Плененный любовью Моника Маккарти
        Шарм
        В дни, когда король Роберт Брюс сражается с английскими захватчиками за независимость родной Шотландии, ни один воин не лишний… Особенно такой прославленный, как легендарный лучник Грегор Макгрегор по прозвищу Стрела. Однако настоящая опасность, как выяснилось, ждет отважного горца не на поле битвы, а дома… где его подопечная, маленькая сиротка Кейт Киркпатрик, за годы, которые он провел на войне, превратилась в необычайную красавицу, безумно влюбленную в своего опекуна и всерьез намеренную стать его женой.
        Раньше неисправимый холостяк Грегор успешно избегал женских сетей. Но на сей раз он и сам не уверен, хочет ли оставаться свободным и одиноким — или готов сдаться в плен без единого выстрела…

        Моника Маккарти
        Плененный любовью

        Monica McCarty: THE ARROW
        Перевод с английского Н.А. Аниськовой
        В оформлении обложки использована работа, предоставленная агентством Fort Ross Inc.
        Печатается с разрешения издательства Ballantine Books, an imprint of The Random House, a division of Random House LLC и литературного агентства Nova Littera SIA.

                        
        Хайлендская гвардия
        ТОРМОД МАКЛАУД по прозвищу Вождь: предводитель и мастер фехтования
        ЭРИК МАКСОРЛИ по прозвищу Ястреб: мореплаватель и пловец
        ЛАХЛАН МАКРУАЙРИ по прозвищу Змей: маскировка, проникновение и похищение
        АРТУР КЭМПБЕЛЛ по прозвищу Странник: разведка и рекогносцировка
        ГРЕГОР МАКГРЕГОР по прозвищу Стрела: снайпер и лучник
        МАГНУС МАККЕЙ по прозвищу Святой: специалист по выживанию и оружейник
        КЕННЕТ САЗЕРЛЕНД по прозвищу Лед: взрывотехника и маневры
        ЙЕН МАКЛИН по прозвищу Гарпун: стратегия и пиратский бой
        ЮЭН ЛАМОНТ по прозвищу Охотник: следопыт и охотник за головами
        РОБЕРТ БОЙД по прозвищу Налетчик: сила и рукопашный бой

        А также ХЕЛЕН МАККЕЙ (В ДЕВИЧЕСТВЕ САЗЕРЛЕНД) ПО ПРОЗВИЩУ АНГЕЛ: целитель
        Предисловие
        В году Господа нашего тысяча триста двенадцатом… В течение шести лет Роберт Брюс[1 - Роберт Брюс (англ. Robert the Bruce, гэльск. Roibert a Briuis (1274 —1329)  — король Шотландии (1306 —1329), один из величайших шотландских монархов, организатор обороны страны в начальный период войны за независимость против Англии, основатель королевской династии Брюсов.] и его тайный отряд элитных воинов, известных как Хайлендская гвардия, вели новый вид боевых действий против англичан, пытавшихся сорвать корону с головы короля Роберта и сделать Шотландию вотчиной английского монарха.
        Чтобы победить самую могущественную армию христианского мира, превосходившую числом, оружием и боевыми навыками, Брюс оставил рыцарский стиль боя и стал использовать «пиратский» метод борьбы диких воинов гор и Западных островов. Подобно древним норманнам, пришедшим на берега Британии сотни лет назад, Брюс пробуждал ужас в сердцах врага внезапными атаками, засадами и выжженной землей, не оставляя за собой ничего, ради победы на Шотландской земле.
        Но английские гарнизоны, оккупировавшие наиболее стратегически выгодные крепости и замки Шотландии, и отсутствие достаточного количества доступного оружия заставляли Брюса быть более изобретательным, использовать хитрость, вероломство и особые навыки членов Хайлендской гвардии, чтобы отвоевать утраченное.
        Пролог
        Март 1307 года Мосс-вуд, Лохмабен, Шотландия
        Кейт казалось что ничего не может быть страшнее диких стонов и криков умирающих, но она ошибалась. Молчание мертвых оказалось гораздо ужаснее.
        Скрючившись в сырой темноте старого колодца, она раскачивалась вперед и назад от ледяного, пронзительного ужаса, стараясь не думать о том, где она находится и что может ползать вокруг нее.
        Ее глаза горели от слез, высохших много часов назад. Кейт плакала и звала на помощь, пока ее голос не стал беззвучным. Ей так хотелось пить, но она не смела молить о воде. Она слишком хорошо понимала, что с ней случится, если пойдет дождь. Сколько понадобится воды, чтобы старый колодец наполнился, дюйм за дюймом, пока Кейт ждет своего спасителя?
        Но англичане позаботились о том, чтобы никто не нашел ее. Завершив свое смертоносное буйство, они оставили Кейт умирать. Она медленно умрет от голода или утонет — им было все равно. Это наказание за то, что пыталась спасти ее…
        Из груди вырвался всхлип. Глаза снова засаднило. Ее мать. «О господи, мама!»
        Она закрыла глаза, пытаясь прогнать воспоминания. Но в одинокой темноте негде было спрятаться от них. Они нахлынули, прокатившись в голове лавиной свежего ужаса.
        Кейт рыбачила на реке, когда услышала приближающихся лошадей. Их количество заставило волосы встать дыбом. В их крошечной, изолированной деревушке, спрятавшейся среди лесных холмов на краю Лохмабен, почти не бывало посетителей. В эти опасные времена, когда мятежный лорд Каррик (король Роберт, как он сам себя короновал) недавно возвратился в Шотландию после вынужденного бегства год назад, такое количество всадников могло означать только одно — неприятности. Либо снова люди Брюса ищут убежища в наследственных землях мятежного короля, подвергая маленькую деревню, населенную в основном женщинами и детьми, еще большей опасности; либо еще хуже — английские солдаты, расположившиеся в ближайшей крепости Брюса Лохмабен, переворачивают каждый камень и деревню в поисках отступников и бунтовщиков.
        Она бросила и сеть, и удочку (и свою обувь, которую оставила на берегу) и побежала. Разум наполнился ужасом рассказов о прокатившейся новой волне английского террора. О людях, разорванных на части лошадьми, об изнасилованных женщинах, об убитых детях, распотрошенных и сожженных до тла домах — и все в попытке принудить соседей пойти друг против друга. Чтобы найти бунтовщиков и заставить их поплатиться. Кейт не испытывала теплых чувств к «королю» Роберту, но даже он был предпочтительнее английских властителей.
        Господи помоги им, если англичане узнали, что ее деревня дала приют горстке людей Брюса, выживших после резни на Лох-Райан несколько недель назад. Кейт предупреждала мать, к которой прислушивались остальные женщины, не делать этого, но Хелен из Лохмабен нелегко переубедить. Это их долг, говорила она, даже мятежный король-изгнанник все равно их господин.
        Кейт уже была на полпути к деревне, когда услышала первый крик. Ее сердце в панике подскочило, и она бросилась напролом сквозь деревья и кустарник, не замечая царапавших щеки ветвей и камней, впивавшихся в босые ноги. Во время рыбалки она завязала юбки своего платья вокруг талии, обнажив более удобные штаны, которые иногда прятала под юбкой, чтобы не огорчать мать.
        На глаза показался первый коттедж на краю деревни, принадлежавший ее подруге Джинн. Кейт открыла рот чтобы позвать ее, но крик застрял у нее в горле. Она замерла как вкопанная посреди дороги и почувствовала, как у нее сжимается и выворачивается желудок. Мать Джинн лежала на земле, кровь все еще струилась из ярко-алой раны на шее. Джинн лежала сверху, проткнутая в спину пикой.
        Именно этого Кейт и боялась. Дюжина английских солдат рылась в крошечном коттедже, словно саранча или черная оспа, оставляя позади себя только смерть.
        — Если здесь нет ничего ценного, сожгите все,  — произнес один из солдат.  — Следующая деревня подумает дважды, прежде чем решится предложить приют бунтовщикам.
        Сердце Кейт подскочило от ужаса — слова солдата не оставляли сомнений в намерениях этих англичан. Это было не просто наказание — это урок для тех, кто помогает мятежному королю.
        Невиданный доселе страх охватил Кейт. Ее мать. Она должна разыскать мать. Должна добраться до нее раньше солдат. Хотя доносившиеся звуки говорили о том, что она, вероятно, уже опоздала. Англичане были повсюду.
        Стараясь остаться незамеченной, Кейт кралась за деревьями; каждый шаг, каждый дом, который она миновала, подтверждал худшие опасения. Это была жестокая, кровавая резня. Солдаты не щадили никого. Старики, женщины, дети, даже младенцы были зарезаны на глазах Кейт. Двадцать семь. Столько людей оставалось в когда-то процветающей деревне. Людей, которых Кейт знала и любила всю жизнь.
        «Не думай об этом сейчас». Снова подкатила тошнота, тело хотело избавиться от ужаса, но Кейт знала, что на это нет времени. Она должна успеть…
        Наконец-то она заметила небольшой домик, который делила с матерью и отчимом — уже вторым,  — пока того не убили прошлым летом. Если бы в легких Кейт оставалась хоть капля воздуха, она бы вздохнула с облегчением.
        В отличие от остальных мазаных ивовых коттеджей вокруг этого не было солдат. Было устрашающе тихо. Слава богу, Кейт успела вовремя.
        Крик пронзил иллюзию спокойствия, словно кинжал. Ее сердце застыло в ледяном ужасе. Хотя она никогда не слышала, чтобы мать издавала подобные звуки, инстинктивно Кейт знала, что это она.
        Кейт может и было только пятнадцать, но она навидалась достаточно войны и английских гнусностей, чтобы разум немедленно восполнил скрытую картину. Но она с силой отогнала эти мысли. «Не думай об этом. Крики означают, что она еще жива. Только это и имеет значение».
        Лишь на этой мысли Кейт могла сосредоточиться, пока кралась к дому, ожидая, что ее схватят в любой момент. Ее сердце перестало стучать, и она, казалось, едва дышала, заворачивая за угол.
        — Нет, прошу вас!  — Перепуганный, умоляющий голос матери заставил Кейт застыть.  — Пожалуйста, пощадите моего ребенка.
        Кейт закусила губу, чтобы сдержать рвавшийся из горла всхлип. Ее мать была на восьмом месяце беременности, она носила ребенка ее покойного отчима. Это ее второй ребенок, которого ей пришлось ждать больше пятнадцати лет. Было сложно сказать, кто больше радовался будущему рождению малыша, Кейт или ее мать. Братик или сестренка, Кейт было не важно. У нее наконец-то будет родная душа.
        «Пожалуйста, не трогайте их».
        Скрючившись за оградой загона, где содержались их последние животные — свинья, старая коза, несколько кур и один злобный задиристый петух,  — Кейт огляделась вокруг в поисках лучшего оружия, чем маленький нож, который она носила с собой за поясом, чтобы потрошить рыбу. Из кучи садовых инструментов, стоящих у задней двери, она схватила выглядевший наиболее угрожающим — тяпку на длинной ручке. Острый серп для срезки колосьев подошел бы больше, но здесь, посреди леса, у них не было никаких урожаев, кроме нескольких редких овощей, росших в их небольшом огороде.
        Кейт услышала громкий хриплый звук, и ее воображение вырвалось на свободу. Она знала, что это значит, но все же не была готова к тому зрелищу, которое предстало перед ее глазами, когда вышла из заднего помещения, где зимой содержались животные.
        Ее мать лежала на столе, где они обедали не более часа назад, а солдат в кольчуге и бело-голубой накидке навис над ней. Он стоял спиной к Кейт, но по резким движениям его бедер между раздвинутых ног ее матери, было очевидно, что он делал. Он предплечьем сдавил горло ее матери, чтобы та не могла говорить — и дышать.
        Широко распахнутые глаза матери стали огромными от нового приступа паники, когда она заметила Кейт за его плечом. Кейт услышала беззвучную мольбу уходить, бежать и не оборачиваться, оставаться в безопасности, но не могла ей уступить. Мать была единственным человеком на свете, которого она любила. Кейт не могла позволить ей умереть.
        Пальцы Кейт стиснули деревянный черенок, мышцы приготовившись напряглись. Уже не в первый раз она пожелала быть больше и сильнее. Она всегда была маленькой, но голод войны и английской оккупации сделали ее стройную фигуру тощей. Но Кейт тяжело работала, и вся плоть на ее костях была мышцами.
        Взывая ко всем своим возможностям, Кейт высоко подняла тяпку и изо всех сил ударила солдата по голове. Но он, должно быть, почувствовал ее приближение и повернул голову, чтобы избежать удара по виску, на который она рассчитывала. Вместо этого железная тяпка стукнулась о сталь шлема, однако силы удара оказалось достаточно, чтобы он пошатнулся и слетел с матери, но, к сожалению, это не свалило его с ног.
        Солдат выругался и повернулся к Кейт с выражением такой ярости и злобы, что она могла бы прожить тысячу жизней и никогда не забыть его искаженного гневом лица: темные, пустые глаза, острый хищный нос, тонкие усики и аккуратно подстриженная бородка. У него оказалось тонкое изящное лицо вельможи, а не широкая тяжелая физиономия бандита, как ожидала Кейт. Норманн, готова была спорить она. Может, не по рождению, но по крови. Но его утонченные черты не могли скрыть исходившего от него зла.
        Он поносил ее и орал.
        Ее мать плакала:
        — Нет, Кэти, нет!
        Не мешкая, Кейт снова подняла тяпку. Она была так сосредоточена на своем оружии, что не слышала, как с другого конца комнаты приблизились еще двое — солдаты, которых она не заметила, нанося удар по его плечу.
        Солдат издал болезненный рык:
        — Уберите от меня эту маленькую дрянь!
        Один из солдат схватил Кейт за руку, другой выхватил у нее тяпку. Мерзавец, насиловавший ее мать, поднял руку в стальной рукавице и сильно ударил Кейт по лицу, прежде чем она успела отвернуться. Но она все же с удовлетворением отметила кровь, струившуюся по его руке. По крайней мере, ей удалось его ранить.
        Ее мать закричала и рванулась к Кейт, пытаясь закрыть ее своим телом. В этот момент начался настоящий кошмар. Несколько мгновений, которые будут снова и снова повторятся в голове Кейт. Все произошло так быстро, но все же секунды текли как часы.
        Уголком глаза Кейт заметила вспышку серебра, и злодей выхватил свой меч из болтавшихся на поясе ножен. Она открыла рот, чтобы закричать, чтобы предупредить, но было слишком поздно. Лезвие одним ужасным движением пронзило тело матери. Потрясение на лице женщины сменилось ужасом и болью, продолжавшейся, казалось, бесконечно долго.
        — Люблю тебя… отец… прости…  — Ее голос таял, она пошатнулась и упала на землю.
        Кейт с первобытным криком вырвалась из державших ее рук, чтобы подхватить тело. Но второй солдат остановил ее прежде, чем она успела добраться до матери. Кейт дралась, как дикая кошка, но он оказался слишком силен.
        — Что будем с ней делать, капитан?  — спросил он монстра, только что зарезавшего единственного оставшегося у нее на свете человека.
        Мерзавец нагнулся, чтобы вытереть свой меч о платье ее матери, оставляя кричащий красный след на светлой ткани.
        — Прикончите безродную дрянь. Я бы попользовался ею, но мне нужна женщина, а не жалкий щенок в штанах. Найдите мне бабу,  — приказал он первому солдату.
        Схвативший Кейт человек потянулся за мечом. Он держал ее словно тисками. Хотя она знала, что все безнадежно, но все же пиналась и кричала, пытаясь освободиться.
        Капитан наблюдал за ней с хищной улыбкой на лице, явно наслаждаясь ее страхом.
        — Погоди,  — произнес он.  — Я хочу, чтобы ничтожная соплячка поплатилась за то, на что осмелилась. Бросьте ее в старый колодец на улице.  — Его улыбка стала шире, белые зубы оскалились, как у волка.  — Пусть помучается, прежде чем сдохнет.
        Прошла вечность. Кейт не знала сколько часов миновало. Когда она отправлялась на рыбалку, было утро, а небо потемнело уже довольно давно. Последние угли от устроенных солдатами пожаров давно догорели.
        Все пропало. Ее мать. Малыш. Ее друзья. Ее дом. Остался только пепел и эта ужасная яма смерти.
        Кейт сдалась и больше не пыталась выбраться. Хотя свобода была всего в шести драгоценных футах от нее, все уступы, за которые можно было зацепиться руками и ногами, рассыпались под ее весом. Она пыталась упереться спиной в стену, но ее ноги были недостаточно длинными, чтобы, растянувшись, взобраться наверх.
        Усталая, замерзшая и промокшая, она понимала, что надо беречь силы. Кто-нибудь придет и спасет ее. Кто-нибудь ее найдет.
        Но сколько еще пройдет времени?
        Каждая минута в этой дыре была пыткой. Сердце учащенно забилось в груди. Кейт ненавидела темноту, а ледяной страх стал соратником ее горя.
        «Здесь нечего бояться, Киска Кэт[2 - От англ. «cat»  — кошка.]. Темнота не причинит тебе вреда».
        Смеющийся голос — такой знакомый даже после стольких лет — всплыл из темноты словно призрак, преследующий ее жестокими воспоминаниями.
        Что заставило ее вспомнить о нем сейчас? Отец, ее настоящий отец, который прогонял ее кошмары, когда она была ребенком, но который бросил ее, когда ей было всего пять лет. Он-то уж точно не придет за ней.
        Из глаза покатилась слеза, и Кейт тут же смахнула ее рукой. Этот человек не заслуживает ее слез.
        Глаза нестерпимо горели. Поначалу Кейт удавалось держать злость на привязи. Но на следующий вечер ярость вернулась. А на следующий — превратилась в панику, которая на следующий стала обидой. А на пятый обернулась самым ужасным чувством из всех — отчаянием.

        Грегор Макгрегор созерцал обугленные руины деревни, его знаменитые черты были мрачны. За прошедший год войны он насмотрелся на всякие ужасы человечества, но это…
        В горле образовался ком. Приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать содержимое желудка внутри. Его спутники — особенно Йен Маклин и Юэн Ламонт, которые были здесь меньше месяца назад,  — кажется, тоже держались с трудом. Когда Маклин исчез за одним из сгоревших зданий, Грегор понял, что тот проиграл битву.
        — Значит, это правда,  — произнес Ламонт.  — Черт возьми, все правда. Кто, дьявол подери, мог сотворить подобное?  — Взгляд матерого следопыта был полон неверия и ужаса.  — Все эти женщины и дети!  — Его голос сорвался на разъяренный шепот:  — Они убили их всех…
        Ламонт отвернулся. Он, кажется, не ожидал ответа, да и Грегору было нечего ему сказать. Что тут можно ответить? Да, все было правдой. Обугленные тела, брошенные гнить на каждом пороге, не оставляли сомнений.
        Часть ужаса сменилась яростью. Никогда, поклялся Грегор. Когда Брюс займет престол, такое никогда не повторится.
        Полностью согласен с этим был и другой воин, Вождь Маклауд, предводитель тайного отряда короля элитных воинов, известных как Хайлендская гвардия. Он не покидал короля более чем на несколько часов за последние недели. Личный телохранитель, защитник, соратник, советник, Маклауд был всем для Роберта Брюса. И все же король послал своих самых доверенных людей проверить преданную деревню, давшую укрытие его людям после худшего поражения за весь недолгий период правления, наполненного несчастьями.
        Бесстрашный западный горец, Вождь выругался, его каменное выражение обнажило редкий проблеск эмоций.
        — На этот раз я хотел бы, чтобы наши информаторы ошиблись.
        Грегор кивнул.
        — Я тоже.
        Гвардия прибыла, как только до них дошел шепот первых слухов о том, что англичане ополчились на деревню, оказавшую помощь бунтовщикам. Оставив временный лагерь в горах и лесах Голуэя, они проскакали больше сорока миль на восток через Дамрис в Лохмабен. Но у них не было ни одного шанса предотвратить произошедшую здесь бойню.
        Как только Маклин возвратился к боевым товарищам, Маклауд повернулся к нему и его напарнику Ламонту. Стражники были двумя из нескольких людей, которым удалось уцелеть во время несчастья у Лох-Райан и найти здесь убежище.
        — Никто не мог такого предвидеть. Это не ваша вина, ни одного из вас. Вы это понимаете?
        Его голос звучал резко и властно, без всякой тени сострадания и убеждения. Ламонт и Маклин были воинами, они понимали приказы, а не воркование.
        Несколько мгновений ни один из них не отвечал. Они переглянулись, затем Ламонт коротко кивнул, и его напарник через мгновение сделал то же самое.
        — Хорошо,  — сказал Маклауд.  — Тогда давайте похороним людей как положено и вернемся к королю, чтобы сообщить, что мы обнаружили. Но не сомневайтесь, произошедшее здесь будет отомщено.  — Он повернулся к Грегору:  — Собери тела и принеси сюда.  — Они стояли посреди обломков деревенской церкви, опознанной только по обрывкам веревки на теле священника.  — Мы втроем будем копать.
        Грегор кивнул и приступил к мрачной работе по сбору обгоревших останков мертвых.

        «Кто-нибудь придет за мной…»
        Кейт мечтала о рыцарях из рассказов трубадуров. О сильных прекрасных воинах на белых скакунах в сверкающих латах, ярких плащах, развевающихся на ветру знаменах, спешащих ей на помощь. О благородных рыцарях. Доблестных, отважных рыцарях. О рыцарях из детских сказок. В которые она когда-то верила. О таких рыцарях, как ее отец.
        — Мой отец величайший рыцарь на всем белом свете!  — хвастливо заявляла она детям, дразнившим ее незаконнорожденной.
        — Ну и где теперь величайший рыцарь на всем белом свете, а, Кэти?  — насмехались они.
        «Не здесь».
        Кейт очнулась мгновенно. Бредившая от голода и жажды, едва способная распрямиться из скрюченного положения, в котором провела бог знает сколько времени, она сперва удивилась звукам голосов. Она так долго и сильно молилась, что когда помощь наконец пришла, это показалось жестокой насмешкой воображения.
        Но голоса становились все громче. Мужские голоса. Может, это снова английские солдаты? Они вернулись, чтобы мучить ее? Чтобы закончить то, что начали?
        Кейт охватил панический страх, и сухие губы, уже раскрывшиеся, чтобы позвать на помощь, крепко сжались. Но потом она поняла, что должна попробовать. Если эти люди друзья, то это может быть ее единственным шансом на спасение. А если это англичане…
        Может быть, они избавят ее от страданий.
        Кейт открыла рот, чтобы позвать на помощь, но по какой-то злой, извращенной иронии голос застрял у нее в горле. Из глаз покатились слезы страха и отчаяния. Она хотела, чтобы голос звучал изо всех оставшихся сил. Но их хватило только на слабый шепот:
        — Помогите! Пожалуйста, помогите мне!  — Она заплакала от тщетности своих попыток, слезы катились вниз по щекам.  — Помогите мне.
        Господи, этого не может быть! Она сильная. Она не должна сдаваться! Она не хочет умирать.
        Кейт подумала о матери, о братишке или сестренке, которых у нее не было шанса узнать, о своих друзьях и людях, которых знала всю жизнь. Кто-то же должен о них помнить. Кто-то должен убедиться, что те, кто сотворил это, за все заплатят.
        Она попыталась снова:
        — Помогите!  — На этот раз вышло погромче. Ненамного, но достаточно, чтобы придать ей бодрости.
        Кейт села немного прямее, посмотрела вверх сквозь туннель из света и попробовала снова. И снова.
        Ее попытки увенчались криком, голос, казалось, стал приближаться.
        — Я думаю, там кто-то есть.
        Это не было ее воображением. Кейт снова закричала, всхлипывая от надежды и страха одновременно. «Не уходите… Пожалуйста, только не уходите! Я здесь».
        Собравшись с силами, она, пошатываясь, встала на ноги, держась за покрытые мхом камни, чтобы не упасть. Кейт посмотрела вверх и увидела появившуюся над головой тень. Над ней нависло смотрящее вниз мужское лицо.
        Кейт пораженно вздохнула, заморгала. Почувствовала, как задрожали колени — и не от голода или измождения.
        От этого лица. Самого прекрасного, которое ей доводилось видеть. Солнечный свет озарял его словно нимб, окутывая светло-каштановые волосы золотым блеском. Нос был прямым и резким, челюсть решительной, с небольшой ямочкой и не слишком квадратной, скулы резными и высокими, а его рот… рот был широким и полным соблазна. Глаза были светлыми — она не могла рассмотреть, голубыми или зелеными — глубоко посаженными под бровями, изогнутыми, как крылья ворона. Этот мужчина был идеален.
        Господи боже, это не человек, а ангел!
        А это означает…
        «Я попала в рай».
        Такой была последняя мысль Кейт, а после земля ушла у нее из-под ног.

        — Она жива?
        Низкий голос вернул Кейт в сознание. Она почувствовала, что парит в воздухе. Нет, что ее несут. Ее держали мужские руки. Сильные и надежные руки.
        Он положил ее на землю. Слабое тепло его дыхания заставило Кейт распахнуть глаза.
        Их взгляды встретились: ее и ангела.
        — Ага.  — Негромко сказал он, смахнув прядь спутанных волос с ее лба.  — Она жива.
        Доброта его голоса заставила сердце сжаться от эмоций. Кейт открыла рот, чтобы заговорить, но смогла только облизнуть пересохшие губы. В следующее мгновение к ее рту был поднесен мех, и первые драгоценные капли воды скользнули к иссохшему горлу. Кейт пила нетерпеливо, жадно, пока ангел бормотал, чтобы она не спешила или ей станет плохо.
        Когда через минуту он убрал мех, она тщетно попыталась слабыми руками выхватить его обратно, но ангел прижал ее к своей груди, и божественное лицо его оказалось так близко. Зеленые. Его глаза были зелеными и обрамленными самыми роскошными густыми ресницами, которые ей доводилось видеть. Нечестно — даже для ангела.
        «Жива?» Осознав его слова, Кейт нахмурилась.
        — Но вы же ангел.
        Сзади послышался звук, похожий на резкий смешок.
        — У Ястреба появился повод для шуточек.
        Ее ангел бросил сердитый взгляд в направлении говорившего человека, но с ней заговорил тихо и нежно:
        — Ты жива, дитя. И в безопасности.
        Воспоминания о произошедшем заставили Кейт вцепиться в него с вновь воскресшим ужасом. Прижавшись к его облаченной в кожу груди — очень твердой и широкой груди,  — она огляделась, впервые увидев троих мужчин, стоявших рядом.
        Кейт вздохнула и сжалась от страха: эти мужчины были огромными, облаченными в черные кожаные доспехи со стальными пластинами и в темные шлемы с наносниками (шлем ее спасителя лежал на земле рядом с ней, догадалась она), высоченными, крепкими воинами, и их внешний вид заставил ее задрожать. Хорошо, что Кейт не увидела их первыми, иначе решила бы, что умерла и попала гораздо южнее рая.
        Кто они такие? Не англичане, поняла она по мягкому произношению своего спасителя. Она оглядела их снова и увидела темные накидки на их плечах. Горцы. Но на чьей они стороне? Горные кланы сражались на обеих сторонах: некоторые за Брюса, а некоторые, как Макдугаллы, против него, становясь вынужденными союзниками английского короля Эдуарда, самопровозглашенного Молота Шотландцев.
        Вдруг эти люди с англичанами?
        Спаситель, казалось, почувствовал ее страх.
        — Все хорошо, малышка, мы не враги. Король Роберт послал нас на помощь, когда узнал, что англичане ополчились на вашу деревню за доброе отношение к его людям.
        Помощь? Кейт сжала рот. Это из-за Брюса они оказались в таком положении. Это он во всем виноват.
        Но будущий король Шотландии не совсем оставил их, поэтому и прислал сюда этих воинов. Однако это совсем не утешало, ведь люди Брюса пришли слишком поздно.
        И их всего четверо! Сердце Кейт снова учащенно забилось, застучало в груди как барабан.
        — Что, если они вернутся?
        — Кто?  — спросил он.  — Кто это сделал, дитя?
        По щекам заструились слезы, и из легких вырвался горький всхлип.
        — Английские солдаты из замка. Люди графа Харфорда. Они…
        Кейт зарыдала сильнее, вспомнив, что они натворили. Спаситель крепче прижал ее к груди, успокаивая добрыми словами, обещаниями, что все будет в порядке.
        Но ничего уже не будет в порядке, никогда не будет. Ее матерь умерла, и у Кейт никого не осталось. Бессознательно ее пальцы сильнее вцепились в стальные мускулы руки «ангела». Кроме этого человека, который выглядит как ангел посланный Господом спасти ее от верной гибели, у Кейт никого нет. Пока он ее обнимает, у нее есть он. И Кейт не хотела его отпускать.

        Грегор думал ему понадобится Робби Бойд (или, по крайней мере, сила его нескольких соратников-стражей), чтобы оторвать пальцы чертовой девчонки от свой руки, но со временем кроха так ослабла от рыданий, что отключилась, позволив ему помочь остальным завершить мрачное задание.
        Но он внимательно следил за ней, после того как оставил завернутой в свой плащ возле лошадей. Малышка прошла через ад, он нашел ее, спас и чувствовал за нее странную ответственность. Странную потому, что это было совершенно незнакомое ощущение — чувствовать себя ответственным за женщину, пусть даже ребенка.
        Но когда Грегор думал о том, через что девочке пришлось пройти, в нем пробуждался инстинкт защитника — инстинкт, о существовании которого он даже не знал.
        Господи помилуй, сколько времени она провела в этой дьявольской яме? Четыре дня? Пять? Она чуть не умерла — и все еще могла умереть. Так долго без воды и пищи…
        Грегор поморщился. Взрослому мужчине было бы тяжело пережить такое, не то что девчонке без лишнего мяса на костях. Ободранные от попыток выбраться наружу пальцы были свидетельством ее мучений и отчаянного желания спастись.
        Он думал, что уже насмотрелся на все несправедливости, на которые способны англичане. Но кто может сотворить подобное с ребенком? Такая жестокость походила на суровую месть.
        Грегор почти ничего не знал о девчонках, но у него было два младших брата, и этой малышке не могло быть больше двенадцати. Еще даже не девушка, совсем ребенок. Угол его рта изогнулся, когда он вспомнил штаны, которые с удивлением обнаружил под ее юбками, когда поднял девочку на плечо, чтобы вытащить из колодца.
        Она почти ничего не весила, практически кожа да кости. Хрупкая, но с удивительной силой в тощих конечностях. Да, девчонка была бойцом, если уж смогла пережить такое.
        Тишину нарушил Маклин, задав всех волнующий вопрос:
        — Что мы будем с ней делать? Мы не можем забрать ее в лагерь. Это слишком опасно.
        И это еще мягко сказано. Гвардия вернулась в Шотландию меньше месяца назад, после того как полгода скрывалась на Западных островах. Армия Брюса выиграла лишь одну маленькую битву против англичан в Тамбени, и шотландцы снова были вынужденны бежать. После катастрофы у Лох-Райан, где погибли две трети всех людей Брюса, в армии осталось менее четырехсот человек.
        Многим могло показаться, что война проиграна. Но те, кто так считал, просто не знали Роберта Брюса. Грегор будет бороться рядом с ним сколько потребуется, даже если они вдвоем останутся в живых.
        — Она смогла рассказать что-нибудь полезное?  — спросил Маклауд.
        Грегор покачал головой.
        — Ничего, о чем бы мы сами не догадались. Это были люди Харфорда.  — Хотя Лохмабен был частью наследственных земель Брюса поместий Аннандейл, замок снова очутился в руках англичан, после того как был отвоеван Брюсом в прошлом году. Король Эдуард отдал его сэру Хамфри Де Богуну, лорду Харфорду, и граф с графиней (одной из дочерей короля Эдуарда) не так давно прибыли занять его.  — Девчонка сильно потрясена, даже не смогла сказать, как ее зовут. Только все рыдала, что они убили ее мать и теперь она совсем одна.
        Ламонт поморщился.
        — Она видела смерть матери.
        Грегор мрачно обернулся к нему.
        — Да, похоже на то.
        — Бедный ребенок,  — сказал Маклин.  — Она слишком молода, чтобы видеть такое.
        На лице Маклауда появилось странное выражение. Грегору понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, что это сострадание.
        — Мне было десять, может, всего на пару лет меньше, чем ей, когда я стал свидетелем изнасилования и убийства своей матери. Я до сих пор помню каждую проклятую секунду.
        Никто ни произнес не слова. Очевидно, Грегор был не единственный, кого поразили страдания малышки, они проникли под каменную броню одного из самых грозных воинов в Шотландии, а может, и на всем белом свете. До того как Маклауд женился в прошлом году на Кристине Фрейзер, Грегор понятия не имел, что Вождь Хайлендской гвардии способен улыбаться.
        — Может, у нее поблизости есть родственники?  — спросил Ламонт.
        — Нет!  — Раздался голос девчонки, и в следующее мгновение она кинулась к Грегору. Ее холодные окровавленные пальцы снова вцепились в его руку, сжимая еще сильнее, если такое было возможно.  — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь! Они найдут меня и убьют!
        — Тише,  — успокоил он, погладив ее по голове.  — Никто не собирается тебя здесь оставлять. Но, может, есть место, куда тебя можно отвезти? Тетя? Дядя?
        Она яростно затрясла головой.
        — Нет у меня никого. Мама — моя единственная семья.
        Грегор не стал ее поправлять.
        — Как насчет твоего отца?
        Ее лицо помрачнело.
        — Он умер.  — По ее тону Грегор понял, что воспоминания были не из приятных.  — У Метвена.
        Одно из многих несчастий, выпавших на долю Брюса и его людей в прошлом году.
        — Как тебя зовут, малышка?
        Она помедлила.
        — Катерина.
        — А как дальше?
        Снова пауза.
        — Киркпатрик.
        Достаточно обыкновенное имя для клана в этих краях.
        — А братья или сестры у тебя есть, Катерина?  — Когда ее лицо почернело от горя, Грегор понял, что зря задал этот вопрос.
        — Мама была на восьмом месяце беременности. Он… обижал ее. Я должна была попытаться его остановить.
        Догадавшись, как именно «обижали» ее мать, Грегор почувствовал закипающую внутри ярость. Больные ублюдки! Он обхватил девочку крепче, хотя понимал, что никак не сможет унять ее боль.
        — Я ударила его тяпкой, но промахнулась, и тогда он…  — В огромных карих глазах, выделявшихся на худом бледном лице, заблестели слезы. Она была симпатичной малышкой (даже под слоем грязи), с широким ртом, слегка вздернутым носом, острым подбородком, темными волосами и глазами.  — Он убил ее. Это моя вина. Он убил ее из-за меня.
        Голос Грегора стал жестким, он потряс девочку за плечи, заставляя слушать себя.
        — Это не твоя вина!  — сказал он не терпящим возражений голосом, совсем как Маклауд говорил с Маклином и Ламонтом.  — Ты сражалась и дала ей шанс, которого никто в деревне больше не дал.
        — Но я оказалась недостаточно сильной.
        — Ты оказалась достаточно сильной, чтобы попытаться, и именно это имеет значение. Битва заключается не только в физической силе. Быстрота и понимание, куда нанести удар, могут компенсировать силу мускулов.
        Она посмотрела на него скептически.
        — Но я девушка.
        Грегор недоверчиво поддел:
        — Должно быть, штаны ввели меня в заблуждение.
        Ее щеки стали огненно-пунцовыми.
        — Я просто ношу их иногда, чтобы было проще передвигаться.  — Она помедлила и взглянула на него.  — Вы действительно думаете, что я могу научиться защищать себя?
        Он кивнул, угадав направление ее мыслей: чтобы не позволить сделать с собой то, что сделали с ее матерью.
        — Я в этом уверен.
        Темные брови сошлись на переносице, и рот крепко сжался в странно яростном выражении.
        — Тогда я всему научусь. Вы меня научите?
        Вот черт. Грегор обернулся к своим спутникам за помощью, но они одарили его взглядами, говорившими, что он сам в это впутался.
        — Пожалуйста,  — просила Катерина.  — Возьмите меня с собой! Мне больше некуда пойти.
        Она смотрела на Грегора с такой надеждой во взгляде, что ему инстинктивно захотелось отвернуться. Никому не стоит возлагать на него свои надежды.
        Должно же быть место, куда можно отвезти эту девочку. Может, церковь? Или, возможно, приют для найденышей в Дамрис?
        Но что-то в нем восставало против этой идеи. Что с ней станет? Кто защитит юную девочку? И что произойдет, когда она перестанет быть столь юной?
        «Тебя это не касается. Это не твоя ответственность».
        Грегор скривился. Это, конечно, так, но он не мог заставить себя отвернуться. Что бы там не говорил Маклауд, все они несли часть ответственности за эту малышку и остальных жителей деревни.
        Грегор еще подумает, куда может ее отвезти. Куда-то, где о ней позаботятся, где ее полюбят. Его мать всегда мечтала о дочери. С тех пор как погиб его отец и двое старших братьев, она осталась совершенно одинокой. Он знал, что его добросердечная мать только посмотрит на девочку, услышит ее историю и тут же растает.
        — Пожалуйста,  — произнесла малышка с таким отчаянием, что у Грегора защемило сердце.
        И хотя все инстинкты кричали, что он совершает ошибку, Грегор не внял предупреждению.
        — Мой дом находится в Роро, недалеко от Лох-Тей в горах. Можешь остаться там с моей матерью, если хочешь. Там ты будешь в безопасности.
        Одного взгляда на ее лице — смеси восхищения и любви — было достаточно, чтобы он тут же пожалел о любом порыве, заставившем его сделать это предложение. Но было слишком поздно.
        — Вы это серьезно? Вы заберете меня с собой?  — Катерина прижалась к груди спасителя и обхватила его руками.  — Спасибо, спасибо, спасибо!
        Черт подери, что он такое натворил?
        Грегор посмотрел поверх темной головы, едва доходившей ему до середины груди, и увидел, как за ними наблюдают его друзья, с трудом сдерживая смех, даже Маклауд.
        — Разбивает сердца повсюду, куда бы ни направился,  — сказал Маклин Ламонту со смехом.  — Похоже, ты одержал очередную победу, Макгрегор. Хотя эта слишком молода даже для тебя. Полагаю, это проклятие смазливого лица.
        — Пошел ты…  — Помня о девчонке, Грегор проглотил окончание своего обычного ответа и просто одарил Маклина убийственным взглядом. Это было вовсе не смешно. Особенно учитывая, что, как подозревал Грегор, это могло оказаться правдой.
        И во что он впутался?
        Глава 1
        6 декабря 1312 года Замок Бервик, Английские топи
        «Со мной все в порядке».
        Грегор натянул тетиву и отпустил ее. Один выстрел. Одна смерть. Он не промахнется.
        Не промахнулся. Солдат застыл, парализованный шоком, когда стрела Грегора пронзила узкую полосу кожи между его глаз — одно из немногих мест, незащищенных кольчугой и стальным круглым шлемом, который предпочитали солдаты. Старый норманнский шлем с наносником, который носили хайлендские гвардейцы, сослужил бы ему лучшую службу. Но даже со столь близкого расстояния — Грегор был не более чем в тридцати ярдах — попадание в такую крошечную цель требовало навыка. Навыка, которым обладал только лучший лучник в Шотландии.
        Спустя мгновение облаченное в кольчугу тело англичанина свалилось на землю как срубленное дерево. Прежде чем он коснулся поверхности земли, на бастионе появилась следующая цель. Грегор быстро прицелился и выстрелил. Он не отвлекался на раздумье, его движения были ловкими и отточенными, как у хорошо настроенного военного оружия. Но за холодным, непринужденным выражением его лица скрывались напряженная сосредоточенность и концентрация. Все рассчитывают на него, но под напряжением Грегор Макгрегор работает лучше всего.
        Обычно.
        И снова второй солдат упал, когда стрела нашла свою цель.
        Практически за семь лет, проведенных Грегором среди элитной Хайлендской гвардии Брюса, не нашлось больше никого, кто справлялся бы с устранением ключевых мишеней перед наступлением лучше него. Мишеней. Именно так и следует о них думать. Это всего лишь препятствия между Грегором и его целью, которые должны быть устранены. А за последние семь лет препятствий было предостаточно.
        У шотландцев имелись достижения — реальные достижения,  — и победа над англичанами, которую большинство считали недостижимой, становилась на дюйм реальнее. Со времен возвращения в Шотландию с Западных островов, куда Брюсу и его людям пришлось бежать шесть лет назад, король делал постоянные успехи в войне за свободу своего королевства. Он победил собственных крестьян, чтобы овладеть контролем над севером, Робби Бойд вместе с Джеймсом Дугласом и Томасом Рэндольфом крепко держали в руках беззаконный приграничный регион, а отдаленное бывшее кельтское королевство Голуэй почти пало перед единственным выжившим братом короля Эдвардом Брюсом.
        На шотландских землях оставались только отдельные английские гарнизоны, и один за другим они тоже уступали Брюсу. Но ни один из них не был так важен, как замок Бервик. Неприступный бастион, занимаемый то шотландцами, то англичанами, за годы войны настрадался более чем достаточно и во время предыдущей кампании служил штаб-квартирой английского короля. Его захват приблизит шотландцев на один шаг — один огромный шаг — к победе. Но без осадных орудий Брюсу и его воинам приходилось прибегать к более изобретательным методам. Таким, как абордажные крючья и веревочные лестницы, которые соратники Грегора собирались закинуть наверх, как только он очистит стены от врагов.
        Грегор вглядывался в темноту, внимательно осматривая стену, его пульс был медленным и ровным. Эту секцию стены патрулировали трое солдат. Куда подевался третий?
        Наконец! Когда солдат появился из тени помещения для охраны, Грегор мгновенно пустил стрелу. Тот упал на землю прежде, чем успел понять, что произошло.
        Раз, два, три — и все готово. Цели устранены.
        Грегор никогда не промахивался и именно поэтому был так ценен. Хайлендская гвардия действовала скрытно и не могла рисковать отклонившейся стрелой или несмертельным ранением, иначе у врага появится шанс поднять тревогу. Успех Брюса зависит от внезапности. А Грегор сделает все, что потребуется, чтобы увидеть, как Брюс навсегда воцарится на шотландском троне.
        Только на этот раз он промазал. Грегор нервно подавил ругательство. Третья стрела попала солдату в глаз, а не между ними. Для всех остальных это может и не имеет значения — смерть есть смерть — но не для него. Для него это был промах.
        И это не в первый раз. За последние несколько недель — даже месяцев — Грегор не раз отклонялся на дюйм.
        «Ничего страшного,  — убеждал он себя.  — Просто неудачный период. Это со всеми случается».
        Со всеми, кроме него. Грегор не может позволить себе промах. Слишком многое зависит от этого. Король рассчитывает на него. И крошечные просчеты беспокоили стрелка больше, чем он желал признавать.
        Грегор бросил взгляд на стену, прежде чем рукой подать сигнал остальным, что путь свободен. Оставив свои позиции в тени речного берега, пятеро мужчин прокрались к Белой стене. Хайлендская гвардия — ударный отряд. Люди, выбранные лично Брюсом, чтобы первыми перебраться через стену, открыть ворота изнутри и впустить остальных воинов. В дополнение к Грегору и его соратникам Страннику Артуру Кэмпбеллу, Змею Лахлану Макруайри и Ястребу Эрику Максорли Брюс оказал честь захватить замок Бервик Черному Джеймсу Дугласу.
        Это была самая смелая — и опасная — на сегодняшний день попытка захватить замок хитростью. Две каменные сторожевые башни на берегу реки Твид были связаны с основными укреплениями на холме крутой извилистой стеной с подходящим названием «Сломанная шея». Так что стена и нижние башни были только первым испытанием, затем им придется забраться на «Сломанную шею» и захватить верхнюю сторожевую башню, прежде чем англичане поймут, что происходит.
        Их задачу сильно облегчит использование остроумной лестницы. Сэр Джеймс Дуглас или сэр Томас Рэндольф (добродушное соперничество между этими двумя за звание самого доверенного рыцаря короля уже стало легендой, и они часто оспаривали заслуги последней эскапады) придумал оснастить железными абордажными крючьями веревочную лестницу с деревянными ступеньками. Она была достаточно легкой, чтобы ее можно было нести вдвоем, и ее было гораздо легче спрятать, чем обычные деревянные лестницы, используемые для преодоления стен. Это будет их первая попытка использовать такое приспособление.
        Грегор осматривал нависающее укрепление на предмет появления новых солдат, пока Кэмпбелл и Максорли, у которого, как у моряка, было предостаточно опыта обращения с крючьями, забрасывали крючья через стену и закрепляли лестницу. Со своими сверхъестественными способностями свирепого вождя с Островов исчезать и появляться из тени Макруайри пойдет первым, затем Грегор найдет позицию на стене, чтобы следить за периметром и при необходимости избавляться от нежданных проблем, пока остальные будут взбираться по лестнице.
        Наблюдение было второй задачей Грегора. Его долг — устранять препятствия.
        Первая часть миссии прошла гладко — слишком гладко,  — что всегда заставляло Грегора нервничать. Он был на слишком многих заданиях и знал: что-нибудь всегда идет не так.
        Но лестницы сработали лучше, чем они могли рассчитывать. Не прошло и пяти минут, как Грегор занял позицию на стене, откуда мог видеть обе сторожевые башни, а остальные воины преодолели стену и приземлились рядом с ним. В легком кожаном облачении, зачерненных шлемах с наносниками и вымазанной сажей кожей они растворились в безлунной ночи. Осмотрев периметр еще раз, Грегор махнул рукой.
        Мужчины рассредоточились. Макруайри и Максорли направились к помещению охраны, ведущему на «Сломанную шею», а Дуглас и Кэмпбелл двинулись вниз по лестнице к нижней башне, чтобы открыть ворота для вылазки к морю, где остальные воины — пятьдесят человек, учитывая размеры Бервика,  — должны их ждать.
        Грегор не отрывал взгляд от стены, готовый при необходимости пустить новую стрелу, зная, что несколько следующих минут будут самыми опасными. Если их обнаружат сейчас, пятеро воинов окажутся крайне уязвимыми: посреди замка, где некуда бежать, окруженные двумя башнями спящих солдат. Необходимо было действовать тихо, пока башни не будут захвачены, а ворота — открыты.
        Уши Грегора насторожил слабый звук. Его взгляд метнулся ко второй сторожевой башне, до которой Макруайри и Максорли оставалось всего несколько футов. Его соратники тоже услышали тихий щелкающий звук и замерли на месте.
        Стрела Грегора была наготове. Он оттянул тетиву, приготовившись отпустить ее при первом проблеске белков глаз появившегося из тени человека.
        Топ, топ, топ.
        Черт подери, это не похоже на человеческие шаги. Это похоже на…
        «Собака!»
        Мгновение спустя тощий терьер — его голова возвышалась над землей не больше чем на фут — двинулся из тени в направлении двух воинов. Он, вероятно, рыскал по замку в поисках крыс, услышал что-то и решил пойти посмотреть.
        Взгляд Грегора был зафиксирован на уровне роста обычного человека, и ему потребовалось мгновение, чтобы сориентироваться. Вот ведь черт! Существо было таким уродливым, что казалось почти симпатичным.
        Собака резко остановилась. Она стояла примерно в дюжине футов от Максорли и Макруайри и была для Грегора отличной мишенью, попасть в которую он мог бы и с закрытыми глазами. Но он не мог. Он смотрел на это жалкое подобие собаки и медлил.
        Животное, кажется, передумало приближаться к двоим угрожающе выглядевшим воинам, доказывая, что оно умнее, чем предполагала его полуголодная несчастная наружность. Словно потеряв интерес, собака начала отворачиваться, когда что-то блеснуло в лунном свете.
        Лезвие кинжала Макруайри.
        Собака бросилась в тень караульной, словно увидела привидение, испустив напоследок поток испуганного тявканья.
        О господи! Собака, может, и маленькая, но в тишине ночного воздуха истошный высокий лай прозвучал как раскат грома. Эффект был тот же — катастрофа.
        Грегор пустил стрелу, но было уже поздно — собака исчезла в тени. А английские солдаты толпой повалили наружу посмотреть, в чем дело.
        Безмолвный спящий замок превратился в осиное гнездо. И гвардейцы застряли внутри.
        Грегор выругался, понимая, что собака стоила им не только шанса на внезапность, но и шанса захватить замок,  — им будет теперь чертовски трудно выбраться оттуда живыми.
        Но будь он проклят, если позволит друзьям погибнуть из-за своей ошибки! Выхватив меч, Грегор повернулся к несущимся на него солдатам и прокричал слова, которые наводили страх на весь белый свет. Боевой клич Хайлендской гвардии: «Airson an Leomhann!»
        За Льва!

        Король Роберт Брюс сидел за большим столом, занимавшим б?льшую часть маленького эркера главного зала замка Дунстафнаг, и без всякого выражения смотрел на троих воинов.
        Почему, черт подери, Грегор чувствовал себя как провинившийся юнец? Брюс ему не отец — король был всего на семь лет старше,  — но Грегор терпеть не мог неудач, и необходимость объясняться с человеком, подвести которого хотел меньше всего, только усугубляла дело. Он доверял Роберту Брюсу больше чем кому бы то ни было и станет сражаться до последнего вздоха, чтобы увидеть его на троне.
        И они оказались бы гораздо ближе к осуществлению этой цели, если бы не его ошибка.
        Проклятая собака! Они упустили шанс захватить один из наиболее важных замков на топях, потому что лучший лучник Шотландии колебался застрелить маленькую блохастую дворнягу.
        Элитные воины не промахиваются и уж точно не колеблются. Даже неделю спустя Грегор по-прежнему был зол на себя. Он был в ярости, да, но это было не самое худшее. Хуже всего оказалось то, что, после того как им с трудом — с огромным трудом — удалось бежать из осиного гнезда, разбуженного проклятой собакой, через несколько дней они снова чуть не попались из-за Грегора в деревне. Или скорее чуть не попались из-за его проклятой физиономии.
        Король наконец заговорил:
        — Мы потеряли лучшую возможность отвоевать у англичан один из наиболее значительных замков на топях из-за собаки?
        Максорли поморщился.
        — Да. Сказать по правде, не совсем из-за собаки, но ее лай мог и мертвого из могилы поднять.
        — Нам просто сильно не повезло, вот и все,  — вставил Макруайри.
        Если Грегор и нуждался в лишних подтверждениях своей ошибки, то факт, что такой язвительный мерзавец как Лахлан Макруайри пытался его прикрыть, говорил о многом.
        — Я не думал, что кто-то из вас может стать жертвой невезения,  — произнес король, изогнув рот в усмешке.
        — Это не невезение,  — поправил Грегор.  — Это я виноват. Я не решался.
        Брюс поднял бровь.
        — Выстрелить в собаку?
        Грегор стиснул зубы, внутри все горело от унижения. Он — элитный воин, лучший из лучших, он не должен совершать подобных ошибок. Он никогда не совершал подобных ошибок. Брюс рассчитывает на него. Но, черт подери, это случилось, и это стоило им всего.
        Грегор решительно встретил взгляд короля.
        — Да.
        — В его защиту, сэр, скажу, что это был довольно симпатичный паршивец,  — добавил Максорли с ухмылкой.  — И мы выяснили одну очень важную деталь.
        — И что же это?  — подозрительно осведомился король, ожидая подвоха.
        — Слухи ошибаются: Стрела не только разбивает сердца, но и сам им обладает.
        — Отвали, Ястреб!  — выдохнул Грегор.
        Но проклятый пират все ухмылялся.
        Король, казалось, тоже сдерживал смешок. Репутация Грегора была всем хорошо известна. Но раз женщинам так нравится вешаться ему на шею из-за такой глупости, как внешность, то почему он должен их останавливать? Грегор и не собирался чувствовать себя виноватым за отсутствие взаимных чувств.
        — И других проблем не было? Кэмпбелл и Дуглас доложили, что им удалось держать англичан достаточно долго, чтобы открыть ворота и сбежать. Но они опасались, что вы можете оказаться в ловушке.
        Именно так все и вышло, но с присущим горцам даром все преуменьшать Макруайри просто сказал:
        — Ничего, с чем мы бы не справились, сир.
        Роберт Брюс получил корону не за глупость. Он сощурился на человека, бывшего когда-то одним из самых страшных пиратов на Западных островах.
        — Однако вам троим на обратный путь потребовалась неделя. Мой лучший моряк хромает, лучник не может поднять руки, а твои ребра перевязаны, словно у мумии.
        — Я же не сказал, что проблем вообще не было,  — увильнул Макруайри.  — Я сказал, что не было ничего, с чем бы мы не могли справиться.
        — Мне кажется, ты слишком много времени провел рядом с моей милой свояченицей, Змей, и начинаешь говорить как чертов законник!
        Джанет Мара, сестра первой жены Брюса, была замужем за Юэном Ламонтом, а эта девчонка могла заговорить до умопомрачения кого угодно.
        Грегор стремительно терял терпение. Позорное пятно от провала не может быть хуже выгораживаний соратников.
        Он вышел вперед и коротко изложил, как они отправились за Кэмпбеллом и Дугласом, опасаясь, что тех схватили, а вместо этого сами попали в окружение. Им удалось с боем прорваться через три десятка солдат, но его ранили мечом в руку, Макруайри сломал несколько ребер, когда его ударили молотом, а стрела попала в ногу Максорли, когда они удирали из замка. Из-за того, что остальным пришлось бежать, оставив их без лошадей, с англичанами на хвосте и истекающей кровью ногой Максорли, они решили, что будет лучше залечь в безопасном месте в деревне, пока англичане не бросят свои поиски.
        — План неплохой,  — сказал король, кивнув.
        Грегор сдержал гримасу.
        — Так оно и было.
        — Но?
        Черт, собственные зубы не так больно выдирать!  — Но о нашем присутствии стало известно, и англичане окружили коттедж, где мы скрывались. К счастью, прежние постояльцы вырыли яму под полом, чтобы хранить припасы на зиму, и мы спрятались там, пока солдаты искали.
        — Должно быть, вам было не слишком удобно.
        Это еще слабо сказано. Трое широкоплечих, хорошо за шесть футов ростом воинов, стиснутые в пространстве не больше чем пять на пять футов почти целый час,  — это был ад.
        — Хорошо, что мой кузен так приятно пахнет от всех этих ванн,  — сказал Максорли, намекая на всем известную тягу Макруайри к чистоте.  — Все пространство благоухало, словно розы.
        Макруайри одарил кузена холодным, я-воткну-тебе-нож-в-спину-когда-ты-меньше-всего-это-ожидаешь, взглядом, за который он и получил свое боевое прозвище Змей.
        — Вам чертовски повезло, что вас не схватили,  — сказал Брюс.
        Никто с ним не спорил.
        Король откинулся в кресле и в задумчивости скрестил руки.
        — А кто-нибудь собирается рассказать мне, как стало известно о вашем присутствии в деревне?
        Грегор, не оборачиваясь, понял, что Максорли едва сдерживает смех и умирает от желания бросить какую-нибудь колкость — особенно учитывая, что это была одна из его любимых тем для шуток. Странно, что за семь лет она ему не надоела.
        Рот Стрелы сжался в суровую линию:
        — Похоже, дочка фермера не смогла удержать язык за зубами и решила сообщить нескольким подружкам, где мы скрываемся.
        — Нескольким?  — произнес Максорли.  — Предприимчивая девица продала больше дюжины билетов за возможность поглазеть на «самого красивого мужчину, которого ей доводилось видеть»,  — прибавил он нараспев мечтательным голосом шестнадцатилетней девчонки, от которого Грегору захотелось двинуть кулаком по его широкой ухмылке.
        — Билеты?  — спросил Брюс недоверчиво.  — Ты ведь это несерьезно?
        Макруайри кивнул, усмехаясь:
        — Ага, полпенни за штуку. И все эти годы нам удавалось глядеть на него совершенно бесплатно.
        Грегор стрельнул в него взглядом. Теперь и Макруайри будит шутить? Господи, ад и вправду замерз!
        — А я говорил тебе не снимать шлем,  — сказал Максорли, по-прежнему ухмыляясь.
        — Все три дня?  — раздраженно ответил Грегор, запустив в волосы пальцы.
        Все это чертовски нелепо. Столько проблем из-за этого проклятого лица!
        Хотя, надо признаться, бывали времена, когда оно не всегда было проклятьем — прошлой ночью в таверне, например, с той хорошенькой резвой служанкой, которая залезла к нему в постель. Однако как можно воевать с таким лицом?
        Хоть раз Грегор хотел бы встретить женщину, которая, бросив на него один только взгляд, не клялась бы ему в вечной любви. И он хотел отыскать такую не среди жен своих соратников.
        Грегор молча выслушал, как Максорли и Макруайри обменялись еще парой шуток по поводу его внешности. Когда они закончили, даже король зафыркал.
        Ага, это чертовски уморительно! Наверно, есть на этом свете вещи и похуже, чем вешающиеся на тебя женщины, но иногда их чрезмерное внимание сильно надоедало.
        Через мгновение Брюс стал серьезным.
        — И сколько, по-вашему, пройдет времени, прежде чем кто-нибудь совместит «самого красивого мужчину» из числа нападавших на Бервик со знаменитым лучником Грегором Макгрегором, «самым красивым мужчиной Шотландии»?
        Грегор снова скривился. Черт, как он ненавидит это прозвище!
        — Я не знаю, сир.
        То, что теперь его анонимность среди Хайлендских гвардейцев была поставлена под удар, оказалось худшим фиаско в деревне. Они до сих пор оправлялись от предательства Алекса Сетона, переметнувшегося к врагу. Он предал их всех. Господи, помоги этому вероломному мерзавцу, если он встретится хоть с одним из бывших соратников во время битвы. И, хотя Робби Бойд был уверен, что Алекс раскроет англичанам их личности, пока этого не произошло. Но теперь Грегор точно знал, что это только вопрос времени.
        Анонимность стала для Грегора одной из причин присоединиться к Хайлендской гвардии. Это маска, дарующая свободу. Стрела заработает себе имя мечом или скорее луком, и ничем иным. Не было никаких отвлекающих моментов как на Играх горцев. Никаких доброжелательных родственников вроде дядюшки Малкольма, главы клана, советовавшего Грегору помочь семье, женившись на одной из женщин, мечтавших заполучить его в мужья. Стрела победит англичан, поможет человеку, бывшему для него больше, чем отцом, заполучить свой трон, и по-своему выполнит долг перед кланом. Только делами и умением.
        — И я не знаю,  — произнес король.  — Но думаю, тебе лучше будет какое-то время оставаться в тени.  — Грегор начал возражать, но Брюс прервал его:  — Всего на несколько недель. Все равно скоро Рождество. Я пошлю за тобой, когда мы будем готовы к захвату Перта.  — Король собирался начать осаду замка Перт в начале января. Он ободряюще улыбнулся.  — Господь свидетель, нам всем нужно немного передохнуть. Несколько недель, чтобы расслабиться и прочистить головы. После вас ждет очень трудное задание.
        Слова предназначались всем, но Грегор чувствовал, что Брюс в первую очередь обращается к нему. Король знал, что в последнее время у Стрелы появились проблемы, и решил, что воину необходим перерыв. Грегор подвел его. От стыда сжимались внутренности, но он был в состоянии лишь кивнуть.
        — Кроме того,  — Брюс передал ему сложенный лист пергамента,  — это пришло от твоего брата несколько дней назад.
        Грегор испустил стон благоговейного ужаса, глядя на записку так, словно она заражена чумой. Черт бы все побрал, что она натворила на этот раз?
        Он нерешительно взял письмо, не испытывая никакого желания его читать. Грегор был не слишком образован, но его младший брат Джон предназначался для церкви до того, как двое старших братьев погибли, и умел отлично читать и писать. Стрела понял только часть письма, но этого было достаточно, чтобы увидеть короткое сообщение: «Возвращайся как только сможешь. Чрезвычайное происшествие».
        Записка заставила Грегора выругаться.
        — Проблемы?  — невинно осведомился Брюс.
        — Кажется, мне необходимо отправиться домой.
        — Что-то случилось, Стрела? Только не говори мне, что твои золотые крылья наконец поблекли в обожающих глазах твоей воспитанницы?  — произнес Максорли, как и король, догадавшись, что вызвало ругательство.
        — Она не моя воспитанница, осел!  — Стрела проигнорировал намек на то, как девчонка приняла его за ангела. Спасибо Господу за Хелен Маккей. Пока она не появилась и придумала ему прозвище, Максорли дразнил его ангелом.
        — Тогда кто же она?  — спросил Макруайри.
        Черт, если бы он знал. Мегера? Наказание? Посланное Господом испытание его рассудка? Девчонка вечно влипала в какие-нибудь неприятности. С того момента как Грегор привез ее домой, она была причиной всех несчастий.
        Как в тот раз, когда она, переодевшись мальчишкой, отправилась на местный турнир лучников и обошла всех местных парней, практически вызвав бунт. Черт подери, а ведь в этом Стрела сам виноват. Но он никак не думал, что малышка воспримет его уроки с таким энтузиазмом! Джон, который обучал ее, говорил, что девочка лучше некоторых мужчин. Братец, конечно, преувеличивал, ведь она только девчонка — и не слишком крупная к тому же.
        Но его первое впечатление о ней много лет назад оказалось верным. Девчонка была с характером. Настоящий боец. Еще она была упряма, горда, своевольна, самоуверенна и любила распоряжаться. Она собрала в себе все качества мужчины, а не юной девушки.
        Но на нее было сложно злиться. Она была вовсе не красавицей, но в своем роде очень симпатичной. Пока не начинала улыбаться. Когда она улыбалась, то становилась дьявольски привлекательной.
        А еще она обожала Грегора. От чего он чувствовал себя чертовски неудобно. Особенно в последнее время, когда она подросла. Она стала… отвлекать. И именно от этого Стреле надо было избавляться.
        — Ну и когда мы встретимся с этой малышкой?  — спросил Брюс.
        «Теперь не такой уж и малышкой»,  — тяжко вспомнил Грегор. В последний раз когда он был дома — в прошлом году, тогда умерла его мать — этот факт дошел до него весьма постыдным способом: Кейт разрыдалась и каким-то образом очутилась у него на руках. И у него на коленях.
        — Как ее зовут? Катерина?
        Грегор кивнул, удивленный, что король помнит ее имя. Шесть лет назад, когда они вернулись в лагерь, оставив девочку с его матерью, Брюс был в ужасе от того, что произошло с жителями деревни. Он, как и все они, был глубоко тронут трагедией малышки и принял в ней личное участие.
        — Да, Катерина Киркпатрик.  — Хотя мать звала ее Кейт.
        — И сколько ей теперь?  — спросил Брюс.
        Грегор пожал плечами.
        — Семнадцать или восемнадцать.
        — Черт, Стрела,  — сказал Макруайри.  — Если ты так хочешь от нее избавиться, почему бы тебе не подыскать ей мужа?
        Если бы этот тип не был таким злобным ублюдком, Грегор бы его обнял. Ну разумеется! Замужество! И почему это раньше не пришло ему в голову?
        Есть только одна проблема: где найти такого болвана, который согласится ее взять?
        Глава 2
        Динлион, Роро, Пертшир, Шотландское нагорье
        На этот раз, когда Грегор вернется домой, Кейт будет готова. Она больше не собирается быть терпеливой.
        Как делала каждый день всю неделю, с тех пор как Джон отправил письмо, она нарядилась особенно старательно. Учитывая, что обычно она вообще не старалась, это было исключительной мерой. По-мальчишески короткие, чуть ниже плеч, темные волосы, обычно завязанные сзади кожаным ремешком или тем, что окажется под рукой, были расчесаны бессчетное количество раз, пока не стали блестящими, словно красное дерево, и свободно ниспадали по плечам.
        Простая золотая диадема, подаренная Кейт леди Марион, прежде чем та слегла с лихорадкой, была водружена на голову и удерживала прозрачную розовую вуаль, которая покрывала — но не прятала — темные локоны. Волосы были одной из ее лучших черт, а ей пригодится любое преимущество.
        Кейт не нужно щипать свои щеки, как это делали некоторые девушки, ее были достаточно румяными, так как она проводила много времени на свежем воздухе. Губы тоже не нуждались ни в какой краске, они от природы были яркого, темно-красного цвета.
        Она наморщилась. К сожалению, с веснушками ничего нельзя было поделать. Кейт говорила себе, что они добавляют характера, но ей так никогда и не удалось убедить в этом свою мать или леди Марион.
        Девушка отступила от зеркала, извлеченного со дна одного из сундуков леди Марион, приподняла темно-розовые бархатные юбки своего платья и нервно прикусила губу, не зная, как оценить свои попытки. Она была неуверенна насчет цвета — ей никогда не нравился розовый, но леди Марион настаивала, что ей этот цвет к лицу. И действительно, кажется, он выгодно подчеркивает ее черты. На покупке этого платья леди Марион настояла два года назад, на восемнадцатый день ангела Кейт.
        — Ты теперь леди, милая,  — сказала пожилая женщина с любящей улыбкой.  — Тебе нужно по крайней мере несколько приличных платьев.
        Для леди Марион это было так важно, что Кейт не смогла возразить, но надеть их все не представлялось возможности. Откровенно говоря, в таких роскошных вещах она чувствовала себя довольно глупо. Словно она претворялась тем, кем на самом деле не является.
        Отец однажды подарил Кейт красивое платье. В нем она чувствовала себя принцессой. Но когда он ушел, она засунула его под кровать и больше никогда не доставала.
        Ее сердце сжалось от тоски, которую она не желала признавать. Она не леди, кем бы там ни был ее отец.
        Ее внимание вернулось к незнакомой женщине в зеркале.
        — Мужчины хотят, чтобы женщина вела себя как женщина, милая.  — Голос ее матери переплетался в памяти с голосом леди Марион — в какой-то степени они были для нее одним целым. Обе нежные, милые леди. Кейт на них ни капельки не похожа.
        Она самоуверенно выпятила подбородок. Она будет мягкой и женственной, как бы трудно для нее это ни оказалось. Но всемилостивый боже, почему быть леди так чертовски неудобно?
        Кейт потянула ткань вокруг корсажа, стараясь поднять его выше. Два года прибавили непривычных выпуклостей к определенным частям ее тела, и платье стало туговато в лифе. Но поскольку таков был фасон, Кейт надеялась, что никто не заметит.
        Ей пришлось отказаться от штанов под юбками, когда леди Марион чуть в обморок не упала, увидев их впервые. Однако Кейт по-прежнему отказывалась носить обувь летом — надевала ее только зимой. К тому же простой наряд деревенского парня был самым удобным для тренировок.
        Кейт только закончила свой критический осмотр, когда дверь позади нее распахнулась. Решив, что это Этти, которая собиралась помочь ей с волосами и вуалью, но потом оказалась занята успокоениями плачущей (вообще-то визжащей), Кейт даже не повернулась. И только когда тишина стала слишком явной, она оглянулась и увидела, что это вовсе не горничная, а Джон. Он таращился на нее, разинув рот, со слегка ошеломленным выражением на лице.
        Кейт нахмурилась. И что с ним такое?
        Она неожиданно побледнела, сердце учащенно забилось, скорее даже бросилось вскачь.
        — Он уже здесь?
        Джон, казалось, ее не слышал.
        — Ты очень… ты очень красивая.
        Несмотря на нелестную степень удивления в его голосе, на щеках Кейт разлился румянец, и она улыбнулась с неприкрытым удовольствием. Кейт не притязала на звание настоящей красавицы, но восхищение в глазах Джона было неподдельным. И это предало ей уверенности, столь необходимой, хотя она этого и не осознавала до настоящего момента.
        Кейт никогда не сомневалась в своей привлекательности — она нравилась мужчинам. Сказать по правде, среди ее друзей было больше мужчин, чем женщин. Но они относились к ней как к любимой младшей сестренке, а она совсем не хотела, чтобы Грегор думал о ней так.
        Она решительно настроилась добиться того, чтобы в этот раз он увидел в ней желанную женщину. Разумеется, Кейт и в прошлом году говорила себе то же самое, но на этот раз она была уверена, что все будет по-другому. Теперь она должна отказаться от своих привычек и станет вести себя — и выглядеть — как леди.
        С первого взгляда Грегор Макгрегор завладел частью ее сердца. Когда он забрал ее к себе домой, он обрел над ним еще большую власть. Все прошедшие годы всякий раз когда он возвращался домой — что случалось крайне редко,  — он забирал все больше и больше, пока наконец не овладел им целиком. Ее любовь превратилась из чувства юной девушки в чувство женщины, и она держалась за эту страсть словно за спасательный трос. За нее и желание найти убийц ее матери. Но спустя пять лет Грегор так и не смог узнать что-нибудь о том английском капитане.
        Менее решительная особа, может быть, и сдалась бы перед лицом, очевидно, безразличия Грегора. Ну не совсем безразличия, скорее отсутствия понимания. Он по-прежнему относился к Кейт как к ребенку, которого спас, или к девчонке, проблемы которой нужно постоянно решать (которые, честное слово, не всегда были ее виной), а не к сильной женщине, в которую она превратилась. Женщине, которая подходила ему идеально.
        Именно это придавало Кейт уверенности, когда она падала духом. А с Грегором Макгрегором пасть духом было очень легко. Она знала, что он не идеален, но иногда определенно таким казался. Не в первый раз она пожелала, чтобы он не был таким привлекательным. Или таким обаятельным. Или таким умелым во всем, за что бы ни брался. Это делало его совершенно недосягаемым. Неуловимым. Иногда ей казалось, что легче поймать ртуть.
        Дело было не столько в самонадеянности или в превосходстве. Скорее в отчужденности. Он смеялся, флиртовал и шутил со всеми (кроме Кейт), но всегда сохранял дистанцию между собой и другими людьми. Ему была свойственна какая-то настороженность.
        Для человека неосведомленного ее затея могла показаться неосуществимой — самый красивый мужчина в Шотландии и немного симпатичная двадцатилетняя незаконнорожденная девица, которая лучше обращается с мечом, чем с иглой?  — но Кейт знала, что между ними есть связь, не поддающаяся логике и объяснениям. Очень глубокая связь.
        Может, она и не редкостная красавица, но у нее много других достоинств. Она верная, надежная и будет до последнего защищать тех, кого любит. Она всем нравится, кроме Шинейд и ее подружек, но те ни с кем не ладят.
        Если бы только Кейт могла умерить свой нрав! И свой взрывной характер. Если ты могла вести себя как полагается леди… Но над этим она работает.
        Заявление, что они с Грегором предназначены друг для друга, могло показаться довольно смелым для того, кто видел его всего несколько раз за пять лет, но Кейт верила. Она понимала его как никто другой. Больше, чем его мать, особенно его мать. Господь свидетель, леди Марион любила сына, но совсем не понимала, что им движет.
        — Он такой красивый,  — говорила она.  — Он может получить все, что угодно. Зачем ему подвергать себя опасности ради человека, который, вероятно, никогда не станет королем, когда он может жениться на королевском приданом?
        Но Грегор был человеком дела. Он хотел заслужить себе имя. Поэтому он так сражался. В конце концов, именно его увлеченность и преданность восхищали Кейт. Не было в мире человека, в которого она верила бы больше.
        Она очень многое узнала о нем от его семьи, включая Джона, который все еще не отрывал от нее глаз.
        Кейт рассмеялась и, повинуясь какому-то неизвестному ей прежде примитивному женскому инстинкту, покружилась. Покружилась!
        — Ты так думаешь?
        По его лицу расплылась широкая улыбка. Джон давно стал для нее братом, и она порой забывала, насколько он красив. Не так необычайно как Грегор — кто бы мог?  — но его сильные мужественные черты выглядели очень миловидно. Особенно сейчас, когда он улыбался (а не хмурился) ей.
        — Ага, никогда не видел тебя такой нарядной.  — Джон неожиданно прищурился.  — Что происходит, малышка?
        Кейт отвернулась, притворяясь, что поправляет платье, чтобы он не увидел ее замешательства.
        — Ничего. Грегор приехал? Ты поэтому пришел за мной?
        Он слишком долго молчал, прежде чем ответить, словно догадался о причине преображения Кейт. Она придала лицу невинное выражение и выжидающе посмотрела на него. Внезапно Джон выругался, вспомнив, зачем пришел.
        — Черт, все дело в мальчишке. Ты его видела? Я три часа назад послал его в деревню с парой монет купить специй для вина. Если он снова их проиграл…
        Кейт напряглась.
        — Пип ничего не проигрывал. Их украл у него этот жуткий Дугал Макнаб.
        — Это он так говорит. Но Йен видел его в тот день в пивной играющим в лотерею.
        — Я дала Пипу те деньги за его долю рыбы, которую мы поймали в тот день, и он мог тратить их как угодно. А Йену не следует лезть не в свое дело. Может, мне стоит рассказать его жене, что он был в пивной в день уплаты ренты?  — У их старого слуги была страсть к Энни и ее элю. Его жена была от этого не в восторге. Кейт одарила Джона всезнающим взглядом.  — Кроме того, тебе не следует делать скоропалительных выводов. Например, я могу подумать, что ты послал Пипа за специями, потому что снова выпил лучшее вино Грегора и пытаешься это скрыть.
        Глаза Джона превратились в щелки.
        — Кейт…
        Угроза не достигла цели. Он не мог напугать ее, даже если бы попытался.
        — Ты же знаешь, что это не сработает. Он заметит разницу.
        Грегору нравилось все лучшее: еда, напитки, лошади, женщины. Последнее изменится, когда он найдет подходящую, то есть Кейт.
        А что, если она просто дура? Разве не нелепо думать, что он тоже ее полюбит?
        Джон пробормотал ругательство и провел пальцами по темно-русым волосам.
        — Черт, да я знаю. Но Грегору не следовало оставлять это вино здесь надолго, если не хочет, чтобы его кто-нибудь выпил.
        Кейт пыталась не засмеяться.
        — Дай мне знать, как сработает это оправдание.
        Джон потряс головой.
        — Узнаешь.  — Он сморщился и неосознанно потер плечо, словно уже чувствовал трепку, ожидающую его на тренировочном поле.  — Надеюсь, он не выучил никаких новых приемов. В прошлый раз я неделю ходил в синяках.
        Кейт засмеялась, подошла к Джону, встала на цыпочки и ласково клюнула его в щеку.
        — Бедный Джон.
        Когда она отодвинулась, он выглядел как-то странно. Она надеялась, что он не подхватил лихорадку. Мадди болела уже неделю.
        — Не волнуйся за деньги,  — сказала она.  — Я проверю, куда подевался Пип. Он, наверно, уже на полпути домой с твоими специями.

