться, он обхватил ее бедра. Дыхание женщины стало прерывистым.
        — Я же говорил, что люблю вызовы.
        — Рада… это… слышать,  — простонала она.

        Эспин хотелось биться головой о стену. Это было бы гораздо полезнее, чем продолжать бессмысленный диалог с жителем Фредериксбурга. Ей было стыдно оттого, что она дает туманные ответы человеку, которого явно очень беспокоит судьба прибрежных областей. Но, если честно, Эспин не знала, как объяснить этому энтузиасту, что его предложения невозможно реализовать и, вообще говоря, они неразумны.
        — У тебя все в порядке?  — Мэтью сел на угол ее стола рядом с клавиатурой.
        — Немного расстроилась. Этот человек, понимаешь…
        — Я же советовал тебе не принимать все близко к сердцу.
        — Я знаю, но люди достойны того, чтобы получить объяснения. Иначе они отчаиваются, сердятся и думают, что я их не слушаю. Они хотят добра, они искренне обеспокоены. Им нужны ясные ответы и быстрые решения, и они не понимают, что таковых не существует. Их предложения только породят новые проблемы.
        — Сколько иронии, должно быть, кроется для тебя в этой ситуации. Добро пожаловать на другую сторону, Эспин.
        Она злобно посмотрела на него, отчего он расхохотался, а потом повернулась к монитору и задумалась, как дальше вести разговор с собеседником.
        — Не хочешь выпить что-нибудь?  — предложил Мэтью.
        Эспин вздохнула:
        — Спасибо, не сейчас. Но я могу посидеть на телефонах, пока тебя не будет.
        — Нет смысла идти одному.
        — Что?  — Судя по выражению его лица, она что-то упустила.  — Извини, но из-за этой, как ты выражаешься, иронии я злюсь и становлюсь рассеянной.
        Мэтью робко улыбнулся:
        — Тогда я выскажусь яснее. Не хочешь ли ты пойти со мной куда-нибудь сегодня вечером?
        Это невозможно. Брейди возвращается из Норфолка. Ей предстоит ответить на массу посланий, перечитать отчет, забежать домой, переодеться и по дороге к Брейди зайти в китайский ресторанчик. На Мэтью времени не остается.
        — Извини, но я не могу.
        Улыбка исчезла с лица Мэтью и сменилась выражением разочарования, причину которого Эспин поняла слишком поздно.
        — Не можешь или не хочешь?
        Ответить или нет? У Эспин не было опыта. Ей редко приходилось отказывать молодым людям. Она всегда старалась быть честной, но Мэтью — славный парень. Ей хотелось сохранить хорошие отношения с ним. Она решилась на полуправду:
        — И то и другое.
        — Понятно.
        — Пожалуйста, не сердись и не обижайся. Ты очень славный, милый, умный, но… Мы же работаем вместе. Это может быть… неудобно.
        «А вот с Брейди у тебя, кажется, все идет нормально»,  — прошептал тоненький внутренний голосок.
        — Скоро выборы. Нам недолго осталось работать вместе,  — заметил Мэтью.
        — Это верно.
        Всего три недели. Расписание Брейди будет все плотнее и плотнее. Им и так трудно выкроить время для встреч. Прошлая неделя была безумной. Эспин не высыпалась. Потребность отвлечься толкнула любовников на некоторые экстравагантности, но от этого стало только хуже.
        — Может быть, если ты согласишься выпить со мной сегодня, ты обнаружишь…
        — Мэтью, я польщена, но — нет,  — дружелюбно, но твердо проговорила она.
        Рот Мэтью скривился.
        — Он все равно никогда не обратит на тебя внимания. Учти.
        — Что?
        — Ты положила глаз на Брейди. Это очевидно. Но если ты лелеешь надежду, что он вдруг заметит тебя, то ошибаешься.
        Эспин прикусила язык. Хорошо, что она не мечтает о карьере шпионки. Скрывать то, что на душе, она не умеет. Но если Мэтью считает, что она напрасно «положила глаз», это хорошо. Немного неприятно, но все-таки хорошо. По крайней мере, никто не знает, что она спит с Брейди.
        — Я ценю твою заботу, но…
        — Я понимаю. Понимаю, чем он привлекает женщин. Но послушай совет человека, который дольше тебя играет в эти игры.  — Мэтью наклонился к ней.  — Политика делает людей ненадежными партнерами в постели, потому что политики хотят как можно больше получить. А те, с кем они имеют дело, ничего не значат для них. Возможно, ты полна оптимизма, но политика съедает оптимизм, причем без хлеба. Мне нравятся Маршаллы, в том числе Брейди, но они не оказались бы там, где оказались, если бы не использовали людей, а потом выбрасывали их.
        Эспин невольно напряглась:
        — Ну, знаешь, не очень хорошо говорить так о людях, которые платят тебе жалованье.
        Мэтью пожал плечами:
        — Я не осуждаю их. Просто они так работают. В Госдепартаменте отсутствуют такие вещи, как невинная влюбленность или безопасный флирт. Кто-нибудь да использует их против тебя.
        На это утверждение трудно было ответить достойно.
        — Постараюсь учесть на будущее,  — сказала она.
        — Да, советую тебе поступить именно так. Особенно если ты хочешь связать будущее с окрестностями Капитолийского холма.
        Мэтью кивнул на прощание, но не сумел скрыть обиду и остаток дня держался как можно дальше от Эспин.
        Сначала Лорен, теперь Мэтью… Ух! Эспин думала, что Лорен защищает интересы Брейди, а Мэтью в прошлом пережил жестокое разочарование, но, похоже, оба считают, что в опасности именно она. Это и смешно, и неприятно. И немного оскорбительно, если подумать как следует.
        Впрочем, какое ей дело? Они с Брейди отлично проводят время. Никто никого не использует. Или, может быть, они используют друг друга?