        Несмотря на разговор с Джоном, Кейт вовсе не была так уверена в местонахождении Пипа. Обыскав замок и несколько деревянных строений внутри стены, она поспешила по тропинке через лес в сторону деревни. Если она отправится в пивную, убеждала себя Кейт, это не значит, что она ему не доверяет. Пип — Филипп — был трудным пятнадцатилетним подростком, которого бросила мать. Он нуждался в родном, близком человеке. И Кейт верила ему. Правда. Она просто тщательно проверяет все возможные места.
        Как оказалось, доверие Кейт было оправданным, хотя она предпочла бы обнаружить Пипа в трактире.
        Старая деревянная стена и каменные укрепления Динлиона, построенные дедом Грегора на холме на месте старого форта, едва скрылись из виду, когда она услышала взрыв смеха, за которым последовали возбужденные крики и вопли играющих детей, доносившиеся со стороны реки Лион.
        Она улыбнулась и продолжила путь. Но какое-то предчувствие заставило ее остановиться и снова прислушаться. Она попыталась разобраться в какофонии доносящихся звуков. По спине побежали мурашки, и Кейт побежала. Это был не смех, а насмешки. Это были не радостные крики играющих детей, а подначивающие вопли толпы.
        Ее сердце бешено колотилось, и через густую листву деревьев она выбежала на яркий свет болотистого берега реки. Ее сердце упало, когда она увидела круг мальчишек — хотя двое или трое из них уже были ростом со взрослых мужчин,  — собравшийся вокруг чего-то.
        Пожалуйста, только не…
        — Врежь ему, Дугал!
        Твердого удара кулаком в живот, сопровождаемого резким вздохом и стоном, было вполне достаточно, чтобы подтвердить ее подозрения еще до того, как Кейт заметила клок измазанных в грязи черных волос и слишком большой окровавленный нос.
        Она закипела от ярости.
        — Отвалите от него!  — закричала Кейт, побежав на не таких уж и маленьких злодеев.
        Звук ее голоса заставил кольцо зрителей разомкнуться, словно Красное море перед Моисеем. Будущие разбойники таращились на нее, как на безумную. Что, учитывая, насколько она разозлилась, было не так уж далеко от истины.
        «Думай.  — В памяти всплыли наставления Джона.  — Следуй за головой, а не сердцем».
        Она оглядела их лица. Большинство из них были ей знакомы и не вызвали удивления, кроме одного. Уилли Макни встретился с ней взглядом и быстро отвернулся, его лицо было красным как помидор. Уилли был младшим братом одного из ее друзей и очень славным мальчиком. От него она ожидала большего, и ему это было известно.
        Но скоро внимание Кейт сосредоточилось на двух мальчишках в центре представления. Один был большим, плотным и злым, второй — очень маленьким, тощим и не знал, когда отступить. Убедившись, что помимо разбитого носа с Пипом все в порядке (это было последнее, в чем нуждалась и так слишком крупная черта его лица), она повернулась к Дугалу.
        — Что все это значит, Дугал? Как ты посмел его ударить?
        Мальчишка явно не привык, чтобы его допрашивала женщина. Вспомнив синяки, виденные на лице его матери, она не удивилась. Отец был таким же мерзавцем, как и сын.
        Но когда Дугал осмотрел ее сверху вниз, Кейт поняла, что его удивило не столько ее внезапное появление, сколько ее наряд. Она забыла о красивом платье и поняла, что никто никогда не видел ее раньше одетой, как леди, как дочь вельможи. Только вот Кейт не была дочерью вельможи, и все об этом знали.
        Они считали ее сиротой, которую спас и приютил отсутствующий лэрд Макгрегор. Не крестьянка, но и не леди. Что-то среднее. Не рассказав Грегору об отце, она убедилась, что пятно незаконнорожденности не будет преследовать ее в Роро.
        Вспомнив о ее статусе, Дугал фыркнул и выпятил грудь, как чванливый павлин.
        — Это вас не касается госпожа. Это мужское дело.
        Кейт подняла бровь, заставив семнадцатилетнего мальчишку покраснеть.
        Она подошла к нему. Хотя Кейт была вдвое его легче и на целую голову ниже, рассерженное выражение ее лица, должно быть, его потрясло: он инстинктивно отступил.
        — Пип — это мое дело,  — твердо сказала она.  — Он член моей семьи.
        — Он никчемный, безродный ублюдок и вор!
        Ярость проникла в каждую частичку ее тела. Пип тоже испустил рев и бросился на мальчишку с кулаками.
        — Я не вор! Это ты забрал мои деньги, а я только пытался получить их назад.
        Преимущество внезапности нападения Пипа долго не продлилось. Он успел нанести только пару ударов, прежде чем Дугал ответил апер-кроссом в челюсть. Кровь хлынула изо рта, и Пип отлетел назад, как мешок костей.
        Кейт не думала — она действовала. Кулак Дугала только опустился, как она схватила его руку и заломила ему за спину.
        «Рычаг, положение и точное место удара,  — напоминала она себе, а не физическая сила». И все же Кейт была напряжена до предела — ведь это не тренировка.
        Но прием сработал. Она поверить не могла, что все действительно сработало! У нее получилось!
        Дугал испустил болезненный вопль и уставился на Кейт так, словно у нее вдруг выросла вторая голова. Уперевшись в него ногой, она заламывала его руку, пока у него на глазах не выступили слезы, а по красному лицу не заструился пот. Его колени согнулись, чтобы компенсировать боль, так что, когда она склонилась к нему, их носы разделял всего лишь дюйм.
        — Ты просто хулиган, Дугал Макнаб. Ничтожный мальчишка, который задирает тех, кто меньше и слабее тебя. Но размер еще не означает силу.  — Она потянула его руку еще сильнее, пока тот не завопил.  — Надеюсь, ты усвоил урок, потому что, если ты снова тронешь еще хоть волос на голове Пипа, я найду тебя и позабочусь о том, чтобы очередной мой трюк ты усвоил лучше.
        Неожиданно Кейт осознала присутствие остальных мальчишек. Выйдя из состояния шока, они начали бормотать и неуверенно топтаться на месте, словно понимали, что должны что-то предпринять. Ее так поглотил неожиданный успех, что она забыла про остальных. Но Кейт прекрасно осознавала, что использование выученных приемов на одном человеке значительно отличается от использования на дюжине.
        — Прошу вас,  — умолял Дугал, ломающийся голос напомнил ей о его возрасте.  — Вы сломаете мне руку.
        — Ты запомнил?
        Он яростно закивал.
        — Хорошо.  — Она отпустила его и отступила на несколько шагов. Дугал тер плечо и смотрел на Кейт со смесью недоверия, стыда, злобы и ненависти.  — Мерзкое поведение не делает тебя мужчиной, Дугал. А страх — это не уважение. Надеюсь, ты это запомнишь.
        Решив, что будет разумно убраться оттуда как можно скорее, она повернулась, чтобы помочь Пипу. В следующее мгновение Кейт оказалась на земле, лицом в грязи. Ее не в первый раз сшибали с ног ударом в спину, но это единственный раз, когда ей захотелось рыдать. Грязный, намокший край ее розовой вуали напомнил ей, как она одета. Ее платье было погублено.
        Платье, купленное для нее леди Марион.
        Платье, которым она хотела удивить Грегора.
        Платье, в котором она чувствовала себя… красивой!
        Кейт услышала яростный вопль Пипа, выкрикивавшего поток витиеватых угроз, которые почти заставили ее улыбнуться.
        Нарочито медленно поднимаясь на колени, она выжидала, ее пульс скакал, как бешенный. «Совсем как на тренировке…»
        Рядом появилась нога Дугала.
        — Глупая дрянь! Я покажу тебе, кто здесь настоящий мужчина.
        Его слова выпустили на волю странную смесь гнева и боли, его угроза была жестоким напоминанием о том, что случилось с ее матерью. Кейт хотелось кинуться на него, Кейт хотелось закричать, хотелось наказать любого мужчину, которому пришло в голову изнасиловать женщину.
        Но Джон предупреждал ее, что ее слабость заключается не в конечностях, а в горячем нраве. Так что вместо этого она терпеливо ждала того, на что очень рассчитывала.
        И Дуглас ее разочаровал. Он поднял ногу, чтобы лягнуть ее под ребра, и она поймала ее, воспользовавшись моментом, чтобы с тяжелым ударом опрокинуть его на спину. Через секунду ее колено оказалось на его груди, и лезвие ее кинжала прижалось к его горлу.
        — Ты мерзавец и трус, Дугал Макнаб.
        Он смотрел на нее, вытаращив глаза.
        — Что ты за девчонка такая?
        — Та, которая держит нож у твоего горла, так что если не хочешь, чтобы это продолжилось, я предлагаю тебе забрать своих дружков и отправиться восвояси.
        На этот раз, когда Кейт его отпустила, она не спускала с него глаз. Дугал присоединился к своим друзьям, они перешептывались и время от времени бросали злобные взгляды на Кейт.
        Она по-прежнему держала кинжал наготове, но они медлили с уходом, и Кейт почувствовала, как на лбу выступил пот. Обеспокоенный взгляд Уилли заставил ее сердце забиться чаще. Они что-то замышляли, и их было слишком много. Шестеро, не считая Уилли. Если они решат напасть всей бандой…
        Кейт сглотнула, во рту неожиданно пересохло. Ее преимуществами были внезапность и скорость. Первое она потеряла, что могло серьезно повлиять на второе, даже с одним противником. А с шестью…
        Решив, что, возможно, это ей следует отступить, она поманила Пипа к себе.
        Однако прежде, чем он успел подойти к ней, звук приближающейся лошади сделал то, чего не сделали ее угрозы: заставили Дугала и остальных мальчишек поспешить в сторону деревни.
        Кейт наконец облегченно выдохнула. Она повернулась в сторону их невольного спасителя как раз в тот момент, когда всадник остановил лошадь на краю берега.
        Она застыла. От ужаса кровь медленно отлила от лица.
        «Нет… Пожалуйста, нет. Только не так». Он не может увидеть ее в таком состоянии! Она хотела произвести на него впечатление!
        Ее шея распухла, испачканные в грязи глаза заволокло пеленой горячих слез, когда Кейт разглядела знакомого белого коня и затянутого в кожу огромного воина, уставившегося на нее сверху вниз.
        Она заморгала, почувствовав желание прикрыть глаза ладонью, словно смотрела на солнце. Ему не нужно было носить кольчугу, чтобы сиять, он сам излучал ослепительное сияние. Но на этот раз ей совсем не хотелось восхищаться.
        Это нечестно! И почему он всегда выглядит таким безупречным? Таким блестящим и изысканным? Всегда безукоризненным, словно грязь не смела к нему приставать.
        А она… Кейт вся ободрана и перепачкана в грязи. Больше всего на свете ей хотелось провалиться в болотистую землю и исчезнуть.
        Он стащил шлем и потряс головой. Волосы легли вокруг лица идеальными волнами. Ее сердце сжалось от несправедливости. Ее волосы после драки выглядели так, словно их приклеили к голове.
        — Что, ради всего святого, ты натворила на этот раз, Катерина?  — Его рот скривился.  — И хочу ли я это знать?
        Катерина. Он был единственным, кто так ее называл, и это даже не ее настоящее имя. Кэтрин. Ей не стоило врать о своем имени — или по случайности о своем возрасте (она поняла, что они считали ее моложе)  — но ей было пятнадцать, она пережила травму. Была напугана и отчаянно хотела, чтобы они забрали ее с собой. Кейт знала, что, скажи она правду, они никогда бы этого не сделали. Воспользовавшись именем своего погибшего отчима Киркпатрик, Кейт не оставила ни единого шанса заподозрить в ней незаконнорожденную дочь Хелен из Лохмабена. И именно этого она хотела. Больше никаких жалостливых взглядов. Никаких придирок. Никаких тайных молитв, что отец вернется за ней. Она получила шанс оставить ту жизнь позади и им воспользовалась.
        Приступ раскаяния тем не менее мгновенно прошел, когда Кейт увидела, как скривился его рот. Как он может сейчас смеяться над ней? «Потому что он думает, что ты ребенок». Ребенок, которого надо спасать из колодца. А вовсе не взрослая женщина.
        Его веселье стало последней пощечиной. Кейт обожала его, но временами он раздражал ее до безумия. Она сразу забыла, что едва не бросилась в слезы, и ей с трудом удалось подавить желание воспользоваться измазанными руками и столкнуть его с безупречной белой лошади прямо в грязь. Обычно она восхищалась его хладнокровием и невозмутимостью, но в этот раз с превеликим удовольствием посмотрела бы, как он выходит из себя.
        Пип, очевидно, тоже был обижен отношением пришельца. Он выставил свое тощее тело вперед.
        — Она спасла меня, вот что она сделала. Один из этих ребят забрал мои деньги, и, когда я попытался их отнять, он и его дружки напали на меня. Но Кейт чуть не сломала ему руку. А когда он толкнул ее, она пригрозила ему ножом.
        — Она сделала что?  — недоверчиво переспросил Грегор.
        Кейт пыталась остановить Пипа, но, очевидно, приняв гнев Грегора за восхищение, он с готовностью продолжил рассказ.
        — Ага, она швырнула его на спину, словно дохлого цыпленка, и приставила кинжал прямо к его глотке.  — Мальчишка, чей нос распух до размеров репы, поглядел на нее с нескрываемым обожанием и снова повернулся к Грегору:  — Вы бы только ее видели.
        Грегор посмотрел на Кейт так, словно не знал, следует ее выпороть или просто притвориться, что всего этого не слышал.
        Она поморщилась. Грегор явно не был впечатлен ее навыками. Кейт подозревала, что за содеянным последует расплата — и не только со стороны отца Дугала.
        Грегор строго на нее посмотрел и обратился к Пипу:
        — А кто ты такой?
        Пип покраснел. Увидев смущение мальчика, Кейт задрала подбородок и устремила взгляд на Грегора.
        — Он твой сын.
        Глава 3
        Если подумать, то Грегору вовсе не следовало смеяться, но, черт подери, Кейт выглядела так очаровательно и свирепо с перемазанным грязью лицом и одеждой — вообще-то в необычно нарядном для нее платье. Увидеть ее в чем-то столь девичьем было небольшим облегчением.
        Но он не хотел ранить ее чувства и извинился бы, если бы его не охватило чувство, которое можно было назвать только нездоровой паникой, когда он услышал, что она натворила (черт, она ведь могла пострадать!), а затем его моментально оглушило ее заявление.
        — Мой ч-что?  — выдохнул Грегор.
        — Твой сын,  — спокойно ответила Кейт.
        От повторения слова не потеряли ни капли воздействия. Если Грегор когда-нибудь и был потрясен сильнее, то он этого не помнил. С таким же успехом она могла объявить себя чертовой королевой Англии. У нее было столько же шансов заполучить этот титул, сколько у него произвести на свет этого щенка.
        Даже если не брать во внимание факт, что мальчишка был совершенно — совершенно!  — на него не похож, ему никак не могло быть меньше пятнадцати или шестнадцати лет. Грегору был тридцать один, и единственная женщина, с которой у него были отношения, прежде чем ему исполнилось двадцать, точно не являлась матерью мальчишки. Это он знал наверняка, поскольку она вышла замуж за его старшего брата, спустя несколько месяцев после того как их отношения сослужили ей службу.
        Грегор стиснул зубы и сурово оглядел окровавленного, измазанного в грязи юнца.
        — Не знаю, какую фантастическую историю он тебе наплел, но этот мальчишка совершенно точно не мой сын.
        Щенок бросил на него такой взгляд, словно больше всего на свете желал воткнуть лезвие Грегору между ребер. Кейт, однако, вела себя так, словно мелкий мерзавец только что получил смертельный удар, и поспешила на его защиту, обвив руками его плечи.
        — Ну конечно, он твой сын. Так же как Эдди и Мадди.
        — А это еще, черт подери, кто?  — взорвался Грегор. Он бросил все попытки не ругаться в присутствии Кейт много лет назад. Даже у Господа не хватило бы терпения и сдержанности для Кейт.
        — А Джон тебе не сообщил? Поздравляю, у тебя теперь двое сыновей и дочь!
        Это и есть «чрезвычайное происшествие»? Девчонка не просто вздорная, она еще и чокнутая — особенно учитывая, что у него не может быть сына, названного в честь английского короля.
        Именно так Грегор ей и заявил, и ее покрытое грязью лицо стало пунцовым. Она повернулась к мальчишке:
        — Пип, иди домой. Нам с твоим отцом надо кое о чем поговорить.
        Этот Пип мог потягаться в умении бросать ядовитые взгляды с самим Змеем. Парень, казалось, собирался заспорить, когда Катерина добавила:
        — Пожалуйста.
        Он кивнул и ушел, не преминув бросить еще несколько хмурых взглядов в сторону Грегора.
        Черт, этот тип что думает, он может обидеть Кейт? Если Грегор не придушил ее за эти пять лет, то и сейчас, совершенно точно, не собирается. Если ему повезет, то через несколько недель он сможет избавиться от нее навсегда. Хотя в свете сегодняшних событий план выдать ее замуж казался более сложным, чем он себе представлял. Грегор потряс головой. Барахтается в грязи, как…
        Он не знал, как кто, но подобное занятие уж точно не пристало юной девице на выданье.
        Как только мальчишка скрылся из виду, Кейт обернулась к нему и уперла руки в бока.
        — Как ты мог сказать такое в его присутствии? Ты его обидел!
        Грегор соскочил с лошади, приготовившись к неминуемой схватке.
        — Обидел его? Это мое честное имя вываляли в грязи!  — В ответ она только сверкнула глазами.  — Этот маленький жулик обманул тебя и воспользовался твоей добротой. Сколько ему лет?
        — Пятнадцать.
        Грегор улыбнулся — именно так он и предполагал.
        — Он не может быть моим сыном.
        — Почему ты так уверен?
        — Я умею считать.
        Кейт явно не поняла его, а он был не в настроении объяснять. Возраст, в котором он впервые вступил в интимную связь с женщиной,  — неподходящая тема для разговора с юной леди. Но это не было единственной причиной.
        Кейт приблизилась к нему на несколько футов, что — как оказалось — было, черт подери, слишком близко.
        Грегор снова это почувствовал. Жар. Странное покалывание кожи. Проклятую осведомленность. Проклятую неуместную осведомленность.
        Ее макушка едва доходила ему до середины груди, но он по-прежнему помнил, каково чувствовать ее под своим подбородком. Какие теплые и шелковистые у нее волосы. Как она пахнет полевыми цветами. Какой крепкой, но определенно женственной она была в его руках.
        Да что, черт побери, с ним такое? Это же Катерина! Девчонка, за которую он несет ответственность пусть и помимо воли, девчонка, которую надо защищать от мужчин вроде него. Проклятье, ему следует немедленно взять себя в руки!
        Проведя пальцами по волосам, Грегор издал отчаянный стон. Быстро вернувшись к теме разговора, он спросил:
        — Как он вообще здесь оказался?
        — Мать оставила его у ворот. Она велела ему разыскать тебя и сказать, что он твой сын, и настало время тебе позаботиться о мальчике, потому что она больше не справляется.
        Он бы, может, слегка и посочувствовал парню, которого так жестоко бросила давшая ему жизнь женщина, если бы не был уверен, что это все вранье от первого до последнего слова. Мальчишка с матерью, должно быть, сговорились. Одному богу известно, чего они надеялись достичь этим обманом.
        — И как звали эту женщину?
        Кейт пожала плечами, словно этот вопрос ее вовсе не волновал.
        — Тебе придется спросить своего сына.
        Грегор пытался держать себя в руках, действительно пытался. Но Катерина — Кейт — обладала способностью выводить его из себя. Она была так чертовски упряма и позволяла себе слишком много вольностей. Он все же ее опекун, ради всего святого! Она должна его слушаться. Уважать его мнение.
        — Он мне не сын,  — возразил Грегор, подчеркнув каждое слово.
        — Это ты так говоришь.
        В ответ на ее улыбку он стиснул челюсти.
        — А другие двое детей? Позволь угадать, их тоже бросили, вскоре после того как стало известно о появлении Пипа?
        Кейт вспыхнула и отбросила грязные волосы величественно, как королева.
        — Это вовсе не повод для сарказма.
        — Не повод? Боже, а такое совпадение во времени не показалось тебе подозрительным? Я внезапно за пару месяцев обзавелся сразу тремя потомками, хотя раньше не имел ни одного. Тебе повезло, что на пороге больше никто не появился.
        Она вытаращила глаза и заморгала.
        — Ты хочешь сказать, у тебя есть еще внебрачные дети?
        Грегор стиснул кулаки, молясь о терпении. И хотя вопрос был задан достаточно невинно, иногда ему казалось, что Кейт нарочно притворяется дурочкой, чтобы вывести его из себя. И к сожалению, у нее это получалось. Находясь рядом с Кейт, Грегори чувствовал себя старым ослом.
        — У меня нет никаких детей. Избавься от них Катерина.
        Она сощурилась.
        — И не подумаю, ты несешь ответственность…
        Грегор не дал ей закончить:
        — Я несу за них не больше ответственности, чем за любого ребенка на любой улице любой деревни в Шотландии!
        Кейт вздохнула и посмотрела на него таким жалобным взглядом, какого он уже давно не видел на ее лице. От этого взгляда ему казалось, что доспехи стали ему тесны.
        — Ты хочешь сказать, такого как я?
        Он беспомощно выругался, поняв, что его слова причинили ей боль. Ну разумеется, Кейт сочувствует этим найденышам. Она знает, каково это — остаться одной на всем белом свете.
        — Вот черт, я вовсе не это имел в виду. Ты другое дело.
        — Почему?
        — Потому что мы были в ответе за то, что случилось с тобой.
        — Ты не был в ответе. Тебя там даже не было, когда людям понадобилось укрытие. Если кто и несет ответственность, то это твой король Роберт Брюс, который велел этим людям искать помощи в нашей деревне. Так почему же ты предложил мне помощь?
        Грегор знал, чего она добивается, но решил, что ее попытки не сработают. Он не тот, за кого она его принимает. Кейт считала его каким-то благородным рыцарем. Человеком, на которого можно положиться. А это точно к нему не относилось. Грегор держался от нее на расстоянии все эти годы, потому что не хотел ее разочаровывать — даже несмотря на уверенность в том, что однажды это обязательно произойдет.
        — Потому что это было логично, и это было простейшим решением. Я знал, что мать полюбит тебя, и надеялся, что ты будешь здесь счастлива.
        — Я и была счастлива, и они тоже будут…
        Грегор остановил ее, подозревая, к чему она ведет.
        — Ничего не выйдет, Катерина. Они здесь не останутся. Если ты не найдешь для них дом, это сделаю я. Господь свидетель, из-за этой войны на свете полно матерей, неспособных позаботиться о своих малышах, но это не значит, что я позволю, чтобы Динлион превратился в приют для найденышей или признаю чужих детей.
        После неожиданно проснувшийся нежности к Кейт Грегор был почти рад увидеть, что на ее перемазанном грязью лице снова появилось раздражение. Она сощурилась.
        — Как ты можешь быть уверен, что они не твои? Насколько мне известно, ты не испытываешь недостатка в постельных партнерах. Разве твое семя неспособно произвести плод?
        Грегор лишился дара речи. Как этой девчонке удалось сделать то, на что больше никто способен не был,  — совершенно выбить его из колеи? Он не знал, что хуже: что она слышала сплетни о том, со сколькими женщинами он побывал в постели (или вернее, сколько женщин побывало в его постели), или что она усомнилась в его семени. Обо всем этом вести беседы неуместно для юной девушки, а уж тем более для его… Кем бы она ему, черт подери, не приходилась!
        — Я абсолютно уверен в своей способности произвести на свет ребенка, черт возьми! Если я этого захочу.
        Кейт сморщилась, отчего засохшая грязь пошла трещинами и образовала тонкие усики, которые делали ее лицо похожим на мордочку промокшего котенка. Но любые нежные чувства мгновенно испарились, когда она вновь заговорила:
        — Я не понимаю, откуда тебе это знать, если ты не пытался. И, учитывая всех этих женщин, можно с уверенностью…
        Грегор сделал шаг вперед, чувствуя, что теряет терпение.
        — Катерина…
        Она мудро отступила.
        — То есть ты утверждаешь, что никак не мог допустить ошибку?
        — Я не допускаю ошибок.
        Кейт окинула Стрелу понимающим взглядом, который ему совершенно не понравился.
        — Все совершают ошибки.
        — Не я. И не такие.  — Он всегда был осторожен. Очень осторожен. Хотя, конечно, всегда есть маленькая, крошечная вероятность…
        Черт, у нее снова получилось вывернуть его наизнанку. Поставить все с ног на голову. Запутать его. Заговорить ему зубы, черт подери!
        Как любой прирожденный воин, Кейт почувствовала его слабость и пошла в атаку:
        — Просто посмотри на них, Грегор, и ты поймешь…
        Грегор поднял руку, убеждая себя, что это вовсе не белый флаг. Вот тебе и «Bas roimh Geill».  — «Смерть прежде капитуляции», девиз Хайлендской гвардии — и его тоже.
        — Я уже видел одного из них и точно знаю, что он не мой. С остальными двумя будет то же самое. Я взгляну на них, но это не изменит моего решения.
        — Ох Грегор, спасибо!
        Очевидно, Кейт проигнорировала слова «не изменит моего решения»  — очередное доказательство того, что и она не лишена способности, столь присущей ее полу, слышать только то, что пожелает.
        Когда она предприняла попытку обнять его, Грегор отступил.
        Неправильно истолковав его поступок, Кейт скорчила гримасу.
        — Думаю, сначала мне стоит умыться.
        Дело было вовсе не в грязи — он просто не решался к ней прикасаться.
        — Они не останутся, Катерина.
        Улыбка на ее лице быстро растаяла. Очень жаль, но это необходимо. Он не хотел никаких недомолвок.
        Кейт встретилась с ним взглядом и через секунду кивнула. Грегор понимал, что этот кивок вовсе не выражает согласие, но он не отступит. Больше никаких найденышей. Волноваться о ней уже было вполне достаточно, и он точно не собирается заботиться о ком-то еще. Ответственность за Кейт вечно висела над ним, словно туча, даже когда он боролся с мыслями о ней. За последнее же время она стала тревожить его еще больше, причины чего он совершенно не желал исследовать.
        Черт, ему полагается отдыхать. Он должен избавиться от всех тревог, а не добавлять лишние.
        Взяв скакуна под уздцы, они молча проделали короткий путь до Динлиона.
        Именно это Грегору в ней и нравилось. В отличие от большинства женщин Кейт не считала необходимым заполнять тишину пустой болтовней.
        Было сложно не любить девчонку. Когда она его не раздражала и не создавала ему дополнительные трудности, она была честной, верной, деловой и освежающе прямолинейной. Иногда слишком прямолинейной, думал Грегор, вспомнив, как она упоминала его любовниц.
        Значит, она считает его бабником. Черт, наверно, так оно и есть — но скорее по случайности, чем намеренно. Что ему оставалось делать? Прогонять женщин, залезавших к нему в постель? Какой мужчина в здравом уме способен на это?
        И какое ему дело, что о нем думает Кейт?
        Грегор все еще хмурился, когда они миновали ворота. Кейт уже начала убегать, но остановилась на полпути и обернулась.
        — Ты нашел его?
        Грегор застыл. Черт, эта девчонка когда-нибудь сдается? Он терпеть не мог врать ей, но только Богу известно, что Катерина может сделать с этой информацией. Вообще-то он подозревал, чт? именно она может сделать, и поэтому ничего ей не рассказывал. Стрела узнал имя человека, напавшего на ее деревню, вскоре после того страшного дня. К несчастью, сэр Реджиналд Фицуоррен уже был отозван в Лондон — где и оставался вне зоны досягаемости Грегора. Но когда-нибудь он разыщет его, и малышка получит свою месть.
        — Пока нет,  — ответил он.
        Кейт разочарованно вздохнула, и он почувствовал в груди резкий укол совести.
        — Может, я могла бы…
        — Ты обещала, что позволишь мне позаботиться об этом, Катерина. Я хочу, чтобы ты мне верила.
        Она улыбнулась.
        — Я верю.
        Почему-то от ее слепого доверия Грегор чувствовал себя только хуже.
        — Мне лучше поспешить, если я хочу успеть принять ванну до обеда,  — сказала она, снова отворачиваясь.
        Его обдало волной непрошенного тепла. Он не должен думать о ней в ванне, об ее обнаженной груди, прижимающейся к нему, о гладких и подтянутых ягодицах и…
        «Прекрати, черт возьми!»
        — Катерина!  — позвал он.
        На этот раз она обернулась с тревожной улыбкой.
        — Нам еще предстоит обсудить вопрос с кинжалом.
        Вот, это хорошо и по-опекунски.
        Но его хмурое выражение, кажется, не возымело никакого эффекта. Девчонка выглядела явно довольной. Ага, ее губы изогнулись в улыбке.
        — Это была твоя идея.
        Дерзкая соплячка!
        — И не напоминай мне,  — пробормотал он, но Кейт уже убежала.

        Уже второй раз за день Кейт закончила поправлять облачение. На этот раз она выбрала зеленое. Хотя ей было жаль розового платья — Этти только бросила взгляд на испорченный наряд и чуть не разрыдалась,  — Кейт думала, что зеленое идет ей даже больше. Золотой кант на лифе, подоле и рукавах, казалось, подчеркивает светлые искры в ее глазах.
        Она отказалась от вуали — та бы только намокла от непросохших после ванны волос. Но до обеда оставался всего час, и у Кейт не было времени их сушить.
        Кейт снова водрузила на голову диадему и, напоследок окинув себя взглядом в зеркале, вышла из комнаты. Вероятно, она и не выглядит столь прилично и аккуратно, как утром, но точно гораздо лучше, чем с вымазанным грязью лицом. Унижение от того, что мужчина, которого ей хотелось впечатлить, видел ее в таком состоянии, оставалось болезненно свежим. Но Кейт поступит так, как поступала всегда: встанет, отряхнется и попытается снова. Может, она потрепана и в синяках, но готова броситься в бой. Не только ради себя, но и ради детей. Им нужна стабильность, которой у нее никогда не было.
        Она поспешила из комнаты, желая убедиться, что дети выглядят наилучшим образом для «знакомства». Ее губы сжались. Кейт старалась не расстраиваться из-за прохладной реакции Грегора — без сомнения, неожиданное появление троих детей может потрясти кого угодно,  — но ничего не получалось. В первый раз Грегор ее подвел. Его жестокие слова все еще звучали в ее голове. Словно Кейт может просто выгнать этих детей и не заботиться об их дальнейшей судьбе. Они же дети, ради всего святого, а не бродячие кошки!
        Когда Грегор увидит их и познакомится с ними поближе, он передумает. Надо только быть терпеливой. Ей же он разрешил остаться, разве нет?
        Кейт верила в него за них обоих. Как утверждала его мать, Грегору нелегко налаживать связи, но когда ему это удается, они становятся крепкими как сталь. И Кейт в этом не сомневается, ведь она достаточно испытывала его терпение.
        Она виновато пожевала губу. Ведь она же не нарочно. Ну, может, раз или два. Но со временем страх, что Грегор отошлет ее, ослаб. Теперь Кейт выводила Грегора из себя только потому, что это, кажется, был единственный способ заставить его вернуться. К тому же ей нравилось забираться под безупречный фасад невозмутимости и просто наблюдать, как темнеет взгляд зеленых глаз, как стискивается широкий соблазнительный рот, как под идеально вылепленной челюстью начинает биться небольшая жилка.
        Но теперь этого Кейт стало мало. Она хотела, чтобы он смотрел на нее, как мужчина смотрит на женщину. Она хотела чтобы он обнимал ее и целовал, как целовал ту вдову предыдущего стольника, с которой она видела его в прошлый визит домой. Кейт хотела заставить Грегора понять, что она создана для него.
        Добравшись до верхнего этажа башни, Кейт обнаружила, что Этти и Лиззи, одна из судомоек, держат под контролем только Эдди и Мадди, а Пип куда-то запропастился. Он не вернулся ни в дом, ни в чердачную комнату, где они спали вместе с Эдди.
        Оставив младших детей в умелых руках служанок, Кейт отправилась на поиски Пипа. Она догадывалась, где сможет его разыскать. Он почти три недели спал в амбаре, прежде чем ей удалось убедить его, что его место в доме. Амбар до сих пор оставался его укрытием — там Пип прятался, когда уставал от суеты большого дома. И именно там он зализывал раны.
        Не то чтобы Кейт винила во всем Грегора… Но она так старалась, чтобы Пип почувствовал себя здесь как дома, а Грегор все разрушил всего парой резких слов.
        У нее сердце болело за гордого мальчишку, который так старался быть сильным и претворялся, что его не заботит то, что мать бросила его на пороге у чужих людей. Так старался поверить в историю, по поводу которой даже у Кейт оставалось несколько вопросов.
        Она хотела верить в это почти так же, как Пип. Но возраст мальчика всегда ее беспокоил. Кейт знала, что Грегору только исполнился тридцать один, и понимала, что все же пятнадцать — слишком рано, чтобы произвести ребенка. Уверенность Грегора — по крайней мере, в отношении Пипа — была вполне обоснованной. Кейт надеялась только, что Пип этого не заметит.
        Кейт рассчитывала, что Грегор, бросив лишь взгляд на мальчика, сразу полюбит его, так же как и она. Может быть. Хотя она знала, что все это — глупые надежды. Грегор и с ней-то возился неохотно, и ей не следовало ожидать, что он с радостью примет троих детей. Но все-таки он не может от них отказаться, они нуждаются в нем.
        Грегор передумает.
        Достигнув амбара, Кейт распахнула дверь. Резкий землистый запах ударил в нос, но ей это не мешало. Она тоже долгое время провела в амбаре, когда впервые попала сюда.
        — Пип?
        Она услышала что-то похожее на приглушенный всхлип и какую-то возню.
        — Я здесь,  — ответил он.  — Со щенком.
        Несколько недель назад одна из деревенских собак ощенилась. Сука отказалась от больного последыша, и фермер собирался утопить беднягу, когда Пип пришел бедняге на помощь и принес его в дом. Удивительно, но зверек не только пошел на поправку, но их старая, упрямая амбарная кошка, которая не любила никого, кажется, решила, что она его мать.
        Кейт прошла в дальний конец амбара и обнаружила Пипа сидящим у стены в последнем стойле. У нее сердце сжалось при виде предательских мокрых полос на его распухшем окровавленном лице. Но она притворилась, что не заметила. Его гордость сейчас была крайне уязвима. Пипа всегда переполняли гнев и бравада. Но они помогали ему выжить, и Кейт не собиралась разрушать эту защиту.
        — Как он?
        Пип пожал плечами.
        — Я принес ему обрезки мяса от вчерашнего ужина, и, кажется, ему понравилось.
        — Ты уже придумал ему имя?
        Мальчик покачал головой.
        — Нет.  — Кейт понимала: он не даст щенку имени, пока не будет уверен, что тот выживет. Пип оглядел ее наряд и сердито сощурился.
        — Это из-за него, да? Ты нарядилась так из-за него?
        Кейт понадеялась, что не краснеет, но щеки показались ей подозрительно горячими. Господи, это что, так очевидно?
        — Нет, я…
        — Он тебе нравится, да? Ну а мне вовсе нет. Я его ненавижу. И он мне не отец!
        Кейт вытащила табурет для дойки коров и уселась на него рядом с мальчиком.
        — Зачем ты так говоришь?
        — Мама говорила, что он красавец. Что мы с ним одно лицо. Я на него совершенно не похож. Он холодный, самодовольный урод.
        Пип выглядел таким сердитым, что у Кейт не хватило духу улыбнуться. Он сомневалась, что кто-то хоть раз назвал Грегора Макгрегора уродом.
        — Он это несерьезно, Пип. Он просто очень удивился. Когда ты с ним познакомишься…
        — Я не желаю с ним знакомиться, я его ненавижу!
        Господи боже, и почему Кейт решила, что будет легко? Ее план свести их всех вместе начинал оборачиваться катастрофой.
        — Вы оба начали не с того, вот и все.  — Не желая оставлять места для дискуссий, она встала.  — Скоро будет обед, ты как раз успеешь умыться.  — Пип начал возражать, но Кейт прервала его не терпящим возражений тоном.  — Я принесу мазь для твоих ушибов.
        Он посмотрел вниз на собаку и кивнул.
        Кейт снова захотелось его обнять, но она хорошо помнила, какой сама была в этом возрасте. Леди Марион была с ней терпеливой, и она постарается проявлять терпение с Пипом.
        Она собралась уйти, но он остановил ее.
        — Как у тебя получилось сделать такое с Дугалом?
        Кейт улыбнулась. Это было потрясающе. Прежде она и не сомневалась, что ее тренировки принесут пользу, и теперь очень собой гордилась.
        — Я тренировалась.
        Его взгляд снова потемнел.
        — Это он тебя научил?
        Она покачала головой. Кейт годами приставала к Грегору, когда тот бывал дома, чтобы он научил ее защищаться, но он всегда откладывал «до следующего раза». Наконец она устала ждать и попросила Джона.
        — Нет, меня научил Джон.
        Пип на мгновение замер, а потом неуверенно на нее посмотрел.
        — Как думаешь, ты смогла бы научить меня?
        Она широко улыбнулась.
        — Ты не возражаешь, чтобы тебя учила девчонка?
        Пип немного подумал, очевидно, восприняв ее вопрос очень серьезно.
        — Нет, если ты можешь научить меня такому.
        Кейт засмеялась.
        — Что ж, давай поглядим завтра, на что ты способен.
        Он уставился на нее с выражением неуверенной радости на разукрашенном синяками и распухшем лице.
        — Правда?
        Кейт улыбнулась. Ему по-прежнему было сложно поверить, что с ним может случиться что-то хорошее, но она решительно настроилась это изменить.
        — Правда. Но тебе придется усердно поработать.
        Темная макушка с энтузиазмом закивала, и Кейт испугалась, что у Пипа снова пойдет носом кровь.
        — Я буду, обещаю.
        Она подавила улыбку.
        — Тогда приходи на тренировочное поле после уборки. К тому времени мы с Джоном уже закончим.
        Несколько раз в неделю — чаще, если Кейт очень просила,  — Джон выкраивал из своего графика обязанностей время для тренировок с ней. Когда Грегор и их младший брат Патрик отсутствовали, Джону приходилось следить за всем хозяйством одному. И хотя он с неохотой возвращался к битве, больше всего Кейт ждала их тренировок — кроме возвращений Грегора, разумеется.
        Вспомнив, что упомянутый господин, скорее всего, ждет ее и детей в главном зале, Кейт поспешила за мазью, гадая, что можно сделать с бедным лицом Пипа. Она должна сделать все, чтобы второе впечатление Грегора оказалось лучше первого.
        Глава 4
        Когда Кейт заняла ванну, Грегору пришлось отправиться на реку, чтобы смыть два дня, проведенных в седле. Жарким летним днем окунуться в реку Лион было приятно и освежающе, но сейчас, за неделю до середины зимы, вода была настолько холодной, что можно отморозить себе все на свете.
        Если бы так.
        Неуместные мысли в отношении юной воспитанницы не просто раздражали, они были чертовски позорными. Человек его опыта должен быть в состоянии контролировать свои мысли и тело, черт подери! Но очевидно, Грегору придется рассчитывать на холодную воду, пока не подыщет для Кейт мужа.
        Таким образом, первым делом нужно составить список местных холостяков — не слишком старых, не слишком молодых, не слишком богатых, не слишком бедных, не слишком родовитых, но и не крестьян. Кого-нибудь, кто оценит щедрое приданое, которое собирался выделить Грегор, но кому не потребуется ценных семейных связей. Ведь Кейт хоть и воспитывалась под опекой могущественного клана, ее отец был лишь воином одного из вассалов Брюса.
        Положение не из легких, но Грегор намеревался найти для нее самую лучшую возможную партию. Кейт этого заслуживает. Он не мог представить ее с простолюдином или крестьянином. В девчонке было что-то удивительно благородное. Иногда она вела себя точно королева или, по крайней мере, с королевскими замашками. Может, ей партию составит один из его арендаторов? Или член свиты местного вельможи? Второй или третий сын предводителя?
        В конце концов, Грегор определился с полудюжиной имен. Он немедленно даст указание секретарю написать им. Раз Грегор вернулся домой на праздники впервые за много лет, все ожидают, что он устроит пир накануне Нового года, а это послужит хорошим поводом собрать здесь кандидатов в женихи. Если ему повезет, помолвка состоится прежде, чем он отправится на новое задание.
        Но Грегор опасался, что это будут очень долгие несколько недель.
        Возвратившись в дом, он начал взбираться на третий этаж, но опомнился и вернулся на второй. Черт, он был главой клана уже шесть лет, но ему до сих пор приходилось напоминать себе, что он лэрд. Это положение никогда не предназначалось для третьего сына. Господь свидетель, Стрела не создан для этих обязанностей. Отец с отвращением бы узнал, что он стал главой семьи. После смерти Алистера отец возложил все надежды на второго по старшинству брата Грегора, Жиля. Весть о падении Жиля на поле боя и становление наследником «никудышного» сына убила бы отца.
        На втором этаже было две спальни, и лэрда — теперь его — была самой большой. Во второй спал Джон. Покои Кейт расположены на третьем этаже (вместе с его матерью, пока та не умерла), их же Грегор делил с братьями в детстве.
        Его никогда раньше не волновали размеры дома, но теперь он пожалел, что у отца так и не нашлось времени осуществить планы по постройке нового каменного флигеля. Старые деревянные стены видали лучшие времена, и все здание, хоть и пригодное для жилья, было старым и простым, не слишком подходящим для одного из важнейших вождей клана Макгрегоров. Пусть и изолированные в горах, в свете последних событий деревянные укрепления из частокола не казались слишком надежными.
        Но Грегор думал и о другой защите. Ему были нужны уединение и расстояние, но маленькая башня, маленькая уютная башня, не могла этого обеспечить. Его слишком беспокоил этот единственный лестничный пролет.
        Сменив боевые одежды на чистую тунику, накидку и кожаные штаны, Грегор понял, что оттягивать больше нельзя. Но он наслаждался первыми драгоценными часами спокойствия перед нашествием толпы. Это случалось каждый раз по его возвращении после многих месяцев отсутствия. Он знал, что это его долг — и отчасти сам был виноват, что так долго отсутствовал,  — но иногда чувствовал себя разлагающимся на солнце трупом, от которого по куску отрывают сотни стервятников. Мужчины хотели, чтобы он разрешал их споры, просили отсрочить выплату ренты или отложить работы, а женщины…
        Грегор застонал. Они тоже хотели урвать кусок. Некоторые — больший кусок, чем остальные. Иногда он подумывал, что проще было бы жениться, хотя бы для того, чтобы избавиться ото всех получаемых предложений. Но потом он вспоминал, что жениться означало бы завести жену.
        Максорли, бывший королем прозвищ (именно так большинство стражей и обзавелись своими noms de guerre[3 - Noms de guerre — псевдоним, боевое имя (фр.).]), часто называл его Ловкачом или Волшебником, намекая на исключительные способности Грегора избегать ловушек бредивших женитьбой девиц, вешавшихся ему на шею. Если верить Максорли, Стрела выскользнул из большего количества западней, чем даже Макруайри, который был экспертом в проникновении куда угодно и откуда угодно. Но Грегор знал, что со временем ему придется жениться — может, ему и не нравилась ответственность, но он понимал, когда она необходима,  — но на данный момент его волновала только война.
        Покидая комнату, Грегор бросил взгляд на кровать и поборол искушение — черт возьми, искушение — упасть на нее, натянуть на голову подбитое мехом одеяло и ненадолго забыть обо всем на свете. Может, Брюс был прав, и отдых требуется Стреле больше, чем он думает.
        Сколько у него остается времени до пиршества? Если судить по звукам, доносившимся снизу из блещущими размерами зала, то немного. Черт, кажется, там настоящий праздник.
        Спустя мгновение, стоя у входа и разглядывая переполненную комнату, он застонал. В комнате уже было по меньшей мере сорок членов клана. К завтрашнему утру это число, скорее всего, увеличится вдвое.
        Грегор разыскал Джона, стоявшего в толпе членов свиты Грегора и разговаривавшего с привлекательной женщиной. С очень привлекательной женщиной, заметил он, бросив еще один взгляд и оценив стройную, соблазнительную фигуру, шелковый каскад вьющихся темных волос, спускавшихся до плеч, и красивый профиль.
        Грегор обрадовался, неожиданно почувствовав себя легче, и двинулся к ним. Небольшое развлечение. Именно это ему и нужно. Он надеялся, что его брат не имеет на эту красавицу никаких видов. Он слишком хорошо знал, что может случиться, если братьям нравится одна и та же женщина — эту ошибку он не повторит никогда.
        Не важно, насколько хороши грудь и бедра…
        Он застыл на полушаге, словно врезался в каменную стену.
        «Этого не может быть».
        Джон заметил брата, помахал ему и сказал что-то стоявшей рядом женщине. Она обернулась и Грегор почувствовал, что кровь застыла у него в жилах. Ему показалось, что Налетчик взял одну из гигантских жердей, которые он так любил метать, и двинул ею ему в грудь.
        «Нет, черт подери, нет!»
        Но это была Кейт. И она выглядела… Очаровательно. И вовсе не как девочка.
        Грегор стиснул зубы. Нет, Кейт выглядела как очень даже взрослая женщина. Она улыбнулась, и начавшее подползать ужасное чувство стало невыносимым, удушающим. Взрослая женщина и слишком привлекательная, на его взгляд. Кто бы мог подумать, что чумазый оборванец может выглядеть так красиво?
        С грязью Стрела знал, как справляться. Но это — это!  — что, черт возьми, ему прикажете делать с блестящими темными волосами, яркими и живыми глазами, которые, казалось, освещали всю комнату, широким алым ртом, который внезапно оказался капризным в совершенно ином роде, и грудью! Грудью, черт побери! Грудью, которая больше не была его воображением, была прекрасно выставлена на показ в прилегающем, обтягивающем фигуру платье. Идеально подходящая для мужских рук, округлая, упругая и аппетитная. Такая, какую Грегор себе и представлял, после того как Кейт впервые оказалась прижата к его груди. Только теперь это не его воображение, а реальность, которая находится прямо у него под носом и которую нельзя отрицать.
        Его подопечная малышка выросла, и Грегор ничего, черт подери, не мог с этим поделать.
        Однако с неуместными мыслями по ее поводу он мог. Не обращать внимания, отвлечься и избавиться от нее при первой возможности — таков был его план.
        Незамедлительная помолвка стала предметом первой необходимости.

        Сердце Кейт замерло, когда она увидела Грегора на другом конце комнаты. Момент наступил. Момент, о котором она так давно мечтала. Она ждала, что ударит молния. Что он впервые увидит в ней женщину — привлекательную женщину.
        Она ждала. И ждала. Но он скользнул по ней ничего не значащим взглядом и снова перевел его на брата.
        Момент миновал.
        Кейт потрясенно моргнула. Она была так уверена, что на этот раз Грегор ее заметит, и теперь никак не могла поверить, что этого не произошло.
        Она старалась держать себя в руках, но отсутствие реакции Грегора на ее внешность разрушило всю вновь обретенную уверенность в своей женственности, словно бутон раздавили сапогом.
        Может, с ней что-то не так? Может, в ней нет того, что делает женщин привлекательными в глазах мужчин — физически привлекательными?
        Может. Может, он не узнал ее или не разглядел через весь зал?
        К несчастью нет. Грегор пересек комнату, поприветствовал их обоих и не сказал ни слова о ее прическе или платье. С таким же успехом на ней мог быть мешок из-под картошки. Вместо этого его внимание устремилось в другую сторону. А именно на лиф платья вдовы бывшего стольника, Мэри, с которой он, как было известно Кейт, не раз в прошлом делил постель.
        Кейт поджала губы. Может, перемена в ее внешности оказалась не столь драматичной, как она решила по реакции Джона, и Грегору не удалось сразу ее заметить?
        Когда вдова удалилась, Кейт отвлекла внимание Грегора от плавно двигавшихся бедер другой женщины и встала прямо перед ним, загородив вид.
        — У меня новое платье,  — заявила она.
        Ей показалось, он стиснул челюсти и наконец посмотрел на нее. Грегор окинул ее быстрым невнимательным взглядом, совсем не отличавшимся от того, которым он одарил ее раньше.
        — Очень милое.
        Милое? Даже не «ты выглядишь мило?» Господи боже, он раздавал женщинам комплименты, словно конфеты детям, а для нее у него нашлось только слово «мило»?
        Она посмотрела на него.
        — Думаешь, цвет мне идет? Твоя мама так сказала, когда покупала его мне, но я не уверена.
        Кейт заметила, как челюсть Грегора дернулась от раздражения, но она и сама была достаточно раздражена, чтобы обращать на это внимание.
        — Ну это, разумеется, лучше, чем предыдущее коричневое.
        Кейт задохнулась от злости. Нахал! Он имеет ввиду грязное!
        Она сощурилась, разочарование сменилось гневом. Он что, нарочно придуривается? Не понимает, что она практически готова колотитьего по голове, чтобы он ее заметил?
        Очевидно, отлупить его было бы недостаточно. Кейт распрямилась, выпятив грудь, как делала Шинейд каждый раз, когда оказывалась в радиусе пятидесяти ярдов от него.
        — Тебе не кажется, что оно слишком тесное? Я немного выросла за последние два года.
        На мгновение его взгляд опустился. Кейт втянула воздух, чувствуя, что горит, словно по груди медленно ползают насекомые. Как это ни странно, ее соски напряглись, как от холодной воды. Жар и напряжение опьяняли, вызывая на коже чувство покалывания. Ей казалось, что все тело превратилось в дрожащую струну.
        Кейт почувствовала слабость в коленях. Их пронзало чем-то горячим и мощным. Чем-то, что заставляло воздух сгуститься от напряжения. Она знала, что увидит во взгляде Грегора отражение тепла — страсти, о которой она мечтала.
        Но его взгляд, вновь обращенный к ее лицу, оказался холодным и равнодушным.
        — Если платье неудобное, ты можешь пойти переодеться,  — сказал он безразлично.  — Мы подождем с обедом. Но только не задерживайся, а то я проголодался.
        Он повернулся к Джону, слушавшему разговор со странным выражением лица, и Кейт не знала, стоит ей заплакать или пнуть этого мерзавца.
        От необходимости принимать это решение ее спасло появление Этти, которая вышла из-за деревянной перегородки за помостом, отделявшим зал от коридора, ведущего на кухню и в небольшую комнату, служившую кабинетом лэрда. Кейт посмотрела на нее вопросительно, и женщина кивнула. Дети были готовы.
        Понимая, что Грегор не захочет, чтобы встреча прошла на публике, Кейт попросила Этти привести детей в кабинет лэрда.
        Она дотронулась до руки Грегора, пытаясь отвлечь его от разговора с братом. Он застыл, мышцы его руки потвердели как сталь. Зеленые глаза уставились на нее так напряженно, что она испугалась.
        Кейт убрала руку, исходившее от него напряжение ее поразило. Господи, да что с ним такое? Он ведет себя так, словно она чумная.
        — Они ждут нас,  — торопливо произнесла Кейт.
        — Кто?
        Она старалась не терять терпения, напоминая себе, как важно, чтобы все прошло хорошо, но это было нелегко. Как он мог о них позабыть?
        — Твои дети.
        Грегор бросил взгляд на Джона, который пожал плечами и ответил взглядом, говорившим: «На меня не смотри».
        — Я ей говорил, что тебе это не понравится,  — сказал Джон.
        — А я ему говорила,  — произнесла Кейт, натянуто улыбаясь предателю-Джону,  — что ты не откажешься от собственных плоти и крови.
        Грегор сжал рот, и она поняла, что он хочет оспорить ее заявление, но держит себя в руках — вероятно потому, что знает, что крики привлекут внимание остальных.
        — Где они?  — нетерпеливо спросил он, явно желая разделаться со всем поскорее.
        — В кабинете.
        Грегор согласно махнул рукой.
        — Не забывай смотреть под ноги,  — усмехнулся Джон.
        Кейт бросила ему укоризненный взгляд и потянула Грегора за собой, как раз когда тот собрался спросить брата, что тот имеет в виду.
        — Может, принесешь Грегору вина к нашему возращению, Джон?  — бросила она через плечо со сладкой улыбкой.
        Кабинет был маленький и без окон, впускавших естественный свет. Даже при зажженном круглом железном канделябре в комнате оставалось довольно темно. Однако Кейт поняла свою ошибку, только когда за ними закрылась дверь. Двое младших детей лишь раз посмотрели на огромного воина, и их глаза тут же округлись от ужаса. Только Пип не выглядел так, словно собирается разрыдаться. Нет, Пип был настроен хмуриться и изображать мрачное безразличие, чтобы заметить, что комната внезапно съежилась от присутствия рослого крепкого воина.
        Привыкнув к его размерам, Кейт забыла, насколько Грегор может быть физически устрашающим. На три или четыре дюйма больше шести футов, он был на голову выше большинства мужчин. Пять лет назад он все еще сохранял некоторую юношескую гибкость, но уже нет. Нет, теперь он был крепким здоровым мужчиной. Мускулистая грудь и руки не нуждались в доспехах, чтобы выглядеть угрожающе — они были стальными и угрожающими сами по себе. Пока она разглядывала широкие плечи и огромные руки, изучая его словно в первый раз, в животе зародилось неожиданное непривычное ощущение. Кейт почувствовала себя… странно.
        Однако всхлипывания Мадди тут же вывели ее из ступора. Она нахмурилась.
        — Ты их пугаешь,  — прошипела Кейт.
        Одна изогнутая бровь поднялась.
        — Я просто стою.
        — Ну попытайся не выглядеть таким огромным.  — Грегор уставился на нее, словно никак не мог взять в толк, серьезно она или нет. Стараясь держаться, но понимая, что жутко нервничает, она начала представления:  — С Филиппом вы уже встречались,  — сказала она.  — А этот молодой человек Эдвард, Эдди.  — Она нагнулась и протянула руку маленькому мальчику. Он неуверенно рассматривал Грегора и, казалось, хочет спрятать голову в юбках Этти. Но после того как Кейт ему ободряюще кивнула, он отпустил руку няньки, сунул пальцы в рот и протянул другую руку Кейт.
        — О, рыжий,  — скептически произнес Грегор.  — И конопатый!
        Кейт выпрямилась и встретилась с его осуждающим взглядом.
        — Какой ты наблюдательный,  — бросила она, взглядом наказывая ему воздержаться от колкостей при детях.
        Она знала, что ярко-рыжие волосы и веснушки будут проблемой. Весьма обычная для горцев масть не встречалась среди непосредственной семьи Грегора. Об этом ее уже предупредил Джон.
        Но, разумеется, среди кучи женщин Грегора должны же найтись хоть несколько рыжеволосых? Однако, если судить по его потемневшему взгляду, нет.
        Кейт понимала, что цепляется за соломинку, но даже если в отношении Пипа у нее были большие сомнения, то на малышей она очень надеялась. Было бы гораздо проще убедить Грегора позволить им остаться, если найдется вероятность, что они его.
        Продемонстрировав, однако, что он не совсем бесчувственный злодей, Грегор присел на колено и обратился к мальчику:
        — Сколько тебе лет, Эдвард?
        Кейт сморщилась в тот момент, когда Эдди подпрыгнул. Даже негромкий голос Грегора оказался слишком глубоким и властным. И пугающим для тех, кто не привык находиться под градом его вопросов. У Кейт, разумеется, такого опыта было предостаточно. А вот у Эдди нет. Когда малыш решил использовать ее юбки как укрытие, Кейт ободряюще подтолкнула его вперед.
        — Все хорошо, Эдди. Это твой новый господин. Помнишь, я тебе о нем рассказывала? Он сражается с плохими англичанами на войне. Он тебя не обидит. Он просто хочет задать тебе несколько вопросов.
        Мальчик посмотрел на нее большими синими глазами и кивнул. Выглянув из-за ее юбок, он показал три пальца.
        — Иди сюда, парень,  — произнес Грегор мягче.
        Кейт положила руку на голову малыша.
        — Не уверена, что это хорошая…
        Грегор сердито взглянул на нее.
        — Я ничего с ним не сделаю. Просто хочу кое-что спросить.
        Но Кейт хотела его остановить по иной причине.
        — Все хорошо, Эдди,  — сказал Пип с дьявольской ухмылкой.
        Кейт уколола его взглядом и уже хотела объяснить все Грегору, но было уже поздно. Тот взял мальчика за руку и притянул ближе.
        Кейт молча молилась, чтобы малыш не слишком испугался или расстроился.
        — Когда день твоего ангела, приятель?  — спросил Грегор.
        Эдди широко улыбнулся щербатым ртом, и Кейт облегченно вздохнула. Может быть, все обойдется.
        — На День Всех Святых. Пип подарил мне новый мяч, потому что я был грустный.
        — Почему ты был грустный?
        Улыбка растаяла так же быстр, как появилась.
        — Я скучал по маме.
        Голос Грегора стал еще мягче, и Кейт почувствовала, как застучало ее сердце.
        — А как зовут твою маму, Эдди?
        — Мама.  — Крошечная челюсть начала дрожать.  — Я хочу к маме.
        Кейт хотела подойти, но Грегор жестом запретил ей приближаться.
        — Знаю, что хочешь, малыш. И я хочу разыскать ее для тебя, но мне надо знать, как ее зовут. Как другие люди ее называли? Джанет? Мэри? Элизабет? Кристина?..
        Эдди понимающе просиял.
        — Эллен! Так звала ее бабуля.
        — А у твоей мамы тоже такие красивые рыжие волосы, как у тебя, малыш?
        Эдди яростно закивал.
        Грегор улыбнулся, потрепал мальчика по голове и встал. Довольное выражение его лица ничего хорошего не сулило. Кажется, слова малыша убедили Грегора, что он не его отец.
        Прояснив для себя этот момент, Грегор повернулся к маленькой девочке, крутившейся у Этти в руках.
        — А это у нас кто?
        — Матильда, милорд,  — сказала Этти.  — Она у нас довольно тяжелая малышка.
        Грегор нахмурился.
        — Она что, не ходит?
        Кейт и Этти переглянулись.
        — Не особенно, милорд,  — сухо ответила пожилая женщина.  — Так больше беготни.
        Словно по команде, к барахтанью Мадди прибавилось решительное «Вниз!».
        Грегор посмотрел на Кейт.
        — Она говорит?
        Кейт пожала плечами.
        — Иногда, понемногу. Мы думаем, ей месяцев шестнадцать, плюс-минус.  — Кейт протянула руки запутавшейся Этти.  — Давайте я ее возьму.
        Но на этот раз Мадди не пожелала идти к Кейт на руки. Очевидно, она преодолела временный страх перед Грегором и сосредоточенно его разглядывала, не переставая вертеться и раз за разом говорить «нет» Кейт. Ее лицо становилось все краснее и краснее, и Кейт опасалась, что эти «нет» могут превратиться в крик. Этого следовало избежать любыми средствами.
        — Вот, возьми ее,  — сказала Кейт, сунув ребенка ему в руки и не оставляя шанса отказаться.  — Думаю, она хочет к тебе.
        Ошеломленное выражение лица Грегора было бы забавным, если бы Мадди немедленно не притихла и не начала издавать звуки, которых раньше Кейт от нее не слышала. Между хлюпаньем от все еще не прошедшей простуды капризный младенец — тот самый капризный младенец, который кричал всю неделю,  — начал гулить, агукать и строить глазки словно…
        Господи боже, он что влияет одинаково на всех женщин независимо от возраста? Похоже на то. Малышка кокетничала!
        — Кажется, ты одержал еще одну победу,  — сухо заметила Кейт.
        Шок Грегора понемногу проходил, но он по-прежнему держал девочку словно заразную. Однако он улыбнулся — невероятной улыбкой, от которой Кейт тяжело втянула воздух. Эта улыбка заставляла бесчисленное число женщин падать к его ногам, включая ее.
        — Видно, у малышки хороший вкус. Это уже что-то.  — Грегор разглядывал ее, как поросенка на базаре.  — А она симпатяга, если вам нравятся светлые волосы и большие голубые глаза.
        Кейт могла поспорить, что ему нравятся, но что-то в его тоне заставило ее усомниться.
        Грегор спросил Кейт, что ей известно о ребенке, и та начала рассказывать, но у Мадди, очевидно, были другие планы. Она начала брыкаться, подпрыгивать и тянуться к Грегору, чтобы тот оказался поближе.
        — Мое!  — произнесла она, а потом еще громче:  — Мое!
        — Кажется, она хочет вашу брошь, милорд,  — сказала Этти.  — Она любит все блестящее.
        Но Мадди интересовала не большая золотая брошь с ониксом, державшая плед на плечах Грегора. Она хотела другую блестящую вещь.
        Как только Грегор поднял девочку ближе, она потянулась к его лицу и положила свою, без сомнения, слюнявую ладошку на его щеку.
        — Мое! Хорошенький!
        От заявления ребенка все потрясенно замолчали.
        Но затем Кейт и Этти посмотрели на перепуганное лицо Грегора, переглянулись и тут же захохотали. Увидев ужас Грегора, даже Пип засмеялся.
        Может, все было бы не так плохо, если бы Эдди тоже не начал смеяться. Тогда им, к несчастью, стало известно, что малыш опустошает мочевой пузырь, не только если напуган или расстроен.
        — Ой, нет,  — прошептал Эдди, подтянув свой подол.  — Мне надо сходить.
        Кейт посмотрела вниз и постаралась не застонать.
        — Я думаю, ты уже сходил, милый.
        — Какого черта?  — заорал Грегор, заметив поток жидкости направляющийся в его сторону, и отскочил назад чуть не выронив Мадди.
        Кейт было достаточно взглянуть на его лицо, чтобы понять, что все шансы на хорошее впечатление безвозвратно упущены. Поняв, что терять нечего, она с ухмылкой рассмеялась.
        — Джон ведь предупреждал тебя, что надо смотреть под ноги.

        После того как ему едва не обмочили ноги, обед показался Грегору освежающе спокойным. Но он по-прежнему болезненно ощущал присутствие сидевшей рядом женщины.
        Мало того что все его тело гудело от влечения, Кейт еще испытывала его терпение смехом, подначивая его по любому поводу.
        «Это довольно хорошенькая миска, правда, Грегор?» «На Мэри такое хорошенькое платье, ты согласен, Грегор?», и потом еще «Вереск был такой хорошенький пару месяцев назад, Грегор, жаль что ты не смог вернуться тогда».
        Каждый раз, как Кейт поизносила «хорошенький» с дразнящим смехом в глазах, ему хотелось швырнуть ее на «хорошенькую» скатерть и поцелуями согнать эту дерзкую улыбку с ее губ. Целовать Кейт до тех пор, пока золотые искорки в темных глазах не станут мягче и не затуманятся от страсти. Целовать, пока смех в ее горле не превратится в тихие стоны и всхлипы. Целовать, пока она не узнает, насколько нехорошеньким он может быть.
        «Прекрати»,  — велел себе Грегор. Но на этот раз голос рассудка звучал тише. Или скорее желание, пульсировавшее в его теле, становилось все громче.
        Обычно он не возражал против подтруниваний — господь свидетель, он натерпелся гораздо худшего от Максорли,  — но Грегор и так был на взводе и мог сорваться в любой момент.
        Чтобы избежать этого, Стрела решил отвлечся на Мэри. Вдова стольника заняла кресло Джона, после того как тот отправился за вином. Сделав глоток приправленного специями пойла, Грегор понял почему. Он разберется со своим братцем-браконьером позже, а в данный момент его внимание было сосредоточено на над…  — черт, на очаровательной вдове. Он почувствовал, как расслабляется. Наслаждается едой — надо сказать, отменной — и бессмысленной болтовней.
        Кейт он полностью игнорировал. Или пытался игнорировать, что было легче сказать, чем сделать, поскольку она приставала и мешала ему каждую минуту. Это было очень странно. Вместо того чтобы обижаться или раздражаться в ответ на его граничащие с грубостью реплики, она вела себя необычно спокойно и покладисто. «Тебе нравится ягненок?» (Он был приготовлен именно так, как нравится Грегору, с большим количеством мяты.) «Принести тебе еще вина?» (Нет. Черт, ему нужна трезвая голова, чтобы выдержать эту девчонку.) «Как тебе новый музыкант?» (Он был лучший из всех, кого Грегору доводилось слышать.) «Принести вам еще один поднос?» (Нет, они с Мэри вполне обойдутся одним.)
        Раз или два ему казалось, что Кейт потеряет терпение, но она все еще бормотала что-то себе под нос и улыбалась ему. Очень сдержанной девичьей улыбкой, которую он раньше никогда не видел на ее лице. От этого ему становилось неловко. Девчонка что-то задумала, и он, кажется, догадывался что.
        От обожания Кейт Грегору всегда становилось не по себе, но теперь, когда она выросла, его ощущения только ухудшились. Последнее, чего ему хотелось, это быть предметом первой любви юной девушки. Грегор причинит ей боль, а этого он не хотел. Он заботился о ней. Как и любой другой человек в его положении, разумеется.
        К концу трапезы Грегор и его ноющие ребра с нетерпением ожидали вечера, дабы насовсем избавиться от нервозности. Он думал, что Мэри тоже ждет этого с нетерпением, и был очень удивлен, когда ему пришлось возвращаться из конюшен в одиночестве, после того как она не явилась на свидание.
        По пути в свою спальню он миновал зал, где столы и скамьи сменились постелями для спящих членов клана.
        — Хорошо погулял?
        Узнав голос, Грегор замер. Кейт с Джоном сидели у очага на деревянной скамье, между ними была шахматная доска. Все выглядело так… уютно. Он нахмурился.
        — Довольно прохладно для вечерних прогулок, правда?  — добавила Кейт.
        Хотя вопрос был достаточно невинный, что-то в ее блеснувшем в свете огня взгляде заставило Грегора нахмуриться сильнее. Она знала о его ночных планах? И почему, черт подери, ее осведомленность о его связях так его беспокоит?
        — Мне нравится холод.  — Особенно когда он чувствует себя таким разгоряченным.
        Он подошел к ним и поглядел на шахматные фигуры, вырезанные его отцом. Отец и старший брат Алистер любили играть. Грегору же никогда не хватало терпения на игру — еще одно очко против него в глазах отца.
        Гарпун, Налетчик и Вождь играли, и Брюс тоже. Некоторые из их поединков были более яростными и непримиримыми, чем последние бои с англичанами.
        Грегор нахмурился, глядя на доску. Кажется, Кейт выигрывает. Он посмотрел на нее.
        — Ты играешь в шахматы?
        Она улыбнулась.
        — Немного.
        Джон фыркнул.
        — Не дай себя одурачить, братец. Она с тебя последнюю рубаху спустит, если не будешь осторожен. Девчонка беспощадна, никакого сострадания к мужской гордости. Мою она разрушает уже много лет. Патрик больше с ней не играет. В последний раз, когда он был дома, она заставила его помогать Этти вешать белье, когда он проиграл.
        Младший брат, сражавшийся за Брюса под командованием их дяди Малкольма, главы Макгрегоров, был почти таким же хорошим игроком, как отец.
        Кейт ухмыльнулась.
        — Джон преувеличивает.
        — Черта с два,  — проворчал Джон.
        Грегор покачал головой.
        — Тебе не стоило ее учить, если ты не был готов проиграть.
        Возникла неловкая пауза. Джон бросил на Кейт неуверенный взгляд. По какой-то причине интимность этого молчаливого диалога его беспокоила.
        Кейт немного напряглась, но, когда ответила, ее голос был беспечным и звонким. Возможно, слишком беспечным.
        — Джон много чему меня научил,  — Грегору не понравилось, как это прозвучало,  — но не этому. Играть в шахматы меня научил отец.
        Шахматы — это игра знати, и странно, что человек вроде Киркпатрика умел играть. Что-то здесь не сходилось. Однако Кейт не хотела обсуждать ничего, касательно своего отца. Никогда. Грегор за эти годы пытался несколько раз, но она полностью закрывалась, и он перестал. Он терпеть не мог, когда она расстраивалась.
        Кейт встала.
        — Думаю, мне пора.  — Она посмотрела на Джона.  — Мы можем доиграть завтра.
        — Это не займет много времени,  — с усмешкой сказал Джон.
        Мужчины молча смотрели, как она пересекла зал и исчезла в темноте за перегородкой. Комната внезапно показалась… опустевшей.
        Джон наблюдал за братом.
        — Девчонка выросла.
        Почувствовав, что заявление таит в себе скрытый смысл, Грегор неуверенно ответил:
        — Да.
        — Не думал, что ты заметишь.
        Он бросил на брата испепеляющий взгляд.
        — Я заметил.  — Когда Кейт накануне выставила грудь, он чуть язык не проглотил.
        — Тогда почему ничего не сказал про ее наряд? На тебя не похоже быть таким негалантным в присутствии дамы.
        — Какой наряд?
        Джон помрачнел.
        — Не будь ослом, Грегор. Я видел твою реакцию, даже если она не видела. Ты заметил. Вопрос в том, что ты, черт возьми, собираешься с этим делать?
        — Найти ей мужа.
        Прямой ответ поразил брата. Джон на мгновение задумался, а потом покачал головой.
        — Она ни за что не согласится. Ей здесь нравится, она здесь как дома, может, даже больше, чем ты или я. Это и есть ее дом. Ты не можешь ее отослать.
        Грегор старался не чувствовать вины, но ничего не вышло.
        — А что мне прикажешь делать? Матери больше нет, и она не может здесь оставаться. Она нам не сестра.
        — Нет,  — ровно сказал Джон.  — Не сестра.
        Что-то в голосе Джона заставило и без того натянутые нервы Грегора дойти до предела.
        — Это что еще, черт подери, значит?
        Джон ответил сердитым взглядом.
        — Не знаю. Может, мне тебя стоит спросить?
        При свете очага братья мерили друг друга взглядами, словно в каком-то нелепом поединке, который ни один из них не желал проигрывать. Но, почувствовав, что чертовски близко подошел к тому, чего совсем не хотел,  — к тому, через что уже проходил однажды,  — Грегор первым отвел взгляд.
        — А что насчет детей?  — спросил Джон.
        — Они не мои.
        — Ты уверен?
        — Да.  — Их возраст не оставлял сомнений.
        Джон кивнул.
        — Я так и подозревал.
        — Тогда какого черта ты позволил ей взять их?
        — Я не был уверен и…  — Джон посмотрел на брата и беспомощно пожал плечами.  — Она так хотела.
        Грегор понимал его лучше, чем хотел признавать. Кейт сделала найденышей своей семьей — их семьей. Но он не может ей этого позволить.
        Господи, как он это ненавидит! Ненавидит чувствовать себя ответственным за чье-то счастье. Грегор успокаивал свою совесть уверенностью, что довольно скоро у Кейт появится собственная семья. А он вернется к тому, что получается у него лучше всего: к сражениям. И ничто и никто не будет над ним довлеть. Джон может заниматься делами клана и выступать в качестве вождя. Это место и так никогда не должно было достаться Грегору.
        — Увидимся утром. Сейчас я хочу спать.
        Джон криво усмехнулся.
        — Тогда тебе, возможно, стоит найти другую постель.
        — Что?
        Джон покачал головой и фыркнул.
        — Сам увидишь.
        Глава 5
        Грегор слишком устал, чтобы обращать внимание на таинственные намеки брата. Он заснул сразу, как только его голова коснулась подушки.
        Но вместо расслабленного и умиротворенного (а он точно был бы таким, если бы Мэри появилась в амбаре) его сон оказался тревожным и беспокойным. Ему снились пляшущие золотисто-карие глаза, тонкие темные брови, вздернутый нос и капризный рот. Капризный рот и нежные, темно-алые губы, обхватывающие его, ласкающие…
        Ночь разорвал крик, пронзавший уши, словно ледяные стрелы. Грегор вскочил, все сладострастные видения, завладевшие его телом, мгновенно охладил шок.
        Его первой мыслью было, что у Кейт случился очередной кошмар. Первые пару лет в Динлионе они часто ее преследовали, но со временем это случалось все реже. Но крики Кейт были криками ужаса, а не пронзительными завываниями банши[4 - Банши (англ. banshee, от ирл. bean sidhe — женщина из Ши)  — персонаж ирландского фольклора, женщина-призрак, которая согласно поверьям является возле дома обреченного на смерть человека и своими ужасными стонами и рыданиями оповещает его о грядущей смерти.], которые все продолжались и продолжались, пока он не почувствовал, что череп сейчас взорвется.
        Это не Кейт, понял он. Тогда что это, черт возьми, такое?
        К тому времени как первый вопль сменился вторым, на этот раз более долгим и, если такое возможно, пронзительным, Стрела уже выбрался из постели и натягивал штаны. Он распахнул дверь и как раз собирался постучать в дверь спальни брата, когда та внезапно распахнулась. Из темноты появилась призрачная фигура в белом и двинулась в его сторону.
        Инстинктивно, чтобы не быть растоптанным, он схватил приближавшееся привидение. Прикосновение его потрясло. Его обдало волной напряжения, словно по венам потекла расплавленная лава, горячая и густая. Нервные окончания вспыхнули, чувства обострились, а жар… жар просто захлестнул его.
        Это был не призрак. Вполне реальное тело, прижавшееся — нет, вдавившееся в него,  — оказалось женским. Может, необычно твердым и удивительно крепким для девушки, но все же, несомненно, гладким и нежным.
        «Кейт».
        Ее вздох удивления смешался с его стоном чего-то гораздо более примитивного. Желания. Неприкрытого, физического, примитивного желания, охватившего его и никак не отпускавшего.
        Она подняла голову, и их взгляды встретились в полутьме. Грегор увидел ее смущение, ее невинность и ее страсть. Ее очень женскую страсть.
        На мгновение он видел только это. Связь была такой сильной, такой инстинктивной, что, казалось, все остальное исчезло. Пронзительный визг. Время. Место. Голос рассудка. Его мысли превратились в темную воронку желания, ведущую только к женщине в его руках.
        Он хотел утонуть в ней. Прижать ее к стене, накрыть ее губы своим ртом и отдаться бушующей внутри страсти. Он не понимал, что, черт подери, такое с ним происходит. Контроль, которым он всегда обладал, покинул его. Он спятил.
        Рука, обнимавшая Кейт за талию, инстинктивно сжалась, притягивая ее еще ближе. Она распахнула глаза, без сомнения, почувствовав то же, что и Грегор. Слившиеся вместе тела, ее грудь, прижатая к его груди, ее живот, уткнувшийся в его чресла, их сплетенные вместе ноги. Каждая часть совпадала точно, идеально.
        Черт, это было невероятно. Она была невероятной. Жар начал опускаться вниз, набухая в паху, заставляя его естество напрячься в возбуждении.
        Каждый мускул закостенел от борьбы с бушевавшими внутри желаниями. Приступ похоти накатил так стремительно и сильно, что сдержать его казалось невозможным, особенно для человека, которому никогда раньше не приходилось сдерживаться. Грегору всегда все давалось легко, может, даже слишком легко. Если он хотел женщину, то просить никогда не приходилось.
        Но в этот раз все было по-другому. Он не помнил, когда в последний раз хотел женщину так сильно. Должно быть, какое-то извращенное чувство заставляет хотеть Кейт именно потому, что ее он не может получить.
        Он не может ее получить. Голос рассудка пронзил охвативший его туман.
        Но Грегору все равно не хотелось ее отпускать. Как может что-то настолько приятное оказаться настолько неправильным?

        Кейт хотела, чтобы его поразило молнией, но вместо этого сама почувствовала, словно весь ее мир перевернулся с ног на голову.
        Все, что она знала о любви, было почерпнуто из романтических историй и рыцарских романов. Ее сердце тихо трепетало от мысли о сладком и нежном прикосновении губ, первом чистом целомудренном поцелуе. Поцелуе, который рыцарь дарит своей даме после того, как выигрывает турнир в ее честь. Именно так она себе все и представляла. Только это она знала.
        Но когда Грегор обхватил ее и прижал к себе, эта картина растаяла навсегда. В том, что она почувствовала, не нашлось места ничему романтичному или целомудренному. Желания ее тела были не осторожным трепетом, а мучительной бурей, горячей, мощной и, может, немного, а может, и очень жестокой.
        Вспыхнувшие в голове видения были не о галантных рыцарях, склонившихся над рукой прекрасной дамы и заявлявших о вечной любви, а о темных душных комнатах и обнаженных конечностях, сплетенных вместе под одеялами.
        Господи боже, он голый. Ну или скорее полуголый. И учитывая, что на ней была только тонкая льняная ночная сорочка, ощущение его мощной груди, прижавшейся к ней, оказалось ни с чем не сравнимым. Кейт чувствовала жар и слабость по всему телу.
        Когда Грегор схватил ее, она инстинктивно положила руки ему на плечи, где они и остались, слившись с гладкой обнаженной кожей и твердыми выпуклыми мышцами. Он был такой теплый. Ей хотелось утонуть в нем и никогда его не отпускать.
        Кейт знала, что он сильный и мощный, но видеть собственными глазами это совсем не то, что знать. Такого рода знания никогда не смогут быть забыты.
        Грегор был выкован, как боевое орудие, весь — длинные твердые мускулы и крепкие жилы, ни грамма плоти не оставалось свободным. Плечи были прямыми и широкими, руки — большими, с округлыми мышцами, талия — узкой, а живот — изборожден линией за линией тугих тросов. Он был твердым как гранит и при этом невозможно теплым, почти горячим. Особенно там, где соприкасались их тела.
        Ей тоже стало горячо, кожа нагрелась и обрела странную чувственность. Кейт ничего подобного раньше не испытывала. Ощущения — собственные мысли и желания — поразили ее. Смутили ее. Заставили почувствовать, словно она видит его в первый раз.
        Она не могла себе представить, что с ней могут сделать вид и прикосновение обнаженной мужской груди. Не могла представить поток тепла, охвативший ее тело. Тяжесть в груди. Безошибочный трепет между ног и странную влажность. Она не представляла себе желания провести руками по чьему-то телу, желания почувствовать крепкие ребра и выступающие мышцы, натягивающиеся под ее пальцами.
        Но обнаженная грудь Грегора влияла на нее именно так.
        Она была такой же идеальной, как и все остальное в нем, отливавшая теплом и золотом от единственного факела, освещавшего коридор. Как кому-то может так повезти? Словно Господь решил произвести мужчину, способного поставить на колени любую женщину.
        Кейт хотела Грегора Макгрегора с того самого момента, как увидела его смотрящим в колодец. Но теперь это было желание совсем другого рода, гораздо более сильное. Это было желание женщины обладать мужчиной, шедшее не от сердца, но откуда-то глубоко изнутри, непреодолимое желание. Такое желание могло заставить женщину потерять рассудок и гордость.
        До этого момента Кейт никогда не понимала, что могло заставить ее мать — безупречную леди во всех отношениях — сделать то, что она сделала. Сейчас ей стало ясно, как легко можно потеряться в мужских руках.
        Грегор тоже это почувствовал?
        Когда их взгляды встретились, Кейт увидела мириад чувств, промелькнувших по его лицу, ни одно из которых она не могла расшифровать.
        Вопли закончились так же внезапно, как и начались. Но одно долгое мгновение ни один из них не шевелился.
        — Грегор, я…
        Кейт не знала, что говорить. Ее эмоции были слишком сильными, чтобы выразить их словами.
        Грегор отпустил ее так неожиданно, что ее ногам едва хватило времени, чтобы прийти в себя.
        — Что это за звук?
        Кейт моргнула. Вопрос был таким приземленным, его выражение — таким безразличным, что если бы она тут не стояла, то никогда бы не догадалась, что минуту назад он держал ее так, словно никогда не отпустит.
        Ей показалось, что ее ударили стенобитным тараном. Ее тело все еще горело от возбуждения — кожу покалывало, грудь напряглась, живот трепетал — а Грегор был спокоен и безмятежен, как всегда. Даже без одежды!
        Он что, ничего не почувствовал? Это яростное притяжение было полностью односторонним? Только с ее стороны? Его ничто не задело?
        Кейт уставилась на него, стараясь рассмотреть в темноте выражение его лица. Но этот раз она заметила сжатый рот, стиснутые кулаки и напряженные плечи. Его мышцы тоже, каждая идеально сложенная, казались слегка окостеневшими и неподатливыми. Как у человека, пытающегося себя контролировать. Держать себя в руках.
        Она прищурилась. Может, Грегор не такой уж невозмутимый, каким хочет казаться?
        Словно прочитав ее мысли, он нахмурился:
        — Иди в свою комнату, Катерина. Я выясню, что это за крики.
        Она прикусила губу и примирительно улыбнулась.
        — В этом нет необходимости. Это Мадди. У нее болят уши, и иногда она просыпается.
        Он выгнул бровь.
        — Иногда?
        Примирительная улыбка скривилась.
        — Иногда — каждую ночь.
        Грегор застонал и вцепился пальцами в волосы. На его предплечье была какая-то отметина, но не это заставило Кейт с силой втянуть воздух. Всемилостивый боже! То, как сгибались мышцы его руки…
        Ее сердце замерло и ушло в пятки.
        — И ничего нельзя сделать?  — спросил он.
        Она оторвала взгляд от огромного бицепса и постаралась ухватиться за связную мысль в голове.
        — Ну, лекарь дал нам припарки. И теплое одеяло, кажется, помогает. Но, судя по звукам, у Лиззи все уже под контролем. Она спит в комнате с ней.
        Грегор бросил на нее резкий взгляд. Очевидно, что-то из сказанного ему не понравилось.
        — А с кем спишь ты, Катерина? Почему ты вышла из спальни Джона?
        Кейт понадобилось время понять, что он имеет в виду. Когда она догадалась, то смогла только уставиться на него, разинув рот. Грегор решил, что они с Джоном?..
        Она выпрямилась. Да как он смеет! В отличие от некоторых личностей в этом коридоре она не ложилась в постель с первым, кто попадется под руку. Это не она весь вечер кормила Мэри чуть не с ложки. Причем едой, которую Кейт так старательно выбирала, включая особые сахарные бисквиты с корицей, которые испекла сама. Все, что нравится ему. Приготовлено идеально. Не то что бы он, черт его дери, заметил. Как же, когда его лицо весь вечер было у Мэри в декольте!
        Обычно Грегор не демонстрировал так свои связи, но на этот раз все было по-другому. Словно он хотел, чтобы все заметили.
        Теперь настала очередь Кейт сжать кулаки. Больше всего на свете ей хотелось сказать ему, что именно она думает о его обвинениях, но слова матери (и леди Марион) снова всплыли у нее в сознании:
        «Леди не устраивают скандалов, Кэти. Сварливые женщины никому не нравятся».
        Очевидно, мужчинам нравятся хихикающие дурочки с большой грудью! Но Кейт сохранила недобрые мысли по поводу вдовы при себе.
        Улыбка Кейт была такой натянутой и кривой, что она боялась, как бы не лопнуло лицо.
        — Я перебралась сюда, чтобы освободить комнату для детей. Джон спал в твоей спальне, пока Мадди не заболела, а теперь решил, что предпочитает барак.
        — Значит, ты спишь в…
        — В комнате рядом с твоей, да,  — закончила она. Чего он так разозлился?  — Что-то не так?
        Мышцы под челюстью начали дергаться, но Грегор покачал головой.
        — Нет.
        Кейт нахмурилась.
        — Ты в порядке? Ты говоришь так, словно у тебя что-то с горлом. О господи, надеюсь ты не подцепил…
        — Я в порядке,  — прорычал он, ухватив за запястье руку, потянувшуюся к его лбу.
        Грегор отвел ее руку назад и отпустил, но Кейт по-прежнему чувствовала на запястье отпечаток его руки, словно оковы.
        — Ты не в порядке, ты злишься. Если это из-за спален или из-за того, что ты меня обнимал…
        — Я тебя не обнимал, черт возьми!
        Кейт старалась не улыбаться, но его реакция так ее обрадовала, что она не сдержалась. Если он ничего не почувствовал, то не стал бы так злиться.
        Значит, он все же заметил! Может, ему это и не понравилось, но он заметил!
        — Не обнимал?  — невинно спросила она.  — Я могла бы поклясться, что твои руки были у меня на талии, а моя грудь прижималась к тебе добрых три минуты…
        У него потемнело лицо.
        — Кейт…
        Вняв предупреждению, она ухмыльнулась и скользнула назад в свою спальню. Кейт своего добилась.
        — Спокойной ночи, Грегор. Сладких снов,  — не удержавшись, добавила она, захлопнув дверь перед его носом.
        Дверь была толстой и крепкой, но Кейт все же услышала, как он выругался и ушел.
        Она плюхнулась на кровать и с широкой улыбкой уставилась на деревянные балки и перекрытия потолка, освещенные лунным светом.
        В конце концов, Кейт не собирается ждать удара молнии. Нет, она собирается устроить небольшую собственную грозу. Она может позволить себе быть терпеливой, а дети не могут. Грегор им нужен. Он это поймет… скоро.
        Глава 6
        Зимой дни короткие, и солнце еще не встало, когда Грегор проснулся от звуков, доносившихся из зала внизу. Хотя «проснулся» предполагало, что он спал, а за последние несколько дней это было редкой драгоценностью.
        Дело было не в плаче Мадди (который значительно утих с тех пор, как Грегор устроил так, чтобы с ней оставался лекарь), а в беспокоивших его собственных снах. Непристойных снах. Порочных снах. Снах, от которых он просыпался, горячий и возбужденный, балансируя на краю реальности. Черт, он столько раз за эту неделю играл с собой, что снова почувствовал себя шестнадцатилетним подростком!
        С той самой ночи, как Кейт оказалась в его руках, его неконтролируемая страсть к ней стала только хуже. Намного хуже. Девчонка, казалось, делала все возможное, чтобы довести его до ручки. Полностью свести с ума. Дразнила его. Искушала. Мучила его влечением, которое даже не пыталась скрывать. Но возвращение домой должно было дать Грегору покой, вернуть концентрацию, а не полностью ее разрушить!
        Он делал все возможное, чтобы избегать ее, но при небольших размерах Динлиона это было практически невозможно. Кейт беспокоила его по пустякам, запирался ли он в своем кабинете, прятался в конюшне или тренировался во дворе с мужчинами. Единственный раз он побыл в покое, когда выехал со своими людьми повидать отдаленных членов клана.
        Грегор, конечно, не впервые стал мишенью не слишком скрываемых притязаний юной девицы, угождающей всем его желаниям, очаровывающей улыбками, случайно к нему прикасавшейся при любой возможности. Он был объектом этих игр и ухищрений с подростковых лет. Он видел их насквозь и знал, что с ними делать.
        Обычно. Но с Кейт все было по-другому. С ней он, может, все и видел насквозь, но от этого не переставал ее хотеть. Она была единственной, кому ему когда-либо приходилось сопротивляться, и это оказалось значительно сложнее, чем Грегор мог себе представить.
        Дважды он пытался организовать другие развлечения, и дважды они срывались. Один раз несколько людей неожиданно возвратились в бараки, и один раз слуги решили разобраться в кладовой (вечером, что было странным временем для работы по дому).
        Динлион был чертовски мал, и мест для уединения имелось немного. Был, конечно, еще кабинет, но с комнатой Кейт прямо по соседству…
        Он чувствовал себя неудобно. Осознавая ее нежные чувства, он всегда старался быть по возможности осмотрительным в своих отношениях с другими женщинами, пока оставался дома. Но он не знал, сколько сможет выдержать в таком состоянии. Вымотанный и на грани — это еще мягко сказано.
        Если бы не воскресенье, Грегор натянул бы на голову подушку и снова заснул.
        Воскресенье. Черт возьми, он должен был отправляться к мессе в деревню. Со смиренным стоном Грегор бестолково нашарил штаны. Он мог умыться и одеться практически во сне. Последние семь лет на войне научили его быть готовым в мгновение ока, и его движения были привычно механическими. Пригоршня холодной воды на лицо, быстро обтереть тело, паста из мяты и соли и полоскание из белого вина для зубов, гребень для волос (когда был под рукой), туника, чулки, штаны, накидка, плед, все аккуратно сложенное (чего он совершенно не помнил), и сапоги. Сапоги…
        Грегор снова поглядел на подножие кровати. Проклятье, куда, черт возьми, подевались сапоги?
        Распахнув дверь, он уже собирался позвать кого-нибудь из слуг, когда Шимус, сын местного вождя, за которым Джон согласился приглядеть и который иногда исполнял обязанности его оруженосца, поспешил вверх по лестнице с пропавшими сапогами в руках.
        — Простите, милорд. Вы, вероятно, их ищите. Я должен был вернуть их до вашего пробуждения.
        Грегор забрал сапоги у него из рук, заметив, что они больше не покрыты грязью.
        — Ты их почистил?
        — Да. Кейт подумала, что к мессе вы захотите отправиться в чистых.
        — Да неужели?  — Как чертовски предусмотрительно с ее стороны! То, как она предугадывала каждое его желание, совершенно сбивало его с толку.
        Мальчишка отступил.
        — Я сделал что-то не так? Мне следует в следующий раз спросить вашего брата?
        Грегор стиснул зубы.
        — Это не сапоги Джона, черт подери, они мои.
        Это он лэрд!
        Мальчишка вытаращился, и Грегор выругался, поняв, как это прозвучало. Вот до чего он дошел. До высокомерия! Он в жизни не был высокомерным — до этого дня. Но каждый раз, стоило ему обернуться, он слышал: «Кейт велела то»,  — или — «Джон это уже сделал»,  — или еще хуже: «Джон и Кейт этим займутся». Вместе!
        В отсутствие Грегора Джон явно проявил себя надежным хозяином, а Кейт практически безошибочно управлялась с домашними обязанностями его матери. Сказать по правде, девчонка справлялась даже лучше: нигде не было ни пятнышка, еда улучшилась, запасы урожая увеличились. Согласно стольнику, Кейт могла выторговать сделку у самых прижимистых торговцев и поставщиков. Наверно, донимала их, пока они не сдавались — качество, с которым он был знаком не понаслышке. Она уподоблялась как осадному орудию, когда чего-нибудь хотела.
        Грегор должен бы радоваться, что все сложилось так прекрасно. Он никогда не хотел становится лэрдом и не предназначался для этой работы. Он был доволен, что может сосредоточиться на войне, зная, что о клане кто-то заботится. Правда. Но нелегко оказалось привыкнуть быть лишним в собственном доме.
        — Простите,  — нервно повторил Шимус.
        Грегор выругался. Он не должен был вымещать свое раздражение на парне.
        — Нет, это ты прости меня, парень. Я сегодня в дурном настроении. Ты отлично справился, спасибо.
        Мальчишка просиял и уже собирался убежать, когда соседняя дверь отворилась, и из нее показался источник дурного настроения Грегора, свежий и бодрый, и слишком, черт побери, очаровательный для его не слишком мирного рассудка в очередном плотно облегающем наряде — на этот раз темно-синем.
        Она весело на него посмотрела. Ей обязательно быть такой бодрой?
        — Что-то случилось? Я слышала крик.
        — Ничего,  — ответил Грегор, а Шимус продолжил:
        — Я просто вернул лэрду сапоги.
        Кейт улыбнулась. С каких пор у нее появились чертовы ямочки?
        — Мы хотели тебя удивить.
        — У вас получилось,  — сказал Грегор. Он повернулся к Шимусу и добавил:  — Можешь вернуться к своим обязанностям, парень. Передай моему брату, что мы скоро отправимся.
        Кейт озабоченно изучала его лицо.
        — Ты уверен, что все в порядке? Ты очень беспокойно вертелся и метался, когда я принесла тебе одежду…
        — Когда ты что?  — взорвался Грегор, сделав шаг к ней, прежде чем вспомнил, насколько это глупо.
        Господи, как хорошо она пахла! Многие женщины использовали вереск, чтобы ароматизировать мыло, но ни одна из них не пахла так хорошо! Ни одна не вызывала желания уткнуться носом ей в шею и вдыхать ее аромат.
        Вместо того чтобы испугаться его гнева, Кейт подняла голову и улыбнулась.
        — Выстиранную, вычищенную и сложенную.  — Она покивала.  — Я вижу, ты по-прежнему раскидываешь все по полу.
        То ли от того, что она столько знала о его привычках, то ли от того, что была в его комнате, пока он спал, но он почувствовал, как на него надвигаются стены. Нет, на него надвигается она, и ему это не нравится. Ему захотелось сорваться, как было каждый раз, когда женщина пыталась командовать им и загнать его в угол.
        — Держись от моей спальни подальше, Кейт, особенно когда я сплю.
        Она нахмурилась.
        — Почему?
        — Потому что так полагается, черт подери!
        Кейт подняла бровь.
        — Полагается? Я ведь тебе как дочь или сестра. Ведь так?
        Черта с два! Она была…
        «Умно». Грегор остановился, поняв, чего она добивается: заставить его признать что-то, чего он не желает признавать.
        Он не может позволить Кейт продолжать эту игру. Пора разорвать узлы, которыми девчонка его связала. Она слишком разошлась после того, что он по недосмотру показал ей той ночью. Но он играет в эти игры намного дольше, чем она.
        Грегор медленно улыбнулся.
        — Да, ты права.
        Она моргнула.
        — Правда?
        — Может, не отец — я не такой уж старый — но определенно старший брат.  — Кейт выглядела шокированной. Он пожал плечами, словно тут больше не о чем говорить.  — Я просто пытаюсь оградить тебя.
        Она неуверенно сглотнула. Если бы ее близость не оголяла каждое нервное окончание его тела, он бы этому обрадовался.
        — Оградить от чего?
        Он одарил ее самой лучшей коварной улыбкой.
        — От зрелища, которое может шокировать твой девичий взор, в случае если у меня будет компания.
        Кейт потрясенно втянула воздух — эта мысль точно не приходила ей в голову. Но если Грегор думал, что ее так легко обескуражить, то он ее явно недооценил. Девчонка слишком упряма и самоуверенна. Напротив, как показало ее приключение у реки, она не бежала от драки, даже если шансы были не в ее пользу. А поставить на него было точно плохой затеей.
        Потрясенный вид испарился, и державший его взгляд стал гораздо более понимающим и упрямым, чем ему хотелось бы.
        — В замке очень мало мест для уединения, Грегор. Уверена, у тебя нет ничего, чего бы я ни видела раньше.  — Взгляд, окинувший его торс и напомнивший, что именно она видела, был прищурен и, кажется, не слишком впечатлен. Хотя какого черта его это задевало, он не знал. Он не хотел, чтобы она восхищалась его строением. Но с кем она, черт подери, его сравнивает? За последние годы он, конечно, прибавил в весе, но это все мышцы и…
        Он остановился. Господи, что она с ним делает?
        — Хотя ради спокойствия детей…  — прибавила Кейт.  — Надеюсь, тебе удастся свести свою «компанию» к минимуму.
        Она снова это сделала? Заставила его защищаться. Почувствовать себя полным болваном. Распутным болваном.
        С кем он ложится в постель — это его дело. Грегор не обязан ей ничего объяснять. Он может привести женщину в свою спальню, если захочет.
        Но, черт подери, это ее обидит, и что-то внутри него восставало против этой мысли.
        Слова Кейт, однако, напомнили ему о другой проблеме. Каждый раз, когда он пытался поговорить с ней о «детях», она находила отговорки. Кажется, единственным способом избавиться от нее, было объявить, что он находился на смертном одре со стрелой в горле, в то время как был зачат Эдди, и патрулировал Западные острова, разыскивая Джона Лорна в те месяцы, когда была зачата Мадди.
        — Кстати о детях, ты уже устроила, чтобы их забрали…
        — А вот и они,  — перебила Кейт. Он практически слышал облегчение, вызванное очередным избавлением от необходимости обсуждать этот вопрос при появлении Этти, Лиззи, черноволосого жулика, ребенка, обладавшего способностью писаться каждый раз, когда Грегор оказывался поблизости, и банши в обличие светловолосого младенца.  — Нам стоит отправляться, если не хотим, чтобы отец Роланд сердился на нас за опоздание.
        Она попыталась скрыться, но Грегор поймал ее за руку.
        — Разговор еще не закончен, Кейт.
        Она взглянула на него, и от чего-то в ее выражении, черт, от всего в ее выражении, ему захотелось ее поцеловать.
        — Нет.  — Ее глаза смотрели испытующе.  — Нет, не закончен.
        Грегор бы, может, и порадовался ее покладистости, если бы не знал, что она говорит не о детях.
        Он не знал, что Кейт там себе напридумывала, но она ошибается. И с каждым днем становилось все понятнее, что так или иначе ему придется ей это доказать.

        Компания. От одного этого слова уверенность Кейт пошла трещинами. Он же не притащит женщину в свою спальню… правда? Однако, учитывая, что Грегор с той ночи в коридоре отказывался признавать свое к ней влечение, Кейт начинала подозревать, что может и привести.
        Кажется, ей придется приложить всю свою бдительность и изворотливость, пока Грегор не будет готов принять то, что между ними происходит.
        Во время долгой «доступной» проповеди отца Роланда, звучавшей больше на гэльском, чем на латыни, Кейт полностью погрузилась в мысли, как уберечь его от самого себя. По какой-то иронии судьбы сегодня священник вел беседы о целомудрии и привел в пример монахиню, которая выколола себе глаза и послала их королю, чтобы только не быть предметом его страсти (Кейт полагала, что в этом было бы больше смысла, если бы король выколол глаза себе), до тошноты все тянул и тянул пассажи из Евангелия (на латыни), которых она не понимала.
        Не приходилось удивляться, что Грегор решил усесться за несколько скамей от нее и детей. Он был непреклонен в стремлении избавиться от них, и Кейт все сложнее и сложнее убеждать себя, что он передумает. Но поскольку она тоже не собиралась менять своего мнения, они оказались в тупике.
        Терпение — напомнила она себе. Но было тяжело. Во всех отношениях. Не только из-за детей, но и ждать, когда Грегор признает происходящее между ними — особенно со всеми этими женщинами, за которыми надо следить.
        С тяжестью на сердце Кейт наблюдала, как после окончания мессы женщины тут же налетели на него как саранча. В прошлые три дня в Динлионе было то же самое, как только новости о прибытии красавца достигли маленькой деревушки и ее окрестностей. Приезд Грегора всегда вызывал ажиотаж, и женщины являлись в Динлион, чтобы увидеться с лэрдом под любыми, самыми нелепыми предлогами.
        Он воспринимал внимание как должное. Улыбался, флиртовал и был очарователен с каждой из них. Со всеми, кроме Кейт, и в первый раз это ее задевало. Она ревновала. И не важно, сколько раз Кейт повторяла себе, что эти женщины для него ничего не значат — ей так и не удавалось заглушить тихий голосок, напевавший, что и она не более ценна для Грегора.
        И все же Кейт вспоминала слова леди Марион: «Будь терпеливой, милая. Эти женщины ничего не стоят. Когда он найдет подходящую женщину, будет верен ей всегда». Но отношения Грегора с неподходящими женщинами и были проблемой. Его мать догадывалась о чувствах Кейт и, пытаясь ее подбодрить — ничто бы так не порадовало ее, как увидеть их вместе,  — рассказала ей о том, что случилось с женой его брата. Как та женщина использовала Грегора, чтобы заставить старшего брата ревновать и сделать ей предложение.
        Кейт вышла с Джоном наружу, где в церковном дворе собрались жители деревни, наслаждавшиеся солнечным зимним утром. Один из сыновей магистрата — Фаркуар, вспомнила она,  — остановился поговорить с Джоном, и Кейт воспользовалась возможностью оглянуться на Грегора, который все еще оставался в церкви, пытаясь выбраться из толпы.
        Увидев, с кем он разговаривает, Кейт пожалела, что посмотрела. Она напряглась и стиснула зубы. Шинейд Макиан, обожаемая дочь богатейшего в округе вождя, подружилась с Кейт, когда та впервые появилась, но быстро бросила ее, когда стало понятно, что эта дружба не сблизит ее с Грегором.
        Светловолосая, голубоглазая, с округлостями во всех нравящихся мужчинам местах, Шинейд была едва ли не самой красивой женщиной в Шотландии. И поэтому она полагала, что предназначена для Грегора. В том, что он сам был с этим не согласен, Шинейд винила Кейт, хотя та ни разу не сказала против нее ни слова (хотя слов у нее имелось предостаточно).
        Отвернувшись от девицы, которая годами старалась сделать ее жизнь невыносимой, Кейт с радостью увидела, что Пип болтает с несколькими деревенскими ребятами. Включая Уилли. Этти держала Эдди под контролем, но Лиззи выглядела совершенно измотанной с извивающейся Мадди на руках, так что Кейт предложила ненадолго ее освободить. Найдя на задворках церкви небольшой свободный уголок, она отпустила малышку побегать, а потом подхватила ее и закружила, пока они обе не раскраснелись от смеха.
        — Как мило.
        При звуке насмешливого голоса Кейт замерла. Крепко прижав Мадди к груди, словно стараясь защитить от яда, она обернулась к Шинейд. Рядом с ней, как всегда, стояла пара подружек. Элис и Дирдре говорили редко, их задачей было просто поддакивать Шинейд.
        — Что ты с собой сделала Катерина?  — Большие голубые глаза Шинейд разглядывали ее наряд.  — Тебе удалось найти приличное платье? После того что ты сотворила с Дугалом Макнабом, я ожидала увидеть тебя в доспехах и с мечом.  — Она рассмеялась, но в презрительном тоне не было ничего забавного. Как по команде, Элис и Дирдре захихикали.
        Шинейд всегда находила способ заставить Кейт чувствовать себя неловко и неженственно и знала это. Дорогие наряды Шинейд украшали ряды лент и вышивки, волосы были завиты и искусно уложены, кожа выглядела, словно она купалась в молоке, а под ногтями не нашлось бы ни пятнышка грязи. Она была мягкой и пышной, как аппетитное пирожное, тогда как Кейт выглядела твердой и жилистой, как кусок вяленого мяса.
        Глядя на Шинейд, Кейт видела все, чем не была и не могла стать снаружи. Но под красивой внешностью Шинейд скрывалась самодовольная, избалованная и злая девица, и любой, кто этого не видел, был дураком. Мясо, может, и не так привлекательно, но от него больше проку.
        Кейт надоело, что другая женщина заставляет ее чувствовать себя несчастной.
        — Чего тебе надо, Шинейд? Ты же видишь, я занята.
        При взгляде на Мадди губы Шинейд неприязненно скривились.
        — С одним из ублюдков? Понять не могу, как ты пустила их под свою крышу. Если бы я была хозяйкой дома, то отправила бы их подальше.
        При слове «ублюдок» и знакомом презрении Кейт вышла из себя. Презрении, которого она вдоволь навидалась в детстве.
        — Но ты в доме не хозяйка, и, судя по всему, ею не станешь, так что это не твое дело.
        Щеки Шинейд вспыхнули от злости, а выражение лица потеряло всю напускную невозмутимость.
        — Ты так в этом уверена? Несколько минут назад у меня сложилось совсем другое впечатление. Я бы сказала, лэрд был весьма заинтересован в более близких отношениях.
        От акцента Шинейда на слове «близких» у Кейт все сжалось внутри. «Он не станет!»
        — Очень в этом сомневаюсь.
        — Почему? Ты же не думаешь, что он предпочтет играющую в войну девчонку — в какое бы платье она не нарядилась — женщине вроде меня.
        Кейт сжала кулаки. Ее умение пользоваться мечом и постоять за себя не делает ее мальчишкой. Но жало Шинейд попало в крошечный уголок ее женского тщеславия.
        — Дело не в платье, а в характере под ним. В какие изысканные ткани не заворачивай, тухлая рыба все равно воняет.
        Элис и Дирдре задохнулись. Шинейд стала красной, ее глаза запылали от ненависти.
        — Характер? Ты наивная дурочка, Катерина. Мужчинам нужны красота и пышный бюст.
        Кейт упрямо сжала рот.
        — Не Грегору.
        Она его знает. Он не такой. Кейт знает, как мало для него значит собственная внешность и как он ненавидит то, что она значит для других, хотя никогда этого не показывает. Если Грегор женится, то из-за души и нрава, а не наружности.
        Шинейд, может, и была жестокой и злобной, но отличалась удивительной проницательностью, и что-то в выражении лица Кейт, должно быть, ее выдало. Взгляд Шинейды пригвоздил Кейт, как жертву хищник, почуявший запах крови.
        — Господи, да ты влюблена в него!  — Громкий раскат хохота оказался гораздо обиднее, чем Кейт могла себе представить.  — Ты же не думаешь, что самый красивый мужчина в Шотландии женится на такой, как ты? На найденыше, которого он пожалел и которому нечего предложить, кроме характера, простоватого личика и мальчишеской фигуры?
        У Кейт не простоватое личико и фигура вовсе не мальчишеская! Она понимала, что Шинейд просто издевается, но ее слова все равно причинили боль — и хотелось дать сдачи. Грегору Кейт не безразлична. И однажды он женится на ней. Она в этом совершенно уверена!
        И не важно, что больше никто в это не верит. Но как и презрительное «ублюдок», преследовавшее ее в детстве, слова Шинейд попали в самое больное место. «Мой отец — величайший рыцарь на всем белом свете». Старая похвальба звучала в ушах, и внутри нарастало то же стремление заставить их сожалеть о том, что дразнили ее.
        — Он женится на мне,  — свирепо заявила Кейт.  — И не из-за хорошенького личика или пышной груди, а потому что любит меня. Самый красивый мужчина в Шотландии будет моим мужем, вот увидишь.
        Непоколебимая уверенность в голосе Кейт на мгновение заставила Шинейд отступить, но она быстро оправилась.
        — Единственный способ заставить Грегора Макгрегора жениться на тебе — это заманить его в ловушку.  — Ее взгляд скользнул по скромной груди Кейт.  — А для этого у тебя отсутствует необходимая приманка.
        Кейт улыбнулась, вспомнив влечение, возникшее между ними с Грегором несколько дней назад.
        — Что только доказывает, как мало ты знаешь о приманках. Ты понятия не имеешь, какие у нас отношения. Если ты думаешь, что у меня не получится, то ошибаешься!
        От уверенности соперницы Шинейд вытаращила глаза.
        Кейт внезапно поморщилась. Разговор стал таким отвратительным, что она почувствовала необходимость немедленно помыться. Она не должна была опускаться до уровня Шинейд, как бы та не дразнилась.
        Крепко держа Мадди, она величественно проплыла мимо троицы, пока Шинейд не выпалила очередную гадость.
        Кейт едва завернула за угол церковного двора, где собрались все остальные, как налетела на Джона и Фаркуара.
        — Вот ты где,  — сказал Джон.  — А мы удивлялись, куда ты исчезла.
        Кейт натянуто улыбнулась. После того что произошло с Шинейд и ее подружками, она чувствовала себя изможденной.
        — Мадди надо было размять ноги после проповеди.
        — Которая была довольно длинной,  — заметил Фаркуар с понимающей улыбкой.
        Эта беспечная улыбка удивила Кейт. Старший сын магистрата слыл ученым и только что вернулся из университета на континенте. Насколько она помнила, до отъезда он всегда был сдержанным и серьезным.
        Они обменялись несколькими шутками, и, к удивлению Кейт, Фаркуар предложил проводить ее обратно в Динлион. Джон, кажется, тоже удивился, но сказал, что у них с Грегором есть еще какие-то дела. Кейт уже собиралась отказаться, когда взглянула на Грегора и передумала. Она застыла. Он стоял почти там же, где она видела его в последний раз, но его мрачное выражение и его собеседник заставили ее поспешить удалиться.
        Это была Мэри, что означало неприятности для Кейт.
        Глава 7
        Если Кейт думала, что ей так просто удастся сбежать, то пусть подумает снова. Теперь Грегор знал, кого надо благодарить за вмешательство в его планы в прошедшие несколько дней. Святые угодники, девчонка могла бы поучить диверсиям самого Брюса!
        Ему потребовалось несколько минут, чтобы узнать мужчину, с которым она сбежала. Он не помнил, чтобы сын магистрата был таким высоким или таким широким в плечах. Он выглядел так, словно проводил все время в поле или с кузнечным молотом в руках. Наблюдение не из приятных. Фаркуар был подходящим и, кажется, заинтересованным, что должно радовать — Фаркуар был в его списке подходящих женихов — но ему совсем не понравилось, как тот смотрел на Кейт.
        Девчонка могла быть обезоружена этой дружелюбной улыбкой. Кто знает, в какие неприятности невинная девушка вроде Кейт, незнакомая с мужским коварством, может попасть? Если Фаркуар до нее хоть дотронется, Грегор придушит этого щенка!
        Сила подобной реакции привела Грегора в замешательство. Он просто ведет себя покровительственно, как ее опекун, убеждал он себя. Ему стоит радоваться, что нашелся претендент, которому ее можно сбыть с рук. Тогда Грегор наконец приведет в порядок свои мысли и полностью посвятит себя войне и службе королю. Он больше не подведет Брюса.
        Однако после того как Кейт быстро испарилась, Стреле понадобилось время разжать кулаки. Как бы не было соблазнительно пойти за ней следом, шаткое перемирие с соседствующими Макнабами требовало внимания.
        После церкви они с Джоном отправились в Лох-Тей, но встреча прошла не слишком гладко.
        Кеннет Макнаб из Лох-Тей, родственник главы Макнабов, воевавшего вместе с Джоном Лорном против Брюса в битве при Брэндере[5 - Битва при Брэндере в Шотландии являлась частью шотландской войны за независимость и гражданской войны между Брюсом и группировкой Баллиола в пересекающихся конфликтах. Источники не позволяют точно определить дату битвы, происходившей приблизительно между 1308 и 1309 гг.], практически плевался пеной от злости.
        — Эта фурия кинулась на моего сына с кинжалом, когда тот отвернулся. Кинжалом! Девчонку следует заковать в колодки за то, что она сделала. Вам еще повезло, что я не потребовал ее арестовать!
        Грегор стиснул зубы, но сдержал порыв врезать кулаком ему в зубы за эту угрозу. Они оба знали, что скорее в аду пойдет снег, чем Макнаб привлечет еще больше внимания к унижению своего сына — инцидент и так обсуждался на каждом углу. Все же одно дело — если Грегор называет ее фурией, и совсем другое — если Макнаб.
        — Я отвечаю за девчонку,  — сказал Грегор удивительно спокойно.  — И только у меня есть право ее наказывать.
        — И как именно вы собираетесь это сделать?
        Сжав губы, Грегор изучал изборожденное боевыми шрамами лицо предводителя. Крупный, плотно сбитый, весьма несдержанный и жестокий, Макнаб был намного старше Грегора и оставил поле битвы, но по-прежнему являлся воином, с которым стоило считаться.
        — Катерина говорит, что все произошло иначе.  — Поскольку Стрела старался избегать Кейт, то выяснил все у Джона и подтвердил у угрюмого несговорчивого Пипа.  — По ее словам, это ваш сын толкнул ее в спину, когда она отвернулась. Ножом она стала защищаться, когда он попытался пнуть ее, пока она лежала на земле.
        — И вы в это верите? Мой сын вдвое ее больше. Уж не говоря о том, что она женщина.
        Очевидно, Макнаб пытался выставить сына в лучшем свете, подтасовывая факты.
        — Девчонка более чем способна защититься от парня и вдвое больше Дугала,  — сказал Джон.  — Я сам ее научил.
        Макнаб в ярости повернулся к Грегору.
        — И вы позволяете такое неестественное поведение? Какая нормальная девушка учится сражаться?
        Глаза Грегора предостерегающе сузились. Он понимал гнев Макнаба и урон, нанесенный его гордости, но он не позволит порочить Кейт.
        — Я не только это позволяю — это вообще была моя идея. Я не вижу ничего неестественного в том, чтобы девушка научилась защищаться от трусливых мужчин, которые считают допустимым бить женщин.
        От упрека Макнаб мгновенно стал пунцовым, понимая, что тот был обращен к нему. Синяки его жены замечали все.
        Грегор подозревал, что, если бы встреча не происходила во время перемирия, Макнаб схватился бы за меч, несмотря на превосходящее мастерство Грегора.
        — Так вы не собираетесь ничего сделать?
        Грегор стиснул челюсти. Как бы ему не был противен Макнаб и как бы не хотелось велеть ему отправляться к дьяволу, он предпочитал не оставлять Джона разбираться с возобновившейся враждой. И все же дипломатия нелегко давалась человеку, который семь лет только и делал, что сражался, и слова вызывали во рту горечь.
        — Я поговорю с ней.
        — Вам надо посадить ее на поводок. Эта дикарка много лет делает только то, что ей вздумается. Ей нужна твердая рука…
        — Девчонка — не ваша забота,  — сорвался Грегор.
        Макнаб говорил о ней, как о лошади, которую нужно объездить. Катерина вовсе не дикая. Она страстная и… особенная. Необузданная. Самоуверенная. Честная. Она никогда не сдерживалась и так же безоглядно относилась к жизни, как и он, и любой хороший воин, которого он знал. Она сильная, непритязательная, с естественной грацией и очарованием, перед которыми невозможно устоять. Если временами она бывает резкой, то это не со зла. Кейт хороша такая, какая есть, и черта с два Грегор станет делать из нее что-то еще, чтобы угодить таким, как Макнаб.
        Пытаясь сгладить ситуацию, Джон добавил:
        — Ее все равно скоро выдадут замуж.
        — Замуж?  — Макнаб нахмурился.  — Надеюсь, вы планируете включить в приданое уздечку. Или, может, муж найдет что-нибудь еще, чтобы сунуть ей в рот и заставить молчать.
        От этого высказывания Грегор взбесился. Позабыв о перемирии, он повыбивал бы Макнабу все зубы, если бы Джон не схватил его за руку и не удержал.
        Очевидно, сообразив, что зашел слишком далеко, Макнаб оставил это дело в покое. Но Грегору все равно потребовались нечеловеческие усилия, не только для того, чтобы удержаться и не убить Макнаба, но и для того, чтобы продолжить примирительные переговоры.
        К тому времени как они возвратились в Динлион, Грегор был вымотан, раздражен и искал, с кем бы подраться. Другими словами, он был более чем готов выследить свою юную воспитанницу и немного поболтать о вмешательстве в его личную жизнь.
        Ему следовало догадаться, что Мэри не явилась на свидание именно из-за нее, к тому же Кейт виновата и в двух других происшествиях. К несчастью, кажется, на этот раз девчонка сама его избегала. Она рано отправилась в спальню, трусиха,  — и даже в таком настроении Грегор не был таким дураком, чтобы постучать в дверь ее комнаты.
        Нет, у него имелся план получше. Он подкараулит ее в конюшне завтра пораньше и перехватит перед утренней верховой прогулкой.
        Однако на следующее утро Грегор, едва распахнув дверь конюшни, обнаружил, что это его подкараулили.
        — Вот вы где!
        Грегор застонал. Меньше всего ему сейчас хотелось иметь дело с этой девицей, которая придумала себе любовь к нему. Шинейд Макиан, без сомнения, красавица, была превосходным примером всего, чего Грегор старался избегать. Она ясно показывала, что желала и чем готова была ради своей цели пожертвовать, словно ее целомудрие — это какой-то приз, за который надо бороться. Стрелу это не интересовало. Ни на каких условиях. Но он никогда не проявлял жестокость без необходимости, и Шинейд была подругой Кейт.
        — Я думала, что вас упустила,  — добавила Шинейд.  — Я была в зале, но там мне сказали, что вы только что ушли.
        Ее щеки горели, и Грегор догадался, что она за ним бежала.
        На его лице появилась ленивая улыбка.
        — Я думал прокатиться.
        Шинейд смотрела на него из-под опущенных ресниц, хорошенький ротик сложился в жеманной улыбке.
        — Думаю, вы очень хороший наездник.  — Она сделала особый акцент на слове «наездник»; не оставляя сомнений в том, о какой езде идет речь.  — Боюсь, у меня в этом не слишком много опыта. Но если вы меня научите, то я с большим удовольствием составила бы вам компанию.
        Господи боже, это самый нелепый разговор, какой ему приходилось слышать! И все же Грегор улыбнулся в ответ.
        — Я это запомню. Но боюсь, сегодня я прокачусь в одиночестве.
        Шинейд жеманно надулась и придвинулась так, что край ее декольте почти прижимался к его кожаной куртке. У нее была очень пышная грудь, и покрой платья позволял весьма хорошо изучить ее, но эта демонстрация (как это ни странно, учитывая его воздержание) никак не впечатлила Грегора.
        — Вы что-то хотели?  — спросил он, помня о времени и мечтая избавиться от незваной компании.
        — Я принесла вам сладких булочек. Вы вчера говорили, что любите их. Я оставила их у служанки.
        — Спасибо,  — сказал Грегор.  — Это очень предусмотрительно с вашей стороны. Я попробую, когда вернусь.
        Он двинулся в амбар, надеясь, что Шинейд поймет намек. Не поняла. Он почувствовал ее ладонь на своей руке.
        Ее надутое невинное выражение стало суровым и нетерпеливым.
        — Я думала, вы отблагодарите меня другим способом.
        Грегор притворился, что не понимает ее, и выгнул бровь.
        — Что вы имеете в виду?
        — Это.  — Она запрокинула голову, подставляя ему идеальные губы.
        Девица была нелестно беззастенчивой, но ее не такой уж тонкий намек подал Грегору идею — поцеловать Шинейд будет прекрасным способом положить решительный конец восхищению Кейт.
        Он сказал себе, что это нужно сделать. Кейт такая же, как остальные девицы, которым было достаточно бросить на него один взгляд, чтобы возомнить себя влюбленными. Кейт думает, что знает его. Но она совсем его не знает. Грегор ей не подходит — черт, да он никому не подходит! Чем скорее она это поймет, тем лучше. Это убережет ее от страданий в дальнейшем.
        Ощущая в груди жжение, подозрительно напоминающее раскаяние, Грегор опустил рот.

        Ожидая, что Грегор сидит в засаде, готовый атаковать ее, как только она покинет безопасную спальню, Кейт не выходила из комнаты, пока не услышала, как открылась и закрылась дверь напротив и знакомые тяжелые шаги не простучали по лестнице.
        Она, разумеется, знала, что за вмешательство ей грозит расплата, просто надеялась немного ее отсрочить. Но ее план заставить Грегора понять, что они созданы друг для друга, продвигался не так успешно, как она рассчитывала, а Кейт не могла просто стоять и смотреть, как он тащит в постель очередную женщину.
        Господь свидетель, любовниц у него было предостаточно. Кейт не может изменить прошлого, но она больше не желает находить для него оправданий. «Ты еще недостаточно взрослая,  — говорила она себе.  — Он тебя еще не знает. Будь терпеливой, и все получится».
        Кейт устала быть терпеливой и не позволит Грегору разбить ее сердце, прежде чем у нее появится шанс открыть его. Потом он будет ей благодарен за это.
        Со временем. Наверное.
        Она надеется.
        Но выражение его лица вчера в церкви точно не было благодарным. Оно говорило: «Я собираюсь прочесть тебе весьма вразумляющую лекцию». Пока Грегор немного не успокоится, небольшое отступление ей казалось разумным. Есть большая разница между трусостью и глупостью.
        Может, этим утром Кейт стоит отправиться на очень продолжительную прогулку? Убедившись у Этти, что за Эдди и Мадди есть кому приглядеть, и стащив из кухни яблоко и кусок сыра взамен пропущенного завтрака, Кейт спустилась по деревянной лестнице из башни во двор в поисках Пипа. Хотя он ни разу не сидел на лошади до того, как попал в Динлион, в седле парень чувствовал себя уверенно. Она подумывала съездить в Лох-Тей навестить подругу Энни, старшую сестру Уилли, и хотела, чтобы Пип сопровождал ее. Это позволило бы им продолжить вчерашний разговор.
        Решив, что найдет его в амбаре с щенком, Кейт прошмыгнула внутрь и уже собиралась позвать парня, когда замерла, почувствовав себя так, словно врезалась в каменную стену. Дыхание перехватило, сердце вспорхнуло и безвольно повисло в воздухе, а кровь отлила от лица. Потрясение оказалось таким сильным, что Кейт потребовалось несколько секунд, чтобы переварить увиденное. А потом ей захотелось зажмуриться и навсегда избавиться от видения.
        «Нет. Он не может ее целовать. Пожалуйста, только не Шинейд. Кого угодно, только не Шинейд».
        Но идеально завитые пряди светлых волос под вуалью и дорогое темно-синее бархатное платье нельзя было спутать ни с чем. Шинейд стояла на цыпочках, ее руки обвивали Грегора за шею, тело прижималось к нему. Он опустил голову, шелковые светло-каштановые волосы упали в сторону, и он определенно пальцами держал Шинейд за подбородок, прильнув губами к ее губам.
        Широкий чувственный рот, который Кейт столько раз представляла прижимавшимся к ней, целовал другую. Нет, не просто другую, Шинейд!
        Она и раньше видела, как он целовал женщин, но на этот раз все было по-другому. На этот раз было гораздо хуже и больнее. Раскаленное лезвие боли пронзило ее сердце и осталось внутри, обжигая, поворачиваясь, проникая все глубже, пока длился поцелуй.
        «Прекратите. Пожалуйста, прекратите!»
        Кейт покачнулась, ноги внезапно оказались ватными, им хотелось свалиться на пол.
        Господи, как больно! Как он может? Этого не должно было случиться! Это не то, на что она надеялась.
        «Это должна была быть я».
        В ушах снова зазвучали насмешки Шинейд. Значит, вот что ему нужно? Кто-то вроде Шинейд?
        «Значит, вот он какой».
        Нет! Этого не может быть. Но тогда почему Грегор это делает?
        Кейт почувствовала, как к горячему и распухшему горлу подступают слезы. Она хотела повернуться и убежать, прежде чем он ее заметит, но ноги стали свинцовыми.
        А потом стало слишком поздно. Раздался яростный переливчатый лай и к обнимающейся паре подлетел щенок. Крошечному терьеру тоже не понравилось это зрелище, потому что он начал свирепо рычать (настолько свирепо, насколько мог пятифунтовый щенок) и кусать Грегора за ноги.
        Грегору пришлось отодвинуть Шинейд и прервать поцелуй. То, что он сделал это с некоторым облегчением, никак не улучшило самочувствия Кейт.
        — Какого черта?  — Он попытался потрясти ногой, чтобы оторвать щенка, но тот не намеревался уступать.
        Шинейд, которая сперва сильно разозлилась, что их прервали, начала вопить, будто крошечный комок шерсти, свободно поместившийся в ее ладонях, до смерти ее напугал.
        — Что это?  — кричала она.  — О боже, убейте его!
        Пип появился из ниоткуда и оторвал щенка от ноги Грегора, успокаивая в безопасных руках.
        — Это всего лишь собака,  — бросил он презрительно завывающей женщине.
        Наконец Грегор повернулся в сторону Кейт. Их взгляды встретились, и она заново почувствовала удар, отразившийся в груди тяжелым гулом боли, обиды и разочарования.
        Но теперь прибавился еще и гнев. Она верила в него, защищала его перед этой самой женщиной, а он сделал из Кейт наивную дурочку. Она думала, что он выше какого-нибудь смазливого повесы. Выше невозмутимого негодяя. Она думала, что понимает его, что между ними есть особая связь и что однажды он это поймет.
        Но, может, уже слишком поздно? Может, Кейт не понимает его вовсе? Может, связь между ними существует только у нее в голове? Может, действительно он такой недосягаемый, каким кажется? И может быть, просто может, что Грегор только разобьет ей сердце, если она позволит…
        Но Кейт не собирается позволять. Если ему нужна Шинейд со своей большой грудью и хорошеньким личиком, то пусть забирает.
        — Да,  — произнесла она, глядя прямо на него.  — Всего лишь собака.
        …Грегор понял, что Кейт имеет в виду его, а не демонический клочок шерсти, изо всех сил вцепившийся крошечными зубами в его сапоги.
        Упрек был справедливым. Когда он увидел ее лицо, то почувствовал себя не лучше собаки. Кейт выглядела раздавленной, и Стрела ощутил себя человеком, только что прошедшимся молотком по ее хрупким мечтам.
        Черт, ведь именно это он и пытался предотвратить. Он никогда не хотел обидеть Кейт. Но лишь взглянув на ее лицо, Грегор понял, насколько все плохо.
        Хуже всего было почувствовать ее разочарование. Он и не догадывался, как много значит для него ее вера, пока та не испарилась. С самого начала Кейт смотрела на Грегора как на героя. Бог свидетель, он никогда этого не хотел и всегда знал, что чем-нибудь замарает воображаемые сияющие доспехи в ее голове, но не понимал, насколько к этому привык и как будет обидно все потерять.
        Отец стыдился смазливого лица Грегора практически с момента его рождения, но, как ни странно, только его он и видел.
        — Господи, только взгляни на него!  — говорил отец матери Грегора.  — Парню никогда не придется ни в чем стараться. Гляди, как все вон из кожи лезут, только чтобы ему угодить! Он всю жизнь будет бездельником и франтом.
        Предсказание отца оказалось верным. В юности казалось, за что бы Грегор не брался, ничего не получалось. К тому времени как ему исполнилось четырнадцать или пятнадцать, он перестал пытаться и вступил в период настоящего бунта, всеми силами стараясь бросить свою безответственность в лицо отца. Все изменилось, когда в восемнадцать он отправился воевать, но к тому времени было уже поздно. Не важно, как Грегор старался проявить себя, отец все равно считал его слабаком, на которого нельзя положиться. И теперь Кейт смотрела на него так же, и это было невыносимо.
        Но она сама виновата, черт подери! Грегор никогда и не просил, чтобы она в него верила. Черт, он никогда этого не хотел! Чему она так удивилась? Что с того, что он поцеловал другую девчонку? Он может целовать кого, черт подери, пожелает!
        Но больше Стрела не поцелует эту девицу, вцепившуюся в него, словно ее окружила стая крыс.
        Нет, не стая, одна только крыса.
        Он посмотрел на чумазого щенка, заботливо прижатого к груди другого существа. Волосы одного под стать шерсти другого — черные, оба тощие, и оба глядели на него так, словно это он грязь у них под ногами. Парень молчал, а щенок — отнюдь, и его неистовый лай слишком напоминал о другой собаке, которую он предпочел бы не помнить.
        — Заставь эту штуку заткнуться,  — не выдержал Грегор.
        — Которую?  — ответил Пип, посмотрев на Шинейд.
        Грегор бы, может, и улыбнулся — высокий визг Шинейд раздражал ничуть не меньше щенячьего,  — если бы не слышал усмешки Кейт. Молча соглашаясь, он бросил на них обоих предостерегающий взгляд и попытался успокоить девицу, руки которой стали определенно казаться щупальцами.
        Он вообще не должен был ее целовать. Эта затея с самого начала была неверной. Если бы это не подкрепило все, что Кейт о нем думала, он бы признал, что Шинейд ему даже не нравится. Сказать по правде, Грегор остановился бы, как только их губы соприкоснулись, если бы услышал шаги и резкий вздох, по которым опознал Кейт.
        Однако каким бы неприятным ни оказался поцелуй, он послужил своей цели. Кейт разочаровалась. Она больше не смотрит на него с витающим в облаках обожанием юной девушки. Нет, теперь ее взгляд был слишком понимающим.
        Стрела ведь этого и хотел, правда?
        — Давай,  — сказала Кейт, потянувшись к крошечному чудовищу,  — я его возьму. Он, наверное, просто испугался этого визга.
        Шинейд уже достаточно успокоилась, чтобы сощуриться на Кейт?
        — Это существо испугалось? Это оно на нас набросилось!
        Щенок затих и тыкался крошечным носом в ладонь Кейт, словно никак не мог насытиться ее прикосновениями.
        Каково чувствовать, как эти руки к тебе прикасаются? Грегору стало жарко. Невероятно. Проклятье! Он не сомневался, что это чертовски приятно.
        Не подозревая о его незваных и недозволенных мыслях о том, где именно он хотел бы почувствовать эти проворные пальцы, Кейт перевела взгляд с Шинейд на щенка.
        — Ты, должно быть, ужасно испугалась,  — серьезно произнесла она.  — Это довольно свирепый зверь.
        Взгляд Шинейд стал жестким, и от появившейся в нем безжалостности Грегору стало не по себе. Он что, невольно ранил сильнее, чем собирался?
        — К счастью, мне не понадобилось вести себя по-мужски, чтобы защитить себя.  — Шинейд снова повисла на его руке.  — Рядом оказался защитник.  — Она вспыхнула и жеманно посмотрела на него из-под опущенных ресниц.  — Ну, не совсем рядом.  — Она засмеялась и повернулась к Кейт.  — Я уверена, ты заметила.
        Ее злорадный голос не оставил Грегору сомнений, какую огромную ошибку он совершил. Если когда-то Кейт с Шинейд и были подругами, то теперь нет.
        — Надеюсь, ты не расстроилась, Катерина,  — прибавила Шинейд. Кейт побледнела. Она словно застыла на месте, пальцы замерли в собачьей шерсти. Шинейд захлопала ресницами, и Грегор удивился, с чего считал ее хорошенькой.  — Знаете, она питает к вам небольшую слабость. Но я говорила ей, что мужчина вроде вас будет более… разборчивым.  — Она рассмеялась, словно желать Кейт было самой нелепой вещью на свете.
        Если бы она знала!
        Грегор посмотрел на Кейт. Он не знал, чего ждать. Обиды? Унижения, как и планировала Шинейд?
        Но он ее недооценивал. Кейт вовсе не выглядела наивной девушкой, когда почти царственно задрала подбородок и свысока посмотрела на другую женщину.
        — Это не слабость, Шинейд. Я говорила, что люблю его.
        Негромкое, прозаическое заявление заставило светловолосую змею замолчать.
        И не только ее. Грегор почувствовал, как ему врезали под ребра боевым молотом. Из легких словно выпустили весь воздух. Он слышал бесчисленные подобные заявления от других женщин, но не одно из них не произвело такого эффекта, как простые слова Кейт. Черт, на мгновение они показались ему правдой.
        В противовес злорадной Шинейд, которая решила загнать его в угол в конюшне и предложить свое тело в обмен на обручальное кольцо, прямолинейное признание Кейт было глотком свежего воздуха и прямой противоположностью лукавству и хитростям, которых он ожидал от женщин, считавших, что ночь в его постели гарантирует им предложение. Сколько раз он входил в комнату и слышал, как какая-нибудь женщина хвастает, как сможет поймать его в свои сети.
        — Это не секрет,  — продолжила Кейт.  — Я уверена, Грегору было известно о моих чувствах так же, как и тебе.  — Она бросила на него безразличный взгляд, но этого оказалось достаточно, чтобы ранить Грегора в самое сердце.
        Он отстранил свою руку от Шинейд и обратился к ней:
        — Кейт, я…
        — Простите, что прервали,  — слишком небрежно сказала она, быстро отодвигаясь.  — Пойдем, Пип, отнесем щенка на кухню и посмотрим, не найдется ли там ему что-нибудь поесть.
        Кейт исчезла прежде, чем он мог ее остановить. Но что Грегор должен был сказать? «Мне жаль, что тебе кажется, что ты меня любишь»? «Я не хотел сделать тебе больно»? «Я тебе не подхожу»? Это все было правдой, но не могло сделать произошедшее менее болезненным.
        Здесь может помочь только время. Да, со временем Кейт поймет, что так будет лучше.
        Глава 8
        Двух дней оказалось вполне достаточно.
        Услышав лязг мечей в дальнем конце двора за бараками, Грегор поспешил из дома вниз по лестнице. И хотя ему было любопытно посмотреть на улучшения, о которых все говорил Джон, его волновала сама Кейт, а не ее умение обращаться с мечом.
        Он больше не мог выносить этого напряжения.
        Кейт не игнорировала и не избегала его… вроде бы. Но она постоянно сжимала рот, перестала смеяться над его шутками, вздрагивала, когда он пытался шутить во время обеда, или то, как вздергивался ее подбородок, словно защищаясь, когда он обращался к ней напрямую,  — все это ясно давало понять, что она по-прежнему на него злится. Может, даже больше, чем злится. Может, ему наконец удалось разогнать все звезды в ее глазах.
        Именно этого Грегор и хотел. Он должен радоваться, что она больше не лезет из кожи вон, чтобы привлечь его внимание. Больше не пытается соблазнить его короткими улыбками и внезапными прикосновениями. Больше не смотрит на него так, будто хочет, чтобы он прижал ее к ближайшей стене и осыпал сотнями поцелуев.
        Стрела был этому рад. Так же как рад, что она не пытается больше вмешиваться в его личную жизнь. Нет, прошлым вечером после ужина он спустился в кладовую за вином с одной из служанок, и никто к ним не вошел. Он мог бы наполнить не только кружку, но оказалось, что, кроме вина, ему ничего не хочется.
        Грегор говорил себе, что это чувство вины. Как только они с Кейт помирятся, все вернется в норму.
        Или нет?
        «Я говорила, что люблю его».
        Проклятье, он все еще слышал ее голос! Она озвучила то, что он не желал признавать и назад уже ничего не вернешь.
        Глубоко в душе он знал, что их отношения больше не будут таким как раньше, и это очень его беспокоило. Ему нравилась Кейт. Нравилось разговаривать с ней, потому что она не щебетала и не угождала ему, как остальные женщины. По крайней мере обычно. Но даже ухищрения Кейт в первые несколько дней по его возвращении скорее забавляли, чем раздражали. Ему нравилось испытывать ее, чтобы посмотреть, как далеко она может зайти. Нравилось, как она пытается скрыть приступы гнева под натянутой улыбкой.
        Да, это ему очень нравилось. От этого ему хотелось посмотреть, сможет ли он заставить эти глаза искриться от другого жара. Хотелось знать, окажется ли она такой же неистовой и страстной в постели.
        Окажется. Грегор точно это знал, и это его заводило.
        Именно из-за этих непрошеных мыслей ему так и не терпелось подыскать Кейт мужа. Задача, оказавшаяся более сложной, чем он себе представлял, но по совсем неожиданным причинам. Грегор обнаружил, что есть много желающих заполучить Кейт, и с трудом может решить, кто из них ее достоин.
        Кейт особенная, и ей нужен кто-то, кто это понимает. Кто понимает, какие демоны живут в ее кошмарах и заставляют тренироваться во дворе с Джоном. Кто не станет пытаться превратить ее в кого-то, кем она не является.
        Через несколько дней наступит Рождество, и канун Нового года не за горами. Время было на исходе.
        Грохот мечей прекратился. Заворачивая за угол барака, Грегор ожидал увидеть, что тренирующие прервались или закончили. Но увидел совсем не это.
        Он увидел Джона и Кейт, круживших друг против друга в подернутой морозом грязи, как делали мужчины во время состязаний по борьбе на Играх горцев. Они оба были без шлемов и доспехов. Темные волосы Кейт завязала в узел на затылке, и, несмотря на холодный зимний день, на ней была простая подпоясанная рубаха до колен из коричневой шерсти, толстые рейтузы и сапоги. Джон снял свою накидку и остался только в льняной сорочке, заткнутой в кожаные штаны.
        Они оба вымазались в грязи, раскраснелись и немного вспотели, словно от тяжелой работы, и что-то в этом Грегора разозлило.
        Черт, они выглядели так, словно всю ночь провозились в постели!
        Они были так сосредоточены и поглощены друг другом, что Грегор не думал, что они его заметили — только вот его брат был слишком хорошим бойцом, чтобы не заметить.
        Джон сделал ложный выпад, пытаясь заставить Кейт ответить, но она не повелась. Он подгонял ее словами, которых Грегор не мог расслышать, но, судя по выражению лица брата, она отвечала тем же.
        Грегор почувствовал, как выходит из себя. Ему не нравилось, что он не слышит, о чем они говорят. Это все казалось слишком интимным, что было совершенно нелепо, учитывая, чем они занимались.
        Он бы никогда не поверил, что произошедшее впоследствии реально, если бы сам не увидел. Джон бросился на Кейт, целясь кулаком ей в лицо. Воспользовавшись моментом, Кейт левой рукой блокировала удар, повернувшись, схватила его за запястье, потянула и через бедро швырнула на землю. Потом, удерживая запястье лежавшего на боку Джона, она дернула руку и уперлась ею в бедро. При желании она могла бы с легкостью ее сломать. Вместо этого она прижала его коленом и сымитировала движение ладонью в его лицо, от которого, будь это по-настоящему, нос Джона вдавился бы прямо в череп.
        Грегор был потрясен. Кейт двигалась так быстро и уверенно, выглядела… сильной. Как настоящий воин.
        Кейт — малышка Кейт — совершала те же защитные маневры, которым Бойд учил его и которые он передал Джону. Только в ее исполнении они выглядели иначе. Он стиснул челюсти. Совершенно иначе. Тела соприкасались совсем по-другому.
        Но нельзя отрицать, она его впечатлила.
        — Прекрасно,  — сказал Джон.  — Никаких сомнений и побольше уверенности. Если собираешься вступить в бой, будь готова причинить боль.
        Кейт ухмыльнулась и начала подниматься. Но как только она убрала колено, Джон схватил ее за запястье и дернул на землю, перекатившись через нее и прижав ее руки над головой.
        Сердце Грегора оказалось в горле от чувства, которое могло быть только страхом. Господи, она не пострадала? Он двинулся вперед, но смех брата остановил его.
        — Что теперь?  — с вызовом бросил Джон.
        — Ты жульничаешь!  — выкрикнула Кейт с негодованием, сопротивляясь. Она явно не пострадала, но была в ярости.
        — Я что?  — спросил Джон, наклоняясь и прижимая ее сильнее.
        Грегор стиснул кулаки, не в силах оторвать взгляд от того, как ее тело растянулось под его братом…
        Черт побери, Джон выглядел так, словно собирается ее поцеловать!
        Рот Грегора сжался в тонкую линию. Может, в конце концов, брат его не заметил. Кажется, Джон не видел ничего вокруг, кроме девчонки под ним.
        Она пробормотала что-то, как подозревал Грегор, вовсе не женственное, а потом, к его изумлению, рассмеялась.
        — В бою не бывает жульничества,  — сказала Кейт, подражая низкому голосу его брата.  — Я знаю.
        «Я должен был научить ее этому»,  — понимание ударило Грегора, подобно лезвию ножа. Кейт — его ответственность, а не Джона. Но Джону, похоже, было все равно. Он выглядел слишком по-собственнически.
        — И что ты будешь делать?  — подначивал Джон.
        Грегор собирался положить этому конец. Кейт была беззащитна. Ей ни за что не одолеть силы и веса такого противника. Джон был почти таким же здоровым, как Грегор. Черт, он, наверно, раздавил ее. Если на ней окажется хоть один синяк…
        — Это,  — ответила она. Ноги Джона расположились по бокам ее бедер, и пинком правого колена под зад она сшибла его вперед, обхватила его за грудь и, подтянув пятки к бедрам, перевернула его, оказавшись на нем верхом.
        Вот ведь черт! Грегор не мог в это поверить. Она выпуталась с поразительной легкостью.
        Его братец хорошо ее обучил. Грегор недооценивал Кейт и вообразить себе не мог, что крошечная девчонка может одолеть опытного воина — что бы он там не говорил.
        — Вот это моя девочка,  — сказал Джон с улыбкой.
        Черта с два она его! Реакция Грегора была такой свирепой и немедленной, что если бы он мыслил рационально, это его обеспокоило бы. Но сейчас он был в ярости. Что-то во взгляде Джона на Кейт включило тревогу в мозгу Грегора и вызвало желание немедленно их растащить. Вообще-то ему захотелось их растащить при виде брата на ней, а теперь — при виде Кейт верхом на нем тем более.
        Это зрелище ему не понравилось совершенно. Это слишком напоминало положение, не имеющее никакого отношения к бою. И если судить по выражению лица брата, ему тоже об этом прекрасно известно.
        Кейт не для Джона, и Грегор собирается положить этому конец прежде, чем у его братца возникнут другие идеи. Если кто-нибудь и будет ее тренировать, то это Стрела. Джон будет освобожден от этой обязанности.
        — Думаю, этого вполне достаточно,  — сказал он, подойдя ближе.
        Кейт и Джон разом уставились на него. То, что они оба совершенно не заметили его появления, разозлило его еще больше.
        Должно быть, Джон что-то заметил во взгляде Грегора и нахмурился.
        Кейт тоже нахмурилась, встала и протянула Джону руку, чтобы помочь подняться.
        — Что-то не так?  — спросила она.
        — Нет,  — сорвался Грегор.
        — Тогда чего ты рычишь?
        — Я не рычу.
        Она вела себя так, словно его не слышала.
        — Я делала что-то неправильно?
        Кейт так ждала похвалы, что он почувствовал себя болваном. Она справилась великолепно.
        Разумеется, его чертов братец ту же пришел ей на выручку.
        — Ты все сделала идеально,  — сказал Джон, уставившись на брата.
        Грегор уставился в ответ.
        — Мой брат хорошо тебя обучил, но есть приемы, которых он не знает. Если хочешь, я тебе покажу.
        Джон собирался заспорить, и Грегор послал ему предупреждающий взгляд.
        Кейт просияла, ее желание увеличить успехи тренировок, очевидно, перевешивало недавнюю обиду.
        — Правда? Когда?
        — Завтра. Сейчас мне нужно с тобой поговорить.
        — Но я обещала Пипу…  — Ее взгляд обратился к мальчишке, тихо сидевшему на камне в тени барака. Грегор его не заметил. Черт, темный и зловещий, парень был как Макруайри, появляющийся и исчезающий из тени.
        Пип встал. Хоть он и не смотрел в сторону Грегора, можно было практически почувствовать источаемую им враждебность. Очевидно, «сын» тоже не испытывал к «отцу» теплых чувств.
        — Мне все равно нужно разыскать Эдди. Я обещал ему попинать свиной пузырь за то, что вчера ему удалось вовремя добежать до уборной.
        — Это блестящая идея,  — одобрила Кейт.  — Я бы никогда не додумалась!
        Мальчишка пожал плечами, словно комплимент ничего для него не значил, но Грегор заметил, что это не так. Похвала значила очень многое, и, видимо, жизнь парня была не слишком ими богата. Грегор почти посочувствовал ему, пока не напомнил себе, что тот здесь из-за обмана.
        Джон взглядом дал понять Грегору, что они поговорят позже, и положил руку мальчику на плечо.
        — Идем, Пип. Я покажу тебе лужайку прямо за стеной, где мы с братьями раньше гоняли мяч.
        — Держитесь подальше от воды.  — Сурово сказал Грегор, не имея ни малейшего представления, откуда возник этот порыв.
        Джон поднял бровь, а Кейт посмотрела на него, как будто он только что победил дракона.
        Может, в конце концов, немного звезд еще осталось.

        Последние пару дней Кейт погрузилась в тренировки и хозяйственные заботы, чтобы перестать думать о произошедшем в амбаре. Хотя она предпочла бы обойтись без аудитории, впервые высказывая Грегору свои чувства, она знала, что должна была это сказать. Кроме того, как она и заявила Шинейд, это вряд ли было секретом и она не стыдилась своих чувств.
        Нет, вовсе не от злобных попыток Шинейд унизить ее Кейт избегала думать об этом, а от собственных смешанных чувств. Поцелуй Грегора и Шинейд поколебал ее веру, заставив думать, что она в нем ошибалась. Может, она обманывала себя, что мужчина, от которого без ума все женщины, согласится на одну женщину и тем более на нее? Может, его привлекает просто поверхностное очарование?
        Но больше всего Кейт волновало другое: можно ли на него положиться или он такой же, как ее отец?
        Она видела между ними сходство, которого раньше не замечала, или, вероятно, не хотела замечать. Красивые, обаятельные, благородные, щедрые, стремящиеся к своей цели мужчины, которые ничего не делают наполовину,  — их присутствие меняло все вокруг. Может, Грегор просто воссоздание великого благородного рыцаря, заполняющее пустоту в ее сердце, оставленную другим человеком? Может, он бросит ее, когда подвернется кто-то получше? Способен ли повеса обеспечить ей необходимую верность?
        Вопросы расклевали уверенность Кейт, заставив усомниться в себе и сделав уязвимой. Человек, от которого она не ждала разочарования, сделал именно это. Грегор так долго был для нее якорем, что без него она совсем потерялась.
        Может, ей и казалось, что она тонет, но Кейт была не готова сдаться. Самое трудное — это верить, когда для веры не осталось никаких оснований, а Кейт в него верит и в них, даже если он — нет.
        И эта вера только что была вознаграждена. Предупредить Пипа не подпускать Эдди к воде, может, стоит не слишком многого, но для Кейт это знак. Она не ошиблась в Грегоре. Ему не все равно, даже если он пытается это скрыть. Он был защитником по природе, и совсем не таким, как ее отец. Грегор принял Кейт и ни разу от нее не отвернулся, хотя поводов она давала предостаточно. Он, может, ругается и жалуется, но детей он тоже не бросит.
        Надо проявить терпение. Неразумно было ждать, что он сразу передумает. Это ведь не сказка. Грегор не может только посмотреть на нее и сразу забыть о других женщинах — как бы ей того не хотелось. Но когда он осознает свои чувства, все станет по-другому. Господь свидетель, он ведь еще даже ее не поцеловал.
        Пока.
        Как только Джон с Пипом ушли, Кейт повернулась к нему. Иногда она забывала, насколько Грегор красив, а иногда — как сейчас — это поражало ее, подобно удару молнии. Золотисто-каштановые волосы блестели на солнце, зеленые глаза сияли, как изумруды, а лицо было сильным и таким идеально вылепленным, что заставило бы ангелов петь,  — боже, может она себя обманывает?
        Кейт глубоко вздохнула.
        — О чем ты хотел со мной поговорить?
        Может, «хотел»  — это слишком сильно сказано. Хотя белые линии и натянутость вокруг рта начали пропадать (он на что-то злится, но что бы там ни было, это, кажется, касается Джона, а не ее), он был явно настроен решительно, как человек, которому требуется справиться с неприятной задачей.
        А неприятная задача — это Кейт.
        Все же его взгляд не был лишен сострадания, хотя это не совсем то, чего бы ей хотелось.
        — По поводу того, что произошло на днях. Я не хочу, чтобы между нами была какая-либо…  — Он помедлил.  — Неловкость.
        Она склонила голову набок и посмотрела ему в глаза.
        — Тогда что ты хочешь, чтобы между нами было?
        На мгновение в его взгляде появилось что-то жаркое и властное. Что-то дикое и примитивное, от чего ей стало не по себе. Что-то заставившее ее слегка задрожать и усомниться, имеет ли она представление, о чем говорит.
        Вспышка, однако, мгновенно сменилась раздражением.
        — Ничего, черт подери.  — Грегор сунул ладонь в волосы, словно изыскивал все терпение на Иова.  — Господи, Кейт, я не хочу причинять тебе боль.
        — Тогда не причиняй.
        Он посмотрел на нее и проигнорировал ответ.
        — То, чего хочешь ты, невозможно.
        — Откуда ты знаешь, чего я хочу?
        Угол его губ слегка приподнялся.
        — Чего хотят все девушки, которым кажется, что они влюблены? Сказку. Брак. Детей. Любящего мужа. Но это не про меня, Кейт. Я не создан, чтобы осесть с одной женщиной. Когда ты станешь старше, то поймешь.
        Теперь уже Кейт разозлилась.
        — Вот только не надо снисходительности, Грегор. Мне уже двадцать лет, а не пятнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы понимать свои чувства. Мне не кажется, что я влюблена. Я люблю тебя, нравится тебе это или нет. И хотя все остальное звучит неплохо, и я действительно думаю, что ты создан, чтобы осесть с одной женщиной — с подходящей женщиной,  — все, чего я сейчас от тебя хочу, это признать, что ты тоже что-то ко мне испытываешь.
        — Я испытываю похоть, но слишком забочусь о тебе, чтобы этим воспользоваться. Черт возьми, я пытаюсь защитить…  — Грегор вдруг остановился и посмотрел на нее так, словно его поразила одна из стрел, с которыми он так хорошо обращался.  — Сколько тебе лет?
        Кейт немного поморщилась.
        — Двадцать.
        Он сощурился.
        — И почему ты позволила мне думать, что тебе меньше?
        Она пожала плечами.
        — Ты никогда не спрашивал. Твоя мать думала, что ты знаешь, но тебе все равно.
        Стрела выругался, снова запустил руку в волосы, на сей раз более резко.
        — Черт, двадцать?  — Он обвиняюще растягивал слова, оглядывая Кейт с ног до головы, словно она какое-то невиданное создание из зверинца, которого он никогда не встречал.
        — Это что, так важно?
        — Да,  — сорвался он.  — Нет! Я по-прежнему твой опекун, и ты по-прежнему слишком молода.
        Кейт наморщилась. Так в этом все дело? Поэтому он так сопротивляется своему к ней влечению? Из-за какого-то неуместного чувства ответственности за нее? Она больше не найденыш, которого надо спасать!
        — Как ты только что мог убедиться, мне больше не нужна защита, Грегор. Я могу сама за себя постоять.
        — Как было с юным Макнабом? Ты знаешь, что его отец хотел тебя арестовать?
        — За что? За то, что я защищалась?
        — За то, что унизила его сына.
        Кейт уставилась на Грегора, словно он шутит.
        — Так мне надо было позволить ему ударить себя?
        — Разумеется, нет. Ты вообще не должна была вмешиваться.
        — Он обижал Пипа.
        — Их там было полдюжины, Кейт. Ты должна была позвать на помощь. Что бы случилось, не появись я в нужный момент?
        Об этом Кейт предпочитала не думать.
        — Ты что, никогда не дрался, когда шансы не в твою пользу?
        Его рот превратился в тонкую линию — тонкую линию защиты.
        — Дело не в этом.
        — А в чем тогда? Мы обсуждаем не мою драку, мы обсуждаем, почему ты не можешь удовлетворить свою… похоть.  — Она подошла ближе и положила ему на грудь руку — которую он тут же убрал.  — Тебе не нужно чувствовать за меня ответственность.
        — Я отвечаю за тебя, и воспользоваться твоей неопытностью будет неправильно.
        Кейт стиснула зубы, чтобы сдержаться — с трудом удалось взять себя в руки. Она хотела снова до него дотронуться, но вместо этого разочарованно сжала кулаки.
        — И поэтому ты без проблем поцеловал Шинейд, хотя она моложе меня. Как насчет ее молодости и неопытности?
        Грегор стиснул зубы.
        — Это была ошибка.
        Кейт это знала, что каким-то образом только ухудшало ситуацию. Она уставилась на Грегора.
        — Как ты так можешь, Грегор? Как можешь быть с женщинами, которые для тебя ничего не значат?
        Он резко усмехнулся.
        — Довольно легко. Тот факт, что ты задаешь этот вопрос, явно доказывает, как мало ты понимаешь в отношениях. Поверь мне, чувства тут не требуются.
        Кейт стало так противно, что она покраснела. Противно, что он заставляет ее чувствовать себя такой глупой и наивной.
        — Это вообще не похоже на отношения, если ты никак не относишься к тому, с кем их имеешь. Тебя не волнует, что ты разбиваешь их сердца?
        Грегор засмеялся, искренне засмеялся.
        — О господи, ты такая наивная. Ты действительно думаешь, что женщинам, с которыми я сплю, есть до меня дело? Уверяю тебя, если женщина спустя две минуты после встречи со мной готова на все, то это не в меня она влюблена, а в «самого красивого мужчину в Шотландии».
        — Потому что других своих качеств ты никому не показываешь.
        Он улыбнулся, ослепительной дерзкой улыбкой, вероятно, растопившей множество сердец, но Кейт показавшейся пощечиной.
        — А ты думаешь, что есть что-то еще?
        Она посмотрела на него в упор.
        — Я знаю, что есть.
        Ее спокойная уверенность, кажется, его задела. Грегор нахмурился.
        — Не ищи ничего больше, Кейт. Тебя ждет только разочарование. Я же вполне доволен своей жизнью.
        От детского прозвища Кейт напряглась.
        — И тебя не беспокоит, что они тебя используют?
        — Используют меня?  — Грегор снова рассмеялся, покачал головой и изобразил серьезность.  — Да, это тяжкое бремя, что женщины так и норовят залезть ко мне в постель, но я справляюсь.
        Она знала, что ему не все равно, и его издевательства вызывали желание сорваться и доказать это.
        — А когда твоя невестка использовала тебя, чтобы заставить брата ревновать, тебе тоже было все равно?
        На мгновение выражение его лица стало таким холодным, что Кейт испугалась. Она хотела отступить, но пальцы Грегора обхватили ее руку, как кандалы. Перемена, произошедшая в нем, оказалась ужасающей. Вместо красивого повесы перед ней предстал смертоносный воин.
        — Кто тебе об этом рассказал?
        Кейт закусила губу, не желая выдавать источник.
        Грегор с отвращением ее оттолкнул.
        — Мать. Только она могла. Джон и Патрик об этом ничего не знают. Что еще она тебе рассказала?
        — Достаточно, чтобы знать, что это была не твоя вина. Что ты любил Изабел, а она тобой манипулировала.
        Грегор резко рассмеялся.
        — Значит, быть глупым и доверчивым — это достаточное оправдание, чтобы спать с будущей женой брата?  — Кейт вытаращилась, и он усмехнулся.  — Ага. Спорю, об этом мать ничего не знала. Но в этом и есть опасность, когда двое молодых людей играют в игру, правил которой не знают.  — Предупреждение относилось к ней.  — Изабел обвела меня вокруг пальца. Я думал, она меня любит, а она считала, что флирт и пара вольностей с «никчемным, но приятным для глаза»  — это ее слова — младшим братом будущего лэрда заставят Алистера ревновать. Представь ее ужас, когда вольности завели нас слишком далеко. Но ее план сработал. До Алистера дошли слухи, по крайней мере какие-то, и он вернулся домой.
        Кейт потянулась к Грегору, но он стряхнул ее руку.
        Она пыталась игнорировать болезненный укол, вызванный его неприятием.
        — И он не знал, что вы с ней?..
        Обращенный к ней взгляд был полон боли и ненависти к себе.
        — Не сразу. Я отправился служить под началом дяди, полагая, что объявлю о помолвке по возвращении домой, а вместо этого она вышла за моего брата. Но в какой-то момент он, должно быть, узнал правду. Брат, которого я обожал, едва мог находиться со мной в одной комнате.  — Грегор пожал плечами, как будто рассказанное не имело значения, но Кейт знала, что это не так.  — Он уехал вскоре после моего возвращения и через несколько месяцев погиб при осаде замка Ботвелл. Отец, разумеется, во всем винил меня.
        — Это глупо! Ты-то здесь при чем?
        Он взглянул на Кейт напряженно и безучастно одновременно.
        — При чем? Правда уничтожила моего брата. Видишь ли, оказалось, он действительно ее любил. Ей вообще не нужно было использовать меня, он и так собирался на ней жениться. Ее предательство — мое предательство — привело его в отчаяние, он добровольно брался за все самые опасные задания. В итоге одно из них его погубило.
        — Ты в этом не виноват, Грегор. Ты не можешь отвечать за поступки своего брата или Изабел.
        Он долго смотрел ей в глаза. В конце концов его рот язвительно скривился.
        — Мой отец был с этим не согласен. После похорон брата я перестал для него существовать. Оказывается, пренебрежение гораздо приятнее безразличия. Так что, когда Брюсу понадобились люди, я уехал.
        — Что стало с Изабел?
        — Она умерла в родах спустя несколько месяцев после похорон брата. Если тебе интересно, ребенок был не от меня. Они с Алистером были женаты больше года, прежде чем я возвратился.
        — Она была тебе небезразлична, Грегор. Случившееся не было твоей виной.
        Грегор смерил Кейт долгим, жестким взглядом, предназначенным отпугнуть ее.
        — Как я и говорил, чувства здесь совсем ни при чем.
        — Значит, раз обо мне ты заботишься и не хочешь сделать мне больно, ты не станешь ко мне прикасаться, но раз тебе наплевать на всех этих женщин, то с ними можно совершенно спокойно спать? Тебе не кажется, что это как-то неправильно?  — Она придвинулась ближе.  — Почему бы тебе не притвориться, что я Шинейд?
        Ее сарказм Грегор явно не оценил.
        — Ты совсем не похожа на Шинейд.
        Ну хоть в чем-то они соглашались. Но исходившее от него горячими волнами напряжение подначивало Кейт. Ей хотелось, чтобы он обнял ее и продемонстрировал всю страсть, которой требовало ее тело.
        — Если чувства не имеют значения, то что имеет?  — потребовала она ответа, придвигаясь так близко, что их тела почти соприкасались.  — У меня что, недостаточно большая грудь? Или мое лицо недостаточно красиво?
        Грегор выплюнул ругательство, которого она раньше никогда от него не слышала. Кейт буквально чувствовала вибрирующее в нем напряжение. Его челюсть сердито задергалась.
        — Прекрати, Кейт. Ничего не выйдет. Я же сказал, что не гожусь тебе.
        В его голосе было тяжелое предупреждение, но Кейт не обратила внимания. Он вот-вот готов был сдаться, она не сомневалась в этом. Она прижалась к нему краем груди, на которую Грегор решительно отказывался смотреть, заставляя его попробовать отрицать вспыхнувшее между ними влечение.
        — И что со мной не так? Чем я отличаюсь ото всех остальных? Я что, не слишком стараюсь? Мне надо кидаться тебе под ноги, как другие женщины?
        Грегор схватил ее за руку и дернул к себе, его взгляд полыхал от гнева — и чего-то еще.
        — А ты разве не этим занимаешься с тех пор, как я приехал?
        Кейт поразилась. Значит, вот что он думает? Она вовсе не хотела… Она не думала, что он так это воспримет. Кейт вовсе не хотела вести себя, как эти женщины.
        — Я хотела, чтобы ты обратил на меня внимание, потому что я люблю тебя.
        — А то я раньше этого не слышал.
        Он посмотрел вниз на прижавшуюся к нему грудь, и Кейт обжег его взгляд. На мгновение ей показалось, что Грегор ее поцелует. Она думала, что его тело также сильно гудит от желания, как и ее. Что его тяга окажется такой же непреодолимой. Что она в состоянии привлечь мужчину вроде него.
        Однако Грегор неспешно улыбнулся.
        — Меня не так-то легко поймать, малышка. Поверь мне, если бы для этого требовались только хорошенькое личико и шикарная грудь, я бы оказался перед священником много лет назад.
        Кейт вывернулась и с ужасом отшатнулась. Господи, так вот что он думает? Она не пыталась получить от него ничего, кроме, может быть, поцелуя. Неужели он думал, что Кейт может воспользоваться своим телом, чтобы завлечь его под венец?
        Она вовсе не чувственная или обворожительная. Не захватывающая и интригующая. Она не принадлежит к типу женщин, перед которыми мужчины не могут устоять (что подтверждается фактом, что в свои двадцать лет она никогда не целовалась!). Она милая, а не прекрасная. У нее подтянутое и сильное тело, подходящее для драки, а не мягкое и пышное, созданное для любви.
        И его отказ Кейт об этом напомнил. Он разрушил уверенность в ее женской привлекательности и, что еще хуже, заставил чувствовать себя дурой.
        Она надеялась, что подступившие к горлу слезы не доберутся до глаз.
        — Я хотела, чтобы ты поцеловал меня, потому что я тебя люблю. Потому что каждый раз, когда я закрывала глаза и мечтала о первом поцелуе, то видела только твое лицо. Потому что за двадцать лет никого, кроме тебя, не хотела. И потому что думала, что ты тоже хочешь меня поцеловать. Так что если ты собираешься меня в чем-то обвинять, то только в том, что была дурой, раз думала, что мне есть что тебе предложить.
        Глава 9
        Грегор сопротивлялся из последних сил. Он едва мог дышать. Есть что ему предложить? Эта девчонка хоть представляет, чего ему стоило отстраниться? Как прикосновение ее груди раскалило нервные окончания, о существовании которых он даже не подозревал? Как его кожа натянулась, кровь закипела, а член набухал, пока не заколотил по его животу от желания, какого он не испытывал с тех пор, как был в ее возрасте? Как ему хочется прижать ее к стене барака и дать то, о чем она просит, и, вероятно, намного больше?
        Нет, понял он, глядя в заблестевшие глаза. Совершенно нет. Не имеет никакого чертова представления. Кейт была невинна, мила и, что бы он там ни говорил, лишена всякого женского коварства и уловок.
        Грегор был бы рад, что она пребывает в таком неведении, если бы не слезы. Слезы, которые она старается скрыть. Слезы, говорившие, что он сделал ей очень больно и угодил в уязвимое место. Вся эта женская самоуверенность была представлением. Платье, прическа, прекрасная хозяйка замка — Кейт впервые пробовала быть женственной. Стоило только взглянуть на нее сейчас и увидеть, как комфортно она себя ощущает в крестьянских лохмотьях на тренировочном поле, чтобы понять, что ей прикидываться леди далось нелегко. Так же как он понял, что позволить ей считать себя нежеланной,  — значит раздавить ее женскую гордость в прах.
        Если бы он был честен с собой — а он не желал этого делать, черт побери,  — то признал бы, что эгоистично хочет быть первым, кто ее поцелует. Осознание того, как близок был его брат к тому, чтобы поцеловать ее, и одна мысль об этом зрелище почти довела его до безумия, наполнила совершенно новым чувством — ревностью. Даже когда Грегори возвратился в Динлион и увидел женщину, на которой собирался жениться, рядом с братом, он такого не чувствовал. Это был скорее шок — а потом задетая гордость и позор, когда он понял, что Изабел его использовала. Возможно, он, как никто другой, понимал, насколько хрупкой может быть гордость молодого человека или девушки.
        Грегор расправил плечи, словно готовясь к битве, и взглянул на повернутое к нему веснушчатое и чумазое лицо. Один поцелуй, велел он себе. Он в состоянии справиться с одним поцелуем ради ее уверенности.
        — Пойди сюда, Кейт.
        Это прозвучало так грубо, что Кейт настороженно уставилась на него.
        — Зачем?
        Он не ответил, но продолжал удерживать ее взгляд. Нервно прикусив губу, она подошла ближе.
        — Что тебе надо?
        Согнутым пальцем он запрокинул ее подбородок и посмотрел в глаза. Боже, какая она хорошенькая! Большие распахнутые глаза под прямыми бровями, тонкий нос, высокие скулы идеально овального лица, острый подбородок и плавный изгиб губ, почти слишком красных, чтобы поверить, что они не подкрашены толчеными ягодами. Даже растрепанная, с заколотыми волосами и в одном из самых отвратительных нарядов, который можно представить на женщине, Кейт захватывала дух.
        — Ты можешь мне предложить больше, чем необходимо, Кейт, и я тебе это докажу.
        Тонкие брови сошлись вместе.
        — Как?
        Поняв, что сбил ее с толку, Грегор улыбнулся.
        — Я подарю тебе твой первый поцелуй.
        Она распахнула глаза.
        — Правда?
        Он кивнул.
        — Что мне надо делать?  — Ее голос немного дрожал.
        Черт, теперь она неуверена? Стрела засмеялся и покачал головой, решив, что, если ее не заткнет, это может продолжаться целый день.
        — Закрой глаза.
        Он наклонился, и Кейт так и сделала, но один глаз тут же распахнулся и уставился на него.
        — Ты уверен? Это мой первый раз, и я не хочу ничего пропустить.
        Грегор хрипло фыркнул, одно предвкушение поцелуя заставляло его дрожать.
        — Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, или нет, Кейт?
        Глаз моментально захлопнулся.
        Он застыл, завороженный одним ее видом. «Дыши»,  — велел он себе, но легкие, казалось, были не в состоянии наполниться воздухом при виде того, с каким доверием и невинной покорностью Кейт подняла к нему лицо.
        Сердце колотилось, а одежда вдруг оказалась, словно сшитой на Пипа. Всего лишь поцелуй. Грегор делал это тысячу раз. Но ему хотелось, чтобы этот вышел хорошим — по-настоящему хорошим. Кейт заслуживает чего-то особенного, и он приложит все свое мастерство, чтобы ей это дать.
        Медленно, желая насладиться каждым моментом происходящего, он склонился к ее рту. Грегор услышал, как она резко вздохнула в тот момент, когда их губы соприкоснулись, и почувствовал, как что-то сжалось в груди. Его легкие? Его сердце? Он не знал, но ему казалось, что все начало болеть.
        Кейт на вкус оказалась такой чертовски сладкой, что ему захотелось большего. Нет, ему потребовалось большее.
        Он снова провел ртом по ее бархатным губам. Таким нежным. Таким невероятно нежным. Он задержится немного дольше, прижмется немного сильнее, но это все, уверял он себя. Его губы касаются ее, целуют ее, но он не собирается поддаваться пронзающему тело желанию. Желанию притянуть ее к себе, раздвинуть ее губы, и ощутить языком каждый дюйм ее шелкового сахарного рта.
        «Остановись. Ты должен остановиться».
        Но господи, ему было так хорошо, и он так чертовски долго этого хотел. Еще только одно мгновение, и он клянется…
        Кейт застонала, и все, что он собирался себе обещать, потонуло в захлестнувшем его потоке желания, когда она открыла рот под его губами.
        Рука, нежно державшая ее за подбородок, опустилась вниз и погрузилась в узел волос на ее затылке, крепче прижимая ее рот к своему, пока его вторая рука обвила ее за талию, ближе притянув ее тело.
        «О господи, да!» Чувство захлестнуло Грегора с головой и потащило за собой в глубину. Он не мог остановиться.
        Один поцелуй? Какой же он дурак.

        Затаив дыхание, Кейт ждала, когда наконец его губы прикоснутся к ней. Первое касание было таким легким и невесомым, что она удивлялась, не вообразила ли она себе его. Но потом Грегор снова ее коснулся, и тепло контакта наполнило ее до самых кончиков пальцев ног.
        Она почувствовала, как сердце пытается выскочить из груди, но поймала его и водрузила на место. Но трепет она контролировать не могла. И нарастающее возбуждение тоже. Непреодолимый восторг от того, что ее целует любимый мужчина.
        Наконец-то!
        Кейт столько раз мечтала об этом мгновении, что ей казалось, она знает, чего ожидать. Но ощущение его рта на ее губах было совсем не похоже на то, что она себе представляла. Оно было теплым и собственническим, нежным и сладким и таким удивительно прекрасным, что не вообразить и в тысяче снов.
        Она и мечтать не могла, что будет так хорошо. Какими нежными оказались его губы… Кейт ощутила слабый привкус мяты, оставшийся от пасты для чистки зубов. Ее окутало теплом его тела. Ее кожу начало покалывать. А внутри пробудилось неконтролируемое желание получить больше.
        Желание, которое с каждым мгновением поцелуя только усиливалось. Губы Грегора прижимались к ее губам сначала осторожно, а потом все с нарастающим давлением, от которого ее сердце начинало барабанить по ребрам от инстинктивного предвкушения.
        Ощущения обострились, и стало жарко. Удивление и восторг обернулись полыхающей страстью и обжигающей необходимостью. Кейт не знала, чего хочет, но чувствовала, что это где-то совсем близко.
        Она застонала в молчаливой мольбе, и этого оказалось достаточно: вся страсть, которую Грегор сдерживал, вырвалась на свободу ужасной приливной волной.
        Кейт неожиданно оказалась в его объятиях, ее тело прижималось к нему. Его пальцы вплелись ей в волосы, чтобы удерживать ее затылок и прижать ее рот еще сильнее, еще властнее к себе.
        За ее удивленным вздохом последовал новый, более мощный, когда Грегор воспользовался тем, что Кейт открыла рот, и наполнил его своим языком. Долгие, медленные, невероятные движения языка, которые требовали ответа.
        Она нерешительно подчинилась, и его низкий рык, вырвавшийся откуда-то глубоко изнутри, был единственным необходимым ответом, что это было правильно.
        Грегор целовался с мастерством умельца, опытом повесы и знанием ученого. Он точно знал, как извлечь каждую каплю удовольствия из каждого ловкого движения. Он показал ей, как вращать языком вокруг его языка, как гладить, как двигаться, как дразнить, как наклонить рот и вбирать его глубже и глубже.
        Кейт стала увереннее, возвращала поцелуй с нарастающим пылом, не уступавшим его. Но этого было недостаточно. Даже когда Грегор откинул ее и прижал теснее к своему телу, голод и желание, казалось, только усилились. Пыл превратился в неистовство — в жестокий шторм тяжелого дыхания, стучащих сердец, стиснутых губ и сплетающихся языков.
        Это было совсем не похоже на контролируемые поцелуи, которые Кейт видела, он раздавал раньше. Он был грубым, настойчивым и яростно страстным. Ненасытным. Он целовал Кейт, словно может умереть, если не получит ее. Словно для него она единственная женщина на свете, и ему никогда ей не насытиться.
        И Кейт знала, что никогда — никогда — не сможет насытиться им. Грегор Макгрегор стал первым мужчиной, которого она поцеловала, и последним. Если ей и нужны были доказательства, что они предназначены друг для друга, то теперь они у нее появились. Она создана для него, и он больше не может это отрицать. Его горячие собственнические прикосновения не могут врать. Грегор заклеймил ее своим ртом, языком, руками, требуя каждый ее дюйм.
        Ощущения стали жестче, накатывали на нее быстрой лавиной чувств и восприятий. Его щека, царапающая ее чувствительную кожу. Влажное тепло его рта на шее. Ее грудь, прижатая к его груди. Соски, напрягшиеся под его пальцами. Отпечаток его ладоней на ее бедрах. Ее ягодицах. Обхватывающих ее, поднимающих, прижимающих к его…
        Всемилостивый боже!
        Сердце Кейт замерло от его размера. Она чувствовала его, толстый и твердый, прижимающийся к ней длинный стальной стержень, вызвавший горячий прилив влажности между ее ног. Зная, что происходит между мужчиной и женщиной, Кейт подумала бы, что это невозможно.
        Но когда Грегор начал двигаться, она передумала. Жар наступал. Грудь стала тяжелой, а все тело — мягким и словно расплавленным. Гибким. Податливым. Готовым.
        Грегор успел обхватить Кейт за шею, прежде чем ее ноги отказали. Она вся горела, дрожала от чего-то. Она с трудом держалась на ногах, и все же ей необходимо было…
        Двигаться. Кейт едва не зарыдала от облегчения — так ей было хорошо с ним. Осторожные движения бедер стали резкими, ее тело требовало больше давления, больше движений, больше удовольствия.
        И господи, сколько удовольствия он ей доставлял. Его рот, его язык, его стальная твердость.
        Но ее жадному телу было все мало. Боль усиливалась. Становилась все настойчивее. Ее тихие вздохи превратились в стоны, просьбы — в мольбы — освободить ее от неистового беспокойства, нарастающего внутри. Она чувствовала, как его мышцы напрягаются под ее пальцами, пока он тоже борется с требованиями его страсти.
        Сейчас случится что-то прекрасное, и Кейт не могла дождаться — она действительно не могла ждать,  — когда узнает, что это.

        Грегор впал в безумие. Только так можно объяснить, что происходит. Чем, кроме безумия, оправдать темный огонь желания, пожирающий его мозг, лишивший его рассудка и превративший хваленую сталь его самоконтроля в горстку пыли?
        Он знал, что должен остановиться, но не мог заставить руки отпустить ее. Она была такой вкусной. Губы — такими сладкими. Кожа — такой нежной. Рот — таким горячим. Тело — таким тугим и крепким.
        Кейт была отзывчивой? Это еще мягко сказано! Она была подобна бочонку черного пороха, готовому взорваться от малейшей искры. Его искры. И от ее силы и опасности Грегора охватывала дрожь, хоть он и знал, чем это грозит.
        Еще только одна минута, еще одно прикосновение. Но этого было недостаточно. Не будет достаточно, пока он не окажется внутри нее, и она не будет выкрикивать его имя, пока ее тело раскалывается под ним вдребезги.
        И даже этого может оказаться недостаточно!
        Грегор отогнал случайную мысль. Это просто нелепо. Это просто похоть, вот и все.
        Но он никогда прежде не испытывал такого желания. Желания, столь неприкрытого, и примитивного и наполняющего слепой необходимостью сделать женщину своей. Желания, не знающего границ чести. Желания, которое все нарастало и не отпускало его. Оно захватило его и держало — твердо и крепко.
        Да, и он был твердым. Как камень. Кейт прижималась к нему, издавая негромкие хриплые стоны удовольствия, и Грегор, понимая, насколько она близка к тому, чтобы вознестись на вершины блаженства лишь от ощущения его члена между своих ног, чуть не сходил с ума.
        Прямо во дворе, в тени бараков, посреди бела дня, когда кто угодно может их увидеть, он чуть не заставил ее достичь пика удовольствия и потерял голову, как сквайр со своей первой служанкой. Осознание этого — небольшое вторжение реальности в его полубезумный мозг — дало ему необходимые силы, чтобы остановиться. Резко. С несколькими отборными проклятиями.
        Кейт пошатнулась, но смогла удержаться на ногах и не упасть, к счастью, потому что он был не в состоянии реагировать.
        Его тело горело. Каждый мускул был напряжен до предела, пока он старался восстановить контроль над вожделением, по-прежнему бушующим у него в крови, как лесной пожар. Грегор был натянут, как тетива одного из его луков, заряжен, нацелен и готов выстрелить. Одно прикосновение, малейший повод, и Кейт снова окажется в его руках.
        Он не должен этого делать. Никогда больше. …хотел сделать это прямо сейчас. Особенно когда она смотрит на него раскрасневшимися щеками, распухшими от поцелуев губами и по-прежнему затуманенным от страсти взглядом. Господи, какая она сладкая! Отзывчивая. Нетерпеливая. Страстная. Такая страстная, как он и подозревал. Нет, даже больше!
        — Что случилось?
        «Я чуть не удовлетворил тебя. Я потерял голову и зашел слишком далеко».
        Но этого Грегор не сказал. Он ухватился за остатки рассудка и заставил кровь остыть.
        — Я подарил тебе твой первый поцелуй.
        «И чуть не дал гораздо больше».
        — Почему ты остановился?
        — Потому что все закончилось.
        Ее брови сошлись на переносице.
        — Было не похоже, что закончилось.
        Господи, помоги! Грегор чуть не зарычал. Было бы здорово, очень здорово, особенно сейчас, когда он пытается не думать об этом снова, если бы Кейт не говорила все, что приходит ей в голову.
        — Но так и есть. Тебе придется поверить мне на слово.
        Она уставилась на него и, кажется, собралась заспорить. Но потом ее губы сложились в слабой, может, даже немного застенчивой, улыбке.
        — Это было чудесно, но, вероятно, в следующий раз ты мог бы продолжить…
        — В следующий раз?  — Что-то подозрительно похожее на страх заставило его голос прозвучать громче и жестче, чем он намеревался.  — Никакого следующего раза не будет.
        Улыбка испарилась.
        — Что ты имеешь в виду? Я думала…
        Ее голос прервался, и она посмотрела на него с таким замешательством, что Грегор чуть к ней не потянулся. Чуть. Но ничего не изменилось — только теперь он знал, насколько опасно к ней прикасаться. Он ей не подходит, и как бы ему ни хотелось стать тем, кто покажет ей страсть, он не имеет на это права.
        Его инстинкты бунтовали, но он оттолкнул их.
        — Это был просто поцелуй, Кейт. Не придавай этому большого значения. Ничего не изменилось.

        Кейт потрясенно его разглядывала, замечая упрямый подбородок, который она все еще чувствовала царапающим свою шею, пока Грегор сокрушал ее. Всего лишь поцелуй? Ничего не изменилось? Как Грегор может такое говорить? Может, она невинна и неопытна, но она не дура. Этот поцелуй что-то значил — и не только для нее. Он тоже это почувствовал, пусть и хочет, чтобы она думала иначе.
        Да, именно этого он и хочет. Кейт сощурилась.
        — Значит, ты утверждаешь, что ничего особенного не почувствовал?
        Ответом ей была порочная зеленая искра в божественных глазах.
        — Я думаю, ты прекрасно знаешь, что именно я почувствовал.
        Ее взгляд инстинктивно опустился, и даже понимание того, что он пытается ее устыдить, не помешало ее щекам вспыхнуть от воспоминания о том, каково чувствовать его у себя между ног. Глубоко в животе что-то болезненно задрожало, но Кейт не позволит ему сбить себя с толку.
        — Ах да, всего лишь похоть, правильно? Знаешь, это странно, но я что-то не припомню, чтобы твои поцелуи с Шинейд или Мэри, или всеми этими другими женщинами выглядели так же. Но, впрочем, я в этом не специалист.  — Кейт улыбнулась.  — Хотя я надеюсь, это ненадолго.
        Выражение его лица переменилось так быстро, что она не успела среагировать. Грегор схватил ее за руку и дернул к себе, его взгляд пронзал насквозь.
        — О чем ты говоришь? Я же сказал, что никакого другого раза не будет.
        Она мило улыбнулась, невзирая на вцепившиеся в нее железные пальцы и стиснутые зубы грозного воина, пытающегося ее запугать.
        — Может, не с тобой.
        Его глаза потемнели и стали практически черными.
        — Это что еще, черт подери, значит?
        Кейт осторожно вытащила руку из его пальцев и потерла запястье, словно его прикосновение было просто неудобством, а не клеймом на ее коже.
        — А что, по-твоему, это может значить? Теперь, когда я испытала свой первый поцелуй, я все думаю, чего я так долго ждала? Было довольно приятно.
        — Приятно?  — проревел Грегор, явно недовольный ее определением.
        — Ага, довольно приятно, но опять же в отличие от тебя мне не с чем сравнивать. Пока.  — Кейт выгнула бровь и посмотрела на него вызывающе.  — А еще мне очень любопытно, что бывает дальше. У меня такое чувство, что ты о чем-то забыл.
        На мгновение ей показалось, что она зашла слишком далеко. Грегор выглядел так, словно не мог решить, прижать ли ее к ближайшей стене и закончить то, что начал, или положить на колено и выпороть.
        Он не сделал ни того, ни другого. Но его взгляд пронзал ее, как горящие зеленые колья.
        — Я, черт подери, ни о чем не забыл. И ты не узнаешь, что бывает дальше, пока не выйдешь замуж. Пока я твой опекун, ты не будешь целоваться ни с кем — ни с кем!  — ты поняла меня? Я не позволю, чтобы твоя репутация оказалась запятнана…
        Кейт резко усмехнулась.
        — Из твоих уст это звучит несколько нелепо, тебе не кажется? Это же просто поцелуй, помнишь? Поскольку единственный мужчина, за которого я бы подумала выйти замуж, ясно дал понять, что не хочет на мне жениться, я не пойду ни за кого. Уверена, моя репутация может выдержать потенциальный урон от нескольких безобидных поцелуев.
        От пылающего взгляда Грегора кожа покрылась мурашками.
        — Не дави на меня, Кейт. Я знаю, чего ты пытаешься добиться, и это не сработает. Я не передумаю.
        Она ответила вызовом на вызов.
        — Неужели?
        Он так стиснул челюсти, что она подумала, не треснут ли зубы.
        — Да.
        Кейт выдержала его взгляд.
        — Посмотрим.  — Она уже начала уходить, но обернулась, когда вспомнила, что он говорил.  — Во сколько мне быть готовой?
        Она явно сбила его с толку. В кои-то веки Грегор выглядел взъерошенным, и Кейт решила, что ей это нравится — очень даже нравится. Мысль о том, что она может вывести из равновесия невозмутимого Грегора Макгрегора, вызывала безрассудный прилив женской власти и гордости.
        — Для чего?
        — Ты собирался показать мне новые приемы.  — Она помедлила.  — На тренировочном поле.
        — Я знаю, о чем ты!  — сорвался Грегор, хотя было ясно, что он подумал о приемах.  — После обеда. С утра у меня есть кое-какие дела.
        — Буду ждать с нетерпением,  — сказала она.
        Осознание, что Грегор явно не рад необходимости оказаться в непосредственной близости от нее, придало походке Кейт отчетливую упругость.
        Всего лишь поцелуй, ха! Она никогда не думала, что наступит день, когда Грегор Макгрегор, один из величайших воинов среди горцев, будет бояться ее. Он изо всех сил сопротивляется неизбежному, но этого недостаточно. Кейт знала это так же точно, как он, хоть он пока и не был готов это признать. Но ему придется. Может потребоваться еще несколько «просто» поцелуев, чтобы доказать ему, что между ними происходит нечто особенное. Впервые Кейт почувствовала, что ее мечты и вправду осуществимы.
        Глава 10
        Грегор смотрел Кейт вслед и думал, что, черт побери, такое сейчас произошло. Он обвел взглядом тренировочный двор, ожидая увидеть вырванные деревья, перевернутые ящики и разбросанное по всему двору сено. Все признаки урагана, который только что свалил его с ног. Урагана Кейт.
        Что на него нашло? Это же Катерина. Малышка Катерина. Девчонка, за которую он отвечает. Девчонка, которую ему полагается защищать. С самого начала Грегор ощущал за нее странное чувство ответственности, и черта с два это включало в себя практически растлить ее посреди двора!
        О чем он думал, когда целовал ее так? Он вообше не думал, в том-то все и дело. Грегор бы слишком занят тем, что чувствовал совершенно потрясающе, как оказалось. Ничего подобного с ним раньше не происходило. Он никогда так не терял контроль. Он вообще не терял контроль! И уж точно не от одного поцелуя.
        Хуже всего то, что Кейт это знает и теперь думает, что это что-то значит.
        Разумеется, это что-то значит. Это значит, что Грегор хочет затащить ее в постель и иметь до потери сознания — но не жениться на ней. Но поскольку первое невозможно без второго, он решил делать вид, что этого поцелуя просто не было.
        Словно это возможно, если при каждом взгляде на нее он станет вспоминать, как сладок на вкус ее рот, как нежно ее язык скользит вдоль его, как дрожит ее тело под его руками, какая упругая у нее грудь и как она хрипло и нетерпеливо стонет ему в ухо, прижимаясь сильнее. Безудержно.
        «Не думай об этом».
        Ну конечно. Только об этом Грегор и мог думать. Поцеловать ее было еще большей ошибкой, чем он опасался. Слегка уязвленная гордость с ее стороны никак не может сравниться с пыткой, которую ему придется терпеть, пока он не сможет вернуться к Брюсу.
        Рыская по двору, Грегор нырнул в оружейную, чтобы взять лук. Он стоял и смотрел на него какое-то время, а потом все-таки выбрал копье. Он слишком долго бездействовал. В этом все дело. Как только он вернется на поле боя, то сразу забудет о Кейт и ее сводящих с ума поцелуях и сосредоточится на том, что умеет лучше всего: устранении мишеней и помощи человеку, который непременно должен очутиться на троне.
        Грегор, может, и присоединился к гвардейцам, чтобы сбежать от Изабел и доказать, что он не только «смазливое лицо», но он остался ради Роберта Брюса. Он верил в Брюса, сражался за Брюса и ни за что не хотел его подвести.
        Больше не будет таких разочарований, как Бервик.
        Но пока Грегор еще не готов. Если на то пошло, он еще в большем смятении, чем когда приехал, черт побери!
        Он выругался и собрался выйти из оружейной, когда в дверном проеме встал человек.
        — Какого черта это было?  — спросил Джон.
        На мгновение Грегору показалось, что брат имеет в виду поцелуй. Но поняв, что это всего лишь зов его нечистой совести, решил сам перейти в наступление.
        — Может, это я должен задать тебе этот вопрос? Что, по-твоему, ты там вытворял с Кейт?
        Джон сощурился.
        — А на что это было похоже? Я тренировал ее.
        — По-моему, это не было похоже на простую тренировку. Было похоже, что ты собираешься ее поцеловать.
        Глаза Джона опасно сверкнули. Но Грегору не требовалось предупреждение. Его младший брат был хорошим бойцом, но Стрела — одним из лучших.
        — А что, если и так? Она симпатичная девчонка.
        Настала очередь Грегора угрожать. Он подступил к брату, руки напряглись и приготовились к драке. Кейт не девчонка, и она не симпатичная. Она гораздо больше.
        — Значит, ты не собираешься это отрицать?
        — С какой стати?
        — Потому что она наша ответственность, черт подери. Она под нашей защитой. Воспользоваться этим неправильно.
        — Ты кого пытаешься убедить? Меня или себя?
        Грегор замахнулся на брата, но потом ловко блокировал удар. Однако следующий, под ребра, не смог, и тот опустился с удовлетворяющим глухим звуком. Удовольствие длилось недолго, поскольку Джон быстро оправился и ответил ударом Грегору в бок. После обмена несколькими дополнительными ударами кулаков, локтей и колен они оба были в синяках, крови и тяжело дышали.
        Грегор уже чувствовал себя лучше. Это было то, что нужно.
        — Держись от нее подальше, Джон. Пока я займусь ее тренировками. Она не для тебя.
        — А для кого тогда? Для одного из тех типов, которым ты написал? Ты уже нашел ей подходящего мужа?
        Грегор стиснул зубы, не уверенный, хочет он отвечать или снова ударить брата.
        — Нет, еще нет.
        — Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты ревнуешь. Я думаю, ты не нашел ей мужа, потому что не можешь вынести мысли, что она будет с кем-то еще. Даже со мной.
        Грегор взбесился.
        — Так ты ее хочешь?
        — Может, и хотел бы, если б не был уверен, что она влюблена в кого-то другого.
        «В меня.  — Грегор отступил, желание драться внезапно пропало.  — Джон имеет в виду меня».
        — Думает, что влюблена в кого-то другого,  — поправил он.
        — А ты так уверен, что нет?
        Черт, Грегор понятия не имел, что думать.
        — Это не имеет значения.
        Джон бросил на него долгий взгляд, слишком напоминавший отцовский. «Слабак. Никогда ничего не добьется. Сплошное разочарование». Но Грегор доказал, что это не так. Ему доверяет сам король Шотландии, черт подери!
        — Если это правда, то сделай всем одолжение и найди ей мужа, пока не совершил чего-нибудь, о чем пожалеешь.
        — Я не нуждаюсь в лекциях младшего брата. Я в состоянии себя контролировать. У меня, знаешь ли, есть некоторый опыт общения с женщинами.
        — Да, но ни одна из них не Кейт.
        Со словами, которые были гораздо вернее, чем того хотелось Грегору, Джон оставил его одного. Кейт действительно была другой, черт побери. Он не может обращаться с ней как с другими женщинами, что означает — он понятия не имеет, как с ней обращаться. Он привык давать женщинам то, чего они хотели, то есть ночь или две удовольствия,  — но с Кейт такой возможности нет. Что оставляет его в непривычном положении испытывать влечение к женщине и быть вынужденным справляться с этим за пределами спальни.
        Грегору вообще не следовало привозить ее сюда. Он не должен был брать на себя ответственность за юную девушку. Но с этими сожалениями он опоздал на пять лет. Теперь лучшим выходом было убрать ее отсюда прежде, чем он сделает что-нибудь, о чем они оба пожалеют.