        — Скажи, что ты не спишь с Эспин.  — Итан говорил достаточно громко, но из-за музыки окружающие их не слышали.  — И — просто смеха ради — сделай так, чтобы я тебе поверил.
        Брейди смотрел на толпу. Поскольку конгресс прервал заседания на время выборов, здесь собралось много политических и общественных деятелей, и атмосфера была обманчиво праздничной. Однако…
        — Сейчас не время и не место для такого рода разговоров.
        — Ты привел Эспин сюда. Ты ее рекламируешь.
        В зале было человек триста по меньшей мере. Двести пятьдесят из них, вероятно, не заметили присутствия Эспин, а те, кто заметил, были слишком заняты продвижением собственных проектов и не обращали внимания на молодую женщину. Да и приехали они не вместе.
        — У Эспин вряд ли будет шанс встретиться с отцом, но…
        — Ей везет,  — сообщил Итан, глядя на свой стакан.
        — Так что,  — продолжал Брейди, словно брат не перебил его,  — приглашение на прием — попытка сделать это. К тому же Эспин хочет серьезно заняться политикой, и это шанс для нее представить себя.  — Он смотрел, как Эспин смеется чему-то вместе со служащим Верховного суда.  — Кроме того, ей тут весело. Хоть кто-то повеселится.
        — По крайней мере, ты не отрицаешь. Точнее, избегаешь ответа — отрицание было бы ниже тебя.
        Брейди накинулся на брата:
        — Почему ты вообще здесь? Я был уверен, что ты не придешь.
        Итан пожал плечами:
        — Старики порой бывают очень настойчивы, особенно когда действуют заодно. Ну как я мог огорчить Нану? Лили убила бы меня.
        Брейди демонстративно огляделся:
        — Тем не менее Лили тут нет.
        — Она еще не Маршалл и собирается пользоваться этой отговоркой до свадьбы. Милая попытка сменить тему, но мы говорили об Эспин.
        — Тебе нет дела до Эспин.
        Итан покачал головой и сделал вид, что задумался:
        — Интересно. Когда я начал встречаться с Лили, мне читали нудные лекции о проблемах и капканах, которые ждут человека, сошедшегося с кем-то не из своего круга. Говорили о скандалах, о судебных разбирательствах… Ну и кто вел эти разговоры?  — Итан замолчал и пристально посмотрел на брата.  — Ах да, ты.
        Брейди не нужны были напоминания.
        — Зато ты мне не верил.
        В ответ Итан усмехнулся:
        — Тебя это удивляет? Во всяком случае, ты был не прав.
        — Я был прав. Я могу повторить все, что говорил. Проблемы могут возникнуть.
        — Тогда твои отношения с Эспин попахивают ханжеством.
        — Мы с Эспин понимаем друг друга. Это иная ситуация.
        — Слушай, как интересно!  — усмехнулся Итан.
        — Не очень. Твои отношения с Лили могли дорого обойтись. Тебе просто повезло.
        — Очень повезло.  — Итан оглядывал зал в поисках Эспин.
        — Смотри, вот дед с сенатором Каффери,  — сказал Брейди.  — Каффери переживает из-за того, что после двадцати лет пребывания на выборной должности он все еще младший сенатор. Может быть, стоит выручить деда?
        — Иди выручай.  — Итан махнул рукой проходившему мимо официанту и отдал ему пустой стакан.  — А я познакомлюсь с Эспин.
        Боже праведный, трудно представить, что Итан может ей наговорить! Брейди вздохнул. Ему не остается ничего другого, кроме как пойти за братом.
        Эспин улыбнулась, когда увидела его, но осталась холодной и вежливой. Она быстро обучалась и, казалось, с каждым днем вписывалась в этот мир все лучше, не теряя при этом своеобразия. Она уловила, какую одежду принято носить на политических коктейлях, и выбрала платье в стиле ретро, а ее волосы мягкими волнами обрамляли лицо. Эспин была как все и при этом оставалась собой. Она выглядела сногсшибательно (Брейди уже говорил ей об этом), и он был удивлен и горд тем, как она спокойно общается с политиками и богачами.
        — Эспин, это мой брат Итан.
        Она посмотрела на них вежливо и дружелюбно:
        — Я ясно вижу семейное сходство. Я очень много слышала о вас, Итан, и рада познакомиться с вами.
        — Могу сказать то же самое о вас.  — Итан наклонился к ней.  — Умная, верная, милая. Я одобряю, Брейди.
        Эспин моргнула:
        — Извините?
        И посмотрела на Брейди, ища помощи.
        Он покачал головой:
        — Не обращайте на него внимания. Я давно не обращаю.
        Но Итан не мог допустить, чтобы на него не обращали внимания. Он взял два бокала шампанского с подноса официанта и протянул один Эспин:
        — Вам здесь нравится?
        — Да. Это совсем не то, чего я ожидала.  — Она наморщила нос.  — Кстати, беджи не помешали бы.
        — А что случилось?
        — Я не узнала конгрессмена Делани и заявила ему, что защита грунтовых вод в новом билле выглядит как шутка.
        Брейди расхохотался, и Эспин хмуро на него покосилась. Увидев вопросительный взгляд Итана, она шепотом призналась в грехе:
        — Этот билль писал мистер Делани.
        Итан подбодрил ее:
        — Вы молодец, Эспин. Вашингтону нужны люди, которые не боятся говорить правду.
        Эспин немного смутилась.
        — Ну, это, в общем, просто, когда не знаете, с кем говорите.
        — Мои внуки, как всегда, отыскали самую хорошенькую женщину в зале и монополизировали ее.  — Старший Маршалл взял руку Эспин и сжал ее обеими руками. Продолжая улыбаться, он слегка повернул голову и приказал: — Брейди, порадуй старика, представь меня этой очаровательной молодой леди.
        Итан закатил глаза, а Брейди даже не потрудился скрыть усмешку. Об обаянии старика ходили легенды, и Эспин, кажется, тоже поддалась ему.
        — Дедушка, это Эспин Бридлав. Она недавно стала работать на предвыборную кампанию. Эспин, это мой дедушка, Портер Маршалл. Он был выдающимся сенатором, пока не стал выдающимся дамским угодником.
        Эспин нахмурилась, потом с улыбкой повернулась к патриарху рода:
        — Для меня большая честь познакомиться с вами, сенатор. Ваша деятельность по защите прав человека и окружающей среды просто легендарна и служит прекрасным примером для всех, кто работает на благо народа. Им следует идти по вашим стопам.
        Итан многозначительно посмотрел на Брейди. Эспин действительно молодец.
        Дед расплылся в улыбке:
        — Она мне нравится. И умница, и хорошенькая. Не упусти ее, Брейди.
        Итан кашлянул и, с трудом взяв себя в руки, пробормотал:
        — Извините. Что-то попало в горло.
        — Боюсь, Брейди не просто будет отделаться от меня,  — сказала Эспин заговорщическим тоном.  — Я тут новичок, но работа увлекла меня. Все гораздо интереснее, чем я представляла. Я каждый день узнаю что-то новое, и мне не терпится посмотреть, что будет дальше.
        Итан опять кашлянул. Только присутствие других людей удержало Брейди, и он не вцепился брату в горло. Итан, очевидно, осознал, как близок он был к смерти, и переключил внимание на другой конец зала.
        — Смотрите. Это Расс Эндрюс. Я хочу с ним поговорить. Эспин, было приятно познакомиться с вами,  — добавил он, с трудом сдерживая смех.
        Эспин выглядела немного смущенной, и Брейди понял, что ему придется объясняться с ней. Однако дед разрядил обстановку. Он погладил Эспин по руке и покачал головой:
        — Итан иногда ведет себя странно. Унаследовал это от бабушки.
        И в этот момент к ним присоединился отец Брейди.
        — Я непременно передам маме твои слова.  — Дуглас Маршалл продемонстрировал свою самую лучшую «сенаторскую» улыбку.  — Кто эта молодая леди?
        — Отец, это Эспин Бридлав. Эспин, это мой отец, сенатор Дуглас Маршалл.
        Брейди внимательно наблюдал, как они обмениваются рукопожатиями. Эспин заговорила о том, как приятно ей работать в предвыборном штабе, но отец явно не отождествлял ее с источником недавних проблем. Как только имя Эспин исчезло со страниц газет и из Интернета, сенатор забыл о ее существовании.
        И Эспин мгновенно поняла это. Ее улыбка увяла, взгляд помрачнел.
        — Отец, мы были совершенно правы, взяв Эспин на наш корабль,  — вмешался Брейди.  — Избиратели довольны, что есть человек, который действительно выслушивает их жалобы и предложения.  — Сенатор только слегка кивнул так, что даже дед начал хмуро посматривать на него. Брейди заставил себя засмеяться.  — Эспин нужно быть осмотрительной, иначе половина членов конгресса прикует себя к ней наручниками, чтобы доказать, что они тоже прислушиваются к гражданам.
        Отец наконец сообразил, о ком идет речь:
        — Вы попали к нам в очень необычной ситуации, мисс Бридлав, но мы рады, что вы с нами. Вы изменили наши представления о том, как надо работать.
        — Благодарю вас. Это была поучительная история.
        Эспин говорила спокойно, но Брейди видел в ее глазах разочарование и растерянность. Ему хотелось стукнуть отца за то, что тот обидел Эспин. И стукнуть себя, так как именно он постарался, чтобы Эспин оказалась в таком положении.
        — Мне очень приятно это слышать. И благодарю вас за ваш тяжкий труд.
        К счастью, отец быстро распрощался. Дед ободряюще улыбнулся Эспин:
        — Мне надо поздороваться с Джастис Вильямс. Очень приятно было познакомиться с вами, дорогая.
        Он бросил на Брейди взгляд, говорящий: «Загладь это»,  — и отошел.
        По лицу Эспин Брейди понял, что загладить будет непросто.
        — Отец заинтересовался тобой, а деду ты решительно понравилась. Думаю, можно считать, что сегодня ты имела успех.
        — Твой дед замечательный, и Итан тоже милый.  — Она сурово посмотрела на него.  — Но сенатор… Да он не отличит меня от соседской кошки. Знаешь, ты мог бы сказать мне об этом, и я бы не настаивала на встрече с ним.
        — Просто отец очень занят. На него работает множество людей, так что не принимай на свой счет, что он не сразу вспомнил тебя. Он иногда забывает, как меня зовут,  — попытался пошутить Брейди. Но шутка не удалась.
        — Да, конечно,  — сказала Эспин тоном, который означал, что она делает выводы и эти выводы ей не нравятся.
        — Ты помнишь, я объяснял тебе, что предвыборная кампания и работа в правительстве — две совершенно разные вещи? Но теперь, когда конгресс распущен на каникулы, отец сможет целиком переключиться на предвыборную кампанию. Если бы ты встретилась с ним через несколько дней, он немедленно вспомнил бы, кто ты и что ты.
        — Ну, если ты так говоришь…  — протянула Эспин немного веселее.  — Мне не хотелось бы думать, что я продала душу дьяволу, а тот даже не заметил этого.
        — Что?
        — Ничего.
        — Мой отец — не самый милый человек на свете, и он не из тех, с кем хочется постоянно общаться, но на самом деле он не плохой.
        — Я знаю. Просто у меня шок. По эту сторону ограды все не так.
        — Но ты делаешь огромные успехи.  — Брейди хотелось обнять ее, но вокруг было слишком много людей.  — И, кроме того, сегодня ты произвела на всех такое впечатление, что скоро у тебя появятся более надежные связи, чем сенатор Маршалл.
        Эспин удивленно подняла брови:
        — Я думала, Маршаллы — самая лучшая связь, какую можно иметь в Вашингтоне.
        — Мы любим так говорить, но едва ли это правда.
        — Лгун.
        Молодая женщина засмеялась. Ее настроение начало меняться.
        — Я горжусь тобой!  — воскликнул Брейди.
        — Спасибо.  — Она подняла руку, собираясь поправить лацкан его пиджака, но удержалась.  — Кстати, ты очень похож на будущего сенатора.
        — Тогда мне придется немедленно сменить имидж.
        Эспин немного понизила голос:
        — Ну, не знаю. Этот имидж работает на тебя. Ты окружен аурой сексуальности.  — Она усмехнулась.  — Никогда не думала, что человек, имеющий отношение к политике, покажется мне сексуальным.
        Эспин не стоило вспоминать о сексуальности. Тело Брейди и так уже горело, а прием продлится еще как минимум час. Это был очень рискованный разговор, но Эспин, как всегда, заставила его нарушить правила. И он, усмехнувшись, сказал:
        — Богатство и власть всегда будят страсть.
        — Ты думаешь?
        — Конечно. Каким образом эти толстые лысеющие старцы заводят юных любовниц?
        Эспин, медленно кивнув, поманила Брейди. Он наклонился к ней, и она прошептала ему в самое ухо:
        — А я-то хотела тебя только из-за твоих мужских достоинств.
        Кровь ударила ему в голову, когда он услышал ее чуть хриплый голос. Но Эспин отступила прежде, чем Брейди успел схватить ее и утащить за стоявшие в углу фикусы и пальмы. Она тряхнула кудрями и ушла, явно довольная тем, что последнее слово осталось за ней.
        А он только через несколько минут смог присоединиться к гостям.


        Глава 7
        Эспин зло смотрела на подгоревшее жаркое. Вот и занимайся домашним хозяйством! У нее есть достоинства, но умение готовить не входит в их число. В другое время она восприняла бы это спокойно, но сегодня все шло не так, и жаркое стало последней кап лей. Эспин наполнила стакан вином. Не пойти ли ей домой, чтобы забраться под одеяло и до самого утра не высовывать из-под него носа?
        Искусительная мысль, но прятаться не в ее правилах. Она бросила взгляд на электронное письмо, которое требовало ответа. Нет ничего плохого в том, чтобы немного подождать.
        Она пошла за другой бутылкой вина, когда услышала, что ключ Брейди поворачивается в замке.
        — Привет!  — Он выглядел уставшим после поездки и удивительно привлекательным.  — Вкусно пахнет.  — Брейди быстро поцеловал ее и ослабил узел галстука. Потом посмотрел на плиту и нахмурился.  — Ох, да это же…
        — Настоящие мужчины должны есть жаркое.  — Она сражалась со штопором, пока Брейди не отобрал у нее бутылку.  — Как поживают добрые граждане Линчбурга и Аппоматокса?
        — Лучше, чем я думал. Марк Тейлор надеялся взять этот район, но, судя по опросам, они склоняются к нам.  — Брейди достал из холодильника пиво и прислонился к столу.  — Думаю, после сегодняшних встреч они решительно встали в наши ряды.
        — Тейлора не поддерживают независимые и женщины,  — заметила Эспин, наливая вино в стакан.  — Он сдает позиции даже среди тех, на кого всегда опирался.
        Брейди улыбнулся, просунул два пальца в петлю на поясе ее джинсов и притянул Эспин к себе:
        — Ты становишься удивительно сексуальной, когда говоришь «избиратели» или «опросы».
        Тепло растеклось по ее животу. Она сняла с него галстук.
        — Тогда посмотри мой анализ демографического кризиса в связи с ситуацией в экономике.
        Брейди еще ближе притянул ее к себе.
        — Это так здорово,  — сказал он и принялся целовать Эспин.
        И целовал, пока у нее не подкосились ноги.
        Наконец Брейди отпустил женщину и удовлетворенно крякнул. Он засунул одну руку в задний карман ее джинсов, чтобы удержать возле себя, другой взял пиво.
        — Как у тебя дела сегодня?
        — Ну…  — Эспин пожала плечами и стала теребить пуговицы его рубашки.
        — Что это должно означать?
        — Ничего.  — Она вздохнула.  — Просто ворчу. Есть хочешь?
        — Не настолько, чтобы менять тему.  — Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.  — Что случилось?
        — Мои родители добрались до Порт-о-Пренса и до Интернета. Они прислали мне письмо по электронной почте.
        — Хорошо.
        — Да. Им предстоит отправиться в одну из городских клиник. Но через несколько дней они опять доберутся до Интернета. И будут выходить на связь гораздо чаще.  — Эспин заставила себя улыбнуться.
        — Но почему ты ворчишь?
        — Ну, они были немного удивлены, узнав, где я сейчас работаю.
        Он усмехнулся:
        — Это я могу понять.
        — Нет. Не можешь!  — крикнула она.  — Мои родители испытывают глубокое недоверие к правительству. Считают, что вся система коррумпирована и что конгресс… ну, что он…
        Брейди понял ее колебания:
        — Говори, не стесняйся. Вряд ли ты можешь сказать что-то, чего я еще не слышал.
        — Конгресс продажен, политики забыли, что такое совесть, и вся эта проклятая система давным-давно сошла с рельсов.  — Голоса родителей звучали у нее в ушах.  — Желания и интересы простых людей в лучшем случае игнорируются, а в худшем — намеренно попираются. Мои родители занимаются сейчас гуманитарными проблемами, но у них за плечами сорок с лишним лет борьбы с правительством и его политикой. И вот…  — Эспин грустно вздохнула.
        — Их дочь перешла на сторону зла,  — подхватил Брейди.
        — Смысл ты уловил.
        — Они считают это предательством?
        — Ну, в настоящий момент они не знают, что думать. Они хотят получить от меня подтверждение и объяснения.
        — Значит, они не сказали прямо, что ты предала их дело?
        — Они не осудили меня. Пока. Они — мои родители и любят меня, несмотря ни на что, но все не так просто.  — Тяжелое чувство овладело ею.  — Они имеют полное право прийти в ужас. Я помогаю системе, которую они считают коррумпированной и несправедливой. Ведь я должна бороться за перемены, а не помогать увеличивать разрыв.
        Брейди удивленно поднял брови:
        — Значит, вот что ты думаешь о том, чем сейчас занимаешься?
        — Я считаю, что наше правительство не всегда действует… в интересах народа,  — ответила Эспин, тщательно подбирая слова. Речь шла о семье Брейди, о нем самом, в конце концов.  — Но теперь я лучше понимаю, как работает система и как важно добиваться перемен изнутри вместо того, чтобы просто требовать их.
        — Ты говоришь вполне разумно.  — Брейди погладил ее по плечам.  — Ты не отреклась от своих прежних убеждений, Эспин. Ты продолжаешь добиваться цели, только другими способами.
        Она говорила себе то же самое, и это звучало убедительно, пока мама не прислала письмо, полное беспокойства.
        — Мои родители преданы своему делу безгранично.
        — Но ты — не они. Ты имеешь право на собственную веру и собственные решения. Ты не обязана идти их дорогой.
        Спокойный тон Брейди рассердил женщину.
        — Кто бы говорил! Ты повторяешь то, что говорят дед и отец, которые уверены, что однажды ты займешь их место. Можешь ты искренне утверждать, что они не рассердятся, если однажды ты изменишь свои политические пристрастия? Или бросишь «семейный бизнес» и займешься производством органических удобрений в Висконсине?
        Брейди опустил руки. Его челюсти сжались.
        — Конечно, мои родные были бы разочарованы. Но они бы поняли. Они бы не отреклись от меня.
        — Да, но все-таки они чувствовали бы себя обманутыми. В этом смысл внушения своих ценностей детям. Вы считаете, что это истинные ценности, и вдруг ваш ребенок отвергает или предает их.  — Уголок ее левого глаза задергался.  — Конечно, вы не разлюбите его, но вам будет трудно гордиться им.
        Брейди кивнул:
        — Ты хочешь, чтобы родители тобой гордились.
        — Конечно. А ты — нет?
        — Они будут тобой гордиться. Ты упорно работаешь и…
        — Поворачиваюсь спиной ко всему, во что меня учили верить.
        — Подумай, Эспин. У тебя есть задача. Правильная задача. Ты же не сжигаешь леса, не охотишься на детенышей тюленя.
        — Я терпеть не могу, когда ты начинаешь говорить со мной свысока, Брейди Маршалл.  — Она принялась ходить туда-сюда.  — Я никогда не буду так предана делу, как мои родители. Я слишком эгоистична, слишком испорчена удобствами и Интернетом, чтобы пойти на то, на что идут они. Я примирилась с этим, и они тоже. Но работать на твоего отца — значит поддерживать статус-кво того, что они считают таким же ужасным, как вырубка лесов.
        — Не обижайся, но из твоих слов следует, что твои родители не видят перспективы.
        Эспин остановилась:
        — Никто не смотрит так широко, как Лидия и Аллен Бридлав. Они могут немедленно найти связь между твоими ботинками и уничтожением мест обитания тигров.
        — Учту.  — Брейди ухватил ее за пояс джинсов и притянул спиной к себе.  — На кого или на что ты сейчас сердишься? На них? На меня? На себя? На тигров?
        Юмор Брейди помог ей успокоиться.
        — Знаешь, я уже сама не понимаю. Я честно пыталась во всем разобраться, но у меня только разболелась голова.  — Она провела рукой по лицу и потерла виски.  — Может быть, я действительно продалась.
        — Ты не продалась.  — Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.  — Твой энтузиазм, твои убеждения так же сильны. Когда ты объяснишь родителям, чем занимаешься, они встанут на твою точку зрения.
        — Извини меня за эту вспышку. Верность семейному наследию — дело почетное, особенно если любишь свою семью. Я слишком чувствительна в этом вопросе.  — Эспин улыбнулась.
        Брейди протянул ей стакан с вином, и она отпила глоток. Приятный вкус успокаивал нервы.
        — Однажды, когда я был очень расстроен, дедушка напомнил мне, что даже медленное движение вперед — это все-таки движение вперед. Ты познакомилась с людьми, которые общаются с теми, кто способен реально что-то изменить. Это лучше, чем возносить крики в небо. Твои знания ты передашь другим организациям и тем самым поможешь им заставить систему пойти по пути перемен. Это не значит продаться. Это значит быть реалистом.
        — Похоже, ты, как и я, оптимист.
        — Только не говори никому, что я оптимист, ем жаркое и мне неприятно, что ради моего гардероба уничтожаются места обитания тигров. Я потеряю лицо. Признай, что тебе начинает нравиться то же, что нравится мне. Схватка.
        — Нет. Схватка нравится тебе. Я терплю ее, потому что система работает именно так.
        — Ох, Эспин, ты упускаешь изюминку этого дела. А жаль!
        Брейди начал ласкать Эспин. Она поняла, какое направление приняли его мысли, и ее тело напряглось в ответ.
        — Ты хочешь есть?  — спросил он.
        — Сейчас — не очень.
        Эспин встала на цыпочки и прижалась к нему.
        Поднеся губы к самому его уху, она прошептала:
        — Обрабатывай избирателей.
        Брейди рассмеялся, подхватил ее на руки и понес в спальню.