        Даже отсутствие Грегора за вечерней трапезой не могло омрачить радости Кейт. Если на то пошло, это только ее усилило. Он ее избегает, а это лишь доказывает, что поцелуй что-то для него значил. Кейт решила, что он отправился стрелять из лука, чего не делал, к ее удивлению, с самого возвращения.
        Грегор всегда часами пропадал со своим луком, когда был расстроен или ему требовалось подумать. Его мать была уверена, что он стал таким прекрасным лучником из-за всех споров с отцом в юности. Кейт полагала, что в этом есть доля истины, но природные способности, решительность и желание быть лучшим сыграли не последнюю роль.
        Ей хотелось, чтобы отец Грегора был жив и мог это видеть. Хотя Дункан Макгрегор умер за несколько лет до появления Кейт, она знала, насколько его мнение — его пренебрежение — важно для Грегора. Но он доказал, что отец ошибался.
        Его мастерство было поистине необычайным. Кейт нравилось смотреть, как он практикуется, и было жаль, что она не видела, как он соревновался на Играх горцев до войны. Хотя, судя по рассказам о преследовавшей его женской свите, ей это вряд ли бы понравилось.
        Кстати, о женской свите. Когда она пришла в зал на завтрак, то не удивилась, обнаружив толпу женщин, мечтающих взглянуть на прекрасного лэрда. С наступлением Рождественских праздников, а потом Нового года в следующие несколько дней станет только хуже, и, может быть, поэтому она не радовалась грядущим торжествам. Кейт хотела, чтобы Грегор принадлежал ей одной. Они когда-нибудь оставят его в покое или Кейт придется привыкать, что вокруг него постоянно вьются стаи женщин?
        От этой мысли ей стало неуютно. Она пожалела, что не оказалась столь предусмотрительной, чтобы влюбиться в кого-нибудь, кто не покоряет женские сердца и другие части тела, куда бы он ни направлялся. С ее характером так было бы гораздо проще. У Кейт было чувство, что ей предстоит еще много лет входить во многие залы с желанием дать оплеуху не одной прекрасной деве.
        Ей не нравилось думать, что Грегор может равнять ее со льстивыми массами. Она не такая, как они. Кейт прикусила губу, вспомнив свои не слишком тонкие ухищрения в его первые дни дома. Но это было другое. Она не пыталась заманить его, она пыталась заставить его обратить на себя внимание.
        В свете подозрительного отсутствия прекрасного лэрда за столом вместо него всем заправлял Джон, который, заметив Кейт, помахал, приглашая садиться рядом.
        — Беспокойное утро,  — сказала она с улыбкой.  — Надеюсь, я ничего не прерываю?  — Она понизила голос.  — Мне кажется, Лиззи была не слишком рада освободить мне место на скамье.
        Джон усмехнулся в ответ и обернулся на хорошенькую светловолосую дочку привратника, которая возвратилась на место подле отца за одним из столов.
        — Да, что ж, она все рано не меня хотела видеть.
        Кейт выгнула бровь. Судя по тому, как блондинка смотрела на Джона, она не была в этом уверена. Джону не было нужды скрываться в тени брата, и скоро он это поймет. Однажды он скажет Грегору, что хочет сражаться, а не сидеть тут и заниматься его делами.
        — Где Грегор?
        Джон пожал плечами с таким выражением, словно одежда сидит на нем неудобно.
        — У него этим утром какие-то дела.
        — Еще послания? С тех пор как он возвратился, я видела больше гонцов, чем за весь этот год,  — озабоченно проговорила Кейт.  — Ты не думаешь, что это насчет военных действий? Король что-то планирует?
        «Хоть бы Брюс не отозвал его снова»,  — подумала она горько. Сначала Кейт решила, что Грегор был одним из многих горцев, присоединившихся к армии Брюса под началом своих предводителей. Но он, кажется, нечасто воевал со своим дядей Малкольмом, главой Макгрегоров. Чаще всего он был рядом с самим королем. Но каждый раз, когда она спрашивала его или Джона о роли Грегора в королевской армии, они отвечали туманно. Поскольку ей не нравилось обсуждать эту тему, она не настаивала, но иногда думала, что Грегор к королю ближе, чем говорит.
        Не желая об этом размышлять, она повернулась к Джону.
        — Я уверен, это больше связано с праздником,  — сказал он.
        Кейт расслабилась.
        — А ты, наверное, прав. Грегор пригласил много соседствующих кланов?
        — Кажется, да.
        — Он почему-то все держит в секрете. Как будто планирует какой-то сюрприз.
        Странно, но Джон, кажется, избегал ее взгляда.
        — Уверен, это будет тот еще сюрприз.
        — Что?
        Он отмахнулся.
        — Ничего, просто…  — Его голос затих, как будто он передумал говорить то, что собирался.  — Тут произойдут кое-какие перемены, когда брат уедет, и я не хочу, чтобы тебе было больно.
        Кейт побледнела.
        — Значит, его действительно отзывают?  — Грегор говорил ей, что останется дома до первой недели января.
        Джон покачал головой.
        — Нет, пока нет. Но это произойдет на Новый год, и я хочу, чтобы ты была готова.
        Он явно пытался ей что-то сказать.
        — Готова к чему?  — Ее сердце внезапно упало.  — Грегор сказал что-то про детей? Он собирается их отослать?
        Джон сразу накрыл ее руку своей, чтобы успокоить.
        — Грегор ничего не говорил мне про детей, хотя я предупреждал тебя, что он не разрешит им остаться.
        — Тебе следует больше в него верить,  — укорила Кейт.  — Он не такой равнодушный, каким хочет казаться.
        Джон рассматривал ее.
        — Может, и нет, но это не значит, что он такой, каким ты хочешь его видеть, Кейт. Есть такая вещь, как слепая вера, и я не хочу, чтобы тебе было больно.
        — Не будет,  — сказала она убежденно.  — Тебе не надо беспокоиться, я знаю, что делаю.
        Кажется, Джона это не убедило.
        — Пообещай, что будешь осторожна, Кэти.  — Кейт напряглась, услышав прозвище, но он не заметил.  — Ты заслуживаешь кого-то, кто сделает тебя счастливой.
        Было ясно, что он не считает Грегора таким человеком.
        Она посмотрела в направлении его взгляда и нахмурилась.
        — Интересно, что Фаркуар делает здесь так рано? В последнее время он довольно часто бывает в Динлионе.
        В самом деле, после того как проводил ее домой из церкви, он, кажется, взял за правило обмениваться с ней несколькими словами, прежде чем найти Джона. На этот раз, однако, Фаркуар выглядел рассеянным и даже не кивнул в ее направлении, когда прошел через зал, очевидно, направляясь в кабинет лэрда.
        — Он хороший человек,  — сказал Джон.
        Кейт нахмурилась от его странного взгляда.
        — Хороший. У него какие-то дела с Грегором?
        — Да, кажется.
        Если его тон и был немного зловещим, Кейт решила, что ее это не касается. Но оказалось, что она ошиблась.
        … — Я в состоянии обеспечить девушку,  — сказал Фаркуар, глядя Грегору прямо в глаза со своего места напротив.
        Несмотря на молодость и угрюмый взгляд Грегора, сын магистрата совсем не нервничал и не выказывал желания отступить. Грегор, может, и восхитился, если бы это так его не раздражало.
        — Более чем обеспечить,  — продолжал он.  — Мне предложили место секретаря управляющего при дворе графа Леннокса, являющегося дальним родственником моей матери. Поскольку у управляющего нет сына, он будет готовить меня занять свое место.
        Грегор должен быть в восторге. Стать женой будущего управляющего графа Леннокса — это гораздо лучше, чем все, на что он мог надеяться для Кейт. То, что сыну магистрата удалось заполучить такое место, говорило о его амбициозности, сообразительности и многообещающем будущем. Даже обладая фамильными связями, он должен был кого-то весьма впечатлить, чтобы так выделиться. Так почему же Грегор не впечатлен? И почему его челюсти ноют от того, как сильно он их сжимал, пока молодой человек преподносил себя?
        Потому что все время, пока Фаркуар говорил, в его голове звучал голос Кейт: «Мне пока не с чем сравнивать». Фаркуар станет следующим, кто ее поцелует? Пальцы Грегора стиснули оловянный кубок в его руке, пока костяшки не побелели. «А еще мне очень любопытно, что бывает дальше».
        Грегор подавил проклятие и залпом выпил содержимое чаши, едва чувствуя вкус дорогого кларета, который они с Ястребом перехватили прошлым летом на пути в замок Бервик для короля Эдварда. Сын, может, и вполовину не так хорош, как его отец — Молот шотландцев, но он отлично разбирается в винах.
        Осознав, что мужчина напротив смотрит на него и ждет, когда он что-нибудь ответит, Грегор подавил инстинктивное отторжение, от которого скривились губы.
        — Почему Катерина?  — спросил он.  — Вы с ней едва знакомы.
        Фаркуар, должно быть, что-то услышал в голосе Грегора. Его брови нахмурились, а взгляд стал напряженным.
        — Все в деревне знают Катерину. Я несколько лет был в отъезде, но она не изменилось.
        — Некоторые могут посчитать, что это не слишком хорошо.
        Рот Фаркуара напрягся.
        — Значит, эти некоторые — дураки. В Катерине есть все, чем я восхищаюсь в женщине: она сильная, умная, прямая, верная, добрая и без капли притворства. Мои родители ее обожают и думают, что во всем Пертшире нет девушки, которая стала бы мне лучшей женой. В ней есть что-то настоящее. Она уверенная и с легкостью ладит со всеми — господами, торговцами, крестьянами. Она будет дома и в лачуге, и в замке.
        Губы Грегора сложились в тонкую линию. Это все было правдой, хотя почему его так беспокоило, что Фаркуар так просто определил ее лучшие качества, он не знал.
        — А что с вашими характерами?
        Фаркуар нахмурился.
        — Я не понимаю.
        — Вы серьезный и ученый, а Кейт…
        — Энергичная и страстная?  — закончил за него Фаркуар с осторожной улыбкой.  — Отчасти поэтому она меня и привлекает. Я восхищаюсь в ней тем, чем не обладаю сам. Но я не думаю, что это значит, что мы друг другу не подходим, как раз наоборот. Меня бы ожидала очень скучная жизнь с женой, как две капли похожей на меня. Какому мужчине не захочется в жизни немного страсти?
        Грегор знал, что парень не подразумевал ничего предосудительного, однако ему понадобилась вся сила воли, чтобы не потянуться через стол, схватить щенка за ворот и не сделать еще одну вмятину в его носу. Для ученого Фаркуар выглядел так, словно побывал не в одной драке.
        Его пальцы нанесли очередной урон оловянному кубку.
        — А необычные увлечения Кейт?
        Наградой ему стала первая неуверенность на лице молодого человека. Однако, верный своей ученой натуре, Фаркуар задумался, прежде чем ответить.
        — Я не обучен как воин, но я умею драться и смогу защитить жену в случае необходимости.
        — А что, если ваша жена была обучена как воин?
        — Я был бы рад, что она может защитить себя, когда меня нет рядом.
        — Значит, вы бы не стали возражать против ее тренировок?
        Фаркуар сжал челюсти. Ему явно не нравилось быть загнанным в угол.
        — Надеюсь, она не испытывает необходимости продолжать. Я хочу, чтобы она почувствовала себя достаточно безопасно, чтобы отложить оружие.  — Он выдержал взгляд Грегора.  — Полагаю, есть причина, по которой она считает необходимым научиться защищаться.
        Образованный и проницательный. Грегор кивнул.
        Фаркуар кивнул в ответ.
        — Тогда я бы надеялся, что она доверится мне, и, возможно, вместе нам удастся найти решение, удовлетворяющее нас обоих.
        Ответы парня были слишком идеальными, чтобы в них поверить. Девяносто девять процентов знакомых Грегору мужчин никогда бы не позволили жене тренироваться в боевых искусствах, и это исключение только что вошло в его кабинет? Как ему, черт подери, так повезло?
        У Грегора заканчивались отговорки. Черт возьми. Он этим занимается, ищет отговорки?
        — Где вы собираетесь жить?  — спросил он.
        — Сначала в коттедже неподалеку от замка Баллох. Потом в башне управляющего. Не слишком далеко, но достаточно.  — Фаркуар остановился, очевидно, желая положить конец этому допросу.  — Значит, вы даете мне разрешение? Я бы хотел уладить этот вопрос до того, как уеду в Баллох в новом году.
        Грегор безучастно постучал по ножке теперь пустого кубка. «Думай». Но, черт подери, он не мог придумать ни одной причины отказать ему. Это было идеальное решение его проблемы. Разобравшись с Кейт, он мог оставить клан в надежных руках Джона и вернуться к гвардейцам без всяких незваных отвлекающих обязанностей. Больше не надо беспокоиться о ней, не надо чувствовать себя виноватым, не надо бояться разочаровать кого-нибудь. Ни Кейт, ни короля.
        Он ведь этого хотел, так?
        Грегор не создан ни для чего другого. Не для того, чтобы быть лэрдом, и уж точно не для того, чтобы быть мужем. Ему нравится жить самому по себе, делать что пожелает без необходимости оправдываться перед кем-либо. Ему нужна свобода. Ему нравится отсутствие привязанности в постельных приключениях. Черт, ему нравится разнообразие.
        Он только разочарует Кейт и, скорее всего, разобьет ей сердце. Он не может этого сделать. Не с ней. Не важно, как ему неприятно будет видеть ее замужем за кем-то другим. Не важно, насколько она особенная или насколько он возбудился от поцелуя. Он забудет обо всем этом, когда вернется на войну.
        Кейт на самом деле не любит его. Сын магистрата идеально ей подойдет. В двадцать два он подходит ей по возрасту, наружности, уму, и его будущая должность значительно возвысит ее положение. Фаркуар ею явно восхищен и сделает все возможное, чтобы она была счастлива. Чего еще Грегору желать?
        Он глубоко вздохнул, чтобы справиться с внезапной скованностью в груди.
        — Да, я даю свое разрешение. Я сообщу Кейт о вашем предложении, и, если она согласится, о помолвке будет объявлено во время праздника.
        Парень внимательно за ним наблюдал — слишком внимательно.
        — Есть причина, по которой она может не согласиться? Может, другой претендент, которому она отдает предпочтение?
        Да, явно проницательный. Грегор понимал, о чем он спрашивает.
        — Я рассматривал и другие предложения, но ваше я передам ей. Я ее покровитель, и она согласится с моим суждением и выполнит свой долг.
        В этом отношении Кейт на него похожа. Ей, может, и не нравится выполнять долг, но она знает, когда это необходимо. Но Грегор определенно не горел желанием сообщать ей о своих планах.
        Глава 11
        Кейт держала плед вокруг шеи, чтобы тот не сползал с плеч, пока она пробирается сквозь заросли деревьев. Хотя ее щеки нагрелись от движения, и солнце начало проглядывать сквозь облака, было по-прежнему холодно и ветрено от бури, прошлой ночью укутавшей лес и долину несколькими дюймами снега.
        — Я слышу тебя, дьяволенок. Я до тебя доберусь!
        Встревоженный визг, сопровождаемый взрывом довольного хихиканья, раздавшийся со стороны ближайшего дерева (не говоря уже о крошечных, отчетливых следах на свежем снегу), означал, что она приближается к добыче.
        — Где он?  — произнесла она самым зловещим голосом, подкрадываясь ближе.  — Где же Эдди?
        Поняв, что она приближается, малыш снова взвизгнул, как поросенок, и вылетел из-за дерева в отчаянной попытке спастись. Кейт бросилась вперед и обхватила едва достигающий трех футов в высоту, замотанный в шерсть сверток, поднимая его в воздух.
        — Ага! Я поймала тебя и тебе ни за что не сбежать!
        Она поцеловала его в холодные конопатые щеки, пощекотала живот и закружила, пока малыш не начал извиваться и визжать от хохота.
        Кейт могла целовать эти нежные щеки вечно. Изливавшаяся на детей привязанность к Пипу даже оказалась для нее неожиданностью. Раньше ей не доводилось проводить много времени с маленькими детьми, и было удивительно, как оказалось легко их обнимать и целовать. Теплые и уютные, с нежной кожей и шелковыми волосами — обнимать их было все равно, что обнимать щенка или котенка: удержаться было невозможно.
        Вспомнив о беременной матери, Кейт почувствовала резкий укол в груди. Вот что значило бы иметь братика или сестренку? Этого она лишилась? Они бы тоже играли в прятки? Дрались бы на палках, гоняли бы мяч, играли бы с щенком в амбаре, как делали с Эдди (и с Мадди, когда она не болела)?
        Кейт редко позволяла себе боль воспоминаний, но на мгновение она подумала о матери и малыше, которых потеряла. Чувство утраты стало не таким невыносимым, как раньше, но никуда не делось. Оно останется навсегда, поняла Кейт, но Пип, Эдди и Мадди каким-то образом помогали с ним справляться. Они должны остаться. Их место здесь, вместе с ней и с Грегором, когда он успокоится.
        Помня о непредсказуемом мочевом пузыре Эдди, Кейт решила прекратить игру, чтобы не пришлось возвращаться домой в мокрой одежде. Малышу, однако, все чаше удавалось вовремя добежать до уборной, и Кейт знала, что причиной тому чувство комфорта и безопасности.
        Грегор не может их отослать. Но странный разговор с Джоном все еще беспокоил Кейт. Он явно пытался предостеречь ее насчет Грегора, и она не сомневалась, что это неспроста. Это из-за детей или чего-то еще?
        Напоследок поцеловав Эдди в щеку и крепко обняв за тощие ребра, она опустила его на землю.
        — Может, нам стоит поискать дерево?
        Он кивнул и с беспокойством ухватился за промежность, и Кейт поняла, что остановилась как раз вовремя.
        Через минуту мальчик гордо заявил:
        — Я сделал волтый снег!
        Он почему-то решил, что это ужасно смешно, и все продолжал и продолжал хихикать.
        — Волтый снег, волтый снег… Спорим, Мадди не может сделать такую полоску. Девчонкам надо приседать, ты знала? Стоять гораздо лучше.
        Господи боже, трехлетние дети находят самые странные темы для разговоров! Про себя Кейт согласилась с его рассуждениями — в этом отношении мальчикам значительно проще.
        — Это настоящий талант,  — сказала она с усмешкой, взглянув на произведение искусства, которое, сказать по правде, было скорее неровными брызгами, чем полоской. Точность придет позднее, полагала она.  — Но, наверно, будет лучше, если ты сохранишь это при себе. Мы же не хотим, чтобы Мадди расстраивалась.
        Он посерьезнел и так усердно задумался над ее словами, что ей захотелось схватить его снова. Он кивнул рыжей головой.
        — Да, ты права. А как насчет моего от…  — Он остановился и поправился.  — Лэрда?
        От этой оговорки у Кейт сжалось сердце. Прежде чем бросить его, мать сказала малышу, что Грегор его отец, но даже в трехлетнем возрасте он понимает, что Грегор его не принял. По крайней мере, это единственное, чего не сделал ее отец — никогда не отрицал своего отцовства. Но как и Эдди, даже в очень раннем детстве Кейт понимала, что незаконнорожденная. Когда она оставила Лохмабен, ей представился шанс избавиться от насмешек общества, но воспоминания об этом было не так легко стереть.
        У Кейт сердце болело за мальчика, желая оградить его от неминуемой боли, которую принесет это клеймо. Все было бы гораздо проще, будь он от Грегора. Что бы там «лэрд» не утверждал, она знала, он не отказался бы от своей плоти и крови. Но как же чужие дети, которым тоже нужна помощь?
        И как насчет жены? Этот вопрос она никогда себе не задавала. Если бы Грегор знал, ее происхождение имело бы для него значение? Кейт не хотелось так думать, но впервые тот факт, что она его обманула, ей не понравился. Она думала о себе, когда назвала неверное имя, а не о будущем замужестве. Она остается собой вне зависимости от того, были ли женаты ее родители. Какое это имеет значение, если ее отец формально все еще жив? Для нее он умер, когда ей было пять.
        «Это может иметь значение».
        Отмахнувшись от сомнений, Кейт улыбнулась малышу. Грегор поступит правильно.
        — Я уверена, лэрд с радостью об этом узнает, пойдем поищем его?  — Время все равно приближалось к обеду.
        Эдди кивнул, и с его крошечной ладошкой в руке Кейт двинулась через лес. Пока Эдди продолжал хвастаться новым талантом, ее мысли перенеслись к вечерней тренировке с Грегором. Как бы она ни радовалась перспективе провести время с ним и учиться у него, ей также не терпелось потягаться с ним в умении и сноровке. Ей хотелось произвести впечатление. Показать, что он не зря поощрял ее. Но больше всего Кейт хотелось, чтобы он воспринял ее всерьез. Она знала, что он считает ее попытки какой-то игрой, но для нее это не так. Она гордилась своими достижениями и хотела, чтобы он тоже ими гордился.
        Кейт хотела, чтобы Грегор видел ее сильной. Не маленькой девочкой, которая нуждается в защите. Она больше не желает быть малышкой из колодца. Она хотела, чтобы он заботился о ней не потому, что должен, а потому, что хочет.
        Должно быть, они с Эдди забрели в лес дальше, чем она думала. Они все еще были в добром фарлонге[6 - Фарлонг (англ. furlong)  — старинная мера длины, равная 201,17 м.] от Динлиона, когда Кейт что-то почувствовала. Она инстинктивно замерла и оглянулась. Она определенно ощущала, что за ней наблюдают.
        Никого не заметив, она тем не менее крепче сжала ладошку Эдди и ускорила шаги.
        Пока они шли, чувство становилось все отчетливее, и ее сердце забилось быстрее. Через каждые несколько шагов Кейт незаметно оглядывалась, но даже зимой густые деревья и покрытые снегом ветки не позволяли ничего рассмотреть ни в каком направлении. Она ведет себя просто глупо.
        Но внезапное хлопанье крыльев птиц, потревоженных на своем насесте среди ветвей, доказывало, что это не просто ее воображение. Кто может следить за ней? Дугал? С парня может статься пожелать отомстить, но вряд ли он обладает достаточными хитростью и терпением, чтобы лежать в засаде.
        Может, это разбойники? Они были так изолированы в горной долине, что Кейт давно забыла о напастях, встречающихся в остальных районах Шотландии: бродячие банды преступников на разрушенном войной юге, отряды английских солдат рядом с полными гарнизонов замками, и по-прежнему противостоящие Брюсу кланы вроде Макдугаллов на юго-западе.
        Этот район в основном не страдал от конфликтов, с тех пор как Макдугаллы проиграли Брюсу битву при Брэндере несколько лет назад. По большей части война казалась весьма далекой от Роро и Динлиона. Если бы Грегор не принимал в ней участия, Кейт бы почти забыла об опасности. Но сейчас она ощущала ее, притаившуюся за деревьями. Это напомнило ей детство. Лохмабен на юге Шотландии всегда находился в центре войны. Из всего, что дал ей Грегор, мир, вероятно, был самым значительным.
        — Слишком быстро, Кейт. У меня новки болят.
        Кейт пробормотала проклятие и попыталась скрыть нарастающую панику. Замедляясь, но не останавливаясь, она одарила Эдди ободряющей улыбкой.
        — Прости, милый. Я просто не хотела, чтобы мы опоздали.
        — Опоздали куда?
        — Я просила повара приготовить особый пирог с инжиром — но ты же знаешь, как Пип их любит.
        Вероятности упустить пирог хватило, чтобы придать ему новый прилив сил. Маленькие «новки» Эдди зашевелились так быстро, что он практически бежал.
        Появившаяся впереди граница леса стала большим облегчением. Отсюда уже было видно башню. Почти добрались…
        Резкий звук позади заставил Кейт обернуться. Примерно в двадцати ярдах от них из-за деревьев выскочил всадник. Поняв, что она его заметила, он остановился.
        Кейт тоже остановилась, парализованная страхом. Страх сковал льдом ее кожу и заморозил конечности. Она не могла пошевелиться. На одно смертельное мгновение ей показалось, что это солдат из ее кошмаров, человек, убивший ее мать. У него были такие же темные волосы, такая же аккуратно подстриженная бородка, такие же тонкие норманнские черты…
        Но нет. Туман первобытного ужаса рассеялся. Это был не он. Этот человек был моложе. И не такой плотный. Лицо казалось не таким привлекательным, выражение не таким холодным и высокомерным. Он не был одет в кольчугу и плащ английских солдат, а наоборот — в кожаную куртку и плед горца. Но сходство было поразительным.
        Почему он преследует ее?
        Неожиданный яростный лай с другой стороны привлек ее внимание. Она обернулась к замку и увидела Пипа с щенком, играющими в снегу.
        Заметив Кейт, Пип рассмеялся.
        — А я все думаю, чего он так обрадовался. Щенок бросился как стрела, а я и не знал, куда это он.
        Кейт хотела предупредить его не подходить ближе, но обернулась и увидела, что всадник исчез.
        — Ты съел мой пирог, Пип?  — спросил Эдди сердито.
        — Какой пирог?  — Пип тяжело дыша подошел ближе. Выражение лица Кейт, должно быть, заставило его позабыть странный вопрос Эдди.  — Что случилось? Почему Эдди за деревом?  — Кейт посмотрела вниз, не осознавая, что закрыла Эдди собой, чтобы защитить.  — Ты бледная, как привидение.
        — Ты его не видел?
        — Кого?
        — Всадника.
        Пип нахмурился.
        — Я никого не видел. Он что, угрожал тебе? Надо сказать Джону.
        Не Грегору. Мгновенная неприязнь Пипа к Грегору, кажется, только усилилась.
        Кейт на минуту задумалась, перебирая события. Угрожал ли ей всадник? Ей казалось, он преследует ее, но он мог просто проезжать через лес. Он не сделал ничего такого, только смотрел на нее и имел несчастье быть похожим на человека, пять лет преследовавшего ее в кошмарах.
        Она покачала головой.
        — Он ничего не сделал. Он просто встревожил меня, вот и все.  — Кейт явно восприняла все слишком серьезно. Неожиданно почувствовав себя глупо, она выдавила улыбку.  — Скорее всего, это просто гонец. Один из тех, что прибывают к лэрду каждый день.
        Пип подобрал щенка, который начал лаять, когда Эдди решил поиграть с ним, и проигнорировал упоминание о Грегоре.
        — Ты помнишь, ему не нравится, когда его дергают за хвост, Эдди. Ты должен быть осторожен, если хочешь, чтобы он играл с тобой.
        — Я и был осторожен,  — выдохнул малыш.
        Слушая, как Пип объясняет Эдди основные принципы заботы о собаке, Кейт расслабилась и повеселела. Она забыла о всаднике и сосредоточилась на непохожей паре найденышей, которые начинали походить на братьев.

        Грегор очень скоро пожалел, что пообещал тренировать Кейт. Через тридцать секунд, если быть точным. Он велел ей нападать на него с ножом. Она оказалась удивительно проворной и двигалась без колебаний. Однако у него были годы отражения атак. Он схватил ее руку и заломил за спину, а нож безобидно лязгнул по земле.
        Проблема заключалась в том, что теперь он обхватывал ее сзади, держа рукой за горло, и их тела соприкасались во всех неверных местах. Пока Кейт боролась, чтобы высвободить руку и избавиться от удушающего захвата, ее упругие ягодицы терлись об него так, что его плоть мгновенно отвердевала.
        Не в состоянии больше терпеть возбуждение и Кейт, желая сделать ей больно, Грегор отпустил ее.
        Она немедленно повернулась к нему, темные глаза пронзали, как кинжал, который она только что уронила.
        — Зачем ты это сделал?
        Он нахмурился, не имея ни малейшего представления, почему она так, черт подери, разозлилась.
        — Черт, я сделал тебе больно? Я не хотел.
        — Конечно, ты ничего мне не сделал! Ты не дал мне возможности вырваться.
        Кейт выглядела такой сердитой, что Грегор с трудом сдерживал улыбку. В кои-то веки он не возражал видеть ее такой возмущенной. За обедом она вела себя странно тихо, и он подумал: что-то случилось. Она выглядела… расстроенной. И это отвлекало Грегора от разговора с Ангусом, его управляющим, которому он поручил навести справки о детях, что уже дало некоторые результаты.
        Позже, когда они направлялись на тренировочный двор, Кейт совсем не улыбалась и не шутила. Она была странно напряжена и сосредоточена. Только дело. Именно так он и должен себя вести, а не как одержимый желанием подросток, возбуждающийся от одного прикосновения девушки.
        Грегор поднял бровь.
        — Я держал тебя за шею и заломил тебе руку за спину. Как именно ты собиралась вырваться?
        Заслышав его веселье, она сощурилась.
        — Я думала.
        — У тебя не было времени думать, я мог сломать тебе шею.
        Ее взгляд упал на вышеозначенную конечность и с удовольствием немного задержался на выступающих мышцах. Грегор чуть не застонал. Видимо, Кейт тоже все чувствует. Почему от этого он только сильнее возбуждается?
        Она снова подняла взгляд к его лицу, что никак не остудило его страсть. Черт, она такая милая! Особенно когда злится на него, как сейчас. Почему это казалось ему милым, Грегор не имел ни малейшего представления. Ничто в его чувствах по отношению к Кейт не имело никакого смысла. Было что-то в ее яростной решительности, ее упрямстве, ее прямой, деловитой манере и ее самоуверенности, что просто ему импонировало. Она держалась, как благородная леди, но была лишена всего поверхностного лоска и притворства и не признавала условностей.
        Таких, которые удерживали бы ее от тренировок.
        Она все еще таращилась на него.
        — Кажется, это ты говорил мне, что физическая сила — это еще не все.
        — Говорил. Но бывают случаи, когда это так.
        — Но я же еще не сдалась. Я прижала подбородок, чтобы защитить шею. Давай покажу.
        Грегор нерешительно занял пугающе интимную позицию. Теперь он держал Кейт только для демонстрации, и она не сопротивлялась, но желание искрилось по-прежнему. Ощущать ее рядом было приятно. Очень приятно. Маленькая и несомненно женственная, хотя в Кейт мало что было мягким. Она была не аппетитной и пышной, но упругой и подтянутой. Когда Грегор держал ее руку, с удивлением обнаружил, что у нее действительно есть мускулы — не большие и круглые, как у него, а длинные и гладкие, как у быстрого скакуна.
        Он подумал, как эти мускулы выглядят голыми.
        — Я прижала подбородок, так что ты не можешь… Грегор, ты слушаешь?
        — Да,  — соврал он мрачно.
        — Ты не мог бы держать меня сильнее?
        Черт, не самые подходящие сейчас слова!
        Он сделал как велит Кейт, но это было не то, чего он хотел. Если бы все было как он хотел, они сейчас были бы без одежды, рука, которой он держит ее за шею, была бы у нее между ног, а другая обнимала бы ее за грудь, пока он медленно входит в нее сзади. Вот тогда было бы «сильнее»! Сильно и глубоко.
        Грегор мысленно выругался — эта картина вызвала новый прилив крови туда, куда не надо. Они снова прижимались друг к другу, Кейт сгибается под щитом его тела. Стрела уловил слабый запах ее волос и пытался угадать, какие цветы она добавляет в мыло, когда что-то — каблук ее сапога, догадался он позже — сильно ударило его по подъему ноги.
        Он охнул от потрясения и не такой уж и слабой боли, и его торс естественно согнулся вперед.
        Кейт была готова и, воспользовавшись ослабевшей хваткой вокруг шеи, вывернулась, чтобы освободить руку из невыгодного положения за спиной, зацепилась ногой за его ногу и свалила его на спину.
        Грегор не успел понять, земля или удивление вышибли воздух из его легких — скорее всего, и то и другое.
        Господи! Оказывается, похотливые мысли по отношению к своему противнику дорого обходятся на поле боя. Но теперь Стрела точно пришел в себя.
        Кейт стояла над ним и смотрела вниз. И хотя солнце было прямо над ее головой, ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы знать, что она злится. Он понял это по голосу.
        — Вот как я это сделаю. Теперь ты будешь воспринимать это всерьез и перестанешь относиться ко мне как к фарфоровой кукле?
        Он перекатился и вскочил на ноги.
        — Я воспринимаю это всерьез, Кейт. Я не хочу сделать тебе больно.
        Она тяжело выдохнула и выпустила немного злости.
        — Я знаю, но так надо. Я получила уйму синяков и царапин от Джона.
        Грегор помрачнел.
        — Если Джон не был осторожен…
        Раздражение вернулось. Кейт с трудом побарывала желание потрясти Грегора или снова наступить ему на ногу.
        — Разумеется, он всегда осторожен, но во время тренировок всякое случается. Не говори мне, что когда ты учился, то никогда не хромал домой после тренировки.
        Черт, это по-прежнему случалось — особенно когда Бойд показывал что-нибудь новое.
        — Это другое.
        — Почему?
        — Потому что ты…
        — Девчонка,  — закончила Кейт за него.  — Ну, тебе придется об этом забыть. Как иначе я научусь? Я прошла через все это с твоим братом. Не лучше ли получить несколько случайных синяков от тебя, чем быть беззащитной перед тем, кто действительно желает причинить мне вред?
        Услышав нарастающую тревогу в ее голосе, Грегор осторожно сказал:
        — Здесь ты в безопасности Кейт.
        — Неужели?  — Их взгляды встретились и застыли.  — Ты можешь мне это гарантировать? Только сегодня я…
        Кейт остановилась и попыталась отвернуться, но Грегор ей не позволил. Он поймал ее за руку и снова заставил смотреть в глаза. Кто-то пытался ее обидеть? Поэтому она была так расстроена? Черт, он убьет любого из-за нее!
        Его голос стал таким же твердым, как сталь, наполнившая его вены.
        — Что сегодня произошло?
        Она подняла взгляд.
        — Я играла в лесу с Эдди и увидела его — или подумала, что видела его.
        — Кого?
        — Человека, который напал на мою мать.
        Грегор отпустил ее, его глаза машинально закрылись.
        — Ты ошиблась,  — категорично произнес он.
        — Но я уверена, что…
        — Это не обсуждается. Конец разговора.
        Но Кейт не закончила.
        — Да, но он был так на него похож!  — От воспоминания она поежилась, и от этой минутной уязвимости Грегору захотелось обнять ее. Но это длилось всего мгновение, прежде чем выражение ее лица снова стало суровым.  — Я не хочу бояться.
        — Он угрожал тебе?  — Угроза в его голосе только намекала на бушевавшую внутри ярость. Грегор редко выходил из себя. Как лучник, как снайпер, он должен быть хладнокровным и собранным. Точным. Безукоризненным. Но мысль о том, что Кейт угрожает опасность, вызывала желание крушить все вокруг, бесконтрольно и беспорядочно уничтожить любого, кто обидит ее. Откуда взялась эта ярость?
        Кейт покачала головой.
        — Я думала, он едет за мной, но, наверное, ошиблась. Он ничего не сделал, только посмотрел на меня и продолжил свой путь. К тебе, случайно, не приезжал сегодня гонец?
        — Нет. В какую сторону он направлялся?
        — На восток, думаю.
        Грегор задал ей еще несколько вопросов, пока не убедился, что опасности нет. Одинокие всадники, избегающие дороги и путешествующие через лес были редкостью, но иногда встречались. Он наведет справки, просто чтобы быть уверенным, и позаботится, чтобы кто-нибудь сопровождал Кейт, когда она удаляется от замка. Догадываясь, как она это воспримет, Грегор ничего говорить не стал.
        По крайней мере, теперь он знает причину ее необычно тихого поведения за столом и, возможно, напряжения во время тренировки.
        Кейт наклонилась, чтобы поднять нож, немного подержала его и отдала Грегору.
        — Сделаешь для меня кое-что?
        «Что угодно». Но этого он не может обещать.
        — Если смогу.
        — Не хочу злоупотреблять…  — Кейт прикусила губу и посмотрела на него неуверенно.  — Я правильно думаю, что ты довольно хорошо знаком с королем?
        Грегор постарался придать лицу невозмутимое выражение, вопрос застал его врасплох. Она никогда не спрашивала его о положении в армии, так что ему никогда не приходилось врать Кейт. И ему неприятно было делать это сейчас. Он всегда избегал разговоров о короле и своих соратниках. К тому же Грегор чувствовал, что Кейт по-прежнему не испытывает любви к Брюсу и винит его за произошедшее в деревне.
        — А что?
        — Мог бы ты попросить его навести кое-какие справки? Я знаю, ты пытался выяснить его имя, но, может, у короля есть другие связи…
        — Я сделал все возможное.
        — Я не понимаю, почему так сложно выяснить имя того солдата. Сколько капитанов могло быть в то время при графе Харфорде в Шотландии?
        Грегор не желает говорить об этом, черт подери!
        — Я думал, мы договорились, что ты позволишь мне уладить это.
        — Да. Просто прошло уже очень много времени. Я знаю, ты был занят…  — Кейт подошла и положила руку на его предплечье.  — Я не хочу всю жизнь оглядываться на прошлое. Он должен заплатить за все.
        Грегор был согласен, но не мог допустить, чтобы Кейт отправилась разыскивать его сама. От одной мысли об этом у него стыла кровь в жилах. Она была слишком упряма вопреки здравому смыслу.
        — И что ты собираешься делать, когда найдешь его, Кейт? Убьешь его?
        Она прищурилась, услышав насмешку в его голосе.
        — А почему нет? Он это заслужил.
        — Думаешь, так просто забрать жизнь? Думаешь, сможешь убить его и остаться невредимой? Ты думаешь, это тебя не изменит?
        Грегор понял, что кричит, только когда Кейт убрала руку и отступила. Она смотрела на него с гораздо б?льшим пониманием, чем ему хотелось бы.
        Почуяв, что показал больше, чем собирался, Стрела взял себя в руки. Забрав у нее кинжал, он сунул его за пояс.
        — Я не хочу, чтобы ты узнала, каково это, Кейт.
        — Но ты же узнал.
        — Я обучен этому.
        — Убивать?
        Он не ответил.
        — Тебя учили защищаться. Это большая разница. Ты не пытаешься победить…
        — Я пытаюсь спастись, знаю,  — закончила Кейт, закатывая глаза.  — Ты говоришь точно, как Джон.
        Воспользовавшись возможностью сменить тему, Грегор улыбнулся.
        — Это хорошо. Давай поглядим, чему еще мой брат тебя научил. Посмотрим, как все обернется, если я буду размахивать ножом.
        Она кивнула.
        — Но если ты собираешься поддаваться, я пойду за Джоном.
        Черта с два она пойдет! Ленивая улыбка, изогнувшая рот Грегора, никак не отражала бешенства его мыслей.
        — Осторожнее с желаниями, Кейт, они могут исполниться.

        У Грегора оказалось немного общего с братом. Джон был хорош, но Грегор был чем-то совершенно иным. Казалось, у него не отыскать слабостей, его движения были отточенными и смертоносными, как клинок, который проникал сквозь ее защиту. Будь их битва настоящей, Кейт уже десять раз была бы мертва.
        Она нанесла двойной удар по запястью, как учил ее Джон, но кинжал не выскользнул из его рук. Она попыталась блокировать атакующую руку и сменить направление запястья, надавив и повернув его, но действовала недостаточно быстро, чтобы привести руки в необходимое положение прежде, чем Грегор остановил ее.
        Он не оставил Кейт ни одной лазейки и, кажется, предвидел все ее действия.
        И еще он был ужасно сильный. Кейт скорее удалось согнуть сталь, чем ослабить его хватку. Его руки были…
        Внутри пронеслась волна напряжения. Твердые, как камень, источающие первобытную мужскую силу и необыкновенно теплые. Было так приятно чувствовать их на себе, что у Кейт подгибались колени. Что не слишком помогало сосредоточиться.
        После очередного постыдного поражения, встретившего ее на спине и в грязи, она с трудом поднялась на ноги.
        При этом Кейт понимала, что Грегор, вероятно, действует вполсилы или даже вчетверть — и эта мысль ее очень злила. Кейт ощущала себя назойливой мухой, от которой просто отмахиваются.
        Она считала себя настоящим воином — до этого дня. Ведь увидеть человека, просто похожего на солдата, изнасиловавшего и убившего ее мать, оказалось достаточно, чтобы превратить ее конечности в лед.
        — Еще раз,  — сказал Грегор.
        Кейт сердито пробормотала ругательство себе под нос. Он снова легко опрокинет ее на спину, которая уже ноет от синяков.
        Очевидно, Грегор обладал не только сверхсилой, но и сверхслухом.
        — Ты сдаешься, Кейт?
        Кейт никогда раньше так негодовала, но все бывает в первый раз. Ее рот крепко сжался, и если бы она могла убить Грегора взглядом, то сделала бы это с удовольствием.
        Эта самодовольная улыбка была хуже всего. Он отлично понимал, как она расстроена. Господи, Кейт согласилась бы на что угодно, лишь бы стереть ухмылку с его лица.
        — Я никогда не сдаюсь.
        Грегор фыркнул.
        — Я так и думал.  — Он покачал головой, его выражение вдруг стало задумчивым.  — Ты кого-то напоминаешь мне, когда так делаешь, но я не могу вспомнить кого.
        Кейт разинула рот от удивления, но спохватилась.
        — Может, ревнивого мужа, который мечтает тебя «кастрировать»?
        Он нарочито содрогнулся.
        — Господи боже, Кейт. Не стоит использовать слово «кастрировать», когда поблизости есть кинжал.
        — Это при условии, что мне удастся выбить его у тебя из рук.
        — Необязательно говорить это так разочарованно.
        Кейт опустила взгляд на обсуждаемую область. Кажется, Грегор только что выругался. Снова подняла взгляд на его лицо. Она улыбнулась.
        — О, я бы не стала тебя кастрировать.
        — Какое облегчение.  — В его голосе по-прежнему чувствовались хриплые нотки.
        Ее улыбка стала приторно сладкой.
        — По крайней мере, без причины.
        К ее удивлению, Грегор рассмеялся и отвел прядь волос с ее лба. Кейт решила, что он даже не понял, что сделал. Но она поняла. Неосознанный жест был одновременно нежным и интимным и стоил каждого мгновения, проведенного на земле.
        — А ты свирепая малышка, не так ли?
        — Спасибо,  — произнесла Кейт чопорно.  — Полагаю, это самый большой комплимент, который ты мне делал.
        Грегор нахмурился, словно не мог понять, говорит ли она всерьез. Решив, что, должно быть, да, он покачал головой.
        — Ты необычная женщина, Катерина Киркпатрик.
        Ненавидя звучание фальшивого имени, Кейт захотела поправить Грегора. Но вместо этого улыбнулась.
        — А это второй по величине. Может, нам следует возобновить тренировку, пока я не померла от такого количества лести?
        Он игриво шлепнул Кейт по бедру.
        — Дерзкая соплячка, встань туда. На этот раз постарайся не так сильно выдавать свои намерения. Смотри на мои руки, а не на лицо.
        — Как будто это так просто!
        Но он был прав. Как только их взгляды встречались, Кейт теряла концентрацию.
        — Ты быстрая и проворная, но тебе следует брать в расчет каждый выпад — у тебя не будет лишнего шанса с опытным противником. И когда на тебя нападают с оружием, для ошибок места не остается. Тебе не победить меня — как бы тебе ни хотелось.
        Кейт вспыхнула, сообразив, что именно это она и пытается сделать. Ей хотелось произвести впечатление на Грегора, победив его, и в процессе она забыла, чему ее учил Джон. Ее цель не победить, а спастись. Она позволила гордости вмешаться.
        — Что ты еще можешь?  — подначивал Грегор.
        Она думала над этим во время следующей попытки. Кейт может обмануть его или отвлечь как-нибудь. Но как? Сыграв на его слабостях. Не то чтобы она могла вспомнить хоть одну… Внезапно Кейт улыбнулась. У нее появилась идея. Может быть, у Грегора все-таки есть слабость.
        Когда он напал в следующий раз, Кейт смотрела вниз, избегая его взгляда и сосредоточившись на плечах. Он сменил руки — паршивец: теперь нож был в его левой руке, а не в правой.
        Но Кейт была готова. Когда он сделал выпад, вместо того чтобы попытаться блокировать, она отпрянула назад и взвыла, как будто он задел ее.
        — О господи, Кейт!  — Мгновенно забыв о поединке, Грегор бросился к ней.
        Она вцепилась рукой в его запястье, по-прежнему державшее нож, и немедленно схватила его руку другой, выкручивая и сжимая его запястье. Грегор охнул от боли и пригнулся к земле. Нож лязгнул о землю. Понимая, что таким образом его не победить, Кейт сразу же лягнула его туда, где, по словам Джона, мужчины особенно уязвимы. Как только Грегор застонал и свалился вперед, она отпустила его руку, схватила нож и встала над ним.
        У нее получилось!
        Однако Грегор издавал очень много шума, катался по земле и стонал. Она сделала несколько нерешительных шагов вперед.
        — Грегор, ты в по?..
        Ну конечно. Ей не пришлось закончить свой вопрос.
        Как только она оказалась в пределах досягаемости, Грегор зацепил ногой ее за щиколотки и дернул назад. Она моментально оказалась на земле под ним, ее руки были прижаты над головой, а нож безобидно валялся рядом.
        — Это был грязный трюк, Кейт.  — Он улыбнулся.  — Это хорошо. Но ты кое-что забыла. Как только я оказался на земле, тебе полагалось убежать.
        Она сердито уставилась на него.
        — Я волновалась. Я думала, что поранила тебя.
        Он поднял бровь.
        — Да неужели? Кажется, я знаю, каково это.  — Она прикусила губу, сообразив, что он использовал против нее ее же прием.  — И если это тебя хоть как-то утешит, было ужасно больно. Это был самый сильный урон, который мне нанесли за долгое время.
        Кейт расплылась в широкой улыбке.
        — Правда?
        — Совсем необязательно так этому радоваться.
        Но она радовалась. Она немного поизвивалась, пытаясь освободиться, но ее словно придавило грудой камней.
        Его взгляд потемнел.
        — И что ты теперь собираешься делать? На этот раз тебе не удастся меня так просто отвлечь.
        Она боролась, используя все приемы, которым ее учил Джон. Но Кейт не могла пнуть его, не могла ударить головой, не могла поднять бедра, не в силах пошевелить конечностями или телом, чтобы сделать хоть что-нибудь.
        Грегор, твердый и тяжелый, придавливал ее сверху. Он должен был, казалось, должен был раздавить, но нет. Через пару минут тщетной борьбы злость Кейт уступила другому чувству!
        Он, должно быть, тоже это почувствовал, и огонь в его глазах заставил ее ощутить, что она подошла слишком близко к преисподней.
        У нее перехватило дыхание.
        Его взгляд опустился к ее открытым губам. Кейт буквально чувствовала исходящее от Грегора напряжение. Он хотел поцеловать ее, но что-то его останавливало.
        Глава 12
        Грегор ошибался. Она смогла снова отвлечь его — легко. Ей требовалось только вздохнуть и раскрыть свои нежные красные губы, и он только и мог думать о том, чтобы поцеловать ее. Разумеется, тот факт, что она лежала под ним, тоже играл роль, то и оказалось совсем нетрудно представить, какого было бы оказаться внутри нее.
        Это было бы потрясающе! Грегору даже не нужно было представлять, чтобы познать это — он это чувствовал. Желание нарастало внутри него быстро и тяжело, угрожая затянуть в водоворот страсти. Он так хотел ее поцеловать, что практически чувствовал вкус ее губ.
        Кейт тоже этого хотела. Он видел это по ее глазам. Глазам, смотревшим с предвкушением, возбуждением, слишком большим, черт подери, доверием и чувством, которое, как он начинал подозревать, могло быть настоящим.
        «Твою мать!»
        Грегор отодвинулся и слез с нее, не сообразив, что выругался вслух, пока Кейт не уставилась на него в изумлении.
        — Я так не могу,  — произнес он, поднимаясь на ноги.
        Он повернулся, чтобы помочь ей, но помощь уже не требовалась. Кейт стояла и смотрела на него, удивление и обида заняли место предвкушения и желания — к несчастью, доверие и другое чувство по-прежнему были на месте.
        — Почему?
        В ее тоне не было никакого осуждения, но Грегор все равно его чувствовал. Или, может, так твердила ему его совесть. Его рот сжался.
        — Это неправильно.
        — Потому что ты все еще считаешь себя моим защитником? Я же сказала, я взрослая двадцатилетняя женщина, я в состоянии сама принимать решения. Ты вовсе не пользуешься положением.
        — Дело не в этом, черт возьми,  — сорвался он. Или не только в этом.
        — Тогда в чем?
        Грегор боялся сказать ей и хотел, чтобы это произошло иначе, но Кейт должна знать о его планах. Он больше не может избегать этого разговора. Он велел себе перестать вести себя, как последний трус. Как ее опекун, как замена отцу, или кем он там, черт возьми, является, Стрела сделал то, что должен был сделать.
        — Я предпринял кое-какие шаги.
        Она смотрела нерешительно.
        — Какие еще шаги?
        — В отношении твоего будущего.  — Кейт напряглась, но он продолжил:  — Я опоздал в этом отношении. Если бы я знал о твоем настоящем возрасте, то мы бы обсудили это несколько лет назад. Хотя, может, и лучше, что я подождал, потому что появился идеальный претендент.
        — Идеальный кто?
        Шок и ярость не ограничивались ее тоном, нет, их излучала каждая часть ее тела — от боевой позы, крепко стиснутых кулаков до темного гнева, полыхающего в глазах.
        — Сын магистрата, Фаркуар, просил у меня твоей руки. Я дал ему свое позволение.
        Кейт побледнела и отступила назад. Ее потрясенный предательством вид заставил его пожелать, чтобы вернулись шок и ярость.
        Она довольно долго молча смотрела на него. Было непросто, но Грегор не отвернулся и выдержал ее взгляд. Почему эта нелепость показалась ему таким достижением, он не знал.
        — Значит, ты все уже устроил?
        Тупое безразличие ее тона снова вызвало желание переминаться с ноги на ногу. Черт, Грегор знал, что она не обрадуется. Но не ожидал, что будет чувствовать себя как чудовище и предатель.
        Он запустил пальцы в волосы. Боже, именно этого он и надеялся избежать. Все это ради ее же блага. Может, сейчас Кейт этого не понимает, но потом поймет.
        — Я сказал Фаркуару, что, если ты согласишься, он объявит о помолвке на новогоднем празднике.
        Он рассказал ей о должности, ожидающей Фаркуара в замке Баллох, о его перспективах на будущее управляющего. Кейт слушала совершенно безучастно, пока его воодушевленные рекомендации не начали походить на то, как фермер расписывает призового быка на ярмарке.
        — Если я соглашусь?  — повторила она.  — Ты хочешь сказать, что у меня есть право голоса в этом вопросе? Как это великодушно с твоей стороны.
        Она не старалась прикрыть сарказм, слетающий с ее языка, как ледяные капли.
        — Ну конечно, у тебя есть право голоса, черт возьми! Я желаю тебе счастья.
        Огромные карие глаза смотрели на него, словно он сошел с ума — однако Кейт действительно сделала его безумцем.
        — И тем не менее ты устроил все это без моего ведома. Полагаю, поэтому были нужны все эти гонцы?
        Он утвердительно кивнул.
        — На празднике будут и другие мужчины. Если ты предпочитаешь выйти за кого-то еще…
        — Ни за кого!  — резко сказала она.  — Я уже говорила, что не желаю выходить замуж ни за кого, но, очевидно, мои желания, мои чувства для тебя ничего не значат. Ты планировал это с тех пор, как вернулся?  — Грегор, должно быть, плохо скрывал чувство вины, потому что она сказала:  — Ну разумеется. Тебе, должно быть, очень не терпится наконец от меня избавиться.
        Он выдавил проклятие.
        — Черт, Кейт! Это вовсе не так.
        — Неужели? Ты привез меня сюда, но никогда не хотел ответственности. Я это знала, но думала… Я думала…  — Ее голос сорвался.  — Я думала, здесь мой дом, но ты просто ждал, когда я достаточно подросту, чтобы сбыть меня с рук.
        От ее взгляда у Грегора все горело в груди, но он не мог отвернуться. Он почти потянулся к ней. Почти. Но он боялся того, что может случиться, если он снова до нее дотронется. Как легко утешение может привести к чему-то еще.
        — Это и есть твой дом,  — осторожно сказал он. Просто Грегор не может дать ей семью, которой она пытается заменить ту, что потеряла.  — Но теперь, когда моей матери больше нет, вы с Джоном одни… Неправильно тебе оставаться здесь.
        На какое-то мгновение ему показалось, что Кейт ударит его.
        — Как ты смеешь намекать… Я же сказала, Джон мне как брат.
        — Но он не твой брат, и скоро все тоже начнут это понимать.  — Особенно если Джон все время будет смотреть на нее с неприкрытым вожделением.  — Ты должна была понимать, что не сможешь остаться здесь навсегда. Ты разве не хочешь выйти замуж и завести семью?
        — А ты?
        — Мы говорим не обо мне.
        — Почему нет? Выйду, когда ты женишься.
        — Так не бывает Кейт, и ты это знаешь. Я могу себе позволить ждать, а ты нет.
        — Значит, ты меня заставишь?  — Ее глаза стали слишком яркими и блестящими.
        «Господи, пожалуйста, не плачь». Грегор совсем растеряется, если она заплачет.
        — Ты так хочешь от меня избавиться? Мои чувства так мало для тебя значат?
        — Разумеется, нет.
        — Если ты собирался выдать меня замуж, то зачем поцеловал?
        Потому что был проклятым дураком.
        — Ты была так расстроена.  — Грегор беспомощно пожал плечами, не в состоянии ничего объяснить.  — Я же сказал тебе, это ничего не значит.

        «Он меня пожалел. Поэтому он поцеловал меня».
        Кейт хотелось безвольно упасть на землю и разрыдаться, подобно ребенку. Но гордость ей не позволяла.
        Она не знала, что хуже: обнаружить, что мужчина, которому она отдала свое сердце, пытается найти способ избавиться от нее или что он поцеловал ее потому, что пожалел. И то и другое казалось предательством.
        — Для меня это был не просто поцелуй,  — тихо сказала она.
        Грегору, кажется, и вправду было больно, но Кейт это не утешало.
        — Прости, Кейт. Правда. Я не хотел сделать тебе больно.
        — Но ты меня не любишь, не хочешь жениться на мне и выдашь меня замуж за человека, которого я едва знаю, только чтобы не приходилось обо мне беспокоиться. Я поняла.
        Но она не понимала. Как он мог все это планировать и ничего ей не сказать? Джон, должно быть, знал о планах Грегора и помолвке — вот о чем он пытался ее предупредить. Какой же она была дурой!
        «О господи, дети. Что будет с ними?» Кейт нужна им, и так их подвела.
        — Кейт…
        Грегор потянулся к ней, но она отступила, чтобы избежать прикосновения. Она выпрямилась, боль превратилась в злость.
        — Ты не должен ничего объяснять. Я сама виновата, что влюбилась не в того человека. Разумеется, ты не желаешь жениться на мне. Ты самый красивый мужчина в Шотландии и можешь выбрать кого угодно. Можешь заполучить королевство. А я — незаконнорожденная.  — Увидев его потрясение, Кейт добавила:  — Да, незаконнорожденная, ублюдок одного вельможи. Киркпатрик был моим отчимом.
        Грегор был явно недоволен.
        — Почему ты не сказала мне правду?
        — Потому что устала стыдиться «благородного» отца, который бросил меня в пятилетнем возрасте.
        — И кто он?
        — Какая разница? Для меня он мертв. Мертв! Ублюдок или сирота, мало что говорит в мою пользу и много что против. Удивительно, что тебе удалось найти хоть кого-то мне в мужья.
        Его глаза опасно сверкнули. Теперь Грегор разозлился. Хорошо. Если знаменитый разбиватель сердец почувствует хоть одну десятую часть того, что чувствует сейчас Кейт, этого будет достаточно.
        — Если хочешь знать, было полно желающих взять тебя в жены.
        Он, кажется, был не слишком этому рад — хотя Кейт все равно ему не поверила.
        — Но только не тот, кто важен для меня. Было бы так ужасно позволить себе любить меня, Грегор?
        Выражение лица Грегора выдавало его боль — конфуз — словно он мечтал оказаться где угодно, только не здесь, и не вести этот разговор.
        — В данный момент я ни на ком не собираюсь жениться. Но если бы собирался, то, черт подери, точно не ради «королевства» и не на женщине, мечтающей выйти замуж за «самого красивого мужчину в Шотландии». И если ты не знаешь этого, то не знаешь меня совсем.
        Он что, спятил?
        — Знаю тебя? Я знаю, что ты любишь говядину с кровью, свинину слегка розовой, острые соусы и твердые овощи. Я знаю, что ты предпочитаешь сливы грушам, а апельсины яблокам. Знаю, что ты любишь сырые устрицы и лососевую икру на поджаренном хлебе. Знаю, что ты можешь сказать, откуда вино, с первого глотка, и скорее помрешь от жажды, чем будешь пить сладкую бурду, которая нравилась твоей матери. Знаю, что ты больше пьешь, когда расстроен, что, как я подозреваю, часто случалось в последнее время.
        Воспользовавшись его шоком, Кейт продолжала:
        — Я знаю что ты ненавидишь незаслуженные дары и похвалу. Знаю, что твой отец был ослом и заставил тебя считать, что ты никогда ничего не добьешься, но ты доказал, что он ошибался. Знаю, тебе кажется, что ты должен быть совершенством, но никогда им не будешь. Знаю, что ты человек, являющийся лучшим лучником в Шотландии и много лет преданно воюющий на стороне Роберта Брюса — даже в самые худшие дни его правления; ты из тех, на кого можно положиться. Я знаю, что ты не хочешь быть защитником, но ты им являешься. Знаю, что ты оставил на Джона обязанности главы клана, потому что считаешь себя недостойным этого. Я знаю, что убитые в битвах враги что-то значат для тебя, и поэтому количество камней на могиле твоего отца и монет в корзине для пожертвований отца Роланда увеличивается с каждым твоим возвращением.
        Она глубоко вздохнула.
        — Я знаю, ты думаешь, что тебе лучше быть одному и не хочешь заботиться обо мне. Знаю, что я единственная женщина, с которой ты по-настоящему разговариваешь. Знаю, что, когда я послала Айзу с тобой в кладовую, ты не прикоснулся к ней, хотя мог. Знаю, что у тебя было множество женщин, но единственная, которая не была тебе безразлична, причинила тебе боль. Я знаю, что ты думаешь, что заставишь меня страдать, но если бы ты любил меня, то был бы верен и предан до самой смерти, так же как и я тебе.
        Их взгляды встретились, и Кейт бросила в завершение:
        — Я знаю, что быть зарубкой на столбике кровати не нравится тебе гораздо больше, чем ты показываешь, но тебе кажется, что никто не разглядит за твоим безупречным лицом обычного человека со своими недостатками. Может, ты и прав, но ты никогда этого не узнаешь, потому что не хочешь рискнуть и довериться своим чувствам. Потому что я знаю, что ты тоже это чувствуешь, Грегор. Так же как знаю, что однажды ты пожалеешь, что выдал меня за другого, но к тому времени будет слишком поздно, и тебе некого будет винить, кроме себя.
        Грегор ошарашенно таращился на нее.
        — Господи, Кейт, я…
        Не знает, что сказать. Это было ясно. Неожиданно буря эмоций иссякла. Осталось только чувство горечи и безысходности и, может быть, желание ударить в ответ.
        — Отдавай меня за кого хочешь, Грегор. Мне все равно. Ни один из них не ты. Но когда будешь лежать в темноте и пытаться заснуть, а твое тело тосковать обо мне, так же как мое о тебе, подумай вот о чем: следующий мужчина, под которым я окажусь, будет моим мужем, и в отличие от тебя он не остановится.
        Вены на его шее забились сильнее, рот сжался в тонкую линию. Кейт подумала, что он дотронется до нее, но его руки застыли на месте.
        — Конечно, ты можешь доказать, что я ничего для тебя не значу и найти другую разрядку, но я не думаю, что ты это сделаешь. Я думаю, ты хочешь меня, а не кого-то еще. Но давай докажи, что я не права… если сможешь.
        Кейт не знала, откуда у нее взялись силы бросить этот вызов, но даже, осознавая риск, она не взяла бы слова назад. Она могла потерять слишком многое. Ее вера будет вознаграждена или уничтожена сейчас — прежде чем Грегор выдаст ее замуж за другого мужчину.
        Чувствуя себя более израненной и избитой, чем после любой тренировки, Кейт повернулась и ушла.
        Она не оглядывалась.
        …«Господи»  — это единственная связная мысль, на которую Грегор был способен. Так что он повторил:
        — Господи.
        Грегор не знал, сколько времени простоял на месте, после того как она ушла. Кейт снова это сделала: перевернула все с ног на голову, вывернула его наизнанку, все перемешала. Он чувствовал себя так, словно его на какое-то время засосало в воронку и выбросило обратно, как корабль на скалы. Корабль, который плыл себе совершенно прекрасно, пока не попал в непредвиденный ураган.
        Кейт.
        «Она меня любит». Услышав литанию своих качеств — плохих и хороших,  — как Стрела мог сомневаться? Это не девическая влюбленность и не мимолетные чары его лица; Кейт действительно его знает.
        Черт, она понимает его лучше, чем он сам. Грегор не знал, что думать об этом. Это его смутило. Нет, она его смутила.
        Откуда Кейт вообще про него столько знает? Мать, несомненно, что-то ей рассказывала, о чем-то она сама догадалась по наблюдениям, а что-то, несомненно, придумала. «Думаю, ты хочешь меня, а не кого-то еще». Это уж точно предположение… так ведь?
        «Докажи, что я не права… если сможешь». И Грегору следует доказать. Господь свидетель, следует. Но он не причинит ей боли, просто ради доказательства.
        Она и так страдает из-за его проклятого плана. Плана, который казался превосходным до возвращения домой. Однако Грегор не предвидел, что захочет Кейт. Не предвидел, что не сможет держать свои проклятые руки при себе. Не предвидел ее ответа и совершенно не предвидел пытки того, что можно назвать только ревностью, при мысли о ней с другим мужчиной.
        «Следующий мужчина, под которым я окажусь, будет моим мужем». Грегор снова выругался.
        И еще не предвидел своего чувства вины за то, что отсылает ее из дома. Что так хотел избавиться от нее.
        Избавиться от Кейт — Грегор хотел этого, однако из уст самой Кейт это прозвучало ужасно. Как он мог даже подумать о таком?
        Он не хотел избавляться от нее. Но какой у него есть выбор? Жениться на ней он не может.
        Или может? Что, если Кейт права и он действительно тот, кого она заслуживает?
        Вот черт, что она с ним сделала? Жена не поможет ему очистить голову. Подобрав кинжал и сунув его за пояс, Грегор пересек двор и направился к кухне. Горячая ванна поможет ему расслабиться. А если это не сработает, то большой глоток эля точно поможет забыться. «Я знаю, что ты больше пьешь, когда расстроен…» Черт, это надо прекратить.
        Он проходил мимо конюшен, когда тощая, темная фигура выскочила и преградила ему путь.
        Узнав жулика, Грегор недовольно скривился. Ответом ему была еще более недовольная физиономия вместе с уничтожающим взглядом.
        — Что вы ей сделали?
        Мальчишка сжимал и разжимал маленькие кулаки, и Грегор понял, что тот и в самом деле подумывает его ударить. В другое время это могло бы его развеселить, но сейчас Стрела был не в настроении выслушивать обвинения от мелкого обманщика, воспользовавшегося добрым сердцем Кейт. Парня вовсе не бросали. Если верить информации, добытой его стольником, Пип посылал своей матери деньги, вероятно, с тех пор, как появился здесь.
        — Сделал с кем?  — спросил Грегор.  — Говори по делу, Пип, я занят.
        Ненависть превратила лицо мальчишки в злобную маску.
        — Что вы сделали Кейт? Зачем вы заставили ее плакать?
        Вот черт. У Грегора возникло ощущение, что его ударили молотом в грудь.
        — Кейт плакала?
        — Если обидите ее, я вас убью!
        Грегор остолбенел от ядовитости и силы угрозы. Он не сомневался, что мальчишка говорит всерьез.
        — Не лезь в это, Пип. Тебя это не касается. Это наше с Кейт дело.
        — Зачем вы вообще приехали? Вы здесь никому не нужны. Я хочу, чтобы вы просто убрались отсюда и никогда не возвращались. Все было прекрасно, пока вы не появились.
        Слова парня нанесли странный удар, вероятно, попав по больному месту. Грегор вышел из себя.
        — Все было прекрасно, потому что никто не ставил под сомнение твою историю? Прекрасно, потому что ты смог обмануть женщину и воспользоваться ее доверием? Кейт ведь была к тебе добрее, чем ты заслуживаешь! Или все было прекрасно, потому что ты мог продолжать посылать матери — которая, по твоим словам, тебя бросила — деньги?
        Лицо мальчишки побелело, как будто из него высосали всю кровь.
        — Подождите, вы не понимаете!
        — Уверен, что нет.
        Ненависть сменилась страхом. Злобная бравада испарилась в мгновение ока. В глазах Пипа практически читался ужас.
        — Пожалуйста, вы не можете меня отослать!
        Именно это Грегору и нужно сделать. И он сделает, хотя не остался так безучастен к просьбам парня, как ему бы хотелось. Однако, прежде чем он успел допросить его дальше, Грегор подвергся новой атаке. На этот раз от тявкающего комка клочковатого меха, вылетевшего из амбара, чтобы снова вцепиться в лодыжку Грегора.
        — Господи боже!  — Он нагнулся, схватил щенка за шкирку — помня об удивительно острых крошечных зубах, щелкающих у его руки,  — и поднял его к лицу.  — Тихо.
        Резкий приказ поразил щенка, издавшего жалкий короткий визг, прежде чем наступила тишина — блаженная тишина. Затем он продолжал таращиться на Грегора огромными глазами с выражением, которое можно назвать только щенячьим.
        Черт, еще один найденыш на его совести.
        Стрела протянул создание Пипу и отпустил в протянутые руки.
        — Держи этого крысеныша подальше от меня, Пип, или избавься от него.
        — И почему я не удивлен, что вы не любите собак?
        — Я люблю собак, ясно? Найди мне, по крайней мере, такую, которая не взрывает ушные перепонки своим лаем и не пытается впиться зубами мне в ногу.
        Мальчишка осторожно загородил щенка руками. Если он хотел заставить Грегора почувствовать себя злодеем, то у него это отлично получалось.
        — Странно, что ко всем остальным он относится хорошо,  — сказал Пип.  — Но говорят же, что собаки разбираются в людях.
        Как Кейт прежде, мальчишка отвернулся и оставил Грегора стоять в одиночестве. Стрела отчетливо почувствовал, что и в этом споре оказался проигравшей стороной.
        Проклятье, ему надо вернуться на поле боя. Там он по меньшей мере в чем-то хорош. Или был в чем-то хорош. Но что, если…
        Стрела отказывался думать об этом. С ним все в полном порядке. Просто надо вернуться в колею. Очистить голову.
        Черт, может, ему и впрямь стоит жениться на Кейт, чтобы перестать столько о ней думать?
        Он покачал головой. Боже, он не остроты лишился. Он лишился последнего рассудка!
        Глава 13
        Кейт определенно выиграла. Грегор спихнул с себя перекрученное одеяло и выскочил из постели уже в пятый или шестой раз — он бросил считать,  — чтобы снова метаться по комнате, как лев в клетке. В клетке собственного разума.
        Ходьба немного его успокаивала, но только временно. Как только Стрела опять забирался в постель, опускал голову на подушку и закрывал глаза, видения возвращались. Мучительно яркие видения Кейт в постели под сыном магистрата. Целующим ее. Прикасающимся к ней. Не останавливающимся! Медленно поднимающим подол льняной сорочки, проводящим рукой по обнаженному бедру…
        Грегор выругался и двинул кулаком по подоконнику с такой силой, что задрожали стекла. Он опустил голову, прислонил ее к ставням и закрыл глаза, мечтая, чтобы сводящие его с ума картины исчезли.
        Пульс медленно возвратился в норму, и огненное безумие отступило, остужая кровь и кожу. Грегор поднял голову, сделал глубокий вдох и повернулся назад в темную комнату, слабого света торфа едва хватало, чтобы различать предметы. Его взгляд моментально остановился на бутыли с виски на прикроватном столике, как случалось уже много раз за ночь.
        «Я знаю, что ты больше пьешь, когда расстроен».
        И вовсе не много он пьет, черт подери. Он всегда себя контролировал и никогда не напивался до беспамятства. Однако за последний год Грегор просыпался с раскалывающейся головой слишком часто, а это значит, что Кейт скорее права.
        Черт, теперь он не может выпить глоток виски перед сном, чтобы не услышать ее голос. Вообще-то этот глоток предназначался именно для того, чтобы не слышать ее голос. Чтобы рассеять преследующие его видения и дать шанс хоть немного отдохнуть.
        Возможно, Грегору все-таки следовало отправиться в пивную.
        Кого он пытается обмануть? Он не испытывал никакого желания отправиться в пивную и найти девчонку для развлечения. «Я думаю, ты хочешь меня, а не кого-то еще». Она была права, черт бы ее побрал! Но Господь свидетель, это желание ненадолго. В какой-то момент он захочет другую женщину и забудет о Кейт.
        Но что, если он всегда теперь будет хотеть только Кейт? Такое вообще возможно?
        Стреле стоило только вспомнить своих женатых соратников, чтобы понять, что возможно. За исключением Маклина, который отдалился от жены с начала войны, каждый из его приятелей-гвардейцев был верен своей супруге. Даже Налетчик и Ястреб, а на них женщины вешались почти так же, как на него.
        Разумеется, они любили своих жен — чувство, на которое Грегор не был уверен, что способен. Ему нравилась Изабел — и он совершенно точно хотел ее, но цветочное романтическое чувство, о котором писали барды, или серьезное «эта женщина для меня единственная на свете и я сделаю для нее что угодно, даже умру», которое обрели его друзья? Он никогда не чувствовал ничего подобного.
        «Ты бы умер за Кейт».
        Голос из подсознания возразил Грегору. Но ведь это совсем другое? Она его ответственность, его семья — ему полагается это чувствовать.
        Она его семья.
        Вот черт! Сердце камнем провалилось вниз. Кейт — его семья, а он пытается избавиться от нее, как от бродячей кошки. Или собаки, подумал Грегор, вспомнив слова Пипа. И что еще хуже, Стрела подозревал, что случайно попал по больному месту, ведь отец тоже ее бросил.
        Отец, о котором Грегор не знал. Он удивился и совсем не слегка разозлился, узнав о ее лжи, но, возможно, не должен был. Ему всегда казалось, что что-то не так с именем Киркпатрик. Теперь понятно почему. Ему неприятен был ее обман, но, наверное, нельзя винить Кейт за то, что попыталась избавиться от «позора», когда подвернулась такая возможность. Хотя такие вещи не волновали Стрелу, тогда Кейт не могла об этом знать.
        На самом деле Грегору было больше обидно за нее. Что за человек может бросить своего ребенка? Неудивительно, что она ненавидит отца. Грегор сам убил бы мерзавца, если бы мог.
        А Кейт, вероятно, думает, что он поступает так же, избавляясь от нее — бросает ее, как ее ублюдок отец.
        Грегор подошел к кровати и заставил себя лечь.
        Кейт не просто семья, и он это знает. Его чувства к ней совсем другие. Странные, пугающие и, возможно, безумные, но другие. Он не понимал, что это значит, но подозревал, что если хочет хоть одну ночь провести спокойно и поспать, то ему, может быть, и впрямь придется на ней жениться.
        Впервые за ночь Стрела закрыл глаза, и видения не возобновились. Он, может, даже смог бы поспать, если бы крики не вырвали его из постели.

        — Прекратите!  — Кейт пыталась кричать.  — Оставьте мою мать в покое!
        Но солдат все продолжал, его облаченный в кольчугу силуэт двигался между ног ее матери. Он обернулся; темные утонченные черты, которые должны были казаться красивыми, скривились в отвратительной наглой ухмылке, предлагающей ей остановить его. Она все била и била его тяпкой, но от этого он смеялся только громче. Маниакальный звук отдавался в ушах, смешиваясь с криками матери.
        «Пусть это прекратится! Пожалуйста, пусть это прекратится!»
        Стальные руки схватили ее, и Кейт попыталась вырваться.
        — Нет!  — кричала она.  — Я должна ей помочь!
        — Кейт!  — В темноту проник низкий голос. Ее трясло. Нет, кто-то тряс ее.  — Проснись, милая! Ты должна проснуться. Это всего лишь сон.
        Кейт открыла глаза. Из тени на нее смотрело лицо Грегора. Она сидела на кровати в его руках. Это он держал ее, а не солдаты.
        Она прислонилась к нему, уткнулась ему в грудь, спряталась под защиту обнимающих ее рук и позволила ему утешать ее. Он тихо бормотал успокаивающие слова над ее головой и осторожно покачивал. Постепенно в легкие возвратился воздух, и безумный пульс замедлился.
        Это был просто ужасный сон, возвращение одного из кошмаров, которые годами преследовали Кейт с того самого ужасного дня. Они были разными, иногда такими, как этот, где солдат насиловал ее мать, а Кейт все била и била его, но он не умирал. Иногда она была в колодце, голодная и умирающая от жажды. И вся радость и облегчение от того, что ее нашли, превращались в ужас, когда оказывалось, что вниз на нее смотрит лицо не Грегора, а того солдата. Но самым худшим был кошмар, произошедший в реальности, медленно проигрывающий в ее голове ужасные секунды смерти матери в мельчайших деталях.
        Кейт думала, что избавилась от кошмаров навсегда, но понадобилось лишь увидеть того человека, чтобы они вернулись. Глубоко в душе она знала, что они не исчезнут, пока солдат не заплатит за содеянное.
        Внезапно разозлившись на себя за слабость, она отодвинулась от груди Грегора — его голой груди, как она только что поняла,  — и вытерла глаза рукавом ночной сорочки.
        — Прости. Не знаю, что на меня нашло.
        Грегор отпустил ее.
        — Тебе приснился кошмар.
        Его взгляд переместился на распахнутую дверь. Стыд увеличился десятикратно. На небольшой площадке за дверью, кажется, скопилось полдома. В свете факела, укрепленного на стене за дверью спальни, Кейт увидела обеспокоенные лица Этти, Лиззи, Пипа и двух охранников Грегора, Брайана и Кормака.
        — Все в порядке,  — сказал Грегор.  — Возвращайтесь в свои комнаты. Она со мной.
        «Она со мной». Хотя Кейт знала, что это ничего не значит, сердце все равно екнуло.
        Стало темнее, и толпа рассеялась. Грегор встал зажечь свечу от жаровни и подбросить еще торфа в раскаленное жерло. Он закрыл дверь и снова сел на постель рядом с Кейт.
        Неожиданно смутившись, она почувствовала, как распаляются щеки под его пристальным взглядом. Температура в комнате, кажется, взлетела от суровой зимы до жаркого лета за несколько секунд. Кейт стало жарко, и она знала, что это не из-за жаровни, а от того, что они наедине в маленькой спальне. Разумеется, широкая мускулистая грудь, поблескивавшая при свете свечи и словно занимавшая каждый дюйм свободного пространства, только усиливала ее смущение.
        Господи боже, как ему удалось добиться такого рельефа? Кейт могла пересчитать все линии на его животе, ради всего святого!
        Он и впрямь был великолепен.
        «Но ему на тебя плевать». Напомнив себе, что случилось раньше и о его планах избавиться от нее, Кейт сжала рот и оторвала взгляд от вызывающих жар мускулов.
        — Я в порядке,  — резко сказала она.  — Прости, что разбудила. Можешь возвращаться в постель.
        Он взял ее пальцами за подбородок и посмотрел ей в глаза.
        — Никуда я не пойду. Ты все еще дрожишь.  — Так и есть, поняла Кейт. Черт, я все еще дрожу.  — Ты меня до смерти напугала. Ты кричала, словно в агонии.  — Так оно и было. В агонии от того, что была не в состоянии ничего сделать, когда ее мать изнасиловали и убили у нее на глазах.  — Солдаты?  — спросил он.
        Кейт кивнула.
        — Хочешь об этом поговорить?
        Она посмотрела в прекрасные зеленые глаза, чувствуя, как тает сердце, и покачала головой. Кейт точно не хотела говорить об этом солдате сейчас, когда Грегор так ее держит. Может, это ее последний шанс.
        Воздух в комнате словно изменился, стал гуще и наполнился странным гулом. Его взгляд потемнел, а прозвучавший голос стал ниже.
        — Чего ты хочешь, милая? Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?
        «Милая». Ее сердце сжалось. Грегор уже второй раз это сказал. Он никогда не называл ее ласково — никогда. Может, это что-то значит? Может, нежность в его взгляде просто отблеск свечи или Кейт следует поверить тому, что она видит?
        Есть только один способ узнать. Она сказала ему правду.
        — Я хочу, чтобы ты обнял меня и поцеловал. Я хочу, чтобы ты заставил меня забыть.

        Грегор замер и проклял себя за очередную глупость. Чего, черт возьми, он ожидал? Он знал, что не должен задавать вопрос, на который не хочет услышать ответ. Но вот Кейт сидит в его руках — практически у него на коленях — с большими темными глазами, блестящими от слез, лицом, все еще бледным и больным от ужасных воспоминаний ночного кошмара, выглядящая такой уязвимой, какой он давно ее не видел, и Стрела в жизни не чувствовал себя так чертовски беспомощно. Он сделал бы что угодно, чтобы ей стало лучше. Что угодно, чтобы стереть эти воспоминания из ее разума и позволить ей забыть. Вот он и задал свой дурацкий вопрос.
        Господи помилуй, Кейт понятия не имеет, о чем просит. «Поцелуй меня. Заставь меня забыть». Как будто это так просто, когда от одного взгляда на нее, смотрящую снизу вверх, его пульс подскочил, а кровь закипела, как в жерле вулкана. Грегор хотел сделать гораздо больше, чем просто поцеловать ее. Гораздо дьявольски больше. И он не решался прикоснуться к ней. Стрела, человек, который никогда не терял контроля и всегда точно знал, что делает в спальне, понял, что смотрит на женщину, которая может его сломать.
        Каждый инстинкт в его теле встал на дыбы и кричал «опасность!»  — сообщая, что если поцеловать ее среди бела дня было глупо, то надо совсем спятить, чтобы сделать это в темной комнате наедине и когда они оба едва одеты.
        Но он нужен ей, черт подери, как Грегор может отказаться?
        Легко. Но он не хотел этого делать. Господь свидетель, ему тоже требовалось забыть. Воспоминания о ее криках были совсем свежими. У него кровь застыла в жилах. Кожа покрылась ледяным налетом паники. Он думал, что с ней что-то случилось, и от этого почувствовал себя слабым, беспомощным, лишенным привычной защиты.
        Да, это единственное объяснение тому, как легко он поддался на ее просьбы. С какой готовностью он прильнул к ней губами, даже понимая, как тяжело будет оторваться.
        Он сможет, убеждал он себя. Только поцелуй, чтобы заставить ее забыть…
        Но Грегор и сам позабыл каждую свою проклятую мысль, как только его рот коснулся ее. Его чувства взорвались. Все, чего он хотел,  — это утонуть в ней и никогда не отпускать.
        Как можно чувствовать себя так хорошо? Ее губы были точно такими сладкими и нежными, какими он их помнил. Такими податливыми и… открытыми.
        Вот черт, прежде чем он смог остановиться, его язык снова оказался у нее во рту, и он делал эти долгие, глубокие движения, заставляющие думать о сплетении. Море и море сплетений. Мокрые конечности, запутавшиеся в простынях. Грегору нужно только опрокинуть ее на спину, развязать штаны, натянутые в спешке, задрать ее сорочку, и он окажется внутри нее. Глубоко внутри. Двигаясь внутрь и наружу, в том же лихорадочном ритме, что и его язык. Он твердел, как кол, от одной мысли об этом.
        Кейт была такой сладкой, такой невероятно горячей…
        Его рука сильнее обхватила ее спину, притягивая ближе. Грегор чувствовал бусинки ее сосков, прижавшиеся к его груди, и в один миг едва контролируемый поцелуй исчез и превратился в голодный бушующий ураган желания, поглотивший все его благородные намерения и выплюнувший их как кучу мусора, коим они и являлись.
        Не о каком «просто поцелуе» не могло быть и речи, когда дело касалось Кейт. Стрела хотел ее так, как никогда в жизни… не хотел никакую другую женщину. Кейт с мощью разнесла стальные бразды его контроля, как будто они были прядью гнилых ниток. Грегор не понимал, как это случилось, не хотел об этом задумываться, просто знал это.
        Он запустил пальцы в шелковые волосы, обнял Кейт за затылок и прижался к ней губами еще сильнее. В ответ она глухо застонала и крепко обняла его, и Грегор окончательно утратил самоконтроль, позабыв о чести и доводах рассудка.
        Она не облегчала ему задачу. Кейт целовала его с каждой частицей страсти, которую испытывала, издавая эти тихие хриплые стоны, которые доводили Стрелу до исступления. Ее руки скользили вниз по его плечам и держали, словно никогда не отпустят, ее пальцы впивались в его мышцы с силой и нетерпением, говорившими, насколько именно ей нравится то, что он делает с ней. Очень!
        Он зарычал, понимая, что должен немедленно остановиться.
        Но как, черт возьми, устоять против этой теплой, безумно нежной кожи, пахнущей полевыми цветами, против губ, мягких и сладких, как нагретый мед, и волос — Грегор провел по ним рукой — волос, которые скользят между пальцев, как шелк?
        И это тугое маленькое тело, прижатое к его груди, упругие выпуклости ее груди с твердыми розовыми сосками, впивающимися в него, намекающими, каково будет почувствовать ее обнаженное тело. Но этого было недостаточно. Грегору хотелось почувствовать ее всю. Почувствовать ее под собой. На себе. На всех четырех перед ним. Каждым способом.
        Было бы так легко откинуть Кейт на кровать и ощутить весь контакт, обнаженный контакт, которого он так хотел. Кожей к коже. Стрела желал видеть ее сильное стройное тело распростершим под ним. Хотел сосать крошечные соски, касавшиеся его груди, проложить путь к стройным изгибам ее живота и попробовать чувствительное место между ее ног.
        Господи, он очень хотел этого! Ощутить ртом эти резкие спазмы… ощутить вкус ее удовольствия…
        Грегор зарычал, не прерывая поцелуя, пока эротические видения кружились в его голове, заставляя восстать его естество. Желание придавило его словно камнем. «Дотронься до нее. Возьми ее. Сделай ее своей». Оно колотилось в его крови, искрило на каждом нервном окончании и, кажется, командовало каждой костью в его теле.
        Стрела тяжело дышал, сердце стучало в груди и ушах, кожа стала горячей и чертовски натянутой, нужда гудела в каждой мышце и вене его тела. Кейт была практически под ним, ее тело растянулось под его телом. Он так ее желал, что его практически трясло.
        В этот момент все казалось правильным. Но где-то в глубине затуманенного сознания Грегор знал, что совершает ошибку.
        За всю свою жизнь он лишил невинности только одну женщину и жалел об этом с тех самых пор. Тогда он был семнадцатилетним юнцом, потерявшим голову от похоти, чьи слабые попытки проявить благородство довольно быстро растаяли от нескольких просьб и страстных слов любви. Теперь он — опытный мужчина, который все понимает и знает, как все должно быть. Кейт заслуживает свадьбу, мужа и брачное ложе. А не беспорядочное, безумное от желания совокупление в момент слабости. Он должен успокаивать ее, а не соблазнять.
        Пробормотав невнятное проклятье, Стрела отстранился.
        — Мы должны остановиться.
        Кейт заморгала, сети страсти все еще окутывали ее сознание, и обрести контроль для Грегора стало чуть более сложной задачей.
        — Почему?
        — Это неправильно. Твое целомудрие принадлежит мужу.
        Черт, он говорит как старик или строгий наставник — ни то ни другое не казалось подходящим в этот момент. И если судить по раздавленному взгляду в глазах Кейт, она поняла его попытку поступить правильно неверно.
        Все же, может, ему и удалось бы исполнить свои благородные намерения, если бы она не протянула руку и не столкнула его в пропасть.
        Глава 14
        «Твое целомудрие принадлежит мужу».
        Грегор был лучшим стрелком в Шотландии, неудивительно, что его стрела поражала с жестокой точностью.
        Кейт думала, он отказался от нелепой идеи о помолвке. Как он может так ее целовать, если собирается выдать замуж за другого мужчину?
        Он, должно быть, самый упрямый, твердолобый тип на всем белом свете! И к тому же, кажется, не видит того, что у него под носом. Грегор думает о ней — любит ее,  — хотя Кейт знала, что он сбежит на ближайшее поле битвы, скажи она ему об этом. Его чувства выражались в его взгляде, в его нежности, в его поцелуях. Мужчина не может целовать женщину с такой страстью и хотя бы капельку ее не любить. Кейт было все равно, насколько он хорош в постели или со сколькими женщинами спал.
        Конечно, она не то что бы эксперт в этом вопросе, но готова поставить на это свою жизнь — и целомудрие тоже. Она не позволит ему остановиться. Не в этот раз. Ее терпению пришел конец. Кейт не позволит ему выдать ее за другого. Теперь она должна действовать.
        Немного поднявшись, Кейт протянула ладонь и положила прямо ему на грудь. Подбодренная тяжелым ударом его сердца, которое, казалось, подпрыгнуло ей навстречу, она посмотрела ему прямо в глаза.
        — Нет.
        Казалось, что от потрясения Грегор был не в состоянии отвечать. Не теряя времени, Кейт глубоко вздохнула и сделала то, что, как она инстинктивно знала, положит конец всем спорам. Она провела рукой по теплым, твердым бороздам его живота к завязкам на поясе его штанов.
        Грегор втянул воздух, его взгляд хищно потемнел и следил за каждым ее движением, как коршун следит за мышью, посмевшей подойти слишком близко.
        Кейт посмела. Глубоко вздохнув для храбрости, она опустила руку и обхватила мощный столб его мужского естества.
        О… боже! Она хотела сглотнуть, но глоток застрял у нее в горле. Казалось, каждый мускул в его теле напрягся — внушительная черта для человека, который только из мускулов и состоит. Низкий шипящий звук, выходивший сквозь стиснутые зубы, чуть не заставил Кейт отдернуть руку, но она не стала. Вместо этого она почувствовала странный прилив чувства, которое можно было назвать только властью — женской властью. Чувствовать его в своей руке, такой крепкий, мощный и удивительно твердый, и знать, что это она его таким сделала,  — придавало ей мужества.
        — Нет,  — повторила Кейт.  — Я хочу тебя и знаю, что ты тоже меня хочешь. Я не хочу, чтобы ты останавливался. Я хочу, чтобы ты закончил то, что началось на тренировочном поле. Я хочу, чтобы ты показал мне, что такое страсть. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.  — Она посмотрела ему в глаза, которые горели ярче огня.  — Займись со мной любовью, Грегор… пожалуйста.
        Если бы Кейт могла представить идеальный ответ на свою просьбу, то, никогда бы не подумала, что им окажется вырвавшееся у него резкое ругательство. Но это слово каким-то образом подошло, и не только потому, что довольно грубо обозначило то, что она просила его сделать; каким-то образом оно обозначило силу эмоций, которые он сдерживал, а она пыталась высвободить. Каким-то образом оно выражало всю жестокость его желания и неисчерпаемую глубину, с которой он в ней нуждался. И каким-то образом это грубое слово сдернуло последние остатки отговорок и приличий, обнажая сырой первобытный голод, который Грегор больше не мог отрицать. В этом единственном слове Кейт услышала всю его беспомощность, его капитуляцию и знала, что каким бы исключительным воином он ни был, эту битву она выиграет.
        Его рот практически превратился в гримасу, обнимающие ее руки стали несгибаемыми, как сталь, и каждый мускул в его теле натянулся, словно тетива лука, стрельбой из которого он так знаменит. И все же Грегор был так невозможно прекрасен в тусклом свете свечи, что у Кейт сжималось сердце.
        — Ты ведешь нечестный бой, милая. Я не хочу сделать тебе больно и не знаю, смогу ли дать тебе то, что ты хочешь.  — Он остановился, и она затаила дыхание.  — Но Господь свидетель, я попытаюсь.
        Кейт облегченно вздохнула. Она не знала, что он обещает, но знала, что это обещание. Грегор не дал ей времени спросить, потому что, как только договорил, накрыл ртом ее губы и поцеловал так, что в его намерениях не осталось никаких сомнений.
        Грегор не собирался уговаривать или обольщать, он собирался получить ее, и понимание этого расцвело внутри Кейт, пока тепло и радость не наполнили каждый уголок ее тела.
        Крепко прижимая к себе, он завладел ее ртом сильными, требовательными движениями языка, пронзающими ее тело раскаленной дрожью желания, сокрушающей ее высокими волнами. Кейт тонула в ощущениях, ее затягивало прибоем накала и вожделения. Грегор целовал ее так, словно никогда не сможет ею насытиться. Целовал так, будто это значит все. Она отвечала на поцелуй с нарастающим пылом, пока не стало казаться, что они растворились друг в друге, их губы, их языки, их тела стали единым целым.
        Страсть поглотила обоих, так же как раньше, но теперь иначе. Так же прекрасно и так же неудержимо, но на сей раз их ничего не сдерживало. Стрела горячая и тяжелая, требовательная и непреклонная.
        Это был тот же нежный рот, тот же острый вкус, тот же проворный язык целовал Кейт, но этот поцелуй отличался беспощадной мощью, полностью господствующей и странно освобождающей в одно и то же время. Грегор заставлял ее чувствовать себя в безопасности. Защищенной. Любимой.
        Он был на ней, в ней, вокруг нее. Его жар обволакивал, гранитная твердость его тела прижималась, поцелуи завладевали, но не забирали. Он скорее отдавал себя так, как, она подозревала, никогда прежде не отдавал ни одной женщине. И она вбирала его изо всех сил, открывалась ему, его поцелуям, его прикосновениям и мощным чувствам, которые он пробуждал в ней.
        Пальцы Кейт инстинктивно сжались сильнее вокруг его достоинства. Хриплый, глубокий стон его удовольствия, казалось, потряс и ее. Взяв ее руку своей, он заставил ее сжать его крепче и задвигал круговыми движениями. Раз. Другой. Низ ее живота словно таял между ее ног от движений, и примитивные, рваные звуки его удовольствия эхом отдавались в ушах.
        С проклятьем, говорившим, что больше он не выдержит, Грегор отвел руку Кейт и откинул ее на постель. Он опустился на нее, сильнее вжал ее в матрас, его мощное тело, твердое и несгибаемое, придавило ее. Тело воина с огромными каменными мышцами, которых Кейт жаждала. Отчаянно. Безумно. Ее руки обхватили его плечи, вцепились в стальные мускулы предплечий и заскользили по твердым плитам мышц спины, выкованным годами стрельбы из лука, но этого все равно было недостаточно. Ей нужно быть ближе, что кажется невозможной задачей, учитывая, что их тела и так практически слились воедино.
        Та твердость, которую Кейт держала в руках, теперь оказалась между ее ног, и она прижалась к ней бедрами, испытывая необходимость быть ближе к той его части, что трепетала от дикого желания.
        Поцелуй вышел из-под контроля, становился все жарче… глубже… влажнее. Настойчивые требовательные движения стали менее точными, зато более яростными. Его руки скользили по ее телу, горячие и властные, захватывая ее с каждым прикосновением и лаской.
        Грегор обхватил ее грудь, провел большим пальцем по соску, пока тот не напрягся от желания. Кейт захотелось разрыдаться, когда он разорвал поцелуй, но разочарование длилось лишь до тех пор, пока он не опустил голову.
        О господи, его рот! Его горячий, влажный, чудесный рот оказался на ее груди. Удовольствие пронзило Кейт стрелой чистейшего жидкого пламени, когда его губы накрыли трепещущий сосок. Даже через тонкую ткань льняной сорочки жар и влажность настигли ее. Бессознательно она выгнулась к его рту, умоляя о большем в безмолвной просьбе, которую он только рад был исполнить.
        Каким-то образом Грегору удалось ослабить завязки ее сорочки. Кейт едва ощутила холодный воздух на своей коже, своей лихорадочной обнаженной коже, однако прежде чем он взял ее в рот, посасывая и обводя языком, пока она не застонала от пронзительного удовольствия, ее тело, кажется, задрожало.
        — Господи, ты прекрасна,  — пробормотал Грегор, от его горячего дыхания влажную кожу покалывало.  — Такая податливая.  — Он скользнул по ней языком и осторожно потянул налитую плоть зубами, пока Кейт не застонала.  — Тебе это нравится?
        Она метнула в его сторону взгляд, понимая, что он ее дразнит. Конечно, ей нравится! Она в восторге и не хочет, чтобы он останавливался.
        Но когда их взгляды встретились, Кейт неожиданно осознала свою наготу и вспыхнула. Свои формы показались ей скромными, в сравнении с теми, к которым, должно быть, привык Грегор.
        Словно прочитав ее мысли, он нахмурился:
        — Тебе нечего стесняться, Кейт. Ты совершенна.  — Он накрыл ее рукой, и его восторженный взгляд не оставил ей места для сомнений.  — Превосходна. Такая округлая и крепкая.  — Грегор осторожно сжал.  — Как раз, чтобы уместиться в руку. И соски розовые и тугие, как жемчужины.  — Он погладил напрягшийся кончик пальцем.  — Я мог бы смотреть на тебя вечно.
        «Вечно». Ее сердце томительно сжалось. Это просто слово, сказала она себе, но почему, когда он смотрит ей в глаза, то кажется, что это что-то значит?

        Грегор говорил искренне. Когда он смотрел на Кейт такую — темные волосы разметались по подушке, кожа вспыхнула, взгляд стал тяжелым, рот распух от поцелуев, тугой округлый изгиб сливочной плоти, обнаженный его взгляду,  — его захватило не просто желание, а нечто намного большее и сильное, наплыв эмоций, которых ему не доводилось испытывать прежде. Они сжимали его сердце, стискивали горло и наполняли грудь тяжелым теплом. Чувство абсолютной правильности и радости, что, учитывая его действия, было нелепо.
        Но Грегор не собирался думать об этом. Он точно знал, что именно делает и что это означает. И пути назад уже нет.
        Когда Кейт провела ладонью по его голому животу, остановившись в дюйме от трепещущей головки его плоти, он дал бы ей что угодно, чтобы она двинулась ниже. Мысль о том, что ее рука находится так близко от его естества, возбудила его до предела. Он чуть не взорвался, когда Кейт наконец положила ладонь туда, куда он хотел.
        Это был один из самых чувственных эротических моментов в его жизни. И глядя в ее глаза, такие распахнутые, бесхитростные и полные беззастенчивой любви к нему, ничто на свете не казалось Грегору более правильным.
        Она принадлежит ему, и он ее получит — какой бы ни оказалась цена, оно того стоит. У Грегора перехватило дыхание от красоты Кейт. Ему хотелось пасть на колени и поклоняться каждому ее дюйму — предпочтительно ртом и языком. И он сделает это. В следующий раз. Но сейчас одного вида маленькой груди, что так уютно помещалась в его ладони, и тугих розовых сосков было слишком, чтобы выдержать.
        И куда, черт подери, подевался его знаменитый опыт?
        Кейт была девственницей. И ни то что бы он этого не ценил — еще как!  — но доставить ей удовольствие — задача непростая, особенно когда от одних ее поцелуев он превращался в какого-то неуклюжего, неповоротливого сквайра, у которого только одно на уме.
        Это была хорошая мысль. Очень хорошая мысль.
        «Притормози, черт возьми. Соберись».
        Снова взяв сосок в рот, Грегор зажал его между зубами, осторожно потянул и начал посасывать, пока Кейт совсем не забыла о скромности и не заерзала бесстыдно — безрассудно, помоги ему господи!  — под ним. Как ему и хотелось. Ее тело умоляло об удовольствии, которое он собирался ей дать.
        Она была готова, отзывчива, и Грегор знал, что может довести ее до пика, лишь лаская ее грудь, но ему хотелось ощутить эту первую дрожь удовольствия. Он хотел видеть ее лицо, когда она всецело отдастся блаженству.
        Сунув руку под подол ее сорочки, Грегор провел пальцем вверх по бедру, приближаясь к сладкому устью женского естества.
        Кейт кажется, ничего не заметила, пока его рука не скользнула между ее ног. Она на мгновение застыла. Но только на мгновение. В ту же секунду, когда его палец коснулся шелковых складок, она содрогнулась и застонала.
        Влажная. Такая горячая и влажная. Грегор стиснул зубы от жестокого приступа собственного желания, пронзившего основание его позвоночника.
        Беззвучно выругавшись, он понял, что остатки контроля, за которые ему пока удавалось держаться, быстро испаряются.
        Он сосредоточился на лице Кейт, наблюдая, как шок, а затем и наслаждение расцветают, словно нежная роза на ее щеках, пока он ласкает ее. Сперва осторожно, позволяя ей привыкнуть к ощущению, захватывающему все тело.
        Стрела напоследок долго пососал ее грудь и отпустил, когда его палец скользнул вовнутрь. Повторяя движение между ее ног, он подразнил языком ее сосок, покружил и погладил. Дразня ее нежным дыханием теплого воздуха по влажной коже, пока ее спина не выгнулась, а бедра не поднялись в безмолвной мольбе об избавлении.
        Она была так прекрасна, его желание обладать ею — таким мощным, что Грегор не мог больше терпеть. Удерживая взгляд на ее лице, он сосал ее грудь и ласкал чувствительную точку большим пальцем, прижимаясь к ней ладонью и давая необходимое движение.
        Кейт задохнулась. Застыла. И разразилась самым очаровательным криком, который он слышал. Ее лицо стало нежным и мечтательным от восторга, пока тело содрогалось и трепетало. Грегор почувствовал жар, прилив влаги и каждый спазм охватившего ее удовольствия.
        Это было почти идеально. Но идеально будет в следующий раз, потому что он будет внутри нее. Через две секунды, потому что ровно столько он в состоянии ждать.

        Кейт казалось, что она умерла и попала в рай. Она словно парила в облаках. Нет, не паришь. Бросалась, взмывала и металась.
        Ее тело все еще горело, когда взгляд прояснился достаточно, чтобы увидеть Грегора, нависшим над ней. В полутьме его лицо было напряженным и измученным. Ей хотелось обнять его и поцеловать, но у нее больше не осталось сил шевелиться.
        Тепло его рук оставило ее тело, когда он начал развязывать свои штаны.
        От любопытства Кейт приподнялась и взглянула как раз вовремя — он уже разделся. Господи боже! Она нервно облизнула губы, наблюдая толстую колонну плоти, которая казалась еще больше и мощнее, чем когда она держала ее в руке. Она могла бы быть высечена из мрамора, такая же сияющая, гладкая и идеальная, как и все остальное в нем.
        Грегор издал низкий вымученный звук.
        — Будешь так на меня смотреть, милая, и все закончится еще до того, как начнется.
        Кейт не поняла, что это значит, но ей показалось, что она все делает правильно.
        — Тебе нравится, когда я на тебя смотрю?
        Он усмехнулся, пробормотал что-то вроде «еще как» и улыбнулся своей улыбкой, от которой у Кейт плавились кости и подгибались колени и которая, вероятно, покорила больше сердец, чем ей хотелось бы думать, включая ее собственное, и просто ответил:
        — Да.
        Коварная и, как она подозревала, очень кошачья искра блеснула в ее глазах.
        — И тебе понравилось, когда я до тебя дотронулась, ведь так? Могу я сделать это снова?
        Грегор чертыхнулся и, кажется, неспособный сказать что-нибудь еще, кивнул. Она обхватила его рукой, моментально шокированная теплом и бархатной нежностью, которая казалась невероятной, учитывая его твердость. Он был точно мрамор, обтянутый сверху тонким бархатистым слоем. Но внутри мрамора била жизнь.
        — Тебе больно?
        — Господи, нет.
        Мышцы его живота и рук, удерживающие Грегора над ней, напряглись, когда Кейт начала исследовать его длину, сперва нерешительно и затем с возрастающей дерзостью, подбадриваемая нарастающим рыком его удовольствия. Ей захотелось сжать его, и она так и сделала; результат оказался довольно впечатляющим: его выражение стало таким восторженным, что Кейт почувствовала себя богиней.
        Однако после того как Кейт сделала несколько движений вверх и вниз, как Грегор показывал ей раньше, он схватил ее за руку.
        — Больше не надо.  — Его челюсти были крепко стиснуты, напряженный взгляд устремлен куда-то вдаль, а каждый мускул в его теле казался натянутым, словно он ведет какую-то тайную борьбу.
        Кейт убрала руку.
        — Я что-то сделала не так?
        Он посмотрел ей в глаза.
        — Ты все делаешь превосходно. Но я не хочу, чтобы все быстро закончилось, а если ты продолжишь так делать, я не продержусь долго.
        Она не понимала, о чем он говорит, но от этого признания ее сердце вздрогнуло, а тело обмякло. Кейт улыбнулась, протянула руки, обняла Грегора за шею и притянула его губы к своим.
        И вся страсть, которую он сдерживал, пока доставлял ей наслаждение, хлынула наружу в потоке первобытного желания. Его тело тяжело опустилось сверху. Кейт инстинктивно обвила его ногами. Грегор устроился между ее ног и поцеловал ее.
        Быть под ним казалось самой естественной вещью на свете. Чувствовать их тела растянутыми вместе, ноги переплетенными, грудь к груди, бедро к бедру. Чувствовать его мощный твердый вес, загнанный между ее ног.
        Господи, как это приятно! Все было приятно.
        Ощущения снова нарастали. На этот раз быстрее и жарче, и теперь Кейт знала, к чему это ведет. Грегор целовал ее превосходно, долгими, глубокими движениями языка, которые отдавались в каком-то примитивном месте внутри нее. Ее бедра начали подниматься и двигаться под ним. Тело затрепетало.
        Потребность в движении и давлении нарастала с безумной скоростью. Кейт вцепилась в его плечи, как будто он был скалой, которая могла удержать ее в надвигающемся шторме.
        Но Грегор отстранился прежде, чем она снова разбилась.
        — Еще рано. Я хочу быть внутри тебя в этот раз.
        Ее сорочка закрутилась вокруг ног, и ему понадобилась минута, чтобы найти подол и поднять его.
        — Эта проклятая штука мне мешает.  — Грегор одарил Кейт нетерпеливым мальчишеским взглядом.  — В следующий раз ее не будет.
        Несмотря на румянец, выступивший на щеках при мысли, что она окажется перед ним обнаженной, Кейт не смогла сдержать улыбку. «В следующий раз».
        Разместившись между ее ног, он посмотрел ей в глаза. Кейт не смогла бы произнести ни слова, если бы даже захотела. От нахлынувших эмоций набухло не только сердце, но и горло.
        Она так долго об этом мечтала, что и представить себе не могла, что это будет так прекрасно.
        — Будет немного больно,  — предупредил Грегор.
        Но предупреждение потонуло в буре последовавших ощущений, когда мощная головка его достоинства начала проникать в нее с осторожными покачивающими движениями бедер.
        Грегор двигался как во сне. Кейт казалось, что она видит сон. Она так давно мечтала об этом. Кейт чувствовала себя одержимой. Захваченной. Наполненной. Связанной с ним примитивными узами, которые нельзя разорвать.
        Но без дискомфорта не обошлось.
        — Господи, как хорошо,  — глухо произнес Грегор, его взгляд снова стал напряженным. Он был осторожен с ней, терпелив, и это явно давалось ему нелегко.
        Кейт же слово «хорошо» казалось не слишком подходящим. Он был… большой. Слишком большой. Она застыла, пока ее тело с трудом впускало его.
        — Почти все, милая. О боже, прости…
        Кейт не нужно было спрашивать, за что. Он удерживал ее взгляд и сделал последнее резкое движение. Она задохнулась, не только от ощущения, что он полностью в нее вошел, но и от остроты боли.
        Немного больно? Ее тело просто стонало от того вторжения!
        Но недолго. Грегор снова начал ее целовать, бормотать нежные слова в ее губы и ухо — что было щекотно и заставляло ее дрожать одновременно.
        Но Грегор был прав: через несколько минут Кейт забыла о боли и больше не чувствовала себя, словно стена, которую пробили боевым тараном. Напряжение ослабло, и от его нежных поцелуев и слов дискомфорт сменился чем-то еще — возбуждением. Поначалу легким трепетом, который нарастал с каждым движением Грегора. Сперва медленно и легко, он двигался все сильнее и глубже.
        Он по-прежнему ее целовал, его тело скользило по ней с каждым ударом. Ощущение от всей этой излучающей мужество мощи, всей этой силы, двигающейся над ней, внутри нее, было невероятным. Оно вызывало желание двигаться вместе с ним.
        Что Кейт и сделала, к его явному одобрению. Да, она слышала, насколько ему это нравится, с каждым движением его бедер, сопровождавшимся яростным хрипом, от которого по позвоночнику бежала сильная дрожь.
        Она ожидала интимности и слияния, хотя не понимала, какой силы, но не ожидала, насколько физическим окажется занятие любовью. Похожим на тренировки во дворе. Чем больше Кейт двигалась, тем лучше себя чувствовала.
        Грегор тоже старался. Его тело было горячим и влажным от усилий и становилось горячее и влажнее с каждой секундой. Удивительно, но ей это нравилось. Нравилось чувствовать, как напрягаются его мускулы, когда он погружается в нее, нравилось подниматься и принимать удар и нравилось чувствовать огненный жар его страсти под своими пальцами.
        Он даже пах приятно. Ну разумеется, подумала Кейт с улыбкой. Даже пот Грегора Макгрегора пахнет чистотой. Тепло, казалось, только подчеркивало тонкий мужественный пряный аромат его кожи. Ей хотелось прижаться к нему носом и вдыхать, позволяя возбуждающему аромату разливаться по ней.
        Грегор выглядел таким мрачным, неистовым и таким невероятно прекрасным, что когда их взгляды встретились, ее сердце сжалось от невыносимого счастья, настолько острого и терпкого, что стало почти больно.
        Он был прекрасен; то, что он с ней делает, прекрасно. И Кейт любит его до безумия.
        Грегор, должно быть, понял ее взгляд, потому что его глаза потеплели.
        — Ты в порядке?
        Она улыбнулась.
        — Более чем. Это потрясающе.
        — Только погоди,  — сказал он тихо, улыбаясь.  — Сейчас будет еще лучше.
        Кейт знала, что на него можно положиться. Он был человеком слова.
        Он замедлил темп, двигая бедрами долгими круговыми движениями, начинавшимися медленно, а затем становившимися сильнее и глубже, заставляя ее стонать каждый раз, когда тела их соприкасались, и посылая свежую волну ощущения, дрожащую между ее ног.
        Господи, это было невероятно! Его тело было инструментом удовольствия, каждое движение, каждое усилие — рассчитанным для попадания в идеальную ноту.
        Он точно знал, как доставить ей наслаждение, и делал это едва ли не больше, чем она могла выдержать. Кейт слышала нарастающую в ушах музыку. Биение ее сердца, учащенное дыхание, эхо их стонов, сливающихся вместе для финального аккорда. Для одного великолепного крещендо.
        — О боже,  — выдавил он сквозь стиснутые зубы.
        Их глаза встретились. Кейт увидела, как торжество наполняет его взгляд, и в тот же момент ощущение захватило ее. Их тела застыли вместе в бесконечной паузе, прежде чем расколоться в сокрушительном луче звезд и света. Их крики сплелись воедино, и горячий поток наслаждения накрыл их могучей волной.
        Когда ощущение наконец отпустило, то оказалось, что из Кейт выжата каждая унция сил и эмоций. Истощенная и выдохшаяся, она уткнулась в тепло тела Грегора и как наевшаяся, довольная кошка уснула.

        Грегору понадобилось время, чтобы понять, где он находится. Последнее, что он помнил, прежде чем закрыл глаза, это мысль о том, как иронично, что в первый раз, когда он и в самом деле не возражал бы услышать, как прекрасно (феерически, изумительно, ошеломляюще) все было, девушка свернулась калачиком и мертвецки уснула. Когда он открыл глаза в холодной темной комнате, Кейт рядом не оказалось.
        Куда, черт возьми, она подевалась? Грегор огляделся вокруг, удивление и недоверие быстро сменились раздражением. Вот черт, она разве не знает, что невежливо выскальзывать из постели и сбегать, ничего не сказав? Чего-нибудь вроде: «Спасибо за самую невероятную ночь в моей жизни, Грегор», или: «Ты был великолепен, Грегор», или: «Я люблю тебя, Грегор». Да, особенно это. Грегор хотел бы услышать это снова, особенно когда чувствует себя таким довольным. Нет, не довольным, счастливым. Может, счастливее, чем когда-либо в жизни.
        Заниматься любовью с Кейт оказалось потрясающе. Грегор показал ей то, чего и сам прежде не чувствовал, и как бы он хотел держать ее в руках прямо сейчас!
        Прошли минуты — по меньшей мере двадцать. Проклятье, где же она? Если кто-то и должен выскальзывать в темноте, то это он. Это ее комната, черт подери!
        Грегор отшвырнул простыни и начал озираться по полу в поисках штанов, когда дверь отворилась. Он замер и обернулся, обнаружив силуэт объекта своего раздражения, застывшим на пороге. Кейт, кажется, удивилась, но непонятно, от того ли, что он проснулся, или от того, что стоит голый посреди ее комнаты.
        Он заподозрил последнее, когда после потрясенной паузы она беззастенчиво заинтересовалась — весьма заинтересовалась — каждой чертой его тела. Господи боже, малышке не стоит так на него смотреть, если она не готова удовлетворить все желания, которые вызывает у него ее взгляд. Грегор может запросто забыть, что должен уходить и что она, скорее всего, не в подходящем состоянии для второго раунда.
        Кейт явно расстроилась, когда он натянул штаны.
        — Ты уходишь? Ты пока не можешь уйти.
        Ее горячий протест немного смягчил укол, вызванный тем, что он проснулся и не обнаружил ее рядом.
        — Скоро утро. Где ты была?
        Она нахмурилась, уловив что-то в его тоне. Закрыв за собой дверь, Кейт подошла к нему.
        — Прости, если разбудила. Я старалась не шуметь.  — Она прикусила губу, щеки стали пунцовыми.  — Мне нужно было в уборную.
        — Тебя долго не было.
        Это, вероятно, не самая деликатная фраза в его жизни, но, черт возьми, для него это новый опыт, и он чувствовал себя…
        Неуверенно. Как будто его унесло в неведомые воды. Грегор никогда раньше не оказывался в подобной ситуации. В ситуации, когда ему необходимо знать, что все в порядке. Нет, лучше, чем в порядке. Ему необходимо знать, что с Кейт все нормально, что он не сделал ей больно и что для нее все прошло так же чудесно, как и для него.
        Румянец на ее щеках стал ярче.
        — Было немного крови. Я взяла полотенце и кувшин с водой в твоей комнате, чтобы не будить тебя. Я что-то сделала не так? Ты на меня сердишься?  — Ее губы дрожали, когда она смотрела на него.
        — Вот черт,  — произнес он, прижимая ее к себе. Ощущение тепла и довольства, которых ему не хватало при пробуждении, немедленно возвратились. Он ведет себя подобно брошенной девице.  — Прости. Все хорошо, и, разумеется, я не сержусь.  — Он поднял ее подбородок, приближая ее сияющие глаза к своим.  — За что мне на тебя сердиться?
        Кейт еще немного пожевала невероятно алую нижнюю губу, прежде чем ответить:
        — Я подумала, что ты, может быть, сожалеешь… о том, что мы сделали.
        Он посмотрел на нее в упор.
        — Я не жалею ни о чем, что произошло этой ночью.  — Его большой палец погладил укушенную губу.  — Как я могу?
        Улыбка расцветала медленно и скоро осветила все ее лицо. И тепло, распространившееся у него внутри, тоже.
        — Я рада. Это было… чудесно,  — закончила Кейт со вздохом. Ее улыбка стала задорной.  — Думаю, я просто забыла, что по утрам ты бываешь капризным.
        Грегор отстранился.
        — Капризным? Я не капризный.
        Она подняла одну изящную темную бровь.
        Что ж, может быть, иногда — очень редко — он бывает немного не в духе по утрам. Но не сегодня.
        — Я не ожидал проснуться в одиночестве.
        Вторая бровь взметнулась вверх к первой, на это раз от удивления.
        — А что ты подумал? Что сбежала от стыда и бросила тебя?
        Он нахмурился — мрачно.
        — Разумеется, нет.
        — Подумал!  — В ее глазах заплясало веселье.  — Ты правда так подумал?  — Она приложила ладонь ко лбу в притворном ужасе.  — Самый красивый мужчина в Шотландии брошен один в постели, куда катится этот мир?
        От насмешки его глаза угрожающе прищурились.
        — Черт, и ты туда же! Знал бы я, кто придумал это нелепое прозвище, придумал бы в наказание какую-нибудь ужасную пытку.
        — Бедный Грегор. Как это ужасно, когда женщины постоянно падают к твоим ногам.
        Он криво усмехнулся.
        — Да, ну, может, не все так ужасно. Ты ведь не знаешь Ястреба.
        — Кого?
        Черт, он сболтнул, не подумав. Грегор понял, что потерял осторожность. Это должно беспокоить его сильнее, но ей он доверяет. У Кейт полностью отсутствует притворство, и нет ни одной предательской кости в теле — именно это делает ее особенной и так его привлекает. Она настоящая. Ему не нужно волноваться об играх или уловках и ухищрениях.
        — Друг,  — ответил он, отмахнувшись от темы.
        Когда Кейт поцеловала его, он инстинктивно обхватил ее за талию, но теплое упругое тело, прижавшееся к нему, начинало оказывать свое воздействие. Он отпустил ее и отступил.
        — Я пойду.
        — Нет, еще рано.  — У нее был такой раздавленный, разочарованный вид, что ему показалось, что кто-то двинул ему в ребра.  — Еще не утро. Ты можешь остаться ненадолго?
        Нет, если не хочет сделать ей хуже, чем уже наверняка есть. Его взгляд упал на кровать, подсознательно выдавая направление его мыслей. Улыбка, появившаяся на губах Кейт, на этот раз была определенно более чувственной и коварной. Ее руки медленно поднялись по его обнаженной груди и обвили Грегора за шею. Она прильнула к нему как дикая кошка, гладкая, опасная и такая же смертоносная. Особенно ее острые соски, впившиеся ему в грудь. Они убивали его.
        Кейт прижалась к нему бедрами.
        — Пожалуйста, не уходи.
        Возможно, в ней больше притворства, чем Грегору казалось. Кто бы, черт возьми, мог подумать, что Кейт окажется обольстительной сиреной? Но у нее отлично получалось. Он был соблазнен.
        Она капризно смотрела на него из-под опущенных ресниц.
        — Разве ты не говорил что-то насчет моей сорочки и следующего раза?
        Ему действительно нужно прекратить столько ругаться при ней, но девчонка знает, как пришпоривать его и когда это требуется.
        Однако Грегор и сам знает несколько трюков. Толкнув ее на кровать, он разорвал надоедливый наряд и обнажил тело, имеющее полное право на поклонение.
        Он никогда не видел столь превосходно сложенной женщины. Все ее тело состояло из длинных тонких мышц, стройное и сильное, с небольшими выпуклостями, дополняющими грациозные женственные линии. Потому что, несмотря на очевидную силу ее конечностей, она была, несомненно, женственной, с осторожными изгибами бедер, нежными округлостями груди и сочными маленькими ягодицами.
        Грегор поведал ей, насколько именно она прекрасна словами, а потом губами и языком. Чувство, как она тает под его ртом, сводило Стрелу с ума. Он не собирался снова брать ее, но сдержаться был не в силах, и Кейт не слишком возражала, особенно когда он оказался глубоко внутри нее. Она выкрикивала его имя и умоляла не останавливаться.
        Все было бы идеально, если бы минутой позже в дверь не вломился его брат:
        — Кейт, ты…
        Увидев их в постели, Джон прирос к полу. Потрясение сменилось осуждающим взглядом, от которого Грегор ощутил всю степень вины, которую, вероятно, должен был почувствовать гораздо раньше.
        Глава 15
        — Ты ублюдок!
        Инстинктивно Грегор загородил Кейт собой, как будто мог хоть как-то защитить от неприятного положения.
        Положение усугублялось тем, что брат явился не один: позади него стояли Этти и Лиззи. Однако в отличие от его братца у них хватило такта быстро исчезнуть, а не стоять в дверях, излучая неодобрение.
        Не то чтобы это было незаслуженно, черт побери. Но Грегор не хотел, чтобы Кейт случайно оказалась на пути гнева, который должен быть направлен на него, и только на него.
        — Поговорим в кабинете,  — произнес Грегор подчеркнуто.
        Джон проигнорировал брата и сделал шаг в комнату, каждый мускул в его теле полыхал от ярости.
        — Как ты посмел?  — Он, должно быть, не ожидал, что Грегор ответит, и немедленно добавил:  — Ты, черт возьми, женишься на ней. Даже если мне придется самому тащить тебя в церковь.
        Кейт издала первый звук, с тех пор как дверь отворилась.
        — Нет Джон…
        Грегор прервал ее, сжав руку, лежавшую между ними на постели.
        — Твой эскорт не понадобится, брат. Я и так намерен на ней жениться.
        — Неужели?  — произнесла Кейт одновременно с Джоном — и с одинаковым удивлением.
        Грегор проигнорировал брата и посмотрел на изумленную женщину рядом, натянувшую одеяло до шеи, с темными волосами, разметавшимися по обнаженным плечам, выглядевшую чудесно — полностью — совращенной. Ее глаза смотрели вопросительно, испытующе. Сердце Грегора захлестнула волна нежности.
        Убрав за ухо прядь волос, которая, кажется, вечно спадала на лицо, он кивнул.
        — Да. И если бы мой болван братец не помешал, я сделал бы предложение как полагается.  — На этот раз Джон понял намек. Но он не мог удалиться, не бросив взгляд, обещавший продолжить разговор в другом месте. Как только за ним закрылась дверь, Грегор повернулся к Кейт:  — Ты ведь не думала, что будет по-другому?
        Этого требует его честь. Грегор знал это, прежде чем занялся с ней любовью, и понимал, что должен будет сделать.
        Но он также понимал, что на кону стоит не только честь. Он думал о Кейт постоянно. Достаточно, чтобы попытаться стать тем, кем она его считает.
        Она вспыхнула и опустила взгляд, говоривший, что именно так она и думала. Грегор поднял ее подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
        — Я не знала, что думать,  — призналась Кейт.  — Ты довольно ясно изложил свои мысли по поводу брака.
        Уголок его рта приподнялся в кривой улыбке.
        — Ага, но, кажется, на этот раз я попался в ловушку.
        Кровь отлила от лица Кейт, сделав его белым как полотно.
        — В л-ловушку? Я не хотела… О господи, ты думаешь я хотела?..
        Грегор ухмыльнулся. Черт, она такая славная. Конечно, он так не думал. Кейт была слишком прямолинейна и честна, чтобы что-нибудь замышлять. Если бы он почувствовал, что у нее есть скрытый мотив, когда она дотронулась до него прошлой ночью, он бы ушел. Довольно забавно, что он, в конце концов, оказался именно в той ситуации, которой всегда хотел избежать — быть пойманным в постели с невинной жертвой,  — и вовсе не возражает. Публичное открытие, сделанное им прошедшей ночью, только ускорило неизбежное.
        — Не надо смотреть на меня с таким ужасом, я просто пошутил. Хотя, если бы я знал, как приятно оказаться в брачной ловушке, я бы не сопротивлялся так долго.
        Его легкомыслие, кажется, не слишком помогло. Улыбка Кейт была вымученной, а цвет лица превратился из смертельно-белого в болезненно-серый.
        Он вдруг протрезвел, сообразив почему. Черт, он ведет себя как бесчувственный осел. Случившееся только что, без сомнения, оскорбило ее. Конечно, Кейт не в настроении шутить, когда Джон минутой ранее застукал их in flagrante delicto[7 - In flagrante delicto (лат. «в пылающем преступлении»)  — юридический термин, означающий «быть пойманным с поличным», во время совершения преступления, также используется усеченная форма — in flagrante.].
        Она была невинной девушкой — по крайней мере, несколько часов назад. Она, вероятно, в ужасе. И Грегор должен быть тоже, и был бы, если бы не чувствовал себя таким счастливым. Да, он был счастлив. Он и не мечтал встретить женщину, которая полюбит его, а не всю эту поверхностную ерунду, дальше которой не видят другие.
        Он наклонился, погладил ее щеку и нежным поцелуем прогнал беспокойство с ее губ. Теперь Кейт лежала на спине, прижавшись к его боку.
        Грегор поднял голову. Ее глаза открылись и встретили его взгляд.
        — Ты не дала мне ответ,  — заметил он.  — Хотя, полагаю, я так и не задал тебе вопрос. Могу встать на колено, если хочешь, но это как-то глупо, учитывая мой внешний вид.  — «И возбуждение».
        Ее щеки окрасились нежно-розовым румянцем, и она сознательно или неосознанно — ему было все равно — потерлась об него.
        — Все и так прекрасно.
        Да, хорошо. На волосок от того, чтобы опуститься на нее, раздвинуть ее бедра своими и утонуть в ней в третий раз. Это было бы запоминающееся предложение.
        Жажда Грегора не убавлялась, а становилась только ненасытнее и неистовее. Что Кейт с ним сделала? Не только превратила в соблазнителя девственниц, но и в беспощадное животное!
        Горло вдруг подозрительно сжалось, когда Грегор взял ее за подбородок и погладил бархатистую кожу со слабыми следами раздражения от его небритой челюсти.
        — Кейт, ты окажешь мне честь, став моей женой?
        …Кейт сморгнула слезы. Этого не может быть. Грегор Макгрегор, мужчина, которого она любит вот уже пять долгих лет, склонился над ней в постели, каштановые волосы беспорядочно свалились на лицо, покорившее тысячи сердец, смотрит ей в глаза с нежностью, которой она даже представить себе не могла, и просит выйти за него замуж.
        «Кто-нибудь, разбудите меня,  — думала она.  — Потому что это определенно сон».
        Но это не сон. Это действительно происходит. Все, о чем Кейт когда-либо мечтала, находится на расстоянии вытянутой руки. Нужно только ответить «да».
        Но она не может, пока не будет уверена в его мотивах.
        От его шутки у нее кровь застыла в жилах, напомнив о разговоре с Шинейд и своих бездумных хвастливых заявлениях. Кейт казалось, что Грегор женится на ней потому, что любит, а не потому, что она собирается принудить его к чему-то. Но она в ярких красках вспомнила, как самоуверенно, дерзко она до него дотронулась. Она хотела помешать ему уйти, да, но не пыталась его заманить. И она не могла знать, что Джон вломится в ее комнату в такую рань.
        Его брови озабоченно нахмурились.
        — Я вообще-то надеялся, что мой вопрос не требует таких раздумий.
        Кейт глубоко вздохнула. Она должна знать.
        — Почему ты хочешь жениться на мне, Грегор?
        Он нахмурился сильнее.
        — Я думал, после прошлой ночи это очевидно.
        Но это не так, вот в чем все дело! Грегор женится просто потому, что лишил ее невинности или он действительно что-то к ней чувствует? Слово, которого Кейт больше всего сейчас боялась, было «честь».
        — Я не леди, Грегор. Тебе известны обстоятельства моего рождения. Не нужно жениться на мне, если не хочешь.  — Она болезненно глубоко вздохнула.  — Мой отец не объявится с мечом у твоих ворот, требуя справедливости.
        Его лицо помрачнело.
        — А должен бы. Его следует утопить и четвертовать за то, что тебя бросил. Что за человек…
        — Пожалуйста, Грегор, я не хочу говорить о нем. Никогда.
        Кейт отвернулась, не в состоянии встретить его взгляд. Возмущение Грегора поднимало вопрос, который Кейт не хотела себе задавать. Это не имеет значения, говорила она себе. Но что, если имеет? Этот секрет был не из тех, которые можно засунуть под кровать и забыть о них, как о старом платье.
        Грегор взял ее за подбородок и заставил смотреть в глаза. Он выглядел не просто мрачным, он злился.
        — Думаешь, обстоятельства твоего рождения имеют для меня какое-то значение?
        — Может, должны. Это будет иметь значение для твоей семьи. Что скажет твой дядя? Он, без сомнения, возлагает на тебя надежды. Твой долг жениться…
        — Ты знаешь, что мне на это совершенно плевать. Я выполню свой долг перед дядей иным способом и не позволю торговать собой. Моего положения в королевской армии вполне достаточно. Что на самом деле происходит, Кейт? Я думал, ты хочешь выйти за меня. Думал, ты меня любишь.
        — Люблю… люблю.  — В этом-то все и дело.  — Но я не хочу принуждать тебя жениться.
        — Посмотри на меня, милая,  — Кейт выполнила его просьбу.  — Слушай меня внимательно. Прошлой ночью я знал, что именно делаю и что это означает. Я обязан жениться на тебе, да, но хотел сделать это до того, как занялся с тобой любовью.
        Сердце Кейт остановилось.
        — Правда?
        — Да. Ты мне небезразлична, и я собираюсь сделать все возможное, чтобы стать тем, кого ты заслуживаешь.  — Он снова погладил ее подбородок пальцем и двинулся вверх к губе.  — Теперь ты дашь мне ответ?
        Кейт улыбнулась, на глазах выступили слезы счастья.
        — Да. Да, я выйду за тебя замуж.
        Грегор проворчал что-то вроде «давно бы так», навалился на нее и накрыл ее рот своим.
        Он потратил следующий час, доказывая Кейт без слов, как сильно он хочет на ней жениться. Он запротестовал было в ключевой момент, что не хочет сделать ей больно, но Кейт решила взять дело в свои руки. И если судить по его реакции, у нее начало совсем неплохо получаться.
        …Кейт никогда в жизни не была так счастлива. Новость об их помолвке была объявлена за дневной трапезой и встречена громким гулом одобрения. Поток последовавших тостов и поздравлений превратился в спонтанное празднование с обильным количеством вина, эля, танцев и позднее — нескольких вульгарных песен, от которых краснели уши.
        Не забывая о том, что еще канун Рождества и все еще соблюдали пост, Кейт была уверена, что церковь не одобрит веселья, но отец Роланд, кажется, неплохо проводил время.
        Грегор принимал все поздравления и подколки с уверенной, практически самодовольной улыбкой, которая в сочетании с необычной заботливостью развеяла сомнения Кейт. Он действительно хотел жениться на ней. Наконец Грегор вел себя как влюбленный.
        Не радовался только Пип. Он исчез вскоре после объявления и пропадал где-то, пока вечером Кейт не обнаружила его под дверью своей комнаты.
        — Ты не можешь выйти за него!  — выпалил он; его темные, непомерно большие черты исказил набор эмоций, варьирующихся от мужской ярости до детского страха и точно отражающих его пограничное, еще не совсем взрослое состояние.
        Припухлость на носу значительно уменьшилась, но под глазами по-прежнему оставались синяки от ударов Дугала Макнаба. Тяжелая прядь темных волос свалилась на глаза. После последней тренировки Кейт посоветовала ему подстричься, но он не обратил на это внимания. Обратит, когда это в несколько раз уменьшит угол обзора.
        Пока Кейт познакомила его только с некоторыми приемами боя на мечах, стрельбы из лука и рукопашной борьбы, которым научилась у Джона. Он не выказал большого таланта ни к одной из дисциплин, но был полон энтузиазма, быстро схватывал и усердно работал. Все это говорило в пользу будущих достижений. И Пип был так же упрям, как Кейт, и не перед чем не сдавался.
        К сожалению, то же упрямство, которое заставляло подниматься с земли во время тренировки, превращало его в осла, когда дело касалось Грегора.
        Кейт сжала губы. Пусть Грегор сделал ее самой счастливой женщиной на свете, но это не значит, что она не может с ним спорить. Грегор и Пип сразу восприняли друг друга в штыки — в основном из-за нечуткого отношения Грегора к положению мальчишки,  — но Кейт намеревалась это исправить. Они подружатся, каких бы сил ей это ни стоило.
        Пригласив Пипа войти в комнату, Кейт указала ему на табурет у жаровни, села напротив и попыталась успокоить его, ответив на его заявление:
        — Я знаю, что ты не в восторге от лэрда…
        — Я его ненавижу!  — злобно перебил ее Пип. Его взгляд сверкал в доказательство слов.  — Он не должен был на тебе жениться. Он должен был уехать. Подобные ему всегда так делают.
        Кейт почувствовала, что за его словами кроется нечто важное. Она полагала, что Пип не знает своего отца, в конце концов, он объявил себя сыном Грегора, однако он точно понимал, о чем говорил.
        Кейт ему сочувствовала. Она знала, как ужасно быть брошенным одним из родителей, а насколько должно быть хуже, когда бросают оба? Со временем она узнает правду, но подождет, пока Пип не доверится ей.
        — Пип,  — произнесла Кейт терпеливо,  — ты его едва знаешь.
        — Я знаю все, что нужно,  — ответил он, воинственно задрав подбородок.  — Я видел, как он смотрел на тебя прошлой ночью, когда у тебя был кошмар. Я знаю, что он хотел сделать. Он обидел тебя!
        Кейт была потрясена и смущена тем, что он догадался.
        — Он меня не обидел, Пип,  — сказало она тихо.
        Его рот сжался в тонкую линию.
        — Я, может, и ублюдок, но я знаю, что он совершил ужасный поступок. Я все про него знаю. Знаю, сколько у него было женщин. Почему, ты думаешь, моя мать…
        Пип остановился, глядя на нее огромными, испуганными глазами.
        — Почему твоя мать что?  — осторожно спросила Кейт.
        Его лицо скривилось, и слезы, которые он так старательно сдерживал, горячо заблестели в глазах.
        — Ты будешь меня ненавидеть и захочешь отослать, так же как он. Он знает — или думает, что знает.
        — Знает что, Пип?
        Вся отвратительная история выплеснулась с потоком слез и задыхающихся извинений. Очевидно, его мать, которой воспользовался и бросил через несколько лет после рождения Пипа один из арендаторов Макгрегоров, поняла, что денег, которые тот посылал на содержание ребенка, больше не последует — арендатор погиб полгода назад. Пип пытался раздобыть случайный заработок, но вырученного им едва хватало его матери на эль, не говоря уж о еде и одежде.
        Погрузившись в алкоголь и злобу, его мать начала сочинять дикие истории о его отце, пока, кажется, сама не начала в них верить. Будучи не в состоянии прокормить себя и сына, она заставила Пипа отправиться к человеку, переспавшему с кучей женщин: «Почему бы ему не оказаться твоим отцом?» Пип послушался, потому что ожидал, что его развернут у дверей. Он представить не мог, что Кейт его пожалеет.
        Пип хотел рассказать ей правду, но боялся, что она от него откажется. Когда мать узнала, что его приняли и как хорошо с ним обращаются, она потребовала, чтобы он приносил ей деньги, или она заберет его из нового дома.
        Где-то на середине рассказа Кейт обняла Пипа, обхватив тощие плечи со всей привязанностью, которую хотела проявить с самого начала. Она услышала и то, чего он не сказал: мать его била.
        Когда Пип закончил, они оба дрожали. Пип — от рыданий, а Кейт — от ярости. Она знала, что услышит историю, и довольно отвратительную, но какая женщина может так поступить с собственным ребенком? Кейт было все равно, что случилось с этой женщиной или насколько она погрязла в пьянстве; ее поведение было непростительно. Бедный Пип!
        — Прости,  — выдавил он.  — Прости, что соврал тебе и сразу не сказал правду. Но я думал, что ты меня прогонишь.
        — Никуда я не собираюсь тебя прогонять, Пип! Здесь твой дом.
        Он отстранился и посмотрел на нее, словно она оглохла или спятила.
        — Ты разве не слышала, что я сказал?
        Кейт кивнула.
        — Я все отлично слышала.
        — Но ты выходишь за него замуж; он не позволит мне остаться.  — Пип остановился, темные глаза сверкнули.  — Может, ты могла бы вместо этого выйти за Джона?
        Кейт подавила улыбку и ответила на его честность своей:
        — Но я не люблю Джона. Я люблю Грегора.
        У него опустилось лицо.
        — Да?
        Она кивнула.
        Пип не мог скрыть неприязни.
        — А он тебя любит?
        И как столь юное создание может попасть в самую суть вопроса? Кейт не винила его за то, что спросил, поскольку сама не была уверена. Иногда это сложно понять.
        — Думаю, да, но он пока этого не понял. Грегор долго привязывается к людям.
        Пип сощурился.
        — Почему? Что с ним не так?
        Кейт улыбнулась.
        — Ничего, кроме тяжелого случая цинизма. Слишком много женщин предлагали ему свое сердце, и он устал. Он никому не верит,  — добавила она. Учитывая то, что произошло с Изабел и его братом, наверное, его чувства можно понять. Он возвел защитные стены очень крепкие и высокие.
        Пипа это, кажется, не убедило.
        — Дай ему шанс, Пип. Вот увидишь, он нас не подведет.
        Глава 16
        Уже почти наступила Рождественская полночь, когда Грегор наконец забрался по лестнице в свою комнату. Из-за сезонных праздников и его обязанностей лэрда день выдался долгим.
        Он оторвал взгляд от двери слева, но не прежде чем заметил пробивающийся снизу соблазнительный свет.
        Кейт не спала. Зная это, было дьявольски сложно поступить правильно.
        Грегор же не юнец в первом порыве страсти, черт подери — хотя именно таким она заставляла его себя чувствовать. Он может подождать до свадьбы. Господь свидетель, Кейт, вероятно, нужно время восстановиться.
        Но двенадцать ночей обещали быть долгими. При условии, что с помощью короля он получит разрешение Ламбертона, епископа Сент-Андруса, Грегор рассчитывал жениться на Кейт пятого января — на Двенадцатую ночь, служившую концом зимних праздников накануне Богоявления.
        Грегор мог бы подождать три недели до оглашения[8 - Официальное оглашение о предстоящем браке в церкви или в ином предписанном законом месте с целью выяснения, не имеется ли препятствий к нему.], но учитывая, что Брюс ждет его возвращения в начале января для осады замка Перт, это означало бы отложить свадьбу до его следующего возвращения домой.
        Этого Стрела бы не выдержал. Кейт принадлежала ему, и он хотел, чтобы это было правдой по закону, так же как по существу.
        Грегор прежде и предположить не мог, что сам будет торопиться к алтарю. Но последнее препятствие в его сознании исчезло, и ничто теперь не мешало ему ясно видеть, чего он хочет: Кейт в качестве жены, стоящей рядом с ним днем и спящей рядом с ним ночью. Хотя какое-то время спать им, скорее всего, не придется.
        От одной мысли о том, что Грегор хотел сделать с ней прямо сейчас, ему стало жарко, тяжело и страшно. Кейт сама виновата в своих отзывчивости и раскованности. Она занималась любовью так же, как делала все остальное: без оглядки, без притворства и с неукротимой страстью.
        А поднабравшись немного опыта…
        Господи, помоги ему! Он даже думать об этом не хочет. Кейт может поставить его на колени. Может, уже поставила. То, что Грегор к ней испытывал, не было похоже ни на одно чувство, которое ему доводилось испытывать к женщине.
        Любит ли он ее? Стрела не знал, способен ли он на это чувство. Но ее вера в него вызывала желание быть достойным ее, и, может быть, пока этого достаточно.
        Он закрыл дверь, твердо отгородившись от искушения. Однако не прошло и минуты, как он услышал негромкий стук. Взяв себя в руки, Грегор открыл дверь. Как он и ожидал, на пороге стояла Кейт в огромном домашнем платье.
        — Уже поздно, а ты все еще не спишь,  — сказала она.
        — Я могу то же самое сказать тебе.
        — Я тебя ждала.
        Его губы изогнулись.
        — Я так и понял. Но ты не должна здесь находиться.
        — Я знаю,  — ответила Кейт с нахальной улыбкой и все равно вошла.  — Но в последние пару дней было столько дел, что мне не довелось поговорить с тобой наедине, а я хотела кое-что тебе подарить.
        Грегор вдруг заметил, что Кейт крепко сжимает домашнее платье на груди, как будто что-то прячет. Свое обнаженное тело? Его глаза, должно быть, сверкнули.
        Кейт закатила глаза, разгадав направление его мыслей, и засмеялась.
        — Боюсь, что под этим на мне надета очень толстая, очень старая сорочка ввиду того, что произошло с другой.
        Он ухмыльнулся.
        — Я куплю тебе дюжину сорочек.
        Она подняла бровь.
        — Чтобы было что рвать?
        — Как ты догадалась?
        Кейт рассмеялась и распахнула домашнее платье.
        — Жаль тебя разочаровывать, но я принесла тебе что-то другое.  — Вытащив тканевый сверток, спрятанный под домашним платьем, она протянула его ему.  — Вот это — на Рождество,  — объяснила она.
        — Что это?
        — Открой и посмотри.
        Развязав шелковую ленту, обернутую вокруг свертка, Грегор осторожно расправил ткань, оказавшуюся льняной туникой, вышитой витым узором золотой и алой нитями вокруг горловины и — когда он поднял ее — рукавов. Внимательно рассмотрев вышивку, он понял, что узор представляет собой вовсе не спирали, как он сначала подумал.
        — Это стрелы,  — сказал он потрясенно.
        Кейт смутилась и кивнула.
        — Это чтобы носить под доспехами.
        Это было прекрасно — он поверить не мог, насколько прекрасно. Грегор был тронут. Стежки были идеальными. Он нахмурился.
        — Ты сама сделала?
        В его голосе сквозило удивление.
        — Я вообще-то умею вышивать.
        Он поднял бровь. Они оба знали, что Кейт считала рукоделие пыткой.
        — Ну умею.  — Она сморщилась.  — Ну хорошо, Этти сделала б?льшую часть работы. Но я придумала узор. И выполнила вот эту часть.  — Кейт показала на заднюю часть горловины, где стежки были не такими ровными.
        Грегор улыбнулся и притянул ее к себе.
        — Это замечательно, спасибо.
        Он поцеловал ее. Сначала медленно, а потом, как это всегда случалось, с гораздо б?льшим пылом, чем собирался. Когда он отстранился, они оба тяжело дышали. Кейт понадобилось мгновение, чтобы сфокусировать взгляд. Его кровать маячила чертовски близко. Было бы так просто подтолкнуть ее назад…
        — У меня для тебя еще кое-что есть,  — сказала она.
        — Прячешь другие сокровища под этой сорочкой, Кэти?
        Она засмеялась.
        — Не угадал. Под кроватью.  — Когда он обернулся, Кейт объяснила:  — Джон сегодня помог мне затащить его сюда.
        Грегор нагнулся и выволок еще один сверток, на это раз твердый, примерно шести футов длиной, шести дюймов в диаметре и завернутый не в ткань, а в выделанную шкуру.
        — Что у тебя здесь, бревно?
        — Почти.
        Он откинул шкуру и потрясенно уставился на подарок у своих ног. Он поверить не мог тому, что видит. Нагнувшись, Стрела осмотрел внимательнее, уделяя особое внимание безукоризненным волокнам. Нигде не было видно ни сучка, ни изгиба.
        Невероятно. Может, это Кейт следует называть колдуньей, иначе как ей удалось раздобыть такое сокровище?
        Она следила за ним с возрастающим беспокойством, руки запутались в рубиновом бархатном домашнем платье.
        — Это тисовый ствол,  — сказала она, явно обеспокоенная его молчанием.
        Грегор совершенно точно знал, что это. Это не просто тисовый ствол — это практически безупречный тисовый ствол. Настолько безупречный, что идеально подходит для изготовления лука и который было почти невозможно достать с начала войны. При такой необходимости в луках большинство тиса было вырублено и в Шотландии, и в Англии.
        Его голос был низким и наполненным почти благоговейным трепетом:
        — Где ты его достала?
        — У торговца, который привозит тебе вина из Бордо.
        Грегор нахмурился.
        — Он говорил, что ничего подобного достать не может.
        Кейт улыбнулась.
        — Ну я поощрила его поискать получше.  — Грегор догадался, что не стоит спрашивать как.  — Открытие торговых путей помогло. Этот происходит из Испании и был вырезан прошлой зимой, так что его нужно еще совсем немного высушить.
        Он ничего не ответил. Стрела был так ошеломлен, что только и мог таращиться на самый щедрый, лучший подарок в его жизни.
        — Тебе нравится?
        Неуверенность в ее голосе вывела его из ступора.
        — Я в восторге. Я не знаю даже, что сказать.
        Кейт засияла. Встав на цыпочки, она обняла его за шею.
        — Ну тогда, может, придумаешь другой способ меня отблагодарить?
        Его рука обвилась вокруг ее талии.
        — Я пытаюсь быть хорошим.
        В ее темных глазах плясали искры озорства.
        — Ты и так хорош.  — Ее бедра дразняще потерлись об него.  — Очень, очень хорош.
        — Скверная девчонка.  — Грегор слегка шлепнул ее по ягодице.  — И что мне с тобой сделать?
        — Я могу придумать пару вещей и уверена, что ты поможешь придумать еще несколько, которые я раньше не пробовала.
        Грегор застонал, почувствовав, как в паху разливается жар. Он еще как может! Шокируют ли ее его просьбы? Вероятно, но, зная Кейт, это ненадолго. Он так долго фантазировал о ее губах на нем. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы сделать его твердым как камень.
        — Ты точно знаешь, как отправить все мои благие намерения к черту.
        Ее глаза радостно зажглись.
        — Правда?
        Стрела кивнул и снова ее поцеловал.
        — Раньше у меня было самообладание.
        Он запустил руки под плечи ее домашнего платья и стащил его вниз. Кейт уже начала распутывать завязки его накидки, но подняла голову и улыбнулась ему.
        — А теперь нет?
        — Очевидно нет, когда дело касается тебя.
        Чтобы доказать это, он разодрал надетую на Кейт сорочку, старую, некрасивую, которая очень ему мешала.
        — Грегор!  — взвизгнула Кейт, по-прежнему стыдливо прикрываясь. Но малышке было совершенно нечего скрывать — нечего.  — Только не еще одну!  — простонала она.  — Мне будет нечего надеть.
        — Как жаль. Полагаю, придется мне держать тебя голой в своей постели.
        Грегор прекратил дальнейшие протесты, сдернув свою тунику через голову, стащив сапоги и быстро избавившись от штанов.
        Кейт таращилась на него, вбирая каждый дюйм его наготы. Он в жизни не был стеснительным, но стоять там, пока она его изучает, оказалось непросто. Грегор хотел ее одобрения. Когда Кейт, в конце концов, подняла взгляд, стало ясно, что он его получил — и даже больше. Она смотрела так, словно не могла дождаться проглотить его.
        — Говори, что мне делать. Как мне тебе угодить?
        — Ты уже это делаешь.
        Просто стоя радом, Кейт полностью его подчиняла. Она была очаровательна: маленькая, изящная и сильная, с ловкой грацией дикой кошки. Внешне безобидная, но опасная, с первобытными инстинктами воина. Она затмевала каждую женщину.
        Она покраснела.
        — Я знаю, что мужчины предпочитают выпуклости, но твоя мать говорила, что я все их растеряла на тренировочном поле и обречена быть тощей, как тетива.
        Грегор фыркнул.
        — Милая, моя мать понятия не имела, что нравится мужчинам.  — Ее тело было таким подтянутым и чувственным, таким чертовски возбуждающим, что, он подозревал, однажды сила и крепость плоти у женщин станут цениться.  — Кроме того, я всегда предпочитал лук.  — Он посмотрел ей в глаза.  — Ты прекрасна. Настолько прекрасна, что мне придется настаивать, чтобы ты проводила гораздо больше времени за тренировками. Хоть и не на тренировочном поле.
        Ее брови сошлись вместе.
        — А где тог…
        Кейт не удалось закончить вопрос, потому что Грегор опрокинул ее на кровать и придавил своим телом.
        Она удивленно вздохнула, а потом улыбнулась.
        — В твоем плане есть одно слабое место.
        Он вызывающе поднял бровь.
        — И какое же?
        — Что, если я не захочу подниматься? Что, если мне это нравится?  — Кейт подвигала бедрами так, что его плоть плотно скользнула между ее ног, набухшая головка соблазнительно упиралась в ее устье. Грегор немного покачал бедрами, дразня ее, пока ее дыхание не участилось и не превратилось в короткие хриплые стоны, доводившие его до неистовства.
        — О, я думаю, ты захочешь подняться, Кэти.  — Он немного погрузился внутрь, позволяя ей вобрать его на дюйм или два, прежде чем отступить. Стрела чувствовал, как она дрожит от желания, и ему понадобилась каждая капля самообладания, чтобы не войти глубоко.  — Разве ты не собиралась научиться чему-то новому? Я не думал, что ты бросаешь начатое дело.
        Он знал, что Кейт не устоит. Так же как знал, что, как только предоставит ей возможность, окажется на спине.
        Так и вышло. Девчонка придала новое значение «тренировкам». У Грегора было такое чувство, что заниматься любовью с Кейт окажется совершенно новым опытом, который будет держать его в состоянии боевой готовности какое-то время.
        Может быть, всегда.
        В этот раз Грегор не отмахнулся от этой мысли. Он позволил Кейт остаться.
        — Что теперь?  — спросила она, глядя на него сверху.
        Его сердце сжалось в груди. Все словно остановилось. Она выглядела такой милой и в то же время такой неосознанно чувственной, с замершими на нем темными глазами, разметавшимися по плечам волосами и маленькой дерзкой грудью, гордо выставленной вверх. Грегору хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.
        Он поднял руку и заткнул прядь шелковых темных волос ей за ухо. Обняв ладонью щеку, он притянул ее рот к себе и поцеловал нежно, страстно, долгими медленными движениями языка.
        Но они оба слишком разгорячились, чтобы ждать.
        — Встань на колени и оседлай меня,  — произнес Грегор резко, хрипло.
        Какое-то мгновение Кейт была сбита с толку, но потом догадалась. Теплый проблеск понимания расплылся по ее лицу в медленной улыбке.
        Грегор не знал, следует ли ему ругаться или пасть на колени с благодарностью, что она все так быстро схватывает. Сколько пройдет времени, прежде чем Кейт поймет, кто здесь обладает властью?
        Немного, если судить по тому, как быстро она освоила позицию. Она уперлась ладонями ему в грудь и провела над ним бедрами.
        — Так?  — спросила Кейт, медленно коснувшись его естества, которое и так прижималось к его животу и желало отнюдь не игр.
        Грудь Кейт была слишком заманчивой. Стрела потянулся и обхватил упругие холмы ладонями, его пальцы легко сжали темные розовые кончики, пока они не стали твердыми, как крошечные камешки.
        Кейт застонала, выгибаясь в его руках, и снова присела, на этот раз проведя по всей его длине, где Грегор чувствовал приятное тепло и влажность. Он издал звук мучительного удовольствия и поднял бедра к тугому, горячему лону.
        — Что мне делать?  — спросила Кейт, прерывисто дыша.
        Он мог бы показать ей, но хотел, чтобы она сама контролировала свою страсть.
        — Вставь меня внутрь.
        Грегор застонал, когда ее пальцы обхватили его, и она подняла бедра в нужное положение. Каждый мускул в его теле напрягся, чтобы не двигаться, пока она проводила головкой по своей гладкости, в поисках…
        О господи, да! Он застонал, когда Кейт нашла его и начала опускать свое тело, дюйм за мучительным дюймом. Он был мокрый от пота и практически дошел до точки к тому времени, как ее пронзило полностью.
        Она опустила руки на тугие пласты его живота и откинула голову, опускаясь все глубже и смакуя удовольствие полного соединения их тел, их связи.
        — Мне так хорошо,  — произнесла Кейт.  — Ты такой большой и мощный. Мне нравится, как ты наполняешь меня.
        Грегор заслужил по меньшей мере полцарства за то, что не излился в этот момент, невинно эротические слова пронзили его молнией удовольствия от основания позвоночника до кончика естества.
        Кейт немного пошевелилась, и он чуть не взвыл от усилий не двигаться. От усилий не схватить ее за бедра и двигать ее вверх и вниз, пока оба не достигнут пика.
        Она была такой тугой…
        — Двигайся, Кейт,  — выдавил Грегор. Это был не приказ, а скорее мольба.
        И она начала двигаться. Сначала медленно и нерешительно, а потом все ритмичнее, сильнее и неистовее.
        Ему было так хорошо. Он чувствовал, как нарастает давление, и больше не мог сдерживаться. Он схватил Кейт за бедра, впился пальцами в ягодицы, все его тело содрогалось.
        — О боже, милая, я сейчас…
        Кейт перебила его глухим воплем, сильно опускаясь вниз на него. Он держал ее крепко, двигался, прижимая к себе, позволяя сильным спазмам ее избавления, довести его до предела.
        Он получил наслаждение больше, чем когда-либо в жизни, высвободив семя глубоко внутри нее в горячем потоке ослепляющего удовольствия.
        Когда Кейт свалилась на него, его энергии хватило только на то, чтобы положить ее рядом и прижать к себе. Грегор хотел что-нибудь сказать, но не мог придумать ничего, кроме ошеломленного и глупого «ого».
        Она поставила его на колени, это точно. Но это оказалось дьявольски приятно.

        Кейт подумала, что ей, вероятно, должно быть стыдно за свое распутство, но она была слишком довольная и слишком восхитительно уставшая, чтобы хотя бы попытаться. Кроме того, если быть честной с собой, ей вовсе не было стыдно. Она должна была убедиться, что Грегору нравятся ее беззастенчивость и страсть к нему.
        «Оседлай меня». Жар разливался по коже при мысли, что именно это она и сделала. Кейт представить себе не могла такую степень свободы, даже необузданности. Это было невероятно. С ним внутри она чувствовала себя способной штурмовать замки и покорять королевства.
        Она улыбалась у его груди, пока ее палец бездумно обводил отметины на его руке. Их отношения казались Кейт такими странными. Она и не думала, что Грегор может быть таким беззаботным и легкомысленным. Он теперь вовсе не казался далеким или недоступным. Она никогда в жизни не чувствовала себя к кому-либо ближе, чем к нему.
        — И что тут забавного?  — спросил Грегор.
        — Ничего,  — ответила Кейт, немного смущаясь своего счастья.  — Я раньше никогда не видела татуировку. Что она значит? Я поняла: две скрещенные стрелы за щитом, но я думала, что эмблема Макгрегоров — львиная голова? Лев на задних лапах — это же штандарт короля.  — Он, кажется, напрягся, но она была слишком занята своими исследованиями.  — А что означает этот узор вокруг твоей руки? Похоже на паутину.
        Грегор взял ее ладонь в свою и переложил с руки себе на грудь.
        — Так много вопросов, малышка. Ты что, совсем не устала?
        Кейт водрузила подбородок ему на грудь и нахмурилась.
        — И почему у меня такое чувство, что ты пытаешься уйти от ответа?
        В неярком свете свечи он на мгновение задержал ее взгляд. Казалось, Грегор взвешивает какое-то решение.
        — Ты права, это не имеет отношения к Макгрегорам. Эту татуировку мы сделали с парой друзей довольно давно.
        Грегор пытался отмахнуться, но по какой-то причине Кейт почувствовала, что это для него важно.
        — Это имеет какое-то отношение к твоему положению в армии короля?  — Он, кажется, удивился.  — Я знаю, ты не любишь об этом говорить, но, так понимаю, ты делаешь что-то важное?
        — Я лучник, Кейт.
        — Да, но ручаюсь, что довольно важный. Что именно ты делаешь?
        Грегор долго молчал, и Кейт уже подумала, он не собирается отвечать. Заговорил он очень осторожно:
        — Иногда королю нужно устранить важную цель. Хороший стрелок для этого необходим.
        Кейт нахмурилась и вдруг вытаращилась.
        — Цель? Ты имеешь в виду людей?
        Он посмотрел ей в глаза, словно приготовившись к ее реакции.
        — Да. Я обучен убивать, Кейт. Это я и делаю.
        Грегор объявил это как факт и без сожалений, но она почему-то знала, что ему не просто это признать.
        — И, я полагаю, каждый раз это необходимость, хотя уверена, что от этого не легче.
        Он выглядел удивленным, словно ожидал осуждения. Он пожал плечами.
        — К этому привыкаешь.
        Кейт подозревала, что он так и не привык. Но Грегор, несомненно, считает, что сострадание для воина — это признак слабости, хотя говорит о гуманности. Человечность — не то качество, которого надо стыдиться.
        Она догадалась, как небезразличны ему эти смерти, когда поняла, для чего нужны камни. Они были его искуплением, признанием каждой жизни, забранной в погоне за амбициями Брюса.
        Кейт ненадолго задумалась.
        — А при чем здесь татуировка?
        Он вздохнул, покачал головой и улыбнулся.
        — Ты неумолима, как некоторые знакомые мне воины. Я все объясню, когда мы поженимся.
        Ей было приятно это услышать.
        — А когда мы поженимся?
        — Надеюсь, на Двенадцатую ночь. Я написал королю и просил помочь раздобыть разрешение.  — Он криво улыбнулся.  — Хотел бы я быть там и увидеть его реакцию. Думаю, Брюс был убежден, что я никогда добровольно не отправлюсь к алтарю. Он будет разочарован, что не может присутствовать на свадьбе, но я уверен, что когда мы возьмем Перт, он устроит грандиозный праздник в Дунстафнаге.
        Кейт застыла.
        — Он что?
        Он поднял ее за подбородок.
        — Я знаю, ты винишь короля в том, что случилось, Кейт, но напрасно. Он был также убит резней в вашей деревне, как и когда до него дошли вести о захвате жены, дочери, сестры и графини Бьюкен. Он исчез в лесах и днями ни с кем не разговаривал.
        Кейт отказывалась испытывать к нему жалость. Она рассердилась.
        — Роберт Брюс это заслужил. Мы все для него просто пешки его честолюбия знати. Чего стоят жизни нескольких крестьян в сравнении с троном? Чего стоит дочь?  — Она запнулась и быстро добавила:  — Или жена.
        — Но это совсем не про Брюса, Кейт. Ты не знаешь его так, как я. Он — великий человек, я ни в кого так больше не верю, как в него. Он поверил в меня, когда никто не верил. Когда я впервые познакомился с ним, я был молодым самоуверенным хвастуном, а не воином. Но он помог мне. Помог мне стать настоящим воином.
        Кейт стало плохо. Восхищение Грегора королем оказалось намного сильнее, чем она думала. Господи, он говорит о нем почти как об отце. И она лучше чем кто-либо понимала, насколько это опасно. Она не хотела для него такого же разочарования, какое испытала сама.
        — Шотландия нуждается в нем. Его достижения поразительны, и мы, как никогда, близки к победе. Роберт Брюс должен занять трон, и я сделаю все возможное, чтобы помочь ему.  — Грегор взял ее за подбородок и поднял лицо к своему.  — Для меня очень важно, чтобы ты дала ему шанс, Кейт. Поверь мне, он не мог предвидеть — ни один из нас не мог,  — что случится с твоей деревней за то, что вы помогли нам.
        — Нам? Тебя там не было.
        — Двое моих ближайших друзей, которых я считаю братьями, были среди тех, кому ваша деревня предоставила убежище. Без этого они бы погибли. Они были со мной, когда мы нашли тебя в колодце.
        Кейт молча на него таращилась. Она не думала…
        — Брюс скорбит о каждой потерянной жизни в этой войне, и эта ноша с ним повсюду. Никто больше него не знает, чем пожертвовано в стремлении занять трон. Но он скорбит не только о трех братьях и близких друзьях, но и о таких людях, как твоя мать и остальные жители деревни. Он даже беспокоился о тебе, Кейт.
        Ее сердце замерло, а потом забилось с бешеной скоростью. Опасаясь, что он заметит, Кейт решила отодвинуться. Сразу стало холодно.
        — Обо мне?
        — Да, он очень тобой интересовался.  — Грегор нахмурился, словно воспоминание об этом его беспокоило.
        — Ты ничего ему не сказал?
        Она говорила так нервно — неудивительно, что он странно на нее посмотрел.
        — Я сказал ему правду: твое имя и возраст.  — Грегор поправился.  — По крайней мере, что мы считали правдой.
        Кейт надеялась, что ее облегчение не слишком заметно. Она не ожидала, что король лично ею заинтересуется, но обрадовалась, что соврала про свое имя — про оба. Брюс не мог знать о втором муже ее матери.
        Хотя ей хотелось знать больше, Кейт боялась, что и так сказала слишком много. Грегор оказался слишком проницательным. Она не хотела, чтобы он догадался, что человек, которому он так предан, и человек, бросивший ее в пять лет,  — одно и то же лицо.
        — Я была маленькой для своего возраста,  — сказала она.
        Грегор улыбнулся.
        — Ты и сейчас маленькая.
        — Достаточно большая, чтобы бросить тебя на…  — Она остановилась, когда он предостерегающе на нее посмотрел,  — …заднее место,  — закончила Кейт снисходительно.
        — Ну ладно, только не думай, что королю все равно. Это не так. Брюс воспринял потерю вашей деревни очень близко к сердцу. Он говорил, что давно там не был, но знал многих жителей лично.  — Тут ему кое-что пришло в голову.  — Ты его знала, Кейт?
        Кейт думала, что знает. Когда-то давно она полагала, что на свете нет человека славнее Роберта Брюса, удалого юного графа Каррика. Но оказалось, она не знает его совсем. Человек, которого она хвастливо называла величайшим рыцарем на свете, изъял ее из своей жизни, словно ее и не существовало. Все было бы не так плохо, если бы сначала он не заставил себя любить. У Кейт сердце саднило от воспоминания, как сильно она любила человека, породившего ее на свет.
        — Я встречала его в детстве,  — осторожно ответила она, надеясь, что бесстрастным голосом.
        — И он тебя не поразил? Я удивлен. Немногие женщины могут устоять перед очарованием Роберта Брюса.
        Совсем не многие. Ее мать точно не устояла. И Кейт тоже — по крайней мере, на какое-то время. И судя по слухам, было по меньшей мере еще несколько женщин с внебрачными детьми Брюса, которые тоже были весьма очарованы.
        — Да, ну может, требуется еще что-то помимо внешнего очарования, чтобы впечатлить меня.
        Грегор поднял бровь.
        — Это, случайно, камень не в мой огород?
        Она улыбнулась.
        — Нет, но тебе следует иметь это в виду. Очарование лица может перестать действовать… через дюжину лет или около того.
        — Спасибо, что предупредила,  — сказал Грегор сухо.  — И что мне тогда делать, если захочется тебя впечатлить?
        Кейт перекатилась на него, наслаждаясь ощущением прижавшегося к ней твердого мужественного тела.
        — Я подозреваю, тебе удастся придумать способ или два.
        Она поверить не могла, как хрипло звучит ее голос.
        Грегор скользнул рукой вниз, обхватил Кейт за ягодицы и сильно прижал к себе. Ее тело мгновенно стало горячим и тягучим. Он застонал, притянул ее за затылок и крепко поцеловал. Она упивалась знанием, что контакт действует на него так же, как на нее.
        Кейт чувствовала, жар нарастает между его ног, когда он неожиданно отстранился.
        — Черт, ты меня прикончишь. Но тебе надо поспать. Завтра будет долгий день.
        Наступило Рождество.
        — Ты хочешь сказать, сегодня.  — Уже должно было быть хорошо за полночь.  — Ты что, отправляешь меня назад в мою комнату?
        — Боюсь, что так, милая. Я не хочу, чтобы поползли слухи. По сути, мне, наверное, стоит переселиться в бараки, пока мы не поженимся.
        Кейт, очевидно, выдала свое разочарование, и Грегор засмеялся.
        — Приятно знать, что дни считать буду не только я.
        Эти бесцеремонные слова стали для Кейт лучшим подарком.
        — Ты это серьезно, Грегор? Ты правда так ждешь свадьбы?
        Он нахмурился.
        — Я думал, мы с этим разобрались?
        — Да, но все случилось так быстро, и мне кажется, что я проснусь и обнаружу, что ты передумал.
        Грегор фыркнул и погладил ее по голому плечу.
        — Ну это вряд ли. Я надеюсь, что это ты потом не пожалеешь.
        — Почему я должна пожалеть?
        Он надолго замолчал.
        — Я многих людей подвел в своей жизни, Кейт. Я не хочу, чтобы ты попала в их число.
        — Не попаду,  — резко сказала Кейт. Может, она и не знает всех обстоятельств его прошлого, но ей известно что-то более важное: она знает его. Грегор избегает привязанностей и обязанностей вне поля боя не потому, что не способен на них, но потому, что боится всех подвести. Но так же, как король, может рассчитывать на него, она знала, что может на него положиться.
        Грегор рассмеялся и поцеловал ее в нос.
        — Ты мне кого-то напоминаешь, когда так смотришь. Но я никак не пойму кого.
        Хорошо, что в комнате немного света, потому что Кейт опасалась, что с ее лица сошла каждая унция краски.
        Она нерешительно поднялась, прижимая одеяло к горлу, и стала озираться в поисках своего домашнего платья.
        — Передашь мне его?
        Грегор сел, прислонился к деревянному изголовью кровати и скрестил руки на груди. Она бы, может, и заметила дьявольскую искру в его глазах, если бы не была так занята мускулами его рук. Господи боже! У нее, кажется, действительно потекли слюни.
        — И пропустить, как ты голая вывалишься из моей кровати? Я так не думаю.
        Кейт сердито на него уставилась, сорвала простыню с постели и завернулась в нее, стараясь изо всех сил не «вывалиться».
        Он фыркнул, ее усилия его явно развеселили.
        — Тебе не кажется, что уже поздновато для скромности? Я видел каждый твой дюйм.
        Она чопорно поджала губы.
        — Некоторые из нас не привыкли разгуливать нагишом.
        Грегор пожал плечами без всякого раскаяния.
        — Никто обычно не жалуется.
        Она сощурилась, разглядывая каждый дюйм тела, которое заставило бы Адониса рыдать от зависти. Самодовольный мерзавец. Хуже всего, что это оправданно.
        — Держу пари.
        Подняв домашнее платье с пола, она нарочно позволила простыне упасть, прежде чем прикрыться. Быстрый взгляд на увеличившуюся колонну его мужского достоинства вызвал у нее улыбку.
        — Сладких снов, Грегор.
        — Погоди.  — Он встал с постели и, к счастью для ее душевного спокойствия, натянул штаны.  — У меня для тебя кое-что есть.
        Кейт посмотрела вниз на его достоинство.
        — Думаю, это ты мне уже дал.
        Он довольно ухмыльнулся.
        — Ты становишься довольно порочной девчонкой, Катерина.  — Она открыла рот, чтобы поправить его: «Кэтрин»,  — но тут же захлопнула. Она не станет разрушать его иллюзии. Он подошел к шкафу, открыл дверь и достал небольшую деревянную шкатулку и кожаную сумку.  — У меня для тебя тоже два подарка. Я собирался отдать тебе первый сразу, как приехал, но после того что случилось с Дугалом, я не был уверен, что стоит тебя поощрять.  — Он передал ей сумку.  — Обещай, что не станешь использовать его без необходимости.
        Понимая, что Грегор, скорее всего, ее дразнит, но Кейт не стала спорить про «необходимости» с Дугалом. Открыв клапан сумки, она вытащила очень тонкие кожаные ножны и что-то похожее на небольшой кинжал. Но он не был похож ни на один кинжал, который ей доводилось видеть. Лезвие было примерно пяти дюймов длиной, но тонкое и узкое, с очень острым концом. Рукоятка была костяная, и когда Кейт взяла ее в руку, то поняла, что та создана словно специально для нее.
        — Никогда ничего подобного не видела.
        — Его сделал для меня один друг. Это особый кинжал.  — Она посмотрела на него вопросительно.  — Он проникает сквозь кольчугу,  — объяснил он.
        Ее глаза распахнулись, форма лезвия неожиданно обрела смысл. Это было очень изобретательно. Покрутив лезвие в руке, Кейт спросила:
        — Ты заказал его специально для меня?
        Грегор кивнул.
        — Его можно прицепить к кожаному поясу и носить за спиной или на боку.
        Кейт была невероятно тронута его заботой и тем, о чем она свидетельствует: Грегор знает ее так же хорошо, как она его. Они оба подарили друг другу оружие!
        — Это чудесно,  — сказала Кейт.  — Спасибо.
        — Да, а теперь спрячь его, пока я не покажу, как им пользоваться. Ты тут как-то упомянула кастрацию.
        Она рассмеялась и вложила кинжал в ножны.
        — Ну я, скорее всего, передумала. Просто не нужно давать мне повода.
        Легкомысленный тон вдруг испарился. Его лицо стало болезненно серьезным. Кейт не предполагала, что на свете может быть более неловкая тишина.
        У нее упало сердце. Она почувствовала себя дурой. Грегор не давал ей никаких обещаний. Но ведь он не станет… ведь так?
        Это разобьет ей сердце. «Сердцеед»…
        Это он и делает, так? «Только не со мной. У нас все по-другому».
        — Надеюсь, у меня получится,  — сказал он.
        У Кейт все горело в груди, но она велела себе не реагировать слишком остро.
        — Как долго ты был с Изабел, Грегор?
        Его лицо напряглось.
        — Какое это имеет значение?
        — Как долго?
        — Почти два года.
        — Ты спал с другими женщинами, пока вы были вместе?
        — Нет.  — Грегор, кажется, удивился этому факту.
        — Это потому, что когда заботишься о ком-то, то хранишь верность. И я намереваюсь приложить все усилия, чтобы ты крайне обо мне заботился.
        Их взгляды встретились, и между ними промелькнуло что-то сильное и могущественное. У Кейт замерло сердце от понимания, что он уже заботится о ней. И сейчас он подарил ей что-то вроде обещания — обещания верности.
        Грегор передал ей шкатулку.
        — Теперь это твое.
        — Что это?
        Он слегка улыбнулся и повторил ее слова.
        — Открой и узнаешь.
        Кейт подняла крышку, и у нее перехватило дыхание. На бархатном ложе покоилось кольцо, принадлежавшее его матери до ее смерти. Оно было золотым, с большим овальным кристаллом в центре и львиными головами, выгравированными по обеим его сторонам. Трясущимися руками Кейт достала его из шкатулки.
        — Это счастливый камень[9 - Счастливый камень (англ. Charm stone)  — камень или минерал, ассоциирующийся с различными традиционными культурами; ему предписывали различные целительные или магические свойства.],  — сказал он.  — Там сбоку есть гравировка.  — Она подняла его к свету, чтобы прочесть.  — S Rioghal mo dhream,  — произнес Грегор за нее.
        «Мой род царственный».
        Слова издевались над ней. Потрясенная, она смотрела на кольцо, не зная, что делать. Она не может его надеть. «Самозванка».
        — Это девиз Макгрегоров,  — объяснил он.
        Кейт удивленно заморгала, а потом вздохнула с облегчением.
        — Конечно. Я видела надписи на твоем луке и мече.
        Макгрегоры считали себя потомками Грегора, сына короля Кеннета Макальпина, первого короля скотов. Как она могла забыть? На мгновение ей показалось, что это жестокая шутка.
        Кейт надела кольцо и покрутила пальцем, ловя свет.
        — Большая честь носить его.
        — Мама была бы счастлива.
        Сердце Кейт закололо при воспоминании об обеих женщинах, которые были бы так рады. Она жалела, что они не могут разделить этот момент с ней, с ними.
        — Да, была бы,  — согласилась Кейт.
        — Счастливого Рождества, Кейт.
        — Счастливого Рождества, Грегор.
        И поцеловав напоследок, он отправил ее в постель, к сожалению, одну.
        Глава 17
        Он схватил ее, когда она проходила мимо, и немедленно затащил в темную кладовую. Она сопротивлялась — и он знал, что так будет,  — но он был готов и прижал ее лицом к закрытой двери прежде, чем она схватилась за кинжал.
        Но сопротивление было в лучшем случае вполсилы. Кейт обмякла, и он уткнулся ей в шею чуть пониже уха, как ей нравилось, что вызывало у нее трепет.
        — Ты ведь не собиралась вытащить нож, Кейт? Ты тренировалась, как я тебе показывал?
        Она прижалась к нему, как кошка, чтобы почувствовать давление своего тела во всех нужных местах. Особенно снизу. Да, это верное место. Он был твердым, как кол, и становился все тверже от соблазнительных движений ее ягодиц.
        — Ты этого более чем заслуживаешь за то, что так меня схватил. Хотя я не стала бы использовать «беззвучное убийство», ты ведь так это называл? Я бы придумала что-нибудь более болезненное.
        Грегор не мог сдержать улыбки, пока его рот путешествовал вниз по ее шее к изгибу плеча. Ему нравилась ее кровожадность. Ему было страшно оставлять Кейт одну, когда придет час снова отправляться на войну, но, по крайней мере, он был уверен, что в его отсутствие она сможет за себя постоять.
        — Лгунья. Ты вовсе не удивилась. Ты слышала мое приближение и наверняка уничтожила бы наших будущих детей одним неверным ударом колена, если бы я не был готов.
        Она замерла.
        — Детей?
        Что-то в ее голосе заставило грудь Грегора сжаться. Она пыталась говорить небрежно, но он уловил едва сдерживаемую тоску. Стрела знал, как много значит для нее семья. Достаточно было вспомнить найденышей. Хотя надо признать, что созданная ею воображаемая семья была не так уж плоха, за исключением Пипа. С ним придется что-то делать. Но Грегор не слишком ждал споров и слез, которые эта тема, несомненно, вызовет.
        — Это обычный результат наших ночных занятий,  — осторожно произнес он.
        — Ты говоришь о занятиях, которым положил конец четыре ночи назад?
        Грегор фыркнул и провел губами по теплой бархатисто-нежной коже плеча Кейт, вдыхая слабый цветочный аромат ее волос.
        — Ты жалуешься, Кейт? Ты говоришь, совсем как Рыжий.
        — Его зовут Эдди,  — раздраженно сказала она.  — Ты не можешь звать его в честь цвета волос.
        — Это гораздо лучше, чем звать его в честь английского короля. Кроме того, ему это нравится.
        Кейт недовольно вздохнула и пробормотала что-то про глупое упрямство всех представителей мужского пола. Грегор легко мог представить, как подобным же образом бурчит через двадцать лет. Черт возьми, они еще не обвенчались, а уже ведут себя как давно женатая пара.
        Если не считать того факта, что Грегор прижимает Кейт к двери в темной кладовой. Черт, скорее всего, через двадцать лет он тоже будет это делать. Дрожь предвкушения, бегущая по венам, и не собиралась ослабевать. Если на то пошло, она становилась только сильнее.
        Понимая опрометчивость своих поступков, он отпустил одно из запястий Кейт и положил руку на ее грудь. Поскольку она не попыталась пнуть его или потянуться за ножом, он решил, что это ей нравится.
        Когда Грегор убедился, что Кейт не попытается его оттолкнуть, то отпустил ее вторую руку и по-настоящему принялся за дело, исследуя каждый дюйм ее сладкого тела, одновременно целуя и покусывая шею и затылок и прижимаясь отвердевшей плотью к ее ягодицам.
        Боже, Кейт была такая горячая. Она сжигала его. Прошло чертовски много времени. Он должен был подумать об этом раньше.
        — Сейчас же не ночь, милая,  — проронил Грегор с полустоном.
        Она отозвалась, когда он опустил руку с груди ей между ног.
        — Разве ты не хотел подождать до свадьбы?
        — Да, но ждать оказалось слишком долго.
        Грегор почувствовал, что Кейт улыбнулась.
        — Всего восемь дней, Грегор.
        Разрешение на брак было получено быстрее, чем он ожидал. Грегор получил послание от короля этим утром, информирующее, что документ доставят за несколько дней до Двенадцатой ночи.
        К сожалению, Брюс передавал не только поздравления. У него имелись и другие новости. Новости, о которых Грегор предпочитал не думать. Ему не нравилось хранить секреты от Кейт, но это для ее же блага. Но, кажется, у него наконец появится возможность отомстить за нее. Де Богун посылал людей, чтобы помочь с защитой замка Перт, под предводительством своего капитана, сэра Реджиналда Фицуоррена.
        Но это не все. Первые слухи об отношении Грегора к Хайлендской гвардии, или, как их называли местные жители, фантомам Брюса достигли ушей короля. Распространятся они довольно скоро, и тогда Грегору придется позаботиться не только о своей безопасности, но и о безопасности Кейт.
        Но она рассеяла его мрачные мысли своим следующим вопросом.
        — Грегор, а мы можем? Э…  — Он знал, что она краснеет, но был слишком возбужден, чтобы улыбаться.  — Так?
        «О господи, да!»
        — А ты бы хотела?  — спросил Грегор с потрясающим спокойствием, хотя в действительности уже был готов взорваться.
        Он сильнее прижал ее между ног. Даже несмотря на тяжелые юбки, он чувствовал, как Кейт дрожит.
        Она вздохнула.
        — Да. Думаю, что да.
        Грегор задрал ее юбки и развязал штаны как никогда быстро, чтобы Кейт не успела передумать.
        Он издал низкий звук неприкрытого удовольствия, когда коснулся своим естеством ее лона и заскользил всей длиной по ее жаркой влажности.
        Кейт практически задыхалась, ее тело дрожало от желания.
        — Грегор, я не могу больше ждать… мне так хорошо.
        Ему было необходимо знать, насколько хорошо, и он потянулся вперед и просунул руку ей между ног. Один палец, потом другой.
        — Ты такая шелковистая и влажная. Я дождаться не могу, когда окажусь внутри тебя.
        Кейт извивалась под ним, ее тело умоляло его. Грегор не мог больше ждать. Он вошел в нее резко, вдавливая ее тело в дверь.
        Она вскрикнула, но не от боли, а от удовольствия.
        — Да! Пожалуйста, не останавливайся.
        Каждое движение Кейт возвращала не менее неистово, подгоняя Грегора провоцирующими словами: «Сильнее. Еще сильнее. Быстрее. Так хорошо… такой большой».
        Грегор потерял над собой контроль. Забыл, где кончается сам и начинается она. Он не мог остановиться. Он пронзал ее снова и снова, со всей страстью и всеми безымянными эмоциями, стремящимися вырваться наружу. Он не сдерживался и впервые в жизни чувствовал себя совершенно свободным.
        Они достигли пика вместе, в беспощадном взрыве первобытной энергии, которая сотрясала и сокрушала все, что было до нее. Кейт — единственная женщина, которой удалось свести его с ума.