        Ночью, лежа рядом с Брейди, Эспин не могла привести свои мысли в порядок.
        Репутация, «лицо» очень много значат для Брейди. Она знала это еще до того, как стала работать с Маршаллами. Но Брейди нечего бояться. Он излучает мощь. Он ослепляет. Его невозможно игнорировать. И он это знает.
        И Эспин всегда чувствовала себя так же. Была уверена в себе, в том, что живет честно.
        Но теперь что-то изменилось у нее внутри. А вдруг ее перетянули на темную сторону? Совесть порой говорила ей, что она оправдывает себя, потому что не в силах отказаться от удовольствий и, главным образом, от Брейди. Конечно, есть преувеличение в том, что она спит с врагом. Тем более, он очень привлекателен.
        Изменились ли ее взгляды на мир? Видит ли она теперь дальше и шире или смотрит только на то, на что хочет смотреть? Может быть, система использует ее, а потом выбросит, испортив репутацию? А если так, появится ли у нее когда-нибудь шанс оправдать себя в глазах тех, кто считает ее предательницей?
        Брейди шевельнулся, и внимание Эспин переключилось на него. Он способен покорить любую — по своему выбору. Найдется много женщин, готовых убить, предать, обмануть, лишь бы оказаться сейчас на ее месте. Но в постели Брейди лежит она, как это ни странно. Он, кажется, удовлетворен ситуацией, а она начинает относиться к ней с легкостью. И это тревожило Эспин не меньше, чем предстоящее объяснение с родителями.
        Они не строили планов, не давали обещаний. Именно отсутствие планов беспокоило ее. Эспин считала себя человеком духовно свободным — из тех, кто ловит момент ради момента. Так почему ей вдруг захотелось заглянуть в будущее? Не удивительно, что она больше не чувствует себя собой.
        И мирится с этим — вот что ужасно.

        Праздновать победу до голосования — значит накликать беду, но Брейди не сомневался, что кресло сенатора у них в кармане. Тейлор вел кампанию предусмотрительно и заставил их пережить несколько неприятных моментов, но цифры, с самого начала говорившие не в его пользу, теперь сулили ему полный провал.
        Моральный облик Марка Тейлора сильно пострадал, когда обе его очень юные любовницы начали сражаться за него. Было грустно наблюдать эту кошачью схватку, но когда любовница номер один показала ребенка, очень похожего на Тейлора, любовница номер два заявила, что он брал взятки за то, что давал разрешение на подписание незаконных контрактов. Последствия оказались роковыми. Даже самые преданные сторонники Тейлора перешли в лагерь Маршалла. До выборов оставалось только десять дней, и у Тейлора нет времени, чтобы поправить дело.
        Дуглас Маршалл, при всех его недостатках и промахах, не имел любовниц и не участвовал в коррупционных скандалах. Брейди мог назвать отца многими нелестными словами, но только не глупцом.
        В результате, когда предвыборная гонка достигла кульминации, в штабе Маршалла царили тишина и покой. Эспин даже взяла отгул на вторую половину дня, ибо ей надо было помочь Марго в магазине.
        Благодаря впечатляющему скандалу с Тейлором расписание значительно разгрузилось, и Брейди рассчитывал на приятный вечер пятницы.
        Лорен, сидя напротив него, уточняла планы приемов в вечер после выборов.
        — Если бы я не была хорошо осведомлена, то решила бы, что этот скандал устроили вы,  — заметила она.  — Уж очень вовремя он разразился.
        — Я бы так не сумел.
        — Вы очень изобретательны. Должна признать, эта кампания — одна из наиболее четко организованных. У вас почти не было просчетов.
        Лорен говорила спокойно, но Брейди работал с ней слишком долго, чтобы поддаться лести. Он вздохнул:
        — Что ж, вы получите бонус.
        Она улыбнулась:
        — Вчера вечером мне позвонил менеджер по кадрам сенатора Рейнолдса. Хочет поговорить с вами. Ищет свежие силы. Назначить ему встречу?  — спросила Лорен.
        Две недели назад Брейди сказал бы «да». Теперь же…
        — Не так быстро. Скажите ему, что мы поговорим после Нового года. Я хочу после выборов взять отпуск на пару недель. Где-то в этом мире есть теплый солнечный пляж, а на нем — место для меня.
        — Мне кажется, это великолепная идея. Я могу подыскать что-нибудь.
        — Конечно. Это должно быть место, где в данный момент не проводятся никакие предвыборные кампании.
        Самым равнодушным тоном, какой Брейди когда-либо слышал, Лорен поинтересовалась:
        — Путешествие для двоих?
        Брейди почему-то не удивило, что Лорен догадывается о его внеслужебных отношениях с Эспин.
        Но отпуск вдвоем… Идея отдыха пришла ему в голову только сегодня утром, он не успел прокрутить ее в голове. Однако после слов Лорен… Взять с собой Эспин казалось ему совершенно естественным. И привлекательным. Более привлекательным, чем он ожидал.
        Время перед выборами всегда было страшно напряженным, а потом наступала пустота. Брейди смутился: он пока не задумывался, каковы будут его отношения с Эспин после выборов.
        Но Эспин и сама не поднимала этот вопрос. Она жила сегодняшним днем, и Брейди считал, что не в ее стиле заглядывать вперед.
        Как только предвыборные участки закроются, Эспин перестанет работать на их семью. И исчезнут все моральные, этические или политические причины, не позволяющие увезти ее.
        А насчет других причин…
        — Просто выясните, куда лучше поехать в это время года,  — сказал он.
        Лорен кивнула. Брейди понятия не имел, как Эспин воспримет эту идею, не представлял, как заговорить с ней об этом.
        Так что, когда Эспин вечером предоставила ему возможность, он за нее ухватился. Она вышла на кухню и, вернувшись, нырнула под одеяло.
        — Бррр. Ненавижу первые холодные дни. Я чувствую себя так, словно живу на Аляске.  — Молодая женщина прижалась к Брейди.  — Сейчас я хочу одного — чтобы было тепло. Как, например, на Гавайях, на пляже, под ярким солнцем.
        — Мне сегодня пришли в голову такие же тропические мысли. Не из-за холода, а потому, что хочется удрать куда-нибудь после выборов.
        — И правильно. Ты работаешь без отдыха.  — Эспин натянула одеяло на плечи.  — Несколько дней у моря, на пляже, под теплым солнцем — это именно то, что тебе нужно.
        — А ты не хочешь поехать?
        Эспин замерла. Потом ее брови сошлись у переносицы, и она медленно повернулась к Брейди. Она выглядела потрясенной, но он не мог сказать, от радости или от ужаса.
        — Ты и я вместе? Как в отпуск?
        — Ну да. Именно как в отпуск.
        — Ты уверен, что хочешь этого, Брейди?  — помолчав, спросила она.
        — Речь идет о паре недель, а не о соединении навеки. Кроме того, если бы я не был уверен, не предлагал бы.
        Лицо Эспин посветлело.
        — Если так, да. Я бы хотела поехать с тобой.
        — А куда? На Гавайи? В Белиз? На Мальдивы?
        — Ну…  — Она прижалась к Брейди.  — Наверное, это будет какое-нибудь уединенное место, где можно обойтись без купальника?
        — Я люблю, чтобы мне не мешали.  — Он погладил ее спину.
        — Ого! Мне уже теплее,  — сказала она и села. Одеяло упало с ее плеч.
        Брейди обхватил ладонями ее груди и погладил соски. Эспин закрыла глаза. Ее дыхание участилось.
        — Ты прекрасно выглядишь.
        Она хмыкнула и осторожно потерлась о него. Он уложил ее на спину и поцеловал.
        — Предупреждаю: я мечтаю об очень уединенном месте.  — Брейди прочертил языком линию от шеи Эспин до пупка.  — Так что нам придется придумывать, как развлекать друг друга.
        Тепло и движение его языка завораживали. Руки Эспин сжались, спина прогнулась. Брейди унес ее в страну блаженства и держал там, пока она не застонала. И как раз когда Эспин поняла, что больше не выдержит, он вошел в нее, и она увидела небо в алмазах. Поднявшись на вершину оргазма, женщина взмолилась, чтобы это длилось вечно.
        Но только засыпая в объятиях Брейди, Эспин осознала, что действительно хочет, чтобы все это длилось вечно.