        Прошло уже два дня, с тех пор как Грегор впервые удивил Кейт в кладовой. Теперь она перестала примерять платья и облачилась в мальчишескую одежду, привычную ей с детства. Погода прояснилась впервые за несколько дней, и она собиралась отправиться на прогулку с Пипом, когда Грегор поймал ее на лестнице и затащил в кладовую, где хранились бочонки с вином и элем.
        — Как я выгляжу?  — спросила Кейт, перекидывая косу за спину.
        Он оглядел ее сверху вниз с явно самодовольным выражением лица.
        — Ты выглядишь, как прекрасная, соблазненная и удовлетворенная молодая женщина. которая только что кончила три раза.
        — Грегор!  — Она густо покраснела.  — Ты не должен так говорить.
        Грегор криво улыбнулся.
        — Почему? Это правда. Вот что я вижу, когда смотрю на тебя. Остальные, вероятно, думают, что ты слишком долго сидела у камина.
        Кейт закатила глаза.
        — Очень сомневаюсь. Не думаю, что нам удалось хоть кого-то ввести в заблуждение. Только сегодня Этти спрашивала, не пересчитывала ли я мешки с зерном в последнее время. Она сказала, что это следовало бы сделать в предверии праздников, и попросила этим заняться меня, а она пока приглядит за Мадди.
        Грегор широко ухмыльнулся.
        — Я всегда знал, что она смышленая.
        Кейт покачала головой. Какой Грегор все-таки негодяй.
        — Я рада, что осталось всего семь ночей…
        — Шесть,  — поправил он.  — На седьмую ночь ты моя.
        Кейт улыбнулась. Она так и знала.
        — Ты в самом деле дни считаешь.
        — Каждую чертову минуту,  — ответил он, застегивая пояс с мечом.
        Закончив, Грегор сел на одну из бочек и посмотрел на Кейт, словно не решаясь уйти. Она понимала, что он чувствует. Хотя было нечто определенно преступное в их занятиях, Кейт ценила каждый миг проведенного с ним наедине времени.
        С наступлением новогодних праздников оба были заняты гостями и приготовлениями к большому торжеству. Кейт ожидала, что свободного времени не останется, и не жаловалась, но смотреть, как женщины нападают на Грегора подобно саранче, было нелепо. Хотя стервятники — лучшая аналогия. Очевидно, помолвка никого не сдерживала.
        — Куда ты собралась?  — спросил Грегор.
        — Перед тем как меня схватил подобно варвару и притащил сюда?
        Он ухмыльнулся без всякого раскаяния.
        — Ага, перед этим.
        — Мы с Пипом собирались покататься, а потом потренироваться в стрельбе по мишеням, установленным на пустоши на другой стороне деревни.
        Грегор нахмурился, и Кейт гадала, то ли от упоминания Пипа, то ли от того, что она собиралась отправиться далеко от башни.
        — Вы надолго?
        — На несколько часов. Тебе не о чем волноваться. Уверена, твои охранники доложат, как только мы вернемся.
        Он и не подумал изображать раскаяние:
        — Это меры предосторожности, Кейт. Я решил, что мои люди должны сопровождать тебя, когда ты уезжаешь из замка.
        — Сопровождать? Ты хочешь сказать, за мной будут следить?
        Грегор пожал плечами.
        — Моя задача — защищать тебя, Кейт.
        — Я сама в состоянии себя защитить.
        Он не стал спорить и попросил:
        — Пожалуйста, милая. Как только буду уверен, что человек, которого ты видела в лесу, не опасен, я сниму охрану.
        Есть ли у Грегора причины подозревать, что это не так? Кейт долго удерживала его взгляд, но тот ничего не выдал. Она видела лишь искреннюю озабоченность.
        Господи боже, ему сложно возражать.
        — Если хочешь защитить меня, может, поедешь с нами?  — Он собирался отказаться, когда она добавила:  — Если, конечно, можешь на несколько часов оторваться от толпы восхищенных поклонниц. «О милорд, я принесла вам этот пирог, потому что знаю, как вы любите инжир»,  — передразнила она.  — Или: «О, милорд, вы пробовали этот сыр с нашей фермы?»  — Она громко фыркнула.  — Я их вижу насквозь. Все женщины считают, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок?
        Грегор скрестил руки и ухмыльнулся.
        — Ну, я действительно люблю инжир и сыры.
        — Грегор!  — замахнулась она на него.  — Это не смешно.
        Он схватил ее и притянул к широкой груди. Привыкнет ли она когда-нибудь к его силе? Перестанет ли твердый щит мышц вызывать покалывание кожи и дрожь в коленях?
        — У тебя нет повода ревновать, Кейт. Эти женщины ничего для меня не значат. Я вижу их козни насквозь. Ты — особенная.
        — Потому что мои козни ты насквозь не видишь?  — пробормотала она недовольно.
        Он засмеялся.
        — Потому что у тебя их нет.  — Грегор поцеловал ее в нос.  — И ты должна улыбаться и быть хорошей хозяйкой для всех наших гостей, или мне придется заставить тебя это делать.
        Кейт подняла бровь.
        — Это и есть твой дьявольский план?
        — Да, ты меня раскусила. Я собираюсь держать тебя настолько довольной, что у тебя не останется сил со мной спорить.
        Она рассмеялась и покачала головой. Господь свидетель, это обещание Грегор может исполнить. Несмотря на то что они только что занимались любовью, Кейт чувствовала, как он снова становится твердым.
        — Но теперь я буду настороже, поскольку ты предупредил меня о своих ужасных намерениях.  — Она скорчила рожицу.  — Хорошо, я буду улыбаться и вести себя совершенно очаровательно.  — Кейт продемонстрировала натянутую улыбку. Но затем ее глаза сощурились.  — Если только кто-нибудь не выведет меня из себя. Скажи своим поклонницам, чтобы не смели распускать руки. Особенно высокая блондинка — сестра оруженосца твоего дяди, кажется?
        — Как насчет упоминания о твоих боевых навыках? Думаешь, подойдет?
        — Для начала было бы неплохо. Ну так что, ты поедешь с нами?
        Грегор на минуту задумался. Кейт подозревала, что его удерживает перспектива провести время с Пипом. Но именно из-за последнего она хотела, чтобы он поехал. У нее был план.
        — Мне нужно кое-что сделать. Что, если я встречусь с вами там через час?
        Она просияла.
        — Это будет чудесно.

        «Сработало»,  — подумала Кейт, бросив украдкой очередной взгляд на мужчину, прислонившегося к дереву на краю рощи и изо всех сил старавшегося выглядеть незаинтересованным.
        Но ее не проведешь. Грегор с ума сходил. У него практически чесались руки вмешаться и положить конец происходящей пародии.
        Когда Кейт помогла Пипу оттянуть стрелу примерно на полдюйма ниже уха и направила локоть мальчишки вниз, Грегор не выдержал и сердито направился к ним.
        Вокруг были только холмы и лес, но прямо впереди располагалась довольно открытая и ровная пустошь примерно в три сотни ярдов длиной. Она служила для проведения деревенских соревнований по стрельбе во время летней ярмарки. Большие мишени из сена, обвязанного пенькой, были разбросаны на разном расстоянии. Покрытые несколькими дюймами снега, они выглядели как валуны под белым покрывалом, но достаточно хорошо служили своей цели, предоставляя безопасное место для приземления стрел.
        Подойдя к ним, Грегор бросил на Кейт раздраженный взгляд.
        — Черт подери, Кейт! Он никогда ни во что не попадет, если будет так целиться. Проклятие, абсолютно все неверно. Даже его стойка. Левая нога должна быть направлена в сторону цели.  — Он пнул стопу Пипа своей.
        Пип собрался возразить, но Кейт предупредительно сжала его руку.
        — У меня прекрасно получается, Грегор,  — настаивала она.  — Спроси Джона. Я точно знаю, что делаю.
        Так и было. Она собиралась заставить этих двоих проводить время вместе, даже если им это не нравится. И что может быть лучше стрельбы? Пусть Грегор научит парня тому, что любит.
        Прославленный лучник издал резкий насмешливый звук.
        — Тогда почему он переносит столько веса на заднюю ногу? У него должно быть больше равновесия для первого наклона. Тетиву нужно держать этими двумя пальцами,  — он поправил Пипа,  — а не этими. Он натягивает слишком быстро и резко. Руку необходимо остановить у мочки уха, а локоть должен быть наружу. Он должен смотреть на мишень, а не на наконечник стрелы, да еще и зажмурив глаз, ради всего святого, и он слишком долго тянет, прежде чем отпустить.  — Грегор был в ярости, как будто Кейт его лично оскорбила.  — Черт подери, на каждом этапе — когда становится, прицеливается, оттягивает и отпускает, он делает что-нибудь не так.
        Кейт скрестила руки и недовольно на него уставилась, притворяясь, что злится.
        — Я думала, что в состоянии обучить стрелка. Но если ты считаешь, что справишься лучше, то давай.
        Взгляд Грегора стал острым. Черт, он был слишком проницателен. Он догадался, что задумала Кейт. Может, она переборщила с ошибками, но она хотела быть уверена, что он заметит.
        Помня о стоящем между ними мальчике, который изо всех сил старался делать вид, что ему все рано, Кейт задержала дыхание. «Пожалуйста, не надо снова его отвергать».
        Грегор помолчал, а потом коротко кивнул. Это было не обвинение, а скорее признание, что эту битву она выиграла, но войну он не проиграет.
        Следующий час пролетел быстро, пока Грегор обучал Пипа правильной стойке и технике стрельбы из большого лука. Было очевидно, что Грегор чувствует себя комфортно в роли учителя, и, наблюдая за ним, Кейт догадалась, что остальных он тоже обучает именно так.
        Англичане были знамениты и грозны своими лучниками, особенно валлийцами, но горы и леса Голуэя производили лучников не меньшей славы. Когда пришло время противостоять англичанам, Брюс не остался без умелых стрелков. Очень умелых, если их тренировал Грегор.
        Очевидно, он был одарен не только умением, но и способностью передавать это умение другим — одно не всегда сопутствует другому. Грегор знал, что ученику необходимо знать, когда его нужно поправить, а когда — похвалить.
        Он показывал, но из своего лука не стрелял, хотя Кейт была рада увидеть, что он принес его с собой. Она спросила, почему он давно не практиковался, но Грегор только отмахнулся от нее и перевел разговор на ее стрельбу.
        Он сделал несколько небольших исправлений в ее технике, и Кейт с удивлением отметила, что стрелять стала лучше. Как и Пип, она использовала меньший, более легкий лук, предназначенный для меньшей силы. Попытаться натянуть лук Грегора — все равно что попытаться согнуть железный прут. Кейт с трудом могла преодолеть несколько дюймов. Теперь она понимала, почему Грегор такой крепкий и сильный: ему нужна эта сила, чтобы обращаться с луком.
        Даже Пип расстроился, когда Грегор положил конец их тренировке.
        — Нам лучше возвращаться, если хотим успеть к обеду.
        Поскольку на завтрашний праздник большинство гостей уже прибыло, пропустить обед было нельзя. Кейт разочарованно вздохнула.
        — Уже?
        Его рот изогнулся.
        — Да, уже.  — Грегор повернулся к Пипу:  — Чтобы научиться стрелять, нужно относиться к каждому тренировочному выстрелу как к боевому. Каждая стрела должна иметь значение. Тебе нужно укрепить мышцы спины и плеч — запомни, ты сгибаешь лук не руками. Если будешь стрелять уставшим, то не добьешься результата.
        Все прошло сообразно задумке Кейт. Пип больше не смотрел на Грегора с затаенной враждебностью и подозрением; теперь он смотрел как забитый щенок, которого впервые погладили. Раньше он отчаянно жаждал доброты, но также весьма неохотно принимал ее, опасаясь, что это долго не продлится.
        Когда Пип кивнул, Кейт пришлось отвернуться, чтобы никто не заметил слез в ее глазах.
        Однако это великолепное утро было испорчено на обратном пути в Динлион.
        Они были в лесу, когда Кейт почувствовала перемену в настроении Грегора. Как и большинство воинов, он всегда проявлял высокую бдительность и следил за окружающим, вне зависимости от обстоятельств. Но в этот раз все было иначе. Кейт ощутила его напряжение и настороженность. Казалось, Грегор внутренне подготовился к битве.
        Пип ехал впереди, а Грегор немного позади Кейт. Она повернулась к нему и спросила:
        — Что случилось?
        Его челюсть напряглась, а рот сжался в тонкую линию.
        — Не знаю. Я что-то почувствовал. На холмах к северу.  — Ему не потребовалось просить не смотреть в ту сторону.  — Я думаю, за нами кто-то следит.
        Кейт инстинктивно напряглась. Сердце забилось чаще.
        — Что нам делать?
        — Как доберемся до развилки впереди, вы отправитесь в башню. Я выясняю, нельзя ли зайти к наблюдающему со спины.
        — А что, если он там не один?
        Что-то заставило Грегора улыбнуться.
        — Со мной все будет в порядке, Кейт. Тебе не о чем волноваться.  — Его лицо стало мрачным.  — Но я хочу, чтобы вы с Пипом безопасно добрались до Динлиона. Расскажи Джону, что произошло. Я вернусь как только смогу. Придумай какую-нибудь отговорку для гостей.
        Она кивнула. Прежде чем Кейт успела заспорить или запаниковать, он исчез — может, на это Грегор и рассчитывал.
        Кейт сделала все, как он велел: вернулась в замок с Пипом и отыскала Джона; старательно исполняла роль хозяйки за обедом и следила, чтобы гости ни в чем не нуждались, но ее голова — ее сердце — остались с Грегором.
        Напряжение отпустило только спустя два часа, когда Грегор наконец вошел в двери зала. Долгая трапеза все продолжалась. Он поймал ее взгляд прежде, чем его окружили гости. С мрачным выражением он покачал головой.
        Кейт не знала, есть причины для беспокойства или нет. С Грегором ничего не случилось, но это еще не значит, что бояться нечего.
        Глава 18
        Нос Кейт так сильно вдавился в стену, что она, вероятно, посадила занозу. Он прижал ее руки и обездвижил тело всем своим весом.
        Стало трудно дышать. На какое-то мгновение Кейт ощутила приступ паники, но пришла в себя. Она попыталась завести ногу за его щиколотку, но он это предвидел и своей ногой блокировал движение.
        Он прижал ее еще сильнее.
        — На этот раз трюк не сработает, Кейт. Что еще ты можешь сделать. Думай.
        В голосе Грегора звучала настойчивость, которой она не понимала. Но его слова только усиливали нервозность. Что она может сделать? Кейт не может ничего, черт подери! Грегор сильный как бык! Она чувствовала, как ускоряется пульс и нагревается кровь от чувства беспомощности, смешанного со злобой. Каждый инстинкт в ее теле восставал от этого ощущения.
        Но Кейт не была беспомощна. Внезапно она перестала сопротивляться. Как только давление ослабло, она среагировала: согнула колени и сложилась достаточно, чтобы наклонить голову и сильно ударить ею назад по его лицу. Поскольку Грегор был высоким, она попала ему в челюсть, а не в нос, но удар оказался достаточно сильным.
        Грегор охнул от боли и инстинктивно согнулся вперед. Воспользовавшись моментом, Кейт вывернулась, врезала локтем ему по ребрам и в то же время зацепила щиколоткой его за ногу.
        Он не упал, но покачнулся достаточно, чтобы она смогла вырваться.
        Когда Кейт обернулась к Грегору, он потирал челюсть.
        — Ты в порядке?
        — Все нормально,  — ответил он.  — Хорошо сработано. Когда будешь готова, мы попробуем снова, и я покажу, что делать, когда тебя прижимают к стене с ножом у горла.
        Она кивнула, изучая его сосредоточенное выражение. Кейт знала, что к тренировкам он относится серьезно, очень серьезно,  — но чувствовала, что это неспроста. Грегор работал с ней гораздо жестче, чем прежде. Словно пытался предусмотреть каждое вероятное нападение, с которым справиться предстояло бы ей одной.
        Грегор вытащил наполненный колодезной водой мех из кучи оружия, которое принес для тренировки, сделал большой глоток, а потом передал Кейт. Хотя день был холодный и облачный и временами начинал идти снег, ее щеки раскраснелись и погорячели.
        Она вернула ему мех, когда закончила.
        — Тебя что-то беспокоит, Грегор?
        — Нет.
        Кейт нахмурилась.
        — Правда? Ты сегодня довольно настойчив. Это как-то связано с тем, что произошло в лесу? Я думала, ты никого так и не нашел?
        — Не нашел. Но там кто-то был. Не просто кто-то. Я насчитал по меньшей мере пять пар следов.
        — Это могут быть простые путники.
        Его рот сложился в тонкую линию.
        — Что?  — удивилась она.
        Грегор метнул в ее сторону серьезный взгляд.
        — Там не просто кто-то проезжал. Они оставались там несколько дней.
        — Откуда ты знаешь?
        — Они сбежали очень быстро и не успели спрятать свой мусор.
        Кейт поморщилась от неприятной мысли.
        — Ну и что с того, что они провели там несколько дней? Почему это так тебя беспокоит? И какое это имеет отношение ко мне?
        — Это не имеет никакого отношения к тебе,  — сказал Грегор.  — По крайней мере прямого. Может, это ничего и не значит. Черт, скорее всего, ничего не значит!
        Он выглядел так неуверенно, что Кейт потянулась к нему.
        — В чем дело, Грегор? Чего ты недоговариваешь?
        Грегор долго смотрел ей в глаза. Наконец он вздохнул и запустил руку в волосы.
        — Думаю, ты имеешь право знать, и поскольку секрет уже вышел наружу, я не совсем нарушу свою клятву.
        — Какую клятву?
        Он огляделся вокруг, словно хотел убедиться, что никто не подслушивает. Увидев, как несколько членов клана слоняются возле бараков, Грегор потянул ее на дальний край тренировочного поля к невысокой деревянной ограде.
        — Я не был до конца честен, когда говорил о своей роли в королевской армии.
        Сердце Кейт остановилось, а затем начало неистово стучать.
        — Не был?
        Он покачал головой.
        — Ты была права. Я не просто лучник.
        Кейт с волнением ожидала продолжения. Грегор вел себя так таинственно и странно, что она занервничала.
        — Ты когда-нибудь слышала о фантомах Брюса?
        Она улыбнулась.
        — Ну конечно. О них все слышали, но…
        Кейт замолчала, глаза вытаращились, а рот открылся от удивления. Неожиданно все стало на свои места. Как будто у нее в голове что-то щелкнуло, и все, что не имело смысла, сложилось в ясную картину.
        — Ты фантом?
        Грегор ухмыльнулся.
        — В некотором роде. Хотя, как видишь, я не привидение, и это была не наша идея изображать их, но слухи оказались полезными и много лет не позволяли врагам выследить нас.
        — Нас? И сколько вас?
        Он помедлил.
        — Я не хочу рассказывать больше, чем тебе нужно знать. Я бы вообще ничего не рассказал, но, кажется, мое место среди гвардейцев теперь раскрыто.  — Грегор коротко объяснил ей, что произошло в Бервике, умолчав о билетах. С него вполне хватило Ястреба, он не хотел выслушивать это еще и от Кейт.  — Мы решили сохранять наши личности втайне не только чтобы уберечься от врагов, но и чтобы защитить наши семьи. Если они не могут добраться до нас, то могут попытаться достать нас через тех, кто нам дорог. Но это было до того, как большинство женились.  — Он улыбнулся.  — Скажем так, возможность хранить секреты от жен лучше работала в теории, чем на практике. Почти всем фантомам удается скрывать свои личности, есть только пара исключений, и теперь я, похоже, стал одним из них.
        — Значит, ты устроил весь этот кошмар сегодня, потому что ты думаешь, мне может грозить опасность?
        Грегор выругался.
        — Я, наверное, перегнул палку, но не хочу рисковать. Если бы я думал, что это обеспечит полную безопасность, я отослал бы тебя с Фаркуаром, вне зависимости от того, как сильно тебя хотел. Но жена или «подопечная» большой роли не играет. Ты, Джон и Патрик — все находитесь в опасности.
        Кейт была еще слишком потрясена услышанным, чтобы ругаться по поводу Фаркуара.
        — А Джон и Патрик знают?
        Он покачал головой.
        — Я думаю, Джон подозревает. Но им обоим придется сказать.
        Кейт уставилась на Грегора, словно увидела его впервые. О таком она и помыслить не могла.
        — Фантом? Поверить не могу. Говорят, вы сверхлюди, которые могут проникать сквозь стены и растворяться в тумане. Говорят, вас нельзя убить. Что вы все великаны и… Она замолчала, кое-что вспомнив.  — Когда вы меня нашли в колодце, на вас на всех были эти жуткие шлемы, черные накидки и пледы. Я сначала решила, что вы демоны. Они тоже фантомы, так?
        Грегор мрачно кивнул.
        — Если я попрошу тебя забыть их имена, ты сможешь?
        — Я попробую, но боюсь, что у меня слишком хорошая память.
        Он криво улыбнулся.
        — Я так и думал. Но я подозреваю, что не смогу скрывать от тебя личности остальных слишком долго.
        — Я никогда не предам твоих друзей, Грегор.
        — Да, но я не хочу, чтобы ты когда-нибудь попала в руки людей, которые вынудили бы тебя это сделать. Как ты относишься к тому, чтобы переселиться на Западные острова, пока война не закончится?
        Кейт скептически посмотрела на него.
        — Ты шутишь, да?
        — Отчасти.  — Грегор убрал за ухо прядь темных волос с ее щеки.  — При мысли о том, чтобы оставить тебя одну, когда Брюс пошлет за мной, мне становится не по себе.
        Кейт тоже не хотелось об этом думать, хоть она и понимала, что это произойдет скоро — может, даже через день после свадьбы.
        — Я буду не одна,  — сказала она.  — Со мной Джон и другие люди твоей свиты. Я постараюсь никуда не отлучаться. И может, у меня нет сверхсилы и навыков фантома, но я в состоянии постоять за себя в случае необходимости.
        Грегор кивнул.
        — Я никогда не думал, что так хорошо иметь жену, умеющую драться.
        Кейт усмехнулась.
        — А я никогда не думала, что выйду замуж за привидение.
        — За фантома,  — сухо поправил он.  — Ну, теперь ты знаешь все мои секреты.  — Она побледнела, но он не заметил и наклонился поцеловать ее в макушку.  — Может, возобновим тренировку с кинжалом?
        Кейт кивнула. Потрясение от новостей Грегора померкло, когда она осознала смысл его слов. Ведь теперь она знает все его секреты, но он по-прежнему не знает ее. И Кейт понимала, что рано или поздно ей придется рассказать ему правду. Она больше не могла убеждать себя, что имя ее отца не имеет для Грегора никакого значения. Вопрос заключался в том — и она его боялась,  — как он отреагирует, когда узнает правду.

        Грегор обхватил Кейт сзади за шею, острое лезвие кинжала прижималось к ее горлу. Он показал ей два способа выбраться. У нее получился первый — навалиться на его предплечье обоими руками, а потом резко ударить его о твердую поверхность — в данном случае по стене барака. Но со вторым у Кейт возникли сложности.
        — Опусти подбородок, чтобы защитить горло,  — велел Грегор.  — И тебе еще нужно потянуть меня за руку и опустить лезвие так, чтобы оно оказалось у твоего плеча, а не у шеи. Поворот должен быть резче. Ты не должна позволить мне опомниться и вернуть лезвие в исходное положение.
        — Я пытаюсь,  — простонала она расстроенно.  — Но мне сложно ухватиться руками во время поворота.
        — Ты слишком много думаешь. Держи руки так, будто нажимаешь мне на руку, и просто используй локоть и упрись головой мне в туловище, чтобы была точка опоры.  — Лицо Кейт снова приняло такое яростное, упрямое, напряженное выражение, что Грегору захотелось смеяться. Боже, если бы она была мужчиной, то могла бы вдохновить легионы одним этим взглядом.  — Готова попробовать снова?
        Она кивнула.
        Грегор только вернул нож в нужное положение, как почувствовал за спиной какое-то движение. Он обернулся, но было слишком поздно. За невнимательность пришлось заплатить. Кейт дернула, повернулась и заломила руку с ножом ему за спину, уложив его на землю, нажимая на вывернутую руку.
        Он выругался. Но не потому, что набрал полный рот грязи — при этом ее нога придавила его спину, а боль в руке была невыносимой,  — а из-за свидетелей. Этот смех он узнает где угодно.
        — Поосторожнее с лицом, парень,  — сказал Максорли со смехом в голосе. Он явно принял Кейт за мальчишку, что неудивительно, поскольку Грегор заставил ее надеть кольчужный воротник на время тренировки с ножом у горла.  — Мы же не хотим, чтобы владельцы билетов были разочарованы.
        Кейт нахмурилась и отпустила Грегора, бросив вопросительный взгляд.
        «Вот черт».
        — Потом объясню,  — бросил Грегор, поднимаясь на ноги. Несмотря на то что ему теперь придется рассказать Кейт про эти дурацкие билеты, он ухмыльнулся огромному предводителю западных горцев, который больше был похож на викинга, чем элитного воина.  — Не беспокойся, Ястреб. Если со мной что-нибудь случится, мы всегда можем показать им тебя и предлагать двух по цене одного.
        Двое других прибывших — Лахлан Макруайри и Артур Кэмпбелл — рассмеялись. Они явно оставили лошадей в конюшне и отправились прямо на тренировочное поле разыскивать соратника.
        — С таким же успехом можно предлагать трех,  — сухо произнес Макруайри.  — Мой кузен так давно женат, что совсем разучился угождать девушкам.
        Максорли самодовольно улыбнулся.
        — Меня интересует удовольствие только одной, и поверь мне, кузен, ей не приходится жаловаться.
        — Как Элли?  — осведомился Макгрегор невинно.  — Я подумывал заскочить в следующий раз, когда она навестит жену Кэмпбелла в Дунстафнаге.
        Коварная ухмылка немедленно испарилась с лица Максорли. Его взгляд помрачнел, мгновенно становясь смертельным.
        — Ты и близко не подойдешь к моей жене, Макгрегор, по крайней мере, если меня нет рядом.
        Грегор поднял бровь и усмехнулся.
        — Нервничаешь, Ястреб? Я-то думал, ты затмил луну и звезды в глазах жены.
        — Скорее осторожничает,  — сухо перебил Кэмпбелл.  — Даже самая разумная девушка может немного ослепнуть и потерять голову в твоем присутствии. Поверь мне, Максорли не единственный рад услышать, что тебя наконец-то стреножили.
        — Ага, так где же девчонка, которой удалось наконец запустить в тебя когти, Прыткий?  — добавил Максорли.  — Мне не терпится с ней познакомиться.
        У Кейт, которая стояла рядом, пока Грегор приветствовал товарищей, наконец закончилось терпение. Она стащила шлем, ткнула его пальцем в грудь, откинула локон с очаровательно чумазого лица и уставилась на будущего мужа.
        — Ага, Прыткий.  — Она бросила взгляд на пораженного Максорли.  — Кстати, весьма подходящее прозвище. Ты тут, обсуждая всяких там девиц, ничего не забыл?
        — Черт подери, Макгрегор,  — выругался Макруайри,  — это девчонка!
        — Тебя побила девчонка?  — изумился Максорли. Он посмотрел вверх, словно ему оттуда улыбаются боги (хотя так оно обычно и было).  — Вот спасибо!
        Без сомнения, пират благодарил их за будущие остроты. Но Грегор скоро отучит своего приятеля издеваться, поскольку тот станет первым, на ком попрактикуется его будущая жена. Ничего не подозревающий викинг окажется на спине в долю секунды. Он с нетерпением ждал этого момента.
        Но сначала пришлось всех представить. После этого даже всегда бесстрастный Макруайри выглядел удивленным. Грегор мог прочитать их мысли. Эта симпатичная малышка в простой тунике, рейтузах и кольчуге и есть та женщина, которую он выбрал в жены? Именно так! Стрела с вызовом уставился на соратников, практически подначивая сказать или хотя бы подумать что-нибудь.
        Кэмпбелл первым вышел вперед и поклонился.
        — Приятно с вами познакомиться, миледи. Простите наши шутки. Мы не имели в виду ничего дурного. Просто нечасто увидишь, как кто-то одолел Макгрегора, не говоря уже о юноше или девушке,  — добавил он с улыбкой.
        Кейт тепло посмотрела на напарника Грегора.
        — Меня не так-то просто обидеть, милорд… Кэмпбелл?  — уточнила она, бросив сконфуженный взгляд на Грегора.
        Грегор криво усмехнулся, угадав источник ее недоумения. Кэмпбеллы и Макгрегоры до начала войны были заклятыми врагами, эта вражда, вероятно, еще возобновится. На самом же деле именно их враждебность в ранние дни в Хайлендской гвардии подала Тору Маклауду идею сделать их напарниками.
        Господь свидетель, это было не единственное неподходящее объединение. Но это сработало. Теперь они с Кэмпбеллом стали как братья. Жаль, что не все варианты сработали так хорошо, расстроился Грегор, вспомнив Сетона и Бойда. Гвардейцы до сих пор приходили в себя после предательства «сэра» Алекса Сетона. Рожденный в Англии и воспитанный в Шотландии, рыцарь оказался неподходящей парой для ярого патриота Робби Бойда. Но никто не мог и представить, что Сетон может их предать.
        Отогнав тревожные мысли, Грегор улыбнулся Кейт.
        — Да, все правильно, Кэмпбелл. Оказалось, у него есть несколько положительных качеств. Но вообще-то он негодяй, так что будь с ним поосторожнее.
        Кейт взглянула вверх на Грегора и негромко спросила:
        — А они?..
        Он усмехнулся. Неудивительно, что она догадалась.
        Сдавшись на участь неизбежного, он кивнул. Грегор понимал, что будет невозможно сохранить от Кейт остальные личности в секрете, раз уж она знает правду. Хотя это случилось раньше, чем он предполагал, ведь он не знал, что его соратники прибудут.
        Однако причина их появления может подождать. Ничто не помешает ему увидеть, как Кейт одержит победу над Максорли.

        Несколько часов спустя четверо мужчин собрались вокруг большого стола в кабинете. Грегор потягивал вино, пытаясь не ухмыляться при виде того, как пират переминается на деревянной скамье.
        Ноющий зад Максорли оказался не единственной наградой Грегора. Ястреб также лелеял отличный синяк, который заработал, когда локоть Кейт ударил сильнее, чем она намеревалась. Кейт была в ужасе, Максорли не проронил ни слова, а Грегор и остальные хохотали до слез.
        — Черт, Стрела,  — произнес Максорли, подкладывая ближайшую подушку на сиденье.  — Поверить не могу, что ты научил свою малышку всем нашим трюкам. Я представить не мог, что девчонка может так драться.
        — В основном это заслуга Джона.  — Грегор ухмыльнулся.  — У нее отлично получается, правда? Я бы и сам не поверил, если бы не видел.
        — Только не позволяйте моей жене это видеть,  — сухо сказал Макруайри.  — Я и так с трудом удерживаю ее вдали от боевых действий. Боюсь представить, что она сделает, если узнает, что женщины тоже могут сражаться.
        Он нервно содрогнулся, и Грегор постарался сдержать улыбку. К слову о необычных парах. Макруайри, наемник без тени преданности, женился на одной из самых ярых шотландских патриоток, Белле Макдуф, бывшей графине Бьюкен.
        — Твоя нареченная крошечная, но удивительно быстрая и проворная,  — сказал Кэмпбелл.  — Она двигается как…
        Его голос прервался. Они все догадались, что он собирался сказать, и протрезвели. «Как Сетон».
        — Что-нибудь известно?  — негромко спросил Грегор.
        Кэмпбелл покачал головой.
        — Пока он сдержал свою клятву.
        — Ты хочешь сказать, сдержал одну из клятв,  — мрачно поправил Макруайри.  — Может, он и не поделился нашими именами с англичанами, но предал нас во всех остальных смыслах. «Сэру» Алексу лучше оставаться в Лондоне и молиться, что никогда больше не встретится ни с одним из нас. Я с удовольствием воткну клинок ему в спину, чтобы отплатить за услугу.
        Никто не ответил, но Макруайри только выразил, хотя и в свойственной ему грубой манере, то, что думал каждый из них. Человек, в прошлом один и их соратников, теперь стал врагом и угрозой для всех.
        — Есть какие-нибудь новости?  — спросил Грегор.
        — Слухи расползаются,  — ответил Кэмпбелл.  — Рано или поздно твое имя станет известно, как Макруайри и Гордона. Тебе следует принять меры предосторожности.  — Он посмотрел на соратника.  — Ты сказал Кейт?
        Грегор кивнул.
        — Только сегодня, перед вашим приездом.  — Он рассказал им о людях в лесу.
        Максорли кивнул.
        — Может, Охотнику удастся что-нибудь обнаружить, когда приедет.
        — Я думал, они с Гарпуном отправились на юг с Эдвардом Брюсом.
        — Так и есть, но ты же не думал, что они пропустят твою свадьбу? Черт, Стрела, во всей Шотландии нет человека, чьей свадьбы мы ожидали бы с б?льшим нетерпением,  — добавил Максорли с ухмылкой.  — Они c Налетчиком привезут разрешение от славного епископа по пути с севера.  — Епископ Сент-Андрус, Уильям Ламбертон был отлично им всем известен. Его поддержка оказалась огромным фактором для нынешних успехов Брюса.
        — Я удивлен, что Налетчик смог оторваться от младенца.
        Жена Бойда — английская жена — родила сына пару месяцев назад.
        — Он был на юге с Гарпуном и Охотником, но подозреваю, что часто наведывался в Килмарнок,  — произнес Кэмпбелл с кривой улыбкой.  — Лед и Святой прибудут с Вождем через пару дней.
        — А Ангел?  — спросил Грегор. Хелен Маккей, в девичестве Сазерленд — жена Магнуса Маккея Святого и сестра Льда Кеннета Сазерленда — была одаренным целителем и стала личным лекарем гвардейцев. Грегор бессознательно потер шрам на шее, оставленный стрелой, которая едва не убила его. Она бы и убила, если бы не Хелен. Он был обязан ей жизнью, и это создало между ними особые отношения, к большому неудовольствию ее мужа.
        Кейт она понравится. Вообще-то они довольно похожи. Обе интересовались делом, которое считается прерогативой мужчин: Кейт — техникой боя, а Хелен — целительством.
        — Святой отправился за ней, как только король получил твое письмо. Он знает, что она подвесит его за яйца, если не сможет увидеть, как ты женишься. Король, Дуглас и Рэндольф тоже прибудут, но пока они заняты подготовкой армии к началу осады.
        Грегор кивнул. Все шло сообразно его ожиданиям.
        — Когда?
        — Через неделю,  — ответил Кэмпбелл с сочувственной гримасой.  — Боюсь, тебе удастся провести всего одну ночь с невестой, прежде чем придется присоединиться к Брюсу.
        Грегор выругался себе под нос. Он надеялся, по крайней мере, на несколько дней. Кейт расстроится. Черт, сам он уже расстроился.
        Но зато он будет готов. Грегор не совсем так собирался очистить голову, но время, проведенное с Кейт, помогло. Прошедшая неделя расслабила его и восстановила для предстоящей битвы. Теперь для Грегора было важно мнение не только Брюса — ему хотелось, чтобы Кейт гордилась им. Он хотел быть тем, на кого она сможет положиться. Стрела не потерял прицела. Если на то пошло, Кейт только помогла его отточить. Он был рад взяться за лук и доказать это.
        — Ну не знаю,  — протянул Макруайри, окинув Грегора долгим взглядом поверх кружки с элем.  — Если судить по тому, как Стрела смотрел этим вечером на свою невесту, я сказал бы, что несколько брачных ночей он уже получил.
        Бессовестный наемник, явно слишком много времени провел в обществе своего языкастого кузена. Грегор бросил на него предупреждающий взгляд и велел сделать нечто физически невозможное. Мерзавец в ответ лишь улыбнулся.
        Разумеется, Максорли — языкастый кузен — не смог удержаться:
        — Поторопился с брачной ночью, а? Так вот что произошло? А мы все гадали, как девчонке удалось так быстро нацепить на тебя кандалы. Хотя после встречи с этой крошкой я понимаю. Это милое личико скрывает коварный ум — и в доказательство у меня есть синяки.
        Стрела сощурился, расправил плечи и наклонился вперед.
        — На что ты, черт подери, намекаешь, Ястреб?
        Он не позволит кому-либо бросить тень на нравственность Кейт или на мотивы его женитьбы на ней.
        Максорли поднял руку.
        — Остынь, Стрела. Ни к чему выходить из себя. Я ни на что не намекаю. Готов спорить, ты не единственный за этим столом, кто не смог дождаться священника. У нас у всех есть точка преломления, моя проявилась пять лет назад. Мы просто уже отчаялись, что ты встретишь свою, вот и все.  — Он откинулся, скрестил руки на груди и ухмыльнулся.  — Нет ничего унизительного в том, чтобы быть пойманным подходящей женщиной. И, насколько я вижу, тебя именно поймали.
        Грегор расслабился и опустился в кресло.
        — Иди к черту, Ястреб. Все совсем не так.
        Ухмылка знаменитого пирата стала самодовольной.
        — Я бы сказал, что именно так.  — Максорли приставил ладонь к уху, как будто прислушался.  — Что это за сокрушительный звук? Должно быть, разбиваются тысячи сердец по всей Шотландии. Самая красивая акула в этом море попалась на крючок.
        Грегор покачал головой.
        — Черт, Ястреб, я собираюсь произнести клятвы, а не выполнять их.
        Максорли отмахнулся от его возражений.
        — Я на себе испытал необычные навыки малышки. На твоем месте я не давал бы ей повода приставить нож к своему горлу или какому-нибудь другому месту.
        Стрела слегка улыбнулся, вспоминая такие же слова Кейт.
        — Он не станет,  — вмешался Кэмпбелл.
        Грегор поднял бровь, услышав, как уверенно говорит его друг, но не стал ничего спрашивать. У Кэмпбелла была необычайная способность видеть то, чего не видят другие. Может, в Грегоре он смог рассмотреть даже то, чего Стрела в себе не видит сам.
        Кэмпбелл нахмурился.
        — Забавно. Она кого-то мне напоминает, но я никак не пойму кого.
        У Грегора мурашки побежали по спине. Он посмотрел на друга.
        — Да, мне тоже все время так кажется.
        Они обменялись взглядами, и Стрела постарался не придавать значения обеспокоенному выражению лица Кэмпбелла. Но оно его не оставило. И позже он вспомнит о нем.
        Но к тому времени будет слишком поздно.
        Глава 19
        Кейт обрадовалась, когда наутро перед праздником Грегор поехал на прогулку с остальными «призраками».
        Ее удивляло, что им так долго удавалось скрывать свои личности. Достаточно было оглянуться вокруг в поисках самых страшных, угрожающе выглядевших людей, и поиски можно прекращать. И если бы она не собиралась замуж за самого красивого мужчину в Шотландии, то заметила бы, что все они необычайно привлекательны. Высокие. Мускулистые. Все вместе они выглядели довольно впечатляюще.
        Однако больше всего Кейт порадовало, что Грегор взял с собой лук и на этот раз собирался им воспользоваться. Отсутствие лука на его спине волновало ее больше, чем она могла бы предположить. Кейт не помнила, когда в последний раз Грегор проводил столько времени без практики. Но, кажется, странный перерыв подошел к концу. Наверное, потому, что скоро он возвращается на войну. У Кейт сердце остановилось, когда прошлым вечером после ужина Грегор рассказал ей.
        Всего через день после свадьбы? Это нечестно!
        Уже не впервые она проклинала своего отца, хотя на этот раз не за то, что бросил ее, а за то, что отбирает любимого мужчину.
        «Ты должна ему рассказать». Кейт понимала, что не может скрывать это от Грегора вечно. Это бы, может, и не имело значения, если бы он просто состоял в армии Брюса, но тут все иначе. Совсем иначе.
        Она ему расскажет. Как только представится возможность. Сейчас же собралось столько гостей, что было сложно, практически невозможно поговорить наедине. Но прежде чем уехать, Грегор наклонился и прошептал Кейт на ухо: «Сегодня». Единственное слово наполнило душу Кейт глухим ожиданием, которое заставляло ее трепетать от предвкушения.
        Этот трепет предвкушения мучил ее целый день. Негодяй! Он хоть понимает, что сделал? Вероятно. Определенно!
        Она чувствовала, что краснеет в самые неподходящие моменты. Когда была в кухне с Этти, наблюдая за приготовлением поросенка, и одна из служанок упомянула, с каким нетерпением ждет праздника. Когда девушка спросила, рада ли Кейт тоже, то ее щеки вспыхнули вовсе не от мыслей об угощении.
        Страдания Кейт только усилились, когда долгожданный праздник начался. И хотя хозяйские обязанности Грегора не оставляли ему времени на разговоры, она сидела рядом с ним за столом, и не однажды его рука будто случайно касалась ее, предплечье задевало грудь, а бедро прижималось к бедру, заставляя Кейт подпрыгнуть. Его дядя Малкольм, глава Макгрегоров, сидевший по другую сторону от невесты, не раз бросал на нее странный взгляд и наконец спросил, в чем дело. Метнув укоризненный взгляд в направлении Грегора, Кейт отодвинулась от последнего на несколько дюймов.
        Но расстояние не слишком помогло. Каждый раз, когда их взгляды встречались, Кейт видела выражение лица Грегора и краснела до корней волос. Она не раз сбивалась с мыслей, отчего постыдно теряла нить разговора с бесконечным потоком поздравлявших ее людей.
        Во время танцев после обеда стало еще хуже. Грегор не упускал ни одной возможности дотронуться до нее. Рука задерживалась слишком надолго… прикосновение к талии во время очередной фигуры. К концу первого танца она раскраснелась, задыхалась и была так возбуждена, что, ей казалось, все видят, как невесте натерпится стащить с жениха темно-синюю бархатную тунику и довести его до потери сознания. Угрожающе выглядящий пират Лахлан Макруайри подхватил Кейт однажды и посмотрел на нее, подняв одну очень темную бровь — она могла бы поклясться с усмешкой. Кейт пришла в такой ужас, что мечтала забраться под стол, дабы спрятаться от посторонних глаз.
        К сожалению, не она одна смотрела на своего суженого так, словно не может его дождаться, чтобы проглотить. Обычная стая женщин слетелась к его ногам. Но Грегор не давал Кейт повода ревновать. Хотя он вел себя по обыкновению очаровательно и вежливо со всеми танцующими дамами, фривольные взгляды и прикосновения были предназначены для нее одной. Только когда она увидела его танцующим с Шинейд, то ощутила укол чего-то похожего на ревность. Может, Кейт понадобиться больше времени, чтобы забыть о том поцелуе.
        Но она быстро поняла, что ей не о чем волноваться. Щит недосягаемости, который отделял Грегора от остального мира, вернулся на место. Прошло так много времени, что Кейт почти забыла, каково это. Но с ней он им не пользовался. Она одна смогла пробиться сквозь его броню.
        К тому времени как зажгли люстру, Кейт не могла дождаться окончания праздника и наступления ночи. Она собиралась заставить Грегора поплатиться за все подначки.
        Но Грегор не заставил ее ждать. Вскоре он подошел к ней сзади, пока она разговаривала с Джоном, и пробормотал ей на ухо: «Вино».
        Кейт не требовалось спрашивать, что он имел в виду. Уголком глаза она заметила, как Грегор скрылся за перегородкой, ведущей в небольшую комнату, где хранилось вино.
        Пульс Кейт участился от предвкушения. Она практически слышала земляной, древесный запах бочек. Практически чувствовала его губы на своей шее, прикосновения его кожи, тепло и твердость его тела…
        Им следует поторопиться, если не хотят, чтобы их хватились. Но почему-то спешка только усиливала предвкушение.
        Кейт подождала, как ей показалось, достаточно долго, прежде чем выскользнуть вслед за ним.
        Однако она сделала всего несколько шагов, когда услышала кого-то позади и обернулась. Она застыла, тело инстинктивно подготовилось к неприятному разговору.
        — Вот ты где, Катерина,  — произнесла Шинейд невинно, словно они встретились случайно.
        Кейт оглянулась вокруг, с удивлением не заметив ее верных приспешниц.
        — Ты искала меня, Шинейд?  — Она мило улыбнулась.  — Странно, что ты меня не заметила. Я сидела за столом рядом с лэрдом.
        Кейт должна была признать, что видеть злость на лице женщины, чьи ядовитые слова мучили ее годами, доставляло ей почти детское удовольствие. Но оно скоро сменилось сожалением. Она не должна позволять Шинейд так ее задевать. Кейт не была недоброжелательной или злорадной.
        По-крайней мере обычно. Но что-то в этой женщине вызывало в ней худшие чувства. Насмешки Шинейд, ее вечные придирки, ее снисходительность и неприязнь напоминали Кейт о ее детстве и о том, что она была безродным ублюдком — ребенком, который отчаянно боролся за место в мире, смотревшем на нее свысока. Место, которое стало значительно хуже, когда человек, которого Кейт считала идеалом, бросил ее.
        Взгляды Шинейд заставляли Кейт чувствовать себя ничтожеством, отчаянно пытавшимся доказать остальным свою значимость. Она чувствовала себя как пятилетний ребенок, который, получив красивое платье, считает себя принцессой.
        От этого ей хотелось сорваться. Хотелось злорадствовать и опуститься до отвратительного уровня Шинейд.
        Но Кейт не должна злорадствовать. Ей не нужно ничего никому доказывать. Она честно завоевала Грегора. Он с ней не потому, что ее отец оказался королем — она до сих пор не могла поверить, что красивый юный граф, который сидел на грязном полу в коттедже ее матери и играл с ней, был королем!  — и не из-за женских хитростей или размера груди.
        Она стиснула зубы. Она будет вести себя благородно, чего бы ей это ни стоило. Более приятным голосом Кейт добавила:
        — Я что-то могу для тебя сделать, Шинейд?
        — Я тебя недооценила,  — произнесла та, неприятно сверкнув глазами. Она окинула Кейт долгим взглядом, разглядывая сверху донизу ее зеленое бархатное платье.  — Ты явно знала, о чем говоришь, когда заявила, что заставишь его на тебе жениться.
        Кейт напряглась.
        — Я этого не говорила!  — «Или сказала»? Она прикусила губу.  — Я вовсе не это имела в виду.
        Шинейд явно удивилась ее возражениям.
        — А что еще ты могла иметь в виду? Ты все очень ясно сказала. Ты сказала, что самый красивый мужчина в Шотландии женится на тебе, даже если тебе придется его заставить. Ты была очень уверена в себе и настроена весьма решительно. Ты разве не говорила что-то вроде «если думаешь, что у меня не получится, то ошибаешься»?
        Кейт поморщилась. Господи боже, она действительно так сказала? Это звучит так… отвратительно.
        Шинейд, может, и не совсем повторила ее слова — Кейт ничего не говорила о том, чтобы заставить Грегора,  — но смысл передала верно.
        — Ну и как тебе это удалось?  — продолжала Шинейд.  — Ты что, разделась и залезла к нему в постель, чтобы ему пришлось на тебе жениться?
        Щеки Кейт горячо вспыхнули. Все было совсем не так! Ей приснился кошмар, и это просто… случилось. «Потому что ты дотронулась до него, когда он собирался уйти. Ты хотела его заставить. Хотела его соблазнить». Но в тот момент Кейт совсем не думала о браке!
        Но, может, часть ее все-таки знала, чем это кончится?
        Кейт побледнела. Нет! Она не позволит Шинейд это сделать.
        — Разумеется, нет!  — возразила она.  — Как ты смеешь делать такие намеки! Это касается Грегора и меня и вовсе не твое дело!
        Но Шинейд вцепилась в ее совесть, как собака в мясистую кость.
        — Так и было! Я знала, что должно быть объяснение. С какой еще стати Грегор Макгрегор вообще посмотрел бы на такую, как ты?  — Ее взгляд упал на грудь Кейт, а губы скривились.  — Если ты, конечно, не прячешь там больше, чем кажется.
        «Такую, как ты»… От презрительного тона другой женщины что-то внутри Кейт сорвалось. Она не позволит себя оскорблять! Не кому-то вроде Шинейд.
        — Почему на такую, как я? Может, потому, что находит меня привлекательной внутри так же, как и снаружи? Может, потому, что мне есть что предложить, помимо превосходно уложенных золотых локонов и огромной груди?  — Кейт ответила на каждую каплю презрения.  — Тебе не следует быть столь откровенной. Твое платье не оставляет ничего воображению. Иногда мужчинам нравится немного тайны, особенно если больше нечего предложить.
        Шинейд задохнулась. Ее взгляд стал ледяным.
        — Ты притворяешься такой правильной и высоконравственной, а сама заманила мужчину в ловушку. Если бы я хотела опуститься так низко…
        — То оказалась бы в постели в одиночестве,  — выплюнула Кейт. Она была в таком бешенстве, что даже не слышала, что говорит. Сейчас она могла думать только о том, что впервые не обязана выслушивать чьи-то издевательства. Она не должна чувствовать себя ниже.  — Ты обманываешь себя, если считаешь иначе. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты завидуешь. Тебе невыносима мысль, что девчонка, которая не была достаточно хороша, чтобы быть твоим другом, вдруг смогла получить то, что ты хотела сама.  — Она сделала шаг в ее сторону.  — Но я победила, Шинейд. Он хочет не тебя, а меня, и тебе придется с этим смириться.
        Взгляд Шинейд, прикованный к ней, неожиданно сместился налево над плечом Кейт и на чем-то остановился.
        Нет, на ком-то.
        Сердце Кейт ушло в пятки. Кровь застыла в ее жилах. Ей не надо было оборачиваться, чтобы знать, кто стоит за ее спиной.
        Шинейд улыбнулась.
        — Милорд, я просто хотела поздравить Кейт с победой.
        Как давно он там стоит? Кейт повернулась и встретила его невозможно холодный и безразличный взгляд. В его глазах не было ничего, кроме пустой темноты.
        «Достаточно давно».
        Каждое произнесенное слово возвратилось к ней одной позорной волной ужаса. Кейт захотелось проглотить свой дурацкий язык. Но теперь уже поздно. Как она допустила, чтобы Шинейд так вывела ее из себя?

        Грегор пожалел, что не остался в кладовой. Но Кейт не было очень долго, и он решил, что она его, возможно, не поняла. Он услышал голоса, как только открыл дверь, и узнал тихий тон Кейт и более резкий Шинейд.
        Он стоял там все это время. Но обе женщины были так заняты своей перепалкой, что совершенно его не заметили.
        Жаль, что не заметили.
        «Выйти замуж за самого красивого мужчину в Шотландии… заманить… заставить жениться… если думаешь, что у меня не выйдет, то ошибаешься». Он дернулся, не в состоянии постичь того, что услышал. А ответ Кейт? Хвастовство и насмешки вместо того, чтобы отрицать. А потом она нанесла последний удар, ее слова не оставили никаких сомнений: «то, что ты сама хотела получить».
        «Получить». Как будто он какой-то чертов приз!
        Он чувствовал, как внутри все перевернулось.
        Проклятье, только не Кейт. Это не может быть правдой. Кейт на такое не способна. Она слишком честная для подобных игр. Она не столь поверхностная и коварная, как Шинейд и ей подобные, даже если на какое-то мгновение говорит те же слова. Ему не понравилась эта злобная, хвастливая сторона Кейт. Все же он не хотел в это верить.
        «Держи себя в руках,  — велел он себе.  — Успокойся. Это же Кейт». Его Кейт.
        Но ее слов было достаточно. Почему она ничего не отрицает и соглашается со всем, в чем ее обвинила Шинейд? Почему бросает свою «победу» другой женщине в лицо? И потом это выражение, ее лицо, когда она обернулась и выдавила потрясенное:
        — Грегор!
        Ужас. Вина. Стыд. Он увидел гремучую смесь эмоций на ее лице, и его сомнения начали крепнуть.
        Грегор посмотрел на Шинейд, и ее довольная кошачья улыбка укрепила их еще больше. Но будь он проклят, если позволит этой тигрице увидеть, как глубоко проникли ее когти!
        — С победой?  — лениво спросил он.
        Шинейд улыбнулась.
        — Это просто такое выражение, милорд. Большое достижение для девушки вроде Катерины, получить предложение от человека вашей… репутации.
        Кулаки Грегора непроизвольно сжались. Он точно знал, о какой репутации она говорит.
        — Девушки вроде Катерины?
        Шинейд вспыхнула, видимо сообразив, как ядовито это звучит.
        — Я только хотела сказать, что она все-таки сирота, милорд.
        Он точно знал, что она хотела сказать.
        Кейт, кажется, оправилась от шока. Она схватила его за руку.
        — Грегор, я…
        Он перебил ее, не желая выслушивать объяснения, по крайней мере не сейчас.
        — Я вижу, ты посвятила Шинейд в нашу небольшую шутку,  — сказал он.
        Кейт была так же удивлена его улыбкой, как и его словами.
        — Шутку?
        Грегор повернулся к Шинейд.
        — Кейт рассказала мне о вашем разговоре. Мы посмеялись, как он совпал по времени с нашим объявлением, но никак не думали, что кто-нибудь нам поверит.  — Он одарил ее медленной смертельной улыбкой.  — Я похож на мужчину, которого может обвести вокруг пальца неопытная девчонка?
        Шинейд сильно покраснела, ее щеки стали ярко-пунцовыми.
        — Разумеется, нет. Мы просто удивились внезапному объявлению, вот и все.
        — И поэтому решили поговорить о причинах?  — Его взгляд стал мрачным.  — Я надеюсь, вы не распространяете слухи и не злословите о моей невесте, мисс Макиан?
        Глаза девушки распахнулись от не слишком прикрытой угрозы в его голосе.
        — Нет, конечно же нет!
        — Хорошо,  — сказал Грегор, ни на минуту ей не поверив.  — Тогда я полагаю, мы больше подобного не услышим. И вы поправите любого, кто станет повторять эту отвратительную ложь?  — Он бросил настойчивый взгляд на ядовитую блондинку, а затем повернулся к Кейт, которая смотрела на него с явным облегчением.
        Нервно закивав, Шинейд пробормотала что-то нечленораздельное и удалилась — ей явно не терпелось покинуть коридор.
        — Спасибо,  — сказала Кейт, положив ладонь на его руку.
        Заметив, как Грегор напрягся, она посмотрела на него вопросительно. Искреннее выражение ее очаровательного лица только усугубило положение.
        Его лицо стало каменным.
        — За что?
        — За то, что защитил меня. За то, что достаточно доверяешь мне, чтобы понимать, что то, что сказала Шинейд, неправда. Я не собиралась загонять тебя в ловушку, Грегор.
        Его рот сжался, нарастающая внутри горечь грозила вылиться наружу расплавленным горячим потоком.
        — Да неужели? Тем не менее именно так и вышло. Ты, кажется, все обсудила со своей подругой — или бывшей подругой. Кажется, она воспроизвела ваш разговор весьма достоверно. С твоей стороны было много хвастовства, но не слишком много отрицаний.
        Он ожидал потока отрицаний и заверений, что все это ложь. Вместо этого Кейт виновато вспыхнула.
        — Если ты мне не веришь, зачем все это ей сказал?  — Внезапно причина стала ей очевидна.  — А-а.
        Да, и того, что его обвели вокруг пальца, было вполне достаточно. Грегор не собирался распространяться об этом всем и каждому. Сама мысль о том, что он стал жертвой таких махинаций — быть вынужденным жениться и стать разыгранным призом,  — вызывала отвращение. Именно этого он пытался избежать всю свою жизнь.
        Этим занимались другие женщины. Не Кейт.
        Ладонь на его руке напряглась. Она приблизилась. Тепло ее тела и легкий аромат волос дразнили и без того натянутые нервы. Грегор должен побороть желание, которое даже сейчас — когда он чувствует, словно кто-то вонзил кинжалом ему в грудь,  — никак его не отпускает.
        — Пожалуйста, Грегор, выслушай меня. Это не то, что ты думаешь.
        Кейт понятия не имеет, как ему хочется ей верить.
        — Значит, ты не говорила, что заставишь «самого красивого мужчину в Шотландии» жениться на тебе? И не пыталась сделать все возможное, чтобы «заполучить» меня?
        Он с трудом мог произнести эти слова — так нелепо они звучали. При мысли о том, что Кейт могла сказать нечто столь пустое и коварное, ему становилось плохо. Она не такая. Она совсем другая.
        Тогда почему она этого не отрицает? Почему ее лицо полыхает стыдом и виной? Почему она смотрит на него с паникой в больших темных глазах?
        — Это звучало совсем не так. Я никогда не говорила, что заставлю тебя. Это слова Шинейд, а не мои.  — Выступившие на глазах слезы свидетельствовали об искренности.  — Я знаю, это звучит ужасно, но ты должен понять, какие у нас с Шинейд отношения. Она всегда пытается найти способ меня унизить и заставить чувствовать себя ничтожной. Я больше не могла слушать, что я никому не нужна, что веду себя как мальчишка и что любовь между нами совершенно невозможна. И когда она загнала меня в угол в церковном дворе, я сорвалась. Это было на следующий день, после той ночи в коридоре, когда ты обнял меня, и я поняла, что ты тоже что-то чувствуешь. Я знала, что мы созданы друг для друга, и это показалось мне подтверждением. И когда она стала дразнить меня, что ты можешь жениться на мне, только если я тебя соблазню, но для этого у меня нет необходимых качеств, я сказала ей, что она ошибается. Я знаю, что это было отвратительно и глупо, но я ничего не могла поделать. Так же, как сегодня. Она вызывает во мне самые худшие порывы.
        Кейт заморгала от слез, и Грегор видел, что ее боль настоящая.
        — Тебе никогда не хотелось бросить что-то в лицо тому, кто был с тобой жесток? Я знаю, что это ребячество, но я столько наслушалась насмешек в детстве, что, когда подвернулась возможность, не смогла сдержаться.
        Он понял, что ее дразнили в детстве, и от такой несправедливости ему самому захотелось сорваться. Так что да, это он мог бы понять. Если бы это был просто разговор, он мог бы понять. Но дело не только в этом.
        Грегора весьма эффективно принудили к браку, когда обнаружили его в постели с Кейт — в постели, которую он пытался покинуть, пока Кейт так дерзко до него не дотронулась. Такое прикосновение не должно было соблазнить мужчину с его опытом, но у Кейт это получилось.
        Он снова пытался уйти утром после ее странного исчезновения, и она снова его остановила. Очень настойчиво. Теперь он вспомнил. Она очень настаивала, чтобы он остался. Тогда Грегор решил, что Кейт просто не готова, чтобы ночь закончилась, так же, как он, но, может, тут скрывался какой-то иной замысел? И еще ему вспомнилась ее странная реакция, когда он пошутил насчет того, чтобы быть «пойманным». Тогда он принял ее за невинность, но что, если это не так? Что, если это было чувство вины?
        Ему хотелось верить Кейт, но он не мог игнорировать все эти вопросы.
        — И твой кошмар был совпадением? Я думал, у тебя их давно не было.
        Кейт уставилась на него, ее исполненный боли взгляд заставлял чувствовать себя виноватым только за то, что спросил.
        — Я говорила тебе, почему мне приснился кошмар. Это из-за человека, которого я видела.
        — Да, ты так и сказала.
        Она отстранилась, в ее глазах блеснули первые признаки обиды и ярости.
        — Господи боже, Грегор! Ты что думаешь? Что я все придумала, заманила тебя к себе в постель, соблазнила, а потом подстроила так, чтобы нас поймали? Ты считаешь меня гораздо предприимчивее, чем я того заслуживаю.
        Может так, а может и нет. Хотя это и кажется маловероятным, учитывая разницу в возрасте и опытность, они оба знали, что Грегор к ней слишком неравнодушен и из последних сил борется с желанием и практически дошел до точки.
        — И все же именно это и произошло.
        Кейт выдержала его взгляд.
        — Я не делала того, в чем ты меня обвиняешь, Грегор. Я ничего не планировала. Просто все случилось как случилось. Может, мне жаль, что подтолкнула тебя, когда дотронулась,  — поэтому мне было стыдно перед Шинейд — но я не пыталась заставить тебя жениться, я хотела, чтобы ты перестал отрицать свои чувства ко мне. Я люблю тебя. Я бы никогда тебя не обманула и ничего не подстроила. Я надеялась, что ты это понимаешь и без моих слов. Я сожалею о разговоре с Шинейд. Это была глупость и ребячество, и мне не следовало говорить о тебе как о призе, который надо выиграть. Это недостойно меня и моей любви к тебе. Но я тебя не обманывала и ни к чему не принуждала.
        Она стояла величественная, как королева, и ждала, пока Грегор что-нибудь ответит. Когда он ничего не сказал, она опустила взгляд, словно он ее разочаровал.
        — Подумай об этом, Грегор. В глубине души ты знаешь, что это правда. Я не Изабел.
        Нет, она не такая. Он смотрел, как она уходит, высоко подняв голову и расправив плечи, и хотел ей верить, несмотря на все услышанное. Кейт говорила так искренне, и все, что он знал о ней — или думал, что знает,  — подсказывало, что она сказала правду. Она любила его, она понимала его, она не стала бы делать ничего такого, зная, как он презирает подобные махинации.
        Но любовь не исключает предательства. И любовь не будет иметь никакого чертова значения, если он узнает, что она ему врала.
        Грегор подождал немного, чтобы остыть и позволить эмоциям немного угаснуть. Он поверит ей — пока.
        Но слишком много в той ночи его беспокоит. И он не сможет забыть об этих вопросах, пока не получит ответ хотя бы на некоторые из них.
        Грегор получил ответ на свои вопросы быстрее, чем ожидал. Первым, кого он встретил по возвращении в многолюдный зал, был его брат. Одним беспечным предложением Джон разрушил последние надежды на оправдание Кейт.
        — Она послала за мной.  — Не колеблясь, ответил Джон, когда Грегор спросил его, почему он появился в комнате Кейт тем утром. Джон наслаждался щедро лившимся на пиру элем и ухмылялся, не понимая, какие последствия могут иметь его слова.  — Сказала, что что-то важное.
        — И это не могло подождать до утра?
        Джон пожал плечами.
        — Я волновался. Мальчишка что-то говорил про кровь, поэтому я разбудил Этти и Лиззи.  — Он нахмурился.  — Интересно, чего она хотела?  — Он криво улыбнулся.  — Ну, я полагаю, все обошлось.
        Еще как обошлось — именно так, как она рассчитывала. Горький привкус предательства наполнил рот Грегора… его легкие… его грудь. Он обжигал внутренности, как кислота. Чтобы его погасить, требовался виски. Но пламя только разгоралось сильнее.
        До этого момента Грегор не понимал, насколько хочет ей верить. От того, что Джон подтвердил ее обман, ему стало только хуже. Грегор подозревал, что тем утром что-то шло не так. Теперь Кейт, должно быть, послала за его братом, когда надолго ушла из комнаты. Поэтому она не хотела, чтобы Грегор ушел после ее возвращения.
        Какой же он идиот! Как он мог поверить, что она и правда его любит? Его! Не его репутацию и все прочее дерьмо к ней в придачу.
        Она такая же, как Изабел, а он просто слепец. Кейт использовала его, чтобы одержать какую-то «победу» над своими друзьями. И у нее получилось. Маленькая «сиротка», которая казалась такой искренней, заманила человека, который считал, что его нельзя заманить. Она превратила прожженного циничного мужчину во временного «верующего».
        Грегор бы посмеялся, если бы не чувствовал такой боли. Его злила именно боль. Он не хотел этого признавать, но Кейт добралась и до его сердца. Черт, он действительно влюбился в нее.
        Изабел ранила его гордость, но Кейт поступила гораздо хуже. Она заставила его чувствовать. И если это и есть любовь, то Грегор не желает иметь к ней никакого отношения. Он и так был в полном порядке, но позволил себе быть пойманным в игре какой-то девчонки.
        Но теперь все кончилось. Его глаза открылись — широко открылись, черт подери. И скоро ее тоже откроются. Она, может, и заставила его жениться, но больше она ничего не «получит». Он достанется ей таким, какой есть, или не достанется вообще.
        Он осушил стакан и налил новый. Новый год все-таки, черт подери. Через неделю он женится. Какая разница, что невеста сделала из него круглого дурака? Пришло время праздновать. И он собирается хорошо провести время.

        Кейт возвратилась в зал и изо всех сил старалась делать вид, что ничего не случилось. Но она улыбалась натянуто, слушала невнимательно, а сердце щемило. Ей казалось, что кто-то прошелся молотом по ее счастью и разбил иллюзию, как стекло.
        Она не знала, насколько хрупка их связь с Грегором, пока не объявилась Шинейд и не сломала ее несколькими беспечными словами и полуправдой.
        Кейт стыдилась разговора с Шинейд. Она не должна была хвастать о своих отношениях с Грегором или говорить о браке с ним, как о каком-то соревновании, в котором он приз, особенно если знала, насколько его беспокоит, когда о нем думают в таком свете.
        Этот поступок делает ее ничуть не лучше бесконечных женщин, которые пристают к нему, потому что он самый завидный мужчина в Шотландии, и пытаются заманить его своими кознями. Она не такая, как эти женщины. Которые пытаются его соблазнить, которые хотят выйти за него замуж не потому, что любят, а потому, как он выглядит и кем является. Он должен понимать разницу — ведь так?
        Но говорить о нем так было неправильно, и Кейт глубоко сожалела. Она думает о нем совсем не так, и ему не следовало слышать разговор, который может стать поводом усомниться в ее искренности и глубине чувств.
        Она не слепая. Разумеется, ей нравится его внешность. Но Кейт видит дальше этого. Она видит человека, который мог бы получить королевство, но хочет проявить себя на своих условиях. Она видит человека, в которого когда-то никто не верил, даже собственная семья, но который все-таки стал тем, на кого можно положиться. Кейт видит того, кто пожалел брошенную всеми девочку и дал ей дом, семью и способ держать кошмары под контролем, посоветовав научиться мужским навыкам. Она видит то, что делает его одним из лучших воинов в Шотландии, и глубину сострадания к тем, кого он убил, которая делает его хорошим человеком.
        Может, Кейт и заслуживает неодобрения и гнева за свой разговор с Шинейд, но несколько бездумных слов стоят далеко от обмана и подлости, в которых Грегор ее обвинил. Ее беспокоило, как быстро он был готов принять ее вину. Она бы никогда не попыталась принудить мужчину — любого мужчину — к браку. Грегор должен был это знать, как бы ужасно все ни прозвучало.
        Надо признать, это действительно звучало плохо, и, учитывая происшествие с Джоном и остальными видевшими их, это выглядело плохо. Но Кейт ранили его недоверие и холодный, бесчувственный взгляд, которым он на нее смотрел после недолгой паузы. Если он так просто отступился от нее, может, она знает его не так хорошо, как думала?
        «Сердцеед». Она вспомнила, что о нем говорят. Кейт убеждала себя, что это пустые слова, что Грегор способен на чувства. Он заботился о ней, может, даже любил ее. Когда он обо всем подумает, то поймет правду.
        Но она была разочарована, обижена и зла — точно не в настроении для веселья. Кейт заставила себя улыбаться и потанцевала с его дядей, а потом с ровным потоком других гостей. «Все будет хорошо»,  — убеждала она себя. Грегор придет в чувство. Ему, без сомнения, будет стыдно за то, что не верил ей, и позже он найдет способ загладить свою вину.
        Но вечер продолжался, и в мысли о грешных поцелуях и жарких извинениях Кейт становилось верить все сложнее. Грегор совсем не выглядел как человек, который о чем-то сожалеет.
        По возвращении в зал Грегор недолго поговорил с Джоном, велел принести виски и продолжал снова и снова наполнять кружку крепким напитком, который обычно употреблял очень редко и не в таких количествах.
        Но количество выпивки было не самым худшим. Все легкомысленные взгляды и прикосновения, которые предназначались только для Кейт, теперь раздавались свободно и без разбора.
        Грегор ни разу не посмотрел на нее с момента возвращения в зал. Но его друзья смотрели. Озабоченные взгляды, которые бросали в ее сторону остальные фантомы и Джон, никак не помогали это выносить. Когда одна из служанок каким-то образом оказалась на коленях у Грегора после того, как нагнулась, чтобы в очередной раз наполнить кружку — и ее обширная грудь практически очутилась у него под носом,  — Кейт потеряла терпение. Она не позволит обращаться с ней так, словно она для него пустое место.
        Кейт проследовала в угол зала у камина, где Грегор развалился, словно какой-то пьяный султан, и уставилась на него, пока хихикающая служанка ее не заметила и не посчитала за лучшее сползти с его колен и испариться.
        Толпа стоявших вокруг мужчин — наверное, для того, чтобы оградить ее от того, что она видела,  — медленно рассосалась.
        Не желая устраивать сцену, Кейт заговорила негромко, сквозь стиснутые зубы и с натянутой улыбкой:
        — Что ты делаешь?
        — А на что это похоже?  — ответил Грегор, сощурившись, с опасным блеском в глазах, которого она не видела прежде.  — Праздную Новый год.
        — Похоже, что ты уже вдоволь напраздновался,  — сказала она, указывая взглядом на кружку.
        От его неприятной улыбки у Кейт по спине побежали мурашки.
        — Я еще даже не начинал. Вечер в самом разгаре.  — Грегор встал более решительно, чем, как ей казалось, способен после всего выпитого виски, и, проглотив остаток содержимого кружки, грохнул ею об стол перед носом Кейт.  — Ты пока мне не жена, Кейт. Тебе лучше об этом помнить.
        Она втянула воздух. Сердце замерло в груди. Значит ли это, что он больше не хочет жениться на ней?
        — Что это значит?
        Он мрачно посмотрел на нее с чувством, которого она не поняла.
        — Это значит, что я знаю правду. Это значит, что ты, может, и выиграла маленькую игру со своей подружкой, но не пытайся стоять у меня на пути.
        Предупреждение было понятно. Он явно до сих пор ей не верит.
        — Грегор, не надо так. Мы должны поговорить.
        Его взгляд превратился в черный, беспощадный лед.
        — Да, еще как должны, и мне есть, что тебе сказать. Но сейчас не подходящий момент. Не выводи меня из себя, Кейт.
        Она отпустила его и беспомощно смотрела ему вслед. Что значит «Я знаю правду»? Если бы он знал правду, то не вел бы себя так. Но было ясно, что он не в том состоянии, чтобы мыслить разумно. Он сказал — они поговорят. Завтра… завтра все прояснится.
        Глава 20
        Завтра наступило и прошло, а ничего не разрешилось. Прохладный свет дня и свободная от виски голова не принесли Грегору неожиданных прозрений или разумных причин мотивов Кейт или их смысла получить его предложение.
        И он не дал ей шанса объяснить. Он пропустил завтрак и заперся в кабинете с Ангусом, Брайаном и Кормаком — своими доверенными людьми — на все утро.
        Большинство гостей оставались на свадьбу, и он не мог пропустить обед, хотя Кейт думала, что сделал бы это, если бы нашел подходящую отговорку. Он сидел рядом за главным столом на помосте, но между ними было такое расстояние, что он с таким же успехом мог находиться в Англии. Он говорил с Кейт, только когда это было необходимо, и так безразлично вежливо, что ей становилось больно. Вчерашние непринужденные отношения и близость испарились, словно их вовсе никогда не существовало.
        С гневом Кейт нашла бы, как справиться. Но слепое признание ее вины и неизвестный приговор — когда она не может ничего возразить и не знает наказания — с этим бороться сложнее. Если она раньше считала Грегора недосягаемым, то это было ничто в сравнении с отдаленностью и безразличием, которые окружали его, словно ледяной щит, теперь.
        Но она пыталась. Она пыталась поговорить с ним за трапезой, но он или отмахивался от нее, или вовлекал окружающих в разговор, чтобы не обсуждать ничего личного. Как только обед закончился, он извинился и присоединился к остальным фантомам за столом. Через несколько минут они уехали. На охоту, как сообщил ей Джон.
        Она осталась развлекать гостей и притворяться, что все хорошо. Притворяться, что ничуть не обижена его поведением. Притворяться, что не видит жалостливых взглядов в свою сторону. Притворяться, что не обеспокоена.
        Что, если он откажется ей верить?
        К концу дня Кейт окончательно вышла из себя. Она надеялась, что ей не придется оправдываться, но больше не могла это терпеть. Если Грегор не хочет с ней говорить, значит, она заставит его себя слушать.
        Пожелав спокойной ночи детям, она вернулась на второй этаж, но не в свою комнату. Вместо этого она заняла пост у окна комнаты, где ночевал Грегор до того, как переселился в бараки. В отличие от ее спальни окна этой выходили на двор и ворота.
        Поскольку комната временно пустовала, никто не зажег жаровню и темная спальня была так же холодна и заброшена, как чувства Кейт. Пусть и не слишком просторная, старая башня была дворцом в сравнении с крошечным коттеджем, где она выросла, но Кейт здесь нравилось. Это был дом. Стащив с кровати подбитое мехом покрывало, она завернулась в него, села на деревянную скамью и ждала, глядя на ворота, не покажутся ли всадники.
        Разумеется, они скоро вернутся? Хотя было всего семь или восемь часов, уже давно стемнело.
        Но прошел час, а затем другой. Количество людей во дворе сократилось, пока не остались только ночные стражники.
        Замок погрузился в безмолвие. Свеча, которую Кейт принесла с собой, догорела. Веки потяжелели.
        Она осознала реальность. Грегор не вернется. По крайней мере, не сегодня. Может, и…
        Она не позволила себе завершить мысль. С чувством, похожим на отчаяние, Кейт свернулась на кровати, где они занимались любовью бессчетное количество раз, и постаралась не думать о плохом.
        Он вернется, и тогда она с ним поговорит. Прошел всего день. Ничего страшного не может случиться за день. Все будет хорошо.
        Но она долго не могла уснуть.

        Кейт пробудилась словно от одурманенного сна. Лязг. Стук. Стук. Звуки проникали в ее помутненное сознание. Она села. Это были звуки, которых она ждала всю ночь… лошади!
        Под раскатистый лай она выскочила из кровати и подбежала к окну.
        Схватившись за деревянную раму побелевшими костяшками пальцев, она выглянула наружу. Ее сердце разочарованно упало. Это не всадники возвращались, это кто-то уезжал. Она узнала Брайана, когда тот проезжал через ворота.
        Господи боже, да что такое с щенком Пипа? Он метался перед воротами и истошно лаял. Наконец кто-то подхватил его и понес обратно в конюшню.
        Пипу следует лучше смотреть за малышом, если не хочет, чтобы тот пострадал. И парню придется придумать для него имя. Щенок был здоров, и ему больше не грозила опасность, если, конечно, его не затопчут лошади.
        Бросив взгляд на высоко поднявшееся солнце, Кейт поняла, что проспала, и ей лучше поторопиться, если не хочет пропустить завтрак.
        Может быть, Грегор вернулся ночью? Если нет, она разыщет Джона и выяснит, что ему известно.
        Грегор не может так просто уехать. Не когда здесь собралось столько гостей. Не когда их свадьба всего через несколько дней. По крайней мере, так Кейт себе говорила.
        Возвратившись в свою комнату, она быстро умылась, провела гребнем по спутанным волосам и, сменив платье, поспешила вниз по лестнице. Когда она вошла в зал, то поняла, что уже, должно быть, гораздо позже, чем она думала. Слуги убирали подносы и большинство гостей и родственников разошлись.
        Она заметила Этти, которая, опустив голову, выбежала через заднюю дверь — вероятно, гонялась за Мадди,  — и отправилась бы за ней, если бы не заметила Джона, беседовавшего с Ангусом у камина. Стащив корочку хлеба и кусок сыра с одного из подносов, Кейт немного пожевала, ожидая, когда мужчины закончат разговор.
        Время от времени она выглядывала в окно, но тот, кого она искала, так и не появился. Но ее взгляд все время возвращался к мужчинам на другом конце комнаты. Было ясно, что что-то случилось. Джон выглядел расстроенным, а Ангус чувствовал себя не в своей тарелке, отвечая на явно неприятный поток вопросов Джона.
        Вопросов, которые резко прервались, когда Джон поднял голову и заметил Кейт. Что-то в выражении его лица заставило волосы на ее затылке встать дыбом. Оно было полувиноватым и полусочувственным. Он смотрел так, словно ему ее жаль, и она не была уверена, хочет ли знать почему.
        Господи, неужели Грегор бросил ее?
        Сердце тяжело бухнуло в груди. Джон сказал еще несколько коротких слов Ангусу и отослал его.
        Кейт осторожно приблизилась, у нее было отчетливое чувство, что разговор касался ее.
        Рот Джона был напряжен, а выражение становилось мрачнее с каждым ее шагом. Наконец она подошла к нему. Задержав дыхание и приготовившись к худшему, она подняла взгляд.
        — Что-то случилось?
        Он напрягся еще сильнее, его губы побелели, а челюсть задрожала.
        — Мой проклятый братец все объяснит. Я не имею к этому отношения.
        Джон был в ярости. Что бы Грегор ни натворил, Джон явно был с ним не согласен.
        — Грегор вернулся?  — Она надеялась, что говорит не с таким облегчением, как ей показалось.
        — Да. Он ублюдок, но не трус,  — произнес он мрачно — очень мрачно.
        Кейт понятия не имела, о чем говорит Джон, но что-то явно было не так. Глубоко вздохнув для храбрости, она задала вопрос:
        — Что он сделал?
        Джон выругался и вцепился ладонью в волосы так же, как это делал Грегор, когда не знал, что сказать.
        — Это я виноват. Я не понял, о чем он спрашивает. Я бы никогда не сказал ему, не спросив тебя, если бы знал.
        — О чем ты говоришь, Джон? Сказал ему что?
        — Что ты посылала за мной тем утром. Я ничего не понял, пока он не начал на празднике вести себя как осел, и тогда сообразил, что он подумал.
        Кейт непонимающе на него уставилась.
        — Я послала за тобой?
        — Да, той ночью, когда я застал вас с Грегором… э-э-э, в постели.
        Кейт отпрянула. Она посмотрела на него как на сумасшедшего.
        — Но я этого не делала!
        Он нахмурился.
        — Пип сказал, что ты хочешь сказать мне что-то важное.
        — Нет.  — Она покачала головой.  — Я тебя не звала. Это какая-то ошибка.  — Ее глаза вдруг распахнулись от ужаса. Она закрыла рот ладонью, осознав, что это значит.  — И ты сказал это Грегору?
        Господи боже, что Грегор подумал? То, что сказал Джон, только подтверждало намеки Шинейд, что Кейт заманила его в ловушку. Неудивительно, что он вел себя так холодно.
        Джон кивнул.
        — Да, он спросил, как я оказался в твоей спальне тем утром, и я ничего такого не подумал. По крайней мере, пока он не начал пить и…
        Джон запнулся, явно не желая говорить, что еще делал Грегор. Флиртовал — пожалуйста, пусть только флиртовал — с другими женщинами.
        — Вести себя как осел?  — закончила она за него.
        Он кивнул.
        — Прости, Кейт.
        Он так на нее смотрел…
        У нее пульс подскочил от обиды.
        — Я не посылала за тобой, Джон. Я бы никогда не заставила Грегора жениться на мне. Ты ведь понимаешь?
        Джон помедлил. Было ясно, что так же, как Грегор, Джон вообразил худшее. Но в отличие от брата у Джона были сомнения.
        — Я не хотел так думать. Я надеялся, что этому есть объяснение. Я так ему и сказал, но он был слишком на меня зол — я сказал ему, что хочу драться.
        Кейт была рада, что Джону хватило мужества озвучить Грегору свои мысли. Но какая ирония в том, что Джон ей верит, а ее жених — нет. Но Джона никогда не использовала и не предавала дорогая ему женщина. Джону не нужно было учиться быть осторожным. Джон не боялся, что у всех женщин имеются скрытые мотивы. И Джон не слышал ее слов в коридоре.
        Она снова поморщилась. О господи, теперь Грегор ее не простит. Для него это худшее из предательств. Хоть он и притворялся, что его не волнует, когда женщины, встретив его, тут же на него бросаются, она знала, что он ненавидит все это.
        — Должно же быть объяснение,  — твердо сказала Кейт.  — Я разыщу Пипа и мы все выясним.
        Тяжелое напряженное выражение вернулось к лицу Джона.
        — Боюсь, уже слишком поздно.
        — Что значит слишком поздно…
        Кейт остановилась. Теперь она поняла гнев Джона и его странное поведение наконец дошло до нее полностью. Ей показалось, что ее завалило горой камней.
        «Нет… нет! Грегор не стал бы…»
        Но так и было. Боль пронзила ее словно ножом, вырезав сердце из ее груди одним жестоким движением. Он предупреждал ее, что дети здесь не останутся, но она не хотела верить, что он и в самом деле их отошлет. Но он разозлился на нее, и этого оказалось достаточно. Грегор ясно давал понять, что они не станут семьей.
        Яростный лай щенка обрел свой ужасный смысл. Пип, Эдди и малышка Мадди… их больше нет.