        Глава 8
        Эспин понятия не имела, где находятся Мальдивы, но хотела поехать туда. Она знала, что Брейди — человек действия, однако ей не пришло в голову, что поездка, о которой он вчера говорил, уже готовится. Брейди оставил ее на диване с чашкой кофе и компьютером и отправился в душ, поручив посмотреть, какие предложения ему прислали, и решить, куда они поедут.
        Эспин приняла решение через пять секунд. Это место было похоже на рай, настоящее царство небесное на земле, и, судя по информации в Интернете, владельцы курорта тщательно берегли красоту местности, дружественно относясь к окружающей среде и стараясь минимизировать влияние на нее туристов. Эспин сразу влюбилась в это место.
        Пока она пила кофе, ей стало интересно, просил ли Брейди специально подобрать места, где придерживаются здравой экологической политики, или это совпадение. Если просил, значит, он уже думал о поездке. А если так, Брейди с пониманием относится к ее идеалам. От этой мысли радостная легкость наполнила все ее существо.
        В ванной комнате с шумом лилась вода. Эспин захотелось присоединиться к нему в душе, но она удержалась. Женщина закрыла сообщение о Мальдивах и перешла к следующему сообщению: «Гаити».
        Сколько возможностей!
        Но она не успела открыть это сообщение, так как заметила свое имя в обратном адресе письма тремя строками ниже. Вероятно, это ее последний доклад, которым Эспин особенно гордилась. Она собиралась обсудить его с Брейди, но ее постоянно что-нибудь отвлекало.
        Смеясь про себя, она подумала, что Брейди способен отвлечь ее от всего, кроме своей персоны.
        И тут Эспин заметила, что ее сообщение все еще не прочитано. Странно. Она отправила его уже давно. А Брейди не только не прочел его, но и не переслал сенатору. Эспин должна была предоставлять доклады дважды в неделю, и если этот доклад никуда не пошел, значит, он просрочен.
        Теперь окружение сенатора решит, что она пренебрегает своими обязанностями. Личная жизнь с недавних пор отнимала у нее больше времени, чем раньше, но Эспин по-прежнему работала аккуратно и все успевала.
        Ее предложение посылать доклады непосредственно в офис сенатора, а не через Брейди, было отвергнуто, но, если Брейди забыл о докладе, винить все равно будут ее.
        Она поговорит с ним, как только он выйдет из душа, и заставит сегодня же переслать доклад и дать объяснения.
        Рассерженная Эспин закрыла почту Брейди, собираясь быстро просмотреть послания, пришедшие ей. И тут внимание молодой женщины привлекла папка с ее именем.
        «Бридлав М. Э.».
        Смущенная, она изучила названия других папок. Ни один служащий не имел в компьютере Брейди собственной папки. Неприятное чувство охватило ее. Что-то тут не так.
        Открыть папку — значит подглядывать. Эспин не имела права читать файлы в компьютере Брейди. Вмешиваться в его дела.
        Но на папке стоит ее имя. Человек может открыть даже самые конфиденциальные файлы, если речь в них идет о нем. Разве это не закон или что-то в этом роде?
        Эспин никогда не подглядывала. Никогда в жизни. Ее мучило любопытство, но что-то подсказывало, что лучше не любопытствовать.
        Но почему Брейди хранит эти файлы в компьютере, формально принадлежащем предвыборному штабу? И почему папка названа так, а не просто «Эспин»?
        Она нажала на иконку.
        Да, там были все ее доклады. Это нормально. Не нормальными были все прочие документы, созданные под разными датами.
        Первый файл содержал основные сведения об Эспин. Она не очень обиделась, так как понимала, почему Брейди, прежде чем допустить кого-то в свой круг, собирает о нем сведения. Маршаллы слишком знамениты, слишком богаты и влиятельны, чтобы доверять слепо. Но, черт возьми, к чему такие подробности? Факты, о которых она сама забыла. Инцидент во время демонстрации в Западной Виргинии, когда они протестовали против методов добычи полезных ископаемых, был описан в деталях. Дата на файле говорила, что информацию собрали молниеносно. Брейди узнал историю ее жизни через пару дней после того, как Эспин попала в выпуски новостей.
        Из следующего документа стало ясно, что ей платят не из средств, выделенных на предвыборную кампанию, так как в кампании она официально не участвует.
        Встревоженная Эспин стала смотреть все подряд, уже не испытывая угрызений совести.
        Она идиотка. Дура.
        А Брейди Маршалл — лживая змея.

* * *
        Открыв дверь ванной, Брейди услышал, что Эспин чем-то занята в спальне.
        — Видишь, я не очень задержался!  — крикнул он, вытираясь полотенцем.  — Ты что-нибудь решила?
        — Решила, представь себе.  — В подкрепление своих слов она с шумом захлопнула дверь.
        Он обмотал полотенцем бедра и вошел в спальню.
        Эспин уже оделась. Ее блузка была застегнута не на ту пуговицу. Теперь она кидала в сумку свои немногочисленные вещи. Промчавшись мимо Брейди в ванную, Эспин схватила туалетные принадлежности.
        Он попытался преградить ей путь:
        — Мы не можем уехать до выборов. Ты слишком рано начала собирать вещи.
        — Уверена, ты прекрасно проведешь время,  — процедила Эспин сквозь зубы.  — А теперь прочь с дороги.
        Брейди никогда не видел Эспин такой рассерженной. Она выглядела так, будто готова убить его.
        — Что я сделал не так?  — спросил он.
        — Ты все сделал так. Попал в цель, как всегда. Это я сделала все не так. Но теперь я понимаю, что происходит.  — Она глубоко вдохнула.  — Я иду домой.
        — Можно узнать почему?
        — Мы опять высокомерны!  — Эспин плотнее запахнула жакет.  — Видимо, такова твоя натура.
        Она подхватила сумку и вышла из спальни.
        Брейди быстро натянул рубашку и джинсы и бросился за ней:
        — Объясни, по крайней мере, что случилось.
        Эспин резко повернулась:
        — С тем, чтобы ты мог смягчить отрицательное воздействие и направить эмоции в контролируемое русло?
        Где он слышал это прежде? Брейди взглянул на монитор. О боже!
        — Эспин, успокойся.
        Ее глаза расширились.
        — Ты лгал, Брейди. Мне, прессе. Черт возьми! Ты лгал всем, кто не входит в твой политический круг. Я чувствовала, что дело не чисто, но позволила убедить себя, что ты и твой отец действительно хоть немного думаете о чем-то, кроме перевыборов.
        Брейди распрямил плечи:
        — Мы думаем.
        — Исключительно из страха. Если ваша ложь станет известна, это нанесет непоправимый урон. Вам не важно, что считаем важным мы — я и другие люди. Вы играете мной и теми, чьи интересы должны представлять. Я с тем же успехом могла бы общаться с глухонемыми.  — Эспин в отчаянии тряхнула головой.  — Я была просто безделушкой, которая отвлекает внимание и искажает реальность.
        Брейди старался аккуратно подбирать слова:
        — Отчасти ты права. Не стану тебя обманывать.
        — Как мило!
        Он не обратил внимания на ее сарказм.
        — Мы должны были немедленно прекратить скандал и, если возможно, использовать его нам во благо. Это мудрая политика, и ключевой фигурой была ты. Конечно, ты не была в курсе. Но мы должны смотреть шире, когда…
        — Подавись своим «смотреть шире». Я устала от этого. «Смотреть шире» — всего лишь корректная форма известного изречения: цель оправдывает средства. Нет, не оправдывает. Лгать, играть людьми — это плохо. Это аморально.
        — Никто тобой не играл, Эспин.  — Брейди сделал шаг к ней, но она отступила. Тогда он постарался обратиться к ее здравому смыслу.  — Я же просил тебя умерить оптимизм. Немедленных результатов не будет. Извини, если тебя это оскорбит, но тебя наняли, чтобы ты выполняла определенную работу. Твои обязанности очень четко сформулировали для прессы и избирателей. Если ты увидела за ними еще что-то, я не виноват.
        — Ты сладко поешь, успокаивая свою совесть.  — Ее взгляд предупреждал: Брейди не понравится то, что он сейчас услышит.  — А какую роль играл секс со мной? Это было частью вашего плана с самого начала? Или ты уже потом решил, что это прекрасный способ отвлечь мое внимание, заставить думать о тебе, а не о так называемой работе?
        — Это не…
        — Знаешь что, Брейди?  — Эспин достала из-под кофейного столика свои туфли и обулась.  — Самое грустное, я восхищена тем, как ты манипулировал «Эспин, головной болью кампании». Работа в политике, пусть кратковременная, свернула мне мозги. Я понимаю, почему меня использовали, и от этого отвратительна сама себе. Но как ты мог лгать и все-таки спать со мной?  — Она достала из сумки ключи, сняла с кольца ключ от его дома и бросила на стол. Затем Эспин накинула на плечо ремень сумки, взяла свое пальто и посмотрела ему прямо в глаза.  — Мое заявление об увольнении у тебя на жестком диске, в соответствующей папке.
        Она направилась к двери, высоко держа голову. Брейди поплелся за ней:
        — Подожди. Ты высказала все, что собиралась, и не даешь мне возможности ответить.
        — По-моему, говорить больше не о чем.
        — Я не согласен.
        Он схватил Эспин за руку. Она вырвалась:
        — Потише!
        Брейди постарался запастись терпением.
        — Эспин, можешь ты подождать только одну минуту и дать мне…
        — Нет.  — Она открыла дверь.  — Ты — последний, кого я стану слушать.
        Дверь захлопнулась за ней. Брейди чувствовал себя растерянным, как будто ураган занес его неизвестно куда, и он не знал, что теперь будет.
        Ему надо было рассердиться на Эспин за то, что она без разрешения сунула нос в его файлы, но он, наверное, сделал бы то же самое. Он сам предложил ей залезть в его компьютер и не имел права жаловаться.
        Эспин узнала факты, но интерпретировала их неверно. В основном. Ну ладно, отчасти.
        Истинное положение Эспин в предвыборном штабе перестало иметь для Брейди какое-либо значение. Он даже подумывал когда-нибудь все ей объяснить, но потом отказался от этой мысли.
        А теперь она уверена, что ее предали. Что он ее предал. Злость на отца зашевелилась в душе Брейди. Он опять должен расплачиваться за грехи Дугласа. Да, он участвовал в этом фарсе, но инициатива шла сверху.
        Больше всего его мучило, что Эспин в своих обвинениях смешала служебные отношения и личные. С этой точки зрения ситуация выглядела отвратительно.
        Упавшая на плечо капля заставила Брейди вернуться в спальню за полотенцем. Вытирая волосы, он вспомнил, что Эспин оставила заявление об уходе.
        Движимый любопытством, он стал просматривать названия файлов. И нашел то, что искал: «Бридлав М. Э. Заявление об уходе». Сегодняшней датой.
        «Брейди Маршаллу, руководителю предвыборной кампании.
        От Эспин Бридлав.
        Я ухожу.
        Так как я не могу оставить должность, на которой никогда не состояла, это письмо кажется лишним. Однако я считаю необходимым официально заявить об уходе. Это решение я приняла сразу же после того, как обнаружила отвратительную правду о моем кратком участии в предвыборной кампании. В отличие от Вас я придерживаюсь высоких этических стандартов и не могу оставаться в ситуации, которая может повредить и моей репутации».
        Да, Эспин многому научилась. Она сняла с себя всякие подозрения в соучастии. Молодчина! Хорошо усвоила правила игры.
        Брейди не предполагал, что она так быстро доберется до сути.

        «Я не раскисну. Все проходит. Я знала, что так будет».
        Эспин опять принялась тереть ванну с несколько нарочитой энергией. О, она еще была возмущена этим фарсом.
        Марго она объяснила свое появление тем, что заболевает, и заперлась в своей квартирке. Конечно, Марго вскоре принесла ей чашку с теплым питьем. Потом пригляделась к Эспин, заявила, что та выглядит ужасно, и велела лечь в постель.
        Эспин была не просто рассержена. Ей было больно. Но ей не должно быть больно. Она всего лишь возмущена тем, что ее использовали — не важно, для чего и как. Но оттого, что боль не проходила, Эспин сердилась еще сильнее, в основном на себя.
        Работа на сенатора Маршалла была отступлением от нормы. Секс с Брейди Маршаллом был безумием. Хорошо, что она узнала правду прежде, чем ситуация вышла из-под контроля. Ей повезло, что она невредимой ушла с политической арены и от людей, которые на ней выступают.
        «Ну кого я пытаюсь обмануть? Я вся в синяках и ссадинах». Эспин села у стены и прислонила голову к прохладному кафелю. Да, она правильно рассуждает, но как же ей не хватает Брейди.
        Брейди Маршалл делает все, чего не должен делать настоящий мужчина: носит галстук, является членом местного клуба и играет в гольф. Гольф! Самый глупый и бесполезный спорт. Брейди прекрасно вписывается в систему. Он — полная противоположность Эспин.
        И, Боже, помоги, она влюбилась в этого типа.

        — Где Эспин? Она говорила, что поможет с приглашениями.
        Брейди проверял с Лорен свое расписание, когда один из добровольцев, отвечавший за рассылку приглашений на банкет, задал этот вопрос.
        — Эспин уволилась,  — немедленно ответила Лорен.
        Все разом ахнули, затем последовало гробовое молчание.
        Миссис Джексон, добродушная пожилая женщина, которая добровольно помогала Маршаллам с тех пор, как дед Брейди переизбирался на второй срок, недоверчиво посмотрела на секретаршу:
        — Уволилась? За неделю до выборов?
        Лорен была единственной, кому Брейди сказал об уходе Эспин — лишь потому, что та не появилась утром на работе. И он не думал, что ее отсутствие произведет на людей такое впечатление.
        Лорен сообщила:
        — Она прислала заявление об увольнении в субботу.
        — Но почему?  — спросил другой доброволец.
        Послышались восклицания:
        — Боже, помоги ей!
        — Как это ужасно!
        — Уверен, с ней все в порядке,  — сказал Брейди, чтобы закрыть тему.
        Миссис Джексон хмуро посмотрела на него:
        — Эспин много работала, ей очень нравилось здесь.
        И она ушла прямо у финишной черты. Здесь что-то не так.
        «Всего лишь босс, который, как она считает, оказался лжецом и манипулировал ею».
        — У меня не сложилось такое впечатление,  — бросил Брейди.
        На него не обратили внимания. Разговоры продолжались:
        — Кто-нибудь общался с ней? Надеюсь, она знает, что мы всегда готовы ей помочь.
        — Надеюсь, с ее родителями ничего не случилось.
        — Может быть, позвонить Марго? Она должна знать, в чем дело.
        — Я немедленно пошлю ей электронное письмо.
        Брейди ушел, и никто этого не заметил. Его служащие решали, какие пирожные послать Эспин.
        Он и не догадывался, что у нее появилось столько друзей. Хотя, если подумать, это не удивительно. Эспин быстро нашла свое место в предвыборном штабе.
        Брейди переживал из-за ее молчания. Он звонил ей в субботу вечером, но Эспин не ответила, не позвонила сама. Она не просто рассержена, она нянчится со своей обидой. Все это тревожило Брейди. Прежде всего, его оскорбляло, что Эспин решила, будто он лег с ней в постель с какой-то задней мыслью. Она могла ругать его день и ночь за ложь относительно ее роли в предвыборной кампании, и он покорно выдержал бы это. Но он не настолько низок, чтобы манипулировать ею или кем бы то ни было ради своего сексуального наслаждения или ради победы на выборах. Неужели она считает его подлецом?
        Брейди плохо спал этой ночью. Постель казалась ему пустой и холодной. Но прежде он часто спал один. Значит, дело не только в отсутствии Эспин. Нет, он боится, что она больше никогда не ляжет рядом с ним.
        Это просто смешно. Эспин покинула его сорок восемь часов назад, пылая гневом. Может быть, ей нужно время, чтобы остыть? Но почему это его так волнует? Она с самого начала без обиняков заявила, что это ненадолго.
        Эспин стала для него приятным развлечением, отвлекала от каждодневной рутины. Теперь все должно прийти в норму.
        Но, черт возьми, норма совершенно не интересовала Брейди. Норма скучна, однообразна и предсказуема. Он чувствовал, ему непременно надо увидеть Эспин.
        Это-то его и волновало.


        Глава 9
        — Держи, девочка. Я принесла тебе питье.
        Марго вошла к ней, не дожидаясь приглашения.
        Эспин натянула на себя плед и уменьшила громкость телевизора. К своему стыду, она пребывала в полном расстройстве чувств.
        — Спасибо, Марго, но я…
        — Никаких но.  — Марго сунула чашку в руки Эспин.
        Питье было прохладным и явно попахивало спиртным.
        — Что это?
        — Моя секретная настойка. Я собирала травы в полнолуние.
        Эспин сделала маленький глоток, и настойка обожгла ей горло.
        — Ой!
        — Пей медленно.
        Второй глоток пошел легче.
        Лицо Марго выражало сочувствие, не переходящее, впрочем, в жалость.
        — Мне кажется, обычные травки тебе не помогут.
        Я решила, что «Полная луна» больше подходит.
        — Это так заметно?
        Марго села на диванчик рядом с Эспин:
        — Ты уже несколько дней не выходишь из дому.
        Конечно, это заметно.
        Эспин закрыла глаза:
        — Я очень жалкая, да?
        — Нет, милая. У тебя разбито сердце. С тобой это происходит впервые, но тут нечего стыдиться.
        Отрицать что-либо или утверждать, что сердце ни при чем, было бессмысленно.
        — Нет, тут есть чего стыдиться. Я испытываю смесь смущения, приступов жалости к себе, сильного разочарования и стыда.
        — Он красивый, обаятельный парень. Из-за такого можно потерять голову. Или сердце.
        — Я смогла разделять секс и работу. По крайней мере, мне казалось, что у меня получается. И вот теперь все перемешалось.
        — Из-за Брейди?
        — Я не должна была эмоционально привязываться к нему. А теперь мне горько оттого, что мной манипулировали. Он с моей помощью дурачил людей. Я — соучастница его обмана.
        «Полная луна» согревала желудок. Это было приятно. Эспин действительно стало лучше.
        — Тогда разоблачи его,  — предложила Марго.  — У меня остались визитки кое-кого из репортеров. Уверена, любой с удовольствием опишет эту историю.
        — Зачем? Сейчас, по крайней мере, никто не знает про мой позор.
        — Пусть всем станет известно, что Брейди и его папаша — лжецы.
        — Все политики лжецы. Это не новость.  — Эспин вздохнула.  — В лучшем случае Брейди немного смутится. На самом деле ему важны только выборы, а мое заявление уже не повлияет на результат.  — Она на минуту задумалась, провела пальцем по кромке чашки.  — Обращение к прессе не решит проблем, а я буду выглядеть жалкой. Все станут надо мной смеяться.
        Марго нахмурилась:
        — Маршаллы обманывали тебя. Неужели нельзя им навредить?
        Эспин пожала плечами:
        — Наверное, можно.
        — Но?
        — Я не настолько ненавижу его, чтобы делать такие вещи. Да и семья, кроме его отца, этого не заслужила.
        — Ох, милая.  — Марго погладила ее по ноге.  — Ты вправду его любишь.
        Эспин усмехнулась:
        — Да, как это ни глупо.
        — Порой мы совершаем глупости из-за любви, но любить — не глупо.
        — То, что я влюблена в Брейди, глупо.
        — Почему, милая?
        — Мы с ним слишком разные.
        — Но вы, похоже, до сих пор ладили. Может быть, хорошо, что вы разные. Вы оба станете мудрее.
        — В нашем мире это, возможно, так. Но не в мире Брейди.
        Марго нахмурилась:
        — Знаешь, мне казалось, что все мы живем на одной планете.
        — Брейди не может связываться с такими, как я.  — В голосе Эспин послышались слезы.
        — Ты говоришь так, будто с тобой не все в порядке, но это не так.
        — Брейди надо…  — «Полная луна» мешала подбирать нужные слова.  — Ему нужна женщина особого сорта. Кто-то вроде Жаклин Кеннеди. Чтобы стоять рядом с ним, когда он правит миром. Можешь ты представить меня в шляпке?
        — Тебе очень пошла бы шляпка.
        — Не отвлекайся, Марго. Пожалуйста.
        — Извини.  — Подруга прокашлялась.  — Я думаю, мы сами не знаем, что нам нужно, пока судьба нам это не даст. Вы с Брейди могли бы…
        — Стать ужасной парой?
        — Я бы сказала: «уравновешивать друг друга». И когда ты стала такой циничной?
        — Когда понимаешь, что на самом деле происходит в этом мире, легко стать циничной. Все бросают слова на ветер, и ничего не меняется.  — Эспин вздохнула.  — Мы не в силах изменить курс корабля.
        Глаза Марго расширились.
        — Здесь слишком много отрицательной энергии. Пойду принесу топаз, чтобы прогнать хоть часть пессимизма.
        — Я начинаю убеждаться, что пессимизм не всегда плох. Оптимизм — вот что опасно.
        — Ты в куда худшем состоянии, чем я думала.  — Марго рывком подняла Эспин на ноги.  — Идем вниз.
        — Марго, я не хочу чаю, и мои чакры в порядке. И аура тоже. Только немного отравлена,  — добавила она.  — Я очень благодарна тебе за заботу, но хочу еще немного пожалеть себя.
        Марго потрепала ее по щеке и улыбнулась:
        — Ну, хорошо. Но только сегодня. Завтра мы приведем себя в порядок и пойдем дальше.
        — Спасибо, Марго.
        — И вот что еще, дорогая. Джекки Кеннеди была сильной женщиной и кое-что сделала, пока носила шляпку.
        Марго ушла, а Эспин снова легла на диван, завернулась в плед и задумалась. Она так погрузилась в личные переживания, что забыла о своем первоначальном плане. Ведь она действительно кое-что из всего этого извлекла.
        Она может использовать то, что узнала о политике, в своей профессиональной деятельности, а роман с Брейди поучителен в личном плане. В будущем следует внимательнее присматриваться к тем, кого она допускает в свое сердце и мысли.
        Расти всегда трудно. И болезненно. Но она становится сильнее.
        Постепенно.

        Еще несколько дней, и эти выборы станут историей. Брейди должен был бы радоваться хорошей прессе, прекрасным результатам опросов, поздравлять себя с хорошо проделанной работой. Ничего подобного. Он играл свою роль, автоматически пожимал руки, но удовольствие от успешно проведенной кампании исчезло вместе с исчезновением Эспин.
        Он не думал, что Эспин останется в его жизни навсегда, не понимал, как она нужна ему, пока женщина не ушла, хлопнув дверью. А выражение ее лица в тот момент преследовало его до сих пор.
        Брейди остановил машину у предвыборного штаба и постарался встряхнуться. Нана не терпит опозданий, а до Хилл-Чейс сорок минут езды. Заехав сюда, он опоздает, но утешит бабушку и дедушку обещанием провести с ними несколько дней на следующей неделе. Других планов у него теперь не было.
        Брейди завернул за угол и увидел выходящую из здания Эспин. Он заметил у нее в руках небольшую коробку, из которой выглядывала кофейная чашка. Значит, она приходила только для того, чтобы очистить стол и забрать свои личные вещи, а не для встречи с ним. Это был конец.
        Эспин остановилась и кивнула ему:
        — Брейди.
        — Рад тебя видеть, Эспин. Ты выглядишь… хорошо.
        На самом деле она выглядела усталой и больной.
        Но все-таки это была Эспин — от пестрой шапочки на голове до стоптанных ботинок на ногах.
        — Я пытался тебе дозвониться.
        — Я знаю.
        Она избегала его взгляда.
        — Хочешь, выпьем где-нибудь по чашечке кофе и поговорим?
        — Нет. Я пришла забрать свои вещи и поблагодарить всех за сладости. Я должна…
        Брейди протянул к ней руку, но она отступила.
        — Мне надо объяснить…
        — Брейди, мне нет дела до того, что тебе надо. Я уже сказала все, что хотела, и не желаю выслушивать твои оправдания.
        Он разозлился:
        — Будь же благоразумна, Эспин.
        Ее щеки вспыхнули, глаза сузились.
        — Я не хочу быть благоразумной. Ты обидел меня, сделал мне больно, и боль еще не прошла.  — Она окинула его суровым взглядом.  — Человек, которым ты оказался, мне не нравится. И что еще хуже, мне не нравится, в кого я превращалась по твоей вине.  — Это было как пощечина. Если честно, Брейди предпочел бы пощечину.  — Прощай.
        Эспин прошла мимо него чрезмерно быстрым шагом.
        Он почувствовал какое-то движение у себя за спиной, обернулся и увидел, что его служащие сгрудились у окна. Несомненно, они видели и слышали все.
        Брейди побрел к машине.