        «Соберись, черт подери! С тобой все в порядке». Грегор схватил стрелу, вонзившуюся в землю у его ног, прицелился, оттянул тетиву и отпустил одним плавным движением; потом еще одну, и следующую с быстрой последовательностью.
        Он выпустил полдюжины стрел в наибольшее количество целей, болтавшихся на веревке вдоль стены. Все, кроме одной, попали точно в центр. Та, что не попала, отклонилась всего на несколько дюймов. Почти идеально. Но для Грегора два дюйма были равны десяти фунтам.
        Не только он заметил промах. Все трое его соратников смотрели на него с разной степенью озабоченности. Так продолжалось все утро, только, помимо всего прочего, его выстрелы становились только хуже.
        — Это все прошлая ночь,  — сказал Максорли.  — Мы все устали. Черт, мы вчера проскакали почти тридцать миль. Наверное, нам стоит заканчивать.
        Черт, все так плохо, что Максорли даже не пытается шутить.
        Не говоря ни слова, Грегор подошел к стене и вытащил стрелы из набитых полотняных мешков, помеченных черными крестами.
        Грегор действительно устал, и они ездили почти всю ночь — гонялись за тенью, как оказалось, без каких-либо следов людей из леса,  — но они все понимали, что он промазал по цели, в которую и ребенок бы попал. На самом деле это было упражнение, которое Грегор легко одолел в детстве.
        Два дня назад, когда он уехал со своим луком впервые по возвращении домой, он был безупречен. Сосредоточен. Он снова был собой.
        Но два дня назад — это не сегодня. Два дня назад Грегор не знал, что свадьба, которую он действительно ждал с нетерпением, на самом деле обман. Два дня назад ему не хотелось оторвать чью-нибудь голову — предпочтительно свою собственную.
        Господи, он поверить не мог, каким был идиотом. Он действительно думал, что Кейт — другая. Он думал, что она в самом деле любит его, по-настоящему.
        Но что бы она там ни чувствовала, ему все равно. Ему не нужна ее любовь. С него довольно игр, достаточно ловушек и хвастовства на всю оставшуюся жизнь.
        Грегор яростно выдернул непослушную стрелу из мишени. Он промазал по одной и единственной причине. Потому что совершенно не может сосредоточиться. Он не может прийти в себя, когда больше ничего для него не имеет значения.
        Он не знал, почему позволил Кейт так глубоко себя ранить. Почему он по-прежнему так зол? Почему не может перестать об этом думать? Ему должно быть все равно, черт подери! Она станет его женой, но это все. Она не имеет для него значения.
        Возвращение домой должно было отвлечь его и прочистить голову, а не все усугубить. Грегор не должен был с ней связываться. Он должен был выдать ее замуж и избавиться от нее, как и собирался. У него есть дело, черт возьми! Король на него рассчитывает. Его друзья на него рассчитывают. Он их не подведет.
        Грегор не может позволить себе потерять ясность мысли. Особенно, когда они так близки к цели. И это значит, что он должен выкинуть Кейт из головы навсегда. Он должен стать таким, каким был до того, как его обдурили.
        Максорли и Макруайри уже возвращались обратно в бараки, когда Грегор вернулся на линию. Но Кэмпбелл его ждал.
        Прославленный следопыт какое-то время молчал. Он только смотрел на Стрелу пронзительным, всепонимающим взглядом, от которого у последнего возникло ощущение, что первый видит его насквозь.
        Неожиданно Кэмпбелл распрямился, почувствовав ее приближение еще до того, как Кейт завернула за угол. Его напарник может предчувствовать события. Это пригождалось им не однажды.
        Один взгляд на ее отчаявшееся лицо дал Грегору понять, что она обнаружила, что он сделал. Он ожесточил свое глупое сердце, которое почувствовало укол не заслуженного ей раскаяния, и обернулся к своему напарнику.
        — Чтобы между вами ни произошло,  — сказал Кэмпбелл,  — исправь это. Ты нам нужен.
        Грегор мгновение удерживал взгляд друга, а затем решительно кивнул. Именно это он и собирается сделать.
        Глава 21
        Кейт едва поприветствовала Кэмпбелла и подошла к Грегору. Она смотрела только на него. Преследующий взгляд. Глаза, наполненные болью, осуждением и недоверием. Глаза, которые умоляли сказать, что она ошибается, что Грегор этого не сделал.
        Она была натянута, как один из его луков, руки сжаты в крошечные кулаки, стройное тело все подобрано и напряжено.
        — Где они?
        Он не стал притворяться, что не понимает.
        — Дети были возвращены в свои законные дома и семьи.
        Ее кулаки сжались крепче, а губы побелели. Но именно пелена слез заставляла грудь сжиматься, а легкие — гореть. Кейт излучала спокойную ярость, Грегор видел ее обиду и боль и знал, как она близка к тому, чтобы потерять самообладание. «Не плачь, черт возьми!» Грегор растеряется, если она заплачет.
        Проклятье, ему должно быть все равно! Она его обманула. Использовала. Заставила думать, что любит по-настоящему. Заставила хотеть чего-то, чего он никогда раньше не хотел. И этого он не может простить. Какой бы несчастной она ни казалась.
        — Здесь их настоящий дом. Мы их семья.
        Ее обвиняющий взгляд пронзил его совесть, выпуская на свободу бушующий внутри гнев.
        — Ничего подобного. Это иллюзия, которую ты создала, и ей нет места в реальности. Этим детям здесь не место, они должны быть со своими семьями — своими кровными родственниками.
        Кейт пораженно отстранилась.
        — О чем ты говоришь? Их же бросили!
        — Эдварда и Матильду — да. Но у обоих есть родственники, которые с удовольствием их забрали.
        Он не стал упоминать о предложенном им щедром содержании.
        — Ты разыскал их родственников?  — Она говорила тихим, тонким голосом, отчего казалось, что ей снова двенадцать.
        — Это было несложно. Понадобилось только навести кое-какие справки.
        Кейт моргнула и уставилась на него.
        — И тогда ты от них избавился.  — Ее голос надломился, и что-то внутри него повернулось — сжалось, перехватив дыхание.  — Как ты мог, Грегор? Как ты мог отослать их, даже не дав мне попрощаться?
        Грегор пошевелился, не в состоянии полностью игнорировать вызванный ее вопросом дискомфорт. Она не может винить его за то, что он сделал, но, вероятно, может за то, как сделал.
        — Я думал, будет лучше избежать сцен. Что хорошего выдирать рыдающих детей из твоих рук? Ясный разрыв был лучше для всех.
        — Ты так думаешь? Ясный разрыв? По крайней мере, они бы знали, что я любила их, а это гораздо больше, чем им приходилось испытывать. Мой отец ушел, ничего не сказав напоследок, и, позволь заверить тебя, в этом не было ничего ясного. Что они должны думать? Как ты мог так с ними поступить? Как ты мог выместить предназначавшийся мне гнев на них?
        — Мое решение не имело к тебе никакого отношения.  — Оно имело отношение к нему. Так будет лучше для всех. Этим детям здесь не место, как бы Кейт этого ни хотелось.  — Ты знала, что рано или поздно это случится. Я говорил тебе с самого начала.
        Ее глаза блестели от злых слез, но она не могла с ним спорить.
        — А что с Пипом? Он тоже вернулся к родственникам?
        На этот раз Грегор ни капли не почувствовал себя виноватым.
        — В этом не было необходимости. Его мать жила совсем недалеко.
        Кейт выглядела напуганной.
        — Ты отправил его назад к матери? Как ты мог? Кто знает, что она заставит его сделать в следующий раз?
        Он сощурился.
        — Так ты была в курсе махинаций мальчишки?
        — Пип мне все рассказал, но ты ничего не понимаешь. Его мать заставила его сделать это, а потом угрожала, что заберет, если он будет приносить ей деньги.
        Являются ли ее слова правдой, не имело значения.
        — Ты не имеешь на них никаких прав, Кейт. Ни на одного из них. Они не твои.
        — Я люблю их. И может, для тебя это ничего не значит, но для меня это все.
        — Да, я знаю, чего именно стоит твоя любовь.  — Грегор не скрывал сарказма.  — Тебе, может, и удалось заставить меня жениться, но я не собираюсь забирать детей из их семей, чтобы удовлетворить какие-то детские фантазии об идеальной семье.
        Он мог бы с таким же успехом ударить Кейт, настолько сильным оказался болевой шок. Но она не сломалась и не зарыдала. Она просто стояла и смотрела на него, но тишина отчего-то была вызывающей и укоризненной одновременно.
        — Я не заманивала тебя, Грегор. Я не посылала за Джоном.
        — Значит, мой брат лжет?
        Она покачала головой.
        — Я этого не сказала. Но я не посылала Пипа за ним. Я не знаю, почему он пошел.
        — Это очень удобно, что Пипа с нами нет, чтобы все объяснить.
        Ее щеки сердито вспыхнули.
        — И кто в этом виноват?
        Они таращились друг на друга в холодном прозрачном свете дня, и эмоции опасно сворачивались между ними. И что-то еще. Что-то еще, что Грегор не желал принимать. Яростное, безумное влечение, которое не разбирает, где любовь, а где ненависть. Оно вспыхивало и трескалось между ними. Грегор все равно ее хотел. Так сильно, что у него руки чесались обнять ее и прижать к себе. Получить ее. Наказать ее за то, что заставила его поверить ей, как последнего дурака. Как Кейт могла так поступить?
        Он почти ненавидел ее за это. Грегор распрямился. Собрался.
        — Значит, факт, что я проснулся и не обнаружил тебя рядом, а потом вдруг в твою комнату заявилась толпа,  — простое совпадение?
        Кейт выдержала его взгляд и не отвернулась.
        — Да.
        Он ничего не сказал, но стиснул челюсти до боли в зубах.
        — Я прошу тебя поверить мне, Грегор. Хоть немного мне доверять. Я говорю правду.
        Он сомневался. Какое-то долгое мгновение он действительно сомневался. Она говорила так искренне. Он повторял разговор в голове, слышал ее слабые возражения вперемежку с виной, слышал ее похвальбы и проклятые слова, слышал подтверждения Джона.
        Глядя на Кейт, Грегор мог поклясться, что ее просьба искренняя. Он даже не сомневался, что она его любит. Но этого недостаточно. Он это уже проходил и в это теперь не верил.
        — Ты просишь слишком многого.
        Он притворился, что не замечает разочарования, наполнившего ее глаза, но почувствовал каждую слезу, скатившуюся по ее щеке, словно кислоту на своей груди.
        — Если бы ты любил меня, то знал бы, что я говорю правду.
        — Тогда я был бы дураком.  — Грегор многозначительно помедлил.  — А я не дурак.
        Кейт втянула воздух, вбирая значение его слов: он ее не любит.
        Ему должна быть безразлична ее боль. Должна. Но это не так, черт побери!
        Господи, ему нужно отсюда убираться. Но он должен быть уверен, что Кейт поняла.
        — Ты получила что хотела Катерина. Ты станешь моей женой. Так все и оставь. Не ожидай ничего больше.
        — Вроде любви?
        «Особенно этого».
        — Я дам тебе свое имя, а взамен ты вернешь мне мою свободу.
        — Что ты имеешь в виду?
        Он посмотрел ей прямо в глаза.
        — Меня можно заставить жениться только один раз.
        Когда она все поняла, то глубоко вдохнула и посмотрела на него как на незнакомца.
        — Ты не собираешься хранить свои клятвы.
        Это не был вопрос. Он поднял бровь.
        — А ты как думала? Мне нужно поддерживать репутацию. И ты это знала.
        Ее боль сменилась гневом.
        — Значит, я буду твоей женой, но ты мне больше ничего не должен, так? Я останусь здесь с Джоном, буду заниматься хозяйством, а ты будешь возвращаться когда тебе вздумается? Какие еще обязанности ты предполагаешь для меня в этом браке? Мне нужно делить с тобой постель или там будет слишком людно?
        Его злость была под стать ее, и он ответил на сарказм сарказмом:
        — Мне понадобятся сыновья.
        — Ну разумеется. Как это я могла забыть? Сыновья, которых ты получишь,  — она щелкнула пальцами,  — когда пожелаешь. Значит, ты собираешься заниматься со мной любовью, но не будешь меня любить, так?
        — Я тебе говорил: одно не имеет отношения к другому. Называй как хочешь, но нет никакой любви в том, чтобы прижать тебя к стене и взять сзади.
        Грегор не мог пустить стрелу с большей смертоносной точностью. Его слова ранили намеренно жестоко, ранили глубоко. Он увидел это по ее глазам и услышал в болезненном вздохе.
        Но Кейт была бойцом. Она не сдастся так просто. Она собралась и предстала перед ним как воин на поле боя.
        — Я не позволю тебе этого сделать, Грегор. Я не позволю тебе попытаться убедить меня, что то, что между нами было, ничего не стоит. Что это была только похоть. Называй как хочешь,  — повторила она его слова,  — но даже, прижимая меня к стене, ты что-то чувствовал. Я ощущала это каждый раз, когда ты ко мне прикасался. Каждый раз, когда ты шептал мне на ухо. Каждый раз, когда ты изливался в меня, выкрикивая мое имя. Мое имя, Грегор, а не чье-то еще. Наша страсть больше, чем просто похоть, и ты это знаешь. Можешь отрицать, если хочешь, но я знаю правду. То, что ты ко мне чувствуешь, не похоже ни на одно чувство, что ты испытывал к другой женщине. Это что-то особенное, и тебе не убедить меня в обратном. Так что если ты думаешь, что можешь жениться на мне — заниматься любовью со мной — и спать с другими женщинами, то я не знаю, кто из нас себя обманывает.
        Грегор старался держать себя в руках, но кровь шумела у него в ушах. Это Кейт его предала, и все равно стоит здесь, исполненная высокомерия и уверенности, что он у нее в руках. Двадцатилетняя девчонка, которая была девственницей чуть больше недели назад, думает, что знает больше него про похоть и страсть. Хотя понимает, что он вырвался. И все равно пытается им управлять, черт подери!
        Но она не знает ничего и к тому же бросала ему слишком много вызовов.
        Она ошибается. И он это докажет.

        Кейт была в ярости. Как он смеет принижать то, что между ними было, называя это примитивным и банальным?
        Она знала, что Грегор злится и страдает больше, чем хочет признать, но он зашел слишком далеко, и отослав детей без ее ведома, и превратив их будущий брак в какое-то бессмысленное соглашение. Она никогда не выйдет за него при таких условиях — никогда! И если бы она действительно верила, что он говорит серьезно, а не со зла, то сразу велела бы ему убираться к дьяволу.
        Но Кейт поставила все на факт, что знает его лучше, чем он сам. Что Грегор делает ей назло не потому, что ему все равно, а как раз наоборот. Он ведет себя так, потому что она сделала ему больно — очень больно. Когда он поймет, что она говорила правду, то все станет как раньше.
        Ей было противно, что приходится доказывать свою невиновность, но она не готова поставить крест на нем — на них. Ей достаточно веры для них обоих.
        Но Кейт заставит его поплатиться за то, что сомневался в ней. Может, заставить его написать ей любовную поэму или спеть серенаду? Или заставить взять с собой Пипа в качестве оруженосца? Да, именно так. Он лично займется обучением Пипа.
        Потому что она собирается вернуть Пипа назад и Мадди с Эдди тоже, если не будет абсолютно уверена, что родственники, к которым Грегор их отправил, о них позаботятся.
        Кейт поверить не могла, что он разыскал их семьи. Но, может, должна. «Ты никогда не пыталась». Кейт ощутила укол вины, понимая, что сама должна была навести справки. Но она не хотела. Она хотела, чтобы дети остались с ней.
        Но даже если он прав и она действительно не имеет на них никаких прав — что это просто «какая-то детская фантазия об идеальной семье»,  — отсылать их так было неправильно. Кейт должна найти их, чтобы попрощаться. Она должна сказать им, что любит их и всегда будет рядом, если понадобится.
        Ей как-то удалось протянуть до обеда и не сломаться: она с ледяным выражением лица сидела рядом с Грегором за столом и притворялась, что все в порядке. Она не удивилась, когда он отказался сообщить ей, где дети, настаивая, что сейчас им нужно время, чтобы устроиться в своих семьях. Позже, сказал он, позже она сможет их навестить.
        Этти и Лиззи были так же удивлены, как Кейт, и не менее расстроены. И они тоже не знали, куда отвезли детей. Ангус, Брайан и Кормак разбудили их на заре и сообщили, что дети уезжают. Им запретили будить Кейт. Они пошумели над ее комнатой, в надежде что она проснется, но она спала в комнате Грегора.
        И разумеется, Ангуса, Брайана и Кормака, так же как Джона, нигде нельзя было найти. Большинство мужчин (включая Грегора и призраков) отправились на охоту и не собирались возвращаться до ужина.
        Подозревая, что информацию от людей Грегора ей все равно не получить, Кейт воспользовалась их отсутствием и решила посмотреть, нет ли каких зацепок среди бумаг Грегора.
        Проскользнув в кабинет лэрда, она зажгла несколько свечей (в комнате без окон было всегда темно) и начала рыться в разных ящиках. Она знала, что кожаные тома амбарных книг хранятся в самом большом сундуке, так что занялась остальными. В одном были документы, оставшиеся с тех времен, когда предводителем был отец Грегора, но в маленьком деревянном сундуке у стола хранилось большое количество сложенных депеш со сломанными печатями.
        Одна из них зацепила ее внимание. Кейт втянула воздух, но острая боль пронзила ее грудь удивительно сильно, даже спустя столько лет. Она узнала печать, которую видела много раз. Юный граф Каррик нигде не показывался без перстня, украшенного львом над крестом Святого Андрея. Поскольку это не был официальный документ, король, наверное, воспользовался перстнем вместо королевской печати.
        Учение давалось Кейт нелегко, но она была благодарна матери за то, что та настояла на обучении дочери грамоте. Просматривая слова, Кейт почувствовала, как ноги превращаются в студень. Ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть, потому что ее желудок и голова боролись с приступом дурноты.
        «Нет!»
        Она без особенного труда поняла значение слов на лежавшем перед ней куске пергамента. И все же Кейт прочла дважды, чтобы убедиться, что не ошиблась.
        Но правда находилась среди размашистых штрихов черных чернил. Послание ее отца содержало поздравление с помолвкой, новости о том, что слухи по поводу личности Грегора распространяются, и новые данные о прибытии людей де Богуна на защиту замка Перт, включая возвращение в Шотландию сэра Реджиналда Фицуоррена, капитана, о котором Грегор спрашивал годами.
        Годами.
        Он знал. Все это время Грегор знал имя человека, напавшего на деревню,  — человека, убившего ее мать и ее нерожденного ребенка,  — и скрывал это от нее. Нет, не просто скрывал, он врал ей, говорил, что не знает. За эти годы Кейт спрашивала его, должно быть, дюжину раз. Почему… почему он так поступил, зная, как отчаянно ей нужно знать? Зная, как сильно ей нужно приложить имя к лицу, преследующему ее в ночных кошмарах?
        Кейт совсем потерялась в своей боли и не слышала, как сзади открылась дверь.
        — Что ты здесь делаешь, Кейт?
        Все еще держа удручающее послание в руке, она обернулась лицом к Джону.
        — Он знал.  — Она подняла письмо трясущейся рукой.  — Все это время Грегор знал имя человека, напавшего на нашу деревню.
        Джон выругался.
        — Ты не должна была это увидеть.
        — Очевидно,  — съязвила Кейт.  — Полагаю, мне не надо спрашивать, знал ли ты тоже. Как ты мог скрывать это от меня, Джон? Как он мог? Вы не думали, что я имею право знать?
        Рот Джона сжался в тонкую линию. Он принял ее осуждение, не пытаясь оправдаться.
        Она поняла.
        — Он велел тебе не говорить мне, так?
        Явно осторожничая, Джон попытался объяснить.
        — Он пытался защитить тебя.
        — Защитить меня?  — повторила Кейт удивленно.  — От правды?
        — Фицуоррен был в Англии все это время, его нельзя было достать. Но Грегор боялся, что ты можешь не согласиться и попытаешься сделать что-нибудь… неразумное.
        — Ты хочешь сказать, глупое. Он думал, что я сбегу и попытаюсь убить его сама, ты это имеешь в виду?
        — Думаю, он рассматривал такую возможность,  — ответил Джон напряженно.  — А ты так не думаешь?
        На глаза выступили слезы. Было больно не столько от самой лжи, но от того, что она означает. Грегор ей не доверяет и не уважает ее, не верит, что она в состоянии справиться с этой информацией и принять собственное решение. Кейт хотела, чтобы Грегор считал ее сильной женщиной, способной позаботиться о себе, но он по-прежнему видел в ней ребенка в колодце, которого надо защищать. Даже при том, как они сблизились за последние несколько недель, он все равно скрывал это от нее, понимая, как это для нее важно.
        Кейт хотела бы разозлиться. Но больше всего на нее давил вес разочарования.
        — Я поверила Грегору, когда он сказал, что уладит это. Я выслушала бы объяснение. Но он не дал мне такой возможности. Он совсем мне не доверяет.
        — Поговори с ним, Кейт. Он только пытался тебя защитить. Дай ему шанс объяснить, прежде чем спешить с выводами. Он в тебя верит. Может, сейчас все выглядит иначе, но это правда.
        Джон был прав. Они должны объясниться, если у этого брака есть хоть какой-то шанс на успех.
        Кейт посмотрела на зажатое в руках послание, на глаза попалась красная сургучная печать. Им нужно обсудить не только содержание этого письма, но и личность пославшего его человека. Грегор не единственный, кто хранит секреты.
        — Где он?
        — Умывается перед ужином.
        Кейт сделала то же и вошла в зал, чтобы дождаться его. Но Грегор не появился. И ни один из призраков тоже.
        Ей не понадобилось много времени, чтобы узнать, что они отправились в деревню. Но только когда Джон стал увиливать от ее вопросов и отказался смотреть в ее глаза, она догадалась зачем.
        Ужас мертвенной маской сковал ее лицо. Она вспомнила свой последний разговор с Грегором. Она знала, как он думает. Он воспринял ее слова как вызов и отправился в кабак, чтобы доказать, что в их отношениях нет ничего особенного.
        Кейт должна была знать, что не стоит так выводить его из себя. Но она была так уверена, что знает его. Так уверена, что он не способен на это.
        Сердце ушло в пятки. Ей хотелось согнуться и обхватить себя за живот, но Кейт спрятала боль за каменной маской спокойствия, закончила трапезу и поднялась наверх переодеться. Она сама узнает правду. Только тогда она сможет принять то, что сердце и так подсказывает.

        — Самый красивый мужчина в Шотландии и один из призраков Брюса? Мне не терпится рассказать сестре.
        Улыбка Грегора скрыла вспышку раздражения, вызванную замечаниями девицы. Но вместо того, чтобы согнать ее с колен, он сосредоточился на сочных ягодицах, прижимавшихся к его члену, полной тяжелой груди, касавшейся обнимающей ее за талию руки, и весьма одаренном рте, который, как он знал по прошлому опыту, способен подарить массу удовольствия.
        Также по прошлому опыту он знал, что она растрезвонит с каждой чертовой колокольни, что он побывал в ее постели. Не стоит упоминать, что после первого раза — каким бы приятным тот ни был — он не возвращался.
        Но какое Грегору до этого дело? Так всегда бывает. К чему сопротивляться? Она получит повод похвастаться перед сестрой и другими женщинами, в основном перед вдовами, которые использовали комнаты над таверной Энни для развлечения, а он получит ночь безумной, прочищающей мозги похоти.
        К дьяволу Кейт и все, что она думает. Она ни черта не знает. Может, ей и удалось принудить его жениться, но больше она точно ничего не получит. Он может спать с кем ему вздумается. Все ее «особенное» и «единственное» дерьмо именно этим и является.
        Мэгги склонилась ближе. Его окутало облаком лаванды. Кейт тоже пользовалась лавандой, но на ней запах был нежным и ненавязчивым, его хотелось вдыхать и втягивать глубже в легкие. На Мэгги он был удушающим и чрезмерным, вызывал желание выскочить наружу и сделать глоток свежего воздуха, чтобы изгнать запах из носа.
        Он мысленно выругался и потянулся за кружкой. Какого черта он вообще о ней думает? Кейт ошибается, черт подери, ошибается!
        Мэгги наклонилась к нему.
        — А они тоже призраки?  — спросила она, кивнув головой в сторону его друзей — троицы его хмурых приятелей, сгрудившихся на деревянных скамьях вокруг его стола и отлично изображавших отца Роланда, деревенского священника.
        Нет, они больше походили на монахов. Но то, что их кастрировали жены и они не хотят развлекаться, вовсе не значит, что и Грегор не должен. И их тоже к черту. Всех их к черту.
        — Эти трое?  — Он посмотрел на осуждающе глядевших спутников.  — Разве они похожи на лучших воинов в Шотландии? Это просто наемники с Запада, надеющиеся заработать пару монет, когда Брюс придет к победе.
        От этих слов даже Максорли на него сощурился. Грегор уставился в ответ. А чего они хотели, чтобы он подтвердил ее слова?
        Мэгги, кажется, не слишком поверила, разглядывая огромных, угрожающе выглядевших воинов.
        — Ну не знаю.  — Она сморщилась.  — Они точно выглядят достаточно большими и страшными, чтобы сойти за призраков.
        — Сплошные мышцы,  — ответил он.  — Призраки действуют с умом.  — «В отличие от этих троих»,  — опустил он. Это показалось ей правдоподобным.  — Если бы я был призраком,  — слухи, может, и достигли деревни, но Грегор не собирался ничего подтверждать,  — то я не показывался бы в их компании на людях.
        — Полагаю, ты прав,  — сказала она, устраиваясь поудобнее на его коленях. Когда и это не принесло желаемого эффекта, она начала водить пальцами по его животу и тереться своей мягкой, угрожающей вывалиться из корсажа грудью о его торс.
        У девчонки была фантастическая грудь. Большая и сочная, и Грегор помнил, каково это — зарыться лицом глубоко в ложбинку, обхватывать, сжимать, а потом посасывать вишнево-красные соски, пока они не увеличатся на добрые полдюйма под его языком.
        Несмотря на щедрые размеры груди, Мэгги была стройной и темноволосой, как ему нравилось. Она была выше Кейт, но ее тело было очень мягким, а не упругим и подтянутым, как…
        Он прервался, снова выругался — на этот раз не так беззвучно — и сделал очередной глоток эля. Кружка оказалась намного легче, чем раньше. Он бросил взгляд на сидевшего рядом Макруайри, подозревая, что тот опустошил ее, пока Грегор отвернулся.
        Всемилостивый бог! Они обращаются с ним как с безмозглым младенцем. За ним не надо следить — или его спасать. Он совершенно точно знает, что делает.
        Тогда почему Грегор чувствует себя так же, как в юности, когда знал, что совершает ошибку, но все равно не мог остановиться?
        Мышцы его живота напряглись, когда рука Мэгги опустилась на пояс его штанов. Но он боролся не с желанием.
        Это было приятно, черт подери. Это должно быть приятно. Как может быть иначе? Ее рука всего в нескольких дюймах от его члена. Но его тело не реагирует на ее прикосновение, как полагается.
        «Только меня…»
        Грегор этому голосу велел заткнуться к дьяволу. Дело вовсе не в этом. Ему просто нужно, чтобы рука Мэгги обхватила его, чтобы ее рот пососал его. Тогда он почувствует.
        Но полыхавшая в венах злость становилась лишь чернее и горячее. Это все ее вина. Кейт сделала с ним это. Задурила ему голову. И другие части тела. Но он не позволит ей превратить его в какого-то евнуха!
        Он хочет других женщин. Разумеется, хочет.
        Мэгги не врала ему. Мэгги не заманивала его в ловушку. Мэгги не превращала его в слепого безвольного идиота.
        Ему не из-за чего чувствовать себя виноватым, черт подери! Кейт практически бросила к его ногам перчатку. Так чего удивляться, если он ее поднял?
        Он осушил очередную кружку эля до того, как кто-нибудь из товарищей сделает это за него.
        — Должна признать, я удивилась, увидев тебя здесь, со всей этой свадьбой и так далее,  — сказала Мэгги.
        Грегор застыл, но девчонка вроде не заметила, поскольку была слишком занята, пытаясь незаметно или не слишком незаметно провести кончиком пальца по основанию его члена.
        — Многие были удивлены, когда ты выбрал Кейт, но не я.  — Она подождала, что он ответит. Не заметив кипевшей в нем ярости, она продолжила:  — Она, конечно, немного странная, со всеми этими мечами и драками, но настоящая леди. Не заносчивая, как некоторые деревенские женщины, должна сказать.  — Рот Мэгги недовольно поджался.  — Нет, Кейт добрая, и всегда перекинется со мной парой добрых слов, когда мы встречаемся.
        Она нахмурилась, словно сообразив, что ее действия могут быть восприняты Кейт не слишком благосклонно.
        Рот Грегора превратился в тонкую линию. С него было достаточно. Он не собирается выслушивать дифирамбы Кейт от Мэгги. Он резко поднялся, едва успев ухватить Мэгги за запястье, чтобы она не свалилась на пол. От резких движений его слегка покачивало, в голове помутилось от выпивки.
        Но недостаточно помутилось. Он поднял кувшин со стола и сунул его под мышку.
        — Пойдем, здесь слишком людно. Найдем какое-нибудь уединенное место.
        Какие бы сомнения ни одолевали Мэгги, они испарились. Она довольно кивнула и потащила его за собой.
        Но Кэмпбелл поймал его за руку и задержал.
        — Не делай глупостей Стрела,  — сказал он тихо.  — Не знаю, что у вас там с малышкой произошло, но ты потом будешь жалеть.
        Кэмпбелл ничего не знает. Никто из них не знает.
        «Давай докажи, что я не права… если сможешь». Именно это он и сделает, черт подери.
        — Не ждите меня,  — сказал Грегор, проигнорировав непрошенный и нежеланный совет.  — Я не собираюсь в ближайшее время возвращаться в замок.
        Грегор решительно направился сквозь толпу к лестнице вслед за Мэгги. Он был так сосредоточен, что не заметил небольшую закутанную фигуру, тихо седевшую в углу.
        Глава 22
        «Сердцеед». Репутация Грегора была весьма оправданна. Но сколько бы раз Кейт это ни слышала, в своей слепой вере, что они созданы друг для друга, она ни разу не подумала, что ее сердце окажется разбито.
        Кейт провела за столом всего пару минут, когда Грегор прошел мимо с Мэгги, но этого было достаточно, чтобы увидеть его — по-настоящему увидеть. Смазливый повеса во всей своей наглой красе: напивается, заводит шашни и ведет себя совершенно беззаботно.
        Одинокая слеза скатилась по крепкой броне, в которую Кейт облекла свои растоптанные чувства. Разозлившись, она ее смахнула. Она еще не готова сломаться. Она должна это сделать. Должна покончить с этим, чтобы не осталось ни тени сомнений. Она больше никогда не сможет обмануть себя, убеждая, что что-нибудь для него значит.
        Не поднимая головы и стараясь держаться в тени многолюдной, наполненной дымом комнаты, Кейт пробралась к двери, за которой они исчезли. Она была рада, что переоделась. В тренировочных лохмотьях, с натянутым на лицо капюшоном плаща никто не обращал на нее внимания. Она выглядела как парень, который просто заскочил погреться.
        И на улице действительно было холодно. Ужасно холодно. Но мороз внутри, от которого ее кожа и кости превращались в лед, не имел никакого отношения к погоде.
        Кейт вышла в коридор и увидела лестницу. В груди все сжалось. Она подозревала, что обнаружит, но все еще надеялась, что ошибается.
        И хотя Кейт никогда не была в этой части таверны, она знала, что здесь происходит. Она знала, что наверху есть несколько комнат, где уставший путник может провести ночь или одинокий мужчина — скоротать время в компании одной из частых посетительниц заведения.
        Обычно Кейт не осуждала способ, которым женщины вроде Мэгги, потерявшие мужей на войне, зарабатывали пару дополнительных монет. Но при виде очаровательной черноволосой синеглазой женщины с пышными формами, прижавшейся к груди Грегора и распускавшей руки, она изменила мнение. Кейт еще как ее осуждала и больше всего мечтала стащить мерзкую потаскуху с его колен.
        Но она этого не сделала. Она ждала, что это сделает Грегор. Ждала, что он поймет, что не может так поступить. Что не может переспать с другой женщиной, потому что любит Кейт.
        Но этого не произошло. Вместо этого она с невыносимой болью смотрела, как ее любимый мужчина, с которым собиралась провести всю жизнь, позволяет другой женщине до себя дотрагиваться.
        Теперь Кейт увидит остальное.
        Медленно, словно приговоренная к повешению, идущая на эшафот, она поднялась по деревянным ступеням. Старая и шаткая лестница скрипела под ногами, но внизу было довольно шумно, и Кейт сомневалась, что кто-нибудь ее услышит.
        Когда-то большая комната (хоть и с низким потолком) была разделена перегородками на несколько отдельных помещений по сторонам. Но тонкие деревянные перегородки вместо стен и пологи вместо дверей не могли обеспечить уединения. Кейт могла все слышать. Она слышала, как пара в комнате слева хрипит и стонет в пылу весьма энергичного соития, и она слышала голоса в комнате справа. Хихиканье Мэгги, сопровождаемое низким грубым голосом Грегора.
        — Да нет, мне все нравится.
        Нравится что? Кейт не была уверена, что хочет знать. Она незаметно приблизилась к пологу. Они не потрудились как следует его задернуть — к чему стараться, если он и так не слишком скрывает происходящее?  — и когда Кейт встала у проема, то могла видеть все довольно хорошо.
        О господи, нет…
        Она втянула воздух от нового приступа боли, накатившего глубокой горячей волной. Грегор стоял перед узкой кроватью — единственным предметом мебели в крошечном помещении — лицом к ней. Но она почти не видела его лица, слившегося в страстных объятиях с Мэгги. Его рука покоилась на ее спине, пальцы сжимали верх выпуклостей ее ягодиц. Темные волосы Мэгги свободно спускались по спине, шнуровка ее корсажа развязана, а платье спущено ниже плеч. Ее грудь, должно быть, обнажена.
        Это совсем не то, что поцелуй с Шинейд. Это что-то более дикое. Более страстное. Более болезненное. Слишком похоже на то, как Грегор целовал ее, Кейт. «Особенное… другое». Собственные заявления показались насмешкой. Она не могла оторвать взгляд от его руки. Сильные, властные пальцы, сжимающие другую женщину.
        К счастью, поцелуй длился всего несколько секунд, прежде чем Грегор отстранился.
        — Что-то не так?  — спросила Мэгги.
        «Да. Пожалуйста, скажи да».
        — Нет,  — ответил Грегор хрипло. Он явно много выпил, но это не оправдывало его действий, а только усугубляло мерзость происходящего.
        — Ты уверен?  — спросила Мэгги игриво.  — Может, это из-за выпивки?
        Ее плечо задвигалось, и Кейт укусила кулак, чтобы отразить новый приступ боли от догадки, что именно делает эта женщина. Плечо Мэгги двигалось, потому что ее рука была у него между ног. Она гладила его.
        Желудок Кейт перевернулся от дикого отвращения.
        Мэгги хихикнула.
        — Посмотрим, поможет ли это.  — Она опустилась перед ним на колени и обхватила его руками за бедра.  — Помню, ты говорил, что я отлично управляюсь ртом.
        Кейт недоуменно замерла. Но когда голова Мэгги задвигалась взад и вперед между его ног, понимание навалилось с шокирующей, жестокой ясностью. Она удовлетворяла его ртом.
        «Оттолкни ее. Пожалуйста, оттолкни ее».
        Вместо этого Грегор взял Мэгги за затылок и прижал сильнее. Его глаза закрылись, лицо превратилось в маску резких линий и напряженной сосредоточенности.
        Не в состоянии больше вынести ни мгновения, Кейт отодвинулась. Она слышала и видела достаточно. Больше не нужно никаких доказательств. Грегор достиг своей цели. Она ему поверила. Еще как поверила.
        Между ними не было ничего особенного. Она не была особенной. Грегор это доказал. Он не думает о ней, по крайней мере недостаточно для того, чтобы не лезть в постель с другой женщиной при первых же разногласиях между ними.
        Кейт не пойдет за него замуж, даже если он приползет на коленях, умоляя о прощении. Она не сомневалась, что он пожалеет об этом, когда узнает правду, но теперь ей стало все равно. Теперь слишком поздно. У нее закончилось терпение, оправдания и вера. То, что она увидела, эту его сторону, разбило последние осколки ее иллюзий. Она больше не ищет ему оправданий.
        Она хотела верить, что может стать для него единственной, но для Грегора Макгрегора не может быть единственной женщины. Кейт обманывала себя, когда думала, что он может быть ей верным, что он может быть преданным. Связь между ними, которая так много значила для нее, для него не значит ничего — ничего, если он может заниматься любовью с другой женщиной. Может, он был прав. Может, для него любовь не имеет никакого отношения к постели. Но для Кейт это значило все.
        Значило. В прошедшем времени. Больше не значит. Грегор сделал то, что Кейт считала невозможным. Он разрушил ее любовь к нему. Вырвал сердце из ее груди, разорвал в клочья и втоптал обрывки в грязь. Больше ничего не осталось. Только тупая, омертвляющая боль пустоты — как будто она лишилась важной части себя. Любви к нему, которая наполняла ее такой радостью и надеждой, больше нет.
        Какая-то ее часть его ненавидела. Но еще ей было его жаль. Жаль, что он оказался слишком циничным, слишком уверенным в своем прошлом опыте с женщинами, чтобы узнать настоящую любовь, когда у него появился шанс.
        Это его потеря. Кейт не потратит больше не секунды своей жизни на него.
        Человек, который станет ее мужем, будет так же верить в нее, как и она в него. И совершенно очевидно, что это не Грегор. Она не сомневалась, что он все равно на ней женится. Но тогда она будет чувствовать себя такой же брошенной, как прежде, когда ее покинул отец. Может, не физически, но во всех остальных смыслах.
        Кейт ошиблась насчет Грегора. Она думала, что он что-то большее, чем просто красивое лицо. Она считала, что может на него положиться. Но он ничем не отличается от ее отца. Грегор был прав. Кейт действительно пыталась создать идеальную семью взамен той, что потеряла, с ним в центре, олицетворяющим идеал мужчины. Она хотела, чтобы он был тем, кем не являлся, и вообразила себе качества, которых в нем не было.
        Она начала спускаться по лестнице, когда услышала внизу людей и остановилась.
        — Проклятье, кто-то должен его остановить.
        Кейт узнала голос одного из призраков — огромного светловолосого великана, похожего на викинга, Эрика Максорли. Она закусила губу, ей все еще было стыдно за синяк, который она ему поставила.
        — Мы пытались, кузен. Он не в том состоянии, чтобы слушать.
        Лахлан Макруайри, подумала она с дрожью, легко опознав мрачный голос, принадлежавший разбойнику. Он звучал так же грозно, как выглядел. Если не считать необычной растительности на лице — у них обоих имелись странно подстриженные колючие бороды,  — родственники совершенно не были похожи.
        — Тогда мы заставим его слушать,  — сказал Максорли.  — Он не понимает, какого черта творит. Он любит девчонку и когда поймет это, ни за что себе этого не простит.
        Кейт хотела сказать ему, что он ошибается, но слишком беспокоилась, куда ей спрятаться, если они вздумают подняться по лестнице.
        — А если это не подействует?  — спросил Макруайри.
        — Вытащим его отсюда силой,  — ответил Максорли, подойдя к лестнице.
        Кейт собиралась метнуться за сундук, чтобы спрятаться, когда еще один голос вмешался в спор родственников.
        — Стрела должен сам разобраться. Если он ее любит, то сам поймет. Мы не можем решать за него.
        Артур Кэмпбелл, поняла она, негромкий голос рассудка. Он был прав. К сожалению, Грегор доказал, что не любит ее.
        Через пару мгновений мужчины отошли от лестницы. Кейт подумывала отправиться за ними — было темно, и ей привиделась не одна тень в лесу по дороге сюда, но, не желая рисковать быть обнаруженной, она вышла из здания и проскользнула в конюшню, чтобы подождать.
        Вскоре пошел снег, и она решила, что ждала достаточно долго. Кейт быстро достигла края деревни. Она помедлила, темный лес впереди тревожил ее. И хотя было бы неплохо позаимствовать факел в одном из деревенских коттеджей, ей не хотелось привлекать к себе внимание.
        Об этом решении Кейт скоро пожалеет, когда темнота леса проглотит ее, как снежный дракон.
        Она часто оглядывалась через плечо, уверенная, что ей что-то послышалось. Хрустнувшая ветка. Шуршащий куст. Но только зайдя далеко в лес, Кейт поняла, что это не просто ее воображение. Сначала она решила, что ее преследует стая волков. Но чудовища, окружившие ее в глубине леса, оказались ужасными людьми.
        Кейт боролась изо всех сил. Но с пятью солдатами девушке не справиться. Оказавшись на земле с ножом у горла и угрозами убить ее, если не перестанет, она сдалась.
        Двое подняли ее с земли — не слишком осторожно — и, стиснув руки за спиной, развернули к остальным. Они отобрали ее меч, но у Кейт по-прежнему оставался кинжал, подаренный Грегором, в ножнах на поясе. Если бы она могла до него дотянуться…
        Ее пальцы потянулись к эфесу. Почувствовав движение, один из солдат сжал ее руки сильнее, заставив застонать от боли, но он также помог, приблизив ее руку на дюйм к цели. Кейт как раз собиралась схватиться за эфес.
        Третий мужчина протянул факел и приблизил к ее лицу. Она втянула воздух, узнав его: это был человек на лошади в лесу. Человек, который выглядел совсем как солдат, убивший ее мать.
        — Я же говорил, что это она,  — сказал мужчина.  — Может, она одета и дерется как мужчина, но это невеста Макгрегора.
        — Ты был прав, Фицуоррен.
        При упоминании его имени Кейт застыла. Этого не может быть, он слишком молод!
        Нет, это не капитан, поняла она, но он может быть его сыном.
        — Что вам от меня нужно?  — спросила она.
        — Ничего,  — ответил Фицуоррен лукаво, опустив на ее выпяченную грудь холодный похотливый взгляд, говоривший, что он похож на отца не только внешне.  — Просто ты кое-что сделаешь для нас. Ты приведешь к нам одного из призраков Брюса.
        Кейт застыла, но быстро постаралась скрыть реакцию.
        — Вы же не верите в эти слухи?
        Кейт вскрикнула, когда Фицуоррен схватил ее за выбившуюся в борьбе прядь волос и сильно дернул.
        — Не пытайся отрицать, девчонка. Мы знаем, что это правда. Мы давно его подозревали, но ему удавалось ускользнуть. Но благодаря тебе нам не придется ловить Грегора Макгрегора, он по собственной воле войдет в ворота замка Перт, чтобы освободить свою драгоценную невесту.
        Кейт хотела возразить — она больше не его невеста,  — но быстро захлопнула рот. Если они решат, что она для них бесполезна, то сразу ее убьют. И судя по тому, как Фицуоррен смотрит на нее, ей повезет, если они просто перережут ей горло и сперва не изнасилуют.
        Она содрогнулась от отвращения. Но не от страха. По крайней мере этому Грегор ее научил. Она не сдастся без борьбы. Кейт спрятала довольную улыбку, когда пальцы сомкнулись вокруг эфеса кинжала. Как только они отпустят ее, она будет готова.
        И вдруг до нее дошла вторая половина его слов. Замок Перт. Место, куда, как говорилось в сообщении ее отца, направлялся капитан. Капитан, которому слишком долго удавалось избежать правосудия.
        Грегор говорил, что займется этим — и может, Кейт дала бы ему возможность, даже учитывая все, что произошло. Но она этого не хотела. Это не его дело, а ее. Она хотела сделать это сама, может, даже должна сделать это сама. Сейчас только это имеет значение, и только об этом она хочет думать. Ее мир так долго вращался вокруг Грегора и будущей прекрасной жизни, что Кейт забыла обо все остальном. Как она могла забыть свой долг перед матерью и остальными жителями деревни? Ценой за спасение должно стать свершившееся правосудие. У Кейт может больше не предоставиться шанса оказаться так близко к человеку, ответственному за их смерть, и она его не упустит.
        Всю боль, всю ненависть, все несчастья она обратила к мести. Нет, она приняла их. Они давали ей цель.
        Ослабив хватку вокруг эфеса кинжала, Кейт отпустила его. На время.

        Грегор проснулся от храпа и застоявшейся вони пропитанной виски рвоты. От запаха свело желудок, и к горлу снова подступила желчь, угрожая вырваться наружу.
        Он понял, что вырвало его, и отвратительная ночь всплыла в памяти с удивительной ясностью, учитывая количество выпитого и состояние раскалывающейся головы.
        Стрела чувствовал себя ужасно и, скорее всего, это заслужил. Он заморгал, стараясь очнуться, а потом посмотрел на женщину, лежавшую рядом.
        Он поморщился. Господи, ему нужно выбираться отсюда. Но малейшее движение причиняло невыносимую боль и угрожало остаткам контроля над собственным желудком. Со скрупулезной осторожностью он освободился из крепкой, как тиски, хватки женщины.
        Он понял, что храпит не Мэгги, а мужчина в комнате рядом.
        Черт, что он делает? Оглядевшись, Грегор испытал приступ отвращения и ненависти к себе. Он этого хотел? Пьяных бессмысленных связей в пивной, где просыпаешься под звуки храпа другого пьянчуги?
        Он вел себя как идиот. Прошлая ночь послужила ему уроком. Он провалился. С треском. Даже со ртом Мэгги на своей плоти он продолжал видеть лицо Кейт, слышал ее голос и знал, что не сможет этого сделать. Не хочет этого делать, даже если бы Мэгги удалось его возбудить.
        Он валил все на виски, но знал, что дело не только в этом. Как только ее рот оказался на нем, ему захотелось оттолкнуть ее. Он пытался сосредоточиться, пытался думать о том, что она делает, пытался подавить отвращение, но ничего не вышло. Через пару секунд Грегор проиграл, едва успев схватить ночной горшок вовремя.
        Он потерял содержимое желудка от того, что женщина пыталась удовлетворить его ртом — должно быть, он первый.
        Мэгги проявила удивительное понимание, посоветовала прилечь и попытаться снова, когда выветрится виски. Грегор вырубился, зная, что этого никогда не будет. Ни трезвым, ни пьяным — никак.
        Кейт была права. Он ее любит. Даже зная, что она сделала, он ее любит. Любит ее упорство, боевой дух, настойчивость. Любит ее силу и независимость. Как она все делает по-своему и не полагается на то, что ей предлагают, как знакомые ему аристократки. Он любит целовать ее, обнимать, заниматься с ней любовью.
        Одно прикосновение к другой женщине — то, что позволил другой женщине прикоснуться к себе,  — было достаточным предательством, чтобы ему даже физически стало плохо.
        Грегор говорил себе, что не сделал ничего неправильного. Это Кейт предала его. Но тогда почему у него такое чувство, будто его сейчас снова вырвет?
        Мрачно посмотрев на спящую в кровати женщину, он выудил пару монет из своего кошеля и оставил их на постели. Потом он извинится, но ему нужно отсюда убраться, или он снова опозорится.
        Он поспешил из таверны, к счастью, ни на кого не наткнувшись. Еще едва рассвело и большинство посетителей, вероятно, по-прежнему спали после ночного веселья.
        Грегору требовалось умыться. Сделав небольшой крюк по дороге в башню, он остановился у реки искупаться. Берег был покрыт снегом, а река почти замерзла, но даже купание в ледяной воде не помогло смыть пятно преследующей его вины. Сколько бы раз он ни повторял себе, что ничего плохого не сделал, что он ничего ей не должен, он так и не смог убедить себя, что это правда.
        Может, Грегор и не пошел до конца, но натворил достаточно.
        Единственный способ почувствовать себя снова чистым — это рассказать Кейт, что он сделал или пытался сделать. Поймет ли она? Между ними все так запуталось, что он не знал, но он расскажет ей и извинится. Как бы все ни было плохо, он не должен был этого делать.
        Она больно его ранила, но ему не следовало так поступать. Он любит ее. Он собирается попытаться поверить ей. Если она сказала, что не обманывала его, он сделает все возможное, чтобы поверить ей.
        Мрачно приняв решение, Грегор вылез из реки и быстро, очень быстро — натянул рубаху, чулки и штаны. Он потянулся за своей накидкой, когда услышал сзади какой-то шум.
        С головой, все еще мутной от последствий ночных излияний, и заторможенными от холода движениями он едва успел уклониться от ножа, целившего в правую нижнюю часть его спины. Учитывая положение, такой удар убил его за минуту или две.
        Он почувствовал, как лезвие пронеслось мимо, когда он повернулся, ударил рукой по запястью нападавшего и ударом ноги сбил его с ног. Это оказалось удивительно легко, учитывая размеры нападавшего.
        Пип! Мальчишка потянулся за ножом, но Грегор наступил ему на запястье, прежде чем он смог схватить его. Наклонившись, он дернул парня вверх за воротник.
        — Какого дьявола ты делаешь? Ты мог меня убить! Ты что, спятил?
        Лицо Пипа злобно скривилось от беспомощной ярости.
        — Я и хотел тебя убить! Я хочу, чтоб ты сдох.
        — Ну мне жаль тебя разочаровывать, но придется тебе встать в очередь. Перед тобой б?льшая часть английской армии. Я знаю, почему они хотят меня убить, но что я сделал, чтобы заслужить нож в спину от тебя?
        — Ты не должен был на ней жениться! Ты должен был уехать! Я только хотел, чтоб ты уехал и не смог отослать меня. Но ты всех нас отослал, и ты обидел Кейт. Я не хотел сделать ей больно.
        Грегор отпустил его и отступил. Забурлившая от нападения кровь остыла. Позвоночник похолодел от дурного предчувствия. Мальчишка говорил бессвязно, но он как-то понял, что произошло.
        — Это ты. Кейт не посылала за Джоном. Это был ты.
        Пип кивнул, по его щекам заструились слезы.
        — Я видел, как она выходила из твоей спальни тем утром, и видел, что она старается скрыть кровь на одежде. Я хотел, чтобы Джон женился на ней, а не ты. Я хотел, чтобы ты убрался. Ты должен был уехать. Джон благородный, а ты — нет.
        Когда до него дошел полный смысл излияний мальчишки, Грегору понадобилось сесть. Он нашел камень и молча таращился на Пипа, чувствуя себя так, словно его только что пырнули ножом в живот.
        Кейт не подстраивала ему ловушку — это сделал мальчишка. Она ни в чем не виновата, а он назвал ее лгуньей. Он практически… черт, ему опять чуть не стало плохо от понимания, как близко он оказался к тому, чтобы совершить поступок, за который не имел бы права просить прощения.
        — Ты хоть представляешь, что натворил? Что я натворил?
        Пип смотрел на него неуверенно — он явно ожидал другой реакции.
        — Что?
        — Я люблю ее и, вероятно, уничтожил все шансы на счастье, которые у нас были.
        Пип уставился на него как на ненормального.
        — Ты ее любишь?
        Грегор ничего не ответил. Он сосредоточился на главном. Он быстро нацепил оставшуюся одежду и пристегнул оружие. Заметив лежащий на земле кинжал, он подобрал его и отдал обратно мальчишке.
        — Он может еще тебе пригодиться. Если Кейт меня не простит, я позволю тебе воткнуть эту проклятую штуку мне прямо в сердце.
        Пип вытаращился, но ничего не говорил всю обратную дорогу к башне.
        Грегор и шагу не успел ступить в зал, когда брат преградил ему путь.
        — Где ты был? Или мне не стоит знать?
        Грегор стиснул зубы, проигнорировав вопрос.
        — Где Кейт?
        — Я надеялся, ты знаешь. Когда Этти пошла в ее комнату этим утром, ее там не оказалось, и постель не была разобрана. Никто не видел ее со вчерашнего вечера.
        — Что значит не видел со вчерашнего вечера? Куда, черт побери, она могла подеваться?
        Его друзья, должно быть, услышали спор и оставили трапезу, чтобы предложить помощь.
        — Что случилось?  — спросил Кэмпбелл.
        — Кейт пропала,  — ответил Грегор.
        — Куда она могла отправиться?  — спросил Максорли.
        Макруайри спросил то, о чем они все думали.
        — Она знала, где ты?
        Грегор посмотрел на Джона. Его брат кивнул.
        — Но это еще не все. Она видела письмо.
        — Какое письмо?
        — Послание в твоем кабинете про Фицуоррена.
        «Вот черт!» Паника, бежавшая по его венам, перешла на галоп. Грегор быстро объяснил все остальным.
        — Она могла отправиться за ним в одиночку?  — спросил Кэмпбелл.
        — Не знаю, но думаю, можно предположить, что да.
        Не теряя времени, Грегор быстро организовал несколько отрядов всадников, чтобы догнать Кейт. Джон и Кэмпбелл возглавят один, Максорли и Макруайри — второй, а он — третий. Но прежде чем они покинули зал, Грегора нашел один из помощников и передал ему скомканный обрывок пергамента.
        — Что это?  — спросил он.
        — Один из деревенских парней принес этим утром. Он сказал, что какой-то человек передал его прошлой ночью, но велел не приносить до утра.
        Внутри что-то было. У Грегора чуть не остановилось сердце, когда, осторожно развернув, он понял, что это. На него смотрело знакомое кольцо. Обручальное кольцо, которое он подарил Кейт.
        Слова на пергаменте расплывались перед глазами. Он передал его Джону, чтобы тот прочел, но он и так знал, что там написано.
        — «У нас есть кое-то, принадлежащее тебе. Если хочешь получить ее обратно живой, приезжай в замок Перт».
        Кровь во всем теле словно застыла. Впервые в жизни Грегору показалось, что он теряет сознание. Они схватили ее. Англичане забрали Кейт. Все было так, как опасались гвардейцы, если их личности раскроются. Они используют ее, чтобы добраться до него.
        Если с ней что-нибудь случится…
        Грегор не может этого допустить. Он этого не допустит. Кейт для него важнее всего на свете. Он тысячу раз отдаст свою жизнь за нее. И похоже, именно это ему и придется сделать.
        Глава 23
        К тому времени как они достигли окраины королевских предместий Перта, одного из важнейших и богатейших в Шотландии, Кейт валилась с ног. Расположенный на реке Тэй, одном из основных торговых путей, и рядом с аббатством Скон, в древности короли считали Перт столицей Шотландии.
        Замок был частично разрушен потопом примерно сто лет назад, но восстановлен королем Вильгельмом Львом[10 - Король Вильгельм Лев (англ. King William the Lion), или Вильгельм I, правил Шотландией с 1165 по 1214 г.]. Меньше десяти лет назад город был укреплен каменными стенами, башнями и воротами английским королем Эдуардом, захватившим город во время восстания Уоллеса[11 - Сэр Уильям Уоллес (англ. Sir William Wallace), ок. 1270 —1305 гг., шотландский землевладелец, ставший одним из ключевых лидеров войны за независимость Шотландии.].
        По стене Кейт догадалась, что они достигли места назначения, когда отряд всадников поднялся на вершину последнего холма. Она никогда ничего подобного не видела. Массивные каменные укрепления, окружавшие город, сверкали, как золотой алебастр в первых лучах зари. Окруженный с трех сторон каналом — наполненный водой ров прежде был единственным средством защиты — и с запада замыкавшийся естественной преградой реки Тэй. Созерцание этих пугающих стен и осознание того, что скоро окажется за ними в заключении, заставили Кейт на мгновение помедлить.
        Кейт посмотрела на сидящих верхом мужчин, обсуждавших что-то между собой и почти не обращавших на нее внимания, и оглянулась через плечо на широкое пространство леса, простирающееся за следующим холмом. Если она собирается сбежать, то это ее последний шанс. Но Кейт не может. Не сейчас, когда возможность отомстить оказалась так близко.
        Оружие, спрятанное под плащом на боку, придало ей мужества. Солдаты ее не обыскали, вероятно, решили, что одно оружие и так необычно для женщины. Она надеялась, что они не станут проводить более тщательный обыск по прибытии. Кейт себя не обманывала. Ее шансы на успех или побег крайне малы, но станут еще меньше без элемента неожиданности, который приносил кинжал.
        Она знала, что должна действовать быстро. Как бы она ни была зла на Грегора, Кейт не позволит ему сдаться взамен нее. Нет, если получится. Она рассчитывала, что ее отец остережет его от этого поступка. Хотя Грегор и думает, что она его предала, она не сомневалась, что он попытается штурмовать эти ворота при первой же возможности. Как ее опекун, он будет считать себя ответственным за нее. Но Роберт Брюс не позволит одному из лучших воинов сдаться англичанам из-за женщины. Брюс, может, и подвел ее как отец, но она не могла отрицать, что те же самые качества делают его отличным королем. Беспощадные разумные решения, а не эмоциональные возложили корону на его голову и пока там ее удерживают.
        Если Кейт не ошибается по поводу личностей полчища людей, занявших позицию на дальнем берегу реки, Грегор не сможет его избежать. Судя по всему, об этом говорит и обеспокоенный вид схвативших ее солдат — Роберт Брюс прибыл в Перт, чтобы начать осаду. Вместе с Бервиком, Роксбургом, Эдинбургом и Стерлингом Перт, или город Святого Иоанна, как его еще называют, был одним из ключевых замков, которые Брюсу необходимо отвоевать у англичан. Особенно Брюса должно было раздражать то, что замок Перт, как и замок Стерлинг, удерживал шотландец, сэр Уильям Олифант, и защитный гарнизон состоял в основном из шотландцев.
        Знать, что отец где-то поблизости, оказалось неожиданно больно. Даже после стольких лет Кейт хотела услышать ответ только на один вопрос: почему? Почему он ее бросил? Из-за новой невесты? Он женился на Изабел Мара вскоре после того, как ушел. Она потребовала, чтобы он перестал видеться с женщиной, которая родила одного из его бастардов, или он просто устал от Кейт и ее матери?
        Кейт отвернулась от армии людей у ворот. Она никогда не узнает правды, поскольку не выйдет замуж за Грегора и ей не грозит перспектива снова встретиться с отцом. Прошло столько лет, что Брюс, скорее всего, и не узнал бы ее. Она задавалась вопросом: узнала бы она его сама. Красивый юный граф стал чуть не в два раза старше. Но она откуда-то знала, что узнает его. Он оставил слишком большой отпечаток в ее прошлом. Но там Брюс и должен остаться — в прошлом. Вместе с Грегором. Ее губы сжались от остаточной злости и горечи, которых не могло стереть даже изнеможение.
        Один из солдат, молодой человек по фамилии Гиббон, который пожалел ее в последние полтора дня путешествия, передал ей мех с водой. Кейт была умелым наездником, но они проскакали больше сорока миль только с небольшими передышками, чтобы помешать Грегору их нагнать. Она так устала, что с трудом держалась в седле.
        — Как мы попадем внутрь?  — спросила она, кивнув на закрытые ворота.  — Полагаю, это люди короля на той стороне реки напротив моста?
        — Да, король Гуд начал осаду раньше, чем ожидалось. Мы не сможем воспользоваться красными воротами у моста, так как рискуем наткнуться на его людей. Но у него пока не было возможности разместить людей вокруг города, так что мы можем воспользоваться другими воротами. Они впустят нас, когда увидят знамя.
        Солдаты выступали под флагом де Богуна. Кейт догадалась, что это не рыцари, а обычные наемники, хотя, как она поняла из их разговоров, юный Фицуоррен, очевидно, надеялся получить титул за поимку одного из призраков Брюса.
        — Нам повезло, что мы приехали именно сейчас,  — сказал Гиббон с доброй улыбкой.  — Или у нас возникли бы трудности с проникновением внутрь.
        — Полагаю, это последнее место, куда вам хочется попасть, когда осада вот-вот начнется.
        Он засмеялся.
        — При обычных обстоятельствах это было бы правдой. Но это долго не продлится. Посмотрите на стены. У короля Гуда нет осадных орудий, чтобы проломить их, и мы подготовились к его трюкам. Запасов свежей воды в городе хватит на шесть месяцев. Но это не займет и половину срока. Попомните мои слова: король Гуд упакует свои подводы и ускользнет обратно в лисью нору совсем скоро.
        Кейт не могла представить, насколько пророческими окажутся эти слова.

        Через две недели по возвращении в лагерь Грегор стоял перед королем Шотландии, совершенно не похожий на одного из лучших воинов страны — и еще меньше на самого красивого. С тех пор как похитили Кейт, он почти не спал, а все время бодрствования думал о том, что с ней могли сделать. Он выглядел так же ужасно, как себя чувствовал.
        У него закончилось терпение — о чем бы там ни просил король.
        — Я больше не могу ждать.
        Брюс смотрел на него поверх длинного стола, установленного в шатре. Палатка была скудно украшена для королевских покоев, пусть даже временных, но Брюс был скорее воином, чем королем. Это было одним из качеств, которым Грегор и его соратники больше всего в нем восхищались. Сам шатер был ярко-красным с золотом, отражающим цвета королевского знамени, но внутри они стояли на недорогих восточных коврах, и, помимо стола, там были только кресло, кровать и расписная деревянная ширма для уединения, чтобы король мог умыться или переодеться. Прожив столько лет скрываясь, король научился путешествовать налегке в отличие от своих английских противников, таскавших за собой в поход бесконечные подводы с мебелью и королевской посудой.
        — Я, как никто, понимаю, что ты сейчас испытываешь, Стрела. Думаешь, я не хотел бы отправиться в Англию и освободить жену с дочерью, если бы мог? Но я не позволю тебе отправиться туда как барану на заклание. Ты слишком мне нужен. И я не могу рисковать остальными.
        Грегор пытался подавить эмоции, но отказ короля позволить ему предпринять любые попытки спасти или обменять на себя Кейт сводил его с ума. Он раньше никогда не сочувствовал Макруайри, но прошедшая неделя стала для него намеком на то, через что безжалостному пирату, ставшему верным гвардейцам, пришлось пройти за два года. Не дай бог, Кейт будут держать в клетке, как случилось с женой Макруайри во время ее заключения. Изабелла Макдуф была свободна (и младшая сестра короля Мэри), но королева Брюса и наследница по-прежнему содержались в английских монастырях. Грегор также понимал, чего еще боится король: фантом может сломаться под пытками англичан. Но ведь Ангел — Хелен Маккей — может дать ему что-нибудь, чтобы быть уверенным, что этого точно не случится. Аконит или другой растительный яд обеспечит безопасность остальных, если дойдет до этого.
        Грегор повернулся спиной к королю и попытался воспользоваться остатками трезвого рассудка, чтобы настоять на своем.
        — Но Кейт не в Англии, а здесь, в Шотландии, в одном из наших замков. И они не угрожают убить вашу жену и дочь.  — Голос надломился, и он взглянул на Брюса высохшими горячими глазами на лице, выглядевшем, вероятно, так же изможденно, как он себя чувствовал.  — Они сказали, что убьют ее в конце недели, если я не сдамся. Я этого не допущу.
        За прошедшие две недели Грегор обменялся серией посланий с сэром Уильямом Олифантом, бывшим героем Шотландии, который теперь удерживал замок для англичан и был губернатором Перта. Но после того как вчера Кейт привели на бастион, чтобы показать, что она жива и здорова, Грегор больше не мог оттягивать. Увидев ее, пусть даже издалека, он чуть не упал на колени от облегчения, но также понял, что действовать нужно, и срочно.
        — Я тебя об этом не прошу. Я только прошу тебя подождать еще пару дней. Это все, что нам нужно, чтобы попасть в замок, если мой план сработает. И я не верю, что Олифант одобрит убийство девушки, что бы там ни говорили англичане.
        Учитывая, насколько бесполезными пока оказались их ограниченные осадные орудия против городских стен, Грегор подумал, что король слишком оптимистичен по поводу своих шансов — и это слабо сказано. Но им много раз удавалось преодолеть большие сложности, чтобы совсем игнорировать слова Брюса. И он не поставит жизнь Кейт на рыцарскую честь сэра Уильяма.
        — Как вы собираетесь это сделать?
        Вероятно, почувствовав сомнения Грегора, король откинулся в кресле и самодовольно скрестил руки на груди.
        — Путем отступления.

        Кейт услышала радостные вопли солдат, когда вышла из башни.
        Бывший шотландский полководец, сражавшийся рядом с Уоллесом, сэр Уильям Олифант, которому было поручено удерживать Перт для английского короля, шел рядом с ней к парапету. Когда они достигли места, куда ее приводили за день до этого, чтобы показать Грегору, что она в порядке, он остановился и позволил ей самой увидеть причину всеобщего ликования.
        Она была потрясена не меньше, чем когда он пару минут назад вошел в ее комнату и сказал, что Брюс и его армия уходят.
        — Они сдаются?
        Сэр Уильям кивнул.
        — Похоже, что так. Мы, разумеется, последуем за ними, чтобы убедиться, что это не очередной фокус Брюса. Но учитывая, что со времени появления Брюс и его армия не достигли практически никакого прогресса, я не удивлен. Он не захочет тратить время и провиант, чтобы выманить нас голодом. Он найдет цель попроще, хоть и не такую важную.
        За две недели плена Кейт начала восхищаться старым угрюмым воином и жалеть его. Это был бывший шотландский патриот, который по стечению обстоятельств, из-за семейных связей и феодальной верности, оказался в незавидном положении, вынужденный сражаться против своих соотечественников.
        Как многие первые патриоты, сэр Уильям был захвачен в плен англичанами после гибельной битвы при Данбаре и со временем освобожден. И, как многие другие патриоты, он нарушил свое обещание Эдуарду Английскому и снова восстал, чтобы присоединиться к Уоллесу.
        Сэр Уильям заработал статус героя среди шотландцев, когда удерживал замок Стерлинг всего с несколькими дюжинами солдат против Эдуарда и его знаменитых могучих осадных орудий — «боевого волка», «барана» и «викария»  — больше трех месяцев. По иронии судьбы, как заметил ей старый воин, именно вместе с Брюсом они сражались против англичан в то время.
        Король Эдуард отплатил сэру Уильяму за нарушенное слово своим собственным, когда сэр Уильям сдал Стерлинг на подходящих условиях, то оказался раздет донага и выставлен на потеху англичанам вместе со своими людьми, а потом заключен в лондонском Тауэре на четыре года. Отпущенный под залог при условии сражаться на стороне нового короля Эдуарда Второго, он получил командование Пертом в начале этого года, после того как фаворит короля Пирс Гавестон, граф Корнуоллский, возвратился в Англию и вскоре был казнен.
        Не испытывая любви к Брюсу, на которого сэр Уильям временами взирал с мрачным восхищением за его достижения, а временами как на узурпатора и убийцу (сначала за то, что забрал корону у слабого, но помазанного короля Джона Шотландского, а потом за убийство родственника короля и вероятного претендента на корону «Красного» Джона Комина перед высоким собором Грейфрайерс), сэр Уильям оказался воюющим на стороне своих бывших врагов.
        Но было понятно, что старый воин — лет на десять старше ее отца — презирал английских «сиделок», как он их называл, вроде де Богуна, которого прислали следить за ним и убедиться, что он не собирается вернуться к Брюсу. Фицуорренов — и отца, и сына — он не выносил в особенности.
        Это у них было общее. Кейт едва удалось скрыть ненависть к человеку, изнасиловавшему и убившему ее мать, когда ее привели к нему по прибытии в замок. Если бы «сэр» Реджиналд Фицуоррен не был вооружен и окружен полудюжиной солдат, она попыталась бы схватиться за кинжал. Это было соблазнительно, гораздо более соблазнительно, чем должно было быть, учитывая обстоятельства, но Кейт не собиралась совершать глупости. Она подождет, пока не представится лучшая возможность.
        Но пока этого не случилось, и Кейт знала, что время на исходе. Переговоры о ее освобождении и так затянулись дольше, чем она ожидала.
        За это надо благодарить сэра Уильяма. Он, а не Фицуоррены — к их огромной ярости — распоряжался ее заключением и переговорами об освобождении. Он также позаботился, чтобы ей отвели маленькую, скудно обставленную, но относительно удобную комнату в башне. И он распоряжался ее «допросом». Факт, которому она оказалась весьма рада, когда, запинаясь, объясняла, как вышло, что она попала к Макгрегорам в Роро. Сообразив, что ей нельзя упоминать о связи с Лохмабеном, потому что Фицуоррен может ее узнать — ей и так показалось, что он смотрел на нее слишком долго при их первой встрече,  — Кейт назвалась осиротевшей дочерью одного из охранников отца Грегора.
        Узнав, что она не покидала Роро со времени прибытия и что Грегор редко возвращался домой, а когда возвращался, то один, сэр Уильям перестал рассматривать Кейт как возможный источник полезной информации о призраках. Несмотря на проявленную к ней доброту, старый воин, как большинство представителей своего пола, считал, что женщины немного стоят и что никто не доверит им такую важную информацию.
        Фицуоррен был взбешен и упомянул о продемонстрированных ею при захвате способностях, заявив, что ее, должно быть, тренировали призраки. Кейт яростно это отрицала и искренне заявила, что Джон научил ее защищаться от трусливых англичан, которые думают, что изнасилование женщин делает их мужчинами.
        Она смотрела капитану в глаза слишком долго, ее слова были слишком едкими, и Фицуоррен прищурился.
        Сэра Уильяма развеселили ее и дерзость по отношению к английскому капитану, и идея, что девушка может научиться сражаться. Он выставил юного Фицуоррена некомпетентным дураком, когда тот пытался объяснить, как сложно ему и его людям было схватить ее и как «крошечная девчонка» огрела одного из низ по голове рукояткой меча и чуть не оттяпала ногу другому.
        Хотя сэр Уильям явно был занят обороной города, ему, как показалось Кейт, понравилось болтать с ней, и он следил, чтобы ее кормили, дали приличную одежду (платье) и позволяли раз в день гулять с охраной по двору. Это было гораздо большей свободой, чем она могла получить, если бы Фицуоррены отвечали за ее содержание, и ее беспокоило, что в какой-то момент ей придется этим воспользоваться.
        Неверно поняв беспокойство пленницы, сэр Уильям взял ее ладонь в свои большие руки — он напоминал ей медведя тяжелым строением и седеющими бакенбардами.
        — Тебе не о чем беспокоиться, девочка. Твой жених тебя не бросил. Брюс, может, и отступил, но Макгрегор обещал сдаться в субботу на закате.
        — В субботу?  — повторила она. Это уже через три дня!
        Он кивнул.
        — Кажется, он вернулся на пару дней в Роро, чтобы привести дела в порядок.
        Кейт побледнела.
        — Значит, вы собираетесь его убить?
        Лицо старого воина застыло от неприязни. Она знала, что он не одобряет использование женщины в качестве заложника — каким бы важным ни был пленник.
        — Не я, но я не стану тебя обманывать, девочка. Король Эдуард, закусив удила, ждет, когда сможет заполучить одного из призраков Брюса, но когда Макгрегор даст ему все, что нужно, у Эдуарда не будет причин оставлять его в живых.
        Кейт похолодела, уверяя себя, что до этого не дойдет. Но она понимала, что больше не может ждать. Она должна действовать до субботы.
        Но стоя рядом с сэром Уильямом на бастионе и наблюдая, как люди отца готовятся уходить, она понимала, что здесь что-то не так. Роберт Брюс так легко не сдается. Она должна приготовиться к чему угодно.
        Сэр Уильям явно думал так же.
        — Как бы я не радовался их отступлению, у меня такое чувство, что мы не в последний раз видим Роберта Брюса.
        Глава 24
        Ожидание было невыносимым. Наконец, спустя две ночи после отступления, Грегор, большинство остальных гвардейцев, Дуглас и его люди, а также сам король были на пути обратно в Перт.
        Брюс упрямо настоял на том, чтобы присоединиться к ним — вместо того чтобы подождать рядом с основными силами открытия ворот,  — и это чуть не стоило им всего плана. Грегор думал, что у Вождя лопнут сосуды на висках — так он разозлился. Но короля было не переубедить, даже бесстрашному Вождю. Это его план, и он его исполнит, настаивал Брюс. Именно так рождаются легенды, добавил он, проигнорировав возражения Вождя, что именно так погибают дураки и теряются троны.
        Не многие могли безнаказанно назвать короля Шотландии дураком, но Тор Маклауд, предводитель Хайлендской гвардии, был одним из них. Брюс просто посмеялся и сказал Вождю, что поэтому-то он и хочет поехать — убедиться, что это не про него.
        Грегор вместе с остальными пытался вразумить короля, но того было не переубедить. Если они хотят предводителя, который будет ждать где-то в безопасном месте, пока другие завоевывают для него корону, то могут забирать себе Эдуарда Второго. Брюс был воином, и он поведет своих людей в бой, даже если ему придется погибнуть вместе с ними. Господь защитит его, а если нет, то защитит Хайлендская гвардия. С его логикой было трудно спорить, даже если это богохульство.
        Оставив около сотни человек в лесу неподалеку, основная часть армии расположилась в замке Данди, захваченном Брюсом прошлой зимой, чтобы поддержать иллюзию отступления и взбудоражить английских шпионов, небольшой отряд воинов подошел к северной окраине города, где располагался замок. В город вели несколько ворот, включая Красный мост, Башенный мост, Южные ворота и ворота Спе, но их план был пересечь канал возле замка, взобраться по стене и открыть небольшие ворота у Корфью-роу, чтобы впустить остальную армию и захватить гарнизон врасплох. Когда замок падет, город будет у них в руках.
        Было далеко за полночь, когда группа воинов приблизилась к ледяным черным водам рва, оснащенная только веревочными лестницами, которые изобрел Дуглас и которые они впервые опробовали в Бервике и легким оружием. Не случайно ночь была безлунной, а небо черным как смоль. С вымазанными золой и тюленьим жиром лицами едва ли возможно было разобрать, кто стоит рядом. Солдаты, стоящие в дозоре на стене, увидеть их и вовсе не могли. И услышать вряд ли могли, потому что даже снаружи стены доносились звуки пирушки. Очевидно, гарнизон и горожане праздновали победу. Немного преждевременно — не то чтобы Грегор жаловался, особенно если это означает, что солдаты не слишком настороже.
        Брюс первым вошел в воду, к большому изумлению французского рыцаря, который недавно присоединился к свите Дугласа и не имел возможности видеть, как король ведет своих людей в бой. Вождь следовал за ним по пятам, а следом — Грегор.
        Наполненный грязной и холодной водой, ров оказался двадцатью ярдами топкого, вонючего и скользкого ада. Временами вода практически достигала рта, и, учитывая источаемые ею отвратительные запахи, Грегор был рад, что не достигала.
        Когда они наконец перебрались на другую сторону рва, им пришлось ползти на животе по грязному каменистому берегу к подножию стены. Когда все перебрались, двое кузенов с Островов, Максорли и Макруайри, начали забрасывать крючья веревочных лестниц.
        Никто не разговаривал. Слов не требовалось, так как все знали свои роли. Все необходимые сообщения передавались жестами рук.
        Вождю все-таки удалось одержать небольшую победу: Брюс не будет первым подниматься по лестнице, впереди него пойдет Макруайри. Грегор будет первым на другой лестнице, чтобы занять позицию на стене.
        Медленно, беззвучно, не больше чем по двое на лестнице за раз, они начали взбираться. Макруайри был примерно в пяти футах от верха, а король — в нескольких за ним, когда произошла катастрофа. Веревка с одной стороны лестницы лопнула у основания, оба едва успели ухватиться за оставшуюся веревку, когда доски под их ногами накренились и упали, и воинов ударило о стену, что было намного лучше, чем свалиться на каменистый берег в двадцати футах внизу.
        Стука дерева и металла о камень было достаточно, чтобы привлечь внимание даже самого небрежного охранника. На полпути наверх по второй лестнице у Грегора не осталось времени на раздумья. Солдат на одной из башен остановился, чтобы узнать, в чем дело. Он был примерно в двадцати ярдах и смотрел в их направлении — слабое пятно мишени во тьме. Прижавшись к стене и удерживая равновесие только ногами, Грегор вмиг отпустил лестницу, натянул тетиву и послал стрелу в темноту. Выстрел был скорее отчаянный, чем реалистичный, и, учитывая, что любое неверное движение могло привести к падению с лестницы, один из самых сложных в его практике. Но черта с два Грегор допустит, чтобы эта атака не удалась. Прежде чем солдат смог крикнуть и предупредить остальную стражу, он замертво свалился на землю.
        Макруайри удалось подтянуться наверх. Король все еще висел на сломанной лестнице, а люди внизу готовились поймать его, если понадобится. Но Брюс не упал. Как Макруайри, он забрался вверх по порванной лестнице на стену. Благодаря Грегору несчастье удалось предотвратить.
        С безостановочно чертыхавшимся Вождем, в том героическом порыве, который позволил Брюсу завоевывать сердца людей и восхищение своих воинов, король повел небольшой отряд в неожиданную атаку. Хотя Грегору больше всего хотелось отправиться на поиски Кейт, он занял позицию на стене лицом во двор, чтобы быть уверенным, что никто не сможет предупредить остальной гарнизон, прежде чем замок будет захвачен, а ворота — открыты.
        Грегору не пришлось готовить еще одну стрелу. Гарнизон оказался печально неподготовлен, и люди Брюса почти не встретили сопротивления. В течение получаса замок и город принадлежали им, и Роберт Брюс одержал еще одну невероятную победу в невероятном правлении, быстро превратившем его в легенду.
        Но Грегор еще не был готов праздновать. Не в состоянии больше ждать, он повернулся к Кэмпбеллу:
        — Я пойду искать Кейт.
        — Я с тобой.
        Он кивнул.
        — Сперва проверим сторожевые башни.
        Они только начали спускаться по ступеням бастиона, когда Грегор услышал крик. Узнав голос Брюса, он посмотрел вниз во двор. Он оценил ситуацию и выругался. Вот ведь черт, один из англичан прикрывался женщиной как щитом, и Брюс, который никогда не забывал, что он рыцарь, собирался прийти ей на помощь и наверняка погибнуть.
        Не мешкая, Грегор достал стрелу, поднял лук и натянул тетиву. Это был простой выстрел. Двор был освещен факелами, а солдат был всего в двадцати ярдах. Как только женщина перестанет мешать…
        Он снова взглянул на женщину, и у него сердце ушло в пятки. Проклятье. Это оказалась не какая-то женщина, это была Кейт.

        Кейт узнала приближавшегося человека прежде Фицуоррена. Большая часть его лица была скрыта шлемом, и кожа чем-то выпачкана, но заносчивые манеры и аура самоуверенности и властности были те же, что и в последний раз, когда она видела очаровательного юного графа Каррика, удаляющимся из их маленького коттеджа пятнадцать лет назад.
        Пятнадцать лет она думала, что ненавидит его. Но хватило одного взгляда, одного мгновения, когда их глаза встретились, чтобы она поняла: как бы ужасно с ней ни поступил в прошлом отец, она не станет инструментом, позволившим его уничтожить. Она инстинктивно знала, что именно это Фицуоррен и попытается сделать.
        Внутри заклокотали ужас и ярость. Ради всего святого, все не должно было так закончиться! Кейт была готова. Она весь день ждала в комнате, когда за ней придут, чтобы привести свой план в действие. У нее будет достаточно времени, чтобы найти Фицуоррена и осуществить возмездие, прежде чем попытаться сбежать из города.
        У нее не было запасного плана. Если сбежать окажется невозможно, она собиралась укрыться в церкви. Рыцарская честь сэра Уильяма не позволит ему вломиться туда, как сделал граф Росс, захватив королеву Брюса, его сестру, дочь и графиню Бьюкен, или обманом заставить Грегора сдаться без нее в качестве заложника.
        Но Кейт впустую нетерпеливо металась из угла в угол. В первый раз со времени заточения никто не пришел, чтобы отвести ее на прогулку, и даже не принес еды. Судя по доносившимся снаружи звукам, они были слишком заняты празднованием.
        Из всех дней о ней забыли именно сегодня! Она стучала кулаками по двери, кричала и звала кого-нибудь, пока не охрипла. Она почти потеряла надежду, когда дверь наконец распахнулась — было уже давно за полночь — и внутрь ворвался тот самый человек, которого она собиралась найти.
        Она так удивилась, увидев старшего Фицуоррена, что не сразу пришла в себя.
        — Ты же не думала, что я о тебе забыл, а?  — злобно засмеялся он.  — Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить шлюху Брюса и ее дворняжку.  — Застыв от потрясения, Кейт вскрикнула, когда он приблизился к ней. На мгновение Кейт снова превратилась в маленькую девочку в коттедже, видевшую, как ее мать насилует и убивает этот злодей.  — Ты выкарабкалась из своей могилы? Надо было позволить им наполнить колодец водой, как они хотели. Но я думал, будет веселее, если ты помрешь с голоду.  — Фицуоррен безразлично пожал плечами.  — Я знал, что в тебе есть что-то знакомое, но не мог вспомнить, пока одна из служанок этим вечером не оказала немного сопротивления. Я никогда не забываю кричащую женщину, которую поимел, особенно такую красотку, как твоя мать. Ты на нее похожа. Кто бы мог подумать, что тощий щенок станет таким хорошеньким? Брюс отлично разбирается в шлюхах, надо признать.
        Кейт закричала, как раненое животное.
        — Не смей называть ее шлюхой, мерзкий ублюдок!
        Ненависть к убийце матери и его отвратительные насмешки поглотили ее. Потрясение от того, что он узнал ее и знал, кто они были, испарилось, и ее единственной мыслью стало убить. Кейт забыла свои тренировки и позволила эмоциям одержать вверх.
        Однако ее попытка с ножом оказалась такой же неудачной, как в прошлом с тяпкой. Фицуоррен заметил нож на долю секунды раньше, чем она рассчитывала. Прежде чем Кейт успела проткнуть его сквозь кольчугу в живот, он отбил ее руку. Кончик ножа скользнул по кольчуге и беспомощно упал на пол.
        Она не убила его, но уколола, удивила, дав себе необходимые секунды, чтобы сбежать. Но Кейт не могла просто его отпустить. Он должен поплатиться. Должен. Она не может оказаться так близко и потерпеть неудачу.
        Кейт потянулась вниз за ножом. Это было ошибкой — огромной ошибкой. Фицуоррен отпихнул кинжал и ударил ее коленом в подбородок, мгновенно оглушив. Сознание Кейт помутилось, а земля закачалась под ногами. Она оправилась, но недостаточно быстро.
        — Безмозглая дрянь!  — Он схватил ее и сдавил рукой за шею, прежде чем она успела прижать подбородок.  — Если бы ты не была мне нужна, то была бы уже мертва. Но мне и моим людям пора отсюда выбираться.
        Фицуоррен выволок Кейт наружу, сжав руку достаточно, для того чтобы перекрыть ей дыхание. Она брыкалась и дергалась, пытаясь вдохнуть, но облаченная в сталь рука была неумолима. Последнее, что, она помнила, это боль от впивавшейся в горло кольчужной рукавицы.
        Когда Кейт пришла в себя, они уже были во дворе. Фицуоррен тащил ее впереди себя, словно щит, одной рукой придавив ее руки к бокам, а другой прижимая острый конец кинжала к ее спине. Вокруг них двигались люди. Она узнала молодого Фицуоррена и несколько английских солдат, собравшихся в углу.
        Ей понадобилось время, чтобы понять, что замок атакован и что англичане и люди сэра Уильяма сдаются.
        В этот момент Кейт увидела, что направляющийся к ним человек — это ее отец.
        — Отпусти женщину,  — низкий голос проник в глубину ее воспоминаний.
        — Не так быстро,  — сказал Фицуоррен.  — Где ваш предводитель?  — Внезапно узнав его, он замер. Из его груди вырвался злобный смешок.  — Ну как вам это нравится? Сегодня, должно быть, мой счастливый день. Рад встрече, сэр Роберт, давно не виделись, но, кажется, я нашел кое-что ваше.
        Фицуоррен дернул Кейт ближе к факелу, отчего нож впился ей в спину. Она вскрикнула от боли, когда лезвие проникло в плоть. По спине потекла кровь.
        Она встретилась взглядами с отцом и увидела, что он узнал ее.
        — Киска Кэт?  — Он звучал таким же потрясенным, как выглядел. С его лица под темными разводами словно сошли все краски.  — Господи боже, Кэтрин, это ты?
        Он потянулся к ней.
        Боже, нет! Кейт почувствовала, как кинжал оставил ее спину в покое, и поняла, что должно случиться. Фицуоррен собирался вонзить клинок ее отцу в грудь, которая оказалась открытой и уязвимой, когда он потянулся к ней.
        Каждый ее защитный инстинкт вспыхнул. Это все ее вина. Она должна была сбежать, когда была возможность, а теперь ее отец…
        «Остановить его. Я должна остановить его».
        Как только Фицуоррен ослабил хватку, Кейт среагировала. На этот раз она помнила, чему научилась. Так же как с Грегором во время тренировки, она немного согнулась и изо всех сил ударила головой Фицуоррена в челюсть. Кольчужный воротник его шлема притупил удар, но ей удалось вывернуться из его хватки.
        Он застонал от боли и выругался, но отпустил Кейт. Его внимание все еще было сосредоточено на Брюсе, который был всего на расстоянии вытянутой руки.
        Кейт заметила отблеск серебристого клинка в свете факела, когда Фицуоррен замахнулся кинжалом на короля. Ее кинжалом. Тем, который пробивает кольчугу.
        Он сделал выпад, намереваясь глубоко вонзить его королю в живот, когда Кейт закричала:
        — Нет!
        Она знала, что делать. Грегор хорошо ее научил. Он вдалбливал это в нее в тот день на тренировочном дворе, пока движения не отработались до автоматизма. Обеими руками она схватила держащее нож запястье, повернула руку Фицуоррена назад и вонзила кинжал в его собственную грудь.
        Она увидела удивление в его глазах за секунду до того, как дернулась вперед от громкого, глухого удара. Она застыла от боли и такого же шока, как и Фицуоррен, и они оба свалились на землю.