        Это был скромный семейный обед. Нана рассердилась на внука за опоздание, но обещание провести у нее несколько дней после выборов успокоило пожилую даму. Брейди объяснял свою рассеянность и отсутствие аппетита выборами, но истинной причиной, конечно, была Эспин. Он еще не остыл после встречи с ней, и ему меньше всего хотелось сейчас быть на людях.
        Прогулка помогла бы, но у него не было времени. И все-таки он решил пойти в конюшню и повидать Паука.
        Звуки и запахи конюшни подействовали на Брейди успокаивающе. Паук высунул из стойла голову и приветственно заржал.
        — Здорово, дружище! Как дела?  — обратился он к жеребцу.
        И не очень удивился, когда ему ответил женский голос:
        — Он будет разочарован, если ты не возьмешь его на прогулку.  — Лили вышла из-за угла. Невеста Итана еще не так давно работала в конюшне и до сих пор чувствовала себя там уютнее, чем в доме. И по-прежнему любила лошадей.  — Его нельзя обманывать.
        Брейди угостил Паука лакомством и почесал по носу:
        — Подожди до следующей недели, старина.
        — Знаешь, я всегда хотела тебя спросить, почему ты назвал своего коня Пауком.
        — Финн его так назвал. У него были очень длинные ноги, когда он родился, и Финн сказал, что жеребенок похож на паука.
        — Забавно.  — Лили погладила Паука.
        — Пусть Итан тебе расскажет, почему он назвал своего коня Медник,  — предложил Брейди.
        — Спрошу.  — Услышав свое имя, Медник заржал, требуя внимания. Лили ласково погладила и его.  — И, кстати, поздравляю с успешно проведенной кампанией. Хорошая работа.
        — Она еще не закончилась, но все равно спасибо… Тебя что-то тревожит, Лили?
        Она сунула руки в карманы куртки:
        — Честно говоря, это не мое дело, но Итан рассказал мне, что произошло у вас с Эспин.
        — У моего братца длинный язык.
        — Воистину так. Но раз уж он выдает тебе мои страшные тайны, думаю, это справедливо.  — Лили нахмурилась.  — Мне жаль, что у вас все так плохо.
        — Спасибо.
        Лили помолчала, потом глубоко вздохнула и произнесла:
        — И все-таки я попробую рискнуть.
        — Рискнуть?
        — Разозлить тебя. То, что ты сделал с Эспин, гнусно.
        — Я ничего с ней не сделал. Она могла неправильно оценить ситуацию, но я в этом не виноват.
        — Вы, Маршаллы, никогда ни в чем не виноваты,  — не удержавшись, выпалила Лили.  — Вы так долго жили в своем мирке, что не можете видеть того, что снаружи. Эта ваша семейная слепота…
        — Что ты имеешь в виду?
        — Все очень просто.  — Она прислонилась к стойлу Медника, который тут же попытался жевать ее волосы.  — Возьми оптимистку, идеалистку, скажи ей то, что она надеется услышать, и дай шанс, которого она ждет. Она поверит тебе всем сердцем. Такова Эспин. Для нее существуют только белое и черное. Ты солгал ей, Брейди. И эта ложь разрушила все, во что она верила.  — Лили посмотрела на него в упор.  — Эспин… Вероятно, она впервые получила такой предательский удар.
        Черт! Лили права. Это был не просто обман. Это был удар по ее видению мира.
        — Я растоптал ее оптимизм.
        — Да. И от этого едва ли можно оправиться. Вам обоим. Дело в том…  — Она помолчала.  — Ты же спал с ней. Поэтому твое предательство ранит сильнее. Секс кое-что значит.
        — Эспин с тобой не согласилась бы.
        — Возможно, но у меня свое мнение. Эспин неравнодушна к тебе. Насколько сильно, не могу сказать. Но даже если бы это было не так, секс для нее — не пустышка, не просто развлечение. И даже если Эспин не ждала, что ты всегда будешь с ней, она, по крайней мере, надеялась на честность в постели. Уверяю тебя…
        Брейди поднял руку:
        — Я понял, Лили.
        Он был сыт по горло.
        — Хорошо.  — Она опять на него посмотрела.  — То есть мне жаль, что все так получилось, но я рада, что ты можешь встать на ее точку зрения.
        Они вышли из конюшни и направились к дому. Брейди не удержался и задал вопрос, который вертелся у него на языке:
        — И ты ничего не посоветуешь мне, не подскажешь, как поправить дело?
        Лили удивленно подняла брови:
        — Я не предполагала, что ты этого хочешь.
        — Так что бы ты мне предложила?
        — Ну, ты не сможешь загладить свою вину. Что сделано, то сделано.
        — Ты всегда была такой пессимисткой?
        — На самом деле я оптимистка. Иначе меня не было бы здесь сегодня. Но я знаю, что прошлое нельзя изменить. Единственный выход — пасть перед Эспин на колени, признать свою ошибку и в будущем поступать лучше.
        — И это все?  — спросил Брейди.
        Лили остановилась и смерила его взглядом:
        — Ты ее любишь?  — Он переминался с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно. Она рассмеялась.  — Ты не обязан отвечать мне. Но подумай над тем, как покаяться всерьез. Уговорить Эспин нельзя. Поможет только искреннее раскаяние и план дальнейших действий.
        Брейди не успел спросить, что Лили имеет в виду: на дорожке появился Итан.
        — Лили, ты готова?
        — Иду,  — ответила она жениху и прежде, чем уйти, добавила: — Дай мне знать, Брейди, если решишь каяться. Я хочу посмотреть.
        Она насмешливо улыбнулась и бросилась в объятия его брата.
        Лили оказалась прозорливее, чем он думал, пусть даже ее прозорливость ему была неприятна.
        Эспин, работая в предвыборном штабе, сделала все, что от нее требовалось, и даже больше, доказала, что обладает острым аналитическим умом. Она заслуживает того шанса, который Брейди обещал ей. Это осуществить легко. Эту часть проблемы он решит.
        А что касается Эспин как таковой…
        «Люблю ли я ее?» — спросил себя Брейди.
        Он скучает по ней, ему ее не хватает, он беспокоится за нее. Он сердится на себя за то, что сделал ей больно, сердится на нее за то, что она не отвечает на его звонки. С ней ему никогда не бывает скучно, она единственная способна его удивить.
        Эспин научила его обеспокоиться судьбой лесов. Она научила его смотреть в будущее с оптимизмом. И теперь ему легко представить ее в своем будущем.
        Дьявол!

* * *
        Эспин даже немного растерялась оттого, как быстро ее жизнь вернулась в обычное русло. И еще больше — оттого, что никто не удивился ее увольнению накануне выборов.
        Но, самое обидное, только немногие заметили ее отсутствие. После предвыборной шумихи о необходимости достучаться до политиков никто не подумал о том, что возвращение Эспин к прежней жизни означает, что теперь никто никого не будет слушать.
        Не удивительно, что на Капитолийском холме царят пессимизм и цинизм.
        Эспин протянула покупателю кредитную карту и пачку книг. В ее сумке зазвонил телефон.
        — Эспин Бридлав?
        — Да.
        — Я Келли Джеймс из офиса сенатора Питерса.
        У Эспин перехватило дыхание. Сенатор Питерс был членом комитета, занимающегося проблемами окружающей среды. Ух!
        — Чем я могу быть вам полезна?
        — Из офиса сенатора Маршалла нам переслали собранные вами данные и отчеты.
        — Правда?  — выдохнула Эспин. Она прокашлялась и спросила уже спокойнее: — В самом деле?
        — Должна сказать, некоторые замеченные вами тенденции очень любопытны. Но меня заинтересовало также сделанное вами примечание относительно…
        Эспин была вынуждена присесть. Помощница одно го из самых влиятельных в области экологической политики людей читала ее отчеты. Испуганная Марго влетела в магазин, но Эспин только махнула ей рукой.
        — Я с удовольствием предоставлю в ваше распоряжение исходный материал.
        — Прекрасно. Можем ли мы встретиться на следующей неделе?
        Мир Эспин закачался, она едва не упала со стула.
        — Это меня устраивает.
        — Скажем, в четверг, часа в два.
        «Марго, наверное, что-то подмешала в мой чай, и у меня начались галлюцинации»,  — подумала она, а вслух сказала:
        — Великолепно. Я пришлю вам по электронной почте кое-какие дополнительные материалы.
        Когда Келли записала ее электронный адрес и попрощалась, Эспин от радости пустилась в пляс. Потом она крепко обняла Марго:
        — Это потрясающе!
        — Дорогая, что тебя потрясло?
        — Помощница сенатора Питерса назначила мне встречу на следующий четверг.
        — Я понятия не имею, что это значит, но радуюсь вместе с тобой.
        — Ну, я-то точно знаю, что это значит,  — послышался знакомый голос.
        Эспин мгновенно обернулась:
        — Мама!
        Она бросилась к матери, и та обняла ее. Эспин вдохнула запах сандалового дерева и ванили — два аромата, всегда связанные с родителями.
        — Что ты здесь делаешь? А папа? У вас все в порядке?
        — Папа шел за мной. Что-то его отвлекло. У нас все в порядке, а приехали мы, чтобы повидать тебя, конечно.
        Мама еще раз обняла Эспин, потом поздоровалась с Марго.
        — Вот она, моя девочка!
        — Папа!
        Отец обнял Эспин так, что она чуть не задохнулась. Лидия Бридлав сказала:
        — Аллен, Эспин на следующей неделе назначена встреча в офисе сенатора Питерса.
        Отец удивился:
        — Это правда?
        У Эспин задрожали колени.
        — Я могу все объяснить. Честное слово.
        — Надеюсь,  — фыркнул он.  — Я объявил голодовку на ступенях Капитолия и ничего не добился. Надо мной только посмеялись. А ты оказываешься скованной наручниками с сыном сенатора, устраиваешь революцию, и в конце концов тебя слушают не один, а целых два сенатора. И сколько тебе понадобилось времени? Месяц? Чудеса. Ты молодец.
        Эспин вгляделась в их лица:
        — Вы на меня не сердитесь?
        Мама удивленно моргнула:
        — Сердимся? Почему мы должны на тебя сердиться? Совершенно очевидно, что ты — сила, с которой надо считаться.
        — Правда?
        Мама подвела ее к диванчику и усадила.
        — А ты что думала?
        — Я боялась, что вы решите, будто я предала свои принципы. Перешла на сторону зла.
        Аллен сел с другой стороны.
        — А ты предала?
        — Да нет же! Но я знаю, как вы относитесь к…
        Лидия погладила дочь по колену:
        — Эспин, ты ведешь борьбу по-своему. И похоже, удачно.
        — Даже очень удачно,  — добавил отец.  — Может быть, нам стоило бы кое-чему у тебя поучиться.
        Эспин воспряла духом.
        — Я же говорила тебе,  — добавила Марго.
        И Брейди тоже. Ее сердце болезненно сжалось при мысли о нем. Не надо. Она не должна думать о мистере Маршалле.
        — Кто?  — спросила мама, и Эспин поняла, что произнесла его имя вслух.
        Она заставила себя улыбнуться, но улыбка ее выглядела неестественной и жалкой.
        — Брейди Маршалл. Это с ним меня сковали наручниками. Я думаю, это он устроил мне встречу с помощницей сенатора Питерса.
        Если это так, чего он добивается теперь?
        Впрочем, вспоминать о Брейди слишком больно.
        — Так расскажи нам о Брейди Маршалле,  — сказал отец.  — Помню, когда его дед был сенатором…
        Черт!

        Во вторник Эспин отправилась голосовать прямо с утра. У нее возникала мысль переметнуться, отдать свой голос Марку Тейлору. Но она не смогла. Все в штабе работали слишком напряженно, и Эспин не хотела их предать, отдав свой голос противнику из-за обиды и злости.
        Кто бы мог подумать, что причиной ее слез станут выборы?


        Глава 10
        «Маршалл остается на третий срок!» — кричали заголовки газет в среду утром. Результаты голосования не удивили Эспин, но работать на победителя приятнее, чем на побежденного. Если она вообще будет когда-нибудь на кого-нибудь работать. Эспин пока не знала, что делать с вновь приобретенными знаниями и связями.
        Она не думала о том, что последует за встречей с Келли на следующей неделе. Ей не хотелось под влиянием эмоций сделать выбор, в котором она потом, возможно, будет раскаиваться.
        Фотография Брейди, его отца и деда на банкете в честь победы на выборах занимала четверть газетной полосы. Под фотографией красовалась подпись «Семейное дело», а в колонке сбоку излагалась длинная история политиков семьи Маршалл и делался намек на то, что это далеко не конец.
        Брейди выглядел счастливым, но немного усталым. И на нем не было галстука, что поразило Эспин.
        Дождь хлестал по витрине книжного магазина. Время от времени где-то над головой громыхал гром. Был скверный, мрачный день — под стать ее настроению, которое ухудшилось при воспоминании о несостоявшемся отдыхе вместе с Брейди.
        В такую погоду люди по большей части сидят дома, и в магазине никого не было. Эспин устроилась на диванчике у полки с журналами и взяла один — полистать.
        Дверной колокольчик звякнул. Эспин закрыла журнал, радуясь возможности заняться хоть чем-ни будь.
        — Чем могу…  — начала она и осеклась, увидев, что на коврике у двери стоит Брейди. Дождевая вода стекала с его волос и пальто.  — О, Брейди.
        — Эспин.
        Он мотнул головой, и во все стороны полетели брызги. Его лицо было непроницаемым. Зачем он пришел?
        — Тебе нужно что-то конкретное?  — спросила она.  — Диск с успокаивающей музыкой?
        — Мне нужна ты.
        Ее сердце ёкнуло.
        — Нам пора поговорить.
        Эспин поправила книги, стоящие на полке, хотя это и не требовалось.
        — Я уже все сказала.
        Его подбородок напрягся.
        — Мне ты не предоставила такую возможность.
        — Нам больше не о чем говорить.
        — Я так не думаю.
        Эспин с трудом сохраняла спокойствие.
        — Ты прав. Я должна поблагодарить тебя за то, что ты связался с офисом сенатора Питерса. На следующей неделе я встречаюсь с одной из его помощниц.
        — Это хорошо. Рад слышать.  — Он чуть понизил голос.  — Но я не об этом хотел поговорить.
        Она сделала шаг к нему:
        — Выборы прошли. Я больше не работаю у тебя.
        — Эспин…
        — Эспин?  — в ту же секунду спросила Марго, выходя из служебного помещения. Она в упор смотрела на них обоих.  — Все в порядке? Я чувствую сильное напряжение.
        — Все в порядке, Марго. Брейди как раз собирался уходить.
        — Нет, не собирался,  — рявкнул Брейди.  — Мне надо поговорить с Эспин несколько минут. С глазу на глаз,  — добавил он.
        — Думаю, это прекрасная мысль,  — согласилась Марго, и Эспин охнула, пораженная предательством подруги.  — Идите в заднюю комнату. Я запру дверь.
        — Марго…
        — Я не хочу, чтобы вы наполняли торговый зал отрицательной энергией. Идите, заканчивайте разговор.
        Марго улыбнулась, но было ясно, что настроена она серьезно.
        — Хорошо,  — вздохнула Эспин.
        Мокрые ботинки Брейди заскрипели на бетонном полу служебного помещения, выполнявшего функции склада и комнаты отдыха одновременно. Эспин посмотрела на его ноги. На нем были спортивные ботинки. И джинсы. А ей казалось, что он не способен выйти из дому в чем-нибудь, кроме строгого костюма. Брейди расстегнул мокрый плащ. Под ним оказался свитер.
        — Ты все еще сердишься,  — заметил он.
        Эспин прислонилась к поставленным друг на друга коробкам.
        — Извини, но с прошлой недели ничего не изменилось. Я не люблю, когда мне лгут и манипулируют мной. Так что да, я сержусь. И не говори, что ты удивлен.
        — Ты — единственный человек, который никогда не перестает меня удивлять,  — весело произнес Брейди, и это смутило Эспин.  — Никогда не думал, что ты способна затаить обиду.
        — Тут не требуются особые таланты. Да, я способна затаить обиду на некоторое время.
        Он хмыкнул и придвинул ей стул.
        — Нет, Брейди, спасибо. Мы не станем сидеть тут и беседовать.  — Эспин вздернула подбородок. Если она хочет быстро закончить разговор, надо умерить гнев и не проявлять агрессивность.  — Я ценю, что ты позвонил в офис Питерса. Теперь мы в расчете. Ты можешь спать спокойно. Я не собираюсь сообщать прессе что-либо о тебе, или о нас, или о кампании. Я желаю тебе счастья. Давай будем жить каждый своей жизнью.
        Гордая своей маленькой речью, Эспин распрямила спину.
        Брейди поднял одну бровь:
        — Ты все сказала?
        — Думаю, да.
        — Это хорошо, потому что теперь скажу я. Выслушай меня, пожалуйста.  — Он помолчал. Она кивнула.  — Мы начнем с самого низа и постепенно проложим путь наверх. Да, я послал информацию о тебе Келли Джеймс. Мы вместе учились в колледже. Но я не просил ее об одолжении. Твоя работа говорит сама за себя, и если Келли тебе позвонила, значит, что-то в твоих отчетах привлекло ее внимание. Нет, это не предложение мира, но я старался исправить ситуацию и выполнить обещание, которое дал тебе в самом начале. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя выслушали, и офис сенатора Питерса — самое подходящее для этого место.
        — Спасибо, Брейди. Это очень много значит для меня.  — Эспин сделала шаг к двери.
        — Не торопись. Я хочу поговорить и о личной части твоего обвинения, которая перемешалась с частью политической.
        — Поверь, я не хочу копаться во всем этом,  — тихо проговорила Эспин.
        Рана была слишком свежа.
        — Но мы должны.
        Его сердитый тон разрушил ее намерение не проявлять агрессивность.
        — Нет, не должны.
        Брейди выругался и, когда она направилась к выходу, схватил ее за руку.
        Эспин услышала звяканье, обернулась и увидела, как Брейди, ехидно улыбаясь, вынимает руку из кармана. Ее рот открылся: она увидела у него в руке наручники.
        — Ты этого не сделаешь!

        Выражение лица Эспин было неподражаемо.
        — Нет, сделаю. Я понял, что это замечательный способ заставить кого-нибудь выслушать тебя.
        — Это незаконно. Это насильственное удержание.
        — Я же не подал на тебя в суд.
        — Не я надела тогда наручники.
        — Не заставляй меня надевать их на тебя. Сядь.  — (Губы Эспин сжались в тоненькую линию.)  — Пожалуйста,  — добавил Брейди.
        Ее глаза метали молнии, но она подошла к столу и села.
        Лили не предполагала, как трудно будет убеждать Эспин. Тщательно приготовленная Брейди речь вдруг показалась совершенно бессмысленной. Он сунул наручники в карман, и взгляд Эспин немного смягчился.
        — Мне очень жаль, что я не сказал тебе правду о твоем положении. Я слишком долго жил в своем мире и забыл, что кто-то может смотреть на вещи не так, как я. Ты можешь ругать меня за это, как хочешь, сердиться, сколько хочешь. Я это заслужил. Прошлое не вернуть. Но я искренне признаю, что был не прав.  — Эспин подняла брови, но ничего не сказала. «Ну, теперь самое трудное».  — Я отличаюсь от многих людей, в частности, тем, что не смешиваю личную жизнь ни с чем иным. Когда семья все время на виду, ты невольно учишься выстраивать вокруг себя стену. Мои отношения с тобой не имели никакого отношения к кампании, или политике, или общественному мнению, или чему-то еще. И мне никогда не приходило в голову, что ты, именно ты, усмотришь тут связь, которой я не видел.
        Эспин прищурилась:
        — Что ты имеешь в виду под «именно ты»?
        — Ты с самого начала не хотела, чтобы в штабе или где-либо еще стало известно о наших отношениях. И я решил, что ты разделяешь личное и публичное точно так же, как я.
        — Звучит разумно.  — Эспин скривила губы, и Брейди заметил, что ее гнев немного ослаб.  — Прошу прощения, что связала одно с другим и вышла из себя.  — Она сделала глубокий вдох и слабо улыбнулась.  — Хорошо, что мы прояснили этот вопрос.  — Молодая женщина потерла ладони о джинсы и встала.
        — Эспин, не торопись. Я еще не закончил.
        — Тогда не мог бы ты перейти к сути дела? Хорошо, что ты можешь бесстрастно об этом говорить, но я так не могу. Ты сделал мне больно, и боль еще не прошла.
        — Суть вот в чем,  — продолжал он.  — Я понимаю, что ты зла на меня. Я это заслужил. Но если тебе больно, значит, тут кроется нечто большее, чем обида на то, что я использовал тебя в политической игре.
        Эспин потерла глаза.
        — Ладно, к чему тут гордость?  — прошептала она и посмотрела ему в глаза.  — Я понимаю, что не подхожу тебе.
        Это было полной неожиданностью.
        — Какого черта?  — поинтересовался Брейди.
        — Ты — Маршалл. Ты не можешь появиться на публике с кем-то вроде меня.
        Разговор вдруг резко свернул не в ту сторону.
        — Подожди, подожди…
        — Не тревожься. Я горжусь тем, кто я и что я, но… тебе нужна Джекки Кеннеди. Все в порядке,  — заверила его Эспин, а Брейди казалось, что его голова вот-вот взорвется.  — Просто однажды мне почудилось, что между нами было что-то большее… то есть возможность… Нет, не то.
        — Что ты имеешь в виду?  — Она не ответила, и Брейди опустился на колено у ее стула.  — Эспин!
        — Я начала думать, что между нами было что-то большее, чем просто секс. Вина тут моя, не твоя…
        Его сердце наконец забилось. Он рассмеялся.
        Эспин нахмурилась:
        — Я не вижу ничего смешного, Брейди. Я…
        Он оборвал ее поцелуем и целовал, пока Эспин не расслабилась.
        — У нас есть нечто большее,  — заверил ее Брейди.
        Ее глаза расширились.
        — Правда?
        — Ты заставляешь меня видеть все в совершенно ином свете. Я понял, что ты — единственный человек, чье мнение обо мне имеет значение. Я ненавижу себя за то, что сплю один, и впервые в жизни мне одиноко. Ты нужна мне, Эспин.  — Губы ее начали дрожать.  — Ты не обязана меня прощать, но я прошу дать мне шанс. Мне нужно, чтобы ты вернулась. Без тебя я чувствую себя наполовину мертвым.
        Эспин заморгала, и Брейди показалось, что он убедил ее. Но она снова нахмурилась:
        — А твоя семья?
        — Они будут обожать тебя. Лили, Итан и дед уже в твоей команде. Остальные не заставят себя ждать. Ты неотразима. Я это знаю, потому что хотел отказаться от тебя и не смог.  — Он наклонил голову набок.  — Возможно, ты не очень их жалуешь…
        — Я уверена, что они очень милые люди, но я не об этом.
        — А о чем?
        — У тебя впереди блистательная карьера. Такая, как я… стала бы для тебя обузой. Тлеющим скандалом, который только и ждет повода разразиться.
        — Ты доказала, что такая, как ты,  — большая ценность для политической системы. Кроме того, нас, Маршаллов, трудно смутить.
        — Это ты сейчас так говоришь.
        — Эспин, посмотри на меня.  — Брейди дотронулся до ее щеки и почувствовал, что его пальцы стали влажными.  — Ты тревожишься о мелочах и совершенно не замечаешь главного. Я люблю тебя.