        Убегать. Этому он ее учил. Этого он ждал. Как только Кейт освободилась, она должна была убегать.
        Как только Кейт запрокинула голову и освободилась из рук солдата, Грегор был готов. Он увидел нож, приближающийся к королю, и отреагировал, выпустив стрелу, которая должна спасти жизнь короля. Но когда пальцы разжались — слишком поздно, чтобы повернуть все вспять,  — его отвлекло движение.
        Кейт.
        Грегор вскрикнул от мучительного ужаса, когда Кейт дернулась вперед прямо под стрелу.
        Он слишком поздно понял, что она собирается сделать. То, что он сделал бы сам. У нее были инстинкты бойца, и он хорошо ее научил.
        Грегор хотел закричать, чтобы Кейт не стояла на пути, но было слишком поздно. Казалось, сердце вырвали у него из груди и сожгли на глазах, пока он ждал неизбежного.
        «Не попади. Господи, пожалуйста, не попади».
        Но его молитвы были услышаны только частично. Стрела, предназначенная для солдата, которая должна была попасть ему между глаз, угодила Кейт в спину, когда она бросилась вперед, чтобы вырвать нож у солдата из рук.
        Грегор уже ломился вперед, когда услышал тошнотворный удар — болезненный крик Кейт, а потом вопль короля. Через секунду Кейт упала на землю, а он хотел умереть.
        Любая гордость, которую он мог почувствовать, когда солдат, которого она ударила и, скорее всего, убила, последовал за ней, испарилась от страха, превратившего его кровь в лед.
        Бестолково распихивая людей по дороге, Грегор побежал к ней. «Пусть с ней все будет в порядке. Пожалуйста, пусть она будет в порядке. Я не мог…»
        Отказываясь думать дальше, Грегор прорвался сквозь толпу, окружившую Брюса, который необъяснимо пал на колени и держал Кейт в объятиях.
        Ее голова была запрокинута, лицо бескровно, глаза закрыты, она выглядела…
        Грегор издал глухой задыхающийся звук:
        — Кейт!
        Он потянулся к ней, но Брюс его остановил.
        — Кейт?  — Когда король взглянул на него, его глаза сверкали такой яростью, какой Грегор никогда раньше не видел.  — Во имя всего святого, держись от нее подальше!
        Грегор потрясенно на него уставился, не понимая.
        — Но это моя…
        — Ты хоть знаешь, что сделал?  — Перебил его король.  — Ты подстрелил мою дочь!
        Понадобилась пара минут, чтобы слова обрели смысл. Когда обрели, Грегор отшатнулся, как от сильного удара.
        «Дочь? Этого не может быть».
        Кажется, он произнес это вслух. Брюс пронзил его очередным убийственным взглядом.
        — Ты что, думаешь, я не узнаю собственного ребенка? Ты говорил, что она мертва. Все это время я думал, что моя малышка Кэтрин мертва.  — Брюс прижал ее к себе и погладил темные волосы. Темные волосы Кейт.
        Грегор переводил взгляд с одного на другую, его желудок сжался, когда он увидел сходство, которое раньше только брезжило на грани сознания. Такие же темные глаза и волосы, тот же упрямо сжатый рот и решительный подбородок.
        Он слышал, как Кэмпбелл пробормотал у него за спиной:
        — Проклятье, я же знал, что в ней есть что-то знакомое.
        Неожиданно Грегор понял, что это значит. Он сердито воззрился на человека, которым всегда восхищался.
        — Мерзавец, так это ты ее бросил! Как ты мог так с ней поступить?
        Роберт Брюс предостерегающе на него посмотрел, напомнив Стреле, что он обращается к королю.
        — Не по доброй воле. Но я не обязан ничего объяснять человеку, который соврал мне, сказав, что моя дочь мертва.
        У Грегора не было возможности ответить. Король с ним закончил. Брюс поднял безжизненное тело Кейт и начал отдавать распоряжения, чтобы нашли ему в замке постель и привели лучшего лекаря в городе.
        Чувствуя, словно у него из груди вырывают сердце, Грегор беспомощно смотрел, как человек, к которому он относился как к отцу, уносит от него любимую женщину, которую он, вероятно, убил.
        Нет, не беспомощно. Кое-что он может сделать. Грегор оглянулся в поисках Маккея и обнаружил огромного горца во дворе с остальными членами Хайлендской гвардии. Он видел по их озабоченным лицам, что они слышали по крайней мере часть разговора с королем. Но ему было все равно. Не сейчас. Сейчас только одно имеет значение.
        — Где Ангел?  — спросил он.  — Она мне нужна.
        Если кто-то и может спасти Кейт, это Хелен Маккей. Однажды она спасла жизнь ему, а теперь он попросит ее о чем-то гораздо более важном: вернуть ему Кейт.
        Глава 25
        Стрела Грегора не убила ее, но лихорадке это почти удалось. Если бы не симпатичная рыжеволосая целительница, прибывшая через пару дней после того, как Кейт ранила стрела, она, вероятно, так и не пришла бы в сознание.
        И никогда не узнала бы правду. Да, Кейт было за что благодарить Хелен Маккей. Она вернула ей жизнь и отца. Король был рядом с ней, когда она впервые очнулась после ранения — до того как началась лихорадка,  — и все ей рассказал.
        Она все еще не могла в это поверить. Он их не бросал. Это ее мать настояла, чтобы он держался подальше. Она хотела дать своему браку шанс, а ее жених — мужчина, который потом стал первым отчимом Кейт,  — очень ревновал к королю. Мать думала, что если бывшего любовника не будет рядом, то у них есть шанс на счастливое будущее.
        Она должна была рассказать Кейт правду, когда та достаточно подрастет, чтобы понять, но по какой-то причине так этого и не сделала. Может, думала, что Кейт про него забыла? Может, не хотела тревожить старые раны? Может, ей было слишком тяжело находиться радом с Брюсом — так сильно она его любила? Кейт никогда не узнает.
        Отец не собирался отсутствовать вечно, но началась война, и он сражался — и иногда спасался бегством — за свою жизнь. К тому времени как он вернулся в Шотландию, чтобы заявить права на престол, ее деревню сожгли и было уже слишком поздно.
        По крайней мере он думал, что уже слишком поздно. Несмотря на ее уверения, что она обманула Грегора, ее отец возложил всю вину за их разлуку исключительно на плечи своего лучника и, что бы она ни говорила, оставался непреклонен. Брюс был таким же упрямым, как сама Кейт, согласно словам матери. Кейт же никакого сходства не видела. По ее мнению, она всегда вела себя разумно.
        Служанка только закончила завязывать ленту на конце ее косы, когда крошечный целитель вошла в комнату.
        Привыкнув к тщательным осмотрам этой женщины, Кейт позволила Хелен изучить ее с макушки до кончиков ног, выглядывавших из-под подола дорогой ночной сорочки и бархатного домашнего платья, подаренных отцом.
        Закончив осмотр, Хелен наконец подняла взгляд.
        — Ты выглядишь намного лучше. Ванна тебя не слишком утомила?
        Кейт покачала головой и улыбнулась.
        — Наоборот, я почувствовала себя новым человеком. Я почти не ощущаю боли в плече.
        Хелен прищурилась, как будто знала, что Кейт врет.
        — Тебе нельзя выходить из комнаты еще пару дней — больно тебе или нет. Прошла всего неделя. Тебе нужно больше времени, чтобы восстановиться. Тебе удалось заставить меня разрешить тебе принять ванну, но это все.  — Она вздохнула, словно ей пришлось со многим смириться.  — Знаешь, ты очень похожа на своего отца. Лечить его оказалось сущим кошмаром.
        Кейт попыталась улыбнуться. Сравнение, даже не слишком лестное, было ей приятно.
        Она сомневалась, что кто-то мог заставить что-нибудь сделать Хелен Маккей. Несмотря на эльфийскую внешность, умелая целительница обладала железной волей и, судя по тому, что видела Кейт, распоряжалась королем, словно тот был непослушным ребенком.
        — Надеюсь, мне не придется насильно скармливать тебе овощи?  — сухо спросила Хелен.
        Кейт потрясла головой, вспомнив нелюбовь отца ко всему, что растет на земле и деревьях.
        — Мне нравятся овощи, все, кроме свеклы.  — Она сморщилась.
        Хелен фыркнула.
        — Позволь угадаю, они на вкус, как грязь? Я это уже слышала. Только прошлым вечером я застукала короля, когда он пытался скормить морковь, которую я специально для него приготовила, собакам. Собакам — можешь себе такое представить!  — Снова покачав головой, она поближе подошла к сидевшей на краю сундука Кейт и обратилась к Лизбет:  — Вы были осторожны?
        Служанка взволнованно кивнула, и Кейт пришлось вмешаться.
        — Лизбет очень старалась, чтобы бинты не намокли, и следовала всем твоим инструкциям.
        Хелен кивнула.
        — Хорошо. Тогда возвращайся в постель. Кое-кто хочет тебя видеть.
        Кейт застыла.
        Поскольку Хелен держала ее за руку, она почувствовала ее реакцию.
        — Я говорю о твоем отце.
        Напряжение немедленно исчезло. Кейт видела молчаливую просьбу женщины, но не могла ее удовлетворить. Хелен не понимала, почему она отказывается видеть Грегора, а Кейт была слишком горда, чтобы просветить ее, но целитель уважала ее желания, и только это имело значение.
        Кейт знала, что Хелен замужем за Магнусом Маккеем, одним из призраков, как она подозревала, но именно Грегор привез ее сюда. Хелен ничего не говорила, но Кейт почувствовала, что между ними что-то есть. Она видела это по глазам женщины каждый раз, когда отказывалась с ним встретиться. Хелен волновалась за Грегора.
        Зная Грегора, несложно было догадаться, что между ними было. Укол ревности только напомнил ей о том, что Кейт видела, и о ревности, которую ей пришлось бы выносить всю жизнь, если бы они поженились. Но она все равно была благодарна Хелен. Как бы там ни было, она обязана ей жизнью.
        Кейт позволила женщинам проводить ее обратно в постель и попыталась не морщиться, пока они поправляли подушки под ее ноющей спиной.
        Стрела попала ей в левую лопатку. Поскольку любое движение рукой причиняло невыносимую боль, Хелен предложила воспользоваться перевязью. Это очень помогло, но пока Кейт устраивалась поудобнее, сразу вспомнила, что, как бы ей ни терпелось покинуть комнату, пройдет еще какое-то время, прежде чем рана полностью заживет.
        Хелен сказала, что жизнь Кейт спас ее низкий рост. Несколькими дюймами ниже — и стрела пронзила бы легкое или сердце.
        Кейт воздержалась от возражений. Стрела Грегора пронзила ее сердце, правда, за пару недель до выстрела. И это было гораздо больнее.
        Тем не менее Хелен заверила ее, что через несколько недель она будет как новенькая, если не будет переутомляться, что может привести к возвращению лихорадки.
        — Мне впустить его?  — спросила Хелен.  — Когда я пришла, он довольно нетерпеливо бродил по прихожей.
        Кейт рассмеялась.
        — Да, наверное, лучше не заставлять короля ждать.
        Пока Хелен ходила за ним, Кейт закуталась в тяжелое, подбитое мехом покрывало. Хотя в жаровне горел огонь, каменные стены обиты толстыми гобеленами, а в обоих окнах стояли добротные стекла, в горах стоял январь, и в башне было холодно из-за сквозняков.
        Через мгновение дверь распахнулась, и вошел король Шотландии. Он осмотрел дочь почти так же тщательно, как Хелен, прежде чем улыбка достигла его глаз. Ей даже показалось, что она заметила мокрый блеск, когда он взглянул на нее.
        — Ах, Кэти, ты так похожа на свою мать, и это навевает столько воспоминаний. Ты стала красавицей.
        Кейт густо покраснела. Хотя она понимала, что он преувеличивает, сравнение не могло не польстить. Ее мать была прекрасна, и даже малейшего с ней сходства было бы достаточно.
        Брюс сел на край кровати рядом с дочерью. Пятнадцать лет войны состарили. На лице появились морщины и угрюмость, которых раньше не было. Потеря трех братьев, бесчисленных друзей, заточение жены, сестры и дочери, без сомнения, многое объясняли. Но когда он улыбался, а его глаза сверкали, он совсем не отличался от юного рыцаря, который наполнял крошечный коттедж светом и радостью. В конце концов, Кейт в нем не ошиблась.
        — Тебе лучше.  — Он поднял ее подбородок, поворачивая лицо к свету, льющемуся в окно.  — Кажется, я вижу румянец на твоих щеках.
        — Я чувствую себя гораздо лучше после ванны. Как только мне разрешат гулять, мои щеки станут намного ярче.
        Отец улыбнулся, но поднял ладонь, возражая ее не такой уж незаметной просьбе.
        — На меня не смотри. Это решение Хелен. Она и так достаточно на меня разозлилась. Очевидно, ты слишком разволновалась во время нашего последнего разговора.
        У Кейт замерло сердце.
        — Сэр Уильям в порядке?
        Его рот неприязненно сжался.
        — Да, благодаря тебе. Без твоего вмешательства предатель отправился бы на виселицу. Вместо этого его отправят на Острова, чтобы мне не пришлось столкнуться с ним на очередной крепостной стене. Считай, что это награда за то, что ты спасла мне жизнь.
        Услышав с облегчением, что старого рыцаря пощадили, Кейт откинулась на подушки. Она не стала спрашивать про остальных. Она уже знала, что с ними. Англичан отпустили и отправили обратно в Англию. Всех, кроме Фицуорренов. Сын погиб во время битвы, а отец пал от ее собственной руки. Кейт об этом не жалела, но и не испытала никакого облегчения. Она вспомнила предостережение Грегора. Кейт совершила убийство, и хотя это было необходимо, она знала, что это оставит свой след.
        Отец покачал головой.
        — Кто бы мог подумать, что такая крошка может научиться таким приемам.  — Он улыбнулся.  — Ты всегда больше походила на меня, чем на мать.  — Его выражение стало осуждающим.  — Не то что бы я этого не ценил, но тебе не следовало этого делать. Тебя могли убить.
        Поскольку в этом вопросе они не сходились во мнениях, Кейт переменила тему. Они немного поболтали о всяких пустяках, прежде чем Брюс наконец коснулся причины своего визита.
        По тому как он сердито нахмурился, Кейт поняла, о чем пойдет речь.
        — Ты не передумала?
        Кейт выдержала его взгляд, поселившийся в сердце холод распространился до костей.
        — Нет, и не передумаю. Грегор Макгрегор — последний человек на свете, за которого я бы вышла замуж.
        — Но вы обручились. Он сказал, ты любила его.
        Она отвернулась. Несмотря на клятвы, что она больше ни слезинки не проронит из-за этого мерзавца, у нее защипало в глазах.
        — Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Считай, что помолвка расторгнута. Если я его и любила, то с этим покончено.
        Разговор был прерван грохотом распахнувшейся двери, когда последний человек, которого ей хотелось видеть, ворвался в комнату.
        — Какого черта значит, «если» ты меня и любила?
        Кейт застыла, вытаращив глаза. Не от того, что его увидела — она понимала, что не сможет откладывать этот разговор вечно, но от того, как он выглядел. Растрепанным — это еще мягко сказано. Глаза налиты кровью, волосы всклокочены, подбородок небритый и покрыт недельной щетиной, глубокие морщины пересекали уже не такое уж и прекрасное лицо. Самый красивый мужчина в Шотландии выглядел ужасно. Точнее сказать, как человек, одной ногой стоявший в аду.
        Король вскочил и сердито к нему повернулся:
        — Я же велел тебе ждать снаружи.
        Но Грегор смотрел на Кейт. На мгновение их взгляды встретились. Она увидела практически инстинктивное облегчение и тоску, которую он источал, разглядывая каждую черту ее лица и фигуры. Но когда она отвернулась, то почувствовала горячность его расстройства и гнева.
        — Я больше не собираюсь ждать. Она днями отказывалась со мной видеться. Нам с Кейт — Кэтрин,  — Кейт услышала сарказм,  — надо поговорить.
        Ее отец разозлился не меньше Грегора.
        — Ты поговоришь с ней, когда и если она захочет, не раньше. Мне напомнить, что ты здесь только по просьбе Хелен, и, если бы было по-моему, ты отправился бы на юг с остальными?
        Грегор захлопнул рот, его губы побелели.
        Кейт переводила взгляд с одного мужчины на другого, увидев натянутость там, где раньше, скорее всего, были взаимное уважение и восхищение.
        Как бы ей ни хотелось выпроводить Грегора из комнаты и велеть убираться к дьяволу, она этого не сделает. Между ними, может, больше ничего не исправить, но она сделает все возможное, чтобы восстановить отношения между королем и одним из его лучших воинов. Она знала, как много значит для Грегора одобрение ее отца, и что бы он ей ни сделал, этого она его не лишит. Отец никогда не узнает от нее, как Грегор ее предал. Грегор, может, и не тот человек, за которого король хотел бы выдать свою дочь, но он нужен его армии.
        Кейт опустила ладонь на руку отца.
        — Все в порядке. Я с ним поговорю.
        Брюс сердито на них оглянулся. Сколько ему известно о том, что между ними произошло, она не знала. Но по этому взгляду она поняла, что достаточно.
        Он озабоченно на нее взглянул.
        — Тебе необязательно делать это сейчас, если не готова. Я не хочу, чтобы ты переутомлялась.  — Последняя фраза была адресована скорее Грегору.
        — Я буду в порядке,  — заверила его Кейт. И холодно повернувшись к человеку, разбившему ее сердце, добавила:
        — Это не займет много времени.

        Грегору казалось, что он держится за соломинку. С тех пор как стрела вылетела из его лука, он испытал все невообразимые муки. Господи, он чуть не убил ее! Одной мысли о том, как он был близок к тому, чтобы убить любимую женщину, было достаточно, чтобы вызвать приступ безумного отчаяния и паники.
        Он был так угнетен, так близок к тому, чтобы потерять рассудок от горя за долгие часы лихорадки Кейт, что Хелен пришлось усыпить его насильно. Усыпить его, черт побери. С помощью ее мужа.
        Грегор целыми днями торчал в часовне и молился, и его молитвы были услышаны, когда Хелен разыскала его и сказала, что жар спал. Он ждал, что Кейт позовет его, и был потрясен, а потом разозлился, когда узнал, что она отказывается его видеть.
        Как она может отказываться с ним встречаться, когда соврала о том, кто она? Грегор все еще не мог поверить, что его «подопечная сиротка»  — внебрачная дочь Брюса. Король был в ярости и винил Грегора за то, что столько лет считал ее мертвой, хотя они оба знали, что он в этом не виноват. Но кое в чем Грегор виноват. Он лишил дочь короля невинности, и Грегору вовсе не хотелось подтверждать то, что Брюс, без сомнения, и так подозревает.
        Проклятье, почему она ему не сказала? Кейт придется многое объяснить. Но если он в чем-то и был совершенно уверен, то это в том, что они, черт возьми, поженятся.
        Грегор старался держать в узде бушевавшие внутри эмоции, пока король неторопливо покидал комнату, бросив напоследок в сторону Стрелы предостерегающий взгляд. Но последний был слишком зол, чтобы испугаться.
        Хелен сжалилась над ним и позволила пару раз взглянуть на Кейт, пока короля не было поблизости, но впервые за много недель они оказались наедине. Она выглядела такой милой и чудесно живой, что на мгновение он не знал, упасть ли ему на колени от благодарности или схватить ее и трясти, пока не пообещает никогда больше так его не пугать.
        Он был в ужасе от того, что мог потерять ее. Черт, он до сих пор в ужасе. Отчасти именно поэтому Грегор так злился. Кейт, кажется, совсем не замечала его мучений. Она выглядела практически скучающей. Скучающей, когда он держится из последних проклятых сил.
        Она подняла на него совершенно пустой взгляд.
        — Ты что-то хотел мне сказать?
        Ее равнодушие вывело его из себя. Он прошагал к кровати и посмотрел вниз на нее. Ему хотелось обнять ее, но, помня о ранении, он старался держать руки по швам.
        — Да, черт возьми, мне есть что сказать. Думаю, нам нужно прояснить кое-какие вещи, Кэтрин.
        Она покраснела. Очевидно, ей все-таки было стыдно за свою ложь.
        — Например?
        Грегор наклонился, чтобы их глаза были на одном уровне. Наполнивший легкие запах лаванды был таким душещипательно знакомым, что он чуть не сорвался и не обнял ее. Но холодное безразличие ее взгляда остановило его.
        — Например, какое имя ты хочешь указать на брачном соглашении. Потому что, несмотря на то что ты только что сказала отцу, мы поженимся, нравится тебе это или нет.  — Он оглядел ее с ног до головы.  — Мне напомнить тебе почему?
        Он вел себя как осел и знал это. Но Кейт спровоцировала его своим безразличием. Она сидит спокойно, как будто ей все равно. Как будто не хочет обнять его так же сильно, как он ее.
        Но она только вскинула бровь. Вскинула… свою… чертову… бровь!
        — Тебе ли не знать, что за этим необязательно следует брак.
        Господи боже, эта женщина знает, как вывести его из себя.
        — Черт возьми, Кейт, ты даже не собираешься извиняться за то, что не сказала правду про своего отца?
        — Как ты не сказал мне имя человека, который убил мою мать и собирался убить меня?
        Грегор поморщился. Справедливо. Они оба хранили секреты.
        — Я пытался защитить тебя.
        — Ты мне не доверял,  — сказала Кейт спокойно, слишком спокойно.  — И не доверяешь. Поверь, я поняла. Ты довольно действенно это доказал.
        Он знал, что она имеет в виду, и понял, почему так сердится. Черт, наверное, он это заслужил.
        — Прости, что не верил тебе в том происшествии с Джоном утром.  — Грегор объяснил, как Пип во всем признался, опустив, что мальчишка пытался его убить.  — Я должен был тебе поверить. Должен был знать, что ты не стала бы меня дурачить. Я знал это, но был слишком горд, чтобы слушать.
        Грегор остановился, ожидая ее ответа. Он извинился, разве Кейт не должна что-нибудь сказать? Не должна радоваться, что все наконец прояснилось?
        Сквозь путаницу бушевавших внутри эмоций он почувствовал укол неуверенности. Слегка занервничав, Грегор продолжил:
        — Это положение с Брюсом ужасно неловкое. Жаль, что ты мне не рассказала, хотя, наверное, можно понять почему, ведь ты думала, он тебя бросил. Если бы я знал, что он твой отец, ничего бы не изменилось. Бог свидетель, я слишком сильно тебя хотел. И по-прежнему очень хочу. Уверен, он не станет возражать. Ничто не мешает нам пожениться, как только найдется священник. Хелен сказала, что ты не беременна, но…
        — Как ты смеешь!  — Грегор слегка отдернулся от выплеснутого ею яда.  — Беременна я или нет, тебя не касается. И ты не имеешь никакого права обсуждать это со своей бывшей…
        Кейт сжала рот, не произнеся фразу до конца. Но Грегор знал, что она думает. Он застыл.
        — Хелен просто друг, и больше ничего. Несколько лет назад она спасла мне жизнь. Она беременна, и поэтому я испугался, что ты, может быть, тоже. Не сердись на нее. Я был… в плохом состоянии.
        Она смотрела на него, как будто пыталась решить, верить ему или нет.
        — Это не имеет значения. Ты не сможешь убедить меня выйти за тебя замуж. Ничто на свете не убедит меня выйти за тебя замуж. Я скорее соглашусь, чтобы моего ребенка называли ублюдком, чем тебя — его отцом.
        Грегор отшатнулся. Он знал, что Кейт сердится на него, но такая степень враждебности оказалась совершенно неожиданной.
        Может, рана причиняет ей б?льшую боль, чем он думал? Его злость рассеялась. Грегор сел в ногах кровати и попытался взять ее за руку.
        — Боже, прости, Кейт. Ты должна знать, что я не хотел в тебя попасть. Ты должна была отойти, черт подери. Я не хотел причинить тебе боль.
        Кейт засмеялась. Он понятия не имел, что могло вызвать такую абсурдную реакцию, пока она не заговорила.
        — Да неужели? Стрела в моей спине, может, и оказалась случайно, но зачем тогда ты поехал в кабак, если не хотел причинить мне боль? Ты ведь не думал, что, доказав свое безразличие ко мне, ты не причинишь мне боли? Я любила тебя, Грегор, любила всем сердцем. И что еще хуже, я тебе верила. И как ты отплатил за мое доверие? Переспал с первой подвернувшейся под руку женщиной.
        — Я не спал ни с какой женщиной.
        — Не смей!  — сказала она.  — Не смей мне врать. Я вас видела.
        — Как ты могла что-то видеть, если ничего не было?
        — Я была в таверне. Я видела, как ты повел Мэгги наверх. Я видела вас в комнате вместе.
        Грегор почувствовал, как его сердце с громким шлепком приземлилось на пол. Ужас, стыд и паника нахлынули на него безумным приливом. Черт, что она видела? Слишком много, если судить по выражению ее лица.
        Он должен заставить ее понять.
        — Ничего не было, Кейт. Я тебе клянусь. Я с ней не спал.
        — Нет, для того, что вы делали, кровать, кажется, не нужна.  — С этими словами Кейт сломалась. Следующие сопровождались всхлипом:  — Я видела, что она делала ртом, Грегор. Я все видела.
        Вот черт! Грегору стало плохо от одной мысли, каково Кейт было на это смотреть. Что она может думать? То, что он сделал, непростительно.
        Он знал, насколько все плохо, и изо всех сил старался удержать ее. Не позволить ей выскользнуть. Но теперь ему казалось, что он пытается ухватить уплывающее от него облако.
        — Я пытался сделать это, Кейт, но не смог. Это было неправильно, боже, я знаю, что неправильно, но клянусь тебе, это длилось всего несколько секунд, прежде чем я ее оттолкнул. Мне стало плохо, и я вырубился. Когда я очнулся, то понял, что совершил ужасную ошибку, и собирался все тебе рассказать. Я знал, что люблю тебя, и никто, кроме тебя, мне не нужен. Ты была права, милая.
        Кейт сердито смахнула слезы.
        — И когда на тебя снизошло это великое озарение? До или после того, как она встала перед тобой на колени? И я должна поверить, что ты взял и остановился? Может, мне тебя еще и наградить за то, что не закончил начатое? Это что, меньшее предательство, если ты не получил удовольствия? Что, если бы ты увидел меня с другим мужчиной? Если бы он обнимал меня, и целовал, и прикасался ко мне? Для тебя имело бы значение, доставляет мне это удовольствие или нет?
        Он сверкнул глазами.
        — Я убью любого, кто до тебя дотронется.
        — Даже если я этого захочу?  — уколола она.  — Даже если мне понадобится доказать тебе свои чувства?
        — Это какой-то бред. Ты меня любишь, поэтому ты ничего не…
        Грегор прервался.
        — Вот именно,  — тихо сказала Кейт.  — Так ничего не доказывают, особенно любовь.  — Она посмотрела ему в глаза.  — Я сдаюсь, Грегор. Я устала бороться за то, чего нет и никогда не было. Может, твой отец был прав. Может, в тебе ничего и нет, кроме красивого фасада. Ты столько времени тренировался, чтобы стать великолепным воином, наращивал мускулы, пока не стал выглядеть как скала, но внутри, где это важно, ты слаб.
        Он дернулся, ее слова сильно ранили — разбередили старые раны, которые не так хорошо зажили, как он думал. «Слабак». Грегор чувствовал себя мошкой под ее каблуком. Крошечным и совершенно раздавленным. И что хуже всего, ему некого винить, кроме себя самого. Из всех ошибок, совершенных им в юности — а он много чего натворил,  — Грегор не сотворил ничего столь разрушительного. Он никогда не держал в руках ничего столь драгоценного, только для того чтобы выкинуть.
        Господи, что он наделал? Грегор возвратился к тому, чем не хотел быть. Кейт в него верила, а он ее подвел. Он подвел себя самого.
        Он не имел права, но все равно попросил:
        — Прости меня, Кейт. Я совершил ошибку. Я всю оставшуюся жизнь буду доказывать, как ошибался и как я тебя люблю, если ты мне позволишь.
        Кейт посмотрела ему в глаза. На какую-то долгую секунду ему показалось, что, может быть, она даст ему еще один шанс.
        Но он сделал ей слишком больно. Она отвернулась и ничего не ответила.
        Отказываясь принимать неотвратимую правду, Грегор попытался сделать единственное, что смог придумать. Но когда он прикоснулся к ее губам, надеясь, что это оживит их любовь — докажет, что невозможно отрицать то, что между ними было,  — то почувствовал только невыносимую боль утраты.
        Их губы соприкасались, он чувствовал тепло, знакомый сладкий вкус с примесью мяты, но самого главного не было: ее ответа. Она не хотела его целовать. Она совсем его не хотела.
        Оказалось, что это не сказка. Поцелуй не исцеляет ран и не может все исправить.
        Грегор боялся, что ничто уже не поможет это исправить. Но, черт возьми, он попытается.
        Глава 26
        Как только Хелен объявила, что Кейт достаточно окрепла для путешествия, обе женщины и небольшой отряд людей Брюса перебрались в замок Дунстафнаг в Лорн, на западном побережье Шотландии. Б?льшая часть королевской армии, включая самого короля, отправилась на юг в Голуэй, чтобы присоединиться к битве с Макдугаллами. Остальные люди остались в Перте, дабы помочь ослабить замок, следуя политике короля, уничтожавшего шотландские укрепления, чтобы их нельзя было использовать против них.
        Вдобавок к Кейт и Хелен почти сорок человек отплыли на гребной лодке из реки Тэй и через устье Тэй вышли в Северное море, вокруг северного берега Сатерленда, и в Атлантику. Капитаном был не кто иной, как Эрик Максорли (как только Кейт увидела корабль, то сразу поняла, почему его зовут Ястребом), который вместе с ужасным родственником Лахланом Макруайри, диким воином Тором Маклаудом, Артуром Кэмпбеллом и, к ее непреходящему раздражению, с Грегором составляли призрачную часть эскорта.
        Королевским замком Дунстафнаг управляли Артур Кэмпбелл и его жена Анна, но поскольку большинство основных укреплений Шотландии до сих пор удерживали англичане — включая замок Эдинбург, Стерлинг, Бервик и Роксбург,  — он служил временным пристанищем королевскому двору. И поэтому являлся ульем постоянной активности, кишащим придворными и всякой знатью.
        Впервые в жизни Кейт превозносили и открыто признавали дочерью короля. Наряду с бесконечной вереницей приезжавшей знати были праздники, дорогие наряды «для принцессы» и даже украшенный драгоценными камнями обруч на ее двадцать первый день ангела.
        Словно ее отец пытался возместить те пятнадцать лет, что они были в разлуке, за несколько недель. Кейт также подозревала, что служит заменой семье Брюса, которую по-прежнему удерживали в плену. Однако она была не единственным внебрачным ребенком короля и с нетерпением ожидала встречи с парой из пяти сводных братьев и сестер в ближайшее время.
        Оказалось, у нее все-таки есть семья, хотя сердце по-прежнему щемило при мысли о тех, кого она потеряла. Кейт не забыла свое обещание убедиться, что дети в порядке. Это было единственное, о чем она попросила отца, и он обещал этим занятья. Как только будет возможно, она воссоединиться с Пипом, Эдди и Мадди.
        И хотя Кейт нравилось внимание, временами оно казалось непомерным и даже подавляющим. Она боялась, что сделает или скажет что-нибудь не так. Несмотря на свои недавние попытки «вести себя как леди», чтобы привлечь внимание Грегора, Кейт не привыкла к правилам, манерам и нарядам знати. В этом помощь леди Анны оказалась просто неоценимой.
        И все же спустя три недели по прибытии в Дунстафнагнаг Кейт поняла, что скучает по вольной жизни в Роро, и, закусив удила, ждала возобновления тренировок. Спина все еще немного болела, когда Кейт поднимала руку, но она боялась, что, если и дальше будет сидеть без дела, ее бойцовские навыки полностью атрофируются. Но несмотря на то что ее отец, несомненно, гордился тем, что его дочь спасла ему жизнь, Кейт сомневалась, что он одобрит ее тренировки. И больше ее удерживало подозрение, кто именно будет ее обучать.
        Грегор не пытался приближаться к Кейт и заговорить наедине после того раза в ее комнате в Перте, он был вечным источником бдительности, нависающим над ней, как незваная, грозная черная туча. Остальные призраки отправились с отцом в Голуэй, но Грегор с ними не поехал. Кейт не знала, кто так решил: он или ее отец.
        В любом случае ей это не нравилось. Каждый раз, когда она наслаждалась компанией за ужином или танцевала с одним из дюжины мужчин, которых отец, кажется, бросал ей под ноги, вдруг появлялся слуга или музыка внезапно замолкала, и Кейт замечала очередной пристальный взгляд Грегора, темный, опасный взгляд.
        Кейт должна признать, что раз или два (или, может быть, чаще) она немного провоцировала его своим флиртом. Если вспомнить, сколько раз ей приходилось смотреть, как он делает то же самое, то оказаться по другую сторону было довольно забавно.
        На какое-то время. Но поскольку было ясно, что, сколько бы раз она ни просила оставить ее в покое, он не станет слушать, Кейт делала единственно возможное — игнорировала его.
        Это не слишком хорошо действовало. Несмотря на твердое решение рассудка, Кейт становилось все труднее контролировать свои чувства. Если бы он просто оставил ее в покое, она могла бы жить дальше. Забыть о нем и двигаться вперед.
        Грегор разбил ей сердце, ведь так?
        Но она не могла не замечать, что обаятельный повеса больше не такой уж обаятельный. Она не видела, чтобы он разговаривал с другими женщинами, кроме Хелен и леди Анны, со дня их приезда. У него не было на это времени. Он был слишком занят, пялясь на Кейт и пытаясь запугать любого, кто оказывался с ней рядом.
        День за днем он был рядом. Ее собственный личный страж. Мрачный, зловещий и, возможно, немного грубоватый, в запущенном разбойничьем виде, но по-прежнему, бесспорно, самый красивый мужчина, которого Кейт доводилось встречать.
        И иногда по ночам (ну ладно, часто по ночам) она думала обо всем остальном. О том, каково было чувствовать себя в его руках. Как подпрыгивало ее сердце, когда он входил в нее. Как горячие и властные руки накрывали ее тело. Как ей нравилось прикасаться к нему, чувствовать гранитные мускулы на его груди и руках под своими пальцами. Она помнила тепло его губ, движения языка, пьянящий вкус мяты. Помнила, как замирало ее дыхание каждый раз, как он целовал ее.
        Кейт все еще было плохо при мысли о том, что она видела, но его оправдание принесло больше облегчения, чем ей хотелось признавать. Грегор остановился. Может, недостаточно скоро, но он не смог сделать это. Имеет ли это значение?
        Господи боже, вы только ее послушайте! Какая же она дура. Кейт не может смягчиться. Грегор не заслуживает ее прощения.
        Почему он просто не может оставить ее в покое?
        Она удвоила попытки забыть о нем. Ей нужно отвлечься. Несомненно, она найдет кого-нибудь подходящего среди толпы юных рыцарей, которых отец ей предоставил.
        Тем же вечером Кейт танцевала с каждым свободным молодым человеком, которого смогла найти, и выбрала несколько кандидатов. Но необъяснимым образом на следующий день, когда должны были праздновать ее запоздалый день ангела, двое из них куда-то подевались, а третий — один из наиболее восхваляемых ее отцом рыцарей, сэр Дэвид Линдсей — лелеял ужасный синяк под глазом, помимо остальных увечий.
        Заподозрив, кто в этом виноват, Кейт бросила взгляд в темный угол, где ее страж занял наблюдательный пост. Он был не один, а разговаривал с ее отцом, который только что возвратился из Голуэя. Хотя разговором это нельзя было назвать. Судя по выражению лица Брюса, Грегор получил взбучку.
        Несложно догадаться почему. Кейт сощурилась, даже с другого конца комнаты было видно, что нос Грегора увеличился вдвое, а на переносице появился лишний угол.
        Ее, может, и повеселила бы ирония его попыток саботировать ее заигрывания, если бы она так не злилась и не устала от попыток его игнорировать. Это зашло слишком далеко. Ей и ее мрачному и чересчур усердному опекуну нужно перекинуться парой слов.
        Расправив плечи, Кейт двинулась через комнату, готовая к битве.

        Искупление называется так не без причины. Это не должно быть просто, а должно причинять боль. И черт возьми, причиняло.
        Для Грегора стоять в стороне, пока Кейт цвела, словно роза на солнце, смотреть, как она сияет и покоряет всех вокруг — не только потому, что она дочь короля, или потому, что она самое очаровательное существо, какое ему доводилось видеть, вся наряженная, как принцесса, но благодаря исключительной силе своей личности было самобичеванием, власяницей и, что там еще придумали монахи, чтобы мучить себя, одновременно.
        Бога ради, ей обязательно столько улыбаться? Улыбка слишком преображала ее прекрасное лицо.
        Не вмешиваться, не двинуть кулаком в зубы каждому из тех, кто добивался ее внимания и осмелился — осмелился даже подумать о том, чтобы к ней прикоснуться,  — было самым тяжелым испытанием в жизни Грегора.
        Но она этого заслуживает, и ей-богу, если ему придется приковать себя цепями к стене, чтобы ей это досталось, он это сделает.
        Очевидно, Брюс пришел к такому же выводу.
        — Тебе повезло, что я не бросил тебя в яму за то, что напал на Линдсея.
        Грегор крепко стиснул челюсти.
        — Мерзавец это заслужил.
        — «Мерзавец»  — один из моих лучших рыцарей, он всего лишь потанцевал с ней.
        Грегор заскрипел зубами. Линдсей сделал гораздо больше, чем просто потанцевал,  — юный рыцарь позволил себе пялиться на ее грудь целых три секунды. Три! Грегор сосчитал каждую из них, проклятых.
        Он не станет извиняться. Черта с два. Линдсею повезло, что Грегор не подбил ему оба глаза и оставил несколько целых ребер.
        Брюс изучал его.
        — По крайней мере, он, кажется, ответил не слабее, чем получил. Ты выглядишь не таким уж красавцем. Как ты собираешься завоевать мою дочь в таком виде?
        Грегор оторвал взгляд от Кейт на другом конце комнаты и бросил на Брюса взгляд.
        — Кейт безразлична моя внешность.
        Она любила его за то, кем его считала. Ему просто нужно доказать, что она не ошибалась.
        — Тебе лучше на это надеяться. Еще раз выкинешь такое, и я сошлю тебя на Острова. Будешь самым красивым мужчиной на островах Сент-Килда.  — Король рассмеялся собственной шутке, но потом взглянул на его сломанный нос и поморщился.  — Так и знал, что это плохая затея. Мне не следовало позволять тебе здесь остаться. Ты был нужен нам на юге.
        Грегор почувствовал укол вины, но отмахнулся от него. Он был единственным членом гвардии, который не был в Голуэе, чтобы увидеть падение Макдугалла.
        — Я должен быть здесь. С Кейт.
        — Твой брат молодец,  — произнес король более ровным голосом.  — Но он не ты.
        Грегор не был уверен, что сам был собой. Он не брался за лук с того самого дня, как выстрелил в Кейт, и не знал, захочет ли стрелять снова. Он больше не был уверен, что способен на это. На все это.
        — Джон станет лучше,  — сказал он. Его брат заслужил шанс повоевать. Он слишком долго исполнял за Грегора его обязанности. Грегор был лэрдом, пришло время начинать вести себя подобающе.
        Король окинул Стрелу долгим взглядом.
        — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я не уверен, что она тебя простит или что ты этого заслуживаешь после того, что ты мне рассказал.  — Грегор захлопнул рот. Чтобы король согласился, ему пришлось признаться в том, что произошло. Это было рискованно, но ему удалось сохранить конечности в целости — все. Брюс, может, и не был верен своим женщинам, но он не потерпел бы этого в отношении своей дочери. Логично или нет, для Грегора это не имело значения. Кейт будет обеспечена его верностью и преданностью на всю жизнь, если захочет быть с ним.  — Будь уверен, если снова ее обидишь, будешь иметь дело со мной.
        Заметив выражение лица направлявшейся к ним женщины, Грегор криво произнес:
        — Это не понадобится.
        Кажется, принцесса наконец снизошла до разговора с ним.
        Увидев дочь, король медленно расплылся в улыбке. Его лицо светилось нескрываемой гордостью, когда он заговорил:
        — Если бы она не была такой хорошенькой, я бы почти пожалел, что она не родилась мальчишкой. Я бы сделал ее одним из величайших рыцарей на всем белом свете.
        Грегор в этом не сомневался. Но он был весьма рад, что она девчонка. Его девчонка. Потому что даже если это будет последним его поступком, он снова завоюет ее сердце.
        Он видел негодование на ее лице, когда она подошла. Кейт стрельнула в него сердитым взглядом и, поднявшись на цыпочки, поцеловала отца в щеку.
        — Тебе весело, Кэти?  — спросил Брюс.  — Меня не было с тобой рядом на праздновании твоего дня ангела, но надеюсь, этот праздник все возместит.
        — Все чудесно, отец, спасибо.  — Она бросила еще один взгляд на Грегора. Коснувшись рукой головы, она сказала:  — И большое спасибо за обруч, он очень красивый.
        Грегор взглядом предупредил короля воздержаться от ответа.
        Как ни странно, Брюс принял это во внимание.
        — Я велел музыкантам играть сегодня вечером только танцы.  — Хитро взглянув на Грегора, он добавил:  — У меня для тебя есть особый гость, он только что прибыл и попросил сидеть с тобой за столом. Я полагаю, ты не знакома с сыном моей сводной сестры Изабел Томасом Рэндольфом?
        Грегору пришлось подавить проклятье, но Брюс, должно быть, заметил его стиснутые кулаки — мерзкий садист ухмылялся. Он точно заставил Грегора поплатиться.
        Кейт покачала головой.
        — Я о нем, конечно, слышала.
        — Да, ничего удивительного,  — добавил Брюс.  — Он довольно знаменит своими подвигами на поле боя. И за его пределами, разумеется, дамы при дворе души в нем не чают, правда, Макгрегор?
        Грегор улыбнулся сквозь стиснутые зубы.
        — Кажется, я что-то об этом слышал.
        Черт подери, Рэндольф? Он еще больший повеса, чем Грегор когда либо был. Грегор не понимал очарования напыщенного ублюдка, чьи рыцарские доспехи блестели так, что можно было чертовы зубы чистить в их отражении, но о вкусах не спорят. То, что они с Кейт в некотором роде кузены, не остановит юного рыцаря от отчаянного флирта и доведения Грегора до безумия в процессе.
        Это будет долгий вечер.
        — Если не возражаешь, отец, я бы хотела кое-что обсудить со своим старым опекуном.
        Грегор не пропустил подкола по поводу своего возраста. Его рот сжался. Черт, ему всего тридцать один, а не восемьдесят. Он был бы счастлив продемонстрировать, что во многих смыслах отнюдь не стар, если бы она ему позволила.
        Улыбка короля свидетельствовала, что все это доставляет ему слишком большое удовольствие, черт бы его взял.
        — Хорошо, только не слишком задерживайся. Рэндольф уже здесь. Не хотелось бы заставлять его ждать.
        Милая улыбка отцу превратилась в ледяную, когда упала на Грегора.
        — Не волнуйся, мне нужно всего несколько минут.
        Как только Брюс отошел, Кейт не стала тратить времени даром:
        — Я больше этого не потерплю, Грегор. Это должно прекратиться. Все эти мрачные взгляды не слишком приятны, но как ты посмел избить сэра Дэвида за то, что он со мной танцевал?
        Его рот скривился.
        — Это не из-за танцев.
        Она уперла руки в бока и ждала.
        Он пожал плечами.
        — Мне не понравилось, куда был направлен его взгляд.
        Кейт издала рассерженный звук, и было очень похоже, что ей хочется ткнуть его в грудь. Если бы вокруг не слонялись люди, Грегор подозревал, она бы так и поступила.
        — Ты спятил?  — прошипела она негромко. Да, кажется, спятил. Но она явно не ждала ответа.  — Ты не имеешь права,  — продолжала Кейт, сверкая глазами.  — Я буду возражать, если мне не понравится, как мужчина на меня смотрит, а не ты. Мне не нужен защитник, опекун или вздорный, нализавшийся, косматый, седеющий головорез со сломанным носом, который ведет себя как избалованный ребенок, которому не дали игрушку. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я бросилась тебе под ноги в благодарность за то, что ты признался мне в любви?
        Может, не благодарность, но прощения бы вполне хватило. Грегор никогда никому не говорил этих слов, и то, что их игнорируют, ранило. Понимая, что Кейт вряд ли оценит такой честный ответ, он тем не менее сказал:
        — Может, и нет, но вовсе не обязательно с таким удовольствием меня мучить.
        Судя по тому, как вспыхнули ее щеки, она не так уж не понимала, насколько ее флирт беспокоит его. Но она задрала подбородок и величественно посмотрела на него свысока. Черт, у нее это отлично получалось. Должно быть, это у нее в крови.
        — С чего ты взял, что мое поведение имеет хоть какое-то отношение к тебе?
        — Потому что ты меня любишь,  — ответил он просто.
        Кейт — верная, преданная и честная. Если она отдала свое сердце, то это навсегда. Грегор сделал ей очень больно — невыносимо, но это небезнадежно. Она боец. Он на это рассчитывает. Он верит в них, даже если она перестала.
        Она открыла рот, чтобы возразить, но Грегор ее перебил. Больше всего ему хотелось запихнуть ее в находившийся за ними кабинет и поцеловать, но у нее осталось еще несколько дней.
        — Один месяц, милая. Это все, что я могу выдержать. Наслаждайся оставшимся временем.
        Она моргнула в замешательстве, и Грегор направился к выходу.
        Через пару шагов он обернулся.
        — Ты, может, и права насчет всего остального, но я не пьяный. Я не пил больше бокала вина или разбавленного эля уже несколько недель.

        Самонадеянный мерзавец! Как он смеет так просто бросить ее и уйти после того, как сказал такую возмутительную вещь? Кейт хотелось притащить его обратно и озвучить каждую причину, по которой она совершенно точно его не любит. Он разбил ей сердце, и хотя в данный момент оно не кажется таким уж разбитым, она все равно не позволит ему снова причинить ей боль.
        Как Кейт сможет ему доверять? Только потому, что он признался ей в любви и с большим успехом изображает преданного, откуда ей знать, сколько это продлится? Один месяц — это немного.
        «Но это начало».
        Велев тонкому голосу на задворках сознания заткнуться, Кейт сосредоточилась на том, что ей в Грегоре не нравится. Для начала сломанный нос. Господь свидетель, это, скорее всего, сделает паршивца еще привлекательнее — как будто он в этом нуждается!
        Кейт влетела на помост, чтобы присоединиться к отцу и сэру Томасу. Но ее мысли были все еще заняты разговором с Грегором. Что он вообще имел в виду, когда сказал «один месяц»? Это так на него похоже — навести туману и заставить ее мучиться от любопытства. И она мучилась, чтоб его!
        Однако ей удалось провести крайне приятное время со своим кузеном. Сэр Томас и впрямь был бесподобен и неоспоримо красив, с тонкими чертами лица, темными волосами и синими глазами. Если бы она не поклялась не думать о человеке, возвратившемся на свой сторожевой пост, то предположила бы, что, вероятно, таким Грегор был в юности.
        Когда она заметила, что взгляд сэра Томаса опустился на ее грудь во время одного из танцев (тугой корсаж этому крайне способствовал), она позволила ему задержаться там на целых десять секунд, прежде чем отвлекла его внимание вопросом. Стиснутый рот Грегора, когда Кейт глянула в его сторону, доставил ей огромное удовольствие.
        Она улыбалась, когда снова встретилась взглядом с партнером.
        — Вам весело?  — спросил сэр Томас с озорной искоркой в темно-синих глазах.
        — Безмерно,  — ответила она с нескрываемым наслаждением.
        Он рассмеялся.
        — Не думаю, что ваш бывший опекун чувствует то же самое. Почему у меня такое чувство, что мне стоит быть настороже на обратном пути отсюда? Позвольте угадать, вчера вы танцевали с Линдсеем?
        Кейт мгновенно пришла в себя. Она прикусила губу и обеспокоенно посмотрела на Томаса.
        — Простите… Я не подумала. Боюсь, вы, вероятно, правы.
        — Я просто пошутил. Если Макгрегор ищет драки, он ее получит. Кроме того, за мной должок. Он со своими дружками заставил меня пройти через ад, когда я присоединился к дяде несколько лет назад.  — Искорки в его глазах стали определенно коварными.  — Что, если мы заставим его помучиться?
        Кейт на секунду задумалась — нет, скорее на пару секунд — и улыбнулась в ответ.
        — Вы не возражаете?
        — Дорогая кузина, с огромным удовольствием. Наблюдать, как этот негодяй корчится от ревности, стоит двух подбитых глаз.
        К счастью, до этого не дошло. Что бы ее отец ни сказал Грегору ранее, кажется, это подействовало. И у Кейт есть месяц, что бы это ни значило.
        Устав мучиться от подозрений, на следующий день она поймала отца в кабинете лэрда, чтобы все выяснить. Он отпустил огромного Вождя, который, кажется, никогда не покидал его, Тора Маклауда, и остальных людей, совещание с которыми только что закончил. Кейт много раз слышала, как отец называет Тора Вождем, и поэтому подозревала, что тот — предводитель призраков. Он точно был большим и пугающим. Свирепый — это еще мягко сказано.
        Откинувшись в кресле за большим столом, отец наблюдал, как Кейт мечется из угла в угол, и ждал.
        Она остановилась и повернулась к нему лицом.
        — Ты был в ярости, когда Грегор меня подстрелил. На что он согласился, чтобы ты его простил?
        Брюс вскинул бровь смутно знакомым образом.
        — Почему ты решила, что я его простил?
        Кейт пожевала губу.
        — А ты не простил?
        — Как сказать.  — Его выражение смягчилось.  — А ты нет?
        Кейт сжала рот.
        — Разумеется нет, с какой стати?  — Сообразив, что отец не знает подробностей и, не желая о них распространяться, она добавила:  — Ты заставил его согласиться держаться от меня подальше на месяц?
        Его рот шаловливо изогнулся.
        — Не совсем.
        Она сощурилась.
        — Что значит, не совсем?
        — Я ничего не заставлял его делать, это была его идея.
        Кейт нахмурилась.
        — Его идея?
        — Да. Он подумал, что ты заслужила пожить немного как моя дочь.  — Его голос потеплел.  — Он хотел, чтобы ты почувствовала себя особенной. Чтобы у тебя было все, что полагалось бы, если бы мы не расстались.
        Кейт вытаращилась. Она ожидала чего угодно, только не этого. Она потрясенно покачнулась на внезапно ослабевших ногах. Нащупав за спиной скамью, она уселась.
        — Правда? И все это?..
        — Его идея. Мне стыдно признаться, что я сам об этом не подумал. Он был прав, Кэти, ты заслуживаешь, чтобы с той обращались как с принцессой.
        Они оба знали, что внебрачная дочь не принцесса, но Кейт поняла, что отец хотел сказать. Чему она не могла поверить, так это тому, что Грегор сделал что-то столь доброе… внимательное… заботливое.
        — А обруч?
        — Он заказал его специально для тебя в Обане.
        Кейт не знала, что сказать.
        — Он думает о тебе, Кэти.
        С этим не поспоришь. Но достаточно ли этого? Сможет ли она его простить?
        — Что будет, когда месяц закончится?
        — Я разрешил ему за тобой ухаживать — и это все. И только, если ты согласишься.
        Кейт почувствовала, как сдавило грудь, когда лед, сковавший ее сердце, начал трескаться, и проблеск любви, которую она к нему испытывала, прокрался назад.
        — И когда месяц истекает?
        — В среду.
        Через два дня. Она посмотрела на отца в отчаянии.
        — Что мне делать?
        Его взгляд был нежным.
        — А чего тебе хочется?
        Поверить ему. Она не сказала этого вслух, но отец, должно быть, догадался по ее лицу.
        — Думаю, ты уже решила, что хочешь делать. Нельзя сказать, что я недоволен. Надеюсь, это означает, что получу назад своего лучшего лучника.
        Кейт нахмурилась.
        — В смысле?
        На благородных чертах появилось раздражение.
        — Мой лучший стрелок заявил, что больше не хочет сражаться.
        Глава 27
        После того как прошлым вечером его едва не довели до предела, неудивительно, что Грегор с самого раннего утра оказался на тренировочном дворе. Ему хотелось кого-нибудь прикончить и нужно было выпустить пар. Нет, не кого-нибудь, а самодовольного ублюдка, который пялился на Кейт и лапал ее весь прошлый вечер. Одно воспоминание о том, как рука Рэндольфа лежала на ее спине, а потом соскользнула вниз на один весьма неуместный дюйм, заставляло каждый мускул в теле Грегора возмутиться.
        Стиснув зубы, он взмахнул мечом и позволил вырваться наружу всему бушевавшему внутри раздражению и гневу.
        Ему повезло, что его партнер был лучшим мечником в Шотландии и не знал значения слова «тренировка». С Маклаудом все всегда было по-настоящему, в полную силу.
        Вождь отразил удар, хотя и с некоторым усилием. Предводитель Хайлендской гвардии, тяжело дыша, отодвинулся, чтобы передохнуть.
        — Черт, Стрела, продолжай размахивать мечом в том же духе, и возможно, я подышу для тебя работенку и без твоего лука.  — Он одарил его долгим взглядом.  — Полагаю, не стоит спрашивать, что на тебя нашло? Я видел Рэндольфа с твоей малышкой прошлым вечером.
        Неожиданно взгляд Маклауда переместился за его плечо. Грегор повернулся и увидел Кейт, решительно двигающуюся в их сторону.
        — Я не его малышка,  — бросила она Вождю сквозь стиснутые зубы. Грегор был так рад ее увидеть, так наслаждался каждым моментом, что даже не возражал ее хмурому тону.  — Почему ты не упражняешься со своим луком? И почему отец говорит о том, что ты не собираешься возвращаться в э-э…  — она неуверенно оглядела собравшихся вокруг мужчин,  — армию?
        К несчастью, его положение в «армии» больше не было таким уж секретом. Грегор вздохнул, стащил шлем и провел рукой по пропитанным потом волосам. Черт бы побрал Брюса за то, что втянул ее в это.
        — Мы можем обсудить это потом, Кейт?
        — Не знаю, Прыткий,  — вмешался Максорли, который, прислонившись к стене, наблюдал за тренировкой.  — Мне тоже весьма интересно, что ты скажешь по этому поводу.  — Он оглянулся на остальных собравшихся там членов гвардии: Сазерленда, Маккея, Макруайри и Кэмпбелла.  — Нам всем интересно.
        Почувствовав себя загнанным в угол, Грегор, может быть, и сорвался бы, но Кейт неожиданно пришла ему на помощь. Она повернулась к Максорли:
        — Знаете, думаю, вам придется придумать ему новое прозвище. Он что-то не выглядит таким уж прытким. Кажется, он совсем расклеился.
        «Вот тебе и помощь». Грегор подавил стон.
        Максорли ухмыльнулся.
        — Может, вы и правы. Я что-нибудь придумаю. Но вам не стоит волноваться по поводу его физиономии, она прекрасно заживет. Он когда-нибудь рассказывал, как в детстве его окунули в реку Стикс[12 - Стикс — в древнегреческой мифологии одна из пяти рек (вместе с Летой, Ахероном, Коцитом и Флегетоном), протекающих в подземном царстве Аида. Согласно легенде, известный герой Ахилл был непобедим благодаря тому, что его мать, богиня Фетида, в младенчестве окунула его в воды священного Стикса, и единственным уязвимым местом была его пятка, за которую она его держала.]?
        Грегор не слишком тихо пробормотал себе под нос: «Иди ты к черту»,  — а Кейт засмеялась.
        — Как Ахилл со стрелой? Какое совпадение! А мать держала его за голову?
        Ей ответил Макруайри, покачав головой:
        — Мы не думали, что у него вообще есть слабое место. Но оказалось, что есть.
        Кейт разглядывала лица окружавших мужчин, ожидая объяснения.
        Наконец Грегор раздраженно вздохнул.
        — Ты, Кейт. Это он про тебя.
        Их взгляды встретились, и впервые за долгое время она не смотрела на него с ненавистью или злостью. Она вытаращилась и заморгала.
        — Ох.
        — Ага, ох,  — повторил он. Понимая, что вокруг слишком много свидетелей, он потянул ее в сторону.  — Пойдем, поговорим в оружейной, где нас никто не будет прерывать.
        — Вот черт, я надеялся на реванш,  — сказал Максорли.  — В следующий раз я буду готов, малышка. Хотя вам, вероятно, не захочется надевать такое красивое платье. На это раз не только я окажусь в грязи.
        Кейт смеялась, пока Грегор тащил ее в сторону.
        — Он забавный,  — сказала она.  — Неудивительно, что он тебе так нравится.
        — Ястреб — заноза в заднице,  — проворчал он.  — Вот погоди, он и тебе придумает какое-нибудь прозвище.
        Улыбка, озарившая ее лицо, ранила его такой тоской, что у него перехватило дыхание. Как он мог быть таким идиотом? Как мог отказаться от самого лучшего, что было в его жизни? Кейт значит для него все на свете. Грегор должен был доверять своим чувствам. Быть преданным ей сердцем и душой.
        — Думаешь, придумает?  — Она не могла скрыть воодушевления.  — Как, по-твоему, он меня назовет?
        — Даже не хочу загадывать. Но будь уверен, это будет уморительно для всех, кроме тебя или скорее меня.
        Прежде чем они вошли в оружейную, Грегор смыл грязь с лица и рук ведром свежей воды из колодца.
        Он увидел, что через деревянные филенки проникает достаточно света, и закрыл за ними дверь. Расчистив деревянный ящик, которым пользовались, чтобы доставать оружие с самых высоких полок, он предложил Кейт сесть, но она покачала головой.
        — Я бы предпочла стоять.
        Грегор бы предпочел, чтобы она стояла за пару футов от него, потому что в закрытом пространстве, когда между ними было такое небольшое расстояние, ему оказалось очень сложно держать руки при себе. Он так давно до нее не дотрагивался по-настоящему, что у него все болело от желания снова почувствовать ее нежную кожу под своими пальцами. И словно одной мысли об этом было недостаточно, чтобы он чуть не потерял контроль: через мгновение он ощутил нежный цветочный аромат. Она вымыла волосы розовой водой, и все, о чем он мог думать, это как распустить два тугих жгута, заколотых под вуалью, и зарыться лицом в шелковистую мягкость.
        Но Грегор потерял на это право. Он должен снова его заслужить — если Кейт позволит.
        Отступив назад, он откашлялся.
        — Что ты хотела, Кейт?
        Не подозревая о хрупкости его самоконтроля, она приблизилась к нему, пока не оказалась всего в нескольких дюймах. Черт, нужно было только нагнуться, и ее губы окажутся под его губами. Он напрягся. Горячий поток бушевал в его венах, но он держал руки прижатыми к бокам и пытался не думать о том, как сильно хочет ее поцеловать.
        Может, Кейт лучше понимала, что делает с ним, чем ему казалось. Ее голос звучал немного хрипло:
        — В чем дело, Грегор? Почему ты забросил свой лук? Почему ты хочешь все бросить?
        Грегор стиснул челюсти. Он не бросал. Просто его желания поменялись. Он больше не чувствует, что ему нужно что-то доказывать. Больше не испытывает необходимости быть лучшим. Больше не хочет пренебрегать остальными своими обязанностями.
        — Это ведь не из-за меня?  — спросила Кейт.  — Я знаю, что ты не хотел в меня попасть. Это вышло случайно.
        Он заскрипел зубами от сдавивших горло эмоций. Когда он выпустил ту стрелу, то в первый раз полностью осознал, что именно совершал.
        — Я мог убить тебя.
        — Но не убил же. И даже если бы так, ты не был бы виноват. Ты не мог предвидеть, что я собираюсь сделать. Наоборот, ты много раз учил меня не делать этого.
        Сочувствие в ее глазах его добило. Грегор должен сказать ей правду — какой бы постыдной она ни была.
        — Ты не понимаешь. Если бы ты этого не сделала, король, возможно, был бы мертв.  — Его рот напрягся.  — Я промазал, Кейт. Стрела прошла слишком низко. Она не убила бы Фицуоррена.
        Удивленное сомнение на ее лице только все усугубляло.
        — Ты не можешь этого знать. И даже если это правда, я думаю, виной всему причины, которые тебя отвлекли.
        Он молча стиснул челюсти. Она была права. Грегор и в самом деле отвлекся — на нее, но это не оправдание.
        — Это случилось не в первый раз. Из-за этого меня отправили домой.  — Грегор рассказал, что случилось в Бервике, и о небольших ошибках, которые к этому привели. Он в первый раз озвучил свои страхи.  — Я теряю навыки.
        — Твои навыки исключительны. Но ты не идеален. И что с того? Ты единственный хочешь видеть себя идеальным. Даже при нескольких не совсем идеальных выстрелах ты по-прежнему лучший лучник в Шотландии. Как насчет выстрела, который ты сделал с лестницы? Судя по рассказам отца, благодаря тебе вас не обнаружили.
        — Мне просто повезло.
        Она посмотрела на Грегора, словно знает его лучше него самого.
        — Везение или нет, никто бы не смог сделать такой выстрел, Грегор. Никто. Подумай об этом.
        Он выпятил челюсть. Права она или нет, на самом деле не важно.
        — Ты не понимаешь. Я…  — Грегор просто сказал ей:  — Черт, я теряю концентрацию. Я не чувствую былой уверенности.
        Кейт окинула его долгим взглядом, задумавшись над его словами.
        — А как иначе? Ты, должно быть, морально истощен. Ты сражаешься за моего отца уже?..
        — Больше семи лет,  — вставил он.
        — Семь лет на пределе возможностей, в самых невыносимых условиях, под постоянным давлением? Это тяжело для любого лучника, уж не говоря о необходимой для снайпера точности. Неудивительно, что это начало сказываться, наоборот, странно, что ты смог продержаться так долго.  — Кейт прервалась, склонила голову и оглядела его.  — Ты по-прежнему веришь в моего отца?
        — На свете нет никого, в кого бы я верил так же. Он великий человек и великий король.
        Кейт смотрела на него с гораздо б?льшим пониманием и сочувствием, чем он заслуживал. Но то, что она сделала следом, чуть не опустило его на колени. Медленно она протянула руку и погладила его по щеке. Ему было жаль, что щетина царапает ее нежную кожу, но Кейт, кажется, не возражала, когда Грегор потерся подбородком о ее ладонь.
        — Ты не подведешь его, Грегор. Даже если ты больше не попадешь ни в одну цель, ты много раз проявил себя.  — Она скорчила гримасу.  — Ты не представляешь, сколько историй о твоих эскападах мне пришлось выслушать за последние пару недель.
        Грегор поразился.
        — Он же злился на меня, он был в ярости.
        — Да, так что это что-нибудь да значит. Он так же верит в тебя, как и ты в него.  — Она улыбнулась.  — Даже несмотря на то, что подстрелил его дочь.
        Может, его сдерживает страх потерять доверие Брюса? Грегор подозревал, что отчасти это так. Он так долго был сосредоточен на том, чтобы быть лучшим, чтобы продемонстрировать свое мастерство, и кроме этого, ничего не имело значения. Но что будет, когда это пройдет? Может, он слишком противился тому, чтобы это узнать.
        В этом вся Кейт. Всегда отделит зерна от плевел. Всегда доберется до сути. Она словно размотала клубок его запутанных эмоций и сделала все понятным.
        Она еще не закончила:
        — И я так подозреваю, это имеет такое же отношение к корзине для пожертвований отца Роланда и к камням на могиле твоего отца, как и к твоим навыкам. Забрать жизнь — любую жизнь — нелегко, даже когда это оправданно. В этом ты был прав.  — Он жалел, что не смог уберечь Кейт от этого знания.  — Не стоит стыдиться того, что необходимость очередного выстрела отнимет чью-то жизнь. Тебе просто нужно себе об этом напомнить. Ты нужен моему отцу, Грегор.
        Он взял ее за руку и поднес тонкие пальцы к губам. Часть тяжести в его груди ушла, когда она не отняла руку и позволила ему прижаться губами к ее пальцам.
        — Но мне нужна ты. Без тебя ничто не имеет значения. Я так долго боролся с представлениями других о себе, что перестал понимать, кем хочу быть. Ты мне об этом напомнила. Я хочу, чтобы ты могла на меня положиться, Кейт. Я хочу, чтобы мой клан мог на меня положиться. И я хочу, чтобы наши дети могли на меня положиться. Если ты мне поверишь, то клянусь, я скорее умру, чем снова тебя обижу.
        Грегор видел нерешительность в ее глазах, колебания между тоской и страхом. Кейт хотела ему поверить, но слишком боялась. Он не мог ее за это винить. Его грудь сжималась, горела при мысли о том, какую боль он ей причинил.
        Но именно тоска разрушила последние обломки его самообладания. Он не мог видеть хрупкую мольбу надежды и любви в ее глазах, нежность, которая, как он боялся, никогда не вернется,  — и ничего не сделать.
        Он поцеловал ее. Это был поцелуй, не похожий ни на один предыдущий. Предназначенный уничтожить все сомнения и страхи. Поцелуй, чтобы добиться, чтобы уговорить, поцелуй, чтобы убедить.
        Это был поцелуй, не оставляющий места протестам и спорам. С каждой нежной лаской его рта, с каждым долгим движением языка, с каждым стоном и поглаживанием его пальцев по ее щеке Грегор говорил Кейт, как ее любит и сколько она для него значит.
        Она должна ему поверить.

        Колени Кейт подогнулись, когда Грегор ее поцеловал. Все тело обмякло под страстными прикосновениями его губ и языка. Сопротивление таяло от тепла его любви.
        Он действительно ее любит. Ее убедили не просто слова или поцелуй. Это было в каждом его поступке. В том, как он смотрел на нее, когда она входила в комнату, как заставил себя целый месяц стоять в стороне, пока она наслаждалась преимуществами, которые, вероятно, были бы ее, если бы не вмешалась трагедия, в его измученной внешности и даже в дурацком сломанном носе.
        Неожиданно осознав смысл всех слов Грегора, Кейт отстранилась.
        — Что значит, ты хочешь, чтобы клан мог на тебя положиться?
        — Я, может, и не создан быть лэрдом, но так уж получилось, и мне давно пора вести себя как полагается. Я отправил Джона вместо себя в Голуэй. И ему необязательно возвращаться.
        Кейт была рада за Джона, зная, как нетерпелось тому возвратиться на поле боя.
        — Но не навсегда же, Грегор. Ты им нужен.
        Он ничего не ответил.
        — Ты больше не хочешь быть призраком?  — спросила она.
        — Конечно, хочу, но у меня есть обязанности.
        Кейт понимала, что это только часть правды. Ей, может, пока не удалось до конца убедить Грегора, что с ним все в порядке, но ей это удастся. У него куча недостатков, и Кейт будет счастлива напомнить ему о каждом из них при необходимости.
        — Да, но тебе не кажется, что можно делать и то и другое? Может быть, нам удастся найти какой-нибудь компромисс?
        Грегор посмотрел ей в глаза.
        — Нам?  — Он погладил ее пальцем по щеке.  — Это значит, что ты дашь мне еще один шанс?
        Она вздернула бровь.
        — Кажется, у меня есть еще пара дней из обещанного месяца. Я не хотела бы их пропустить, потому что сэр Томас просил…
        Ей не удалось договорить. Грегор перебил ее весьма нелестным проклятьем в адрес кузена и, схватив, притянул к себе. Ощущение прижавшихся друг к другу тел было одновременно знакомым и новым и вызвало у нее пораженный вздох.
        На этот раз поцелуй был сильным. Властным. И очень, очень страстным. Грегор не оставил никаких сомнений, что именно хочет с ней сделать и какие удовольствия ожидают ее в брачной постели.
        Когда спустя долгое время он отстранился, они оба тяжело дышали и едва находили в себе силы удержаться от того, чтобы испытать эти удовольствия прямо у стены оружейной.
        — Я разве сказал месяц?  — хрипло произнес Грегор.  — Я имел в виду двадцать девять дней. Еще один такой вечер, как вчера, и я окажусь на Сент-Килде.
        Кейт засмеялась.
        — Так вот чем отец тебе угрожал? А я все думала.  — Ее лицо стало серьезным.  — Но спасибо, Грегор. Двадцать девять дней или месяц, то, что ты сделал…  — Она подняла на него взгляд.  — Ты не представляешь, что это для меня значит.
        Грегор отвел с ее лица локон выбившихся волос и убрал его за ухо.
        — Кажется, представляю. Ты особенная, Кейт, и заслуживаешь гораздо больше месяца. Я хотел бы дать тебе все, чего тебе недоставало прежде.
        — Думаю, начало положено.
        Он на мгновение нахмурился.
        — Ты уверена, Кейт? Господь свидетель, очень эгоистично с моей стороны просить тебя дать мне еще один шанс после всего, что тебе пришлось испытать по моей вине. Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что тебя похитили. Они могут попытаться снова — использовать тебя, чтобы подобраться ко мне и остальным. Я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы защитить тебя, но быть со мной небезопасно.
        — Как оказалось, я дочь Роберта Брюса, Грегор. Я буду в опасности и с тобой и без тебя, и я предпочла бы испытать шансы с тобой.  — Кейт улыбнулась.  — На чью защиту мне полагаться, если не на твою?
        Кейт знала, что для Грегора эти слова имеют значение.
        — Ты и сама можешь за себя постоять и отлично доказала, когда спасла короля. Я тобой горжусь, Кейт.
        Она просияла и широко улыбнулась. Его похвала значит для нее больше, чем он может себе представить.
        — Я тоже собой горжусь. Полагаю, вся грязь, которой я наглоталась в тот день, того стоила.
        Он рассмеялся, а потом загадочно ей улыбнулся.
        — Я еще сказал, что хочу, чтобы наши дети могли на меня положиться. Тебе неинтересно, что я имел в виду?
        Кейт закатила глаза.
        — Я полагала, ты снова завел речь обо всех этих сыновьях.
        Грегор ухмыльнулся в ответ.
        — Не совсем. Боюсь, я имел в виду что-то более незамедлительное.
        Она не сразу поняла, что он имеет в виду. Кейт побледнела. Она безмолвно таращилась на Грегора, не в силах произнести слова, которые могут разрушить ее надежды.
        — Они ждут тебя, нас, в Роро, дорогая.
        «Он вернул детей!»
        — Но как? А как же их родные?
        — Они могут быть частью их жизни, если пожелают, но я смог убедить их, что им будет лучше с нами. Ты подарила им дом, Кейт.
        Кейт не могла поверить. «Эдди… Мадди…»
        — Они все там? Даже Пип?
        Грегор кивнул.
        — Думаю, с моим новым носом он даже станет на меня похож, как считаешь?
        Она вскрикнула и засопела, и снова бросилась ему в руки, чтобы обнять. Ощущение этих сильных рук вокруг своего тела было ни с чем не сравнимо. Кейт поняла, что плачет, пока не посмотрела наверх и Грегор не смахнул слезы с ее глаз.
        — Что такое?  — спросил он.
        Кейт покачала головой.
        — Ничего. Просто я так счастлива, что не знаю, что сказать.
        — Скажи, что выйдешь за меня замуж. Скажи, что станешь моей женой. Скажи, что станешь матерью моих детей, даже тех, о которых я не знал, пока ты меня с ними не познакомила. Скажи, что будешь рядом со мной днем и в моей постели ночью. Скажи, что мы вместе состаримся. Скажи, что любишь меня так же, как я тебя.
        — Я люблю тебя. И да, да, я выйду за тебя замуж.  — Кейт помедлила, зажав нижнюю губу между зубами.  — Хотя я рассчитывала на месяц или два ухаживаний.
        В тот миг, когда он улыбнулся долгой, медленной улыбкой, которая изогнула его порочный рот и заставила каждую искру в зеленых глазах засверкать, самый красивый мужчина в Шотландии выглядел потрясающе, как никогда прежде. Но другой огонь в его глазах — тот, что обещал океан удовольствия,  — заставил Кейт трепетать от предвкушения.
        — Смотря какие ухаживания ты имеешь в виду.
        Она отстранилась.
        — Весьма пристойные и традиционные, под бдительным присмотром моего отца.
        Грегор заворчал.
        — Черт, этого я и боялся.
        Кейт выгнула бровь.
        — Я так понимаю, ты не в большом восторге от своего целомудрия?
        — Только не когда ты рядом. В данный момент я совершенно не в восторге. Через месяц или два я просто сойду с ума.
        Она потрепала его по щеке.
        — Бедный Грегор. Думаю, ты справишься.
        Грегор поймал ее ладонь своей огромной рукой и поднес к губам, прижав горячий поцелуй к ее пальцам.
        — Да, но это будет непросто.
        Он выглядел таким же разбитым, как и его нос. Кейт обвила руками его за шею и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать недовольный рот.
        — Не переживай. Думаю нам удастся найти пару кладовок в Дунстафнаге.
        Он помрачнел.
        — Я так и не извинился за то, что сказал, Кейт. Я не должен был так отзываться о том, как взял тебя у стены. Я не хотел…
        Кейт остановила Грегора, прижав ладонь к его рту.
        — Я знаю. И я позволю тебе вдоволь наизвиняться потом, но сейчас тебе лучше поторопиться, если не хочешь, чтобы кто-нибудь пришел и нас здесь застукал.
        Глаза Грегора вспыхнули, как зеленое пламя, как только он понял, что это значит. Быстро он стал стаскивать с Кейт одежду, не желая ждать, пока она передумает.
        Когда они оба разделись, он довольно окинул ее взглядом и негромко присвистнул.
        — Черт, милая, если это заставит тебя выйти за меня побыстрее, то мне все равно, кто сюда войдет. Может, стоит позвать Джона?
        За это Кейт подставила ему подножку и толкнула на пол. Но когда она прыгнула на него сверху, Грегор, кажется, не слишком возражал.
        Он, конечно, негодяй. Но он ее негодяй. И когда он занимался с ней любовью в тот день и во все следующие дни, то никогда не позволял ей об этом забыть.
        Эпилог
        Позднее лето 1324 года Динлион, Роро, Пертшир, Шотландское нагорье
        — Гав, гав, гав, гав… гав!
        Яростный лай у ног заставил Кейт захихикать, несмотря на свое положение с прижатой к стене спиной и ногами, обхватившими бедра мужа.
        Грегор изнуренно прислонился к ней лбом и выругался.
        — Проклятая собака. Добавь запоры получше к списку того, что нужно сделать в новой башне.
        Они начали строительство каменного замка через несколько лет после возвращения Грегора в Роро, после окончания войны. Однако для него служба у короля еще не окончена, поскольку тот по-прежнему пользовался услугами призраков для выполнения деликатных заданий. Кейт удалось убедить мужа снова взяться за лук и продолжить сражаться за корону Брюса, хотя и не во всех миссиях. Стрела проводил большинство времени в Роро с женой, но когда король в нем нуждался, он был готов.
        Все еще держа Кейт за ягодицы, Грегор постепенно опустил ее. Она не сразу обрела равновесие, ноги были слабыми от удовольствия. Даже спустя двенадцать лет брака — к этому моменту у них родились уже пять сыновей и прибавилось еще пятеро найденышей — Грегор не уставал затаскивать Кейт в кладовые.
        Она не жаловалась. В сорок три он так же сводил ее с ума, как и в тридцать один. Кейт оказалась права: сломанный нос только добавил Грегору привлекательности вместе с грубоватыми линиями от времени и сражений. Возможно, на титул самого красивого мужчины Шотландии были и другие претенденты, но для Кейт муж всегда будет самым лучшим.
        Она помотала головой, поправила платье и прическу, которые почти не пострадали. Двенадцать лет практики, не говоря уже о паре невинных вопросов от детей про то, почему щеки мамочки краснеют, а волосы в беспорядке каждый раз, когда она выходит из кладовки, кое-чему ее научили.
        Кейт покачала головой.
        — Думаю, ты и так с трудом сможешь объяснить, зачем нам все эти дополнительные кладовые.  — Она засмеялась.  — Кроме того, на этот раз Берри, по крайней мере, дождался, когда ты закончишь. Бедняжка просто ревнует. Ему не нравится, когда ты не обращаешь на него внимания.
        Грегор сердито посмотрел на собаку.
        — Он — надоеда, вот он кто.
        Кейт наклонилась и почесала маленького терьера за ухом.
        — Не слушай его, Берри, он тебя любит.
        Пип много лет назад назвал крошечного щенка Берри, когда узнал про неудачную атаку на Бервик от Ястреба. У них с моряком оказалось схожее чувство юмора, поэтому они быстро подружились. К большому многолетнему недовольству Грегора. К тому же Пип придумал для Кейт прозвище Разрушительница, за то что она сделала с женскими сердцами и мужской гордостью (в частности, Ястреба, после того как он снова оказался на земле во время реванша).
        Грегор коварно ухмыльнулся.
        — Хорошо, что чертов зверь дождался. Мне нужен еще один сын.
        Кейт сейчас вряд ли смогла бы свалить его с ног, но он все равно благоразумно отодвинулся. Она больше не проводила столько времени на тренировочном поле, но никогда не отказывала в уроках девочкам. Даже в четырнадцать лет Мадди могла постоять за себя при необходимости. Малышка, может, и выглядела как фарфоровая кукла, но была сильной. Со всеми этими мужчинами вокруг, ей приходилось.
        — Даже не вздумай так шутить. Я только отняла от груди твоего последнего сына. Клянусь богом, Грегор, если у меня не будет дочери, я повешу замок на дверь спальни. Мы бы с Мадди давно сбежали, если бы не Бет и Джинни.  — Они взяли к себе двух маленьких девочек, когда те потеряли обоих родителей от лихорадки.  — Жить среди всех этих мальчишек — все равно что жить с кучей шумных поросят. И почему все они не могут научиться не разбрасывать одежду по всей комнате?
        Грегор пожал плечами, даже не стараясь скрыть веселья.
        — Жизнь — это бесконечная загадка.
        — Иди ты со своими загадками в!..  — Кейт остановилась, прежде чем бранное слово сорвалось с ее губ.  — Если мне будет плохо всю дорогу до Скона, я обвиню во всем тебя!
        Он пришел в себя.
        — Вот черт, Кейт! Я об этом не подумал. Я хотел бы, чтобы ты не мучилась так каждый раз.
        Кейт не хотела его расстраивать.
        — Я просто пошутила. Все не так уж плохо. И это длится всего пару месяцев. И в конце концов, оно того стоит.  — Ей стало грустно, когда она вспомнила о своей матери. Казалось несправедливым, что той пришлось столько ждать второго ребенка, в то время как ее дочери, казалось, было достаточно и взгляда мужа, чтобы очутиться в положении. Но Кейт знала, что мать была бы счастлива, что ее дочь окружает столько любви.
        Кейт получила все, о чем могла мечтать, включая нового долгожданного сводного брата, который и стал причиной путешествия. После десяти лет неоспоримого правления Шотландией и освобождения королевы из плена Роберт Брюс наконец дождался законного наследника. Дэвид родился в марте, и король с королевой планировали настоящий пир, какого в Шотландии не было много лет. Страна — и трон с рождением Дэвида — были сильнее, чем когда либо со смерти короля Александра Третьего.
        Они брали с собой всю семью, включая малыша Джона. Впервые за много лет вся семья соберется вместе. Как и Пип до него, Рыжий (Кейт давно перестала спорить об этом с Эдди) обучался под присмотром Артура Кэмпбелла, а Пип служил рыцарем в войске Брюса уже пять лет. Кто бы мог представить, что тощий нескладный оборванец вырастет таким красавцем и станет конкурентом своему отцу? Фут роста, несколько стоунов мускулов и лицо, которое наконец доросло до своего носа, сделали Пипа настоящим сердцеедом. К тому же он был одним из лучших наездников в Шотландии и отлично управлялся с копьем, благодаря тренировкам приемного отца.
        И у Пипа было весьма коварное чувство юмора — за что Грегор винил Ястреба. Одним из его любимых развлечений было представлять своей матери девушек, которые, кажется, не оставляли его в покое. Кейт приходилось признать, что было забавно наблюдать за их лицами, когда они переводили взгляд с одного на другую, пытаясь не выказывать потрясения. Когда Пип вырос, разница в их возрасте казалась еще меньше шести лет.
        Грегор, должно быть, угадал, о чем думает Кейт. Он нежно отвел прядь волос с ее лба.
        — Уверен, они тоже с нетерпением ждут встречи.
        — Не могу дождаться. Будет здорово снова увидеть всех призраков и их семьи. Мне кажется, старшая дочь Анны и Артура положила глаз на Пипа. А он ничего не замечает.
        Грегор нахмурился.
        — Но ей же всего…
        — Пятнадцать, а ему двадцать семь.  — Кейт вскинула бровь, вызывая его что-нибудь сказать.  — Ничего не напоминает?
        Он рассмеялся, помотал головой и притянул жену к себе.
        — Он так легко не сдастся.
        — Они никогда легко не сдаются.
        Но когда сдаются, то это навсегда. Кейт это точно знала.
        Послесловие автора
        Грегор Макгрегор — вымышленный персонаж. Я очень хотела основать его на реальном человеке, потерпела полное поражение ввиду отсутствия каких-либо оригинальных источников, несоответствий и пробелов в генеалогических картах и истории кланов того времени.
        Башенный дом в Динлионе тоже вымышленный.
        Персонаж Кейт частично основан на Кристиан Каррик, одной из шести (по меньшей мере) внебрачных детей Брюса от различных любовниц. О ней практически ничего не известно, кроме имени, что идеально мне подходило, кроме того, что она получала пенсион в 1329 году.
        Меня часто спрашивают, почему я не пишу о самом Брюсе, и причиной тому — существование Кристиан и ее братьев и сестер. Для меня Брюс — великая историческая фигура и герой, и он мог бы стать замечательно сложным персонажем, но присутствие внебрачных детей (некоторые из которых родились во время брака с Элизабет де Бург) затрудняет представление о нем как романтическом герое.
        Мое описание попытки захвата замка Бервик ночью 6 декабря 1312 года, и последующий захват замка Перт в январе 1313-го заимствованы из исторических источников, включая предположительно первое использование хитроумных веревочных лестниц и залаявшую в Бервике собаку, как и порвавшуюся лестницу и французского рыцаря, удивившегося, что Брюс возглавил атаку на Перт.
        Роберт Макнэр Скотт, в своей книге «Роберт Брюс» процитировал французского рыцаря так: «Что можно сказать о нашей французской знати, которая только и знает, как набивать желудки, когда такой знаменитый рыцарь рискует своей жизнью ради несчастной деревушки?»
        Я перенесла осаду Перта на пару недель, чтобы Грегор и Кейт провели вместе Рождество. Предприятие с Пертом продолжалось неделю или две (один источник утверждает, что шесть), прежде чем Брюс свернул лагерь и сделал вид, что отступает, дабы вернуться в ночь на 8 января и захватить город.
        Как, вероятно, видно из повествования, я испытываю огромное сочувствие к людям, подобным сэру Уильяму Олифанту. Во всех смыслах благородный шотландец, который по различным понятным причинам оказался противником Брюса.
        Доподлинно неизвестно, что произошло с сэром Уильямом после падения Перта. Некоторые источники утверждают, что он был изгнан на Острова, где со временем скончался, а другие считают его Уильямом Олифантом, которому Брюс пожаловал баронство, чьим именем подписана Арбортская декларация и чей сын (по имени Уолтер) женился на дочери Брюса, принцессе Элизабет.
        Но имеется и предположение, что в то время было два сэра Уильяма Олифанта и оба сражались при Стерлинге. «Галантный рыцарь» сэр Уильям, который командовал и позднее удерживал Перт, был отправлен на Острова, а его кузен возглавил клан в Бэннокберне и позднее был тепло принят двором Брюса.
        Как я упоминала в романе, основную часть гарнизона в Перте составляли шотландцы. Что произошло с этими шотландцами, после того как замок сдался Брюсу, неизвестно. Некоторые источники утверждают, что они были казнены, тогда как англичанам позволили уйти, хотя Брюс редко казнил тех, кто ему противостоял. Другие предполагают, что убиты были только несколько предводителей.
        Придумывая подходящую гравировку для меча Грегора, я не смогла устоять не воспользоваться девизом клана: «S Rioghal Mo Dhream»  — «Мой род царственный», учитывая происхождение моей героини. Согласно одной из теорий, клан Грегоров ведет род от Грегора, сына Альпина и брата короля Кеннета Макальпина (короля пиктов и первого короля скотов). Другая теория гласит, что клан происходит от королей Альба.
        notes

        Примечания

        1
        Роберт Брюс (англ. Robert the Bruce, гэльск. Roibert a Briuis (1274 —1329)  — король Шотландии (1306 —1329), один из величайших шотландских монархов, организатор обороны страны в начальный период войны за независимость против Англии, основатель королевской династии Брюсов.
        2
        От англ. «cat»  — кошка.
        3
        Noms de guerre — псевдоним, боевое имя (фр.).
        4
        Банши (англ. banshee, от ирл. bean sidhe — женщина из Ши)  — персонаж ирландского фольклора, женщина-призрак, которая согласно поверьям является возле дома обреченного на смерть человека и своими ужасными стонами и рыданиями оповещает его о грядущей смерти.
        5
        Битва при Брэндере в Шотландии являлась частью шотландской войны за независимость и гражданской войны между Брюсом и группировкой Баллиола в пересекающихся конфликтах. Источники не позволяют точно определить дату битвы, происходившей приблизительно между 1308 и 1309 гг.
        6
        Фарлонг (англ. furlong)  — старинная мера длины, равная 201,17 м.
        7
        In flagrante delicto (лат. «в пылающем преступлении»)  — юридический термин, означающий «быть пойманным с поличным», во время совершения преступления, также используется усеченная форма — in flagrante.
        8
        Официальное оглашение о предстоящем браке в церкви или в ином предписанном законом месте с целью выяснения, не имеется ли препятствий к нему.
        9
        Счастливый камень (англ. Charm stone)  — камень или минерал, ассоциирующийся с различными традиционными культурами; ему предписывали различные целительные или магические свойства.
        10
        Король Вильгельм Лев (англ. King William the Lion), или Вильгельм I, правил Шотландией с 1165 по 1214 г.
        11
        Сэр Уильям Уоллес (англ. Sir William Wallace), ок. 1270 —1305 гг., шотландский землевладелец, ставший одним из ключевых лидеров войны за независимость Шотландии.
        12
        Стикс — в древнегреческой мифологии одна из пяти рек (вместе с Летой, Ахероном, Коцитом и Флегетоном), протекающих в подземном царстве Аида. Согласно легенде, известный герой Ахилл был непобедим благодаря тому, что его мать, богиня Фетида, в младенчестве окунула его в воды священного Стикса, и единственным уязвимым местом была его пятка, за которую она его держала.