        Эспин задохнулась. В легких закончился воздух. Конечно, она неправильно его поняла. Брейди Маршалл не может влюбиться в такую, как она,  — женщину без рода и племени, без положения в обществе, без системы ценностей, аналогичной его системе ценностей. Это просто помрачение ума.
        Она любила Брейди очень сильно, но никак не думала, что он может полюбить ее. Лучшее, на что она надеялась,  — секс чуть больше чем на пару ночей. Но любовь…
        — Ты меня слышишь, Эспин?
        — Не уверена. Ты меня любишь?
        — Да. Именно это я пытался тебе сказать.
        — Ты серьезно?
        Брейди поднялся, взял стул, сел, усадил ее к себе на колени и целовал, пока она не задохнулась.
        — Я люблю тебя. Яснее трудно сказать. И я был бы тебе благодарен, если бы ты положила конец неопределенности.
        — Я никогда не встречала такого ненадежного, столь непохожего на меня и тяжелого в общении человека. Это совершенное безрассудство, но я люблю тебя.
        Улыбка Брейди могла бы превратить вековые ледники в теплые озера. И уж точно согрела душу Эспин.
        — Слава богу,  — пробормотал он и снова поцеловал ее.
        Страшный удар грома сотряс здание, и она рассмеялась.
        — Это, похоже, доброе знамение.
        — Это напоминание о том, что мы сейчас могли бы быть на Мальдивах.  — Брейди опять поцеловал ее, на сей раз игриво.  — Как быстро ты можешь собраться?
        «Счастливая» не описывало ее состояние даже отдаленно, и, судя по выражению лица Брейди, то же относилось и к нему. И поэтому Эспин особенно тяжело было произнести:
        — Я не могу. Мои родители здесь.
        Он насторожился:
        — Они вернулись, потому что ты…
        — Нет,  — поспешно заверила его Эспин.  — Это обычный визит, немного ускоренный последними событиями. Знаешь, они гордятся мной. Считают меня потрясающей активисткой.
        — Они правы. Ты изменила мой образ мыслей, это точно. Когда я смогу познакомиться с ними?
        Она едва не охнула:
        — Ты хочешь познакомиться с моими родителями?
        Знакомство с родителями — событие само по себе серьезное, но с ее родителями…
        — Ты представляешь, на что идешь?  — поинтересовалась Эспин.
        — Это справедливо. Ведь ты знакома с моей семьей. Кроме того, меня интересует связь между ботинками и тиграми.
        — Когда-нибудь я тебе об этом напомню. Когда они с тобой разделаются.  — Эспин не знала, радоваться ей или волноваться, но склонялась к осторожному оптимизму.  — Я позвоню им и спрошу, хотят ли они завтра пообедать с нами. Ты завтра свободен?
        — Поскольку я временно без работы, то могу распоряжаться своим временем, как хочу. И сегодня вечером я тоже свободен.
        Она покачала головой:
        — Нет.
        От его медленной сексуальной улыбки по телу женщины побежали электрические искры.
        — А что я делаю сегодня вечером?  — спросил он.
        Эспин обняла Брейди, наслаждаясь его близостью.
        Ее пальцы ловко опустились в карман мужчины и достали наручники. Она слезла с его коленей, положила наручники на стол и стала рассматривать:
        — Забавно, что ты захватил их с собой.
        Брейди нахмурился:
        — Дорогая, я принес их только как напоминание, а не…
        Она покрутила наручники на пальце:
        — Ты действительно был готов надеть их на меня, если бы я попыталась уйти?
        Он поежился:
        — Теперь это уже не важно.
        — Нет, важно.
        Эспин просунула правое запястье в браслет наручников.
        Брейди понял брови.
        — Ой, Эспин…  — Она протянула руку, и он не колеблясь надел на себя второй браслет и защелкнул его.  — Знакомое ощущение.
        Эспин села рядом с ним.
        — Ты хочешь сказать мне еще что-нибудь важное?  — спросила она и легонько поцеловала его шею.
        — Да,  — прошептал Брейди.  — У меня нет ключа.


        Эпилог
        — Невозможно поверить, что я позволила уговорить себя.
        Эспин прохаживалась рядом с Брейди, часто останавливаясь, чтобы заглянуть в дверь на гостей, которые посматривали друг на друга через проход.
        — На свадьбу? Я уговаривал тебя больше года. Это решение мы приняли не сгоряча,  — поддразнил он ее.
        Эспин была принципиальной противницей законного брака. И Брейди не сомневался, что теперь готов провести любую кампанию. Ни одна не будет такой трудной, как подталкивание Эспин к официальному замужеству. Она вошла в его жизнь во всех возможных ипостасях, но привести ее к алтарю… Даже Нана, прежде чем Эспин сдалась, успела примириться с тем, что ее правнуки будут внебрачными детьми.
        — Это просто кошмар!  — воскликнула несговорчивая невеста.  — Надо было обвенчаться тайно.
        — Ни в коем случае. Бабушка не допустит, чтобы свадьба Маршалла не была отпразднована с блеском, даже если у нее был всего месяц на подготовку.
        Эспин согласилась в День благодарения и заявила, что хочет венчаться на Рождество. Легко догадаться, на что она надеялась: благодаря всеобщей предпраздничной сумятице свадьба пройдет незаметно.
        А Брейди удивлялся, как это Эспин, будучи уже больше года членом их семьи, не догадалась, что Нана не допустит этого.
        Она в упор посмотрела на Брейди:
        — Здесь девять бывших или нынешних членов конгресса, не считая твоих родственников. Черт! Все скамейки с твоей стороны заняты людьми, имеющими пропуск в Капитолий.
        — А с твоей — людьми, которые время от времени устраивают марши на Вашингтон.
        Эспин тряхнула головой, и серебряные колокольчики в ее прическе зазвенели.
        — Шути, шути. Но когда нам придется танцевать первый танец под «Мы преодолеем», потому что они устроят импровизированную сидячую забастовку, не ругай меня.
        — Слушай, Эспин, это же будет здорово.
        — Надеешься на рождественское чудо?
        — Дорогая, ты стоишь тут в подвенечном платье. Какого еще чуда можно желать?  — Эспин состроила гримасу. Брейди поправил цветы в ее волосах.  — Знаешь, ты очень красивая.
        — Спасибо.
        — А на случай, если они поднимут слишком большой шум, у меня есть вот это.  — Он вынул из кармана наручники.
        — Ты принес наручники на нашу свадьбу?  — прошептала она, опасливо оглядываясь по сторонам. Потом выхватила у него наручники и бросила обратно в карман.
        — Просто мера предосторожности — на случай, если у тебя вдруг зачешутся пятки,  — заметил Брейди.
        — Мои пятки в порядке. Я не собираюсь отступать.
        Успокоенный жених решился задать вопрос, который мучил его:
        — Почему ты в конце концов изменила свое решение?
        Эспин улыбнулась.
        — Потому что я выбрала тебя. Не только на сегодня, но и на все остальные дни моей жизни. И я хочу, чтобы все знали об этом.  — Она пожала плечами, и ее улыбка стала лукавой.  — Или потому, что ты с твоей системой ценностей совершенно меня испортил.
        Брейди расхохотался:
        — Лишь бы ты пошла со мной к алтарю и сказала «да».
        Эспин усмехнулась, приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
        — А потом,  — добавила она,  — я решительно не знала, что подарить тебе на Рождество.
        — Тогда я, наверное, верну в магазин подарок, который купил для тебя,  — сказал он.  — А жаль. Он бы тебе понравился.
        — Мне не нужны подарки.  — Эспин обняла его за талию и прижалась к нему.  — У меня есть ты.
        Их губы почти встретились.
        — Ну, если ты так ставишь вопрос…  — пробормотал Брейди.
        — Не могли бы вы подождать несколько минут, пока ваши отношения не будут узаконены?  — Из-за угла показался Финн. За ним шли Итан и Лили.
        — Что же вы делаете!  — Лили неодобрительно покачала головой.  — По правилам вы не должны видеть друг друга до свадьбы.  — Она повернулась к Финну и нахмурилась.  — Ты должен был присмотреть за ними.
        — Я отошел всего на минуту. Не моя вина, если Брейди не может оставить ее в покое.  — Финн подмигнул Эспин.  — Впрочем, я его не осуждаю.
        — Сначала Лили, теперь Эспин.  — Итан толкнул младшего брата локтем.  — Почему бы тебе не найти себе собственную подругу и оставить наших в покое?
        — Замечательная мысль, Финн!
        Услышав голос Наны, все подскочили, как нашалившие школьники, и, обернувшись, увидели, что у двери стоят Нана и родители Эспин.
        Финн в ответ хмуро толкнул Итана, пробормотав:
        — Спасибо.
        Брейди рассмеялся. После женитьбы старших братьев Финну трудно будет оправдываться перед Наной.
        Бабушка сердито посмотрела на развеселившихся внуков:
        — Итан, Финн, не забывайтесь. Найдите деда и займите свои места. Ты тоже, Лили. Брейди, отпусти Эспин и иди вместе с братьями.
        Эспин старалась сдержать улыбку. Брейди слегка прикоснулся губами к щеке невесты:
        — Увидимся через минуту.
        И оставил Эспин родителям, которые совершенно не сердились на нее за то, что она совершает такой «конформистский» поступок, как вступление в законный брак. Отец даже сказал накануне вечером что-то насчет того, что он и Лидия подумывают узаконить свои отношения после тридцати двух лет совместной жизни…
        Раздумья Брейди прервал сердитый возглас Наны:
        — Брейди Мейсон Маршалл!
        Он вздохнул. После долгих дебатов по поводу галстука Брейди отказался от него, лелея слабую надежду, что бабушка не заметит. Увы! Нана замечала все.
        — Что такое на тебе надето?
        Брейди ласково взял ее за руку и повел по проходу.
        Она не устроит сцену в присутствии гостей.
        — Видишь ли, Нана, места обитания диких тигров…

        Эспин отдала должное Нане, то есть Регине Маршалл: та умела организовывать свадьбы. Конечно, где-то крутился официальный устроитель свадеб, но Эспин знала, кто на самом деле держит поводья в руках.
        Она надеялась на скромную свадьбу без шума и суеты, но бабушка Брейди настояла на том, чтобы ударить во все колокола. Один из друзей семьи предоставил для праздника свой летний дом, где можно было создать обстановку интимности для более чем ста гостей. Высокие, от пола до потолка, окна выходили на залив. Неяркое зимнее солнце играло на волнах, и блики, падая на Брейди, стоявшего рядом с судьей, которому он только что помог переизбраться, придавали ему какой-то сказочный вид.
        Эспин хотелось бы, чтобы свадьба состоялась на берегу, чтобы солнце светило ей в лицо, а ноги утопали в песке, но тогда пришлось бы ждать шесть месяцев. И все-таки природа присутствовала. Ноздри Эспин с наслаждением вдыхали ароматы вечнозеленых растений. Зал приобрел по-зимнему праздничный вид.
        Эта свадьба была странным смешением традиционности и бунтарства, точно так же, как Эспин и Брейди.
        Хотя связь с семьей Маршалл открыла перед Эспин многие двери, они не вели на дорогу, по которой она хотела идти. Однако, живя с Брейди, молодая женщина научилась смотреть шире. Менять подход не так уж плохо, если продолжаешь видеть цель…
        Брейди поднял бровь, и Эспин поняла, что стоит на месте слишком долго. Можно не сомневаться, что, задержись она еще хоть на секунду, он подойдет и наденет на нее наручники. Вот это действительно оживило бы церемонию. Брейди вздохнул с явным облегчением, когда Эспин сделала шаг к нему.
        Она не шутила, сказав Брейди, что уже получила рождественский подарок. Она, Эспин Бридлав, без пяти минут Эспин Маршалл, каким-то образом получила все, чего никогда не хотела от жизни. Поистине удивительный сюрприз.
        И — еще более удивительный сюрприз — она была совершенно счастлива..